КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124655

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Отважная лягушка [Анастасия Владимировна Анфимова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Анастасия Анфимова И Ко
Отважная лягушка

Часть I
Глава 1 Скучный путь в цивилизацию

— Это нелегкая жизнь, — наставлял его бродяга, — но на свой лад она хороша, а ты парень вроде крепкий, выдержишь. Он рассказывал о дорогах, о том, что и дороги, и местности бывают разные.

Герберт Уэллс. «Билби»

"Скорость — понятие относительное", — с сердитой усталостью думала девушка, ощущая седалищем каждый камешек и рытвину, попадавшиеся на дороге двум деревянным колёсам повозки.

Для её спутников, не знавших транспортного средства быстрее несущегося во весь опор горячего коня, темп, с которым переставлял копыта по выбитой до серо-жёлтой пыли дороге лопоухий ослик, казался вполне приемлемым и даже подходящим в данных условиях. Действительно, к чему зря скотину напрягать?

Но для человека, чья жизнь прошла среди автомобилей, самолётов, поездов и Интернета, их маленький караван из двух фургонов тащился невыносимо медленно, вызывая знакомое чувство нетерпеливого раздражения.

Это выматывающее ощущение неспешности всегда обострялось именно тогда, когда исчезало или сильно притуплялось ожидание опасности, а сознание не терзали заботы о хлебе насущном, по крайней мере, на ближайшие несколько дней.

Хотя за то время, которое девушка провела в этом мире, подобные моменты случались чрезвычайно редко. Чаще всего её жизнь оказывалась до предела насыщена разнообразными событиями: борьбой за выживание, путешествиями и приключениями.

Даже имя пришлось менять дважды. И это без учёта того, которое дали при рождении. Его, как и многое другое, она начисто забыла, очнувшись на берегу озера в дремучем лесу, где её встретили охотники-аратачи из племени Детей Рыси. К сожалению, попаданка так и не смогла с ними поладить, то и дело влезая в различные неприятные истории. А вот воспоминания к ней вернулись, но не принесли ничего хорошего, кроме, пожалуй, имени: Виктория Седова. Хотя аборигены всё равно продолжали звать её Бледной Лягушкой за светлую кожу и умение плавать. Аратачи этим искусством не владели и даже боялись воды.

Скорее всего, она так бы и сгинула в тех дебрях, не сумев приспособиться к суровым реалиям дикой жизни в первобытном коллективе, если бы не Лаций Юлис Агилис, сын имперского сенатора, волей беспощадной судьбы заброшенный в те ужасно далёкие от цивилизации места.

Он спас её от клеветы и навета, обучил великому множеству полезных навыков, необходимых для выживания, а потом, объявив дочерью, отправил за океан на свою родину.

Даже самые опытные мореходы считают подобное плавание чрезвычайно опасным. Много раз Ника Юлиса Террина смотрела в глаза смерти, проявляя силу характера и дьявольскую изворотливость, чтобы уцелеть и добраться до Континента.

Но оказавшись в одном из городов Западного побережья, тут же умудрилась попасть в детективную историю, из-за чего проторчала там целый месяц, выводя из терпения капитана, обещавшего помочь девушке добраться до Империи.

Правда, в конце концов, Ника спасла его дочь. Вот только радость морехода и по совместительству консула Канакерна омрачило то, что какая-то девчонка из варварских лесов оказалась умнее его. Поэтому расстались они довольно холодно. В прочем все условия сделки с Лацием Юлисом Агилисом Картен выполнил честно, и сейчас путешественница тряслась на личной повозке рядом с собственной рабыней.

Впереди так же удручающе неторопливо тащился большой, запряжённый парой мулов фургон труппы, или, вернее, урбы, местных бродячих актёров, перебиравшихся из Канакерна на новые места.

Эти попутчики казались Нике ничем не хуже других. Разъезжать же по местным дорогам без внушительной компании сопровождающих могли либо герои, либо дураки, либо безнадёжные оптимисты. А эти артисты, несмотря на сугубо мирный характер профессии, уже доказали, что вполне способны за себя постоять.

Отогнав от лица особо наглую муху, девушка тихо выругалась. Едва успев начаться, поездка уже начинала ей надоедать. Перестала привлекать даже новизна окружающего пейзажа, менявшегося с черепашьей неторопливостью.

Опасливо глянув на хмурую госпожу, обычно говорливая Риата мудро предпочла помалкивать. Её хозяйка, ещё не привыкшая срывать зло на рабах, тяжело вздохнув, протиснулась внутрь фургона. Пытаясь чем-то занять себя, она взялась ещё раз пересматривать рекомендательные письма, которыми снабдил её десятник конной стражи Канакерна Румс Фарк.

С этим молодым человеком Нику связывали непростые отношения. Когда-то казалось, что она влюблена в него по уши. Стройный красавец тревожил девичьи сны, заставляя сердце замирать в сладкой истоме.

Впрочем, путешественница не настолько потеряла голову, чтобы остаться в городе и продолжить их роман, понимая, что никогда не сможет стать его женой. В здешнем обществе родители обладали для детей непререкаемым авторитетом, до самой смерти распоряжаясь их судьбой. А папочка Румса — богатый и влиятельный консул Канакерна ни за что не даст согласия на брак сына с непонятно откуда взявшейся девицей, пусть даже знатного происхождения. Именно поэтому ей пришлось ответить отказом на предложение возлюбленного выйти за него замуж. Хотя пылкий кавалерист, кажется, всерьёз собирался бежать с ней даже на край света. Вот только там она уже была. Поэтому прощание их вышло нелёгким, несмотря на страстный роман. Ника долго плакала, то привычно ругая себя, то наоборот нахваливая за единственно правильное решение.

Убедившись в её непреклонности, при последней встрече десятник подарил путешественнице на прощание несколько рекомендательных писем для своих друзей и знакомых.

Скрестив ноги на разложенном овчинном одеяле, девушка с усилием открыла крышку цилиндрического кожаного футляра, набитого желтовато-белыми трубочками.

Когда их маленький караван останавливался, чтобы дать отдохнуть тягловым животным, она постаралась выучить написанное на обратной стороне писем, чтобы знать, к кому и где можно обратиться, не перебирая свитки, скреплённые не слишком прочными восковыми печатями.

А вот адресов в привычном понимании здесь не знали, указывая в качестве ориентира храмы, площади, либо военные лагеря. По-видимому, Румс полагал, что добравшись до места, Ника легко отыщет нужного человека методом сплошного опроса прохожих.

С величайшей осторожностью девушка вытаскивала письма, тихо бормоча себе под нос.

— Миус Акр — командир конной стражи Гедора. Собственный дом за храмом Пелкса. Верас Влатус — торговый партнёр Тренца Фарка в Цилкаге. Свой дом возле площади Наклува в сторону невольничьего рынка. Кед Дирк, гостиница в двух асангах от Цилкага по дороге в Нерангу из Восточных ворот. Аста Брония — элитная проститутка в Этригии. Дом Серапия по улице от храма Аниры в сторону Новых ворот. Минтар Рутлин Калвит — командир конной сотни Третьего Победоносного Пограничного легиона, военный лагерь у крепости Ен-Гадди. Уф!

Убедившись, что память её пока не подводит, она убрала свитки и растянулась на полу, упираясь пятками и затылком в стенки фургона, но очень скоро поняла, что подремать не получится. Повозка дребезжала, подпрыгивала и тряслась на ухабах, прогоняя даже тень сна. Повозившись, путешественница слезла на землю и долго шла рядом, отгоняя докучливых мух.

К вечеру добрались до постоялого двора. И хотя глава урбы предупреждал, что данное заведение ни в коем случае нельзя назвать комфортабельным, действительность превзошла самые мрачные прогнозы.

Низкий, наклонившийся наружу забор, кое-где подпёртый кольями, окружал группку столь же неприглядно смотревшихся строений, центральное место среди которых занимал большой дом, сложенный из кое-как скреплённых глиной камней и покрытый потемневшей от времени соломой.

Стоявший возле настежь распахнутой двери мрачного вида бородач, задрав кожаную рубаху, сосредоточенно чесал почерневшей от грязи пятернёй волосатое брюхо, бодро торчавшее вперёд половинкой арбуза. Увлечённый столь важным занятием, тип, казалось, совсем не замечал ни фургонов, ни выбиравших из них людей.

Нисколько не смущённые таким холодным приёмом, артисты со смехом направились к дому.

— Да будут милостивы к тебе небожители, господин Турпал Оол! — громко поприветствовал пузана Ус Марак. — Здоровы ли твои жены и сыновья? Много ли скота появилось у тебя со дня нашей последней встречи?

— Хвала богам, все живы и здоровы, — проворчал хозяин постоялого двора. — И стада множатся, хотя и не так, как на склонах благословенного Вермантау.

Сокрушённо вздохнув, он хмуро оглядел гостей и равнодушно поинтересовался:

— Легко ли вы добрались до моего дома? Как далеко лежит ваш путь?

— Бессмертные хранили нас на пути к твоему гостеприимному жилищу, — важно сообщил актёр. — А остановимся мы там, где нас ждут.

Турпал Оол сделал приглашающий жест, лениво пробурчав себе под нос:

— Проходите в дом, согрейтесь у очага, отведайте хлеба и мяса.

Закончив короткий диалог, видимо, представлявший из себя обмен ритуальными фразами, хозяин постоялого двора и артисты прошли внутрь. А Ника ещё раз с тоской огляделась вокруг. Грязная лужа, по краю которой копошатся мелкие, словно полуощипанные, куры. Куча навоза возле низкого каменного хлева, крытого камышом. Груда хвороста, бревенчатая конюшня, сквозь распахнутые ворота демонстрировавшая пустые денники, заметно покосившиеся столбы с какими-то верёвками и плотно утрамбованный земляной пол. Рядом пустой каменный загон с плетёными воротцами, вроде того, что ей пришлось видеть на хуторе Руба Остия Круна неподалёку от Канакерна.

Однако девушка не заметила ничего похожего на баню или уборную. Отсутствие последней в данный момент заботило её больше всего. Тут как раз из фургона артистов стали вылезать их жёны, и путешественница решила уточнить у них расположение мест общего пользования.

Криво усмехаясь, Приния сообщила, что таковых здесь вообще не водится, и к услугам путешественницы вся окружающая территория, как до забора, так и за ним.

— Только в овечий загон не ходите, госпожа Юлиса, — заботливо предупредила жена старшего урбы. — Там грязи по колено.

— Спасибо, — хмыкнула Ника, направляясь за низкий, покосившийся сарайчик. Присаживаться в присутствии свидетелей даже своего пола она не собиралась. Но отнюдь не из-за природной стыдливости. Ни к чему им видеть привязанный к ноге маленький кинжал.

— Плохое здесь место, госпожа, — посетовала невольница, когда девушка вернулась, вытирая руки пучком травы.

Распрягая осла, рабыня хмуро качала головой. Анний Мар Прест и Ун Керат уже освободили мулов от упряжи, и переговариваясь с тощим пареньком, лет двенадцати, в донельзя замызганных кожаных штанах, вели животных в конюшню.

— Другого места у меня для тебя нет, Риата, — вздохнула хозяйка и пошагала к дому.

Внутри он выглядел так же отвратительно, как и снаружи, только удушающая вонь ещё сильнее била в ноздри, заставляя першить горло и слезиться глаза. Окна в помещении отсутствовали. Свет шёл из дверей и от большого, обложенного булыжниками, очага, расположенного прямо в центре зала. В подвешенном над ярко оранжевыми углями котле весело булькало густое варево, распространяя вокруг совсем не аппетитные ароматы. Голый по пояс молодой мужчина, обливаясь потом, перемешивал его длинной ложкой, не забывая время от времени поворачивать металлический прут с нанизанными на него тощими куриными тушками.

Дым и жирный чад поднимались вверх, скапливаясь под крышей туманным облаком, частью просачиваясь сквозь солому, частью выходя через дверь.

Едва глаза привыкли к едучему полумраку, путешественница с удивлением обратила внимание на то, что артисты расселись вдоль длинного стола вперемешку с жёнами и детьми, тогда как раньше мужчины всегда ели первыми. Высокой чести делить с ними трапезу удостаивалась только Ника, ввиду знатности происхождения и статуса гостьи.

Но, видимо, в дороге распорядок приёма пищи соблюдался не так строго. Тем не менее, не представляя, как обстоят дела с соблюдением других правил этикета, и не желая лишний раз попадать впросак из-за подобных мелочей, девушка поискала взглядом Гу Менсина, потому что сидела обычно около старшего урбы. Увы, но тот всё ещё о чём-то спорил с хозяином постоялого двора.

Понимая, что изображать столб посредине зала глупо, путешественница вспомнила поучения наставника, решив занять место подальше от входной двери. Тем более, что именно с того края стола расположился Превий Стрех, а с ним Нике было о чём поговорить.

— Присаживайтесь, госпожа Юлиса, — радушно пригласил молодой человек, сметая ладонью мелкие соринки с грубо отёсанной скамьи. — Вы, наверное, устали от дороги?

Так получилось, что из всей урбы девушка сошлась ближе всех именно с ним. Возможно потому, что он показался ей самым безобидным ввиду нетрадиционной ориентации или из-за того, что пытаясь писать пьесы, парень живо интересовался сюжетами, которые попаданка щедро подкидывала ему из книг и фильмов?

— Мало что утомляет сильнее однообразия, — улыбнулась она, поправляя платье. — Я даже завидую вам, господин Стрех. Вы хотя бы можете сочинять свою трагедию.

— Уверяю вас, госпожа Юлиса, дорога — не самое подходящее место для этого, — скорбно вздохнул начинающий драматург. — Вдохновение боится скрипа колёс, многолюдства и духоты.

Увы, но достаточно цветисто и многословно выразить сочувствие собеседнику путешественница не успела. Гу Менсин и Турпал Оол наконец-то договорились об оплате, и варвар, приняв деньги, что-то скомандовал на своём языке.

Невысокая, плотная женщина с злым, некрасивым лицом выложила прямо на грязный стол большую стопу лепёшек. Парень у очага стал разливать похлёбку по глубоким глиняным мискам, которые расставляла перед артистами высокая, худая девушка в кожаном фартуке поверх ужасно застиранного хитона. Она же принесла охапку обкусанных деревянных ложек.

Грустный старшина урбы плюхнулся на лавку рядом с Никой.

— Сущий грабитель, клянусь коленями Нолипа, — бурчал он себе под нос, привязывая к поясу заметно похудевший кошель. — В рабских сараях чище и кормят, наверное, лучше, чем здесь, а этот дикарь дерёт столько… словно у него дворец, а не двор!

Одна миска полагалась на двоих, а то и на троих едоков. Однако при одном взгляде на буровато-серое месиво из разваренных зёрен с вкраплениями кусочков кожи и каких-то жил девушку покинули последние остатки аппетита. Несмотря на долгие тренировки, она не рискнула подвергнуть свой желудок столь рискованному испытанию.

Отложив ложку с непонятными присохшими комками, путешественница решительно заграбастала лепёшку, и выйдя из-за стола, направилась к владельцу заведения.

— Кувшин вина, чашу оливок или маслин, — потребовала она не терпящим возражения тоном.

Густые, тёмные брови медленно поползли на низенький, морщинистый лобик. Толстые, лоснящиеся от жира губы скривились в пренебрежительной ухмылке.

— Нет.

— Что же это за постоялый двор, где даже вина нету?! — презрительно фыркнула Ника, понимая, что собеседник врёт.

— Оливок нет, а маслины кончились, — счёл нужным пояснить пузан.

— Вино есть? — продолжала допытываться девушка, кожей ощущая тревожно-любопытные взгляды не только своих спутников, но и местных обитателей.

— Десять дебенов за риал, — осклабился варвар.

— Ты, почтенный, хотел сказать двадцать? — нахмурились путешественница.

— Двенадцать, — выдвинул встречное предложение Оол.

— Пятнадцать, — покачала она головой.

После недолгой торговли Ника все-таки получила кувшин вина и, не задерживаясь, пошла к выходу.

Взглянув на неё, Риата с явным сожалением тоже стала подниматься из-за стола.

— Сиди! — махнула рукой хозяйка.

Багровое солнце зависло над холмами, чётко высвечивая их закруглённые вершины. Положив лепёшку на переднюю скамеечку фургона, девушка сделала осторожный глоток. Результат дегустации оказался не столь печален, как она ожидала. Тем не менее, выпивать всё Ника не стала, оставив немного рабыне.

Вскоре выяснилось, что здесь не только нельзя есть, но и негде спать! Хозяин предложил гостям расположиться либо прямо на земляном полу у очага, или на нарах, отделённых от большого зала дырявыми циновками.

Глядя на покрывавшую доски слежалую солому, девушка даже подумать боялась о том, сколько и какие паразиты там притаились в ожидании тёплых человеческих тел. Процедив сквозь зубы благодарность радушному Оолу, путешественница отправилась ночевать в фургон. Не одна она пришла к такому мудрому решению. Женщины и дети урбы тоже улеглись в повозке, а мужчинам, возможно, там просто не хватило места.

Риата, прихватив овчинное одеяло, попыталась лечь на земле, но хозяйка, указав на покрытое тучами небо, приказала лезть в фургон и скоро пожалела об этом.

Из-за корзин с вещами двоим внутри было малость тесновато. Но прогонять невольницу наружу или отправлять спать в дом путешественница не стала, ограничившись предупреждением:

— Будешь возиться или храпеть — разбужу.

— Что вы, госпожа! — привычно запричитала рабыня. — Я сплю тихо, как мышка…

Оправив ночную рубашку, Ника насмешливо фыркнула. Однако, пришлось отдать должное Риате. Проспав почти всю ночь в одном положении, она лишь изредка вздрагивала, громко причмокивая губами.

А вот её хозяйке по-настоящему заснуть так и не удалось. Мешали корзины, соседка, чьё, дышащее жаром, тело делало заполнявшую фургон духоту совершенно невыносимой. Поэтому девушка очень обрадовалась, заметив в дверную щель первые признаки зари. Наконец-то появилась веская причина встать и растолкать мирно посапывавшую невольницу.

Воспользовавшись тем, что даже хозяева постоялого двора ещё спали, путешественница хорошенько умылась, беззастенчиво используя воду из поилки для овец. Купание немного взбодрило её, слегка примирив с окружающей действительностью, даже любопытство пробудилось.

Этот постоялый двор настолько отличался от гостиниц, которые Ника видела в приморских городах во время своего плавания, что она спросила самого старшего и умудрённого из своих спутников:

— Господин Гу Менсин, почему здесь так отвратительно? Вроде бы место бойкое, торговцы туда — сюда шныряют, а тут ни выспаться, ни поесть, ни помыться по-человечески. Да если бы этот постоялый двор в хорошие руки — можно озолотиться!

— На самом деле не так много купцов пользуются этим путём, госпожа Юлиса, — покачал седой головой собеседник. — Товары в основном морем переправляют, так дешевле. Или напрямик через горы в Империю. Торговцы, которые этой дорогой ходят в сезон штормов, чаще всего собираются в большие караваны и все необходимое везут с собой.

Понизив голос, артист наклонился к притихшей слушательнице:

— Конечно, любой цивилизованный человек мог бы в два счета превратить этот двор в приятное и доходное место. Да кто же ему даст?

Девушка удивлённо вскинула брови.

— Турпал Оол — нурак. Тут земля их племени, и никому другому они здесь селиться не позволяют. Представляете, госпожа Юлиса, эти варвары не берут пошлину за проезд через свои владения. Но оставаться здесь надолго не позволяют ни в коем случае. Дикари!

Толстяк презрительно скривился и продолжил тем же доверительным тоном:

— Я слышал, двор построили всего лет шесть или семь назад. До этого путники просто ночевали у ручья. Говорят, вождь нураков долго не мог отыскать человека, чтобы его содержать…

Он хотел ещё что-то добавить, но тут из дома вышел угрюмый хозяин этого несимпатичного места, и бородатая физиономия Гу Менсина расплылась в широченной улыбке.

— Господин Оол! — радостно вскричал артист и, оставив озадаченную путешественницу, поспешил к нему навстречу.

Покачав головой, Ника направилась к фургону актёров.

— Господин Превий Стрех!

— Вы меня, госпожа Юлиса? — на всякий случай уточнил молодой человек, прижимая к груди свёрнутую овечью шкуру.

— Да, — подтвердила она, подходя ближе. — Мне бы хотелось поговорить о вашем творчестве.

— Мы уже уезжаем, госпожа Юлиса, — напомнил возлюбленный начинающего драматурга.

— Я заметила, господин Корин Палл, — нахмурилась девушка. — Поэтому и приглашаю его в свою повозку.

— Ну, я не знаю, — скромно потупил глазки будущий гений.

— Не беспокойтесь, — мягко улыбнулась Ника. — Там вам будет удобно, а беседа поможет скоротать время.

Всё ещё колеблясь, парень посмотрел на милого друга. В глазах того злой искоркой мелькнула ревность.

"Странно, — хмыкнула про себя путешественница. — Превий же не интересуется женщинами? Или он того… всеядный?"

— А, может, и вы, господин Палл, составите нам компанию? — попыталась она разрядить обстановку, тут же предупредив. — Только тесновато будет.

— Хорошо, — милостиво кивнул артист. — Сейчас постели отнесём. А то у вас в повозке и без того места мало.

Посадив Риату на переднюю скамеечку, девушка с гостями кое-как разместилась внутри фургона.

Бодро светившее на ясном, словно выстиранном небе, солнышко щедро нагревало просмолённую крышу. Чтобы пустить внутрь немного прохлады, путешественнице пришлось открыть заднюю дверцу. Тем не менее, она с отвращением чувствовала, как постепенно покрывается липким противным потом. Но желание, как можно быстрее приступить к осуществлению грандиозного плана мести Мерку Картену, помогало стойко переносить все тяготы и лишения.

У Ники имелись веские основания на него обижаться. Мореход, купец и по совместительству член городского совета Канакерна относился к своей пассажирке с плохо скрываемым презрением, при каждом удобном случае осыпал насмешками, а однажды едва не придушил за не вовремя сказанное слово.

Всё это она, успевшая привыкнуть к пренебрежительному отношению местных мужчин к женщинам, могла бы и забыть. Но чёрная неблагодарность Картена потрясла её до глубины души. Мало того, что консул спасибо не сказал за спасение своей дочери, он ещё и зажал обещанную награду, выдав вместо пяти тысяч золотых только одну, из которой девушке досталось лишь пятьсот. Вот подобного издевательства путешественница прощать ему не собиралась.

Сознавая свои скромные возможности и не желая доставлять неприятности знакомым, Ника решила отомстить Картену через театр, который тот любил до самозабвения. Именно для этого ей понадобился молодой, подающий надежды, драматург Превий Стрех.

Хорошо изучив местные обычаи, девушка начала издалека, высказав всё, что думает о постоялом дворе Турпала Оола. Собеседники её дружно поддержали, добавив красочных эпитетов в описание не только самого заведения, но и душевных качеств варвара.

Дав молодым людям выговориться, она предложила Превию Стреху вставить хозяина постоялого двора в одну из своих бессмертных комедий. Первоначально загоревшийся идеей, драматург быстро скис, заявив, что одного неряхи маловато для захватывающей истории.

Тогда путешественница посоветовала добавить к нему хвастливого моряка, который рассказывает всем подряд необыкновенные истории, все сильнее запутываясь в собственной лжи.

— Комедии надлежит быть весёлой, госпожа Юлиса, — назидательно заявил скромно молчавший до этого актёр. — А вы пока не сказали ничего смешного.

— Как вам такая история, господин Палл, — холодно усмехнулась Ника. — Некий моряк с товарищами, обманом заманив девушек на корабль, запер их в трюме. Но по пути домой пленницы освободились, и уже матросы стали их узниками.

Слушатели озадаченно переглянулись. Рассказчица продолжила, словно ничего не замечая.

— Девушки собираются казнить тех, кто посягнул на их свободу и честь. Моряки молят богов о спасении. Сжалившись над ними, добросердечная Диола заставляет бывших невольниц полюбить своих врагов…

— Не вижу из чего здесь можно сделать комедию! — насмешливо фыркнув, ещё не вкусивший славы драматург демонстративно скрестил руки на груди.

— Возможно, вам покажется смешным то, что вернувшись домой, матросы стали говорить всем, что это они спасли красавиц из плена? — предположила собеседница. — Рассказывая хвастливые истории о схватках с врагами и о собственном бесстрашии.

— Всё равно, госпожа Юлиса, — уныло покачал головой Превий Стрех, обменявшись с любовником многозначительными взглядами. — Звучит это как-то не очень весело…

— Но это же вас лучезарный Нолип наградил даром сочинять непревзойдённые комедии, — улыбнулась девушка. — Вот и сделайте историю смешной. Главное, чтобы в ней присутствовал пленённый женщинами хвастливый моряк, освобождённый ими, но всем рассказывавший о своих невероятных подвигах. И за это я заплачу вам…

Она прищурилась, закусив нижнюю губу, словно высчитывая что-то в уме.

— Пятнадцать риалов!

— Вы заказываете у меня пьесу?! — вытаращил глаза молодой человек, а Корин Палл решительно мотнул головой. — Это слишком дёшево, госпожа Юлиса!

— Нет, нет, — поспешила внести ясность путешественница. — Это всего лишь подарок будущему гению. Я хочу, чтобы он получал от своего творчества не только заслуженные похвалы, но и что-то более… весомое.

— Не знаю, госпожа Юлиса, — задумчиво протянул Превий Стрех, изображая мучительные раздумья. — Обстановка не слишком подходящая. Боюсь, я не смогу ничего сделать.

Ника чувствовала, что видя её заинтересованность, собеседник просто набивает себе цену. Она могла бы заплатить и побольше, но не хотела давать спутникам повод подозревать наличие у неё больших денег. Так, на всякий случай.

— Понимаю, — с серьёзным видом закивала девушка. — Но, возможно, за пятнадцать серебряных монет вы сможете сочинить хотя бы эпиграмму или несколько?

— Э — э — э, — замялся драматург, явно не зная, что ответить, и вопросительно посмотрел на интимного друга.

— Думаю, можно попробовать, — нерешительно пробормотал тот.

— Только пусть это будет нашим маленьким секретом, — улыбаясь, предложила путешественница, тут же пояснив. — Я имею ввиду деньги.

— Конечно, — не задумываясь, кивнул Корин Палл, видимо, тоже не желая делиться с коллегами дополнительным заработком.

— А если в ближайшее время я увижу хвастливого морехода на одном из представлений в Радле, — решила дополнительно простимулировать драматурга Ника. — Вы получите от меня тысячу риалов. Думаю, к тому времени они у меня будут.

Переглянувшись, собеседники не смогли удержаться от довольных улыбок. Наблюдая за ними, она обрела надежду на то, что многочисленные театралы Канакерна рано или поздно узнают о существовании данного шедевра. Возможно, Картен, используя своё служебное положение, не даст поставить его в родном городе, но тогда у его многочисленных врагов тем более хватит ума связать хвастливого моряка с рассказами консула о спасении женщин варварского племени гантов. А уж если недоброжелатели начнут раскапывать подробности этой истории — Картену точно не поздоровится.

Мало что губит репутацию политика сильнее, чем смех. Выставив морехода обманщиком, путешественница рассчитывала, что канакернцы больше не выберут его консулом. А для самолюбивого и амбициозного Мерка это будет большой неприятностью. Насмешливая пьеса станет подходящей местью за жадность.

Когда остановились на отдых, погода начала портиться. Похолодало, по небу, всё сильнее сгущаясь, потянулись лохматые облака.

— Госпожа! — окликнула хозяйку Риата, привязывая ослика возле куста, который тот сразу же начал объедать. — Позвольте за мхом сходить?

— Зачем он тебе? — машинально ответила путешественница, глядя вслед сладкой парочке, уже подходившей к своему фургону.

А выслушав ответ, нахмурилась:

— В корзине тряпки есть, и заячьи шкурки ещё остались.

— Они вам ещё самой понадобятся, госпожа, — отмахнулась невольница. — Мне так привычнее.

— Ну, как знаешь, — с лёгким раздражением пожала плечами Ника. — Только далеко не уходи.

"Всё-таки дальние путешествия — не женское дело в эти дикие времена", — подумала попаданка, с грустной завистью вспомнив предметы гигиены, реклама которых раздражала настолько же насколько сами они облегчали жизнь представительницам прекрасного пола в двадцать первом веке.

Ностальгически вздохнув, девушка направилась к костру, над которым артисты уже повесили закопчённый котёл.

Пренебрежение вчерашним ужином вызвало обильное слюноотделение и ворчание в животе. Хорошо ещё, что жены актёров готовили гораздо лучше стряпух с постоялого двора. Хотя в их каше мясо не встречалось вовсе.

Сытно рыгнув, Гу Менсин, аккуратно облизав ложку, посмотрел на облака.

— Если могучий Питр не пошлёт дождя, к вечеру будем в Каане.

— Большой город? — спросила путешественница, прожевав очередную порцию разваренных бобов.

— Деревня, госпожа Юлиса, — пренебрежительно махнул рукой толстяк. — Под властью Меведы живут, но та далеко. Так что каанские, можно сказать, сами себе хозяева.

Холодный ветер прервал отдых урбы. Артисты стали собираться, тревожно поглядывая на небо. А у Риаты неожиданно заупрямился осёл, наотрез отказавшийся уходить от понравившегося кустика.

— Иди же, мешок дерьма! — отчаянно ругалась рабыня, оттаскивая упирающееся животное.

Заметив гримасу боли и капли пота на лбу невольницы, хозяйка, забыв про аристократическое происхождение, бросилась ей помогать. Вдвоём им удалось кое-как затащить упрямца в оглобли.

— Спасибо, госпожа, — тяжело дыша, поблагодарила женщина, с явным усилием забираясь на повозку.

— Вот возьми, — проворчала путешественница, набросив ей на плечи плащ.

Предосторожность оказалась совсем не лишней. Примерно через километр дорога внезапно вышла на склон, сбегавший к берегу моря, по которому ходили мелкие, злые волны. Клубившиеся наверху тучи добавляли мрачного ожидания в картину окружающей действительности. Сразу похолодало.

Сберегая тепло, девушка плотнее запахнулась в толстую накидку. Очевидно, торопясь скорее добраться до деревни, артисты, выбравшись из фургона, бежали рядом, кутаясь в плащи и одеяла.

— Скорее, госпожа Юлиса! — оглянувшись, крикнул Тритс Золг. — Вот-вот пойдёт дождь!

Когда стало ясно, что осёл начинает отставать от своих дальних родственников, Риата протянула поводья хозяйке.

— Возьмите, госпожа.

— Сядь! — зло рявкнула Ника, спрыгивая на ходу.

Ловко приземлившись на дорогу, она крепко ухватилась за поводья и скомандовала:

— Погоняй!

Смущённая рабыня от души ударила осла по спине длинным, гибким прутом. Обиженно взвыв, животное сразу прибавило скорости. Путешественнице пришлось постараться, чтобы не отстать. Несмотря на то, что фургон защищал её от ветра, резкие порывы время от времени обдавали холодом кожу, норовя сорвать покрывало.

"Вот батман! — мысленно выругалась девушка. — Дождь пойдёт, сами под крышей отсидимся. А что с ослом будет? Осень, холодно, как бы не заболела скотинка? Околеет ещё. Нового придётся покупать".

Запнувшись о не вовремя подвернувшийся камень, она едва не упала, с трудом удержавшись на ногах. Но накидку все же сорвало, уронив в клубящуюся дорожную пыль.

Пришлось возвращаться, а потом, подобрав подол, догонять удалявшуюся повозку. Ухватившись за неё, Ника перевела дух, с облегчением замечая, что дорога впереди переваливает через седловину между двумя холмами. Ещё метров двести, и гребень защитит путников от ветра. Только до него пришлось бежать вверх по склону, оставляя море за спиной, в которую тут же ударил словно поджидавший этого шквал. Накидка затрепетала раздутым парусом, норовя сорваться и придавая девушке дополнительное ускорение.

"Так можно и улететь как на параплане", — усмехаясь про себя, она крепче вцепилась в плотную грубую ткань.

Непрерывно понукаемый Риатой, осёл наконец-то втащил фургон на перевал. Путешественница увидела уходящую за холмы дорогу и повозку актёров, которые уже не бежали, а быстро шли рядом с ней.

Не дожидаясь приказа, рабыня остановила осла и помогла хозяйке подняться на скамеечку. Чем ниже они спускались, тем меньше свирепствовал ветер, только чаще приходилось щуриться, оберегая глаза от пыли.

"Может, все-таки обойдётся без дождя?" — думала Ника, с надеждой глядя в тёмно-серое небо.

Похоже, что на этот раз небожители изменили своей привычке и не стали её разочаровывать. Сырой, пронзительный ветер, забираясь под свободную одежду, заставлял девушку ёжиться. Тучи, угрюмо клубясь, всё собирались с силами, но на пересохшую дорогу не упало пока ни одной капли.

Когда их фургон догнал торопливо шагавших артистов, Тритс Золг обернулся и крикнул, довольно улыбаясь:

— Почти добрались, госпожа Юлиса! За поворотом Каана. Там есть где переночевать и укрыть животных.

— Скорее бы, — глухо проворчала путешественница.

Помня слова Гу Менсина, она ожидала увидеть разбросанные по берегу убогие хижины, как в Рыбном месте, так называлась деревня возле Канакерна, или добротные дома за крепкими заборами, способными защитить жителей от стремительных набегов варваров.

Но открывшееся зрелище заставило Нику удивлённо вскинуть брови. Насчёт ограды она не ошиблась. Невысокий, потемневший от времени частокол окружал изрядный кусок берега, упираясь в отвесные стены утёсов.

Но всё пространство перед ним оказалось заполнено повозками, шатрами, огороженными плетнём загонами, наспех сооружёнными навесами. Охваченная любопытством, девушка спрыгнула с повозки, и догнав Тритс Золга, спросила, кивнув в сторону непонятного лагеря.

— Что это?

— Не знаю, госпожа Юлиса, — устало пожал плечами тот, кутаясь в заплатанное одеяло. — Похоже на стоянку работорговцев. Кажется, Оол говорил, что дня три назад прошёл караван Туна Ралия с рабами для каменоломен Готонима. Только непонятно, что они тут делают?

Очевидно, этот вопрос занимал не только его одного. Выступив вперёд, Гу Менсин спросил о чём-то шагавшего навстречу мужчину в длинном плаще с накинутым капюшоном. Присмотревшись, путешественница заметила под ним тусклый блеск панциря.

Прохожий отвечал на вопросы старшего урбы с явной неохотой и так тихо, что до Ники доносились только обрывки слов. Наконец, он пошёл по своим делам, а озабоченный Гу Менсин сообщил актёрам, что недавний обвал засыпал участок дороги в Медведу. Поскольку сами жители Кааны не слишком в ней нуждались, то и разбирать завал не стали, поджидая купцов, справедливо полагая, что им дорога нужнее.

Первым в деревне появился Глар Сасс с парой повозок и слугами. Так и не сумев переправиться через завал, он уже собирался возвращаться в Канакерн, когда к Каане подошёл большой караван Туна Ралия, в котором кроме телег с товарами гнали рабов. Как ни злился купец, узнав о неожиданном препятствии, угроза потери времени и прибыли заставили его направить часть невольников на разборку завала, пока остальные обустраивали временный лагерь, поскольку деревня не могла вместить всех нежданных гостей.

Внимательно слушая старого толстяка, Ника вспомнила, что уже слышала имена этих торговцев. Тот, что оказался здесь первым — муж Луилы Сасс, подруги жены господина Картена, а о втором говорил Румс Фарк, предлагая девушке отправиться в Империю вместе с ним.

Как сообщил Гу Менсину охранник, дорога расчищена, и уже завтра купцы покидают Каану.

— Но сегодня ночевать придётся в фургоне. Тот стражник-варвар сказал, что все дома в деревне заняты. Пойду сам узнаю. За одно попробую купить сена или овса для мулов.

— Нам тоже осла кормить нечем, госпожа, — робко напомнила рабыня. — Можно, я с ним схожу?

Бросив хмурый взгляд на бледное лицо женщины и вспомнив себя в её положении, путешественница буркнула:

— Я сама.

Прихватив пустой мешок, она поспешила за старшим урбы, который в сопровождении навьюченного большой корзиной Убия Власта направился к воротам в частоколе.

Первый же попавшийся навстречу местный житель в длинной тунике сказал, что сена в деревне не запасают.

— Мы же рыбаки, морем живём, — гордо заявил он, вытирая скользнувшую на кончик носа мутную каплю. — А про овёс спросите у нашего старейшины — Хромого Хемона. Вон его дом виднеется под новой черепицей.

Несмотря на сгущавшиеся сумерки, Ника догадалась, где проживает местный голова. Даже среди добротных каменных строений, так непохожих на убогие хижины Рыбного места, этот дом выделялся размерами и невысоким заборчиком из плетня.

— Вы же уже были здесь, господин Гу Менсин? — поинтересовалась девушка, слегка озабоченная услышанным разговором.

— Когда ехали в Канакерн, — ответил собеседник, обходя кучу отбросов.

— Почему же вы не знаете, что в Каане нет сена? — недоверчиво хмыкнула путешественница.

— Потому что тогда мы просто пустили мулов пастись! — раздражённо проворчал актёр. — А сейчас весь луг занят!

В маленьком дворике стояла пара осёдланных лошадей, а возле костра суетились два парня в хитонах. Едва Ника со спутниками вошли в воротца, как из дома вышел плотный мужчина в коротких кожаных сапогах вместо привычных сандалий.

— Мусаку нести, отец? — звонким голосом спросил один их молодых людей.

— Мать где? — вместо ответа спросил мужик.

— Ушла к Сурпену за яйцами, — сказал сын.

— Чего она там так долго шляется? — проворчал хозяин и тут же деловито поинтересовался. — Перец положили?

— Всё как ты велел, — заверил парень. — Гостям понравится.

— Господин Хемон! — вскричав так, будто встретил давешнего приятеля, Гу Менсин шагнул к старейшине, широко раскинув руки, словно собирался заключить его в тёплые, дружеские объятия.

— А вы ещё кто такие? — уперев руки в бока, очень нелюбезно осведомился тот.

Гордо выпрямившись, толстяк поспешно представился:

— Я Гу Менсин, старший лучшей урбы на всём Западном побережье! Мы гостили у вас весной, когда ехали в Канакерн по приглашению городских консулов.

Собеседник молчал, то ли вспоминая, то ли ожидая продолжения.

— Сейчас мы возвращаемся в Империю, чтобы там радовать зрителей своими представлениями, — уже чуть тише проговорил явно озадаченный актёр.

Усмехнувшись про себя, девушка подумала, что местный начальник, кажется, не желает вспоминать каких-то бродяг. Но тот внезапно широко улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

— Так вы артисты?! Ну конечно! Очень рад! Сам блистательный Нолип прислал вас в наше забытое селение!

Подойдя к Гу Менсину, он дружески приобнял его за плечи.

— Проходите в дом! Гостей у меня сегодня много, но для вас тоже место найдётся.

— Благодарю за радушие, — заметно приободрился глава урбы. — Только сначала мне бы хотелось приобрести немного овса для наших мулов. Траву у деревни уже всю вытоптали… Во имя Гиппии, покровительницы быстроногих, не откажите в такой малости.

На миг задумавшись, Хромой Хемон беспечно махнул рукой.

— Да, из-за обвала у нас скопилось много людей и животных. Но для вас я отыщу скулупов двадцать овса. А о цене поговорим завтра.

— Пусть небожители сто крат воздадут вам за щедрость! — несмотря на талант, в голосе толстяка заметно пробивалась озабоченность. Видимо, умудрённый жизнью старик уже прикидывал, во сколько обойдётся ему это зерно.

— Мапат! — обратился старейшина к сыну, с интересом следившему за разговором. — Вернётся мать, возьми у неё ключ от амбара и насыпь артисту двадцать скулупов овса. Бери из бокового сусека, что ближе к двери.

Отдав необходимые распоряжения, каанский начальник повёл главу урбы в дом.

Почувствовав, что её осел может остаться голодным, Ника решила напомнить о себе.

— Господин Хемон!

— Кто это? — старейшина вопросительно посмотрел на Гу Менсина, явно не желая общаться с девушкой напрямую.

— Ника Юлиса Террина, — опередив толстяка, представилась та. — Я еду с господами артистами в Империю к родственникам. Не могли бы вы и мне продать немного овса?

— Госпожа Юлиса — дочь друга одного из консулов Канакерна, — решил помочь ей старший урбы. — Господина Мерка Картена.

Очевидно, это обстоятельство оказалось решающим для главы маленькой деревни.

— Эй, Мапат, насыпь десять скулупов и госпоже.

— Хорошо, отец, — отозвался отпрыск, тут же напомнив. — Так мусаку нести или попозже?

— Да-да, давайте, — подтвердил хозяин, гостеприимно распахивая дверь перед слегка озадаченным Гу Менсином.

Поскольку путешественницу и Убия Власта никто не приглашал, они остались стоять у плетня, терпеливо дожидаясь возвращения хозяйки дома.

Сынок старосты и ещё какой-то парень, поддев палкой дужку котла, унесли его в дом. От одуряющего запаха жареной рыбы, овощей и специй рот Ники уже давно наполнился слюной. Голодный актёр рядом жадно сглотнул, пробормотав с откровенной завистью:

— А нам сухие лепёшки с водой жевать придётся.

— Здесь есть колодец, родник или ручей? — тут же поддержала разговор девушка, пытаясь отвлечься от сосущей пустоты в желудке.

— Речка течёт неподалёку, — мрачно проговорил собеседник. — Там как раз шатры торговцев стоят. Значит, нам выше подниматься придётся. Тут они уже, наверное, всю воду загадили.

Тяжело вздохнув, актёр пожаловался:

— Весной здесь хорошо было. Мы в деревне ночевали, а сегодня в фургоне спать придётся…

Его слова прервал звук отворяемой двери. Выставив угощение, парни вернулись. Убий Власт замолчал, видимо, не желая разговаривать при них.

Путешественница с тревогой почувствовала, как всё сильнее мёрзнут ноги в лёгких сандалиях. Чтобы хоть как-то согреть их, она стала поджимать и разгибать пальцы. К счастью, озябнуть по-настоящему Ника не успела. Во дворик стремительно вошла полная женщина в наброшенной на голову длинной накидке и с корзиной в руке.

Мапат тут же шагнул к ней и что-то тихо проговорил, кивая на замерших у забора гостей.

— Твой отец нас разорит, — проворчала хозяйка дома, бренча ключами. — А тут ещё эта свадьба…

Неожиданно дверь дома опять распахнулась. В коричнево-жёлтом от огня светильников прямоугольном проёме появилась кряжистая фигура старосты.

— Вы здесь, госпожа Юлиса?

— Да, — отозвалась мгновенно насторожившаяся девушка.

— Зайдите, пожалуйста.

Поскольку предложение прозвучало достаточно вежливо и даже слегка просительно, путешественница сочла возможным для себя его принять.

Планировка дома отличалась простотой и функциональностью. Всё пространство занимало одно единственное помещение, разделённое на две части циновкой, висевшей на натянутой поперёк комнаты верёвке.

Почти напротив входа на полочке стоял ярко начищенный медныйсветильник с двумя носиками, а на стене слева в специальном держателе ярко пылал факел, освещая уставленный посудой стол. За ним вольготно расположились трое незнакомых мужчин и уже пьяненький Гу Менсин.

Тот, что постарше, с пышной окладистой бородой, в плаще, перехваченном на плече серебряной пряжкой, ткнул в сторону гостьи недоеденным куском рыбины.

— Это вас консул Мерк Картен привёз из-за моря?

Сам вопрос, пренебрежительный тон, и то, что её голодную заставляют стоять возле стола с разными вкусностями, ужасно разозлило Нику.

— Прежде чем расспрашивать девушку знатного рода, — процедила она сквозь стиснутые зубы, глядя на каменную кладку позади невольно застывших от удивления слушателей. — Ей нужно для начала хотя бы предложить сесть.

Путешественница презрительно скривила губы.

— Если вы, конечно, действительно хотите с ней говорить. Если нет, то я пошла.

Она развернулась. За спиной кто-то насмешливо фыркнул, и тут же раздался незнакомый вкрадчивый голос:

— Простите, госпожа Юлиса. Вдалеке от цивилизации мы несколько огрубели нравом и немного забыли о правилах приличия. Добрый хозяин сейчас принесёт табурет и чашу для такой красивой гостьи.

Восседавший на самом почётном месте лицом к входной двери широкоплечий мужчина в кожаном жилете поверх туники с привязанными рукавами говорил серьёзно, но на красивом лице с аккуратно подстриженной бородой блуждала насмешливая улыбка.

Ника заколебалась. Хромой Хемон резво, по-молодому метнувшись за циновку, почти сразу же выскочил с трёхногой табуреткой в одной руке и чёрно-красным бокалом в другой.

— Присаживайтесь, госпожа Юлиса, — засуетился старейшина, наливая черпаком из красиво расписанного сосуда разбавленного вина.

— Благодарю, — чуть кивнув, девушка осторожно принюхалась.

— К какой же ветви славного рода Юлисов принадлежит ваша семья? — всё с той же плохо скрываемой иронией спросил мужчина.

— Младшие лотийские Юлисы, — сделав глоток, путешественница поинтересовалась. — Но подскажите, кому я всё это рассказываю?

Собеседник рассмеялся. По суровому, грубо вырубленному лицу его соседа справа проскользнула тень улыбки. Обладатель красивой пряжки недовольно засопел. Гу Менсин сосредоточенно обгладывал баранье рёбрышко, делая вид, будто всецело поглощён данным занятием.

— Меня зовут Тун Ралий, — представился мужчина в жилете. — Это старший над моими охранниками — Квин Тулин Ванон, а это…

Работорговец кивнул на бородача, всё ещё державшего в руке недоеденный кусок рыбины.

— Господин Глар Сасс.

— Не ожидала вас здесь встретить, господин Сасс, — покачала головой Ника, делая маленький глоток и с удовольствием убеждаясь, что каанский старейшина гостей чем попало не угощает. — Ваша супруга рассказывала, что вы торгуете с горцами, а здесь берег моря и живут вполне цивилизованные люди.

Она с усмешкой взглянула на притихшего Хромого Хемона.

— Только вот гостям тарелки подавать забывают.

Тун Ралий вновь громогласно рассмеялся, а хозяин дома, громко крякнув, опять исчез за занавесью.

— Как же вы оказались так далеко от Радла, госпожа Юлиса? — буравя собеседницу светло-карими глазами, продолжал расспрашивать работорговец.

— Я родилась ещё дальше, — заявила путешественница, рассматривая разложенные по блюдам яства.

— Где? — переспросил мужчина, на всякий случай уточнив. — За океаном?

Старший охранник недоверчиво хмыкнул.

— Я же говорил, господин Ралий, — вступил в разговор сосед.

— Подождите, господин Сасс, — поморщился работорговец, останавливая его жестом руки. — Мне хочется послушать саму госпожу Юлису.

Недовольно засопев, муж подруги Тервии Картен налил себе вина. Воспользовавшись их короткой перепалкой, Ника успела поддеть куском лепёшки изрядную порцию мелко нарубленных овощей и отправить их в рот.

— Как же ваши родители туда попали? — обратился к ней Тун Ралий. Судя по всему, этот разговор его сильно заинтересовал.

Неторопливо прожевав, путешественница аккуратно вытерла губы платочком.

— Спасаясь от несправедливого обвинения. Мой дед — сенатор Госпул Юлис Лур и его старший сын Скунд пали жертвами подлой клеветы. По приказу императора Константа их казнили. Всеблагие боги спасли моих родителей, укрыв их за океаном.

— Они, что же, госпожа Юлиса, не смогли отыскать места поближе, чтобы спрятаться? — ухмыляясь, поинтересовался командир стражников.

— Я думала, вы знаете, господин Тулин, что не так просто скрыться от гнева радланского Императора, — скептически качая головой, девушка положила на расписную тарелку большой кусок жареной рыбы.

— Когда же это случилось? — быстро спросил работорговец.

— В тысяча пятисотом году от основания Радла, — ответила собеседница, вновь принимаясь за еду.

Мужчины переглянулись, а Квин Тулин Череп внушительно проговорил:

— Заговор Квитуна…

— Сенатора Госпула Юлиса Лура объявили одним из его сторонников, — подтвердила Ника, облизывая ложку.

— Когда же стало известно, что вашего деда оклеветали? — чуть прищурившись, подался вперёд Тун Ралий.

"Вот батман! — мысленно выругалась рассказчица. — Чего он до меня докопался? А может, он что-то знает об этом? Плевать, буду говорить так, как условились с Наставником".

— Справедливость восторжествовала только тринадцать лет назад, — грустно вздохнула она. — Богам торопиться некуда — они бессмертны.

Работорговец вопросительно взглянул на командира охранников. Тот сосредоточенно молчал, сведя густые брови к переносице. Глар Сасс, наоборот, приоткрыв рот, поднял глаза к потолку, видимо, пытаясь что-то вспомнить.

Пока собеседники помалкивали, погрузившись в размышление, девушка деловито наложила себе оливок и отломила изрядный кусок от ещё тёплой лепёшки.

Очевидно, никому из них так и не удалось отыскать в памяти какие-то достаточно важные события, происходившие в Империи в те времена, потому что торговец живым товаром с издёвкой поинтересовался:

— Почему же вы так долго собирались к своим родственникам, госпожа Юлиса?

— Потому, господин Ралий, что расстояние от Радла до нашего дома в Некуиме немного больше, чем от Императорского дворца до Сената, — так же ехидно ответила Ника, аккуратно выплюнув косточку на тарелку, и продолжила уже совсем другим тоном. — Отец рассказывал, что первое время просил морехода, раз в год навещавшего нашу семью в той земле, узнавать о событиях в Империи. Но новости приходили неутешительные, и он постепенно, особенно после смерти матери, перестал интересоваться происходящим на родине, полагая, что Радл потерян для нас навсегда.

Сделав драматическую паузу, путешественница промочила горло глотком вина, с удовольствием замечая, что смогла завладеть вниманием слушателей. Даже Гу Менсин перестал жевать, застыв с полуобглоданным бараньим ребром в руке.

— Пять лет назад, — продолжила рассказчица. — Отцу приснился сон, о содержании которого он умолчал, но на следующей встрече с капитаном очень просил выяснил судьбу наших родственников. Можете представить себе мою радость, господа, когда нам сказали, мой дед и дядя оправданы!

Девушка улыбнулась, словно вспоминая что-то хорошее, потом, сурово нахмурившись, покачала головой.

— Только отец не поверил. После всего, что с ним случилось, он уже не ждал такого щедрого подарка от судьбы, поэтому попросил ещё раз всё выяснить и проверить. Один хороший знакомый нашего канакернского друга, будучи в Радле, зашёл в здание Сената, где служитель показал ему выбитые на стене имя Госпула Юлиса Лура. Узнав об этом, отец заплакал и возблагодарил богов, верность которым он сохранил, проживая среди варваров.

Если верить воспоминаниям Наставника, ничего такого он тогда не думал, но настоял, чтобы его названная дочь обязательно вставила в свой рассказ родственникам эту душещипательную историю. Немного сомневаясь, Ника решила вначале проверить реакцию на эти слова посторонних людей.

Судя по поведению слушателей, её рассказ произвёл надлежащее впечатление. Иронично-недоверчивый Тун Ралий отвёл взгляд, артист и каанский старейшина замерли с полуоткрытыми ртами, а Глар Сасс усиленно моргал подозрительно блеснувшими глазами.

— Но где же ваш отец, госпожа Юлиса? — нарушил молчание работорговец. — Почему он не с вами?

— Годы и болезни подточили его здоровье, господин Ралий, — путешественница смахнула с ресниц вымученную слезинку. — Отец просто не перенёс бы тяжёлого плавания. А умирать на корабле посреди океана ему очень не хотелось.

— Вы бросили больного старика одного среди дикарей?! — вскричал поражённый собеседник.

Привычная к подобным обвинениям девушка мысленно поморщилась, но на этот раз решила не оправдываться и никому ничего не доказывать.

— Ваши слова незаслуженно оскорбительны, господин Ралий, — выпалила она, швырнув тарелку с недоеденными маслинами на стол, и резко встала на ноги. — Я почитаю отца, как велят бессмертные боги и завещают обычаи предков! Ничего не могло заставить меня с ним расстаться, кроме его священной воли, которую я исполнила, как подобает истинной дочери Юлисов! Прощайте, господа!

Успев кое-как подкрепиться, девушка обрадовалась тому, что собеседники дали ей такой замечательный повод прервать затянувшийся и очень неприятный разговор. С видом оскорблённого достоинства она развернулась, картинно перебросив край накидки через плечо.

— Постойте, госпожа Юлиса! — остановил её отрывистый окрик работорговца. — Здесь никто не хотел вас задеть или как-то обидеть.

Застыв у самой двери, Ника медленно обернулась, стараясь, чтобы лицо оставалось в тени. Собеседник тоже встал, чуть развёл в сторону руки, словно извиняясь за некстати сказанные слова. Вот только притаившаяся в бороде усмешка выглядела скорее угрожающей, чем виноватой. Его собутыльники имели несколько смущённый вид, только старый актёр, склонив голову на грудь, смотрел в пол, пряча странную усмешку.

Мысли путешественницы лихорадочно заметались. Успев изучить местные нравы, она понимала, что после таких слов Тун Ралий расценит её уход, как оскорбление, к тому же нанесённое в присутствии людей, для которых он является несомненным лидером. А на что способны обиженные альфа-самцы ей прекрасно известно. Придётся остаться и отвечать на злые вопросы. Впервые девушка с предельной ясностью осознала, как оберегало её в Канакерне имя консула Картена. Сейчас она полностью лишена этой защиты и может рассчитывать только на себя.

— Прошу, не покидайте нас так рано, — продолжил торговец живым товаром, делая приглашающий жест и тут же предлагая Хромому Хемону налить всем вина.

— Восславим Диноса! — торжественно провозгласил Тун Ралий, поднимая бокал из синего стекла, и выпив, поинтересовался. — Родственники ждут вас, госпожа Юлиса?

— Нет, — покачала головой та и тут же мысленно отругала себя за глупость. — "Вот дура! Надо было сказать, что они обо мне знают и если я не появлюсь, будут искать".

Но слово — не воробей, и она продолжила:

— Слишком далёк путь от Некуима до Радла, и трудно отыскать достойного посланца, чтобы передать такую… странную новость.

— Но у вас есть хоть какие-то доказательства вашего происхождения? — допытывался собеседник. — Кроме слов.

— Разумеется, — солидно кивнула Ника. — Отец написал письмо своему шурину, регистру Трениума Итуру Септису Дауму, моей бабушке и тёткам. Кроме того, он передал мне своё кольцо с печатью.

Она достала из-за ворота платья висевший на кожаном шнурке перстень. Все сидевшие за столом подались вперёд, стараясь рассмотреть рисунок герба Юлисов.

Убирая кольцо, девушка добавила с нескрываемой гордостью:

— А ещё отец говорил, что я очень похожа на свою мать.

— Вы поведали нам необыкновенную историю, госпожа Юлиса, — в задумчивости покачал головой работорговец. — Я даже готов в неё поверить.

— Чего только в жизни не случается, — усмехнулся командир наёмников и посочувствовал. — Вашей семье боги послали нелёгкие испытания, госпожа Юлиса.

— Когда небожители играют судьбами людей, происходят ещё более потрясающие вещи, — назидательно проговорила Ника, отвлекая внимание слушателей от своей будущей родни. — Когда мы пересекали океан, ветер занёс нас на спину Змеи… Слышали о ней, господин Ралий?

— Кто же на Западном побережье не знает о Змее! — фыркнул тот и пояснил в ответ на немой вопрос Квина Тулина. — Дочь Нутпена и Такеры.

— Подхватывает корабли неосторожных мореходов и уносит их в холодное царство своей матери, — решил блеснуть эрудицией Глар Сасс. — Мало кому удавалось вырваться из её объятий.

— Погибая от голода и жажды, мы из последних сил молили богов о помощи, — трагическим голосом продолжила путешественница. — И вот когда всем казалось, что надежды уже нет, а впереди только гибель, тяжелокрылый Яроб прислал северный ветер! Свирепые волны швыряли корабль как ореховую скорлупку, грозя утопить, но сорвали его со Змеи и принесли к берегам Континента.

— Об этом чудесном спасении до сих пор судачат в портовых трактирах Канакерна, — авторитетно подтвердил её слова Глар Сасс.

Как и рассчитывала рассказчица, собеседники тут же принялись вспоминать не менее увлекательные происшествия, случившиеся с ними или с их друзьями и знакомыми. Пользуясь этим, девушка спокойно доела маслины, не забывая в нужном месте качать головой, многозначительно хмыкать или вставлять короткие замечания.

От тепла, сытости, вина и ощущения отступившей опасности стало неудержимо клонить в сон. Поэтому, едва работорговец закончил рассказ о каком-то необыкновенно везучем разбойнике, Ника встала.

— Благодарю хозяина дома за щедрое угощение, а вас, господа, за интересную беседу. Было очень приятно познакомиться.

— Вы уже уходите? — встрепенулся Тун Ралий. — У господина Хемона ещё осталось хорошее вино.

— Ратсор Кларийский считал умеренность одной из главных добродетелей радланских женщин, — кстати вспомнила гостья древнего философа, чей тяжеловесный трактат, полный самого дремучего сексизма, ей пришлось по настоянию Наставника прочитать целых два раза. — Отец чрезвычайно высоко ценит наставления этого мудреца и меня приучил им следовать.

— Да, господа! — проснувшись, Гу Менсин обвёл окружающих осоловелыми глазами. — Нам пора, уже пора.

— Ну, так мы договорились? — неожиданно спросил у него старейшина.

— Договорились, господин Хемон, — важно кивнул толстяк, выбираясь из-за стола.

— О чём? — мгновенно насторожилась девушка.

— Через два дня достойный хозяин этого дома женит своего сына Мапата, — пояснил старший урбы, опираясь рукой о стену. — Мы дадим на свадьбе представление.

Заметив неудовольствие на её лице, актёр пожал плечами.

— Я предупреждал вас, госпожа Юлиса.

— Помню, господин Гу Менсин, — со вздохом согласилась та.

— Разве у вас нет своей повозки? — удивился работорговец.

— Почему? — искренне обиделась путешественница. — У меня прекрасный крепкий фургон, в котором я собираюсь сегодня выспаться.

— Тогда присоединяйтесь к нашему каравану? — предложил Тун Ралий. — Вы же не против такой попутчицы, господин Сасс?

— Ничуть, — торговец растянул в улыбке блестящие от жира губы. — Мне хочется послушать ваши рассказы о Некуиме, госпожа Юлиса.

— Я подумаю об этом, господин Ралий, — вымученно улыбнулась девушка. — Но только завтра. Сегодня я слишком устала.

Снисходительно улыбнувшись, работорговец многозначительно взглянул на хозяина дома. Тот недоуменно вскинул брови, но быстро сообразил, что от него хочет знатный гость.

— Я скажу сыну, господин Гу Менсин, он вас проводит.

— Благодарю, господин Хемон, — толстяк неуклюже поклонился, продолжая держаться за стену.

Ещё раз попрощавшись с тёплой компанией, Ника с артистом покинули гостеприимный дом старейшины.

Снаружи царила кромешная тьма, освещённая лишь тусклым светом догоравших в очаге углей. Выслушав распоряжение отца, молодой человек зажёг факел и сухо велел гостям следовать за собой.

Холодный, пронизывающий ветер быстро выдул из головы дрёму и винные пары. Старший урбы, наверное, меньше мёрз или больше выпил, потому что ночная прохлада, кажется, никак не повлияла на его самочувствие. Ноги артиста заплетались, и чтобы не упасть, он то и дело хватался за плечо проводника.

Ворота деревни оказались закрыты. Возле них скучал какой-то мужик в меховом плаще и с копьём в руках.

"Охрану держат, — уважительно хмыкнула девушка. — Молодцы. Только что они сделают против наёмников работорговца?"

Выспросив у караульного, где стоит фургон актёров, Мапат расстроился ещё больше. Причина этого стала понятна, когда пришлось идти метров восемьсот мимо вонючих загонов, где вокруг тлеющих костров жались одетые в лохмотья рабы, мимо озабоченных охранников и шатров, светящихся изнутри огоньками светильников.

Артисты тоже развели костёр, рассевшись возле которого терпеливо дожидались возвращения старшего.

— Теперь сами дойдёте, — недовольно буркнул провожатый и, развернувшись, торопливо зашагал к деревне.

Навстречу Гу Менсину тут же устремились несколько человек. Пресекая величественным жестом поток вопросов, толстяк, пошатываясь, пошёл к огню, и уперев руки в бока, объявил о предстоящем выступлении на свадьбе сына старейшины.

— Что будем представлять? — хмуро спросил Анний Мар Прест.

— "Змею и кувшин", — не задумываясь, ответил старший товарищ. — Селянам нравятся грубые комедии.

Артисты зашумели.

Поискав глазами Риату, путешественница уже хотела спросить о своей рабыне, но тут увидела её с кувшином в руках.

— Я как раз на речку ходила, госпожа, — вымученно улыбнулась женщина. — Сейчас воду согрею, и можете умываться.

Дождавшись, когда она поставит кувшин к костру, Ника отозвала невольницу в сторону.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, госпожа, — с наигранной бодростью отозвалась та, но взглянув на недоверчиво хмурившуюся хозяйку, пояснила. — У меня такое бывает, госпожа. Я слышала, господин Гу Менсин сказал, что мы здесь на пару дней остановимся. За это время всё пройдёт.

— Ну, тебе виднее, — пожала плечами девушка и спросила. — Ела что-нибудь?

— Госпожа Приния лепёшкой угостила, — со вздохом потупила глаза невольница.

— И я тебе лепёшку принесла, — сказала хозяйка. — Извини, больше ничего незаметно взять не получилось.

— Пусть боги вознаградят вас за заботу, добрая госпожа, — дрогнувшим голосом пробормотала Риата. — Вы не забыли о своей ничтожной рабе…

— Опять начинаешь? — поморщилась Ника.

— Простите, добрая госпожа, — женщина в деланном испуге прикрыла ладонью рот.

Рождённая в неволе, не знавшая другой жизни, Риата пребывала в твёрдой убеждённости, что хозяевам надлежало льстить при каждом удобном случае и желательно побольше. Ника, всё ещё видя в рабах людей, а не одушевлённые орудия труда, прекрасно понимала всю лживость подобных славословий.

В первые дни она ужасно злилась на рабыню и даже грозилась продать, если та не перестанет льстить хозяйке на каждом шагу. Почувствовав серьёзность намерений новой госпожи, женщина поумерила пыл. Но накрепко вколоченные в сознание привычки нет-нет да и давали о себе знать.

Ночевать вновь пришлось в фургоне, и Ника опять не выспалась. Кроме тесноты, духоты и запаха ужасно раздражала рабыня, которой то и дело приходилось выходить из повозки. В одну из таких отлучек девушка резко села, зло отбросив в сторону одеяло. Голова гудела, ужасно хотелось на кого-нибудь наорать. Большого труда стоило не рявкнуть на приоткрывшую дверку невольницу. Впрочем, той хватило одного вида разъярённой госпожи, чтобы, втянув голову в плечи, поспешно попятиться назад.

Вслед за ней хозяйка тоже выбралась из фургона. Небо почти очистилось от облаков, а на востоке уже показались нежные отблески приближавшейся зари. Вокруг погасшего костра, закутавшись в шкуры и одеяла, спали артисты. Услышав шум, один из них приподнялся на локте. Сонный взгляд Тритса Золта встретился со злыми, не выспавшимися глазами путешественницы.

Пробормотав что-то себе под нос, мужчина с удовольствием вернулся к прерванному занятию, а девушка поплелась к реке, машинально отметив, что ветер стих, и стало заметно теплее. Спрятавшись за кустами, Ника стянула платье, и тихонько повизгивая от холода, вошла в речку. Зайти далеко духу не хватило, настолько обжигающей оказалась быстрая, прозрачная вода. Быстренько ополоснувшись и стуча зубами, она выскочила на берег, где её уже ждала Риата с полотенцем в руках.

Купание помогло. Когда со стороны лагеря купцов послышались крики и шум, девушка взбодрилась достаточно для того, чтобы более-менее адекватно соображать.

Сборы соседей разбудили артистов, которые тоже один за другим потянулись к реке. В ожидании дальнейшего развития событий Ника, усевшись на волчьей шкуре, стала наблюдать, как ловко стражники выстраивают колонной связанных рабов, которых, на первый взгляд, казалось не меньше сотни. В основном крепкие мужчины с длинными отросшими патлами и зверообразными бородищами, хотя встречались и старики, и совсем молодые парни.

Невольно представив себя на их месте, девушка зябко передёрнула плечами. Глядя, как споро сворачивают лагерь, она решила, что работорговец уже забыл о своём вчерашнем предложении, но тут заметила всадника, направлявшегося к стоянке артистов. Узнав командира наёмников, Ника встала, застыв в тревожном ожидании. Всё обдумав, девушка поняла, что категорически не желает присоединяться к купеческому каравану, а недомогание Риаты только укрепило её в этом решении.

Она честно призналась себе, что просто боится работорговца. И дело не в специфике товара и даже не в том допросе, который тот учинил ей вчера вечером. Просто Ника уже вдоволь насмотрелась на подобных альфа-самцов, уверенных, что весь мир существует исключительно для их личного употребления. Девушка знала, как болезненно самолюбивы данные субъекты, и понимала, что простой отказ может сильно ранить тонкую душу Туна Ралия.

Выход из этой ситуации, сама того не желая, подсказала невольница. И теперь её хозяйка надеялась выпутаться с помощью измождённого внешнего вида и синих кругов вокруг глаз от недосыпания.

— Доброе утро, госпожа Юлиса! — громко поприветствовал путешественницу верховой. — Господин Тун Ралий просил меня узнать, вы едете с нами?

— Здравствуйте, господин Тулин, — чуть поклонилась Ника. — Передайте господину Туну Ралию мою благодарность, но, к сожалению, я не могу принять его предложение. Мне нездоровится. Пользуясь тем, что мои спутники…

Она сделала красноречивый жест в сторону артистов, с интересом следивших за их беседой.

— Задержатся в Каане, я тоже решила остаться и немного отдохнуть.

— У господина Ралия с собой искусный лекарь, — с сочувствием проговорил собеседник. — Быть может, прислать его к вам, госпожа Юлиса?

— Не нужно беспокоиться, господин Тулин, — заверила девушка наёмника. — Я нуждаюсь только в покое.

— Как пожелаете, — пожал затянутыми в кожу плечами мужчина. — Тогда прощайте, и пусть Пелкс пошлёт вам выздоровление!

— Прощайте, господин Тулин, — отозвалась путешественница. — Надеюсь, что небожители и вас не оставят своими милостями.

Развернув коня, всадник погнал его к повозкам каравана.

— Тун Ралий — богатый и влиятельный человек, госпожа Юлиса, — тихо пробормотал Гу Менсин. — Говорят, у него есть знатные друзья в Империи.

— Даже если это так, господин Гу Менсин, — девушка пристально взглянула на толстяка. — Я действительно неважно себя чувствую.

Неопределённо хмыкнув, собеседник обернулся к артистам, и махнув рукой, направился в деревню, важно выпятив брюхо. За ним, прихватив корзины, поспешили Ун Керат и Анний Мар.

А к хозяйке робко приблизилась Риата.

— Вы из-за меня не поехали с ними, госпожа? — пролепетала она, опустив глаза.

— Не только, — покачала головой Ника. — Не хочу иметь дел с работорговцами.

Она хотела добавить, что Глар Сасс тоже не внушает ей доверия, но замерла, знаком велев рабыне помолчать.

Актёры, неспешно шагавшие к деревне, вдруг бросились бежать, криками и взмахами рук стараясь привлечь внимание пассажиров выехавшей из ворот повозки, в которых девушка с удивлением узнала старейшину и его сына. Видимо, повинуясь приказу отца, тот натянул поводья, остановив торопливо трусившего ослика.

Между Хромым Хемоном и артистами завязался оживлённый разговор, сопровождавшийся энергичными жестами и тряской бород. Внезапно Гу Менсин, как-то резко успокоившись, поклонился, а тележка покатила догонять удалявшийся купеческий караван.

"Странно, — хмыкнула про себя путешественница. — У людей свадьба на носу, а они куда-то покатили ни свет, ни заря?"

Глава урбы вернулся примерно через час. Пока Ун Керат и Анний Мар выкладывали из корзин сушёную рыбу, лук, чеснок, капусту и прочие продукты, Гу Менсин щедро потчевал артистов новостями.

Хромой Хемон с Мапатом отправились в Меведу за невестой и её родителями, пообещав вернуться завтра к вечеру. Подтвердив все вчерашние договорённости, каанский старейшина категорически отказался платить деньгами, пообещав щедро кормить артистов и снабдить их едой в дорогу.

Не всем пришёлся по душе подобный гонорар. Корин Палл заявил, что деревенские получили от купцов и наёмников кучу серебра, а для служителей Нолипа, небесного покровителя театров, даже меди пожалели. Распаляясь все больше и больше, артист кричал, что лишь невольники работают только за еду. На что Гу Менсин резонно возражал, что полученные здесь продукты помогут им сэкономить деньги в Меведе.

Слушая их страстный диалог, Ника отчаянно зевала. Едва не вывернув в очередной раз челюсть, она громко осведомилась:

— Мы так и будем здесь стоять или переедем в деревню?

— Хромой Хемон сказал, что вечером за нами придут и разведут по домам, — поспешно сообщил толстяк, весьма довольный тем, что может отвлечься от перебранки. — Там мы будем ночевать, но питаться из своего котла.

Понимающе кивнув, девушка вспомнила убогую обстановку жилища старейшины и решила спать в фургоне, а вот Риата пусть воспользуется гостеприимством добрых жителей Кааны.

Всё ещё не угомонившись, Корин Палл хотел ещё что-то сказать, но Гу Менсин его опередил:

— Превий, найди свиток со "Змеёй и кувшином". Мы недавно её представляли, но все-таки надо повторить слова. Нам нельзя опозориться даже перед жителями этой деревни.

С трудом дождавшись обеда, Ника проглотила пару ложек каши и завалилась спать. Ближе к вечеру из деревни явился представительный мужчина, назвавшийся Ламотом, младшим братом Хромого Хемона.

Фургон артистов поставили во дворике старейшины. Посовещавшись, они решили, что в нём будут спать женщины и дети. Мужчины разбрелись по домам, прихватив скудные постельные принадлежности.

Племянник Хромого Хемона отвёл повозку путешественницы на другой конец деревни почти к самому берегу моря и велел остановиться у небольшого домика с прогнувшейся, словно седло, крышей, поросшей зелёным лишайником.

Видимо, услышав скрип колёс, из покосившихся дверей выскочила сухопарая женщина в застиранном хитоне, с обвязанной тряпьём поясницей.

Даже не дав провожатому возразить, она тут же закричала:

— Куда мне этих бродяг девать! У меня детей двое, коза с козлёнком! Мужа Нутпен прибрал, так теперь Хромой Хемон покоя не даёт! Пусть твой отец их к себе забирает!

— Мы много места не займём, — попыталась немного успокоить разъярённую хозяйку Ника.

— А ты кто такая? — подозрительно щурясь, поинтересовалась та, как будто только что заметила гостью.

— Путешественница это, тётка Роза, — опередил её с ответом паренёк. — В Империю к родственникам пробирается.

Женщина подошла ближе, пристально вглядываясь в лицо Ники, так, словно плохо видела.

— Что же вы, госпожа, с этими бездельниками и бродягами в путь пустились? — чуть сбавила тон Роза.

— Так получилось, — виновато пожала плечами девушка, предупредив. — Я буду спать в фургоне, а вас попрошу приютить мою невольницу.

Заметив, что собеседница начинает хмуриться, заверила:

— Она не доставит вам неудобств.

Воспользовавшись их разговором, парнишка-провожатый поспешно скрылся, посчитав свою миссию выполненной.

— Ну, если так, — проворчала хозяйка дома. — Оставайтесь.

К счастью, в небогатом вдовьем хозяйстве отыскался полуразвалившийся сарайчик для недовольного ослика.

Риата к перспективе ночёвки в доме, переполненном людьми и скотиной, отнеслась без особого энтузиазма, но спорить не стала.

На следующий день Риата действительно выглядела лучше. С обычной для себя лёгкостью она умудрилась найти общий язык с Розой, узнав её трагическую, но такую типичную историю. Младшая дочь в семье, она рано вышла замуж за своего односельчанина. О покойном муже женщина говорила без особой любви или уважения, упрекая того за мотовство. Случалось, семья жила впроголодь, потому что деньги, вырученные за рыбу, супруг тратил по кабакам и борделям.

Но настоящую нужду Роза с детьми узнала, когда супруг погиб, выйдя в море в непогоду. Её родители к тому времени умерли, а обременённый многочисленным семейством брат помогать не спешил. Чтобы хоть как-то прокормиться, вдова бралась за любую работу: чинила сети, собирала хворост, пряла нитки из купленной овечьей шерсти, даже разбила огород, сорвав спину, возделывая местную каменистую почву.

Умываясь, хозяйка слушала рассказ рабыни и с пугающей ясностью поняла, что горести чужой жизни не находят отклика в сердце. Она сочувствовала несчастной женщине, но как-то лениво, не от души.

"Какой же я стала сухой и чёрствой, — удручённо думала Ника, вытираясь, и неожиданно для самой себя до боли сжала зубы. — А меня кто пожалел? Кто мне хотя бы раз искренне посочувствовал?! Кроме мамы…"

Воспоминание о прошлом стегнули, словно раскалённым бичом. Слишком много там такого, от чего горько и за что стыдно до сих пор.

Раздражённо бросив опасливо притихшей невольнице полотенце, Ника буркнула:

— Помоги причесаться.

Сама не ведая того, Риата своим рассказом всколыхнула скопившийся на дне души мрачный ил, который так и не превратился в равнодушные, холодные камни. Девушка, как могла, старалась отвлечься, заполнить голову другими более своевременными и актуальными проблемами, но снова и снова мысленно возвращалась в тот роковой день, когда она, измученная горем и пылающей совестью, решила свести счёты с жизнью, но вместо этого попала в новый мир.

Она погуляла по берегу, долго вглядываясь в светло-голубую гладь моря. Пытаясь забыться, спряталась от людей за густо разросшимися у реки кустами и многократно, до боли в мышцах и связках выполняла гимнастические упражнения, пока рабыня пасла осла.

Уже в сумерках в деревню въехали две повозки с людьми и вещами. Не останавливаясь, они быстро прошмыгнули в дом старейшины, где и исчезли, вызвав активное шушуканье местных жителей.

— Невеста с родителями приехала, — тихонько проговорила невольница. — И, наверное, жреца Немига привезли?

— А почему тайком? — обернулась к ней хозяйка.

— Потому что невесте полагается прибыть в дом жениха в праздничном платье, на украшенной повозке, — начала обстоятельно отвечать Риата. — А жених перед встречей с ней должен принести жертву богу покровителю — Нутпену и омыться в морской воде. Потом надлежит провести обряд жертвоприношения Ноне, хранительнице очага, и домашним богам. Далее следует церемония возжигания очага от огня из дома невесты. И всё это надлежит совершать пред ликом Нолипа, дабы его божественный свет отгонял от будущей семьи все беды и напасти.

— Так, значит, невеста с родителями приедет только завтра, — понимающе усмехнулась Ника. — А сейчас их как бы нет?

— Точно так, госпожа, — авторитетно подтвердила собеседница.

Видимо, Риата действительно прекрасно разбиралась в местных обрядах, потому что её предсказания начали сбываться с самого утра.

Ещё до восхода солнца невеста с роднёй тихо покинула деревню, жители которой стали усиленно готовиться к свадьбе своего старейшины. Ворота ограды, некоторые дома украшались гирляндами, сплетёнными из веток тальника, берёзы и можжевельника.

Жених в сопровождении папаши и толпы празднично одетых рыбаков отправился на берег, где после торжественного утопления ни в чём не повинного голубка, голышом вошёл в море, чтобы под пение гимнов погрузиться с головой в уже не такую тёплую воду. После чего здесь на гальке его торжественно обрядили в относительно белый хитон с красивыми серебряными пряжками на плечах и водрузили на мокрые волосы большой венок из виноградных листьев.

Возвратившись на родное подворье, жених вместе с матерью принёс жертву благодетельной Ноне и ещё кому-то из местных богов. На всех ушла одна средних размеров рыбка, торжественно сожжённая в очаге.

После чего папа с сыном удалились в дом для проведения некой настолько секретной церемонии, что тайну её бдительно оберегали два вставших у двери седобородых старца.

Пока мужчины пытались задобрить небожителей, женщины ударно трудились над свадебным угощением. По всей деревне пахло жареной рыбой, мясом, лепёшками, пряностями и ещё чем-то очень вкусным.

Едва Мапат с папой успели перевести дух и выпить по стаканчику разведённого вина, примчался мальчишка, отправленный на утёс следить за дорогой.

Повинуясь распоряжениям Хромого Хемона, парни тут же запрягли вымытого осла с расчёсанной гривкой в украшенную зелёными ветками, цветами и разноцветными тряпочками телегу, на которую, кроме старейшины и его сына, взгромоздились ещё трое мужчин и в сопровождении весело гомонящих односельчан проследовали к деревенским воротам.

Девушка не любила тесниться в толпе, но очень хотела понаблюдать за местной свадьбой, поэтому поднялась на склон холма метрах в ста и стала наблюдать за происходящим, выслушивая пояснения Риаты.

К этому времени обе повозки уже успели встретиться.

— Сейчас невеста пересядет к жениху, — проговорила рабыня.

Присмотревшись, Ника сообразила, что голову новобрачной прикрывает тёмно-синяя, расшитая узорами накидка, видимо, достаточно плотная, так как неуверенно шагавшую девушку с двух сторон поддерживали какие-то люди, которые и помогли ей взобраться на телегу к будущему мужу. Под нестройное, но громкое и бодрое пение процессия направилась в Каану.

Поразмыслив, путешественница передумала возвращаться в деревню, вместо этого, пройдясь дальше по склону, нашла подходящее место для наблюдения.

Возле дома старейшины бросался в глаза высокий, одетый в длинную бледно-серую хламиду мужчина с окладистой бородой. Величественная осанка и дымящийся у самых ног маленький костерок ясно указывали на род его занятий.

Здесь невесте вновь пришлось помогать — на этот раз сойти с повозки.

— Сейчас жрец принесёт жертву Немигу, — пояснила из-за спины Риата. — И будет просить у бессмертного покровителя новобрачных счастья для новой семьи, много сыновей, богатства и благополучия.

Вместо привычных голубей или кусочков ароматной смолы, служитель культа бросил в пламя горсть чего-то плохо различимого на таком расстоянии. Дым тут же стал гуще, а жрец затянул песню, широко разевая рот и воздев руки к небесам. Закончив сольное выступление, он провёл молодую пару вокруг костерка, так чтобы они прошли сквозь клубы дыма, и только после этого жених снял с головы невесты покрывало. А дальше произошло нечто неожиданное.

Молодой человек подхватил её на руки и аккуратно внёс в дом, дверь в который заранее распахнула супруга старейшины.

"Вот батман! — хмыкнула про себя попаданка. — Совсем как у нас".

На этом, правда, совпадение закончилось. Женщина в зелёной, ярко расшитой накидке бережно передала невесте какой-то предмет.

Хозяйка вопросительно взглянула на невольницу.

— Это горшок с углями, госпожа, — торопливо пояснила та. — Я же говорила. От них невеста должна разжечь очаг в своём новом доме.

Рабыня вздохнула.

— Пойдёмте, госпожа. Сейчас начнётся свадебный пир. Деревенским может не понравиться, если вас там не будет. Народ здесь такой. Ещё подумают, что вы ими пренебрегаете. Смотрите, артисты уже пришли.

Погода стояла великолепная, поэтому столы, собранные, наверное, со всей деревни, расставили двумя рядами прямо на берегу. За одним уселись мужчины, за другим — женщины, кроме тех, кто занимался обслуживанием гостей.

"Во сколько же это мероприятие обойдётся Хромому Хемону? — гадала девушка, оглядываясь вокруг и делая очевидный выбор. — Знать, денежки у него водятся".

Очевидно, ввиду знатности происхождения, Нику посадили на почётное место рядом с матерями молодожёнов. Правда, супруге самого старейшины приходилось то и дело отлучаться, дабы проследить хозяйским взглядом — всё ли есть у гостей и не нужно ли что кому-нибудь? Кроме них тут же расположились несколько дам, явно послебальзаковского возраста с густо размалёванными белой краской лицами и длинными серебряными серьгами в ушах. Они по какой-то причине старательно игнорировали путешественницу, оживлённо болтая между собой. Сначала подобное демонстративное пренебрежение и холодность покоробили девушку. Но потом она решила, что так даже лучше, и перестав обращать внимание на соседок, принялась за еду. Тем более, глаза просто разбегались от такого обилия блюд. Рыба различного вида и способа приготовления. Моллюски в маринаде и без, салаты, жареная баранина, варёная фасоль, бобы и даже пшённая каша, правда, на воде, овощи, фрукты и, конечно, много разбавленного вина. Употребление его в чистом виде считалось среди цивилизованных людей дурным тоном.

А вот стол молодых, которые сидели отдельно, выглядел бедновато. Лепёшки, плошки с оливковым маслом и уродливая рыбина, одна на двоих. Употреблять алкоголь любой крепости новобрачным на свадьбе не полагалось.

За них это с большим удовольствием проделывали гости. Если первые чаши: за долгую счастливую жизнь молодых, за их родителей, за море и ещё пару каких-то малопонятных постороннему тостов, осушали более-менее организованно, то дальше каждый наливал себе сам по мере надобности.

Внезапно Ника ощутила какое-то смутное беспокойство, через некоторое время сообразив, что чувствует чужой, не добрый взгляд. Потянувшись за уложенной на плоской тарелке жареной рыбкой, она, как бы невзначай, обернулась. Из-за соседнего стола на неё пялился осоловелыми глазами крепкий, сухощавый мужик в заляпанном свежими пятнами хитоне. Толстые, лоснящиеся губы кривила пьяная улыбка, а в густой, с проседью бороде белели застрявшие крошки.

"Вот и первый поклонник", — усмехнулась про себя путешественница, на всякий случай проверив закреплённые за спиной ножны.

Едва солнце коснулось краем горизонта, родители в сопровождении кучи провожатых повели молодых в дом старейшины, давая при этом довольно скабрёзные советы и распевая похабные песенки.

Негромко хмыкнув, девушка ещё раз подивилась странному совпадению. Убедившись, что до неё никому нет дела, она отыскала свою рабыню, сидевшую вместе с жёнами артистов на другом конце стола. Угощение здесь оказалось не столь разнообразным, тем не менее, женщины выглядели вполне довольными.

Услыхав о том, что госпожа отправляется спать, захмелевшая невольница не смогла скрыть досаду и разочарование. Очевидно, ей совсем не хотелось покидать такую весёлую кампанию.

Внезапно Ника ощутила болезненный укол зависти.

"Вот уж кому везде весело, — промелькнула в голове обидная мысль. — Да и пусть гуляет! Должна же я иногда добрые дела делать?"

— А ты можешь оставаться хоть до утра, — улыбнулась девушка. — Только не забудь утром воду приготовить.

— Спасибо, добрая госпожа! — мгновенно просветлела лицом невольница. — Всё сделаю! Пусть небожители осыпят вас многими милостями!

Хорошо, что дом, во дворе которого стоял фургон, располагался не далеко от берега моря. Тем не менее, путешественнице предстояло пройти около ста метров. Едва она завернула за ближайший сарай, куда прятали лодки во время особенно сильных зимних ненастий, как из-за угла выскочила тёмная фигура, и прежде чем что-то сообразить, Ника очутилась в крепких объятиях с прижатыми к телу руками.

— Куда бежишь, красавица? — прошелестел над ухом сдавленный шёпот.

Пахнуло рыбой, луком и гнилыми зубами. Чьи-то губы уже слюнявили шею, а пальцы сдавили грудь. Вспыхнув молнией, страх обжёг душу, тут же уступив место злости. Наклонив голову, девушка резко ударила затылком и хотела закричать. За спиной кто-то недовольно хрюкнул. Ладонь оставила в покое грудь, захлопнув рот жертве.

Путешественница рванулась, пытаясь вырваться, но смогла лишь освободить руку. Кинжал продолжал оставаться недоступным, прижатый телом неизвестного. Тогда Ника протянула руку назад и изо всех сил надавила на глаз. Охнув, насильник отшвырнул её в сторону, прикрыв лицо ладонью. И тут вместо того, чтобы бежать на берег моря к людям или позвать на помощь, девушка с визгом вцепилась в густые кудри неизвестного и швырнула его об угол строения. Сильно поддатый мужчина, не удержавшись на ногах, с грохотом рухнул на какие-то палки.

— Сампак! — внезапно послышался совсем рядом тревожный женский голос. — Сампак, где ты старый пьяница?

Подхватив подол и накидку, путешественница метнулась к соседнему сараю и притаилась в его тени. Быстро приближался свет факела, в свете которого Ника узнала одну из своих соседок за столом. Ругаясь, мужчина с трудом поднялся на ноги, всё ещё прикрывая ладонью глаз.

"Поклонник!" — мысленно охнула девушка, разглядев знакомую бороду и грязный хитон.

— Чего ты тут делаешь? — строго спросила женщина, упирая руки в бока.

— Чего пришла? — буркнул Сампак, отворачиваясь. — Помочиться пошёл!

— Ага! — свирепо ощерилась собеседница. — Думаешь, я не видела, как та дылда тебе глазки строит?! Чуть заезжая меретта поманила, так сразу и побежал, кобель старый!

"Ну, это уже клевета!" — возмутилась Ника, чувствуя, как потихоньку успокаивается бешено колотившееся сердце.

— Ну, где она? — продолжала бушевать ревнивая супруга. — Я ей все космы выдергаю, глаза… Ой!

Очевидно, женщина заметила поцарапанную физиономию благоверного.

— Неужели, это она тебя так, змея подколодная!? Да, что же это делается, о благодетельная Нона, явилась не знамо откуда, чужих мужей соблазняет…

— Да заткнись ты, Алнята, — вымученно рыкнулСампак. — Упал я неловко, вот и всё. Выпил много, а тут какие-то деревяшки под ноги попались. И вовсе я ни на кого не гляжу, кроме тебя.

— Ну, что же ты такой неловкий?! — запричитала женщина, подставляя мужу толстое плечо. — Пойдём к костру, я посмотрю.

"Иди, иди", — облегчённо перевела дух путешественница, от души надеясь, что теперь до утра эта парочка не расстанется надолго.

Тем не менее, укладываясь спать, она задвинула щеколды на дверках и положила под руку кинжал.

Назавтра веселье продолжилось, хотя и без прежнего накала. Молодожёны сменили белые одежды на хитоны более подходящего цвета и фасона. Их родители и гости произносили приветственные речи, пили вино и закусывали, славя молодых. А после полудня на лугу перед оградой заезжие артисты показали представление.

Критически наблюдая за ним, Ника решила, что актёры сегодня явно не в ударе, да и шутки звучат на редкость грубо и незатейливо. Тем не менее, не избалованная каанская публика, полукольцом рассевшаяся на лавках, табуретах и прямо на земле, искренне смеялась, а в конце разразилась громкими овациями.

Ночной ухажёр девушки с красным, как у вампира, глазом старался даже близко к ней не подходить. Тем не менее, путешественница несколько раз ловила на себе неприязненные взгляды его расплывшейся супруги.

Хромой Хемон честно рассчитался с артистами. Поздно вечером Мапат с незнакомым парнем принесли мешок солёной рыбы, корзину свежей и сверх оговорённого — маленькую амфору вина.

Утром Каану вместе с урбой и путешественницей покидали новые родственники местного старейшины. Его невестка долго не выпускала из объятий мать, видимо, только теперь окончательно понимая, что теперь у них началась по-настоящему новая жизнь.

Глядя на них, попаданка почувствовала, как тоска сжимает сердце, а глаза наполняются слезами. Она же так и не простилась со своей мамой, перед тем как расстаться с ней навсегда. Даже письма или записки не оставила. Морщась от нахлынувшего чувства вины, девушка отвернулась.

Первой покинула деревню повозка артистов, за ней — фургон путешественницы, и замыкала маленький караван уже лишённая каких-либо украшений телега родичей каанского старейшины.

— Хорошее здесь место, госпожа, — негромко проговорила Риата, явно стараясь завязать разговор.

— Чем же? — лениво усмехнулась та.

— Рыбу вкусно готовят, госпожа, — пояснила невольница. — В Канакерне так не умеют.

Девушка рассмеялась.

Довольная тем, что развеселила хозяйку, рабыня принялась пересказывать деревенские сплетни, которыми с ней щедро делилась обиженная на односельчан Роза. Ничего особо оригинального Ника не услышала, но болтовня женщины помогала коротать время.

Остановившись на обед, артисты не стали распрягать мулов. Девушка многозначительно посмотрела на Риату. Понимающе кивнув, та остановила фургон у невысокого кустарника, к которому тут же потянулся вечно голодный осёл.

Путешественница полагала, что новые попутчики, торопясь домой, не станут терять времени. Но те неожиданно тоже присоединились к стоянке, правда расположившись несколько поодаль, словно отделяя себя от артистов, и не стали разводить костёр, ограничившись сухим пайком.

Рыба сварилась быстро. Принимая из рук рабыни миску, хозяйка вполголоса поинтересовалась:

— Не знаешь, почему они с нами встали?

— Варваров опасаются, госпожа, — полушёпотом объяснила Риата. — А у нас народу много. Легче отбиться.

Как и следовало ожидать, на этот раз актёры долго рассиживаться не стали.

— Собирайтесь, госпожа Юлиса, — проходя мимо, бросил Тритс Золт. — До вечера надо добраться до Меведы и найти ночлег.

Причудливо петлявшая между холмами дорога навевала скуку. Пригрело солнышко. Разморённая теплом, Ника, прикрыв глаза, лениво размышляла: может, к другому каравану пристать? А то артистов здесь как-то не слишком жалуют. Стоит ли появляться в Империи с такими спутниками?

Не успела Ника как следует обмозговать эту мудрую мысль, как прорезавший воздух крик заставил её вздрогнуть. Громкое "л-л-л-а-а-а-а" раздалось ещё раз, когда из-за ближайшего холма вылетели всадники, оглашая окрестности оглушительными воплями.

— Варвары! — охнула рабыня.

Привстав, путешественница тревожно оглянулась. Сзади их маленький караван нагоняли ещё трое.

"Восемь! — быстро подсчитала она любителей конных прогулок. — Нет, девять. Точно девять!"

Испытывая серьёзные сомнения в их добрых намерениях, девушка нырнула в фургон за дротиками и копьеметалкой. А когда выбралась обратно, кавалеристы уже нарезали круги вокруг вставших повозок.

Молодые чернявые юноши, почти подростки, в грязной, покрытой заплатами кожаной одежде, весело скалясь, сжимали в руках деревянные дубинки и короткие кинжалы, а двое держали луки с уже наложенными на тетиву стрелами.

Посчитав, что именно они представляют наибольшую опасность, Ника не спускала с них глаз. С гиком и хохотом всадники успели объехать вокруг каравана пару раз, когда из своего фургона посыпались актёры с ножами, топорами и короткими копьями. Сбившись плотной группой и выставив оружие, они бесстрашно встали на пути варваров, заставляя коней объезжать их.

— Госпожа!!! — отчаянно завизжала Риата.

Резко развернувшись на узкой полочке, девушка с ужасом увидела, как один из из всадников, незаметно подъехав с другой стороны, умудрился схватить рабыню и теперь, весело скаля белые зубы, тащил её на коня.

С пронзительным криком женщина, вцепившись побелевшими пальцами в крышу фургона, устремила на хозяйку полный мольбы о помощи взгляд. Отбросив в сторону копьеметалку, Ника сделала выпад дротиком на всю длину руки и тут же отдёрнула её назад, со злорадным удовольствием заметив на железном острие блестящее мокрое пятно. Отпрянув от неожиданности, парень выпустил упиравшуюся добычу и замахнулся дубинкой на неожиданную противницу.

Девушка нанесла ещё один укол, целясь в коня. Сильным ударом всадник сломал лёгкое древко, но наконечник успел глубоко оцарапать шею скакуна, заставив того с ржанием отскочить в сторону. Ника тут же схватила другой дротик, готовая отразить новое нападение.

Риата, чтобы не мешать госпоже, рыбкой нырнула в фургон.

Заметив, что конь ранен, варвар, тут же перестав скалиться, разразился гневной тирадой, грозно вращая вытаращенными глазами, размахивая дубиной и брызгая слюной.

— Да пошёл ты! — не в силах сдержать бушевавший в крови адреналин, путешественница по-русски объяснила парню, куда тому следует идти.

Родственники Хромого Хемона, стоя спина к спине, отмахивались мечами от крутившихся вокруг конников.

Артисты, размахивая оружием, теснили варваров от своего фургона. Неожиданно один из всадников что-то крикнул, перекрывая царивший на дороге гвалт. Ему ответило несколько явно недовольных голосов. Но молодой человек, уже успевший отрастить густую чёрную бороду, грозно рявкнул, подкрепляя приказ взмахом руки с зажатым кинжалом. Только после этого варвары развернули коней и помчались в сторону Кааны.

— Уехали, госпожа? — спросила невольница, опасливо приоткрыв дверцу фургона.

— Мальчишки! — пренебрежительно фыркнула девушка, спрыгнув с повозки и подбирая обломок дротика с окровавленным наконечником. — Хотели что-нибудь своровать по-быстрому, но получили отпор и удрали.

Такого же мнения придерживался и Гу Менсин. После отступления противника он навестил путешественницу, чтобы узнать, как она пережила налёт варваров?

Остаток дня прошёл без приключений, и к вечеру караван вошёл в ворота Меведы. С первого взгляда путешественница определила, что сей город значительно меньше Канакерна.

Хорошо хоть, постоялый двор ничем не напоминал заведение Турпал Оола. Расположенный неподалёку от ворот, он походил на букву "Г". В одной двухэтажной части находился обеденный зал, комнаты для гостей и хозяев. В другой двухэтажной — баня, конюшня, хлева, кладовые.

Хозяин, высокий сухощавый мужчина, в синей тунике с привязанными рукавами и с вышивкой по подолу встретил новых клиентов чрезвычайно радушно, но после беседы с Гу Менсином энтузиазм его несколько потух.

Артисты отказались брать отдельные апартаменты, предпочитая ночевать в общей зале, и к тому же не могли сказать, как долго здесь пробудут.

Их спутница, решив не экономить, сняла себе комнату.

Несмотря на то, что владелец постоялого двора гарантировал сохранность вещей в фургоне, она всё же велела принести в номер две корзины и попросила приготовить баню.

Предоставленное помещение никак не тянуло на категорию "люкс" и уж тем более совсем не напоминало покои в доме Мерка Картена. Но тут имелась дверь с массивным засовом, небольшие окна с крепкими ставнями, кое-какая мебель и даже цветные циновки на грубо отёсанных плахах пола.

Ещё раз напомнив молодой, жуликоватого вида гостиничной рабыне о бане, путешественница, закрыв за ней дверь, рухнула на широкую кровать, с удовольствием ощущая, как шуршит под спиной солома в матрасе. Судя по запаху, она казалась не такой уж и старой.

Риата с озабоченным видом рылась в корзине, отыскивая полотенце, гребень, круглую деревянную коробочку с пастообразной массой, заменяющей здесь мыло, и старое платье, которое госпожа собралась одеть после купания.

Перед тем, как идти мыться, Ника сняла одетый прямо на голое тело пояс с деньгами. Полученное в награду золото она зашила в широкий матерчатый кушак, с которым не расставалась, снимая только перед сном. Жизнь приучила девушку носить с собой если не всё своё, то хотя бы значительную его часть. Вот только благородный металл оказался изрядно тяжёлым, и пояс, несмотря на мягкую ткань, натёр на коже болезненные красные пятна.

— Ой, госпожа! — испуганно всплеснула руками рабыня. — Да как же это я недоглядела! Тут болячки могут быть, шрамы останутся. Нельзя вам такую тяжесть таскать.

— А куда я его дену? — раздражённо фыркнула хозяйка, кивнув на валявшийся поверх одеяла пояс.

— Да уберите в корзину! — торопливо зашептала собеседница, косясь на дверь. — Никто же ничего не знает, госпожа.

— Нет, — подумав, решительно заявила та. — Нельзя это без присмотра оставлять.

Озабоченно качая головой, невольница, присев на корточки, принялась внимательно рассматривать вспухшую кожу на боку чуть выше бедра. Осторожно потрогала пальцем.

— Больно, госпожа?

— Не очень, — поморщилась девушка.

Ладонь Риаты, как бы ненароком скользнула вперёд и вниз, а на губах заиграла лукаво-блудливая улыбка.

Почувствовав, как невольно напряглись мышцы живота, Ника с трудом заставила себя не отпрянуть в сторону, хотя голос её всё же чуть дрогнул:

— Ты руки не распускай. Я с женщинами… не кувыркаюсь.

— Слушаюсь, госпожа, — деланно смутилась невольница, с замедленной грацией поднимаясь на ноги и стрельнув глазами в хозяйку. — Я только хотела сказать, что надо бы чем-нибудь смазать. Если хотите, я схожу в город и куплю мазь?

— Не нужно, — проворчала Ника, оправляя платье. — У нас своя есть.

Она лично отыскала в корзине мешочек с набором "скорой помощи", собранный ещё в Канакерне. Бинты, берестяная коробочка с наборами сушёных трав от жара, поноса, запора и глист, средство от нежелательной беременности и глиняная плошка с очень полезной мазью.

Девушка развязала верёвку и приподняла край обернутого вокруг горловины куска кожи. В нос ударил неприятный запах. Лекарь уверял, что эта грязно-серая субстанция с заметными зелёными вкраплениями помогает не только от ушибов с растяжениями, но и от мозолей, и даже от ожогов.

— Нет, лучше после бани, — покачав головой, сказала Ника, подумав, что мазь следует наносить на чистую кожу.

— Как прикажете, госпожа, — кивнула рабыня с лукавой улыбкой.

Нахмурившись, хозяйка отправила её узнать: всё ли готово для купания?

Пока Риата отсутствовала, путешественница гадала, куда бы ей спрятать золото? Так ничего и не придумав, бросила пояс в корзину, уложив сверху припасённые невольницей вещички.

— Вода нагрелась, госпожа, — довольно улыбаясь, с порога заявила рабыня.

— Артисты где? — спросила Ника, впуская её в комнату.

— Ужинают, госпожа, — с многозначительной улыбкой сообщила невольница. — В бане никого нет.

— Бери корзину, — приказала хозяйка, с раздражением подумав: "Видимо, одних слов недостаточно".

Они спустились в зал уже заполненный народом. Посетители не обратили на них никакого внимания, занятые едой, выпивкой и душевными разговорами.

Снаружи здания по обе стороны от входа горели два факела, чьё неровное, трепещущее под ветром пламя освещало сгрудившиеся на дворе повозки, среди которых выделялся своими размерами фургон артистов.

Тут же неторопливо прохаживался, поигрывая тяжёлой шипастой дубинкой, здоровенный раб в облезлой меховой безрукавке, с обмотанными тряпьём ногами.

"Прямо трехзвездочный отель, — усмехнулась Ника. — С охраняемой стоянкой".

— Сюда, госпожа, — засуетилась Риата, показывая дорогу к малозаметной в темноте двери.

— Светильник забыли! — вдруг всполошилась девушка.

— Там есть, госпожа, — заверила рабыня. — Я проверяла.

Душную темноту низкого помещения с привычной ямой в каменном полу не мог разогнать тусклый желтоватый огонёк. Тем не менее, даже столь скудного освещения хватило, чтобы убедить путешественницу не лезть в эту мутную, подозрительного вида воду. Мало ли кто тут до неё купался? Не хватало ещё какую-нибудь заразу подхватить.

— В такой грязи даже лягушки сдохнут, — брезгливо морщась, пробормотала она себе под нос.

Успевшая изучить привычки госпожи, невольница торопливо выпалила:

— Я специально для вас воду в кувшинах приготовила. Вон у стенки стоят.

— Вот спасибо! — облегчённо выдохнула Ника. — А то я уже забыла, когда в последний раз мылась по-человечески

И тут же распорядилась:

— Корзину под светильник убери, чтобы на виду была.

Учитывая то, что дверь в ванную комнату изнутри не имела даже крошечного шпингалета, предостережение казалось совсем не лишним.

— Вы сложены, как прекрасная Анаид, богиня охоты, — мурлыкала Риата, помогая хозяйке снять платье и будто невзначай проводя ладонью по спине чуть ниже поясницы. — А гладкости вашей кожи позавидуют даже небожительницы.

Резко обернувшись, девушка перехватила запястье невольницы.

— Плохо слышала? Повторяю — я не кувыркаюсь с женщинами!

Однако, вместо того, чтобы отпрянуть, рабыня подалась вперёд, почти прижимаясь к хозяйке и призывно приоткрыв губы для поцелуя. Нике ничего не оставалось делать, как только воспользоваться одним из тех приёмов, которым обучил свою названную дочь Наставник.

Никак не ожидавшая ничего подобного, женщина, взвизгнув, рухнула на колени с неестественно вывернутой рукой.

— Говорю в последний раз, — змеёй прошипела хозяйка. — Попробуешь меня соблазнить, вырву глаз!!

Риата дёрнулась, но хозяйка была крупнее, с детства занималась балетом, потом спортивными танцами, а жизнь на лоне дикой природы только добавила силы её мышцам.

Почувствовав себя в капкане, невольница взглянула на госпожу уже с непритворным испугом. В эту минуту девушка чувствовала себя способной провести свою угрозу в жизнь. Она не собиралась вмешиваться в сексуальную жизнь рабыни, но категорически не желала становиться её частью.

— Уяснила? — с той же угрозой поинтересовалась Ника.

Очевидно, внешний вид хозяйки убедил Риату в серьёзности намерений, потому что, втянув голову в плечи, она тихо пролепетала:

— Да, госпожа.

— Вот и хорошо, — вздохнула девушка, выпуская её руку. — Давай мыться.

Сначала промыли волосы, наклоняясь над ванной, потом рабыня протёрла спину и плечи Ники пенной губкой, но на этот раз в её движениях уже не чувствовалось никакого эротизма. Так же спокойно и деловито невольница нанесла мазь на кожу хозяйки и замотала бинтом.

Переодевшись, госпожа замерла в нерешительности. Риате тоже надо вымыться. Но не оставлять же её один на один с золотом? Особенно после такого душевного разговора. А таскать корзину самой, значит, привлечь ненужное внимание.

— Мойся, — махнув рукой, решила девушка. — Я тут посижу. Только в эту помойку не окунайся, там в кувшине ещё вода осталась.

Проведённая с подчинённой политико-воспитательная работа возымела своё благотворное действие. Невольница-рабыня торопливо ополоснулась, столь же быстро оделась и замерла в ожидании приказа, скромно опустив глаза.

Веселье в большом зале постоялого двора всё ещё било ключом, несмотря на царившую за стенами ночь.

Поднявшись к себе, Ника переоделась в ночную рубашку и завалилась на постель, с удовлетворением убеждаясь, что ни пятки, ни затылок ни во что не упираются. Она заснула почти сразу же, в последний миг расслышав, как раскладывавшая на полу шкуры Риата что-то очень тихо, на грани слышимости бубнит себе под нос.

Но девушке показалось, что не прошло и нескольких минут, как в ухе зашелестел её мягкий, вкрадчивый голос:

— Госпожа, госпожа!

"Ну, что ещё!? — скрипнув зубами, мысленно взвыла путешественница. — Какого батмана нужно этой дуре? Сейчас точно все космы выдеру!"

Однако, когда свинцовые веки, наконец, смогли подняться, вся злость куда-то улетучилась. В комнате властвовал день. Косые лучи били сквозь окно, и в световых потоках плясали, вспыхивая на солнце, невесомые пылинки.

— Завтракать будете, госпожа? — с несвойственным ранее подобострастием и даже страхом, предложила невольница. — Я принесла лепёшки, оливки и мёд.

— Мёд? — переспросила хозяйка, со вкусом потягиваясь. — Мёд — это хорошо. Но сначала другие дела.

В мятой и уже не очень чистой рубашке выходить из комнаты не хотелось. Мало ли на кого наткнёшься в заполненном народом постоялом дворе по пути в уборную? Нужно поддерживать имидж аристократки. Но садиться на горшок там же, где собираешься есть — тоже не стоит. Поэтому пришлось вначале умыться, потом переодеться и только затем, набросив на голову покрывало, с трудом удерживаясь от перехода на рысь, посетить настойчиво зовущее место.

Повозок возле постоялого двора заметно убавилось. По камням мостовой бегали дети артистов, а их матери устроили тут же постирушку, развесив на оглоблях какие-то тряпки.

— Где Гу Менсин и остальные? — первым делом спросила Ника, вернувшись к себе.

Не знаю, госпожа, — по-прежнему не поднимая глаз, пролепетала рабыня, с испугом косясь на хозяйку.

Нике вдруг стало её жаль. Что ни говори, в последние месяцы именно Риата оставалась для неё самым близким человеком, делившим все трудности опасного путешествия. Даже появилось сожаление о возможно слишком грубых словах и поступках. Кажется, она сумела по-настоящему напугать бедную невольницу.

Но вспомнив рассказы Риаты о прежних хозяевах и их отношениях к рабам, девушка заподозрила, что та, зная мягкий характер госпожи, пытается сыграть на этом, внушив чувство вины.

Поэтому, старательно делая вид, будто ни скорбно опущенные уголки рта, ни тоскливая обида и немой укор в глазах собеседницы её нисколько не волнуют, Ника продолжала отдавать распоряжения:

— Потом постираешь рубашку, сегодня тепло, до вечера высохнет.

— Да, госпожа, — смиренно вздохнула невольница, поспешно доложив. — Ваше платье я уже выстирала.

— Вот это ты правильно сделала! — как ни старалась Ника сохранять равнодушие, приличествующее владелице говорящего орудия труда, похвала вышла все же несколько более эмоциональной, чем ей хотелось. Видимо, она все же невольно пыталась вернуть былую душевную близость. Всё-таки такое поведение Риаты несколько… напрягало.

Спустившись, путешественница подошла к хлопотавшим у фургона жёнам артистов, и поздоровавшись, спросила, как долго они намерены здесь пробыть?

— Не знаем пока, госпожа Юлиса, — пожала плечами Приния. — Муж ушёл к консулам.

И понизив голос, продолжила доверительно:

— Сами видите, госпожа Юлиса, город маленький. Вряд ли стоит задерживаться здесь надолго…

— А вот и они! — прервала её Дипта Золг.

Обернувшись, девушка увидела приближавшихся актёров, возбуждённо переговаривавшихся между собой.

— Добрый день, госпожа Юлиса, — первым делом поприветствовал её глава урбы. — Рад видеть вас в добром здравии.

Ответив на поклон, Ника поинтересовалась:

— Что вам сказали консулы, господин Гу Менсин?

Огорчённо крякнув, толстяк озабоченно почесал начавшую заметно лысеть макушку.

— Нам разрешили показать представление на рынке или на площади народных собраний…

Девушка краем глаза заметила, как просветлело лицо Принии.

— Но только с помоста, — с сожалением закончил старый актёр.

— Обязательно? — с робкой надеждой спросила какая-то женщина.

— Да! — жёстко отрезал глава урбы. — Здешний хранитель городского порядка почему-то возжелал, чтобы все жители Меведы хорошо рассмотрели наше выступление.

— Разве это плохо? — спросила путешественница, с недоумением оглядев враз посмурневших артистов.

— Ах, госпожа Юлиса, — скорбно покачал головой толстяк. — Нам придётся заплатить за помост и за его разборку местным мастерам, и это не считая обычных городских сборов. Мы больше потратимся, чем заработаем.

— Если давать по два представления в день, — пробормотал Корин Палл. — И менять пьесы…

— Всё равно ничего не получится! — фыркнул Анний Мар. — В этой дыре слишком мало народу. Мы за три дня успеем всем надоесть…

— Вам виднее! — громкий голос Ники заставил спорщиков замолчать. — Я готова ехать хоть завтра.

С этими словами она ушла, оставив урбу решать столь животрепещущий вопрос. Риата тут же у колодца занялась стиркой, а её хозяйка отправилась осматривать местные достопримечательности.

Путешественница знала, что девушкам благородного происхождения не полагается появляться в общественных местах без рабыни или служанки, но в данном случае решила наплевать на условности. Вряд ли кто в Меведе узнает, что она принадлежит к древнему роду младших лотийских Юлисов.

Ей понадобилось менее часа, чтобы обойти центр города, заглядывая во все встречные лавки и внимательно разглядывая каждое мало-мальски примечательное здание.

По результатам прогулки Ника сделала вывод, что все города Западного побережья, где ей удалось побывать, построены по одному плану. Храм бога-покровителя, площадь народных собраний, от которой расходятся центральные улицы, большинство из которых не превышают шести-семи метров в ширину. На пересечениях с боковыми, ещё более узкими переулками встречаются святилища других небожителей или небольшие площади с источниками воды — колодцами либо фонтанами, как в Канакерне.

Пока она изображала праздную туристку, артисты решали, оставаться им в городе или нет? По словам Риаты, решающим аргументом в пользу продолжения путешествия стали неудачные переговоры с мастерами, заломившими, если верить Луксте Мар, просто сумасшедшую цену за помост.

Выслушав её, девушка с тайным облегчением убедилась, что невольница почти перестала на неё дуться. Видимо, за время отсутствия хозяйки она пересмотрела своё поведение и теперь говорила лишь чуть почтительнее, чем до банного недоразумения. Хотя прежнего взаимного расположения друг к дружке между ними уже не чувствовалось. Но, наверное, в отношениях рабов и хозяев так должно и быть? А Нике стоит подыскать друзей среди свободных людей.

Однако, чтобы лишний раз подчеркнуть своё доверие к невольнице, девушка вручила ей кошелёк и отправила на базар, купить в дорогу что-нибудь вкусненькое и долго хранящееся: сыр, колбасу, изюм, яблоки.

Перед тем, как распрощаться с хозяином постоялого двора, артисты приобрели у него немного фасоли, крупы и муки, чем сильно удивили свою попутчицу. Ника знала, что на рынке эти продукты дешевле. Но, видимо, у актёров имелись какие-то свои резоны.

Погода испортилась. Зарядивший с утра ленивый дождь перешёл в клубящуюся в воздухе мелкую водяную пыль, оседавшую каплями на блестящей шерсти осла. Под копытами и колёсами противно зачавкала грязь. Риата сидела на скамеечке снаружи, закутавшись в тёплый плащ, а её хозяйка предпочла валяться на разложенных внутри шкурах.

К полудню воздух прояснился, но небо по-прежнему оставалось затянуто плотным слоем светло-серых облаков.

Только, даже сегодня урба не изменила распорядок дня, встав на отдых под сенью невысокого, но раскидистого дерева.

Ника, предусмотрительно запасшаяся сухим пайком, с интересом наблюдала за суетой на стоянке, гадая, сумеют ли её спутники разжечь костёр после такого дождя. Но бродячие артисты оказались приспособлены к трудностям путешествия не хуже дикарей-аратачей.

Пока Анний Мар и Балк Круна, вооружившись топорами, лазили по зарослям в поисках сухих дров, прочие мужчины деревянными лопатами срезали верхний сырой слой почвы на площади примерно в квадратный метр.

Не успели они закончить яму, как появились дровосеки, с трудом волоча толстую, блестевшую от влаги лесину. Девушка разочарованно отвернулась, дальше смотреть нечего. Сейчас кто-нибудь расколет бревно пополам и нарубит из сердцевины сухих щепок.

Уяснив, что жевать в сухомятку не придётся, она пожертвовала в общий котёл одну из колбасок, а Приния густо заправила разваренную фасоль оливковым маслом из большой, разрисованной амфоры.

"На помост денег нет, а такую прорву масла купили", — недоумевала Ника, провожая взглядом двух женщин, со смехом тащивших двадцатилитровый сосуд обратно в фургон. Немного разбираясь в ценах, она предположила, что артистам где-то удалось достать по дешёвке залежалый товар. Однако, осторожно попробовав, убедилась в свежести и качестве продукта.

Кулинарные сюрпризы на этом не закончились. Лукста Мар принесла из повозки целый подол крупных яблок.

— Кушайте, госпожа Юлиса.

— Спасибо, госпожа Мар, — поблагодарила она женщину, с хрустом вгрызаясь в фрукт и тут же зажмурившись от удовольствия, чувствуя во рту кисловато-сладкую мякоть.

Долго не рассиживались, торопясь засветло добраться до деревни Внажки.

Не в силах выбросить из головы странную историю с оливковым маслом, путешественница поделилась своими смутными сомнениями с рабыней. Риата насмешливо фыркнула, но тут же испуганно втянула голову в плечи.

— Не бойся! — раздражённо махнула рукой хозяйка. — Говори, что я не так сказала?

— Да своровали они эту амфору, госпожа, — понизив голос, невольница кивнула на тащившийся впереди фургон. — Все знают, что артисты любят брать то, что плохо лежит. Вот и масло спёрли. Может, на базаре, а, может, и прямо на постоялом дворе, пока хозяин им фасоль да муку продавал. Яблоки точно оттуда. Вчера вечером какой-то крестьянин две корзины привёз.

Хмыкнув, её хозяйка покачала головой, ещё раз похвалив себя за предусмотрительно сшитый пояс.

Дальнейшее странствие перестало радовать новизной, но и не особо беспокоило приключениями. Места вокруг становились всё более обжитыми. Кроме поселений рыбаков всё чаще стали попадаться деревни земледельцев. Как правило, в тех и других артисты только ночевали, лишь иногда устраивая короткие представления в день приезда. Увы, но ещё раз попасть на деревенскую свадьбу не удалось. В одном месте, правда, пригласили выступить на деревенском празднике, где артистов от души накормили, но заплатили лишь продуктами.

Два раза их маленький караван не успевал добраться до жилья, и ночевать приходилось под открытым небом. Тогда актёры отгоняли фургон от дороги, маскируя за деревьями или в густых зарослях. Жгли костры, разводя их так, чтобы свет не видели со стороны гор, и караулили всю ночь напролёт, надеясь больше не на свои глаза и уши, а на чуткость животных, которых выпускали пастись.

Хищники на побережье встречались, но основательно прореженные охотниками, вели себя осмотрительно, как и подобает дикому зверю в цивилизованных местах. Поэтому артисты больше опасались людей. Понимая их настороженность, Ника спала, не раздеваясь, положив рядом дротики и копьеметалку.

В приморских городах, похожих один на другой, задерживались на два или три дня. Где-то выступали за городскими стенами, где-то на площадях, иногда даже сооружая помосты, но большими заработками похвастаться не могли.

В деревнях Ника ночевала в фургоне, но если останавливались на постоялом дворе, всегда брала комнату, чтобы после бани поспать по-человечески. Кроме того, чтобы занять время, она взяла за правило при каждом удобном случае отрабатывать приёмы самообороны и оттачивать навыки работы с кинжалом. Ещё и поэтому ей приходилось занимать отдельные апартаменты.

Случалось, городские богатеи, узнав о прибытии артистов, приглашали их на домашние праздники, дабы порадовать гостей культурными развлечениями. Артисты читали стихи, монологи, разыгрывали короткие сценки. Как правило, за подобные выступления не платили, ограничиваясь кормёжкой. Но иногда хозяева или кто-то из их приятелей проявляли завидную щедрость, причём исключительно к молодым и симпатичным членам урбы. Путешественница полагала, что эти деньги и ценные подарки были получены отнюдь не за актёрское мастерство. Подобный промысел не считался чем-то зазорным. Тем более, что большую часть заработанного на подсобных промыслах актёры честно отдавали в общий котёл. Не брезговали они и мелким воровством, предпочитая безвозмездно брать чужую собственность непосредственно перед тем, как покинуть населённый пункт. Как правило, крали продукты, изредка прихватив попавшуюся под руку хозяйственную утварь, которую продавали по дешёвке в первом же городке.

Путешественница узнала, что артисты рассчитывают на хороший заработок в Гедоре, городе, расположенном в месте впадения в Западный океан крупной реки Ишмы, по долине которой и проходит дорога в Империю.

Именно там Нике предстояло принять окончательное решение: остаться с урбой или продолжить путь самостоятельно? За время в дороге девушка успела привыкнуть к артистам и даже стала чувствовать к ним какую-то симпатию. Ей нравилась их простота в общении, сплочённость, готовность стать на защиту товарища, искренняя любовь к своему нелёгкому ремеслу. Путешественнице казалось, что и они относятся к ней хорошо. Помогают при необходимости, охотно отвечают на вопросы, поддерживают разговор, но не лезут в душу, пытаясь сблизиться.

Только Анний Мар Прест пробовал время от времени оказывать попутчице знаки внимания, и то скорее с целью поддержания славы записного сердцееда и дамского угодника, чем по велению души.

Тем не менее, если урба останется в Гедоре, Ника будет вынуждена искать новых попутчиков. Нельзя сказать, что подобная перспектива её сильно вдохновляла. Трудно сходясь с людьми, она так же тяжело переживала расставание, предчувствуя, что какое-то время будет скучать, особенно по парочке нетрадиционалов.

Как неглупые люди, они быстро сообразили, кого именно девушка хочет видеть героем заказанных эпиграмм. Подойдя к делу творчески, Превий Стрех составил десяток коротких обидных стишков-дразнилок, в которых, не называя имени, зло посмеялся над одним из консулов Канакерна. Прожив в городе дольше Ники, начинающий драматург использовал все известные ему сплетни, припомнив Картену и историю с болтливой дочерью должника, ставшей потом рабыней морехода и любовницей его жены, и интрижку консула с сыном одного уважаемого купца, и даже обсчёт избирателей на выборах, при этом не обходя вниманием главной темы — безудержного хвастовства Картена.

Оставив себе заполненный ровными каллиграфическими строчками папирусный свиток, девушка без сожаления выплатила талантливому стихоплёту обещанную награду, напомнив ему о комедии и повторив просьбу держать язык за зубами.

Именно от них она узнала о планах урбы задержаться надолго в Гедоре. Рассказывая об этом городе, молодые люди не жалели восторженных эпитетов. По словам поэта, Канакерн в сравнении с Гедором не более чем жалкая деревня. С горящими глазами он описывал великолепный храм богини земли Артиды и не менее чудесные святилища Рунана, бога неба, Нутпена, Анаид и Ноны, большой театр, где устраивает представления постоянная урба, чем может похвастаться не каждый имперский город. А на обширной площади народный собраний выставлены на всеобщее обозрение прекрасные статуи богов и героев.

Его более приземлённый приятель больше говорил о кораблях, заполнявших порт, где жизнь не замирала даже зимой. Вещая о многочисленных гедорских рынках, Корин Палл со знанием дела утверждал, что там можно купить всё: от венских мехов до келлуанских украшений из золота и ляпис-лазури.

Возможно, артисты, как натуры творческие, немного преувеличивали, но после таких слов Ника с тревогой поняла, что начинает чувствовать знакомое волнение, охватывавшее её перед приближением опасности. Кажется, именно там девушка завершит свой скучный путь в цивилизацию.

Глава II Гедорская загогулина

Но дело было решено,

Исполниться уже готово,

И вдруг разладилось оно

Лопе де Вега «Уехавший остался дома»

Устав сидеть, Ника размеренно шагала рядом с фургоном, поднимая сандалиями крошечные облака тонкой, дорожной пыли. Здесь, на юге, солнце ещё не жалело тепла, и осени почти не чувствовалось. Наплевав на условности, девушка сбросила с головы тяжёлую накидку, подставив волосы налетавшему с гор прохладному ветерку.

С тех пор, как путешественница покинула Канакерн, горы стали заметно ниже и уже не маячили на горизонте неприветливыми голыми вершинами. Сейчас их по самые макушки покрывали либо ещё не успевшие потерять цвет луга, либо густые желтеющие леса, изредка прорезанные извилистыми нитками дорог и тропинок, соединявших разбросанные по долинам деревни.

Глядя себе под ноги, чтобы не наступить ненароком на камни, то и дело попадавшиеся в неглубоких колеях, Ника время от времени поднимала голову, гадая, когда же закончится этот не очень крутой, но изрядно затянувшийся подъем?

Как это чаще всего и случалось, первыми их заметили дети. При виде переваливших через холм повозок крикливая, разновозрастная стайка ребятишек, плескавшихся в неширокой речке с заросшими тальником берегами, быстро разделилась на две части. Одни, на ходу одеваясь, побежали в деревню, прихватив корзины с какой-то водяной живностью, за которой, очевидно, только что охотились. Другие, сбившись плотной стайкой, приблизились к путникам, разглядывая их с безопасного расстояния и полушёпотом обмениваясь впечатлениями.

Подобная реакция на их появление весьма озадачила девушку. Неужели здесь так редко кто-то проезжает, или именно они чем-то сильно озадачили аборигенов?

Из катившего впереди фургона прямо на ходу выпрыгнули два артиста. Словно в ответ на их появление малолетние наблюдатели тут же увеличили дистанцию.

Деревня состояла из двух десятков разбросанных друг от друга на приличном расстоянии каменных домов под черепичными крышами и хозяйственных построек разной степени сохранности.

Ника подумала, что, очевидно, враги редко беспокоят набегами местных жителей, если те так вольготно расселились, не озаботившись хотя бы самыми примитивными оборонительными сооружениями, поскольку невысокие каменные стенки, окружавшие каждое хозяйство, на таковые явно не тянут. Из ворот оградок разбегались хорошо утоптанные тропинки, часть из которых сходилась к импровизированной площади, в центре которой торчала короткая колонна со статуей носатого старичка в забавном колпаке.

Видимо, жители деревни выбрали небесным покровителем одного из ангипидов — помощников богини плодородия. В тени культового сооружения спокойно дремала облезлая собачонка, рядом копошились куры.

Но не эти безобидные создания заставили путешественницу насторожиться. Возле колодца, снабжённого колёсным воротом, и выдолбленной из цельного бревна поилкой для скота замерла группа сурового вида мужиков в застиранных одеждах. Словно подчёркивая род своих занятий, каждый из них держал какое-то сельскохозяйственное орудие: мотыгу, деревянные вилы, острую палку, которой подгоняют волов.

"Кажется, нам здесь не рады", — с беспокойством подумала Ника. Очевидно, подобные мысли посетили и артистов. Замедлив шаг, те стали тревожно перешёптываться.

Селяне стояли так, что при желании фургоны могли легко их обогнуть, однако Гу Менсин, величаво выступив вперёд, громко поприветствовал собравшихся.

— Да явят боги вам свою благосклонность, добрые люди! Пусть небожители пошлют вашим полям добрый урожай, стадам — многочисленный приплод, а несчастья обойдут стороной.

Церемонно поклонившись, он замер, ожидая ответа.

— Да будет ваша дорога лёгкой, — с явной неохотой проворчал представительный мужчина в относительно новом хитоне с заметными нитями седины в угольно-чёрных волосах. — И приведёт туда, где вас ждут.

— Спасибо за добрые пожелания! — вновь склонился старший урбы, судя по выражению лица, собиравшийся сказать ещё что-то столь же выспренное. Только собеседник не дал ему это сделать.

— Но здесь вам делать нечего!

Отпрянув, старый актёр вполне натурально изобразил полное недоумение.

— Пресветлые боги, чем же скромные почитатели Нолипа заслужили такую немилость?

— Много вас, бродяг, тут шляется! — выкрикнул кто-то, и односельчане поддержали его дружным одобрительным гулом. — Потом добро пропадает!

— Такую овцу спёрли, мошенники! — перекрывая общий шум удивительно писклявым для мужчины голосом, дополнил обличающую речь приятеля плюгавый мужичонка с лысиной во всю голову. — На праздник добродетельной Ноны берегли, а теперь из-за вас пустую луковую похлёбку хлебать придётся!

Толпа угрожающе качнулась вперёд. Осознав грозящую товарищам опасность, из фургона начали торопливо выбираться остальные артисты.

"Вот батман! — мысленно охнула девушка, с нарастающим интересом следя за происходящим. — Неужели раздерутся? А мне помогать или как?"

Но, видимо, ни крестьянский вожак, ни старший урбы не хотели пока доводить дело до рукоприкладства. Первый резким движением руки притормозил наступательный порыв земляков, а второй, вытаращив глаза, схватился за грудь.

— Да что же вы такое говорите, во имя Цитии — богини справедливости!? — возопил толстяк, голосом полным благородного негодования. — Мы держим путь издалека и никак не могли что-то у вас взять!

И не давая собеседнику слово вставить, затараторил:

— Нешто вы забыли, что наша урба была здесь ранней весной?! Разве тогда у вас что-то пропало?!

Мрачно засопев, предводитель обернулся к односельчанам, а путешественница уважительно покачала головой: "Что же это получается? По пути в Канакерн артисты не воровали, понимая, что придётся возвращаться. Выходит, что ещё одни гастроли у них в Канакерне не планируются".

— У меня корзина с фасолью исчезла, — неуверенно начал обладатель выдающейся лысины, но тут же перешёл на крик. — Все вы одинаковы! Те бродяги тоже добрыми людьми притворялись, представления показывали, а я без овцы остался!

— Да заткнись ты, Мурсиб! — поморщился предводитель хлеборобов. — Тогда молчал, чего сейчас орёшь?

И не слушая оправданий, обратился к Гу Менсину:

— Тогда вы вроде бы ничего плохого не сотворили. Только ночевать мы вам в деревне всё равно не дадим! Хватит, одних приветили, а они овцу увели, полдюжины кур, да две кладовки почистили!

Односельчане одобрительно загудели.

— Не по обычаям поступаете, — упрекнул собеседника старый актёр. — Солнце садится, а вы гостей в ночь гоните.

"Ох, не говорил бы ты этого", — поморщилась Ника.

Громом разнёсся над площадью гневный вопль селян. Куры бросились врассыпную, мирно дремавшая у колонны собака с удивлением подняла лопоухую морду.

"Ну, сейчас точно бить морды начнут", — решила девушка.

Силы обеих сторон казались ей примерно равными, но у местных имелось неоспоримое преимущество в вооружении, и, видимо, на этом основании они явно рассчитывали на победу.

Однако в руках артистов появились ножи, и предводитель деревенских вновь воздел руку к небу.

— Хозяин сам решает, кого в дом пускать, — заявил он, подбоченясь. — А кого с порога прочь отослать! В половине арсанга отсюда есть священная роща. Там и заночуете. Нимфа Кирпида сохранит вас в ней от напастей.

Гу Менсин недовольно засопел.

В это время к местным подошло подкрепление в составе двух сурового вида мужиков в обтрёпанных хитонах с оглоблями в руках и пятерых подростков, вооружённых камнями и палками.

Ободрённый подмогой, главарь нагло усмехнулся:

— И пусть боги благословят ваш путь отсюда туда!

— Мы мирные люди, — с показным смирением вздохнул глава урбы. — Чтим обычаи предков и с хозяевами спорить не станем. Но вряд ли небожителям понравится, как вы встречаете гостей.

— Воров и обманщиков бессмертные любят ещё меньше! — парировал собеседник и ещё раз махнул рукой, указывая, в какую сторону надлежит направляться незваным пришельцам.

— Туда езжайте!

Тем ничего не оставалось, как подчиниться. Детвора, с напряжённым вниманием смотревшая за разборкой родителей с путешественниками, увидев позорное бегство последних, разразились восторженными криками. Самые вредные из ребятишек ещё долго бежали рядом с фургоном, оглашая окрестности обидными кричалками. Хорошо, хоть камнями не кидались. Впрочем, взрослые, видя нарастающее раздражение артистов, вскоре прекратили детское веселье.

Гу Менсин всё же немного преувеличивал, говоря о наступающих сумерках. Путники добрались до священной рощи задолго до захода солнца. На почётный статус данной группы деревьев, оседлавших плоскую вершину холма, указывало небольшое святилище, представлявшее из себя крошечный каменный домик, размером чуть меньше аппарата для продажи чипсов, в нише которого стояло грубо сделанное изваяние женщины с распущенными волосами. Одна из дочерей Нутпена и богини земли Артеды.

Рубить деревья в таких местах не полагалось, поэтому мужчины и мальчики разбрелись по роще в поисках хвороста, а женщины ушли за водой к расположенному неподалёку источнику.

— И часто вас так встречают, господин Гу Менсин? — пряча улыбку, поинтересовалась девушка.

— Случалось и похуже, госпожа Юлиса, — усмехнулся старый актёр. — Но там нас хотели побить за наши… шалости. А здесь едва не пришлось драться за чужие.

Ника рассмеялась. Толстяк тоже хохотнул, гулко хлопнув себя ладонями по брюху, и посерьёзнел.

— Завтра в Гедоре будем. Вы дальше с нами поедете или будете добираться сами?

Очевидно, заметив тень, набежавшую на лицособеседницы, старший урбы пояснил:

— Если с нами, госпожа Юлиса, то нужно ещё денег внести. Вы же только за дорогу до Гедора заплатили.

— А вы там надолго задержитесь? — вопросом на вопрос ответила девушка.

— Наверное, госпожа Юлиса, — как-то не совсем уверенно пробормотал собеседник. — Весной мы здесь неплохо заработали. Приния гадала на бобах, и вроде как случится тут что-то важное. Вот только она не знает — хорошее или плохое.

Мужчина шумно вздохнул.

— Гедор — город большой, богатый, глупо просто так мимо денег проезжать.

— Значит, собираетесь показывать представления? — решила внести окончательную ясность Ника.

— Да, госпожа Юлиса, — секунду подумав, важно кивнул толстяк.

— Тогда мне придётся с вами расстаться, — сказала девушка. — И поискать новых попутчиков.

— Понимаю, госпожа Юлиса, — кивнул старый актёр. — Вам надо торопиться.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Ещё один вопрос, господин Гу Менсин, — остановила его собеседница.

— Слушаю, — насторожился тот.

— Посоветуйте какой-нибудь недорогой, но приличный постоялый двор или гостиницу.

— Если только постоялый двор Аппия Герма Струдуба, — растерянно пожал плечами толстяк. — Мы останавливались там по пути в Канакерн. Других я просто не знаю. Но это место хорошее, еда вкусная, хозяин — солидный, уважаемый человек.

— Благодарю, господин Гу Менсин, — кивнула девушка.

Несмотря на бессмертную покровительницу рощи, артисты и здесь не изменили своим привычкам, спрятав костёр от гор за святилищем. За одно принесли благодарственную жертву Кирпиде и выставили на ночь караул.

Всё чаще встречавшиеся на дороге разнообразные повозки, вереницы навьюченных ослов, мулов и просто пешеходов в одиночку служили верными признаками приближения большого города.

Вскоре под ногами, копытами и колёсами застучали плотно уложенные камни. Пыли заметно поубавилось, зато фургон вместе с пассажирками стал мелко трястись, подпрыгивая на булыжниках. Стоически выдержав почти полтора часа подобной экзекуции, Ника слезла с повозки и пошла рядом, с интересом оглядываясь по сторонам.

От дороги то и дело отходили более узкие ответвления, ведущие к усадьбам, окружённым обширными садами, полями и виноградниками, где мелькали фигурки занятых работой невольников. Иногда удавалось рассмотреть дома и хозяйственные постройки, опоясанные то каменной оградой, то забором из вкопанных в землю заострённых брёвен.

Путешественница уже знала, что местные крупные землевладельцы почему-то предпочитают селиться в непосредственной близости от столиц своих карликовых государств.

Несколько раз мимо их каравана лёгкой рысью проскакали небольшие группы всадников, блестевших ярко начищенными доспехами. А однажды, грохоча, промчалась запряжённая четвёркой лошадей колесница, в которой, обнявшись, стояли два хохочущих парня лет по двадцать. Один из них сжимал ременные вожжи, а другой размахивал маленькой расписной амфорой. Судя по разукрашенной сбруе и хитонам с серебряными пряжками на плечах, мимо них проехали местные мажоры на здешнем порше.

Дорога обогнула выступавшую из склона холма скалу, и перед путешественниками предстала панорама города, расположившегося на полуострове, образованном морским заливом и широкой рекой.

Солнце, весь день стыдливо прятавшееся за облаками, внезапно выглянуло, заставив заиграть новыми яркими красками открывшуюся панораму с зеленью окружающих гор и пронзительной синевой вод, в которых отражалось покрытое белыми хлопьями небо.

— Хорошая примета, госпожа, — взволнованно проговорила рабыня. — Лучезарный Нолип приветствует нас на пороге Гедора!

— Угу, — машинально отозвалась хозяйка, рассматривая лежавший внизу город.

Сады и виноградники подступали почти вплотную к заполненному водой рву, за которым возвышались мощные крепостные стены с выступавшими вперёд зубчатыми башнями. А дальше теснилось великое множество одно и двухэтажных домов, среди которых изредка попадались и более высокие сооружения. Запутанная сеть узких улиц перемежалась с редкими площадями.

Набежавшая тучка вновь закрыла солнце, и с моря потянуло прохладой. Плотнее закутавшись в толстую накидку, путешественница торопливо зашагала за медленно удалявшимся фургоном артистов.

По мере приближения к городу дорога стала шире, скорость потока желающих попасть в город немного уменьшилась, а вот покидавшие его стали двигаться как будто даже быстрее. Упорядоченность чувствовалась даже в том, что они не перемешивались, мешая друг другу, а держались по разные стороны дороги.

"Левостороннее движение, — усмехнулась про себя попаданка. — Как в Англии".

Продолжая оглядываться по сторонам, она обратила внимание на то, что облицовка рва с неторопливо текущей водой и крепостные стены выглядят изрядно потрёпанными. Хотя то тут, то там выделявшиеся выбоины нанесены явно не стенобитными орудиями врагов, а беспощадным временем. Ника подумала, что когда-то в Гедоре придавали большое значение оборонительным сооружениям, но теперь это скорее остатки былого великолепия. Очевидно, большая война давно не посещала эти места.

Однако, вместо второго пролёта моста лежал собранный из толстых деревянных плах помост, спускавшийся и поднимавшийся с помощью массивных дубовых балок, с прикреплёнными на концах потёртыми бронзовыми цепями.

Над тёмным проёмом ворот красовался недавно подкрашенный барельеф тучной женщины с венком из колосьев поверх прикрытой накидкой головы. Ника узнала изображение богини земли Артеды, матери богов.

К повозке артистов подошёл раб с медной табличкой поверх добротного серого хитона в сопровождении двух сверкавших начищенными панцирями и шлемами молодых воинов.

— Кто такие? — скучным голосом спросил невольник, не поднимая глаз от зажатой в руке навощённой таблички. — Зачем пожаловали в славный Гедор?

— Служители славы Нолипа! — выспренно пророкотал Гу Менсин. — Собираемся с разрешения консулов порадовать добрых жителей вашего прекрасного города чудесными представлениями!

— Что им здесь мёдом намазано? — насмешливо фыркнул один из стражников, скорее всего ещё не получившего права гражданина, эфеб.

Не обращая внимание на его слова, раб, судя по табличке, принадлежавший городу, так же тускло продолжал:

— Въездная пошлина один обол, за повозку два. Итого — три обола.

Даже не пытаясь торговаться, старший урбы безропотно протянул ему деньги. Аккуратно спрятав медные монетки в висевший на поясе солидных размеров кошель, невольник подошёл к фургону Ники.

Поскольку актёр не назвал своего имени, она тоже не стала представляться, лаконично заявив:

— Путешественница. Еду в Радл к родственникам.

Услышав её голос, раб вскинул голову от записей.

— Вы… одна, госпожа?

— С рабыней, — девушка кивнула на притихшую Риату.

— Откуда вы, госпожа? — сверкнул великолепными зубами один из воинов.

— Из Канакерна, — спокойно ответила та.

— Ого! — недоверчиво усмехнулся второй эфеб. — Издалека. Не страшно было ехать?

— Не очень, — покачала головой Ника. — Мне небожители помогли и вон те люди.

Она кивнула на неторопливо удалявшуюся повозку артистов.

— Так вы с ними? — вскинул густые брови зубастый молодой человек, и его широкая улыбка тут же сделалась насмешливо-игривой.

— Я сама по себе! — строго нахмурилась Юлиса. — Мы просто вместе добирались до вашего славного города…

Заметив, что за её фургоном уже начинает образовываться очередь, невольник с кошельком торопливо проговорил:

— Въездная пошлина обол, и обол за повозку.

Получив монеты, он поспешил к начинавшему нервничать мужчине с двумя мулами, навьюченными плотно увязанными тюками.

Не дожидаясь распоряжения, Риата тронула прутиком задумавшегося о вечном ослика. Её хозяйка, повинуясь внезапному порыву, обернулась. Эфебы, переговариваясь, таращились ей вслед, а воротный раб уже принимал денежки у очередного желающего попасть в город.

— Это что же, те, кто привозит груз во вьюках, заплатит только один обол? — обратилась Ника к спутнице.

— Нет, госпожа, — покачала головой собеседница. — Здесь имперские порядки ввели. Деньги за животных берут, хоть в повозке, хоть под седлом. На них содержат специальных городских рабов, которые собирают навоз и поддерживают в городе чистоту.

За воротной башней, как и положено, располагалась небольшая, густо заполненная людьми и повозками площадь. Риата слезла с фургона и взяла осла под уздцы.

Вслед за артистами они повернули направо. Внезапно налетевший порыв ветра принёс резкий, противных запах, заставивший девушку поморщиться. Недоумевая, что может так вонять в относительно чистом городе, она встала на скамеечку и, приподнявшись, заглянула за тянувшуюся рядом каменную ограду. Между рядами небольших квадратных водоёмов расхаживали одетые в лохмотья рабы. Тут же на длинных жердях сушились полотна разноцветных тканей.

"Красильная мастерская", — догадалась путешественница, от души надеясь, что рекомендованный Гу Менсином постоялый двор находится подальше от этого отравляющего воздух места. К счастью, потом потянулись какие-то лавки, швейные и ткацкие мастерские, где хозяева трудились в компании двух-трёх невольников.

"Рабовладельческий строй", — философски вздохнула попаданка, вновь усаживаясь на скамеечку.

Увидев впереди здание, построенное в виде буквы "П", со стоявшими в центре повозками, Ника поняла, что они наконец-то прибыли туда куда нужно. С шумом втянув носом воздух, она с облегчением убедилась, что пахнет только навозом и прочими городскими нечистотами.

Старший урбы уже беседовал с пожилым благообразным дядечкой в тёмно-коричневой тунике с привязанными рукавами. Судя по кошельку и связке ключей на поясе, это был либо сам хозяин заведения, либо управляющий.

Кивнув Гу Менсину, он окликнул мальчишку-раба. С поклоном выслушав хозяина, маленький невольник, поправив сползавший с плеча рваный хитон, бросился помогать Аннию Мару распрягать мулов.

А его господин, обернувшись, встретился глазами с Никой. Угадав в ней потенциальную клиентку, он остался поджидать путешественницу, а старший урбы направился к центральной двухэтажной части постоялого двора.

— Да будет благословлено богами это место и его хозяева, — подчёркнуто любезно поздоровавшись, девушка ловко спрыгнула на загаженную мостовую, заставив брови мужчины скакнуть на лоб и тут же вернуться обратно.

— Спасибо за добрые слова, прекрасная госпожа, — с лёгким удивлением поклонился тот. — Я Аппий Герм Струдуб, и мой дом готов предложить вам всё своё гостеприимство.

Собеседник выжидательно посмотрел ей за спину, словно надеясь увидеть кого-то ещё, потом перевёл ещё более озадаченный взгляд на Нику.

— Надеюсь, у вас найдётся отдельная комната, господин Герм? Или мне поискать в другом месте?

Хозяин оценивающе оглядел её когда-то дорогое, но уже изрядно застиранное платье, пропылённую накидку и медленно с расстановкой проговорил:

— Есть, госпожа. Только это обойдётся вам в пять риалов за день.

— Цены у вас высокие, господин Герм, — покачала головой девушка. — Но, полагаю, в сумму входит оплата конюшни и овса для моего ослика?

— Конечно, госпожа, — снисходительно усмехнулся дядечка. — Это же Гедор!

— И баня? — продолжала допытываться будущая постоялица.

Скрестив руки на груди, Аппий Герм важно кивнул.

— Тогда меня это устраивает, — согласилась путешественница, тут же начав отдавать распоряжения. — Прикажите кому-нибудь помочь моей рабыне занести вещи.

— Надолго собрались остановиться? — полюбопытствовал собеседник, не трогаясь с места.

— Для начала, дня на три, — любезно сообщила Ника.

— Тогда деньги вперёд, — вежливо, но твёрдо заявил мужчина.

— Не раньше, чем увижу комнату, господин Герм, — парировала девушка.

— Справедливо, — хмыкнул хозяин заведения, поинтересовавшись. — А как ваше имя?

— Ника Юлиса Террина, — представилась новая постоялица.

Аппий Герм на секунду задумался, сведя кустистые брови, но тут же, надев на лицо дежурную улыбку, сделал рукой приглашающий жест.

По внутренней планировке данное заведение почти ничем не отличалось от тех, что уже приходилось видеть путешественнице. Разве что обеденный зал здесь оказался почище, а на окнах вместо глухих ставен красовались решётки и деревянные жалюзи.

Осмотрев широкую кровать с набитым свежей соломой матрасом, чистую цилиндрическую подушку и толстое суконное одеяло, Ника потрепала табурет, навалилась всем телом на стол и только после этого отсчитала деньги насмешливо ухмылявшемуся хозяину.

Ещё один приятный сюрприз преподнесла местная баня, точнее ванна, наполненная почти чистой водой. То ли девушка оказалась первой посетительницей, то ли её просто чаще меняли, только путешественница, усевшись на каменный приступочек и блаженно прикрыв глаза, откинулась назад, предоставив Риате возможность промыть её изрядно отросшие волосы.

"Ну прямо как в четырёхзвёздочном отеле!" — подумала Ника, чувствуя во всём теле приятную расслабленность.

Как и следовало ожидать, вечером обеденный зал постоялого двора оказался полон желающих выпить, закусить и пообщаться. Но здешние посетители вели себя солидно, обходясь без громких криков, шума и визга приставучих шлюх. Рассевшись за столом у самого входа, артисты, не обратив на недавнюю попутчицу никакого внимания, чинно беседовали с двумя прилично одетыми горожанами.

К Нике, призывно постреливая густо подведёнными глазками, подошла молодая рабыня-подавальщица в коротком хитоне и ярко начищенном ошейнике с выбитым именем хозяина. Наткнувшись на неприязненный взгляд, разочарованно потупилась и уже, видимо, просто по привычке, покачивая бёдрами, повела новую посетительницу к двери на кухню, возле которой только что освободившийся столик торопливо протирала тряпкой столь же молодая, но ещё более грудастая невольница.

Едва чисто вымытая и ужасно голодная путешественница уселась на массивный табурет, откуда-то появился сам хозяин заведения.

— Поужинать решили, госпожа Юлиса?

— Да, господин Герм, — не удержалась от улыбки девушка.

— Как раз сегодня зарезали свинью, — доверительно сообщил мужчина. — Если хотите, могу предложить свиные соски с уксусом в мёду.

Он мечтательно закатил глаза, а гостья с трудом удержалась от брезгливой гримасы.

— Нет, спасибо.

— Тогда есть садовые улитки, — продолжал рекламную кампанию владелец заведения. — Мой повар изумительно их готовит в козьем молоке. Ручаюсь, таких вы и в Радле не пробовали.

— Верю, господин Герм, — усмехнулась Ника, разгадав нехитрую уловку собеседника. — Тем более я там никогда не была.

— Но Юлисы — один из древнейших родов Империи, — вскинул брови мужчина. — Или вы не имеете к ним отношения?

— Имею, — нахмурилась девушка. — Моя семья принадлежит к младшим лотийским Юлисам.

— А разве вы не из Канакерна? — ещё сильнее удивился собеседник.

Путешественница покосилась в сторону артистов. Перехватив её взгляд, хозяин заведения посуровел.

— Это долгая история, господин Герм, — проговорила она, покачивая головой. — Если хотите, я расскажу, но только завтра. Я слишком устала. Если не трудно, прикажите принести фасоли или бобов с подливкой для меня и моей рабыни. Ну и вина, разумеется.

— Какого? — любезно поинтересовался собеседник.

— На ваш вкус, — вернула улыбку Ника. — Только не очень дорогого. И пусть не забудут разбавить.

— Разумеется! — хозяин постоялого двора даже обиделся. — Мы же не варвары, да и вы тоже.

Последние слова он произнёс с каким-то особым подтекстом.

Ждать пришлось совсем недолго, и вот всё та же самая рабыня с блудливыми глазками выставила перед ней миску разваренной фасоли с крупно нарезанными кусками мяса и мелко нашинкованными овощами, кувшин вина, медный стакан и лепёшки.

Девушка взялась за ложку, чтобы по достоинству оценить искусство повара Аппия Герма Струдуба, но тут заметила на её противоположном конце какой-то зловещего вида крючок.

Как раз принесли ужин Риате. У неё и посуда оказалась похуже и порции поменьше. Однако, прежде чем рабыня стала есть, хозяйка поинтересовалась у той назначением странной металлической штуковины.

— Так это чтобы улиток из раковин выковыривать, госпожа, — пояснила невольница и, понизив голос, добавила. — В Империи их очень любят, а на Западном побережье почти не едят.

"Странно, — хмыкнула про себя путешественница. — Наставник ничего не рассказывал о таких кулинарных изысках. Может, эта мода появилась после того, как он сбежал из Радла?"

Впечатление от прекрасно проведённого вечера не смогла испортить даже запредельная цена ужина. Целых два риала! Впрочем, серебра у неё пока хватало, а есть ещё и золото, и последний сапфир, зашитый в шов кожаной куртки.

— Вкусно здесь готовят, — подвела итог дня Ника, забираясь под одеяло. — И комната хорошая. Только дорого здесь всё.

— В Радле ещё дороже, — зевая, отозвалась с пола Риата. — Привыкайте, госпожа.

Поскольку на этот раз путешественница никуда особо не торопилась, то утром велела невольнице сделать ей причёску, подобающую знатной девушке. Рабыня не подвела, хотя и долго провозилась.

С красиво уложенными волосами, прихватив чистую, более лёгкую накидку, прикрывавшую кинжал за спиной, Ника почувствовала себя готовой и к прогулке по городу, и к разговору с Аппием Гермом, проявившим вчера столько нездорового любопытства к её скромной персоне.

Судя по положению солнца, занятые делами люди давно позавтракали и уже, наверное, начали ждать обеда, поэтому в большом зале оказалось всего трое: то ли опоздавших, то ли явившихся слишком рано посетителей. Прилично одетая пара средних лет и какой-то старик в длинной белой хламиде, скорее всего жрец.

Но даже в это время рачительный хозяин не давал рабам бездельничать. Нацепив фартуки поверх хитонов, невольницы наводили чистоту, не только протирая пол и мебель, но даже сметая копоть со стен и потолков.

Заметив посетительницу с рабыней, одна из девушек, оставив метёлку, направилась к ним навстречу.

— Проходите сюда, госпожа, — с поклоном проводила она путешественницу к столику на ещё не помытой половине зала. — Чего желаете?

— Виноград, лепёшки, если есть мёд, — сделала заказ Ника. — Обоим.

Она с аппетитом позавтракала и уже собиралась уходить, когда в дверях зала появился владелец заведения и направился на кухню. Однако, видимо, необычная посетительница возбудила в нём нешуточное любопытство, потому что, едва заметив её, мужчина резко сменил направление.

— Добрый день, госпожа Юлиса, — поприветствовав девушку, он, не спрашивая разрешения, уселся напротив. — Как отдохнули?

— Прекрасно, господин Герм, — вернула любезность путешественница, немного сожалея о том, что сильно припозднилась с завтраком и вовремя не ушла. Хотя, судя по всему, дядечке явно попала шлея под хвост, и он всё равно пристал бы к ней с расспросами. — Давно так спокойно не спала. У вас прекрасная гостиница.

— Хвала Сутолу, не хуже других, — не смог удержаться от самодовольной улыбки собеседник, но тут же стал серьёзным и даже суровым. — Теперь вы готовы со мной поговорить?

— Да, господин Герм, — величественно кивнула девушка.

— Я сам радланин, мои предки прибыли в Гедор во время "горя и слёз", — понизил голос владелец заведения. — Но до этого кое-кто из них служил Юлисам. Я много слышал об этом древнем и славном роде. Вот мне и непонятно: откуда девушка, принадлежащая к такому славному роду, могла взяться в Канакерне? Это же почти край света!

— Разве артисты из урбы Гу Менсина вам ничего не сказали? — усмехнулась Ника.

— Как можно верить тому, кто зарабатывает тем, что изображает других людей? — пренебрежительно фыркнул мужчина.

Покачав головой, путешественница почти слово в слово повторила историю, которую поведала Туну Раллию. Так же, как работорговец, хозяин постоялого двора отнёсся к её словам с откровенным недоверием. Судя по скептическому выражению круглой физиономии Аппия Герма, до конца его не убедил даже фамильный перстень, хотя герб на печатке он рассматривал долго и пристально, после чего сомнений вслух уже не высказывал. Зато, в отличие от многих местных жителей, выказал неожиданное понимание причин отсутствия здесь отца путешественницы.

— Дед говорил, что его отец тоже не пожелал покидать Цилкаг, — вздохнул он. — Хотя армия врагов уже обкладывала город со всех сторон.

И подавшись вперёд, задал ожидаемый вопрос:

— Вы сообщили родственникам о своём возвращении?

Помня беседу с Туном Раллием, на этот раз Ника выдала заранее заготовленный ответ:

— Я отправила письмо с одним купцом.

Она грустно усмехнулась.

— Только не знаю, кто из нас раньше окажется в Радле.

Собеседник понимающе кивнул.

— Теперь, когда вы всё знаете, господин Герм, — улыбнулась девушка. — Мне нужен ваш совет.

— Всё, что в моих силах, госпожа Юлиса, — с благожелательной готовностью отозвался собеседник, вновь положив локти на стол.

— Как лучше добраться до столицы Империи? — поинтересовалась путешественница, специально обрекая вопрос в столь расплывчатую форму.

Но хозяина постоялого двора это нисколько не смутило.

— Двумя способами, госпожа Юлиса, — размеренно, словно читая лекцию, заговорил он. — Подняться вверх по реке до Цилкага. Оттуда доехать до Этригии, где начинается имперский тракт. По нему точно не заблудитесь.

Он рассмеялся.

— Или можете сушей добраться до Этригии. Так будет быстрее. Зато на корабле спокойнее и безопаснее. Заплатите деньги, и больше не о чем беспокоиться. Этот способ подойдёт вам лучше всего.

— А сколько стоит место на корабле до Цилкага? — спросила Ника.

— По-разному, — пожал плечами собеседник. — Одно дело — всю дорогу на палубе просидеть, другое — купить каюту. Ну, и от капитана многое зависит.

— И где мне его искать? — продолжила расспросы девушка. — В порту?

— Это само собой, — кивнул Герм. — Только днём капитанов там застать трудно, а вечером приличной девушке туда лучше вообще не ходить. Поищите их на площади народных собраний.

Он доверительно понизил голос.

— Нас, радлан, в Гедоре много стало. Вот мы здесь потихоньку свои порядки и заводим. На площади народных собраний раньше только хора собиралась, да церемонии проводили, а сейчас торговля идёт, ораторы выступают, консулы. Люди теперь там чаще встречаются, чем на рынке.

Попаданка, понимающе кивнув, вспомнила рассказы Наставника о форумах, центральных площадях городов, где протекала их основная деловая, политическая и религиозная жизнь.

— А не подскажете, где их там искать?

— У храма Гермеса, — после некоторого раздумья стал перечислять мужчина. — Или возле Консулата, у храма Нутпена-морепенителя…

"Хорошо, если всё это рядом, — с грустной обречённостью подумала Ника. — А то придётся гоняться по всему форуму… И как узнать, кто капитан? Опрашивать всех подряд?"

Увидев перемену в её лице, рассказчик усмехнулся.

— Есть другой способ, госпожа Юлиса. Только не знаю, подойдёт ли он вам?

— Какой? — тут же заинтересовалась слушательница.

— Зайдите в таверну "Пенная борода", — посоветовал Герм. — Там собирается городское Общество Нутпена, в которое входят почти все местные капитаны. Народ солидный, да и место приличное…

Он криво усмехнулся.

— Но если напьются… Сразу вспоминают, что когда-то начинали матросами… Вот тогда порядочной девушке там станет не безопасно.

— И где эта… как вы сказали… таверна? — нахмурилась путешественница, услышав столь недвусмысленное предупреждение.

— Рядом с площадью народных собраний, — стал объяснять хозяин постоялого двора. — За храмом Нутпена-морепенителя… Да там вам каждый скажет.

— Спасибо за добрый совет, господин Герм, — поблагодарила Ника. — Пусть небожители воздадут вам за доброту и участие.

— Всегда рад помочь постояльцам, — улыбнулся мужчина, поднимаясь.

— Последний вопрос, господин Герм, — вновь остановила его Ника, решив выяснить всё досконально. — Если всё же мне придётся добираться до Этригии по суше, где отыскать подходящих попутчиков?

— Там же — на площади народных собраний. Или можете сходить на постоялый двор Гарса Марсия Рвула, что возле Вторых Западных ворот. Ещё купцы собираются в трактире "Сандалия Семрега" за Консулатом.

Кивнув на прощание, владелец заведения поспешил на кухню, а девушка осталась сидеть, погружённая в размышления. У неё имеется рекомендательное письмо к командиру конной стражи Гедора Миусу Арку, переданное Румсом Фарком. Возможно, стоит воспользоваться им и попросить влиятельного человека посодействовать в поисках корабля и надёжного капитана? Вот только стоит ли рассчитывать на бескорыстную помощь? Успев изучить местные нравы, путешественница в этом сильно сомневалась.

Заметив в дверях зала Риату, Ника встала из-за стола.

— Как там осёл?

— Жив, что же ему будет, — усмехнулась рабыня, но тут же, посерьёзнев, отрапортовала. — Хлев чистый, солома свежая, овса дают много. Конюх обещал особо присмотреть.

Она скромно потупила глазки.

— Возьми маленькую корзину, — хозяйка протянула ей ключ от комнаты. — Мы идём в город.

Выйдя со двора, путешественница скоро осознала отличие Гедора от всех ранее виденных городов Западного побережья. По обеим сторонам улицы тянулся самый настоящий тротуар! Неширокий, примерно в полтора метра, приподнятый над центральной проезжей частью. Впрочем, горожане не слишком заморачивались соблюдением правил дорожного движения, если таковые здесь вообще имелись, а спокойно расхаживали по всей ширине улицы.

Ещё больше удивили девушку цепочки выступавших над уровнем мостовой камней, пересекавших улицу. Совершенно не представляя, для чего понадобились здесь эти "лежачие полицейские", она обратилась за разъяснением к шагавшей позади Риате.

— Чтобы в дождь улицу переходить, госпожа, — спокойно объяснила та.

Вспомнив, как в Фарнии ей предложили специально приспособленные для прогулок в непогоду деревянные сандалии с набитыми на подошве деревянными планками, путешественница подумала с возрастающим уважением: "Здесь ходули изобретать не стали, а просто дороги сделали".

Видимо, и тротуар, имевший небольшой, но заметный уклон в сторону дороги, больше предназначен для ходьбы в дождь, чем служит дорожкой для пешеходов.

Ещё одним бросившимся в глаза отличием стало преобладание в одежде гедорцев разнообразных туник. Длинные и не очень, с рукавами и без, почти все однотонные, но с узором по подолу. А вот хитонов заметно поубавилось. Правда фасоны женских платьев не сильно отличались от тех, которые Ника видела раньше, только накидки стали меньше, легче и даже изящнее, превратившись скорее в шали.

"Вот и мне надо купить такую! — сейчас же решила девушка. — Хватит простынь на голове носить".

Как и полагалось в цивилизованных землях, богатых горожанок сопровождали рабыни с непокрытыми головами. Однако путешественница с удивлением обратила внимание, что почти у всех невольниц короткие стрижки. Создавалось впечатление, будто волосы нарочито грубо срезали ножом, причём часто тупым. Озадаченная Ника хотела спросить Риату: что означает подобная стрижка? Но тут теснившиеся по бокам стены домов внезапно расступились, и путешественница увидела обширное пространство, заполненное группами народа и отдельными людьми, перемещавшимися по замощённой камнем площади, где-то тут, то там стояли скульптуры на высоких постаментах.

Девушка невольно замедлила шаг, заворожённая открывшейся картиной. Справа от неё на обложенной плитами насыпи возвышался величественный храм. В отличие от святилища Нутпена в Канакерне здесь ряды непривычно тонких, высоких колонн шли не только по фасаду, но и по бокам, поддерживая двускатную крышу, крытую синеватой с искоркой черепицей.

На фронтоне выступал барельеф в виде тучной, но не толстой женщины с головой, скромно покрытой накидкой, в платье, спадавшем тяжёлыми складками. Одну руку Артеда положила на привычное круглое окно, а второй держала короткий жезл. Остальную часть фронтона занимал прихотливый узор из разнообразных плодов и листьев растений. По бокам ведущей в храм лестницы стояли невысокие столбы, вокруг которых обвивались ярко начищенные медные змеи, священные животные богини земли.

Напротив на противоположном конце площади располагался храм сына Артеды — царственного Питра, на это ясно указывали изображения туч и молний, бивших от круглого окна, барельефы быка и орла, а также два дуба, зеленевшие по бокам лестницы.

Несмотря на царственный статус Питра, размер храма и красочность его оформления ясно давали понять, кого именно гедорцы считали небесным покровителем своего города. Хотя здание из тёмного камня с причудливым фризом, опоясывавшим его под крышей, производило впечатление своей немного мрачной, почти готической торжественностью.

Впрочем, каждое из выходивших на площадь строений бросалось в глаза запоминавшейся красотой. Как же всё это не походило на города её мира с серыми коробками зданий или даже со сверкавшими стеклом и металлом небоскрёбами. Здесь всё казалось удивительно соразмерным, занимавшим своё, строго определённое место в архитектурном созвучии.

— Чего столбом встала деревенщина! — раздался вдруг за спиной визгливый окрик. — Дай пройти гражданину!

Ника резко обернулась, одновременно шагнув в сторону, как когда-то учил Наставник, и хватаясь за рукоятку кинжала под накидкой.

Пахнуло застарелым мужским потом. Мимо, надменно вскинув подбородок, поросший клочковатой растительностью, прошествовал пожилой, измождённый мужчина в старой заношенной тунике и сандалиях с обтрёпанными верёвочками вместо кожаных ремешков.

— Вот батман! — выругалась путешественница. Но так как не в её привычках оставлять последнее слово за оппонентом, выкрикнула:

— Ты когда в последний раз мылся, гражданин?

Но гордый гедорец не расслышал оскорбительного выкрика или счёл унизительным для своего достоинства обращать внимание на какую-то девчонку.

— Ой, госпожа, — испуганно покачала головой Риата. — Вы бы с ним поосторожнее.

— С этим плюгавым грязнулей? — насмешливо фыркнула хозяйка. — Бомж!

— А такие самые вредные, госпожа, — понизила голос невольница, судя по всему, последнего слова она не поняла, но ей хватило и первых. — За душой ничего, живут на одни подачки да голосом на хоре торгуют. Но попробуй задень — сразу в драку лезут.

Девушка пренебрежительно усмехнулась, абсолютно уверенная в том, что сможет дать доходяге достойный отпор.

— На помощь позовёт, госпожа, — словно прочитав её мысли заявила рабыня, поджав губы. — Чужачка на гедорца напала! Народ тут же набежит. В суд потянет, такое представление устроит! Куда там Гу Менсину.

— Ладно, — проворчала Ника, нехотя признавая правоту собеседницы. — Спасибо за предупреждение. Если опять начну делать что-то не так, ты знак дай. А то вляпаемся в историю…

— Как прикажете, госпожа, — кивнула явно довольная невольница, тут же предложив. — Я кашлять начну.

— Кашляй, — согласилась с таким способом сигнализации хозяйка.

Как ни торопилась путешественница встретиться с капитанами и застолбить себе место на корабле, она, не утерпев, прошлась по форуму, рассматривая выставленные скульптуры. Рядком на невысоких колоннах стояли выполненные с большим искусством бюсты консулов, очевидно, чем-то заслуживших себе почётное право красоваться на площади.

Молодая женщина из белого мрамора в коротком хитоне с открытой правой грудью держала в опущенной руке лук с наложенной стрелой.

"Анаид, — догадалась Ника. — Богиня охоты, зверей и чего-то там ещё. Вроде именно её часто изображают… полу топлес".

Присев отдохнуть, молодой красавец свесил с мраморной скамьи каменную ногу в сандалии с крылышками.

Бог торговли, всякого мелкого жульничества и по совместительству вестник богов.

Могучий обнажённый мужчина сцепился в отчаянной схватке со львом. Перевитые мощными мышцами тела человека и зверя казались живыми, если бы не аляповато раскрашенные глаза.

Карелг — небесный покровитель воинов и путешественников.

Неспешно шагая по площади, девушка оказалась возле здания с колоннами, сильно напоминавшее храм, но не смогла определить божество, которому он посвящён. На ступенях широкой лестницы толпился народ, слышался гул голосов, блеяла коза.

Внезапно с треском хлопнули двустворчатые двери, и на площадку выскочил взъерошенный мужичонка в темно-серой, заляпанной чернилами тунике.

— Свидетель по делу Керка Улраса Квинта Сепей Тур! — завопил он противным голосом, дико озираясь. — Свидетель Сепей… Шлюхино отродье! Разорви его Дрин от затылка до копчика! Куда ты запропастился, лагир!

— Только что тут был, — оправдываясь, растерянно залепетал выбежавший вслед за ним молоденький парнишка с выпученными глазами. — Может, в уборную пошёл? Я сбегаю…

— Живее, во имя божественных ягодиц Диолы! — топнул ногой мужичонка. — Консулы ждать не будут!

"Городской совет", — догадалась путешественница, прибавляя шагу.

Дорогу ей перегородила небольшая плотная толпа, из которой доносились яростные голоса.

"Неужели драка?" — мысленно удивилась девушка, невольно прислушиваясь.

— Мир создан божественной волей, недоступной пониманию смертных, следовательно, он непостижим!

— Чушь! — отозвался резкий фальцет. — Небожители дали человеку чувства и ощущения именно для познания мира!

"Хуже, — уважительно подумала Ника. — Философы".

Кроме них ей встретились какие-то ораторы, то ли агитировавшие за кого, то ли обличавшие чьи-то злоупотребления. Слушателей возле них собралось немного, да и те большей частью зевали, глазея по сторонам. У двух жонглёров, ловко перекидывавших друг другу короткие дубинки, зрителей оказалось гораздо больше.

Солнце давно перевалило за полдень, когда девушка сочла экскурсию достаточной и, недолго думая, обратилась к пожилому мужчине с красным, обветренным лицом в коричневой тунике, перетянутой широким полотняным кушаком.

— Простите навязчивую настойчивость чужестранки, господин, — с милой улыбкой заступила она ему дорогу. — Не подскажете, где найти храм Нутпена-морепенителя?

— Торопитесь принести жертву, красивая госпожа? — удивился прохожий.

— Не только, — покачала головой Ника. — Ищу… таверну "Пенная борода".

— Зачем она вам? — нахмурился собеседник. — Вы кажетесь приличной девушкой.

— Не торопитесь думать обо мне плохо, — свела брови к переносице путешественница. — Я хочу договориться о месте на корабле до Цилкага. Мне сказали, что в "Пенной бороде" собирается Общество Нутпена, и можно встретить капитанов кораблей. Или я что-то неправильно поняла?

— Жаль, что нам не по пути, — рассмеялся мужчина. — Вы правы, там действительно часто бывают члены Общества Нутпена — капитаны и хозяева судов. Храм Питра видите?

— Ещё бы! — утвердительно кивнула путешественница. — Такую красоту трудно не заметить.

— Святилище Нутпена четвёртое за ним — с узором из волн на фронтоне.

— Надо же! — покачала головой Ника. — Только что мимо проходила и не заметила.

— Здешний храм владыки морей хоть и красив, но в глаза не бросается, — добродушно усмехнулся прохожий. — По левую сторону от него проулок. Зайдёте туда и все сами увидите.

— Благодарю, господин, — чуть поклонилась девушка. — Да будут благосклонны боги к вам во всех делах.

— А вам путь они помогут добраться до Цилкага, — ответил на пожелание собеседник и уже в спину ей добавил. — Только вряд ли вы там сейчас кого-нибудь найдёте. Солнце ещё высоко.

— Тогда я отыщу хотя бы саму таверну! — рассмеялась путешественница.

Обойдя святилище, Ника ещё издали заметила развивающийся на ветру пучок длинных, скорее всего, конских волос, подвешенных на высоко вбитый в стену крюк.

"Это типа борода, — усмехнулась про себя Ника, прочитав над гостеприимно распахнутой дверью выбитую в камне надпись: "Пенная борода". — Оригинальная реклама".

Рядом так же высоко красовались большие окна с крепкими бронзовыми решётками. Заинтригованная девушка неторопливо поднялась по трём каменным ступеням. Как правило, подобные заведения, из тех что ей пришлось посещать в Канакерне, представляли собой либо полуподвалы, либо бараки без окон.

А здесь по залу перекатывались потоки солнечного света, освещая настенные росписи с морскими божествами, кораблями, крутыми волнами и зубастыми чудовищами. На чисто выметенном полу из аккуратно подогнанных друг к другу каменных плиток стояли массивные дубовые столы. В зале находилось всего пятеро посетителей, мирно беседовавших за столиком у двери на кухню. Рядом за небольшой стойкой пожилой кряжистый мужчина в кожаном жилете поверх синей туники, сверкая лысиной, пересчитывал разложенные монеты. Почувствовав чужой взгляд, он поднял голову, встретившись глазами с Никой.

Быстро, но без суеты, мужчина сгрёб деньги в кошелёк, убрал его и, опираясь руками о стол, выжидательно уставился на новую посетительницу.

— Вы хозяин этой замечательной таверны? — спросила та, подходя ближе.

Все любят комплименты.

— Да, — довольно улыбнулся мужчина, продемонстрировав редкие жёлтые зубы. — Вы впервые в Гедоре, госпожа?

— Неужели так заметно? — с деланной обидой вскинула брови девушка.

— Ещё как! — хохотнул собеседник.

— Вы правы, — вздохнула путешественница и перешла к главному. — Я слышала, у вас собирается "Общество Нутпена"?

— Здесь бывает много людей, госпожа, — медленно проговорил владелец заведения. — Моя кухня славится на весь Гедор, а вина самые лучшие на Западном побережье.

— Мне нужно добраться до Цилкага, — продолжала она, нимало не смущаясь расплывчатости ответа. — Я хотела идти в порт, но знающие люди посоветовали заглянуть в "Пенную бороду", сказав, что здесь можно встретиться и поговорить на этот счёт с капитанами судов.

— У меня часто обедают те, кто играет в кости с Нутпеном и Яробом, — согласился мужчина. — Я сам в прошлом моряк. Ходил по Ишме и вдоль Западного побережья. Только пришли вы слишком рано. Из капитанов и хозяев судов пока никого нет. В любом порту они днём всегда очень заняты — торопятся завершить дела, пока Нолип объезжает небо на своей колеснице.

Ника понимающе кивнула. Она знала местный обычай совершать торговые сделки при дневном свете, считая солнечного бога неким поручителем их честности. Девушка полагала подобную гарантию весьма ненадёжной, но своего мнения высказывать не стала, поинтересовавшись:

— Что же, так до темноты никто и не придёт?

— Ну, что вы, госпожа, — рассмеялся собеседник, глянув на окно. — Думаю, скоро начнут подходить. А пока, если хотите, поговорите вот с теми матросами.

Мужчина кивнул на вольготно расположившуюся за столом пятёрку.

— Пока они ещё трезвые.

— Спасибо, — кивнула путешественница, решив тут же воспользоваться советом.

Моряки мирно беседовали, поедали крупных креветок, запивая их слабо разбавленным, если судить по цвету, вином. Заметив направлявшуюся к ним девушку, замолчали, разглядывая её со смесью любопытства и недоумения.

— Да будет с вами милость Нутпена, храбрые мореходы, — слегка выспренно на местный манер поприветствовала их Ника.

— Здравствуйте, госпожа! И вам милость богов, госпожа! Садитесь с нами, восславим Диолу и Диноса, госпожа, — вразнобой отозвались матросы.

— Давно вы прибыли в славный город Гедор и куда направляетесь отсюда? — продолжала расспрашивать путешественница, изо всех сил стараясь смотреть на всех сразу и ни на кого в отдельности.

— Зачем вам это знать, госпожа? — нахмурился широкоплечий пожилой дядька, сделав остальным знак замолчать.

— Мне необходимо попасть в Цилкаг, — пояснила Ника. — Я ищу место на корабле, поэтому и спрашиваю.

— Богиня удачи улыбнулась вам, прекрасная госпожа! — с преувеличенным восторгом вскричал молодой пухлогубый матрос с похотливыми глазками. — Завтра, как только Нолип поднимется над краем земли, наш корабль отправляется в Цилкаг. Мы сейчас же проводим вас в порт, чтобы договориться с нашим капитаном Путром Путросом!

Его сосед отвернулся, очевидно, чтобы скрыть улыбку, другой кивал, с трудом сохраняя серьёзное выражение лица.

Укоризненно покачав головой, девушка посмотрела на пожилого дядечку.

— Мы только вчера пришли в Гедор, госпожа, — проговорил тот. — И когда пойдём обратно, знают только боги и наш капитан. Вам бы с ним поговорить. Но учтите, каюта у нас всего одна, и в трюме места мало, а на палубе ночевать вам не понравится.

— Спасибо за предупреждение, — поблагодарила Ника. Совсем недавно она пересекла океан на подобном судёнышке и прекрасно представляла себе все прелести такого путешествия.

— Обратитесь к Менору Вракийцу, — неожиданно посоветовал молчавший до этого матрос с тонким серебряным браслетом на волосатом запястье. — У него и корабль побольше, и трюм просторнее.

Трое приятелей согласно кивнули, а смазливый парнишка сказал:

— Слышал, он через два дня пойдёт в Ригию, это за Цилкагом. Как раз по пути.

— А Менор Вракиец сюда заходит? — поинтересовалась Ника, после шуточек красавчика ещё больше опасаясь идти в порт. Гедор — не Канакерн или Меведа. Судя по рассказам, тут полно кораблей из всех городов по Имше и Западному побережью. Вдарят по башке, набросят мешок на голову, сунут в трюм, доказывай потом своё аристократическое происхождение в каком-нибудь борделе.

— Должен быть, — пожал плечами рассудительный моряк.

— Обязательно придёт, — поддержал его обладатель браслета. — Он ножки свиные любит, здесь их готовят так, что и небожителей не стыдно угостить.

Мечтательно закатив глаза, он восхищённо цокнул языком.

— Спасибо, храбрые мореходы, — чуть поклонилась девушка. — Пусть небожители будут благосклонны к вашим кораблям.

— Счастливо вам добраться до Цилкага, — ответил пожилой солидный матрос.

Поразмыслив и ещё раз оглядев бьющие из окон потоки солнечного света, путешественница решила не возвращаться на постоялый двор, а подождать капитанов здесь. Не успела она расположиться на массивном табурете за столиком у стены, как рядом оказалась молоденькая невольница.

— Что вам принести госпожа?

"Они здесь, наверное, специально подбираютрабынь посмазливее, — с неожиданной неприязнью подумала Ника. — Чтобы клиенты охотнее расставались с деньгами? Или тут ресторан и бордель в одном флаконе?"

Ещё не чувствуя голода, девушка заказала разбавленного вина с лепёшками, и то только затем, чтобы не занимать место впустую, раздражая хозяина заведения.

Пока она выбирала место и беседовала с официанткой, в зале появилась невысокая, полноватая женщина с густо-каштановыми, явно крашенными волосами, с такими же яркими губами на густо напудренном лице, в коротком хитоне с разрезами по бокам почти до талии.

Едва взглянув на неё, путешественница поняла, что предположение о дополнительном приработке местных подавальщиц явно оказалось ошибочным. В таверне работали профессионалки. Причём явно с разрешения хозяина, потому что, заметив её, проститутка сразу нахмурилась и что-то спросила у владельца заведения, всё ещё продолжавшего торчать за стойкой. Тот покачал головой, после чего успокоенная девица тут же потеряла к Нике всякий интерес.

Призывно покачивая бёдрами, представительница древнейшей профессии продефилировала к мирно выпивавшим матросам, и не говоря ни слова, как-то очень ловко плюхнулась на колени к самому молодому, усевшись так, что наблюдавшая за ними путешественница убедилась не только в отсутствии у той нижнего белья, но и в качественной депиляции зоны бикини.

Молодой человек в это время как раз что-то рассказывал приятелям, увлечённо размахивая руками и не замечая ничего вокруг. Заткнувшись на полуслове, он несколько секунд недоуменно таращился на женщину, потом довольно рассмеявшись, облапил её, ущипнув за бедро.

"Ей же больно! — мысленно охнула Ника. — Точно синяк будет. Вот садист!"

Однако на раскрашенном лице проститутки не дрогнул ни один мускул, а губы так и оставались растянутыми в широкой, довольной улыбке. Похоже, она воспринимала подобное обращение как неизбежные издержки рабочего процесса. Рассмеявшись, женщина, одной рукой потрепав морячка за поросшую мягким пушком щёку, другой залезла ему за ворот хитона, проговорив что-то смешное и явно непристойное. Потому что матросы разразились утробным ржанием. Самый старший даже вытер тыльной стороной ладони выступившие на глазах слёзы.

Но тут пришла официантка и выставила перед девушкой медный кувшинчик, стакан и мягкую, ещё тёплую лепёшку.

Разломив её пополам, хозяйка протянула половину стоявшей у стены невольнице.

Один за другим в таверну вошли четверо мужчин, за ними ввалилась целая компания. Всякий раз путешественница ловила глазами озабоченный взгляд владельца "Пенной бороды". Но тот только усмехался, качая головой, из чего она делала закономерный вывод, что капитанов или владельцев судов среди них нет.

Внезапно от компании отделился молодой человек в светло-зелёной тунике с причудливой вышивкой по подолу и в сандалиях с высокой шнуровкой. На симпатичном, обрамлённом аккуратной курчавой бородкой лице блуждала лёгкая, снисходительная улыбка.

— Госпожа желает попасть в Цилкаг? — развязным тоном поинтересовался он, пододвинув табурет от соседнего столика. — Я знаю здесь всех капитанов, и могу найти подходящее судно. Даже с отдельной каютой.

— И сколько это будет стоить? — заинтересовалась девушка, на всякий случай отодвигаясь подальше.

— Пустяки! — жеманно махнул рукой парень, присаживаясь. — Обычная доля посредника. Половина от суммы сделки. Зато быстро и без хлопот.

Вдруг стоявшая у стены Риата кашлянула, да так громко, что Ника чуть не вздрогнула.

— Кажется, у вас рабыня заболела? — мельком глянув на невольницу, брезгливо скривил губы молодой человек. — Плеть — лучшее лекарство для этих скотов. Но если желаете, могу проводить вас к искусному лекарю.

Ника удивлённо посмотрела на женщину, но тут же вспомнила о происшествии с пахучим гражданином и о сигнале предупреждения.

— Простите, добрая госпожа, — низко поклонившись, пролепетала Риата, пряча глаза. — В горле запершило… Уже всё прошло.

— Как вас зовут и кто вы такой? — обернувшись к собеседнику, поинтересовалась девушка.

— Вальт Кикиро, — представился тот с видом довольного жизнью кота, примостившегося у мышиной норки. — Мне платят за то, что я помогаю людям находить друг друга и принимаю на себя часть их забот.

— Я привыкла сама решать свои проблемы, — покачала головой путешественница, отметив, что прозвище "кикиро" по-либрийски значит "горох", вернее "горошек", как-то не очень ему подходит. — Но я подумаю над вашим предложением.

— О чём тут думать!? — с наигранным энтузиазмом вскричал парень. — Когда хотите отплыть? Желаете отдельную каюту? Это будет дороже и, возможно, придётся немного подождать. Сами понимаете, корабль с удобными местами для пассажиров надо ещё поискать.

— Ещё раз благодарю за заботу, — стояла на своём Ника, не на шутку встревоженная реакцией многоопытной рабыни на вроде бы разумное предложение Кикиро. — Но я пока не…

— Тогда зачем пришли сюда? — резко оборвал её молодой человек. — Занятых людей от дела отрывать?

— Разве я вас отрывала? — фыркнула девушка, начиная злиться: "Какие они тут все занятые…" — Это вы ко мне подсели. А я пришла поговорить, узнать цены, а уж потом решать…

— Ну так слушайте! — усмехнувшись, собеседник закинул ногу на ногу. — Обычно за перевоз одного человека на палубе до Цилкага берут сто риалов без еды, сто пятьдесят с кормёжкой. Каюты стоят от четырёхсот. Никто другой вам ничего не скажет, клянусь крылышками Семрега.

— Хорошо, — кивнула слушательница после недолгого молчания. — Я подумаю. Если что, мне известно, где вас искать.

— Всё выяснили и теперь хотите от меня отделаться? — смазливое лицо парня исказилось, словно кто-то мокрой губкой стёр с него вальяжное выражение, обнажив оскаленную мордочку маленького хищного зверька. — Только ничего у вас не получится!

Ловко ухватив её полупустой стакан, он единым духом выпил содержимое.

— Здесь никто с вами даже разговаривать не будет.

— Это почему? — не на шутку удивилась путешественница.

— Не знаю, откуда вы явились, но в Гедоре не принято отбивать хлеб у друзей, — с наглым превосходством заявил Кикиро, вновь наполняя стакан. — А я первым предложил вам свои услуги.

И явно рисуясь, стал медленно смаковать вино, рассчитываться за которое придётся Нике.

Девушка чувствовала в его словах неприкрытую фальшь, однако с грустью понимала, что не сможет избавиться от настойчивого внимания этого приставучего субъекта, который просто не даст ей ни с кем поговорить.

— Тогда мне придётся сходить куда-нибудь в другое место, — со вздохом сказала она, поднимаясь. — И разговаривать там.

— А со мной, значит, не хочешь? — окрысился собеседник.

— Пойдём, Риата, — не обращая на него внимания, обратилась госпожа к рабыне. — Надо рассчитаться с добрым хозяином за хорошее вино.

— Стой! — вскочив, Кикиро схватил её за плечо.

Но, настороженная и взведённая словно пружина, Ника ожидала чего-то подобного.

Рванувшись в сторону, она оставила противнику накидку и с разворота, распрямив руку в локте, нанесла удар костяшками пальцев, удачно попав в заросший курчавыми волосиками висок. Явно не новичок в драках, парень, однако, оказался настолько ошеломлён болью и неожиданным отпором, что, зашатавшись, подался назад, пытаясь прийти в себя, и тут же получил ещё один удар в грудь. Разъярённая девушка целилась в горло да промахнулась, попав ниже. Но и этого удара оказалось достаточно, чтобы Кикиро, запнувшись о табурет, нелепо взмахнул руками и грохнулся, звонко приложившись затылком о каменный пол.

В зале мгновенно воцарилась тишина, нарушаемая только стуком посуды в кухне да жужжанием вездесущих мух.

Выхватив из-за спины тонкий кинжал, путешественница, с трудом сдерживая дрожь, шагнула к распростёртому молодому человеку, уже начинавшему подавать первые признаки жизни.

— Не тебе, щенок, меня останавливать! — не утерпев, прошипела она, взявшись за накидку, которую всё ещё сжимал надоедливый посредник.

Морщась и скаля зубы, парень сжал пальцы, не желая отдавать покрывало. Рванув его на себя, Ника, не задумываясь, ткнула клинком Кикиро выше локтя.

— Не хватай чужое, сопляк!

Тоненько взвизгнув, молодой человек схватился за окровавленное плечо.

Приподняв подол, Ника аккуратно перешагнула через него, направляясь к застывшему за стойкой хозяину, на ходу, не глядя, возвращая кинжал в ножны.

— Спасибо за вино, — прикрывая голову накидкой, проговорила девушка, с трудом выдавливая из себя улыбку. — Сколько с меня?

— Четыре обола, — усмехаясь и качая головой, ответил тот. — Вы, что же, госпожа, передумали ждать капитанов? Думаю, сейчас кто-нибудь из них должен появиться.

— Зайду как-нибудь в другой раз, — окончательно взяв себя в руки, проговорила девушка, протягивая медяки.

Коротко оглянувшись, она увидела, что Кикиро уже сидит за столом, поддерживая раненую руку, а возле него хлопочет явно встревоженная проститутка и одна из подавальщиц.

Ника смогла заставить себя покинуть таверну спокойным, размеренным шагом, но едва оказалась на улице, почти бегом бросилась на площадь народных собраний, торопясь затеряться в толпе.

Увы, народу там заметно поубавилось. Поэтому девушка практически пролетела площадь, вызывая недовольные выкрики у чинно прогуливавшихся горожан.

Только в знакомом переулке она зашагала медленнее, переводя дух.

— Что ты вдруг раскашлялась? — бросила хозяйка через плечо тяжело дышавшей за спиной невольнице. — Чем тебе этот сопляк не понравился? Или мы зря из таверны бежали? Где теперь этих капитанов искать?

— Ой, госпожа! — торопливо зашептала над ухом Риата. — Не простой посредник этот паренёк! Пока вы вино пили, я видела, как он с той мереттой в углу разговаривал!

— И что? — от неожиданного объяснения путешественница застыла, получив толчок в спину от не успевшей остановиться рабыни. — Мало ли о чём он мог с ней болтать?! Может, о цене договаривался? А я из-за тебя ему морду набила!

— Нет, нет, госпожа! — отодвинувшись, энергично запротестовала Риата. — Парень её в живот два раза ударил! Да так, чтобы не видел никто. Только я всё равно разглядела.

Вспомнив, как грубо ущипнул проститутку матрос, Ника, выругавшись сквозь зубы, пошла дальше. Кажется, на этот раз она зря послушалась многоопытную невольницу и нажила себе неприятностей?

— Ой, госпожа, да разве же пустил бы хозяин "Пенной бороды" к себе обычную шлюху, когда у него такие девки ядрёные в подавальщицах! — семеня позади, торопливо объясняла Риата.

— Как же тогда она там оказалась? — удивилась хозяйка, заинтересованная новой, неизвестной стороной местных реалий.

— Она, видно, из тех, кто на здешнюю банду работает, — ответила невольница. — Ну, так называют людей…

— Я знаю, — раздражённо махнула рукой девушка. Наставник как-то упоминал о наличии в цивилизованных странах организованной преступности.

— Простите, госпожа, рабыню глупую, — смиренно извинилась Риата, но не в силах одолеть ораторский зуд, торопливо зашептала. — Обычную, городскую шлюху хозяин таверны просто выгнал бы взашей! Он в своём праве! Иди на улице клиентов ищи, на то у них специальное разрешение от города имеется… А банде не откажешь. Себе дороже. И уж если парень её бил…

Женщина красноречиво замолчала.

— Значит, от сам оттуда, — закончила за неё госпожа, — Да, ты правильно сделала, что предупредила. От таких людей лучше держаться подальше.

"Вот батман! — подумала она, в раздражении перекинув край накидки через плечо. — Только появилась в городе и уже успела подраться. Да не с кем-нибудь, а с местным мафиком. Хотя, какой он бандит? Так, мелкий сутенёр, шестёрка на побегушках. Но всё равно,… не хорошо".

Не совсем понимая зачем, скорее просто ради озорства Ника перешла на другую сторону улицы по выступавшим из мостовой камням.

"Может, все-таки обратиться к Миусу Акру? — вновь стала терзаться она сомнениями. — Командир конной стражи города — это фигура! С ним все местные авторитеты считаться должны, а уж такая шелупонь, как Кикиро, за версту обходить. Для него отправить меня в Цилкаг — раз плюнуть"

И всё-таки просить помощи, а значит, признаваться в собственном бессилии, ужасно не хотелось. К тому же девушка по-прежнему не верила в бескорыстие Миуса Акра. Это Румсу Фарку командир гедорских кавалеристов чем-то обязан, а лично она никто и звать её никак. Из одного чувства благодарности такой занятый и уважаемый человек не станет терять своё драгоценное время на чью-то знакомую. Весь опыт путешественницы настойчиво подсказывал, что за любую помощь придётся заплатить. Но денег ужасно жаль. Не так их много осталось, а расплачиваться собой совсем не хотелось. Всё-таки её дела ещё не в таком плачевном положении.

В итоге она приняла решение в "Пенную бороду" больше не ходить. Судя по всему, Кикиро там частый гость, а следующая встреча с ним может закончиться не в её пользу. Но и к командующему конной стражи пока не обращаться, попытав счастья с сухопутными купцами. Тем более, что те, если верить Аппию Герму, собирались не только у площади народных собраний. И уж если и с ними ничего не получится — идти к Миусу Акру.

На сей раз она заказала гораздо более скромный ужин, ограничившись дешёвой рыбой и вином, большую часть которого выпила Риата, так демонстративно глотавшая слюну в таверне.

Погружённый в каждодневную рутину дел, владелец постоялого двора уже не проявлял никакого любопытства к Нике Юлисе Террине, и той пришлось останавливать его самой.

— Господин Герм, не подскажете, как пройти ко Вторым Западным воротам?

— Неужели не нашли попутного корабля? — удивился собеседник. — Или раздумали плыть, госпожа Юлиса?

— Хотелось бы узнать, во сколько обойдётся путешествие с караваном, — смущённо улыбаясь, объяснила девушка.

Пожав плечами, мужчина быстро и толково объяснил, куда надо идти, и где поворачивать.

Несмотря на вроде бы принятое решение, путешественница чувствовала смутное беспокойство. Здравый смысл робко советовал воспользоваться рекомендательным письмом Румса Фарка.

В задумчивости она медленно поднималась на второй этаж, не заметив, как край платья попал в щель между досками. Рывок — и треск разрываемой ткани заставил её вздрогнуть.

Позади тихо охнула Риата.

Моментально опомнившись, девушка глянула вниз и скривилась от огорчения, увидев, что умудрилась сделать на подоле разрез сантиметров сорок. Быстро опустившись на колени, рабыня вытащила застрявшую материю.

"Кажется, платье придётся покупать раньше", — со вздохом подумала Ника, открывая дверь комнаты.

Однако, перед тем как решиться на столь грандиозную покупку, следовало произвести инвентаризацию денежных средств. Выяснилось, что их заметно поубавилось. После всех трат у неё осталось всего триста восемьдесят три риала.

Недолго думая, она прибавила к ним девять золотых монет, а десятую протянула обалдевшей невольнице.

— Это за то, что вовремя предупредила об опасности.

В повлажневших от слёз глазах Риаты отразился огонёк светильника. Подавшись вперёд, женщина собралась упасть на колени, но, заметив, как недовольно скривились губы хозяйки, ограничилась глубоким поклоном и словами благодарности.

Невольница уже спала, а её госпожа все ещё лежала без сна, таращась в темноту и гадая: как сберечь деньги без большого ущерба для здоровья, прекрасно понимая, что экономить на платье не стоит ни в коем случае. Во всех мирах встречают по одёжке, а до ума дело может и не дойти.

Однако, перед тем как предаться шопингу, пришлось решать: что делать с набитым золотом поясом и оружием, ибо мерить приглянувшуюся вещь со всем этим — будет, мягко говоря, неосмотрительно. От кинжала на спине придётся отказаться. Замучишься его привязывать. Нож на ноге можно оставить. Даже если кто заметит — ничего страшного. В крайнем случае покрутят пальцем у виска — и всё. А вот надетый на голое тело пояс придаст мыслям случайного наблюдателя вполне определённое и совсем не эротическое направление.

Оставить его на постоялом дворе? Если добрейший господин Герм решил обыскать её вещи, он мог сделать это ещё вчера. А вдруг просто не успел?

Положить золото в корзину Риаты и таскать его по всему городу? Могут украсть, или рабыня сбежит? Сумма-то не маленькая. Хотя, это вряд ли… Оценив риски, Ника разложила пояс под матрас и аккуратно прикрыла подушкой.

Увы, подыскать подходящее платье в Гедоре оказалось совсем непросто, хотя в лавках лежали кучи старых застиранных, покрытых заплатами вещей.

Обеспеченные люди здесь, как и в Канакерне, предпочитали шить одежду на заказ, а после носки передавать в такие вот лавчонки, где одевался народ попроще.

Представленный там выбор девушку не устраивал категорически. В одном месте она присмотрела себе светло-синее платье с привязанными рукавами и неглубоким вырезом. Даже чуть не примерила, но там оказалось большое застиранное пятно, на которое обратила внимание бдительная рабыня.

Продавец, раздосадованный привередливостью покупательницы, раздражённо посоветовал той заказать платье и перестать отвлекать от дел занятых людей.

Когда они вышли на улицу, невольница робко посоветовала госпоже прислушаться к совету лавочника. Однако, путешественница категорически не желала ждать два или три дня, необходимые для пошива более-менее приличного платья, предпочитая быть готовой покинуть город в любую минуту.

Риате ничего не оставалось делать, кроме того, как следовать за хозяйкой, твёрдо решившей продолжить поиски. И судьба вознаградила её за упорство! Тёмно-зелёное льняное платье выглядело почти новым — ни пятен, ни заплат, ни застарелых складок.

Наблюдая, с каким интересом и сомнением Ника разглядывает товар, продавец, пухлый мужчина с клочковатой щетиной вместо бороды, ухмыляясь, предложил померить. Думал смутить! Как бы не так!

Достав из корзины плащ, рабыня прикрыла госпожу от нескромных глаз, вызвав гримасу разочарования на одутловатой физиономии лавочника. Учитывая, что вся местная одежда не блещет точностью выкройки, платье сидело неплохо. Вот только оказалось слегка коротковато, открывая не только щиколотки, но и часть голени.

Осмотревшись, девушка тяжело вздохнула. Платье ей понравилось. Но щеголять с голыми ногами представительнице знатного рода не полагалось.

Она уже приказала невольнице вновь растянуть плащ, однако её остановил довольный голос хозяина, сосредоточенно копавшегося в корзине с тряпками.

— Вот, госпожа, посмотрите!

Мужчина торжественно продемонстрировал полосу материи, покрытую вышитым геометрическим узором, который так любили местные модники.

— Пришейте, будет очень красиво и прилично.

По знаку хозяйки Риата приставила отрез к подолу.

Чувствуя, что клиентка, что называется, "на крючке", лавочник отыскал где-то небольшое медное зеркальце. Пристально вглядываясь в тусклое отражение, путешественница с грустью поняла, что вряд ли найдёт что-то лучше.

Сообразил это и продавец, вставший насмерть, не желая уступать ни обола. Только когда разъярённая покупательница, плюнув, вышла из лавки, он окликнул её, согласившись дать скидку в пять риалов. По результатам данной сделки Ника стала беднее на восемьдесят пять серебряных монет! Сумасшедшие деньги.

В растрёпанных чувствах она даже обедать не стала, ограничившись купленным по дороге пирогом с яблоками. Она взяла три, но и второй пришлось отдать рабыне ввиду отсутствия аппетита у госпожи.

Вернувшись на постоялый двор, та усадила невольницу за шитьё, а сама взялась перебирать вещи в поисках чего-нибудь ненужного. Увы, но кроме меховых чулок, приобретённых в Канакерне для путешествия через перевалы, так и не нашла, что продать.

Риата трудилась добросовестно, тщательно загибая края и стараясь делать ровные стежки. Вот только в планах её госпожи на сегодня значилось ещё одно мероприятие, которое Ника ни за что не хотела откладывать. Поэтому, прервав процесс ремонта платья, она приказала невольнице сопровождать её до Вторых Западных ворот.

Отыскав площадь с фонтаном Флиока, девушка принялась расспрашивать прохожих и вскоре добралась до большого здания, привычно построенного буквой "П". На площади между хозяйственными постройками и конюшней теснилось множество повозок, возле которых расхаживали или сидели вооружённые дубинками рабы. Видимо, Гарс Марсий Рвул, хозяин данного заведения, возложил охрану грузов постояльцев на них самих, а на сэкономленные средства украсил фасад дома двумя скульптурами полуголых мускулистых мужиков с руками, превращёнными в держатели для факелов, которые в данный момент ещё не горели.

В зале, превышавшем размерами аналогичное помещение двора Аппия Герма Струдуба, оказалось не так чисто, зато шумно и многолюдно. За такой же короткой стойкой стоял молодой, симпатичный парень, лет восемнадцати, ни возрастом, ни внешностью не походивший на владельца столь солидного заведения.

— Здравствуйте, — поздоровалась Ника, привлекая его внимание. — Да будет благословлён богами ваш дом.

— Пусть небожители и вас не оставят своими милостями, — вежливо отозвался собеседник. — Поесть зашли, госпожа, или кого-то ищите?

— Ищу, — не стала скрывать девушка. — Караван в Этригию.

— Зачем он вам? — чётко очерченные губы молодого человека дрогнули в улыбке.

— Хочу попроситься в попутчики, — пояснила путешественница.

Парень удивлённо оглядел её с ног до головы, но, встретившись с взглядом посетительницы, поспешно опустил глаза.

— Мы не спрашиваем постояльцев, откуда они и куда направляются. Попробуйте спросить вон за тем столиком. Видите господина с накрученным на голову красно-зелёным платком?

Проследив за его пальцем, Ника заметила худого бородача в чалме, вроде той, которую носил Канир Наш, купец, с которым она едва не отправилась в Империю напрямик через занесённые сейчас перевалы.

— Это Сунак Кур. Кажется, его караван на днях собирается выйти из города в том направлении.

— Благодарю вас, — кивнув, девушка направилась к указанному столику.

Медленно кивая украшенной тюрбаном головой, купец внимательно слушал сидевшего напротив крупного мужчину в коричневом плаще поверх серой туники с привязанными рукавами. Третьим за их столиком сидел смуглый молодой человек в длинной, непривычного вида хламиде. Но внимание того, кажется, всецело занимал лежавший на тарелке кусок мяса. Ловко орудуя узким ножом, парень кромсал его на полосы, и присыпав серой солью, жевал, прикрыв глаза от удовольствия.

Медленно шагая между столов, путешественница пристально разглядывала чалмоносца, чтобы тот почувствовал чужой взгляд и обратил на неё внимание. Так и получилось. Раздражённо дёрнув головой, мужчина поднял глаза, заметив приближавшуюся девушку.

— Доброго вам здоровья и милости небожителей, господа, — вежливо поздоровалась она, оглядев сидящих за столом. — Это вас зовут Сунак Кур, господин?

— Да, — неожиданно нахмурился купец. — Это моё имя.

— Мне сказали, что ваш караван скоро отправляется в Этригию?

— А вам что за дело, госпожа? — несмотря на грубое содержание, вопрос был задан вежливо- благожелательным тоном, и от того звучал ещё обиднее.

— Мне тоже нужно туда попасть, — невозмутимо пояснила девушка. — Я бы хотела присоединиться со своим фургоном к вашему каравану.

— Нет, — ни секунды не задумываясь, ответил купец. — Это невозможно.

— Почему? — Ника даже растерялась от столь категоричного заявления.

Оставив в покое жареное мясо, молодой человек, растянув лоснящиеся от жира губы в нехорошей улыбке, выдал короткую фразу на незнакомом языке.

Раздражённо засопев, купец коротко буркнул. Усмехнувшись, парень принялся лениво ковырять ногтем в зубах.

— Незнакомая женщина в дороге — плохая примета, — проворчал Сунак Кур, обращаясь к путешественнице.

За спиной у той робко кашлянула невольница.

Бросив быстрый взгляд и уловив чуть заметный кивок, хозяйка разочарованно развела руками.

— Очень жаль. Но приметы посылают нам боги, а с ними смертному лучше не спорить.

— Я рад, что вы меня поняли, госпожа, — величественно кивнул торговец. — И хочу вам помочь. Вон там у стены с нарисованными горами сидят пятеро.

Быстро глянув в ту сторону, девушка выжидательно посмотрела на собеседника.

— Один из них Тиллий Фол Даум, уважаемый купец из Этригии. Попробуйте попроситься в его караван. Он радланин и не верит в наши приметы.

— Благодарю, господин Сунак Кур, — сухо кивнула путешественница, и отойдя на несколько шагов, раздражённо зашипела в лицо отшатнувшейся рабыни:

— Ну, что ещё?!

— Ой, госпожа, — торопливо зашептала Риата. — Тот молодой — даросец. Я кое-что по-ихнему понимаю. Плохо, конечно. Но мне показалось, что он хотел вас купить у того купца…

Женщина виновато опустила голову.

Нервно передёрнув плечами, Ника освободила дорогу смазливому подавальщику с подносом, уставленным мисками.

— Ладно, — проворчала она. — Даже если ты поняла неправильно, этот козёл в чалме всё равно нас с собой не берёт.

Успевший немало принять на грудь, Тиллий Фол Даум какое-то время тупо таращился на Нику маленькими поросячьими глазками.

— Да, госпожа, мой караван скоро пойдёт в Этригию.

Выслушав её просьбу, глянул на притихших приятелей, внимательно следивших за их разговором и пожал жирными плечами.

— Пожалуйста, госпожа. Я не против. Только за еду и ночёвку на постоялых дворах платите сами.

— Я согласна, — облегчённо перевела дух девушка. — Сколько это будет стоить?

Собеседник задумчиво почесал заросший курчавой растительностью подбородок.

— Откуда вы, госпожа? — воспользовавшись паузой, спросил один из собутыльников купца, тощий и неопрятный мужчина лет тридцати.

— Из Канакерна, — ответила путешественница, не спуская выжидательного взгляда с Тиллия Фола. — Еду к родственникам в Радл.

— Заплатите сорок риалов за охрану, — выдал тот после недолгого молчания. — Ну, и мне двадцать. Но это уже как доберёмся до Этригии.

— Хорошо, — ужасно довольная тем, что сумела всё-таки отыскать попутчиков, Ника даже не пробовала торговаться. — Когда выезжаем из Гедора?

— Скоро, — обнадёжил собеседник, вновь почесав бороду. — Дней через шесть… Нет, через пять зайдите, я вам скажу точно. Если меня не застанете, спросите Валсара.

Он кивнул в сторону стойки.

— Я ему передам…

— Хорошо, — на этот раз разочарованно повторила девушка, рассчитывавшая убраться из города гораздо раньше.

Между тем, Тиллий Фол Даум, видимо, посчитав разговор с ней законченным, продолжил беседу со спутниками о каких-то своих общих знакомых.

Путешественнице ничего не оставалось делать, как только гордо удалиться.

"Целых пять дней здесь торчать! — вертелось в её голове. — Это же ещё двадцать риалов только за комнату, плюс кормёжка! Может, ещё кого поискать? Неужели никто не поедет в Этригию раньше? Тут же купцов — как грязи!"

По дороге госпожа с невольницей заскочили в местную забегаловку, напоминавшую столовую самообслуживания. Небольшая очередь споро двигалась вдоль кирпичной стойки, где во вмурованных котлах варились бобы и мясная подливка.

Двое полуголых, блестевших от пота рабов ловко орудовали длинными деревянными черпаками, раскладывая по мискам то и другое. Свежие лепёшки, стопой лежавшие в конце прилавка, посетители брали сами, расплачиваясь с могучим мужчиной, то и дело шмыгавшим свёрнутым на сторону носом. Он же разливал по липким керамическим стаканам разведённое вино. Прекрасно понимая, что их, скорее всего, никогда не моют, Ника пить не стала. В остальном, и качество блюд, и их цена её вполне устраивали. Обед на двоих обошёлся всего в семь оболов.

Остаток светового дня Риата провела за шитьём, а её хозяйка в упражнениях и размышлениях. Торчать в Гедоре ужасно не хотелось, да и идти к Миусу Арку тоже. Да и зачем? Она же договорилась продолжить путь в Империю вместе с караваном Тиллия Фол Даума.

К сожалению, до наступления темноты рабыне не удалось привести в порядок новое платье госпожи, и работу пришлось продолжить на следующий день. Зато результат оправдал себя полностью!

Переодевшись, Ника долго вертелась, заставляя довольную Риату то отойти с зеркальцем подальше, то встать так, а ещё с боку и вот так.

— Теперь, госпожа, вам нужна новая накидка, — безапелляционно заявила невольница, любуясь делом своих рук.

И девушка не могла с ней не согласиться.

Приобрести данный предмет женского туалета в Гедоре оказалось значительно проще, да и выбор имелся достаточно богатый. Кое-кто из наиболее смелых горожанок щеголял в полупрозрачных платках из тончайшего льна, позволявших рассмотреть все детали затейливых причёсок. Но большинство всё же предпочитало более плотную ткань. Твёрдо помня наказ Наставника, путешественница со вздохом отворачивалась от пёстро расшитых или ярко раскрашенных накидок. Представители радланской знати предпочитают однотонные одежды. Допускаются только узоры по краям.

Неторопливый, тщательный осмотр множества лавок занял несколько часов, пока путешественница, наконец, выложила за понравившуюся вещь двадцать два риала.

Рабыня, уже щеголявшая в старом, укороченном платье хозяйки, всплеснула руками.

— Да вас просто не узнать, госпожа! Вы и так красивы, а сейчас стали божественно прекрасны!

— Думаешь? — рассмеялась Ника, взмахом руки призывая проходившего мимо торговца с прикрытым тряпками лотком.

— Ой, да конечно! — подтвердила невольница, сглотнув слюну. Завтракали они уже довольно давно.

Купив два медовых пряника, хозяйка тут же вручила один ей.

Жуя на ходу, девушка вспомнила, что Аппий Герм рассказывал, будто купцы и караванщики собирались ещё и в трактире "Сандалия Семрега" возле здания городского совета. Может, стоит туда заглянуть? Тем более в своих поисках они почти добрались до площади народных собраний.

Правда есть шанс напороться на Кикиро. Но, во-первых, он не сможет быть во всех кабаках одновременно, во-вторых, "Пенная борода" далеко от Консулата, а, в-третьих, они теперь совершенно по-другому одеты, и этот придурок их просто не узнает.

Прикрыв лицо краем накидки, путешественница бесстрашно вышла на заполненную людьми площадь народных собраний. Уже не глазея по сторонам на выставленные для всеобщего обозрения скульптуры, она быстро дошла до высокого здания с колоннами, в котором располагался городской совет. Остановив благообразного старичка в потёртом плаще поверх сильно помятой туники, Ника быстро выяснила, как добраться до нужного заведения.

По аналогии с "Пенной бородой", девушка ожидала увидеть какую-нибудь здоровенную сандалию, но обнаружила на стене барельеф, изображавший летевшего среди звёзд бога торгашей и по совместительству их курьера.

Что-то в его позе показалось странно знакомым. Ну, конечно! Вытянутая вперёд правая рука, короткий развевающийся плащ… Стоит убрать корявый жезл, одеть в синее трико, натянуть поверх красные трусы, и получится вылитый Супермен из мультика, только с короткой бородкой.

Улыбнувшись воспоминаниям детства, попаданка поднялась на три ступени, выложенные из недавно отёсанных камней. Судя по доносившемуся шуму, народ уже собрался, значит, у неё есть шансы найти нужных людей.

Здешний зал выглядел не таким просторным, как в "Пенной бороде", окна оказались гораздо меньше, а росписи на стенах выцвели, явно нуждаясь в обновлении.

В отличие от других подобных заведений, проход на кухню и стойка тут располагались в дальнем от входа конце, и чтобы поговорить с хозяином, Нике пришлось пройти через весь зал.

Видимо, сюда не часто заходили молодые, прилично одетые женины, потому что за столиками, мимо которых она шла, как правило, тут же смолкали разговоры, а посетители провожали странную гостью долгими удивлёнными взглядами.

Хозяин "Сандалий Семрега" или кто-то его замещающий, кряжистый мужик, лет сорока, в хитоне с черепаховой пряжкой на плече сосредоточенно разливал вино из амфор по выставленным в ряд кувшинам.

Девушка терпеливо дождалась, пока он не покончит со своим важным делом и оглядится. Правый глаз трактирщика закрывало неприятного вида бельмо, а левый неожиданно расширился, сделав мужчину похожим на персонаж из японских мультяшек.

Путешественница вежливо поздоровалась, выдав порцию привычных комплиментов заведению, и поинтересовалась:

— Я слышала, у вас собираются богатые, уважаемые купцы?

— К нам много разных людей ходит, — усмехнулся мужчина, и его единственный зрячий глаз, выжидательно сузившись, тщательно оглядел собеседницу с каким-то странным, совсем не эротическим интересом.

Ника объяснила, кто конкретно и зачем ей нужен.

Опустив взгляд, трактирщик забарабанил короткими толстыми пальцами по оструганным доскам. Неторопливо тянулись секунды, делая его молчание всё более красноречивым.

"Он, что денег хочет?" — растерянно удивилась девушка, впервые столкнувшись с подобным вымогательством. Раньше с ней разговаривали бесплатно. Но этот крохобор, видимо, и тут желает заработать.

Тяжело вздохнув, она развязала висевший на поясе кошель и выложила на стойку медную монетку.

— Видите в том углу за столиком двух купцов? — тут же спросил трактирщик, прикрыв обол ладонью.

Посмотрев в ту сторону, путешественница увидела пару столиков, за которыми мирно беседовали по двое мужчин, и недоуменно нахмурившись, обернулась к собеседнику.

— Да вон же! — нахмурился тот. — Гу Тончим в синем плаще с меховой опушкой. — Его караван идёт в Ласею и будет проходит через Этригию.

Уяснив, кого именно тот имеет ввиду, Ника сухо кивнула вымогателю.

Пока она беседовала с хозяином "Сандалии Семрега", посетители успели вернуться к своим разговорам. Только Гу Тончим, сообразив, что странная девица направляется прямо к нему, продолжал разглядывать её с лёгким недоумением.

До него оставалось не более пяти шагов, уже можно здороваться, мило улыбаясь, но тут путешественница внезапно почувствовала за спиной какую-то неясную опасность и обернулась.

Мальчишка-раб, лет десяти-двенадцати, в обтрёпанной, густо покрытой заплатами тунике, застыв возле стойки, внимательно слушал хозяина, поглядывая то на него, то на Нику.

У девушки перехватило дыхание, а в душе тревожно звякнул колокольчик.

— Что случилось, госпожа? — остановившись, вскинула брови Риата.

— Тихо! — цыкнула та, прячась за рабыней и не сводя глаз с владельца заведения.

Глянув в их сторону, тот довольно осклабился, а маленький невольник стремглав бросился к выходу, ловко лавируя между столиками.

— Уходим! — не задумываясь, приказала Ника.

— Что-то случилось, госпожа? — растерянно захлопала глазами женщина.

Но хозяйка уже целеустремлённо направилась к двери, сразу позабыв о Гу Тончиме.

— Эй, госпожа! — окликнул её трактирщик. — Куда вы?

— Я совсем забыла! — с натужным смехом отозвалась девушка, буквально всей шкурой ощущая на себе взгляды посетителей. — Мне нужно срочно кое-что сделать… Я потом зайду…

— Постойте! — рявкнул трактирщик. — Скулуб, останови её!

Со скамейки в углу возле выхода стремительно поднялся высокий, широкоплечий мужчина с грубым, покрытым шрамами лицом и короткой дубинкой за широким кожаным поясом, поддерживающим юбку из грубой шерстяной ткани.

— Подождите, госпожа, — пророкотал охранник, заступая дорогу и демонстративно скрестив могучие руки на волосатой груди, прикрытой потёртой кожаной безрукавкой.

Прекрасно понимая, что у неё нет никаких шансов справиться с таким громилой, Ника развернулась к хозяину заведения.

— По какому праву ваш человек не даёт мне выйти?! — её голос звенел от возмущения, которым она пыталась замаскировать охвативший её страх. — Что вам нужно?

— Она вам не заплатила, господин Авен? — громко спросил кто-то?

— Мне не за что платить! — вскричала девушка. — Я ничего не ела и не пила!

Теперь уже весь зал следил за их разговором, радуясь бесплатному развлечению.

— Вы спрашивали про караван до Этригии, — после непродолжительного молчания выпалил трактирщик. — И вдруг убегаете, даже не поговорив с Гу Тончимом! Это подозрительно! Что вы задумали, госпожа?

— Что вам от меня нужно, госпожа? — услышав своё имя, встал из-за стола купец. — И почему вы так поспешно уходите?

Путешественницу буравили десятки мужских взглядов, но ни в одном не чувствовалось ни капли сочувствия. Только ленивое любопытство.

Как всегда в минуту опасности её мозг работал с удивительной чёткостью, лихорадочно подбирая подходящий ответ.

— У меня действительно есть к вам дело, господин Гу Тончим, — медленно проговорила Ника, напряжённо ловя ускользающую мысль. — Но хвала бессмертным, я вовремя вспомнила, что забыла спросить гадателя… об одной очень важной вещи. А я боюсь о чём-то договариваться, не выслушав предсказаний. Поэтому и не стала вас зря беспокоить, господин Гу Тончим.

Девушка знала, насколько серьёзно аборигены относятся ко всякого рода гаданиям, и решила сыграть на этом. Понимающе кивнув, купец сел. А путешественница, переведя дух, вдруг рявкнула так, что сидевшие за соседним столиком мужчины вздрогнули от неожиданности.

— А теперь отпустите меня сейчас же!

— Ну, чего ты её держишь? — послышался недовольный голос. — Забыла девчонка перед важным делом богов спросить… Так и что?

Ника обернулась к охраннику. Тот по-прежнему стоял на её пути, не спуская глаз с хозяина.

Шум в зале усилился. Нервно пожевав губами, трактирщик раздражённо махнул рукой. Амбал отступил в сторону.

— Кто вы, госпожа? — раздалось вслед девушке. — Как вас зовут? Что вы хотели?

Но та сделала вид, будто ничего не слышит. Едва оказавшись на улице, она подхватила подол и бросилась бежать к ближайшему переулку.

Завернув за угол, Ника прижалась к стене, прикрыв глаза и переводя дух. Теперь стало окончательно ясно, что владелец "Сандалии Семрега" послал мальчишку с весточкой именно о её появлении, а когда увидел, что она уходит, попытался задержать.

Девушка смогла вспомнить только одного человека в Гедоре, которому успела насолить. Кикиро.

"Вот батман!" — неслышно выругавшись, она решила проверить, не послал ли коварный Авен кого-нибудь, чтобы проследить за ней, и нос к носу столкнулась с рабыней, которую всего пару минут назад видела с подносом.

Та шарахнулась в сторону, но путешественница успела схватить её за ошейник и втащила в переулок.

Повинуясь взгляду госпожи, Риата встала так, чтобы прикрыть свою хозяйку и чужую невольницу от любопытных взглядом, сновавших по соседней улице прохожих.

Мельком пожалев об отсутствии кинжала, Юлиса не очень ловко, но сильно ткнула официантку кулаком в живот. Девушка охнула то ли от боли, то ли от страха.

— Хозяин за мной следить послал? — змеёй прошипела Ника, ухватив её за горло чуть выше ошейника.

— Нет, нет, госпожа! — рабыня так горячо запротестовала, что поверить ей мог только слепоглухой.

— Зачем я ему нужна? — путешественница сжала пальцы, чувствуя, как бешено колотится сердце подавальщицы. — Отвечай, или я тебе шею сверну!

Последнее являлось чистой воды блефом, но пленница поверила, испуганно заморгав.

— Не знаю, госпожа, клянусь Фиолой и Такерой! Хозяин приказал только проследить, где вы живёте и всё. Поверьте!

— Не верю! — усмехнулась Юлиса. — Рабы всегда знают, что затеяли их хозяева.

Она опять ударила в живот, на этот раз "удачно" попав в солнечное сплетение.

Глаза невольницы вылезли из орбит, рот беззвучно раскрывался, жадно хватая воздух, а ноги подогнулись так, что если бы Ника не держала её, прижимая к стене, девушка рухнула бы на мостовую.

— Один молодой, красивый господин просил хозяина сообщить, если какая-нибудь девушка будет искать попутчиков до Этригии…

"Ну, точно Кикиро, — скрипнула зубами путешественница. — Больше некому".

— Мне плевать, что ты наплетёшь своему хозяину, — проворчала она, вытирая влажную от чужого пота ладонь о хитон официантки. — Но если пойдёшь за мной — убью!

Оставив невольницу Авена приходить в себя у стенки, Ника с Риатой поспешно покинули переулок. Они несколько раз меняли направление, запутывая следы, одновременно изо всех сил стараясь не заблудиться среди узких улочек, и уже в сумерках вышли к постоялому двору Аппия Герма.

К этому времени Ника приняла окончательное решение завтра же побеспокоить командира конной стражи Гедора. Уж если Кикиро так стремится её найти, то рано или поздно обязательно отыщет. Из города надо выбираться как можно скорее.

Быстро и более чем скромно поужинав, усталая девушка поднялась в комнату, чувствуя себя совершенно разбитой. Хотелось как можно скорее завалиться на кровать, закрыть глаза и, ни о чём не думая, ждать блаженного сна.

Зевая в полумраке, она с трудом дождалась, пока рабыня распустит её туго стянутые волосы, и уже собралась переодеться в ночную рубашку, как в дверь осторожно постучали.

Апатию и сонливость как рукой сняло. Знаком приказав Риате молчать, путешественница спросила:

— Кто там?

И потянулась к лежащему на столике кинжалу.

— Это я, госпожа Юлиса, — раздался странно дрожащий, но очень знакомый голос. — Гу Менсин.

— И я, госпожа Юлиса, Приния.

Брови невольницы удивлённо скакнули, хозяйка раздражённо пожала плечами, тоже ничего не понимая.

— Что вам нужно?

— Поговорить, госпожа Юлиса, — отозвался старый актёр. — Это очень важно.

— Откройте, пожалуйста, — поддержала главу урбы супруга. — Нам очень нужна ваша помощь… Наш сын…

— Что случилось с Менраном? — нахмурилась Ника. — И при чём тут я?

— Об этом лучше не кричать на весь двор, госпожа Юлиса, — в голосе толстяка слышалось отчаяние.

— Подождите, я оденусь, — буркнула девушка, озадаченно почесав затылок, не в силах угадать, зачем она могла понадобиться старому артисту, и для чего тот взял с собой жену? Неужели Кикиро всё же отыскал её и специально подослал эту парочку, чтобы без шума и пыли попасть в комнату… Вряд ли. Слишком это сложно, проще на улице подстеречь. Тогда зачем они пришли?

— Приготовься закричать изо всех сил, — приказала хозяйка, вручив бледной невольнице дротик, а сама, встав сбоку от двери, осторожно отодвинула засов, держа в правой руке кинжал.

Негромко скрипнули бронзовые петли. В комнату, сутулясь, вошёл старый актёр, за ним, прикрывая рот ладонью, супруга.

Разглядев Риату с дротиком наперевес, нежданные гости испуганнозамерли. Путешественница быстро захлопнула за ними дверь, со стуком задвигая засов.

— Что случилось? — хмуро спросила она, даже не думая убирать оружие.

— Я пришёл, госпожа Юлиса, просить вас о великой милости, — заикаясь пробормотал толстяк, с трудом отводя взгляд от зажатого в руке собеседницы узкого длинного кинжала. — Во имя материнской любви Ноны и Артеды, молю вас, как достойнейшую дочь славного рода…

— Вам нужны деньги? — с первых слов догадалась путешественница.

— Увы, госпожа Юлиса, — потупившись, смиренно развёл руками толстяк. — Бессмертные послали испытание, которое нам никак не одолеть без вашей помощи. Я готов дать хорошую долю сверх долга…

— У меня нет лишних денег, господин Гу Менсин, — покачала головой Ника. — И вы это знаете.

— Я дам половину, нет, полную долю, госпожа Юлиса! — выпалил старый актёр. — О чём напишу расписку, как это и положено в присутствии двух свидетелей…

— Обратитесь к ростовщикам, господин Гу Менсин, — сухо посоветовала девушка. — Я ничем не могу вам помочь.

— У нас нет на это времени! — в отчаянии вскричал старший убры.

— А у меня нет денег, — развела руками Ника.

— Спасите моего мальчика, госпожа Юлиса! — рухнув на колени, Приния молитвенно протянула руки к девушке.

— И Хезина, — стирая слёзы тыльной стороной ладони, добавил супруг.

Путешественница нахмурилась. Риата опустила дротик, который всё ещё держала направленным на гостей.

— А что с ними случилось? — спросила Ника, помогая плачущей женщине подняться.

— Они у Бетула, — прерывающимся голосом пробормотала та. — И одни боги знают, что будет с ними дальше.

— Ничего не понимаю, — пробормотала девушка, отступая к кровати. — Кто такой Бетул, и как у него оказались ваши мальчики? Риата, подай госпоже Принии табурет.

Однако, та садиться не стала, уступив место мужу, а сама осталась стоять, тяжело опираясь на его плечо.

— Оказывается, в Гедоре уже работают две урбы, — морщась, пробормотал тот, потирая грудь. — Да ещё свой театр имеется. Даже для такого большого города — это слишком много. Вот мы и решили завтра уехать. Быть может, удача ждёт нас где-нибудь в другом месте?

"А мне ничего не сказали", — машинально кивая, отметила путешественница.

— Анний Мар и Ун Керат винную лавку возле Рыбного рынка присмотрели, — продолжил толстяк свой скорбный рассказ. — Говорили, хозяин там совсем слепой. Когда деньги брал, каждую монету к глазам подносил. А с другой стороны окошко есть. Маленькое, даже ребёнку не пролезть, а вот амфора пройдёт прекрасно.

Покачав головой, Гу Менсин, крякнув, хлопнул себя по коленке.

— Не хотел я с тем вином связываться! И зуб у меня вчера болел, а это примета верная, жди беды. Да Анний Мар насел: "Всё получится, всё получится". Они с Ун Кератом собирались продавца отвлечь, чтобы мальчишки под прилавок забрались, а оттуда в лавку. Потом один из них останется болтать с торговцем, а второй с корзиной к окошку — добычу принимать…

Рассказчик тяжело вздохнул.

— Вы же знаете, госпожа Юлиса, нам много не надо. Две-три амфоры. После этого Анний должен был вернуться, скандал устроить, чтобы мальчишки выбрались… Кто мог знать, что внутри ещё один человек есть? Он же весь день наружу не показывался! Спал, что ли, отродье Такеры!?

— Ребят поймали, — догадалась Ника.

— Да, госпожа Юлиса, — со вздохом опустил голову старший урбы. — Наши мальчишек отбить пытались, да куда там!

Гу Менсин махнул рукой.

— Лавочник крик поднял… Набежал народ. Они сами еле ноги унесли. Пол дня в какой-то помойке прятались.

— И теперь вы хотите выкупить своих детей, — понимающе кивнула девушка. — А торговца зовут Бетул.

— Нет, госпожа Юлиса, — поник головой толстяк, а Приния затряслась в беззвучном рыдании. — Как только я это узнал, тут же пошёл на Рыбный рынок и нашёл ту лавку. — Оказалось, она принадлежит консулу Сфину Бетулу, и продавец уже отвёл наших мальчиков в его усадьбу за городом.

— Это действительно плохо, — озабоченно пробормотала собеседница, присаживаясь на кровать. — Вам удалось с ним увидеться?

— Да, госпожа Юлиса, — старый артист поднял на неё полные тоскливой безнадёжности глаза. — В пыли валялся, ноги целовал. Он согласился отпустить мальчиков за четыре тысячи риалов.

— Ого! — вскричала Ника. — Цена взрослого, здорового раба.

— Деньги надо принести завтра утром, госпожа Юлиса, — губы Гу Менсина задрожали. — Иначе он продаст их на сторону.

Девушка знала, что по законам, принятым в городах Западного побережья, хозяин, поймавший вора на месте преступления, мог сделать с ним всё что угодно: убить, изувечить, сделать рабом.

— Я говорила, надо принести жертву Канни, богине удачи. — сквозь слёзы пробормотала Приния. — Но вы меня не послушались…

— Помолчи, — поморщился её муж. — Я уже поклялся принести ей жертву, если она поможет вернуть мальчиков.

— Если бы Бетул дал больше времени! — с невыразимой тоской в голосе вскричал старый актёр. — Мы бы что-нибудь придумали. Гедор — город богатый… Но так быстро.

Он беспомощно махнул рукой.

"Может, дать золото? — мелькнуло в голове попаданки. — Кто знает, что сделает с мальчишками тот урод?"

Она вспомнила весёлую, симпатичную мордашку Менрана, и жалость острым когтем царапнула сердце.

Но тут же появилось сомнение: "Я же уверяла, что у меня нет денег, и вдруг выложу двести, нет сто, да хоть пятьдесят империалов. Солидные деньги. Что артисты подумают? Да плевать, лишь бы мальчишек выручить!"

Девушка невольно потянулась к корзине, где под грудой тряпок коротал ночь пояс с золотом.

"Могут подумать, что ещё есть, — ехидно прошипел кто-то на самом дне души, где таились самые тёмные, постыдные страхи и воспоминания. — И оставят тебя совсем без денег. А то и без головы!"

"Но я же спасу их детей! — сама себе возразила путешественница, но как-то уже не очень уверенно. — Не могут же люди быть настолько неблагодарны?!"

— Сколько вы уже собрали, господин Гу Менсин? — спросила она, поднимаясь.

— Две тысячи восемьсот сорок риалов, госпожа Юлиса, — быстро сообщил старший урбы, и в голосе его прозвучала робкая надежда. — Мы продали всё, что только успели…

Ника убрала лежащую на столике сложенную накидку, под которой, прячась от нескромных глаз, лежал кошелёк.

Под нетерпеливыми взглядами несчастных родителей, она аккуратно высыпала монеты. В звенящий тишине отсчитала четырнадцать риалов и всю мелочь. Осталось двести сорок риалов и девять золотых монет.

— Это всё, что у меня есть, — давненько девушка не чувствовала себя так отвратительно. Все-таки речь идёт о спасении маленьких детей! Каждое слово будто жгло глотку, заставляя душу корчиться от стыда. Хорошо, что в комнате царил полумрак, и вряд ли кто-то смог рассмотреть её лицо как следует

— Пусть все боги благословят вас, госпожа Юлиса! — голос толстяка задрожал. — Я сейчас же напишу расписку. Пусть ваша рабыня сходит к Аппию Герму и попросит у него перо, чернила и лист папируса. Мы обязательно всё вам выплатим. Клянусь Нолипом, которому служу всю свою жизнь. Какую долю вы хотите?

— Но у вас всё равно ещё нет четырёх тысяч риалов, господин Гу Менсин, — с сомнением покачала головой собеседница.

— О, госпожа Юлиса! — возбуждённо вскричал старый актёр. — Теперь есть хотя бы три тысячи! С такими деньгами можно попробовать поторговаться. Всё равно за двух мальчишек Бетул больше не выручит. Они ещё слишком маленькие.

— Риата! — обратилась хозяйка к невольнице. — Сходи к господину Герму и попроси всё, что нужно. Надеюсь, он ещё не спит?

— Слушаюсь, госпожа, — поклонившись, рабыня бесшумно выскользнула из комнаты.

— А как вы намерены отдавать мне деньги, господин Гу Менсин? — спросила Ника у старшего урбы, когда тот шагнул к столику с монетами.

Толстяк остановился, недоуменно сведя к переносице брови, видимо, не совсем понимая вопроса, но тут же сообразив, торопливо затараторил:

— Впереди ещё много городов, госпожа Юлиса, а играть мы не разучились. Вы будете получать все заработанные нами деньги, пока они не покроют долг.

— А есть что будете? — недоверчиво усмехнулась девушка.

— Придётся сделать несколько остановок в деревнях, — вздохнул старший урбы. — Там тоже любят представления. Денег у них нет, зато есть продукты. Клянусь Питром, Семрегом и Дрином, вам не придётся долго ждать.

— Значит, мне придётся ехать с вами, — сделала слегка запоздалый вывод путешественница.

— Как же иначе, госпожа Юлиса? — удивилась Приния. — Без денег вас ни на корабль, ни в караван не возьмут.

Путешественница кивнула. Признавая правоту женщины, она тем не менее продолжала чувствовать смутное беспокойство: "Что, если они врут? Разыграли комедию и разводят меня, как последнюю лохушку? А я, как дура, мальчиков жалею… Нет, не похоже. Гу Менсин ещё мог бы так убедительно сыграть, но Приния… Я за ней подобных талантов не замечала. И всё равно, надо бы их чем-нибудь припугнуть? Ха!"

— Я собиралась отплыть по Ишме до Цилкага, — проговорила она, скорбно качая головой. — Мой знакомый — господин Миус Акр, командир конной стражи, обещал подыскать подходящий корабль.

— Тогда мы тоже прибудем в Цилкаг! — бодро заявил старый актёр. — Вам надо будет только немного подождать.

— Нет, нет, — покачала головой Ника. — Теперь уже нечем платить за место на судне. Я с вами.

— Спасибо, госпожа Юлиса, — поклонился Гу Менсин, а его жена заплакала, всхлипывая и вытирая слёзы уголком накидки.

— Но завтра я должна обязательно сходить к Миусу Акру, — продолжила девушка. — Надо поблагодарить уважаемого человека и сказать, что еду с вами.

— А откуда вы знаете командира конной стражи Гедора, госпожа Юлиса? — не без робости спросил старший урбы.

— Мне дал к нему рекомендательное письмо господин Румс Фарк, — ответила чистую правду путешественница.

"Всё равно вы знаете, что мы были любовниками, — подумала она, исподтишка наблюдая за реакцией собеседников. — Чего скрывать?"

— Вот я и решила им воспользоваться. Господин Миус Акр обещал помочь, но теперь, когда я еду с вами…

В комнату торопливо вошла Риата с плоской шкатулкой, где Аппий Герм хранил письменные принадлежности.

— Садитесь, — сделала приглашающий жест Ника, довольная тем, что появление рабыни избавило её от разговора, к которому она как следует не приготовилась. — Пишите три одинаковые расписки.

Гу Менсин, поднявший табурет, чтобы поставить его к столу, вскинул брови.

— А третью кому?

— Отнесу завтра господину Миусу Акру, — пояснила девушка. — Попрошу сохранить. Думаю, в такой мелочи он мне не откажет.

— Зачем? — ещё сильнее удивился старый актёр. — Вы нам не доверяете, госпожа Юлиса?

— Я отдала вам последние деньги, господин Гу Менсин, — нахмурилась собеседница. — Какого ещё вам надо доверия? И сверху возьму только десятую часть.

— Десятую? — не веря своим ушам, переспросил толстяк.

— Я же не ростовщик, — презрительно фыркнула путешественница.

Вначале она хотела просто вернуть долг, но вовремя вспомнила, что подобная щедрость по отношению к малознакомым людям здесь не принята и может насторожить артистов, или выставить её в их глазах полной дурой. А подобного отношения к себе девушке совсем не хотелось.

— Да будет с вами вечно милость богов, госпожа Юлиса! — вскричал Гу Менсин. — За такую щедрость я готов написать хоть пять расписок!

— Зачем так много? — рассмеялась Ника. — Хватит и трёх. Вдруг, когда вы в следующий раз заедете в Гедор, господин Миус Акр захочет с вами встретиться и вспомнит о долге?

Она усмехнулась.

— Империя велика, но мало где заезжих артистов любят так, как на Западном побережье.

— А попасть туда легче всего через Гедор, — понимающе хмыкнул старший урбы, взглянув на девушку как-то по-новому — то ли с сожалением, то ли с уважением? Она так и не поняла.

В качестве положенного по закону свидетеля выступил хозяин постоялого двора. Судя по поведению Аппия Герма, делать ему это приходилось довольно часто. Вторым согласился стать его сосед-лавочник. Того слегка озадачило количество расписок, но выслушав пространное и довольно путанное объяснение путешественницы, он всё же согласился поставить свою подпись.

Уже за полночь Гу Менсин покинул комнату, унося с собой папирус с четырьмя подписями, оттиском родового герба младших лотийских Юлисов и мешочек с монетами.

Ника уже спала, когда снедаемая любопытством Риата не выдержала:

— Госпожа, простите рабыню глупую… Но вы сами приказали предупреждать вас об… опрометчивых поступках.

— А я что-то сделала не так? — встрепенувшись, хозяйка перегнулась через край кровати, стараясь рассмотреть лежавшую на полу невольницу.

— Вряд ли разумно посвящать в ваши дела господина Миуса Акра. Вы же его совсем не знаете. Здесь в Гедоре такой народ…

— Да я и не собираюсь, — рассмеялась девушка. — Просто если Гу Менсин вдруг соберётся меня обмануть, пусть думает, что есть один влиятельный человек, который может потребовать с него долг.

— Так мы завтра никуда не идём? — хихикнула совсем потерявшая страх невольница.

— Придётся сходить, — широко зевнула госпожа. — Иначе не поверят, что третья расписка у Миуса Акра. Погуляем и назад. Даже если Гу Менсин с мальчиками вернётся из усадьбы, пока мы будем шататься, без нас не уедут.

— Ещё бы, — тихо рассмеялась Риата. — Конные стражники догонят.

— Угу, — уже засыпая, отозвалась путешественница.

С такой кучей денег старший урбы не решился отправляться за город в одиночку и прихватил пару вооружённых дубинками сопровождающих.

Проводив их, жёны артистов, окружив новую старую попутчицу, со слезами на глазах благодарили за помощь, призывая ей милость всех богов. Они уже сложили все вещи в фургон и теперь дожидались только возвращения мальчиков, чтобы покинуть Гедор.

Ника тоже приготовилась к отъезду. Риата проверила заметно пополневшего ослика, а их хозяйка осмотрела фургон, попросив одного из рабов смазать оси колёс старым оливковым маслом.

Сегодня девушке почему-то особенно не хотелось никуда идти. Словно какое-то нехорошее предчувствие тяготило сердце. Если бы не операция по дезинформации артистов, она предпочла бы остаться на постоялом дворе.

Возможно, именно поэтому, едва тот скрылся за поворотом, путешественница сразу сбавила шаг. Отойдя подальше, она внимательно осмотрела Львиный фонтан на маленькой, одноимённой площади. Из трёх оскаленных пастей каменных хищников падали прозрачные струи холодной воды. То и дело подходившие рабы и женщины с кувшинами не давали переполняться крошечному бассейну.

— А кто её забирает ночью? — спросила любопытная хозяйка у рабыни. — Или вода через край течёт?

— Не знаю, госпожа, — равнодушно пожала плечами Риата, которую, видимо, подобные вопросы абсолютно не интересовали.

— Вы не из города, госпожа? — неожиданно обратилась к Юлисе молодая женщина с заметно выпиравшим под платьем животом.

— Я из далека, — не стала та скрывать очевидное.

Улыбаясь, собеседница вручила сопровождавшей её девочке маленький, литра на три кувшинчик и поставила под струю другой, раза в три побольше.

— С заходом солнца воду перекрывают, — со снисходительным превосходством знающего человека сообщила горожанка. — И вода чуть течёт.

— Спасибо, что рассказали, госпожа, — поблагодарила Ника. — Пусть благодатная Нона и Луцина, покровительница рожениц, помогут вам счастливо разрешиться от бремени.

— Да будет и с вами благословение небожителей, госпожа, — кивнула женщина, забирая кувшин. — Пойдём, дочка.

"Судя по лицу, ей не больше двадцати… трёх или четырёх, — подумала путешественница. — А девочке не меньше десяти… Хотя, чему удивляться? Браки тут ранние. Тейса Септиса Верунда за Лация Юлиса Агилиса в четырнадцать вышла. У бедняков, говорят, ещё раньше. Как только начались… считай невеста, и женихи тут как тут: приданое получить, да рабочие руки в хозяйство. В свои почти девятнадцать я тут перестарком буду или вообще старой девой. Может, оно и к лучшему?"

Правда, в чём это выражается, и какие конкретно преимущества даёт ей возраст, попаданка объяснить себе так и не смогла, поспешно переведя мысли на другую тему.

"Неизвестно, когда теперь в приличную баню попаду, оставшихся денег только на еду хватит, а золотом лучше не светить, — вздохнула она про себя, разглядывая маленький храм, над входом в который неизвестный художник изобразил водопад и прячущуюся в его струях нимфу-нутпениду. — Какое-то время придётся мыться в… естественных водоёмах. Только бы погода окончательно не испортилась. Я всё-таки Лягушка, а не морж, среди льдин плавать"

Крякнув от огорчения, Ника решила поднять настроение, купив себе и рабыне по крошечному пирожку с абрикосами. Но это как-то слабо помогло. Кажется, стало даже хуже. Мучившее с утра нехорошее предчувствие только усилилось. Глянув на солнце, девушка решила, что уже можно вернуться на постоялый двор. Пока они здесь шатаются, до площади народных собраний три раза добежишь и вернёшься обратно.

Тем не менее путешественница шла не торопясь, внимательно осматриваясь по сторонам исключительно затем, чтобы ещё немного потянуть время. Возможно, именно поэтому она обратила внимание на странную парочку, торчавшую возле наружной стены конюшни Аппия Герма. Высокий громила в короткой тунике, подпоясанной широким ремнём, с засунутой за него дубинкой, стоял, тупо таращась на молодого, тощего парня в серо-зелёном хитоне, на плетёном кожаном поясе которого висел широкий кинжал и затейливо свёрнутый моток верёвки. Молодой человек что-то рассказывал, смеясь, дёргаясь и переступая ногами так, словно очень хотел в туалет.

Когда его могучий слушатель наконец-то растянул в улыбке толстые губы, паренёк, хохоча, огляделся, встретившись глазами с Никой.

Рот его тут же закрылся. Встрепенувшись, он вцепился в тунику собеседника, указывая рукой на девушку.

Но ещё до того, как громила успел что-то сообразить, путешественница резко присела, прячась за проезжавшей мимо повозкой, полной пустых, вставленных одна в другую, корзин. На миг растерявшаяся Риата последовала примеру госпожи. Не обращая внимание на недоуменные взгляды прохожих, они, пригибаясь, бросились к ближайшему переулку.

Осторожно выглянув из-за угла, Ника с облегчением увидела напугавших её мужчин на том же месте. Смешливый живчик всё так же что-то говорил, размахивая руками и глядя в их сторону. Но вместо широкой улыбки на бледном лице застыла гримаса досады и раздражения. Равнодушно глядя на него, мордоворот упрямо качал головой.

Тут из дверей постоялого двора вылетел молодой человек в знакомой светло-зелёной тунике и сандалиях с высокой шнуровкой. Пытаясь сохранить равновесие, Кикиро пробежал несколько шагов, нелепо размахивая руками. Вслед за ним на пороге своего заведения показался разъярённый Аппий Герм Струдуб.

— Пошёл вон отсюда! Надо Пакулю Бутсу — пусть сам приходит. Здесь не его улицы!

Девушка не стала ждать, что ответит мелкий сутенёр, а, подобрав подол платья, побежала по переулку.

Пристроившаяся за спиной хозяйки Риата не могла слышать слова владельца постоялого двора, но привычно последовала за хозяйкой.

Оказавшись на соседней, ведущей к городским воротам улице, они умудрилась проскочить буквально перед носом каравана из нескольких тяжело нагруженных мулов. Только тут путешественница рискнула оглянуться, всмотревшись в узкую щель проулка. Ни грохота шагов, ни криков погони.

Тем не менее Ника, не задерживаясь, проследовала дальше, намереваясь подобраться к постоялому двору с другой стороны. Судя по тёплому приёму, который устроил Аппий Герм бедному Кикиро, ей там пока ничего не угрожает.

Уже в "Сандалии Семрега" путешественница поняла, что мстительный ублюдок рано или поздно отыщет её пристанище, но надеялась к тому времени уже покинуть гостеприимный Гедор. Увы, с этим не повезло. Зато подтвердилась её догадка о незначительности Кикиро в местном преступном мире. Авторитетного человека владелец постоялого двора не будет гнать пинками из заведения. Как следует из слов Аппия Герма, это квартал или район контролирует другая банда, и он чувствует себя уверенно под её крышей.

Даже сделав большой крюк, девушка подбиралась к заведению осторожно, словно выслеживала оленя.

— Гу Менсин не вернулся? — первым делом спросила она у сбившихся в кучу артистов, хотя уже угадала ответ по их мрачному виду.

— Нет, госпожа Юлиса, — покачала головой Лукста Мар. — Ждём.

"Ну, как упрётся Сфин Бетул? — подумала путешественница, направляясь к двери. — И не отпустит мальчиков меньше чем за четыре тысячи? Что же делать? Вот батман, даже не знаю. Пробираться к Миусу Акру козьими тропами, просить защиты, надеясь, что Румс Фарк для него что-то значит? Вот только Менран и Хезин пропадут. Сколько невинных людей уже умерли из-за моей глупости? Там ганты, здесь мальчишки. Нет, я так больше не могу!"

Морщась, она покачала головой, словно пытаясь выгнать из неё обжигающие мысли и воспоминания.

"Если Гу Менсин придёт с пустыми руками, отдам ему золото. Нельзя же в самом деле быть такой сволочью!"

— Госпожа Юлиса! — громкий окрик прервал очередной сеанс самобичевания.

Через зал к ней шёл хмурый хозяин постоялого двора.

Прежде чем Ника успела открыть рот, Аппий Герм жестом велел ей замолчать.

— Я не знаю и не хочу знать, что у вас случилось с Кикиро, госпожа Юлиса, но не желаю ссориться с Кровожадными.

Заметив, что собеседница удивлённо вскинула брови, недовольно морщась, пояснил:

— Так называется их банда. Что это такое, надеюсь, знаете?

— Ещё бы, — хмыкнула она, мельком подумав: "Видимо, урки во всех мирах любят пугающие громкие названия".

— Значит, должны меня понять, — насупился мужчина. — Уважая законы гостеприимства, и в память о наших предках я даже не стал с ним разговаривать. Но если за него вступится сам Пакуль Бутс… Это их главный. Я ничем не смогу вам помочь.

— И не придётся, — успокоила его девушка. — Сегодня или завтра с раннего утра я избавлю ваш постоялый двор от своего присутствия.

— Это хорошо, — одобрительно кивнул гедорец и, поколебавшись, спросил. — Вы случайно не с артистами едете?

— С ними, — кивнула путешественница. — Теперь у меня просто нет другого выхода.

— Тогда пусть небожители хранят вас в дороге, госпожа Юлиса, — сказал Аппий Герм Струдуб, слегка поклонившись.

Несмотря на добрые слова, на лице его застыло самое неодобрительное выражение.

Возвращение Гу Менсина застало её в комнате, где, оставшись одна и закрыв дверь, она достала золотые монеты из тайника в связке дротиков. Услышав возбуждённые голоса, путешественница спрятала в кошелёк сорок империалов и заторопилась во двор.

У Ники перехватило дыхание, когда она не увидела мальчиков, но разглядела угрюмые лица окруживших старого артиста людей.

— Неужели отказал? — охнула она, подходя ближе.

— Не совсем, госпожа Юлиса, — пробормотал старший урбы, глядя в землю. — Кроме денег господин Сфин Бетул приказал нам… устроить… представление сегодня ночью. У него будет пир… Вот там и выступим… А утром он отпустит нас и наших мальчиков…

— Хвала богам! — облегчённо выдохнула девушка, не понимая столь странного поведения окружающих. Женщины тревожно перешёптывались, мужчины прятали глаза.

Юлиса насторожилась. За всё время путешествия ей ни разу не приходилось видеть спутников в столь жалком и растерянном виде.

— Что не так, господин Гу Менсин? — всё же решила она до конца прояснить ситуацию.

— Нет, нет, всё хорошо, — как-то не слишком энергично замахал руками толстяк, но, видимо, сообразив, что подобное объяснение явно недостаточно для человека, пожертвовавшего им последние деньги, ответил более обстоятельно:

— Мы никогда раньше не показывали подобного… представления… и у нас совершенно нет времени на подготовку.

Кто-то фыркнул то ли зло, то ли насмешливо. Путешественница огляделась. Но стоявшие вокруг актёры застыли с неподвижными физиономиями, слушая старшего и по-прежнему отводя глаза.

— Если Сфину Бетулу не понравится, — как ни в чём не бывало продолжил Гу Менсин. — Он оставит мальчиков у себя.

— Что же такое он приказал вам сыграть? — поинтересовалась Ника, почему-то не веря ни одному его слову.

— Драму "Гарсона — царица псоглавов", — выпалил толстяк после непродолжительного замешательства. — Вряд ли вы о ней слышали.

— А кто автор? — спросила девушка, всё более убеждаясь в своей правоте.

— Кубур Враган, — мрачно хмыкнул Корин Палл, его любовник зябко передёрнул плечами. Кто-то из женщин громко всхлипнул.

Путешественница не слышала этого имени ни от Наставника, ни от Мерка Картена, а он являлся крупнейшим знатоком местной драматургии. Но, прежде чем она попыталась выяснить подробности о незнакомом авторе, вновь заговорил Гу Менсин:

— Это очень длинное представление, госпожа Юлиса. Мы будем играть ночью при свете факелов и останемся в усадьбе до утра. Быть может, вам лучше переночевать здесь, на постоялом дворе? А утром мы дождёмся вас на дороге…

"Кинуть решили! — первым делом подумала Юлиса, тут же возразив. — Зачем? Как сказала Риата: "Всадники всё равно догонят." Конь быстрее мула, да ещё запряжённого в такой тяжёлый фургон… Или они узнали, что я никуда не ходила, и все мои слова о Миусе Акре — полный блеф?"

— Нет, нет, госпожа Юлиса! — угадав её мысли, замахал руками толстяк. — Мы вовсе не собираемся бежать от своего долга. Клянусь молниями Питра и бездной Тарара, вы получите свои деньги.

— Тогда почему вы пытаетесь оставить меня в Гедоре? — усмехнулась собеседница.

— Видите ли, госпожа Юлиса…, — старый актёр попытался взять её за локоть, но Ника отдёрнула руку.

— Давайте отойдём? — вымученно улыбаясь, предложил он, делая рукой приглашающий жест.

Пожав плечами, девушка согласилась.

— Уверяю, никто не пытается вас обмануть, госпожа Юлиса, — вкрадчиво заговорил старший урбы. — Но, согласитесь, спать всё-таки удобнее на просторной кровати, чем в тесном фургоне.

Насмешливо фыркнув, путешественница укоризненно покачала головой.

— Вы же давно меня знаете, господин Гу Менсин. Я могу прекрасно выспаться даже в лесу у костра. Так в чём же дело? Почему вы не хотите брать меня с собой? Обещаю ни в коем случае не мешать вам. Я даже не появлюсь на этом представлении. И когда вам вернут мальчиков, мы сможем сразу же отправиться дальше, чтобы поскорее покинуть эти места.

— Я опасаюсь, ваше присутствие может не понравиться господину Сфину Бетулу, — понизил голос толстяк. — Или… совсем наоборот.

Он многозначительно поджал пухлые губы.

— Кто знает, что придёт ему в голову на пиру? Богиня безумия Исми часто ходит рядом с Диносом, вызывая странные, иногда опасные желания, госпожа Юлиса.

— Это серьёзная причина, — подумав, согласилась та, лихорадочно соображая, как поступить — остаться на постоялом дворе или ехать с урбой? Вдруг Кикиро уболтает своего пахана, и они вместе заявятся к Аппию Герму? Или поганец завтра утром подкараулит её по пути до ворот?

С другой стороны Ника не могла не признать справедливость слов Гу Менсина. Действительно, что если кто-то из гостей Сфина Бетула возжелает познакомиться с ней максимально близко? Б-р-р!!!

Девушка передёрнула плечами, краем глаза уловив облегчённый вздох собеседника.

"Он опять меня разводит!" — вспыхнуло в голове.

— В таком случае я не поеду в усадьбу Сфина Бетула, — согласилась путешественница, а когда толстяк одобрительно кивнул, добавила. — Переночую где-нибудь неподалёку.

— Ночью, одна на дороге! — охнул старый артист. — Это очень опасно!

— Чем? — быстро спросила Ника.

— Разбойники…

— Рядом с городом? — фыркнула она. — Возле поместий самых богатых и уважаемых людей Гедора?! Не смешите меня, господин Гу Менсин…

— Всё равно, очень рискованно, — надулся старший урбы.

— Не более, чем пересечь океан, — усмехнулась девушка, и согнав с лица улыбку, поинтересовалась. — Когда вы выезжаете?

Скривившись так, словно ненароком откусил кусок лимона, собеседник буркнул:

— Поедим и поедем.

— Тогда мне тоже надо пообедать, — кивнула путешественница и направилась на постоялый двор, чтобы распорядиться о переносе багажа.

Выслушав её, Аппий Герм, не скрывая облегчения, тут же отдал все необходимые распоряжения. Два раба отправились с Риатой на второй этаж.

— Будьте очень осторожны, госпожа Юлиса, — сказал на прощание владелец заведения. — У вас впереди долгий путь.

— Я постараюсь, — серьёзно ответила Ника и благочестиво добавила. — А как получится — знают только боги.

— Да, — согласился мужчина. — Человеку с ними не тягаться.

Экономя мелочь, девушка заказала две лепёшки и миску маслин, которую честно поделила с невольницей.

Артисты обедали во дворе гораздо скромнее, чем она.

Путешественница стояла у дверей, терпеливо ожидая, пока Риата с на редкость глупо улыбавшимся конюхом запрягали неожиданно заупрямившегося ослика, когда к ней подошла одна из подавальщиц.

— Госпожа Юлиса?

— Да, это я, — мгновенно насторожилась она.

— Господин Аппий Герм приказал передать, — рабыня протянула узелок из старой ужасно застиранной тряпки.

— Что это? — подозрительно нахмурилась Ника.

— Пирожки с изюмом, госпожа, — растерянно захлопала коровьими глазами подавальщица.

— Передай своему хозяину спасибо, — улыбнулась девушка. — Я не забуду его доброту и расскажу о нём своим родственникам.

Анний Мар тронул поводьями бока застоявшихся мулов. Те фыркнули, подаваясь вперёд, и деревянные колёса застучали по камням мостовой. Повинуясь неясному наитию, путешественница забралась в фургон, где после недолгой возни вытащила из связки дротик. Так, на всякий случай.

Поставив его рядом с собой, госпожа буркнула в ответ на слегка приподнятые в недоумении брови рабыни.

— Если что… Кричи так громко, как только сможешь.

— Слушаюсь, госпожа, — испуганно пролепетала Риата.

В воздухе уже стояла густая вонь красильных мастерских, когда из какой-то лавчонки бодро выскочила знакомая троица.

Очевидно, как заказчик, не желавший сам марать руки особенно грязной работой, Кикиро схватил под уздцы осла. Парнишечка в хитоне с кинжалом и верёвкой на поясе, как нормальный герой, устремился в обход повозки, дабы напасть с тыла. А с фронта, воздев над головой дубинку с матово-металлическим шариком, на Нику бросился угрюмый мордоворот.

Не потеряв ни секунды на раздумье, та встретила его ударом дротика. Несмотря на массивное телосложение, кажущуюся неуклюжесть и даже сейчас тупо-равнодушное выражение морды лица, громила оказался довольно ловок. Подавшись в сторону, он сумел вскользь отразить удар.

Однако девушка не выпустила из рук древка и повторила попытку. На сей раз здоровяк умудрился перехватить дротик, вцепившись в него сразу под наконечником.

Только сейчас рабыня опомнилась и закричала.

Да так, что перепуганный ослик отчаянно рванулся вперёд, заставив Кикиро буквально повиснуть на уздечке.

От толчка путешественница выпустила оружие и, не сумев удержаться на ногах, звонко шлёпнулась задницей на скамью. Повозка проехала не более метра, но этого хватило, чтобы третий нападавший промахнулся, угодив кинжалом не в рабыню, а в стенку, пробив насквозь тонкие дощечки.

Вскочив на ноги, Ника левой рукой отправила рабыню в предусмотрительно открытую дверку, а правой выхватила из-за спины длинный, тонкий клинок. С громкий фырканьем амбал отбросил в сторону захваченный дротик и опять замахнулся дубинкой.

Заметив, что молодой красавчик, с трудом вырвав зажатый дощечками клинок, пытается вскарабкаться на приступок, девушка швырнула ему в лицо сорванное с головы покрывало. Тот инстинктивно отмахнулся. Юлиса, отпрянув от летевшей, казалось, прямо в голову дубинки, сделала фехтовальный выпад в его сторону. Парень отбил кинжалом, но, не удержавшись на подножке, неловко спрыгнул на землю.

Свинцовый шар на конце отполированной палки с грохотом пробил стенку фургона, как раз в том месте, где всего лишь пару секунд назад находилось плечо путешественницы.

— Госпожа Юлиса? — вскричал Анний Мар. — Кто это?

Выглянув из-за угла своей повозки, он с удивлением смотрел на творившееся безобразие.

— Езжай своей дорогой! — стараясь перекричать вопли Риаты, рявкнул Кикиро, придерживая бунтующего осла.

Спрыгнув на мостовую, молодой артист в три прыжка оказался возле него.

Оставив испуганное животное, сутенёр-вымогатель попытался ударить Анния Мара кулаком. Тот увернулся, издав боевой клич одинаковый во всех временах и Вселенных.

— Наших бьют!!!

Кикиро вновь взмахнул рукой, на сей раз чувствительно достав противника вскользь по скуле. Но сам получил обутой в жёсткую сандалию ногой по голени, а кулаком по рёбрам.

Громила, готовый нанести ещё один удар, замер, глядя, как из фургона один за другим выскакивают вооружённые чем попало разъярённые артисты, кажется, даже обрадованные возможностью сорвать на ком-то накопившееся зло.

Тем временем Кикиро получил отменный удар в смазливое лицо, заставивший его попятиться.

Первым в изменившейся обстановке сориентировался нормальный герой, предпочитавший нападение в обход.

— Бежим, Крыш! — рявкнул он тонким, срывающимся голосом.

Не дожидаясь товарища, парень помчался по улице, удирая от внезапно появившихся превосходящих сил противника. Тут же его примеру последовал Кикиро. Здоровяк, отступая, пытался сохранить достоинство, но когда на него с рёвом бросился вооружённый бронзовым топором Гу Менсин, тоже пустился в постыдное бегство под крики и улюлюканье урбы.

— Кто это такие, госпожа Юлиса? — переводя дыхание, спросил толстяк.

— Понятия не имею! — как ей показалось, довольно натурально сыграла удивление Ника. — Тот, что осла держал, приставал сегодня, когда я шла к Миусу Акру. Пришлось его поучить, как следует разговаривать с девушками из рода младших лотийских Юлисов.

Нервно хихикнув, путешественница пыталась попасть кинжалом в закреплённые за спиной ножны.

— Наверное, плохо поучила, ещё захотел.

— Я его уже сегодня видел, — подал голос Корин Палл. — Он на постоялый двор приходил.

— Быстро же он меня нашёл, — покачав головой, Ника приняла из рук рабыни накидку. — А ещё говорят: "Гедор — город большой."

Артисты засмеялись.

— Ловко вы одна против троих…, госпожа Юлиса, — с восхищением сказал Превий Стрех.

— Без вас я бы не справилась, — вернула комплимент девушка. — Страшно подумать, что было на уме у негодяев.

— Всё! — громко объявил старший урбы. — Пора ехать. А то уже народ собирается. Не приведи Аксер, городская стража нагрянет, а у нас денег нет.

— Ой! Как же я испугалась за вас, госпожа, — возбуждённо тарахтела Риата, погоняя ослика. — Думала, как же я останусь без такой доброй хозяйки. Всех богов молила вас защитить.

— На этот раз они тебя услышали, — буркнула путешественница, оценивая ущерб, нанесённый транспортному средству.

Пробитая кинжалом планка, расколовшись вдоль волокна, хотя и болталась, оставалась на месте. А вот дубинка громилы разбила дощечку пополам, и Нике пришлось самой выломать её остатки, доделав ещё одно не предусмотренное конструкцией фургона окно.

Впереди показалась воротная башня. Усмехнувшись, девушка подумала, что въезжая в город, никак не рассчитывала покинуть его в той же компании. Но жизнь опять поломала все планы, выписав очередную, на сей раз гедорскую загогулину.

Глава III Долги и расчёты

Вот тогда-то я познал всю горечь жизни. Впервые я ощутил полнейшую безнадёжность; невыносимый стыд и сожаление терзали мою душу, сковали волю.

Герберт Уэллс. «Тоно Бенге»

Знакомый раб, собиравший пошлину за въезд в город, стоя под крошечным навесом, переносил записи с вощёных табличек на лист папируса, расстеленный на высоком наклонном столике, при взгляде на который у Ники почему-то всплыло в памяти странное слово: "конторка". Судя по всему, покидавшие Гедор его совершенно не интересовали, а желающих попасть внутрь пока почему-то не наблюдалось.

Стражники, навязчивого внимания которых девушка немного опасалась, сбившись в кучу, что-то возбуждённо обсуждали, не обращая внимания на въехавшие под свод воротной башни фургоны.

"Не долго вам бездельничать осталось", — усмехнулась про себя путешественница, увидев впереди несколько навьюченных хворостом и какими-то корзинами ослов.

Тем не менее, по сравнению с днём её приезда, дорога выглядела почти пустынной. Взяв себе за правило по мере возможности разбираться во всех кажущихся странностях, хозяйка обратилась за разъяснениями к рабыне:

В ответ Риата какое-то время недоуменно хлопала ресницами, потом предположила:

— Наверное, на праздник Артеды ехали, госпожа? Кажется, что его в тот день справляли?

— Что-то я никакого праздника тогда не заметила, — недоверчиво проворчала хозяйка.

— Так вы же никуда из постоялого двора не выходили, — резонно напомнила невольница, дополнительно пояснив. — А господин Аппий Герм — радланин. Они, то есть вы, госпожа, больше чтите богиню плодородия Ангипу.

— Ну её праздник давно прошёл, — заметила Ника, вспомнив своё пребывание в Канакерне.

— Не совсем так, госпожа, — покачала головой невольница. — В Империи уход Ангипы к мужу в Тарар позднее отмечают.

Они немного поболтали о различных религиозных праздниках, которых тут имелось великое множество. Здесь не знали воскресений, как, впрочем, и других дней недели. Но работать совсем без выходных — слишком тяжело, наверное, поэтому люди придумали различные торжественные дни, не только для прославления богов, но и чтобы дать себе возможность отдохнуть. Причём кроме, так сказать, "общих" праздников имелись ещё и отдельные: городские, деревенские и даже профессиональные.

Неожиданно катившая впереди повозка артистов, замедлив ход, свернула на боковую дорогу, так же вымощенную плотно уложенными камнями. Сообразив, что именно она ведёт к усадьбе Сфина Бетула, девушка тут же прекратила попусту молоть языком и принялась оглядываться в поисках места, подходящего для скрытого ночлега.

Увы, местность вокруг выглядела слишком цивилизованной. По склонам холмов тянулись ровные ряды вбитых в землю кольев, вокруг которых густо обвились виноградные лозы, уже избавленные от собранных в плотные гроздья ягод.

Мелькавшие то тут, то там заросли кустарников и бурьяна казались слишком маленькими, чтобы скрыть высокий фургон. Поднявшись в полный рост, путешественница заметила впереди и чуть в стороне группу деревьев, частично всё ещё скрытых плоской вершиной холма, на который неторопливо взбиралась дорога.

По мере приближения она смогла рассмотреть густо заросший разнообразной растительностью овраг, а далеко за ним долину с полями, виноградниками и обширным поместьем, окружённым высоким, потемневшим от времени частоколом.

Юлисе вовсе не хотелось, чтобы его обитатели приставали к артистам с вопросами типа: "А куда делась вторая повозка?" Поэтому, вырвав из рук Риаты прут, она от души хлестнула неторопливо бредущего ослика, заставив того обогнать передний фургон, и остановилась только тогда, когда деревья прикрыли её от нескромных взглядов из усадьбы.

— Стойте! — крикнула Ника, спрыгивая на дорогу.

Анний Мар Прест натянул поводья, а сидевший рядом с ним озабоченный Гу Менсин удивлённо вскричал:

— Что случилось, госпожа Юлиса?

— Помогите спустить фургон туда, — указала девушка на неглубокий овраг. — И поторопитесь, пожалуйста, пока нас никто не видит.

Без того хмурые лица актёров стали злыми. Тем не менее, как интеллигентные люди, от резких слов они всё же удержались, а путешественница уже деловито обследовала откос, к несказанной радости обнаружив давнишние следы узких деревянных колёс. Какая-то повозка здесь съезжала вниз, оставив глубокие, не успевшие разгладиться отпечатки. Тем не менее, пришлось срубить тощее деревце и помочь ослику протащить фургон в глубь оврага. Благодаря наличию значительного количества мужских рук, данная операция много времени не заняла. Артисты уехали, недовольно ворча между собой.

Только проводив их, Ника сообразила, что попала в заросли орешника. Правда, выглядел он несколько иначе, чем в её мире или в Некуиме. Но всё же некоторое несомненное сходство имелось. Теперь стало понятно, почему этот овраг не превратился в виноградник, пастбище или какую-нибудь плантацию.

Господин Сфин Бетул любит орешками лакомиться.

Пока Риата распрягала ослика и отводила его на крошечную прогалину с сухой жёсткой травой, их хозяйка предпринимала дополнительные меры по маскировке. Воткнула обратно срубленное деревце, нарезала вторым, слишком тяжёлым для боя, но очень острым кинжалом веток, засунув их в ближайшие к повозке кусты.

Садившееся солнце тоже помогало скрыть место стоянки. Спускаясь за горы, оно било в глаза всем, кто проезжал по дороге в усадьбу.

Тем не менее, девушка резко пригнулась, прячась за разросшимся бурьяном, когда услышала стремительно приближавшийся грохот с дробным перестуком копыт. На вершину холма буквально влетела колесница, запряжённая четвёркой разномастных лошадей, и вихрем пронеслась мимо притаившейся путешественницы. В крошечной повозке кроме возничего в тёмно-зелёной тунике с блестящей рабской пластиной на груди, стояла, сверкая драгоценностями, молодая женщина с совершенно бесстыдно по местным меркам распущенными светло-русыми волосами и громко смеялась, крепко вцепившись в оббитый бронзой поручень.

За колесницей, стараясь не отстать, мчались два вооружённых всадника.

"Какая блондинка не любит быстрой езды, — проворчала попаданка, вспомним услышанную как-то по радио хохму. — Особенно когда сама не за рулём".

Прекрасно понимая, что эти лихачи вряд ли глазели по сторонам, она всё равно прошлась до дороги, старательно поднимая примятую колёсами фургона траву.

Мрачный, кроваво-красный диск солнца уже погрузил свой край за волнистую линию гор, когда на дороге появилась группа всадников. Воткнув срезанную ветку в куст орешника, Ника спряталась за дерево.

Эти никуда не торопились. Двое мужчин в зелёных туниках с рукавами, верхом на прекрасных лошадях светло-коричневой масти мирно беседовали, обсуждая, судя по долетавшим обрывкам фраз, какую-то сделку. За ними, чуть приотстав, ехали четвероохранников.

Вот тут девушке реально поплохело. Дорогу от оврага отделяло каких-нибудь сорок-сорок пять метров, а эти вояки зорко поглядывали вокруг.

Прохладный ветерок, шуршавший жёсткими, уже покрытыми пятнами листьями частично заглушал недовольное фырканье ослика, у которого Риата убрала из-под носа кожаное ведро с водой. Еле слышно выругавшись, рабыня вновь поднесла его к морде серого прохвоста. А путешественница с ужасом наблюдала, как один из стражников, встрепенувшись, пристально посмотрел в её сторону.

"Вот батман! — мысленно взвыла Ника. — А вдруг этот кавалерист решит заглянуть в кусты?"

Однако охранник то ли не сообразил, что это было, то ли не увидел ничего опасного для своего хозяина. Во всяком случае, ни останавливаться, ни прерывать беседу уважаемых людей он не стал и даже, кажется, ничего не сказал своим коллегам.

Когда кавалькада удалилась примерно на полкилометра, девушка перевала дух, вытерев выступивший на лбу холодный пот.

"Полжизни потеряла, — пробормотала она одними губами. — И чёрт меня дёрнул с артистами связаться? Могла же дождаться их утром на постоялом дворе! Ну почему умные мысли приходят так не вовремя?"

Уже в глубоких сумерках в усадьбу проследовала запряжённая мулом повозка с полотняными станками. Доносившийся смех ясно указывал на присутствие там по меньшей мере двух женщин. Фургон сопровождал всего один пожилой невольник с коротким толстым копьём. Путешественница подивилась столь малочисленной охране, но оценив габариты возчика, решила, что тот, скорее всего, по совместительству исполняет и функции телохранителя.

Возможно, прочие гости Сфина Бетула успели приехать раньше, или праздник предназначался для узкого круга лиц, но на дороге больше никто не показывался.

Глаза Ники постепенно привыкли к темноте, да и поднявшийся над горами серп луны давал достаточно света, чтобы она смогла убедиться в отсутствии людей на расстоянии не менее полкилометра.

— Это вы, госпожа? — раздался тревожный шёпот невольницы, когда под сандалией хозяйки предательски хрустнул сучок.

— Я, Риата, — ответила та, отодвинув в сторону ветку.

— Этот сын Ваунхида и Такеры всю воду выпил! — первым делом пожаловалась рабыня. — Я хотела вам оставить, а он чуть не закричал!

— Я слышала, — устало кивнула девушка, на всяким случай уточнив. — Даже попить не осталось?

— Есть разведённое вино, госпожа, — бодро сообщила собеседница, тут же тяжело вздохнув. — А вот умываться вам завтра нечем.

— Ладно, — отмахнулась путешественница, опускаясь на расстеленное овчинное одеяло.

— Вот пирожки, вино, — засуетилась Риата.

— Сама ела? — спросила хозяйка с набитым ртом.

— Вас ждала, госпожа, — с показным смирением пролепетала женщина.

Госпожа чувствовала себя слишком усталой, чтобы читать ей очередную нотацию, поэтому только тяжело вздохнула, осторожно поднимая стакан.

— Тогда угощайся от щедрот Аппия Герма Струдуба. — Тут нам обеим хватит.

Пирожки оказались не только чёрствыми, но и явно несвежими. Похоже, они покинули печь минимум два или даже три дня назад.

Но Ника находилась сейчас не в том настроении, чтобы привередничать. Поэтому она быстро слопала два пирога, а когда потянулась за третьим, услышала доносившиеся издалека звуки музыки.

Глухие удары барабанов, свист флейт, рёв труб и звуки струн сплетались в простую, незамысловатую мелодию.

— Ну вот и обещанный пир начался, — проворчала девушка.

Поднявшись, она выбралась из оврага. Огни костров и светильников освещали фасад большого дома с колоннами и множеством окон, снабжённых деревянными жалюзи.

К сожалению, высокий частокол не позволял рассмотреть, зато ночная тишина давала возможность кое-что слышать. Чуть позже вступил хор. Даже на таком расстоянии путешественнице показалось, что она узнала голоса хористов урбы Гу Менсина. Но вот слов толком разобрать так и не смогла. Хотя, если судить по торжественности звучания, пели хвалебный гимн или кантату, видимо, прославлявшую хозяина усадьбы.

Усмехнувшись, Ника хотела вернуться в овраг, но тут заметила на склоне холма желтоватый огонёк. Стараясь не шуметь, она скользнула в заросли бурьяна, с раздражением чувствуя, как цепляются за ткань репьи и прочие колючки. Всё-таки платье — не самая подходящая одежда для лесных прогулок, особенно ночью.

Свет приближался, постепенно превращаясь в факел, который держал в руках один из двух рабов, шагавших проходом между рядов вбитых в землю кольев, опутанных виноградной лозой.

Прислушавшись, девушка стала различать обрывки разговора.

— Давай дальше не пойдём, Злотан? — с плохо скрываемой дрожью в голосе предложил тот, что помоложе и с короткой дубинкой в руке.

— Господин Курт Варс приказал обязательно заглянуть в Ореховый овраг, — не очень уверенно возразил его спутник, вооружённый ещё более устрашающего вида палицей. — Охранник одного из гостей нашего господина видел или слышал что-то подозрительное.

"Вот батман! — выругалась про себя путешественница. — Чего он там углядел?"

— Что же он сам не посмотрел? — проворчал молодой, поднимая факел выше. — Тогда ещё светло было.

— Я откуда знаю?! — огрызнулся Злотан, почёсывая в вырезе хитона волосатую грудь.

Остановившись метрах в тридцати от притаившейся Ники, они с тревогой вглядывались в мрачно шелестевший листвой овраг.

— Ну или если бы… господин Курт Варс сказал пораньше, — продолжал канючить молодой невольник. — А сейчас совсем темно… И луна… У нас старики рассказывают, когда она в серп превращается, лесные духи праздник справляют, который смертным лучше не видеть.

— Нечего было так долго с Кочерыжкой болтать! — шёпотом рявкнул старший товарищ, отвесив приятелю тяжеловесный подзатыльник. — Тогда бы мы сюда ещё засветло успели.

У девушки перехватило дыхание, а сердце ухнуло куда-то в район желудка, но тотчас вернулось обратно.

— Сам меня к ней послал! — чуть не плача огрызнулась жертва рабской дедовщины. — А теперь дерёшься!

— Ну, так брал бы лепёшки и уходил, — уже остывая, буркнул Злотан. — Чего её слушать?

— Ага! — злорадно фыркнул приятель. — Тогда она в следующий раз и яблочного огрызка не даст!

— Обойдёмся без её объедков, — буркнул собеседник и толкнул товарища в плечо. — Ну иди, чего встал?

Путешественница попятилась, глубже забираясь в непролазные заросли. Стебли крапивы, пустырника и лопухов недовольно зашуршали.

— Слышишь? — испуганно охнув, молодой, выронив дубинку, крепко схватился за металлический ошейник, словно тот его душил. — Вдруг это сам бог лесов Нап? Говорят, он орехи любит, а ему, наверное, здесь ничего не оставили?

— Заткнись! — сурово сдвинул белесые брови Злотан. — Нечего тут сказки рассказывать…

"Ну одного я точно прирезать успею, — как-то буднично, словно речь шла не об убийстве человека, подумала Юлиса. — А второго могу не успеть. И что делать?"

Тут в глубине оврага громко фыркнул ослик, шумно переступая с места на место.

— А знаешь, ты прав, — нервно сглотнул слюну внезапно побледневший старший невольник. — Нет здесь никого. Посмотрели, теперь пошли отсюда.

Не спуская с орешника огромных, испуганных глаз, рабы, пятясь задом, прошли метров шесть, потом, резко развернувшись, торопливо зашагали прочь, поминутно оглядываясь.

— Уф! — не сдержавшись, облегчённо процедила сквозь зубы Ника, плюхнувшись на задницу.

Очевидно, горе-сторожа её услышали, потому что жёлтое пятно факела стало стремительно удаляться.

Тем не менее девушка ещё минут двадцать наблюдала за окрестностями, отмахиваясь от редких осенних комаров.

После хора в усадьбе вновь заиграл оркестр.

— Это вы, госпожа? — уже второй раз за ночь спросила рабыня.

— Я, — устало отозвалась путешественница.

— А эти? — Риата протянула руку, помогая хозяйке спуститься. — Ушли, госпожа?

— Убежали, как зайцы! — насмешливо фыркнула та. — Небось ещё и обмочились дорогой.

— Так им и надо, дурачью деревенскому! — мстительно выпалила женщина, затараторив. — Ой, как же я испугалась, госпожа, когда их услышала! Думала — всё! Вот сейчас найдут, увидят, поймают! Это же земля их хозяина… Ну и…

— Так это ты осла… побеспокоила? — внезапно догадалась Ника.

— Я, госпожа, — нервно хихикнула рабыня. — Шлёпнула его по носу. Он этого не любит и всегда фырчит.

— Это ты хорошо придумала! — от всей души похвалила хозяйка. — Спасибо, избавила нас от стольких…

Слово "неприятностей" она произнести не успела. Ночь прорезал крик, полный ужаса и боли. Потом ещё и ещё.

— Что это, госпожа? — дрожащим голосом спросила Риата.

— Н-н-не знаю, — покачала головой та. — Думаю, ничего хорошего.

Крик оборвался. Наступившая тишина, нарушаемая только шелестом листьев и стрекотом цикад, показалась девушке особенно зловещей.

Сбросив на плечи накидку, она в тревожном недоумении потёрла ладонью лоб, стараясь привести в порядок суматошно метавшиеся мысли. Ясно, что в усадьбе кого-то убили. Причём жестоко. Вот только имеет ли это отношение к артистам?

Со стороны поместья опять послышалась музыка. На этот раз более ритмичная, даже плясовая. Путешественнице вдруг стало ужасно неуютно, захотелось оказаться подальше от места, где пытки и убийства чередуют с танцами. Тут ещё эти рабы-сторожа или кто там они были? Что если они сообщат охранникам? О чём? О лесных духах? А почему нет? Здесь этому никто особо не удивится. Только вряд ли бросится проверять их слова. Во всяком случае ночью.

Слегка успокоив себя подобным образом, Ника решила, что просто так сидеть в овраге, тупо дожидаясь утра, все же нецелесообразно. Вдруг вместо артистов первыми заявятся стражники Сфина Бетула? Необходимо все-таки выяснить, что происходит в усадьбе. Нужна разведка. Урожай собран, поэтому хозяевам нет никакого смысла держать на виноградниках серьёзную охрану. В противном случае, к оврагу пришло бы гораздо больше народа.

— Надо посмотреть, что там случилось, — решительно направляясь к фургону, буркнула себе под нос девушка.

— Простите рабу глупую, — испуганным шёпотом запричитала Риата, когда хозяйка принялась на ощупь копаться в корзине. — Что вы ищите, добрая госпожа?

— Уже нашла, — пробормотала та, доставая завёрнутые в кожаную рубаху штаны и мокасины.

В костюме дикарей — аратачей лазить по окрестным полям будет гораздо удобнее, чем в длинном платье.

— Помоги переодеться.

К счастью, за время путешествия из Канакерна в Гедор, девушка слегка похудела и теперь чувствовала себя довольно комфортно в брюках из тщательно выделанной бычьей кожи. Длинная рубаха защищала тело не только от ночной прохлады, но и от мелких веточек, а мокасины позволяли двигаться гораздо бесшумнее, чем привычные цивилизованным людям сандалии. Коричневый цвет одежды дикарей не будет бросаться в глаза ночью. Но как быть с лицом? Учитывая отсутствие воды, наносить маскировочную окраску как-то не хотелось.

Отыскав кусок ткани, Ника торопливо вырезала в нём две дырки, получив примитивную маску.

— Выслушай рабу глупую, добрая госпожа, — испуганным щенком заскулила Риата. — Всеми богами заклинаю — не ходите туда!

— Не беспокойся, — хозяйка попыталась улыбнуться, но внутри у неё все сжалось в привычном предчувствии опасности. По телу словно бегали маленькие электрические разрядики, заставляя девушку ёжиться. — Я скоро вернусь. Всё будет в порядке. Надо узнать, что там случилось. Вдруг артистов уже в рабство похватали, а мы тут сидим?

— Ой, госпожа! — всхлипнула невольница. — А если те сторожа вернутся?

— Не вернутся, — попыталась успокоить её девушка. — Сиди тихо, как мышь. А чтобы не скучать, почисти мне платье. Я там столько колючек насажала…

— Да как же я их увижу в темноте? — озадаченно пробормотала Риата.

— На ощупь, — посоветовала госпожа, и вручив ей одежду, полезла вверх по склону.

Прежде чем выбраться из-под защиты кустов, путешественница осмотрелась, прислушалась и принюхалась. Из усадьбы доносилась тягучая заунывная музыка. Никаких криков или других подозрительных звуков. Чуть пригнувшись, как когда-то учил Наставник, и держа дротик наперевес, Ника осторожно двинулась между рядами кольев, густо оплетённых виноградными лозами.

В нижней части склона располагалось поле с торчавшей из земли неровной стерней, чувствительно коловшей ступни даже сквозь толстую кожу подошвы мокасин. На его границе девушка чуть не упала в узкую канаву, за которой оказались посадки другой сельскохозяйственной культуры. Судя по более мягкой почве и попадавшимся время от времени неглубоким ямкам, тут росла то ли репа, то ли свёкла, то ли ещё какой корнеплод. Только не картошка. Её в этом мире попаданка ещё не встречала.

Это поле подходило почти вплотную к частоколу. Только за пару шагов от него начиналась полоса нетронутой земли, поросшей невысокой травкой. А вот привычной крапивы, репейника или другого призаборного бурьяна не наблюдалось. Очевидно, обитатели поместья строго следили за сохранностью ограды.

Окружавшая обширную усадьбу Сфина Бетула стена не имела ни башен, ни смотровых вышек. Лазутчица сделала солидный крюк, чтобы подойти к ней с противоположной, не освещённой стороны дома.

Музыка к тому времени смолкла, и до неё доносился невнятный шум голосов и звон посуды. Стараясь ступать как можно тише, путешественница двинулась вдоль забора, пытаясь заглянуть в зазор между брёвен.

Увы, местные плотники хорошо знали своё дело. Ровно оструганные, заострённые кверху колья плотно примыкали друг к другу, а сквозь иногда попадавшиеся узкие щели ничего не удавалось рассмотреть.

По мере приближения к воротам Ника двигалась всё медленнее, аккуратно ставя ногу на всю ступню. За тяжёлыми створками на массивных бронзовых петлях лениво переговаривались караульные.

— Наконец-то тихо стало, — ворчал глуховатый басок. — И как только господину может нравиться этот звон и пиликанье?

— Лучше поблагодари богов, что он приказал Мурилу язык вырвать, — мрачно хмыкнул собеседник. — А то бы он до сих пор орал.

— Да, — опасливо вздохнул первый охранник. — Кол ему толстый поставили, долго умирать будет.

Застывшая в двух шагах девушка нервно сглотнула. С одной стороны, ясно, что с артистами ничего не случилось, и это хорошо. Но с другой…

При одной только мысли, что человека насадили на кол, словно какого-то коллекционного жука, путешественницу передёрнуло от страха и отвращения.

— Сам виноват, — наставительно пробасил первый караульный. — Нечего на хозяйских мальчиков заглядываться. Не для простого раба медок.

— Может, он и не заглядывался, — вполголоса возразил приятель.

Воспользовавшись вспыхнувшей дискуссией, лазутчица на цыпочках миновала засыпанную мелким щебнем дорогу. Увлечённые беседой, сторожа не обратили внимание на тихий шорох камешков под ногами в мягких мокасинах.

"Ну и порядочки!" — качая головой, думала Ника, пробираясь вдоль забора и всё явственнее различая отдельные голоса, женский смех и даже треск сосновых поленьев в кострах.

Внезапно заговорил Гу Менсин, и с первых же слов девушка поняла, что уже слышала их ранее. Она торопливо зашарила по ограде, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь дырочку.

Артисты неоднократно представляли драму "Виталаса" на строгий суд взыскательной канакернской публики.

"Странно, — хмыкнула про себя путешественница. — А мне про какую-то "Гарсону — царицу псоглавов" втирали. Что-то тут не так".

К сожалению, первая более-менее подходящая щель позволяла увидеть только большую каменную беседку с колоннами, украшенными гирляндами из цветов, веток можжевельника и множеством маленьких фонариков.

Внутри вокруг полукруглого стола на высоких ложах вальяжно расположились какие-то люди, очевидно, Сфин Бетул со своими гостями. Зазор оказался слишком узким, чтобы рассмотреть их как следует. Зато Ника прекрасно видела обнажённых рабов обоего пола, таскавших блюда с разнообразными кушаньями, расписные амфоры и серебряные тазики с водой для мытья рук.

Выругавшись про себя, она продолжила исследовать частокол и вдруг сообразила, что Гу Менсин вдохновенно, с большим чувством читает монолог влюблённого юноши.

Вспомни, как горячо, с каким я присутствием духа
Клялся Диолой самой, чтобы уверить тебя!
Сердцем, любимая, чист я, мои благородные клятвы
Полны любви и надежды на счастье с тобой!
Ты же меня наградить изволь за такую любовь:
Нынче со мною, смуглянка, ложе ты раздели!
По ходу пьесы главный герой сейчас ожидает возлюбленную на берегу моря. Выбор столь пожилого актёра для данной роли показался путешественнице немного странным. Наконец, она отыскала щель, через которую увидела небольшой, ярко освещённый помост, где выжимая из зрителей слезу, прочувственно вещал Гу Менсин.

— Господин Сфин Бетул! — капризно вскричала какая-то женщина. — Сколько можно мучить несчастного влюблённого?

— Да, да! — с пьяным смехом поддержали другие гости. — Пусть приведут невесту!

Очевидно, хозяин поместья сделал какой-то знак, потому что глаза старого актёра вспыхнули нешуточной страстью, а губы растянулись в плотоядной улыбке.

Два голых раба в тяжёлых ошейниках и уродливых масках ввели на помост большую чёрно-белую свинью.

При виде её Гу Менсин стал срывать с себя одежду, а девушка отшатнулась от ограды, чувствуя подступившую к горлу тошноту.

Так вот какого рода "представление" потребовал мерзавец от несчастных артистов.

"А всё из-за того, что ты денег пожалела", — злобно прошипел кто-то в глубине души.

Визжала свинья, ржали, любуясь гнусным зрелищем, гости, а Ника почти бегом мчалась в сторону виноградников, не в силах слушать эту адскую какофонию.

К отвратительному чувству вины и жгучего стыда за свою жадность примешивался дикий страх. Здешний мир открылся ей новой, ужасающей в своей неприглядности стороной. Беспредельная, не знающая удержу самовластность одних и полная беззащитность других.

Внезапно она поняла, что на фоне Сфина Бетула, его гостей и некоторых других жителей цивилизованных городов Западного побережья аратачи кажутся вполне приличными и даже милыми людьми.

Дикари легко могут убить, причём очень жестоко, но до такого утончённого скотства им просто ни за что не додуматься.

Очень возможно, она совершила главную ошибку своей жизни, когда покинула Некуим? Внезапно земля под ногой исчезла и потерявшая бдительность разведчица рухнула в темноту. От тяжёлых увечий её, скорее всего, спас зажатый в руках дротик.

Воткнувшись в стенку канавы он, развернув Нику, замедлил падение. Мягко шлёпнувшись в протекавший по дну ручей, она опомнилась, прекратив заниматься самокопанием. С облегчением убедившись, что кроме синяков и шишек её драгоценная тушка не понесла серьёзного урона, девушка осторожно выбралась из траншеи.

К счастью, путешественница успела уйти достаточно далеко, чтобы обитатели усадьбы могли слышать шум падения. Выругав себя за потерю бдительности, Ника пошла вдоль дороги, старательно глядя себе под ноги.

Чуть позже ей показалось, что из поместья донёсся чистый голос Балка Круна, а ещё минут через двадцать впереди послышался громкий храп. Под высоким, раскидистым деревом, одиноко росшим на краю виноградника, кто-то мирно спал. Не собираясь его будить, девушка обошла то место стороной, и перебежав через дорогу, торопливо скрылась в овраге.

— Ой, госпожа! — с облегчением выдохнула Риата. — Как же я рада, что вы вернулись!

— Я тоже, — хозяйка без сил рухнула на расстеленное овчинное одеяло.

Какое-то время они молчали. В стороне мирно сопел ослик, остро пахло навозом.

— Вы, наверное, пить хотите, госпожа? — как-то наигранно встрепенулась невольница.

— Наливай, — кивнула путешественница.

Женщина аккуратно нацедила из амфоры разбавленного вина. Осушив стакан, Юлиса вытерла губы рукавом и тут же скривилась от отвращения, совсем позабыв, что намочила одежду в канаве.

— Развесь где-нибудь, — проговорила она, стаскивая рубаху. — Пусть подсохнет

— Слушаюсь, госпожа, — поспешно отозвалась Риата, с гордостью сообщив. — Ваше платье я отчистила.

— Лучше ночную рубашку принеси, — буркнула Ника, развязывая ремешок на штанах. — Может, успею немного поспать.

— Ой, простите рабыню глупую! — всплеснула руками невольница. — Совсем забыла.

Охая и явно напоказ ругая себя, она метнулась в фургон, что-то там опрокинула, зашипев от боли.

"Довыпендривалась!" — усмехнулась про себя девушка, с негромким шлепком размазав по голому плечу комара.

— Скорее, не лето тут голышом стоять!

— Несу! — отозвалась Риата. — Уже несу.

Помогая хозяйке одеться, она всё же не смогла удержаться от вопроса:

— Что там, госпожа? Видели артистов? Кто так кричал?

— Один чересчур любопытный раб, — проворчала путешественница. — Хозяин приказал посадить его на кол, а чтобы не мешал пировать, велел вырвать язык.

— О, Дрин, пошли ему быструю смерть, — прерывисто вздохнув, прошептала женщина.

— Из актёров видела только Гу Менсина, — госпожа зябко передёрнула плечами.

Возможно, ей следовало сохранить в тайне постыдные подробности, но Нику буквально распирало желание высказаться и не про себя, а вслух наградить Сфина Бетула теми эпитетами, которые тот безусловно заслужил, от души жалея, что радланский язык так беден ругательствами.

— Хозяин, этот бессильный лагир, мерзкий жирный мешок с дерьмом, заставил его изображать… хряка! Чтобы спасти Менрана его отцу пришлось… со свиньёй! На помосте! А эти гнойные рожи ржали, как… как… кобылы на случке!!!

— Ой, госпожа!

В царившей вокруг полутьме девушка скорее угадала, чем увидела, как собеседница в ужасе прикрыла ладонью рот.

— Даже думать не хочу, что пришлось делать остальным…

— Мне в Преграме рассказывали про одного богача, — пролепетала Риата. — Он специально покупал по дешёвке старых и больных рабов, чтобы мучить и убивать их всякими хитрыми способами. Городские невольники больше всего боялись, что хозяева продадут их ему.

"Вот где раздолье всяким маньякам и извращенцам, — ёжась подумала попаданка. — Купил говорящее орудие труда и делай с ним всё, что заблагорассудится. Никто и слова не скажет. Частная собственность, батман".

— Ты только помалкивай о том, что я рассказала, — сурово сдвинув брови к переносице, предупредила хозяйка.

— Да, госпожа, — смиренно поклонилась невольница. — Клянусь Такерой.

Зевая, Ника забралась в фургон, но прежде, чем рухнуть на шкуры, пробормотала:

— Лучше вообще не говори, что я куда-то ходила ночью.

— Слушаюсь, госпожа, — покладисто согласилась женщина.

— И разбуди меня… как только… перед рассветом…

Путешественнице казалось, что после всего увиденного и услышанного она глаз сомкнуть не сможет. Слишком много страшных впечатлений свалилось на неё этой ночью. Но перегруженный негативом разум просто выключился, словно уже позабытая электрическая лампочка, погрузив сознание в блаженную темноту.

Увы, отдых оказался очень недолгим, и вкрадчивый голос вырвал Нику из небытия.

— Проснитесь, госпожа. Заря над горами. Скоро рассвет. В усадьбе давно тихо.

При последних словах девушка вздрогнула, вспомнив всё, что случилось. Рывком сев, протёрла глаза.

— Спасибо, что разбудила. Давай выбираться отсюда.

Первым делом она, вновь обрядившись в дикарский костюм, принялась расчищать путь. Пришлось изрядно повозиться, прежде чем подгоняемый руганью, проклятиями и ударами палки ослик, натужно хрипя, втащил фургон на дорогу.

Не желая попадаться на глаза обитателям поместья, путешественница отогнала повозку за холм, где переоделась и велела Риате заняться причёской.

Чувствуя, что не в силах просто так сидеть и ждать, Ника прошла немного назад, так чтобы видеть усадьбу Сфина Бетула, где этой ночью творились чересчур гнусные даже для этого мира дела.

Кутаясь в меховой плащ и переступая с ноги на ногу, чтобы не замёрзнуть, она не забывала оглядываться по сторонам. Но в этот серый, предрассветный час дорога всё ещё продолжала оставаться пустынной.

Возле господского дома уже суетились какие-то фигурки, когда ворота усадьбы распахнулись, выпустив большой фургон артистов.

Только после этого девушка вернулась к своей повозке.

— Едут, госпожа? — робко спросила невольница.

— Едут, Риата, — кивнула хозяйка, и погрозив пальцем, ещё раз предупредила. — Запомни, я ночью никуда не ходила. Всё остальное можешь рассказывать как есть: и про сторожей, и про крик.

— Я лучше буду говорить, что всю ночь спала и ничего не слышала, — предложила собеседница.

— Не поверят, — возразила госпожа, усаживаясь на скамеечку. — Какой сон в таком месте?

Она потёрла озябшие пальцы ног. Надо бы шерстяные носки раздобыть. А то так и ревматизм заработать не долго… Или артрит какой-нибудь?

Ждать артистов пришлось довольно долго. Но вот из-за холма появилась полотняная крыша фургона, потом державший поводья Анний Мар Прест с сидевшим рядом Тритсом Золтом и головы мулов, как будто выраставшие из-под земли.

По мере приближения путешественница всё яснее видела бледные, осунувшиеся лица, а скулу Тритса Золта украшал внушительный синяк.

— Где мальчики? — крикнула Ника.

— Здесь, госпожа Юлиса, — глухо ответил Анний Мар, кивнув себе за спину.

Когда их повозка проезжала мимо, девушка услышала за матерчатыми стенками рыдания, которые не мог заглушить даже грохот колёс по плотно утрамбованным камням.

— Давай за ними, — приказала она Риате, хмыкнув про себя: "Что-то не видно большой радости. Но, может, они просто переживают те унижения и мерзости, которые пришлось перенести? Ну и сволочь же этот Сфин Бетул!"

Когда их маленький караван выехал на ведущую в город дорогу, та оказалась уже заполнена повозками, вьючными животными и просто пешеходами. Хотя, как зевая отметила про себя путешественница, интенсивность движения все же уступала той, что ей пришлось видеть в день прибытия в Гедор.

Привычно оглядываясь по сторонам, она наткнулась на осоловелый, неподвижный взгляд рабыни. Риата медленно, как большая кукла-неваляшка, раскачивалась из стороны в сторону, казалось, только чудом не выпуская поводья из рук. Присмотревшись, поняла, что хитрая невольница обвязала их вокруг запястий и теперь дремлет с открытыми глазами, рискуя в любой момент упасть на дорогу.

— Ты ночью спала? — спросила хозяйка, ткнув невольницу в бок.

— А, что? — встрепенулась та.

— Я говорю: ты ночью спала? — терпеливо повторила Ника.

— Нет, госпожа, — жалобно всхлипнув, покачала головой Риата. — Уж очень там страшно было. И вы же приказали вас разбудить…

В последних словах прозвучал явный упрёк.

Покачав головой, девушка мысленно проворчала: "Разбаловала я её совсем", но вслух проговорила:

— Полезай в фургон и спи. А то ещё свалишься.

— Ой, госпожа, да как же так…, — без особого энтузиазма запричитала невольница. — Это вам…

— Лезь, я сказала! — рявкнула хозяйка, отбирая поводья. — Не беспокойся, долго разлёживаться я тебе не дам.

— Спасибо, добрая госпожа, — картинно всхлипнув, рабыня не удержалась от широкого зевка. — Пусть небожители наградят вас многими милостями.

Через минуту из-за неприкрытой дверки послышался лёгкий, размеренный храп. Какое-то время путешественница ещё бубнила себе под нос, награждая спутницу не самыми лестными эпитетами. Но пригревшись в меховом плаще, очень скоро сама стала зевать во весь рот. Она тёрла глаза, трясла головой, даже ущипнула себя пару раз. Однако, это слабо помогало.

Ночные приключения так вымотали тело и разум, что они настойчиво требовали отдыха, полагая короткий сон под утро совершенно недостаточным для восстановления сил.

Можно, конечно, пинком разбудить рабыню и посадить её на облучок. Вот только Ника опрометчиво решила, что позволит ей спать по крайней мере до остановки на обед. А показывать слабость даже самой себе как-то не хотелось. В конце концов девушка спрыгнула с повозки и долго шла рядом, стараясь прогнать сон ходьбой.

Солнце перевалило за полдень, а фургон артистов по-прежнему катил вперёд. Не в силах более бороться с наваливавшимся сном, путешественница уже собиралась поднять Риату, чтобы самой занять её место, когда повозка урбы вдруг свернула на какую-то неприметную малоезжую дорогу.

От тряски невольница проснулась, и стоя на четвереньках, выглянула из дверки.

— Куда это мы едем, госпожа?

— Откуда я знаю? — крепко вцепившись в скамейку, чтобы не упасть, зло огрызнулась хозяйка.

Фургон дребезжал и подпрыгивал на каменистой почве, покрытой жёсткой, порыжевшей травой. Животные, недовольно фыркая и хрипя, налегали на постромки. Матерчатые стенки повозки артистов ходили ходуном, слышались недовольные голоса и плач.

Но скоро выяснилось, что Анний Мар Прест знал, куда ехать. Перевалив через холм, караван остановился у небольшого озера, из которого вытекал узкий, но бурный ручеёк.

Из фургона стали выпрыгивать хмурые, словно помятые артисты, их жены с детьми; и всей толпой устремились к широко разросшимся кустам.

Путешественнице тоже хотелось уединиться, но понимая, что площадь зарослей слишком мала для столь многочисленной компании, решила подождать, давая своим усталым спутникам первыми справить нужду.

Спрыгнув с повозки, Ника с удовольствием потянулась, улыбаясь выглянувшему из-за облака солнышку, да так и застыла, словно вбитый в доску гвоздь.

Крайон Герс и Крина помогали спуститься на землю бледному, почти зелёному Хезину. Приния торопливо расстилала под повозкой тощий матрасик, и мальчик, опустившись на него, в изнеможении прикрыл глаза. Мать с посеревшим, осунувшимся лицом и красными глазами, укрыв сына одеялом, пошла к озеру, прихватив кувшин с треснувшим горлышком.

— Менран, — тихонько проговорила Приния, заглядывая в фургон. — Выходи, зайчик мой, не бойся. Тебя никто не обидит. Здесь чужих нет, все свои.

Из-за полога, прикрывавшего вход, появилось бледное, испуганное лицо мальчика. Робко оглядевшись вокруг, словно маленький, затравленный зверёк, он протянул к матери тонкие, трясущиеся ручки. Та осторожно приняла сына в свои объятия, и тот повис у неё на шее, мелко дрожа худеньким тельцем. Качая его словно младенца, женщина пошла к озеру, не обращая никакого внимания на застывшую столбом их спутницу. А та бездумно смотрела им вслед, боясь даже пытаться осмыслить увиденное.

Приния бережно поставила сына на траву и стала осторожно стаскивать грязный, разорванный во многих местах хитончик. При виде синяков на узенькой, по-детски трогательной спине, девушка бросилась за повозку, с трудом удерживая рвущийся из горла крик.

Спрятавшись от всех, она зарыдала, изо всех сил зажимая рот ладонями. Ослабевшие ноги подломились, путешественница рухнула на траву возле колеса, сворачиваясь клубочком и машинально прикрывая лицо накидкой, словно прячась под одеяло, как в детстве. Буквально физически ощущая муки стыда, Ника проклинала себя за жадность, глупость и неуёмное любопытство. Возможно, не подслушай она разговор охранников Сфина Бетула, не загляни за забор, став свидетельницей отвратительного зрелища, ей сейчас было бы легче? Все-таки одно дело чьи-то слова и даже собственные логические выводы, и совсем другое — когда видишь это собственными глазами.

Именно поэтому девушку прямо-таки корёжило, когда в голове вновь и вновь звучал пугающий вопрос, на который не хотелось отвечать даже мысленно: "Что же эти сволочи сделали с ребёнком?"

— Госпожа, — робко проговорила Риата, присаживаясь рядом. — Госпожа…

— Уйди! — угрожающе прорычала та, сквозь душившие её рыдания. — Это же дети! Как они могли?! Сволочи, сволочи!!! Резать, жечь… Ненавижу! А я… Я тоже сука! Пожалела…

— Тише, во имя всех богов! — забыв о почтительности, побледневшая, как полотно, рабыня заткнула ей рот шершавой, твёрдой ладонью. — Умоляю, пожалейте себя, молчите! Вы уже всё равно ничего не сможете изменить. Время назад не повернёшь, это даже богам не под силу.

На миг глаза хозяйки застлало багровой пеленой бешенства, но вдруг она как-то резко обмякла и, тихо завыв сквозь стиснутые зубы, уткнулась ей в плечо. Успевшей многое пережить за эти полтора года Нике очень часто приходилось ругать себя за глупость, но то, что она совершила на этот раз, выглядело гораздо хуже — подлостью!

— Откуда же вы, госпожа, могли знать, что так случится? — торопливо шептала невольница, испуганно оглядываясь по сторонам. — Вы же и так денег дали, не жадничали… А мальчишкам… видно, так на роду написано. Не плачьте, на всех несчастных ваших слёз и доброты всё равно не хватит.

Но, видя, что хозяйка по-прежнему пребывает в прострации, наклонившись к уху, зашептала:

— Ой, госпожа, они возвращаются. Ну же, придите в себя, госпожа! Если узнают, из-за чего вы тут рыдаете, сгоряча и убить могут… И меня с вами заодно.

Понимая справедливость её слов, девушка отстранилась, прохрипев:

— Ты права, убьют. Я бы, наверное, убила… Спасибо, Риата.

Ухватившись за колесо, путешественница с трудом поднялась на ноги.

— Что с вами, госпожа Юлиса? — тусклым, бесцветным голосом спросил старший урбы, когда та вытирала умытое в ручье лицо.

— Перед глазами что-то потемнело, господин Гу Менсин, — ответила Ника, бросив быстрый взгляд на серое, измождённое лицо старого артиста. — Я ночью почти не спала. По виноградникам шатались какие-то люди… И вы не знаете, кто так страшно кричал в усадьбе?

— Господин Сфин Бетул наказывал нерадивого раба, — зачерпнув горстью воду из ручья, собеседник выпил и вытер мокрую ладонь о седую шевелюру.

— Я видела синяки у вашего сына, — не смогла удержаться девушка. — Мне так жаль, господин Гу Менсин.

— Хорошо, что Менран ещё слишком мал, — медленно проговорил старший урбы. — Хезину сильнее досталось.

Он, кряхтя, поднялся на ноги, отряхивая мусор с хитона.

— К сожалению, у нас мало еды, госпожа Юлиса. Но всё равно, надо поесть и отдохнуть. Мы тоже почти не спали.

— Тяжело пришлось? — голос путешественницы дрогнул, и она поспешно сфокусировала зрение на кустах за спиной мужчины.

— Очень, — тяжело вздохнул тот. — Ни разу в жизни я так не играл, госпожа Юлиса. Да простит меня лучезарный Нолип…

Посуровев, старший урбы свёл брови к мясистой переносице.

— Если бы у нас было ещё немного денег…

— Сфин Бетул назначил неподъёмный выкуп, — покачала головой Ника, морщась от стыда.

Глаза Гу Менсина вспыхнули дикой, животной ненавистью, губы разошлись в злобном оскале, обнажая крупные жёлтые зубы.

— Пусть этого лагира сожрёт самое страшное и вонючее из чудовищ Тарара! Я проклинаю его род от начал мира до конца времён!

— Да сбудутся ваши слова, господин Гу Менсин, — со всей искренностью пожелала девушка.

Пока они разговаривали, артисты разожгли костёр, а их жёны, достав котёл, готовили болтушку из муки, горсти фасоли и трёх больших луковиц. Полученное варево щедро сдобрили оливковым маслом.

Пирожки Аппия Герма Струдуба и другие вкусности закончились, так что путешественнице пришлось есть данное блюдо, больше всего напоминавшее своим внешним видом обойный клей.

Но не только внешний вид и соответственный вкус кушанья отбивали аппетит Юлисы. Напротив, за догоравшим костром, тесно прижавшись к матери, живым упрёком сидел Менран и ел яблоко, осторожно откусывая кусочки правой стороной рта. Похоже, мальчику ещё и зуб выбили.

Как правило, за обедом артисты много разговаривали, смеялись, шутливо переговариваясь друг с другом. Но сейчас вокруг царила гнетущая тишина, нарушаемая редкими короткими замечаниями.

Крина вернулась от фургона с полной миской.

— Так и не ест? — участливо спросила Приния.

— Нет, — покачала головой женщина, вытирая заплаканные глаза. — Кровь вроде больше не течёт. Так жар начался…

Она в отчаянии воздела руки к небу.

— О бессмертные боги, за что вы отнимаете у меня единственного сына, надежду и отраду мою на старости лет?! Царственный Питр, где твои огненные молнии?! Почему они не испепелят Сфина Бетула и его мерзких приятелей?! Как ты мог позволить им так мучить моего мальчика?! Моё сокровище, моё облачко на жарком небе…

После этих слов Ника уже не могла есть и сунула миску сидевшей за спиной Риате. Чувство вины и стыда кипятком жгли душу, заставляя тело мелко дрожать. То ли из мазохистского желания причинить себе ещё больше мучений, то ли, чтобы избавиться от них, она тихо спросила сидевшего неподалёку Превия Стреха:

— Что случилось?

— Сфин Бетул отдал Хезина на потеху гостям, — буркнул поэт, пряча блестевшие от слёз глаза. — Те были пьяные…

— Ужас! — сдавленно охнула девушка, отворачиваясь. — Какой мерзавец! Неужели это ему сойдёт с рук?!

— Сфен Бетул в своём праве, госпожа Юлиса, — медленно чеканя каждое слово, проговорил Корин Палл. — Хозяин имущества волен по своему усмотрению распоряжаться жизнью пойманного за кражей вора.

— Но они же совсем дети! — вскричала собеседница. — Нельзя же так…

— Ну и что? — удивился Превий Стрех. — Воровать нельзя в любом возрасте.

— Пусть так, — подумав, тряхнула головой девушка, подавленная столь убийственной логикой. — Но он же вас обманул! Взял деньги, а сам…

Путешественница замолчала, подбирая нужные слова, с удивлением чувствуя, что охвативший её стыд начинает уступать место раздражению.

— Он же покалечил мальчиков! Как можно прощать такое?!

— А что сделаешь, госпожа Юлиса? — поднял на неё мокрые глаза Гу Менсин. — Кому пожалуешься? Кто будет слушать артистов, бродяг без денег, без дома, без хоры.

Ника удивлённо захлопала глазами, не узнавая своих спутников. Обычно те не давали в обиду членов своей урбы, не стесняясь пускать в ход оружие. А тут над ними издевались, мучили их детей, и никакой внятной реакции, кроме бесполезных проклятий.

Девушке захотелось завопить во всё горло: "Да что с вами такое?! Не смогли защитить, так хотя бы отомстите! Надо прирезать эту сволочь… Или сжечь усадьбу целиком!"

С трудом сдерживая клокочущую ненависть, она всё же выдавила из себя:

— Так и уедем?

— И как можно скорее, — буркнул Гу Менсин, стыдливо пряча взгляд, но тут же, злобно зыркнув на неё, закричал: — Сфин Батул — консул Гедара, у него одних охранников не меньше десятка! Все воины — не нам чета! Надсмотрщиков с полсотни, да ещё рабы…

— Пусть боги лишат его глаз! — внезапно выпалила одна из женщин. — А тело покроется язвами от пяток до макушки!

— Да сожрут крысы его нутро! — поддержали приятельницы. — Пусть пиявки выпьют кровь до последней капли…

— Даже это не искупит наши муки! — вскричал Крайон Герс. — Его надо резать по крошечным кусочкам, вырывать ногти на руках и ногах…

Несколько минут все вокруг кричали, придумывая для Сфина Батула всё более изощрённые муки.

Вдруг Менран громко заплакал, и выбросив недоеденное яблоко, крепко обнял за шею мать. Тут же, опомнившись, все замолчали, стыдливо пряча глаза. А путешественница с горечью поняла, что никто из них не собирается ни устраивать покушения на мерзавца, ни сжигать его усадьбу, ни мстить каким-нибудь другим способом.

Но оказалось, что на счёт последнего она сильно ошиблась.

— Помните, в позапрошлом году мы устраивали представления в Ароере? — внезапно спросил Гу Менсин, оглядев собравшихся. — Я там ещё встретил старинного друга Косуса Аква Онума, бывшего центуриона?

— Это тот, кто купил себе трактир со шлюхами и молодую жену? — уточнил Анний Мар.

— Да, — важно кивнул старший урбы. — Мы тогда с ним крепко выпили, и он по пьянке проболтался, что у них в городе живёт настоящий волшебник, способный насылать смерть!

— Какой-нибудь ярмарочный жонглёр, — презрительно фыркнул Корин Палл. — Вроде тех, которые у нас перед представлениями вытаскивали яйца из ушей!

— Нет! — яростно рявкнул старый актёр. — Это настоящий колдун! Он десять лет учился чародейству у келлуанских магов! Акв рассказывал, что к нему обращаются всякие богачи, даже аристократы за тем, чтобы он убил их врагов, и ещё никто не упрекал его в обмане!

— Это, наверное, стоит кучу денег? — робко предположил Превий Стрех.

— Акв говорит, что меньше чем с тысячью империалами к нему не ходят, — подтвердил Гу Менсин.

— А как же колдун узнает, кого надо убить? — недоверчиво нахмурился Корин Палл. — Он же живёт в Ароере?

Грустно усмехнувшись, старый артист достал из-за пазухи скомканную тряпочку, и медленно развернув, продемонстрировал несколько волосков, пояснив:

— Это Сфина Бетула. Крина добыла.

— Он мне самой чуть все волосы не выдрал, — криво улыбнулась разбитыми губами женщина.

Собравшиеся возбуждённо загомонили, послышался злорадный смех, а попаданка вновь почувствовала себя одинокой зрительницей в театре абсурда.

— Теперь колдун его обязательно отыщет, — убеждённо заявил Анний Мар, а Превий Стрех, злорадно хихикая, довольно потирал маленькие, плохо вымытые ладошки.

— Осталось только найти где-нибудь тысячу золотых, — криво ухмыляясь, испортил всем настроение Корин Палл.

— Мы обязательно отыщем эти деньги, — с твёрдой уверенностью в голосе заявил Гу Менсин. — Заработаем или украдём. Как распорядятся боги. Но сейчас надо отдохнуть.

— Останемся здесь до утра? — с надеждой спросил Вальтут Торнин.

— Да, — секунду подумав, кивнул старший урбы. — До… представления я кое с кем поговорил в усадьбе Сфина Бетула. Тут неподалёку большая деревня. Завтра попробуем устроить там представление. Плату возьмём едой. После сбора урожая крестьяне не скупятся.

— Что будем показывать? — деловито поинтересовался кто-то. — Опять "Змею и кувшин"?

— Почему нет? — пожал жирными плечами толстяк. — Простаки её хорошо принимают.

Не желая слушать пустые разговоры и опасаясь ляпнуть что-нибудь лишнее, Ника торопливо пошла к своей повозке.

Подумать только! Вместо того, чтобы немедленно начать подготовку к нападению на Сфина Бетула, не важно, где и как, или хотя бы горячих клятв с обещанием вернуться и отомстить за себя и детей, эти чудаки на букву "м" собираются… нанять чародея!!! Прямо Хогвартс какой-то! Не хватает только волшебных палочек и уроков зельеварения!

Пыхтя от возмущения, девушка взялась за облучок, чтобы взобраться на тележку, когда за спиной раздался громкий, полный боли стон, легко перекрывший возбуждённый гомон артистов.

Обернувшись, она увидела, как Крина с другимиженщинами устремились к фургону, под которым кричал и бился, отбросив в сторону одеяло, Хезин.

Сгорбившись и втянув голову в плечи, путешественница торопливо влезла на повозку и, протиснувшись внутрь, рухнула на расстеленные шкуры, зажимая ладонями уши. Что бы она не думала о трусости актёров, мальчиков погубила именно её жадность. От ненавистной очевидности этого Юлису скрутила почти физическая боль. Врать себе не имело никакого смысла: получи Сфин Бетул свои четыре тысячи риалов, он отпустил бы маленьких пленников, и не было бы ни позорной ночи артистов, ни мучений их детей. Скрипнув зубами, Ника подумала, что отдала бы всё, лишь бы вернуться на сутки назад. Знай обо всём заранее, разве пожалела бы она золота? Прикусив губу, девушка заплакала почти без слёз. Если Хезин всё же умрёт, именно себя она будет считать главной убийцей! Имея возможность спасти ребёнка, не захотела, пожалев металлических кругляшей с профилем императора.

Ей и раньше приходилось отнимать чужие жизни, но лишь защищая свою.

— Врёшь! — выдохнула путешественница, вспомнив, как матросы напали на мирных гантов, покинувших деревню из-за эпидемии. Именно она рассказала о случайной встрече с аборигенами. Капитан корабля послал в лес разведку, и мореходы превратились в людоловов. Тогда тоже погибли люди, и смерть их тяжким грузом легла на душу девушки. Но это случилось по глупости, от недостатка знаний о местных реалиях. А сейчас же во всём виновата исключительно её жадность!

Услышав громкий стон мальчика, Ника обнаружила, что убрала ладони от ушей, и тотчас вернула их обратно. Разум человека двадцать первого века с трудом смирялся с осознанием того, что подобная открыто происходящая мерзость, включавшая в себя помимо прочего попытку убийства ребёнка, останется безнаказанной. В наличии имеются жертвы, преступники, куча свидетелей. Всё есть! И никому нет никакого дела!

Пусть даже часть вины лежит на ней. Но не она же мучила этих детей и издевалась над их родителями! И если нет никакой возможности наказать мерзавцев по местным идиотским законам, то куда смотрят родственники?! Вместо того, чтобы отомстить: подкараулить и зарезать, сжечь усадьбу, да хотя бы отравить как-нибудь Сфина Бетула и его собутыльников; они мечтают о каком-то колдуне!

— Идиоты! — фыркнула она по-русски. — Дебилы!

Путешественница твёрдо знала, что с удовольствием помогла бы актёрам свершить их личное правосудие. Но вот отдавать деньги какому-то местному экстрасенсу, она не собиралась. Странно, но от осознания этого, боль, терзавшая душу, слегка, совсем чуть-чуть, притупилась, а продолжавший утешать внутренний голос заметил, что артисты не дали бы и медного гроша, чтобы выручить её из неприятностей.

Вновь в который раз ужасно захотелось, чтобы всё вокруг оказалось лишь кошмарным сном. Вот сейчас она откроет глаза, проснётся и снова окажется…

Попаданка зло ощерилась. Возвращаться обратно в инвалидное кресло? Ну уж нет! Громко со вкусом высморкавшись, она призналась себе, что эта жизнь нравится ей больше. Тем более там, в родном мире, она убила себя, а здесь уже второй год как-то умудряется выживать.

Со стоном вытянув ноги, Ника, закрыв глаза, с напряжением стала ожидать новых криков больного, а может уже и умирающего мальчика. Но сквозь дощатую стенку фургона доносились только негромкие голоса артистов. Именно под их бормотание путешественница и заснула…

Хотя лучше бы ей остаться бодрствовать, потому что она вновь оказалась в своём родном городе у заброшенной стройплощадки, где всё ещё громоздились не вывезенные новыми хозяевами бетонные блоки. Из густой, чернильной темноты ночи, перед которой казался бессильным яркий свет уличных фонарей, медленно материализовались знакомые чёрные фигуры, похожие на сгустки ещё более глубокого, инфернального мрака. И весь тот ужас, та боль, которую когда-то перенесла Виктория Седова, вновь обрушились на девушку кипящим потоком.

Чувствуя, как сильные руки легко преодолевают сопротивление её мышц, гибкие, холодные пальцы, похожие то ли на дождевых червей, то ли на щупальца неведомых тварей, жадно елозят по телу, забираясь в самые потаённые уголки, Ника дико закричала, отчаянно вырываясь из мягкой паутины кошмара. Но прежде, чем ей это удалось, в ушах явственно прозвучал злой шёпот: "Мальчики тоже это пережили".

Очнувшись, путешественница обвела невидящими глазами потолок фургона, расставленные вдоль стен корзины и с раздражением отбросила меховое одеяло.

— Звали, госпожа? — с треском распахнув дверцу, озабоченно спросила рабыня.

— Нет, — отмахнулась Ника, прекрасно понимая, что имел ввиду тот мерзкий голос совести. — Принеси попить.

— Сейчас, госпожа, — Риата исчезла.

А её хозяйке опять захотелось плакать от переполнявшего душу стыда. Слёзы уже закипали на глазах, когда появилась невольница с чашкой воды.

Залпом осушив её, девушка взглянула в открытую дверку. Вечерело.

— Артисты ещё спят?

— Кто как, госпожа, — понизила голос рабыня. — Мужчины ещё не проснулись, а женщины уже ужин готовят.

— У них ещё продукты остались? — хмыкнула путешественница, выбираясь наружу.

— Мы тут поляну кандыка нашли, госпожа, — проговорила Риата, и видя непонимающее лицо хозяйки, пояснила. — Это корешки такие. Не то, чтобы очень вкусный, но есть можно.

Расправив платье, Ника старательно отводила взгляд от фургона актёров, но какая-то неведомая сила упрямо заставляла голову поворачиваться в ту сторону.

Лицо Хезина, к счастью, рассмотреть не удалось, но сидевшая у его изголовья мать плакала, отгоняя веточкой надоедливых мух от неподвижного сына.

Трезвый и уже довольно циничный разум девушки прекрасно понимал бесполезность и даже вред подобных переживаний, иссушавших душу и терзавших сердце, но она ничего не могла с собой поделать.

Судя по внешнему виду, Менран почти оправился от пережитого, только иногда вздрагивая от чьих-то чересчур резких слов, да немного заикался. Вечером он с другими ребятишками уже лазил по озеру в поисках съедобных ракушек.

Милосердная природа наградила детей способностью быстро забывать несчастья в кругу родных, любящих людей.

А вот Хезину становилось всё хуже. Он уже не кричал, лишь громко стонал, приходя в сознание. Приния приготовила травяной настой, чтобы сбить жар, но больной смог проглотить только пару ложек, которые не принесли облегчения. Нос у него заострился, щеки ввалились.

Ника поймала себя на том, что то и дело смотрит в сторону умирающего мальчика, всякий раз ощущая острый приступ стыда. И хотя ей совсем не хотелось спать, забралась в фургон, чтобы спрятаться от него хотя бы за тонкими дощечками.

Чтобы немного отвлечься, девушка принялась в который раз пересказывать себе легенду, предназначенную для родственников Наставника, понимая, что те будут выспрашивать гораздо более подробнее и тщательнее, чем Тун Раллий или Аппий Герм Струдуб.

Когда собирались, путешественница обратила внимание, что Хезин уже не смог встать, и его отнесли в фургон на руках. Чувствуя, как сжимается от жалости сердце, Ника понимала, что никогда не избавится от вины перед несчастным мальчиком, чья смерть останется вечным укором её глупой жадности. Однако, сегодня это ощущение уже не так застилало разум.

Девушка ожидала, что они вернутся на мощёную камнем дорогу, однако артисты направили повозку дальше в холмы. Устав трястись в дребезжащей повозке, путешественница долго шла рядом по жёсткой, порыжелой траве.

Судя по всему, большой войны или даже набегов крупных шаек здесь тоже давно не видели. Ибо ничем иным невозможно объяснить разброс крестьянских подворий по склонам долины, протекавшая по дну которой речушка разливалась в небольшое озерко. Юлису удивило отсутствие жилищ поблизости от воды. Её сомнения легко разрешила невольница.

— Наводнений боятся, госпожа. Видно, речка весной разливается.

Передний фургон остановился возле маленького сельского святилища, посвящённого богине зари Ауре. Тут же собралась небольшая группа взрослых и куча разновозрастной ребятни. В отличие от прошлого раза, в этой деревне урбу встретили вполне благожелательно. Очевидно, в расположенное в стороне от больших дорог селение артисты заглядывали редко. Судя по довольной физиономии Гу Менсина, переговоры с местным начальством прошли более чем конструктивно, и артисты направили повозку к озерку.

Отец с матерью вынесли из фургона полубесчувственное тело Хезина, и уложив в тени, заботливо прикрыли одеялом. Ника с неудовольствием отметила, что на него уже почти никто не обращает внимания. Она даже не видела, чтобы к мальчику подходили другие дети, кроме сестры. Видимо, и сверстники уже поняли, что приятель не выздоровеет и не будет больше с ними играть.

Хезин умер во время представления, когда его отец вместе с другими артистами разыгрывал перед жителями деревни чрезвычайно фривольную комедию. Зрители от души хохотали над проделками ловкого мошенника, обманывавшего злого старого ростовщика с его женой. А мальчик хрипел, жадно хватая воздух бледными губами. Только на миг девушка поймала полный смертельного горя и безмолвного укора взгляд матери, сидевшей у ложа умирающего сына. Но и этого оказалось достаточно, чтобы, не выдержав, убежать к воде, где она долго плакала, забившись в гущу кустов тальника.

Слёзы закончились, когда со стороны деревенского святилища, где шло представление, донёсся грохот аплодисментов и приветственные выкрики. Очевидно, селяне по достоинству оценили искусство заезжих артистов.

Путешественница ещё долго сидела у воды, закутавшись в накидку, кое-как спасавшую от влажной прохлады и последних в этом году комаров. Хотелось спрятаться ото всех и не думать ни о чём.

Отыскала её Риата, встревоженная долгим отсутствием хозяйки.

— Ужинать пора, госпожа, — робко проговорила она, переступая с ноги на ногу. — Все только вас ждут.

Молча кивнув, Ника с горечью подумала: "Надо идти, от жизни не спрячешься".

Показались тёмные силуэты фургонов, ярко горевший костёр. И тут её словно пыльным мешком ударили. Решив, что показалось, девушка ускорила шаг, обогнав невольно шарахнувшуюся в сторону рабыню.

Нет, слух путешественницу не подвёл. От стоянки слышались довольные голоса и смех. Она едва не споткнулась. Да как же так?! Только что, всего пару часов назад умер один из их урбы, мальчик, ставший жертвой разнузданного разврата гостей Сфина Бетула! А они смеются!

— Госпожа Юлиса! — завидев её, вскричал Гу Менсин с широкой улыбкой. — Садитесь ужинать. Сегодня нам щедро заплатили! Да благословят Артеда и Ангипа тяжкий труд этих добрых людей.

На старой, покрытой заплатами накидке, служившей скатертью, горами лежали пышные лепёшки, красновато-розовые яблоки, подвяленный виноград, стояли миски с маслинами и блюдо речных креветок.

Оглядевшись, Ника, к досаде и удивлению, не заметила ни одного грустного лица. Впрочем, родителей умершего мальчика она у костра не увидела.

Весело скалясь, глава урбы продемонстрировал собравшимся тощий кожаный бурдюк. Стоявший рядом Менран, хихикнув, подал отцу неглубокую керамическую чашу, украшенную простеньким рисунком.

Медленно наполнив посуду коричневой, в полумраке похожей на кока-колу, жидкостью, старый артист торжественно вручил её знатной попутчице.

— Что это? — недоверчиво проговорила та, принюхиваясь. — Вино?

— Не совсем, госпожа Юлиса, — с явным сожалением вздохнул толстяк. — Бражка на виноградных выжимках. Но и в ней тоже заключена волшебная сила Диноса!

Пока девушка приглядывалась и принюхивалась к подозрительному напитку, старший урбы с помощью сына разливал его по мискам.

— Восславим Нолипа! — громогласно объявил Гу Менсин, поднимаясь на ноги. — Враги могут отнять у нас имущество, свободу, даже жизнь. Но благословение солнечного бога навсегда останется с нами, и подтверждение тому — этот щедрый стол!

Артисты одобрительно зашумели. Путешественница осторожно отпила из чаши. Вкус своеобразный, но алкоголь явно присутствует.

Приния, улыбаясь, стала раскладывать по мискам фасоль с оливковым маслом.

"Неужели им совершенно наплевать на несчастного мальчика? — в смятении думала Ника, дуя на разваренные зёрна. — Вот так урба, одна семья! Парнишка умер, а они ржут, как кони!"

Девушка почувствовала, что начинает презирать этих людей. Ну хорошо, даже если артисты боятся отомстить, неужели нельзя высказать скорбь или сожаление?

Не в силах справиться с обуревавшими её думами, путешественница перед сном высказала Риате всё, что думает об их спутниках.

Сытая и пьяненькая рабыня равнодушно пожала плечами.

— От того, что Хезин умер, жизнь урбы не остановилась. Хвала богам, все остальные живы и невредимы. А дети часто умирают, госпожа. Мать моего второго хозяина, достойная и уважаемая женщина, родила пять дочерей и три сына. Но бессмертные боги позволили только одному стать взрослым… Ах, госпожа! — прочувственно вздохнула невольница и неожиданно заговорила о другом. — Видели бы вы, как деревенским представление понравилось! Как хлопали, как благодарили. Здесь с сотворения мира артисты не бывали, вот деревенские и натаскали столько еды. Даже бражки принесли.

Улыбнувшись, она причмокнула губами.

— Но, как же Хезин? — слегка угрожающе, но с заметной растерянностью набычилась Ника.

— Так он умер, госпожа, — беспечно отмахнулась собеседница. — Какой-нибудь голубь или воробушек уже отнёс его чистую душу на райские поля, где она будет пребывать до скончания времён. А живым надо жить.

Крякнув, но не найдя, что возразить, хозяйка подставила сложенные ладони под струю воды.

— Завтра его похоронят, — зевая, проговорила рабыня, поливая ей из кувшина. — Отвезут подальше от деревни, чтобы никому не мешал…

Фыркнув, госпожа сорвала с её плеча полотенце, и женщина сочла за благо замолчать.

Несмотря на неизгладимое впечатление, произведённое игрой артистов на местную публику, провожать их утром пришли только ребятишки. У взрослых начались ежедневные трудовые будни, неожиданно прерванные приездом незваных гостей. Только дети, окружив фургон редкой стайкой, выспрашивали актёров: собираются ли они когда-нибудь вернуться, чтобы устроить ещё более смешное представление? Те отвечали многословными пустыми обещаниями.

А повеселевший Гу Менсин солидно прощался с местным старейшиной, всё-таки завернувшим по пути на поле, чтобы их проводить.

Место для могилы выбрали на их прошлой стоянке, неподалёку от главной дороги. Хмурые мужчины принялись долбить неподатливую, каменистую землю деревянными с железной полоской на конце штыка лопатами. Женщины, плача и причитая, вынесли на одеяле тело мёртвого мальчика.

Девушка хотела уйти куда-нибудь, чтобы не видеть скорбной церемонии, но терзавшая её совесть заставила остаться, хотя и позволила держаться в стороне. Омытое водой из озерка тело завернули в более-менее чистые тряпки, оставив открытым лицо, и украсили зелёными ветками.

Опустившись на колени, мать с распущенными волосами и расцарапанным лицом негромко пела колыбельную мёртвому сыну под аккомпанемент тихого воя подруг. Ника со страхом почувствовала, как по спине забегали противные, холодные мурашки.

Тсева положила на спелёнутое тело брата грубо сшитую матерчатую куколку. Всхлипывая и размазывая кулачком слёзы, Менран оставил рядом с ней игрушечный деревянный меч. Женщины осторожно одели на голову Хезина венок из полевой травы.

Путешественница кое-что знала о погребальных обрядах цивилизованных народов. Аристократы и состоятельные люди предпочитали сжигать тела умерших с соблюдением великого множества различных церемоний. Бедняки предавали усопших земле на городских или сельских кладбищах. Девушке показалось странным то, что артисты не похоронили мальчика в деревне, но от вопросов она воздержалась.

Подошёл Гу Менсин с мужчинами. Женщины перестали выть, только несчастная мать продолжала петь колыбельную.

— Пора, Крина, — тихо проговорил старший урбы. — Твоему сыну больше нечего делать на поверхности земли. Отдай его тело Артеде.

Всхлипывая и кивая, та встала, что-то тихо бормоча себе под нос.

Ун Керат и трое мужчин взялись за углы одеяла, на котором покоился завёрнутый в саван трупик Хезина.

— Стойте! — внезапно вскричала Приния. — А монетку? Чем он заплатит перевозчику?

— У нас ничего нет, растерянно развёл руками толстяк. — Мы отдали всё до последнего обола.

Ника поняла, что его супруга либрийка. Особой разницы между религией радлан и либрийцев нет, даже боги почти одни и те же, но либрийцы верят, что прежде чем попасть в загробный мир, отделённый от царства живых рекой Смерти, душа должна заплатить перевозчику Анору. Пантеон радлан обходится без этого персонажа. Крина и кто-то из артистов тревожно охнули, а Корин Палл досадливо поморщился.

— У меня есть, — поспешила путешественница спасти ситуацию. Отвязав от пояса кошелёк, она торопливо достала первую попавшуюся монету.

— Спасибо, госпожа Юлиса, — поблагодарил старый актёр. — Теперь Хезин не останется между мирами мёртвых и живых.

Ун Керат с силой надавил на подбородок сына, заставив нижнюю челюсть трупа податься назад.

Девушка отвернулась, вновь чувствуя на щеках жгучие слёзы стыда. К могиле она подошла только после того, как артисты обложили вытянутый холмик дёрном и поставили небольшой плоский камень.

Покончив со скорбными делами, они разошлись. Только несчастная мать осталась возле последнего приюта своего сына, да в стороне, прикрыв лицо накидкой, безмолвно стояла Ника, волей судьбы оказавшаяся одной из причин случившегося несчастья.

Тем временем женщины готовили скорбную тризну. Когда путешественница вернулась на стоянку, оставив Крину наедине с сыном, то узнала, что артисты и сейчас не оставили своих привычек, прихватив в деревне двух случайно подвернувшихся кур.

Перед тем, как приступить к еде, разлили остатки браги, и Гу Менсин произнёс прочувственную речь, в которой говорил о многочисленных достоинствах Хезина и о том блестящем будущем, что ожидало его на пути служения Нолипу. Погружённая в свои мысли, Ника слушала краем уха, машинально поглаживая кончиками пальцев шершавый край чаши.

Осушив её вместе со всеми, девушка принялась за фасолевую кашу, отметив, что добавление курятины явно пошло ей на пользу. Утолив первый голод, артисты опять стали проклинать Сфена Бетула.

Ун Керат внезапно решил выяснить у Гу Менсина подробности о чародее, готовом за соответствующее вознаграждение отомстить за смерть Хезина с помощью магии. Как и следовало ожидать, данная тема вызвала живейший интерес, и толстяк едва успевал отвечать на многочисленные вопросы.

Невольно поморщившись, путешественница подумала, что весьма вероятно, большую часть из них он просто придумывает на ходу. Впрочем, члены урбы слушали своего старшего с таким благоговейным вниманием, что она решила оставить свои подозрения при себе. Хотя это и стоило некоторых усилий, ибо терзавшее её чувство вины никуда не делось.

После короткого отдыха их маленький караван тронулся в путь, оставив у неизвестного озерка безымянную могилку.

Когда выехали на мощёную дорогу, Ника задремала, к сожалению, очень ненадолго. Всё же отсутствие рессор давало о себе знать. Часа через четыре повозка артистов повернула, фургону Юлисы тоже пришлось последовать за ними, чтобы вскоре оказаться у небольшого городка, окружённого невысокой, кое-где до половины обвалившейся стеной. Поскольку урба не располагала денежными средствами даже на оплату въездной пошлины, то после недолгого совещания артисты решили остановиться примерно в полкилометре от города возле каких-то закопчённых развалин, поросших мелким кустарником и бурьяном.

Несмотря на явное пренебрежение властей Иокдама к состоянию оборонительных сооружений, здесь, как и повсюду на Западном побережье, городские ворота закрывались с наступлением темноты. Учитывая, что солнце уже клонилось к закату, Ника поняла, почему старший урбы отложил визит к здешним консулам до утра.

Девушка тоже собиралась в город, чтобы сбыть свои суперсапоги, они же меховые недочулки. Вряд ли за них удастся много выручить, но этим она хотя бы сможет объяснить артистам свою ночёвку на постоялом дворе. Спать в фургоне путешественница уже устала, да и помыться нормально не мешает. А денег можно добавить из пояса.

Пока Ника тешила себя подобными мечтами, актёры привычно обустраивали привал. Мужчины рубили и ломали в зарослях сухостой, а женщины мыли фасоль, месили тесто для пшеничных лепёшек. Всё как всегда. Вдруг её внимание привлёк чей-то визгливый голос.

— Это наше место! — шагах в сорока верещала сутулая, кривоногая особа неопределённого пола и возраста в каких-то невообразимых лохмотьях. — Мы тут всегда ночуем. Уходите или платите десять риалов!

— А сегодня мы будем! — веско произнёс Анний Мар Прест, сбросив с плеча сухую лесину прямо под ноги вопящему существу.

Оно резко отпрянуло, едва не выронив кривую клюку.

— Пошла отсюда, курица старая! — рявкнул мужчина, взмахнув кулаком. — Ты в лучше годы ломаного обола не стоила!

Члены урбы поддержали его остроумный спич дружным смехом сплочённого коллектива, а девушке показалось странным то, что убогая старушка взялась качать права перед многочисленными чужаками.

Путешественница едва успела подумать об этом, как сумерки прорезал грозный рык.

— Кто тут нашу бабушку обижает?!

Из-за развалин и кустов вдруг полезли какие-то люди, быстро сбиваясь в ватагу под предводительством звероподобного детины ростом не менее двух метров.

Сутулясь и косолапя, амбал неторопливо приближался к ошарашенным артистам с явно недружественными намерениями, лишним подтверждением которых служила зажатая в правой лапище дубина с торчавшими во все стороны шипами. Остальные незваные визитёры, числом не менее пятнадцати, тоже шли не с пустыми руками, держа кто суковатую палку, кто короткий кривой нож, кто просто камень.

Однако закалённая во множестве передряг урба вновь продемонстрировала почти воинскую организованность. Мужчины постарше, похватав что под руку попало, тесной группой выдвинулись навстречу врагу, а молодые и женщины полезли в фургон за более подходящим оружием.

Оказавшись чуть в стороне от направления главного удара, Юлиса устремилась к своему фургону. И вовремя. Драка началась ещё до того, как актёры вооружились как следует. Но к ним на выручку бросились жёны, накинувшись на противника с горящими головешками.

Ника едва успела схватить давно припасённый на случай подобных разборок дротик, как раздался пронзительный визг Риаты.

Выругавшись, Ника рванулась на помощь, но, зацепившись подолом платья за одну из корзин, едва не упала, лбом распахнув дверцу фургона.

Шагах в десяти её невольница сцепилась в нешуточной схватке с какой-то чрезвычайно грязной, полуголой девицей. Крепко вцепившись друг дружке в волосы, они топтались на одном месте, визжа в унисон, и лягались, норовя попасть по голени или по колену.

— Тритс Золт! — перекрыл шум битвы чей-то отчаянный крик. — Тритс Золт убит!

"Жаль мужика", — охнула про себя путешественница, проникаясь серьёзностью момента.

Она уже хотела броситься на помощь рабыне, когда заметила, как с другой стороны к непрерывно визжащим противницам козлиным скоком приближается тощий старик в набедренной повязке и рваном, обтрёпанном плаще.

Заметив Нику, он неожиданно сменил направление, по-богатырски вскинув над головой палку с тремя кривыми, устрашающего вида гвоздями. Видимо, углядев прилично одетую девицу, посчитал, что справится с ней без особого труда. То ли сумерки виноваты, то ли зрение старика подвело, и он не заметил у намеченной жертвы дротика, то ли просто не придал этому значения.

Не раздумывая ни секунды, девушка, чуть откинувшись назад, метнула своё оружие, угодив в левую сторону поросшей седыми волосами груди, аккуратно войдя меж выпиравших сквозь грязную кожу рёбер.

Тоненько, по-заячьи вскрикнув, старик упал, беспомощно дёргая ногами. Противница Риаты, неожиданно перестав осыпать её грязными ругательствами, с криком рванулась к убитому, оставляя в кулаке рабыни изрядный клок грязных волос.

Предводитель нападавших успел в кровь разбить физиономию Корину Паллу, нокаутировать Гу Менсина и едва не прикончил Анния Мара, прежде чем Превий Стрех ударил его кинжалом в спину. Взревев медведем, громила развернулся, намереваясь прибить начинающего драматурга своей страхолюдной палицей, но на помощь тому пришёл Ун Керат, отоваривший великана топором по пояснице, от чего тот рухнул как подкошенный.

Потеряв главаря, враги тут же обратились в позорное бегство, растворившись в темноте, бросая убитых и раненых. Поле боя осталось за урбой.

Подойдя к телу агрессивного старика, путешественница с огорчением убедилась, что тот мёртв. Наконечник дротика угодил точно в сердце, не оставив несчастному никаких шансов. Но на этот раз Ника не чувствовала особых угрызений совести, лишь сожаление и привычная опустошённость.

— Отличный бросок, госпожа Юлиса! — проговорил старший урбы, уважительно качая головой.

Упёршись обутой в сандалию ногой в грудь мертвеца, он рывком выдернул дротик и протянул его собеседнице.

— Точно в сердце!

— С такого расстояния только слепой промахнётся, — раздражённо буркнула девушка, решив не признаваться, что целилась в плечо, и торопливо перевела разговор на другую тему:

— Почему они на нас напали, господин Гу Менсин?

— Ограбить хотели, — пренебрежительно скривил распухшую от ударов физиономию толстяк. — Обычно городские нищие — народ безобидный. Выпрашивают милостыню, помогают на базаре: ну там поднести, помочь или воруют по мелочам. Но это только пока среди них не появляется вот такой вожак.

Старый актёр кивнул в сторону мордоворота, над которым склонились Ун Керат и Корин Палл.

— Тогда их даже настоящие бандиты побаиваются.

— А как же городская стража? — спросила путешественница, взглянув на крепостную стену, где мелькали огоньки и слышались возбуждённые голоса.

— Им-то какое дело до нас, госпожа Юлиса? — горько усмехнулся толстяк. — Мы не горожане, не купцы. Такие же бродяги, немногим лучше нищих.

Он хотел ещё что-то сказать, но его прервал радостный крик Рхеи Власт.

— Живой! Тритс Золт живой! Хвала небожителям!

Оставив попутчицу, старший урбы заторопился к костру, посмеиваясь и размахивая руками. Та, ещё раз посмотрев на убитого старика, тихо прошептала:

— И чего тебе не жилось, придурок?

— Оголодал сильно, госпожа, — неожиданно проговорила Риата, рассматривая труп с каким-то будничным любопытством. — Вот захотел вас убить, чтобы ограбить. На большее он уже давно не способен. А на ваше платье ему пять дней можно было бы наедаться досыта.

Привлечённая её словами, Ника невольно присмотрелась к своей жертве, замечая не бросившуюся в глаза морщинистую, покрытую струпьями кожу, впалый живот, казалось, присохший к позвоночнику, раскрытый в безмолвном крике рот с парой полусгнивших зубов и шевелящиеся от множества насекомых, грязные, спутанные волосы.

— Оттащи его куда-нибудь, — глухо проговорила девушка, борясь с подступающей тошнотой. — Только руки потом не забудь вымыть.

— А это ещё зачем, госпожа? — удивлённо вскинула брови рабыня.

— Делай, как я сказала! — рявкнула хозяйка, раздражённо топнув ногой.

— Слушаюсь, госпожа, — испуганно втянула голову в плечи невольница.

— И мой как следует! — уже остывая, добавила путешественница. — С песком потри. Да смотри, вшей не подхвати. Вон их у него сколько.

Послушно кивая и бормоча что-то себе под нос, Риата, пыхтя, но без особого усилия поволокла тело нищего в темноту. Туда же артисты потащили массивную тушу амбала. Ника успела заметить узкую, красную полосу сорванной кожи на толстой бычьей шее. Похоже, богатырь как-то сумел выжить в схватке. Ни кинжал, ни топор не смогли выбить жизнь, цепко державшуюся в могучем теле, и предводителя нищих задушили. Девушка передёрнула плечами, морщась от обдавшей её волны мерзкого запаха.

Кроме главаря нападавшие потеряли ещё четверых, да столько же тяжело раненых, скуля, серыми тенями уползли в темноту.

Когда очнулся Тритс Золт, оказалось, что урба вышла из схватки почти без потерь. Синяки, шишки, вырванные волосы и разбитые носы не в счёт. Столь разгромный результат легко объяснялся явным несоответствием физических данных пришельцев и аборигенов. Бледные, несмотря на слой грязи, лица с запавшими глазами; тощие, часто уродливые тела; слабые, давно отучившиеся наносить удары, руки. Более-менее здоровым и упитанным выглядел только главарь, очевидно, забиравший у остальных их скудную добычу.

Несмотря на понесённый урон, неожиданная победа резко подняла настроение артистов. Мужчины со смехом вспоминали наиболее забавные моменты короткой драки, похвалялись удачными ударами. Что же касается трофеев, то даже самые не привередливые из артистов отказались брать кишевшие насекомыми рваные тряпки, которыми прикрывали свои тела местные нищие, а ничего другого у них не оказалось.

Ночью в развалинах, куда оттащили трупы, кто-то рычал, ухал, слышался визг и треск кустов. Мулы и ослик испуганно вздрагивали и, натягивая верёвки, старались держаться ближе к расположенным вокруг костра людям.

К утру пострадавший в драке и выстиранный хитон Гу Менсина почти высох, что позволило главе урбы предстать перед иокдамскими консулами в более-менее приличном виде. Для солидности он прихватил с собой Вальтуса Торнина, чьё благообразное лицо почти не пострадало.

Пока шли к городу, Ника охотно рассказала старому актёру, зачем она туда направляется.

— Здесь они мне не понадобятся, — со вздохом проговорила девушка, когда рабыня достала из корзины меховой чулок. — Но, может, удастся продать какому-нибудь скорняку?

— Мех хороший, — с видом знатока кивнул собеседник, проведя ладонью по шерсти. — Только много за него не заплатят.

В воротах к старшему урбы пристали стражники, выспрашивая, что же случилось ночью у развалин?

Пока Гу Менсин обстоятельно рассказывал воинам о нападении на мирных служителей славы Нолипа каких-то оборванцев, путешественница с рабыней просочились в Иокдам.

Хотя данный населённый пункт располагался далеко от моря, он мало чем отличался от уже виденных ими городов Западного побережья. Даже местная площадь народных собраний, в отличие от гедорской, ещё не успела стать форумом. Хотя кое-какие действия в этом направлении явно предпринимались. Напротив храма богини мудрости Фиолы, гордо возвышалась статуя широкоплечего, бородатого мужика в длинном плаще с зажатым в руке свитком. Судя по незначительному числу птичьих отметин и свежей штукатурке постамента, сей монумент возвели совсем недавно.

"Консулу Марку Овию Урбону, — прочитала Юлиса. — От благодарных граждан за долгое и честное служение городу".

Тут же возле храма Фиолы она увидела менялу. Закутавшись в тёплый, подбитый мехом плащ, унылого вида старичок, казалось, дремал, сидя на табуретке у небольшого квадратного столика с аккуратно разложенными по нему кучками монет. Направившись в его сторону, Ника вовремя вспомнила, что менялы берут за свою многотрудную работу определённый процент. Так стоит ли с ним связываться из-за одного-двух империалов?

Может, проще получить с них сдачу?

Покупать что-то из вещей девушка опасалась, дабы не давать спутникам повода для нехороших мыслей. Поэтому направилась в трактир, но выбрала для этого не самое удачное время. В подобных заведениях, расположенных возле площади народных собраний, как правило, столовались уважаемые люди, чей рабочий день начинался позднее, чем у простых горожан, так что все места в зале оказались заняты.

Путешественница зашла в другое место, но и там завтрак оказался в самом разгаре. Пришлось отложить решение проблемы с разменом и отправиться на базар искать скорняка.

В просторной лавке с широко распахнутой дверью на вбитых в стены колышках висели накидки из меха лисиц и белок, тяжёлые плащи из пышных волчьих шкур, различного рода безрукавки и жилеты, какие-то забавные шапочки с наушниками и великое множество выделанных шкурок.

Дождавшись, когда хозяин лавки всучит очередному покупателю заячий плащик, Ника без долгих предисловий предложила приобрести у неё меховые получулки, объяснив, для чего покупала их сама, и почему они не понадобились.

— Два риала, — с таким видом, словно оказывал ей величайшую милость, зевнул скорняк.

— Да лишит тебя бессмертная Фиола остатков разума за такую скупость! — взвилась девушка.

Она, конечно, не рассчитывала вернуть деньги, потраченные на оказавшуюся бесполезной покупку, но соглашаться на столь откровенный и беспардонный грабёж не собиралась. — Да я лучше их обрежу и сапоги себе сделаю, чтобы ноги не мёрзли!

— Воля ваша, госпожа, — с деланным равнодушием развёл руками собеседник. — Мех все равно старый, подшёрсток весь вылез, швы неровные. Вот тут видите? Самое большее три риала.

— Добавьте ещё пятнадцать оболов, — предложила путешественница. — И сможете сшить из моих чулок целый десяток вот таких смешных шапочек.

— Только из-за вашей красоты и мудрости, госпожа, — рассмеялся мастер.

Посетителей в знакомом трактире заметно поубавилось. Усталая, замотанная подавальщица, равнодушно выслушав слегка необычный для столь раннего часа заказ, сразу предупредила, что придётся подождать.

Ника понимающе кивнула. Она терпеливо высидела минут тридцать, но нисколько не пожалела об этом. Мясо оказалось сочным и хорошо прожаренным, лепёшки тёплыми, овощная подливка острой и возбуждающей аппетит, а разведённое вино вкусным.

Однако при расчёте возникли проблемы. Рабыня тупо таращилась на желтовато-красный кружок с изображением орла и надписью "Импер форта", что в переводе на русский означает "Власть вечна". Потом, не сказав ни слова, убежала.

— Что же, госпожа, у вас совсем нет серебра? — подозрительно сощурил маленькие поросячьи глазки солидного вида дядечка в кожаном фартуке поверх светло-жёлтого хитона.

— Да вот как-то так получилось, — виновато вздохнув, посетительница тряхнула кошельком, из которого на стол выкатились две одинокие медные монетки.

Хмыкнув, трактирщик покачал империал на ладони, словно взвешивая, попробовал на зуб и только после этого, удовлетворённо кивнув, бросил подавальщице:

— Выдай госпоже на сдачу семнадцать риалов и восемь оболов.

Девушка рассчитывала получить больше, но торговаться не стала, мимоходом пожалев о том, что не воспользовалась услугами менялы. Из-за этого настроение испортилось, и она поспешила покинуть город.

Неизвестно, повлияло ли на решение городского совета то обстоятельство, что заезжие артисты убили предводителя нищих, уже начинавших надоедать не только рядовым гражданам, но и уважаемым людям, или здесь просто давно не было никаких развлечений? Только Гу Менсину без труда разрешили устраивать представления на площади народных собраний и даже выдали из городской казны небольшой кредит на установку помоста.

В свою очередь артисты выбрали для открытия сезона в Иокдаме мрачно-торжественную трагедию "Волосы Цреи".

Несмотря на то, что путешественница не видела и даже не читала сей замечательной пьесы, она предпочла представлению переезд на постоялый двор. Он не походил на заведение Аппия Герма Струдуба ни размерами, ни чистотой, ни удобством. Однако, выбирать не приходилось. Только здесь хозяин согласился предоставить ей отдельную комнату с полным набором услуг: конюшня, баня, чистая постель.

Пока актёры разыгрывали перед благодарными зрителями кипение страстей, их спутница блаженствовала, подставив плечи под струю тёплой воды из кувшина, который держала Риата. В квадратную яму, наполненную мутной, подозрительного вида жидкостью, Ника, разумеется, забираться не стала.

Потом она рухнула на набитый свежей пахучей соломой тюфяк и заснула, как убитая без снов и глупых мыслей.

На следующий день довольный Гу Менсин сообщил, что урба смогла заработать кое-какие деньги, поэтому он готов вернуть госпоже Юлисе сорок риалов в счёт погашения долга.

Девушка как раз завтракала. Перехватив голодный взгляд толстяка, она покачала головой.

— Не нужно. Вот соберёте побольше, тогда и отдадите.

— Спасибо, госпожа Юлиса, — с чувством поблагодарил Гу Менсин. — Пусть небожители вознаградят вас за милость и доброту.

Они провели в Иокдаме три дня. За это время урба дала четыре больших представления на площади народных собраний и два раза выступала в домах богатых горожан. Как всегда кое-кто из актёров удостоился и индивидуальных приглашений.

Пока её спутники весело и с пользой проводили время, путешественница скучала. Только однажды Нику "развлёк" какой-то плюгавый мужичонка, с удивительной настойчивостью предлагавший посетить его скромное жилище, разумеется, за соответствующее вознаграждение. Она отнекивалась, огрызалась, пыталась скрыться от нежданного поклонника на площади народных собраний. Но тот оказался на редкость упорным. Пришлось нырнуть в пустынный переулок и достать кинжал. Быстрота и ловкость, с которой девушка проделала это действие, произвела благотворное впечатление. Приставала торопливо удалился, обозвав напоследок предмет своих недавних вожделений весьма нехорошими словами. Само собой, "предмет" не смолчал, обогатив местный фольклор новыми цветистыми выражениями о связях умственных способностей поклонника с его сексуальной ориентацией. На чём всё веселье и закончилось.

Перед тем как покинуть город, Нике вручили целых шесть десятков риалов, на что Гу Менсин получил соответствующую расписку.

Она всё ещё переживала по поводу смерти Хезина, а вот артисты, казалось, совсем забыли о нём. Даже родители вели себя так, будто их сын умер уже очень давно.

После Иокдама маленький караван заехал в расположенную неподалёку деревню, где актёры показали весьма легкомысленную, на грани приличия, комедию, получив в уплату овощи, фрукты и фасоль.

Следующей остановкой стал городок Акпий, последний населённый пункт перед имперской границей.

Избавившись от необходимости скрывать наличие денег, путешественница предпочла остановиться на постоялом дворе и даже сделала кое-какие покупки, в том числе давно вожделенные тёплые, шерстяные носки. Хотя и внешний вид, и способ вязки мало походили на то, что Ника видела в своём мире. Пятка отсутствовала, и носки походили на зашитый с одного конца рукав из грубых шерстяных ниток. Но, главное, они грели, а всё остальное можно какое-то время потерпеть.

Артисты вновь остановились за городскими стенами. Денег на постоялый двор всё ещё не хватало. Срочно понадобилось купить одежду и хоть какие-то декорации.

В Акпие урбе удалось повторить недавний успех. Тем более, что угодили они как раз на городской праздник. Да и после представления кое-кто из актёров также отправились по домам богатеев. Сам Гу Менсин читал стихи и отрывки из пьес у двух городских консулов.

Поймав удачу, урба задержалась в городе на четыре дня, после чего их долг перед попутчицей уменьшился ещё на восемьдесят риалов.

Они вновь весело шутили и смеялись, вели себя так, словно не было ни Сфина Бетула с его мерзостями, ни смерти Хензина. Осталось только лёгкое заикание Менрана, но отец надеялся, что оно скоро пройдёт.

Одалживая деньги и вновь пускаясь в путешествие с ними, Ника опасалась, что актёры, не желая отдавать деньги, просто исчезнут или даже прибьют её потихоньку. Однако все страхи оказались напрасными. Попутчики держали слово, честно выполняя свои обещания, и тревога постепенно сошла на нет. Дорога вновь сделалась монотонной, даже скучной, и девушка как-то незаметно втянулась в кочевую жизнь, привыкнув к новым городам, постоялым дворам и кочевой жизни бродячих артистов.

Но выезжая из Акпия, она вновь почувствовала лёгкое волнение. Если верить её спутникам, именно сегодня они должны пересечь границу Империи. Судя по разговорам, которые путешественница слышала на рынках и постоялых дворах, стремительно возрождавшееся после трагической "эпохи горя и слёз" государство понемногу обретало прежнюю мощь, что уже начинало беспокоить соседей.

Попаданка отдавала себе отчёт в том, что в этом мире ещё не знают о колючей проволоке, и вряд ли существует тщательно перепаханная контрольно-следовая полоса, сигнализирующая бдительным пограничникам о коварных нарушителях. Но уж какой-нибудь укреплённый пост пограничной стражи, да хотя бы столб с обозначением этой самой границы просто обязан быть!

Однако, сколько она не вглядывалась, даже приподнимаясь на цыпочки, так и не увидела ничего подобного. Те же унылые холмы с выгоревшей травой, да мелькавшие кое-где вдали отары овец.

С мыслями о том, что пограничный знак, видимо, стоит где-то впереди, Ника угомонилась и принялась терпеливо ждать появления бдительных пограничников и продажных таможенных чиновников, собираясь выдать им свою легенду.

Дорога спустилась в долину, по дну которой протекал широкий ручей или маленькая речка. Передняя повозка остановилась у широкого брода, и из неё стали поспешно выпрыгивать артисты, тут же почти по щиколотку погружаясь в чёрную грязь, густо покрытую следами копыт, сандалий и колёс.

Поймав взгляд попутчицы, Анний Мар Прест рассмеялся, указав на противоположный берег.

— Там начинается Империя, госпожа Юлиса! Вы почти дома.

Встрепенувшись, девушка завертела головой, стараясь увидеть какое-нибудь вещественное подтверждение его слов, но не заметила ни пограничной крепости, ни самих пограничников, ни пограничной собаки. Не видно даже пограничного столба!

Оставаясь на облучке, Гу Менсин стегнул мулов поводьями. Те фыркая и выгибая шеи, с явной неохотой вошли в воду, а другие мужчины урбы принялись толкать массивную повозку, помогая животным.

Прежде чем путешественница успела отдать какие-либо распоряжения, Риата уже спрыгнула на землю. Подвязав повыше подол, она взяла ослика под уздцы и смело потащила в поток.

Нике оставалось только крепче держаться за скамейку, чтобы не упасть. Примерно на середине речки правое колесо провалилось в яму. Пассажирка едва не плюхнулась в воду, а ослик встал, как вкопанный, не обращая внимание ни на рывки, ни на ругань погонщицы.

Утонуть Юлиса не боялась. Слишком мелко. Но её напугал негромкий треск. Она вдруг представила, как фургон сейчас просто развалится, а поток унесёт вещи. Собирайих потом.

К счастью, артисты дружно бросились на помощь. Общими усилиями колесо вытащили, а девушка мысленно похвалила себя за правильный выбор попутчиков.

Нимало не смущаясь отсутствием нижнего белья, мужчины со смехом и шутками выжали мокрую одежду. При этом Анний Мар, наверное, специально встал так, чтобы явить себя пред очами Ники в самом выигрышном ракурсе. Качая головой и закатывая глаза, та отвернулась, с иронией подумав, что мужчины никогда не взрослеют, до смерти оставаясь мальчишками, всегда готовыми хвастаться размерами своих игрушек. Причём не важно: купленных, сделанных своими руками или доставшихся с рождения.

Не успели их фургоны отъехать от речки и сотни метров, как впереди показался караван из девяти массивных, тяжело нагруженных телег, запряжённых могучими, но медлительными волами, позади которых неторопливо тащилась повозка, размерами и конструкцией очень похожая на ту, в которой путешествовали актёры. По бокам ехали шестеро хорошо вооружённых всадников с короткими копьями. Ещё один верховой в дорогом жёлто-синем хитоне и подбитом рыжим мехом плаще тронул пятками коня, заставив того подъехать ближе к фургону артистов.

Пока всадник о чём-то беседовал с Гу Менсином, девушка, на всякий случай сгорбившись, плотнее закуталась в накидку.

Предосторожность явно оказалась лишней. Только передовой, сурового вида охранник, бросил в её сторону мимолётный ленивый взгляд. Остальные вообще не обратили никакого внимания.

Громко попрощавшись со старшим урбы, хозяин каравана тоже торопливо проехал мимо, даже не посмотрев в сторону путешественницы. Та облегчённо перевела дух, хотя столь пренебрежительное отношение к себе всё же немного задело.

Когда фургон поднялся на вершину гряды, и Ника смогла осмотреться, то очень удивилась, не увидев больше ни одного каравана. В её понимании, движение между Империей и городами Западного побережья просто обязано быть гораздо интенсивнее. Но потом девушка вспомнила про Ишму. Разумеется, основной поток грузов идёт по реке, водным, так сказать, транспортом. Там надёжнее и дешевле.

Минут через сорок им все-таки попался обоз из четырёх повозок и двух десятков тяжело навьюченных мулов. Подводы и возчики с охранниками выглядели гораздо беднее и непрезентабельнее чем те, которых они видели у брода.

А ещё примерно через час, когда дорога шла по заросшему бурьяном и низкорослым кустарником плоскогорью, далеко впереди показалась группа всадников. От скуки путешественница стала наблюдать за ними, иногда заглядывая за угол катившей впереди и закрывавшей впереди дорогу повозки актёров.

Сначала она смогла пересчитать верховых, потом разглядела у каждого из двенадцати длинное копьё с блестевшим на солнце наконечником.

Наличие именно этого оружия почему-то насторожило Нику.

— Кто это? — спросила она у рабыни.

Посмотрев в ту сторону, Риата равнодушно пожала плечами.

— Разбойники средь бела дня по дорогам не разъезжают, госпожа. Наверное, какие-нибудь наёмники или стражники, которые стерегут границу.

"Ага! — мысленно хмыкнула попаданка. — Значит, пограничники здесь все-таки есть!"

Скоро стали различимы кожаные доспехи с металлическими пластинами, притороченные к сёдлам круглые щиты, островерхие шлемы и смуглые, неприветливые лица под ними.

Когда до фургона артистов оставалось не более двадцати шагов, передний всадник, пожилой, сурового вида дядька с всклокоченной седой бородой, грозно гаркнул, приказывая остановиться. А остальные кавалеристы, проехав вперёд, заняли позиции по обеим сторонам маленького каравана.

Вслед за Гу Менсином натянула поводья и явно испуганная Риата.

— Вылезайте из фургона! — последовала новая команда, после чего происходящее стало нравиться Нике ещё меньше.

Артисты вместе с жёнами и детьми послушно выбрались на дорогу.

— Кто такие? — грозным басом рявкнул седобородый всадник, сверху вниз глядя на униженно склонившегося в поклоне старшего урбы. — Что везёте?

— Ничего, о храбрый воин, — то ли искусно изображая страх, то ли действительно испугавшись, лепетал толстяк, не поднимая глаз. — Мы не торговцы, а достойные служители славы лучезарного Нолипа. Устраивали представления в городах Западного побережья, а теперь возвращаемся домой, радовать достойных жителей радланской Империи.

— Беглых рабов с собой не прихватили? — сдвинув к переносице густые, седые брови, командир кавалеристов буравил маленькими, злыми глазками начавшую лысеть макушку Гу Менсина.

— Что вы, храбрый господин! — всё так же глядя под ноги, всплеснул руками толстяк. — Мы честные артисты, ни никогда не нарушаем закон.

— Торкул, Дарган, проверить! — отрывисто скомандовал седобородый, и тут же двое кавалеристов спрыгнули с коней.

При этом, как с удивлением заметила путешественница, копьё осталось притороченным к седлу каким-то хитро заплетённым узлом.

Один из воинов, довольно грубо отшвырнув в сторону замешкавшегося Превия Стреха, полез в фургон, придерживая короткий, кривой меч, а второй рыкнул, удивлённо вскинув брови:

— Господина десятник приказал из фургон вылезти!

— А я не в фургоне, — спокойно возразила девушка.

Какое-то время собеседник молчал, сосредоточенно обдумывая услышанное и явно не понимая, что она имеет ввиду.

— Господин десятник сказал, чтобы все вышли из фургона, — пришла ему на помощь собеседница, выделяя последние слова. — Но я снаружи, а не в фургоне.

Видимо, подобный ряд логических рассуждений оказался слишком сложным для понимания и, не найдя что возразить, то ли Торкул, то ли Дарган, тяжело вскарабкавшись на приступок, с треском распахнул дверцу повозки.

— Я ничего не везу! — торопливо пояснила путешественница, с трудом сохраняя равновесие на узкой дощечке.

Вновь пропустив её слова мимо ушей, доблестный страж имперской границы, пригнувшись, забрался внутрь и, ворча, стал копаться в первой попавшейся корзине.

— Эй, господин воин! — вскричала раздражённая подобной наглостью Ника. — Чего вы ищите? Там ребёнок не спрячется, не то что взрослый раб.

— Молчи, дур! — сердито бросил кавалерист с сильнейшим акцентом. — Если жить хотеть!

— Сам заткнись! — не смогла удержаться девушка. — И оставь мои вещи…

Она могла бы сказать ещё много интересного, но сильная рука рабыни бесцеремонно зажала хозяйке рот.

— Тише, госпожа! — звенящим от ужаса голосом взмолилась Риата.

Разъярённая подобным вероломством, Юлиса вцепилась в смуглое, загорелое запястье, и с силой вывернув, освободилась от захвата. Охнув, невольница едва не упала, в последний момент умудрившись ухватиться за плечо госпожи, и взмолилась, чуть не плача:

— Потом меня накажете, а сейчас молчите во имя небожителей и всех богов Тарара!

Пока они препирались, воин отыскал в другой корзине кожаный цилиндр.

— Отдай сейчас же! — вскричала Ника, тут же позабыв обо всех предупреждениях Риаты.

Она попыталась вырвать футляр, но сильный мужчина без труда отпихнул её в сторону так, что теперь хозяйке пришлось хвататься за рабыню, чтобы не упасть.

Без труда откупорив плотно сидящую крышку, пограничник увидел папирусные свитки рекомендательных писем Румса Фарка. Видимо, ожидавший найти что-то более ценное, воин, глухо выругавшись на непонятном языке, швырнул кожаный цилиндр под ноги. Тут его жадный взгляд наткнулся на покрывало, небрежно брошенное поверх корзин.

Обозлённая столь беспардонным грабежом, Ника нашарила за спиной рукоятку кинжала. Но невольница вновь погасила пламенный порыв хозяйки, крепко обхватив её за плечи и торопливо зашептав в самое ухо:

— Умоляю, госпожа! Он воин! Их много! Они убьют вас и меня! Заклинаю Ноной и Фиолой, молчите!

— Пусти! — зло зашипела девушка. — Вижу я. Пусти, а то я сама тебя убью!

Тем временем заметно повеселевший мародёр уже повесил новенькое свёрнутое покрывало через плечо и теперь с увлечением копался в той самой корзине, где под заячьими шкурками и стиранными тряпочками покоилась круглая деревянная шкатулка, в которой кроме писем Наставника своей родне лежали пятьдесят империалов.

Путешественница с очевидной ясностью поняла, что рискует лишиться очень многого: денег, доверия артистов, если те узнают о золоте, а самое главное — документов, хоть как-то удостоверяющих личность. Ударит стражу имперской границы моча в пустую бородатую башку, и прихватит он шкатулку вместе со всем содержимым.

Но Риата права, нечего и пробовать с ним справиться. Это не полумёртвый старик и не моряк, никак не ожидающий удара. Её грабит опытный воин: сильный, крепкий, хорошо вооружённый, всегда готовый к драке, да ещё в компании таких же приятелей.

Заметив в руке кавалериста потрёпанную заячью шкурку, Ника громко хмыкнула, привлекая к себе внимание.

— Забирай! — заявила она, весело скаля зубы. — Всего два раза пользовалась.

Подозрительно глянув на неё из-под нахмуренных бровей, храбрый воин извлёк из корзины ком тряпок.

Усмехнувшись ещё шире, Ника выразительно похлопала себя по платью чуть ниже живота. Притаившаяся за спиной хозяйки Риата натужно хихикнула.

Переводя взгляд с их нагло ухмылявшихся физиономий на свою руку, мародёр с отвращением отшвырнул клочки материи, разразившись длинной, злобной и абсолютно непонятной триадой. Рыча и скаля белые, совершенно вампирские зубы, рекламой лакалюта сверкавшие на заросшем чёрным волосом лице, мужчина ринулся прочь из фургона, на ходу вытирая ладонь о засаленные кожаные штаны.

Опасаясь оказаться сбитой с ног, девушка торопливо спустилась на землю и на всякий случай отошла в сторону.

— Эй! — резанул по ушам требовательный крик десятника. — Ты кто такая?

— Меня зовут Ника Юлиса Террина, — обернувшись, представилась путешественница, заметив, что воин, осматривавший фургон артистов, тоже прибарахлился, лишив урбу кувшина с остатками оливкового масла и каких-то тряпок.

— Откуда? — не дослушав ответа, требовательно поинтересовался командир стражей границы.

— Еду из Канакерна к родственникам в Радл, — выдала Ника легенду.

— Слышал я про каких-то Юлисов, — проворчал собеседник, и его акцент обозначился ещё сильнее. — Очень богатые люди. Ты им кто?

Девушка уже собралась назвать имена приёмного папаши и дедушки с его сенаторским достоинством, но в последний момент передумала. Очень ей не понравился насмешливо-презрительный взгляд старого воина. Будь перед ней радланин или любой другой цивилизованный человек, да хоть купец или даже легионер, она бы не колебалась. Но этот старый наёмник вряд ли испытывал большое почтение к имперской аристократии. Пришлось импровизировать на ходу.

— Мой отец был двоюродным братом Лацию Юлису Агилису из младших лотийских Юлисов.

В своё время Наставник заставлял её наизусть вызубрить свою родословную, так что запутаться в родственниках путешественница не опасалась.

— Почему едешь одна? — нахмурился воин.

— Я с ними, — возразила собеседница, указав на сбившихся в кучу артистов.

— Пхе! — зло и высокомерно фыркнул десятник, грозно встопорщив колючие седые усы. — Да разве порядочная девушка поедет с этими проходимцами! Ты шлюха и самозванка!

Ника вздрогнула, словно от удара в живот. Давненько её здесь так не обзывали. Она вновь почувствовала, как внутри всё сжалось, словно перед смертельно опасной схваткой. Всплеск нетерпеливого бешенства, едва не погубивший её в фургоне, уже прошёл. Разум работал на удивление чётко.

Но смолчать сейчас, значит, навсегда опустить себя и потерять уважение артистов, а самое главное — старый козёл тогда точно решит, что перед ним именно та, о ком он говорит, ибо ни одна аристократка подобные обвинений без ответа не оставит.

Вот только, судя по мрачно-звериной роже кавалериста, он не даст ей долго разглагольствовать и просто прибьёт за первые же обидные слова, не взирая ни на пол, ни на возраст, ни на происхождение. Здесь и сейчас на этой пустынной дороге он царь, бог и инспектор ДПС в одном лице.

— Кто тебе дал право…, — каждое слово приходилось буквально выталкивать из глотки, прибегая к помощи мышц живота, от чего речь звучала как-то особенно веско и значительно.

Глаза всадника вспыхнули зловещим хищным блеском, заросшая седым волосом верхняя губа приподнялась, обнажая зловещую щербатую ухмылку.

— Господин десятник! — внезапно вскричал Гу Менсин, бросаясь вперёд, словно закрывая собой девушку. — Госпожа Юлиса выехала из Канакерна со своим дядей Мерком Картеном. Только он заболел…

— А ты откуда знаешь, мошенник?! — кавалерист рявкнул так, что выступивший у путешественницы между лопаток пот собрался в капли, они заскользили по спине противно холодя кожу.

— Мы встретились с ними на постоялом дворе в Меведе, — стал торопливо объяснять толстяк.

— Это правда? — взгляд, который старый воин вперил в Нику, казалось, прожигал насквозь.

Вот только на неё подобные вещи уже давно не производили никакого впечатления.

— Господин Мерк Картен — двоюродный брат моей матери, — стараясь говорить, как можно спокойнее, сказала девушка. — Мы собрались к родственникам в Радл. К сожалению, он плохо себя почувствовал ещё в Канакерне, из-за чего мы не успели перейти через Рифейские горы, и пришлось пробираться южным путём. Я надеялась, что дядя поправился, но в Меведе болезнь вернулась, и он слёг.

— Мы как раз давали там представления, — вступил в разговор старший урбы. — И тоже жили на постоялом дворе Муция Сорела.

Десятник опять пристально посмотрел на путешественницу.

— Да, — не задумываясь подтвердила та. — Там дядя и умер, а мне пришлось ехать с урбой.

— Мошенники! — набатным колоколом загремел голос старого воина. — Обмануть меня решили?! Какой же приличный человек доверит свою родственницу первым подвернувшимся проходимцам?!

— Мой дядя прекрасно знал господина Гу Менсина и его актёров! — бесстрашно выкрикнула Ника. — Они всё лето устраивали представления в Канакерне! А других попутчиков, готовых ехать в Радл, дядя найти не успел, болезнь скрутила его слишком быстро. Он смог только добыть для меня несколько рекомендательных писем у своего знакомого.

— К кому? — как и следовало ожидать, тут же поинтересовался десятник.

— К Герату Влатусу купцу из Цилкага, к хозяину постоялого двора Кеду Дирку, к Минтару Рутлину Калвиту — командиру конной сотни Третьего Победоносного Пограничного легиона, — быстро отбарабанила девушка, благоразумно умолчав о командире конной стражи Гедора.

Заметив промелькнувшую по лицу собеседника тень недоверия, добавила:

— Ваш человек их видел, когда копался в моих вещах. Если хотите, я прикажу рабыне их принести.

Предлагая, она очень надеялась, что у Риаты хватит ума догадаться, какие письма можно показывать этому командиру бравых мародёров, а какие нет.

— Не нужно, — досадливо поморщился десятник, вновь уставившись на старшего урбы.

— Господин Картен обещал, что родственники госпожи Юлисы щедро заплатят, — торопливо проговорил тот. — Если мы поможем ей добраться до Радла.

— К кому ты туда едешь? — уже немного другим тоном поинтересовался старый козёл.

— К Итуру Септису Дауму регистору Трениума, — ответила путешественница, чувствуя, как ком в животе понемногу рассасывается. — У меня к нему письмо. Если желаете…

Собеседник раздражённо скривился, и девушка решила, что старый вояка, видимо, не шибко силён в грамоте.

Следующий вопрос подтвердил её предположение.

— Чем ты ещё сможешь подтвердить своё имя?

— Фамильным перстнем отца, — отчеканила Ника, понимая, что во-вот может остаться без него.

— Покажи! — решительно потребовал десятник.

Со вздохом сняв с шеи шнурок, девушка шагнула к смирно стоявшему коню и вложила кольцо в широкую, коричневую ладонь воина.

"Прощай, реликвия рода Юлисов, — хмыкнула она про себя, наблюдая, как пограничный страж пристально разглядывает вырезанный на золоте герб. — Тебя я больше не увижу".

На какой-то миг ей показалось, будто десятник сейчас опустит печатку в седельную сумку или просто сунет за пазуху. Но вместо этого воинский начальник легонько бросил перстень в сторону собеседницы, а когда та ловко поймала, одобрительно хмыкнул.

— Пусть боги хранят вас в дальней дороге госпожа Юлиса.

— Да не оставят они и вас своими милостями, господин десятник, — чуть поклонилась путешественница, с отвращением ощущая, как предательски дрожат колени.

Глядя вслед удалявшимся воинам затуманенными от выступивших слёз глазами, девушка в бессилии привалилась к колесу телеги.

— Ой, госпожа! — встрепенулась Риата, пытаясь её поддержать. — Страх-то какой! Я чуть не описалась!

Ника едва не ответила "я тоже", но вовремя прикусила язык. Отстранив рабыню, она шагнула к старому артисту и отвесила низкий поклон.

— Благодарю вас, господин Гу Менсин. Вы спасли мне жизнь.

— Но вы же помогли выручить наших мальчиков, — устало усмехнулся старший урбы. — А мы, служители Нолипа, добро не забываем.

— Я тоже! — тряхнула головой девушка. — Вы только что уменьшили сумму своего долга наполовину!

Артисты, с гомоном забиравшиеся в фургон, притихли.

— От всей суммы? — решил на всякий случай уточнить старый актёр.

— От того, что осталось! — разъяснила путешественница. — И никакой доли сверху!

— Да благословят вас боги, госпожа Юлиса! — довольно рассмеялся Гу Менсин. — Так мы скоро со всем долгом рассчитаемся.

Глава IV Кажется, что-то пошло не так

Ведь надо ж так случиться -

Все беды вместе собрались!

Лопе Де Вега «Дурочка»

Квиноум, первый имперский город, вернее городок, а если совсем точно городишко, не произвёл на путешественницу положительного впечатления. Невысокий, потемневший от времени частокол с приземистыми, квадратными башнями окружал скопище разнокалиберных домиков. Деревянный храм и крошечная площадь форума, где копавшихся в пыли кур оказалось больше, чем людей. Откровенно скучавшие в лавках продавцы и сонная тишина кривых грязноватых улочек, нарушаемая редкими ударами молота, долетавших из городской кузницы.

Жизнь более-менее теплилась возле большого постоялого двора, который пристроился к высокой, деревянной вышке, заметно покосившейся в сторону. Присмотревшись, Ника заметила наверху огороженную перилами площадку, где лениво прохаживался воин и стоял большой трёхногий светильник в виде бронзового щита с кучей углей, из чего девушка сделала вывод, что это какая-то караульная служба, и тревожная сигнализация здесь всё же налажена.

Вслед за артистами остановила фургон и Риата. Из распахнутых ворот неторопливо выходили привязанные друг за другом мулы, нагруженные большими перевязанными верёвками тюками. Глянув на клонившееся к закату солнце, путешественница хмыкнула, гадая, кому это понадобилось покидать городок в столь позднее время?

Два десятка вьючных животных сопровождали пятеро вооружённых всадников самого разбойничьего вида. Когда последний из них проезжал мимо, мазнув рассеянным взглядом по закутанной в накидку девушке, впереди раздался громкий голос Гу Менсина. Старший урбы уже договаривался с владельцем заведения о ночлеге. Поскольку денег у артистов по-прежнему не хватало, толстяк лишь испрашивал разрешения поставить повозку на территории постоялого двора.

Когда Ника подошла к ним, хозяин убирал в кошель медяки, а старший урбы указывал Аннию Мару, куда ставить фургон.

Затянув завязки и убедившись, что денежки уже никуда не денутся, солидный мужчина средних лет в светло-коричневой тунике из грубого шерстяного сукна поднял глаза на девушку.

В томительном ожидании прошла примерно минута. Первой не выдержала гостья:

— Найдётся у вас приличная комната, господин?

— Комната есть, госпожа, — усмехнулся хозяин постоялого двора. — А насколько она приличная — не знаю.

Предупреждение оказалось совсем не лишним. Пройдя по крытой галерее вдоль одноэтажного строения с низкими дверьми и маленькими зарешеченными окнами, мужчина привёл потенциальную постоялицу в крошечную каморку с узкой кроватью, земляным полом и одинокой трёхногой табуреткой. Встревоженные брызнувшим сквозь раскрытую дверь солнечным светом, по стенам, срубленным из толстых потемневших брёвен, шустро забегали крупные чёрные тараканы.

При одном взгляде на это убожество путешественнице сделалось грустно.

— Остальные комнаты заняты, — со вздохом развёл руками хозяин в ответ на её жалобно- вопросительный взгляд. — Но завтра один из гостей уезжает.

— Сегодня я переночую в фургоне, — буркнула Ника, отворачиваясь.

Ванна оказалась под стать номерам: даже в вёдрах вода не только грязная, но ещё и вонючая до безобразия. Поэтому девушка во второй раз за всё время путешествия не стала мыться на постоялом дворе. Лишь местная кухня немного порадовала пирогами с тыквой и мёдом.

А на следующий день выяснилось, что перебираться в освободившуюся комнату нет никакого смысла. Урба собиралась дать здесь всего одно представление. То ли городские власти относились к заезжим артистам с предубеждением, то ли не понравилась местная публика. Но денег в счёт платежей Нике на этот раз не принесли. Впрочем, данное обстоятельство её нисколько не расстроило. Наоборот, она предпочла бы дать урбе рассрочку ещё на какое-то время, лишь бы не задерживаться на этом постоялом дворе, переполненном людьми, скотиной, насекомыми и вонью.

Пойманная на запястье блоха едва не ввергла девушку в панику. Весьма близко познакомившись с подобными паразитами в вигвамах аратачей, а потом на корабле, путешественница не горела желанием заполучить в собственность этих милых букашек.

Она лично осмотрела голову Риаты на предмет поиска насекомых, а потом потребовала от рабыни проделать данную процедуру с ней.

К счастью, неловкая блоха оказалась либо одиноким отшельником, либо разведчицей, не успевшей сообщить своим о новых порциях ходячего корма.

Разговорившись с невольницей, хозяйка с удивлением узнала, что блохи и даже вши встречаются у довольно состоятельных людей, и вовсе не считаются чем-то позорным или из ряда вон выходящим. Наоборот, кое-кто считает наличие у человека небольшого числа насекомых признаком здоровья.

— Я слышала, госпожа, — осторожно проговорила Риата. — Будто какой-то древний либрийский мудрец писал, что у больных людей букашки не живут. У них кровь плохая.

— Дурак он, а не мудрец! — возмущённо фыркнула хозяйка, отвлекаясь от наблюдения за местным рабом, безуспешно пытавшимся поймать вёрткую курицу. — Помнишь того старика нищего, который напал на нас возле Иокдама? Не очень-то он походил на здорового. А от вшей у него аж борода шевелилась.

Ника отвела взгляд от распахнутой двери фургона и посмотрелась в зеркальце, укреплённое на одной из корзин.

— Блохи, вши с клопами и даже комары могут переносить болезнь от одного человека к другому.

— Это как, госпожа? — удивилась невольница, на миг перестав возиться с её причёской. — Разве не боги насылают на нас болезни?

Девушка едва не рассмеялась, но вовремя прикусила язык, вспомнив, с каким пиететом относятся в этом мире к небожителям, хмыкнув, проговорила:

— Власть богов безмерна, но кое-что зависит и от человека. Если объешься гнилыми сливами, то живот заболит у тебя по воле богов или от собственной глупости? Если спрыгнешь с высокой скалы на острые камни, кто будет виноват в твоей смерти?

— Исми, богиня безумия, может заставить человека совершить самый безрассудный поступок, — ловко вывернулась из её логической ловушки Риата.

— Только, если он сам идиот! — буркнула хозяйка, жестом приказывая рабыне замолчать.

Погружаться в малопонятные ей самой рассуждения местных философов о свободе воли и предопределённости судьбы путешественнице не хотелось.

Однако этот разговор, видимо, сильно заинтересовал невольницу, затронув какую-то струнку в душе, потому что вечером, помогая хозяйке умываться, она неожиданно проговорила:

— Простите рабу глупую, добрая госпожа…

— Чего тебе? — Ника взяла у неё из рук полотенце.

— Вы говорили, вши да блохи болезнь на себе переносят…

— Бывает, — подтвердила девушка, вытираясь.

— А как, госпожа? — понизила голос рабыня. — У них, что магия такая?

Хозяйка огорчённо крякнула, прекрасно понимая, что собеседница просто не поверит в рассказы о клетках, микроорганизмах и токсинах. В этом мире не знали не то, что о микроскопах, слыхом не слыхивали даже о стеклянных очках. С другой стороны, оставлять вопрос без ответа, значит, уронить свой авторитет в глазах невольницы. Все-таки путешественнице льстило сознание собственного интеллектуального превосходства. Как никак даже её скромные школьные знания опережают всю здешнюю науку по меньшей мере на тысячу лет. Вот с учётом этого обстоятельства и следует отвечать.

— Что-то вроде, — она сделала неопределённое движение рукой. — Когда вошь, комар или блоха сосут кровь больного, то болезнь садится на них, вроде как всадник на лошадь или мула, и едет в здорового человека.

Украдкой глянув на собеседницу, Ника с удовлетворением убедилась, что та слушает с полуоткрытым ртом.

— Зараза таится не только в крови, — продолжила она образовательную лекцию, на ходу подбирая слова. — Иной раз она прячется в поту, слюне, мужском семени.

При этих словах любвеобильная Риата заметно вздрогнула.

Не желая окончательно застращать невольницу, рассказчица поспешила слегка сгладить впечатление, правда довольно своеобразно.

— Не всякая болезнь может переехать. Ломота в костях так не передаётся, головная боль, боль в пояснице… А вот чума, оспа, холера, лихорадки всякие…

По мере перечисления девушка стала с неудовольствием ощущать, как меняется настроение собеседницы. Это никак не отразилось ни в почтительной позе, ни на лице, сохранявшем всё то же восхищено-внимательное выражение. Но вот глаза…

Начиная чувствовать себя глупо, путешественница требовательно нахмурилась.

— Хочешь что-то сказать? Говори!

— Кто меня только не кусал, госпожа, — явно стараясь спрятать сквозившую в голосе иронию, ответила Риата. — И комары, и блохи, и осы с пауками. Но чумой я ни разу не болела. А лихорадки — это слуги Такеры, богини севера.

Ника нахмурилась. Рабыня торопливо опустила глаза, видимо, уже жалея о своей несдержанности. Хозяйка понимала, что может, конечно, рявкнуть, отчитать, поставить на место зарвавшуюся невольницу. Но вот убедить вряд ли. А очень хотелось.

Рассказчица предчувствовала, что, если сумеет закрепиться среди родственников Наставника, тема гигиены и простейшей профилактики инфекционных заболеваний возникнет неизбежно. Следовательно, ей просто необходимы веские аргументы в спорах на эту тему.

— Возблагодари небожителей за то, что тебе так повезло, — наставительно проговорила девушка. — Просто никто из них до тебя не пил кровь больного человека.

— Хвала бессмертным богам, — послушно проговорила рабыня, но хозяйка чувствовала, что так и не смогла убедить её в возможности и опасности переноса болезни насекомыми.

"Вот батман!", — мысленно выругалась путешественница, и досадуя на собственную глупость, уже хотела отправить невольницу в общий зал, где та ночевала. Но внезапно в голову пришла новая идея.

— Представь, что на равнине сошлись два войска, — заговорила Ника тоном профессионального лектора. — Каждый из них натянул лук, чтобы послать стрелу в сторону противника.

В глазах Риаты вновь вспыхнул интерес.

— У всех стрелы тупые и не могут никого убить, — вдохновенно продолжала госпожа. — Только у одного в каждом войске — с острым железным наконечником. Как думаешь, нужно всем воинам спрятаться за щитами, если убить могут только одного?

— Наверное, все-таки нужно, госпожа, — рассудительно сказала женщина. — Они же не знают, в кого полетит стрела.

— Так и с кровососами! — победно заключила рассказчица. — Ты можешь нахватать сотню блох с собак, с ослов, со здоровых людей. А сто первая попадётся с больного. И вот когда она укусит, ты обязательно заболеешь! Поняла?

— Да, госпожа, — собеседница кивнула с таким умным видом, что у путешественницы вновь вспыхнула робка надежда на то, что её пылкая речь не пропала зря.

— А когда начинается мор, — решила закрепить достигнутый успех девушка. — И больных очень много, то и число переносчиков заразы среди всяких кусачих букашек тоже увеличивается. Ясно почему?

— Да, госпожа, — почтительно поклонилась собеседница, добавив с придыханием. — Бессмертные небожители наградили вас разумом мудреца и красотой богини…

"Чего это она льстить взялась? — про себя удивилась Ника. — Знает же, как я это не люблю… Вот батман! Да ей просто надоело меня слушать! Ну, держись! Напомню кое-что, так на всякий случай".

— Так же болезни прячутся в грязи, помёте крыс и мышей, а главное, в выделениях больного человека. Если он тебя покусает, поцелует или ещё что-то в этом роде, точно заболеешь! Уяснила?

— Да, госпожа, — скромно потупила глазки Риата.

Начиная подозревать, что все её уловки и более чем прозрачные намёки так и не возымели действия, девушка рассердилась.

— Вот докувыркаешься, подхватишь какой-нибудь…, — она едва не ляпнула "сифилис", но вдруг с удивлением поняла, что не знает его названия ни на радланском, ни на либрийском. Более того, в этом мире ей ни разу не приходилось слышать о болезнях, передающихся половым путём. Похоже, тут не знают даже про триппер! Пришлось срочно импровизировать:

— Заразу, я тебя лечить не буду! Иди спать!

Осознав безуспешность попыток объяснить спутнице свои действия, путешественница решила просто требовать от неё исполнения приказов, а методики санитарно-гигиенического просвещения будущих родичей продумать более детально.

Не пожалев серебра, она перед отъездом купила на рынке берестяную коробочку местного мыла и на стоянке не только сама тщательно вымыла руки перед едой, но и приказала рабыне сделать то же самое.

— Куда мы приедем сегодня, господин Гу Менсин? — поинтересовалась Ника, принимая из рук Риаты миску с успевшей опостылеть фасолью.

— К вечеру будем у Арадского лагеря, — солидно огладив бороду, ответил старший урбы. — Если дитрибун позволит, попробуем и там показать несколько представлений.

— Кто? — удивилась собеседница. Наставник успел многое рассказать об имперской армии. Однако, по его словам, военные по пустякам не вмешивались в жизнь городов и их жителей. Тогда какое дело заместителю командира легиона до каких-то бродячих актёров?

— В воинском лагере, госпожа Юлиса, всё делается только с разрешения командиров, — снисходительно усмехнулся толстяк. — Шесть лет назад там ещё целый легион стоял. Потом большую часть перевели в крепость Ен-Гади. Осталось две или три сотни под командой дитрибуна. Когда весной там были, слышали, будто скоро и их куда-то переводят. Тогда Арад станет обычным городом с муниципией и может даже с официалом от наместника префекта.

— Спасибо за интересный рассказ, господин Гу Менсин, — искренне поблагодарила девушка. — мы с отцом много говорили об Империи, но нельзя объять необъятное.

— Это вы хорошо сказали, госпожа Юлиса, — уважительно хмыкнул старый актёр.

С привычной скромностью присвоив себе ещё и славу Козьмы Пруткова, путешественница решила прояснить некоторые подробности:

— А почему дитрибун может вам отказать?

— Всякое случается, — пожал плечами собеседник. — Приния гадала на бобах и по воску. Все приметы благоприятны. Только больно военные капризничать любят. Задумает командир наказать легионеров за какой-нибудь проступок и лишит развлечений. Или сотни ушли куда-нибудь за разбойниками гоняться. А с одной лагерной обслуги много денег не соберёшь.

Старший урбы тяжело вздохнул.

Девушка задумалась. Она уже давно поняла, что здешний мир не имеет никакого отношения к тому, в котором жила раньше. Это точно не прошлое Земли. Но память поневоле подбирала знакомые аналогии. Так народ аратачей ассоциировался в её сознании с американскими индейцами, а Империя и города Западного побережья, казалось, походили на Грецию или Рим периода античности. Во всяком случае, если судить по школьному курсу Истории Древнего мира.

Кроме неё и нескольких исторических книг, Ника видела фильмы и сериалы из жизни древней Греции и Рима. На экране всё выглядело красиво. Ровные ряды могучих воинов с круглыми или прямоугольными щитами. Длинные копья над блестящими шлемами. Цари и полководцы в доспехах с золотыми финтифлюшками и венками из перьев на вычурных шапках. Белоснежные тоги сенаторов. Влекомые мускулистыми рабами носилки, в которых вальяжно возлежат на пуховых подушках гордые красавицы с ослепительными металлокерамическими зубами. И, конечно, гладиаторы. Героический полуголый Спартак и брутально-бородатый Максимус.

Правда, собственно о римской армии она могла судить только по тетралогии об Астериксе и Обеликсе, но сильно подозревала, что при её создании авторы не слишком заботились об исторической достоверности.

Впрочем, на этот раз ожидания вполне оправдались. Когда фургон поднялся на гребень холма, она увидела ровный прямоугольник, ограниченный высокими, поросшими травой валами с потемневшим частоколом наверху, и срубленные из таких же почерневших брёвен воротные башни. Ряды палаток, а в центре какое-то деревянное сооружение с колоннами. Скорее всего, храм или, может, штаб?

С первого взгляда становилось ясно, что лагерь строился в расчёте на значительно большее число обитателей. Всю его правую половину занимала обширная площадка, где слаженно двигались шеренги крошечных фигурок, перестраиваясь на ходу.

Вокруг лагеря вольготно раскинулось скопище домов, домишек, навесов, каких-то хижин и загонов. Кое-где вверх поднимались столбы густого чёрного дыма.

Повозка артистов обогнала неторопливо тащившуюся телегу, нагруженную плотно уставленными корзинами. Плетёная крышка с одной из них сползла, обнажив золотистые пшеничные зёрна к радости жуликоватых воробьёв. Но хмурый возница, закутанный в длинный грязный плащ, не обращал никакого внимания на крылатых воришек.

Мимо, понукая коней, проехала группа всадников в знакомых доспехах с притороченными к сёдлам копьями. Ника проводила их настороженным взглядом, прикрывая лицо краем накидки.

Всё сильнее воняло помойкой. Девушка увидала в стороне от дороги большие кучи отбросов, в которых копались птицы и тощие, похожие на длинноногих крыс, собаки. Риата пояснила, что закон запрещал сваливать мусор где попало. Её хозяйка одобрительно хмыкнула, хотя и знала, что подобное стремление к чистоте связано не столько с требованиями гигиены, о которой большинство аборигенов имело весьма смутное представление, сколько со свойственным радланам стремлением к упорядоченности и либрийскому преклонению перед внешней красотой. Здешние цивилизации ещё не доросли до того, чтобы считать кучу мусора произведением искусства.

Метрах в десяти от самой большой груды отбросов стояли два длинных шалаша, крытых успевшими высохнуть ветками. Возле одного из них чадил костерок, на котором на трёх булыжниках покоился маленький закопчённый котелок. Шестеро одетых в невообразимые лохмотья нищих проводили путешественницу угрюмыми взглядами.

Нике даже показалось, что они знают о ночном побоище возле Иокдама и теперь вынашивают мрачные планы мести за убитых собратьев по ремеслу. Покачав головой, девушка огляделась, стараясь прогнать глупые мысли.

По сторонам широкой, разъезженной следами колёс и копытами улицы, ведущей прямо к воротам лагеря, неровной линией выстроились большие добротного вида палатки, навесы со скамьями, столами и дымящимися печками. Какие-то кривобокие сараи со стенами из кое-как облепленных глиной жердей, каменные хижины под камышовыми крышами.

Путешественницу слегка удивило царившее вокруг малолюдство. Подобные трущобы Канакерна, где ей удалось побывать, просто кишели народом.

— Солнце ещё не село, госпожа, — охотно развеяла недоумение хозяйки рабыня. — Уж так повелось, что самое веселье здесь ночью начинается.

Она озабоченно посмотрела на небо.

— Лучше нам к тому времени где-нибудь остановиться. Спаси, Нона, от пьяных легионеров и их приятелей.

— Разве воины ночуют не в лагере? — удивилась Ника.

— Не все, — покачала головой собеседница. — Кого сотник отпустил отдохнуть, а некоторые сами убегают. Здесь есть всё, что им нужно: вино, женщины, драки, игра на деньги. Самые мужские развлечения.

— Тебе приходилось жить возле военного лагеря? — удивляясь подобной осведомлённости, поинтересовалась госпожа.

— Мой бывший хозяин, Тит Нерий Квинт, любил играть в кости, — напомнила ей Риата одну из страниц своей пёстрой биографии. — Вот он и приезжал в такие места.

Неожиданно повозка артистов свернула к высокому одноэтажному дому из светлых, не успевших потемнеть брёвен, окружённому таким же новеньким забором.

Невольница Юлисы послушно заставила ослика следовать за ними. На просторном дворе теснились пустые и гружёные телеги, ходили разнообразно одетые, трезвые и уже не очень, люди. Густой аромат свежего навоза перебивал запах хлеба, браги и уборной.

Фургон остановился возле загона, в котором блаженно хрюкали поджарые пятнистые свиньи, энергично копаясь в, полном объедков, корыте.

Тут же появился молодой, вертлявый раб с угодливо-масляной улыбочкой на бледной, конопатой физиономии и в ярко начищенном ошейнике.

— Покушаете, господа, или остановитесь отдохнуть? — даже голос, вылетавший из толстогубого рта, казался приторно-противным.

— Мы желаем пожить здесь пару дней, — важно, словно богач или какой-нибудь аристократ, заявил Гу Менсин, спускаясь на землю. — Хозяйка где?

— Госпожа Серения к сожалению занята, — кланяясь, развёл руками невольник, тут же предложив. — Если желаете, я вас к ней провожу. Она в зале.

— Веди, — царственно кивнул старый артист.

Недолго думая, путешественница отправилась за ними.

В непривычно узком помещении смогли уставиться только четыре длинных стола с тяжёлыми лавками. Возле одного из них невысокая, плотная, не первой молодости женщина в лёгкой накидке громко, с выражением отчитывала хмурого мужика в плаще поверх длинного хитона.

— Масло дрянь, фасоль с мышиным помётом! Перебирать придётся, время тратить. Думаешь, моим рабам делать нечего? Заворовался бездельник!

— Ни обола сверх положенного не взял, госпожа Серения, — обиженно пробасил собеседник, огладив пышную бороду с заметными нитями седины. — Семрег свидетель — всё честно. И на фасоль зря наговариваете…

— Фасоль оставь, — перебила женщина. — На следующую партию скидку дашь. А масло замени завтра же!

— В Кардакии неурожай, госпожа Серения, — набычился мужчина. — Не уродились оливки. Желаете хорошего масла, придётся доплатить.

— Ты кого обманывать вздумал?! — прикрикнула хозяйка постоялого двора. — У меня сам господин Волс Комен Драг три ночи ночевал. Он в Радле торгует и знает всё лучше тебя. Добрый в Кардакии урожай. Ещё раз сжульничаешь, не посмотрю, что двоюродный брат, мужу скажу. Хочешь иметь дело с первым сотником легиона?

— Что вы, госпожа Серения! — кажется, не на шутку испугался собеседник. — Ни к чему беспокоить вашего супруга такими пустяками! Попробую других купцов поспрашивать. Может, у них масло лучше будет?

— Давно бы так, — слегка смягчилась женщина. — Иди да помни, я жду только до послезавтра.

Быстро кивая, незадачливый родственник торопливо направился к выходу, а хозяйка постоялого двора, пристально оглядев Гу Менсина, приветливо улыбнулась.

Старший урбы ответил тем же, вот только его улыбка получилась какой-то робко-заискивающей. Выдав витиеватый комплимент заведению и его очаровательной владелице, толстяк почтительно осведомился, во сколько обойдётся содержание мулов в сарае с громким наименованием "конюшня" и ночлег женщин и детей в обеденном зале?

Уладив денежный вопрос с Гу Менсином, женщина обратила внимание на терпеливо дожидавшуюся своей очереди Нику.

— Вы тоже с ними? — хозяйка постоялого двора кивком головы указала на старшего урбы, направлявшегося к двери в сопровождении знакомого конопатого раба.

Не представляя, какой смысл она вкладывает в слово "вместе", и задетая отсутствием в вопросе обращения "госпожа", девушка надменно вскинула подбородок.

— Нам по пути.

— Вы, что же, одна едете? — вскинула аккуратно подкрашенные брови Серения. — Госпожа.

— Так получилось, — скорбно вздохнув, путешественница опустила глаза, и предупреждая дальнейшие расспросы, выдала вариант легенды, опробованной на десятнике пограничной стражи. — Двоюродный дядя умер в дороге, перед смертью попросив Гу Менсина проводить меня в Радл к родственникам матери.

— В Радл? — недоверчиво переспросила собеседница.

Ника вновь почувствовала себя, как на экзамене. Чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, она, вспомнив какую-то книгу, решила немного изменить ситуацию, и вальяжно усевшись на лавке, положила руки на стол.

— Да.

— Откуда же вы, госпожа? — заинтересовавшись, спросила хозяйка заведения, присаживаясь рядом. — И как ваше имя?

— Ника Юлиса Террина, — представилась девушка. — Из Канакерна.

— Откуда? — вновь удивилась Серения. — Это же самый край земли.

— Ещё нет, — рассмеялась путешественница.

— Вам нужна комната? — полувопросительно, полуутвердительно проговорила женщина, явно задумавшись о чём-то своём.

— И баня, — кивнула Ника.

— Вот чего нет, того нет, — развела руками владелица постоялого двора.

Настал черёд удивляться гостье.

— Простите моё любопытство, госпожа Серения, но почему? Лагерь стоит на оживлённой дороге, постояльцев должно быть много.

— Пожар у нас случился два года назад, госпожа Юлиса, — скорбно поджала губы женщина. — Вот с той поры всё никак не отстроимся. Я пришлю рабов с лоханью и тёплой водой.

Она виновато улыбнулась.

— Хоть так помоетесь.

— Спасибо, госпожа Серения, — поблагодарила девушка, вставая и перебрасывая край накидки через плечо.

Комнаты для постояльцев располагались в самом настоящем бараке, ибо назвать по-другому длинное строение из тонких брёвен с промазанными глиной швами и крошечными, едва кошке пролезть, окошечками, путешественница не могла. Но больше всего её поразили боковые стенки из плетёных тростниковых циновок. Подобного дизайнерскогорешения видеть ещё не доводилось.

— Вам совершенно не о чем беспокоиться, госпожа Юлиса, — постаралась сгладить первое впечатление владелица постоялого двора. — Циновки двойные, очень прочные и крепко приколоченные по краям. Сами посмотрите.

Ника огляделась, воспользовавшись дневным светом, бившим через широко распахнутую дверь. Пол из плотно подогнанных плах, массивный табурет, широкая кровать, чистый матрас, приятно пахнущий свежей соломой. Цилиндрическая подушка со следами лёгкой засаленности, толстое шерстяное одеяло и никаких насекомых на виду. Комната выглядела более чем прилично. Но стены… Не поленившись, она тронула аккуратно выструганную планку, прижимающую циновку к стене.

— Никто вас здесь не побеспокоит, — продолжала увещевать Серения. — Соседи — люди уважаемые, солидные, ведут себя тихо.

Девушка прислушалась. С левой стороны доносилось чуть слышное бормотание. Путешественница нахмурилась. Вряд ли она будет чувствовать себя здесь в безопасности. Но и тонкие стенки фургона тоже защита довольно слабая.

— Сколько это будет стоить?

— Пять риалов с конюшней и горячей водой, — тут же выдала полный прейскурант хозяйка заведения.

— Такие деньги берут в лучших гостиницах Гедора, — покачала головой Ника. — Если вы не сбавите хотя бы до четырёх, я лучше переночую в своей повозке.

— Я понимаю, как тяжело молодой девушке из приличной семьи в дальней дороге, — понизила голос до шёпота Серения. — Поэтому так и быть — четыре.

Она по-доброму улыбнулась.

— Только не говорите об этом другим постояльцам.

— Клянусь Фиолой, я буду молчать, — с подчёркнутой серьёзностью пообещала путешественница, недоумевая про себя, что же её так насторожило в лице женщины.

Приняв деньги, хозяйка протянула ей привычную пластинку-ключ и вдруг спросила:

— Вы имеете какое-то отношение к тем имперским Юлисам, госпожа?

— Мой отец был двоюродным племянником сенатора Госпула Юлиса Лура, — подтвердила Ника свою родословную.

— Так в Радл вы к ним направляетесь?

— Нет, — покачала головой девушка, закрывая замок. — К родственникам матери.

Ей показалось, что в глазах собеседницы мелькнуло разочарование. Постоялица подумала, что, возможно, хозяйка провинциальной гостиницы желает поднять свой статус среди местного общества, козыряя в разговорах фактом знакомства с представительницей радланский аристократии? Или хочет потешить своё тщеславие тем, что имперской знати будет известно о её существовании? Как там у Гоголя в "Ревизоре"? " Скажите там вельможам, что есть такой Пётр Иванович Бобчинский"… или Добчинский? Да какая разница!"

Путешественнице вдруг сделалось ужасно смешно. Чтобы погасить улыбку, она торопливо заговорила:

— Госпожа Селения, я впервые в Империи, и простите, если мой вопрос покажется вам неуместным:

— Что вы хотите узнать, госпожа Юлиса? — доброжелательно улыбнулась собеседница.

— Разве легионеры могут жениться?

— Пока служат — нет, — покачала головой женщина. — Так мы с Нумецием Маром пока семьёй не записаны. Ему ещё три года осталось… Вот тогда свадьбу справим, по всем правилам в трибы запишемся, и детей он усыновит.

— Приятно видеть, как вы доверяете своему мужчине, — польстила гостья.

— А как же иначе, — гордо выпятила увядшую грудь собеседница. — Пока он воинов лозой гоняет, я тут всем командую. Без меня ему с гостиницей не справиться.

Ника обратила внимание, что женщина вновь назвала своё заведение "гостиницей", как это принято в крупных городах Западного побережья.

Пока Риата с помощником из местных рабов перетаскивала корзины в комнату, Серения с удовольствием поведала, что многие из легионеров стараются подыскать себе подругу ещё на службе. — Надёжный, солидный мужчина жену с умом выбирает. Чтобы хозяйственная была, бережливая, дом могла вести, мужа при случае ублажить и детей рожала как положено…

Девушке оставалось только понимающе кивать с самым глубокомысленным видом. Перед тем, как расстаться, она попросила у хозяйки заведения светильник.

— Окно в комнате очень маленькое, а мне ещё нужно помыться.

— Я прикажу принести, — пообещала Серения.

У путешественницы имелась своя лампа, но она подумала, что за такую высокую плату надо пользоваться всем набором услуг.

Передав Риате ключ и приказав дожидаться в комнате, Ника отыскала фургон урбы. Женщины уже занимались хозяйственными делами: кто стирал, кто чистил одежду, а их сильно уставшие за дорогу мужья отправились в большой зал отдыхать. Судя по доносившимся звукам, веселье там уже начиналось.

Только сладкая парочка сидела у конюшни, беззаботно обнимаясь под полупрезрительными взглядами скособоченного на правый бок старого раба в хитоне, состоящем, казалось, из одних заплаток. Беззастенчиво прервав идиллию влюблённых, девушка узнала, что Гу Менсин и Анний Мар Прест ещё не вернулись из лагеря, и это хорошо. Значит, дитрибун не прогнал их сразу, а захотел поговорить. Поздравив артистов с удачей, путешественница попросила их присмотреть за её повозкой, подкрепив слова парой потемневших оболов.

Спрятав монеты в кошелёк, Корин Палл клятвенно заверил, что с фургоном ничего не случится. От души на это надеясь, Ника поспешила в свою комнату. Едва Риата задвинула засов за вошедшей госпожой, в дверь постучали. Тот же конопатый раб принёс глиняный светильник, похожий на чайник с длинным носиком. Правда, огонь пришлось добывать самим. Попаданка так и не смогла толком научиться правильно бить кремнем по кусочку железа, доверяя эту процедуру невольнице. Зато более высокая хозяйка без труда поставила лампу на узкую полочку над кроватью.

Когда они распаковывали вещи, вновь раздался негромкий стук, и знакомый голос вкрадчиво произнёс:

— Госпожа Серения прислала лохань для госпожи Юлисы.

Здоровенный раб со свирепой, заросшей чёрными волосами физиономией в одиночку втащил низкую бочку литров на сто пятьдесят из светло-жёлтых, плотно подогнанных дощечек и с грохотом опустил на деревянный пол. Из-за его широкой спины выскочил молодой невольник.

— Вот, госпожа! — гордо заявил он, растягивая пухлые губы в улыбке. — Мойтесь, пожалуйста.

Заглянув внутрь, девушка с удовлетворением убедилась, что там почти чисто и сухо.

— А вода где?

— Пусть ваша рабыня пройдёт со мной на кухню, — тем же тоном предложил парень. — А чтобы вы скорее управились, госпожа Серения ещё и свою служанку пришлёт.

— Иди, — приказала путешественница Риате, отметив слишком дерзкий для невольника взгляд бородатого великана. Тот, как будто оценивал её, причём не очень дорого. Видимо, почувствовав нежелательное внимание к себе, здоровяк вышел.

Оставшись одна, Ника на всякий случай закрыла дверь на засов.

Ждать пришлось недолго. Её рабыня вернулась вместе с невысокой, сухощавой женщиной с острым, птичьим лицом. Поставив вёдра у лохани, она молча застыла, ожидая распоряжений.

— Можешь идти, — нахмурилась постоялица, не имея никакого желания раздеваться при посторонних. Ни к чему кому попало видеть запрятанное в разных местах оружие и тем более пояс с золотом.

— Госпожа Серения приказала помогать вам, госпожа, — не поднимая глаз, тихо проговорила невольница.

— Мы и без тебя обойдёмся, — раздражённо фыркнула девушка.

— Я не могу нарушить волю госпожи, — испуганно втянула голову в плечи рабыня.

— Тогда принеси ещё воды, — тут же придумала ей занятие путешественница.

Ника не собиралась долго рассиживаться в лохани, как японский самурай. Не то, чтобы она не любила понежиться в ванной, просто место не слишком подходящее, да и время. Так что просто приняла лёгкий душ, используя вместо лейки ковшик в руке рабыни. Как всегда, долго возились с волосами, вымачивая их в ведре. Потом она настояла, чтобы Риата тоже ополоснулась. Тогда-то и понадобилось лишнее ведро. Когда рабыни вдвоём выносили грязную воду, девушка поинтересовалась у местной невольницы, нельзя ли заказать еду в комнату? И с огорчением узнала, что в этой гостинице данная услуга не оказывается. Если постоялец хочет есть, то должен идти в зал.

Желудок путешественницы жалобно мяукнул. Вот только одевать провонявший потом пояс с золотом и закреплять кинжалы ужасно не хотелось. Ника уже собралась оставить их в комнате, но в последний момент передумала. А когда Риата с видом бесконечно уставшей скаковой лошади стала обвязывать ленты, удерживавшие ножны за спиной, раздражённо буркнула:

— Пусть будут. Сама знаешь, народ здесь всякий.

— Да, госпожа, — потупив взор, тяжело вздохнула невольница.

Если в комнате успела угнездиться темнота, озаряемая только серым квадратиком окна да слабым огоньком масляного светильника, то снаружи ещё сияли на западе последние отблески вечерней зари.

Надвинув на глаза край накидки, девушка застучала подошвами сандалий по деревянным мосткам, проложенным от гостевого барака до обеденного зала. Между ними располагалась срубленная из массивных брёвен кладовая, надёжно запертая на внушительного вида бронзовый замок и кухня, откуда умопомрачительно пахло хлебом и жареным мясом.

Проходя мимо распахнутой двери, путешественница с раздражением подумала, что отсюда до её комнаты не больше тридцати шагов.

"Неужели так трудно принести мне поесть? — ворчала она про себя, ощущая сосущую пустоту в желудке. — Я бы стразу расплатилась. Даже добавила бы обол за хлопоты. А посуду можно забрать и потом".

Обеденный зал гостеприимно встретил новую посетительницу густым полумраком, шумом и вонью. К счастью для Ники, большая часть клиентов сгрудились в противоположном конце помещения. Судя по нечленораздельным воплям, свисту и звукам ударов, там кто-то выяснял отношения на потеху толпе, состоящей из полупьяных мужчин.

"Ой, зря я сюда припёрлась! — мысленно охнула девушка. — Уходить надо, пока вместо фасоли чем другим не накормили"

Но тут к ней подошла средних лет рабыня в застиранном переднике поверх такого же старого серого хитона.

— Кушать будете, госпожа?

— Пожалуй, нет, — усмехнулась, качая головой Юлиса. — Слишком у вас тут… шумно.

— Не беспокойтесь, госпожа! — энергично запротестовала женщина. — Никто не посмеет обидеть постояльцев нашего господина Нумеция Мара Тарита! Клянусь Карелгом и Фиолой! Присаживайтесь!

Радушно улыбаясь, она сделала приглашающий жест.

Поскольку на одном конце лавки сидел мрачного вида старик, безучастно запивавший лепёшки разведённым вином, а на втором стоял какой-то парень, стараясь рассмотреть поверх голов подробности всё ещё продолжавшейся драки, путешественница решила переступить через лавку, подобрав подол платья и надеясь, что огоньки масляных светильников и факелов дают слишком мало света, чтобы рассмотреть нож у неё на лодыжке.

Серения не зря хвалила своё заведение. Подавальщица с уставленным мисками подносом появилась очень быстро. Когда Ника распробовала первую из жареных колбасок, по залу прокатился глухой гул разочарования, и сгрудившиеся в дальнем конце начали расходиться, рассаживаясь за столы.

Бесцеремонно расталкивая посетителей, низкорослый, широкоплечий раб, с густой бородищей и спутанной шевелюрой, похожий на фантазийного гнома, без видимых усилий тащил к выходу перекинутое через плечо тело мужчины в рваном хитоне.

— Слаб Пирм Эмил против Дулнака, — раздался рядом чей-то громкий голос.

Примерно в метре от неё за стол, возбуждённо переговариваясь, уселись два молодых человека, лет двадцати двух — двадцати пяти. В одинаковых серых туниках с зелёной полосой по подолу, с одинаково коротко обрезанными волосами и странными, похожими на мозоли, пятнами на плохо выбритых подбородках.

Путешественница вспомнила, что видела похожее у Румса Фарка, но не придала значение, приняв за родинку или шрамик. Но сейчас в памяти всплыла давным-давно прочитанная книга, и она подумала, что это скорее всего след от кожаного ремня, удерживавшего шлём. А остальные воины, которых ей приходилось встречать, носили густые бороды, и у них данная отметина так в глаза не бросалась.

Видимо, сейчас рядом с ней сидели те самые знаменитые легионеры, слава о доблести и жестокости которых уже не один век ходила по всему цивилизованному миру.

— Ничего не слаб! — горячо возразил приятель, с жадностью припадая к деревянной чаше. Вытерев губы, с жаром продолжил. — Просто сегодня от Дулнака отвернулась Канни, вот он и не успел увернуться от удара.

Опасаясь, что соседи, обсудив драку, начнут оказывать ей знаки внимания, Ника принялась торопливо доедать разваренный горох.

— Сколько ты проиграл десятнику Валеру?

— Двадцать риалов, — раздражительно буркнул тот, кто винил в неудаче Дулнака капризную богиню удачи. — А разве ты на него не ставил?

— Нет, — со вздохом ответил собеседник. — Я уже и так должен половину жалования.

Девушка в спешке обожгла язык, но всё равно не успела вовремя смыться.

Несмотря на царивший в зале гвалт, стук посуды и доносившееся откуда-то нестройное пение, она прекрасно расслышала громкий шёпот.

— Глянь туда. Кто такая? Я её раньше не видел.

— Наверное, из постояльцев Серении? — предположил приятель. — На шлюху не похожа.

"Спасибо хоть на этом, — мысленно фыркнула путешественница, наливая вино. — Вот, батман! Не могли эти Пирм с Дулнаком ещё немного помахать кулаками!"

— А почему одна сидит? — с дурашливостью продолжал легионер, раздевая соседку глазами.

"Ну теперь всё! — едва не подавившись, Ника со стуком поставила стакан, выплеснув половину содержимого на столешницу. — Теперь не отстанут!"

Подцепив крючком на конце ложки последний кусок колбасы, она бросила его на лепёшку.

— Куда так торопишься, красавица?

Передав импровизированный бутерброд Риате, девушка встала, отыскивая взглядом подавальщицу. Уходить, не расплатившись за еду, по местным меркам не только преступление, но и жуткий моветон, никак не достойный представительницы древнего аристократического рода.

— Эй, ты что, не слышишь? — повысил голос второй парень. — Слышь, Пирм, она глухая!

— Не глухая! — раздражённо возразила путешественница, не глядя на легионеров. — А хорошо воспитанная. Приличные девушки не разговаривают с незнакомцами.

Парни дружно заржали, хлопая себя по литым плечам, а Ника, заметив официантку, призывно махнула рукой.

— Сейчас, госпожа, — взмолилась рабыня, указывая подбородком на уставленный кувшинами и мисками поднос. — Подождите, во имя Карелга!

Скользнув к соседнему столу, она принялась ловко расставлять посуду перед проголодавшимися и мучимыми жаждой посетителями. Но вдруг прервав своё занятие, ухватила за локоть проходившую мимо невольницу с пустым подносом. Недовольные задержкой клиенты заворчали. Не обращая на них внимания, подавальщица склонилась к уху коллеги и что-то торопливо зашептала, бросив быстрый взгляд в сторону девушки.

Та воспрянула духом, решив, что нет никакой разницы, кому из них платить деньги. Вторая официантка тоже посмотрела в её сторону и… ушла.

"Вот батман! — едва не взвыла постоялица, показательно игнорируя слова приставучих кавалеров. — Тут бежать надо, а эти курицы копаются! Вот возьму и нажалуюсь на них завтра Серении".

Один из настойчивых ухажёров пододвинулся так близко, что Ника невольно попятилась.

— Куда же ты, красавица? — глумливо усмехнулся молодой человек. — Господин первый сотник не любит, когда не платят за его еду.

— Я ещё никому не задолжала! — не выдержав, огрызнулась девушка, уже отыскивая взглядом путь к бегству.

— А госпоже Серении не нравится, когда беспокоят постояльцев! — громко заявила запыхавшаяся подавальщица.

— Никто и не думал беспокоить! — покачал головой Пирм, а его приятель дурашливо развел руками. — Мы её просто развлекали, пока ты где-то шлялась, лентяйка!

— Простите, госпожа, — поклонилась рабыня путешественнице. — С вас риал и пять оболов. Прошу не гневайтесь. Клянусь богами, такого больше не случится.

Покопавшись в кошельке, Ника отыскала нужные монеты.

— Вы, добрая госпожа, в следующий раз пораньше приходите, — посоветовала невольница, убирая деньги. — Тогда вам никто не помешает.

Судя по сбивчивой речи и устало-испуганным глазам, собеседница сильно переживала из-за того, что заставила клиентку ждать. Зная, как здесь поступают с проштрафившимися рабами, девушка даже пожалела её:

— Всякое бывает, — улыбнулась она, перекидывая край накидки через плечо. — Не беспокойся, я ничего не скажу твоей хозяйке.

— Мы расскажем! — смеясь, пригрозил Пирм. — Если не принесёшь нам по стакану браги!

— Ух Серения тебя и накажет! — пригрозил его спутник.

— Кто же вам поверит, болтуны! — фыркнула подавальщица, и вытерев глаза краем передника, ещё раз поклонилась путешественнице. — Спасибо вам, добрая госпожа.

Снаружи большого зала оказалось уже темнее, чем внутри. Набежавшие облака прикрыли небо тонким покрывалом, лишь в редких разрывах игриво переливались звёзды. Но рачительная хозяйка гостиницы позаботилась об удобстве постояльцев. Вдоль всего тротуара от обеденного зала до барака с комнатами кое-где тускло горели факелы в закреплённых на стенах держателях. Потянуло прохладой. Зябко поёживаясь, сытая и довольная девушка торопливо прошла мимо кухни и почти миновала кладовую, когда заметила впереди приближавшегося человека, в котором без труда узнала знакомого конопатого раба.

— Госпожа Юлиса! — окликнул её невольник, резко ускоряя шаг. — Постойте, госпожа Юлиса! Да стойте же!!!

Вздрогнув от неожиданной наглости, постоялица захлопала глазами, замерев как раз напротив узкого прохода между складом и номерами. В тот же миг оттуда из кромешной тьмы стремительно и бесшумно к ней устремилось нечто огромное, бесформенное и ужасное.

В подобной ситуации Виктория Седова завизжала бы, умирая от страха и прикрывая лицо руками. Ника тоже сильно перепугалась, закричала, но от летящей навстречу неведомой опасности защищалась только левой рукой. Правая нырнула за спину и успела извлечь из ножен кинжал, прежде чем на девушку обрушилась плотная тяжёлая ткань, а плечи выше локтя обхватили чьи-то сильные, каменной твёрдости руки.

Задыхаясь от страха и пропитавшей материю пыли, путешественница с силой согнула руку, нанося удар снизу вверх. Узкий, остро отточенный клинок легко пробил ткань, почти по рукоятку погружаясь в тело неизвестного, решившего поухаживать за ней столь оригинальным способом. Несмотря на толщину материи, раздавшийся над ухом крик ярости и боли едва не оглушил девушку.

Воспользовавшись тем, что железные объятия ослабли, Ника, визжа на пределе слышимости, нанесла второй удар, потом третий. Почувствовав, как противник покачнулся, она рванулась в сторону, стараясь сбросить тяжёлое покрывало. Могучий удар в плечо, развернув, сбил её с ног. Метили скорее всего в голову, но после тройного ранения в живот трудно бить метко. Хотя, если бы враг не промахнулся, меньше чем сотрясением мозга путешественница бы не отделалась.

Не переставая визжать и брыкаться, она откатилась в сторону, и оказавшись на спине, наугад махнула выпростанной наружу рукой с зажатым кинжалом. Тут к визгу хозяйки присоединился пронзительный крик Риаты, сохранявший до этого момента подозрительное молчание.

Поднявшись на колени, путешественница наконец сбросила с головы закрывающую мир тряпку и огляделась, держа наготове оружие. Рядом в грязи валялось большое, скомканное полотнище, похожее на парус или кусок брезента. На тротуаре, чуть присев и потрясая кулаками, самозабвенно орала рабыня, даже глаза прикрыв от усердия.

Встав на ноги, Ника сипло рявкнула, морщась от боли в плече:

— Где они?

— Там, там госпожа! — перейдя на членораздельную речь, затараторила невольница, тыкая пальцем в проход между кладовой и бараком. — Тот здоровый, что бочку приносил, и этот… губастый. Он мне ножом грозил, велел молчать.

Девушке почудилось во мраке какое-то движение. Окрысившись, она опустила руку, готовясь нанести один из тех ударов, которые накрепко вколотил ей в мышечную память Наставник.

Несмотря на шум, кто-то в обеденном зале все же услышал раздававшиеся снаружи крики, и теперь толпа любопытных уже грохотала подошвами сандалий по струганным плахам тротуара.

— Что? Где? Кто тут орал? Ты кто такая?

Прежде, чем путешественница сообразила, кому и что отвечать, всеобщее внимание привлёк прилично одетый мужчина с густой, удивительно курчавой бородой.

— Смотрите, здесь кровь!

Тут же один из знакомых легионеров, присев на корточки, уверенно заявил:

— Свежая, много. Кого-то здорово порезали.

— Вон туда побежал! — с пьяным ликованием заорал его приятель Пирм, указав на темнеющий проход. — Догоним?

— Стойте! — перекрыл гомон толпы властный и решительный голос Серении.

Энергично расталкивая зевак, вперёд протиснулась хозяйка постоялого двора в сопровождении уже знакомого "гнома".

— Что с вами, госпожа Юлиса? — вскричала женщина, разглядывая постоялицу огромными, как в японских мультяшках, глазами. — Как вы здесь оказались?

— Шла к себе в комнату! — огрызнулась Ника. — А на меня напали! Набросили на голову эту дрянь…

Она зло пнула ногой скомканную парусину.

— Украсть хотели! — безапелляционно заявил кто-то из зевак. — Кошму на голову, потом в телегу и…

Мужчина в меховом жилете поверх светло-коричневой туники махнул рукой.

— … куда-нибудь подальше. В горы к варварам или в гедорский бордель.

Жертва неудавшегося покушения жадно ловила каждое слово, но всё ещё бушевавший в крови адреналин мешал сосредоточиться и осознать, какой опасности ей только что удалось избежать.

— Совсем людокрады распоясались! — не очень искренне возмутился молодой человек в зелёном, богато расшитом по подолу хитоне. — Только четыре дня, как дочь кузнеца Урса Драка пропала, и вот опять.

— Говорят, она с проезжим купцом сбежала, — возразил кто-то.

— Свободную женщину едва не похитили из гостиницы нашего командира, первого сотника Третьего Победоносного Пограничного легиона, господина Нумеция Мара Тарита! — зарычал, грозно сверкнув глазами, широкоплечий мужчина в серой тунике с рубленным шрамом поперёк лица.

— Кто?!! — хозяйка заведения вновь заглушила всех своим пронзительным, переходящим в визг воплем. — Кто посмел?! Вы видели негодяя, госпожа Юлиса?

Поймав разъярённый взгляд женщины, Ника с удивлением уловила в нём неприкрытую угрозу и выглядывавший из-за неё страх.

"Так это не сами рабы придумали! — охнула про себя девушка. — Тут без тебя не обошлось, сволочь старая! Вот ты и трусишь. Людокрадов здесь, видно, не жалуют. Рассказать, как было? Вон сколько вокруг свидетелей".

Но горячка боя и возбуждение уже стали проходить. Заболело плечо и бок, мелко противно задрожали коленки, начала немного кружиться голова, а мочевой пузырь наполнился тяжестью. Путешественница вспомнила обыск на границе, едва не стоивший ей жизни, и передумала. Не стоит себя обманывать. Серения — почти жена важного человека, а она ноль без палочки.

Именно горькое осознание непреложности данного факта помогли путешественнице смирить гордыню и выдавить из себя:

— Нет. Он так внезапно напал на меня…

— Может быть, ваша рабыня его разглядела? — спросил мужчина со шрамом.

Правила хорошего тона запрещали задавать вопросы чужим невольникам без разрешения присутствующих рядом хозяев. Естественно, это не касалось подавальщиц в трактирах, банщиков и прочей обслуги в общественных местах.

— Спросите её сами, — вяло дёрнула здоровым плечом Ника, а когда все взгляды устремились на Риату, чуть заметно покачала головой.

— Ну, заметила что-нибудь? — обратился к невольнице мужчина, судя по поведению, какой-то маленький командир.

— Ой, господин, я так испугалась, так испугалась, — запричитала невольница, всхлипывая и размазывая по щекам обильно брызнувшие слёзы. — Как он выскочит! Как набросит на госпожу эту тряпку… Мне так страшно стало, что я закричала и… глаза закрыла.

— Один он был или двое? — попробовал выпытать хоть какие-нибудь подробности собеседник.

Но женщина только плакала и бормотала что-то неразборчивое.

— Тупая корова! — презрительно фыркнул украшенный шрамом боец, и обратившись к парням, всё ещё сидевшим на корточках возле кровавого пятна, скомандовал:

— Легионеры Пирм Тул и Мниус Валер, посмотрите, что там!

— Да, господин десятник! — хором гаркнули молодые люди.

Потом один из них сбегал за факелом, и они нырнули в проход.

А их командир вновь обратился к виновнице переполоха.

— Я вижу кровь, вы кого-то ранили?

— Да, господин десятник, — чувствуя нарастающую слабость, девушка показала руку с зажатым кинжалом, которую до этого прятала за спиной. — Ударила пару раз.

— Вот это ножичек! — хохотнул кто-то из зевак, а владелица заведения чуть заметно вздрогнула.

Окинув собеседницу с ног до головы оценивающим взглядом, мужчина криво усмехнулся.

— И где вы его только прятали, госпожа?

— А вот это не ваше дело, — огрызнулась путешественница, пытаясь вернуть клинок в укреплённые на спине ножны. Нарастающая слабость и головокружение заставили руки дрожать, от чего отработанное до автоматизма движение как надо получилось только с третьей попытки.

Очнувшись, Риата бросилась на помощь хозяйке. Отыскав потерянную госпожой накидку, она заботливо прикрыла ей плечи Ники. Та набросила покрывало на голову. Ни к чему представительнице знатного рода красоваться простоволосой перед посторонними.

— Вот он! — крикнул кто-то в проходе между бараком и кладовой. Почти в унисон послышался взволнованный голос Гу Менсина:

— Госпожа Юлиса! Госпожа Юлиса! Да пропустите же! Дайте пройти!

Энергично работая локтями, старший урбы, а за ним Анний Мар Прест и Тритс Золт оказались в первых рядах зевак, едва не налетев на Серению.

Невольник с внешностью гнома грубо оттолкнул толстяка от хозяйки. Но тот, не обратив внимания, вперился взглядом в девушку.

— Меня пытались похитить, господин Гу Менсин, — та старалась говорить, как можно спокойнее, но голос предательски дрожал.

— Кто? — охнул старый актёр, подаваясь вперёд.

— Он, — девушка кивнула на двух молодых легионеров, которые, пыхтя от напряжения, волокли за ноги мёртвого гиганта.

Старый, заплатанный хитон задрался почти до подмышек, обнажив могучее, густо заросшее волосами и залитое кровью тело.

— Акав! — довольно натурально изобразила удивление хозяйка постоялого двора, прижав ладони к щекам. — Как он мог?! Подлец, неблагодарная тварь!

Рванувшись вперёд, женщина оттолкнула одного из парней, и приподняв подол платья, принялась с ожесточением пинать мёртвого раба.

"Ну артистка!" — усмехнулась про себя путешественница, отворачиваясь от отталкивающего зрелища избиения трупа. Голова кружилась всё сильнее, почему-то тянуло в сон.

— Что тут у вас? — негромкий, властный голос сообщил о появлении ещё одного важного человека.

Толпа расступилась. За ней, широко расставив ноги в тяжёлых башмаках, лишь отдалённо напоминающих знакомые сандалии, стоял пожилой мужчина. Его коричневую, тонкого сукна тунику перехватывал узкий кожаный ремешок с серебряной пряжкой, а на запястье упёртой в бок правой руки тускло блестел витой золотой браслет.

— За что ты бьёшь Акава, Серения? И кто убил моего раба?

Он явно собирался сказать что-то ещё, но его бесцеремонно прервала сожительница:

— Этот мерзавец связался с людокрадами! Он опозорил нашу гостиницу, Нумеций Мар! Что теперь скажут люди? О боги, за что вы послали мне такого подлого раба?!

Она заплакала, прикрыв лицо краем накидки.

Во время прочувственного монолога женщины Ника не спускала глаз с покрытого морщинами лица сотника, ей показалось, что она уловила мелькнувшую на нём тень замешательства.

— Кого Акав хотел украсть? — ещё сильнее нахмурился мужчина, сделав несколько шагов вперёд и становясь рядом с Серенией.

— Нашу постоялицу, — торопливо ответила та. — Госпожу Нику Юлису Террину.

Только теперь истинный владелец заведения взглянул на девушку.

— Кто-нибудь это видел?

— Никто, — покачала головой путешественница, вновь почувствовав знакомое ощущение схватки. — А что…

Она указала на все ещё валявшееся на земле полотнище.

— Эту… тряпку ваш раб набросил мне на голову, и схватив в охапку, хотел куда-то унести.

Сотник приоткрыл рот, явно собираясь что-то сказать, но Юлиса его опередила:

— Здесь присутствуют два храбрых легионера, господа Пирм Тул Гард и Миниус Валер. В обеденном зале мы сидели за одним столом, и они видели, что ни у меня, ни у моей рабыни не было такого большого… полотна.

Взгляды командира и всех присутствующих обратились к молодым людям. Вытянувшись, парни вразнобой качнули плохо выбритыми подбородками.

— Вряд ли кто-то потерял такую ценную вещь, — вдохновенно продолжила Ника. — При желании на ней легко можно найти дырки от моих ударов. Значит, я говорю правду!

На какие-то секунды вокруг воцарилась тишина, нарушаемая писком отдельных, самых закалённых комаров, треском факелов да настороженным дыханием людей.

Девушка напряжённо ожидала реакции Нумеция Мара, прекрасно понимая, что она в сущности беззащитна перед властью этого человека, и только явная неприязнь окружающих к людокрадам заставляет того вести себя вежливо.

— Вы всё очень хорошо объяснили, госпожа Юлиса, — криво усмехнулся первый сотник. — В случившемся нет вашей вины, Акав получил по заслугам.

— Я рада, что вы так мудро разобрались в этом деле, господин Мар, — чуть поклонилась ему путешественница и обратилась к зевакам. — Спасибо, господа, за то, что пришли на мой зов, и до свидания. После таких неприятностей мне надо отдохнуть.

— Отдыхайте, госпожа Юлиса, — торопливо кивнула Серения.

Почувствовав, как ослабели сжимавшие сердце щупальца страха, постоялица повернулась, поправляя накидку, и голова внезапно закружилась, колени ослабели, а перед глазами всё поплыло.

— Что с вами, госпожа? — испуганно вскричала Риата, успевая подхватить хозяйку под руку.

— Пойдём отсюда! — прошипела та сквозь стиснутые зубы, отчаянно борясь с подступающей дурнотой.

— Вам плохо, госпожа Юлиса? — окликнула её хозяйка постоялого двора.

Собрав последние силы, Ника обернулась, растянув губы в вымученной улыбке.

— Всё в порядке, госпожа Серения. Просто я очень испугалась.

И тяжело опираясь на руку невольницы, пошла в свою комнату, по-старчески шаркая ногами.

Дальнейшее происходило будто во все, отражаясь в сознании короткими, рваными картинками. Вот Риата вводит её в тёмную комнату. Здесь девушку стошнило, и она шлёпнулась на как нельзя кстати подвернувшийся табурет. Казалось, с остатками ужина у неё вылетели все силы, но в голове слегка прояснилось. Глядя, как рабыня высекает искры, путешественница думала, с трудом собирая лениво расползавшиеся мысли.

"Точно опоили. Подмешали какую-то гадость в вино. Вот батман, да как же мутит! Водички бы… Нет, сначала свет. А то темно здесь, как… в могиле".

От искры вспыхнул пучок сухого мха, который невольница поднесла к светильнику, что-то бормоча себе под нос.

— Может, мне поискать лекаря, госпожа? — робко спросила она, вглядываясь в освещённое крошечным огоньком лицо хозяйки.

— Не нужно, — еле ворочая языком, возразила та, уже понимая, что ей дали не яд. Здесь трупы не похищают. Обычное снотворное. Видимо, подручные Серении не стали поить свою жертву сильнодействующим снадобьем, опасаясь, как бы она не вырубилась прямо в зале. Хозяевам заведения такая реклама ни к чему. Все-таки когда за столом засыпает не опустившийся пьяница или культурно отдыхающий легионер, а вполне прилично одетая девушка — это может привлечь нежелательное внимание. Ну, а после того, как её схватят и упрячут куда-нибудь в потайное место, пусть спит, не доставляя хлопот занятым людям.

— Воды принеси, — попросила Ника. — Достань горшок, помоги добраться до кровати.

С трудом переодевшись, она рухнула на мягкий, одуряюще пахнущий матрас, безуспешно борясь с подступающим сном. Если бы не жажда, многократно усиленная отвратительным привкусом во рту, девушка заснула бы обязательно.

Жадно ухватившись слабыми пальцами за деревянную чашку, она с наслаждением сделала пару больших глотков.

Под благотворным воздействием холодной, удивительно вкусной воды, сонная одурь на миг рассеялась и путешественница смогла пробормотать:

— Утром разбуди… Обязательно… Что хочешь делай… Хоть по щекам бей… Но разбу…

И тут мягкое, тёмное покрывало окончательно погасило последние проблески сознания. Опять снилось что-то плохое. Как потом рассказывала Риата, она стонала, скрипела зубами, металась по кровати, выкрикивая какие-то непонятные слова.

К счастью, память не сохранила подробностей, а сонное зелье либо оказалось недостаточно сильным, либо Ника просто выблевала большую его часть. Во всяком случае, невольнице не пришлось прибегать к чересчур радикальным способам побудки. Хозяйка открыла глаза сразу, как только та тронула её за плечо.

Голова болела, но совсем не так сильно, как можно было бы ожидать. Тяжело сев на кровати и убедившись, что в комнате достаточно светло, девушка причмокнула пересохшими губами, тут же получив от рабыни чашу с водой.

— Госпожа Серения приходила, — шёпотом сообщила Риата, косясь на дверь. — Спрашивала о вашем самочувствии.

Путешественница едва не поперхнулась.

— Вот меретта! — рычала она, стаскивая ночную рубашку. — Сама опоила меня какой-то дрянью, рабов натравила…

— Простите мою дерзость, добрая госпожа, — ещё тише пробормотала невольница, помогая ей завязать пояс с золотом. — Но не могли рабы сами на такое пойти.

— Убираться отсюда надо, — решительно заявила Ника, отмечая, что на платье почти не осталось следов вчерашних приключений. Только приглядевшись, можно различить несколько пятен.

Рабыня сделала всё что могла, но одежда явно нуждалась в тщательной стирке.

Пока Риата трудилась над причёской хозяйки, та, то и дело поглядывая в маленькое зеркальце, мрачно размышляла о странностях происходящего. Когда девушка отправлялась в путешествие, почему-то казалось, что самые большие трудности ожидаются на пути от Канакерна до Гедора вдоль Западного побережья, где нет единого государства, а рядом в горах живут свирепые варвары. Но как раз там всё прошло на редкость благополучно. Нельзя же считать серьёзной дракой стычку с группой хулиганствующих конных подростков? А все остальные происшествия не выходят за рамки обычных бытовых проблем. Но с приближением к Империи напасти посыпались, как горох их прохудившегося мешка. Мало того, что не смогла попасть на корабль до Цилкага, так ещё умудрилась поцапаться с местным уголовником. Пусть мелким, однако сумевшим устроить вполне себе серьёзные неприятности. Потом, пусть и по незнанию, но стала причиной смерти маленького Хезина, чего Ника не могла простить себе до сих пор. А нападение нищих, когда пришлось убить того сумасшедшего старика? И в довершение всех несчастий — её чуть не украли.

Поневоле вспомнился тот странный сон или видение, явившееся ей ещё в Некуиме в самом начале плавания через океан. Тогда некое то и дело менявшее облик существо сообщило девушке, что всё происходящее с ней — его личная игра. Тот вредный геймер распоряжался судьбой попаданки исключительно по своему извращённому усмотрению. Его, видите ли, интересовало — сможет ли она выжить в чужом мире, и как именно будет преодолевать встречавшиеся на пути трудности? А если ему вдруг покажется, что их недостаточно, игроман-извращенец их с удовольствием добавит, чтобы сделать действие динамичнее.

И хотя с тех пор ничего подобного девушке не мерещилось, почему-то именно сейчас пришло в голову, что загадочный геймер вновь вспомнил о своей игрушке. Или это просто так кажется? Хорошо, если так. А если нет? Вдруг неведомый дух, или кто он там, придумал ей такое приключение, после которого вчерашняя попытка похищения покажется детской игрой?

Путешественница передёрнула плечами, проверила кинжал в закреплённых на спине ножнах, подтянула ремешок, удерживающий нож на лодыжке, и только после этого решилась выйти из комнаты.

С первого взгляда казалось, что постоялый двор живёт своей обычной жизнью, напрочь позабыв о вчерашнем ночном происшествии. Однако, первая же встречная рабыня, спешившая куда-то с полным ведром, глянула на Нику с таким страхом и столь резво уступила дорогу, шагнув с тротуарчика в холодную лужу, что девушка невольно усмехнулась. Нет, здесь её запомнят надолго.

Желудок обиженно бурчал, требуя внимания, но его хозяйка, не задерживаясь, прошла мимо гостеприимно распахнутых дверей обеденного зала, направляясь к повозкам.

— Как вы себя чувствуете, госпожа Юлиса? — кажется, с вполне искренней заботой поинтересовалась Приния.

Прочие женщины урбы, бросив все дела, уставились на свою попутчицу со смесью уважения и уже знакомого страха.

— Совсем не плохо, — улыбнулась она кончиками губ. — Но вчера я очень сильно испугалась.

— И мы тоже, госпожа Юлиса, — вздохнула супруга Гу Менсина. — Когда муж рассказал, что случилось, мы все возблагодарили богов за то, что они отвели от вас такую беду. Подумать только! Людокрады на постоялом дворе, возле военного лагеря!

— Куда только хозяева смотрят?! — с жаром, но не очень громко вскричала Лукста Мар. — Неужели не видели, с кем связался их раб?!

Её дружно, но так же тихо поддержали подруги.

Дав женщинам излить своё возмущение и высказать сочувствие, путешественница спросила о мужчинах. Оказывается, те вместе с плотниками уже сколачивают помост для представления. Вот эта новость девушку совсем не обрадовала. Судя по ней, артисты планируют пробыть здесь ещё как минимум несколько дней. И сколько раз за это время её могут украсть? Не успела она ответить себе на этот вопрос, как за спиной раздался знакомый голос:

— Вот вы где, госпожа Юлиса! Как себя чувствуете?

Внутри у Ники всё сжалось, а правая рука, словно по собственной воле, потянулась за оружием. Чтобы скрыть страх, путешественница крепко вцепилась в край накидки.

— Хорошо, госпожа Серения, — произнести эти слова нейтрально-равнодушным тоном оказалось очень тяжело и, не выдержав, она добавила. — Я прекрасно выспалась.

— Мне так жаль, госпожа Юлиса, — скорбно покачала головой владелица постоялого двора. — Кто бы мог подумать, что негодяй решится на такое мерзкое дело? Не иначе богиня безумия Исми завладела его разумом.

Девушка промолчала, мысленно усмехнувшись: "Вот так всегда. Чуть что бес, то есть богиня Исми попутала, а я тут ни при чём".

— Что же вы не завтракаете, госпожа Юлиса? — тоном заботливой хозяйки поинтересовалась собеседница. — Наша стряпуха замечательно лепёшки печёт, а вчера привезли свежий мёд.

— После вчерашнего мне… кусок в горло не лезет, — буркнула Ника, игнорируя бурный протест голодного желудка. — Я хочу уехать, и как можно скорее.

Она ещё в номере решила, что сама заявит Серении о желании покинуть гостинцу. Не только потому, что ей действительно очень этого хотелось, но просто именно такой должна быть реакция любого нормального человека на попытку его похищения.

Лукста Мар тревожно переглянулась с Пренией.

— Почему? — в деланном удивлении вскинула подкрашенные брови гражданская жена первого сотника.

— Потому что мне очень страшно! — выпалила девушка, нисколько не кривя душой. — Я боюсь! Я вчера так испугалась! Ваш раб едва не украл меня!!!

Последние слова она почти прокричала, привлекая всеобщее внимание.

Мужчины, запрягавшие неподалёку волов, оставив животных в покое, стали с любопытством прислушиваться к их разговору.

— Вы уже сами наказали его, госпожа Юлиса! — тоже повысила голос собеседница. — А мы с господином Нумецием Маром с вас даже деньги за своего раба требовать не стали! Знаете, во сколько нам обошёлся Акав?

От подобной наглости путешественница замерла, беззвучно хватая ртом воздух и лихорадочно переводя русские выражения на радланский язык.

— Да мне какое дело?! — наконец выпалила она. — Я что должна была позволить ему себя украсть и опозорить славный род младших лотийских Юлисов?! Вот уж… нет вам! Да я любого убью, кто попробует… покусится на мою честь!

Краем глаза Ника заметила, что зрителей вокруг заметно прибавилось, и многие из них одобрительно качали головами, слушая её гневный монолог. А вот Серения ещё сильнее разозлилась. Метавшие молнии глаза сузились, по побледневшим щекам ходили желваки.

— Теперь, когда подлый раб мёртв, вам больше ничего не угрожает, — заговорила она с ледяной вежливостью, хотя голос буквально звенел от еле сдерживаемого гнева. — Вы можете оставаться в гостинице столько, сколько захотите или покинуть сейчас же!

Разведя руками, хозяйка постоялого двора зло ощерилась.

— Только ваши спутники собираются здесь задержаться.

Под взглядом собеседниц Приния, опустив глаза, негромко пробормотала:

— Муж сказал, что господин дитрибун разрешил нам дать несколько представлений.

— Одна поедете, госпожа Юлиса? — с торжествующей издёвкой усмехнулась Серения.

— Я знаю, как рискованно путешествовать в одиночку, — медленно проговорила девушка. — Но не уверена, что мне будет безопасно здесь.

И заметив, как вздрогнула владелица заведения, пояснила. — Что если у Акава есть приятели, и они опять захотят меня украсть?

Женщина заметно расслабилась.

— Успокойтесь, госпожа Юлиса. Будь похитителей несколько, вам бы от них не отбиться. Акав понадеялся на свою силу, но понятия не имел, что вы носите с собой оружие.

— Вы не можете знать этого наверняка, госпожа Серения, — с сомнением покачала головой Ника.

— Муж прислал двух вооружённых легионеров! — выпалила собеседница. — Теперь никто не посмеет обидеть моих постояльцев!

Девушка сообразила, что эта речь адресована не столько ей, сколько набежавшей толпе зевак, поэтому решила ещё немного надавить:

— Вы готовы поклясться именем бессмертных богов, что здесь со мной ничего не случится?

— Клянусь Ноной, Цитией и Семрегом, что в моей гостинице никто не причинит вам зла! — после секундного замешательства провозгласила женщина.

Ника давно никому не верила на слово. Но всё-таки обещание, освящённое именами богов, да ещё данное в присутствии стольких свидетелей, как говорится, внушали осторожный оптимизм. Подавляющая часть местных относилась кнебожителям с большим почтением, и теперь, если с ней что-то случится на постоялом дворе, соседи могут заподозрить Серению в святотатстве, а это неизбежно скажется на бизнесе.

Несмотря на занятость, хозяйка лично проводила постоялицу в обеденный зал, приказала принести лепёшек, вина, мёда. Не отказалась выпить с ней из одного кувшина. То есть, на первый взгляд, делала всё, чтобы сгладить неприятное впечатление от вчерашнего досадного происшествия. Вот только глаза по-прежнему оставались холодными, как у рыбы, что не давало путешественнице расслабиться, заставляя держаться настороже.

Хорошенько запомнив, что безопасность ей обещана только в пределах постоялого двора, девушка отказалась от прогулок по раскинувшемуся вокруг лагеря городку. Вернувшись в комнату, она отправила Риату на базар с приказом закупить вина и продуктов. Ни есть, ни пить в заведении Серении Ника не собиралась.

Проводив рабыню, путешественница попробовала заняться отработкой ударов, но помешала боль в плече, где кулак Акава оставил здоровенный синяк. Тогда она взялась за растяжки.

Ближе к вечеру пришёл Гу Менсин пригласить спутницу посмотреть на представление, которое урба устраивает прямо в лагере.

— Мы покажем комедию Днипа Виктаса Однума "Путаница", — соловьём разливался старый актёр. — Иные ценители театра утверждают, будто эту пьесу молодым девушкам смотреть не стоит, но все признают, что она очень смешная. Приходите, будет весело, клянусь Нолипом!

— К сожалению, не могу, — со вздохом покачала головой Ника. — Госпожа Серения поклялась, что со мной ничего не случится только на постоялом дворе, а о лагере речи не было.

— Как так? — встрепенулся толстяк.

Собеседница поведала ему о том, что на самом деле произошло вчера вечером: о предательской роли конопатого раба, о странном состоянии, вызванном, очевидно, каким-то сонным зельем.

Выслушав её, Гу Менсин мрачно пробормотал:

— Теперь всё понятно.

— Что понятно? — насторожилась путешественница.

— Когда рабы тащили мимо тело Акава, я заметил, что у него в крови живот, а ещё одна рана на груди — как раз напротив сердца.

— Это не я, — заверила Ника. — Он меня за плечи обнял, да ещё и тряпка мешала. Никак я не могла ему в грудь попасть.

— Его добил Хорь, — уверенно заявил старший убры и в ответ на недоуменный взгляд собеседницы пояснил. — Ну, тот конопатый парнишка-раб, о котором вы говорили. Там проход в забор упирается. Через него он и удрал. А Акав, видно, сам перелезть не смог. Хорь услышал, что люди собираются, и ткнул его в сердце, чтобы лишнего не наболтал, пока жив.

Артист усмехнулся.

— То-то его нигде не видно. Наверное, хозяйка куда-то спрятала, пока мы здесь.

— Я боюсь, господин Гу Менсин, — нахмурилась девушка. — И хочу уехать отсюда как можно скорее. Вдруг Серения ещё что-нибудь придумает?

— Но, мы уже договорились с дитрибуном! — страдальчески скривился толстяк. — Я же не могу вот так его обмануть? Вы не знаете, какие эти военные обидчивые?! Он же может за нами целую сотню легионеров послать!

"Да кому ты нужен!" — рассердилась про себя путешественница.

Заметив, как посуровела собеседница, старший урбы с апломбом заявил:

— Мы будем вас охранять!

— И как вы себе это представляете? — ядовито осведомилась Юлиса. — Вы же понимаете, что я не могу позволить никому из мужчин ночевать в моей комнате, и с вами в фургоне я спать тоже не буду!

— Тогда вы не должны никуда выходить с постоялого двора! — после некоторого замешательства родил новую идею старый актёр. — А лучше из комнаты.

"Как будто я сама до этого не додумалась!" — мысленно фыркнула Ника, а собеседник вдохновенно вещал:

— Ничего здесь не ешьте и не пейте. Мы сами будем приносить вам еду.

"По крайней мере, не придётся гонять на рынок Риату", — с философским спокойствием подумала девушка, кивая.

— А я обязательно буду вас навещать, — пообещал на прощание старший урбы.

Вечером путешественница сама проверила засов, ещё раз осмотрела натянутые циновки и всё равно то и дело просыпалась, испуганно хватаясь на лежавший рядом кинжал.

Воспользовавшись добровольным заточением, она обязала рабыню выстирать и привести в порядок всю их одежду, а сама: то спала, то до изнеможения занималась различными физическими упражнениями.

На второй день зашла Серения, обеспокоенная её странным затворничеством. Пришлось разыграть перед ней лёгкое недомогание. Неизвестно, поверила ли хозяйка постоялого двора, но получив заверения в том, что помощь лекаря не требуется, и скоро всё пройдёт, ушла, больше ни разу не появившись.

Пожалуй, даже Канакерн Ника не покидала с таким удовольствием, как эту гостиницу. Опасаясь провокаций, она заранее положила дротики сразу за дверкой фургона. Артисты тоже явно нервничали. Девушка заметила, что у многих из них за поясами заткнуты ножи и топорики. Когда тележка подъезжала к воротам, она увидела в загоне для свиней знакомого конопатого раба. Грязный, одетый в невообразимое рубище, сквозь дырки в котором алели следы от ударов плетью, он сгребал в корзину навоз широкой деревянной лопатой и выглядел очень несчастным.

Вот только жалеть его совсем не хотелось. Наоборот, злорадно ухмыляясь, путешественница едва удержалась от того, чтобы показать ему язык.

Не успели они удалиться от постоялого двора и на полсотни шагов, как из повозки артистов на ходу выскочил Тритс Золт с коротким копьём и побежал к Нике.

— Вы бы спрятались внутрь, — торопливо заговорил актёр. — А я вперёд сяду. Если что, так удобнее отбиваться будет.

И ободряюще улыбнулся.

Согласно кивнув, девушка уступила мужчине место на скамеечке рядом с Риатой, а сама, забравшись в фургон, стала внимательно следить за тем, что происходило позади, поглядывая в щель между дощечками.

Путешественница понимала, что скорее всего, прямо сейчас на них никто нападать не будет. Артисты далеко не новички в драках и сумеют дать отпор. Чтобы быстро смять их и добраться до неё, нужны либо опытные, хорошо вооружённые бойцы, либо достаточно многочисленный отряд. То и другое стоит дорого. Да и легионеры вряд ли отнесутся равнодушно к бою, вспыхнувшему у ворот лагеря.

Логичнее предположить, что если Серения всё же задумала каким-то образом отомстить строптивой постоялице, то сделает это не на виду у всего посёлка.

Видимо, понимали это и актёры, потому что сильно торопились. Непривычные к подобным скоростям животные недовольно фыркали, понукаемые ударами кнута. У Риаты не оказалось столь необходимого настоящему вознице орудия труда, и бедного ослика лупили первой попавшейся палкой.

В таком напряжённом темпе проскакали часа три. Повозка дребезжала и подпрыгивала на неровностях. Нике казалось, что у неё все внутренности перемешались от такой тряски. Не останавливались даже по нужде. Когда кому-нибудь из урбы сильно приспичивало, он выскакивал на ходу и делал свои дела, не отходя от дороги. Чувствуя, что не в силах больше терпеть, девушка потихоньку выбралась из фургона через заднюю дверь, и наплевав на проходивший рядом обоз, присела у обочины. Процесс занял немного больше времени, чем она рассчитывала, так что догонять повозку пришлось бегом.

Умиротворённая путешественница сумела немного подремать, прежде чем они повернули и минут через тридцать въехали в светлый лес, где проплутав, их караван остановился возле маленького святилища, посвящённого какой-то лесной нимфе-напоиде, дочери бога лесов.

В крошечной, сложенной из грубо отёсанных камней будочке стояла аляповато раскрашенная скульптура женщины в коротком хитоне. У её ног на постаменте лежали подгнившие фрукты, а из земли бил крошечный родничок. Собираясь в корчагу из вкопанного кувшина, вода узеньким ручейком исчезала в зарослях.

Гу Менсин объявил, что именно тут они остановятся на обед, а Ника подумала, что умудрённый жизнью толстяк просто прячется здесь от возможной погони. В подтверждение её догадки старший урбы послал молодого Крайона Герса назад, посмотреть, не увязался ли кто-нибудь за ними?

Костёр не разводили, ограничившись слегка зачерствевшими лепёшками и старым, но вполне съедобным изюмом.

После обеда Гу Менсин передал Нике ещё двадцать риалов в счёт погашения долга, не забывая напоминать, что госпожа Юлиса уменьшила его наполовину. Принимая деньги, та торжественно подтвердила верность своему слову.

Когда стали запрягать отдохнувших животных, выяснилось, что опасение путешественницы и старого актёра подтвердились.

Крайон Герс отнёсся к порученному делу креативно. Вспомнив недавнее детство, молодой человек вскарабкался на дерево, с которого прекрасно просматривалась та самая дорога, с которой они свернули в этот лес. Там долго не происходило ничего примечательного, но недавно со стороны Арадского лагеря торопливо проехали пятеро всадников. Они не походили на пограничников, потому что Крайон Герс не заметил ни щитов, ни копий, зато узнал тёмно-красные плащи легионеров.

Услышав об этом, помрачневший Гу Менсин велел продолжить наблюдение и отправил вместе с ним Корина Палла, чтобы тот в случае надобности смог как можно быстрее предупредить товарищей об опасности.

— Если их послала Серения, — озабоченно проговорил старший урбы. — То они скоро поймут, что мы где-то свернули, и начнут нас искать.

— Поворотов на дороге много, — натужно хмыкнул Анний Мар Прест.

— Вдруг кто-то из богов задумает сыграть с нами злую шутку? — буркнул толстяк. — Тогда они обязательно свернут сюда.

— Думаете, они нападут, господин Гу Менсин? — спросила Ника. — Нас больше, а их всего пятеро.

— Пятеро опытных легионеров перебьют нас, как кур! — огрызнулся старый актёр. — Мы все же служим Нолипу, а не Аксеру!

От этих слов и выражения испуга на лице собеседника девушке поплохело. Она вдруг подумала, что артистам ничего не стоит выдать её посланцам мстительной хозяйки гостиницы.

— Может, мне спрятаться? — после некоторого раздумья предложила Юлиса.

— Это как? — вскинул кустистые брови толстяк.

— Отгоним мою повозку подальше в лес, следы замаскируем, — изложила свой план путешественница. — А легионерам скажете, что я уехала вперёд с кем-нибудь и буду ждать вас в Этригии на каком-нибудь постоялом дворе.

Она понимала, что преследователи вряд ли будут столь легковерны и найдут способ узнать истину, но сейчас ей хотелось отделаться от переставших внушать доверие спутников. Лес здесь, судя по всему, не такой уж маленький. Можно попробовать поиграть в прятки.

— Не поверят они, госпожа Юлиса, — со вздохом возразил собеседник.

— Тогда скажете им правду, господин Гу Менсин, — криво усмехнулась Ника. — И пусть они меня ищут.

Старший урбы сжал губы в тонкую, суровую нитку, а девушка поспешила в фургон. Срочно требовалось собрать всё самое необходимое, без чего невозможно будет выжить.

— Простите, добрая госпожа, — пролепетала сзади Риата. — А как же я?

— Тебе лучше остаться с ними, — подумав, решила путешественница. — Доберёшься с урбой до первого города и жди меня там на любом постоялом дворе. Если через пять дней я не приду, начинай жить сама. Денег на первое время я тебе дам.

— Не бросайте меня! — взмолилась невольница. — Где я ещё найду такую добрую госпожу?

— В лесу ты будешь мне только мешать, — решительно возразила хозяйка.

— Неужели я ничего не могу для вас сделать? — в голосе Риаты звучали подступавшие слёзы.

Ника хотела отмахнуться, но в душе вдруг что-то ворохнулось, от чего сразу навалилось тоскливое одиночество.

— Если я не вернусь… Найди в Цилкаге гостиницу Кеда Дирка, что в двух асангах по дороге в Нерангу из Восточных ворот. Пусть Кед напишет обо всём Румсу Фарку и передаст, что я его любила…

"Может, хотя бы он будет обо мне вспоминать? — закончила про себя путешественница. — Хотя бы изредка".

— Клянусь Карелгом, я сделаю это, госпожа! — пылко вскричала женщина.

А хозяйка, пряча слёзы, принялась копаться в корзине. После стремительной ревизии она отобрала шкатулки с письмами Наставника и Румса Фарка, смену белья, тяжёлый кинжал — подарок кузнеца Байдуча, завёрнутый в кожу кусок нержавейки, доставшейся в наследство от инвалидного кресла, и меховой плащ. Перед тем как скрыться в лесу, путешественница переоделась в костюм аратачей, а платье и сандалии взяла с собой.

Получилась не такая уж и маленькая куча. Вот только в чём все это нести? Корзина с ремнями для плеч всё же слишком велика. С такой в лесу не побегаешь. Взять другую? Но как её таскать, если руки будут заняты оружием? Рюкзак бы какой-нибудь? Да где его взять? Сделать! Как всегда в такие минуты мозг работал на удивление чётко.

Девушка позвала в фургон рабыню. Покопавшись в тряпках, они принялись торопливо шить небольшой мешок с одной единственной, длинной лямкой, пришитой к нижним углам. Потом ей затягивают горловину и надевают на плечи. Называется такой дизайнерский изыск, кажется, "сидор", а прочитала о нём путешественница в какой-то книге.

Тем временем артисты, усевшись кружком у своего фургона, о чём-то тихо, но ожесточённо переговаривались, то и дело поглядывая в сторону повозки попутчицы. Орудуя иглой, та подумала, что если урба сейчас соберётся и уедет, она сильно не обидится. Лишь бы людокрадам её не выдали.

Ника как раз пришивала второй конец лямки, когда на дорожке показались Крайон Герс и Корин Палл. Увидев, что те идут вдвоём и явно не торопятся, девушка слегка успокоилась.

По словам артистов-наблюдателей, подозрительные всадники проехали обратно в сторону военного лагеря. Путешественница не стала сдерживать глубокий вздох облегчения. Всё же бегать и прятаться в осеннем лесу — занятие не из приятных. У членов урбы тоже явно отлегло от сердца. Мужчины заулыбались, женщины загомонили. От избытка переполнявших его чувств Гу Менсин воздел руки к небу.

— Хвала тебе, лучезарный бессмертный Нолип, за то, что отвёл беду от почитателей твоих!

И добавил, бодренько потирая руки:

— Теперь можно развести костёр и поесть чего-нибудь горячего.

Уже поздно вечером на запряжённой осликом тележке прикатил местный крестьянин, ужасно шепелявя, выразивший от лица односельчан недовольство появлением чужаков возле их святилища.

Старший урбы тут же навешал ему лапши на уши, уверяя, что утром они уедут, а к нимфе Ксиопе они относятся со всем надлежащим уважением: не шумят, не рубят деревья возле капища и даже сделали приношение в виде чёрствой медовой лепёшки. Абориген слегка успокоился, но тем не менее строго на строго велел тут не задерживаться.

Выпроводив незваного гостья, артисты долго смеялись, передразнивая его и придумывая разные прозвища. А вот Нике было как-то невесело. Девушка сильно опасалась, что через этого поселянина люди Серении узнают, где они ночевали, что даст преследователям направление для дальнейших поисков.

На всякий случай путешественница легла спасть в кожаном костюме, чтобы сбежать в лес при первой же опасности. К счастью, все страхи оказались напрасными. Ночь прошла спокойно. Только под утро начался мелкий, холодный дождь.

Вода натекла под повозки, разбудив мирно спавших артистов и Риату. Им пришлось перебраться в фургоны. Само-собой, после этого уже никто не спал. Так что, едва капли с неба начали падать не так густо, караван в серых предутренних сумерках покинул поляну со святилищем нимфы Ксиопы.

Когда выехали на главную дорогу, Ника приказала рабыне переодеться в сухое и завернуться в овчинное одеяло, а сама осталась сидеть на передней скамеечке, кутаясь в потрёпанный кожаный плащ.

Путешествие в ненастье не доставляло никакого удовольствия. Плотные облака закрывали солнце, из-за чего приходилось полагаться только на собственное ощущение времени. Видимо, из-за дождя дорога оставалась почти пустынной. Проходили час за часом, а артисты и не думали останавливаться на отдых, понадеявшись на выносливость мулов, которых ещё вчера вечером подкормили овсом. Часть которого перепало и ослику.

Три раза тяжёлый фургон урбы застревал в раскисшей дороге. Тогда мужчины дружно выталкивали его, упираясь ногами в холодную грязь.

Ближе к вечеру они вновь куда-то свернули и уже в темноте прикатили в Шуран, где отыскался грязноватый постоялый двор с такой же баней. Несмотря на то, что кое-кто из артистов явно простудился, то и дело шмыгая носом и чихая, задерживаться они не стали и здесь. Не смогло удержать урбу даже внезапно наступившее похолодание.

Выйдя из комнаты, Ника заметила пар от дыхания, а голые ноги тут же озябли. Забравшись в повозку, она натянула шерстяные носки, заставив рабыню переобуться в мокасины, по собственному опыту зная, что в них гораздо теплее, чем в сандалиях.

Актёры угрюмо кутались в плащи и одеяла, обмотав ноги какими-то тряпками. Даже днём, когда солнце ярко светило на пронзительно голубом небе, члены урбы на стоянке не разбрелись, как обычно, а сгрудились вокруг костра, жадно ловя исходящее от него тепло.

В остальном они вели себя как обычно. А вот Ника по-прежнему ежеминутно ожидала появление посланцев Серении, что не укрылось от взглядов окружающих.

Выяснив причину её беспокойства, Гу Менсин поспешил успокоить попутчицу, стирая с кончика носа прозрачную каплю:

— Боги не допустят этого, госпожа Юлиса. Не зря же небожители уже два раза спасали вас от жадных лап людокрадов.

Утешение показалось девушке довольно слабым, и она не переставала оглядываться, напряжённо следя за каждым появившимся всадником. А когда замечала догонявших верховых, ныряла в фургон, где тут же хватала заранее припасённый дротик, не собираясь задёшево продавать свою жизнь.

Эмар оказался первым имперским городом на её пути, который окружала высокая каменная стена. Несмотря на то, что путешественница изрядно вымоталась от постоянного ожидания погони, она всё же обратила внимание на странный барельеф над воротами. Судя по налепленным в углах облакам, жёлтым звёздам на чёрном фоне, а главное — бодренько торчавшим из причёски рожкам положенного горизонтально месяца, там изображалась богиня Луны Рибила. Вот только неизвестный художник почему-то одел её в слишком короткий хитон, обнажавший стройные ноги, и сунул в руки натянутый лук.

Со слов Наставника девушка знала, что несмотря на некоторую свободу творчества, в цивилизованных странах давно сложились правила изображения небожителей. Видимо, оружие в руках мирной, хотя и не всегда доброй Рибилы, не только помогавшей путникам по ночам, но и считавшейся одной из покровительниц женского колдовства, всё же не посчитали святотатством, иначе барельеф не оставили бы на таком видном месте. Однако смотрелся он довольно странно.

Путешественница специально разжигала любопытство, чтобы немного отвлечься от преследовавших её мрачных мыслей.

Риата предположила, что, скорее всего, раньше над воротами располагалось изображение богини охоты Анаид. Но потом кто-то довольно бездарно переделал её в Рибилу. Такое случается, когда город, по каким-то причинам решает сменить небесного покровителя.

Заинтересовавшись, Ника даже спросила о барельефе хозяина постоялого двора, где остановилась на ночлег. Сухощавый, лысоватый мужчина, проводивший постоялицу в комнату, размером меньше железнодорожного купе, поведал, что когда-то в Эмаре, действительно, особо почитали именно Анаид, а в храме хранился наконечник стрелы, подаренный предкам горожан богиней охоты. Но лет семьдесят назад в "эпоху горя и слёз" одна из многочисленных шаек, бродивших по охваченной гражданской войной стране, захватила город и ограбила его жителей, за одно прихватив и реликвию.

Горожане сильно горевали и долго молили небожителей о покровительстве. Однажды тёмной, ненастной ночью часовой задремал на посту, позабыв о долге. Во сне к нему явилась сама Рибила, чтобы предупредить о приближении врага. Караульный проснулся и увидел, что тучи разошлись, а луна освещает отряд врагов уже у самых городских стен. Воин поднял тревогу, и горожане отбились, а на алтаре в осквернённом храме Анаид чудесным образом появилось золотое веретено с изображением луны. Тогда-то жители поняли, что Рибила решила взять Эмар под своё покровительство. К сожалению, в городской казне не оказалось денег на новый надвратный барельеф. Местный скульптор пытался переделать изображение богини охоты, но не успел закончить, свалился с помоста и сломал руку. Горожане посчитали это знаком от богини и не стали больше ничего менять.

Слушательнице оставалось только в очередной раз подивиться странности местных нравов, представлявших из себя причудливую смесь религиозности и прагматизма, здравого смысла и множества суеверий.

Артисты получили заказ на два представления. Какой-то местный богатей избирался на пост магистрата, члена городского совета, и решил таким образом поднять свой рейтинг у электората.

Как рассказал спутнице Гу Менсин, подобный способ предвыборной агитации широко распространённый в Империи, в городах Западного побережья почему-то не прижился. Видимо, потому, что там хора, собрание граждан, реально влияет на жизнь своего маленького государства, а местные власти в Империи имеют весьма ограниченные полномочия.

Первое время девушка все ещё чувствовала себя, как на иголках, ожидая появления жестоких мстителей или похитителей, посланных зловредной Серенией. Но время шло, а ею никто не интересовался. Возможно, гражданской жене первого сотника Нумеция Мара Тарита не до убийцы ценного раба? Или она организовывает похищение кого-то другого?

Но как же быть с нараставшим всё это время валом неприятностей? Или это всего лишь цепь случайностей? Роковое стечение обстоятельств, а тот загадочный геймер ей просто померещился?

Жители Эмара так тепло приняли разыгранное урбой представление, что заказчик изъявил желание оплатить ещё пару выступлений, однако Гу Менсин неожиданно отказался.

Не то, что путешественнице так понравилось в этом городе. Несмотря на развешанные по углам комнаты пучки полыни, блохи все же давали о себе знать. Однако такое поведение артистов её удивило.

— Нам надо поскорее попасть в Этригию на дриниары, — охотно пояснил старый актёр, дожидаясь, пока Анний Мар и Тритс Золт запрягут мулов.

— Праздники в честь Дрина? — удивлённо переспросила Ника, в её сознании этот бог как-то не ассоциировался с весельем. — Владыки Тарара, царства мёртвых?

— Он ещё и хозяин всех сокровищ, сокрытых в недрах Земли, госпожа Юлиса, — наставительно напомнил толстяк. — Рядом с Этригией много серебряных рудников. Вот горожане и чтут того, кто разрешил им пользоваться таким богатством.

— Тогда понятно, — кивнула девушка.

Разговор получил неожиданное продолжение за обедом. Превий Стрех рассказал, что небесной покровительницей города Бенер в Менасии к востоку от Радла считается богиня безумия Исми. Там стоит её храм, куда свозят сумасшедших со всей округи. Говорят, что к некоторым там возвращается разум. А в Остерии на берегу Великого моря почитают Такеру и ставят святилища ей.

— Боги редко бывают добрые или злые, — размеренно, словно сказку внукам, рассказывал Гу Менсин. — Чаще они капризны, заносчивы, любят жертвоприношения.

Толстяк рассмеялся.

— Совсем, как люди.

— А когда начинаются дриниары? — спросила путешественница.

— Через четыре дня, госпожа Юлиса, — что-то прикинув в уме, ответил старый артист. — Только в первый день там делать нечего. В это время там проходят жертвоприношения, священные церемонии, явные и тайные, доступные лишь посвящённым.

— Это потому, что Дрин бог — подземного мира? — решила уточнить Ника.

— У всех богов есть свои тайны, — наставительно проговорил Превий Стрех, веско подняв указательный палец с грязным ногтем.

— О которых простому смертному лучше помалкивать! — резко оборвал его Гу Менсин. — С неба всё слышно.

Новый город показался путешественнице ничем не примечательным. Да и постоялый двор мало чем отличался от уже виденных. Разве что баню здесь почему-то оплачивали отдельно, да хозяин настойчиво рекомендовал постоялице заказать в комнату на ночь бронзовую жаровню с горящими углями.

Осмотрев предоставленный "номер", девушка отказалась от подобной услуги, понадеявшись на тёплые вещи, ставни на оконце и плотно прикрывавшуюся дверь. Дождавшись, пока Риата с помощником из местных рабов перетаскает из фургона корзины, хозяйка с невольницей собрали бельишко и отправились мыться.

Баня многоопытной путешественнице понравилась сразу и безоговорочно. Едва открыв дверь, она поняла, почему хозяин берёт за её посещение дополнительную плату. В маленькой комнатке с привычным крошечным бассейном в полу оказалось неожиданно тепло. Причём не только от воды, но и от одной из каменных стен, за которой, очевидно, располагалась печка.

Поскольку дверь в ванную на всех постоялых дворах не имела внутренних запоров, Риата придерживала её плечом, пока госпожа раздевалась. Не то что Ника кого-то стеснялась, просто ни к чему посторонним видеть у слабой, одинокой девушки два кинжала и один пояс скрытого ношения.

Торопливо спрятав деньги и оружие в корзину, она подняла её с сырого пола на лавку. Наклонившись к воде, девушка подозрительно принюхалась. Слабо пахло ромашкой и лавандой. Даже скудного освещения одинокого маленького фонаря хватило, чтобы рассмотреть более-менее чистое дно, четыре ступени и каменный приступочек для сидения. Решив рискнуть, она спустилась в ванну и села, блаженно откинув голову на специальную выемку в каменном бордюре.

Понаслаждавшись минуть десять, путешественница со вздохом приказала рабыне подать мыло. Несмотря на явное добавление мяты, аромат от серо-бурой массы исходил не слишком приятный. Поэтому Ника всякий раз тщательно ополаскивалась. И вот когда невольница поливала ей на голову, в баню после одинокого стука быстро проскользнула Лукста Мар.

— Что нужно? — отфыркиваясь, вскричала девушка.

— Госпожа Юлиса! — нимало не смутилась незваная гостья. — Господин Гу Менсин просит вас отужинать с ними.

— Это ещё зачем? — насторожилась путешественница, вытирая мокрое лицо. — Что случилось?

— Ничего, — успокоила её собеседница. — Сегодня мы возвращаем вам долг, госпожа Юлиса. Вот мужчины и решили устроить небольшой праздник, чтобы отблагодарить вас.

После таких слов вся злость Ники куда-то испарилась. Тем не менее, убирая со лба мокрые волосы, она проворчала:

— Хорошо, только зачем же так… врываться?

— Гу Менсин боялся, что вы сразу уйдёте в свою комнату, — пожала плечами женщина. Судя по всему, она искренне не понимала недовольства знатной попутчицы. — Вот меня и послали предупредить.

Путешественница с некоторым опозданием вспомнила, что посещение бани и даже уборной не является здесь чем-то интимным. Тем более, для лиц одного пола.

"Хорошо хоть, толстяк сам не явился", — усмехнулась она, подставляя плечо под воду из кувшина.

— А почему вы в ванне не моетесь, госпожа Юлиса? — внезапно спросила уже собиравшаяся уходить Лукста Мар.

— Потому, что мне так нравится! — не выдержав, рявкнула Ника.

— Простите, госпожа, — вздрогнув, опустила глаза собеседница, торопливо пятясь к двери. — Извините, это не моё дело…

— Стой! — воскликнула девушка, отстраняя рабыню. — Гляди, куда прёшь!

Но Лукста Мар уже налетела на край лавки. Испуганно пискнув, незваная гостья едва не упала, вовремя упёршись рукой в стену. Но стоявшая на скамье корзина грохнулась, рассыпав вещи по мокрому полу.

"Вот батман!" — мысленно охнула путешественница.

— Я сейчас соберу! — в страхе вскричала женщина, бросившись поднимать сложенное платье, из которого с глухим стуком вывалились два кинжала в ножнах.

— Нет! — зло рыкнула Юлиса, шагнув к корзине. — Не нужно!

Её взгляд машинально нашарил оказавшийся поверх полотенца пояс с деньгами.

— Или отсюда! — зашипела она, надвигаясь на попятившуюся Луксту Мар. — Сами соберём!

— Да, госпожа Юлиса, хорошо госпожа Юлиса, — опустив глаза, лепетала явно испуганная собеседница, укладывая платье на злосчастную лавку.

Пока она отступала к двери, Риата суетливо запихивала вещи в корзину.

"Плевать, что она кинжалы видела, — лихорадочно думала Ника, торопливо вытираясь. — Так даже лучше. Бояться больше будут. Но вот пояс… Не могла она его не заметить. Да ну и что? На нём же не написано, что он с деньгами? Просто тряпка и всё".

Придя к столь очевидному выводу и успокоившись, девушка принялась одеваться: "И всё-таки чуть не спалилась. Нет, в следующий раз оставлю его в комнате… Под матрасом… Ну кто знал, что эта дура так бесцеремонно заявится?"

Завязав верёвочку на трусиках, она с огорчением обратила внимание на мокрое пятно там, где платье касалось пола. Хорошо хоть, ткань тёмная, и вечером при скудном освещении оно не будет бросаться в глаза. Но всё равно неприятно. Тем более, пригласили на ужин.

Все артисты, кроме Матана Таморпа, уже ждали свою спутницу за двумя сдвинутыми столами. Их жёны и дети на столь торжественном мероприятии не присутствовали, терпеливо дожидаясь у разведённого на дворе костерка, когда освободится большой зал, и можно будет лечь спать в тепле.

Меню праздничного ужина Нику не впечатлило. Те же бобы, разве что с мясной подливкой, варёные овощи и лепёшки с оливками. На столах красовались два солидных сосуда, остро пахнущие брагой. Специально для знатной попутчицы припасли небольшой кувшинчик с разведённым вином. Это почему-то растрогало её больше всего.

Посетители, заявившиеся на постоялый двор выпить и закусить, с любопытством разглядывали необычную кампанию. Кроме путешественницы в полутёмном, шумном, наполненном смесью различных запахов зале присутствовали всего три женщины. Две очень легко одетые представительницы древнейшей профессии с густо намазанными белилами лицами и сурового вида дама, неторопливо обгладывавшая свиные рёбрышки в компании тщедушного лысого дядечки и двух застывших у стены рабов.

Гу Менсин произнёс прочувственную речь, отдав должное не только доброте благородной Ники Юлисы Террины, но и её неземной красоте, особо отметив, что она не только пришла на помощь скромным служителям Нолипа в час испытаний, но отдала им последние деньги.

Слушая хорошо поставленный голос старого актёра, девушка ощутила даже некоторое смущение, но тут же воспоминание о смерти Хезина острой болью кольнуло душу.

Дождавшись, когда стихнут возгласы одобрения, старший урбы извлёк из-за пазухи небольшой кошелёк из мягкой, расшитой узорами кожи.

— Это последняя часть нашего долга, госпожа Юлиса! — торжественно объявил толстяк. — Теперь мы с вами окончательно рассчитались. Если хотите, мы проводим вас до Этригии. А уж там…

Он развёл руками.

— Вам придётся искать попутчиков самой.

— Благодарю вас, господин Гу Менсин, — путешественница постаралась улыбаться, как можно доброжелательнее. — Я знала, что артисты всегда держат своё слово. За вас я и хочу поднять свой бокал.

Тост, разумеется, дружно поддержали, а Ника, промокнув губы, обратилась к соседу:

— Господин Гу Менсин, надеюсь, вы поможете мне найти в Этригии подходящий караван до Радла?

— Сделаю всё, что в моих силах, — заверил собеседник, и заметив, что она развязывает горловину мешочка с деньгами, обиженно заявил. — Не беспокойтесь, госпожа Юлиса, клянусь Семрегом, там всё, до последнего обола.

— Не сомневаюсь, господин Гу Менсин, — успокоила его девушка. — Я лишь хочу вернуть кошелёк.

— Не нужно, — покачал головой старший урбы. — Это вам подарок.

— Спасибо, — растроганно улыбнулась путешественница.

— За распиской я зайду завтра, госпожа Юлиса, — прожевав кусок лепёшки, сказал старый актёр. — Только вы напишите на всю сумму. Вы же сами сказали… там на дороге.

— Я помню, — кивнула собеседница.

— Госпожа Юлиса! — привлёк всеобщее внимание Превий Стрех. — Я написал стихи в вашу честь.

— Прочитайте, — улыбнулась Юлиса.

Выпятив тощую грудь, поэт обвёл рукой зал и с придыханием произнёс:

Между дев, что на свет
солнца глядят,
вряд ли, я думаю,
Будет в мире, когда
хоть была бы одна
дева мудрей и
прекраснее вас.
— Спасибо, господин Превий Стрех, — растроганно поблагодарила Ника.

Сидевшие за столом одобрительно загудели, а Гу Менсин тут же предложил наполнить чаши радостью Диноса.

Они посидели ещё с час, а потом поэт с милым другом проводили девушку до дверей комнаты, потому что веселье в зале уже било ключом.

Причина столь неожиданной щедрости артистов выяснилась на следующий день. Урбу пригласил дать представление на свадьбе один из городских богатеев и даже выдал аванс.

Пока они услаждали зрение и слух избранной публики, их попутчица бродила по городу, закупая кое-что из мелочей и исподволь наблюдая за жизнью его обитателей.

Несмотря на прохладную погоду, подавляющее большинство мужчин продолжало щеголять в сандалиях и с голыми коленками, закутывая туловища в разнообразные плащи. Что пряталось под длинными платьями женщин, оставалось только гадать. Путешественница, во всяком случае, мёрзнуть не собиралась и заимела ещё одни шерстяные носки, столь же несуразные, как первые.

Актёры покидали город в прекрасном настроении. Мужчины улыбались и шутили, женщины не выглядели вечно озабоченными, дети смеялись. Им щедро заплатили и уговаривали задержаться, но Гу Менсин торопился в Этригию на праздник Дрина.

Ника обратила внимание, что после возвращения долга отношение членов урбы к их спутнице немного изменилось. При взгляде на неё из глаз женщин исчезла опасливая настороженность, а к артистам вернулась привычная мужская крутизна. Видимо, сознание того, что пришлось просить помощь не просто у малознакомого человека, а у молодой девушки, задевало дерзких и самоуверенных артистов, привыкших полагаться только на себя и членов своей урбы.

Путешественница ещё не определилась, нравится ей это или нет? Но ничего угрожающего пока не ощущала.

Размышляя о всех этих переменах, она направилась к костру, где Приния уже раскладывала по мискам сдобренную свиным салом пшённую кашу. Вдруг из-за фургона на неё ураганом налетел Анний Мар Прест.

Взвизгнув от неожиданности и нелепо взмахнув руками, Ника наверняка упала бы, не успей актёр крепко и не слишком пристойно подхватить её за талию.

Прежде, чем девушка успела ударить или хотя бы обругать нахала, тот зайцем отскочил в сторону и торопливо затараторил:

— Простите, госпожа Юлиса! Я не хотел, госпожа Юлиса! Я тороплюсь…

Страдальчески скривившись, Анний Мар схватился за живот.

— Беги быстрее! — заржал Корин Палл. — А то обделаешься прямо здесь!

Мужчины поддержали приятеля дружным гоготом, женщины отворачивались, прыскали, прикрывая рот ладошкой.

Поймав умоляющий взгляд актёра, путешественница махнула рукой, с трудом сдерживая улыбку.

— Всякое случается, господин Мар. Особенно когда очень спешишь.

— Поверьте, госпожа Юлиса, я не нарочно, — с умопомрачительной серьёзностью заявил мужчина и припустил к ближайшим кустам.

— Чем ты его вчера накормила? — вытирая выступившие от смеха слёзы, спросил Вальтус Торин у насупленной Луксты Мар.

— Откуда я знаю, где вы шлялись всю ночь и что за гадость там пили?! — огрызнулась женщина, неожиданно зло зыркнув на Нику.

"Чего это она? — с недоумением подумала путешественница, давно приучившая себя замечать все необычное. — Неужели до сих пор ревнует?"

Вспомнив, как печально закончилась для Анния Мара попытка заигрывать с ней, девушка презрительно скривилась: "Нужен мне твой потрёпанный плейбой!"

Впрочем, мимолётное ощущение сильных мужских рук сквозь тонкую ткань, всё же заставило сердце биться чуть быстрее.

"Вот батман!" — путешественница едва не подавилась, закашлявшись так, что Риате пришлось пару раз хлопнуть её по спине.

— Горячо, — совершенно невпопад прохрипела Ника в ответ на недоуменно-сочувственные взгляды, с ужасом подумав: "Да там же пояс с золотом!"

Вытерев губы, окинула быстрым взглядом окружающих, и убедившись, что те вернулись к своим делам, украдкой тронула себя за талию. Ну так и есть! Ясно прощупывались маленькие твёрдые кружочки. У девушки моментально пропал аппетит.

"Неужели специально щупал? Тогда получается, что жена всё-таки углядела тогда пояс, сказала мужу, а тот решил проверить?"

Путешественница искоса глянула на Луксту Мар. Но женщина уже не смотрела в её сторону, о чём-то оживлённо болтая с Диптой Золт.

Ухмыляясь, Корин Палл ткнул ложкой куда-то за спину Ники. Та обернулась.

Из кустов медленной, шаркающей походкой вышел Анний Мар.

— Подходи, пока каша не остыла, — окликнула его Приния.

Раздражённо отмахнувшись от радушного приглашения, артист поплёлся к повозке, кутаясь в наброшенное на плечи одеяло.

"Да какие ему монеты! — успокаиваясь, хмыкнула девушка, вновь с аппетитом принимаясь за холодную, клейкую кашу. — Он ни о чём, кроме своего брюха, сейчас думать не в состоянии".

После того, как все поели, к костру подошёл Анний Мар. Не обращая внимания на солёные шуточки приятелей, бесцеремонно растолкал их, протягивая к огню озябшие руки. Сейчас его вид показался путешественнице не таким измождённым.

"Пронесло", — с иронией подумала она, поднимаясь.

Во второй половине дня облака окончательно разбрелись по краям небосвода. Нику разморило на передней скамеечке, и оставив рабыню управлять ослом, девушка забралась в фургон. Солнышко нагрело стены и крышу так, что внутри сделалось почти уютно.

За время долгого пути путешественница кое-как приноровилась к неспешной тряске, и спокойно дремала, завернувшись в тёплое, как печка, овчинное одеяло.

Внезапно повозка остановилась. Со стуком распахнулась тонкая дверка, и взволнованный голос невольницы вырвал её из сладкого полусна.

— Госпожа, проснитесь, госпожа!

— Да не сплю я, — проворчала хозяйка, усаживаясь. — Чего там?

— Люди какие-то артистов остановили!

Ника вздрогнула, словно от удара. На несколько секунд она бестолково застыла, не в силах сообразить, за что хвататься в первую очередь? То ли за лежащий в стороне кинжал, то ли за приготовленный дротик, то ли за накидку на голову?

Неужели посланцы Серении всё же догнали их? А значит, может завязаться нешуточный бой. Если, конечно, артисты её не выдадут?

"Всё равно не дамся!" — одними губами прошептала девушка, лихорадочно вооружаясь. Сердце бешено колотилось, разгоняя по телу перенасыщенную адреналином кровь. Под руку подвернулся пустой "сидор".

"Может, удрать, пока не поздно? — мелькнула первая здравая мысль, которую тут же пришлось с негодованием отвергнуть. Поздно. Куда теперь сбежишь?".

От осознания этого волна паники схлынула так же внезапно, как и накатила, а в животе образовался знакомый, холодный ком.

Почувствовав себя готовой к схватке, путешественница осторожно выглянула из повозки, держа наготове дротик.

Встав на скамеечку и вытянув шею, Риата пыталась рассмотреть что-то, закрытое стоявшим впереди фургоном урбы.

Пока её госпожа дремала, их маленький караван въехал в лес. Высокие разлапистые деревья распростёрли по небу голые, лишённые листьев ветви, чем-то похожие на тонкие, скрюченные пальцы сказочных монстров.

Не заметив никого ни справа, ни слева от дороги, Ника слегка приободрилась.

— Где они? — прошептала она, выбираясь наружу и не получив ответа, дёрнула рабыню за хитон. — Ну?

— Ой! — испуганно вздрогнув, пискнула невольница. — Простите, госпожа. Там, впереди.

Почему-то только сейчас девушка услышала спокойный, уверенный голос Гу Менсина.

— Мы артисты, служители лучезарного, солнечного Нолипа…

Внезапно Риата опять охнула. Глаза её расширились, а с побледневших губ сорвалось:

— И там тоже!

Проследив за её взглядом, путешественница резко обернулась.

Шагах в сорока по дороге в их сторону неторопливо следовали два непонятно откуда взявшихся, косматых субъекта в звериных шкурах поверх грязных хитонов. Один держал в руках лук с наложенной на тетиву стрелой, другой, как на посох, опирался на короткое толстое копьё с широким железным наконечником. То, что они своими густопсовыми бородищами мало походили на легионеров, посланцев Серении, не делало их менее опасными.

Впереди послышался громкий шорох отодвигаемого полотна и глухие удары о землю. Бросив короткий взгляд в ту сторону, Ника заметила на миг появившегося в поле зрения Корина Палла с топором в руке. Очевидно, актёры решили продемонстрировать неизвестным весь свой творческий коллектив.

Девушка опять оглянулась.

Лучник уже убирал стрелу в висевшую на боку кожаную сумку, а на волосатой роже его спутника читалось такое глубокое разочарование, что путешественница с трудом удержалась от злорадной усмешки.

Похоже, работники ножа и топора, завидев маленький караван, думали, что будут иметь дело с парой — тройкой торговцев, а наткнулись на многочисленную, спаянную и относительно хорошо вооружённую урбу.

— Мы тут вчера косулю добыли, — прокаркал по-радлански с заметным акцентом грубый голос. — Купи половину. Отдам за сорок риалов.

— Разве мы похожи на тех, кто ест нежное мясо косулей? — гулко рассмеялся Гу Менсин.

— Никогда не поздно начать, — предложил собеседник.

— Откуда у актёров такие деньги? — продолжал отвечать вопросом на вопрос толстяк.

— Эй, старший! — внезапно окликнул его проходивший мимо фургона Ники бородач с луком. — Тогда зайца возьмёшь? Свежий, ещё даже не выпотрошили.

Молча шагавший рядом с ним копьеносец смотрел на невольницу и госпожу с жутким, прямо-таки звериным вожделением.

Девушка с трудом заставила себя не отворачиваться, хотя и перевела взгляд с заросшей жёстким волосом рожи на покрывавшую плечи, грубо выделанную волчью шкуру. По спине от шеи до копчика пробежали холодные, противные мурашки. Она вдруг отчётливо поняла, что перед ней не просто жаждущий женского тела самец, а садист и насильник.

— Давно в лесу плутают, — чуть слышно дрогнувшим голосом прошептала за спиной рабыня. — Вон как… оголодали.

— Не дай… боги к такому… на обед попасть, — так же тихо отозвалась хозяйка.

Не утерпев, она тихонько спрыгнула на покрытую упавшими листьями дорогу и осторожно заглянула за угол передней повозки.

Сбившись плотной группой, вооружённые топорами, кинжалами и копьями, артисты настороженно следили за четвёркой одетых в лохмотья и звериные шкуры бородачей, среди которых путешественница увидела ещёодного лучника, уже повесившего оружие через плечо.

Гу Менсин, стоявший впереди товарищей, как ни в чём не бывало, осматривал здорового длинноногого зайца.

"Он точно идиот! — возмущённо охнула путешественница. — Нашёл, с кем торговаться! Да его сейчас зарежут… или в заложники возьмут! Вот батман!"

Но толстяк знал, что делает. Да и "охотники", видимо, сообразили, что попытка ограбить бродячих артистов приведёт к драке, никак не соответствующей возможной добыче. Поэтому, получив горсть медяков, подозрительные оборванцы, то и дело оглядываясь, скрылись среди деревьев.

Актёры один за другим, шумно переводя дух, рассматривали нежданную добавку к рациону. Из фургона, кряхтя, выбралась Приния и тоже принялась ощупывать заячью тушку.

Глядя на них, и Нике захотелось взглянуть на представителя местной фауны.

— Петлёй ловили, — со знанием дела заявил Корин Палл, указав на сорванную полоску кожи на шее зверька.

"Значит, действительно, давно в лесу живут, раз ловушек понаставили", — подумала девушка, пробегая настороженным взглядом по полого уходящему вниз склону, на котором ещё мелькали удалявшиеся фигурки.

— Кто это был, господин Превий Стрех? — спросила она у стоявшего рядом поэта.

— Беглые рабы, наверное, — неопределённо пожал плечами тот. — Места здесь глухие, вот и прячутся.

Перед тем, как артисты вновь забрались в повозку, путешественница узнала, что ночевать сегодня придётся в лесу, и до следующего постоялого двора они доберутся в лучшем случае завтра к полудню.

Новость не обрадовала. Нике приходилось коротать ночь в зимнем лесу Некуима, так что замёрзнуть здесь она не боялась, тем более с таким обилием тёплых вещей. Девушку беспокоило, как перенесёт ночёвку под открытым небом осёл, ибо она считала его животным исключительно южным.

Риата только начала осваивать сложную профессию водителя ишаков, поэтому не могла сказать госпоже ничего определённого, а бежать за консультацией к артистам на ходу — путешественница посчитала несолидным.

Так и терзалась до небольшого озера, где стояло маленькое святилище очередной нимфы, а берег чернел многочисленными следами от костров.

Выслушав опасение попутчицы, Гу Менсин поспешил её успокоить, заявив, что ни с мулами, ни с ослом ничего не случится.

— Только бы дождь не пошёл, — озабоченно добавил он, подняв глаза. — Храни нас, Питр.

Начинавшее темнеть небо с редкой стайкой облаков на востоке не внушало большого опасения.

Тем не менее к подготовке стоянки артисты подошли обстоятельно. Разложили не один, а два костра и в каждый положили по принесённой издалека сухой лесине. Животным бросили по охапке сена, а потом насыпали в торбы овса.

За ужином вновь вспомнили о странных "охотниках". После недолгой дискуссии все согласились, что судьба свела их с беглыми рабами.

— Бедновато они одеты для бандитов, — уверенно объявил Вальтус Торнин, с хрустом разгрызая хрящик. — Сразу видно, что больше по лесам хоронятся, чем на дороге промышляют.

— Это ещё хорошо, что нас много, — авторитетно заявил Гу Менсин. — Попадись какой-нибудь крестьянин или торговец…

— Лучше встретиться с разбойниками, чем с беглыми, — пробурчал Анний Мар Прест.

— Почему, господин Мар? — заинтересовалась Ника, вновь поймав колючий взгляд Луксты Мар.

"Вот дура ревнивая!" — мысленно фыркнула девушка, подчёркнуто не обращая на неё внимания.

— Разбойники только грабят, — пояснил свою мысль артист. — Ну или зарежут по-быстрому, если всё отдашь. Им особо лютовать ни к чему, они деньги добывают. А беглые на весь мир обижены. Вот и мстят каждому свободному, кого встретят.

Он посмотрел на собеседницу и криво усмехнулся.

— Лет пятьдесят назад, ещё до коронации Константа Тарквина, — вытер сальные губы Гу Менсин. — Восстали рабы на серебряных рудниках возле Этригии. Один Дрин знает, как им тогда удалось войти в город. Резня была страшная. Не щадили никого: ни стариков, ни детей. За то и поплатились. Так от крови опьянели, убивая всё новых и новых горожан, что дождались воинских отрядов из других городов. А могли бы спокойно уйти в горы к варварам. С тем серебром, что они взяли на рудниках, их бы там в любое племя приняли.

— Тупые животные, — презрительно фыркнул Превий Стрех. — Мудрый Генеод Феонский писал, что всякое возмущение невольника обращается в его же страдания!

"Дурак твой Генеод, — молча скривилась путешественница. — И ты тоже. Сам нищеброд, а туда же — рабов осуждает. Как быстро позабыл, что с ним в усадьбе Сфина Бетула вытворяли".

Поэт пустился в путанные рассуждения о том, что невольниками становятся только глупые, изначально ущербные люди, богами обречённые служить более умным хозяевам Лишь единицы из них могут поумнеть, благодаря добросовестному исполнению воли господ, и становятся отпущенниками.

Его выспренная речь резала уши девушке таким неприкрытым лицемерием, что не желая слушать, она тихо встала и направилась к своему фургону. Но не успела пройти и пяти шагов, как буквально кожей почувствовала на себе чей-то острый, неприязненный взгляд.

Заметив впереди маленькую травяную кочку, Ника, словно нечаянно споткнувшись, быстро посмотрела за спину, краем глаза уловив, как Лукста Мар резко опускает голову.

"Неужели это всё из-за того, что её муж мне упасть не дал? — искренне недоумевала девушка, забираясь в повозку. — Как бы эта дура какую-нибудь гадость не сотворила из-за своей ревности?"

Ворча про себя, путешественница, дрожа от холода, торопливо переоделась в кожаную одежду аратачей. Во-первых, так теплее спать будет, во-вторых, если что-то случится, в ней по лесу бегать удобнее, чем в платье.

На этот раз рабыня легла не на своём обычном месте — под повозкой хозяйки, а вместе с женщинами и детьми — между двух костров. Взять её с собой в фургон хозяйка не решилась, хорошо запомнив неприятное происшествие в ванной. Вдруг опять её на любовь потянет? А драться у Ники сегодня нет ни сил, ни желания.

Выставленному на ночь караульщику вменили в обязанность не только сторожить покой спутников, но и задвигать в огонь брёвна по мере их прогорания.

Несмотря на тёплую одежду и меха, девушка беспокойно проворочалась всю ночь. То ноги в мокасинах мёрзли, высунувшись из-под короткого плаща, то спина, то резал слух какой-то лесной шум.

Видимо, в эту ночь плохо спалось не только ей. Во всяком, случае утром все, даже животные выглядели усталыми и злыми.

Корин Палл сцепился с Балком Круном так, что остальным пришлось их растаскивать. Женщины визгливо ругались, предъявляя друг дружке какие-то маловразумительные претензии. Обычно довольно покладистый ослик едва не цапнул Риату за руку. Воспользовавшись этим, рабыня отвела душу, с удовольствием отдубасив его палкой.

"Вот и лето прошло", — грустно думала путешественница, растягивая рот в долгом зевке. Наставник говорил, что в Радле зимой даже снег иногда выпадает. А вот к этому ни их жилища, ни одежда совсем не приспособлены.

Она с ностальгией вспомнила свой голубой пуховичок, оставшийся в том мире, шапочку с помпоном, белый алюминиевый радиатор отопления под окном, возле которого так приятно сидеть, глядя на пустынный, засыпанный первым снегом двор.

Опять стало ужасно жалко себя, появились дурацкие мысли о несправедливости всего с ней происходящего, глаза предательски защипало. Захотелось плакать.

Качнув головой, словно вытряхивая из неё глупые переживания, Ника покосилась на сидевшую рядом рабыню. Та хмуро молчала, видимо, тоже вспоминала что-то из своего богатого впечатлениями прошлого.

Потянуло ветерком. Девушка набросила на плечи спутницы старый кожаный плащ и, зевая, забралась в фургон, где сумела уснуть, не обратив внимание на редкие капли дождя, гулко колотившие по просмолённой крыше.

Невольница разбудила её у Кинтара.

— Въездную пошлину надо платить, госпожа, — проговорила она, виновато шмыгая носом.

Ещё один имперский город в череде многих. Сколько их ещё будет, прежде чем она доберётся до родственников Лация Юлиса Агилиса?

Солнце скрылось за облаками, но стало заметно теплее. Впрочем раб, принимавший в обёрнутую тряпьём ладонь затёртый обол, очевидно, этого не замечал, продолжая дрожать.

Громко стуча деревянными колёсами по булыжной мостовой, фургон проехал сквозь толстую башню. Риата привычно направила осла за неторопливо удалявшейся повозкой артистов.

Заведение, где на этот раз остановился их маленький караван, имело гораздо больше шансов носить гордое звание "гостиница", чем убогий постоялый двор Нумеция Мара Тарита и его сожительницы.

Солидное двухэтажное здание с баней, конюшней и кладовками в одном крыле и обеденным залом в другом, поставленном перпендикулярно. Из зала наверх шла широкая, каменная лестница с красивыми резными перилами.

Вот только комната, которую смог предложить постоялице тощий, пройдошистого вида хозяин, оказалась такой же убогой, как у Серении, разве что стены не из циновок, а из плотно подогнанных досок. Услышав цену проживания и убедившись, что владелец заведения не настроен торговаться, путешественница потребовала поменять матрас, грозя в противном случае ославить его на всю Империю. Вряд ли мужчину испугали её неуклюжие угрозы, скорее всего просто скандалить не захотелось, поэтому и принесли новый, набитый свежей соломой матрас. Видимо, в отместку за это, хозяин со злорадством сообщил, что посещение ванной комнаты оплачивается отдельно. Знать, с наступлением холодов такой порядок вводится во всех гостиницах и на постоялых дворах. Ничего личного, просто дополнительные расходы на дрова.

— Можете сходить в городскую мыльню, госпожа Юлиса, — ехидно улыбаясь, предложил собеседник. — Там дешевле.

— Я подумаю, — ледяным тоном отозвалась Ника. — А пока прикажите кому-нибудь принести мои вещи.

— Непременно, — столь же ядовито отозвался мужчина.

Дождавшись, пока все корзины окажутся в комнате, она закрыла дверь на замок и спустилась в зал.

Время давно перевалило за полдень, и поток желающих плотно пообедать заметно иссяк. Усталые подавальщицы убирали со столов посуду.

Артисты уже закончили есть. После выплаты сильно урезанного долга, у урбы, кажется, появились деньги. За одним столом сидели мужчины, а за другим — женщины и дети, которые раньше только доедали, что останется после отцов и мужей. Кроме того, из долетавших слов девушка поняла, что они в полном составе собрались в ту самую городскую мыльню, о которой упоминал хозяин гостиницы.

"Значит, в здешнюю ванную никто из них не припрётся", — с иронией подумала путешественница, вспомнив внезапный визит Луксты Мар.

Её супруг вместе с другими артистами решил отправиться в город по каким-то важным делам. Гу Менсин вроде бы хочет поговорить с магистратами, а куда и зачем идут остальные мужчины — остаётся только гадать.

Не удивительно, что их жёны так ревнуют своих кобелирующих супругов.

"Кажется, они не слишком торопятся в Этригию на эти самые дриниары, — раздражённо усмехнулась Ника, предчувствуя новую задержку. — Как же не хочется ещё и здесь торчать! Может, ограничатся одним представлением?"

Когда она расправилась со своим более чем скромным обедом, урба уже разошлась, оставив сторожить фургон Превия Стреха и Корина Палла.

Рассчитавшись, девушка приказала подавальщице передать хозяину о её желании посетить ванную. После чего поднялась в свою комнату, на ходу решая важный вопрос, что делать с поясом? Вдруг вместо Луксты Мар заявится кто-нибудь другой? Например, любая из здешних рабынь? И опрокинет эту треклятую корзину?

Пока путешественница размышляла, пришёл мальчишка, лет десяти, в рабском ошейнике и простуженным голосом сообщил, что ванная для госпожи Юлисы готова. Та отправила рабыню проверить, так ли там тепло, как уверял хозяин гостиницы. А сама, оставшись одна, положила пояс с монетами под матрас.

Вернувшись, невольница бодро сообщила, что в бане тепло и даже жарко.

Почему-то во всех постоялых дворах, где им приходилось останавливаться, в ванную комнату можно было попасть только с улицы. Нику всегда удивляло такое странное расположение. Неужели нельзя сделать проход из зала или ещё откуда, чтобы не шататься на ветру?

Запахнув меховой плащ, она заметила Превия Стреха, нахохлившимся воробьём сидевшего, свесив ноги в проёме боковой двери в фургон артистов. Встретившись взглядом с девушкой, он как-то странно дёрнулся, словно собирался спрятаться за висевший за спиной матерчатый полог, но тут же криво улыбнулся, зачем-то помахав ей рукой.

Удостоив явно чем-то озабоченного поэта благосклонным кивком, девушка раскрыла низкую массивную дверь, тут же почувствовав на лице влажное тепло.

"Конечно, не сауна, — блаженно щурясь, думала попаданка, отмокая в горячей воде. — Но тоже ничего".

От души надеясь, что на этот раз ей никто не помешает, путешественница позволила себе немного понежиться в ванне, потом со вкусом вымылась и даже немного посидела на лавке, завернувшись в полотенце, дожидаясь, пока ополаскивается Риата.

Судя по недовольной физиономии, она в восторг от этой помывки не пришла.

— Слишком жарко, госпожа, — виновато проговорила женщина в ответ на вопрос хозяйки. — Как в горячем зале радланской бани.

Из рассказов Наставника Ника примерно знала, как устроены знаменитые на весь цивилизованный мир радланские бани, не имевшие ничего общего с дешёвыми мыльнями или гостиничными ванными. Как правило, это богато отделанные здания с бассейном, несколькими залами и даже площадкой для занятия гимнастикой.

— Тебе приходилось там бывать? — спросила девушка, вытираясь. — Я слышала, рабов туда не пускают.

— Я ходила туда с госпожой Цирцией и её матерью, — пояснила Риата.

"Тогда всё понятно, — кивнула путешественница. — Девочке нравилось мыться с любимой игрушкой".

Оглаживая прилипавшую к мокрому телу ткань, она проворчала про себя: "Хоть бы предбанник какой устроили, а то не успеешь вымыться, как опять начинаешь потеть".

— Наверное, хозяин гостиницы нарочно так жарко натопил? — отдуваясь, предположила невольница, торопливо завязывая на спине хозяйки ленты, удерживавшие ножны с кинжалом. — У него на лице написано, какой он вредный.

— Может быть, — согласилась Ника, решив причесаться уже в комнате, а пока просто прикрыть голову покрывалом.

Распахнув дверь, она машинально отыскала глазами повозку артистов. Но ни Превия Стреха, ни его любовника рядом не наблюдалось. "Или в зале греются, — предположила девушка, торопливо шагая по плотно уложенным камням. — Либо решили уединиться, пока никто не мешает".

Заметив, как колыхнулась полотняная стенка возле завешанного входа в фургон, путешественница понимающе усмехнулась, похвалив себя за проницательность. Тем более, что в обеденном зале, уже начинавшем заполняться народом, сладкой парочки тоже не оказалось.

Неторопливо спускавшееся к западу солнце прожектором било в небольшое, зарешеченное окно, ярко освещая комнатушку.

Сбросив накидку с головы, Ника огляделась и вдруг замерла, ещё не понимая, что её так насторожило. Подушка? Или брошенное поверх выстроившихся вдоль стены корзин овчинное одеяло? Почему-то казалось, что все они лежат как-то по-другому.

Во рту моментально пересохло, сердце скакнуло куда-то вверх, а душа, наоборот, ухнула в пятки. Пулей рванувшись к кровати, девушка, пыхтя, отогнула матрас и едва не застонала от облегчения. На тёмно-серых, грубо отёсанных досках преспокойно лежал её пояс.

Чтобы окончательно убедиться, Ника тщательно ощупала плотную, засаленную ткань, с радостью чувствуя под пальцами маленькие тяжёлые кружочки.

— Что с вами, госпожа? — с тревогой спросила застывшая у закрытой двери рабыня.

Не отвечая, девушка кинжалом вспорола шов, и только когда увидела тускло блеснувшее золото империала, окончательно перевела дух.

— Да понимаешь, Риата, — растерянно пробормотала она, машинально возвращая на место матрас. — Показалось, что кто-то трогал наши вещи.

Женщина внимательно осмотрелась и покачала головой.

— Разве что-то пропало, госпожа? Даже ваше золото здесь. А какой вор оставит такие деньги?

Хозяйка не могла не признать справедливость слов невольницы и все-таки лично перебрала все корзины. Оружие, одежда, шкатулки с письмами. Всё на месте.

Тем не менее, всё то время, пока рабыня старательно расчёсывала ей волосы, в голове госпожи крутилась одна и та же мысль.

"Кажется, что-то пошло не так?"

Глава V Двойной батман

Я не могу! Одно несчастье

Вслед за другим! Ну, как мне быть?

Лопе Де Вега «Валенсианская вдова»

Ещё спускаясь по лестнице, Ника внимательно оглядела зал. Посетителей заметно прибавилось, большая часть столов оказалась занята. За одним из них прямо под закреплённым на стене светильником, наклонившись друг к другу так, будто собрались целоваться, о чём-то переговаривались Анний Мар Прест и Корин Палл.

Больше никого из урбы рядом не наблюдалось. Видимо, остальные мужчины всё ещё "отдыхают", женщины с детьми моются, а Превий Стрех во дворе на холоде сторожит фургон.

Вдруг его любовник, подняв голову, встретился взглядом с путешественницей. Тут же опустив глаза, он резко отстранился от собеседника. Проследив за его взглядом, Анний Мар тоже посмотрел на девушку и, криво усмехнувшись, налил себе и приятелю браги из высокого широкогорлого кувшина, украшенного простеньким аляповатым рисунком.

В душе шевельнулось нехорошее предчувствие. Усевшись за стол у стены, она стала терпеливо ждать подавальщицу, краем глаза наблюдая за артистами. За время путешествия Ника, казалось, сумела составить некоторое представление о взаимоотношениях внутри урбы. Почему-то ей казалось, что эти двое недолюбливают друг друга. Во всяком случае, именно Превий Стрех больше всех смеялся над Аннием Маром, когда у того живот прихватило. А сейчас так мило беседуют…

Уже отработанным небрежным взмахом руки девушка сделала знак проходившей мимо рабыне с подносом. Почтительно выслушав заказ, та поклонилась и устало поспешила на кухню.

"Ну, прямо голубки, — усмехнулась путешественница от несколько двусмысленного сравнения. — А Превий Стрех знает, что его кавалер тут с другим мужиком секретничает? Интересно, они говорили о чистой мужской любви или… обо мне?"

Последнее предположение пришло в голову как-то само-собой. Сейчас парочка уже не походила на влюблённых или заговорщиков. Анний Мар, положив руки на стол, неторопливо потягивал брагу из большой глиняной кружки, а Корин Палл вообще откинулся назад, опираясь спиной в каменную стену. Оба они казались всецело поглощёнными процессом вдумчивого пития, тем не менее Ника ловила их косые взгляды.

"И чего пялятся? — с недоуменным раздражением гадала она, подавшись назад, чтобы не мешать невольнице расставлять посуду. — Боятся, что я расскажу Превию Стреху об их свидании? Так место здесь вроде не подходящее. Да и что мешает поэту самому сюда заявиться? Нет, ну вот опять! Ладно, Анний Мар дуется. Я ему между ног копьём здорово приложила. А Корин Палл чего взъелся? Чего я ему плохого сделала? Даже деньги платила…"

Не успела девушка додумать, как входная дверь с шумом распахнулась, и в зал ввалились сильно подвыпившие артисты, судя по довольным физиономиям, прекрасно проводившие время. Заметив приятелей, они тут же направились к их столу.

— Клянусь среброногой Анаид, ты многое потерял, Мар! — с апломбом заявил Убий Власт, звонко шлёпнувшись тощим задом на массивный, грубо сколоченный табурет.

— Лукция Стаба показывала танцовщицу из Банарии. Это что-то!

Не найдя слов, мужчина звонко зацокал языком, блаженно закатив глаза.

— Такая гибкая, будто у неё совсем нет костей! Когда она вскочила на помост, даже Ун Керат перестал мять свою толстуху.

Рассказчик рассмеялся, хлопнув ухмыльнувшегося приятеля по плечу.

"Точно, в публичный дом ходили, — с неприязнью подумала путешественница. — Денег, чтобы снять тёплую комнату, у него нет. Семье на полу в большом зале спать придётся. А на шлюх находит! Все мужики козлы!"

— Кожа у неё цвета красной глины, — мечтательно улыбнулся Убий Власт. — Сама тоненькая, как молодое оливковое деревце…

— Не поймёшь: то ли парень, то ли девка, — буркнул Гу Менсин, подзывая подавальщицу.

— Тебе бы понравилась, Корин! — фыркнул Балк Круна.

— Много ты понимаешь в любви и красоте, — презрительно скривился любовник поэта.

— Грудь совсем маленькая, — продолжал брюзжать по-стариковски старший урбы, беззастенчиво забирая из-под носа Анния Мара кружку с брагой.

— Зато твёрдые, как камешки, и упругие, как спелое яблоко! — заступился за танцовщицу рассказчик.

— Ты что, их щупал? — насмешливо фыркнул Тритс Золт. — За наши деньги на такие только смотреть да облизываться.

— Постой, постой! — замахал руками Убий Власт. — Помнишь, когда она через спину перегнулась? Соски прямо в потолок смотрели! Я специально обратил внимание.

Полуприкрыв глаза, он покачал головой, повторив:

— Нет, зря ты Анний вернулся и не ходил с нами.

— Дела у меня были, — проворчал актёр, и вдруг бросил быстрый, опасливый взгляд в сторону Ники, встретившись с ней глазами.

"А не они ли в моей комнате пошарили? — холодея от подобной догадки, подумала та. — Очень может быть, что Лукста наплела мужу про пояс, или он сам нащупал, когда в кусты торопился. Уж очень вид у него подозрительный".

Девушка ещё раз посмотрела на Анния Мара, но мужчина сделал вид, будто всецело поглощён рассказом Убия Власта, который с восторгом описывал округлый животик и упругие ягодицы банарской танцовщицы.

"Если они ковырялись в моих вещах, — думала путешественница, наполняя аккуратный керамический стаканчик. — Почему не взяли деньги? Четыреста империалов — это почти восемь тысяч серебром. Деньги для бродячих артистов немаленькие".

Передавая стоявшей за спиной рабыне кувшинчик с остатками разведённого вина, она усмехнулась: "Да потому что не нашли! Не додумались заглянуть под матрас. Корзины перерыли, а про постель не догадались. Другого объяснения просто быть не может".

Расплатившись с подавальщицей, Ника ушла, краем уха услышав, как Гу Менсин сообщает коллегам, что договорился только на одно представление.

"Хорошо хотя бы так", — с облегчением подумала девушка, поднимаясь на галерею, куда выходили двери гостевых комнат.

Перед тем, как уснуть, она спросила у ворочавшейся на полу рабыни:

— Риата, ты не знаешь, можно открыть замок на нашей двери без ключа?

— Есть такие умельцы, госпожа, от которых ни один замок не убережёт, — убеждённо заявила та и робко спросила. — Так вы всё-таки думаете, в комнате кто-то был?

— Да, — твёрдо ответила хозяйка. — Золото просто не нашли.

— Так из вещей тоже ничего не пропало, госпожа, — неуверенно заметила женщина.

— Приходили специально за поясом, — проговорила путешественница, поворачиваясь на бок и глядя на еле различимый в темноте силуэт собеседницы, которая сидела на полу, закутавшись в тёплое овчинное одеяло. — А не взяли ничего, потому что скандала не хотели.

— Воры их не боятся, госпожа, — насмешливо фыркнула Риата, но тут же испуганно ойкнула.

— Смотря, кто вор, — назидательно проговорила Ника.

— Так вы знаете, кто это? — охнула рабыня, тут же позабыв о своей дерзости.

— Анний Мар, — заявила хозяйка, после недолгой паузы. — Один или с Корином Паллом.

— Это который вас на стоянке облапил? — вскричала невольница. — Когда чуть не обделался.

— Может, тогда он и нащупал чего, — предположила девушка. — Или жена в ванной что-то углядела?

— Ой, госпожа, вспомнила! — самым непочтительным образом прервала хозяйку рабыня и торопливо заговорила. — Лукста Мар рассказывала… Давно ещё… Как Анний Мар с Гу Менсином и Превием Стрехом забрались в кладовку на постоялом дворе и взяли там три большие амфоры с герсенским вином.

— Ну, тем более, — довольно усмехнулась Ника, откинувшись на подушку. — Теперь, когда убедились, что у меня ничего нет, они оставят нас в покое.

— Одни боги знают это, госпожа, — с нескрываемым сомнением вздохнула Риата. — Вдруг, наоборот, постараются вас ещё как-нибудь… обыскать?

— Пусть попробуют, — зловеще, но не слишком уверенно, пробормотала девушка, растерянно подумав: "Вот батман! Действительно, а что мешает им зажать меня где-нибудь на стоянке? Набросятся неожиданно, я и кинжал вытащить не успею."

Представив себе эту картину, она зябко передёрнула плечами.

"Но, что мешало им сделать это вчера? — задала себе вопрос путешественница. — Или завтра? Для чего Аннию Мару понадобился тайный обыск?"

И через секунду уже довольно улыбалась в темноту.

"Да потому, что отыщи они золото при всех, оно всем и достанется! Всему коллективу, а Мар не похож на человека, готового делиться таким жирным куском. Как и Корин Палл, кстати. Нет, скорее всего они попытаются подловить меня тайком где-нибудь вдалеке от урбы. Возможно, в городе? Ударят по голове, задерут платье, и прощай золотишко. Ну, и что делать?"

Невольница уже давно посапывала в две дырочки, а хозяйка ворочалась без сна, лихорадочно перебирая варианты.

"Спрятать деньги в корзину? Их уже обыскивали, может, больше не полезут? А вдруг решат повторить? Остаться здесь и подождать новых попутчиков до Этригии? Кто знает, как долго придётся ждать, и что это будут за люди? В Этригии я хотя бы могу попробовать обратиться к Асти Бронии. Не зря же Румс Фарк к ней письмо дал? А здесь кого спрашивать? Попробовать добраться до Этригии в одиночку?"

Ника вспомнила встречу с лохматыми охотниками и поёжилась во второй раз.

Перебрав все возможные варианты, она, скрепя сердце, решила до Этригии добираться вместе с урбой. Тем более, что остался всего один переход. Но в городе расстаться с артистами, подыскав себе другую гостиницу.

Разбудил её осторожный стук в дверь. Рука метнулась к лежавшему рядом кинжалу, а глаза торопливо обшарили комнату. Судя по светло-серому окну и ясно различимым стенам, скоро рассвет.

— Госпожа Юлиса! — послышался тихий, настойчивый шёпот. — Госпожа Юлиса!

Рабыня рывком села, бестолково хлопая глазами. Хозяйка шикнула, прижав палец к губам, и раздражённо пробормотала:

— Кто там?

— Это я, Гу Менсин.

Только теперь девушка узнала голос старшего урбы.

— Что вам нужно?

— Госпожа Юлиса, мы хотим сегодня выехать пораньше, чтобы успеть в Этригию до вечера, — ответил старый артист. — Простите, что не успели вас вчера предупредить.

— Вы же собирались давать представление? — удивилась путешественница, вставая с кровати и набрасывая на плечи накидку.

— Представление? — переспросил Гу Менсин и тут же затараторил. — Увы, боги распорядились по-другому. Но вы, если хотите, можете остаться, а нам надо ехать.

Заинтересовавшись столь резким поворотом событий, Ника взглядом указала Риате на прислонённый к стене дротик, а сама, спрятав правую руку с кинжалом за спиной, осторожно приоткрыла дверь.

Старший урбы выглядел чем-то сильно озабоченным.

— Что случилось, господин Гу Менсин? — шёпотом спросила она, убедившись, что ни рядом, ни за ним никого нет. — Почему такая спешка?

— Магистрат, да сожрёт его Такера, требует половину сборов! Это грабёж, госпожа Юлиса! Терпеть такое из-за одного выступления?!

Толстяк энергично замотал бородой.

— Нет уж! Мы лучше уедем в Этригию. Не торопясь, отыщем там постоялый двор, отдохнём, договоримся с тамошним магистратом. Праздник только начинается.

Объяснение показалось девушке более чем правдоподобным. Она знала, что часто кроме официальных, так сказать, налогов, кое-кто из городских начальников требовал мзду лично себе любимому.

— Хорошо, я собираюсь.

— Только поторопитесь, госпожа Юлиса, — прижал волосатую руку к жирной груди старший урбы. — Магистрату может не понравиться, что мы решили… передумать.

— Я не заставлю себя ждать, — заверила путешественница. — А чтобы вас не задерживать, пришлите кого-нибудь помочь перенести корзины в фургон.

Она едва успела одеть пояс и натянуть платье, как явились Тритс Золт и Корин Палл.

"Видимо, действительно очень торопятся", — сделала вывод Ника и просто завернула волосы в пучок на затылке, решив сделать причёску как-нибудь потом.

Владелец заведения нисколько не удивился столь раннему отъезду постояльцев. Только чуть скривил губы в презрительной гримасе, когда увидел артистов, спускавшихся по лестнице с её корзинами в руках.

Девушка так и не поняла, что ему не понравилось, а спрашивать не имела никакого желания. Едва она вышла из гостиницы, как женщины, о чем-то оживлённо переговаривавшиеся возле своего фургона, разом замолчали, явно избегая смотреть в её сторону.

"Вот батман! — растерянно подумала путешественница. — Да что же это такое?"

Она пробежала глазами по платью, даже обернулась назад, якобы поправить накидку, но никаких недостатков в одежде не заметила.

"Может, лучше остаться? — внезапно подумала Ника. — Пусть они едут, а я потом. Когда?"

Впрочем, мужчины урбы вели себя как обычно. Разве чуть больше суетились, запрягая мулов, так это вполне объяснимо. Спешат.

Видимо, заметив её недоумение, Гу Менсин тихо рыкнул, обращаясь к прекрасной половине урбы:

— Чего встали? Забирайтесь живее! Ехать надо!

Женщины, словно опомнившись, торопливо полезли в фургон.

У городских ворот их маленький караван пристроился в хвост обоза из десяти больших, укутанных грубой тканью возов под охраной шестерых вооружённых всадников, гортанно перекликавшихся на непонятном языке.

Девушка подумала, что путешествие в такой компании будет более безопасным. Во всяком случае, охранники внушали почтение одним своим видом.

Но, видимо, артисты решили, что запряжённые в тяжёлые телеги волы двигаются слишком медленно, поэтому почти сразу за городом их повозка пошла на обгон постоянно растягивавшегося обоза. Повинуясь кивку хозяйки, Риата направила ослика вслед за ними. Возницы в рабских ошейниках провожали их ленивыми взглядами, кутаясь в короткие плащи из грубой шерстяной ткани.

Оторвавшись от них примерно на полкилометра, фургон урбы начал постепенно замедлять ход. Вокруг громоздились невысокие холмы с редкими выходами скальных пород, выделявшихся бурыми пятнами среди потерявших большую часть листвы деревьев и кустарников.

То тут, то там на крутых склонах паслись немногочисленные отары овец, доедавших остатки осенней травы, на более пологих — темнели прямоугольники полей, изредка покрытых нежно-зелёной порослью озимых.

Каких-либо поселений путешественнице рассмотреть не удалось, видимо, те прячутся от ветров в долинах.

Машинально поправив накидку, Ника вспомнила, что её причёска до сих пор находится в совершенно недопустимом состоянии. Но как её привести в порядок без остановки фургона?

Посоветовавшись с невольницей, девушка села напротив распахнутой передней дверки и взяла в руки поводья, а рабыня, забравшись внутрь. принялась расчёсывать хозяйке волосы.

Многоопытная Риата сразу предупредила, что даже ей вряд ли удастся соорудить что-то выдающиеся в трясущейся повозке. Пришлось согласиться на уложенную короной косу.

Лишённая возможности непосредственно следить за процессом, путешественница просто смотрела на дорогу, слушая болтовню рабыни.

Она со смехом рассказала, как Тритс Золт столкнулся в дверях комнаты с Корином Паллом, когда они почти бегом таскали корзины из гостиницы, и мысли Ники вновь вернулись к странному поведению артистов.

Вспомнив, с каким таинственным видом шептались Анний Мар с Корином Паллом, девушка усмехнулась. Наверное, обсуждали результаты неудачного обыска в её комнате? Или планировали дальнейшие действия? Иначе, почему так резко оборвали разговор, как только она появилась в зале.

"Ничего у вас не получится, — с мечтательной радостью подумала путешественница. — Уж я постараюсь не попасть в ваши липкие ручонки".

Глянув в зеркало, она с неудовольствием указала Риате на выбившуюся из причёски прядь и вновь погрузилась в размышления.

"Интересно было бы посмотреть на ту танцовщицу из Банарии. Подумаешь, мостик сделала. Да у меня не хуже получится. Хотя я и не такая… тощая. Они тут просто танцев настоящих не видели. Эх, мне бы музыку подходящую, я бы им такое представление показала…"

Вдруг полог, закрывавший боковой вход катившей впереди повозки, откинулся, и наружу высунулась бородатая физиономия Гу Менсина.

"А почему он замялся, когда я спросила о представлении?" — неожиданно подумала Ника.

Она ещё раз вспомнила все подробности их раннего разговора, короткую, но ясно различимую паузу после её вопроса.

"Да, ну и что? — в сердцах возразила сама себе девушка. — Просто забыл из-за всех этих волнений и неприятностей. Не сообразил сразу. Вот батман! Уже какие-то заговоры мерещиться начинают. Прямо мания преследования какая-то. Паранойя или шизофрения. Так и сбрендить недолго".

Она тряхнула головой, вызвав недовольное сопение Риаты, все ещё возившейся с её волосами, и только тут заметила, как далеко вперёд укатила повозка урбы. Пришлось легонько ударить ослика палкой, заставляя прибавить шаг.

После полудня они свернули с оживлённой дороги, где то и дело попадались повозки, всадники и даже группы пешеходов.

В узких, неглубокий колеях, выбитых в каменистом грунте, стояла вода. Фургон немилосердно трясло, внутри всё трещало и скрипело. Казалось, ещё немного, и он просто развалится на мелкие кусочки.

"Хорошо хоть, причёску успели сделать, — мельком подумала путешественница, крепко вцепившись в скамеечку. — Куда их понесло? Это объездной путь, или они место для стоянки ищут?"

Дорога начала подниматься, стало суше. Осла уже не приходилось подгонять палкой. Тем не менее, чтобы ещё немного облегчить влекомый им груз, Ника соскочила на землю и пошла рядом.

Перевалив через гребень гряды, она увидела, что проходившая вдоль склона дорога, постепенно спускаясь, заканчивается у небольшого, наполовину врытого в землю домика непонятного происхождения. Кроме того, девушка заметила ещё одну дорогу, подходившую к странному строению с другой стороны.

По мере приближения путешественница смогла рассмотреть ровную, засыпанную мелким щебнем площадку и вытекавший из-под неё ручеёк.

"Родник с очередным святилищем", — предположила путешественница и не ошиблась.

Тоненькая струйка вытекала из разинутой пасти беззубого льва, чью морду высек из камня искусный ваятель.

Вода привычно собиралась в крошечный круглый бассейн, краями которого служили сомкнутые львиные лапы, и, просачиваясь сквозь каменные когти, утекала в глиняную трубу, проходившую под всей площадкой.

А над мордой хищника в нише стояла крошечная статуэтка нимфы-хранительницы родника. Выступавшее прямо из склона холма святилище так органически вписывалось в окружающий пейзаж, что казалось не сотворённым руками человека, а выросшим по воле природы или местных богов.

"Теперь понятно, почему артисты решили сюда заехать, — подумала Ника. — Здесь так красиво".

Девушка решила, что они поставят фургон прямо на площадке. Но тот прокатил дальше к берегу ручейка, всё ещё поросшему зелёной осокой. Приказав рабыне следовать туда же, хозяйка торопливо направилась к кустам, гостеприимно разросшимся метрах в пятидесяти. Поскольку листочки на них почти облетели, пришлось забираться в самую чащу, чтобы хоть как-то скрыться от чужих глаз. Всё же, оставаясь человеком другого мира, она предпочитала по возможности не выставлять на всеобщее обозрение наиболее интимные моменты своей жизнедеятельности.

Когда путешественница вернулась, костёр уже дымил, женщины резали большие золотистые луковицы и перебирали опостылевшую фасоль. Крина что-то втолковывала плачущей Тсеве, крепко держа дочь за плечо. Риата у родника набирала воду в кувшин. Мужчины о чём-то беседовали, плотно обступив Гу Менсина.

Обернувшийся Крайон Герс заметил приближавшуюся Нику и что-то сказал приятелям, от чего те сразу замолчали, уставившись на неё.

А вот это девушке совсем не понравилось.

"Опять паранойя?" — спросила она у себя. Но артисты вдруг как-то быстро разошлись, словно у каждого нашлось неотложное дело, и у фургона остались только Анний Мар с главой урбы, не обращавшие на неё никакого внимания.

"Паранойя и есть», — мысленно фыркнула путешественница, направляясь к своей повозке. Выпряженный ослик смиренно жевал жёсткую осоку, косясь на хозяйку кроткими, полными вселенской скорби глазами.

— Вот, госпожа! — бодро доложила Риата, демонстрируя кувшин. — Принесла руки мыть.

Ника посмотрела на топкие берега ручейка, потом на невольницу.

— Тебе не кажется, что артисты как-то странно себя ведут?

— Считаете, недоброе задумали, госпожа? — насторожилась рабыня.

— Не спокойно мне, — призналась хозяйка и приказала. — Ты вот что… Уши раскинь. Тебя они не опасаются. Может, что услышишь? А то как я подойду, они сразу молчат.

— Слушаюсь, госпожа, — шёпотом ответила женщина.

На стоянках путешественница всегда держалась немного в стороне от своих спутников. Вот и сейчас она уселась на волчью шкуру и, подставив лицо солнышку, стала наблюдать за происходящим из-под приспущенных век.

Порыв ветра донёс запах лука и разваренной фасоли. Поискав глазами свою рабыню, девушка увидела, как та направилась к роднику вместе с Диптой Золт. Вдвоём они несли большую амфору из-под оливкового масла, а артисты сгрудились вокруг костра, словно стараясь согреться, хотя день стоял тёплый. Ника даже шерстяных носков не надевала.

— Госпожа Юлиса! — окликнула её Приния. — Идите обедать.

Она встала, машинально проверив за спиной кинжал, но не успела пройти и половины расстояния, как Вальтус Торнин настороженно проговорил:

— Кто это?

Сейчас же все обратились в ту сторону.

По второй дороге к роднику неторопливо спускались с холма три всадника в красных плащах. У одного из них проглядывала подкладка из лисьего меха. Кроме того, он носил щеголеватую сине-серую тунику с расшитыми узорами рукавами.

У его спутников тускло поблёскивали металлом панцири доспехов, на поясах висели короткие мечи, а головы покрывали бронзовые шлемы, у одного даже с пышным плюмажем из чёрных вороньих перьев.

"Легионеры!" — мысленно охнула путешественница, чувствуя, как ветерок страха пробежал по позвоночнику.

В беспомощной настороженности она посмотрела на артистов. Однако те выглядели скорее раздосадованными, чем озабоченными. Девушка вновь обернулась к верховым, и как раз в этот момент на холме показалась колонна воинов.

"Ну, столько народа Серения за мной не пошлёт", — с облегчением подумала путешественница, прикинув, что здесь шагает не менее полусотни. За выстроившимися в ряд легионерами подпрыгивала на ухабах большая телега, запряжённая двумя мулами.

— Кто такие? — громко и требовательно спросил молодой всадник в лишённом оперения шлеме.

Члены урбы бодро повскакивали на ноги. Гу Менсин, торопливо сунув миску с дымящейся кашей Тритсу Золту, вальяжно выступил вперёд.

— Мы артисты, почитатели лучезарного Нолипа. Давали представления в городах Западного побережья.

— Не этих мы искали, господин Тит? — не дослушав толстяка, обратился воин к спутнику в штатском.

Почесав рукой чисто выбритый подбородок, тот презрительно скривился.

— Тоже бродяги, но на беглых как-то не похожи.

— Что вы, господин Тит! — с деланной обидой вскричал старший урбы. — Мы свободные люди.

— Кто может это подтвердить? — подал голос обладатель перьев на шапке.

Он лениво похлопал по шее переступавшего с ноги на ногу коня, и Ника заметила на правой руке витой золотой браслет, вроде того, что она видела у сотника Нумеция Мара Тарита. Только посолиднее.

"Наверное, это что-то вроде знака различия?" — подумала девушка, наблюдая, как Приния вытаскивала из фургона кожаный мешочек размером с хорошую дамскую сумочку.

— Дитрибун Третьего Победоносного Пограничного легиона! — громогласно объявил Гу Менсин, доставая оттуда свёрнутый папирус. — И господин Лукрац магистрат Эмара.

— Валер, — обратился вероятный сотник к младшему по возрасту и скорее всего по званию спутнику. — Взгляни, что у него там?

Тот торопливо пробежал сначала один листок, потом второй.

— Да, печать легиона и господина Лукраца. Эта урба, действительно, давала представление в Арадском лагере и в Эмаре.

Заметно приободрившийся Гу Менсин с достоинством поклонился

Пока артист разыскивал и предъявлял документы, отряд легионеров почти дошёл до усыпанной гравием площадки, так что путешественница смогла как следует рассмотреть ярко начищенные пластинчатые доспехи, большие прямоугольные щиты и короткие копья с длинными железными наконечниками.

Почти все воины оказались молодыми парнями, лет по двадцать, с самым серьёзным видом молотившие светло-серую дорожную пыль тяжёлыми башмаками.

Видимо, догадавшись об их приближении по грохоту шагов, сотник поднял правую руку.

Валер тут же продублировал команду, грозно рявкнув:

— Стой!

Потом, небрежно возвращая папирус старшему урбы, поинтересовался:

— Что вы здесь делаете?

— Мы направляемся в Этригию на праздник в честь щедрого владыки недр Дрина, — начал торопливо объяснять толстяк. — А сюда… Здесь просто обедаем и отдыхаем.

— Далеко же вас занесло от дороги, — усмехнулся молодой всадник легко, даже изящно спрыгнув с седла.

Гу Менсин замялся, явно не зная что сказать, но тут на помощь старшему товарищу пришёл Анний Мар Прест:

— В Кинтаре нам сказали, что вода из этого источника приносит здоровье и удачу. На ней благословение самого Питра, который осчастливил своей любовью нимфу Отраду, хранительницу родника.

— Я тоже слышал эту историю, — кивнул Тит, неуклюже сползая с коня. — Только многие считают, что родник нимфы Отрады не здесь, а к востоку от Фессалы.

— Десятники! — вроде и не очень громко, но так, что все услышали, проговорил сотник. — Обедать будем здесь. Командуйте. Не забудьте выставить караул.

Легионеры, стоявшие в первой шеренге, тут же стали отдавать распоряжения. И только после этого их оперённый начальник спустился с горячего скакуна на грешную землю. Тут же подскочил молодой воин с круглым, щекастым лицом и подхватил под уздцы коня.

Затем вся троица направилась к роднику, а артисты вдруг с сумасшедшей скорость заработали ложками, словно опасаясь, что незваные гости отберут у них кашу.

Ника, наоборот, еламедленно, не сводя глаз с легионеров, которые, судя по возрасту, вряд ли являясь опытными воинами, тем не менее действовали чётко и слаженно.

Поставив щиты и копья в пирамиды, одни из них, взяв в телеге топоры, отправились в заросли за топливом для костров, другие с большими чёрными котлами пошли за водой, третьи возились с тонкими шестами и полотнищем, очевидно, устанавливая шатёр для начальства, которое, стоя у родника, беседовало, смакуя воду из блестящего, видимо, серебряного стаканчика.

Вкрадчивое покашливание над самым ухом отвлекло девушку от наблюдений. Встрепенувшись, она с удивлением заметила, что артисты уже поели и теперь торопливо сворачивают лагерь. Хотя, как правило, урба оставалась на полуденной стоянке часа на полтора или два. Они, кажется, опасаются легионеров, раз решили собраться так рано.

Передав миску с недоеденной кашей Риате, путешественница тихо сказала:

— Поешь и запрягай осла.

— Да, госпожа, — кивнула невольница.

Ника остановила проходившего мимо поэта.

— Кто это, господин Превий Стрех?

— Вы что, сами не видите, госпожа Юлиса? — почти грубо фыркнул молодой человек. — Легионеры. Только командир у них почему-то сотник всадников.

— А мужчина в тунике? — игнорируя нелюбезность собеседника, продолжала расспрашивать девушка.

— Какой-нибудь претор, — дёрнул плечами поэт. — Или эдил? Обычно они занимаются розыском беглых рабов.

Начинающий драматург досадливо поморщился.

— Если хотите, спросите их сами. Они как раз сюда идут.

Не сколько обиженная, сколько озадаченная таким поведением Превия Стреха, путешественница какое-то время смотрела ему вслед.

Подсадив в повозку сына, навстречу троице поспешил Гу Менсин.

— Второй фургон тоже ваш? — спросил Тит, глядя поверх склонившегося в поклоне толстяка.

— Он мой, — выступила вперёд Юлиса, чувствуя, что не должна позволить старому актёру говорить за себя.

Мужчина посмотрел на Нику так, словно она только что материализовалась из воздуха. Но девушка с ледяным спокойствием выдержала его взгляд, не сделав даже попытки отвести глаза.

Снисходительная улыбка тронула мясистые губы.

— С ними едешь?

— Нам по пути, — лаконично ответила путешественница, решив, что если собеседник в разговоре с ней игнорирует элементарные правила вежливости, принятые при общении равных по происхождению и социальному положению людей, она тоже не будет обращаться к нему по фамилии с обязательным добавлением "господин".

— Тоже едешь в Этригию? — решил уточнить Валер.

— Да, — подтвердила Ника. — А оттуда к родственникам в Радл.

— Одна? — вскинул белесые брови Тит.

— Так случилось по воле богов, — спокойно ответила девушка, вновь начиная чувствовать себя, как на экзамене. По коже словно пробежали мельчайшие электрические разряды, а пальцы машинально вцепились в край накидки.

— Как ваше имя? — хмурясь, подал голос сотник.

— Ника Юлиса Террина.

— Юлиса? — переспросил Валер.

Как она и рассчитывала, на радлан её имя впечатление произвело.

— Да. Из младших лотийских Юлисов. Дочь Лация Юлиса Агилиса и внучка сенатора Госпула Юлиса Лура.

Мужчины переглянулись, а путешественница услышала за спиной лёгкий шум удалявшихся шагов. Кажется, на этот раз Гу Менсин решил не вмешиваться в разговор попутчицы с представителями власти.

— Откуда же вы здесь взялись, госпожа Юлиса? — последние два слова то ли эдил, то ли претор произнёс с ясно различимой иронией.

— Из Канакерна, господин Тит, — холодно усмехнулась собеседница. — А туда я попала из Некуима, куда моим родителям пришлось бежать из-за подлого навета.

— И где же они? — опередил старших товарищей молодой человек.

— Мать умерла, а отец слишком стар и болен для такого тяжёлого путешествия.

Несколько секунд мужчины молчали, очевидно, осмысливая услышанное.

— И у вас есть какие-то доказательства своего происхождения? — всё так же мрачно и недоверчиво спросил сотник.

— Разумеется, — кивнула девушка. — Письмо отца дяде по матери, господину Итуру Септису Дауму регистру Трениума, моим тёткам и бабушке Торине Сеептисе Ульде. Она очень старенькая, но надеюсь, боги будут милостивы и дадут мне возможность с ней увидеться. А ещё отец отдал мне свой перстень.

Она вытащила из-за ворота платья массивную золотую печатку на тонком кожаном шнурке.

— Полагаю, господа, моим родственникам этого будет достаточно.

— Вы говорите, что приплыли из Некуима? — насмешливо фыркнул Тит. — Но он существует только в рассказах пьяных моряков.

— О Некуиме прекрасно известно каждому консулу, купцу и матросу в любом городе Западного побережья, — снисходительно заявила путешественница, и чтобы скрыть подступавшее раздражение, поправила край накидки на плече. — Он есть, так же как и много других вещей, в существовании которых трудно поверить здравомыслящему человеку. Мир вовсе не кончается за пределами Империи.

— Как вы оказались в Канакерне? — по-прежнему хмурясь, поинтересовался сотник.

— Приплыла на корабле господина Мерка Картена, консула Канакерна и друга моего отца. Он каждый год ходит в Некуим.

— Судя по вашим словам, это достойный и уважаемый человек, — уже не так скептически хмыкнул Тит. — Который готов подтвердить ваши слова?

— И не только он, — сказала Ника. — Так же консул Тренц Фарк и ещё множество народа, кто видел, как я сходила с корабля.

Внешнее спокойствие и некоторая величавость давались ей нелегко, но уже приносили свои плоды.

— Как вы оказались в такой сомнительной компании, госпожа Юлиса? — спросил молодой человек, кивнув в сторону артистов, торопливо запрягавших мулов в повозку.

— К сожалению, мне пришлось задержаться в Канакерне, господин Валер, — вздохнула девушка, заранее приготовившая ответ на этот каверзный вопрос. — На перевалах выпал снег, и дорога через Рифейские горы оказалась закрыта. А попутчиков хотя бы до Гедора быстро найти не получилось. Этих артистов хорошо знает господин Картен. Он главный попечитель городского театра, где давала представления их урба. Мне не хотелось дольше задерживаться в Канакерне, и я поехала с ними.

Собеседник понимающе кивнул.

— Теперь вы всё обо мне знаете, господа, — улыбнулась путешественница. — А сами остаётесь неизвестными.

Тит и Валер одновременно посмотрели на сотника, видимо, предоставляя ему, как самому главному, решать: представляться или послать наглую девчонку подальше?

Тот снял шлём, и передав его тому самому пухлощёкому легионеру, пригладил короткие, густо присыпанные сединой, волосы.

— Я Сентор Тарквиц Орус, сотник конницы. Мы вместе с Арсом Валером Кватором сопровождаем пополнение в Арадский лагерь.

Молодой человек, улыбнувшись, поклонился, а Ника вдруг поняла, что где-то слышала о роде Тарквицев. Причём не в Империи или городах Западного побережья, а ещё в Некуиме от Наставника.

Ответив на поклон Валера, она вопросительно взглянула на третьего мужчину, продолжая лихорадочно копаться в памяти. Нет, среди аристократических семей, список которых ей пришлось заучить, такая не значилась, нет Тарквицев и среди родственников Юлисов.

— Лавр Тит Ватер, — надменно представился мужчина. — Городской эдил Верхана.

— Очень приятно, что боги свели меня с такими значительными людьми, — девушка постаралась улыбнуться так, чтобы соблюсти необходимый баланс между любезностью и отстранённостью.

Не ощущая исходившей от них угрозы, путешественница слегка расслабилась, тем не менее чувствуя нарастающую уверенность в необходимости вспомнить, что же в её памяти связано с фамилией "Тарквиц"?

Стараясь потянуть время, она поинтересовалась:

— Что вы делаете так далеко от своего города, господин Тит?

— Ищу беглых рабов, госпожа Юлиса, — огорчённо вздохнул чиновник. — Мерзавцы убили своих хозяев. И теперь разбойничают на дорогах. До того обнаглели, что напали на брата нашего магистрата. Только милость богов уберегла его от расправы.

— Имея такие деньги, он мог бы взять с собой охрану и побольше, — проворчал сотник. — Теперь из-за его скупости нам придётся лазить по этим диким лесам.

Тит недовольно засопел, на щеках заходили желваки. Судя по всему, эти двое уже неоднократно дискутировали по данному вопросу, и эдил не собирался оставлять колкость кавалериста без ответа.

Не желая выслушивать их перебранку и по-прежнему пытаясь вспомнить, что ей известно о роде Тарквицев, Ника поспешно заявила:

— Позавчера мы встретили каких-то подозрительных вооружённых оборванцев. Возможно, это те, кого вы ищите, господин Тит?

— Где это случилось, госпожа Юлиса? — тут же насторожился мужчина. — Сколько их было? Как выглядели?

— Простите, господин Тит, — беспомощно развела руками девушка. — Я их почти не видела. Спросите у господина Гу Менсина. Он с ними разговаривал.

— Эй! — крикнул эдил, махнув рукой сгрудившимся у фургона артистам. — Кто из вас Гу Менсин?

— Я, господин, — почему-то испуганно отозвался глава урбы.

А их спутница наконец-то вспомнила рассказ Наставника, в котором упоминался какой-то Тарквиц. Удивительно, как только она смогла отыскать в памяти эти несколько слов!

Зная, как трепетно относятся радлане к своей родословной, путешественница предположила, что если даже сотник не имеет никакого отношения к тому историческому лицу, подобный вопрос должен ему понравиться.

— Господин Тарквиц, вы не родственник одному из тех воинов, кто вынес из шатра потерявшего способность двигаться Императора Курса перед решающей битвой с армией Сената?

Суровое лицо немолодого мужчины с брезгливо-надменными складками у тонких губ изменилось, словно по волшебству.

Густые брови поднялись, из глаз куда-то исчезла холодность начальника, привыкшего распоряжаться чужими жизнями.

— Да, — заявил он с какой-то почти детской гордостью. — Это мой прапрадед. Но откуда вы знаете, госпожа Юлиса?

— Оторванный от Родины, отец никогда не забывал о ней, — прочувственным голосом проговорила Ника, с удовлетворением подумав: "Надо же, как удачно получилось. Мужик, кажется, в восторге". — И сделал всё, чтобы дочь помнила героев своего народа.

Она слегка поклонилась.

— Для меня честь встретиться с потомком столь славного воина.

— Сразу видно, что ваш отец — достойный человек, заслуживающий всяческого уважения, — благожелательно кивнул сотник, гордо расправив плечи. — Он может гордиться вашим воспитанием, госпожа Юлиса. Не каждый юноша знает такие подробности той великой войны.

— Благодарю за столь высокую оценку, господин Тарквиц, я стараюсь быть достойной своих предков, — скромно потупила взор девушка, опасаясь, как бы собеседник не уловил скрытой насмешки в её глазах.

Но того, что называется, "понесло".

— Если бы мы направлялись в Этригию, я бы с удовольствием пригласил вас присоединиться к нам и оставить не подходящих вашему происхождению попутчиков.

"Ого! — усмехнулась про себя путешественница. — Да он со мной заигрывает! Ответить? Только не переиграть…"

— Надеюсь, боги подарят нам ещё одну встречу, — застенчиво улыбнулась она, бросив на мужчину взгляд из-под полуприспущенных ресниц. — Пусть ваши поиски окажутся удачными и не затянутся надолго.

— Прощайте, госпожа Юлиса, — отозвался Тарквиц. — Уверен, небожители помогут вам встретиться с родственниками и обрести семью.

— До свидания, господин Валер, — обратилась Ника к молодому человеку, с удивлением наблюдавшему за их разговором.

Не забыла она и об эдиле.

— Прощайте, господин Тит. — Пусть боги помогут вам в трудном служении на благо города и Империи.

— Да не оставит вас в дороге Канни, богиня удачи, госпожа Юлиса, — понимающе улыбнулся тот, качая головой.

Казалось, неожиданная встреча заканчивается вполне благополучно. Представители военной и гражданской власти поговорили с ней очень даже благожелательно. Тем не менее, только взобравшись на повозку, девушка облегчённо перевела дух.

Сидевшая рядом на скамеечке рабыня то и дело косилась на хозяйку, многозначительно поджимая губы. Но лишь когда их маленький караван поднялся на холм, оставив родник и стоянку легионеров далеко позади, госпожа усмехнулась:

— Ну, говори. Я же вижу, как тебя распирает.

— Как на вас смотрел тот сотник! — Риата мечтательно закатила глаза. — Словно влюблённый юноша! Сразу видно, что вы ему очень понравились, госпожа.

— Если человек не смог ничего сделать сам, — наставительно проговорила путешественница, кстати вспомнив трактат какого-то местного философа. — Ему остаётся только гордиться славными деяниями своих предков. Вот я о них и напомнила, сразу выделив Тарквица из всей тройки. Пусть потешит своё самолюбие перед приятелями.

— Ловко у вас это получилось, госпожа, — уважительно хмыкнула собеседница.

Почувствовав в словах женщины искреннюю похвалу, Ника отвернулась, чтобы скрыть довольную улыбку.

Позволив себе недолго понежиться в лучах славы, она деловито поинтересовалась:

— Ну, услышала что-нибудь интересное?

— Нет, госпожа, — со вздохом ответила Риата, озабоченно добавив. — Только показалось, будто они как-то по-другому разговаривать стали…

— Что это значит? — нахмурилась хозяйка.

— Не могу толком объяснить, госпожа, — беспомощно развела руками невольница. — Словно лишнего боялись сболтнуть.

— Расскажи подробнее, — велела девушка.

Когда колёса фургона вновь попали в колею, разговор пришлось на время прекратить, чтобы ненароком не прикусить язык.

Только оказавшись на проезжей дороге, путешественница продолжила расспросы. Рабыня отвечала обстоятельно, подробно, часто повторяясь и перескакивая на темы, не имевшие никакого отношения к делу.

Ника ни в коем случае не хотела, чтобы их разговор ненароком услышали в переднем фургоне. Поэтому Риате приходилось то и дело сдерживать и без того неторопливо бредущего ослика. Время от времени до невольницы и госпожи доносились яростные крики Анния Мара, обзывавшего мулов то старыми черепахами, то беременными улитками, и громкие удары кнута. Похоже, тягловые животные урбы почему-то тормозили и не желали двигаться дальше.

Когда рабыня в очередной раз путано и подробно изложила свои впечатления от последней стоянки, путешественница начала подозревать, что хитрая Риата просто подстраивается под её настроение.

Не выдержав, хозяйка спросила напрямик:

— А ты не врёшь? Может, специально говоришь то, что я хочу слышать? Ты это брось. Дело важное. Если со мной что-то случится, то и тебя не пощадят.

Женщина бурно запротестовала, уверяя, что сказала только правду, одну правду и ничего кроме правды. Даже слезу пустила от обиды за недоверие.

В этот момент повозка урбы окончательно встала. Ника привстала со скамеечки, чтобы получше рассмотреть, что там происходит?

Из фургона торопливо выбрался Гу Менсин с артистами.

Подъехав почти вплотную, Риата остановила ослика.

— Пойду, узнаю, что там, — пробормотала девушка с самыми неприятными предчувствиями.

Увидев её, Дипта Золт, выглядывавшая из повозки вместе с Принией, торопливо спряталась, а супруга старшего урбы улыбнулась попутчице одними губами. Глаза почему-то оставались холодными и злыми.

Возможно, в обычном состоянии она просто не придала бы значения подобным мелочам. Но сейчас взвинченное сознание словно стоп-кадр фиксировало любые настораживающие признаки.

— Не идут! — в который раз развёл руками Анний Мар Прест.

Гу Менсин с озабоченным видом ходил вокруг флегматичных мулов. Толстяк похлопывал их по шеям, смотрел в глаза и даже зачем-то заглянул одному из них в рот.

Прочие артисты с почтением наблюдали за манипуляциями своего предводителя.

— Идти не хотят, госпожа Юлиса, — со вздохом объяснил Анний Мар. — Видите, какие понурые?

На взгляд Ники животные выглядели нисколько не хуже, чем обычно.

Гу Менсин, наклонившись, пощупал брюхо одного из них. Мул раздражённо фыркнул, попытавшись ударить старого артиста копытом.

— Ну вот! — досадливо поморщился тот. — Живот вздулся. Может, овёс сырой попался?

— Хороший овёс! — запротестовал Анний Мар. — Сухой, я проверял.

— Тогда, может, лютиков наелись? — хмуро продолжил толстяк. — Теперь им выстояться надо. Будем гнать — сдохнут.

— На новых мулов у нас денег не хватит, — громко проворчал Корин Палл.

— Только зарабатывать начали и опять живи впроголодь, — добавил Балк Круна.

— Надо место для ночлега искать, — решительно объявил Гу Менсин. — До города они не дотянут.

Артисты дружно закивали, а девушка внезапно почувствовала во всём происходящим налёт фальши.

— Далеко до Этригии? — спросила она, бросив беглый взгляд на небо.

— Два с половиной арсанга, — не задумываясь, ответил Анний Мар.

"Неужели двадцать четыре километра?" — недоверчиво хмыкнула про себя путешественница, со вздохом предложив:

— Тогда оставайтесь здесь, а я поеду.

— До заката не успеете, госпожа Юлиса, — авторитетно заявил старший урбы. — Когда закроют ворота, ночевать придётся за городскими стенами, а там, сами знаете, разные люди встречаются.

— Нет, нет, — госпожа Юлиса, — энергично затряс головой Анний Мар. — Сейчас отыщем подходящее местечко. За ночь из мулов всё вылетит, а завтра с утра поедем в Этригию.

Стоявшие за ним мужчины дружно закивали. Превий Стрех прятал глаза, а Корин Палл, наоборот, ехидно ухмылялся.

Внезапно Ника поняла, что её просто не отпустят, если она попробует уехать. По спине пробежал холодок, а ноги предательски ослабели.

"Вот батман! Чего это они задумали? Ограбить? Убить? Изнасиловать? Да с чего вдруг? — растерялась девушка. — Столько вместе проехали… и на тебе".

Выигрывая время, она поправила край переброшенной через плечо накидки.

"Силой пробиваться? Нет, не выйдет. С одним исподтишка я ещё справлюсь. А их здесь вон сколько. Забьют. И как на зло на дороге никого. Ну, и что делать? Разве попробовать подыграть? Пусть думают, что я ничего не понимаю. А там видно будет".

Девушка ещё раз посмотрела на клонившееся к закату солнце.

— Да, вы правы, далеко. Могу не успеть, — хорошо ещё озабоченность изображать не пришлось, она и в самом деле испугалась. — Вдруг и мой осёл наелся тех самых лютиков?

Под прицелом недобрых глаз путешественница поспешила к своему фургону.

"Бежать надо! — твёрдо решила Ника. — Только как?"

Забираясь на повозку, она огляделась.

По обеим сторонам дороги за поросшими редким кустарником холмами призывно чернел лес. Только справа до него было не менее пары километров, да и выглядел он скорее редкой рощей, а с левой — метров восемьсот, и там в глубине возвышалась одинокая серая скала, чем-то похожая на неправильную пирамиду.

Девушка понимала, что не успеет добежать до туда даже в кожаном костюме аратачей. Привстав, она взглянула назад, надеясь увидеть догоняющий их караван. Далеко у самого горизонта, кажется, что-то темнело. Хорошо, если бы это оказался большой обоз. Путешественница прерывисто вздохнула. Тогда она бы тут же распрощалась с артистами. Вряд ли те осмелятся удержать её силой в присутствии большого числа свидетелей.

Фургон урбы тянулся со скоростью больной радикулитом черепахи. Время от времени из него высовывалась чья-нибудь голова. Не то любуясь пейзажем, не то проверяя, на месте ли попутчица.

— Чего это они, госпожа? — растерянно спросила Риата.

Выслушав рассказ хозяйки об отравлении лютиками, невольница презрительно фыркнула.

— Они давным-давно завяли. Там одна осока зеленела.

— Я тоже думаю, что врут, — не столько ей, сколько самой себе сказала Ника. — Вот только не пойму зачем? Ограбить хотят? Убить? Тогда, чего ждут? Набросились бы с копьями, и всё…

— Не знаю, госпожа, — подумав, покачала головой собеседница. — Только бежать вам надо.

— Куда? — горько усмехнулась девушка, оглядываясь. — В чистое поле? Анний Мар с Корином Паллом догонят, у них ноги длинные.

— Лучше было бы в Кинтаре остаться, — пробормотала рабыня.

— Кто же мог знать, что всё так получится? — скривилась путешественница, в душе понимая, что тревожные изменения в поведении артистов появились уже вчера, вот только она не придала этому значения.

— Умней буду, если выживу, — раздражённо буркнула себе под нос девушка, забираясь в фургон.

Там Ника быстро отыскала "сидор" и, время от времени выглядывая наружу, чтобы не насторожить спутников, стала собирать "тревожный чемоданчик". В первую очередь письма, потом оружие, кремень с кресалом, кожаную рубаху, шерстяные носки и меховой плащ. Подумав, натянула под платье кожаные брюки, подогнув штанины так, чтобы те ненароком не высунулись из-под подола.

Вскоре выяснилось, что надежда на большой караван не оправдалась. Их нагоняла, всё ещё оставаясь довольно далеко, запряжённая то ли мулом, то ли лошадью повозка в сопровождении трёх всадников.

Судя по всему, они торопятся попасть в Этригию до заката и примерно через полчаса или минут через сорок окажутся в пределах прямой видимости и возможной слышимости. Вот тогда и можно будет попробовать бросить урбу и напросится ехать вместе с ними. Сомнительно, чтобы трое верховых и их хозяева в повозке вступятся за неё, но возможно, артисты не захотят при них устраивать скандал и отпустят попутчицу? Во всяком случае, никаких других планов спасения девушка придумать не смогла.

Однако, артисты, видимо, тоже углядели преследователей, потому что Анний Мар, вдруг спрыгнув с облучка, взял одного из мулов под уздцы и повёл с дороги сквозь заросли сухого бурьяна.

"Бежать сейчас?" — растерянно думала девушка, не зная, что ответить на вопросительно-тревожный взгляд Риаты.

Обернувшись, путешественница с грустью убедилась, что повозка, на которую она возлагала такие надежды, скрылась из глаз в лощине между холмами. "Нет, рано. Даже если начну отбиваться и каким-то чудом продержусь до того, как эти всадники нас увидят, с чего бы им мчаться мне на помощь? Артистов гораздо больше."

В полной мере осознав это, Ника сухо приказала:

— Давай за ними.

И подумала: "Там большой лес, а скоро стемнеет…"

Несмотря на то, что тут уже проехал фургон урбы, ослик с трудом протащил их повозку сквозь бурьян, недовольно фыркая в ответ на удары палкой.

"А больные мулы прошли легко, — усмехнулась про себя девушка. — Даже не притормозили для достоверности. Нет, артисты явно задумали что-то нехорошее. Бежать надо, пока не поздно".

Когда выехали на более-менее ровный луг, она достала из-под накидки туго набитый кошель и положила его на скамеечку возле рабыни.

— Чего это вы, госпожа? — встрепенулась та, бросив тревожный взгляд на кативший впереди фургон.

— Вдруг придётся разделиться, — торопливо зашептала хозяйка. — Пусть у и тебя деньги будут. Там всё наше серебро и немного золота.

— А куда бежать, госпожа? — так же тихо спросила женщина, быстро пряча кошель за пазуху.

— Вон к той скале, — путешественница кивнула в сторону одиноко торчавшего среди леса утёса. — Его даже ночью видно будет, особенно когда луна взойдёт. Если до утра не приду, пробирайся в Этригию. Жди меня там на каком-нибудь постоялом дворе поближе к воротам три, нет четыре дня. А потом живи, как сумеешь.

— Может, магистратам рассказать, что на вас напали? — неожиданно предложила Риата.

Ника на миг заколебалась. Она всё ещё чувствовала вину за смерть Хезина и причинённые артистам страдания.

"Ну уж нет! — зло оборвала себя попаданка. — К батману всю это толстоту, то есть толстовщину!"

— Только, если тебе это не повредит, — ответила девушка. — Но там же никто не знает, что ты рабыня. Волосы у тебя длинные, клейма нет, платье более-менее приличное. Сними табличку и говори всем, что свободная гражданка Империи, или назовись метечкой из Канакерна. Кто проверять будет?

— Нет, госпожа, — со вздохом покачала головой собеседница. — За такое на кол сажают. Да и не смогу я сама по себе жить. Не сумею.

— Это уже как хочешь, — пожала плечами путешественница, тронутая искренностью ответа. — Только, если пойдёшь к властям, не говори ничего о дочери Картена и о том, что случилось в усадьбе Сфина Бетула. Остальное рассказывай честно, хуже не будет.

— Если они вам что плохое сделают, — рука, крепко вцепившаяся в поводья, побелела от напряжения. — Я им этого не прощу! Я… Я всю Этригию подниму! Пусть знают, что артисты Гу Менсина напали на девушку из рода Юлисов!

— Спасибо, — улыбнулась Ника и отвернулась, чтобы скрыть набежавшую слезу.

Одинокая повозка, на которую она возлагала столько надежд, стремительно приближалась, но оставалась ещё очень далеко.

Артисты не стали углубляться в чащу, но и оставаться на виду с дороги тоже, очевидно, не хотели. Поэтому Анний Мар повёл мулов вдоль кромки леса, где то и дело попадались изрядно облетевшие заросли кустарников. Хотя, возможно, хитрый актёр просто тянет время, давая возможность запоздалым путешественникам проехать мимо, чтобы расправиться со своей жертвой без случайных свидетелей.

Тем не менее, девушка воспрянула духом. С каждой минутой приближавшаяся темнота давала хоть какой-то шанс на спасение.

Внезапно открылась вдававшаяся в лес лощина, с одного края густо поросшая кустарником и молодыми деревцами.

Туда и покатил фургон урбы. Понимая, что всё решится именно здесь, Ника почувствовала, как в животе образуется знакомый, холодный ком. Осмотревшись, она наклонилась к уху невольницы.

— Видишь, справа дерево с сухой вершиной. Там ещё ком какой-то вроде гнезда.

— Да, госпожа, — кивнула Риата.

— Постарайся поставить повозку к нему задом и как можно ближе.

— Слушаюсь, госпожа, — в волнении облизала пересохшие губы невольница.

— А потом мы с тобой сделаем вот что, — быстрым шёпотом хозяйка изложила свой план. — Всё поняла?

— Да, госпожа, — усмехнулась рабыня.

Обогнув повозку артистов, она резко натянула левый повод. Недовольный ослик возмущённо закричал, выгибая шею и разевая рот. Фургон со скрипом наклонился, и путешественнице на миг показалось, что он сейчас опрокинется.

Распрягавший мулов Анний Мар с интересом наблюдал за их манёврами.

Спрыгнув на пожухлую траву, Ника возмущённо всплеснула руками.

— Как ты могла всё вылакать!?

— Простите, госпожа, — заканючила Риата, слезая со скамеечки. — Я же спросила у вас разрешения…

— Я думала, что ты хоть что-нибудь оставишь! — рявкнула девушка.

— Пощадите, госпожа, — всхлипнула рабыня, пуская совершенно натуральную слезу. — Я же не знала, что мы в город не поедем. А там колодцы на каждом шагу.

Хозяйка нервно сглотнула.

— Во рту пересохло, а в кувшине ни капли! Ну, и где воду искать в этом лесу?!

— Не знаю, госпожа, — покаянно потупилась невольница, но тут же встрепенулась. — Но я найду, я обязательно найду.

— Тогда бери кувшин и без воды не возвращайся! — раздражённо дёрнула плечом Ника. — Живее, что встала?

Она обернулась к выбиравшимся из повозки артистам.

— Господин Гу Менсин, не знаете, где здесь поблизости родник или ручей?

— Нет, госпожа Юлиса, — покачал головой толстяк. — Мы тут в первый раз. Но если вы пить хотите, у нас есть немного разведённого вина.

Планируя бегство, их потенциальная жертве просчитала и такую возможность. Как и условились, Риата довольно заулыбалась.

— Принести вашу кружку, госпожа?

Хотя изначально предполагалось, что она скажет совсем другое, девушка в душе согласилась, что именно эти слова невольницы как нельзя лучше подойдут, чтобы разозлить хозяйку.

— А умываться я тоже вином буду?! — зарычала она, подаваясь вперёд и упирая руки в бока. — Говорить много стала! Волосы мешают?! Так я их тебе сейчас выдеру!

— Пощадите, добрая госпожа! — заверещала женщина, падая на колени. — Простите дурные речи рабы глупой!

— Бери кувшин и бегом за водой! — приказала путешественница.

— Осла бы распрячь, госпожа, — не поднимая глаз, пролепетала Риата, втягивая голову в плечи.

— Ничего с ним не случится, — отрезала Ника. — А пока ты возишься, совсем темно станет.

— Да, госпожа, — кивнула невольница, поднимаясь на ноги. — Слушаюсь, госпожа. Уже иду, госпожа.

— Нам бы тоже воды надо, — неуверенно проговорила Приния, глядя на хмурого мужа. — А то от гуся уже пахнет.

— Пожарить можно, — недовольно буркнул толстяк.

— Сварить надёжнее, — возразила супруга. — Животами маяться не будем. Вот если рабыня воду не найдёт, тогда уж…

— Хорошо, — неохотно кивнул старший урбы. — Пусть с ней сходит кто-нибудь.

— Им лучше идти в разные стороны, — покачала головой путешественница. — Тогда кто-то из них точно воду найдёт.

Гу Менсин раздражённо засопел.

— Только не шатайтесь долго, — проворчал он, отворачиваясь. — Стемнеет скоро.

— Так я пойду, госпожа? — видимо, решила на всякий случай уточнить Риата.

"Что, если все эти заговоры мне только мерещатся, и я зря подняла панику? — в смятении думала хозяйка, крепко вцепившись в край накидки. — Ночной лес — плохое место для прогулок".

Но в памяти вновь всплыли все странности сегодняшнего дня.

— Иди, — раздражённо бросила Ника. — Смотри не заблудись.

— Слушаюсь, добрая госпожа, — поклонившись, невольница поспешила в лес.

— Эй, Рхея Власт! — окликнула Приния жену Убия Власта. — Сходи, воду поищи.

Мулов привязали к облетевшему орешнику. Якобы больные животные возмущённо фыркали, требуя ужина.

Почему-то никто из артистов не спешил заниматься обустройством стоянки. Женщины ещё как-то суетились. Дипта Золт весело ощипывала большого серого гуся, неведомыми путями залетевшего в повозку урбы. Лукста Мар и Крина возились с овощами.

А вот мужчины, сбившись кучей у фургона, что-то тихо, но горячо обсуждали, посматривая то на свою знатную попутчицу, то на спешившего к ним Гу Менсина. Едва старший урбы подошёл, его тут же обступили, и Анний Мар начал что-то доказывать, уже не стесняясь кивать в сторону Ники.

Сердце девушки заколотилось, грозя пробить грудную клетку, хотя она изо всех сил старалась сохранять безмятежный вид и не смотреть в их сторону. Поправив накидку, ненароком проверила кинжал за спиной. Даже мимолётное прикосновение к привычному, не раз выручавшему оружию слегка успокоило.

"Ну, чего ждёте? — с мстительным отчаянием думала путешественница. — Подходите! Одного из вас я точно на тот свет захвачу. А повезёт — так и двоих!"

На миг мелькнуло запоздалое сожаление. Не нужно было плыть на Континент, не следовало ехать с артистами и лучше бы остаться в Кинтаре.

Медленно втянув воздух сквозь стиснутые зубы, Ника усилием воли попыталась отбросить глупые, совершенно не нужные мысли. Но смогла лишь загнать их в глубину сознания, где те продолжили копошиться, причиняя тупую, отвлекающую боль.

Ожидание выматывало, однако она понимала, что время для побега ещё не пришло. Солнце зависло над горизонтом, сумерки только-только начали выползать из-под деревьев и кустарников. Сейчас в лесу слишком мало шансов уйти от погони. Нужно выждать ещё немного и чем-то отвлечь внимание артистов.

— Господин Превий Стрех! — крикнула девушка, призывно махнув рукой.

Тут же все посмотрели на неё. Мужчины резко замолчали, женщины начали тревожно переглядываться.

— Господин Превий Стрех! — повторила путешественница, с виноватой улыбкой глядя на взъерошенного поэта. — Не могли бы вы помочь мне распрячь осла?

Ника смущённо потупилась.

— Когда ещё моя рабыня вернётся?

Девушка потрепала серого труженика по шее.

— А его покормить надо.

— И костёр развести пора! — со значением проворчала Приния. — Теперь вы женщин ещё и за дровами ходить заставите?

Начинающий драматург растеряно посмотрел на Гу Менсина, потом на своего любовника. С кривой усмешкой тот тоже глянул на старшего урбы.

Затаив дыхание, Юлиса с трудом удерживала на лице виноватую улыбку, понимая, что именно в эту минуту толстяк решает: расправиться с ней сейчас или чуть позже?

В любом случае стоит она очень удобно. Вся урба как на ладони. Подобраться сзади мешает фургон, а у неё есть все шансы завалить как минимум одного из нападавших. Как часто случалось, страх внезапно уступил место бесшабашной, отчаянной решимости, которой так не хватало Виктории Седовой в том, родном мире.

— Потом решим, — негромко пробормотал старший урбы. — После ужина.

— Так вы мне поможете, господин Превий Стрех? — нахмурилась путешественница, едва не застонав от облегчения.

Смачно сплюнув на землю, Анний Мар отвернулся, а Балк Круна и Тритс Золт полезли в фургон.

— Это не так трудно, госпожа Юлиса, — мрачно буркнул поэт, подходя ближе. — Могли бы уже научиться.

— Вот вы мне сейчас все и покажете, — Ника сделала вид, будто не поняла очевидной грубости начинающего драматурга, хотя и понимала, что это может его насторожить.

Одновременно она продолжала внимательно следить за артистами, которые вели себя так, словно не произошло ничего из ряда вон выходящего.

Тем не менее, девушка продолжала опасаться нападения со спины, поэтому, держась на некотором расстоянии от Превия Стреха, всё время расхаживала вокруг, делая вид, будто внимательно следит за его действиями.

— Вот здесь надо развязать. Видите?

— Да, — кивнула путешественница, отступая в сторону.

— Ставим фургон на подпорки, — продолжал поэт. — Это же так просто! Отвязываем оглобли. Осла можно вести куда угодно.

— Привяжите его, пожалуйста, к скамейке, господин Превий Стрех, — попросила Ника. — Овса в торбу я сама насыплю. А то эту бездельницу не дождёшься.

— Эй! — послышался в лесу голос Рхеи Власт. — Где вы?

— Здесь! — немедленно отозвалась Приния. — Сюда иди! Воду несёшь?

— Да, — откликнулась женщина. — Там в овраге лужа.

Из-за деревьев показалась довольная Рхея Власт с кувшином на плече.

— А вашей рабыни всё нет, — усмехнулся Превий Стрех.

— Вот глупая корова! — зло фыркнула путешественница. — Придёт — по щекам отхлестаю! Ничего нельзя поручить!

— Далеко? — продолжала расспрашивать Приния.

— Нет, — покачала головой женщина. — Шагов триста.

— Тогда сходите с Лукстой ещё раз, — тут же отдала распоряжение жена старшего урбы. — Мулов напоить надо.

— Быстрее шевелитесь! — крикнул им вслед Гу Менсин. — Темнеет уже.

Из леса доносился слитный стук двух топоров.

Сам толстяк, присев над аккуратно сложенными сухими веточками, сосредоточенно лупил изогнутой железкой по кремню, выбивая из того снопы искр, ярко вспыхивавших в наступающих сумерках. Вальтус Торин и Балк Круна осторожно забивали в податливую землю колышки, на которых будет висеть котёл с супом. Женщины уже выпотрошили гуся и теперь аккуратно срезали с него шкуру вместе с жёлтым жиром.

Казалось, все вокруг заняты своими делами и лишь изредка бросают на попутчицу короткие, равнодушные взгляды.

"Теперь, кажется, пора!" — решила та, вытряхивая сор из кожаной торбы.

Ослик, уже давно изучивший предназначение данного предмета, встрепенулся, поводя длинными ушами и даже вроде как улыбнулся, оскалив большие плоские зубы. Он не без основания полагал, что двуногая сейчас наденет ему на голову мешок с вкусным овсом.

С тихим вздохом качая головой, Ника забралась в повозку, где быстро переобулась в мокасины, замотала накидку на манер деревенского платка, накинула на плечи "сидор", прихватила пару дротиков и, подоткнув подол платья, открыла заднюю дверцу фургона.

Увы, её опыта первобытной жизни оказалось совершенно недостаточно, чтобы двигаться бесшумно по зарослям, буквально усыпанным мелкими сухими веточками, предательски трещавшими при каждом шаге.

Возможно, именно поэтому девушку хватились уже тогда, когда она не успела пройти и тридцати метров.

— Госпожа Юлиса! — окликнул её главарь урбы, и не дождавшись ответа, повторил с заметной тревогой в голосе. — Госпожа Юлиса, где вы?

Болтовня артистов и их женщин мгновенно стихла. Путешественница замерла, прислушиваясь.

— Где она? — вскричал Анний Мар Прест.

Через несколько секунд хлопнула передняя дверка её повозки. Заднюю Ника заботливо прикрыла, заклинив заранее припасённой палочкой.

— Ну, что там? — требовательно спросил Корин Палл.

— Пусто! — зло огрызнулся артист. — Никого нет.

— И рабыню она за водой отослала, — с трудом расслышала девушка голос Превия Стреха.

— Госпожа Юлиса!!! — громко во весь голос закричала Приния, её поддержали другие женщины. — Госпожа Юлиса! Где вы, госпожа Юлиса!?

Воспользовавшись массивным шумовым прикрытием, беглянка продвинулась вперёд, наконец-то выбравшись из зарослей. Но, видимо, кто-то услышал.

— Госпожа Юлиса, это вы? Вон там за кустами смотрите!

Путешественница тихо застонала сквозь стиснутые зубы. Вот батман, она ещё слишком близко! Понимая, что скрываться дальше бессмысленно, Ника бросилась бежать в ту сторону, где среди леса возвышалась высокая серая скала.

— Чего встали?! — яростно заорал Анний Мар. — Хватайте!!! Уходит!!!

Если раньше где-то в глубине души девушка продолжала надеяться, что все страхи надуманы, и у неё просто развилась мания преследования, то сейчас исчезли последние сомнения. Надо удирать, и как можно скорее!

— За ней! — бесновался Анний Мар. — В погоню!!!

Но его выкрики перекрыл трубный рёв Корина Палла.

— Да куда вы?! Факелы, факелы берите! Вот-вот стемнеет, тогда на ощупь искать будете?

Артисты ответили одобрительно-угрожающим гулом, который подстегнул беглянку не хуже удара кнутом. А вслед неслись злобные вопли Анния Мара.

— Слышь ты, меретта заморская! Оставь золото и убирайся хоть в Тарар!!!

"Сейчас! — мысленно буркнула путешественница. — Нашёл дуру!"

— Поймаем, убьём!!! — орал артист. — Кожу с живой снимем!!!

"Ты поймай сначала", — усмехнулась Ника.

За спиной замелькали огоньки факелов. Сначала они двигались кучей, потом начали растягиваться в цепь.

Отсутствие листвы мешало прятаться, давая некоторое преимущество преследователям, зато, позволяя видеть всё яснее проступавшие звезды, давало возможность выдерживать правильное направление.

— Сюда! — раздался ликующий крик Ун Керата. — Тут она бежала!

Девушка прибавила скорости. Внезапно её нога запнулась за притаившийся в опавших листьях сучок, и путешественница рухнула, едва успев вытянуть вперёд чуть согнутые в локтях руки.

Ткнувшись носом в холодную, пахнувшую прелью землю, она на миг замерла, прислушиваясь к себе в напряжённом ожидании боли, понимая, что любая мало-мальски серьёзная травма будет означать для неё смертный приговор.

Поэтому не удивителен восторг путешественницы, обнаружившей свою любимую тушку в целости, сохранности и работоспособности. Едва не плача от радости, встав на четвереньки, принялась осматриваться в поисках дротиков, которые выронила при падении.

— Ищите, не могла она далеко уйти! — вновь поторопил потенциальную жертву азартный крик Корина Палла.

Заметив один из дротиков, она решила не тратить время на второй.

Чуть пригнувшись, Ника мчалась, лавируя между деревьями, уклоняясь от корявых веток, перескакивая через подозрительные пятна на земле. Несмотря на падение, она не сбавила скорости, но начала пристальнее вглядываться в густеющую темноту.

Радостные крики подсказали беглянке, что преследователи нашли потерянный ею дротик. Выскочив на крошечную полянку, девушка глянула на звёздное небо, лишь кое-где прикрытое тонкими рваными облаками, сквозь одно из которых размытым пятном светила луна. Судя по её расположению, путешественница двигалась туда, куда нужно.

Не задерживаясь, она вихрем пронеслась по открытому пространству, с шелестом ломая сухой бурьян, но забыла вовремя пригнуться. Лицо обожгло хлёстким ударом. Только чудом тонкая, корявая ветка не угодила в глаз, больно царапнув за бровь.

Зашипев, Ника на бегу провела по лбу тыльной стороной ладони, страшась ощутить липкую, горячую влагу. Но крови не оказалось.

Луна наконец-то выглянула из-за облачной вуали, и перед девушкой предстала сплошная стена кустарника. Не желая терять времени на обход, беглянка ломанулась напрямик, прикрыв лицо руками, по которым тут же больно хлестнули ветки.

Впереди опять показалось какое-то открытое пространство, когда резкий рывок за плечи заставил Нику остановиться.

Тихо взвизгнув от неожиданности, она машинально ткнула назад дротиком, тут же сообразив, что держит её не человек, а зацепившаяся за "сидор" ветка. Извернувшись, девушка попыталась дотянуться до неё через плечо, но увидев приближающиеся огни, изо всех сил рванулась вперёд.

Затрещала материя, громко хрустнул сучок. Освободившись путешественница сделала несколько неуверенных шагов, хватаясь за тонкие ветки, запнулась за что-то и совершенно неожиданно вылетела на широкую, ровную дорогу.

На миг попаданке даже показалось, что она заасфальтирована, но присмотревшись, Ника различила большие прямоугольные плиты, идеально подогнанные друг к другу. Ничего подобного ей не приходилось встречать ни здесь, ни в своём мире.

Каменное покрытие дорог, встречавшихся девушке на Западном побережье, представляло собой всего лишь более-менее плотно уложенные булыжники или валуны размером от человеческой головы до телеги. Здесь же перед обалдевшей путешественницей в обе стороны простиралось широкое шоссе, упиравшееся слева в черневшую стену леса, справа оно подходило к мосту, за которым на фоне тёмно-синего, усыпанного звёздами неба чётко выделялся похожий на неровную пирамиду силуэт скалы.

Судя по сухим листьям и веточкам, местные жители не часто пользуются этой широкой и ровной магистралью. Однако, и заброшенной её нельзя было назвать. В противном случае каменные плиты давным-давно оказались бы погребены под лесным мусором. Значит, здесь всё-таки кто-то ездит. Возможно, рядом расположена небольшая усадьба или, если вспомнить об этригийских рудниках, какая-нибудь шахта возле горы?

Ника заколебалась в нерешительности. Скрыться в зарослях на той стороне и продолжить смертельную игру в лесные догонялки? Либо добраться до моста, за которым скорее всего есть люди, и попросить помощи?

Оценив расстояние до него метров в полтораста, девушка подумала, что даже если там никого нет, она сумеет резко увеличить разрыв между собой и преследователями.

— Быстрее! — донёсся до неё крик Анния Мара. — Не дадим ей уйти!

Перед тем, как пуститься бежать, путешественница машинально поправила лямки заплечного мешка, потом ещё раз, потому что показалось будто он висит как-то боком.

Непонимая в чём дело, Ника сбросила с плеч "сидор", с ужасом увидев, что одна лямка оторвалась напрочь, а вторая держится на паре ниток. Девушка тихо застонала от бессилия. С мешком в руках быстро не побежишь, а развязывать его в поисках шкатулки с письмами Наставника нет времени.

"Сидор" надо спрятать! Но куда? Беглянка растерянно огляделась и бросилась к кустам, густо разросшимся у самого края гигантской плиты. Приподняв низко нависшие ветки, путешественница торопливо затолкала под них мешок, надеясь, что в темноте никто не обратит внимание на серый ком, и помчалась к мосту.

Казалось, она никогда в жизни так быстро не бегала. Ветер свистел в ушах, мягкие подошвы мокасин глухо стучали по камню, изредка шурша опавшими листьями.

И все-таки Ника не успела.

Девушка уже ясно видела мост. Сложенный из обыкновенных камней, он оказался значительно уже усланной циклопическими плитами дороги, заканчивавшейся на берегу глубокого оврага.

Ещё несколько секунд, и беглянка окажется на той стороне у одинокого утёса, но тут за спиной раздался ликующий вопль.

— Вон она! Там, там! Я её вижу!

Путешественница глянула вперёд. Подножие скалы пряталось в густой, лишённой малейшего огонька, тьме. Понимая, что выхода всё равно нет, Ника стрелой пролетела мост, за которой оказалась полого уходившая вверх уже привычная дорога из обыкновенных валунов.

Чувствуя, как замирает сердце в тягостном предчувствии, она замедлила бег, с тревогой убеждаясь, что ни одинокой усадьбы, ни шахты, ни даже заброшенной хижины здесь нет. Только большая ровная площадка, засыпанная мелким гравием, и чёрная дыра размером с автобус в почти отвесном склоне горы.

— Вот батман! — охнула беглянка, лихорадочно осматриваясь. К сожалению, вокруг росли какие-то рахитичные деревца да редкий кустарник, а до ближайших зарослей надо спуститься по осыпи метров сто.

— Госпожа! — внезапно услышала она громкий, прерывистый шёпот. — Госпожа!

— Риата! — обрадовалась Ника, бросаясь к чёрному зеву пещеры.

— Нет, нет, госпожа! — рассерженно зашипела рабыня. — Я здесь!

Девушка растерянно огляделась.

— Да сюда же, госпожа!

Из-за какого-то низенького чахлого кустика, за которым и кошке не спрятаться, показалась энергично махавшая рука.

Только оказавшись рядом, путешественница увидела узкую канаву, где, скрючившись, пряталась невольница.

Едва хозяйка спрыгнула, Риата в нарушение всех правил приличия схватила её за руку и потащила за собой, торопливо бормоча:

— Пойдёмте отсюда, госпожа. Я такое место знаю, где нас никто не найдёт.

Промоина привела их к поднимавшейся вверх расщелине.

— Сюда, госпожа, — сказала рабыня, протискиваясь под нависший над головой скальный выступ.

Чтобы пролезть за ней, Нике пришлось встать на корточки.

Риата ползла вперёд со скоростью и упорством муравья. Девушке оставалось только удивляться, как та умудряется не разбить в кровь колени. Ноги самой путешественницы пока спасали только предусмотрительно надетые кожаные штаны.

Сообразив, что карабкаться вверх с дротиком в руке очень неудобно, она сунула его в какую-то щель и через минуту едва не ткнулась головой в сандалии невольницы.

— Т-с-с-с, — зашипела та. — Ползите сюда, госпожа. Только тихо, ради всех богов!

Распластавшись на холодном, покрытом пылью и сором камне, хозяйка осторожно обогнула притаившуюся рабыню и выглянула из-за края выступа.

Карниз, где они прятались, располагался в стороне от пещеры на высоте пяти-шести метров, с него открывался прекрасный вид на загадочную дорогу, мост и засыпанную гравием площадку.

— Я давно вас заметила, госпожа, — зашептала на ухо Риата. — Только кричать боялась. Вдруг эти мерзавцы услышат? А откуда вы про это место узнали, госпожа?

— Ничего я не знала, — буркнула Ника. — Помолчи. Вон они.

Артисты уже миновали мост, причём девушке показалось, что они как-то не очень торопятся.

— Корин Палл, Тритс Золт, в пещеру! — размахивая горящей веткой, отдавал распоряжение Анний Мар. — Ун Керат, Вальтус, направо, посмотрите в тех кустах! Превий Стрех, Крайон, обойдите слева! Золото ещё на ней, с ним далеко не убежишь!

"Вот батман! — скрипнула зубами Ника. — А я-то дура думала, он его не нашёл. Тогда почему не взял? Ничего не понимаю!"

Ещё двое актёров вернулись к мосту, где возбуждённо переговариваясь, пытались спуститься в овраг.

Анний Мар принялся расхаживать по гравию с видом фельдмаршала на генеральном сражении.

— Никого там нет! — громко сказал Корин Палл. — Пещера большая, но неглубокая. Разве что она в колодец бросилась?

Мужчина нервно хихикнул.

— Здесь она, — упрямо буркнул Анний Мар Прест. — Я сам её на мосту видел!

— И я видел, — поддержал приятеля Тритс Золт. — Пока в тень не спряталась.

Добежав до моста дробной старческой рысью, Гу Менсин перешёл на шаг, тяжело отдуваясь и вытирая подолом хитона мокрое лицо. Факел у него, видимо, погас, или он просто выкинул его по дороге.

— Удрала! — зло рявкнул Анний Мар. — Теперь доволен? Я говорил, хватать надо, а ты позже, после ужина…

Измученный пробежкой толстяк безнадёжно махнул рукой, жадно с хрипом втягивая холодный воздух осеннего леса.

— Дурак!

— Что?! — взвился артист, взмахнув ярко вспыхнувшей веткой. — Из-за тебя, жирный бурдюк, мы остались без золота и не отплатили этой потаскухе за все её подлости!

Замершая рядом Риата вздрогнула, а Ника почувствовала, как по мокрой от пота спине пробежали холодные, противные мурашки. "Так вот, что он задумал! Не просто обокрасть, а ещё и отомстить! Ну, батман… попала!"

— Дурак! — восстановив дыхание, повторил Гу Менсин.

— Подержи! — Анний Мар сунул свой факел Корину Паллу, и сделав пару стремительных шагов, ударил по блестевшей от пота физиономии старшего урбы.

Тот не очень удачно увернулся, так что кулак лишь скользнул по скуле. Перехватив руку противника, Гу Менсин бросил его через бедро, и рухнув всей тушей, попытался припечатать к гравию. Однако актёр сумел чуть отодвинуться, но подняться ему не удалось. Какое-то время они пыхтя ворочались на острых камешках. Потом до притаившихся зрительниц донёсся глухой удар и злобное шипение.

Бросив поиски, вокруг собрались артисты, освещая неровным светом факелов импровизированный ринг, на котором выясняли отношения разгневанные мужчины.

Опыт всё-таки одолел молодость. Оказавшись сверху, Гу Менсин так вывернул руку соперника, что тот зубами скрипел от боли. Тяжело с присвистом дыша, старший урбы, казалось, выплёвывал слова одно за другим:

— Да вразумит тебя лучезарный Нолип! Ты мог легко взять её деньги, и никто бы ничего не узнал! Но пустоголовому ослу понадобилось устроить представление. Пожелал покрасоваться, выставив себя великим мудрецом. Разоблачить девку, словно посланец богов в какой-нибудь глупой драме… Хотел превратить месть в зрелище…

— Я тоже хочу! — внезапно зло выкрикнул Ун Керат. — Эта меретта могла спасти моего мальчика… и уберечь твоего, избавить всех нас…

Мужчины загудели, словно стая рассерженных шершней.

— … от всего, что пришлось пережить в усадьбе Сфина Бетула! Значит, она достойна испытать это на своей нежной аристократической шкуре!

Путешественница испуганно втянула голову в плечи, сквозь бешено колотящееся сердце мелькнула мысль: "Поймают, одним изнасилованием не отделаюсь…"

— Мы её почти как богиню почитали! — совершенно неожиданно для неё завизжал Превий Стрех. — Ещё бы! Отдала все деньги! А она нас провела, как каких-то глупых крестьян!

— Найдём! Отомстим! Пустим по кругу!

— Так ищите, чего встали?! — огрызнулся Гу Менсин, выпуская руку Анния Мара и с кряхтением поднимаясь на ноги. — Только не найдёте.

— Это ещё почему? — окрысился Корин Палл.

— Неужели вы до сих пор не поняли? — со скорбным видом покачал головой толстяк. — Сами боги помогают дочери рода Юлисов!

Артисты, только что выкрикивавшие в лицо своему старшему обещания найти и покарать подлую девчонку, разом смолкли. Даже скрючившаяся в расщелине Риата, казалось, перестала дышать.

"Вот батман!" — фыркнула про себя путешественница, с интересом ожидая объяснений.

— Что ты такое говоришь? — напряжённо хохотнул Корин Палл.

— Только бессмертные могут сделать так, чтобы отряд легионеров появился у источника Отрады именно тогда, — сделав паузу, толстяк вытер потное лицо. — Когда ты, Мар, собрался устроить своё разоблачение!

"Ну, надо же! — не смогла удержаться от усмешки Ника. — Одно слово — артисты!"

— Чушь! — вскричал Анний Мар. — Случайность! Каприз Канни. Все знают, как ветрена и непостоянна богиня удачи!

— Ты что-то путаешь, Гу Менсин, — подал голос Превий Стрех. — У родника мы хотели только связать её и забрать деньги, а наказание отложили на ночь.

В пляшущем свете факелов красивое лицо поэта исказила волчья ухмылка.

— Чтобы меретта ожиданием помучилась!

Сгрудившиеся вокруг мужчины одобрительно загудели, а девушке стало жутко.

— Сколько представлений ты сыграл? — обратился к нему Гу Менсин и, не дожидаясь ответа, задал новый вопрос. — А сколько видел?

Озадаченный собеседник недоуменно пожал плечами.

— А вы, почитатели Нолипа? — старший урбы обвёл рукой вновь притихших актёров.

Те напряжённо молчали, видимо, посчитав вопрос риторическим.

— Тогда как она могла сбежать? — вскинул кустистые брови толстяк. — Почему никто из нас не заметил обмана, когда Юлиса так ловко отослала прочь рабыню? Никто даже не обратил внимание, что она забралась в фургон!

Гу Менсин взмахнул рукой.

— Как могли опытные служители Нолипа, заставлявшие тысячи зрителей смеяться и плакать, не понять, что девчонка их просто дурачит? Теперь понятно, что она обо всём догадалась ещё тогда, когда мы решили съехать с дороги. Только никто из нас не замечал её притворства!

Он набрал в грудь воздуха, собираясь продолжить речь. Но тут вскричал Крайон Герс:

— Огни! Там огни!

Невольно вздрогнув от неожиданности, путешественница, выругавшись про себя, взглянула на дорогу, по которой быстро приближались три или четыре светящиеся точки.

— Всадники! — ахнул Ун Керат.

— Уходим отсюда! — тут же взял в свои руки командование старший урбы. — Скорее! Да потушите факелы, пока они нас не заметили!

Наблюдавшая за ними Ника в который раз подивилась непредсказуемости жизни. Вот и преследователи, превратившись в беглецов, толпой бросились к мосту, на ходу затаптывая факелы и швыряя их в овраг.

— Кто это там? — шёпотом спросила девушка у рабыни.

— Не знаю, госпожа, — ответила та дрожащим то ли от страха, то ли от холода голосом.

Артисты успели удрать далеко в лес, когда на дороге показалась пятёрка всадников, четверо из которых держали привязанные к копьям факелы.

Ёжась от ночной прохлады, путешественница уловила какую-то неясную, но насторожившую её странность. Но, лишь когда они оказались на залитом лунным светом мосту, поняла, что голову каждого из верховых украшал металлический шлем, полностью закрывавший лицо, оставлявший лишь прорези для глаз, а под длинными плащами тускло поблёскивали доспехи.

"Легионеры? — растерянно подумала Ника, тут же возразив себе. — Нет, у них шапки другие".

— Что делать, госпожа? — прошептала невольница.

— Не высовываться, — тут же ответила хозяйка.

Воины ловко попрыгали на землю, тот, кто без факела начал деловито отдавать распоряжения:

— Катр, Батс, Рогал, в пещеру. Фурел, осмотрись тут.

"Вот батман!" — ахнула девушка, осторожно отодвигаясь от края выступа.

— Госпожа! — очень тихо и так же испуганно пролепетала Риата. — Посмотрите…

Досадливо выругав себя за малодушие, девушка вернулась на место и замерла с раскрытым ртом при виде двигавшихся далеко в лесу огней.

— Никого нет, Урус, — бодро отрапортовал голос внизу.

— Хвала Дрину, — как-то буднично отозвался командир, видимо, и не ожидавший каких-то сюрпризов.

Путешественница перевела дух, от всей души надеясь, что посланный "осмотреться" Фурел окажется таким же городским разгильдяем и не заметит брошенных артистами факелов. Хотя любой из охотников-аратачей давно бы учуял запах чужого, застарелого дыма.

Два воина с закрытыми лицами картинно встали у моста, ещё двое остались где-то вне поля зрения невольных свидетельниц, а командир остался стоять, сурово скрестив руки на груди.

Риата пододвинулась ближе, и навалившись плечом, торопливо зашептала прямо в ухо хозяйке.

— Ой, госпожа! Это же тайная церемония в честь самого Дрина, видеть которую могут только посвящённые.

— С чего ты взяла? — проворчала Ника, чуть отодвинувшись.

— Сегодня же первый день дриниар, госпожа! — с еле сдерживаемым раздражением объяснила невольница, раздосадованная её непонятливостью. — Вы разве не слышали, что сказал тот воин? Кто кроме этригийцев будет славить владыку подземного царства?

— Но здесь же не храм! — окончательно растерялась девушка.

— Т-с-с!!! — зашипев, невольница попыталась прикрыть ей рот ладонью, но получила чувствительный тычок локтем

С максимальной осторожностью девушка перевернулась на живот, подставив ухо с готовностью выслушать, но решительно возражая против всякой фамильярности.

— В служении чёрным богам есть такие обряды, которые лучше проводить подальше от жилья, — торопливо зашептала Риата. — Уж слишком капризны и непредсказуемы эти бессмертные. Самая мелкая незначительная ошибка, не так сказанное слово может вызвать их безудержный гнев! Вот почему на церемониях присутствуют только избранные, и проводят их тайно в специальном месте. А что лучше подойдёт для моления и жертвоприношения владыке недр, чем пещера с колодцем?

"Уж если они на деревенской свадьбе всякую таинственность разводят, — хмыкнула путешественница, вспомнив остановку в Каане. — То уж на празднике в честь Дрина без этого точно не обойтись".

Довольная тем, что удалось завладеть вниманием хозяйки, рабыня хотела ещё что-то сказать, но госпожа её остановила.

— Подожди! Слышишь?

Затаив дыхание, они различили доносившееся со стороны дороги пение.

По удивительно плотно уложенным гигантским плитам неторопливо двигалась процессия человек в сорок. Несмотря на полную луну и свет факелов, притаившимся наблюдательницам долго не удавалось рассмотреть шествие как следует. Но по мере приближения детали становились всё отчётливее.

Впереди, опираясь на посох, величаво вышагивал тощий, сутулый субъект в длинном балахоне то ли чёрного, то ли тёмно-коричневого цвета с внушительным венком на голове.

"И где они только цветы отыскали в такое время?" — раздражённо подумала Ника, ёжась от холода.

За главарём шла небольшая толпа мужчин и женщин, часть из которых была в глубоких капюшонах с прорезями для глаз. В центре вели чёрного бычка, очевидно, предназначенного в жертву Дрину и так же украшенного гирляндами из цветов и листьев.

Постепенно доносившиеся до невольных зрительниц звуки стали превращаться в слова, а те складывались в торжественный гимн.

Духом великий, о ты, обитатель подземного дома
В Тараре мрачных лугах, лишённых сияния света,
Ты же, о Дрин, от всех сокровищ земли ключами владеешь,
Смертному роду даришь сокрытое в недрах.
Треть мирозданья удел твой — земля, вседарящая почва,
Недра бессмертных богов, подпора крепчайшая смертных.
Ты свой трон утвердил среди области вечного мрака,
Ты, о щедрый даритель сокровищ подземных!
О вседержитель, о самый священный, о блещущий славой,
В радость тебе — благочестное дело вершения таинств!
О, призываю, взгляни благосклонно к дарам!
На усыпанной гравием площадке верховный жрец, или кто он там на самом деле, театрально воздев руки к звёздам, прокричал что-то громкое и неразборчивое. После чего пение прекратилось.

Участники процессии встали полукругом, в центр которого поставили тревожно мычавшего бычка и женщину в капюшоне, верёвкой державшую того за рога.

— О Дрин могучий, перед лицом Рибилы-луны прими от нас щедрый дар за те блага, которые ты позволил взять нам в минувшем году и милостиво разреши взять ещё частицу малую из твоих великих богатств, сокрытых в подземных кладовых.

Голос у верховного жреца оказался неприятно надтреснутым, скрипучим, словно плохо смазанные дверные петли, однако не лишённый своеобразного очарования. В холодной тишине он не столько завораживал, сколько тревожил, внушая странное беспокойство.

Произнося прочувственную речь, служитель владыки подземного царства время от времени оглядывался, словно чего-то ожидая.

— Пора, господин, — веско проговорил командир воинов, стоявший в стороне от участников процессии.

— Вижу, — кивнул мужчина головой, украшенной венком.

По его знаку люди вновь запели уже знакомый гимн и с медлительной торжественностью направились к скале.

На площадке остались только воины с факелами. Они встали спиной к утёсу, то ли зорко следя за лесом, то ли опасаясь увидеть нечто, непредназначенное для их глаз.

Озябшая Ника уже с трудом сдерживала зубную дробь, поэтому, когда Риата прижалась к ней спиной, возражать не стала, только еле слышно пробормотала:

— И долго они будут там торчать?

— Скоро уйдут, госпожа, — шмыгнув носом, отозвалась невольница. — Им к утру до города добраться надо.

— Хорошо бы, — прерывисто вздохнув, девушка, засунула руки под мышки.

Небо на востоке уже начинало сереть, когда выстроившаяся в прежнем порядке процессия показалась перед глазами замёрзших зрительниц. Только теперь вслед за верховным жрецом широкоплечий мужчина в капюшоне нёс нанизанную на копьё голову бычка с высунутым языком и остекленелыми глазами. Шагавшие рядом с ним девушки в длинных одеяниях с открытыми лицами монотонно тянули одну ноту.

— Ну, наконец-то! — облегчённо выдохнула путешественница.

На мосту всё шествие подхватило эту странную песню без слов, похожую то ли на вой, то ли на мычание. Едва они оказались на той стороне оврага, командир послал двух воинов в пещеру.

Быстро вернувшись, те бодро отрапортовали:

— Всё в порядке.

— Хвала Дрину, — проворчал начальник. — А то два года назад нож забыли. От самых городских ворот пришлось возвращаться.

Ловко запрыгнув на лошадей, всё это время простоявших возле брошенной на землю толстой колоды, всадники с закрытыми лицами неторопливо поехали вслед за процессией.

Проводив их глазами, путешественница наконец задала давно вертевшийся на языке вопрос:

— Риата, что там за дорога такая… странная?

— Наверное, от титанов осталась, госпожа, — дрожа и шмыгая носом, рабыня села, обхватив себя руками за плечи. — Ну, это те, кто вначале времён жили, ещё до людей. Первые дети Сухара-всенасущного. Неужели вам отец не говорил?

Дыша на озябшие руки, Ника вспомнила, что как-то раз Наставник рассказывал о битве богов под предводительством Питра с титанами, некими древними то ли волшебными существами, то ли разумными проявлениями стихий, появившимися гораздо раньше людей. Вот только считая себя просвещённым человеком, знатоком множества философских учений, Лаций Юлис Агилис не очень-то верил в эти сказки.

Едва верховые в глухих шлемах удалились метров на двести, отчаянно замёрзшие госпожа с невольницей начали торопливо спускаться вниз по расщелине.

Руки плохо слушались, закоченевшие пальцы соскальзывали с холодных, как лёд, камней. На сей раз первой двигалась хозяйка, и стучавшая зубами рабыня то и дело задевала сандалиями за её голову.

Серость предрассветных сумерек позволили девушке ещё издали заметить оставленный дротик. И хотя все её мысли сейчас занимали лишь уложенные в мешок шерстяные носки и меховой плащ, не забыла она и об оружии, просто сбросив его вниз.

Физические усилия, которые пришлось затратить на спуск, заставили активнее циркулировать по сосудам кровь, размять мышцы. Так что, добравшись до канавы у подножия скалы, путешественница успела немного согреться. Вслед за ней спустилась Риата, прижимавшая к груди знакомый кувшин.

Ника уже хотела приказать выбросить его, когда рабыня вытащила оттуда кошелёк. Одобрительно хмыкнув, девушка с сожалением осмотрела своё грязное, успевшее кое-где порваться платье.

Заправив подол за пояс, она криво усмехнулась.

— Побежим, а то замёрзнем.

— Куда, госпожа? — с безнадёжностью в голосе спросила невольница.

— Я захватила с собой кое-какую одежду, — пояснила хозяйка. — Только по дороге пришлось спрятать.

— Правда?! — вытаращила глаза женщина.

— Клянусь Анаид! — рассмеялась девушка, и выбравшись из промоины, помчалась к мосту.

Через секунду гравий за спиной зашуршал под ногами Риаты.

На той стороне оврага Ника нашарила глазами знакомые заросли, почему-то оказавшиеся как-то слишком близко. Однако, заглянув под склонившиеся ветви, она не обнаружила там ничего, кроме сухих листьев.

— Вот батман! — выругалась девушка, тревожно оглядывалась, неужели артисты все-таки нашли мешок?

— Ничего нет? — упавшим голосом спросила рабыня.

— Да подожди ты! — раздражённо отмахнулась госпожа, пытаясь лихорадочно вспомнить, куда она могла спрятать злосчастный "сидор".

Ночью путешественница как-то не обратила внимание на великое множество кустов, буквально заползавших ветками на гигантские плиты.

— Туда! — не очень уверенно указала она.

Увы, но и на этот раз Ника ошиблась, однако упорно продолжала поиски, на которые ушло немало времени и ещё больше нервов. Поэтому, когда она увидела свой мешок, прикрытый сухими листочками, то не смогла удержать от радостного крика.

Пока хозяйка, ломая ногти, развязывала туго затянутый на горловине узел, Риата в нетерпении переминалась с ноги на ногу, словно застоявшаяся лошадь.

— Держи! — девушка протянула ей кожаную рубаху. — Надевай прямо на хитон, так теплее будет.

— Да, госпожа, — обрадованно закивала невольница.

Бросив на каменную плиту скомканный плащ, путешественница села сверху и стала торопливо разуваться.

— Возьми! — подала она спутнице мокасины.

— Спасибо, добрая госпожа, — поблагодарила Риата, расправляя рубаху, край которой доставал ей почти до середины бедра.

Она быстро разобралась с завязками и обувала уже вторую ногу, когда послышались какие-то посторонние звуки.

Разом обернувшись, рабыня с госпожой увидели мчавшегося во весь опор всадника в тёмно-сером плаще поверх коричневых доспехов и глухом, закрывавшем лицо шлеме.

— Бежим! — вскричала Ника, надевая носок. — Мешок бери!

До верхового оставалось меньше ста метров, когда ей всё же удалось справиться с ремешками сандалий. Невольница помогла ей подняться, и они проломились сквозь заросли, слушая нарастающий позади топот копыт.

Вновь, как несколько часов назад, девушка мчалась через лес, уворачиваясь от норовивших заступить дорогу деревьев и прижимая к груди сложенный плащ.

Торопливо перебравшись через поваленное дерево, путешественница оглянулась, с облегчением обнаружив, что на этот раз её никто не преследует.

Замерев, она стала пристально вглядываться в лес.

— Госпожа, — тихо окликнула хозяйку Риата.

— Подожди, — отмахнулась та, переводя дух. — Тихо!

Ни криков, ни треска сучьев, ни шороха лесной подстилки. Вокруг стояла прохладная тишина, только голые ветви на верхушках деревьев постукивали друг о друга, раскачиваясь под лёгким ветерком.

— Он один был? — негромко спросила Ника, обшаривая глазами лес.

— Один, госпожа, — уверенно ответила рабыня, посетовав. — И как мы его не заметили? Не иначе, коварная Исми отвела нам глаза.

— И заткнула уши, — буркнула хозяйка, подумав с запоздалым сожалением: "Надо было взять мешок и спокойно переодеться где-нибудь за кустами". — Пойдём искать дорогу.

— А вдруг там артисты? — с тревогой спросила Риата, помогая госпоже одеть плащ.

— Это вряд ли, — покачала та головой. — Они небось ещё ночью уехали.

И тяжело вздохнула.

— Фургон жалко и вещи. Столько всего пришлось бросить!

— Осла тоже жалко, — посетовала невольница. — Надеюсь, Гиппия сделает так, чтобы эти ворюги его не обижали?

Не слушая больше её бормотания, девушка нашла взглядом вершину серой скалы, скрывавшей в своих недрах тайное капище и, учитывая положение солнца, попыталась сориентироваться. Судя по всему, дорога на Этригию от них слева.

Однако, перед тем как двигаться дальше, путешественница решила провести полную инвентаризацию имущества.

Деревянная шкатулка с посланиями Наставника, кожаная — с рекомендательными письмами Румса Фарка, завёрнутые в кожу кусочки металлического прутка и тяжёлый кинжал — подарок Байдуча, кузнеца-горца.

"И зачем я их тащила? — покачала головой Ника, наблюдая, как Риата укладывает вещи обратно в "сидор". — Лучше бы ещё одну накидку прихватила или носки. И легче, и полезнее".

Туда же уложили и кувшин, который невольница умудрилась сберечь, несмотря на все передряги. А кошелёк девушка привязала к поясу, так чтобы его прикрывала пола плаща.

Минут через сорок она с удовлетворением убедилась, что уроки Наставника по ориентации на местности не пропали даром. Они вышли на луг метрах в пятистах от дороги.

— Риата! — окликнула хозяйка рабыню. — Тебе не кажется, что мы здесь уже были?

— Да, госпожа, — оглядевшись, подтвердила женщина. — Вон за тем дальним холмом поворот к источнику, где легионеров встретили.

— Если бы не они, меня бы убили, — передёрнула плечами путешественница.

— Значит, Гу Менсин правду сказал! — убеждённо заявила Риата. — Вас охраняют боги!

— Посмотрим, насколько хватит их покровительства, — мрачно усмехнулась хозяйка.

Они подходили к дороге как раз тогда, когда из лощины показался небольшой обоз. Судя по отсутствию охраны и разнокалиберным тягловым животным: два осла, мул и бык — это ехали либо крестьяне, либо мелкие торговцы.

Несмотря на то, что госпожа с невольницей опережали их примерно на полкилометра, караван быстро догнал еле шагавших от усталости путешественниц. И хотя рабыня в мокасинах и кожаной рубахе поверх хитона выглядела нелепо на взгляд любого цивилизованного человека, дорогой меховой плащ и недешёвая накидка её хозяйки внушили возчикам некоторое почтение.

— С вами что-то случилось, госпожа? — кажется, с искренним участием спросил один из них — пожилой мужчина в овчинной безрукавке.

— Да, господин, — со вздохом ответила Ника, тяжело опираясь на дротик. — Люди, которых подрядили проводить меня до Этригии, ограбили и пытались нас убить. Мы с рабыней еле убежали. Спасибо владыке чащ — листобородому Напу за то, что укрыл нас от злодеев.

— Вам надо рассказать всё магистратам! — вскричал добросердечный крестьянин. — Они пошлют эдилов со стражниками и поймают негодяев!

— Для этого надо сначала дойти до города, — грустно усмехнулась девушка. — А мы так устали за эту ночь.

— Садитесь, госпожа! — радушно предложил возчик. — Дайте отдохнуть ногам.

— Моя невольница делила со своей хозяйкой все тяготы и опасности, — с явным намёком проговорила путешественница.

Огорчённо крякнув, собеседник почесал подбородок, скрытый небольшой криво подстриженной бородкой, и, махнув рукой, рассмеялся.

— Пусть и она садится! Мой осёл троих таких свезёт!

Судя по обиженному виду животного, у него на этот счёт имелось своё мнение, явно несовпадающее с хозяйским, но оно, конечно, никого не интересовало.

Однако, прежде чем неблагодарный возница тронул поводья, к телеге подбежал владелец другой повозки, пожелавший непременно узнать, с кем это боги свели их на дороге?

Услышав короткий рассказ Ники, он совершенно по-женски всплеснул руками.

— Кто эти негодяи, госпожа?

— Гу Менсин и артисты его урбы, — ответила девушка, усаживаясь поудобнее.

— Да кто же отправил вас с этакими плутами и мошенниками?! — вскричал мужчина, а добрый возчик как-то подозрительно на неё покосился.

— Мой добрый опекун, — горестно вздохнула рассказчица. — Господин Мерк Картен, консул Канакерна. Есть такой город на Западном побережье. Урба Гу Менсина всё лето давала представления в его театре, вот он и решил, что может им доверять.

— Ваш опекун поступил очень неосмотрительно, — сурово нахмурился собеседник и тут же представился. — Меня зовут Тит Олуп.

— Ника Юлиса Террина, — назвалась она и поспешила защитить доброе имя канакернского морехода. — Артисты казались вполне приличными людьми. Мы всё Западное побережье проехали. Но вчера…

Девушка совершенно искренне передёрнула плечами, вспоминая недавно пережитый ужас.

— Ими словно овладело безумие! Мы спаслись лишь чудом!

— Вот негодяй! — негодующе вскричал Тит Олуп. — Не иначе хотели продать вас людокрадам.

Он собрался ещё что-то сказать, но тут сзади закричали:

— Вы едете или нет? На рынок пора! Солнце уже высоко, опоздаем — все лучшие места займут.

— Сейчас! — отмахнулся мужчина, и прежде чем убежать к своей телеге, посоветовал. — Обязательно обратитесь к магистратам. А то и к самому наместнику префекта.

Такой же совет ограбленной путешественнице дали стражники в воротах. В ответ Ника заявила, что не может себе позволить предстать перед лучшими людьми города в таком жалком виде.

— Я просто обязана привести себя в порядок, — упрямо качала она гудящей от усталости головой. — И купить новое платье. Вы только посмотрите, во что оно превратилось?

Воины в старых, помятых доспехах обменялись понимающими усмешками. Одно слово — женщины.

— В розыске, госпожа, каждый час дорог, — наставительно проговорил старший из них, гордо носивший седую, окладистую бороду. — Пока вы… прихорашиваетесь, злодеи далеко уйти могут.

— Всё понимаю, господа, — покладисто соглашалась девушка, абсолютно уверенная в бессмысленности любых поисков. Артисты, небось, давно обогнули Этригию и пробираются в Империю такими тайными тропами, где их и с собаками не найдёшь.

— Но всё же… Вы не могли бы посоветовать какую-нибудь приличную гостиницу?

— А вы, госпожа, не родственница… тем Юлисам? — поинтересовался второй стражник, пристально разглядывавший её из-под кустистых бровей.

— Дальняя, — неопределённо ответила путешественница.

Воины переглянулись.

— Тогда вам лучше остановиться у Лация Валера в "Спящей львице", — предложил седобородый, пояснив. — Она ближе всего.

И мужчины стали объяснять, как добраться до названного заведения.

На первый взгляд путешественницы, Этригия мало чем отличалась от других городов Империи, уступая размерами разве что Гедору. Те же мощёные улицы с выступающими над проезжей частью цепочками камней, глухие стены домов, ворота с калитками и редкие прохожие, провожавшие госпожу и невольницу удивлёнными взглядами.

Даже построенная в виде привычной буквы "Г" гостиница выделялась разве что красивым барельефом, изображавшим львицу, положившую лобастую голову с закрытыми глазами на скрещённые лапы.

Встретивший их во дворе пожилой раб с деревянной табличкой на шее, вызвался проводить странно одетых женщин к хозяину.

Непривычно смуглый, курчавый мужчина в тёмной тунике с рукавами критически оглядел Нику с ног до головы. Дабы развеять сомнения в своей платёжеспособности, девушка как бы ненароком отодвинула полу плаща, демонстрируя подвешенный к поясу приятно округлый кошелёк.

Владелец "Спящей львицы" сразу же сделался гораздо любезнее. Выслушав рассказ новой постоялицы, выразил ей самое искреннее сочувствие, настоятельно порекомендовав обратиться к магистратам, после чего лично проводил в маленькую комнатку с широкой кроватью и одинокой табуреткой, на прощание пообещав приготовить баню как можно скорее.

Едва Риата закрыла за ним дверь, путешественница без сил рухнула на кровать, чувствуя, как навалившаяся ватной горой усталость буквально вдавливает её в тощий, слежалый матрас. Даже сосущее чувство голода притупилось, а мыться совсем не хотелось. Только лежать без движения с закрытыми глазами.

Несмотря на отсутствие печи или хотя бы жаровни, сильного холода в комнатке не ощущалось. А может Ника просто согрелась в меховом плаще и шерстяных носках?

Посмотрев на выжидательно застывшую у входа невольницу, хозяйка, поморщившись, указала рукой на табурет.

— Садись.

Рабыня устало опустилась на самый краешек, готовая по первому требованию вскочить на ноги.

— После обеда возьмёшь деньги и отправляйся на базар, — привычно стала отдавать распоряжения девушка. — Купишь себе тёплую одежду: плащ, носки, платок какой-нибудь или накидку.

— Невольницам нельзя её носить, — покачала головой Риата. — И разве вы сами не пойдёте к магистратам?

— Нет, — устало отмахнулась путешественница. — Устала, сил нет. Может, завтра?

— Простите за дерзость рабу верную, — жалобно проговорила собеседница. — Только никак нельзя этого дела откладывать.

— Это ещё почему? — Ника, кряхтя, села. — Гу Менсина всё равно никто искать не будет. А если попробуют, то ни за что не найдут. Этот жирный сурок умеет прятаться.

— Ой, госпожа, — с сожалением вздохнула женщина. — Да разве же дело в этом?

— А в чём? — непонимающе нахмурилась Юлиса.

— Да если со стороны взглянуть, получается, что вам не только добра пропавшего не жалко, — понизив голос до шёпота смело заговорила Риата, косясь на запертую дверь. — Возчики, с кем мы ехали, небось всему базару разболтали, что бродячие артисты девушку из рода Юлисов ограбили…

Оборвав себя на полуслове, она красноречиво замолчала, давая возможность госпоже продолжить про себя: "Ну да, аристократку обидели какие-то проходимцы, а она не жалуется, не спешит отомстить мерзавцам. Вряд ли подобная медлительность в деле наказания простолюдинов характерна для имперской знати и вполне может вызвать подозрения".

— Хорошо, — кивнула путешественница, поднимаясь. — Только сначала поедим.

Хозяин гостиницы с полным пониманием отнёсся к желанию новой постоялицы как можно скорее уведомить городские власти о случившемся несчастье, а получив пять риалов задатка, твёрдо пообещал, что к возвращению с форума, её будет ждать горячая баня.

"Сейчас бы чёрного кофейку, — мрачно думала попаданка, запивая разведённым вином намазанную мёдом лепёшку. — Или чаю покрепче".

Увы, но ни того, ни другого ей в этом мире встречать не приходилось, а других способов прогнать сон она не знала.

Впрочем, осенняя прохлада на улице смогла немного взбодрить, и вернувшийся интерес к жизни вызвал у Ники желание попутно решить и другие свои проблемы.

Первым делом, перехватив спешившего на рынок торговца, приобрела у него небольшую аккуратную корзину, куда Риата наконец-то убрала привлекавший всеобщее внимание "сидор".

В лавке, где вместе со всякой всячиной торговали поношенной одеждой, девушка купила плащ, в котором имперские законы и обычаи разрешают ходить рабам в холода. Прямоугольный кусок грубой шерстяной ткани с дыркой для головы в центре. Кажется, в её мире подобный фасон назывался "пончо".

Путешественница уже видела впереди заполненный народом форум, но не смогла пройти мимо прилавка, на котором толстый, мордатый купец в тунике с расшитым воротом разложил разнообразные накидки.

— Подходите, госпожа, смотрите, выбирайте! — широко улыбаясь, он безошибочно выделил из кучки зевак вероятную покупательницу. — Только у меня лучшие ткани от Ольвии до Кайона! Какой цвет желаете? Синий, жёлтый? А, может, вам вышивки нравятся? Тогда взгляните на эту накидку. Как будто летний сад среди зимней слякоти.

Загадочно усмехнувшись, мужчина жестом фокусника развернул перед путешественницей настоящий павловопосадский платок, вроде того, что иногда носила мама Виктории Седовой.

У Ники даже дыхание перехватило. Не может быть! Как? Откуда? Быстро придя в себя и присмотревшись, она разочарованно убедилась, что перед ней лишь бледное подобие русского чуда. И цвета не такие яркие, и узор гораздо проще, и бахрома много короче. Но всё-таки чем-то похож.

Наверное поэтому, сердце зашлось от тоски, а мир, который девушка уже почти перестала считать чужим, вновь предстал перед ней в своей жестокой убогости.

Заметив реакцию покупательницы, продавец тут же задрал цену.

— И не жарко вроде, — рассмеялась та. — А вы, видимо, перегрелись. Я же не весь прилавок покупаю, а только одну накидку. Одну, господин!

— Зато какую! — отпарировал нимало не смущённый её словами собеседник. — Единственная на всю Этригию осталась. Клянусь Семрегом! Остальные уже разобрали. Очень редкий товар. Так вышивают только далеко на севере в Адоре.

— Нет, нет, — покачала головой путешественница. — Двадцать риалов, или я поищу что-нибудь другое!

— Да разве же это цена за такую красоту! — возопил торговец голосом полным благородного негодования.

Азартно торгуясь, Ника внезапно почувствовала смутное беспокойство. Привыкшая доверять своим ощущениям, она попробовала незаметно оглядеться и буквально наткнулась на пристальный взгляд высокого статного мужчины в зелёном, отороченном волчьим мехом плаще.

— Ну как отказать, когда ко мне явилось само воплощение Анаид, — наигранно всплеснув руками, привлёк её внимание продавец. — Сорок риалов, и вы ещё прекраснее!

— Тридцать, и то только потому, что вы так вежливы и любезны, — парировала покупательница, и прежде чем собеседник успел возразить, добавила. — И ещё я куплю у вас носки и шапку для моей рабыни.

Странный мужчина исчез, и девушка успокоилась. Перед тем, как окончательно рассчитаться, она потребовала у торговца зеркало. Глянув на своё отражение, путешественница с огорчением поняла, что в этой накидке у неё будет слишком праздничный вид для жертвы ограбления, и со вздохом убрала ту в корзину.

Если по своим размером форум Этригии уступал гедорскому, то выглядел значительно богаче. То тут, то там над толпой возвышались мраморные боги и герои. Конная статуя императора Константа указывала куда-то позеленевшей бронзовой рукой, на пальцах которой чистил пёрышки толстый встрёпанный голубь. По обе стороны от царственного всадника тянулась целая аллея постаментов с бюстами важных людей, удостоившихся чести обессмертить своё имя на главной площади города.

Сразу же бросался в глаза величественный храм из тёмного камня. Построенный, кажется, по всем местным канонам: высокая колоннада, широкая лестница, скульптуры сидящих на задних лапах волков, считавшихся священными животными Дрина; он тем не менее чем-то неуловимо напоминал готический собор. Быть может окном на фронтоне, похожим на разрезанную поперёк линзу? Или устремлённым вверх дверным проёмом, похожим на гигантский наконечник копья?

Расположенное на противоположном конце форума святилище Питра, несмотря на солидные размеры и полное соблюдение местных норм храмового строительства, смотрелось гораздо менее значительно.

Отыскав высокое здание городского совета, Ника торопливо направилась к нему, решив отложить осмотр достопримечательностей на более позднее время.

Возле широкой лестницы толпились в ожидании вызова на суд истцы, ответчики, юристы, свидетели и те, кто готов стать им за скромное вознаграждение.

В центре жиденького кружка два почтенного вида господина, тряся кулаками и брылами жирных щёк, обвиняли друг друга в мошенничестве. Речь шла то ли о недоброкачественной коже, то ли о гнилой конской сбруе.

Толкаться среди раздражённых, озабоченных мужчин девушке не хотелось. Воспользовавшись преимуществом своего роста, она встала у статуи императора и принялась искать глазами магистратов, узнать которых надеялась по белым плащам с красной каймой.

Мимо сновали занятые своими делами люди, изредка бросавшие равнодушные взгляды на госпожу с рабыней. С трудом сдерживая зевоту, уставшая ждать, путешественница уже хотела обратиться к городским стражникам, рассчитывая, что те сами отведут её к начальству, которому она честно расскажет о своих приключениях, после чего отправится отдыхать с чувством выполненного гражданского долга.

Однако служители правопорядка, как на зло, куда-то подевались, а тут из высоких дверей городского совета неторопливо вышли два солидных господина в вожделенных белых плащах.

К ним, словно поклонники к поп-звезде, с криками устремились люди. Несколько добротно одетых мужчин тут же оттеснили их в сторону, давая представителям власти возможность спуститься по лестнице. Иногда то один, то другой магистрат обращался к кому-нибудь из тех, кто толпился за линией охраны, кивая, улыбаясь, что-то говоря или лениво забирая из дрожащих от возбуждения рук папирусные свитки, и не глядя протягивая их кому-то у себя за спиной.

Трезво оценивая свои возможности, Ника ни минуты не сомневалась, что в случае крайней необходимости сможет протолкаться сквозь это не слишком многочисленное сборище. Вот только подобает ли родовитой аристократке прибегать к столь радикальным действиям? Всё-таки она уже в Империи, а значит, надо соответствовать славному роду младших лотийских Юлисов. Но не упускать же такую возможность избавиться хотя бы от одной из своих проблем. Коротенько рассказать о подлом нападении артистов Гу Менсина и быстренько вернуться в гостиницу, где уже заждались горячая ванна и тёплая постель.

— Стой здесь, — подумав, скомандовала она Риате. — Жди, как позову.

— Да, госпожа, — зевая, кивнула невольница, глядя на хозяйку осоловелыми от недосыпания глазами.

Члены городского совета почти спустились с лестницы, когда девушка устремилась к ним с криком:

— Защиты и справедливости! Защиты и справедливости, хранители законов Империи!

Голос у неё оказался достаточно громким, чтобы привлечь внимание по меньшей мере половины форума.

Придав лицу соответствующее случаю скорбное выражение, путешественница двинулась сквозь расступавшуюся толпу. Скоро между ней и представителями власти осталась только цепь из семи мужчин, отделявших членов городского совета от просителей.

Помня о своём аристократическом происхождении, Ника не пожелала разговаривать через чьи-то головы. Остановившись, она мрачно посмотрела сквозь то ли охранника, то ли слугу. На статус свободного человека указывало отсутствие таблички или ошейника. Тот растерянно оглянулся на магистратов, и когда один из них раздражённо кивнул, отошёл в сторону.

— Я обращаюсь к вам, обличённые властью мудрые мужи Этригии! — громко, с надрывом заговорила Юлиса. — Восстановитесправедливость! Защитите слабую девушку, накажите грабителей, укравших вещи, без которых ей не добраться до родственников, ожидающих её в благословенном Радле.

С точки зрения жительницы двадцать первого века, монолог прозвучал на редкость напыщенно и глупо, но она уже знала, что именно так принято выражаться при официальных беседах.

— Как вас зовут, госпожа? — с хорошо сыгранным участием спросил более молодой собеседник. — И кого вы обвиняете?

Чуть поклонившись, путешественница собралась ответить, но тут у неё за спиной послышался какой-то шум, и оба магистрата сразу же потеряли к ней всякий интерес.

Немало удивившись столь странному их поведению, Ника быстро оглянулась и сразу же узнала твёрдо вышагивавшего через площадь высокого, худого человека в длинном чёрном балахоне. Быстро расступаясь перед ним, люди тотчас смыкались за тремя сопровождавшими его городскими стражниками, образуя стремительно увеличивавшуюся толпу.

Забившись испуганной птицей, сердце девушки скакнуло в глотку, а душа едва не порвала кожу на пятках. Поймав холодный, как у рыбы, но одновременно пронизывающий взгляд тёмно-серых глаз, путешественница с трудом заставила себя оставаться на месте, понимая всю бесперспективность бегства. Захотят, догонят. Да и интересно, что же она натворила, если за ней явился верховный жрец главного городского святилища?

С металлическим звоном ударив наконечником посоха о камень мостовой, священнослужитель, склонив сверкавшую лысиной голову, театрально вытянул вперёд руку с растопыренными костлявыми пальцами и громогласно объявил:

— Перед лицом бессмертных богов и жителей Этригии, я обвиняю эту женщину в святотатстве!

Голова закружилась, коленки мелко задрожали, а мочевой пузырь резко потяжелел.

Ника нервно сглотнула пересохшим горлом.

"Вот это батман! Да ещё какой!"

Часть 2
Глава I Столичный адвокат

Да, свободы

Благодатной лишена я,

Смерть иль вечная тюрьма.

Лопе Де Вега «Звезда Севильи»

Ещё раз пробежав колонку длинных, громоздких цифр, Олкад подтянул к себе счёт от Онуфа Тиллия Моса, главного поставщика продовольствия в рабские тюрьмы рудника "Щедрый куст", и в раздражении ударил ладонью по навощённой дощечке.

— О, многомудрый Семрег! — простонал молодой человек. в изнеможении закатив покрасневшие глаза. — Опять не то!

По его вычислениям выходило, что невольники сожрали на целый кантар бобов больше, чем продал купец! Между тем как в амбаре осталось ещё три полных корзины.

То ли надзиратель над кухней ошибся, то ли он сам, второй писец — Олкад Ротан Велус, не смог правильно суммировать цифры из расписок.

Самое обидное, что он уже трижды пересчитывал, всякий раз получая различный результат. Тяжело вздохнув, молодой человек вновь стал перебирать клочки папируса, на которых Губий Закт своим корявым, варварским почерком выписывал количество полученных со складов продуктов.

Запахнув наброшенный на плечи шерстяной плащ, писец поправил на коленях дощечку и вновь принялся сверять нацарапанные на воске числа.

— Протухшая задница Дрина! — зло рявкнул он и тут же испуганно огляделся. Столь непочтительные отзывы о владыке недр в Этригии, да ещё в первые дни дриниар чреваты серьёзными неприятностями. Если даже сам бог подземного мира отнесётся снисходительно к подобной несдержанности, то его смертные почитатели могут оказаться гораздо менее терпимы.

Но как тут удержишься от сквернословия, если все дело оказалось в одном единственном неправильно написанном числе! Вместо семи раз цифра десять написана восемь. Вот он и спутался.

— В ночной горшок безграмотного тупицу Губия Закта! — раздражённо бубнил молодой человек, переписывая число. — Сколько раз говорил этой жрущей дерьмо собаке, чтобы пользовался чернилами, а не угольком из очага! Пусть бездна сожрёт этого бестолкового осла, укравшего у меня столько времени!

Пересчитав результат по новой, Олкад вновь посмотрел счёт от Тиллия. Вот теперь всё как надо. По документам остались как раз те самые три корзины.

Теперь надо только перенести расчёт на папирус и приложить к нему расписки, чтобы после праздников отдать управителю "Щедрого куста" на рассмотрение.

Но уж очень не хотелось вылезать из-под тёплого одеяла, и, подумав, Ротан решил для начала проверить расход прочих продуктов, а уж потом переписать всё набело.

— Жирдяй! — крикнул он, вытянув шею. — Где ты лазишь, помесь свиньи и собаки!

Из-за приоткрытой двери в комнату заглянула тощая физиономия с бледной, землистого цвета кожей и впалыми щеками.

— Звали, господин?

— Спишь, метла тощая? — проворчал Олкад и, не дожидаясь ответа, распорядился. — Подай сумку со свитками.

— Да, господин, — шмыгнув покрасневшим носом, раб, кутаясь в рваное одеяло и припадая на левую ногу, засеменил в угол, где на большом трёхногом табурете лежала небрежно брошенная кошёлка, битком набитая папирусами.

— Постой! — приказал хозяин, внезапно ощутив новую насущную потребность.

Опустив голые ступни на холодный, покрытый толстыми циновками пол, он задрал подол туники.

— Достань горшок!

Невольник метнулся под кровать и едва успел подставить старенький, потрескавшийся горшок под мощную господскую струю.

Облегчив мочевой пузырь, молодой человек вытер руки о редкую шевелюру Жирдяя и вновь взгромоздился на кровать, где планировал провести весь сегодняшний день. Закутавшись по пояс в одеяло, Олкад окинул тоскливым взглядом голые, покрытые пятнами потёков стены тесной комнаты, составлявшей большую часть его убогой квартирки в одном из четырёхэтажных доходных домов далеко не самого престижного квартала Этригии.

А всего год назад он жил в пышной столице могучей Империи, и собственное будущее рисовалось молодому Ротану исключительно яркими и счастливыми красками.

Сделавшись по примеру отца коскидом богатого, уважаемого и очень влиятельного человека, Олкад вскоре вошёл в свиту, сопровождавшую покровителя в частых поездках, где сумел выделиться благодаря сноровке и красивому почерку.

Ротан старший не уставал возносить хвалу бессмертным богам за столь удачное начало карьеры единственного отпрыска, уже начиная рассчитывать, что в обозримом будущем тот сменит его на хлопотном посту доверенного секретаря.

Но, видимо, отец в своих молитвах забыл упомянуть кого-то из небожителей, или кто-то из них решил зло подшутить над чересчур самонадеянным смертным.

До того рокового дня Олкад не считал себя чересчур азартным игроком, хотя, как все радлане, любил делать ставки на ипподроме, играх или призовых боях, но попытать счастья в кости сел в первый раз.

Поначалу казалось, что правы те, кто утверждал, будто новичкам всегда везёт. Кучка серебра с золотыми вкраплениями посредине стола росла. Один за другим вставали и уходили игроки, стеная и жалуясь богам. А он только успевал раз за разом опрокидывать стаканчик с гремящими кубиками. Те из посетителей очень приличного публичного дома, кто ещё не скрылся в комнатах с продажными подругами, сгрудились вокруг, жадно наблюдая за необыкновенным везением юного шалопая.

А тот всё смеялся, закусывая терпкое, неразбавленное вино горячими поцелуями восхищённых шлюх и чувствуя себя, если не полубогом, то точно баловнем судьбы.

Олкад на всю жизнь запомнил глаза пожилого, плешивого купца, рискнувшего поставить на кон все свои деньги, предназначенные на закупки товаров, когда кубики выдали единицу и двойку. Так смотрит старая дворовая собака, когда хозяин пинком вышвыривает её за ворота.

Абсолютно уверенный в победе, молодой человек с бесшабашной лихостью, не глядя, выплеснул на стол игральные кости. Но тут стены и потолок вздрогнули от звериного рёва толпы.

Не даром все мудрецы считали бессмертную Канни самой ветреной и непостоянной из женщин. На гранях из пожелтевшей слоновой кости издевательски поблёскивали две одинаково жирные точки.

— Два! — не помня себя от восторга, заорал купчишка, падая тощей грудью на стол, словно опасаясь, что соперник отберёт у него выигрыш.

Время притупило боль, но и сейчас Олкад скрипнул зубами, посылая проклятия небесам. Тогда он честно пытался отыграться, но только всё сильнее запутывался в долгах. Богиня удачи, посмеявшись, бросила его.

Какое-то время юноша прятался от кредиторов, но у тех имелся слишком богатый опыт общения с подобными сопляками. Ощутив на шее металл рабского ошейника, молодой человек упал в ноги отца. Тот долго пинал его, разбив в кровь лицо, но побоялся лишиться наследника и раскупорил семейную кубышку.

Увы, но денег, накопленных Ротаном старшим за долгую и трудную жизнь, оказалось недостаточно, чтобы рассчитаться с долгами, которые его сын умудрился наделать за три дня.

Оставалось единственное средство — обратиться за помощью к покровителю. Однако перед этим Олкаду пришлось дать страшную клятву: никогда больше не играть и не заключать пари.

Обещание, освящённое именами сразу трёх богов, произнесённое в центральном святилище Радла, как будто выжгло клеймо на душе юноши, и у него даже мысли не появилось нарушить слово.

Покровитель не забыл о своих обязательствах перед верным коскидом и ссудил недостающую сумму на весьма щадящих условиях. Вот только отрабатывать долг молодому человеку пришлось очень далеко от столицы.

Как он и ожидал, Этригия оказалась жуткой провинциальной дырой. Здесь нет даже своего ипподрома! Редкие скачки устраивают на лугу за городом. Арена для игр и призовых боёв давно обветшала, а сами схватки не отличались ни красотой, ни динамизмом.

Женщины, на посещение которых Олкад с трудом выкраивал гроши из своего ополовиненного жалования, могли разве что потешить плоть, да и то не очень искусно. Тупые животные, промышлявшие проституцией по тёмным конурам дешёвых борделей.

Зато в половине арсанга от города располагался большой рудник "Щедрый куст", где добывали серебряную руду. Одна половина предприятия принадлежала покровителю Ротанов, а второй владел местный богач — Косус Антон Кватор.

Неудивительно, что постоянно проживавшему в Радле сенатору понадобился доверенный человек в этой глуши. Им и стал Олкад, вступив в должность второго писца. Его коллега, первый писец, будучи родом из Этригии, да ещё являясь родственником владельца, работой себя не утруждал, свалив всё на столичного гостья, которому всё равно нечего делать, поскольку у него нет здесь ни родственников, ни друзей, ни денег, чтобы их завести. Вот поэтому молодой человек даже сейчас вместо того, чтобы праздновать, разбирался в каракулях надзирателей.

Грустно шмыгнув носом и подумав, что вечером надо будет послать Жирдяя за углями для жаровни, Олкад принялся сосредоточенно копаться в ворохе свитков и покрытых каракулями клочков папируса, вновь погружаясь в скулупы лука, чеснока, соли, амфоры с уксусом и маслом.

Сосредоточившись на вычислениях, он не услышал, как кто-то требовательно постучался во входную дверь. Полуприкрыв глаза, молодой человек, молча шевеля губами, пытался сложить 256, 157 и 124.

— Господин! — робко проблеял раб, заглядывая в комнату. — К вам пришли.

Отмахнувшись, Олкад аккуратно нацарапал на воске результат и только после этого небрежно поинтересовался:

— Кто там ещё?

Прекрасно зная, что важный человек не станет торчать в прихожей какого-то писца.

— Твит, — ответил Жирдяй, вытерев набежавшую на кончик носа мутную каплю. — Невольник госпожи Асты Бронии.

Услышав имя знаменитой гетеры, молодой человек встрепенулся. Трижды он видел эту очень красивую молодую женщину на пирах, куда попадал по протекции первого писца, и всякий раз её сопровождали весьма важные и влиятельные люди. Но что ей понадобилось от него?

— Зови! — махнув рукой, Олкад с важным видом откинулся на спинку кровати.

В комнату проскользнул невысокий, изящно сложенный паренёк, лет пятнадцати, с бронзовой табличкой поверх наброшенного на хитон рабского плаща.

— Да пребудет с вами благословение светлых богов, господин Ротан, — вежливо, но немного развязно, словно привыкший к снисходительному вниманию домашний любимец, поприветствовал раб хозяина квартиры. — Моя госпожа — Аста Брония очень просит вас как можно скорее посетить её дом.

Тряхнув соломенными кудрями, Твит отступил к стене, явно намереваясь дождаться, пока писец соберётся и пойдёт с ним.

"Красавчик, — подумал молодой человек, окидывая оценивающим взглядом угловатые плечи и смутно угадывавшуюся под плащом тонкую талию. — Наверное, помогает хозяйке ублажать самых привередливых клиентов. Сколько же Аста берёт за его услуги?"

Однако, вспомнив, в каком плачевном состоянии находятся собственные финансы, с грустью понял, что на этот медовый пряничек денег у него точно не хватит. Но что же всё-таки нужно его госпоже?

— Жирдяй! — бодро скомандовал Олкад, выбираясь из-под одеяла. — Неси мою синюю тунику и плащ на меху!

— Да, господин, — поклонившись, невольник захромал в прихожую, где в сундуке, на котором он спал, хранился весь хозяйский гардероб.

— Не знаешь, зачем я понадобился прекраснейшей Асти? — спросил писец, торопливо переодеваясь.

— Не знаю, господин, — пожал плечами юный прелестник, с двусмысленным интересом наблюдая, как исчезает под туникой сухое, тренированное гимнастическими упражнениями тело собеседника. — Хозяйка никого не принимает так рано. Но час назад какая-то рабыня принесла ей письмо от старого знакомого…

Многозначительно хмыкнув, парнишка многозначительно поджал губы.

— Странно, при чём тут я? — пробормотал Олкад, машинально потирая подбородок и с ужасом обнаруживая, что тот покрыт редкой колючей щетиной.

Оскорблять столь варварским видом взор женщины, благосклонного внимания которой добивается половина этригийских богачей, будет в высшей степени бестактным. Одно радовало: на цирюльника у него денег хватит.

Жирядй, аккуратно завязав кожаные ремешки сандалий хозяина, с кряхтеньем поднялся, заботливо расправив тяжёлые складки плаща.

— Прибери постель, — распорядился Олкад. — Сложи расписки, да смотри не перепутай, жабий сын!

— Да, господин, — привычно поклонился раб.

Проходя через захламлённую прихожую, молодой человек на миг задержался.

— Сходишь к Вителию Орку, возьмёшь у него лепёшки и маслины на ужин. Скажешь, я потом заплачу.

— Да, господин.

— И не забудь угли для жаровни! — уже выходя, крикнул Олкад.

Каждая квартира в доме имела свою лестницу, в результате чего вся стена оказалась опутана трапами разной степени крутизны с перилами или даже без.

Жилище Ротана считалось достаточно приличным, поэтому узкие ступени, хотя и поскрипывали под ногами, всё же казались вполне надёжными и не ходили ходуном под тяжестью двух молодых людей.

Несмотря на праздник, жизнь во дворе текла своим чередом. Женщины готовили еду на костерках или примитивных жаровнях, стирали и штопали одежду, громко болтали с такими же полунищими соседками. За длинным столом, сколоченным из толстых, потемневших от времени плах, сидели мужчины и, судя по количеству пустых амфор, ещё со вчерашнего вечера продолжали славить владыку недр.

Один из них радушно пригласил соседа присоединиться к веселью, но писец отказался, многозначительно кивнув на шагавшего позади раба.

— Просто, Ларок, меня ждёт более приятная компания.

Раздавшемуся в ответ дружному ржанию могла бы позавидовать конная сотня любого легиона. Послышался свист и скабрёзные советы. Но молодой человек уже покинул двор.

"Грубые, неотёсанные чурбаны! — презрительно думал он, запахивая плащ. — О, Фиола — мать мудрости, с кем рядом приходится жить?! Ни одного умного, образованного человека. Сплошные тупицы и бездельники!"

Впрочем, если учитывать то, что половину и без того невеликого жалования Олкад отдавал в счёт погашения долга, он ещё неплохо устроился. Первый писец поспособствовал, и управляющий домом не стал поднимать квартплату, как это полагалось для нового жильца.

Как Ротан и предполагал, цирюльники тоже трудились несмотря на праздник. Молодой человек уселся на длинную лавку, терпеливо дожидаясь, пока пожилой, благообразного вида мастер закончит приводить в порядок аккуратную бородку местного щёголя. Молодой человек презрительно скривился. Мода на клочки меха под подбородком в Радле прошла ещё тогда, когда он наслаждался всеми прелестями столичной жизни. Всё-таки Этригия — жуткая дыра, если здесь до сих пор носят на лице такие украшения.

— Господин, — напомнил о себе встревоженный Твит. — Госпожа Брония ждёт.

— Успеем! — решительно отмахнулся писец. — Не могу же я явиться к твоей прекрасной хозяйке бородатым, словно какой-то варвар?

Он раздражённо провёл ладонью по щеке.

Получив плату с клиента, брадобрей радушным жестом пригласил Ротана занять место на табурете и стал править бритву на точильном камне.

— С салом желаете? — спросил мастер, проверив остроту небольшого полукруглого лезвия с выемками для пальцев. — Так на три обола дороже.

Если бы не спешка, Олкад предпочёл бы побриться на сухую и сохранить медяки, но заставлять ждать влиятельную женщину не хотелось.

— С салом, — важно кивнул молодой человек, бросив небрежно. — Мог бы и не спрашивать. Не стану же я экономить на таких пустяках.

— Прошу прощения, господин, — буднично извинился цирюльник, доставая из стоявшей в углу корзины кусок свиного сала.

Отрезав крошечную полоску, мастер тщательно протёр кожу клиента, после чего с лёгким треском соскоблил участок щетины, тут же вытерев бритву грязной тряпочкой.

"О, бессмертные боги! — перенося процедуру с истинной радланской стойкостью, думал писец. — За что только вы наградили нас этой мерзкой порослью, от которой так трудно избавиться!"

Стараясь отвлечься, он стал вспоминать, как кое-кто из его столичных знакомых выщипывал бороду по волоску, подвергая себя ещё большим страданиям.

"Хорошо хоть, на груди шерсть почти не растёт! — всё же не удержался от лёгкого шипения молодой человек. — Не то что у Гостуса Стакра. Не даром ходят слухи, будто отец его не эдил, а какой-то призовой боец из северных варваров".

О многом успел передумать Олкад Ротан Велус, пока кожа на лице приобретала подобающую гладкость.

— Припарку из цветов ромашки не желаете? — с надеждой спросил цирюльник.

— Нет, — с облегчением покачал головой молодой человек.

Огорчённо крякнув, брадобрей протёр его шею и подбородок губкой, смоченной в слабом растворе уксуса, и снял с плеч клиента серую замызганную тряпицу.

Отсчитав положенные медяки, Олкад, полюбовавшись на своё отражение в ярко начищенном зеркале из жёлтой меди, небрежным жестом подозвал Твита, терпеливо стоявшего у распахнутой двери мастерской.

— Показывай дорогу, мальчик. Мне ещё не доводилось бывать в гостях у прекрасной госпожи Бронии.

— Нам к храму Аниры, господин, — почтительно поклонившись, невольник пропустил вперёд свободного гражданина Империи. — В сторону Новых ворот.

На улицах то и дело попадались группки подвыпивших горожан. Несмотря на ранний час, из узких переулков порой уже доносилось сдавленное хихиканье. На стенах домов блестели свежей краской объявления о гонке колесниц и призовых боях, устраиваемых двумя кандидатами в магистраты.

Неподалёку от форума компания подвыпивших парней и гулящих девок попыталась втянуть писца и раба в хоровод, но Олкад отговорился, сообщив, что его с нетерпением ждёт красивая женщина.

Молодые люди тут же отпустили их, на прощание похлопав хихикавшего Твита по упругим ягодицам.

Улицы респектабельного квартала, куда юный провожатый привёл своего спутника, даже в этот день продолжали оставаться на удивление малолюдными. Зато повсюду стоял аромат жареного мяса, рыбы, хлеба и прочих вкусностей, ужасно раздражавший голодного писца.

Крепкие каменные стены надёжно отделяли жителей небольших уютных домиков от шатавшихся гуляк. Здесь даже праздновали солидно и основательно: собирались семьями, приглашали родственников и друзей порадоваться щедрому столу, приправленному приятной беседой.

Проскользнув вперёд, невольник жестом указал на выкрашенные зелёной краской ворота с ручками в виде бронзовых львиных голов.

Опередив Олкада, юноша несколько раз ударил кольцом по закреплённой внизу металлической пластине.

— Катория, открывай, это я — Твит! Поторопись, старая бегемотиха, нечего держать гостя нашей госпожи на улице!

— Сейчас! — отозвался сиплый, надтреснутый голос, потом послышался приближающийся звук тяжёлых, шаркающих шагов.

Тихо скрипнули дверные петли, открыв взору молодого человека высокую толстую рабыню в грязном фартуке поверх застиранного хитона.

Шагнув вперёд, писец с интересом оглядел небольшой, выложенный каменными плитками дворик, отмечая, что знаменитая гетера живёт совсем не по-радлански, тут же вспомнив, что владелец дома, который она снимает, родом с Западного побережья.

— Господин Ротан! — то ли спросила, то ли окликнула его стоявшая на тянувшейся вдоль первого этажа галереи невысокая черноволосая женщина в строгом тёмно-зелёном платье.

— Счастлив видеть вас, прекраснейшая Аста Брония! — отведя правую руку чуть в сторону и назад на столичный манер, поклонился молодой человек.

Он почувствовал себя несколько разочарованным. Одетая по-домашнему, почти не накрашенная, с небрежно перехваченными голубой лентой волосами, известная куртизанка не показалась ему такой уж привлекательной.

Но стоило ей заговорить вновь, у Олкада невольно перехватило дыхание. Завораживающий, мелодичный голос заставил сердце биться сильнее, бросая кровь к щекам и чреслам.

— Пойдёмте, мне нужно с вами поговорить, — сказала Аста, жестом пригласив гостя в главный зал. Каждое движение женщины буквально излучало чувственность. Не ту вульгарную похоть, с которой держали себя уличные проститутки, а глубоко скрытую, и от этого гораздо более привлекательную.

Заставив себя оторвать взгляд от едва угадывавшейся за плотной тканью спины спутницы, молодой человек увидел три широких ложа, выставленных вдоль большого круглого стола. В широком зеве печи лежали аккуратно уложенные дрова, по стенам висели гирлянды из веток можжевельника и сухих виноградных листьев.

Второй писец рудника знал, что не может рассчитывать на приглашение на праздничный ужин, но всё же, когда хозяйка дома подвела его к лавке для рабов, ожидавших своих господ, испытал лёгкое разочарование.

— Скажите, господин Ротан, к какой ветви рода Юлисов принадлежит ваш покровитель Касс Юлис Митрор?

— Старшие лотийские Юлисы, госпожа Брония, — ответил обескураженный подобным вопросом Олкад. — Они ведут своё происхождение от старшего сына Генерала…

— А что вам известно о младших лотийских Юлисах? — мягко, но решительно прервала его гетера.

— Увы, — развёл руками молодой человек, всё более теряясь в догадках. — Эта линия рода пресеклась.

— Когда?

— В тысяча пятисот первом году — в самом начале правления Императора Константа, — охотно продемонстрировал свою осведомлённость в истории и политике писец. — Сенатора Госпула Юлиса Лура посчитали участником заговора Китуна и казнили вместе с сыновьями.

— Всех сыновей убили? — решила уточнить собеседница.

Олкад замолчал, стараясь вспомнить всё, что когда-либо слышал о тех событиях.

— Сенатора и старшего сына Скунда задушили в тюрьме вместе с другими заговорщиками, — не очень уверенно пробормотал он. — А младший, забыл его имя, погиб вместе с женой в Рифейских горах, спасаясь от погони.

— Быть может, его звали Лаций Юлис Агилис? — предположила хозяйка дома.

— Возможно, — пожал плечами гость. — Но почему вас это интересует?

— Ко мне пришла рабыня с письмом от старого друга, — задумчиво проговорила своим бархатным голосом Аста. — Он просит помочь одной девушке по имени Ника Юлиса Террина из рода младших лотийских Юлисов. Когда я расспросила невольницу, та рассказала, что госпожа — дочь того самого Лация Юлиса. Я слышала, что вы коскид сенатора Касса Юлиса, вот мне и захотелось выяснить подробности истории этого рода.

Писец растерялся. Его самого нисколько не взволновала весть о появлении живой представительницы рода младших лотийских Юлисов, но он не представлял, как отнесётся его покровитель к внезапно появившейся из ниоткуда родственнице. Поэтому решив для начала выяснить все детали этой странной истории, молодой человек строго нахмурился.

— Где эта девушка?

— Увы, — со вздохом покачала головой собеседница. — Сам Клеар, верховный жрец храма Дрина, обвинил её в святотатстве на форуме в присутствии множества свидетелей. Но я слышала, что вы изучали не только риторику, но и юриспруденцию?

— Да, — мгновенно насторожился Олкад.

— Возможно, вы согласитесь стать адвокатом госпожи Юлисы? Со столь блестящим образованием и столичным красноречием вы легко сможете убедить суд в её невиновности.

— Подождите, госпожа Брония, — заелозил на лавке молодой человек. Ввязываться в судебную тяжбу неизвестно из-за кого, в чужом городе, да ещё против святилища местного божественного покровителя показалось ему не самой удачной идеей. — Что, если она действительно совершила святотатство? Не думаю, что господин Клеар стал бы просто так бросаться столь серьёзными обвинениями, да ещё на форуме.

— Если вы согласитесь стать защитником госпожи Юлисы, господин Ротан, — мягко улыбнулась женщина. — Вас пустят к ней в тюрьму. Там всё и узнаете.

— А вдруг она просто самозванка? — продолжал упорствовать писец, не находя в себе сил под пристально-манящим взглядом красивой женщины просто встать и уйти. — Я не могу опозориться перед своим покровителем, вызвавшись защищать особу сомнительного происхождения.

— Но что, если она действительно дочь Лация Юлиса Агилиса? — вкрадчиво проворковала Аста Брония. — Неужели, сенатор Касс Юлис не обрадуется такому известию?

— Почему вы вот так сразу поверили словам какой-то неизвестной рабыни? — пошёл на попятную Олкад.

— А вы сами с ней поговорите, — загадочно улыбнувшись, хозяйка дома внезапно крикнула так громко, что гость вздрогнул от неожиданности.

— Эй, Твит! Иди сюда, бездельник!

Почти тотчас в дверях зала появился кудрявый красавчик.

— Я здесь, госпожа.

— Приведи сюда Риату. Ну, ту чужую невольницу. Она должна ждать на кухне.

— Слушаюсь, госпожа, — поклонившись, раб стрельнул глазками в сторону писца. Однако, озабоченный молодой человек даже не заметил столь очевидного и недвусмысленного знака внимания.

Увы, но Олкад сейчас не мог думать о чувственных удовольствиях. На миг предположив, что странная девица действительно является внучкой казнённого и оправданного сенатора Госпула Юлиса Лура, он лихорадочно размышлял, какую выгоду лично для себя можно извлечь из этого обстоятельства.

Собеседница тоже помалкивала, не мешая его мыслям.

В дверь постучали.

— Кто там? — нахмурилась она.

— Это я, госпожа, Риата. Вы меня вызывали?

— Заходи.

В зал, держа обеими руками небольшую корзину, вошла невысокая молодая женщина с металлической табличкой поверх добротного рабского плаща.

— Как зовут твою госпожу? — спросила гетера.

— Ника Юлиса Террина, госпожа, — не поднимая глаз, ответила невольница. — Дочь Лация Юлиса Агилиса и Тейсы Юлисы Верты, внучка сенатора Госпула Юлиса Лура.

Решив первым делом нагнать страху на глупую рабыню, писец рявкнул:

— Не смей лгать! Все знают, что Лаций Юлис Агилис и его благородная супруга погибли в Рифейских горах.

— Я лишь повторяю то, что говорила моя хозяйка, — всё тем же лишённым интонации голосом сказала Риата. — Её родители перебрались через перевалы, дошли до Канакерна и отплыли в Некуим.

— Куда? — вытаращил глаза окончательно растерявшийся молодой человек.

— В Некуим, господин, — по-прежнему вежливо и спокойно повторила собеседница, державшая себя так, как и подобает хорошо вышколенным невольницам из домов богатых господ. — Так на Западном побережье называют большую землю за океаном

"О, светлые и тёмные боги! — мысленно возопил Олкад. — Да где только они найдут дураков, готовых поверить в такие сказки? Ну хорошо, послушаем, что они там со своей хозяйкой насочиняли".

— Продолжай! — не считая нужным скрывать ироническую усмешку, кивнул он женщине.

— Там, за океаном, и родилась моя госпожа, — чуть приподняв голову, Риата бросила на него короткий, оценивающий взгляд. — Мать её рано умерла, и госпожу растил любящий отец, господин Лаций Юлис Агилис. Когда он узнал, что его отца и брата признали невиновными, то отправил дочь на родину.

— Чушь! — безапелляционно заявил молодой человек и ехидно осведомился. — Почему же он сам не вернулся?

— Госпожа Юлиса сказала, что отец слишком стар и болен для такого путешествия.

— Сколько лет прошло с тех пор, как император оправдал сенатора Юлиса, — натужно рассмеялся писец. — Чего же твоя хозяйка и её отец так долго ждали?

— Об этом не мне судить, господин, — смиренно пробормотала женщина. — Спросите мою госпожу.

— Мне жаль, госпожа Брония, что вы столь легковерно отнеслись к выдумкам этой мошенницы, — со вздохом проговорил Олкад, собираясь встать. — Лучше прикажите её связать и отвести к эдилам. А я ничем не смогу вам помочь.

— У неё есть письма, господин Ротан, — сказала хозяйка дома. — Покажи, Риата.

— Да, госпожа, — поклонившись, рабыня достала из корзины круглую деревянную шкатулку, украшенную грубым, варварским орнаментом.

С трудом откупорив плотно сидевшую крышку с остатками смолы по краям, невольница продемонстрировала несколько папирусных свитков, запечатанных восковой печатью со знакомым гербом.

Осторожно вытащив один из них, молодой человек прочитал написанное снаружи имя адресата: Торине Септисе Ульте; и удивлённо взглянул на гетеру, та кивнула невольнице.

— Это бабушка моей госпожи со стороны матери, — пояснила женщина. — Есть ещё письма к её дяде Итуру Септису Дауму и двум тёткам.

— Почему отец твоей хозяйки не написал никому из старших лотийских Юлисов? — нахмурился Олкад.

— Не знаю, господин, — всё с тем же покорным спокойствием пожала плечами собеседница и добавила. — А ещё у моей госпожи есть перстень её отца.

— Ну, что вы теперь скажете, господин Ротан? — усмехнулась Аста Брония.

— Пока ничего, — пожал плечами писец. — А в чём конкретно её обвиняют?

Хозяйка дома вопросительно посмотрела на Риату.

— Не знаю, госпожа, — ответила та. — Госпожа Юлиса приказала мне оставаться у статуи императора, а сама пошла к магистратам, чтобы пожаловаться на артистов, которые нас чуть не убили.

— Каких таких артистов? — перебил её молодой человек.

— Из урбы Гу Менсина, господин, — пояснила рабыня. — Они обещали сопроводить нас из Канакерна в Этригию, но вчера вечером напали на госпожу. Мы едва успели спрятаться в лесу.

— Как же твоя госпожа решилась отправиться в такой дальний путь вместе с этими бродягами и проходимцами? — криво усмехнулся Олкад, подумав: "А не из актёров ли эта загадочная девица? Они известные мастера по части всяческих плутней. Уж очень история с появлением наследника древнего рода напоминает глупую пьесу?"

— Не знаю, господин, — опять пожала плечами невольница. — Это вам надо у неё спросить.

— Ну, хорошо, — поморщившись, отмахнулся писец. — Что там дальше случилось на форуме?

— Моя госпожа только успела заговорить с господами магистратами, когда те спускались по лестнице, как появился верховный жрец храма Дрина со стражниками.

— Откуда ты его знаешь? — подозрительно хмурясь, подался вперёд молодой человек. — Если только сегодня появилась в городе.

— Люди на форуме всегда очень громко разговаривают, господин, — поклонилась Риата.

Чётко очерченные и одновременно призывно пухлые губы Асты Бронии чуть дрогнули, изобразив тень насмешливой улыбки.

— И что произошло потом? — быстро спросил Олкад, не желая выглядеть глупо в глазах красивой и влиятельной женщины.

— Верховный жрец обвинил мою госпожу в святотатстве, господин, — тяжело вздохнула рабыня. — Люди закричали, а стражники схватили её.

— Как же ты могла бросить свою хозяйку? — брови писца сурово сошлись к переносице, а голос загремел праведным гневом. — Почему сбежала, вместо того чтобы пойти вслед за ней в тюрьму?

— Потому что там я ничем не могла ей помочь, господин, — пожалуй чересчур смело для невольницы ответила женщина.

Ротан ещё сильнее нахмурился от подобной дерзости, но понимая, что находится в гостях, сумел сохранить спокойствие.

— Когда мы шли в Этригию, — вновь заговорила Риата. — Хозяйка сказала, что хочет найти госпожу Асту Бронию и попросить у неё помощи. Поэтому я здесь.

— Госпожа купила тебя в Канакерне?

— Нет, господин, — чуть замешкавшись, покачала головой женщина. — В Фарнии.

— Не слышал о таком городе, — буркнул погружённый в свои мысли Олкад, почти не обращая внимания на слова собеседницы.

— Это гораздо дальше Канакерна.

— И как вы там оказались? — усмехнулся писец, уже гадая, можно ли с помощью непонятно откуда взявшейся Юлисы, выбраться из Этригии?

— Меня привёз бывший хозяин, — пожала плечами рабыня. — А госпожа приплыла на корабле господина Мерка Картена. Путешествие через океан оказалось очень трудным, их прибило к берегу Континента далеко на севере в землях варваров…

— Я понял, — отмахнулся молодой человек и взглянул на хозяйку дома.

— Иди, Риата, — отпустила та невольницу.

— Ваше мнение всё ещё не изменилось, господин Ротан? — обратилась гетера к гостю, едва рабыня аккуратно прикрыла за собой двери главного зала.

— Ничего не стану обещать, госпожа Брония, — твёрдо глядя ей в глаза, проговорил писец. — Но я поговорю с этой… девушкой. Вот только если я возьмусь за её защиту, кто мне за это заплатит?

— Судя по словам Риаты, — загадочно усмехнулась собеседница. — Госпожа Ника Юлиса Террина располагает некоторыми средствами. Вам нужно лишь назваться в городском совете её адвокатом и получить у судьи разрешение на посещение тюрьмы.

— Сегодня праздник, — с сожалением заметил Олкад. — Вряд ли я кого-нибудь найду в базилике или на форуме.

— Зайдите домой к магистрату Мниусу Опту Октуму, — посоветовала женщина. — Его дом на площади храма Ауры. Он скажет, кому из преторов поручено разбираться в этом деле. Найдите его и попросите написать разрешение. Начнёт упираться, скажете, что я очень прошу его вам помочь. Если поторопитесь, возможно, успеете найти их достаточно трезвыми.

— К чему такая спешка, госпожа Брония? — скривился молодой человек. — Вот пройдут праздники…

— Каждый день в тюрьме равен году, господин Ротан, — наставительно проговорила хозяйка дома. — Не заставляйте девушку напрасно терять время.


***

Холод легко просачивался сквозь тонкий слой слежавшейся соломы. Подтянув под скрюченные ноги край плаща, Ника, нахохлившись, как воробей в мороз, привалилась плечом к грубо обработанным камням стены. Как же так получилось, что она оказалась здесь?

Вероятно, виной тому усталость и бессонная ночь, потому что, несмотря на ожидание чего-то подобного, обвинение застало девушку врасплох. Сейчас казалось, тогда ей не хватило каких-то пары секунд, чтобы подобрать подходящие слова, способные привлечь внимание застывших от удивления людей. А потом уже все закричали, и никто никого не хотел слушать.

— Святотатство в такой день! Позор! Держите её! Хватайте! Судить её! В тюрьму! На кол!

Узница криво усмехнулась, вспомнив, как магистраты, только что благосклонно изъявлявшие желание выслушать просительницу, резво взбежали вверх по ступенькам, где охранники или слуги тут же прикрыли их своими телами.

— Какое святотатство?! — наконец вышла из ступора Ника. — Что вы такое говорите!? Я ни в чём не виновата!

Но толпа уже тянула к ней жадные руки со скрюченными когтями грязных пальцев. Рты злобно щерились, обнажая белые зубы или розовые дёсны с парочкой гнилых пеньков. Глаза горели праведным гневом, превратившим бедных, несчастных просителей в фанатично верующих, готовых немедленно отомстить за поругание кумира.

Попаданка невольно поёжилась, вспоминая сковавший тело ужас. Разум, надрываясь, вопил от страха, а мышцы словно охватил паралич. Руки, повиснув беспомощными верёвками, даже не пытались выхватить кинжал.

Вновь в который раз смерть подошла так близко, что девушка почувствовала её смрадное, ледяное дыхание.

Но тут представители власти вспомнили, что живут в правовом государстве, где существует закон, за соблюдением которого они обязаны следить.

Хмурые городские стражники, до того с равнодушным видом стоявшие за мрачно ухмылявшимся верховным жрецом, вдруг беззастенчиво протиснулись вперёд с криками.

— Стоять! Куда прёте! Назад!

Хотя их было всего трое, толпа замерла, продолжая недобро ворчать. Воспользовавшись заминкой, один из магистратов выбрался из-за спин охранников.

— Граждане Этригии! Вы слышали обвинение, выдвинутое почтенным Клеаром?

— Да! Слышали! На кол её! — откликнулась галдящая орава, качнувшись вперёд.

Стражники мгновенно прикрылись небольшими круглыми щитами.

— Тише! — надрывался пожилой магистрат, воздев руки к небу. — Тише! Тогда вы должны дать возможность свершиться имперскому правосудию!

— Я говорю назад! — рявкнул один из правоохранителей, замахнувшись деревянной, обмотанной кожей дубинкой на какого-то особо ретивого горожанина.

— Преступницу надлежит изобличить и наказать так, как того требует кодекс Тарквина, и никак иначе! — загремел над площадью хорошо поставленный голос второго члена городского совета. — В противном случае вы сами выступите против закона!

— Добрые жители Этригии, — неожиданно подал голос верховный жрец храма Дрина. — Ревностные почитатели Владыки недр! Пусть суд исполнит своё предназначение и приговорит нарушившую таинство к заслуженному наказанию!

После выступления представителей светской и духовной властей толпа поутихла. Решив вновь попытать счастья, вновь подала голос Ника:

— Я не виновата…

— Заткнись! — резко обернувшись, рыкнул немолодой стражник с аккуратно подстриженной окладистой бородой. — На суде выступать будешь, а сейчас молчи! Видишь, люди не в себе.

— Отведите её в тюрьму! — торжественно приказал сухощавый магистрат. — После праздника проведём расследование и устроим справедливый суд.

На данное предложение слушатели с энтузиазмом отозвались одобрительными криками.

Два стражника встали по бокам и чуть впереди совершенно обалдевшей от всего происходящего девушки, а третий чувствительно толкнул её сзади в плечо.

— Иди!

Расступаясь, возбуждённые горожане свистели, улюлюкали, но никто даже не пытался дотянуться до арестованной. Автоматически переставляя ноги, та изо всех сил старалась привести в порядок разбегавшиеся мысли.

Верховный жрец никак не мог заметить её у скалы, иначе просто приказал бы там же и прикончить.

"Ну, конечно! — Ника едва не застонала от очевидной догадки. — Меня видел тот всадник на дороге! И это он был у прилавка с накидками! А я ещё думала, чего он так таращится? Вот батман! В первый же день наткнуться на того, с кем меньше всего хотелось встретиться! Как этом могло случиться в таком большом городе? Глупая случайность или тут тоже призрачный игрок постарался?"

Чем дальше они уходили от форума, тем меньше становилось выкрикивавших оскорбления провожатых. Зеваки отправились искать себе новых развлечений. Конвоиры заметно расслабились, перевесив за спину щиты.

Воспользовавшись удобным моментом, девушка вновь попыталась заговорить, обернувшись к шагавшему позади стражнику.

— Это какое-то недоразумение, господин. Я никак не могла нарушить какое-то там таинство.

— Мне это безразлично, — усмехнулся в бороду тот, и сделав многозначительную паузу, добавил. — Госпожа. Я получаю жалование за то, чтобы в городе соблюдался закон Империи. Люди на форуме пытались его нарушить, а я привык честно зарабатывать свои деньги. Сейчас у меня приказ — отвести вас в тюрьму, и что бы вы не говорили, я его выполню.

Будущая узница заметила, что после столь высокопарного монолога один из конвоиров негромко фыркнул. "Да он надо мной смеётся!" — подумала тогда Ника.

Но тем не менее арестантка с удивлением поняла, что не ощущает той нестерпимой злобы, которую буквально излучала толпа на площади. Возможно, стражники не являются такими фанатичными поклонниками Дрина, как те люди на форуме?

Пытаясь воспользоваться снисходительно-пренебрежительным отношением охранников, Ника решила вести себя так, будто всерьёз восприняла только что услышанную речь. Пусть считают её наивной простушкой.

— Сразу видно, что вы честный и порядочный человек, — всхлипнув, пробормотала она, смахивая краем накидки несуществующую слезу, и только тут обратила внимание на отсутствие Риаты.

Ёжась от тюремного холода, девушка горько усмехнулась, вспомнив охватившую её панику.

Сообразительная невольница не могла не понять, что случилось с хозяйкой, и, очевидно, предпочла по-тихому смыться. За долгое путешествие попаданка не только привыкла к рабыне, но и стала считать близким человеком. Поэтому предательство невольницы едва не заставило её разрыдаться прямо посреди улицы.

Как ни странно, самообладание в тот миг помог сохранить закреплённый на спине кинжал. Даже мелькнула мысль пустить его в ход. К счастью она не поддалась первому порыву. Не с её навыками драться против троих опытных, хорошо вооружённых воинов. А на суде есть шанс отболтаться. Надо только продумать линию защиты. Именно надежда на открытый судебный процесс не дала Нике окончательно пасть духом.

Однако, это всё в будущем, а там, на улице, перед ней встал вопрос: что делать с оружием?

На форуме в суматохе стражники не стали её обыскивать, а сейчас им, видимо, просто не хочется с ней возиться. Нож на лодыжке в глаза не бросался, но вдруг в тюрьме ей предложат снять плащ, или он просто приглянется кому-нибудь из надзирателей?

Конечно, жаль будет расставаться с оружием, однако, есть ещё пояс с золотом, который легко обнаружат, если решат её обыскать. А вот остаться совсем без денег девушка категорически не могла себе позволить.

Знай попаданка раньше о порядках в местной тюрьме — не стала бы и заморачиваться, но тогда ей казалось,что сам собой нашёлся удачный выход из щекотливого положения.

Вновь обернувшись к говорливому стражнику, Ника жалобно шмыгнула носом.

— Могу ли я попросить вас об одной услуге, господин? Обещаю, она никак не нарушит закон и ни в коем случае не помешает честному исполнению ваших обязанностей.

— Что вам нужно, госпожа? — заинтересовался собеседник, а его коллеги вновь стали прислушиваться к их разговору.

Остановившись, она принялась распутывать ленты, удерживавшие на спине ножны. Насторожившись, конвоиры подались вперёд, готовые броситься и скрутить арестантку. Ломая ногти, та всё же справилась с узлами, после чего медленно протянула бородатому стражнику кинжал рукояткой вперёд.

— Сохраните его. Если меня оправдают, вернёте. Если несправедливо осудят — оставьте себе в память о Нике Юлисе Террине, которая вернулась на родину только за тем, чтобы найти здесь свою смерть.

Дрогнувший голос девушки, кажется, даже слегка расстроил стражников.

— Это кинжал моего отца, — добавила Ника, лишь слегка покривив душой. — Которого я уже никогда не увижу.

Приняв клинок, мужчина внимательно осмотрел его со всех сторон. Ника знала, что простенькое оружие вряд ли произведёт сильное впечатление на опытного вояку, но рассчитывала на его жадность. Даже за такой ножик можно получить риалов семьдесят.

— У вас больше ничего нет? — явно завидуя приятелю, спросил другой конвоир.

— Только плащ, — с самым наивным видом ответила девушка. — И деньги.

Отодвинув полу одежды, она показала висевший на поясе полненький кошелёк. Глаза стражников алчно блеснули.

— Вы бы и их мне отдали, госпожа, — вкрадчиво, почти ласково предложил бородач. — А уж Аксер свидетель… Курций Таил Пип их сохранит все до последнего обола.

Удивлённо переглянувшись, его коллеги важно закивали, а один из них со значением произнёс:

— Можете поверить, госпожа, и смертные, и боги знают, какой он честный человек.

Пожилой бородач, гордо приосанившись, выпятил прикрытую кожаным панцирем грудь. В глазах его третьего коллеги, молча наблюдавшего за происходящим, плескался с трудом сдерживаемый смех.

"Вряд ли мне дадут Оскара за такую игру", — усмехнулась про себя попаданка, вспоминая, как тяжело было удерживать на лице задумчиво-наивное выражение, скрывавшее бушевавшие в груди эмоции.

Но стражники "купились", видимо, рассудив, что выманить у дурочки деньги обманом не так хлопотно, как отнимать их силой и привлекать всеобщее внимание. Тем более, что стоя по середине улицы, они вызывали законное любопытство прохожих.

— Отец говорил, что в имперском суде каждому обвиняемому полагается защитник, — пролепетала Ника, растерянно хлопая ресницами. — А чем же я ему заплачу?

— Так в тюрьме эдил всё равно отнимет, — проникновенно заявил бородатый стражник, ненавязчиво пытавшийся убедить арестантку, что его зовут Курций Таил Пип. — Мимо него ничего не пронесёшь. С ног до головы обыщет!

— Я не хочу, чтобы меня лапал какой-то мужчина! — с искренним негодованием вскричала арестантка.

— Вы мне кошелёк на хранение отдайте, — повторил своё предложение стражник. — А мы в тюрьме скажем, что вас уже обыскали и ничего не нашли.

Коллеги дружно закивали, безуспешно пряча улыбки.

— У меня ваши деньги целее будут, — продолжал уговаривать бородач. — Если понадобится заплатить адвокату, пришлите его ко мне. Вас он ещё чего доброго обманет.

— Среди юристов встречаются такие жулики, госпожа, — поддержал его приятель. — Но Курций Таил Пип не позволит ему вас обобрать, клянусь Дрином.

Девушка видела, что её спутники понемногу начинают терять терпение. Однако, она хотела, чтобы к ним приблизилась большая группа смеющихся, празднично одетых горожан. Не то, что Ника рассчитывала на их заступничество. Скорее те помогут поколотить, но обязательно расскажут, как городские стражники грабят прилично одетых арестанток. Люди везде и во все времена любят перемывать косточки представителям власти. Значит, известие о том, что конвоиры изрядно прибарахлились, дойдёт до начальства, с которым тогда придётся делиться.

Рассудив подобным образом, попаданка всё же выдержала драматическую паузу, и когда смеющаяся компания стала удаляться, торжественно объявила, отвязывая от пояса кошелёк:

— Я доверяю вам мои последние деньги, господин Таил, зная, что могу рассчитывать на ваше великодушие и благородство.

— Клянусь Фиолой, они не пропадут, — усмехнулся собеседник, с довольным видом взвесив на руке пухлый кожаный мешочек.

— А это я зажму в кулаке, — доверительно понизила голос Ника, показав лежавшие на ладони четыре серебряные монетки. — И эдил с тюремщиками ничего не заметят.

Удовлетворение от того, что добыча досталась им с такой лёгкостью, на краткий миг добавило стражникам доброжелательности, и те одобрительно закивали.

Убирая кошель за пазуху, бородач проворчал уже гораздо менее любезным тоном:

— Пора идти, госпожа. Нам ещё на форум возвращаться.

Примерно через полчаса её привели к воротам в высокой каменной стене. Ещё на подходе девушка с беспокойством услышала доносившиеся откуда-то крики. По мере приближения они становились всё громче. Скоро стал различаться громкий скулёж, перемежавшийся с мольбами о снисхождении.

Вспоминая картину, открывшуюся её взору на обширном, мощёном камнем дворе, попаданка до сих пор ёжилась от страха.

Первым делом она огляделась в поисках того, кто так громко и красноречиво орал, обращаясь то к бессмертным богам, то к своим мучителям. Однако, сразу же бросившееся в глаза зрелище заставило её замереть от ужаса.

Прямо напротив широко распахнутых ворот у противоположной стены ограды из земли торчали колья, на одном из которых белело обнажённое тело мужчины.

За последнее время Нике уже пришлось повидать немало смертей, случалось самой отнимать чужую жизнь, чтобы спасти свою. Но это зрелище, а особенно то, что мускулистые, покрытые чёрным волосом, особенно заметным на фоне бледной кожи, руки, безвольно висевшие вдоль тела, несколько раз дёрнулись, заставляя девушку вскрикнуть, прикрыв рот ладонью.

Ей ещё никогда не приходилось видеть более отталкивающего зрелища. От блеска гладко оструганного дерева, по которому всё ещё струилась чёрная, неторопливо застывавшая кровь пополам с какими-то отвратительными сгустками, арестантку едва не вырвало. Только отчаянным усилием воли девушке удалось удержать внутри остатки завтрака.

С видимым удовольствием наблюдавший за её реакцией бородатый конвоир счёл нужным пояснить:

— Разбойник Скабра. Две семьи вырезал в Эрефе за горсть монет. По делам и мука.

Он смачно плюнул.

А Ника, едва справившись с тошнотой, внезапно почувствовала острую тяжесть внизу живота, до сих пор не понимая, как умудрилась не обмочиться прямо там, на дворе.

Чтобы хоть как-то сохранить самообладание и сдержать себя в руках, она старалась не смотреть в сторону умиравшего страшной смертью человека. Но глаза помимо воли упрямо возвращались к бледному пятну на фоне тёмно-серой каменной скалы.

Довольно жужжа, мухи роились вокруг продолжавшего жить тела, деловито ползая по заросшему густой растительностью лицу, забираясь в нос и в чёрный провал окровавленного рта. Эта жуткая картина всё ещё стояла у неё перед глазами, вызывая с трудом подавляемое чувство паники.

Стало очевидно, что когда возмущённые горожане требовали посадить её на кол, они не пугали и не употребляли сгоряча местное идиоматическое выражение, а имели ввиду совершенно конкретный способ казни.

Девушке казалось, что сознание словно разделилось: какая-то его часть всё ещё паниковала, рисуя кровавые, леденящие душу картины, а вторая, будто отгородившись прозрачной стеной, лихорадочно анализировала происходящее в поисках выхода.

В другое время подобное "раздвоение" не на шутку перепугало бы попаданку, заставив усомниться в собственном здравом уме, но сейчас оно позволяло хоть как-то контролировать себя.

— Ну, что встали? — проворчал стражник, пихнув её в плечо.

Подавшись вперёд, Ника едва не упала, но сумев сохранить равновесие, наконец-то очнулась и предприняла ещё одну попытку осмотреться.

В стороне от казнённого двое стражников с короткими копьями равнодушно наблюдали, как третий хлещет плетью с несколькими хвостами привязанного к каменному столбу голого мужчину, блестевшего на солнце мокрой от пота лысиной. Каждый удар оставлял на теле несчастного кровавые полосы и исторгал из его груди новые крики.

Но по сравнению с посаженным на кол человеком эта картина показалась ей почти идиллической.

Только после этого она наконец-то заметила, что большую часть огороженного стеной пространства занимает двухэтажное здание, у входа в которое скучал ещё один стражник.

Арестованная машинально отметила одно большое, наполовину прикрытое ставнями окно и несколько маленьких, забранных редкой, металлической решёткой.

— Вы отведите госпожу к эдилу Акву, — бодро проговорил бородач, "ловко" выцыганивший у "наивной" задержанной деньги. — А мне тут кое с кем поговорить надо. Да смотрите, чтобы к ней отнеслись как полагается. Она ещё только обвинённая.

— Сделаем… Курций Таил, — с трудом сохраняя серьёзное выражение лица, заверил его коллега, второй сопровождающий, чтобы не рассмеяться, отвернулся. — Идите, госпожа.

— Эй, Орес, кто это такая? — с любопытством спросил часовой, разглядывая закутанную в плащ Нику.

— Клеар обвинил в святотатстве, — охотно ответил конвоир. — Прямо на форуме.

И опять Ника обратила внимание на странное спокойствие, с которым воспринял его ответ часовой, лишь удивлённо вскинувший редкие, белесые брови.

— Чего же она такого натворила?

И всё! Ни возмущённых криков, ни требований немедленно, тут же наказать, покарать, посадить на кол и так далее. Нет даже раздражения. Обычное любопытство. Возможно, служители правопорядка настолько привыкли иметь дело с разного рода нарушителями закона, что их уже не впечатляют самые страшные преступления?

Впрочем, долго размышлять над этими странностями не пришлось. Сопровождающий мягко втолкнул её в небольшую комнату с широкими лавками вдоль стен и большим столом, за которым восседал, мрачно таращась в глиняную кружку, тучный дядечка в овчинной безрукавке, надетой поверх светло-зелёной туники.

Услышав шум, он поднял на вошедших слегка пьяненькие глазки, и подавшись назад, отодвинул в сторону блюдо с горкой куриных костей.

— Это ещё что такое? — недоуменно протянул мужчина, стараясь придать лицу строгое выражение.

— Господин Акв, — заискивающе, словно извиняясь за то, что оторвал столь занятого человека от важных дел, сказал конвоир. — Эту женщину арестовали по приказу магистрата Проба Фаба Лиса на основании обвинения выдвинутого преосвященным Клеаром.

— И что она наделала? — живо поинтересовался эдил.

— Святотатство, господин Акв, — вздохнул стражник. — Вот господин Фаб и велел отвести её в тюрьму.

— Он велел! — фыркнув, передразнил собеседник. — А чем я её кормить буду? Тридцать два узника, а на еду всего пять риалов в день! Пять! Лучше бы Фаб об этом подумал, а не сажал к матёрым преступникам глупых девчонок.

— Неладное на форуме случилось, господин Акв, — понизив голос, заговорил второй конвоир. — Её чуть не растерзали.

— Опять "неистовым" неймётся, — поморщился эдил. — Мало им повторного жертвоприношения, игры под себя подгребли, да ещё и на людей бросаются. А чего они на форуме торчали, а не в храме?

— Так сегодня Сул Опус обещал выступить с речью о городских неустройствах, — пояснил первый стражник. — Вот и пришли слушать. Они же все за него.

— Ещё бы! — фыркнув, криво усмехнулся Акв. — Мало того, что муж племянницы Клеара, так он ещё и колоннаду к храму пристроил, художников из самого Радла вызвал росписи подновить…

И с горечью посетовал:

— Что за люди? До выборов почти полгода, а они уже народ мутят.

"Мужиков хлебом не корми — дай поболтать о политике", — усмехнулась девушка, внимательно прислушиваясь к разговору.

Очень скоро она уяснила, что местной элите бросил вызов честолюбивый богатей, да ещё и не коренной этригиец, а сын перебравшегося из Цилкага купца. Пользуясь поддержкой наместника императорского префекта и верховного жреца храма Дрина, он собрался выставить свою кандидатуру на выборах магистрата, пытаясь тем самым разрушить вековечный порядок чередования у городского "кормила" представителей древних этригийских родов. А ей как всегда "повезло" нарваться на ревностных почитателей владыки недр, составлявших значительную и самую активную часть электората здешней "оппозиции".

Только придя к глубокомысленному выводу о том, что чужакам нечего делать в магистратах, а жрецам не следует так откровенно вмешиваться в политику, самодеятельные политические аналитики вспомнили о скромно молчавшей арестантке.

— И куда мне её девать? — спросил эдил, взяв со стола стопку потрёпанных листов папируса, прошитых в углу суровой ниткой. — В подземелье?

Испуганно вздрогнув, Ника резко обернулась к стражникам.

— Зачем же так сразу, господин Акв, — заюлил стражник, скорбно качая головой. — Суда-то ещё не было.

— Да ладно! — снисходительно рассмеялся эдил, махнув рукой. — Это так, шутка. Я законы знаю.

Он озабоченно глянул в заляпанную бронзовую чернильницу и продолжил:

— Пойдёт в угловую. Там у меня базарная торговка плетей дожидается, да двух проституток утром привели. Пусть вчетвером посидят. Места хватит.

Хихикнув, дядечка разгладил лист папируса и буднично спросил:

— Как тебя записать?

— Ника Юлиса Террина, — представилась девушка.

— Ишь ты! — хмыкнув, покачал головой Акв. — Юлиса! Ещё скажи, что их тех самых…

— Из них, — невозмутимо подтвердила попаданка. — Дочь Лация Юлиса Агилиса и Тейсы Юлисы Верты, внучка сенатора Госпула Юлиса Лура.

— Ты, девка, не шути так, — нахмурился эдил, а конвоиры озадаченно переглянулись.

— Тюрьма — не место для шуток, господин Акв, — спокойно проговорила арестантка. — Да и мне совсем невесело.

— А где живёшь? — сухо поинтересовался собеседник, всё ещё не решаясь занести в тюремные анналы провинциальной Этригии наименование столь знаменитого рода.

— Я еду к родственникам в Радл, — пояснила Ника. — Из Канакерна. Вчера вечером спутники ограбили меня и пытались убить. Об этом я и хотела рассказать магистратам, когда… появился господин Клеар и выдвинул своё нелепое обвинение.

— Не слышал, чтобы Юлисы на Западном побережье жили, — проворчал мужчина. — Не знаю, как насчёт святотатства, но самозванство тебе точно могут вменить в вину. А это очень серьёзное преступление. За такое на кол сажают. Так как записывать?

— Ника Юлиса Террина, — твёрдо отчеканила она.

Ткнув в её сторону обгрызенным кончиком пера, эдил так же раздельно отозвался:

— Я тебя предупредил!

И принялся, сопя, выводить на папирусе имя новой арестантки. Затем, оставив чернила подсыхать, встал, сняв с гвоздика в стене связку плоских ключей.

— Пошли.

Лязгнув засовом, он распахнул массивную, окованную железными полосами дверь в просторное, полутёмное помещение, прорезанное узкими полосами дневного света.

На девушку пахнуло густой, застарелой вонью, напомнившей ей смрад рыбозасолочных сараев Канакерна. По сравнению с этими миазмами запах самого запущенного вигвама аратачей мог показаться ароматом фирменного магазина косметики.

— Чего встали? — проворчал по-прежнему сопровождавший её конвоир.

Справа шла глухая стена, сложенная из грубо отёсанных камней, скреплённых раствором. А слева почти от пола до потолка тянулась частая решётка из деревянных брусьев, за которой что-то копошилось в темноте.

Бивший из-под потолка дневной свет слепил глаза, мешая рассмотреть подробности. Зато уши прекрасно слышали сиплое дыхание и неясное бормотание.

Вплотную к ограждению следующей камеры стоял сухой, жилистый старик в каких-то лохмотьях поверх грязного хитона. Поймав взгляд новой арестантки, он широко оскалил розовые дёсны с редкими пеньками зубов.

— Эй, Сухан! — прокаркал он на редкость противным голосом. — Ты глянь, ещё одну шлюху ведут!

— Никак магистрат решил в тюрьме публичный дом открыть, — отозвался из темноты ломкий, юношеский басок.

— А нам в нём бесплатно давать будут! — мерзко хихикнул старик, вытирая текущую из уголка губ слюну грязной, покрытой струпьями рукой.

— Подожди немного, Рояш, — ухмыляясь, бросил через плечо шагавший впереди эдил. — Стражники с Визгуном уже закончили. Сейчас за тебя примутся. И всё бесплатно.

Сопровождавший Нику конвоир угодливо захихикал неуклюжей шутке начальства. Её привели к той самой угловой камере, о которой говорил Акв. Там оказалось немного светлее из-за дополнительного окна в боковой стене. Вдоль неё шла каменная лежанка, кое-как прикрытая соломой, на которой, тесно прижавшись друг к дружке, словно озябшие котята, сидели две женщины с короткими причёсками, но без рабских ошейников и табличек.

Заметив тюремщиков, арестантки почему-то бодро вскочили, то ли выполняя некий ритуал, предусмотренный местными правилами, то ли просто чтобы лучше видеть посетителей. Ника в свою очередь тоже смогла как следует разглядеть короткие, явно не по сезону хитоны, да ещё с разрезами по бокам, открывавшие тощие, посиневшие от холода ляжки соседок по камере.

— Ну, заходи, — криво усмехнулся эдил, открыв пронзительно заскрипевшую дверь.

Сердце девушки, и без того колотившееся, как сумасшедшее, едва не выскочило из груди, когда она, пригнувшись, шагнула через высокий каменный порог, только тут заметив третью женщину.

Закутавшись в тряпьё, она скрючилась в тёмном углу, поблёскивая глазками, словно застигнутая врасплох испуганная мышка.

— Ну, девочки, не ссорьтесь, — хохотнул стражник, а эдил усмехнулся, вытаскивая из замка ключ. — Теперь вам скучно не будет.

Похоже, надзиратель оказался прав. Судя по физиономиям представительниц древнейшей профессии, мирного сосуществования не получится, решила Ника. Слишком зло кривились бледные со следами помады губы. И какими-то не в меру многозначительными взглядами обменивались коллеги по многотрудному ремеслу.

Однако попаданка продолжала стоять, пока не представляя, что сказать и как себя вести. Нетерпеливые сокамерницы взяли начало ссоры на себя.

— Смотри, Кирса, — шмыгнула покрасневшим носом одна из девиц. — Какую к нам знатную даму подсадили. Неужели убила кого?

— Не иначе храм ограбила, — хихикнув, поддержала подруга. — Или дом магистрата обворовала.

— И плащ у неё тёпленький, — довольно осклабилась первая, демонстрируя отсутствие передних зубов, как снизу, так и сверху. — А мы с тобой мёрзнем, не зная, как согреться…

Несмотря на рост и субтильное по-сравнению с новенькой телосложение, они с удовольствием дурачились и вели себя столь вызывающе нагло, видимо, потому, что полагали, будто имеют дело со скромной домашней девочкой, оказавшейся в узилище по очередному капризу богов.

Прекрасно осознавая бесполезность любых слов и увещеваний, Ника без разговоров начала применять на практике то, чему обучал её Наставник.

Разжав пальцы, она выронила монетки. Звон серебра о грязный каменный пол отвлёк внимание изгалявшейся собеседницы. Рука из-под плаща ударила в нос, отшвырнув её к стене. На миг замерев от неожиданности, Кирса, визжа, бросилась на обидчицу, явно намереваясь вцепиться растопыренными пальцами в лицо.

Попаданка перебросила ту через бедро, и навалившись сверху, упёрлась коленом в тощую грудь. Пока первая проститутка, хлюпая носом, пыталась унять текущую кровь, новая арестантка звонко хлестала по щекам её подругу до тех пор, пока визг и крики не сменились жалобным поскуливанием.

Встав на ноги, Ника подобрала деньги, и, ни слова не говоря, направилась к стоявшей у стены лохани, чей режущий глаза запах прямо и недвусмысленно указывал на её предназначение.

Из соседних камер донеслись крики и улюлюканье:

— Ого, девки веселятся… Что там у вас? Эй, меретты, вы что, из-за новенькой подрались?! Помочь?!

Теоретически существовала опасность того, что противницы, опомнившись, попытаются напасть, пока девушка находилась в столь деликатном и беспомощном положении, но те пришли в себя слишком поздно.

Привлечённый шумом, эдил, распахнув входную дверь, рявкнул в коридор:

— А ну молчать, грязное отродье! Не то жрать не дам!

С облегчением оправив платье, попаданка забралась на каменную лежанку и, нахохлившись, закуталась в плащ, подчёркнуто не обращая внимание на побитых проституток, но держа руку возле закреплённого на лодыжке ножа.

Хотелось есть, спать и плакать. Но главное, она не понимала сути обвинений и не представляла, как будет оправдываться.

Получившие наглядный урок девицы уселись на корточках на полу возле противоположной стены. Третья обитательница камеры, наоборот, тихонько выбралась из своего угла. Пожилая, поджарая, с вытянутым, напоминавшим лисью мордочку, личиком, она осторожно приблизилась к лежанке.

Ника насторожилась. Но тут хлопнула входная дверь, и вновь послышался насмешливый голос эдила:

— Выходи, Рояш. Сейчас получишь своё и совершенно бесплатно.

Двое или трое мужчин дружно заржали. Добавляя веселья, кто-то из них выкрикнул:

— Радуйся, дурак, тебе честь оказали. В праздник выпороли.

Новая узница поняла, что беззубый старикан дождался-таки льготного обслуживания.

Едва стражники со своей жертвой ушли, пожилая женщина проговорила мягким надтреснутым голосом:

— За какие же такие преступления, красивая госпожа, вас в это скорбное место упекли?

А кто ты такая — чтобы меня спрашивать? — усмехнулась Ника, почему-то не испытывая никакого доверия к собеседнице, несмотря на её доброжелательную, приветливую улыбку.

Сокамерница как-то странно вытянула голову, щуря подслеповатые глазки.

— Простите, госпожа, давно живу, глуховата стала, не расслышала.

Усмехнувшись, девушка повторила уже громче.

— Так я же соседка ваша, госпожа, — кивнув, приветливо улыбнулась сокамерница. — Нам под одной крышей самое малое четыре дня жить. Пока праздники не кончатся — суда не будет.

— Твоя правда, — подумав, кивнула путешественница, понимая, что, опираясь только на одну грубую силу, выживать в тюрьме будет очень проблематично и необходимо как-то налаживать отношения с подругами по несчастью. — Только сначала ты расскажи, за что тебя здесь заперли?

Попаданка хорошо запомнила, что эдил называл женщину базарной воровкой, но хотела услышать её версию событий.

— Эдилу базарному задолжала, — вздохнула собеседница, плотнее запахиваясь в лохмотья. — После праздников собиралась заплатить, да этот жадный сын свиньи ждать не захотел. Да пошлёт ему Такера болотную лихорадку!

Маленькое личико, скривившись, покрылось сетью морщинок, стразу состарив её лет на десять, а из старческих, выцветших глаз побежали мокрые дорожки.

— Чтоб у поганца все кости сгнили! Опозорил на весь город! Перед смертью сподобилась плетей отведать! Пусть Диола лишит его мужской силы!

Рассыпая проклятия, она плакала, вытирая слёзы старой, грязной накидкой, из-под которой выбивались редкие седые волосы.

Вспомнив привязанного к каменному столбу мужчину с окровавленной спиной, Ника представила на его месте эту пожилую, потрёпанную жизнью женщину и не смогла удержаться от восклицания:

— Да как же это?

Что бы там не натворила она на самом деле, пороть старуху плетьми казалась девушке верхом жестокости и абсурда.

— Такие вот судьи у нас в Этригии, добрая госпожа, — громко высморкавшись, с горечью проговорила собеседница и, присев на край каменной лежанки, представилась. — Меня Калям зовут. Просто старуха Калям. Нет у меня уже других имён. Всё в жизни потеряла.

— Что же за тебя близкие не вступились? — с сомнением спросила Ника, прекрасно зная, как уважительно относятся здешние жители с родственным связям. — Или у тебя совсем никого не осталось?

— Одна-одинёшенька, добрая госпожа, — громко заохала Калям. — Как луна на небе. Ни помочь, ни пожалеть некому.

— Чего врёшь, крыса старая? — оборвал её причитания злобный, гнусавый голос. — Есть у тебя и дочь с внуками, и племянники. Сама от них отказалась, прокляла, а теперь жалобишься на каждом шагу: "Заступиться некому".

— Врёшь, врёшь, меретта мерзкая! — очень бодро для своего почтенного возраста вскочив на ноги, Калям закричала, потрясая в воздухе сухонькими кулачками. — Воры они с зятем! Разбойники! Деньги отобрали, на улицу выгнали, побираться на старости лет заставили, порази их Ваунхид!

— Сама ты жаба старая! — не осталась в долгу проститутка, хотя разбитый нос явно мешал её голосу звучать в полную силу. — Гадюка пересохшая. Все деньги на храм Дрина отдала, а на зятя сваливаешь!

— Пасть захлопни, хрычовка базарная! — поддержала подругу Кирса. — Не то живо в гости к Анору отправишься!

— Врёшь, врёшь! — резал слух визг Калям. Тряся лохмотьями и топая обмотанными тряпками тощими ногами, она вдруг бросилась к Нике.

— Не слушайте их, добрая госпожа! Девки это уличные, сучки лживые, на вас напали, теперь на меня лгут.

— Эй, курицы ощипанные! — рявкнул кто-то в соседней камере. — А ну, заткнулись быстро, не то башку оторву.

— Ты сначала доберись до неё! — с издёвкой отозвалась вторая проститутка.

— Врут, врут они, добрая госпожа, — тут же понизила голос Калям, пытаясь пододвинуться ближе к девушке.

Та резко зашипела:

— Сиди, где сидишь! Я и отсюда тебя хорошо слышу.

Вздрогнув от неожиданности, старушка потерянно заплакала. Воспользовавшись её замешательством, Ника негромко сказала:

— Ясно мне всё. За долги ты здесь, а я по капризу богов. Они привели меня не в то место и не в то время.

Кто-то из арестанток угодливо засмеялся.

Прислонившись головой к стене, попаданка прикрыла глаза, всем видом демонстрируя нежелание больше говорить на эту тему. Ей даже удалось немного подремать под бессвязный монолог Калям, продолжавшей зло ругать родственников и горько жаловаться на свою тяжёлую судьбу.

Очнулась девушка от лязга входной двери.

— Это вам, балбесы, в честь дриниаров, — раздражённо ворчал эдил. — Добродетельная Итсора, вдова Лепта Опуса Клуба, свои деньги потратила, чтобы даже вы, негодяи и бездельники, могли отметить праздник владыки недр. Жрите, собаки, помните доброту госпожи Опусы, чтобы ей пропасть!

Старая сокамерница встрепенулась, тут же прервав поток жалоб, и перепуганной мышью бросилась в свой угол. Проститутки, наоборот, резво подбежали к решётке и замерли с видом ожидающих подачки бродячих собак. Разве что хвостом не виляли и то только за неимением последнего.

Увидев их побитые физиономии, Акв, державший в руках объёмистую корзину, удивлённо фыркнул:

— С новой подружкой не поладили, меретты проулочные?

И тут же стал шарить глазами по камере явно в поисках Ники. Но наткнувшись на её сонный, чуть насмешливый взгляд, вроде бы даже смутился, начав торопливо рыться в корзине. Судя по всему, он явно не ожидал увидеть новую арестантку целой и невредимой.

— Куда лапы тянешь, ворона старая! — вдруг прикрикнул эдил. — Лопнешь. По одной бери, я сказал!

— Не себе я, не себе! — завизжала Калям. — Я госпоже подам, отдай!

— Пусть сама подойдёт! — нарочито громко проворчал Акв. — Небось два шага шагнуть не переломится.

Сообразив, что до завтрашнего для еды скорее всего не будет, девушка неторопливо слезла с лежанки. Не в её положении кичиться аристократическим происхождением и лишний раз раздражать тюремщиков по пустякам.

Кроме небольшой, до хруста прожаренной лепёшки от щедрот благочестивой дарительницы арестантам полагалась горсть оливок, которые хмурый надзиратель грязной ладонью доставал из широкогорлого кувшина.

— Передайте спасибо госпоже Опусе, — поблагодарила Ника и поинтересовалась. — А воду здесь дают?

Видимо, спокойствие арестантки, её вежливый, доброжелательный тон, который очень нелегко давался страшно усталой Нике, произвели на эдила благоприятное впечатление, потому что, пряча глаза, он нехотя пробормотал:

— Сейчас принесу.

И хотя деревянное ведро не отличалось чистотой, а глиняная кружка оказалась одна на всех заключённых, попаданка с наслаждением осушила её за пару глотков, стараясь не думать о том, сколько всякой заразы плавает сейчас в этой холодной, пахнущей тиной воде.

Аккуратно вытерев губы краем накидки, она обернулась к сокамерницам, напряжённо ожидавшим своей очереди утолить жажду. Никто из них не решился это сделать первой, молчаливо признавая главенство новой соседки. Наблюдавший за ними из-за решётки Акв негромко хмыкнул, глянув на Нику с каким-то непонятным интересом.

Подумав, та передала пустую кружку второй проститутке по имени Вилпа. Так на либрийском пренебрежительно обзывают заднюю часть тела чуть ниже поясницы.

— Вы, госпожа, откуда родом будете? — заискивающе глядя ей в лицо, спросила та, протягивая посуду через решётку эдилу.

— Издалека, — сухо ответила девушка. — Но семья наша из Радла.

Закончив поить заключённых, эдил, бурча себе под нос что-то малопонятное, удалился. Ника вернулась на своё место, а Калям, присев на самый краешек лежанки, неожиданно громко вздохнула, качая головой.

— Ох, память моя дырявая! Старая стала, ничего не помню. Совсем забыла, как звать вас, госпожа.

— Не гневи богов пустыми жалобами, — усмехнулась попаданка. — Я ещё не говорила.

И помедлив секунду, представилась:

— Ника Юлиса Террина.

— Так вы из аристократов? — вытаращила глаза Вилпа, но тут же глаза её сверкнули недоверием, а пальцы потрогали распухший нос. — Как же вы тогда здесь оказались?

— Долгая история, — проворчала девушка, зевая. — Как-нибудь расскажу. А сейчас спать хочется.

Слегка подкрепившись, она почувствовала себя бесконечно усталой и от этого слегка подобрела.

— Нечего вам на полу мёрзнуть. Но если опять попробуете… зря рот разевать, убью. Поняли?

— Да, госпожа Юлиса, — торопливо кивнула Кирса, быстро переглянувшись с подругой.

Попытавшись, чтобы последние слова прозвучали как можно убедительнее, новая арестантка задремала, балансируя на грани яви и сна, а чтобы окончательно не провалиться в беспамятство, раз за разом прокручивала в памяти события сегодняшнего дня, подарившего ей столько неприятностей.

Время от времени она приподнимала веки, оглядывая всё больше погружавшуюся в темноту, узкую, длинную камеру.

Прижавшись друг к дружке, на противоположном конце лежанки представительницы древнейшей профессии бросали в её сторону злые, затравленные взгляды, ясно дававшие понять, что они не забыли полученной трёпки, и с ними надо держать ухо востро.

Калям ушла в свой угол, где у неё оказалось что-то вроде гнезда из старой соломы и каких-то невообразимо грязных тряпок.

"Спать придётся вполглаза, — с мрачной грустью думала девушка. — Эти две шлюхи ночью могут попробовать отомстить".

Решив, что пока более-менее светло, можно попытаться выспаться, она почти заснула, но тут вновь громко лязгнула входная дверь.

Моментально проснувшись, Ника тут же встретилась взглядом с испуганно отпрянувшей Вилпой. Быстро нашарив под платьем нож, девушка пристально оглядела проститутку с ног до головы. Не заметив у той ничего из того, что может стать оружием, попаданка зло оскалилась, наблюдая, как женщина трусливо втягивает голову в плечи.

— Подловить хочешь? Смотри, со смертью играешь.

— Что вы, госпожа Юлиса, — тут же стала отнекиваться та. — Храни меня небожители от такой глупости. Простите, что потревожила вас. Я не хотела.

— Тогда не приближайся ко мне больше, — душевно попросила Ника. — В следующий раз разбитым носом не отделаешься.

— Поняла я, госпожа Юлиса, поняла, — быстро-быстро закивала Вилпа, скромно усаживаясь рядом с молчавшей все это время подругой.

— Сюда проходите, — проворчал недовольный голос. — Женщины у нас в конце сидят.

Бросив взгляд на решётку, Ника увидела за ней знакомого стражника, стоявшего когда-то у дверей тюрьмы, и молодого человека в синей тунике и тёмно-бордовом плаще с подкладкой из заячьего меха.

— Госпожа Ника Юлиса Террина? — спросил незнакомец, вглядываясь в полумрак.

— Я здесь, — удивлённо отозвалась девушка. — Кто меня спрашивает?

— Меня зовут Олкад Ротан Велус, — несколько торопливо представился молодой человек. — Я… Я ваш адвокат.

— Кто?! — вскричала попаданка, поднимаясь с лежанки.

— Я буду защищать вас на суде, — пояснил собеседник.

Не обращая внимания на насторожено-подозрительные взгляды сокамерниц, Ника быстро подошла к решётке.

— Откуда вы знаете моё имя?

Высокий, лишь немногим ниже её, хорошо сложенный молодой человек с приятным, чисто выбритым лицом приблизился вплотную к потемневшей от времени деревянной решётке.

— Быстрее болтайте! — недовольно проворчал стражник. — Мне некогда тут с вами стоять!

— И не нужно, — обернулся к нему Ротан. — Можешь идти. Госпожа из клетки никуда не денется, а я мимо караулки не пройду.

Тюремщик явно собрался что-то возразить, но адвокат его опередил, достав что-то из-под плаща.

— Вот возьми, пошлёшь кого-нибудь в трактир, и будет с чем коротать ночь.

— Маловато будет, — неуверенно пробормотал строгий страж, разглядывая подачку. — Ну, да в честь дриниар… Разговаривайте, а я пойду.

Он воткнул факел в специальный держатель на стене.

— Закончите, постучите.

— Хорошо, — кивнув, молодой человек счёл нужным предупредить. — Только вы никуда не уходите.

— Один из нас точно останется, — хохотнул стражник. — Не беспокойтесь, господин Ротан.

Едва дождавшись, когда тюремщик отойдёт, девушка громким шёпотом повторила:

— Кто?

— Госпожа Аста Брония, — немедленно отозвался собеседник, разглядывая её так пристально, словно пытался прочитать мысли.

Ника хорошо помнила, что в числе рекомендательных писем Румса Фарка имелось послание и к этой женщине. Но как оно оказалось у адресата? Ответ напрашивался сам собой.

— Риата! — не в силах сдержать радостный крик, охнула арестантка. — Моя… рабыня!

— Да, госпожа Юлиса, — улыбнулся, глядя на неё адвокат. — Помня о долге перед хозяйкой, ваша невольница проявила достойную всяческих похвал преданность. Она не только отыскала дом госпожи Бронии в чужом, незнакомом городе, но и смогла убедить её в вашем происхождении.

Почувствовав в словах собеседника некую двусмысленность, девушка торопливо смахнула тыльной стороной ладони набежавшие слёзы.

— А вы, кажется, ещё сомневаетесь?

— Я, скажем так, пока не уверен, — сейчас же посерьёзнел молодой человек. — Не обижайтесь, госпожа, но слишком эта история… невероятна.

— Когда хотят обмануть, господин Ротан, придумывают правдоподобные рассказы, — наставительно проговорила Ника и тут же решила блеснуть эрудицией. — В мире случаются и более удивительные вещи. Царь Древнего Радла Прегам проспал целый год, потом проснулся и правил ещё семь лет. Генерал Муций Аттил Форус проиграл битву с логабами из-за голубя, попавшего ему в лицо. Так что же вас смущает в моей истории? Разве Риата не показала вам письма к дяде Итуру Септису Дауму и другим родственникам?

— Я их видел, — кивнул собеседник. — Но она говорила ещё о каком-то кольце?

Глянув через плечо на сокамерниц, которые старательно и безуспешно делали вид, будто её разговор с молодым человеком их совершенно не интересует, попаданка, почти вплотную приблизившись к решётке, вытащила из-за ворота платья висевший на кожаном шнурке перстень.

— Теперь вы видели всё, господин Ротан, — сказала девушка, торопливо пряча печатку.

— Почему ваш отец не обратился за помощью к своим родственникам? — неожиданно спросил собеседник. — Я не видел в вашей шкатулке ни одного письма к Юлисам. Между тем, среди них есть очень богатые и влиятельные люди. Они могли бы помочь в признании ваших прав.

Никак не ожидавшая подобного вопроса девушка растерялась. Она знала, что кроме младших лотийских Юлисов есть ещё и старшие, кроме того, существует палатийская и регелийская ветви их древнего рода.

Рассказывая о несчастье, постигшем его семью, Наставник не раз подчёркивал, что знатные родственники отца не пытались вступиться за него, а кое-кто даже поспешил отречься от какого-либо родства с сенатором Госпулом Юлисом Луром.

Поэтому неудивительно, что его сын не верил в какую-либо помощь со стороны Юлисов. Их и так слишком много в Радле, поэтому вряд ли они обрадуются ещё одной девице.

Наставник больше рассчитывал на кровное родство, сосредоточив внимание приёмной дочери на родственниках жены, предоставив им право решать: стоит ли обращаться за помощью ещё к кому-нибудь?

Однако, девушка понимала, что столь прямолинейный ответ прозвучит слишком пренебрежительно к влиятельному аристократическому роду и может принести ей неприятности в будущем.

Пришлось срочно импровизировать, на ходу воспользовавшись лицемерием и местным представлением о роли женщины в обществе и семье.

— Я не спрашивала об этом, господин Ротан, — пожала плечами Ника, стараясь не прятать глаза под пристальным, оценивающим взглядом собеседника. — Видимо, ему виднее. Он часто говорил, что дочь ближе к матери, а сын к отцу. Возможно, этим объясняется то, что он не стал тревожить дальних родственников? Или имелись ещё какие-то веские причины, связанные с прошлым? Как я могла спрашивать у отца то, что он не хотел говорить? Но почему это вас так заинтересовало?

— Потому, что мой покровитель, сенатор Касс Юлис Митрор, принадлежит к роду старших лотийских Юлисов.

— Так вы коскид, — догадалась попаданка, стараясь не улыбнуться, произнося странное, немного смешно звучащее по-русски слово, не имевшее более-менее понятных аналогов в её родном языке. Это не раб, не слуга и даже не "ближний человек", или тем более родственник.

Наставник в ответ на её вопросы довольно подробно объяснял это чисто радланское явление, не встречающееся нигде кроме Империи.

Будучи лично свободным и обладая всеми правами гражданина, коскид в обмен на поддержку и покровительство оказывал своему патрону разного рода услуги: от выполнения мелких поручений, вроде сопровождения на форуме и в банях для придания солидности, до работы или торговли с выплатой определённых процентов в пользу благодетеля, то ли как знак большого уважения, то ли как оброк.

При этом коскид и его покровитель имели друг перед другом целый ряд взаимных обязательств, установленных как законами, так и традициями Империи. С большой натяжкой Ника находила в этом сходство с отношениями между сеньором и вассалом в средневековой Европе, только без земельных ленов и рыцарских турниров.

Значит, сейчас перед ней человек, лично зависимый от сенатора Касса Юлиса Митрора из рода старших лотийских Юлисов.

— Да, — нимало не смущаясь, подтвердил её догадку Ротан, и не без гордости продолжил. — Я родом из Радла. Изучал юриспруденцию и риторику, наизусть знаю Кодекс Тарквина и берусь защищать вас в суде.

Он сурово нахмурился.

— Но для этого мне надо знать, что вы натворили, госпожа Юлиса? Почему преподобный Клеар обвинил вас в столь тяжком преступлении?

— Клянусь… Анаид, Фиолой и всеми небожителями, я не знаю! — честно призналась девушка, в порыве чувств прижав руки к груди, но, заметив кривую усмешечку собеседника, предложила. — Давайте, я расскажу вам, что со мной приключилось этой ночью, а уж вы сами решите, в каком таком святотатстве обвинил меня верховный жрец Дрина?

— Только покороче, госпожа Юлиса, — поморщился адвокат. — Мне ещё домой возвращаться, а на улице уже темно.

— Я вас надолго не задержу, — пообещала арестантка, однако для начала решила немного прояснить ситуацию. — Мне понятно, почему госпожа Аста Брония обратилась к вам, но как вы сами здесь оказались? С моей точки зрения это тоже немного странно. Этригия довольно далеко от столицы. Что делает здесь коскид сенатора? Или вы сопровождаете в дальней поездке своего покровителя? Тогда позволит ли он вам заниматься моим делом? Поймите меня правильно, господин Ротан, это отнюдь не праздное любопытство.

Судя по мимолётной гримасе, её слова собеседнику явно не понравились.

— Я служу писцом на руднике "Щедрый куст", совладельцем которого является господин Касс Юлис Митрор.

— Благодарю за то, что ответили на мой вопрос, который, возможно, показался вам несколько бестактным, — чуть поклонилась Ника и честно поведала о предпринятой артистами урбы Гу Менсина попытке ограбления, о своём бегстве, о погоне в лесу, о том, как пряталась с рабыней в расщелине серой скалы.

Девушка умолчала лишь о том, что наблюдала за процессией, направлявшейся к священной, как оказалось, горе. По её словам выходило, что, увидев всадников с факелами, они затаились в углублении и совершенно ничего не видели, хотя и слышали разговоры неизвестных воинов и пение.

— Почему же вы не вышли к этим людям? — нахмурился молодой человек.

— Испугалась, — честно ответила собеседница, а заметив лёгкую усмешку собеседника, тут же перешла в наступление. — Интересно, а как бы вы поступили на моём месте, господин Ротан? Я недавно в Империи, ещё плохо знаю местные законы и обычаи, а тут вооружённые всадники с закрытыми лицами. Честным воинам ни к чему прятаться. Мне уже приходилось встречаться с легионерами и пограничной стражей. У них совсем другие шлемы. Я понятия не имела, кто это!

— Стража посвящённых, — понизил голос адвокат. — Они специально следят, чтобы никто из посторонних не мог помешать церемонии или нарушить её святость.

— Но я-то откуда знала? — голос Ника предательски дрогнул, а на глаза набежали слёзы. — Я же всю жизнь провела в Некуиме, а отец никогда не рассказывал ничего подобного.

— Это старинный этригийский обычай, госпожа Юлиса, — сейчас молодой человек смотрел на неё с жалостью и сочувствием. — В первый день дриниаров проводится обряд "Умилостивление недр", который совершают не только жрецы, но и прошедшие специальное посвящение люди. Церемония настолько тайная и опасная, что участники, не находящиеся под защитой храма Дрина, скрывают свои лица даже друг от друга. Раскрывать её детали или даже видеть постороннему человеку запрещено под страхом смертной казни.

— Так я же ничего и не видела! — вновь вскричала девушка, чувствуя, как по коже вдоль позвоночника пробежали холодные лапки страха. — И теперь меняпосадят на кол за то, что я, спасая свою жизнь, спряталась не в той пещерке?

— Если вы ничего не видели, кто же смог разглядеть вас, госпожа Юлиса? — криво усмехнулся молодой человек, и в его голосе послышалась нескрываемая ирония. — Как верховный жрец вообще узнал, что вы были у священной горы?

— А он и не знает! — фыркнула попаданка и в ответ на недоуменно поднятую бровь собеседника подробно рассказала о досадном происшествии с мешком, припрятанным на дороге из гигантских каменных плит.

— Так вас заметили не у самой горы? — встрепенулся адвокат.

— Нет, конечно! — уверенно заявила Ника. — Шагов за двести от моста.

"Ну, или за сто", — уточнила она про себя.

— Это уже немного получше, — задумчиво проговорил молодой человек, потирая гладко выбритый подбородок. — Что с вами случилось потом?

— Мы с рабыней выбрались на дорогу, — вздохнула девушка. — Там добрые люди посадили нас на повозку и помогли добраться до Этригии. И они, и стражники в воротах, и хозяин гостиницы "Спящая львица" господин Лаций Талер советовали не мешкая обратиться к магистратам, чтобы те помогли отыскать и наказать артистов из урбы Гу Менсина за их разбой. Я так и сделала. Пришла на форум. А дальше вы всё знаете. Откуда-то появился господин Клеар со своими… людьми…

Она отвернулась и часто заморгала, стараясь скрыть выступившие на глазах слёзы.

— Но самое обидное, я так и не поняла, в чём виновата.

— Я обязательно постараюсь всё выяснить, госпожа Юлиса, — уже совершенно другим, более человечным, сочувствующим голосом пообещал собеседник. — Очень жаль, что из-за праздников ждать суда придётся целых четыре дня. Но зато у нас есть время подготовиться к нему как следует.

— Считаете, меня оправдают? — с надеждой спросила арестантка.

— Не хочу вас напрасно обнадёживать, госпожа Юлиса, — осторожно проговорил адвокат. — Пока не знаю, но если небожители не вмешаются в дела смертных, казнь вам не угрожает.

"А если вмешаются? — мрачно проворчала про себя попаданка, вспомнив свои недавние подозрения. — И, кажется, я даже знаю кто."

Но, сосредоточившись на более насущных проблемах, поинтересовалась:

— Видимо, в полное оправдание вы не верите?

— Я ещё не изучил всех обстоятельств дела, — заюлил собеседник. — И прежде чем я этим займусь, хотелось бы уточнить вопрос о моей оплате. К сожалению, я не настолько богат, чтобы тратить своё время бесплатно. Госпожа Аста Брония говорила, что у вас есть деньги.

— Сколько вы хотите? — беря себя в руки, спросила Ника. — Хвала богам, мне раньше не приходилось пользоваться услугами юристов, и я даже не представляю, как их оплачивают.

Кажется, её слова сильно смутили молодого человека. Опустив глаза, он опять потёр гладкий подбородок.

"Теперь точно до трусов разденет", — горько усмехнулась девушка, наблюдая за душевными метаниями столичного светила адвокатуры и гадая: какую же сумму оно запросит?

— Мне в первый раз приходится вести судебные дела в Этригии, — пробормотал собеседник, во второй раз за разговор удивляя Нику. — Я уточню, сколько берут здешние адвокаты, и сообщу вам.

Попаданка едва не открыла рот от изумления, растерянно подумав: "Это он гадает, сколько с меня можно слупить, или у парня совесть заговорила?"

— Завтра я выясню все обстоятельства вашего дела, госпожа Юлиса, — уже сухо, по-деловому заговорил молодой человек, хотя в его глазах, плохо различимых в неверном, дрожащем свете факела, на миг мелькнуло какое-то странное выражение. — И к вечеру вам всё сообщу. Ждите.

— Спасибо, господин Ротан, — по мимо воли голос её дрогнул, и одинокая слеза всё же прокатилась по щеке.

— Может быть, я ещё чем-нибудь могу вам помочь? — буркнул адвокат, переминаясь с ноги на ногу.

И Ника неожиданно подумала, что она ему, кажется, понравилась.

— Я совершенно не знаю тюремных порядков, — беспомощно улыбнулась арестантка. — Если рабыня принесёт еду и кое-какие вещи, мне их передадут?

— Разумеется! — преувеличенно бодро кивнул молодой человек. — Почему бы и нет? Город не слишком щедр к узникам, поэтому стражники не мешают родственникам их подкармливать…

Он неожиданно смутился и уже тише продолжил:

— Я зайду к госпоже Бронии и скажу вашей рабыне, что ей следует принести…

— Самой простой еды, лепёшек, изюма, вина и какое-нибудь одеяло, которое будет не жалко здесь бросить.

Она протянула ему три серебряные монетки.

— Я понимаю, что этого мало, но больше смогу дать, только поговорив со своей рабыней.

Ника прекрасно помнила, что спрятала в шкатулку с посланиями Наставника пятьдесят золотых империалов. Если адвокат видел эти письма, значит, Риата нашла деньги. Скорее всего, о них знает и Аста Брония. Возможно, именно поэтому она и сказала Ротану, что у Ники Юлисы Террины "есть деньги"? Но если вдруг гетера прибрала к рукам её денежки, эти риалы не будут лишними.

Согласно кивнув, собеседник принял на ладонь серебряные кружочки.

— До свидания, госпожа Юлиса, — как будто бы даже виновато проговорил молодой человек. — Мне очень жаль, что я оставляю вас в месте, которое никак не подходит такой красивой девушке.

— Спасибо за добрые слова, господин Ротан, — отозвалась Ника самым любезным тоном. — Я очень рассчитываю на вашу помощь.

— Поверьте, госпожа Юлиса, я сделаю всё что в моих силах, чтобы вытащить вас отсюда, — негромко, но прочувственно сказал адвокат. — До свидания, госпожа Юлиса, да хранят вас бессмертные боги.

Освещая путь факелом, молодой человек торопливо направился к двери, изредка оглядываясь и не обращая никакого внимания на негодующие крики и ругательства из соседних камер.

А Ника вернулась на лежанку, чувствуя себя уже гораздо увереннее.


***

Этригия шумно и весело отмечала главный городской праздник. На стенах домов, в открытых окнах верхних этажей горели зажжённые хозяевами в честь бога Дрина факелы и плошки с маслом. Заметно прибавилось гуляющих, среди которых всё так же в основном преобладала молодёжь. То сбиваясь в многочисленные компании, то вновь разбегаясь, парни шатались по улицам, пытались танцевать или оглашали прохладный вечерний воздух нестройным пением.

Повсюду шныряли очень легко одетые мужчины и женщины самого разного возраста и сложения с ярко накрашенными лицами. Они то и дело приставали к прохожим, настойчиво предлагая разнообразить праздничные удовольствия различными чувственными наслаждениями.

Иногда кто-то из проституток обоего пола заступал дорогу Олкада Ротана Велуса, жарким шёпотом нахваливая свои прелести и таланты, демонстрируя покрытые пупырышками голые груди и ягодицы, хватали за одежду.

Морщась, молодой человек отказывался, обходя неожиданно возникавшее на пути препятствие, грубо отталкивал, а какую-то беззубую старуху даже ударил кулаком в лицо, заставив отпустить плащ.

Как и предполагала Аста Брония, получить разрешение на посещение тюрьмы оказалось довольно легко. Не пришлось даже упоминать имя знаменитой гетеры. Выслушав Олкада, пьяненький эдил, согласно кивнув, тут же приказал рабу принести письменные принадлежности. Торопливо написав несколько строк, скрепил их подкопчённой над пламенем масляного светильника печатью.

Естественно, в такой день смотрителя тюрьмы на месте уже не оказалось. Но один из праздновавших в караулке стражников, прочитав разрешение, охотно вызвался проводить адвоката к его подзащитной, по пути с удовольствием сообщив, что причислившая себя к столь славному и знаменитому роду девица выглядит довольно глуповато и, судя по всему, первый раз вышла из дома без няньки.

— Мы всё ждали, что вот-вот прибегут её родичи спасать заблудшее чадо, — смеялся тюремщик, шагая мимо зловонных камер, из которых на них таращились удивлённые узники. Не каждый из них мог позволить себе услуги юриста.

Нищих, как правило, никто никогда не защищал, и их судьбу судьи решали без прений сторон.

Однако, с первых же минут разговора молодой человек начал сомневаться в правильности суждения стражников.

Не раз попадавший в самые разные передряги, писец ожидал увидеть испуг, растерянность, даже истерику, вполне понятную и простительную для девушки, оказавшейся в тюрьме среди тьмы, смрада и негодяев. Но Ника казалась собранной и спокойной, хотя тень озабоченности, иногда пробегавшая по красивому лицу, ясно давала понять, как нелегко даётся ей подобная сдержанность.

Поначалу, помня слова провожатого, молодой человек решил, что она просто не понимает всю серьёзность своего положения и грозящую ей опасность. Но скоро убедился в обратном. Собеседница полностью отдавала себе отчёт в происходящем, а рассказ девушки привёл Олкада в полное замешательство.

Слушая Риату в доме Асты Бронии, он полагал, что та, если и не врёт специально, то наверняка многое путает или сильно преувеличивает, как это всегда делают рабы из-за присущей им ограниченности и неспособности понять мысли и поступки свободного человека.

Но в Нике чувствовалась какая-то внутренняя независимость, на взгляд молодого человека, больше свойственная мужчинам, уверенность в своих силах, в способности, если не победить, то достойно встретить любые испытания.

Именно осознав это, Олкад окончательно поверил в её происхождение. Находясь под страхом смерти, одна в чужом городе, держать себя с таким достоинством и благородством может только девушка древнего, аристократического рода, в жилах которой течёт кровь сенаторов и военачальников, водивших многочисленные армии и решавших судьбы Империи.

Разглядев в вонючей темноте камеры двух каких-то оборванок, Олкад обратил внимание, с каким почтением и страхом смотрят те на госпожу Юлису. Гордая Ника даже представительниц городского отребья, известных своей дерзостью, заставила относиться к себе с надлежащим почтением.

Молодой человек с удивлением понял, что невольно восхищается внучкой сенатора Госпула Юлиса Лура, гадая: кто из приятелей мог бы вести себя с таким же достоинством в столь плачевном положении? И список получился довольно коротким.

Разговаривая с Никой, Олкад разглядел в ней лучшие качества тех людей, в избранный круг которых мечтал попасть всю жизнь. А глупые городские стражники, видимо, просто ничего не поняли, или госпожа Юлиса их ловко обманула, преследуя какие-то свои цели.

Понимающе усмехнувшись, писец неожиданно подумал: "И ещё она очень красивая".

Но тут же признал, что выглядит девушка все же немного необычно.

"Это всё из-за роста, — после недолгого размышления сделал глубокомысленный вывод молодой человек, мысленно поставив себя рядом с ней. — Она всё же немного высоковата".

Хотя ему приходилось встречать и более рослых женщин, ни одна из них не казалась Олкаду столь гармонично и пропорционально сложенной, как Ника.

Прелестное, чуть вытянутое лицо с чётко обозначенными скулами и небольшим волевым подбородком мало походило на круглую физиономию Касса Юлиса Митрора с его обвислыми щеками и двойным подбородком, доставлявшим столько хлопот цирюльнику. Но вот в их глазах коскиду почудилось что-то неуловимо схожее, словно отблеск боевой бронзы.

Сенатор своей широкоплечей, но уже изрядно оплывшей фигурой и характером напоминал ему старого быка: могучего, жестокого зверя, строго оберегавшего своё стадо, готового помериться силами с любым соперником, но уже осознававшего, что каждая схватка может оказаться последней. При этом Олкад прекрасно знал, насколько умен и коварен его покровитель.

Скромно признавая наличие у себя некоторого поэтического дара, писец попытался представить, с кем можно сравнить Нику Юлису Террину, сразу же отметая богинь, дабы ненароком не вызвать ревность злопамятных небожительниц.

Нет, его подзащитная не пугливая трепетная лань, не изящная белая лебедь вроде тех, что плавают в пруду возле святилища Сенела в Радле. Но не походила девушка и на юркую лисичку с умильной мордочкой, способную не только воровать курочек из сарая простодушного поселянина, но и так хитро запутывать следы, что не разберёт самый опытный охотник.

Скорее дочь Лация Юлиса Агилиса напоминает дикую волчицу из тех, на кого им с покровителем приходилось охотиться в Понтеи, или пантеру, которая живёт в зверинце сенатора. Только та уже постарела, как и её хозяин, а Ника сейчас в самом расцвете своей силы, красоты и молодости.

Улыбаясь сам не зная чему, он едва не упал, попав сандалией в наполненную холодной водой выбоину в мостовой.

Хорошо ещё, это досадное происшествие случилось неподалёку от дома, и не пришлось долго шататься по городу с мокрыми ногами.

Торопливо поднимаясь по обиженно скрипевшим ступеням, молодой человек с раздражением вспомнил, что, поддавшись очарованию девушки, не сумел договориться с ней об оплате своей работы. Между тем, ничего не мешало ему просить двести или даже триста риалов.

Но если богиня правосудия Цития будет благосклонна, и им удастся выиграть процесс, Ника рано или поздно узнает, сколько берут за свои услуги этригийские адвокаты. Кем тогда он, Олкад Ротан Велус, будет в глазах госпожи Юлисы? Мелким крохобором, беззастенчиво воспользовавшимся сложным положением попавшей в беду девушки знатного рода. Такого отношения к себе внучки сенатора Госпула Юлиса Лура ему не хотелось.

Хотя интересно было бы узнать: откуда у неё деньги? Кошелёк, скорее всего, отобрали стражники. Разве что сколько-то осталось в той корзине, с которой он видел её рабыню у Асты Бронии? Тогда понятно, почему Ника просила прислать к ней Риату. Госпоже требуется отдать необходимые распоряжения, касающиеся её имущества.

"Да, — завистливо хмыкнул про себя молодой человек. — Не каждому хозяину боги посылают таких верных и преданных невольников. Или здесь дело в личности самой владелицы?"

Оказавшись наверху, писец заколотил кулаком в обшарпанную дверь.

— Это вы, господин? — донёсся из-за двери испуганный голос Жирдяя.

— Кто ещё? — зло буркнул писец, дивясь очередной глупости тупого раба, и раздражённо пнул обутой в сандалию ногой по косяку.

Пробираясь через тёмную прихожую, он налетел на сундук и зашипел, больно ударившись коленом. Будь там чуть светлее, Олкад наверняка отвесил бы бездельнику, позабывшему светильник в комнате, парочку крепких затрещин, чтобы поучить уму-разуму, но хитрый невольник даже дышать перестал, затаившись где-то во мраке.

Хозяину пришлось ограничиться руганью и обещанием отлупить негодяя при первой же возможности. Поскольку хозяин регулярно стращал его всяческими карами, чаще всего быстро забывая о своих словах, Жирдяй давно относился к его угрозам достаточно философски.

Вот и сейчас пахнувшее в лицо тепло и запах съестного успокоили молодого человека, частично вернув ему хорошее настроение. Тем более раб добросовестно выполнил все его распоряжения. Кроме лепёшек, на табуретке стояла миска с оливками, а возле большой бронзовой жаровни, сквозь щели в которой уютно светились тлеющие угольки, грелся кувшин с вином.

Натянув сухие шерстяные носки, Олкад с жадностью набросился на еду. Быстро покончив с жалким ужином, он не позабыл оставить рабу кусок лепёшки и немного разбавленного вина. Если хозяин не может позволить себе нормально питаться, невольнику сами небожители велели голодать.

Выпроводив скорбно вздыхавшего Жирдяя в прихожую, молодой человек забрался на кровать. Завтра ему предстоит сделать много важных и срочных дел.

Самое неприятное то, что, несмотря на праздник, придётся побеспокоить уважаемого Клеара. Важным и влиятельным людям очень не нравится, когда к ним пристают со всякими расспросами, особенно в столь знаменательные дни. Но верховный жрец храма Дрина просто обязан войти и в положение Ротана. Как адвокат, он должен знать суть обвинения, выдвинутого истцом против его подзащитной. Тем более, в отсутствие свидетелей прояснить ситуацию может только сам Клеар. Скорее всего придётся выслушать немало нелестных слов не только о Нике, но и о себе. Такова уж доля добросовестного юриста на любом судебном процессе, если, конечно, он хочет его выиграть.

А Олкад чувствовал, что это ему просто необходимо. И не только из-за желания заработать какие-то деньги, прославиться в городе и, как знать, возможно, заиметь новых, влиятельных знакомых.

Молодому человеку ужасно хотелось выручить девушку, и чтобы она именно его считала своим спасителем.

Кроме храма Дрина надо заскочить к Асте Бронии и передать Риате распоряжение госпожи, а вечером сходить в тюрьму и самому навестить Нику Юлису Террину. В глубине души Олкад рассчитывал не только на денежную благодарность с её стороны…

Писец мечтательно вздохнул, полуприкрыв глаза… Но потом огорчённо крякнул, вспомнив о своём статусе. Вряд ли аристократка снизойдёт до проштрафившегося коскида. Хотя как знать… Ну в крайнем случае вдруг она сможет помочь выбраться из этой дыры?

Но первым делом ещё до рассвета надо попасть на рудник. А значит, придётся платить стражникам у ворот, чтобы те выпустили его из города пораньше.

Поскольку жизнь рудокопа зависит от благорасположения владыки недр, на "Щедром кусте" тоже отмечали дриниары. Это были единственные дни в году, когда работа в забоях замирала, и невольники могли отдохнуть.

Управляющий уже приобрёл трёх старых волов, мяско которых послужит праздничным ужином, а вместо вина рабы будут хлестать разведённую брагу. Чтобы они быстрее угомонились и не доставляли хлопот охране, которой тоже нужно отдать дань уважения царю подземного мира, в неё добавляли грибной порошок, вызывавший тяжкий сон и мрачные видения.

Но Олкада мало интересовало, как будут праздновать невольники и надсмотрщики опостылевшего "Щедрого куста".

Ему во что бы то ни стало необходимо перехватить гонца, который должен завтра заехать на рудник по пути в Радл.

Пользуясь своими связями при дворе Императора, сенатор Касс Юлис Митрор сумел договориться о том, чтобы военные гонцы, которые каждые десять-двенадцать дней отправлялись из крепости Ен-Гадди в столицу, по пути заезжали на рудник и забирали предназначенную для отправки в Радл корреспонденцию.

Ещё днем, высчитывая очерёдность, Олкад понял, что по воле богов это должно случиться как раз завтра. Значит, письмо надо подготовить уже сегодня. Неизвестно, посчитает ли покровитель важной новость о появившейся из-за океана родственнице, но молодой человек знал, что обязан ему об этом сообщить. Однако адресовать послание напрямую сенатору — он всё же не решился, предпочтя написать отцу, а уж тот, как личный секретарь Касса Юлиса Митрора, пусть думает: сообщать о Нике Юлисе Террине или нет?

С сожалением подумав о дороговизне масла для светильника, писец пододвинул к себе навощённые дощечки и стал торопливо царапать на них буквы медной палочкой.

Вкратце описав своё знакомство с внучкой сенатора Госпула Юлиса Лура, он из природной скромности умолчал об Асте Бронии, зато подробно изложил рассказ девушки о спасении своих родителей и её собственных приключениях. Не забыл молодой человек перечислить имена тех, кому Лаций Юлис Агилис адресовал письма в Радл, а так же упомянул о фамильном перстне младших лотийских Юлисов.

В заключение Олкад поведал отцу, что откликнувшись на горячую просьбу Ники Юлисы Террины, он дал согласие представлять её интересы на судебном процессе, поскольку девушка со свойственной всем представителям этого древнего и уважаемого рода здравомыслием предпочла столичного адвоката.

Глава II Вновь открывшиеся обстоятельства

Прямых, конечно, нет улик,

Но в подозренье вы великом.

Лопе Де Вега «Собака на сене»

Хотя Ника время от времени просыпалась, вслушиваясь в зловонную тишину, ночь прошла спокойно. На противоположном конце каменной лежанки, заграбастав под себя всю солому, до которой смогли дотянуться, свернувшись в клубок, спали проститутки, то и дело вскрикивая во сне. Тихонько похрапывала в своём углу Калям.

Опасаясь простудиться, новая узница даже не пыталась спать лёжа, так и просидела, скорчившись в углу. Иногда она с наслаждением вытягивала затёкшие ноги, но царивший в камере холод, заставлял вновь прятать их под плащ.

Никто из старожилов камеры больше не пытался приструнить новенькую, тем самым автоматически признав за ней право верховодить в их крошечном коллективе.

За ночь переполнявший низкое помещение смрад стал, кажется, ещё нестерпимее. Из соседних клетушек часто доносился чей-то хриплый, рвущий грудь кашель, громкое бормотание, тяжёлый, с присвистом и бульканьем храп.

"Если здесь так холодно и воняет, — сквозь дрёму думала девушка, плотнее закутываясь в плащ. — То каково в подвале? Брр-р!!!"

Поёжившись, она прикрыла глаза, надеясь ещё немного подремать.

Утро в тюрьме начиналось рано. Первые недовольные голоса стали раздаваться ещё тогда, когда звёздную черноту за крошечными зарешеченными окнами сменила серая предрассветная хмарь.

В их камере первыми проснулись проститутки. Шёпотом ругаясь и стуча зубами от холода, они поочерёдно воспользовались лоханью, после чего, прижавшись друг к другу, принялись шушукаться, то и дело поглядывая на мирно посапывавшую Нику.

Следующей, кряхтя и охая, встала Калям.

Громко прочистив нос, она спросила, вытирая пальцы о подол:

— Госпожа ещё не проснулась?

— Вроде бы нет, — равнодушно прошепелявила Кирса.

— Уже да, — проворчала девушка, с наслаждением вытягивая ноги.

Чувствуя себя голодной, злой и не выспавшейся, она проделала несколько гимнастических упражнений, разминая застывшие от неудобной позы мышцы, стараясь при этом, чтобы с изумлением наблюдавшие за ней сокамерницы не заметили ни пояса с деньгами, ни ножа на голени.

— Вы, госпожа, вчера обещали рассказать, как попали сюда, — напомнила Калям, когда Ника, вновь накинув плащ, забралась на лежанку.

Почесав искусанную то ли блохами, то ли вшами подмышку, та пожала плечами.

— Слушайте, если интересно.

Решив поведать сокамерницам свою историю, путешественница стремилась не только заглушить чувство голода и хоть чем-нибудь заполнить нестерпимо медленно тянувшееся время, но и отрепетировать своё выступление на будущем судебном процессе, ибо полагала, что этригийских судей не сможет не заинтересовать непонятно откуда взявшаяся родственница столичных аристократов.

Коротенько, без особых деталей описав бегство "родителей" из Радла в Канакерн, а оттуда в Некуим, девушка ненадолго остановилась на их жизни среди аратачей, довольно подробно описав быт и нравы первобытных охотников, и уже перешла к путешествию через океан, когда впервые за день лязгнула входная дверь.

— Завтрак принесли? — не удержалась рассказчица от удивлённо-радостного восклицания.

Слушательницы дружно и обидно захихикали.

— Здесь, госпожа, раз в день кормят, — сверкнула дыркой в зубах Кирса. — И то не всегда.

— Часто сюда попадала? — тут же спросила Ника, торопясь замять досадный промах и переводя разговор на другую тему.

— Бывает, — криво усмехнулась проститутка, поводя плечами. Похоже, её либо насекомые покусали, или зачесались зажившие рубцы от плетей.

В дальнем конце помещения заскрипели дверные петли.

— Сухан, выходи, — властно скомандовал незнакомый мужской голос.

— А почему опять я? — жалобно отозвался ломкий, юношеский басок.

— Мне что ли за вами дерьмо выносить, гнида подзаборная! — ответный рык стражника не смог заглушить громкий звук оплеухи. — Встань и иди!

Девушка поняла, что кого-то из узников заставляют выносить лохань с нечистотами и, кажется, тому это не очень нравится.

— Хвала Дрину, хозяину недр! — с чувством проговорила Калям, почему-то с благоговением глядя в потолок. — А я уже думала, забыли про нас, и все праздники придётся этой вонью дышать.

Однако, тюремщик, судя по всему, решил первым делом убраться в подвальных камерах, потому что хмурый молодой человек с фиолетовым синяком под глазом зашёл к ним минут через сорок, когда Ника торжественно повествовала о том, как матросы Мерка Картена умоляли богов снять корабль со спины Змеи. Так мореходы называли мощное океанское течение.

Рассказчица замолчала, а слушательницы наконец-то позакрывали рты.

— Ты что, в море плавала? — криво усмехнулся незнакомый стражник, отпирая замок на решётке.

— Плавает… утка у берега, — откликнулась путешественница, слегка облагородив прочитанное ещё в своём родном мире выражение. — А я пересекла океан на судне Мерка Картена, искусного морехода из города Канакерна, что на Западном побережье.

— Чем же ты с ними расплачивалась? — натужно хохотнул тюремщик, наблюдая, как шмыгавший носом парнишка в потрёпанном хитоне, брезгливо морщась, поднимает наполненную почти до краёв лохань. — Собой?

— Не всем дано понять чистоту чувств и помыслов благородных людей, — надменно вздёрнув подбородок и глядя куда-то поверх головы собеседника, отчеканила Ника. — Консул Канакерна Мерк Картен гордится дружбой с Лацием Юлисом Агилисом, поэтому с радостью помог его дочери вернуться на родину.

На какой-то миг воцарилась драматичная тишина. Проститутки и Калям переводили тревожные взгляды с сокамерницы на стражника и обратно. Даже уборщик замер, недоуменно хлопая глазами. А охранник, наморщив покатый лоб, видимо, напряжённо думал, стоит ли считать непочтительные слова странной арестантки оскорблением или нет?

— Да ты такая же Юлиса, как я Тарквин, — наконец презрительно хмыкнул он, давая знак парню с вонючей бадьёй поторопиться.

Ни в коем случае не желая провоцировать тюремщика на конфликт, девушка сочла за благо промолчать, ограничившись предельно презрительной гримасой, которую тот к счастью уже не видел.

Как очень скоро выяснилось, пустая параша пахла не менее омерзительно, чем полная, а вот вернувшийся стражник явно выглядел чем-то обескураженным. Запирая решётку, он бросил озадаченный взгляд на диковинную заключённую и с бранью повёл парнишку-уборщика в его клетку.

Дождавшись, когда захлопнется входная дверь, Ника продолжила свой рассказ, аккуратно обойдя истинные причины появления ганток на судне Картена.

К сожалению, скоро ей пришлось замолчать. В горле пересохло, а тюремщик не торопился поить арестантов. Время вновь потянулось нестерпимо медленно.

Но тут, наверное, ощутив некоторую зависть к бурной, чрезвычайно наполненной разнообразными событиями жизни сокамерницы, неожиданно заговорили проститутки:

Вряд ли их истории могли бы удивить кого-то из аборигенов, но попаданка слушала их с интересом, жадно впитывая любую информацию о местных реалиях.

Кирса с малых лет училась ублажать клиентов, работая вместе с матерью. Та являлась официальной городской проституткой, добросовестной налогоплательщицей, внесённой в соответствующие списки и имевшей право на защиту со стороны городских властей.

Четыре года назад она заболела. Пытаясь её вылечить, Кирса набрала долгов, не сумела рассчитаться и пошла под одну из местных банд.

Пару лет проработала в борделе, потом её выгнали, и теперь приходиться ловить клиентов на улице, по-прежнему выплачивая мзду криминальной "крыше".

Официальные жрицы любви люто враждовали со своими подпольными коллегами. В открытую не нападали, опасаясь мести со стороны бандитов, строго следивших за сохранностью своих подопечных, но всячески гадили при каждом удобном случае.

Вот и сейчас они с Вилпой здесь из-за того, что их подставили сёстры по ремеслу. Ника с удивлением узнала, что по местным законам проституткам запрещено слишком активно навязывать свои услуги: приставать на улицах, хватать за руки или одежду.

К счастью для представительниц древнейшей профессии, данная норма соблюдалась довольно редко. Большинство горожан предпочитают обращению в суд лёгкое рукоприкладство.

Но иногда об этом законе вспоминают. Позавчера рано утром, встретив троих подвыпивших мужчин, Кирса с Вилпой предложили им продолжить праздник. Те поначалу согласились, но потом стали кричать, что к ним пристают, не дают прохода и прочую ерунду.

— Мы бежать хотели, — вздохнула Кирса. — Да тут стражники налетели. В переулке напротив прятались. Да лишит их Диола мужской силы! Вот теперь в городе праздник, полно пьяных, только работай. А вместо этого приходится здесь сидеть, суда дожидаться. Потом ещё плетей выдадут, мазь покупать придётся… Опять расходы.

— Это всё Свиной свищ! — зло прошипела её подруга. — Чтоб её до матки разорвало, меретту портовую! Она девок подговорила сложиться и нас сюда упрятать, чтобы клиентов не переманивали.

История Вилпа оказалась ещё проще и страшнее. Узнав, что родители собираются продать её в рабство каким-то заезжим торговцам, девушка сбежала к дальней родственнице в Эригию, которая когда-то приглашала её погостить. Эта добрая тётушка и сдала Вилпу бандитам.

После столь невесёлых рассказов в камере повисло тягостное молчание. Не то, что Ника безусловно верила сокамерницам, но, как она знала из криминальных романов, большинство подобного рода выдумок так или иначе опираются на подлинные истории.

Заскучавшая Калям, встрепенувшись, уже собралась поведать о своей горькой судьбе, когда вновь лязгнула входная дверь.

"Неужели воды принесли?" — обрадовалась девушка, с надеждой прислушиваясь к звукам в коридоре.

— В конец иди, там твоя хозяйка, — проворчал знакомый голос стражника. — А я пока этих уродов покормлю.

Вскочив, словно подброшенная катапультой, Ника, едва не запутавшись в полах плаща, бросилась к решётке, за которой появилась улыбавшаяся сквозь слёзы Риата с большой, аккуратно прикрытой корзиной.

— Ой, да как же это, добрая госпожа! — громко всхлипнула она, и на скривившемся в жалостливой гримасе лице заблестели мокрые дорожки. — Где ваша справедливость, о бессмертные боги?! Не успели от убийц спастись, как в тюрьму попали!

— Не переживай, Риата, — улыбнулась девушка, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. — Выкарабкаемся. Главное — ты меня не бросила.

— Куда же я без вас, госпожа? — довольно натурально изобразила испуг невольница. — Вы мне столько добра сделали…

— Да ладно! — отмахнулась довольная хозяйка. — Лучше расскажи, как додумалась обратиться к Асте Бронии, и почему она решила нам помочь?

— Всё скажу, госпожа, — засуетилась Риата. — Вы только сначала поесть возьмите.

Она торопливо открыла крышку корзины.

Приняв две переломленные пополам ещё чуть тёплые лепёшки, Ника обернулась, тут же напоровшись на голодные взгляды сокамерниц.

— Калям! — она протянула одну старухе. — Раздели на троих. Да смотри, чтобы поровну получилось!

Не заставляя себя ждать, та быстро подбежала, рассыпаясь в благодарностях.

— Да хранит вас благодетельная Нона, добрая госпожа! Всё сделаю, как приказываете, клянусь Цитией — богиней справедливости, никого не обижу.

Пока Ника оделяла продуктами товарок по несчастью, возле их камеры появился тюремщик с ведром.

— Пейте, курицы.

Сытно рыгнув кислым перегаром, мужчина стал ковырять пальцем в зубах. Риата тут же подала хозяйке простенькую деревянную плошку, похожую на пиалу.

Стражник насмешливо хмыкнул, но ничего не сказал.

Утолив жажду, Калям, заискивающе улыбаясь, униженно попросила у него ещё миску воды, продемонстрировав зажатый в руке кусок лепёшки.

— Бери, — снисходительно кивнул мужчина. — Всё равно выливать.

И натужно рассмеялся.

— Вон сколько тут еды. Вас сегодня можно не кормить.

— Что вы такое говорите, господин? — испуганно залепетала торговка-неудачница. — Как же так?

— Не плачь, метла старая! — от чего-то придя в хорошее настроение, заулыбался стражник. — Что от городского совета положено — всё получите.

Потом взглянул на притихшую Риату.

— Ты недолго тут.

— Да, господин, — поклонилась рабыня со своей обычной покладистостью.

Не успел зевавший во весь рот тюремщик прикрыть дверь, как невольница уже протискивала сквозь ячейки решётки тощий кожаный бурдюк.

— Тут вино, госпожа, — торопливо шептала женщина. — Чуть разведённое. А это изюм.

В камеру перекочевал узкий, плотный мешочек.

— И одеяло. Господин Ротан сказал, что вы старое просили.

— Так и есть, — подтвердила Ника, пыхтя протаскивая тугой свёрток между деревянными брусьями.

Перетащив гостинцы на лежанку и одарив сокамерниц горстью изюма, девушка вернулась к решётке.

— Теперь рассказывай. Только побыстрее, а то стражники разозлятся.

— Подождут, — легкомысленно отмахнулась собеседница. — Я им два кувшина браги принесла и пол курицы на закуску.

Она воровато огляделась.

— А это вам.

Судя по величине свёртка, который едва прошёл сквозь прутья решётки, птичка больше походила на гуся или приличных размеров индейку.

— Спасибо, — растроганно поблагодарила хозяйка. — Только больше ничего такого не носи. Дорого, да и ни к чему.

— Слушаюсь, госпожа, — привычно кивнула невольница и, понизив голос до шёпота, торопливо заговорила. — Когда на форуме все закричали и грозить начали, я хотела к вам пробраться, чтобы защитить или умереть со своей госпожой.

Ника негромко, но выразительно кашлянула.

— Да вспомнила о тех письмах, что вам господин Фарк дал, — быстренько закруглилась с выражением рабской преданности Риата. — Одно как раз в Этригию было — к госпоже Асте Бронии. Вот я и подумала: может, она вам чем-нибудь поможет? А уж если нет…

Женщина вздохнула, на этот раз, кажется, более искренне.

— Тогда к вам пойду, чтобы и в тюрьме служить.

В глубине души попаданка сомневалась, что хитрая невольница смогла бы подняться до таких вершин самопожертвования, но всё же эти слова не могли не доставить ей удовольствия.

Признавшись себе в этом, Ника мягко, но решительно проговорила:

— Спасибо, но ты бы рассказывала покороче, нам ещё много о чём надо поговорить.

— Как прикажете, госпожа, — вздохнула Риата, явно раздосадованная тем, что хозяйка опять не дала ей возможности блеснуть красноречием.

— Нужный дом я быстро нашла. Сказала рабыне в воротах, что принесла её госпоже письмо от господина Румса Фарка из Канакерна. Госпожа Аста Брония меня почти тут же приняла. Вы простите, госпожа, только я ей всё рассказала. Уж очень настырная она. До мельчайших подробностей выпытывала.

Женщина виновато посмотрела на хозяйку, сочтя нужным пояснить:

— Ну, кроме того, о чём вы говорить запретили.

— Правильно сделала, — одобрила её действия арестантка. — И что Аста Брония?

— Не поверила, что вы дочь Лация Юлиса Агилиса, — голос собеседницы упал почти до шёпота.

— И ты показала ей письма отца, — усмехнулась девушка.

— Пощадите рабу глупую, — забубнила Риата, скромно опустив глазки. — Только иначе она бы со мной разговаривать не стала. Как бы я тогда смогла вам помочь?

— Да, я понимаю, — успокоила её хозяйка. — Деньги в шкатулке нашли?

— Пятьдесят империалов, госпожа, — кивнула рабыня.

— Десять сразу отдай Асте Бронии, — распорядилась Ника. — В благодарность за хлопоты, и попроси разрешения пожить у неё до суда.

— Сделаю, госпожа.

— Письма она читала?

— Нет, госпожа, — покачала головой собеседница. — Даже не распечатала. Только имена адресатов посмотрела и всё. Потом она меня на кухню отправила и велела накормить.

Невольница подробно пересказала разговор с Олкадом Ротаном Велусом, особо напирая на то, что он оказался гораздо более недоверчивым, чем госпожа Брония, и грозил Нике всяческими карами за самозванство.

Та отмахнулась.

— Не он один.

Несмотря на откровенный скептицизм и нескрываемые сомнения, адвокат добросовестно выполнил поручение подзащитной и рано утром передал Риате распоряжения её хозяйки.

— Я, госпожа, сразу же на рынок пошла купить, что вы приказали.

— Как догадалась стражникам брагу захватить? — улыбнулась девушка.

— Моего бывшего хозяина, Тита Невия Квинтома, три раза в тюрьму сажали, — охотно пояснила рабыня. — А охранники в них везде одинаковы. Любят выпить и закусить на дармовщину.

"Ну, это не только стражники любят", — подумала Ника, оглядываясь.

Проститутки скромненько сидели на лежанке, бросая в её сторону любопытные взгляды, а Калям чем-то шуршала у себя в углу.

Хлопнула дверь.

— Эй, ты там, выходи! Хватит болтать! Дай вам волю, вы до утра языками трепать будете!

— Ещё немножечко, господин! — испуганно охнула Риата и посмотрела на хозяйку в ожидании распоряжений.

— Принеси завтра после обеда ещё еды, — торопливо заговорила та. — Пять империалов отдай господину Ротану, когда он спросит.

— Слушаюсь, госпожа.

— Ну, и походи по городу, поболтай с рабами. Попробуй узнать, что обо мне говорят.

— Слушаюсь, госпожа, — всхлипнула невольница.

— Живей, камень Питра тебе в зад! — рявкнул тюремщик. — Долго мне ждать?

— Иди! — махнула рукой девушка. — Не зли его зря.

— До свидания, госпожа, — закивала Риата. — Да хранит вас Анаид и другие небожители.

— Передай госпоже Бронии, что я не забуду её доброту! — уже в спину крикнула Ника, вспомнив, что за всё время разговора забыла выразить благодарность чужому человеку, проявившему к ней участие. Деньги — это, конечно, хорошо, но и доброе слово не помешает, оно, как известно, и кошке приятно.

Арестантка стояла, вцепившись в деревянную решётку, краем уха слушая ворчание недовольного стражника, и думала, что один друг, кажется, у неё здесь всё-таки появился.

При всей своей любвеобильности, вороватости и прочих маленьких недостатках, Риата оказалась верной спутницей, не бросившей хозяйку в самых крутых передрягах.

"Я должна её освободить! — внезапно решила попаданка, но вспомнив реакцию рабыни на предложение жить своей жизнью, поправилась. — Вернее, сделать отпущенницей. А там захочет — пусть со мной остаётся, не захочет — уйдёт. Только надо узнать, что для этого нужно. Хотя бы у того же Ротана. Он юрист, значит, должен знать".

"Ты сама сначала отсюда выберись", — возвращаясь к печальной действительности, усмехнулась девушка, отряхивая ладони от прилипшей грязи.

Вернувшись на лежанку, она расстелила поверх прелой соломы тряпочку и торжественно водрузила на неё половину загадочной птицы. Сокамерницы застыли с открытыми ртами.

С хрустом оторвав ногу, Ника пододвинула остатки к Кирсе.

— Теперь твоя очередь делить.

— А почему это её? — недовольно вскричала Калям. — Они себе всё самое вкусное возьмут. Дай сюда!

— Сидеть! — рявкнула девушка, с сожалением понимая, что склочная старуха, кажется, стала воспринимать её доброту, как нечто само собой разумеющееся, и уже начинает предъявлять какие-то претензии. — Она будет делить потому, что я так сказала. Не нравится — не ешь!

Проститутки угодливо захихикали.

— А ты, Кирса, смотри, чтобы всем поровну досталось, — проворчала Ника, разгрызая хрящик.

Ещё раз взвесив тощий бурдюк, она, расщедрившись, плеснула сокамерницам по глотку, после чего убрала остатки продуктов в угол.

— Вы бы, госпожа, еду туда не клали, — облизывая пальцы, сказала Вилпа. — Крысы замучают.

Услышав под лежанкой энергичное шуршание маленьких лапок, малоопытная арестантка-новобранец, ничуть не испугавшись этих милых зверюшек, стала оглядываться, высматривая место, где можно уберечь продукты от прожорливых хвостатых тварей.

Лучшим выходом показалось подвесить кулёк куда-нибудь повыше. Потолок в тюрьме отсутствовал. Над головой темнели массивные балки с криво приколоченными досками, сквозь щели, между которыми проглядывала красно-коричневая черепица. Оторвав от тряпки узкую полоску, девушка вскарабкалась на лежанку, и приподнявшись на цыпочках, протянула её через толстый, грубо отёсанный брус стропила. Теперь осталось только привязать к свисавшему концу узелок, сделав продуктовые запасы недоступными для вечно голодных грызунов.

Вполне довольная собой Ника расстелила одеяло и улеглась, прикрывшись плащом.

— Я слышала, госпожа, будто на Западное побережье можно через Рифейские горы попасть, вроде бы так даже ближе, — неожиданно проговорила Кирса, видимо, желавшая услышать продолжение захватывающей истории. — А вы почему вдоль моря поехали?

— Приболела немного, вот и пришлось в Канакерне задержаться, — охотно отозвалась девушка, чувствуя, что и сама не прочь поболтать. — За это время на перевалах снег выпал, сделав их непроходимыми. Ждать до весны, когда они откроются, мне не захотелось, поэтому пришлось ехать побережьем.

Она подробно объяснила, почему выбрала в попутчики урбу бродячих артистов Гу Менсина, после чего выслушала множество весьма нелестных эпитетов в адрес этих служителей и почитателей лучезарного Нолипа. Хотя обвинения в мошенничестве, обмане и разврате в устах базарной то ли торговки, то ли воровки и двух профессиональных проституток звучали, мягко говоря, странно.

Дав соседкам по камере высказаться, Ника плавно перешла к описанию путешествия по городам Западного побережья, когда вновь лязгнула входная дверь.

Замолчав, она посмотрела на окна. Судя по освещению, день в самом разгаре. Воду уже приносили, а кормить будут только вечером. Возможно, пришли посетители к кому-то из соседних камер?

— Как вы только его уговорили? — послышалось заметно недовольный и слегка удивлённый голос стражника. — В праздник разрешение на освобождение выдать?

— Преподобный Клеар помог, — отозвался глухой мужской голос.

Услышав имя своего обвинителя, девушка тороплив села, спустив ноги с лежанки и набросив на плечи плащ.

Лицо сидевшей на корточках Калям внезапно исказила злобная гримаса.

— Нельзя же такой ревностной почитательнице владыки недр все дриниары в тюрьме просидеть, — продолжал незнакомец. — Вот верховный жрец и попросил магистрата посодействовать. Всё равно штраф мы уже заплатили, так чего её тут зря держать?

— Да мне без разницы, — ответил тюремщик. — Одной больше, одной меньше.

Увидев рядом с ним немолодого лысого мужчину в меховой безрукавке поверх коричневой туники, Ника, вспомнив слова Вилпы, решила, что это, видимо, зять Калям.

— Чего припёрся, обезьяна лысая? — подтвердила её догадку старуха. — На позор мой посмотреть? Ну, так любуйся! Теперь весь город узнает, до чего твоя жёнушка свою несчастную мать довела! Тьфу на вас!

Она смачно не по-стариковски харкнула, угодив точно в перекрестье брусьев решётки.

— Хайло закрой, гадюка старая! — грозно рявкнул стражник, возясь с замком. — Не то не посмотрю на разрешение и остатки зубов выбью!

Скорбно завизжали петли.

— Никуда я с ним не пойду! — внезапно заупрямилась Калям. — Сами меня сюда упрятали, под плети подвели… Я лучше здесь останусь, всё на суде расскажу, как дочка со своим хахалем над матерью издевается!

— И часто с ней так? — опасливо косясь на брызжущую слюной узницу, спросил своего спутника тюремщик.

— Лет шесть уже, как Исми помрачила ей разум, — морщась, словно от зубной боли, отозвался тот. — С тех пор только хуже. Дом продала, деньги в храм Дрина отнесла, а всем говорит, что мы украли. Знать нас не хочет…

Скорбно махнув рукой, он вдруг рявкнул:

— Ну и оставайся здесь! Закрывайте дверь, господин, пусть все праздники за решёткой сидит. Мне только в радость.

— Что?! — опешила Калям. — Ах ты, торчок навозный! Не останусь я здесь, и не надейся! Господин магистрат милость ко мне проявил, доброе дело сделал, отпустил старуху во имя владыки недр, а ты хочешь меня здесь запереть?!

Потешно подпрыгнув, она прытко засеменила к решётке, едва не налетев плечом на вовремя попятившегося стражника.

Криво усмехнувшись, её зять покачал головой, а потом тихо спросил у тюремщика:

— Это что тут за красотка в плаще?

— Толком не знаю, — пожал тот плечами, вытаскивая ключ из замка. — Клеар вчера прямо на форуме в святотатстве обвинил. Ты разве не слышал?

— Так говорят, будто это бродяжка какая на церемонию пробраться хотела, — недоверчиво пробормотал мужчина, разглядывая скромно сидевшую арестантку. — Или беглая рабыня?

— Она и есть, — уверенно подтвердил стражник, издевательски усмехнувшись. — Юлиса! Будто бы из тех самых богачей.

— Ещё и самозванка! — охнул собеседник.

— Сам ты самозванец! — презрительно фыркнув, Ника отвернулась, гордо вздёрнув подбородок.

— Что, где, кто? — вдруг громко закудахтала вновь оказавшаяся возле камеры Калям. — Как? Эта мерзавка посягнула на священную тайну?! Да чтоб у тебя всё нутро сгнило, змея ядовитая, а кости из живота торчали! Пусть слуги Такеры преследуют тебя до самой смерти и после…

Бывшая заключённая с воплем рвалась в запертую дверь, а когда убедилась, что та не поддаётся, вцепилась в деревянную решётку с такой силой, что грязные пальцы побелели, а у замершей в ступоре девушке даже мелькнула шальная мысль, что та не выдержит натиска сумасшедшей старухи, и Калям ворвётся внутрь, чтобы осуществить свои угрозы.

— Дрянь, тварь! — бесновалась бабка, продолжая сыпать угрозами и оскорблениями. — Сколько теперь из-за тебя рудокопов погибнет! Да если бы я знала, что тебя сюда сам преосвященный Клеар посадил, сама бы бесстыжие глаза выцарапала, чтобы ты своими буркалами наглыми белый свет не позорила! Пусть боги покарают тебя за святотатство! Порази её своими молниями, Питр! Великий Дрин, забери живой в царство мёртвых! На кол тебя! На кол!

Вздрогнув, попаданка очнулась от наваждения, охватившего её при виде превращения мирной жуликоватой старушки в разъярённую фурию. Волоски на спине встали дыбом при одной мысли о том, что разговаривай они с Ротаном чуть громче, окажись камера чуть короче, а слух Калям чуть острее, или задержись зятёк настолько, что её рассказ успел дойти до описания обвинений, безумная фанатичка могла бы просто наброситься на богохульницу… И одни небожители знают, кто бы вышел тогда победителем…

— Что с ней делать, суду решать, а не тебе, овца старая! — рявкнул пришедший в себя стражник и набросился на окончательно растерявшегося спутника. — Тащи свою тёщу отсюда, пока я вас обоих в одну клетку не запихал!

Решительно тряхнув головой, словно прогоняя наваждение, Ника встала, подошла к решётке, легко отбила протянувшуюся к ней руку со скрюченными пальцами, схватила верещавшую Калям за лохмотья на груди, оттолкнула, а потом резко, изо всех сил дёрнула на себя, впечатав искажённое ненавистью лицо в деревянные брусья.

Старуха заперхала, очумело моргая, по разбитым губам потекла кровь, а в глазах появились проблески разума.

Воспользовавшись замешательством тёщи, зять схватил её за плечи и буквально поволок безвольно передвигавшую ноги Калям мимо камер, обитатели которых провожали их смехом и издевательскими выкриками. Похоже, большая часть узников не сильно уважала столь рьяных почитателей Дрина.

Наткнувшись на взгляд девушки, замешкавшийся стражник криво усмехнулся.

— Надо же… Как вы её…

Потом, кашлянув, заторопился к входной двери. А Ника брезгливо вытерла ладонь о каменную стену, старательно гася всё ещё клубившийся в душе страх. В который раз только на редкость удачное стечение обстоятельств спасает её от крупных неприятностей. Ну, кто мог знать, что такая милая старушка окажется одно из этих…

Арестантка замерла, стараясь вспомнить: как же называл фанатичных почитателей Дрина Акв?

Ага, "неистовые". На редкость подходящее слово. Удивительно ещё, как они до сих пор весь город под себя не подмяли с такими решительными сторонниками?

— Эй, курицы! — внезапно донеслось откуда-то из глубины помещения. — Кто это из вас старую меретту так отмудохал?

— Не иначе, как та высокая девка в богатом плаще, — отозвался голос уже из другой камеры.

— Важная персона, — вступил в разговор третий. — Рабыня к ней приходила, адвокат. Как такую кралю к нам подсадили?

— Эй! — вновь окликнул первый. — Кто ты такая? Судить за что будут?

— За святотатство, осёл глухой! — пояснил второй. — Слышал же, что стражник говорил?

— Ого, это чего же ты натворила?

— На суде узнаешь, — неприязненно буркнула девушка и обернулась к уставившимся на неё проституткам.

— Вы знали, что она из "неистовых"?

— Что вы, госпожа! — рассмеялась Вилпа. — Женщин в общество не принимают.

— Калям просто рядом болтается, — пренебрежительно махнула рукой Кирса.

Только сейчас соседки по камере рассказали, что восемь или десять лет назад мужа Калям, которую тогда звали вполне по-человечески: то ли Вива, то ли Лукста; завалило в шахте, где он служил мастером. Года через три он будто бы явился к ней во сне и приказал всячески почитать владыку недр. С тех пор женщина в храм Дрина и зачастила. Только, видно, другим небожителям завидно стало. Вот кто-то из них и подговорил Исми лишить столь ревностную почитательницу владыки недр остатков и без того невеликого разума.

Да только богу и это на пользу пошло. Она дом продала, деньги в храм отнесла, а людям сказала, будто дочь с зятем её ограбили и на улицу выгнали.

От мрачного повествования о тяжкой доле Калям, проститутки перешли к другим событиям, так или иначе связанным с историей несчастной, потерявшей разум женщины.

Пользуясь благосклонным вниманием и искренней заинтересованностью слушательницы, они рассказывали подробно, часто перебивая и дополняя друг друга.

Постепенно Ника пришла к выводу, что столь рьяных почитателей Дрина в Этригии не так уж и много. Истовая, сжигающая душу религиозность вообще не в духе местных жителей, во всяком случае тех, с кем приходилось ей встречаться во время своего долгого путешествия. Да и здешние боги выглядели как-то уж слишком "по-человечески" и, кажется, совсем не нуждались в подобного рода фанатиках.

Тем не менее со слов соседок стало ясно, что с тех пор, как верховным жрецом храма городского бога-покровителя стал Клеар, вокруг него начала складываться небольшая, но ужасно крикливая группка истых почитателей владыки недр, официально носившая гордое название: "Общество Дрина", членов которого за глаза называли "неистовыми".

Четыре года назад в окрестностях Этригии произошло землетрясение. Город почти не пострадал, а вот в шахтах погибло много рабов и вольных рудокопов. С тех пор "неистовые" стали достаточно влиятельной силой, требуя всё большего почитания Дрина, часто уже в ущерб других бессмертных, вызывая недовольство их жрецов, беззастенчиво вмешивались в проведение празднеств и даже в городское управление.

Несмотря на более чем низкое положение в городском обществе, Кирса с Вилпой говорили, что подобное поведение "неистовых" и их покровителя уже начинало раздражать многих горожан, недовольных столь бесцеремонным вмешательством жрецов в политическую жизнь.

Не трудно предположить, что хитроумный Клеар решил с помощью судебного процесса о святотатстве над так удачно попавшейся на глаза "стражнику посвящённых" никому неизвестной девицы, напомнить жителям Этригии о скверном характере и могуществе владыки недр, а за одно укрепить свой авторитет в преддверии предстоящих выборов.

Размышление Ники прервал стражник, раздававший узникам запоздалый обед и ранний ужин сразу.

Запивая разбавленным вином чёрствую лепёшку, девушка с ленивым безразличием подумала: случайно ли она вляпалась в разборки политиков городского масштаба, или это тоже часть хитрого плана загадочного игрока, решившего добавить драйва в её и без того перенасыщенную приключениями жизнь?

Она постаралась вспомнить рассказы Наставника о судебной системе Империи, добавив к ним впечатления от разговора с Ротаном. Ясно, что будет состязание сторон при стечении публики. Значит, ей кроме доводов в свою защиту надо понравиться зрителям. Учитывая неоднозначное отношение горожан к фигуре верховного жреца храма Дрина, симпатии и антипатии людей могут иметь большое значение.

Риата уже получила приказ выяснить отношения рядовых жителей Этригии к выдвинутым против Ники Юлисы Террины обвинениям, теперь надо озадачить адвоката, чтобы тот узнал, что по этому поводу думает местная элита.

Как и в прошлый раз молодой юрист появился в тюрьме уже в конце дня.

— Здравствуйте, господин Ротан, — приветливо улыбнулась арестантка. — Рада вас видеть.

— Я тоже, — поклонился тот.

— Прежде чем вы расскажете, что вам удалось выяснить, — тут же перешла на деловой тон девушка. — Давайте определимся с оплатой вашего труда.

Собеседник не то чтобы смутился, но все же отвёл глаза.

— В Этригии адвокаты за ведение дел, связанных с подобными обвинениями, берут по сто риалов, и ещё столько же, если удаётся выиграть процесс.

"Интересно, на сколько он меня надул? — хмыкнула про себя подзащитная, но поймав спокойный, уверенный взгляд молодого человека, смешалась. — Кажется, не на много".

— Меня это устраивает, господин Ротан, — кивнула она. — А теперь скажите, что же я всё-таки сделала такого противозаконного?

— Я пытался выяснить суть обвинения, госпожа Юлиса, — солидно откашлялся довольный собеседник. — Хотя господин Клеар очень удивился, узнав, что у вас есть адвокат. Потребовал даже показать разрешение эдила.

— Выходит, теперь он знает, кто я такая, и что у меня есть деньги на защитника, — нахмурилась Ника. — Как бы он ещё какую-нибудь каверзу не придумал, чтобы сделать свои обвинения более… обоснованными.

Вскинув брови, молодой человек одобрительно хмыкнул.

— Да, как я уже говорил, верховный жрец не ожидал, что у вас будет адвокат. Но ваш знаменитый род я ему не называл.

Ротан пожал плечами.

— Мне показалось, что утром его совершенно не интересовало, кто вы такая.

Настал черёд попаданке удивляться особенностям местного документооборота.

— А разве это в вашем разрешении не написано?

— Там указано лишь ваше первое имя, — снисходительно пояснил собеседник, и чуть прищурив глаза, процитировал на память. — Господину Олкаду Ротану Велусу разрешается посещать тюрьму для беседы со своей подзащитной, девицей Никой, обвиняемой в святотатстве.

— Никаких других подробностей о вас Клеар от меня не узнал, — завертел головой Ротан. — Но рано или поздно ему об этом расскажут. По городу уже ползут самые разные слухи. Праздник — люди ходят в гости, много пьют и болтают. Так что долго это скрывать не удастся.

Он развёл руками.

— Чем позднее, тем лучше, — усмехнулась арестантка. — Но простите, я прервала вас. Прошу, рассказывайте.

— Клеар утверждает, будто вы, скрытно пробравшись в священную пещеру, осквернили своим присутствием таинство обряда, что может вызвать гнев владыки недр и неисчислимые бедствия.

— Врёт! — вновь не удержалась от комментария девушка. — Я в пещеру даже не входила. Только слышала, как артисты говорили, что она маленькая, и там совершенно негде спрятаться.

— Я проверю, — пообещал адвокат.

— Как? — вскинула брови собеседница. — Туда же вроде запрещено ходить под страхом смерти?

— Только в дни дриниар, — наставительно поднял указательный палец молодой человек. — Не составит труда отыскать людей, которые бывали там в другое время.

— Тогда понятно, — кивнула Ника. — Но объясните мне, как знаток имперских законов.

Ротан приосанился, придавая лицу выражение самого сосредоточенного внимания.

— Неужели одних слов верховного жреца храма Дрина будет достаточно, чтобы суд приговорил меня к такой позорной и мучительной казни?

— Нет, конечно, — поспешил успокоить её адвокат. — Он обязан привести доказательства вашей вины.

— Если так, — криво усмехнулась арестантка, подавшись вперёд и почти касаясь лбом решётки. — То как по-вашему он собирается это сделать?

— Обычно в таких случаях привлекают свидетелей, — неуверенно пробормотал собеседник. — Но здесь ситуация несколько необычная…

— Почему? — заинтересовалась девушка. — Пусть он не сможет вызвать в суд посвящённых, потому что их личности нельзя разглашать, но там могли быть другие жрецы или какие-нибудь их помощники. Что помешает Клеару представить судьям одного из них? Или вам, господин Ротан, никогда не приходилось слышать о лжесвидетельстве?

— Мне приходилось не только встречаться с подобными негодяями, но и разоблачать их! — гордо заявил молодой человек. — Но этот обвинитель не опустится до подобного бесчестья.

— Это ещё почему? — насмешливо фыркнула Ника. — Испугается гнева Дрина?

— Не стоит так… легкомысленно относиться к владыке недр, госпожа Юлиса, — нахмурился собеседник. — Говорят, он совершенно не понимает шуток. Но дело не только в нём.

— Простите, господин Ротан, — смутилась арестантка, мысленно выругав себя за несдержанность. Всё-таки богов в Империи чтили, так что иронизировать по этому поводу явно не стоило.

Строго посмотрев на притихшую подзащитную, писец-адвокат продолжил:

— Мне удалось выяснить, что согласно старинного закона, в случае обнаружения постороннего во время совершения обряда, стражи посвящённых должны немедленно предать его смерти, а верховный жрец обязан прервать обряд, дабы ещё сильнее не оскорбить владыку недр.

— Как же тогда Клеар докажет суду, что я пряталась в пещере во время обряда? — окончательно растерялась обвиняемая. — Чистосердечное признание выбивать будут?

— Выбивать? — растерянно захлопал слишком длинными для мужчины ресницами Ротан.

— Ну, заставлять меня признаваться в том, чего я не делала! — поморщилась от его непонятливости Ника, многозначительно добавив. — Любыми способами.

— Думаете, вас будут пытать? — вытаращив глаза, молодой человек презрительно скривился. — Граждан Империи подвергают допросам с принуждением только с разрешения императора или префекта провинции.

— Но я-то не "гражданин", — резонно возразила девушка. — А категория "гражданка" в законодательстве отсутствует.

— Так заведено богами, что именно мужчины, а не женщины отдают все силы на служение государству, — растерянно пробормотал собеседник. — Поэтому они и обладают гражданскими правами.

Но тут лицо адвоката озарилось довольной улыбкой.

— Ваша принадлежность к славному роду Юлисов делает вас даже выше… некоторых граждан.

И решительно покачал головой.

— Нет, госпожа Юлиса, никто в Этригии не решится подвергнуть вас пыткам.

— В таком случае я не стану на себя наговаривать! — свела брови к переносице Ника. — И как тогда Клеар докажет то, я была там, где меня не было?

— Не знаю, госпожа Юлиса, — видимо, почувствовав в её словах упрёк, обиженно развёл руками Ротан. — Хвала богам, что удалось хотя бы выяснить суть обвинения. А рассказывать то, как он его намерен доказать, господин Клеар не обязан.

— Вы правы, — скрепя сердце, признала справедливость его слов арестантка.

— Я понимаю, как вам тяжело, госпожа Юлиса, — в голосе молодого человека звучало искреннее сочувствие. — Возможно, верховный жрец просто позабыл о том древнем законе? Или посчитал, что у вас не будет опытного адвоката, который сумеет его раскопать?

Он пожал плечами.

— Узнаем на суде. Но я приложу все усилия, чтобы его выиграть. Я уже начал писать речь в вашу защиту, поверьте, она растопит самые чёрствые сердца.

Воспитанная на суровых реалиях своего времени попаданка с трудом удержалась от презрительной усмешки, но вовремя вспомнила, какое большое значение радлане придают ораторскому искусству, и попыталась благодарно улыбнуться.

— Спасибо, господин Ротан, уверена, она будет великолепна и послужит образцом для подражания. Но скажите, есть ли у вас реальный опыт участия в судебных процессах?

— По поручению сенатора Касса Юлиса Митрора я неоднократно представлял в судах интересы его друзей и знакомых, — подбоченясь, молодой человек вскинул украшенный ямочкой подбородок. — Кроме того мне часто приходилось помогать лучшим юристам Радла при ведении дел моего покровителя.

Несмотря на самоуверенный напыщенный тон, услышанное Нику не обрадовало. Не зная тонкостей имперской судебной системы, она, тем не менее находя всё больше сходства между миром, где родилась, и тем, где оказалась, решила уточнить:

— Полагаю, те дела касались имущественных споров, господин Ротан?

— Да, госпожа Юлиса, — заметно стушевался тот.

"Вот батман! — выругалась про себя девушка. — Да он вообще уголовных дел не вёл! Ну удружила Астия, нашла специалиста!"

— Поверьте, госпожа Юлиса, большой разницы нет, — видимо, заметив реакцию подзащитной, поспешил подбодрить её начинающий юрист. — Главное убедить суд в правоте своего клиента, опираясь на знание законов. А я умею это делать.

— Очень на это надеюсь, господин Ротан, — не желая пускаться в бесплодную дискуссию, арестантка тем не менее решила попробовать использовать на практике информацию, почерпнутую из разного рода криминальных романов, которыми она одно время очень увлекалась.

— Вы знаете, кто будет меня судить?

— Магистрат Мниус Опт Октум, — ответил молодой человек и сейчас же поправил сам себя. — Хотя после праздников судья может смениться. Я точно не знаю.

И недоуменно пожал плечами.

— А разве это имеет значение?

— Как посмотреть, господин Ротан, — вкрадчиво, стараясь ненароком не обидеть собеседника, проговорила Ника. — Вам же известно, насколько могут отличаться мнения разных людей по одному и тому же вопросу? Для кого-то то, что я сделала, будет незначительным проступком, вызванным чрезвычайными обстоятельствами и незнанием законов, а в чьих-то глазах — ужасным преступлением, которому нет прощения. Неужели вам не рассказывали, что "неистовые" едва не растерзали меня на форуме, а стражники защитили и сейчас ведут себя вполне прилично?

"Разве что деньги отняли, — заметила она про себя. — Так и то сама отдала, чтобы не обыскивали".

— Даже если это так, — отведя глаза, буркнул Ротан. — Я никак не смогу повлиять на состав суда. Это решает городской совет.

— Зато, зная судей, можно попробовать изменить их отношение ко мне ещё до заседания, — прошептала девушка. — Если это конечно возможно… Хотя и говорят, что…

Она процитировала надпись на серебряном риале.

— Деньги счастья не приносят.

Усмехнувшись, адвокат с новым интересом посмотрел на подзащитную.

— Скорее, госпожа Юлиса, тут подойдёт выражение: "Власть вечна".

— Вот вы бы и уточнили, — мило улыбнулась Ника, сразу сообразив, что речь идёт об империалах. — И передайте моей рабыне, что я приказала выдать вам задаток.

— Благодарю, госпожа Юлиса, — со сдержанным достоинством поклонился молодой человек.

— Полагаю, у вас есть знакомые среди тех, кто общается с влиятельными людьми?

— Разумеется, — солидно кивнул собеседник, с интересом ожидая продолжения.

— Попробуйте выяснить, что они говорят о моём деле? Насколько оно им интересно?

— Неплохая мысль, — хмыкнув, кивнул Ротан. — Я узнаю.

— Ни в коем случае не ставя под сомнение ваши знания и способности, — тем же осторожным тоном продолжила арестантка, скромно потупив глазки и мысленно проклиная местных самовлюблённых павлинов, болезненно воспринимающих каждый совет женщины. — Позволю себе заметить, что настроение влиятельных людей города стоило бы учитывать не только при написании речи в мою защиту…

Как она и опасалась, лицо адвоката вспыхнуло негодованием.

— Но и при обсуждении тех выражений, которые способны, — как ни в чём не бывало продолжала арестантка. — Повлиять на отношение ко мне… определённых лиц.

Глаза молодого человека подозрительно сощурились.

— Кажется, вы слишком много знаете для девушки, выросшей среди дикарей.

— Отец никогда не скрывал от меня ничего, с чем сталкивался в жизни сам, или что ему приходилось слышать от друзей и знакомых, — наставительно проговорила она. — А я всегда слушала его очень внимательно.

— Это чувствуется, — как-то даже уважительно хмыкнул собеседник и неожиданно поинтересовался. — Что вы собираетесь делать в Империи?

— В первую очередь встретиться с родными, обрести семью, которой так долго была лишена. А потом… я не знаю.

Ну не сообщать же первому встречному о наполеоновских планах возвращения дедушкиного поместья.

— Надеюсь, господин Опт Септис Гирнус в память о сестре поможет мне устроить свою жизнь.

— Да, регистор легко найдёт вам богатого мужа из знатной и уважаемой семьи, — со вздохом сказал Ротан, и в голосе его явственно слышалось сожаление пополам с завистью.

— Если боги не будут против, — покладисто согласилась Ника, тут же поспешив свернуть со скользкой темы. — Только сейчас это не главное. Отец говорил, что проблемы надо решать по мере их возникновения. Для меня сейчас гораздо важнее не оказаться на колу.

— Нет, нет, госпожа Юлиса! — решительно запротестовал адвокат. — Я уверен, что если не вмешаются бессмертные, Клеару не доказать наличие в ваших действиях злого умысла! Но даже если богиня Цития забудет о своей беспристрастности, и верховный жрец каким-то образом сумеет доказать ваше присутствие на церемонии, мы без труда объясним, что вы там просто прятались от убийц. Если человек, спасая свою жизнь, ненароком нарушает закон, это является серьёзным смягчающим обстоятельством.

— То есть меня на кол не посадят? — на всякий случай уточнила арестантка, невольно поёжившись, вспоминая жуткую картину, открывшуюся ей вчера на тюремном дворе.

— Нет, — уверенно подтвердил молодой человек, но тут же нахмурился. — Если сторона обвинения не поставит под сомнения сам факт нападения на вас.

— Одних моих слов недостаточно?

— Нет, — печально подтвердил Ротан.

— Я рассказывала об этом крестьянину, который подвёз нас в город, стражникам у ворот, — стала перечислять девушка. — Хозяину "Спящей львицы"…

— Это может не убедить судей, — покачал головой собеседник.

— Откуда же мне взять свидетелей, если напали в лесу, где кроме меня и артистов никого не было! — раздражённо буркнула Ника, озадаченно потирая лоб. — А человек, который знает, что я путешествовала с урбой, подойдёт?

— Смотря кто, госпожа Юлиса, — осторожно проговорил адвокат.

— Сотник конницы Сентор Тарквиц Орус и эдил из Верхана Ларв Тит Ватер, — сказала арестантка. — Мы с ними виделись у родника, посвящённого… какой-то нимфе. Он недалеко, и в Этригии должны знать это место. Там ровная, усланная гравием площадка у небольшого строения под двускатной крышей, уходящей прямо в склон холма, а вода вытекает из львиной пасти в маленький бассейн в виде скрещённых львиных лап.

— Что там делали сотник конницы и эдил из Верхана? — спросил Ротан.

— Господин Тарквиц вёл пополнение в Арадский лагерь, — пояснила девушка. — А по пути ловили беглых рабов, которые ограбили брата одного из магистратов Верхана.

— Это были бы отличные свидетели, — задумчиво кивнул адвокат. — Только где их сейчас искать? Вдруг до сих пор по лесам шарят в поисках разбойников?

— Тогда хозяин постоялого двора в Кинтаре, — предложила новую кандидатуру Ника. — Мы ночевали там последнюю ночь перед той, когда артисты на меня напали. Возможно, он согласится приехать в Этригию и подтвердит на суде, что я путешествовала вместе с урбой?

— Бесплатно вряд ли, — покачал головой молодой человек и в ответ на недоуменный взгляд собеседницы пояснил. — Это же будет городской, а не имперский суд, куда любой гражданин Империи обязан явиться по первому требованию.

— Так пообещайте ему компенсировать расходы! — раздражённо предложила арестантка. — В разумных пределах, конечно.

— Тогда я наведаюсь в Кинтар, отыщу этого человека и поговорю с ним, — пообещал Ротан. — Если у суда возникнут сомнения в нападении артистов, я потребую отложить процесс на сутки до приезда нового свидетеля.

— Значит, завтра вы не придёте? — как-то само-собой вырвалось у девушки.

— Увы, госпожа Юлиса, — картинно развёл руками адвокат. — Вы надавали мне столько поручений…

— Тогда приходите, как только все их выполните, — улыбнулась Ника. — Я буду ждать.

— Непременно, госпожа Юлиса, — поклонился, отведя правую руку в сторону и чуть назад, молодой человек. — Пусть боги хранят вас в этом кошмарном месте, а я сделаю всё, чтобы вы как можно быстрее его покинули.

— Да помогут вам небожители, господин Ротан, — отозвалась девушка, решив, что он даже вроде бы симпатичный.

— Эй, а меня защищать возьмёшься, красавец? — окликнул его из соседней камеры звонкий юношеский голос Сухана.

Но молодой адвокат даже не взглянул в его сторону.

— Что же вы такое сделали, госпожа, если вас в святотатстве обвиняют? — видимо, набравшись смелости, решилась спросить Кирса, когда сокамерница, вытирая руки пучком соломы, вернулась на лежанку.

— Я же уже говорила, — усмехнулась Ника. — Не в то время не в том месте оказалась. Случайно.

Прикрывшись плащом и подперев голову рукой, она шёпотом рассказала, как артисты попытались её убить, как им с рабыней пришлось бежать по ночному лесу и прятаться в расщелине скалы, которая оказалась священной, и как рано утром их заметил всадник в шлеме с закрытым лицом.

— Стража посвящённых, — хмыкнула Вилпа.

— По закону, госпожа, никто не должен приближаться к горе во время дриниар, — наставительно проговорила её подруга.

— Да если бы я знала, ноги бы моей там не было! — тихо, но со всей возможной искренностью заверила слушательниц девушка. — Но когда смерть в затылок дышит, куда угодно спрячешься.

Уже еле различимые в наступивших сумерках сокамерницы дружно закивали головами, и стали наперебой вспоминать похожие, как им казалось, истории из собственной жизни. Под их бормотание Ника и заснула, время от времени почёсываясь. Тюремные кровососы оказались то ли много голодней, то ли сильно злее корабельных с вигвамными.


***

Несмотря на наступивший вечер, Олкад не поленился дойти до дома Асты Бронии. Судя по доносившейся из-за ворот негромкой музыке, знаменитая куртизанка принимала гостей. Отворившая калитку зверообразная рабыня без всякого почтения заявила запоздалому посетителю, что хозяйка принять его никак не может.

Однако, услышав, что тот опять пришёл к Риате, окинула молодого человека дерзким, полупрезрительным взглядом, и буркнув себе под нос: "Сейчас позову", — захлопнула дверь.

Опешив от неожиданности, писец едва не разразился бранью в адрес столь наглой невольницы и беспомощно огляделся.

Что могут подумать прохожие, увидев его торчащим у ворот Асты Бронии, подобно выпрашивающему подаяние нищему?

К счастью, ждать пришлось недолго.

— Вы звали меня, господин? — едва шагнув за ворота, поклонилась Риата.

— Да, — приосанился молодой человек. — Твоя хозяйка приказала выдать мне деньги.

— Слушаюсь, господин, — кивнула женщина, протягивая руку.

"О мудрая Фиола и справедливая Цития, — мысленно взывал Олкад, нехотя подставляя ладонь. — Неужели она хочет вернуть мне те три риала? Это же издевательство! Пусть Брония сама защищает девчонку за такие деньги!"

Но по мере того, как рабыня аккуратно отсчитывала жёлто-красные кружочки, настроение адвоката стремительно улучшалось.

— Пять, господин? — негромко спросила Риата.

— Пять, — величаво кивнул тот.

— Госпожа больше ничего не велела мне передать?

— Нет, — с трудом скрывая ликование, покачал головой молодой человек, поспешно пряча монеты в тощий, привязанный к поясу кошелёк.

Поднявшись в свою квартиру, он первым делом отправил Жирдяя в трактир, вручив слегка обалдевшему рабу сразу четыре риала, а потом долго рассматривал каждый золотой, поднеся его вплотную к крошечному огоньку масляного светильника. И хотя денежки выглядели достаточно потёртыми, всё же с первого взгляда становилось ясно, что их отчеканили уже в правление Константа Великого. То есть уже после того, как Лаций Юлис Агилис якобы уплыл с женой в Некуим. Как же тогда эти монеты оказались у его дочери? Неужели Ника все-таки самозванка?

Но Олкаду почему-то очень не хотелось в это верить, и он попытался отыскать хоть какое-то объяснение появления у девушки империалов. На ум сразу же пришёл канакернский купец, на корабле которого она приплыла на Континент. Вероятнее всего, его и Лация Юлиса Агилиса связывают какие-то деловые отношения. Иначе зачем консулу каждый год пускаться в такое рискованное плавание? И хотя объяснение показалось ему довольно правдоподобным, адвокат тем не менее пообещал себе выяснить источник денежных средств клиентки.

Услышав, как хлопнула входная дверь, молодой человек торопливо сгрёб золотые кругляшки в кошель, который сунул под одеяло.

Шмыгая носом, Жирдяй выставил на стол большую миску варёных бобов с ароматной мясной подливкой, три ещё тёплые лепёшки, миску оливок и кувшин вина. Олкад принюхался. Судя по запаху, трактирщик расщедрился и налил внутрь явно не своего обычного пойла, а что- то получше.

Сделанный на пробу глоток полностью подтвердил его догадку.

Поглядывая на господина с голодной жадностью, раб палочкой приоткрыл массивную крышку жаровни и ссыпал внутрь свежую порцию древесного угля.

С наслаждением пережёвывая кусочки молодой свинины, приправленные чесноком, лавровым листом и прочими специями, Олкад вспомнил о своей встрече с Клеаром и злорадно усмехнулся. Пусть он и не верховный жрец храма Дрина, но и ему удалось устроить себе маленький праздник в честь владыки недр.

Сегодня утром вернувшись с рудника, где он едва успел перехватить спешившего в столицу гонца с охраной из пяти уже порядком измотанных дорогой всадников, Ротан заскочил к Асте Бронии, чтобы передать Риате распоряжение хозяйки, и направился в святилище бога-покровителя Этригии. Но присматривавший за занятыми уборкой рабами служитель сообщил, что преосвященного нет в храме и появится он только к вечернему жертвоприношению.

Понимая, что во время церемонии переговорить с ним вряд ли удастся, а закончится она поздно вечером, когда адвоката уже не пустят в тюрьму к своей подзащитной, молодой человек решился побеспокоить Клеара дома, хотя и опасался, что подобная дерзость тому вряд ли понравится.

Но в данном случае желание произвести впечатление на Нику Юлису Террину придало ему смелости. Пусть девушка знает, что он не бросает слов на ветер. Обещал узнать, в чём её обвиняют, — сделал; сказал, что вечером придёт, — пришёл.

Олкад легко отыскал жилище верховного жреца. Однако раб-привратник сухо сообщил, что хозяин никого не принимает, так как собирается в гости. Молодой человек назвал своё имя, место службы и попросил передать, что его дело не займёт много времени.

Ротан не слишком рассчитывал, что столь влиятельный человек снизойдёт до беседы с простым вторым писцом, но невольник неожиданно быстро вернулся и пригласил его в дом.

С первых же слов хозяина стала понятна причина такого внимания. Он собирался в гости к Косусу Антону Кватору, совладельцу рудника "Щедрый куст", и, видимо, предположил, что писец выполняет какое-то его поручение. Однако, когда узнал истинную причину визита, сильно разозлился, стал кричать и даже приказал гнать наглеца из дома!

Попивая мелкими глотками совсем недурственное винцо, молодой человек гордо расправил плечи, вспомнив, как заставил сановного собеседника смутиться, напомнив о законах Империи, которые обязаны соблюдать даже верховный жрец Дрина, и продемонстрировал подписанное эдилом разрешение на посещение тюрьмы Олкадом Ротаном Велусом, адвокатом девицы Ники, обвиняемой в святотатстве.

Возможно, с преосвященным сыграло злую шутку раздражение, или он просто хотел как можно быстрее отделаться от докучливого посетителя, только высказанные им претензии к госпоже Юлисе звучали настолько расплывчато и неопределённо, что писец опешил, решив, будто тот намеренно вводит его в заблуждение. Вот только какие-либо дополнительные сведения Клеар отказался дать, при этом издевательски ссылаясь на закон.

— На суде всё узнаешь, — ядовито улыбаясь тонкими губами, сказал он. — А сейчас мне некогда. Сами уйдёте, или приказать рабам вас проводить?

Сохраняя достоинство, Ротан гордо удалился, не обращая внимание на кривые ухмылки невольников верховного жреца. Считая Нику Юлису Террину далеко неглупой девушкой, он понимал, что та явно не удовлетворится подобной формулировкой, ибо фактически Клеар так ничего и не сказал. И как на основании таких пустых слов строить защиту?

В робкой надежде получить хоть какие-то дополнительные сведения, Олкад заглянул в базилику (здание, где заседал городской совет, хранились архивы, и в непогоду проводились заседания суда). Увы, но его встретили только массивные двери, всё ещё закрытые по случаю дриниар.

В конец расстроенный писец отправился домой, намереваясь сосредоточиться на составлении речи, в которой собирался разжалобить сердца судей и зрителей рассказом о тяжкой доле дочери Лация Юлиса Агилиса.

Но перед этим в поисках вдохновения или в растерянности решил немного побродить по форуму, полюбоваться на скульптуры, некоторые из них вполне могли бы украсить даже площади Радла, и послушать, о чём судачат праздно шатающиеся гуляки.

Очень скоро он с удивлением обнаружил, что выдвинутое самим Клеаром обвинение в святотатстве, довольно редко встречавшееся в последнее время, мало кого интересует. Люди во всю обсуждали речь Сула Опуса Лирта, в которой тот, описывая жуткое состояние городского хозяйства: разбитые улицы, старый водопровод, до сих пор недостроенный ипподром; ясно намекал на некие злоупотребления нынешних магистратов, получавших особо выгодные подряды за счёт городской казны.

Только проходя мимо небольшой группки горожан, собравшихся возле лестницы, ведущей в храм Дрина, молодой человек услышал обрывки разговора о святотатстве. Какой-то немолодой мужчина в застиранном плаще поверх старой, аккуратно зашитой туники с жаром доказывал, что соседи из Музаллы, завидуя богатству Этригии, которой покровительствует сам владыка недр, наполняющий их шахты серебром, свинцом и оловом, заслали какую-то безродную бродяжку, чтобы испортить таинство церемонии и вызвать гнев великого Дрина. Но другой не менее скромно одетый мужчина мрачным шёпотом сообщал, что та девица — на самом деле внучка одного из рабов, посаженных на кол после подавления восстания рудокопов. Будто бы через столько лет она пришла отомстить за своего деда, являвшегося не то царём, не то вождём какого-то варварского народа.

Остановившийся возле Олкада юноша в меховой безрукавке робко предположил, что девушка могла оказаться возле священной горы совершенно случайно. На что собравшиеся дружно заорали, и парень поспешно удалился.

А Ротан понял, что судьба свела его с членами "общества Дрина" или "неистовыми". Похоже, никого кроме них история с обвинением Юлисы в святотатстве сильно не интересовала. Притворившись ничего не знающим зевакой, писец попробовал выяснить подробности столь ужасного деяния у истинных почитателей владыки недр. Однако, ничего кроме глупых слухов не услышал. Не раз участвуя в судебных процессах, Олкад не мог себе представить верховного жреца храма, выступавшего на форуме с подобными глупостями. Какими бы наивными и провинциальными не казались этригийцы, но и они только посмеялись бы, услышав столь бездоказательные обвинения от уважаемого в городе человека.

С огорчением убедившись, что ничего кроме слухов узнать не удастся, молодой человек поплёлся на квартиру, пытаясь на ходу сообразить: как внятно объяснить подзащитной свою явную неудачу? Ибо пребывал в полной уверенности, что Ника Юлиса Террина именно так и расценит результат попытки выяснить суть выдвинутых против неё обвинений.

Но тут кто-то из небожителей: то ли ветреная богиня удачи Кани или бессмертная покровительница юристов Цития; сжалились над невезучим адвокатом, по достоинству оценив его усилия.

У конной статуи Императора молодого человека окликнул Сцип Антон Ур. Первый писец очень обрадовался встрече с коллегой и тут же сообщил, что сбежал с устроенного отцом скучного пира, где занудные старики собрались вести бестолковые разговоры о политике и под богатое угощение вспоминать своё буйное прошлое.

— Зачем мне слушать про чужую молодость, когда у меня своя есть! — он со смехом хлопнул Ротана по плечу, тут же предложив составить ему компанию и вместе навестить "Рой бабочек".

Услышав название одного из лучших публичных домов Этригии, Олкад затосковал. Первый писец относился к нему неплохо, даже кое в чём помогал, но вряд ли его щедрость зайдёт так далеко, чтобы оплатить посещение столь дорогого и престижного заведения.

Пока молодой человек лихорадочно соображал, как бы повежливее отказаться от столь лестного, но, увы, слишком обременительного для его тощего кошелька предложения, собеседник, внезапно став серьёзным, отвёл его в сторону, чтобы сообщить пренеприятное известие.

Оказывается, верховный жрец Дрина рассказал отцу Сципа Антона, что писец с его рудника взялся защищать в суде преступницу, совершившую ужасное святотатство, вполне способное вызвать гнев капризного владыки недр.

Правда, как понял Олкад, хитрый Клеар так и не сообщил, в чём конкретно заключается суть преступления, больше напирая на разнузданную непочтительность всяких чужаков к святыням Этригии. Косус Антон Кватор выразил по этому поводу самое искреннее сожаление, пообещав после праздников разобраться, и как всегда посетовал на упадок нравственности среди нынешней молодёжи.

— Отцу не понравилась эта история. Верховный жрец — влиятельный человек…

Сцип Антон Ур озабоченно свёл брови к переносице.

— Зачем ты взялся за это дело, Ротан? Чем тебя прельстила та девица? Или ты так давно не был с женщиной, что готов броситься на первую попавшуюся бродяжку, даже если для этого придётся вызвать неудовольствие моего отца? Пойдём лучше в "Рой бабочек", там тебя быстро избавят от тяжести в чреслах. Я заплачу, а ты потом понемногу отдашь. Без доли. Мы же друзья.

Олкад не считал другом того, за кого ему приходилось делать всю работу, да ещё за такое смешное жалование. Видимо, поэтому его слова прозвучали гораздо холоднее и резче, чем хотелось.

— Она вовсе не какая-то бродяжка!

— А кто? — всерьёз удивился то ли тоном ответа, то ли его содержанием первый писец.

Взяв с него клятву, что тот сохранит всё услышанное в тайне до суда, младший коллега рассказал ему увлекательную историю Ники Юлисы Террины.

Как и следовало ожидать, первой реакцией собеседника оказалось полное недоверие. Он даже упрекнул Ротана в детской наивности. Но по мере того, как тот рассказывал о письмах, о кольце, о беседе с Никой, слушатель постепенно перешёл от крайнего неприятия к недоверчивой заинтересованности. Обозлившись на Клеара за столь откровенный донос, Олкад поведал об их разговоре, не постеснявшись высмеять абсурдность обвинений, которые верховный жрец собирается повесить на девушку столь знатного рода.

Внимательно выслушав приятеля, Сцип Антон Ур задумчиво сказал, что теперь начинает понимать причину, заставившую Клеара ябедничать отцу на какого-то второго писца. Оказывается, высказанное сгоряча обвинение грозит неприятностями и ему самому.

По древнему, уже основательно подзабытому закону, принятому ещё в незапамятные времена, стражи посвящённых должны убить на месте всякого, кто попытается вызнать тайну церемонии, не то что на неё посмотреть. А верховный жрец в этом случае обязан прервать обряд и перенести его на следующую ночь, незамедлительно уведомив об этом городской совет. После завоевания города Радлом Сенат в знак почтения к владыке недр оставил данный закон без изменения.

Оставив объедки от ужина рабу, хозяин забрался в кровать. Укрывшись заботливо согретым Жирдяем одеялом, он криво усмехнулся, вспомнив то недоумение, в котором находился после поразивших его до глубины души слов Сципа Антона, коренного этригийца знатного рода, члены которого наверняка когда-то входили и в число посвящённых.

А тот, звонко рассмеявшись, вновь хлопнул его по плечу.

— Что, Ротан? Теперь дело твоей непонятной девицы выглядит уже не таким безнадёжным, правда?

— И многие знают об этом законе? — опасаясь спугнуть удачу, спросил Олкад.

— Тут нет никакой тайны, — усмехнулся первый писец. — Мне как-то давно дед рассказывал. Этот закон остался ещё с тех пор, когда Этригия была столицей царства. После завоевания Радлом Сенат в знак почтения к владыке недр оставил его без изменения, уж очень редко он применялся. Если хочешь убедиться — сходи в городской архив. Тебе, как адвокату, обязаны выдать все законы.

— Если только твой отец не запретит мне заниматься этим делом, — нахмурился молодой человек.

— Я с ним поговорю, — пообещал Сцип Антон. — То, что ты рассказал, многое меняет.

Олкаду и раньше приходилось вращаться среди власть имущих, поэтому он без труда понял затаившийся в словах собеседника намёк. Уж если действительно появилась возможность, то семейство Антонов не станет возражать против небольшого урона авторитету верховного жреца храма Дрина. Так, на всякий случай, чтобы не думал о себе слишком много.

Расставшись с коллегой, второй писец подумал, что преосвященный крупно просчитался с выбором жертвы. Видимо, потому что Ника сама явилась на форум впоисках справедливости, Клеар решил, что поскольку заступиться за неё некому, иначе к магистратам обратился бы мужчина, то она безродная неграмотная бродяжка, которую будет легко запутать и запугать в суде.

Путешествуя в свите сенатора Касса Юлиса Митрора по провинциям, Олкад не раз присутствовал на процессах, где отлично знавшие законы юристы дурачили какого-нибудь малограмотного селянина или ремесленника.

Разумеется, адвокат не стал посвящать в такие тонкости свою подзащитную, считая, что девушка, выросшая среди варваров, просто не поймёт столь запутанных отношений среди этригийской знати. Но разговор с Никой Юлисой Терриной в который раз его удивил. Она не только быстро сообразила, от кого в конечном счёте зависит приговор, но и довольно изящно посоветовала дать судьям взятку.

К последнему предложению молодой человек отнёсся со смешанным чувством недоверия и жалости. Откуда взяться деньгам у бедной, явившейся из-за океана девушки? Но золотые империалы, удобно устроившиеся в кошельке писца, развеяли последние сомнения.

Проснувшись на удивление бодрым и даже раньше Жирдяя, он с особым удовольствием сдёрнул с сундука храпящего раба.

Ёжась от успевшего воцариться в квартире холода, Олкад торопливо оделся с помощью охавшего невольника, надавал ему кучу поручений и спустился во двор, где отыскал стиравшую в деревянном корыте какие-то тряпки полную, неопрятную женщину в облезлой меховой безрукавке, поверх заляпанного пятнами платья.

— Здравствуй, Галхия, муж дома?

— Спит ещё, господин Ротан, — отозвалась соседка, мокрой рукой убирая со лба седую прядь.

— Я поднимусь? — полувопросительно, полуутвердительно проговорил молодой человек. — У меня к нему дело.

— Пожалуйста, — пожала покатыми плечами женщина.

Крепко держась за хрупкие, даже на вид гнилые перила, Олкад осторожно вскарабкался по жалобно скрипевшим ступеням до третьего этажа. Тонкая, криво висевшая дверь оказалась гостеприимно приоткрыта. Отворив её, писец досадливо поморщился. Ударившая в нос вонь мало чем отличалась от запахов городской тюрьмы.

Квартирка Патра Кроя состояла из одной комнатёнки, едва ли превышавшей размерами спальню Ротана. Кроме обшарпанного сундука там помещался многократно отремонтированный стол с тремя рассохшимися табуретками, а у дальней от окна стены стояла потрёпанная кровать без задней спинки. Из-под кучи тряпья и каких-то облезлых шкур доносилось лёгкое похрапывание, и торчала волосатая нога с пальцами, украшенными длинными чёрными ногтями.

Успевший привыкнуть на рудниках и к более неаппетитным зрелищам, молодой человек потряс отчаянно заскрипевшее ложе.

— Эй, Крой! Господин Крой!

Храп сменился недовольным ворчанием:

— Кто ты такой, и чего тебе надо во имя Дрина?

— Сосед твой, господин Ротан, — солидно представился Олкад.

Удивлённо хрюкнув, из-под одеяла высунулась всклокоченная голова с узкими щёлочками глаз.

— Чего пришёл?

— Ты хвалился, что какой-то твой родич — коскид магистрата Волса Сервака Улса и служит у него писцом?

— Да, — хозяин квартиры почесал заросший щетиной подбородок. — Мет Фулий Хоб — двоюродный дядя по матери.

Адвокат торопился, да и не собирался долго болтать с неграмотным оборванцем, поэтому сразу же предложил:

— Устрой мне с ним встречу завтра.

— Завтра? — переспросил Крой, и его глаза-щёлочки расширились почти до нормальной величины.

— В полдень у трактира "Щедрость Ангипы", — подтвердил молодой человек. — Обед за мой счёт.

— Так с этого и надо было начинать, сосед! — тускло блеснул гнилыми зубами собеседник. — Придём обязательно!

Однако тут же счёл нужным предупредить:

— Если его магистрат делами не загрузит.

— Всё в руках богов, — понимающе кивнул писец, и не задерживаясь более, торопливо покинул провонявшую мочой и кислятиной комнату.

Перед тем как навестить управляющего рудником "Щедрый куст", он зашёл на форум, где поменял империалы на более необходимое в обычной жизни серебро.

Уважая и побаиваясь своего начальника, Олкад навестил цирюльника и на этот раз даже согласился на примочки из ромашки.

Дом Покрла Атола Онума располагался неподалёку от маленького, но очень изящного храма Анаид.

Раб-привратник хорошо знал второго писца, поэтому впустил его в прихожую, не заставив ждать на улице, но сразу предупредил, что хозяин всё ещё в постели и может его не принять.

Молодой человек пообещал в этом случае сразу же уйти.

Ожидая возвращения привратника, он в который раз рассматривал нарисованные на стенах горы, реки, диких зверей и бегущие по небу кудрявые облака. Невольно прислушиваясь к неясным звукам, доносившимся из глубины здания, Олкад скоро стал различать торопливое шлёпанье сандалий по каменным плитам.

В нетерпении он обернулся к широкому, ведущему в соседний зал проёму, обратив внимание на свисавшие по сторонам гирлянды из аккуратно высушенных виноградных листьев.

— Господин готов вас выслушать, господин Ротан, — поклонился раб, делая приглашающий жест.

Преодолев три мраморные ступени, молодой человек оказался в обширном помещении с квадратным отверстием в потолке, под которым поблёскивал небольшой бассейн с устланным мелкими камешками дном. Тонкие, строго вида колонны поддерживали края наклонённой внутрь крыши.

Достойное содержание большого хозяйства требовало много воды, одним из источников которой служили дожди. Скатываясь по черепице, она попадала в резервуар и использовалась для различных нужд.

Прямо напротив входа с противоположной стороны водоёма на небольшом возвышении по-хозяйски расположился массивный, тёмного дерева стол, украшенный резьбой и накладками из черепахового панциря. На нём горделиво красовались: серебряная чернильница, большая шкатулка, окованная ярко начищенными металлическими полосами, и белела стопка листов папируса, придавленная вычурной песочницей.

Рядом возле жёлтого с голубыми полосами занавеса, отделявшего деловую часть дома от семейной, стояло кресло с высокой, изукрашенной спинкой, так же инкрустированное черепаховым панцирем и пластинками слоновой кости.

Именно восседая на нём, господин Покрл Атол Онум раздавал указания, принимал почести от коскидов, встречался с важными посетителями и работал с документами во второй половине дня.

То ли специально, а, может, по привычке, провожатый провёл совсем незнатного гостя мимо длинного узкого стола, приставленного вплотную к расписанной стене и призванного демонстрировать достаток хозяев дома. На полированной доске красивого тёмно-красного дерева выстроились в ряд серебряные кувшины, вазы, украшенные чеканкой блюда и тонкой работы масляные светильники.

Присутствуй здесь господин Атол, писец хотя бы замедлил шаг, делая вид, будто любуется выставленными на всеобщее обозрение красивыми и дорогими вещами. Но перед невольником не счёл нужным притворяться.

С не меньшим равнодушием гость посмотрел на стоявший в углу изящный алтарь домашних богов с его серебряными фигурками и позолоченной, напоминающей раковину чашей для приношений. Белевший в ней кусок лепёшки ясно давал понять, что глава семейства уже проснулся и совершил необходимые жертвоприношения. Но, видимо, потом опять вернулся в кровать.

Неожиданно из бокового проёма, пятясь задом, на четвереньках выползла молодая рабыня, усердно елозившая по полу мокрой тряпкой. Чтобы не запачкать одежду, она высоко задрала подол, и взгляд молодого человека невольно задержался на её пышных, молочно-белых ягодицах.

Шагавший впереди провожатый, едва не налетев на внезапно возникшее препятствие, выругавшись, отвесил старательной, но невнимательной уборщице хорошего пинка.

— Гляди, куда прёшь, задница деревенская!

Руки молодой женщины невольно подломились, так что она едва не упала лицом в лохань, выплеснув часть воды на пол.

Тихо пискнув, рабыня замерла, не поднимая глаз и втянув голову в плечи.

Аккуратно переступив через расползавшееся по каменным плитам мокрое пятно, гость, повернув голову, увидел стоявший по середине просторной комнаты со светлыми стенами ткацкий станок, являвшийся обязательным атрибутом любого радланского дома, где есть хозяйка.

Хотя одного взгляда Олкада хватило для понимания того, что супруга господина Атола уже давно не ткёт ткань для членов семьи.

И дело не только в явно старых, успевших потемнеть нитях основы, натянутых на деревянную раму. Молодой человек заметил модный круглый столик на одной ножке с большим, ярко начищенным зеркалом и четыре элегантных стульчика с подлокотниками, но без спинок вместо положенной по обычаю скамейки. Видимо, среди знатных женщин Этригии тоже стала распространяться столичная мода не просто встречаться и болтать с подругами, а устраивать что-то вроде ундиналий, превратив ткацкий станок из необходимого механизма в деталь интерьера.

Опередив гостя, раб аккуратно отодвинул край тяжёлой занавеси, пропуская писца на семейную половину дома.

Здесь в крыше тоже зияло квадратное отверстие. Вот только вместо водоёма под ним располагался цветник, где среди облетевших кустов стояла мраморная статуя Покрла Атола Онума.

Высеченный в натуральную величину, хозяин дома смотрел на вошедших с задумчивой улыбкой на каменных губах, одной рукой придерживая край плаща, а в другой сжимая свиток.

Несмотря на очевидное сходство, скульптура Олкаду не понравилась. Она выглядела мёртвым, застывшим истуканом, лишённым даже проблеска жизни, и мало походила на творения признанных мастеров Империи.

Рядом с постаментом прямо под открытым небом за лёгким столиком из светлого дерева неторопливо кушала лепёшки с мёдом полная женщина со следами былой красоты на густо накрашенном надменном лице. В венчавшей гордую голову высокой причёске, состоящей из множества аккуратно завитых и тщательно уложенных кудряшек, блестели нитки жемчуга. Мочки больших ушей оттягивали золотые серьги с крупными изумрудами, а плечи прикрывала накидка из дорого меха белых лисиц.

— Да благословит добродетельная Нона ваше утро, госпожа Атол, — низко поклонившись, поприветствовал супругу управляющего рудником "Щедрый куст", второй писец.

Но в ответ не удостоился даже радушного кивка. А вот стоявшая возле госпожи тощая рабыня с противным морщинистым лицом зло зыркнула в его сторону выцветшими глазами.

— Господин Атол приказал привести господина Ротана, — сообщил сопровождавший молодого человека невольник.

Однако, хозяйка дома вновь ничего не сказала. Молча глотнув разбавленного вина, она лишь опустила редкие, длинные ресницы.

Сообразив, что его услышали, раб обратился к гостю:

— Сюда, господин.

Стараясь держаться скромно, но с достоинством, Олкад украдкой огляделся. Семейная часть дома управляющего показалась ему больше парадной. Стены здесь тоже покрывали яркие росписи, изображавшие разноцветные розы в переплетении усыпанных листьями виноградных лоз. Каменные плитки пола складывались в правильный геометрический узор.

Проходя мимо столовой, он разглядел большой круглый стол и три широких, мягких ложа с разноцветными, очевидно, набитыми шерстью подушечками в виде валиков.

Провожатый остановился возле чуть приоткрытой двери вишнёвого дерева, и заглянув внутрь, доложил:

— Господин Ротан здесь.

— Пусть заходит, — распорядился хозяин. — Да открой дверь, не видно ничего.

— Да, господин.

Как принято у радлан, в спальне не имелось ни одного окна. Днём она освещалась через распахнутую дверь, а вечером зажигали маленький светильник.

Большую часть помещения занимала высокая широкая кровать с вычурными, украшенными слоновой костью спинками.

Покрл Атол Онум лежал на боку, подперев коротко стриженную голову рукой, и грустно взирал на подчинённого из-под тяжёлых набрякших век. На опухшем лице, казалось, навсегда поселилась гримаса страдания, а покрасневший нос печально нависал над покрытой седоватой щетиной нижней губой. Перед ним прямо на постели стоял стеклянный кубок, до половины наполненный вином.

— Ну и чего тебе, Ротан?

— Господин Атол, — постарался как можно изящнее поклониться писец, не забывая отвести правую руку назад и в сторону. — Прошу вас разрешить мне не выходить послезавтра на службу.

— Не напраздновался ещё? — усмехнулся собеседник.

— Нет, господин Атол, — запротестовал молодой человек. — То есть не в этом дело. Послезавтра мне необходимо выступить на суде в качестве защитника госпожи Ники Юлисы Террины, обвиняемой в святотатстве.

Управляющий решительно осушил кубок, и вытерев губы тыльной стороной ладони, уточнил:

— Это та девица, которую прямо на форуме обличал сам преосвященный Клеар?

— Да, — скромно подтвердил Олкад.

— А чем она с тобой рассчитается, Ротан? — рассмеялся Атол, почёсывая пухлую, заросшую курчавыми волосами грудь. — Учти, за пропущенный день ты у меня ничего не получишь.

— Я понимаю это, — кивнул писец, с неприязнью подумав: "Какое всем дело, что я получу? А ты бы лучше жалование прибавил".

Но вслух произнёс:

— У госпожи Юлисы есть деньги, чтобы оплатить услуги адвоката.

— Как ты сказал? — прищурился управляющий. — Юлисы? Она случаем не родственница радланским аристократам?

— Госпожа Ника Юлиса Террина из рода младших лотийских Юлисов, — гордо сообщил молодой человек.

— Откуда она здесь взялась? — недоверчиво хмыкнул собеседник. — Одна, без мужчины, даже без сопровождения.

Олкад принялся с жаром рассказывать, но хозяин дома быстро оборвал его, презрительно фыркнув:

— Вот уж не знал, что ты настолько доверчив, Ротан! Надо же так легко позволить себя обмануть какой-то гулящей девке!

— Я видел письма, адресованные родственникам матери госпожи Юлисы! — смело возразил молодой человек. — И золотой перстень с печатью.

— На папирусе всё что угодно нацарапать можно, — пренебрежительно махнул пухлой волосатой рукой Атол. — И печать сделать недолго.

— Вот поэтому я уже отправил письмо моему покровителю, — доверительно сообщил писец. — Кому, как не господину Кассу Юлису Митрору, сенатору Империи и главе рода старших лотийских Юлисов, решать: что делать с этой девушкой?

— Ты исполнил свой долг, сообщив ему об этом странном происшествии, — кивнул, соглашаясь, управляющий. — Пусть Юлисы сами разбираются с самозванкой.

— Даже бессмертная Фиола не смогла бы рассудить мудрее, господин Атол! — патетически вскричал Олкад. — Но когда ещё сенатор получит моё письмо и примет решение, знают одни небожители, для которых нет тайн в делах смертных. А суд послезавтра. И что если госпожа Юлиса, действительно, та, за кого себя выдаёт? Под небом случались и более удивительные вещи. Тогда покровитель ни за что не простит мне, если я брошу в беде его родственницу.

Хмыкнув, собеседник опять почесал отвисшую грудь и вдруг крикнул:

— Эй, кто там? Срос? Ртам? Сюда!

— Я здесь, господин! — в дверях, тяжело дыша словно от быстрого бега, появился молодой раб в короткой опрятной тунике с деревянной табличкой на кожаном шнурке.

— Принеси ещё вина! — велел хозяин, протянув пустой бокал. — Да скажи, чтобы поменьше разбавляли.

— Да, господин.

— Так ты поэтому взялся её защищать? — спросил управляющий, едва невольник скрылся.

— И поэтому тоже, господин Атол, — солидно кивнул писец.

— А что она конкретно натворила? — после некоторого раздумья спросил управляющий.

— Суть обвинения пока не совсем ясна, господин Атол, — нахмурился адвокат. — Верховный жрец утверждает, будто девушка специально пробралась на церемонию умилостивления владыки недр, чтобы нарушить священное таинство ритуала. Но госпожа Юлиса говорит, что не заходила в пещеру, а всего лишь пряталась от убийц в расщелине на склоне горы.

— От каких таких убийц? — тут же заинтересовался собеседник.

Но прежде чем молодой человек успел ответить, в спальню вернулся посланный за вином раб. Пригубив, хозяин удовлетворённо кивнул и движением руки отослал его прочь, а гость начал захватывающее повествование о путешествии дочери Лация Юлиса Агилиса по городам Западного побережья в компании бродячих артистов.

Управляющий внимательно слушал, хмыкал, попивая мелкими глотками вино, но от комментариев воздерживался до тех пор, пока речь не зашла о мнимой болезни мулов.

— Я так и знал, что эти прохвосты её так просто не отпустят!

— Но госпожа Юлиса обманула их и сбежала в лес! — вскричал довольный реакцией начальника Олкад.

Добавив в голос драматизма, он поведал о том, как госпожа с верной рабыней, спасаясь от убийц, затаились в глубокой расщелине, где и просидели до рассвета.

— Не повезло девушке, — крякнул хозяин дома, осушая бокал. — Тебе будет нелегко её защитить, если обвинение выдвинул сам Клеар.

— Я приложу все усилия, господин Атол, — заверил молодой человек. — Но для этого прошу вашего разрешения не выходить на службу послезавтра. Клянусь Семрегом, это никак не скажется на работе. Я всё наверстаю в следующие дни.

— Не сомневаюсь, — кивнул управляющий, и приосанившись, насколько это возможно лёжа в постели, заявил, гордо вскинув покрытый щетиной подбородок:

— Уважение к законам — основа основ Империи, а защита невиновных — дело почётное, благородное и угодное богам. Отправляйся на суд, господин Ротан, и покажи всему городу, какие люди служат на руднике "Щедрый куст".

— Благодарю, господин Атол! — пылко вскричал адвокат. — Богиня правосудия Цития не забудет, как вы помогли приблизить её торжество! Да хранит вас громовержец Питр и все небожители.

— Ступай, Ротан, — с величественной небрежностью махнул рукой собеседник. — Тебе надо подготовиться к процессу.

Он потянулся.

— А мне пора принять ванну.

Хозяйка дома уже позавтракала, столик убрали, и теперь возле кустов возился раб-садовник.

Обговорив с начальством своё участие в суде, писец направился к храму Гиппии. Возле святилища богини лошадей селились в основном возчики, промышлявшие перевозками людей и грузов как по ближайшим окрестностям, так и по другим городам Империи. Кроме них там проживали ветеринары, а также мастера по изготовлению конской сбруи и разнообразных повозок.

Увы, несмотря на то, что владыка недр имел весьма отдалённое отношение к этим уважаемым профессиям, их представители праздновали дриниары с не меньшим размахом, чем прочие жители Этригии.

Единственного знакомого Ротану возчика дома не оказалось, и хмурая жена не представляла, когда вернётся её загулявший супруг. Однако, она не отказалась порекомендовать не вовремя заглянувшему клиенту трёх вполне приличных коллег своего благоверного.

У первого из них гостили какие-то дальние родственники, поэтому он предложил отправиться завтра утром. Вот только Олкаду было необходимо попасть в Кинтар ещё сегодня, и он отправился по второму адресу. Поначалу казалось, ему здесь повезло. Явно страдающий с похмелья молодой мужчина выразил согласие выехать немедленно, но заломил несусветную цену в тридцать риалов, и все попытки взывать к его милосердию или хотя бы здравому смыслу ни к чему не привели.

Решив, что эти деньги он всё равно сдерёт с подзащитной, адвокат согласился, но потребовал расписку. Возчик заявил, что выдаст её только после получения денег, и пошёл запрягать мула.

Тележка оказалась небольшой, но вместительной, на высоких колёсах с хорошо смазанными осями. Заехав на квартиру, писец прихватил старый плащ из толстого грубого сукна, приказал Жирдяю вести себя прилично и укатил.

Без груза, при хорошей погоде молодой упитанный мул бодро тянул громыхавшую по камням повозку. Её владелец, не поскупившись, навалил большую кучу ячменной соломы, на которую и завалился Олкад Ротан Велус, бросив сверху плащ.

Ещё до сумерек они добрались до Кинтара, где писец легко отыскал нужный постоялый двор. После первых же слов хозяин вспомнил высокую, красивую девушку, путешествовавшую с одной рабыней в компании бродячих артистов.

— Эти мошенники обманули нашего магистрата Фамия, — презрительно скривил губы владелец заведения. — Обещали устроить представление, а сами рано утром уехали.

— Вот как? — вскинул брови адвокат.

— В полдень он прислал раба узнать, почему никто из них не пришёл на форум определиться с местом для выступления? А этих проходимцев уже и след простыл!

Не в силах удержаться, молодой человек спросил его о Нике Юлисе Террине.

— Обычная, хорошо воспитанная девица из приличной семьи, — пожал плечами тот. — Я, конечно, удивился, почему это она едет вместе с артистами? Но не в моих правилах влезать в дела постояльцев.

Мужчина почесал затылок.

— Я, правда, заметил, что она с ними почти не разговаривает. Даже обедала за другим столом.

Последнее обстоятельство почему-то особенно пришлось по душе Олкаду.

"Конечно, — довольно хмыкнул про себя писец. — Не станет девушка такого знатного рода общаться со всяким сбродом!"

— А вы почему интересуетесь? — подозрительно прищурился собеседник.

Адвокат откровенно рассказал, в какую неприятную историю попала его подзащитная.

Владелец заведения сокрушённо покачал головой.

— Вся округа знает, что в дни дриниар запрещено приближаться к священной горе.

— Она же не из этих мест, — объяснил молодой человек. — И не просто погулять вышла, а спасала свою жизнь.

Выслушав душераздирающее повествование об ограблении и попытке убийства беззащитной девушки, хозяин постоялого двора нахмурился.

— Что вы от меня хотите, господин Ротан?

Олкад объяснил, собеседник страдальчески скривился.

— Если бы суд проходил у нас в Кинтаре, я бы обязательно пришёл и дал правдивые показания. Но ехать в Этригию — это на два дня оставлять постоялый двор без присмотра.

Он развёл руками.

— Полагаю, ваших письменных показаний, заверенных кем-нибудь из магистратов будет достаточно, — сказал молодой человек. — Но если вдруг этригийский суд захочет вас вызвать, моя подзащитная готова компенсировать ваши потери.

— У неё есть деньги? — удивился мужчина.

— Мне же она платит, — усмехнулся писец.

На постоялом дворе нашлись чернила и другие письменные принадлежности. Адвокат старательно записал всё, что владелец заведения знал о Нике Юлисе Террине. После чего они вдвоём сходили к магистрату Фамию, и тот, узнав в чём дело, охотно заверил показания.

За ужином Олкад, строго соблюдая интересы клиентки, немного поспорил с ключевым свидетелем о сумме компенсации, сведя её к шестидесяти риалам.

Провожая постояльца в его комнату, владелец заведения заверил, что послезавтра будет готов по первому требованию выехать в Этригию, и предложил бойкую рабыню на ночь.

— Она хоть и молода, но уже очень искусна в любви, — мечтательно вздохнул мужчина.

Однако, гость, узнав стоимость подобной услуги, отказался, сославшись на усталость.

Рано утром, толком не позавтракав, писец разбудил возчика, ночевавшего в общем зале, после чего, попрощавшись с хозяином постоялого двора, отправился в Этргию, посчитав свою миссию в Кинтаре выполненной.

Впрочем, он скоро пожалел о том, что не поел как следует. Но стойко переносил недовольное ворчание желудка, сосредоточившись на предстоящем процессе. Олкад планировал строить защиту на незнании Юлисой местных законов и на тех чрезвычайных обстоятельствах, которые привели девушку к священной горе. В целом всё казалось связно и логично. Единственное, что внушало опасение, — это расплывчатость обвинения. Молодой человек всерьёз опасался, что верховный жрец храма Дрина приготовил ему какую-то ловушку.

В Этригии писец первым делом рассчитался с возчиком, не забыв стребовать с него расписку, и направился к трактиру "Щедрость Ангипы".

Солнце уже перевалило за полдень, но он рассчитывал, что Патр Крой и его двоюродный дядя по матери все ещё ждут. Не каждый день им предлагают пообедать в столь дорогом и шикарном месте.

Ещё издали заметив эту парочку, Олкад удовлетворённо перевёл дух. Хотя, судя по всему, родственники уже начали ругаться. Мет Фулий Хоб хотел уйти, а сосед эмоционально уговаривал его подождать ещё немного.

В отчаянии оглядевшись, он наконец заметил торопливо приближавшегося писца. Покрытое щетиной лицо Кроя расплылось в довольной улыбке.

— Ты что творишь? — тем не менее делано нахмурился он. — Мы тебя уже ждать замучились! Пригласил встретиться, пообедать, а сам пропал. Теперь смотри, чтобы еда нам понравилась.

— Так серьёзные люди не поступают, — поддержал его дядя. — Вдруг я срочно понадоблюсь господину Серваку? У меня нет никакого желания выслушивать его упрёки из-за того, что кто-то опаздывает на встречу.

— Простите, — развёл руками Олкад, хотя извиняться перед всяким сбродом казалось довольно унизительным. — Клянусь Семрегом, меня задержали важные дела.

— Тогда пошли! — довольно потёр руки Крой.

— Подожди, — остановил его благородный порыв писец, доставая из кошелька два риала. — Вот возьми. А мы с господином Фулием пообедаем и потолкуем.

Всё ещё опухшая с похмелья физиономия соседа обиженно вытянулась, в потемневших глазах сверкнул злобный огонёк, быстро погасший от блеска серебра.

— Тогда пусть Динос порадует вас добрым вином! — хмыкнул Крой, подбросив на ладони монетки.

А Олкад радушным жестом пригласил, кажется, нисколько не удивлённого подобным развитием событий Фулия в "Щедрость Ангипы".

Обеденное время заканчивалось, поэтому они без труда отыскали в просторном светлом зале свободный столик. Когда к ним подошла красивая, но явно уставшая подавальщица, спутник бросил на Олкада выжидательный взгляд, и дождавшись утвердительного кивка, торопливо сделал заказ.

"Ого! — мысленно охнул молодой человек. — Пусть Семрег лишит меня своей милости, если я ещё раз приглашу этого прохвоста за стол".

Нисколько не удивляясь столь изысканному выбору довольно скромно одетых посетителей, рабыня попросила их немного подождать.

— Что вам от меня нужно, господин Ротан? — без обиняков спросил немолодой, сухощавый мужчина в длинной тунике из толстого шерстяного сукна.

— Пока что только узнать, кто из магистратов будет завтра судить?

— Господин Проб Фаб Лиса с преторами Кпилием и Лунием, — тут же отчеканил собеседник, и подавшись вперёд, понизил голос. — Так это правда, что вы взялись защищать ту бродяжку, которую сам верховный жрец Клеар обвинил в святотатстве?

— Да, — не стал скрывать писец. — Только она не бродяжка. А что твой покровитель говорил об этом деле?

Фулий уже открыл рот, но тут как раз вернулась подавальщица и выставила перед каждым из них по большой миске улиток, сваренных в козьем молоке, лепёшки и тонкой работы кувшин с разведённым вином.

— Господин Сервак сказал, что в Этригии уже давно никого не судили за святотатство, — как только рабыня ушла, заявил коскид. — Последний раз года три назад какой-то гончар попал на рудники за нескромные ругательства в адрес Диолы в её храме.

— И больше ничего? — нахмурился Олкад, гадая, брать счёт за этот обед у трактирщика или нет?

Выковыривая из раковины очередную улитку, собеседник бросил острый взгляд на застывшего в нетерпеливом ожидании писца.

— Моего уважаемого покровителя совершенно не интересует судьба какой-то девицы, подвернувшейся под руку преосвященному Клеару. Сядет она на кол или пойдёт на рудники — ему наплевать, господин Ротан.

Сделав добрый глоток, Фулий проговорил ещё тише:

— Хотя я слышал — она самозванка.

— Моя подзащитная та, за кого себя выдаёт, — нахмурился адвокат.

— Так говорят, она сказала, будто принадлежит к какому-то древнему роду, — усмехнулся коскид. — Аристократка.

— Это её род, — возразил молодой человек, и не желая развивать скандальную тему, наполнил бокалы. — Я в Этригии человек новый, но если выиграю этот процесс, на меня обратят внимание.

— Обязательно, господин Ротан, — рыгнув, солидно кивнул собеседник. — Я же говорил, у нас не часто судят за святотатство. Народу на форуме будет много.

— Вот поэтому мне обязательно надо доказать невиновность моей подзащитной, — тем же тоном продолжил Олкад. — Вы-то наверняка знаете всех значительных людей города.

— Это точно, — вальяжно кивнул опьяневший Фулий.

— Тогда, может, вы поможете найти тех, кто убедит господина Фаба отнестись к моей подзащитной снисходительно, принимая во внимание её пол и возраст?

Глаза у собеседника стали почти трезвыми. Явно набивая себе цену, он выдержал драматическую паузу, со вкусом доедая последнюю улитку, и, вытерев жирные губы рукой, негромко произнёс:

— Чтобы вас услышали — нужны веские аргументы.

— Думаю, мы их отыщем, — храбро пообещал молодой человек.

— Даже если их потребуется… много? — с сомнением прищурился коскид.

— Всё зависит от точного количества, — уклончиво ответил адвокат, добавив со значением. — Разумеется, услуги посредника тоже будут оплачены. Если всё получится, я готов и впредь продолжить наше сотрудничество.

— Я подумаю, что можно сделать, — солидно кивнул Фулий.

— Только поторопитесь, — попросил Олкад. — Суд уже завтра.

— Я знаю, где вы живёте, и сообщу обо всём уже сегодня вечером, — пообещал собеседник. — А сейчас мне пора.

Он ещё раз утробно рыгнул.

— Как бы господин Сервак не хватился.

"Даже спасибо не сказал, смрадный сын Такеры!" — мрачно думал писец, выкладывая на стол пять риалов с мелочью.

Пока он ходил к себе на квартиру, пока переодевался, день склонился к вечеру. Караульный у всё ещё распахнутых ворот тюрьмы кивнул ему, как старому знакомому. За праздники здесь уже успели привыкнуть, что непонятно откуда появившуюся девицу, нагло причислившую себя к известному по всей Империи знатному роду, навещает не только смазливая рабыня, но и этот чужак-адвокат, рискнувший выступить против обвинений, выдвинутых самим верховным жрецом храма Дрина. Эдил Акв, видимо, давно ушёл, а, может, сегодня вообще не появлялся, продолжая праздновать. В его рабочем кабинете вольготно расположились три стражника в компании кувшина браги и кучки мелких, сморщенных яблок.

Узнав Олкада, они вразнобой ответили на приветствие, и один из них, отворив дверь в тюрьму, зевая, сказал:

— Куда идти — сами знаете, господин Ротан. Только поторопитесь. Скоро стемнеет, а я ради вас фонарь зажигать не стану. Масло нынче дорого.

Молодой человек без труда понял намёк, но на этот раз не стал потакать алчности тюремщиков, покладисто кивнув.

— Я быстро.

— Эй, гляньте, опять адвокат к той меретте пришёл! — встретил его гнусавый юношеский тенорок.

Его обладатель стоял вплотную к решётке и буравил писца наглыми глазами. Точнее одним левым. Правый заплыл большим синяком.

Олкад пренебрежительно скривился, не унижаясь до разговора с подобным ничтожеством. Прочие узники откликнулись на появление посетителя ворчанием и негромкими ругательствами.

По мере приближения к крайней камере, молодой человек почувствовал странное волнение, словно шёл не к клиентке, а на тайное свидание. Хотя раньше не мог себе представить, что так увлечётся женщиной ростом выше его. Сначала это показалось даже как-то унизительно. Но вспомнив, с каким достоинством она себя держит, к какому роду принадлежит, и сколько всего ей пришлось перенести, подумал, что Нике Юлисе Террине следует простить этот маленький недостаток. Да и выше она его всего лишь на дюйм, ну или на два. Не больше.

Узница уже ждала его с той стороны решётки. Заходящее солнце било сквозь узкое окно у неё за спиной в глубине помещения, подсвечивая облачённый в длинное платье силуэт.

При попытке представить девушку без него, у адвоката перехватило дух.

"Диола? — с восхищением думал он, невольно замедляя шаг, и тут же возразил сам себе. — Нет, слишком высокая и крепко сложенная для богини любви. Фиола — мудрость? Ну, уж точно не она. Чересчур переполнена кипящей внутренней силой. Тогда только легконогая Анаид — бессмертная покровительница охотников и зверей! Вот, кого она так напоминает!"

— Рада вас видеть, господин Ротан, — благожелательно улыбнулась аристократка. — Надеюсь, вы принесли хорошие вести?

— Здравствуйте, госпожа Юлиса, — поклонился Олкад. — Не знаю, насколько они хорошие, но точно не плохие.

Бросив взгляд ей за спину, писец увидел, что две вульгарные особы, делившие узилище с внучкой сенатора Госпула Юлиса Лура, скромно сидят на каменной лежанке в глубине помещения, безуспешно делая вид, будто разговор сокамерницы с защитником их нисколько не интересует.

Понизив голос, молодой человек рассказал о своей поездке в Кинтар.

— Вы поступили очень предусмотрительно, господин Ротан, — одобрительно кивнула собеседница. — Взяв письменные показания с хозяина постоялого двора.

Весьма довольный похвалой, Олкад, туманно сославшись на неких влиятельных знакомых, с важностью сообщил, что уважаемых людей Этригии мало интересуют результаты предстоящего суда по делу о святотатстве.

— По крайней мере вам никто не будет мешать, — усмехнулась арестантка.

— Это никому не нужно, — согласился писец. — Разве что господину Клеару. Но он, кажется, и так уверен в своей победе.

— Вы узнали, есть ли возможность изменить отношение суда ко мне? — напомнила девушка.

Приняв суровый и, как ему казалось, загадочный вид, молодой человек многозначительно кивнул.

— Я сообщу об этом завтра утром. Но учтите, если у вас не окажется нужной суммы…

Он скорбно поджал губы.

— Отношение к вам серьёзно ухудшится.

— Судя по вашим словам, господин Ротан, — грустно улыбнулась Ника. — До меня никому нет дела. А учитывая абсурдность обвинения, полагаю, ста империалов будет достаточно.

— Не знаю, — задумчиво покачал головой адвокат. — Что если запросят больше?

— Двести — это всё, что у меня есть, — прошептала собеседница. — Если я их отдам, мне нечем будет рассчитаться с вами.

— Я буду иметь это ввиду, — кивнул писец.

— Если я вас правильно поняла в прошлый раз, — заговорила девушка. — Вы собираетесь убедить суд в том, что я, спасаясь от убийц, случайно оказалась у той скалы, и меня надо пожалеть.

— А разве это не так? — вскинул брови Олкад.

— Так, — не стала спорить собеседница. — Вот только вряд ли я смогу вызвать сочувствие у добропорядочных граждан Этригии. После пребывания здесь я действительно больше похожа на бродяжку, чем на дочь Лация Юлиса Агилиса.

— Вы прекрасно выглядите, госпожа Юлиса! — вскричал молодой человек. — И можете поспорить красотой с небесами!

Улыбаясь и качая головой, она протянула к его лицу узкую ладонь. Олкад замер, надеясь, что длинные изящные пальчики коснутся его губ, заставляя замолчать. Однако те остановились буквально в дюйме от невольно подавшегося вперёд лица адвоката.

— Спасибо за приятные слова, господин Ротан. Но мне бы не хотелось предстать перед судом в таком виде. Сейчас у судей и горожан я скорее вызову презрение, чем сочувствие.

Несмотря на стремительно сгущавшиеся сумерки, писец разглядел грязные пятна на щеках собеседницы, выбившуюся из-под накидки прядь слипшихся волос, смятое платье.

— Я уже велела рабыне купить новую одежду, — перехватила его взгляд подзащитная. — А вы должны сделать так, чтобы она помогла мне умыться и переодеться. Прямо здесь, в тюрьме.

— Но как? — растерялся от подобного задания молодой человек.

— Поговорите с эдилом Аквом, — небрежно дёрнула плечом Ника. — Надеюсь, он позволит моей невольнице принести сюда кувшин с водой и новое платье?

Крякнув, Олкад машинально потёр успевший покрыться щетиной подбородок.

— Возьмите у Риаты пару монет, — как ни в чём не бывало, продолжала собеседница. — Думаю, этого хватит

— Я постараюсь, — обречённо вздохнул писец.

— Уже темнеет, — виновато улыбнулась девушка. — Вам пора. Я с нетерпением буду ждать вас утром. Надеюсь, боги не дадут свершиться несправедливости?

— Молитесь Цитии, госпожа Юлиса, — настоятельно посоветовал адвокат. — Богиня правосудия — первая помощница смертному в судебных тяжбах.

— Благодарю за совет, господин Ротан, — чуть поклонилась узница. — Обязательно попробую к ней обратиться.

— Тогда до завтра, госпожа Юлиса, — попрощался молодой человек и заторопился к двери, то и дело оглядываясь через плечо.

Тёплая компания уже разошлась из кабинета смотрителя тюрьмы. Когда скрипнула дверь, стражник, дремавший положив голову на стол, поднял на Олкада мутные, осоловевшие глаза.

— О, господин защитник! А я и забыл, что вы здесь. Ещё немного, и запер бы вас там на ночь вместе с клиенткой.

Он похабненько хихикнул.

— Там, правда, решётки помешают. Так при желании и через них можно…

Подчёркнуто игнорируя грязные намёки грубияна, писец, коротко кивнув, вышел на тюремный двор.

На потемневшем небе уже высветились первые звёзды, но ворота все ещё оставались открытыми, а часовой о чём-то спорил с разносчиком, у которого за спиной висела большая квадратная корзина.

Вспомнив о желании Ники вымыться и сменить платье, Олкад досадливо засопел. Уже и так почти стемнело, а ему ещё придётся делать большущий крюк по городу, чтобы попасть в дом Асты Бронии, где надо договориться с Риатой о том, как исполнить повеление её госпожи.

"Вот что значит происхождение! — почти с восхищением думал молодой человек, шлёпая подошвами сандалий по холодным камням мостовой. — Родовая честь не позволяет госпоже Юлисе предстать перед людьми неумытой и в грязной одежде".

В последний вечер дриниар праздновали только самые стойкие или дурные. К счастью, их было не так много. Хотя кое-где попадались компании подвыпивших горожан. Но большинство благонравных этригийцев уже попрятались по домам и квартирам, отдыхая перед началом трудовых будней.

Улица, где стоял дом знаменитой куртизанки, оказалась тихой, пугающе безлюдной и настороженно-тёмной. Нельзя же считать освещением несколько факелов, горевших возле трёх или четырёх ворот. Видимо, хозяева ещё не вернулись из гостей.

Стучать на этот раз пришлось долго. Наконец, калитка приоткрылась, и в щели показалась хмурая рожа знакомой толстой рабыни.

Уже ни в коем случае не рассчитывая на гостеприимство, писец не терпящим возражения тоном потребовал позвать к нему Риату. С грохотом захлопнув дверь, похожая на ходячую копну невольница ушла, что-то недовольно бормоча себе под нос.

"Вот мерзавка! — выругался про себя Олкад. — Да как она смеет так себя вести со свободным гражданином Империи?! Выпороть эту корову, как следует, чтобы знала своё место"

Но увы, поднять руку на чужое имущество он мог только в мечтах.

Рабыня госпожи Юлисы появилась очень быстро, словно ждала его прихода. Сообщив, что завтра через час после рассвета он ждёт её у ворот тюрьмы с водой и вещами хозяйки, адвокат заговорил о деньгах и тут же получил обещанные два империала.

Убирая деньги в кошель, молодой человек подумал, что с эдила Аква хватит и одного, после чего настроение у него сразу улучшилось, и даже стало как-то теплее.

Сокращая путь, он быстро пересёк форум, обошёл, прячась в тени, группу подвыпивших парней, явно собиравшихся выяснять отношения посредством доброй драки, и скоро углубился в узкие улочки своего квартала.

Впрочем, сам факт проживания здесь ни в коем случае не гарантировал сохранности жизни или имущества второго писца рудника "Щедрый куст". Те, кто добывал себе средства к существованию незаконным отъёмом чужой собственности, редко делали исключение для соседей по улице.

Поэтому Олкад шёл быстро, часто оглядываясь по сторонам, а когда почти у самого дома ему заступили дорогу три тёмные фигуры, с обречённостью понял, что повстречался с грабителями, и империалы госпожи Юлисы не достанутся ни ему, ни смотрителю тюрьмы. Однако вместо того, чтобы по-простому потребовать деньги и вещи, один из троицы хрипло поинтересовался:

— Ты что ли Ротан будешь?

Несмотря на неожиданность вопроса, молодой человек мгновенно сориентировался, выдав первое пришедшее в голову имя.

— Нет, я Гостус Сакр Олий.

Казалось, ответ сильно озадачил собеседника — крупного мужчину в меховой безрукавке поверх длинной туники.

Но его высокий, тощий спутник с длинным, плохо различимым в темноте лицом, громко прогнусавил:

— Врёт! Он это! Он!

И замахнулся невесть откуда взявшейся палкой.

Метнувшись назад и в сторону, писец почти увернулся, лишь кончик дубины болезненно чиркнул по предплечью.

Трезво оценив ситуацию, Олкад попытался спастись бегством. Быстрые ноги неоднократно выручали его в подобных ситуациях в Радле. Вот только кто-то из неизвестных успел ухватить его за плащ.

Красивая бронзовая пряжка, скреплявшая его под подбородком, врезалась в шею. Двигаясь по инерции, молодой человек не смог удержаться на ногах и, нелепо взмахнув руками, опрокинулся на камни мостовой. Ошалев от боли, он тут же получил тычок в бок одетой в жёсткую сандалию ногой, а из глаз сыпанули искры от второго удара.

Заорав от боли, не раз принимавший участие в драках писец откатился и попытался встать, но запутавшись в полах плаща, так получил палкой поперёк спины, что дыхание перехватило. Тем не менее он сумел подняться, резко выбросив вперёд сжатый кулак.

По всей видимости, небожители, по чьей воле произошла эта тёплая встреча, не захотели допускать безнаказанного избиения несчастного адвоката. Костяшки на правой руке вспыхнули болью, встретившись с чьей-то головой.

— А-а-а!! — дико закричал почти счастливый Олкад, но тут кто-то из противников угостил его дубинкой по пояснице.

— Ну, что, чужак? — издевательски хихикнул над распростёртым на земле телом адвоката мужчина в меховой безрукавке. — Теперь будешь знать, как браться за защиту всяких богохульниц! Мы в Этригии владыку недр чтим и уважаем, поэтому не будем в его праздник кровь людскую проливать. Но если ты, ушлёпок радланский, явишься завтра на суд…

Договорить он не успел. В темноте за их спинами кто-то неуверенно поинтересовался:

— Господин Ротан, это вы тут?

Узнав голос, молодой человек завопил во всю глотку:

— Я, Крой, помоги!

— Чего это вы тут делаете? — сурово спросил сосед.

— Тебе какое дело? — отозвался гнусавый. И несмотря на боль во всём теле, писец с удовольствием отметил, что говор его стал ещё более невнятным: "Губы разбил или зуб выбил. А, может, то и другое".

— Он в нашем доме живёт! — неожиданно отозвался кто-то ещё. — Отпустите его!

— Этот паршивый лагир взялся защищать девку, оскорбившую великого Дрина! — рявкнулпредводитель нападавших.

Однако его слова возымели совершенно неожиданный эффект.

— Мужи Этригии! — боевой трубой легиона взревел Патр Крой. — Что же это делается, о светлые и тёмные боги!? Куда смотрят разжиревшие магистраты?! "Неистовые" на людей нападают, словно грабители ночные. Да ещё у нашего дома…

— Бей! — перекрыл его речь чей-то вопль, и на помощь Олкаду устремилось сразу несколько человек.

Ввиду явного численного превосходства противника, члены общества Дрина организованно отступили, проще сказать — сбежали, а над стонущим Олкадом склонились Крой и Мет Фулий с короткой, окованной металлическим полосками дубинкой.

— Совсем распоясались, — качая головой, ворчал сосед. — Мало того, что на форуме хозяйничают, как у себя в храме, они и на наши улицы забрались свои порядки устанавливать.

Появились ещё трое мужчин, проживавших в одном доме со вторым писцом рудника "Щедрый куст". Один из них держал в руках кривую палку, второй — деревянный молоток на короткой ручке.

— Вот же до чего дошло, — покачал головой третий, вооружённый массивной глиняной кружкой. — На людей бросаются. Да владыка недр скорее накажет город из-за таких вот мерзавцев, что творят свои гнусные дела, прикрываясь его грозным именем.

Отказавшись от помощи соседа, молодой человек поднялся, кивком поблагодарив Фулия за поднятый с земли плащ.

Происшествие настолько поразило адвоката, что он только сейчас начал понимать суть происходящего. Верховный жрец бога-покровителя Этригии прислал своих псов, чтобы он, Олкад Ротан Велус, отказался защищать от обвинений в святотатстве якобы обычную бродяжку.

Нельзя сказать, что подобное не укладывалось в голове или казалось чем-то совершенно невероятным. Нет, не зря же известные юристы Радла ходят повсюду в сопровождении крепких рабов или нанимают в охрану призовых бойцов.

Но они ведут важные дела уважаемых людей, где замешаны миллионные состояния или политическая репутация. А здесь всего лишь неясное святотатство какой-то девицы.

Внезапно писец вздрогнул от поразившей его догадки и тут же скривился от боли. Всё стало предельно ясно и понятно. Нет у преосвященного Клеара никаких доказательств того, что Ника Юлиса Террина специально проникла в пещеру, чтобы нарушить священное таинство умилостивления бога подземного мира — грозного и мрачного Дрина! Вот и пришлось приказать "неистовым", чтобы те лишили подсудимую адвоката.

Машинально кивая в ответ на возмущённые реплики спутников, молодой человек прошёл вместе с ними во двор, освещённый россыпью звёзд на небе да масляной плошкой на столе, где красовался пузатый кувшин и две глиняные кружки.

Стараясь не морщиться от боли, Олкад присел на край тяжёлой скамьи. Он ни в коем случае не считал себя трусом и тут же с негодованием отбросил на миг мелькнувшую мысль отказаться от защиты госпожи Юлисы. Не ему внуку сотника, служившего в легионе славного Лавра Клавдина Даума, бояться какой-то местной шпаны, даже если за их спинами маячит сам верховный жрец Дрина. Покровитель семьи Ротанов куда более могущественен и ещё ни разу не бросал в беде своих коскидов. Да и Ника будет заслуженно презирать своего адвоката, если тот завтра не явится в суд. А такое молодой человек никак не мог допустить и не только из-за того, что девушка принадлежит к знатному роду его покровителя.

— Мы тут дриниары провожали, — произнёс Крой. — Ну и вас дожидались. Вон Мет Фулий хочет о чём-то поговорить.

Его родственник, уже успевший заткнуть дубинку за пояс и прикрыть её полой плаща, важно кивнул.

— Вдруг слышу, будто кричит кто-то, — с жаром продолжил сосед, размахивая руками. — Я ещё подумал, что какой-то бедолага грабителям попался. Ну да не в нашем дворе, и хвала небожителям. Потом опять кричат. Тут я и вспомнил, что вас ещё дома нету, и решил узнать, кто там?

Всё же, не сдержав болезненной гримасы, писец неловко отвязал от пояса кошелёк.

Заметив его движение, рассказчик выжидательно умолк. С малых лет Олкад привык благодарить за оказанные услуги, понимая, что это только добавляет ему уважения окружающих. Поэтому, отыскав негнущимися пальцами серебряный риал, он с негромким хлопком припечатал монету к столу.

— Да хранят вас боги, добрые соседи! Спасибо, что не дали мерзавцам меня убить. Вителий Орк, наверное, ещё не закрыл свой трактир. Так почему бы нам не отпраздновать моё спасение?

— Я сбегаю! — тут же предложил Крой.

— Я с тобой, — присоединился к нему второй сосед. — Ещё на грабителей наткнёшься, оставишь нас без выпивки.

Оставшиеся их дожидаться двое приятелей, обменявшись с Фулием многозначительными взглядами, прихватив кувшин с кружками, отошли на противоположный край стола, где завели тихую, неспешную беседу.

Наклонившись к самому лицу адвоката, коскид магистрата Сервака прошептал, обдав собеседника запахом жареного лука и гнилых зубов.

— Я тут кое с кем переговорил, господин Ротан. Ваша клиентка сможет избежать смерти на колу и даже рудников всего за четыре тысячи риалов. Сумма смехотворная, учитывая то, в чём её обвиняют.

У молодого человека болели отбитые бока, лицо, поясница, саднило правую руку и очень хотелось в уборную. Тем не менее, услышав сумму, он не удержался от смеха:

— Господин Фулий, я далеко не новичок в судебных делах. Будь у моей подзащитной всё так плохо, "неистовые" не поджидали бы меня сегодня ночью.

— Я лишь посредник, — нахмурился мужчина.

— Сто империалов, — заявил писец, полагая, что размер взяток в провинции все же должен уступать столичным, но, заметив, как сразу поскучнел собеседник, добавил. — Плюс десятая часть посреднику.

— Это слишком мало, — недовольно проворчал коскид. — Те, кто может вам помочь, не согласятся.

— Послушайте, господин Фулий, — устало усмехнулся Олкад. — Где ограбленная девушка возьмёт четыре тысячи риалов?!

— Пусть продаст рабыню, если не хочет оказаться на колу, — с нескрываемой угрозой посоветовал собеседник. — За неё можно выручить тысяч пять, хозяйке ещё на дорогу останется.

— Она не так молода и красива, — спокойно возразил адвокат. — К тому же, моя подзащитная не горожанка и не имеет разрешения на торговлю. Сделка будет незаконной.

— Я всё устрою, — тут же пообещал Фулий.

— Учитывая, что суд уже завтра, и вам надо торопиться, — снисходительно усмехнулся писец. — Сколько вы сможете за неё получить? Тысячу или две?

— Не меньше трёх! — с апломбом заявил собеседник. — Прибавьте семьдесят империалов, и все будут довольны.

— Сто пятьдесят империалов, — решительно возразил молодой человек. — И ещё пятнадцать вам лично.

Он встал, давая понять, что разговор окончен.

— Если наши условия устроят… влиятельных людей, жду вас завтра утром у тюрьмы. Если нет, мне останется надеяться только на милосердие богов.

— Вы можете проиграть этот процесс, — вновь перешёл к угрозам Фулий. — Тогда никто в городе больше не наймёт такого неудачника вести дела. Так и будете прозябать на половинном жаловании второго писца!

— А если я разорю подзащитную до нитки, клиенты так и попрут! — насмешливо фыркнул Олкад, нисколько не удивлённый тем, что собеседнику известны такие неприглядные факты его биографии.

Не в силах больше терпеть, он подошёл к стене и задрал подол туники.

Пока писец с наслаждением орошал дом могучей струёй, коскид мрачно сопел.

— Вы поймите меня правильно, господин Фулий, — облегчённо выдохнул молодой человек. — И передайте тем, кто вас послал. Моему покровителю очень не понравится, если девушку, принадлежащую к славному роду Юлисов, приговорят к смерти или отправят на рудники только потому, что кто-то оказался слишком… требовательным. И наоборот, он по достоинству оценит снисходительное участие к ней судей.

— Я слышал — она самозванка, — буркнул собеседник.

— А если нет, — усмехнулся Олкад, потирая разбитые костяшки пальцев правой руки. — Я уже отправил письмо сенатору Кассу Юлису Митрору. Только он сможет разобраться в том, кто эта девушка на самом деле.

С улицы донеслись возбуждённые голоса возвращавшихся из трактира соседей писца.

— Я понял вас, господин Ротан, — поспешно кивнул Фулий. — Но не могу ничего обещать.

— Надеюсь, Фиола, богиня мудрости, поможет тем, к кому вы отправляетесь принять правильное решение, — прочувственно сказал адвокат. — А я буду ждать вас через час после рассвета. Да хранят вас небожители от неприятных встреч этой ночью.

— А вам — хорошенько выспаться перед завтрашним днём, — пожелал на прощание коскид магистрата Сервака и, что-то шепнув родственнику, торопливо вышел со двора.

Осуждающе покачав головой ему вслед, Крой радушно пригласил Олкада за стол, где уже красовались два объёмистых кувшина. Но тот вежливо оказался, сославшись на усталость.

Едва он поднялся на пару ступенек, как наверху скрипнула дверь, и дрожащий голос Жирдяя испуганно пролепетал:

— Это вы, господин? Что с вами, господин Ротан?

— Я, паршивец! — рявкнул хозяин, тут же скривившись от боли. — Чего встал? Иди сюда и помоги мне, болван!

— Сейчас, сейчас, господин! — обрадовался невольник, и лестница заходила ходуном под его торопливыми шагами.

Писец хотел ударить нерадивого раба, но слишком болела рука, поэтому пришлось ограничиться злым ворчанием.

В тёмной, как царство Дрина, прихожей, куда не проникал даже робкий свет звёзд, молодой человек налетел коленом на сундук и все-таки ткнул бездельника кулаком. Правда, левым, так что большого урона Жирдяй не понёс.

В спальне царило благодатное тепло, источаемое жаровней, а над кроватью уютно мерцал робкий огонёк масляного светильника.

Усадив господина на табурет, раб ловко помог ему раздеться. Нагрев воду над углями, аккуратно протёр синяки и ссадины хозяина, натянул чистую тунику и подал миску с ещё не остывшей кашей.

Торопливо поужинав, Олкад отправил Жирдяя на двор выпросить у Кроя кружку браги, а сам забрался в постель. Боль тупо пульсировала во всём теле, и чтобы отвлечься в ожидании выпивки, адвокат принялся размышлять о завтрашнем процессе, обдумывая, какие изменения следует внести в свою речь в свете вновь открывшихся обстоятельств.

Глава III Самый гуманный суд в мире

Но одного я не пойму:

Такое бросивши ему

Ужаснейшее обвинение,

Ты не имеешь тем не менее

Необходимых доказательств,

А только — несколько ругательств!

Фон Эшенбах Вольфрам «Парцифаль»

Этой ночью Ника почти не спала. Тюремные шестиногие вампиры как с цепи сорвались. Словно предчувствуя близкое расставание, они старались выпить как можно больше её крови. С трудом удерживаясь от того, чтобы не разодрать ногтями зудящую кожу, девушке оставалось только молиться высшим силам и надеяться, что никто из этих милых насекомых перед визитом к ней не обедал на больном чумой или ещё какой холерой узнике.

Но, возможно, она просто очень сильно волновалась, и от этого укусы казались особенно болезненными?

Ника прекрасно понимала: приговорят ли её к быстрой и мучительной смерти на колу или к медленному умиранию на руднике, — ни она, ни другие арестантки в эту камеру больше не вернутся.

Кирса и Вилпа привычно ожидали наказания у каменного столба и просили богиню правосудия Цитию лишь о том, чтобы число ударов не оказалось слишком велико. Впрочем, проститутки тоже время от времени почёсывались во сне.

Внизу попискивали, шурша соломой, недовольные крысы, которым так и не удалось добраться до еды арестанток. В темноте грызуны безбоязненно забирались на лежанку, где, привстав на задние лапки, жадно нюхали воздух.

Девушка мысленно поблагодарила строителей тюрьмы за такие длинные камеры, позволявшие ей держаться подальше от этих милых зверюшек. Какой-то особо наглый крысюк попытался устроиться совсем близко от узницы, а когда та собралась сбить его полой плаща, неторопливо с достоинством удалился примерно на полметра, после чего вновь стал принюхиваться к запахам, доносившимся от высоко привязанного узелка. Грызуны и раньше их донимали, но Нике вновь показалось, что сегодняшней ночью они ведут себя особенно нагло и вызывающе.

Несмотря на богатый опыт проживания в различных частях этого мира, путешественница не считала близкое соседство с голохвостыми пушистиками приятным и способствующим спокойному сну.

Возможно, ещё и поэтому она так плохо выспалась, задремав только под утро. Тем не менее нервы у неё оказались настолько взвинчены, что девушка мгновенно проснулась от лёгкого шороха, прозвучавшего совсем рядом, и тут же встретилась глазами с резко отпрянувшей Кирсой.

— Я только хотела узнать, проснулись вы или нет, госпожа, — потупила взор проститутка.

— А чего тебе от меня надо? — нахмурилась Ника, сгибая в коленях прикрытые плащом ноги и нашаривая прикреплённый к голени клинок.

Почувствовав нешуточную угрозу в её голосе, сокамерница явно растерялась.

— Так утро уже, госпожа, — пришла к ней на помощь подруга. — Сегодня же суд.

— И что? — продолжая "давить" Кирсу взглядом, спросила девушка, зацепив пальцем колечко на конце рукоятки кинжала. — Из-за такой мелочи надо меня будить?

— Простите, госпожа, — криво усмехнулась представительница древнейшей профессии, отступая от лежанки. — Нечаянно получилось.

Убедившись, что соседка по камере больше не пытается приблизиться на опасное расстояние, Ника спустила ноги на грязный пол, мельком подумав, что у неё, кажется, начинает развиваться паранойя или мания преследования.

Из соседних камер тоже стал доноситься шум. Тюрьма просыпалась. За время дриниар количество арестантов заметно выросло. Вчера днём привели какого-то бедолагу, попытавшегося стащить на рынке кошелёк у зазевавшегося прохожего. Добрые жители Этригии как следует отдубасили незадачливого воришку и передали его в руки правосудия.

Брезгливо стряхнув с плаща катышки крысиного помёта, видимо, какая-то мерзкая тварь сидела на нём, пока узница спала, девушка вспомнила о подвешенном к стропилам узелке. Уж если ей не суждено сюда вернуться, то незачем оставлять здесь продукты.

Выбрав себе лепёшку поподжаристее и насыпав сверху горку изюма, она протянула остатки сокамерницам. Те не заставили себя упрашивать, с жадностью набросившись на остатки сушёного винограда и последнюю лепёшку.

Не обращая на них внимание, Ника вновь забралась с ногами на лежанку, где стала лениво, без аппетита пережёвывать скудный завтрак, показавшийся ей совершенно безвкусным.

Чем закончится суд? Как выступит Олкад, и насколько его речь повлияет на решение магистрата Проба Фаба Лисы и преторов? Всё ли сделал адвокат, чтобы спасти её от казни или каторги?

Ужасно выматывала неопределённость. Однако больше всего душевных страданий причиняло нарастающее чувство бессилия. Девушка отчётливо понимала, что сейчас от неё самой почти ничего не зависит. Из обладавшего хоть какой-то свободой воли игрока она вновь превратилась в игрушку великого множества обстоятельств, или того странного существа, которое явилось ей ещё в Некуиме. Неприятное воспоминание заставило путешественницу нервно передёрнуть плечами.

Проникавший сквозь узкие окна дневной свет решительно разогнал ночной сумрак, заставив клочки того прятаться по углам.

Лязгнула входная дверь, донёсся озабоченный голос эдила Аква.

— Заходите быстрее!

— Гляди, Рояш, с утра новеньких привели! — рассмеялся кто-то из узников.

— Заткнись, тупая скотина! — рявкнул смотритель тюрьмы. — Если не хочешь ещё до суда плетей отведать!

Облегчённо вздохнув, Ника почти бегом бросилась к решётке, но увидев за ней Олкада, невольно отпрянула, удивлённо вскинув брови.

На щеке и ухе алели многочисленные царапины, словно молодого человека вдумчиво возили рожей по камням. А левую скулу украшал небольшой, но симпатичный синяк, явно добавлявший брутальности в облик адвоката.

— Что с вами, господин Ротан? — как-то само-собой вырвалось у узницы.

— Всё в порядке, госпожа Юлиса, — пренебрежительно и даже несколько высокомерно махнул рукой Олкад, отводя в сторону глаза с покрасневшими белками.

Тут девушка обратила внимание на набрякшие под ними мешки, которые раньше она у своего защитника не замечала.

Почти прижавшись лицом к брусьям решётки, писец сделал ей знак приблизиться.

— Сто шестьдесят пять империалов, госпожа Юлиса, — еле слышно выдохнул он. — Прямо сейчас, не то будет поздно.

— Подождите немного, — только и успела прошептать арестантка, перед тем как к двери подошли эдил Акв и не посмевшая обогнать такого важного человека Риата с корзиной за плечами и амфорой в руке.

Едва не оттолкнув на секунду замешкавшегося адвоката, хмурый смотритель тюрьмы вставил ключ в прорезь замка.

— Заходи, — скомандовал он рабыне, но решительно пресёк попытку молодого человека войти вслед за ней. — Там без вас справятся.

Писец с тревогой посмотрел на узницу. В глазах его мелькнула тень паники. Арестантка ободряюще улыбнулась.

— Быстрее намывайтесь, — проворчал эдил. — Некогда мне тут с вами торчать.

— Я вас не задержу, господин Акв, — заверила Ника.

Под недоуменно-выжидательными взглядами сокамерниц она помогла невольнице снять корзину и достала оттуда свёрнутый кусок полотна.

— Помогите мне, — обратилась девушка к всё ещё пребывавшим в ступоре проституткам.

— А что делать, госпожа Юлиса? — растерянно спросила Вилпа.

— Подержите за концы, — попросила Ника.

— Это ещё зачем? — мгновенно насторожился эдил. — Что, я голых баб не видел?

— Тогда зачем вам ещё и на меня смотреть? — вымученно улыбнулась арестантка, предусмотревшая в своих планах подобное развитие событий.

— В самом деле, господин Акв, — вступил в разговор адвокат. — Стоит ли смущать девушку?

Собеседник презрительно фыркнул.

— Ноной и Артедой прошу вас позволить мне хотя бы до суда остаться свободным человеком, — голос узницы дрогнул, губы скривились, глаза заблестели. — И сохранить последние остатки чести…

Эдил заколебался.

— Ну куда я отсюда денусь? — умоляюще проговорила Ника, отчаянно выжимая слёзы и обводя рукой серые, мрачные стены.

Кажется, на этот раз у неё получилось. Видимо, сказался приобретённый за долгое путешествие опыт лицедейства и некоторые природные актёрские способности. Во всяком случае, смотритель тюрьмы, отвернувшись, досадливо махнул рукой.

Окрылённая первой пусть и совсем крошечной победой, арестантка, переведя дух, тут же развила кипучую деятельность.

Поставив сокамерниц лицом к решётке, она заставила их растянуть полотно так, чтобы сверху оставалась видна только её голова, а нижний край не доставал до пола всего сантиметров пять.

Действуя по заранее разработанному плану, Риата подхватила подол платья госпожи, одновременно вытаскивая из закреплённых на голени ножен кинжал.

Нашарив под материей завязки набитого деньгами пояса, невольница, повозившись, ловко разрезала узлы и стащила его вместе с одеждой, лишь пару раз оцарапав кожу хозяйки.

Если бы хмуро наблюдавший за ней эдил что-то заметил или хотя бы заподозрил наличие тайника, Ника наверняка осталась бы без денег. Даже присутствие адвоката не спасло бы её золото от конфискации. Да и проститутки, увидев пояс, могли сообразить, что рядом с ними всё это время находились большие деньги. И кто знает, какая блажь могла прийти в их дурные головы? Обиделись бы на то, что сокамерница их одурачила, и подняли бы шум. Просто так, из вредности.

Поэтому неудивительно, что взведённая, наподобие туго перекрученной пружины, девушка, оставшись обнажённой, абсолютно не ощущала царившего в камере холода.

Приняв от рабыни смоченную тёплой водой тряпицу, она торопливо протёрла себе лицо, шею, грудь, живот и вдруг буквально шкурой почувствовала пронзительный, буравящий взгляд Кирсы.

"Чего это с ней?" — настороженно удивилась Ника. Нижнее бельё, дабы ещё сильнее не смущать окружающих, она уже сняла ночью и теперь недоумевала: что же вызвало столь пристальное внимание проститутки? Неужели Кирса так бурно реагирует на пустые ножны на ноге? Но сокамерница смотрела куда-то выше.

"Одни педики кругом! — презрительно фыркнула про себя девушка. — Да лесбиянки. Ну ты смотри, как таращится?! Того и гляди слюни до полу пустит… Вот батман!"

Мысленно выругавшись, она инстинктивно дёрнулась, пытаясь отвернуться, но тут же сообразила, что точно такие же пятна у неё на боках и спине.

За последние дни тяжёлый пояс с деньгами, который арестантка носила не снимая, успел основательно натереть кожу. Именно на эти болезненно-розовые следы раздражения и уставилась Кирса, видимо, пытаясь сообразить: что же это такое?

Стараясь ничем не выдать своего беспокойства, госпожа, тем не менее, знаком приказала невольнице поторопиться.

Понимающе кивнув, та отставила в сторону амфору и метнулась к корзине за новым платьем. Несмотря на явно неподходящую обстановку, Риата, перед тем как помочь хозяйке одеться, продемонстрировала ей обновку.

Как та и заказывала, новое платье смотрелось скромно. Привычный длиннополый фасон, узкий матерчатый пояс и короткие до середины предплечья рукава. Однако из-за добротной ткани оно не выглядело слишком убого, но, самое главное, на нём отсутствовали разного рода подозрительные пятна, и оно ещё не походило на прокрученную через мясорубку тряпку.

Оправив подол и ворохнув печами, примеряясь к не обношенной одежде, Ника кивнула сокамерницам.

— Всё, отдайте сукно Риате.

Едва проститутки опустили импровизированную ширму, девушка с достоинством поклонилась насупленному смотрителю тюрьмы.

— Спасибо, господин Акв. Благодетельная Нона, покровительница слабых женщин, щедро вознаградит вас за такое благородство.

— Вы закончили? — хмуро поинтересовался эдил, хотя арестантка могла поклясться, что её слова явно пришлись мужчине по душе.

— Уже скоро, — заверила его Ника. — Надо только немного причесаться. Всё-таки я предстану перед лучшими людьми Этригии.

Криво усмехнувшись, собеседник демонстративно скрестил руки на груди, всем видом показывая, что долго ждать он не намерен.

Пока хозяйка любезничала с тюремным начальством, невольница, сложив полотно, постелила его на край лежанки, чтобы госпожа не испачкала новое платье.

Усевшись, девушка поставила корзину на колени и в то время, как рабыня расчёсывала грязные, слипшиеся волосы, отыскала прикрытые тряпками пояс и кинжал.

Не вынимая их, она осторожно разрезала остро отточенным лезвием кушак примерно напополам, аккуратно свернув каждую часть. Одну засунула поглубже, вторую оставила сверху.

Данные манипуляции приходилось проделывать под пристальным взглядом внимательных и недоброжелательных глаз, стараясь сохранять на лице спокойно-отрешённое выражение, хотя сердце работало со скоростью матричного принтера.

А вот её адвокат никак не мог скрыть охватившего его беспокойства. Он уже начал нервно топтаться на месте, словно школьник у закрытой кабинки туалета.

Поймав его бегающий беспокойный взгляд, подзащитная ободряюще улыбнулась. В ответ Олкад выразительно кивнул в сторону выхода.

— Поторопись! — прикрикнула Ника на невольницу. — Просто заплети косы и всё. Сейчас не время думать о красоте причёски.

— Слушаюсь, госпожа, — привычно отозвалась Риата.

Новая тёмно-коричневая накидка тоже выглядела более чем скромно, зато по размеру мало уступала плащу, закрывая плечи и спину.

Прикрыв голову, девушка, достав из корзины завёрнутые в тряпочку лепёшки и продемонстрировав их смотрителю тюрьмы, улыбнулась.

— Надеюсь, вы не будете возражать, господин Акв?

— Ешьте, — пренебрежительно махнув рукой, эдил уставился на торопливо собиравшую вещи рабыню.

Стараясь отвлечь от неё внимание, арестантка вежливо поинтересовалась:

— Как долго ещё ждать суда, господин Акв?

— Скоро начнётся, — усмехнулся собеседник. — Госпожа Юлиса… Или как вас там на самом деле?

— Так и есть на самом деле, господин, — заверила Ника.

Заскрипели петли, выпуская Риату, нагруженную полной корзиной и пустой амфорой. Пока смотритель тюрьмы возился с замком, невольница успела что-то шепнуть переволновавшемуся адвокату. Выслушав, тот с явным облегчением выдохнул и, коротко кивнув своей подзащитной, вытер выступивший на лбу пот.

При этом она успела заметить, что кисть правой руки выглядит слегка распухшей, а на костяшках пальцев содрана кожа.

"Ого! — усмехнулась про себя девушка. — Юрист, кажется, успел вчера с кем-то подраться. Надо бы как-нибудь аккуратно узнать: из-за меня или сам по себе?"

Оглядев на прощание узницу с ног до головы, эдил одобрительно хмыкнул. Едва смотритель и сопровождавшие его лица вышли, из глубины тюрьмы раздался зычный голос.

— Эй ты, богохульница! Чего это они к тебе припёрлись всей кучей?

Проигнорировав вопрос, Ника посмотрела на сокамерниц.

Наклонившись к самому уху подруги, Кирса что-то рассказывала, помогая себе движениями рук.

Глаза у Вилпы потихоньку лезли на лоб, а нижняя челюсть наоборот стремительно опускалась. Натолкнувшись на пристальный взгляд девушки, она быстро захлопнула рот, резко ткнув локтем приятельницу. Та замолчала и, зло ощерившись, втянула голову в плечи.

В этот момент любопытному заключённому ответили из соседней камеры.

— Эдил ей баню устроил, чтобы она на суд чистенькой пришла!

— Богачам везде хорошо, — поддержал разговор товарищей по несчастью третий голос. — Мы тут голодаем, а этой аристократке рабыня каждый день жратву таскала!

— Заплати, и тебе принесут! — насмешливо фыркнул четвёртый узник. — И баню со шлюхами устроят!

— Да хоть зад подставят! — поддержал первый.

Арестанты дружно заржали, хотя сквозь смех ясно слышалось горечь и обида.

Благополучно пропустив весь этот диалог мимо ушей, Ника, не спуская глаз с нахохлившихся проституток, чем-то похожих на приготовившихся к прыжку облезлых, помойных кошек, нашарила присыпанный соломой кинжал.

— Чего это с вами? — растянула она губы в подобие улыбки. — Лучше съешьте лепёшки, пока на суд не повели. Я так понимаю: кормить нас здесь больше не будут?

— Нет, госпожа Юлиса, — настороженно усмехнулась Вилпа.

— Тогда тем более надо поесть, — наставительно проговорила Ника, и поставив ногу на край лежанки, приподняла подол, демонстрируя закреплённые на ноге ножны.

— Ловко придумано, — одобрительно кивнула Кирса. — А стражники знают?

— Хочешь им рассказать? — вскинула брови девушка.

— Почему бы нет? — проститутка встала, с наглым вызовом глядя на сокамерницу. — И про оружие, и про то, что ты под платьем прятала.

— Так чего эдилу не сказала? — издевательски усмехнулась путешественница, уже догадавшись, что шлюха не выдала её из-за элементарной трусости. Видимо, в уголовной среде любого из миров не поощряется открытое сотрудничество с властями, и другие заключённые могли неправильно понять благородный порыв уличной жрицы продажной любви.

Вернув клинок в ножны, Ника аккуратно оправила платье.

— А сейчас поздно. Дорога жертва к празднику.

— Так у тебя там в самом деле что-то было? — ошарашенно охнула Кирса, переглянувшись с Вилпой.

— Может было, — тем же тоном ответила девушка. — А может нет? Теперь-то какая разница?

Не сказав больше ни слова, она аккуратно присела на краешек лежанки и приготовилась терпеливо ждать. Узники всё ещё лениво переговаривались, жалуясь на богатеев, аристократов, начальников и всеобщую несправедливость жизни.

Сокамерницы жадно лопали лепёшки, бросая в сторону Ники взгляды, где явная злоба мешалась со скрытым восхищением. А арестантка мысленно готовилась к предстоящей схватке. И пусть оружием в ней послужат не кинжал и копье, а ум и находчивость, от этого она не перестанет быть менее опасной.

Как часто случается в подобных случаях, ожидание тянулось нестерпимо медленно, но тем не менее девушка вздрогнула от неожиданности, когда вновь хлопнула входная дверь, наполнив тюрьму лязгом доспехов и грубыми голосами.

Вытянувшись в струнку, она напряжённо прислушивалась к происходящему. Судя по всему, перед тем как вести на суд, узников связывали, а подобная перспектива не могла не настораживать.

Слух её не подвёл. Когда за решёткой опять появился эдил, на этот раз в сопровождении стражников и незнакомца с унылой физиономией в коричневом плаще, сокамерницы дружно, как по команде, посмотрели на Нику, словно уступая ей право первой покинуть их общее узилище.

— Вы называете себя Никой Юлисой Терриной? — даже голос у неизвестного оказался какой-то тусклый, как лицо.

— Я и есть Ника Юлиса Террина, — гордо вскинула голову девушка, с удовлетворением отметив, что не только тюремщики, но и ещё какое-то несомненное начальство обратилось к ней на "вы".

— Выходите, — не дослушав, скомандовал собеседник.

Противно заскрипели петли, и узница, пригнувшись, вышла из камеры.

— Я, претор Попм Курий Аст, обязан препроводить вас на форум славного города Этригии, где справедливый суд рассмотрит предъявленные вам обвинения в нарушении закона об умиротворении Дрина. Вам понятно?

— Да, господин Курий, — кивнула арестантка, слегка заворожённая такой торжественностью.

— Вяжите её, — скомандовал претор.

Глянув ему за спину, где стражники уже вели к выходу узников из соседних камер, Ника послушно вытянула вперёд сложенные руки. Один из тех, кто четыре дня назад лишил её кошелька, ловко обвязал запястье толстой грубой верёвкой.

Подобную процедуру проделали и с проститутками. Только к ним претор обращался на "ты" и обвинил в непристойном поведении.

Связанных сокамерниц вывели во двор, где их горячо и громко приветствовали товарищи по несчастью. Их заросшие щетиной грязные рожи расплывались в похотливых улыбках, слезящиеся от яркого солнца глаза раздевали арестанток, а щербатые рты щедро несли похабщину.

Впрочем, самых говорливых быстро заставили заткнуться стоявшие вокруг стражники с короткими копьями.

Один из них толкнул в плечо на секунду замешкавшуюся путешественницу.

— Ну, чего встала?

Нике очень не хотелось толкаться среди грязных, одетых во вшивые лохмотья вонючих мужиков, вот только её желание никого не интересовало.

Стоило девушке встать возле них, как рядом тут же оказался Сухан и прошипел на редкость противным голосом:

— Думаешь, чистое платье защитит твою задницу от кола? Или ты хочешь получить его в другое место, и поэтому подмылась?

— Заткнись, лагир, — презрительно фыркнула девушка. — В твоей заднице столько всего побывало, что любой кол будет болтаться, как ведро в колодце.

— Зато тебе в диковинку будет, ослица беременная! — мерзко хихикнув, парнишка попытался сдёрнуть с неё покрывало.

Та отшатнулась и едва не налетела на Кирсу.

— Чего на людей бросаешься, меретта подзаборная? — зло фыркнув, проститутка болезненно ткнула в бок бывшую сокамерницу.

— А ну стоять, обезьяны облезлые! — рявкнув, стражник звонко приложился древком копья к спине представительницы древнейшей профессии.

Зашипев рассерженной кошкой, Кирса попыталась втянуть голову в плечи. А Ника, все эти дни подкармливавшая проститутку, лишний раз убедилась в бессмысленности расчёта на человеческую благодарность.

Претор Курий, обменявшись на прощание со смотрителем тюрьмы парой слов, накинул на плечо сумку с документами и зашагал к воротам, даже не глядя на арестантов.

— Пошли! — скомандовал стражник, в котором путешественница узнала мнимого Курция Таила Пипа, принявшего якобы на хранение её кошелёк. Встретившись с ней взглядом, тот нагло усмехнулся.

"Козёл!" — скорбно поджав губы, подумала девушка, отворачиваясь и предоставляя ему возможность продолжать гордиться своим умом и сообразительностью.

В воротах вновь непонятно как оказавшийся у неё за спиной Сухан попытался сбить Нику с ног. Но будучи настороже, та с силой толкнула юношу на стражника, который тут же ударил его тупым концом копья в бок.

— Куда прёшь, гниль помойная!

— Ну, меретта, всем богам молись, чтобы мы на один рудник не попали! — процедил сквозь зубы малолетний правонарушитель. — Там я тебе матку через глотку вырву!

— Это тебе, сопляк, надо небожителей благодарить, что у меня руки связаны, — насмешливо фыркнула девушка, на которую уже давно не производили впечатление ни грозно выпученные глаза, ни громогласные угрозы.

Содержание ответа и его тон явно озадачили правильного пацана, который тут же замолчал, потирая ушибленный бок.

— Ловко она тебя, Сухан, — хрипло рассмеялся узник в вытертой овчиной безрукавке поверх двух рваных туник. — А ещё хвалился, будто драться умеешь.

Кто-то рассмеялся. Парнишка огрызнулся, послав всех к Такере. Но большинство арестантов, казалось, совсем не заметили этого маленького междусобойчика. После того, как они покинули тюремный двор, их поведение разительно переменилось. Мужчины разной степени зрелости шли молча, казалось, полностью погрузившись в свои думы. Даже Кирса с Вилпой притихли, время от времени ёжась то ли от холода, то ли от невесёлого предчувствия.

Мерно шагавшая по улицам Этригии процессия вызывала нешуточное любопытство прохожих. Причём Ника сразу сообразила, что именно она больше всего притягивала взоры горожан. Люди показывали пальцем на неё, тихо переговаривались. Какая-то женщина в цветастой накидке, выслушав свою спутницу с крысиным лицом записной сплетницы, охнула, прикрыв рот рукой, и уставилась на узницу расширенными от ужаса глазами.

Та надвинула покрывало на глаза. Несмотря на успокоительные слова Ротана, перспектива угодить на рудники уже не казалась такой туманной.

"От кола он, может, меня и отмажет, — с тревогой думала попаданка. — А вот загреметь на каторгу — вполне возможно".

Мелькнула шальная мысль о побеге. Пусть руки связаны, но ноги свободны, а арестантов столько раз проводили мимо узких, терявшихся в глубине квартала переулков. Ей бы только на пару минут оторваться от погони, а там можно разрезать верёвки и затеряться в большом городе.

"Который я совсем не знаю", — горько вздохнула Ника, понимая полную бесперспективность подобного плана. Чудо само по себе — явление достаточно редкое. Но даже если допустить, что оно случится дважды, и ей не только удастся скрыться от стражников, но и добраться до дома Асты Бронии, вряд ли та захочет ей помочь. Одно дело подыскать адвоката за чужие деньги, и совсем другое — прятать беглую преступницу.

Занятая грустными мыслями девушка не заметила, как их скорбное шествие приблизилось к форуму. В уши мягко, но настойчиво влезал многоголосый шум, а в конце улицы показалась заполненная людьми площадь.

Хмурясь, горожане расступались перед бодро шагавшим претором, невольно выстраиваясь в две шеренги, образуя коридор, по которому двигались стражники и связанные по рукам арестанты. Мужчины, из которых в основном и состояла толпа, также тыкали в сторону Ники пальцами, таращась сотнями любопытных, осуждающих и просто равнодушных глаз.

Вдруг девушке показалось, как чей-то взгляд полыхнул чистейшей, неподдельной ненавистью, и над притихшим форумом раздалось пронзительное:

— Богохульница! Мерзавка! Потешаться над нами вздумала?! Сколько рудокопов теперь погибнет из-за тебя!?

Немолодой человек в заплатанном плаще, покраснев и выпучив налитые кровью глаза, надрывался, потрясая над лохматой головой сжатыми кулаками:

— Казнить её! На кол, чтобы другим неповадно было!

— На кол! — дружно поддержали крикуна зеваки. — Смерть потаскухе!

Ника с трудом удержалась, чтобы по примеру Кирсы не втянуть голову в плечи.

— Не дадим чужакам позорить Этригию! — внезапно грянуло совсем рядом, и в её сторону устремилась сутулая фигура, показавшаяся удивительно знакомой.

— Прости, владыка Дрин! — верещала Калям. — Отомщу я за поругание твоё!

Стражник попытался остановить безумную старуху, но на пути у него вдруг оказался мужчина в меховой безрукавке поверх серой туники с рукавами, а другого охранника схватил за копьё молодой парень с горящими глазами истинного правдоруба.

Арестантка шарахнулась в сторону, только сейчас заметив блеснувшее в руке бывшей сокамерницы лезвие. Не зная, что ещё предпринять, девушка в отчаянии сорвала с головы покрывало и швырнула в лицо Калям.

Люди вокруг заорали, словно футбольные фанаты на финале кубка чемпионов.

Полоумная старуха замешкалась от неожиданности. Да и прожитые годы резвости не добавляли, так что стражник успел вырвать оружие из цепких пальцев юноши и, не задумываясь, ткнул тупым концом в спину Калям.

Тоненько, по-заячьи завизжав, она неестественно выгнулась, и тут Нику сзади кто-то с силой толкнул прямо на неё. Глаза фанатичной почитательницы владыки подземного царства вспыхнули радостью.

Но девушка успела подставить под удар связанные руки. Тонкое, сточенное лезвие рассекло верёвку, попутно вспоров кожу на обратной стороне ладони.

В этот момент рассвирепевший стражник вонзил копьё в спину издавшей победный клич Калям. В горле старухи заперхало. Она ещё раз взмахнула рукой с зажатым в сухоньком кулачке ножом. Но с губ на подбородок уже поползла кровавая пузырящаяся пена. Выцветшие от времени глаза несчастной женщины прояснились, делая её чем-то похожей на обиженного ребёнка.

Это оказалось настолько неожиданно, что Ника едва не попыталась поддержать бывшую сокамерницу, когда ноги той подломились в коленях.

Опомнившись, девушка отвернулась, напоровшись на насмешливо-презрительный взгляд Сухана. Видимо, этот поганец и толкнул её на нож.

Кругом стоял невообразимый ор. Люди кричали, размахивали кулаками. Кто-то склонился над застывшей в неестественной позе Калям. Претор метался, пытаясь восстановить какое-то подобие порядка.

Повинуясь его командам, стражники согнали арестантов в кучу, оградив их копьями, как барьером. Путешественница почувствовала, что не может позволить себе упустить такой подходящий момент. Лошадиная доза адреналина заставила кровь бурлить, словно только что раскупоренное шампанское. Не обращая внимание на боль и кровотечение, девушка разорвала уцелевшие волокна верёвки и, развернувшись, ударила стоявшего слева Сухана.

В своё время Наставник заставлял её многократно отрабатывать данный приём. Изначально он предназначался для вооружённой кинжалом руки. Но удар и простым кулаком по печени получился очень болезненным.

Вскрикнув, парнишка стал заваливаться на мостовую, а Ника, достав из-за пояса свёрнутый льняной платочек, принялась торопливо перевязывать рану.

— Возьми, — вдруг услышала она над ухом. — Прикройся.

Тот самый конвоир, кто лишил её кошелька, протягивал поднятую накидку. Заметив, что руки арестантки свободны, он резко насторожился.

— Это не я! — поспешила оправдаться девушка. — Старуха хотела порезать ножом, я защищалась. Вот она по верёвке и полоснула.

— Господин Курий! — крикнул добросовестный стражник, глядя, как собеседница поспешно накидывает покрывало. — Тут одна развязалась!

— Кто такая? — раздражённо отозвался претор.

Он с мрачно-унылой физиономией выслушивал гневную речь представительного мужчины в белом плаще.

Путешественница узнала одного из тех магистратов, которых она видела на ступенях базилики, и к кому по глупости обратилась за помощью в свой первый день пребывания в Этригии.

Глянув на узницу, продолжавшую аккуратно бинтовать раненую кисть, стражник, поколебавшись, ответил:

— Госпожа Юлиса.

Первый раз назвав её по фамилии.

С тоской глядя вслед гордо удалявшемуся члену городского совета, претор раздражённо махнул рукой.

— Некогда нам возиться. Пусть так идёт. Ты там приглядывай за ней.

— Да, господин Курий, — кивнул конвоир, перехватывая копьё, и скомандовал, словно стараясь задеть арестантку напускной строгостью.

— Шагай!

Скромно потупив взор, девушка пошла вслед за то и дело оглядывавшимися проститутками. Своим нарядом и свободными от пут руками Ника стала привлекать ещё больше внимания. Решив воспользоваться этим, она придерживала зверски болевшую кисть так, чтобы окружающие могли как следует рассмотреть стремительно пропитывавшуюся кровью повязку.

Негромкий ропот толпы прорезал пронзительный женский крик:

— Мама! Где мама?! Мамочка!

Расталкивая сгрудившихся зевак, к лежащему на мостовой телу Калям устремилась женщина в синем шерстяном плаще и сбитой на плечи накидке.

— Что же ты наделала, мамочка?! — заломив руки, дочь рухнула на колени перед матерью, и упав ей на грудь, разрыдалась.

Буквально через несколько секунд рядом очутился встрёпанный супруг, заботливо придерживавший правой рукой привязанный к поясу кошелёк. Наклонившись к жене, он что-то горячо зашептал, оглядываясь по сторонам. Прежде, чем зрители бесплатного представления заслонили его от глаз Ники, та успела заметить на его лице выражение нескрываемого облегчения.

Судьи терпеливо дожидались обвиняемых за длинным столом перед колоннадой базилики. Ступени, ведущие ко входу в главное общественное здание Этригии, были свободны, но перед ними толпились многочисленные зеваки, собравшиеся поглазеть на процесс.

Повинуясь окрику претора Курия, люди расступились, пропуская на сцену главных действующих лиц предстоящего представления.

По сторонам широкой лестницы архитектор расположил площадки с каменными чашами светильников. Арестантов подвели к правой платформе, возле стены которой они и расселись. Только Ника осталась стоять, лишь время от времени опираясь плечом о каменную кладку. Помня об аристократическом положении, она всячески старалась выделись себя из общей массы обвиняемых, твёрдо решив оставаться на ногах всё время процесса.

— Богохульница! — вновь донеслось из толпы. — Казнить её! На кол! Только так великий Дрин простит нас!

Впрочем, кричали натужно, без огонька, словно отрабатывая не слишком щедрую оплату. Видимо, поэтому призывы не получили поддержки со стороны горожан. Более того, на горлопанов, мешавших следить за процессом, кое-где громко зашикали.

Тут Нику кто-то окликнул:

— Госпожа Юлиса!

Чуть повернув голову, она увидела широко улыбавшегося Ротана и выглядывавшую у него из-за плеча Риату. Судя по сияющей физиономии адвоката, тот пребывал в полной уверенности в благополучном исходе дела, а вот рабыня смотрела на госпожу с тоской и сочувствием. Поймав взгляд девушки, молодой человек энергично кивнул.

"Золото взяли, — сделала логическийвывод арестантка. — Теперь только бы не кинули. Чего доброго, отправят на рудники — тогда плакали наши денежки. И жаловаться не пойдёшь. Вот батман".

Убедившись, что его поняли, Олкад куда-то исчез, а невольница осталась. Прижав к груди небольшую корзину, она только отступила в глубь толпы, освобождая место впереди для самых любопытных.

Девушка взглянула на судей.

"Ну, и кому из них достались мои империалы? Одному магистрату или он с преторами поделился?"

Высокий, пожилой мужчина со строгим, обрюзгшим лицом задумчиво смотрел куда-то поверх голов зрителей. В кресле с высокой спинкой, прикрытый плащом, отороченным серебристым белым мехом, он словно олицетворял собой солидность и респектабельность. Со стороны казалось невероятным, что человек такой благообразной внешности способен взять у беззащитной девушки последние деньги.

Преторы по бокам смотрелись далеко не так импозантно. Один — молодой, вертлявый, — то теребил завязки плаща, то поправлял украшенную зелёными камешками пряжку, одновременно вертя головой и болтая с угодливо склонившимся перед ним мужчиной в длинном, подбитом серым мехом плаще.

Второй — старше и солиднее, — лениво перебирал исписанные листки, казалось, не обращая никакого внимания на происходящее.

Кроме документов и бронзовой чернильницы на столе расположились серебряный гонг, величиной с хорошую суповую тарелку, и странный агрегат, состоящий из ярко начищенной медной воронки и стоявшей под ним миски литра на два.

Попаданку несколько удивило присутствие этих предметов, в её понимании не имеющих никакого отношения к судопроизводству.

Всё разъяснилось при рассмотрении первого же дела.

Некий пожилой, благообразного вида лавочник утверждал, что мужчина, куковавший в тюрьме с первого дня дриниар, украл у него рулон материи.

Назвавшись грузчиком, подсудимый вызвал смех и улюлюканье зрителей, видимо, посчитавших его обычным бродягой. Но поскольку ткани у подсудимого не обнаружили, не нашлось и свидетелей, готовых подтвердить обвинение; в итоге одни слова выступили против других.

Торговец на адвоката тратиться не захотел, а грузчик явно не имел для этого средств, поэтому они обменялись гневными речами. Каждый по мере сил доказывал свою правоту, обращаясь к богам и судьям. Причём, выступать оратор имел право столько времени, за сколько сочившаяся по каплям вода перетекала из воронки в миску.

Очевидно, речь лавочника показалась суду более убедительной, и грузчика отправили на каторгу. Как с нарастающей тревогой поняла Ника, каких-либо сроков наказания не объявили, из чего напрашивался пугающий вывод, что несчастный проведёт в руднике остаток своих дней.

Следующим судили Сухана. Суть обвинений высказал претор Помп Курий Аст. Громким, хотя и по-прежнему скучным голосом он поведал о том, как этот милый юноша забрался в чужую квартиру, а обнаружив там полуслепую старушку, забил её до смерти медным светильником. Прибежавшие на крик соседи попытались схватить малолетнего налётчика, но тот сумел скрыться и лишь перед праздниками попался стражникам.

Полностью оправившись от удара Ники, юноша горько плакал, размазывая слёзы по грязным щекам, пытаясь доказать свою невиновность, уверяя, что его с кем-то спутали. В ответ претор пригласил из толпы двух свидетелей, поклявшихся именем Цитии, богини правосудия, в том, что именно этого мальчика они застали в чужой квартире, где убили старушку, и участь Сухана была решена.

Услышав приговор, юноша рухнул на колени, и вереща, как недострелённый заяц, огласил форум громогласными клятвами в своей невиновности и мольбой о пощаде.

Досадливо морщась, магистрат Проб Фаб Лиса лениво махнул рукой. Тут же вспомнив о своих обязанностях, стражники подхватили воющего паренька и потащили вниз по лестнице. Люди на площади расступились, провожая малолетнего убийцу злобными криками и улюлюканьем.

"Вот тебе и рудник, — не смогла удержаться от мысленного комментария Ника. — На колу сдохнешь, подонок!"

Очередной обвиняемый честно признался в попытке ограбления винной лавки, попросив суд принять во внимание состояние опьянения и горячее желание продолжить празднование первого дня дриниар.

Учитывая смягчающие обстоятельства, его приговорили к двадцати ударам плети. Следующий подсудимый получил тридцать плетей за пьяный дебош на форуме.

Постепенно очередь дошла и до сокамерниц Ники. Едва секретарь или глашатай выкрикнул их имена, пылавший служебным рвением стражник схватил поднявшихся на ноги проституток под мышки и почти поволок их вверх по лестнице, остановившись примерно на полпути до верхней площадки, так чтобы их могли хорошо рассмотреть с площади. Кирса и Вилра тихо поскуливали, дрожа то ли от страха, то ли от холода, видимо, всячески стараясь вызвать у зрителей жалость. Но судя по насмешливым выкрикам, горожане сочувствовать им явно не собирались.

Обвинителем опять выступил претор. Неожиданно судьи, до этого безучастно слушавшие мерно журчавшую речь Курия, встрепенулись. Подавшись вперёд, Кост Упилий Фак обменялся тревожными взглядами с Ресом Лунием Бутом, а магистрат плотнее сжал губы, став ещё суровее на вид.

По толпе зрителей прошло какое-то движение. Люди торопливо расступились, и Ника увидела торжественно вышагивавшего Клеара в коротком тёмно-синем плаще поверх знакомого чёрного балахона.

Остановившись у нижней ступни лестницы, верховный жрец храма Дрина, опираясь на посох, мрачно уставился на девушку тёмными, глубоко сидящими глазами. Небольшая свита из пяти-шести человек, развернувшись полукругом, словно отделила его от прочих горожан. При этом их насупленные рожи не предвещали обвиняемой в святотатстве ничего хорошего.

По форуму как будто прошла какая-то невидимая волна. Люди стали возбуждённо переговариваться. Кто-то из задних рядов начал чересчур активно пробираться вперёд. То тут, то там вспыхивали перебранки, грозившие перерасти в драки.

— Тихо! — загромыхал над площадью голос Проба Фаба Лиса. — Уважайте свой суд, граждане славной Этригии.

Нужные слова, произнесённые в точно угаданный момент с необходимой интонацией, произвели надлежащий эффект.

Едва шум утих, претор вновь с самого начала зачитал текст обвинения Кирсы и Вилпы в непристойном поведении, выразившемся в чрезмерном приставании к мужчинам.

Понимая всю бессмысленность, проститутки не упорствовали в отрицании, и выслушав приговор суда, назначивший им по пятнадцать плетей, с плачем покинули форум под конвоем всего одного стражника.


***

Олкад, машинально поправив плащ, зачем-то разгладил несуществующую складку на тунике. Ему давно не приходилось выступать на публике, поэтому он с удивлением ощутил нешуточное волнение. И это после нескольких процессов, блестяще проведённых в столичных судах!

После того, как двух приставучих шлюх приговорили к наказанию плетьми, магистрат Проб Фаб Лис о чём-то долго совещался с преторами и секретарём.

Горожане на форуме уже начали проявлять признаки нетерпения, когда глашатай, вальяжно кивнув, отошёл от стола и, окинув притихшую площадь орлиным взглядом, громогласно объявил:

— На суд вызывается господин Клеар, верховный жрец храма Дрина, для оглашения обвинения, выдвинутого им против неизвестной женщины, называющей себя…

Сделав вид, будто что-то позабыл, секретарь взглянул на висевшую на поясе навощённую дощечку.

— Никой Юлисой Терриной!

Предчувствуя интересное развлечение, зрители довольно загомонили.

Выступивший из толпы преосвященный торжественно поднялся по лестнице, остановившись всего лишь в двух ступенях от стола судей. Резко развернувшись, так что полы короткого плаща взметнулись за спиной, словно вороновы крылья, он звонко ударил металлическим наконечникам посоха по камню и мрачно оглядел притихшую площадь.

В этот миг спокойно стоявшая у стены Юлиса, не дожидаясь разрешения или приказа, внезапно зашагала вверх по лестнице с таким гордым и независимым видом, словно позади неё стоял не застывший от подобной наглости конвой, а по меньшей мере верные телохранители.

Остановившись на полпути, она отвесила лёгкий поклон судьям, после чего, обернувшись, повторила его, обращаясь к горожанам.

"Настоящая аристократка! — охнул в восхищении Олкад. — Даже перед судом не забывает о достоинстве своего рода!"

По толпе пробежали удивлённые и недовольные восклицания. Видимо, подобное поведение понравилось далеко не всем.

Старательно делая вид, будто ничего не случилось, секретарь, прокашлявшись, выкрикнул:

— Есть ли здесь тот, кто возьмёт на себя защиту обвиняемой?

Все прошлые подобные призывы оставались без ответа, но сейчас второй писец рудника "Щедрый куст" решительно шагнул вперёд, не очень вежливо оттолкнув плечом невесть откуда взявшегося впереди горожанина.

— Найдётся! — гордо заявил начинающий юрист. — Я, Олкад Ротан Велус — свободный гражданин Империи, берусь отстоять доброе имя госпожи Ники Юлисы Террины!

Члены суда обменялись короткими, неслышными репликами, и магистрат сделал приглашающий жест рукой.

— Прошу, господин Ротан.

Поднявшись по лестнице, адвокат, нимало не смущаясь, остановился на одной ступени с верховным жрецом, смело, хотя и не без некоторой внутренней робости, встретив его мрачный, красноречиво обещавший большие неприятности, взгляд.

Словно напоминая о вчерашнем происшествии, заболела разбитая кисть правой руки, и молодой человек машинально прикрыл её левой.

— Господин Клеар, — обратился к преосвященному Опт. — Расскажите суду суть ваших обвинений.

При этих словах секретарь торопливо наполнил водой воронку из стоявшего возле ножки стола кувшина. Капли звонко забарабанили по дну пустой миски, ясно давая понять верховному жрецу, что "его время пошло".

Однако тот почему-то не торопился и, выждав несколько секунд, неожиданно заявил:

— Полагаю, что для начала суд обязан выяснить личность женщины, чей сознательный проступок способен принести жителям Этригии неисчислимые бедствия. Попирая законы Империи и священные обычаи наших предков, эта безнравственная особа присвоила себе чужое имя, опозорив древний, всеми уважаемый род и совершив тем самым ещё одно тяжкое преступление. Поэтому к обвинению в святотатстве я добавляю самозванство!

Он оглядел начинавший волноваться форум.

Воспользовавшись паузой, Олкад закричал, наплевав на очерёдность:

— Ложь! У господина Клеара нет никаких оснований называть мою подзащитную самозванкой!

— Ещё скажи, что она действительно Юлиса! — презрительно скривился верховный жрец.

— А вы можете доказать обратное? — огрызнулся адвокат и затараторил. — Госпожа Юлиса ни коем образом не пользовалась своим именем для причинения ущерба кому-либо из жителей Этригии или…

— Тихо! — властно оборвал его магистрат. — Ещё раз нарушите порядок ведения, я наложу запрет на ваше участие в процессе.

— Простите мою несдержанность, господин Фаб, — смиренно покаялся писец, с удовлетворением отметив, что миска под часами наполнена уже наполовину.

— Мы не имеем права игнорировать столь вопиющее нарушение закона и попрание норм общественной морали! — продолжал обличать Клеар. — Поэтому обвиняемая обязана понести суровое и справедливое наказание не только за святотатство, способное вызвать праведный гнев владыки недр, но и за преступное использование чужого имени.

Он говорил о том, что горожане должны дорожить теми особыми отношениями, которые сложились у них с грозным и непостоянным богом-покровителем, и о том, как легко потерять благорасположение Дрина. Однако, так и не сказал, что же такого страшного натворила Ника Юлиса Террина.

Едва в миску упала последняя капля, секретарь ударил медной палочкой в гонг, давая знать, что время выступления обвинителя закончилось.

Послушно умолкнув, верховный жрец замер, словно статуя, устремив взгляд к горизонту.

Оценивая его речь, Олкад отметил, что та составлена по всем правилам ораторского искусства, а сам Клеар кроме того виртуозно владеет голосом: где-то повышая его почти до крика, а иногда затихая настолько, что стоявшие в задних рядах невольно тянули шеи, стараясь лучше расслышать.

Тем не менее, писцу показалось, что большого впечатления на горожан выступление верховного жреца не произвело. Раздалось всего несколько одобрительных выкриков, кто-то один потребовал казнить богохульницу. Однако большинство недоуменно переглядывались. Похоже они явно рассчитывали на что-то более захватывающее.

Адвокат воспрянул духом. Теперь его очередь говорить. Вот только магистрат почему-то жестом остановил секретаря, готового залить в воронку новую порцию воды, и обратился к обвиняемой:

— Как ваше имя, госпожа?

— Ника Юлиса Террина, — звонко отчеканила девушка, смело глядя ему в глаза. — Дочь Лация Юлиса Агилиса из рода младших лотийских Юлисов.

— Кто сможет это подтвердить? — продолжал расспрашивать Фаб.

— Письма моего отца к нашим родственникам в Радле, — ответила подсудимая. — И его фамильный перстень.

— А где сейчас ваш отец? — неожиданно поинтересовался претор Кост Упилий Фак. — Почему его нет с вами?

— В Некуиме, — спокойно пояснила Ника. — Он слишком стар и болен для путешествия через океан.

Верховный жрец храма Дрина рассмеялся. Но его почти никто не услышал из-за прокатившегося по площади гомона: кто-то свистел, кто-то выкрикивал ругательства, кто-то громогласно хохотал во весь голос.

Поморщившись, магистрат что-то сказал секретарю, и тот несколько раз ударил в гонг. Резкий, дребезжащий звон заставил толпу притихнуть.

— Да отыщется ли здесь хотя бы один разумный человек, готовый поверить в эти россказни?! — воздев руки к небу, патетически вскричал Клеар.

— Я! — счёл своим долгом отозваться Олкад, вызывая новый шум среди зрителей.

Вновь зазвенел гонг, настоятельно требуя тишины.

— Мне приходилось слышать, будто в Западном океане есть остров с таким названием, — медленно проговорил судья, и его сухие губы чуть дрогнули, обозначив насмешливую улыбку. — Но как там оказался Лаций Юлис Агилис?

Гомон на площади резко прекратился. Особо ретивых крикунов соседи успокоили тычками. Все уставились на обвиняемую в ожидании ответа.

Даже адвокат с удивлением почувствовал, что невольно затаил дыхание, хотя уже прекрасно знал печальную историю сына сенатора Госпула Юлиса Лура.

Однако сообразив, что ничего нового не услышит, молодой человек начал рассматривать лица горожан, стараясь определить: какое впечатление производит на них рассказ госпожи Юлисы.

Образованные жители Этригии не могли не знать о заговоре Квитуна и тех репрессиях, что обрушились на его участников. Да и многие простые горожане могли слышать эту историю. Наверное, поэтому Олкаду казалось, что судьи и собравшиеся на площади люди с нарастающим волнением слушали девушку.

— … Понимая, что даже на Западном побережье ему не укрыться от гнева Императора, и не желая становиться причиной раздора между Радлом и Канакерном, отец попросил одного морехода отвести его с супругой как можно дальше от цивилизованных земель, — спокойно и размеренно говорила Ника. — Но только не в те места, жители которых отличаются особой кровожадностью. И тогда Вотунис Картен переправил моих родителей в Некуим.

Едва рассказчица прервалась, чтобы сделать очередной вдох, верховный жрец, видимо, заметив, что обвиняемая начинает вызывать сочувствие у горожан, поспешил её прервать:

— Чем ты можешь это доказать?

Ответ Юлисы заставил адвоката вздрогнуть.

— Я вернулась, проделав такой долгий, полный опасности путь не для того, чтобы доказывать что-то вам, господин Клеар! Я хочу обрести родину, разлука с которой невыносимо мучительна для любого из Юлисов и любящих родственников. А им мой отец написал письма и велел передать слова последнего прощания!

— Вы бросили его умирать в чужой земле?! — неожиданно громко проворчал претор Упилий. — Одного среди дикарей! Кто проводит его последний вздох, зажжёт погребальный костёр и принесёт жертву богам?

Тут же секунду назад зачарованно внимавшая девушке толпа неодобрительно заворчала, словно очнувшийся после зимней спячки медведь в далёких северных лесах. Тонкие губы преосвященного скривились в довольной улыбке.

— Я сделала так, как обязана поступить любая радланская девушка! — Ника гордо вскинула голову, но глаза её заблестели от еле сдерживаемых слёз.

— Я исполнила волю своего родителя! — почти выкрикнула она. — Хотя больше всего на свете мне бы хотелось остаться с ним и покоить его старость.

Олкад почувствовал, как после этих слов спазм невольно сжал горло. С каждой новой встречей госпожа Юлиса нравилась ему всё больше и больше. Он даже начинал испытывать к ней что-то вроде благоговения.

Столь прочувственное заявление впечатлило не только его одного. Форум одобрительно зашумел, а стоявшие в первых рядах горожане важно закивали, всем видом демонстрируя полную поддержку слов обвиняемой.

Встревоженный верховный жрец Дрина тут же перешёл в наступление.

— Слышите, граждане?! Она даже не скрывает, что ей нечем подтвердить свои лживые россказни! Совершенно ясно, что перед нами обычная мошенница и самозванка! В довершение уже совершённых преступлений она намеревалась втереться в доверие к лучшим людям Империи! Именно поэтому суд должен покарать её не только за святотатство, но и за самозванство, которое та даже не пытается замолчать!

Адвокат напрягся. Становилось очевидно, что Клеар, понимая зыбкость своей позиции, старается увести суд в сторону, сконцентрировав его внимание на обвинении Ники в присвоении чужого имени.

"Неужели они с ним согласятся?" — озабоченно думал молодой человек, с тревогой глядя на членов суда и вспоминая, как едва оказавшись за воротами тюрьмы, чуть не вырвал из рук рабыни госпожи Юлисы глухо звякнувший матерчатый свёрток. Сейчас Олкад понимал, что это был пояс с деньгами, который та носила под платьем всё это время. Но тогда писца это совершенно не интересовало.

Ругаясь, он с трудом дождался, пока невольница, разорвав какие-то нитки, аккуратно отсчитала сто шестьдесят пять золотых монет. Спрятав деньги в заранее припасённый кошелёк, он почти бегом отнёс их терпеливо поджидавшему за углом Мету Фулию Хобу.

После этого адвокат пребывал в полной уверенности в благоприятном решении суда. Однако теперь, наблюдая, как Фаб и преторы с благожелательным вниманием слушают разглагольствование обвинителя, писца начали терзать смутные сомнения.

"Неужто я совершенно напрасно заплатил этому прохиндею такую прорву денег? — едва не взвыл от обиды писец. — О громовержец Питр — царь богов, порази своей молнией мошенника и негодяя Мета Фулия! О Семрег — вестник бессмертных, куда катится этот мир?! О Канни — хозяйка удачи, куда ты меня привела? В этой дыре даже взятку нельзя дать по-хорошему!"

К счастью, вскоре выяснилось, что он слишком плохо думал о родственнике своего соседа по дому. Едва верховный жрец умолк, истощив фонтан красноречия, магистрат вкрадчиво поинтересовался:

— У вас есть свидетели или какие-то иные доказательства самозванства обвиняемой?

И воспользовавшись минутным замешательством собеседника, предложил:

— Тогда перейдём к выдвинутому вами обвинению в святотатстве.

— Если есть что сказать, то говори, какой закон она нарушила! — неожиданно выкрикнул кто-то. — А нет — так помалкивай!

На какой-то миг над форумом повисла удивлённо-напряжённая тишина. Люди в передних рядах недоуменно оглядывались, стараясь рассмотреть нахала, дерзнувшего столь непочтительно обращаться к верховному жрецу главного городского святилища. Но уже очень скоро по заполненной народом площади прошёл разноголосый гул, в котором Олкад с удовлетворением расслышал нотки одобрения. Очевидно, какая-то часть зрителей успела проникнуться симпатией к обвиняемой и теперь желала услышать нечто более конкретное о её преступлениях.

А вот то, что она выдаёт себя за родственницу известных аристократов, похоже горожан как-то не особенно заинтересовало. Возможно потому, что Юлисы не пользовались большой известностью в Этригии. Не имели они в этих местах земельных владений и сколько-нибудь значительной собственности, принадлежавшей бы исключительно представителям этого рода.

Видимо, Клеар ожидал противоположной реакции слушателей, потому что выражение благородного негодования каменной маской застывшее на выразительном сухощавом лице на какую-то секунду сменилось раздражённым недоумением.

Однако, он тут же поспешил взять себя в руки.

— Те, кто потворствует одним жуликам! — гневно загремел над форумом сочный голос верховного жреца. — Рано или поздно сам станет жертвой других!

Площадь опасливо притихла, а адвокат с грустью подумал, что симпатии толпы слишком непостоянны и зависят исключительно от умения оратора внушить ей нужные мысли.

— Но бессмертные небожители видят всё! — победно улыбнувшись, продолжил с прежним накалом Клеар. — Даже то, на что люди в глупой гордыне своей предпочитают не обращать внимания! По воле богов путь справедливости порой бывает тернист и извилист. И если данную вульгарную, безнравственную особу наказать по всей строгости закона за то святотатство, что она совершила по злой воле своей подлой души, это станет достойной карой и за самозванство.

Он насмешливо оглядел прячущих глаза зрителей и повернулся к застывшим истуканами судьям. Губы Проба Фаба Лиса сжались в тонкую нитку, претор Упилий отвернулся, а его коллега, мрачно насупившись, уставился в стол.

— Пусть справедливый суд не забывает об этом, когда будет решать судьбу богохульницы!

На сей раз форум отреагировал на паузу в речи оратора гораздо живее и одобрительнее. Кто-то даже потребовал посадить преступницу на кол и как можно скорее.

Однако на магистрата подобное выражение воли народа, казалось, не произвело никакого впечатления. Подавшись вперёд, он упёрся локтями о стол и негромко осведомился:

— Может, теперь, господин Клеар, вы расскажете, в чём конкретно обвиняете эту женщину?

Верховный жрец, пренебрежительно скривившись, обвёл взглядом вновь притихшую площадь и заговорил отрывисто, словно вколачивая гвозди:

— В первую ночь дриниар она своим присутствием нарушила таинство церемонии умилостивления Дрина, что может вызвать гнев владыки недр и принести неисчислимые бедствия жителям нашего города. Свидетелем столь бесстыдного поступка является один из стражей посвящённых, уполномочивший меня представлять его на процессе.

И вновь адвокат с возрастающей тревогой заметил, с каким жадным интересом судьи и зрители внимают каждому слову обвинителя.

— По причинам, о коих я не должен здесь говорить, — продолжал витийствовать тот. — Ещё до возвращения процессии в Этригию этому стражу пришлось вернуться к священной горе. Вот тогда на дороге титанов у моста он увидел эту женщину и её рабыню.

— Почему страж не исполнил свои прямые обязанности и не схватил их? — неожиданно перебил верховного жреца Проб Фаб Лиса.

— Они успели скрыться в лесу, — на секунду замешкавшись, ответил Клеар и энергично продолжил. — Вернувшись, страж посвящённых сразу же доложил мне о негодяйках, осмелившихся нарушить таинство ритуала. Я уже тогда понимал, что подобным проступкам нет и не может быть оправдания, и молил великого Дрина помочь отыскать богохульниц. Но мне и в голову не могло прийти, что у преступницы хватит наглости не только навестить наш город, который она подвергла такой опасности, но и явиться на священный форум!

Последние слова верховный жрец почти прокричал, и толпа послушно отозвалась грозным ворчанием, полным праведного гнева.

— Учитывая тяжесть содеянного, — понизил голос преосвященный. — Я требую приговорить особу, столь преступно присвоившую себе чужое имя и совершившую несомненное святотатство, к каторжным работам!

"Почему не к смерти?" — удивился Олкад и тут же получил ответ на свой невысказанный вопрос.

— Пусть владыка недр сам решает её судьбу!

Какое-то время люди на площади молчали, очевидно, обдумывая услышанное. Но не успело сердце адвоката отсчитать пару ударов, как форум разразился восторженными криками.

Охваченный ужасом, молодой человек наблюдал, как горожане, оживлённо переговариваясь, кивают головами, с уважением поглядывая на верховного жреца.

"Это катастрофа!" — в отчаянии беззвучно взвыл писец, понимая, что обвинителю ловкими речами окончательно удалось завоевать расположение зрителей.

Клеар искусно переиграл их с госпожой Юлисой, потребовав не казнить девушку, а отправить в рудники поближе к Дрину, который сам определит, как поступить с богохульницей: забрать её жизнь сразу, похоронив под обвалом, или дать возможность умереть от тяжкого, непосильного труда.

Опять зазвенел гонг, призывая к тишине.

Едва шум стих, магистрат торжественным голосом поинтересовался:

— Вы признаёте свою вину, госпожа?

Взгляд адвоката метнулся к подзащитной.

Со своего места он не мог видеть лица Юлисы. Но её неестественно прямая, словно натянутая струна, и неподвижная, будто статуя, фигура ясно давала понять, в каком душевном напряжении находится сейчас девушка.

— В чём? — её звонкий, чистый голос дрогнул, когда она, отвернувшись от площади, обратилась к судьям.

И у Олкада вновь перехватило дыхание при взгляде на свою знатную подзащитную. На резко обозначившихся скулах алым горели красные пятна румянца, крылья прямого, тонкого носа трепетали от с трудом сдерживаемой ярости, хотя в уголках больших светло-серых глаз уже поблёскивали слезинки отчаяния.

Не дожидаясь, пока слегка озадаченный Фаб конкретизирует вопрос, Ника с гневом продолжила:

— Разве в том, что там за океаном, где я родилась и выросла, мне никто не рассказал о законах вашего города? Или в том, что спасая свою жизнь, я спряталась в расщелине горы, по доброте своей укрывшей меня от убийц? Но откуда мне знать, что она священна и так почитаема вами особенно в дни дриниар? Если я виновата, то только в том, что убегая от тех, кто меня ограбил и собирался лишить жизни, случайно оказалась там, где не должна была быть. Но я клянусь…

Внезапно девушка патетически вскинула руки к небу.

— Я и помыслить не могла оскорбить великого Дрина или вас, жители славной Этригии! И пусть бессмертные боги обрушат на меня свой гнев, если я лгу!

После этих слов обвиняемая, словно устыдившись своего неожиданного порыва, скромно опустила глаза, поправив соскользнувшее с головы покрывало.

А в сознании адвоката мелькнула какая-то важная мысль, однако, прежде чем ему удалось на ней сосредоточиться, форум загудел подобно растревоженному улью, выплёскивая из себя отдельные выкрики.

— О чём это она?! Какие ещё убийцы? Кто на неё напал? Ограбили? Где? Опять разбойники объявились?

Секретарю вновь пришлось прибегнуть к помощи гонга, чтобы хоть немного утихомирить горожан. И тут Олкад наконец-то догадался, какой важнейший аргумент в свою защиту, сама того не подозревая, предоставила ему госпожа Юлиса.

— Кто вас ограбил, госпожа? — хмуро поинтересовался магистрат.

— Артисты из урбы Гу Менсина, — ответила Ника. — Они за плату взялись сопровождать меня от Канакерна до Этригии. Мы спокойно проехали всё Западное побережье, но у вашего города они почему-то вдруг решили меня ограбить и убить.

Зрители вновь разразились криками, суть которых сводилась к настоятельному требованию подробностей.

Обменявшись многозначительным взглядом с Фабом, претор Упилий усмехнулся.

— Бродячие артисты — неподходящие спутники для одинокой, порядочной девушки, — проговорил он, явно выделив голосом предпоследнее слово.

Толпа отозвалась редкими смешками, которые, однако, очень быстро стихли.

Гневно сверкнув блестевшими от слёз глазами, Юлиса заговорила о своём пребывании в Канакерне, о болезни, помешавшей ей отправиться в Империю через Рифейские горы с караваном купца Канира Наша, об урбе Гу Менсина, всё лето дававшей представления в городском театре, покровителем которого являлся друг Лация Юлиса Агилиса — консул Канакерна Мерк Картен.

По мере её рассказа адвокат вновь стал замечать, как смягчается выражение лиц некоторых горожан. Другие, перешёптываясь с соседями, активно обсуждали трагическую историю Ники Юлисы Террины.

О очередной раз подчеркнув своё глубокое сожаление о том, что она ненароком нарушила закон Этригии, девушка опять попросила прощения у судей, после чего замолчала, аккуратно вытерев платком заплаканные глаза.

— А кто подтвердит ваши слова? — вкрадчиво спросил претор Луний.

— Она лжёт! — не давая возможности обвиняемой ответить, вскричал Клеар, раздражённо ударив посохом по мраморной ступени. — Нет никакого Гу Менсина! Артист с таким именем никогда не был в Этригии!

Чувствуя, что пора вмешаться, Олкад обратился к суду:

— Вы позволите мне опровергнуть это утверждение, господин Фаб?

Видимо, довольный тем, что хоть кто-то придерживается установленного порядка ведения процесса, магистрат величаво кивнул, а секретарь поспешил налить воду в воронку.

— Это письменные показания владельца постоялого двора в Кинтаре, — молодой человек извлёк из холщовой сумки на поясе свиток. — Он подтверждает, что в ночь перед первым днём дриниар в его заведении ночевали артисты из урбы Гу Менсина, а также снимала комнату Ника Юлиса Террина. Рано утром они вместе покинули город.

С этими словами адвокат подошёл к столу и с поклоном протянул папирус судьям. Пробежав взглядом ровные строчки, Фаб одобрительно хмыкнул.

— Заверено магистратом Фамием. Достойный и уважаемый гражданин. Этого вполне достаточно для подтверждения того, что урба Гу Менсина и обвиняемая одновременно покинули Кинтар, собираясь добраться до Этригии. Продолжайте.

Понимая, что избежать обвинения в нарушении закона, запрещавшего непосвящённым появляться возле священной горы в дни праздника Дрина, всё равно не удастся, Олкад попытался воззвать к милосердию и здравому смыслу, доказывая непреднамеренность и случайность проступка своей подзащитной, а когда увидел, что вода в часах почти закончилась, торопливо выпалил:

— Если бы владыка недр разгневался на госпожу Юлису, он мог бы просто позволить убийцам отыскать её в ту роковую ночь. Но бессмертный бог проявил великодушие и милосердно укрыл невинную девушку от разбойников в одной из расщелин своей священной горы, тем самым сохранив жизнь дочери Лация Юлиса Агилиса. Так если сам Дрин простил госпожу Юлису, вправе ли люди её наказывать?

И тут форум забурлил, словно кипящий котёл на кухне у нерадивого повара. Люди орали, размахивая руками, выкрикивали проклятия, кто-то грозил адвокату кулаками, и тот с запоздалым сожалением подумал, что от последних слов, пожалуй, стоило бы воздержаться.

— Да как ты смеешь говорить за владыку недр? — подтвердил его опасения свирепый рык верховного жреца, чьи грозные очи пылали праведным гневом, а костяшки пальцев, сжимавших посох, побелели от напряжения.

— Но разве я неправ? — повысил голос молодой человек, понимая, что теперь терять ему уже всё равно нечего. — Госпожа Юлиса пряталась от убийц рядом с тем местом, где в первую ночь дриниар проводится ритуал умилостивления Дрина, и бог позволил ей сделать это!

— Она нарушила таинство! — бушевал Клеар, потрясая посохом.

— Она не присутствовала при нём! — огрызнулся Олкад.

— Откуда ты это знаешь, чужак? — перекрыл гомон форума чей-то громоподобный бас.

— Даже мне, уроженцу великого Радла, известно, что перед началом церемонии место её проведения осматривает стража посвящённых! — выкрикивая подобное утверждение, писец сильно рисковал, ибо опирался при этом только на свой здравый смысл и рассказ рабыни госпожи Юлисы.

Поэтому неудивительно, что Клеар, тут же указав на него пальцем, буквально впился в лицо тяжёлым, давящим взглядом.

— Кто вам такое сказал? Немедленно назовите имя этого человека!

— Никто! — решительно тряхнул головой адвокат во внезапно наступившей тишине и с жаром продолжил. — Но разве обязанность любой стражи не состоит в том, чтобы беречь и охранять порядок, законы, город или церемонию от любых посягательств? Иначе зачем она нужна?

Глядя, как резко стушевался собеседник, молодой человек с издёвкой отметил про себя: "Что, подловил? Это тебе не с тупыми провинциалами дело иметь! Я в Радле процессы выигрывал, а уж там риторы искуснее тебя попадались".

И продолжил, обведя деланно-удивлённым взглядом затаивших дыхание зрителей:

— Как могли доблестные и искусные воины не заметить девушку в такой маленькой пещере?

— Но обвиняемую видели на дороге титанов! — напомнил претор Луний, бросив быстрый взгляд на верховного жреца.

Тот, уже успокоившись, важно кивнул, усмехаясь

— Или слова стража посвящённых вы тоже ставите под сомнение?

— Ни в коем случае! — энергично запротестовал адвокат. — Я не отрицаю того, что госпожа Юлиса ненароком, сама того не желая, нарушила закон Этригии, но во имя богини справедливости Цитии и благодетельной Ноны призываю вас быть милосердными и проявить снисхождение.

Он хотел привести несколько общеизвестных исторических примеров, когда обвиняемых оправдывали именно из-за того, что их поступки являлись не сознательно совершёнными преступлениями, а лишь роковой цепью случайных обстоятельств.

Но тут резко звякнул гонг, и глашатай с удовольствием объявил, что время защиты истекло. Зрители, с увлечением следившие за перепалкой между верховным жрецом святилища бога — покровителя Этригии и никому неизвестным молодым юристом, разочарованно зашумели.

Довольный писец подумал, что теперь, какое бы решение не принял суд, этот процесс запомнится горожанам надолго. Чего, собственно, он и добивался.

Как полагается, перед вынесением приговора магистрат пошептался сначала с Костом Упилием Факом, потом с Ресом Лунием Бутом, затем они что-то горячо обсудили втроём.

Невольно подавшись вперёд, Олкад напряг слух, пытаясь хоть что-то расслышать. Но многоопытные судьи совещались так тихо, что до адвоката не донеслось ни слова.

Наконец, важно кивнув помощникам, Проб Фаб Лис на какое-то время задумался, сведя к переносице густые седые брови и неслышно барабаня по столешнице старческими узловатыми пальцами, на одном из которых тускло поблёскивал массивный золотой перстень.

Писец посмотрел на свою подзащитную. Чуть сдвинув накидку назад, та пристально наблюдала за застывшим в раздумье магистратом, решавшим сейчас её судьбу. Одна рука девушки пряталась под покрывалом, а вторая крепко вцепилась в его край. Приглядевшись, молодой человек ясно различил мелкие капельки пота, выступившие на верхней губе Ники Юлисы Террины, несмотря на прохладу.

— Суд имперского города Эригии, — как-то опять неожиданно для Олкада заговорил Фаб, чётко выговаривая каждое слово. — Признал подсудимую виновной в нарушении закона "О днях умилостивления Дрина".

Адвокат прикусил губу, чтобы не застонать от гнева и разочарования. Площадь отозвалась единым, одновременно вырвавшимся у множества людей вздохом. На тонких губах Клеара зазмеилась победная улыбка.

Глаза обвиняемой внезапно сузились, и писцу показалось, что мысли девушки унеслись куда-то очень далеко от суда, форума и всего происходящего вокруг.

"Да хранят нас бессмертные боги! — охнул про себя Олкад. — Уж не обезумела ли она от горя?"

— В соответствии с кодексом Тарквина и принимая во внимание искреннее раскаяние подсудимой, а также другие смягчающие обстоятельства, — так же размеренно продолжал магистрат. — Она приговаривается к двум месяцам служения в храме Рибилы.

Не поверив своим ушам, молодой человек нервно сглотнул. Кто-то из зрителей рассмеялся, но на него зашикали, ибо Фаб и не думал останавливаться.

— Кроме того, городской совет обязан как можно скорее известить родственников Лация Юлиса Агилиса о том, что в Этригии объявилась девица, выдающая себя за его дочь, и пригласить их, дабы подтвердить её личность или обвинить в самозванстве.

Услышав столь странное решение, адвокат открыл было рот, но тут же захлопнул его, чувствуя себя обескураженным. Судя по мрачному сопению верховного жреца храма Дрина, тот тоже не пребывал в восторге от приговора.

Однако, если стороны процесса всё же удержались от комментариев решения суда, то народ на площади обсуждал его на редкость горячо и бурно. Одни горожане спорили, отчаянно размахивая руками, другие орали, требуя: кто более сурового приговора, кто полного оправдания подсудимой.

Кое-где дело дошло до потасовок, но драчунов быстро успокоили. Тем не менее, стражники всё же шустро выстроились поперёк лестницы, отделяя круглыми щитами бушующую площадь от сохранявших приличествующее их высокому званию спокойствие судей. Похоже ситуация на форуме их совершенно не интересовала. Обменявшись несколькими словами с преторами, магистрат Фаб подозвал к столу откуда-то появившегося Курия.

Скорее всего, весь процесс над госпожой Юлисой тот провёл в базилике и вышел оттуда только сейчас. Выслушав судью, он всё с тем же равнодушно-скучающим выражением лица направился к подсудимой.

Олкад пошёл вслед за ним.

— Вам понятно решение суда? — спросил у девушки претор.

— Да, господин Курий, — кивнула та.

Адвокат обратил внимание, что, несмотря на обвинительный приговор, выглядит она совсем не расстроенной. Скромно поджатые губы время от времени дёргались, пряча прорывавшуюся улыбку, а в глазах читалось явное облегчение. Молодой человек с обидой подумал, что госпожа Юлиса, кажется, не очень верила в его адвокатские способности и готовилась к гораздо более суровому наказанию.

— Вы поступаете в распоряжение верховной жрицы храма Рибилы госпожи Маммеи и обязаны в течении двух месяцев выполнять все её приказы и распоряжения.

— Признавая свою вину, я готова подчиниться, — поклонилась Ника. — Но только в том случае, если это не запятнает мою честь. Я не могу позволить оскорбить род младших лотийских Юлисов.

Впервые Олкад увидел, как с лица претора сползло лениво-равнодушное выражение, сменяясь удивлённо-раздражительным.

— Вы не в том положении, чтобы ставить условия!

— Это не условия, — покачала головой собеседница. — Просто я сочла своим долгом предупредить вас, чтобы потом не возникало никаких недоразумений. Я обязуюсь со всем старанием и прилежанием служить в святилище богини Луны, но не потерплю покушений на свою честь.

— Успокойтесь! — презрительно скривился претор, критически оглядев Нику с головы до ног. — В храме Рибилы мужчин нет.

— Я рада, что мы понимаем друг друга, — чуть поклонилась девушка.

— Вам запрещено покидать храм без разрешения верховной жрицы, — пропустив её последние слова мимо ушей и вновь приняв свой обычный унылый вид, продолжил Курий. — Так же вы не имеете право выходить за городскую стену ранее чем через шестьдесят дней, считая сегодняшний. Нарушение первого условия повлечёт за собой наказание плетьми, второго — отправку на каторгу.

— Я могу взять с собой рабыню? — так же сухо и деловито осведомилась Юлиса, кивнув на скромно стоявшую в стороне Риату со свёрнутым плащом госпожи в руках.

— Это вам придётся решать с госпожой Маммеей, — равнодушно пожал плечами претор.

— Я понимаю вас, — вежливо кивнув, девушка попросила. — Вы позволите поговорить с моим адвокатом?

— Болтайте, — усмехнулся собеседник. — Пока господин Луний готовит распоряжение суда.

Глянув на молодого человека, он направился к стражникам, всё ещё зорко наблюдавшим из-за щитов за начинавшим пустеть форумом.

— Простите, — тихо пробормотал Олкад, испытывая неприятное смущение под благодарным взглядом больших светло-серых глаз. — Я подвёл вас, госпожа Юлиса. Моих знаний и способностей не хватило, чтобы доказать вашу невиновность.

— Вы сделали всё что могли, господин Ротан, — мягко остановила его самобичевание Ника, жестом подзывая невольницу.

Проигнорировав недовольные окрики стражников, Риата, ловко увернувшись от пары тумаков, подскочила и торопливо прикрыла плечи хозяйки мятым, обсыпанным соломой плащом.

— Боги услышали наши молитвы, — кивнув рабыне, продолжила девушка. — Два месяца служения Рибиле — это всё же не смертная казнь и даже не рудники. Вы проявили себя более чем достойно, особенно учитывая то, кто вам противостоял.

— Вы полагаете? — настороженно пробормотал писец, изо всех сил стараясь определить: не прячется ли в голосе собеседницы скрытая издёвка?

— Конечно! — улыбнулась Ника, ёжась и плотнее запахиваясь в плащ. — Всё вышло совсем неплохо. Город даже поможет мне связаться с дядей.

— Вы полагаете, что он откликнется? — молодой человек не смог удержать напросившийся на язык вопрос и тут же пожалел об этом, потому что глаза девушки сверкнули ледяным холодом.

— А как бы вы поступили на его месте, узнав, что где-то появилась дочь вашей родной сестры?

— Ну, — замялся Олкад, отводя взгляд. — Я бы, наверное, постарался выяснить, кто вы такая.

— Тогда почему господин Итур Септис Даум должен поступить по-другому? — вновь улыбнулась она.

В ответ писец тоже попытался растянуть губы в улыбке.

— Вы честно заработали свои деньги, господин Ротан, — понизив голос, Ника требовательно глянула на невольницу. Та тут же достала из корзины что-то маленькое, завёрнутое в старую засаленную тряпицу.

С удовольствием ощутив льнущую к ладони тяжесть, адвокат спрятал золото за полу плаща, не позабыв с достоинством поклониться.

— Благодарю, госпожа Юлиса.

— Если мне понадобится помощь опытного юриста, надеюсь, я могу рассчитывать на вас? — внезапно спросила девушка.

— Конечно! — вскричал окрылённый Олкад. Теперь у него появится повод чаще видеться с Юлисой и, может быть, да поможет ему Дилоа, даже добиться её благосклонности.

— В таком случае, — как-то вдруг резко посуровев, свела брови к переносице собеседница. — Постарайтесь найти способ встретиться со мной послезавтра днём.

— Только вечером! — умоляющим тоном возразил писец. — С утра мне надо на рудник. Вы же, как я понимаю, пока не сможете взять меня на службу?

— Увы, нет, — печально вздохнув, покачала головой Ника. — Тогда приходите вечером.

Она посмотрела ему за спину. Молодой человек тоже оглянулся.

К ним направлялся Курий с двумя стражниками.

— Приговор надлежащим образом оформлен, —проворчал претор, убирая свиток в холщовую сумку. — Теперь я должен отвести вас в храм Рибилы.

— Я готова, — покладисто согласилась девушка и поинтересовалась. — Но зачем вы берёте с собой столько воинов? Я бежать не собираюсь.

Неподвижно-унылая физиономия собеседника дрогнула.

— Затем, чтобы с вами дорогой ничего не случилось.

Ника смутилась, и Олкад решил, что она вспомнила бросившуюся на неё с ножом сумасшедшую старуху.

Победно усмехнувшись, Курий стал спускаться по лестнице,

Коротко бросив писцу:

— Я жду вас послезавтра, — девушка поспешила за претором.

Невольно заглядевшись на неё, молодой человек получил чувствительный толчок в плечо.

— Посторонитесь, господин, — проворчал над ухом грубый голос.

Олкад быстро отпрянул, пропуская поскрипывавшего кожей доспехов стражника.

"Мог бы и обойти", — раздражённо подумал молодой человек.

Стало как-то неудобно из-за того, что он столь поспешно и даже суетливо уступил дорогу грубияну.

"Теперь этот тупой вояка невесть что о себе возомнит", — мысленно скривился писец, и стараясь поскорее избавиться от чувства неловкости, оглядел начинавший пустеть форум.

Приближалось время обеда, и горожане стали разбредаться по трактирам, харчевням и прочим забегаловкам, дабы набить животы едой, количество и качество которой напрямую зависело от наличия денег в кошельке.

Только у платформы, на которой мрачно возвышался храм Дрина, собралась небольшая толпа, со стороны которой до Олкада доносились неясные голоса.

Через площадь к святилищу владыки недр неторопливо шествовал Клеар со свитой. По мере их приближения к собравшимся, крики звучали всё яростнее и нетерпеливее.

"Неистовым решение суда тоже не понравилось", — сделал очевидный вывод писец.

Подойдя к толпе, верховный жрец властным движением руки остановил разгоравшийся галдёж.

С такого расстояния молодой человек не мог слышать Клеара, но люди вдруг начали быстро успокаиваться.

Кто-то прокричал здравицу владыке недр, и "неистовые" её дружно подхватили.

"Как бы они опять не попытались Юлису убить, — с возрастающей тревогой подумал Олкад, но тут же возразил себе, — Нет, она же будет в храме под защитой Рибилы, бессмертной подруги и почитательницы Дрина. Кто же решится разгневать бессмертную богиню Луны, совершив столь тяжкое преступление в её святилище?"

Слегка успокоив себя подобным образом, молодой человек тоже стал спускаться по лестнице. Полученные за процесс деньги наполняли душу сладостным предчувствием разнообразных благ и удовольствий. Он уже начал неспешно подбирать трактир, куда направится, и блюда, которые закажет.

Приятные размышления беззастенчиво прервал знакомый голос:

— Господин Ротан!

Оглянувшись, Олкад увидел стоявшего возле конной статуи Императора Мета Фулия Хоба. На заросшем неровной щетиной лице коскида магистрата Сервака сияла широкая самодовольная улыбка.

Вспомнив о куче золота, заплаченной за по сути обвинительный приговор, адвокат мрачно нахмурился. В его понимании за такие деньжищи суд мог бы отнестись к госпоже Юлисе гораздо более снисходительно.

Заметив реакцию молодого человека, Фулий торопливо приблизился и церемонно поклонился.

— Примите мои поздравления, господин Ротан! Клянусь Цитией, богиней правосудия, и божественным мастером красноречия Семрегом, вы совершенно блестяще провели процесс!

Второму писцу рудника "Щедрый куст" показалось, что в льстивых словах собеседника сквозит не слишком искусно скрываемая насмешка.

— Ваша шутка вышла крайне неудачной, господин Фулий! Или вы пытаетесь казаться глупее, чем есть на самом деле? Мою клиентку осудили совершенно безвинно! А кое-кто, между прочим, обещал, что ничего подобного не случится!

— Потише, господин Ротан! — тут же становясь серьёзным, понизил голос собеседник, воровато оглядываясь по сторонам. — Никто не говорил, что её обязательно оправдают! Не к каторге же вашу подзащитную приговорили? Да у неё даже рабыню не отобрали! Подумаешь, пару месяцев послужит в храме Рибилы. Вам надо ценить хотя бы такой результат. Или забыли, как ловко Клеар всё вывернул?

Надвигаясь на Олкада, коскид жарко зашептал, обдав молодого человека крепким запахом лука и чеснока.

— По городским законам он был прав, требуя отправить её на каторгу. А как людям понравилось его предложение, передать решение судьбы вашей клиентки самому Дрину? Так что возблагодарите небожителей за то, что они надоумили вас обратиться ко мне за помощью. Если бы не я…

Фулий многозначительно поджал губы, всем видом демонстрируя свою причастность к некой страшной тайне, недоступной пониманию собеседника.

Писец недовольно засопел, всё ещё продолжая чувствовать себя одураченным. И хотя он отдал в загребущие руки мошенника чужие деньги, ощущение обмана всё равно оставалось очень неприятным.

— Вы совершенно напрасно сомневаетесь в своём успехе на этом процессе, господин Ротан, — продолжал увещевать коскид, аккуратно беря его под локоть. — Не каждому юристу в столь молодом возрасте удаётся так удачно выступить против обвинений, выдвинутых самим верховным жрецом храма Дрина. Если вы хотели заставить горожан говорить о себе, то у вас это получилось.

Олкад по-прежнему хмурился, хотя с удовлетворением понимал, что какая-то доля истины в речах собеседника все же есть.


***

Ника вымоталась так, как будто целый день гонялась за подраненным оленем, который в конце-концов всё равно сбежал.

Физическая и моральная усталость пополам с разочарованием словно насосом выкачала все силы без остатка, и теперь девушка шла за торопливо шагавшим претором на одной силе воли, понимая, что ни в коем случае не должна показать своей слабости ни ему, ни лениво болтавшим за спиной стражникам. Если отбиваясь от обвинений верховного жреца на ступенях базилики она буквально кожей ощущала внимание зрителей, со спортивным азартом следивших за их поединком, то теперь навалившаяся усталость сделала Нику совершенно равнодушной к десяткам, если не к сотням глаз, с разнообразным выражением сопровождавших её путь по форуму.

Послушно расступаясь перед Курием, люди качали головами, громко обсуждали осуждённую, нисколько не заботясь, слышит их та или нет.

Глухо, словно сквозь толстое ватное одеяло до девушки доносились критические замечания по поводу её внешности, сомнительного происхождения и более чем предосудительного поведения.

Нике почему-то казалось, что подавляющее большинство горожан явно недовольно чересчур мягким приговором.

"Хорошо ещё "неистовых" не видать", — подумала она и едва не упала, поскользнувшись на яблочном огрызке.

Шагавшая в стороне Риата метнулась к хозяйке, не обращая внимания на стражников, и не дала ей упасть.

— Вы очень устали, госпожа, — тихо проговорила невольница, придерживая девушку за локоть.

— Есть немного, — вымученно улыбнулась та и тут же озабоченно нахмурилась. — Если Маммея не позволит тебе остаться со мной в храме, придётся искать какое-нибудь жильё. Нельзя же злоупотреблять гостеприимством госпожи Асты Бронии.

— Вы ей хорошо заплатили, госпожа, — воровато глянув через плечо на топавших позади конвоиров, тихо напомнила женщина.

— Не за два же месяца? — усмехнулась Ника. — У неё все же не постоялый двор.

— Ой, вы уж простите рабу глупую, — наклонившись к её уху, торопливо зашептала Риата. — За то, что я без спроса говорила с госпожой Астой Бронией. Если вы разрешите, она позволит мне остаться и даже даст заработать.

— Это как? — нахмурилась хозяйка, уже предчувствуя ответ.

— Знатные гости в дом госпожи Бронии приходят в сопровождении слуги или рабов, — стала объяснять невольница. — У некоторых из них, милостью господ, денежки водятся. Если я возьмусь их обслуживать, госпожа Брония оставит меня в доме на всё время вашего пребывания в Этригии и будет отдавать четверть от того, что мне заплатят.

Видя, что собеседница скривилась, как от зубной боли, рабыня заметила:

— Жильё на два месяца снять — дорого встанет, а вам теперь деньги беречь надо.

Попаданка раздражённо засопела. Несмотря на то, что сама Риата не видела ничего зазорного в занятии проституцией, её владелица во многом ещё продолжала жить представлениями двадцать первого века. Девушке казалось неправильным и даже подлым заставлять зависимого от неё человека торговать своим телом. В то же время она признавала справедливость слов женщины, поэтому тихо проворчала, отведя глаза:

— Посмотрим, что скажет Маммея.

— Как прикажете, госпожа, — с явным разочарованием проговорила невольница.

"Вот нимфоманка! — горько усмехнулась про себя Ника. — Всё никак не угомонится".

Они почти миновали форум. К счастью, их путь лежал в противоположную от храма Дрина сторону, и расстояние между осуждённой за святотатство и собравшимися возле святилища ревностными почитателями владыки недр увеличивалось с каждым шагом. Однако, скоро выяснилось, что опасаться ей стоит не только "неистовых".

Ни стражники, ни девушка не обратили внимания на группку детей, сбившихся плотной стайкой на углу возле выходившей на площадь улицы.

Не замечая сновавших туда-суда прохожих, они, казалось, полностью поглощены своими важными, непонятными взрослым делами. Но едва возглавляемая Курием процессия с ними поравнялась, разновозрастные ребятки заверещали тонкими, противными голосами:

— Самозванка! Богохульница! Меретта!

И на Нику обрушился град из гнилой свёклы, капустных листьев и прочих уже несъедобных овощей и фруктов.

Никак не ожидавшая подобного безобразия девушка на миг растерялась, и что-то мягкое ударило ей в щёку, оставив на коже липкий, мерзко пахнущий след. Стараясь уберечь лицо от новых попаданий малосимпатичных предметов, та, втянув голову в плечи, прикрылась полами плаща, рассудив, что грязнее он от этого уже не будет.

Тут всегда спокойный и даже флегматичный претор заревел пароходной сиреной. Несмотря на то, что малолетние хулиганы даже не пытались покуситься на представителя власти, он орал так, что с крыш соседних домов испуганно взлетели много повидавшие городские голуби.

— Прекратите немедленно, паршивцы, да сожрёт вас Такера, и накажет Ваунхид!

А один из конвоиров, видимо, случайно получив по физиономии капустным листом, бросился на обидчиков. Но те со смехом и визгом порскнули в стороны, словно воробьи с навозной кучи.

— Ой, госпожа! — всплеснув руками, Риата торопливо достала из корзины платок и попыталась вытереть лицо хозяйки.

Но та, с раздражением вырвав тряпку, с силой провела по щеке, спеша избавиться от вонючей гнилятины.

— Вот мерзавцы! — зло прошипела рабыня, грозя кулаком вслед уже затерявшимся среди прохожих мелким пакостникам.

— Ну это не они сами придумали, — криво усмехнулась девушка, брезгливо смахивая с подола прилипший комочек гнилой моркови. — Папаши надоумили, козлы!

— Идёмте быстрее, госпожа! — обернувшись, глухо буркнул Курий. — Чем скорее доберёмся до храма Рибилы, тем лучше. В святилище вас никто не тронет.

К счастью, больше ничего подобного не случилось. Похабные выкрики, которыми несколько раз провожали их процессию подростки, произвели на Нику гораздо менее сильное впечатление, чем обстрел отбросами, устроенный их младшими земляками.

Прогулка на свежем воздухе в приятной компании среди благожелательно настроенных людей заметно взбодрили путешественницу.

Вновь в который раз она ощутила острую неприязнь к этому миру. В душе опять заворочалась жалость к самой себе, захотелось плакать.

"Ну уж вот вам батман!" — подумала девушка, скрипнув зубами и чувствуя, как бешено заколотилось сердце, разгоняя по организму перенасыщенную адреналином кровь. Появилось неодолимое желание сделать что-нибудь этакое и хоть как-то притушить сжигавшую её изнутри обиду.

Оглянувшись и убедившись, что одного из шагавших позади стражников она действительно уже встречала, Ника мило улыбнулась.

— Кажется, кто-то из небожителей очень хотел, чтобы мы с вами снова встретились. Может, это Цития, богиня справедливости?

— О чём это вы? — нахмурился мужчина.

— Как же? — вскинула брови арестантка. Она специально слегка замедлила шаг, чтобы увеличить расстояние между собой и претором. — Неужели позабыли, как четыре дня назад провожали меня в тюрьму?

— Мало ли бродяг я туда отводил? — презрительно фыркнул конвоир. — Всех разве упомнишь?

— И у скольких вы забирали по мешку денег? — зло усмехнулась Ника.

— Какие деньги? — зашипел собеседник, глянув сначала на коллегу, потом на шагавшее впереди начальство. — Да я тебя впервые вижу!

— Ты ври да не завирайся! — презрительно скривилась девушка, не обращая внимания на умоляющий взгляд Риаты. — Хочешь, чтобы я сказала Курию, сколько денег лежало в моём кошельке? Ему интересно будет. Да и эдилу Акву тоже.

— Да кто тебя послушает, дура! — злым шёпотом вступил в разговор второй стражник. — Благодари небожителей, что вообще до тюрьмы довели, а не прирезали где-нибудь по дороге.

Он красноречивым жестом до половины извлёк клинок из ножен.

— И лишили бы Клеара возможности покрасоваться на суде? — ехидно засмеялась арестантка. — Да преосвященный вам бы такого в жизни не простил! На каторгу могли бы и не послать, но со службы попёрли бы точно!

— Заткнись, меретта! — с нескрываемой угрозой посоветовал второй стражник, тоже вцепившийся в рукоятку меча. — Если жить хочешь!

— Ты меня не пугай! — скривилась Ника. — Если не желаешь, чтобы вся Этригия узнала, как вы пятьсот империалов прикарманили, которые мне отец на дорогу дал. Верните кинжал и двести риалов. Остальное так и быть, себе оставьте.

Конвоир тихо, но издевательски рассмеялся.

— Никто тебе не поверит, дура. А будешь болтать и в храме не спрячешься.

Но собеседница, что называется, уже "закусила удила", резко оттолкнув рабыню, попытавшуюся ухватить её за локоть.

— Даже случись что со мной, вам всё равно придётся делиться! Клянусь небожителями, найдутся те, кто сообщит эдилу Акву и вашему сотнику, что вы забрали у меня пятьсот золотых! Думаешь, начальники отдадут такой куш простым стражникам?

Впервые за время разговора мужчины тревожно переглянулись.

— Убьёте меня, другие придут, — продолжала девушка, чувствуя себя словно в драке, когда победа начинает клониться в её сторону. — Только тогда так дёшево не отделаетесь!

— Какие империалы!? — зашипел стражник, принимавший самое активное участие в облапошивании одной наивной дурочки. — Там одно серебро было!

— И кто об этом знает? — нагло усмехнулась собеседница, вновь игнорируя жалобный стон рабыни. — Юлисы — род богатый. А чтобы добраться от Канакерна до Радла, денег много надо. Любой поверит, что отец мне кучу золота отсыпал.

Конвоир хотел ещё что-то сказать, но тут обернулся Курий и недовольно заворчал:

— Чего тащитесь, как улитки беременные? Эй, Верг, поторопи госпожу Юлису! Это ей спешить некуда, а у меня дела есть.

— Живей шагай! — рявкнул стражник, пытаясь толкнуть Нику.

Та шустро отпрянула, прошипев на прощание:

— Завтра к вечеру кинжал с деньгами не принесёте, всё жрицам расскажу. А уж женщины — сам знаешь, как болтать любят. Угадай, как скоро новость до жены Аква дойдёт?

И ответив кривой ухмылкой на злобные взгляды разъярённых конвоиров, поспешила за претором.

— Зря вы так, госпожа, — очевидно, не в силах больше сдерживаться попеняла невольница. — Теперь они нас точно убьют.

— Это вряд ли, — возразила хозяйка с гораздо большей уверенностью, чем испытывала на самом деле. — Побоятся лишиться такого хлебного места.

— Вам виднее, госпожа, — скорбно вздохнула Риата, всем видом демонстрируя полное недоверие к её словам.

В глубине души девушка уже пожалела о том, что поддавшись минутном порыву, вляпалась в историю, которая может иметь для неё чрезвычайно печальные последствия.

"Вот батман! — мысленно костерила она себя. — Не могла помолчать, дура! Теперь тебе за железку и пригоршню монет башку оторвут! И кто только меня за язык тянул?"

Внезапно Ника едва не споткнулась от поразившей её догадки.

"Неужели опять тот… игрок постарался? А что, похоже. Нет, надо брать себя в руки и больше так не подставляться".

Увы, но слово не воробей, да и повернуть время вспять, чтобы по-умному промолчать, она тоже не в силах. Значит, придётся вести себя ещё осторожнее, ожидая пакости не только от Клеара и полоумный "неистовых", но и от этих милых правоохранителей, которые что-то тихо, но очень энергично обсуждали у неё за спиной.

Занимаясь самобичеванием и анализом вновь совершённых глупостей, арестантка не заметила, как их маленькая процессия вышла на площадь, в центре которой располагался фонтан, где вода в шестиугольный бассейн падала из четырёх львиных пастей. А метрах в пятидесяти от него, на невысокой, облицованной камнем насыпи возвышалось здание с привычной колоннадой по фасаду, с полукруглым окном на тёмно-синем фронтоне, украшенном лепниной в виде белых облаков и жёлтых звёзд между ними.

Путешественнице поняла, что они почти пришли, и перед ней то самое святилище Рибилы, куда отправил её суд.

Однако, претор не повёл их к широкой мраморной лестнице, возле которой расположились прилавки торговцев благовониями, голубями и прочими атрибутами, необходимыми при посещении любого уважающего себя храма, а направился вдоль его боковой стены с узкими окнами под самой крышей из сиреневой черепицы.

Девушка не смогла как следует рассмотреть картину на фасаде за выстроившимися в ряд белыми колоннами, зато увидела большие, почти в человеческий рост, статуи сидевших на задних лапах то ли волков, то ли собак. Голову каждого зверя венчала закопчённая бронзовая чаша, где, очевидно, зажигали древесный уголь для освещения святилища.

Представив на секунду, как будут выглядеть скульптуры в темноте с нимбом из языков пламени, Ника невольно поёжилась, поскольку картина в воображении рисовалась довольно мрачная.

Само по себе святилище оказалось не столь велико. Но сразу за ним тянулся высокий забор, сложенный из кое-как обработанных камней, скреплённых белесым раствором.

Ограда привела к запертым воротам, в которые главный их маленького отряда бесцеремонно заколотил кулаками.

— Эй, открывайте! Это претор Помп Курий Аст к госпоже Маммее с решением суда!

— Кто, кто? — послышался с той стороны дребезжащий старческий голос.

— Открывай сейчас же! — ещё громче рявкнул чиновник.

В одной из створок, по местной моде, имелась узкая калитка. Именно из неё показалась голова с лысиной, обрамлённой венчиком седых, пушистых, как у ребёнка, волос.

Подслеповато щурившиеся глаза старика резко распахнулись, когда тот разглядел хмурого претора, пару не менее мрачных стражников и двух женщин, одна из которых носила поверх платья металлическую табличку.

— Что вам нужно, господа? — испуганно прошамкал привратник.

Но раздражённый Курий молча толкнул калитку и шагнул внутрь. Вслед за ним вошли и Ника с Риатой, а вот конвоиры предпочли остаться на улице. Причём претор, кажется, даже не обратил на это внимание. Видно решил, что осуждённая уже никуда не денется и без стражников.

Отметив про себя этот факт, путешественница с интересом оглядела небольшой, вымощенный разнокалиберными булыжниками двор, вокруг которого теснились разнообразные постройки. За одной из них чернели голые верхушки деревьев.

Привлечённые шумом, с каким заявились незваные гости, их встретили несколько девушек в одинаковых серых платьях и такого же цвета накидках, или скорее платках, перехваченных на лбу жёлтыми верёвочками.

Подивившись убогости местной форменной одежды, путешественница обратила внимание, что двое из встречавших носили фартуки. Причём у одной он оказался кожаным, длиной от икр и почти до шеи. Именно эта женщина выглядела здесь самой старшей, лет на тридцать пять или даже сорок.

Остальные были моложе Ники.

"Совсем девчонки", — подумала она, когда за спиной раздался металлический лязг.

Это старик в вытертой кожаной безрукавке с грохотом задвинул засов на калитке, беззвучно шевеля сухими, потрескавшимися губами.

— Мне нужна госпожа Маммея! — громогласно объявил претор, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Она в святилище, — ожидаемо отозвалась особа в кожаном переднике. — Сейчас придёт.

Словно в ответ на её слова отворилась дверь в задней, лишённой каких-либо красивостей стене храма.

Оттуда вышла полная, пожилая женщина с умным, все ещё не лишённым привлекательности лицом, которое портил слишком маленький подбородок, от чего полные губы казались сложенными жеманным сердечком.

Ника догадалась, что это и есть верховная жрица храма Рибилы. На столь высокое положение указывало тёмно-синее одеяние, узор по краю платка, а главное — поддерживавший его тонкий, скорее всего золотой ободок.

Вслед за ней показалась высокая, сухощавая женщина средних лет в подбитом мехом плаще поверх серого платья.

— Здравствуйте, госпожа Маммея, — почтительно поклонился чиновник.

— Добрый день, господин Курий, — кивнула верховная жрица, подходя ближе. — Что привело вас в святилище богини Луны?

— Гражданский долг, госпожа, — ответил претор своим противным, бесцветным голосом, но осуждённая уже понимала, что его деланное безразличие — всего лишь маска, за которой тот довольно искусно прячет свои истинные чувства. — Я принёс решение суда по делу обвинения в святотатстве, которое выдвинул преосвященный Клеар против этой женщины.

Не оборачиваясь, чиновник кивнул себе за спину.

— До нас доходили какие-то слухи, — мельком глянув на притихшую девушку, нахмурилась Маммея. — Но причём здесь наш храм?

— Вам лучше самой ознакомиться с приговором, — вздохнув, Курий достал из сумки свиток.

Явно не ожидая ничего хорошего, собеседница осторожно, словно заряженное ружьё или гранату, взяла папирус.

Путешественница тут же впилась взглядом в лицо женщины, пытаясь по его выражению угадать отношение будущего начальства к своей скромной персоне.

Буквально через несколько секунд бегавшие по строчкам глаза верховной жрицы расширились, густые аккуратно подщипанные брови взметнулись вверх, а рот сделался совсем маленьким.

Для Ники это вряд ли может считаться хорошим предзнаменованием.

— Да как вы смели?! — тут же подтвердила самые худшие подозрения верховная жрица. — Служение Рибиле — честь, о которой мечтает каждая девушка в Этригии! Здесь нет и не может быть места для преступниц! Я требую немедленно увести её отсюда в тюрьму, на каторгу, куда угодно!

Одетые в серое девицы дружно охнули и начали перешёптываться, с испуганным любопытством глядя на незваную гостью.

— Ваш гнев совершенно неуместен, госпожа Маммея, — возразил претор на редкость бесцветным, даже каким-то сонным голосом. — Я лишь исполняю поручение суда, чью волю обязаны уважать все жители города. Если вас не устраивает вынесенный приговор — обращайтесь к префекту провинции или к самому Императору. Но пока никто из них не отменил вынесенное нашим судом решение, эта особа останется здесь!

Женщина в кожаном фартуке всплеснула руками, торопливо прикрыв ладонью рот.

— Передайте магистрату Фабу, что я обязательно воспользуюсь вашим советом! — с нескрываемой угрозой пообещала собеседница.

— Непременно, госпожа Маммея, — заверил Курий и развернулся, собираясь уйти.

— Подождите! — остановила его верховная жрица. — Расскажите, по крайней мере, кто она такая, и почему вы привели ещё какую-то рабыню?

— Потому что это её невольница, — пожал плечами претор. — А в приговоре ничего не сказано о конфискации имущества.

Окинув путешественницу полным презрения взглядом, Маммея задала новый вопрос, потрясая желтовато-белым листом.

— Что значит: "называющая себя Никой Юлисой Терриной"?

— Суд не знает её настоящего имени, — поморщившись, но также бесстрастно пояснил Курий. — Чтобы это выяснить, городской совет отправит письма к родственникам Лация Юлиса Агилиса, сына сенатора Госпула Юлиса Лура, с просьбой подтвердить или опровергнуть слова осуждённой. В случае, если будет установлен факт самозванства, её вновь привлекут к суду и накажут по всей строгости закона.

— Сенатора? — недоверчиво переспросила верховная жрица.

— Она так говорит, — равнодушно пожал плечами чиновник.

— Мало того, что эта особа богохульница, — скорбно покачала головой его собеседница. — Она ещё и самозванка!

Понимая, что дальнейшее молчание может сильно подпортить образ родовитой аристократки, который она с таким трудом выстраивала в глазах окружающих, Ника решила, что настало время вмешаться в разговор.

— Какие основания есть у вас для столь серьёзного обвинения, госпожа Маммея?

— Как ты смеешь говорить без разрешения?! — вскричала верховная жрица.

— Я не рабыня! — сознавая, что уж если взялась, необходимо играть выбранную роль до конца, смело ответила осуждённая. — А долг каждого свободного человека защищать себя и свою семью. Честь рода младших лотийских Юлисов не даёт мне молчать!

— А ты строптивая! — угрожающе свела брови к переносице Маммея.

— Не более чем любая девушка, волею бессмертных богов оказавшаяся в моём положении, — опустив взгляд, поклонилась Ника.

Воспользовавшись тем, что всеобщее внимание всецело приковано к его спутнице, претор быстро шагнул к воротам, и прежде чем верховная жрица успела его остановить, выскочил на улицу, захлопнув за собой дверь.

И тут же, словно по команде, облачённые в мышиного цвета одежды девушки загалдели, а из низкой, щелястой двери приземистого каменного сарая высунулась седая голова с недовольным, морщинистым лицом.

— Тихо! — властно рявкнула Маммея.

Судя по тому, что разговоры сразу смолкли, а старуха прытко нырнула обратно, приложившись белесым глазом к щели меж грубо отёсанных досок, начальство в храме Рибилы уважали и побаивались.

Восстановив порядок, верховная жрица в сопровождении спутницы в плаще с длинным лошадиным лицом, приблизилась, и обойдя вокруг скромно потупившейся девушки, ещё раз с ног до головы окинула её взглядом мясника, который приноравливается: как лучше разделать только что освежёванную тушу.

— Ну, пойдём поговорим, — наконец проворчала она, направившись к двухэтажному каменному зданию с большой закопчённой трубой на черепичной крыше. — Рабыня твоя пусть здесь побудет.

Ободряюще улыбнувшись озабоченной невольнице, хозяйка послушно зашагала за женщиной. Поднявшись по притулившейся к стене узкой, поскрипывавшей лестнице, та открыла дверь и остановилась, поджидая гостью.

Прихожая или хотя бы какой-нибудь коридорчик отсутствовали. В просторной комнате царил прохладный полумрак. Шагнув к плотно прикрытому ставнями окну, Маммея отворила одну створку, впустив в помещение дневной свет.

Ника увидела заполненный свитками стеллаж, простой стол с начищенным до блеска медным светильником, чернильницей и пучком перьев в малахитовом стаканчике.

Стоявшее рядом кресло имело на взгляд Ники слишком прямую, хотя и украшенную резьбой с красивыми желтоватыми вставками, спинку.

"Вряд ли на нём удобно сидеть, — усмехнулась она про себя. — Хотя смотрится круто".

Из прочей мебели в комнате имелся разрисованный сундук, табуретка и пара сидений с подлокотниками, но без спинки.

Прикинув размер здания, девушка подумала, что данная комната, служащая, очевидно, чем-то вроде рабочего кабинета, занимает чуть больше третьей части второго этажа. Учитывая наличие ещё одной двери, резонно предположить, что за ней расположены жилые покои местной начальницы.

Путешественница только начинала постигать суровые реалии имперской жизни, однако в том же Канакерне дома далеко не самых богатых купцов на много превосходили по площади жилище верховный жрицы храма Рибилы.

Отсюда напрашивался вывод: либо недвижимость в Этригии гораздо дороже, чем в городах Западного побережья, либо святилище богини Луны далеко не так богато, а значит, не столь почитаемо, как совсем недавно заявляла госпожа Маммея.

Расположившись за столом, та жестом указала на стоявшую у стены табуретку. Видимо, сидушка с подлокотниками предназначалась для более уважаемый людей. Решив не заморачиваться по этому поводу, Ника уселась, сложив руки на коленях с видом примерной первоклассницы.

В комнате повисла тягучая тишина. Хозяйка продолжала пристально рассматривать гостью, а та, в свою очередь, не торопилась начинать разговор.

— Ты назвалась Никой Юлисой Терриной, — нарушила молчание верховная жрица. — Из рода младших лотийских Юлисов.

— Я она и есть, — стараясь, чтобы голос звучал, как можно значительнее, сказала девушка. — Дочь Лация Юлиса Агилиса и Тейсы Юлисы Верты.

— Откуда же ты взялась в Этригии без родственников, слуг, с одной единственной рабыней? — не скрывая иронии, спросила служительница Рибилы.

— Это долгая история, госпожа Маммея, — сочла своим долгом предупредить Ника. — Если вы не располагаете достаточным временем, нам лучше отложить разговор.

— Рассказывай, — с тем же иронически-недоверчивым выражением лица предложила верховная жрица.

— Моя семья пала жертвой гнусного навета во время разоблачения заговора Китуна, — начала путешественница.

Слушала Маммея очень внимательно, часто перебивала, задавая множество вопросов, в ответ на большинство из которых рассказчица пожимала плечами.

— Отец мне ничего об этом не говорил.

А вот подробности жизни Лация Юлиса Агилиса у аратачей собеседницу, похоже, совсем не интересовали. Девушке даже показалось, что пока она, выжимая слёзы, описывала обстоятельства собственного рождения и смерти Тейсы Юлисы Верты, жуткую депрессию её супруга, закончившуюся только с постройкой нового дома, слушательница явно думала о чём-то своём.

Но едва Ника заикнулась о желании отца отослать дочурку в Империю, верховная жрица тут же встрепенулась, задав уже набивший оскомину вопрос:

— Почему он сам не вернулся?

Пришлось вновь в который раз говорить о преклонных годах, слабом здоровье папочки и о тяжести путешествия через океан, которое тот просто не переживёт. Воспользовавшись удобным моментом, девушка продемонстрировала перстень с гербом лотийских Юлисов и рассказала о письмах к родственникам в Радл.

Странно, но собеседница почему-то не стала упрекать собеседницу в том, что та бросила отца одного среди дикарей.

А вот само плавание заинтересовало Маммею не на шутку. Причём, судя по вопросам, касавшимся некоторых специфических мелочей, у Ники сложилось впечатление, что женщина знает о море, моряках и кораблях гораздо больше, чем рядовой житель внутренних районов Империи.

Поскольку рассказчица не собиралась говорить ни о бунте на судне Картена, ни о истинных обстоятельствах появления на нём женщин из племени гантов, приходилось тщательно обдумывать каждое слово, при этом внимательно следя за реакцией верховной жрицы.

Девушку слегка озадачило, что та, хотя и промолчав, явно не поверила в существование океанского течения с говорящим само за себя названием "Змея", едва не утащившим их судно далеко на север, зато не проявила никакого интереса к сляпанной на скорую руку истории спасения ганток.

Выслушав её без какого-либо интереса, Маммея принялась расспрашивать об обстоятельствах, помешавших собеседнице добраться до Империи через Рифейские горы. Ника подробно рассказала о договорённости с купцом Каниром Нашем и о своей внезапной болезни, заставившей задержаться в Канакерне почти на месяц.

Верховная жрица вновь удивила девушку, оставив без комментариев сообщение о том, что путешественница отправилась в Империю вместе с урбой бродячих артистов. Только поинтересовалась:

— Тебе посоветовал ехать с ними господин Картен?

Ника подумала, что хотя бы в этой части своей и без того совершенно необыкновенной истории не следует окончательно завираться.

— Нет, я сама так решила. Но он не отговаривал. Наверное, надеялся, что знает этих людей достаточно хорошо, чтобы доверить им жизнь дочери друга.

Девушка прерывисто вздохнула.

— К сожалению, мы оба ошиблись.

— Почему? — вскинула брови хозяйка кабинета. Кажется, рассказ путешественницы не оставил её равнодушной.

— Позвольте обо всём по порядку, госпожа Маммея? — попросила Ника, чувствуя подступавшие слёзы.

Её нервная система перенесла за сегодняшний день столько испытаний, что сдерживать себя с каждой минутой становилось всё труднее. — Очень долго казалось, что всё идёт хорошо, и небожители мне улыбаются. Артисты вели себя прилично, честно выполняя свои обещания всячески помогать мне в дороге. Без особых происшествий мы добрались до Гедора.

— Не спеши, — остановила её верховная жрица. — В каких городах тебе удалось побывать?

Путешественница подумала, что её, кажется, опять собираются проверять, и, чуть прикрыв глаза, стала вспоминать свой маршрут.

— В деревне Каана артисты давали представление на свадьбе, оттуда мы выехали в Меведу…

Внимательно слушая девушку, Маммея то и дело задавала вопросы. Почему-то её больше всего интересовали достопримечательности городов и их боги-покровители.

Ника не смогла вспомнить имена трёх небожителей, но остальные, кажется, назвала верно, рассказав в основном о храмах и городских укреплениях.

Видимо, верховная жрица действительно родом с Западного побережья, отсюда знание о море и тамошней географии.

Выслушав описание Кинтара, хозяйка кабинета удовлетворённо кивнула, после чего гостья перешла к изложению обстоятельств, в результате которых она оказалась арестована и осуждена.

— Посудите сами, госпожа Маммея, — не выдержав, начала горячиться рассказчица, чувствуя, как набрякшая слеза сорвалась и покатилась по щеке. — Откуда я могла знать, что именно сегодня, когда мне пришлось спасаться от убийц, закон запрещает появляться у этой горы? Тем более, я ничего не видела и не слышала, всю ночь прячась в расщелине и дрожа от страха!

Глаза собеседницы в миг сделались колючими и злыми, казалось, верховная жрица изо всех сил старается забраться в голову девушке, чтобы прочитать её мысли. Но та и не подумала прятать взгляд, ибо всё, или почти всё, что она рассказывала о событиях той ужасной ночи, являлось правдой и ничем кроме правды.

— Теперь я понимаю, почему магистр Проб Фаб Лиса вынес такой странный приговор, — задумчиво сказала хозяйка кабинета, кивнув на лежащий перед ней лист папируса. — Но что мне с вами делать?

— Госпожа Маммея, — решив, что немного пафоса в данном случае не помешает, поднявшись на ноги, Ника поклонилась. — Признавая свою невольную вину перед жителями славной Этригии, я готова искупить её ревностным служением Рибиле. Отец воспитал меня в почтении к нашим радланским богам и их служителям. Там, за океаном, где я выросла, всё необходимое для жизни приходилось добывать своими руками. Тяжёлая работа меня не пугает. Но здесь, в Империи, я обязана ещё строже хранить честь рода младших лотийских Юлисов. Поэтому надеюсь и молю небожителей о том, чтобы ваши поручения не заставили меня проявить строптивость и непочтительность. Родитель учил, что принадлежность к нашему роду налагает определённые обязанности, о которых я никогда не должна забывать.

— Вот как? — вскинув ровные, аккуратно подщипанные брови, верховная жрица вытянулась, прижавшись к спинке кресла.

— Здесь сказано, — она с многозначительным видом постучала пальцем по приговору. — Что я могу приказать наказать вас плетьми и даже отправить на каторгу. Разве можно представить себе больший позор для девушки столь знатного рода?

— Вирсавского царевича Статера выпороли за то, что он покинул строй в битве между вирсавийцами и кеттами при Атиохии, — заметив лукавый блеск в глазах собеседницы, решила блеснуть эрудицией гостья, вспомнив один из рассказов Наставника. — Но это не помешало ему взойти на трон после смерти отца и прославить своё имя многочисленными подвигами, а сугдийский каган Урчин в молодости был рабом своего дяди.

— Вы знакомы с Историей Приклита? — с нескрываемым удивлением проговорила Маммея.

— Отец часто пересказывал мне истории из книги этого либрийского философа, — скромно потупив очи, девушка перешла на либрийский и решила приписать Лацию Юлису Агилису выражение давным-давно прочитанное в какой-то книге. — Он говорил, что прошлое помогает строить будущее.

— Подобное знание больше приличествует мужчинам, — поморщившись, заметила по радлански верховная жрица. — Это они занимаются политикой, войной и прочей философией. Женщине нужны другие навыки.

— К сожалению, я давно осталась без матери, — скорбно вздохнула Ника, решив больше не разыгрывать всезнайку, сообразив, что здешняя начальница не любит слишком умных.

— Я заметила, что вам не хватает женского воспитания, — кивнула хозяйка кабинета.

Путешественница молча поклонилась, смиренно признавая справедливость слов собеседницы.

— Хорошо, — Маммея негромко, но увесисто хлопнула ладонью по столу. — Я подумаю над вашими словами. Но не стоит забывать, что вы находитесь здесь по решению суда, который отнёсся к вам весьма снисходительно.

— Я всегда буду помнить об этом, госпожа! — пылко вскричала девушка, подумав: "И во сколько оно мне обошлось".

Верховная жрица благосклонно кивнула.

— Сейчас, когда вы всё обо мне знаете, — торопливо заговорила гостья. — Могу ли я обратиться к вам с просьбой?

— Слушаю, — тут же нахмурилась Маммея.

— Не могли бы вы позволить моей рабыне тоже остаться здесь? Она старательная, аккуратная, умеет готовить, разбирается в целебных травах и не будет зря есть свой хлеб.

— В тюрьме вы тоже с невольницей сидели? — усмехнулась собеседница.

— Нет, — почтительно покачала головой девушка. — Её приютила госпожа Аста Брония. У меня имелось рекомендательное письмо к ней. Только боги распорядилось так, что воспользоваться им я не успела.

— От кого? — тут же заинтересовалась служительница Рибилы.

— Сын канакернского консула Теренца Фарка написал его по просьбе господина Картена.

— Я знакома с госпожой Бронией, — кивнула Маммея. — Она часто заходит в наш храм принести жертву богине Луны.

— Но мне бы не хотелось и дальше пользоваться её добротой, — вернула разговор в нужное русло Ника. — Именно поэтому я прошу вас позволить рабыне остаться со мной.

— К сожалению, наше святилище не так богато, — ханжески вздохнула собеседница, возведя очи горе. — Кормить двух человек — будет слишком накладно. Городской совет даже за вас платить не стал.

— Я готова пожертвовать храму четыре империала, — сообразив, что начался торг, предложила путешественница. — Понимаю, что мой дар не так щедр, как бы хотелось, но я ещё должна добраться до Радла.

— Господин Курий сказал, что городской совет сообщит о вас родственникам Лация Юлиса Агилиса, — вскинула брови хозяйка кабинета. — Думаю, пока вы здесь, кто-нибудь обязательно откликнется и заберёт вас.

— А если нет? — вопросом на вопрос ответила гостья. — Я уже убедилась, что простому смертному не дано постичь замысла небожителей. Вдруг никто не найдёт нужным приехать? А мне бы не хотелось остаться совсем без денег.

— Так и быть, — после недолгого молчания согласилась верховная жрица. — Пусть остаётся с вами.

— Благодарю, госпожа Маммея, — поклонилась девушка.

Собеседница встала, всем видом давая понять, что теперь-то разговор точно подошёл к концу.

Ника почтительно отошла в сторону, пропуская её к двери.

Ещё спускаясь по лестнице, путешественница поняла, что пока она вешала лапшу на уши местному начальству, Риата успела куда-то испариться.

Верховная жрица тоже заметила отсутствие невольницы и обратилась к двум молоденьким девушкам, со смехом лихо трепавшим циновки на храмовом дворе.

— Комения, Фабия, вы не видели рабыню госпожи Юлисы?

Те дружно пожали плечами.

Тут с шумом распахнулась щелястая дверь, выпустив из знакомого сарая старуху в накинутой на плечи грязной накидке. На тощей, морщинистой шее болталась на кожаном шнурке деревянная табличка. Вслед за ней вышла Риата, тут же согнувшаяся в глубоком поклоне.

— Простите, госпожа, рабу глупую за беспокойство. Уж больно холодно тут стоять, вот Врана меня погреться и пригласила.

— Не смей больше отлучаться без разрешения! — с наигранной суровостью предупредила хозяйка. — В следующий раз я тебя накажу.

Осуждающе покачав головой, Маммея знаком велела Нике следовать за собой.

Риата поспешила к госпоже.

Обходя дом, где проживала верховная жрица, девушка почувствовала упоительный запах свежего хлеба, варёных овощей и ещё чего-то очень вкусного. Рот моментально наполнился слюной, а желудок жалобно заворчал, напоминая о своём существовании.

Скоро выяснилось, что кроме вызвавших столь бурную реакцию ароматов, из широко распахнутой двери в противоположном торце здания доносился визгливый голос, отчитывавший кого-то за леность и расточительство.

Войдя вслед за Маммеей, путешественница оказалась в низком, полутёмном помещении с крошечными окнами, устроенными под самым потолком да ещё и забранными толстыми решётками. Кроме них комнату освещали багровым светом угли в большом, похожем на камин, очаге, где, повиснув на массивной цепи, солидно булькал закопчённый бронзовый котёл, а на решётке стояла сковорода, в которой подрумянивалась пышная пшеничная лепёшка.

Стопка готовых лежала на широком столе, заботливо прикрытая чистой тряпочкой, рядом дожидались своей очереди ещё три куска плотного, сероватого теста.

Невысокая, плотно сбитая девушка, лет шестнадцати, опустив глаза, нервно теребила белыми от муки пальцами край грязного фартука.

Кроме неё в кухне находилась ещё одна особа, резко развернувшаяся на шум в дверях. При виде верховной жрицы, злобное выражение лошадиного лица смягчилось.

— Что случилось, сестра Дора? — с показным добродушием поинтересовалась Маммея. — Тебя за воротами слышно.

— Прости мою несдержанность, старшая сестра, — чопорно поклонилась женщина, придерживая звякнувшую на поясе связку ключей. — Но эти девчонки, как будто специально делают всё мне назло!

И повернувшись к прерывисто вздохнувшей поварихе, протянула указующую длань к прикрытой крышкой плетёной корзине.

— Сколько яиц я велела взять?

— Пять, госпожа Дора, — пробормотала девушка. — Но…

— Тогда почему там нетсеми?! — грубо оборвала её собеседница. — И почему мука рассыпана? На полу её ещё на три лепёшки хватит!

На взгляд Ники пол в кухне выглядел вполне себе чистым, но своего мнения она, разумеется, высказывать не стала.

— Я уже говорила! — в заплаканных глазах стряпухи мелькнула искорка упрямства. — Два яйца оказались тухлыми!

— Заткнись! — завопила скандалистка. — Даже если так, ты не должна была ничего брать без спроса!

— Я…я подумала…, — растерянно захлопала длинными ресницами девушка.

— У себя в деревне думать будешь! — вновь грубо оборвала её Дора. — Когда навоз в хлеву месить станешь!

— Не надо так переживать, сестра, — натянуто улыбнулась верховная жрица. — Пара яиц этого не стоит.

— Разве же дело в этом, — страдальчески поморщилась собеседница. — Сегодня они яйца без спроса берут и муку рассыпают, а завтра серебряные светильники из храма уволокут.

Не выдержав, юная повариха заплакала, прикрывая рот тыльной стороной ладони.

"Ну и стерва! — мысленно охнула попаданка. — До слёз девчонку довела! Ох, и достанется мне здесь! А самое обидное — в морду не дашь. Тогда точно на кол посадят. Бр-р-р. Вот батман!"

Она зябко поёжилась. Есть почему-то сразу расхотелось. Даже запах варёной фасоли с мясом и специями уже не вызывал аппетита.

— Не преувеличивай, сестра, — насупилась Маммея. — Наши помощницы чтут луноликую Рибилу и никогда не опустятся до такого. А ты…

Она строго посмотрела на плачущую повариху.

— Прекрати реветь и запомни хорошенько: ни на кухне, ни во дворе, ни в кладовой или в птичнике даже крошку нельзя брать без разрешения госпожи Доры. И собери всё, что рассыпала, только через сито просеять не забудь.

"Она на самом деле такая жадная? — думала Ника, глядя на самодовольную лошадиную физиономию. — Или просто вредная?"

— Поняла, госпожа Маммея, — прошептала стряпуха, шмыгнув покрасневшим носом. — Я больше так не буду.

— Я рада это слышать, — ободряюще улыбнулась строгая, но справедливая начальница и, указав на свою спутницу, обратилась к "сестре".

— У нас новая помощница.

— С каких это пор в храм Рибилы сажают преступников? — фыркнула Дора, презрительно оглядев девушку с ног до головы. — Здесь что: тюрьма или каторга?

— Тут всё не так просто, сестра, я потом тебе объясню, — покачала головой верховная жрица и голосом, ясно дающим понять, кто здесь главный, отчеканила. — Пока покажи госпоже Юлисе спальню помощниц, выдай всё необходимое, найди место для её рабыни и позаботься, чтобы они не остались голодными.

— Хорошо, старшая сестра, — кивнула женщина, не глядя на неё.

А та, озадачив подчинённую, царственной походкой направилась к выходу.

— Подождите, госпожа Маммея! — окликнула её Ника.

— Ну, что ещё? — оглянулась та через плечо.

— Разрешите моей рабыне сходить за вещами, — попросила девушка. — Их немного, но это всё, что у меня осталось.

— Пусть идёт, — кивнула женщина уже в дверях.

Проводив её тяжёлым взглядом, Дора буркнула:

— Пошли, — и двинулась к дверному проёму в дальней стене.

Мельком обратив внимание на сдвинутую в сторону циновку, Ника шагнула в тёмный коридорчик, в противоположном конце которого громоздились какие-то корзины. Девушка с трудом рассмотрела три запертые двери: две с левой стороны, одна с правой. Сделав приглашающий жест, сопровождающая открыла именно её.

В комнате оказалось не на много светлее. Солнечные лучи редкими полосами пробивались сквозь щели в ставнях, прикрывавших узкие окна.

Посередине стоял грубо сколоченный стол с парой лавок, а вдоль стен тянулись две широкие лежанки, где, судя по числу цилиндрических подушек и набитых соломой матрасиков, прикрытых аккуратно сложенными одеялами, спали два и три человека.

— Это комната наших помощниц, — заявила женщина. — Ты тоже будешь здесь жить. Поняла?

— Да, госпожа Дора, — кивнула Ника.

— Пойдём, я выдам тебе постель, — вновь позвала её за собой "сестра" верховной жрицы.

Миновав кухню, где заплаканная стряпуха укладывала на сковороду очередную лепёшку, они вышли во двор. На сей раз путь лежал к неприметному сарайчику. Отцепив от пояса связку ключей, провожатая быстро отыскала нужный. Лязгнул массивный, позеленевший от времени замок.

Почти всё место внутри занимали несколько больших облезлых сундуков. Из одного Дора извлекла засаленную до невозможности подушку, из другого — одеяло и пустой матрас, о соломе для которого новенькая, очевидно, должна сама позаботиться.

— Иди устраивайся, — проворчала женщина, запирая кладовую. — После обеда я скажу, что делать.

Оставшись вдвоём, рабыня с хозяйкой вытрясли из одеяла кучу пыли, едва не порвав его пополам. Решив больше не рисковать, госпожа свернула его и стала отдавать распоряжения.

— Отправляйся к Бронии, поблагодари от моего имени за гостеприимство и забери вещи. Если спросит, расскажи ей, как прошёл суд.

— Слушаюсь, госпожа, — без особого энтузиазма отозвалась Риата.

— Зайди на рынок, купи мне льняную тунику, вместо ночной рубашки пойдёт, и плащ, — продолжила инструктировать Ника. — Только не очень дорогой. Деньги беречь надо. А этот я тебе отдам.

— Спасибо, добрая госпожа, — с тем же постным выражение лица поблагодарила невольница.

— Помолчи, — раздражённо оборвала её девушка. — Я даже не представляю, куда тебя поселят. Хорошо, если со мной. А вдруг в какую-нибудь халупу отправят? Ночи сейчас холодные, ещё заболеешь.

Рабыня хотела что-то сказать, но хозяйка опять заставила её замолчать.

— Найдёшь, где соломой торгуют, набьёшь матрас. Не забудь поесть и купи что-нибудь на ужин. Вдруг тебя кормить не будут, пока я деньги не внесу? Вот теперь иди.

На кухне стряпуха о чем-то шепталась с высокой, худощавой девушкой, одной из тех, кто недавно тряс циновки на дворе.

Заметив гостью, они тут же замолчали, с выжидательным любопытством глядя на новенькую, стоявшую в дверях с прижатым к груди одеялом.

Понимая, что пора знакомиться, путешественница представилась, стараясь улыбаться как можно дружелюбнее.

— Здравствуйте, меня зовут Ника Юлиса Террина.

Девушки переглянулись, и то ли Комения, то ли Фабия спросила:

— Это правда, что тебя прислали сюда за святотатство?

Нике не понравился ни сам вопрос, ни то, с какой бесцеремонностью его задали. Тем не менее, не теряя надежды наладить отношения с местными обитательницами, она постаралась ответить вежливо и подробно:

— Не совсем. Спасая свою жизнь, в первую ночь дриниар я случайно оказалась возле священной горы, не зная, что это запрещено законом Этригии. Поэтому суд проявил милосердие, отправив меня послужить богине Луны.

— А что с тобой случилось? — продолжала расспрашивать настырная девица, по-прежнему не называя своего имени.

Почувствовав, что вместо нормального разговора начинается очередная дача показаний, от которых она уже успела устать за сегодняшний день, путешественница сухо объяснила:

— На меня напали те, кому я доверяла.

И не желая больше подвергаться допросу, направилась к двери в коридорчик. Когда-нибудь она расскажет им о своих злоключениях, но не сегодня.

— Как интересно! — вскричала девушка, заступив ей дорогу. — Подожди, меня зовут Прокла Комения. Скоро год, как я здесь живу. А это…

Она кивнула на застывшую с полуоткрытым ртом стряпуху.

— А это Апулия Тарма Феса, её родители недавно сюда привезли.

— Зачем? — ляпнула Ника и тут же прикусила язык, опасаясь, что такой вопрос вполне может показаться собеседницам неуместным или даже обидным.

Но оправившаяся от удивления повариха спокойно ответила:

— В восемь лет Такера наслала на меня лихорадку. Лекаря ничем помочь не смогли. Тогда мама призвала на помощь Рибилу, пообещав богине, что если я выживу, то два года проведу в её храме.

Теперь настала очередь удивляться путешественнице.

— Как интересно!

Лихорадочно перебирая в памяти рассказы Наставника о жизни в Империи, она так и не смогла вспомнить ничего подобного.

— Ты в спальню? — бесцеремонно прервала её размышления Комения, и не дожидаясь ответа, предложила. — Я с тобой.

Положив свёрнутое одеяло на лавку, новенькая поинтересовалась:

— Где мне лучше расположиться?

— Где хочешь, — легкомысленно махнула рукой спутница, но вовремя опомнилась. — Но лучше подожди пока. Сейчас девочки на обед придут…

Понимая, что не зная обстановки, не стоит качать права, Ника решила дождаться всех соседок по комнате, а пока попытаться получить как можно больше информации о месте, где ей суждено провести ближайшие шестьдесят дней.

— Госпожа Маммея назвала вас "помощницами"…

Усевшись напротив, Комения важно кивнула.

— А кроме неё и госпожи Доры жрицы здесь ещё есть?

— Госпожа Клио, — ответила девушка. — Она больше свитками да травами занимается. Зелья варит, храм потом продаёт их лекарям и повитухам. Ты её видела, когда только пришла. В кожаном фартуке. Помнишь?

— Да, — кивнула путешественница и усмехнулась. — На трёх жриц пять помощниц…

— Вообще-то считается, что девять, — поджав губы, возразила собеседница. — Ещё четверо местные… Важные такие. Являются только на вечерние молитвы и главные церемонии.

Она презрительно скривилась.

— С нами даже не разговаривают… Будто мы служанки или рабыни какие… Ещё бы, их отцы храму деньги заплатили, чтобы дочки могли перед народом покрасоваться! Мы и в храме убираемся, и у жриц одежду их стираем, по ночам гимны поём, а в праздники их в первый ряд ставят…

Из жалоб Комении Ника узнала, что в помощницах у служительниц богини Луны числятся: дочки претора, эдила и двух богатых горожан.

Излияния новой знакомой прервал долетевший из коридорчика шум. В комнату, смеясь и переговариваясь, вошли три девушки в серых платьях.

Попаданка встала из-за стола, поклонилась, кратко объяснив, кто она такая, и что здесь делает. Процедура знакомства много времени не заняла. Самую старшую из помощниц звали Патрия Месса. На первый взгляд, ей было никак не меньше двадцати лет. Это показалось путешественнице странным. Как правило, местные дамы в таком возрасте давно замужем и уже имеют пару-тройку ребятишек.

Судя по всему, именно Месса, как самая взрослая, верховодила в этом маленьком коллективе. Приста Фабия Укла и Тейса Вверга Сета выглядели лет на четырнадцать и вели себя как подростки.

После взаимного представления, Ника, не откладывая, поставила вопрос о своём спальном месте. После недолгого обсуждения, старожилы предложили ей стать третьей на лежанке.

Едва девушка успела разложить одеяло поверх потемневших от времени, гладко оструганных досок, за дверью опять что-то стукнуло, и в комнату заглянула уставшая стряпуха с пустым деревянным подносом.

— Пойдёмте есть, девочки.

Не заставляя себя ждать, помощницы жриц поспешили на кухню, где каждая получила по миске варёной фасоли с мясом, кусок ещё тёплой лепёшки и чашку с разведённой брагой. Кушать там не полагалось, поэтому девушки вернувшись в спальню, чинно расселись за столом.

С аппетитом пережёвывая разваренные зёрна, щедро сдобренные луком, чесноком и кусочками свинины, Ника подумала, что на каторге, скорее всего, кормят гораздо хуже, чем здесь.

По крайней мере, за одно это стоит сказать спасибо местным коррупционерам: магистрату Пробу Фабу Лису и двум преторам.

Совершенно неожиданно девушка едва не подавилась от смеха, вспомнив фразу из старой советской комедии: "Да здравствует наш суд! Самый гуманный суд в мире!"

Глава IV Как тяжело жить среди чужих людей

Я не монашка, и напрасно,

Сеньора, вы решили мне

Читать все эти наставленья.

Ужель мне в храм идти велели

Вы для того лишь, что хотели

Сегодня мне одни мученья

Своей опекою доставить?

Лопе Де Вега «Изобретательная влюблённая»

Утолив первый голод, помощницы жриц принялись засыпать новую соседку вопросами, число которых с каждым ответом Ники только росло.

Внезапно резко распахнулась дверь.

— Чего сидите? — спросила жрица, угрожающе выпятив выдающуюся челюсть. — Здесь вам не званый ужин и не ундиналии!

— Мы уже закончили, госпожа Дора, — ответила за всех Патрия Месса, поднимаясь из-за стола. Вслед за ней, торопливо дожёвывая, встали остальные девушки.

Посторонившись, чтобы выпустить их из комнаты, жрица пристально посмотрела на поправлявшую накидку Нику.

— А ты пойдёшь со мной.

Поскольку к ней обратились не слишком уважительно, та промолчала, ограничившись коротким полупоклоном.

— Посуду собери, — хмуро приказала Дора, кивком указав на стол.

Ни слова не говоря, девушка принялась складывать пустые миски, а когда закончила, жрица привела её на кухню, где сказала устало поднявшейся с табуретки стряпухе:

— Вот, Тарма, привела тебе помощницу.

— Спасибо, госпожа Дора, — искренне обрадовалась та.

— Она будет мыть посуду, убираться здесь и помогать готовить. Ясно?

— Да, госпожа Дора, — кивнула повариха.

С усмешкой глянув на новенькую, жрица грубо скомандовала:

— Чего стоишь? Начинай!

Прямо-таки лучившаяся радостью стряпуха тут же предоставила веник, совок, старую деревянную лохань и мочалку из каких-то древесных волокон. Однако стоявший в углу большой, литров на тридцать, кувшин оказался почти пуст, о чём Ника и сообщила уже собравшейся уходить начальнице.

— Фонтан на площади, — не оборачиваясь, буркнула та.

— Мне нельзя туда ходить! — громко объявила осуждённая.

Жрица едва не споткнулась о высокий порог.

— Что значит "нельзя"? — с угрозой спросила она, оборачиваясь.

— По приговору суда я не могу покидать территорию храма Рибилы, — спокойно пояснила девушка. — Без разрешения верховной жрицы.

— Я тебе разрешаю! — раздражённо махнула рукой собеседница. — Бери кувшин и ступай.

— При всём уважении к вам, госпожа Дора, — с лёгкой издёвкой произнесла Ника, отвесив глубокий, почти поясной поклон. — Только госпожа Маммея может позволить мне выйти за ворота.

— Хочешь, чтобы я беспокоила старшую сестру из-за такой ерунды? — зловеще усмехнулась жрица.

— Решение суда никак нельзя назвать "ерундой", госпожа Дора, — наставительно проговорила девушка. — Ни я, ни даже вы не можем его игнорировать.

— Не будем, — легко согласилась собеседница, и взгляд её полыхнул ненавистью. — Тогда отправляйся на птичник! Будешь убирать куриный помёт и мыть ночные горшки!

Она победно улыбнулась.

— Для этого не надо выходить со двора. Ну, пошла!

Никак не ожидавшая подобного развития событий, путешественница растерялась. Полученных в своё время от Наставника знаний хватило для понимания того, что собеседница намерена не просто унизить, а окончательно "опустить" её в глазах не только обитательниц святилища, но и всех горожан.

Вот только этого самозваная потомственная аристократка не могла себе позволить ни в коем случае. Поэтому она вскричала, гордо вскинув голову:

— Я отказываюсь! Это должны делать рабы!

— А ты и есть раба! — рявкнула Дора, бульдозером надвигаясь на рискнувшую подать голос нахалку. — Которую по недосмотру богов отправили сюда, а не на рудники, где ты должна была сдохнуть!

Они едва не столкнулись грудь в грудь, как бойцовые петухи, ибо отступать упрямая девица не собиралась.

Видимо, жрице здесь редко кто противоречил. Правая рука женщины поднялась, намереваясь то ли ударить, то ли вцепиться ногтями в лицо бесстыдницы.

"Вот батман! — охнула про себя Ника, не отрывая взгляд от полыхавших бешенством глаз Доры. — Сейчас я её точно побью… И будь, что будет!"

Она даже слегка обрадовалась, чувствуя, как сознание начинает переходить в то, уже привычное, но всё ещё пугающее состояние, когда становится безразлично всё, кроме врага.

К счастью, жрица вовремя остановилась, очевидно, трезво оценив крепкое сложение и высокий рост противницы. А, может, просто уяснила всю серьёзность её намерений?

— Ты ещё пожалеешь об этом, мерзавка! — змеёй прошипев, женщина отступила.

— На всё воля богов, — с трудом пряча радость от неожиданной победы, смиренно потупилась Ника, тоже делая шаг назад.

Зло зыркнув на застывшую каменным изваянием стряпуху, Дора выскочила из кухни, громко хлопнув дверью.

— Какая ты… смелая! — с восхищением или сочувствием охнула Аполия Тарма. — Я чуть не описалась! Эта кобыла столько раз меня по щекам хлестала! А ты… Как ты…

Она замолчала, не находя слов, и только развела руками.

Её помощница небрежно пожала плечами, всем видом демонстрируя, что для неё это дело привычное, хотя в душе уже во всю звенели тревожные колокольчики.

— Она тебе это обязательно припомнит! — горячо зашептала повариха. — Дора здесь самая противная. Боги не наградили её красотой, вот и злобствует.

— Я сделала так, как велела госпожа Маммея, — усмехнулась Ника. — Пусть с ней разбирается.

Она критически осмотрелась и добавила, взяв в руки веник:

— А я пока подмету.

Стряпуха с видимым наслаждением уселась на табурет у стола.

— Это правда, что тебя обвинили в святотатстве?

— Правда, — подтвердила девушка. — Только я не знала, что нарушаю закон, вот судьи меня и пожалели.

Ответив ещё на пару набивших оскомину вопросов, Ника, улучив момент, когда Аполия Тарма задумалась над услышанным, перехватила инициативу, попросив ту подробнее рассказать о своих подругах.

Стряпуха охотно согласилась. Из её слов выяснилось, что за пребывание в святилище Рибилы заплатили родители всех "помощниц", а столь разное отношение к ним со стороны жриц богини Луны вызвано исключительно величиной полученных "пожертвований". Тем не менее все девушки не испытывали восторга от пребывания в храме, относясь к этому как к довольно обременительной обязанности.

Только Патрия Месса находилась здесь по доброй воле. Являясь дочерью одной из самых уважаемых повитух Цилкага, она тоже решила пойти по стопам матери. А поскольку Луна считается одной из олицетворений женского естества, связанного с деторождением, то Рибила является ещё и покровительницей акушерок. Вот почему для успешной профессиональной деятельности Патрии Мессе необходимо заслужить благосклонность именно этой богини.

Не удивительно, что девушка почти всё время проводит с Клио, помогая жрице выращивать в саду лекарственные растения, заготавливать их, готовить разнообразные снадобья, помогающие женщинам при родах, болезнях и сложных жизненных обстоятельствах. Зелья Клио пользовались заслуженной известностью не только среди лекарей Этригии, но и далеко за её пределами.

Именно в разгар столь познавательной беседы на кухню ворвалась разъярённая верховная жрица в сопровождении злорадно ухмылявшейся "сестры".

При виде этой сладкой парочки Аполия Тарма Феса подскочила так, будто её в седалище шилом ударили, и перепуганной мышью вжалась в тёмный угол.

Отложив веник, Ника почтительно поклонилась жрицам.

— Да как ты смеешь перечить сестре Доре!? — вскричала набольшая местная начальница. — Думаешь, я шутить с тобой собралась?! Немедленно падай на колени и проси прощения, иначе я сейчас же пошлю кого-нибудь к эдилу Акву. Пусть он пришлёт стражников, чтобы те выпороли тебя плетьми!

— За что, госпожа Маммея? — сделала удивлённые глаза девушка, смутно чувствуя в поведении собеседницы какую-то наигранность. — Я лишь исполнила ваше распоряжение!

— Какое? — кажется, по-настоящему удивилась женщина, бросив недоуменный взгляд на "сестру".

— Госпожа Дора приказала мне идти за водой, — стала обстоятельно объяснять Ника. — А я сказала, что могу покинуть святилище только с разрешения верховной жрицы. — Но госпожа Дора продолжала настаивать, и мне пришлось… отказаться.

Она поклонилась жрицам.

— Прошу прощения, если мои слова показались вам слишком вызывающими. Клянусь Анаид, я ни в коем случае не хотела дерзить. Но решение суда и ваши слова…

Девушка беспомощно развела руками.

Лицо Маммеи смягчилось.

— Мне отрадно, что ты раскаиваешься в своём поступке. Впредь, чтобы не возникало подобных недоразумений, запомни: тебе следует точно и беспрекословно выполнять все распоряжения сестры Доры.

— Я так и сделаю, — отвесив ещё один поклон, Ника направилась к стоявшему у стены кувшину.

— Стой! — вскричала жрица. — Ты куда?

— За водой, — спокойно ответила та.

— Не так быстро, — усмехнулась женщина. — Разговор ещё не закончен. Забыла, что ты ответила, когда я послала тебя на птичник?

— Почему же? — вскинула брови собеседница. — Только дочь Лация Юлиса Агилиса из рода младших лотийских Юлисов — не рабыня, чтобы собирать куриный помёт и мыть ночные горшки!

— Вот! — злорадно усмехнулась Дора, глядя на старшую сестру. — Что я говорила? Перечит, нахалка! Да как ты смеешь…

— Тише! — властным жестом остановила её начальница. — Госпожа Юлиса уже сказала, что искренне раскаивается в своих поступках.

— Безусловно, госпожа Маммея, — подтвердила Ника. — Да поразит меня молнии Питра, если я вру!

Верховная жрица величественно кивнула.

— А тебе, сестра, не стоит забывать, что храм луноликой Рибелы всё же не каторга.

— Клянусь Аурой, богиней зари, я запомню твои слова, старшая сестра, — со скрытой угрозой в голосе процедила Дора.

Взгляд, которым она обожгла новенькую, не предвещал той ничего хорошего.

Стремясь по возможности наладить взаимоотношения со всеми местными обитателями, девушка не просто приказала привратнику открыть калитку, а вежливо поинтересовалась его именем.

Видимо, жрицы и их помощницы не часто баловали старого раба своим вниманием. Растянув в угодливой улыбке сухие, сморщенные губы, он назвался Гвоздём и с поклоном отпер калитку.

Оглядевшись, Ника неторопливо направилась к фонтану, возле которого о чём-то беседовали несколько горожанок.

Заметив девушку, одна из них, испуганно охнув, указала на неё пальцем.

— Смотрите! Это богохульница! Это её за святотатство приговорили всего лишь к служению Рибиле! Вдруг владыка недр обидится? Что теперь будет на рудниках?

— А я слышала, её сам Дрин укрыл от разбойников на священной горе, — возразила другая женщина.

— Вот уж враки! — откликнулась третья. — Это она сама всё придумала!

Подойдя ближе, Ника поздоровалась:

— Здравствуйте.

Однако только одна из горожанок ответила лёгким кивком, но разговаривать не стала и поспешила уйти, как все остальные.

Подставив кувшин под бившую из каменной львиной пасти прозрачную струю, девушка только криво усмехнулась им вслед.

Ввиду отсутствия на храмовой кухне сколько-нибудь вместительной посуды, ей пришлось ещё четыре раза выходить на площадь. Стряпуха куда-то ушла, и оставшись в одиночестве, девушка, подобрав подол, принялась лениво елозить мокрой тряпкой по выложенному из каменных плиток полу.

За этим вполне достойным родовитой аристократки занятием её и застала Риата.

— Ой, да что же это делается?! — всплеснула руками невольница, едва не выронив туго набитый соломой матрас.

— Ты что, слепая? — усмехнулась хозяйка, выжимая мочалку. — Видишь, чистоту навожу.

— Ой, да я сейчас! — рабыня огляделась, выискивая, куда бы положить вещи.

— Тунику купила? — остановила её метания девушка. — А плащ? Показывай!

Сняв с плеч большую корзину, Риата с заметным волнением продемонстрировала обновки. На взгляд Ники туника казалась слегка коротковатой, но поскольку носить её она собиралась под платьем исключительно для тепла и маскировки пояса с остатками золота, хозяйка сочла возможным воздержаться от критики.

Вторая покупка тоже пришлась по душе, несмотря на тёмно-зелёный цвет, чем-то напоминающий стиль "милитари".

— Что за мех? — спросила она, разглядывая серую подкладку.

— Заяц или суслик, — пожала плечами невольница. — Я не спрашивала. Зато дёшево. Всего три империала.

— Хорошо, — кивнула путешественница, гадая про себя, сколько денег с этой сделки прикарманила ушлая рабыня.

Они отнесли вещи в спальню. Там Ника одела изрядно похудевший пояс с деньгами и новую тунику, а старый плащ и кожаную рубаху отдала Риате, кроме того вручив ей пятьдесят империалов с заданием спрятать подальше.

Вернувшись на кухню, верная невольница выразила горячее желание освободить госпожу от столь грязного и недостойного представительницы славного рода младших лотийских Юлисов занятия.

Однако девушка не решилась на столь радикальный шаг. Она взялась домывать пол, а Риату посадила чистить котёл. Рабыня рассказала, что госпожа Аста Брония передаёт госпоже Юлисе поздравление с более-менее благополучным окончанием судебного процесса и вновь повторяет своё предложение.

— Ты мне здесь нужна! — безапелляционно заявила Ника. — И хватит об этом.

Скромно потупив взор, собеседница явно собиралась сказать что-то вроде "как прикажете" или "слушаюсь", но тут в дверях появилась жрица Рибилы с помощницей.

— А это кто ещё такая? — грозно спросила женщина, выставив и без того выдающуюся во всех смыслах челюсть.

— Моя рабыня, госпожа Дора, — предельно вежливо ответила девушка. — Госпожа Маммея разрешила оставить её при святилище до конца моего пребывания здесь.

— И ты думаешь, я позволю ей за тебя работать? — насмешливо фыркнула жрица.

— Я осознаю степень своей вины перед законом и жителями Этригии, госпожа Дора, — потупив взгляд, вздохнула Ника. — И не собираюсь прятаться за чужую спину.

— Тебе не придётся, — зловеще пообещала собеседница и скомандовала застывшей Риате. — Отправляйся на птичник Вране помогать.

Невольница вопросительно посмотрела на хозяйку. Та кивнула. Обмен взглядами не ускользнул от внимания жрицы. На щеках вновь вспыхнул гневный румянец, ноздри раздулись, как у породистой кобылицы на манеже, а и без того тонкие губы сжались в еле заметную нить.

— Слушаюсь, госпожа Дора, — смиренно пробормотала рабыня.

— Будешь делать всё, что скажет Врана! — процедила сквозь зубы служительница Рибилы. — И попробуй только кому-нибудь хоть слово поперёк вякнуть!

— Не беспокойся, Риата, — сочла нужным вмешаться Ника. — Госпожа Дора — мудрая и справедливая женщина. Она не станет зря наказывать чужую невольницу, тем более в святилище богини Луны.

Не сказав больше ни слова, жрица с гордым видом вышла из кухни. За ней, качая головой, поплелась невольница. А хозяйка принялась чистить закопчённый котёл.

Когда тот стал достаточно блестящим, она сполоснула посуду, после чего вылила грязную воду в сад, где имелась квадратная яма с компостом. Возвращаясь, девушка встретила спешившую от кладовой Аполию Тарму с корзиной продуктов.

Немного смущаясь, стряпуха отправила помощницу за водой, а когда та вернулась, посадила перебирать фасоль. Девушка почти закончила, когда на кухню явились все жрицы в полном составе. У путешественницы тревожно ёкнуло сердце. Но явно недовольная физиономия Доры внушала некоторый оптимизм. Однако прозвучавшее из уст Маммеи распоряжение едва не ввело Нику в ступор.

— Спой!

— Чего? — удивлённо переспросила та.

— Что угодно, — раздражённо махнула рукой верховная жрица. — Всё равно.

— Но я не знаю радланских песен, — растерянно пробормотала девушка, с огорчением обнаружив серьёзный пробел в своём образовании.

— Ну так спой песню тех дикарей, среди которых ты жила, — поморщилась верховная жрица. — Неужели за столько лет ничего не запомнила?

— Запомнила, — протянула Ника, лихорадочно копаясь в памяти и не находя ничего, кроме обрывков охотничьих заклинаний аратачей.

Оставалось петь по-русски. Ну кто здесь может знать язык заокеанских варваров? Из тройки подвернувшихся когда-то под руку книг она знала, что попаданцы в таких случаях, как правило, с успехом исполняют песни В.С. Высоцкого. Вот только Виктория Седова, к сожалению, не относилась к поклонникам его творчества. Но петь что-то надо. Вон как хмурится Маммея. А что если…

Белый снег, серый лёд, на растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутным на ней — город в дорожной петле.
А над городом плывут облака, закрывая небесный свет.
А над городом — жёлтый дым, городу две тысячи лет,
Прожитых под светом Звезды по имени Солнце…
Голос её окреп, заметался меж стен маленького помещения, стремясь вырваться на волю.

— Хватит, хватит! — замахала руками верховная жрица, морщась, словно от зубной боли.

Ника разочарованно замолчала. Кажется, местные жители ещё не доросли до понимания всей прелести рока.

— О чём ты пела? — с любопытством естествоиспытателя, открывшего новый вид тараканов, спросила Клио.

— О снеге, о льде, — девушка на миг запнулась, вовремя вспомнив, что у аратачей нет городов. — О солнце.

— Только дремучие варвары могут так отвратительно… реветь о всеблагом светиле, проливающем на землю животворящий свет! — презрительно фыркнула Дора.

— Но голос у неё хороший, — кивнув, заметила Маммея.

— Подходящий, — согласилась Клио. — Пусть поёт.

— А ты, сестра, сейчас же перепиши ей нужные слова, — распорядилась верховная жрица.

Собеседница кивнула.

Главноначальствующая дама всея храма приосанилась, стараясь принять как можно более величественный вид, и строго посмотрела на застывшую в почтительном молчании осуждённую.

— Мы с сёстрами посоветовались и решили, во имя Рибилы, считать тебя на эти два месяца "служанкой святилища".

— Благодарю, госпожа Маммея, — поклонилась Ника, прекрасно понимавшая разницу между служанкой и невольницей. — Пусть небожители щедро наградят вас за доброту и милосердие, а я обязательно расскажу о вашем благородном поступке своим родственникам…

— Помолчи, — с деланной суровостью перебила её собеседница. — Это значит, что ты не получишь одежду, полагающуюся жрицам храма богини Луны и их помощницам.

"Ну, без этого я как-нибудь переживу", — мысленно усмехнулась слушательница, старательно изображая подобострастное внимание.

— Так же ты не будешь принимать участие в утренних церемониях, праздничных торжествах и шествиях по городу, — продолжала перечислять женщина. — Но обязана присутствовать на вечерних службах. Тебе всё понятно, Юлиса?

— Да, госпожа Маммея, — кивнула путешественница, отметив, что наедине верховная жрица разговаривала с ней гораздо уважительнее и даже обращалась на "вы". Видимо, за произошедшие перемены следует поблагодарить злобно зыркающую особу с лошадиной физиономией.

— Во всём остальном тебе следует слушаться распоряжений сестры Доры, — закончила вводный инструктаж верховная жрица, и дождавшись почтительного поклона от новоявленной служанки святилища, удалилась.

— Пойдём, Юлиса, я дам тебе слова гимна, который надо выучить, — сказала Клио.

— Вы позволите, госпожа Дора? — решила немного польстить вредной бабе девушка.

— Только не задерживайся, — сухо буркнула жрица.

Вслед за её "сестрой" Ника вышла во двор и направилась к одноэтажному каменному строению, выделявшемуся непривычно островерхой черепичной крышей с торчавшей из неё трубой. Уже после девушка обратила внимание на широко распахнутые ставни трёх забранных решёткой окон.

Приближаясь, она почувствовала странную смесь ароматов, отдельные из которых показались определённо знакомыми. Но только когда Клио распахнула массивную дверь, солидно скрипнувшую на железных навесах, Ника сообразила, что пахнет лекарственными травами для настоек и заварок, которых она в своё время выпила не один десяток литров. Когда официальная медицина вынесла окончательный приговор, обрекавший Викторию Седову на инвалидное кресло до конца жизни, её мать пыталась вылечить дочь народными средствами. Вот тогда будущая Ника Юлиса Террина и познакомилась с полезными растениями в разнообразном виде.

Внутреннее пространство здания представляло из себя одну комнату, поделённую на две неравные части тремя выстроившимися в ряд деревянными колоннами.

Прямо возле входа стоял набитый свитками стеллаж, пара разрисованных сундуков и небольшой письменный стол со знакомой сидушкой без спинки. В отличие от мебели в кабинете верховной жрицы, эта не блистала ни резьбой, ни красивыми вставками.

Заметив пыль на уголке стола, гостья подумала, что хозяйка комнаты, видимо, большую часть времени проводит в другой её части, напоминавшей лабораторию средневекового алхимика или киношного колдуна.

На растянутых между стропилами верёвках в изобилии висели пучки разнообразных трав, на многочисленных полках стояли коробочки, лежали связки зловещего вида корешков и ещё каких-то мерзостей, напоминавших сушёных лягушек или змей.

На потемневшем от времени столе теснились керамические, металлические и даже стеклянные плошки, бронзовые ступки, весы и ещё какие-то штуки непонятного вида и загадочного предназначения. В горшочке над маленьким очагом булькало буровато-серое варево, которое размеренно помешивала длинной ложкой Патрия Месса.

Бросив мимолётный взгляд на жрицу, девушка коротко бросила:

— Ещё не загустело.

Кивнув помощнице, жрица подошла к стеллажу, и покопавшись, отыскала нужный свиток.

— Читать умеешь? — спросила она у Ники, усаживаясь за стол.

— Разумеется! — резко отозвалась та, даже не пытаясь скрыть раздражение. — По-радлански и по-либрийски. Мой отец достаточно хорошо образован, чтобы научить свою дочь не только чтению и письму.

— Простите, Юлиса, — кажется, собеседница на самом деле слегка смутилась. — Я не хотела тебя обидеть. Просто я знаю людей, которые считают, что девушки могут обойтись и без грамоты.

После таких вежливых слов хозяйки гостья сочла необходимым сменить тон.

— Понимаю, госпожа Клио. Я выросла очень далеко от цивилизованных стран, среди диких варваров, поэтому ничего удивительного, что у вас могло сложиться такое впечатление.

Кивнув, жрица развернула свиток, и выбрав из тощей пачки подходящий листок, принялась быстро писать, время от времени макая перо в позеленевшую медную чернильницу.

Замерев в ожидании, Ника внезапно вспомнила о совершённой сегодня глупости.

"Вот батман! — выругалась она про себя, оторвав взгляд от покрывавших папирус ровных, будто вычерченных по линейке строчек. — Да стражникам не надо даже забираться в святилище! Подкараулят у фонтана, нож под ребро, и ищи ветра в поле. Куда я, дура, вылезла со своим языком?! Ну, если уж отбиться не получится, надо хотя бы как-нибудь наказать этих уродов".

Когда жрица перестала писать, некая мысль уже обрела чёткие очертания, и настала пора претворить её в жизнь.

— Госпожа Клио, не могли бы вы дать мне кусочек папируса?

— Зачем? — удивлённо поинтересовалась та.

— Мне надо черкнуть пару строк своему адвокату, — стала объяснять девушка. — Он как раз должен завтра прийти.

Заметив, как сурово сдвинулись белесые брови собеседницы, она энергично замотала головой.

— Нет, нет, госпожа Клио, ничего личного. Хочу попросить написать обо мне его покровителю сенатору Кассу Юлису Митрору.

— Откуда в Этригии взялся коскид сенатора из Радла? — недоверчиво хмыкнула жрица.

— Господин Олкад Ротан Велус служит вторым писцом на руднике "Щедрый куст", — пояснила Ника. — Совладельцем которого и является сенатор.

— Ну, так вели Гвоздю позвать тебя, когда придёт адвокат, — посоветовала Клио. — Сама с ним и поговоришь.

— А вдруг я буду занята? — отчаявшись уговорить упрямую особу, решила скосить "под дурочку" девушка. — Вы же знаете, как госпожа Дора не любит, когда помощницы отлынивают от работы.

Увы, приём не сработал. Сурово усмехнувшись, собеседница сложила руки на груди и принялась разглядывать её с видом проницательного детектива из старинных сериалов. Казалось, не хватает только трубки, усов или хотя бы очков, на худой конец.

— Значит, хочешь угодить сестре Доре? — поиграв в гляделки, с издёвкой спросила жрица.

— Придётся, — пожала плечами Ника.

— Я очень не люблю, когда меня обманывают, — покачала головой женщина. — Если бы ты честно призналась, что хочешь назначить свидание своему приятелю, то, возможно, я бы и дала тебе папирус.

— Не всякая ложь во вред, — устало вздохнула путешественница, ещё раз вспомнив добрым словом Наставника, заставлявшего её штудировать нудные трактаты местных философов. — Знание налагает ответственность, а оно осложняет жизнь.

— Приклит Хиосский, — усмехнулась жрица, и во взгляде её мелькнуло любопытство. — Диалог с Гаем Враном Перфом…

— С Генедом Феонским, — вспомнив название произведения, поправила Ника, подозревая, что женщина умышленно назвала его неправильно. — Так зачем вам ещё и мои проблемы? Что до записки, то клянусь Анаид и всеми небожителями, её содержание ни в коем случае не навредит ни Этригии, ни репутации храма Рибилы.

Продолжая пристально изучать стоявшую перед ней девушку, жрица, не глядя, отыскала кусок папируса размером с половину почтового конверта.

— Возьми.

— Благодарю, госпожа Клио, — поклонившись, девушка шагнула к столу, и расположив листочек так, чтобы массивная чернильница закрывала его от любопытных взглядов собеседницы, торопливо написала.

"Олкаду Ротану Велусу, второму писцу рудника "Щедрый куст". Сообщите магистрату Мниусу Опту Октуму и своему покровителю, что Нику Юлису Террину, дочь Лация Юлиса Агилиса, убил Флор Верг Отий за пятьсот империалов, которые тот обманом забрал у неё в первый день дриниар".

Ещё раз сердечно поблагодарив жрицу, девушка спешно покинула "лабораторию". Остановившись во дворе, она быстро пробежала глазами текст гимна богине Луны.

"Вот батман! Да разве такое выучишь на трезвую голову?"

Стряпуха уже растопила очаг и повесила на крюк котёл. Пообещав ей вернуться через минуту, Ника проскользнула в спальню помощниц, где положила адресованное адвокату послание под матрас. Теперь, если что-то случится, жрицы найдут записку и узнают, кто виноват в смерти служанки их святилища. А уж то, что они не станут держать его имя в тайне, девушка не сомневалась.

Ужинали уже в сумерках при свете тусклого масляного фонаря. Едва она, исполняя свои новые обязанности, начала собирать грязную посуду, соседки по комнате дружно полезли под лежанки за сундучками и корзинами, где среди личных вещей хранились платья, предназначенные исключительно для храмовых церемоний. Парадная форма отличалась от повседневной только цветом, таким, как у одежд Маммеи. Только ей полагалось носить подобное облачение постоянно.

Сейчас-то Ника окончательно разобралась, какое именно платье имела ввиду верховная жрица. Поскольку оно ей не полагалось, девушка вынесла миски на кухню и, сжимая в руках свёрнутый папирус, стала ждать дальнейшего развития событий.

Через несколько минут жрицы и их помощницы вышли во двор, где, выстроившись в колонну по два, чинно направились к задней стене храма.

Помня о своём невеликом статусе, Ника заняла место сзади рядом со смешливой Тейсой Ввергой. Однако девчонка, строго насупив чётко очерченные бровки, жестом указала себе за спину.

Новая служанка святилища не стала портить торжественность момента скандалом, пообещав себе припомнить соплячке её вызывающее поведение.

Поднявшись вслед за более достойными служительницами Рибилы по деревянной лестнице, она вошла в узкий коридор. За время короткой прогулки глаза Ники успели немного привыкнуть к темноте, и она разглядела в стене справа низкую, оббитую металлическими полосами дверь, закрытую сразу на два бронзовых замка.

Гораздо более высокая и красиво отделанная дверь вела в большой, погружённый в полумрак зал. Два высоких массивных светильника из бронзы и серебра более-менее освещали только переднюю часть помещения с задрапированной в синюю ткань статуей женщины, из причёски которой торчали вверх острые рожки полумесяца.

Круглое мраморное лицо небожительницы застыло в безмятежной полуулыбке. Но талантливый ваятель прекрасно передал напряжение застывшей фигуры, подчёркнутое судорожно сведёнными пальцами левой руки, крепко вцепившейся в край нарочито грубо обработанной глыбы, составлявшей единое целое со скульптурой. Да и правая с маленькой серебряной розой казалась застывшей на излёте.

На алтаре, представлявшем из себя украшенный резьбой каменный куб, осторожно раздувала огонь верховная жрица.

Младшие "сёстры" застыли в метре от неё, а помощницы встали полукругом, отступив ещё на пару шагов. Не получившая никаких конкретных распоряжений служанка святилища самостоятельно выбрала место у стены с висевшим на ней полотном и осмотрелась, с трудом различив в глубине помещения несколько тёмных фигур.

Мельком глянув на подчинённых, Маммея простёрла руки к статуе и принялась громким речитативом излагать краткую историю сотворения мира от Сухара всенасущного до гибели титанов и воцарения громовержца — Питра. Затем повествование сделало резкий скачок, перейдя непосредственно к Рибиле.

После вступления младших "сестёр", пение стало более мелодичным. За ними настала очередь помощниц и Ники. Мотивчик оказался довольно простенький. А вот слова…

Ярко свети, о Рибила, двурогая странница ночи!

В окна высокие к нам взор свой лучистый бросай.

Неборожденное льется сиянье на тёмную землю

От головы ее вечной, и все красотою великой

Блещет в сиянии том. Озаряется воздух бессветный

Светом венца золотого, и небо светлеет, едва лишь

Из глубины Океана, омывши прекрасную кожу,

По медленно ходит Рибила-богиня, великий свой круг совершая,

В небе высоком, служа указаньем и знаменьем людям!

Славе царице, Рибиле святой, белокурой богине,

С мудрым умом воспоём тебе слов похвалу.

Поскольку никакой репетиции с ней никто не проводил, девушке пришлось, сдерживая голос, подстраиваться под общий хор.

Время от времени верховная жрица бросала в костерок на алтаре кусочки смолы, от чего по залу потянулись клубы ароматного, чуть щекочущего нос дыма.

Закруглившись с песнопениями, Маммея тожественно поклонилась статуе богини. Её примеру последовали жрицы святилища, их помощницы и служанка. Затем они направились к двери во двор.

Услышав за спиной шорох, Ника, обернувшись, увидела, как к алтарю одна за другой подходят женщины, до этого прятавшиеся в тёмной части зала. Она с удивлением обратила внимание, что большинство из них прикрывали лица накидками, а кое-кто поспешно покинул зал, так и не выйдя на свет. Те, кто на это решился, клали на алтарь монетку, целовали край драпировавшего скульптуруполотнища и уходили что-то бормоча себе под нос.

Когда девушка вышла на храмовый двор, ночь уже вступила в свои права. На тёмно-синем, почти чёрном небе ярко переливались густо рассыпанные звёзды, лишь кое-где прикрытые рваными клочками облаков.

Чрезвычайно довольная тем, что этот суматошный день наконец-то подходит к концу, Ника замедлила шаг, с наслаждением вдыхая прохладный воздух и предвкушая тёплую постель. Но в дверях чуть не налетела на притаившуюся у порога Дору.

— Может, ты и привыкла жить в грязи среди дикарей, — выпалила она с мстительной радостью. — Только здесь Империя, святилище луноликой Рибилы! Если с утра не наведёшь порядок, пеняй на себя!

Поскольку собеседница не задавала вопросов, ограничившись угрозами и оскорблениями, девушка промолчала, с тревогой ощущая нарастающее желание двинуть кулаком по наглой лошадиной морде.

Высказавшись, жрица удалилась, надменно вскинув подбородок. Ну и боги поспешили наказать её за гордыню. Упиваясь властью, она налетела в темноте на угол стола и зашипела от боли.

Не удержавшись, Ника поинтересовалась, вложив в голос весь накопленный за день яд:

— Не ушиблись, госпожа Дора?

Не удостоив её ответом, женщина скрылась в коридорчике, зачем-то задвинув за собой циновку. Очевидно, это должно было изображать хлопок дверью. Тихонько посмеиваясь, новая служанка святилища богини Луны без приключений добралась до спальни.

Девушки ещё не спали, тихо переговариваясь в темноте. Раздевшись, Ника аккуратно сложила платье на лавку и почти на ощупь отыскала свою постель.

Приятно пахнущая солома матраса мягко приняла её в свои объятия. Веки моментально налились свинцом.

— Это правда, что Западный океан просто кишит чудовищами? — раздался справа громкий шёпот Проклы Комении. — И они там на каждом шагу?

— Нет, — сонно пробормотала путешественница. — Только изредка попадаются.

— А как твои родители спаслись от гнева Императора? — поинтересовались слева.

— Девочки! — взмолилась Ника. — Всё расскажу, только не сегодня. Я так устала…

— Не приставайте к ней, — подала голос Патрия Месса. — Пусть отдохнёт.

Девушка и сама не ожидала, что сможет проснуться так рано. Видимо, зловещее предупреждение вредной жрицы всё же засело в голове, умудрившись побороть даже сладкий предутренний сон.

Подивившись чёткости восприятия, она огляделась, приподнявшись на локтях. Помощницы ещё спали, завернувшись в одеяла. Ёжась от холода, Ника осторожно, стараясь никого не разбудить, слезла с лежанки. Несмотря на сумерки, она без труда отыскала своё платье, и торопливо одевшись, выскользнула из комнаты.

Распахнув дверь во двор, девушка критически осмотрела кухню, тут же заметив грязные миски на столе и мусор на полу. Очевидно, они да закопчённый котёл вызвали благородное негодование Доры.

Хорошо ещё, в большом кувшине оставалась вода, и новоявленной служанке не пришлось идти в город.

Скандальная жрица заявилась, когда она уже почти закончила. С опухшим, сонным лицом женщина подчёркнуто проигнорировала её приветствие, направляясь, видимо, в уборную, притулившуюся возле забора. А когда вернулась, Ника столь же демонстративно повернулась к ней задом, лениво елозя веником по почти чистому полу.

Едва кипевшая от возмущения Дора скрылась, девушка пристально осмотрела своё платье. На первый взгляд, оно выглядело ещё более-менее пристойно, но подол уже украшали тёмные пятна. Учитывая род её занятий, их количество вскоре может очень сильно возрасти. А принимая во внимание доброе и участливое отношение к ней непосредственного начальства, со стиркой вполне могут возникнуть проблемы. Появилась мысль завести себе рабочую одежду, вроде платьев помощниц жриц, но, подумав, решила ограничиться фартуком из старой накидки. Размер вполне подходящий, да и ткань плотная.

Соседки по комнате уже проснулись. Кто-то ещё нежился под одеялом, не желая выбираться на холод, а кто-то уже одевался и приводил себя в порядок.

Вытащив из-под лежанки свою корзину, Ника мимоходом заметила, что помощницы жриц тоже носят под платьями туники, скорее всего для тепла. Так что она со своей маскировкой денежного пояса не будет выделяться и привлекать к себе внимание.

Прихватив ещё нестарую, но очень много повидавшую накидку, служанка святилища вернулась на кухню, где, выбрав самый острый из трёх имевшихся ножей, принялась её кромсать. Конечно, ножницами получилось бы гораздо аккуратнее, но где же их взять?

Тем не менее, когда Дора, сопровождавшая нагруженную продуктами для завтрака стряпуху, вернулась, Ника уже щеголяла в одетом поверх платья фартуке.

Насмешливо фыркнув, жрица окинула её презрительным взглядом и объявила.

— С сегодняшнего дня Юлиса будет работать на кухне. Ты, Тарма, должна следить, чтобы она старательно и добросовестно выполняла твои приказы.

— Да, госпожа Дора, — смущённо потупилась повариха.

— А если она откажется или станет дерзить, сразу говори мне, — продолжила инструктаж стервозная баба, старательно не замечая стоявшую рядом Нику.

— Я всё поняла, госпожа Дора, — заверила стряпуха.

Только теперь жрица соблаговолила посмотреть на новую служанку.

— Тарма — старшая над тобой, Юлиса, и ты должна её слушаться.

— Понимаю, госпожа Дора, — чуть поклонилась девушка с видом полнейшего равнодушия.

Едва служительница Рибилы удалилась, повариха отправила Нику за водой.

Уже в дверях та сочла нужным предупредить:

— Я, конечно, буду делать всё, что ты скажешь. Только, пожалуйста, думай, перед тем как соберёшься говорить.

Видимо, ей удалось подобрать правильные слова и нужные интонации, потому что Тарма старательно делала вид, будто не слышала тех слов, но разговаривала вежливо и не в приказном, а просительном тоне.

После лёгкого завтрака жрицы с помощницами отправились в храм, а освобождённая от утренней молитвы служанка навестила Риату.

Несмотря на опасение хозяйки, невольница вполне неплохо устроилась. При местном птичнике имелась крошечная каморка, где однако хватило места обеим рабыням. А старые шкуры и солома не давали им мёрзнуть по ночам. Путешественница лишний раз убедилась в зловредности Доры. Жрица прекрасно знала, где взять набивку для матраса, но предпочла, чтобы новенькая сама решила эту проблему.

Обязанности у невольницы оказались тоже не слишком обременительными. Следить за двумя десятками мелких курочек во главе с горласты петушком, собирать по комнатам ночные горшки да раз в три-четыре дня опорожнять содержимое выгребной ямы в бочку, которую прикатывали городские рабы.

Услышав, что госпожу назначили служанкой храма, Риата долго и искренне возмущалась, порываясь взять на себя самую грязную часть её работы, но девушка отказалась, в свою очередь спросив, сможет ли рабыня постирать её вещи?

Та пообещала, но лишь в том случае, если хозяйка договорится с привратником о том, чтобы тот выпускал её в город.

Поначалу Гвоздь никак не хотел идти навстречу, отправляя Нику к верховной жрице или к её "младшей сестре". Девушка напомнила, что Риата формально не имеет никакого отношения к святилищу Рибилы. Однако, данная казуистика не произвела впечатление на старого раба. Пришлось пообещать, что, возвращаясь из города, Риата будет приносить ему лепёшку, пирожок или ещё что-нибудь вкусненькое. Вот от такого предложения Гвоздь не нашёл сил отказаться. Не то чтобы служительницы богини Луны держали своих невольников впроголодь, но и наедаться досыта им приходилось нечасто.

Привратник посоветовал Нике оправлять рабыню в город во время утренней молитвы, чтобы лишний раз не привлекать внимание жриц.

Выслушав хозяйку, Риата пообещала самостоятельно разобраться с Гвоздём.

— Только уж очень он старый, — не смогла удержаться от ехидного замечания девушка.

— И чёрствую лепёшку можно съесть, если как следует размочить, госпожа, — плотоядно улыбнулась рабыня.

"Бедный Гвоздь, — усмехнулась про себя Ника. — Только бы до смерти старичка не заездила, а то придётся ещё и за него отвечать".

За всей этой суетой, связанной с обустройством на новом месте, путешественница как-то подзабыла об ультиматуме, так неосмотрительно выдвинутом городским стражникам, поэтому не обратила внимание на двух мужчин возле угла дома на противоположном краю площади.

Она уже не удивилась, когда при её появлении мирно беседовавшие у фонтана горожанки вдруг разбрелись, очевидно, резко вспомнив о домашних делах и заботах.

Усмехнувшись, девушка подставила кувшин под неторопливо льющую струю. Внезапно в мерное журчание начал вплетаться звук приближавшихся шагов.

Удивлённо вскинув голову, она увидела двух мужчин, в которых узнала тех самых стражников, которые недавно, а, кажется, уже века назад взяли у неё "на хранение" кошелёк с деньгами. Полученная в этом мире закалка помогла быстро прийти в себя. Сообразив, что вытащить из-под платья закреплённый на голени кинжал уже не успеть, она крепко ухватила единственный находящийся в пределах прямой досягаемости предмет, способный послужить хоть каким-то оружием. Кувшин не успел наполниться ещё и до половины, так что сил отмахиваться им у неё хватит.

Почувствовав, как внутри живота образуется тугой, холодный комок, Ника, тем не менее, нашла в себе силы усмехнуться.

— Рада, что не заставили себя ждать, господа.

— Ты с кем играть вздумала, меретта подзаборная? — угрожающе зарычал стражник, назвавшийся при знакомстве вымышленным именем Курция Таила.

— Это ты передо мной представление показывал! — огрызнулась девушка. — А я своё забираю. Серебро принесли?

Воровато оглядевшись, Флор Верг Отий шагнул из-за спины приятеля, на ходу сунув руку за полу плаща.

— Собираешься убить меня прямо здесь? — удивилась Ника, чувствуя, как её вновь охватывает знакомое ощущение бесшабашной отваги, готовности вступить в драку с минимальными надеждами на победу. — На глазах у всех?

— Кто за тебя вступится, богохульница! — презрительно фыркнул, скрывающий своё имя мужчина.

— Зато найдётся кто отомстит, — заявила девушка, перехватывая обеими руками горлышко кувшина. — Сенатор Касс Юлис Митрор уже знает, что его родственница застряла в Этригии. Вдруг он захочет с ней встретиться, но не сможет из-за вас?

— Какой ещё сенатор, балаболка ты пустая? — скривился собеседник.

— Совладелец рудника "Щедрый куст", — пояснила Ника, с облегчением услышав тень сомнения в его словах. — И покровитель моего адвоката Олкада Ротана Велуса.

— Да нужна ты ему! — фыркнул Верг.

— А если нужна? — эхом отозвалась девушка. — Риск стоит двухсот риалов и старого кинжала?

Стражники переглянулись.

— И про пятьсот золотых не забывайте, — вдохновлённая их замешательством продолжала наседать шантажистка. — Деньги вы взяли немалые, а с начальством не поделились. Станет оно после этого защищать вас от сенаторского гнева? О семьях подумайте. Кто их кормить будет, когда вас из стражи попрут?

Мужчина с фальшивым именем коротко кивнул приятелю.

Отпрянув, Ника взмахнула кувшином, вылив на себя не меньше литра всё ещё остававшейся в нём холодной воды.

Никак не ожидавшие этого собеседники дружно заржали.

Верг вытащил из-под плаща тонкий свёрток и глумливо хохоча бросил под ноги мокрой, но от этого ещё более решительной и злой девушки.

Глухо звякнул металл.

— Держи, меретта! — оскалил щербатый рот стражник. — Но, если попробуешь ещё раз…

— Я не ты! — окрысилась Ника. — Мне чужого не надо!

Провожая взглядом удалявшихся мужчин, она подобрала свёрток. Внутри оказался знакомый кинжал и маленький мешочек с монетами.

"Неужели пронесло?" — всё ещё не веря в удачу, подумала девушка, тут же почувствовав нарастающую тяжесть в мочевом пузыре.

"Ловко они меня подловили", — корила себя Ника, наблюдая, как неторопливо наполняется злосчастный кувшин, и вспоминая других своих "доброжелателей". Вдруг кто-то из "неистовых" тоже захочет с ней встретиться, дабы исправить досадную ошибку правосудия?

Мелькнула мысль о том, что, возможно, стоит отказаться ходить за водой? Но тогда придётся объяснять причину.

Вот только представив, какая торжествующая рожа будет у Доры, когда та узнает, что гордая аристократка и путешественница боится высунуть нос за ворота святилища, девушка скривилась, как от зубной боли. Ну уж, такой радости она ей не доставит!

Подходя к воротам, Ника ещё раз оглянулась на площадь. Если присмотреться внимательнее, заметить на ней подозрительных людей — труда не составит. От фонтана до двора шагов восемьдесят-девяносто. Добежать можно достаточно быстро. Толкнув калитку, она с неудовольствием обнаружила, что та заперта. Пришлось долго барабанить, прежде чем из-за ворот донёсся дребезжащий голос привратника.

"Тут-то тебя и поймают! — под лязг засова подумала Ника. — Вот батман! Надо что-то придумать".

"Ха!" — усмехнулась она, шагнув во двор, и обратилась к Гвоздю с просьбой больше не закрывать калитку, пока она ходит за водой. Раб для порядка поломался, но, поскольку их уже связывали деловые отношения, согласился.

Стряпуха ещё не явилась с утреннего моления, поэтому у её помощницы имелось время ещё раз осмотреть трофеи.

Нечего и думать носить кинжал за спиной. В одиночку его там не устроишь, будет мешать работать, да и жрицам вряд ли понравится, если она будет разгуливать по святилищу с оружием.

Тяжело вздохнув, девушка с сожалением убрала клинок в корзину под лежанкой. Развязав заляпанный грязью полотняный кошель и пересчитав затёртые серебряные монеты, Ника с чувством выругалась. Жадные стражники вместо двухсот вернули только сто.

Увидев свою помощницу, Аполия Тарма первым делом поинтересовалась происхождением мокрого пятна на её платье. Той пришлось соврать, что поскользнулась и едва не разбила кувшин.

— Хвала богам, что этого не случилось, — покачала головой стряпуха. — Не то Дора замучила бы тебя своими придирками.

Ника понимающе кивнула. После обеда она охотно отвечала на вопросы девушки, рассказывая о своих приключениях.

— Какая же ты счастливая! — завистливо вздохнула повариха, заставив рассказчицу запнуться на полуслове и уставиться на ту ошалелыми от удивления глазами.

Пока путешественница лихорадочно подыскивала выражения, способные в более-менее пристойной форме объяснить собеседнице крайнюю спорность её утверждения, та продолжила:

— Сколько всего видела и жива осталась!

Хмыкнув, Ника вернулась к недочищенной луковице. На эти слова возразить было нечего.

— Наверное, ты приглянулась кому-то из небожителей? — продолжала стряпуха, кромсая ножом кусок слегка попахивавшей тухлятиной солонины.

Её помощница только скромно пожала плечами. Хотя она примерно догадывалась о том, кто посылает все эти напасти, вот только не имела ни малейшего понятия ни об имени, ни о природе того существа или явления, а временами даже сомневалась: есть ли оно на самом деле?

Громко хихикая, в кухню вбежали Прокла Комения и Тейса Вверга.

— Вы что так рано? — набросилась на них повариха. — Ещё ничего не готово!

— Мы переодеваться! — радостно сообщила появившаяся в дверях Приста Фабия. — Госпожа Маммея устраивает шествие!

— Ну вот, всегда так! — в сердцах вскричала Аполия Тарма. — Они будут по городу гулять, а мы работать, как невольницы какие!

Торопливо вошла чем-то озабоченная ассистентка Клио.

— Месса! — окликнула её стряпуха, вытирая выступившие слёзы. — Не знаешь, куда пойдёте?

— Говорят, к форуму! — на ходу бросила девушка.

— По самым красивым улицам! — охнула Тарма, воткнув нож в разделочную доску.

— Так ты никогда не участвовала в шествиях? — поинтересовалась Ника, искренне недоумевая: как люди могут расстраиваться из-за такой ерунды?

— С тех пор, как на кухню поставили, — собеседница плакала уже не только от запаха лука.

— Да, — сочувственно вздохнула её помощница. — Тяжело тебе приходится.

— Ещё бы! — шмыгнула носом стряпуха. — Только в храм и хожу, а так всё время здесь! У нас дома рабы больше гуляют, чем я!

В дверь стремительно влетела Дора, и ни на кого не глядя, скрылась в ведущем к комнатам коридорчике.

— Вынеси мусор, — попросила тут же переставшая жаловаться повариха.

У "лаборатории" Клио о чем-то болтали четыре незнакомые девушки в парадных синих платьях.

— Смотрите! — вскричала одна из них, увидев Нику с грязным ведром. — Вон та самая богохульница, которую вместо каторги к нам в храм прислали!

— Я слышала, она ещё и самозванка! — подхватила вторая. — Аристократкой себя называет.

— Ну уж, это враки! — безапелляционно заявила толстуха с густо накрашенным лицом. — Любая девушка из знатного рода лучше умрёт, чем будет помои выносить, словно какая-то грязная рабыня! Правда Герода?

— Конечно! — фыркнула та. — Никакая она не аристократка. Просто меретта из урбы бродячих артистов. Это же сразу видно!

— Эй ты, замарашка! — крикнула сильно сдобная помощница жрицы. — Сюда иди!

Ника подумала, что это те самые дочки богатеев, которым папаши обеспечили почётную и необременительную службу в храме богини Луны.

Связываться с ними как-то не хотелось, поскольку ясно, что ни к чему хорошему это не приведёт. Поэтому девушка для начала решила, не обращая на них внимания, проследовать к компостной яме.

— Надо же, Флесия, она даже не оглянулась! — возмущённо загомонили помощницы жриц. — Эта нахалка нас не замечает! Гордячку из себя строит, замарашка помойная!

Назад Ника шла обуреваемая самыми мрачными предчувствиями. И как оказалось — не зря.

Ходячая копна просто загородила ей дорогу, грозно сведя к переносице жиденькие бровки.

— Я к тебе обращаюсь, грязнуля!

— Грязнуль здесь нет, — всё ещё пытаясь решить дело миром, возразила девушка. — А ты мешаешь мне пройти.

С живейшим интересом наблюдавшие за происходящим подруги толстухи глумливо захихикали.

— Ты ещё пререкаться вздумала, меретта каторжная! — глаза Флесии сузились, превратившись в полыхавшие благородным негодованием крепостные бойницы. — Ну так я рабов строптивых учить умею!

Без труда перехватив занесённую руку, Ника почувствовала недюжинную для женщины силу противницы. Вот только тренированная с детства и закалённая жизнью на лоне дикой природы, путешественница нисколько ей не уступала.

Лицо толстухи покраснело даже под толстым слоем белил.

— Я не рабыня! — с холодной угрозой прошипела Ника. — Я служанка святилища богини Луны. А ты не Рибила и даже не верховная жрица, чтобы мне указывать!

Флесия попыталась вцепиться в лицо нахалки растопыренными пальцами. Чтобы остановить эту руку, той пришлось выпустить ведро. Спасая подол платья от близкого знакомства с ним, толстуха, взвизгнув, резко рванулась назад.

— Ты что творишь, мерзавка!

— Не даю тебе сделать глупость! — эхом отозвалась противница, выпуская её руки.

Не слушая её, Флесия тут же принялась осматривать свой наряд, на первый взгляд не претерпевший никакого урона.

Сжав кулаки, она вперила разъярённый взгляд в служанку храма.

— Что тут у вас! — раздался раздражённый голос припоздавшей жрицы.

— Да вот, вёдро выронила, госпожа Клио, — быстро ответила Ника.

От этих слов злобная пухляшка явно растерялась. Воспользовавшись заминкой, её противница ловко обогнула застывшую столбом Флесию и быстро зашагала на кухню.

— А вы чего здесь забыли? — прикрикнула на девиц жрица. — Старшая сестра уже ждёт. Или вы не хотите нести статую Рибилы?

Занятая готовкой и переживаниями, стряпуха как-то пропустила это маленькое происшествие на храмовом дворе, избавив Нику от ненужных расспросов.

Торопливо переодевшись, жрицы Рибилы с помощницами ушли. В святилище остались только рабы, глубоко несчастная Аполия Тарма Феса и служанка святилища, принуждённая необоримой силой обстоятельств слушать её бесконечные жалобы.

Воспользовавшись подвернувшимся моментом, Риата заглянула в клетушку привратника, после чего, прихватив грязное бельё хозяйки, ушла в город.

Достославные служительницы богини Луны вернулись уже после полудня. С жадностью набросившись на кашу из разваренных зёрен пшеницы, помощницы жриц принялись с жаром обсуждать, кажется, всех попавшихся по пути мало-мальски симпатичных мужчин и наряды богато одетых женщин.

Ника в душа тихо радовалась, что под влиянием новых впечатлений интерес соседок к её скромной персоне заметно ослаб.

Однако, скоро выяснилось, что она, сама того не желая, умудрялась его подогревать.

— Правда, что вы с Флесией чуть не подрались? — полюбопытствовала стряпуха, когда они готовили ужин.

— Нет, — возразила помощница, совершенно не настроенная обсуждать столь скользкую тему. — Просто немного не поняли друг друга.

— А я слышала, она про тебя… всякие гадости говорила, — высказала свою осведомлённость Аполия Тарма.

— Дура! — проворчала Ника, выскабливая внутренности маленькой тыквы. — Вот и несёт всякую чушь.

— Говорят, её часто навещает Исми, — таинственным шёпотом сообщила повариха.

— Богиня безумия? — на всякий случай уточнила собеседница.

— Она и есть! — поджала губы Тарма. — Рассказывают, Флесия однажды из-за какого-то пустяка до смерти забила раба.

— Ого! — вскинула брови Ника. — Сурово.

— Ещё как! — подтвердила стряпуха. — Тогда у неё даже свадьба расстроилась. Родители жениха… Ну да ты их всё равно не знаешь. Как узнали об этом, так помолвку и разорвали. Извинились, конечно, перед претором, подарки богатые дали. Но сын их уже на другой женат.

— Ну и правильно, — одобрительно хмыкнула её помощница.

— Ещё бы! — усмехнулась Аполия Тарма. — С такой женой любой богач нищим станет. Рабы немалых денег стоят. А тут взяла просто так и убила. Убыток какой!

Положив нож, она поправила выбившуюся из-под платка прядь тёмно-русых, почти чёрных волос и продолжила:

— После этого отец её сюда и отправил.

— Зачем? — удивилась Ника.

— Ну как же?! — вскричала стряпуха, искренне удивляясь незнанию столь элементарных вещей. — Всем известно, что жизнь каждой женщины неразрывно связана с Луной. Кто лучше Рибилы защитит Флесию от безумия Исми?

Путешественнице осталось только понимающе кивнуть.

На вечерней молитве она, зевнув, чуть повысила голос, за что удостоилась укоризненного взгляда от верховной жрицы и выговора от её младшей "сестры".

Старательно пропуская слова Доры мимо ушей, Ника автоматически кивала с видом полнейшего раскаяния, страстно желая, как можно быстрее отбыть свой строк и не сорваться, не двинуть чем-нибудь тяжёлым по наглой лошадиной морде.

Видимо, кто-то из местных небожителей услышал её молитвы и захотел немного облегчить страдания. Потому что на следующий день девушка почти не виделась с вредной жрицей. Полдня Дора пропадала где-то в городе, а потом ходила с чрезвычайно озабоченным видом, не обращая внимания даже на старательно избегавшую её служанку святилища.

Когда та мыла мелкую тёмно-бордовую свёклу на ужин, в кухню, боязливо озираясь, заглянул Гвоздь.

— Госпожа Юлиса! — позвал он таинственным шёпотом. — Госпожа Юлиса!

— Чего тебе? — тут же насторожилась та.

— Тут вас спрашивает какой-то приличный молодой человек, — тихим голосом сообщил старик.

— Где он? — спросила Ника, вспомнив о Ротане.

Назначая встречу своему адвокату, девушка понятия не имела, зачем он может понадобиться, но сейчас уже прекрасно знала, что хочет ему поручить.

— За воротами ждёт, — торопливо зашептал невольник. — Вы уж простите, госпожа, только внутрь я его пустить никак не могу.

— Понимаю, — кивнула собеседница, вытирая руки. — Иди, скажи, я сейчас приду.

— Ага, — кивнул Гвоздь и страдальчески поморщился. — Только вы уж поосторожнее, пожалуйста, госпожа Юлиса.

— Не беспокойся, — заверила девушка. — Никто ничего не узнает.

Оглядев кухню, она, прихватив пустой кувшин, вышла во двор, где наткнулась на возвращавшуюся из уборной Аполию Тарму.

— Ты куда?

— За водой! — бодро отрапортовала помощница, демонстрируя пустую посуду.

— Да у нас её много, — беспечно махнула рукой стряпуха. — Завтра сходишь.

Сообразив, что от настырной девицы так просто не отделаться, Ника многозначительно проговорила:

— Мне надо сегодня.

— Зачем? — вскричала Тарма, рискуя привлечь внимание Комении и Вверги, направлявшихся в кладовую с какими-то свёртками.

— Меня там ждут, — прошептала девушка.

Как и следовало ожидать, подобный ответ только разжёг любопытство стряпухи, но одновременно заставил её понизить голос:

— Кто?

— Мой адвокат, — не видела смысла скрывать Ника.

— Тот молодой красавчик? — лукаво улыбнулась Тарма.

— Ты его знаешь? — удивилась собеседница.

— О нём весь город говорит, — усмехнулась повариха и махнула рукой. — Иди уж. Если Дора спросит, скажу: сама тебя послала.

— Спасибо, — поблагодарила девушка.

— Подожди, — остановила её Тарма. — Он тебе нравится?

— Не очень, — честно призналась Ника. — Но у меня к нему дело, так что я пойду.

— Добрый вечер, госпожа Юлиса, — церемонно поклонившись, второй писец аккуратно придерживал полы новенького плаща с вышитой каймой по подолу. — Простите, что пришёл в столь поздний час.

Он виновато развёл руками.

— Раньше никак не получалось.

И заботливо поинтересовался:

— Надеюсь, с вами обращаются достойно?

— Всякое бывает, господин Ротан, — не удержалась от жалобы девушка, однако, заметив, как помрачнел собеседник, поспешно добавила. — Но храм Рибилы — всё же не каторга, и то, что я здесь, а не на рудниках, целиком ваша заслуга.

— Вы переоцениваете мой скромный вклад, госпожа Юлиса, — потупился молодой человек.

— Отнюдь, — возразила Ника и предложила. — Проводите меня до фонтана. Надо же как-то объяснять моё отсутствие.

— Здесь так строго? — удивился Олкад.

— Я же осуждённая, господин Ротан, — напомнила Ника.

Она уже давно поняла, что адвокат втрескался в неё по уши. Иногда его лицо светилось столь откровенным обожанием, что девушке становилось даже как-то тревожно, поскольку сама она ни в коей мере не считала его хоть сколько-нибудь привлекательным.

По здравому размышлению попаданке вообще не следовало с ним общаться, поскольку она уже на собственном опыте знала, как обидчивы и опасны бывают отвергнутые мужчины.

Вот только обстоятельства сложились так, что из всех жителей Этригии именно Олкад оказался самым близким ей человеком. А с учётом того, что он является ещё и коскидом дальнего родственника младших лотийских Юлисов сенатора Касса Юлиса, избегать общения с писцом будет в высшей степени нецелесообразно.

Девушка сознавала, что требуется пройти по тоненькой грани: оставаясь максимально вежливой и любезной, нужно ни в коем случае не давать ему надежд на дальнейшее развитие их отношений.

— Скажите, чем я ещё могу вам помочь? — с готовностью спросил молодой человек.

Ника уже приготовила вопросы, но, вспомнив вчерашний инцидент у фонтана, заговорила о другом:

— После ареста на форуме до тюрьмы меня конвоировали три стражника. Одного из них зовут Флор Верг, второго Орес, имя третьего вам придётся установить самостоятельно.

— Зачем? — насторожился писец.

— Воспользовавшись моей неопытностью и плачевным положением, они взяли у меня деньги, — неохотно проворчала девушка. — Пообещав вернуть после суда. Но когда я напомнила об этом, сказали, что ничего у меня не брали.

— Мерзавцы! — вскричал адвокат. — Хотите, чтобы я подал на них в суд?

— Нет, господин Ротан, — поморщилась Ника, замедляя шаг. — С ними я сама разобралась. Часть денег они вернули. Но так что теперь я опасаюсь за свою жизнь. Поэтому, если со мной случится что-то нехорошее, пообещайте, что весь город будет знать их имена!

— Может, стоит сообщить магистратам? — робко предложил явно озадаченный Олкад.

— Пока не стоит, — покачала головой собеседница. — Всё равно у нас нет никаких доказательств. У меня к вам будет другое поручение, господин Ротан.

— Клянусь Семрегом, я сделаю всё, что в моих силах, госпожа Юлиса! — с готовностью пообещал молодой человек.

— Постарайтесь как можно больше узнать о служительницах Рибилы, — сказала Ника, подставляя кувшин под струю. — Больше всего меня интересует жрица Дора.

— Вас интересует что-то определённое? — медленно, настороженным тоном поинтересовался писец.

— Видите ли, господин Ротан, — вздохнула девушка, тщательно подбирая слова, ибо те, которые она намеревалась произнести ещё минуту назад, вдруг показались ей не слишком подходящими. — Эта женщина невзлюбила меня с первого дня. К сожалению, сейчас меня некому защитить, а одной жалобы верховной жрицы достаточно, чтобы я оказалась на рудниках, и никакое ваше заступничество уже не поможет.

— Понимаю вас, госпожа Юлиса, — отвёл взгляд Олкад.

— Но и позволять дальше изводить себя я не хочу, — продолжила Ника. — Чтобы достойно пережить эти два месяца, мне необходимо знать о Доре как можно больше. Насколько она опасна? Каковы её сильные и слабые стороны? Чего ещё от неё ждать?

— Постараюсь выяснить это для вас, госпожа Юлиса, — задумчиво кивнул собеседник, и девушке показалось, что в его голосе прозвучало разочарование.

Видимо, просьба показалась второму писцу рудника "Щедрый куст" слишком неблагородной, недостойной для аристократки столь древнего и знатного рода.

"Вот батман! — выругалась про себя путешественница, поднимая кувшин. — Взятки давать он готов, а сплетни собирать — гордыня не позволяет!"

Однако, ссора с молодым человеком пока не входила в её планы. Поэтому, чтобы хоть как-то сгладить возникшее у Олкада негативное впечатление, Ника поспешно сменила тему разговора:

— Вы не знаете, господин Ротан, городской совет отправил письма моим родственникам?

— Ещё нет, госпожа Юлиса, — заметно оживился адвокат. — Как мне сказали, магистрат Опт уже приказал подготовить послание вашему дяде господину Септису. На днях оно отправится в Радл. Но вам не о чем беспокоиться. Ещё во второй день дриниар я направил письмо своему покровителю — сенатору Кассу Юлису Митрору, в котором и сообщил о вас.

— Спасибо, господин Ротан, — поблагодарила девушка. — Сенатор, безусловно, очень уважаемый и влиятельный человек. Вот только знал ли он моих родителей? А если и знал, найдётся ли у него время приехать в Этригию, чтобы подтвердить мою личность?

— Ему вовсе необязательно этого делать, — возразил писец. — Достаточно прислать человека с доверенностью.

— Надеюсь, боги надоумят его так поступить, — вздохнула Ника.

— Как только я получу известия из Радла, то сразу вам сообщу, — пообещал Олкад.

— Буду ждать, — улыбнулась собеседница, останавливаясь и вновь переходя на сухой, деловой тон. — Я понимаю, что выполнение моей просьбы повлечёт за собой определённые расходы.

Скромненько потупив глазки, адвокат замялся, казалась, ещё миг и он, покраснев, начнёт водить носком сандалии по мостовой.

— Вот возьмите, — девушка отвязала от пояса "подаренный" стражниками кошелёк, куда на всякий случай ещё утром положила двадцать риалов.

— Благодарю вас, госпожа Юлиса, — заметно приободрился Олкад. — Постараюсь выполнить вашу просьбу как можно быстрее.

"Так ему деньги нужны! — чуть не рассмеялась Ника. — А я уже не знала, что и думать".

— Приятно было с вами поговорить, господин Ротан, — улыбнулась девушка, подходя к воротам. — Но мне уже пора. Не стоит давать жрице Доре лишний повод для придирок.

— Да хранят вас вас небожители, госпожа Юлиса, — поклонившись, писец с волнением спросил. — Когда я смогу повидаться с вами снова?

— В храме Рибилы строгие порядки, господин Ротан, — покачала головой собеседница. — И частые встречи не пойдут нам на пользу. Не забывайте о моём положении.

— Простите, госпожа Юлиса, — то ли сделал вид, то ли действительно смутился молодой человек.

— Приходите, как только узнаете что-то действительно важное, — смягчилась Ника. — В это же время. Привратник меня предупредит.

— Клянусь Семрегом, я сделаю всё, чтобы увидеться с вами как можно скорее! — пылко вскричал Олкад.

— Только если будет повод, — рассмеялась девушка, толкнув калитку.

Однако, или порученное писцу задание оказалось слишком сложным, или его сверх меры нагрузили делами по основному месту работы, и он не смог выкроить время на выполнение её поручения, только ни завтра, ни послезавтра, ни на третий день адвокат так и не навестил свою бывшую подзащитную.

Та продолжала тянуть свой срок, время от времени нарываясь на мелочные придирки вредной Доры, которая пару раз едва не довела её до слёз. И всё из-за того, что осуждённая по приговору суда Ника не могла себе позволить достойно ответить жрице. То, что приходилось всё время держать себя в руках, усилием воли гася волнами накатывавшую ярость, угнетало попаданку больше всего.

Хорошо ещё, что с непосредственной начальницей сложились почти приятельские отношения. Девушка с сочувственным вниманием выслушивала бесконечные жалобы Аполии Тармы на противную Дору, которая запрятала её на кухню, на родителей, так неосмотрительно давших обещание богине Луны, на других помощниц жриц, совершенно не ценящих её кулинарные таланты. В свою очередь стряпуха хоть и нагружала её работой, но и сама без дела не сидела и не пыталась строить из себя сурового руководителя.

Именно от поварихи Ника узнала, что при храме Рибилы нет даже ванной комнаты, и её служительницы ходят в городские бани, которых в Этригии оказалось довольно много — на разный вкус и кошелёк: от более чем скромной либрийской мыльни, которую посещают малоимущие горожане и рабы, до пышной бани Терания с парными, бассейнами, площадкой для занятия гимнастическими упражнениями и даже библиотекой!

Та водная процедура, которую путешественница умудрилась провести в тюрьме перед судом, никак не тянула на полноценную помывку. Девушка чувствовала себя грязной, а учитывая постоянное пребывание на кухне с её жаром и духотой, ощущение дискомфорта постоянно нарастало.

Вот и сейчас из подмышек тянуло таким убойным запашком, что стало даже как-то неудобно. Так от неё воняло только на корабле Картена, когда течение влекло его на север, и моряки страдали от голода и жажды.

Услышав доносившийся со двора голос верховной жрицы, Ника торопливо вышла из кухни, бросив возившейся у кипящего котла стряпухе:

— Я сейчас вернусь.

Главноначальствующая над служительницами Рибилы как раз закончила отдавать какие-то распоряжения Тейсе Вверге.

— Госпожа Маммея! — почтительно окликнула её девушка.

— Чего тебе, Юлиса? — обернулась верховная жрица.

— Прошу вас разрешить мне сходить в баню, — чуть поклонилась храмовая служанка. — Из-за всей этой истории с заключением и судом я очень давно не мылась, а порядочной женщине полагается быть чистой.

— Я же говорила, чтобы ты с такими делами обращалась к сестре Доре, — поморщилась собеседница, явно не желая продолжать разговор.

Вот только от Ники оказалось не так просто отделаться.

— Вы сказали, что она может приказать мне выходить на площадь за водой, — постаралась принять растерянный вид девушка. — Но я полагала, что разрешение идти в город мне нужно спрашивать у вас.

Сведя брови к переносице, верховная жрица какое-то время буквально сверлила её пристальным, прямо-таки прокурорским взглядом.

— Клянусь Фиолой и Анаид, у меня и в мыслях нет ничего дурного! — совершенно искренне заявила Ника. — Я просто хочу помыться. Мне же каждый вечер приходится ходить в храм…

Она красноречиво замолчала.

— Хорошо, — поморщилась женщина. — Передай сестре Доре, что я разрешаю тебе сходить в баню.

— Благодарю, госпожа Маммея, — поклонилась собеседница.

Выслушав её, жрица презрительно фыркнула:

— Тому, кто вырос в грязи, к ней не привыкать!

— Вы сами, госпожа Дора, как-то сказали, что здесь Империя, — напомнила девушка. — Значит, я должна быть чистой!

— Я подумаю, — проворчала жрица.

Видимо, вопрос оказался настолько сложным, что многомудрая служительница Рибилы не смогла его решить ни в этот день, ни на другой.

Утром третьего Ника настойчиво напомнила о своей просьбе и выслушала от Доры целую лекцию о том, что неприлично надоедать занятым людям, тем более, что она прекрасно помнит, но сегодня ещё не время, а вот завтра… посмотрим.

"Вот батман, так и придётся ополаскиваться на кухне, — мрачно думала служанка святилища, подходя к воротам. — Завтра, как все уйдут на утреннюю службу, нагрею воды и хотя бы оботрусь мокрой тряпкой".

Выскочивший из своей конуры Гвоздь принялся извиняться за то, что заставил госпожу ждать, но та только досадливо махнула рукой.

— Открывай скорее!

Наученная горьким опытом, она внимательно оглядела площадь. Снуют туда-сюда редкие прохожие. У фонтана о чём-то мирно беседуют две закутанные в тёмные покрывала горожанки. При её приближении женщины привычно разошлись, но уже не так поспешно, а одна даже удостоила Нику короткого поклона. Местные жительницы начали привыкать к новой обитательнице храма Рибилы.

Ворча про себя, она поставила кувшин под струю. Можно, конечно, набрать воду из крошечного бассейна, куда она падала из каменных львиных морд. Но уж больно много там развелось разнообразной живности: личинки комаров, какие-то букашки и даже большой жук-плавунец.

Размышляя над странным нежеланием Доры отпустить её в баню, девушка решила, что жрица таким утончённо-садистским методом просто издевается над строптивой служанкой.

Выругавшись, Ника подняла взгляд от медленно наполнявшегося кувшина и тут же заметила, как через площадь к фонтану бегут пятеро мужчин в тёмно-серых дешёвых плащах поверх таких же туник.

Ни секунды не раздумывая, девушка бросилась к храму, бросив посуду на произвол судьбы. Увидев, что она удирает, преследователи разразились криками, которые в сочетании с зажатыми в руках палками не оставляли сомнения в их самых недобрых намерениях.

— Держи её! Богохульница! Не уйдёшь, меретта! Бей её!

Как же Ника пожалела о том, что имперские обычаи запрещают женщинам носить штаны! Ей казалось, что даже с приподнятым подолом она бежит слишком медленно, а "неистовые" приближаются очень быстро.

Дробный топот сандалий по камням словно отсчитывал последние секунды жизни несчастной путешественницы. Накидка сбилась на плечи, и кожа на затылке уже ощущала смрадное дыхание погони.

Мимо головы, вращаясь словно пропеллер, пролетела палка, с грохотом ударившись в ворота.

"Если Гвоздь закрыл дверь, тогда всё! — едва успело мелькнуть в сознании девушки, когда она с разбега плечом врезалась в калитку. — Ура, живём!!!"

Ввалившись во двор, Ника едва не упала, но сделав невообразимый кульбит, успела задвинуть засов и, прикрыв глаза, плюхнулась на землю, жадно втягивая воздух мгновенно пересохшим ртом.

Хлипкие ворота задрожали от ударов.

— Вот мерзавка! Ушла дрянь! Спряталась меретта!

Но тут кто-то властно скомандовал:

— Не сметь сквернословить у храма Рибилы!

И уже совсем другим тоном добавил:

— Сегодня тебе повезло, богохульница. Но мы всё равно до тебя доберёмся!

Внезапно страх, который где-то прятался, пока она сломя голову летела по площади, обрушился на сознание с такой силой, что девушка, застонав, зажала ладонями уши, чтобы не слышать ядовитый, режущий сознание голос.

"Это пройдёт! — лихорадочно думала она, беззвучно шевеля побледневшими губами. — Сейчас пройдёт! Я справлюсь!"

— Как ты смеешь угрожать служительнице Рибилы, святотатец! — грозно прозвучавшие над самым ухом слова заставили Нику открыть глаза.

В трёх шагах от неё стояла пылавшая праведным гневом Клио.

— Она оскорбила владыку недр и должна заплатить за это! — довольно нагло отозвались из-за ворот.

Но опытную жрицу оказалось не так то легко смутить.

— Сама подруга Нолипа, луноликая Рибила, приняла её под своё покровительство, и не тебе, смертному, вмешиваться в дела богов! Хочешь познать всю силу хозяйки ночного светила?

С улицы послышался звук торопливо удалявшихся шагов.

— Что тут у вас случилось? — раздался недовольный голос верховный жрицы.

Привлечённая шумом, она вышла из своих покоев и теперь рассматривала двор с лестничной площадки второго этажа.

— Поднимайся, Юлиса, — протянула руку Клио.

Но девушка уже встала, размазывая по щекам набежавшие слёзы.

— Какие-то негодяи напали на служанку нашего святилища, — пояснила жрица, качая головой. — Бедняжка едва успела добежать до ворот.

— А где Гвоздь?! — вскричала её "старшая сестра". — Куда запропастился это бездельник?

— Здесь я, госпожа Маммея! — послышалось испуганное блеяние.

Торопливо семеня мелкой старческой рысью, раб на ходу оправлял покрытый заплатами хитон. — Только до уборной и отлучился…

— Смотри у меня! — нахмурилась верховная жрица. — Ещё раз оставишь ворота без присмотра — отведаешь плетей!

— Пощадите, добрая госпожа Маммея! — жалобно скуля, невольник рухнул на колени, но хозяйка уже не обращала на него внимания.

— Чем ты не угодила им, Юлиса?

— Это члены "Общества Дрина", старшая сестра, — неожиданно опередила девушку Клио.

Собеседница нахмурилась.

В это время из кухни вышла что-то торопливо дожёвывавшая Дора. Увидев всех "сестёр" в сборе, она досадливо всплеснула руками.

— Ну, и что ты опять натворила, Юлиса?

Ника почувствовала, как от злости перехватило дыхание. Захотелось ответить нарочито грубо, непристойно, максимально точно переводя русские слова на радланский язык.

— Тебе не следует больше посылать её за водой, сестра, — внезапно сказала Маммея.

— Хорошо, старшая сестра, — удивлённо кивнула жрица. — Но почему?

— Потому что луноликая Рибила взяла Юлису под свою защиту, — высокопарно заявила собеседница. — А значит, с ней тут ничего не должно случиться.

— Я поняла, старшая сестра, — поклонилась Дора, понимая, что здесь и сейчас ничего более определённого она не узнает.

— Пусть за водой ходит Патрия Месса, — предложила Клио. — А Юлиса будет убираться в моей мастерской.

— Так и решим, — согласилась верховная жрица. — Слышала, Юлиса?

— Да, госпожа Маммея, — шмыгнула носом девушка. — Но хоть в баню мне можно сходить? Или придётся все два месяца не мыться?

— Разве ты там ещё не была? — сделала удивлённое лицо собеседница.

"А то ты не чуешь!" — раздражённо подумала Ника, но вслух сказала, пожимая плечами:

— Ждуразрешения госпожи Доры.

— Я думала, ты с этим уже разобралась, сестра? — вскинула брови Маммея.

— Сегодня же распоряжусь, старшая сестра, — поморщилась женщина. — Или завтра, клянусь Рибилой!

— Надеюсь, — с деланной строгостью проворчала верховная жрица и, перед тем как вернуться в свою квартиру, бросила через плечо. — Сама с ней сходи или пошли кого-нибудь.

— Так и сделаю, старшая сестра, — пообещала собеседница.

Потом оглядела Нику с ног до головы и нахмурилась.

— Куда кувшин дела, Юлиса?

— У фонтана остался, госпожа Дора, — криво усмехнулась девушка, и заметив, что вредная собеседница явно собирается ещё что-то сказать, добавила, кстати вспомнив слова Маммеи. — Я подумала, что моя смерть причинит святилищу богини Луны больший убыток, чем потеря старого кувшина.

— Вряд ли твоей жизни что-то по-настоящему угрожало, — скривилась жрица, и развернувшись, царственной походкой зашагала в сторону кухни, бросив через плечо. — Одно разорение с тобой…

Чтобы подавить вскипевшую злость, Ника, крепко сцепив зубы, принялась отряхивать упавшую на землю накидку.

— Сестра всегда отличалась бережливостью, — пытливо глядя на девушку, проговорила вторая жрица Рибилы. — Иногда такая забота о благополучии святилища может показаться несколько чрезмерной, но это только на первый взгляд. Тебе, Юлиса, просто надо с ней поладить.

— Я стараюсь, госпожа Клио, — вздохнула та, пряча в тайник души очередную обиду. — Только как-то не очень получается.

— Старшая сестра полагает, что в твоих несчастьях виновата слишком ранняя смерть матери, — кажется, вполне искренне сочувствуя, покачала головой собеседница. — К сожалению, рядом больше не оказалось ни одной цивилизованной женщины, и ты выросла среди дикарей с их варварскими понятиями о морали и приличиях. А мужчина, даже такой умный, образованный и знатный, как твой отец, просто не в силах обучить дочь всем тонкостям поведения в обществе и разъяснить особенности взаимоотношений между людьми в Империи.

Слушательница почти успокоилась, поэтому ответила с привычной покладистостью:

— Наверное вы правы, госпожа Клио.

Хотя её покоробил высокомерный, менторский тон жрицы.

— Я скажу Мессе, чтобы она сходила за водой, — словно почувствовав её неприязнь, как-то чересчур торопливо спохватилась женщина. — А когда тебе убираться в мастерской — договоритесь сами.

— Хорошо, госпожа Клио.

Едва жрица миновала птичник, из него пулей выскочила Риата и вмиг очутившись возле хозяйки, всплеснула руками, запричитав возмущённым шёпотом:

— Ой, да что же это такое?! Прямо средь бела дня возле святилища на людей бросаются! Бедная моя госпожа! Совсем негодяи богов не боятся, покарай их, Рибила и все небожители!

— Помолчи, — устало махнула рукой Ника. — Лучше скажи, сколько нам за кувшин платить придётся? Я то местных цен не знаю.

— Вы его разбили, госпожа? — на всякий случай уточнила рабыня.

— Понятия не имею, — криво усмехнулась та. — Я как "неистовых" увидела — сразу обо всём забыла.

— Так, может, мне сначала к фонтану сходить? — деловито предложила невольница. — Вдруг с ним ничего не случилось?

Вспомнив разъярённые рожи преследователей, хозяйка поёжилась. С одной стороны, кувшин невеликих денег стоит, с другой — сейчас каждый медяк на счету… Но, что если эти паршивцы никуда не ушли и прячутся где-нибудь в переулке? Подставлять верную Риату под кулаки и палки совсем не хотелось. Хотя, вряд ли после лекции Клио набожные адепты Дрина станут околачиваться возле храма.

Узнав, кто и зачем собирается, привратник не стал ломаться и отпер калитку. Выглянув за ворота, Ника окинула площадь долгим пристальным взглядом. Не заметив ничего подозрительного, она посторонилась, выпуская рабыню. Та бросилась к фонтану, возле которого какая-то бедно одетая старушка уже с интересом разглядывала извлечённый из бассейна кувшин. После короткой перебранки посуда вернулась к представительнице законного владельца, а пожилая горожанка ещё долго грозила вслед невольнице сухоньким кулачком.

Представ на пороге кухни с наполненным кувшином, девушка испытала лёгкое злорадство, заметив, как брови Доры, скакнув на лоб, тут же сурово сошлись к переносице. Однако, от каких-либо комментариев жрица воздержалась, продолжая отчитывать стряпуху за подгорелые лепёшки.

Аполия Тарма прерывисто вздыхала, шмыгала носом, но крепилась и разревелась только тогда, когда начальственная стерва удалилась.

Оставив в покое лук, Ника попыталась утешить повариху, убеждая, что её лепёшки на самом деле пышные, с вкусной хрустящей корочкой, но девушка только ещё больше расстроилась.

Именно в этот момент на кухню ворвалась помощница Клио, и выражение её лица не предвещало служанке святилища ничего хорошего.

Поскольку Патрия Месса считала себя самой старшей, а, следовательно, самой умной и авторитетной, первый же вопрос подтвердил самые худшие предположения путешественницы.

— Это почему тебе нельзя ходить за водой, Юлиса?

— Потому что меня могут убить, — спокойно ответила Ника, отступив от моментально переставшей реветь стряпухи. — А это плохо скажется на авторитете святилища богини Луны.

Судя по растерянно взметнувшимся вверх бровям, собеседница меньше всего ожидала услышать что-то подобное. Однако, быстро пришла в себя и недоверчиво усмехнулась.

— Кто же это так желает твоей смерти?

Девушке пришлось изложить историю своих взаимоотношений с членами "Общества Дрина", в заключение добавив, небрежно пожимая плечами:

— Не веришь, спроси у Клио или у кого-нибудь в городе. Ты туда каждый день ходишь.

— Негодяи! — внезапно вскричала Патрия Месса. — Подонки! Как они смеют решать за богов?! Неужели непонятно, что подобное их поведение только позорит священное имя владыки недр, а он никогда не отличался долготерпением!

— Мой отец говорил, что глупость иных людей границ не имеет, — осторожно высказалась никак не ожидавшая подобной реакции Ника.

— Это же кошмар какой-то! — громко шмыгнула покрасневшим носом стряпуха, глядя на свою помощницу огромными глазами, сразу сделавшими её удивительно похожей на персонажа из какого-нибудь японского мультика.

— Тебе, Юлиса, действительно, лучше пореже покидать святилище, — решительно заявила Патрия Месса и, поразмыслив пару секунд, начала отдавать распоряжения. — Мы с Тармой наносим воды, а ты после обеда придёшь и поможешь мне перебрать целебные травы.

— Только после того, как помою посуду, — сочла своим долгом предупредить девушка, и на миг помрачневшая стряпуха довольно улыбнулась.

Но успевшая вжиться в руководящую и направляющую роль помощница Клио уже не обращала на них внимания.

— Убираться в мастерской будешь или рано утром, или вечером перед молитвой.

— Лучше утром! — чтобы привлечь внимание, Ника чуть повысила голос, а когда поймала удивлённый взгляд собеседницы, тихо пояснила:

— Я всё равно на утреннюю службу не хожу.

— Пусть так и будет, — быстро согласилась Месса.

Когда она с пустым кувшином вышла, Тарма обиженно проворчала:

— А мне про "неистовых" ты ничего не рассказывала.

— Прости, — искренне повинилась девушка. — Просто разговор не заходил, а специально вспоминать как-то не хочется. Страшные люди. На моих глазах из-за них погибла старая женщина.

— Как? — встрепенулась собеседница.

— Тебе интересно? — криво усмехнулась Ника.

— Ещё бы! — вскричала стряпуха. — Да я просто умираю от любопытства!

— Не стоит бросаться такими словами, — осуждающе покачала головой её помощница. — Ну, если ты так хочешь… Только поклянись, что не проболтаешься!

— Буду молчать как рыба! — пылко пообещала собеседница. — Клянусь Рибилой!

Понизив голос, путешественница рассказала о своей первой встрече с Калям, о безумной ярости, охватившей старуху, едва та услышала про обвинение в святотатстве. Потом красочно описала стычку на форуме, когда "неистовые", отвлекая стражников, дали возможность фанатичной почитательнице Дрина напасть на богохульницу с ножом.

— О боги, какой ужас! — только и смогла выдохнуть повариха, когда помощница показала ей уже начавшую затягиваться рану на запястье. — Неужели их никак не наказали?

— А за что? — усмехнулась Ника. — Они же ни при чём.

Судя по удивлённо-испуганным взглядам, которые за обедом украдкой бросали на неё соседки по комнате, история с нападением "неистовых" тайной для них не осталась.

Но ожидаемых вопросов не последовало. Или робели, только сейчас осознав, с кем придётся жить рядом следующие два месяца, или торопились поесть и разойтись по делам, а, может, опасались рассердить Патрию Мессу, которая грозно цыкнула на попытавшуюся что-то спросить Тейсу Ввергу.

Протерев чисто вымытые миски, служанка святилища направилась в "лабораторию" Клио. Жрица с помощницей как раз готовили какой-то пряно пахнущий отвар. Оторвавшись на пару минут от своего вонючего занятия, будущая повитуха вручила девушке охапку сухой травы, пояснив, что листочки и соцветия надо аккуратно оторвать, а оставшиеся палки отнести на кухню для растопки очага.

Усевшись на низенькую скамеечку, Ника принялась за работу, невольно прислушиваясь к разговору Клио со своей ученицей.

Судя по всему, столь резко пахнущий эликсир предназначен для супруга одной богатой дамы, страдающей от отсутствия внимания с его стороны. При этом главная целебная сила зелья заключалась не в правильно подобранных ингредиентах и даже не строгом соблюдении процедуры приготовления, а в магических заклинаниях, которые наложит на состав богиня Луны по просьбе своих служительниц.

Поручив Патрии Мессе растирать в ступке какие-то камешки, крайне необходимые для приготовления отвара, жрица уселась за стол, и покопавшись в разложенных свитках, неожиданно принялась расспрашивать добровольно-принудительную помощницу о жизни в Некуиме. Причём, как и следовало ожидать, женщину больше всего интересовали полезные свойства произраставших за океаном растений и приёмы лечения, применяемые тамошними жителями.

Увы, но познания путешественницы в этом вопросе оказались более чем скромными. Так получилось, что большую часть времени, проведённого в землях аратачей, она прожила в доме Наставника, а он почти не болел.

Правда, с учётом её легенды говорить об отменном здоровье папаши будет крайне неосмотрительно, поэтому Ника подробно рассказала о целебном источнике, да о каком-то растении, дым от которого заставлял старенького Колдуна племени Детей Рыси впадать в транс и прыгать молодым козлом.

Ни то, ни другое жрицу не заинтересовало.

— Я слышала о подобных средствах, — пренебрежительно скривилась она. — В цивилизованных странах их применяют, чтобы на какое-то время избавить человека от сильной боли. Целебные свойства воды из родников в Галайской долине известны не одну сотню лет. Я надеялась услышать что-нибудь новое.

— Мне жаль, что я разочаровала вас, госпожа Клио, — виновато развела руками собеседница. — Лекарствами и болезнями я как-то не интересовалась.

— Вот и плохо, Юлиса, — нахмурилась жрица. — Как же ты будешь следить за здоровьем мужа и детей? А это, между прочим, одна из основных обязанностей приличной радланской жены.

"Ну, приличной мне уже всё равно не стать, — с иронией подумала Ника, сообразив, что опять лопхунулась, ляпнув невпопад. — Старовата уже".

Однако отмолчаться и оставить последнее слово за собеседницей характер не позволил. Поэтому она сказала, широко улыбаясь:

— Надеюсь, что находясь рядом с вами два месяца, я хоть немного чему-то научусь.

— Посмотрим, — дёрнула плечом Клио, заметно теряя к ней интерес.

Она задала ещё несколько вопросов о жизни среди варваров, но ответов почти не слушала, погрузившись в чтение папируса.

А тут её как раз позвала Патрия Месса, и разговор прекратился сам собой.

— Юлиса у тебя, сестра? — спросила заглянувшая в окно Дора.

— Здесь, — буркнула жрица, осторожно высыпая мелкий порошок в кипевшее варево.

Насторожившись, Ника отложила в сторону тщательно ободранный стебель и медленно встала навстречу своей недоброжелательнице.

— Завтра после утренней церемонии можешь сходить в баню, — проговорила та, насмешливо улыбаясь.

— Благодарю, госпожа Дора, — поклонилась девушка, нутром чуя подвох. Уж слишком довольной выглядела эта стерва.

— А чтобы ты не заблудилась, я сама тебя провожу! — словно припечатала собеседница, торжествующе вскинув впечатляющий подбородок.

"Вот батман! — мысленно взвыла Ника. — Куда только ты меня приведёшь, и что это будет за мытьё!?"

Но вслух произнесла:

— Вам совершенно незачем так себя утруждать, госпожа Дора. Я смогу найти дорогу сама.

— Нет, Юлиса! — зло ощерилась женщина. — Уж если старшая сестра велела о тебе позаботиться, я никак не могу отпустить тебя одну.

В ответ на такое заявление служанке святилища осталось только ещё раз поблагодарить за заботу и с наигранным энтузиазмом вернуться к своему бурьяну. Всё-таки ей предстояло очистить ещё примерно четверть от принесённой Патрией Мессой охапки. Буквально трясясь от злости, девушка, чтобы хоть как-то сохранить самообладание, работала подчёркнуто аккуратно. Осторожно обрывала хрупкие соцветия с мелкими листочкам и складывала их в горшок, украшенный бело-синим волнистым узором.

Продолжая возиться со своим снадобьем, Клио обменялась с помощницей многозначительными взглядами. Судя по сурово поджатым губам женщины и скромно потупленному взору Патрии Мессы, в конфликте между жрицей и служанкой святилища их симпатии явно разделились.

Очистив последний стебель, Ника поставила кувшин на указанную полку, после чего Клио разрешила ей уйти домой, посоветовав на прощание:

— Хвала богам, завтра ты идёшь с сестрой в баню. Воспользуйся этой возможностью, чтобы наладить с ней отношения.

— Постараюсь, госпожа Клио, — смиренно пробормотала девушка, мысленно выругавшись. — "Ну уж батман-фрапэ ей с аттетюдом!"

Покинув мастерскую, она заглянула на птичник, где забрала у Риаты выстиранную и вычищенную одежду. Жаль только, погладить платье не имелось никакой возможности. Ткань выглядела хоть и более-менее чистой, но всё равно какой-то неопрятной, будто жёванной. Впрочем заключённым выбирать не приходится.

Узнав, что госпоже наконец-то разрешили посетить баню, рабыня обрадовалась, но узнав, с кем она туда идёт, искренне огорчилась. Уже все обитатели святилища знали о, мягко говоря, сложных взаимоотношениях её хозяйки с Дорой.

Чтобы хоть как-то поддержать Нику, невольница предложила отправиться вместе с ними.

— Эта змея не разрешит, — печально покачала головой девушка. — Тебе лучше вообще не напоминать ей о своём существовании.

— Слушаюсь, госпожа, — вздохнула Риата, с сочувствием глядя на мрачную хозяйку.

А та, вернувшись на кухню, отпросилась у недовольной стряпухи и торопливо прошла в комнату помощниц. Планируя завтрашний поход, Ника поначалу собиралась увязать вещички в узелок, вроде тех, что часто видала в руках у бедно одетых женщин здесь и на Западном побережье. Но потом сообразила, что достать оттуда даже небольшой нож будет весьма затруднительно. А после двух едва не закончившихся трагически встреч с местными "поклонниками" девушка сильно опасалась выходить из святилища без оружия. Тем более, имелись все причины полагать, что даже присутствие рядом жрицы Рибилы не сможет гарантировать безопасность осуждённой за святотатство богохульнице. Сомнительно, что Дора предпримет хоть какие-то действия для спасения строптивой служанки.

Путешественница прекрасно понимала, что не справится с толпой здоровым мужиков, но надеялась, если не отпугнуть, то хотя бы прихватить с собой на тот свет кого-нибудь из них.

Поэтому девушка выбрала маленькую корзину, с которой Риата навещала хозяйку в тюрьме. Вряд ли кто-то заметит приставленный к плотно сплетённой стенке кинжал, а уж обнажить клинок Ника умеет очень быстро. Но нож с голени придётся оставить, как и пояс с деньгами. Только это лучше отложить до утра.

Выслушав её, стряпуха сообщила, что жрицы Рибилы и их помощницы из числа тех, кто живёт при храме, чаще всего посещают баню Хотрака. Несмотря на отсутствие площадки для занятия гимнастическими упражнениями, беломраморных статуй и прочих красот, заведение считалось вполне приличным и пользовалось популярностью у жителей Этригии. Но поскольку завтра будний день, то основной наплыв посетителей ожидается только после обеда.

Нику это вполне устраивало. Она собиралась спокойно вымыться, а не встречаться с подругами, как это часто делали в банях богатенькие и не слишком обременённые делами горожанки. К тому же оказалось, что стоимость посещения заведения Хотрака в первой половине дня чуть дешевле.

— Значит, я ещё и сэкономлю, — рассмеялась служанка святилища, аккуратно очищая тоненькую бледноватую морковку.

— Зато останешься без массажа, — заметила стряпуха, снимая деревянной ложкой буро-серую пену с закипавшего бульона. — Массажистки работают только после полудня.

— Как-нибудь обойдусь, — беспечно отмахнулась помощница.

Весь остаток дня прошёл у неё в предвкушении посещения бани. Одна только мысль, что завтра она наконец-то смоет с себя грязь и вонючий пот, избавившись от дурного запаха, заставляла губы девушки растягиваться в довольной улыбке. И только воспоминание о Доре, которая наверняка не упустит возможность сделать ей какую-нибудь гадость, немного портили настроение.

На обязательной для посещения вечерней церемонии Ника привычно заняла место возле украшавшей стенку большой картины, выполненной на льняном полотне. По словам Аполии Термы её подарила храму лет восемьдесят назад какая-то богатая горожанка. Кроме этого в зале висели ещё две похожие по технике исполнения картины и три вышитых гобелена. Но именно это полотно отличалось размером и возрастом.

Моление подходило к концу, жрицы уже собирались затянуть гимн, прославляющий богиню Луны, когда до ушей девушки долетел опасливый шёпот:

— Госпожа Юлиса!

Вздрогнув от неожиданности, Ника поспешно прижалась спиной к стене, напряжённо вглядываясь в темноту.

— Тише, госпожа Юлиса! — предостерегающе прошелестела закутанная в тёмное покрывало фигура. — У меня для вас письмо.

— От кого? — насторожилась девушка, пристально следя за каждым движением незнакомки.

— От одного прекрасно известного вам молодого человека, — судя по всему, голос принадлежал пожилой женщине, успевшей потерять значительное количество зубов.

"Кроме Олкада я никого здесь не знаю", — подумала путешественница, принимая аккуратно перевязанный ленточкой свиток.

Вручив послание, неизвестная почтальонка поспешно отступила в глубь зала, а Ника присоединила свой голос к хору жриц и их помощниц.

Задержавшись после службы в уборной, девушка выждала, пока все служительницы богини Луны разойдутся по комнатам и, вернувшись на кухню, почти на ощупь раздула тлевшие в очаге угли. Положив на них несколько сухих прутиков, Ника торопливо сорвала кокетливый бантик и поднесла развёрнутый свиток ближе к огню.

— Вот батман! — выругалась она через несколько секунд.

"Великолепной госпоже Нике Юлисе Террине от скромного Олкада Ротана Велуса с пожеланиями всех радостей жизни и благословения богов! Смиренно прошу прощения за то, что, не имея возможности поговорить с вами лично, воспользовался письмом.

Мне стыдно, поскольку я до сих пор не исполнил данное мне поручение. По воле небожителей и начальников я настолько занят по службе, что даже ночевать приходится на руднике.

Опасаясь, как бы вы не подумали дурного, я решил отправить это послание, ибо для меня нет ничего важнее благорасположения прекраснейшей из смертных, коей бесспорно является Ника Юлиса Террина.

Сейчас, освободившись от срочных дел, я ревностно взялся за выполнение вашего задания и уверяю, что очень скоро сообщу интересные новости.

Возможно, мои слова покажутся вам слишком дерзкими, но я всё же рискну доверить их бумаге, потому что произнести их в слух для меня ещё труднее.

Ваша красота озарила этот дальний город и мою жизнь подобно Ауре, ежеутренне украшающей небо на востоке императорским пурпуром, придавая всему вокруг новый смысл.

Припадая к вашим ногам, умоляю не отвергать мои чувства, позволить боготворить вас и хотя бы издали безумно надеяться на ответное движение вашей чистой души".

Девушка растерянно крякнула. Как-то так получилось, что до этого ей никто любовных писем не писал. В крайнем случае слали эсэмэски, а тут целый мадригал в прозе.

Секунду поколебавшись, она осторожно положила папирус на почти прогоревшие веточки. Вспыхнувшее пламя на несколько секунд осветило убогую кухонную обстановку.

И что теперь? Как вести себя с Олкадом? Сделать вид, будто ничего не случилось? Это вряд ли получится. Писец — парень настырный, начнёт приставать с расспросами. Предложить "остаться друзьями"?

Ника насмешливо фыркнула. Нет, здесь такое не прокатит. Остаётся одно — тянуть время, а там посмотрим.

Приняв столь мудрое решение, попаданка аккуратно присыпала пеплом угольки и отправилась спать.

А на утро местные небожители устроили ей приятный сюрприз.

Она как раз убиралась в "лаборатории" Клио. Следуя наставлениям Патрии Мессы, служанка святилища тщательно помыла пол, протёрла письменный стол и стеллаж со свитками. К полкам с разного рода ингредиентами и снадобьями, а также к рабочему столу со всем, что на нём стоит, Нике даже прикасаться запретили. Да и не очень-то хотелось. Содержимое очень многих из этих коробочек, горшочков с мисочками, если и не пугало, то внушало опасения.

Вновь, как и вчера, в окне появилась лошадиная физиономия ненавистной жрицы.

— Ты здесь, Юлиса?

— Да, госпожа Дора, — отозвалась девушка, выжимая мочалку.

— Закончила?

— Только воду вылить осталось, госпожа Дора, — с готовностью ответила Ника, надеясь, что хоть сегодня помоется.

— Тогда, выходи, — проворчала жрица, отворачиваясь.

У девушки в душе тревожно звякнул колокольчик. Аккуратно прикрыв дверь в мастерскую, она выжидательно посмотрела на начальницу, не выпуская из рук лохань с грязной водой.

— Я обещала сводить тебя сегодня в баню, — проговорила жрица, глядя куда-то в сторону.

— Да, госпожа Дора, — кивнула Ника, понимая, что сбываются её самые нехорошие предчувствия.

— К сожалению, не получается у меня сегодня, — в голосе женщины, кажется, даже мелькнуло сожаление.

Едва не взвывшей от негодования собеседнице всё же удалось сохранить более-менее спокойное выражение лица. Только желваки на скулах заходили, да кулаки зачесались.

— Но, если хочешь, тебя проводит Комения, — неожиданно предложила Дора. — Она дорогу знает.

Переход от гневного отчаяния к радости оказался столь неожиданным, что девушка едва не взвизгнула от восторга. Уж лучше весёлая болтушка Прокла, чем эта стерва! Но отвечать следовало сдержанно, как приличествует представительнице древнего аристократического рода.

— Мне всё равно, госпожа Дора, — пожала она плечами. — Я просто хочу вымыться.

— Тогда иди на кухню, я её сейчас пришлю, — буркнула жрица.

— Но мне надо дождаться Патрию Мессу или госпожу Клио, — напомнила Ника, всё же не удержавшись от улыбки.

— Они уже идут, — собеседница кивнула в сторону храма, откуда приближались жрица с помощницей.

Продемонстрировав результаты своей работы и получив одобрительный кивок, служанка святилища поспешила на кухню поделиться нечаянной удачей со стряпухой.

— Да, — согласилась Аполия Тарма. — Ветреная Канни тебе улыбнулась. Лучше идти с Коменией, чем с Дорой.

— Конечно, — рассмеялась довольная собеседница, мысленно тоже поблагодарив местную богиню удачи.

Её будущая спутница не заставила себя ждать. Широко улыбаясь, она торопливо проскользнула в спальню помощниц.

Вспомнив о припасённых вещичках, Ника поспешила вслед за ней. Девушка увлечённо копалась в своём сундучке, собирая бельё.

— Слава небожителям, отыскавшим для Доры срочные дела! — рассмеялась она. — А то бы пришлось убираться у неё в комнате!

— Лучше мыться самой, чем мыть пол! — поддержала её собеседница, вытаскивая из-под лежанки заранее уложенную корзину.

Нож с голенища и пояс с деньгами она уже отдала Риате и теперь была готова посетить общественную баню, не привлекая к себе лишнего внимания.

Радостно пересмеиваясь, девушки выскочили из кухни, провожаемые завистливым взглядом стряпухи.

Прокла Комения направилась к воротам, но её спутница, всё ещё находясь под впечатлением недавних свиданий со здешними "поклонниками", предложила пройти через храм, рассчитывая тем самым избежать встречи с возможными наблюдателями на площади.

— Госпожа Маммея этого не любит, — покачала головой помощница жриц. — Да и зачем тебе это?

Нике очень не хотелось называть истинную причину выбора столь странного маршрута, поэтому пришлось срочно придумывать более-менее приемлемое объяснение.

— Но мы же только один раз, — обиженно заканючила она. — Я же бываю там только вечером, когда почти ничего не видно… А так хочется посмотреть…

— Ну, хорошо, — смягчилась Комения. — Но задерживаться не будем.

— Конечно! — охотно согласилась довольная собеседница.

Как и следовало ожидать, ничего особо интересного она в зале не увидела. Разве что выщерблены в устилавших пол каменных плитах, поблёкшую, явно требующую обновления роспись, знакомые вышивки и картины, при дневном свете смотревшиеся довольно убого, да потемневшие то ли от копоти, то ли от времени балки перекрытий.

Тем не менее, спускаясь по широкой каменной лестнице, путешественница с максимально получившейся искренностью расхваливала внутреннее убранство святилища, вызвав понятную гордость у служительницы Рибилы. Однако, видимо, в приступе самокритики, та заметила:

— Это что! Ты бы видела, как красиво в храме Дрина!

И тут же испуганно ойкнула, очевидно, вспомнив изначальную причину, по которой спутница шагает сейчас рядом с ней.

— Не думаю, что меня туда пустят посмотреть, — мгновенно насторожилась собеседница, не желая даже вскользь упоминать владыку недр, и бодро спросила. — Куда мы направляемся?

— Госпожа Дора велела идти в бани Хотрака, — охотно переменила тему разговора Комения. — Я хотела отвести тебя куда-нибудь в другое место, но она приказала только туда.

— А что плохого у Хотрака? — насторожилась Ника.

— В это время там ещё прохладно, — пояснила помощница жриц. — У Терания зимой топят круглые сутки, а у Хотрака только с утра до вечера. По-настоящему жарко там лишь во второй половине дня.

"Вот батман! — выругалась про себя её спутница. — Так и знала, что Дора подгадит!"

— Ну хоть горячая вода там есть? — с надеждой спросила она.

— А как же! — недоуменно вскинув брови, обрадовала её собеседница.

— Прости, если мой вопрос показался небе глупым, — натужно улыбнулась задетая за живое Ника. — Но я ещё ни разу не ходила в настоящую радланскую баню. В дороге приходилось мыться на постоялых дворах, а там только ванна в полу и всё. Может, ты расскажешь, как у вас всё утроено, чтобы я не выглядела совсем уж дикаркой?

Какая же девушка откажется поболтать? Тем более, если слушают с таким жадным вниманием. Прокла Комения даже замедлила шаг, чтобы успеть рассказать побольше.

Из её слов следовало, что в бане Хотрака всего два бассейна: один с горячей, второй с прохладной водой, кроме того имеется зал, где можно ополоснуться под струёй горячей воды, и жаркая комната для потения. Везде красиво, хотя и без особой роскоши. К числу крупных недостатков данного заведения помощница жриц отнесла в том числе чересчур маленькие окна, забранные к тому же не дорогими стёклами, а более дешёвой слюдой. Да и масло для светильников хозяин излишне экономил.

На этом месте Ника прервала увлекательное повествование, поинтересовавшись, нельзя ли где-нибудь поблизости купить мыло или хотя бы щёлок? Уж очень хотелось как следует промыть волосы.

Ещё раз посмеявшись над её наивностью, спутница с апломбом заявила, что в бане можно приобрести любые моющие средства, естественно, не слишком дорогие. А кое-кто вообще предпочитал обходиться без них. Натирают тело маслом и идут в жаркую комнату. Потом соскабливают с себя грязь вместе с потом.

— Такой способ подходит разве что нищенкам или мужчинам, — презрительно скривилась Комения. — Я бы тебе посоветовала использовать глину. Кожа от неё делается упругой, а волосы пушистыми.

В этот ранний час улицы оказались запруженными народом. Так что Нике приходилось не только слушать, время от времени кивая, но и следить за спешащими навстречу горожанами, дабы ненароком не налететь на кого-нибудь из них.

Впереди показалось массивное кирпичное здание с высокой трубой, извергающей клубы густого чёрного дыма.

Высокую, украшенную резьбой дверь прикрывал выступающий вперёд двускатный козырёк, опиравшийся на грубо сделанные каменные колонны. Возле одной из них о чём-то беседовала высокая, плотная женщина в длинной, почти до пят тёмно-серой накидке и переступавший с ноги на ногу бородатый мужчина.

Когда помощница жриц и служанка святилища богини Луны подходили к входу, они тут же обернулись в их сторону.

Круглое, с грубыми чертами лицо горожанки исказила презрительная усмешка, а её спутник почему-то поспешил отвернуться.

"Неужели и эти узнали?" — обратив внимание на их странное поведение, с тревогой подумала Ника.

Однако, незнакомка ничего не сказала, только пристально и недобро посмотрела ей вслед, так что девушка почувствовала некоторое облегчение, укрывшись за массивной дверью с облупившейся краской.

В крошечной комнате с квадратным столом их встретила сухопарая рабыня с ярко начищенной табличкой поверх длинной коричневой туники с привязанными рукавами.

— Добрый день, — поприветствовав посетительниц, она красноречивым жестом указала на деревянную шкатулку с прорезью на крышке.

Пока Комения опускала туда медяки, её спутница заметила в углу широкоплечего раба в полинялой меховой безрукавке поверх серого застиранного хитона. Половину головы мужчины покрывала чёрная с серебром щетина, а вторая лохматилась длинными, спутанными волосами. На одутловатом с нездоровой желтизной лице алели два шрама в виде радланских букв "Б" и "У". У стены стояла обмотанная кожаным ремнём палка.

"Охранник, он же вышибала", — тут же решила Ника, подивившись: зачем он может понадобиться в женской бане?

К сожалению, мелочи у неё не оказалось, и невольница выдала девушке сдачу, открыв шкатулку висевшим на поясе ключом.

Заплатив, служительницы Рибилы прошли в проём, прикрытый толстой тростниковой циновкой. За ней располагалось помещение с каменными лавками вдоль стен, темневших двумя рядами ниш. В одной из них лежала свёрнутая одежда и пухлый узелок.

Противоположный от входа угол отгораживал деревянный прилавок с расставленными на нём мисочками, горшочками, кусочками пемзы, стопками губок, мочалками из каких-то растительных волокон и прочими банными принадлежностями непонятного для бывшей жительницы двадцать первого века предназначения.

Увидев посетительниц, стоявшая за ним молодая невольница широко улыбнулась. Прокла Комения, сбросив плащ на лавку, шагнула ближе и принялась разглядывать разложенные товары. Недолго думая, спутница последовала её примеру.

— Желаете что-нибудь приобрести? — с радостной готовностью спросила рабыня, и не дожидаясь ответа, принялась с жаром расхваливать какие-то благовония, привезённые, по её словам, из самого Келлуана.

С удовольствием понюхав и резко погрустнев от цены, помощница жриц храма Рибилы стала разглядывать разложенную по мискам разноцветную глину.

Воспользовавшись паузой, Ника, стремящаяся как можно скорее смыть с себя пот и грязь, почти не торгуясь, купила горшочек местного полужидкого мыла и дешёвую мочалку. Комения тоже, наконец-то сделала свой выбор, и добавив сверху медяк, попросила невольницу присмотреть за их вещами.

— Ничего с ними не случится, госпожа, — улыбка девушки стала ещё шире. — Клянусь Ангипой!

Спутница тоже пожелала внести лепту в сохранение их имущества, но более опытная помощница жриц зашипела, недовольно сведя брови к переносице:

— Вот ещё! Хватит с неё и обола! Лучше в следующий раз заплатишь.

— Как скажешь, — пожала плечами Ника.

Сняв платок, Прокла с удовольствием тряхнула длинными, до лопаток, тёмно-русыми, почти чёрными волосами.

Под платьем и поддетой для тепла туникой из плотного не крашенного полотна у неё оказалась только набедренная повязка. Не задумываясь, девушка избавилась и от неё.

— Если не хочешь ходить нагой, можешь за три обола взять у банщицы полотенце, — сказала она чуть замешкавшейся спутнице. — Только зачем? Ты ещё достаточно молода и тоже красива. Разве что высокая слишком… Не обижайся, Юлиса, это я, как подруга, говорю.

— За что? — пожала плечами собеседница, раздеваясь. — Такой уж уродилась.

— Всё в руках богов, — важно кивнув, Комения упёрла правую руку в бок, заявив. — Пусть старухи прячут свои жирные телеса, а нашими фигурами можно только гордиться!

"Вполне, — мысленно усмехнулась путешественница, согласно кивая и окидывая спутницу критическим взглядом. — Разве что ноги тонкие, зад отвис, да талии почти нет. В остальном — всё Ок!"

— Сандалии брать будете? — спросила невольница, демонстрируя деревянные подошвы с завязками.

— Обойдёмся, — пренебрежительно отмахнулась Прокла. — У вас сейчас ещё не жарко. Пойдём, Юлиса.

Большую часть полутёмного зала занимал прямоугольный бассейн с не слишком прозрачной водой, в дальнем конце которого уже кто-то плескался.

Нике тут же захотелось нырнуть, но спутница вовремя успела схватить её за руку.

— Кто так делает?! Мы же не варвары какие-нибудь! Сначала надо прогреться, потом выкупаться в горячей воде и только после этого идти сюда.

— Извини, я же не знала, — вздохнула девушка.

Обогнув бассейн, они вошли в зал поменьше, где царил ещё более глубокий полумрак и влажное тепло. Тусклый свет из четырёх круглых окон играл на серебристой глади ещё одного бассейна поменьше.

Не утерпев, Ника присела, опустив пальцы в воду. Тёплая, почти горячая, но Комения продолжала упрямо тянуть её дальше.

— Не сейчас, рано ещё, потерпи.

Увидев третье помещение, девушка подумала, что здешняя баня напоминает матрёшку. Чем дальше, тем меньше. Вот тут действительно чувствовалась жара, а над большой ванной или маленьким бассейном из стены торчали две позеленевшие львиные морды.

— Бездельники, покарай их Дрин! — возмущённо взмахнув руками, вскричала помощница жриц храма Рибилы, и положив на каменную скамейку плошку с глиной, проговорила. — Ты жди меня здесь, а я схожу к банщицам. Надо же, до сих пор воду не подали! За что только мы деньги платим их хозяину?!

Кипя благородным негодованием и звонко шлёпая босыми ногами по каменным плитам пола, девушка вышла, а её спутница осталась греться и рассматривать местами успевшие облупиться стены. Уцелевшие участки покрывали картины, изображавшие в основном голых мужчин и женщин, то купавшихся в голубых волнах, то перекидывавших друг другу маленький чёрный мяч, то целовавшихся, то сплетённых в любовных объятиях.

— Техника хромает, — буркнула себе под нос путешественница, отнеся данное утверждение, как к сюжетам, так и к манере письма неизвестного художника, явно плохо знакомого с основами живописи.

Решив, что смотреть здесь больше не на что, она осторожно открыла следующую дверь. Эта комната вообще не имела окон и освещалась двумя бронзовыми масляными фонарями. Вот тут действительно было жарко, хотя на парную или сауну всё равно не тянуло. Вдоль стен тянулись каменные лавки, на которых то тут, то там лежали плетёные из толстых верёвок коврики, очевидно, призванные уберечь задницы клиентов от жара. По всей видимости, именно здесь полагалось потеть перед посещением бассейнов.

За спиной послышался хриплый клёкот. Ника испуганно оглянулась. Из львиной пасти вылетел воздух с водой, потом ещё раз, и на каменное дно бассейна упала прозрачная струя, окутанная липким облачком пара.

— Тёпленькая пошла, — хихикнула попаданка, вспомнив крылатую фразу из бессмертной новогодней комедии.

Она уже собралась встать под этот недоразвитый душ, но передумав, решила немного попотеть.

— Ты представляешь, Юлиса, они забыли?! Да покарают этих бездельников небожители и боги подземного мира! Небось, если бы пришла жена какого-нибудь магистрата, сразу бы вспомнили…

— Они тоже сюда ходят? — довольно бесцеремонно прервала её удивлённая собеседница.

— Нет, конечно, — смутилась Комения, но тут же продолжила с прежним накалом. — Но всё равно так нельзя! Если люди пришли, будьте добры открыть кран! Мы же за это деньги платили.

Меньше всего желавшая сейчас обсуждать качество местного сервиса Ника равнодушно пожала плечами. Видимо, от недостаточно высокой температуры пот выступал плохо и в конце концов ей надоело просто так сидеть, бездумно кивая в ответ на бесконечный монолог спутницы.

— Ты куда? — встрепенулась та.

— Мыться, — ответила девушка. — На мне столько грязи, что быстро не ототрёшь.

Понимающе кивнув, помощница жриц Рибилы откинулась назад так, что волосы свесились вниз мокрыми сосульками, и закрыла глаза.

Вряд ли местное мыло могло сравниться с любым самым дешёвым шампунем её прежнего мира, тем не менее, путешественница едва не замурлыкала от удовольствия, буквально физически ощущая, как с кожи смывается застарелый пот и грязь. Кажется, ей даже волосы удалось промыть.

Из жаркой комнаты выбежала Прокла и тоже встала под струю воды. Похвалив себя за расторопность, Ника охотно уступила ей место, а сама отправилась в горячий бассейн. Там оказалось мелковато, и чтобы окунуться по шею, девушке пришлось сесть на выщербленные ступени спускавшейся на дно лестницы.

В теле чувствовались нега и умиротворение. Глаза сами собой закрывались, и только острый край ступеньки, впившейся в кожу на заднице, мешал полноте наслаждения. Ника несколько раз пыталась принять более удобное положение, но безрезультатно.

Хлопнула дверь, и в бассейн с визгом прыгнула розовая, распаренная Комения.

— Как хорошо, о боги! — рассмеялась она, опускаясь в воду по шею. — Скажи, Юлиса, разве у варваров есть хоть что-то подобное?

— Нет, — усмехнулась та, поднимаясь.

— Опять уходишь? — с разочарованием и обидой пробормотала спутница. — Не хочешь со мной разговаривать?

— Вовсе нет! — запротестовала собеседница, стараясь, чтобы слова прозвучали как можно искренне. — Просто я уже нагрелась и теперь нужно немного охладиться.

— И для этого ты специально ждала, как я приду? — губы помощницы жриц Рибилы сжались куриной гузкой, а глаза подозрительно сощурились.

— Да ты что?! — возмутилась Ника. — Как можно?! Я же узнала от тебя столько важного и интересного. Ты помогла мне освоиться. Только долго мыться я не привыкла…

— Торопишься вернуться в святилище? — с недоверчивой иронией усмехнулась девушка.

— У Тармы много дел, а мне велели помогать ей на кухне, — напомнила собеседница о своём незавидном положении. — Будет неправильно, если Дора отругает её из-за меня.

— Ну, как хочешь, — капризно дёрнув плечами, Комения отвернулась, с головой погружаясь в воду.

Усмехнувшись, Ника направилась в холодный, точнее прохладный, зал.

"Видимо, не все посетительницы строго придерживаются правил посещения бани", — подумала она, заметив в бассейне двух женщин.

Не желая привлекать внимание, служанка храма Рибилы не стала прыгать, словно взбалмошная девчонка, хотя и очень хотелось, а чинно направилась к спускавшимся в воду ступенькам.

Одна из купальщиц, подтянувшись, выбралась из бассейна у неё за спиной. Возможно, путешественницу насторожили слишком целенаправленный характер движений женщины или её мрачно-сосредоточенное лицо, а может, всё дело в интуиции, не раз выручавшей Нику в момент опасности.

В любом случае, вовремя обернувшись, она увернулась от мощного толчка в спину, поэтому не упала, а спрыгнула в бассейн, всё ещё не совсем понимая: что происходит?

Там оказалось достаточно глубоко, хотя благодаря росту, голова и плечи оставались над водой.

— Ловка, стерва! — с нескрываемым удивлением вскричала женщина, спрыгнув вслед за ней.

Спасаясь от непонятно за что обозлившейся на неё незнакомки, Ника бросилась прочь, торопливо перебирая ногами по дну. Но сейчас же рядом оказалась вторая купальщица и попыталась совершено по-мужски ударить её кулаком в лицо.

Девушка и тут почти смогла увернуться, но костяшки пальцев, скользнувшие по мокрому плечу, отбросили её назад. Только теперь девушка сообразила, что видела эту грубую, словно вырубленную топором, физиономию возле колонн у входа в баню. Она болтала с каким-то мужиком и странно посмотрела на служительниц храма Рибилы.

За те секунды, что Ника потратила на сохранение равновесия, противница успела приблизиться вплотную и без затей, вцепившись в волосы, рывком погрузила голову девушки в воду. Та попыталась вырваться, но не тут то было. Первый раз в этом мире она встретила женщину, превосходящую её по силе.

Преодолев замешательство, служанка святилища богини Луны ткнула кулаком в дряблый, висевший мешком живот знакомой незнакомки. Руки её разжались. Ника смогла выпрямиться, но едва успела втянуть в лёгкие воздух, как на спину обрушилось ещё одно тело.

Ноги девушки заскользили по присыпанному песочком дну бассейна. Не удержавшись, она упала, больно ударившись коленом. В неё тут же вцепились сильные, безжалостные руки и просто не давали подняться. Какое-то время Ника отчаянно брыкалась, пытаясь вырваться, но по мере того, как организм сжигал захваченный при последнем вздохе кислород, сознание всё сильнее охватывала паника, которую активно подстёгивала льющаяся через нос вода.

С очевидной обречённостью она поняла, что минута, ну, может, две, и Виктории Седовой, Фреи и Ники Юлисы Террины не будет. Получается, что напрасно она вновь обрела способность ходить, зря не осталась у аратачей, а авантюра с самозванством оказалась сплошной глупостью.

Не выдержав навалившегося отчаяния, девушка закричала, выпустив цепочку устремившихся вверх пузырей.

Но тут сквозь нарастающий шум в заложенных ушах пробился тонкий, режущий уши визг. Чуть позже по барабаннымперепонкам бабахнул грохот падения в воду чего-то тяжёлого, и левая рука Ники оказалась свободна от захвата.

Не задумываясь над тем, почему и как это случилось, она тут же ударила растопыренными, скрюченными пальцами, целясь по тому месту, где по её расчётам находилась рожа противницы, и, судя по глухо донёсшейся ругани, не промахнулась.

С трудом поднявшись, Ника выставила голову над поверхностью воды и тут же словила по ней хлёсткий удар, неожиданно прояснивший сознание. Судорожно глотая воздух, она увернулась от следующего кулака, успев не сильно, но точно попасть в солнечное сплетение противницы.

Женщина, лишь чуть ниже путешественницы, но гораздо массивнее и пошире в плечах, удивлённо вытаращила глаза.

— Ну, меретта!

Хрипя и отплёвываясь, Ника ударила кулаком по перечёркнутой тремя длинными царапинами физиономии.

Заработав очередную секундную передышку, она с удивлением поняла, что в ушах до сих пор раздаётся тот противный визг. Обернувшись, девушка увидела, что на второй из её потенциальных убийц висит, вцепившись руками и ногами, пронзительно верещавшая Прокла Комения.

— Помогите! — тоненько, но удивительно звонко кричала она, цепляясь то за волосы, то за уши, то за нос неизвестной. — Спасите! Убивают! Сюда!

— Пусти, дура! — взъярилась женщина, безуспешно пытаясь оторвать от себя помощницу жриц Рибилы. — Убью!

Наконец, либо потеряв терпение, либо заметив приближавшуюся к ней Нику, противница, развернувшись, крепко впечатала Комению в стенку бассейна.

Жалобно пискнув, та моментально замолчала, а устремившуюся к ней служанку храма богини Луны кто-то крепко обхватил сзади за шею.

Оторвав от себя ослабевшую, а, возможно, потерявшую сознание Проклу, женщина с рычанием бросилась к основной цели покушения, выставив вперёд руки с большими, мужскими ладонями.

Подтянув ноги к животу, Ника отпихнула её прочь, да так удачно, что та упала. Потом путешественница подалась вперёд, с трудом преодолевая зажавший её шею в локтевой захват противницы и, улучив момент, откинула голову назад, с удовлетворением ощутив мокрое хлюпанье сквозь резанувшую затылок боль.

Хватка врага тут же ослабла. Оторвав от себя чужую руку, девушка заорала:

— Пожар! Горим, спасайтесь! Пожар!

И устремилась к опускавшейся на дно Комении.

Услышав подобные крики, поднимавшаяся на ноги женщина на миг растерялась, так что раздвигавшая воду подобно авианосцу Ника вновь отправила её на дно.

Задержав дыхание, девушка подхватила под мышки лёгкое тело несчастной спутницы, когда от двери донёсся испуганный голос:

— Где пожар? Что горит?

Тут же сменивший интонацию:

— Да чего это тут у вас такое?

Служанка храма Рибилы, аккуратно положила Проклу на пол у бассейна, не забыв повернуть её на бок, и только после этого подняла глаза.

Шагах в пяти стояла пожилая полная женщина, выглядевшая весьма внушительно, несмотря на рабскую табличку поверх застиранного хитона.

— Вы что, драку здесь затеяли, бесстыдницы, да покарает вас Питр!

Тут же потеряв к ней всякий интерес, Ника, всё ещё тяжело дыша, склонилась над побледневшей спутницей.

— Убили! — возопила толстая невольница. — Вы что, медведихи бешеные, другого места не нашли? Что я теперь господам скажу?

Чувствуя, как безвозвратно уходят секунды, попаданка уже собиралась повернуть тело несчастной девушки на спину, лихорадочно вспоминая уроки ОБЖ. К счастью, искусственное дыхание рот в рот делать не пришлось. Прокла Комения дёрнулась. Изо рта и носа хлынула вода пополам со рвотой. Помощница жриц Рибилы, свернувшись клубком, зашлась в кашле.

— Ну вот видишь, Скирда, никто не умер, — прогнусавила женщина с разбитым носом. — Подумаешь, потолкались маленько, правда, Ватела?

Её приятельница, усевшись на край бассейна, криво усмехнулась, вытирая мокрое лицо.

— Так, повздорили слегка.

— Ничего себе "слегка", — уже тише проворчала банщица. — Весь бассейн кровью загадили.

— Сейчас всё растворится, — успокоила невольницу Ватела. — И никто ничего не узнает.

— Ещё как узнает! — неожиданно взвилась Комения, но тут же зашлась в кашле, и следующие слова уже выплёвывала вместе с остатками воды. — Вы… чуть… не убили служанку… святилища… луноликой… Рибилы!

— Никто её убивать не хотел, — поморщилась женщина с разбитым носом. — Просто побили немного…

— Чего же я вам такого плохого сделала? — поинтересовалась Ника, с трудом выбираясь из бассейна.

— Нам — ничего, — покачала головой Ватела. — Нас только попросили напомнить, что так легко ты не отделаешься. Сполна заплатить придётся, а за что — ты вроде как сама знаешь.

— И вы, конечно, просто так, по доброте душевной, согласились? — криво усмехнулась девушка.

— Почему хорошим людям не помочь? — пожала плечами собеседница, осторожно трогая стремительно распухавший нос.

— Уходите отсюда! — прервала их занимательную беседу Скирда. — Там уже посетительницы пришли. Увидят ваши рожи, мужьям нажалуются, а те нашему хозяину. Мне из-за ваших дурацких разборок плетей получать неохота. Ну, живее, не то Хряка позову, он вас голыми на улицу вышвырнет!

— Не кричи! — повысила голос Ватела. — Сейчас твои клиентки потеть пройдут, мы и смотаемся, чтобы им на глаза не попадаться.

— Ну уж, мы ждать не будем, — пробурчала Ника, поднимаясь и морщась от боли в колене,

Комения тоже встала, опираясь на её руку.

— А ты — ничего, крепкая, — неожиданно проговорила женщина с разбитым носом. — Удар держать умеешь. И подруга у тебя смелая. Не стала смотреть, тоже в драку бросилась.

— Мы в храме Рибилы все такие! — гордо вздёрнула нос помощница жриц. — Своих не бросаем!

И чуть не упала.

— Пойдём отсюда, — еле успела подхватить её за локоть спутница. — Не нравится мне здесь. Уж больно сладко запели.

Согласно кивнув, девушка, сморщившись от боли, жалобно попросила:

— Посмотри, что у меня с головой?

— Шишка, — усмехнулась Ника. — Большая и мокрая. Но кровь не течёт.

— Надо показать её госпоже Клио! — забеспокоилась Прокла.

Охая и поддерживая друг друга, девушки заторопились к выходу. Их понёсшие не меньший урон противницы затаились где-то в тёмных закоулках.

В зал неторопливо вошли две солидные, задрапированные в тонкие полотенца дамы, сопровождаемые обнажёнными рабынями, каждая из которых несла маленькую корзиночку. Занятые беседой, горожанки даже не взглянули в сторону хромавших служительниц богини Луны.

— О боги, да это же какой-то кошмар! — бубнила Комения, закрепляя набедренную повязку. — Лучше бы я осталась мыть полы.

— Тогда меня бы убили, — грустно усмехнулась Ника, натягивая тунику. — Ты спасла мне жизнь, а подобный поступок небожители не оставляют без вознаграждения.

— Думаешь? — недоверчиво спросила собеседница, осторожно трогая затылок.

— Конечно! — с максимальной уверенностью подтвердила путешественница, вновь используя выражение, почерпнутое в одном из так ненавистных ей философских трактатов. — Иначе мир давно бы погиб!

В этот день Прокла спасла свою спутницу ещё раз, с удовольствием рассказывая всем о случившемся в бане Хотрака, тем самым избавив Нику от обязанности что-то объяснять и отвечать на глупые вопросы. Ей оставалось только глубокомысленно вздыхать, иногда кивать да изредка вставлять короткие замечания.

Первой девушек внимательно выслушала Клио, наложившая на голову помощницы жриц повязку, а потом обмотавшая колено служанки святилища бинтом, пропитанным какой-то пахучей мазью. Ника опасалась, что она обратит внимание на пятна от ремней ножен на голени, но жрица казалась полностью поглощённой захватывающим повествованием Комении. Женщина горячо возмущалась бесстыжими негодяйками, поднявшими руку на служительниц хозяйки ночного светила, и грозила богохульницам гневом богини.

Следующей о досадном инциденте узнала Дора.

Ещё дорогой путешественница пришла к очевидному выводу о несомненной причастности "неистовых" к очередной попытке покушения на себя любимую.

Словам Вателы о том, что её хотели только попугать, она не поверила. До сих пор вспоминая льющуюся через нос воду, девушка начинала мелко дрожать.

Оставалось неясным, почему убийцы ждали её именно сегодня и именно там. Но и тут ответ напрашивался сам собой. Об этом месте им мог сообщить только один человек. Более того, по словам Проклы именно она настояла на посещении бани Хотрака, запретив помощнице вести Нику куда-нибудь в другое место.

Поэтому она с особым вниманием наблюдала за тем, как Дора слушает экспрессивный рассказ девушки.

Наигранное негодование, презрительное фырканье и плохо скрытое сожаление во взгляде послужило дополнительным подтверждением подозрений. Стерву явно что-то связывало с "Обществом Дрина". Возможно, именно оттуда такая ненависть к осуждённой за святотатство по отношению к владыке недр?

Не дав Комении закончить, жрица горько посетовала, что той невольно пришлось пострадать за чужое преступление, и прочла Нике короткую лекцию о том, как она должна быть благодарна своей спасительнице.

Наверное, впервые со дня их первой встречи девушка соглашалась с ней так искренне.

Верховная жрица выслушала банную историю с непроницаемым лицом, почти не задавая вопросов, логично заключив, что Юлисе отныне придётся мыться на кухне.

Стряпуха же авторитетно заявила, что её помощницу боги свели с женщинами, зарабатывающими на жизнь призовыми боями.

Путешественница знала, что в Империи существует свой аналог древнеримских гладиаторских боёв, как с оружием, так и голыми руками. Именно их участников называют "призовыми бойцами", или пугнаторами. Но Наставник ни разу не упоминал, что среди них встречаются женщины.

Вспомнив фильм "Гладиатор" и сериал "Спартак", она выразила осторожное недоверие словам Аполии Тармы. В представлении жительницы двадцать первого века любая гладиаторша легко могла свернуть ей шею.

— А ты их хотя бы раз видела? — насмешливо фыркнула повариха.

— Нет, — вынуждена была признать Ника.

— Тогда чего споришь?

О том, что с ней случилось в бане Хотрака, а также о своих подозрениях хозяйка рассказала Риате только после обеда.

Оказалось, что ушлая рабыня уже всё знала и даже успела провести кое-какое расследование.

— Я уж не знаю, как там Дора повязана с "неистовыми", госпожа, — горячо зашептала женщина, воровато выглядывая из закутка между кладовой и оградой, где секретничали рабыня с госпожой. — Только слухи про неё нехорошие ходят. Вредная она и злая!

— Это я и без тебя знаю, — усмехнулась Ника. — Я думала, ты что-нибудь новенькое расскажешь.

— Расскажу, госпожа! — со значением подняла ладонь невольница. — Года три назад здесь в помощницах по обету жила дочка богатого купца из Фессалы. Не знаю, что и как там случилось, только Врана мне сказала, что Дора сильно невзлюбила её и как вас на кухню отправила. Та девка тоже оказалась боевая, себя в обиду не давала. Поговаривают, даже дралась с Дорой. Ну, понятно, что после такого жрица её выгнать захотела. Да только Маммея не дала, уж очень богатый вклад тот купец внёс в храм. Вдруг деньги назад запросит?

— И что? — насторожилась слушательница.

— А то, госпожа, — шёпот рабыни стал зловещим. — Пропал у Клио корешок какой-то сильно дорогой. Чуть ли не дороже золота по весу.

— И его нашли у той девушки, — догадалась хозяйка.

— Правильно, госпожа, — Риата, кажется, даже слегка расстроилась от такой догадливости собеседницы. — Только не у неё, а на кухне. Сами понимаете, кого обвинили в краже. Верховной жрице пришлось-таки девчонку выгнать. Врана говорила, отец приезжал, но узнав, в чём дело, скандал поднимать не решился. Только сами подумайте, зачем стряпухе тот корень? А Дора в мастерскую Клио пять раз на дню заходит.

"Вот батман!" — с тоской подумала Ника.


***

Молодой человек поймал себя на мысли, что не волновался так с тех пор, как едва не угодил в рабство за долги. Он уже собрался повернуть назад, но какая-то неодолимая сила заставила его решительно распахнуть украшенную бронзовыми уголками дверь.

А началось всё с неуместного любопытства первого писца рудника "Щедрый куст" и несдержанности второго.

Толком уяснив суть поручения госпожи Юлисы, Олкад подумал, что скорее всего сведения понадобились для какого-нибудь шантажа. Однако не стал торопиться её осуждать. Одна в чужом городе, без могущественного покровителя, несчастная, из-за подлой клеветы лишилась даже защиты закона.

Как не прискорбно, но подлые и низкие натуры встречаются даже среди служителей богов. Неудивительно, что одна из них решила потешить свою подлую натуру, издеваясь над попавшей в беду девушкой знатного рода, по недосмотру или капризу богов попавшую к ней в полную зависимость.

А жизненный опыт убеждал Ротана в том, что благородные способы бесполезны в борьбе с гораздо более сильными мерзавцами.

Поэтому он уже тем же вечером принялся расспрашивать соседей о святилище Рибилы и его обитательницах. Те, видимо, поняв причину его любопытства, рассказали массу интересного, дав несколько направлений для дальнейших поисков.

Вот только на следующий день разразилась катастрофа. Внезапно умер владелец шахты, на которую давно зарились хозяева "Щедрого куста".

По завещанию всё его имущество доставалось супруге с маленькими детьми. Однако, имелся ещё и старший сын от первого брака, вполне способный опротестовать волю отца по праву пола и первородства. К счастью, он давно перебрался в Радл, где служил у богатого тестя. Понимая шаткость своего положения, молодая вдова решила обратить часть собственности, в том числе и шахту, в золото. Вот только сделать это надлежало как можно скорее, пока скорбящий отпрыск не заявился на похороны отца.

Городской совет Этригии зарегистрировал сделку без проволочек. Тем не менее, Косус Антон Кватор зачем-то распорядился срочно внести всё свежеприобретённое движимое и недвижимое имущество в общие списки.

Когда рабы поставили перед Ротаном большущую корзину, до краёв наполненную свитками, а первый писец назвал сроки для исполнения работы, его младший коллега погрузился в глубокое уныние, осознав, что за выполнение поручения госпожи Юлисы он возьмётся нескоро.

Надо отдать должное Сципу Антону Уру. В первый день он корпел над документами до вечера и укатил домой только в сумерках. Олкад, стремясь поскорее отделаться от навалившихся дел, остался ночевать на руднике и всю ночь ворочался на сдвинутых вместе жёстких скамейках.

К сожалению, терпения и усидчивости начальству хватило ненадолго. Уже на следующий день Сцип Антон стал то и дело устраивать короткие перерывы, потягиваться, зевать или расхаживал туда-сюда с видом чрезвычайной усталости, а после обеда вообще отодвинул списки в сторону.

Успевший привыкнуть к подобному стилю работы первого писца, Олкад почти не обращал на него внимание, аккуратно выводя букву за буквой.

Его руководитель явно скучал, однако, вместо того, чтобы укатить в город и предаться там радостям жизни, начал приставать к подчинённому.

Само собой, речь зашла о том, как чувствует себя Ника Юлиса Террина. Вот тут усталый, не выспавшийся второй писец и допустил некоторые высказывания, позволившие собеседнику заподозрить его в чувствах к знатной подзащитной.

Олкад отнекивался, но так неубедительно, что только подтвердил подозрение Антона.

— Я так и думал, что ты взялся за это дело не только из-за того, что она может принадлежать к роду твоего покровителя, — хмыкнул он. — Признайся, Ротан, девчонка тебе приглянулась?

Внезапно вымотавшемуся, измученному работой и мрачными мыслями второму писцу захотелось хоть с кем-нибудь поделиться своими переживаниями. Тем не менее, он нашёл в себе силы ограничиться мечтательной улыбкой и короткой фразой:

— Она красивая.

— Не дурна, — согласился Антон. — К тому же многим тебе обязана. Ты спас её, самое малое, от каторги.

— Я выполнял работу, за которую мне заплатили, — набычился молодой человек, в душе признавая правоту собеседника.

Если бы Сцип Антон Ур позволил себе какое-нибудь ироническое замечание или даже насмешливый взгляд, второй песец тут же замолчал и никогда бы больше не заговаривал на эту тему.

Однако, собеседник, качая головой, серьёзно проговорил:

— Ты же мужчина, Ротан, а, значит, клянусь Аксером, рассчитывал на что-то большее, чем горсть серебра.

— Может, вы и не верите, господин Антон, — грустно улыбнулся Олкад. — Но я точно знаю, что она из рода Юлисов.

— Ну и что?! — откинувшись к стене, вскинул брови первый писец. — Я же вижу, что ты постоянно о ней думаешь.

— Но она обо мне не думает! — в сердцах вскричал младший коллега. — Я-то ей не нравлюсь, вот в чём дело!

— А ты её спрашивал? — деловито осведомился собеседник.

— Я же не слепой, господин Антон, — поморщился Олкад, уже жалея о том, что ввязался в столь неудобный разговор.

— Даже если так, — подумав, заявил начальник. — Этому можно помочь.

— Как? — вытаращил глаза второй писец.

— Магия, — понизил голос начальник. — Разве ты не знаешь, что заклинания и колдовство способны пробудить в сердце человека любовь.

— Я слышал о таких вещах, — настороженно пробормотал молодой человек. — Но разве в Этригии есть маги?

Вот тут Сцип Антон Ур впервые за всё время их беседы рассмеялся:

— Думаешь, все маги мира собрались в Радле?

Смутившись, Олкад пододвинул очередной лист. Какое-то время в комнате стояла тишина. Первый писец явно ждал вопросов, а, задетый за живое последним замечанием, второй надеялся, что тот, не выдержав, сам всё расскажет. Вот только начальник тоже захотел проявить характер и углубился в изучение толстого, сильно потрёпанного по краям свитка.

— И вы знаете такого мага? — сдавшись, спросил Ротан.

Услужливая память выдала множество историй о проницательных гадателях и мудрых волшебниках. Самому молодому человеку ещё ни разу не приходилось прибегать к помощи магии, но, по словам знакомых, их знакомые уверяли, что разного рода чародеи не раз выручали их из, казалось бы, безвыходных ситуаций.

— Для твоих целей могу порекомендовать Сертию Власту, — со снисходительной улыбкой отложил в сторону документ Сцип Антон. — Рассказывают, что она начинала жрицей в храме Диолы понтейской, где изучала философию и искусство обольщения, потом была дорогой гетерой в Ксарии. Там её взял под покровительство знаменитый волшебник Ферлай, изучавший магию в самом Келлуане. От него Сертия переняла множество тайных знаний. К ней обращаются не только безнадёжно влюблённые юноши, но и воспылавшие страстью убелённые сединами мужи, и нет никого, кому бы она не смогла помочь.

— Где её найти? — выпалил Олкад.

— Она дорого берёт, — счёл своим долгом предупредить начальник, но, заметив мелькнувшую на лице второго писца снисходительную усмешку, понимающе кивнул. — Ну да, тебе же щедро заплатили. Тогда, слушай…

Торопясь к колдунье, Олкад Ротан Велус проработал всю ночь и только под утро позволил себе подремать прямо за столом. Однако, несмотря на весь его энтузиазм, с переписыванием документов он провозился ещё два дня.

Заскочив в квартиру только за тем, чтобы торопливо переодеться, отпущенный наконец со службы второй писец рудника "Щедрый куст" успел за одно надавать оплеух Жирдяю за плохо подметённый пол и поспешил к маленькому храму Артеды, примостившемуся у самой городской стены. Первый же остановленный им прохожий указал дорогу к нужной магической лавке.

Над дверью, куда он едва не передумал заходить, красовалась яркая вывеска: "Ученица великого Ферлая из Ксарии, прорицательница и чародейка госпожа Сертия Власта".

В крошечной приёмной с узким зарешеченным окном навстречу новому посетителю поднялся пожилой пухлый невольник в перетянутом широким кушаком халате и с жёлто-зелёным тюрбаном на голове.

Выслушав молодого человека, он ответил неожиданно тонким голосом:

— Если желаете встретиться с госпожой Властой, придётся подождать, господин.

Не привыкший слушать столь дерзкие речи от рабов, Олкад встрепенулся, но быстро успокоился, сообразив, что это не чародейка навязывает ему свои услуги, а он сам нуждается в них.

Усевшись на короткую, покрытую ковром скамеечку, писец набрался терпения. Хвала бессмертным богам, ждать долго не пришлось. Дверь, ведущая во внутренние покои, отворилась, выпуская закутанную в покрывало женщину. Старательно пряча лицо за краем накидки, она серой мышкой прошмыгнула на улицу, а желтоватое лицо невольника расплылось в радушной улыбке.

— Проходите, господин.

Едва переступив высокий порог, молодой человек ощутил непривычную робость. Возможно, виной тому странный, тревожащий обаяние запах или красноватый полумрак, окруживший Олкада после того, как евнух аккуратно прикрыл за ним дверь.

На постаменте у правой стены белела статуя Диолы, представлявшая собой уменьшенную копию скандально известной работы знаменитого либрийского ваятеля Гиросантия Меракского, едва не угодившего под суд за слишком смелую и неоднозначную трактовку образа небожительницы. Даже здесь мраморное тело богини любви украшали гирлянды искусно высушенных цветов, оставлявшие открытой только одну чувственную грудь с карминно-красным пятном соска.

У противоположной стены на похожем постаменте сверкала ярко начищенной медью скульптура Нолипа, искусно подсвеченная расставленными вокруг масляными плошками с горящими фитилями.

— Вас привела сюда неразделённая любовь? — мягкий, бархатистый голос заставил гостя невольно затаить дыхание.

Из тьмы шагнула невысокая, но державшаяся удивительно прямо, старуха в длинном балахоне, расшитом узорами в виде переплетавшихся змей. Густые седые волосы придерживала причудливая серебряная заколка с камешками.

— Откуда вы знаете? — насторожился писец.

— Милостью Диолы для меня нет тайн в покорённых ею сердцах.

Хозяйка комнаты шагнула к большой, сплетённой из лозы клетке. Сидевший на жёрдочке чёрный комок зашевелился. Послышалось сдавленное уханье.

Взяв из стоявшего рядом блюда кусочек мяса, Власта бросила его сверкнувшей круглыми глазами сове.

Пока птица с жадностью пожирала подачку, женщина что-то быстро и неразборчиво бормотала себе под нос.

— Сова — любимица Фиолы, — проговорила прорицательница, оборачиваясь к посетителю. — Я прошу у богини мудрости, и та мне не отказывает.

Она царственным жестом указала на узкий табурет.

Сама чародейка расположилась напротив — в кресле с высокой спинкой. Глядя на неё сквозь полупрозрачные струйки дыма, медленно поднимавшиеся из стоявшей по середине стола курительницы, молодой человек вздрогнул. На миг ему показалось, что сухощавое, покрытое морщинами лицо колдуньи расплывается, принимая странное очертание.

— Девушка не отвечает на ваши чувства, господин.

— Да, госпожа Власта, — Олкад сглотнул внезапно образовавшийся в горле ком.

— А нет ли рядом с ней того, кого она уже одарила своей благосклонностью? — поинтересовалась прорицательница.

Почувствовав прилив надежды, писец покачал головой.

— Нет она… Она сейчас совсем одна.

— Тогда это нетрудно, — негромко, словно бы самой себе проговорила чародейка и уверенно заявила. — Я смогу зажечь в её груди страсть к вам.

Собеседник в волнении облизал враз пересохшие губы.

— Но вам придётся заплатить.

Не задумываясь, молодой человек положил на стол золотой. Один из тех, что получил от Юлисы.

Хозяйка магической лавки удовлетворённо хмыкнула, но не притронулась к монете.

— У вас есть с собой какая-нибудь её вещь?

Гость едва не указал на империал, но вовремя удержался. Кем посчитает его колдунья, если узнает, что он расплачивается деньгами той, чьё сердце намеревается завоевать? К тому же Олкад слышал, будто золото само по себе магический металл, неподвластный никаким чарам, поэтому развёл руками.

— Нет, госпожа Власта.

— Может быть, прядь волос? — нахмурилась та. — Платок, лента, ну хотя бы один волос?

Но посетитель вновь отрицательно покачал головой.

— Это уже хуже, — вздохнула чародейка. — Тогда остаётся последнее средство, но оно стоит дороже.

Писец колебался не более секунды, и рядом с первым империалом появился второй.

Лёгкая улыбка тронула сухие губы прорицательницы.

— Вы сможете передать возлюбленной письмо?

— Да, — подумав, кивнул молодой человек.

Поднявшись с кресла, Власта шагнула куда-то в темноту. Там что-то стукнуло, потом подозрительно зашуршало.

Приподнявшись, гость попытался рассмотреть: что там делает хозяйка? Но смог различить только смутный силуэт. К тому же дымок уже начал резать глаза.

Вернувшись, чародейка положила на стол лист папируса.

— Вот, что вам поможет.

— Как? — растерянно заморгал Олкад.

— Он сделан из растений, произраставших на берегу благословенного Лаума, возле храма древней келлуанской богини Баст, — торжественным речитативом заговорила колдунья. — Её жрицы владеют многими тайнами, недоступными простым смертным. Изготовив этот лист, они наложили на него могучее заклятие. Необходимо только немного… подправить его. Что я и сделаю. А вы напишите здесь о своих чувствах. Если слова будут достаточно искренними, в сердце вашей избранницы вспыхнет страсть, которая неизбежно перекинется и на другие органы. Вам останется только ответить на неё.

Осторожно приподняв листок, писец подивился его весу и необычной плотности. Сертия Власта неторопливо сгребла со стола деньги.

— Но вы же собирались с ним что-то делать? — растерянно пробормотал слегка разочарованный молодой человек.

— Всё уже готово, господин, — усмехнулась прорицательница. — Моё искусство — это не руками махать на потеху черни.

Смутившись, Олкад стал бережно сворачивать папирус.

— Но помните, — сурово сдвинула брови хозяйка магической лавки. — Ваша возлюбленная должна прочитать письмо до конца. Только тогда в её душу проникнет любовь.

Понимающе кивнув, гость спрятал свиток под тунику. Ох, и задачку задала ему старая чародейка!

Второй писец рудника "Щедрый куст" знал много красивых и звучных слов. Он мог бы с удовольствием написать, что видит прекрасное лицо несравненной госпожи Юлисы в бегущих по небу облаках, в струях фонтана солнечным днём, в лучах зари, падающей морозным утром на покрытую инеем черепицу… Мог рассказать, как волнуется сердце при звуках её голоса, похожего на звон волшебных серебряных колокольчиков.

Молодой человек был готов поделиться своими беспокойными снами, где он, сжимая в объятиях возлюбленную, ощущал ладонями нежную бархатистость кожи и покрывал поцелуями каждый дюйм её прекрасного, охваченного безумной страстью тела. Мог клясться именами небожителей, что готов выполнить любое желание повелительницы своего сердца…

Однако, едва нацарапав несколько строк на покрытой воском дощечке, тут же раздражённо затирал их.

Олкад чувствовал, что несмотря на внешнюю любезность, Ника Юлиса Террина возвела между ними прозрачную ледяную стену отчуждения, которую вот так с одного удара не разбить, и подобная откровенность вполне возможно её только насторожит. Парень опасался, что если сразу начнёт столь откровенно признаваться в своих чувствах, девушка может просто бросить читать его послание на половине. Тогда пропадут те два империала, которым он мог найти более достойное применение.

Но не даром учитель риторики хвалил Ротана за изворотливость. Госпожа Юлиса дала поручение, которое он не смог исполнить до сих пор. Вот и надо объяснить, почему так получилось, а заодно признаться в любви, но в самых осторожных и деликатных выражениях.

Не задумываясь, во сколько ему обойдётся сожжённое в светильнике масло, писец к полуночи набросал черновик на двух дощечках, а потом ещё долго и старательно переписывал текст на волшебный папирус, мысленно умоляя Диолу помочь завоевать расположение Ники Юлисы Террины.

Однако, на этом проблемы Олкада не закончились. Вызвать девушку через привратника и отдать письмо из рук в руки не хотелось. Вдруг та попросит рассказать всё своими словами, а он почему-то очень робел перед ней.

Просто вручить невольнику с приказом передать госпоже Юлисе слишком опасно. Кто знает, кому на самом деле отдаст письмо лукавый раб?

Пришлось по дороге на службу зайти в храм Рибилы. И хотя он оказался там не единственным мужчиной, собравшиеся на молитву почитательницы богини Луны смотрели на него очень неодобрительно. Но это молодой человек перенёс легко. Гораздо хуже то, что среди жриц и помощниц госпожи Юлисы не оказалось.

Он уже собрался нести письмо лично, но заметил в зале Асту Бронию, и кто-то из богов посоветовал писцу обратиться к ней.

Выйдя из храма, скромно одетая дорогая гетера узнала юриста и охотно объяснила, что его бывшая подзащитная участвует только в вечерних церемониях. Но письмо передать отказалась, сославшись на то, что сегодня в храм она больше не пойдёт.

Понимая, что безнадёжно опаздывает, Олкад вернулся домой и успел застать особо никуда не торопившегося соседа.

Выслушав молодого человека, тот охотно согласился оправить жену на вечернюю службу в храм Рибилы всего за пару риалов.

Однако, послание писец отдал ей только вечером, сразу по приходу с рудника. Женщина ушла, а он остался поболтать с её мужем о разных пустяках. Само собой, разговор зашёл о жрицах храма богини Луны, и сосед рассказал много интересного.

Возвратившись, супруга Патра Кроя доложила, что отдала письмо лично в руки госпоже Юлисе. Довольный Олкад выдал её мужу вторую серебряную монету и отправился спать, в тайне надеясь увидеть во сне ту, которая занимала сейчас все его мысли.

А на следующий день после службы он намеревался немедленно отправиться в храм Рибилы. Уж очень хотелось посмотреть, как подействовал на госпожу Юлису волшебный папирус. Однако дома испуганно заикавшийся Жирдяй сообщил, что хозяина спрашивал раб из храма Питра-тучегонителя.

— Чего ему надо? — насторожился молодой человек, протягивая руки к жаровне с углями.

— Сказал, что прилетел голубь с письмом для вас, господин, — громко шмыгнул вечно простуженным носом невольник. — От господина сенатора.

Вскинув брови, Олкад с недоумением и тревогой посмотрел на враз съёжившегося раба. Второй писец рудника "Щедрый куст" никогда раньше не получал подобных посланий. Свои донесения он слал на имя отца, личного секретаря господина Касса Юлиса Митрора. От отца же и получал инструкции. А тут покровитель не только написал письмо, но и использовал для его доставки голубей храма Питра, что очень недёшево даже для него.

"Кажется, госпоже Юлисе придётся ещё немного подождать", — с горьким сожалением думал молодой человек, торопливо переодеваясь.

Несмотря на приближавшиеся сумерки, на форуме ещё толпился народ. Прогуливались горожане, выступали бродячие артисты и жонглёры, предлагали свой товар торговцы и проститутки.

Олкад не решился пройти через главный зал святилища громовержца, откуда уже доносилось пение жрецов, а постучался в ворота храмового двора.

На стук из калитки выглянул смуглый, широкоплечий раб с обмотанным тряпкой ошейником. Выслушав гостя, он попросил того подождать. Недовольно хмурясь, писец остался топтаться на улице.

Звякнул засов, чуть слышно скрипнули петли.

— Заходите, господин, — с поклоном пригласил молодого человека уже другой невольник в меховой безрукавке поверх туники из толстого сукна.

Он проводил Олкада до массивного одноэтажного здания и указал на дверь. За ней гостя встретил пожилой улыбчивый жрец.

— Да, подтвердил он. — Я посылал к вам раба. Мы получили письмо от сенатора Юлиса, адресованное господину Олкаду Ротану Велусу.

— Это я, — подтвердил парень, опасаясь, как бы собеседник не потребовал привести свидетелей, готовых подтвердить его личность.

— Знаю, — вопреки мрачным ожиданиям сказал жрец. — Я видел вас на форуме в день суда над богохульницей.

— Проступок госпожи Юлисы вызван неудачным стечением обстоятельств, — счёл своим долгом возразить писец. — А не злым умыслом.

— О! — примирительно поднял ладонь служитель Питра. — Суд состоялся, и я не намерен спорить о справедливости приговора.

Открыв стоявшую на столе шкатулку, он отыскал и подал гостю маленький белый цилиндрик. После чего подчёркнуто отстранился, одновременно подвинув двухрожковый масляный светильник.

Снаружи свиточка тянулась цепочка крошечных, еле различимых букв: "Олкаду Ротану Велусу от покровителя сенатора Юлиса".

Развернув, молодой человек поднёс белую полоску ближе к огню. Но даже так ему пришлось изо всех сил напрягать глаза.

"Нику Юлису Террину надлежит как можно быстрее доставить в мой дом. Для этого разрешаю взять на руднике тысячу риалов. Передай Косусу Антону Кватору, что расписку я пришлю с гонцом. Касс Юлис Митрор".

"И как я это сделаю?! — мысленно охнул Олкад. — Её осудили, и она уже отбывает наказание в храме Рибилы".

— Всё прочитали? — бесцеремонно прервал его размышления жрец. — А то у нас есть раб с очень хорошим зрением. Если пожелаете, он поможет разобрать…

— Спасибо, не нужно, — покачал головой писец, аккуратно сворачивая папирус.

Он плохо помнил, как вновь оказался на форуме. Неторопливо шагая по каменным плитам, молодой человек вновь и вновь повторял про себя слова сенатора.

"Как можно скорее, как можно скорее…"

Но разве он не писал, что госпожа Юлиса арестована и ждёт суда? Или сенатор полагает, что его коскид каким-то образом сумеет отменить приговор, вынесенный судом Этригии?

Олкад грустно вздохнул. Однако, когда покровитель так недвусмысленно торопит — медлить ни в коем случае нельзя.

Писец неоднократно слышал истории о том, как благодетели просто били палками провинившихся коскидов, хотя те формально считались свободными гражданами и могли подвергнуться пыткам и телесным наказаниям только по решению суда или приказу Императора. Но узы, связывавшие покровителя с коскидом, считались почти семейными, а дети не имели права жаловаться на отцов.

Касс Юлис Митрор никогда не опускался до подобного. У имперского сенатора хватает возможностей наказать нерадивого приближённого, не прибегая к таким методам.

"Если нельзя выполнить приказ покровителя, — неожиданно вспомнил поучения отца молодой человек. — Нужно по крайней мере сделать вид, будто очень старался".

Олкад усмехнулся. Следующий гонец из крепости Ен-Гадди в Радл заедет на рудник "Щедрый куст" через два дня. К тому времени необходимо подготовить убедительное послание с описанием действий, направленных на исполнение воли сенатора.

Воспрянув духом, писец сообразил, где находится, и торопливо зашагал к дому Мниуса Опта Октума, надеясь, несмотря на поздний час, встретиться с магистратом.

Порой переходя на бег, он ловил на себе удивлённые взгляды гуляющих горожан, однако добрался до места только тогда, когда край солнца уже коснулся линии горизонта.

Узкая, зажатая высокими оградами улица стремительно погружалась в темноту. Из-за нужных ворот доносился невнятный гомон голосов и пиликанье флейты.

Раздосадованный молодой человек громко посетовал на очередной каприз небожителей. Кажется, у члена городского совета гости, и вряд ли он сейчас будет разговаривать с каким-то вторым писцом с рудника "Щедрый куст".

Тем не менее, азартному парню отступать не хотелось, и он вспомнил о другой своей ипостаси.

Пожилой, широкоплечий привратник с седой, окладистой бородой окинул его полупрезрительным взглядом.

— Господин Опт занят и никого принимает.

— Передай хозяину, что коскид сенатора Касса Юлиса Митрора просит всего пару минут его драгоценного времени.

До сегодняшнего дня Ротан не бравировал именем покровителя. Даже кое-кто из знакомых не знал о его существовании, поэтому пышное звание произвело впечатление на невольника магистрата, и он пропустил писца в прихожую.

Плотная занавесь отделяла её от первого внутреннего дворика, а пара вычурных, но не слишком ярких светильников не давали возможности как следует рассмотреть красочные росписи на стенах. Хотя в данный момент живопись интересовала гостя меньше всего. С трудом заставив себя сесть на скамью, а не метаться из стороны в сторону, он с нетерпением ждал реакции хозяина на его довольно дерзкую просьбу.

Пославший за господином мальчишку-раба привратник застыл у стены, исподволь наблюдая за молодым человеком.

Ясно различимые звуки флейты стали чуть громче, а немного погодя послышалось шарканье сандалий по каменному полу.

Когда в прихожую, чуть пошатываясь, вошёл магистрат в сопровождении двух широкоплечих рабов зверской наружности, гость уже вскочил на ноги и встретил его глубоким почтительным поклоном.

— Я так и думал, что это ты! — красное от выпитого и съеденного лицо хозяина дома озарилось хищной улыбкой.

— Да, господин Опт, — ещё раз поклонившись, писец быстро заговорил, не давая собеседнику вставить слово. — Прошу прощения во имя Питра, Ноны и Цитии. Только долг перед покровителем заставил меня побеспокоить вас в такое время.

— Погоди, погоди, — остановил его член городского совета. — Так ты поэтому взялся защищать ту девчонку?

— Такая проницательность делает вам честь, господин Опт.

— Ну, так всё же хорошо получилось, — нахмурился собеседник. — Или ты чем-то недоволен?

— Дело не во мне, господин Опт! — протестующе вскричал Олкад и опять затараторил. — Ещё во второй день дриниар я сообщил своему покровителю через гонца о появлении в Этригии дочери Лация Юлиса Агилиса из рода младших лотийских Юлисов. И вот сегодня он прислал мне письмо с голубем храма Питра.

В полупьяных глазах магистрата мелькнула заинтересованность.

— Сенатор Касс Юлис Митрор хочет как можно скорее увидеть свою родственницу! — выпалил молодой человек.

Собеседник гулко раскатисто захохотал, придержав едва не свалившийся с плеч белый плащ с чёрной меховой опушкой.

Терпеливо выждав, когда хозяин дома отсмеётся, гость с жаром продолжил:

— Теперь, когда ясно, что обвинений в самозванстве не будет, не могу ли я подать прошение на изменение приговора?

— И за этим ты вызвал меня из-за стола? — нахмурился магистрат.

Переход от смеха к угрозам оказался таким неожиданным, что молодой человек вздрогнул.

— Оторвал меня от вкусной еды, вина и весёлой беседы?

— Я лишь исполняю свой долг перед покровителем, — пробормотал писец, глядя на могучих невольников и гадая: те просто выкинут его за ворота или ещё и поколотят?

— Похвальное рвение, — внезапно успокоившись, кивнул Мниус Опт Октум. — Но в городе и так очень много недовольных слишком мягким приговором. А уж если я отпущу богохульницу…

Он красноречиво развёл руками.

— Тебе лучше обратиться к префекту провинции. У него есть право помилования осуждённых. Если к твоему прошению присоединится просьба сенатора Юлиса, думаю, Гортенз Атилл не откажет.

— Благодарю вас за мудрый совет, господин Опт, — поклонился Олкад, пятясь к двери. — Пусть небожители щедро вознаградят вас за доброту.

— А теперь…, — хозяин дома глянул через плечо на безучастно молчавших рабов. — Дайте ему хорошего пинка на прощание, чтобы знал, к кому и когда приходить.

Молодой человек испуганным зайцем рванулся к двери, но был перехвачен бдительным привратником.

Понимая, что кричать или вырываться бесполезно, гость крепко сцепил зубы. Пока двое невольников держали его за руки, третий распахнул калитку, а потом изо всех сил вдарил второго писца рудника "Щедрый куст" по тощим ягодицам.

Вылетев на улицу под одобрительный хохот магистрата, Олкад не сумел сохранить равновесие и растянулся на мокрых камнях, вызвав новый приступ смеха у члена городского совета.

Стараясь не обращать внимание на издевательское ржание Опта, на боль в ушибленном колене и ободранный локоть, молодой человек, торопливо поднявшись, зашагал прочь.

Хорошо хоть, лицо не пострадало, поэтому он чувствовал себя достаточно уверенно, когда стучал в ворота двора храма Рибилы.

— Что вам нужно, господин? — отозвался знакомый старческий голос.

— Госпожу Нику Юлису Террину! — громко отчеканил писец.

— Я… Я сейчас не могу её позвать, господин, — испуганно проблеял привратник.

— Ах ты, крыса старая! — рявкнул незваный гость, выплёскивая на невидимого собеседника все накопившиеся за день отрицательные эмоции. — Думаешь, я стану беспокоить её по пустякам?! Немедленно доложи госпоже Юлисе, что пришёл господин Ротан с чрезвычайно важными новостями! Живее, не то я тут такой тарарам устрою…

— Подождите, господин, не гневайтесь, — испуганно залебезил невольник. — Сейчас узнаю, сможет ли она с вами встретиться.

— Вот так-то лучше, — проворчал молодой человек, гордо расправив плечи.

На этот раз ждать пришлось гораздо дольше. Он уже собрался вновь поколотить кулаками по воротам, когда калитка неожиданно и почти бесшумно распахнулась.

Несмотря на полумрак, Олкад смог хорошо рассмотреть сосредоточенно-хмурое, но от этого не менее прекрасное лицо возлюбленной. Пряча правую руку за спиной, она настороженно осмотрелась и только после этого обратилась к невольно замершему парню:

— Что заставило вас прийти так поздно, господин Ротан?

— Я получил письмо от своего покровителя, — беря себя в руки, проговорил тот. — Сенатор Касс Юлис Митрор из рода старших лотийских Юлисов приказал немедленно доставить вас в Радл.

— В столицу? — недоверчиво переспросила собеседница, опуская руку.

— В мире только один Радл, — криво усмехнулся молодой человек, не сводя глаз с длинного кинжала, привычно зажатого в её руке.

— Зачем я ему понадобилась? — всё с тем же напряжённым недоверием спросила девушка. — Желает лично наказать за самозванство?

— Для этого он не стал бы использовать голубей храма Питра, — постарался успокоить её писец.

— Справедливое замечание, господин Ротан, — согласилась Юлиса, убирая клинок в заткнутые за тонкий пояс ножны, почти незаметные под длинной накидкой. — Только вряд ли магистраты Этригии так просто меня отпустят.

Кивнув кому-то за воротами, она шагнула на улицу и тут же чуть скривилась.

— Давайте немного пройдёмся, господин Ротан.

"Действует, хвала Диоле, действует! — мысленно возликовал Олкад. — Раньше она позволяла только сопровождать себя до фонтана, а сейчас мы уже вместе гуляем. Благодарю тебя, Сертия Власта, пусть небожители щедро вознаградят тебя за помощь. Теперьглавное — всё не испортить".

— Мы обратимся с прошением к префекту, — с трудом пряча охватившую его радость, заявил молодой человек, рассказав о своём визите с Мниусу Опту Октуму, только из врождённой скромности умолчав о некоторых незначительных деталях их встречи.

— Я рада, что вы так быстро начали действовать, господин Ротан, — похвалила рвение юриста Ника и тяжело вздохнула. — Только на всё это понадобится время, а меня сегодня опять чуть не убили.

— Что?! — вскричал поражённый собеседник, только сейчас обратив внимание на её лёгкую хромоту. — Кто?

И сам же себе ответил:

— Опять "неистовые"!

— Они самые, — усмехнулась девушка. — И, кажется, Дора тоже как-то связана с ними.

— Об этом я тоже хотел с вами поговорить, госпожа Юлиса, — приблизившись, Ротан как-бы ненароком прижался к её плечу, но тут же отстранился.

Спутница, казалось, ничего не заметила, и это ещё сильнее убедило писца в действенности волшебного папируса.

— Дядя любовника Доры — один из жрецов Дрина! — шёпотом выпалил он.

— Ого! — Ника сверху вниз глянула на парня. — Но разве служительницы богини могут… себе такое позволить?

— Нет, конечно, — покачал головой Олкад. — Но всем известно, что по слабости своей женская душа нуждается в любви, а тело в чувственной ласке.

Собеседница вскинула удивительно чётко очерченные брови, а на прекрасных губах мелькнула лёгкая тень улыбки.

"Ну наконец-то! — самодовольно подумал молодой человек. — И ты начинаешь покоряться воле Диолы".

— Об их связи многие знают, — продолжил писец тем же мягким, снисходительным тоном. — Но пока они ведут себя прилично, не выставляя свои отношения напоказ, вам не удастся использовать эти сведения против Доры. По крайней мере до тех пор, пока не сможете предоставить какие-нибудь очень веские доказательства.

— Жаль, — разочарованно вздохнула девушка. — Но всё равно спасибо.

— Это ещё не всё, госпожа Юлиса! — самодовольно усмехнулся собеседник. — Маммея больна…

— Не заметила, — покачала головой Ника.

— Поверьте, так оно и есть, — многозначительно заявил Олкад. — По обычаю новой верховной жрицей должна стать сестра хранительница добра…

— В смысле, имущества? — решила уточнить девушка.

— Да, — кивнул недовольный тем, что его прервали, рассказчик. — Сестра Дора. Но не так давно они сильно поругались. Вроде из-за какой-то помощницы и её отца. Маммея теперь яко бы желает передать своё место сестре хранительнице знаний. Только верховный жрец храма Дрина против.

— А он тут при чём? — удивилась слушательница, словно не замечая, что они то и дело соприкасаются плечами.

— Для того, чтобы стать главой святилища Рибилы, требуется согласие городского совета и верховных жрецов некоторых храмов. Если раньше они послушно выполняли любой каприз Клеара, то сейчас его авторитет и влияние заметно ослабли, в том числе и благодаря нам.

— Имеете ввиду суд? — решила уточнить, казалось, не пропускавшая ни одного слова собеседница.

— Да, — важно кивнул писец и посоветовал. — Попробуйте сойтись поближе с Маммеей. Теперь, когда мой покровитель признал вас своей родственницей, отношение к вам и в святилище, и в городе очень сильно изменится.

— Вы полагаете? — с надеждой спросила Ника.

— Безусловно! — с апломбом заявил чрезвычайно довольный собой Олкад.

— Благодарю за совет, — остановившись, Ника поправила покрывало. — А что вы скажете о Клио?

— Только то, что говорят, будто она предпочитает молодых девушек, — усмехнулся писец. — Поэтому у неё нет любовников даже среди лекарей, которым она продаёт разные снадобья и яды. Зато есть знакомые среди магистратов.

— Да, — криво усмехнувшись, собеседница, чуть припадая на правую ногу, направилась обратно к воротам святилища. — В хорошее… место меня занесло.

— Но это всё же не каторга, госпожа Юлиса, — не смог не напомнить задетый за живое писец.

— О простите, господин Ротан, я совсем не хотела умалять ваши заслуги, — поспешила извиниться Ника, и молодому человеку показалось, что голос её прозвучал как-то по-особенному сердечно.

Исключительно усилием воли Олкад сумел удержаться и не заключил свою спутницу в объятия, а только подхватил под локоть, когда та, как ему показалось, специально поскользнулась на мокрых камнях.

— Спасибо, господин Ротан, — девушка мягко, но решительно отвела его руку. — Всё в порядке.

— Госпожа Юлиса! — писец был готов разорваться от переполнявших его чувств. — Клянусь Питром и Карелгом, вы здесь ненадолго. Я обязательно добьюсь вашего освобождения и отвезу в Радл! Мой покровитель, сенатор Касс Юлис Митрор, — благородный и могущественный человек. Он не бросит в беде последнюю из рода младших лотийских Юлисов и сумеет достойно устроить вашу жизнь. А я всегда готов отдать жизнь за вашу благосклонную улыбку и ласковый взгляд.

— Вы мне нужны живым, господин Ротан, — прервала его патетическую речь спутница, останавливаясь возле храмовых ворот. — Здесь кроме вас мне положиться не на кого.

— Держитесь, госпожа Юлиса! — Олкад взял девушку за руку и на этот раз та не отстранилась, породив в душе молодого человека бездну надежд. — Поверьте, я как никто понимаю, как тяжело жить среди чужих людей.

Глава V По преступлению и наказание

Сесар

— С тобою

Сперва расправлюсь. Ты пойдешь

В тюрьму.

Руфино

— Кто? Я?

Сесар

— Да, ты.

Руфино

— За что ж?

За преступленье? Но какое?

Лопе Де Вега «Нет знатности без денег»

Всё время прогулки Ника чувствовала себя очень неуютно. Иногда казалось, что воспылавший страстью Олкад того и гляди набросится на неё с поцелуями, а то и с чем похуже. Парень — он не хилый, так что голыми руками отбиться будет трудновато, но пускать в дело нож категорически не хотелось. Девушка уже пожалела о том, что, поддавшись внезапному порыву, покинула относительно безопасную территорию святилища. Хотя поначалу молодой человек вёл себя вполне прилично, да и новость принёс хорошую.

Наконец-то на путешественницу обратил внимание один из тех людей, к кому она направлялась. И не кто-нибудь, а целый сенатор — человек, несомненно, богатый и влиятельный. Возможно, он поможет вернуть родовое поместье Лация Юлиса Агилиса?

Да и прочие добытые писцом сведения тоже представляли определённый интерес. Вот почему Ника всё же нашла в себе силы проститься с ним максимально любезно и даже позволила подержать себя за руку.

Она машинально вытерла ладонь о накидку.

— Госпожа Юлиса, — прервал её размышления смущённый голос привратника. — Тут это…

— Что? — встрепенулась девушка и сейчас же услышала полный нескрываемого торжества голос.

— Явилась?

— Гвоздь ещё своё получит, — злорадно улыбалась выступившая из тени ограды жрица. — За то, что ворота открыл в такое время. А с тобой, Юлиса, желает побеседовать старшая сестра.

— Да, госпожа Дора, — кивнула Ника. — Мне тоже очень нужно с ней поговорить.

— Хочешь рассказать, как развратничала со своим любовником? — собеседница явно наслаждалась очевидным промахом ненавистной служанки. — Только сестра не любит подобные истории.

Девушка полагала, что её поведут на квартиру Маммеи, но Дора прошла мимо поднимавшейся на второй этаж лестницы.

В почти погасший кухонный очаг кто-то заботливо подбросил несколько сухих веточек. Красноватые отблески пламени плясали на стенах и развешанной кухонной утвари.

Верховная жрица солидно расположилась во главе стола с видом беспощадного инквизитора, призванного жестоко карать еретиков и отступников. Только вместо толстенного тома "Malleus Maleficarum" (он же "Молот ведьм") перед ней стоял высокий керамический стакан.

Справа, положив локти на стол, сидела Клио, разглядывая Нику с подчёркнуто академическим интересом.

— Ты забыла причину, по которой оказалась здесь? — голосом, явно не предвещавшим ничего хорошего, поинтересовалась главноначальствующая святилища Рибилы. — Уже не помнишь, за что тебя осудили?

— Хвала богам, у меня хорошая память, госпожа Маммея, — с поклоном возразила собеседница. — И я стараюсь со смирением и послушанием отбывать своё наказание.

— Хватит! — чуть повысила голос верховная жрица. — Ты опять бегала к своему хахалю! Мне надоело терпеть твоё вызывающее поведение! Завтра же отправишься в городскую тюрьму, а оттуда на рудники!

— Воля ваша, — пожала плечами девушка, чувствуя, как по спине испуганным табунком пробежали холодные мурашки. — Но хотелось бы знать: за что?

— Вот нахалка! — громко возмутилась Дора.

— Я не позволю! — вскричала Маммея. — Чтобы служительниц луноликой Рибилы из-за тебя считали шлюхами!

Наблюдая за ней, путешественница все больше приходила к выводу, что верховная жрица изо всех сил пытается себя разозлить, но пока гнев выглядел каким-то чересчур наигранным. Словно она выполняла необходимую, но успевшую изрядно надоесть работу.

— Пользуясь нашей добротой, ты уже в открытую бегаешь к своему любовнику!

— Я встречалась со своим адвокатом по очень важному делу, — Ника старалась говорить спокойно и размеренно.

— Которое никак не могло подождать до утра! — презрительно фыркнула Дора.

— Могло, — покаянно вздохнула девушка. — Но господин Ротан так хотел меня обрадовать… Уверяю вас, госпожа Маммея, подобного больше не повторится.

— Что же он тебе такого сказал? — заинтересовалась верховная жрица.

— Его покровитель — сенатор Касс Юлис Митрор очень хочет меня видеть.

— Твой адвокат переписывается с сенатором? — недоверчиво переспросила молчавшая до этого жрица.

— Да, госпожа Клио, — подтвердила Ника. — Господин Ротан получил письмо, доставленное голубями храма Питра.

Жрицы удивлённо переглянулись.

— А это значит, — девушка даже не пыталась скрыть своего торжества. — Что господин Касс Юлис Митрор признаёт меня своей родственницей, и с его стороны никаких обвинений в святотатстве не будет. Господин Ротан так торопился сообщить мне об этом, что поступил весьма опрометчиво, явившись в столь поздний час. Но повторяю, госпожа Маммея, что такого больше не повторится.

— Очень надеюсь, Юлиса, — верховная жрица тяжело встала. — Возьми светильник, проводишь меня до квартиры.

— Да, госпожа Маммея, — кивнула Ника.

Запалив щепочкой промасленный фитилёк, она дождалась, как тот разгорится, и прикрывая ладонью робкий язычок пламени, толкнула плечом дверь.

Путешественница полагала, что женщина хочет с ней поговорить, однако та молча обошла здание и только поднявшись по лестнице, стоя у входа в своё жилище, тихо сказала:

— Да хранит тебя луноликая Рибила, девочка.

Нике осталось только недоуменно пожать плечами, глядя на закрытую дверь.

"Ну, и что это было?"

А в спальне к ней дружно пристали снедаемые любопытством соседки. Им немедленно захотелось узнать, к кому Юлиса бегала на ночь глядя, и что по этому поводу сказали жрицы?

Девушке пришлось повторить свой рассказ, добавив несколько незначительных подробностей. Видимо, ожидавшие более романтической истории слушательницы выглядели несколько разочарованными. Но тем мне менее, кажется, вполне искренне поздравили её с долгожданным обретением семьи. А Прокла Комения высказалась в том смысле, что всегда верила в аристократическое происхождение Ники Юлисы Террины. Из чего та сделала вывод, что некоторые из помощниц жриц в этом сомневались.

Перед тем, как разойтись по матрасам, Патрия Месса пожелала девушке, как можно скорее получить помилование и уехать в Радл, где её несомненно ждёт удачное замужество с богатым и знатным молодым человеком.

На первый взгляд могло показаться, что письмо сенатора Юлиса своему коскиду никак не отразилось на жизни служанки святилища богини Луны. Она по-прежнему помогала Аполии Тарме на кухне, мыла посуду и овощи, выносила помои, убиралась в мастерской Клио.

Однако помощницы жриц из числа дочек этригийских богатеев уже не пытались её задевать, ограничиваясь подчёркнутым игнорированием, а сами служительницы Рибилы держались гораздо благожелательнее. Даже нотации Доры стали чуть вежливее и гораздо короче. Хотя это могло Нике только казаться, поскольку у всех хватало забот и без строптивой служанки.

Приближалось новолуние, во вторую ночь которого в храме проводилась церемония очищения Луны. Ожидалось великое множество почитателей богини. Помощницы целыми днями наводили чистоту в святилище. Даже стропила протёрли мочалками на длинных палках.

Маммея произвела инспекционный осмотр парадных платьев, по результатам которого приказала Прокле Комении и Тейсе Вверге их постирать.

Дора привела на птичник чёрную овечку для будущего жертвоприношения. Несмотря на регулярный характер предстоящего события, чувствовалось, что все кругом придают ему большое значение.

Считалось, что именно от этого ритуала во многом зависит благосклонная помощь хозяйки ночного светила в зачатии и рождении здоровых детей, а так же в продлении молодости женщины.

Суть данного мероприятия считалась величайшей тайной, строго хранимой от мужчин. Все знали, что любого, кто попытается узнать сей интимный секрет, ждёт неминуемая месть не только богини Луны, но и других небожительниц: от Ноны до самой Такеры.

Помимо злопамятных богинь скрывать секрет помогали и имперские законы. Причём под суд по обвинению в святотатстве мог попасть не только сам мужчина, но и все его близкие женщины, поскольку считалось, что никаким другим способом он не мог проникнуть в столь ревностно оберегаемую тайну.

Даже стряпуха, рассказывая своей помощнице о ритуале, понижала голос и опасливо поглядывала на открытую дверь.

Слушая таинственный шёпот Аполии Тармы, путешественница только молча качала головой, удивляясь изобретательности служительниц Рибилы, умудрявшихся регулярно поднимать авторитет своего божества и собственное материальное благополучие, используя для этой цели некоторые физиологические особенности женского организма.

Выматываясь к вечеру до дрожи в коленках, Ника часто думала: что же тогда ожидало её на каторге? И зябко передёргивала плечами. Сознавая, что участь служанки храма не пойдёт ни в какое сравнение со страданиями каторжанки, она всё же не переставала слать мысленные проклятия не только Гу Менсину с его артистами, но и козлу Клеару с судьёй Мниусом Оптом Октумом, отправившему её в святилище богини Луны только затем, чтобы не раздражать горожан.

Девушке приходилось всех раньше вставать, а укладываться одной из последних. На автомате складывая одежду, она забиралась под толстое, кусачее одеяло, и едва щека касалась засаленной подушки, тут же проваливалась в сон.

Как правило, бог Яфром милосердно избавлял её от сновидений, но сегодня она внезапно очутилась в зимнем лесу.

Проваливаясь по колено в снег, Ника с тоской оглядывалась по сторонам в безуспешной попытке сообразить, где находится? Но пока не находила знакомых примет. Повсюду возвышались высокие, покрытые искрящимися накидками ели. Отодвинув зажатым в руке дротиком низко свисавшую ветку, она увидела впереди обширную поляну с торчавшими кое-где чёрными остатками пеньков.

"Гарь, — догадалась девушка. — Пожар вспыхнул скорее всего от удара молнии, но дождь, видимо, не дал ему разгуляться".

Ника внезапно вспомнила это место, расположенное не так далеко от жилища Наставника. По крайней мере теперь хоть известно, куда идти.

Однако, она не успела пройти и десяти шагов, как до ушей донёсся какой-то подозрительный звук. Резко обернувшись, девушка сощурилась от бивших в глаза солнечных лучей. Вот опять что-то прошуршало, но уже с другой стороны, где среди деревьев мелькнуло тёмное.

— Волки! — охнула превратившаяся в дичь охотница, бросаясь к ближайшим деревьям.

Но как раз на её пути снег почему-то оказался особенно глубоким и рыхлым, так что скоро она провалилась почти по пояс, а вот хищникам сугробы вроде бы совсем не мешали.

Оскалив розовые пасти с жёлтыми, кривыми клыками, звери приближались, практически не касаясь снега стремительно мелькавшими лапами.

Чувствуя, как сознание застилает давящая пелена ужаса, Ника с криком выставила вперёд дротик и проснулась.

Сердце колотилось где-то в глотке, норовя выпрыгнуть наружу, руки дрожали, а рот жадно хватал холодный ночной воздух. Когда пришло понимание, что это всего лишь очередной кошмар, и она уже готовилась облегчённо перевести дух, во мраке отчётливо раздался шорох.

"Крысы? — мысленно предположила девушка, но вновь повторившийся звук меньше всего походил на шуршание лапок этих милых зверьков. — Может, кто из помощниц ворочается, вот лежанка и скрипит?"

Приподнявшись на локтях, она напряжённо вгляделась в окутывавшую спальню темноту. Вот кто-то громко причмокнул губами, всхлипнула спящая рядом Прокла Комения. От противоположной стены долетел негромкий храп Патрии Мессы.

"После такого сна чего только не померещится", — мысленно усмехнулась Ника. Но скрип повторился. Потом тихий стук дерева о дерево и опять шорох. Тогда она поняла, что шум доносится из коридорчика, куда выходят двери комнат жриц и их помощниц. Но эти все здесь. Значит, вышла либо Клио, либо Дора? Но зачем? По ночам здесь даже в уборную ходить не принято. Для подобных надобностей имелись ночные горшки, содержимое которых каждое утро выносят рабыни.

В памяти всплыл рассказ Риаты о том, как мстительная жрица расправилась со строптивой стряпухой. Что, если Дора решила подобным же образом подгадить и Нике Юлисе Террине?

"Вот батман!" — охнула та и, не желая шарахаться, одевая платье в темноте, просто завернулась в одеяло, а на ноги натянула старые растоптанные мокасины, давно используемые для ночных походов на горшок.

Стараясь не разбудить соседок, сползла с лежанки и, на цыпочках подкравшись к двери, осторожно её приоткрыла.

Холодный воздух принёс из коридорчика сухое шуршание.

"Циновку назад задвинула", — догадалась девушка и приподняла дверь за выступающие филёнки, одновременно толкая её вперёд. Как и следовало ожидать, петли даже не пискнули, неслышными стелющимися шагами она оказалась у ведущего в кухню проёма.

В переплетении тростинок мелькнул тусклый огонёк. Сквозь щель Ника смогла разглядеть силуэт женщины со свечой в одной руке и с чем-то непонятным в другой.

Подойдя к выходу, она воровато оглянулась, и наблюдательница сразу узнала знакомую лошадиную физиономию.

Девушка заметила, что жрица обернула воронкой вокруг свечи тонкий лист папируса, видимо, затем, чтобы защитить робкий огонёк от ветра.

"Куда же это она собралась в такое время?" — удивилась Ника, ожидавшая, что Дора будет что-нибудь прятать среди мисок, чашек и прочей кухонной утвари.

Только когда та приоткрыла входную дверь, девушка смогла рассмотреть в её руках мешок с чем-то небольшим, угловатым и, судя по тому, как натянулась грубая ткань, довольно тяжёлым.

"А, может, она по своим делам идёт? — с сомнением подумала Ника. — И я тут совсем ни при чём? Мало ли какие у "сестёр" разборки? Пусть, что хотят, то и делают, лишь бы меня не трогали".

Однако, уверенности в последнем успевшая свыкнуться с постоянными неприятностями путешественница почему-то не испытывала. Поэтому, едва Дора выскользнула из кухни, девушка туда вошла, аккуратно отодвинув циновку. На ходу подпоясав плотно запахнутое одеяло висевшей на знакомом колышке верёвкой, она осторожно выглянула во двор.

Узенький серпик убывающей Луны едва просматривался. К счастью, облака разбежались, и света густо разбросанных по тёмно-синему небосводу звёзд вполне хватало, чтобы заметить замершую у стены жрицу. Та смотрела за угол, прикрывая огонёк свечи полой плаща, а у ног бесформенной грудой лежал мешок.

Когда Дора не без усилий его подняла, Ника смогла приблизительно оценить размеры и форму спрятанного внутри предмета. Нечто трёх- или четырёхгранное, сантиметров двадцать в длину и толщиной сантиметров в пять.

"Кирпичи тайком таскает?" — усмехнулась про себя путешественница, чувствуя, как ночной холод начинает покусывать голые ноги.

Внезапно жрица резко обернулась. Наблюдательница тут же присела, опустив взгляд и напрягая слух. Сначала зашуршала ткань, потом послышался лёгкий шум торопливо удалявшихся шагов.

Ника приподнялась. Жрица исчезла. Подхватив одеяло, служанка святилища, проскользнув вдоль стены, заглянула за угол.

Видимо, женщина пересекла двор почти бегом, потому что тёмная фигура с тусклым светильником в руке уже поднималась по лестнице, ведущей к задней двери храма.

"Не знаю, зачем она туда попёрлась, — хмыкнула про себя путешественница. — Только вряд ли это имеет какое-то отношение ко мне. Но всё равно, утром надо будет глянуть, не пропало ли чего на кухне? Или не прибавилось?"

Холод донимал всё сильнее. Она уже собиралась вернуться, рассудив, что здоровье в любом случае дороже, как из тени святилища выбежала Дора, прижимая к груди знакомый мешок. Не заметив у неё в руках свечи, девушка тем не менее поспешила к предусмотрительно оставленной открытой двери на кухню, но в последний момент передумала возвращаться в спальню, решив дождаться появления жрицы.

Однако, выскочив из-за угла, та, оглядываясь по сторонам с явным испугом, пробежала мимо, направляясь то ли в сад, то ли к расположенной в той стороне кладовой. На секунду остановившись, женщина перехватила мешок за горловину, и наблюдательница смогла убедиться, что внутри по-прежнему лежит что-то тяжёлое и угловатое.

Чувствуя нарастающую тяжесть в мочевом пузыре, Ника, стараясь не шуметь, торопливо пробралась в свою комнату.

— Кто тут? — недовольно проворчала Приста Фабия, когда умиротворённая девушка забиралась на лежанку.

— Это я — Юлиса. По нужде ходила. Спи.

— Ну и нечего топать, как стадо быков, — буркнула соседка, с головой закутываясь в одеяло.

Разумеется, служанка святилища никому не рассказала о ночной прогулке Доры. У служительниц Рибилы свои тайны, у неё свои. Пусть так и останется.

К тому же занятые подготовкой важной церемонии жрицы, так загрузили работой помощниц, служанку и рабынь, что на разговоры совершенно не оставалось времени. Ника даже не смогла переброситься парой слов с Риатой, чтобы узнать мнение многоопытной невольницы о загадочном происшествии.

Маммее внезапно взбрело в голову устроить на кухне генеральную уборку, причём без прекращения основной деятельности. А её "младшая сестра" радовалась как ребёнок, отыскав где-нибудь в углу забытую паутинку или пыль на одной из верхних полок. Тогда стряпухе и её помощнице приходилось бросать все текущие дела и срочно ликвидировать огрехи.

Подобные мероприятия проводились и в кладовых, и в комнатах, и в храме, где верховная жрица задействовала даже помощниц из числа дочерей этригийских богатеев.

Специально вызванные вне графика городские рабы привезли тележку с большой вонючей бочкой, в которую рабыни до вечера вычерпывали содержание выгребной ямы.

Знаменательный день начался с того, что Врана свернула двум курочкам шеи и принялась с Риатой их ощипывать, тщательно складывая перья в выданный Дорой мешок.

Лишённая почётного права участвовать в утренней церемонии, служанка святилища направлялась в "лабораторию" Клио, где рассчитывала немного отдохнуть, поскольку только вчера помогала Патрии Мессе наводить там чистоту, и новая уборка вряд ли понадобится.

Однако, бдительная "сестра хранительница добра" не дала ей побездельничать, направив на кухню, где хмурая стряпуха велела почистить лук, чеснок и растереть в ступке сухие душистые травы.

На резонное замечание, что завтрак вроде как готов, а до обеда ещё далеко, Аполия Тарма с апломбом заявила:

— Для настоящего анимади баранину надо хотя бы полдня подержать в маринаде.

И глянув на растерянно хлопавшую глазами собеседницу, снисходительно пояснила:

— Часть жертвенного мяса пойдёт на праздничный стол.

— Так овечку сейчас зарежут? — спросила Ника, разламывая на дольки головку чеснока.

— Да, — подтвердила стряпуха, разглаживая случайную складку на парадном платье. — Верховная жрица проведёт жертвоприношение у дверей храма, чтобы его могли увидеть с площади как можно больше людей. Потом будет гадание на печени. Я слышала, Маммея пригласила Доната Кенсия Ротса — самого лучшего предсказателя в Этригии.

Вернулась Аполия Тарма нескоро и выглядела явно растеряно. Путешественнице показалось, что девушке как будто не терпится что-то рассказать, однако её сдерживает присутствие заявившейся вместе с ней Дорой.

Оказалось, жрица никому не собирается доверять приготовление маринада. Она лично залила в большую миску немного воды, добавила вина, уксус, соль, мелко нарезанный чеснок, а под конец велела Нике очистить другую луковицу, так как в приготовленной ей что-то не понравилось. Уложив мясо, Дора в последний раз попробовала маринад, довольно улыбнулась, прикрывая миску тяжёлой деревянной крышкой.

Едва жрица вышла, стряпуха, схватив свою помощницу за руку, шёпотом выпалила:

— Храм ждут большие потрясения!

— С чего ты взяла? — удивилась девушка.

— Донат Кесий сказал, едва увидев печень жертвенной овцы! — объяснила Аполия Тарма, опасливо косясь на запертую дверь. — Госпожа Маммея так растерялась. И я очень боюсь, Юлиса.

"А вот Дора выглядит на диво спокойной, — подумала Ника. — Не верит гадателю или знает, что потрясения ей лично ничем не угрожают? Странно".

— Ты меня совсем не слушаешь! — прервала её размышления раздосадованная повариха.

— Что ты, Тарма! — энергично запротестовала собеседница. — Мне очень интересно!

— Сначала всё шло очень хорошо, — затараторила удовлетворённая стряпуха. — Сколько людей пришло! И мужчины, и женщины. Я там видела на одной такую синенькую накидку. По краю полосой жёлто-зелёный узор, а в центре круглая вышивка, похожая на розу. Так красиво.

Ника демонстративно-тяжело вздохнула.

Аполия Тарма обиженно надулась, но желание поделиться новостью оказалось слишком велико, поэтому уже через минуту она вновь заговорила:

— Хвала богам, госпожа Маммея ловко перерезала горло овце и даже почти не запачкалась в крови. Ты же знаешь, какое это хорошее предзнаменование?

Не имевшая о том никакого понятия, слушательница важно кивнула.

— Тут ещё стая голубей села на фронтон, — продолжила рассказчица. — Мы все так обрадовались…

Наставник говорил, что радлане верят, будто именно эти птицы уносят чистые души в рай, однако Ника не поняла, почему их появление вызвало у собеседницы подобную реакцию.

— Когда овца перестала дёргаться, госпожа Маммея пригласила Доната Кенсия провести гадание, — в голосе Аполии Тармы послышались драматические ноты. — Его ученик вырезал печень и преподнёс учителю на серебряном блюде… Я сразу поняла, что что-то не так!

— Почему? — заинтересовалась путешественница.

— Он так странно на неё смотрел, — многозначительно прошептала повариха. — Так хмурился. На площади так тихо стало. Господин Кенсий вроде бы и негромко сказал, а все услышали, что храм Рибилы ждут большие потрясения. Люди так и охнули!

Качая головой, попаданка думала: "Неужели этот жулик действительно что-то разглядел в овечьих потрохах, или его попросили так сказать?"

Приглядываясь к обитателям святилища, она сделала вывод, что наиболее озабоченными выглядят Маммея и Клио. Дора тоже пыталась изображать беспокойство, и временами у неё это даже получалось. Но всё же чаще всего она казалась совершенно уверенной в себе.

И это сильно настораживало служанку храма богини Луны.

Видимо, из-за беспечности, свойственной молодым, помощницы жриц как-то быстро забыли о тревожном предсказании знаменитого гадателя. А, может, не вспоминали, чтобы лишний раз не расстраиваться?

Уже раскатывая тесто для лепёшек к обеду, Аполия Тарма болтала без умолку, то делясь способами приготовления курицы с тыквой, то со смехом вспоминая, как Приста Фабия объелась незрелого винограда и, чтобы не обгадиться, бежала с вечерней церемонии.

За столом, с хрустом разгрызая редко попадавшиеся среди варёных бобов куриные косточки, Патрия Месса с таинственным видом сообщила, что магистраты разрешили каким-то бродячим артистам устроить представление на площади перед храмом Рибилы.

— Можно будет посмотреть! — радостно захлопала в ладоши Прокла Комения. — Вот бы показали "Перевёрнутую чашу" Днима Виктаса, и смешно, и грустно, и про любовь.

— Уж лучше "Остров желаний", — скромно потупила глазки Патрия Месса. — Там в конце так красиво поют…

— А ты что хочешь посмотреть, Юлиса? — с лёгкой подначкой спросила Тейса Вверга.

После того, как ей едва удалось спастись от урбы Гу Менсина, Ника даже слышать не хотела об артистах и представлениях. Очевидно, вредная девчонка задала вопрос специально, чтобы её позлить. Ну такого удовольствия потомственная аристократка ей не доставит.

— Самую лучшую пьесу можно испортить никчёмной игрой актёров, — негромко проговорила она в наступившей тишине. — Причём часто это даже не зависит от их старания. Просто у одних лучше получаются драмы, у других- комедии. Если бы я знала, что предпочитает показывать эта урба, то смогла бы ответить на твой вопрос.

— Если трагедии? — подала голос Приста Фабия.

— Тогда "Царь Гпиар", — не задумываясь, ответила девушка.

— А если комедии? — спросила Патрия Месса.

— "Колодец у дороги" Касия Таральского.

Тейса Вверга опустила глаза, очевидно сообразив, что выставить Нику Юлису Терину полной невеждой и деревенщиной не получилось.

К вечеру наползли хмурые облака, подул ветер, стало темно, холодно и тревожно. Казалось, людям тоже передалась возникшая в природе настороженность.

Учитывая важность мероприятия, помощницы жриц собрались на церемонию в полном составе. Сбившись в две кучки, они с напряжённым вниманием ожидали появления Маммеи, которая о чём-то совещалась на квартире с "младшими сёстрами".

Когда они наконец-то стали одна за другой спускаться по лестнице, Ника обратила внимание, что на поясе верховной жрицы кроме привычного кошелька висел потемневший от времени кривой кинжал с каким-то блестящим камешком в навершии, а к поддерживавшему головной платок золотому обручу прикреплён большой, с ладонь, полумесяц, скорее всего из того же благородного металла.

Тут же быстро, но без суеты служительницы Рибилы выстроились в две колонны и чинно направились в храм.

Ещё в коридоре девушка услышала глухой ропот множества голосов, а когда вошла в зал, едва не споткнулась от удивления. Казалось, толпа закутанных в покрывала женщин заполнила всё помещение, оставив свободным лишь небольшой пятачок у светильников и алтаря. На нём возвышалась какая-то решётчатая конструкция из бронзы, напоминавшая семиконечную звезду, к каждому лучу которой крепилась металлическая ножка. А возле и под этой штуковиной лежали кучки поблёскивавших от масла щепок.

"Что-то вроде жаровни для барбекю", — усмехнулась про себя Ника, старательно сохраняя на лице приличествующие моменту постно-величественное выражение.

Повсюду на стенах и стропилах висели пучки и целые гирлянды из высушенных душистых трав, что наряду с дыханием десятков желающих лицезреть чудо, делало атмосферу в храме сухой и спёртой.

Не забыли служительницы Рибилы украсить и статую своего божества. Вокруг мраморной шеи обвивалась гирлянда искусно высушенных цветов, а на руке с серебряной розой блестел золотой браслет.

Поскольку при совершении ритуала присутствовали все помощницы жриц, им пришлось выстроиться вплотную друг к дружке. Служанка святилища встала у висевшей на стене картины, рядом с передвинутым светильником. И хотя ей не нравилось быть на виду, более подходящего места в зале просто не оказалось.

Маммея затянула привычный речитатив о сотворении мира.

"Ну, и когда начнётся кульминация этого представления?" — с иронией думала Ника, машинально повторяя слова выученного наизусть гимна.

После слов:

Славе царице, Рибиле святой, белокурой богине,
С мудрым умом воспоём тебе слов похвалу.
Клио и Дора подошли к светильникам, чтобы зажечь от их пламени тоненькие сосновые лучинки. А когда пение закончилось, верховная жрица шагнула к статуе богини Луны, и приподняв край, скрывавшей низ скульптуры, покрывала, вытащила светло-серый треугольный камень со сторонами сантиметров в пятнадцать и толщиной в пять.

По рассказам Аполии Тармы путешественница примерно представляла дальнейший ход событий, но сердце почему-то тревожно ёкнуло.

Когда Маммея положила камешек с чётко различимой тёмной полосой от одного угла к середине противоположной стороны на "жаровню", "младшие сестры" подожгли щепки на алтаре. А старшая затянула новую песню, тут же подхваченную помощницами жриц.

Внемли, богиня почтенная, ночи источником света,

Честных зачатий помощница, жён милосердно хранишь,

В родах и прочих страданиях лишь на тебя уповая,

Счастье приносишь ты в дом, семью наполнив детьми.

Ты, о Рибила, как пестуешь радостью женские души,

Словно заботливый пастырь овец на крутом косогоре,

К счастью недолгому в сладостный миг наслажденья,

Всем помогая, кто просит тебя не зазорно.

Сбрось же ты грязную кровь, что кипит в твоём теле бессмертном,

С ней всё плохое отринь и отбрось беспощадно навеки,

К миру спасенья оставь лишь одну доброту, что безмерно

Ты изливаешь на мир, в небе сияя ночном.

Славя твоё прерожденье, хозяйка ночного светила,

Гимны поём, ожидая, как вновь своё место займёшь ты

Средь бездны звёзд, что рассыпаны щедрой рукою Сухара,

Чтоб опять помогать честным жёнам в зачатии, семьи наполнить детьми.

Время шло, и голоса служительниц хозяйки ночного светила звучали все неувереннее. Судя по словам стряпухи, камень на алтаре должен окраситься красным, вбирая в себя дурную кровь, которую Луна, перерождаясь, сбрасывает каждый месяц.

Вот только лежащий на решётке кусок породы оставался таким же серым. В толпе послышались обеспокоенные шепотки.

Ника почувствовала, как душная атмосфера наполняется тревожным недоумением, стремительно переходящим в настоящий страх.

"Беги отсюда!" — настойчиво посоветовал инстинкт самосохранения.

— О боги! — неожиданно всхлипнула незнакомая помощница жриц. — Что же будет?

Этот испуганный возглас оказался тем камешком, который, сорвавшись, вызвал лавину.

— Смотрите!!! — трясясь словно в эпилептическом припадке, тоненько закричала стоявшая в переднем ряду женщина. — Он не краснеет! Луна не очистилась!!!

Храм буквально взорвался.

— Что будет?! Горе нам, горе! Помилуй нас, Рибила!!! — вразнобой орали свидетельницы неудачного ритуала. — Как же так?! Почему?! Что нам делать?!

Помощницы жриц, сбившись плотной кучкой и позабыв про пение, таращились на происходящее полными ужаса глазами.

Бросившись к алтарю, Маммея попыталась схватить злополучную каменюку, но тут же с криком отскочила, дуя на обожжённые пальцы.

— Что это, Клио?!

— Не знаю, клянусь Рибилой! — "сестра хранительница знаний" замотала головой так, что удерживавший платок обруч со звоном упал на каменный пол.

— Луна не очистилась! — внезапно дико завизжала Дора. — Мы прогневали Рибилу! Горе нам, горе!

"Вот батман!" — мысленно охнула Ника, нутром чувствуя очень большие неприятности.

— Как теперь будут рождаться дети в семьях твоих, о Этригия?! — продолжала кликушествовать жрица, перекрывая своим звонким голосом нарастающий ропот толпы. — Кто будет заботиться о твоих стариках?! Кто упокоит мёртвых?! За что обрушила на нас гнев свой, хозяйка ночного светила?! Чем мы провинились перед тобой?

Паника в зале нарастала. Кто-то рухнул на колени, другие, сорвав с головы покрывала, ревели, размазывая слёзы по искажённым ужасом лицам.

Понимая, что оставаться в этом сборище сумасшедших становится с каждой минутой всё опаснее, Ника попятилась к выходу.

— Это всё она!!! — отчаянный, полный злобной радости визг заглушил вопли и рыдания. — Богохульница!! Рибиле не нужны каторжанки в храме, вот она и оставила нас своей милостью!

На какой-то неуловимый миг в храме воцарилась мёртвая тишина, так что стало слышно, как, потрескивая, догорают на алтаре политые ароматным маслом щепки.

"Вот батман! — с тоской чувствуя, как сознание окутывает чёрная пелена ужаса, подумала девушка. — Сейчас они меня на части разорвут. В прямом смысле".

Толпа, получив виноватого, вскипела многоголосыми криками, переходящими в утробный звериный рёв.

В трепещущем свете масляных фонарей путешественнице казалось, что искажённые безумием лица женщин на глазах превращаются в морды злобных, кровожадных монстров, а тянущиеся к ней руки со скрюченными пальцами — в волосатые лапы, вооружённые загнутыми, кривыми когтями.

С какой-то непонятной отстранённостью попаданка подумала, что данная сцена вполне подошла бы для какого-нибудь малобюджетного фильма ужасов. Тем более, что и время растянулось, как при замедленной съёмке. Всё двигалось как-то очень неторопливо, а вот мысли в голове, наоборот, мелькали с лихорадочной быстротой.

"Бежать? Догонят. Кинжал? Массой задавят. Так что же это всё? Нет, ещё побарахтаемся!"

Повинуясь внезапному порыву, она схватила тяжеленный светильник, представлявший из себя массивное бронзовое основание на ножках в виде львиных лап и торчавшую из него стойку с четырьмя установленными сверху посеребрёнными "чайничками". Из их сильно вытянутых носиков торчали пропитанные маслом фитильки.

Отчаянным усилием Ника махнула этой конструкцией перед собой. От резкого движения два светильника выскочили из креплений и, погаснув, рухнули на пол под ноги невольно попятившихся женщин. Не давая им опомниться, она подняла два оставшихся язычка пламени к картине, нарисованной восковыми красками на высохшем до хруста льняном холсте.

— Назад, или я всё здесь сожгу к Такере матери! Назад, я сказала!

То ли толпа ещё не дошла до такого состояния, когда отдельные её представители полностью теряют разум, или решительный вид потенциальной жертвы, явно намеревавшейся без малейшего колебания осуществить свою угрозу, пробудил в них страх перед пожаром и частичку здравого смысла, только женщины замерли, словно в ступоре.

Весы судьбы застыли в неустойчивом равновесии, готовые качнуться как в одну, так и в другую сторону.

— Нет!!! — с диким криком Маммея бросилась вперёд, и раскинув руки с обожжёнными пальцами, прикрыла собой готовую на отчаянный шаг девушку. — Рибила не простит нам гибели святилища!

— Она и так уже отвернулась от нас из-за этой богохульницы! — истерически завизжал кто-то в темноте.

— Нет!!! — с не меньшим отчаянием повторила верховная жрица. — Мы будем молиться, принесём богатые жертвы. Но, если святилище сгорит, придётся ждать, пока построят новое!

— Луна не очистилась! — отвечал тот же голос. — Дурная кровь не ушла.

— Но она же тоже женщина! — внезапно вступила в разговор бледная, чрезвычайно растерянная Клио. — Вдруг это случайность? Обычная задержка?

Несмотря на то, что мышцы выли от непомерной тяжести, а угроза жизни всё ещё не миновала, Ника едва не расхохоталась от столь идиотского объяснения.

Однако, на собравшихся в храме оно почему-то произвело совершенно противоположное впечатление. Звенящее, словно натянутая, готовая лопнуть струна, напряжение чуть-чуть, совсем не на много, но ослабло. Хотя девушка не смогла бы внятно объяснить, по каким признакам она это определила. Просто почувствовала и всё.

— Пусть она светильник опустит! — потребовал кто-то из толпы.

— Да! — поддержали другие. — Опусти, а то ещё, не приведи небожители, правда пожар устроишь.

— Юлиса! — не оборачиваясь, процедила сквозь зубы верховная жрица.

Зная, что начальство не любит повторять дважды, Ника с облегчением поставила тяжеленную штуковину на пол. Переводя дух, она обратила внимание на окаменевшее лицо Доры с прикушенной нижней губой.

Словно очнувшись, жрица чуть заметно кивнула, то ли мысленно с чем-то соглашаясь, то ли делая кому-то знак.

Последнее предположение тут же и подтвердилось.

— Рибила не простит нас, пока в её святилище живёт богохульница! — перекрыл ропот уже начинавшей успокаиваться толпы знакомый голос.

"Да у неё тут сообщница! — моментально сделала вывод девушка. — И, может, даже не одна".

— Не простит! — дружно поддержали женщины. — Пусть отправляется на каторгу! На рудники её, в рабские бараки!

Но прежнего энтузиазма и накала уже как-то не чувствовалось, видимо, поэтому Маммея, подняв руки, потребовала тишины:

— Нет! Луноликая Рибила добра и милосердна. Юлиса будет каждую ночь петь ей гимны и молить о прощении. Но уж если богиня не услышит, я сама попрошу магистратов отправить её на рудники! Клянусь Рибилой, Питром и Цитией!

Судя по доносившемуся из темноты недовольному ворчанию, данное предложение устраивало далеко не всех.

— Если Луна и в следующий раз не очистится, значит, богине вы обе не по нраву! — выкрикнула та, кого Ника не без основания считала сообщницей Доры. — Тогда и ты, Маммея, должна будешь уйти!

Глава святилища вздрогнула, словно от удара.

— Зачем городу жрица, не способная вернуть нам расположение богини? — продолжала витийствовать невидимая во мраке ораторша.

— Правильно! — на редкость дружно поддержала её толпа. — Пусть тоже уходит! Что, нам из-за них детей не рожать? Скажем мужьям, пусть требуют у магистратов убрать Маммею из храма! Пусть уступит место той, кто сможет вернуть милость Рибилы!

Верховная жрица обернулась к Нике, и от её разъярённого взгляда девушке стало не по себе. Кажется, главноначальствующая уже успела пожалеть о том, что поспешила с защитой служанки святилища от гнева толпы.

"Не там врагов ищешь, дура", — мысленно фыркнула путешественница, даже не думая опускать глаза.

— Что молчишь, госпожа Маммея? — спросила стоявшая впереди пухлощёкая женщина средних лет, поспешно поправляя свалившуюся на плечи накидку. — Сама уйдёшь, если Луна в следующий раз не очистится, или нам мужей на форум посылать?

— Не смогу вернуть благосклонность Рибилы, — зло зыркнула глазами верховная жрица. — Сама покину храм.

— Поклянись! — тут же потребовали несколько голосов.

Нике почему-то казалось, что их обладательницы буквально упиваются минутной властью над далеко несамым последним человеком в Этригии.

— Клянусь луноликой Рибилой, которой верой и правдой служу вот уже двадцать три года! — отчеканила Маммея. — А теперь идите отсюда, я буду молиться своей богине!

Толпа заколебалась.

— Ну, чего встали? — верховная жрица перешла на крик. — На площади вас мужья да рабы с носилками уже заждались! Выходите!

И женщины, которые лишь несколько минут назад были готовы на убийство, а потом чуть ли не силой вырвали у главы святилища весьма опрометчивую клятву, послушно потянулись к выходу из зала, возбуждённо переговариваясь, махая руками и, кажется, даже смеясь!

Последнее обстоятельство показалось Нике верхом того абсурда, что творился здесь весь вечер, и который, кажется, ещё не закончился.

— И вы идите, — устало махнула Маммея помощницам. — Завтра здесь надо будет хорошенько убраться.

Всхлипывая и испуганно перешёптываясь, девушки поспешили к выходу.

— А ты куда, Юлиса? — остановил её грозный начальственный рык. — Не слышала, что я сказала? Оставайся и проси прощения у богини!

— За что? — криво усмехнулась девушка.

Подстёгивающее нервы ощущение опасности исчезло, и теперь она с трудом сдерживала дрожь, вызванную царившей в зале прохладой, вцепившейся в покрытое потом тело. Хотя, возможно, организм так своеобразно пережигал лишний адреналин?

— За то, что именно сегодня, когда ты здесь, Луна не очистилась! — закричала разъярённая Маммея. — Уяснила?

— Да, — с трудом взяв себя в руки, поклонилась собеседница. — Только позвольте взять плащ. Холодно здесь.

— Не трудись, — подала голос Дора. — Я скажу твоей рабыне, она принесёт.

— Спасибо, — криво усмехнулась девушка, сообразив, что хитрая стерва ухватилась за первый попавшийся предлог, чтобы покинуть храм.

Проводив её долгим, немигающим взглядом, верховная жрица как-то резко ссутулилась, будто разом постарев лет на десять, и медленно поплелась к парадному входу в храм, выделявшемуся во мраке тёмно-синим, усыпанным звёздами прямоугольником.

Клио, подойдя к алтарю, принялась внимательно осматривать уже успевший остыть камень.

А путешественница, обхватив себя за плечи руками и кое-как успокоившись, наконец-то получила возможность более-менее спокойно подумать.

Совершенно ясно, что той ночью Дора подменила камень, спрятанный под покрывалом статуи Рибилы. Девушка не знала, каким образом жрицы заставляют выступать на нём красную краску, но не сомневалась, что данный процесс не имеет никакого отношения к магии. Иначе зачем его нагревать?

Одним камнем "сестра хранительница добра" мастерски угодила по двум зайцам: по получившей слишком мягкий приговор богохульнице и по своему непосредственному начальству, тормозившему её карьерный рост.

Однако, до следующего сеанса "очищения" почти месяц. Неужели Дора настолько наивна, что полагает, будто Мамммея ни о чём не догадается и оставит без достойного ответа подобные выкрутасы "младшей сестры"? Или жрица так уверена в своей "крыше"?

Лязгнул массивный засов на парадной двери.

— Что скажешь? — усталый голос Маммеи в пустом тёмном зале прозвучал гулко и зловещее.

— Ничего не понимаю, — растерянно пробормотала Клио, едва ли не обнюхивая злосчастный камень. — Я точно помню, что всё сделала правильно…

— Помолчи, — остановила её верховная жрица. — Возьми в мастерскую и ещё раз хорошенько проверь.

Задув все светильники, кроме одного, она обратилась к служанке святилища.

— Тебе хватит света, чтобы помолиться. Помни, слова должны идти от чистого сердца. Только тогда их слышат небожители. Если Рибила тебя не простит — пойдёшь на каторгу. Я своего слова не меняю.

"А ты куда… пойдёшь?" — мрачно усмехнулась про себя Ника и осторожно поинтересовалась:

— Как долго мне здесь… молиться?

— Я сама приду за тобой, — подумав, проворчала Маммея и предупредила с нескрываемой угрозой. — Но берегись, если найду тебя спящей! Тогда я не стану ждать следующего новолуния.

"Вот батман! — мысленно выругалась путешественница. — Ну почему она такая стерва?"

Ёжась от холода, она встала перед погружённой во мрак и от этого казавшейся неестественно огромной статуей богини Луны и скучным голосом затянула успевший набить оскомину гимн.

Послушав её несколько минут, верховная жрица неторопливо направилась к выходу, где едва не столкнулась с Риатой.

Не успевшая вовремя заметить начальство, рабыня резво отскочила в сторону и замерла в глубоком поклоне, прижимая к груди матерчатый свёрток. Но погружённая в свои мысли, Маммея, кажется, даже не заметила невольницу. Тем не менее, та выпрямилась только после того, как из коридора донёсся стук закрываемой двери.

Подскочив к продолжавшей распевать хозяйке, рабыня ловко набросила ей на плечи плащ и попыталась натянуть толстые, вязаные носки.

— Я сама, — отмахнулась девушка, присаживаясь и развязывая ремешки сандалий.

Утеплившись, она шёпотом поведала верной Риате о том, как "сестра хранительница добра" тайком бегала с мешком в храм, о том, что священный камень не покраснел, из-за чего собравшиеся на церемонию женщины решили, что Луна не очистилась, а виновата в этом, разумеется, Ника Юлиса Террина.

— Она его подменила! — невольница вытаращила на хозяйку полные священного трепета глаза. — Это же святотатство! Да как только Рибила не убила её на месте!

— Пока что чуть не прибили меня, — мрачно усмехнулась девушка и красочно описала охватившую храм панику, закончив рассказ историей своего чудесного спасения.

— Картина к балке привязана, а там гирлянда из сухой травы. Вспыхни она, всё бы кругом запылало.

— Пусть небожители и дальше хранят вас, госпожа, — покачала головой восхищённая, но явно испуганная Риата. — А что же теперь будет?

— Понятия не имею, — растерянно пожала плечами Ника. — Только, думаю, если бы не письмо сенатора, не стала бы Маммея за меня заступаться.

— Осмелюсь сказать, — почтительно проговорила невольница. — Она не только вас защищала, госпожа, но и себя.

— Это как? — не поняла хозяйка.

— Ой, госпожа, — покачала головой Риата, видимо, раздосадованная подобной непонятливостью собеседницы. — Да разве оставил бы её городской совет верховной жрицей после убийства в храме, да ещё во время церемонии. Это же позор на всю Империю!

— Откуда мне знать, какие тут у вас порядки, — раздражённо буркнула Ника, только сейчас уяснив коварный план жрицы и причины её смятения.

— А вы госпоже Маммее о госпоже Доре рассказывали? — робко, явно опасалась вызвать неудовольствие хозяйки, спросила Риата.

— Нет, — покачала головой девушка. — Не хотела влезать в их дела.

И досадливо поморщилась.

— Я же не знала, что эта меретта втравит меня в свои разборки?! Да и какая разница!? Думаешь, она бы мне поверила?

Рабыня тяжело вздохнула.

— Если Олкад за месяц помилование не выбьет, — продолжила Ника, обращаясь больше к самой себе. — Меня отправят на рудники.

— Ой, госпожа, да неужели Луна и в следующий раз не очистится? — вскричала рабыня.

— Думаю, Маммея уже обо всём догадалась или скоро догадается, — хозяйка пристально посмотрела на притихшую невольницу. — И теперь у Доры есть единственная возможность остаться в святилище. Стать верховной жрицей. Иначе Маммея её сожрёт.

— Как?! — вытаращила глаза собеседница. — Съест?!!

— Нет, конечно, — рассмеялась девушка. — Выгонит или придумает что-нибудь похуже, но такого предательства не простит. Дора это знает и будет делать всё, чтобы выжить Маммею. А я — самый подходящий предлог для этого. Поняла?

— Какая вы умная, госпожа! — восхищённо выдохнула Риата. — Как всё объяснили, даже я глупая поняла.

— Нет тут ничего сложного, — усмехнулась хозяйка, не без удовольствия слушая невольницу, однако тут же вспомнила, как сама же обрывала её льстивые речи, и нахмурилась. — Иди спать, а мне ещё Маммею дожидаться.

— Разрешите с вами остаться, госпожа, — попросила рабыня, скромно потупив глазки.

Ника критически осмотрела её тунику, пупырышки "гусиной кожи" на голых руках и покачала головой.

— Нечего тебе тут мёрзнуть. Отдыхай.

— Как прикажете, госпожа, — с плохо скрытым облегчением поклонилась Риата, и скоро торопливые шаги женщины стихли в темноте.

А её хозяйка довольно скоро пожалела о своём опрометчивом решении. Холодный мрак большого пустого помещения давил на психику, выжимая из памяти жуткие истории о притаившихся в темноте монстрах и чудовищах.

Разум много повидавшей путешественницы только посмеивался над подобными страхами, но древний, запрятанный в глубинах подсознания инстинкт не давал успокоиться.

Зная, что в храме довольно приличная звукоизоляция, девушка, разумеется, и не думала напрягать голосовые связки. Просто сидела, забравшись с ногами на обнаруженную возле главного входа лавку, кутаясь в плащ и бездумно глядя на чуть трепещущее пламя светильника.

Мало-помалу усталость начала справляться со страхом и беспокойством. Ника пригрелась. Потянуло в сон. Крошечный огонёк расплылся в жёлтое пятно.

Однако, разум, успевший за пару лет более-менее приспособиться к первобытному существованию, вырвал её из объятий Яфрома, едва уши уловили негромкий скрип.

Когда верховная жрица стремительно ворвалась в зал, девушка уже стояла на ногах возле светильника, и растягивая рот в зевке, пробормотала, не очень убедительно разыгрывая удивление:

— Рада видеть вас, госпожа Маммея. Мне можно идти спать?

— Да ты же и так спишь, Юлиса! — всплеснула руками женщина. — И почему я тебя не слышала? Ты поёшь или бормочешь себе под нос? Разве я не ясно сказала? Решила, раз о тебе сенатор вспомнил, так на мои слова можно не обращать внимание? Запомни хорошенько: сенатор в Радле, а я здесь. И мне достаточно…

Вымотавшаяся, лишённая нормального сна, усталая путешественница, не выдержав, сорвалась:

— Хватит пугать! Ну пойду я на каторгу и что? Тот, кто подменил камень, успокоится? Да не из-за одной меня всё это затеяно, а чтобы и вас из храма выгнать!

— Как подменили?! — отшатнулась женщина в притворном ужасе, картинно прижав руки к груди. — Да как ты смеешь, богохульница?! Сейчас же заткни свой поганый рот!

— Да я-то заткну, — проворчала Ника, отворачиваясь и мысленно кляня себя за несдержанность. — Что с меня взять? У дикарей жила, мокасином похлёбку ела, умных людей не видела. Только даже мне понятно, что ритуал сорвал кто-то из своих…

— Молчи, я сказала! — зло топнула ногой верховная жрица. — Иначе утром пойдёшь в тюрьму!

— Как прикажете, госпожа Маммея, — не удержавшись, девушка широко зевнула.

— Вон отсюда! — рявкнула разъярённая начальница.

Странно, но Ника почему-то совсем не боялась, более того, пребывала в уверенности, что до следующего новолуния или какого-либо другого чрезвычайного происшествия Маммея не предпримет по отношению к ней никаких радикальных шагов. И дело, судя по всему, не в письме сенатора, обратившего снисходительное внимание на дальнюю родственницу. Верховной жрице нужен козёл, в данном случае — коза отпущения, на которую можно свалить вину в случае новых неприятностей. И осуждённая за святотатство служанка святилища подходит для этой цели как нельзя лучше.

С этими мрачными мыслями девушка добралась до своей комнаты. К сожалению, раздеться тихо не получилось. Услышав грохот от падения табуретки, два голоса испуганно ойкнули.

— Кто тут? — тревожно спросила неразличимая в темноте Патрия Месса.

— Это я, Юлиса, — беззвучно ругаясь, отозвалась возмутительница спокойствия.

— Чего шумишь? — недовольно проворчала помощница Клио.

— Случайно получилось, — извинилась девушка. — Простите.

— У неё всё случайно получается, — с издёвкой проворчал кто-то.

— Да, да уж, — поддержала ещё пара голосов.

— Потише! — взмолилась стряпуха. — Ну дайте поспать!

"Надо же, — грустно усмехнулась Ника. — Совсем недавно поздравляли с получением письма от сенатора. Вроде как радовались за меня. А сейчас."

Даже Прокла Комения и Приста Фабия Укла, соседки по лежанке, демонстративно от неё отвернулись.

"Ну и батман с вами, — мысленно выругалась девушка. — Нагляделась на таких… Не вы первые, не вы и последние".

Но всё равно было очень обидно.

Утром она с горечью поняла, что соседки по комнате стали её всячески сторониться. Чем-то данная ситуация напомнила попаданке бойкот в младшем классе. Помощницы жриц подчёркнуто не замечали служанку святилища, а на вопросы отвечали так, что спрашивать ещё раз пропадало всякое желание.

Даже болтливая Аполия Тарма разговаривала исключительно по делу. Вокруг словно выросла холодная стена более-менее "вежливого" отчуждения. Оставалось только с грустью радоваться, что ей не устроили "тёмную", и не приходится пускать в ход кулаки.

Прокла Комения, поймав Нику возле уборной, торопливо зашептала, воровато оглядываясь по сторонам:

— Говорят, что Луна не очистилась потому, что Рибила мстит тебе за оскорбление Дрина.

— Враньё! — моментально отозвалась девушка. — Он сам укрыл меня от убийц на склоне священной горы. Пожелай бог, и смерть нашла бы меня там же.

Отведя в сторону взгляд, собеседница нервно теребила край платка. Похоже слова служанки святилища её не убедили.

— Только жалкий трус позволит женщине мстить за себя, — убедившись, что логика не работает, Ника решила воззвать к чувствам. — Владыка недр непостоянен, порой коварен и жесток, но его никак нельзя упрекнуть в малодушии.

— Поклянись, что ты не виновата! — наконец выпалила Комения.

Глядя на встрёпанную, явно сильно обеспокоенную, но готовую слушать собеседницу, путешественница почувствовала, как в груди поднимается волна благодарности. Всё-таки девчонка не забыла ту драку в бане, где они спасли друг другу жизнь, и несмотря на забитые суевериями мозги, не торопится обвинять, а пытается разобраться в меру своих скромных сил.

— Какую клятву ты хочешь от меня услышать? — сглотнув комок в горле, спросила Ника. — Клянусь Питром, Дрином, Нутпеном, всеми богами и даже Сухаром всенасущным, я не виновата в том, что священный камень не покраснел.

Собеседница ещё какое-то время сверлила девушку глазами, глядя на неё снизу вверх.

— Скажи: пусть у меня не будет детей, если вру! — наконец выпалила она.

— Если я хоть на дюйм, хоть на волос виновата в том, что Луна не очистилась, — устало проговорила Ника. — Пусть у меня не будет ни семьи, ни детей.

— Я тебе верю, — кивнула Комения. — Но девочки думают, что всё это из-за тебя.

"Ну в какой-то степени…" — грустно усмехнулась про себя путешественница, но вслух сказала, стараясь придать своему голосу максимальную убедительность.

— Я виновата лишь в том, что по воле богов оказалась не в том месте и не в то время.

На кухне служанку святилища с нетерпением ожидала верховная жрица, без обиняков потребовавшая сорок риалов за проживание Риаты на птичнике храма Рибилы.

— Я больше не желаю даром кормить твою бездельницу!

И хотя сумма казалась откровенно грабительской, Ника понимала, что не в её теперешнем положении торговаться или тем более устраивать скандал. Поэтому она, под ошарашенным взглядом стряпухи спокойно вытащив кошелёк из щели в стене за очагом, аккуратно выложила на стол сорок монет.

После ужина выяснилось, что ей уже не нужно посещать вечерние церемонии. Видимо, Маммея не хотела лишний раз напоминать о присутствии в святилище преступницы, осуждённой за святотатство. Зато она, прекрасно помня о своём обещании, отправила девушку в храм распевать гимны и молиться на ночь глядя.

Не желая лишний раз злить верховную жрицу, Ника примерно с час бормотала корявые стихи, так что заглянувшая в зал Маммея не нашла к чему придраться.

Но после её ухода девушке почему-то очень захотелось сменить репертуар. Наплевав на возможные неприятности, она от души спела "Звезду по имени Солнце", "Группу крови на рукаве", "Ворона-вигинга", "Ромас" Сплина ещё какие-то обрывки песен.

От нахлынувших воспоминаний стало грустно. Ника запахнулась в плащ, уселась на скамью и задумалась.

То ли верховная жрица специально громко хлопнула дверью, то ли это случайно получилось, только служанка святилища вновь встретила её на ногах возле статуи Рибилы.

Примерно то же самое произошло и на следующий день. Разве что вместо концерта для души путешественница тщательно обследовала скульптуру богини Луны, без труда обнаружив пустую нишу, по форме и размеру идеально подходящую для священного камня.

Постепенно как-то само собой выработался своего рода негласный договор. Ника исправно делает вид, будто по полночи молит Рибилу о прощении, а Маммея притворялась, что в это верит.

Придя в себя от очередного свалившегося на голову несчастья, девушка при каждом удобном случае стала внимательно наблюдать за поведением Доры. Она не сомневалась, что верховная жрица быстро вычислит того, кто подменил священный камень, и пыталась угадать реакцию "сестры хранительницы добра" на выдвинутое начальством обвинение.

Первые пару дней в поведении жрицы как будто ничего не изменилось. Но на третий Нике показалось, что та стала какой-то непривычно задумчивой. Пропустила мимо ушей вопрос стряпухи, а один раз даже не обратила внимание на рассыпавшую хворост Присту Фабию.

Путешественница предположила, что разговор "сестричек" получился более чем серьёзный. Вот только последствия он имел не те, которые скорее всего ожидала мудрая Маммея.

После утреннего ритуала одна из женщин напомнила верховной жрице о её обещании. Та с достоинством подтвердила обязательство покинуть храм, если не сумеет вернуть расположение Рибилы.

Но, видимо, её слова не очень-то убедили какую-то часть "прихожанок". Потому что, выйдя из святилища, они присоединились к небольшой, собравшейся на площади у фонтана толпе.

Люди, до этого просто что-то возбуждённо обсуждавшие между собой, неожиданно дружно направились к воротам двора храма Рибилы, возле которых устроили самый настоящий митинг, только без транспарантов, трибуны и звукоусиливающей аппаратуры.

Впрочем, голоса ораторов оказались достаточно громкими, чтобы поведать жрицам, их помощницам, а также случайным прохожим и жителям окрестных домов ту жгучую правду, которую от них скрывали до сих пор.

Оказывается, святилище богини Луны осквернено присутствием совершившей ужасное святотатство преступницы, из-за чего жители Этригии лишены благоволения не только владыки недр, но и его небесной подруги. Горожан теперь несомненно ожидают разнообразные беды и несчастья. А поскольку верховная жрица храма согласилась принять под его священные своды богохульницу, часть вины за грядущие несчастья несомненно лежит и на госпоже Маммее.

Толпа, состоявшая к тому времени почему-то из одних мужчин, дружно поддержала выступавших. Самые нетерпеливые требовали немедленной замены верховной жрицы и в подтверждение серьёзности своих намерений принялись швырять камни в хлипкие ворота.

Выносившая помои Ника, остановившись у дверей кухни, с интересом слушала доносившиеся с улицы обличительные речи и гневные крики. Показалось примечательным, что ни манифестанты, ни оратор даже не упомянули имя магистрата Мниуса Опта Октума, отправившего её сюда. Любой, даже не особо интересующийся политикой житель двадцать первого века, обратив внимание на данную странность, легко мог сделать соответствующие выводы: Во-первых, народ не спонтанно решил продемонстрировать свой гнев; во-вторых, "неистовые", явно приложившие руку к манифестации, не намерены пока открыто ссориться с городской властью.

Но град камней в ворота оказался для девушки полной неожиданностью. Сгрудившиеся перепуганной стайкой у заднего входа в храм помощницы жриц испуганно завизжали. Выглянувшая из "мастерской" Клио нырнула обратно, торопливо прикрыв массивную дверь.

Выскочившая из своей квартиры на лестничную площадку Маммея на миг растерялась, но, быстро придя в себя, закричала, потрясая сжатыми кулаками:

— Богохульники! Святотатцы! О, луноликая Рибила, обрушь на них всю силу своего гнева! О, владычица ночного светила, покарай негодяев, осмелившихся поднять руки на твоё святилище.

Однако, на этот раз возмущённую речь служительницы богини Луны толпа на улице встретила глумливым смехом и новыми ударами в ворота.

На какой-то миг Нике показалось, что негодующие манифестанты вот-вот ворвутся на территорию храма, и она даже огляделась, подыскивая пути для бегства.

Но тут кто-то предупреждающе завопил:

— Стража!

Обстрел ворот моментально прекратился, зато послышался удалявшийся топот, а также звон щитов и бряцание доспехов.

Судя по скорости бегства демонстрантов, жители Этригии предпочитали не связываться с городскими правоохранителями.

— Чего встали? — рявкнула Маммея, окинув двор растерянно-затравленным взглядом. — Вам что, делать нечего? Подумаешь, пара пьяниц дебош устроили. Идите работайте.

Ника подумала, что здесь пахнет совсем не парой, но предпочла сохранить своё мнение при себе и благоразумно поспешила скрыться с начальственных глаз.

Судя по всему, манифестация произвела большое впечатление на служительниц Рибилы. Верховная жрица скоро ушла, прихватив двух помощниц.

Служанка святилища решила, что та отправилась в базилику жаловаться магистратам на хулиганов. Однако оказалось, что они ходили на скотный рынок, где Маммея приобрела чёрную тёлочку с белыми чулочками на передних и задних ногах. Приста Фабия и Тейса Вверга отвели животное на птичник, предоставив заботам рабынь.

Вечером Ника узнала, что жрицы собираются провести большое жертвоприношение, надеясь умилостивить Рибилу.

Путешественница сразу вспомнила восхитительный вкус анимади. Надеясь, что и на этот раз часть жертвенной говядины попадёт на стол помощницам, девушка посчитала эту новость лучшей за сегодняшний день.

Пока служительницы богини Луны проводили вечернюю церемонию, Ника секретничала со своей рабыней. По приказу госпожи та смогла тайком выбраться в город, приобрела на рынке кое-какие мелочи и послушала разговоры.

Выяснилось, что среди горожанок начали циркулировать слухи о том, что Маммея в молодости якобы прижила ребёночка, которого то ли задушила, то ли выбросила на свалку. Этому пока мало кто верит. Но распространители клеветы утверждают, что обрушившееся на святилище Рибилы проклятие связано не столько с богохульницей-чужачкой, сколько с самой верховной жрицей.

— Ого! — вскинула брови девушка. — Кажется, за Маммею взялись всерьёз.

— Так оно и есть, госпожа, — важно кивнула Риата.

— Но зачем? — пожала плечами озадаченная Ника. — Храм не богат. Да и Рибила…

Оглядевшись на всякий случай по сторонам, она понизила голос:

— Богиня не из важных.

— Это как сказать, госпожа, — многозначительно поджала губы невольница. — Сколько женщин ей молится? Кто просит деток послать, а кто от них уберечь. Муж в семье главный, да только дом жена ведёт. Супруга встречает, кормит, поит, ублажает, да и утешает порой. Сама не раз такое видела.

— Ночная… птичка всегда дневную перепоёт, — усмехнулась попаданка, слегка переиначив русскую пословицу.

На какой-то миг собеседница замерла, удивлённо хлопая ресницами, потом понимающе улыбнулась.

— Как это вы хорошо сказали, госпожа! Сколько мудрости вложили бессмертные боги в вашу голову…

Нетерпеливым жестом хозяйка прервала льстивую речь рабыни.

Вновь пригодился опыт двадцать первого века и когда-то запоем читанные криминальные романы, в том числе и такие, где сюжет в той или иной степени касался разного рода политических интриг. Прибавив к этим знаниям полученную от Олкада информацию, Ника резонно предположила, что Клеар, проталкивая в магистраты своего кандидата, решил действовать ещё и через жён потенциальных избирателей. Этакое ноу-хау в местных предвыборных технологиях. А она лишь случайная жертва сих наполеоновских планов.

Хотя, возможно, всё как раз наоборот, и именно желание достать увёртливую богохульницу подсказало верховному жрецу Дрина столь тонкий политический ход? Поскольку, если он решил спихнуть с должности Маммею столь радикальным методом, вряд ли дело только в одной Нике Юлисе Террине.

Как бы то ни было, это не принесёт ей ничего, кроме неприятностей. Придя к столь неутешительному, но вполне закономерному выводу, девушка поплелась в храм. Возможно, всё-таки стоит помолиться Рибиле, чтобы та помогла Олкаду получить для неё помилование?

Видимо, сегодня "сестра хранительница добра" пожалела масла, потому что светильник еле горел, да и к тому же коптил больше обычного.

Верховная жрица появилась неожиданно рано. Мимоходом окинув взглядом погружённый во мрак зал, она быстро подошла к насторожившейся служанке святилища.

— Почему ты решила, что священный камень подменили?

— Я видела, как кое-кто ночью тайком ходил в храм с небольшим, но тяжёлым мешком, — полушёпотом ответила девушка, не желая демонстрировать своё категорическое неверие в "божественное вмешательство".

— И ты готова подтвердить это на суде? — продолжала допытываться собеседница. — Поклясться именем бессмертных богов?

— Могла бы, — кивнула Ника. — Только кто же поверит осуждённой за святотатство чужачке?

— Кто это был? — вопрос прозвучал резко и требовательно.

— Вам я имени не скажу, госпожа Маммея, — усмехнулась невольно вздрогнувшая девушка. — Вы его и без меня знаете.

— Тогда твои слова ничего не стоят! — презрительно фыркнула верховная жрица.

— А я ими не торгую, — спокойно возразила путешественница. — Просто хочу сказать, что у вас есть враг, госпожа Маммея. Который, так уж распорядились боги, угрожает и мне.

Брезгливо скривив бледные губы, женщина окинула собеседницу насмешливо-надменным взглядом.

— Я не верю, что кто-то способен на подобное святотатство. Но даже если это сумасшедший, который решился подменить священный камень, тебе бояться нечего. Клянусь Рибилой, такого никогда больше не повторится.

— Вряд ли стоит давать такую опрометчивую клятву, госпожа Маммея, — заметила Ника, чувствуя нарастающее раздражение от тупого самомнения верховной жрицы. — Но даже если этого не случится, произойдёт что-нибудь другое. Враг не остановится. Он будет следить за каждым вашим шагом, пойдёт на любую подлость, чтобы изгнать вас из храма, а меня отправить на рудники.

— Мне, как и тебе, недолго осталось здесь оставаться, — с неожиданной грустью улыбнулась женщина, глядя куда-то в темноту.

— Если бы наш враг мог ждать, он бы не решился на подобное святотатство в ночь новолуния, — продолжала доказывать начальству служанка святилища. — А уйти можно по-разному. В блеске славы и уважения, оставив своё место достойному преемнику, или быть изгнанным с позором из храма богини, служению которой посвятила всю жизнь.

На осунувшемся лице собеседницы появилась снисходительно-презрительная усмешка, похожая на ту, с которой недалёкие, но считающие себя очень умными, взрослые люди слушают наивный детский лепет.

"Ах, вон ты как?! — вызверилась окончательно вышедшая из себя путешественница. — Посмотрим, как тебе это понравится!"

— Даже если ваш враг вдруг… исчезнет, это не избавит вас от очень больших проблем.

— Это ты о чём? — удивилась верховная жрица, но уже через миг глаза её округлились, и голос зазвенел металлом. — Что за постыдные намёки?! Ты что себе позволяешь?!! Забыла, с кем разговариваешь?!!!

— Я полагала, что с умной женщиной, которая по вине негодяев тоже оказалась в очень сложной ситуации, — взяв себя в руки, пояснила Ника, решив всё же высказаться до конца. — По городу уже ходят слухи о том, что святилище Рибилы было проклято до моего появления. Подробности можете узнать сами. Не хочу повторять ту мерзость. И как теперь поведут себя горожане, если с одной из ваших жриц что-то случится?

— Заткнись сейчас же!!! — женщина рявкнула так, что огонёк светильника, затрепетав, едва не погас. — Мы здесь все сёстры! Как только твой змеиный язык повернулся говорить такое перед ликом бессмертной Рибилы!?

— Прошу прощения, госпожа Маммея, — тут же пошла на попятную собеседница. — Обещаю, больше не открывать рот без вашего разрешения.

— Молись, чтобы луноликая Рибила в бесконечной милости своей простила твои мерзкие речи, достойные какой-нибудь дикарки, а не дочери славных сынов великой Империи! — продолжала бушевать верховная жрица. — Запомни навсегда: здесь живут хорошие, добрые люди, которые чтят волю небожителей и уважают закон. И если я только узнаю, что ты хотя бы раз позволишь себе подобные грязные намёки, клянусь хозяйкой ночного светила, ты на другой же день окажешься в тюрьме, а благородный сенатор Касс Юлис Митрор ещё и поблагодарит меня за это!

Наставник много и охотно рассказывал об истории своей родины, явно всячески стараясь её приукрасить и облагородить. Но даже по его словам за последние пару сотен лет произошло достаточное количество событий, заставивших Нику ну очень сильно усомниться в истинности утверждений ораторши.

Однако, слушая её высокопарные разглагольствования, девушка быстро поняла свою ошибку. Всё ещё слабо разбираясь в местных реалиях, Ника говорила слишком откровенно, почти не стесняясь называть вещи своими именами. Видимо, в Империи среди малознакомых людей так не принято, и следует выражаться ещё более обтекаемо и иносказательно.

Поэтому она ещё раз низко поклонилась, стараясь придать лицу выражение глубокого раскаяния.

Не слыша возражений и видя покаянное смирение слушательницы, верховная жрица постепенно успокоилась, и хлестнув её на прощание разъярённым взглядом, вышла с гордо поднятой головой.

Несмотря на чтение разного рода философских трактатов местных мудрецов, которыми её буквально закармливал Наставник, попаданка так и не овладела в должной мере искусством играть словами, пряча за высокопарными фразами их истинный смысл.

Видимо, дочки имперских аристократов проходят эту науку с детства, и войдя в возраст невест, чувствуют себя свободно в обществе великосветских лицемеров.

Усевшись на лавку и обхватив колени руками, Ника обиженно шмыгнула носом, кажется, только теперь начиная в полной мере представлять, что из себя представляет имперская знать. Ко всем страхам, которые то и дело терзали её душу, добавился ещё один.

Потянуло холодом. По черепичной крыше забарабанили капли дождя. На душе сделалось как-то особенно мерзко. С трудом сдерживаемые слёзы все же прорвались, заструившись по щекам. Как же она ненавидела этот мир!

Огонёк светильника, чуть колебавшийся от долетавших сквозь окно на фронтоне порывов ветра, вдруг, затрепетав, едва не сорвался с фитиля.

Сообразив, что это сквозняк, девушка быстро встала, торопливо вытирая краем накидки мокрое лицо.

Верховная жрица вошла, держа в руке обёрнутую папирусом восковую свечу. Сбросив на плечи плащ из плотной материи, она подошла к служанке святилища, уныло бормотавшей себе под нос хвалебный гимн Рибиле, и тихо спросила:

— Ты знаешь, как победить нашего врага?

Не ожидавшая подобного вопроса Ника вздрогнула, но ответ у неё имелся уже давно.

— Да. Разоблачить его на глазах у всех.

— Сама же говорила, что тебе никто не поверит, — напомнила собеседница.

— На неё укажу не я, — покачала головой девушка, не опуская глаз под буравящим взглядом верховной жрицы. — И не вы, госпожа Маммея.

— А кто? — кажется, даже растерялась женщина.

— Она, — Ника кивнула на громоздившуюся в темноте статую богини Луны.

Верховная жрица испуганно отшатнулась.

— С нашей помощью, госпожа Маммея, — девушке стоило больших усилий не рассмеяться, глядя на ошарашенное лицо собеседницы.

— Ты опять богохульствуешь! — вскричала Маммея, всплеснув руками. — Всё, больше не хочу тебя слушать!

— Ни в коем случае! — решительно возразила ожидавшая примерно такой реакции путешественница. — Да, я знаю, что времена, когда небожители, не скрываясь от глаз смертных, бродили по земле, давно прошли. Но здесь остались верные почитатели богов, и вы одна из них. Разве вся ваша жизнь не прошла в служении луноликой Рибиле?

Напряжённо ловившая каждое слово верховная жрица машинально кивнула.

— Так почему же вы не хотите помочь владычице ночного светила защитить честь и славу её святилища? — девушка едва не застонала от облегчения, чувствуя, что собеседница начинает прислушиваться к её аргументам. — Кто, кроме вас, способен разоблачить предательницу, покрывшую позором всех жриц богини Луны и тех, кто жил здесь раньше, и тех, кто придёт после вас? Бессмертные и так знают её подлое имя. Вам остаётся только сообщить его людям, тем самым очистив себя и храм от незаслуженных подозрений.

— Что ты предлагаешь, Юлиса? — всё ещё нерешительным тоном спросила женщина, явно впечатлённая её пламенной речью.

— Для начала позвольте вас кое о чём спросить, — заметив, как сразу насторожилась верховная жрица, Ника поспешно замахала руками. — Нет, нет, госпожа Маммея, я не пытаюсь выведать ваши тайны, и если вопрос покажется вам неуместным, так и скажите.

Немного успокоившись, собеседница кивнула.

— Священный камень — один и тот же, или в каждое новолуние свой?

Глава служительниц Рибилы возмущённо фыркнула, но, видимо, вспомнив, где родилась и выросла дочка опального аристократа, снизошла до ответа:

— Тебе следует знать, что после ритуала камень разбивают на кусочки, потом растирают в пыль. Два раза в год: в весенние и осенние рибиларии мы торжественно высыпаем порошок в реку, чтобы текущая вода унесла дурную кровь.

Чуть помолчав, она осторожно добавила:

— Немного пыли использует сестра Клио для своих снадобий. Только не стоит об этом рассказывать всем подряд.

— Благодарю за доверие, госпожа Маммея, клянусь Рибилой, я буду молчать как рыба, — заверила девушка. — Камни изготовляют непосредственно перед ритуалом, или у вас есть запас?

— Пока он не побывал в теле статуи, это просто треугольный камень и всё. Только божественная сущность хозяйки ночного светила, присутствующая в храме и сконцентрированная в её кумире, делает его священным!

— Тогда где вы их берете? — пропустила богословскую лекцию Ника.

— Их издавна делают в мастерской скульптора Мединаса, — вновь пустилась в объяснения верховная жрица. — Когда-то его прабабка пожертвовала немало денег на строительство нашего храма. С тех пор эта семья исполняет наши заказы. Так повелось. Но зачем тебе это знать?

— Прошу вас набраться ещё немного терпения, госпожа Маммея, — уклонилась от ответа девушка. — Как я поняла, камни хранятся в кладовой, ключи от которой у госпожи Доры, а вы даже не знаете, сколько их там осталось?

— Да, — растерянно кивнула собеседница. — Всеми запасами ведает "сестра хранительница добра". Но я могу посмотреть записи…

— Не нужно, — чуть резче, чем следовало, прервала её путешественница, деловито осведомившись. — Вы сможете достать два таких же камня, но только так, чтобы никто не узнал, госпожа Маммея?

— Почему именно два? — верховная жрица, казалось, не заметила дерзости служанки святилища.

— Один — чтобы вернуть святилищу доброе имя. А второй поможет разоблачить предательницу.

Бросив быстрый взгляд на белевшую в темноте статую Рибилы, женщина неожиданно предложила:

— Давай отойдём. Ни к чему вести такие разговоры пред светлым ликом великой богини.

— Как скажете, госпожа Маммея, — согласилась мгновенно насторожившаяся Ника, и шагнув в сторону, лёгким поклоном предложила начальнице идти впереди.

Девушке почему-то не хотелось оставлять её за спиной.

Приняв опасение за почтение, верховная жрица благожелательно кивнула.

Ударяясь о черепицу, капли дождя собирались в ручейки и крошечными водопадиками падали с крыши храма.

Чем ближе глава святилища и его служанка подходили к массивным двустворчатым дверям, тем громче становился шум дождя и ветра.

"Кажется, она пришла сюда специально, чтобы статуя не могла нас услышать?" — в который раз подивилась Ника наивной хитрости суеверных радлан.

— Ну, положим, у нас будут два камня, — внезапно остановившись, резко развернулась Маммея. — И никто об этом не узнает. Как ты собралась… исправлять то, что случилось в это новолуние?

Отметив, как легко верховная жрица манипулирует местоимениями, заменяя "нас" на "ты", путешественница перешла к изложению своего плана. Опять пришлось тщательно взвешивать каждое слово, в любую секунду ожидая взрыва благородного негодования и искреннего возмущения.

— Если уж мы, смертные, точно знаем, что камень подменили, то небожителям это известно наверняка?

Собеседница медленно кивнула, настороженно ожидая продолжения.

— Тогда мы никого не обманем, если скажем, что в прошлое новолуние на алтаре оказался поддельный камень, но теперь мы отыскали настоящий и готовы продемонстрировать его женщинам Этригии.

— Тебе известно, где она его спрятала? — встрепенулась верховная жрица.

— Нет, — покачала головой девушка, чувствуя, что разговор приближается к опасной черте. — Могу только предположить, что лежит в той же кладовой, что и все остальные. Насколько я понимаю: по внешнему виду его никак не отличишь?

— Тогда как же мы его… покажем? — непонимающе захлопала ресницами собеседница, проигнорировав последний вопрос.

— Я уже сказала, госпожа Маммея, — нахмурив брови, Ника старалась говорить, как можно более убедительно. — Что не хочу знать ваши тайны. Мне это не нужно. Зато я уверена, что похититель не рискнёт объявить камень фальшивым, поскольку это будет равносильно признанию в его похищении.

Девушка с замиранием сердца ждала очередной отповеди и новых обвинений в богохульстве и святотатстве. Однако, вместо этого верховная жрица почти шёпотом спросила:

— Как второй камень поможет разоблачить предательницу?

— В этом нам понадобится помощь госпожи Клио, — мысленно перевела дух путешественница. — И та серебряная чаша, которую подарила храму вдова магистрата Сервака.

— Что тебе нужно от сестры? — нахмурилась Маммея. Кажется, ей не хотелось посвящать кого-то ещё в столь щекотливое дело.

— Я слышала, что кроме снадобий она готовит разные краски? — спросила Ника, окончательно убеждаясь, что самая трудная часть беседы осталась позади, и речь идёт уже о чисто технических вопросах. — В том числе и для тканей?

— Случается, — неопределённо пожала плечами собеседница. — А зачем тебе краска?

Девушке пришлось дважды излагать свой замысел, прежде чем верховная жрица смогла проникнуться его изящным коварством.

Придя в плохо скрываемый восторг, она даже предложила собраться втроём и обсудить все детали.

— Не стоит, — возразила Ника. — Наш враг ничего не должен заподозрить. Вы поговорите с госпожой Клио, а я встречусь с ней в "мастерской".

Внезапно собеседница резко погрустнела.

— Что, если она не захочет во второй раз менять камень?

— Значит, её надо к этому подтолкнуть, — солидно ответила девушка.

— Как? — усмехнулась верховная жрица.

— Поставить в такое положение, когда соблазн повторить то, что она уже делала, будет слишком велик, и она не сможет от него отказаться, — пояснила путешественница. — Для начала усыпить внимание, заставив поверить, что вы её ни в чём больше не подозреваете. А незадолго до новолуния сделайте вид, будто заболели. Проводите больше времени в кровати, поднимаясь только за тем, чтобы провести самые необходимые церемонии. При этом не скрывайте, кого вы желаете видеть своей преемницей. Тогда, зная, что охранять священный камень некому, враг не устоит перед искушением окончательно расправиться с вами и со мной, пока кто-то другой не стал верховной жрицей.

— Я подумаю над твоими словами, — медленно проговорила женщина. — А сейчас иди спать.

— Спасибо, госпожа Маммея, — поблагодарила Ника.

На подгибающихся от усталости ногах она кое-как доковыляла до спальни, где, споткнувшись о стол, перебудила соседок, но даже не обратила внимание на обрушившийся град упрёков.

Утром, убираясь в "мастерской" Клио, девушка специально задержалась до её возвращения. Однако "сестра хранительница знаний" подчёркнуто холодно ответила на приветствие служанки святилища, явно не желая с ней говорить.

Нику это обеспокоило и озадачило. Неужели она вчера ночью зря распиналась перед верховной жрицей, и та отказалась от публичного разоблачения предательницы? Перебирая в уме возможные причины подобного решения, девушка пришла к выводу, что Маммея просто не желает "выносить сор из избы", выставляя напоказ преступление одного из членов своего и без того крошечного коллектива.

В таком случае путешественнице остаётся только ждать и надеяться на то, что Олкад сумеет добиться помилования до того, как Дора подложит ей очередную свинью.

Жрицы и их помощницы метались как угорелые, готовясь к намеченной на полдень церемонии жертвоприношения. Рабыни обмыли тёлочку тёплой водой, тщательно вытерли чёрную шкуру, украсили рога и шею жёлтыми лентами с маленькими колокольчиками.

Заметив торопливо шагавшую к птичнику жрицу с двумя помощницами, возвращавшаяся из сада Ника, притаившись за углом, принялась с интересом наблюдать за происходящим.

Критически осмотрев будущую жертву, призванную вернуть жительницам Этригии благорасположение богини Луны, "сестра хранительница добра" велела насторожённо-бледным Героде Пульхие и Тейсе Вверге взяться за концы лент, а явно перетрусившему Гвоздю открыть ворота, за которыми уже собралась небольшая толпа.

Затаив дыхание, путешественница ожидала выкриков, оскорблений, даже камней и прочих проявлений народного гнева. Однако, горожане встретили Дору довольно благожелательно, недвусмысленно демонстрируя, кого именно хотят видеть верховной жрицей храма Рибилы. Учитывая, что Ника узнала среди собравшихся трёх "неистовых", гонявшихся за ней когда-то по площади, вряд ли стоило этому удивляться.

Позже выяснилось, что и при совершении жертвоприношения не произошло ничего из ряда вон выходящего. Пара-тройка выкриков из довольно многочисленной толпы не в счёт. Всё-таки жители Этригии чтили своих богов и не решились нарушить обряд, посвящённый одной из небожительниц.

По его завершению стряпуха с помощницей долго возились с говяжьей требухой: промывали и чистили кишки, варили лёгкие, жарили печёнку, которой, кстати, на долю обитательниц святилища пришлось совсем немного. Тем не менее ужин оказался непривычно сытным, от чего потянуло в сон, но вместо этого пришлосьмыть посуду.

Явившись в погружённый во тьму храм, девушка, несколько раз отбарабанив опостылевший гимн, завернулась в плащ и прикорнула на скамейке.

Усталость, нервное напряжение и сытый желудок сыграли с ней скверную шутку. Просыпаться пришлось от грубого толчка, едва не свалившего Нику на пол.

— Так ты исполняешь мой приказ?! — разъярённой змеёй шипела верховная жрица. — На колени! Становись на колени и проси прощения у луноликой!!

— Подождите, госпожа Маммея, — бормотала девушка, тщетно стараясь сбросить сонную одурь и прийти в себя. — Это случайно получилось. Я просто очень устала.

— Так ты отвечаешь на мою доброту?! — продолжала бушевать грозная начальница, и лицо служанки святилища обожгла хлёсткая пощёчина.

Сознание моментально прояснилось. Одним движением вскочив на ноги, Ника легко перехватила занесённую для повторного удара руку.

— Не надо меня бить! — твёрдо отчеканила она, глядя сверху вниз на остолбеневшую от подобной наглости верховную жрицу. — Желаете отправить на каторгу? Пожалуйста! Но бить себя я не позволю!

Легонько отшвырнув совершенно обалдевшую главу святилища, путешественница торопливо прошла к алтарю, вглядываясь в смутно белевшее в темноте мраморное лицо богини.

— Уж ты-то, бессмертная, точно знаешь, что я ни в чём не виновата! Тогда почему эта женщина…

Она развернулась, указывая пальцем на всё ещё пребывающую в ступоре Маммею.

— Которая каждый день клянётся тебе в любви, так терзает меня?!

— Да, как ты смеешь!? — придя в себя, вскричала верховная жрица. — Нахалка…

— Пусть нахалка! — совершенно неожиданно для собеседницы согласилась та. — Пусть даже я достойна взыскания за такое поведение… Но в том, что Луна не очистилась, моей вины нет!!! Но вы, госпожа Маммея, продолжаете наказывать меня за то, чего я не совершала!

Несколько растянутых в вечность секунд женщина только бестолково хлопала ресницами и безмолвно раскрывала рот, явно не зная, что ответить на прозвучавшие обвинения.

А Ника, вновь обернувшись к молча наблюдавшей за их диалогом скульптуре, воздела руки над головой, давясь всё же вымученными слезами.

— О луноликая хозяйка ночного светила, сколько ночей я провела в твоём святилище, умоляя простить за то, чего не делала, каясь за преступление, в котором нет моей вины! Но я же простая смертная, и силы мои не безграничны. Как я могу справиться с богом сна Яфромом, если мне не дают и минутки поспать?!

Внезапно представление, которое не на шутку перепуганная попаданка затеяла только затем, чтобы навешать лапши на уши разъярённой Маммее, как-то само-собой переросло в настоящую, рвущую душу обиду. Стало так жалко себя, что больше не пришлось притворяться. Слёзы потоком хлынули из покрасневших глаз, рыдание сотрясало тело, как в лихорадке.

— Ступай, — внезапно прозвучал глухой, сдавленный голос верховной жрицы. — Только больше не спи. Я скажу сестре Доре, чтобы она дала тебе время отдохнуть.

Так у служанки святилища богини Луны появился официальный "тихий час". Жрица, скрепя сердце, позволила подремать ей минут двадцать перед обедом.

Теперь переносить "ночные вахты" стало легче, и Маммея уже не заставала Нику врасплох. Однако, она больше не заговаривала с ней о планах разоблачения затесавшейся в ряды служительниц Рибилы предательницы. А девушка опасалась заводить беседу на столь щекотливую тему, смирившись с тем, что её гениальное предложение по какой-то причине не заинтересовало верховную жрицу.

Однако, как-то раз Клио вернулась с утренней церемонии гораздо раньше обычного, когда служанка святилища ещё не закончила мыть пол в мастерской. Поймав её удивлённый взгляд, жрица тихо сказала:

— Я знаю, как сделать краску, которая проявится, если добавить в воду сок жужельника. Но она очень пахучая.

Никак не ожидавшая подобных слов Ника растерянно захлопала ресницами.

— Любой её почувствует, как только войдёт в зал! — досадливо поморщилась "сестра хранительница знаний".

— С маслом мешать не пробовали? — сама не зная почему, ляпнула девушка.

— Нет, — удивлённо покачала головой собеседница. — Думаешь, поможет?

— Если нет, запах можно перебить каким-нибудь вонючим благовонием, — выдала новое предложение Ника. — Которое кто-нибудь случайно прольёт в храме.

Подумав, Клио кивнула и направилась к уставленному плошками столу. Девушка ещё немного постояла, но жрица упорно делала вид, будто не замечает её присутствия.

Пожав плечами, служанка святилища вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Какое-то время в святилище богини Луны не происходило ничего из ряда вон выходящего, так что его обитательницы начали потихоньку успокаиваться. К Доре вернулась её обычная самоуверенность и безапелляционность. Как и прежде она устраивала подчинённым регулярные выволочки, упражняясь в крике и оскорблениях. К счастью, жрица стала чаще пропадать в городе, очевидно, выполняя некие поручения "старшей сестры". Сама Маммея как-то резко постарела, осунулась, завела себе посох и часто ходила, опираясь на него.

Стена отчуждения, которую поспешно воздвигли помощницы жриц между ними и служанкой святилища, никуда не делась, но стала значительно тоньше. Прокла Комения уже вела себя так, словно ничего не случилось. Нике порой казалось, что она даже бравирует этим перед подругами.

Стряпуха иногда, словно забываясь, принималась болтать со своей помощницей как раньше: то жалуясь на несправедливость жизни, то вспоминая какие-то смешные случаи, или живо интересовалась обычаями варваров Некуима.

Аполия Тарма как раз слушала рассказ о том, как у аратачей происходит сватовство, когда через открытую дверь донёсся требовательный стук в ворота.

Сейчас же отозвался дребезжащий голос Гвоздя.

— Кто там?

— Претор Помп Курий Аст к госпоже Маммее! — донеслось из-за забора.

Девушки переглянулись. Положив нож и недочищенную морковку на стол, Ника торопливо выскочила из кухни.

— Сейчас доложу, господин Курий. — заблеял привратник.

— Нам что, на улице торчать?! — возмущённо рявкнул чиновник. — Открывай немедленно, старый хрыч!

Притаившись за углом, путешественница наблюдала, как в калитку вошёл знакомый претор в сопровождении мужчины средних лет в отороченном чёрным мехом плаще и пожилого невольника в длинной тунике из толстого сукна с холщовой сумкой через плечо.

— Кто решил нарушить покой святилища луноликой Рибилы? — сварливо поинтересовалась верховная жрица, очевидно, выбравшаяся на лестничную площадку перед дверью своей квартиры.

— Здравствуйте, госпожа Маммея! — громко, но почтительно поприветствовал её чиновник.

— Рада видеть вас, господин Курий, — с холодной вежливостью отозвалась женщина. — Кто эти люди, и что они здесь делают?

— Анк Минуц Декум, — представил своего спутника претор. — Коскид и доверенное лицо Итура Сепсиса Даума, регистра Трениума из Радла.

Охнув, Ника шустро прикрыла рот и прижалась к стене, чувствуя, как бешено заколотилось сердце.

— Он желает посмотреть… на ту девицу, которая называет себя Никой Юлисой Терриной.

— Ну, что там? — спросила стряпуха, и широкая улыбка торопливо сползла с её лица при виде настороженной помощницы. — Юлиса, я не расслышала, кто пришёл?

— Там, — девушка перевала дух, мельком подумав, что всё ожидаемое почему-то всегда случается внезапно. — Там человек от моего дяди.

— Сенатора?! — вытаращила глаза Аполия Тарма.

— Нет, — досадливо поморщилась собеседница. — От Итура Сепсиса. Дошло, значит, письмо магистратов до Радла.

— Так чего же ты тут стоишь?! — всплеснула руками повариха. — Иди к нему!

— Нет, — покачала головой Ника. — Он пришёл к госпоже Маммее. А если я понадоблюсь, меня позовут.

Послышались торопливо приближавшиеся шаги. Быстро схватив морковку, помощница стряпухи принялась её чистить, от волнения едва не порезав себе палец.

— Юлиса! — окликнула её жрица, заходя на кухню.

— Да, госпожа Клио? — обернулась девушка, с удивлением почувствовав себя совершенно спокойно.

— Пойдём со мной, — велела собеседница, пряча глаза. — Тебя хочет видеть старшая сестра.

— С госпожой Маммеей что-то случилось? — довольно правдоподобно изобразила озабоченность служанка святилища.

— Нет, — покачав головой, Клио неохотно добавила. — Пришёл господин Курий и с ним ещё кое-кто.

Вытерев руки, Ника сняла фартук, что в последнее время делала довольно редко, и повесив его на колышек в стене, с готовностью направилась вслед за "сестрой хранительницей знаний".

Поднимаясь по скрипучей лестнице, та несколько раз оглядывалась, словно проверяя, не отстала ли её спутница.

— Вот, господин Минуц, — сказала верховная жрица, не поднимаясь из-за стола. — Эта девушка называет себя Никой Юлисой Терриной.

Сидевший в кресле без спинки мужчина ленивым, барственным жестом протянул руку, в которую стоявший позади невольник торопливо вложил что-то вроде маленькой дощечки.

Глянув на неё, посланец главы администрации одного из столичных районов обернулся к рабу, вытиравшему враз покрасневшие глаза.

— Что скажешь, Солт?

— Да, что говорить, господин Минуц! — громко шмыгнул носом тот. — Одно лицо с госпожой… Только та пониже росточком была…

— Это портрет моей мамы? — дрогнувшим голосом поинтересовалась девушка, кивнув на тёмный прямоугольник.

— Это Тейса Септиса Верунда, — усмехнулся Минуц. — А кто… вы такая, я не знаю.

— Я — Ника Юлиса Террина из рода младших лотийских Юлисов, — металлическим голосом отчеканила путешественница, разозлившись на собеседника за то, что он даже не показал ей картинку. — Дочь Лация Юлиса Агилиса и Тейсы Юлисы Верты!

— И вы сможете это доказать? — насмешливо хмыкнул мужчина.

— А почему я должна вам что-то доказывать? — нахмурилась девушка, даже не пытаясь скрыть раздражения. — Кто вы такой?

— Я — Анк Минуц Декум, секретарь господина Итура Септиса Даума! — гордо вскинул подбородок собеседник.

— Это правда, господин Курий? — словно испытывая сильное сомнение, спросила Ника у претора, удобно устроившегося на точно таком же сиденье.

Насмешливо хмыкнув, чиновник кивнул.

— В таком случае я готова предоставить доказательства, — согласилась девушка.

Посланец возможного дяди не нравился ей все больше и больше.

— Вы куда, Юлиса? — нахмурилась верховная жрица.

— Пойду, принесу письма отца, госпожа Маммея, — объяснила она начальству. — Я же с собой их не взяла.

Кивнув, женщина откинулась на спинку кресла.

— Ну, что? Как там? — почти в один голос спросили Прокла Комения и Аполия Тарма.

Видимо, девушка заскочила на кухню по своим делам, но задержалась, услышав потрясающую новость.

— Пока никак, — отмахнулась Ника, пробегая в спальню.

Там она вытащила из-под лежанки свою корзину, на дне которой прятался мешок со шкатулкой. Когда будущая аристократка шла обратно, на кухне к двум помощницам жриц, активно обсуждавшим визит столичного гостя, прибавилась Патрия Месса, проводившая её долгим настороженным взглядом.

Торопливо поднимаясь по лестнице, девушка лихорадочно обдумывала линию поведения в предстоящем непростом разговоре.

— А вы не очень торопились, — сварливо проворчал коскид Итура Септиса.

— Вы тоже, господин Минуц, — не выдержав, огрызнулась Ника. — Я, между прочим, здесь с первого дня дриниар, а вы только появились.

Пока явно не ожидавший подобной отповеди собеседник решал, как лучше ответить, чтобы не уронить своё мужское достоинство, она сняла с шеи кожаный шнурок и, обернув его вокруг ладони, так чтобы вырвать его было бы весьма затруднительно, показала посланцу дяди печатку.

Минуц примерно с минуту разглядывал вырезанный на золоте герб.

— Это всё?

— Нет, — невозмутимо ответила девушка, возвращая семейную реликвию за отворот платья и доставая круглую, деревянную шкатулку.

— Здесь письма моего отца к своему шурину, а так же к его матери и сёстрам.

— Госпожа Урба Грания Тука умерла в прошлом году, — сухо сообщил мужчина, наблюдая, как Ника с трудом открывает плотно сидевшую крышку со следами смолы.

Опять-таки не давая ему в руки, девушка продемонстрировала четыре свитка с чётко написанными поперёк именами адресатов и потрескавшимися восковыми печатями.

— Давайте сюда, — решительно потребовал собеседник.

— Но они предназначены не вам, господин Минуц.

— Господин Септис уполномочил меня на любые действия, чтобы установить вашу личность! — напыщенно заявило доверенное лицо регистора Трениума. И повторил не терпящим возражения тоном. — Ну, давайте!

— Надеюсь, вы не откажетесь подтвердить свои слова письменно? — поинтересовалась Ника с приторной вежливостью. Поведение Минуца уже начинало выводить её из себя. После письма сенатора путешественница не видела смысла терпеть наглость какого-то коскида, по сути слуги, пусть даже обличённого доверием ближайшего родственника.

Мужчина встрепенулся. Густые брови грозно сошлись к переносице, а крылья носа раздулись, как у племенного жеребца перед кобылой.

— Кто вы такая, чтобы сомневаться в моей честности?!

— Своё имя я вам уже называла, — нахмурилась девушка, сохраняя полное спокойствие. — И я пока ничего не ставлю под сомнение, хотя вижу вас первый раз в жизни. Однако, вас может не оказаться рядом, когда господин Септис получит это письмо, и мне совсем не хочется объяснять, почему сломана печать на свитке, предназначенном ему лично.

— Я буду сопровождать вас до Радла, — успокаивающе заявил собеседник. — И лично провожу к своему покровителю.

— Дорога дальняя, — задумчиво покачала головой девушка. — А боги любят зло шутить над людьми. Я настаиваю. В противном случае, письмо вам придётся отнимать у меня силой.

Какое-то время коскид Септиса и его племянница бодались взглядами при полном молчании зрителей. Мужчина опустил глаза.

— Ну, хорошо, — губы его скривились в брезгливой гримасе. — Госпожа…

Он чуть поклонился в сторону Маммеи.

— …не найдётся ли у вас чернил и листа папируса?

Предоставив гостю письменные принадлежности, верховная жрица, видимо по рассеянности, забыла предложить табурет, так что Солту пришлось пододвинуть к столу сиденье без спинки.

— А вы, господин Курий, не могли бы заверить расписку своей подписью? — обратилась Ника к претору, который явно наслаждался, наблюдая за мрачно сопящим Минуцом.

"Столичных пижонов нигде не любят", — сделала очевидный вывод попаданка, поймав одобрительный взгляд Маммеи.

Закончив, дядин посланец вопросительно взглянул на претора. Не заставляя себя ждать, тот не только расписался, но даже поставил печать.

Пробежав глазами текст, удостоверяющий, что Анк Минуц Декум вскрыл письмо, предназначенное Итуру Септису Дауму, по его поручению, путешественница торжественно протянула мужчине свиток.

Надо отдать должное, обращался он с ним очень осторожно. Аккуратно отделив печать, так же бережно развернул длинный, склеенный из нескольких листов свиток, и отвернувшись к окну, углубился в чтение.

Не собираясь оставаться на ногах, Ника бесцеремонно уселась на сундук.

— Вы удовлетворены, господин Минуц? — нарушил наступившую тишину претор. — Если да, то я пойду. У меня нет времени здесь сидеть.

— Прошу вас, господин Курий, ещё минутку, — не отрывая глаз от папируса, сделал знак рукой коскид регистора Трениума.

Тяжело вздохнув, чиновник замолчал с таким скорбным видом, словно оказывал столичному визитёру важную, но ужасно обременительную для себя услугу.

Резко обернувшись к рабу, Минуц приказал:

— Подай письмо, Солт.

Невольник быстро извлёк из сумки деревянный футляр с тоненьким свитком. Развернув его, мужчина посмотрел на послание Лация Юлиса Агилиса.

"Почерк сравнивает", — сообразила девушка.

Знаком приказав рабу приблизиться, Минуц без слов показал ему оба папируса. Молча кивнув, Солт тихо вернулся на место.

"Ого! — усмехнулась про себя Ника. — Невольник-то не прост. Ещё неизвестно: кто в этой парочке главный?"

— Мне нужно поговорить с вами…, госпожа Юлиса, — с нескрываемым усилием выдавив из себя последние слова, мужчина старался не смотреть ей в лицо. — А к вам, господин Курий, я завтра зайду в базилику, и там оформим все документы.

— Хорошо, — кивнул довольный претор, поднимаясь.

— Разговаривайте здесь, господин Минуц, — неожиданно предложила верховная жрица. — Мы с сестрой вас покинем. Мне что-то нездоровится.

— Господин Лаций Юлис Агилис подробно описал обстоятельства, которые привели его с супругой на край света, — сказал коскид Септиса. — К сожалению, я не дочитал письмо до конца, чтобы не занимать время уважаемых людей.

Он кивнул на дверь в соседнюю комнату, где скрылись жрицы.

— Поэтому расскажите мне, как ваши родители оказались в такой дали?

"Неужели он думает, будто я не знаю, что написано в письме? — мысленно удивилась девушка. — Ну и дурак"

— Почему бы и нет? — пожав плечами, она пересела с сундука на освободившееся сиденье без спинки. — Мой дед, сенатор Госпул Юлис Лур, и его старший сын Скунд пали жертвой клеветы во время разоблачения заговора Китуна. Боги распорядились так, что известие об этом застало родителей в имении Домюлис у бабушки. Дед прислал письмо с приказом бежать. Но его гордая супруга Нерида Юлиса Гения отказалась, решив принять смерть дома. Отец рассказывал, что предлагал маме развод, надеясь тем самым спасти её от гнева Императора. Но она отказалась, предпочтя разделить с мужем горькую судьбу изгнанников. Кто-то из небожителей сыграл с ними злую шутку. В погоню за младшим сыном сенатора Юлиса послали Нера Фабула Ценсора — человека, который давно и настойчиво добивался любви моей матери.

Ника перевела дух, восстанавливая в памяти заученную историю.

— Родители надеялись перебраться на Западное побережье и затеряться в одном из тамошних городов. Чтобы сбить с толку преследователей, они пересекли Рифейские горы не по имперской дороге, а по одной из тропинок, известных только местным жителям. Во время перехода мама чуть не погибла. Хвала богам, всё обошлось, и они добрались до Канакерна, где затаились, сняв квартиру в какой-то жалкой халупе. Мама почти не выходила на улицу, приходя в себя после тяжёлого путешествия, которое, к сожалению, оказалось не последним. Неизвестно, случайно ли Фабул со своим отрядом оказался в том же городе, или ему кто-то указал, где искать беглого сына сенатора Юлиса? Понимая, что хора Канакерна не захочет ссориться с Императором из-за двух жалких беглецов, отец ещё раз предложил маме вернуться к родителям. Но та сказала: "Где ты, там и я."

Девушка сделала паузу, но не только затем, чтобы дать возможность слушателям проникнуться трогательной серьёзностью момента. Она искренне восхищалась преданностью Тейсы Юлисы Верты своему супругу, не представляя, способна ли она сама на нечто подобное? При этом Ника ничего не придумала. Об этих словах жены, не скрывая слёз, часто рассказывал Наставник. Только произнесла она их перед тем, как отправиться с мужем в Рифейские горы.

Подавшись вперёд, Минуц пристально наблюдал за собеседницей. Почему-то казалось, что его интересует не столько история Лация Юлиса Агилиса, сколько сама рассказчица. А вот Солт, наоборот, слушал очень внимательно, даже выставил вперёд правое ухо.

— Оставив надежду найти спасение в цивилизованных землях, — продолжила девушка. — Отец решил попытаться скрыться у варваров из тех, что живут подальше и не отличаются особой кровожадностью. Тогда-то бессмертные послали ему купца Вотуниса Мерка, который предложил переправить родителей в Некуим. Путь в эту лежащую за океаном землю известен далеко не всем мореходам Западного побережья, а в Империи многие вообще не верят в её существование. Надеясь, что там их точно никто не отыщет, отец согласился…

Поведав в двух словах о том, как хорошо встретили изгнанников тамошние варвары, Ника, не задерживаясь, перешла к истории своей жизни, хотя Минуц об этом пока не спрашивал.

— Мама умерла через пять лет после моего рождения, поэтому я её почти не помню. Отец очень переживал, замкнулся в себе. Мы ушли из племени и стали жить отдельно. Он даже потерял интерес к событиям на Континенте, хотя раньше, встречаясь с Мерком во время его ежегодных визитов к дикарям, подолгу расспрашивал о новостях Империи.

Рассказчица вновь замолчала, старательно делая вид, будто собирается с мыслями. На самом деле у неё просто пересохло в горле. Слушатели терпеливо ждали. Посланец регистора Трениума машинально потирал гладко выбритый подбородок. Солт, слегка подавшись назад, прижался спиной к каменной стене. Видимо, уже устал стоять, а Минуц даже не подумал предложить ему сесть.

Добавив в голос драматизма, девушка заговорила о том, как пять лет назад Лацию Юлису Агилису приснился сон, о содержании которого он так никому и не рассказал. Но встретившись с Картеном, сыном Вотуниса Мерка, попросил выяснить судьбу своих родственников.

— Когда на следующий год мореход рассказал, что сенатор Юлис и его сын Скунд оправданы, а оклеветавший их негодяй понёс заслуженное наказание, отец не поверил, испугавшись, что Мерк мог что-то напутать.

— И как всё выяснилось? — впервые за время беседы подал голос Минуц.

— Один из торговых партнёров господина Картена во время посещения Радла зашёл в сенат, где ему показали выбитое на стене имя Госпула Юлиса Лура.

— Тем не менее, вы прибыли одна, — заметил собеседник. — А господин Юлис остался. Почему? Что удерживает его среди дикарей?

— Старость и слабое здоровье, господин Минуц, — вздохнула Ника. — Путешествие через океан трудно перенести даже молодому и здоровому человеку. А отец почему-то очень не хотел, чтобы его похоронили во владениях Нутпена.

Мужчина задумчиво кивнул.

— Вот и всё, — пожала плечами девушка. — О том, как я оказалась здесь в столь плачевном положении, вы, наверное, уже знаете от господина Курия?

— Да, — согласился собеседник. — Он сказал, что вы нарушили закон Этригии, когда прятались от убийц на склоне священной горы Дрина в первый день праздника владыки недр.

— Хвала богам, городской суд отнёсся ко мне очень снисходительно, — Ника подумала, что будет не лишним высказать пару добрых слов о местных властях, чтобы столичный гость не решил, будто она на них обижается.

— С вами должен встретиться мой покровитель, господин Итур Септис Даум, — после короткого размышления заявил мужчина. — Завтра я от его имени воздержусь от предъявления обвинений в самозванстве, а потом мы отправимся в Радл.

— Благодарю, господин Минуц, — не вставая, склонила голову путешественница. — Только придётся немного подождать. Мой срок пребывания здесь закончится нескоро.

— Я сумею добиться вашего освобождения, — с апломбом заявил столичный гость.

— Это было бы замечательно, — улыбнулась девушка, всё же посчитав нужным дать совет. — Только не теряйте времени в Этригийском суде. Мой адвокат уже пытался. Попробуйте обратиться сразу к префекту.

— Ваш адвокат? — вскинул брови собеседник.

— А разве господин Курий не рассказывал вам о моём судебном процессе? — искренне удивилась Ника. — Я слышала, многие считают, что он получился очень интересным.

— Нет, — покачал головой Минуц. — То есть он что-то говорил, но я не думал, что тот человек до сих пор… работает на вас.

— Не на меня, — рассмеялась девушка. — На своего покровителя. Сенатор Касс Юлис Митрор из рода старших лотийских Юлисов захотел со мной встретиться.

— Вот как! — вскинул брови собеседник. — Мне об этом ничего неизвестно.

— Наверное, господин Ротан уже добрался до Альтиры? — предположила Ника, наблюдая за реакцией собеседника. — Но думаю, если к просьбе члена сената присоединится регистор Трениума, префект не откажет мне в помиловании?

— Да, да, — торопливо закивал озабоченный Минуц, поднимаясь со своей сидушки. — Но я всё же предварительно поговорю с магистратами.

— Я всецело доверяю вашему опыту и знаниям, — слегка польстила ему путешественница. — Уверена, что господин Септис не послал бы со столь ответственным поручением в такую даль человека, неспособного отыскать выход из любой самой сложной ситуации.

— Мне доводилось выполнять гораздо более сложные задания своего покровителя, — моментально надулся от важности столичный гость. — Можете считать, госпожа Юлиса, что помилование уже получено. Осталось лишь привести его из дворца префекта в Альтире.

— Да помогут вам небожители, господин Минуц, — ответила девушка, с неприязнью подумав: "И чего выпендривается? Минуту назад почти нормальный человек был. Откуда что взялось?"

Посланец решительно направился к дверям, но Ника его остановила:

— Разве вы не собираетесь попрощаться с хозяйкой, так любезно предоставившей нам для разговора свою комнату?

— Ах, да! — досадливо махнул рукой столичный хлыщ. — Совсем забыл.

"Козёл!" — поставила окончательный диагноз попаданка, громко постучав в дверь.

— Госпожа Маммея? Госпожа Клио?


***

— Дорога — вам не ипподром, господин Ротан, — устало ворчал возница в ответ на очередное замечание беспокойного пассажира. — А мой осёл — не четвёрка запряжённых в колесницу лошадей. Мы и так быстро обернулись.

— Быстро! — передразнил собеседника возмущённый Олкад. — Да твоя скотина еле плетётся! Можно подумать, ему сто лет, и он вот-вот сдохнет от старости!

Не желая слушать пустых оправданий, молодой человек, махнув рукой, спрыгнул с повозки и зашагал рядом, с тоской поглядывая на нестерпимо медленно приближавшиеся стены Этригии. Он с предельной ясностью понимал, что слишком рано покинул Альтиру. Всё-таки следовало дождаться возвращения префекта из крепости Ен-Гади, куда тот укатил как раз перед самым приездом Ротана в главный город провинции.

Правда, писцы в канцелярии, получив своё серебро, дружно уверяли, что никаких проблем с получением помилования для родственницы сенатора Юлиса не возникнет. Как только начальство изволит появиться на службе, документы будут надлежащим образом оформлены и отправлены магистратам Этригии. Зная, насколько помощники префекта дорожат репутацией добросовестных взяточников, Олкад в этом почти не сомневался. Но тем не менее ужасно жалел о том, что не может больше позволить себе отсутствовать на руднике. Зная, чьи поручения он выполняет, управляющий с первым писцом, возможно, и простят задержку на день или на два, но испытывать их терпение дольше — молодому человеку не хотелось. При желании эти двое могли доставить ему массу неприятностей, от которых даже покровитель не спасёт.

Вот и пришлось бедному второму писцу рудника "Щедрый куст" разрываться между долгом коскида перед сенатором и служебными обязанностями. К тому же на день его отъезда из Этригии господин Косус Антон Кватор не получил от своего компаньона Касса Юлиса Митрора письма с просьбой выдать Олкаду Ротану Велусу тысячу риалов.

Имелась и ещё одна причина, по которой молодой человек спешил вернуться. Последняя встреча с госпожой Юлисой зажгла в его душе огонёк надежды на ответные чувства со стороны девушки.

Возможно, после письма сенатора, фактически признававшего свою дальнюю родственницу, жрицы храма Рибилы позволят ей прогуляться по городу со своим адвокатом? А уж ему известно, где легко можно снять комнату на пару часов.

У Олкада невольно захватило дух, когда он представил в своих объятиях обнажённую Нику. Огорчённо крякнув, молодой человек подумал, что если в ближайшие пару дней свидание сорвётся, придётся идти к проституткам, иначе эта навязчивая картина так и будет стоять у него перед глазами, не давая думать ни о чём другом.

На ближайшем перекрёстке за городскими воротами писец рассчитался с возницей и пешком поспешил на квартиру. Следовало умыться с дороги, переодеться, сходить к цирюльнику и избавиться от успевшей отрасти щетины, а уже после на крыльях любви лететь к храму богини Луны.

Благодаря щедрости родовитой клиентки, Олкад смог существенно обновить гардероб и теперь, поднимаясь по лестнице, размышлял над тем: что лучше одеть на предстоящую встречу.

Видимо, услышав шум приближавшихся шагов, Жирдяй приоткрыл дверь, и тут же распахнув её настежь, застыл в глубоком поклоне. Некоторое улучшение материального благополучия хозяина отразилось и на рабе. Сейчас он щеголял в старой, страшно мятой после стирки тунике писца и его сандалиях с обрывками верёвок вместо ремешков.

— Тёплой воды! — едва переступив порог, скомандовал молодой человек.

— Уже ждёт вас, господин, — растянув губы в угодливой улыбке, невольник указал на заботливо прикрытый тряпьём кувшин и деревянную лохань.

Несмотря на холод, раздевшись до гола, писец с наслаждением смыл пот и дорожную пыль. Подумав, он решил идти на свидание в набедренной повязке, а короткие, вязаные штаны оставить дома. Они хотя и тёплые, но всё же больше приличествуют какому-нибудь варвару. Да и с белой материей на чреслах он безусловно будет смотреться гораздо мужественнее.

Далее последовала тонкая короткая туника, за ней — длинная из плотного сукна с привязанными рукавами и наконец зелёный плащ с коричневой каймой по подолу. Глянув на себя в ярко начищенное медное зеркало, Олкад с удовлетворением подумал, что осталось только побриться, и ни одна девушка в Империи перед ним не устоит.

Помогая хозяину привести себя в порядок, раб одновременно отчитывался о расходовании оставленных ему денежных средств. Не собираясь вникать в плутни невольника и с первого взгляда не найдя к чему придраться, хозяин тем не менее отвесил Жирдяю несильную, но звонкую оплеуху. Просто так, на всякий случай. Пока согнувшийся в поклоне раб потирал покрасневшее ухо, господин отдавал распоряжения, приказывая позаботиться об ужине и о жаровне на ночь.

Спускаясь по скрипучим ступеням, молодой человек увидел внизу явно поджидавшего его соседа. "Опять будет деньги клянчить!" — с раздражением подумал писец, проходя мимо и старательно не замечая приглашающих жестов Патра Кроя.

Сообразив, что его игнорируют, тот вскричал:

— С возвращением, господин Ротан! Как съездили?

— Хвала богам, удачно, — не останавливаясь, кивнул Олкад.

— А у нас тут много новостей, — продолжал мужчина, развалившись на лавке и откинувшись спиной на стол.

— Потом расскажешь, господин Крой, — отмахнулся писец. — Сейчас я спешу.

— Так они как раз о вашей подзащитной, господин Ротан! — язвительный голос собеседника заставил его остановиться.

— Что вы сказали?

— Да вы присаживайтесь, — радушно пригласил сосед. — Чего же я вам через весь двор орать буду?

Скрепя сердце, молодой человек подошёл, разместившись на лавке с противоположной стороны стола, заставив Кроя развернуться и сесть нормально.

— Что здесь случилось?

— Да церемония в храме Рибилы прошла как-то не так, — понизил голос собеседник. — Сами понимаете, господин Ротан, нас, мужчин, это вроде как не касается, но женщины говорят, что если это, не приведи Дрин, повторится, город ждут большие беды.

— Причём тут госпожа Юлиса? — нахмурился озадаченный Олкад.

— Так говорят, что это из-за неё, — усмехнулся рассказчик. — Вроде как разгневалась Рибила на то, что служить ей богохульницу поставили, ну и за друга своего сердечного, владыку недр, обиделась. Разное болтают. Но у всех ваша подзащитная виновата, да ещё верховная жрица. За то, что согласилась принять её в святилище.

Писец задумчиво потёр колючий подбородок.

— А вы, стало быть, не знали, господин Ротан, — сочувственно покачал головой сосед.

— Откуда! — досадливо поморщился молодой человек. — Я только что вернулся из Альтиры.

— За помилованием ездили, — понимающе кивнул Крой. — И как, привезли?

— Префекта нет в городе, — нехотя ответил Олкад. — Писцы сказали: как вернётся, сразу оформят.

— Лучше бы ему поторопиться, господин Ротан, — нехорошо осклабился собеседник. — Если на следующее новолуние у них в храме опять что-то пойдёт не так, не дождётся госпожа Юлиса помилования. Вы наших женщин не знаете. Слабы они перед Исми, уж если послушают богиню безумия, любого на куски порвут, только легионом и остановишь.

— Спасибо за предупреждение, господин Крой, — машинально проговорил писец… Но мне на самом деле пора. Спешу.

— Парочки оболов в займы не найдётся, господин Ротан? — плаксиво взмолился сосед. — Два дня во рту ничего, кроме воды не было.

Мысленно проклиная ненасытное отродье Тарара, молодой человек с сожалением расстался с двумя медяками и поспешно покинул двор. Он знал, что Патр Крой его не обманул, поэтому пребывал в полнейшем недоумении. Будучи опытным юристом, Олкад знал, что за незначительное, случайное богохульство суды в Радле иногда отправляли виновных на службу в храм оскорблённого божества. Осудив Нику Юлису Террину на подобное наказание, магистрат Мниус Опт Октум не придумал ничего нового. Но Ника Юлиса Террина всё же девушка, поэтому её и отправили в храм Рибилы. Однако писец никогда не слышал, чтобы небожители хоть как-то возражали против подобных приговоров. Тогда что так разозлило богиню Луны? Обиделась за владыку недр? Но разве не он спрятал госпожу Юлису от убийц на склонах своей священной горы? Пожелай Дрин, и девушка прямо там нашла бы свою смерть.

Несмотря на крайнюю озабоченность, молодой человек всё же не забыл заглянуть к цирюльнику, где стойко перенёс процедуру удаления щетины со щёк и подбородка. Слушая треск срезаемых волосков, он вдруг подумал, а не обманула ли его Юлиса? Что, если на самом деле не было никаких убийц, и она не пряталась на горе, посвящённой владыке недр, а просто шла куда-то по дороге титанов? Но тут же вспомнил своё расследование, разговор с хозяином гостиницы в Кинтаре и решительно отбросил подобные глупости.

Вряд ли ему удастся выяснить, что произошло в храме Рибилы. Если женщины захотят, они умеют надёжно хранить свои секреты. Однако, второй писец рудника "Щедрый куст" не сомневался в том, что госпожа Юлиса не имеет к этому никакого отношения.

Убедив себя в этом, он заторопился к святилищу богини Луны.

— Кто там? — отозвался на стук скрипучий голос привратника.

— Адвокат госпожи Ники Юлисы Террины! — с апломбом заявил молодой человек. — Открывай!

— Не могу, господин, — совершенно неожиданно для него проговорил тот. — Мне запрещено пускать посторонних.

— Вот тупоголовый болван! — в сердцах вскричал Олкад. — Больно мне нужно к вам заходить. Позови госпожу Юлису. У меня важное сообщение из самого Альтира!

— Не могу, господин, — уныло повторил невольник. — Служительницам луноликой Рибилы нельзя разговаривать с чужими мужчинами.

— Да понимаешь ли ты, крыса старая, что мне необходимо повидаться с госпожой Юлисой по срочному делу! — рявкнул писец, стукнув кулаком по потемневшим от времени доскам. — Немедленно позови её, иначе я тут всё разнесу.

— Воля ваша, господин, — шмыгнул носом привратник. — Только нельзя с ней разговаривать. Ну никак нельзя.

Не слушая больше полоумного старика, молодой человек забарабанил по задрожавшим под ударами створкам. Колотить пришлось довольно долго, старательно делая вид, будто удивлённые взгляды прохожих его совершенно не задевают.

Упорные усилия непременно приносят результат. Не выдержав грохота, раб взмолился.

— Не шумите, господин! Сейчас доложу госпоже Маммее. Посмотрим, что она скажет.

— Ну, давно бы так, — усмехнулся довольный писец, потирая левой рукой отбитое ребро правой ладони. — А то "нельзя", "нельзя".

Страж ворот отсутствовал довольно долго, а когда калитка наконец распахнулась, вместо верховной жрицы перед беспокойным гостем предстала незнакомая женщина в подбитом мехом плаще поверх серого платья служительницы богини Луны.

— Я Олкад Ротан Велус, — почтительно представился молодой человек. — Адвокат госпожи Ники Юлисы Террины.

— Я сестра Клио, — назвалась жрица. — Госпожа Юлиса отбывает в нашем храме назначенное судом наказание и не имеет право встречаться с посторонними.

— Но я адвокат! — попытался возмутиться писец.

— Я не знала, что госпожу Юлису ещё в чём-нибудь обвиняют, — жёстко усмехнулась женщина. — Когда суд? У вас есть разрешение на её защиту?

По решительному тону собеседницы, по плотно сжатым губам и густым бровям, мрачно сведённым к переносице, гость понял, что просить и уговаривать бесполезно.

"Какое уж тут свидание, — разочарованно подумал он. — Так и придётся идти в бордель".

— Ну, если так, — откашлявшись, Олкад опустил глаза. — Может быть, вы передадите ей, что прошение на помилование оформлено, и как только префект вернётся из крепости Ен-Гади, оно будет подписано.

— Это добрая весть, — слегка расслабившись, мягко улыбнулась жрица. — Я обязательно расскажу госпоже Юлисе.

— Спасибо, госпожа Клио, — со вздохом поблагодарил молодой человек.

Он уже собрался уходить, когда женщина неожиданно спросила:

— Вы ездили в Альтиру, господин Ротан?

— Да, — подтвердил тот. — Только приехал.

— В таком случае вы, наверное, ещё не знаете, что с госпожи Юлисы сняли подозрение в самозванстве.

— Вот как! — обрадовался Олкад. — Магистраты получили письмо от сенатора Юлиса?

— Нет, — возразила Клио. — Приехал доверенный человек от её дяди, господина Итура Септиса Даума, и побеседовав с вашей бывшей подзащитной, собрался отвезти её в Радл.

— Это хорошо, — машинально кивнул молодой человек, поинтересовавшись. — Вы не знаете, где я могу его найти?

— Увы, господин Ротан, — развела руками жрица. — Спросите у господина Курия. Это он привёл его в святилище.

— Ещё раз спасибо, госпожа Клио, — поклонился озабоченный писец. — Пусть небожители щедро вознаградят вас за доброту.

Шагая по плотно уложенным камням мостовой, Олкад думал, что если посланец Септиса имеет задание, в случае подтверждения личности дочери Лация Юлиса Агилиса доставить её в Радл, значит, по крайней мере до прибытия в столицу их цели совпадают, и ему необходимо с ним поговорить.

Однако, скорее всего, каждый из покровителей пожелает заполучить девушку именно в свой дом. Сенатор Касс Юлис Митрор — человек знатный и влиятельный, но и регистор портового района Радла так же хорошо известен Императору и пользуется его безоговорочным доверием. К тому же, родной дядя, хотя бы и по матери, ближе Нике Юлисе Террине, чем дальний родственник, несмотря на его высокое положение.

Почувствовав негромкое бурчание в желудке, молодой человек с удивлением заметил, что время уже обеденное, а значит, искать Помпа Курия в базилике бесполезно, и пошёл в ближайший трактир.

Подкрепившись и успокоившись, он направился на форум. Как и следовало ожидать, претора в базилике не оказалось. Корпевшие над свитками писцы посоветовали коллеге зайти в городскую тюрьму.

Кажется, кто-то из небожителей возжелал хоть как-то компенсировать Олкаду сорвавшееся свидание и свёл его с нужным человеком прямо у ворот тюремного двора. Мысленно воздав хвалу богам, молодой человек, поздоровавшись, спросил:

— Это правда, что близкие родственники госпожи Юлисы уже откликнулись на письмо магистрата Опта?

— Да, господин Ротан, — не останавливаясь, уныло кивнул претор. — В город прибыл посланец её дяди, господина Итура Септиса Даума. Он уже оформил его отказ от обвинения вашей бывшей подзащитной в самозванстве. Можете за неё порадоваться.

— Клянусь Цитией, это отличная новость, господин Курий! — писец решил сделать вид, будто впервые об этом слышит. — Я всегда знал, что госпожа Юлиса — настоящая аристократка.

— Ведёт она себя, действительно, не как простушка, — охотно согласился претор, не меняя при этом унылого выражения лица.

— Мне бы хотелось встретиться с этим человеком, господин Курий, — сказал Олкад, приноравливаясь к торопливому шагу, явно куда-то спешившего собеседника. — Не знаете, где его можно найти?

— Вроде Минуц говорил, что остановился в гостинице "Спящая львица", — неопределённо пожал плечами претор.

Вот на этом везение второго писца рудника "Щедрый куст" и закончилось, по крайней мере, на сегодняшний день.

Выслушав его, хозяин заведения сочувственно развёл руками.

— Он выехал сегодня утром. Кажется, собрался в Альтиру. Но я точно не знаю.

Молодой человек сразу понял, зачем отправился посланец Итура Септиса Даума. Вот только на этот раз собственная сообразительность его совсем не обрадовала.

Ясно, что Минуц дождётся префекта, тем более, что тот, скорее всего, уже скоро вернётся. А когда узнает, что за осуждённую хлопочет не только влиятельный сенатор, но и регистор Трениума, не откладывая, подпишет помилование. Которое Нике Юлисе Террине привезёт не он, Олкад Ротан Велус, столько сделавший для его получения, а какой-то столичный хлыщ. И именно ему девушка будет благодарна за своё освобождение. А о заслугах своего адвоката, небось, и не вспомнит. Все знают, какая у женщин короткая память. К тому же, если дядин посланец окажется молод и красив… Олкад едва не взвыл от внезапно вспыхнувшей ревности.

Нет, от Ники он так просто не откажется! На его стороне богиня любви, давнее знакомство, пережитые вместе испытания, а главное, магия, уже успевшая внушить девушке нешуточную страсть.

Расстроенный молодой человек всё же заглянул в бордель, где из предложенных ему рабынь выбрал ту, которая чем-то напоминала возлюбленную. Проститутка добросовестно отработала потраченные на неё деньги, но большого облегчения её старания Олкаду не принесли.

Вернувшись на квартиру поздно вечером и в изрядном подпитии, он, тем не менее, нашёл в себе силы написать отцу письмо, в котором просил проинформировать сенатора о появлении в Этригии посланца Септиса.

Получившему строгие указания Жирдяю пришлось приложить немало усилий, чтобы поднять разоспавшегося господина. Уворачиваясь от его рук и ног, раб едва не опрокинул ночной горшок, вылив из-под крышки часть содержимого. Но, видимо, именно ударивший в нос запах помог молодому человеку окончательно проснуться и вспомнить, что сегодня ему нужно попасть на рудник пораньше, чтобы застать гонца, забиравшего письма в Радл.

Поэтому хозяин не стал строго наказывать добросовестного, хотя и не очень ловкого невольника, ограничившись лёгкой затрещиной с приказом до вечера убрать и проветрить квартиру. Имелось ещё одно обстоятельство, заставлявшее Олкада в последнее время всё чаще проявлять снисходительность. Жирдяй и так не отличался здоровьем, а если его ненароком забить до смерти,второй писец рудника "Щедрый куст" рискует остаться вовсе без раба. На покупку нового просто не хватит денег. Как тут их накопишь с половинным жалованием, когда приходится всё время тратить? Вот и сегодня тридцать риалов уйдёт, а обещанную покровителем тысячу так и не дали.

Прекрасно зная неписанные правила любой службы, молодой человек приготовил небольшое подношение начальникам, смотревшим сквозь пальцы на его частые отлучки. Двадцать серебряных монет управляющему и десять — первому писцу.

Для того и другого суммы были более чем скромные и свидетельствующие лишь об уважительном отношении к ним Олкада Ротана Велуса.

Рассеяно выслушав рассказ о не очень удачном путешествии, Покрл Атол Онум сообщил, что получил указание выдать второму писцу тысячу риалов на сопровождение в Радл Ники Юлисы Террины. Но поскольку ни он, ни она туда ещё не собираются, деньги пусть пока полежат у казначея.

Поблагодарив мудрого начальника, молодой человек мысленно обругал себя самыми последними словами за слишком скромный подарок. Кто знает: вдруг, получив от него риалов пятьдесят или даже семьдесят, управляющий распорядился бы выдать обещанное сенатором серебро?

Первый писец встретил его гораздо радушнее. Дел накопилось много, а копаться в папирусах сын Косуса Антона Кватора не любил. Даже не обратив внимание на подношение, он тут же засыпал коллегу вопросами, ненавязчиво поставив перед ним плетёный короб со свитками.

Узнав об отсутствии префекта в Альтире, Сцип Антон, посетовав на шутки небожителей, тем не менее выразил твёрдую уверенность в том, что помилование будет подписано в самые ближайшие дни.

Он и его отец уже знали о прибытии в Этригию посланца Итура Септиса Даума, успевшего оформить отказ от обвинения госпожи Юлисы в самозванстве и заявившего, что он должен отвезти её к своему покровителю. Пусть регистор Трениума сам решает судьбу непонятно откуда взявшейся девицы.

С удовольствием наблюдая за тем, как Олкад раскладывает свитки, первый писец, откинувшись к стене и понизив голос, многозначительно проговорил, что родственники очень вовремя о ней вспомнили.

Неблагоприятное гадание на печени жертвенной овцы и неудачный ритуал в храме Рибилы не на шутку перепугали многих знатных женщин и серьёзно озаботили их обличённых властью мужей.

Второй писец, имевший представление об уровне информированности непосредственного начальника, не выдержав, поинтересовался:

— Что же там всё-таки случилось, господин Антон?

— Подробности нам, мужчинам, лучше не знать, — брезгливо усмехнулся тот. — Но вроде как жёнам теперь будет труднее зачать и рожать детей. А кое-кто говорит, что их вообще в Этригии не будет.

— О боги! — не выдержав, охнул ошалелый Олкад. — Как же так случилось? И в этом обвиняют госпожу Юлису?

— Ты же знаешь женщин? — страдальчески скривился собеседник. — Сначала кричат и визжат, потом думают и то не всегда. Эти курицы болтают, будто Рибила обиделась на то, что в её храме служит оскорбившая Дрина богохульница. Как будто владыка недр сам не в силах покарать того, кого пожелает. Уж мы-то с тобой это знаем.

— Вы правы, господин Антон, — не смог не согласиться с ним молодой человек, машинально прижимая край свитка специальным камешком. — А что по этому поводу думает ваш уважаемый отец? Его суждения всегда отличала глубина мысли, созвучная мудрости великих философов.

— Он почему-то считает, что в городе возможны волнения, — с лёгким недоумением ответил первый писец. — И кажется, многие члены городского совета с ним согласны. Даже хотели отправить твою возлюбленную на каторгу. Во избежание неприятностей. Но когда вслед за письмом сенатора явился ещё и посланец регистора Трениума, решили повременить. Магистратам не очень хочется ссориться со столичными шишками из-за каких-то женских обрядов.

— Но что, если, действительно… перестанут рождаться дети? — чувствуя нешуточный страх от собственных слов, прошептал Олкад.

Сцип Антон Ур осуждающе покачал головой.

— Вот уж не ожидал от тебя такой наивности. Все, с кем я разговаривал на эту тему, в один голос уверяли, что Рибила не посмеет так поступить с городом, который много лет проживает под покровительством её могучего любовника. Мой знакомый жрец Питра, между прочим, умнейший человек, сказал отцу, что царь небожителей не потерпит подобного самоуправства со стороны богини Луны. Так что успокойся. Никто из образованных людей не верит, будто в Этригии на самом деле перестанут рождаться дети. Другое дело женщины и тупая необразованная чернь. Вот многие из них, как я слышал, опасаются.

— Но, что же тогда означает неправильный ритуал в новолуние? — озадаченно спросил второй писец, признавая в душе правоту собеседника и даже чувствуя что-то вроде стыда за своё невежество.

— Ясно, что Рибила очень сильно недовольна, — глубокомысленно нахмурился его непосредственный начальник. — Вот только не очень понятно чем? Поговаривают даже, что твоя возлюбленная тут и вовсе ни при чём, а виной всему верховная жрица.

— Потому что согласилась принять в святилище госпожу Юлису? — решил блеснуть прозорливостью Олкад.

— Не только, — многозначительно усмехнулся собеседник. — Прошёл слух, будто в молодости у неё был любовник. Купец из Цилкага.

— Ну и что? — недоуменно пожал плечами второй писец. — Все знают, что Дора тоже встречается с мужчиной.

— Да, — кивнул Сцип Антон. — Но говорят, будто она родила ребёнка, которого потом убила, чтобы скрыть позор.

— Не может быть! — решительно возразил молодой человек. — Госпожа Маммея на такое не способна. Да и столько лет прошло?

— Боги бессмертны, Ротан, время для них значение не имеет, — вздохнул начальник. — Так или иначе, разговоры на пустом месте не появляются. Магистраты опасаются, как бы и в следующее новолуние не случились подобные неприятности.

— И что тогда? — сейчас же насторожился Олкад.

— Отец полагает, что если к тому времени не придёт помилование от префекта, и госпожа Юлиса не уберётся из города, возможно, придётся её на нашем руднике прятать. Нет, не в рабских бараках!

Он возмущённо фыркнул.

— Ещё не хватало, внучку сенатора поселить вместе с этими отбросами! В столице нас не поймут.

— А как же? — растерянно захлопал ресницами второй писец, гадая, где здесь можно поселить знатную девушку?

— Освободим комнату одного из надсмотрщиков, — охотно пояснил Антон. — Пусть вдвоём поживут до получения вестей из Альтиры.

— Не иначе, как сама Фиола, богиня мудрости, нашептала это вашему отцу, — польстил начальнику Олкад. — Пусть глупцы думают, что госпожа Юлиса на каторге!

— А ты догадлив, Ротан! — хохотнул явно довольный первый писец. — Да, так и будет. Надо же как-то успокоить дураков. Но госпожу Маммею городскому совету придётся выгнать. Жаль. Отец не хочет отдавать Клеару ещё и святилище Рибилы.

Внезапно, видимо, сообразив, что сболтнул лишнее, первый писец резко сменил тему:

— Я слышал, ты всё-таки побывал у Сертии Власты?

— Да, — неохотно признался Олкад. — Спасибо за совет, господин Антон.

— И как? — живо заинтересовался собеседник. — Помогла её магия завоевать благорасположение госпожи Юлисы?

— Пока об этом ещё слишком рано говорить, — попытался увильнуть от ответа молодой человек.

Но не тут-то было.

— Почему же? — продолжал настойчиво расспрашивать первый писец.

— Мы виделись всего один раз, — замялся коллега. — Я хотел вчера с ней встретиться. Но жрицы не дали. Теперь понятно почему.

— Обычно любовные чары действуют довольно быстро, — удивился Сцип Антон Ур. — Неужели ты не почувствовал никакой… симпатии с её стороны?

— Вроде что-то есть, — не утерпев, похвалился молодой человек. — Не знаю, как выразиться точнее… Смотрит не так как раньше. Разговаривает по-другому. Чувствую, тянет её ко мне. Вот если она будет жить на руднике…

Он прерывисто вздохнул, отгоняя заманчивые картины.

— А пока я с ней даже поговорить не могу!

— Напиши письмо, — посоветовал первый писец, рассудительно добавив: — Пламя страсти в душе женщины надо поддерживать даже на расстоянии. И слова любви для этого костра лучший хворост.

— Спасибо за совет, господин Антон, — искренне поблагодарил его коллега. — Я так и сделаю.

— Заодно передай госпоже Юлисе, что господин Косус Антон Кватор, деловой компаньон и друг сенатора Юлиса, её в беде не оставит.

Всю дорогу до дома Олкад обдумывал текст очередного любовного послания. Поначалу появилась мысль, вставить в него какое-нибудь чувственное стихотворение. Но его самого боги не наградили поэтическим даром, а пользоваться чужими словами не хотелось.

В конце-концов молодой человек просто написал, что очень любит свою госпожу Юлису, не может без неё жить, мечтает как можно скорее увидеть, прижать к груди и осыпать поцелуями с головы до ног.

Последние слова показались ему слишком откровенными, но Олкад всё же их оставил, рассчитывая, что госпожа Юлиса тоже желает оказаться в его объятиях.

Прекрасно зная распорядок дня обитателей святилища Рибилы, молодой человек подошёл к храмовому двору как раз во время утренней церемонии.

Однако упрямый привратник всё равно отказался позвать к воротам госпожу Нику Юлису Террину, а передать письмо согласился только за целых четыре обола. После этого шипя и ругаясь про себя, Олкад просунул под створку сначала медяки, а уж потом перевязанный ленточкой свиток.


По мере приближения новолуния, обстановка в святилище Рибилы вновь стала накаляться. Жрицы с помощницами явно нервничали. Дора стала чаще ругаться, а верховная жрица как будто совсем отстранилась от дел.

Размышляя о невесёлых перспективах собственного будущего, Ника, машинально возившая по полу "лаборатории" мокрой мочалкой, случайно задела большой глиняный кувшин с плоским дном. Прикрывавший горловину кусок кожи со следами верёвки соскользнул, и на девушку пахнуло сырым мясом.

Удивлённо вскинув брови, она заглянула внутрь, где увидела покрытые тёмно-коричневым, почти чёрным налётом стенки. Глубоко втянув носом воздух, почувствовала хорошо знакомый по жизни у аратачей запах крови. Точнее запёкшейся крови, которой не менее двух дней. Летом от посудины наверняка бы уже ужасно воняло. Но вокруг стояла радланская зима, напоминавшая позднюю осень на родине попаданки, поэтому кувшин ещё не протух.

Судя по размеру и уровню налёта, он вмещал не менее трёх-четырёх литров крови. Опасливо оглядевшись, служанка святилища вернула его под стол, позаботившись о том, чтобы оставленный кем-то коричневый отпечаток пальца по-прежнему смотрел на стоявший позади короб.

Выжимая мочалку, Ника вспомнила, как пару дней назад видела в воротах возвращавшихся из города Клио с помощницей, тащившей прикрытую плетёной крышкой корзину. Судя по тому, как она её держала, довольно тяжёлую. Вряд ли "сестра хранительница знаний" умудрилась сразу потратить столько крови на свои зелья.

Девушка криво усмехнулась. По крайней мере, загадку ритуала "очищения Луны" она разгадала. Жрицы какое-то время вымачивают будущий священный камень в крови животных, возможно, добавляя некое снадобье для препятствия свёртыванию. Потом моют, подсушивают, и он становится ничем не отличим от прочих булыжников. При нагревании на алтаре, пропитавшая поры кровь расширяется, выступая на поверхности и повергая в трепет легковерных горожанок.

Подобный трюк Виктория Седова видела в каком-то сериале. Только там речь шла о бетонном покрытии пола.

Судя по тому, что данный обряд проводится давным-давно, жрицы Рибилы строго хранят свою тайну. Странно, что ни Клио, ни Патрия Месса не помыли кувшин. Возможно, просто забыли за всей этой суетой.

Разумеется, Ника никого, даже Риату не собиралась посвящать в своё открытие. Конечно, приятно чувствовать себя такой умной, а уж похвалиться этим перед кем-нибудь вообще замечательно. Но в данном случае скромность гораздо полезнее, в первую очередь для здоровья. "Сестра" Клио не только лекарства готовить умеет.

Возвращалась из садика, где выливала грязную воду в компостную яму, девушка заметила, как Гвоздь отчаянно машет рукой, пугливо оглядываясь по сторонам.

Вопросительно вскинув брови, она ткнула себя пальцем в грудь. Привратник так энергично закивал головой, что Ника забеспокоилась о сохранности его шеи.

Посмотрев на заднюю дверь в храм и убедившись, что утренняя церемония ещё не закончилась, заинтригованная девушка подошла к воротам.

— Чего тебе?

— Письмо вам, госпожа Юлиса, — шепеляво зашептал старик, протягивая тоненький свиток, перевязанный зелёной ленточкой с кокетливым бантиком.

"Такое мог прислать только Олкад", — усмехаясь, подумала Ника, пряча папирус под фартук, но на всякий случай спросила:

— От кого?

— Так это, — шмыгнул носом невольник. — Вы же сами знаете. Да и там небось написано, госпожа.

— Что?! — протянула удивлённая подобной наглостью раба собеседница.

Но, видимо, даже это прозвучало достаточно убедительно.

— Простите, добрая госпожа Юлиса, — заюлил привратник, втягивая голову в плечи. — Не то сказал… От адвоката вашего — господина Ротана.

Ещё раз окинув его недобрым взглядом с ног до головы, девушка пошла на кухню, подумав: "Чего же он такой наглый сегодня? Или надеется, что меня после новолуния на каторгу отправят, вот и выпендривается?"

К сожалению, ознакомиться с посланием Олкада сразу не получилось. Явилась стряпуха. Пришлось помогать готовить завтрак.

От Клио Ника уже знала, что поездка адвоката за её помилованием закончилась неудачей. Ему не отказали. Просто префект вдруг уехал в крепость Ен-Гадди по каким-то важным и срочным делам. Причём жрица в разговоре заметила, что нынешний местный "губернатор" уже старенький и по слухам не очень любит покидать свой великолепный дворец в Альтире.

Выходит, Нике Юлисе Террине просто не повезло. Или это козни таинственного "игрока", решившего во что бы то ни стало задержать её в святилище Рибилы до новолуния?

"Опять этому гаду скучно стало, — с горечью подумала путешественница. — Захотел драйва добавить в мою скучную жизнь. А может, у меня просто мания преследования? Вот батман!"

Независимо от того, случайность это или нет, девушка пребывала в полной уверенности, что до наступления новолуния покинуть храм не удастся. И это не радовало не только потому, что приключения уже порядком надоели, но и просто страшно оставаться один на один с толпой обезумевших баб.

До письма Олкада очередь дошла после того, как она, помыв посуду, вновь понесла в садик грязную воду.

Там, как всегда, никого не оказалось, но на всякий случай притаившись за тощей яблонькой, Ника извлекла из-за пазухи изрядно помятый свиток. Преодолев желание отправить ленточку в компостную яму, она внимательно вчитывалась в ровные строчки, чтобы через несколько секунд выдохнуть сквозь стиснутые зубы.

— Вот батман!

Если слова о том, как сильно страдает без неё несчастный юрист, немного польстили девушке, то стремление пылкого влюблённого "покрыть её тело поцелуями" не вызвало ничего, кроме отвращения.

Она брезгливо передёрнула плечами. Нет, на первый взгляд, Олкад не так и плох. Стройный, симпатичный, смелый. После избиения "неистовыми" не побоялся защищать её на суде. Вот только мало того, что у Ники к нему, как говорится, "душа не лежала", так тут ещё такие смелые желания уже во втором письме. Может, здесь так принято, но её подобная поспешность в отношениях совсем не устраивает.

Надо как-то поставить на место зарвавшегося воздыхателя. Тем более, сейчас есть с кем добраться до Радла и без Олкада Ротана Велуса.

Написать письмо, в котором послать подальше? Свернув папирус, девушка хмыкнула. Наверняка обидится, а, может, и гадить начнёт? Однако, и оставлять без адекватного ответа подобные пожелания нельзя ни в коем случае. Иначе этот маньяк невесть что о себе возомнит.

Ох, как всё это не вовремя! Новолуние на носу. Получится у Маммеи с Клио подловить "сестру" или нет, ещё неизвестно. Вдруг гениальный план Ники Юлисы Террины накроется медным тазом, или чем похуже, и ей придётся прятаться на руднике "Щедрый куст"? Олкад там вообще раздухарится. Чего доброго, в койку потащит, отбиваться придётся. Но если сейчас его обломать, кто знает, что он сделает от огорчения?

Не то что бы девушка так сильно этого опасалась… Но стоит ли рисковать? Тем более имея печальный опыт общения с отвергнутыми воздыхателями.

Болезненно поморщившись, Ника взглянула на зажатый в руке свиток. А что, если сделать вид, будто она не получала никакого письма? Пусть Олкад старается поскорее вытащить её отсюда, а при встрече всегда можно заявить что-нибудь вроде этого.

Гордо выпрямившись, девушка надменно вкинула подбородок и возмущённо фыркнула:

— Да как вы смеете, господин Ротан?! Что вы о себе возомнили? Я не давала вам повода так себя вести. Какое письмо? Ничего я не получала!

Представив себе физиономию адвоката после таких слов, она тихо захихикала, тут же воровато оглядевшись по сторонам.

Разорванный на мелкие кусочки, лист папируса с любовным посланием нашёл своё упокоение в выгребной яме, а ленточку служанка святилища сожгла в кухонном очаге, едва стряпуха куда-то вышла.

В то время, как жрицы и их помощницы проводили вечернюю церемонию, она подошла к халупе привратника.

— Гвоздь, сюда иди.

— Кто там? — отозвался голос раба.

— Вылезай давай! — не стала представляться гостья.

Отодвинув прикрывавшую вход циновку, невольник замер, увидев перед собой хмурую Нику Юлису Террину.

— Никакого письма ты мне не передавал, — тихо, но значительно отчеканила девушка, глядя прямо в испуганные, водянистые глаза старика. — Понял?

— Но, госпожа, — нервно сглотнул Гвоздь. — Как… я… куда…

— Если тот человек вдруг придёт и спросит, — собеседница продолжала отдавать распоряжения не терпящим возражения тоном. — Скажешь, что письмо у тебя отобрала… верховная жрица и приказала больше никому ничего не передавать. Слышишь меня?

Несколько секунд раб безмолвно открывал рот, потом, низко поклонившись, пролепетал:

— Да, госпожа Юлиса. Как прикажете, госпожа Юлиса.

— И только попробуй проболтаться! — прошипела подавшись вперёд Ника. — Язык вырежу!

Убедившись, что привратник прочувствовал и осознал, девушка пошла на кухню. Надо надеть шерстяные носки и взять плащ. Скоро на ночную вахту. Как же всё это опротивело! Сколько бы не пришлось прожить, вряд ли она когда-нибудь ещё по своей воле зайдёт в храм богини Луны.

Благодаря "тихому часу" переносить ночные бдения стало не так тяжело. Иногда в храм пробиралась Риата, чтобы проведать хозяйку и поболтать о том о сём. Обрушившиеся на госпожу гонения рабыню почти не коснулись. Разве что Гвоздь уже ни в какую не выпускал в город, да Дора пару раз отхлестала по щекам за какую-то мелочь. У Ники руки чесались начистить её лошадиную рожу. Но приходилось себя сдерживать.

Однажды их чуть не застукала Маммея, всё ещё время от времени заходившая проведать кающуюся богохульницу.

Едва услышав шум шагов, рабыня, не растерявшись, метнулась в дальний угол, где скрючилась, прикрывшись плащом.

Убедившись, что девушка и не думает спать, послушно бубня гимн богине Луны возле чуть теплившегося светильника, верховная жрица ушла с видимым усилием сдерживая зевоту.

Немного погодя, невольница поспешно покинула святилище и, выполняя приказ госпожи, больше в нём не появлялась.

Несмотря на частые встречи в пустом храме без каких-либо свидетелей, Маммея упорно не желала разговаривать с Никой о возможном публичном разоблачении "сестры" Доры. Хотя короткая беседа с Клио ясно дала понять, что верховная жрица всё же решила устроить представление, предложенное жительницей другого мира.

"Шоу маст гоу он", — почему-то вспомнила пападанка бессмертный хит, когда за четыре дня до новолуния на кухню влетела встрёпанная Прокла Комения и, захлёбываясь, стала рассказывать, как Дора сначала изругала Патрию Мессу, а потом даже отхлестала по щекам за то, что та разбила в храме кувшин с уксусом. На крики прибежала Клио, и "сёстры" так орали друг на дружку, что утихомиривать их пришлось лично госпоже Маммее. Выяснив в чём дело, она приказала помощнице Клио в качестве наказания одной вымыть в святилище пол.

Очевидно, не отыскав подходящего благовония или пожалев денег на его покупку, "сестра хранительница знаний" использовала более дешёвое, но не менее вонючее средство.

Судя по заплаканным глазам и красным пятнам на щеках, Патрии Мессе дороговато обошлось участие в этом спектакле.

За ужином притихшие помощницы жриц испуганно-жалостливо поглядывали в её сторону, но помалкивали, зная гордый нрав старшей подруги. Не испытывавшая подобного пиетета Ника участливо покачала головой:

— Здорово тебе досталось.

Застывшее лицо девушки неожиданно дрогнуло, и она совершенно по-детски обиженно шмыгнула носом. Этот звук неожиданно разрядил обстановку за столом.

— Дора дрянь! — зло прошипела Прокла Комения. — Как она могла поднять руку на свободную девушку? Она же ей не мать и не старшая сестра!

— Покарай её, Рибила! — с не меньшим чувством, но так же тихо выпалила Тейса Вверга. — Пусть у неё руки отсохнут и кости сгниют!

А Приста Фабия, приобняв за плечи обмякшую подругу, убеждённо заявила:

— Это всё проделки мерзкой Исми! Она больше всех небожителей любит устраивать людям всякие гадости!

— Как могла богиня безумия пробраться в святилище Рибилы? — возмутилась Прокла Комения. — Наверное, Месса просто о чём-то задумалась?

Жертва произвола "сестры хранительницы добра", глотая слёзы, энергично закивала головой, с благодарностью глянув на Нику.

А та, оставив девчонок утешать подругу, принялась собирать со стола миски.

Вонь в храме стояла невообразимая. Непонятно, как жрицы с помощницами умудрились провести здесь вечернюю церемонию. Чтобы не угореть, проштрафившаяся служанка святилища решила устроиться подальше от алтаря, где запах казался особенно нестерпимым, так что щипало глаза. Сидеть в темноте не хотелось, а волочь всю осветительную конструкцию не имело смысла. Поэтому она просто отсоединила один из укреплённых наверху "чайничков".

Воздух у главного входа, действительно, оказался гораздо чище, но ноги даже в шерстяных носках явственно ощущали струившийся из-под закрытых дверей холод.

Плюнув на все гимны и молитвы, Ника забралась на лавку, закуталась в плащ и мрачно уставилась на трепещущий язычок пламени.

Она уже привыкла к гулкому мраку зала. Её не пугали таинственные шорохи, потрескивание балок. Хотя и удовольствия от своих ночных бдений девушка не испытывала. Просто ещё одно испытание в их бесконечной череде, тянущейся с тех пор, как она ещё в своём мире с бывшим другом однажды вечером свернула не туда. От подобных мыслей ей всякий раз хотелось плакать. А для этого трудно найти более подходящее место, чем пустой, тёмный храм.

Но едва Ника вошла во вкус, звучно хлопнула входная дверь. Пришлось вскакивать, срочно вытирать краем накидки мокрое от слёз лицо и начинать бухтеть гимн богине Луны.

— Юлиса? — негромко окликнул её знакомый голос. — Ты где?

— Я здесь, госпожа Маммея.

Девушка ожидала ворчания, упрёков и даже ругани за то, что ушла от алтаря, но вместо этого услышала:

— Иди сюда и захвати светильник.

Подойдя ближе, девушка с удивлением рассмотрела сгорбленную, тяжело опиравшуюся на посох верховную жрицу.

"Неужели она не притворялась и на самом деле плохо себя чувствует? — мелькнуло в голове служанки святилища. — Тогда чего припёрлась?"

— Помоги снять платье! — приказала начальница.

"Это ещё зачем?" — насторожилась девушка, беззастенчиво поставив светильник на алтарь. Однако озабоченная Маммея даже не обратила внимание на столь вопиющее безобразие.

Под верхней одеждой у неё оказалась длинная туника и висевшая на шее кожаная сумка. Избавившись от неё, женщина с наслаждением выгнулась, опираясь руками в поясницу.

— Подними покрывало!

Начиная догадываться о сути происходящего, Ника отодвинула край ткани, прикрывавшей постамент статуи богини Луны.

Верховная жрица безбоязненно извлекла из ниши будущую реликвию, потом достала из сумки нечто, завёрнутое в кожу, и такие же грубо сшитые рукавицы. Натянув их, Маммея осторожно извлекла из свёртка жирно поблёскивающий густой смазкой камень, формой и размерами немного отличавшийся от священного.

— Прости меня, луноликая, — прошептала она дрожащим голосом. — Любое наказание от тебя приму, только позволь показать всем того, кто предал тебя и всех нас.

Не переставая бормотать, верховная жрица вставила камень в нишу. Снаружи он ничем не отличался от того, что стоял там раньше. А святыня заняла место в сумке, которая вновь скрылась под длинным платьем Маммеи.

— Вы забыли, — девушка кивнула на всё ещё лежащие на полу рукавицы и кусок кожи.

— Заберёшь с собой, — сухо приказала собеседница. — Спрячь где-нибудь. Они тебе понадобятся.

Молча кивнув, Ника расправила прикрывавшую подножие статуи материю.

Не говоря больше ни слова, верховная жрица вышла, согнувшись под тяжестью камня и громко стуча посохом по полу.

За завтраком помощницы наперебой рассказывали, как госпожа Маммея чуть не упала во время службы. Патрия Месса авторитетно заявила, что в результате всех обрушившихся на святилище несчастий у верховной жрицы обострилась давняя болезнь, и ближайшие пару дней ей придётся провести в постели.

— А как же церемония новолуния? — испуганно спросила Тейса Вверга.

— Будем молить луноликую, чтобы она возвратила здоровье госпоже Маммее, — как-то деланно вздохнула ученица "сестры хранительницы знаний". — Госпожа Клио хочет попробовать одно лекарство. Но его придётся готовить почти сутки. Вся надежда на него да на помощь Рибилы.

Подруги дружно закивали.

— Не может быть, чтобы богиня не помогла госпоже Маммее, — не очень уверенно пробормотала Приста Фабия.

— Теперь опять будут говорить, что наш храм проклят, — прошептала Прокла Комения.

— Чушь! — фыркнула Патрия Месса. — Вот увидите, госпожа Маммея обязательно поправится к новолунию.

Ночью проверять Нику явилась не верховная жрица, а её "младшая сестра".

— Почему так тихо поёшь? — строго спросила она, едва войдя в зал.

— А разве боги плохо слышат, госпожа Дора? — вскинула брови девушка.

Дразнящий аппетит запах уксуса немного выветрился, и теперь она стояла на своём обычном месте у алтаря.

— Прощение следует вымаливать громко и чётко! — безапелляционно заявила собеседница, выставив вперёд массивный подбородок. — В следующий раз, чтобы я тебя уже у двери слышала!

— Но эти слова предназначены не вам, госпожа Дора, — путешественница обратила полный обожание взгляд на мраморное лицо статуи. — А луноликая Рибила легко расслышит их в моём сердце.

Какое-то время жрица растерянно молчала, явно подыскивая подходящий для подобного случая ответ, но так и не нашла.

— Делай, как я сказала, или до утра отсюда не выйдешь!

— Подчиняюсь, — вздохнула Ника с видом великомученицы. — Но хозяйка ночного светила ещё рассудит нас.

— Не тебе, глупая дикарка, рассуждать о небожителях! — презрительно фыркнула Дора.

Пришлось девушке декламировать вслух до тех пор, пока за стервой не захлопнулась дверь.

Если верховная жрица не отпускала её раньше, служанка святилища, как правило, заканчивала заниматься ерундой около полуночи, когда в круглом окне на фронтоне появлялось созвездие Бегущего коня.

Однако, на следующий день она узнала, что совершила тягчайший проступок, отправившись спать без разрешения Доры.

Дав жрице покуражиться, служанка святилища пренебрежительно пожала плечами.

— Госпожа Маммея велела слушать вас во всём, что касается кухни. О храме разговора не было.

— Дерзишь, мерзавка?! — ощерилась собеседница. — Ну подожди, попомнишь ты меня…

— Да уж не забуду, госпожа Дора, — пообещала Ника. — И сенатору Юлису о вас расскажу и регистору Трениума. Весь Радл о вас узнает… только самое хорошее.

Явно не ожидавшая ничего подобного женщина слегка смутилась, а служанка святилища продолжила деловито чистить луковицу.

На вечернюю церемонию Маммею отвели под руки.

Едва жрицы с помощницами скрылись в храме, дверь птичника приоткрылась, и выглянувшая Риата отчаянно замахала рукой, привлекая внимание хозяйки. Убедившись, что её заметили, рабыня почти бегом бросилась к девушке, и уведя за угол дома, тороплив зашептала:

— Ой, госпожа, что я вам скажу…

— Говори, — не на шутку забеспокоилась та.

— Утром, когда мы горшки ночные собирали, Врана велела мне к госпоже Маммее зайти. Ну я пришла, а та и говорит: "Возьми у госпожи Клио мешок и ночью тайком отнеси в храм своей хозяйке", — то есть вам, госпожа. И не сметь смотреть, что там лежит, если хочу жить.

— Ну ты, конечно, глянула краем глаза? — усмехнулась успевшая изучить свою невольницу хозяйка.

— Что вы, госпожа! — приняла обиженный вид Риата. — Он запечатанный и тяжёлый. А ещё госпожа Маммея сказала, что там письмо.

Девушка хмыкнула.

— Что мне делать, госпожа? — со страхом спросила рабыня.

— Что приказали, — подумав, сказала Ника. — Только захвати ещё те вещи, что я тебе спрятать велела.

— Слушаюсь, госпожа, — понимающе кивнула собеседница.

— Но будь очень осторожна, — стараясь, чтобы голос звучал как можно убедительнее, предупредила девушка. — Сама знаешь, какие у нас с Дорой отношения. Если она тебя со всем этим поймает, меня точно на каторгу упекут, а тебя… Продадут в лучшем случае.

— Я постараюсь, госпожа, — заверила явно впечатлённая невольница.

После службы верховная жрица уже не смогла идти и буквально висела на плечах "сестёр", которые и отвели её на квартиру.

"Играет не хуже Гу Менсина или Анния Мара, — усмехнулась про себя Ника. — Не знала бы, что притворяется, могла бы и поверить".

Оставив соседок по комнате обсуждать здоровье Маммеи, служанка святилища отправилась на ночную вахту.

Примерно через час скрипнула дверь храма. Вскочив с лавки, девушка в полный голос начала декламировать гимн богине Луны.

— Это я, госпожа, — из темноты остро пахнуло хлевом и появилась Риата с большим свёртком.

— Иди к свету, — распорядилась хозяйка и поморщилась. — Ты что, с овцой обнималась?

— Ой, да что вы такое говорите, госпожа?! — скривила страдальческую гримасу рабыня. — Я же не знала, что Врана скотину привяжет как раз там, где я ваши вещички прикопала. А та хоть и пойдёт в жертву Рибиле, всё же животина глупая. Вот и навалила кучу.

— Ну, ладно, — усмехнулась Ника. — Здесь и без того уксусом воняет.

Отложив в сторону "помеченный" овцой кусок кожи и рукавицы, девушка первым делом взялась за мешок. Судя по форме и весу, внутри, скорее всего, лежал "священный камень", а горловину, действительно, перевязывала верёвка с восковой печатью неясного рисунка.

Путешественнице не хотелось делать свидетельницей столь вольного обращения с реликвией и статуей небожительницы искренне верящую в богов Риату, поэтому она отправила невольницу сторожить входную дверь.

— Увидишь, кто идёт в храм, предупредишь меня. Только тихо.

— Да, госпожа, — с готовностью кивнула рабыня.

Только когда она ушла, хозяйка рискнула заглянуть в мешок. Так и есть. Камень, а вместе с ним мятый кусочек папируса.

Поднеся записку к светильнику, девушка прочитала инструкцию, где ей без обиняков приказывали заменить в нише камень. Тот, что находится там сейчас, надлежало спрятать в мешок, а утром принести в "мастерскую".

Сняв фонарь со стойки, Ника осторожно приподняла край драпировки постамента и сразу же увидела неряшливые жирные пятна возле ниши, которых вчера ещё не было. Маммея вставила обмазанный вонючей дрянью камень очень аккуратно. Значит, кто-то попытался его извлечь, но перепачкав руки сообразил, что что-то не так, и вернул на место.

Хмыкнув, девушка достала закреплённый на лодыжке нож и отрезала полосу от верхней части мешка. Затем, надев рукавицы, осторожно освободила нишу, тщательно протёрла её изнутри и только после этого вставила настоящий "священный камень", с удовлетворением убедившись, что внешний вид пьедестала статуи Рибилы совсем не изменился.

Аккуратно завернув рукавицы и всё ещё вонючую каменюку в кожу, Ника спрятала их в мешок и только после этого позвала Риату.

— Здесь я, госпожа, — секунду помедлив, откликнулась невольница.

— Возьми это и хорошенько спрячь, — стала отдавать распоряжения хозяйка. — Завтра утром, пока все будут на церемонии, принесёшь в "мастерскую" Клио. Я буду там тебя ждать.

— Да, госпожа, — кивнула рабыня.

Выпроводив её, Ника, немного походив по залу, переводя дух, забралась на лавку и попыталась задремать. Но очень скоро новый хлопок двери заставил её вскочить и начать декламировать стихи.

Однако разглядев вошедшую жрицу, она невольно запнулась на полуслове, машинально пробормотав:

— А где госпожа Дора?

— Спит, — ответила Клио. — Сегодня все очень устали и чуть не забыли про тебя. Хорошо, старшая сестра вспомнила.

"Не ты ли помогла ей так рано уснуть? — с иронией подумала путешественница, глядя на осунувшееся лицо собеседницы. — Небось каким-нибудь успокоительным чайком угостила?".

Но тут же отведя глаза, спросила:

— Как здоровье госпожи Маммеи?

— Ей лучше, — лаконично высказалась " сестра хранительница знаний".

Ника ждала, что та проверит нишу или хотя бы спросит о том, как прошла замена? Однако, жрица вела себя так, словно её это совершенно не интересовало.

Утром девушка смогла лично удостовериться в правоте слов Клио, глядя, как верховная жрица самостоятельно, без посторонней помощи сначала спустилась из квартиры, потом поднялась по короткой лестнице к заднему входу в храм. Несмотря на бледность, в движениях женщины уже не чувствовалось вчерашней болезненной скованности, а по губам то и дело скользила слабая улыбка. Уверенность, с какой она держалась, слегка взбодрила пребывавших в полном унынии помощниц жриц.

Едва служительницы богини Луны скрылись в святилище, его служанка заторопилась в "лабораторию" Клио.

Чуть позже прибежала Риата со знакомым мешком. Положив его в угол за очагом, хозяйка отправила невольницу на птичник, приказав покидать его сегодня как можно реже.

— Ой, да не беспокойтесь вы обо мне, добрая госпожа! — смахнув слёзы тыльной стороной ладони, попыталась улыбнуться рабыня. — Лишь бы вам небожители помогли благополучно пережить эту ночь. Я все дни молила благодетельную Нону, чтобы помилование поскорее пришло.

— Было бы неплохо, — со вздохом согласилась девушка, выжимая мочалку. — Только вряд ли это случится сегодня.

— Да кто же это из бессмертных так жестоко с вами обошёлся, госпожа! — окончательно расплакалась Риата, кривясь в жалобной гримасе. — Кто префекта послал в ту треклятую крепость?! Как мне жалко вас, добрая госпожа!

Несмотря на то, что Ника прекрасно знала о недостатках и даже пороках своей рабыни, её не могло не тронуть столь искреннее проявление чувств. Глаза у девушки защипало. Губы задрожали. Пожав плечами, она попыталась улыбнуться.

— Не знаю, Риата. Какие бы испытания не приготовили боги, мы их обязательно выдержим. С тобой это гораздо проще.

Всхлипнув, невольница упала на колени и попыталась поцеловать руку хозяйки.

— Не нужно, — досадливо поморщилась та. — Иди. Нехорошо, если тебя тут застанут.

Кивнув, рабыня торопливо вышла, а девушка, вытерев слёзы и со вкусом высморкавшись, вновь взялась за тряпку.

Едва появившись в дверях, Клио вопросительно вскинула брови. Ника без слов кивнула на очаг. Глаза жрицы расширились. Возможно, она подумала, что безмолвная собеседница просто сожгла мешок со всем его содержимым. Но сейчас же, видимо, заметив перевёрнутую корзину, понимающе улыбнулась.

Воспрянувшая духом стряпуха с удовольствием рассказала своей помощнице, как чудесно госпожа Маммея провела утреннюю церемонию, в конце выразив уверенность, что посвящённый новолунию ритуал тоже пройдёт, как полагается, и жительницы Этригии вновь убедятся в благосклонном отношении к ним богини Луны.

Девчонки за завтраком радостно болтали, обсуждая наряды собравшихся на церемонию женщин и внешность немногих заглянувших в храм мужчин.

Однако, проведённое днём жертвоприношение вновь испортило им настроение. Во-первых, Маммея не сумела аккуратно перерезать горло овце и сильно забрызгалась кровью. Во-вторых, гадальщик, уже не Донат Кенсий Ротс, а другой вновь подтвердил прошлое предсказание об ожидающих храм Рибилы потрясениях.

Несмотря на эти неприятности, жрицы, продолжавшие держаться с напускной бодростью, после полудня отправили всех помощниц, кроме Аполии Тармы, украшать зал перед вечерней церемонией. Супруг какой-то богатой горожанки прислал две корзины сосновых веток, источавших крепкий смолистый аромат. Вот их-то девушки и развешивали вперемешку с сушёной травой и цветами.

Ближе к вечеру из-за ограды стал доноситься шум с каждым часом увеличивавшейся толпы. Когда помощницы жриц побежали в спальню переодеваться, Прокла Комения задержалась на кухне и с выпученными от страха глазами сообщила Нике, что кроме большого числа мужчин и женщин, на площади выстроился целый отряд, вооружённых копьями и щитами стражников.

— Неужто они хотят схватить тебя и госпожу Маммею, если Луна и сегодня не очистится?

— Нет, — поспешила успокоить её путешественница. — Слишком много для нас двоих. Просто магистраты боятся беспорядков, вот и приготовились на всякий случай.

Собеседница смешно наморщила брови, видимо, тщательно обдумывая её слова, потом согласно кивнув, убежала в комнату.

Служанке святилища парадного платья не полагалось, поэтому она просто сняла заляпанный фартук и поправила накидку.

Она подумала, что по сравнению с прошлым разом, количество зрительниц, явившихся лицезреть чудо, увеличилось по меньшей мере вдвое. Хотя казалось невозможным, что зал смог вместить столько людей. Женщины теснились, как пассажиры в общественном транспорте в час пик.

Двери главного и заднего входа распахнули настежь. По храму гулял сквозняк, оказавшийся не в силах освежить спёртый воздух.

На тяжёлых бронзовых стойках горели все светильники. Кроме них на задней стене, по сторонам статуи Рибилы пылали два факела. Из-за их колеблющегося красновато-жёлтого света скульптура казалась больше и словно нависала над притихшей толпой.

Подхватив затянутый верховной жрицей мотив, Ника исподтишка наблюдала за Дорой. Внешне та казалась уверенной и абсолютно спокойной, как и её "старшая сестра". А вот Клио явно нервничала, часто оборачиваясь и переглядываясь со своей ученицей.

Повторяя надоевшие слова, путешественница буквально кожей ощущала стремительно нарастающее напряжение. Даже жрицы, как будто пели быстрее, словно торопились, как можно скорее перейти к главному действу.

И вот Маммея торжественно, хотя и не без усилий, извлекла камень из ниши. Но вместо того, чтобы сразу уложить на алтарь, она подняла его над головой, как фокусник, демонстрирующий пустую шляпу перед тем, как извлечь из неё кролика.

Вновь раздалось пение, вспыхнули под решёткой щедро политые смолой щепки. Толпа подалась вперёд, нависая над выстроившимися помощницами, некоторые из которых испуганно втягивали головы в плечи.

— Есть! — прорезал зал ликующий крик. — Кровь! Кровь!

Со своего места Ника хорошо разглядела, как на серой поверхности стали проступать красные пятна. Разумеется, каждая из собравшихся на церемонию женщин непременно желала лицезреть это собственными глазами. Помощницы жриц попробовали упираться, но их просто передвинули почти вплотную к алтарю. Девчонки испуганно завизжали, а служанка святилища без слов двинула локтем какую-то растрёпанную горожанку, пытавшуюся пробраться поближе к святыне по стеночке, но напоровшейся на непреодолимое препятствие.

Пришлось срочно вмешаться Маммее.

— Остановитесь, дочери Этригии, не гневите богиню!!!

В ответ раздались истерические выкрики.

— Камень! Покажите нам камень! Здесь не видно!

Только сейчас Ника обратила внимание на свёрнутую тряпку, заткнутую за пояс верховной жрицы. Там оказались две толстые рукавицы.

"Не забыла, как в прошлый раз обожглась", — усмехнулась про себя девушка, наблюдая, как женщина осторожно берёт горячую реликвию и с усилием вновь поднимает над головой.

— Хвала Рибиле! — широко улыбаясь, возгласила Дора, и к ней тут же присоединились десятки восторженных голосов.

— Хвала луноликой! Она нас простила! Слава богине! Хвала милосердной!

Маммея опустила камень, но не вернула его обратно на алтарь, а положила на почему-то стоявшую возле светильника скамью, бросив рядом рукавицы.

Словно не замечая всеобщего ликования, к ней подошла Клио, и "старшая сестра" без слов отдала ей висевший на поясе кошель. Сделав знак своей помощнице, " сестра хранительница знаний" поспешила к проходу в коридорчик, ведущий к заднему выходу из храма.

Дора что-то спросила, но верховная жрица, досадливо отмахнувшись, опять подняла руки, явно привлекая к себе внимание. Ника разглядела красное пятно от ожога, выделявшееся на белой ладони. Видимо, рукавица оказалась недостаточно толстой, или эта часть камня оказалась горячее остальных.

— Все видели?

— Видели, госпожа Маммея! Видели, слава Рибиле! Услышала нас небожительница!

— Хвала богине Луны! — лицо верховной жрицы блестело от слёз. — Не оставила она женщин Этригии. И никогда не оставляла!!!

Последнюю фразу она проорала во всю глотку так, что даже лицо побагровело. По мере того, как до слушательниц доходил смысл её слов, в зале становилось всё тише.

— Никогда! — уже не так громко, но с прежним накалом отчеканила ораторша.

— А как же прошлое новолуние? — с нескрываемым сомнением спросили из толпы. — Это что, действительно, была задержка?

— Да, что тогда случилось? — дружными голосами поддержали вопрос женщины. — Почему Луна не очистилась?

Другие кричали.

— О чём она там говорит?! Нам не слышно, госпожа Маммея!

— Потому что в прошлое новолуние произошло ужасное, невиданное святотатство!!! — вопль верховной жрицы едва не перешёл в визг. — Накануне ночью какой-то негодяй тайком пробрался в храм и выкрал священный камень!

Зал дружно охнул, а Ника почувствовала себя ужасно неуютно под десятками ошарашенно-изучающих глаз.

— Это она?! — возопила какая-то молодуха, и крыша в храме едва нерухнула от гвалта. — Как вы узнали?! Не может быть! На кол её! Смерть богохульнице!!!

В зал вошли Клио и Патрия Месса, тащившие большую двуручную корзину.

"В сокровищницу ходили, — догадалась путешественница, вспомнив массивную дверь в коридорчике. — Дальше не успели бы, и ключ от неё только у Маммеи. Самое удобное место что-то спрятать от Доры".

— Рибила послала мне вещий сон! — голос верховной жрицы вновь перекрыл всеобщий ор, призывая к тишине.

Едва вопли слегка притихли, она продолжила:

— Луноликая сама поведала мне о страшном преступлении и показала место, где богохульница спрятала реликвию.

Ораторша вновь всецело завладела вниманием аудитории, а Ника отыскала глазами бледную и явно растерянную Дору.

Достав из корзины очередной "священный камень", Маммея продемонстрировала его ошарашенным зрительницам. Тем временем Клио с помощницей выложили на почти погасшие угольки охапку свежих щепок, и пламя вспыхнуло вновь.

— Восславим хозяйку ночного светила! — объявила верховная жрица. — Ту, которая помогает нам, женщинам, исполнять своё предназначение: рожать здоровых мальчиков и красивых девочек, будущих матерей!

И обратившись к статуе Рибилы, громко, с чувством запела гимн тут же подхваченный совершенно обалдевшими, но ужасно вдохновлёнными помощницами. Даже кое-кто из охваченных эйфорией женщин стал подпевать. Многие вытирали слёзы, а самые экзальтированные, упав на колени, в мольбе простирали руки к мраморному изображению богини.

Ника не спускала глаз с Доры, а та в свою очередь, не отрываясь, смотрела на камень, по которому стали неторопливо проступать красные пятна.

"Что, стерва, поплохело? — девушка не смогла отказать себе в удовольствии позлорадствовать. — Думала, вы с Клеаром самые умные? Одним ударом, и тёплое местечко себе освободить и Юлису на каторгу спровадить. А вот тебе гранд батман жете!"

Появление этой крови собравшиеся встретили уже как должное. Кажется, все они окончательно поверили Маммее и не ожидали ничего другого.

— Луна очистилась! — торжественно объявила та. — Никогда Рибила не гневалась на вас, добрые женщины Этригии. Как и раньше будет она помогать вам обрести радость и…

— Кто посмел подменить камень? — довольно-таки невежливо прервал её чей-то властный голос.

Из толпы, энергично раздвигая стоявших впереди, вышла статная женщина бальзаковского возраста и такой же комплекции. — Кто совершил столь отвратительное святотатство? Неужели снова она?

Толстый палец с ухоженным ногтем обличающе указал на скромно притулившуюся у стенки Нику.

— Луноликая сказала, что преступник на самом деле прячется в нашем святилище, госпожа Фаба, — со вздохом призналась верховная жрица, но тут же к разочарованию знатной дамы добавила. — Но она сама укажет на богохульницу

— Сама? — переспросила озадаченная собеседница. — Но как? Спустится к нам с небес?

— Боюсь, мы ещё недостойны лицезреть саму хозяйку ночного светила, — со вздохом покачала головой Маммея и вытащила из корзины большую серебряную миску, украшенную кроме всего прочего изображениями Луны.

— Много лет назад это блюдо подарила храму госпожа Фулия Сервака Коста. Ласковая и строгая мать, добродетельная супруга, чей муж так много сделал для города в "эпоху горя и слёз".

Судя по тому, как одобрительно загомонили собравшиеся, ту женщину до сих пор добром вспоминают в Этригии.

Пока ведущая "артистка" общалась с публикой, "ассистентки" в лице Клио и Патрии Мессы убрали с алтаря решётку с очередной реликвией, а не сгоревшие угольки сгребли на угол.

Водрузив миску на освободившийся каменный куб, верховная жрица торжественно извлекла всё из той же бездонной корзины глиняный кувшин.

— Здесь вода из колодца у перекрёстка трёх дорог, набранная ночью, в час, когда в ней отражалась полная Луна. Всё это я приготовила по приказу богини.

Наполнив блюдо, Маммея опустила туда ладони, и немного подержав, под недоуменный шум зала подняла их над головой. Следом за ней подобную процедуру проделала Клио, после чего жрицы вопросительно уставились на бледную, как мел, Дору.

— И ты иди! — нетерпеливо выкрикнул кто-то из толпы.

— Подходи, сестра, — улыбнулась одними губами верховная жрица. — Исполни волю луноликой.

Нервно сглотнув, женщина машинально вытерла ладони о платье, и шагнув к алтарю, осторожно опустила в воду кончики пальцев.

— Чего стесняешься? — раздалось из толпы. — Полабий небось глубже суёт.

Собравшиеся отозвались редкими, нервными смешками.

"Так вот как зовут её бойфренда", — усмехнулась Ника, затаив дыхание наблюдая за происходящим.

То ли не расслышав оскорбительных выкриков, то ли просто пропустив их мимо ушей, жрица быстро коснулась руками дна, и резво выдернув, вскинула их над головой. Несколько секунд в храме царила полная тишина

— Ой, — пискнула какая-то помощница жриц. — Пятнышки…

На длинных, ровных пальцах "сестры хранительницы добра" явственно проступили голубоватые отметины.

— Нет! — вскричала охваченная ужасом Дора, глядя на свои руки. — Нет! Это не я!

— Луноликая указала преступницу! — голос Маммеи дрожал от еле сдерживаемой ярости. — Как ты пос…

— Не я, не я, не я! — подвывая, запричитала женщина, изо всех сил стараясь оттереть предательские пятна. — Это не я!

Убедившись, что глубоко въевшуюся краску можно содрать только вместе с кожей, женщина отчаянно закричала, тыча поголубевшим пальцем в с трудом сдерживавшую улыбку Нику.

— Это она богохульница! Она подменила!

— Юлиса! — гаркнула верховная жрица, в который раз привлекая всеобщее внимание. — Подойди!

Вновь стало тихо.

— Опусти руки!

От воды слегка попахивало гнилыми апельсинами, тем не менее девушка безропотно погрузила в неё руки, подержала, досчитав до десяти, и подняла над головой.

Какое-то время зал молчал, потом по нему прокатился громкий вздох разочарования.

— Рибила ясно указала на того, кто совершил святотатство! — со скорбной торжественностью объявила Маммея.

И тут её "младшая сестра", видимо, совершенно обезумев от всего случившегося, бросилась к выходу.

— Держите её!!! — заорала Фаба.

Само-собой служанка святилища не могла не откликнуться на столь благородный призыв. Два длинных, насколько позволило платье, прыжка, левая рука хватает беглянку за плечо, а когда та испуганно оборачивается, пытаясь вырваться, правый кулак от всей широкой русской души до боли в костяшках бьёт по носу и верхней губе. Противный, хлюпающий звук прозвучал в душе попаданки радостным гимном восстановленной справедливости. Дору отбросило к стене, по которой она начала потихоньку сползать на пол.

— Стойте! — верховная жрица бестрепетно заступила дорогу разъярённым женщинам, легко прорвавшим шеренгу совершенно обалдевших помощниц. — Не сметь осквернять храм убийством! Назад, или прокляну именем Рибилы!

Толпа бесновалась, орала, визжала, махала кулаками, но больше не сдвинулась ни на шаг. Маммея не только вернула, но и значительно укрепила свой авторитет.

К Нике подбежала Патрия Месса. Вдвоём они подняли всё ещё пребывавшую в прострации жрицу.

— Преступницу должен судить суд, — назидательно увещевала разбушевавшихся "прихожанок" Маммея. — Освободите дорогу! Небожительница сказала своё слово, теперь дело за властью закона!

Словно только того и ожидая, посетительницы дружно повалили к выходу, то ли торопились как можно скорее передать богохульницу стражникам, то ли спешили рассказать собравшимся на площади людям о только что случившемся чуде её разоблачения.

Верховная жрица подошла к бывшей "сестре".

— Рано ты меня похоронила, Дора!

— Фуф… фы… фофля…, — зашлёпала разбитой губой женщина, но закончить проклятие не сумела, заскулив от боли.

Резко вывернув ей руку, Ника тихо прошептала:

— Заткнись, дура!

— Спасибо, госпожа Юлиса, — чуть улыбнулась Маммея. — Но её слова лишь пыль под лучами вечной славы небожителей!

Узнав от своих жён, сестёр и матерей, что ритуал новолуния прошёл, как полагается, и Этригии больше не грозит гнев богини Луны, явившиеся на площадь мужчины искренне радовались вместе с женщинами. Хотя кое-кто из них выглядел явно разочарованным.

Гордо вскинув голову, верховная жрица торжественно спустилась по храмовой лестнице под приветственные крики горожан. За ней две девушки вели окровавленную Дору.

— Богохульница! — отчаянно завизжала какая-то старуха.

— Мерзавка! — мгновенно подхватила толпа. — Смерть! На кол её! Пусть поплатится за своё святотатство!

Люди почтительно расступались перед царственно вышагивавшей Маммеей, открывая ей дорогу до фонтана, возле которого блестели щиты и доспехи стражников, и стоял хорошо знакомый Нике чиновник.

— Господин Курий! — церемонно обратилась к нему верховная жрица. — Передаю в руки правосудия преступницу, совершившую ужасное святотатство, подменившую священную реликвию храма Рибилы. Больше я не могу сказать, дабы не нарушать тайны обряда, доверенные мне хозяйкой ночного светила.

— Кто её обвиняет? — в своей обычной унылой манере поинтересовался претор.

— Сама богиня Луны, — мрачно объявила собеседница, а в ответ на его недоуменный взгляд подошла к Доре и продемонстрировала пятна на пальцах.

— Сотни добропорядочных горожанок, матерей и жён Этригии могут подтвердить, что это знак, которым Рибила отметила богохульницу!

— Да! — ударил по ушам дружный визгливый рёв. — Всё видели! Мы видели! На форум придём! Так и было! Клянёмся всеми небожителями и владыкой недр!

— Я забираю её, — дав женщинам немного поорать, крикнул претор. — И отведу в тюрьму. А вам, госпожа Маммея, надлежит завтра явиться на форум. Уверен, суд захочет вас выслушать.

— Непременно, господин Курий, — пообещала верховная жрица. — Это мой долг перед городом.

Видимо, стремительность разоблачения, боль в разбитом лице и всеобщая ненависть так подкосили бывшую "хранительницу добра", что та не могла держаться на ногах, и стражники поволокли её прочь, грубо подхватив подмышки.

А её коварная "старшая сестра", наоборот, купалась в лучах славы и всеобщего обожания. И ничего удивительного. Она не только успокоила горожан, но и доказала, что все страхи, будоражившие Этригию целый месяц, оказались беспочвенны. Рибила всегда благоволила к ним, а неудачный ритуал — всего лишь преступление богохульницы.

Сквозь толпу к верховной жрице то и дело протискивались какие-то богато одетые дамы с выражениями почтения, одобрения и пожеланиями всяческих благ.

С иронией наблюдая за всей этой суетой, Ника внезапно почувствовала страшную усталость, как будто кто-то выключил напряжение. Мышцы ослабели, а рот сам собой растянулся в широком зевке.

— Прости, старшая сестра! — неожиданно громко обратилась к той Клио. — Но испокон веков в храме Рибилы служили три жрицы.

Столпившиеся вокруг люди замерли, а "сестра хранительница знаний" с требовательным ожиданием смотрела на начальницу, нервно теребя пояс.

— Так нас трое, сестра, — с мягкой усталостью улыбнулась Маммея. — Госпожа Патрия Месса давно показывает пример ревностного служения владычице ночного светила. Если она согласится отказаться от имени и посвятить себя луноликой Рибиле, мы проведём обряд и назовём её своей сестрой.

Верховная жрица отыскала глазами помощницу. Шагнув вперёд, та, не задумываясь, опустилась на колени. Голос девушки дрожал от сдерживаемого волнения.

— Это величайшая честь, госпожа Маммея! Клянусь всеми небожителями, положить жизнь служению великой богини!

"Теперь понятно, что потребовала Клио за свою помощь, — с лёгкой грустью подумала Ника. — Не только оставить любовницу при храме, но и повысить её статус. Но, кажется, не очень-то она верит "старшей сестре", если напомнила ей об этом при всех".

Наблюдая столь трогательную картину, многие женщины, расчувствовавшись, захлюпали носами.

Поднявшись по ступеням к храму, Маммея, перед тем как скрыться внутри, обратилась к изрядно поредевшей толпе с прочувственной речью, смысл которой сводился примерно к тому, что необходимо чтить Рибилу, её святилище, её жриц, и тогда непременно будет всем счастье.

Девчонки в спальне ещё долго обсуждали подробности во всех смыслах уникальной церемонии, горячо поздравляли скромно помалкивавшую Патрию Мессу и искренне радовались избавлению от вредной Доры. Пытались втянуть в разговор и Юлису, но та сначала делала вид, что спит, а потом и в самом деле заснула.

Каким бы знаменательным и необыкновенным не казалось ночное происшествие, оно ни коим образом не отменяло священных обязанностей служительниц Рибилы. Так что им вновь пришлось вставать ни свет, ни заря и тащиться на утреннюю службу.

Мысленно возблагодарив Маммею за то, что та лишила её такого удовольствия, Ника ушла убираться в "мастерскую" Клио, где продремала ещё с полчасика.

Возможно поэтому, она чувствовала себя значительно бодрее Аполии Тармы, которая буквально засыпала на ходу. Пожалев стряпуху и нагло воспользовавшись временным отсутствием в святилище новой "сестры хранительницы добра", девушка отправила стряпуху спать, а сама взялась мыть миски.

Она почти закончила, когда в ворота громко и требовательно постучали. Узнав голос, Ника выскочила из кухни и заглянула за угол.

На сей раз Гвоздь и не подумал заставлять гостя ждать. С удивлением оглядев пустой двор, претор решительно направился к лестнице, ведущей в квартиру верховной жрицы. Но та уже вышла к нему навстречу.

— Доброе утро, госпожа Маммея, — гораздо почтительнее, чем раньше поприветствовал её чиновник. — Да пребудет с вами милость Рибилы.

— Благодарю, господин Курий, — озадаченно кивнула собеседница. — Что случилось? Неужели я опоздала на суд?

— Нет, нет, госпожа Маммея, — поспешил успокоить её гость. — Преступников ещё не привели на форум. У меня к вам другое дело.

— Какое? — нахмурилась женщина.

— У меня распоряжение городского совета об освобождении госпожи Ники Юлисы Террины по приказу префекта.

— Помилование? — усмехнулась верховная жрица.

— Да, госпожа Маммея, — претор достал из сумки свиток. — Право слово, не стоит заставлять госпожу Юлису ждать. Тем более, за ней уже пришли.

— Поднимайтесь, господин Курий, — подумав, пригласила верховная жрица. — Прямо сейчас всё и оформим.

Закрыв глаза, Ника в изнеможении прижалась спиной к холодной каменной стене. По щекам внезапно, будто кто-то открыл кран, потоком хлынули слёзы, губы скривила жалкая гримаса, лишь отдалённо напоминавшая улыбку.

"Неужели я наконец-то уберусь отсюда? — колоколом билось в голове девушки. — Ну, дорогие родственники, не знаю, как там дальше будет, но я от всей души благодарна за то, что вы помогли мне выбраться из этого города, где меня столько раз пытались убить. Спасибо сенатору и регистору".

— Эй, Юлиса, ты чего здесь? — оборвал её мысли встревоженный голос стряпухи. — Что с тобой?

— Помилование! — выдохнула Ника. — Представляешь, Тарма, меня помиловали!

— Откуда знаешь? — недоверчиво сощурилась собеседница.

— Курий пришёл, — вытирая слёзы, ответила путешественница. — Он сейчас у Маммеи.

Видимо, местная бюрократия всё ещё находилась в зачаточном состоянии, потому что верховная жрица с претором появилась буквально минут через десять и объявила, что служанка святилища богини Луны свободна. После чего чиновник вручил ей свиток, удостоверяющий освобождение по распоряжению префекта провинции Ильделия, осуждённой судом Этригии, Ники Юлисы Террины.

Слегка ошалев, девушка поблагодарила господина Курия за хорошую новость, Маммею за терпение, стряпуху и набежавших девчонок за доброе отношение к себе.

Прокла Комения плакала, Патрия Месса громко шмыгала носом. Видимо, кто-то успел предупредил Риату, и та с мокрым от слёз лицом уже скромно стояла в сторонке, прижимая к груди узелок с вещичками.

Подавшись вперёд, непривычно улыбчивый претор тихо сказал, кивнув на ворота:

— Вас ждут, госпожа Юлиса.

Пока рабыня бегала в спальню за хозяйской корзиной, госпожа в последний раз обнялась с Коменией и Таромой, поклонилась жрицам и остальным помощницам.

Видимо, господин Курий куда-то сильно спешил, потому что проскользнул в калитку первым. Шагнув вслед за ним, Ника огляделась. Справа от ворот она увидела лёгкие носилки, завешанные тонкой, полупрозрачной тканью, и четырёх скучающих рабов. Рядом широко, словно рекламируя зубную пасту, улыбался Анк Минуц Декум.

Справа стоял небольшой, запряжённый осликом двухколёсный фургон, чем-то похожий на тот, в котором путешественница проделала путь от Канакерна почти до Этригии, а возле него переминался с ноги на ногу Олкад Ротан Велус.

— Госпожа Юлиса! — громогласно объявил посланец дяди. — Прошу проследовать со мной в гостиницу "Спящая львица", где вы сможете отдохнуть. А завтра…

— Госпожа Юлиса! — подскочил писец. — Садитесь в повозку. Нам надо как можно быстрее покинуть город!

— Вот ещё! — возмущённо фыркнул столичный гость. — Что за глупости!

— Подождите, господин Минуц, — мягко остановила его девушка. — К сожалению, очень может быть, что господин Ротан прав, и задерживаться здесь не стоит.

Писец надулся от гордости.

— Не беспокойтесь, госпожа Юлиса, — усмехнулся посланец Итура Септиса Даума. — Я смогу вас защитить.

— В Радле, наверняка, — нахмурилась Ника. — Здесь, в чужом городе — вряд ли. Поэтому отпустите своих людей…

Она кивнула на носильщиков и продолжила не терпящим возражения тоном:

— Сейчас заедем в "Спящую львицу", вы соберёте вещи, и мы вместе покинем Этригию.

Собеседник поморщился, как от зубной боли.

— В противном случае, вы рискуете не довезти меня до своего покровителя! — решительно заявила девушка.

— Нам нельзя задерживаться, госпожа Юлиса! — раздражённо вскричал Олкад. — Когда "неистовые" узнают о помиловании, то захотят отомстить…

— Господина Минуца прислал мой единственный дядя, господин Ротан! — оборвала его Ника. — Мы поедем все вместе!

— Тогда давайте хотя бы до гостиницы доберёмся на носилках, госпожа Юлиса? — предложил явно растерявшийся коскид регистора Трениума. — За них всё равно уже заплачено.

— Хорошо, — согласилась та. — А вы, господин Ротан, следуйте за нами. И не забудьте взять мою рабыню с вещами.

— Не забуду, — буркнул молодой человек, зло зыркнув на столичного гостя.

Удобно устроившись на низенькой мягкой скамеечке, девушка оглядела своего нового спутника в грядущем путешествии до столицы Империи.

— Я очень рад, госпожа Юлиса, что справедливость восторжествовала, и вы вновь обрели свободу. Как могли эти глупые этригийцы запереть вас хотя бы и в храме?

— Таков закон, господин Минуц, — пожала плечами Ника, гадая, собеседник на самом деле так глуп или только притворяется?

— Пусть случайно, но я на самом деле оказалась там, где не должна была быть. По преступлению и наказание.

Часть 3
Глава I Зачем в кустах рояль?

Да, случай странный.

Но что готовит нам нежданно

Судьба, никто не может знать.

Лопе де Вега «Уловки Фенисы»

"А ещё говорят, будто мы, женщины, долго собираемся!" — мысленно фыркнув, Ника с раздражением отодвинула пустую миску из-под мясной подливки.

Она успела плотно перекусить, выпить на пару с Олкадом кувшин разведённого вина, а раб Минуца ещё только спускался со второго этажа, с трудом волоча здоровенный, разрисованный сундук.

— Как же мы все в фургоне поместимся, госпожа Юлиса? — процедил сквозь зубы писец. — В нём нам двоим места едва хватит.

— До Тоаза как-нибудь потеснимся, — дёрнула плечами девушка, неприятно задетая той убеждённостью, с какой собеседник произнёс своё самоуверенное "нам". — А там придётся покупать ещё одну тележку, господин Ротан.

И прежде, чем молодой человек успел что-то сказать, недовольно поморщилась.

— Да помогите же ему кто-нибудь! А то он этот ящик до обеда не вытащит!

— Чего стоишь, Жирдяй? — рявкнул Олкад на безучастно застывшего у стены тощего, болезненного вида раба. — Бери сундук и тащите в фургон, живо!

— Да, господин, — смиренно проблеял невольник, суетливо, но не слишком торопясь, бросился на помощь Солту.

Вдвоём они быстро вынесли багаж столичного хлыща во двор. Сам он, обменявшись поклонами с владельцем "Спящей львицы", подошёл к их столику.

— Может, все же останетесь, госпожа Юлиса? — без особой надежды спросил посланец Итура Септиса Даума.

— Нет, господин Минуц! — решительно заявила Ника, поднимаясь. — Мы и так чересчур задержались. Оставаться дальше — смертельно опасно для меня, а значит, и для вас.

— Я предупреждал — уезжать надо было сразу, — не смог удержаться от ядовитой шпильки писец. — Теперь, если что случится, вините только себя.

— Я привыкла отвечать за свои поступки, господин Ротан, — в голосе путешественницы холодно лязгнул металл. — А вот вам следовало бы заранее договориться с господином Минуцем о…

— А я не пробовал?! — не дослушав, зло рявкнул молодой человек. — Он даже встретиться со мной не захотел!

— Буду я бегать от каких-то пьяных голодранцев! — презрительно фыркнул коскид регистора Трениума. — Клянусь Карелгом…

— Вы сами, господин Минуц, в праве поступать так, как находите нужным! — резко оборвала его Ника, опуская медяки в угодливо подставленную ладонь подавальщицы. — Но разве долг коскида не в том, чтобы прежде всего исполнять поручения своего покровителя? А хвастаться будете в столице.

Явно не ожидавший подобной отповеди собеседник вспыхнул, но промолчал.

Увы, пузатый серенький ослик с облепленной репейниками кисточкой на хвосте оказался совсем не "газелью" и даже не владимирским тяжеловозом. Несмотря на то, что и Ротан, и Минуц, и тем более Ника, отправляясь в дальнюю дорогу, не обременяли себя большим количеством вещей, фургончик оказался полностью загружен двумя сундуками, четырьмя корзинами и тремя узлами рабов. Даже после того, как невольников заставили идти пешком, осёл едва сдвинул явно перегруженную тележку.

"Надолго нашей скотинки не хватит", — озабоченно подумала девушка, когда впереди показались городские ворота, через которые одна за другой въезжали большие, запряжённые медлительными волами телеги с брёвнами и глыбами мрамора.

Пришлось ждать, а когда проезд освободился, неожиданно заупрямился осёл. Жирдяй с Солтом тащили упрямое животное под уздцы, но тот упирался, мотал ушами и жалобно ревел, косясь на мучителей полными вселенской скорби глазами.

Потерявший терпение Ротан с размаху ударил его палкой. Отчаянно дёрнувшись, ослик наконец сдвинул фургон с места.

Опасаясь за его здоровье, Ника спрыгнула на дорогу, едва они выехали за городскую стену, и предложила спутникам сделать то же самое.

— Иначе нам сегодня до Тоаза не добраться.

Если Олкад охотно последовал её примеру, то столичный гость спускался на грешную землю морщась, словно жуя лимон.

Реакция Минуца не слишком удивила путешественницу, зато окончательно убедила в том, что её сопровождающие сильно недолюбливают друг друга. А значит, находиться в их компании будет гораздо безопаснее, чем если бы они успели сговориться.

— Сегодня весь город только и говорит о храме Рибилы, — попытался завести светский разговор посланец Итура Септиса.

— Ещё вчера утром они были готовы убить вас и госпожу Маммею, госпожа Юлиса, — с неожиданной охотой вступил в беседу Олкад. — А сегодня прославляют мудрость верховной жрицы богини Луны.

— Любовь толпы непостоянна, — с видом уставшей поп-звезды вздохнул коскид регистора Трениума.

— Зато в данном случае она вполне заслужена, господин Минуц, — ясное небо, начинавшее припекать солнышко, а главное — осознание того, что расстояние между ней и Этригией неуклонно увеличивается, заметно улучшили настроение Ники, поэтому она тоже оказалась не прочь поболтать. — Госпожа Маммея удостоилась великой чести лицезреть, хотя бы и во сне, одну из небожительниц. Богиня не только поведала о гнусной подлости, но и научила, как разоблачить преступницу.

— Надеюсь, её посадят на кол! — с жаром вскричал столичный гость. — Поднять руку на реликвию храма! Наказание за подобное святотатство должно быть особенно строгим, иначе чернь совсем перестанет чтить бессмертных!

— Самое печальное, — ханжески вздохнула девушка. — Что столь мерзкий поступок совершила та, которая поклялась посвятить жизнь служению хозяйке ночного светила.

Спутники дружно закивали.

— Что ещё ждать от потерявшей стыд женщины, — многозначительно поджал губы писец.

— О чём вы? — вполне натурально, как ей показалось, удивилась собеседница.

— Вы, конечно, не знаете, госпожа Юлиса, — подыграл ей молодой человек. — Но у Доры есть любовник!

— Она же жрица! — охнула Ника. — А ещё обвиняла меня в святотатстве!

— Вы родом из Этригии, господин Ротан? — внезапно резко сменил тему Минуц.

— Нет, — сухо ответил Олкад. — Я из Радла.

— И давно его покинули? — не отставал посланец Итура Септиса.

— Не очень, — сквозь зубы буркнул писец.

— Наверное, тяжело было привыкать к здешнему захолустью после столичной жизни? — с насквозь фальшивым участием покачал головой собеседник.

— Долг коскида служить своему покровителю там, где тот прикажет! — напыщенно выдал второй писец рудника "Щедрый куст". — Вы же тоже приехали в Этригию не по своей воле.

Мужчины обменялись вызывающими взглядами.

"Один — один, — мысленно усмехнулась девушка, с возрастающим интересом наблюдая за пока ещё вежливой, но довольно ожесточённой пикировкой спутников. — Пусть между собой лаются, лишь бы вдвоём в меня не вцепились".

Возницы попадавшихся навстречу и обгонявших повозок с недоумением наблюдали за группой странных путников, состоявшей из двух прилично одетых молодых мужчин, высокой девушки в надвинутой на глаза накидке и трёх рабов, сопровождавших небольшой двухколёсный фургончик, который с трудом тащил серый, пузатый осёл.

Постепенно перебранка между Ротаном и Минуцем стала терять прежнюю остроту. Но отнюдь не из-за того, что коскиды внезапно прониклись симпатией друг к другу, и не благодаря внезапному приступу толерантности. Они просто начали уставать.

По самым приблизительным прикидкам путешественницы их отделяло от Этригии уже не менее десяти-двенадцати километров. Успевшая отвыкнуть от столь дальних переходов, девушка изрядно вымоталась. Мышцы болели, во рту пересохло. Но она стоически переносила жажду, по собственному опыту, приобретённому на занятиях с Наставником, зная, что если пить на ходу, потом будет ещё тяжелее. А вот её спутники уже опустошили один из взятых в дорогу бурдюков и принялись за другой.

Охладивший разгорячённое лицо порыв ветра принёс запах сырости. Встрепенувшись, Ника пристально посмотрела вперёд. Бежать совсем без передышки в её планы не входило.

Показался каменный мост, перекинутый через узкую речушку с обрывистыми берегами, густо поросшими ещё лишённым листьев кустарником.

Прекрасно зная о странных причудах, которые порой вытворяет гипертрофированная мужская гордость, девушка предложила:

— Не сделать ли нам остановку, господа?

— Устали, госпожа Юлиса? — с участием, сквозь которое сквозило явное облегчение, спросил Олкад.

— Очень, господин Ротан, — и не подумала скрывать собеседница.

— Далеко ещё до Тоаза? — отдуваясь, поинтересовался второй её спутник.

— Ещё примерно столько же, сколько мы прошли, господин Минуц, — устало усмехнулся Олкад.

Столичный гость страдальчески возвёл очи горе.

Получив соответствующие указания, рабы помогли ослику стащить фургон с дороги, разложили для господ плащи и шкуры, а сами занялись приготовлением обеда.

Наконец-то позволившая себе пару глотков чуть подкрашенной вином воды Ника обратила внимание, что среди невольников явно верховодит Солт, а остальные его слушаются. Пока Жирдяй ломал сучья для костра, Риата сбегала за водой, а раб Минуца распряг ослика и аккуратно протёр ему вспотевшие бока пучком сухой травы.

Посланец регистора Трениума, удобно устроившись на плаще, попросил:

— Госпожа Юлиса, теперь, когда мы достаточно далеко от Этригии, может, расскажете, что заставило вас так спешить? Кто такие "неистовые", и почему они внушили вам такое… опасение?

Однако у уставшей девушки уже пропало всякое желание разговаривать, но и просто игнорировать вопрос дядиного коскида не стоило. Он наверняка доложит своему покровителю о поездке, а дорогому родственнику будет полезно узнать, в какую передрягу угодила дочка Тейсы Юлисы Верты.

— Вам лучше спросить об этом господина Ротана. Он блестяще защищал меня на суде и прекрасно знает, чем прославились члены "общества Дрина".

При этих словах сидевший с устало опущенными плечами второй писец рудника "Щедрый куст" гордо выпрямился.

Столичный гость поморщился, но все же поинтересовался:

— Так ли уж велика опасность, от которой мы столь поспешно бежали, господин Ротан?

— Вы совершенно напрасно недооцениваете этригийцев, господин Минуц, — сурово нахмурился Олкад. — Не даром, когда эти земли вошли в состав радланской державы, Сенат специальным указом сохранил там действия некоторых древних законов. Во все времена подобные привилегии зря не раздавали. Неслучайно покровителем этого города является сам Дрин. Владыка царства мёртвых и хозяин недр.

Воспользовавшись тем, что спутники вновь поглощены беседой друг с другом, Ника сходила в кустики, потом спустилась к бегущей по камням речушке и умылась холодной водой, ненадолго прогнавшей усталость. А когда поднималась назад, её перехватила взволнованная Риата.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто не может их подслушать, она тихо зашептала:

— Ой, госпожа, этот Солт всё расспрашивает и расспрашивает о вас.

— Что ему надо? — нахмурилась девушка, но заметив недоумение в глазах собеседницы, уточнила. — Что его интересует?

— Да всё, госпожа! — раздражённо всплеснула руками невольница, но под холодным взглядом хозяйки стушевалась. — Правда ли, что вы из-за моря? Где вы меня купили? Про Канакерн спрашивал. Что за город? Какой бог там покровителем? Да настырный такой! Прилип, как репей к подолу. То расскажи, сё расскажи. Я уж и не знаю, что говорить…

— Правду и только правду, — усмехнулась Ника. — Но не всю. Про дочку Картена помалкивай и про усадьбу Бетула тоже. В общем, всё как мы договаривались… Или забыла?

— Нет-нет, госпожа, — покачала головой собеседница. — Помню.

— Вот уж не поверю, что ты его не заболтаешь, — усмехнулась хозяйка.

Риата польщено улыбнулась.

— Ну, и про Румса Фарка тоже лучше не вспоминать, — неожиданно даже для самой себя пробормотала девушка, тут же пояснив. — Про рекомендательные письма рассказывай, а про всё остальное… ни к чему.

— Слушаюсь, госпожа, — потупила взор рабыня.

Подходя к оживлённо беседующим молодым людям, путешественница подумала, что дядюшка поступил не так глупо, прислав в Этригию столь странную парочку. Пока Минуц раздражал всех своим столичным гонором, Солт, незаметный как все рабы, спокойно собирал информацию о невесть откуда взявшейся племяннице хозяина.

— В Радле этих негодяев разогнали бы в два счёта! — чванливо фыркнул коскид регистора Трениума. — Один взгляд Императора — и легионеры пересажают их на колья!

— Император далеко от Этригии, — сурово заметил Олкад. — А Клеар каждое утро и вечер проводит церемонии в храме божественного покровителя города. И на кол сажать членов "общества Дрина" не за что. Ещё никто не решился обвинить их в нарушении законов Империи.

— Горожане так трусливы? — презрительно скривился собеседник.

— Да, господин Минуц! — с нескрываемым раздражением буркнул писец. — Боятся… до суда не дойти. Госпожу Юлису едва не убили прямо на форуме, пока стражники вели её к базилике.

Посланец Итура Септиса замялся, видимо, пытаясь придумать какое-нибудь ехидное замечание. Но тут подошёл раб и склонился в глубоком поклоне.

— Чего тебе, Солт? — торопливо спросил Минуц.

— Каша готова, господин, — ответил невольник. — Прикажете подавать?

— Да, да, — приказал собеседник, явно обрадованный подобным окончанием неприятного разговора.

— Вы даже о посуде позаботились, господин Минуц! — удивилась Ника, наблюдая, как Риата раскладывает кушанье по красивым коричнево-чёрным мискам.

— Как истинный радланин, госпожа Юлиса, — польщено улыбнулся столичный хлыщ. — Я предпочитаю даже в дальней дороге ни в чём себе не отказывать.

Принимая из рук рабыни чисто вымытую ложку, девушка с раздражением поняла, насколько опростоволосилась. Торопясь как можно скорее покинуть Этригию, она даже не подумала о таких элементарных вещах. Признавать собственную глупость было довольно неприятно. Даже аппетит пропал. Впрочем, его-то Ника быстро вернула.

Сытная еда, наложившаяся на усталость, разморила путников. Но на сей раз девушка не поддалась минутному порыву, сообразив, что если они задержатся, то ночевать будут под открытым небом. Вот только её спутников это почему-то нисколько не волновало. То ли они по-другому считали расстояние до Тоаза, то ли слишком надеялись на свои силы, но им, видите ли, вдруг захотелось подремать на солнышке, пользуясь относительно тёплой погодой. До глубины души возмущённой Нике даже пришлось повысить голос, чтобы заставить их двигаться.

— Вот доберёмся до Радла, и спите сколько хотите! — вскричала она, с трудом удержавшись от того, чтобы топнуть ногой.

— Клянусь Семрегом, уже не стоит так торопиться, госпожа Юлиса, — попытался возразить Олкад. — Вы же тоже устали…

— Ну и оставайтесь! — потеряв терпение, дёрнула плечом девушка. — Я пойду одна!

— Ну хорошо, хорошо, — заворчал Минуц, поднимаясь и командуя расположившимся у фургона рабам. — Эй, бездельники, запрягайте осла!

Чтобы немного растормошить своих сопровождающих и сгладить впечатление от неприятного разговора, а заодно получить дополнительную информацию к размышлению, теперь уже путешественница стала приставать к ним с расспросами. Само-собой её больше интересовали не коскиды, а их покровители. Поскольку слушать Ника умела, то скоро узнала много интересного о дальнем и близком родственниках.

Сенатор Юлис — вдовец, пару лет назад схоронивший жену. Его старший сын Плавт по прозвищу Акрий ("Резкий") служит помощником трибуна Первого Северного легиона на границе с Кейнским королевством. Отец предлагал ему остаться в столице, но достойный наследник славного рода пожелал приобрести боевой опыт и увенчать себя воинский славой.

Ещё у Касса Юлиса Митрора есть тринадцатилетняя дочь Алтея, в которой он души не чает и уже подыскивает ей благородного и состоятельного жениха.

Сам сенатор очень богат. Кроме огромного дома с садом в Радле он владеет обширными поместьями, приносящими большой и постоянный доход, и множеством вилл, одна из которых расположена на берегу моря, где покровитель Олкада предпочитает проводить самые жаркие летние месяцы.

Коскид звенящим от восторга голосом вещал о многочисленных комнатах, украшенных росписями, о яркой мозаике полов, об искусно разукрашенной янтарём и слоновой костью мебели из редчайшей древесины, доставленной чуть ли не из самого Келлуана, о галерее бюстов славных представителей старших лотийских Юлисов, прекрасных статуях в домах и садах, где среди дубов и орешника прячутся каменные беседки с колоннами.

Девушку поразило то, что молодой человек описывает всё это великолепие с таким воодушевлением, словно оно принадлежит ему лично, а не покровителю, по сути — господину. Однако, заметив хмурый вид дядиного посланца, подумала, что выспренная речь сенаторского коскида скорее всего предназначена не столько ей, сколько столичному хлыщу. Нет-нет да пробивавшаяся сквозь снисходительно-высокомерную маску на лице Минуца зависть послужила лишним подтверждением этого. Видимо, его покровитель не мог похвастаться подобным богатством, хотя и имел большой красивый дом почти на вершине холма, с которого открывался прекрасный вид на реку Флумину и порт, а совсем рядом располагалась "Орлиная дорога" — одна из центральных улиц Радла, ведущая к императорскому дворцу Палатину и святилищу Сенела. Кроме того, у Итура Септиса Даума есть имение, доставшееся ему от предков.

Олкад попытался высмеять бедность регистора Трениума, но Ника быстро заставила его замолчать, попросив Минуца рассказать о семье покровителя. Тот охотно согласился. Супруга дяди Пласда Септиса Денса принадлежит к старинному роду приморских Марлов, среди представителей которых несколько сенаторов и один из трибунов Ипия Курса Асербуса — первого из Императоров. Их старший сын Лептид давно женился и теперь живёт отдельно от родителей в большой квартире, второй сын Анк отправился в Либрию изучать философию.

Сейчас в доме регистора Трениума кроме него и супруги проживает их младшая дочь Гэая одиннадцати лет, двоюродная сестра Ники Юлисы Террины, и их общая бабушка Торина Септиса Ульда, ещё довольно бодрая старушка, которую едва не хватил удар, когда она узнала о существовании ещё одной своей внучки.

Несмотря на то, что беседа помогла скоротать время и немного отвлекла от наваливающейся усталости, путники, сами того не замечая, с каждым шагом шли всё медленнее, с трудом переставляя наливавшиеся свинцом ноги.

Несколько раз Олкад предлагал девушке забраться на тележку, но та упрямо отказывалась, кивая на понурившего голову ослика, которого заставляла двигаться только зажатая в руке Солта палка.

Тем не менее, успешно преодолев все трудности и ужасно вымотавшись, они к вечеру всё же сумели добраться до Тоаза — небольшого городка, расположенного к западу от Этригии.

Ника не могла не признать, что жители этого мира, даже в "цивилизованной" Империи гораздо более выносливы, чем подавляющее большинство её изнеженных современников из двадцать первого века, не представлявших своей жизни без собственных автомобилей или в крайнем случае без общественного транспорта. Здесь же люди передвигались в основном пешком, пользуясь повозками исключительно для многодневных путешествий. А вот лошади в Империи встречались довольно редко, стоили немалых денег и являлись во многом вещью статусной, символом принадлежности к более чем хорошо обеспеченным людям.

Пожилой, сурового вида стражник в воротах, проделанных прямо в невысокой, покосившейся городской стене, подозрительно оглядел запылённые одежды странных путников, тяжело дышащего осла и измождённых рабов, однако подробно рассказал, как добраться до гостиницы.

То ли хозяин сего заведения с рождения являлся исключительно приветливым и обходительным человеком, то ли немалый опыт подсказал, что, несмотря на непрезентабельный вид, у путешественников есть чем заплатить, только принял он их чрезвычайно радушно.

Девушке даже нашёлся отдельный номер, её спутникам пришлось делить одну комнату на двоих, а рабы будут ночевать в большом зале на полу. Пока Жирдяй распрягал осла, Риата и Солт разгружали фургон, разнося сундуки и корзины по апартаментам господ.

Олкад предложил Нике поужинать, но та решила первым делом вымыться. Разумеется, лезть в ванну, после того как там балакался повстречавшийся ей возле двери в баню толстый, неопрятного вида мужик с сизым носом и слезящимися глазами, девушка не собиралась.

Пришлось споласкиваться из кувшина, который держала уставшая не менее госпожи Риата. Кое-как смыв пыль и переодевшись в чистое бельё, путешественница почувствовала жуткий, прямо-таки звериный голод.

Спутники не стали её дожидаться, и когда она вернулась в зал, уже успели изрядно выпить, закусывая жареными бараньими рёбрышками.

— А тут совсем неплохо готовят, госпожа Юлиса, — проговорил Минуц с набитым ртом. — Мясо очень недурственное. Правда в маринаде не хватает гвоздики, немного тмина и липового мёда. Тогда оно получилось бы великолепным!

— В таком случае здесь стоит задержаться, — усмехнулась девушка, делая знак подавальщице.

— Мой покровитель очень хочет увидеть вас как можно скорее, госпожа Юлиса, — хмуро напомнил Олкад, наливая себе вина.

— Я нисколько не сомневаюсь в вашей силе и выносливости, господа, — покачала головой собеседница. — Но мне после сегодняшнего перехода необходимо немного отдохнуть, а вам найти тележку, чтобы освободить от вещей фургон.

— Вот пусть господин Минуц и ищет, — недовольно проворчал писец. — Я и без того сильно потратился.

— Если господин сенатор действительно торопится встретиться со мной, господин Ротан, — мягко улыбнулась Ника. — Он обязательно оценит подобное старание. А при таком богатстве ему ничего не стоит компенсировать ваши расходы.

Недовольно хмыкнув, молодой человек вылил в стакан остатки вина из кувшина.

— Полагаю, мой дядя тоже не настолько беден, чтобы разориться от покупки повозки и осла? — обратилась она ко второму своему сопровождающему. — Не так ли, господин Минуц?

— Лучше я просто найду возчика, — усмехнулся тот, насмешливо глянув на Олкада.

— Как вам угодно, — пожав плечами, девушка чуть отодвинулась, давая возможность подавальщице поставить перед ней тарелку с бараньими рёбрышками. — Надеюсь, одного дня вам хватит?

— Вполне, — уверенно пообещал собеседник, и кивнув Солту, уже поджидавшему его с большим свёрнутым полотенцем в руках, вальяжной походкой направился к выходу. Как и во всех имперских гостиницах здесь баня тоже не сообщалась с жилыми помещениями.

Покушав с большим аппетитом, путешественница заказала ужин для клевавшей носом Риаты и поднялась на второй этаж в крошечную, похожую на плацкартное купе, каморку, где в изнеможении плюхнулась на кровать, погружаясь в набитый, не успевшей слежаться соломой матрац. Надо бы сбросить платье, чтобы не помялось, и забраться под одеяло, но уж очень не хотелось опять вставать на ноги.

В дверь негромко постучали.

— Вот батман! — досадливо выругалась Ника, сообразив, что зайдя в комнату совершенно автоматически, не думая, закрылась на засов.

Очевидно, рабыня поужинала и теперь торопится помочь хозяйке отойти ко сну. Со вздохом сев, та потянулась всем телом, разгоняя слипавшую глаза дрёму.

В коридорчике, выходившем на проходившую над залом галерею, скрипнули половицы, видимо, невольница в волнении переступила с ноги на ногу.

— Ну, заходи скорее, — пробормотала госпожа, распахивая дверь и тут же оказываясь вобъятиях Олкада.

— Я знал, что ты меня ждёшь! — прерывисто выдохнул писец, покрывая слюнявыми поцелуями лицо ошарашенной девушки.

На какой-то миг та остолбенела от подобной наглости и бешеного напора. Дыхание перехватило, ноги вдруг ослабели так, что дрогнули колени, и даже, кажется, закружилась голова. Воспользовавшись её замешательством, молодой человек, ногой прикрыв дверь, ещё крепче обнял Нику, властно лаская жадными руками спину под тонкой материей.

Стряхнув внезапно нахлынувшую одурь, девушка попыталась оттолкнуть пылкого влюблённого и уже набрала в грудь воздуха, собираясь заорать во всю глотку, но тут взгляд споткнулся об ошалелые, почти сумасшедшие глаза Олкада, затягивавшие её сознание в тёмный омут безумия. Как ни странно, но способность трезво соображать вернуло ей нечто, отчётливо выпиравшее через тунику молодого человека. Жуткие воспоминания прочистили сознание, словно пролитый на открытую рану спирт.

— Дверь! — зашептала она, наклоняясь к уху писца. — Дверь закрой!

— Что? — чуть отпрянув, тот дыхнул на Нику густейшим запахом баранины и чеснока.

"Ну и вонь! — мысленно охнула девушка, совершенно некстати подумав — Надо бы зубную пасту изобрести или хотя бы порошок".

— Засов задвинь! — выпалила она, запрокинув голову. — Вдруг кто заглянет? Мне сплетни не нужны.

— Да, Юлиса! — обрадованно кивнул Олкад, выпуская предмет своей страсти. — Сейчас.

Но едва он развернулся, коварная аристократка, схватив его за затылок, с силой ударила лбом о дверной косяк, потом ещё и ещё раз.

Вскрикнув, писец прикрыл ладонями окровавленное лицо. Теперь уже Ника удачно воспользовалась заминкой, и когда разъярённый молодой человек обернулся, в её руке уже блеснул смертельным льдом длинный, узкий кинжал.

Видимо, по тому, как привычно она держала оружие, по холодному взгляду и решительному виду молодой человек даже сквозь боль сообразил, что возлюбленная, не задумываясь, пустит в дело клинок. Гнев и ярость на лице Олкада сменились удивлением и растерянностью.

— Пошёл вон! — с удовольствием наблюдая за подобной метаморфозой, но ни на секунду не теряя бдительности, прошипела девушка. — Вы много сделали для меня, господин Ротан, поэтому я никому не расскажу о вашем мерзком поступке. Но если вы ещё раз позволите себе нечто подобное, клянусь Анаид, я убью вас и расскажу господину Кассу Юлису Митрору за что!

— Но как же? — обалдевший собеседник, казалось, не замечал крови, густо струившейся из рассечённого лба. — Письмо… Магия… Я же люблю вас!

За его спиной показалась Риата с занесённой для удара палкой. Поймав её взгляд, хозяйка чуть заметно покачала головой, рабыня подобно бестелесному духу вновь растворилась в темноте.

— Ну и что?! — вскричала Ника. — Это даёт вам право врываться в мою комнату и распускать руки? С чего вы решили, будто я нуждаюсь в любовнике?

Несмотря на тревожную ситуацию, она едва не расхохоталась, глядя на испуганно-недоуменную физиономию молодого человека. Хотя, возможно, это просто не вовремя схлынула часть напряжения от всё ещё неоконченной схватки.

— Я же отправил вам письмо, — отведя взгляд, он тыльной стороной ладони стёр наползавшую на глаз струйку крови. — И вы… вы…

— Что я? — нетерпеливо перебила его собеседница.

— Вы были должны…, — похоже Олкад окончательно растерялся. — В нём я описал свои чувства, и вы не ответили отказом!

— Насколько я помню, господин Ротан, вы просили позволить вам боготворить меня издали, — криво усмехнулась девушка. — А не лезть с поцелуями!

— Подождите! — замахал руками коскид сенатора Юлиса. — Недавно я передал привратнику храма Рибиды письмо, в котором открыл перед вами свою душу…

— Я получала от вас только одно послание, господин Ротан, — Нике наконец-то удалось справиться с собой, и в её голосе звучало откровенное негодование. — Некоторые слова в нём, действительно, показались мне чересчур смелыми. Тогда я посчитала их проявлением обычной мужской несдержанности, вызванной теми испытаниями, которые нам пришлось преодолеть вместе. Но я и подумать не могла, что вы решитесь на бесстыдство недостойное радланина!

На молодого человека стало жалко смотреть. Сочащаяся из разбитого лба кровь, алым ручейком стекая вниз по переносице мимо переполненных болью глаз, делала писца похожим на плачущего вампира из какого-нибудь сериала для подростков.

— Ступайте к себе, господин Ротан, — покачала головой путешественница. — Пусть раб перевяжет вам рану. И подумайте, как будете объяснять её происхождение господину Минуцу.

— Да, госпожа Юлиса, — Олкад провёл ладонью по лицу, украшая его красно-бурыми разводами. — Но, во имя Диолы, ответьте всего на один вопрос, и, клянусь Нолипом, я вас больше не потревожу.

— Если он будет достаточно пристойным, господин Ротан, — девушка с усилием задавила шевельнувшуюся в сердце жалось к незадачливому влюблённому.

— Неужели вы не испытываете ко мне никаких чувств?! — с отчаянной надеждой вскричал молодой человек.

— Только благодарность! — решительно заявила собеседница. — Я расскажу дяде и сенатору Юлису, как много вы сделали для моего спасения, и попрошу их щедро наградить вас. Но от меня вы сможете получить только дружеское расположение и больше ничего.

— Разве я так плох! — буквально взвыл писец.

— Я уверена, что для кого-то вы самый лучший в мире, господин Ротан, — Ника вновь приподняла руку с кинжалом, застыв в боевой стойке. — Но не для меня! Надеюсь, понимаете почему?

— Конечно, госпожа Юлиса, — горько усмехнулся молодой человек. — Кто вы… и кто я…

— Вот и прекрасно, — она холодно улыбнулась. — Можете идти.

Зажимая всё ещё кровоточащий лоб, молодой человек поклонился и, что-то еле слышно бормоча себе под нос, тяжело зашагал по коридорчику.

Вновь послышался шорох. Девушка насторожилась, но в двери появилась Риата, всё ещё сжимавшая толстую суковатую палку с чёрным, обугленным концом.

— Входи, — устало махнув рукой, хозяйка плюхнулась обратно на кровать. — Да запереться не забудь.

Кивнув, невольница торопливо задвинула засов, поправила на полочке масляный светильник и попыталась осторожно взять из руки Ники кинжал. Но та, вздрогнув, отстранилась, сама загоняя клинок в ножны.

Позволив рабыне помочь снять платье и оставшись в тонкой короткой тунике, девушка без сил рухнула на постель.

Вздыхая и качая головой, Риата заботливо прикрыла одеялом лежащую с закрытыми глазами хозяйку. Потом достала из-под кровати тощий матрас, на котором устроилась сама, укутавшись двумя плащами, и скоро негромко захрапела.

А вот к её госпоже сон упорно не шёл. Неожиданное нападение Олкада, драка, тяжёлый разговор, в котором она ощущала себя обманщицей, взвинтил нервы, не давая успокоиться. Формально у парня не должно быть никаких претензий. Она ничего не обещала, не заигрывала, просто немного воспользовалась его чувствами в личных целях. А вот Олкад, видимо, воспринимал всё очень серьёзно, поэтому и заявился, чтобы сделать их отношения более тесными, поднять, так сказать, на новый уровень. В итоге её чуть не изнасиловали, а их бурную разборку наверняка слышал кто-то из обитателей гостиницы.

Теперь осталось только ждать, когда об этом узнает Минуц или Солт, и гадать, что они расскажут Итуру Септису Дауму о взаимоотношениях его племянницы с коскидом сенатора Касса Юлиса Митрора.

"Вот батман!" — выругалась девушка одними губами, с горечью подумав: "Ну почему мне так везёт на козлов?"

Сия мудрая мысль оказалась последней перед тем, как сознание погрузилось в казалось бы давно забытый кошмар. Знакомая улица, яркий свет редких электрических фонарей, проход мимо заброшенной стройки. Её вновь терзали четыре размытые фигуры со сгустками мрака вместо лиц, но с многочисленными холодными и скользкими руками-щупальцами, которые подобно червям расползались по всему телу. Как и в ту роковую ночь девушка отчаянно вырывалась, а осознав свою беспомощность, дико закричала.

— Тише, госпожа, — мягко зашелестел в ушах шёпот Риаты. — Тише.

Распахнув глаза, Ника испуганно уставилась в темноту, настолько плотную, что на какой-то миг показалось, будто она ослепла. На мокрый от пота лоб легла узкая, шершавая ладонь.

— Успокойтесь, добрая госпожа, — негромко увещевала рабыня, поглаживая хозяйку по волосам. — Всё будет хорошо. Сейчас Яфром прогонит кошмар, и вы увидите добрый, хороший сон.

— Спасибо, Риата, — попыталась улыбнуться девушка. — Клянусь Анаид, я обязательно дам тебе свободу.

— Что я буду с ней делать, госпожа? — рассмеялась невольница.

— Останешься моей служанкой, — ответила собеседница. — Просто… Если… Если вдруг что-то случится, я не хочу, чтобы тебя продавали кому попало.

— Спасибо, добрая госпожа, — всхлипнув, рабыня попыталась поцеловать ей руку.

— Не надо, — поморщилась хозяйка, поворачиваясь на бок. — Знаешь же, как я этого не люблю…

Проснувшись, девушка вспомнила о том, что они решили задержаться в Тоазе по крайней мере ещё на сутки, и вновь заснула. В общей сложности путешественница провалялась в постели почти до полудня. Матрас более-менее мягкий, от одеяла почти не воняет слежалым тряпьём, а из насекомых присутствуют только блохи, причём в весьма умеренных количествах.

Почувствовав голод, она спустилась в ещё только начинавший заполняться народом обеденный зал, где заняла угловой столик, откуда прекрасно просматривалось всё помещение.

Принесли густую похлёбку из бобов с ветчиной, лепёшки и разбавленное вино. Зная, что Риата осталась без завтрака, не рискнув бросить спящую госпожу, та тут же заказала еду и рабыне.

Та поблагодарила в своей обычной чересчур экзальтированной манере, но сесть за один стол с госпожой отказалась, дабы не привлекать излишнего внимания окружающих и не вызывать излишних кривотолков.

Встав у стены, невольница с жадностью набросилась на еду. В отличие от неё, хозяйка вкушала медленно, не торопясь смакуя жирное, щедро сдобренное луком, чесноком и ароматными травками варево.

Она почти покончила с супом, когда в зал со двора вошёл коскид Итура Септиса Даума. Ника махнула ему рукой.

— Присаживайтесь, господин Минуц. Отведайте плодов этой щедрой земли и восхвалите Диноса.

— Да, уже время, — согласился посланец регистора Трениума и без всякого перехода заявил. — Представляете, госпожа Юлиса, я никак не могу найти возчика. Никто не хочет ехать в Радл!

Он озадаченно развёл руками.

— Хотя я предлагал хорошие деньги. Триста риалов!

— Так уж и никто? — засомневалась девушка, имевшая некоторое представление о доходах местных жителей.

— Есть один бездельник, — нехотя пробурчал Минуц. — Но он может выехать только послезавтра. У него, видите ли, сын умер.

— Кто-то из богов очень хочет, чтобы вы всё-таки купили тележку, — криво усмехнулась собеседница, неприятно задетая такими словами. — Поторопитесь с этим, господин Минуц. Вы же видели: осёл еле тащит фургон с вещами.

Кивнув, коскид приказал подавальщице принести похлёбки и разведённого вина. После того как добрая половина содержимого кувшина перекочевала в желудок столичного хлыща, настроение у него заметно улучшилось. Он даже начал рассказывать какую-то историю про любовные похождения сына некого сенатора, когда в зал, сверкая белой повязкой, спустился Олкад.

Резким движением руки заставив собеседника замолчать, Ника озабоченно спросила, пристально следя за его реакцией:

— Вы не знаете, что с господином Ротаном?

Обернувшись, Минуц равнодушно пожал плечами.

— Выпил вчера слишком много, госпожа Юлиса. Вот в темноте на дверь и налетел.

— Какое несчастье, — покачала головой девушка, и поймав ускользающий взгляд писца, негромко позвала:

— Господин Ротан, мы здесь.

В быстро заполнявшемся зале стало шумно, стучала посуда, громко переговаривались посетители. Тем не менее, молодой человек услышал и подошёл к ним.

— Господин Минуц сказал, что вы вчера сильно ударились? — участливо спросила Ника.

— Да, госпожа Юлиса, — буркнул Олкад, отводя глаза. — Нехорошо получилось.

— К лекарю обращались? — продолжала расспрашивать собеседница. — Раны на голове бывают очень опасны. Можно подхватить лихорадку.

— Это правда, господин Ротан, — солидно кивнул коскид регистора Трениума. — Один мой знакомый упал в канаву и только чуть поцарапал затылок. Но его потом целый месяц трясло.

— Я посылал раба к хозяину, — неохотно проговорил Олкад. — Он дал какую-то мазь. Голова болит, но посланцы Такеры пока не донимают.

— Хвала небожителям, — улыбнулась девушка. — Теперь, чтобы рана быстрее зажила, вам надо есть мясо и пить неразбавленное вино.

— Так поступают лишь дикари и варвары! — презрительно фыркнул столичный хлыщ.

— Подобный метод лечения, господин Минуц, рекомендовал ещё великой Ксупал, — нахмурилась путешественница.

— Вы читали его труды, госпожа Юлиса? — с нескрываемым сомнением поинтересовался собеседник.

— Не довелось! — подчёркнуто резко ответила Ника. — Но об этом упоминал Генеод Феонский в своей работе "О сути вещей".

Услышав имя знаменитого философа, о котором в Империи знал каждый образованный человек, коскид Итура Септиса слегка смутился.

Злорадно усмехнувшись, писец поймал за локоть пробегавшую мимо подавальщицу и попросил неразбавленного вина с бараньими рёбрышками.

— Баранину придётся подождать, господин, — виновато улыбнулась усталая рабыня. — Прямо сейчас могу принести свиную ножку или почки в меду.

— Неси ножку, — секунду подумав, определился Олкад.

Доедая лепёшку, девушка несколько раз ловила на себе странные, как будто испытывающие, взгляды молодого человека. Вот только всякий раз, едва она пыталась посмотреть ему в глаза, тот отворачивался, то ли машинально, то ли специально трогая забинтованную голову.

В любом случае эй этот жест очень не нравился, и Ника решила завтра, перед тем как ехать, обязательно закрепить на спине кинжал.

— Не желаете немного прогуляться, госпожа Юлиса? — самым любезным тоном предложил дядин коскид, увидев, что она поставила на стол пустой стакан.

— Благодарю, господин Минуц, — улыбнулась одними губами девушка. — Я лучше отдохну перед дальней дорогой. Да и не хочется отвлекать вас от поисков повозки.

— Зря, — ничуть не смутился собседник. — Я хотел показать вам здешний храм нимфы Греи. Воистину удивительно, как могла появиться столь совершенная красота в подобной глуши. А телегу Солт и без меня купит.

— Вы позволите рабу распоряжаться такими большими деньгами? — насмешливо усмехнулся Олкад, тут же скривившись от боли.

— Почему бы нет? — надменно фыркнул Минуц. — Разве они существуют не для того, чтобы избавить свободных граждан от подобного рода мелочных забот, давая им возможность сосредоточиться на чём-то более достойном и возвышенном?

Путешественница не могла не восхититься тем, как легко и непринуждённо столичный болтун заставил смутиться второго писца рудника "Щедрый куст", выставив его жутким провинциалом. Тот это тоже понял.

Бледные щёки Ротана вспыхнули, зажатая в руке ложка задрожала. Казалось, ещё миг, и он бросится с кулаками на самоуверенного обидчика.

"Ну, нет, — с тревогой подумала Ника. — Драться вам пока ещё не время".

— Мне всё равно, кто и как это сделает, — громко объявила она, сведя брови к переносице. — Лишь бы завтра утром нашлось, куда уложить наши вещи.

— Клянусь Семрегом, всё будет в полном порядке, госпожа Юлиса! — с апломбом заявил посланец регистора Трениума. — У меня тоже нет желания торчать в этой дыре.

От обильной еды девушку вновь потянуло в сон. Видимо, даже молодому, здоровому организму требуется хоть как-то компенсировать бессонные ночи, проведённые в храме Рибилы. Зевая, она рассчиталась, и вернувшись в свою комнату, проспала до вечера.

Продолжая баловать себя любимую, она, наскоро поужинав, попросила у хозяина гостиницы лохань, тёплую воду и жаровню, объяснив своё желание помыться в комнате некими лечебными процедурами. Владелец согласился предоставить всё необходимое, но предупредил, что все его рабы заняты так, что если постоялице нужно, пусть присылает на кухню свою невольницу.

Сполоснувшись, госпожа забралась под блохастое одеяло, а Риата принялась рассказывать о том, что ей удалось выяснить у новых знакомых.

Как с гордостью заявлял Солт, он не только принадлежит регистору Трениума, но и пользуется его полным доверием. Однако в Этригию его послали не только поэтому. Он прекрасно помнил мать Ники Юлисы Террины.

Обо всём этом Ника догадывалась давно, но не прерывала словоохотливую рабыню, давая возможность высказаться, в надежде услышать что-то новое.

И не ошиблась, по словам дядиного раба, когда гонец привёз из Этригии письмо магистрата Опта о появлении в городе девицы, выдающей себя за дочь Лация Юлиса Агилиса и Тейсы Юлисы Верты, регистор Трениума, не поверив, собирался тут же написать ответ, обвинив неизвестную в самозванстве, но тут в базилику, где он в это время находился, влетела голубка и закружилась под потолком. Посчитав это знаком богов, господин Септис вернулся домой и рассказал всё матери, которая настоятельно посоветовала сыну отправить в Этригию верных людей, чтобы те разобрались во всём на месте.

Слушательница возмущённо фыркнула. Дальний родственник сенатор Юлис, хоть и принадлежит к другому роду, поверил сразу, а родному дяде для принятия правильного решения понадобилась какая-то птичка! Хорошо, ещё бабуля подсуетилась, не то пришлось бы отправляться на рудники, пока Касс Юлис Митрор и Итур Септис Даум выяснили, кому она родственница.

Но даже после вмешательства матери регистор Трениума не отнёсся к письму этригийского магистрата серьёзно, поэтому и отправил туда Анка Минуца Декума, выполнявшего ранее только мелкие, незначительные поручения.

Сопровождение в Радл Ники Юлисы Террины, по сути будет первым серьёзным заданием коскида, от выполнения которого зависит, останется ли он по-прежнему "мальчиком на побегушках" или станет по-настоящему доверенным лицом покровителя.

— Значит, для Минуца это что-то вроде испытания? — усмехнулась хозяйка.

— Солт так говорит, госпожа, — отозвалась с пола невольница.

— А про Олкада ничего интересного не узнала? — спросила девушка, подперев голову кулаком. — Как он в Этригии оказался?

— Его раб как-то сказал, будто хозяин сильно задолжал покровителю, вот тот его туда и послал отрабатывать.

— И как же так вышло? — живо заинтересовалась Ника. — Своровал чего или проигрался?

— Сколько же мудрости вложила Фиола в вашу голову, госпожа! — довольно искусно сыграла искреннее восхищение Риата. — Проигрался так, что чуть в рабство не попал.

Путешественница хмыкнула. Она предполагала, что молодой человек сильно проштрафился, поскольку просто так из столицы в провинцию не посылают. Однако, следующие слова собеседницы её удивили.

— Жирдяй рассказывал, что после этого господин Ротан дал клятву, больше никогда не играть и даже пари не заключать. И ни разу ещё её не нарушил.

Перемыв косточки спутникам, невольница заговорила о родственниках хозяйки. Подтверждая сложившееся о нём впечатление, как о человеке умном и осторожном, Солт во всю расхваливал своих господ, не уставая благодарить небожителей за то, что те привели его в столь богатый, щедрый и благонравный дом.

Вот только Риата, давно уяснившая, что у Ники Юлисы Террины нет присущей её прежним хозяевам господской солидарности, высказала серьёзное сомнение поэтому поводу:

— Он хоть и старался врать, да только видно, что госпожа Пласда Септиса Денса ему сильно не по нраву.

— Чем? — спросила девушка.

Внимательно слушая невольницу, хозяйка не испытывала никаких иллюзий, зная, что та скорее всего так же сплетничает о ней, болтая с другими рабами, ибо никакие угрозы не в силах заставить людей полностью замолчать, а обсуждение общих знакомых и начальников во все времена и во всех мирах является излюбленной темой для разговоров. Можно, конечно, напугать раба жестокими наказаниями. Но мудрый Наставник не раз повторял, что вслед за страхом всегда приходит озлобленность, или же человек превращается в тупое животное, на которое ни в коем случае нельзя положиться. Поэтому Нике оставалось лишь надеяться на то, что совсем неглупая Риата знает, о чём можно болтать, а о чём не стоит.

— Строга больно, — ещё более понизила голос собеседница, отвлекая хозяйку от размышлений. — Солт проговорился, что она рабыне щёки шпилькой истыкала за какой-то проступок.

Тяжело вздохнув, женщина с горечью продолжила:

— Ну приказала бы выпороть, посадила бы в подвал без еды и воды. Да хоть палкой поколотила. Лицо-то зачем портить? Я видела, что после таких ран бывает.

— Солт не сказал, что с ней потом случилось? — спросила девушка.

— Нет, госпожа, — ответила Риата. — Только изуродованную невольницу хозяева в доме держать не будут. Хорошо, если в имение отправили, а то могли и продать куда-нибудь. На стройку, в мастерские, на рудники.

Нельзя сказать, что пересказанная рабыней история сильно впечатлила путешественницу. Она ещё не забыла, как благонравная Тервия Картен насмерть забила няньку своего младшего сына. Однако, эта информация заставила Нику насторожиться.

А утром она наглядно убедилась в превосходных деловых качествах доверенного раба дяди, когда увидела во дворе гостиницы тележку, запряжённую чёрным мохнатым осликом, в которую невольники споро погрузили сундуки и корзины, прикрыв их от дождя циновкой.

Гордый, как павлин с распущенным хвостом, Минуц приказал Солту занять место возницы, а сам отправился в фургон к господам.

Всем хороши имперские дороги: широкие, более-менее прямые, долговечные, почти не требуют ремонта. Одно плохо: неровные. Трясёт так, что болтун ежеминутно рискует прикусить себе язык. Поэтому Поэтому, да ещё и потому что выехали слишком рано и не выспались, пассажиры угрюмо молчали, а Олкад вообще лежал, растянувшись во всю длину повозки.

Несмотря на свёрнутый плащ, девушка явственно ощущала задом каждый камень, уложенный искусными дорожниками, и время от времени с ностальгией вспоминала транспортные средства своего мира. Теперь даже переполненный автобус казался верхом удобства и комфорта. Но всё же тяжелее всего переносил путешествие пострадавший от близкого знакомства с дверью коскид сенатора Касса Юлиса Митрора. С каждым оставленным позади километром лицо его делалось всё бледнее, а губы всё чаще кривила болезненная гримаса.

Как и полагалось у радлан, около полудня остановились на обед, воспользовавшись прихваченными в гостинице продуктами. Пока рабы раскладывали посуду, Ника обратила внимание, как Риата и Солт пересмеиваются, обмениваясь улыбками и многозначительными взглядами. Кажется, её невольница уже ближайшей ночью вознаградит себя за месяц воздержания, ибо пара встреч со стареньким Гвоздём вряд ли смогли удовлетворить столь пылкую женщину.

Писец ел мало, зато много и часто морщился. Опасаясь, как бы раненому не стало хуже, его спутница предложила задержаться на стоянке, без малейшей тени смущения сообщив удивлённым мужчинам, ещё не забывшим позавчерашний скандал, что сегодня они всё-таки едут, а не идут пешком.

Девушка посоветовала Олкаду расположиться в фургоне, но тот благоразумно отказался, уступая ей самое лучшее место для отдыха. Несмотря на редкие, похожие на клочья ваты, облака, время от времени заслонявшие солнце, оно всё же достаточно припекало, чтобы закутавшиеся в плащи радлане не замёрзли, расположившись на второй повозке, с которой рабы торопливо сгрузили вещи.

Даже столь короткий отдых явно пошёл раненому на пользу. Он повеселел и охотно принимал участие в беседе Ники и Минуца, которую посланец регистора Трениума всё же завёл несмотря на тряску. Столичный хлыщ умом не блистал, зато обладал хорошей памятью, в которой помимо всего прочего хранил множество удивительных историй о чужих странах и дальних землях.

Путешественнице стоило большого труда не рассмеяться, слушая очередной рассказ о людях севера, живущих в царстве Такеры и впадавших на зиму в спячку, или о жителях далёкого юга, закапывавшихся в песок, чтобы переждать дневную жару, а так же о птицах с медными перьями, львах с серебряными зубами и прочей чепухе.

Выслушав очередную небылицу, Ника равнодушно пожимала плечами, заявляя, что никогда не встречала в своих странствиях ничего подобного.

Очевидно, уловив в её тоне снисходительную насмешку, коскид господина Септиса обиделся и начал демонстрировать откровенное недоверие к её словам.

— Рыба величиной с корабль! — презрительно фыркнул он, услышав про косаток.

— Немного меньше, господин Минуц, — поправила его рассказчица. — И вряд ли это была рыба. Хвостовой плавник у них расположен не вертикально, а горизонтально, и они время от времени высовывали голову из воды, как будто дышали.

Недоверчиво хмыкнув, посланец регистора Трениума всё же не стал вслух уличать племянницу своего покровителя во лжи, ограничившись многозначительной гримасой.

Олкада заинтересовало пребывание спутницы у варваров. Где они живут, в каких богов верят, сколько жён у их мужчин? К сожалению, он скоро вновь почувствовал себя хуже и замолчал.

В отличие от Тоаза более крупный Пуол окружала вполне приличная каменная стена с редкими квадратными башнями.

Воспользовавшись короткой остановкой в воротах, девушка выбралась из фургона. Коскиды, как истинные джентльмены, последовали за ней, хотя и без большого желания.

Она хотела расспросить прохожих о приличной гостинице, но оказалось, что её сопровождающие уже останавливались в этом городе по пути в Этригию, и сейчас каждый усиленно рекламировал именно то заведение, в котором тогда проживал.

Обсуждение достоинств и недостатков гостиниц быстро перешло в уже привычную перепалку. Заметив подозрительные взгляды горожан и опасаясь, как бы горячие радланские парни не сцепились в драке, их спутница предложила положиться на волю богов.

— Хотите обратиться к гадателю, госпожа Юлиса? — насмешливо фыркнул коскид Итура Септиса.

— Зачем? — искренне удивилась собеседница. — Поступим проще.

Прямо на ходу она достала из кошелька медный обол.

— Пусть эта сторона, где изображены молнии Питра, будет означать вашу гостиницу, господин Минуц, а здесь, где написано "Довольствуйся малым", вашу, господин Ротан.

Писец недовольно засопел, но спорить не стал.

Ника подбросила монетку и, ловко поймав, продемонстрировала удивлённым столь экзотическим способом гадания спутникам.

— Ведите, господин Минуц, так рассудили боги, — виновато улыбнувшись хмурому Олкаду, она со вздохом убрала обол обратно в висевший на поясе кошель.

Идти пришлось довольно долго, а когда путешественница вошла в гостеприимно распахнутые ворота, то сразу обратила внимание на притулившийся к небольшому двухэтажному зданию гостиницы длинный навес с множеством подпиравших его столбов. Самым странным показалось то, что землю под ним устилали прямоугольные каменные плиты, тогда как остальной двор замостили привычными булыжниками.

Из конюшни торопливо вышел пожилой раб в длинной тунике с рукавами и поклонился.

— Добро пожаловать в "Усладу путника", господа.

— Хозяин где? — надменно осведомился столичный хлыщ.

— В зале, господин, — невольник склонился ещё ниже, демонстрируя собеседнику розовую лысину, окружённую седыми курчавыми волосами.

— Найдутся ли у вас комнаты для приличных людей? — с ещё большим апломбом спросил коскид.

— Конечно, господин.

— Тогда распорядись, чтобы наших ослов как следует обиходили! — приказал Минуц, направляясь к гостинице, вход в которую прикрывал поддерживаемый двумя колоннами козырёк, а на стене над ним красовался с сознанием дела нарисованный натюрморт, изображавший уставленный разнообразными яствами стол, возле которого растягивала в улыбке толстые губы грудастая рабыня в коротком хитончике.

Владелец встреченного на дворе невольника подтвердил его слова. Девушке достался вполне приличный номер, раза в полтора больше того, где ей пришлось ночевать в Тоазе. Кроме кровати здесь имелся ещё и маленький столик с табуреткой.

Вода в ванной выглядела почти чистой, так что Ника даже рискнула выкупаться. А когда вышла, вновь обратила внимание на непонятный навес, по площади явно превосходящий гостиницу, во всяком случае её второй этаж.

Поскольку не в местных традициях строить бесполезные сооружения, его назначение всерьёз озадачило путешественницу. А чем меньше непонятного для неё будет в имперских реалиях, тем легче она к ним приспособится и быстрее встроится в эту жизнь. Поэтому девушка обратилась за разъяснениями к подавальщице, нисколько не опасаясь показаться глупой невежей.

— Так то летние комнаты, госпожа, — бойко ответила рабыня. — Как тепло станет, циновки между столбами натянем, и добро пожаловать: ночуйте, пожалуйста!

— У вас летом бывает столько народа? — удивилась Ника.

— Да, госпожа, — кивнула собеседница. — Отсюда же прямая дорога в Нессейскую долину на Лагус. Так вам улиток или рыбу? А, может, подать свиную матку в меду?

— Рыбу, — отозвалась девушка, пытаясь отыскать в памяти какой-нибудь след этих названий. Лагус, кажется, озеро. Но вот чем оно знаменито, так вспомнить и не смогла, хотя была уверена, что Наставник о нём говорил.

Озадаченная путешественница хотела задать ещё несколько уточняющих вопросов, но подавальщица уже торопливо шла к двери на кухню.

Ника растерянно глянула на дядиного коскида.

Отставив в сторону глиняный стакан, тот аккуратно вытер губы.

— Разве отец не рассказывал вам от Нессейской долине, о битве Карелга с Голигой, об озере Лагус?

"Ага, — мысленно обрадовалась девушка. — Про Лагус я правильно угадала".

А вслух сказала, капризно дёрнув плечом:

— Возможно, и говорил, а я просто забыла?

— Наверное, он редко болел, госпожа Юлиса? — усмехаясь, покачал головой собеседник.

— Да, — кивнула та. — До последнего времени отец на здоровье не жаловался.

— Тогда ничего удивительного, что он не вспоминал об этом месте, — понимающе кивнул посланец регистора Трениума.

— Почему? — вскинула брови Ника, уже заранее предчувствуя ответ.

— Именно в Нессейской долине Карелг бился со стоглавой Голигой, дочерью Такеры и Дрина. Герой победил в жестокой схватке, но чудовище успело ужалить сына Питра, который тогда ещё не был бессмертен. Безутешный отец рыдал, глядя с небес на страдания умирающего сына. Тучи закрыли солнце, непрерывно лил дождь, тысячи молний разрушали города и селения, убивая животных и людей. Тщетно те умоляли громовержца о милосердии. Питр не мог успокоиться, ибо оказалось, что всё его могущество не способно спасти Карелга от волшебного яда Голиги. Не в силах видеть страдания тучегонителя и жалея смертных, три небожительницы: Нона, Фиола и Артеда обратились за помощью к Ваунхиду, богу мучительной смерти. Любимый сын властелина царства мёртвых получил от отца в дар два источника. Вода одного из них исцеляла любые раны и болезни, а другая убивала всё живое. Богини долго просили о помощи, сделали богатые подарки в надежде получить средство для спасения Карелга. Но коварный Ваунхид уже знал, что герой убил его сестру Голигу, и вместо воды жизни дал воду смерти. К счастью мудрая Фиола распознала подмену и вылила яд из золотой чаши. Его разрушительная сила оказалась столь велика, что там, где смертоносное зелье попало на землю, образовалось длинное, узкое озеро Лагус, местами совсем не имеющее дна и напрямую сообщающееся с миром мёртвых. Вода из него обладает магическими свойствами. С её помощью можно предсказывать будущее, вызывать тени умерших, а грязь с берегов лечит боли в коленях.

— С Карелгом что случилось? — спросила девушка, с интересом слушая местную сказку. В своих многочисленных беседах Наставник как-то обошёл стороной народное творчество.

— Чтобы спасти его, небожительницы смешали дающий бессмертие напиток богов со своей кровью. Но герой метался в бреду, отталкивая от себя чашу с эликсиром, так что капли летели во все стороны. Там, где они упали, забили целебные источники. С тех пор в Нессейскую долину приезжают страждущие не только со всех концов Империи, но и из Либрии, Даросских островов и даже из Ольвии, чтобы побыть там и попить целебную воду два-три месяца или даже полгода. Всё-таки людям слишком долго жить вблизи озера, которое соединяется с владениями Дрина, не рекомендуется.

— Так, значит, в летней гостинице останавливаются те, кто едет в Нессейскую долину, — сделала соответствующий вывод слушательница, подумав, что владелец "Услады путника" поступил разумно, не став возводить капитальное здание для сезонных постояльцев.

— Да, госпожа Юлиса, — важно кивнул рассказчик. — На берегу Лагуса много разного рода гостиниц, постоялых дворов, лечебниц. Но только лучшие люди Империи могут позволить себе иметь в Нессейской долине свои дома и усадьбы.

Он злорадно усмехнулся.

— У сенатора Касса Юлиса там нет даже шалаша!

— Это так дорого? — спросила Ника.

— Очень! — кивнул дядюшкин коскид. — Но кроме денег надо получить специальное разрешение Императора или Сената.

Подавшись вперёд, Минуц понизил голос:

— Двенадцать лет назад Констант приказал восстановить великолепный дворец Ипия Курса Асербуса и теперь каждый год приезжает на Лагус, якобы для того, чтобы в тиши и уединении почтить память первого Императора. Но на самом деле лечит поясницу и колени.

Собеседник строго нахмурился.

— Только об этом не стоит говорить слишком громко. Здоровье Императора — не тема для досужей болтовни.

— Конечно, господин Минуц, — кивнула девушка. — О высшей власти либо хорошо, либо ничего.

Посланец регистора Трениума замер в замешательстве, потом понимающе усмехнулся.

— Хорошо сказано, госпожа Юлиса.

— А вы сами бывали на Лагусе?

— Я похож на больного? — гордо выпятил грудь столичный хлыщ.

— Не очень, господин Минуц, — рассмеялась Ника.

— А вот ваша тётя, госпожа Пласда Септиса ездила, — не удержался от сплетни коскид. — И через год подарила супругу чудесную дочку Гэаю.

— Так те воды помогают и от бесплодия, — удивилась слушательница.

— Говорят: мало есть болезней, которые они не могут излечить! — со своим обычным апломбом заявил рассказчик.

— Спасибо, господин Минуц, — искренне поблагодарила девушка. — Отец всю жизнь рассказывал мне об Империи, но только вернувшись на родину, я поняла, как мало о ней знаю.

Явно польщённый собеседник всем видом показывал терзавшие его сомнения: продолжить дальше разговор или нет?

Наполнив свой стакан, Ника знаком предложила налить разведённого вина и ему. Только после этого дядин коскид многозначительно прошептал:

— Я слышал, что ещё осенью в Нессейскую долину выехала императрица со всем своим двором. Должно быть, она до сих пор там живёт.

— У вас есть знакомые среди царедворцев, господин Минуц? — решив польстить болтуну, притворно охнула девушка. — Наверное, об этом известно далеко не всем?

— Ну, не такая уж это и тайна, госпожа Юлиса, — всё же счёл нужным заметить собеседник. — Но я, действительно, кое-кого знаю в Цветочном дворце.

— В Цветочном? — удивилась слушательница.

Посланец регистора Трениума вскинул брови, потом рассмеялся.

— Я и забыл, как давно ваш отец покинул Радл. За это время Император, кроме старинного Палатина, построил себе ещё несколько вилл и летний дворец за Веренариумом, там, где когда-то стояли дома заговорщиков. Рядом разбили прекрасные сады, куда по праздникам пускают гулять горожан. Там так красиво, госпожа Юлиса! Какие розы и фиалки! Наверное, нечто подобное есть только в обители небожителей! Вот поэтому дворец и называют Цветочным.

— Тридцать лет — большой срок, господин Минуц, — задумчиво покачала головой путешественница. — Я обязательно напишу обо всём отцу. Пусть почитает и порадуется за свой родной город. Если он, конечно, дождётся моего письма, которое попадёт к нему не раньше, чем через два года.

— А кто же доставит его в Некуим, госпожа Юлиса? — усмехнулся посланец Итура Септиса.

— Надеюсь, что господин Картен из Канакерна к тому времени ещё будет плавать за океан, — пояснила Ника. — И не откажется передать несколько свитков своему другу от его дочери…

Их разговор прервал Солт, сообщивший Минуцу, что баня готова. Вежливо раскланявшись, дядин коскид ушёл, а племянница регистора Трениума, заказав ужин скромно стоявшей у стены Риате, велела ей выяснить самочувствие господина Ротана.

Ника опасалась, что тот свалится, тогда придётся задержаться в Поуле, а ей этого очень не хотелось. По правде сказать, она уже устала от бесконечной дороги.

Понимая, что выполнение данного поручения займёт какое-то время, девушка, оставив крошечный огонёк на самом кончике торчавшего из носика светильника фитиля, улеглась на ужасно скрипучую кровать.

Из-за отсутствия в комнате окон, она не могла определить, сколько прошло времени, но чувствовала, что уже немало, а рабыня всё не возвращалась.

Хозяйка не рассчитывала, что та быстро расстанется с Солтом, однако, столь долгое отсутствие начинало беспокоить. Скоро Ника начала ворочаться с боку на бок. Тревога нарастала. Пару раз она порывалась встать, но всякий раз удерживала себя на кровати, едва не застонав от облегчения, когда в дверь тихонечко поскреблись, и виноватый голос невольницы прошептал:

— Откройте, госпожа, это я.

Зарычав от праведного гнева пополам с плохо скрываемой радостью, девушка так резво отшвырнула в сторону одеяло, что чуть не погасила робкий огонёк светильника. Перспектива остаться в полной темноте отрезвила разгорячённые нервы. Ругаясь себе под нос, она достала из-под подушки кинжал, и обжигая ступни о холодные половицы, шагнула к двери.

— Это ты, Риата?

— Да, госпожа, — с полным искреннего раскаяния вздохом ответила собеседница.

— Одна?

— Конечно, госпожа! — теперь в голосе рабыни прозвучало нескрываемое недоумение.

Встав с боку, Ника осторожно отодвинула засов.

— Заходи.

Проскользнув в комнату чёрной тенью, невольница огляделась в поисках хозяйки, а когда увидела, упала на колени, треснувшись лбом об пол.

— Простите рабу свою неразумную, добрая госпожа! Сама не пойму, как так вышло. Не иначе как коварная Исми мне глаза застила, про всё на свете забыть заставила!

"Вот батман! — поморщилась девушка, с раздражением ощущая, как исчезает только что бушевавшая в груди злость. — Знает коза мой мягкий характер. Ох, выйдет мне боком такая доброта".

Но всё же, пересилив себя, легонько ударила Риату ногой в бок.

— Хватит причитать! Я тут чуть с ума не сошла…

— Пощадите рабу глупую! — с надрывом взвыла невольница.

— Перестань! — рявкнула хозяйка, садясь на постель. — Не то и в самом деле побью! Лучше скажи, как там Ротан?

— Ой, госпожа, Жирдяй сказал, что лучше ему, — выпрямившись, но всё ещё оставаясь на коленях, всхлипывая, пробормотала женщина. Здешний хозяин ему лекаря приводил.

— Хорошо, — буркнула Ника, забираясь под одеяло. — Надеюсь, ты Солту ничего лишнего не сболтнула в порыве страсти?

— Ой, госпожа, да что вы такое говорите! — вновь захлюпала носом рабыня. — Разве же я вас когда подводила? Всё, как вы приказывали, ни словечка лишнего. Да и некогда нам болтать было…

— Вот только избавь меня от подробностей! — поморщилась хозяйка, отворачиваясь к стене.

За её спиной послышался глубокий вздох, полный сожаления с оттенком лёгкого превосходства.

Действительно, рано утром за завтраком Олкад выглядел гораздо бодрее, а на вопрос о самочувствии гордо заявил, что подобные царапины не могут причинить серьёзного вреда настоящему мужчине.

Погода испортилась. Небо затянуло серыми, неприятного вида облаками, изредка просыпавшими на землю мелкий, холодный дождь.

Рабы прикрылись сделанными из рогожных мешков плащами, а господа забрались в фургон, где, несмотря на тряску, пытались беседовать, чтобы хоть как-то скоротать время.

На сей раз, расспрашивая своих спутников о жизни в Радле, путешественница решила побольше узнать о тамошних развлечениях. А их в многолюдной столице могущественной Империи хватало. Театры, где ставили пьесы лучших авторов со всего мира, и уличные артисты, разыгрывающие смешные, чаще всего непристойные представления. Гонки колесниц на двух ипподромах, привлекавшие тысячи зрителей и редко обходившиеся без смерти или увечий возничих и лошадей. Ещё больше крови лилось на усыпанных песком аренах, где призовые бойцы бились с дикими зверями и друг с другом.

Каждый из коскидов счёл своим долгом рассказать о наиболее запомнившейся схватке. Олкад первым заметил, что эти истории не доставляют слушательнице никакого удовольствия, и перешёл к описанию городских садов, где можно погулять по тенистым аллеям, полюбоваться на цветы и расставленные повсюду скульптуры, покормить священных лебедей.

Заметив, что всё внимание слушательницы обращено на писца, Минуц стал рассказывать о городских форумах, щедро украшенных статуями богов и героев, о прекрасных храмах, построенных заново или отремонтированных после запустения, царившего в них в "эпоху горя и слёз", о дающих прохладу фонтанах и множестве лавок, где можно приобрести всё от оливкового масла до свитков со стихами начинающих поэтов.

Девушка слушала, как зачарованная. Новые сведения, накладываясь на собственные впечатления и полученную от Наставника информацию, всё больше и больше убеждали в сходстве этой части мира с земной античностью. Во всяком случае с тем, как её себе представляла попаданка по учебникам, книгам и историческим сериалам.

Чрезвычайно довольные таким вниманием, спутники вываливали всё новые и новые подробности, несмотря на то, что каждый из них уже как минимум пару раз прикусил язык. Хотя Ника не могла не заметить, что дорога стала заметно ровнее, и повозку уже не так трясло на камнях.

И без того неторопливо ковылявший ослик опять замедлил шаг, втаскивая фургон на очередную горку. Сохраняя равновесие, путешественница прижалась к тонкой, дощатой стене. Олкад, наклонившись вперёд, продолжил, размахивая руками, описывать торжественное шествие, посвящённое празднованию дней Нолипа. Его спутник с гордостью объявил, что лично принимал в нём участие, сопровождая регистора Трениума.

— Гонец! — внезапно прервал его долетевший сзади испуганный крик Солта. — Жирдяй,тупица, в сторону уводи! Уводи, я сказал! Быстрее!

— Что ещё за гонец? — спросила Ника, с тревогой глянув на мужчин.

— О, Питр! — охнул Минуц, бросаясь к циновке, отделявшей пассажиров от возницы.

Внезапно фургон, резко вильнув в сторону, заскрипел всеми своими деревянными частями. Ещё через миг правое колесо с жутким грохотом рухнуло куда-то вниз, а левая сторона повозки, наоборот, задралась вверх, заставив девушку крепко вцепиться в край крошечного окошечка, затянутого тонкой, полупрозрачной занавеской. Олкад, не удержавшись, рухнул под ноги столичному хлыщу.

Сквозь вопли пассажиров прорезался истерический визг Жирдяя:

— Куда прёшь, колода гнилая!

И стремительно приближавшийся цокот подкованных копыт по камням.

— Слезь с меня! — возмущённо заорал писец, сталкивая с себя коскида регистора Трениума.

— Осторожнее! — на миг перестав визжать, рявкнула Ника, но спутники и не подумали её слушать, явно желая поскорее освободиться из объятий друг друга.

Едва Олкад сбросил с себя Минуца, а тот с размаху откинулся на круто наклонившуюся боковую стенку, треск повторился, и фургон, окончательно опрокинувшись на бок, набирая скорость, заскользил вниз по склону.

Дико закричал осёл, к нему присоединились не менее испуганные коскиды. А девушка, наоборот, затаив дыхание от страха, упёрлась ногой в бывший потолок и напряглась в ожидании удара.

По крыше фургона, ставшего в результате аварии передней стенкой, заколотили ветки кустарника, заставившего их транспортное средство довольно быстро затормозить.

Глянув на побледневших спутников, Ника едва не расхохоталась, заметив, как крепко те держатся за руки. Перехватив её взгляд, Минуц резко вырвал ладони, и вытирая их о тунику, торопливо пополз наружу, где отчаянно вопил осёл.

"Вот батман! — озабоченно подумала девушка, выбираясь вслед за Олкадом. — Если скотина покалечится, опять придётся идти пешком".

Фургон крепко завяз в зарослях, метрах в тридцати от бегущей по камням речушки. Рядом возвышалась насыпь, по которой дорога подходила к двухарочному каменному мосту.

Наверху на обочине стояла их вторая повозка, от которой с криками бежали рабы.

— Что с вами, господин? Госпожа, вы не пострадали?

Застрявший меж двух тонких стволов осел продолжал надсадно орать, но возница не спешил к нему на помощь, поскольку, согнувшись в поклоне, терпеливо переносил побои собственного хозяина.

Тот, видимо, стремясь отомстить за свой страх, лупил несчастного Жирдяя, норовя попасть кулаком по лицу.

Глянув на широкую полосу прошлогоднего бурьяна, примятого соскользнувшим с десятиметровой высоты фургоном, Ника передумала заступаться за нерадивого раба. Но на помощь тому неожиданно пришёл коскид регистора Трениума.

— Оставьте его, господин Ротан! Пусть лучше поможет вытащить осла. Не то мы здесь надолго застрянем.

Зло зыркнув на столичного хлыща, Олкад пихнул в грудь окровавленного невольника.

— Слышал, урод? Глянь, что там с ослом?

— Да, господин, — прошамкал разбитыми губами Жирдяй.

К девушке подскочила перепуганная Риата и, внимательно осмотрев с головы до ног, аккуратно прикрыла ей голову накидкой.

— Со мной всё в порядке, — отмахнулась хозяйка. — Что там случилось?

— Ой, госпожа, так ведь гонец императорский из-за холма выскочил! — всплеснула руками рабыня. — Им по закону положено дорогу уступать. А тот недоумок прямо посередине пёр и ничего не видел. Вот Солт и стал ему кричать. Жирдяй как обернулся, так повод изо всех сил и рванул. Осёл вправо бросился. А там, может, не разглядел чего или оступился? Вы-то не ушиблись, госпожа?

Только сейчас Ника почувствовала, как болит левое колено и правый локоть, а на спине наверняка будет порядочная шишка.

— Ну, что там осёл? — прервал её самообследование раздражённый голос дядиного коскида.

— Хвала богам, господин Минуц, — отозвался облегчённо вздохнувший Солт. — Вроде цел.

Опустившись на корточки, Олкад осторожно трогал забинтованную голову.

— Вот мерзавец, едва нас всех не угробил! Прибью собаку!

— Господин Ротан! — неожиданно обратился к нему посланец регистора Трениума — Не могли бы вы отложить наказание своего раба до возвращения в Радл? Моему Солту будет трудно обслуживать нас двоих.

Писец возмущённо фыркнул.

— Господин Минуц прав, господин Ротан, — поддержала спутника девушка. — Если вы покалечите или убьёте, это вряд ли ускорит наше путешествие и уж точно не сделает его более приятным. До столицы ещё далеко.

— Я подумаю, госпожа Юлиса, — мрачно буркнул молодой человек.

Тем временем невольники общими усилиями освободили несчастное животное. Вздыхая и хлюпая носом, незадачливый возница внимательно осмотрел осла, но кроме многочисленных царапин никаких серьёзных повреждений не обнаружилось.

Фургон пострадал значительно сильнее. Мало того, что тонкие дощечки боковой стенки, на которой он сполз вниз по склону, в нескольких местах пробили торчавшие из земли камни, так ещё правое колесо отломилось вместе с осью.

Не в силах вынести столь печальное известие, Олкад ударил Жирдяя ногой в пах, заставив с криком рухнуть на землю.

— Болван! Мразь! Тупая скотина! Сын шлюхи и шакала! Собачий помёт! — бесновался писец, но больше не бил.

Тем не менее, зрелище орущего и брызжущего слюной молодого человека показалось Нике столь неприглядным, что она решила подняться на дорогу. Несмотря на довольно крутой склон и сырость, восхождение оказалось не таким трудным, как могло показаться на первый взгляд.

Под тонким слоем плотного дёрна, состоявшего из земли и густо переплетённых корешков, скрывались плотно уложенные камни, опираясь на которые, девушка бодро вскарабкалась наверх. По пути она обнаружила вероятную причину постигшей фургон аварии. Обочину дороги метрах в десяти от въезда на мост подмыло. Поэтому едва на неё ступил осёл, перемешанная с булыжниками земля обвалилась, увлекая вниз животных и повозку.

Путешественнице показалось странным возведение столь высокой насыпи и моста над довольно скромной речушкой. Хотя, возможно, она разливается во время дождей или таяния снега в горах.

"Опять придётся идти пешком, — печально вздохнула Ника, отряхивая платье. — А с фургоном что делать? Неужели придётся здесь бросить?"

Она подумала, что, возможно, кто-нибудь из проезжающих поможет хотя бы вытащить повозку на дорогу?

Далеко впереди стремительно удалялись три всадника в тёмно-красных плащах легионеров. У одного из них над левым плечом торчал короткий флагшток с полоскавшимся на ветру треугольным вымпелом. Примерно на полпути между ними и мостом неторопливо ехала в ту же сторону запряжённая мулом телега, уставленная высокими корзинами.

Прикинув расстояние, девушка с сожалением поняла, что даже если будет орать во всю глотку, шагавший сбоку от повозки возчик вряд ли её услышит.

Снизу доносились удары топора. Ещё раз подивившись запасливости столичных гостей, она стала наблюдать за тем, как невольники с помощью господ привели фургон в более-менее вертикальное положение, подставив под правую сторону толстую палку с рогулькой на конце, после чего с умными лицами сгрудились возле валявшегося на земле колеса.

Хмыкнув, Ника посмотрела назад, откуда они приехали, и в её душе затеплился робкий огонёк надежды.

На дороге показалась колонная тускло поблёскивавших доспехами легионеров.

"Ого! — довольно усмехнулась девушка. — Да их не меньше сотни! Они, не то что фургон, слона из болота вытащат. Вот только обращаться к ним за помощью лучше не мне".

— Господа! — крикнула она, махнув рукой. — Посмотрите, что это?

Уже встречаясь с местными военнослужащими, путешественница знала, что за отрядом должен следовать обоз. Однако, на этот раз он показался ей каким-то слишком большим. Из-за холма одна за другой выезжали большие крытые повозки. Очевидно, легионеры сопровождали какой-то богатый купеческий караван. Вскоре появились и всадники, тоже облачённые в доспехи с перьями на шлемах.

Пятеро из них пустили коней вскачь. Быстро догнав мерно шагавших легионеров, трое из них задержались, а двое по-прежнему ехали к мосту.

На дорогу, пыхтя, выбрались коскиды.

— Кто это такие, господин Ротан? — спросила Ника, кивнув на приближавшихся верховых и все ещё продолжавший выползать из-за холма обоз.

— Не знаю, госпожа Юлиса, — растерянно пожал плечами писец.

— Может, какой-нибудь легион в поход отправился? — предположила девушка.

— Не похоже, — возразил собеседник.

— Слишком мало воинов, госпожа Юлиса, — поддержал его посланец регистора Трениума. — Скорее всего, какой-нибудь имперский обоз… Ого, вот это паланкин!

Действительно, штуковина, которую тащили не менее трёх десятков крепких рабов, выглядела впечатляюще даже с такого расстояния.

— Кто-то важный путешествует, — с завистливым придыханием проговорил Олкад. — Легионеры в охране, а не стражники какие-нибудь, носилки здоровущие, повозок тьма.

— Ну и пусть себе мимо идут, — буркнула его спутница, которую совсем не радовала возможная встреча с имперским вельможей.

С удивлением и тревогой Ника почувствовала нарастающее беспокойство коскидов, казалось, они тоже опасаются встречи со странным караваном.

"Может, пока не поздно, спуститься к реке?" — подумала девушка, но тут же отказалась от этой идеи. Среди голых кустов не спрячешься. А если главный пассажир паланкина захочет познакомиться с ней поближе, ему ничего не помешает отправить в погоню целую толпу здоровенных мужиков.

Пытаясь приободрить себя и спутников, она негромко проговорила:

— Помоги нам, Анаид, по-доброму встретиться и поскорее распрощаться с этими людьми.

— Да не оставят нас небожители своей милостью, — неожиданно присоединился к её молитве Минуц, а Олкад что-то тихо зашептал одними губами.

Под звонкий цокот подкованных копыт расстояние между ними и парой всадников быстро сокращалось.

"Как только они не падают без стремян", — успела подумать Ника, перед тем как поняла, что одного из них она уже явно где-то видела. Ещё через миг перед глазами всплыла картина стоянки урбы Гу Менсина возле источника нимфы Отрады. Тогда как нельзя вовремя появившийся отряд легионеров по сути спас ей жизнь.

— Кто вы такие и чего тут стоите? — сурово поинтересовался кавалерист, натягивая повод.

Решительно отстранив шагнувшего вперёд Минуца, девушка, чуть поклонившись, вежливо проговорила:

— Добрый день, господин Тарквиц. Вы меня помните? Надеюсь, господин Тит выполнил своё поручение, и разбойники получили по заслугам?

Чётко очерченные брови на гладко выбритом лице с первыми морщинами дрогнули.

— А новобранцы благополучно добрались до Арадского лагеря?

— Госпожа Юлиса! — вскричал всадник, поправив украшенный перьями шлём. — Я думал, вы давно в Радле у своих родственников!

— Увы, господин Тарквиц, — со вздохом развела руками собеседница. — Человек — лишь игрушка в руках небожителей. По их воле мне пришлось задержаться в Этргии почти на два месяца. Зато теперь обо мне знает родной дядя — регистор Трениума господин Итур Септис Даум и сенатор Касс Юлис Митрор из рода старших лотийских Юлисов. Они даже прислали своих коскидов, чтобы те сопровождали меня в Радл.

Ротан с Минуцем удивлённо посмотрели на Нику.

Скользнув по ним равнодушным взглядом, сотник обратился к своему спутнику, не менее грозного вида воину в столь же искусно отделанных доспехах, но с каким-то тёмно-красным камнем, вделанном в витой золотой браслет на правой руке.

— Помните, господин Фаб, я как-то рассказывал о девушке, называвшей себя внучкой сенатора Госпула Юлиса Лура, казнённого за участие в заговоре Китуна, а потом посмертно оправданного?

— Это про ту, которая якобы переплыла Западный океан? — криво усмехнулся собеседник, норовя придавить Нику тяжёлым взглядом холодных тёмно-серых глаз профессионального убийцы.

— Да, — кивнул Тарквиц.

— Ты море-то хотя бы раз видела, девочка? — насмешливо фыркнул всадник. — Сколько там воды, знаешь?

— Много, господин Фаб, — нахмурилась путешественница, с тревогой ощущая, что она начинает все сильнее опасаться этого человека. Однако, показывать свой страх она не собиралась, решив спрятать его поглубже. — Вместе с кораблём господина Картена мне даже пришлось побывать на спине Змеи.

Девушка с лёгкой снисходительностью усмехнулась, ощущая противный холод в животе.

— Если это, конечно, вам что-то говорит.

Странно, но взгляд собеседника чуть-чуть, на самую малость, но всё же потеплел.

— Господин Тарквиц рассказывал, что встретил вас в компании каких-то бродяг?

— Артистов, — подтвердил спутник.

— Увы, господа, друг моего отца, господин Картен, как и всякий умный человек, всё же иногда ошибается, — печально улыбнулась Ника. — Видимо, ничто не в силах изменить гнусную породу этих испорченных людей. Они напали на меня, ограбили и пытались убить.

— Вот как! — удивился сотник. — Где и когда?

— Возле Этригии ночью после первого дня дриниар, — охотно ответила девушка, стараясь не смотреть на его мрачного спутника. — Милостью богов мне удалось бежать и укрыться на склоне священной горы владыки недр.

— Вы сказали, ночью после первого дня дриниар? — бесцеремонно переспросил её второй всадник.

— Да, господин Фаб, — спокойно подтвердила рассказчица. — Откуда мне знать, что по закону в праздник Дрина там появляться запрещено? В наказание за этот проступок по решению суда я провела два месяца в храме небесной подруги Дрина, луноликой Рибилы, пока родственники не выхлопотали помилование.

— Сочувствую, госпожа Юлиса, — покачал головой сотник. — Мне жаль, что так получилось.

— Незнание закона не освобождает от наказания за его нарушение, — печально улыбнулась Ника, кстати вспомнив где-то услышанную фразу. — А я привыкла сама отвечать за свои поступки.

Верховые многозначительно переглянулись, а она поспешила сменить тему разговора:

— Так вы поймали тех разбойников?

— Хвала богам, госпожа Юлиса, — кивнул собеседник. — Негодяи получили по заслугам.

Он полупрезрительно усмехнулся.

— Титу будет чем похвастаться перед магистратами.

— Вы что же, госпожа Юлиса, пешком идёте? — внезапно спросил его спутник, разглядывая гружёную вещами телегу.

— Нет, господин Фаб, — покачала головой девушка. — Наш фургон свалился с дороги, да ещё и колесо сломалось.

— Ось, госпожа Юлиса, — негромко поправил Олкад.

— То есть ось, — кивнула ему Ника.

Тронув пятками бока коней, всадники выехали на обочину, где какое-то время разглядывали стоявшую внизу повозку и суетящихся вокруг неё рабов.

— За такое безобразное отношение к своим обязанностям возчика следует примерно наказать, — наставительно проговорил сотник.

— Непременно, господин Тарквиц, — солидно кивнул писец. — Если оставлять подобные проступки без последствий — невольники совсем страх потеряют.

Воин глянул на него с ленивым интересом.

— Олкад Ротан Велус, коскид сенатора Касса Юлиса Митрора, — быстро представился молодой человек. — По распоряжению покровителя сопровождаю госпожу Юлису в Радл.

— Даже немедленная смерть разгильдяя не поможет поднять фургон на дорогу, — бросив недовольный взгляд на писца, сказала девушка, и не пытаясь скрыть волнение, поинтересовалась. — Быть может, это сделают ваши легионеры? Для таких могучих воинов втянуть наверх лёгкую повозку пара пустяков. А мы позаботимся, чтобы они смогли выпить лишний стаканчик доброго вина во славу могучего Аксера.

По тому, как Тарквиц посмотрел на своего спутника, Ника без труда сообразила, кто главный в этой сладкой парочке, и не ошиблась.

— Мы сопровождаем её величество императрицу, госпожа Юлиса, — вроде бы даже с некоторым сожалением покачал головой воин.

— Так это обоз государыни? — охнула собеседница, никак не ожидавшая встретить на дороге коронованную особу.

Караван растянулся уже почти на километр. Кроме фургонов, повозок с бочками, ящиками, клетками и корзинами, а так же здоровенного паланкина с задёрнутыми на окнах занавесочками в колонне оказалось ещё несколько носилок попроще.

— Следует говорить "поезд", госпожа Юлиса, — торопливо поправил Минуц.

— Простите моё невежество, господин Фаб, — поклонилась путешественница. — Я всего пару месяцев как вернулась на родину, поэтому, если моя просьба показалась вам слишком дерзкой, поверьте. это вызвано только незнанием того, какую почётную и ответственную миссию вы выполняете. Разумеется, я не вправе вам мешать.

Всадник важно, но более-менее благожелательно кивнул.

— Подождите немного, госпожа Юлиса. Дорога здесь оживлённая. Скоро небожители пошлют кого-нибудь вам на помощь.

— Благодарю за добрые слова, господин Фаб, — поклонилась девушка, подумав: "Хорошо, хоть дождь кончился, и небо прояснилось. Авось долго мёрзнуть не придётся".

Повернув коней, воины неторопливо направились к поезду императрицы, примерно на полпути встретившись с тремя верховыми, которые, отстав от них, задержались возле передового отряда легионеров.

Тут же завязался оживлённый разговор, во время которого Тарквиц с Фабом то и дело кивали в сторону моста, заставляя Нику нервничать. Когда вся кавалькада вновь устремилась к застывшим на дороге путникам, у неё тревожно ёкнуло сердце.

Опережая всех на полкорпуса, ехал плотный парень, лет восемнадцати, с круглым улыбчивым лицом, носом картошкой и пепельно-русыми вьющимися волосами. Он единственный из всей компании не носил доспехов, хотя на поясе сверкали серебром ножны длинного кинжала.

— Принц Вилит! — охнул коскид регистора Трениума.

— Кто?! — резко обернулась к нему девушка, всё ещё надеясь, что ослышалась.

— Что значит "кто"? — строго нахмурился собеседник, и тут же к её ужасу подтвердил свои слова. — Вилит Тарквин Нир — Сын императора. Младший. То есть самый младший.

"Вот батман!" — мысленно взвыв Ника, внезапно ощутив сильнейшее желание оказаться где-нибудь подальше от этого места, ибо в отличие от некоторых чересчур романтично настроенных представительниц своего пола не питала никаких иллюзий по поводу благородства и душевных качеств отпрысков сановных родителей, пребывая в уверенности, что истинный облик этих балбесов кардинально отличается от слащаво-сусальных образов, созданных народными и не народными сказками.

Первое впечатление вполне подтвердило её наихудшие предположения. Метров за двести до них сынок августейшего папаши неожиданно пустил коня в галоп.

Красивое животное тёмно-коричневого цвета с маленькой, гордо посаженной головой легко и изящно несло своё поджарое тело на тонких, сухих ногах, звонко цокая копытами по плотно уложенным камням.

"Кажется, эта масть называется буланой?" — невпопад подумала девушка, не сводя глаз со стремительно приближавшейся морды скакуна.

Коскиды шарахнулись в стороны, а у неё от страха будто ноги к земле приросли. Только когда до всадника оставалось не более десяти шагов, Ника крепко вцепилась в платье, намереваясь, приподняв его, прыгнуть в сторону и вниз по склону.

Но не успела. Довольный скалящийся мажор, резко потянув повод, заставил коня остановиться буквально в трёх шагах от побледневшей путешественницы.

"Сам дурак! — подумала та, быстро приходя в себя. — И шутки у тебя дурацкие!"

— Испугалась? — довольно рассмеялся Вилит.

— Да, ваше высочество, — поклонилась Ника, переводя взгляд с ухмыляющейся физиономии на украшенную самоцветами застёжку, скреплявшую под гладко выбритым подбородком концы короткого бело-синего плаща.

— Совершенно напрасно, — всадник с нежностью похлопал ладонью по шее животного. — Друг ветра никогда не собьёт человека. Если, конечно, я не прикажу.

"Ну и откуда мне знать, что у тебя на уме?" — мысленно фыркнула собеседница, изо всех сил стараясь сохранить на лице почтительно-равнодушное выражение.

В отличие от принца, его сопровождающие подъехали спокойно, не выёживаясь, и оказались рядом как раз в тот момент, когда Вилит задал новый вопрос:

— Сотник Тарквиц сказал, вы внучка сенатора Юлиса?

— Сенатора Госпула Юлиса Лура из рода младших лотийских Юлисов, ваше высочество, — стараясь говорить ровным, ничего не выражающим голосом, уточнила Ника. — Дочь его младшего сына Лация Юлиса Агилиса и Тейсы Юлисы Верты.

— И вы приплыли из-за океана? — глядя на неё сверху вниз продолжил расспрашивать самый младший сын императора Константа Тарквина Лаврия.

— Да, ваше высочество, — чуть поклонилась девушка.

Если на вопросы Тарквица и Фаба она отвечала подробно, иногда даже слишком, рассчитывая на боле-менее благожелательное отношение одного из слушателей, то с принцем старалась говорить как можно лаконичнее.

— Это правда, что на другом конце света живут люди с двумя головами на четырёх ногах? — с дурашливой серьёзностью спросил паренёк, лет шестнадцати, в анатомическом панцире, покрытом серебряной насечкой. — А совокупляются они только забравшись на дерево?

— Нет, господин, — без тени смущения ответила Ника. — Люди, среди которых я жила, похожи на нас. У них по паре рук и ног. Как и вы, они живут на земле, а не на деревьях.

— А как же вермы с конскими копытами на ногах, о которых упоминал великий Скарас Мрийский? — деланно возмутился собеседник, выжимая из слушателей улыбки. — Сей знаменитый философ писал, что именно за Западным океаном живёт сей народ, имеющий своей прародительницей Гиппию, богиню лошадей. Вы, что же, госпожа Юлиса, ставите под сомнение слова величайшего мудреца древности?

— К сожалению, отец ничего не рассказывал о сём знаменитом философе, — с прежней невозмутимостью пожала плечами девушка, уже понимая, что её элементарно разводят вновь, в который раз пытаясь выставить невежественной дурочкой. — Но Некуим велик. Вполне возможно, что где-то там есть и люди с копытами вместо ног. Но мне они не встречались, и никто из местных жителей ничего о них не говорил.

Нимало не смутившись, мажор хотел ещё что-то сказать, но Вилит остановил его нетерпеливым движением руки.

— Уймитесь, господин Герон!

И вновь обратился к Нике:

— Как же вы смогли пересечь океан?

— На корабле господина Мерка Картена: купца, морехода и консула Канакерна, города на Западном побережье континента, ваше высочество.

— О, вы всё это время были совсем одна среди изголодавшихся по женской ласке матросов! — ехидно усмехнулся Налей.

Видимо, он не оставил попыток ввести собеседницу в смущение. Вот только попаданка уже давно не краснела от подобных непристойных намёков. Вместо этого она почувствовала, что начинает тихо ненавидеть этого красавчика с кукольным личиком положительного героя аниме и кривой улыбкой на по-женски ярких губах.

— Господин Картен — не только уважаемый человек и старинный друг моего отца, — отчеканила она, даже не глянув на нахала. — Но и полный хозяин на своём корабле, где ничего не может случиться без его ведома. Поэтому моей жизни и чести ничего не угрожало.

— Я же просил тебя помолчать! — страдальчески скривился Вилит.

— Простите, ваше высочество, — без малейшей тени раскаяния молодой человек склонил голову в лёгком посеребрённом шлеме.

— Но почему с вами не вернулся отец? — обратился принц к Нике.

— Он отказался, сказал, что слишком немощен для такого долгого и тяжёлого путешествия.

— Сколько же времени вы плыли, госпожа Юлиса?

— Два месяца, ваше высочество, — проговорила девушка и, заметив недоверие собеседника, пояснила. — На обратном пути корабль попал на спину Змеи. Так моряки Западного побережья называют течение, которое идёт с юга на север. Мощь его столь велика, что никакие усилия гребцов не могут с ним совладать.

— А как же это у вас получилось? — вскинул брови Вилит.

— Яроб ответил на наши молитвы, Ваше Высочество. Он прислал северный ветер, который и сорвал нас со Змеи.

Посчитав ответ достаточно исчерпывающим, Ника замолчала, бросив взгляд на дорогу. За время их беседы из-за холма наконец-то появился замыкающий отряд легионеров, а авангард уже приблизился к мосту настолько, что лязг подбитых гвоздями солдатских башмаков спугнул птиц, обсевших кустарник у реки.

— Что случилось потом? — нетерпеливо спросил принц.

— Наш корабль вынесло на берег Континента, — ответила девушка. — Только далеко на севере…

— В царстве Такеры? — нервно хихикнул Налей.

— Нет, — покачала головой путешественница. — Но, наверное, где-то близко от него.

— Вы интересно рассказываете, госпожа Юлиса, — оглянувшись на приближавшийся караван, сказал принц.

— Я лишь описываю то, что со мной произошло, ваше высочество, — пожала плечами Ника, уже пожалев о том, что так неосмотрительно заговорила с Тарквицем. Тем более, что тот, кажется, сначала её не узнал. Удержи она язык за зубами, глядишь, поезд императрицы спокойно проследовал бы мимо, и сейчас не пришлось бы по пять раз обдумывать каждое слово, общаясь с избалованным сынком императора и его крайне неприятными спутниками.

— Понимаю, — кивнул Вилит и вдруг, словно вспомнив что-то важное, не говоря ни слова, развернул коня и поехал вдоль каравана. Герон и второй сопровождавший его юноша тронулись следом, а воины задержались.

— Как я понял, вы смогли доказать родственникам своё происхождение, госпожа Юлиса? — сурово нахмурился один из них.

— Я ещё с ними не разговаривала, господин Фаб, — осторожно ответила девушка. — Но господа Юлис и Септис прислали за мной своих коскидов.

Всадник требовательно посмотрел на её спутников.

— Я лично читал письмо, адресованное моему покровителю, господину Итуру Септису Дауму, — опередив замешкавшегося писца, заговорил Минуц. — Почерк очень похож на тот, которым писал господин Лаций Юлис Агилис. Кроме того, я взял с собой раба, который хорошо помнит госпожу Тейсу Септису Верту, и тот утверждает, что госпожа Ника Юлиса Террина очень похожа на неё.

— А ещё у госпожи Юлисы есть фамильный перстень с родовым гербом, — всё-таки сумел вставить свои "пять копеек" Олкад.

Выслушав сбивчивые объяснения коскидов, Фаб, кивнув, ещё раз оглядел путешественницу тяжёлым, оценивающим взглядом и направил коня за принцем.

— Пусть боги поскорее пошлют вам на помощь каких-нибудь добрых путников, госпожа Юлиса, — пожелал ей на прощание Тарквиц.

— Мы будем молить об этом небожителей, — облегчённо улыбнулась ему вслед девушка, с интересом поглядывая на поравнявшихся с ними легионеров.

Судя по суровым, украшенным шрамами, обветренным лицам, мимо неё мерно шагали не какие-нибудь вчерашние новобранцы, а ветераны, оставившие за спиной не одно сражение, не одну загубленную жизнь, не один взятый город со всеми прелестями последующего разграбления.

Кое-кто из воинов с ленивым любопытством косился на стоявшую у обочины высокую девушку в компании двух молодых людей, но большинство не обратило на них никакого внимания.

Запряжённые мулами повозки очень напоминали ту, в которой странствовала урба Гу Менсина. Видимо, ушлые артисты купили её у какого-нибудь местного "интенданта".

Внезапно чёткий ритм шагов легионеров сбился. Авангард вступил на мост, и колонна сразу утратила свою математическую стройность.

— Госпожа Юлиса! — тревожно вскричал Олкад.

Обернувшись, Ника увидела подъезжавшего Фаба.

— С вами хочет поговорить её величество, — буквально огорошил он девушку.

— О чём? — машинально ляпнула та.

— О вас, разумеется, — усмехнулся собеседник. — Не каждый день встретишь радланку такого знатного рода, побывавшую за Западным океаном.

— Но, как я в таком виде предстану перед государыней? — Ника растерянно оглядела своё мятое, кое-где покрытое пятнами платье.

— Никто не собирается вами любоваться, — жёстко усмехнулся воин. — Императрица скучает в дороге. Вот и развлечёте её своими рассказами.

— Позвольте мне хотя бы спуститься к реке и умыться? — попросила девушка.

— Вы хотите заставить ждать её величество? — угрожающе свёл брови к переносице всадник.

— Вы полагаете, я смогу развеять скуку государыни, если все мысли мои будут только о мочевом пузыре? — без малейшего стеснения огрызнулась собеседница, понимая, что разговора с императрицей не избежать. Видимо, сынок что-то наплёл скучающей мамаше, и та решила лично взглянуть на диковину. — Потому что ни о чём другом думать я уже просто не могу!

Озадаченно хмыкнув, Фаб глянул на неумолимо приближавшийся паланкин класса "люкс".

— Хорошо, только быстро.

— Господин Ротан! — обратилась она к застывшему с открытым ртом писцу. — Помогите мне спуститься.

— Что?! — встрепенулся явно пребывавший в ступоре Олкад. — Ах да, конечно.

Поправив накидку, Ника величаво протянула руку, которую тот принял с почтительным поклоном.

Лёгкий ветерок ещё только начал подсушивать мокрую от дождя землю, поэтому приходилось тщательно выбирать место, прежде чем ставить туда обутые в сандалии ноги.

Не то писец всё ещё не пришёл в себя, то ли просто оказался не так ловок, только уже через несколько шагов он поскользнулся и едва не упал.

Вовремя вцепившись в запястье молодого человека, спутница прошептала ему на ухо:

— Что мне делать?

— Разве вы не слышали? — рассерженной змеёй зашипел Откад. — Идите и постарайтесь понравиться её величеству! Боги дали вам такой шанс, так используйте его, не задумываясь. Помните, Канни капризна!

— А как же вы? — нахмурилась девушка.

— Как-нибудь выкарабкаемся, — довольно легкомысленно, на её взгляд, отмахнулся писец. — Для вас сейчас самое главное — произвести хорошее впечатление на императрицу.

— Понимаю, — хмуро кивнула путешественница, признавая правоту его слов. Если она чем-то не угодит супруге Константа Тарквина Лаврия, то это, скорее всего, будет иметь весьма печальные последствия. Власть имущие, как правило, злопамятны, так что лучше их не раздражать. Во всяком случае, без самой крайней нужды.

— Только не забывайте о том, что именно я и мой покровитель первыми признали в вас дочь Лация Юлиса Агилиса, — продолжал торопливым шёпотом наставлять молодой человек.

— В этом можете не сомневаться, — заверила его Ника, подходя к фургону. — Спасибо, что помогли спуститься. Дальше я сама.

— Да, да, — суетливо закивал Олкад, выпуская её ладонь.

— А вы чего встали? — рявкнула она на застывших с обалдевшими физиономиями рабов. — Быстро зашли за повозку!

Как правило, хозяева не слишком стеснялись своих рабов, привычно считая их чем-то вроде говорящей мебели, поэтому Жирдяй с Солтом удивлённо переглянулись, но послушно выполнили распоряжение. За ними поспешил и писец.

Присев на корточки, девушка первым делом быстро сняла закреплённые на голени ножны и, передавая их Риате, приказала:

— Спрячь как-нибудь, но только так, чтобы никто не видел.

Понимающе кивнув, рабыня убрала их за ворот платья.

Попаданка не знала, насколько тщательно охраняют первую леди Империи, но на всякий случай решила подстраховаться. Вдруг какой-нибудь особо бдительный телохранитель захочет её обыскать? И объясняй потом, зачем племянница регистора Трениума притащила на встречу с государыней нож, да ещё выбрав для его хранения столь необычное место?

Теперь у неё остался только длинный узкий кинжал, о котором уже известно коскидам, а когда Ника сбросила накидку, перед тем как умыться, его наверняка увидит и Фаб, пристально наблюдавший за всем происходящим с дорожной насыпи.

Нимало не смущаясь, девушка велела невольнице развязать ленты, удерживавшие ножны на спине.

— Убери в корзину.

— Да, госпожа, — поклонилась Риата.

— Следи за вещами, слушайся господ Ротана и Минуца…, — чувствуя, что говорит глупости, Ника тем не менее не могла остановиться, инстинктивно оттягивая момент встречи с императрицей. — И не беспокойся, я тебя не оставлю. Вряд ли моя история сильно заинтересует её величество.

— Да, госпожа, — послушно кивала рабыня. — Слушаюсь, госпожа, буду ждать госпожа.

— Поторопитесь, госпожа Юлиса! — прервал их высокоинтеллектуальную беседу недовольный голос всадника.

Шумно выдохнув, девушка обернулась к дороге, отыскивая глазами Олкада. Быстро сообразив, что от него требуется, писец, подойдя, с поклоном протянул ей руку.

— Зачем вам оружие, госпожа Юлиса? — поинтересовался воин, едва они вскарабкались наверх.

— Дорога дальняя, господин Фаб, — переводя дух, ответила путешественница. — Всякое может быть.

— Мало иметь клинок, госпожа Юлиса, — насмешливо ухмыльнулся собеседник. — Им надо уметь пользоваться.

— Отец кое-чему меня научил, — небрежно бросила Ника.

— Надеюсь, вам не приходилось использовать эти навыки по назначению? — всё с той же иронией спросил всадник.

— Почему же? — вскинула брови девушка. — По крайней мере один раз отцовские уроки спасли мне жизнь. Но чаще достаточно продемонстрировать навыки владения оружием, чтобы привести в чувства нахала. Разве вам не случалось попадать в подобные ситуации, господин Фаб?

— Бывало, — буркнул тот, трогая пятками бока коня. — Пойдёмте, госпожа Юлиса. Не стоит заставлять её величество ждать.

— Последний вопрос, господин Фаб, — продолжила стоять собеседница. — Совсем короткий.

— Ну что ещё? — глухо рыкнул воин, грозно сверкнув очами из-под мохнатых бровей.

— Что будет с моими вещами и фургоном? — торопливо выпалила Ника, уставившись на него чистым, незамутнённым взором диснеевской русалочки. — Как я потом вернусь к господам Ротану и Минуцу, которые должны сопровождать меня в Радл?

— Не переживайте, госпожа Юлиса, — буркнул всадник после короткой игры в гляделки. — Я обо всём позабочусь.

— Благодарю, господин Фаб, — склонила голову путешественница.

Направляясь вслед за ним, она скоро убедилась в том, что правильно определила число носильщиков люксового паланкина.

Двадцать восемь крепких рабов тащили на своих плечах красные, гладко оструганные шесты, которые верёвками крепились к двум брускам, проходившим по бокам кабинки из тёмно- вишнёвого цвета дощечек, украшенных резьбой и блестящих металлическими накладками.

Благодаря подобной конструкции, пол паланкина находился низко над землёй, что позволяло забираться в него на ходу.

— Ваше высочество! — громко сказал её спутник, едва девушка поравнялась с закрытой дверцей носилок. — Здесь госпожа Юлиса!

Полупрозрачная занавеска на небольшом окошечке раздвинулась, явив миру озабоченную физиономию Вилита.

— Ну, наконец-то!

Шагавшая рядом молодая рабыня в длинной тунике из плотного светло-серого сукна, повинуясь его кивку, распахнула дверцу и опустила узенькую складную ступеньку. При этом носильщики, и не подумав снижать скорость, всё так же мерно топали по дороге, ни на кого не глядя.

Понимая, что ради неё их никто останавливать не собирается, Ника, ухватившись правой рукой за поручень, ловко вскочила на подножку, но перед тем, как, пригнувшись, войти внутрь, окинула кабинку быстрым, оценивающим взглядом.

Справа, спиной к ходу движения на низком широком сиденье, прикрытом толстым матрасом с множеством подушечек полулежала пожилая женщина в меховой жилетке поверх тёмно-синего платья из поблёскивавшей, чем-то похожей на шёлк, материи. Затейливую причёску украшали две золотые заколки с крупными драгоценными камнями, а в ушах покачивались серьги с массивными чёрными жемчужинами. У её ног, покрытых одеялом из шкурок чёрно-бурых лисиц, на полу стояла бронзовая жаровня, излучавшая приятное, сухое тепло и терпкий запах благовоний.

Напротив, на гораздо более узкой скамеечке, также прикрытой пухлым матрасом, расположились ещё двое пассажиров. Ближе к двери сидел знакомый девушке самый младший сын императора, а в дальнем углу сухощавый мужчина, лет пятидесяти, с большой лысиной и саркастической улыбкой на тонких, змеиных губах. Вместо привычной туники на нём красовался перехваченный чёрным матерчатым поясом халат, расшитый звёздами, молниями и полумесяцами.

Ноги почти по щиколотку утонули в мягком ворсе ковра, а голова упёрлась в потолок так, что Нике поневоле пришлось застыть в почтительном полупоклоне.

— Это и есть твоя необыкновенная странница, сын? — голос у императрицы оказался грудной, очень женственный, но вместе с тем наполненный внутренней силой и многолетней привычкой повелевать.

— Да, матушка, — довольно улыбнулся Вилит.

Только после этого августейшая особа соблаговолила обратить взор на гостью. Прежде чем скромно опустить глаза, та успела разглядеть изрядный слой умело наложенной косметики, не сумевшей, однако, замаскировать ни лучиков, разбегавшихся от уголков глаз, ни морщинок у брезгливо опущенных кончиков губ, ни дряблой шеи.

— Для меня огромная честь встретиться с вами, ваше величество! — стараясь не пересолить с выражением верноподданнических чувств, патетически вскричала девушка. — Да благословят боги эту дорогу, нашего осла и даже раба-дуралея, из-за которого мой фургон свалился с насыпи! Иначе я бы не получила счастливой возможности лицезреть первую из женщин Империи.

Очевидно, высказывание оказалось достаточно оригинальным, потому что тень улыбки скользнула по ярко накрашенным губам государыни. Выдав сей образец придворного славословия, Ника, кроме лести, рассчитывала вызвать свойственное представительницам прекрасного пола любопытство.

И хотя сынок, вероятно, рассказал, при каких обстоятельствах встретился с ней, императрица всё же лениво поинтересовалась:

— Надеюсь, никто не пострадал?

— Все целы, ваше величество! — решив, что кашу маслом не испортишь, ещё раз поклонилась девушка, продолжая с прежним накалом. — Небожители не стали омрачать столь радостный для нас день. Только повозка сломалась.

— Как же вы теперь доберётесь до Радла? — покачал головой лысый мужчина в халате, буквально буравя её недоверчивым взглядом маленьких, глубоко посаженных глаз.

— Не знаю, — мысленно поблагодарив его за как нельзя кстати заданный вопрос, резко погрустнела путешественница, пытаясь для усиления впечатления выдавить хотя бы слезинку. — Наверное, придётся идти пешком…

— Сын, — понимающе улыбнулась императрица. — Распорядись.

— Да, матушка, — кивнув, Вилит распахнул дверь паланкина.

Бросив мимолётный взгляд за спину, Ника успела заметить Фаба, скакун которого неторопливо вышагивал рядом с носилками.

— Принц говорил, будто бы вы приплыли чуть ли не из-за края земли? — недоверчиво прищурилась государыня.

— Я родилась и выросла в Некуиме, ваше величество, — сказала гостья. — Но мне трудно судить: это край земли или ещё нет?

— Как же там оказались ваши родители? — поинтересовался мужчина в халате.

По тому, как он довольно бесцеремонно влез в разговор, девушка предположила, что это либо близкий родственник, либо фаворит какой-нибудь? Между тем, не дожидаясь ответа, он обратился к императрице:

— Я хорошо помню судебный процесс над Нером Фабулом Ценсором, ваше величество. Когда негодяй добровольно признался в клевете на сенатора Госпула Юлиса Лура, ваш царственный супруг приказал выяснить судьбу всех его близких родственников, дабы восстановить попранную справедливость. Если мне не изменяет память, поисками занимался императорский претор Таний Мар по прозвищу Анксис, что значит "дотошный". Как он узнал, старшего сына сенатора казнили вместе с отцом, жена покончила с собой, когда легионеры ворвались в их имение, а младший сын с супругой пропали в Рифейских горах. И вдруг спустя столько лет неизвестно откуда появляется особа, называющая себя его дочерью. Как так получилось, ваше величество?

— Вот мы сейчас об этом и узнаем, господин Акций, — очевидно предчувствуя забавное развлечение, довольно улыбнулась обличённая властью женщина.

Ника в очередной раз поведала историю чудесного спасения Лация Юлиса Агилиса и Тейсы Юлисы Верты. Рассказала о бегстве из поместья, о едва не закончившемся трагически переходе через Рифейские горы, о недолгом их пребывании в Канакерне, о решении перебраться в Некуим, о смерти матери.

Члены августейшей фамилии слушали внимательно, почти не перебивая. А вот третий зритель этого представления буквально засыпал её вопросами, причём явно стараясь поймать на противоречиях, от чего беседа скоро стала похожа на допрос.

Девушка даже подумала, что он, возможно, является сотрудником местной службы безопасности, которая просто обязана быть в таком цивилизованном государстве. Поскольку за время своего путешествия Нике неоднократно приходилось рассказывать о странствиях родителей, и мало кто из слушателей с доверием относился к её словам, она легко находила ответы на самые заковыристые вопросы, а когда не знала что сказать, беззаботно пожимала плечами, заявляя:

— Отец ничего об этом не говорил.

Наконец, Акций замолчал, крепко сжав губы в тонкую нить и скрестив руки на груди, откинулся на подушку. Только теперь девушка смогла немного перевести дух, сейчас же почувствовав, как болят спина и шея. Никто из пассажиров паланкина даже не подумал предложить ей сесть.

— Так вы выросли одна среди дикарей, — сделала напрашивавшийся вывод императрица.

— Рядом всегда был мой отец, ваше величество, — нахмурилась рассказчица. — Являвшийся для меня образцом настоящего мужчины и истинного радланина. Всем, что знаю и умею, я обязана только ему и милости богов. К сожалению, мама слишком рано покинула нас, не вынеся тягот жизни в диких условиях. Она всё время страдала от разлуки с родиной, но ни разу не раскаялась в том, что осталась с мужем.

Как она и думала, главная слушательница одобрительно закивала, придав увядшему, но всё ещё сохранившему остатки былой красоты, лицу скорбно-торжественное выражение.

— Что за земля Некуим? — с живейшим интересом спросил принц. — Как вы с отцом там жили?

— Она велика, покрыта густыми лесами, где водится множество зверей, на которых мы охотились, — сказала Ника, чувствуя нарастающую резь в затёкших мышцах. Стараясь хоть как-то её унять, она передёрнула плечами, не сумев скрыть болезненной гримасы.

Однако, никто из окружающих ничего не заметил.

— Местные народы не любят подолгу оставаться на одном месте и постоянно кочуют. А нам отец выстроил крепкий дом…

— Почему вы так долго не возвращались? — оборвал её Акций. — Сенатор Госпул Юлис Лур оправдан уже, кажется, двенадцать лет назад.

Рассказчице пришлось поведать о том, как её отец, потеряв надежду на добрые вести, пересталинтересоваться происходящим в Империи, о вещем сне, после которого он поручил Мерку Картену узнать новости о своих родственниках, о недоверии, с которым он отнёсся к словам морехода об оправдании семьи сенатора Юлиса. Странно, но на этот раз никаких дополнительных вопросов безопасник в халате не задавал.

— На кого же вам приходилось охотиться, госпожа Юлиса? — перехватил у него инициативу принц.

— Олени, волки, птица, ваше высочество, — девушка вновь повела затёкшими плечами. — Зайцев чаще ловили силками. Их там много.

— Вы хорошо стреляете из лука? — заинтересовалась императрица.

— Нет, ваше высочество, — покачала головой Ника. — Увы, но это искусство мне по-настоящему освоить так и не удалось. Я охотилась в основном с помощью копьеметалки и дротиков.

— Копье… металки? — вскинула аккуратно подщипанные брови собеседница. — Что это такое?

— Как вам лучше объяснить, ваше величество? — замялась путешественница, оглядываясь по сторонам. — Вы позволите?

Не дожидаясь разрешения, она опустилась на одно колено, едва не застонав от пронзившей плечи острой боли, и развела ладони примерно на метр.

— Вот такая палка, на одном конце которой закрепляют деревянный или костяной крюк. В него упирают тупой конец дротика и мечут.

Девушка попыталась изобразить замах, от чего накидка едва не сползла на пол. Подхватив её, рассказчица вновь поднялась на ноги.

— И далеко летит дротик из такой… металки? — деловито осведомился Вилит.

— Всё зависит от умения стрелка, ваше высочество, — опять неопределённо пожала плечами Ника. — Я точно попадаю шагов на шестьдесят, в крайнем случае на восемьдесят. А охотники аратачи на полторы сотни не промахнутся…

— Какая чушь! — неожиданно возмущённо фыркнул Акций. — Да из такой штуковины овцу за десять шагов не убьёшь! Даже варвары при всей их дремучей глупости не станут использовать столь несуразные… стрелялки! Копьё, лук, дротик, ну, может, ещё праща. Вот и все известные средства охоты, не считая силков, петель и волчьих ям!

Слушая пылкую речь приближённого, императрица благожелательно улыбалась, а принц кивал, словно тоже соглашаясь с каждым его словом.

— Лучше признайтесь, что сами выдумали вашу нелепую копьеметалку! — вскричал ободрённый столь явной поддержкой придворный. — И за океаном вы никогда не были, и не имеете никакого отношения к оклеветанному сенатору Юлису!

Поначалу столь странная логическая цепочка буквально ошеломила девушку. Нахлынувшая через миг злость, хотя и помогла немного прийти в себя, но наряду с усталостью, болью в плечах и пересохшим ртом ослабила самоконтроль.

— Есть много необычного, господин Акций, что и не снилось нашим мудрецам! — процедила она сквозь зубы. — И если вы лично чего-то не видели, это вовсе не означает, будто подобного не может быть!

— О чём это вы? — подозрительно нахмурился собеседник.

— Ну, например о…, — Ника на миг задумалась. — О Келлуане. Вряд ли вы сами видели эту страну, однако, не сомневаетесь в её существовании.

Акций звонко, с чувством превосходства рассмеялся.

— Я разговаривал с множеством людей, там побывавших, госпожа Юлиса! Рассматривал привезённые оттуда вещи, читал свитки. А вот про Некуим и ваши палки слышу в первый раз.

— О Некуиме написано в "Истории мира" Приклита Хиосского, — с улыбкой заметила императрица.

— Я помню, ваше величество, — кивнул приближённый. — Но сей многоучёный муж лишь упоминал о существовании подобной земли без каких-либо подробностей. А уж про всякие палки у него точно ничего нет.

Августейшая слушательница вопросительно посмотрела на рассказчицу в ожидании ответа, похоже разговор всё больше начинал её забавлять.

"Вот батман! — мысленно выругалась девушка. — Устроила тут батл".

Но тут же взяла себя в руки и усмехнулась.

— Отец рассказывал, что в древние времена наши предки полагали, будто Ольвию и побережье Халибского моря населяют только духи и чудовища. Думаю, первому радланину, который там побывал и вернулся, точно так же никто не верил.

— И это всё, что вы можете сказать? — презрительно скривил губы мужчина.

— А что вы от меня ждали, господин Акций? — удивилась собеседница. — Будь у меня с собой сумка с дротиками и копьеметалкой, которую мне пришлось бросить, спасая свою жизнь, я бы показала, как пользоваться этим оружием.

— Где и когда случилось это весьма своевременное событие? — глумливо рассмеялся царедворец.

— Неподалёку от Этригии в ночь после первого дня дриниар, — заговорила путешественница, облизав пересохшие губы. — Люди, с которыми я ехала от самого Канакерна, внезапно попытались меня убить.

— Убить? — хмурясь, переспросила государыня.

Пришлось Нике, еле ворочая языком, выдать историю своих взаимоотношений с артистами урбы Гу Менсина, после чего ответить ещё на несколько заковыристых вопросов вредного Акция.

— Негодяев поймали? — поинтересовался принц.

— Нет, ваше высочество, — развела руками девушка. — Я знаю, что магистраты посылали стражников на их поиск, но те как в воду канули.

— И тут ничего, кроме ваших слов! — довольно хохотнул то ли родственник, то ли фаворит императрицы.

До боли сжав губы, Ника подавила вспышку обиды и ярости, чтобы успокоившись, посоветовать бдительному безопаснику пойти по стопам Ротана и обратиться к хозяину постоялого двора в Кинтаре, но её опередил Вилит:

— Послушайте! — неожиданно объявил тот. — Я так понимаю, что сделать вашу металку труда не составит, госпожа Юлиса?

— Там нет ничего сложного, — согласилась та, уже начиная догадываться, что хочет сказать молодой человек.

— Ну так и покажите сегодня вечером, как вы с ней управляетесь! — предложил принц и обратился к матери. — Разве в усадьбе Маврия не найдётся какой-нибудь столяр?

— В крайнем случае, пошлём за ним в Наполь, — поддержал его Акций, так же глядя на государыню. — Что скажете, ваше величество?

— Думаю, это будет интересно, — кивнула та и сейчас же заговорила не терпящим возражения тоном. — Госпожа Юлиса, сегодня вечером я приглашаю вас на ужин, который состоится на вилле господина Маврия, где вы и закончите свой занимательный рассказ. Потом покажете нам, как пользоваться… вашей металкой. А сейчас…

Она потянулась.

— Я утомилась, можете идти.

"Вот батман! — мысленно охнула девушка, представив себя на этом мероприятии, и едва не взвыла от досады. — Ну, уж нет!"

Вновь почувствовав нарастающее возбуждение, словно перед очередной схваткой, она выпалила:

— Умоляю, ваше величество, взять назад своё приглашение!

Приподнявшийся со своей скамеечки принц вновь плюхнулся задом на тюфячок, брови Акция полезли на высокий, с редкими морщинами лоб, а августейшая супруга Константа Тарквина Лаврия Великого резко распахнула только что томно прикрытые глаза.

— Почему? — в голосе её слышалось больше недоумения, чем гнева.

— Мой внешний вид совершенно не подходит для ужина, ваше величество, — стараясь говорить почтительно, но твёрдо, пояснила путешественница. — Он непременно привлечёт внимание других гостей, что в свою очередь может вызвать нехорошие слухи не только обо мне, но и о моих родственниках, людях почтенных и уважаемых. А я, к сожалению, все свои вещи оставила в тележке.

Улыбнувшись с усталой снисходительностью, императрица негромко позвала:

— Пульчита!

Дверь паланкина распахнулась, шагавшая рядом с ним рабыня поклонилась прямо на ходу.

— Слушаю, ваше величество.

— Отведи госпожу Юлису к Гиннию. Пусть подберёт ей платье для скромного ужина сегодня у господина Маврия.

— Да, ваше величество, — отозвалась невольница.

— Благодарю, ваше величество, — придерживая сползающий край накидки, поклонилась Ника.

— Пусть это будет моим подарком за интересную историю, — усмехнулась государыня.

— Благодарю за великую честь, ваше величество, — отвесила очередной поклон рассказчица. — Да благословят вас небожители на долгую счастливую жизнь.

— Идите, — царственным жестом отпустила её собеседница.

Легко спрыгнув на дорогу, девушка с наслаждением выпрямилась. Пульчита аккуратно прикрыла за ней дверь паланкина, внутри которого послышался голос августейшей мамаши:

— Подожди, сын!

— Пойдёмте, госпожа, — проговорила рабыня, с поклоном приглашая путешественницу следовать за собой.

Они торопливо шли мимо фургонов, возов с бочками, кувшинами, корзинами, клетками с домашней птицей и обиженно хрюкавшими свиньями. Хмурые, усталые возчики с ярко начищенными табличками поверх добротных туник с привязанными рукавами провожали девушек явно заинтересованными взглядами, а кое-кто даже склонял головы с коротко обрезанными волосами. Ника понимала, что эти знаки внимания относятся исключительно к её спутнице. Видимо, в негласной табели о рангах, неизбежно присутствующей в любом достаточно многочисленном коллективе, та занимала весьма высокое положение.

— Эй, Сухарь! — внезапно крикнула невольница, махнув рукой кучеру очередной повозки. — Придержи мулов, её величество прислала эту госпожу к Гиннию.

Обернувшись к девушке, Пульчита виновато развела руками.

— Простите, госпожа, но поезд останавливается только по приказу её величества. Вам придётся забираться на ходу.

— Как-нибудь залезу, — буркнула та.

Кожаный полог, прикрывавший боковой вход, откинулся, и ей навстречу потянулась рука пожилого, но ещё крепкого мужчины.

Прыгать в длинном платье ещё то удовольствие, однако, Ника, крепко вцепившись в широкую, шершавую ладонь, легко сумела вскочить на подножку.

Очевидно, не ожидавший, что она окажется такой тяжёлой, невольник крякнул, но всё-таки помог нежданной гостье забраться внутрь, где той опять пришлось пригнуть голову, чтобы не упираться головой в провисшую кожаную крышу.

— Присаживайтесь, госпожа, — невысокая, сухощавая рабыня с поклоном указала на низенький сундучок.

Пока Пульчита передавала Гиннию распоряжение их августейшей хозяйки, девушка с интересом огляделась.

Почти весь фургон занимали сундуки, на одном из которых сидела девочка, лет десяти, с рабской табличкой, и прикрытые плетёными крышками корзины.

— Её величество по великой милости своей приказала подобрать вам платье, госпожа, — полувопросительно, полуутвердительно проговорил пожилой невольник, обращаясь к гостье.

— Да, Гинний, — подтвердила та и, невольно поморщившись, спросила. — Попить у тебя есть? А то в горле пересохло.

Растерянно заморгав, собеседник переглянулся с женщиной, которая тут же метнулась куда-то в темноту и сейчас же вернулась с тощим бурдюком.

— У нас только простая вода с уксусом, госпожа, — перед тем как протянуть его, предупредила невольница.

— Пусть будет так, — вымученно улыбнулась Ника. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы ограничить себя двумя большими глотками. Жажда не прошла, но стало заметно легче.

— Спасибо, — искренне поблагодарила она, поудобнее устраиваясь на сундучке.

Напоив гостью, Гинний приступил к исполнению приказа хозяйки. Несмотря на тряску и тесноту, он удивительно ловко расхаживал по повозке, копаясь в содержимом сундуков и корзин, время от времени передавая пожилой рабыне очередное платье. Набрав пять штук, принялся демонстрировать их девушке.

Та первым делом велела откинуть полог и впустить в фургон больше света. Подойдя к делу основательно, она для начала просто оглядела каждое из них. Как и следовало ожидать, изделия местных кутюрье не отличались разнообразием фасонов. Те же длинные платья, различающиеся разве что цветом, наличием или отсутствием коротких рукавчиков и размером горловины, которая то едва пропускала голову, то оставляла почти открытыми плечи. Кроме того, одежда не выглядела новой, а кое-где ясно выделялись не слишком тщательно застиранные пятна.

Поначалу Ника хотела возмутиться, но вовремя передумала. Во-первых, дарёному коню в зубы не заглядывают. Во-вторых, вряд ли доверенный раб станет подсовывать хозяйской гостье столь откровенный секонд-хенд без прямого и недвусмысленного распоряжения самой госпожи, точность которого она проверит уже сегодня вечером.

"Ну, и крохоборы!" — мысленно фыркнув, девушка категорически потребовала показать ей ещё что-нибудь.

— Я очень хочу понравиться её величеству.

— Но вы же ничего из этого ещё не посмотрели, — резонно заметил невольник.

— А вот вы всё сразу и покажете, — постаралась улыбнуться как можно непринуждённее собеседница.

Возведя очи горе, раб вновь отправился шарить по сундукам и корзинам, а придирчивая гостья сразу же отложила в сторону самые мятые и покрытые наиболее ярко заметными пятнами вещи.

То ли стараясь отомстить ни в чём не повинному Гиннию за откровенно наплевательское отношение к себе со стороны его хозяйки, то ли просто соскучившись по более-менее нормальному шопингу, попаданка буквально до пота загоняла несчастного раба.

Сей увлекательный процесс настолько захватил путешественницу, что та быстро забыла обо всём и очнулась только тогда, когда из всего обилия нарядов осталось лишь восемь. Мысленно плюнув на замордованного Гинния, Ника сбросила платье, оставшись в нижнем белье, и взялась за обновки. Увы и ах, но все они доходили ей едва до середины икр. Девушка едва не взвыла от разочарования, к счастью вспомнив уже выручавший её приём.

— У вас есть широкая лента? — обратилась она к пожилой женщине. — Примерно вот такой ширины?

Глянув на расстояние между её ладонями, та не очень уверенно покачала головой.

— А быстро найти сможете? — спросила Ника, развязывая кошелёк и демонстрируя серебряную монету.

Женщина вопросительно посмотрела на Гинния.

— Я хочу, чтобы её аккуратно пришили к подолу, — пояснила гостья. — Тогда длина платья станет вполне приличной.

Крякнув, невольник озадаченно потёр заросший густой щетиной подбородок. Путешественница достала ещё два риала.

— Если у Ситака спросить? — задумчиво проговорил раб.

— Вот и спроси, — усмехнувшись, протянула ему денежку девушка. — А остальное получите, когда подходящая лента окажется на месте.

Простимулировав спутников, Ника уселась на сундук и попросила подать бурдюк. Теперь можно ещё немного попить.

Воодушевлённый возможностью заработать, Ганний развил бурную деятельность, отыскав в сундуках и корзинах несколько кусков материи, которые заказчица безжалостно забраковала.

Нимало не огорчившись подобным результатом, он ловко спрыгнул прямо на ходу и где-то пропадал примерно полчаса, вернувшись с небольшой корзиной. Именно там и нашёлся отрез ткани, на взгляд девушки, вполне подходящий для удлинения одного из отобранных платьев.

К сожалению, зеркала в фургоне не оказалось, так что пришлось прикидывать на глазок и довериться мнению пожилой рабыни. Когда она с девочкой, оказавшейся её дочерью, дружно взялись пришивать полоску материи, путешественница в полной мере почувствовала, как устала и хочет есть.

Однако, из беседы с Гиннием выяснилось, что императрица почему-то не соблюдает обязательный для радлан "обеденный перерыв". Её "поезд" идёт без остановок, только носильщики время от времени меняются. Так что пассажиры утоляют голод только захваченными на прошлой стоянке продуктами. Зато и двигался караван не весь день.

Как правило, государыня ночевала либо в усадьбах богатых землевладельцев, либо в императорских виллах, разбросанных по пути из Радла в Галлайскую долину, или же, в самом крайнем случае, приказывала разбить лагерь в приглянувшемся месте. Вот тогда и готовили ужин.

Поскольку никто из случайных попутчиков явно не собирался делиться с ней едой, девушке оставалось только набраться терпения и грустно слушать недовольное ворчание желудка.

Внезапно повозку резко тряхнуло на крутом повороте. Девочка громко вскрикнула, больно уколов палец иголкой, а Гинний довольно улыбнулся.

— Хвала богам, скоро вилла господина Маврия.

— Тебе уже приходилось там бывать? — спросила Ника.

— Раза три, госпожа, — ответил невольник. — Богатое поместье, летом здесь очень красиво.

Высунувшись наружу, девушка увидела пологие холмы, покрытые ярко-зелёной порослью озимых. Потом потянулись ровные ряды деревьев с голыми, лишёнными листьев ветками.

Вымощенная камнем дорога закончилась, и теперь под колёсами фургона расстилался не успевший как следует просохнуть просёлок.

Трясти стало меньше, и рабыни активнее заработали иголками.

— Как рано выезжает поезд? — спросила Ника у Гинния.

— Как прикажет её величество, — пожал плечами раб.

"Значит, строго как попало", — сделала вывод путешественница.

Минут через двадцать повозка проехала через гостеприимно распахнутые ворота в каменной ограде и повернула направо, позволив пассажирам рассмотреть большой одноэтажный дом с просторной открытой верандой.

По усыпанной мелким гравием дороге сиятельный паланкин проследовал к украшенному колоннами входу, возле которого уже выстроились легионеры, и собралась небольшая толпа. Пока хозяева поместья встречали коронованную гостью, их рабы разводили повозки по усадьбе.

— Гинний! — отодвинув передний полог, заглянул внутрь возница. — Тут тебя спрашивают.

— Иду! — отозвался невольник.

Едва телеги остановились на просторном дворе за господским домом, вокруг них тут же началась суета. Местные рабы, легко различаемые по застиранной, а местами даже рваной одежде, деревянным табличкам и бронзовым ошейникам, помогали своим императорским коллегам распрягать мулов. Откуда-то таскали воду в деревянных вёдрах, разгружали мешки и корзины.

Выбравшись из фургона, девушка отыскала местечко, чтобы никому не мешать, и принялась ждать, когда швеи приведут в порядок её новое платье. Если же за это время о ней так никто и не вспомнит, придётся отправляться на поиски Фаба. Надо же узнать, что делать дальше? А заодно прояснить судьбу коскидов Ротана и Минуца.

Внезапно сквозь гомон она услышала своё имя.

— Госпожа Юлиса! — звал женский голос, расспрашивая окружающих. — Вы тут молодую, высокую госпожу не видели?

Среди снующих рабов мелькнула полная женщина в сером хитоне с медной табличкой на груди.

— Я здесь! — махнув рукой, отозвалась Ника.

На широком, усыпанном крупными веснушками лице расплылась довольная улыбка. Подбежав, невольница склонилась в глубоком почтительном поклоне и затараторила:

— Здравствуйте, госпожа Юлиса! Я Рула. Госпожа Маврия приказала прислуживать вам. Позвольте вас проводить

Обречённо вздохнув, девушка предостерегающе подняла руку.

— Помолчи, — и заглянула в повозку. — Долго ещё?

— Заканчиваем, госпожа, — заверила её пожилая швея, ловко обгрызая нитку.

— Тогда я подожду, — решила Ника.

— Но я пришла вас проводить! — встрепенувшись, напомнила Рула.

— Торопиться не надо, — с трудом удержавшись, чтобы не произнести эти слова голосом товарища Саахова, покачала головой попаданка. — Лучше скажи, в имении столяр есть?

— Есть, — недоуменно вскинула брови собеседница и робко поинтересовалась. — А вам зачем?

— Если он не занят, приведи его ко мне, — пояснила Ника. — Нужно кое-что сделать. За работу я заплачу.

— Не знаю, госпожа, — замялась рабыня. — Без разрешения господ…

— Не сомневайся, — успокоила её девушка. — Они разрешат. Это для развлечения её величества.

— Ах, вон они что, — кивнула Рула. — Тогда я передам хозяину. А уж там, как он решит…

— Всё готово, госпожа, — выглянула из фургона младшая швея.

Поднявшись внутрь, путешественница примерила платье. В общем и целом, работа императорских невольниц её устроила, поэтому она без сожаления отдала им оставшееся серебро.

После чего уже в обновке, вызвавшей завистливый взгляд местной рабыни, Ника последовала за ней. Они пришли к маленькому каменному домику с покрытой мхом черепичной крышей и низкой массивной дверью.

Внутри оказалась всего одна комната с широкой кроватью, потемневшим от времени столом, тремя недавно отремонтированными табуретками, земляным полом и очагом, в котором ещё теплились угольки. Клубившийся под стропилами дымок неторопливо выходил сквозь квадратное отверстие в крыше.

— Вот, госпожа, с гордостью объявила Рула. — Располагайтесь и скажите, что вам нужно?

— Напиться и умыться, — лаконично ответила гостья, понимая, что поесть всё равно не дадут.

Окинув взглядом полки с расставленными плошками, валявшуюся у стены маленькую деревянную лошадку на колёсиках, девушка подумала, что здесь, видимо, проживала семья с детьми, которую ради неё куда-то выселили.

— Это ненадолго, — тихо буркнула она, приседая на краешек отчаянно заскрипевшей кровати, покрытой облезшими овечьими шкурами.

Рабыня господ Мавриев не заставила себя ждать, скоро явившись с деревянным тазиком и двумя кувшинами, в меньшем из которых оказалось сильно разбавленное вино.

— Ты разговаривала с хозяином насчёт столяра? — спросила Ника, вытираясь грубым, застиранным полотенцем.

— Да, госпожа, — кивнула невольница. — Сейчас я его приведу.

Немолодой, степенного вида мужчина с застрявшей в густой бороде стружкой почтительно, но с достоинством поклонился.

— Я не знакома с твоим уважаемым хозяином, — заговорила гостья. — Но судя по состоянию поместья, он умеет выбирать себе работников.

При этом она, как бы ненароком, использовала слово, которым радлане называют только свободных людей.

Плечи опустившей взгляд Рулы вздрогнули, а вот её спутник ничем не выразил своего удивления. Видимо, столяр знал, что господа ценят его труд, и привык к обходительному обращению.

— А значит, ты хороший мастер, — продолжила путешественница, стараясь наладить контакт с человеком, от которого сегодня вечером зависит очень многое. — И сделать то, что мне нужно, тебе труда не составит.

— Не знаю, госпожа, — пожал плечами явно довольный столь уважительным отношением собеседник. — Посмотреть надо.

— Дротики охотничьи в усадьбе есть?

— Как не быть, госпожа, — усмехнулся он. — Господин Маврий в молодости охоту сильно любил.

— Тогда принеси мне один, — попросила девушка. — Так будет проще объяснить.

— Принесу, госпожа.

Едва мастер ушёл, Ника велела Руле отвести её в уборную.

Внимательно осмотрев местный охотничий снаряд, девушка попросила его немного укоротить и подробно описала устройство копьеметалки.

К чести столяра, тот сразу сообразил, для чего она предназначена.

— Хитро придумано, — усмехнулся в густую бороду невольник. — И далеко летит, госпожа?

— Шагов за сто оленя убить можно, — ответила она. — Только сделать надо к ужину, мастер. И пару дротиков.

— Успеем, госпожа, — заверил столяр. — Всё будет готово.

Поскольку из-за крошечных, забранных решётками окон, в домике уже царил полумрак для того, чтобы Рула смогла уложить волосы Ники, пришлось настежь распахнуть дверь.

По тому, как суетилась рабыня, всё время что-то еле слышно бормоча себе под нос, девушка с огорчением поняла, что та не умеет как следует делать причёску. Видимо, хозяйка использовала её на каких-то других работах.

— Зеркало принеси! — резко приказала Ника, когда невольница очередной раз едва не вырвала ей клок волос.

— Да, госпожа, — виновато вздохнула та.

— Должна же я видеть, во что ты меня превратила, — бросила ей вслед гостья.

Захлопнув дверь, она бросила на почти погасшие угли очага пучок веток из кучи в углу, и дождавшись, когда разгорится пламя, протянула к нему озябшие руки.

— Заходи! — откликнулась девушка на вкрадчивый стук.

— Как же я рада видеть вас, добрая госпожа! — вскричала Риата, переступая порог. — Какое на вас замечательное платье!

Вошедшая вслед за ней Рула несла одну из их корзин.

— Я тоже! — облегчённо улыбнулась хозяйка. — Это подарок её величества.

И жестом прервав начавшиеся было восторги, поинтересовалась:

— Что с Ротаном и Минуцем?

— Хвала богам и её величеству, всё в порядке! — бодро отрапортовала невольница. — Легионеры помогли вытащить повозку и кое-как приделать колесо. А рабы господина Маврия сказали, что к утру отремонтируют, и будет как новая.

Взяв со стола расчёску, она принялась аккуратно заплетать волосы госпожи и с жаром описывать процесс извлечения осла и фургона на дорогу.

Придирчиво осмотрев себя в зеркало, путешественница почувствовала, что готова предстать пред светлые очи Докэсты Тарквины Домниты. Да и есть очень хотелось. Как ни как, она сегодня только завтракала.

За ней пришли, когда солнце уже зависло над краем земли. Небо почти очистилось от облаков, но стало заметно теплее.

Чопорно поинтересовавшись у госпожи: не является ли она Никой Юлисой Терриной, императорский раб предложил ей следовать за ним.

Поднимаясь на ноги, девушка вновь почувствовала себя как перед схваткой. Забурливший в крови адреналин заставил на какое-то время забыть о голоде и усталости.

Провожатый повёл её в дом. Пройдя мимо застывших у дверей легионеров, они попали в просторную прихожую. Щедро политые маслом древесные угли, ярко пылая в бронзовой чаше на высоких ножках, освещали покрытые росписью стены. Здесь тоже стояли двое часовых.

Преодолев три широкие, каменные ступени, гостья оказалась в переднем внутреннем дворике. Первые звёзды уже отражались в застывшем зеркале квадратного водоёма под отверстием в крыше. Прямо за ним, как раз напротив входа, стояло массивное кресло с резной спинкой и стол, на котором горел двухрожковый масляный светильник, бросая отблески на обязательный для любого радланского дома деревянный ящичек, оббитый ярко начищенными полосками металла.

Чуть дальше слегка колыхалась на сквозняке плотная портьера, отделявшая деловую часть дома от его внутренней, семейной половины.

Стали слышны голоса, звон посуды, смех. Мимо торопливо прошли два раба с большим подносом, на котором лежало нечто, источавшее умопомрачительный аромат жареного со специями мяса. Голодный желудок Ники взвыл раненым бизоном, а глаза помимо воли стали сопровождать официантов, обогнувших бассейн и скрывшихся в боковом проходе. Девушка постаралась сглотнуть слюну как можно незаметнее.

Пройдя мимо длинного узкого стола, на котором хозяева дома выставляют на обозрение гостей наглядные доказательства своего благосостояния, чаще всего в виде дорогой посуды, она, свернув за угол, оказалась в широком коридорчике, заканчивавшимся тупиком, где стояла статуя полуобнажённой женщины, а в стене справа светился прямоугольный проём, откуда доносились одобрительные выкрики.

Заглянув туда, Ника увидела небольшую квадратную комнату со стенами, украшенными изображениями всякого рода продуктов. Желтоватый свет расставленных на полочках масляных фонарей освещал три стола и три ложа, расставленные буквой П.

На центральном, опираясь левым локтем на подушечку, вольготно возлежала императрица с волосами, уложенными в новую причёску, скреплённую заколкой с искусно сделанными нефритовыми колечками.

На лежанке по правую руку от неё теснились принц Вилит, Акций и незнакомая дама бальзаковского возраста, так же сверкавшая драгоценностями в чёрных, явно крашенных волосах. Напротив, по левую руку от государыни, расположилась пожилая пара: мужчина с женщиной, одетые не менее богато.

Девушка подумала, что это, скорее всего, хозяева дома. Перед господином Маврием лежала серебряная тарелка с двумя маленькими жареными птичками. Он как раз разрывал одну из них, когда императрица заявила не совсем трезвым голосом:

— Устраивайтесь, госпожа Юлиса! Я с нетерпением хочу услышать продолжение вашей истории!

"А я бы очень хотела поесть!" — с раздражением подумала та, но губы уже сами собой растянулись в почтительную улыбку.

— Всегда рада быть вам полезной, ваше величество.

Стоявший у стены имперский раб с каменно-надменной физиономией киношного английского дворецкого, только без бакенбард, в расшитой цветами и листьями жилетке поверх коричневой туники предложил новой гостье расположиться рядом с госпожой Маврией.

А попаданка лихорадочно вспоминала правила поведения, принятого на подобного рода застольях. Наставник неоднократно повторял, что на званых ужинах, пирах и любых сколько-нибудь официальных мероприятиях, где присутствуют малознакомые люди, женщины, как правило, сидят. Но если собираются друзья или близкие родственники, то представительницам прекрасного пола дозволялось вкушать пищу лёжа, как радланским мужчинам.

Вот только вряд ли хозяева этой усадьбы имеют какое-то отношение к августейшей фамилии, да и на друзей императрицы они тоже не похожи, поскольку выглядят уж очень напряжёнными. Скорее всего, подобное расположение за столом вызвано капризом знатной гостьи.

Однако, поймав пристальный взгляд Акция, Ника подумала: "А не ты ли здесь подсуетился? Хочешь выставить меня дикаркой, не умеющей вести себя в приличном обществе. Да и императрица вон как зыркает. У-у-у змея!"

Улыбнувшись, девушка посмотрела на лежанку. Подушечка под руку имеется. Чистая серебряная тарелка, как бы ненароком оставлена на краю стола. А вот совершенно необходимая при подобном способе трапезы салфетка отсутствует. Она уже хотела обратиться к невольнику-распорядителю, но заметила торчавший из-под тюфячка белый уголок. Вряд ли её туда положили случайно.

Теперь необходимо самой как можно непринуждённее угнездиться на этой кушетке, так чтобы не вызвать смеха у окружающих.

Хорошо, что наряду с обучением грамоте, правописанию, языкам, штудированию местных философов и заучиванию родословной, Наставник не забывал о практических занятиях, которые не ограничивались уроками самообороны и владения кинжалом.

Вспомнив репетиции, Ника, неторопливо присев на край ложа, требовательно взглянула сначала на скромно стоявшего у двери местного раба, потом на его хозяина. Глазки господина Маврия забегали как мыши в пустой коробке, но он всё же махнул рукой.

— Услужи госпоже Юлисе.

— Да, господин, — поклонившись, раб опустил ярко начищенную миску с водой, где плавали засушенные лепестки роз, и, встав на колени, осторожно развязал ремешки сандалий гостьи, после чего аккуратно поставил их у стены.

Прикрыв согнутые ноги подолом платья, девушка улеглась, опираясь левым локтем на подушечку, и, разложив салфетку, взяла тарелку.

— Вы должны мне десять империалов, господин Акций! — довольно рассмеялся принц.

— Разумеется, ваше высочество, — кисло скривился придворный и обратился к путешественнице. — Неужели дикари Некуима вкушают яства как цивилизованные люди?

— Нет, господин Акций, — покачала собеседница, руками накладывая себе на тарелку мелко нарезанное мясо с орешками из широкой миски на столе. — Аратачи едят сидя, скрестив ноги, либо на корточках. Но отец учил меня тому, что должна знать и уметь каждая радланка. Конечно, у меня ещё очень мало опыта, но я всегда готова узнать что-то новое.

— Похвальное стремление, госпожа Юлиса, — благосклонно кивнула императрица.

То ли по какому-то незамеченному новой гостьей знаку хозяина дома, то ли выждав определённое время, в столовую вошли два раба с серебряной посудиной, напоминавшей супницу на коротких ножках, с торчавшим из неё золочёным черпаком.

"Ура! — мысленно возликовала Ника. — Значит, поесть или, по крайней мере, закусить мне дадут!"

Красивый, похожий на девочку паренёк, лет четырнадцати, в коротеньком хитончике с неестественно-манерными движениями принялся разливать вино, бросая короткие призывные взгляды и на гостей, и на хозяев. Впрочем, кажется, ни те, ни другие не обращали на него никакого внимания.

Девушке достался стеклянный, оправленный в серебро кубок, вместимостью не менее трёхсот грамм. Как она с удивлением отметила: самая большая посудина из тех, что дружно подняли собравшиеся за столом, после того как Акций провозгласил призыв к небожителям послать её величеству ещё много долгих и счастливых лет.

Само собой, за подобный тост полагалось пить до дна. На голодный желудок и усталость даже этот разбавленный компот чувствительно ударил по мозгам. Чтобы избежать дальнейшего опьянения, Ника набросилась на еду, тут же поймав насмешливый взгляд лысого царедворца.

Бросив на пол обглоданное птичье крылышко и сполоснув руки в серебряной чаше, императрица взяла с блюда румяный треугольный пирожок.

— Что же случилось, госпожа Юлиса, после того, как ваш корабль прибило к берегу Континента?

С сожалением чувствуя, что и наполовину не утолила мучивший её голод, путешественница с трудом проглотила не пережёванное мясо.

— Хвала богам, ваше величество, варвары, которые жили в тех местах, отнеслись к нам очень хорошо. Накормили, приютили. Их лекарь помог больным матросам. К сожалению, то племя, где мы оказались, воевало с соседями…

Рассказчица вдохновенно врала о том, как благородный господин Картен вызвался спасти женщин и детей гостеприимных дикарей, и как по дороге к морю на них напали враги. После яростной битвы до корабля смогли добраться только два десятка варваров.

Акций опять влез со своими вопросами. Но знаний, полученных девушкой за время пребывания у венсов, вполне хватило, чтобы отвечать на них более-менее логично.

Ну, а дальше стало совсем легко. Объяснив свою задержку в Канакерне болезнью, она ещё раз растолковала, почему выбрала в попутчики именно урбу Гу Менсина.

Как и во время беседы в паланкине, слушатели отнеслись к подобному решению крайне неодобрительно, а возлежавшая рядом с Акцием придворная дама даже прочитала короткую лекцию о подлости, вороватости и двуличии бродячих артистов. Пока она вдохновенно вещала, Ника успела съесть пирожок с рублеными яйцами и шафраном.

Скорбно посетовав на людское коварство и собственное легковерие, она коротенько описала свой вояж по городам Западного побережья, ожидая, что лысый придира вновь начнёт заваливать её вопросами. Но тот, сосредоточенно разделывая на своей тарелке большой кусок варёной рыбины, казалось, ничего не слышал.

Оживился он только тогда, когда девушка заговорила о своём аресте.

— Что же это вас так долго держали в тюрьме, госпожа Юлиса?

— Так магистраты Этригии тоже чествовали владыку недр, господин Акций, — улыбнулась собеседница.

— Ах да! — кивнул блестящей от пота лысиной мужчина. — Я и забыл, что были дриниары.

— Сколько дней они длятся? — обратилась к своему приближенному императрица, дав возможность рассказчице проглотить ещё один пирожок и почувствовать себя более-менее сытой.

Обстоятельно ответив государыне, придворный вновь стал приставать к гостье:

— Так вас судили?

— Да, господин Акций, — вздохнула девушка, с тревогой ощущая наваливавшуюся усталость. — По милости небожителей, мой адвокат сумел найти нужные слова и убедить судей, что я поступила так не по злому умыслу, а из-за незнания закона. Эти необдуманные действия не вызвали неудовольствие Дрина, иначе он не укрыл бы меня от убийц на склоне своей священной горы. Приняв во внимание все эти обстоятельства, суд приговорил меня к двум месяцам служения в храме Рибилы.

Вновь непонятно почему появившиеся рабы, собрав со стола посуду, смели крошки с объедками на и без того загаженный пол, после чего другие невольники споро расставили вазы с фруктами, тарелки с орехами в меду и блюда с разного рода печеньками.

— Я слышала, в этригийском храме богини луны недавно произошло чудо, — робко подала голос до этого скромно молчавшая госпожа Маврия.

Её муж недовольно поморщился, очевидно досадуя, на не вовремя ввязавшуюся в разговор супругу.

— Вот как? — встрепенулась императрица. — Вы что-нибудь об этом знаете, госпожа Юлиса?

С сожалением посмотрев на сладости, по которым ужасно соскучилась, та кивнула.

— Да, ваше величество.

Помня, что разглашение в присутствии мужчин подробностей ритуала, проводимого в святилище Рибилы каждое новолуние, является святотатством, Ника очень обтекаемо рассказала, как некая жрица, подменив реликвию, вызвала тревогу и уныние среди горожан. Все эти неустройства благополучно завершились только после того, как во время следующей церемонии верховная жрица передала собравшимся в храме женщинам содержание своего сна, в котором сама луноликая богиня поведала ей о страшном преступлении и научила, как разоблачить нечестивицу. Что и было проделано.

— Мне приходилось присутствовать при подобных ритуалах, и я, кажется, знаю, что сотворила эта мерзавка, — с негодованием вскричала императрица. — Надеюсь, её посадят на кол потолще, чтобы не сразу умерла.

— За такое и пять раз казнить мало! — с воодушевлением поддержала её госпожа Маврия. — Пусть Ваунхид — бог боли подольше терзает её тело, прежде чем забросить душу в тёмный Тарар!

— Госпожа Юлиса, вы обещали показать, как пользоваться загадочной металкой! — опять-таки довольно бесцеремонно влез в беседу то ли родственник, то ли фаворит государыни.

— Если столяр господина Маврия её сделал, то с удовольствием, — сказала девушка, взяв с блюда ещё одну медовую лепёшку.

— У меня всё готово, ваше величество, — встрепенувшись, заговорил хозяин дома. — Если желаете, можно сейчас же пройти в сад.

— Замечательно, — улыбнулась в предчувствии нового развлечения императрица. — Пойдёмте посмотрим.

Тут же стоявшая у стены Пульчита бросилась обувать августейшую хозяйку.

Невольник, который снял сандалии с Ники, первым делом обслужил своих хозяев и только после этого стал помогать гостье. Она вполне могла бы обойтись и без его услуг, но в данной ситуации следовало вести себя так, как подобает представительнице древнего аристократического рода.

"Как я могла забыть взять с собой Риату, — с раздражением обругала себя девушка. — Совсем из головы вылетело".

Когда она, поёживаясь от ночной прохлады, вышла в сад, хозяева и именитые гости уже о чём-то оживлённо переговаривались. В стороне сгрудились десятка полтора рабов. Господа щеголяли в тёплых плащах, а невольники грелись у двух ярко пылавших костров. Кроме них темноту ночи освещали десять факелов, привязанных к воткнутым в землю копьям.

В одном конце этого своеобразного коридора на низком столике лежали три дротика и аккуратно сделанная копьеметалка, в другом — очевидно, изображавшие мишени деревянные щиты.

— Прошу, госпожа Юлиса, — издевательски улыбаясь, сделал приглашающий жест лысый царедворец.

Ника тщательно осмотрела оружие. Столяр господина Маврия, действительно, был настоящий мастер. Всё сделано именно так, как она показала. Только дротики оказались немного тяжеловаты.

Уперев тупой конец в специальную выемку, девушка резко взмахнула рукой.

Сверкнув остро отточенным наконечником, метательный снаряд упал в метре от ближней мишени.

Акций торжествующе рассмеялся.

— Что-то у вас не очень хорошо получается, госпожа Юлиса, — насмешливо улыбнулась императрица.

— Оружие новое, незнакомое, ваше величество, — спокойно объяснила путешественница. — К нему надо привыкнуть.

Второй дротик попал в щит, хотя и близко к краю.

Лысый придворный уже не смеялся, застыв с напряжённой улыбкой на тонких губах, а когда третье копьё воткнулось в центр мишени, развёл руками.

— Перед лицом бессмертных богов признаю, что вы, действительно, умеете пользоваться этой странной штукой, госпожа Юлиса. А в дальний щит попасть сможете?

— Смогу, господин Акций, — так же уверенно и безмятежно ответила Ника.

По знаку хозяина дома рабы принесли дротики, а она вновь отправила их в полёт. Один упал возле щита, зато два других вонзились в него почти рядом друг с другом.

— Да вы просто охотница — Анаид! — рассмеялся довольный принц и дружески ткнул кулаком то ли родственника, то ли фаворита своей матери. — С вас ещё двадцать империалов господин Акций!

"Надо же! — мысленно усмехнулась девушка. — Они тут целый тотализатор устроили. Интересно, о чём ещё спорили?"

— Вы по-прежнему сомневаетесь в моих словах, господин Акций? — усмехнулась она, с иронией глянув на приближённого императрицы.

— Теперь гораздо меньше, госпожа Юлиса, — с холодной улыбкой отозвался тот. — Мне много где случалось побывать, но о подобных штуках я даже не слышал.

— Я рада, госпожа Юлиса, что вам удалось убедить такого скептика и маловера, как господин Акций, — благожелательно кивнула государыня и сдержанно зевнула, прикрыв рот ладошкой. — Однако, уже поздно, а перед завтрашним днём надо отдохнуть. Я оставляю вас, господа.

"Наконец-то! — обрадовалась путешественница, чувствуя, как свинцовой тяжестью наваливается усталость. — Скорей бы добраться до кровати и спать, спать…"

Хозяйка дома в сопровождении придворной дамы и парочки рабынь отправилась провожать венценосную гостью в её покои, а господин Маврий заговорил о чём-то с принцем и Акцием.

Неожиданно молодой человек, оставив их, поспешил к Нике, которая терпеливо дожидалась, когда начнут расходиться остальные зрители устроенного ей представления.

— Не желаете немного прогуляться по саду, госпожа Юлиса? — буквально огорошил он собеседницу. — Здесь есть на что посмотреть.

— Вряд ли в такой темноте что-то разглядишь, ваше высочество, — девушка попыталась вежливо увильнуть от подобной чести. — Может, лучше завтра утром?

— Не нужно откладывать знакомство с красотой, госпожа Юлиса, — решительно пресёк её возражения Вилит. — Возьмём с собой рабов с факелами, будет светло как днём!

Ёжась, Ника потёрла ладонями покрытые пупырышками "гусиной кожи" предплечья.

— Слишком холодно, ваше высочество. Я замёрзла.

Однако, и этот аргумент не произвёл на упрямого принца никакого впечатления.

— Эй ты! — крикнул он ближайшему невольнику. — Сейчас же принеси тёплый плащ для госпожи Юлисы!

"Вот батман!" — выругалась про себя та. Вилит, конечно, парень симпатичный и вроде не так глуп. Вот только после заочного знакомства со Сфином Бетулом путешественница дала себе зарок, по возможности держаться подальше от представителей местной знати, по крайней мере до тех пор, пока окончательно не определится со своим статусом и положением в обществе.

Глядя, как блудливо поблёскивают глазки самого младшего сына императора, попаданка всё больше начинала подозревать, что дело скорее всего вряд ли ограничится романтической прогулкой под звёздным небом при свете факелов и даже французским поцелуем.

"Точно в койку потащит, — с тоской подумала девушка. — А то и прямо здесь, на природе… оприходует".

Становиться проходной любовницей сиятельногомажора категорически не хотелось. Но как отказать члену августейшей фамилии, чтобы не вызвать у того чересчур сильного неудовольствия? Для начала следует, как всегда, потянуть время.

— В таком случае я никак не могу отказать вам, ваше высочество, — с беспомощной улыбкой развела руками Ника, одновременно лихорадочно отыскивая способ прервать столь опасное и крайне несвоевременное свидание.

Вот если бы их встреча произошла после того, как она станет хозяйкой имения… А может, попросить Вилита помочь вернуть земли отца?

Встрепенувшись, путешественница мысленно выругала себя за то, что столь простая и очевидная мысль пришла к ней так поздно. Всё-таки императорский отпрыск — фигура более чем влиятельная. А если ещё и мамочка подключится…

Однако, представив, чем за это придётся расплачиваться, девушка передёрнула плечами то ли от холода, то ли от внезапно нахлынувшего чувства брезгливости.

Но что, если она действительно нравится принцу? В глубине души Ника, как всякая женщина, считала себя если не красивой, то уж точно очень привлекательной, а значит, способной вызвать у мужчины по-настоящему глубокие и сильные чувства. Вот только здравый смысл ехидно напомнил, что невест сыновьям здесь выбирают родители, а значит, никаких внятных перспектив у их отношений с Вилитом нет от слова "совсем".

"Ну, хоть усадьбу верну, — не очень уверенно возразила наиболее романтическо-авантюрная часть её натуры. — Неужели он откажет любовнице в такой малости?"

Принц тем временем что-то энергично рассказывал, указывая то на небо, то на широкую аллею, в конце которой смутно белела какая-то статуя.

Стараясь улыбаться как можно непринуждённее, слушательница, потирая озябшие плечи, думала о дальнейших действиях и вдруг совершенно неожиданно сообразила, что смотрит на собеседника сверху вниз! Самый младший сын императора Константа Тарквина Лаврия Великого ниже её сантиметров на десять!

Прекрасно зная, насколько трепетно местные мужчины относятся к внешним признакам своего превосходства, путешественница со всей очевидностью поняла, что никакой помощи она от него не дождётся. Уж слишком нескладно будет смотреться Вилит рядом с ней для сколько-нибудь продолжительного знакомства.

"Поматросит и забудет, как проснётся, — с каким-то странным облегчением подумала Ника. — Значит, нечего и огород городить. Только как от него избавиться, чтобы сильно не разозлить?"

Тяжело дыша, прибежал озадаченный Вилитом раб и с поклоном возложил на плечи девушки тяжёлый плащ, подбитый тёмно-бурым мехом. Сразу стало гораздо теплее.

— Давайте подойдём поближе, госпожа Юлиса, — соловьём разливался молодой человек. — Это точная копия работы знаменитого Алкивида Мегарского, того самого, кто изваял статую Курса Асербуса, которая стоит сейчас напротив Сената.

Два имперских раба, взяв копья с привязанными факелами, встали чуть впереди, готовые сопровождать господ на их ночной прогулке.

"Вот батман!" — досадливо поморщилась девушка, угодив сандалией в мелкую, так не кстати подвернувшуюся лужицу. И именно в тот же миг в голову пришла идея, как можно отвязаться от кавалера.

Только платье немного жалко. Однако, становиться ещё одной строчкой в списке сексуальных побед принца не было вообще никакого желания. Поэтому, оставив колебания, она стала жадно отыскивать глазами какую-нибудь более-менее приличную лужу. Увы, но невольники господина Маврия содержали сад в образцовом порядке. На выложенной камнями дорожке лишь кое-где поблёскивали крошечные пятна влаги.

"Ну, и что делать?" — растерянно думала Ника, заинтересованно кивая словам спутника.

По мере приближения к статуе, всё яснее различался могучий торс, перевитый мраморными буграми мышц, пышная каменная борода с крупными завитками и грубо вырубленная дубина, как нельзя яснее выдававшая изваяние Карегла, величайшего героя раланских легенд — сына Питра и смертной женщины.

В отчаянии девушка уже собралась без затей шлёпнуться на ровном месте, когда на помощь ей пришёл сам принц. Продолжая энергично развешивать лапшу на уши спутнице, он, словно ненароком, но как-то уверенно и очень по-хозяйски положил ей руку на талию.

Без лишних слов и громких возмущений Ника, чуть согнув ноги в коленях, попыталась аккуратно вывернуться из августейших объятий. Пылкий поклонник попробовал её удержать, крепче прижимая к себе. С огорчением понимая, что по-тихому выбраться из загребущих ручонок Вилита не получится, она уже собралась возмутиться подобной бесцеремонностью, но тут почувствовала, что наступила на подол. А дальше всё произошло словно по наитию, как бы само собой. Путешественница резко выпрямилась, раздался треск рвущихся ниток и её крик:

— О боги, моё платье!!!

С силой оттолкнув от себя на миг растерявшегося молодого человека, она в отчаянии всплеснула руками.

— Какой ужас!!!

Недавно пришитая полоса ткани оторвалась, образовав дыру сантиметров в двадцать.

— Как такое могло случиться?! — вскричала девушка, с удивлением и тайной радостью чувствуя, как почти без усилий наполняются слезами глаза, а голос дрожит от с трудом сдерживаемых рыданий. — Что теперь будет?!

— Подумаешь, — раздражённо дёрнул плечом принц. — Оступились, ничего страшного.

— Что-о-о-о!!! — возмутилась спутница, в душе искренне благодаря его за такие слова. — Это же подарок её величества! А я…я…

Рыдая, она закрыла лицо руками и развернулась, собираясь уйти, но Вилит успел схватить её за локоть.

— Мы же собирались погулять…

— Да что вы такое говорите, ваше высочество?!! — вскричала Ника, без особого труда вырывая руку. — Разве вы не видите, во что превратилось моё платье?! Как я теперь посмею посмотреть в глаза вашей матушке?! Она оказала мне великую честь, а что сделала я? Ну вы посмотрите! Нет, я не могу, не могу…

На одном дыхании выпалив полную раскаяния и самобичевания речь, она сбросила с плеч плащ и, сунув его в руки слегка обалдевшего принца, бросилась к дому, одной рукой чуть приподнимая подол, а другой зажимая рот. Только теперь её душил прорывавшийся сквозь слёзы хохот.

К счастью, путешественница хорошо запомнила дорогу до своего временного пристанища и уже через пять минут барабанила кулаками в сбитую из толстых досок дверь.

— Госпожа Юлиса? — на всякий случай поинтересовалась рабыня.

— Я, открывай, — отозвалась хозяйка, чувствуя, как тело колотит крупная дрожь то ли от холода, то ли от взвинченных нервов.

— Что с вами, госпожа? — с тревогой спросила Риата, впуская её внутрь.

— Огня добавь, — проигнорировав вопрос, приказала девушка, кивнув на еле теплившиеся в очаге угли. — И помоги раздеться. Только осторожнее, здесь дырка.

Уже успевшая изучить характер госпожи невольница больше не лезла с расспросами и только скорбно качала головой, рассматривая разорванный шов.

— Зашить надо, — выпив разведённой вином воды, распорядилась Ника.

— Сделаем, госпожа, — кивнув, рабыня заглянула в корзину, где кроме всего прочего хранился мешочек с нитками, иголками и всякой мелочёвкой.

Пока она, подсев к очагу, ремонтировала подарок императрицы, хозяйка шёпотом поведала о неудачном свидании с Вилитом.

— Про детей государя нашего я плохого не слышала, госпожа, — так же тихо проговорила Риата. — Дочка Алтея вообще умница, её замуж за сына правителя Дароса выдали лет шесть назад. Сыновья, конечно, шалили, как все мальчишки. Ганий, самый старший, ещё в двенадцать лет сжёг гостиницу у третьих фиденарских ворот. Там ещё хозяин погиб. Но император щедро заплатил его семье, так что никто в обиде не остался. Но рассказывают, что особо горазд на проделки был Сельвий, средний сын. То выпустит на форум поросят с привязанными к хвостикам колокольчиками, то намажет клеем передние скамейки в театре. А перед свадьбой будто бы сделал подарок своим любимым легионерам. Скупил всех шлюх в трёх самых лучших публичных домах и прямо на ипподроме устроил состязание. Какая из них больше воинов обслужит, ту обещал выкупить и щедро наградить. Но после свадьбы и Сельвий остепенился. Только иногда участвует в гонках колесниц. Хоть и под чужим именем, а всегда выигрывает.

"Шутники, батман", — выругалась про себя путешественница, и не смогла удержаться от вопроса:

— А что про Вилита рассказывают?

— Слышала, что невеста его летом померла, дочь сенатора Перта Пинария, — нерешительно проговорила невольница и пожала плечами. — Больше ничего такого не знаю, госпожа. Он больше с матерью живёт, а у государыни Докэсты не больно забалуешь.

— Просто тебе ничего не известно, — хмыкнула девушка. — Может, Вилит такие вещи у себя в дворце вытворяет, что братьям и не снилось?

— Ваша правда, госпожа, — покладисто согласилась собеседница. — Одни боги всё знают. Только какое дело простому люду, что в тех дворцах делается? У себя путь что хотят, то и творят, лишь бы нас не трогали, как Тарц Эмил Булон из старших пиланских Эмилов. Вот тот, говорят, редко с кем во второй раз в постель ложился. Слышала я, будто бы, когда его паланкин на улице появлялся, все, кто помоложе: и парни и девушки торопились хоть куда-нибудь спрятаться. Не приведи небожители ему приглянуться. Схватят средь бела дня, а отца или мужа, если вмешается, просто зарежут. Детей горожан похищал, купцов, знатных всадников и даже вроде кого-то из аристократов.

— И никто не обращался в суд? — вскинула брови Ника.

— Так свидетелей не находилось, госпожа, — горько усмехнулась Риата. Старшие Эмилы — древний и богатый род. Отец Тарца — главный имперский казначей, старший брат командовал первой сотней всадников Первого Молниеносного легиона, да и другие родичи при власти. Может, государю рано или поздно надоели бы эти мерзости, да бессмертные сами наказали развратника. Его прямо в постели зарезал какой-то мальчишка и сбежал. Хвала богам за то, что те не дали его поймать, хотя отец большую награду предлагал.

Слушательница невольно передёрнула плечами, а рабыня продолжала, щуря глаза от мерцающего света очага.

— Все префекты с доходов провинции толику в свой сундук кладут. Кто больше, кто меньше. Люди давно привыкли и не обижаются. Уж лучше заплатить одному начальнику, чем десятку разбойничьих шаек, что бродили по стране в "эпоху горя и слёз". Но зачем же уважаемых граждан так унижать? Префект Ксаирии любил ради смеха гостей крепкой настойкой буржавника поить, приказывая добавлять его в вино и соусы разные. От этого средства такой понос прошибает, что некоторые до уборной добежать не успевали. Причём никто не знал: над кем он так подшутит. А если кто отказывался принимать приглашения, обвинял в неуплате налогов и других имперских преступлениях…

Риата рассказала ещё несколько историй о жестоком самодурстве власть предержащих и их избалованных отпрысков, потом почти одновременно вспомнили о Сфине Бетуле. Артисты из урбы Гу Менсина, конечно, порядочные негодяи, но то, что этот аристократ и его приятели сотворили с их детьми, выглядит более чем отвратительно.

Уже широко зевая, Ника сделала для себя вывод, что, судя по всему, Вилит Тарквин далеко не самый худший представитель местной "золотой" молодёжи, но и от него следует держаться подальше, во всяком случае, пока.

Несмотря на солидную толщину входной двери, между ней и полом оставалась щель сантиметра в полтора, от чего по полу гулял холодный, кусавший на ноги ветер. Поэтому, бросив взгляд на аккуратный шов, вновь воссоединивший полоску ткани с подолом платья, хозяйка буркнула:

— Спать будешь на кровати. Холодно тут. Попробуешь приставать — нос расквашу и волосы выдеру. Поняла?

— Да что вы такое говорите, госпожа! — взмахнув руками, плаксиво запричитала рабыня. — Да разве я позволю…

— Ладно! — рявкнула уже начинавшая засыпать девушка. — Помолчи лучше.


***

Давно второй писец рудника "Щедрый куст" не испытывал столько крушений надежд за такой короткий период.

Первый раз он почувствовал острейшее разочарование, когда понял, что зря потратил целых два империала. Боги опять зло подшутили над ним. Мерзкий раб святилища богини Луны не передал госпоже Юлисе письмо, в котором молодой человек, признаваясь в любви, раскрыл перед ней свою душу. Из-за старого подлеца те чары, что наложила на папирус Сертия Власта, пропали зря. Несмотря на полученные деньги, негодяй, скорее всего, позабыл данное ему поручение, и сейчас свиток, написанный кровью сердца второго писца рудника "Щедрый куст", небось валяется в жалкой хижине храмового невольника. Теперь при воспоминании о том, как пришлось уговаривать противного старика, его буквально корёжило от злости, и сразу начинала болеть голова.

Ночью, получив столь коварный удар, Олкад едва не набросился на ту, перед кем ещё секунду назад преклонялся и боготворил. Но увидев обнажённый клинок и холодный взгляд девушки, внезапно понял, что именно так должны вести себя настоящие аристократки. Это он ошибся, положившись на лживого раба.

Сгоряча молодой человек пообещал себе, что в случае возвращения обязательно набьёт морду рабу храма Рибилы и вернёт себе зря потраченные медяки. Но потом передумал. Ни к чему связываться со святилищем богини Луны, приобретшим такую широкую известность. Верховная жрица и в суд подать может за порчу имущества.

Тем не менее Олкад ничего не забыл и дал себе слово при первом же удобном случае отомстить.

Напутствуя свою бывшую подзащитную перед встречей с императрицей, он не сомневался, что девушка сумеет убедить государыню в правдивости своей истории, а это несомненно поднимет авторитет Ники Юлисы Террины среди столичной аристократии и заставит попритихнуть тех, кто поставит под сомнения её слова. Уж если поверила сама императрица, значит, так оно и есть! Столь благосклонное отношение к девушке несомненно пойдёт на пользу и его покровителю, как первому пришедшему на помощь дочери Лация Юлиса Агилиса в трудную минуту, и упрочит позиции Касса Юлиса Митрора в бесконечной войне с политическими противниками в Сенате и при дворе. За всё это он будет просто обязан по достоинству оценить выдающиеся заслуги своего коскида Олкада Ротана Велуса.

Когда легионеры по приказу императрицы помогли не только вытащить фургон на дорогу, но даже кое-как подлатали ось, писец с ликованием понял, что госпоже Юлисе удалось добиться расположения государыни.

Теперь оставалось только добраться до ближайшего города и отыскать там подходящую мастерскую для более капитального ремонта.

Олкад полагал, что после разговора с коронованной особой девушку просто высадят на дороге, где она с ними и встретится.

Однако немного погодя примчался раб с приказом следовать за поездом императрицы в поместье господина Маврия. Оказывается, государыня Докэста пригласила Нику Юлису поужинать с ней на вилле. Данное известие обрадовало Минуца и немного озадачило Ротана, хотя на словах он так же разделил радость спутника по поводу того, что родственница их покровителей удостоилась такой чести от императрицы. Вот только если бы от неё одной.

Вспоминая оценивающий взгляд Вилита, писец решил, что девушка привлекает его не только как интересная рассказчица.

Несмотря на скандал и разбитый лоб, Олкад тем не менее ощутил укол ревности. Не сильной, но раздражающей, словно чирей на неудобном месте. Тут ещё коскид регистора Трениума умудрился окончательно испортить настроение коллеге.

— Почему нас не пригласили на ужин? — недовольно проворчал он, заметив, что обоз сворачивает с имперской дороги. — Мы же представители самых близких родственников госпожи Юлисы.

— Что же такого интересного вы сможете рассказать её величеству? — насмешливо фыркнул писец.

— Ну я, положим, действительно, ничего, — совершенно неожиданно для собеседника согласился столичный хлыщ. — Но до чуда в святилище Рибилы вся Этригия только и говорила, что о суде над госпожой Юлисой, где вы так блестяще опровергли все обвинения, выдвинутые верховным жрецом храма Дрина. Кто же откажется узнать подробности такого громкого процесса?

С этим писец спорить не стал. Радлане судились часто и со вкусом. Выступления защитников и обвинителей собирали толпы зрителей на форумах. Выдающиеся юристы пользовались не меньшей славой, чем политики, военачальники или возничие гоночных колесниц. Так что рассказ о столь необычном деле вполне мог вызвать любопытство государыни и её приближённых. Если, конечно, госпожа Юлиса им об этом рассказала.

Тем не менее Олкад небрежно бросил:

— Обычное обвинение в святотатстве. Ничего выдающегося.

Но в душе начал надеяться, если не на приглашение к ужину, то хотя бы на разговор с её величеством. Увы, но его так никуда и не позвали. Очевидно, бывшая подзащитная в разговоре с императрицей даже не упомянула о человеке, который спас её от каторги.

И хотя писец знал, как быстро женщины забывают добро, он всё же вновь испытал чувство глубокого разочарования.

Оставив Жирдяя с Солтом приглядывать за вещами и помогать рабам господина Маврия ремонтировать фургон, коскиды вслед за провожатым, отправились в помещение, отведённое им для ночлега. Здесь Олкада ждал очередной удар. Гостеприимные хозяева имения приготовили для них крошечную, убогую комнатёнку одного из надсмотрщиков, расположенную прямо в приземистом здании рабской тюрьмы.

Узнав об этом, писец едва не расхохотался. Совсем недавно они со Сципом Антоном Уром собирались прятать в похожем месте госпожу Юлису. Теперь он сам будет вынужден провести здесь ночь, вдыхая исходивший от запертых узников смрад, слушать доносившиеся из-за стены стоны и звон цепей, в то время как Ника Юлиса Террина наслаждается изысканной едой в обществе членов императорской семьи.

Хвала богам, хозяева имения не забыли и о других своих гостях. Уже в сумерках смазливая, но очень усталая невольница принесла корзину с кислым, чуть разбавленным вином и закуской.

После того, как кувшин опустел более чем наполовину, а от жареного петуха осталась только горка костей, Олкад, окончательно потеряв надежду попасть на званый ужин, криво усмехнулся.

— Вашему покровителю повезло обрести такую племянницу, господин Минуц.

— Это как посмотреть, господин Ротан, — вытирая грязным платком жирные губы, пробормотал посланец регистора Трениума. — Конечно, он будет рад, что дочь его единственной сестры жива, здорова и вернулась на родину с края света. К тому же она оказалась вполне симпатичной, хотя несколько высоковатой, на мой вкус, и достаточно умной для женщины. Вот только…

Пьяненький собутыльник многозначительно поднял вверх указательный палец.

— …совершенно без денег!

Заметив, что собеседник собирается возразить, Минуц энергично замахал руками.

— Речь идёт не о тех крохах, что у неё с собой. Я говорю о приданом, достойном девушки рода младших лотийских Юлисов и племянницы регистора Трениума. Прежде чем выдать её замуж, господину Септису придётся изрядно раскошелиться. А у него ещё и своя дочь есть. Может, ваш покровитель поможет Нике Юлисе Террине, господин Ротан? Если уж он проявил такое участие в её судьбе.

Имея собственный печальный опыт, молодой человек сильно сомневался в щедрости сенатора Касса Юлиса Митрора, однако вслух сказал с плохо скрываемой горечью:

— Этого не понадобится. Госпожа Юлиса уже не раз доказывала, что может сама о себе позаботиться.

И в ответ на недоуменный взгляд собеседника охотно пояснил:

— Судите сами. После первой же встречи с её величеством получила приглашение на ужин. Не каждый сенатор удостаивался подобной чести. Если она сумеет удержаться возле императрицы или понравится Вилиту, то обеспечит себе такое приданое, что самые богатые семьи Радла будут рады с ней породниться.

— Всё не так просто, господин Ротан, — с нескрываемым превосходством усмехнулся коскид регистора Трениума. — Сразу видно, что вы давно покинули столицу и ничего не знаете.

Писец недовольно засопел, но Минуц продолжал как ни в чём не бывало.

— Констант очень редко посещает Цветочный дворец и никогда не остаётся там ночевать. А её величество уже давно не появлялась в императорском Палатине. Вместе их видят только на церемониях в святилище Сенела и других храмах.

— Когда я покидал Радл, они уже не ладили, — понимающе кивнул Олкад, бросив опасливый взгляд на плотно прикрытую дверь. — Но я слышал, будто бы собирались помириться.

— Насколько я помню, даже не пробовали, — вытерев губы, покачал головой собеседник и ещё более понизил голос. — Император, уже не стесняясь, появляется повсюду с Сариной Госгулой, дочерью Тарца Госгула Капила.

— Кто такой? — пьяно нахмурился писец. — Почему я не знаю?

— Внук отпущенника, — пренебрежительно скривился коскид регистора Трениума. — Сделал карьеру в городском управлении и теперь надзирает за водопроводом и канализацией всего Радла. Несметно богат, как и все те выскочки, которых государь пригрел при дворе. Но дочь у него воистину прекрасна! Модный поэт Ун Певелий посвятил ей оду, где назвал земной Диолой, хотя многие посчитали подобное сравнение богохульством.

— Если государь так не любит свою жену, то почему не разведётся? — спросил жадно переваривавший столичные сплетни Олкад. — Разве Курс Асербус поступил не так, когда второй раз женился, на Весавии Эмиле?

— На то есть веские политические причины, господин Ротан, — снисходительно, словно малому ребёнку стал объяснять собеседник. — Государыня Докэста происходит из рода Пиромиев, а они в свою очередь тесно связаны с аразийскими Клавдинами…

— Мать императора была из рода Клавдинов! — вскричал Олкад.

— Именно! — усмехнулся собеседник. — А с ними так или иначе почти треть сенаторов и все аристократы юга.

— Подождите, господин Минуц! — поднял руку писец. В голове у него шумело от выпитого вина и усталости, но он изо всех сил старался разобраться в словах коскида регистора Трениума. — Если родственники государыни настолько влиятельны, то почему позволяют императору относиться к ней с таким пренебрежением?

— Потому что Докэста, как всякая жена, находится в полной власти мужа, господин Ротан! — наставительно проговорил столичный хлыщ. — Государь Констант, как глава семьи, вправе поступать так, как считает нужным. На самом деле всем безразлично, с кем он делит ложе или смотрит гонки колесниц. Тем более, император уже далеко не молод. Главное в другом…

— Кто станет его наследником! — шёпотом выпалил Олкад.

— Всё-таки заметно, что вы долго жили в Радле, господин Ротан, — хмыкнул коскид Итура Септиса. — Пока Докэста — законная супруга государя, никому и в голову не придёт поставить под сомнение право её детей на престол. Говорят, прекрасная Сарина уже подарила своему царственному любовнику дочку, а что если появится сын?

Многозначительно поджав губы, Минуц потряс кувшин, в котором что-то сиротливо булькало на самом дне, и, с сожалением вздохнув, продолжил просвещать своего опровинциалившегося попутчика.

— Наш великий император прекрасно понимает, что страна, только начавшая приходить в себя после "эпохи горя и слёз", нуждается в покое. Поговаривают, что именно для того, чтобы пресечь все слухи о возможностях каких-то перемен в престолонаследии, первого принца Гания собираются объявить соправителем. Государь Констант любит своих детей, но жену давно только терпит. Поэтому её покровительство большой пользы госпоже Юлисе не принесёт. А Вилит слишком молод и непостоянен.

— Вы правы, господин Минуц, — грустно усмехнулся Олкад. — Я действительно ничего не знаю. Однако, пора и отдохнуть.

Не сдерживая себя, он зевнул, едва не вывернув челюсть.

— Завтра увидим, захочет ли её величество оставить госпожу Юлису при себе.


***

Проснувшись, Ника растолкала тихо посапывавшую Риату, с её помощью привела себя в порядок и отправилась на поиски господина Фаба или хотя бы хозяев дома, чтобы те просветили её, где найти сотника?

Рассудив, что занимаясь обеспечением безопасности императрицы, тот может помочь с ней встретиться хотя бы на пару минут.

Однако, первым из придворных девушке встретился её недоверчивый лысый знакомый, на сей раз одетый в тунику и плащ. Обменявшись с ним короткими поклонами и холодными улыбками, путешественница прошла мимо, но внезапно оглянувшись, окликнула:

— Господин Акций!

— Да, госпожа Юлиса? — обернулся мужчина.

— Вы не знаете, её величество уже проснулась?

Бросив быстрый взгляд на солнце, собеседник неопределённо пожал плечами.

— Скорее всего.

— А нельзя ли с ней встретиться, господин Акций?

— Зачем? — живо заинтересовался царедворец.

— Хочу обратиться к ней с просьбой, — ответила Ника и торопливо добавила. — Это очень важно, иначе я ни в коем случае не стала бы беспокоить государыню.

— С какой, если не секрет? — мгновенно насторожился собеседник.

— Что вы, господин Акций! — девушка постаралась рассмеяться как можно непринуждённее, изо всех сил изображая наивную простушку. — Никаких тайн. Просто хотела узнать, нужна ли я ещё её величеству?

Брови придворного, скакнув на лоб, начали медленно возвращаться обратно, а в глубоко посаженных глазах мелькнуло снисходительное превосходство.

— Торопитесь в Радл? — поинтересовался он с неожиданным участием.

— Да, господин Акций, — вздохнула Ника, с удовлетворением чувствуя, что хитроумный царедворец, кажется, повёлся на её игру и посчитал легковерной дурочкой. — Я очень хочу поскорее увидеть своих родных.

— Вам не стоит так переживать, госпожа Юлиса! — заявил собеседник с проникновенным участием. — Я сам переговорю с государыней и передам её ответ через раба.

Поначалу путешественница обрадовалась столь любезному предложению, избавлявшему её от множества хлопот, но потом подумала, что Акций может просто обмануть и ничего не сказать императрице. Вдруг Докэста ни с того ни с сего вспомнит о своей новой игрушке, а ей доложат, что та самым наглым образом укатила, даже не испросив разрешения. Кто знает, как государыня отнесётся к подобного рода самодеятельности. Ещё прикажет Фабу разыскать и наказать наглую девчонку, и не дождётся Итур Септис Даум своей племянницы. Нет, нужно подстраховаться.

Поэтому девушка энергично запротестовала:

— Нет, нет, господин Акций. Государыня проявила ко мне столько доброты и участия, что боги не простят, если я лично не выражу ей своего почтения.

— Поверьте, госпожа Юлиса, — мягко улыбнулся придворный. — Я передам её величеству все ваши слова.

Но Ника не отступала, изо всех сил напрягая мыслительные способности и подбирая слова.

Выскочивший из дома императорский раб, торопливо оглядевшись, подбежал к ним и застыл в трёх шагах, терпеливо дожидаясь, пока наговорятся свободные граждане.

Оборвав речь на полуслове, царедворец хмуро глянул на невольника.

— Чего тебе?

— Её величество за вами послала, господин Акций.

— Простите, госпожа Юлиса, — с наигранно-виноватым видом развёл руками мужчина. — Я должен идти.

— Понимаю, господин Акций, — вернула та лёгкий поклон. — Долг зовёт.

— Хорошо сказано, госпожа Юлиса, — одобрительно хмыкнул придворный, но когда она направилась за ним, раздражённо поинтересовался:

— А вы куда?

— К её величеству, — как ни в чём не бывало заявила девушка. — Если вы поможете, надеюсь, она уделит мне минутку своего драгоценного времени?

Ничего не ответив, Акций торопливо зашагал дальше, казалось, перестав обращать внимание на собеседницу.

В полном молчании они прошло мимо часовых, пересекли прихожую, первый внутренний дворик, где рабы господина Маврия уже мыли пол, а их владелец, сидя в кресле за столом, что-то раздражённо выговаривал немолодому мужчине в длинном коричневом плаще.

Потом попали во второй внутренний двор, гораздо больше первого. Здесь вместо водоёма был разбит маленький садик, где среди всё ещё голых цветочных кустов возвышалась мраморная статуя хозяина дома, а по углам стояли легионеры в полном вооружении.

Одна из множества выходивших во двор дверей приоткрылась, выпустив трёх императорских рабынь во главе с Пульчитой.

Заметив царедворца с девушкой, рабыня государыни всплеснула руками.

— Хвала богам, вы здесь, господин Акций. Поспешите, у её величества опять сводит икры.

"Так он врач, то есть лекарь!" — догадалась путешественница, совсем по-другому глядя на спутника.

— Жди здесь, — тихо буркнул он, скрываясь в комнатке и плотно прикрывая за собой дверь.

Встав у стеночки, так чтобы никому не мешать, Ника принялась с любопытством оглядываться по сторонам.

Здесь тоже во всю кипела уборка. Ступая на цыпочках, сновали рабыни господина Маврия с деревянными тазиками и мочалками.

Тихо переговариваясь, прошла группка богато одетых придворных дам. Одна из них, та что присутствовала вчера на ужине, остановившись и поприветствовав девушку, поинтересовалась, что она тут делает?

— Надеюсь встретиться с её величеством, — столь же благожелательно ответила та.

При этих словах успевшие пройти вперёд женщины остановились.

— Государыня пожелала вас видеть? — удивилась придворная.

— Нет, госпожа, — покачала головой Ника. — Простите, не знаю вашего имени.

— Исора Квантия Бела, — торопливо представилась собеседница. — Так что вы хотите, госпожа Юлиса?

— Попросить разрешения уехать, госпожа Квантия, — не стала та ничего скрывать, уже убедившись, что приближенные государыни с удовольствием помогут нежданной конкурентке за благосклонное внимание императрицы оказаться вне поля её зрения.

— Понимаю, госпожа Юлиса, — с сочувствием кивнула придворная дама. — Вы хотите как можно скорее увидеться с родными…

Разговор прервал выглянувший из-за двери Акций.

— Заходите, госпожа Юлиса.

— Простите, госпожа Квантия, — поклонившись собеседнице, девушка проскользнула в небольшую комнатку с широкой кроватью на высоких ножках, где, обложившись подушечками, возлежала Докэста Тарквина Домнита и осторожно прихлёбывала из керамической кружки какой-то напиток, судя по запаху, кажется, с мёдом.

Согласно радланским обычаям окон помещение не имело. Расставленные на полочках масляные светильники, видимо, служили не только для освещения, но и согревали спёртый воздух спальни.

Ника с удивлением заметила аккуратно уложенные волосы императрицы и уже нанесённый макияж. Похоже та проснулась уже давно, раз успела привести себя в порядок.

Поклонившись, девушка открыла рот, но тут же замолчала, повинуясь властному жесту августейшей собеседницы.

— Господин Акций передал мне, что вы просите разрешения уехать?

— Да, ваше величество, — подтвердила своё желание путешественница. — Меня ждут.

— Отправляйтесь, госпожа Юлиса, — кивнула императрица, ставя чашу на прикроватный столик. — История ваша мне понравилась. Вы смелая девушка, достойная своих славных предков.

— Благодарю за сердечные слова, ваше величество, да благословят вас небожители счастьем и удачей, — поклонившись, Ника хотела уйти, но Докэста Тарквина Домнита ещё не закончила:

— Передайте привет господам Юлису и Септису и ждите приглашения в Цветочный дворец. После возвращения в столицу я обязательно с вами встречусь.

Последние слова ударили по мозгам, словно обмотанная тряпьём дубинка: мягко, но сильно. Перспектива карьеры при дворе попаданку нисколько не прельщала. Оставалось надеяться, что щедрые посулы всего лишь проявление благожелательной учтивости со стороны государыни. Вроде обещания кадровика "обязательно позвонить" соискателю после неудачного собеседования о приёме на работу.

— Как будет угодно вашему величеству, — смиренно пробормотала девушка.

Получив высочайшее соизволение, она развила бурную деятельность: послала Риату на поиски коскидов, а сама вместе с Рулой отправилась с столярную мастерскую, возле которой уже стоял отремонтированный фургон, и расхаживали довольные Солт с Жирдяем.

Увидев Нику, к ней подошёл мастер.

— Уделали мы вашу повозку, госпожа. Теперь будет бегать как новая.

— До Радла не сломается? — улыбнулась путешественница.

— Смотря где и как ездить, госпожа, — вернул улыбку собеседник, но тут же стал торжественно-серьёзен. — Клянусь Наклувом, всё сделано прочно, госпожа… Ещё мы туда вашу… металку положили. Пользуйтесь во славу Анаид.

— А хозяин ваш не против? — озабоченно поинтересовалась Ника.

— Так это господин Маврий и приказал, — пояснил столяр. — В подарок от него.

— Тогда не забудьте передать ему мою благодарность, — кивнув, девушка глянула на застывшего в ожидании Солта. — Грузите вещи, запрягайте ослов. Мы уезжаем.

— Даже на завтрак не останетесь, госпожа? — неуверенно проговорил раб Итура Септиса Даума.

— Дорогой поедим, — нахмурилась она.

Однако желание непременно подкрепиться за чужой счёт выразили и другие её спутники. Вот только путешественница, опасаясь встречи с Вилитом, не собиралась задерживаться в усадьбе и после короткого, но эмоционального спора смогла настоять на своём.

Пока невольники возились с повозками, она, отыскав хозяйку имения, в самых изысканных выражениях поблагодарила за гостеприимство. Госпожа Маврия предложила задержаться и хотя бы позавтракать, но гостья осталась непреклонна. Тогда добрая женщина приказала собрать им продуктов в дорогу. Такой вариант очень даже устраивал Нику, и та ещё раз сказала хозяйке "спасибо".

Уже зная, что Риата отнесла корзину с вещами к мастерской, девушка торопливо направилась туда, однако, завернув за угол длинного здания без окон, невольно замедлила шаг, увидев у фургона принца с двумя приятелями. Герон о чём-то расспрашивал её рабыню.

— Так вот она, господа! — с облегчением проговорила невольница, кивнув в сторону неторопливо приближавшейся хозяйки.

— Госпожа Юлиса! — обернувшись, вскричал Вилит, кривя губы в неприятной улыбке. — От чего же вы так рано нас покидаете?

— Приходится, ваше высочество, — поклонившись, Ника картинно развела руками. — Мы очень торопимся. Я спешу увидеть родственников и величайший город мира, а эти уважаемые люди…

Она кивнула на притихших у фургона коскидов.

— … должны как можно скорее доставить меня к своим покровителям. Как видите, мы никак не можем задерживаться.

— А если я попрошу вас об этом, госпожа Юлиса? — напряжённо усмехнулся принц.

"Вот батман! — мысленно взвыла путешественница. — Ну, чего ты ко мне пристал?! Других девок мало? Я же старше тебя и выше на голову! Надо решать… Не останусь, точно обидится. Врага себе наживу и ещё какого! Да пошёл он!"

— Я уже получила позволение уехать от её величества, — тщательно подбирая слова, заговорила собеседница. — Обосновывая свою просьбу тем, что очень тороплюсь. Но если останусь, то может создаться впечатление, будто я обманула государыню. Во имя Ноны, Цитии, и Ауры, прошу простить меня, ваше высочество, но мне никак нельзя задерживаться.

— Подождите хотя бы, как тронется наш поезд! — раздражённо предложил молодой человек.

— Но вы же сами не знаете, когда это случится, ваше высочество, — с лёгким укором заметила девушка, чувствуя, как опасения перерастают в страх, по спине бегут мурашки, и сердце начинает дёргаться, словно отбойный молоток. — А между тем любая моя задержка непременно будет очень превратно истолкована.

— Я сам поговорю с матерью! — не сдавался Вилит.

— Что вы, ваше высочество! — замахала руками Ника. — Всеми богам заклинаю вас не делать этого! Не выставляйте меня перед государыней двуличной особой, то и дело меняющей свои решения!

Собеседник угрожающе засопел. Поклонившись, девушка застыла, молча разглядывая пепельно-русые волосы принца.

— В таком случае, мне остаётся только пожелать вам счастливого пути, — угрожающе процедил тот сквозь зубы, и развернувшись, быстро зашагал к дому, на ходу резко запахивая плащ.

— Вы даже не представляете, какую глупость только что совершили, госпожа Юлиса, — прежде чем устремиться за своим августейшим приятелем, насмешливо фыркнул Герон.

— Очень возможно, что я об этом пожалею, — не стала возражать Ника. — Но, даже если и так, ничего не стану менять.

Дождавшись, когда самый младший сын императора и его спутники скроются за углом, она рявкнула на скромненько стоявших в сторонке рабов.

— Забирайтесь на повозки, мы уезжаем!

— Госпожа Юлиса, — обратился к ней посланец регистора Трениума.

— Не сейчас, господин Минуц! — оборвала его девушка. — Чуть позже я с удовольствием вас выслушаю.

Стражники в кожаных доспехах со щитами и короткими копьями без слов распахнули ворота усадьбы.

Поначалу путешественница то и дело оглядывалась, опасаясь, как бы пылающий праведным гневом избалованный мажор не пустился в погоню, дабы отомстить за столь явное пренебрежение к своей сиятельной особе.

Но вокруг всё дышало покоем и ожиданием весны. Солнышко припекало, коскид дяди благоразумно помалкивал, и Ника, слегка успокоившись, попыталась осмыслить случившееся.

Когда-то, кажется уже просто невообразимо давно, прикованная к инвалидному креслу Виктория Седова пыталась забыться в книгах и Интернете. Однажды она забрела на сайт, где обсуждались романы и повести про всякого рода попаданцев в иные времена, чужие миры и даже в компьютерные игры.

Тогда данная тема её не заинтересовала, но кое-что всё-таки отложилось в памяти. Кажется, подобная ситуация, когда главный герой произведения якобы случайно знакомится с князьями, королями, императорами и прочими вождями, производя на них неизгладимое впечатление, называется "роялем в кустах".

Действительно, глядя со стороны, сама возможность просто так встретить на дороге супругу правителя огромной державы с многомиллионным населением кажется чрезвычайно маловероятной, а уж приглянуться принцу, пусть даже не наследнику престола, вообще выходит за рамки научного фэнтези. Хотя от подобной перспективы любая романтически настроенная девица независимо от возраста будет визжать и прыгать от восторга. Вот только Ника избавилась от подобного рода иллюзий в ту ночь, когда стала калекой. Такой впечатляющий жених, а главное — столь выдающаяся потенциальная свекровь пугали её до дрожи в коленях.

Опять вспомнился таинственный "игрок", странное существо, которое то ли явилось, то ли привиделось ей ещё в Некуиме…

Так эта странная, почти фантастическая встреча на имперской дороге — плод рокового стечения множества независящих друг от друга обстоятельств, случайно совпавших в это время и в этом месте, или всё же тот пресловутый музыкальный инструмент? Если так, то зачем "геймер" поставил в кусты рояль?

Глава II Сюрпризы для наивных провинциалов

Мы связаны друг с другом,

давайте же извлечём из нашего родства

максимальную пользу.

Герберт Уэллс «Любовь и мистер Люишем»

Ника прекрасно помнила, как после попытки её похищения в посёлке у Арадского лагеря раздосадованная неудачей хозяйка гостиницы на пару со своим сожителем послали в погоню за урбой Гу Менсина, с которой тогда путешествовала девушка, убийц из числа тамошних легионеров. Уж если простой сотник, всего лишь один из великого множества младших командиров императорской армии, намеревался так сурово отомстить, наверняка, не столько за убийство своего раба, сколько за уязвлённое самолюбие, то чего ждать от принца?

Пусть она не портила его имущества, зато посмела отказать в совершенно пустяковой просьбе, больно ранив гордость сына великого императора, да ещё в присутствии свидетелей.

Поэтому неудивительно, что первые дни, после того как им удалось вполне благополучно покинуть поместье Маврия, Ника то и дело оглядывалась, ежеминутно ожидая погони. Вид показавшегося позади всадника или спешащей повозки повергал её в тихую панику.

Останавливаясь на постоялом дворе, девушка требовала себе комнату с окном, лелея в душе робкую надежду удрать через него от беспощадных мстителей. Поскольку зимой подобные номера не использовались, там стоял жуткий холод. Однако, путешественница не жалея платила за жаровню и дополнительные одеяла, лишь бы чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности.

Однажды заметив стремительно догонявших их маленький караван всадников, она, запаниковав, выпрыгнула из фургона и едва не бросилась в придорожные кусты, немало шокировав этим своих спутников.

Четверо молодых мужчин в тяжёлых кожаных плащах поверх расшитых туник, с притороченными к сёдлам луками, смеясь промчались мимо на прекрасных скакунах, не обратив никакого внимания на застывшую у обочины повозку и её встревоженных пассажиров.

Разумеется, Ника не стала признаваться в своих страхах, без малейшего стеснения объяснив столь порывистый поступок тем, что ей срочно понадобилось выйти по нужде.

Выслушав спутницу, коскиды молча полезли в фургон, а подоспевшая Риата помогла хозяйке спуститься с насыпи.

Вернувшись, путешественница узнала от своих спутников, что их обогнали богатые охотники, скорее всего направлявшиеся в расположенный неподалёку Нигрумский лес, славящийся обилием и разнообразием дичи. Там водились не только волки и рыси с кабанами. Говорят, проявив достаточное усердие, можно выследить медведя или даже почти исчезнувшего на Великой равнине дикого лесного быка.

Второй раз девушка так перепугалась, когда в обеденный зал гостиницы, где они остановились на ночлег, ворвались семеро легионеров в полном вооружении. От пристального взгляда, которым один из них, судя по всему, десятник, обвёл мгновенно притихших посетителей, душа Ники ухнула куда-то вниз, а правая рука сама собой потянулась за спину.

— Вот ты где! — оскалив крепкие, жёлтые зубы, рявкнул воин, на ходу обнажая клинок.

Коскиды, сидевшие справа и слева от путешественницы, шарахнулись в стороны испуганными зайцами.

"Ну, вот и всё! — молнией пронеслось у неё в голове. — Приехала!"

Однако, как часто случалось в подобных ситуациях, волна ужаса быстро схлынула, уступив место обречённой решимости подороже продать свою жизнь.

И в тот же миг пятеро мужчин, мирно пьянствовавших за соседним столом, дружно вскочили на ноги, с криками выхватывая ножи и дубинки.

Пронзительно заверещали рабыни-подавальщицы, через крошечный, еле уловимый промежуток времени к ним присоединилась парочка не вовремя спустившихся к ужину свободных дам. Их мужья, подхватив супруг, вслед за другими постояльцами устремились прочь из зала.

Кто-то, двигаясь вдоль стен, стал пробираться к выходу. Но большинствоустремились к лестнице на второй этаж, тут же образовав пробку из желающих оказаться как можно дальше от того места, где звенит боевое железо, и льётся кровь.

Мужчина в серой тунике из толстого, грубого сукна швырнул в молодого легионера скомканный плащ, а когда тот легко отбросил его в сторону рукой с зажатым мечом, стремительно приблизившись, полоснул по горлу длинным, хищно изогнутым кинжалом.

Захрипев, воин выронил оружие, и глядя на убийцу с каким-то детским недоумением, попытался прикрыть руками обильно кровоточащую рану. Явно наслаждаясь победой, его противник на миг застыл, любуясь, как заваливается на сторону поверженный враг, и тут же завопил, получив удар мечом в правый бок.

Этот крик и вывел из ступора застывшую с вытаращенными глазами девушку.

Отступая и ловко отбиваясь длинной, окованной железом дубинкой, на них медленно пятился спиной один из противников легионеров.

Убивать неизвестного, нападая сзади, Нике не хотелось, и тем более не имелось никакого желания вступать в драку с солдатами регулярной армии. Поэтому, ухватившись за край стола, она скомандовала:

— Помогите, ну!

К чести так и не успевших далеко убежать спутников, те быстро сообразили, что от них требуется. Втроём они легко опрокинули на бок тяжеленный стол, и под его прикрытием, пригнувшись, проскользнули на кухню.

В дверях их встретили вооружённые разнообразной кухонной утварью рабы во главе с супругой владельца гостиницы, но, узнав постояльцев, позволили переждать кипевшую в зале заваруху вместе с ними. Как и следовало ожидать, победа осталась за профессиональными воинами.

Пытаясь спастись бегством, один из их противников с утробным воем ворвался на кухню, размахивая окровавленным кинжалом и короткой шипастой дубинкой.

Едва взглянув на его побелевшее, перекошенное лицо с дикими, ошалелыми глазами, путешественница проворно отскочила в сторону, увлекая за собой растерявшихся коскидов.

Невольники так же дружно последовали её примеру, но один всё же решил проявить отвагу и деревянным совком швырнул в вооружённого незнакомца угли из очага. Тот шарахнулся назад, прикрывая лицо руками, и сейчас же сразу два меча вонзились ему в спину. Легионеры явно не собирались брать пленных.

Впоследствии выяснилось, что в тот роковой вечер поужинать в гостиницу заглянули члены шайки, несколько дней назад совершившей налёт на усадьбу ушедшего в отставку сотника, чей легион стоял лагерем в четырёх арсангах от имперской дороги. Узнав о трагической гибели ветерана и всех членов его семьи, воины поклялись именем Аксера во что бы то ни стало найти и покарать убийц однополчанина. Никто не знал, как им удалось отыскать бандитов, но своё обещание легионеры сдержали.

Странно, но почему-то именно после нервной встряски, полученной в ходе данного происшествия, Ника смогла окончательно восстановить душевное равновесие. Путешественница вдруг поняла, что кроме гипотетической мести принца, вокруг полно других, гораздо более реальных опасностей. Даже стало немного стыдно от того, что она столь опрометчиво считала себя центром мироздания. Увы, но оказалось, что Вселенная вращается совсем не вокруг неё.

Ветреный Вилит, скорее всего, уже позабыл о неудачном свидании, или, по крайней мере, запрятал воспоминания о нём куда-нибудь в дальний уголок памяти. Во всяком случае, девушка очень на это надеялась. А у императрицы, наверняка, хватает забот и без какой-то случайно встреченной по дороге сенаторской внучки.

За всеми своими глупыми страхами и бессмысленными переживаниями Ника сама не заметила, как пропустила начало весны. Совершенно неожиданно оказалось, что солнце веселее чем раньше светит с пронзительно-голубого неба, почки на деревьях и кустарниках набухли, а кое-где уже лопнули, выпустив в мир клейкие светло-зелёные листочки. Днём стало заметно теплее, так что девушка сменила накидку на более лёгкую и красивую, ту самую, что купила в Этригии перед самым арестом.

Изменилась не только погода. Пейзаж вокруг тоже стал более обжитым, превратившись в сплошное чередование полей, садов и виноградников. В пределах видимости чаще стали попадаться деревни, где крестьяне, привычно не обращая внимания на катившие по имперской дороге повозки, готовили сохи, бороны и ещё какой-то сельхозинвентарь. Медлительные волы грелись на солнышке, наслаждаясь отсутствием ещё не проснувшихся оводов.

В лучшую сторону изменились и гостиницы, в которых приходилось останавливаться путешественникам. Но вместе с комфортом выросли цены и количество постояльцев. Если получать отдельную комнату ещё удавалось, то помыться в одиночестве девушка уже не могла, ещё и потому, что вместо отдельных ванных комнат чаще попадались настоящие бани с небольшим бассейном и жаркими комнатками для потения.

Несмотря на изредка встречавшиеся возвышенности, эту местность не зря называли Великой равниной. Из рассказов Наставника Ника знала, что именно здесь возникло и окрепло радланское государство, отсюда начался его безудержный рост, превративший древнее, архаическое царство сначала в олигархическую республику, а потом в могучую Империю, сумевшую возродиться после столетней смуты и гражданской войны.

На дороге стало гораздо оживлённее. Явственно чувствовалось приближение большого города. Всё чаще начали попадаться растянувшиеся на сотни метров обозы, где на телегах везли прикрытые рогожами мешки, корзины, перевязанные верёвками тюки, разнообразные кувшины и амфоры. На прокорм столичных жителей по сторонам от широкой имперской дороги пастухи гнали стада коров, коз, отары овец.

Изредка попадались невольничьи караваны. Скованных цепями или связанных верёвками рабов, закутанных в невообразимые лохмотья, сопровождали конные и пешие стражники, а в хвосте ехали деревянные клетки, в которых теснились женщины и дети.

Несмотря на то, что попаданка уже прекрасно знала о неприглядной изнанке местной цивилизации, у неё всякий раз тревожно сжималось сердце при мысли о том, что она тоже могла быть одной из этих несчастных.

Возможно, предчувствуя скорое возвращение домой, Минуц сделался ещё более самодовольным и даже попытался читать нотации спутникам. Пока в его монологах присутствовала хоть какая-то новая информация, девушка ещё терпела, но когда тот начал повторяться, велела заткнуться, грозя в противном случае пожаловаться господину Септису на неподобающее поведение его коскида. Тогда, слегка струхнув, тот принялся донимать и без того вечно хмурого писца, да так, что их беседа всё-таки переросла в драку. Причём сцепились они именно в фургоне. Пребывавшая в прескверном настроении, Ника, видя, что на её визг и ор никто не обращает внимания, окончательно разозлившись, вытолкала горячих радланских парней на дорогу.

Только грохнувшись на камни, те вновь обрели слух и смогли по достоинству оценить её речь, состоявшую в основном из угроз сообщить сенатору и регистору Трениума о том, с каким пренебрежением относятся их коскиды к своим обязанностям.

Слушатели свирепо переглядывались, всем видом демонстрируя, что её слова их мало волнуют, и при первой же возможности они вновь попытаются выяснить отношения с помощью кулаков. Вот только сейчас, когда их путешествие почти подошло к концу, девушку подобное развитие событий уже не устраивало.

Поразмыслив, вечером она усадила их за один стол, заказав побольше вина и закуски. Хорохорившиеся и пытавшиеся задеть друг друга побольнее мужчины по мере опустошения кувшинов расслабились, постепенно начиная разговаривать друг с другом. Убедившись, что контакт установлен, Ника удалилась в свой номер, предварительно расплатившись за ужин.

Задержавшаяся в зале Риата потом с удовольствием рассказала хозяйке, как их спутники долго беседовали, не слушая друг друга, пытались петь, а под конец застолья заказали у владельца гостиницы одну проститутку на двоих.

Видимо ещё и поэтому, утром, несмотря на помятый вид, коскиды держались друг с другом едва ли не как лучшие друзья.

Это маленькое происшествие на какое-то время отвлекло путешественницу от новых тревожных размышлений. По мере приближения к конечному пункту своих странствий она всё реже вспоминала об императрице и её непутёвом отпрыске, чаще обращаясь мыслями к предстоящей встрече с родственниками. По рассказам Минуца девушка определила, что характер у будущего дяди властный и очень непростой, следовательно, вести себя с ним нужно чрезвычайно аккуратно.

Но для Итура Септиса Даума у Ники имеется вкусная морковка. Несмотря на все свои богатства, регистор Трениума вряд ли откажется от части земельных угодий, когда-то принадлежавших младшим лотийским Юлисам, и которые он сможет получить, если поможет новоявленной племяннице вернуть имение отца. Тем более, что и делать ничего особенно не придётся. Всего лишь, используя административный ресурс, добиться исполнения имперских законов.

Так что у них с дядей есть вполне конкретные общие интересы. Вряд ли с тех пор, как Наставник покинул столицу, радланская бюрократия стала работать быстрее. Наверняка, процедура возврата имения затянется, и всё это время девушке придётся провести в доме Септиса, составляя компанию его супруге.

Надо отдать должное Минуцу. В своих разговорах он был очень осторожен, описывая членов семьи покровителя исключительно в самых лестных выражениях. Но тут с информацией сильно помог Солт, ставший на время любовником Риаты. Если о своём хозяине он отзывался почти так же восторженно, как и коскид, то насчёт Пласды Септисы Денсы — нет-нет, да и проговаривался. Суммируя сказанное, Ника ожидала встретить женщину властную, но всецело покорную мужу, и поэтому регулярно выплёскивающую накопившееся раздражение на окружающих, не гнушаясь самолично наказывать не угодивших рабов.

Судя по всему, наладить контакт с ней будет даже труднее, чем с дядей. Сделав соответствующие выводы, путешественница обратила свой взор на других родственников.

Олкад оказался гораздо более приятным собеседником, только время от времени приходилось напоминать, что она не испытывает к нему никаких чувств, кроме дружеского расположения.

Во время одной из таких бесед, уже совсем недалеко от Радла, девушке внезапно пришла в голову хотя и запоздалая, но пугающая своей очевидностью мысль: "А зачем я нужна Кассу Юлису Митрору? К чему все эти хлопоты с помилованием, которые ему наверняка стоили немало, с сопровождающим меня писцом, оставившим без присмотра рудник? Откуда такая любовь к дальней родственнице со стороны человека, одолжившего своему коскиду деньги под совершенно грабительский процент?"

Всполошившись, она принялась осторожно расспрашивать Олкада, пытаясь понять поступок его покровителя, но только ещё больше запуталась. Судя по словам писца, сенатор не страдал какими-то особыми пороками. К тому же, имея в полном распоряжении множество молодых рабов и рабынь, он вряд ли горел желанием непременно затащить в постель совершенно неизвестную ему девицу откуда-то с края света. Так и не придя к какому-либо выводу, Ника решила отбросить все подозрения. Скорее всего, сенатор возжелал помочь дальней родственнице просто по доброте душевной, либо за тем, чтобы прославиться и поднять свой авторитет среди столичной знати. По большому счету путешественница не видела в этом ничего плохого. Однако, от предложения Олкада отправиться во дворец его покровителя решительно отказалась.

— Господин Септис — мой единственный дядя, родной брат матери, — наставительно проговорила она за ужином. — И я просто обязана первым делом увидеться именно с ним. А сенатору передайте, что я никогда не забуду его доброты и обязательно встречусь с ним при первой же возможности. Такие люди, как Касс Юлис Митрор, отмечены благословением небожителей. Будет большой честью увидеться с ним и лично поблагодарить за всё, что он для меня сделал.

"Надеюсь, общение будет исключительно вербальным, — усмехнулась про себя девушка. — А спасибо ему, действительно, есть за что сказать".

В последнюю ночь перед столицей хозяйка так долго ворочалась на ужасно скрипучей кровати, что привычно устроившаяся на полу невольница, не выдержав, спросила с робким участием:

— Чего же вам не спится, госпожа?

Поначалу Ника хотела отмолчаться или ответить что-нибудь невразумительное, но ей вдруг стало настолько тоскливо и одиноко, что ужасно захотелось поделиться терзавшими душу страхами. А поскольку никому, кроме Риаты, она довериться не могла, девушка со вздохом пробормотала:

— Неспокойно мне. Кто знает, как будет там, в Радле?

— Хорошо будет, госпожа, — сдерживая зевоту, убеждённо заявила собеседница. — Вы же к единокровным родственникам едете. Ближе вас у господина Септиса только родители да дети. Он — человек богатый, знатный, влиятельный. Такой как нельзя лучше устроит вашу жизнь. Иначе от него не только люди, но и сами боги отвернутся.

Последние слова рабыня произнесла с такой непоколебимой убеждённостью, что хозяйке оставалось только скептически усмехнуться в темноту. Когда-то Наставник тоже горячо убеждал её, что радлане очень ценят родственные узы. Однако, тревога не исчезла, а лишь притихла.

Выезжая утром с постоялого двора, путешественница не стала, как обычно, забираться в фургон, а устроилась на передней скамейке рядом с Солтом, ответив озадаченным коскидам:

— Хочу как можно скорее увидеть Радл.

Переглянувшись, мужчины рассмеялись. Минуц приказал вознице уступить ему своё место, а, недовольный тем, что его опередили, Олкад расположился в повозке, отодвинув переднюю занавеску.

Несмотря на приличную ширину, имперская дорога стремительно заполнялась тяжело навьюченными ослами и мулами, носильщиками с корзинами за плечами, редкими всадниками. При этом никто никому не мешал без всякого ГИБДД, соблюдая установленные законом правила: придерживаться левой стороны по ходу движения.

Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась почти плоская равнина, где, казалось, использовался каждый клочок земли: поля, виноградники, пастбища. Изредка мелькали священные рощицы или пышные парки, где среди деревьев скромно прятались виллы богатеев.

Ближе к полудню Ника заметила впереди какие-то навесы, обширные загоны с живностью и множество суетящихся людей. Чуть позади возвышалось небольшое двухэтажное здание, из-за которого поднимались вверх клубы дыма.

— Это что? — поинтересовалась девушка у своих спутников.

— Пригородный трактир, госпожа Юлиса, — ответил Минуц.

— А почему сам маленький, а навесов много? — удивлённо покачала головой собеседница. — Или их используют только летом?

— Нет, госпожа Юлиса, — опережая спутника, поспешно проговорил Олкад. — Здесь останавливаются те, кто оказался у Радла слишком рано. Вы разве не знаете, что повозки и стада животных днём в город не допускаются? Такой закон приняли уже давно — ещё при дедушке императора.

Не вспомнив из рассказов Наставника ничего подобного, путешественница молча покачала головой.

— Вот пастухи и возчики здесь дожидаются, чтобы быть у городских ворот с наступлением темноты.

— Нас тоже не пустят? — прервала его Ника.

— Ну мы же ещё даже не обедали, госпожа Юлиса, — усмехнулся посланец регистора Трениума. — Сейчас поедим, отдохнём и будем в Радле вовремя.

— А до него ещё далеко, господин Минуц? — нахмурилась та, уже настроившись на скорую встречу с родственниками.

— Арсанга полтора, — подумав, сказал коскид регистора Трениума.

— В таком случае я не буду здесь останавливаться, — решительно заявила девушка.

— Вы собираетесь ждать у ворот или пойдёте пешком? — недоуменно вскинул брови собеседник.

— Почему бы и нет, господин Минуц? — вопросом на вопрос ответила Ника. — Если я выйду прямо сейчас, то буду в Радле уже к вечеру. Вы только объясните, как отыскать дом господина Септиса.

— Нет, так нельзя, госпожа Юлиса! — вскричал недовольный мужчина. — Я непременно должен сопровождать вас. Покровитель не простит, если с вами что-нибудь приключится.

— Тогда пойдёмте вместе, — тут же предложила путешественница. — А тележку с вещами приведёт Солт. Вы же ему доверяете?

— Разве обедать не будем? — растерянно пробормотал Минуц.

— Я пойду с вами, госпожа Юлиса! — тут же вызвался Олкад.

— Спасибо, господин Ротан, — с улыбкой поблагодарила девушка, виновато разведя руками. — Простите, господин Минуц, но мне сейчас кусок в горло не полезет.

— Тогда придётся идти и мне, — тяжело вздохнул тот. — Я не могу допустить, чтобы вы оказались в доме господина Септиса без меня.

— Я рада, что вы столь добросовестно относитесь к своим обязанностям, господин Минуц, — высокопарно, как это принято у радлан, высказалась Ника. — И обязательно расскажу об этом вашему покровителю.

— Может, хотя бы пирожков купим? — сглотнув слюну, предложил коскид регистора Трениума.

Девушка равнодушно пожала плечами, есть ей, действительно, не хотелось.

Господа пошли пешком, а рабы, получив медяки на ужин, остались в придорожном трактире. Только навьюченная корзиной Риата отправилась вместе с хозяйкой, получив половину булки с изюмом.

— А вон уже Радл, госпожа Юлиса, — проговорил Минуц с набитым ртом. — Видите?

Посланец регистора Трениума протягивал руку в сторону показавшейся из-за горизонта вершины одного из пяти холмов, то ли по воле природы, то ли из-за каприза богов выступивших из земли среди обширной равнины. Именно на них и раскинулась столица могучей Империи.

С каждым шагом становились всё более различимы здания императорского дворца, святилища трёх богов покровителей города с разбитыми вокруг парками. Чуть позже появились и другие холмы, так же густо уставленные храмами и дворцами знати.

Первым признаком реальной близости многолюдного города стали обширные кладбища, представлявшие собой неровные ряды разнообразных каменных монументов: от установленных вертикально плит с выбитыми надписями, до небольших домиков, являвшихся родовыми усыпальницами аристократов. Далеко не каждый мог позволить себе поставить здесь даже скромный обелиск. Земля на местах таких захоронений считалась священной, находящейся под покровительством Дрина и других не менее мрачных богов.

Как рассказывал Наставник, большинство жителей Радла из числа тех, кого на родине Виктории Седовой называли "средним классом", сжигали тела близких, а пепел хранили в запечатанных урнах, которые держали дома либо относили в храм.

Путешественница заметила среди деревьев длинную процессию, по меньшей мере из двухсот человек. Несмотря на приличное расстояние, оттуда доносился громкий, многоголосый плач.

За кладбищами до самых городских стен тянулась огромная свалка. По холмам мусора и отбросов бродили собаки, крысы и какие-то скрюченные фигуры в зловещего вида лохмотьях. В воздухе носились тучи ворон и чаек. Ветер доносил запах падали, кислятины, горелого мяса.

Коскиды пояснили, что здесь сжигают тела бродяг и рабов. А когда поинтересовалась: почему свалка устроена в столь неподходящем месте, Минуц обстоятельно объяснил:

— Раньше, во времена "эпохи горя и слёз", чтобы враг не мог подобраться к стенам города, перед ними специально устроили пустырь. Но надо же куда-то девать мусор и всякую дрянь? Вот и стали сюда возить.

Девушка подумала, что за этими зловонными курганами можно спрятать целую армию, но промолчала, оставив своё мнение при себе.

Крепостные стены столицы Империи внушали почтение своей высотой и какой-то монументальной надёжностью. А вот ров оказался узким и мелким.

Пройдя по широкому мосту, часть которого поднималась на массивных бронзовых цепях, Ника и её спутники вступили под сень ворот в большой, круглой башне с квадратными зубцами по верху. Возле низкой дверки, ведущей внутрь оборонительного сооружения, непринуждённо болтали двое легионеров в полном вооружении, не обращая никакого внимания на непрерывный поток желающих попасть в город и покинуть его.

Несмотря на усталость, путешественница с удивлением поняла, что невольно ускоряет шаг, почти бегом пробежав тёмный тоннель ворот, но выскочив на небольшую площадь, растерянно остановилась, не зная куда идти.

— Сюда, госпожа Юлиса, — проговорил Минуц, проходя вперёд и делая приглашающий жест рукой.

С первого взгляда Радл показался обычным городом этого мира. Те же узкие улочки, странного вида тротуары, цепочкой выступавшие над мостовой камни. Но постепенно девушка начала замечать несомненные различия. В первую очередь — это непривычно огромное количество людей. Местами приходилось буквально пробираться сквозь толпу. Поражало обилие четырёх и пятиэтажных зданий, большинство из которых не уступали размерами так называемым "хрущёвкам" родного мира попаданки.

Несколько раз посланец регистора Трениума, оборачиваясь, с удивлением поглядывал на неё. Но когда девушка раздражённо спросила:

— Что-то не так, господин Минуц?

Тот энергично замотал головой.

— Нет-нет, всё в порядке, госпожа Юлиса.

По мере удаления от городских стен, людей вокруг заметно поубавилось, а места многоквартирных зданий заняли респектабельного вида особняки, выходившие на улицу лишёнными окон стенами с массивными дверями, больше походившими на гаражные ворота. Иногда по сторонам от них темнели входы в лавчонки, торговавшие всякой всячиной. Ника уже знала, что их хозяева арендуют помещения у владельцев солидных домов.

В одном месте им пришлось прижаться к стене, пропуская большой, богато изукрашенный паланкин, влекомый шестёркой могучих рабов и сопровождаемый немногочисленной группой тихо переговаривавшихся мужчин.

"Коскиды, — догадалась девушка. — Идут куда-то за своим покровителем".

Небо заметно посерело, кое-где начали проглядывать первые звезды, когда её провожатый резко свернул к двустворчатой двери с резьбой и начищенными до блеска металлическими накладками.

Взяв висевший на цепи деревянный молоток, он с какой-то особой торжественностью ударил по вделанной в доски бронзовой пластине, отозвавшейся дребезжащим звоном.

Спустя пару секунд на улицу выглянула широкая, недовольная рожа, сейчас же расплывшаяся в угодливой улыбке.

— Это вы, господин Минуц! Только хозяина нет.

— Я к госпоже Пласде Септисе, — надменно заявил коскид. — По очень важному делу.

— Тогда проходите, — привратник, одетый в жилет из толстой кожи поверх длинной серой туники с рукавами, отступил в сторону.

— Это со мной, — небрежно бросил Минуц, кивнув на своих спутников.

— Как прикажете, — пожал широкими плечами раб.

Светильники в прихожей ещё не зажгли, поэтому достигшая своей цели путешественница не смогла толком рассмотреть украшавшие стены росписи. Да и посланец регистора Трениума не стал здесь задерживаться, пройдя прямо в передний зал с привычной дырой в крыше и бассейном под ней.

Поднявшись вслед за ним на две ступеньки, девушка с первого взгляда поняла, что данное помещение в доме Итура Септиса гораздо больше, чем на вилле Лепта Маврия.

Стоявшее на противоположном конце зала кресло хозяина дома пустовало, а полная рабыня с подоткнутыми полами хитона, опустившись на колени, старательно протирала тряпочкой резную ножку массивного стола из тёмно-вишнёвого дерева.

— Бака! — Минуц гаркнул так, что его спутница вздрогнула, а сидевшая к ним спиной невольница, испуганно взвизгнув, опрокинула стоявший рядом деревянный тазик, расплескав воду по каменным плитам пола.

Коскид довольно заржал.

— Да сохранят меня небожители! — плаксиво запричитала женщина, хлопая белесыми ресницами. — Разве можно так пугать, господин Минуц! Я едва не умерла от страха!

— А ты не спи, когда работаешь! — неожиданно сурово сдвинул брови собеседник. — Сходи лучше за госпожой Пласдой Септисой и госпожой Ториной Септисой.

— Это ещё зачем? — подозрительно сощурила маленькие глазки Бака. — Я старую госпожу по пустякам беспокоить не стану!

— Скажи, что я, Анк Минуц Декум, привёз дочь Лация Юлиса Агилиса и Тейсы Юлисы Верты! — гордо выпятив грудь, торжественно объявил коскид.

— Да неужто! — всплеснув руками, рабыня бросила быстрый взгляд на явившуюся с ним незнакомку и, шлёпая босыми ногами по полу, торопливо скрылась за расшитым разноцветными узорами занавесом, отделявшим семейную часть дома от парадной.

Чтобы хоть как-то унять нарастающее волнение, Ника принялась с любопытством оглядываться по сторонам, заметив в углу красивый, щедро украшенный янтарём, медью и слоновой костью алтарь богов-хранителей дома. На противоположной стороне бассейна стоял длинный узкий стол, буквально ломившийся от ярко начищенных блюд, кувшинов и прочей дорогой посуды не совсем понятного назначения.

В боковых стенах зала имелось четыре проёма. Те два, что располагались ближе к выходу, прикрывались красно-белыми циновками, а два другие — деревянными дверями.

На полочках, выступавших из стен, разрисованных морскими волнами, кораблями и рыбами, поблёскивали ещё не зажжённые в этот час бронзовые светильники.

Неожиданно из глубины дома донёсся ясно различимый вскрик.

"Как бы бабуля не померла от радости", — с трудом подавила в себе нервный смешок девушка.

Буквально через несколько секунд до её слуха долетел звук приближавшихся шагов.

Отодвинув полог, в передний зал мелкой рысью вбежала сухонькая старушка в накинутом на костлявые плечи белом пуховом платке.

На бледном, морщинистом личике выделялись ярко накрашенные губы и огромные, горящие нетерпением глаза, почти моментально поймавшие ожидающий взгляд гостьи.

Ника тут же ощутила в них ликующий восторг и радость настолько чистую, светлую, почти святую, что сердце тут же больно кольнула растревоженная совесть. Попаданке вдруг стало ужасно стыдно за свой обман, она почувствовала себя так, словно украла любимую игрушку у смертельно больного ребёнка.

"Вот батман! — мысленно выругалась девушка, поспешно потупив взгляд. — Это же бабка тебе радуется, самозванка треклятая".

— Она! — выдохнула старушка, подаваясь вперёд. — Клянусь Ноной и Фиолой — она!

Оступившись, Торина Септиса Ульда едва не упала на ступенях, отделявших гостевую часть дома от парадной.

Новоявленная внучка рванулась на помощь, но её опередила выскочившая из-за занавеса пожилая рабыня с блестящей медной табличкой поверх застиранного хитона.

— Осторожно, госпожа! — вскричала она, подхватывая хозяйку под локоть и помогая спуститься.

Но та, кажется, даже не заметила, что едва не упала. Крепко вцепившись в руку невольницы, она выпалила:

— Посмотри сама, Дедера, это же наша Тейса! Разве ты её не помнишь?

— Ни на день не забывала, госпожа! — глухим, срывающимся на рыдание голосом отозвалась рабыня, кривя мокрые губы.

Осторожно приблизившись почти вплотную, Торина буквально впилась лучившимися любовью глазами в лицо девушки. От такой встречи у той перехватило дыхание, и защемило сердце.

— Ты доченька моей Тейсы? — как-то робко, словно опасаясь услышать ответ, спросила старушка.

— Да, — еле смогла выдавить из себя Ника. — А вы моя… бабушка?

Издав нечто похожее на горловой хрип, старушка бросилась к ней, неожиданно крепко обняла тонкими, похожими на веточки руками и зарыдала, уткнувшись мокрым лицом в платье на груди.

Глядя на них, заплакали рабыни, а мужчины, дружно отвернувшись, стали делать вид, будто ужасно заинтересовались интерьером зала. При этом Олкад, не удержавшись, украдкой вытер глаза.

Вновь зашелестел отодвигаемый полог, и из семейной половины дома в сопровождении двух рабынь вышла женщина, явно бальзаковского возраста, одетая, несмотря на прохладу, в длинное, зелёное платье без рукавов.

— Рад приветствовать вас, госпожа Септиса, — поспешно поклонился коскид регистора Трениума. — Ваш достойнейший супруг повелел доставить из Этригии девушку, которая называет себя дочерью Лация Юлиса Агилиса, и я выполнил его распоряжение. Вот она!

С этими словами мужчина жестом циркового фокусника указал на обнявшихся бабушку и внучку.

— Думаю, муж будет рад этому, господин Минуц, — разомкнув плотно сжатые губы над гордо вздёрнутым подбородком, проговорила хозяйка дома. — Но его пока нет. А кто ещё с вами?

Недовольно сведя брови к переносице, она кивнула на скромно стоявшего в сторонке Олкада.

Никогда не забывавшая о той помощи, которую оказал ей писец, и опасаясь, как бы дядин посланец не сболтнул лишнего, Ника поспешила вмешаться.

Чуть отстранившись от начинавшей успокаиваться бабули, но по-прежнему обнимая её одной рукой, девушка представила своего спутника:

— Это господин Олкад Ротан Велус, коскид сенатора Касса Юлиса Митрора.

Она хотела продолжить, но Пласда Септиса Денса понимающе кивнула.

— Супруг говорил о вас, господин Ротан. Кажется, это вы защищали госпожу Юлису на суде?

— Да, госпожа Септиса, — гордо выпрямился молодой человек. — И мы вместе с господином Минуцем сопровождали её до вашего дома. А сейчас позвольте мне уйти. Я обязан доложить обо всём своему покровителю.

— Не стану задерживать, господин Ротан, — благосклонно кивнула собеседница. — Но надеюсь ещё увидеться с вами.

— Готов явиться по первому вашему зову, госпожа Септиса, — раскланялся Олкад.

— А мне бы хотелось дождаться вашего мужа, госпожа Септиса, — сказал коскид регистора Трениума, едва его спутник скрылся в прихожей.

— Оставайтесь, господин Минуц, — согласилась хозяйка дома. — Сядьте, отдохните.

Она кивнула на стоявшие у стены табуретки.

— Я прикажу принести вам вина.

— Вы щедры, как сама Ангипа, госпожа Септиса! — расплылся в улыбке мужчина.

— Ты тоже жди здесь, — обратилась хозяйка дома к Риате, которая так и не решилась снять с плеч корзину.

— Госпожа Септиса, прошу вас оставить её со мной, — заступилась за рабыню Ника, решив пока держаться с родственниками настолько независимо, насколько это окажется возможным. — Она знает мои привычки, отличается чистоплотностью и трудолюбием.

Пока собеседница хмурила лоб, размышляя, что ответить новоявленной родственнице, та охнула.

— Я совсем забыла! У меня же для вас письмо, госпожа Торина Септиса!

По знаку хозяйки Риата поставила корзину на пол и после недолгих поисков протянула ей круглую деревянную шкатулку.

— От кого? — громко высморкавшись в поданный рабыней платок, деловито осведомилась бабуля.

— От моего отца Лация Юлиса Агилиса, — буркнула девушка, пытаясь откупорить плотно сидящую крышку.

— Так он обо мне не забывал? — довольно усмехнулась старушка.

— Отец говорил, что навсегда сохранил в памяти образы тех, кого пришлось покинуть по воле богов, — пробормотала Ника, досадливо качая головой. Едва не выругавшись, она, сунув руку за спину, вытащила длинный, тускло блеснувший клинок и лишь с его помощью смогла открыть шкатулку. — А в последнее время вспоминал особенно часто.

При виде кинжала Пласда Септиса заметно вздрогнула, тряхнув причёской из множества мелких кудряшек. Отметив про себя реакцию хозяйки дома, гостья перебрала свитки, и отыскав нужный, протянула застывшей с открытым ртом бабуле.

Внучка ждала вопросов, но не таких. Бережно приняв письмо, Торина Септиса недовольно проворчала:

— Значит, раньше он вспоминал обо мне редко?

Слегка растерявшись, Ника уже собралась рассказать о депрессии, охватившей Лация Юлиса Агилиса после смерти супруги, но в разговор вмешалась тётка:

— Давайте пройдёмте на семейную половину и там поговорим.

— Да, — поддержала её свекровь. — Пошли, внучка. А то я уже устала стоять. Ох и нелегко быть старой.

— Подождите немного, — попросила девушка, аккуратно снимая накидку и поворачиваясь спиной к Риате. Та быстро и ловко развязала крепившие ножны ленты, после чего, свернув, убрала их в корзину.

Сразу за занавесом их с нетерпением ждала девочка, лет десяти, в накинутом на худенькие плечи меховом плаще.

— Мама! — вскричала она, подпрыгивая на месте от нетерпения. — Это и есть дочка тёти Тейсы?

— Да, — со сдержанной строгостью подтвердила хозяйка дома. — Познакомься, Гэая, её зовут Ника Юлиса Террина.

— Именно так, — улыбаясь, подтвердила гостья, и желая сказать что-нибудь приятное, проговорила. — Я и не знала, что у меня есть такая красивая двоюродная сестричка.

— Как же вы могли узнать? — удивилась собеседница. — Если ваш отец увёз тётю Тейсу на край земли ещё до моего рождения.

— Её никто не увозил, — сочла необходимым возразить девушка. — Мама сама поехала за своим мужем и никогда не жалела об этом.

— Гэая! — сурово нахмурилась Пласда Септиса, прерывая их весьма содержательную беседу. — Не приставай к госпоже Нике! Она очень устала.

Слегка обеспокоенная словами новоявленной сестры, девушка воспрянула духом услышав, что её, как близкого человека, назвали по имени, не забыв добавить уважительное: "госпожа".

Потупив взор, Гэая обиженно надула губы.

Второй внутренний двор в доме регистора Трениума тоже оказался больше первого. Здесь так же, как на вилле Маврия, росли аккуратно подстриженные кусты, уже покрытые нежными молодыми листочками, но вместо статуи хозяина дома на круглом постаменте возвышался бронзовый Нап, бог лесов и чащ, с поднесённой ко рту свирелью.

— Мы ждали вас, госпожа Ника, — сказала Пласда. — И приготовили комнату.

— Сюда, внучка, — бабуся решительно взяла её под локоток и повела к узкой двери с ручкой в виде сжимавшей кольцо львиной морды.

"Всё-таки попросторнее, чем в хижине Наставника", — мысленно утешила себя путешественница, оглядывая тесную каморку с высокой кроватью, одноногим столиком, парой табуретов и сундуком. На полочке уже мерцал жёлтый огонёк масляного светильника, освещая белёные стены, расписанные цветами и длинноногими танцующими нимфами в лёгких развивающихся нарядах, почти не скрывающих тщательно прорисованных тел.

— Располагайтесь, — радушно пригласила хозяйка дома. — Здесь жил наш сын Анк, но сейчас он отправился в Либрию и вряд ли скоро вернётся.

Она тяжело вздохнула, тут же продолжив:

— Я распоряжусь, чтобы согрели воду для ванны.

— Благодарю, госпожа Септиса, — склонила голову гостья, не решаясь назвать её не то, что "тётей", но даже по имени.

— А за ужином вы всё расскажете о себе, — в голосе супруги регистора Трениума явственно прозвучала заметная издёвка. — О том, как ваши родители оказались так далеко от дома, и почему вы вдруг решили вернуться через столько лет.

— Непременно, — пообещала Ника, спокойно выдержав тяжёлый, буравящий взгляд собеседницы и даже не делая попытки отвести глаза.

— Пласда! — обратилась к невестке старушка. — Пришли ко мне Эминея, у него глаза молодые, а то я сейчас уже и букв не разгляжу.

— Трита, — негромко сказала женщина.

— Да, госпожа, — отозвалась одна из сопровождавших её рабынь.

— Слышала, что сказала старая госпожа?

— Да, госпожа.

— Пойди и найди Эминея.

— Слушаюсь, госпожа, — невольница выскользнула из комнаты, а её хозяйка обратилась к гостье:

— Зачем вы привязали за спину кинжал, госпожа Ника?

— Чтобы не держать его на виду, — ответила девушка. — Мужчины не обращают внимания на ленты, а женщины не ожидают, что у меня может быть оружие.

— Понимаю, — величественно кивнула супруга регистора Трениума. — Но здесь вам ничего не угрожает, и смертоносные железки не к лицу молодой девушке. Так что отдайте его мне. Если кинжал вам так нужен — обращайтесь к господину Септису. Пусть он, как глава семьи, сам решает. Но мне очень не нравится, когда по дому расхаживают с такими опасными штуками.

Речь прозвучала как ультиматум, и Нике ничего не оставалось делать, как только подчиниться.

По её знаку Риата достала из корзины оружие. Приняв кинжал из рук племянницы, тётка вышла из комнаты с гордо поднятой головой. Бабуля, задержавшись, с жалостью посмотрела на внучку и ободряюще улыбнулась.

— Не переживай, Пласда — женщина хорошая, но уж очень любит командовать.

— Я понимаю, что должна её слушаться, — кивнула слегка озадаченная происходящим внучка.

— Хвала богам, это ненадолго, — заговорщицки понизила голос собеседница. — Скоро сама хозяйкой станешь, и никто тебе указывать не будет.

— Надеюсь, — прерывисто вздохнула девушка, но тут же насторожилась: "Откуда ей знать, что я собираюсь вернуть имение Наставника?"

Пытаясь прояснить ситуацию, она с деланным удивлением вскинула брови.

— О чём это вы?

— Так тебе уже жениха нашли! — широко улыбаясь редкозубым ртом, выпалила Торина Септиса. — Богатый, и у императора в чести. Немолодой, конечно, так и ты уже не девчонка сопливая. На руках тебя носить будет, подарками с ног до головы засыплет.

Ворвись в дом разъярённые легионеры, или не поверь регистор Трениума в её историю, попаданка удивилась бы меньше. Пока она приходила в себя, довольная старушенция, хихикая, скрылась за дверью.

Ника бросилась за ней, но у самой двери остановилась. Столь потрясающая новость требовала прежде всего осмысления.

Попятившись, она больно шмякнулась задом на вовремя подставленную рабыней табуретку. Бабушкины слова буквально вынесли мозг путешественницы, вызвав полное смятение в душе и сумбур в мыслях. Нервно сглотнув, она глянула на казавшуюся совершенно невозмутимой Риату.

— Это что, они меня уже того… просватали? — пробормотала хозяйка в отчаянной надежде на то, что ошиблась и просто неправильно поняла слова Торины Септисы.

— Ну так и слава богам, госпожа, — всем видом демонстрируя искреннее непонимание её беспокойства, заявила невольница. — Позаботился о вас дядя, нашёл богатого мужа. Не одной же вам жить? Семью надо, дом, детей.

— Да я хотела пока без них обойтись, — буркнула себе под нос собеседница, машинально потирая лоб.

Она ещё никого не посвящала в свои планы по возвращению имения отца. Риата всё равно не разбирается в имперских законах и не сможет посоветовать ничего путного, зато вполне способна проболтаться где-нибудь ненароком. А Олкад, несмотря на знание, большого доверия не внушал. Путешественница рассчитывала рассказать всё регистору Трениума в надежде, что тот по-родственному, за небольшое вознаграждение, поможет ей решить этот вопрос. Однако, у дяди обнаружились совсем другие планы.

"Вот батман! — мысленно выругалась она. — Надо же, как быстро подсуетились!"

Между тем, рабыня, очевидно, не расслышав слов хозяйки, продолжала утешать её в меру собственного разумения.

— Не переживайте вы так, госпожа. Плохого мужа вам не найдут. Господин Септис — человек в столице известный и влиятельный, поэтому за кого попало свою племянницу не отдаст. А то, что не молод уже, так то не беда. Раз жениться хочет, значит, силы ещё есть. Уж поверьте, госпожа, со зрелым мужчиной куда приятнее миловаться, чем с мальчишкой, у которого только усы проросли.

"Ну, уж в этом ты разбираешься", — хмыкнула про себя Ника.

Ей хотелось прикрикнуть, заставить разболтавшуюся Риату заткнуться, но она молчала, словно какая-то неведомая сила заставляла слушать весь этот бред.

— Жених ваш, хвала богам, человек ещё и очень добрый, раз согласился взять невесту хоть и знатного рода да без приданого.

— Приданое! — вскочив, хозяйка заметалась по комнатке, не обращая внимания на растерянно замолчавшую невольницу. — Приданое!

Додумать ускользавшую мысль помешал негромкий стук в дверь.

— Госпожа Юлиса, — послышался почтительный женский голос. — Ванна готова.

— Я сейчас! — встрепенувшись, девушка поставила ногу на табурет и приподняла край платья. Понятливая рабыня тут же сняла закреплённый на голени кинжал и торопливо засунула его в корзину. Пояс с деньгами отправился под матрас.

Оправив одежду, Ника приказала открыть дверь. За ней оказались две невольницы, одна из которых держала в руке масляную лампу.

— Риата! — приказала девушка. — Возьми бельё и полотенце.

— Не нужно, госпожа Юлиса, — покачала головой местная рабыня. — Мы уже всё приготовили.

— Тогда только бельё, — кивнула гостья.

Невольницы переглянулись.

— Да, — решительно заявила гостья. — Она пойдёт со мной. Или госпожа Септиса запретила моей рабыне сопровождать свою госпожу?

— Нам ничего не говорили об этом, госпожа Юлиса, — растерянно пробормотала женщина.

— Тогда пошли! — победно усмехнулась Ника.

Они пересекли внутренний дворик, свернули в коридор, где явственно пахло кухней, и через двустворчатую дверь оказались в квадратной комнате с мраморными лавками вдоль стен, масляными светильниками на полочках и бассейном с почти прозрачной водой, в которой плавали засушенные цветочные лепестки.

Пол покрывала бело-синяя мозаика в виде то ли переплетённых листьев, то ли водорослей. Чувствовалось влажное тепло, и приятно пахло, кажется, жасмином.

Не доверяя местным, Риата лично помогла хозяйке раздеться. Одна из невольниц попыталась взять её одежду, поспешно пояснив:

— Госпожа приказала постирать ваши вещи госпожа Юлиса.

— Только будьте осторожны с платьем, — предупредила девушка, сидя на лавке и терпеливо дожидаясь, пока служанка расплетёт ей волосы. — Это подарок от её величества императрицы.

— Слушаюсь, госпожа, — невозмутимо поклонилась рабыня, обозначив удивление лишь дрогнувшим голосом да искоса брошенным настороженным взглядом.

"Хотела бы я видеть рожу тётки, когда ей передадут эти слова", — усмехнулась про себя Ника, делая шаг по уходящей в воду лестнице.

"Да, это не какая-то гостиница", — с удовлетворением подумала она, откидываясь на чуть скошенную стенку бассейна, и чувствуя, как в измученном усталостью теле расслабляются натруженные мышцы, а глаза сами закрываются в блаженной истоме.

— С каким запахом мыло желаете, госпожа? — вкрадчиво поинтересовалась невольница Септисов.

— А какие есть? — вопросом на вопрос ответила девушка.

— Лаванда, ромашка, тмин, роза, — медленно перечислила собеседница. — Имеется даросское. У него пряный морской аромат.

— Давай лаванду, — не дослушав, решила Ника.

Когда банщицы закончили промывать ей волосы и стали растирать плечи мокрыми губками, в комнату без стука вошла хозяйка дома.

Разомлевшая гостья, моментально насторожившись, проговорила с самой обворожительной улыбкой, которую только смогла изобразить.

— У вас прекрасная ванная, госпожа Септиса. Мне ещё ни разу не приходилось встречать подобного великолепия! А какая кругом чистота!

Несмотря на внешнюю суровость, супруге регистора Трениума лесть явно пришлась по вкусу, хотя она и постараласьне показывать этого.

— Что вы могли видеть, госпожа Ника, живя среди дикарей? — то ли с презрением, то ли с жалостью проворчала собеседница. — Они, наверное, всю жизнь не моются и воняют хуже козлов!

У Ники чесался язык рассказать, как аратачи летом купаются в ручьях и озёрах, а зимой ходят в пещеру с тёплым целебным источником, но она благоразумно промолчала, не желая с первого дня ссориться с властной тёткой.

— Я приготовила платье, более подходящее для девушки знатного рода, чем эти обноски, — та бросила полупрезрительный взгляд на аккуратно сложенную на лавке одежду племянницы.

Рабыня, с преувеличенным усердием растиравшая спину Ники, вздрогнула, а по лицу стоявшей спиной к двери Риаты промелькнула еле заметная тень злорадной усмешки.

— Это подарок государыни, госпожа Септиса, — покачала головой девушка.

Хозяйка дома встрепенулась, вытаращив глаза на собеседницу.

— Какой государыни? Думай, что говоришь! С такими вещами не шутят. Или ты настолько обезумела от радости, что твоим разумом уже овладела Исми?!

— Неподалёку от Наполя наш фургон опрокинулся, — чётко произнося каждое слово, заговорила Ника, стараясь не обращать внимание на невольницу, водившей губкой по её животу. — По воле богов в это время по дороге двигался поезд императрицы, возвращавшейся в Радл из Галайской долины. Её величество пожелала со мной встретиться, а потом пригласила на ужин, который прошёл на вилле господина Лепта Маврия Куста. Сомневаетесь в моих словах, спросите господина Минуца.

Она раздражённо отстранила чересчур усердную рабыню.

— Довольно!

Супруга регистора Трениума глянула через плечо, и одна из сопровождавших её невольниц скрылась за дверью.

"Проверяет, — усмехнулась девушка, неспешно выходя из воды к уже приготовившей полотенце Риате и буквально кожей ощущая, как скользит по телу напряжённо-оценивающий взгляд новоявленной тётки. — Ну, полюбуйся. Конечно, не Венера Милосская, но есть на что посмотреть. Только бы ещё ноги побрить. Ладно, это как-нибудь в другой раз."

Проигнорировав протянутую местной рабыней набедренную повязку, Ника взяла у своей чистые трусики, вызвавшие неподдельный интерес Пласды, на какое-то время превративший её из суровой хозяйки дома в любопытную женщину.

— Что это? — спросила она, глядя, как гостья завязывает верёвочку, заменявшую ей резинку.

Племянница объяснила и даже приказала Риате быстро принести из комнаты ещё одни, дабы госпожа Септиса сама смогла оценить удобство данного предмета дамского туалета.

— Шить их легко, а ходить гораздо удобнее, чем в набедренной повязке.

— Неужели дикари такие носят? — с сомнением в голосе спросила собеседница.

— Нет, конечно, — рассмеялась племянница, влезая в подаренное тёткой платье, которое, как и следовало ожидать, оказалось ей немного коротковато. — Сама придумала. Приходилось много ходить, вот я и сшила себе такую штуку.

Пока дамы беседовали об особенностях различных фасонов нижнего белья, Риата споро завязала на хозяйке пояс и обула сандалии.

Вернулась уходившая куда-то невольница и что-то прошептала на ухо госпоже. Та пристально посмотрела на гостью и вышла из комнаты. Ника последовала за ней.

"Совсем стемнело, — хмыкнула она про себя, глядя на рассыпанные по небу звёзды и с трудом сдерживая зевоту. — Где же это дядюшка шляется так долго?"

— Госпожа Септиса, — окликнула девушка шагавшую впереди хозяйку дома.

— Да, госпожа Ника? — обернулась та.

— Госпожа Торина Септиса сказала, что вы нашли мне жениха?

— Да, — сухо повторила тётка.

— Кто он? — спросила племянница, останавливаясь у двери своей комнаты.

— Постум Аварий Денсим, — коротко бросила собеседница, всем видом демонстрируя нежелание беседовать на данную тему, и торопливо перевела разговор. — Скоро придёт господин Септис, а у вас волосы растрёпанные. Неужели вы собираетесь предстать перед родным дядей в таком виде?

— Сейчас Риата что-нибудь сделает, — отмахнулась девушка, открывая дверь.

— Нет, так не пойдёт! — решительно запротестовала хозяйка дома. — Если среди варваров или в дороге вы могли себе позволить выглядеть кое-как, то здесь в столице следует следить за собой и не забывать, кто ваши родственники!

"Вот батман!" — мысленно фыркнула Ника, с трудом выдавив более-менее вежливое:

— Я никогда об этом не забывала, госпожа Септиса.

Видимо, почувствовав в её словах раздражение, тётушка снисходительно заметила:

— Ваша рабыня просто не знает, какие причёски теперь делают в Радле.

— Госпожа Септиса! — взмолилась племянница. — Уже поздно, скоро спать… Я очень устала. Давайте хотя бы сегодня обойдёмся чем-нибудь попроще!

Сжав губы в тонкую нить, супруга регистора Трениума окинула её презрительным взглядом, и нехотя кивнув, развернулась, собираясь уйти.

Но собеседница попыталась остановить её новым вопросом:

— А кто такой Постум Аварий Денсим?

— Главный смотритель имперских дорог, — не задерживаясь, бросила через плечо Пласда.

Войдя в комнату, Ника опустилась на табурет и грустно посмотрела в стоявшее на столике тусклое серебряное зеркало.

— Что с причёской делать, госпожа? — робко поинтересовалась Риата, беря в руки изогнутый костяной гребень.

— Косы заплети и всё, — равнодушно отозвалась погружённая в свои мысли хозяйка.

Судя по всему, её будущий жених тётке явно не нравится. Это можно легко понять по тому, как она о нём говорит. А вот бабуля, кажется, наоборот, в восторге от Постума Авария. Если жена регистора Трениума приняла Нику с подчёркнутой холодностью, то его мать, напротив, всячески демонстрирует свои родственные чувства. Отсюда напрашивается вывод, что потенциальный кандидат в мужья не так уж плох. Вот только попаданка категорически не хотела связывать себя узами брака с тем, кого в глаза не видела.

До её слуха донёсся какой-то шум.

— Быстрее! — резко приказала она рабыне. — Кажется, Итур Септис пришёл, а я ещё не готова!

— Сейчас, добрая госпожа! — взмолилась Риата, торопливо заправляя непослушную прядь. — Если только вот так.

Её хозяйка еда успела накинуть на плечи покрывало, когда в дверь громко постучали, и послышался незнакомый голос:

— Госпожа Ника!

Кивнув невольнице, девушка встала, чувствуя, как начинают мелко дрожать колени. Только сейчас она со всей отчётливостью поняла, что странствие окончилось, и начинается новый, возможно, гораздо более трудный этап её жизни.

В гостеприимно распахнутую дверь вошёл мужчина среднего роста, среднего телосложения с круглым, абсолютно не запоминающимся лицом, в белом плаще поверх такой же белой туники с рукавами и украшенной вышивкой воротом. На правой руке тускло поблёскивал украшенный красными камнями золотой браслет, толщиной раза в два больше, чем у сотника Тарквица.

Из-за спины хозяина дома выглядывала его супруга, мать и ещё какие-то люди.

— Похожа, клянусь молниями Питра! — разглядывая гостью, пробормотал вместо приветствия регистор Трениума. — Если бы не рост, подумал, что к нам вернулась сама Тейса.

— А ты ещё не хотел никого посылать! — вытирая платком красные, слезящиеся глаза, пробормотала Торина Септиса. — Я-то сразу поняла, что небожители послали мне внучку.

— Оттуда, куда ушла мама, не возвращаются, господин Септис, — склонившись в поклоне, сказала Ника.

— Хвала богам, хоть ты до нас добралась, — широко улыбнулся собеседник. — Пойдём ужинать. Там всё о себе и расскажешь.

— У меня к вам письмо от отца, господин Септис, — девушка обернулась к Риате, которая уже протягивала ей знакомую шкатулку. — Только мне пришлось разрешить прочесть его господину Минуцу.

— Знаю, знаю, — махнул рукой собеседник. — Он мне писал. Потом отдашь. Сейчас пора вкусить яств и восславить Диноса. Ты, наверное, голодна? Я так быка готов съесть и даже не запивая!

— Господин Септис, — пока не будет специального разрешения, новоявленная племянница решила обращаться к дяде сугубо официально. — Отец написал письма маминым сёстрам, но господин Минуц сказал, что госпожа Урба Грания умерла…

— Да, — со вздохом подтвердил регистор Трениума. — Она уже покинула нас.

— Тогда мне бы хотелось отдать письмо госпоже Анне, — через секундную паузу продолжила девушка.

— Я недавно рассказывал о тебе её мужу Олию, — хмыкнул дядя. — И завтра же пошлю кого-нибудь к ним домой.

— Спасибо, господин Септис.

— Если бы ты вернулась пораньше — могла бы застать и Урбу, — грустно покачал головой собеседник. — Император помиловал сенатора Госпула Юлиса Лура ещё двенадцать лет назад. Но вы с отцом почему-то не очень спешили.

— На это у него имелись свои причины, господин Септис, — сухо проговорила Ника. — И я их вам изложу.

Столовая в доме регистора Трениума своими размерами почти не отличалась от аналогичного помещения на вилле Маврия. Только вместо натюрмортов стены украшали изображения пирующих мужчин с пышными зелёными венками на головах. Неизвестный художник достаточно тщательно прописал лица, чтобы гостья легко смогла узнать среди них хозяина дома с большим кубком в воздетой к потолку руке.

— Я не люблю ужинать в одиночестве, госпожа Ника, — проговорил хозяин дома, радушным жестом указав на расставленные вдоль стен широкие, застланные коврами ложа. — И обязательно приглашаю кого-нибудь из друзей или коскидов разделить со мной трапезу.

Он гулко рассмеялся, хлопнув себя по объёмистому животику.

— Но едва я узнал, что ты наконец-то добралась до дома, тотчас отослал их прочь. Сегодня наше семейное торжество. Не правда ли, Пласда?

— Как ты решишь, дорогой супруг, так и будет, — скромно потупила взор хозяйка дома.

— Праздник у нас! — вскричала Торина Септиса, звонко высморкавшись в платок. — Бессмертные боги позволили мне прижать к сердцу ещё одну внучку, плоть от плоти, кровь от крови нашей несчастной Тейсы!

— Располагайтесь, — громко распорядился её сын, протискиваясь вдоль стены к центральному ложу.

Скромно присев с краю, Ника вытянула ноги, давая возможность Риате развязать ремешки сандалий, но тут совершенно неожиданно запротестовал дядюшка:

— Нет, нет! Иди сюда, чтобы я мог расслышать каждое слово.

"Вот батман!" — мысленно выругалась новоявленная племянница, которой как-то не очень хотелось валяться рядом с близким родственником. Мало ли какие фантазии придут ему в голову? Однако, отказываться от такого почётного предложения она не посмела и скрепя сердце устроилась на центральном ложе. Странно, но судя по выражению лица, Пласда отнеслась с полным равнодушием к столь тесному соседству своего мужа с молоденькой родственницей.

После того как все улеглись, хозяин дома принял из рук молоденького, смазливого раба наполненный вином кубок. Отточенным движением регистор Трениума плеснул несколько капель на пол и торжественно возгласил:

— Возблагодарим богов за то, что в нашей семье появилась ещё одна молодая красивая девушка.

Вино оказалось настолько сладким, что попаданка на миг подумала, будто за то время пока, Наставник прятался в Некуиме, его соотечественники научились делать сахар. Но оставшееся на языке странное, металлическое ощущение быстро развеяло иллюзию.

Осушив бокал, Ника вслед за остальными набросилась на еду. Как и полагалось на подобного рода застольях, кушанья представляли собой либо отдельные изделия: вроде пирогов, колбасок, завёрнутого в какие-то листья рубленого мяса с грецкими орехами, или оказались уже порезанными на куски: как то ли курица, то ли утка и душистых свиной окорок. А в больших чашках с салатами и кашами торчали специальные ложки, чтобы пирующие могли наложить порцию себе на тарелку. Однако, как и на вилле Маврия, девушке на дали спокойно поесть.

Видимо, дядя, несмотря на свои слова, уже успел где-то изрядно перекусить, потому что через несколько минут отодвинул позолоченное блюдо.

— До сих пор не могу поверить, что мой шурин решился отравиться за океан! Он не рассказывал, как это получилось?

— Очень часто, господин Септис, — аккуратно вытерев губы салфеткой, Ника внутренне собралась, готовясь к самому главному экзамену на пути к окончательному обретению имени и статуса в здешнем обществе.

Регистор Трениума просто обязан ей поверить. В противном случае окажется, что весь длинный и тяжёлый путь проделан зря. К счастью, многочисленные репетиции этого разговора сыграли свою благотворную роль, и слушатели сидели, как зачарованные, позабыв про еду.

Паренёк-виночерпий стоял с широко открытым ртом, судорожно прижимая к груди кувшин. Рабыни, не стесняясь, плакали, вытирая струящиеся по щекам слёзы. Только сама рассказчица и Риата выглядели более-менее спокойно.

— Почему же он не поверил купцу?! — не выдержав, прервал девушку дядя. — Вы же могли вернуться гораздо раньше!

— Отец сказал, что эта новость показалась ему чересчур хорошей для правды, поскольку на протяжении многих лет небожители радовали его слишком редко. Поэтому он попросил своего друга ещё раз всё перепроверить. И только когда торговый партнёр господина Картена, пользовавшийся его полным доверием, побывав в Радле, нашёл на стене Сената имя Госпула Юлиса Лура, отец начал собираться…

— Но ты всё равно вернулась одна! — не дал ей закончить собеседник.

— Увы, — печально развела руками Ника. — Отец вдруг решил, что слишком стар для такого долгого и тяжёлого путешествия.

— Лаций болен? — с тревогой спросила бабушка.

— Не знаю, госпожа Торина, — потупила взор Ника. — Только он всё время повторял, что не хочет быть похороненным в море.

— Вот как? — недоверчиво вскинул брови регистор Трениума, знаком приказав наполнить свой бокал.

— Предчувствие его не обмануло, — чуть понизив голос, рассказчица обвела мрачным взглядом враз притихших слушателей. — Путь через океан оказался очень тяжёлым.

В самых живописных красках она поведала, как корабль попал на спину Змеи, о мучившей мореплавателей жажде, о голоде, о страхе и отчаянии, охватившем команду, о том, как снизошедший до их молитв Яроб прислал северный ветер, вырвавший судно из цепких лап течения.

Торина Септиса ещё сильнее расплакалась, размазывая по лицу убогую местную косметику. Хозяин дома, крякнув, потянулся за круглым пирогом, а его супруга, казалось, окаменела. Опираясь локтем о подушечку, она смотрела куда-то вдаль, поблёскивая двумя мокрыми полосками на щеках. Даже Нику, что называется, "проняло" от нахлынувших воспоминаний так, что временами перехватывало горло.

Наверное, именно из-за нахлынувших чувств, никто не обратил внимания на то, что пребывание у гостеприимных северных варваров девушка умудрилась втиснуть всего в несколько слов. После чего, промочив горло бокалом вина и закусив ветчинкой, так же коротенько описала своё путешествие по Западному побережью и Империи, остановившись лишь на истории с обвинением в богохульстве, выдвинутым против неё верховным жрецом этригийского храма Дрина.

А вот встречу с императрицей рассказчица описала довольно подробно, хотя для этого уставшей Нике пришлось старательно подбирать слова, от чего говорила она гораздо медленнее.

Слушатели тоже изрядно устали. Хозяин дома откровенно зевал, часто моргал, тараща осоловелые глаза. Бабуля клевала носом, время от времени дёргая головой и всхрапывая, словно укушенная оводом лошадь. Только тётушка, казалось, с прежним вниманием следила за рассказом новоявленной племянницы.

Закончив своё повествование тем, как она отказалась задержаться в имении Маврия, девушка задала давно интересовавший её вопрос:

— Я слышала, господин Септис, вы уже нашли мне жениха?

— Да, — подтвердил дядя, но тут же предостерегающе махнул рукой. — Но об этом завтра. Всё завтра. Я слишком устал для серьёзного разговора.

Словно желая наглядно продемонстрировать степень своего утомления, он тяжело навалился на плечо помогавшего ему подняться раба.

"Вроде и выпил немного, а на ногах уже не стоит, — недоуменно хмыкнула про себя племянница, глядя, как хозяин дома с помощью уже двух невольников пробирается к выходу из столовой. — Наверное, уже пришёл пьяный, а дома окончательно развезло".

Поймав одну из местных рабынь, она приказала проводить её в уборную. Блестевший чистотой мозаичный пол, мраморное сиденье с аккуратной дыркой, прикрытой ярко начищенной медной крышкой, изображавшей то ли клумбу, то ли венок. Ровно оштукатуренные и побелённые стены разрисованы розовыми кустами. Однако всё это великолепие портила оловянная миска с плавающей в воде губкой. Судя по всему, единственной, на всю семью регистора Трениума. Ясно, что гигиена тут и рядом не ночевала.

"Придётся чаще пользоваться горшком", — с философским сожалением о несовершенстве жизни подумала девушка.

По пути в свою комнату она встретила Пласду Септису и попросила у неё какой-нибудь матрас для своей рабыни.

— С тех пор, как меня едва не похитили в гостинице возле Арадского лагеря, я боюсь спать одна.

— Да, не легко вам пришлось, госпожа Ника, — сочувственно кивнула собеседница. — Идите к себе, я распоряжусь.

Тюфячок оказался изрядно засален, остро попахивал овечьей шерстью, но был достаточно толстым, чтобы Риата не мёрзла на каменном полу.

Несмотря на обилие впечатлений и новые беспокойства, достигшая наконец своей цели путешественница заснула сразу, едва её голова коснулась цилиндрической подушки.

Внезапно в наслаждающееся покоем сознание ворвался тихий стук. Рука девушки метнулась к лежавшему в изголовье ножу.

— Госпожа Юлиса! — донёсся из-за двери еле слышный, но настойчивый шёпот. — Госпожа Юлиса, тут ваши вещи привезли.

Ника уже хотела разбудить сладко посапывавшую Риату, как снаружи послышался смачный шлепок, и знакомый голос Солта зло прошипел:

— Госпожа только легла, устала, а ты орёшь на весь дом, сын петуха и собаки!

— Так корзина… Может, зайти потихоньку? Дверь-то всё равно без запора…

— Заткнись, тупая бестолочь! Вдруг госпожа проснётся, испугается… Забыл, что хозяйка велела её даже утром не тревожить! Отнеси к Трите. Она ей завтра отдаст.

Затем последовал ещё один шлепок, ворчание, всхлипы и шарканье сандалиями по полу.

"Заботится обо мне тётушка, — усмехнулась девушка, зевая. — А сначала плохо встретила. Вот и разберись тут: кто есть кто?"

Во сне ей мерещилась какая-то чертовщина, а потом появился Наставник, и погрозив пальцем, потребовал непременно вернуть "Место Юлисов".

Распахнув глаза, она какое-то время бестолково таращилась в окружающую темноту, изо всех сил стараясь уловить некую очень важную мысль, которая всё выскальзывала, словно кусок мыла в мутной воде.

Внезапно мирно похрапывавшая Риата заворочалась, бормоча себе под нос что-то неразборчивое. И сейчас же всё встало на свои места.

— Ну, конечно! — выдохнула Ника. — Приданое! Без него никак невозможно. Свои же не поймут!

Она сладко потянулась. Кажется, появился шанс по крайней мере отсрочить это совершенно ненужное замужество. А там посмотрим, что ещё можно сделать.

Перед тем как вновь устало смежить веки, девушка приказала себе проснуться пораньше, и взвинченные нервы не подвели.

Узкая щель над дверью только начала сереть, когда она, отбросив одеяло, села на кровати, изо всех сил стараясь прогнать сонную одурь. Заметно похолодало. Крошечный огонёк оставленного на ночь масляного светильника погас. Но глаза уже более-менее чётко различали окружающую обстановку. Надо успеть привести себя в порядок и обязательно ещё утром поговорить с дядей.

Успевшая привыкнуть к её закидонам, Риата безропотно встала и с видом страдающего стоика отправилась сначала на кухню, где зажгла лучинку от тлевших в очаге угольков, потом в бассейн за водой.

Пока госпожа умывалась, невольница сообщила, что местные рабы спят где попало: на кухне, на чердаке, в коридорах. Только у хозяйских любимцев есть крошечные каморки. Выдав столь ценные сведения, она тут же слёзно поблагодарила Нику за то, что та оставила её с собой.

— Ты уже успела поболтать с кем-нибудь из здешних? — спросила девушка, усаживаясь перед зеркалом.

— Нет, госпожа, — вздохнула Риата, перебирая её волосы. — Все ещё спят, только вы поднялись ни свет, ни заря.

В последних словах ясно читался упрёк, привычно проигнорированный хозяйкой.

— Будешь разговаривать — постарайся узнать побольше о женихе, что мне тут отыскали, — Ника криво усмехнулась своему отражению, подумав: " Уж рабы-то наверняка знают не только, что он из себя представляет, но и почему любимый дядюшка так торопится спровадить замуж только что обретённую племянницу. Мог хотя бы для приличия дождаться моего приезда в Радл. Тогда бы и договаривался".

— Слушаюсь, госпожа, — пообещала невольница, заплетая волосы девушки в косы.

— Тебе не кажется, что такая спешка выглядит как-то подозрительно? — продолжила хозяйка, поймав в зеркале взгляд Риаты. — Меня же здесь совершенно никто не знает, тем более этот Постум Аварий.

— Зато всем известен ваш знатный род, госпожа, — резонно заметила рабыня, взяв в рот пару шпилек. — И ваши родственники. Дядя — регистор Трениума это много значит. А есть ещё сенатор Юлис Митрор, проявивший столько участия к вашей судьбе. Всякий будет рад породниться с такими уважаемыми и влиятельными людьми.

— А вдруг я какая-нибудь кривая и страшная? — криво усмехнулась Ника, с огорчением понимая, что некоторая логика в словах собеседницы безусловно есть.

— Ой, да что вы такое говорите, госпожа! — искренне возмутилась невольница. — Да такой красивой девушки ещё поискать, и неизвестно, найдёшь ли!

— Скажешь тоже! — поморщилась хозяйка. — Высокая, как столб, ни лица, ни фигуры.

— Не гневите богов, госпожа, — сурово сдвинула брови к переносице Риата. — Они щедро наградили вас красотой и лица, и тела. Уж мне можете поверить. Я на своём веку немало женщин… видела.

— Помолчи! — прикрикнула Ника, добавив не слишком убедительно. — Ты же знаешь, как я это не люблю.

— Да я же только правду сказала, клянусь Диолой, — тихо, но так, чтобы расслышала госпожа, пробормотала невольница себе под нос.

— Ты не ответила, что было бы, если бы я оказалась кривой и горбатой? — спросила девушка. — Или Аварию всё равно, как выглядит его невеста? Ну, говори, чего молчишь?

— Откуда же я могу знать, что на уме у вашего жениха, госпожа? — пряча глаза, пожала плечами рабыня.

— Ясно, — понимающе усмехнулась хозяйка. — Нет ему до меня никакого дела. Он, небось, на любой женится, будь у неё такие родственники.

"Именно так, — замолчав, с горечью подумала она. — Поскольку больше ничего он обо мне не знает, то дело только в происхождении. Вот батман!"

Стало одновременно и смешно, и грустно. Аристократический род Юлисов, принадлежность к которому не раз выручала её в дороге, неожиданно стал причиной крупной неприятности.

Оглядев себя в зеркало, Ника накинула покрывало и вышла во дворик, где во всю кипела уборка. Отыскав взглядом стоявшую у стены деревянную скамейку с резной спинкой и подлокотниками в виде лошадей, девушка уселась, на всякий случай настраивая себя на долгое ожидание.

Первой на неё обратила внимание хозяйка дома, появившаяся из ведущего в кухню коридора.

— Госпожа Ника? — аккуратно прорисованные брови чуть приподнялись. — Почему вы так рано встали, солнце ещё только взошло.

— После того, как я узнала, что ваш уважаемый супруг уже нашёл мне жениха, как-то не спится, — натянуто улыбнулась гостья. — Я надеялась немного пожить в столице, отдохнуть, осмотреться… А тут сразу замуж.

— Ну, не так уж и сразу, — то ли пытаясь успокоить, то ли со скрытой издёвкой возразила собеседница. — Вы ещё не просватаны, даже брачный контракт не подписан. А прежде чем определиться со свадьбой, необходимо составить ваш гороскоп, сравнить его с гороскопом жениха, и на основании этого выбрать наиболее благоприятный день. Поэтому не переживайте, вы ещё не скоро покинете наш дом.

"Ну спасибо, — мысленно фыркнула девушка. — Утешила, батман!"

Опасаясь, как бы тётушка не почувствовала её нарастающее негодование, племянница поспешила сменить тему разговора.

— И кто всё это будет делать? Я имею ввиду: составлять гороскоп, сравнивать…

— Раньше у нас был свой астролог: Габал с даросских островов, — сказала Пласда, присаживаясь рядом. — Но после того, как из-за одного глупого предсказания супруг едва не лишился благосклонности наследника престола, он приказал выгнать его палками. Другого Итур пока не нашёл. Кругом столько глупцов и обманщиков! Видимо, придётся заказывать ваш гороскоп астрологу господина Авария.

— Значит, как он решит, так и будет? — в голосе Ники проскользнула горькая ирония.

В Некуиме — Колдун аратачей, здесь — какой-то неизвестный звездочёт. Ну почему её судьба так часто зависит от всяких шарлатанов?

— Нет, конечно, — собеседница, кажется, даже обиделась. — Поскольку именно мой супруг принял на себя ответственность за вас, то ему и определять окончательный день свадьбы. Астролог только советует.

— С помощью небожителей я смогла вернуться на родину моих родителей и обрести семью, — стараясь говорить как можно проникновеннее, склонила голову племянница. — Я понимаю, что здесь в Радле могу надеяться только на вас и вашего супруга. Кроме оставшегося за океаном отца вы самые близкие мне люди.

Чуть заметно вздрогнув, тётка как-то странно выпрямилась, торопливо отведя ставшие вдруг отрешённо-холодными глаза, а под напудренной кожей щёк заходили желваки.

— Простите, госпожа Ника, у меня много дел.

— Понимаю, госпожа Септиса, — вздохнула девушка, теряясь в догадках: чем вызвано столь странное поведение свежеобретённой родственницы? — Не легко содержать в образцовом порядке такой большой и красивый дом.

Минут сорок она сидела в одиночестве, наблюдая за невольниками, которые больше суетились, чем работали.

Но вот, наконец, из хозяйской спальни, пошатываясь, выбрался сам регистор Трениума, одетый лишь в набедренную повязку и наброшенный на плечи плащ.

И тут же рабы, словно воробьи от кошки, прыснули в разные стороны, стараясь укрыться от взора хмурого хозяина. Застывшая на скамейке Ника едва рот не открыла от удивления. Ни на кого не глядя, хозяин дома проследовал на парадную половину, почтительно поддерживаемый под локоть пожилым, благообразного вида рабом. Девушка растеряно огляделась, пытаясь найти того, у кого можно было бы узнать причину столь странного поведения Итура Септиса Даума и его домочадцев. Но невольники затаились где-то внутри и не желали появляться на свет. Она уже хотела встать, когда регистор Трениума вернулся.

— Приносил жертвы домашним богам, — улыбаясь, пояснил он, видя недоумение племянницы. — Разве твой отец не совершал этот ритуал?

— Нет, господин Септис, — честно призналась собеседница, краем глаза видя, как появляются рабы с тряпками и деревянными тазами.

Мужчина на секунду нахмурился, а потом понимающе кивнул.

— Конечно, его дом остался здесь…

И без всякого предисловия спросил:

— Ты чего так рано поднялась?

— Хочу поговорить с вами о моём браке, — почтительно поклонилась девушка.

— А чего говорить? — брови регистора Трениума вновь сошлись к переносице. — Дело решённое. Постум Аварий Денсим — влиятельный человек, слуга императора и соратник наследника престола. Я главный в семье и уже обо всём договорился. Лучшей партии тебе всё равно не найти.

— И тем не менее, господин Септис, — продолжала настаивать Ника, игнорируя хмуро-непреклонное выражение опухшей с похмелья, небритой физиономии дядюшки, его мрачное сопение и недобро поблёскивавшие глаза. — Я очень прошу уделить мне совсем немного вашего времени. Клянусь Анаид, речь пойдёт о вещах, важных для всей нашей семьи.

— Ну, хорошо, — нехотя сдался собеседник. — Помоюсь и переговорим. Надеюсь, вы меня не разочаруете, и разговор, действительно, будет серьёзным.

— Можете не сомневаться, — позволила себе слегка улыбнуться девушка.

Многозначительно хмыкнув, хозяин дома проследовал мимо, обдав её густым запахом перегара.

Тем не менее, несмотря на достигнутую договорённость, Ника осталась сидеть на скамеечке, твёрдо решив не выпускать из виду регистора Трениума. До её ушей долетел негромкий на таком расстоянии стук во входную дверь.

"Кого это принесло в такую рань? — удивилась девушка. — Посланец со срочным известием или какой-нибудь торгаш? Тогда привратник должен тётку позвать. Закупкой продуктов хозяйка дома занимается"

Однако тяжёлый, расшитый занавес, отделявший семейную часть дома от гостевой, не пошевелился. Зато чуть позже ещё кто-то пришёл, потом ещё. Очень скоро Нике показалось, что в переднем зале собралось человек десять, которые тихо переговаривались. Изредка слышался приглушённый смех.

Поскольку то и дело мелькавшие в её поле зрения местные рабы не обращали на этот гомон никакого внимания, гостья решила, что подобные сборища здесь случаются нередко, и терялась в догадках: кто бы это мог быть?

Загадка разрешилась сама собой, когда из ведущего к ванной комнате коридора вышел хозяин дома в сопровождении супруги и двух невольников.

— Скажешь Эминею, чтобы вина подал только на мой стол, остальным хватит и браги, — отдавал распоряжения Итур Септис. — Остатки от ужина разделите между собой.

— Благодарю, добрый господин! — со слезой в голосе поблагодарил пожилой раб с выступавшим под хитоном округлым животиком. — Да пошлют вам небожители всяческих благ за такую безмерную щедрость!

— От вас хоть иногда польза есть, — продолжил ворчать регистор Трениума, не обращая внимания на невольника. — А эти бездельники могут только наливаться дармовой выпивкой и жрать в три горла!

— Подумать только! — обратился он к Пласде. — Вчера на форуме малахольные паршивцы не смогли перекричать коскидов Венория Брона, и мне пришлось отвечать этому вместилищу навоза. Нет, никаких им яиц и рыбы, пусть едят фасоль. Да проследи, чтобы в ней не было масла!

— Непременно, господин, — вновь поклонился пузатенький раб.

"Значит, к дядюшке пришли коскиды, — догадалась новоявленная племянница. — А он их вкусняшек лишил. Сурово".

Бросив мимолётный взгляд в её сторону, завёрнутый в простыню Септис прошествовал в свою комнату, куда буквально через минуту заскочили ещё два невольника: сухощавый старик с полотенцем через плечо и с небольшой корзиночкой в руках и уже знакомый виночерпий с подносом, где красовался серебряный кувшинчик и мисочка из того же благородного металла.

"Господин бриться желает", — усмехнулась мысленно девушка.

Она себе уже весь зад отсидела, пока дождалась торжественного выхода, благоухавшего ромашкой, словно летний луг, регистора Трениума. Щеки его блистали чистотой, плечи облегал белый плащ с красной полосой, запястье украшал тот же золотой браслет, а на пальцах поблёскивали перстни. Короткие волосатые ноги властно попирали мрамор пола сандалиями из тёмно-коричневой кожи.

Заметив направляющуюся к нему племянницу, дядя досадливо поморщился.

— Простите, госпожа Ника. Но мне пора выйти к коскидам. Я и так слегка задержался.

— Господин Септис! — смело заступила ему дорогу племянница. — Если вы окончательно решили вопрос о моём замужестве, я бы очень хотела узнать о приданом, потому что вступать в брак без него просто… неприлично!

— Вам совершенно не о чём беспокоиться, госпожа Ника! — снисходительно усмехнулся хозяин дома. — Мы с господином Юлисом уже обо всём договорились.

"А он тут причём? — едва не ляпнула безмерно удивлённая девушка, еле успев прикусить язык и отвести растерянный взгляд от довольной, как у объевшегося кота, физиономии Септиса. — Неужели сенатор именно из-за этого за меня хлопотал, и свадьба — затея вовсе не дядюшкина? То-то он такой заботливый, даже письмо с голубем прислал… Вот батман, да почему же одни козлы кругом!?"

Хозяин дома хотел обойти застывшую столбом гостью, но той удалось справиться с охватившим её смятением. Уняв царившую в мыслях сумятицу, она заговорила вновь:

— Благодарю вас за доброту и щедрость, господин Септис, но, возможно, она совершенно излишняя, и у меня самой имеется достойное приданое.

Настал черёд слегка обалдеть регистору Трениума. Подозрительно щурясь, он пристально оглядел племянницу с ног до головы.

— Что вы имеете ввиду?

— За то время, пока мой отец отсутствовал в Радле, закон, позволявший женщинам наследовать земельные угодья в случае отсутствия прямых наследников, ещё не отменили?

— А разве есть такой закон?

Недоумение родственника казалось таким естественным, что у Ники перехватило дыхание, а душа ухнула куда-то в район щиколоток: "Неужели Наставник что-то напутал? Или… вообще, обманул?"

— Ах да! — энергично закивал головой собеседник, заставив девушку облегчённо выдохнуть сквозь стиснутые зубы. — Я что-то слышал. Кажется, подобный закон Сенат принял ещё в "эпоху горя и слёз", но сейчас о нём мало кто помнит. Это мне отец нанял учителя, заставлявшего зубрить протоколы Сената чуть ли не со времён царя Прегама. Столь чрезвычайное решение приняли после битвы при Ривее. Тогда погибло много аристократов. В некоторых семьях совсем не осталось мужчин, а дальние родственники воевали на стороне противников правивших в Радле сенаторов. Вот они и придумали такой закон, чтобы новые мужья вдов могли владеть землёй по праву. Но с того времени прошло много лет и, возможно, я просто не слышал о его отмене?

— Полагаю, имение моих предков будет более чем достойным приданым? — гордо вскинула подбородок девушка. — И заставит замолчать злые языки. Тогда уже никто не скажет, что дочь Лация Юлиса Агилиса и племянница Итура Септиса Даума вошла в дом мужа нищей!

— Да, поместье большое и удачно расположенное, — задумчиво кивнул дядя. — Но я всё же сомневаюсь: действует ли этот закон по сей день?

— Вам не составит труда это выяснить, — заметила Ника и торжественно объявила. — Помогая вернуть эти земли законной владелице, вы не только обеспечиваете мне достойное приданое, но и восстанавливаете попранную много лет назад справедливость!

— Я совсем забыл об имении Юлисов, — казалось, не обращая никакого внимания на пылкую речь собеседницы, хозяин дома осторожно взял её за локоток и подвёл к скамейке, где она только что сидела. — А тут, действительно, всё может получиться как нельзя лучше.

— И не придётся утруждать почтенного сенатора, — добавила гостья, усаживаясь на противоположном конце. — Я уже и так ему многим обязана. Нельзя же злоупотреблять чужой добротой?

— Поэтому брачный договор, — по-прежнему игнорируя девушку, продолжил регистор Треиума. — Придётся подписывать без указания размеров приданого.

Как всегда в критических ситуациях, разум попаданки работал удивительно чётко, моментально просчитывая ситуацию и подбирая нужные слова:

— Но будет ли это разумно, господин Септис?

— А почему нет? — настороженно нахмурился собеседник.

Из ведущего к кухне коридора вышла Пласда, и заметив беседовавшего с племянницей супруга, направилась к нему.

— Как я слышала, господин Постум Аварий Денсим — очень влиятельный вельможа?

— Он главный смотритель имперских дорог, — явно ничего не понимая, кивнул хозяин дома.

— Что случилось? — подойдя ближе, с тревогой спросила его жена

— Наверное, сама Фиола осенила божественной мудростью госпожу Нику, — усмехнулся муж. — Она сама нашла себе приданое

— Какое? — недоуменно захлопала ресницами женщина. — Где?

— Домилюс! — заявил довольный произведённым эффектом регистор Трениума. — Место Юлисов! Она же осталась единственной из рода младших лотийских Юлисов!

— Но… как госпожа Ника может владеть землёй? — растерянно пробормотала хозяйка дома. — Она же… женщина! Разве так можно?

— В "эпоху горя и слёз" радланский Сенат принял такой закон после битвы при Ривее. Правда под его властью тогда оставался только сам город и окрестности.

— Никогда не слышала ничего подобного, — покачала головой Пласда. — Битва при Ривее… Тогда шла война, и ты сам сказал, что сенаторы в Радле мало чем управляли.

— Но имение Юлисов находится как раз на той части территории Лотии, которая никогда не выходила из-под власти Радла! — рассмеялся довольный супруг. — Так что с этой стороны претензии наследницы Юлисов не оспоришь! Вот только я не знаю, действует ли ещё тот закон, или его уже отменили…

— Тогда это будет очень хорошее приданое, — одобрительно кивнула собеседница.

— Я сегодня же всё выясню в архиве Сената, — пообещал муж, поднимаясь. — И начну готовить прошение императору.

— Подписание брачного договора пока откладывается? — осторожно спросила хозяйка дома.

— Нет, — покачал головой регистор Трениума.

— Да! — решительно заявила его племянница.

— Чего ждать? — нахмурился дядя, глядя на неё сверху вниз.

— Если господин Аварий настолько влиятелен, — проговорила Ника, поднимаясь. — Значит, у него есть не менее знатные враги? Не так ли, господин Септис?

— Так, — кивнул тот, по-прежнему явно ничего не понимая.

— Вы сами говорили, что закон старый, а значит, с возвращением имения могут возникнуть трудности, — девушка понимала, что говорит сумбурно, но планируя беседу, она не знала о желании дяди непременно подписать этот самый контракт. А если судить по рассказам Наставника, расстроить свадьбу после его заключения без скандала уже не выйдет.

— Да причём тут договор?! — регистор Трениума, кажется, начинал терять терпение.

— Подожди, Итур, — сказала Пласда, мягко кладя ему руку на запястье. — Не торопи, видишь, девочка волнуется. Дай ей высказаться до конца.

— Только быстрее! — недовольно буркнул хозяин дома.

— Благодарю, госпожа Септис, — поклонившись, гостья заговорила уже более уверенно. — Я не случайно расспрашивала о врагах господина Авария. Потому что, если возвращение Домилюса мне, как внучке безвинно казнённого сенатора Юлиса, в глазах Сената и императорского двора будет выглядеть торжеством справедливости, то получение столь дорогого поместья невестой такого влиятельного человека многие захотят представить как увеличение его и без того огромных богатств. Что стоит политическим противникам господина Авария затянуть дело, а то и вообще, придравшись к какой-нибудь мелочи, оставить меня без приданого? Вы же сами сказали, что закон очень давно не применялся.

Внимательно слушавшие её хозяева дома озадаченно переглянулись.

— Кто вас этому научил, госпожа Ника? — вкрадчиво поинтересовался дядя.

— Мой отец, — не задумываясь, ответила девушка и пояснила, заметив удивлённый взгляд собеседника. — Он говорил, что до тех пор, пока я не верну землю предков, мне не стоит даже думать о замужестве, и объяснил, почему следует поступать именно так.

Судя по всему, Итур Септис Даум крепко задумался, даже в затылке почесал.

— Есть ещё одна причина, по которой отец не советовал мне торопиться заводить семью, на сей раз новоявленная племянница решила привести подлинные слова Лация Юлиса Агилиса. — Я совершенно не представляю, как правильно вести хозяйство, как с умом распоряжаться рабами. Я даже не умею ткать и не знаю, в чём состоит главная обязанность супруги настоящего радланина.

— Рожать мужу как можно больше крепких и здоровых сыновей! — рассмеялся дядя. — А этому искусству женщин уже давно научили боги.

"Я тебе что, корова?" — зло подумала девушка, одновременно пытаясь принять ужасно смущённый вид, но, кажется, без особого успеха.

— Госпожа Ника права, Итур, — неожиданно вступилась за неё тётя. — Она же выросла без матери, среди глупых дикарей и просто не может знать самых элементарных вещей, известных любой радланке. Тебе же не хочется, чтобы Аварий жаловался родственникам и знакомым, будто семья Септисов подсунула ему невежду и неумёху? А он это может.

Хозяин дома недовольно засопел.

Поощряемая его молчанием, супруга продолжила:

— Пока вы будете добиваться возврата Домилюса, я постараюсь обучить Нику всему, что знаю сама. Пусть вместе с Гэаей помогают мне по дому.

— Я всё выясню об этом законе, госпожа Ника, — решительно объявил регистор Трениума. — И если у вас есть шанс вернуть родовые земли — поговорю с сенатором Юлисом и Постумом Аварием. Возможно, с объявлением о вашей свадьбе действительно стоит повременить.

— Благодарю, что выслушали меня, господин Септис, — с облегчением выдохнув, поклонилась девушка. — Отец часто рассказывал мне о мудрости господина Опта Септиса Гирнуса, а я теперь вижу, что его сын, хвала богам, не уступает ему ни умом, ни рассудительностью.

— Вы, госпожа Юлиса, тоже вполне достойны своих родителей, — снисходительно вернул похвалу явно довольный лестью собеседник.

— Завтрак готов? — спросил он, обращаясь к жене.

— Ждут только твоего распоряжения, — кивнула та.

— Тогда пусть выносят, — велел супруг. — Чтобы не терять времени, я выслушаю этих бездельников в столовой.

— А мы с вами, госпожа Ника, поедим здесь, — предложила Пласда. — Подождите, я сейчас вернусь.

Едва хозяева дома скрылись из глаз, гостья плюхнулась на лавку, и покачав головой, поправила наброшенную на плечи накидку. Несмотря на бурно наступавшую весну, в воздухе всё ещё ощущалась прохлада.

"С чего бы это тётка стала такой доброй? — подумала она, устало откидываясь на спинку скамейки. — Даже учить меня взялась. Хотя её знания мне, скорее всего, пригодятся. Только бы от жениха как-нибудь избавиться. Вот батман, навязали на мою голову заботу! Если сенатор Юлис не пожалел денег не только на поездку до Радла, но и на приданое, то выходит, эта свадьба нужна ему больше, чем дяде. Может, предложить Септису все виноградники, а не половину, как советовал Наставник, и попросить отказать Аварию? Нет, вряд ли он согласится. Ему, небось, лестно породниться с такой богатой особой, да ещё и приближённой к императору. Тогда о виноградниках лучше вообще помалкивать и думать, что делать дальше? Время осмотреться и собрать информацию, я себе, кажется, выиграла".

Мимо прошли невольники, нагруженные подносами с посудой и корзинами с едой. Шагавший последним юный виночерпий, призывно ей улыбнулся, поигрывая густыми чёрными бровями.

"Сколько тебе лет, сопляк? — насмешливо фыркнула девушка, едва не покрутив пальцем у виска. — Двенадцать, четырнадцать? Вряд ли больше. А туда же — заигрывать взялся… бисексуал".

Качая головой, она отвернулась и увидела, как из соседней двери выходит Торина Септиса Ульда всопровождении знакомой толстой рабыни.

— Ника! — удивилась бабуля. — Ты зачем так рано встала? Девушкам надо больше спать. От этого кожа становится мягкой, а в глазах появляется озорной блеск, который так нравится мужчинам.

— Не спится на новом месте, — виновато улыбнулась внучка, решив, что ни к чему нагружать старушку лишними проблемами. Если Итур захочет, сам всё расскажет матери.

— Такое случается, — понимающе кивнула собеседница и обратилась к невольнице. — Я пока с внучкой посижу.

— Подождите, госпожа Септиса! — встрепенулась Дедера. — Я за подушкой схожу. Скамейка-то, небось, ещё холодная!

— А почему сразу не взяла? — нахмурилась хозяйка. — О чём думала, бестолковая?!

И Торина, сжав сухонький кулачок, звонко ударила рабыню в лоб костяшками пальцев.

— Простите, добрая-добрая госпожа! — взмолилась та, заливаясь слезами.

— Вот видишь, Ника, — скорбно покачала головой мама регистора Трениума. — До чего они тупые? На будущее запомни, что хозяйка обязана не только всё помнить, но и за всем следить. Иначе невольники обязательно что-нибудь перепутают или испортят.

— Понимаю, — кивнула слушательница, с почтением внимая первому уроку рабовладельческого домоводства. — Садитесь, госпожа Септиса. Я тут место уже нагрела.

— Спасибо, внучка, — растроганно улыбнулась бабуля, тут же накинувшись на склонившуюся в поклоне Дедеру. — Чего встала? Беги за подушкой, ослица ленивая!

Помогая старушке сесть, девушка удивилась: когда та успела сделать причёску и накраситься? Однако, приглядевшись, поняла, что шевелюра у старушки не своя. Она носила парик из чужих волос, среди которых мелькали искусно вплетённые тонкие седые пряди.

Шаркая сандалиями и тяжело дыша, появилась Дедера с плоской, расшитой узорами подушкой. Хозяйка вновь её обругала и постучала по лбу, где и так уже образовался ясно различимый синяк.

Тем временем рабы принесли квадратный столик, четыре сиденья с подлокотниками, но без спинок, споро расставили посуду.

Чуть позже пришла хозяйка дома с младшей дочерью, а за ними и невольница с подносом.

Завтрак оказался довольно скромный: варёные яйца, фасоль, мёд, лепёшки.

— Чем хотите сегодня заняться, госпожа Ника? — светским тоном осведомилась Пласда.

Однако, прежде чем племянница успела сообщить о своих планах, вмешалась бабуля:

— Нужно немедленно возблагодарить небожителей за её благополучное возвращение, пока они не обиделись.

— Вы правы, госпожа Септиса, — поспешно согласилась внучка, понимая, что пора начинать знакомиться с городом, рядом с которым, скорее всего, придётся провести всю оставшуюся жизнь. — Боги не оставляли меня своими милостями, и я обязана выказать им надлежащее почтение. Только я совсем не знаю Радла. Быть может, кто-нибудь из коскидов господина Септиса меня проводит?

— Вот ещё! — мама регистора Трениума едва лепёшкой не подавилась от возмущения. — Не вздумай связываться с этими прохвостами и бездельниками!

Она с раздражением швырнула в лицо Дедере поданный ей платок.

— Мы поедем в паланкине! Итуру он сегодня, кажется, не нужен?

В ответ на вопрос свекрови невестка нервно пожала плечами.

— Не знаю, — и тут же подозвала одну из рабынь.

— Не переживай, — сидевшая рядом бабушка положила на ладонь внучке высохшую кисть руки, больше похожую на птичью лапку. — Если сын не даст свои носилки, мы возьмём у Пласды.

Она заговорщицки захихикала.

— Всю жизнь мечтала побывать в святилище Сенела, — негромко, но очень прочувственно заявила Ника. — Отец столько о нём рассказывал.

— Мы там сегодня обязательно будем, — решительно кивнула старушка.

— Я тоже хочу с вами! — неожиданно выпалила Гэая. — Мама, можно мне с бабушкой и госпожой Никой принести жертвы? Ну, не устанут эти дурацкие рабы, я же ещё маленькая!

— Что скажешь, госпожа Пласда? — от широкой, добродушной улыбки на лице Торины рельефно обозначились припудренные морщины. — Позволишь мне с внучками возблагодарить богов?

— Как можно запретить подобное благочестие? — натянуто улыбнулась хозяйка дома, и сурово сдвинув брови, обратилась к племяннице. — Вы собираетесь в святилище в таком виде?

"Вот батман! — выругалась про себя девушка. — Опять ей моя причёска не понравилась! Ну уж, устраивать на голове каракулевый воротник я не буду. Мне мелкая завивка не идёт".

И притворно вздохнув, пожаловалась:

— Вы правы, госпожа Септиса, новое платье, действительно, немного коротковато.

Услышав подобную претензию к своему подарку, собеседница холодно усмехнулась.

— Да, с длиной немного ошиблась, госпожа Ника. Итур говорил, что сестра была чуть ниже его. Вот я подобрала одежду на нормальный рост.

"Выходит, у меня ненормальный", — моментально уяснила намёк племянница, лихорадочно подбирая достойный ответ на тётушкину шпильку.

Но тут вмешалась Торина Септиса:

— А ну-ка встань, внучка, я на тебя погляжу.

Критически осмотрев её с ног до головы, старушка пожевала сухими накрашенными губами.

— Да, на пару бы дюймов длиннее. А то уж больно… смело для девушки из благородной семьи.

— Тогда, возможно, вам лучше остаться дома, госпожа Ника? — с милой издёвкой предложила супруга регистора Трениума. — Пока новое платье не сошьют?

Сидеть в крошечной комнатушке, или составлять компанию вредной тётке не хотелось. Поэтому, загнав обиду поглубже, девушка рассказала, как однажды уже вышла из подобного положения.

— Лента? — живо заинтересовалась бабуля, но после короткого размышления отрицательно покачала головой. — Это будет как-то слишком… по-варварски.

— Почему? — изобразила недоумение внучка. — Носят же сенаторы красные полосы на плащах?

— Это знак их высокого достоинства, а вовсе не украшение, — сурово нахмурилась старушка.

— Но смотрится хорошо, — не сдавалась собеседница. — Красиво. Вы же сами видели меня в том платье, которое мне подарила императрица. Я в нём присутствовала на ужине с её величеством, и ни она, ни кто-либо другой не сказали ничего плохого о моём внешнем виде.

— Да я как-то не разглядела его в темноте, — растерянно пробормотала Торина Септиса. — Где оно сейчас?

— В прачечной, — ответила хозяйка дома. — Я приказала выстирать все вещи госпожи Ники.

— Распорядись, пусть принесут, — попросила её старушка. — Хоть на мокрое посмотрю как следует.

Убедившись, что тётушка на какое-то время отказалась от идеи устроить ей завивку, девушка облегчённо перевела дух.

Пока дамы рассматривали не успевший даже слегка подсохнуть подарок императрицы, вернулась посланная к регистору Тренима рабыня. Тот сообщил, что до полудня паланкин ему точно не понадобится.

После недолгого обсуждения невестка и свекровь пришли к консенсусу, приказав принести из кладовой ленты, кусочки ткани, а так же всё необходимое для портновских работ. Само собой мнение внучки и по совместительству племянницы никто даже не спросил.

Возня с шитьём и примеркой заняла около двух часов. За это время Нике подобрали новые сандалии. Несмотря на рост, размер ноги у неё оказался даже несколько меньше, чем у Пласды.

Оценив изделия столичных обувщиков, девушка отметила их своеобразное изящество. Вкус и чувство стиля у тёти явно присутствовали. У особенно приглянувшейся пары толщина подошвы под пяткой оказалась несколько больше, чем под носком, образовав этакую своеобразную платформу с подъёмом высотой всего в пару, казалось бы, совершенно лишних для неё сантиметров. Тем не менее Ника остановила свой выбор именно на них. К неудовольствию родственниц отставив в сторону сандалии с нормальной, плоской подошвой.

Несмотря на то, что посещение святилища вряд ли можно считать выходом в местный "высший свет", девушка всё же решила предстать перед жителями столицы при полном параде, для чего достала заветное нефритовое ожерелье, которое тут же узнала бабуля.

— Это же я подарила Тейсе на дионалии, когда ей исполнилось тринадцать лет! — запричитала старушка. — Так оно не пропало?

— Все мамины вещи отец хранил в сундуке, — нисколько не соврала внучка. — И лишь иногда разрешал мне на них посмотреть.

Парадный паланкин регистора Трениума походил на те, что путешественница видела в поезде императрицы, и представлял из себя довольно хрупкое сооружение из прочного основания, тонких планок по углам, крыши из навощённой парусины, разрисованной красными и синими полосами, а так же полотняных стенок.

Несмотря на то, что господин Итур Септис Даум предпочитал путешествовать лёжа, трое пассажирок, одна из которых не могла похвастаться изящной хрупкостью, разместились внутри без особого комфорта.

Оценив груз, восемь дюжих рабов заметно посмурнели, хотя, на взгляд Ники, один их хозяин весил не на много меньше, чем они трое.

Кроме носильщиков, регистор Трениума отправил с ними двух коскидов, в одном из которых девушка узнала Анка Минуца Декума и вежливо ему поклонилась.

— Я тоже очень рад вас видеть, госпожа Юлиса, — отозвался явно польщённый таким вниманием мужчина. — Со вчерашнего дня вы стали ещё красивее.

— Это потому, что я наконец-то живу среди родных, — проговорила Ника, желая сделать приятное бабуле, но той её слова, кажется, не очень понравились. Вот только внучка никак не могла понять: почему?

— Мы направляемся в святилище Сенела, господин Минуц, — проворчала старушка сварливым, недовольным тоном. — Велите рабам поторопиться. Солнце уже высоко.

— Да, госпожа Септиса, — как-то суетливо поклонился коскид и рявкнув:

— Пошевеливайтесь, ленивые обезьяны! — поспешил занять место перед паланкином.

— Я понимаю, что вы вместе проделали долгий путь, — проворчала бабушка, осуждающе глядя на девушку. — И в дороге ты могла позволить себе некоторые… вольности. Но дома не следует разговаривать с коскидами так… непринуждённо. Всегда помни, что ты племянница их покровителя, а значит, они должны разговаривать с тобой почтительно, не позволяя себе никакой бесцеремонности, которая могла бы быть… превратно истолкована.

Внучку изрядно покоробил надменно-менторский тон, но тем не менее она, склонив голову, проговорила со всей возможной учтивостью:

— Благодарю за то, что указали на мои промахи, госпожа Септиса. Я ещё очень неопытна и понимаю, что должна многому научиться. Хвала богам, что они послали мне такого мудрого наставника, как вы.

Видимо, обрадовавшись тому, что удалось заполучить благодарного слушателя, мама регистора Трениума принялась с жаром читать лекцию о том, как следует себя вести девушке из столь древней и благочестивой семьи.

Поначалу Ника слушала внимательно, но скоро убедилась, что со времени бегства Лация Юлиса Агилиса за океан правила приличия, коих ей придётся придерживаться в радланском обществе, не претерпели сколько-нибудь существенных изменений, и ей стало скучно. Продолжая кивать, поддакивать и даже время от времени вставлять короткие реплики, девушка погрузилась в свои мысли, фоном для которых стало скрипучее бормотание старушки.

Чем дальше носильщики удалялись от дома, тем оживлённее становились улицы. За пределами сонного квартала знати текла бурная, суетливая жизнь большого города.

Пользуясь щелью меж неплотно задёрнутых занавесок, Ника с интересом разглядывала спешивших по своим делам мужчин и женщин, то кутавшихся в жалкие лохмотья, то одетых в приличную, хотя часто застиранную одежду. Мелькали ошейники и таблички рабов, чаще всего сопровождавших своих хозяев, но иногда куда-то спешивших в одиночку с деловым и озабоченным видом.

Шагавшие впереди паланкина коскиды время от времени громкими криками требовали освободить дорогу почтенной матери регистора Трениума.

— … скромность в облике, поступках и желаниях — главное достоинство девушки, — продолжала наставлять собеседница и вдруг рассердилась. — Да ты же совсем меня не слушаешь, Ника!

— Слушаю, госпожа Септиса! — возразила та. — Умение обуздать недостойные порывы, умеренность во всех проявлениях радостей жизни — есть первейшая добродетель. Отец мне не раз это говорил.

— Ну хоть чему-то путному он сумел тебя научить, — проворчала бабуся, недоверчиво буравя внучку выцветшими глазками, и продолжила с прежним накалом. — А по сему не к лицу благонравной девице чрезмерно украшать себя кричащими красками и дорогими драгоценностями.

"На себя посмотри, — с лёгкой иронией подумала Ника. — Лицо в пудре, брови нарисованы, губы намазаны, в парике две золотые шпильки с висюльками, а учит скромности. В таком-то возрасте!"

Однако лицо её при этом по-прежнему выражало только почтительное внимание. А вот Гэая, наоборот, демонстративно отвернувшись, глазела на улицу, отодвинув край занавески. Видимо, бабушкины нотации успели ей изрядно надоесть.

Внезапно младшая внучка воскликнула:

— Орлиная дорога, госпожа Ника! Посмотрите!

— Где? — встрепенулась её двоюродная сестра, услышав название главной улицы Радла и радуясь возможности отделаться от проповедей Торины Септисы.

"Не думала, что она окажется такой занудой", — хмыкнула про себя девушка, выглядывая из паланкина.

Центральный проспект её, мягко говоря, не впечатлил. Ни своей шириной, вряд ли превышавшей тридцать метров, ни окружающими зданиями, большинство из которых были представлены местными высотками.

Окна верхних этажей темнели сберегавшими тепло закрытыми ставнями, а на первых и вторых — их дополнительно украшали крепкие решётки.

Расположенные внизу лавки и трактиры уже зазывали посетителей гостеприимно распахнутыми дверями.

Видимо, из-за особого статуса улицы здесь в изобилии наличествовали вооружённые стражники. Группами по двое-трое они неторопливо прогуливались по "тротуарам", призывая к порядку одним своим присутствием. Вначале Ника приняла их за легионеров, но присмотревшись, обратила внимание на маленькие круглые щиты вместо больших прямоугольных, на толстые короткие копья вместо лёгких дротиков. Да и доспехи у них выглядели не так солидно, как у солдат императорской армии.

В толпе мелькали бродячие торговцы, наперебой предлагая горожанам и гостям столицы пироги, лепёшки, колбасу, пряники, прочую еду, а так же всякую мелочь вроде лент, гребешков и поясов.

Обгоняя носилки Септисов, мимо проследовал красивый паланкин, влекомый чернокожими рабами в меховых шапках, похожих на лохматые папахи и странного вида зелёных хламидах, расшитых огненными узорами.

Со слов Наставника попаданка знала, что в этом мире есть свои негры. Но вот встречать их раньше как-то не приходилось. Видимо, заметив её интерес, Гэая спросила с превосходством коренного столичного жителя перед дремучим провинциалом:

— Никогда раньше не видели укров, госпожа Юлиса?

— Не доводилось, — покачала головой та. — Но отец рассказывал про людей с чёрной кожей, которые живут где-то на юге.

— Они очень сильные, выносливые и дорогие, — продолжила просвещать двоюродную сестру дочка регистора Трениума. — За одного укра или банарца можно купить трёх или четырёх рабов из Либрии, Каены, с Даросских островов.

Занавеска на обгонявших носилках раздвинулась, открыв их взору молодого человека, закутанного в плащ из чёрного меха с серебристым отливом. На вытянутом лице с мелкими чертами застыло выражение скуки, подкрашенные губы кривила презрительная полуулыбка, а в ухе покачивалась серьга в виде жемчужины величиной с фундук.

Поймав взгляд Ники, он равнодушно зевнул и отвернулся.

— Кто это? — спросила девушка.

— Понятия не имею, — небрежно пожала худенькими плечами Гэая. — Это у каких-нибудь дикарей в деревне все друг друга знают, а Радл — город большой. Отец говорил, что здесь живут восемь сотен тысяч человек!

— Много, — уважительно хмыкнула собеседница.

В отличии от других городов Империи, в столице имелся не один, а пять форумов — по числу районов или регистов. Но наряду с ними, центром общественной жизни являлась Орлиная дорога. Здесь находится императорский дворец Палатин, Сенат, а примерно посредине — святилище Сенела, посвящённое сразу трём богам. Такое количество небесных покровителей тоже выделяло Радл из числа других городов не только Империи, но и всего Континента.

Из прочитанного Наставником курса истории, Ника знала, что первым божественным покровителем будущей столицы считался Питр-громовержец. Но ещё при последних царях произошло объединение двух племён. Тогда, чтобы не обижать никого из богов, решили признать ещё и Сухара-всенасущного, отца богов и всей Вселенной. Ну, а священный топор Аксера радлане добыли триста лет назад после кровопролитной войны. Город Тернус, в храме которого он хранился, разрушили до основания, а реликвию вывезли в качестве трофея.

На первый взгляд святилище Сенела показалось Нике слишком скромным для такого большого города. Своими размерами храм вряд ли превосходил святилище Нутпена в Канакерне, хотя из-за обложенной каменными плитами насыпи, казался гораздо выше.

Зато за ним раскинулся обширный парк с покрытыми свежими листочками деревьями и круглым озером, из которого вытекали несколько ручьёв, заключённых в искусственные каменные берега.

Сверху по сторонам широкой мраморной лестницы святилища стояли бронзовые изваяния волка и орла, а у подножия разместились торговцы всем необходимым для жертвоприношения.

В плетёных клетках тревожно курлыкали голуби, на расстеленных поверх прилавков циновках лежали разнокалиберные кусочки ароматной смолы и можжевеловые веточки. Здесь же продавали различные амулеты в виде фигурок богов, животных, кружочков и пластинок с надписями, и крылатых фаллосов.

Жители центральной части Империи почему-то считали, что именно такой талисман лучше всего отгоняет злые чары и приносит удачу. Причём носили его не только мужчины всех возрастов, но и женщины, хотя и редко.

За время путешествия Ника успела привыкнуть к тому, что возле храмов торгуют столь эротического вида штучками, но увидев здесь целую выставку подобных амулетов разнообразных форм и размеров, с трудом удержалась от улыбки. Уж слишком потешно, на её взгляд, они выглядели, покачиваясь на двух натянутых верёвках.

Уловив некий интерес у проходившей мимо девушки, продавец, развесивший всё это великолепие над прилавком, тут же стал нахваливать свой товар, уверяя, будто именно его амулеты самые что ни на есть настоящие и непременно принесут удачу во всех делах.

— Спасибо, но как-нибудь в другой раз, — покачала головой Ника, с тихим ужасом представив, как будет выглядеть с подобным украшением на поясе. — Сейчас я должна принести жертвы небожителям и не могу думать больше ни о чём другом.

Оставив озадаченного таким ответом торговца, она подошла к Торине Септисе, как раз отсчитывавшей деньги за трёх голубей со связанными крыльями и лапками.

— Не трать понапрасну деньги, — неожиданно проворчала бабуля, сунув внучке испуганно дёргавшуюся птичку. — У этих обманщиков никогда нельзя купить ничего стоящего. Я отдам тебе свой талисман. Он много лет хранил меня от бед и несчастий. Теперь пусть послужит тебе.

— А как же вы? — запротестовала девушка. — Я не могу принять такой подарок.

— Мне уже ничего не нужно, — отмахнулась старушка. — Я своё отжила.

"Положу в корзину, и пусть валяется", — моментально решила Ника судьбу эротического амулета, осторожно подхватывая маму регистора Трениума под локоть.

Примерно на середине лестницы пришлось сделать остановку. Торина Септиса запыхалась, но когда внучка попыталась взять у неё голубя, решительно отказалась.

Пока бабуля восстанавливала дыхание, девушка рассматривала мраморные колонны, поддерживавшие казавшийся лёгким и воздушным фронтон, украшенный барельефами трёх богов-покровителей. Из большого круглого окна под самой крышей неторопливо струился дымок.

Их то и дело обгоняли люди, жаждущие милости небожителей, а те, кто уже обратился к бессмертным со своими чаяниями, довольно улыбаясь, возвращались обратно.

Стена за колоннами сверкала свежей побелкой, сквозь которую тем не менее просматривались очертания каменных блоков, из которых её сложили искусные строители.

Мельком оценив толщину дверей, изукрашенных медными и, кажется, даже серебряными накладками, путешественница вошла в зал, воздух которого наполняла густая смесь ароматов душистой смолы, можжевельника и горелого мяса.

В отличии от других храмов, где ей уже довелось побывать, помещение здесь имело форму не прямоугольника, а трапеции. Прямо напротив входа возвышалась бронзовая статуя Питра с курившимся перед ним алтарём, справа — Сухара, слева — Аксера.

Утренняя церемония поклонения богам уже закончилась, но Торина Септиса Ульда без труда отыскала жреца, который за несколько риалов согласился провести обряд для каждого из небожителей.

Боги получили жертвенную кровь, а святилище, кроме трёх голубиных тушек, ещё пятьдесят серебряных монет от матери регистора Трениума и десять от его племянницы за помощь в благополучно завершённом странствии.

— Надо бы ещё Нону почтить, — озабоченно бормотала старушка, спускаясь вниз по мраморным ступеням. — Но сегодня я уже что-то устала.

Успевшие заскучать рабы бодренько подали паланкин, а вот незнакомый коскид смылся, оставив Минуца одного сопровождать родственниц покровителя.

На обратном пути уставшая Торина Септиса задремала, пригревшись под меховым плащом, а младшая внучка, перебравшись к двоюродной сестре, понизив голос до шёпота, засыпала ту вопросами:

— А правда, что варвары поедают своих пленников живыми, и у них рот на животе? Неужели их женщины настолько уродливы, что всё время ходят с закрытыми лицами, а если увидят своё отражение — то падают замертво? Ещё я слышала, что у дикарей за океаном лошадиные копыта вместо ног.

Кроме того, девочка очень хотела знать: видела ли её собеседница одноглазых великанов, и несут ли заокеанские птицы яйца со скорлупой из чистого золота.

Ника терпеливо отвечала, дивясь про себя слишком детской наивности вопросов. На их фоне Вестакия Картен, дочь морехода, купца и по совместительству консула Канакерна, смотрелась гораздо более здравомыслящей и просвещённой. Та по крайней мере не спрашивала про людей с копытами и ртом на животе.

Однако Гэая не походила на дурочку. Возможно, здесь дело в том, что отец Вестакии успел побывать во многих далёких землях, где ему так и не попались ни птицы с золотыми яйцами, ни одноглазые великаны, а для Итура Септиса — всё, что дальше Даросских островов или Ольвии, уже легенда.

— Так вы прямо в лесу жили? — внезапно раздался скрипучий голос Торины Септисы.

— Там везде лес, — пожала плечами внучка, нисколько не удивляясь тому, что бабуся подслушала их разговор. — У аратачей нет ни городов, ни деревень. Они постоянно переносят свои стойбища с места на место. Поэтому отец построил нам свой дом.

— Как построил? — захлопала густыми ресницами Гэая.

— Руками, — не найдя более подходящего ответа, усмехнулась двоюродная сестра. — Сложил из камней стены, покрыл крышу, вкопал столбы под навесы.

Мать регистора Трениума презрительно фыркнула, плотнее закутываясь в плащ, а дочка, покосившись на бабулю, задала очередной умный вопрос:

— А что вы там кушали, госпожа Юлиса?

— В основном — мясо и рыбу, — ответила та. — Ягоды, орехи, съедобные корешки. Всё, что удавалось добыть в лесу.

— Сын сенатора Госпула Юлиса Лура из древнего рода ковырялся в глине, подобно жалким рабам, и словно варвар гонялся за дикими зверями, чтобы не умереть с голоду! — возопила Торина Септиса, всплеснув руками. — О, моя бедная дочь, за что тебя так наказали боги!? В родительском доме Тейса лишь ткала да вышивала, не забывая ухаживать за руками. Ей так хотелось, чтобы они выглядели гладкими и молодыми… А там, на краю света, среди дикарей, куда увёз её муж, моей ненаглядной доченьке приходилось самой свежевать животных, ковыряться в холодных, вонючих рыбьих потрохах!

Старушка закрыла лицо руками, её костлявые плечи затряслись.

— Неужели моя дочь это заслужила? И как только небожители такое допустили?! Да разве с таким умом, красотой и образованием она достойна жизни в лесу?

— Отец рассказывал, что предлагал маме вернуться к родителям, госпожа Септиса, — пробормотала девушка, смутившись при виде искреннего горя матери, потерявшей свою дочь.

— Если бы Лаций захотел — он мог бы ей приказать! — вскричала собеседница, потрясая высохшими кулачками. — Как подобает настоящей радланке, Тейса не посмела бы ослушаться мужа и осталась бы живой. Вместо этого твой отец затащил её на край света к диким варварам, заставил работать, как последнюю невольницу, и тем погубил мою доченьку!

Глаза старушки полыхали яростью, а в дребезжащем голосе звенела такая ненависть, что Ника невольно подумала: "Вот так божий одуванчик! Наверное, Наставник слишком хорошо знал свою тёщу, вот и решил остаться доживать у аратачей".

Видимо, заметив её реакцию, Торина Септиса как-то резко сникла, словно воздушный шарик через неделю после праздника. Губы бабушки скривились в жалком подобии улыбки.

— Прости Ника. Ты-то ни в чём не виновата. Должно быть, коварная Исми затуманила мне разум.

Не зная что ответить, внучка, кивнув, отвернулась и стала смотреть на улицу.

В паланкине повисла вязкая, неприятная тишина, которую не решилась нарушить даже притаившаяся, как мышонок, Гэая.

А в доме регистора Трениума их ждал сюрприз в виде толстой, рыхлой женщины в длинном, щедро украшенном лентами платье, и с высокой причёской, которая ей абсолютно не шла.

Окинув её быстрым, оценивающим взглядом, Ника обратила внимание, что вместо привычных сандалий или башмаков на ногах гостьи бесформенные чувяки, чем-то напоминавшие мокасины аратачей.

— Здравствуй, мама! — вскричала она хриплым, отдышливым голосом, встретив Торину Септису с внучками у ступеней, ведущих из прихожей в первый внутренний дворик. — Рада видеть тебя в добром здравии.

— И ты здравствуй, Анна, — ласково проворчала старушка, обнимая гостью. — Хвала богам, ты наконец-то нашла время проведать свою старую мать!

— Всё дела, — виновато улыбаясь сквозь слёзы, оправдывалась дочь. — И тяжело. Ты же знаешь, как я в холода мучаюсь? Сколько денег на лекарей извели, храму Пелкса золотую чашу пожертвовали, а дышать всё равно тяжело.

Отступив на шаг, она перевела взгляд на девушку.

— Так это и есть дочь Тейсы?

— Меня зовут Ника Юлиса Террина, госпожа Олия, — поклонилась та. — Я привезла вам письмо от моего отца, Лация Юлиса Агилиса.

— Госпожа Септиса уже рассказала, что им пришлось спасаться от гнева императора на самом краю земли. Бедная сестра: что может быть страшнее, чем умереть на чужбине вдалеке от родных людей? Хвала богам, хотя бы вам удалось благополучно добраться до нас, госпожа Ника.

"И эта во всем винит Наставника", — с неприязнью подумала девушка, ощущая нарастающую тяжесть в мочевом пузыре.

— Мы только что из святилища Сенела, — сказала она, мягко улыбаясь. — Позвольте мне привести себя в порядок и принести вам письмо, госпожа Олия?

— Ну, конечно! — благожелательно согласилась та, а Пласда Септиса добавила:

— Мы ждём вас у ткацкого станка.

Женщина кивнула на дверной проём со сдвинутой в сторону циновкой.

У занавеса, отделявшего семейную часть дома, навстречу Нике выскочила Дедера, но тут же отпрянула в сторону, склонившись в глубоком поклоне.

"Пошла встречать хозяйку, — отметила про себя девушка. — А Риата, небось, где-то шляется. Ох, разбаловала я её!"

Однако, на сей раз она ошиблась. Распахнув дверь комнаты настежь, невольница сидела на табуретке, и ловко орудуя иглой, зашивала старую ночную рубашку госпожи.

Заметив её саму, бодро доложила, что все вещи из корзин уложены в сундук, а отданная вчера в стирку одежда сохнет на чердаке.

К сожалению, местные рабы держат себя с ней довольно настороженно. Даже Солт после возвращения старательно делает вид, будто между ними ну совсем ничего не было. Риата предположила, что всё дело в Трите — одной из доверенных рабынь хозяйки.

Тем не менее, кое-что о потенциальном женихе своей госпожи невольница всё же выяснила. Постуму Аварию Денсиму чуть больше сорока лет, и он действительно один из богатейших людей Радла. Вот только в отличии от многих других толстосумов, пользуется любовью горожан за то, что часто устраивает бесплатные раздачи хлеба, оплачивает представления и призовые бои. Однако поговаривают, будто бы эта щедрость вызвана желанием заставить горожан забыть о его низком происхождении, поскольку Постум родился в семье императорского отпущенника.

Ника грустно усмехнулась. Как она и предполагала, разбогатевший нувориш возжелал потешить самолюбие женитьбой на аристократке. А тут как раз подвернулась сирота без денег, без связей, зато уверяющая, будто принадлежит к одному из уважаемых людей в Империи. Откуда он о ней узнал? Ответ напрашивался сам собой: от сенатора Касса Юлиса Митрора. А тот, в свою очередь, от Олкада Ротана Велуса.

Вернувшись из уборной, девушка умылась, и прихватив письмо, оставила Риату, которая, кажется, хотела ещё что-то сказать. Хотя и услышанного уже с лихвой хватило, чтобы испортить хозяйке настроение.

"На целых двадцать лет с лишним старше! — мысленно шипела она, шлёпая сандалиями по мраморному полу. — Ну ладно — на десять или пятнадцать, а тут из него через пять лет песок посыпется! Удружили любимые родственнички!"

Оглядев комнату, Ника сразу узнала ткацкий станок, как две капли воды похожий на тот, что стоял на первом этаже дома Мерка Картена. Только ей показалось, что супруга регистора Трениума пользуется им чаще, чем жена консула Канакерна.

Кроме данного сооружения в помещении присутствовал накрытый стол с кувшином и вазой с яблоками. Непринуждённо беседовавшие тётки и бабуля удобно расположились в креслах без спинок, а внучке предложили сесть на табурет. Принимая из её рук помятый свиток, Анна Олия недоверчиво покачала головой.

— Неужели брат написал его за океаном?

— Да, госпожа Олия, — подтвердила девушка. — Прежде чем попасть к вам, оно вместе со мной проделало путь в тысячи арсангов!

— О бессмертные боги, какая несусветная даль! — пробормотала собеседница, осторожно касаясь пухлыми, как сардельки, пальцами потрескавшейся восковой печати, и тут же отложила папирус в сторону. — Я его дома прочитаю. Сейчас мне хочется послушать, как сестра жила одна среди дикарей?

— Вы ошибаетесь, госпожа Олия, — посчитала своим долгом вступиться за "папу" Ника. — Не одна, а с мужем, которого она не покинула в беде, поступив так, как приличествует женщине из благородного рода Юлисов.

Торина Септиса презрительно хмыкнула, её дочь плотно сжала пухлые, не аккуратно накрашенные губы. Только хозяйка дома, оставаясь совершенно спокойной, с каменной улыбкой попивала разбавленное вино.

— К сожалению, я плохо помню маму, — продолжила девушка. — Она умерла, когда мне было пять лет…

Тем не менее, она добросовестно пересказала несколько придуманных Наставником историй из жизни Тейсы Юлисы Верты у аратачей.

Когда в прихожей послышался голос регистора Трениума, тётушка вдруг резко засобиралась.

— Засиделась я, домой пора.

— Куда торопишься? — недовольно заворчала Торина Септиса. — Сколько времени к матери не заглядывала и сразу уходишь.

— Нет, нет, — запротестовала дочка, с трудом поднимая с сиденья своё тяжёлое, рыхлое тело. — Фору надо проведать, прихворнула она что-то, на кухне присмотреть. Мало ли дел у хозяйки дома?

Она виновато улыбнулась.

— Тогда я тебя хотя бы немного провожу, — предложила мать, делая знак застывшей у стены Дедере.

— Вы, госпожа Ника, заходите ко мне как-нибудь утром, — неожиданно предложила тётя. — Поболтаем, я вас с детьми познакомлю.

— Непременно, — девушка постаралась улыбнуться как можно радушнее. — При первой возможности.

И подумала, что регистор Трениума, кажется, не слишком ладит с сестрой.

— Это вы, Анна, — словно подтверждая её мысли, сухо поздоровался тот, останавливаясь у края бассейна. — Виделись с племянницей?

— Да, хвала богам, брат, — с трудом поклонилась гостья. — Вот, письмо от зятя получила.

— Он написал нам всем, — сказал Итур Септис и скорбно покачал головой. — Жаль, Урбе небожители так и не дали узнать, что у нашей Тейсы есть дочь.

— Я пригласила госпожу Нику посетить наш дом, — Олия тяжело втягивала воздух.

— Разве вы уже уходите? — деланно удивился собеседник.

— Мне пора брат, — подтвердила гостья.

— Ну, пусть сходит, — немного подумав, проговорил хозяин дома. — Я не возражаю.

Откуда-то из прихожей выбежала маленькая, смуглая рабыня, и поддерживая массивную тушу Олии, помогла спуститься по ступеням.

Не глядя больше на сестру, регистор Трениума подошёл к письменному столу, на ходу приказав принести себе бокал вина и что-нибудь закусить.

— Разве ты не будешь обедать? — решила уточнить супруга.

— Нет, — покачал головой Итур Септис, усаживаясь и придвигая к себе листки папируса. — Я встречаюсь с Олом Квантом в трактире "Корона".

— Вы уже были в святилище Сенела? — внезапно спросил он у матери.

— Да, сын, — ответила та. — Паланкин нам больше не нужен.

Обедали женщины семейства Септисов там же, где и завтракали. Набор блюд тоже оказался довольно скромный, ибо по радланской традиции наиболее плотно принято насыщаться за ужином.

Хозяйку дома очень интересовали впечатления гостьи от столицы и главного храма, поэтому за столом засиделись надолго.

Дядя вернулся ещё засветло и с порога объявил, что вечером ждёт сенатора Юлиса и самого Постума Авария Денсима. Поэтому супруга обязана как следует позаботиться об угощении, чтобы ни в коем случае не опозориться перед знатными гостями.

Пласда тут же устремилась на кухню, а слегка пьяненький Итур, плюхнувшись на скамеечку, пригласил Нику сесть рядом.

— Я всё выяснил! Закон, позволяющий женщинам наследовать землю, формально до сих пор не отменён.

— Значит, я смогу вернуть себе Домилюс? — вскричала девушка, которую после утреннего разговора терзали смутные сомнения.

— Да, — кивнув, дядя продолжил с не меньшей важностью. — Я также думаю, что твой отец прав. Не стоит пока привлекать внимание к вашей с Аварием свадьбе. Я постараюсь уговорить его отложить подписание брачного контракта до тех пор, пока не разрешится вопрос с усадьбой. Но если он не согласится…

Регистор Трениума красноречиво развёл руками.

— Я уверена, вы найдёте нужные слова, господин Септис, — не вставая, склонила голову собеседница. — И надеюсь, что господин Аварий окажется столь же мудр и предусмотрителен, как вы.

— Не отдам же я свою племянницу за глупца!? — фыркнул хозяин дома, и вальяжно откинувшись на спинку скамейки, деловито осведомился. — Я могу что-нибудь ещё для тебя сделать?

— Да, — кивнула Ника, выдавая давно припасённую заготовку. — Помогите мне сдержать клятву, господин Септис.

— Какую ещё клятву? — моментально насторожился тот.

— Помните, я рассказывала о своём аресте в Этригии? — спросила племянница, и дождавшись утвердительного кивка, продолжила. — Тогда моей рабыне удалось ускользнуть от стражников. Сначала я подумала, что она сбежала, прихватив все вещи, деньги, а главное — письма отца. И я поклялась именем Анаид, что если Риата меня не бросит, то получит свободу сразу, как только мы прибудем в Радл. И богиня услышала мои молитвы! Риата не только сохранила верность, но и помогла мне избежать каторги и смерти. Именно благодаря ей, обо мне узнал коскид господина Юлиса, а потом и сам сенатор…

— Ты совершенно точно помнишь, что обещала отпустить её сразу, как окажешься в Радле? — после недовольного сопения решил уточнить собеседник, сурово сведя брови к переносице.

— Разве можно забыть подобную клятву, господин Септис? — со смиренной обидой пробормотала девушка.

— Вы поступили очень необдуманно, — покачал головой дядя.

"Вот батман! — новоявленная племянница почувствовала, что начинает злиться. — Да тебе какая разница?! Моя рабыня, что хочу — то и делаю!"

Притворно вздохнув, она в который раз грубо задавила одни эмоции и старательно попыталась изобразить другие.

— Вы, конечно, правы, господин Септис, — громко всхлипнув, Ника с силой потёрла пальцами сухие глаза. — Я ошиблась. Но меня тогда обвинили в чудовищном преступлении, за которое полагается смерть на колу! Одна в чужом городе, кого я могла просить о помощи? Только бессмертных богов. Теперь поздно что-то менять. Слова произнесены, и всеведающие небожители их услышали.

Наконец-то взвинтив себя, девушка заговорила с надрывом, а на щеках заблестели долгожданные слёзы.

— Боги беспощадны! Страшно подумать, что сделает со мной Анаид, если я нарушу освящённую её именем клятву.

— Молодости свойственно совершать необдуманные поступки, — сварливым тоном сурового экзаменатора заявил хозяин дома. — А вообще, женщины сначала делают, потом думают… И то не всегда.

Видя, что гостья ещё сильнее расстроилась, он поморщился.

— Ну хорошо… Но что твоя рабыня будет делать, когда получит свободу?

— Риата говорит, что её единственное желания и дальше служить мне, — ответила Ника, шмыгая носом.

— Подобная преданность достойна похвалы, — слегка смягчился регистор Трениума. — Я посмотрю, что можно сделать.

— Благодарю, господин Септис! — вскричала племянница. — Вы так добры!

— Я же твой единственный дядя, — самодовольно усмехнулся собеседник. — Кто же ещё позаботится о тебе, кроме меня.

Он подался вперёд, явно собираясь подвинуться ближе, но державшаяся на стороже девушка порывисто вскочила.

— Да хранят вас бессмертные боги! Я пойду умоюсь, а то неудобно сидеть рядом с вами с таким некрасивым, заплаканным лицом.

— Иди, — вздохнув, снисходительно усмехнулся хозяин дома, провожая её отнюдь не родственным взглядом.

"Мало мне жениха, так теперь ещё и дядюшка готов в койку затащить!" — с раздражением подумала Ника, рывком распахивая дверь в свою комнату.

От неожиданности мирно дремавшая на сундуке Риата едва не упала, ошарашенно уставившись на хозяйку сонными глазами.

— Спишь!? — буркнула та, плюхаясь на табурет.

— Ой, да что вы такое говорите, госпожа! — привычно заканючила рабыня. — Вот только прикорнула на минуточку.

Поморщившись, девушка взмахом руки велела ей замолчать.

— Господин Септис только что пообещал помочь мне дать тебе свободу.

Невольница вздрогнула, сонный взгляд мгновенно прояснился, а на лице появилось удивлённо-испуганное выражение. То ли ещё не придя в себя или же искренне переживая, та не нашла ничего другого, как ляпнуть:

— Так я вам больше не нужна?

— Не говори ерунды! — прикрикнула Ника. — Ты останешься со мной до тех пор… пока сама не захочешь уйти. Клянусь в этом Ноной и Анаид. Только будешь уже не рабыней, а служанкой.

— Я никогда не покину вас, госпожа! — рухнув на колени, невольница зарыдала и потянулась к руке хозяйки, явно намереваясь её поцеловать.

— Перестань! — отмахнулась та. — Мне тоже не хочется с тобой расставаться. Но эта свадьба…

Тяжело вздохнув, девушка уставилась в стену невидящим взглядом.

— И вообще… Не хочу, чтобы кто-то распоряжался твоей жизнью. А чтобы ты не осталась нищей, я буду тебе платить. Подай пояс!

— Сейчас, госпожа, — недоверчиво глянув на хозяйку, рабыня бросилась к корзине.

Покачав на ладони заметно похудевший золотой запас, Ника бестрепетной рукой уменьшила его ещё на двадцать империалов.

— Это тебе за то, что добросовестно служила мне по пути в Радл.

Нервно сглотнув, Риата посмотрела на кучку тускло поблёскивавших монет, потом на госпожу и вновь на деньги.

— Забери и спрячь так, чтобы никто не знал! — нетерпеливо распорядилась девушка. — Потом сходи за водой. Мне надо умыться. И сделаешь мне причёску. Сегодня Постум Аварий в гости зайдёт. Вдруг и на меня посмотреть захочет?

— Ой, госпожа! — заметалась рабыня, явно не представляя, за что браться? — Сейчас госпожа…

Дабы пресечь бестолковую суету, хозяйке вновь пришлось повысить голос:

— Да угомонись ты! Сначала убери деньги.

Послушно кивнув, невольница сгребла монеты, после чего вытащила из-под кровати узелок со своими вещами.

— Давно бы так, — усмехнулась Ника, когда Риата завернула империалы в какую-то тряпку. — Вот теперь иди за водой.

Умывшись в небольшом медном тазике, девушка уселась перед зеркальцем, позволив всё ещё крайне озабоченной рабыне колдовать над своими волосами.

Как правило, сооружая причёску госпоже, та болтала обо всём подряд, но на сей раз вела себя на редкость молчаливо. Да и у хозяйки не имелось никакого желания трепать языком. Все её мысли крутились вокруг одного: увидит она сегодня своего жениха или нет?

Казалось бы, визит сенатора Юлиса и Постума Авария даёт дядюшке отличный повод устроить что-то вроде смотрин. Надо же ему, как говориться, показать "товар" лицом?

Неожиданно Ника подумала: "Что, если "купца" внешний вид "товара" совсем не интересует, а важна лишь "фирма-изготовитель"? Вполне возможно, Аварий даже не захочет увидеть будущую невесту? Вот батман!"

Она чуть поменяла позу, вызвав недовольное сопение Риаты, продолжавшей укладывать ей волосы.

"Тогда такой жених нам тем более не нужен! — от этой мысли сознание ожесточилось, вновь обретая потерянную ясность. — Понятно, что Септис ухватился за идею возврата Домилюса. Не знаю, по скольку они с Юлисом решили вложиться в моё приданое, но сумма, скорее всего, значительная. Которую дядюшка будет не прочь сэкономить. Только удастся ли ему уболтать Авария, повременить с подписанием брачного договора? Жаль, совершенно непонятна позиция сенатора. Что для него важнее: сохранить деньги или поскорее женить Авария? Если что, двух дядек сразу не уговорить. Как не хочется выходить замуж, да ещё непонятно за кого! А может, отказаться? Вот так прямо и заявить дядюшке: "Нравится тебе Аварий — вот и женись на нём сам!"

Девушка вспомнила рассказ Наставника о том, как в одной из знакомых ему семей отец выгнал сына из дома вроде как за то, что тот стал заглядываться на мачеху. Молодому человеку даже не пришло в голову обращаться в суд или просить защиту у властей, поскольку по местным законам глава семьи имеет полное право распоряжаться жизнью его членов. Помыкавшись по друзьям и знакомым, парень пошёл служить в легион, ибо ничего другого ему не оставалось.

А она Септисам даже не дочь. Станет артачиться — её просто объявят самозванкой и продадут врабство. У сына того радланина хотя бы друзья были, у неё никого. А если сбежать?

Ника криво усмехнулась своему отражению в зеркале.

"Куда? Это в лесу можно попробовать выжить, а среди людей без защиты, без денег в два счёта сгинешь. Нет, это не выход. Надо отыскать способ расстроить свадьбу. Но как?"

— Всё, госпожа! — прервала её грустные размышления довольный голос Риаты. — Теперь вы прекрасны, как сама Диола!

После пристального осмотра себя в зеркало настроение девушки немного улучшилось. Без всякого лака, с помощью лишь расчёски и шпилек рабыня умудрилась уложить её волосы в красивую, довольно сложную причёску, вроде бы и напоминавшую те, что хозяйка видела у горожанок, но гораздо изящнее.

— Ты просто волшебница! — охнула Ника.

— Для вас всё что угодно, госпожа, — поклонилась явно довольная похвалой невольница.

Со стороны прихожей долетел дребезжащий звон медной пластинки.

— Вот и гости пожаловали, — пробормотала девушка, скомандовав. — Закрой дверь, зажги светильник.

— Простите рабу глупую, госпожа, — залепетала Риата, уперев взгляд в пол. — Только вдруг госпоже Септисе это не понравится?

Она замялась.

— Что не понравится? — озадаченно вскинула брови хозяйка. — Говори, я за подсказку только спасибо скажу.

— Солнце ещё не село, госпожа, — по-прежнему не поднимая взгляд, пробубнила рабыня. — А масло дорогое.

Несколько секунд девушка бестолково хлопала глазами. Однако, собеседница явно не шутила, поскольку знала, что за подобный юмор можно схлопотать не только устное взыскание.

— Тебе Септиса что-то сказала? — понизив голос до шёпота, попробовала прояснить ситуацию Ника.

— Нет, что вы, госпожа! — отстранилась невольница.

— Тогда с чего ты решила, что ей не понравится, если у меня в комнате будет гореть светильник? — усмехнулась Ника, вновь посмотрев на себя в зеркало.

— Я случайно услышала, как Трита с Эминеем разговаривала, — воровато оглядевшись по сторонам, склонилась к уху хозяйки Риата. — Трита — это…

— Я знаю, кто это! — отстранившись, оборвала её девушка. — Чего они болтали?

— Будто бы госпожа Септиса ругалась из-за того, что у вас всю ночь светильник горел! — выпалила рабыня.

— А она откуда узнала? — нахмурилась собеседница.

Невольница красноречиво пожала плечами.

— Ну, понятно, — кивнула хозяйка, вспомнив, что дверь в её комнату не запирается ни изнутри, ни снаружи.

"Хотя бы засов какой-нибудь приделать, — подумала она, чувствуя, как стремительно портится настроение. — Ага, кто же мне даст распоряжаться в чужом доме? Вот батман, денег куры не клюют, а на масле экономят!"

— Тогда просто закрой дверь! — распорядилась Ника, поднимаясь.

Закутавшись в плащ, она уселась на скамейку и стала бездумно наблюдать за подготовкой к приёму дорогих гостей. Суетились рабы, несколько раз туда-сюда прошла хозяйка дома.

Из комнатки напротив выглянула любопытная мордашка Гэаи. Заметив двоюродную сестру, девочка, видимо, решив, что та скучает, поспешила составить ей компанию.

— Госпожа Юлиса, — сказала дочка регистора Трениума, чинно усаживаясь рядом. — Вы же плавали по Западному океану, правда?

— Правда, — кивнула погружённая в свои мысли собеседница.

— Расскажите, какой он?

— Огромный, — проговорила девушка. — Настолько, что человек просто не в силах вообразить…

Помимо собственных впечатлений попаданка добавила кое-что из школьного курса географии, и дочка регистора Трениума слушала её с горящими глазами и полуоткрытым ртом.

Их познавательную беседу прервал появившийся из гостевой части дома раб.

— Госпожа Юлиса, вас зовёт господин Септис.

— Извините, госпожа Гэая, — Ника встала, пряча волнение за лёгкой улыбкой. — Мы ещё поговорим с вами как-нибудь в другой раз.

В переднем дворике светильники ещё не зажигали, хотя сумрак уже сгущался, сглаживая очертания предметов и размывая краски.

Хозяин дома расположился в кресле за столом, а гости — на сиденьях без спинок.

По красной полосе на белом плаще девушка сразу определила сенатора в толстом мужчине с двумя подбородками и родимым пятном на обширной лысине, тут же потеряв к нему интерес.

Поскольку Постум Аварий Денсим сидел к ней спиной, то, чтобы увидеть невесту, ему пришлось повернуться вполоборота. В таком положении Ника не могла судить ни о его росте, ни о телосложении, которое скрывал наброшенный на плечи плащ, но широкое лицо с грубыми чертами и глубоко посаженными глазами ей сразу не понравилось.

— Здравствуйте, господа, — чуть поклонившись, она перевела взгляд на дядюшку. — Вы звали меня, господин Септис?

— Да, госпожа Ника, — важно кивнут тот. — Позвольте вам представить своего друга, сенатора Касса Юлиса Митрора из рода старших лотийских Юлисов.

Пристально разглядывавший её гость снизошёл до лёгкого кивка.

— Очень рада вас видеть, господин Юлис, — отвесила глубокий поклон девушка. — Я собиралась в самое ближайшее время лично поблагодарить вас за помощь в благополучном завершении моего трудного путешествия. Но если небожители позволили нам встретиться раньше, позвольте выразить мою самую глубочайшую признательность.

Не поленившись, она ещё раз поклонилась, чем явно произвела на собеседника самое благоприятное впечатление.

— Да пошлют вам всемилостивейшие боги ещё много долгих и счастливых лет. А я всегда буду помнить о том, что смогла вернуться только благодаря вашей щедрости и участия к моей судьбе.

— Мы же Юлисы, — снисходительно усмехнулся сенатор. — Значит, должны помогать друг другу. Нет в мире ничего важнее кровного родства. Не так ли, господин Аварий?

— Оказывая благодеяние близком, человек угождает богам, а значит, помогает себе, — важно кивнул тот, рассматривая Нику, как товар на витрине.

Голос у потенциального жениха оказался негромким, вкрадчивым и каким-то липким, словно старая паутина.

— Господин Аварий просит у меня разрешения ввести вас, госпожа Юлиса, хозяйкой в свой дом! — торжественно объявил регистор Трениума. — Как ваш самый близкий родственник, я уже дал на это своё согласие.

Он красноречиво замолчал, глянув на племянницу так, словно приглашая высказаться.

Выдохнув, девушка почувствовала, как бешено колотится сердце, а пальцы крепко вцепились в уголки наброшенной на плечи накидки.

— Воля ваша, господин Септис. Но отец, которого я обязана почитать всё же превыше вас, наказал мне не выходить замуж до тех пор, пока не будет восстановлена попранная много лет назад справедливость, и Домилюс, наше имение, не вернётся к его законной владелице, последней из рода младших лотийских Юлисов в Империи.

Переведя дух, она внезапно уловила определённо знакомый аромат, который ей до этого в доме не встречался. Пахло явно от кого-то из визитёров.

"Странный выбор парфюма", — совершенно некстати подумала Ника.

Хозяин дома посмотрел на гостей с таким видом, будто хотел сказать: "Ну, что я говорил?"

Главный смотритель имперских дорог, нахмурившись, схватился за подлокотники, и подавшись вперёд, стал похож на готовую расправить крылья хищную птицу.

— И пусть между нами тысячи арсангов, и я его больше никогда не увижу, — с мрачной торжественностью продолжала вещать ораторша, отчаянно подыскивая слова, способные зацепить заскорузлые души слушателей.

"Может, богами пугануть?" — внезапно подумала она, возвысив голос.

— Но не вернув наши родовые земли, я предам волю отца! А это тягчайшее преступление в глазах небожителей, которое не останется без воздаяния.

Хмуро оглядев молчавших мужчин, Ника добавила паники:

— Все знают, насколько непреклонны наши боги! Вдруг они захотят покарать не только меня?

— Вы не жрица, чтобы толковать волю богов, — покачал лысой головой сенатор.

— Я всего лишь поделилась своими опасениями, господин Юлис, — потупив взор, сказала собеседница.

— Если вам так необходимо это имение, госпожа Юлиса, я готов его купить! — внезапно с апломбом заявил Аварий. — У меня уже есть двенадцать усадеб, эта будет тринадцатой. Кто сейчас владеет Домилюсом, господин Септис?

— В тысяча пятьсот тринадцатом году император пожаловал его Волсу Аттилу Веру, трибуну Второго Северного легиона, — ответил регистор Трениума. — Четыре года назад он умер. Сейчас имение принадлежит его старшему сыну Коруну, брату сенатора Сципа Аттила Кватора.

— Этот задёшево не отдаст, — покачал головой Юлис.

— Ну, и сколько он может запросить? — сухо поинтересовался главный смотритель имперских дорог.

— Тысяч четыреста, — не задумываясь, ответил хозяин дома. — А то и полмиллиона империалов.

"Ну ни батман себе!" — мысленно охнула девушка, едва успев подхватить и вернуть на место нижнюю челюсть.

— Отчего же так дорого, господин Септис? — недоверчиво нахмурился гость. — Я полагал, самое большее — тысяч триста.

— Место хорошее, господин Аварий, — охотно пояснил тот. — Имперская дорога рядом. Плодородная земля, ухоженные богатые виноградники, озеро. Большая вилла, которую полностью перестроили перед восшествием на престол императора.

— Замечательное приданное, господин Аварий! — рассмеялся сенатор, видимо, довольный тем, что ему не придётся раскошеливаться.

— Да, клянусь Питром и Семрегом! — с энтузиазмом поддержал его главный смотритель имперских дорог. — Только как его вырвать из загребущих лап Аттилов?

— Господа! — привлёк внимание гостей хозяин дома. — Давайте не будем утомлять госпожу Нику скучными мужскими разговорами?

И не дожидаясь их реакции, обратился к племяннице:

— Передайте госпоже Септисе, чтобы накрывали на стол.

— Подождите, госпожа Юлиса, — остановил её потенциальный жених. — У меня для вас подарок…

— Эй, Кром! — крикнул он в прихожую. — Неси шкатулку!

— Бегу, господин! — отозвался молодой звонкий голос.

Из сгустившегося сумрака выскочил молодой, рослый мужчина в жилете из шкуры какого-то пятнистого зверя поверх длинной туники с рукавами. Даже при скудном освещении выделялась его широкая, белозубая улыбка на бледном, чисто выбритом лице. На груди невольника блестела медная табличка, а в руках он держал ящичек размером с пачку бумаги формата А-4.

Не удосужившись даже поднять своё седалище, главный инспектор имперских дорог небрежно махнул в сторону всё ещё стоявшей столбом девушки.

— Примите сей скромный подарок, госпожа Юлиса, как знак моего восхищения вашей несравненной красотой. Клянусь небожителями, когда вы войдёте хозяйкой в мой дом, то найдёте там много подобных приятных глазу вещиц.

Протягивая ей шкатулку из тёмно-красного дерева, раб одновременно приподнял украшенную инкрустациями крышку.

Внутри тускло поблёскивали гладко отшлифованными камнями три заколки для волос в виде золотых цветов на тонком железном стебле.

За время своих странствий Ника часто посещала местные рынки, где в том числе имела возможность ознакомиться с продукцией местных ювелиров. Поэтому данные украшения её не поразили. На взгляд путешественницы, они выглядели как-то слишком скромно для одного из богатейших людей Радла.

Тем не менее, свято помня, что "дарёному коню в зубы не заглядывают", она сочла необходимым поблагодарить главного смотрителя имперских дорог:

— Спасибо за подарок, господин Аварий.

— Надеюсь, при нашей следующей встрече увидеть их в вашей причёске, — вальяжно проговорил собеседник и вновь то ли поёжился, то ли передёрнул плечами.

Приняв от раба тяжёлую шкатулку, девушка ушла на семейную половину дома, успев услышать за спиной приглушённо-заговорщицкий голос регистора Трениума:

— Главное — сохранить всё в тайне!

Едва она осознала, что её план удался, и подписание злосчастного брачного контракта удалось отложить, как тут же свинцовым одеялом навалилась усталость. Колени задрожали, и Нике пришлось на пару секунд даже упереться рукой о стену, с удивлением чувствуя, что спина стала мокрой от пота. Душевная беседа с дядей и его приятелями вымотала не хуже многокилометровой погони за раненым оленем в лесу Некуима.

— Госпожа Юлиса! — окликнула её хозяйка дома. — Господин Септис ничего не велел передать?

— Сказал, что можно накрывать на стол, — ответила девушка.

Тётушка тут же поспешила на кухню, а племянница, чтобы никому не мешать, скрылась в своей комнате, где продемонстрировала подарок потенциального жениха многоопытной Риате. Та очень тщательно осмотрела шпильки, буквально обнюхав каждую из них, и отыскала множество царапин, а один из тёмно-синих непрозрачных камней и вовсе оказался с трещиной.

После чего рабыня осторожно высказалась в том смысле, что подобные подарки явно не соответствуют слухам о несметном богатстве Постума Авария. На её взгляд, украшения тянули самое большее на сто или сто пятьдесят империалов.

— Так он ещё и жмот! — заключила путанную речь невольницы хозяйка.

За ужином, вновь проходившим исключительно в женской компании, бабуся попросила внучку поделиться впечатлениями о женихе.

— К сожалению, я его как следует не рассмотрела, — нисколько не покривила душой та.

— Ну хоть то, что не такой уж он и старый, увидела? — не отставала настырная старушенция.

— Но и не молодой, — не выдержав, сердито пробурчала себе под нос Ника.

— Вам тоже не пятнадцать лет, — опережая свекровь, сухо заметила тётушка.

Старательно удерживая натянутую улыбку, племянница отодвинула тарелку. Есть уже совершенно не хотелось, зато появилось жгучее желание ответить что-нибудь вежливое и обидное. Вот только в голове, как на зло, вертелись одни ругательства.

За столом повисла настороженная тишина. Гэая с каким-то нездоровым любопытством поглядывала то на неё, то на неторопливо жующую мать.

Внезапно послышалось недовольное ворчание хозяина дома, а через несколько секунд, опираясь на плечо старого раба, появился он сам. Не обращая внимания на настороженные взгляды родственников, Итур Септис Даум торопливо проследовал в направлении уборной.

— Столь неумеренное потребление даров Диноса не делает чести благородному мужу, — с плохо скрытым осуждением покачала головой мать регистора Трениума и неожиданно поинтересовалась:

— Ника, а те дикари, у которых вы жили, вино пьют?

Рассматривая столь резкую смену темы разговора, как своего рода сигнал к примирению, девушка охотно ответила:

— В Некуиме не растёт виноград.

— А я читала, будто северные варвары делают вино из кобыльего молока, — блеснула эрудицией Гэая.

— Лошадей аратачи тоже не разводят, — усмехнулась её двоюродная сестра.

— Госпожа Ника! — окликнул её дядя, возвращавшийся из туалета уже без посторонней помощи.

— Да, господин Септис! — отозвалась племянница.

— Завтра с утра оставайтесь дома и свою рабыню тоже никуда не отсылайте, — распорядился хозяин дома, и на его красной, как кирпич, физиономии расплылась довольная улыбка. — Будем исполнять вашу клятву.

— Спасибо, господин Септис! — искренне поблагодарила девушка. — Да хранят вас бессмертные боги и пошлют ещё множество благ!

— О какой такой клятве идёт речь? — насторожилась тётушка.

Ника охотно рассказала о верности Риаты и своём обещании дать ей свободу, подкреплённом обращением к Анаид.

В отличии от самого регистора Трениума, его мать, супруга и даже дочь поддержали данное решение.

— Подобная преданность очень редко встречается у этих скотов, — проворчала Торина Септиса Ульда.

— Не даром говорится: сколько рабов, столько врагов, — усмехнулась её невестка.

— Ты правильно сделала, решив наградить свою невольницу, — одобрительно кивнула старушка.

Услышав о том, что уже завтра она может обрести свободу, Риата расплакалась, упала на колени, обещая служить верой и правдой, отдать жизнь за госпожу и т. д., и т. п.

Однако, через пару часов, помогая хозяйке раздеться, уже выглядела какой-то озабоченной. После недолгих расспросов выяснилось, что разговор за ужином имел неожиданное продолжение. Госпожа Пласда Септиса подарила рабыне племянницы старые, но ещё крепкие и довольно симпатичные сандалии.

— Они тебе не подошли? — участливо поинтересовалась Ника.

— Даже чуть великоваты, — понизила голос собеседница.

— Тогда чем ты недовольна? — удивилась девушка, присаживаясь на кровать.

— Трита предупредила, чтобы я даже не думала к их хозяйке подлизываться, — тревожным шёпотом сообщила невольница. — Она им, видите ли, уже все уши прожужжала, какая я верная и преданная. Вот я опасаюсь. Тут все рабы за неё.

Горько усмехнувшись, попаданка покачала головой. Даже в таком крошечном коллективе среди, казалось бы, одинаково бесправных людей находятся такие, кто готов вести бесконечную грызню за близость к источнику власти и материальных благ.

— Забудь, — усмехнулась она. — Если завтра утром всё получится, вечером ты будешь выше их всех.

— Да благословят вас небожители, госпожа! — всхлипнула женщина. — До последнего часа буду помнить вашу доброту.

Уже лёжа в постели, Ника внезапно вспомнила странное поведение местных невольников, попрятавшихся, едва из спальни выбрался страдавший с похмелья Итур Септис Даум.

Закутавшаяся в одеяло и плащ Риата охотно просветила хозяйку.

— У радлан издавна повелось, что глава семьи должен просыпаться первым, чтобы принести жертву на алтарь домашних богов. Видно, ваши родственники тоже придерживаются старинных порядков. Только забот у господина Септиса много… Рано встать не всегда получается.

— То есть, прячась от хозяина, рабы делают вид, будто все в доме ещё спят? — усмехнулась девушка, в который раз удивляясь практичности местных жителей. Действительно, если господин, выйдя утром из комнаты, никого не видит, значит, он проснулся первым и может с чистой совестью приносить жертву, как того и требует старинный обычай.

— Может, поэтому госпоже Септисе не понравилось, что у вас всю ночь светильник горел? — еле слышным шёпотом предположила невольница. — Говорят, в давние времена их зажигали только после того, как солнце полностью скрывалось за горизонтом, и гасили перед тем, как лечь в кровать.

"Выходит, мои горячо любимые родственники свято чтут традиции предков, — подумала Ника. — Это плохо. Консерваторы — люди упрямые. Но и у них есть свои слабости. Главное — суметь вовремя их отыскать".


***

Покидая дом регистора Трениума, второй писец рудника "Щедрый куст" не предполагал, что расставание с госпожой Юлисой окажется настолько тяжёлым. Молодой человек чувствовал, что некая частица его души навсегда останется с этой девушкой. Теперь, сколько бы лет не отмерили Олкаду Ротану Велусу бессмертные боги, скольких бы женщин ему не пришлось встретить на своём пути, каждую из них он неизбежно будет сравнивать с Никой Юлисой Терриной.

Но вместе с этим писец с предельной ясностью понимал, что эта девушка потеряна для него навсегда. И дело не столько в том, что знатные родственники не позволят ей встречаться с каким-то коскидом, скорее всего, она сама не захочет продолжить их знакомство.

Молодой человек машинально потёр лоб, осторожно ощупывая недавно зарубцевавшуюся рану. Более чем красноречивый ответ на все его надежды.

Погружённый в мрачные мысли, он едва не прошёл мимо знакомых ворот в высокой, гладко оштукатуренной стене.

Видимо, за время его отсутствия управитель дома сенатора Юлиса поменял привратника, потому что в ответ на энергичный стук в калитке открылось узкое окошечко, и послышался недовольный хриплый голос:

— Чего надо?

Второй писец рудника "Щедрый куст" знал, его одежда выглядит небогато, и время для визита уже неподходящее, тем не менее, грубость раба разозлила его не на шутку.

— Да как ты смеешь, мерзавец, так разговаривать со свободным гражданином, коскидом славного Касса Юлиса Митрора?!

— Простите, господин, — уже вежливо, даже заискивающе пробормотал невольник, по-прежнему даже не думая открывать. — Но я вас не знаю.

— Олкад Ротан Велус! — заносчиво представился запоздалый гость. — Сын Пруса Ротана Глеба!

Тут же звякнул засов, потом ещё один. Как и все обитатели дома, привратник не мог не знать имени секретаря своего хозяина.

Кряжистый здоровяк с лысой головой, посаженной, казалось, прямо на широченные плечи, прикрытые жилетом из толстой кожи, застыл в более чем почтительном поклоне.

Не удержавшись от соблазна, молодой человек, перед тем как ступить на плотно подогнанные плиты двора, влепил звонкий подзатыльник могучему стражу ворот.

В отличие от регистора Трениума, сенатор Юлис имел в столице не просто большой дом, а целую, пусть и крошечную усадьбу с хозяйственными постройками и садиком.

Из конюшни вышел пожилой невольник в облезлом меховом плаще поверх застиранного, но ещё крепкого, без видимых заплат хитона.

Узнав одного из подручных управителя, Олкад остановился.

— Эй, Шоря!

— Да, господин, — поспешно поклонившись, раб выпрямился, подслеповато щуря узкие, запрятанные среди морщин, глаза.

— Не узнаёшь? — усмехнулся молодой человек, величаво расправляя плечи и выпячивая грудь.

— Да это же молодой господин Ротан! — всплеснул руками собеседник. — Хвала богам, вы вернулись! Вот уж обрадуется ваш почтенный отец!

— Где он? — перебил его коскид.

— Так у себя, господин Ротан, — махнул Шоря в сторону дома. — Всё работает с зари и до зари.

— А господин сенатор?

— Откуда же глупым рабам знать, что изволит делать их хозяин? — заюлил старый невольник.

— Он дома или нет? — прикрикнул Олкад.

— Нет, нет, господин Ротан, — энергично замотал головой собеседник. — Как с утра отбыл, так и не появлялся.

Кротко вздохнув, он развёл руками.

— Дела.

Тут же потеряв к старику всякий интерес, молодой человек торопливо поднялся по мраморной лестнице, миновал ряд колонн, прикрывавших фасад дома с высокой резной дверью, не обращая внимание на ещё одного привратника, склонившегося в глубоком поклоне, быстро пересёк богато обставленную прихожую и оказался в первом внутреннем дворике с большим квадратным бассейном.

Олкад знал, что его дно выстлано голубой галькой, которая удивительно красиво смотрится при свете дня, привлекая внимание каждого, кто впервые оказывался в доме сенатора Касса Юлиса Митрора.

Но коскида сейчас мало интересовали прелести интерьера. Почти бегом добежав до стола с пустым хозяйским креслом, он свернул в неприметный коридорчик, оканчивавшийся крепкой деревянной дверью.

Поначалу молодой человек хотел просто ворваться в комнату, служившую архивом сенатора и рабочим местом его секретаря, но в последний момент остановился и вежливо постучал, чувствуя, как бешено колотится сердце.

— Кто там ещё? — сварливо отозвался сильно недовольный голос. — Я же сказал, что занят!

Сына подобное поведение отца нисколько не удивило. Его покровитель всегда входил без стука, а на прочих обитателей маленькой усадьбы Прус Ротан Глеб мог ворчать совершенно безнаказанно.

— Я.

Последний раз они виделись больше года назад, когда второй писец рудника "Щедрый куст" приезжал в Радл по поручению господина Атола.

С тех пор секретарь сенатора Юлиса ещё больше постарел, высох и ссутулился от ежедневного корпения над исписанными папирусами. Вот и сейчас перед ним на столе лежало несколько свитков.

За узкими окнами, выходившими во внутренний дворик, уже царил полумрак, но яркое пламя двухрожкового светильника без труда позволило отцу узнать сына.

— Олкад! Хвала богам, ты здесь!

Кряхтя, он поднялся со своего сиденья с подлокотниками, но без спинки, и вскоре уже обнимал дорого гостя.

— Я рад, что ты добрался благополучно, — шмыгая носом и моргая, Прус отстранился и ещё раз оглядел отпрыска с ног до головы.

— Как раз позавчера принёс в жертву Геладе голубя, и небожительница меня услышала!

Внезапно посмотрев за спину молодого человека, он с тревогой спросил:

— А где госпожа Юлиса? Неужели ты оставил её во дворе?

— Она решила остановиться в доме регистора Трениума, — объяснил Олкад. — Я ничего не мог поделать. Всё же он ей родной дядя. Надо бы доложить покровителю…

— Сегодня он приглашён на ужин к купцу Полу Анкию, и вероятно, вернётся очень поздно, — покачал головой секретарь. — И сильно пьяным. Но завтра утром я ему обязательно всё расскажу.

Отец жестом пригласил сына сесть на стоящую у стены лавку, свитки с которой он бесцеремонно свалил на пол.

— На эту девушку у сенатора большие планы, — многозначительно заявил Прус, усаживаясь рядом.

— О чём вы? — живо заинтересовался молодой человек.

— Он хочет выдать её за Постума Авария Денсима!

— За сына отпущенника?! — охнул второй писец рудника "Щедрый куст".

— Подумаешь! — презрительно отмахнулся собеседник. — Зато он главный смотритель имперских дорог, несметно богат и считается близким другом наследника престола. Очень полезный человек.

— Но разве он не женат? — растерянно спросил сын.

— Пульхия год назад скончалась, — сообщил отец.

— Дочь купца Бетула? — на всякий случай уточнил молодой человек, и дождавшись утвердительного кивка, пробормотал. — Да она даже моложе меня!

— Не дали ей боги долгой жизни, — вздохнул Прус. — Поскользнулась в ванной и разбила голову. Аварий тогда всех рабынь, кто ей прислуживал, по кольям рассадил, за то, что не доглядели. Горевал очень. Устроил раздачу хлеба и призовые игры. Тогда пять медведей затравили и десять львов. Я же тебе писал!

— Да, да, — подтвердил Олкад, потирая лоб и вспоминая, что первая жена Авария тоже прожила недолго и умерла родами, произведя на свет мёртвого мальчика. Безутешный вдовец тогда тоже сильно горевал, плача и стеная пешком проделал весь путь от дома до кладбища за Магурскими воротами на глазах тысяч горожан.

— Что это?! — встрепенулся отец, заметив свежий шрам. — Ты дрался?

— Нет, — в задумчивости покачал головой сын. — Ночью в гостинице выпил лишнего и ударился о дверь.

— Чего же это я сижу! — вновь всплеснул руками секретарь сенатора Юлиса. — Ты же голодный! Подожди, я сейчас.

Прежде чем молодой человек успел возразить, тот с неподобающей для своего почтенного возраста и солидного положения прыткостью выскочил в коридорчик.

— Тука, Усна, Лера! — во всё горло заорал Прус. — Эй, кто-нибудь!

— Что нужно, господин Ротан? — ответил женский голос.

— Беги на кухню и попроси Кулина прислать вина и что-нибудь закусить, — отдал распоряжение секретарь. — Скажешь, ко мне сын из Этригии приехал.

Развернувшись, он с трогательной улыбкой посмотрел на Олкада.

— Не хочу идти на кухню. Разве там дадут нормально поговорить?

— Да, отец, — охотно кивнул тот и наконец решился задать вопрос, давно обжигавший ему язык. — Но по какой причине покровителю понадобилось выдавать госпожу Юлису за Авария? Вы же сами говорили, что он никогда ничего не делает просто так.

— Я рад, что ты не забываешь моих слов, — улыбнулся польщённый Прус. — Сенатор Юлис — один из мудрейших людей, кого я когда-либо встречал. Но всё же…

Собеседник посуровел.

— Он смертный и тоже иногда совершает ошибки.

Отец пристально взглянул на Олкада. Он не скрывал своего желания когда-нибудь передать место секретаря своему потомку, и поэтому старался держать его в курсе дел их покровителя. Однако, на сей раз счёл нужным особо предупредить:

— Надеюсь, ты понимаешь, что об этом больше никто не должен знать?

— Конечно, отец, — с готовностью кивнул молодой человек. — Разве я женщина, чтобы болтать попусту?

— Год назад, в дни Сухара-всенасущного, сенатор весьма неосторожно высказался в адрес первого принца.

— Как же он так! — вскричал собеседник, всегда считавший господина Юлиса чрезвычайно осмотрительным.

— На первый взгляд, он не сказал ничего предосудительного, — поморщился Прус. — Просто тогда сгорела гостиница у Фриденарских ворот, и наш достойнейший покровитель не очень удачно выразился в разговоре об этом.

Вспомнив неприглядную историю, случившуюся с наследником престола в ранней юности, второй писец рудника "Щедрый куст" многозначительно хмыкнул.

— Да, — подтвердил его невысказанную мысль отец. — Ты всё правильно понял. Наш великой император, да хранят его небожители, стар и болен, поэтому даже такая мелкая ссора с тем, кто займёт его место, может принести неприятности.

— Ещё бы, — буркнул Олкад, всё ещё не представляя: причём тут госпожа Юлиса?

Рассказчик не долго держал его в неведении.

— Аварий замолвил словечко за нашего покровителя. Тот преподнёс наследнику банарского жеребца и теперь вновь получает от первого принца приглашения на ужин.

— Но ты же понимаешь, — секретарь строго посмотрел на отпрыска. — Подобные услуги просто так не оказывают.

— Разумеется, — криво усмехнулся тот, внимательно слушая отца.

— Аварий захотел стать зятем сенатора Юлиса! — выпалил Прус.

— Наглец! — буквально взорвался Олкад, тут же понизив голос по требовательному жесту секретаря. — Да как он посмел?! За такое язык вырвать мало! Какой-то отпущенник…

Второй писец рудника "Щедрый куст" замолчал, не находя слов от возмущения.

— Без наглости Аварий не стал бы одним из богатейших людей Империи, — наставительно сказал собеседник. — А деньги нынче значат не меньше, чем знатное происхождение.

— Но господин Юлис, кажется, обещал Алтею трибуну Эмбуцу? — напомнил Олкад.

— Сенатор так ему и сказал, — кивнул секретарь. — Они долго спорили. В конце-концов Аварий согласился на любую другую невесту из рода Юлисов. Но, увы…

Рассказчик развёл руками.

— Их оказалось не так много… Точнее ещё одна, которая хоть как-то его устраивала.

— Куда катится мир! — не выдержал молодой человек. — Сын отпущенника ставит условия аристократам!!!

— Политика, сын мой, — печально вздохнул отец и продолжил. — Наш покровитель пытался уговорить Овия Юлиса Люца из таналийских Юлисов отдать за главного смотрителя имперских дорог его овдовевшую сестру, но тот даже слушать не захотел. Они едва не подрались!

Усмехнувшись, рассказчик опасливо глянул на плотно прикрытую дверь и перешёл на еле слышный шёпот:

— Овий кричал, что пусть лучше его сестра умрёт в одиночестве, чем станет женой старого лагира!

— Что? — вскинул брови сын. — Так Аварий сам… зад подставляет?

— Давно ходят слухи, — многозначительно кивнул отец. — Будто бы он не только любит мальчиков, но любит, чтобы они его любили. Возможно, будь Аварий достаточно родовит, Овий мог бы и согласиться. А так — сын отпущенника, да ещё и лагир…

Он поморщился.

— И теперь наш покровитель хочет отдать за него госпожу Юлису? — голос слушателя предательски дрогнул.

— Ну да! — рассмеялся секретарь. — Хвала богам, твоё письмо пришло очень вовремя. Тогда как раз император опять слёг, и сенатор не знал, как поступить? Кого из женихов выбрать: Авария или Эмбуца? Не спал, почти не ел, приносил жертвы. Выспрашивал астролога, но Боаз вертелся, как скользкий червь, и не говорил ничего определённого. Теперь понимаешь, почему наш покровитель отправил тебе письмо с голубем храма Питра? Он так обрадовался, что первый раз в жизни подарил мне кольцо со своей руки. Но я его приберёг для тебя…

Бодренько вскочив, Прус продолжил, шаря рукой на полке, заваленной свитками и стопками сшитых по углам листов папируса.

— Аварий долго не соглашался взять никому неизвестную девицу и уступил только после того, как господин Юлис пообещал дать за неё приданое, как за свою дочь… Ага, вот оно!

Довольно посмеиваясь, он повернулся, держа в руке золотой перстень с зелёным камнем, но едва взглянул на сына, как лицо его стало озабоченно-тревожным.

И в этот момент в дверь постучали.

— Кто там?! — рявкнул доверенный коскид Касса Юлиса Митрора.

— Это я — Тука! — ответили из коридора. — Господин Кулин прислал пироги с сыром и вино… неразбавленное.

Почти вырвав из рук миловидной рабыни небольшую корзину, старший из Ротанов вытолкал её из комнаты.

— Передай господину Кулину спасибо и иди отсюда. Пошла, пошла!

Постояв с полминуты, он вдруг резко распахнул дверь. Убедившись, что никто не подслушивает, секретарь вновь плотно прикрыл её, и шагнув к сыну, с волнением поинтересовался:

— О бессмертная Диола, неужели она тебе так понравилась?!

— Да, отец, — не стал скрывать очевидное Олкад.

— И ты уже успел с ней покувыркаться? — зло спросил папа, сжав кулаки.

— Что вы?! — вскричал второй писец рудника "Щедрый куст" голосом полным обиды и неприкрытого разочарования. — Я прекрасно знал, кто она такая, а госпожа Юлиса строго блюла честь своего благородного рода.

— Неужели ты поверил, будто эта девица и в самом деле внучка посмертно оправданного сенатора Госпула Юлиса Лура? — вновь обретая хорошее настроение, Прус со смехом поставил корзину на стол.

Странно, но только сейчас молодой человек понял насколько голоден. Переживания, вызванные расставанием с госпожой Юлисой, удивление и растерянность от планов покровителя выдать её замуж наконец-то отступили на задний план, едва нос Олкада учуял запах пирогов.

Бесцеремонно достав один из них и откусив порядочный кусок, он проговорил с набитым ртом:

— Не только я, отец, но и её величество Докэста Тарквина Домнита!

— Что? — секретарь замер с кувшином в одной руке и оловянным кубком в другой. — Откуда императрица знает эту девчонку?

Однако, прежде чем услышать ответ, ему пришлось ждать, пока любимый сын прожуёт и сделает добрый глоток вина.

Слегка утолив голод, молодой человек принялся обстоятельно рассказывать о том, как по дороге их нагнал поезд государыни, как один из всадников охраны, узнав госпожу Юлису, рассказал о ней принцу Вилиту, а тот своей матери, которой почему-то захотелось на неё посмотреть.

— О бессмертные боги, чудеса да и только! — покачал головой ошарашенный Прус, узнав о том, что госпожа Юлиса спешно покинула имение Маврия, не поддавшись на уговоры младшего сына императора. — Не всякая девица откажется от подобного предложения…

— Госпожа Ника Юлиса Террина — истинная аристократка! — с непоколебимой уверенностью заявил Олкад, ломая пополам круглый пирог и отдавая половину собеседнику. — Какая-нибудь обманщица-простолюдинка не упустила бы возможность закрутить интрижку с членом императорский семьи.

— Да, ты прав, девушка поступила необычно, — подумав, с неохотой согласился секретарь, но не желая уступать отпрыску, предположил. — Возможно, она просто очень хитрая и нацелилась на нечто большее, чем пара золотых побрякушек от Вилита, вот и не захотела размениваться по мелочам?

— Ха! — победно усмехнулся сын. Ему очень редко доводилось чувствовать себя умнее родителя, и теперь он буквально упивался этим ощущением. — Она цитирует философов древности, но порой не знает вещей, известных любому мальчишке! Наверное, когда отец рассказывал ей о жизни в Империи, то просто не обращал внимания на подобные мелочи, считая их само-собой разумеющимися. И как могла ловкая мошенница оказаться у священной горы в первую ночь дриниар? Её же хотели на кол посадить! Только благодаря моему ораторскому искусству и блестящему знанию законов, госпожа Юлиса отделалась двухмесячным заточением в храме Рибилы.

Усмехнувшись, Прус разлил вино.

— Хвала богам за то, что помогли тебе выполнить поручение нашего достойного покровителя!

Плеснув несколько капель на пол, он сделал глоток, одобрительно причмокнул губами, оценивая вкус и спросил:

— Ты видел, как её приняли в доме регистора Трениума?

— Его мать сразу же признала в ней свою внучку, — ответил молодой человек. — Обнимала, плакала и всё такое. Нет, отец, она настоящая внучка сенатора Госпула Юлиса Лура, хотя в это и непросто поверить.

Повертев в руках опустевший бокал, старый коскид растерянно пожал плечами.

— Если всё, так как ты говоришь, то госпоже Юлисе не иначе благоволит кто-то из небожителей. Он не только помог девушке выжить среди дикарей и вернуться в Радл, но и нашёл для неё завидного жениха.

Упоминанием о предстоящем замужестве любимой девушки отец вновь вернул сына к печальной действительности. Посмотрев на него с жалостью, секретарь тихо проговорил:

— Лучше забудь о ней. Аварий крепко держит всё, что попадёт к нему в руки. Человек он влиятельный и очень жестокий. Не тебе с ним тягаться.

— Понимаю, отец, — опустил глаза Олкад. — Но ты же знаешь, что с мужчинами делает Диола, и как тяжело устоять перед силой богини любви?

— О да! — печально улыбнулся собеседник. — Когда-то она заставляла бурлить и мою кровь, да так, что едва не лопались вены!

Он ещё раз разлил вино и вдруг предложил:

— Если твои чувства действительно так глубоки, то наберись терпения… Подожди немного. Месяца три, а лучше полгода, и вновь напомни госпоже Юлисе о своей любви.

— Что вы имеете ввиду? — насторожился молодой человек.

— Аварий всё же больше предпочитает юношей, — усмехаясь, пояснил Прус. — И жена ему быстро надоест. А вот ей будет тоскливо и одиноко без настоящего мужчины. Ты же знаешь женскую природу?

От этих слов в душе сына вновь затеплился огонёк надежды. Всё-таки приобретённая с годами мудрость много значит, и отец не зря столько лет служит своему покровителю на почётной, хотя и хлопотной должности секретаря.

Это в Этригии и по дороге в Радл госпожа Юлиса не отвечала на его чувства, потому что торопилась к родственникам и просто не могла думать ни о чём другом. А после того, как поживёт с мужчиной, которому она совершенно безразлична, и как человек, и как женщина, неизбежно вспомнит о том, кто её желал и боготворил.

— Да и ты за это время окончательно разберёшься: так ли она тебе нужна? — продолжал наставлять собеседник. — Быть любовником жены Авария — дело опасное, но если ты считаешь, что она того стоит…

— Стоит, отец! — с жаром вскричал Олкад. — Клянусь Питром, ты даже не представляешь, какая это необыкновенная девушка!

Они успели употребить ещё один кувшин вина и большой кусок ароматного кабаньего окорока, когда наконец-то явился Касс Юлис Митрор.

Он оказался ещё достаточно трезв, чтобы выслушать доклад своего коскида о благополучном прибытии госпожи Ники Юлисы Террины в дом регистора Трениума, но уже слишком уставшим для подробностей.

Поскольку столь значительному политику услуги секретаря могли понадобиться в любое время суток, Прус Ротан Глеб, в отличие от других коскидов, проживал здесь же в доме — под самой крышей из коричнево-синей черепицы.

Пока сын отсутствовал, умер старый раб отца, и теперь ему прислуживала довольно симпатичная рабыня средних лет.

Разглядев в тусклом свете масляного фонаря её миловидное личико, второй писец рудника "Щедрый куст" пьяненько захихикал.

— Вы разбогатели, отец? Или это тоже подарок сенатора?

— Нет! — отмахнулся Прус, плюхаясь на кровать. — Фания хромает, и у неё нет передних зубов. Я купил её на распродаже имущества… одного должника. У меня всё равно далеко ходить не надо… Можешь попользоваться, если есть желание. А я хочу только спать…

Раздев и уложив уже храпевшего хозяина, невольница, достав из сундука тюфяк, стала застилать постель его сыну.

Похмелье и важные дела помешали Кассу Юлису Митрору толком поговорить со своими коскидами. Но перед тем, как срочно отбыть на заседание Сената, он приказал Олкаду Ротану Велусу непременно дождаться его возвращения.

Справедливо рассудив, что покровитель вряд ли скоро освободится, молодой человек направился в бани Глоритарква, где наслаждался забытым комфортом, но увы, только до полудня.

Хотя мог бы побыть и подольше, поскольку сенатор снизошёл до разговора с ним лишь поздно вечером. Уже лёжа в постели он предложил второму писцу рудника "Щедрый куст" сесть на табурет, и прихлёбывая горячее вино с мёдом, внимательно выслушал рассказ о путешествии госпожи Юлисы и её сопровождающих из Этригии в Радл.

Несмотря на покрасневшее лицо и осоловелый вид, покровитель сильно пьяным не выглядел и разговаривал вполне здраво. Он подробно расспросил об обстоятельствах знакомства госпожи Юлисы с принцем Вилитом и императрицей. Так же, как и его секретаря, самого сенатора удивило то, что девушка отказалась задержаться в поместье Маврия.

Внимательно выслушав коскида, собеседник неожиданно поинтересовался:

— А что вы сами о ней думаете, господин Ротан?

Опустив глаза, чтобы ненароком не выдать своих чувств, молодой человек выпалил:

— У неё душа и характер Юлисов!

Покровитель рассмеялся, явно довольный подобным ответом, и шутливо погрозил пальцем.

— Надеюсь, вы не позволили себе ничего лишнего, господин Ротан?

— Я всегда помню, кому обязан всем, что имею, господин Юлис! — прочувственно проговорил Олкад. — И никогда не забывал о своём долге.

Фраза прозвучала несколько двусмысленно, однако сенатору, видимо, понравилась.

Одобрительно хрюкнув, он вдруг подозрительно прищурился.

— А сама она с вами или коскидом господина Септиса не кокетничала? Ничего такого…

Покровитель сделал неопределённый жест волосатой рукой.

— Не предлагала? Возможно, были какие-то намёки, игривые разговоры или нескромное поведение?

— Госпожа Юлиса вела себя в высшей степени достойно, как и подобает девушке столь древнего и прославленного рода! — твёрдо, как на экзамене, отчеканил второй писец рудника "Щедрый куст".

— Я недавно сам с ней разговаривал, — протянув опустевшую чашу рабу, Касс Юлис Митрор вытер платком вспотевшую лысину с большим красным пятном. — Мне она тоже показалась совсем неглупой для женщины.

Откинувшись на подушки, хозяин дома широко зевнул.

— Вы достойно выполнили моё поручение, господин Ротан. Завтра зайдите к управителю и получите тысячу риалов.

— Благодарю, господин Юлис, — вскочив на ноги, поклонился молодой человек, рассчитывавший на награду побольше.

— И пятьсот риалов на дорогу, — неожиданно продолжил покровитель, недвусмысленно давая понять коскиду, что задерживаться в столице не стоит.

— Да благословят вас боги за щедрость, господин Юлис! — вскричал Олкад и затараторил, опасаясь, как бы собеседник не заснул окончательно. — Позвольте пару дней побыть с отцом, господин Юлис? Мы так давно не виделись.

Лицо сенатора с уже закрытыми глазами скривилось так, словно он ненароком глотнул уксус вместо вина.

— Хорошо, но только два дня.

— Спасибо, господин Юлис! — кланяясь, молодой человек стал торопливо пятиться к двери. — Ваша щедрость и доброта безмерны.

Ещё днём он подумал, что неплохобы попрощаться с госпожой Юлисой, а ещё лучше как-нибудь закрепиться в её памяти не просто адвокатом или надоедливым попутчиком.

Что бы ни произошло с ними в Этригии, это уже прошлое, а впереди у Ники Юлисы свадьба. Но хорошо ли она знает своего жениха? Понятно, что ни регистор Трениума, ни сенатор Юлис не станут рассказывать невесте о некоторых его специфических пристрастиях. А если именно ему, Олкаду Ротану Велусу, раскрыть ей глаза?

Скорее всего, девушка сначала просто не поверит, посчитав слова незадачливого поклонника клеветой, вызванной банальной ревностью. Но со временем она неизбежно убедится в правоте того, кто её любил и продолжает любить всем сердцем. И когда Олкад вернётся в столицу, у госпожи Юлисы появится лишний довод в пользу того, чтобы согласиться с ним встретиться.

На первый взгляд, план казался великолепным. Однако, молодой человек, как ни пытался, не мог придумать способ рассказать ей всю правду об Аварии.

Нельзя же просто так заявиться в дом регистора Трениума и попросить позвать его племянницу? Даже если небожители сотворят чудо, и кто-нибудь из Септисов позволит ему встретиться с госпожой Юлисой, хотя бы для того, чтобы попрощаться, их ни за что не оставят наедине. А как будешь разговаривать на столь щекотливые темы при посторонних?

Отец размеренно храпел на кровати, а сын думал, таращась невидящими глазами на еле различимую в темноте обрешётку крыши. Рядом грела бок рабыня, но занятый собственными мыслями Олкад не замечал её присутствия.

Затея всё больше казалась ему безнадёжной. Наученный горьким опытом, от идеи написать письмо и передать его через кого-нибудь из рабов он отказался сразу. Вряд ли регистор Трениума опустится до наказания чужого коскида. Он просто передаст его послание сенатору. А уж на что способен его покровитель, писец знал как ни кто другой.

Понемногу приходя в отчаяние, молодой человек невольно начал восстанавливать в памяти все события, так или иначе связанные с госпожой Никой Юлисой Терриной, и неожиданно вспомнил о её рабыне.

Кажется, та меретта по-настоящему предана своей хозяйке. Данное явление, хотя и редко, но всё же встречается среди этих человеческих отбросов. Что если попробовать предупредить госпожу через неё?

Коскид помнил, что и в Этригии, и останавливаясь в гостиницах по пути в Радл, госпожа Юлиса часто посылала свою рабыню в город одну с разного рода поручениями. Вряд ли она поменяет свои привычки в столице. Ему надо только подождать где-нибудь поблизости от дома Септисов, и перехватив невольницу, рассказать ей всю правду о женихе хозяйки.

Но прекрасно зная, как боги любят смеяться над планами людей, второй писец рудника "Щедрый куст" с грустью предположил, что именно завтра и послезавтра госпожа Юлиса никуда её не пошлёт.

Вспомнив крепко сбитую фигуру служанки, которую, кажется, зовут Риата, её смазливое личико, Олкад подумал, что, пожалуй, нашлось бы немало мужчин, готовых между делом попробовать такую женщину. В Радле многие рабы занимаются проституцией, а кое-кто делает это даже тайком от хозяев.

Поэтому, если попробовать вызвать через рабов регистора Трениума не госпожу Юлису, а Риату, это вызовет меньше вопросов. А если, не приведи небожители, об этом узнает покровитель, можно признаться в порочной страсти к чужой рабыне. Сенатор, скорее всего, просто посмеётся, в крайнем случае, заставит заплатить штраф в пользу законного владельца имущества, но точно строго не накажет.

Ещё раз всё взвесив, молодой человек решил, что завтра до полудня он сторожит Риату у дома Септисов, а если она так и не выйдет, вечером попробует договориться о встрече с ней через кого-нибудь из рабов.

Чрезвычайно довольный тем, что сумел отыскать приемлемый выход из столь сложной ситуации, он сладко потянулся. Настроение резко улучшилось. Даже мелькнула мысль: а не разбудить ли сопевшую рядом Фанию? Но передумав, коскид повернулся к ней спиной и закрыл глаза.

Наверное, когда госпожа Юлиса плыла на корабле по бурному океану, а потом тряслась по извилистым дорогам в компании бродячих артистов, то не могла себе даже представить, что родственники, к которым она так стремилась, подыщут ей жениха настолько не подходящего ни по происхождению, ни по уму.

Уже засыпая, Олкад Ротан Велус печально улыбнулся. Как часто бедняки, переезжая в Радл к разбогатевшим родственникам в надежде получше устроиться в жизни, даже не представляют, какие в столице таятся сюрпризы для наивных провинциалов.

Глава III Кому что на роду написано

Изменяется так странно

И внезапно жизнь людская!

Лопе де Вега «Награда за порядочность»

Утром, укладывая ей волосы, рабыня предложила воспользоваться новыми шпильками, но хозяйка отказалась.

— Не хочу, чтобы кто-то подумал, будто мне понравились его подарки.

— Хорошо, госпожа, — с привычной покладистостью согласилась Риата. — Значит, как всегда, косы?

— Да, — кивнула Ника, буркнув. — Всё равно под накидкой не видать.

И подумала, что даже из такой дурацкой моды можно извлечь пользу. По крайней мере, на улице никто не станет обращать внимание на её причёску.

Перед тем, как отправиться выслушивать обязательные утренние славословия коскидов, дядя ещё раз предупредил, чтобы она никуда не отлучалась.

Заметив скучающую в ожидании племянницу, тётя вдруг вспомнила о своём обещании обучить её премудростям, необходимым каждой радланской девушке. И начать решила с ткачества.

Работа на ткацком станке считалась занятием не только сугубо практическим, но ещё и сакральным, даже религиозным.

Для начала Нике прочли короткую лекцию о том, как следует правильно выбирать пряжу.

— Вот эти пойдут на основу, — терпеливо объясняла Пласда Септиса Даума. — Посмотри, какие ровные и прочные?

В доказательство своих слов наставница подёргала шерстяную нить, знаком предложив ученице проделать то же самое. У той мелькнула хулиганская мысль рвануть как следует, дабы наглядно продемонстрировать своё отношение к этому занятию, но подумав, девушка сочла за благо воздержаться.

— Теперь, — благожелательно кивнув, продолжила тётушка. — Основу необходимо закрепить на рамы. Но для этого нитки следует порезать на одинаковые куски и намотать их на грузики, чтобы они всё время оставались натянутыми.

Супруга регистора Трениума продемонстрировала небольшую корзину с маленькими камешками, чем-то напоминавшими крошечные гантельки.

— Какой длины должны быть нитки, госпожа Септиса? — поинтересовалась Ника, рассудившая, что если занятий не избежать, стоит, по крайней мере, извлечь из них хоть какую-то пользу.

— Смотря для чего предстоит использовать полотно, — степенно отвечала наставница. — Если для накидки или туники — то покороче, если для платья — то длиннее. Хорошая хозяйка должна знать, кому в доме нужная новая одежда. Но вам для начала лучше соткать небольшой кусок.

— Понимаю, госпожа Септиса, — кивнула слушательница.

— Тогда приступайте, госпожа Ника, — тётушка, отыскав в висевшей на поясе связке ключей нужный, открыла стоявший у стены узкий сундук, наполненный туго скрученными клубками ниток. — Для начала отберите здесь те, что пойдут на основу, а я потом посмотрю.

От пряжи попахивало овчиной. Будущая ткачиха уже знала, что не только подаренное ей платье, но и вся одежда обитателей дома регистора Трениума, от рабов до хозяев, сшита именно из шерстяной ткани. Видимо, это тоже считалось своего рода признаком консерватизма и приверженности традициям. Со слов Наставника девушка знала, что лён радлане стали культивировать только лет двести тому назад, а до этого единственным источником ниток являлась овечья шерсть.

Перебрав содержимое сундучка, племянница продемонстрировала тёте четыре солидных клубочка. Внимательно их осмотрев, та одобрительно кивнула.

— Намотаете нитки на грузики, найдёте меня, я покажу, что делать дальше.

— Ножницы у вас есть, госпожа Септиса? — поинтересовалась ученица.

— Посмотрите в сундучке, — посоветовала преподавательница, выходя из комнаты.

Беззвучно выругавшись ей вслед, Ника взяла первый клубок. После недолгого размышления она решила слегка упростить нудный процесс. Перевернув отыскавшуюся в комнате лавку, девушка измерила расстояние между ножками и стала натягивать нитки по диагонали. Когда моток закончился, осталось только перерезать пучок и получить сразу множество кусков.

Учитывая то, как хозяйка дома чтит традиции предков, гостья подозревала, что подобная модернизация может ей не понравиться. Поэтому, когда за спиной внезапно раздался громкий шёпот, Ника едва не вздрогнула от неожиданности.

— Госпожа! — повторила Риата, заглядывая в комнату.

Чисто умытая, одетая в свой лучший хитон, невольница стояла в дверях, воровато оглядываясь по сторонам.

— Давайте я сделаю? Я быстро.

— Не надо, — подумав, отказалась хозяйка. — Вдруг госпожа Септиса увидит — нехорошо получится. Лучше сходи узнай, высохли мои вещи или нет?

— Как прикажете, госпожа, — с нескрываемым сожалением вздохнула рабыня.

"Всё равно делать нечего", — подумала девушка, наматывая нить на грузик.

Со стороны семейной половины дома послышались приближавшиеся шаркающие шаги.

"Бабуля", — догадалась Ника, торопливо возвращая лавку на ножки.

— Хвала богам, наконец-то я вижу свою внучку занятой по-настоящему полезным и достойным делом! — вскричала матушка регистора Трениума, входя в комнату.

— Госпожа Септиса дала задание подготовить нитки основы, — объяснила девушка, откладывая в сторону грузик. — Слава Ноне и Фиоле, теперь есть кому меня учить.

— И это правильно! — с нажимом сказала старушка, с помощью рабыни усаживаясь в кресло без спинки. — Каждая женщина обязана уметь ткать. Так заведено от предков, а они плохому не научат. На почтении к старшим не только семья, но и весь мир держится. Раньше девушку, которая на станке работать не умела, замуж не брали. Ты вот с государыней встречалась, а не знаешь, что в молодости сам император Констант носил туники, сшитые из ткани, изготовленной его царственной супругой.

— Мне об этом никто не рассказывал, — честно призналась Ника, испытывая сильное сомнение в правдивости слов бабули. Она просто не могла себе представить вальяжную Докэсту Тарквину Домниту за ткацким станком.

— Ну так слушай, — наставительно проговорила собеседница. — Господин Аварий, конечно, не император, однако, тоже чтит наши обычаи. Нет, не бойся, он не заставит тебя ткать день и ночь, но если узнает, что ты даже этого не умеешь, сильно расстроится.

Она многозначительно замолчала, явно ожидая расспросов. Но так как прямого вопроса не прозвучало, девушка безучастно продолжала наматывать очередную нить.

Поскольку реакции не последовало, бабушка заговорила вновь:

— С женихом тебе повезло. И не хмурься. Лучше меня послушай, я жизнь прожила и понимаю в ней больше тебя. Не велика беда, что он не такого знатного рода, как ты. Зато богат, и детей ещё нет. Вот родишь ему наследника, так он на руках тебя носить будет и пылинки сдувать. Шесть лет назад он купил большой дом неподалёку от Палатина. Говорят, заплатил три миллиона империалов только затем, чтобы его сломать и построить новый. Настоящий дворец! Мне-то самой в нём бывать не приходилось…

С сожалением вздохнув, матушка регистора Трениума причмокнула ярко накрашенными губами.

— Но я слышала, будто внутри роскошь необыкновенная! Повсюду либрийский мрамор, цирасский гранит, дерево редкостное, чуть ли не из самого Келлуана! Банарские ковры, шкуры диковинных зверей. А уж статуй всяких — вообще без счёта!

Покачав головой, старушка даже зажмурилась от переполнявшего её восторга.

"И чего она так разоряется? — фыркнула про себя Ника. — Можно подумать, Аварий ей денег дал? Или это сынок попросил мамочку промыть мне мозги?"

— Кроме дворца в Радле у господина Авария есть ещё вилла в Нессейской долине и на берегу моря возле Тарунда. В святилище этого города хранится сандалия с ноги Диолы. Когда будете там, обязательно попроси его посетить храм и прикоснуться к святыне. Твой жених известен своей щедростью, и жрецы ему не откажут.

Видимо, от чересчур продолжительной речи у бабушки пересохло во рту, потому что она послала Дедеру за разбавленным вином. А внучка всё так же молча продолжала наматывать нитки.

Осушив приличного размера бокал, матушка регистора Трениума внезапно сменила тему:

— Ты видела когда-нибудь гонки колесниц, запряжённых четвёркой лошадей?

— Не довелось, госпожа Септиса, — покачала головой девушка. — В Канакерне, где мне пришлось провести месяц, их не проводят, а в имперских городах я бывала только проездом.

— О! — старушка мечтательно закатила глаза. — Тебе надо обязательно посмотреть! Кони мчатся галопом, разбрасывая песок из-под копыт! Сверкают начищенной медью колесницы и сбруя… Как там у Ликуна Нерка?

Ось золотая горит, а сама колесница сверкает

И, драгоценная, блещет, подобна сиянию Нолипа!

Продекламировала она дребезжащим голосом, и всхлипнув, высморкалась в заботливо поданный рабыней платок.

— А дальше забыла… Раньше могла часами читать стихи и ни разу не сбиться.

Глянув на не проявившую никакого интереса к её словам внучку, бабуля нахмурилась.

— Между прочим, у господина Авария большая конюшня. Он на каждую гонку колесницу выставляет, а то и две!

Уловив в голосе рассказчицы нарастающее раздражение, Ника решила перестать её игнорировать и поддержала разговор:

— Часто его лошади выигрывают, госпожа Септиса?

— Случается, — слегка подобрев, важно кивнула та. — И тогда народ славит не только удачливого возницу, но и хозяина колесницы. Сама увидишь, как толпа приветствует господина Авария, стоит ему только появиться на трибуне ипподрома. А после того, как ты станешь его женой, горожане станут обожать господина Авария ещё сильнее! Простолюдины всегда с почтением относятся к родовитой аристократии.

"Может, бабуля просто догадалась, что женишок мне не понравился? — автоматически кивая, думала девушка. — Вот и старается утешить, исходя из своих понятий "женского счастья"? Так, богатство и слава уже были… Что там ещё?"

— Господин Постум Аварий Денсим по должности своей с самим императором дела имеет, — многозначительно проговорила матушка регистора Трениума. — Его на каждый праздник в Палатин зовут. После свадьбы и тебя вместе с ним приглашать станут. Будешь видеться с государыней не как внучка давно умершего сенатора Юлиса, а как жена одного из самых значительных людей Империи.

"Теперь на тщеславие давит", — наклонив голову так, чтобы собеседница не видела её глаз, усмехнулась Ника.

Бабуля говорила с таким искренним восторгом и убеждённостью, что внучка почувствовала, как в душе начинает расти раздражение: "А вдруг она на самом деле так думает? Тогда всё гораздо хуже".

— Так уж заведено богами, что мужчины всё время чем-то заняты, — вздохнула Септиса. — То у них политика, то война, то денег не хватает…

Внезапно она засмеялась дробным старческим смехом.

— Нет, про твоего Авария такого не скажешь. Его богатства на пять жизней хватит…

— Но и он дома редко бывает, — резко посерьёзнела она. — Приумножает и сохраняет состояние. А значит, в его дворце ты сможешь устроить всё по собственному желанию. Родители Авария давно померли, и никто тебе мешать не будет.

"Вот батман! — мысленно взвыла внучка, испытывая жгучее желание послать говорливую старушку подальше и обязательно пешком. — Да заткнётся она или нет?!"

Опасаясь ненароком выдать своё отношение к лекции и лектору, девушка старалась двигаться плавно, не торопясь, по возможности пропуская слова собеседницы мимо ушей. Увы, на этот раз получалось плохо, и панегирики в адрес Постума Авария Денсима упрямо просачивались в сознание. Поэтому неудивительно, что требовательный стук в калитку прозвучал, как долгожданный звонок с опостылевшего урока, на котором её могли в любой момент вызвать к доске и влепить заслуженную пару.

— Здравствуйте, госпожа Септиса, — заглянувший в комнату Минуц низко поклонился матери своего покровителя. — Господин Итур Септис Даум прислал меня за госпожой Юлисой и её рабыней.

Чтобы удержать рвущийся из груди вздох облегчения, Нике даже пришлось прикусить губы.

— Простите, госпожа Септиса, — сказала она, резво поднимаясь на ноги. — Но мне надо идти. Нельзя заставлять ждать такого занятого человека, как ваш сын.

Сурово поджав губы, бабуся неохотно кивнула и жестом подозвала статуей застывшую у стены Дедеру.

А внучка торопливо проследовала в свою комнату, где Риата аккуратно раскладывала высохшее бельё. Увидев хозяйку, она нервно сглотнула.

— Господин Септис прислал коскида, — проговорила Ника, усаживаясь перед зеркалом. — Сейчас пойдём. Найди мне новые сандалии и возьми себе мою старую накидку. Неприлично свободной женщине расхаживать по городу с непокрытой головой.

Пока невольница рылась в вещах, девушка подкрасила губы, убрала выбившийся из причёски локон и надела нефритовое ожерелье.

— Эту, госпожа? — с непривычной робостью поинтересовалась рабыня, демонстрируя покрывало, которое хозяйка носила в храме Рибилы.

— Бери эту, — легко согласилась Ника, придирчиво оглядывая верную спутницу с ног до головы. — Поправь волосы, у тебя пучок на бок съехал. Посмотрись в зеркало. Да не стоя!

Девушка поморщилась.

— Сядь, причешись, а я пока переобуюсь.

В комнату вошла хозяйка дома.

— Куда-то уходите, госпожа Ника?

— Да, — кивнула та, торопливо сбрасывая сандалии. — Ваш супруг прислал за нами господина Минуца.

И подумав, сочла нужным доложить:

— Мне ещё на два камешка нитки намотать осталось.

— Вернётесь — продолжите, — благожелательно кивнув, жена регистора Трениума посмотрела на Риату. — Госпожа решила дать тебе свободу. Не разочаруй её. Оставайся такой же верной, прилежной и старательной. Помни, боги жестоко наказывают за неблагодарность.

— Я готова жизнь отдать за свою госпожу! — пылко вскричала невольница с такой искренностью, что даже хозяйке на секунду захотелось ей поверить.

Рабыня рухнула на колени, но, к счастью, не бросилась, как обычно, целовать руки девушке, а просто помогла ей обуть подаренные сандалии.

Величественно кивнув, Пласда Септиса Денса отступила, выпуская их из комнаты.

Миновав второй внутренний дворик, госпожа с невольницей вошли в первый, где, разглядывая своё отражение в бассейне, их поджидал коскид хозяина дома.

— Хвала богам, госпожа Юлиса, — изящно поклонился мужчина. — Вы, как всегда, не заставляете себя ждать.

— Время бежит так быстро, а сделать надо так много.

— О! — вскинул брови собеседник, дожидаясь, пока привратник отодвинет засов. — Кто же из философов высказал эту мудрую мысль?

— Мой отец, — сухо ответила Ника.

Усвоив урок бабули, она решила впредь избегать шутливого тона в общении с дядюшкиными коскидами. Уловив изменение в её настроении, Минуц тоже замолчал, торопливо шлёпая подошвами сандалий по замощённому булыжником тротуару.

Метров через сто девушка внезапно почувствовала неясное беспокойство, причину которого не могла найти до тех пор, пока не обратила внимание на доносившиеся сзади вздохи и глухое, неясное бормотание. Тогда она подумала, что ей просто передалось волнение шагавшей за спиной рабыни.

Когда невольница два раза в течении нескольких минут поскользнулась, хозяйка не выдержала. Попросив коскида остановиться, Ника приблизилась к Риате и тихо прошипела:

— Да, что с тобой такое?!

— Ой, не знаю, госпожа, — невольница испуганно втянула голову в плечи. Лицо её побледнело, в глазах застыл испуг, губы кривились в беспомощной улыбке.

— Хочешь вернуться? — рыкнула девушка, оглядываясь по сторонам.

Позади, метрах в тридцати от них торопливо удалялся какой-то мужчина, показавшийся ей смутно знакомым. К сожалению, он слишком быстро завернул за угол, и рассмотреть как следует его не получилось. Решив, что на данный момент есть проблема посерьёзнее подозрительного прохожего, хозяйка вновь обратилась к невольнице.

— Господин Септис, конечно, поругается немного. Но я это как-нибудь переживу. Зато ты так и останешься тем, кем была. Ну так мы идём за твоей свободой или нет? Отвечай, и клянусь Анаид, я сделаю так, как ты захочешь!

Облизав пересохшие губы, собеседница энергично закивала.

— Пойдёмте, госпожа. Простите, госпожа. Я больше не буду…

— Привыкай отвечать за свои слова, — наставительно проворчала Ника. — Прежде всего перед самой собой.

— Да, госпожа, — пробормотала Риата. — Я постараюсь.

Девушка понимала, что в душе спутницы бушует нешуточная буря. Рождённая в неволе матерью-рабыней, она не представляла себе другой жизни и казалась, если не очень довольной, то вполне смирившейся со своим положением у самого дна местного социума. Поэтому, даже становясь отпущенницей, человеком всё ещё зависимым от прежней госпожи, Риата, тем не менее, приобретала новый, гораздо более высокий общественный статус не только для окружающих, но прежде всего в своих собственных глазах. Очевидно, эти обстоятельства и заставляли женщину нервничать.

Судя по молчанию и шмыганью носом, той, кажется, удалось взять себя в руки. Вот только зудящее чувство беспокойства у её хозяйки упрямо отказывалось проходить. Теперь Нике стало казаться, что за ними следят, и она буквально кожей ощущала неотвязный, пристальный взгляд.

Увы, Минуц уже вывел их на заполненную народом улицу, и теперь, сколько бы девушка не оглядывалась, так и не смогла различить преследователя среди спешащих по своим делам горожан. Вновь вспомнился стремительно скрывшийся в переулке мужчина. Скорее всего, он и сейчас за ними идёт. Но для чего? По чьему приказу? Сразу стало тревожно.

Внезапно девушка поняла, как не хватает ей закреплённого за спиной кинжала. Она и не подозревала, насколько успокаивающе действовало на неё наличие оружия, которое можно быстро пустить в ход. Надо бы выпросить клинок у дяди, как память об отце.

Тянувшиеся по сторонам ряды многоэтажных домов резко оборвались обширным открытым пространством. Они вышли на форум городского района или по-местному "региста". По середине площади возвышался длинный портик, между колоннами которого разместили свои лёгкие прилавки местные торговцы.

В дальнем конце, на невысокой платформе стоял храм, судя по фронтону, посвящённый Наклуву, богу — покровителю кузнецов и оружейников. Глянув на святилище, Ника вдруг вспомнила о металлическом прутке, судя по всему, из нержавеющей стали, составлявшим когда-то часть инвалидного кресла Виктории Седовой. Почти год она таскает его в корзине. Может, пора употребить этот металл на что-нибудь полезное? Например, на ещё один кинжал, о котором совершенно необязательно знать ни регистору Трениума, ни его супруге. В вещах девушки до сих пор хранился подарок кузнеца из варварского племени синзогов, что живут в горах за Канакерном. Тот горец взял в жёны служанку Ники, женщину из племени гантов, и по обычаю своего народа преподнёс подарок её близким. Вот только этот клинок оказался слишком тяжёл, и достаточно ловко обращаться с ним у девушки не получалось.

Пока она строила планы и предавалась воспоминаниям, дядюшкин коскид провёл их по аллее из двух рядов гранитных постаментов, на которых красовались мраморные бюсты людей, видимо, известных в регисте Трениум, и свернул к высокому двухэтажному зданию, в котором Ника безошибочно угадала базилику — сосредоточие местной власти.

Расхаживавший взад-вперёд по ступени мраморной лестницы мужчина в коротком плаще, заметив Минуца, помахал ему рукой и торопливо скрылся в гостеприимно распахнутых дверях.

Обернувшись, провожатый счёл нужным пояснить:

— Господин Морон пошёл предупредить господина Септиса о вашем приходе, госпожа Юлиса.

— Он тоже его коскид? — поинтересовалась Ника, поправляя накидку.

— Точно так, — подтвердил собеседник.

Девушка с любопытством посмотрела на фронтон, украшенный сложным лепным узором из дубовых листьев. Наличие двух рядов окон по фасаду служило дополнительным подтверждением того, что перед ней не храм, а общественное здание.

Внутри оказался просторный зал с несколькими рядами массивных деревянных скамеек, на которых то тут, то там группками сидели мужчины и тихо переговаривались.

Ника догадалась, что именно здесь проходят судебные заседания в непогоду.

По правой стене шла лестница на галерею, опоясывавшую помещение по периметру. А слева выстроилась очередь, человек в двадцать, терпеливо дожидавшихся возможности подойти к глубокой нише, отделённой от зала похожим на барную стойку барьером.

В помещении стоял приглушённый шум, и, кроме Риаты с хозяйкой, не было ни одной женщины. Неудивительно, что на них откровенно пялились, от чего девушка испытывала нешуточный дискомфорт. Хорошо хоть, ждать долго не пришлось. Уже минут через пять дядя спустился вниз по лестнице в сопровождении двух мужчин, одетых прилично, но небогато.

Поймав взгляд племянницы, Септис велел ей следовать за ним.

От ниши, на самом деле представлявшей собой довольно просторную комнату, отошли два горожанина самого почтенного вида, место которых тут же заняли три коскида. В одном из которых Ника узнала мужчину, сопровождавшего их с бабулей в посещении святилища Сенела.

Разумеется, подобная беспардонность чрезвычайно огорчила тех, кто терпеливо ждал своей очереди. Крайний из них схватил за грудки одного из людей регистора Трениума, явно намереваясь отшвырнуть его подальше от заветной ниши, но тут вмешался господин Септис:

— Не сметь утраивать драку в базилике!

Его начальственный рык мгновенно перекрыл царивший в зале гомон.

— Сейчас моя очередь! — гневно возразил возмущённый посетитель, играя желваками на покрытом щетиной лице. — Я с утра стою! Семь горшков успел бы сделать!

— Хочешь сказать, что очень занят, а я здесь прохлаждаюсь? — насупился регистор Трениума. — Это мой коскид, и мне нужно к квестору Саску. Или хочешь, чтобы я его к себе наверх вызвал? Тогда вы его сегодня точно больше не увидите!

Отпустив побледневшего мужчину, нетерпеливый гончар смутился.

— Подходите, госпожа Юлиса, — подозвал дядя племянницу.

Ника увидела два письменных стола. Один — у самой стойки, второй — в глубине помещения. За передним восседал невзрачный человечек с покрасневшими глазами и плохо выбритым лицом.

При виде начальства квестор попытался угодливо улыбнуться.

— Чем могу услужить, господин Септис?

— Моя племянница, госпожа Ника Юлиса Террина, желает дать свободу своей рабыне, — надменно проговорил тот.

— Купчая у вас с собой, госпожа Юлиса? — к немалому её удивлению поинтересовался квестор.

— Нет, — растерянно покачав головой, девушка беспомощно посмотрела на дядю.

Она даже не представляла, что в Империи на покупку живого товара нужен какой-то документ. Заваливая мозги названной дочери правилами этикета, родословной славных предков и сочинениями каких-то замшелых мудрецов, Наставник совершенно упустил из вида сведения, необходимые Нике в обычной жизни.

— Она прибыла с Западного побережья, — пришёл на выручку регистор Трениума. — А там с торговлей рабами никогда порядка не было.

Квестор задумчиво почесал лысеющую макушку. Ещё недавно ворчавшая очередь затихла. Люди с интересом наблюдали за происходящим.

— Кто-то сможет это подтвердить? — заметно робея, проблеял Саск, слегка втянув голову в плечи и явно разрываясь между служебным долгом и почтением к начальству.

— Я! — гордо заявил Итур Септис Даум.

— Тогда, конечно, господин Септис, — заискивающе улыбнулся квестор, пододвигая одну из лежащих на столе стопок папирусных листов, сшитых на манер толстой амбарной книги. — Сейчас, сейчас.

Быстро отыскав нужную страницу, он потянулся за торчавшим в чернильнице пером.

— С вас двадцать риалов, госпожа Юлиса.

За время своего путешествия Ника уже успела усвоить нехитрую истину, состоящую в том, что в этом мире за всё принято торговаться, поэтому усмехнувшись:

— А почему так дорого? — стала отвязывать от пояса кошелёк.

В очереди кто-то нервно захихикал.

Квестор недовольно зыркнул на дерзкую посетительницу, но вспомнив, кому и кем она приходится, снизошёл до объяснения:

— По закону отпускную грамоту следует писать на лучшей телячьей коже. Отсюда и цена, которую назначает сам регистор.

При этих словах он указал глазами на сурово молчавшего начальника. Мигом прикусив язык, девушка безропотно выложила на стойку двадцать серебряных монет.

— Как будут звать отпущенницу? — деловито поинтересовался Саск, сгребая деньги.

Ника уже знала, по местным традициям имя получавшего свободу раба, как правило, остаётся прежним, если, конечно, оно звучит достаточно благозвучно, а вот то, что на родине попаданки называют "фамилией", присваивают по имени бывшего хозяина. Вот только такое ответственное решение о судьбе невольника принимает исключительно глава семьи, то есть мужчина. Поэтому девушка решила не дивить лишний раз жителей Радла и отчеканила:

— Риата Лация Фида!

— Верная? — на всякий случай уточнил квестор.

Посетительница утвердительно кивнула, а регистор Трениума одобрительно пробормотал:

— Похвально, госпожа Юлиса, что вы не забываете своего отца.

Чиновник обернулся к молодому коллеге, сидевшему за столом в глубине комнаты.

— Слышали, господин Сатрий?

— Да, господин Саск, — отозвался тот, вытаскивая из-под вороха папирусных листков кусочек пергамента размером с почтовую открытку.

— Кто будет свидетелями? — спросил квестор у Ники.

— Они! — ответил вместо племянницы дядя и указал на скромно стоявших за спиной мужчин.

Первым делом чиновник выяснил: являются ли они свободными гражданами и к какой городской общине приписаны? Затем поинтересовался: не давали ли они клятву коскидов кому-нибудь из ближайших родственников госпожи Юлисы? И только получив отрицательный ответ, стал заносить их имена в свой талмуд.

В это время Сатрий, закончив писать, присыпал чернила мелким песочком.

Занеся в книгу все положенные данные, квестор громогласно объявил:

— Риата Лация Фида!

Бывшая рабыня робко приблизилась к стойке.

— Я здесь, господин.

— Сними знак рабства и подай мне.

Захлопав ресницами, женщина с недоумением посмотрела на хозяйку.

— Табличку давай! — досадливо морщась, подсказал регистор Трениума.

— Ой, простите, господа, — поставив на пол корзину, Риата торопливо сняла с шеи шнурок, на котором болталась металлическая пластинка.

Передав её чиновнику, бывшая рабыня получила взамен кусочек пергамента. Прочитав текст, выведенный на нём аккуратным каллиграфическим почерком, она низко поклонилась.

— Да хранят вас все боги, добрая госпожа Юлиса. Пусть небожители не оставят вас своей щедростью и благодатью, господин Септис.

Отступив на шаг, отпущенница Лация, достав из корзины накидку, с каким-то особенным благоговением прикрыла ей свою голову.

Бросив беглый взгляд на табличку, квестор передал её своему помощнику. Присев на корточки, тот достал из-под стола маленькую наковаленку, зубило и молоток. Двумя резкими отработанными ударами Сатрий почти перерубил бронзовую пластинку напополам, после чего, согнув, бросил в стоявший в углу широкогорлый кувшин.

— Вот теперь вы можете считать, что выполнили свою клятву, госпожа Юлиса, — улыбнувшись, регистор Трениума жестом предложил ей отойти от стойки и позволить терпеливо дожидавшимся клиентам наконец-то пообщаться с квестором Саском.

— Благодарю вас, господин Септис, — поклонилась девушка. — Вы даже не представляете, какую тяжесть сняли с моей души.

— Надеюсь, в следующий раз вы хорошенько подумаете, прежде чем, давая обещания, брать в свидетелей небожителей, — наставительно проговорил дядя.

— Можете не сомневаться, — заверила племянница. — Этот урок я усвоила хорошо.

— Тогда отправляйтесь домой, госпожа Ника, — деловито распорядился собеседник. — И передайте госпоже Пласде Септисе, что я обедать не буду. А к ужину пусть приготовят улиток в козьем молоке. У меня будет важный гость.

— Всё передам, господин Септис.

— Господин Минуц! — окликнул покровитель болтавшегося рядом коскида. — Проводите госпожу Юлису.

Покинув базилику, девушка попросила провожатого остановиться и обернулась к шагавшей позади Риате.

— У тебя сегодня особенный день, Лация, — сразу же назвав служанку новым именем, хозяйка специально подчеркнула произошедшие в жизни бывшей рабыни изменения. — И я хочу, чтобы он запомнился тебе не только обретением свободы, но и ещё чем-нибудь хорошим. Сходи развлекись, выпей вина, погуляй по городу, загляни на рынок.

С этими словами она протянула ей изрядно похудевший кошелёк.

— Значит, вы меня отпускаете? — дрогнувшим голосом уточнила женщина, осторожно протягивая руку.

— Иди, — подтвердила Ника. — Только вернись до наступления темноты и… будь осторожна.

— Уж в этом можете не сомневаться, госпожа, — широко улыбнувшись, Риата Лация, сунув деньги в пустую корзину, быстро затерялась среди спешащих и неторопливо прогуливавшихся горожан.

Обернувшись к коскиду, девушка успела заметить его насмешливо-пренебрежительный взгляд.

— Вы хотите что-то сказать, господин Минуц? — с вызовом спросила она, не отводя глаз.

— Вы очень сильно привязаны к своей служанке, госпожа Юлиса, — игриво улыбнулся провожатый.

"Он это на что намекает?" — с недоумением подумала Ника, а когда поняла, и в памяти всплыло здешнее словечко "совлена", то чуть не покраснела… от негодования, вновь остро сожалея о том, что тётка забрала у неё кинжал.

— Эта отпущенница спасла мне жизнь! — чеканя каждое слово, племянница регистора Трениума наступала на невольно попятившегося коскида. — А отец учил меня помнить добро, потому что боги беспощадно карают за неблагодарность. Вы меня поняли, господин Минуц?

— Конечно, конечно, — поспешно закивал изрядно обалдевший собеседник.

— А каждый, кто подумает что-то дурное, просто подгоняет великий и разнообразный мир под свои узкие, низменные чувства! — закончив отповедь, Ника с гордым видом перебросила правый край накидки через левое плечо, и зло зыркнув на притихшего мужчину, быстро пошла прочь. Дорогу до дядиного дома она запомнила достаточно хорошо, чтобы обойтись без провожатых.

Однако, коскид, получивший совершенно чёткий приказ покровителя, поспешил следом.

"Теперь всем разболтает, что у племянницы Септисов нетрадиционная сексуальная ориентация, — пыхтя от возмущения, как перегретый чайник, думала девушка. — Вот батман! Только такой славы мне и не хватает!"

Шагавший позади Минуц благоразумно помалкивал, а она, постепенно успокаиваясь, невольно замедляла шаг: "Ну и что? Как будто здесь этим кого-то удивишь? Тут же полнейшая сексуальная свобода во всех мыслимых и немыслимых проявлениях… Но всё равно неприятно".

Спешно отворив калитку, дюжий привратник сейчас же склонился в глубоком почтительном поклоне.

То, что любимый супруг не явится к обеду, тётушку не удивило, а вот вкусовые пристрастия важного гостя, кажется, явно озаботили. Так что отправив племянницу в комнату ткацкого станка, госпожа Септиса поспешила на кухню, то ли проверить наличие свежих улиток, то ли послать кого-нибудь на рынок за свежим молоком.

Ника ещё минут пятнадцать в одиночестве возилась с грузиками и нитками, а потом её навестила двоюродная сестра. Дав пару дельных советов, Гэая вновь принялась расспрашивать путешественницу о дальних землях, за одно поведав и о своей тяжкой доле.

Без взрослых девочка вела себя гораздо раскованнее, поэтому племянница регистора Трениума узнала много интересного о его семье.

Впечатления первого дня и выводы многоопытной Риаты получили дополнительные подтверждения. В доме Септисов действительно придерживались старинных обычаев радлан.

Гэая жаловалась, что именно из-за строго следования традициям, родители не берут её на гонки колесниц, хотя Фора, дочь тёти Анны Олии, уже не раз там была. А ещё мама запрещает читать свитки со стихами некоторых поэтов, из-за того, что они, видите ли, слишком вульгарные. А девочке так хочется ознакомиться с "Поэмой рассвета" Нектона Битийского.

Её собеседница слишком мало знала о творчестве данного сочинителя, да и на гонках ей бывать тоже не приходилось. Но не желая влезать в чужие семейные дела, она ограничилась настолько же формально правильным, насколько и бессмысленным заявлением о том, что родителей надо слушать, ибо все их действия направлены исключительно на пользу детей.

Видимо, рассчитывавшая на сочувствие, Гэая надулась и сразу ушла, сославшись на какие-то важные дела. Зато почти тут же появилась её мамочка. Мельком глянув на готовые грузики с нитками, она в общем и целом оказалась довольна работой племянницы, пообещав после обеда показать, как надо крепить основу к верхней планке станка.

Вернувшись в свою комнату, Ника сполоснула руки в тазике с водой, и завалившись на кровать, незаметно задремала. Всё-таки ранние подъёмы и бесконечная нервотрёпка последних дней очень сильно её вымотали.

Снилось девушке что-то непонятное, тёмное, клубящееся: то ли густой чёрный дым, то ли грозовая туча, готовая вот-вот обрушиться на беззащитный мир ударами молний и порывами ураганов. Внезапно девушка почувствовала, как падает в это бурлящее нечто. Стало так страшно, что она вскрикнула и проснулась.

Сердце колотилось так, словно намеревалось, подобно киношному "чужому", проломить грудную клетку и вырваться наружу. Несколько раз глубоко вздохнув, Ника, сев на кровати, провела тыльной стороной ладони по лбу, с раздражением ощутив на коже липкие капельки пота. Сквозь затихавший в ушах шум донеслись чьи-то шаги. Кто-то почти бежал, громко шлёпая сандалиями по каменному полу.

Распахнулась дверь, впуская в комнату свежий воздух и яркий дневной свет, от которого девушка сощурилась, прикрывая ладонью глаза.

— Вы здесь, госпожа? — голос Риаты Лации звенел подобно туго натянутой струне.

— Где мне ещё быть? — моргая, проворчала хозяйка. — Почему так мало погуляла? Теперь не знаю, когда смогу отпустить тебя в город.

Оставив дверь полуоткрытой, бывшая рабыня стремительно вошла, и сделав пару шагов, совершенно неожиданно для госпожи плюхнулась задом на табурет.

Её лицо в тени накидки казалось неестественно бледным, огромные, как плошки, глаза смотрели на Нику со смесью боли, жалости и ужаса.

— Что случилось? — не на шутку встревожилась та, бросив взгляд на дверь. Во внутреннем дворике чуть слышно переговаривались невольники, расставлявшие мебель для обеда.

В волнении облизав губы, Риата Лация выпалила:

— Меня, госпожа, на форуме господин Ротан поймал. То есть встретился.

— Олкад? — на всякий случай уточнила собеседница.

— Да, госпожа, — подтвердила служанка. — Сказал, что с самого утра меня поджидает.

— Зачем? — мгновенно насторожилась девушка, понимая теперь, чей взгляд не давал ей покоя по пути в базилику.

— Хотел, чтобы я вам кое-что передала, — понизила голос отпущенница. — Важное.

Она глубоко вздохнула.

— Про вашего жениха.

— Говори! — хозяйка подалась вперёд, отчётливо понимая, что не услышит ничего хорошего.

— По приказу сенатора Юлиса господин Ротан должен вернуться в Этригию. Но перед тем, как покинуть Радл, он просил передать, что по-прежнему любит вас и надеется на ответное чувство.

— Уф! — шумно выдохнула Ника. — Нужна мне его любовь! Постой, а Аварий здесь причём?

— Он лагир! — выпалила бывшая невольница. — Господин Ротан сказал, что вы должны об этом знать.

Понимая значение этого слова, хозяйка пренебрежительно фыркнула:

— И из-за этого ты так всполошилась? Да у вас тут через одного такие!

— Нет, госпожа, — мягко, но решительно возразила Риата Лация, подробно объяснив разницу, заключив. — В молодости, конечно, со многими такое случается. У кого по любви, у кого из любопытства, а кто хочет покровителя ублажить. Да только господин Аварий уже давно не безусый юноша.

— Вот батман! — зло выругалась девушка, стукнув кулаком по матрасу. Мысли метались в пустой голове, как пластиковые шарики в лотерейном барабане. — "Ну, удружили родственнички! Неужели ни Септисы, ни сенатор не в курсе пристрастий жениха? Нет, уж если Олкад знает, так им и подавно всё известно. Ну, и зачем ему супруга?"

Она поморщилась, не замечая, как побледнели костяшки пальцев крепко вцепившиеся в край одеяла.

"Для престижа! Чтобы хвалиться знатной женой перед другими нуворишами! А может, оно и к лучшему?"

Ника криво усмехнулась.

"Не станет докучать этими, как их? Супружескими обязанностями! Да мы ещё посмотрим: будет свадьба или нет?"

Хотя в последнем она была уже не так уверена.

Хозяйка посмотрела на служанку, но не смогла поймать её взгляд. Отпущенница продолжала таращиться в пол, нервно теребя край накидки. Лицо женщины по-прежнему оставалось бледным и напряжённо-сосредоточенным.

"Неужели её так напугало пристрастие Авария к мужской любви? — с нарастающей тревогой подумала хозяйка. — Как-то не очень верится".

— Это всё? — спросила она, пристально глядя на собеседницу.

— Не совсем, госпожа, — пробормотала та, наконец-то подняв глаза, выражение которых Нике совсем не понравилось. — Я, как с господином Ротаном поговорила… Не сразу сюда пошла.

— Это твоё дело! — раздражённо отмахнулась девушка. — Такие новости и подождать могут. Ещё есть что сказать?

— Как не быть, госпожа, — служанка, вздохнув, сдвинула накидку с головы. — У меня, госпожа, знакомый в Радле имеется. Прислужник на кухне гостиницы "Счастливый жёлудь". Туда часто мой бывший хозяин заходил, ну тот, что играл в кости. Помните, я говорила?

Слушательница кивнула, инстинктивно чувствуя, что рассказчица наконец-то дошла до самой важной части своего повествования.

— Там я с Эваром и познакомилась, — продолжала Риата Лация. — Пару раз с ним тогда покувыркались… Ну… вот я и решила его навестить…

— Дальше! — торопила девушка. Зная о кипучем темпераменте бывшей невольницы, она не сомневалась, что та не откажет себе в подобного рода удовольствиях.

— Сколько времени прошло, — с грустной улыбкой покачала головой служанка. — Я уже и не надеялась его застать… Но, хвала богам, живой оказался. Постарел только. Вся борода седая. Поговорили сним, прежние времена вспомнили…

— Про Авария есть что сказать!? — не выдержав, рявкнула хозяйка.

— Есть, госпожа! — неожиданно смело, даже зло огрызнулась бывшая невольница, затараторив. — В "Счастливый жёлудь" много народа ходит. Игроки в кости, бывает, до утра засиживаются. Ну и болтают всякое, а Эвар слушает… Вот вы, госпожа, наверное, не знаете, что ваш жених уже два раза был женат?

— Мне никто ничего не говорил, — растерянно пробормотала Ника.

— Конечно, не на аристократках, — поспешно, словно это имеет какое-то значение, заверила Риата Лация. — Но из семей богатых купцов. Только ни одна из них в его доме надолго не задержалась! Первая ребёночка мёртвого родила и сама скончалась. А всё потому, что муж её беременную по животу ногами бил. Да так, что она криком кричала!

— Сплетни! — девушка с трудом проталкивала слова сквозь мгновенно пересохшее горло. — Мало ли что по пьянке болтают?

— Если бы так, — скорбно покачала головой собеседница. — Только Постум Аварий всех домашних рабов заезжему купцу продал. Как раз перед тем, как отец его покойной жены с Даросских островов вернулся. Он пытался их разыскать, узнать: как всё было на самом деле? Но после того, как у него склады сгорели с товаром на миллион риалов, отступился.

Ника передёрнула плечами.

Оснований, бездумно отмахиваться от рассказа спутницы, не раз доказавшей свою верность, она не видела, но и доверять досужим слухам — тоже не хотелось. Возможно, знакомый Риаты Лации просто слегка преувеличил, для того чтобы произвести впечатление на женщину. Хотя, даже тот факт, что у жениха были две жены, уже настораживал.

— А что стало с его второй супругой? — спросила девушка, в первый момент даже не узнав собственного голоса. Настолько он показался ей хриплым и каркающим.

— В ванной споткнулась и головой ударилась! — зловеще прошептала отпущенница. — Постум Аварий всех её прислужниц на колья посадил. Вроде как за то, что не досмотрели.

Вспомнив человека, умиравшего во дворе этригийской тюрьмы, Ника внезапно почувствовала, как тело начинает бить крупная дрожь. Зубы застучали, выбивая звонкую дробь, а в ушах нарастал глухой рокот, в котором быстро затерялся испуганный крик Риаты Лации.

Всё вокруг закружилось, словно втягиваясь в огромную воронку, на стремительно приближавшемся дне которой колыхался тот самый мрак, что приснился ей несколько минут назад. Рухнув во тьму, словно в бассейн, девушка закричала, но из перехваченного спазмом горла вырвался только сдавленный сип. И в тот же миг вокруг с непостижимой быстротой замелькали, словно разгоняемые вывшим в ушах ураганом, рваные обрывки цветных картин. Дольше всех задержалось, позволив себя рассмотреть, обгорелое лицо Одинокого Ореха. Призрак первого, убитого ею человека, заливался демоническим смехом, при этом лишённые век глаза вращались в разные стороны, добавляя абсурда в и без того кошмарное видение.

— Убирайся! — с трудом шевеля губами, выдохнула Ника. — Пошёл прочь!

Словно в ответ на её слова налетевший вихрь развеял ужасающий морок, и только затихающий хохот ещё какое-то время звучал в ушах.

Но тут она услышала, как кто-то надрывно зовёт какую-то Юлису.

Беззвучное восклицание: "Да это же я!", — оказалось первой более-менее связной мыслью девушки. "Точнее не я, — поправила она себя. — Но теперь я… Ой, как всё это сложно!"

— Госпожа Юлиса! — словно прорвав матерчатую перегородку, зазвучал в ушах переполненный болью женский голос, показавшийся ей удивительно знакомым.

"Кто бы это мог быть?" — подумала Ника, с неожиданной лёгкостью открывая глаза.

Над ней склонилось покрасневшее, зарёванное лицо, и тут же, как будто по повороту выключателя, всё происходящее моментально проявилось, становясь чётким, понятным и пугающим.

Она обнаружила себя лежащей на кровати. В дверях комнаты стоит, крепко вцепившись в косяк, бледная, озабоченная Пласда Септиса Денса, из-за неё выглядывает испуганно-любопытная мордашка Гэаи. А у столика расползлась на табуретке Торина Септиса Ульда.

— Госпожа! — вскричал Риата Лация, счастливо смеясь сквозь слёзы, бросилась целовать ей руки.

— Брось! — скривилась девушка, не находя в себе сил вырвать ладонь. — Я этого не люблю.

— Хвала богам, она очнулась! — встрепенулась бабуля, поднимаясь на ноги с помощью Дедеры.

— Ну-ка отойди! — решительно приказала она служанке, и та, счастливо улыбаясь, послушно отступила к стене.

С кряхтением усевшись на кровать, бабуся строго посмотрела на внучку. — Ты чего это пугать нас вздумала? Госпожа Пласда даже про обед забыла. У меня едва душа с телом не рассталась, а я ещё на твою свадьбу посмотреть хочу.

И хотя из мышц, казалось, выкачали все силы, голова Ники функционировала уже относительно удовлетворительно. Усилием воли ей удалось заставить себя отстраниться от жуткого рассказа Риаты Лации, сосредоточившись на более насущной проблеме: "Что это было?"

Первой поразившей её догадкой оказалось: "А вдруг я опять перестану ходить?"

Девушка попробовала согнуть ноги в коленях и едва не заплакала от облегчения, чувствуя, как те, слушаясь, поднимают ставшее вдруг невероятно тяжёлым одеяло.

— Чего молчишь? — забеспокоилась Торина Септиса Ульда. — Или говорить разучилась?

— Пока нет, — попыталась улыбнуться внучка и посерьёзнела. — Не знаю я, что со мной. Темно перед глазами стало, и всё.

— А ты, случаем, не беременна? — подозрительно сощурилась бабуля.

— Вот ещё! — фыркнула внучка, с трудом приподнимаясь на локтях, чтобы лечь поудобнее. — Разве что ветром надуло.

Матушка регистора Трениума несколько секунд недоуменно хлопала белесыми ресницами, потом зачем-то посмотрела на шмыгавшую носом Риату Лацию и кивнула.

— Ну, понятно. А может, съела что-нибудь?

Девушка задумалась. Как-то так получилось, что в последние дни ей редко удавалось поесть спокойно. Всё время что-то мешало. Вот и сейчас в животе явственно ощущалась пустота, однако не было никакого желания заполнить её чем-то вкусненьким.

Не дожидаясь ответа, старушка обратилась к невестке:

— За лекарем послали?

— Я уже три раза сказала, госпожа Септиса! — раздражённо поморщилась Пласда Септиса Денса. — Эминей ушёл за Руниром Шохоем. Он ближе всех живёт.

— Не верю я гурцатам, — пожевала сухими ярко накрашенными губами свекровь. — Обманщики они все. Но этот хотя бы у жрецов Пелкса учился.

Хмыкнув, она посмотрела на внучку.

— Может, поесть чего хочешь или попить?

Ника отрицательно покачала головой, внимательно прислушиваясь к своему организму. Ничего не болело. Лишь жуткая, тянущая слабость в теле и страшное опустошение в душе. Нечто подобное девушка испытала на второй день после того, как врачи объявили, что она уже больше никогда не сможет ходить. Тогда тоже казалось, будто впереди больше ничего нет, кроме того самого клубящегося мрака. Ещё час назад подобные мысли просто не могли не вызвать слёз. Но сейчас глаза её оставались сухими.

— Ну, тогда отдыхай, а я пойду молить за тебя богов, — ласково улыбнувшись, бабуля погладила внучку по плечу и медленно, шаркая громче обычного, поплелась к выходу.

Пропустив свекровь, госпожа Септиса осторожно прикрыла дверь, оставив щель, сантиметров десять.

Рухнув на колени, Риата Лация ткнулась лбом в одеяло возле вялой руки хозяйки.

— Простите, простите меня, госпожа! — бормотала она сквозь всхлипывания. — Это всё я виновата. Мой глупый язык. И зачем меня только понесло в тот "Счастливый жёлудь"!

— Не вой! — поморщилась Ника. — Ты-то тут причём?

Девушка чувствовала себя полностью раздавленной. Погнавшись за химерой свободы, она сбежала от аратачей, преодолела тысячи опаснейших километров, рисковала и убивала, погубила остатки племени гантов и стала причиной преждевременной смерти Хезина, обманывала, притворялась и лицемерила…

И всё только затем, чтобы вместо грубого, брутального дикаря получить в мужья очень цивилизованного убийцу. Так, может, не стоит ждать, когда Аварию захочется избавиться от третьей жены? Нож всё ещё на голени. Пара глубоких порезов на запястье, и главному смотрителю имперских дорог придётся искать новую невесту.

Уже давненько попаданку не посещали мысли о самоубийстве. Какие-то секунды она всерьёз обдумывала возможность уйти из жизни. Однако, своевременно набежавшие воспоминания о том, что ей уже приходилось оказываться в казалось бы совершенно безвыходных ситуациях, не без труда, но всё же слегка развеяли наползавшее на разум наваждение.

"Сбегу! — с отчаянной решимостью подумала Ника. — Не знаю куда и как, но обязательно сбегу. С таким уродом жить не буду!"

Она посмотрела на зарёванную служанку.

— Чего воешь, как по покойнику? Я ещё живая и умирать пока не собираюсь.

— Ой, да что вы такое говорите, госпожа? — вскричала служанка, улыбаясь распухшими от слёз губами.

— Вот отлежусь маленько, — сказала то ли ей, то ли самой себе хозяйка, но договорить не успела.

В комнату стремительно вошёл высокий, худой мужчина в тёмно-зелёной, длинной хламиде. Смуглый цвет лица и козлиная бородка в купе с чалмой на вытянутой голове делали его похожим на Джафара из диснеевского мультфильма.

Следом за ним показались озабоченная госпожа Септиса и огромный чернокожий раб с небольшим, ярко расписанным сундучком в руках.

Сдавленно икнув, Риата Лация резво отскочила к стене и прижалась к ней так, словно пыталась протиснуться сквозь штукатурку.

— … упала и лишилась чувств, — продолжала ранее начатый разговор хозяйка дома. — Потом пришла в себя, но совершенно без сил.

Торжественно опустив поджарый зад на заботливо подставленный Тритой табурет, лекарь буквально вперился в пациентку мрачно-магическим взглядом больших карих глаз.

Через пару секунд Ника почувствовала лёгкое головокружение и наваливавшуюся сонливость.

"Да он меня гипнотизирует! — догадалась девушка, вспомнив описание подобных ощущений в одной из книг. — Ну уж, вот вам батман! Мало ли чего я наболтаю!"

Воспользовавшись тем, что её правая рука покоилась под одеялом, она крепко ущипнула себя за бок, едва не взвизгнув от боли.

Видимо, Рунир Шохоем не обладал сколько-нибудь серьёзным даром внушения, поскольку неприятные ощущения сразу исчезли, а взгляд мужчины перестал казаться завораживающим.

— Мне нужно послушать пульс госпожи…

— Юлисы, — подсказала супруга регистора Трениума.

Пожав плечами, Ника протянула правую руку.

Лекарь очень осторожно взял её за запястье. Пальцы у него оказались липкими, а под большими плоскими ногтями чернела траурная кайма.

"Он вообще руки когда-нибудь моет?" — с неприязнью подумала пациентка.

Сурово сдвинув густые кудлатые брови, Рунир Шохоем потянулся к лицу девушки, и прежде чем она успела отстраниться, посмотрел ей в один глаз, потом во второй.

— Когда ваша племянница последний раз сбрасывала дурную кровь, госпожа Септиса? — с мрачным видом поинтересовался эскулап у явно впечатлённой всеми этими манипуляциями хозяйки дома.

"Мог бы и у меня самой спросить", — с неприязнью подумала Ника, невольно отодвигаясь от не внушавшего ей доверия целителя.

Жена регистора Трениума вопросительно посмотрела на болящую.

— Восемнадцать дней назад, — недовольно буркнула та.

— Рвота, понос были? — кивнув, Рунир Шохоем тем не менее по-прежнему обращался к хозяйке дома.

А та в свою очередь посмотрела на застывшую у стены служанку.

— Нет, госпожа Септиса, — покачала головой Риата Лация. — Госпожа Юлиса просто задрожала и стала падать на пол.

Всхлипнув, отпущенница вытерла слёзы уголком лежащей на плечах накидки.

Лекарь понимающе кивнул всё с той же театральной суровостью.

— Обморок вашей племянницы, госпожа Септиса, вызван чрезмерным многокровием. Сердце не успевает разносить жизнетворную жидкость по важным органам, от чего связь между душой и телом слабеет, что и вызывает временную потерю чувств.

Успевшая за свою короткую жизнь изрядно помыкаться по больницам и нахвататься пусть совершенно поверхностных знаний, попаданка с трудом удержалась от презрительной усмешки. Однако, очень скоро ей стало совсем не смешно.

— Что же нам делать, господин Шохоем? — с несвойственным ей почтением в голосе спросила Пласда Септиса Денса.

— Я выпущу излишнюю кровь, — важно изрёк лекарь. — От чего сердцу госпожи Юлисы сразу станет легче. Но для окончательного выздоровления ей следует больше спать, пить неразбавленное вино и есть свежую печёнку. Лучше всего свиную. И как можно реже вставать с постели. По крайней мере — дней десять.

"Да он идиот? — охнула девушка, со страхом глядя на послушно кивавшую тётку. — У меня и так сил нет, а этот дебил хочет устроить кровопускание! Ну уж, вот вам батман!"

— А может, не надо? — пробормотала она, просительно улыбаясь. — Я просто полежу, отдохну денёк, и всё пройдёт…

Сочные губы эскулапа скривились в презрительной улыбке.

— Госпожа Юлиса разбирается во врачевании?

— Нет, конечно, — попыталась сыграть смущение Ника, отчётливо понимая, что ей просто нечем обосновать своё предложение, и лихорадочно копаясь в памяти, надеялась отыскать там слова какого-нибудь древнего мудреца или более "свежего" авторитета, способные поставить под сомнения пользу от кровопускания.

— Сам великий Ксуапал наставительно рекомендовал отворение вен и избавление от излишней крови при болезнях, связанных с потерей чувств, — опередил её Рунир Шохоем, знаком приказав своему угрюмому рабу поставить сундучок на пол.

Достав из висевшего на поясе кошелька плоский ключик, лекарь вставил его в замочную скважину и откинул крышку.

— Господин Шохоем! — пациентка с возрастающей тревогой наблюдала, как он разворачивает кожаный футляр со зловеще позвякивавшими инструментами. — Клянусь Анаид, я не настолько плохо себя чувствую, чтобы прибегать к столь серьёзным способам лечения!

— Позвольте мне самому судить об этом, — сухо проворчал эскулап, выбирая из нескольких ножей короткий клинок из чёрной бронзы с ясно различимыми бурыми пятнами у костяной рукоятки.

"Он даже инструменты не моет! — едва не взвизгнула девушка, судорожно пряча руки под одеяло. — Неизвестно, кого им до меня резали? Может, с дизентерией, а может, с гепатитом!"

— Это совсем не больно, госпожа Юлиса, — презрительно скривил губы лекарь. — Вы почти ничего не почувствуете.

— Я и без кровопускания справлюсь, — набычилась Ника. — Незачем мне руки резать. Ещё шрам останется.

— Госпожа Юлиса! — прикрикнула тётка. — Прекратите сейчас же! Никто не обратит внимания на такой крошечный шрамик.

— Давайте руку! — решительно потребовал Рунир Шохоем.

— Сначала свои вымойте! — огрызнулась непреклонная пациентка. — И ножик тоже!

— Замолчите сейчас же! — рявкнула госпожа Септиса. — Вы ведёте себя совершенно недопустимо!

— А у него нож грязный! — не уступала племянница. — Отец говорил, что все инструменты, которыми лекарь касается больного, нужно мыть в кипятке!

— Что за чушь! — презрительно фыркнул собеседник. — Ваш отец врачеватель? Где и когда он учился этому искусству?!

Понимая, что ответить нечего, девушка замолчала, упрямо сжав губы.

— Госпожа Септиса! — победно улыбнувшись, Руним Шохоем обратился к хозяйке дома. — Как видите, на лицо явные симптомы наличия лишней крови. Ваша племянница рискует в любой момент лишиться чувств и на сей раз она так быстро не очнётся.

— Риата! — рявкнула хозяйка дома. — Помоги госпоже!

Но служанка, закрыв глаза, отчаянно замотала головой.

— Ну хорошо, — зловещим тоном предупредила хозяйка дома. — С тобой я потом разберусь…

И резко скомандовала:

— Трида, Ушуха, держите госпожу Юлису!

Не ожидавшая ничего подобного, Ника отчаянно закричала:

— Не сметь, мерзавки!

И тут же сорвала голос, пустила петуха. Игнорируя её злобное сипение, невольницы госпожи Септисы навалились, прижимая девушку к кровати.

— Пошли прочь! — продолжала бушевать больная. — Не дам! Не дам, я сказала!

Возможно, в добром здравии и в хорошей физической форме она могла бы справиться с этими неуклюжими бабами. Но сейчас после приступа рабыни легко скрутили её, лишив возможности двигаться. Тогда совершенно остервенев, девушка ударила лбом в оказавшееся слишком близко лицо Триты. Невольница охнула, схватившись за нос, а Ника, освободив правую руку, потянулась к закреплённому на лодыжке кинжалу.

— Шороп, держи! — крикнул Рунир Шохоем, уже вцепившийся в левое запястье буйной пациентки.

Чернокожий невольник, безучастно наблюдавший за вознёй женщин на узкой кровати, в миг оказался рядом и всей тушей рухнул на прикрытые одеялом ноги девушки. Та попыталась повернуться на бок, чтобы хоть так достать оружие, но не смогла даже пошевелиться под тяжестью стразу трёх тел.

— Кто-нибудь, принесите чашу, — отрывисто приказал лекарь, без труда преодолевая сопротивление пациентки и расправляя её руку поверх одеяла. — Да, вот сюда подставьте, чтобы постель не запачкать.

— Нож чистый возьми, урод! — истошно засипела Ника, ощущая свою полную беспомощность, явственно напомнившую ей ту трагическую ночь, когда она стала калекой.

Пренебрежительно хмыкнув, эскулап точным ударом пробил натянутую кожу чуть ниже локтевого сустава.

Обмякнув, девушка закрыла глаза и заплакала. Она не видела, кто подставил чашку, зато хорошо слышала, как туда капала её кровь.

Первым больную отпустил негр. На миг у той мелькнула шальная мысль всё-таки выхватить кинжал и воткнуть в самодовольную рожу ухмылявшегося коновала. Вот только сил на это уже не осталось. Да и зачем? Если на скальпеле имелась какая-нибудь зараза, то она уже попала в кровь. А если её нет? За убийство свободного гражданина Империи могут грозить такие неприятности, что даже дядя не отмажет, даже если захочет.

— Вставайте, коровы, — проворчала госпожа Септиса. — Хватит её держать. Трита, поди сходи, вставь в нос какую-нибудь тряпку. Весь хитон закапала.

— Не стоит так переживать, госпожа Юлиса, — ловко бинтуя руку безучастной пациентке, насмешливо утешал Рунир Шохоем. — Я всё сделал очень аккуратно. Ваша кожа останется такой же гладкой и шелковистой, как спелый персик.

"Сам ты… — банан!" — мысленно огрызнулась Ника, не двигаясь и не открывая глаз.

Она уже понимала, что сорвавшись в истерику, совершила грандиозную глупость, которая грозит ей самыми серьёзными и далеко идущими последствиями.

Звякнула сумка с инструментами, хлопнула крышка сундука, в который их убирал довольный лекарь.

"Дура, ой дура! — едва не выла от досады девушка. — Дала бы ему свой кинжал и всё! Никаких проблем, кроме объяснений с тёткой. А что теперь будет? Как же всё это надоело! Мало того, что жених — гомик и убийца, так ещё и врач — свин попался! Тут любой нормальный человек сбесится. Я же не каменная всё это терпеть! Вот батман, да что же всё так плохо то? Неужели опять безумный геймер гадит?"

— Двадцать риалов, — сквозь шум в ушах долетели до неё слова Рунира Шохоема.

"Такие деньги и ни за что!" — возмущённо фыркнула жертва античной медицины, чувствуя, как слёзы прокладывают на лице новые дорожки.

— Хорошо, — не торгуясь, согласилась хозяйка дома, чей голос буквально клокотал от с трудом скрываемого негодования. — Пойдёмте, пусть госпожа Юлиса отдыхает.

"Сейчас лекаря выпроводит и за меня возьмётся", — подумала Ника, отворачиваясь к стене.

— Госпожа! — тихо позвала отпущенница. — Может, вам что-нибудь нужно?

Не в силах побороть рвущие грудь рыдания, покровительница отрицательно покачала головой, торопливо вытирая мокрые щёки.

— Повязку снимите сами, — донёсся из полуоткрытой двери бодрый голос Рунира Шохоема. — Если ваша племянница, госпожа Септиса, не сотворит какой-нибудь глупости — к завтрашнему утру всё зарастёт.

— У нас есть раб, который умеет обращаться с ранами и кое-что понимает в лечении, — заговорила собеседница уже более спокойным тоном. — Но когда госпожа Юлиса упала без чувств, он просто не знал что делать?

— Сколько лет вашей племяннице, госпожа Септиса? — поинтересовался лекарь.

— Восемнадцать, — чуть помедлив, ответила та, убавив год.

— Она замужем?

— Нет, — явно насторожилась хозяйка дома. — А зачем вы об этом спрашиваете?

— Только из желания понять причину её недуга, госпожа Септиса, — поспешно пояснил Рунир Шохоем. — Тогда, возможно, я мог бы дать дополнительные рекомендации по лечению.

— Госпожа Юлиса выросла далеко от столицы, и там просто не нашлось подходящего жениха для девушки столь знатного рода, — к немалому удивлению племянницы сочла нужным пояснить тётушка. — Но почему это так важно?

В последних словах супруги регистора Трениума прозвучала нешуточная тревога и озабоченность. Нике даже показалось, что та искренне переживает за её здоровье.

— Переизбыток крови, способствующий ослаблению связи души с телом, у молодых женщин часто вызывает подавленная чувственность, — чуть тише, но так, что навострившая уши пациентка различала почти каждое слово, наставительно заговорил эскулап. — А служение Диоле, наоборот, способствует улучшению самочувствия, особенно в таком цветущем возрасте, в котором пребывает ваша племянница, госпожа Септиса. Ей необходимо, как можно скорее выйти замуж. Иначе я не исключаю повторения приступов, подобных сегодняшнему.

— Понимаю вас, господин Шохоем, — голос хозяйки дома стал сухим и холодным. — Мы очень любим госпожу Юлису и непременно подыщем ей подходящего супруга.

"Уже нашли, — горько усмехнулась девушка. — Куда уж лучше: богатый, старый да ещё и гей!"

Видимо сообразив, что собеседница не настроена обсуждать столь деликатную тему, лекарь поспешно попрощался.

— Тогда до свидания, госпожа Септиса. Да хранят вас бессмертные боги, а госпоже Юлисе они пусть пошлют скорейшего выздоровления. Если мои услуги вам понадобятся, знайте, что я готов явиться по первому зову в любое время дня и ночи.

Чуть позже жена регистора Трениума зашла в комнату племянницы. Та к тому времени успела слегка успокоиться, и кое-как взяв себя в руки, начала соображать.

— Я крайне недовольна вашим поведением! — прямо с порога начала тётушка. — Как можно устраивать скандал из-за такого пустяка?1 Что расскажет о вас господин Рунир Шохоем?! А уж он молчать не станет. Представьте, какие слухи пойдут о семье регистора Трениума? Я считала вас храброй девушкой, а вы испугались крошечного пореза! Позор! Как рожать будете?! Умрёте от страха?! Хорошо хоть, госпожа Торина Септиса отправилась в храм Пелкса молиться за вас, и не видела всего этого безобразия! Но не надейтесь, я обязательно расскажу ей о вашем позорном поступке. Быть может, вы хотя бы бабушки постыдитесь. Она же вас так любит!

Скорбно скриви губы, Ника молча слушала гневный монолог хозяйки дома, не сводя жалобных глаз с мелких кудряшек, горой вздымавшихся над высоким лбом Пласды.

— У вас есть что сказать в своё оправдание? — выплеснув негодование, холодно поинтересовалась та.

— Только то, госпожа Септиса, что этот лекарь резал мне руку грязным ножом! — виновато вздохнула девушка, решая использовать присущее радланам почтение к авторитету предков. — А мой отец всегда говорил, что так ни в коем случае нельзя делать! Если ему случалось извлекать застрявшие в теле наконечники стрел дикарей, сломанный коготь зверя или острый сучок, он перед этим тщательно мыл свой нож и сушил его в пламени костра. Раны после этого лучше заживали и реже гноились. Он говорил, что даже крошечная частичка засохшей крови больного может хранить в себе его болезнь, и стоит ей попасть в тело здорового, как тот сразу же заболеет. Так учил меня отец, госпожа Септиса.

— Мне не приходилось лично встречаться с господином Лацием Юлисом Агилисм, — с издевательской иронией усмехнулась тётушка, внимательно выслушав взволнованную речь племянницы. — Наверное, он, действительно, очень умный человек, и вы, как примерная дочь, обязаны его слушаться и почитать. Я не сомневаюсь, что среди примитивных, глупых дикарей отец казался вам великим мудрецом. Но я ни разу не слышала, чтобы мой зять изучал лекарские науки. Насколько я знаю, его интересовали только философия и риторика. Даже не могу представить, откуда он взял эти глупости про крошечные частички болезни, когда всем давно известно, что недуги насылают на нас боги. А какая-то кровь, да ещё старая тут совершенно ни при чём!

Ника с очевидной ясностью понимала, что если уж ей свою рабыню не удалось убедить в опасности заражения, то рассчитывать на понимание со стороны супруги регистора Трениума тем более не стоит.

— То, что вы стали жертвой заблуждений своего отца, — вроде бы даже с лёгким сочувствием покачала головой хозяйка дома. — Никак не может считаться оправданием столь отвратительной выходки.

— Я понимаю, госпожа Септиса, — сказала девушка слабым голосом. — И готова ответить за свой опрометчивый поступок.

Видимо, её показное смирение тронуло сердце собеседницы.

— Я попрошу супруга не наказывать вас слишком строго, госпожа Ника.

— Благодарю вас, госпожа Септиса, — всхлипнув, та вытерла глаза краем одеяла. — Да благословят вас небожители за такую доброту.

Привыкшая к подобному славословию тётушка не заметила невольно проскользнувшей в голосе племянницы нотки иронии.

— Но вы должны пообещать мне, — грозно свела брови к переносице хозяйка дома. — Что ничего подобного больше не повторится! В противном случае вы навсегда лишитесь нашего расположения.

— Клянусь Анаид, никогда не устраивать скандалов в этом доме, не кричать, не грубить и исполнять здесь все ваши распоряжения, — в два приёма с коротким перерывом проговорила больная.

— Хорошо, — всё ещё хмуро, но уже гораздо благожелательнее проворчала супруга регистора Трениума. — Я прикажу принести вам вина. Вы же помните, что сказал лекарь?

— Да, — кивнула девушка и жалобно попросила. — Пожалуйста, госпожа Септиса, не заставляйте меня есть сырую печёнку. Пусть её хотя бы немного обжарят.

— Ладно, — тень снисходительной улыбки скользнула по губам тётушки. — Я распоряжусь.

Когда она ушла, Ника, стараясь игнорировать воцарившуюся в душе пустоту, попросила служанку помочь ей переодеться в ночную рубашку. Кинжал, который мог избавить свою владелицу от серьёзных неприятностей, перекочевал с голени под матрас у стены.

Постучав, в комнату вошла Бака с корзинкой.

— Госпожа Септиса прислала госпоже Юлисе.

— Отдай госпоже Лации, — негромко проговорила больная, заставив свою бывшую рабыню заметно вздрогнуть.

Но формально к отпущенникам принято обращаться так же, как и к свободным гражданам, и девушка ни в коем случае не нарушила принятые в Империи правила поведения.

Несмотря на то, что ей не хотелось ни есть, ни пить, Ника смогла заставить себя осушить пару больших бокалов терпкого, сладкого вина с уже знакомым металлическим привкусом. Только аппетит всё равно не появился. Так что отломив краешек от оказавшейся в корзине лепёшки, она отдала её и чашку изюма своей верной спутнице.

Словно подтверждая то, что госпожа Пласда Септиса Денса искренне переживает за здоровье племянницы, примерно через час та же самая рабыня принесла тарелку с чуть обжаренными кусочками свиной печёнки. Алкоголь всё же ударил по мозгам, после чего жизнь перестала казаться беспросветно мрачной, и девушка немного поела.

Когда-то ей приходилось пробовать сырое мясо только что убитого оленя, и тогда оно казалось Нике удивительно вкусным. Но сейчас не было того пьянящего ощущения победы и гордости за свои силы. Очевидно, поэтому печёнка и показалась девушке почти противной.

Передав тарелку служанке, она сполоснула руки в тазике и вновь закрыла глаза. Странно, но несмотря на слабость, спать совсем не хотелось. Однако, и смотреть на окружающий мир тоже. Она просто лежала, стараясь ни о чём не думать. Ника слышала, как отпущенница, шмыгая носом, собрала посуду в корзину и, стараясь двигаться как можно тише, покинула комнату.

Словно воспользовавшись её отсутствием, мрачные мысли, прорвав тщательно возводимый в сознании барьер, с новой силой набросились на девушку.

Недавнее происшествие стало не только ярким свидетельством её глупости, но и предельно наглядно указало место племянницы регистора Трениума и внучки сенатора Госпула Юлиса Лура в имперском обществе. Рабыни Септисов по одному слову хозяйки набросились на Нику, полностью игнорируя её аристократическое происхождение.

"Вот так прикажет любимый дядюшка, — всхлипнула она. — Скрутят, продадут в рабство, и всем будет наплевать. Ох, батман, во что же я вляпалась?"

Ранка на руке неприятно саднила. Осторожно потрогав повязку и убедившись, что тёмно-красное пятно на белой ткани бинта больше не растёт, попаданка вновь погрузилась в пучину унылых размышлений.

"Конечно, парню на моём месте было бы легче. Захотел, мог бы остаться у аратачей. Выбился бы в вожди и прогрессорствовал потихоньку. Если, конечно, в нашем мире держал в руке что-нибудь тяжелее компьютерной мышки. В Империи молодому человеку знатного рода устроить свою жизнь вообще большого труда не составляет. Особенно с таким наставником, как Лаций Юлис Агилис, который как-то говорил, что будь Ника мужчиной — он легко обучил бы её азам юриспруденции. Вернувшись в Радл, осталось бы только ознакомиться с последними изменениями в законодательстве, и открывалась прямая дорога на гражданскую службу, если, конечно, нет желания идти в легионы или на флот. Да и к племяннику регистор Трениума отнёсся бы совершенно по-другому, поскольку в этом случае никто не стал бы оспаривать право внука Госпула Юлиса Лура на землю его предков. А уж став богатым землевладельцем, он имел бы полное право выбрать себе жену самостоятельно".

— Это за меня уже всё решили, — одними губами прошептала девушка, с очевидной ясностью понимая, что покинув аратачей и отправившись добывать себе имение, она явно переоценила свои силы.

Воспитанная в обществе, где мало кто ставил под сомнение равенство мужчины и женщины, сумевшая, пусть и с помощью Наставника приспособиться к жизни в диких лесах Некуима, Ника наивно надеялась остаться самостоятельным человеком и в цивилизованном мире, тем более, что принадлежность к одному из древних родов Империи давало, казалось, для этого все основания.

"Вот батман! — вновь беззвучно выругалась Ника. — Наверное, я зря тогда из усадьбы Маврия уехала. Может, всё-таки стоило завести… отношения с Вилитом".

Однако, в который раз обдумав всё как следует, она пришла к неутешительному выводу, что даже став любовницей принца, ей не удалось бы избежать брака с Аварием, которого привлекало только исключительно аристократическое происхождение невесты.

А вот родственники Ники Юлисы Террины, с их показной приверженностью древним традициям и строгостью нравов, подобное поведение племянницы наверняка не одобрили бы, что могло лишить её даже той куцей свободы действий, которой она пока обладает. Ещё бы знать, как и на что эту "свободу" употребить?

Чуть слышно скрипнули дверные петли. Приоткрыв глаза, девушка увидела Риату Лацию с чётко выделявшимися красными пятнами на скулах.

— Кто это тебя? — тихо спросила Ника.

Служанка потупилась.

— Септиса? — не дожидаясь ответа, прошептала хозяйка.

Отпущенница кивнула.

— Хотя бы сказала за что? — печально усмехнулась девушка.

— За то, что я её не послушалась и не держала вас, госпожа, — шмыгнула носом собеседница.

— Ты уж прости, что так вышло, — пробормотала Ника, прикрывая глаза. — Сама видишь, как мне досталось.

— Ой, да что вы такое говорите, госпожа?! — вскричала служанка, тут же резко понизив голос. — Да за что? Госпожа Септиса разгневалась потому, что я её приказание не исполнила, вот и отхлестала по щекам. Хвала богам, хоть выпороть не приказала… Но я привычная. Мне вас жалко…

Она всхлипнула.

— Мне самой себя жалко, — привычно проворчала хозяйка. — Да что толку?

Помолчав, она посмотрела на отпущенницу и неожиданно для самой себя выпалила:

— Я не хочу замуж за Авария!

— Так, а что же делать, госпожа? — жалобно и, в то же время с какой-то прямо-таки собачьей преданностью глядя ей в глаза, вздохнула служанка. — Господин Септис, ваш дядя, уже обо всём договорился. Госпожа Торина Септиса, матушка его, очень довольна вашим женихом. Я сама слышала, как она его нахваливала. Очень они расстроятся, если вы откажетесь. И сенатор Юлис, очень влиятельный человек, через вас хочет породниться с господином Аварием.

— Но всё-таки, — с трудом повернувшись на бок, девушка пристально посмотрела на собеседницу. — Что может случиться, если я не соглашусь стать его женой?

— Ой, не знаю, госпожа, что придёт им в голову? — ответила бывшая невольница, отведя глаза. — Это же позор, если господин Септис не исполнит обещание, данное господину Аварию. Будь вы ему родная дочь, могли бы в комнате запереть и никуда не пускать, пока не покаетесь, или просто выпороли бы розгами…

Она пожала плечами, по-прежнему глядя в сторону.

"Но я им всего лишь племянница, явившаяся откуда-то с края земли, — мысленно договорила за неё хозяйка, или точнее покровительница. — Значит, домашним арестом или поркой дело может и не ограничится, и мои фантазии о продаже в рабство вполне могут стать реальностью".

— Тогда остаётся только бежать! — выдохнула Ника.

— Ой, да что вы такое говорите, госпожа?! — зашипела Риата Лация, испуганно косясь на полуоткрытую дверь. — Вы же родственников не то что на весь Радл — на всю Империю обесчестите! Племянница регистора Трениума из дома сбежала! Это же срам какой! Поймают — уже не пощадят!

— А если будут думать, что я погибла? — усмехнулась девушка, у которой уже начал складываться некий, пока ещё не совсем ясный план.

— Ой, тогда я не знаю, — растерянно пожала плечами служанка. — Только куда же вы пойдёте? К кому?

— Вот этого я пока не придумала, — тяжело вздохнув, госпожа вновь легла на спину. — Но, если вдруг отыщется такое место, ты со мной или в Радле останешься?

— Ой, да как вы могли подумать такое, госпожа? — кажется, и в самом деле обиделась собеседница. — Я до самой смерти вас не покину!

— Тогда и ты подумай: куда бы нам направиться? — предложила Ника. — Ты — женщина умная, и жизнь лучше меня знаешь.

— Ой, госпожа, ну вы скажете, — деланно засмущалась Риата Лация, но девушка уже закрыла глаза, придав лицу сонноотрешённое выражение.

Приходилось признать, что иного способа избежать постылого замужества, кроме бегства от любимых родственников, судьба или тот загадочный игрок, с лёгкостью распоряжавшийся её жизнью, Нике не оставили. А уж как обставить своё исчезновение из Радла, чтобы господа Септисы, быстренько оплакав свою племянницу, успокоились, она обязательно придумает. Надо только побыстрее поправиться.

Прекрасно понимая неизбежность неприятного разговора, девушка готовилась к нему, заранее рассудив, что чем болезненней и несчастней она будет выглядеть, тем больше шансов на снисходительное отношение дядюшки к её необдуманному поступку. В крайнем случае, можно опять лишиться чувств.

Однако, господин Итур Септис Даум оказался настроен довольно благодушно. Видимо, сыграла свою роль правильная подача информации со стороны супруги. Вполне умеренно отругав племянницу за устроенный скандал, он строго-настрого приказал ей больше так не делать и поскорее выздоравливать.

Ника, плача, попросила прощение за своё неподобающее поведение, пожаловавшись на духоту и головокружение.

Регистор Трениума немедленно предложил ещё раз послать за лекарем, но больная родственница категорически отказалась.

Не упустила случая прочитать ей нотацию и бабуся. Торина Септиса Ульда долго укоряла её в глупости, трусости и непочтительном отношении к любящей тёте, призывая в свидетели богов и предков, в заключение выразив надежду, что подобного больше не повторится.

Не успела девушка хотя бы немного перевести дух, как перед сном Риата Лация тихонько доложила, что хозяева дома устроили ей форменный допрос с угрозами и посулами. Господ очень интересовало: не беременна ли их племянница, и кто вероятный отец ребёнка?

Пока изрядно обалдевшая от подобного предположения Ника хлопала ресницами, верная служанка шёпотом рассказывала, как горячо уверяла регистора Трениума и его бдительную супругу в абсолютной безосновательности подобных подозрений, в том, что госпожа Юлиса, строго храня родовую честь, не совершала ни одного поступка, способного хотя бы в малейшей степени бросить тень на её доброе имя.

— Я им сказала, — с жаром заявила отпущенница. — Что вы, госпожа, являетесь образцом скромности и истинной добродетели!

Собеседница иронически хмыкнула, но промолчала, продолжая внимательно слушать.

— Только вы уж простите, госпожа, — вздохнула Риата Лация. — Но кажется, не очень они мне поверили.

— Всё ещё думают, будто я беременна? — криво усмехнулась девушка.

— Ой, госпожа, не знаю, — после короткого размышления покачала головой служанка.

— Как хотят! — зевнув, отмахнулась хозяйка. — Всё равно, это уже не имеет никакого значения. Спи, поздно уже.

Нике казалось, что стоит ей только закрыть глаза, как этот сумасшедший день сразу закончится. Однако, сон долго не приходил. Похоже, тётушку она явно недооценила. Судя по всему, несмотря на всю наукообразную лапшу, навешанную ей на уши Руниром Шохоем, госпожа Септиса на всякий случай решила поискать более прозаические причины обморока племянницы.

Девушка не могла не оценить здравый смысл супруги регистора Трениума. Теперь, планируя исчезновение из Радла, следует иметь ввиду, что её не так-то просто обвести вокруг пальца.

Наконец-то добравшись до своей цели, путешественница уже не сомневалась, что скоро вновь отправится в странствие. Вот только куда?

Пользуясь навалившейся бессонницей, она старательно перебирала варианты. Легче всего затеряться в крупном портовом городе, где много приезжих. Но жизнь там дорога и небезопасна. Где-нибудь в маленьком селении каждый новый человек на виду. Но там всё дешевле, а значит, оставшихся денег хватит надолго, особенно, если прихватит ещё и подарок Авария.

Если же родственники будут чересчур упорны в поисках, можно перебраться в Либрию. Там столько вольных городов и маленьких царств, что и за сто лет не обыщешь.

Мысли Ники ворочались всё медленнее. Принятый за ужином алкоголь постепенно успокаивал нервы, потихоньку погружая сознание в благословенный сон без сновидений.

Открыв глаза, она увидела комнату, залитую ярким светом, бившим сквозь широко распахнутую дверь. Судя по всему, солнце уже давно встало, но её разбудить никто не попытался, очевидно, выполняя рекомендации вчерашнего грязнули лекаря.

Первым делом девушка осмотрела свою левую руку. Сколько-нибудь серьёзной боли она не чувствовала. Края бинта успели истрепаться, коричневое пятно не увеличилось и ещё сильнее потемнело.

"Может, хоть в чём-то повезёт, и я никакой заразы не подхвачу?" — с надеждой подумала пострадавшая от местной медицины больная, пытаясь снять повязку. Но тут организм настойчиво напомнил о более насущных потребностях. После короткого размышления в уборную решила не ходить. Пусть думают, что она всё ещё слаба. Видимо, Ника всё-таки проспала слишком долго, потому что не расслышала приближавшихся шагов, и служанка застала свою госпожу на горшке.

Помогая ей вновь вернуться на кровать, Риата Лация сообщила, что время уже приближается к полудню, а примерно час назад приходил раб из Цветочного дворца.

— От императрицы?! — встрепенулась девушка. — Или…

— От государыни, госпожа, — отпущенница сделала вид, будто не заметила оговорки покровительницы. — Она приглашала вас с госпожой Септисой посетить её завтра после полудня.

— Ого! — на секунду забыв о болезненной слабости, вскричала хозяйка, тут же понизив голос до шёпота. — И что госпожа Септиса?

— Сказала, что вы больны, и лекарь запретил вам вставать с постели, — так же тихо проговорила служанка.

— Вот батман! — выругавшись одними губами, Ника рухнула на тюфяк.

Попаданке очень не хотелось этого признавать, но получалось, что тётушка действительно о ней заботится и даже по-своему любит, если не потащила чуть живую племянницу в Цветочный дворец только затем, чтобы, теша своё тщеславие, хвастаться перед подругами личным знакомством с императрицей. "А я собираюсь от них бежать, — с горьким сожалением подумала девушка. — Кто ещё будет со мной так нянчиться? Может, всё-таки остаться? "

"И выйти замуж за Авария? — вспомнив вкрадчивый голос и плохо различимое в сумерках лицо, она возмущённо фыркнула. — Ну уж, нет! Не дождётесь! Просто надо уйти по-тихому, чтобы Септисов не огорчить".

— Кушать будете, госпожа? — прервала её размышление Риата Лация.

— Да, — кивнула Ника. — Но сначала умыться.

Узнав, что она проснулась, девушку посетила супруга регистора Трениума, а чуть позже зашла и его матушка.

Пожилой, благообразного вида раб снял повязку. Ранка на руке больной затянулась, хотя края вокруг и выглядели слегка припухшими.

Стараясь не забывать о своём плохом самочувствии, Ника съела пару кусочков чуть обжаренной печёнки и выпила бокал вина.

Госпожа Септиса рассказала о приходе посланца императрицы и о своём решении отказаться от посещения Цветочного дворца.

— Вы ещё слишком слабы для таких визитов, — безапелляционно заявила тётушка. — Хотя признаться, я была очень удивлена подобным приглашением.

— Её величество обещала вспомнить обо мне по прибытии в столицу, — слабым голосом сообщила племянница. — Наверное, ей захотелось ещё раз услышать рассказы о моих странствиях.

— Если так, то нечего тебе там делать! — внезапно сварливо проворчала расположившаяся на табурете у стены Торина Септиса. — Вы правильно сделали, госпожа Пласда, что отказались идти во дворец. Девочке надо выздороветь, а если её величеству скучно, пусть идёт в театр или на ипподром! Внучка невинно убиенного сенатора Госпула Юлиса Лура — не бродячий артист и не танцовщица, чтобы кого-то развлекать. Пусть даже супругу самого Константа Великого.

— Потише, госпожа Торина, — поморщилась хозяйка дома, но Ника видела, что слова свекрови явно пришлись ей по душе. — Ни к чему так кричать.

— Вот ещё! — пренебрежительно скривила раскрашенные губы старушка. — Я же не на форуме. Хвала богам, здесь все свои. А девочке давно пора узнать то, что и так известно всему Радлу!

Однако,подавшись вперёд, бабуля всё же понизила голос:

— Император давно уже не живёт с женой! Её величество Докэста Тарквина не смогла соответствовать своему высокому положению, донимая царственного супруга мелочными придирками, что и вызывало его справедливый гнев. Государь не позволяет ей даже надолго задерживаться в столице, отсылая то к морю, то в Галайскую долину, то ещё куда-нибудь!

Как ни странно, но раскрытая перед ней "жгучая правда" девушку не ошарашила, а лишь слегка удивила. Видимо, подсознательно она ожидала чего-то подобного, но из-за навалившихся забот и проблем просто не успевала задуматься над уже известными ей странностями.

Почему после долгой разлуки императрица возвратилась не в Палатин к любимому мужу, а в свой Цветочный дворец? Что женщина, выглядевшая вполне здоровой, так долго делала в Галайской долине?

Теперь становилось понятно, почему супруга регистора Трениума не очень расстроилась, упустив возможность лично засвидетельствовать своё почтение её величеству. Кажется, в средневековой Руси положение, в котором оказалась Докэста Тарквина Домнита, называлось "опалой".

Если Констант так относится к супруге, значит, та не обладает сколько-нибудь значительной властью, а следовательно, не пользуется особым почитанием у имперской знати.

Видимо, поэтому госпожа Торина Септиса Ульда так смело пересказывала внучке столичные сплетни. Однако, Ника благоразумно скрыла свои чувства, среагировав именно так, как, по её мнению, ожидали окружающие:

— Не может быть, госпожа Септиса?! Как же так? Я же ничего не знала.

Польщённая вниманием, старушка шёпотом поведала, что государь уже довольно давно увлечён Сариной Госгулой, женщиной хоть и не знатного рода, но ослепительной красоты и кроткого нрава. Вот только невестка не позволила свекрови долго сплетничать, напомнив, что лекарь рекомендовал больной больше спать. Вероятно, госпожа Септиса опасалась, как бы бабуля не перегрузила неокрепшее сознание внучки столь неприглядными подробностями жизни августейшего семейства и не ранила её верноподданнические чувства.

В этот день Торина Септиса ещё раз заходила к Нике, но от разоблачений нравов, царящих среди высшей аристократии Империи воздержалась, посвятив свой монолог воспоминаниям о детстве и юности своей дочери Тейсы.

Девушка с огромным интересом слушала рассказы о женщине, которую все вокруг считали её матерью. Нике казалось, что чем больше она узнает о жизни супруги Наставника, тем лучше поймёт этот мир. А старушка откровенно наслаждалась, всё глубже погружаясь мыслями в прошлое.

Занятая ежедневными хлопотами, хозяйка дома не могла уделить племяннице столько внимания. Но тем не менее она пару раз заглядывала, справляясь о самочувствии. А вот чрезвычайно загруженный городскими проблемами дядюшка больную так и не навестил, что, впрочем, её нисколько не огорчило.

Поздним вечером госпожа вновь долго шепталась со служанкой. Судьба изрядно помотала бывшую рабыню по просторам Континента, поэтому хозяйку очень интересовало её мнение о том: какой город лучше всего подойдёт для их проживания после бегства из Радла. Видимо, успевшая за день подумать над перспективой очередной авантюры беспокойной покровительницы, Риата Лация назвала Брунизий, морской порт к югу от Радла. По её словам, он не слишком велик, но тем не менее там тоже никто не обращает внимания на приезжих. А главное — у отпущенницы там имелись знакомые. Вот только Нике не понравилось слишком близкое соседство со столицей, и они стали перебирать другие варианты до тех пор, пока язык у служанки не стал заплетаться.

Утром девушка чувствовала себя гораздо лучше. Несмотря на строгую диету, сил заметно прибавилось. В ушах уже не шумело, хотя она не забывала время от времени жаловаться на головную боль.

Не на шутку обеспокоенная отсутствием аппетита у племянницы хозяйка дома приказала подать ей на завтрак вместе с полусырой печёнкой нарезанный лук, оказавшийся таким злым, что у Ники слёзы потекли.

Попытка спровадить его Риате Лации провалилась. Верная служанка получила от госпожи Септисы строжайшие инструкции: проследить, чтобы госпожа Юлиса лично слопала сей овощ. Супруга регистора Трениума обещала лично проконтролировать и в случае невыполнения грозила отпущеннице страшными карами.

Жуя жгучие кольца, хозяйка всерьёз заподозрила бывшую рабыню в обмане: вдруг та нарочно всё придумала, чтобы не есть лук?

Однако, вскоре заглянувшая в комнату тётушка, наклонившись над кроватью насторожившейся племянницы, шумно втянула носом воздух. Без труда уловив густой запах, женщина удовлетворённо кивнула и, не говоря ни слова, вышла во внутренний дворик.

Застывшая у стены каменной статуей Риата Лация облегчённо перевела дух, а её хозяйка недовольно поморщилась. Несмотря на полуоткрытую дверь, воздух в комнатке буквально пропитался луком.

Но постепенно Ника принюхалась, а спустя какое-то время этот острый аромат напомнил девушке бесконечно далёкое детство, когда маленькая Вика Седова старательно и бестолково помогала маме готовить. Теперь Ника считала те времена самыми счастливыми в своей сумбурной жизни.

От светлой грусти воспоминаний её отвлекли приближавшиеся голоса, один из которых принадлежал супруге регистора Трениума и звучал явно взволнованно:

— Пожалуйста сюда, господин Акций.

"Акций?!" — встрепенулась больная. Это имя девушка уже слышала, причём не так давно. Но вспомнить, кому оно принадлежит, удалось буквально за секунду до того, как через порог шагнул сухощавый, лысый мужчина, лет пятидесяти с тонкими змеиными губами. Его плечи прикрывал короткий синий плащ, наброшенный поверх тёмно-зелёной туники с короткими, по локоть, рукавами.

Никак не ожидавшая увидеть здесь и сейчас лекаря императрицы, Ника растерялась, не зная, что и думать?

— Добрый день, госпожа Юлиса, — просто и буднично, словно они видятся почти каждый день, поздоровался незваный гость, присаживаясь на табурет, торопливо подставленный служанкой. — Известие о вашей болезни огорчило государыню, и она попросила меня навестить вас. Как себя чувствуете?

— Уже лучше, господин Акций, — пролепетала девушка, быстро приходя в себя. — Передайте её величеству самую искреннюю благодарность за заботу, которая тронула меня до глубины души. Да пошлют ей небожители ещё много лет, наполненных радостью и счастьем. Я так жалею, что внезапная болезнь лишила меня радости встречи с величайшей женщиной мира!

Сумев взвинтить себя до нужного состояния, Ника с удовлетворением почувствовала, как на глазах начинают наворачиваться слёзы.

Застывшая в дверях хозяйка дома выглядела не менее обалдевшей. Что бы вчера свекровь не говорила об императрице, визит её лекаря произвёл на невестку колоссальное впечатление.

— Я передам государыне ваши слова, — благосклонно кивнул лысый эскулап. — А сейчас поподробнее расскажите о вашей болезни. С чего всё началось?

— Вчера днём всё вокруг внезапно закружилось, в глазах потемнело, и я лишилась чувств, — заговорила пациентка, тщательно подбирая слова. — Очнулась совершенно без сил. Даже повернуться на бок не могла.

— Раньше такое случалось? — поинтересовался Акций.

— Никогда! — отчеканила собеседница.

— Головой в эти дни не ударялись? — задал новый вопрос лекарь, и получив отрицательный ответ, попросил. — Дайте вашу руку.

Девушка с удовлетворением отметила, что пальцы у него сухие, чистые, а ногти аккуратно обрезаны, и никакой грязи под ними нет.

— Что это? — спросил эскулап, указав на свежий шрам.

Но прежде, чем пациентка успела ответить, в комнату буквально ворвалась Торина Септиса.

— Кто такой? — тяжело дыша и тыча в сторону гостя узловатым дёргающимся пальцем, прохрипела старушка. — Что он здесь делает?

Мужчина подчёркнуто неторопливо поднялся на ноги, и чуть склонив голову, внушительно представился:

— Бар Акций Новум, хранитель здоровья её величества государыни Докэсты Тарквины Домниты.

Непроизвольно икнув, бабуля растерянно посмотрела на внучку. Та, с трудом сдерживая улыбку, кивнула.

Ярко накрашенные губы и выцветшие от старости глаза матушки регистора Трениума округлились. Редкие, белесые ресницы растерянно захлопали. Она качнулась в сторону и едва не упала, вовремя подхваченная верной Дедерой.

— По поручению государыни зашёл проведать госпожу Нику Юлису Террину, — продолжал удивлять собеседницу лекарь. — Мне велено её осмотреть и, если потребуется, дать надлежащие рекомендации по лечению.

— Так вчера у нас уже был господин Рунир Шохоем, — явно продолжая пребывать в ступоре, пробормотала старушка.

Недовольно зыркнув на свекровь, хозяйка дома решительно шагнула вперёд, привлекая внимания гостя.

— Мы будем очень рады услышать мнение столь выдающегося служителя Пелкса. Пожалуйста, расскажите, чем ещё можно помочь госпоже Юлисе?

— Прежде чем сказать что-то определённое, госпожа Септиса, — нахмурился эскулап. — Мне необходимо всё выяснить.

— Я это понимаю, господин Акций, — кивнула супруга регистора Трениума, пропуская в комнату Ушуху с табуреткой для Торины Септисы.

Лекарь вновь обратился к больной.

— Кровь пускали, госпожа Юлиса?

— Да, — подтвердила та и, не удержавшись, добавила с плохо скрытой издёвкой. — Господин Шохоем полагает, что причиной потери чувств у меня стало многокроковие.

— Вот как? — вскинул брови собеседник и обернулся к напряжённо наблюдавшей за ними хозяйке дома. — Госпожа Септиса, когда вы увидели свою племянницу, лицо у неё было красное или не очень?

— Скорее бледное, господин Акций, — почтительно, даже вроде бы слегка заискивающе ответила та.

Покачав головой, лекарь долго и сосредоточенно слушал пульс девушки, время от времени беззвучно шевеля тонкими, сухими губами.

Затем также, как и Рунир Шохоем, заглянул в глаза, а потом велел показать язык. Ника ужасно смутилась, но мужчина, как настоящий медик, ничем не выдал своего недовольства по поводу бьющего у неё изо рта густого лукового аромата.

Не удовлетворившись этим, он прямо через одеяло долго мял живот девушки, не обращая внимание на демонстративно громкое недовольное сопение Торины Септисы. Однако, и на этом осмотр не закончился. Пациентке пришлось перевернуться, а добросовестный медик обстоятельно обстучал ей спину собранными в щепоть пальцами, не забывая расспрашивать: есть ли боль, и куда она отдаётся?

— Ночной горшок давно выносили? — абсолютно неожиданно для пациентки обратился лекарь к Риате Лации, безошибочно определив в ней служанку, несмотря на отсутствие рабской таблички.

— Вот только что, господин, — робко пробормотала отпущенница.

— Достань, — тут же распорядился дотошный врачеватель.

Жестом приказав открыть крышку, он провёл пальцами по дну, обнюхал их с самым серьёзным видом и даже облизал, причмокнув губами.

"Настоящий профессионал! — с невольным уважением подумала Ника. — Не зря ему императрицу лечить доверили. И что он вчера не пришёл?"

— Полотенце подай, — негромко велела она, когда медик оставил в покое ночную посуду.

— Дышать тяжело, госпожа Юлиса? — спросил лекарь, небрежно вытирая руки.

— Душно здесь, господин Акций, — нисколько не покривила душой девушка, изрядно удивлённая тем обстоятельством, что того совершенно не интересуют её критические дни. Видимо, в отличии от Рунира Шохоема, хранитель здоровья государыни сразу понял, что пациентка не беременна.

— Лекарь, который вчера приходил, советовал госпоже Юлисе реже вставать, — заметила хозяйка дома.

Понимающе кивнув, Акций скрестил на груди руки, и полуприкрыв глаза, погрузился в размышления.

В комнате стало так тихо, что стало слышно, как где-то жужжат первые весенние мухи.

"Вот батман! — с тревогой подумала девушка. — Сейчас и этот заставит есть какую-нибудь гадость!"

— Я просто очень устала, господин Акций, — не выдержав напряжённого ожидания, негромко сказала она. — Долгая дорога отняла слишком много сил. Лучшим лекарством для меня будет просто отдых.

Сначала Ника хотела сказать, что, вероятно, у неё случился срыв на почве нервного истощения. Однако, данное выражение на радланском звучало слишком странно, и попаданка решила использовать более понятные для местных выражения.

Она опасалась, что лекарь императрицы поднимет её на смех, но Акций неожиданно кивнул.

— Возможно, госпожа Юлиса, потому что ничего пугающего или серьёзного я не обнаружил. Ваши силы, действительно, нуждаются в восстановлении. Чем вам советовали лечиться?

Прежде, чем девушка успела ответить, тётушка чётко отбарабанила:

— Больше спать, реже вставать и есть сырую свиную печёнку с неразбавленным вином.

— Добавьте к этому молоко, мёд и финики, — проговорил лекарь, поднимаясь. — До свидания, госпожа Юлиса. Выздоравливайте, набирайтесь сил. Её величество будет рада узнать, что с вами ничего страшного не случилось.

— Не забудьте передать государыне мою благодарность, господин Акций, — напомнила Ника. — Я буду неустанно молить богов о здоровье и благополучии её величества.

— Обязательно передам, — с самым серьёзным видом пообещал собеседник.

— Спасибо и вам, господин Акций, — продолжила девушка тем же проникновенным тоном. — За то, что вы, несмотря на занятость, уделили мне так много своего драгоценного времени.

— Я всего лишь выполнял поручение её величества, — снисходительно усмехнулся собеседник.

— Но вы его исполнили так, как подобает истинному знатоку и мастеру своего дела, — почтительно заметила Ника.

— Поправляйтесь, госпожа Юлиса, — улыбнулся явно довольный похвалой эскулап. — Набирайтесь сил. Возможно, государыня ещё раз захочет с вами встретиться и побеседовать о дальних странах.

Коротко поклонившись, он вышел. За ним тотчас же устремились тётя и бабушка пациентки. В комнате остались только Риата Лация Фида и её хозяйка, без сил откинувшаяся на подушку.

А со двора донеслось звяканье посуды и тихий разговор. Девушка прислушалась, но смогла различить лишь своё имя и какие-то обрывки слов.

— Госпожа! — опустившись у кровати на колени, горячо зашептала служанка. — А если попросить её величество избавить вас от этого брака? Неужели господин Септис самой государыне откажет?

— Думаешь, она за меня заступится? — скептически хмыкнула Ника.

— Не знаю, госпожа, — пожала плечами отпущенница. — Но боги вас любят. Может, лучше попробовать, чем прятаться всю жизнь?

Криво усмехнувшись, хозяйка, тем не менее не могла не признать правоту слов верной спутницы.

— Неизвестно ещё, когда меня пригласят в Цветочный дворец? — с сомнением покачала головой девушка. — Вдруг к тому времени Септис уже подпишет брачный договор с Аварием?

— Напишите письмо! — выпалила Риата Лация. — Я передам…

— Так тебя и пустят к императрице! — фыркнула покровительница.

— А я… как господин Ротан сделаю! — выпалила отпущенница. — Подожду у Цветочного дворца господина Акция и отдам письмо ему. Он вроде к вам хорошо относится. Неужели не передаст?

Ника задумалась.


***

Хранитель здоровья государыни не собирался надолго задерживаться в доме регистора Трениума. Исполнение поручения императрицы много времени не заняло. Но его неожиданно заинтересовала сама пациентка.

Акцию не раз приходилось осматривать женщин и девиц из знатных семей. Большинство из них первоначально ни в коем случае не разрешали прикасаться к себе чужому мужчине, так что родителям или мужьям приходилось их долго уговаривать, а то и приказывать. Другие испытывали беспокойство и не в силах с ним справиться то и дело спрашивали лекаря: что он делает и зачем это нужно? При этом все пациентки ужасно смущались или по крайней мере делали вид.

А вот выросшая среди дикарей внучка сенатора Госпула Юлиса Лура отнеслась к манипуляциям лекаря совершенно спокойно. Более того, слегка удивившись в начале, далее она воспринимала осмотр словно бы как должное и само-собой разумеющееся.

Ещё сильнее озадачила многоопытного врачевателя реакция девушки на исследование выделений её организма из ночного горшка. Акций не часто использовал подобный метод и в данном случае мог бы обойтись без него. Тем не менее, опасаясь ошибиться, он решил окончательно убедиться в правильности своих предположений. Как правило, подобное зрелище вызывало отвращение и у больных и присутствующих при этом родственников. Вот и сейчас мужчина краем глаза заметил, как брезгливая гримаса скользнула по лицу супруги регистора Трениума. А вот во взгляде Юлисы он ясно прочитал нескрываемое уважение. Опытному царедворцу даже показалось, что её ответы стали более откровенными.

Вспомнив, что у дикарей, среди которых выросла племянница регистора Трениума, лечением соплеменников занимаются всякого рода шаманы, Акций на миг предположил, что девушка и его тоже причислила к служителям богов, и поэтому с таким спокойствием отнеслась ко всему, что он делал. Вот только лекарю приходилось видеть, с каким почтением и страхом относились варвары к своим колдунам. Но Юлиса его не боялась, немного опасалась, но не более. А о коллеге Акция, устроившем ей кровопускание, отзывалась с нескрываемым презрением.

Проведённый осмотр не выявил никаких опасных симптомов. Тем не менее сероватый оттенок кожи, тёмные пятна вокруг глаз, расстроенный пульс и заметно замедленная речь явственно указывали на сильнейшую усталость, что в свою очередь послужило для хранителя здоровья государыни дополнительным подтверждением правдивости истории Ники Юлисы Террины. Хотя в глубине души придворный так до конца и не избавился от подозрений в том, что она не та, за кого себя выдаёт.

Весь жизненный опыт немало повидавшего и разносторонне образованного человека не давал врачевателю окончательно уверовать в рассказ о чудесном спасении сына оклеветанного сенатора. И уж совсем нереальным казалось возвращение дочери Лация Юлиса Агилиса откуда-то чуть ли не из-за края мира. Его не убедило даже то, что семья регистора Трениума признала племянницу.

Но девица сумела заинтересовать государыню, а потом ещё и посрамила Акция, продемонстрировав искусство владения необычной металкой, окончательно принудив царедворца помалкивать о своих подозрениях. Поэтому он с удовольствием помог Юлисе, как можно быстрее покинуть усадьбу Маврия, и надеялся никогда больше с ней не встречаться.

Но смертные предполагают, а небожители располагают, и по воле государыни охранителю её здоровья вновь пришлось увидеть эту девушку.

Выдав рекомендации по лечению, он попрощался с пациенткой и вышел из комнаты.

Возле зеленеющих молодыми листочками цветочных кустов стоял изящный деревянный столик и три кресла без спинок.

— Скоро полдень, господин Акций, — почтительно проговорила тётушка Юлисы. — Если бы мы знали, кто почтит наш дом своим посещением, то сумели бы принять вас более достойно. Наши повара весьма искусны в своём деле. К сожалению, у них просто не хватило времени приготовить что-то значительное. Но всё же я смею надеяться, что вы не откажитесь разделить с нами скромный обед?

— Простая пища самая полезная, — вступила в разговор мать хозяина дома. — Так завещали предки.

Акций любил вкусно покушать и ценил хорошую кухню, поэтому после таких слов хотел отказаться, сославшись на занятость, но бросив мимолётный взгляд на накрытый стол передумал. Кроме обязательных варёных яиц, салата из свёклы и моркови, солёных грибов, оливок и мидий, там присутствовали маленькие лепёшечки с уложенным сверху тёртым сыром, нарезанная тонкими ломтиками ветчина "со слезой" и маленькие пожаренные до хруста рыбки, являвшиеся украшением любой трапезы. Но окончательно убедила гостя задержаться печать на залитом смолой горлышке амфоры, которую держал юный раб, очевидно, выполнявший в доме регистора Трениума обязанности виночерпия.

— Разве можно отказаться от такого радушного приглашения? — улыбнулся лекарь, картинно разводя руками.

Расторопная рабыня с распухшим носом пододвинула кресло с подушечкой на сиденье.

— Тем более я сам тоже не привередлив и по мере сил стараюсь придерживаться завещанной нашими предками суровой простоты.

Прекрасный молодой невольник, ловко раскупорив амфору, наполнил тёмно-бордовой жидкостью широкий серебряный сосуд для смешивания вина.

Акций с удовлетворением отметил, что, судя по неповторимому аромату, это настоящее аржейское, а не одна из дешёвых подделок, которые стали всё чаще появляться на рынке даже у, казалось бы, солидных и уважаемых торговцев. Вкус тоже оказался вполне соответственным с обязательным добавлением свинцового сластителя, смягчавшего лёгкую горчинку и оставлявшего во рту неповторимое ощущение.

Рабыни принесли миску с разваренной фасолью, а к ней жареные колбаски из рубленой свинины с шафраном, луком, чесноком и душистыми травками.

Супруга регистора Трениума и его матушка пили мало, но кубок охранителя здоровья императрицы пустовал редко, то и дело наполняемый призывно улыбавшимся юношей.

Дав гостю возможность утолить первый голод, Пласда Септиса Денса светским тоном поинтересовалась:

— Как здоровье государыни, господин Акций?

Внутренне усмехаясь, тот прожевал кусочек великолепного окорока.

— Хвала богам, её величество здорова и полна сил.

— Это так неожиданно и приятно, что государыня проявила столько внимания к нашей девочке, — растроганно зашмыгала носом старушка. — Да хранят небожители её доброе сердце.

Кивая с привычной важностью, царедворец взял с блюда ещё один ломтик ветчины.

— Сами готовили, госпожа Септиса, или покупали у кого-то?

— Это из нашей усадьбы, господин Акций, — с гордостью пояснила хозяйка дома. — Дикие свиньи повадились разорять огород. Управитель приказал устроить охоту. Мясо самой молодой и жирной свинки потом закоптили по старинному рецепту. Клянусь Ангипой, ничего подобного вам не приходилось пробовать даже во дворце!

Гость согласно кивал, не переставая работать челюстями.

— Если уж вы охраняете здоровье самой государыни, господин Акций, — вкрадчиво проговорила супруга регистора Трениума. — То, наверное, знаете все недуги, которые посылают людям небожители?

Лекарь вновь важно кивнул, отрывая голову жареной рыбёшке.

— Я овладевал искусством врачевания в храме Пелкса преграмского, учился у даросских целителей и постигал строение человеческого тела под руководством знаменитого и высокоучёного Гираса хиросского.

— Тогда, может, вы скажете, на сколько времени слегла наша племянница? — дрогнувшим голосом спросила женщина. — Когда она наберётся сил и встанет?

— Всё в руках богов, госпожа Септиса, — ответил собеседник с набитым ртом.

Стоило ему только покоситься на опустевший кубок, как расторопный виночерпий тут же наполнил его живительной влагой.

— Восславим Диноса и его щедрый дар! — с чувством провозгласил Акций, невольно залюбовавшись стеклянным, оправленным в серебро бокалом, перед тем, как его осушить.

— Госпожа Юлиса очень ослабела, — икнув, лекарь вытер рот полотенцем. — На полное восстановление может понадобиться месяц.

Заметив, как погрустнела хозяйка дома, изрядно захмелевший гость улыбнулся.

— Всё будет в порядке, госпожа Септиса, нужно только время. История вашей племянницы напоминает сказания о великих героях древности. Стремясь вернуться на родину, хрупкая девушка переплывает океан и проходит тысячи арсангов, каждодневно рискуя жизнью среди бушующих волн, ужасных чудовищ и свирепых разбойников. Такое не каждому мужчине под силу. Не удивительно, что она так устала. Пусть отдыхает.

Врачеватель пьяненько хихикнул.

— А вы пока подыщете ей подходящего мужа, чтобы и эта история получила счастливый конец.

— Нашли уже, радовались за неё, — всхлипнула Торина Септиса Ульда, вытирая платочком покрасневшие глаза. — А тут такое приключилось с ласточкой нашей…

— Вы собираетесь выдать госпожу Юлису замуж? — вскинул брови лекарь, подумав, что эта новость может позабавить государыню. — Кто же этот счастливчик? Надеюсь, он понимает, что должен неустанно благодарить небожителей за подобное сокровище?

— Ещё ничего не решено, господин Акций, — торопливо заговорила хозяйка дома, досадливо зыркнув на беззвучно плачущую свекровь. — Вы же понимаете, что внучка сенатора Госпула Юлиса Лура — не дочь какого-нибудь лавочника? Мы ещё даже не успели составить гороскоп племянницы. А как без этого выбрать подходящего спутника жизни?

То ли в подтверждение слов невестки, то ли наоборот, возражая ей, старушка громко высморкалась, но ничего не сказала.

— Нет уж, — игнорируя её реакцию, вздохнула супруга регистора Трениума. — Пусть поживёт дома. Привыкнет к нам и к Радлу, обучится манерам поведения, приличествующим девушке её происхождения. А мы пока подумаем, посоветуемся с хорошим гадателем. Замужество — шаг серьёзный.

Неторопливо пережёвывающий лепёшку с сырной приправой, врачеватель понимающе кивал, испытывая сильнейшее недоверие к словам женщины. Его весьма удивила подобная спешка, и он мысленно пообещал себе непременно проверить: так ли уж случайно оговорилась Торина Септиса Ульда? И узнать: кто мог согласиться взять в жёны неизвестно откуда взявшуюся девицу?

К тому же ещё до посещения дома регистора Трениума царедворец узнал, что данная семья отличается строгостью нравов и приверженностью к исконным радланским обычаям. Поэтому ему стало весьма любопытно — насколько выбранный для племянницы жених отвечает подобным критериям?

Докэста Тарквина Домнита, как все женщины, любила посплетничать, и хорошо знавший свою царственную пациентку Акций не без основания предполагал, что история с поспешным замужеством Юлисы её немного позабавит.

— Я уверен, что ваш выбор будет наилучшим, госпожа Септиса! — проговорил гость, поднимая бокал. — Да пошлют небожители вашей племяннице достойного жениха!

— Так хочется увидеть нашу девочку счастливой и богатой, — прошептала старушка.

— У меня есть чудодейственный эликсир "Сила Питра", способный помочь вашей племяннице побыстрее встать на ноги, — сказал лекарь, вытирая губы. — Он приготовлен по тайному рецепту келлуанских магов, и большинство из его компонентов в Империи просто не найти. Я пришлю вам немного.

— Да хранят вас все боги, господин Акций! — бурно, но не слишком искренне поблагодарила хозяйка дома. — Мы заплатим любые деньги.

— Не нужно! — царственным жестом отмахнулся хранитель здоровья государыни. Он как раз собирался заменить отвар свежим. — Считайте это подарком от её величества и меня.

От этих слов собеседница буквально расцвела.

— У меня нет слов, чтобы достойно выразить вам свою признательность за столь неслыханную щедрость, господин Акций! Но я обязательно расскажу о ней мужу, и вы скоро убедитесь, что наша семья умеет быть благодарной.

— Это совершенно излишне, — пьяно рисуясь, покачал головой царедворец. — Я лишь исполняю волю её величества. Вот кого вам следует благодарить.

— Это уж непременно! — проникновенно пообещала матушка регистора Трениума. — Я завтра же отправлюсь в храм Ноны, принесу в жертву самую жирную овцу и буду молить пресветлую богиню о счастье и долголетии государыни! Хвала небожителям за то, что у нашего императора такая великолепная супруга, чьё великодушие столь же бесподобно, как её неземная красота и божественная мудрость!

Чувствуя себя сытым и пьяным, лекарь удовлетворённо рыгнул, демонстрируя хозяевам степень своего насыщения.

— Ваш повар, госпожа Септиса, сделает честь и императорской кухне, а радушное гостеприимство, с которым меня встретили в этом доме, тронуло до глубины души. Пока в нашей стране есть такие семьи, как ваша, в ней будет жить дух древних героев, и Радл останется таким же прекрасным, могучим и непобедимым! Однако, как ни прекрасно здесь, мне пора вас покинуть.

— Но вы же ещё не отведали ни яблок в меду, ни сушёных фиников, господин Акций! — всплеснула руками супруга регистора Трениума. — Я сейчас же прикажу их подать!

— Нет, нет, госпожа Септиса! — энергично запротестовал мужчина. — Я уже достаточно поел, а время для того, чтобы безоглядно наслаждаться яствами, увы, ещё не наступило. Мне необходимо рассказать её величеству о самочувствии госпожи Юлисы и направить к вам помощника с эликсиром.

Он добродушно засмеялся.

— Если я задержусь за этим столом хотя бы на минуту, то уже ничего не успею сделать сегодня.

— Тогда позвольте хотя бы проводить вас до двери, господин Акций, — предложила хозяйка дома, набрасывая на голову накидку.

— Для меня это будет честь, госпожа Септиса, — улыбнулся гость с пьяной галантностью.

Шагавшая впереди невольница с распухшим носом предупредительно отвела в сторону край тяжёлого занавеса, отделявшего семейную часть дома от первого внутреннего дворика.

— Эликсир будете давать госпоже Юлисе каждый день перед обедом, — внезапно остановившись, проговорил лекарь. — По двадцать капель на дебен разведённого вина.

— Я прослежу за этим, господин Акций, — пообещала собеседница.

Сделав несколько шагов, охранитель здоровья государыни опять остановился и вновь обратился к ней:

— Если хотите, чтобы племянница быстрее оправилась от приступа — увезите её из Радла.

— Как это, господин Акций? — вытаращила глаза женщина. — Куда?!

— Так у вас же есть усадьба?! — вскинул брови гость, и дождавшись утвердительного кивка, продолжил. — Как подсказывает мой опыт, душевные расстройства, вызванные чрезмерной усталостью и сильными переживаниями, лучше всего проходят вдали от городской суеты.

— У нашей племянницы не было никаких переживаний, господин Акций! — как-то уж слишком поспешно и решительно заявила супруга регистора Трениума, укрепляя зародившиеся в душе царедворца смутные подозрения.

— Да?! — не скрывая иронии, усомнился врачеватель. — Полагаете, долгожданная встреча с родственниками не вызвала в душе госпожи Юлисы сильных чувств? Помните историю поэта Веста Онвия Глама?

— Этот тот юноша, что писал крайне непристойные стихи? — уточнила Септиса.

— А ещё его приговорили к смерти за связь с заговорщиками, — напомнил лекарь. — Но император помиловал несчастного. Указ зачитали прямо перед казнью, а через несколько минут он умер, не выдержав нечаянной радости. Ваша племянница претерпела за время своего путешествия множество бед и лишений. Даже в Империи её едва не посадили на кол. Оказавшись среди любящих людей и почувствовав себя в безопасности, госпожа Юлиса чересчур сильно обрадовалась, что и привело к столь печальным последствиям. Именно поэтому ей нужен отдых. А весной за городом особенно хорошо.

Он вздохнул, глядя куда-то мимо застывшей в напряжённом ожидании слушательницы.

— Распускаются листья, зеленеет трава. Артеда пробуждает мир к жизни. Наполненный весной воздух лугов и виноградников для усталой души гораздо полезнее грубых городских запахов.

— Я передам мужу ваши слова, господин Акций, — пообещала супруга регистора Трениума.

— До свидания, госпожа Септиса, — попрощался лекарь, шагнув в предупредительно распахнутую дюжим привратником, калитку.

Так рано возвращаться в Цветочный дворец не хотелось, и хранитель здоровья государыни направился в бани Глоритарква. Сегодня императрица ждала к ужину племянника с женой и сыном. Поскольку будут только свои, Докэста Тарквина Домнита захочет видеть за столом и своего верного наперсника. Однако Акций чувствовал себя слишком сытым и пьяным для умной беседы. Чтобы не опозориться в глазах родственников царственной пациентки, необходимо вернуть телу бодрость, а разуму остроту.

Как следует пропотев в жарком зале, он отдался в умелые руки рабов-массажистов, не забывая, сквозь наваливавшуюся дрёму давать им необходимые указания. Потом ополоснулся в бассейне с тёплой, почти горячей водой, где встретил одного из своих многочисленных знакомых и выслушал свежие новости.

Весь Радл горячо обсуждал арест возничего Арифиза, выступавшего на лошадях из конюшни Вула Бнора. Императорский претор Геган обвинил многократного победителя гонок в жульничестве. Тот якобы подкупал обслуживавших ипподром рабов, и те портили колесницы соперников. Подобные досадные происшествия случались и раньше, но в данном случае всех удивило то, что хозяин лошадей, один из богатейших хлеботорговцев столицы, не сделал даже попытки заступиться за Арифиза. Царедворец уже слышал эту историю, но собеседник, хихикая, сообщил, будто бы всё дело в сыне Бнора, воспылавшего к мужественному возничему недостойной радланина страстью.

— Теперь ему грозит каторга за обман на гонках, — печально покачал головой знакомый. — И мы лишимся удовольствия видеть его на ипподроме.

— Да, — согласился лекарь. — Мало, кто решался так лихо поворачивать, как Арифиз.

Ещё немного поговорив о лошадях и скачках, он собирался распрощаться, но собеседник неожиданно спросил, заговорщицки понизив голос:

— А правду говорят, будто его высочество Вилит добился взаимности от Неоны Тулии?

— Какой такой Неоны? — насторожился приближённый императрицы, с досадой подумав: "О боги, и этот туда же!"

— Дочери сенатора Гнея Тулия Фаса, — оглядываясь по сторонам, уточнил знакомый, подтверждая самые худшие подозрения.

— Нет, неправда, — снисходительно покачал головой царедворец. — Поменьше верьте слухам, господин Барк. Принц, конечно, весьма пылкий молодой человек и пользуется успехом у женщин. Но он никогда не станет связываться со столь юной и наивной особой. Ей, кажется, нет и тринадцати?

— Я слышал, недавно исполнилось четырнадцать, господин Акций, — возразил собеседник.

— Разница слишком несущественна, — усмехнулся лекарь. — К тому же его высочество последние три месяца почти не появлялся в столице.

Окинув задумавшегося Барка насмешливым взглядом, он направился в прохладный зал, где увидел главного смотрителя радланского порта Аппия Оропуса Треуна в компании управителя военной верфи Авла Папа Даума.

Окружённые коскидами, они прямо в бассейне горячо обсуждали планы предстоящей военной компании против совершенно обнаглевших ламерских пиратов, действия которых приносят колоссальные убытки радланским купцам.

В своё время немало попутешествовавший Акций вступил в разговор, заметив, что без разгрома разбойничьих городков на кайнском побережье невозможно защитить морские торговые пути. Хорошо знавшие приближённого императрицы собеседники дружно его поддержали.

Беседа стала затухать, но тут кто-то из коскидов сказал, что государь недавно принял отставку трибуна Четвёртого Бурепобедного легиона, и теперь все гадают: кто займёт его место?

Пап напомнил, что Фалвий, мучимый застарелой болезнью, фактически уже давно передал командование дитрибуну Танию Рутлину Спуру из ксарийских Рутлинов, и теперь воины ждут, что император назначит именно его.

— Я слышал, будто легион отдают Маммию Лукрецу Сексту, — вполголоса проговорил управитель верфи.

— Это какому Лукрецу? — встрепенулся охранитель здоровья государыни, услышав знакомое имя. — Не из рода ли остерийских Лукрецов?

— Он самый, — многозначительно подтвердил смотритель порта. — Первый сотник всадников Первого Молниеносного легиона.

— Маммий Лукрец слишком молод для такого ответственного поста! — проворчал какой-то тощий старик с седыми волосами на костлявой груди.

— Зато храбр и удачлив! — громко возразил Оропус. — Разбил со своим отрядом бесчисленное банарское войско, взял их столицу и привёл в Радл множество пленных!

"Разогнал толпу степных бандитов, сжёг их деревню и поймал пару сотен замурзанных дикарей", — мысленно поправил его Акций.

— Но он не имеет никакого отношения к Четвёртому Бурепобедному, — заметил управитель военной верфи. — А Рутлин служит там уже восемь лет, отмечен императором, и легионеры его любят. Они будут недовольны, если вместо старого товарища их командиром поставят чужака, да ещё такого молодого.

— А мне сказали! — привлёк к себе всеобщее внимание молодой коскид, только что принёсший Оропусу бокал разбавленного вина. — Будто господин Лукрец пообещал раздать воинам легиона сто тысяч империалов в честь своего назначения!

— Как?! Не может быть! Ого! О боги, какие деньги! — возбуждённо загомонили сгрудившиеся вокруг посетители бани, с жадностью ловившие каждое слово из разговора важных людей, чтобы потом пересказать приятелям.

— За такие деньги легионеры согласятся полюбить даже осла! — выкрикнул кто-то, вызвав всеобщее веселье.

— О боги, сколько же тогда он преподнёс императору! — охнув, пролепетал тощий старик с волосатой грудью, но тут же испуганно замолк под пристальными взглядами стоявших рядом коскидов.

"Откуда у мальчишки столько золота? — мысленно удивился лекарь и сам себе ответил. — Не иначе все Лукрецы собирали".

Видимо, почувствовав, что разговор принимает нежелательное направление, смотритель порта громко обратился к охранителю здоровья государыни:

— Как здоровье её величества, господин Акций?

— Хвала богам, замечательно, господин Оропус, — ответил тот, широко улыбаясь. — Чудодейственные воды Галайской долины восстановили её силы и сделали ещё прекраснее.

— А его высочество Вилит тоже вернулся с ней или решил задержаться? — многозначительно усмехаясь, поинтересовался собеседник. — Говорят, прекрасная Прицла Навция как раз направилась в долину немного поправить своё здоровье.

Коскиды угодливо захихикали, а кто-то выкрикнул, прячась за спинами посетителей:

— Как же это принц упустил такую возможность побыть с ней наедине?!

"Брехливые шакалы, — выругался про себя царедворец, сохраняя на лице устало-снисходительное выражение. — Можно подумать, у этой меретты без Вилита мало любовников".

— Не знаю, что вы имели ввиду, господин Оропус, но его высочество тоже в столице. Не мог же он ослушаться повеления государя?

— Так его вызвал император? — сейчас же посерьёзнел смотритель порта, а глумливое хихиканье мгновенно стихло.

— Разумеется, господин Оропус, — величественно кивнул лекарь, направляясь к лестнице. Всё-таки в его возрасте как-то несолидно выбираться из бассейна, выскакивая на край, подобно лягушке.

— Подождите, господин Акций! — окликнул управитель верфи. — А вы не знаете зачем?

Остановившись на ступенях, придворный обернулся:

— Что значит: зачем, господин Пап? — переспросил он, вскинув брови. — Его величество Констант Великий соскучился по жене и сыну.

Пряча улыбку, охранитель здоровья государыни направился к выходу. Хмель выветрился, тяжесть в желудке исчезла. Баня, как всегда, вернула ему приятное ощущение здорового тела и ясного ума.

Погода стояла замечательная! Солнце почти по-летнему светило с пронзительно голубого небосвода, и какое-то время врачеватель, беспечно улыбаясь, неторопливо шлёпал подошвами сандалий по камням мостовой. Однако, очень скоро лицо его вновь приобрело сосредоточенное выражение, а шаг ускорился.

Идти пришлось довольно далеко, но привыкший к физическим нагрузкам Акций почти не ощущал усталости, когда впереди показались длинные каменные стены высотой в три локтя. Возле закрытых ворот скучали два легионера в полном вооружении с приставленными к ногам щитами.

По праздничным дням, коих в радланском календаре в общей сложности насчитывалось почти полторы сотни, императорские сады мог беспрепятственно посетить любой свободный гражданин Империи или чужеземец и провести там весь день до часа, предшествующего закату. Гуляй по выложенным камнем дорожкам и тенистым аллеям, любуясь цветами и прекрасными статуями, расставленными среди них, отдыхай на лужайках или на скамейках в тени раскидистых крон. Только не кричи, не сори и не гадь где попало, и успевай вовремя уйти, ибо опоздавший будет считаться преступником, покусившимся на императорское достояние.

Часовые хорошо знали охранителя здоровья государыни, поэтому не мешали ему отпирать калитку, закрытую на двусторонний запор.

Повернув ручку, Акций, усмехаясь, вспомнил, что в первое время находилось немало бродяг, с риском для жизни остававшихся в садах на ночь. Но когда обслуживающим рабам привезли в помощь свирепых сунгийских псов, способных в одиночку драться с волком и обладающих великолепным чутьём, число подобных смельчаков значительно поубавилось.

Примерно через тысячу шагов впереди показалась ещё одна стена с небольшими аккуратными башенками. Здесь у ворот тоже стояли вооружённые легионеры. Они также позволили Акцию беспрепятственно пройти на охраняемую территорию, где собственно и размещался комплекс построек, называвшихся Цветочным дворцом.

Перед главным зданием, украшенным по фасаду мраморной колоннадой, блестел на солнце узкий, длинный пруд с перекинутым через него каменным мостиком. А по берегам росли аккуратно подстриженные кусты, кое-где уже усыпанные бутонами первых весенних цветов.

То тут, то там среди зелени виднелись согнутые спины рабов, трудившихся под руководством двух пожилых садовников.

Поманив одного из них, царедворец узнал, что родственники императрицы ещё не прибыли. Весьма довольный этим обстоятельством, Акций не стал заходить в здание через главный вход, а обойдя, попал на задний двор, заполненный суетящимися невольниками. Как раз прибыл обоз с припасами для дворцовой кухни, и управитель торопился разгрузить теснившиеся повозки.

Для пущей таинственности и сохранности мастерская охранителя здоровья государыни располагалась под насыпью, на которой возвышался центральный корпус дворцового комплекса. Попасть в неё лекарь мог в том числе и через подвал, куда рабы таскали амфоры с оливковым маслом.

Спустившись вместе с ними, Акций коротким кивком ответил на почтительный поклон помощника управителя и пошёл вглубь тёмного коридора мимо окованных металлическими полосами дверей.

Чуть теплившийся огонёк стоявшего на полочке масляного светильника едва освещал уходившую вниз лестницу. Царедворец уже столько раз проходил этим путём, что даже этого робкого намёка на свет ему хватало, чтобы не споткнуться на узких кирпичных ступенях В новом коридоре оказалось ещё темнее. Сюда уже совсем не проникал дневной свет, и лишь неровное пламя факела, укреплённого на дальней стене, кое-как рассеивало плотный мрак.

Через двадцать шагов он оказался в квадратной комнатке с круто уходившей вверх лестницей и двумядверями, одна из которых показалась ему приоткрытой.

Лекарь не терпел, когда кто-то посторонний заходил в мастерскую в его отсутствие. Замерев, он несколько секунд напряжённо прислушивался к доносившимся оттуда звукам. Чтобы никто не мог войти незаметно, Акций специально не смазывал петли. Поэтому, едва дверь сдвинулась под его рукой, раздался противный натужный скрип.

Просторное помещение освещалось через большое, забранное толстой решёткой окно под самым потолком. Чтобы уберечься от любопытных глаз, хранитель здоровья государыни приказал вставить в свинцовые переплёты не стёкла, а кусочки слюды.

Просачивавшихся сквозь тонкие пластинки солнечных лучей хватало, чтобы освещать стоявший у стены стол, заваленный свитками, стопками чистых и исписанных листов папируса, уставленные разнообразной посудой полки и погасший очаг под квадратным раструбом из тонких медных листов.

Резанувший по ушам звук заставил вздрогнуть стоявшего у стеллажа молодого человека в вязаной безрукавке поверх длинной тёмно-зелёной туники с рукавами.

— Что ты здесь делаешь, Крис? — спросил Акций, переводя дух. — Почему не закрыл дверь?

— Простите, учитель, — виновато поклонился собеседник. — Я хотел только взять "Снисхождение Диолы".

— Всё равно, дверь в мастерскую должна быть закрыта! — наставительно проворчал врачеватель. — Кому она понадобилась на этот раз?

— Госпоже Исоре Квантии.

— В её-то возрасте? — не на шутку удивился лекарь.

— Наверное, для дочери, — пожал плечами Крис.

— Ты предупредил, что после выкидыша нужно хотя бы дней пять полежать в постели? — нахмурился Акций.

— Да, учитель, — кивнул молодой человек.

— Сколько с неё берёшь? — поинтересовался наставник, подходя к стоявшему в углу высокому шкафу.

— Десять империалов, — помявшись, ответил ученик.

— Два можешь оставить себе, — великодушно разрешил лекарь, доставая из кошелька связку ключей.

— Благодарю, учитель! — расплылся в довольной улыбке Крис, заворачивая в тряпочку небольшой глиняный пузырёк, плотно заткнутый деревянной пробкой.

Выбрав нужную пластинку с вырезами, хозяин мастерской открыл замок, и распахнув дверки, снял с полочки небольшой деревянный ящичек.

— Так я пойду, учитель? — спросил молодой человек.

— Подожди, — остановил его наставник. — Государыня обо мне спрашивала?

— Нет, — покачав головой, парень на всякий случай уточнил. — Я не слышал.

Рассудив, что если бы он срочно понадобился, то уж к Крису бы обратились в первую очередь, успокоенный лекарь, сняв крышку, извлёк из коробки узкий серебряный кувшин с плотно подогнанной крышкой.

— Тебя ждёт Квантия? — спросил он у переминавшегося с ноги на ногу ученика.

— Да, учитель, — виновато кивнул тот.

— Тогда иди, — разрешил наставник. — Но побыстрее возвращайся. У меня есть для тебя важные поручения.

— Хорошо, учитель, — обречённо вздохнул молодой человек, отодвигая засов.

— Заодно узнай, что делает государыня? — прежде чем закрыть дверь, крикнул вдогонку Акций.

Отыскав на полочке пустой сосудик, он взболтал содержимое кувшина, после чего осторожно слил содержимое в пузырёк, горлышко которого плотно закрыл крышкой и принялся разводить огонь в очаге.

Когда в дверь постучали, древесные угли уже пылали под днищем небольшого бронзового котелка.

Шмыгнув в мастерскую, ученик первым делом сообщил:

— Её величество на втором этаже, кажется, в угловой комнате.

Затем протянул наставнику монеты.

Опуская их в кошелёк, тот начал отдавать распоряжения:

— Вымоешь с горчицей кувшин из-под "Силы Питра", хорошенько сполоснёшь и прокалишь на огне. Потом возьмёшь вот это. — лекарь указал на крошечный сосуд. — И отнесёшь в дом регистора Трениума. Знаешь, где это?

— Приблизительно, — пожал плечами собеседник. — Найду.

— Отдашь его хозяйке, — удовлетворённо кивнул лекарь. — Для госпожи Юлисы. Когда госпожа Септиса выйдет, скажешь, что я просил уточнить: сводит ли у её племянницы левую икру?

— Хорошо, учитель…

— Не перебивай! — досадливо поморщился Акций. — Когда она пойдёт узнавать, оставив тебя в прихожей, предложи привратнику десять…, нет, пятнадцать риалов, если он расскажет, за кого собираются выдавать замуж госпожу Нику Юлису Террину, племянницу регистора Трениума?

— А если соврёт? — с сомнением покачал головой Крис.

— Этот тупой болван? — усмехнулся царедворец, но секунду подумав, посоветовал. — Пригрози, что за ложь я наложу на него проклятие и лишу мужской силы.

Молодой человек понимающе улыбнулся. Как правило, на простаков подобный шантаж действовал безотказно.

Лекарь отодвинул засов, намереваясь покинуть мастерскую.

— Учитель! — окликнул его растерянный ученик. — А деньги?

— Какие деньги? — вскинул брови тот.

— Ну…, — замялся молодой человек. — Привратнику.

— Так у тебя же есть два империала, — напомнил наставник. — Вот и разменяй один.

Поднявшись по лестнице во внутренний двор, Акций прошёл по галерее первого этажа, раскланиваясь с изредка попадавшимися придворными и привычно не замечая рабов.

И здесь среди цветочных кустов возились два садовника, а три невольницы аккуратно протирали мокрыми тряпками гранитный постамент и мраморную статую Докэсты Тарквины Домниты.

У лестницы на второй этаж стояли два легионера в полном вооружении только без щитов. Царедворец знал, что воины, охранявшие Цветочный дворец, часто менялись, и это его сильно беспокоило.

В каждой новой сотне мог оказаться убийца, подосланный политическими противниками государыни.

На верхней галерее лекарь встретил доверенных рабынь императрицы, спешивших куда-то с небольшим бронзовым сундучком.

— Добрый день, господин Акций, — синхронно поклонившись, почти в один голос поприветствовали они сердечного друга своей грозной хозяйки. — Её величество только что о вас спрашивала.

— Хвала богам за то, что я уже здесь, — улыбнулся мужчина. — Куда идти?

— Государыня в восточной угловой комнате.

Так как кирпичные каналы для отопления тёплым воздухом из печей проложили только под полом первого этажа, покоями на втором почти не пользовались. Из-за слишком больших окон их было невозможно обогреть с помощью переносных жаровен.

Даже сейчас, когда солнце заметно припекало, стены ещё не успели как следует прогреться, поэтому императрица сидела в накинутом на плечи плаще, подбитом мехом чёрно-бурых лисиц.

Сразу два окна, даже затянутые тонкой тканью во избежание случайных порывов ветра, давали достаточно света, чтобы Докэста Тарквина смогла любоваться своим отражением в большом серебряном зеркале.

— Почему так долго пропадал, Акций? — хмуро глянув на склонившегося в поклоне лекаря, проворчала государыня и потянулась к принесённому рабынями сундучку.

— Прошу меня простить, ваше величество, — поклонившись, развёл руками врачеватель. — Не утерпел, зашёл в бани Глоритарква.

— Соскучился по старым приятелям? — усмехнулась собеседница, перебирая драгоценности. — Как думаешь: к этому платью лучше подойдут серьги с жемчугом или с изумрудами?

— Скорее по свежим новостям, ваше величество, — покачал головой лекарь, пробегая восхищённым взглядом по выпрямившейся в кресле императрице. — Ужин будет в столовой, а пламя светильников лучше отражается в изумрудах. Приберегите жемчуг для солнца.

— Что узнал? — поинтересовалась его царственная пациентка, ожидая, пока рабыня закрепит украшение.

— Трибуном Четвёртого Бурепобедного легиона скорее всего станет Маммий Лукрец Секст из рода остерийских Лукрецов.

— Это точно?! — обернулась Докэста Тарквина, раздражённо отстраняя руку невольницы.

— В бане говорят, — неопределённо пожал плечами Акций.

— Вот змея! — возмущённо фыркнула государыня, вновь оборачиваясь к зеркалу. — Везде своих родичей насовала! Но Маммий, кажется, ещё совсем сопляк?

— Но у этого сопляка очень богатые родственники, ваше величество, — заметил царедворец.

— Ещё бы! — красиво очерченные губы законной супруги Костанта Великого скривились в презрительной гримасе. — Сколько земель в Остерии его дядя Макр Лукрец уже успел прибрать к рукам?

— Не забывайте и лотийских Волумов с их мастерскими и торговым флотом, — напомнил приближённый. — Они тоже могли зятю денежки одолжить.

— Что ещё рассказали твои сплетники, Акций? — вздохнув, проворчала императрица, поворачивая голову и оценивая игру света на гладко отшлифованных камнях.

— Как же вы правы, ваше величество, называя их "сплетниками", — раздражённо поморщился лекарь.

Взгляд женщины в зеркале сделался пристальным и колючим.

— Опять болтают про Вилита?

— Увы! — развёл руками царедворец. — Их мерзкие рты изрыгают столько яда, что удивительно, как они ещё сами от него не сдохли. На сей раз принцу приписывают любовную связь с дочерью сенатора Тулия. Между прочим, одного из ваших друзей.

— О боги! — возвела очи горе Докэста Тарквина. — Когда же они оставят моего сына в покое?! Разве эти тупицы не знают, что он три месяца прожил со мной в Галайской долине?!

— Клеветников это не интересует, ваше величество, — скорбно поджал тонкие губы врачеватель. — Низкие, подлые натуры всегда стремятся опорочить достойных людей, таких как вы и ваши дети.

— А что с Юлисой? — словно только что вспомнив, обернулась к нему государыня.

— Всё в порядке, ваше величество, — успокоил её собеседник. — Девушка не беременна.

— Хвала богам, — вздохнула императрица. — Не хватало нам ещё неприятностей с регистором Трениума.

— Я же говорил, ваше величество, — вкрадчиво напомнил царедворец. — Между ними ничего не произошло. Она даже ответила отказом на его предложение задержаться в усадьбе.

— Умная девочка, — Докэста Тарквина вновь перевела взгляд на своё отражение в зеркале. — Когда же он остепенится и перестанет совать свой сучок в любую подвернувшуюся щель? Может, ты дашь ему какое-нибудь лекарство, чтобы поумерить пыл?

— Осмелюсь повторить, ваше величество, — поклонился лекарь. — Слухи о его чрезмерно ревностном служении Диоле сильно преувеличены не только досужими сплетниками, но и во многом самим принцем.

— Ты всегда его защищаешь, господин Акций! — недовольно нахмурилась собеседница, опять подзывая невольницу с сундучком в руках.

— Юноша торопится показать себя мужчиной, ваше величество.

— В его годы Ипий Курс уже водил легионы! — раздражённо вскричала женщина. — А он ведёт себя, как ребёнок!

Собеседник хотел вновь заступиться за принца, но государыня вновь резко сменила тему разговора:

— Ты узнал, чем больна Юлиса?

— Странная история, ваше величество, — шагнув ближе, врачеватель словно ненароком скосил глаза на табурет, и получив нетерпеливый кивок от собеседницы, уселся. — Девушка перенесла сильное душевное потрясение, которое, наложившись на усталость от дальней дороги и тяжёлых лишений, привело к кратковременной потере чувств.

— Неужели родственники так плохо к ней относятся? — усмехнулась императрица. — Разве регистор Трениума не обрадовался новой племяннице?

— Я бы не сказал, — покачал головой собеседник. — Мне показалось, госпожа Септиса искренне переживает за её здоровье.

— Тогда что же её так напугало? — продолжая улыбаться, Докэста Тарквина приложила к груди ожерелье из крупных драгоценных камней.

— Я не всеведущ, государыня, — картинно развёл руками лекарь. — Поэтому могу только предполагать.

— И что же вы предполагаете? — с любопытством посмотрела на него царственная пациентка.

— Бабушка Юлисы случайно обмолвилась о её замужестве.

— Так быстро?! — вскинула подкрашенные брови собеседница. — Клянусь Немигом, регистор Трениума зря времени не терял!

— Однако, сама госпожа Септиса тут же начала уверять, что они вовсе не собираются выдавать замуж племянницу и даже не подыскивали ей подходящего жениха.

— Думаешь, она соврала? — лукаво прищурилась императрица.

— Клянусь Пелксом, ваше величество! — пообещал Акций. — Я обязательно выясню, что за этим кроется.

На самом деле царедворец уже сейчас испытывал некоторое сомнение в том, что правильно понял слова Торины Септисы Ульды. Слишком мало времени прошло с момента появления Юлисы в Радле, а старушка могла просто что-то и перепутать по слабоумию.

После всего, что пришлось пережить мнимой или истинной внучке сенатора Госпула Юлиса Лура, потеря чувств могла произойти по множеству причин: от дурной или непривычной еды до тяжёлых воспоминаний и сглаза. Но лекарь видел, что эта история явно развлекла государыню, и решил ей немного подыграть.

— Я буду ждать, Акций, — кивнула та, протягивая невольнице выбранное ожерелье.

Разомкнув хитрый крючок, рабыня осторожно обвила шею хозяйки золотой цепочкой с драгоценными подвесками.

За ужином императрица, не утерпев, поведала племяннику о назначении нового трибуна Четвёртого Бурепобедного легиона.

Возмутившись, гость, посетовав на всеобщий упадок нравов, горько воскликнул:

— Какое будущее может быть у страны, где командиры покупают свои должности, а не получают их за воинские доблести и таланты!

После чего разговор плавно перешёл на свежие скандалы с участием аристократов и знаменитостей: актёров, поэтов, колесничих, призовых бойцов, знаменитых куртизанок. Племянник рассказал несколько весёлых историй, вызвавших искренний смех тётушки.

Пирующих позабавил приглашённый жонглёр: ловко подбрасывая вверх острые ножи и на лету разрезая ими яблоки. Под аккомпанемент флейты спел несколько песен певец, чей бархатный голос заставил глаза пьяненьких слушателей подёрнуться дымкой воспоминаний.

Бар Акций Новум искренне полагал, что вечер удался. Её величество тоже пребывала в прекрасном расположении духа. Проводив гостей, она направилась в свои покои, приказав лекарю следовать за ней. Расслабившемуся царедворцу внезапно ужасно захотелось поведать Докэсте Тарквине новость, которая вот уже несколько часов вертелась у него на языке.

— Государыня, вам ещё интересно, кого регистор Трениума выбрал в мужья Юлисе? — не выдержав, спросил придворный, когда они шли по коридору.

— Кого? — императрица даже остановилась, уставившись на спутника с искренним любопытством.

— Оказывается, госпожа Септиса не врала, — криво усмехнулся тот. — Они, действительно, ещё ни с кем не подписали брачного договора. Но на следующий день после приезда племянницы к регистору Трениума приходил в гости сенатор Касс Юлис Митрор с Постумом Аварием.

— О боги! — вскричала собеседница. — Неужели ты считаешь, что они хотят отдать Юлису за этого старого лагира?

— Посудите сами, ваше величество, — чуть развёл руками лекарь. — Для сенатора Юлиса семейство Септисом не слишком…

Он замялся, подбирая подходящее слово.

— Состоятельно. Если бы Касс Юлис знал его племянницу достаточно давно, можно было бы предположить, что он ей очень сильно увлечён. Но они никогда раньше не встречались. А Аварий давно мечтает породниться с каким-нибудь знатным родом. Он бы и на кобыле женился, будь та аристократкой!

— Ему больше подойдёт жеребец! — презрительно фыркнула спутница и задумчиво покачала головой. — Ещё до отъезда я слышала, что сенатор Юлис чем-то не угодил Ганию, а Аварий будто бы сумел их помирить.

— Если так, государыня, — торжественно объявил царедворец. — То вполне вероятно, что сенатор хлопотал за Юлису затем, чтобы устроить её брак с Аварием!

— Наверное, так оно и есть, — зевнув, согласилась императрица, подходя к дверям спальни. — Бедная девочка, надеюсь, небожители помогут ей пережить такого ничтожного мужа.

— А если нет, ваше величество? — усмехнулся Акций, входя в комнату вслед за ней.

— Значит, так распорядились боги! — обернувшись, женщина мягко положила ему руки на плечи. — Кому что на роду написано.

Часть 4
Глава I «Законы и обычаи»

Судьба казнит, казнит меня. Доколе?

Бичи ее мне душу истерзали,

Шипы ее мне сердце искололи;

Душа и сердце — мук моих скрижали.

Лопе де Вега «Раба своего возлюбленного»

Предложение Риаты Лации гвоздём засело в голове её покровительницы, окончательно взбаламутив и без того охваченные смятением мысли. С одной стороны, здравый смысл заставлял её с недоверием относиться к людям, обличённым по-настоящему высокой властью и значительным богатством. Ни разу не сталкиваясь с ними лично и зная их исключительно по книгам и фильмам, девушка тем не менее пребывала в полной уверенности, что те не разбрасываются своими милостями и ничего не делают просто так. Виной тому не какие-то особо вредные свойства характера власть имущих, им просто физически не осчастливить всех страждущих.

С другой стороны, визит Акция продемонстрировал то, что императрица помнит о ней, проявляет заботу, и выходит, что Ника Юлиса Террина значит для неё чуть больше, чем случайная знакомая.

Вот только вплотную познакомившись с местными нравами, девушка испытывала сильнейшие сомнения в том, что впавшей в опалу супруге Константа Великого удастся уговорить регистора Трениума пойти против воли влиятельного сенатора Касса Юлиса Митрора и отказать главному смотрителю имперских дорог в руке своей племянницы.

Вместе с тем попаданка не могла не признать правоту слов Риаты Лации, уговаривавшей госпожу использовать любую, самую призрачную возможность избежать столь нежелательного и просто опасного для жизни замужества. К тому же план отпущенницы по передаче письма казался вполне реалистичным.

Оставалось придумать, как написать письмо, не привлекая внимания домочадцев Итура Септиа Даума. Скорее всего, придётся ломать глаза, выводя строчки при тусклом свете фонаря, предварительно завесив дверь одеялом, чтобы даже случайный лучик ненароком не просочился из комнаты.

Не желая терять времени, она сейчас же принялась слагать эпическое послание Докэсте Тарквине Домните, стараясь подбирать выражения так, чтобы, вызывая сочувствие, умудриться сохранить достоинство, подобающее представительнице столь древнего аристократического рода.

Дело это оказалось неожиданно трудным, а когда начал складываться более-менее связанный текст, сочинительница неожиданно выругалась вслух, сообразив, что напуганная перспективой брака с убийцей, она совсем упустила из виду то, зачем собственно и явилась в Империю.

"Тебя же Наставник предупреждал, чтобы с замужеством не торопилась, — раздражённо сопя, думала Ника. — Дядюшке во всю доказывала, что в глазах окружающих лучше выглядеть бедной родственницей, чем невестой богача, а сейчас сама собралась обо всём написать императрице. Что, если она расскажет кому-нибудь, и о твоём женишке узнает нынешний владелец поместья и его братец — сенатор?"

Констант Великий при всей своей крутизне — далеко не самовластный владыка вроде Нерона или Калигулы из истории её мира. Про одного Виктория Седова читала книгу, а фильм о другом так и не досмотрела до конца, настолько отвратительными показались ей забавы древнеримского садиста.

Власть радланского императора ещё далеко не так велика, и ему приходится считаться с общественным мнением, а жительница двадцать первого века прекрасно знала, как легко им можно манипулировать. И если сенаторы и другие влиятельные персоны посчитают Нику Юлису Террину всего лишь инструментом, с помощью которого Постум Аварий Денсим собирается увеличить свои и без того обширные земельные владения, то это несомненно повлияет на решение императора о судьбе родового имения южных лотийских Юлисов. Тем более что претендентка на него опирается на весьма сомнительный с точки зрения радланских обычаев закон.

Девушка заколебалась. Письмо к государыне могло не только усложнить процесс возврата Домилюса, но и вызвать нешуточный гнев любимых родственников.

Прерывая её размышления, в комнату стремительно вошла хозяйка дома, с порога ошарашив племянницу странным вопросом:

— У вас не сводит икру на левой ноге?

Прислушавшись к себе, Ника ответила:

— Чуть-чуть. А в чём дело?

— Ученик господина Акция принёс для вас чудодейственный эликсир, — гордо, словно сама варила то снадобье, объяснила супруга регистора Трениума. — И просил узнать: не сводит ли у вас икру на левой ноге?

— Тогда скажите ему, чтобы передал от меня благодарность господину Аварию, — попросила девушка.

Кивнув, тётушка вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

"Надо писать!" — глядя ей вслед, подумала племянница, тут же напомнив себе, что зелье передал лекарь, а не императрица.

Промаявшись весь день, она так ничего и не решила, а вечером к ней заглянул дядя. Видимо, жена доложила ему о визите охранителя здоровья государыни, потому что Итур Септис Даум ещё раз дотошно расспросил Нику о встрече с императрицей, выясняя подробности о совершенно незначительных на взгляд девушки деталях.

Поскольку скрывать тут было особенно нечего, она откровенно ответила на все вопросы, кажется, полностью удовлетворив его любопытство.

Похвалив собеседницу за то, что ей удалось привлечь к себе внимание столь влиятельной персоны, регистор Трениума неожиданно поинтересовался:

— Когда вы родились, госпожа Юлиса?

Ну уж эту дату девушка запомнила накрепко и выдала без запинки:

— В тысяча пятьсот двенадцатом году в двенадцатый день месяца Броса.

— А точнее?

— Зачем это вам, господин Септис? — искренне удивилась племянница.

— Господин Аварий попросил узнать, — с таинственным видом сообщил дядюшка, доверительно понизив голос. — Хочет составить ваш гороскоп. Наверное, уже выбирает подходящий для свадьбы день. Астролог ему сказал, что для этого очень важно знать точное время, когда человек покинул материнскую утробу.

— Отец не любил вспоминать об этом, господин Септис, — медленно проговорила Ника, делая вид, будто пытается вспомнить.

Оказалось, что в процессе подготовки к её путешествию они с Наставником упустили великое множество мелочей. Теперь придётся импровизировать, а чтобы не запутаться, девушке в подобных случаях придётся использовать факты из биографии Виктории Седовой.

— Живя в лесу, мало обращаешь внимание на точное время, — попыталась она улыбнуться. — Но, скорее всего, то случилось поздно вечером. Отец как-то сказал, что впервые увидел меня при свете костра.

— Вечером? — переспросил хозяин дома. — Не ночью, не под утро?

— Мне почему-то кажется, что он имел ввиду именно вечер, — растерянно пожала плечами племянница. — Простите, но ничего более определённого я сказать не могу.

— Между нами говоря, госпожа Ника, — усмехнулся дядя. — Не очень-то я верю этим звездочётам. Уж больно много среди них жуликов и проходимцев. Я бы лучше гадал по печени жертвенной овцы или по полёту священных лебедей Сенела. Но господин Аварий желает непременно составить гороскоп.

— Возможно, у него просто очень хороший астролог? — машинально предположила девушка, уловив смутную тень некой мысли, мелькнувшей на самом краю сознания.

— О да! — завистливо вздохнул регистор Трениума. — В этом вашему жениху повезло гораздо больше, чем мне. Аварий хвалился, что тот ещё ни разу не ошибся в своих предсказаниях. Будем надеяться, что и сейчас он подберёт правильный день для вашей свадьбы.

— Если он такой искусный звездочёт, то наверняка, — убеждённо заявила собеседница, в голове у которой уже стали проявляться контуры плана, не казавшимся таким уж глупым или неосуществимым. По крайней мере на первый взгляд.

— Всё в руках богов, — философски заметил хозяин дома, поднимаясь с табуретки. — Лекарь её величества советовал отправить вас в имение. Он считает, что за городом вы быстрее поправитесь и наберётесь сил.

— Мне он ничего такого не сказал, — покачала головой Ника.

— Он говорил с Пласдой, — пояснил дядюшка. — Я подумаю. Может, вам действительно какое-то время лучше провести подальше от Радла?

— Не знаю, господин Септис, — нисколько не кривя душой, ответила девушка, однако сочла нужным заметить. — Мне господин Акций показался умным и знающим человеком.

— Хранить здоровье государыни кому попало не доверят, — многозначительно хмыкнул регистор Трениума. — Твоей тёте он тоже понравился.

— Как лекарь, — торопливо пояснил хозяин дома и повторил. — Хорошо, я подумаю.

Проводив его взглядом, Ника попыталась вспомнить, что ей известно об усадьбе Итура Септиса Даума? Оказалось ничего, кроме того, что она есть. Вот только опять куда-то ехать путешественнице категорически не хотелось. Однако она понимала, что если дорогие родственники решат отправить её за город, придётся безропотно подчиниться.

После того скандала, что она закатила Руниру Шахоему, ей ещё долго придётся изображать из себя послушную девочку.

Перед сном служанка, довольно посмеиваясь, сообщила, что визит лекаря императрицы произвёл на рабов регистора Трениума неизгладимое впечатление. Выражаясь языком мира попаданки, рейтинг госпожи Ники Юлисы Террины подскочил до небес, превратив её из бедной родственницы в знакомую самой государыни. Само-собой, своя доля славы досталась и Риате Лации Фиде. Дав ей высказаться, покровительница тихо спросила:

— Как думаешь, если астролог нагадает моему жениху, что ему лучше не жениться, он так и сделает?

— Ой, не знаю, госпожа, — после короткого замешательства озадаченно пробормотала собеседница. — Не каждый решится спорить со звёздами.

— Я тоже так думаю, — усмехнулась девушка, поворачиваясь на бок и подперев голову рукой. — Скажи, а твой знакомый из трактира сможет для меня кое-что сделать?

— Так это смотря что, госпожа, — осторожно ответила бывшая невольница.

— Я хочу побольше узнать о моём женихе, а так же о его ближайших родственниках, коскидах, доверенных рабах. Особенно меня интересует его астролог: кто такой, где живёт, привычки?

— Нет, госпожа, — секунду подумав, с сожалением вздохнула служанка. — Эвар почти никуда из трактира не выходит.

— Но ты же сама говорила, что туда ходят разные люди, — напомнила Ника. — Возможно, он мог бы у них спросить? Или хотя бы помочь найти человека, способного всё это разузнать?

— Хорошо, госпожа, — с явной неохотой согласилась Риата Лация. — Поговорю я с ним. Только за такое дело заплатить придётся.

— Это понятно, — хмыкнула покровительница. — Бесплатно только птички поют. Вот завтра же к нему и отправишься. А что сказать Септисе я найду.

— Слушаюсь, госпожа, — зевая, отозвалась собеседница.

Как и следовало ожидать, тётушка без восторга отнеслась к просьбе племянницы отпустить её служанку в храм Анаид.

— Я хочу, чтобы она принесла жертву от моего имени, — пояснила девушка, глядя на хозяйку дома умоляющими глазками котика из мультфильма "Шрек". — Богиня охоты часто помогала мне и в Некуиме, и уже здесь.

— Только пусть не задерживается, — недовольно проворчала супруга регистора Трениума. — За вами надо кому-то ухаживать, а у меня все рабы заняты. Я и так вашу Риату ничего больше делать не заставляю.

— Не беспокойтесь, госпожа Септиса, — заверила её племянница. — Лация принесёт мне разведённого вина, поставит на столик у кровати, а больше мне ничего не нужно.

— Ну хорошо, — смилостивилась тётушка. — Но на обратном пути пусть зайдёт в прачечную Косого Бораза и заберёт там плащи и туники.

Стоявшая у стены отпущенница поклонилась.

— Сделаю, госпожа Септиса.

Проникшись серьёзностью момента, она действительно не заставила себя ждать, вернувшись ещё до полудня.

Громким голосом поведав покровительнице о том, как принесла в жертву Анаид двух голубей, и какие признаки при этом безошибочно указали на благосклонное отношение небожительницы к её просьбе, шёпотом сообщила, что Эвар взялся раздобыть необходимые сведения всего за каких-то тринадцать риалов.

— Он двадцать просил, госпожа, — с самодовольной улыбкой сообщила Риата Лация. — Да я не согласилась.

— А не обманет? — забеспокоилась Ника.

— Не думаю, госпожа, — покачала головой отпущенница. — Я его предупредила, что если соврёт — больше ни о чём просить не буду. А вам, госпожа, наверное, ещё много чего надо будет узнавать?

— Скорее всего, — кивнула девушка и похвалила собеседницу. — Это ты хорошо придумала.

— Он сказал, чтобы я через три дня пришла, — скромно потупила глазки бывшая рабыня.

— Это уж как получится, — вздохнула покровительница. — Слышала, что лекарь императрицы советовал отправить меня за город?

— Да, госпожа, — кивнула служанка. — Только что же вы будете делать в деревне?

— Отдыхать, — криво усмехнулась девушка. — И думать.

Отпущенница хотела ещё что-то сказать, но тут в комнату вошла хозяйка дома в сопровождении Триты и Ушухи, которая держала в руках блюдо с небольшим серебряным бокалом.

— Это "Сила Питра" — чудодейственный эликсир, который прислал сам охранитель здоровья государыни и велел пить перед обедом. Лекарство поможет вам быстрее набраться сил.

Осторожно попробовав, Ника ощутила ясно различимый вкус корицы и как будто ванили. После того, как племянница выпила, тётушка, одобрительно кивнув, доверительно понизила голос:

— Подобное снадобье нельзя купить ни за какие деньги! Его готовят только для членов императорской семьи. Господин Акций сделал вам большое одолжение.

— О боги! — вполне натурально, как ей показалось, изумилась племянница. — Клянусь Анаид, я не забуду его доброты.

Чуть позже Трита принесла обед, включавший в себя, кроме обжаренной печёнки, ещё и лепёшки с мёдом.

Девушка понимала, что необходимо продолжать симулировать отсутствие аппетита, но соскучившись по сладкому, не смогла удержаться. Она как раз доедала последний кусок лепёшки, когда дверной проём заслонила чья-то тень.

— Я вижу, тебе помогла "Сила Питра"! — громогласно объявил регистор Трениума. — Всё съела.

— Не знаю в чём причина, господин Септис, — скромно потупила взор племянница. — Но сегодня мне уже хочется кушать.

— Это хорошо! — кажется, вполне искренне обрадовался дядюшка. — Значит, средство лекаря государыни подействовало. Тогда придётся последовать и другому его совету. Я решил, что тебе лучше какое-то время пожить в имении.

— Если вы считаете, что это необходимо, — по-прежнему не поднимая глаз, пробормотала девушка.

— Сенатор Юлис приглашает вас погостить на его вилле у моря. Что скажешь?

— А это далеко, господин Септис? — спросила Ника, растерявшись от подобного предложения дальнего родственника.

— Дней шесть пути, — пояснил мужчина. — У сенатора там обширное поместье и великолепный дом на самом берегу моря. Сейчас оно ещё холодное для купания. Но зато там целебный воздух и покой.

— Не хочется утруждать господина Юлиса, — покачала головой девушка. — И я опасаюсь удаляться от вас, господин Септис.

— Понимаю, — удовлетворённо хмыкнул собеседник.

— Ой, госпожа! — бросилась к кровати Риата Лация, едва он вышел из комнаты. — А как же я теперь с Эваром увижусь?

— Что-нибудь придумаем, — неопределённо пожала плечами покровительница, тут же предложив. — Ты спроси у местных рабов, далеко ли усадьба дяди от Радла?

— Обязательно, госпожа, — кивнула отпущенница, забирая поднос с грязной посудой.

Меньше чем через полчаса Ника узнала, что небольшое поместье Септисов расположено всего в дне пути от столицы, и с удовольствием похвалила себя за правильный выбор. Конечно, интересно взглянуть на виллу сенатора, но забираться так далеко от родственников не стоит.

Чуть позже её навестила хозяйка дома. Судя по тону разговора и по настроению, она вполне одобряла решение супруга.

— В доме там есть всё, что вам может понадобиться, — сказала тётушка, присаживаясь на табурет. — Нет только хорошего повара. Но жена управителя Зета неплохо готовит. Я напишу, чтобы не забывали давать вам молоко, а мёд можно купить у соседей. Финики возьмите с собой и не забывайте есть. Всё остальное Бесту скажет господин Септис. Он едет с вами.

— Не будет ли это слишком обременительно для вашего супруга? — робко поинтересовалась племянница. — Вдруг я отвлекаю его от каких-нибудь важных дел?

— Не переживайте, госпожа Ника, вы тут ни при чём, — успокоила её собеседница. — Он давно собирался в поместье. Вы должны знать, что даже самого старательного раба и верного отпущенника необходимо время от времени проверять, дабы у них не возникло никаких соблазнов. Без хозяйского пригляда нельзя, если, конечно, не хотите разориться.

— Я запомню ваши слова, госпожа Септиса, — клятвенно пообещала девушка и спросила. — Когда мы отправляемся?

— Послезавтра рано утром, — объявила супруга регистора Трениума, поднимаясь. — Пусть ваша служанка уложит вещи и скажет, если чего-то недостаёт.

— Может быть, вы позволите мне взять кинжал? — попросила Ника. — Всё-таки мы едем за город.

— Я отдала его мужу, — нахмурилась хозяйка дома. — Спрашивайте у него.

И осуждающе покачала головой.

— Вы же будете не с бродячими артистами, госпожа Юлиса. Никто не посмеет обидеть племянницу Итура Септиса Даума. Забудьте вы эту железку! Девушке просто неприлично возиться с оружием! Это дело мужчин!

— Но мне его подарил отец! — подпустила слезы в голос Ника.

Однако тётка оставалась непреклонна.

— Обращайтесь к дяде.

Холодно улыбнувшись на прощанье, она удалилась в сопровождении неразлучной парочки: Триты и Ушухи.

Понимая, что ничего больше не остаётся, покровительница озадачила отпущенницу, приказав выбрать удобный момент и попросить хозяина дома навестить больную родственницу.

Дядюшка заглянул к ней сразу после ужина, обогатив и без того не благоухающую озоном атмосферу комнатки густым ароматом чеснока, лука, копчёного мяса и винных паров.

— Хотели меня видеть, госпожа Ника?

— Да, господин Септис, — приподнявшись на локтях, подтвердила девушка. — Не могли бы вы вернуть мне кинжал?

— Какой кинжал? — на миг удивился собеседник, но тут же сообразил. — Ах тот. Забирайте!

— Прямо сейчас, — на всякий случай уточнила племянница, слегка растерявшись от подобной сговорчивости.

— Можно и сейчас! — хохотнул регистор Трениума — Только не ткни им кого-нибудь ненароком и сама не порежься.

— Лация! — окликнула Ника служанку. — Сходи с господином Септисом.

Передавая покровительнице знакомое оружие, отпущенница прыснула, прикрыв рот ладошкой.

— Ты чего? — спросила девушка, обнажая клинок и осматривая заточку.

— Проказник ваш дядюшка, госпожа, — хихикнула Риата Лация. — Зашли в господскую спальню, дал мне ключ и приказал открыть сундук. А когда я наклонилась, так подол мне и задрал.

— Так он тебя… — охнула Ника.

— Не успел, госпожа, — всё так же посмеиваясь, успокоила её служанка. — Голос госпожи Септисы за дверью услышал и отскочил, как молодой козлёнок.

— Теперь этот козёл от тебя не отстанет, — раздражённо проворчала покровительница, со стуком загоняя лезвие в ножны.

— Ой, да ну и пусть, госпожа, — беспечно махнула рукой отпущенница. — Он мужчина видный.

— А что скажет его жена? — ядовито осведомилась девушка. — Ты об том подумала? Тут парой пощёчин не отделаешься.

— Ой, госпожа, — снисходительно вздохнула Риата Лация. — Да он всех рабынь в доме перепробовал! Кого один, кого вдвоём с супругой.

— Не может быть! — вытаращив глаза, Ника пыталась совместить в голове образ строгой последовательницы древних традиций с групповым сексом. — Врут!

— Ой, да что такого-то, госпожа? — в голосе служанки звучало такое искреннее недоумение, что её покровительница смешалась, отведя глаза, и раздражённо буркнула:

— Но ты-то не их рабыня!

— Я ваша отпущенница, госпожа, — покладисто согласилась Риата Лация. — Только всё равно живу в доме господина Септиса, его хлеб ем, а значит, должна оказывать уважение и почитать здешних хозяев.

— Выходит, он и ко мне может так… пристроиться? — не на шутку встревожилась попаданка. — Я тоже здесь живу.

— Ой, да что вы такое говорите, госпожа?! — судя по голосу, искренне возмутилась служанка. — Вы-то девушка благородная, да и приходитесь ему родной племянницей. Всякие, конечно, есть люди, но уж поверьте мне, ваш дядя точно не из таких, и дочь своей сестры насиловать не будет.

— Ну спасибо проворчала Ника. — Успокоила. Теперь я только за тебя переживать буду. С Септисой лучше не связываться. Помнишь, Солт рассказывал, как она какой-то рабыне лицо изуродовала?

— Коверия, — понизила голос отпущенница. — Её потом на рудники продали.

— Вот видишь! — наставительно сказала покровительница. — Я очень не хочу, чтобы с тобой случилось что-то подобное.

— Так её на воровстве поймали, госпожа, — уже не так уверенно возразила Риата Лация. — Не будет же меня госпожа Септиса за мужнины шалости так наказывать? Они же…

— Не знаю, кто и чего там тебе наплёл про моего дядюшку! — оборвала её девушка. — Но если он, услышав голос жены перестал… к тебе приставать, значит, не хочет, чтобы та застала его за подобным занятием. А дальше сама думай.

— Ой, а и верно, — пробормотала служанка, растерянно хлопая ресницами. — Какая вы умная, госпожа! Только что же мне делать, если он опять меня захочет? Неужели… отбиваться?

— Это вряд ли получится, — подумав, покачала головой Ника. — Он вон какой здоровый. Силы у вас слишком неравны. Только распалишь его ещё больше… Постарайся хотя бы не выказывать желания с ним покувыркаться.

— Так и буду делать, госпожа, — пообещала Риата Лация и повторила. — Какая вы умная.

— Угу, — мрачно хмыкнула девушка и резким взмахом руки велела ей замолчать.

Завтрак в день отъезда оказался необычно обильным. Кроме варёной фасоли рабыни принесли подливку всё из той же печёнки, яйца, а также салат из варёной свёклы и моркови с оливками.

— Ешь всё! — приказала тётушка, буквально врываясь в комнату. — До усадьбы вам не попадётся ни одного места, где прилично готовят. У твоего дяди и его коскидов желудки бронзовые, а в твоём положении нельзя питаться чем попало, поэтому наедайся впрок.

— Что-то мне не очень хочется, госпожа Септиса, — затянула привычную песню племянница.

— Ешь, я сказала! — прикрикнула хозяйка дома и пригрозила. — Если твоя служанка отведает хоть крошку с того подноса, я прикажу её выпороть!

Грозно зыркнув на втянувшую голову в плечи отпущенницу, супруга регистора Трениума вышла, громко стуча подошвами сандалий по каменным плитам, а Ника с жадностью набросилась на еду.

Как и сказала Пласда Септиса, её муж взял с собой четырёх коскидов. Ещё с ним отбывали четыре раба, нагруженные большими, тяжёлыми корзинами, и Риата Лация, чей груз даже выглядел значительно легче.

Отдав последние распоряжения, дядюшка забрался в паланкин, где уже полулежала заботливо укутанная одеялом племянница.

Едва невольники оторвали носился от земли, она робко спросила:

— Мы что…, так и поедем…, до самой усадьбы?

Пару раз недоуменно хлопнув ресницами, её спутник рассмеялся:

— Нет, конечно. За Фиденарскими воротами нас ждут повозки. Вы же знаете, что днём их движение по городу запрещено. Или вы хотите прокатиться в телеге мусорщиков? Только им позволено кататься в любое время.

Девушка еда не покраснела, устыдившись собственной глупости. К счастью, регистор Трениума не стал читать ей нотацию или смеяться, а отодвинув край занавески, громко сказал:

— Господин Минуц, после Орлиной дороги сверните к Ипподрому, а уж оттуда к Фиденарским воротам, — многозначительно усмехнувшись, он посмотрел на притихшую родственницу. — Сделаем небольшой крюк. Хочу показать вам дом господина Авария. Клянусь Питром, такого вам видеть ещё не доводилось.

И довольный дядя откинулся спиной на подушки.

Город только просыпался. Солнце, потихоньку выкарабкиваясь из-за горизонта, освещало узкие улицы, успевшие уже освободиться от повозок, доставлявших разнообразные припасы, необходимые для нормальной жизни большого города, но ещё не заполнившиеся толпами вечно спешащих жителей. Хотя одинокие прохожие встречались даже сейчас.

Особенно часто они стали попадаться, когда маленький караван регистора Трениума покинул квартал особняков. Зевая, торопливо шагали одетые в серые или тёмно-коричневые плащи мужчины с грубыми лицами. То ли воры, то ли ещё какие-то труженики, работавшие в ночную смену. Медленно брели запоздалые гуляки из тех, кому не удалось упиться до беспамятства. Они то молча опирались о стены домов, то шарахались по всей улице, горланя обрывки песен. Иногда их поддерживали под руки рабы, одетые столь же неряшливо, как и хозяева.

Нику изрядно озадачило такое количество пьяных в столь ранний час да ещё и на центральной улице столицы. На всякий случай покопавшись в памяти и не отыскав ответа, она решила обратиться за разъяснением к своему спутнику:

— Видите эти дома? — вместо ответа кивнул тот на выстроившиеся по сторонам местные "небоскрёбы". — Выше второго этажа живёт всякий сброд: коскиды полунищих покровителей, бедные юристы, поэты, писцы и просто бездельники, готовые составить компанию любому, кто согласится их накормить. В последнее время многие горожане, подражая состоятельным людям, приглашают подобных типов за стол, чтобы те расхваливали их перед настоящими гостями. Это они сейчас расползаются по своим клетушкам.

Понимающе кивнув, племянница вновь стала наблюдать за улицей, а дядюшка задремал, прикрыв глаза.

Тем временем паланкин проследовал мимо святилища Сенела. Потянулась высокая каменная ограда примыкавшего к храму парка. Девушка знала, что там имеется пруд, на котором живут священные лебеди. Специальные жрецы по их полёту предсказывают будущее.

Кто-то из рабов оступился, носилки слегка тряхнуло. Регистор Трениума, поморщившись, открыл глаза, и широко зевая, потянулся. Ника подумала, что он сейчас обругает нерадивого невольника, но отодвинув занавеску, тот вскричал:

— Посмотрите, госпожа Юлиса — Сенат!

В конце улицы, за небольшой площадью с конной статуей Ипия Курса Асербуса темнело массивное здание с невзрачным куполом и колоннадой по фасаду. Как и большинство сколько-нибудь значительных сооружений Империи, оно стояло на невысокой насыпи, а к дверям оплота местной демократии вела широкая мраморная лестница, на которой сидели и стояли человек тридцать, очевидно, явившихся сюда в поисках правды и справедливости.

Метров за пятьдесят до монумента первому императору носильщики свернули в проход междупятиэтажными домами. За ними расположились здания поменьше, а потом вновь потянулись глухие стены особняков.

"Ну, и чего я здесь увижу?" — с раздражением подумала Ника, проводив взглядом очередные ворота, покрытые вычурной резьбой с блестящими, металлическими накладками.

Видимо, уловив её скептицизм, дядюшка многозначительно ухмыльнулся.

Миновав очередной переулок, девушка с удивлением обратила внимание на то, что оштукатуренная стена следующего дома расчерчена неглубокими канавками на ровные прямоугольники, каждый из которых украшал расположенный в центре барельеф. Тут были виноградные лозы, венки из лавровых и дубовых листьев, львиные морды и свернувшиеся кольцами дельфины. По сторонам широких, богато изукрашенных ворот из стены выступали половинки колонн.

— Господин Минуц! — высунувшись из паланкина, окликнул коскида регистор Трениума. — Постучите. Нас должны ждать.

После первого же удара деревянным молоточком по вделанной в филёнку металлической пластинке створки медленно и торжественно распахнулись, открывая взору небольшой замощённый каменными плитами двор с фонтаном. По середине круглого бассейна на пьедестале поднимался на хвосте мраморный дельфин, из пасти которого била вверх чистая прозрачная струя. А за ним расположился непривычного вида дом, или скорее небольшой дворец с двумя высокими кипарисами по бокам ведущей к входной двери лестнице.

Четыре больших окна на первом этаже прикрывали плотные, ярко расписанные ставни, а шесть поменьше на втором поблёскивали небольшими стёклышками, вделанными в металлический переплёт.

В свете восходящего солнца густо побелённые стены отливали розовым, придавая зданию весёлый, даже праздничный вид.

К носилкам, мелко семеня, подбежал невысокий, полный раб с блестящей табличкой на груди и масляной улыбочкой на круглой, гладко выбритой физиономии.

— Да хранят вас небожители, господин Септис. Хозяин приказал показать вам дворец.

— Ну? — удостоив невольника небрежного, короткого кивка, обратился дядюшка к племяннице. — Нравится?

— Красиво, — не стала спорить та. — Необычно.

— А позади ещё и сад, — сообщил довольный произведённым впечатлением собеседник. — В этом прекрасном доме не хватает только хозяйки. Такой, как вы.

Дабы не выдать своего истинного отношения к подобной перспективе, Ника смущённо отвернулась и увидела, как десяток рабов вытаскивают из сарая большой, красивый паланкин.

— Господин Аварий умеет жить красиво, — с откровенной завистью вздохнул Итур Септис Даум.

В этот момент оббитая медью двустворчатая дверь за колоннадой распахнулась, и из неё повалила толпа пёстро одетых мужчин.

"Коскиды, — догадалась девушка. — Значит, сейчас появится и их покровитель".

Заткнувшись на полуслове, дядюшка пробормотал, словно читая её мысли.

— Куда это он так рано собрался?

Кругломордый невольник, видимо решивший, что вопрос обращён к нему, растерянно пожал плечами.

— Откуда же мне знать, господин Септис?

Игнорируя раба, регистор Трениума скомандовал:

— Идём дальше.

И пояснил племяннице, продолжавшей разглядывать примечательное жилище главного смотрителя имперских дорог.

— Ни к чему, чтобы нас видели вместе.

Внезапно Нике ужасно захотелось ещё раз посмотреть на своего жениха. Первый и пока последний раз они встречались в сумерках, да и сидел он так, что девушка не смогла разглядеть его как следует. Поэтому сейчас, сидя по ходу движения носильщиков, она не отрывала глаз от крыльца дома Постума Авария Денсима.

Увы, то ли рабы шагали слишком быстро, то ли жених не торопился предстать пред ясны очи суженой.

Разочарованная Ника опустилась на подушки, а её спутник, задумавшись, сурово свёл брови к переносице.

Вдруг позади послышались крики:

— Господин Септис, подождите!

— Что такое? — встрепенулся тот, выглядывая из носилок.

К ним, тяжело дыша, подбежал знакомый полный невольник и, отдуваясь, проговорил:

— Господин Септис, господин Аварий просит вас подойти.

— Сейчас? — с тревогой уточнил регистор Трениума.

— Ну да, господин, — растерянно подтвердил посланец.

— Эй, Дулом, возвращаемся к дому господина Авария! — громко распорядился Итур Септис.

"Мог бы и пешком дойти", — мысленно проворчала его племянница, весьма заинтересованная столь несвоевременным и поспешным вызовом.

У всё ещё распахнутых ворот рабы остановились, опустив носилки на землю. Резво выбравшись из них, регистор Трениума торопливо зашагал через двор.

Столпившиеся вокруг шикарного паланкина коскиды Авария расступились, и отодвинув лёгкую занавеску, оттуда на миг выглянуло чисто выбритое, обрюзгшее лицо, чей цвет показался девушке каким-то чересчур жёлтым и даже с лёгким зеленоватым отливом.

Озадаченная Ника приподнялась на ложе, и вытянув шею, постаралась рассмотреть его получше, но подоспевший дядюшка уже заслонил потенциального жениха от взора невесты.

"Вот батман! — мысленно выругалась та. — Нет, ну он на самом деле жёлтый, или мне показалось?"

Чуть отодвинув край занавески, девушка напряжённо, до боли в глазах всматривалась в проплывавший мимо паланкин, стараясь разглядеть пассажира, укрытого за лёгкой, полупрозрачной тканью, но смогла различить лишь смутный силуэт неопределённого цвета.

"А со мной даже увидеться не пожелал", — буркнула про себя Ника, прячась от любопытных взоров коскидов Авария.

Вернувшись на своё место, дядюшка коротко бросил:

— Поторапливайтесь.

И усевшись, мрачно уставился на племянницу. Той стало не по себе, но она скоро догадалась, что спутник смотрит куда-то мимо неё. Чем дольше он молчал, тем тревожнее становилось у неё на душе. Не выдержав, девушка спросила:

— Что-то случилось, господин Септис?

Взгляд спутника сделался осмысленным, словно он очнулся от каких-то угнетавших его размышлений.

— Император передал наше дело на рассмотрение в Сенат.

— Почему так, господин Септис? — не на шутку удивилась Ника. — Это же он отдал приказ казнить моего деда и конфисковал имение.

— Потому что я ссылаюсь на закон, принятый именно Сенатом! — раздражённо пояснил мужчина. — Это сенаторы Радла придумали, что женщина может наследовать земельные владения. Вот наш мудрый государь и потребовал, чтобы они сами решили этот вопрос. А он лишь утвердит их постановление.

Судя по мрачному настроению дорогого родственника, данное известие его явно не обрадовало. Тем не менее девушка на всякий случай спросила:

— Это плохо?

— Да уж ничего хорошего! — с досадой фыркнул дядюшка.

Племянница уже подумала, что он ограничится лишь этим коротким, но предельно ёмким замечанием, однако спутник всё же счёл нужным пояснить:

— Наши лучшие люди торопиться не любят и способны протянуть с решением вопроса полгода, а то и дольше. Вся надежда на господина Касса Юлиса Митрора. Может, ему удастся как-нибудь ускорить рассмотрение нашего прошения? Но, думаю, теперь и он не поручится за то, что получится вернуть ваше имение.

— Это потому, что сейчас оно принадлежит брату одного из сенаторов? — догадалась собеседница.

— Не только, — покачал головой регистор Трениума. — В Империи уже давно не отнимали землю у мужей из древних и знатных родов, а уж передавать её никому неизвестной девице — дело вообще неслыханное.

— Но есть же закон…, — робко заикнулась Ника, но тут же замолчала, с тревогой глядя на досадливо махнувшего рукой дядю.

— Все знают, что его принимали специально для одного конкретного случая и никогда больше не применяли.

— Тем не менее его никто не отменял, — насупившись, буркнула племянница. — А разве уважение к законам не является одним из столпов Империи?

— Вот только не надо мне лекции читать, госпожа Юлиса! — поморщился спутник. — Хвала богам, я лучше вас разбираюсь в юриспруденции. Нашим слабым местом может стать не закон, а ваше происхождение. Вот его-то Аттил с приятелями и будет ставить под сомнение.

— То есть они постараются всех убедить, что я самозванка? — усмехнулась девушка.

— Во всяком случае, это проще, чем игнорировать закон, — кивнул регистор Трениума.

— А император верит, что я внучка сенатора Госпула Юлиса Лура? — после непродолжительного молчания спросила Ника.

Посмотрев на неё с нескрываемым одобрением, дядюшка наставительно проговорил:

— Одни небожители знают, что на уме у Константа Великого. Господин Аварий сказал, что государь повелел Сенату разобраться с этим делом, и всё.

— Неужели господин Аварий не знает, какие разговоры ходят обо мне при дворе? — недоверчиво вскинула брови племянница.

— Ещё никакие не ходят, — проворчал собеседник. — Пока мало кто знает о вашем появлении, а главное, о претензиях на Домилюс. Сейчас всех больше интересует арест возничего Арифиза. Но это ненадолго. Новости в Радле умирают быстро, так же, как и рождаются. Поэтому вам необходимо побыстрее набраться сил.

— Простите, господин Септис, — удивилась девушка столь странной логической цепочке. — Но причём тут моё здоровье?

— При том, госпожа Юлиса, — наставительно проговорил регистор Трениума. — Как только история необыкновенного спасения сына сенатора Госпула Юлиса Лура и возвращения его внучки с края земли разойдётся по городу, отыщется немало уважаемых и знатных людей, которые захотят с вами познакомиться, а помощь некоторых из них может быть очень полезна для получения нужного нам решения Сената.

Очевидно, высказав всё, что хотелось, он сурово замолчал, вновь погрузившись в размышления.

Ника прекрасно поняла ход мыслей спутника, однако, сказанные перед этим слова наставительно требовали разъяснения. Поэтому понимая, что рискует вызвать неудовольствие дядюшки, она тем не менее отважилась спросить:

— Господин Септис, вы сказали, что сенаторы могут мне не поверить?

Тот кивнул.

— Вы полагаете, что их не убедят ни письма моего отца, ни ваше слово?

Глянув на племянницу со снисходительным сожалением, как на неразумное дитя, регистор Трениума грустно покачал головой.

— Со времени вашего почтенного отца многое изменилось, госпожа Юлиса. Сейчас среди сенаторов встречаются такие, кто вечером не поверит в наступление ночи, если будет выгода. Понимаете, меня?

— Кажется, да, — задумчиво пробормотала девушка.

— Вряд ли кто-то рискнёт обвинить во лжи меня или мою мать, — продолжил спутник. — Скорее всего, будут утверждать, что вы и нас обманули.

Он буквально впился злым, пронзительным взором в глаза собеседницы.

На миг попаданке почудилось, что он давным-давно её разоблачил, а сейчас просто играет с самозванкой, как сытый кот с глупенькой мышкой, которой всё равно некуда бежать.

Усилием воли Ника прогнала наваждение, сумев удержаться и не отвести взгляд. Понимающе кивнув, она перефразировала изречение известного мультяшного персонажа:

— А письма и подделать можно.

— Правильно, госпожа Юлиса, — расслабившись, усмехнулся регистор Трениума.

Отправляя в Империю названную дочь, Наставник предвидел возникновение подобной ситуации. Правда он полагал, что главным для неё будет убедить родственников, а уж им наверняка поверят все остальные. С этой целью, кроме вещественных доказательств аристократического происхождения своей единственной наследницы, он поделился сведениями, которые никак не мог знать человек, не имевший отношения к младшим лотийским Юлисам. Вот только она никак не могла решить: пришло время поделиться ими с дорогим дядюшкой или пока нет?

В конце концов осторожность победила, ибо что знают двое — знает и свинья.

За остаток пути до Фиденараских ворот её спутник оживился только один раз, когда они проходили мимо Ипподрома. Его длинные, золотящиеся в свете восходящего солнца дорожки протянулись в ложбине меж двух высоких холмом, а казавшиеся бесконечными ряды каменных скамеек поднимались вверх по склонам.

— Гонки здесь проводились ещё во времена древних царей, — гордо вещал Итур Септис Даум. — Триста лет назад сенатор Ларв Клавдин Форбс построил большие конюшни, часть из которых сохранилась до наших дней. С тех пор Ипподром постоянно расширяли. Сейчас в нём легко размещаются сто тысяч человек, и ещё столько же могут наблюдать за состязанием стоя.

Наставник рассказывал об этом примечательном сооружении. Но одно дело слушать и совсем другое видеть собственными глазами.

— Он воистину огромен! — совершенно искренне вскричала девушка, мельком подумав, что спортивная арена подобной вместимости могла бы стать украшением самых больших городов её мира.

Фиденарские ворота ничем не отличались от тех, через которые Ника впервые вошла в Радл. Вот только в этот час коскидам дяди пришлось силой прокладывать дорогу паланкину своего покровителя, буквально прорываясь сквозь поток желающих поскорее попасть в столицу Империи.

Как ни старались невольники ступать ровно, оберегая покой пассажиров, носилки трясло так, что господам пришлось ухватиться за поддерживавшие крышу стойки.

— Здесь всегда такое столпотворение, господин Септис? — не удержалась от вопроса племянница.

— Только утром, — покачал головой тот. — Неподалёку рынок Ангипы Щедроплодной, где торгуют овощами, фруктами и прочей зеленью. А это продавцы из окрестных деревень и усадеб торопятся занять лучшие места.

Гневные вопли коскидов, протестующие крики торговцев и болтанка прекратились сразу, как только рабы миновали городские ворота. Ещё минут через пять они аккуратно опустили свой груз на землю. Занавеска отодвинулась, и в паланкин заглянула круглая голова с оттопыренными ушами.

— Добрый день, господин Септис! — полное, рыхлое лицо под короткими, неровно обрезанными волосами расплылось в широчайшей улыбке, делая её обладателя удивительно похожим на артиста Леонова. Вот только голос у него оказался слащавым до приторности. — Хвала богам, вы не пострадали! А то я чуть не помер от страха, переживая, как бы вас не затоптали эти деревенские увальни!

— Ноги у них не выросли для такого, — пренебрежительно фыркнул регистор Трениума, протягивая руку. — Всё ли у вас благополучно, Бест?

— По воле небожителей и вашими заботами, господин Септис, — заюлил тот, помогая господину выбраться из носилок. — Как и приказали, я кроме фургона привёз ещё и телегу.

Кожаной крышей и полотняными стенами повозка, куда со всем возможным бережением поместили Нику Юлису Террину, напоминала ту, в которой путешествовала урба бродячих артистов Гу Менсина. Несмотря на гораздо более скромные размеры, внутри хватило места для груды соломы, прикрытой одеялом, и подушечки для владельца имения. Управитель скромненько присел на кусок облезлой овчины.

А вот двоим коскидам пришлось отправиться в дальний путь на простой телеге, на которую рабы погрузили захваченные корзины. Только Минуц удостоился чести занять место рядом с возчиком фургона. Четвёртый отправился назад в город сопровождать уже опустевшие носилки регистора Трениума.

Невольник рявкнул на старого апатичного мула, и тот дёрнул повозку так, что Риата Лация едва не упала на свою покровительницу.

Несмотря на то, что фургон немилосердно трясло, Итур Септис Даум сейчас же стал расспрашивать Беста о хозяйстве. Его интересовало состояние посевов озимой пшеницы? Как перенесли зиму виноградники? Сколько телят и ягнят появилось на свет со дня его последнего визита? И многое другое.

Поначалу девушка внимательно слушала их разговор, но чем дальше, тем меньше понимала, о чём идёт речь. Она с удивлением поняла, что не понимает значение некоторых слов и выражений, а влезать в деловой разговор и расспрашивать — как-то не хотелось. Поэтому Ника скоро потеряла интерес к их болтовне и задумалась о собственных проблемах.

То, что дело о наследстве передали в Сенат, стало для неё неприятным сюрпризом. Посылая свою фиктивную дочь в Империю, Наставник уверял, что самым трудным будет убедить родственников в её происхождении. А уж те, опираясь на чёткие и недвусмысленные нормы права, без особого труда добьются возврата имения законной наследнице. По-другому просто не могло быть, если уж сам император признал, что род южных лотийских Юлисов пал жертвой клеветы. После подобных заявлений государю вроде бы ничего не оставалось, как восстановить попранную справедливость. Однако Констант Великий сделал неожиданный финт, отфутболив прошение племянницы Итура Септиса Даума в Сенат. А там, судя по словам регистора Трениума, ожидается нешуточная драчка с братцем нынешнего хозяина Домилюса.

В своём аристократическом происхождении попаданка не сомневалась. По-настоящему поставить под сомнение её родство с казнённым Госпулом Юлисом Луром мог бы разве что какой-нибудь матрос из команды Мерка Картена, если бы сообщил почтенным сенаторам о том, что ещё три года назад у Лация Юлиса Агилиса не было дочери по имени Ника. Но поскольку у канакернского консула-морехода имелись более чем веские причины сохранять данное обстоятельство в тайне, то подобное развитие событий показалось девушке чересчур маловероятным.

После недолгих размышлений она пришла к выводу, что в переносе рассмотрения её дела в Сенат есть и положительные стороны. Если дядюшка прав, и рассмотрение затянется, то и брак с Постумом Аварием Денсимом тоже откладывается на неопределённое время. А подобная отсрочка позволит как следует обдумать и приступить к осуществлению плана по окончательному срыву этой свадьбы.

Едва девушка подумала о постылом женихе, как сейчас же вспомнила его желтоватое лицо, и тут внезапно услышала своё имя.

— … моя племянница немного поживёт в имении. Сделай всё, чтобы ничто не мешало ей отдыхать и набираться сил.

— Клянусь Яфромом, госпожу Юлису никто не потревожит, — заверил Бест всё с той же слащаво-приторной улыбочкой.

— Госпоже Юлисе нужно каждый день давать свежее молоко, — степенно давал указания регистор Трениума.

— Козье, коровье или овечье? — лицо управителя моментально сделалось столь угодливо-серьёзным, что Ника с трудом удержалась от улыбки.

— Я не знаю! — раздражённо пожав плечами, дядюшка вопросительно глянул на племянницу.

— Лучше коровье, — ответила та. — В крайнем случае — козье.

— Будет сделано, госпожа, — не вставая, поклонился отпущенник.

— Подходящая для забоя свинья есть? — поинтересовался владелец усадьбы.

— Боровок, господин Септис, — лицо Беста вновь расплылось в угодливой улыбке. — Вы всю тушу возьмёте, или часть закоптить?

— Нет, — покачал головой регистор Трениума. — Окорока закоптишь, а печёнкой лекарь приказал кормить госпожу Юлису.

— Слушаюсь, господин Септис.

— Тут у меня письмо, — проворчал тот, доставая из висевшего на поясе кошеля небольшой свиток. — Здесь написано, чем кормить госпожу Юлису и как давать снадобье. Жена у тебя неграмотная, поэтому сам ей прочитаешь и всё растолкуешь.

— Да, господин, — кланяясь, управитель благоговейно обеими руками принял послание.

— И смотри у меня! — сурово нахмурился владелец имения. — Если племянница хоть на что-нибудь пожалуется, я прикажу тебя выпороть. Ясно?

— Уж куда яснее, господин Септис, — заверил собеседник. — Наизнанку вывернусь, а госпоже угожу.

В полдень повозка остановилась у придорожного трактира, куда отправился регистор Трениума со своими коскидами и Бест. Рабы-возчики расположились у грузовой телеги, разложив на тряпочке немудрящий харч.

Воспользовавшись оказией, Ника посетила местный туалет типа "сортир", и сполоснув руки в поилке для скота, вернулась в фургон, где Риата Лация уже доставала из корзины заботливо припасённые тётушкой вкусняшки. Лепёшки с рубленым мясом и сыром, варёные куриные яйца, гусиную печёнку, кровяную колбасу и вино в кожаной фляжке.

Несмотря на то, что дядюшка не стал задерживаться за столом, выпить он успел немало. Отправив управителя на переднюю скамеечку, он растянулся в фургоне, явно намереваясь подремать. То ли не желая смущать племянницу, то ли собираясь ещё немного поболтать с отпущенником, но Итур Септис Даум улёгся головой по ходу движения. Так что одетые в новенькие сандалии ступни находились как раз возле колен девушки. В таком положении они и ехали до наступления сумерек.

Но едва повозка свернула, и под её колёсами вместо тряских камней оказалась мягкая просёлочная дорога, регистор Трениума очнулся от дрёмы, и потянувшись, пробормотал:

— Уже недалеко, госпожа Юлиса. Устали?

— Да, господин Септис, — со вздохом призналась изрядно утомлённая племянница. — И голова сильно болит.

— Подождите немного, — посочувствовал ей дядюшка. — Скоро приедем. Поужинаете и ложитесь отдыхать.

Отодвинув край занавеса, он обратился к сидевшему на передней скамеечке Бесту:

— Наша спальня готова?

— Она всегда готова! — бодро отрапортовал тот. — Мы каждый день молим богов, чтобы вы осчастливили нас своим посещением.

— Проводишь в неё госпожу Юлису, — распорядился владелец усадьбы. — Я посплю в комнате детей.

На западе давно исчезли последние отблески заката, неполный диск Луны уже сиял среди звёзд, густо разбросанных по тёмно-синему небу, когда усталый мул втянул фургон в широко распахнутые ворота.

К тому времени Ника успела окончательно вымотаться. Девушка плохо помнила, как Риата Лация помогала ей выбраться из повозки, как при свете факелов они шли к большому каменному дому с остроконечной крышей.

В просторном зале, освещённом пляшущим пламенем горящего очага, их ждал накрытый стол. Пожилая, полная женщина в фартуке торопливо сняла с огня закопчённый бронзовый котёл.

Болела голова, налитые свинцом веки смыкались, Ника совершенно не чувствовала вкуса еды, и утолив первый голод, попросила показать ей комнату.

Быстро переодевшись в ночную рубашку, она без сил рухнула на зашуршавший свежей соломой тюфяк.

И тут же перед глазами предстал знакомый больничный коридор, где Виктория Седова когда-то осваивала искусство управления инвалидным креслом.

Сейчас девушка тоже изо всех сил упиралась руками в закреплённые на колёсах металлические обручи, заставляя своё скорбное транспортное средство рывками двигаться по блестящему, чисто вымытому линолеуму.

Натужно пыхтя, она упорно катила в сторону холла, где уже собрались на обед ходячие больные отделения.

Мимо проплывали белые двери палат, развешанные на стенах аляповатые картины и большой яркий плакат, предупреждающий об опасности СПИДа и популярно разъяснявший способы его передачи от человека к человеку.

Странно, но почему-то именно этот запаянный в пластик постер больше всего привлёк внимание Ники. Словно изображение страстно целующейся парочки или пачки презервативов напомнили о чём-то настолько важном, что девушка проснулась, какое-то время бестолково таращась на просвечивавшую сквозь доски обрешётки, черепицу.

Наконец, она сообразила, где находится, и сладко потянувшись, осмотрелась. В просторной комнате с широкой кроватью, сундуком и шкафом у стены никого не было. Полоски солнечного света с вечно танцующими пылинками, пробиваясь сквозь жалюзи, падали на расстеленную на полу медвежью шкуру.

Не оштукатуренные, сложенные из тёмно-серых камней стены придавали помещению мрачно-неприветливый вид.

С лёгким скрипом отворилась дверь.

— Доброе утро, госпожа, — улыбаясь, поприветствовала покровительницу служанка. — Завтрак подавать?

— Сначала умыться, — ответила девушка, спуская ноги с кровати и погружая ступни в длинный, жёсткий мех.

— Быть может, пройдёте в ванную? — предложила отпущенница.

— А она здесь есть? — удивилась и обрадовалась Ника.

— Да, госпожа, — кивнула Риата Лация. — И вода ещё не остыла.

— Тогда пошли, — секунду подумав, решила покровительница.

В зале, служившем одновременно кухней и зимней столовой, их встретила знакомая полная женщина.

— Здравствуйте, госпожа Юлиса, — поклонилась она. — Завтрак подавать?

— А господин Септис ел? — вопросом на вопрос ответила девушка.

— Давно уже, — широко улыбнулась толстуха. — Они ушли поля смотреть.

— Тогда я сперва помоюсь, — сказала Ника.

— Сюда, госпожа, — позвала служанка, указывая на узкую дверь справа от очага.

Ванная комната оказалась совсем крошечной с маленьким бассейном, наполненным относительно чистой водой. Однако, несмотря на скромные размеры, здесь имелось полужидкое мыло нескольких сортов в глиняных горшочках, губки, привезённые с берега моря и даже ароматическое масло, которым Риата Лация предложила натереть свою покровительницу.

Но та посчитала подобную процедуру излишней.

Госпожа Септиса не преувеличивала, когда хвалила кулинарные способности Зеты.

Отдохнувшая и посвежевшая после купания девушка смогла по достоинству оценить разваренный горох с оливковым маслом, а булочки с мёдом и густым жирным молоком оказались просто потрясающими на вкус.

Посчитав, что "проболела" достаточно, она начала "поправляться" и с аппетитом слопала всё.

— Госпожа Септиса приказала, — со значением проговорила стряпуха, ставя перед ней миску с финиками.

Полакомившись сушёными фруктами, Ника вернулась в спальню. Всё-таки "выздоровление" не должно выглядеть слишком стремительным. Во всяком случае, пока в поместье гостит дядюшка со своими коскидами.

Забравшись под одеяло, она вновь вспомнила странный сон. Почему ей так врезался в память именно тот плакат? Причём тут СПИД? Об этом заболевании здесь никто и слыхом не слыхивал. А презервативы? Считается, что это лучшее средство профилактики не только от ВИЧ, но и от прочих болезней, передающихся половым путём. Однако она вроде бы ни с кем в столь тесные отношения вступать не собиралась.

— А муж? — одними губами прошептала девушка, подумав: "Он хоть и лагир, но всё же вдруг захочет разнообразить свою интимную жизнь?"

И в тот же миг перед мысленным взором всплыло одутловатое лицо Постума Авария Денсима.

— Жёлтое! — вскричала попаданка по-русски, резко сев на постели. — Гепатит! Он же тоже передаётся…

— Что вы сказали, госпожа? — удивилась служанка, перебиравшая вещи в сундуке.

— Ты вчера видела моего жениха? — вместо ответа спросила покровительница. — Утром, когда мы возле его дома останавливались.

— Нет, госпожа, — покачала головой отпущенница и осторожно поинтересовалась. — А что случилось?

— Ничего, — отмахнулась девушка, вновь опускаясь на подушки.

Внезапная догадка о том, что её потенциальный супруг может болеть гепатитом, не давала Нике покоя. Поэтому, когда к ней заглянул весьма довольный регистор Трениума, она спросила:

— Господин Септис, а к какому народу принадлежит господин Аварий?

— Он настоящий радланин! — с апломбом заявил дядюшка.

— Как-то непохож он на радланина, — робко возразила племянница. — Вот вы или мой отец — оба высокие, статные, а господин Аварий коренастый, плотный, да и кожа какая-то жёлтая. Его предки были случайно не из сунгов?

— А вы наблюдательны, госпожа Юлиса, — судя по голосу, вопрос собеседнику явно не понравился. — Нет, не из сунгов. Я слышал, его прадед был вождём этусков. Но разве это имеет какое-то значение? Род Септисов восходит к ковнам, что не мешает нам быть настоящими радланами!

— Мне просто стало интересно, господин Септис, — обиженно надула губы девушка. — Всё-таки я за него замуж выхожу.

— Ох уж это женское любопытство, — смеясь, покачал головой регистор Трениума. — Вечно вам всё хочется знать. Твой жених — замечательный человек: богатый, знатный, обласканный его величеством. А лицо…

На миг задумавшись, дядюшка пожал плечами.

— Да он только недавно желтеть начал. Время, наверное, пришло. Все мы не молодеем с годами. Я вот раньше румянее был и стройнее.

"Значит, точно гепатит", — подумала Ника, почувствовав, как по спине пробежали мурашки. Ложиться в одну постель с Постумом Аварием Денсимом ей ещё сильнее расхотелось.

Видимо, мужчина заметил реакцию собеседницы, но понял её по-своему.

— Не переживайте, госпожа Юлиса, если сенаторы попытаются затянуть дело, мы объявим о вашей помолвке и сыграем свадьбу.

Слова дядюшки ударили, словно набитый песком мешок: мягко, но сильно.

— Но мы же решили, — ошарашенно пробормотала племянница. — Пока имение не вернут…

— Нет, нет, — покачал головой дядюшка. — Долго я ждать не буду.

— Нужно ли спешить, господин Септис, — взяла себя в руки девушка. — Вы же сами согласились, что в данный момент мне выгодно предстать перед всеми бедной, обиженной сиротой, а не невестой богатейшего человека Империи.

— Сейчас да, — согласился регистор Трениума. — Но если в Сенате начнут тянуть время…

Ника нервно сглотнула.

— Не беспокойся, — снисходительно усмехнулся собеседник. — Поверь, я прекрасно знаю радлан. Думаешь, легко каждые три года избираться регистором? Кроме денег нужно ещё и с толпой ладить, а это непросто. Горожане любят занимательные истории. Думаю, им понравится, если на помощь сироте, безуспешно пытавшейся добиться справедливости, придёт богатый и уважаемый человек. Тогда никому не придёт в голову упрекать его за то, что он взял её в жёны!

Он довольно рассмеялся, хлопнув себя по коленкам.

— Ну, госпожа Юлиса, хорошо я придумал?

— Да, господин Септис, — только и смогла пробормотать племянница подумав: "А ещё говорят, что предвыборные технологии придумали в двадцатом веке!". — А вы уже говорили об этом с господами Аварием и Юлисом?

— Ещё нет, — посмурнел дядюшка. — Но думаю, они со мной согласятся. Если Сенат не отдаст тебе имение, у нас не останется другого выхода, как только отдать тебя замуж. А уж Аварий Домилюс из них всё равно вытрясет.

"Неужели ты боишься, что он передумает? — догадалась Ника. — Ну конечно, сдать меня мужу, а в качестве приданого отдать земли, которые надо ещё вернуть."

Скрупулёзно выполняя инструкции госпожи, Зета перед обедом принесла гостье бокал разведённого вина с чудодейственным зельем, подаренным лекарем императрицы.

Кроме владельца имения, его племянницы и коскидов, за столом присутствовал управитель Фрон Бест. Прислуживала его супруга с двумя миловидными, хотя и немолодыми рабынями.

Очевидно, регистор Трениума остался доволен осмотром поместья. Он широко улыбался, много шутил и сам первым смеялся над своими не всегда удачными остротами. Глядя на него, приближённые тоже принялись рассказывать весёлые и непристойные истории. Так что обед прошёл в тёплой и дружественной обстановке.

Не желая слушать столь откровенную похабщину и чтобы хоть как-то осмыслить планы дорого родственника, Ника попросила у него разрешения выйти из-за стола и отравилась осматривать усадьбу.

Она представляла собой группу строений, окружённых частично каменным, частично деревянным забором. Кроме хозяйского дома, здесь имелись амбары, сараи, конюшни, загоны для птиц и овец. Чуть в стороне расположилось здание с маленькими зарешеченными окошечками. Риата Лация объяснила, что там держат невольников, но сейчас внутри никого нет, всех развели по работам. Неподалёку стоял небольшой аккуратный домик управителя. На скамеечке под узкими окнами сидел мальчик, лет десяти, и старательно водил острой палочкой по навощённой дощечке. Судя по отсутствию рабской таблички или ошейника, это был сын Беста. Не желая привлекать к себе внимания, девушка отошла за ближайший сарайчик.

В высокой, сложенной из камней конюшне их встретил пожилой, благообразного вида невольник, водивший жёсткой метлой по вымощенному толстыми деревянными плахами полу.

Низко поклонившись родственнице господина, он охотно удовлетворил её любопытство. Выяснилось, что к лошадям это место не имеет никакого отношения. Нет таких животных в хозяйстве Итура Септиса Даума. Имеются только ослы, мулы да волы, являвшиеся основной тягловой силой местного сельского хозяйства.

Заглянула Ника и на птичник. Поверх каменного заборчика торчали жерди с натянутой рыбачьей сетью. За этой своеобразной оградой кудахтали и ковырялись в пыли мелкие чёрно-пёстрые курочки. В небольшой луже плавала стайка уток.

Худой, весь какой-то скрюченный раб, медленно переставляя тонкие, кривые ноги, вываливал из ведра в корыто распаренное зерно.

Осмотр усадьбы много времени не занял. Солнце стояло ещё высоко, и девушка вышла за ворота.

Какое-то время она глазела на невольников, подвязывавших виноградные лозы под присмотром двух свирепого вида мордоворотов в кожаных панцирях и с длинными бичами.

Видимо, уже зная, кто она такая, надсмотрщики неуклюже поклонились. Вспомнив, как в таких случаях вёл себя дядюшка, Ника ответила коротким, небрежным кивком.

Увидев вьющуюся меж полей тропинку, она направилась к находившейся примерно в километре группе деревьев и кустарников. У неё появилась мысль о том, как с пользой провести неожиданный отпуск. Требовалось только отыскать какое-нибудь уединённое местечко.

Лёгкий ветерок донёс запах сырости. Склоны неглубокой лощинки полого спускались к крошечному, круглому озерку, или скорее даже луже, диаметром не более пятнадцати метров, с берегами, поросшими ярко-зелёной осокой.

Вокруг росли кусты орешника, а над ними возвышались шелестевшие молодыми листочками липы. Обойдя водоём, девушка наткнулась на два старых кострища. Трава уже успела прорасти сквозь слежавшийся пепел.

Почва оказалась достаточно сухая и твёрдая. Удовлетворённо хмыкнув, Ника проговорила:

— Хорошее местечко, не правда ли Лация?

— Если вам нравится, то и мне тоже, госпожа, — дипломатично ответила служанка.

Желая сделать приятное дядюшке, племянница за ужином расхваливала поместье, не жалея самых восторженных эпитетов.

Довольный Итур Септис Даум охотно отвечал на её вопросы, рассказав, что так приглянувшаяся девушке лощинка летом используется как пастбище, а орехи идут на стол семьи регистора Трениума.

Насытившись и видя, что застолье явно затягивается, племянница попросила у дядюшки разрешение уйти, сославшись на усталость. Согласившись, тот приказал Риате Лации вернуться сразу, как только она поможет улечься госпоже.

— Помни, что я тебе говорила, — вполголоса предупредила девушка, едва они вошли в комнату. — Не дай… небожители, ему понравишься! Хлопот тогда не оберёшься.

— Сделаю всё, что смогу, госпожа, — как-то не очень убедительно заверила отпущенница.

Глядя утром на буквально лоснящуюся от удовольствия физиономию служанки, покровительница с сожалением подумала, что та, видимо, полностью проигнорировала все её советы и предостережения.

Итур Септис Даум, наоборот, выглядел хмурым и каким-то помятым. Из чего племянница сделала вывод о том, что тесное общение с Риатой Лацией Фидой потребовало от него весьма значительных физических усилий.

"Может, это такой способ его отвадить?" — с иронией подумала девушка, наблюдая, как усталый дядюшка тяжело забирается в фургон.

Проводив хозяина, обитатели поместья вернулись к своим повседневным делам, а гостья отправилась в полюбившуюся лощину. Приказав отпущеннице наблюдать за окрестностями, она стала заниматься гимнастикой. Пришло время привести себя в форму. Да и приёмы владения кинжалом тоже надо повторить. Какое-то неясное предчувствие настойчиво подсказывало, что умение владеть оружием ей скоро понадобится.

Однако быстро выяснилось, что даже размяться как следует в длинном платье весьма затруднительно, и перед Никой во весь рост встал вопрос о спортивном костюме.

Лето всё решительнее вступало в свои права. К полудню на полянке, прикрытой со всех сторон кустами от резких порывов ветра, воздух прогревался настолько, что закалённая попаданка могла бы прыгать и голышом. Вот только так до конца и не изжитая стыдливость всё же удержала её от столь радикального шага.

Вернувшись в усадьбу, девушка тщательно перебрала свой немудрящий гардероб. Выбрав самую короткую тунику, служившую ей вместо ночной рубашки, она подогнула подол и приказала служанке пришить его большими, редкими стежками.

Результатом столь смелого дизайнерского эксперимента стало нечто, напоминавшее длинную, до середины бедра, футболку без рукавов. Именно в ней Ника прыгала, отрабатывала удары, со слезами на глазах восстанавливала растяжки.

Но даже боль в мышцах и связках не могла заглушить нараставшего чувства тревоги. Если Аварий и сенатор Юлис последуют совету регистора Трениума, то её брак с главным смотрителем имперских дорог рискует стать реальностью ещё до того, как она успеет хоть что-то предпринять, дабы помешать этому. Похоже, всё-таки придётся рискнуть и довериться императрице.

Хорошенько всё обдумав, девушка уже на четвёртый день потребовала у управителя папирус и чернила, а заодно поинтересовалась: собирается ли тот в ближайшее время посетить столицу?

Смешно пожевав пухлыми, лоснящимися от жира губами, Бест ответил:

— Послезавтра надо бы отвезти продуктов господам и продать на рынке свежую зелень.

— Тогда я попрошу вас взять с собой мою служанку. Мне нужно, чтобы она передала письмо госпоже Септисе и кое-что купила. Надеюсь, вы её не обидите?

— Как вы могли такое подумать, госпожа Юлиса! — круглое, обманчиво добродушное лицо толстяка исказила гримаса незаслуженной обиды. — Клянусь всеми богами, с госпожой Лацией ничего не случится.

— Благодарю, господин Бест, — чуть улыбнулась Ника. — Я тронута подобной заботой.

— Но нас не будет целых три дня, госпожа, — тут же счёл нужным предупредить он.

— Ну и что? — вскинула брови девушка. — Неужели вы не найдёте старательной женщины, которая могла бы мне в это время прислуживать?

Управитель замялся.

— У неё будет не так много дел, — продолжала убеждать собеседница. — А господин Септис обязательно узнает о вашей доброте.

— Я пришлю вам свою дочь, госпожа, — лицо мужчины вновь расплылось в угодливой улыбке. — Она очень прилежная и чистоплотная.

— Вот и прекрасно, господин Бест, — облегчённо вздохнув, кивнула Ника. — А сейчас прикажите принести в мою комнату стол. Я не привыкла возиться с папирусом в кровати.

— Слушаюсь, госпожа, — поклонился управитель.

Минут через двадцать он лично втащил в спальню нечто круглое на одной ножке, искусно сделанной в виде прижавшихся друг к другу обнажённых мужчины и женщины с поднятыми вверх руками, на которые опиралась густо покрытая царапинами столешница.

Заметив удивлённый взгляд хозяйской племянницы, Бест пояснил, вытирая выступивший на лбу пот:

— Он здесь раньше стоял. До тех пор, пока молодой господин на нём капусту не порезал.

— Вы имеете в виду господина Анка Септиса? — уточнила девушка.

— Да, госпожа Юлиса, — кивнул управитель. — Ему тогда было восемь лет, и он очень любил капустные кочерыжки.

При взгляде на безнадёжно испорченную, но всё ещё изящную вещь Нике стало очень любопытно, как отнеслась к столь опрометчивому поступку сына его мамочка? Но подумав, она не стала выяснять подробности столь давнего происшествия.

Дождавшись, когда отпущенник покинет комнату, девушка торопливо набросала тётушке коротенькую записку, в которой просила прислать тёплую накидку и что-нибудь почитать. А то вдруг Бест расскажет покровителю, что его племяннице понадобились письменные принадлежности, а дядя не знает зачем?

Свернув листочек, она не стала его запечатывать, рассудив, что даже при большом желании в тексте трудно отыскать что-то компрометирующее.

Мысленно Ника уже составила послание императрице, осталось только перенести его на папирус.

Макнув кончик заточенного гусиного пера в чернильницу, она вывела:

"Ваше Величество, позвольте выразить сердечную благодарность за милостиво проявленную вами заботу и внимание. В своих мечтах я рассчитывала когда-нибудь увидеть вас в блеске божественной красоты и славы, но не могла даже представить, что удостоюсь чести беседовать с великой государыней. Уже только из-за одной встречи с вами стоило переплыть океан и проехать тысячи арсангов суши. Небожители подарили мне возможность прикоснуться к вашей мудрости, за что я буду неустанно благодарить их всю оставшуюся жизнь. Лишь ваша красота, незаурядный ум и великодушие дают мне надежду на то, что вы с пониманием отнесётесь к затруднениям, постигшим вашу смиренную подданную, и не позволите навечно связать меня с тем, с кем я буду несчастна и одинока.

Мой дядя Итур Септис Даум — регистор Трениума, проявляя родственную заботу, но не обладая вашей мудростью в понимании женского сердца, желает выдать меня замуж за господина Постума Авария Денсима.

Вам, конечно, известен сей достойный гражданин и верный слуга императора. Однако, он стар и не сможет подарить мне счастье материнства. А кому, как не вам, с вашей прозорливостью и безошибочным пониманием жизни не знать, что именно в этом и состоит важнейшее предназначение радланской женщины.

Припадая к стопам Вашего Величества, умоляю не дать свершиться этому бессмысленному, бесплодному браку. Но только ради всех богов, не сообщайте дяде о моём письме! У меня есть опасения, что он, как мужчина и глава семьи, может ошибочно посчитать, будто я ставлю под сомнение его волю. Именами Ноны, Диолы и Цитии заклинаю вас сохранить это послание в тайне.

С надеждой, ваша верная подданная Ника Юлиса Террина, последняя из рода младших лотийских Юлисов."

Поставив последнюю точку, девушка перевела дух, почувствовав, что спина стала мокрой от пота, а руки дрожат, как у запойного пьяницы с глубокого похмелья.

Конечно, строчки могли бы быть и поровнее, да и с точки зрения каллиграфии письмо тоже не выглядит шедевром. Хотя удалось обойтись без заметных клякс и помарок.

Писательница ещё раз пробежала глазами текст, с трудом сдержав гримасу отвращения, настолько его содержание показалось ей приторно-слащавым, словно съеденная за один присест банка малинового варенья. "Как бы у её величества задница не слиплась," — горько усмехнулась Ника.

Если бы ей сказали, что придётся с полной серьёзностью и самоотдачей писать подобные послания, переполненные заискиванием и самоуничижением, она бы просто не поверила, а сейчас реалии местного цивилизованного общества воспринимаются как само собой разумеющееся.

"Знала, куда едешь, — грустно усмехнулась попаданка. — Только не понимала как следует. Всё-таки по книгам и рассказам невозможно постичь все нюансы и составить полное впечатление от жизни, так резко отличавшейся от всего, с чем приходилось сталкиваться раньше. Как там говорится? В чужой монастырь со своим законом…, то есть уставом, не ходят".

Решительно отбросив рефлексию исамобичевание, она потрясла уставшими пальцами. Дело за малым. Осталось аккуратно свернуть послание, пришлёпнуть восковую печать и отдать Риате Лации.

Но тут на Нику нахлынули сомнения другого рода.

Ладно ещё, если императрица просто не захочет помогать случайной знакомой, но вдруг о письме узнает дорогой дядюшка? Даже представить страшно, что может случиться!

Девушка, как наяву, увидела багровую, как перезрелый помидор, искажённую злобой физиономию Итура Септиса Даума, а в ушах громом загрохотал переполненный яростью голос:

"Как ты могла меня так опозорить?! Что будут говорить обо мне люди? Как доверят должность регистора, если я не могу навести порядок даже в собственном доме? Мы поверили тебе, встретили, как родную. Заботились, лечили, исполняли все твои прихоти! Мы нашли тебе богатого, знатного жениха, помогали вернуть родовые земли, а ты оказалась просто подлой, неблагодарной тварью!"

Ника зябко передёрнула плечами. Пожалуй, ещё повезёт, если после такого её просто выгонят на улицу. Могут и в рабство продать или обвинят в самозванстве. Заявят что-нибудь вроде: "Ошибались мы, не разглядели сразу, никакая она нам не племянница, а вообще чужой человек, обманом втёршийся в доверие". За подобные проступки в Империи на кол сажают. Девушка вспомнила разбойника, умиравшего во дворе этригийской тюрьмы, и порывисто убрала уже запечатанный свиток в сундук, не обращая внимания на удивлённый взгляд притихшей служанки.

Ночью, беспокойно ворочаясь на просевшем тюфяке, и весь следующий день Ника маялась, не в силах принять окончательного решения.

Размахивая кинжалом, приседая, пытаясь сесть на шпагат и просто отдыхая на расстеленном одеяле, она раз за разом перебирала возможные варианты развития событий и свою реакцию на них. Поэтому так вышло, что окончательное решение девушка приняла за ужином, когда Бест предупредил Риату Лацию, что завтра разбудит её ещё до рассвета.

Передавая злополучный свиток служанке, покровительница не забыла её тщательно проинструктировать:

— Если послезавтра не сумеешь увидеться с лекарем императрицы — дольше в Радле не задерживайся.

Она вздохнула.

— Значит, так рассудили боги. На рынке купишь мне красную ленточку для волос и точильный камень.

— Слушаюсь, госпожа, — зевая, отозвалась отпущенница.

— И не забудь зайти к своему приятелю в "Счастливый жёлудь", — встрепенулась девушка.

Замордованная пустыми переживаниями и несуразными страхами по поводу возможных действий государыни после получения её письма, она едва не забыла о заказе на информацию о своём женихе и его приближённых.

— Постарайся рассчитать время так, чтобы везде успеть. Но помни, для меня важнее всего: как можно больше узнать про Авария.

— Понимаю, госпожа, — заверила Риата Лация.

— А госпоже Септисе скажешь, если она спросит, что мне стало гораздо лучше и я скоро поправлюсь.

— Да, госпожа, — язык у собеседницы начал заплетаться, и Ника оставила её в покое.

Самой ей едва удалось заснуть, и сон оказался настолько лёгок и тревожен, что девушка проснулась сразу, едва за дверью послышался еле различимый шёпот.

— Лация! Лация, просыпайся, это я Бест! О боги, сколько же можно спать?!

— Лация! — рык покровительницы заставил служанку сесть, отбросив в сторону толстое, засаленное одеяло.

— Ой, простите, госпожа, — привычно заканючила она, торопливо натягивая хитон прямо на голое тело. — Задремала маленько.

— Заходите, господин Бест! — позвала девушка, прикрывшись до подбородка.

— Ну, что же ты копаешься?! — чуть не плача всплеснул руками управитель, с наигранным отчаянием глядя, как отпущенница, путаясь в концах, завязывает ремешки сандалий. — Я же предупреждал, что надо выехать ещё до рассвета!

— Успеете! — жёстко оборвала его стенания Ника, кивнув на окно, где сквозь жалюзи пробивался робкий розовый свет. — Нолип ещё только запряг свою огненную колесницу.

Перетянув собранные в небрежный пучок волосы застиранной ленточкой, служанка набросила покрывало, и прихватив небольшую корзину, бодро отрапортовала:

— Всё, я готова!

— Да хранят тебя небожители, Риата Лация Фида, — покровительница почувствовала, что голос её дрогнул, а глаза защипало от слёз. — Надеюсь, ты ничего не забыла?

— Все ваши приказания исполню, госпожа, — чинно поклонилась женщина и неожиданно тоже шмыгнула носом. — Клянусь Карелгом.

Перед тем как выйти из спальни, управитель представил племяннице хозяев свою дочь.

Глянув на Гевию, та на миг растерялась, ибо представляла новую служанку немного иначе. Перед ней стояла тоненькая хрупкая девочка, лет десяти — одиннадцати, в аккуратненькой застиранной тунике с напряжённой улыбкой на бледном взволнованном лице.

Успев свыкнуться с местными рабовладельческими порядками, попаданка всё же не хотела эксплуатировать ещё и детский труд.

Мысленно выругав себя за то, что заранее не выяснила у Беста возраст его дочери, Ника собралась окликнуть управителя и потребовать прислать нормальную, взрослую рабыню, но хитрый толстяк успел ускользнуть из комнаты, и его торопливые, дробные шаги доносились уже от входной двери. А орать ему вслед во всю глотку девушка посчитала несолидным.

"Ну, и как я стану заставлять её горшок выносить? — мрачно думала она, разглядывая испуганно притихшую малышку. — Но самой таскать никак нельзя. Не положено по факту рождения. Те же рабы презирать будут. Ещё и родичам настучат, а они устроят мне грандиозный скандал или вообще усомнятся в том, что я внучка сенатора. Вот батман! Опять вляпалась!"

— Так это тебя зовут Гевия? — со вздохом спросила Ника, не зная что сказать.

— Да, госпожа, — пискнула та, не поднимая глаз.

— Помоги мне умыться, — буркнула девушка, вставая с кровати.

Несмотря на юный возраст и субтильное телосложение, дочка управителя оказалась очень старательной, хотя и неумелой служанкой.

Дабы не смущать девочку странными занятиями, Нике пришлось временно отказаться от тренировок, ограничив своё времяпрепровождение лежанием в постели и прогулками по ближайшим окрестностям.

Чтобы окончательно не свихнуться от скуки, она попробовала болтать с Гевией. Та сначала дичилась, односложно отвечая на вопросы странной племянницы господина Септиса, но постепенно освоилась. А когда узнала, что госпожа пересекла океан и долго путешествовала по Западному побережью, стала посматривать на неё с тихим восторгом и благоговением.

Новая служанка показала несколько укромных местечек: озеро на границе трёх имений и священную рощицу нимфы Фелои неподалёку от имперской дороги. Там стояло крошечное святилище с небольшой, расписанной яркими красками статуэткой и крошечный алтарь, на который дочка управителя с важным видом положила несколько тыквенных семечек.

Однако и на прогулках Нику донимали мрачные размышления. Прекрасно понимая их бессмысленность и ругая себя за это, она тем не менее не могла отделаться от навязчивых вопросов. Удастся ли Риате передать письмо Акцию? Как отнесётся императрица к её просьбе? Узнает ли об этом её дражайший дядюшка?

Девушка только села ужинать, когда в комнату вбежала широко улыбавшаяся Гевия и звонко крикнула хлопотавшей матери:

— Отец приехал!

— Так рано? — удивилась Зета и едва не поставила тарелку с мясной подливкой мимо стола.

Хорошо, что Ника успела её вовремя подхватить, а то бы платье оказалось безнадёжно испорчено. Смертельно побледнев, стряпуха тут же позабыла о муже и с криком рухнула на колени:

— Простите, госпожа! Я случайно! Не губите, пощадите! Только на секундочку и задумалась! Эта мелкая пигалица отвлекла!

— Встаньте! — поморщилась девушка. — Хвала богам, ничего не случилось. Просто будьте в следующий раз внимательнее.

— Да, да, госпожа, конечно! — торопливо закивала Зета, с удивительной для подобного телосложения стремительностью бросаясь к Нике, явно намереваясь облобызать ей руку.

Однако так и не привыкшая к подобным знакам внимания, девушка отмахнулась, вновь едва не опрокинув многострадальную тарелку.

Тогда толстуха, шлёпнувшись на пол всем необъятным телом, крепко ухватила её за щиколотки и прижалась слюнявыми губами к ремешкам сандалий.

"Вот батман!" — скривившись, мысленно выругалась Ника, зло процедив сквозь зубы:

— Ну хватит! Довольно!

Поймав ошарашенный взгляд застывшей у двери Гевии, девушка указала глазами на всё ещё продолжавшую что-то бессвязно бормотать мать.

Сообразительная малышка тут же оказалась рядом и попыталась поднять грузную женщину на ноги.

— Вставай, мама! Вставай, сейчас отец придёт.

— Встать! — рявкнула потерявшая терпение племянница регистора Треиума.

Странно, но подобное обращение возымело действие. Подвывая и хлюпая носом, Зета отползла от стола и только потом, кряхтя и тяжело опираясь на плечо дочери, поднялась на ноги.

К тому времени, когда в зал вошёл широко улыбавшийся Фрон Бест, его супруга успела высморкаться, отряхнуть подол, поправить волосы, так что на недавнюю истерику указывали только опухший нос и покрасневшие глаза.

— Госпожа Септиса посылает вам привет, госпожа Юлиса! — поклонился управитель имением. — Они с господином Септисом очень рады, что вам стало лучше, и молят небожителей о вашем скорейшем выздоровлении. А госпожа Торина Септиса Ульда написала письмо, которое я отдал вашей служанке.

— Хвала богам за то, что у меня такие замечательные родственники! — нисколько не кривя душой, вскричала Ника, смахнув с уголков глаз несуществующие слезинки.

Чуть скрипнула дверь, пропуская в комнату Риату Лацию с корзиной и небольшим узелком.

— Вы, наверное, устали с дороги и проголодались? — участливо спросила девушка, и не дожидаясь ответа, радушно по-хозяйски предложила:

— Садитесь, отужинайте с нами. Ваша супруга сготовила изумительную подливку. Но сначала…

Она посмотрела на Зету, достававшую из настенного шкафчика чистую тарелку.

— Восславим Диноса, господин Бест?

— Непременно восславим! — рассмеялся довольный толстяк.

Чувствуя, что едва не лопается от нетерпения, Ника попыталась взять себя в руки, для чего двигаться старалась подчёркнуто неторопливо, тщательно пережёвывала пищу, и снисходительно улыбаясь, слушала рассказ собеседника о поездке в столицу.

А вот отпущенница ела быстро, жадно, от чего пару раз едва не подавилась, так что стряпухе пришлось хлопать её по спине широкой, распаренной ладонью.

Заметив, что госпожа заканчивает трапезу, гордая Гевия поднесла ей бронзовый тазик с водой и льняное полотенце.

— Не спеши, — остановила девушка готовую встать служанку. — Ты ещё не доела. Подливка у госпожи Бест слишком вкусная, чтобы оставлять её на тарелке.

— Да, госпожа, — кивнула с набитым ртом Риата Лация.

— Я жду тебя в спальне, — сказала покровительница, и сделав знак дочке управителя, приказала. — Принеси огня.

— Да, госпожа, — поклонилась Гевия.

Она зажгла от лучинки двухрожковый масляный светильник, и уходя, столкнулась в дверях со спешившей отпущенницей.

Та первым делом развернула узелок, расправив тёмно-серую шерстяную шаль с невзрачным узором по краю.

— Это вам госпожа Септиса прислала, госпожа, — громко объявила служанка, и опасливо оглянувшись, шагнула ближе, — Госпожа, я…

Резкий жест Ники заставил её замолчать.

— Бест сказал, что госпожа Торина Септиса передала мне письмо?

— Да, госпожа, — кивнула явно обескураженная собеседница, и покопавшись в корзине, протянула тоненький свиток, перевязанный узкой жёлтенькой ленточкой.

Девушке пришлось приложить изрядное усилие для того, чтобы вдумчиво прочитать коротенькое послание бабушки. Старушка настоятельно просила внучку хорошенько питаться, больше спать и поскорее выздоравливать. А если кто-то в имении проявит хоть малейшее неуважение — не стесняясь наказывать. Кроме того, матушка регистора Трениума сообщала о своём твёрдом намерении дожить до свадьбы внучки, всё же надеясь, что данное событие не заставит себя ждать.

"Я бы лучше осталась незамужней, — усмехнулась Ника. — И пусть бабуля до ста лет живёт".

— Вот теперь рассказывай, — тихо проговорила она, отложив в сторону свиток. — Только по порядку, чтобы не запутаться.

— Слушаюсь, госпожа, — Риата Лация приблизилась и зашептала горячо, но уже без прежнего накала.

— Как только я в дом вошла, госпожа Септиса сразу стала расспрашивать о вашем здоровье: как кушаете, как спите? Ну и всё такое. Только ей очень не понравилось, что вы приказали мне на рынок сходить. Нечего деньги впустую тратить. И прислала вам целый ворох лент, чистых набедренных повязок и тёплые носки.

Слушательница криво улыбнулась. Искренняя забота тётушки невольно заставляла чувствовать себя бессовестной и неблагодарной. Стремясь приглушить неприятное ощущение, девушка проворчала:

— А почитать что-нибудь дала?

— Да, госпожа, — кивнула отпущенница. Она вновь сунула руку в корзину и извлекла два широких свитка.

Отвернув край одного из них, Ника с трудом разобрала изрядно выцветшую надпись: "О моральных принципах почитания старших. Сочинение достославного Растора Кларийского".

"Во втором, наверное, такая же муть, — с иронией подумала она, положив написанное рядом с письмом от бабули. — Тётушка явно пытается вправить мне мозги".

— Как же ты в город выбралась? — спросила покровительница.

Ой, да вы уж простите, госпожа, — повинилась служанка. — Я как поняла, что меня могут из дома не выпустить, сказала, будто вы приказали жертву Анире принести.

— А почему именно ей? — удивилась собеседница.

— Так её храм неподалёку от Цветочного дворца, — охотно пояснила отпущенница. — А богиня зари тоже помогает попавшим в беду девушкам. Это все знают.

— Отец ничего такого не говорил, — неопределённо пожала плечами Ника, различив в её словах лёгкий упрёк, и, стараясь скрыть неловкость от собственной неосведомлённости, поинтересовалась:

— Отпустила тебя госпожа Септиса?

— Конечно, госпожа, — довольно улыбнулась Риата Лация. — Небожители не любят, когда кто-то мешает их почитать.

Она вздохнула.

— Только приказала ещё письмо и благовоние занести к госпоже Олии.

— Ясно, — понимающе хмыкнула девушка, покачав головой. — И как ты только всё успела?

— Да уж, госпожа, — сурово сдвинула брови к переносице служанка. — Пришлось бегом бежать в другой конец города. Но, хвала богам, всё получилось. Хорошо ещё, что вчера наклувий был…

Увидев вопросительный взгляд собеседницы, пояснила:

— Это праздник в честь бога Наклува, покровителя кузнецов и оружейников. В этот день императорские сады тоже открыты, и я к самому дворцу подобралась. Даже попросила легионеров пустить меня внутрь, но те отказались. Тогда я за кустами схоронилась. Ох, и долго пришлось ждать, госпожа!

Покачав головой, отпущенница переступила с ноги на ногу.

"Да она же стоять устала!" — догадалась покровительница и хлопнула ладонью по одеялу рядом с собой.

— Садись.

— Благодарю, госпожа, — примостившись на краю кровати, Риата Лация продолжила. — Я уже переживать начала, что не успею исполнить всё, что велено, и стала молиться Карелгу. Он нам, отпущенникам, часто помогает. Сам когда-то был рабом у царя Пифания. И бессмертный сын Питра выручил! Хвала ему во веки веков.

Служанка широко улыбнулась.

— Не успела я попросить, как тут же увидела Акция. Он откуда-то шёл с каким-то парнем. Слуга, наверное, или ученик, потому что корзину нёс, но не раб. Окликнула я их, подбежала. Так мол и так говорю: "Моя покровительница — госпожа Ника Юлиса Террина благодарит вас, господин Бар Акций Новум, за заботу и чудодейственный эликсир…"

— Правильно, — чуть слышно прошептала девушка, с огорчением вспомнив, что посылая отпущенницу к лекарю императрицы, она совсем забыла передать ему свою благодарность.

— "… и просит вас передать это послание её величеству". Он сначала отказывался, велел идти в императорскую канцелярию. Но я его уговорила. Сказала, что дело безотлагательное. Вопрос жизни и смерти.

— Ну, это ты слегка преувеличила, — усмехнулась Ника.

— Ой, да разве же я не понимаю, госпожа? — бывшая рабыня посмотрела на собеседницу с откровенной жалостью. — Кому же охота молодость губить за таким-то мужем?

Чувствуя, как защипало глаза от подступивших слёз, покровительница тороплив перевела разговор:

— Знакомого своего… Как его? Эвара повидать удалось?

— Всё, что приказали, сделала! — гордо объявила отпущенница. — Первым делом в храм Аниры зашла. Купила голубя да пяток рахм так отдала. Уж больно хорошими приметы оказались. Богиня зари тоже благоволит к вам, госпожа.

— Хорошо бы, — усмехнулась слушательница, знаком предлагая продолжать.

— Потом к Цветочному дворцу поспешила. А уж от него в трактир "Счастливый жёлудь". Эвар, когда меня увидел, кричать начал, чего это я так долго не приходила? Но как деньги увидел — сразу успокоился. Он много чего рассказал. Я побоялась забыть и кое-что записала.

Она торопливо вытащила из корзины замусоленный клочок папируса, покрытый непонятными отметками, сделанными то ли угольком, то ли головешкой. Покрутив его, служанка наконец-то разобралась в собственных каракулях, и солидно откашлявшись, зашептала:

— Астролога господина Авария зовут Птахубис. Никто не знает, сколько ему лет. На вид, говорят, старый — лет пятьдесят. Он всем рассказывает, будто родом из самого Нидоса, а отец его чуть ли не келлуанский маг, научивший сына всем премудростям. Но Эвар сказал, что он даросец, а эту историю и своё имя придумал специально, чтобы обманывать простаков.

"Потомственный колдун в пятом поколении", — мысленно усмехнулась девушка.

— Живёт Птахубис во дворце Авария. Он вообще с ним не расстаётся, а если едет куда-то, обязательно берёт с собой и астролога. Эвар говорит, что встретить его можно в публичном доме "Мягкое гнёздышко". Есть такой в Кринифии неподалёку от храма Семрега. Он туда каждый праздник ходит и даже вроде бы является совладельцем. Или на призовых играх. Птахубису вроде как особенно нравится, когда бойцы дерутся с дикими зверями.

— У кого только твой знакомый умудрился узнать такие подробности? — недоверчиво хмыкнула Ника.

— Небось у невольников, которые в трактир с хозяевами приходили, — пренебрежительно махнула рукой Риата Лация. — Им же тоже выпить хочется, когда их господа кидаются золотом да призывают Канни. Господин Аварий — человек известный. Это про какого-нибудь лавочника никто, кроме соседей, ничего не знает, а про такого богача все.

— Значит, Птахубис больше никуда не ходит? — спросила покровительница, посчитав объяснение вполне правдоподобным.

— Если только на ундиналии философов, звездочётов и всяких других мудрецов, которые иногда устраивает императорский казначей Сцип Клавдин Онум.

— Это плохо, — тихо буркнула слушательница.

— Что случилось, госпожа? — встрепенулась рассказчица. — Почему?

— Я хотела сама с ним поговорить, — вздохнула девушка. — А теперь даже не представляю, как это сделать?

— Да, госпожа, — согласилась отпущенница. — На играх всегда народу полно. Одну вас туда не отпустят. Во дворец Клавдина тоже просто так не попасть. Остаётся попробовать увидеться с ним в публичном доме.

— А если меня там кто-нибудь из знакомых увидит? — отпрянула Ника. — Не дай… небожители, дядюшка узнает. Представляешь, какой будет скандал?

— Ой, госпожа, — беспечно отмахнулась служанка. — Радл — город большой, и вас пока почти никто не знает.

— Ну ладно, — насупилась девушка, про себя решив подумать над данным предложением. — Рассказывай дальше.

— Управитель дворца Авария в городе — Бил Постумий Ханус. Эвар сказал, что он верен своему покровителю, как пёс. Прикажет господин — умрёт, не колеблясь. Что бы вы не задумали, госпожа, к нему лучше не обращаться. Злой, рабов держит в узде, так что они и дыхнуть лишний раз не смеют. Сын Била, Гнут Постумий Гиг, считается любимым любовником Авария. Он очень силён. Раньше бился на призовых боях. Будто бы там его Аварий увидел и выкупил за немалые деньги. Новый раб так пришёлся по душе, что скоро получил свободу. А ещё через пару лет господин отыскал где-то в неволе его отца и тоже сделал отпущенником. Сейчас Гнут много времени проводит в банях Глотитарква, где занимается гимнастическими упражнениями. Эвар говорит, он глуп и жаден.

— Это хорошо, что жаден, — искренне обрадовалась Ника. — Плохо, что глуп, и с ним так же трудно увидеться.

— Совсем нет, госпожа, — возразила Риата Лация. — Вам надо лишь попросить госпожу Септису сводить вас в бани Глоритарква, а там как-нибудь от неё отстать.

— А разве у вас в Радле мужчины и женщины вместе моются? — несказанно удивилась покровительница.

— Ой, да что вы такое говорите, госпожа?! — вскричала отпущенница, но тут же опасливо глянув на дверь, понизила голос. — Нет, конечно. В таких больших банях обязательно имеются открытые площадки, где можно разогреть мышцы перед купанием: заняться гимнастикой или поиграть в мяч. Зимой туда мало кто выходит, но сейчас уже тепло.

— Но там же…, — девушка замялась, подбирая слова. — Не голышом прыгают?

— Ой, да что вы, конечно нет! — успокаивая её, повторила верная служанка. — Без набедренной повязки появляться на площадке запрещено. За этим следят специальные рабы из евнухов, и они не допустят такое безобразие. Управитель бань может даже в суд подать за нарушение общественной нравственности. Женщинам полагается прикрывать повязкой ещё и грудь. Хотя находятся и те, кто это правило не соблюдает, потому что господа сенаторы когда-то забыли записать его в закон.

Риата Лация хихикнула, прикрыв рот ладошкой.

— Но вы об этом лучше с госпожой Септисой поговорите.

— Хорошо, — подумав, кивнула Ника. — А о близких родственниках Авария твой приятель что-нибудь выяснил?

— Эвар сказал, что у него остался только племянник — Ин Валий, сын старшей сестры. Он года три как сиротой остался. Отец был сотником легионеров и погиб в какой-то стычке, а вскорости и мать померла. Только дядя и остался. Но он не очень-то любит показывать их родство. Многие считают Ин Валия просто одним из его коскидов. Есть ещё двоюродный брат, но про него Эвару ничего не удалось узнать. Говорят, будто бы была ещё какая-то дальняя родственница. Приходила деньги просить. Аварий вроде бы дал, но больше её никто не видел.

Девушка криво усмехнулась. Скорее всего, она составила компанию бывшим жёнам главного смотрителя имперских дорог.

— То есть, единственный наследник — этот самый Ин Валий? — сказала она скорее самой себе, чем собеседнице.

— По закону вроде бы так, — согласилась отпущенница, сминая папирус. — Только Эвар сказал, будто ходят слухи, что Аварий собирается оставить всё своё состояние любовнику.

— Это интересно, — пробормотала Ника, мысленно пообещав себе обязательно обсудить вопрос о наследстве с регистором Трениума. Наверняка, дядюшка будет заинтересован в том, чтобы его племянница не осталась нищей в случае преждевременной кончины дражайшего супруга. А вот Гнуту Постумию вряд ли понравится, если у его возлюбленного появится законная супруга, да ещё и с соответствующим пунктом в брачном договоре. Он хоть и глуп, но если верить Эвару, денежки любит, а папочка его так и вовсе не дурак. Несмотря на всю показную верность, ему, скорее всего, не захочется, чтобы сынка обобрала какая-то посторонняя девка. Следовательно, Бил Постумий не заинтересован в женитьбе Авария, что делает его потенциальным союзником Ники Юлисы Террины. Вот только выйти на него лучше через сына.

Не стоит забывать и о племяннике, который явно не придёт в восторг от появления новой тётушки. Кажется, кожа больного гепатитом желтеет тогда, когда болезнь успела зайти достаточно далеко? Если всё это популярно объяснить племяннику, вдруг он тоже захочет ей помочь?

— Что ещё известно про этого Ина Валия? — спросила покровительница.

— Эвар сказал, что дядюшка его деньгами не балует, — усмехнулась отпущенница. — Даже на приличный публичный дом не хватает. Парень по уличным проституткам побирается. Из тех, что за пару оболов на всё готовы.

— Ну, и где его искать? — озабоченно пробормотала Ника.

— Ой, да с ним проще всего, госпожа, — широко улыбнулась Риата Лация. — Аварий всё же решил дать ему образование и устроил в школу риторов Филия Дакра Гагола. Только у этого голодранца и пьяницы даже приличной квартиры нету, где можно было бы учеников собрать. Они или шляются по Фиденарскому форуму или торчат за городом на кладбище возле склепа Комения Альтирского. Этот Дакр себя вроде как его последователем считает.

— Ты знаешь, где этот склеп? — спросила девушка.

— Нет, госпожа, — покачала головой служанка. — Но можно узнать, место известное.


***

Несмотря на то, что хранитель здоровья государыни мог бы получать лекарства и нужные для их приготовления ингредиенты через императорскую канцелярию, он предпочитал закупать всё необходимое самостоятельно. Не то, чтобы Акций не доверял мастерам Палатина, просто давно уяснил, что те считали двор её величества как бы второстепенным и постоянно норовили подсунуть то пересушенную, или наоборот, слишком влажную траву, то серу с примесями, то подгнившие целебные корешки.

После вступления в свою нынешнюю должность, он пытался бороться против подобного пренебрежительного отношения, скандалил и даже попробовал пожаловаться государыне. Тогда только что пережившая очередной неприятный разговор с родственниками Докэста Тарквина не горела желанием обострять и без того напряжённые отношения с властительным супругом и раздражённо предложила врачевателю закупать необходимые снадобья самому, пообещав выделить для этого необходимые средства.

Акций, успевший к тому времени в достаточной степени изучить характер царственной пациентки, понял, что докучать ей подобными мелочами не стоит и воспринял те слова как руководство к действию.

К тому же скоро выяснилось, что приобретение лекарств — дело хотя и хлопотное, зато приносящее пусть маленький, но постоянный доход, ибо часть выделяемых императрицей денег хранитель её здоровья беззастенчиво клал себе в карман.

К сожалению, частые разъезды государыни не давали ему возможность организовать сеть надёжных поставщиков, так как торговцы просто не знали, когда он явится за товаром.

Именно поэтому, возвращаясь в Радл, ему приходилось каждый раз по новой обходить лавки и делать заказы. А сегодня он взял с собой ещё и Мела Криса Спурия. Тому следовало показать, куда явиться за товаром, и заодно научить правильно выбирать уже появившиеся в продаже весенние лекарственные растения.

Вот их как-раз-то и пришлось поискать, поскольку знакомый торговец умер, а его наследник принёс уже местами почерневшую траву. Так что врачеватель обошёл ещё три рынка, прежде чем удалось до половины наполнить корзину ученика.

Императорские сады оказались открыты в честь наклувия, и наставнику с Крисом не пришлось задерживаться в воротах. Они почти дошли до Цветочного дворца, когда лекаря кто-то окликнул.

— Господин Акций! Господин Акций, подождите!

Недоуменно оглянувшись, он увидел выскочившую из-за кустов молодую женщину, неуклюже поправлявшую сползшую на плечи накидку. Судя по налипшим на платье сухим листочкам и мелкому мусору, она ждала его, сидя на земле.

— Что вам нужно? — нахмурился охранитель здоровья государыни, отметив про себя, что уже где-то видел её раньше.

Торопливо приблизившись, незнакомка низко поклонилась.

— Моя покровительница, госпожа Ника Юлиса Террина благодарит вас за мудрые советы и чудодейственный эликсир.

"Так она её служанка", — догадался лекарь, вспомнив, что встречал эту женщину в доме регистора Трениума.

Ему часто приходилось выслушивать слова благодарности, но даже самые знатные пациенты произносили их лично, а не передавали через отпущенников. Почувствовав раздражение пополам с разочарованием, он всё же решил уточнить:

— Госпожа Юлиса за городом?

— Да, господин, — подтвердила собеседница. — Господин Септис поступил так, как вы ему посоветовали, и моей покровительнице сразу стало лучше.

— Пусть её и дальше хранят бессмертные боги, — благожелательно кивнув, Акций насторожился. Вряд ли Юлиса прислала служанку только затем, чтобы его поблагодарить.

— Зная вашу бесконечную доброту, госпожа Ника Юлиса Террина просит вас о помощи, — сейчас же подтвердила его опасения женщина.

— Что ей нужно? — сурово осведомился царедворец, принимая вид недовольного и страшно занятого человека.

В руках ничуть не смутившейся служанки появился белый цилиндр папирусного свитка.

— Госпожа Ника Юлиса Террина просит вас передать это письмо её величеству.

Акций отступил назад, демонстративно пряча руки за спину.

Ещё в тот день, когда он посетил дом регистора Трениума, Докэста Тарквина Домнита ясно дала понять, что дальнейшая судьба Юлисы её совершенно не интересует. Более того, в последнее время императрица даже не вспоминала о девушке.

Хотя именно сплетни о свадьбах, разводах и изменах среди императорской знати всегда являлись излюбленной темой её бесед с придворными дамами и гостями. Принимая всё это во внимание, лекарь не собирался становиться тем человеком, кто напомнит её величеству о существовании девушки, которую та, судя по всему, уже успела забыть.

Вот почему он отрицательно покачал головой.

— Я не могу это взять.

Собеседница вздрогнула, словно от удара, и растерянно пробормотала внезапно осипшим голосом:

— Но почему, господин Акций? Госпожа Юлиса так надеялась на вас…

— Это нарушение придворного регламента, — надменным, не терпящим возражения тоном провозгласил царедворец. — Я всего лишь охранитель здоровья её величества. Если ваша покровительница желает подать прошение — пусть обращается в императорскую канцелярию. Это всё, что я могу сказать.

Развернувшись, он сделал знак внимательно следившему за их разговором ученику и решительно направился к воротам дворца.

— Господин Акций! — голосом полным боли и отчаяния вскричала отпущенница, рухнув на колени, и вцепилась в край его плаща. — Речь идёт о жизни и смерти моей госпожи! Только государыня может спасти её… И вы, если передадите письмо!

Поражённый подобной дерзостью, лекарь замахнулся, намереваясь отхлестать наглую служанку по мокрым от слёз щекам. Но его опередил Крис, ударом ноги заставив женщину отпустить одежду наставника. Однако та, словно не замечая боли и свалившейся в пыль накидки, резво встав на четвереньки, вновь рванулась к Акцию.

— Господин, помогите моей госпоже, господин!

— Пошла прочь, меретта! — злобно рявкнул ученик, явно собираясь нанести новый удар.

— Подожди! — неожиданно для самого себя остановил его врачеватель.

Блестящие от слёз глаза отпущенницы горели такой мольбой и отчаянной решимостью, что лекарь невольно заколебался, подумав с досадой: "Эта не успокоится. Даже если я откажу, попробует передать через кого-нибудь другого. Тогда ещё неизвестно, в чьи руки оно попадёт?"

Несмотря на то, что при их первой встрече Ника Юлиса Террина демонстративно при всех заставила его признать свою ошибку, Бар Акций Новум к немалому своему удивлению понял, что испытывает к этой девушке что-то вроде симпатии. То ли из-за того, что она не стала навязываться императрице, хотя та поначалу проявила к её истории явный интерес? То ли потому, что выказав гордость и немалое благоразумие, отказала принцу Вилиту? А возможно, благодаря тому, с каким пониманием отнеслась к его манипуляциям при осмотре? Или просто из-за её не бросавшейся в глаза, но явной непохожести на окружающих?

Как бы то ни было, царедворец не желал девушке неприятностей, поэтому решил уберечь от необдуманных поступков.

— Ну хорошо, — с видимой неохотой проворчал он. — Я передам письмо государыне…

— О спасибо, добрый господин! — запричитала служанка. — Да хранят вас бессмертные боги! Пусть пошлют они вам долгие годы довольства и…

— Но ты должна поклясться! — оборвав благодарственные славословия, врачеватель на миг замер, перебирая небожителей, но вспомнив, что перед ним бывшая рабыня, сразу отыскал нужное имя. — Карелгом, что уговоришь свою покровительницу больше не беспокоить государыню до тех пор, пока она сама её не позовёт!

— Ой, да как же так, господин? — залепетала женщина, растерянно хлопая ресницами.

— Иначе я уйду! — пригрозил лекарь.

— Клянусь! — вскричала отпущенница, но под требовательным взглядом сурового собеседника выпалила, чётко проговаривая слова. — Клянусь Карелгом, бессмертным сыном Питра, сделать всё, чтобы моя покровительница, госпожа Ника Юлиса Террина, больше не обращалась к государыне, пока она сама её не позовёт.

— Хорошо, — милостиво кивнув, царедворец протянул руку, в которую женщина, всхлипывая и вытирая покрасневший нос, бережно вложила запечатанный восковой печатью свиток. — Можешь идти, я всё сделаю.

— Спасибо, господин Акций, — служанка торопливо поднялась и, не переставая кланяться, неуклюже поправила сползшую накидку. Чувствовалось, что управляться с этой деталью одежды ей явно в диковинку.

— Убери, — негромко распорядился врачеватель, передавая папирус ученику. Кивнув, тот молча спрятал его в корзину с плетёной крышкой.

В мастерской они первым делом ещё раз внимательно осмотрели закупленные травы. Разложив их по стеллажам, Крис отправился в сад за свежими листочками, а его наставник, отыскав на полках свитки с нужными рецептами, вспомнил о письме Юлисы.

Выбрав самый острый из своих ножей, он очень аккуратно срезал печать и углубился в чтение.

Через несколько минут придворный с удивлением понял, что послание написано неожиданно толково, что странно было ожидать от девушки, выросшей на краю земли среди глупых варваров.

Прояви государыня хоть каплю интереса к судьбе внучки казнённого сенатора, он бы, пожалуй, передал это письмо по назначению и, возможно, императрица попыталась бы помочь Юлисе.

Несмотря на опалу, Докэста Тарквина Домнита обладала достаточным влиянием, чтобы расторгнуть свадьбу племянницы какого-то регистора с сыном отпущенника, пусть и очень богатого.

Только врачеватель, успевший досконально изучить не только здоровье, но и характер главной пациентки, знал, что ничего подобного та делать не захочет и даже не даст себе труда сохранить в тайне бесхитростное послание Юлисы. А если о нем станет широко известно, Итур Септис Даум подобного позора своей племяннице не простит.

Акций испытал нешуточную досаду из-за того, что такая незаурядная девушка достанется развратнику, покрывшему своё имя позором из-за пристрастия к недостойным для мужчины удовольствиям.

Но единственное, что мог сделать царедворец, это уничтожить письмо, не допустив появления сплетен.

Внезапно он услышал стремительно приближавшийся шум. Топот множества ног по каменной лестнице, крики. И вот уже массивная дверь задрожала под крепкими кулаками.

— Открывайте, господин Акций! Скорее! Принц Вилит ранен, срочно нужна помощь!

Вскочив, лекарь на миг заметался, не зная, куда деть всё ещё зажатое в руках злополучное письмо, а в голове одна за другой вспыхивали тревожные мысли: "Покушение? Случайность? Упал?"

Сунув листок под разложенные на столе свитки, он бросился к двери, из-за которой, хвала богам, вроде бы донёсся голос принца.

Едва врачеватель отодвинул засов, в мастерскую ввалилась галдящая толпа во главе с Налием Героном Рисусом, аккуратно поддерживавшим младшего сына императора под левое плечо.

— Да какая там рана от тупого меча! — ворчал тот, морщась и бережно прижимая к груди согнутую в локте правую руку.

Осторожно подведя Вилита к лавке, Акций обратил внимание, что на нём поверх туники из плотного сукна одет лёгкий бронзовый панцирь.

Видимо, молодые люди фехтовали, и принц умудрился пропустить чей-то чересчур увесистый удар. Убедившись в отсутствии крови и в том, что несмотря на некоторую бледность, держится Вилит достаточно бодро, лекарь сурово оглядел сгрудившихся вокруг приятелей принца и дворцовых рабов, за спинами которых мелькала испуганная физиономия Арса Фогоса Супта — наставника сына императора в воинских искусствах.

— Нечего здесь стоять! Теперь я сам позабочусь о его высочестве, а вы можете идти. Хвала Пелксу, я обойдусь без вашей помощи.

— Со мной всё в порядке, друзья, — подтвердил принц, натужно улыбаясь. — Разве можно научиться владеть мечом, не набив себе шишек?

— Давайте, давайте! — обернувшись к спутникам, Герон стал легонько, но настойчиво оттеснять их к выходу.

Захлопнув дверь, он прислонился спиной к косяку, демонстративно скрестив на груди руки.

— Вам тоже нечего здесь делать, господин Герон, — сварливо проворчал врачеватель, осторожно касаясь кончиками пальцев предплечья Вилита.

— Я останусь, господин Акций, — упрямо возразил молодой человек. — Если уж мне не удалось уберечь его высочество…

Бесцеремонность любимчика принца начинала раздражать. Но прежде, чем лекарь успел отыскать подходящие слова, чтобы отчитать нахала, августейший пациент буркнул:

— Идите Налий. Вы тут совершенно ни при чём, я сам пропустил удар.

— Но…

— Никаких "но", — чуть повысил голос сын императора.

— Я подожду за дверью, ваше высочество, — секунду помедлив, предложил юноша.

— Нет, нет, — покачал головой Вилит. — Лучше найдите государыню и передайте, что у меня всё в порядке. А то её, наверное, уже напугали. Небось наплели, что я при смерти.

— Да, ваше высочество, — кивнув, Герон вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Опасаясь, что снимая тунику, он причинит пострадавшему ненужную боль, Акций без затей разрезал рукав, обнажив мускулистую, но уже начавшую опухать руку с багрово-синим пятном между плечом и локтем.

— Попробуйте пошевелить пальцами.

Принц поморщился.

Врачеватель ещё раз очень осторожно ощупал поражённое место, внимательно наблюдая за его реакцией.

"Кость, кажется, цела, — с удовлетворением подумал лекарь. — Или только треснула".

Сообщив Вилиту диагноз, он добавил:

— Я приготовлю мазь. Но вам придётся на какое-то время забыть о гимнастике и воинских упражнениях.

— Надолго? — подозрительно сощурился молодой человек.

Собеседник выразительно пожал плечами.

— Делайте всё, что нужно, господин Акций, — вздохнул принц.

Оставив его, лекарь направился к уставленным горшочками и коробочками полкам, в душе досадуя на то, что так неосмотрительно услал Мела Криса. Теперь придётся самому разжигать очаг. Можно, конечно, использовать обычную мазь, но в данном случае в неё стоит добавить толчёных орешков варника. Вот только их перед этим придётся истолочь в ступке, а охранитель здоровья государыни успел отвыкнуть от подобной черновой работы. Но не ждать же возвращения ученика, когда в помощи нуждается член императорский семьи?

Пока Акций раздувал присыпанные угли в очаге, поджигал щепочки и аккуратно укладывал чурки под массивную бронзовую решётку, Вилит сидел смирно, баюкая ушибленную руку.

Сняв с полки горшочек, врачеватель развязал охватывавшую горловину верёвку и осторожно снял плотно прикрывавший её кусок кожи. В нос ударил резкий, горьковатый запах. Специальной костяной лопаточкой он наложил в бронзовую миску зеленоватую, тягучую, как мёд, мазь и поставил её на огонь.

Насыпав в каменную ступку мелких, похожих на горох орешков варника, уже очищенных от кожуры, лекарь принялся тщательно растирать их пестиком.

Тем временем пациенту, видимо, стало скучно. Поднявшись с лавки, он неторопливо прошёлся по мастерской, посмотрел в заделанное слюдяными пластинками окно, потом, шагнув к полкам, стал разглядывать миски, плошки, горшки, пучки сухих трав и кореньев.

Занятый своими делами, Акций не заметил, как принц, решив не ограничиваться поверхностным осмотром, потянулся к заинтересовавшей его керамической банке.

То ли Вилит, неловко повернувшись, потревожил пострадавшую руку, то ли просто оказался не слишком ловким. Только посудинка выскользнула у него из пальцев и чудом не разбившись покатилась, рассыпая по полу сушёные яйца муравьёв.

— Ваше высочество! — возмущённо вскричал хозяин мастерской. — Прошу вас ничего не трогать! Здесь есть вещи опасные для жизни, если не уметь с ними обращаться!

— Хорошо, господин Акций! — примирительно воздел здоровую руку молодой человек, и отойдя к противоположной стене, принялся рассматривать уложенные на стеллажах свитки.

Стараясь не показывать раздражения, врачеватель высыпал в стоявшую над огнём миску растёртые в муку орешки. Теперь осталось хорошенько помешать и поставить охлаждаться в чан с водой.

Развернувшись, чтобы вернуть на место ступку, Акций к своему большому неудовольствию обнаружил принца, сидящим в его собственном кресле и беззастенчиво перебиравшим разложенные на столе папирусы.

Кого другого охранитель здоровья государыни не медля ни секунды выгнал бы со своего места, но делать замечание Вилиту Тарквину Ниру он не решился.

"Желаете ознакомиться с рецептом снадобья от глист, ваше высочество? — усмехнулся лекарь, специальными щипцами снимая миску с решётки над огнём, и едва не выронил её, вспомнив, — о богов, там же письмо Юлисы!"

Опытный царедворец тут же сообразил, что вскрытое письмо, адресованное императрице, может вызвать очень нежелательные вопросы не только у Вилита, но и у его матушки. Поэтому, опустив плошку в воду, врачеватель не стал дожидаться, пока мазь остынет, и вежливо попросил:

— Подойдите, пожалуйста, ваше величество. Я перевяжу вам руку.

Увы, он опоздал.

Поднимаясь из-за стола, юноша внезапно замер, подняв к глазам лист с висевшей на краю восковой печатью, и удивлённо посмотрел на невозмутимого лекаря.

— Что это, господин Акций?

— Небольшая услуга автору письма и его адресату, — небрежно пожав плечами, тот сделал приглашающий жест, повторив. — Прошу вас, ваше высочество, мазь необходимо нанести не откладывая.

— Подожди! — огрызнулся сын императора, торопливо пробегая взглядом по корявым строчкам. — О боги, Юлису выдают за Авария!

— Видимо, да, — со вздохом повторил врачеватель.

— За этого лагира? — презрительно фыркнул Вилит.

Не услышав в его словах явного вопроса, собеседник счёл за благо промолчать.

Небрежно бросив листок на стол, принц подошёл к врачевателю, и усевшись на лавку, поинтересовался:

— Почему вы еговскрыли, господин Акций?

— Хотел убедиться в своей правоте, ваше высочество, — с прежней непринуждённостью ответил тот, осматривая руку.

— И как? — усмехнувшись, молодой человек зашипел, когда пальцы лекаря впились в отёкшие мышцы.

— Я угадал, — буркнул Акций, тронув мазь и с огорчением убеждаясь, что та всё ещё слишком тёплая.

— Вы знали, что Юлису собираются отдать за Авария? — удивился пациент.

— У меня были некоторые подозрения, — туманно ответил царедворец, решив не посвящать собеседника в подробности.

— Теперь, когда всё выяснилось, вы собираетесь отдать письмо государыне, господин Акций? — продолжал расспрашивать Вилит, морщась от осторожных движений, которыми врачеватель втирал мазь в кожу.

— Это не доставит ей удовольствия, ваше высочество, — сухо ответил тот, доставая из коробочки бинт. — Но может сильно навредить госпоже Юлисе. Вы же сами читали её предостережение.

— Да, — кивнул пациент.

— А мне бы этого не хотелось, — продолжил придворный.

— Думаете, с Аварием ей будет лучше? — усмехнулся юноша.

Но его собеседник, видя, что тот не грозит ему немедленным разоблачением, продолжил придерживаться прежней линии поведения.

— Если на то будет воля небожителей, госпожа Юлиса может остаться богатой вдовой. По всем признакам господин Аварий серьёзно болен. Но если узнают, что она просила императрицу избавить её от жениха, которого выбрали родственники, разразится большой скандал. Семья Септисов окажется опозоренной. А регистор Трениума не из тех, кто прощает подобные обиды.

Принц на какое-то время замолчал.

— Вы так говорите, будто уверены, что государыня не захочет помочь госпоже Юлисе, — пробормотал он, едва лекарь закончил перевязку.

— У меня есть причины так думать, ваше высочество, — веско заявил царедворец. — Поэтому вашей матери лучше ничего не знать об этом письме. Его нужно просто уничтожить.

— Даже если за неё попрошу я? — похоже, Вилит пропустил последние слова собеседника мимо ушей.

— Боюсь, и вы не сможете её переубедить, — покачал головой лекарь.

— И всё-таки я попробую поговорить с государыней, — неожиданно выпалил младший сын императора.

— Вы хотите погубить госпожу Юлису и доставить мне неприятности, ваше высочество? — нахмурился придворный, никак не ожидавший ничего подобного от принца, с которым у него сложились достаточно ровные, доверительные отношения.

— Нет, господин Акций, — поспешил успокоить его молодой человек. — Тут я полагаюсь на ваше мнение. Если вы считаете, что матери лучше ничего не знать о письме, пусть так и будет.

— Благодарю за понимание, ваше высочество, — поклонился врачеватель, скрывая вздох облегчения.

Уже у двери Вилит остановился.

— Господин Акций, вы читаете все письма к моей матери?

— Через меня их очень редко передают, ваше высочество, — холодно усмехнулся лекарь. — Обычно этим занимается её секретарь Авл Фабий Мелий.

— Но всё же, — нахмурился явно не удовлетворённый столь расплывчатым ответом принц.

— Я поставлен вашим великим отцом охранять здоровье его царственной супруги! — гордо выпятив грудь, надменно вскинул подбородок Акций. — Мой долг — беречь государыню от любых огорчений, которые могут нанести вред её самочувствию.

Усмехнувшись, младший сын императора вышел из мастерской, бережно придерживая перевязанную руку, покоившуюся на перекинутой через плечо косынке.

Задвинув за ним засов, врачеватель взял со стола злополучное послание и бросил на угли очага. Папирус моментально вспыхнул. Наблюдая за тем, как пламя жадно пожирает взывавшие о помощи строчки, царедворец с грустью надеялся, что хотя бы в ближайшее время ему не придётся разговаривать о Нике Юлисе Террине.

И ошибся.

Едва государыня вернулась в столицу, как к ней тут же зачастили гости, хотя и не из самых знатных людей Империи. Несмотря на опалу, Докэста Тарквина Домнита и её родственники всё ещё пользовались определённым влиянием.

Но успевшая отвыкнуть от чужих лиц, императрица быстро устала от посторонних, и в этот вечер ужинала в обществе исключительно самых близких людей.

Кроме охранителя здоровья, были любимая наперсница государыни — госпожа Исора Квантия Бела, повсюду сопровождавшая свою царственную подругу, и принц Вилит, внезапно решивший составить матери компанию.

Первоначально присутствие молодого человека, ранее предпочитавшего вечерами шляться по публичным домам и ундиналиям, насторожило врачевателя. Однако вскоре выяснилось, что сына пригласила сама императрица, встревоженная досадным происшествием на занятии по фехтованию.

Несмотря на полученные от лекаря заверения в том, что здоровью Вилита ничего не угрожает, государыня в который раз расспрашивала принца о самочувствии и тех обстоятельствах, при которых он получил тот самый роковой удар.

Госпожа Квантия в нужных местах испуганно ахала, картинно закатывала глаза, настоятельно рекомендуя его величеству вести себя осторожнее, а Акций, скрывая усмешку, наблюдал, как злится младший сын Константа Великого. Судя по всему, воспоминания о собственном промахе на гимнастической площадке нешуточно задевали его самолюбие.

Видимо, окончательно потеряв терпение, принц решил кардинально сменить тему разговора, и дождавшись, когда собеседница замолчит, занявшись жареным угрём, громко поинтересовался:

— Ваше величество, а вы ничего больше не слышали той девушке, с который мы встретились неподалёку от поместья господина Маврия? О внучке казнённого сенатора Юлиса?

Лекарь с трудом удержался от гримасы раздражения, подумав с досадой: "Он же обещал молчать!"

Взгляд, которым императрица одарила охранителя своего здоровья, не предвещал тому ничего хорошего, а лицо моментально приняло скучающе-равнодушное выражение.

— Я хотела встретиться и ещё раз послушать её забавные истории. Вот только госпожа Юлиса внезапно заболела. Но там, кажется, нет ничего страшного, господин Акций?

— Да, ваше величество, — торопливо вытерев губы, подтвердил тот. — Госпожа Юлиса пережила сильное душевное потрясение, но её жизни уже ничего не угрожает.

Кивнув ему с холодной улыбкой, государыня вновь обратилась к Вилиту:

— А почему вы вдруг вспомнили о ней, сын мой?

— Я случайно узнал, что регистор Трениума от имени своей племянницы обратился к императору с просьбой вернуть ей родовое имение младших лотийских Юлисов.

— Имение? — встрепенулась Квантия. — Незамужней девице? Разве так можно?

— Я сам удивился, — вскинул брови принц. — Но оказалось, есть какой-то закон, принятый Сенатом Радла в "эпоху горя и слёз". Он позволяет женщинам наследовать землю, если нет прямых наследников мужского пола.

— Это интересно, — проговорил лекарь самым нейтральным тоном, в душе укоряя себя за то, что не сумел узнать столь необыкновенную новость первым. — "Вот что значит долго не ходить в баню".

— И что решил государь? — живо заинтересовалась Докэста Тарквина Домнита. — Получит Юлиса имение?

— Он передал дело в Сенат! — рассмеялся молодой человек. — Если они приняли такой закон, пусть сами его и исполняют!

— Вряд ли госпожа Юлиса от них чего-нибудь дождётся! — презрительно фыркнула Квантия, внимательно наблюдая за реакцией царственной подруги. — Это сборище престарелых скупердяев оставит девочку без такого замечательного приданого! И как ей теперь найти достойного жениха?

"А она что-то знает, — догадался царедворец. — Неужели государыня сказала? Или по Радлу уже пошли слухи о сговоре Септиса с Аварием?"

— Говорят, за неё хлопочет сенатор Касс Юлис Митрор, — сообщил Вилит, выбирая булочку по поджаристее. — Из рода старших лотийских Юлисов и ещё почему-то главный смотритель имперских дорог.

"А вот это ты сам придумал, — мысленно фыркнул врачеватель. — Он слишком хитёр, чтобы так явно показывать свою заинтересованность".

— Видно, Аварий заодно хочет прибрать к рукам ещё одно имение, — презрительно фыркнула императрица, не испытывавшая ни малейшей симпатии к приближённым своего царственного супруга.

— Он-то тут причём, ваше величество? — удивилась наперсница.

— Отожравшись, эти скороспелые богачи начинают насыщать своё тщеславие! — брезгливо скривилась государыня. — Им уже мало просто сорить деньгами, закатывая пиры, скупать земли, дома, картины и статуи. Они желают стать частью древнейших родов Империи!

— Аварий хочет жениться на Юлисе! — всплеснула руками Квантия.

— Её родственники пока не объявили об этом, — снисходительно просветила собеседницу Докэста Тарквина Домнита. — Но если Аварий хлопочет за наследство младших лотийских Юлисов, значит, собирается заполучить и его.

— Но неужели регистор Трениума не знает о его постыдном пристрастии? — вскинул брови Вилит.

— Судя по всему, тут как-то замешан сенатор Касс Юлис Митрор, — чтобы не дать затухнуть любопытному разговору, лекарь выдал часть известной ему информации. — Наверное, вдвоём они его и уговорили.

— А госпожа Юлиса знает, что её жених лагир? — никак не хотел угомониться принц, почему-то глядя на него.

Царедворец привычно пожал плечами.

— Госпожа Юлиса не в том положении, чтобы привередничать, — сварливо проворчала государыня. — Она уже не так молода. Да и происхождение у неё сомнительное.

— Госпоже Юлисе следует благодарить богов за то, что родственники отыскали ей такого богатого жениха, — важно кивнула Квантия.

Акций испытывал к ней глухую неприязнь из-за постоянных попыток посеять рознь между императрицей и охранителем её здоровья. Эта весьма недалёкая особа почему-то полагала, что супруга Константа Великого обязана слушать только и исключительно её. Поэтому царедворец не стал отказывать себе в маленьком удовольствии и слегка поддел собеседницу:

— Всё же жизнь среди варваров наложила негативный отпечаток на характер госпожи Юлисы.

— Это заметно, — бездумно кивнула Квантия, однако сейчас же насторожилась в ожидании подвоха.

— Если не понимает, как ей повезло с женихом, — непринуждённо продолжил врачеватель. — Я всю жизнь лечу людей и часто сталкивался с душевными потрясениями. Думаю, госпожа Юлиса слегла потому, что узнала правду о том, кто такой Аварий.

Придворная растерянно захлопала глазами, а вот императрице его слова явно пришлись не по вкусу. Губы её сжались в тонкую полоску, брови сурово сошлись к переносице. Однако, прежде чем она успела высказаться, принц неожиданно проговорил:

— Ваше величество, если госпожа Юлиса так переживает из-за этого брака, почему нельзя как-нибудь помочь ей его избежать? Жаль, если после стольких испытаний девушка свяжет свою жизнь со столь отвратительным мужчиной.

— Так уж издавна повелось, сын мой, — ханжески вздохнув, государыня бросила на сердечного друга испепеляющий взгляд.

"Я тут совершенно ни при чём, ваше величество", — мысленно извинившись, Акций потянулся за яблоком.

— Браки детей устраивают родители или ближайшие родственники! — чуть повысив голос, мать пресекла готовые сорваться с языка отпрыска возражения. — Юности свойственна порывистость в желаниях и действиях, но отнюдь не мудрость, без которой невозможно создать семью. Поэтому молодые люди не способны правильно оценить друг друга и подобрать себе достойную пару.

— Но, ваше величество, — вновь попытался заговорить Вилит. — Вы могли бы…

— Даже высшие власти не должны вмешиваться в семейную жизнь граждан! — заявила императрица тоном, не терпящим возражения. — Мы обязаны уважать наши законы и обычаи!

Глава II Госпожа Юлиса умеет удивить

А нам обоим предстоит

Ещё приятнейший визит.

Лопе де Вега «Звезда Севильи»

Ещё нигде в этом мире Ника не чувствовала себя так легко и свободно, как на "даче" недавно обретённого дядюшки. Даже висящая над душой угроза того, что он может узнать о её письме к императрице, словно бы поблёкла, отступила под обволакивающим ощущением сельской безмятежности и затаилась где-то в глубине сознания.

Девушка вкусно кушала, много спала, часто мылась, до изнеможения тренировалась с кинжалом, занималась гимнастическими упражнениями и даже вспомнила кое-какие танцевальные движения. Погода радовала тёплыми, солнечными днями, позволявшими девушке проводить много времени на свежем воздухе.

Управитель предупредил обитателей имения о том, что племянница хозяина облюбовала лощину у озерка для своих прогулок, и Нику никто не беспокоил, хотя бдительная Риата Лация несколько раз замечала неподалёку рабов из усадьбы: то ли направлявшихся куда-то по своим делам, то ли приглядывавших за госпожой Юлисой. В любом случае, они девушку не тревожили, и та решила просто не обращать на них внимания, вполне понимая тревогу Фрона Беста. Должен же отпущенник знать, где находится и что делает доверенная его заботам родственница покровителя.

Благодушное настроение не омрачил даже некстати зарядивший с утра дождик. Естественно, Ника в этот день никуда не пошла, а завалившись на кровать, взялась за один из присланных тётушкой трактатов. Не будь произведение достославного Растора Кларийского так пропитано духом женоненавистничества, она, скорее всего, заснула бы уже через двадцать минут. Однако, строчки, буквально источавшие высокомерие и спесь, заставляли её пыхтеть, фыркать от возмущения, но упрямо продираться через мутный поток сознания только затем, чтобы узнать: какую очередную феерическую глупость выдаст сей высокоучёный муж?

"Как там пишут в Интернете? — усмехнулась попаданка. — Аффтор жжёт! Можно подумать, сам появился на свет откуда-то из другого места? Ну никак не могло такое глупое и испорченное существо, как женщина, породить столь выдающегося гиганта мысли!"

Тем не менее, она постаралась запомнить несколько наиболее хлёстких выражений, намереваясь при случае блеснуть эрудицией.

Хорошо хоть, погода не испортилась окончательно, и уже на следующий день девушка вернулась в полюбившуюся лощину, с огорчением убедившись, что опасения служанки насчёт обилия комаров начинают сбываться. В воздухе уже плавали стаи этих надоедливых кровососов.

Зная неспешность радланской жизни, Ника надеялась, что неожиданно подаренные ей судьбой каникулы продлятся по крайней мере месяц. Но уже на шестнадцатый день её пребывания в усадьбе управитель передал приказ дядюшки о немедленном возвращении.

— Завтра надо ехать, госпожа Юлиса, — виновато вздохнул толстяк. — Так что пусть ваша служанка вещи собирает.

— А почему так срочно, господин Бест? — с трудом сдерживая дрожь в голосе, спросила девушка, у которой внезапно ослабели ноги, и она про себя порадовалась, что уже сидит на табурете. — Что-то случилось?

— Не знаю, госпожа Юлиса, — развёл пухлыми руками отпущенник, и его обманчиво-добродушную физиономию исказила гримаса самого искреннего и неподдельного огорчения. — Только господин Септис велел не задерживаться.

— И госпожа Септиса ничего вам не говорила? — продолжала допытываться Ника, всё ещё не теряя надежду выяснить хоть какие-нибудь подробности столь внезапного и сильно насторожившего её вызова.

— Так я с ней в этот раз даже не виделся, госпожа Юлиса, — разочаровал собеседницу управитель.

С сожалением вздохнув, та отодвинула тарелку. Недвусмысленное распоряжение регистора Трениума начисто отбило аппетит, и тушёные со свининой овощи, которые она только что уплетала за обе щёки, внезапно показались совершенно безвкусными.

— Вы тоже завтра едете, господин Бест? — спросила девушка, поднимаясь из-за стола.

— А как же, госпожа Юлиса! — вроде бы даже обиделся толстяк. — Господин Септис приказал проследить, чтобы с вами ничего не случилось.

— Да пошлют ему боги долгих лет жизни за такую заботу, — криво усмехнувшись, она прошла в свою комнату, где тяжело опустилась на кровать.

"Неужели узнал о письме? — с возрастающей тревогой подумала Ника, тут же возразив: — Вроде бы слишком рано. Здесь всё так медленно делается… А вдруг? И что теперь делать?"

Не в силах справиться с охватившим её волнением, она встала и принялась торопливо ходить из угла в угол, натыкаясь то на столик, то на сундук, то на табурет. В тусклом свете крошечного язычка пламени, застывшего на кончике носика масляного фонаря, по стенам, сложенным из кое-как обработанных камней, металась её чёрная изломанная тень.

Задев за спинку кровати, девушка зашипела от боли и внезапно успокоилась.

"Ну, и чего ты разбесилась? — мысленно спросила она себя, потирая ушибленное место. — Мало ли зачем я могла понадобиться? Септис что-то говорил о слухах, которые вроде бы вот-вот пойдут по Радлу. Вдруг кто-то важный пожелал взглянуть на внучку казнённого сенатора Юлиса? А удрать всегда успеем, если получится. Вот только кинжалы надо будет надеть оба. Так. На всякий случай".

Эти рассуждения помогли взять себя в руки и обрести душевное равновесие. Так что появившаяся вскоре Риата Лация застала свою покровительницу мрачной, но сосредоточенной. Сидя на кровати, она неторопливо водила точильным камнем по узкому лезвию клинка.

— Мне собирать вещи, госпожа? — втянув голову в плечи, с, казалось бы, забытой робостью пробормотала служанка, глядя в пол. Судя по её виду, она явно чувствовала себя в чём-то виноватой.

— Да, — коротко ответила Ника, осторожно трогая режущую кромку. В своё время Наставник учил, что та не должна быть слишком тонкой.

— Там бельё сохнет, госпожа, — почти шёпотом пробормотала отпущенница. — Его сейчас забирать… Или до утра оставить?

— Ночи тёплые — пусть повисит, — подумав, решила девушка и только после этого обратила внимание на странное поведение собеседницы. — Что с тобой?

— Ой, я уж и не знаю, госпожа, — залепетала та, не поднимая взгляд. — Уж больно скоро господин Септис вас назад потребовал.

— Тебе это тоже показалось подозрительным? — поинтересовалась покровительница, возвращая клинок в ножны.

— Не только мне, госпожа! — шагнув ближе, служанка торопливо заговорила, понизив голос. — Бест с Зетой о чём-то шептались и на меня так нехорошо посматривали…

Она зябко поёжилась.

— Вот батман! — зло выругалась Ника.

Успевшая привыкнуть к этим словам, то и дело срывавшимся с уст госпожи, но ни разу не спросив об их значении, Риата Лация скорбно поджала губы.

— Думаешь, Септис узнал о моём письме императрице? — напрямик спросила девушка.

— Ой, да что вы, госпожа! — испуганно замахала руками отпущенница. — Да сохранят нас небожители от такой беды!

— Значит, и тебе такая мысль в голову приходила, — сделала напрашивавшийся вывод покровительница. — Тогда…

Она на миг задумалась.

— Может, тебе лучше задержаться в имении? Например, заболеть на пару дней? До Радла я и без тебя доберусь. Если там всё в порядке — дам знать. Нет — беги — ты теперь человек свободный.

— Нет, госпожа, — решительно тряхнула отросшими волосами собеседница. — Я с вами останусь.

— Ну смотри, — смахнув набежавшую слезу, Ника отвернулась. — Дело твоё.

Само собой, она вновь очень плохо спала и проснулась в прескверном расположении духа.

Провожать племянницу хозяина вышло всё семейство управителя. Гевия пожелала госпоже Юлисе покровительства богов в дальней дороге, Танар, сын Беста, просто почтительно поклонился, а их матушка сунула в корзину Риаты Лации ещё тёплые пироги.

Сердечно поблагодарив за гостеприимство, воспрянувшая духом девушка забралась в фургон, где привычно расположилась на большой охапке соломы.

Жирный отпущенник слишком хитёр, чтобы устраивать подобные проводы попавшей в немилость родственнице покровителя. Будь у Беста хоть малейшее подозрение в том, что Ника вызвала неудовольствие регистора Трениума, он бы ограничился гораздо более формальным прощанием.

Дальнейшее поведение управителя только подтвердило её догадку. Толстяк уселся на переднюю лавочку рядом с возницей и по мере сил старался развлечь спутницу, рассказывая занятные истории.

Поскольку отпущенник явно не горел желанием разбрасываться деньгами, в трактир он не пошёл. Повозка остановилась метрах в двухстах от уже знакомого девушке заведения местного общепита, и путники спокойно пообедали прямо на обочине. Раб-возничий, естественно, в сторонке, дабы не мешать управителю настойчиво потчевать племянницу хозяина имения пирогами с сушёными грибами, ветчиной и разведённым вином.

Несмотря на любезность спутника, хорошую погоду, делавшую путешествие лёгким и даже приятным, по мере приближения к столице, казалось бы, исчезнувшая тревога вновь стала напоминать о себе.

Нику опять начали донимать навязчивые вопросы: Зачем она так срочно понадобилась дядюшке, и что там с письмом к императрице? Как Докэста Тарквина отнеслась к её просьбе?

Настроение покровительницы передалось и служанке. Она тихо сидела в углу, нахохлившись, словно воробей в мороз, и нервно теребила край накидки.

Бест, как опытный путешественник, так рассчитал скорость движения, что они оказались у Радла как раз после того, как основная масса скопившихся за день повозок уже въехала на улицы города. Здесь управитель приказал невольнику спешиться и взять ослика под уздцы, а сам, тревожно оглядываясь, извлёк откуда-то короткую, окованную железными полосами дубинку, из чего девушка сделала вывод, что даже интенсивное движение гужевого транспорта не мешает ворам и грабителям отчуждать лежащую на повозках собственность в свою пользу. Улучив момент, она извлекла из ножен за спиной кинжал и прикрыла его полой накидки.

Чуть отодвинув край прикрывавшей вход занавески, Ника напряжённо следила за проплывавшими мимо тёмными громадами домов.

То и дело встречались короткие обозы, сопровождаемые группами вооружённых дубинками и мечами факельщиков. Кричали, ничуть не заботясь о покое горожан, возчики и грузчики, ревели невольные ослы с волами, звонко грохотали по камням деревянные колёса.

Девушка с иронией подумала, что у жителей квартир, чьи окна выходят на столь оживлённую улицу, очень крепкие нервы, иначе им ни за что не уснуть под такую какофонию.

Шум доносился даже до кварталов особняков, хотя здесь он уже не резал уши, теряясь среди высоких, глухих стен, где сгустившуюся тьму пытались разогнать лишь горевшие у каждых ворот факелы, позволявшие запоздалым путникам отыскать нужный дом.

То ли на Нику так повлияла мрачная пустота улиц, то ли давала о себе знать нарастающая тревога, только ей стало казаться, что едут они как-то уж слишком долго. Она уже начинала беспокоиться: не завёз ли её Бест куда-нибудь в другое место?

Но фургон внезапно остановился и толстяк, бодро спрыгнув на мостовую, провозгласил:

— Приехали, госпожа Юлиса.

Когда девушка выбралась из повозки, калитка в воротах распахнулась, и знакомый широкоплечий раб в кожаном панцире склонился перед племянницей в почтительном поклоне.

— Здравствуйте, госпожа Юлиса.

Благосклонно кивнув, та приказала:

— Помоги моей служанке, Янкорь.

— Слушаюсь, госпожа, — с готовностью прогудел раб.

Не глядя на него и чувствуя, как внутри всё сжалось, словно перед схваткой, она решительно шагнула в тёмную прихожую, из которой, благодаря раздвинутому занавесу, открывался вид на передний внутренний дворик.

Масляный светильник на парадном хозяйском столе освещал довольную физиономию развалившегося в кресле регистора Трениума и сидевшего напротив молодого мужчину, лет тридцати, чем-то неуловимо напоминавшего владельца дома.

— Хвала богам, вы наконец-то приехали, госпожа Юлиса! — вскричал дядюшка, едва падавший сквозь прямоугольное отверстие в крыше лунный свет озарил озабоченное лицо племянницы. — А то я уже думал, что этот негодник Бест захотел оставить вас в имении ещё на пару дней.

— Как можно, господин Септис! — обиженным голосом возопил шагавший позади Ники управитель. — Бессмертные боги свидетели: все ваши повеления я выполняю точно и в срок.

— Знаю, знаю, — рассмеялся покровитель, приказав. — Отправляйся к Ирбену. Завтра утром придёшь. Да посмотри, чем этот мошенник осла кормит! Может, из-за гнилого овса его тогда понос прошиб?

— Прослежу, господин Септис, клянусь Гиппией! — заверил отпущенник, пятясь к прихожей. — А если что, сам ему рёбра пересчитаю!

— Ступай, мне надо с госпожой Юлисой поговорить, — обернулся регистор Трениума к Нике, застывшей в трёх шагах от стола и гадавшей: кто этот более чем прилично одетый незнакомец?

— Вот, — разрешил сомнения племянницы дядюшка. — Это мой сын — Лептид Септис Сенс. Они с женой гостили у её родителей в Преграме и только три дня как вернулись в Радл.

— Рада познакомиться с вами, господин Септис, — поклонилась девушка стараясь улыбаться как можно благожелательнее.

Но на хорошо различимом в тусклом свете масляного фонаря лице старшего отпрыска хозяина дома застыло выражение такого равнодушия и скуки, что Нике стало даже как-то обидно: "Ему, что совсем неинтересно: ни кто я такая, ни откуда взялась? Или он по жизни тормоз?"

— Я тоже рад, госпожа Юлиса, — небрежно, словно невольнице, кивнул Лептид. — Хвала богам, хранившим вас в такой дальней дороге.

"Да он мне не верит! — догадалась девушка, ибо не нашла иного объяснения ни брезгливо опущенным кончикам губ, ни подчёркнуто холодному, почти насмешливому тону. — Небось считает, что наглая самозванка втёрлась в доверие к наивным родителям".

— Всё в руках небожителей, господин Септис, — улыбнулась она одними губами. — Но я им благодарна за то, что обрела семью.

И демонстративно теряя интерес к собеседнику, поинтересовалась у довольно ухмылявшегося дядюшки:

— Почему вы вызвали меня так срочно, господин Септис?

— Простите, что не дал вам отдохнуть, госпожа Юлиса, — с наигранным сожаление вздохнул регистор Трениума. — У нас с вами ещё много дел. Вот выйдете замуж и сможете спокойно насладиться жизнью. А пока увы…

Он развёл руками и тут же сделался пугающе-серьёзным.

— Как я и думал, едва в Радле узнали о нашем прошении, как о вас сразу же заговорили. История о внучке оклеветанного сенатора Юлиса вызвала всеобщий интерес. Госпожа Лукста Дарция Писа, супруга регистора Фиденария, приглашает вас с госпожой Пласдой на церемонию поклонения Великой богини…

Наставник рассказывал Нике, что так иногда называют Нону — богиню домашнего очага и супругу Питра-громовержца. Вот только он не упоминал о каких-то особенных ритуалах.

Поскольку собеседница и не думала скрывать своё недоумение, дядюшка счёл уместным пояснить:

— Ну, это что-то женское. Подробности спросишь у тёти. Главное, это большая честь, потому что в доме господина Дарция соберутся жёны многих влиятельных людей. Сенаторов, аристократов, жрецов. Я слышал: ждут госпожу Нейсу Клавдину — супругу императорского казначея. И мне кажется — это неслучайно.

— Понимаю, господин Септис, — чуть поклонилась племянница. — Постараюсь произвести на них самое благоприятное впечатление.

— Я надеюсь на вас, госпожа Юлиса! — напыщенно провозгласил хозяин дома. — Вы должны показать себя достойной внучкой Госпула Юлиса Лура.

— Приложу все усилия, господин Септис! — клятвенно пообещала девушка. — А когда будет церемония?

— Через три дня, — ответил регистор Трениума. — Но к ней надо ещё как-то готовиться. Пласда расскажет.

И добавил, давая понять, что разговор окончен:

— Ну, ступайте.

Поклонившись, Ника направилась к занавесу, отделявшему парадную часть дома от семейной.

Риата Лация, всё это время остававшаяся в тени у алтаря домашних богов, бесшумно проследовала за покровительницей.

— Это совершенно точно, отец! — долетел до ушей девушки абсолютно иной, энергичный, взволнованный голос Лептида Септиса Сенса. — Вы же знаете, сколько сейчас стоят в Радле чернокожие рабы? Затраты окупятся двукратно!

"Барыга, — усмехнулась про себя попаданка. — Или лох".

Что ответил папочка на пылкую речь наследника, она уже не расслышала.

Выскочившая из-за спины служанка торопливо отвела в сторону тяжёлую расшитую ткань.

В первый миг Нике показалось, что во втором внутреннем дворике никого нет.

— Внучка! — окликнула её бабуля. — Иди сюда.

Торина Септиса Ульда с невесткой сумерничали, сидя на скамеечке под навесом круговой галереи. Неподалёку на фоне светлой стены выделялись тёмные силуэты, в которых девушка узнала Триту и Ушуху.

— Как добрались, госпожа Ника? — спросила тётушка, едва племянница приблизилась. — Всё ли благополучно?

— Хвала небожителям, всё в порядке, госпожа Септиса.

— Уже познакомилась со своим двоюродным братом? — поинтересовалась старушка.

— Да, госпожа Септиса, — ответила девушка. — К сожалению, нам не удалось поговорить. Они с отцом обсуждают что-то важное.

— Лептид уже взрослый, — вздохнула супруга регистора Трениума. — У него уже есть семья, о которой он обязан заботиться. На пустые разговоры просто не остаётся времени.

"Ну да, — усмехнулась про себя Ника. — Это типа мне делать нечего — вот я и болтаю".

— Эй, Трита! — окликнула хозяйка дома рабыню. — Принеси табурет госпоже Юлисе.

— Слушаюсь, госпожа, — тихо отозвалась невольница.

— Как твоё здоровье, внучка? — внезапно встрепенулась бабуля. — Тебе лучше?

— Да, госпожа Септиса, — кивнула внучка. — Эликсир, что передал господин Акций, оказался по-настоящему волшебным!

— По тебе видно, — важно подтвердила матушка регистора Трениума, а его племянница с иронией подумала: "Да что ты можешь рассмотреть в этой темноте? Хоть бы светильник зажгли. Сидят в темноте, масло экономят".

— Мало ты, конечно, отдохнула, — с сожалением проговорила Торина Септиса Ульда. — Тебе хотя бы до лета в усадьбе пожить.

"Да бы", — мысленно согласилась с ней Ника.

— От таких предложений не отказываются, — сварливо проворчала Пласда Септиса Денса. — Незамужних девушек вообще редко приглашают на церемонию прославления Великой богини. Это большая честь!

— Да разве я не понимаю! — раздражённо фыркнула бабуля. — Нельзя упускать возможность представить нашу Нику самым уважаемым женщинам Радла!

— Вы же тоже там будете, госпожа Септиса? — спросила племянница, опускаясь на наконец-то принесённый Тритой табурет. — А то я совершенно ничего не знаю о церемонии, посвящённой Великой богине, и опасаюсь случайно сделать что-нибудь не так.

— Это понятно! — хмыкнула старушка. — Ты же выросла среди дикарей! А моя несчастная дочь умерла слишком рано и ничему не успела тебя научить.

— Там нет ничего сложного, госпожа Ника, — успокоила её супруга регистора Трениума. — Великая богиня одна из ипостасей бессмертной Ноны. Она же не только хранительница семейного очага, но и покровительница честного супружества и заступница жён. Замужние женщины, ещё не вышедшие из детородного возраста и девушки, кому пришла пора выходить замуж, собираются у кого-то в доме, славят небожительницу, приносят ей жертву, поют и пляшут. Подробности я тебе потом расскажу. Но для церемонии надо будет сшить специальное платье.

— Как скажете, госпожа Септиса, — покладисто согласилась собеседница. Она уже поняла, что любимые родственники пока ничего не знают о её письме к императрице. А какие-то там церемонии девушку не пугали. Она считала, что после плясок обкурившегося Колдуна племени аратачей радланские дамы вряд ли смогут её чем-нибудь удивить.

— Эх, жаль, государь не вернул тебе имение, — вдруг совершенно невпопад посетовала бабуля. — А то можно было бы объявить о вашей помолвке с господином Аварием. Вот бы все обзавидовались!

"Это вряд ли", — подумала внучка, и не удержавшись, передёрнула плечами, вспомнив жёлтое, одутловатое лицо жениха.

— Вот если нас позовут на весенние дионалии, то там всем и расскажем, — усмехнулась хозяйка дома. — Сенатор Юлис обещал сделать всё, чтобы наше дело рассмотрели как можно скорее.

"Ого, это меньше чем через месяц", — с тревогой подумала девушка, натянуто улыбаясь.

— Да они у себя в Сенате год будут языками чесать! — недовольно проворчала старушка.

Однако невестка, судя по всему, не желала развивать эту тему, потому что, проигнорировав слова свекрови, поинтересовалась:

— Вы, наверное, голодны, госпожа Ника?

И хотя обиженный желудок тихо ворчал, а рот тут же наполнился слюной, племянница решила не беспокоить тётушку, опасаясь, как бы бабуля за столом вновь не принялась расхваливать главного смотрителя имперских дорог.

— Уже слишком поздно, — вымученно улыбнулась девушка. — Я лучше пойду спать.

— Эй, Ушуха! — скомандовала супруга регистора Трениума. — Сходи на кухню и принеси в комнату госпожи Ники хлеба, сыра и разбавленного вина.

— Да, госпожа, — поклонилась невольница.

— Спасибо, госпожа Септиса, — искренне поблагодарила девушка, поднимаясь на ноги.

— Молодой девушке вредно ложиться спать голодной, — наставительно проговорила хозяйка дома. — Поешь, и пусть Яфром пошлёт тебе хорошие сны.

Пока покровительница болтала с тёткой и бабушкой, служанка зажгла светильник, разложила по местам вещи из корзин и разобрала постель.

Разделив с отпущенницей поздний ужин, Ника завалилась спать.

Оказалось, что для участия в церемонии чествования Великой богини необходимо широкое платье без рукавов и пояса. Нечто вроде балахона из тёмной материи.

Сняв мерки, рабыни госпожи Септисы принялись за шитьё, а их хозяйка вместе с дочерью, свекровью и племянницей отправилась в гости к Анне Олии Сене, которая давно и настойчиво их приглашала.

Поскольку путешествовать вчетвером в одном паланкине не очень удобно как для пассажиров, так и для носильщиков, пришлось взять второй, куда деловито забралась супруга регистора Трениума.

А Ника составила компанию бабули и двоюродной сестре. Всю дорогу старушка рассказывала о горькой доле своей средней дочери, уже в пятнадцать лет выданной замуж за Маммерка Олия Бонса, сына зерноторговца.

— Семья богатая, уважаемая, — шмыгая носом и вытирая слезящиеся глаза, вздыхала Торина Септиса Ульда. — Хотя и не знатная. Всё бы хорошо, только вот свадьбу в неподходящий день сыграли. Отец Маммерка в Банар торопился, ну и настоял на своём. Барыш сохранил, а сыну и дочке моей жизнь испортил.

Она шумно высморкалась и продолжила:

— Я-то ещё на свадьбе поняла, что небожители от Анны отвернулись. Маммерк был парнем рослым, здоровым. Да видно уж так суждено. Когда он невесту на руках в дом вносил, та сандалией за дверной косяк задела… А это примета верная: счастья молодым не видать.

Пустившись в воспоминания, рассказчица смотрела куда-то в пустоту, нервно комкая узловатыми пальцами мокрый платочек. Стараясь узнать как можно больше о своих родственниках, девушка внимательно слушала грустную историю Анны Олии Сены, а вот дочь регистора Трениума откровенно скучала, время от времени посматривая на улицу из-за занавески.

— Двух мальчиков она родила. Один ещё младенчиком помер, а второму боги целых восемь лет отмерили. Бойкий был мальчик, весёлый, а умирал тяжело. Криком кричал, пока сил хватало, а потом только плакал да скулил, как мышонок. После этого бессмертная Элифтя их дом стороной обходила, деток не приносила. Анна кому только не молилась, жертвы по храмам приносила, на лекарей и колдунов гору золота извела. Наконец сжалилась над ними богиня и послала дочку. Маммерк, понятно, сына хотел — наследника, а родилась Фора. Уж такая хорошенькая!

Старушка как-то по-особенному светло улыбнулась.

— Прямо маленькая нимфа! Только Анна после родов полнеть начала. Муж, понятное дело, наложницу завёл. Та ему уже и ублюдка родить сумела, которого он усыновить собирается да дело передать. Анна жалуется, плачет, за дочку переживает. Ну, как отец её без приданного оставит? Итур ей предлагал развестись, но та ни в какую.

Торина Септиса Ульда ещё долго вздыхала, сетуя на судьбу, а слушательница с грустью думала, что человеческие чувства одинаковы во всех временах и вселенных.

Внезапно носильщики повернули налево.

— Хвала богам, вот и добрались, — тут же прервав жалобы, пробормотала бабуля, и достав из висевшего на поясе кошелька маленькое серебряное зеркальце, деловито принялась приводить себя в порядок.

Ещё минут через пять паланкин мягко опустили на землю, и Ника услышала облегчённый вздох носильщиков. Всё-таки дом, где проживала госпожа Олия, располагался гораздо дальше, чем святилище Сенела.

Девушка знала, что иметь особняк в столице могут либо очень крутые богачи вроде Постума Авария, либо представители родовой аристократии, чьи предки обосновались на радланских холмах ещё в незапамятные времена.

Подавляющее большинство горожан, причём не только бедных, или представителей среднего класса, но и вполне состоятельных, снимали или покупали квартиры.

Господин Маммей Олий Бонс владел роскошными апартаментами на первом этаже трёхэтажного дома, расположенного то ли в скверике, то ли в недопарке. Ника просто не знала, как назвать открытое пространство почти вытоптанной травы с чахлыми кустарниками и шестью высокими, похожими на зелёные свечки, кипарисами.

Оглядевшись, девушка с удивлением отметила, что соседние пятиэтажки ничуть не превосходят по высоте здание, где проживает сестра регистора Трениума.

"Элитное жильё, сразу видно, — усмехнулась попаданка. — Потолки, небось, под три метра. А те, видно, местные хрущёвки".

На последние обстоятельства указывали и деревянные лестницы, густо облепившие стену дома. У их подножия ходили какие-то неряшливо одетые люди, дымили костерки, на которых крикливые женщины готовили еду, казалось, не обращая никакого внимания на богатых соседей.

Обернувшись к жилищу тётушки, Ника окинула взглядом ровные ряды окон, часть из которых была закрыта ставнями, а другая поблёскивала вставленными в переплёты пластинами слюды. Она с удивлением отметила, что даже самые нижние из них расположены на высоте не менее двух с половиной, а то и трёх метров от земли. То есть, фактически в доме имелось четыре этажа, однако, привычные лавки отсутствовали, зато кладка стен радовала глаз повторяющимся узором.

Зная рачительность радлан, девушка предположила, что внизу, скорее всего, расположены какие-нибудь склады.

К подъезду, над которым выступал поддерживаемый двумя колонами карниз, вела чисто выметенная лестница. У широких двустворчатых дверей гостей поджидала сама госпожа Анна Олия Сена в сопровождении знакомой смуглой рабыни и невысокой женщины средних лет в тёмно-зелёном платье и лёгкой накидке поверх сложной причёски.

Осторожно подхватив бабушку под локти, внучки помогли ей подняться по мраморным ступеням. Не успев отдышаться, старушка тут же бросилась обнимать дочь, шепча что-то ласковое и неразборчивое. Терпеливо дождавшись своей очереди, госпожа Септиса чмокнула губами возле рыхлой, густо набелённой щеки золовки и уступила место племяннице. Стараясь в точности копировать её движения, Ника осторожно коснулась ладонями полных плеч тётушки и чуть прижала её к себе, ощутив сквозь резкий аромат благовоний кислый запах пота.

Гэая в силу возраста ограничилась низком поклоном.

Кивнув в ответ, Анна Олия Сена обернулась к улыбавшейся незнакомке.

— Это моя подруга — госпожа Мирва Тита Вела.

— Здравствуйте, госпожа Септиса, — поприветствовала та матушку регистора Трениума. — Не узнали меня? Мы с вами виделись на свадьбе сына сенатора Гордена восемь лет назад. Помните?

Подслеповато щурясь, старушка пристально уставилась на неё, сведя редкие бровки к переносице.

— Ваш супруг императорский претор? — спросила Пласда Септиса Денса.

— Да, да, — кивнула женщина.

— Он ещё подарил молодым великолепный сосуд для смешивания вина старинной либрийской работы? — уточнила Торина Септиса Ульда.

Собеседница довольно улыбнулась.

После обмена любезностями Анна Олия представила Тите свою племянницу.

— Это госпожа Ника Юлиса Террина, дочь моей несчастной сестры Тейсы и внучка оклеветанного сенатора Госпула Юлиса Лура.

— О, я слышала эту ужасную историю, — скорбно поджала губы женщина. — Сенатор и его семья погибли безвинно. Но, как удалось спастись вашим родителям, и где вы скрывались столько лет, госпожа Юлиса?

Та хотела ответить, но тётушка её остановила:

— Не стоит разговаривать на улице, госпожа Тита. Пройдёмте в дом, посидим, восславим Диноса, и госпожа Юлиса нам всё расскажет. Не так ли?

— Обязательно, госпожа Олия, — подтвердила девушка.

За толстой дверью на массивных бронзовых петлях располагался небольшой коридорчик, где гостей встретил широкоплечий раб-привратник, чей бронзовый ошейник крепился цепью к вделанному в стену кольцу.

Нике ещё ни разу не приходилось бывать в подобных апартаментах, поэтому она с интересом разглядывала разрисованные цветами и наивными пейзажами стены, выложенный из мрамора пол, ярко начищенные медные светильники.

С первого взгляда становилось понятно, что расположение комнат в квартире Анны Олии Сены разительно отличалось от планировки особняка Септисов. Само собой, здесь не оказалось никакого внутреннего дворика, зато имелись большие, высоко расположенные окна.

Заметив у стены узкий столик, где красовалось поставленное вертикально серебряное блюдо с затейливой чеканкой и два блестящих сосуда для смешивания вина, девушка решила, что именно это помещение выполняет функцию переднего зала. Подтверждением этому служил расположившийся в углу алтарь домашних богов и массивный стол хозяина дома с высоким креслом.

Дав возможность гостям оценить росписи на стенах и потолке, а также мозаичный пол и выставку посуды, хозяйка пригласила их в соседнее помещение, отделённое ярко расшитым занавесом.

"Комната ткацкого станка", — догадалась Ника, заметив в углу знакомое сооружение с натянутыми нитями основы.

Кроме него тут стоял круглый столик на одной ножке, за которым сидели две женщины позднебальзаковского возраста и кушали фрукты из красивой керамической вазы. Это оказалась тётушка госпожи Олии по мужу и её подруга.

Вызванная хозяйкой дома рабыня отвела Гэаю к двоюродной сестре, а гостьи, удобно расположившись в креслах без спинок, завели светский разговор.

Для затравки самые старшие обменялись вопросами и ответами о здоровье, затем обстоятельно обсудили погоду. Но всё это время женщины откровенно и беззастенчиво разглядывали Нику.

Невольница принесла кувшин с сильно разведённым вином, и Олия провозгласила тост в честь Диноса, после чего собравшиеся дружно осушили серебряныебокалы.

Видимо, на этом женщины посчитали "обязательную" программу встречи выполненной и дружно накинулись с расспросами на самую младшую гостью.

Той пришлось подробно рассказать историю спасения своих родителей и их жизнь среди варваров. Не удовлетворившись этим, слушательницы требовали всё новых и новых деталей, большинство из которых касались простых, житейских мелочей вроде одежды дикарей и их нравов, но некоторые откровенно раздражали своей тупостью.

Так госпожа Мдея настойчиво допытывалась, почему её родители всю грязную работу делали сами, а не завели себе рабов, как подобает истинным радланским аристократам?

Пришлось объяснить, что аратачи слишком не цивилизованны, поэтому не понимают: зачем силой заставлять кого-то делать то, что сами могут выполнить гораздо быстрее и лучше?

— Эти варвары не строят городов, не обрабатывают землю и не пасут многочисленные стада. Они просто охотники, а зачем охотникам рабы?

— Неужели вашему отцу тоже пришлось добывать себе пропитание таким способом? — вскинула подщипанные брови собеседница, и её лицо скривила гримаса плохо скрываемого отвращения.

— В тех местах по-другому не выжить, — спокойно ответила Ника.

Презрительно хмыкнув, женщина замолчала, сжав губы в куриную гузку.

А госпожу Титу чрезвычайно заинтересовало, почему, так рано овдовев, Лаций Юлис Агилис не женился второй раз, и даже не завёл наложницу?

Ну, ответ на подобные вопросы они с Наставником предусмотрели.

— Он не хотел осквернять наш дом присутствием женщины чужого народа.

— Но кто же готовил еду, шил и стирал одежду? — не унималась настырная дама. — Неужели господин Юлис сам ощипывал дичь?

— Нет, конечно! — рассмеялась рассказчица, зная, как болезненно относятся радланские мужчины к работе, неподобающей сильному полу. — Сначала приходили женщины аратачей, а потом я выросла.

Но, похоже, эти слова не убедили собеседницу. Во всяком случае, девушке показалось, что в её глазах появилось ещё больше недоверия.

— Но, как же он теперь будет без вас, госпожа Юлиса?! — с искренним негодованием вскричала Мдея. — Значит, вы бросили его одного?

— Мне пришлось, — скорбно поджав губы, Ника достала из-за пояса сложенный платочек. — Я так уговаривала отца ехать вместе! Но он оказался наотрез. Сказал, что слишком стар для столь долгого и опасного путешествия. Клянусь Анаид, мне очень не хотелось ехать одной, я даже хотела остаться. Тогда отец просто приказал мне взойти на корабль и отправиться в Империю. Ну, и как я могла его ослушаться?!

Ей наконец-то удалось взвинтить себя настолько, что глаза защипало от слёз, и по щеке пролегла мокрая дорожка.

Видимо, она сыграла неплохо, потому что женщины какое-то время дружно помалкивали, переваривая услышанное.

Когда Ника складывала платочек, ей показалось, будто Олия собирается о чём-то спросить. Не желая выпускать из рук инициативу, она заговорила первой:

— Отцу приснился какой-то вещий сон. И хотя он никогда не рассказывал о его содержании, думаю, отец остался в Некуиме именно из-за него.

Женщины растерянно переглянулись.

— Так вы проделали весь этот путь в одиночку? — охнула Тита.

— Нет, конечно! — рассмеялась девушка. — Океан я пересекла на судне доброго друга моего отца — господина Мерка Картена, и это, действительно, оказалось очень долгое и опасное путешествие.

— Вы плыли одна на корабле полном мужчин?! — вытаращила глаза Мдея.

— Господин Картен поклялся моему отцу именем Нутпена, что со мной ничего не случится, — с ноткой снисхождения пояснила Ника. — И он сдержал клятву. Моряки обращались со мной очень почтительно.

Судя по многозначительно поджатым губам и дружно опущенным в пол взглядам, её пылкая речь собравшихся явно не убедила.

"Ну и батман с вами, клуши старые! — мысленно выругалась попаданка, беря из вазы большое, слегка подвявшее яблоко. — Теперь, небось, растрезвонят, что в любовниках у меня вся команда корабля перебывала".

Дав ей возможность слегка подкрепиться, Олия поинтересовалась:

— Госпожа Юлиса, расскажите, как вы едва не угодили в царство Такеры?

— Вы побывали так далеко на севере? — несказанно удивилась помалкивавшая до этого дама, самая пожилая из присутствующих. — Там правда так холодно, что сияющий Нолип по полгода не показывается на небосклоне, а люди впадают в спячку подобно медведям?

— Хвала богам, до таких мест мы не добрались, — мягко улыбнулась девушка. — Грозный Яроб вырвал наш корабль из объятий Змеи Андих и отбросил к берегу Континента.

Она постаралась как можно красочнее описать терзавших матросов голод и жажду, их отчаянные молитвы богу северного ветра, в ответ на которые тот прислал шквал с дождём, помчавший корабль Картена к югу.

Слушательницы, поначалу относившиеся к её словам с большой долей скепсиса, постепенно увлеклись повествованием и скоро уже напряжённо следили за испытаниями, выпавшими на долю отважных мореплавателей.

Рассказчица коротенько упомянула о пребывании в племени северных варваров и разразившейся там войне, а так же о том, как консул Канакерна в благодарность за заботу и доброе отношение спас их женщин и детей.

— Благородный поступок, клянусь Ноной! — не выдержав, заявила хозяйка дома, и гостьи дружно закивали головами.

— Странное поведение для купца, — недоверчиво скривила губы Тита.

— Наоборот, — смело возразила Ника, вспомнив, у кого в доме они находятся. — Как честный торговец, господин Картен добросовестно исполнил взятые на себя обязательства.

— Вы совершенно правы, госпожа Юлиса! — горячо поддержала её тётушка Анна. — Купец, не исполнивший клятвы, теряет расположение богов и уважение людей, а значит, обязательно разорится!

— Господин Картен не только доставил варваров в Канакерн, но и помог им устроиться на новом месте, — нисколько не кривя душой, продолжила расхваливать морехода девушка.

— Друг вашего отца — весьма достойный человек, — заявила пожилая дама, очевидно, выражая мнение всех собравшихся.

— Но как же вы добирались в Империю из Канакерна, госпожа Юлиса? — светским тоном поинтересовалась Мдея.

— К сожалению, я немного приболела, и караван, с хозяином которого договорился господин Картен, ушёл через Рифейские горы без меня, — вздохнула рассказчица. — Можно было подождать до весны, когда сойдёт снег на перевалах. Но я так торопилась встретиться с родными, что решилась ехать вдоль Западного побережья и попросила найти мне попутчиков.

Девушка горестно вздохнула. На сей раз ей почти не пришлось притворяться. При воспоминании о коварстве артистов из урбы Гу Менсина слёзы обиды и злости сами набежали на глаза.

— Даже мудрые люди — всего лишь простые смертные — и могут ошибаться, — голос Ники дрогнул. — А чёрное коварство в низких душах неистребимо.

История о том, как Мерк Картен доверился бродячим артистам, всё лето выступавшим в городском театре Канакерна, вызвала у собравшихся бурю возмущения. При этом ругали они его не менее эмоционально, чем хвалили буквально несколько минут назад.

— Друг вашего отца поступил крайне опрометчиво и даже глупо! — возмущённо фыркала самая пожилая дама. — Ни в коем случае не стоило отпускать молодую благородную девушку с подобными проходимцами!

— Но вы-то сами как могли согласиться ехать с ними, госпожа Юлиса?! — осуждающе покачала головой Мдея.

— Всем известно, что эти бродяги воры и мошенники! — поддержала её Тита.

— А мне они показались вполне приличными людьми, — всхлипнула Ника. — И представления их очень понравились.

— Даже изображая богов и героев, они всё равно остаются проходимцами! — резко, словно забила гвоздь, заявила супруга регистора Трениума. — И господин Картен не мог этого не знать!

— Возможно, я была слишком настойчива в желании поскорее отправиться в Радл, — пробормотала девушка, стыдливо опустив глаза. — Но мне же никогда раньше не приходилось встречаться с артистами! К тому же они сначала вели себя очень прилично и не давали никаких поводов подозревать их в чём-то недостойном.

— Они же обманщики! — снисходительно хмыкнула Тита. — Лгать — их работа.

Оставив реплику без ответа, рассказчица продолжила:

— Но однажды ночью рядом с Эригией артисты напали на меня. Хвала богам, я сумела вырваться и убежать в лес, где укрылась на склоне горы. И откуда мне было знать, что она посвящена владыке недр и считается запретной для посещения в дни дриниар? Я просто пряталась в какой-то расщелине, когда услышала пение.

— О боги! — всплеснула руками пожилая дама. — Так вы видели тайный ритуал?!

— Хвала небожителям, нет, — покачала головой Ника. — Мы с рабыней всю ночь продрожали в той яме, боясь даже выглянуть! К тому же пещера Дрина располагалась на противоположной стороне горы. Тем не менее, когда я утром пришла в город, меня схватили и обвинили в святотатстве.

— Это очень серьёзное преступление, госпожа Юлиса, — сурово свела брови к переносице Тита. — За него могут приговорить к смерти.

— Бессмертная Цития прислала мне замечательного адвоката! — улыбнулась девушка. — На суде он заявил, что если бы владыка недр пожелал моей смерти, то не стал бы укрывать меня от убийц на склоне своей священной горы, следовательно, я не вызвала его гнева.

Ника знала, как любят судиться радлане, и решила, что слушательницы по достоинству оценят ловкость Олкада Ротана Велуса.

— Проявив милосердие и снисходительность, суд Этригии приговорил меня к двум месяцам служения в храме Рибилы. Кроме того, магистрат послал письмо господину Септису в Радл и сообщил обо мне.

Слушательницы дружно, как по команде, посмотрели на потягивавшую разведённое вино супругу регистора Трениума.

— Не очень-то они торопились в своей Этригии, — проворчала та, вытирая губы. — Мы его только через месяц получили. Муж как узнал, что дочь его сестры объявилась, сразу послал туда коскида. Ему удалось добиться помилования от префекта провинции, после чего он привёз госпожу Юлису в Радл.

— Я, как увидела её — сразу поняла, что она дочь Тейсы, — вступила в разговор Торина Септиса Ульда. — Ника как две капли воды похожа на свою мать. От отца только рост и достался.

Вытерев набежавшую слезинку, старушка с нежностью посмотрела на скромно потупившуюся внучку.

Женщины переглянулись. Видимо, почувствовав их недоверие, хозяйка дома проговорила:

— Госпожа Юлиса привезла письма от своего отца. Мне он написал, что часто вспоминает о том, как во время нашей прогулки по их имению у Тейсы лопнул ремешок на сандалии. Она хотела идти босиком, но Лаций поднял её на руки и нёс до самого дома.

Олия всхлипнула. Дряблая щека затряслась от сдерживаемых рыданий, а Ника в который раз мысленно поблагодарила предусмотрительного Наставника. Именно такие вот приведённые им подробности служат ещё одним доказательством её происхождения.

— Так же он писал, что никогда не забывал Тейсу и просил помочь дочери обрести счастье на земле предков.

— Это правда, госпожа Юлиса, что вы собираетесь вернуть себе поместье деда? — спросила Мдея.

Под внимательными взглядами собравшихся девушка, не желая отставать от тётушки Пласды, демонстративно плеснула себе разбавленного вина, промочила горло и со стуком вернула бокал на стол.

— Да! После того, как сам государь признал обвинения в адрес сенатора Госпула Юлиса Лура и его сыновей клеветой, по закону я имею полное право на родовое имение младших лотийских Юлисов.

— По какому такому закону, госпожа Юлиса? — недоуменно вскинула брови самая пожилая из слушательниц.

Ника хотела объяснить, но её опередила супруга императорского претора.

— В "эпоху горя и слёз" Сенат Радла принял закон, позволяющий женщинам наследовать земельные владения, — веско проговорила она. — Но лишь в том случае, если нет прямых наследников мужского пола.

— Никогда о таком не слышала, — недоверчиво поджала губы женщина.

— А вы расспросите мужа о битве при Ривее, — с нескрываемым превосходством посоветовала Тита. — Он вам всё расскажет.

Бросив на неё испепеляющий взгляд, пожилая гостья отвернулась.

После чего разговор завертелся вокруг извечных как Вселенная тем: распущенность современной моды, отсутствие у нынешней молодёжи почтения к старшим, мужской эгоизм и всеобщее несовершенство окружающего мира.

Первой, сославшись на некие неотложные дела, принялась прощаться госпожа Мдея. Её слова как будто послужили сигналом для остальных. Даже супруга регистора Трениума вспомнила, что ей необходимо проследить за приготовлением к обеду. Однако госпожа Торина Септиса Ульда выразила желание задержаться. Очевидно, матери захотелось поговорить с дочкой наедине. Тогда невестка оставила ей маленький паланкин, а сама с Никой и Гэаей загрузилась в большой, сильно огорчив носильщиков, терпеливо поджидавших их на скамеечке у ведущей в дом лестницы.

Удобно устроившись на подушках, хозяйка коротко бросила рабам:

— Поторапливайтесь.

И криво усмехнувшись, уставилась на племянницу.

Та чувствовала себя, словно после многокилометровой пробежки. Мышцы внезапно ослабели, в голове зашумело, а на лбу даже выступила лёгкая испарина. Гостьи госпожи Анны Олии Сены буквально измотали её своими вопросами. Причём во время разговора она явственно ощущала не только вполне понятное любопытство, но и какую-то плохо скрываемую враждебность.

"Теперь ещё и эта пялится! — после долгого, тягостного молчания подумала девушка, стараясь не встречаться взглядом с сидевшей напротив тётушкой: — Я что-то не так сказала? Или её просто развезло? Как никак литра два на грудь приняла. Винцо, конечно, слабенькое да ещё и разбавленное, но всё же… И чего смотрит? Ну уж спрашивать я не буду. Захочет, пусть сама говорит!"

С этой мыслью она отодвинула край занавески и принялась демонстративно глазеть на улицу.

— Как вам понравилось у госпожи Олии, госпожа Юлиса? — внезапно поинтересовалась супруга регистора Трениума.

— Красивая квартира, приятные люди, — устало улыбнулась Ника. — Вино вкусное, а вот яблоки уже нет. Чувствуется, что долго лежали.

— Скоро свежие будут! — с хмельным пренебрежением отмахнулась собеседница и слегка заплетающимся языком стала рассказывать о тех, с кем они только что встречались. По её словам, Атея Мдея Бела вхожа в дом сенатора Васоса, а его молодая жена, в свою очередь, считается одной из приближённых супруги наследника престола принца Гания.

— У госпожи Олии такие влиятельные знакомые? — удивилась девушка.

— Вот это вряд ли! — презрительно скривившись, супруга регистора Трениума повернулась на бок и подпёрла щеку ладонью. — Я часто бываю у госпожи Олии, всех её знакомых и родственниц по мужу знаю. Из тех, кто в Радле живёт. С госпожой Титой не раз виделась, а вот о Мдее даже не слышала. Клянусь Геладой, она специально в гости к Олии напросилась!

— Полагаете из-за меня? — вскинула брови Ника.

— А зачем же ещё? — фыркнула собеседница. — О вас много говорят. Будь вы мужчиной, вас бы уже завалили приглашениями на ужин из самых богатых домов!

Внезапно глаза её расширились, а на губах заиграла странная, какая-то блудливая улыбка, которая, впрочем, тут же исчезла.

— Фора сказала, что Мдея с тёткой Кереной пришла, — неожиданно заявила Гэая, не отрывая взгляда от улицы. — А раньше она у них дома не была.

— Ну, что я говорила?! — победная улыбка пьяненькой супруги регистора Трениума плавно перешла в широкий зевок.

Выдернув из-под низа одну из маленьких подушечек, она приставила её к поддерживающей крышу стойке, и привалившись плечом, устало задремала.

Осуждающе глянув на мирно посапывающую мать, Гэая подвинулась к двоюродной сестре, чтобы прошептать на ухо:

— Не люблю ходить в гости к тётке Олии. Мама у неё всегда очень много пьёт.

— А у других? — так же тихо спросила девушка.

— Что вы, госпожа Юлиса! — искренне возмутилась собеседница, но сейчас же грустно вздохнула. — Да я с ней больше нигде и не была.

Внезапно супруга регистора Трениума громко причмокнула губами, и Гэая, испуганно замолчав, отодвинулась от сестры.

Остаток пути они провели молча, каждая глядя в свою сторону.

Едва носильщики остановились, Пласда Септиса Денса сейчас же открыла глаза, несколько раз недоуменно моргнув, словно стараясь понять: кто она такая и что здесь делает? Потом, видимо вспомнив, сладко потянулась, выпятив увядшую грудь, и быстро, будто не спала, выбралась из паланкина, не дожидаясь помощи рабов.

Оправляя платье, Ника ненадолго задержалась, пропуская вперёд маму с дочкой, а когда те скрылись в прихожей, поинтересовалась у привратника.

— Моя служанка уже вернулась, Янкорь?

— Да, госпожа, — кланяясь, прогудел здоровяк. — Недавно пришла.

Судя по помятому лицу и наспех расправленному одеялу, отпущенница только что беззастенчиво дрыхла на постели покровительницы.

Будь на её месте любая другая радланская аристократка, бывшая рабыня в лучшем случае схлопотала бы пару хлёстких затрещин, но попаданка только коротко спросила:

— Нашла?

— Да, госпожа, — кивнула Риата Лация, подходя ближе и переходя на шёпот. — За Кринифийскими воротами — примерно полторы тысячи шагов на восток. Красивый такой склеп с колоннами и статуей Гелады. Кладбищенские нищие сказали, что его недавно ремонтировали. Новую черепицу на крыше сразу видно, да и краски на стенах свежие.

— А про Дакра и его учеников спрашивала? — усевшись на кровать, девушка знаком пригласила служанке сесть рядом.

— Их там часто видят, госпожа, — сообщила та, скромненько присаживаясь на самый краешек кровати. — Позавчера как раз приходили. Но когда в следующий раз заявятся — никто не знает.

— И ты полдня искала могилу Комения Альтирского? — подозрительно прищурилась Ника.

— Ой, да что вы такое говорите, госпожа! — привычно заканючила собеседница. — Я как узнала, что Дарка и учеников у склепа нет, так сразу на Фиденарский форум пошла. Там и нашла этого пьяницу. Сидел на ступеньках портика и что-то болтал о мироздании, а шесть пацанов записывали на восковых табличках.

— Кто из них Валий, узнала?

— Хвала богам, госпожа, — важно кивнула служанка. — Дакра какие-то важные господа слушали. Так я за ними спряталась и дождалась, когда кто-то из учеников Валия позвал.

— Спасибо, Лация, — поблагодарила Ника женщину. — Теперь мы знаем не только, где искать, но и кого. Ну и как выглядит племянник Авария?

— Ой, да сморчок какой-то, госпожа, — поморщилась служанка. — Вроде посмотришь — молодой парень, а держится, как старый старик или раб забитый. Сутулится, смотрит всё время вниз, да ещё и вздрагивает, как позовут.

— Неудивительно, — хмыкнула девушка. — Поживёшь с таким дядюшкой — поневоле постареешь.

Госпожа Торина Септиса Ульда вернулась от дочери уже в полдень, но от обеда отказалась, сославшись на то, что поела у Олии.

А Ника, сидя за столом, с удивлением поглядывала на бодрую и энергичную хозяйку дома. Казалось, выпитый в гостях у золовки алкоголь испарился, не оставив никаких следов. Супруга регистора Трениума торжественно сообщила, что рабыни почти закончили шить платье для ритуала поклонения Великой богини, и теперь его необходимо померить.

"Мешок и есть мешок", — с раздражением думала племянница, стараясь рассмотреть себя в ярко начищенном серебряном зеркале.

На классический силуэт "трапеция" творение тётушкиных невольниц походило не больше, чем бальное платье на шотландский кильт. Складки висели неровно, подол впереди оказался короче, чем сзади. Широкий ворот то и дело соскальзывал на плечо, заставляя его постоянно поправлять, а отсутствие рукавов только подчёркивало убогость наряда. Казалось даже странным, как подобные мастерицы могли сшить вполне приличную одежду, вроде того платья, в котором девушка ходила сейчас.

Она предельно вежливо высказала свои соображения госпоже Септисе, но та безапелляционно заявила, что "так положено", и приказала рабыням обмётывать края.

Оценив качество ткани, попаданка не на шутку удивилась подобному расточительству. Учитывая крайнюю практичность радлан, ей показалось странным шить одежду, предназначенную только и исключительно для одного единственного события, поскольку появляться в ней на людях или даже расхаживать по дому считалось едва ли не святотатством. Ввиду отсутствия достаточно производительных станков, жители этого мира относились к тканям очень бережно. Даже родственницы регистора Трениума щеголяли в чрезвычайно застиранных набедренных повязках, а тут прижимистая Пласда угрохала на платье племянницы целую прорву дорогой материи.

Только поговорив с бабулей, Ника поняла, что данная вещь здесь является статусной и даёт право не только участвовать в церемонии прославления Великой богини, но означает принадлежность едва ли не к высшему свету Империи.

— Кроме этого платья на тебе не должно быть никакой одежды! — строго напутствовала старушка. — Все свои лоскутки дома оставь!

— Хорошо, госпожа Септиса, — кивнула девушка, сообразив, что так та называет её трусики.

— И не забудь вымыться накануне! — погрозила сморщенным пальцем Торина Септиса Ульда. — А лучше прямо в тот день. Славить Великую богиню и просить её покровительство следует с чистой душой и телом.

— Неужели придётся идти в чужой дом с мокрыми волосами?! — ахнула весьма обрадованная этими словами внучка.

— Да нет же, глупая! — обиженно заворчала бабушка. — Как ты могла такое подумать? Чествование будет ночью, а помыться можно и днём. Высохнут твои волосы.

— Я вас поняла, госпожа Септиса, — смиренно поклонилась Ника.

— Ну вот и хорошо, — смягчилась собеседница. — Я сама не раз участвовала в церемонии.

Она мечтательно улыбнулась.

— А как я танцевала! Не только тарату вместе со всеми, но и фарангу. Это уже потом, когда легли пировать.

— Так там ещё и танцуют? — живо заинтересовалась девушка.

Торина Септиса Ульда, недовольно морщась, оглядела внутренний двор, и, видимо, убедившись, что кроме них да дремавшей у стены Дедеры никого нет, заговорила, понизив голос для пущей таинственности:

— Когда все соберутся, распорядительница церемонии даёт клятву именем Ноны, Фиолы и Такеры, что в доме нет ни одного мужчины, юноши, мальчика, младенца и даже раба! Это главное условие совершения церемонии. Потом поют гимн Великой богини.

— Какой? — тут же поинтересовалась слушательница, поспешно пояснив. — Я имею ввиду слова там какие?

— Да просто повторяй вслед за Пласдой и всё! — досадливо отмахнулась старушка. — Нет там ничего сложного.

"Забыла, наверное, — усмехнулась про себя Ника. — Склероз".

Заметив её реакцию, собеседница со значением заявила:

— Есть слова, которые не в каждом месте произнести можно. Поняла?

— Да, госпожа Септиса, — поджав губы, кивнула девушка, мысленно фыркнув: "Опять какие-то заморочки".

Ещё раз строго посмотрев на неё, рассказчица продолжила:

— А уж после все вместе танцуют тарату вокруг стола.

Однако Ника вновь бесцеремонно прервала сеанс воспоминаний:

— Как? Какие движения в этом танце?

И заметив, как гневно раздуваются крылья бабушкиного носа, добавила:

— Мне обязательно надо знать. Вы же не хотите, чтобы ваша внучка опозорилась, как какая-нибудь дикарка?

Подобная постановка вопроса явно заставила Торину Септису Ульду задуматься. Пожевав сухими, ярко накрашенными губами и повозившись на скамейке, она с сожалением выдохнула:

— Стара я танцы показывать. Спроси у Пласды. Она тоже не раз участвовала в чествовании Великой богини.

Однако, беспокоить хозяйку дома в это время, как раз распекавшей в кладовой нерадивого раба, девушке не захотелось, поэтому она жалобно заканючила:

— Ну, хотя бы расскажите, госпожа Септиса! Вы так хорошо объясняете, а мне ужасно не хочется выглядеть неумехой!

— Ну хорошо, — минут через десять дала себя уговорить бабуля. — Фаранга слишком сложная. А про тарату расскажу, чтобы ты имела хотя бы какое-то представление.

Внучка поднялась с табуретки и выжидательно уставилась на рассказчицу.

— Как только заиграют флейты, женщины идут друг за другом по солнцу, раскачиваясь из стороны в сторону и делая руками вот так.

Матушка регистора Трениума очень правдоподобно изобразила царапающуюся кошку, но когда Ника попыталась повторить эти странные движения, поморщилась, как от уксуса.

— Не так! Ты как будто дерёшься, а надо плавно, мягко, как уточка лапками.

Учительница танцев из неё получилась преотвратная. Мало того, что Торина Септиса Ульда очень плохо объясняла, она ещё и кричала по каждому поводу.

Привлечённая шумом, появилась её невестка. Узнав в чём дело, она, всецело одобрив начинание племянницы, показала, как правильно выполнять движения и уточнила их порядок. К сожалению, хозяйку скоро отвлёк привратник, сообщив, что явился торговец, непременно желающий что-то уточнить.

Тем не менее, после её разъяснений дело пошло веселее, и уже к вечеру ученица примерно знала, что из себя представляет тарата. В общем-то простенький, легко запоминающийся танец. Нечто подобное попаданка танцевала, только начав заниматься в кружке.

За ужином супруга регистора Трениума поинтересовалась у свекрови успехами племянницы, и та, причмокнув губами, уверенно заявила:

— Теперь она хотя бы не перепутает движения.

— Это хорошо, — благожелательно кивнула невестка. — Я хотела вам завтра всё рассказать о церемонии, госпожа Юлиса. Но это даже лучше, что вы узнали всё от госпожи Септисы.

— Мне всё равно нечего делать, — прошамкала старушка.

— Я слышала, что на церемонию почитания Великой богини следует приходить чистой, — сказала Ника, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Это так, — важно подтвердила тётушка. — Утром помоемся, а вечером сядем в паланкин и отправимся в дом Луксты Дарции Писы.

— Госпожа Септиса, — попыталась поймать её взгляд девушка. — Я много слышала о императорских банях Глоритарква. Будто бы это самое чудесное место в городе, и что там красиво, как в храме или во дворце самого императора.

— Лучше, гораздо лучше! — рассмеялась бабушка. — Наш государь, да хранят его небожители, заботится о гражданах Империи больше, чем о самом себе. В этих банях повсюду мрамор, гранит, большие бассейны, фонтаны, статуи, мозаики, огромные окна из множества стёкол…

Она неожиданно всхлипнула.

— Уж и не помню, сколько лет там не была.

— Вот и сходите завтра с внучкой, — делая знак Эминею, предложила хозяйка дома.

— Что ты, что ты! — замахала высохшей, похожей на куриную лапку, ладонью свекровь. — Нечего людей моими старыми костями пугать.

— Тогда, может быть, вы, госпожа Септиса, согласитесь проводить меня туда? — жалобно попросила Ника.

— Нет у меня сейчас времени по баням ходить, — проворчала тётушка, осушив бокал с разведённым вином.

"Вот батман!" — мысленно выругалась девушка, пытаясь придать лицу умоляющее выражение.

Свежая порция спиртного, попав на не успевшие окончательно выветриться "старые дрожжи", заставила дрогнуть суровое сердце супруги регистора Трениума.

— Хорошо, госпожа Юлиса, я постараюсь помочь вам увидеть бани Глоритарква.

— Спасибо, госпожа Септиса, — горячо поблагодарила Ника, сейчас же поинтересовавшись. — А когда?

Собеседница на миг прикрыла глаза, словно что-то прикидывая.

— Если боги помогут, то, возможно, уже завтра.

— Я буду молить их об этом, — пообещала племянница.

Зная, сколько у тётушки по-настоящему важных и совершенно пустых забот, она всё же не рассчитывала на благосклонность небожителей, но решила зря не надоедать и напомнить ей об обещании уже после праздника чествования Великой богини.

Пользуясь прекрасной, солнечной погодой, внучка под придирчивым взглядом бабули уже с утра вновь взялась разучивать движения тараты. Неожиданно появилась Трита, сообщив, что госпожа Септиса ждёт её в переднем зале.

Набросив покрывало, встревоженная девушка поспешила вслед за рабыней. Шагнув за заботливо отодвинутый занавес, Ника увидела хозяйку дома, мирно беседующую с незнакомой женщиной у стола с расставленной серебряной посудой.

— Вы звали меня, госпожа Септиса?

— Да, — обернулась к ней супруга регистора Трениума. — Познакомься, это госпожа Лута Морония Грота, жена нашего коскида. Я попросила её показать тебе бани Глоритарква.

— Благодарю вас, госпожа Морония, — чуть поклонилась девушка. — Подождите немного. Я только соберусь.

— Разве у вас нет служанки, госпожа Юлиса? — нахмурившись, с металлом в голосе поинтересовалась тётушка. — Если есть, то вам нужно просто приказать ей приготовить всё необходимое.

— Служанка у меня есть, госпожа Септиса, — вздохнула племянница. — У меня нет грудной повязки, а без неё нельзя появляться на площадке для занятий гимнастикой.

Усмехнувшись, собеседница окинула её странно-оценивающим взглядом и распорядилась:

— Ушуха, возьми в сундуке мою повязку и отдай служанке госпожи Юлисы. Да скажи, путь поторопится!

— Да, госпожа, — откликнулась невольница.

Мельком глянув ей вслед, хозяйка дома вновь обернулась к Нике.

— Только я не смогу дать вам паланкин. Один забрал господин Септис, а для другого не хватает носильщиков.

— Не беспокойтесь, — заикнулась было девушка, но собеседница знаком велела ей замолчать.

— До бань Глоритарква путь не близкий, госпожа Юлиса. Чтобы вернуться засветло — надолго там не задерживайтесь.

— Хорошо, госпожа Септиса, — покладисто согласилась племянница.

— Вот возьмите, — тётушка царственным жестом протянула тощий кошелёк. — Вдруг захотите сделать массаж или выпить разведённого вина.

Выслушав слова благодарности, супруга регистора Трениума обернулась к госпоже Моронии. Но тут как раз появилась запыхавшаяся Риата Лация, и хозяйка дома быстро свернула разговор, ещё раз наказав не задерживаться.

На улице их терпеливо поджидала низенькая пожилая рабыня в застиранном хитоне и с узелком в руках.

— Я буду очень рада показать вам бани Глоритарква, госпожа Юлиса, — затараторила Морония, едва они отошли от дома Септисов. — Там так красиво! А в бассейне с прохладной водой можно даже плавать!

— Я столько всего слышала об этом чуде, что мне очень захотелось их посмотреть как можно скорее, — охотно поддержала разговор Ника. — И как только появилось свободное время, попросила госпожу Септису сводить меня туда.

— А вы на самом деле приплыли из-за моря? — почему-то понизив голос, спросила собеседница.

— Да, госпожа Морония, — подтвердила девушка.

Явно обрадовавшись, спутница сейчас же засыпала её градом вполне стандартных вопросов, отвечая на которые с обычной обстоятельностью, рассказчица не забывала оглядываться по сторонам.

Покинув квартал особняков, они немного прошли по Орлиной дороге, потом свернули в широкий проход между двух четырёхэтажных домов и долго плутали по каким-то закоулкам, прежде чем вышли на более-менее широкую улицу, где Ника впервые обратила внимание на два поднимающихся в небо столба непривычно густого, чёрного дыма.

Решив, что отвечала достаточно, девушка поинтересовалась у Моронии, что это такое?

— Так это бани Глоритарква и есть, госпожа Юлиса! — довольно усмехнулась та. — Там воду в котлах греют дровами, политыми земляным маслом, потому и дым такой.

Ника понимающе кивнула. Наставник как-то рассказывал, что на севере Империи есть места, где из-под холмов сочится густая, маслянистая жидкость, горящая жёлтым, коптящим пламенем. Тамошние жители используют её для освещения жилищ, но в Радле всё же предпочитают оливковое масло. От него меньше сажи, и запах не такой гадостный.

Спутница ещё что-то говорила, но девушка не слушала, машинально кивая головой.

Завернув за угол, они вышли на небольшую, заставленную паланкинами площадь, в противоположном конце которой возвышалось монументальное сооружение, окружённое высокой кирпичной стеной.

Лавируя между разнообразными носилками и стараясь не обращать внимания на торопливо отступавших с её пути рабов, дожидавшихся пока хозяева закончат водные процедуры, Ника с интересом разглядывала одну из главных достопримечательностей города.

За широко распахнутыми воротами её взору открылся небольшой парк, где по вымощенным камнем дорожкам меж молодых платанов неспешно прогуливались мужчины и женщины.

Как и все сколько-нибудь значимые строения в Империи, бани Глоритарква располагались на невысокой насыпи, а к украшенному колоннами главному входу вела широкая лестница. Только в отличие от других общественных строений, которые уже видела путешественница, здесь отсутствовал выступавший вперёд фронтон, и колонны поддерживали непосредственно часть крыши, отгораживая большой прямоугольный альков, вдававшийся в фасад здания.

За колоннами из глубокой ниши в стене на посетителей с мягкой отеческой улыбкой взирала мраморная статуя самого Константа Такрвина Лаврия, ещё при жизни удостоившегося от современников пышного титула "Великий". Выполненная в полтора человеческих роста, великолепная скульптура одной рукой придерживала край короткого воинского плаща, а в другой держала мраморный свиток. Вокруг от пола до потолка красовались ярко раскрашенные барельефы, изображавшие легионеров, всадников, какие-то сражения и корабли с множеством вёсел.

Нельзя сказать, что увиденное поразило попаданку, тем не менее она невольно замедлила шаг, разглядывая тщательно с мельчайшими деталями выполненные фигурки.

— Нам сюда, госпожа Юлиса! — с плохо скрываемым превосходством столичной жительницы над провинциалкой проговорила Морония, указав на обитую медью дверь в боковой стене гигантского алькова.

Напротив, справа от ниши с мраморным императором, была ещё одна, почти такая же. Только в каменных узорах вокруг них сплетались дубовые листья, а не васильки. Поскольку именно туда направились три явно подвыпивших горожанина, девушка поняла, что это вход в мужскую часть бань. Стало быть, ей со спутницами в другую сторону

Свет, пробивавшийся сквозь узкое окно над дверью, освещал маленькую комнатку, где посетительниц встретила пожилая рабыня, столбом застывшая возле узкого столика с закрытым на висячий замок ящичком, окованным металлическими полосами.

— Посмотрите, госпожа Юлиса, здесь тоже цветы расцвели! — вскричала Морония, указав на три больших глиняных горшка с какими-то пышно разросшимися растениями, за которыми Ника увидела сидевшего прямо на полу невольника.

Опустив в щель на крышке ящичка одну за другой четыре медных монетки, Ника вслед за спутницей шагнула в занавешенный пологом проход, ведущий в просторную раздевалку с множеством квадратных ниш в стенах, деревянными лавками и чем-то вроде ресепшена в центре.

За низкой стойкой, где в вазах лежали фрукты, орехи и печенье с прочей выпечкой, а рядом стояли кувшины с вином и водой, дежурно улыбались две молоденькие рабыни в лёгких, мало что скрывавших хитончиках. Невольница постарше елозила мокрой тряпкой по мозаичному полу.

Кроме них в помещении находилось несколько посетительниц. Одни раздевались, другие одевались с помощью рабынь, а две непринуждённо болтали.

Морония вполголоса сообщила, что в банях часто воруют одежду, и предложила оставить здесь свою рабыню.

— Мы всё равно ненадолго. А вещи пусть понесёт ваша служанка.

— А разве нам ещё что-то понадобится? — удивилась Ника, кивнув на совершенно нагую особу позднебальзаковского возраста, бойко семенившую к двери в противоположном конце зала.

— Конечно! — безапелляционно заявила спутница. — Надо взять деревянные сандалии для жаркой комнаты, кувшинчик разведённого вина и повязки, если вы хотите заняться гимнастикой.

Покровительница глянула на Риату Лацию, и заметив еле заметный кивок, согласилась.

"Да тут в футбол можно играть! — мысленно охнула попаданка. — Ну или в баскетбол. Тогда и для зрителей места хватит".

Потоки солнечного света, струившиеся из огромных окон, собранных из множества стёклышек, падая в большой прямоугольный бассейн, разлетевшись по залу, вновь отражались от мрамора пола и стен, от яркой росписи потолка, играли на холодном граните колонн и ласкали обнажённые тела женщин, плескавшихся в почти прозрачной воде или возлежавших на каменных скамьях, отдав себя в умелые руки мускулистых массажисток.

В воздухе пахло влажным теплом и благовониями.

— Хвала государю, одарившему нас таким великолепием! — с придыханием провозгласила Морония. — Не правда ли, госпожа Юлиса, что это место напоминает нам обитель небожителей?

— Не знаю, — приходя в себя, покачала головой девушка. — Но, наверное, очень похоже.

По сравнению с заведением Терания в Этригии, бани Глоритарква казались дворцом и буквально подавляли своим великолепием.

Однако и там и тут обычай требовал начинать сложную процедуру омовения с посещения комнат для потения. Вот где пригодились полученные в раздевалке сандалии, состоявшие из деревянной подошвы и пары верёвочек.

Жёлтый огонёк большого масляного светильника, с трудом пробиваясь сквозь раскалённую тьму, позволял лишь смутно различать бледные фигуры трёх исходивших потом женщин, расположившихся на деревянных щитах, уложенных поверх каменных сидений. Слегка удивлённая столь незначительным количеством желающих погреться, Ника без обиняков поинтересовалась у спутницы, почему здесь так мало народа.

— Разве вы не знаете, госпожа Юлиса, что женщинам вредно долго находиться в такой жаре? — удивилась Морония. — Мы тоже немного посидим и пойдём в тёплый зал.

Поскольку девушка явилась в бани Глоритарква вовсе не затем, чтобы любоваться их великолепным убранством, и уж тем более не для того, чтобы париться, она охотно согласилась.

В соседнем помещении, где курился лёгким парком бассейн с тёплой, почти горячей водой, народа оказалось гораздо больше.

Осторожно спустившись по широким каменным ступеням, Морония уселась на проходившую вдоль борта скамеечку, и откинувшись спиной на стенку, прикрыла глаза, явно наслаждаясь процедурой.

Рядом, так же погрузившись в воду почти по шею, две молодые женщины лениво перебрасывались словами, изредка потягивая разведённое вино.

Недолго думая, Ника решила последовать их примеру. Зря что-ли она купила целый кувшин этого кислого пойла?

Сделав глоток, её спутница блаженно улыбнулась, а девушка поинтересовалась, как пройти на гимнастическую площадку.

— Что же вы раньше не сказали, госпожа Юлиса? — страдальчески сморщилась женщина. — Упражнения следует выполнять до посещения жаркой комнаты.

— Но откуда мне это знать? — усмехнулась Ника, пообещав. — В следующий раз так и сделаю.

Глядя на недовольную гримасу собеседницы, которой явно никуда не хотелось идти, девушка поспешила её успокоить:

— Вы оставайтесь здесь. А чтобы не скучали — пусть с вами побудет моя служанка…

"И кувшин с вином", — добавила она про себя.

Судя по облегчённому вздоху, подобный вариант супругу коскида более чем устраивал. Она быстро и толково объяснила, как выйти на площадку, а Риата Лация помогла одеть необходимые для этого повязки.

Выйдя в соседний зал, девушка ещё раз полюбовалась на его пышное убранство и быстро нашла обрамлённый причудливой каменной резьбой проём. За ним оказался короткий коридорчик в виде буквы "Г", заканчивавшийся массивной двустворчатой дверью.

Приоткрыв её, Ника встретилась взглядом с пожилым мужчиной, на одутловатом лице которого застыло выражение глубокого уныния, а глаза смотрели с сонным безучастием, как у жующей коровы.

— Проходите, госпожа, — проговорил он высоким, надтреснутым голосом.

"Евнух", — решила девушка, делая шаг и чувствуя, как прохладный камень под ногами сменился чем-то жёстким и шершавым.

Внизу лежали циновки, сплетённые из каких-то толстых растительных волокон, предназначенные видимо затем, чтобы посетительницы не таскали в баню прилипший к ступням песок, устилавший обширную площадку, с трёх сторон защищённую от ветра зданиями, а с четвёртой — кирпичной стеной, вдоль которой тянулась длинная колоннада с каменными скамейками и лёгкими деревянными столиками.

Оценив размер дворика всё с той же спортивной точки зрения, Ника подумала, что здесь тоже можно играть в футбол, во всяком случае в пляжный, и так же хватит места зрителям.

Однако в данный момент народу здесь было немного. Три женщины разного возраста перебрасывали друг дружке чёрный мяч, подчёркнуто не замечая компании беззастенчиво разглядывавших их мужчин, живописной группой расположившихся у входа в свою часть бань. Гордо демонстрируя мускулистые торсы и могучие мышцы на руках и ногах, они вполголоса переговаривались, время от времени оглашая воздух жизнерадостным смехом сильных, здоровых и ужасно довольных жизнью людей.

Почему-то сразу решив, что нужного человека среди них нет, девушка тем не менее обратилась к стоявшему у двери рабу.

— Ты Гнута Постумия Гига знаешь?

Радл, конечно, город большой, но Ника надеялась, что бывший пугнатор и нынешний любовник одного из богатейших людей Империи известен обслуживающему персоналу того заведения, где он предпочитает проводить большую часть времени.

— Конечно, госпожа, — пухлые губы евнуха растянулись в мерзко-понимающей улыбке. — Только господин Постумий ещё не выходил. Обычно он появляется немного попозже.

— Как только придёт — дашь мне знать, — велела девушка, строго предупредив. — Да не ори на весь город! Просто махни рукой.

С этими словами она вытащила из-за нагрудной повязки припасённую для такого случая медную монетку и бросила на циновку под ноги угодливо согнувшегося раба.

Выйдя на площадку, Ника подошла к выступавшей из песка каменной плите, где в живописном беспорядке лежали каменные ядра с ручками и без, бронзовые диски, тяжёлые, непривычного вида копья с тупыми наконечниками и предметы, сильно напоминавшие гантели самых разнообразных размеров.

Она подняла одну из них, но подумав, отложила в сторону. Кто знает: вдруг девушки здесь не занимаются силовыми упражнениями? Не желая привлекать к себе внимание, стала просто выполнять энергичные наклоны из стороны в сторону.

Всякий раз, едва на площадке появлялся новый мужчина, она искала взглядом знакомого евнуха. Но тот лишь отрицательно качал головой.

Она уже начала уставать и собралась вновь вернуться тёплый зал, когда невольник наконец-то энергично замахал рукой, указывая на кого-то пухлым подбородком.

Обернувшись, Никаувидела, как к плите с разложенным на ней инвентарём неторопливо шествует субъект, сильно напоминающий бегемота Мота-Мота из второй части мультфильма "Мадагаскар".

Такие же широченные плечи, туповатая с грубыми чертами лица физиономия, могучая грудь с рельефными мышцами и ясно различаемой щетиной, а главное — выступавший из-за верхней губы зуб.

Большинство состоятельных радлан или тех, кто хотел ими казаться, как правило, удаляли растительность на теле при помощи бритвы, воска или эпиляции, делая исключение лишь для самых интимных мест. Гнут Постумий Гиг либо не любил бриться, либо у него просто очень быстро росли волосы, делая мужчину похожим на коротко стриженного ёжика.

Легко подняв тяжёлое копьё, он, явно рисуясь, принялся размахивать им, словно какой-то шаолиньский монах.

Дав ему сделать несколько энергичных движений, Ника подошла ближе и громко проговорила, восхищённо качая головой:

— Как это у вас просто получается! Вы как будто не чувствуете веса этой здоровой палки!

Грубое, как будто вырубленное из камня, лицо собеседника скривилось в снисходительной усмешке.

— Это копьё либрийских фалангитов, госпожа.

— Так вы легионер! — вскричала девушка, тут же возразив сама себе. — Нет, нет. Наверное, сотник! Никак не меньше.

Грубая лесть явно пришлась мужчине по вкусу. Тем не менее, он пренебрежительно фыркнул, картинно опираясь на своё оружие.

— Ни один сотник не умеет так владеть копьём!

— Тогда, во имя Фиолы, скажите: кто же вы? — скорчила умоляющую гримаску Ника. — Не заставляйте бедную девушку умирать от любопытства.

— Когда-то я был лучшим пугнатором Радла! — с апломбом заявил он.

— Я люблю слышать истории о призовых бойцах, — проговорила собеседница. — Надеюсь, вы откроете мне своё славное имя?

— Гнут Постумий Гиг! — представился он, выставив вперёд кривую, покрытую шрамами ногу.

— О боги! — всплеснула руками девушка. — Так вы тот, чья сила и отвага так поразили господина Авария, что он выкупил вас из рабства и даровал свободу!?

Важно кивнув, отпущенник уже едва не лопался от гордости и самодовольства.

Шагнув вперёд, девушка заговорщицки понизила голос:

— А правда, что ваш покровитель просто ужасно богат?

— Даже больше, чем вы можете себе представить, госпожа, — губы бывшего призового бойца растянулись в улыбке, сверкая чернотой вместо выбитых зубов, а оценивающий взгляд прошёлся по телу собеседницы, явно освобождая его от остатков одежды.

— И ещё я слышала, что он очень стар? — как ни в чём не бывало продолжала расспрашивать Ника.

— Да кто вам такое сказал, госпожа? — искренне возмутился Постумий. — Ему нет и сорока!

"Надо же, — усмехнулась про себя девушка. — Почти не соврал".

— Господин Аварий силён, как банарский лев!

— Странно! — вскинула брови племянница регистора Трениума. — А мне говорили, будто он очень болен. Разве господин Аварий не страдает от болей в животе и зуда по всему телу?

— А чего это вы всё расспрашиваете? — подозрительно набычился отпущенник.

— Просто меня собираются выдать за него замуж, — пожала плечами Ника, подумав: "Значит, я права, и он поэтому так дёргался при нашей встрече. У него всё чесалось!"

— Мне правда не очень-то и хочется, — поморщилась она. — Но уж если брака не избежать, то следует позаботиться, чтобы супруг написал правильное завещание.

Девушка жёстко усмехнулась, бесстрашно глядя в небольшие, глубоко посаженные глазки собеседника, где всё сильнее разгоралось раздражение пополам с недоумением.

— А то я слышала, господин Аварий собирается растранжирить своё богатство, оставив будущую вдову голой и босой.

Постумий резко подался вперёд, едва не толкнув её широченной грудью, покрытой мощными пластинами мышц.

Она отпрянула, попятившись назад, но сумела удержаться на ногах, по-прежнему не отводя взгляда от перекошенной физиономии отпущенника.

"Сейчас как даст в лоб! — внезапно мелькнуло у неё в голове. — И останусь я без зубов. Нет, не решится, вон сколько народа кругом".

Видимо, почувствовав её страх, бывший пугнатор победно ощерил щербатый рот.

— Ты что же, меретта безродная, думаешь, какая-то нищенка будет указывать моему господину, как ему распоряжаться своими деньгами?

— Ты дважды ошибся, боец, — криво усмехнулась Ника. — Я совсем не безродная. А если кто-то, как твой покровитель, всю жизнь гоняется за деньгами, то от полумиллиона империалов он точно не откажется! Да он всё что угодно подпишет, лишь бы их получить!

Мягко отступив назад, девушка оставила явно ошарашенного собеседника приходить в себя, а сама поспешила к выходу с площадки.

— Да кто ты такая!? — рявкнул ей вслед Постумий.

— У отца спроси! — с нескрываемым торжеством бросила через плечо девушка. — Он-то небось уже давно знает!

Вытирая ноги о циновку, Ника, не в силах побороть переполнявшие её эмоции, щёлкнула пальцем по лысине склонившегося перед ней в поклоне евнуха, и хихикнув, проскользнула в просторный светлый зал.

Народу и здесь заметно прибавилось, так что в помещении стоял неумолчный гул отражавшихся от стен голосов.

— Госпожа Юлиса!

Морония стояла посередине бассейна, и широко улыбаясь, призывно махала рукой.

Подбежав к покровительнице, Риата Лация помогла ей избавиться от повязок, после чего девушка мягко соскользнула в прохладную воду.

— Где вы так долго пропадали, госпожа Юлиса? — озабоченно поинтересовалась спутница. — Я уже собиралась вас искать.

— Увлеклась, госпожа Морония, — виновато улыбаясь, Ника присела, чтобы сполоснуть плечи. — Там так тепло, вот и забыла обо всём. Но нам, наверное, уже пора собираться?

— Да, госпожа Юлиса, — с сожалением вздохнула женщина. — Госпожа Септиса велела не задерживаться.

Усладив тётушкин слух ворохом восторженных комментариев, племянница озабоченно поинтересовалась: какая причёска подойдёт для нынешней церемонии?

Оказалось, что ничего сложного и фундаментального лучше не сооружать, поскольку чествование проводят с распущенными волосами. Учитывая это, служанка просто тщательно причесала покровительницу и перехватила пучок широкой синей лентой.

Напялив тёмный, мешкообразный балахон, девушка глянула на себя в зеркало, после чего, не выдержав, прикрыла данное безобразие самой большой из своих накидок. Не одна она оказалась такой умной. Хозяйка дома тоже задрапировалась в цветастое покрывало.

Проводить их вышли Торина Септиса Ульда и Гэая. Старушка, видимо, вспоминая молодость, грустно улыбалась и хлюпала носом, а девочка, судя по хмурой физиономии и надутым губам, явно завидовала двоюродной сестре, удостоившейся такой чести.

На этот раз сопровождать свою покровительницу Риате Лации госпожа Септиса запретила.

— Нечего зря по ночам шататься. Нам одной Ушухи хватит, а ты иди спать.

После столь категоричного заявления служанке оставалось только тяжело вздохнуть и поклониться на прощание.

Кроме личной рабыни и носильщиков, супруга регистора Трениума взяла с собой ещё одного невольника, приказав ему прихватить толстую дубинку.

Дождавшись, когда паланкин оторвут от земли, тётушка, подавшись вперёд, сделала племяннице знак приблизиться и глухим шёпотом рассказала о тех подробностях предстоящей церемонии, о которых почему-то умолчала бабуля.

— Так это настоящее жертвоприношение получается! — удивилась девушка.

Но собеседница отрицательно покачала головой.

— Не совсем. Совершать жертвоприношение столь могущественному божеству могут только особо посвящённые жрицы, а распорядительницу чествования выбирают по жребию, и ей может стать любая женщина, родившая в законном браке двух детей.

Понимающе кивнув, Ника с иронией подумала: "Неужели всю эту таинственную чехарду с какой-то мутной богиней, козлиной кровью и прочей мистической чепухой придумали только затем, чтобы найти повод встретиться, поболтать, выпить вина, потанцевать, попеть песни и вообще отдохнуть от мужа и детей?"

Тем не менее она постаралась проникнуться серьёзностью момента, ибо для внучки сенатора Госпула Юлиса Лура — это по сути первый выход в столичный свет, и ей ни в коем случае нельзя упасть в грязь лицом.

На столицу могучей Империи опускался вечер. Солнце склонилось над горизонтом. Пронзительно голубое небо постепенно синело, а из узких переулков начали расползаться сумерки. Одна за другой закрывались лавки, зато шире распахивались двери трактиров, харчевен, публичных домов и прочих увеселительных заведений, приглашавших горожан приятно провести время после тяжёлого трудового дня. Одни спешили воспользоваться приглашением и растрясти честно или не совсем честно заработанные денежки, другие чинно шли домой, дабы, как полагается добропорядочным гражданам, отужинать в кругу семьи, третьи направлялись в гости разделить с приятелями добрые яства и задушевную беседу.

Путешествие оказалось неблизким. Когда усталые носильщики опустили свой груз на камни мостовой, улица уже погрузилась в полумрак. По сторонам широких закрытых ворот, трепеща и выбрасывая искры, пылали факелы, освещая двух крепких рабов в кожаных панцирях с заткнутыми за пояс дубинками.

Подбежав к паланкину, Ушуха помогла выбраться из него закутанной в покрывало хозяйке, а потом и её племяннице. Не говоря ни слова, один из привратников распахнул узкую калитку и склонился в почтительном поклоне. В полутёмной прихожей горел лишь небольшой масляный фонарик. По стенам с еле различимыми рисунками висели гирлянды зелёных веток, а на полу стояли одуряюще пахнущие корзины с цветами.

Передав покрывало рабыне, супруга регистора Трениума знаком велела младшей спутнице сделать тоже самое. Приняв вещи, Ушуха неслышно скользнула в угол, где Ника рассмотрела сбившихся в группу женщин, очевидно, невольниц, сопровождавших хозяек на церемонию.

Поправив край сползавшего на плечо платья, тётушка направилась к плотному занавесу, отделявшему прихожую от переднего зала. Племянница поспешила за ней.

При их приближении местная рабыня, поблёскивавшая ярко начищенным ошейником на худой девчоночьей шее, с поклоном отодвинула край тяжёлого, расшитого неясным узором полотна.

"А домик у регистора Фиденария побольше, чем у его коллеги из Трениума", — мысленно хмыкнула девушка и тут же забыла обо всём, невольно залюбовавшись открывшимся зрелищем.

В прямоугольном зеркале застывшей воды чётко отражалось синее, почти чёрное небо с проступившими жёлтыми точками звёзд. По краям бассейна, трепеща на еле уловимом ветерке, горело множество плошек с плавающими в масле верёвочными фитилями, а вдоль стен просторного помещения, где уже сгустилась плотная, таинственная темнота, разбившись на группки, тихо переговаривались приглашённые на церемонию женщины.

Осторожно взяв Нику за локоток, тётушка отвела её в сторону, прошептав:

— Наверное, не все ещё собрались.

Мимо них, склонившись в торопливом поклоне, мышкой проскользнула молоденькая рабыня, лет десяти, в одной набедренной повязке.

Очень скоро она прошмыгнула обратно, а вслед за ней явилась высокая женщина с мягкой улыбкой на жёстком, грубоватом лице.

— Здравствуйте, госпожа Септиса.

— Добрый вечер, госпожа Дарция, — поприветствовала та хозяйку дома, и указав на свою спутницу, проговорила. — Это моя племянница госпожа Ника Юлиса Террина, дочь сестры моего мужа и внучка сенатора Госпула Юлиса Лура.

Девушке показалось, что последние слова тётушка преднамеренно произнесла чуть громче, и тут же почувствовала на себе любопытные взгляды.

— Так это правда, что ваши родители чудом спаслись во время разоблачения заговора Китуна? — вполголоса поинтересовалась супруга регистора Фиденария.

— Да, госпожа Дарция, — кивнула Ника. — Но для этого им пришлось бежать за океан.

— После церемонии я попрошу вас рассказать нам эту занимательную историю, — улыбка хозяйки дома из радушной плавно превратилась в откровенно насмешливую, а в голосе прозвучала нескрываемая ирония.

— Почту за честь, госпожа Дарция, — всё так же вежливо и радушно отозвалась девушка.

Оставив тётушку и племянницу, распорядительница церемонии скрылась в темноте, но её место тут же заняли две женщины, оказавшиеся старинными знакомыми госпожи Септисы, и той вновь пришлось представлять Нику. Сейчас же завязался оживлённый разговор, в ходе которого ей вновь пришлось отвечать на набившие оскомину вопросы.

Как-то незаметно подтянулись и другие дамы, так что скоро девушка оказалась в центре небольшой группки наиболее любопытных участниц предстоящего чествования Великой богини.

К счастью, в это время из прихожей появились ещё две женщины, и хозяйка дома зычным голосом прервала затянувшийся допрос:

— Время пришло начать восхваление Великой богини!

Все звуки моментально смолкли, послышалась нежная мелодия флейты.

Две молодые рабыни, одетые лишь в блестящие ошейники, подошли к занавесу, отделявшему первый внутренний дворик от второго, и торжественно раздвинули в стороны его половины, словно открывая залитую светом театральную сцену.

Ярки горели факелы на поддерживавших крышу столбах. В двух бронзовых чашах, установленных на треножниках по краям площадки, пылали щедро политые маслом древесные угли.

На заднем плане среди цветущих кустов белела статуя Ноны в длинной, почти до пят накидке и с простёртыми вперёд руками.

В трепещущем свете расставленных у подножия масляных плошек скульптура казалась гораздо выше, чем на самом деле, а с трудом различимые черты лица делали его таинственным и непостижимо загадочным.

Впереди, примерно посередине замощённой каменными плитами площадке, красовался покрытый короткой скатертью массивный, резной стол из темно-вишнёвого дерева, а на нём сверкала вычурная серебряная чаша, очень напоминавшая сосуд для смешивания вина.

Прохладный вечерний воздух, слитные звуки двух флейт, рассыпанные по чёрному бархату звёзды и нервный, трепещущий свет факелов наряду с сильным, будоражащим ароматом недавно распустившихся цветов создавали атмосферу ожидания чего-то мистического, чудесного, резко отличавшегося от скучных серых будней.

Распорядительница церемонии подошла к столу, и оглядев собравшихся, чётко отрапортовала:

— Я Лукста Драция Писа клянусь Ноной, хранительницей очага и покровительницей жён, мудрой Фиолой, оберегающей покой, свирепой Такерой, властительницей бед и несчастий, что в стенах этого дома сейчас нет ни одного мужчины, мальчика, юноши или раба мужского пола.

— Да услышат тебя богини, госпожа Дарция! — нестройным хором отозвались собравшиеся.

Стоя между тётушкой и одной из её знакомых, Ника быстренько пересчитала присутствующих.

Кроме шестнадцати женщин в одинаковых дурацких платьях, она разглядела двух обнажённых флейтисток. Сидевшая между ними на табуреточке, также ничем не прикрытая, третья музыкантша держала в руках небольшой барабанчик.

Непосредственные участницы церемонии бодренько, но без суеты выстроились полукругом напротив стола.

Хозяйка дома с венком из листьев на голове воздела руки к небу и громко, во весь голос запела:

В лазурном одеянье восседаешь, воздушная, эфирная царица.
Владеющая всем супруга мира, питающая дух императрица света,
Людскою жизнью ты повелеваешь и услаждаешь счастьем всеохватным,
Дождями льёшь блага ты мужчин и женщин, священная и щедрая безмерно!
Рождающую жизнь Великую богиню мы хором прославляем неустанно:
Приди благословенною владыкой, дарами драгоценными осыпь нас,
Пошли ты счастье дочерям и жёнам, что молятся тебе сегодня в этом месте.
Собравшиеся поддержали её дружно, но несколько вразнобой.

Опасаясь не попасть в такт, Ника предпочла беззвучно открывать рот, старательно запоминая слова. Ей всё же представилась возможность продемонстрировать свои вокальные способности, потому что гимн Великой богини надлежало исполнять трижды.

Едва хор отгремел в последний раз, девушка услышала жалобное блеяние. Две обнажённые рабыни волокли к столу отчаянно упиравшегося белого козлёнка.

Распорядительница заглянула животинке под хвост, после чего невольницы, повалив будущую жертву, ловко связали ей ноги и водрузили на стол.

Вновь запели флейты, а чуть позже к ним присоединился и барабан. Медленно раскачиваясь и поводя руками, участницы церемонии двинулись вокруг стола мелкими, короткими шажками.

Взяв со стола короткий бронзовый кинжал, хозяйка дома, запрокинув голову назад и простерев руки над блеющим и отчаянно трепыхавшимся козлёнком, заговорила, подвывая:

— О Великая мать всего сущего и сущая в каждой матери! Ты драгоценная жизнедарительница. В тебе всему начало и конец всего…

Она несла ещё что-то столь же пафосное, сколь и непонятное, но Ника уже не слушала, сосредоточившись на танце.

Барабанчик грохотал всё чаще, увеличивая темп. Подошвы сандалий всё сильнее ударяли по каменным плитам, порой не очень слаженно вплетаясь в мелодию музыкального сопровождения, а иногда вступая с ней в откровенный диссонанс.

Тем не менее, женщины, кажется, отдавались танцу самозабвенно, совершенно не обращая внимания на то и дело повторяющуюся несогласованность движений.

Попаданке такое исступление поначалу показалось странным и даже пугающим. Впрочем, учитывая то, что именно Великая богиня "отвечала" в том числе и за счастливое материнство, участниц церемонии вполне можно было понять.

Рождение детей являлось не просто главным, но едва ли не единственным занятием женщин, поскольку они по местным понятиям ни физически, ни умственно больше ни к чему неспособны.

Лишь родив мужу сына-наследника, супруга вправе рассчитывать на хоть какое-то уважение со стороны его родственников.

К многодетным матерям не только относятся с почтением в семье и обществе, они обладают и большими юридическими правами. Только после рождения третьего ребёнка женщина, вступившая в брак по радланским обычаям, выходит из-под опеки отца.

Кроме того, моральную мотивацию явно подстёгивала нежная, но в то же время требовательно-зовущая мелодия флейты, очень органично вписывавшийся в неё рокот барабана и вся таинственно-мистическая атмосфера церемонии.

Только Ника не могла себе позволить полностью отдаться во власть этого танца, не только из-за волнения, подозрительности, но ещё и из-за элементарного опасения на кого-нибудь налететь.

Плавно поводя руками и вместе со всеми двигаясь по кругу, она искренне недоумевала: как участницы сего действа ещё не сбились в "кучу-малу".

Между тем, закончив своё прочувственное обращение к Великой богине, распорядительница полоснула кинжалом по шее несчастного козлёнка, то ли преднамеренно, то ли случайно оросив своё лицо брызгами крови.

Одна из рабынь тут же поднесла к бьющей из рассечённой артерии струе сосуд для смешивания вина.

Всё это время остальные продолжали танцевать под учащавшийся ритм барабана.

Едва козлёнок перестал дёргаться, невольницы подняли его за задние ноги, выпуская остатки крови. И только когда из рассечённой шеи стали падать лишь редкие капли, хозяйка дома торжественно объявила:

— Всё сделано!

Тотчас замолчали барабан и флейты. Тяжело дыша, женщины вновь стали сходиться в группы.

— А вы неплохо танцуете, госпожа Юлиса, — отдуваясь, проговорила знакомая Септисы.

— Я старалась, — скромно улыбнулась Ника, внутренне готовясь к самой неприятной части церемонии.

— Сестра Гипария! — торжественно провозгласила распорядительница, окидывая собравшихся орлиным взором.

К отделившейся от группы женщине подскочили всё те же две рабыни, и одним чётко отработанным движением сняли через голову заменявший платье балахон, так что к столу она подошла совершенно обнажённой.

Макнув указательный палец левой руки в содержимое серебряной чаши, Гипария мазнула себя по губам, соскам и животу чуть ниже пупка, пробормотав:

— Славься, дающая жизнь бессмертных и смертных отрада!

После ритуальных слов невольницы помогли женщине одеться, и хозяйка дома выкрикнула новое имя.

Процедура повторилась. Услышав за спиной шорох, Ника обернулась, увидев одетых в короткие хитоны рабынь, раскладывавших по полу толстые, плетёные циновки.

Она не знала, по какому принципу распорядительница вызывала к столу участниц церемонии, но своей очереди ей пришлось ждать довольно долго.

Для начала хозяйка дома выкрикнула "сестру Пласду". Помазав себя, где положено, козлиной кровью, тётушка отчеканила требуемые слова, и отойдя в сторонку, уставилась на племянницу. Впрочем, та и без неё чувствовала на себе множество оценивающих взглядов. Девушке казалось, что даже обнажённые рабыни исподтишка поглядывают на неё. Видимо, поэтому она несколько замешкалась, выбираясь из платья.

Кровь в широком металлическом сосуде успела остыть и затянуться очень неприятной на ощупь плёночкой. Ника с трудом удержалась от гримасы отвращения, поводя липким пальцем по коричневой коже соска.

Заметив, что после неё остались только две молодые женщины, она подумала, отвечая улыбкой на улыбку супруги регистора Трениума: "К столу зовут в том порядке, как гостьи приехали в дом".

Едва последняя из участниц церемонии вновь облачилась в платье, появилась рабыня с двумя небольшими амфорами, содержимое которых быстро перекочевало в сосуд с козлиной кровью.

— Мы пели хвалебные гимны Великой богини! — радостно-торжественным тоном заговорила распорядительница. — Прикоснулись к её благодати через невинную кровь. Настало время вкусить тех даров, что посылают людям её бессмертные дети. Восславим же светозарную дарительницу жизни с кубком в руке!

После этих слов женщины, смеясь и переговариваясь, отправились к циновкам, поверх которых лежали маленькие разноцветные подушечки.

Пока приглашённые устраивались поудобнее, одни рабыни разливали вино с кровью по красивым серебряным и стеклянным бокалам, другие в коротких хитонах раскладывали вазы со свежими и сушёными фруктами, с медовыми печением и сдобой, мисочки с очищенными от скорлупы орешками, знакомая девочка-невольница в одной набедренной повязке обошла участниц церемонии, украсив голову каждой венком из зелёной травы и полевых цветов.

Как только все приготовления закончились, и гости получили свои кубки, госпожа Дарция произнесла короткую, прочувственную речь, в которой, поблагодарив за оказанную её дому честь, выразила надежду на то, что Великая богиня не оставит никого из собравшихся своей милостью, и каждая получит именно то, к чему стремится.

— Восславлена будет средь смертных, владычица жизни! — нестройно отозвались присутствующие, прежде чем припасть к целительной влаге.

Вино в бокале оказалось подслащённым, а значит, дорогим и почти неразбавленным, не считая оставшейся после церемонии крови козлёнка. Ещё Ника обратила внимание, что каждая из собравшихся осушила свой кубок до дна.

Сидевшая за столом хозяйка дома, удовлетворённо кивнув, слегка откинулась на высокую спинку кресла. Голос её зазвучал мягко, почти воркующе:

— Обычно мы просим кого-нибудь из сестёр исполнить танец или спеть во славу Великой богини. Но сегодня здесь присутствует девушка, которая, прежде чем оказаться среди нас, проделала очень долгий путь. Я говорю о госпоже Нике Юлисе Террине, внучке несправедливо обвинённого сенатора Госпула Юлиса Лура.

Не зная, как реагировать на эти слова, племянница вопросительно посмотрела на тётушку. Однако лицо супруги регистора Трениума оставалось вежливо-бесстрастным.

— Полагаю, всем нам будет интересно узнать, каким образом уважаемые родители госпожи Юлисы спаслись от гнева императора, — продолжила распорядительница. — А так же услышать подробности её необыкновенного путешествия с края земли до благословенного Радла.

— Да, да! — с энтузиазмом отозвались собравшиеся. — Расскажите, госпожа Юлиса! Просим вас!

— Как же я могу отказать тем, с кем только что славила Великую богиню? — любезно улыбнувшись, Ника тщательно вытерла губы, собираясь с мыслями. — Думаю, все вы знаете историю разоблачения заговора Китуна?

Она старалась говорить медленно и достаточно громко, чтобы её слова донеслись до всех участниц церемонии.

К сожалению, слушательницы оказались крайне нетерпеливы, и ей часто приходилось отвечать на градом сыпавшиеся вопросы, порой уводившие рассказчицу далеко в сторону от основной линии повествования.

Видимо, заметив, что она начинает запинаться и подкашливать, хозяйка дома тут же предложила выпить ещё по бокалу, почтив Диноса, научившего смертных делать вино.

Прежде чем Ника смогла добраться до своего ареста в Этригии, подобную процедуру пришлось повторить ещё несколько раз, последовательно прославляя: богиню мудрости Фиолу, Элифию, отвечавшую непосредственно за деторождение, и даже Цитию, ибо всем известно, что никто так не страдает от несправедливости, как женщины.

Несмотря на изрядное количество неразбавленного вина, девушка ощущала лишь лёгкую эйфорию. Очевидно, сказалось нешуточное нервное напряжение. Она прекрасно осознавала важность этой встречи, где присутствуют супруги весьма уважаемых и влиятельных людей. Как бы не относились к женщинам доблестные радланские мужи, в данном случае свою роль сыграет элементарное любопытство и любовь к сплетням. Именно по этим причинам наиболее любознательные из них наверняка пожелают узнать у своих жён: "Какая она, внучка сенатора Госпула Юлиса Лура?"

Понимая, что окружена отнюдь не подругами, Ника обстоятельно отвечала на успевшие изрядно надоесть вопросы, и эта обыденность заставляла её ещё больше переживать. Она очень опасалась расслабиться и ляпнуть что-нибудь невпопад.

Поскольку прочие участницы церемонии прославления Великой богини подобными проблемами не заморачивались, то и алкоголь на них подействовал гораздо сильнее.

Вопросы звучали всё громче, а ответы всё чаще вызывали бурное обсуждение, которое, с одной стороны, давали рассказчице некоторую передышку, с другой — позволяли услышать о себе много разного и не всегда приятного. И хотя пока никто не опустился до откровенных оскорблений, девушка всё яснее ощущала нарастающее раздражение.

— На чествовании Великой богини принято петь и танцевать, — слегка заплетавшимся языком проговорила одна из женщин, чьё лицо Ника с трудом различила в полутьме. — Так, может, вы, госпожа Юлиса, покажете нам какой-нибудь дикарский танец? Или хотя бы споёте?

— О, это будет интересно! — встрепенулась хозяйка дома.

— Да, да, спойте! — дружно, хотя и нестройно поддержали её присутствующие. — Станцуйте!

— Здесь не принято отказываться, госпожа Юлиса, — мягко, но настойчиво продолжила уговаривать госпожа Дарция. — Покажите нам, как танцуют в тех далёких землях. Или спойте.

"Уже пробовала, — мысленно усмехнулась девушка, вспомнив реакцию верховной жрицы храма Рибилы на песню группы "Кино", и вопросительно посмотрела на тётушку. Но той почему-то именно в этот момент захотелось отведать медового печенья, и супруга регистора Трениума, казалось, всецело отдалась вкусовым ощущениям. Пришлось импровизировать.

— Я не принимала участие в обрядах варваров, — пренебрежительно пожала плечами Ника. — И понятия не имею, как они танцуют.

— Она слишком неуклюжа даже для дикарских плясок! — не слишком громко, но вполне отчётливо фыркнула та самая особа, что пыталась раскрутить её на сольное выступление.

Кто-то негромко хихикнул.

— Ну, что вы! — поспешила заступиться за девушку знакомая госпожи Септисы. — Для первого раза у неё не так плохо получилось. Всё-таки госпожа Юлиса ни разу в жизни не танцевала.

А сама супруга регистора Трениума, не переставая жевать, обожгла племянницу недовольным взглядом.

То ли из-за этого, или взыграло в крови выпитое вино, только подобного оскорбления попаданка выдержать уже не смогла.

— Почему же? — забыв об осторожности, громко объявила она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Я и раньше танцевала.

— Отец и танцам вас учил? — проворчала тётушка, недовольно оглядываясь.

— Нет, конечно, госпожа Септиса, — возразила Ника. — Но он часто оставлял меня одну. Сестёр и подружек у меня не было. Играя, я часто танцевала.

— Вот как, — только и смогла пробормотать собеседница.

"И куда тебя опять понесло, дура?" — запоздало опомнилась девушка, сообразив, во что вляпалась. Только слово — не птичка, поэтому пришлось срочно выкручиваться, используя весьма распространённый в этих местах способ развешивания лапши по ушам.

— А однажды мне приснилась музыка, — вдохновенно врала Ника, лихорадочно соображая, какую мелодию из её мира можно более-менее сносно исполнить на здешних инструментах. — И я стала танцевать под неё.

— На чём же вам сыграли, госпожа Юлиса? — с пьяным ехидством осведомилась всё та же вредная дама. — На флейте или арфе?

— Не могу вам сказать, — равнодушно пожала плечами девушка, стараясь не смотреть в переполненные недоумением глаза тётушки. — Я её просто слышала и всё.

— Тогда станцуйте! — резко, почти требовательно проговорила хозяйка дома, и обернувшись крикнула в темноту. — Леспа, флейтистки ещё здесь?

— Да, госпожа, — отозвалась рабыня, выходя из тени.

— Пусть подойдут.

— Что вы делаете? — подавшись вперёд, зашипела супруга регистора Трениума. — Какие танцы, какая музыка?

— Те самые, — усмехнулась Ника, но видя, что собеседница готова взорваться, поспешила успокоить. — Всё будет в порядке, клянусь Анаид.

— Надеюсь, богиня вас услышит, — очень тихо буркнула тётушка. — Иначе ты опозоришь нас всех.

Легко поднявшись на ноги, девушка отвела в сторонку всё ещё нагих музыкантш и тихонько напела.

— Та-та, та-та-та-та, та-та-та, та-та, та-та-та-та, та-та-та, та-та.

Молодые и вполне себе привлекательные женщины удивлённо переглянулись. Потом одна из них поднесла к губам флейту. Однако, в её исполнении музыка из сериала "Игра престолов" прозвучала слишком мягко и чересчур медленно, так что Нике пришлось повторить её ещё несколько раз.

Но, видимо, не зря госпожа Дарция пригласила на чествование Великой богини именно это трио. Его участницы довольно быстро ухватили ритм и мелодию, сообразив, что от них требуется.

Прослушав несколько тактов и отдав последние распоряжения, девушка вышла на площадку между столом, где сидела распорядительница церемонии, и циновками, на которых уже начали скучать её участницы.

Неторопливо, с нарастающим темпом заиграли флейты. К ним опять-таки очень вовремя присоединился барабан.

Прекрасно осознав, во что ввязалась по собственной несдержанности, Ника не на шутку разволновалась. Выступление без репетиций и без какой-либо подготовки казалось авантюрой.

Тем не менее, едва раздались первые звуки, она плавно развела в сторону руки, откинула голову назад и начала танец, который когда-то, невообразимо давно готовила на районный конкурс. Молниеносно нахлынувшие воспоминания подхлестнули сознание, мышцы работали уверенно и чётко, а душа исходила восторгом от власти над собственным телом. И пусть та музыка отличалась от того, что играли флейты, девушка буквально растворилась в танце, лишь иногда сдерживая себя, чтобы попасть в такт.

Она едва не увлеклась, отдаваясь забытому наслаждению, и лишь в последний момент, опомнившись, упала на одно колено, воздев к небу правую руку.

Хорошо запомнившие инструкцию музыкантши замолчали, лишь барабанщица запоздала, слегка смазав впечатление.

— Это было прекрасно, госпожа Юлиса! — с ясно читавшейся растерянностью в голосе проговорила хозяйка дома, поднимаясь с кресла. — Я никогда не видела ничего подобного.

— Я тоже, — эхом отозвалась одна из зрительниц.

— Необычно, но красиво, — поддержала третья.

— Похоже на пляски в честь Ангипы, — задумчиво, но достаточно громко, чтобы привлечь к себе внимание, заявила четвёртая. — Только грубее.

— Нет, нет, — возразила супруга регистора Трениума. — Там совсем другие движения.

Обсуждение танца внучки сенатора Госпула Юлиса Лура получилось громким и затяжным. Женщины, поднявшись со своих мест, сгрудились вокруг скромно помалкивавшей виновницы переполоха, прося показать то одно, то другое движение. Впрочем, этим её участие в дискуссии и ограничилось.

Когда страсти немного улеглись, распорядительница церемонии поинтересовалась, нет ли у госпожи Юлисы "в запасе" ещё каких-нибудь танцев?

— За последний год многое забылось, госпожа Дарция, — тяжело вздохнула девушка. — В дороге просто не до того было.

— Но сейчас вы дома, — напомнила собеседница. — Самое время вспомнить и порадовать нас своим искусством.

— Что вы! — стараясь как можно натуральнее изобразить смущение, потупилась Ника. — Пока об этом не может быть и речи.

— Жаль, — с нескрываемым разочарованием покачала головой супруга регистора Фиденария.

Возможно, выступление сенаторской внучки раздразнило собравшихся, или уже начал выветриваться хмель, возвращая телам гибкость, только две женщины решили вместе сплясать фарангу.

И хотя, на взгляд попаданки, получилось у них весьма неплохо, реакция зрительниц оказалась не столь бурной, и те, кажется, всерьёз обиделись.

Видимо, уловив возникшее среди гостей напряжение, хозяйка дома стала завершать встречу, посвящённую чествованию Великой богини, для чего предложила всем собравшимся вновь спеть гимн.

Успевшая изрядно вымотаться Ника ничуть не возражала. Тем более, что цвет неба над головой заметно изменился, предвещая утреннюю зарю.

Потом все начали долго и прочувственно прощаться. Супруга регистора Трениума получила пять или шесть приглашений посидеть вместе у ткацкого станка, а её племянница вновь удостоилась множества снисходительных похвал в свой адрес.

Забравшись в паланкин, тётушка с минуту провозилась, устраиваясь поудобнее, и проворчала:

— Хвала богам, у вас всё неплохо получилось, госпожа Юлиса.

— Спасибо за столь высокую оценку, — устало улыбнулась девушка.

— Но, если в следующий раз задумаете что-нибудь этакое, — родственница сделала неуловимое движение рукой. — Предупредите заранее, чтобы я так не волновалась.


***

— Неужели? — отложив в сторону перо, Бар Акций Новум с удивлением воззрился на Мела Криса Спурия.

— Да, наставник, — вздохнул тот, осторожно доставая из корзины глиняный горшок с плотно обвязанной кожей горловиной. — Меня хозяин бойни потихоньку спросил. Он поставляет мясо во многие знатные дома, вот, наверное, и услышал где-нибудь. Не все рабы хранят в тайне разговоры хозяев.

— Сплетничать о господах — любимое занятие этих бездельников! — соглашаясь, проворчал лекарь, озабоченно подумав: "То дочь сенатора Тулия, теперь вот сын детрибуна. Неужели, действительно, кто-то специально распространяет эти слухи о Вилите?"

— Говорят, будто принц соблазнил Мания на Елфальских пустошах во время императорской охоты, — продолжал ученик, вынимая из посудины свиной желчный пузырь. — Мальчик вроде как не посмел отказать сыну государя. Вот только его отцу это очень не понравилось.

— Это понятно, — хмыкнул врачеватель. — Турий Елесий Брас принадлежит к роду, ведущему своё начало от орских вождей. А орски до сих пор не признают любви между мужчинами.

— Но сын его родился и вырос в Радле, — напомнил Крис, ловко орудуя скальпелем. — Я слышал, что он даже учился у знаменитого Анда Солуса. Того самого, что почти открыто живёт со своим отпущенником.

— И всё-таки это странно, — пропустив его последние слова мимо ушей, задумчиво пробормотал царедворец: "Случайно ли жертвой сплетен стал отпрыск детрибуна именно Первого Молниеносного легиона, или кто-то опять-таки целенаправленно пытается поссорить Вилита с расквартированными в столице военными? Но зачем? Он же самый младший из сыновей и лишь третий в очереди на престол". — Я не замечал у него тяги к мальчикам.

— А Лаваний, наставник? — напомнил ученик, аккуратно сливая желчь в пузырёк из толстого мутного стекла. — Разве тот красавчик не пользовался благорасположением его высочества?

— Вилит сам тогда был почти мальчик, — отмахнулся собеседник. — И повзрослев, быстро охладел к этому рабу. Его даже продали за навязчивость.

Он хотел ещё что-то добавить, но в дверь мастерской вежливо постучали.

— Наставник! — взмолился Крис, кивая на свои перемазанные руки.

— Ладно, — проворчал тот, вставая с кресла. — Сам открою.

— Господин Акций, — поклонилась знакомая рабыня. — Её величество желает вас видеть.

— Где она? — тут же поинтересовался лекарь.

— В саду, — пояснила невольница. — В Кленовой беседке.

— Сейчас буду, — кивнул врачеватель, и обернувшись к застывшему в ожидании ученику, проворчал. — Не забудь вымыть горшок со щёлоком.

— Да, наставник, — отозвался молодой человек.

— И закрой за мной дверь.

В саду замечательно пахло распустившимися цветами. Проходя мимо усыпанных бутонами кустов, Акций невольно замедлил шаг, залюбовавшись прелестными творениями богов, создавших столь совершенную, недоступную людям красоту.

"Пусть это совершенство и мимолётно, — думал он, шлёпая подошвами сандалий по каменным плитам. — Но оно лучше всего напоминает смертным о скоротечности жизни".

Лекарь привык к внезапным вызовам со стороны сиятельной пациентки и не очень-то торопился. Будь дело по-настоящему срочным, посыльная прибежала бы с вытаращенными глазами, и вереща от ужаса.

Беседка, где ожидала его государыня, получила своё название от клёнов, в тени которых пряталась её покрытая коричневой черепицей крыша.

Помимо вольготно расположившейся на скамеечке императрицы, её ближайшей наперсницы госпожи Квантии и двух рабынь, лекарь к своему удивлению увидел Виву Комену Белу. Супруга сенатора Комена приходилась троюродной сестрой Докесте Тарквине Домните, однако при её дворе появлялась достаточно редко.

Подойдя ближе, царедворец заметил распухший нос, покрасневшие глаза, скомканный платочек в сухих, покрытых старческими пятнами руках женщины и догадался, что именно привело её в Цветочный дворец.

— Вы желали меня видеть, ваше величество? — почтительно поклонившись, спросил он, придав лицу усталое и сосредоточенное выражение.

— Да, господин Акций, — подтвердила государыня, усаживаясь поудобнее. — У госпожи Комены заболел внук, и она очень просит, чтобы именно вы осмотрели мальчика.

— Я доверяю только вам, господин Акций! — патетически вскричала супруга сенатора. — Именно вас Пелкс отметил своей благодатью!

Поскольку императрица частенько "одалживала" охранителя своего здоровья друзьям и знакомым, подобный приказ его нисколько не удивил. А в данном случае даже слегка обрадовал. Арс Комен Стукс богат и влиятелен, к тому же неблагодарность не входит в число его многочисленных недостатков. Вот только особняк их расположен далековато от Цветочного дворца.

— Хорошо, государыня, — поклонился лекарь. — Я только отдам кое-какие распоряжения и сейчас же отправлюсь в дом господина Комена.

— У меня просторный паланкин, господин Акций, — внезапно заговорила родственница Докэсты Таркивины Домниты. — И десять крепких носильщиков — этусков.

После чего обратилась к императрице:

— Я молю о прощении, ваше величество, но сейчас из меня плохая собеседница. Я не могу ни о чём думать, кроме моего Сципа.

— Вы не должны извиняться, госпожа Комена, — покачала головой государыня. — Я сама мать и бабушка и прекрасно вас понимаю. Надеюсь, скоро у нас появится возможность поговорить в более спокойной обстановке.

Отступив на пару шагов, врачеватель поклонился, и удостоившись ответного кивка августейшей пациентки, поспешил в мастерскую.

— Всё готово, наставник! — бодро отрапортовал Крис, широким жестом указывая на рабочий стол, где лежали миски, чашечки, пучки трав и кореньев, и стоял пузырёк со свежей свиной желчью.

— Её величество посылает меня в дом сенатора Комена, — шагнув к полке со свитками, проговорил лекарь. — Мазь тебе придётся готовить самому.

Быстро отыскав нужный свиток, Акций протянул его явно взволнованному молодому человеку.

— Возьмёшь этот рецепт, он попроще.

— Но я ещё никогда этого не делал, наставник, — смутился ученик.

— Ну надо же когда-то начинать, — небрежно пожал плечами врачеватель. — Государыня утром жаловалась на боль в коленях. Так что начинай. Вернусь, проверю. И сохрани тебя Пелкс опозорить меня перед её величеством.

— Слушаюсь, наставник, — вздохнул Крис.

Акций никогда не стеснялся пускать в дело палки или кулаки. Поэтому ученик и сейчас не сомневался, что наказание за дурно приготовленную мазь не ограничится словесным внушением.

Вива Комена Бела уже ждала лекаря у закрытых ворот дворца, нервно расхаживая у большого паланкина с двускатной крышей из провощённой ткани.

— Ну, что же вы, господин Акций?! — вскричала она, раздражённо взмахнув руками. — Почему так долго?

— Клянусь небожителями, я не задержался ни на миг дольше необходимого, — сухо ответил царедворец, ясно давая понять, что оказывает ей услугу только и исключительно по прямому повелению императрицы.

— Ах! — вновь нервно взмахнула руками супруга сенатора. — Садитесь же!

И крикнула рабам, уже приготовившимся оторвать носилки от земли.

— Бегите быстрее, ленивые бездельники! Если опять будете тащиться, как садовые улитки, прикажу выпороть всех!

Понимая, что хозяйка не шутит, невольники, едва выйдя за ворота дворца, пустились чуть ли не бегом, от чего пассажиров отчаянно трясло так, что не помогали даже мягкие подушечки, в изобилии разложенные на скамейках.

Немало попутешествовавший, в том числе и по морям, Акций почти не испытывал неудобство от подобной качки, а его спутница, кажется, вообще ничего не замечала вокруг.

Постепенно её тревога невольно передалась и лекарю. Он хотел выяснить подробности самочувствия мальчика, но едва не прикусил себе язык.

Однако, вскоре шаг невольников постепенно стал замедляться. Видимо, они просто начали уставать. Хозяйка потянулась к занавеске, очевидно, намереваясь их подстегнуть. Опережая её, врачеватель спросил:

— Расскажите, что случилось с вашим внуком, госпожа Комена?

Женщина какое-то время недоуменно смотрела на Акция, потом до неё, видимо, всё же дошёл смысл вопроса, и она с жаром заговорила:

— Я давно заметила, что Сцип стал какой-то вялый…

— Давно, это когда? —беззастенчиво перебил её лекарь.

— Ну я не знаю! — раздражённо передёрнула плечами собеседница. — Дней пять или шесть. Я говорила невестке, что Сцип бледненький, но та только отнекивалась. Мальчик просто устал, набегался…

Последние слова она произнесла, явно кого-то передразнивая.

— А сегодня утром… Сцип… Мой любимый внучек…

Супруга сенатора и заботливая бабушка громко всхлипнула, вытирая промокшим платочком набежавшую слезу.

— Он не захотел вставать… Отказался от любимого мёда и стал таким горячим…

Опасаясь, как бы она окончательно не разревелась, врачеватель поспешил задать новый вопрос:

— У него что-нибудь болит?

— Да! — встрепенулась женщина. — Горлышко. Он почти не может глотать. Мой птенчик!

Слушая надрывные, сбивчивые ответы госпожи Комены, где описание симптомов болезни внука перемешивались со словами обличения его безалаберной матери, Акций постепенно прояснял ситуацию. Если рассказчица ничего не перепутала и не упустила, с мальчиком не произошло ничего из ряда вон выходящего.

Увидев покрытое красными пятнышками лицо сенаторского внука, лекарь приподнял ему подол туники, дабы убедиться, что они покрывают тело целиком, затем нашарил большие утолщения за ушами, после чего заглянул в рот. Так и есть. Нёбо и глотка покраснели.

— Мальчика рвало? — спросил он у молодой женщины с подурневшим, заплаканным лицом.

Бросив затравленный взгляд на свекровь, та кивнула, с видимым трудом разлепив опухшие, дрожащие губы:

— Да, господин Акций. Утром. Но перед вашим приходом он выпил разбавленного вина с мёдом, и пока, хвала богам, не тошнит.

— А почему вы мне ничего не сказали? — рявкнула хозяйка дома. — Вы специально скрывали это от меня?

— Что вы, госпожа Комена!? — взмолилась собеседница. — Я же вам говорила!

— Так по-вашему я уже совсем выжила из ума и ничего не помню? — голос Вивы Комены Белы звенел от благородного негодования.

Молодая женщина закрыла лицо руками, и плечи её затряслись от с трудом сдерживаемых рыданий.

Врачеватель подумал, что свекровь, кажется, собирается отчитать и без того измученную невестку, не обращая внимание ни на больного внука, ни на присутствие чужого человека.

Последнее обстоятельство его изрядно покоробило. Всё-таки он не какой-нибудь отпущенник или раб, а охранитель здоровья государыни. Возможно, именно поэтому голос придворного прозвучал немного резче, чем следовало:

— Вам необходимо принести в жертву Пелксу белую овцу, госпожа Комена. Также не забудьте помолиться и Ноне с Геладой.

— Непременно, господин Акций, — моментально успокоилась супруга сенатора.

— Мальчик пусть остаётся в постели, — размеренно продолжил лекарь. — Поить его следует молоком с мёдом. Купите в лавке корень петрушки, приготовьте отвар и давайте пить по ложке на полдебена тёплой воды. Рот необходимо полоскать водой с лимонным соком. Ложка на дебен воды.

— Всё сделаем! — заверила хозяйка дома, и словно не замечая раба, торопливо водившего палочкой по навощённой дощечке, вновь зыркнула на невестку. — Вы всё запомнили, госпожа Комена?

— Да, госпожа Комена, — кивнула та, вытирая слёзы тыльной стороной ладони.

— А колени и локти мальчика полезно будет обмотать шерстяной тканью, — подумав, добавил врачеватель. — И месяц никаких прогулок и игр.

Он строго посмотрел на ребёнка, впервые отреагировавшего на его слова.

— Лучше подольше полежать, чем быстро заболеть по новой.

— Но месяц — это так много, господин Акций, — пролепетал мальчик.

— Терпение — одно из главных достоинств настоящего мужчины, — наставительно сказал царедворец и улыбнулся. — До свидания, маленький господин Комен. Да хранят тебя небожители.

— Спасибо, господин Акций, — робко улыбнулся пациент. — Пусть боги не оставят и вас.

— Что с моим внуком, господин Акций? — с жаром спросила хозяйка дома, едва они вышли во внутренний дворик. — Это очень опасно?

— Всё в руках богов, госпожа Комена, — неопределённо пожал плечами лекарь. — Но я пока не вижу ничего страшного. Дети в таком возрасте часто болеют красной горлянкой, и у большинства она проходит без последствий. Если, конечно, выполнять надлежащие рекомендации.

— Благодарю вас, господин Акций, — супруга сенатора шумно высморкалась в свежий платок. — Вам, наверное, нужно как можно скорее попасть обратно в Цветочный дворец?

— Да, госпожа Комена, — сухо ответил собеседник, вспомнив, как далеко ему предстоит идти.

— В таком случае я приглашаю вас ещё раз проехать со мной в паланкине, — радушно предложила женщина. — Я хочу лично поблагодарить её величество за то, что она проявила такое внимание к моему внуку.

Хозяйка дома всхлипнула.

— Вы же просто вернули меня к жизни! Я так переживала!

— Всё в руках богов, госпожа Комена, — счёл необходимым напомнить врачеватель. — Нам, простым смертным, не дано постичь волю небожителей.

— Я всё понимаю, господин Акций, — заверила супруга сенатора, протягивая ему маленький, расшитый цветными нитками кошелёк. — В молодости я потеряла двух сыновей и дочь, поэтому так беспокоюсь за внука. А тут ещё его мать…

Она замолчала на полуслове, скорбно и многозначительно поджимая губы.

Охранителю здоровья государыни стало грустно. Его откровенно не радовала перспектива всю дорогу выслушивать жалобы свекрови на невестку, так что он даже хотел отказаться от носилок и идти пешком, но приятная тяжесть кожаного мешочка примирила придворного императрицы с предстоящими неудобствами.

Однако вместо ожидаемого потока нелицеприятных слов в адрес супруги сына, госпожа Комена неожиданно поинтересовалась:

— Вы же слышали, господин Акций, что в Радле объявилась племянница господина Септиса, регистора Трениума? Девица называет себя внучкой сенатора Госпула Юлиса Лура. Ну того самого, которого казнили за участие в заговоре Китуна, а потом выяснилось, что он ни в чём не виноват?

— Да, я знаю об этом, — кивнул слегка насторожившийся лекарь. — Господин Септис признал в ней дочь своей сестры, которая была замужем за младшим сыном сенатора Юлиса.

— Так вы считаете, что родители этой особы все эти годы, действительно, прятались где-то на краю земли? — с некоторым замешательством спросила собеседница.

— Ну откуда же мне знать, госпожа Комена? — рассмеялся врачеватель.

— Но разве вы сами с ней не встречались, господин Акций? — совершенно неожиданно для спутника воскликнула женщина. — Когда возвращались вместе с её величеством из Галайской долины?

— Да, — не стал скрывать очевидного царедворец. — Госпожа Юлиса рассказала нам свою историю…

— И государыня её тоже слышала? — с плохо скрываемым недоверием прервала его супруга сенатора.

— Вы же знаете, как утомительны бывают дороги? — снисходительно усмехнулся придворный. — А рассказ госпожи Юлисы помог развеять скуку её величества.

— Государыня ей поверила? — Комена буквально впилась глазами в лицо спутника.

— Не знаю, — как можно равнодушнее отозвался тот. — При мне её величество об этой девушке больше не вспоминала.

— А вы сами как думаете? — не отставала собеседница. — Она на самом деле та, за кого себя выдаёт?

Акций на миг задумался. Жизнь при дворе давно отучила его давать точные и определённые ответы на столь щекотливые вопросы.

— В её рассказе много странного, госпожа Комена, — осторожно заговорил лекарь. — Но она точно издалека и совсем недавно в Империи. Я встречал много чужестранцев, и госпожа Юлиса ведёт себя во многом так же, как они.

— Это многое объясняет, — многозначительно поджала губы супруга сенатора.

— О чём это вы, госпожа Комена? — нахмурился охранитель здоровья государыни.

Какое-то время спутница сурово молчала, хотя мужчина видел, что её буквально распирает от желания поделиться свежей сплетней.

— Я могу рассчитывать на вашу скромность, господин Акций? — подавшись вперёд, шёпотом спросила она. — Поверьте, это не только моя тайна.

— Разумеется, госпожа Комена! — горячо заверил он собеседницу, с иронией подумав, что опять узнаёт какую-то важную новость одним из последних.

— Одна моя хорошая знакомая, — торопливо затараторила супруга сенатора, — рассказывала, что на чествовании Великой богини в доме господина Дарция, регистора Фиденария, госпожа Юлиса поразила всех своим танцем!

— Чем? — не на шутку удивился царедворец.

— Танцем, господин Акций! — резко выдохнув, вытаращила глаза спутница и добавила уже спокойнее, явно повторяя чужие слова. — Варвары любят устраивать буйные пляски, но с простыми и незамысловатыми движениями. А мне сказали, будто госпожа Юлиса показала что-то совершенно необычное, да ещё и под музыку, которую будто-бы услышала во сне!

— Вот как! — только и смог пробормотать весьма озадаченный лекарь, никак не предполагавший подобных талантов у случайной дорожной знакомой. Однако подумав, всё же был вынужден отметить, что движения внучки сенатора Юлиса, действительно, отличались некой изящной, хотя и не сразу бросавшейся в глаза плавностью.

— Моей знакомой, — продолжала между тем собеседница с прежним накалом, — тот танец напомнил выступления уличных плясуний. Но она сказала, что никогда раньше не видела таких резких и отточенных движений.

— А госпожа Юлиса не сказала, кто научил её так танцевать? — поинтересовался врачеватель.

— Говорит, сама всё придумала! — насмешливо фыркнула супруга сенатора. — Но вот вы скажите, господин Акций, разве такое бывает?

— Случается, боги награждают смертных и не такими способностями, госпожа Комена, — дипломатично ушёл от ответа царедворец, не желая давать повод для новых пересудов.

— Вы думаете? — вскинула брови собеседница.

— Небожители непостоянны, госпожа Комена, — вздохнул лекарь. — И нам, простым смертным, порой очень сложно понять их поступки.

— Ах, как вы это хорошо сказали, господин Акций! — всхлипнула женщина, вновь берясь за платочек. — Ну почему они наслали недуг на моего внука!?

Видимо, сообразив, что спутник не горит желанием поддерживать разговор о странной племяннице регистора Трениума, супруга сенатора принялась жаловаться на невестку.

По словам свекрови, та виновата в болезни сына, поскольку не проявляет должного почтения к богам, плохо следит за приставленными к ребёнку рабами и совершенно не заботится о его здоровье.

Часто имевший дело с женщинами и давно успевший кое-что для себя уяснить, охранитель здоровья государыни исправно делал вид, будто внимательно слушает распинавшуюся собеседницу, но рот держал на замке, ограничиваясь многозначительным хмыканьем, односложными восклицаниями и покачиванием головой.

Прибыв в Цветочный дворец, Акций намеревался как можно быстрее распрощаться со своей не в меру болтливой спутницей. Однако та заявила, что её величество по бесконечной милости своей выразила желание сразу же по их возвращению непременно узнать о самочувствии маленького господина Комена.

Первая же встречная рабыня с поклоном сообщила, что императрица пребывает в восточной угловой комнате, где знаменитый художник Некрасис рисует её очередной портрет.

Докэста Тарквина Домнита, как всегда величественно восседала у окна в кресле без спинки. Её красивые руки с унизанными перстнями пальцами расслаблено лежали на резных подлокотниках, сложную причёску украшали золотые заколки с крупными изумрудами, а плечи покрывала ярко-красная накидка.

Напротив, присев на низенькую скамеечку, яростно черкал угольком по широкой, гладко оструганной дощечке пожилой мужчина с большой багровой лысиной в обрамлении седых всклокоченных волос.

— Что с вашим внуком, госпожа Комена, — после приязненного кивка поинтересовалась государыня.

— Красная горлянка, ваше величество, — всхлипывая и вытирая слёзы, ответила супруга сенатора. — Господин Акций сказал, что если небожители не оставят нас своей милостью, мальчик скоро поправится.

— Я буду молить богов о выздоровлении вашего внука, — пообещала императрица.

— Благодарю, государыня, — низко кланяясь, дрожащим от с трудом сдерживаемого рыдания голосом пробормотала собеседница. — Ваша доброта и щедрость во истину не знают границ! Только вашими заботами наша семья обязана своим счастьем!

Стоя у двери, Акций чувствовал себя здесь совершенно лишним, но не мог покинуть комнату без разрешения, а императрица как на зло даже не смотрела в его сторону.

— Как дела у вашего уважаемого супруга? — продолжала она любезничать с дальней родственницей. — Он, кажется, уже не молод. Надеюсь, бесконечные дебаты не сильно его утомляют?

— Господин Комен считает свою деятельность в Сенате служением высшим интересам Империи! — выспренно проговорила собеседница, с обожанием глядя на Докэсту Тарквину Домниту. — И будет трудиться на своём посту, покуда хватит сил!

— Похвально, — любезно улыбнулась государыня.

— Супруг сказал, что на днях они будут рассматривать очень необычный вопрос, ваше величество, — сообщила растроганная от подобного внимания госпожа Комена. — О возвращении земель рода младших лотийских Юлисов нежданно-негаданно объявившейся внучке оклеветанного сенатора Госпула Юлиса Лура.

— Уже? — удивилась императрица, поправляя складку на плаще. — Не ожидала, что они так скоро возьмутся за дело госпожи Юлисы.

— Сенаторы хотят наконец-то отменить закон, позволявший женщинам владеть землёй, ваше величество, — с удовольствием пояснила собеседница. — Но, поскольку прошение госпожи Юлисы уже подано, они обязаны рассмотреть его до прекращения действия закона.

— Вспомнили! — презрительно фыркнула государыня. — После стольких-то лет!

— Мне сказали, что это предложил сенатор Касс Юлис Митрор, ваше величество, — продолжала госпожа Комена. — Он принадлежит к роду старших лотийских Юлисов и…

Сделав короткую паузу, женщина многозначительно улыбнулась.

— … видимо, из родственных чувств всячески помогает госпоже Юлисе.

— Это хорошо, что он не забывает родственников, — лицо императрицы поскучнело, и Акций понял, что разговор стал ей неприятен, однако увлечённая рассказчица, кажется, ничего не заметила.

— И ещё, ваше величество, муж сказал, что госпожу Юлису вызовут на заседание Сената. Они хотят на неё посмотреть и задать много вопросов.

"Надо обязательно послушать, — тут же решил про себя лекарь. — Госпожа Юлиса умеет удивлять.

Глава III Разговоры пустые и не совсем

Может быть, смогу и я

Разговаривать как надо.

Хоть слова людские слабы,-

Грустной повестью своей

Из бесчувственных камней

Выжать слезы я могла бы.

Лопе де Вега «Набережная в Севилье»

Уже на следующий день Ника сильно пожалела о своём необдуманном поступке. Позволив внучке проспать почти до полудня, Торина Септиса Ульда разбудила её, и не дав толком привести себя в порядок, учинила очередной допрос.

Пока служанка расчёсывала и укладывала волосы, девушка рассказывала настырной бабусе о том, как придумала танец, откуда взялась такая странная, ни на что не похожая музыка, и почему она никогда раньше не говорила об этом?

— Но я и не думала, что это так важно, — с самым невинным видом пожимала плечами Ника, глядя на отражавшуюся в зеркале старушку.

— Ты обязательно должна мне его показать! — безапелляционно заявила та. — Вот сейчас поедим…

— Мне что-то не очень хочется танцевать на полный желудок, — поморщилась внучка.

— Можно подумать, на чествовании Великой богини ты плясала голодной! — возмущённо фыркнула старушка, но после секундного раздумья смилостивилась. — Ну тогда потом покажешь, а я пока Дедеру за флейтисткой пошлю.

"Допрыгалась! — раздражённо думала девушка, выходя вслед за ней на залитый ярким солнцем внутренний дворик. — Сначала перед родичами, а там, глядишь, и перед какими-нибудь уважаемыми людьми станцевать предложат. И не откажешься несмотря на происхождение. Хотя какое там происхождение, если за сына отпущенника выдают!"

Воспоминания об Аварии окончательно испортили настроение Ники, а бабуля всё ещё продолжала жаловаться себе под нос на невнимание с её стороны.

Тем временем рабыни сноровисто нарывали на стол. Со стороны кухни появилась тётушка в сопровождении невольниц. Судя по виду, проснулась она уже давно, но выглядела на удивление бодро.

Перед тем, как сделать первый глоток разбавленного вина, девушка, как бы между прочим, рассказала о желании Торины Септисы Ульды увидеть её танец, втайне рассчитывая на то, что тётушка не захочет устраивать представление у себя дома. Однако, та поддержала свекровь, сообщив, что сам господин Септис заинтересовался выступлением племянницы на чествовании Великой богини и совсем не прочь на него посмотреть.

Ника едва в голос не выругалась от огорчения.

— Надеюсь, посторонних не будет? — настороженно осведомилась она, предупредив. — Перед чужими мужчинами я не танцую!

— Как вы могли такое подумать, госпожа Юлиса! — возмущённо фыркнула супруга регистора Трениума. — Наша племянница — не какая-нибудь уличная плясунья. Одно дело — выступить на церемонии прославления Великой богини, где присутствуют уважаемые женщины, и совсем другое — услаждать похотливые взгляды мужчин.

— Ты, Ника, нас так больше не обижай, — сурово нахмурилась Торина Септиса Ульда. — Никто не собирается выставлять тебя напоказ. Просто родной дядя хочет посмотреть, чем его племянница так удивила госпожу Дарцию.

— Прошу вас простить мои необдуманные слова, — потупившись, пролепетала девушка, пряча взгляд. — Конечно, я с удовольствием покажу господину Септису и вам всё что умею. Но как быть с платьем?

Чуть скосив глаза, она посмотрела на враз поскучневших собеседниц. Действительно, тот балахон предназначен только и исключительно для церемонии чествования Великой богини, а в обычной одежде её танец исполнить никак не получится.

— А если взять мужскую тунику? — предложила хозяйка дома.

— Только подлиннее, — проворчала свекровь.

Торопливо закончив с обедом, женщины устремились к сундукам. Пока подбирали подходящий костюм, явилась Дедера с флейтисткой, и Нике пришлось заняться с ней заучиванием мелодии. Затем определились с местом выступления, решив, что удобнее всего будет в переднем внутреннем дворике. Правда, девушка рискует свалиться в бассейн, зато там ровный каменный пол и достаточно места для танцевальных па.

Примерив слегка зауженную тунику младшего сына госпожи Септисы, Ника несколько раз взмахнула руками и ногами, после чего к ужасу тёти и бабули легко села на шпагат, с удовольствием убедившись, что новая одежда совершенно не стесняет движения, жаль только, слегка длинновата.

Видимо, регистор Трениума и в самом деле сильно захотел посмотреть, как пляшет племянница, потому что пришёл домой гораздо раньше обычного, вот только зачем-то прихватил с собой ещё и старшего отпрыска.

Девушку данное обстоятельство не обрадовало, уж слишком явно двоюродный братец демонстрировал своё пренебрежительное отношение к ней. Вот и сейчас по лицу Лептида Септиса Сенса нет-нет, да и проскальзывала глумливая усмешка, а взгляд буквально сочился презрением.

— Ну-ка покажите, госпожа Юлиса, что вы там придумали на краю земли, — улыбаясь, сказал дядюшка, усаживаясь в своё любимое кресло с высокой спинкой.

Расторопная рабыня тут же поставила перед ним бокал с разбавленным вином.

Прочие члены семейства расположились на скамье и табуретах. Из-за занавеса, отделявшего парадную часть дома от семейной, выглядывали любопытные физиономии невольниц.

По знаку Ники флейтистка, одетая в коротенький чистенький хитон, поднесла к губам инструмент. Размеренные, нарастающие звуки пробежали по залу, отражаясь от стен и застывшего зеркала бассейна.

Она танцевала старательно, внимательно вслушиваясь в мелодию и тщательно выполняя движения. Вот только того восторженного упоения, которое охватило её в ночь чествования Великой богини, уже не чувствовала.

Рухнув на одно колено, девушка вскинула вверх руку с растопыренными пальцами. Едва музыка смолкла, Ника, поднимаясь, вновь поймала взгляд Лептида Септиса Сенса. Вот только теперь он таращился на неё с нескрываемым вожделением. Казалось, двоюродный братец вот-вот слюной захлебнётся.

"Вот батман! — с тоской подумала девушка, оправляя подол. — Ну почему я нравлюсь всяким уродам? Он хоть ухаживать попробует для приличия или сразу в койку потащит?"

— Странный танец под странную музыку, — задумчиво пробормотал регистор Трениума.

— А мне очень понравилось! — неожиданно заявила бабуля. — Красиво это у тебя получилось, внучка. И мелодия приятная. Не иначе, как сам лучезарный Нолип наиграл её тебе в уши на своей волшебной кифаре.

— Госпожа Клавдина тоже её танец хвалила, — подала голос хозяйка дома. — Сказала, что никогда не видела ничего подобного.

— Мне он тоже очень понравился, — как-то непривычно застенчиво пролепетала Гэая. — А мне можно будет так попробовать?

— Сразу не получится, — улыбнулась Ника. — Но если захочешь, я тебя научу.

— Что-то ты задумался, сын? — насторожилась Торина Септиса Ульда.

— Девушка благородного рода так танцевать может только на торжествах в честь Великой богини или каких-нибудь женских ритуалах, — твёрдо заявил регистор Трениума. — В других случаях это будет выглядеть слишком…

Он сделал многозначительную паузу.

— … притягательно для мужских глаз.

— Ничего вы не понимаете, — обиженно пробормотала старушка.

— Там, где я танцевала, были лишь женщины, господин Септис, — чуть поклонилась племянница, не на шутку разозлившаяся на эти слова. — "На что это он намекает?"

Сказав вслух:

— А здесь я исполнила танец только для уважаемого и любимого дяди.

— И это правильно, — важно кивнул Итур Септис Даум. — Но больше нигде так танцевать не стоит. Вы меня поняли, госпожа Юлиса?

— Разумеется, господин Септис, — ещё раз поклонилась девушка.

— А то ещё какие-нибудь разговоры пойдут, — проворчал дядюшка, выбираясь из кресла. — Разве что, когда замуж выйдешь, то будешь перед мужем плясать. Ему понравится.

Оставив последние слова хозяина дома без комментариев, Ника поспешила в свою комнату переодеваться.

Разумеется, после такой отповеди ни о каком обучении Гэаи танцам не могло быть и речи. Впрочем, её двоюродная сестра нисколько не переживала по этому поводу. Гораздо неприятнее оказались визиты, которые, откликаясь на полученные после церемонии чествования Великой богини приглашения, принялась наносить супруга регистора Трениума, всякий раз таща за собой и племянницу. Причём, кроме хозяйки, гостей там поджидали две-три родственницы или приятельницы, пожелавшие посмотреть на новую городскую диковину — явившуюся из-за моря племянницу невинно казнённого сенатора Юлиса.

Ощущение новизны от происходящего пропало у девушки удивительно быстро. Все эти особняки и квартиры отличались лишь размерами, сюжетами настенных росписей да богатством внутреннего убранства. Даже вопросы везде задавали почти одни и те же, разве что с разной степенью доброжелательности. Иногда её просили станцевать, но Ника отнекивалась, ссылаясь на повреждённое колено.

Пока племянница с привычной обстоятельностью рассказывала о том, как её родители спаслись от гнева императора, и о своём путешествии из Некуима в Радл, тётушка беспрепятственно накачивалась разбавленным вином.

Очень часто в ходе подобных визитов госпожа Септиса получала новые приглашения, вгонявшие Нику в ещё большее уныние. Хотя везде приходилось повторять одно и то же, подобные посещения ужасно выматывали, поскольку приходилось постоянно себя контролировать.

Вернувшись из гостей, на четвёртый день Пласда Септиса Денса обнаружила дома весьма недовольного супруга. Регистор Трениума специально заглянул домой пообедать, а заодно и поговорить с племянницей. Но не обнаружил ни того, ни другого. Опасаясь хозяйского гнева, невольники быстренько накрыли на стол, а вот ждать госпожу Юлису ему пришлось довольно долго.

Моментально протрезвевшая тётушка рассказала мужу, где они пропадали, и какую несомненную пользу принесут их семье подобные визиты.

Раздражённо отмахнувшись, тот обратился к скромненько стоявшей в сторонке девушке.

— Госпожа Юлиса, через два дня Сенат будет рассматривать наше прошение.

— Так скоро? — изумилась супруга.

— Да, — недовольно зыркнув на неё, подтвердил дядюшка. — Надо благодарить богов и господина Касса Юлиса Митрора. Это он всё устроил. Иначе неизвестно, когда у них дошла бы очередь до вашего поместья.

— Через два дня, — растерянно пробормотала Ника, никак не ожидавшая подобной прыти от местных "народных избранников".

"Вот батман! — мысленно охнула девушка, отводя взгляд от довольной физиономии регистора Трениума. — Времени совсем не осталось, а Постумий до сих пор не дал о себе знать. Даже если этот дуболом сам ничего не понял, он просто обязан рассказать о нашей встрече отцу. Или эти уроды настолько уверены в своём положении, что им наплевать на очередную жену хозяина? Похоже, так оно и есть. А с Валием я даже увидеться не успела".

— Только учтите, госпожа Юлиса, — строго проговорил собеседник, отвлекая её от мрачных мыслей. — Сенаторы желают не только узнать, как именно спаслись ваши родители, но и собираются задать много вопросов, для чего вызывают прямо на заседание.

Госпожа Септиса тихо ойкнула, прикрыв рот рукой. Но на сей раз супруг не удостоил её даже взгляда, продолжая сверлить девушку прищуренными глазами.

— Уже и не помню, когда в Сенате последний раз допрашивали женщину. Поэтому вы обязаны всякий раз хорошенько подумать, прежде чем что-то сказать.

— Я буду говорить правду, господин Септис, — пожала плечами Ника и неожиданно для самой себя ляпнула. — Честность — лучшая политика.

Регистор Трениума звонко рассмеялся.

— Оставьте политику мужчинам, госпожа Юлиса. Просто не разочаруйте нас и своего отца.

— Я приложу все усилия, господин Септис, — поклонилась племянница, мысленно кляня себя за длинный язык.

— Да помогут вам боги, — благожелательно кивнув, дядя заторопился. — Ну я пойду и так уже задержался.

Едва услышав, что внучке выпала честь предстать перед лучшими людьми Империи, Торина Септиса Ульда решительно заявила:

— Девочке необходимо новое платье. Пусть господа сенаторы увидят, что она не какая-то замарашка, а племянница регистора Трениума.

— А может, лучше надеть платье, которое я получила от государыни? — предложила девушка. — Императрице должно понравиться, что я так ценю её подарок.

Собеседницы переглянулись.

— Ни одна женщина, даже государыня, не может войти в Сенат без приглашения, — наставительно проговорила тётушка.

— Но ей же обязательно расскажут обо всём, что будет там происходить, — резонно заметила Ника.

— В этом платье хорошо по гостям ходить, — проворчала бабуля. — А не в Сенат.

— Тогда, может, спросим у господина Септиса? — предложила внучка, не желая углубляться в бесплодную дискуссию. — Всё-таки ему лучше знать, как выступать перед сенаторами.

— Что мужчина понимает в женской одежде, — пренебрежительно фыркнула Торина Септиса Ульда.

— Пожалуй, вы правы, госпожа Юлиса, — неожиданно согласилась хозяйка дома. — Сегодня вечером я с ним обязательно поговорю.

Свекровь презрительно скривилась, но удержалась от комментариев.

Вернувшись в свою комнату, девушка застала служанку за мытьём полов. Узнав, что покровительнице предстоит держать ответ перед Сенатом, Риата Лация испуганно всплеснула руками:

— Ой, госпожа, да что же теперь будет?

— Ничего, — усмехнулась та, усаживаясь на кровать. — Я столько раз отвечала на всякие вопросы, что меня уже ничем не удивишь. Лучше скажи, есть ли на Фиденарском форуме что-нибудь интересное, кроме Филия Дакра и его учеников.

— Чего? — растерянно захлопала ресницами собеседница.

— Ну, какой-нибудь знаменитый храм или особенно красивая скульптура, — раздражённо поморщилась девушка. — На что можно сходить полюбоваться.

— Ах, вон вы о чём, — понимающе улыбнулась отпущенница, опуская мочалку в деревянный тазик. — Там святилище Наклува и статуя его из бронзы. Есть солнечные часы. Это такой высокий каменный столб, вокруг которого в мостовой вделаны цифры, обозначающие время. Ещё большой портик с красивыми колоннами и резным фризом…

— Всё, хватит! — подняла руку покровительница.

— Я ещё про храм Ангипы не сказала, — вроде бы даже обиделась бывшая рабыня.

Под вечер перед ужином Ника подошла к отдыхавшей на скамеечке тётушке и застенчиво попросила:

— Позволите присесть, госпожа Септиса?

— Могли бы и не спрашивать, госпожа Ника, — с наигранной суровостью проворчала та. — Вы у себя дома.

— Благодарю, — девушка скромненько умостилась на краешке и начала заранее продуманный разговор. — Я уже давно в Радле, но почти не видела самого города. Сами понимаете — из паланкина много не разглядишь. А мне так хочется на него посмотреть. Всё-таки столица Империи, и отец много о нём рассказывал.

— К сожалению, нет пока у меня времени вам что-то показывать, госпожа Юлиса, — тяжело вздохнула собеседница. — Да и носильщики пока заняты.

— Я могу и пешком походить, госпожа Септиса, — не сдавалась племянница.

— Не к лицу девушке вашего происхождения шататься по улицам в одиночку, — продолжала упорствовать тётушка.

— Так я же со служанкой буду, госпожа Септиса, — канючила собеседница. — И в плохие места заходить не буду. Мне бы только центр посмотреть. Форумы, Орлиную дорогу. С тех пор, как отец покинул Радл, они, наверное, ещё краше стали.

— Сегодня беззащитную девушку везде обидеть могут, — категорически заявила хозяйка дома, презрительно фыркнув. — И ничего ваша служанка не сделает.

— Ну, хотя бы закричит и позовёт на помощь, — резонно заметила Ника, но заметив по сурово сжатым губам собеседницы, что этот аргумент ту явно не впечатлил, предложила. — Тогда пошлите с нами кого-нибудь из рабов для охраны.

— Я подумаю, — нехотя проворчала супруга регистора Трениума.

— Госпожа Септиса! — скорчила страдальческую рожицу девушка. — После того, как я в Сенате покажусь, меня многие узнавать станут, пальцем показывать. Чего доброго, приставать начнут. Тогда уж спокойно не погуляешь.

Хозяйка дома досадливо поморщилась, но нашла-таки способ отделаться от приставучей племянницы:

— Я спрошу у господина Септиса. Если он разрешит, то я не возражаю.

За ужином Ника вновь завела разговор о прогулке и неожиданно получила поддержку от бабули.

— Будь помоложе, сама бы с тобой сходила, — шмыгая носом, проговорила старушка. — Разве же это дело — столько времени живёшь в Радле, а ничего толком и не видела. Да мне уж и в паланкине кататься тяжело.

— Ну кого я с ней пошлю!? — озлилась невестка. — Четырёх рабов Септис отправил в лавку Турия помочь с ремонтом, а новый паланкин он трогать запретил, сказал, что самому может понадобиться.

— Молодая она, без носилок обойдётся, — пренебрежительно отмахнулась свекровь. — А чтобы не приставали — отправь с ней Янкоря. Он своей рожей кого хочешь испугает.

— Кого же я на ворота поставлю? — вопросительно огрызнулась хозяйка дома.

— Да хоть Эминея! — тут же нашла что ответить старушка. — Этот бездельник и так спит целыми днями.

И обратившись к внучке, ласково улыбнулась.

— Сходи, погуляй. Замуж выйдешь — столько дел сразу навалится, первое время вздохнуть некогда будет.

— Если госпожа Септиса позволит, — скромно потупив глазки, пролепетала девушка.

— Я же сказала, что поговорю с мужем! — поморщилась тётушка.

— Спасибо, госпожа Септиса, — улыбнулась Ника.

Она так и не узнала подробности беседы супругов и даже не видела дядюшку, спозаранку укатившего куда-то по своим важным делам, но хозяйка дома заявила, что он не только позволил племяннице выйти в город, но и одобрил, пошив ей нового платья, предназначенного специально для визита в Сенат.

Сейчас же возник спор о фасоне. Учитывая место, куда в нём предстояло идти, девушка хотела что-то строгое, нечто вроде "делового костюма" с радланской спецификой. Пласда Септиса Денса, наоборот, заявила, что платье должно подчёркивать её молодость и красоту, а бабуся поддерживала то одну, то другую.

Почувствовав нарастающее раздражение тётушки, племянница сочла за благо уступить и позволить супруге регистора Трениума проявить свою фантазию.

Довольная тем, что удалось настоять на своём, та позволила Нике выйти в город, строго на строго приказав вернуться до наступления темноты.

Янкорь, выслушав инструкции хозяйки, заверил, что не пожалеет жизни, защищая госпожу Юлису. В подтверждение своих слов он выразительно взмахнул короткой дубинкой с металлическими шипами.

Закрывавший за ними калитку, надувшийся, как обиженный хомяк, Эминей горестно вздохнул, а бывший привратник, наоборот, довольно скалился, потирал руки и даже переступал с ноги на ногу, как застоявшийся конь.

Нисколько не сомневаясь, что по возвращении он немедленно предоставит госпоже полный отчёт об их передвижениях, девушка тем не менее сразу же приказала Риате Лации вести её на Фиденарский форум.

Дабы создать какую-то видимость прогулки, она усердно таращилась на изредка попадавшиеся примечательные здания, статуи, уличные фонтаны. Но единственную остановку сделала возле лавки, из дверей которой вышел мужчина в длинном хитоне с несколькими свитками в руках.

— Ждите здесь, — коротко приказала Ника служанке и невольнику, прежде чем шагнуть в гостеприимно распахнутые двери.

В маленькой комнате она увидела высокий прилавок, где громоздились стопки папирусных листов, пучки гусиных и лебединых перьев в высоких металлических стаканчиках. Стояли чернильницы разнообразных форм и размеров, лежали навощённые таблички и целые наборы острых стержней для письма.

За спиной молодого улыбчивого продавца с мягкой курчавой бородкой возвышались стеллажи, где на полках покоились многочисленные свитки, а так же листы пергамента: как отдельные, так и сшитые в виде книг.

— Госпожа желает что-нибудь почитать или написать? — с профессиональной любезностью осведомился лавочник.

— Нет ли у вас сочинений достославного Комения Альтирского? — поинтересовалась девушка, чуть понизив голос.

— Госпожа разбирается в философии, — с уважением покачав головой, молодой человек обернулся к полке. — Где же они? Ага, вот!

Он положил на прилавок два тощеньких свитка.

— "Письма к Генеоду Феонскому" и "Диалоги о законах и общественной пользе".

Почти не торгуясь, покупательница приобрела оба произведения, и выйдя на улицу, отдала их служанке, которая поспешно убрала папирусы в корзину.

Минут через сорок они вышли на Фиденарский форум. Ника сразу заметила святилище Наклува и высокий шпиль солнечных часов. Переведя дух, она начала неторопливо осматривать местные достопримечательности, начав с базилики, мало чем отличавшейся от той, где нёс свою многотрудную службу Итур Септис Даум.

Всякий раз замечая впереди группу людей, девушка косилась на шагавшую позади и сбоку Риату Лацию. Но лицо отпущенницы оставалось равнодушным, и покровительница молча шла дальше.

Она медленно проследовала между двумя рядами каменных постаментов с бюстами наиболее выдающихся граждан региста Фиденариум, бездумно всматриваясь в их надменные каменные лица.

С особым вниманием Ника присматривалась к людям, прогуливавшимся в тени высокого беломраморного портика с ярко раскрашенным барельефом у самой крыши. Вот только, судя по реакции служанки, Филия Дакра Гагола с учениками среди них не оказалось.

"Если Валия здесь нет, придётся: либо приходить ещё раз или тащиться на кладбище, — мрачно думала попаданка, глядя на фасад небольшого, но очень аккуратного, словно игрушечного, храма Ангипы. — Надо будет почитать, чего там понаписал этот мудрец, и придумать предлог, чтобы посетить его могилку. Только, если я его и там не застану? Что тогда? Бегать туда-сюда? Вот батман!"

Но, видимо, сегодня Канни, богиня удачи в сомнительных делах, почему-то решила ей угодить. Когда они подходили к святилищу Наклува, отпущенница внезапно тихо выдохнула:

— Госпожа!

Мгновенно встрепенувшись, та пробежала взглядом по ведущей к храму лестнице, сразу заметив присевшего с краешка благообразного старика в грязном белом плаще поверх серого хитона. Высокий, изрезанный морщинами лоб плавно переходил в розовую лысину, обрамлённую остатками седых волос. Монументальный нос с чётко различимыми порами нависал над толстогубым ртом, затаившимся в длинной густой бороде, щедро перевитой серебряными нитями седины.

Рядом на ступеньках и чуть ниже сидели шестеро юношей с навощёнными дощечками. Несколько прохожих, остановившись поодаль, тоже, видимо, слушали философа.

По мере приближения его речь становилась всё яснее, пробиваясь сквозь неумолчный шум форума.

— Главное удовольствие, доступное человеку, есть отсутствие страданий, — вещал мудрец скрипучим, надтреснутым голосом. — И именно отсутствие страдания в конечном итоге и ведёт человека к всеобъемлющему счастью.

— Простите, господин, — почтительно обратилась Ника к пожилому мужчине, смотревшему на философа с надменной улыбкой.

— Да, госпожа? — обернулся тот.

— Я впервые в Радле, — застенчиво улыбнулась девушка. — Вы не подскажете, кто этот мудрец?

— Мудрец? — насмешливо переспросил горожанин. — Скажете тоже! Да, когда-то Филий Дакр был неплохим юристом и неплохим оратором, но ныне лишь повторяет всем известные истины других мыслителей. Чрезмерное пристрастие к дару Диноса превратило его в пьяницу. Посмотрите: он и сейчас с похмелья мучается. Если уж вы, госпожа, интересуетесь философией, для начала лучше ознакомьтесь с трактатом Генеода Феонского "О сути вещей".

— Я непременно воспользуюсь вашим советом, — чуть поклонившись, Ника отступила, всем видом демонстрируя нежелание продолжать разговор.

Мужчина, видимо, посчитав такое поведение проявлением скромности и благонравия, одобрительно кивнул, вновь обратив взор на продолжавшего что-то бормотать философа.

Глянув в переполненные страданием маленькие красные глазки над тяжело набрякшими мешками и обратив внимание на заметное дрожание рук, Ника поняла, что незнакомый собеседник правильно угадал душевное и физическое состояние наставника Ина Валия Дрока.

Жестом подозвав служанку, она шепнула ей на ухо несколько слов и вложила в ладонь две серебряные монеты.

Понимающе кивнув, Риата Лация быстро затерялась в толпе, а её покровительница, продолжив осматривать площадь, задержалась возле бронзового Наклува.

Неизвестный ваятель изобразил бессмертного кузнеца склонившимся над наковальней с коротким молотом в могучей мускулистой руке. Изрядно погрешив против истины, скульптор не дал ему кожаного фартука. Наверное, затем, чтобы зрители видели мощные пластины грудных мышц. Зато не забыл перехватить широкой лентой густые длинные волосы. На суровом, густо заросшем лице бога вулканов, кузнецов и оружейников застыло выражение с трудом сдерживаемого нетерпения, а довольно грубо сделанные клещи крепко сжимали непонятного вида заготовку.

Застывший в трёх шагах Янкорь, не выпуская из вида племянницу хозяев, сосредоточенно ковырялся в носу.

С сожалением понимая, что долго оставаясь на одном месте, она рискует привлечь к себе ненужное внимание, девушка направилась к какому-то зданию с выкрашенными в голубой цвет колоннами.

Но едва Ника обогнула группу возбуждённо переговаривавшихся горожан, как её окликнули.

— Госпожа!

Обернувшись, она увидела подбегавшую Риату Лацию.

Лицо отпущенницы сияло довольной улыбкой. Подскочив, служанка торопливо зашептала, косясь на позёвывавшего привратника.

— Как вы приказали, я подошла и передала ему деньги от благодарной слушательницы. Он сначала ничего не понял, хотел что-то сказать, да я убежала и спряталась за насыпью.

Бывшая рабыня хихикнула, прикрыв рот ладошкой.

— Он отпустил учеников? — беззастенчиво прервала её покровительница. — И пошёл в трактир похмеляться?

— Не знаю я, госпожа, куда он пошёл, — заметно надулась Риата Лация, видимо, обидевшись за то, что слушательница не позволила ей самой закончить рассказ. — Вы следить за ним не велели.

— Ин Валий где? — проигнорировав чувства служанки, быстро спросила девушка.

— У бюстов с кем-то болтает, — ответила та. — Кажется, он никуда не торопится.

— Хорошо, если так, — кивнула Ника и обернулась к сопровождавшему их невольнику. — Эй, Янкорь, ты давно в Радле живёшь?

— Давненько, госпожа, — кланяясь, прогудел здоровяк.

— Всегда в доме или по городу тоже ходить случалось?

— Носильщиком был, госпожа, — даже с какой-то гордостью заявил раб. — Пока ноги болеть не начали.

— Тогда возьми деньги и купи нам всем по пирогу с сыром или изюмом, — приказала племянница регистора Трениума, развязывая кошелёк. — Ты быстрее моей служанки здесь продавца отыщешь. Только смотри, чтобы пропечённые были как следует.

Девушка видела продавца с прикрытой тряпьём корзиной ещё у солнечных часов и рассчитывала, что невольник затратит на его поиски какое-то время, в течение которого она окажется без присмотра привратника.

Растерянно глянув на медные кружочки, привратник нерешительно пробормотал:

— Мне госпожа Септиса приказала вас охранять.

— А разве на форуме мне что-то угрожает? — вскинула брови Ника.

— Ну так…, — здоровяк по-прежнему переминался с ноги на ногу.

— Я никуда с площади не уйду, — заверила его девушка. — Так что, отправляйся.

Однако невольник продолжал колебаться.

— Ты отказываешься исполнить мой приказ? — угрожающе нахмурилась племянница регистора Трениума. — Хочешь, чтобы госпожа Септиса узнала о твоей дерзости?

— Нет, нет, госпожа, — энергично замотал головой раб, протягивая ладонь за деньгами. — Только во имя всех богов вы уж никуда без меня не уходите. Госпожа не простит, если вас обидят, пока меня нет.

— Не переживай, — усмехнувшись, заверила его собеседница. — Я останусь на форуме.

Ника понимала, что вся её хитрость шита белыми нитками и не выдержит самой элементарной проверки, но она просто не смогла придумать иного способа избавиться от соглядатая.

Едва он исчез в толпе, Ника схватила служанку за руку.

— Бежим!

— Да, госпожа! — кивнула Риата Лация и потащила покровительницу за собой.

Возле аллеи постаментов с бюстами отпущенница растеряно огляделась по сторонам.

"Упустили! — охнула попаданка. — Теперь ещё раз сюда тащиться придётся".

— Вон он, госпожа! — прервала её панические причитания спутница. — С сумкой.

Глянув в ту сторону, девушка рассмотрела мелькнувшую среди спешивших и неторопливо прогуливавших горожан сгорбленную фигуру в полосатом плаще. Шаркая подошвами сандалий, молодой человек неторопливо брёл по форуму, придерживая висевшую на боку матерчатую сумку.

Заглядевшись, Ника не успела вовремя среагировать и налетела на полную даму в длинной ярко-красной накидке.

Холёное, густо набелённое лицо скривилось от злости.

— Прошу прощения, госпожа, — торопливо поклонившись, девушка подхватила подол и пустилась догонять отбежавшую служанку.

Разгневанная горожанка выкрикнула вслед невоспитанной особе что-то очень неприятное, но ни одного из двух сопровождавших её рабов в погоню за племянницей регистора Трениума всё же не отправила.

Впереди какой-то подвыпивший субъект в застиранной тунике и плаще с заплатами попытался поймать бегущую Риату Лацию. Та ловко увернулась, обозвав его лагиром.

Воспользовавшись тем, что мужчина грозил кулаком отпущеннице и не обращал внимание на происходящее вокруг, оказавшаяся рядом Ника с удовольствием толкнула его в плечо. Незадачливый ловец чужих служанок рухнул прямо под ноги оживлённо беседовавшим молодым людям. Тем, разумеется, подобная бесцеремонность не понравилась.

Оставив за спиной разгоравшийся скандал, девушка влетела на примыкавшую к форуму улицу, и перейдя на шаг, перевела дух.

Опередив её метров на тридцать, шагала, то и дело оглядываясь, отпущенница, почти догнав еле плетущегося молодого человека в полосатом плаще. Понимая, что времени у них мало, и Янкорь либо уже начал, либо вот-вот начнёт их искать, Ника прибавила ходу.

Поравнявшись с Риатой Лацией, она вполголоса приказала той вернуться, и если понадобится, сделать всё, чтобы привратник Септисов не увидел родственницу своих хозяев в компании племянника главного смотрителя имперских дорог.

Кивнув, служанка повернула назад, а покровительница негромко окликнула:

— Господин Валий!

Когда тот оглянулся, она увидела ничем не примечательное лицо с редким чёрным пушком на щеках и мягком округлом подбородке. В больших, выразительных глазах, обрамлённых густыми девичьими ресницами, застыл какой-то странный затаённый испуг пополам с растерянностью. Так смотрит на торопливо снующих под дождём прохожих домашний породистый пёсик, вырванный непреодолимыми жизненными обстоятельствами из тёплой квартиры заботливых хозяев.

— Вы звали меня, госпожа? — уточнил молодой человек глубоким, приятным баритоном.

"Ему только в опере петь", — почему-то подумала Ника, утвердительно кивнув.

— Да, если вы Ин Валий Дрок — племянник господина Постума Авария Денсима.

Собеседник тревожно огляделся по сторонам, но спешившие по своим делам горожане не обращали внимания на застывшую посреди тротуара парочку.

— Что вам нужно?

Приблизившись, она тихо проговорила:

— Меня собираются выдать за вашего дядюшку. Я не хочу и прошу вас помочь избежать этого брака.

Моментально побледнев, юноша нервно сглотнул, втягивая голову в плечи.

— Это же выгодно и вам, господин Валий, — продолжила девушка с максимальной убеждённостью в голосе. — Чем меньше будет родственников у господина Авария, тем больше денег он сможет оставить вам по завещанию. А если он женится, то кроме особенно близких ему сейчас людей, придётся оставить что-то и безутешной вдове. Вам это надо, господин Валий?

— Я вас не понимаю, госпожа, — растерянно пробормотал собеседник, судорожно прижимая сумку к боку.

— Не переживайте, — поспешила успокоить его Ника. — Я не предлагаю ничего такого, за что могут преследовать по закону. Вашему драгоценному дядюшке ничего не…

Не дав ей договорить, племянник главного смотрителя имперских дорог неожиданно боднул потенциальную тётку плечом.

Девушку, никак не ожидавшую от него такой прыти, отбросило назад. Она едва не упала, успев вовремя схватиться за край трещины в грубо оштукатуренной стене дома. А Валий, развернувшись, бросился бежать, ловко лавируя между прохожими, и через полминуты затерялся в толпе.

— Вот батман! — только и смогла процедить сквозь зубы Ника, поправляя сползшую с плеч накидку.

— Чем это вы так напугали мальчишку, госпожа? — скаля крепкие, жёлтые зубы, спросил подвыпивший мужичок в добротном, но густо заляпанном пятнами плаще.

— Жениться предложила! — огрызнулась девушка, перебрасывая край покрывала через плечо и торопясь к площади, откуда к ней уже бежала служанка.

— Так я смогу вместо него! — вскричал прохожий, но Ника, схватив Риату Лацию за руку, уже тащила её к форуму.

— Ну, что там, госпожа? — не выдержав, прямо на бегу поинтересовалась отпущенница.

Вбежав на площадь, покровительница раздражённо буркнула, переходя на шаг:

— Ничего. Он сбежал!

— Как это? — удивилась спутница.

— Ногами! — огрызнулась собеседница. — Пошли скорее, Янкорь уже, наверное, хватился.

С перекошенным от страха лицом и выпученными глазами привратник дома Септисов отыскал их минут через десять.

— Куда же вы подевались, госпожа!? — возопил он густым басом, привлекая к себе всеобщее внимание. — Госпожа накажет меня, если я вас потеряю.

— Ну так нашёл же, — устало проворчала девушка, всё ещё находясь под впечатлением поспешного бегства Валия. — Значит, больше не потеряешь. Ну, давай, чего ты там купил?

— Как приказали, госпожа, — довольно осклабился здоровяк, протягивая три круглых пирога, которые до этого бережно прижимал к груди.

Не замечая вкуса явно пересоленного теста, Ника неторопливо шла мимо портика, мрачно размышляя о причинах столь странного поведения племянника Авария. Тот явно удивился, узнав о предстоящей женитьбе дядюшки, однако, вместо того, чтобы выяснить подробности, просто удрал.

Он, что, даже разговаривать о своём родственнике боится? Если это так, то значит, ни на какую помощь от него рассчитывать не приходится. Но с другой стороны — уж ежели Аварий внушает племяннику такой страх, вряд ли он расскажет ему о предложении Ники.

Потеряв весь интерес к достопримечательностям, девушка зашагала к дому Септисов, всё глубже погружаясь в пучину уныния. Из двух потенциальных помощников — один уже точно отказался, а о втором — ни слуху, ни духу. Видимо, ей самой стоит вновь посетить бани Глоритарква и ещё раз побеседовать с Гнутом Постумием.

Только, судя по настроению тётушки, об этом лучше пока не заикаться. По крайней мере, до визита в Сенат.

Вовремя вспомнив о госпоже Септисе, Ника резко поменяла планы, и разузнав у Янкоря дорогу, направилась к храму Фиолы.

Попаданке показалось, что столь раннее возвращение с прогулки после таких долгих уговоров отпустить рискует вызвать у супруги регистора Трениума ненужные подозрения. Девушка равнодушно смотрела на прекрасные скульптуры из мрамора и бронзы, глазела на храмы, украшенные искусными барельефами, несколько раз останавливалась возле уличных артистов, ловко жонглировавших остро отточенными кинжалами, но мысли её блуждали далеко от красот и достопримечательностей столицы Империи.

Внутреннее чувство всё настойчивее убеждало, что обмануть Авария с помощью нужных предсказаний его астролога, скорее всего, не получится. Одной ей это не под силу, а обращаться за помощью больше не к кому. Возможно, пришла пора подумать о плане Б? Убежать от Септисов — не проблема. И даже сделать так, что им и в голову не придёт её искать — тоже не так уж и сложно. Но как жить потом? Того золота, что у неё осталось, надолго не хватит.

Правда Наставник уверял, что в доме поместья есть тайник, где спрятано чуть ли не десять тысяч империалов. Вот только туда ещё надо попасть, и не факт, что деньги до сих пор никто не нашёл. Хотя такого количества золота наверняка хватит, чтобы соблазнить сотню астрологов и столько же предсказателей.

Значит, пока самое важное — вернуть имение.

Дабы не вызвать недовольство госпожи Септисы, Ника пришла домой задолго до сумерек, и её сразу же потащили на примерку платья.

Весь следующий день тётя и бабушка усиленно готовили девушку к визиту в Сенат. Без споров опять не обошлось. Пласда Септиса Денса желала показать её лучшим людям Радла во всём блеске, дабы те не сомневались, что перед ними наследница славного рода младших лотийских Юлисов и племянница регистора Трениума, далеко не самого последнего человека в Империи.

Не забывая о своём обещании во всём слушаться хозяйку дома, племянница тем не менее, помня наставления "папы", наоборот, предпочла бы выглядеть скромнее. Уступив тётушке в фасоне платья, она никак не хотела вешать на себя дорогие украшения, поскольку слишком хорошо знала, насколько важно первое впечатление.

Спор рисковал перерасти в скандал, но, к счастью, на обед явился глава семьи с каким-то гостем.

Выйдя из уборной, он внимательно выслушал аргументы сторон, и подумав, поддержал племянницу:

— Ни к чему нам показывать ваше богатство, госпожа Юлиса.

Скрепя сердце, супруге пришлось согласиться, затаив обиду на девушку.

Вечером регистор Трениума провёл обстоятельную беседу с госпожой Юлисой. Несмотря на шибавший в нос запах алкоголя, выглядел дядюшка очень серьёзным и сосредоточенным.

— Я должен предупредить, что кое-кто из сенаторов уже высказал сомнение в вашем происхождении. Поэтому вам предстоит очень нелёгкий разговор. И я тут ничем помочь не смогу. Во время заседания могут говорить только сенаторы или приглашённые.

— Неужели вас там не будет? — встрепенулась Ника.

— Я останусь в дверях зала, — поспешил успокоить её собеседник. — И не смогу подсказать нужный ответ.

— Ну, по крайней мере, — задумчиво протянула девушка. — Вы хотя бы сможете подать знак, если я вдруг начну говорить что-то не то.

— Знак? — вскинул брови хозяин дома.

— Ну да, — подтвердила племянница. — Например, проведёте рукой по волосам или почешите ухо…

Регистор Трениума крякнул, пробормотав:

— Я об этом как-то не думал.

— Если мне лучше замолчать, — принялась она развивать свою мысль. — Проведёте рукой по волосам или скрестите их на груди. А если я делаю всё правильно — просто улыбнитесь.

Дядюшка рассмеялся.

— Если я так сделаю, то все увидят, что вы только на меня и смотрите, и всё поймут.

— А на кого мне ещё смотреть? — деланно удивилась Ника. — Вы же здесь мой самый близкий родственник.

— Я, конечно, попробую, — усмехнулся собеседник. — Но всё же лучше надейтесь на себя и не ждите от сенаторов снисхождения.

— Постараюсь не подвести вас, господин Септис, — заверила племянница.

— Главное — себя не подведи, — покачал головой тот. — И выспись как следует. Завтра у тебя трудный день.

Вот с этим-то как раз и возникли проблемы.

Риата Лация, поохав вместе с покровительницей минут пятнадцать, быстро засопела, а Ника ещё долго лежала, бездумно таращась в темноту.

Невзирая на то, что поспать как следует так и не удалось, проснулась она очень легко и чувствовала себя на удивление бодро.

Тётушка, словно забыв про домашние дела, тут же окружила племянницу явно преувеличенными заботой и вниманием. По её приказу рабы даже заменили воду в ванне и добавили в неё сушёные лепестки роз.

Пока девушка блаженствовала, полузакрыв глаза, служанка тщательно промывала ей волосы жидким мылом с запахом лаванды. Затем, не доверяя никому, лично умастила кожу покровительницы благовонным маслом. Ника не очень-то любила подобную процедуру, но уж если родственницы настаивали, решила уступить.

На завтрак вместо опостылевшей каши подали мёд и свежие лепёшки с молоком. Торопливо покушав, она переоделась в новое платье, а потом, усевшись перед зеркалом, вновь отдала себя в умелые руки Риаты Лации. Та, помня указания регистора Трениума, не стала гнаться за модой и делать сложную причёску, ограничившись аккуратно уложенными косами, скреплёнными серебряной шпилькой с бабочкой.

Как и условились, набор драгоценностей ограничили подарком Вестакии Картен и нефритовым ожерельем. А вот накидку ей подарили новую: очень лёгкую, тёмно-голубую с серебряным узором по краям.

Несмотря на ранний подъём и самое активное участие всех женщин семейства Септисов, сборы госпожи Ники Юлисы Террины для визита в Сенат закончились буквально за несколько минут до того, как в ворота дома постучался Анк Минуц Декум, которого покровитель послал за племянницей.

Прощаясь, растроганная тётушка, прижавшись щекой к её щеке, тихо прошептала:

— Будь сильной, Ника.

Бабуля расплакалась, размазывая по щекам слёзы и губную помаду, а Гэая, смотревшая на двоюродную сестру восторженными глазами, выкрикнула срывающимся голосом:

— Да помогут вам боги, госпожа Юлиса!

"Только на них и вся надежда", — нервно хмыкнула Ника, забираясь в новый паланкин.

Изредка поглядывая в щель между занавесок, она уже без труда узнавала улицы, по которым топали подошвы сандалий носильщиков. По мере приближения к Орлиной дороге, девушка с пугающим удовольствием почувствовала, как в душе нарастает знакомое ощущение отчаянной бесшабашности, охватывающей её всякий раз, когда приходится драться не на жизнь, а на смерть.

Попаданка прекрасно осознавала зыбкость и неопределённость своего нынешнего положения, основанного на "родственных" чувствах Септисов, а так же на желании регистора Трениума угодить сенатору Кассу Юлису Митрору и заделаться тестем одного из богатейших и влиятельнейших вельмож Империи.

А Домилюс здесь всего лишь дополнительный, хотя и очень приятный бонус, поскольку все, от кого так или иначе зависит её судьба, несомненно стремятся к "восстановлению справедливости" и возвращению имения законной наследнице рода младших лотийских Юлисов.

Она понимала, что именно эта заинтересованность даёт ей некоторую, совсем крошечную, свободу действий, которая сейчас же исчезнет, стоит Септису понять, что никакой земли племянница не получит.

Скорее всего, её просто запрут в доме до свадьбы, а Риату Лацию в лучшем случае выставят за дверь, лишив Нику единственного более-менее близкого человека. Следовательно, необходимо сделать всё возможное и невозможное, чтобы вернуть Домилюс или хотя бы запустить бюрократический механизм процесса "восстановления исторической справедливости". В этом случае у неё появится время, чтобы либо изобрести новый план избавления от постылого замужества, или как следует продумать бегство из Радла. А пока будут крутиться шестерёнки государственного механизма, дядюшка вряд ли решится продать племянницу в рабство или причинить ей какой-то серьёзный вред, даже если история с письмом императрицы вдруг выплывет наружу.

Носильщики наконец-то выбрались на Орлиную дорогу. Они изрядно спешили, и из-за царившего вокруг многолюдства, Минуцу, сопровождавшему племянницу покровителя, приходилось покрикивать на прохожих, призывая уступить дорогу.

Кто-то из горожан огрызнулся, возмущённый подобной бесцеремонностью, и толкнул паланкин так, что пассажирку изрядно тряхнуло.

К счастью, подоспевшие стражники не дали разгореться скандалу, а когда выяснили, что это следует по вызову Сената племянница регистора Трениума, отвесили борцу с превышением скорости несколько ударов тупыми концами копий.

Успокоившись, Ника вновь принялась проговаривать про себя коротенькую речь, с которой она, несмотря на возражение дядюшки, всё же решила обратиться к сенаторам.

Отодвинув занавеску в очередной раз, девушка увидела длинные каменные стены, окружавшие парк возле святилища Сенела.

Видимо, история внучки реабилитированного сенатора Госпула Юлиса Лура вызвала в Радле нешуточный интерес, потому что маленькая площадь с памятником Курсу Асербусу оказалась запружена народом. Не то чтобы люди сбились в плотную массу, но Нике показалось, что здесь собралось не меньше тысячи человек. То, что собравшиеся ждут именно её, стало ясно, потому как торопливо они расступались, освобождая дорогу носилкам, и с каким назойливым любопытством пытались заглянуть внутрь.

Поначалу девушка хотела задёрнуть занавески или прикрыться накидкой, но быстро передумала, и гордо выпрямившись, постаралась придать лицу неподвижно-сосредоточенное выражение, делая вид, будто внимание толпы её совершенно не задевает.

Невольники остановились у подножья лестницы, где двоюродную сестру поджидал Лептид Септис Сенс.

— Господин Септис ждёт вас у Сената, — ухмыльнулся братец, даже не делая попытки помочь сестре выбраться из паланкина. — Госпожа Юлиса.

Нимало не удивляясь, та поднялась на ноги, скользнув равнодушным взглядом по нему и обступившим носилки людям.

— Проводите меня к нему, господин Септис.

И тут в толпе кто-то пронзительно завопил:

— Никакая она не Юлиса, а самозванка!

Послышались удивлённые возгласы, некоторые из собравшихся стали оборачиваться, чтобы рассмотреть крикуна.

— Самозванка! Гоните её прочь, люди! — раздалось с другой стороны.

Старший отпрыск регистора Трениума, нервно хохотнув, втянул голову в плечи, а вот ожидавшая чего-то подобного Ника даже бровью не повела, с иронией подумав: "Неистовые" в Этригии громче орали".

Судя по мизерному количеству явно подкупленных горлопанов, нынешние владельцы Домилюса либо не успели как следует подготовиться к нынешнему заседанию Сената, или просто не воспринимают её всерьёз.

— Послушайте, госпожа! — вскричал мужчина средних лет в тунике из толстого, добротного сукна. — Вы в самом деле внучка сенатора Госпула Юлиса?

— Тому свидетели бессмертные боги! — повысила голос девушка. — Они ведают, что я законная дочь Лация Юлиса Агилиса, а он младший сын Госпула Юлиса Лура, павшего жертвой подлого коварства.

Через миг она с огорчением поняла, что вновь зря распустила язык, едва не растерявшись под градом обрушившихся со всех сторон выкриков:

— Кто вы? Как спаслись ваши родители? Где они прятались всё это время? Вы и в самом деле переплыли океан? Да ты море-то хоть раз видела?

Задние напирали на передних, и свободное пространство вокруг неё и Лептида Септиса стало стремительно сокращаться.

— Отойдите! — повелительно прикрикнул старший сын регистора Трениума, резко махнув рукой. — Прочь, госпожу Юлису ждут в Сенате!

Ника шагнула к внезапно заступившему ей дорогу крепышу в длинной до колен тунике и заплатанном плаще.

— Да, я видела море и ещё много таких вещей, которые тебе и не снились! Рассказала бы да спешу очень. Пропусти меня, если не хочешь, чтобы тебя обвинили в неуважении к императорской власти…

— Я власть уважаю, — нагло усмехаясь, возразил незнакомец.

— Тогда не заставляй власть ждать! — рявкнула девушка. — Пока ты тут передо мной красуешься, лучшие люди Империи напрасно теряют время!

Собеседник чуть стушевался.

— Да, да! — громогласно поддержал её обрадованный родственник. — Вы препятствуете деятельности Сената!

Крики заметно поутихли, хотя в задних рядах кто-то продолжал орать про самозванку, но уже без прежнего энтузиазма. Толпа стала нехотя пятиться и расступаться, освобождая ведущие вверх ступени.

Сам регистор Трениума встретил их у протянувшейся по фасаду здания колоннады.

— Хвала богам! — раздражённо проворчал он. — Я уж хотел стражников на помощь звать, думал, вы сами из этой кучи не выберетесь.

— Люди спрашивали госпожу Юлису, кто она такая, — нервно хихикнул Лептид Септис Сенс.

— На площади были нанятые крикуны, господин Септис, — подчёркнуто игнорируя двоюродного братца, поделилась своим наблюдением Ника. — Аттилы уже начали распускать слухи.

— А может, люди просто вам не верят, госпожа Юлиса? — глумливо усмехнулся старший отпрыск регистора Трениума и тут же стушевался под грозным взглядом папы, который спросил. — Почему вы думаете, что в этом замешаны братья Аттилы?

— Потому что больше я никому не мешаю, — просто объяснила племянница, отметив: — Кричали именно за деньги, потому и прятались за чужие спины, а все остальные, кто пришёл, очень удивлялись, слушая эту чушь. Видно, им такая мысль в голову ещё не приходила. Теперь-то, конечно, о моём самозванстве многие заговорят.

— Я попробую разузнать, в чём дело, — после короткого раздумья кивнул дядюшка. — Но это потом. Сейчас пойдёмте в зал.

Внутрь здания вели большущие двери, сильно напоминавшие городские ворота. Их могучие створки, украшенные резьбой и блестящими, металлическими накладками, были гостеприимно распахнуты, приглашая желающих граждан зайти и лично убедиться в том, как "народные избранники" радеют за процветание Империи.

Однако вместо зала девушка попала в стремительно наполнявшийся мужчинами коридор, полукольцом охватывавший помещение, где трудились сенаторы.

Кроме расположенного напротив входа широкого проёма, который охраняли несколько стражников с топорами на плечах, зрители могли следить за происходящим внутри через узкие, забранные бронзовыми решётками окна, служившие ещё и для освещения.

Верные коскиды не без труда освободили своему покровителю и сопровождавшим его лицам место непосредственно у выложенной из белых камней полосы на полу, обозначавшей границу зала заседаний.

Судя по тому, какая торжественная тишина царила в заполненном народом коридоре, когда шикали даже на стоявших у дальней стены, попаданка поняла, что аборигены всё ещё очень уважают свой Сенат.

Оказавшись единственной женщиной в обозримом пространстве, Ника сейчас же привлекла внимание не только зрителей, но и сенаторов, то и дело с интересом поглядывавших в её сторону.

Одетые в белые плащи и туники с широкими красными полосами, они важно восседали на выстроенных амфитеатром мраморных скамьях.

Центральная круглая площадка оставалась свободной, если не считать притулившегося у самого входа узкого, заваленного листами папируса и вощёными табличками стола. За ним, спиной к толпившимся в дверях зрителям, усердно скрипели перьями трое писцов в одинаковых серых туниках. Тут же стояло массивное, отделанное золотом и слоновой костью кресло с мягким сиденьем и спинкой.

Наклонившись к самому уху племянницы, регистор Трениума чуть слышно прошептал, что в нём сидит император, когда посещает Сенат. В его отсутствие заседания ведёт викесарий Косус Квант Спурий. Дядюшка глазами указал на высохшего, как мумия, сенатора с крючковатым носом, совершенно лысой головой, ушами, похожими на крылья летучих мышей, а так же с двумя красными полосами на плаще и тунике.

Встретившись взглядом с девушкой, сей почтенный муж оглядел притихших коллег.

— Есть ли у отцов-сенаторов ещё какие-то замечания по ведению заседания? Если нет, то что там у нас дальше, секретарий?

Один из писцов бодренько вскочил, и близоруко поднеся лист к глазам, отрапортовал:

— Прошение господина Итура Септиса Даума — регистора Трениума о возвращении госпоже Нике Юлисе Террине из рода младших лотийских Юлисов земельных владений, а так же построек, принадлежавших её деду — сенатору Госпулу Юлису Луру, ошибочно обвинённому в государственной измене, но посмертно оправданному указом Императора Константа Тарквина Лаврия Великого.

— Это неправильно! — рявкнул, вскакивая, средних лет сенатор с густой, коротко подстриженной бородой. — Следует говорить лишь об особе, выдающей себя за внучку всеми нами почитаемого сенатора Госпула Юлиса Лура.

— Разве вам, господин Аттил, мало того, что её признали ближайшие родственники? — не вставая, ядовито осведомился сенатор Касс Юлис Митрор.

— Только, если бы речь не шла об имении стоимостью в миллион империалов, господин Юлис! — подавшись вперёд, огрызнулся оппонент.

— Вы обвиняете уважаемого человека, достойного гражданина, многолетнего регистора Трениума, — произнося последние слова, Касс Юлис многозначительно поднял вверх палец. — Во лжи?

— Я опасаюсь, что он сам стал жертвой обмана! — не растерявшись, парировал Аттил. — Поэтому предлагаю до окончательного прояснения ситуации не считать девицу, о которой писал в своём прошении господин Септис, законной представительницей рода младших лотийских Юлисов.

— Правильно, не стоит спешить в таком важном деле! — поддержал его второй "народный избранник".

— Сначала надо во всём разобраться, — громко сказал третий.

— Торопиться не надо! — голосом товарища Саахова заявил четвёртый.

— В столь неоднозначной ситуации мы не должны принимать скоропалительных решений, — ободрённый поддержкой коллег, проговорил братец нынешнего хозяина Домилюса, и усевшись на скамейку, картинно поправил плащ.

Но сенатор Юлис и не думал сдаваться. Поднявшись на ноги, он громогласно возопил:

— Так вы, господин Аттил, обвиняете госпожу Юлису в самозванстве?

— Да! — не задумываясь, ответил тот.

— Тогда вам следует обосновать свои обвинения! — заявил Касс Юлис Митрор.

— Пусть докажет, что она внучка сенатора Госпула Юлиса Лура! — после короткой заминки выпалил собеседник.

— У Сената уже есть свидетельство господина Итура Септиса Даума о том, что эта девушка является его племянницей, — монотонно, словно читая скучную книгу, проговорил сенатор Юлис. — И если вы, господин Аттил, ставите под сомнения его слова, значит, обязаны привести свои доводы.

Он обвёл взглядом притихшие трибуны.

— Доказывать должен тот, кто обвиняет. Разве не на этом принципе основано применение законов в Радланской Империи?

— Доказательства будут! — огрызнулся оппонент.

— Вот когда будут, тогда и посмотрим, — усмехнулся сенатор. — А пока эта девушка имеет полное право носить имя Ника Юлиса Террина.

Поскольку больше замечаний не последовало, терпеливо дожидавшийся окончания перепалки викесарий негромко заговорил:

— Прежде чем рассматривать прошение господин Итура Септиса Даума, некоторые из отцов-сенаторов выразили желание встретиться с его племянницей и задать ей несколько вопросов.

Подслеповато щурясь, Косус Квант Спурий окинул взглядом трибуны.

— У кого-нибудь есть возражения против того, чтобы заслушать эту девушку?

— Делать нам больше нечего, кроме как слушать россказни всякий подзаборных… бродяжек! — громко, чтобы все слышали, проворчал Сцип Аттил Кватор.

— Сенат — не место для сказок! — поддержал его сосед.

— Нельзя принять верного решения, не составив прежде собственного представления о предмете, — наставительно заговорил пожилой, изрядно обрюзгший сенатор, чья просторная белая туника, казалось, едва вмещает массивное округлое чрево. — А для этого необходимо знать о нём как можно больше. Пригласите госпожу Юлису.

Поймав взгляд девушки, он широко и добродушно улыбнулся.

— Госпожа Юлиса пришла? — поинтересовался викесарий у всё ещё продолжавшего стоять писца.

Тот обернулся к зрителям.

— Она здесь! — громко объявил регистор Трениума.

Невольник с серебряной рабской табличкой посмотрел на девушку с нескрываемым любопытством и обратился к Косусу Кванту Спурию:

— Госпожа Ника Юлиса Террина явилась по вызову Сената.

— Пусть войдёт, — распорядился викесарий.

Выдохнув, попаданка не без робости переступила белую черту, отделявшую зал от коридора, и сделав несколько шагов, остановилась примерно в центре круглой площадки.

— Вы должны поклясться именем Ноны, Цитии и Такеры в том, что правдиво ответите на все заданные здесь вопросы, — с нескрываемой угрозой проговорил старик, буравя её тяжёлым взглядом внимательных, не по возрасту цепких глаз, заглядывавших, казалось, прямо в душу.

Вспомнив фильмы из своего прошлого, Ника чётко отбарабанила:

— Клянусь добродетельной Ноной, справедливой Цитией и свирепой Такерой, что буду говорить правду, только правду и ничего кроме правды.

Косус Квант Спурий удивлённо вскинул белесые, косматые брови, забавно и пугающе смотревшиеся на абсолютно лысой голове, похожей на обтянутый кожей череп, но поправлять племянницу регистора Трениума не стал. Да и другие сенаторы промолчали. Только Аттил насмешливо фыркнул.

Ободрённая первым успехом, Ника решила, что сейчас самое время произнести заранее заготовленную речь:

— Я благодарна бессмертным богам за высокую честь пребывать в священных стенах, где родилась радланская держава, и предстать перед людьми, составляющими властную и нравственную основу Империи.

— Ты здесь для того, чтобы отвечать на вопросы, а не трепать языком! — выкрикнул Аттил. Но девушка и не думала останавливаться, тем более, что дядюшка хотя и хмурился, но не торопился ни гладить волосы, ни скрещивать руки на груди. Похоже, он тоже слегка обалдел от её смелости, как и все остальные.

— Однако, мне понятна и высочайшая ответственность, которую налагает на любого радланина это овеянное славой и мудростью место. Я бестрепетно отдаю свою судьбу в ваши руки, ибо уверена в том, что принятое здесь решение будет совершенно беспристрастным и продиктованным исключительно заботой о незыблемости основ Империи, уважением к её законам, а также послужит всеобщему благу, забота о котором во все времена являлась отличительной чертой Сената великого Радла.

Поклонившись на три стороны так, чтобы не обидеть никого из рассевшихся на трибунах, Ника застыла, крепко сжав скрытые под накидкой кулаки. Сердце гулко колотилось о рёбра, а внутренности, казалось, начали сворачиваться в тугой, холодный комок.

— Как сумели спастись ваши родители, госпожа Юлиса? — для начала поинтересовался викесарий.

Девушка в который раз поведала о верном рабе Госупла Юлиса Лура, сумевшем доставить записку с предупреждением об опасности в Домилюс, где в это время жил младший сын сенатора с женой.

— Они бежали, намереваясь затаиться где-нибудь на просторах Империи в надежде переждать разразившуюся над нашим родом грозу, а потом вновь попытаться восстановить своё доброе имя.

Благодаря совершенной акустике, трагический голос рассказчицы чётко доносился не только до самых верхних скамеек, но и ясно звучал в переполненном людьми коридоре.

— Однако погоня продолжала упорно преследовать их, не давая никакой возможности скрыться. Тогда отец решил временно покинуть Империю и укрыться на Западном побережье, а чтобы сбить врагов со следа, отправился через Рифейские горы по тропе, о которой узнал от тамошних горцев.

— Где и погиб! — рявкнул Аттил. — Об этом все знают!

— Кроме Нера Фабула Ценсора! — огрызнулась Ника. — Иначе, зачем он явился со своими людьми в Канакерн, где продолжил искать моих родителей!

— Опять ложь! — вновь завопил ужасно недовольный бородач. — Фабул добрался только до Рифейских гор! Он убедился в смерти сына господина Госпула Юлиса Лура и вернулся в Радл, чтобы доложить императору!

— Я лишь повторяю то, что говорил отец! — отчеканила рассказчица. — А он ещё ни разу в жизни меня не обманывал!

— Ну, здесь легко установить истину, господин Аттил, — вступил в разговор Касс Юлис Митрор. — Достаточно посмотреть документы суда над заговорщиками.

— Это необходимо сделать как можно быстрее, господин Квант! — потребовал сенатор Аттил, потрясая указательным пальцем.

Меланхолично кивнув крючковатым носом, викесарий обратился к писцам:

— Укажите: к следующему заседанию затребовать в хранилище показания Нера Фабула Ценсора об аресте родственников сенатора Госпула Юлиса Лура.

Один из невольников принялся тут же царапать бронзовой палочкой по навощённой табличке.

Убедившись, что его распоряжение выполняется, старик, пожевав сухими губами, неожиданно изрёк:

— В те годы я служил квестором и принимал некоторое участие в расследовании заговора Китуна. Прошло уже много лет, но я прекрасно помню, что отряд Фабула вернулся в Радл последним. Он очень жалел, что так и не сумел найти сына сенатора Юлиса на Западном побережье.

По залу прокатился лёгкий шум. В коридоре кто-то хихикнул, но на него тут же зашикали. Аттил мрачно насупился, скрестив руки на груди.

Посчитав инцидент исчерпанным, Ника продолжила:

— Пока мама пряталась на съёмной квартире, отец, отчаявшись найти спасение у цивилизованных народов, решил скрыться где-нибудь очень далеко, у тех из варварских племён, что не отличаются особенной кровожадностью. Тогда один из мореходов — господин Картен предложил ему отправиться в Некуим. Земля та велика, а путь до неё известен далеко не каждому мореплавателю.

Она остановилась, переводя дух и как бы обозначая окончание первой части своего повествования.

— Из какого города или деревни ваш отец отправился через Рифейские горы, госпожа Юлиса? — поинтересовался незнакомый сенатор. — Где начинается та неизвестная тропа?

— Я не знаю, — равнодушно пожала плечами девушка. — Отец никогда не называл то место. После смерти мамы он вообще не любил говорить о том, что с ней связано. В том числе и об их бегстве из Империи.

— Так вы даже не знаете, где скрывались ваши родители перед тем, как оказаться в Канакерне? — тёмные брови собеседника чуть приподнялись, а в голосе прозвучала нескрываемая ирония. — Об этом ваш отец тоже ничего не говорил?

По залу прошелестел лёгкий смешок. Мельком глянув на дядюшку, Ника увидела, что тот тоже насупился.

— Ну, почему же? — усмехнулась она. — Рассказывал. Сначала они с мамой сбежали в Бенер, потом в Парину, что на границе пустыни. Из неё в Наракий. Название этих городов я запомнила хорошо.

Девушка перечислила ещё пять городов, где пытались найти спасение несчастные супруги.

— Разумеется, это не все места, где им приходилось останавливаться, — с сожалением вздохнула рассказчица. — Но остальные не сохранились в моей памяти. Очевидно, отец их редко упоминал.

— Что случилось с вашими родителями потом, госпожа Юлиса? — воспользовавшись молчанием коллег, спросил Касс Юлис Митрор.

Ника поведала набившую оскомину историю пребывания Лация Юлиса Агилиса и его жены среди аратачей, о тяжёлой жизни в диких лесах, о их тоске по родине, о смерти матери и безутешном горе отца.

— Да это просто очевидное враньё! — взорвался Аттил. — Разве можно поверить в то, что радланский аристократ, представитель славного рода, подарившего Радлу таких отважных героев, как Генерал Крус Юлис Стукум, откажется трусом, выбравшим вместо схватки с преследователями и почётной смерти от меча бесконечное бегство, с последующим прозябанием среди дикарей в их грязных, пропахших дерьмом хижинах!

Последние слова бородач выкрикнул, гневно потрясая кулаками.

Сенаторы начали настороженно переглядываться. Толпа в коридоре глухо заволновалась. Брови Касса Юлиса Митрора озабоченно сошлись к переносице.

— Эта девка клевещет не только на сыновей Госпула Юлиса Лура, но на весь род младших лотийских Юлисов, и поэтому должна быть наказана!

Вот тут попаданке всерьёз поплохело, ибо насколько она сумела разобраться в причудливых переплетениях, изрядно приправленных лицемерием радланской морали, возмущённый оратор в чем-то прав. Не к лицу радланину, да ещё аристократу, бегать от смерти, а тем более прятаться от неё у варваров.

Ника бросила отчаянный взгляд на регистора Трениума, но тот только хлопал ресницами, от чего выглядел совершенно беспомощным. Видимо, она ошиблась, когда полагала, что нынешние владельцы Домилюса не подготовились к встрече с ней.

— Разве не доблесть и бесстрашие являются отличительными чертами истинных аристократов? — продолжал вдохновенно вещать краснобай, принимая картинные позы. — Анк Гегар Тур в одиночку дрался с целым отрядом врагов на мосту через Пану. Эмил Фол Бара, попав в плен к варварам, предпочёл смерть бесчестью! Пирм Нав Белур героически защищал ворота Урии! Так неужели Лаций Юлис Агилис, достойнейший потомок рода младших лотийских Юлисов, позволил бы себе сбежать перед лицом опасности, забыв о долге и чести? Нет, конечно! А значит, эта особа нам лжёт и на самом деле не имеет никакого отношения к славному Госпулу Юлису Луру!

Чувствуя, что буквально задыхается под валом самой откровенной и дешёвой демагогии, которая, однако, явно находит отклик у слушателей, девушка, не выдержав, закричала, без труда перекрыв голос болтуна:

— Не сметь так говорить о моём отце!!!

Руки её до боли сжались в кулаки, верхняя губа чуть приподнялась, словно в оскале, а по телу как будто пробежали электрические искры. За последние годы она невольно стала считать Наставника, если не отцом, то очень близким человеком, а ни одна дочь в её понимании не может спокойно реагировать на подобные оскорбления.

Однако в этом случае ораторша, видимо, слегка переборщила, потому что побледневший дядюшка принялся судорожно приглаживать короткие волосы не одной, а сразу двумя руками. И прочие присутствующие тоже явно обалдели от подобной дерзости.

— Да она обезумела! — взревел раненым бизоном Аттил. — Стража, хватайте мерзавку! Она посмела поднять голос на сенатора!

Однако стражники не двинулись с места, вопросительно глядя на тоже пребывавшего в ступоре викесария.

Лихорадочно обдумывая сложившуюся ситуацию, Ника с предельной ясностью поняла, что любые извинения или оправдания сейчас будут равносильны признанию правоты слов оппонента, следовательно, ей остаётся только и дальше вести свою линию.

— Я никому не позволю оскорблять моего отца! Он бежал, выполняя приказ родителя и спасая мою мать! Но разве истинный радланин не должен чтить волю предков и заботиться о членах семьи? Так чем же Лаций Юлис Агилис запятнал свою честь?

Медленно поворачиваясь, девушка обвела тяжёлым взглядом начинавших приходить в себя зрителей.

— Напомню тем, кто плохо слышит, Нер Фабул Ценсор со своими людьми так и не нашёл моих родителей! Ему не удалось загнать их в такое положение, когда единственным достойным выходом остаётся самоубийственная схватка. И у кого-то язык поворачивается назвать это трусостью?! Тогда почему Мета Корнелла Стара в Радле считают героем, хотя он почти месяц уводил легионы от войск барцев?

— Потому что Корнелл их всё-таки разбил! — выкрикнул кто-то из сенаторов.

— А мой отец спас свою жену и дал мне возможность появиться на свет! — мгновенно среагировала Ника, вызвав своим замечанием смешки в коридоре.

— Заставив её жить в дремучем лесу среди диких варваров, где достойной дочери радланского народа приходилось делать самую грязную работу, которую у нас выполняют только рабы! — вскричал переполненный благородным негодованием сосед Аттила. — Не достойнее было бы убить её сразу, чем подвергать подобным мучениям? Как поступил когда-то достославный Пелемий, не дав царю Прегаму обесчестить свою сестру?

— Да, лучше бы он так и поступил! — негромко, но вполне отчётливо пробормотал брат нынешнего владельца Домилюса, но девушка уже не обращала на него внимания, сосредоточившись на новом противнике.

"Хочешь проверить: кто из нас лучше знает историю? — усмехнулась она, лихорадочно перебирая в памяти многочисленные рассказы Наставника. — Ну, давай посмотрим".

— Во времена второй тернусской войны, когда полчища укров разграбили и сожгли Радл, жители его укрылись на вершине сенельского холма. После месяца осады там тоже, наверное, пахло не розами. Воды не хватало даже для питья. Но мужи самых знатных родов почему-то не убили своих жён, наоборот, хранили и берегли их, как подобает радланам.

— Не показывайте нам лишний раз своё невежество! — презрительно скривился сосед Аттила. — Тогда люди знали, что враги рано или поздно уйдут и…

— А моя мать знала, что справедливость восторжествует! — резко оборвала его ораторша. — И она не виновата, что это случилось для неё слишком поздно. Мои благородные родители стойко перенесли все ниспосланные судьбой испытания. И упрекать моего отца в трусости может только… очень недалёкий человек!

— Как можно позволять этой нахалке так разговаривать с мужчиной, да ещё и представителем власти!? — лицо собеседника от злости стремительно бурело и стало походить цветом на варёную свёклу. — Если вы, господин Квант, не заставите наглую девку заткнуться, я сделаю это сам!

Видимо, не на шутку разозлившись, он попытался выбраться со своего места, чтобы спуститься на площадку и примерно наказать грубиянку. Однако сосед крепко схвати его за руку, что-то прошептав себе под нос.

— Спокойнее, господин Валер, спокойнее, — викесарий поднял тощую высохшую руку, напоминающую куриную лапку. — Садитесь, а вы, госпожа Юлиса…

Старик гневно сверкнул глазами из-под сурово сведённых к переносице бровей.

— Не забывайтесь, где находитесь и с кем говорите! Ещё раз позволите себе подобное вызывающее поведение, и мы не станем вас слушать. Вам ясно?

— Да, господин Квант, — мысленно переводя дух, Ника поклонилась. — Прошу простить мою несдержанность, господа Сенат. Я признаю свою ошибку и обещаю больше не позволять себе лишнего.

Несмотря на грозное предупреждение и суровый вид, девушке показалось, что в голосе собеседника прозвучали нотки одобрения. Но, видимо, это заметила только она, потому что крайне недовольная физиономия дядюшки не предвещала племяннице ничего хорошего, а демонстративно скрещённые на груди руки только усиливали тревожные ожидания.

— Доброе имя господин Госпула Юлиса Лура восстановлено уже двенадцать лет назад, — вкрадчиво проговорил сенатор, сидевший на скамье позади викесария. — Почему же вы вернулись только сейчас?

Ника обстоятельно поведала о тот, как после смерти матери убитый горем отец перестал интересоваться новостями из Империи и только после вещего сна попросил своего друга выяснить судьбу оставшихся в Радле родственников.

— Вернувшись на следующий год, господин Картен рассказал, что негодяя, оклеветавшего Госпула Юлиса Лура, казнили, и сенатор с сыновьями оправдан. К сожалению, отец к тому времени настолько отчаялся, что просто не поверил хорошим новостям и дал задание мореходу перепроверить всё ещё раз. Один из торговых партнёров господина Картена, посещая столицу, зашёл в здание Сената, и ему показали выбитое на стене имя моего деда. Только после этого отец поверил.

— И почему же он не вернулся на родину, о которой так мечтал? — не давая ей закончить, насмешливо фыркнул Аттил.

— Он посчитал себя слишком старым для такого долгого и тяжёлого путешествия, — разъяснила девушка, и предвосхищая уже ставший привычным вопрос, добавила. — Я долго отказывалась плытьодна, умоляя отца позволить мне остаться, чтобы скрасить остатки его дней. Но он приказал мне отправиться в Радл, и я не смогла ослушаться.

Вытащив из-за тоненького пояса чистенький белый платочек, Ника торопливо промокнула заблестевшие глаза.

— Неужели вы и теперь не видите, что она просто морочит нам головы?! — вновь возопил скандальный сосед Аттила.

— Почему вы так решили, господин Валер? — с какой-то странной усмешкой поинтересовался сенатор с выпирающим брюшком.

— Вы бы сами, господин Фабий, рискнёте отправить свою дочь одну на корабле, полном разнузданных матросов? — вопросом на вопрос ответил тот, и не дожидаясь ответа с жаром продолжил. — И не один радланский отец, дорожащий честью своей дочери так не поступит. Не мог этого сделать и Лаций Юлис Агилис! Вот почему я утверждаю, что перед нами самозванка, подлая мошенница, обманом пробравшаяся в семью уважаемого господина Септиса!

И вновь, как уже случалось совсем недавно, девушка с тревогой заметила, как, слушая эту ахинею, важно кивают "народные избранники", а из глубины коридора явственно донёсся тихий одобрительный шепоток.

— Что вы на это скажете, госпожа Юлиса? — недобро усмехаясь, поинтересовался викесарий.

— Мой отец говорил, что у каждого настоящего мужчины обязательно есть враги, — медленно, словно шагая по тонкому льду, пробормотала Ника, приписав Наставнику вольную переделку высказывания Тита Турия Плавста из его "Записок наблюдателя". — И друзья, всегда готовые прийти на помощь в самый трудный час, прикрыть в бою и не предать даже под угрозой смерти.

Она обвела взглядом невольно притихший зал.

Большинство присутствующих, как на мраморных скамейках, так и в коридоре, внимали ей, едва ли не затаив дыхание. Так что наступившую тишину нарушало только монотонное жужжание вившихся под куполом мух. Теперь ораторше предстояло самое трудное: с толком используя всеобщее внимание, ненароком не испортить ту еле наметившуюся приязнь со стороны слушателей, которую она начинала явственно ощущать.

— Теперь-то я понимаю, — с сочувствием глянув на криво ухмылявшегося Валера, вздохнула девушка. — Что даже не все сенаторы благословлены этим даром богов. Но в отличии от них у моего отца есть верный и надёжный товарищ. Это господин Мерк Картен — мореход и консул вольного города Канакерна, что на Западном побережье. Он сказал, что на его корабле моей чести ничего не угрожает и, как достойный человек, сдержал своё слово. А те, кто с умным видом рассуждают о разнузданных матросах, не иначе как встречали их только в кабаках, ни разу не выходя в море. Иначе знали бы, что власть капитана в плаванье абсолютна и непререкаема. Одного его слова достаточно, чтобы нарушитель приказа отправился в царство Нутпена с перерезанным горлом. Надеюсь, я ответила на ваш вопрос, господин Квант?

Викесарий величественно кивнул, а регистор Трениума, наконец-то расцепив руки, довольно улыбнулся, с гордостью посмотрев на соседа, в котором Ника к несказанному удивлению узнала Вилита Тарквина Нира — младшего сына императора Константа Великого.

— Так вы утверждаете, что пересекли Западный океан? — с нескрываемым недоверием поинтересовался молодой сенатор, самое большее лет на пять старше Ники. — Разве это возможно? Там же край земли.

— О лежащих за океаном землях писал ещё Генеод Феонский в трактате "О сути вещей", — ответила девушка, изо всех сил стараясь избежать наставительного тона. — В городах Западного побережья никто из мореходов не считает Некуим сказкой. Другое дело, что путь туда долог тяжёл и опасен. В чём я смогла убедиться лично. Вначале небожители не слишком благоволили нашему путешествию…

Решив хотя бы немного отдохнуть от злых вопросов, она обстоятельно рассказала о злоключениях их корабля, попавшего в объятия Змеи, о страданиях, голоде, жажде и о горячих молитвах богам, которые в конце концов оказались услышаны.

— Но кто это может подтвердить, госпожа Юлиса? — всё с тем же скепсисом усмехнулся собеседник.

— В первую очередь сам господин Картен, — сказала Ника и стала перечислять. — Потом ещё Крек Палпин — его старший матрос. Матросы: Мулмин, Нут Чекез, Гас Мрек. Вам достаточно?

— Они из Канакерна? — пожелал уточнить сенатор.

— Да, — подтвердила рассказчица. — Там их дома и семьи, о которых надо заботиться.

— Предлагаю отправить в Канакерн гонца с письмом! — вскричал Аттил. — Пусть консулы выяснят: проживают ли в городе эти люди и возьмут с них клятву в том, что на одном корабле с ними из Некуима прибыла дочь Лация Юлиса Агилиса. И только после получения этих сведений вернуться к рассмотрению прошения господина Итура Септиса Даума.

Из коридора донёсся тихий, но явственный вздох разочарования. Регистор Трениума сморщился как от зубной боли, а сенатор Касс Юлис Митрор ядовито осведомился:

— К чему все эти сложности, господин Аттил? Всё же и так ясно. Девушка — внучка Госпула Юлиса Лура. Родственники её узнали. На все вопросы она дала чёткие и аргументированные ответы. Так зачем же откладывать?

— Чтобы принять единственное правильное решение, мы обязаны во всём разобраться! — огрызнулся оппонент. — Сенат не может позволить себе ошибиться в решении столь уникального и щекотливого вопроса.

— Это не разбирательство! — решительно возразил Касс Юлис Митрор. — Это мелочные придирки. Вы пытаетесь тянуть время, господин Аттил. Но почему? Возможно, потому, что бывшие родовые земли младших лотийскох Юлисов теперь принадлежат вашему брату?

Зрители глухо зароптали.

— Вы обвиняете меня в нечестности, господин Юлис? — вскричал собеседник.

— Я лишь спрашиваю, господин Аттил, — с тонкой, понимающей улыбкой уточнил Касс Юлис Митрор.

— Нет, конечно! — гордо вскинул подбородок Аттил. — Я забочусь только о строжайшем соблюдении имперских законов и надлежащем исполнении поручения государя.

Из коридора донеслось язвительное хихиканье. Некоторые из "народных избранников" усмехались или отворачивались.

— Тихо! — проворчал Квант, а его коллега с выпирающим брюхом спросил:

— Какие-нибудь вещественные доказательства вашего родства с господином Лацием Юлисом Агилисом имеются?

— Разумеется, — подтвердила Ника. — Мой отец прислал письма господину Итуру Септису Дауму, его уважаемой матери и сёстрам. Кроме того, он отдал мне свой фамильный перстень.

Она сняла с пояса кошелёк и достала из него золотое кольцо с печатью. Поднявшись на второй ярус скамеек, девушка с поклоном протянула реликвию любознательному сенатору. Тот, бегло осмотрев его, протянул соседу сверху.

— Что скажете, господин Фабр?

Пожилой, сухопарый мужчина с надменным лицом внимательно осмотрел перстень, поднеся его почти вплотную к глазам.

— Работа, несомненно, старинная, и это определённо герб младших лотийских Юлисов.

— Как будто трудно изготовить подделку, — не удержался от комментария Аттил.

Но выступающая уже совершенно определённо чувствовала, что симпатии большинства присутствующих явно на её стороне.

Терпеливо дождавшись, когда сенаторы закончат осмотр перстня, она вернулась на площадку, где застыла в полной готовности отвечать на следующие вопросы.

— Когда вы прибыли в Канакерн, госпожа Юлиса? — поинтересовался кто-то, и услышав дату, удивился. — Вы так много времени провели в море?

— Не совсем, — покачала головой девушка. — Ветер, что вырвал корабль из объятий Змеи, отнёс его далеко на север и пригнал к берегам варваров.

Она рассказала, как хорошо встретили их ганты, и как в благодарность за это господин Картнен спас их женщин и детей.

Ника искренне полагала, что во всей её истории именно эта часть выглядит наиболее неправдоподобной. Однако в Сенате, как и везде в Радле, варварами тоже никто не заинтересовался. Только Валер уже привычно спросил: "Кто это сможет подтвердить?"

Девушке вновь пришлось называть имена мореходов. Дальше всё пошло как по маслу ровно до того момента, когда она заговорила о бродячих артистах.

— Как же друг вашего отца позволил его дочери отправиться в дальний путь вместе с такими плутами и мошенниками? — ожидаемо поинтересовался Аттил.

— К сожалению, господин Картен всего лишь простой смертный, — выдала уже обкатанный ответ рассказчица. — А даже самые умные люди иногда всё же допускают промахи. Во многом я и сама виновата. Желание попасть на родину заставило забыть об осторожности, вот я и уговорила господина Картена как можно быстрее подобрать мне спутников до Империи.

— Это похвально, госпожа Юлиса, что вы осознаёте свои ошибки, — благожелательно кивнул Квант.

Благодаря многочисленным тренировкам, Ника без особого труда отбивалась от стандартных вопросов и обвинений. Она почти без запинки сыпала названиями городов, местечек, постоялых дворов, легко вспоминая их хозяев.

Объяснив Валеру, как ей удалось скрыться от артистов урбы Гу Менсина, девушка в изнеможении замолчала, не зная, то ли продолжать дальше свою историю, то ли дождаться новых вопросов.

Поскольку во рту от долгой болтовни пересохло, да и чувствовала она себя как выжатый лимон, твёрдо держась на ногах только благодаря силе воли, Ника решила предоставить инициативу сенаторам.

— Кто-нибудь ещё желает что-то спросить у госпожи Юлисы? — скрипучим голосом поинтересовался викесарий, лениво оглядывая трибуны, и не дождавшись ответа, обратился к девушке. — Вам следует покинуть здание Сената, госпожа Юлиса.

— Благодарю вас, господа, за то, что нашли время меня выслушать, — поклонилась та. — Да пошлют вам боги долгих лет и мудрости принимать только правильные решения.

Гордо вскинув голову, Ника направилась к по-прежнему запруженному народом выходу из зала.

— Я останусь, — коротко бросил дядюшка, выразительно скрестив руки на груди. — Лептид, проводи госпожу Юлису на площадь.

— Хорошо, — скорчив недовольную гримасу, поспешно отозвался сын.

— Здравствуйте, ваше высочество, — на ходу поклонилась девушка принцу.

Коротко кивнув в ответ, тот обернулся к застывшим за спиной спутникам: Герону и молодому мужчине, лет двадцати пяти, которого Ника уже видела, но имени не знала. — Пойдёмте, господа, нам здесь больше нечего делать.

Оказавшись в коридоре, она обратила внимание на то, что людей там значительно поубавилось. Очевидно, не у всех хватило терпения дождаться до конца нудного и продолжительного допроса.

Сама она очень устала. Хотелось есть, сходить в туалет и узнать: чем же так недоволен дядюшка?

— Я сделала что-то не так, господин Септис?

Бросив тревожный взгляд на приближавшегося принца, двоюродный братец торопливо прошептал:

— Отец считает, что вы вели себя слишком дерзко и вызывающе!

"Вот батман! — устало выругалась про себя попаданка, пробираясь к дверям. — Да что ещё оставалось делать, когда меня, можно сказать, мордой по полу возили: то самозванкой объявляли, то отца называли трусом? И на такое помалкивать? Аристократка я в конце концов или нет?"

На миг ей показалось, что в поле зрения мелькнуло знакомое лицо, но тут их догнал широко улыбавшийся Вилит.

— Клянусь Фиолой, блестящее выступление, госпожа Юлиса! Вы ни в чём не уступили этим старым пустозвонам!

— Можно подумать, отец обучал вас ещё и риторике, — рассмеялся один из спутников принца.

За его спиной уже собралась небольшая толпа, с любопытством ловившая каждое слово.

— Что вы, господин Герон, — смутилась Ника. — Эта наука девушкам уж точно ни к чему. Ораторское искусство — важнейшая часть политики, а политика — привилегия и обязанность мужчин.

Судя по довольным улыбкам, ответ явно пришёлся молодым людям по душе.

— Вы дождётесь оглашения решения Сената, госпожа Юлиса? — спросил Вилит.

— Хотелось бы, ваше высочество, — вздохнула та. — Но я очень устала. Всё-таки одно дело — просто рассказывать о себе, и совсем другое — отвечать на вопросы таких важных людей.

Она обернулась к двоюродному брату, который с недоумением смотрел то на неё, то на сына императора.

— Как бы мне поскорее попасть домой, господин Септис?

— Отец не сказал, что вы можете уйти! — неожиданно выпалил сынок регистора Трениума.

— Но он и не приказывал мне стоять здесь! — напомнила девушка, сведя брови к переносице.

Вот тут Лептид Септис Сенс явно растерялся и принялся с тревогой оглядываться по сторонам. Внезапно лицо его оживилось.

— Господин Морон! — вскричал он, помахав рукой.

Изо всех сил стараясь ненароком не задеть принца и его важных спутников, сквозь толпу протиснулся знакомый коскид, и поклонившись сыну императора, поинтересовался:

— Вы звали меня, господин Септис?

— Да, господин Морон, — важно подтвердил тот. — Вернитесь в Сенат и потихоньку скажите отцу, что госпожа Юлиса просит отпустить её домой.

— Если девушка устала, нечего ей здесь делать, — проворчал Вилит.

— Пусть отдохнёт! — немедленно поддержали его зеваки. — Три часа такого разговора не каждый мужчина выдержит. Она всё-таки девушка, а не легионер, чтобы весь день на ногах стоять.

— Господин Септис прав, ваше высочество, — поспешила заступиться за родственника двоюродная сестра, мысленно изумившись: "Надо же, целых три часа! Вот поэтому у меня нет сил и в туалет хочется". — Я обязательно должна спросить разрешения у дяди. Он же старший в моей семье.

— Тогда давайте хотя бы спустимся на площадь, — насупившись, предложил принц, и не дожидаясь ответа, направился к лестнице.

Ника на миг замешкалась, поскольку в теперешнем состоянии не испытывала ни малейшего желания общаться с кем бы то ни было, особенно с отпрыском Константа Великого.

— Ну, что встали, госпожа Юлиса? — нетерпеливо проворчал Лептид Септис Сенс. — Пойдёмте, Морон нас и там найдёт.

Невольно морщась от тяжести внизу живота, девушка последовала за принцем. Спускаясь по ступеням, она внимательно оглядела площадь в поисках паланкина господ Септисов. Но так его и не увидела.

— Госпожа Юлиса! — окликнули её их толпы. — Вы в Некуиме вермов видели? Ну, людей с копытами на ногах.

— А правда, что дикари там людоеды? Вы встречали в море чудовищ? Говорят, океан просто кишит ими. А города? В Некуиме есть города, похожие на наши?

Не в силах больше слушать подобный бред, девушка резко развернулась, и с трудом проглотив вязкую слюну, прохрипела:

— Добрые граждане Радла, проявите милосердие. Мне только что пришлось так долго отвечать на вопросы господ сенаторов. Я ужасно устала, мне тяжело говорить. Я жила в лесу и не видела ни городов, ни людей с копытами. Пожалуйста, во имя Ноны, Диолы и Артеды, оставьте меня в покое.

На какое-то время сопровождавшие её люди стушевались. Кто-то даже повернул обратно в здание Сената. Однако, не успела она спуститься к подножью лестницы, как глупые вопросы опять посыпались, словно горох из продырявленного мешка. Мысленно выругавшись, Ника решила просто больше не обращать на них внимания. А вот слова принца она игнорировать не рискнула.

— Неужели вы пойдёте пешком в такую даль?

— Нет, конечно, ваше высочество, — с натужным смешком опередил её двоюродный братец. — Паланкин должен быть где-то здесь. Наверное, эти бездельники спрятались где-нибудь, чтобы никому не мешать.

— Я слышал, у вас хватает и других, гораздо более серьёзных неприятностей, госпожа Юлиса? — не обращая внимания на слова Лептида Септиса Сенса, вежливо поинтересовался Вилит то ли насмешливым, то ли сочувственным тоном.

— О чём вы, ваше высочество? — с трудом разомкнув пересохшие губы, пролепетала девушка, теряясь под градом тревожных мыслей: "Какие-такие "неприятности"? Неужели пронюхал о письме к императрице? Что, если он его читал? А вдруг возьмёт и спросит при Лептиде? Типа отомстит за то, что я его бортанула. И что тогда? Вот батман!"

— Я недавно разговаривал с господином Акцием, — как ни в чём не бывало продолжил принц, не сводя с неё пристального, изучающего взгляда. — И искренне вам сочувствую.

Ника почувствовала, как по и без того мокрой от пота спине пробежала противная холодная струйка. Глянув на явно озадаченного происходящим сынка регистора Трениума, она взяла себя в руки и гордо выпрямилась.

— Надеюсь, болезнь отступила? — после короткой, но ясно обозначенной паузы закончил сын императора.

"Знает! — мысленно охнула девушка, едва не застонав от облегчения. — И про письмо, и о том, что я передала его через Авария. Иначе к чему такие толстые намёки? Но это значит, что оно попало к императрице, и на её помощь можно не рассчитывать. Теперь только бы Септисы о нём подольше не пронюхали".

— Мне уже лучше, ваше высочество, — наконец смогла она выдавить из себя нечто похожее на улыбку.

— Здоровье надо беречь, госпожа Юлиса, — чуть насмешливо посоветовал Вилит. — Вам ещё замуж выходить.

После этих слов у Ники с неслышным громовым треском лопнула последняя надежда на то, что её подозрения всего лишь бред измученного сознания. Собеседник совершенно определённо в курсе не только факта наличия письма, но и его содержания.

— Я бы предпочла с этим не спешить, ваше высочество, — приходя в себя, пробормотала девушка. — Отец желал, чтобы я вначале вернула себе родовые земли младших лотийских Юлисов. Но…

Она выразительно посмотрела на притихшего двоюродного братца.

— … все в руках богов и господина Септиса.

— С вашей красотой и поместьем в качестве приданого женихи сразу появятся, — опять-таки с каким-то непонятным намёком усмехнулся принц. — Вашему дяде останется только выбрать самого достойного.

"Ну, что ты от меня хочешь?! — мысленно взвыла Ника. — Чего пристал?"

Однако вслух сказала:

— Я молю богов о том, чтобы они помогли ему не ошибиться.

И вновь красноречиво глянула на Лептида Септиса Сенса.

Однако собеседник то ли не замечал её очевидных знаков, то ли попросту проигнорировал, задав очередной неудобный вопрос:

— Вы, что же, госпожа Юлиса, сомневаетесь в том, что господин Септис сумеет подобрать вам хорошего мужа?

Старший отпрыск регистора Трениума недовольно засопел.

— Смертному никогда не помешает помощь богов, ваше высочество! — почти огрызнулась девушка.

Неизвестно, до чего бы они так договорились, но тут прибежал Морон, и тяжело дыша, сообщил:

— Господин Септис велит госпоже Юлисе подождать его на площади. Он сказал, что сенаторы уже скоро закончат.

Видимо, усталость от многочасового допроса сенаторов, странные речи принца и общее физическое состояние настолько её вымотало, что Ника не смогла скрыть своего крайне негативного отношения к распоряжению дядюшки.

Лептид Септис Сенс злорадно усмехнулся, а Вилит внезапно заявил:

— Тогда давайте зайдём в трактир "Лоза Нолипа". Он здесь рядом. Госпоже Юлисе не помешает промочить горло, а то она совсем голос потеряла, дышит, как легионер после марша.

"Сам бы попробовал три часа без перерыва языком молоть!" — неприязненно подумала девушка. Но предложение ей понравилось, и она была готова тут же отправиться в указанное заведение, можно даже бегом.

— Отец приказал нам ждать на площади, ваше высочество, — растерянно промямлил двоюродный братец.

— Так "Лоза Нолипа" тоже на площади! — рассмеялся Герон. — Вон вывеска, слева от памятника Ипию Курсу.

Посмотрев в указанном направлении, Ника заметила ярко блестевшую на солнце виноградную кисть, искусно собранную из начищенных медных шариков.

— А господин Морон расскажет господину Септису, где вас искать, — поддержал принца второй его спутник.

— Нет, господа, — продолжал ломаться отпрыск регистора Трениума. — Уместно ли девушке столь знатного рода посещать трактиры?

"Обмочиться перед Сенатом будет, конечно, гораздо уместнее!" — зло скрипнула зубами двоюродная сестра. Страх того, что Вилит проговорится о её письме к императрице, слегка отступил, и Ника с новой силой ощутила резь внизу живота.

— "Лоза Нолипа" — очень приличное заведение, — заверил Герон. — Туда даже сенаторы заглядывают отведать аржейского.

Очевидно устав от дискуссии, принц, не оглядываясь, зашагал через площадь.

На миг задержавшись, Ника подумала: "Если трактир такой крутой, уборная там точно есть", — и поспешила за сыном императора.

Тогда уж и Лептиду Септису Сенсу ничего не оставалось, как отправиться вслед за ней.

Возле высокой, щедро украшенной резьбой двери их встретил красивый широкоплечий раб в серой тунике и с ярко начищенной медной табличкой на груди.

Судя по всему, принца здесь хорошо знали.

— Здравствуйте, ваше высочество, — подобострастно поклонился невольник. — Хвала бессмертным богам за то, что мы вновь удостоились счастью вас видеть.

— Привет, Милав! — небрежно кивнул Вилит. — Твой хозяин всё ещё продолжает разбавлять аржейское всякой дрянью?

— Как можно, ваше высочество! — мужественное лицо раба скривилось в жалобной гримасе. — У нас всегда всё самое лучшее: и вино, и кушанья, и девочки, и мальчики.

Но принц уже не обращал на него внимания.

В просторном, залитом солнечным сетом зале с мозаичным полом и искусно расписанными стенами вольготно расположились два десятка круглых мраморных столиков, из которых занятыми оказались только четыре. Солидные господа негромко беседовали, потягивая вино из широких чаш на тонких ножках, и изредка закусывали чем-то совершенно непонятным.

Из-за высокой стойки колобком выкатился круглый пузатый человечек с красным добродушным лицом и маленькими цепкими глазками.

— Ваше высочество! Какая честь, ваше высочество! Хвала небожителям, что вы наконец-то вспомнили о моём скромном трактире!

— Здравствуй, старый плут, — добродушно усмехнулся принц. — Подай нам аржейского и холодной воды, а уж смешаем мы сами. Не так ли, господин Сциний?

— Точно так, — важно подтвердил ранее незнакомый Нике спутник Вилита. — Да смотри, только настоящего аржейского, а не того, которым торгуют на базаре!

— Ну, что вы! — всплеснул руками колобок. — У нас всё только самое лучшее и вино, и…

— Ладно! — раздражённо махнул рукой Вилит. — Иди уже!

Владелец заведения удалился, горестно качая головой и что-то тихо бормоча себе под нос. А младший сын императора подошёл к столику у забранного бронзовой решёткой окна, выходившего на площадь перед Сенатом.

Чуть приотстав, племянница регистора Трениума схватила за руку проходившую мимо смазливую невольницу с пустым подносом.

— Где здесь уборная? Да не ори на весь зал!

Подавальщица глянула на сопровождавших странную посетительницу молодых мужчин, и понимающе кивнув, шепнула:

— Пойдёмте, госпожа, я покажу.

— Вы куда, госпожа Юлиса? — вскричал двоюродный братец, уже готовый опустить тощее седалище на табурет.

— Сейчас вернуть, господин Септис, — поспешила заверить его сестра.

— Я провожу вас! — решительно заявил тот.

— В том месте, куда я направляюсь, господин Септис, — зло скривилась девушка. — Ваша помощь мне точно не понадобится!

— Оставьте её, господин Септис, — усмехнулся принц.

Услышав за спиной дружный и очень обидный смех, Ника ощутила, как лицо заливает краска невольного стыда, чего с ней уже давненько не случалось.

"Вот батман! — раздражённо думала она, шагая вслед за рабыней. — На корабле за борт мочилась и то так… по-дурацки себя не чувствовала".

За стойкой оказался широкий проход, откуда одуряюще пахло свежим хлебом, оливковым маслом и жареным мясом. Ещё один поворот. Провожатая отодвинула в сторону плотную циновку, открыв взору небольшой закуток, где в мраморном сиденье чернели продолговатые отверстия, а в корзине лежали пучки перьев.

Отыскав в кошельке медную монетку, девушка попросила рабыню проследить, чтобы ей никто не мешал. Подавальщица явно удивилась, но денежку взяла.

Возвращаться в зал, где её дожидался принц с приятелями, да ещё и двоюродный братец, было почему-то ужасно стыдно.

Ника несколько минут накручивала себя только для того, чтобы подойти к столу с как можно более равнодушным лицом, подчёркнуто не замечая их противных, насмешливых улыбок.

За время её отсутствия появилась небольшая амфора в специальной подставке, кувшин с водой, широкий сосуд для смешивания и серебряные чаши.

— Неужели общаться с нашими сенаторами страшнее, чем плыть по океану, госпожа Юлиса? — явно издеваясь, поинтересовался Герон.

— Угощайтесь, госпожа Юлиса, — его приятель радушно пододвинул к девушке широкий плоский бокал на тонкой ножке, чем-то похожий на старинные вазочки для мороженого. — Настоящее аржейское. На сей раз хозяин не смухлевал.

— А вы сами как-нибудь попробуйте, господин Герон, — предложила девушка, делая осторожный глоток. — С сенаторами вы знакомы, осталось только до Некуима сплавать. Вот тогда и оцените.

— Но мне интересно ваше мнение, — продолжал приставать настырный красавчик.

— Слишком резкий вкус, — покачала она головой, возвращая чашу на стол. — Нельзя ли добавить ещё воды, господин Сциний?

— Пожалуйста, — с готовностью согласился тот.

— Сейчас гораздо лучше, — удовлетворённо причмокнула губами девушка. — Я слишком мало времени провела в Сенате, господин Герон, чтобы составить сколько-нибудь определённое мнение, а первые впечатления часто бывают слишком обманчивы.

— Чтобы понять, что море солёное, достаточно одного глотка, госпожа Юлиса, — усмехнулся собеседник.

— В тех местах, где в море впадают могучие реки, вода делается пресной на протяжении многих арсангов, господин Герон, — отпарировала та, взяв с чёрно-красного керамического блюда крошечный пирожок. — И если сделать глоток там, то можно и не догадаться, что чуть дальше вода солёная.

Приятель принца звонко рассмеялся, а двоюродный братец презрительно фыркнул.

— Откуда вы это знаете, госпожа Юлиса, — улыбнулся Вилит.

— Из "Размышлений о келлуанской войне", ваше высочество, — ответила Ника. — Ипий Курс писал, что в особенно обильные разливы Лаума вода у берегов Нидоса становилась пресной.

Не глядя на слегка стушевавшихся молодых людей, она взяла ещё один пирожок.

— И если предположить, что где-то есть реки, более полноводные чем Лаум, то живущие на её берегах люди могут и не знать, что вода в море солёная. Во всяком случае, для того, чтобы это выяснить, глотков придётся сделать много. Поэтому ваше утверждение, господин Герон, кажется мне довольно спорным. Для правильных выводов нужен более длительный анализ.

Принц вновь рассмеялся, но на этот раз беззвучно.

— И где же текут такие реки, госпожа Юлиса? — дурашливо вскинул брови вновь вернувший себе прекрасное расположение духа собеседник. — Уж не в Некуиме ли?

— Не знаю, — беспечно ответила она. — Мир велик. Во всяком случае, гораздо больше того, что изобразил на своей карте Приклид Хиосский.

— У вас богатое воображение, госпожа Юлиса, — усмехнулся принц.

— Мне трудно судить, ваше высочество, — скромно потупила глазки девушка. — Со стороны виднее.

— Что намереваетесь делать с имением, госпожа Юлиса? — спросил спутник Вилита, исполнявший обязанности виночерпия, вновь наполняя её чашу.

— Сначала мне его надо вернуть, господин Сциний, — покачала головой собеседница. — А наши сенаторы, кажется, не очень торопятся исполнять законы, принятые их предшественниками.

— Просто они вам не верят, госпожа Юлиса, — не удержался от ядовитой шпильки двоюродный братец. — Уж слишком необыкновенно выглядит ваша история… со стороны.

— Вы тоже в ней сомневаетесь? — подавшись вперёд, тут же спросил Вилит.

— Госпожу Юлису узнали отец и бабушка, ваше высочество, — с заметной иронией в голосе ответил отпрыск регистора Трениума. — Как же я могу им не верить?

Многозначительно хмыкнув, сын императора посмотрел на Нику.

— Наяву, ваше высочество, порой происходят такие вещи, которые не придумает ни один сказочник.

— Например, госпожа Юлиса? — тут же пристал к ней Герон.

— Ну вспомните хотя бы тот случай с неким сотником, о котором писал Гнейс Антон Дин, — тут же отыскала подходящий исторический пример собеседница. — Он пьяным забрёл в лагерь врагов. Однако боги его сохранили, и он не только сумел выбраться целым и невредимым, но и прихватил часть вражеской казны.

— Рун Фарк Беат, — кивнул Сциний. — Я тоже читал об этом случае. Это произошло в "эпоху горя и слёз" неподалёку от Ароера. Там в храме Семрега до сих пор висит серебряный светильник, который он пожертвовал во знаменование своего чудесного спасения.

Девушка могла бы привести ещё несколько "всем известных" случаев из радланской истории, но там речь шла об особо удачных предсказаниях, поэтому, зная трепетное отношение аборигенов ко всякого рода суевериям, решила ограничиться рассказом о чрезвычайно везучем сотнике.

— Я родилась очень далеко отсюда, — проговорила Ника, со спокойной уверенностью глядя в глаза принца. — Я милостью богов счастливо пересекла океан на судне Мерка Картена, и обвинять меня во лжи только на основании того, что кому-то кажется невероятным — просто глупо.

Она обернулась к недовольно хмурившемуся братцу.

— Не так ли, господин Септис?

— Разумеется, госпожа Юлиса, — процедил тот сквозь зубы. — Никого нельзя обвинять без доказательств. Но когда они появляются, расплата бывает беспощадной!

На миг сидевшие за столом замолчали, почти синхронно, как следящие за яркой игрушкой котята, переводя удивлённые взгляды со злобно щерившегося сына регистора Трениума на его племянницу, с подчёркнутым безразличием дожёвывавшую медовую печеньку.

— Вы смелая девушка, госпожа Юлиса, — нарушил неловкое молчание Герон. — Так свободно держать себя в Сенате способен не каждый мужчина. Вам уже приходилось где-нибудь выступать?

Нике показалось, что в вопросе приятеля принца присутствует скрытый намёк. В радланском языке, как и в русском, слово "выступать" означает не только произносить речь, но и петь, танцевать и демонстрировать прочие таланты.

— Случалось, господин Герон, — улыбнулась она одними губами. — В Этригии меня судили за святотатство и едва не приговорили к смерти. Правда, одна бы я там не справилась. Хвала богам за то, что они послали мне искусного адвоката. Но всё равно, на форуме говорить пришлось.

— Так вот откуда у вас такой опыт, — усмехнулся принц.

— Да, ваше высочество, — нисколько не смущаясь, подтвердила собеседница. — В Этригии мне тоже задавали много вопросов и так же как и здесь обвиняли в самозванстве.

В этот момент у входа послышался какой-то шум. Обернувшись, девушка увидела у двери нервно оглядывавшего зал, красного, как помидор, регистора Трениума. Заметив сына с племянницей, он решительно направился в их сторону. По мере приближения его физиономия приобретала всё более естественный цвет, а морщины слегка разгладились. Так что к столу дядюшка подошёл уже просто сильно озабоченным.

— Рад снова вас видеть, ваше высочество, — с достоинством поклонился он принцу. — Благодарю за благосклонное внимание к членам моей семьи. Надеюсь, они вас не утомили?

— Вовсе нет, господин Септис, — ответил любезностью на любезность сын императора. — У нас тут очень интересная беседа завязалась. Присаживайтесь. Господин Сциний, скажите хозяину, путь принесёт ещё чашу.

— Спасибо, ваше высочество, — отвесил ещё один поклон регистор Трениума и взял у соседнего столика табурет, а владелец заведения, видимо, наблюдавший за важными посетителями, уже спешил к ним с подносом.

— Ну что же там решили сенаторы, господин Септис? — спросил Вилит, едва тот сделал первый глоток. — Получит ваша племянница родовые земли?

— Увы, пока нет, ваше высочество, — вздохнул собеседник, вытирая губы. — Они всё-таки собрались направить в Канакерн запрос о том, действительно ли госпожа Юлиса прибыла в их город из Некуима на корабле господина Мерка Картена? И вернутся к рассмотрению нашего дела только после получения ответа.

Лептид Септис Сенс победно улыбнулся, но поймав строгий взгляд папаши, стушевался и потянулся за печеньками.

— Тогда вам осталось лишь немного подождать, господин Септис, — попытался подбодрить регистора Трениума принц. — Канакерн всё же не в Некуиме. Когда придёт ответ, сенаторам не останется ничего другого, кроме как исполнить закон, и имение деда вернётся к госпоже Юлисе.

У Ники имелись свои соображения по этому поводу, но она предпочла не вмешиваться в беседу мужчин.

— Они собираются отменить его уже сегодня, ваше высочество, — неожиданно проворчал её дядюшка.

— Чего? — не понял Вилит.

— Да закон, позволявший женщинам наследовать землю, — пояснил Септис, посетовав. — Лучше бы они так же быстро исполняли законы, как их отменяют.

— Я думаю, это неправильно, — внезапно заявил сын императора. — Мы, радлане, одинаково почитаем и отца, и мать. Так почему бы не позволить единственной оставшейся в роду женщине наследовать землю и недвижимость? По крайней мере до тех пор, пока она вновь не выйдет замуж.

— Вы полагаете, ваше высочество? — вскинул брови регистор Трениума.

— А почему бы нет? — пожал плечами принц. — Вон в Келлуане вдова после смерти мужа спокойно распоряжается всем имуществом. Неужели наши женщины чем-то глупее келлуанок? Как вы думаете, госпожа Юлиса?

Задумавшись, Ника перестала следить за разговором, поэтому пару секунд соображала, о чём же идёт речь. И ещё столько же времени понадобилось на то, чтобы подобрать подходящий ответ.

— Думаю, что любой, кто скажет, будто все радланки какие-то глупые транжиры, просто лжец. Наш долг не только рожать мужу сыновей, но и содержать дом так, чтобы супруг, возвращаясь в него после тяжких трудов, мог спокойно отдохнуть и набраться сил перед новыми свершениями. А для этого необходимо рачительно расходовать средства, строго и справедливо распоряжаться невольниками, извлекая из их работы максимальную пользу для семьи.

Она остановилась, переводя дух, и вопросительно посмотрела на дядюшку. Тот важно кивнул.

— Вы правы, госпожа Юлиса. Настоящая радланская женщина — это добродетельная мать, верная супруга и прилежная хозяйка.

Тогда девушка взглянула на принца.

— Да, госпожа Юлиса, — как-то странно усмехнулся тот. — Вы нарисовали портрет прямо-таки идеальной радланки, главная забота которой поддерживать порядок и уют.

— Так если радланские мужчины признают, что умная и добродетельная радланская женщина способна распоряжаться в доме, почему тогда она не может им владеть?

Сидевшие за столом мужчины удивлённо переглянулись, видимо, никак не ожидая подобного выверта женской логики.

— Так дом и имение — это не одно и тоже, госпожа Юлиса, — снисходительно покачал головой дядюшка.

— Почему же, господин Септис? — смело возразила племянница, ибо отмазку для подобной дерзости она уже придумала.

— Для успешного хозяйствования на земле надо очень много знать, госпожа Юлиса! — строго проговорил регистор Трениума. — Когда пахать и сеять, как растут ячмень и виноград и ещё много такого, без чего любое имение просто разорится.

— Но разве нельзя найти опытного и добросовестного помощника, господин Септис? — продолжила вдохновенно вещать Ника. — И постепенно набраться опыта. Если мы, женщины, можем научиться читать и писать, то почему бы не попробовать постичь сложную науку выращивания плодов земли? Возможно, это под силу не каждой, но я хочу попробовать.

Бестрепетно выдержав крайне недовольный взгляд родственника, она спокойно взяла с блюда очередной пирожок.

Разговор свернул на довольно щекотливую тему, и продолжение явно грозило ей весьма серьёзными неприятностями, но как раз вовремя в трактире появился запыхавшийся Морон.

— Паланкин прибыл, господин Септис.

— Отлично! — вскакивая с табуретки, не смог скрыть своей радости регистор Трениума. — Прошу простить, ваше высочество, но нам пора домой.

— Понимаю, господин Септис, — кивнул Вилит. — Надеюсь, подтверждение из Канакерна не заставит себя ждать, и госпожа Юлиса вернёт себе землю предков.

— Спасибо за добрые пожелания, ваше высочество, — ещё ниже поклонился собеседник.

— До свидания, ваше высочество, — прощаясь с сыном императора, девушке хотелось никогда с ним больше не встречаться, однако где-то в глубине души почувствовала некоторое сомнение в искренности своего желания.

— Надеюсь, ещё увидимся, госпожа Юлиса, — улыбнулся на прощание принц.

Проходя по залу, Ника ещё какое-то время чувствовала спиной его странный, изучающий взгляд.

— Садитесь! — едва ли не прорычал дядюшка, кивнув на стоявшие у дверей трактира носилки, а сам стал о чём-то беседовать с сыном.

Усаживаясь на подушки, она с беспокойством гадала: в последних словах Вилита в самом деле прозвучал какой-то скрытый подтекст или он ей только послышался?

Забравшись в паланкин, регистор Трениума приказал рабам поторопиться и заявил:

— Вы очень сильно меня разочаровали, госпожа Юлиса! Я же запретил вам произносить речи!

— Да я и сказала-то всего несколько слов, — буркнула племянница, у которой сложилось стойкое ощущение, что её выступление явно пришлось сенаторам по вкусу.

— Это не имеет значение! — выпятив нижнюю челюсть, зло зашипел мужчина. — Я приказал тебе помалкивать или нет?!

— Приказали, — пролепетала девушка.

— Тогда почему распустила язык?! — лицо собеседника исказила гримаса нешуточного гнева. — Или мои слова для тебя ничего не значат?! Забыла, в чьём доме живёшь?!

— Простите, господин Септис, — потупила взгляд Ника, чувствуя, как перехватывает горло, а на глаза наворачиваются слёзы обиды и горечи. — Я всё поняла, и больше такого не повторится.

— Но если бы дело ограничилось только этим, ещё полбеды! — продолжал бушевать родственник. — Вы же вели себя с сенаторами дерзко и даже грубо!

— Так они же обвинили моего отца в трусости, а меня в самозванстве! — огрызнулась племянница, пытаясь, если не оправдаться, то хотя бы объяснить своё поведение.

— Да ну и что!? — приподнявшись, рявкнул регистор Трениума. — Они сенаторы, лучшие люди Радла. Выше их в Империи только государь! А ты никто и ничто!

— Я Ника Юлиса Террина! — отчеканила попаданка, понимая, что зарвавшись, вновь ступила на чрезвычайно тонкую грань, шагнув за которую, она рискует потерять всякое расположение родственников и стать в их доме пленницей, а то и чем похуже. — И я не позволю оскорблять моего отца! Иначе какая я Юлиса?!

— Сенаторы принадлежат к не менее знатным родам, — чуть сбавил обороты дядюшка, видимо, сыграло свою роль впитанное с молоком матери почтение к аристократам.

— Так я же им ничего плохого не сказала, господин Септис, — робко напомнила племянница.

— Но как вы с ними разговаривали!? — вскричал собеседник, явно накручивая себя. — Грубо, без малейшего почтения к возрасту и общественному положению! Забыли, кто был перед вами?! Что теперь люди подумают о вас и о нас!?

Чтобы не разреветься от унижения, Нике пришлось крепко прикусить нижнюю губу, но слёзы всё равно бежали по щекам, оставляя на коже мокрые, противные дорожки.

— А что вы там наплели принцу? — продолжал отчитывать её регистор Трениума. — С чего вы решили, что справитесь с имением, а не угробите его, окончательно пустив по ветру родовое поместье младших лотийских Юлисов? Умение читать и писать ещё не значит способность хозяйствовать на земле!

— Эти слова предназначались только Вилиту! — с дрожью в голосе выпалила девушка. — Мне показалось полезным, если все подумают, будто я сама собираюсь владеть Домилюсом, по крайней мере на первых порах. Чтобы никто не говорил, что вы с господином Юлисом для господина Авария стараетесь!

— Вот как! — озадаченно вскинул брови дядюшка.

— Принц и его приятели не будут молчать о нашем разговоре, — постепенно беря себя в руки, продолжила племянница. — Вот пусть и думают, что вы пока ещё не хотите выдавать меня замуж.

— А я, признаться, поверил, — хмыкнул собеседник. — Решил, будто вы с ума сошли.

И пристально посмотрев на вздрагивавшую от с трудом сдерживаемых рыданий спутницу, добавил:

— Да, о вашей свадьбе лучше помалкивать до разрешения вопроса с имением. Аттил предлагал вообще вам его не возвращать, ссылаясь на то, что тот закон принимался в чрезвычайных обстоятельствах. Тогда шла война, а сейчас мы живём в процветающей Империи, где женщины занимают своё, отведённое богами, место и находятся под защитой мужчин. И ещё он говорил, что имение всё равно достанется не внучке Госпула Юлиса Лура, а её мужу. Кое-кто из сенаторов его поддержал. Хвала богам, большинство всё же чтит наши законы. Вот и решили пока отправить письмо в Канакерн. Наверное, Аттил рассчитывает за это время уговорить или как-то по-другому повлиять на колеблющихся. И я думаю, если станет известно о вашем браке с Аварием, сторонников у него прибавится, и имение вам не отдадут, что бы там не написали консулы Канакерна.

— Вот об этом я и хотела с вами поговорить, господин Септис, — Ника достала платочек, ужасно довольная тем, что судьба вновь предоставила ей хоть какую-то отсрочку.

— А что такое, госпожа Юлиса? — нахмурился регистор Трениума.

— Западное побережье далеко, — вытерла та покрасневший нос. — Я боюсь, кто-то может попытаться подделать письма консулов.

— Не переживайте, такого не случится, — категорично заявил собеседник. — Правда рано или поздно выяснится, в наказание за подобный подлог очень серьёзное. Для сенатора — пожизненная ссылка, для прочих — каторга или смерть на колу.

— И всё-таки, господин Септис, было бы лучше, если бы вы с господином Юлисом послали своих людей в Канакерн, — с нажимом проговорила девушка. — Пусть они встретятся с господином Картеном, другими консулами; возьмут с них письменные расписки о том: кто я такая, и откуда взялась. А главное — заверят их в храме Нутпена.

— Ваши страхи совершенно безосновательны, — недовольно проворчал дядюшка. — Как ни любит Сцип Аттил брата, своё положение ему дороже. А посылать людей в такую даль я не буду.

— Воля ваша, господин Септис, — раздражённо дёрнула плечом племянница. — Только Аттил с братцем могут провернуть всё это через посредников. Тогда точно никто концов не найдёт.

— Успокойтесь, ничего подобного не случится! — с апломбом заявил регистор Трениума. — Уж поверьте. Я лучше вас разбираюсь в политике. Примерно через месяц, может, чуть позже, придёт ответ из Канакерна, и вопрос с Домилюсом будет решён в нашу пользу.

Мужчина жёстко усмехнулся.

— Если, конечно, вы будете вести себя прилично, а не так, как в Сенате. И не станете где попало повторять ту чушь, что несли его высочеству.

— ГосподинСептис, — она тщательно сложила мокрый платочек. — Тогда, быть может, мне стоит пока вернуться в имение? Боюсь, что если при мне вновь начнут оскорблять отца, я могу не сдержаться. Нас с госпожой Септисой уже ждут в гости. Возможно, стоит объявить, что после вызова в Сенат мне стало плохо, и вы отправили меня за город поправлять здоровье?

Глубокомысленно хмыкнув, собеседник задумчиво потёр гладко выбритый подбородок.

— Вот сейчас вы рассуждаете разумно, госпожа Юлиса. Действительно, после того, что вы наговорили, вам лучше покинуть Радл. Не будем откладывать. Завтра же отправлю кого-нибудь из коскидов в поместье за фургоном, и через пару дней отправляйтесь.

— А нельзя ли мне на прощание ещё раз сходить в бани Глоритарква? — пользуясь сменой дядюшкиного настроения, попросила племянница.

— Ни в коем случае! — энергично замотал головой тот. — Да вам там проходу не дадут! Разве не знаете, что бани — одно из тех мест, где обсуждают самые свежие новости? Или думаете, женщины не умеют задавать обидных вопросов?

— Умеют, конечно, — смущённо пробормотала Ника, понимая, что по сути возразить родственнику нечего. — Каких только глупостей я от них не наслышалась.

— Вот видите, — усмехнулся регистор Трениума.

Но тут в голову девушке пришла совершенно неожиданная мысль.

— Тогда не сможете ли вы исполнить другую мою просьбу, господин Септис?

— Какую, госпожа Юлиса? — сейчас же насторожился собеседник.

— Мне бы очень хотелось посмотреть на Домилюс, — проникновенно заговорила та. — Посетить склеп с могилами предков, принести жертвы.

— Даже не думайте! — с прежней решимостью оборвал её дядюшка. — Да если вас поймают на чужой земле, неприятностей не оберёшься! Обвинят, сохрани небожители, в воровстве и сделают рабыней. Мало ли таких случаев. Выручай вас потом. Нет уж, госпожа Юлиса. Вот станете там хозяйкой, выйдете замуж и ходите где вздумается.

— Ну хоть издали посмотреть на него можно, господин Септис? — взмолилась племянница. — Отец рассказывал, что там дорога по холмам проходит, а с них прекрасно видно и усадьбу, и склеп. Я понимаю, что уже доставила вам много хлопот, но пожалуйста, позвольте мне хотя бы взглянуть на родительский дом! Обещаю, что обязательно отблагодарю вас и вашу уважаемую супругу за доброту и внимание, с которым вы ко мне отнеслись.

— Хорошо! — недовольно поморщился регистор Трениума. — Я подумаю, что можно сделать, но ничего не обещаю.

— Спасибо, господин Септис, — улыбаясь сквозь слёзы, поклонилась девушка. — Да хранят вас бессметные боги.

Известие о том, что супруг собирается вновь отправить племянницу за город, тётушку явно не обрадовало, однако в присутствии Ники она воздержалась от комментариев, ограничившись недовольной гримасой.


***

Несмотря на то, что его царственная пациентка по-прежнему не проявляла никакого интереса к судьбе Ники Юлисы Террины, охранитель здоровья государыни не смог пропустить визит столь необычной девушки в Сенат.

Не то чтобы Акций испытывал какое-то чувство вины за то, что, пообещав передать письмо, внушил ей ложную надежду на помощь императрицы. Он был вообще мало подвержен подобным переживаниям. Да и большой беды в её замужестве за господином Аварием не видел. Главный смотритель имперских дорог, богач и приближённый императора, — не самая плохая партия для непонятно откуда взявшейся девицы не самой первой свежести даже с приданым в виде имения под Радлом. Тем более, всё явственнее проявлявшийся недуг Авария позволял рассчитывать на то, что данный брак, скорее всего, окажется не слишком продолжительным. А та неприязнь, которую явно испытывала к своему жениху госпожа Юлиса, в понимании умудрённого жизнью царедворца не имела никакого значения.

Однако ему очень хотелось посмотреть, как будет вести себя эта девушка, представ перед лицом радланского Сената.

Сам по себе вызов женщины на заседание являлся явлением если и не уникальным, то чрезвычайно редким. Но даже в тех случаях они, как правило, выступали лишь в роли свидетельниц по тем делам, которые государь изволил поручить расследовать Сенату. А госпожа Юлиса фактически выступает истицей, хотя формально прошение императору подал её дядя.

Поэтому не удивительно, что коридор, незамкнутым кольцом охватывавший зал заседания, оказался заполнен любопытными зеваками.

Не желая толкаться и привлекать к себе внимание, врачеватель занял место у одного из узких окон, позволявших прекрасно видеть всё, что происходит на площадке для выступлений.

Очень скоро он убедился, что госпожа Юлиса действительно смогла преподнести сюрприз и сенаторам, и зрителям, обеспечив столичных болтунов темами для бесконечных пересудов по меньшей мере на месяц. Если, конечно, не случится ничего ещё более необыкновенного.

Набросившийся на девушку с обвинениями в самозванстве сенатор Сцип Аттил Кватор явно рассчитывал смутить её, а то и довести до слёз. Но неожиданно для всех получил резкий отпор. А когда она решительно встала на защиту доброго имени своего отца, Акций не смог удержаться от довольной улыбки. Хотя подобное поведение госпожи Юлисы пришлось по душе далеко не всем зрителям. За его спиной кто-то тихо, но от всей души возмущался тем, как вызывающе и нагло разговаривает с уважаемыми людьми сия непочтительная особа. Самому врачевателю не приходилось видеть, как ведут себя женщины, вызванные на заседание Сената, однако он пребывал в полной уверенности, что у большинства из них не хватило бы духу даже повысить голос, не то чтобы прерывать выступающего сенатора.

С интересом наблюдая за дальнейшим развитием событий, царедворец всё сильнее ощущал некую неуловимую странность, выбивавшуюся из привычных, установленных канонов.

Голос госпожи Юлисы всё яснее начал выдавать её усталость, а сенаторы всё не переставали задавать вопросы, требовать разъяснений, комментировать. Зрелище понемногу становилось скучным, и наиболее нетерпеливые из зрителей потянулись к выходу.

Но только тогда, когда девушка передела перстень господину Фабию, охранитель здоровья государыни внезапно сообразил, что же не давало ему покоя всё это время? Госпожа Юлиса не испытывала к сенаторам абсолютно никакого почтения! Страх ощущался. Она явно понимала, что от этих людей во многом зависит сейчас её судьба. Отсюда и пафосная речь, сделавшая бы честь какому-нибудь провинциальному ритору, и строгое соблюдение этикета, и мелькавшие в голосе нотки просительного отчаяния. А вот уважения и того преклонения перед самим местом, где столетия решалась судьба Радла, девушка похоже совсем не ощущала.

Видимо, Лаций Юлис Агилис, как ни старался, не смог воспитать свою дочь истинной радланкой, не сумел привить ей надлежащего почтения к символам государства и основам радланского общества. Всё-таки оторванность от родины и жизнь среди дикарей сыграли свою негативную роль в формировании личности Ники Юлисы Террины.

А вот историю она знает хорошо. Очевидно, отец много и подробно рассказывал ей о славном прошлом великого Радла. Все приведённые девушкой примеры оказались достаточно красноречивы и как нельзя лучше подходили к описываемой ситуации.

Акций обратил внимание на то, что госпожа Юлиса время от времени поглядывает в сторону выхода из зала, словно спрашивая совета или проверяя чью-то реакцию на свои слова. Наверное, там стоял кто-то из её близких, возможно, дядя. Сам лекарь из своего окна этого разглядеть не мог.

Посещая дом Септисов, он встречался с тётей и бабушкой девушки, а вот самого регистора Трениума не застал. Более того, врачеватель даже не помнил: видел ли он когда-нибудь сего достойного гражданина?

Царедворцу почему-то казалось, что дядюшке не очень нравится то, как вольно племянница общается с сенаторами. Поэтому, едва викесарий объявил о том, что госпожа Юлиса может уйти, лекарь направился к выходу, рассчитывая понаблюдать за господином Септисом, дабы лишний раз убедиться в своей правоте.

Однако стоявший рядом с девушкой мужчина в дорогом плаще в силу молодости вряд ли мог служить регистором Трениума. Кроме того, здесь же присутствовал и принц Вилит Тарквин Нир с парочкой приятелей. Попадаться им на глаза хранителю здоровья государыни совсем не хотелось, и он торопливо спрятался за изгибом стены уже изрядно опустевшего коридора.

Врачеватель не особенно удивился тому, что сын императора захотел присутствовать при разговоре госпожи Юлисы с сенаторами. То мимолётное увлечение странной путешественницей из-за края земли признаки, которое проявил Вилит во время краткой остановки в усадьбе Маврия, неожиданно получило дополнительный толчок, когда не иначе как по капризу кого-то из богов молодой человек смог прочитать адресованное императрице письмо. Акций до сих пор не мог простить себе той оплошности.

Успевший достаточно хорошо изучить характер младшего сына Константа Великого придворный полагал, что продолжение знакомства с принцем вряд ли принесёт пользу госпоже Юлисе, но вмешиваться не собирался, оставляя заботу о благополучии девушки её родственникам.

Вернувшись к окну, царедворец стал с интересом наблюдать за вспыхнувшей в зале дискуссией. Если поведение Сципа Атилла Кватора и парочки его приятелей казалось понятным и предсказуемым, то активность других сенаторов на взгляд хранителя здоровья государыни выглядела явно чрезмерной.

Сам он считал, что всё предельно просто. Есть закон, есть признанная родственниками наследница. В соответствии с традициями и обычаями Радла осталось только вернуть родовые земли внучке Госпула Юлиса Лура после смерти признанного невиновным. И всё! Но вместо этого Сенату зачем-то понадобилось отправлять запрос в Канакерн. Бессмысленная трата времени и денег. Ни один самозванец не станет ссылаться на такое множество конкретных людей. И только спускаясь по лестнице, Акций, кажется, понял причину столь странного решения.

Начиная со времён Ипия Курса Асербуса, власть всё более переходила от Сената ко двору императора. Орган управления, где когда-то решались судьбы мира, превращался в место почётной отсидки, где представители древних родов, чьи предки заставляли трепетать Континент, теперь тешили свои нереализованные амбиции в бесконечных склоках и рассмотрении вопросов, никак не соответствующих гордому предназначению собрания лучших людей государства.

Но вот в кои-то веки к ним попадает дело, взволновавшее всю столицу, вызвавшее небывалый общественный интерес и вновь заставившее граждан вспомнить о Сенате. Как правило, на его лестнице и в коридоре толкались только озабоченные просители, явившиеся со своими ничтожными проблемами, а прочие горожане не проявляли любопытства к тому, что происходит в этих священных стенах. И вдруг сразу столько народа, разговоры, расспросы в банях и на пирах.

Видимо, сенаторам, как и всем людям, приятно внимание граждан к их деятельности. Вот они и решили немного потянуть с возвращением имения наследнице Госпула Юлиса Лура. Хотя лекарь не исключал и того, что Аттилу всё же удастся набрать достаточно сторонников, чтобы отказать госпоже Юлисе и оставить поместье нынешнему владельцу. Но это уже забота сенатора Касса Юлиса Митрора и главного смотрителя имперских дорог.

Поначалу врачеватель намеревался отправиться в бани Глоритарква, дабы обсудить со знакомыми посещение Сената госпожой Юлисой, а так же узнать, какие разговоры пошли в городе поэтому поводу? Однако всё взвесив, решил, что ещё слишком рано. Новость ещё как следует не обговорена столичными сплетниками и какого-либо господствующего мнения в обществе просто не успело сформироваться. Вот завтра к полудню всё станет более-менее ясно. Тогда можно будет и в баню сходить, а пока надо возвращаться в Цветочный дворец. Он и так отсутствовал слишком долго. Будет неприятно, если государыня успела его хватиться.

Лекарь прибавил шаг, погружаясь в философические размышления о том, что невозможно стать радланином, находясь вдалеке от имперских городов с мощёными булыжником улицами, от многолюдных форумов, величественных храмов, где в таинственном полумраке жрецы льют на алтарь кровь жертвенных животных и бросают в пламя кусочки благовонной смолы.

Лаций Юлис Агилис, умный образованный аристократ древнего, знатного рода, приложил немало усилий для того, чтобы вырастить Нику истинной дочерью Радла. У неё правильно поставленная речь, лишь изредка проскальзывает неуловимый акцент. Но это лишь добавляет девушке очарования. Она великолепно знает историю империи и своей семьи, умеет читать, писать, знакома с основами математики и географии. Понаблюдав за тем, как госпожа Юлиса разговаривала с сенаторами, Акций начал подозревать, что отец так же обучил её и основам риторики, хотя эта наука особенно трудна для женщин.

Но, несмотря на всё это, царедворец видел, как не похожа она на радланских девушек даже знатного, аристократического происхождения. Врачеватель уже пытался объяснить себе, чем вызвано подобное различие и, кажется, только сейчас отыскал-таки подходящий ответ.

То, каким станет человек в процессе возмужания, зависит не только от происхождения и воспитания, но ещё и от того, что его окружает! Либриец, выросший где-нибудь в банарской пустыне, вряд ли станет настоящим банарцем, но не останется и либрийцем. Получится что-то новое, не похожее ни на то, ни на другое.

Мысль показалась врачевателю настолько новой, необычной и интересной, что он тут же решил поделиться ею с теми из своих знакомых, кто, так же как и он, не чурался философствования и размышлений об устройстве окружающего мира.

Однако, подумав как следует, посчитал, что данное высказывание слегка отдаёт богохульством, поэтому решил ограничиться парой наиболее внушающих доверия приятелей. Можно ещё сказать и государыне. Но, конечно, только тогда, когда у той будет соответствующее настроение.

Неожиданно он стал различать какие-то звуки, явно выделявшиеся из обычного городского шума, а когда прислушался, поспешно отошёл к стене ближайшего дома.

— Дорогу его высочеству принцу Ганию Тарквину Потесу! — то и дело выкрикивал звонкий, молодой голос, перекрывая мерный топот тяжёлых, подбитых железными гвоздями, башмаков.

Впереди показался небольшой отряд легионеров в начищенных доспехах с большими прямоугольными щитами, кроткими мечами и дротиками. Перед воинами гордо вышагивал юноша, почти подросток, лет тринадцати, с копной чёрных кудрявых волос и большими, выразительными глазами на красивом улыбающемся лице. Именно он призывал горожан посторониться и дать дорогу наследнику престола Империи.

За легионерами двенадцать крепких чернокожих рабов несли вместительный паланкин с расшитыми полотняными стенками, кожаной крышей и украшенными золотыми фигурками львов столбиками.

Сквозь полупрозрачную ткань Акций без труда разглядел вольготно развалившегося на подушках старшего сына императора Константа Великого, о чём-то оживлённо беседовавшего с незнакомым мужчиной в синей тунике.

За ними следовал ещё один отряд легионеров.

После прохождения процессии горожане вновь разбрелись по улице, а лекарь ещё какое-то время стоял у стены, гадая: что же могло понадобиться принцу Ганию в этом районе города?

В понимании охранителя здоровья государыни здесь имелось всего одно место, достойное столь официально обставленного посещения наследника престола, — это Цветочный дворец.

Нельзя сказать, что тот не общался с матерью или её избегал. Однако, царедворец достаточно хорошо знал обстановку в императорской семье, чтобы посчитать такой визит чем-то обыденным. Как правило, навещая мать, сын старался лишний раз не привлекать к себе внимания.

Сам Констант Великий, казалось, с трудом переносил даже сам факт присутствия супруги в столице, то и дело мягко, но настойчиво выпроваживая её либо на Пинерейскую виллу у моря в Остерии, либо к родственникам в Аразию, либо в Галайскую долину, при этом требуя, чтобы старший сын никуда не отлучался из Радла и вникал в государственные дела.

С тех пор, как Ганий Тарквин Потес по воле отца женился на Силле Септие Посте из рода пенерейских Септиев, он ещё больше отдалился от матери. Поскольку свекровь сразу же самозабвенно невзлюбила старшую невестку, та ответила ей столь же горячей "приязнью". А если учитывать то, что принц очень скоро привязался к жене, то подобная ситуация никак не способствовала взаимопониманию между матерью и сыном.

Привлёк внимание Акция и многочисленный конвой принца. Раньше, навещая мать, тот обходился гораздо менее многочисленной охраной и никогда не брал с собой легионеров. Возможно, сегодняшний визит имеет какое-то особое значение и сделан по поручению самого императора?

Но при всём негативном отношении к супруге Констант Великий вряд ли пошлёт к ней с дурными вестями именно сына.

Первый же раб, повстречавшийся лекарю у Цветочного дворца, подтвердил, что его высочество Ганий Тарквин Потес навещал государыню и имел с ней продолжительную беседу.

А вот Мел Крис Спурий ничего об этом не знал, поскольку полдня, не вставая из-за стола, старательно переписывал успевший изрядно поистрепаться свиток с рецептами. Внимательно просмотрев уже готовые листы, наставник похвалил его за усердие, и указав на пару бросившихся в глаза описок, взялся проверять дозревавшие в тёмном шкафу настойки. Кое-какие из них уже требовалось аккуратно процедить, в другие добавить новых ингредиентов, а некоторые осторожно помешать.

За этим занятием его и застала Пульчита, сообщившая, что её величество желает немедленно видеть господина Акция в своих покоях.

Пришлось всё бросить, наскоро сполоснув руки, дать необходимые распоряжения Крису и поспешить наверх.

Уже то, что государыня в такую чудесную погоду прячется в душных комнатах, а не гуляет в цветущем саду, весьма насторожило опытного царедворца. Тем не менее, он не стал ни о чём расспрашивать присланную за ним рабыню, но отметил её лихорадочно поблёскивавшие глаза и плохо скрываемую тревогу.

Похоже, принц Ганий принёс в Цветочный дворец не такие уж и добрые вести, как совсем недавно полагал царедворец.

Он думал, что его приведут в спальню, но провожатая остановилась у дверей соседней комнаты, где императрица вела не предназначенные для чужих ушей разговоры, встречаясь с родственниками и теми из гостей, кто ещё решался вести с ней какие-то дела.

Едва лекарь успел осторожно ударить костяшками пальцев по гладкому дереву, как в ответ донеслось короткое и сердитое:

— Заходи!

Это восклицание внесло ещё больше сумятицы в душу врачевателя, ибо обычно днём его царственная пациентка придерживалась более формального стиля общения.

За столом с кое-как сложенными листами папируса и повёрнутой не тем боком золотой чернильницей никого не оказалось. Стоя у стены, Докэста Тарквина Домнита казалась полностью погружённой в созерцание изображённого там морского пейзажа. Падавший из расположенных под самым потолком окон дневной свет ярко освещал нарисованные синей краской волны, белых чаек с распростёртыми крыльями, чёрных дельфинов, мелькавших среди пенных гребней, и корабль, на всех парусах несущийся к зелёной земле с коричневыми горами.

По напряжённой спине, выбившемуся из причёски локону и прерывистому, свистящему дыханию придворный догадался, что государыня в бешенстве. В углу возле вазы с цветами валялось сломанное перо, видимо, забытое торопливо убиравшейся рабыней, а на ковре темнело большое, размазанное пятно. Судя по запаху, на него только что пролили аржейское и, возможно, даже не разбавленное.

Будучи человеком трезвомыслящим и осторожным, Бар Акций Новум даже в мыслях не считал себя советником опальной императрицы, полностью удовлетворившись ролью сердечного друга.

Он знал, что кроме постельных утех и утоления телесных хворей Докэста особенно нуждалась в нём тогда, когда даже железная воля дочери славного рода Пиромиев уже не могла сдерживать накопившуюся обиду и злость. Вот тогда государыня превращалась в обычную немолодую женщину со сложной судьбой, которой просто необходимо кому-то пожаловаться, поплакать, уткнувшись носом в плечо, не заботясь о том, что разнесут по Радлу досужие сплетники, которых немало затесалось даже в её невеликом окружении. С лекарем она могла, не сдерживая себя, выплёскивать все негативные эмоции, не заботясь о выборе слов, ибо знала, что тот умеет не только врачевать, но и молчать.

— Меня сегодня навестил Ганий, — с горечью сказала государыня, оборачиваясь.

Всё ещё красивое лицо застыло неподвижной каменной маской, но выражение глаз и выступившие на скулах красные пятна, хорошо различимые даже сквозь искусно наложенные белила, ясно выдавали её душевное состояние.

— Констант хочет женить Вилита.

"Так вот зачем понадобились эти слухи о его распутстве! — догадался царедворец. — Не иначе, кто-то из влиятельных людей решил вызвать недовольство государя, чтобы удачно пристроить свою дочь!"

И чтобы подтвердить свою догадку, поинтересовался:

— Его высочество Ганий назвал имя невесты брата?

— Да! — из груди женщины вырвался хриплый рык. Стремительно преодолев широкими мужскими шагами расстояние, отделявшее её от стоявшего у стола кресла, собеседница плюхнулась на прикрывавшее сиденье подушечку.

— Аполия Комена Бела!

— Дочь Мета Комена Золта из рода лотийских Коменов? — охнул придворный, надеясь, что просто ослышался.

— Да! — кулачок императрицы с треском опустился на столешницу. — Этот мерзавец уже подсунул в мою семью двух гадюк, а теперь собирается затащить и третью!

— Насколько я знаю, государыня, госпожа Комена является троюродной сестрой вашей старшей невестки, — осторожно заметил врачеватель, пытаясь не столько утешить царственную пациентку, сколько дать ей выговориться. — Но супруга принца Сельвия, вашего второго сына, не имеет отношения к пенерейским Септиям.

— Ничего ты не знаешь! — болезненно морщась, отмахнулась собеседница. — У её папаши большие земельные владения в Кардакии. Он уже давно ест с руки Пула Септия.

Царедворец озадаченно хмыкнул.

— О боги! — вскричала императрица, воздев руки к белому потолку, разрисованному мелкими красными розами. — Зачем вы отнимаете у меня последнего сына?! Сейчас я готова своими руками задушить Силлу! Небось эта тварь через свою подружку наплела моему убогому муженьку о своей малахольной сестричке! А тот только рад сделать мне ещё одну гадость! Завтра заявится, чтобы самому объявить об этом!

— Государь прибудет в Цветочный дворец!? — в безмерном удивлении вскричал Акций.

— Да, Ганий сказал, — хмуро подтвердила собеседница. — Его отец вновь захотел поиздеваться надо мной!

По щеке женщины скатилась одинокая, злая слеза.

— Желает самолично меня унизить, насладиться победой над матерью своих детей!

— Вы полагаете, ваше величество, император не знает о визите Гания? — скептически хмыкнул лекарь. — Или сын тайно предупредил вас о намерении отца?

Докэста Тарквина Домнита раздражённо фыркнула, открыла рот, явно собираясь сказать что-то нелицеприятное в адрес умственных способностей охранителя своего здоровья, но через секунду вновь сомкнула губы, сведя аккуратные брови к переносице.

Акций, довольный тем, что ему удалось притушить ярость царственной пациентки, которая и так говорила слишком громко, продолжил:

— Вы сильная женщина, ваше величество, и завтра у вас хватит сил невозмутимо выслушать любую волю государя. А если бы он, сохрани нас небожители, действительно хотел бы причинить вам боль, то сохранил бы имя невесты Вилита в тайне, чтобы назвать его лично. Согласитесь, тогда вам было бы труднее сохранить самообладание.

— А ты в чём-то прав, — задумчиво пробормотала императрица. — Муж мог сообщить о своём визите письмом или прислать кого-нибудь из своих блюдолизов. Но Ганний сказал, что отец сам попросил его предупредить меня о завтрашней встрече. Я ещё удивилась, обычно он являлся, когда вздумается, и спросила: "Зачем я понадобилась государю?". Вот тогда принц и сказал, что император намерен женить Вилита.

Собеседница ещё какое-то время молчала, как девчонка, нервно покусывая нижнюю губу и глядя куда-то в пустоту.

— Вот же стервец! — внезапно нервно рассмеялась она, качая головой. — Надо же, как ловко ввернул! Я-то даже не заметила.

Женщина победно посмотрела на явно озадаченного любовника, кивком головы указав на сиденье без спинки.

— Садись! Государь думает…

Императрица многозначительно подняла вверх палец.

— Что лучшей невестой Вилиту будет Аполия Комена Бела! Понимаешь?! Он думает! А Ганий выразился так, будто всё уже решено! Но теперь-то я думаю, Констант с выбором ещё не определился. Ты же знаешь, какой он скрытный? И зачем тогда ему встречаться со мной, да ещё и заранее предупреждать об этом?

Вновь замолчав на какое-то время, она криво усмехнулась, качая головой.

— Это, наверное, Гания жена научила. Сам бы он вряд ли до такого додумался. Слишком прост. А эта стерва решила, что услышав о таком выборе, я сразу устрою государю скандал из-за её костлявой сестрички, и тот ещё больше на меня обозлится. Но, хвала богам, она просчиталась. Нет, конечно, я скажу всё, что думаю о Силле и её противном папаше. В Радле и так стало слишком много пенерейских Септиев. И так думаю не только я, но и мои братья.

— Возможно, прежде чем говорить, вам стоит сначала выслушать государя, ваше величество? — вновь рискнул прервать разошедшуюся собеседницу Акций. — И узнать, зачем он решил с вами встретиться?

Докэста Тарквина Домнита насупилась.

— Конечно, у супруги его высочества принца Гания весьма влиятельные родственники, а сама она в прекрасных отношениях с Сариной Госгулой…

— Не произноси при мне этого имени! — вспылила императрица. — Эта меретта настолько обнаглела, что не таясь, появляется с чужим мужем на ипподроме и… в других общественных местах!

— Но тем не менее, ваше величество, — смело проигнорировал резкое замечание царственной пациентки врачеватель. — Государь в последнее время всё больше ценит покой.

— Ещё бы! — презрительно фыркнула женщина. — В его возрасте надо внуков нянчить или философские трактаты писать, а не таскаться повсюду с молодой любовницей, выставляя себя в дурацком положении.

— А появление в императорский семье ещё одной представительницы восточных родов, как вы сами только что сказали, способно подогреть недовольство значительной части аристократии, которая и без того раздражена непомерной алчностью Пула Септия Варяга. Вряд ли это то, что нужно сейчас его величеству? Ваш супруг очень не любит менять свои решения. Но вдруг вы правы, и он ещё не определился с кандидатурой невесты Вилита? Тогда, возможно, есть способ как-то напомнить государю о последствиях необдуманного поступка?

— Да услышат тебя небожители, Бар, — тяжело вздохнула собеседница. — Но если он прикажет Вилиту жениться на Аполии Комена, клянусь Ноной, я покину столицу уже по собственной воле и живой сюда ни за что не вернусь!

— Умоляю вас не спешить и всё как следует обдумать, ваше величество, — счёл своим долгом предостеречь царственную пациентку лекарь.

— Благодарю вас, господин Акций, — кивнула императрица уже со своей обычной благосклонностью, явно давая понять, что пришла в себя и в утешении больше не нуждается.

— До свидания, ваше величество, да хранят вас небожители, — поклонился врачеватель, а когда шёл по галерее, услышал, как она приказывает принести перьев.

Судя по тому, что не упоминался ни секретарь, ни кто-то из писцов, Докэста Тарквина Домнита намеревалась кому-то написать собственноручно.

Визит Константа Тарквина Лаврия Великого к царственной супруге был обставлен скромно, по-семейному. Дабы государя ничего в дороге не задерживало, на всём протяжении улиц от Палатина до Цветочного дворца выстроившиеся в две шеренги легионеры оттеснили горожан к стенам домов.

Вызванное этим неудобство с лихвой компенсировалось красочностью зрелища. Впереди процессии, громко бухая по каменной мостовой подкованными железом башмаками и нестерпимо сверкая ярко начищенными доспехами, вышагивали полтысячи отборных телохранителей императора. За ними, оглашая воздух свирепым рёвом боевых труб, которые тоже слепили глаза своим блеском, двигались пятьдесят музыкантов. Далее два десятка мускулистых чернокожих невольников несли роскошный паланкин, щедро украшенный золотом, слоновой костью и самоцветами.

Одетый в шёлковую, багрового цвета тунику и такого же цвета расшитый золотыми узорами плащ, Констант Тарквин Лаврий с мягкой отеческой улыбкой на покрытом морщинами мужественном лице снисходительно взирал на добрых подданных, приветствовавших его громкими криками и цветами, заранее розданными императорскими рабами.

Следом за носилками государя, сохраняя приличествующую своему положению солидность, торжественно ступали придворные. Человек тридцать или сорок. Те, чьи услуги могли вдруг срочно понадобиться его величеству.

И замыкали шествие ещё полтысячи телохранителей.

Как умный человек и опытный царедворец Бар Акций Новум счёл за благо не появляться в поле зрения царственного супруга своей любовницы и, понаблюдав из-за угла за прибытием процессии, спустился в мастерскую. А вот Крис, ещё не успевший насмотреться на подобные представления полдня проболтался в саду и на кухне, выпытывая у знакомых рабов подробности встречи императорской четы.

Полюбовавшись на распустившиеся цветы, государь с супругой и сопровождавшие их лица изволили отобедать в летней столовой, где их слух услаждал известный певец Виталис Элифский, получивший от императора за своё несравненное искусство перстень с сапфиром.

Подкрепившись, супруги удалились в личные покои государыни, проведя там не менее двух часов. Затем его величество Констант Тарквин Лаврий Великий отбыл из Цветочного дворца.

Рассказывая, ученик, улыбаясь, смотрел на лекаря, явно ожидая похвалы, но тот только спросил:

— Государыня выходила его провожать?

— Да, наставник, — с плохо скрытой усмешкой кивнул молодой человек. — И выглядела она очень довольной.

— Вот как? — впервые за всё время его повествования проявил интерес Акций. — Сам видел?

— Сам, наставник, — подтвердил Крис. — Государыня проводила мужа до носилок и даже помахала ему вслед.

Последнее обстоятельство удивило и озадачило врачевателя больше всего.

Примерно через час императрица потребовала его к себе.

Одетая в просторное лёгкое платье, без парика и с распущенными по подушке волосами она лежала на кровати, полузакрыв глаза. На усталом, лишённом косметики лице застыло выражение отрешённости.

— У меня что-то ноги разболелись, господин Акций, — проговорила женщина, глянув на него из-под полуприкрытых век.

Внимательно послушав пульс, заглянув в глаза и в рот, лекарь с облегчением убедился, что пациентка просто очень устала. Видимо, разговор с супругом получился далеко непростым.

Успокоив государыню, охранитель её здоровья предложил:

— Если желаете, я сделаю вам массаж, ваше величество.

— Это будет совсем нелишним, — оживилась та.

Растерев в ладонях капельку душистого масла, он принялся осторожно разминать ей ступни.

Довольно улыбнувшись, Докэста Тарквина Домнита блаженно прикрыла глаза.

— А он и в самом деле ещё не выбрал невесту для нашего сына. И от Аполии Комены тоже, кажется, не в восторге. Но почему-то очень хочет женить Вилита. Говорил об этих гадких слухах, которые позорят нашу семью.

Она возмущённо фыркнула:

— На себя бы посмотрел! Шляется повсюду со своей мереттой!

— Когда женили их высочеств принцев Гания и Сельвия, государь сразу назвал семьи, с которыми желал породниться, — попробовал вернуть мысли собеседницы в конструктивное русло врачеватель.

— Видимо, с тех пор действительно многое изменилось, — со вздохом проговорила императрица, переворачиваясь на живот. — Судя по всему, даже он устал от наглости Септиев, но не желает с ними ссориться.

Акций перебрался со ступней на икры.

— А ещё, — рассмеялась, как девчонка, государыня. — Он спросил: кого бы я хотела видеть женой Вилита?

Провались в комнате пол, разверзнись потолок, являя миру кого-нибудь из небожителей, царедворец удивился бы меньше. Только многолетний опыт и крепкие нервы позволили ему удержаться от удивлённого восклицания, но пальцы всё же дрогнули.

Почувствовав это, пациентка хихикнула, а лекарь, мысленно укоряя себя за несдержанность, поинтересовался:

— И что же вы ответили, ваше высочество?

— Веру Клавдину Солу, — усмехнулась женщина. — Мою племянницу. Он так неожиданно спросил, что ничего другого мне просто не пришло в голову.

— Полагаю, государь с вами не согласился? — улыбнулся врачеватель.

— Разумеется! — фыркнула императрица. — Да ещё и сказал, что супруга Вилита не должна вызывать раздражение у аристократов. Чего же он об этом не думал, когда навязал Сельвию дочь Косуса Ларца. Все мои родственники были против, и сам мальчик не очень-то хотел жениться на этой корове. А теперь, видите ли, я должна подобрать несколько девушек из знатных родов, а он подумает, какая из них достойна войти в нашу семью? Без меня уже никуда! Чего же не спросил у своей грудастой меретты?

Придворный тут же начал соображать, с кем из знакомых вельмож следует поделиться данной информацией, и сколько с них за это можно взять? Даже возможность стать родственником императора дорого стоит.

— Только я прошу вас, господин Акций, — голос государыни стал сухим и колючим. — Сохранить всё это в тайне и никому не говорить о предстоящей свадьбе Вилита.

— Клянусь Пелксом, Такерой и Ваунхидом, ваше величество, от меня никто ничего не узнает, — подавив горестный вздох, пообещал лекарь. — Я слишком ценю ваше доверие и расположение, чтобы доставлять вам неприятности своими несдержанными речами.

— Я знаю, — промурлыкала собеседница.

— Государь сделал вам щедрый подарок, ваше величество, — слегка сменил тему беседы охранитель здоровья, продолжая разминать ноги женщины. — Не кажется ли вам, что он уже начал уставать от своей… подруги? Возможно, с его стороны это шаг к восстановлению семьи?

Плечи женщины задрожали от беззвучного горького смеха.

— Нет, друг мой. Просто он уже стар и не хочет лишних беспокойств от тех, кто недоволен усилением и без того чрезвычайно влиятельных восточных родов. Нет, я не тешу себя пустой надеждой. Отношение Константа ко мне не изменилось. Но это уже не важно. Теперь главное — подобрать Вилиту достойную жену из богатого рода, желательно враждебного Септиям.

— А с его высочеством вы будете разговаривать по этому поводу? — осторожно спросил врачеватель.

— Зачем? — искренне удивилась Докэста Тарквина Домнита. — Браки детей — дело родителей. Хвала богам хотя бы за то, что Констант вообще согласился меня выслушать.

— Иногда его высочество Вилит бывает очень упрямым, ваше величество, — вкрадчиво напомнил царедворец. — И вполне способен выкинуть какой-нибудь сюрприз. Ещё возьмёт и пожалуется отцу на ваш выбор?

— Пожалуй, у него, действительно, хватит ума на такие глупости, — чуть помедлив, недовольно проворчала собеседница. — А Констант только обрадуется… Я подумаю. Возможно, стоит поставить Вилита в известность, чтобы избежать подобных казусов… Но только после того, как я сама определюсь с выбором.

— Вы мать и государыня, вам и решать, — дипломатично заметил Акций, подумав про себя: "Тогда это будут уже пустые разговоры. Хотя, возможно, и не совсем."

Глава последняя Роковое стечение обстоятельств, или…?

Все перемениться может

В жизни за одно мгновенье.

Лопе де Вега «Без тайны нет и любви»

Едва мрачный, как грозовая туча, регистор Трениума, отобедав, отправился в город по своим важным делам, тётушка с бабулей набросились на Нику с расспросами о том, как прошёл её визит в Сенат?

Девушка, разумеется, постаралась максимально смягчить и сгладить некоторые свои высказывания, но тем не менее хозяйка дома нашла поведение племянницы в высшей степени предосудительным. А вот Торина Септиса Ульда, видимо в пику невестке, внучку всецело поддержала.

— Правильно! — кричала старушка, воинственно потрясая сухоньким кулачком. — Никогда никому не позволяй оскорблять своих родителей! Да как только их подлые языки повернулись назвать моего любимого зятя трусом?!

Столь патетическое восклицание почему-то вызвало в памяти Ники воспоминания о том, как совсем недавно матушка регистора Трениума столь же яростно проклинала Лация Юлиса Агилиса за то, что он погубил её дочь, и девушке стоило немалых усилий удержать упрямо наползавшую на лицо кривую усмешку.

— Посмотрю я, что вы скажете, когда Сенат оставит Домилюс нынешнему владельцу, — раздражённо проворчала хозяйка дома.

— Как это оставит?! — встрепенулась свекровь. — Не имеют права! Госпожа Юлиса — единственная законная наследница своего деда. А господина Госпула Юлиса Лура сам император оправдал! Не посмеют сенаторы против воли государя идти!

— Ваш сын сказал, что они хотят отменить закон, по которому женщины могли владеть землёй! — огрызнулась невестка.

Неторопливо потягивая разбавленное вино, Ника помалкивала, с вялым интересом наблюдая за вежливой перебранкой родственниц. Их содержательную беседу прервало появление во внутреннем дворике привратника.

— Вам письмо, госпожа Септиса, — пророкотал тот, с низким поклоном протягивая папирусный свиток, перевязанный синей ленточкой с кокетливым бантиком.

— От кого? — нахмурилась супруга регистора Трениума. Её племяннице показалось, что тётушка весьма обрадовалась возможности прервать явно затянувшийся разговор с упрямой старухой.

— От госпожи Тивасы, — ответил невольник, переминаясь с ноги на ногу.

— Ступай, — махнула рукой хозяйка дома, ломая хрупкую восковую печать и быстро пробегая глазами по строчкам.

— Нас с госпожой Юлисой опять в гости приглашают, — с сожалением вздохнув, она скомандовала. — Эй, Трита, принеси чернила и листок побелее. Торговцы просто обнаглели: так и норовят подсунуть жёлтый папирус… Надо ответить. Извинюсь и объясню, почему мы не сможем её навестить. А жаль, господин Тивас — человек очень влиятельный и мог бы быть полезен.

Она выразительно посмотрела на Торину Септису Ульду, явно намекая на то, что считает решение её сына отправить племянницу за город большой ошибкой. Однако, свекровь новый вызов не приняла, то ли действительно не уловив скрытого подтекста в словах невестки, то ли просто их игнорируя. Неторопливо поднявшись с сиденья без спинки, она заявила с изрядной порцией яда в голосе:

— Тогда не стану вам мешать.

А Нику уже всерьёз захватила новая идея. Ей ужасно захотелось посмотреть на бывшую усадьбу Госпула Юлиса Лура. Если не останется другого выхода, кроме срочного бегства, можно будет попытаться пробраться в тайное подземелье родового гнезда младших лотийских Юлисов и проверить, врал ли Наставник, рассказывая про припрятанные там денежки? Если жить достаточно скромно, десяти тысяч империалов хватит надолго.

К сожалению, дядюшка на её просьбу пока ничего определённого так и не ответил. Вечером девушке поговорить с ним не удалось, поскольку регистор Трениума вернулся домой очень поздно и в изрядном подпитии.

Из долетавших обрывков разговора, которые она подслушала, притаившись возле приоткрытой двери своей комнаты, Ника поняла, что хозяин дома изволил ужинать у сенатора Касса Юлиса Митрора. Видимо, обсуждали результаты сегодняшнего заседания Сената и те опасности, которые таит в себе отсрочка принятия решения по прошению Итура Септиса Даума о возвращении поместья покойного господина Госпула Юлиса Лура законной наследнице.

С огорчением понимая, что разговаривать с родственником в данный момент о чём-либо совершенно бесполезно, девушка вернулась в постель.

Но утром она всё же подстерегла дядюшку после принятия ванны и предельно вежливо напомнила о своей просьбе — хотя бы издалека посмотреть на дом предков.

— Насмотритесь ещё, госпожа Юлиса, — раздражённо отмахнулся тот. — Двадцать лет ждали, а уж два месяца как-нибудь переживёте. Лучше прикажите своей служанке вещи собирать. Вы завтра уезжаете ещё до восхода солнца.

— Простите, господин Септис, — стушевалась Ника, по мрачному виду и суровому тону собеседника сообразив, что с подобной просьбой больше приставать не стоит, дабы не вызвать ещё больший гнев у хозяина дома.

Поскольку поездки по гостям отменили, в город тоже не пускают, она взяла один из недавно приобретённых трактатов Комения Альтирского, и примостившись на скамеечке, углубилась в безудержный поток сознания, извергнутый на папирус знаменитым радланским мудрецом.

А получившая соответствующие указания Риата Лация с преувеличенным усердием принялась изображать хлопоты по сбору своей покровительницы в дальнюю дорогу. На самом деле большую часть вещей она уложила в сундук ещё вчера вечером, а сегодня просто делала вид, будто послушно исполняет приказ регистора Трениума. Решив проявить дополнительную инициативу, она, прихватив кое-что из нижнего белья и испросив разрешения у Пласды Септисы Денсы, отправилась в прачечную.

Бабуся отнеслась к философическому чтиву внучки крайне неодобрительно, и той пришлось, отложив свиток, долго выслушивать воспоминания Торины Септисы Ульды о муже, детях и о том, насколько правильно раньше жили люди.

Наконец, утомившись от болтовни, старушка отправилась отдыхать. Оставшись в одиночестве Ника попыталась вновь взяться за "Диалоги о законах и общественной пользе", но челюсти начали сами собой растягиваться в сладкой зевоте, и подумав, внучка решила последовать примеру бабушки.

— Госпожа! — беспардонно ворвался в её сон тревожный голос отпущенницы. — Проснитесь, госпожа!

Резко распахнув глаза, девушка невольно отпрянула, увидев совсем рядом озабоченное лицо Риаты Лации.

— Ты чего?

— Письмо вам, госпожа! — возбуждённо сверкая глазами, выдохнула служанка. — То есть записка.

— От кого? — встрепенулась покровительница, садясь и спуская ноги с кровати.

— От господина Валия! — радостно выпалила собеседница.

— Да ты что! — охнула Ника, принимая из её рук туго свёрнутую полоску папируса. — Он сам тебе её передал?

— Нет, госпожа, — опасливо косясь на полуприкрытую дверь, покачала головой отпущенница. — Финар —носильщик наш. Поймал меня у ванны, они как раз туда воду таскали, и говорит: "Твоей госпоже мол просили передать…" Я ему: "Кто?" Он отвечает: "Господин Ин Валий. Финар". Сказал, что ещё вчера хотел отдать, да случая не представилось. Говорит, что будет ждать ответа.

— Постой у двери, — скомандовала девушка, осторожно разворачивая плотный свиток.

Первые несколько секунд написанные бисерным почерком буквы нервно прыгали перед глазами, упрямо отказываясь складываться в слова.

Она несколько раз моргнула, пытаясь сосредоточиться.

"Госпожа Юлиса, я обдумал ваше предложение и готов помочь. Но мне необходимо знать все подробности. Напишите: где и когда мы можем встретиться для серьёзного разговора. Ин Валий Дрок."

— Вот батман! — скрипнув зубами, выругалась попаданка, ударяя кулаком ни в чём не повинный тюфяк. — Ну чего бы этому придурку одуматься хотя бы на пару дней пораньше?!

— Вы что-то сказали, госпожа? — с тревогой спросила застывшая у двери служанка.

— Ничего, — поморщилась Ника, едва не воя от досады. То, чего она так ждала, на что надеялась, всё же случилось, но настолько не вовремя, словно судьба решила опять посмеяться над ней, в очередной раз ткнув лицом в грязь.

"Может, заболеть? — хватаясь за соломинку, с лихорадочной тоской подумала девушка. — С моим больничным опытом разыграть какой-нибудь недуг не так уж и сложно. Вот только тогда тётка меня точно из дома не выпустит. А доверять такой план бумаге, то есть папирусу, как-то боязно. Мало ли в чьи руки может ненароком угодить моё письмо? Нет, подобные вещи надо говорить с глазу на глаз, да ещё предварительно убедившись, что никто не подслушивает".

Вскочив с кровати, она нервно заходила по комнате из угла в угол.

— Да что же всё так плохо то? — зло бормотала себе под нос Ника пытаясь отыскать хоть какой-то выход из сложившейся ситуации и тут же беспощадно отбраковывая всё, что приходило в голову.

Ситуация действительно складывалась просто отвратительно. Будь у неё в запасе хотя бы пара дней, она бы обязательно нашла способ встретиться с Валием. Но как это сделать, когда ехать в имение надо уже завтра утром? Ясно, что Септис ни за что не согласится отложить отъезд, а у неё нет никакого разумного предлога остаться в городе.

"Вот дура! — мысленно начала очередной сеанс самокритики девушка. — Сама же ему эту идею подкинула. В деревню, видите ли, ей захотелось. На свежий воздух! Да только кто мог знать, что племянничек Авария вдруг ни с того ни с сего опомнится и решит помочь дядюшке остаться холостым. Нет, задержаться в Радле никак не получится. Значит, надо как можно скорее вернуться. Принципиальное согласие Валия получено, а для того, что я задумала, время ещё есть. Спасибо сенаторам за то, что письмо в Канакерн отправили. Теперь когда ещё ответ будет?"

Успокоившись, она сама достала из сундука шкатулку с письменными принадлежностями. Риата Лация попыталась было помочь, но покровительница только отмахнулась.

— За двором следи. Кто появится — скажешь.

— Да, госпожа, — согласно кивнула служанка.

Расправив на столике клочок папируса, Ника макнула отточенный кончик пера в чернильницу и замерла в нерешительности. Попадание того, что она намеревалась написать, в недобрые руки почти наверняка гарантирует ей массу проблем. Фактически — это убойный компромат, доказывающий, что племянница регистора Трениума имела тайную связь с посторонним мужчиной.

"Ну уж такого подарка я вам не сделаю", — проворчала девушка, про себя обращаясь к неизвестным недоброжелателям, и, подойдя к стоявшей у входа отпущеннице, тихо сказала:

— Тебе надо кое-что написать. Только постарайся изменить почерк.

— Ой, а это как, госпожа? — растерянно захлопала ресницами Риата Лация.

— Ну…, — покровительница замялась. — Так, чтобы буквы выглядели не так, как ты их обычно пишешь. По-другому.

— Ах, вон в чём дело, — усмехнулась служанка. — Сделаю, госпожа. А что писать?

Секунду помедлив, Ника чётко продекламировала:

"Очень рада получить ваше письмо. К сожалению, обстоятельства складываются так, что мне придётся на какое-то время покинуть Радл. Я готова встретиться с вами сразу после возвращения. Если вы, конечно, не сможете отыскать меня за городом".

"Вряд ли субтильный племянник Авария рискнёт выбраться из столицы, — с иронией подумала девушка. — Но надо же показать, как сильно я заинтересована в нашем разговоре".

— А подпись? — прервала её размышления отпущенница.

— Ничего не пиши, — подумав, решила покровительница. — Это всё-таки тайное послание, а не письмо. Валий — не дурак, сам догадается.

— Поняла, госпожа, — многозначительно поджала губы Риата Лация.

— А я тут постою, — вздохнула Ника, глядя на внутренний дворик через узкую щель. — Прослежу, чтобы нам никто не мешал.

Оглядев чёткие, ровные строчки, она не нашла к чему придраться. Почерк аккуратный, явно женский, но точно не её.

Аккуратно свернув полоску в тугой цилиндрик, девушка протянула его служанке.

— Вот, отдашь носильщику. Пусть передаст Ину Валию. Только будь осторожна. Смотри, чтобы никто ничего не заметил.

— Понимаю, госпожа, — заверила отпущенница. — Не беспокойтесь.

— И ещё, — покровительница достала из кошелька несколько монет.

— Две возьмёшь себе и две отдашь рабу.

— Ой, госпожа, да ему, наверное, господин Валий уже заплатил, — досадливо скривилась Риата Лация.

— Ну откуда у этого парнишки много денег? — укоризненно покачала головой Ника. — Сама же видела, как он одевается и у кого учится. А людей, которые нам помогают, надо благодарить. Всех, даже чужих рабов. Поняла?

— Как прикажете, госпожа, — скорчив постную рожицу, поклонилась служанка.

Перед сном она отчиталась о том, как передала записку и деньги.

— Только этот мерзавец, госпожа, сказал, что ему, видите ли, мало, — шипела в темноте рассерженной кошкой отпущенница. — Говорит: "Меньше чем за четыре обола ничего передавать не стану".

Она скорбно вздохнула.

— Пришлось ему всё отдать.

Покровительница не знала: прикарманила ли деньги сама Риата Лация, или же носильщик и в самом деле оказался настолько наглым вымогателем? Но в любом случае компенсировать финансовые потери служанке в данном случае она не собиралась.

Будучи чрезвычайно занятым человеком, регистор Трениума в этот раз с племянницей в имение не поехал, отправив с ней трёх доверенных коскидов в качестве охраны и сопровождения.

Примерно через пару часов после того, как путники покинули Радл, небо стало затягиваться тучами, а в поместье они въехали уже под грохот крупных капель по крыше фургона.

При виде гостьи пухлое лицо Фрона Беста растянулось в широченной масляной улыбке, однако узенькие глазки смотрели остро и настороженно.

Только прочитав переданное Минуцем послание господина Септиса, управитель, кажется, немного успокоился и приказал рабам перенести вещи госпожи Юлисы в уже знакомую спальню.

Пристально наблюдавшая за ним девушка подумала, что регистор Трениума, приказав прислать в столицу повозку, видимо, не счёл нужным разъяснить своему верному отпущеннику: кому и зачем та предназначена? Поэтому, увидев Нику, толстяк мог решить, что она чем-то вызвала гнев дядюшки, а тот отослал её с глаз долой. Теперь же, выяснив в чём дело, Бест вновь стал вежлив, предупредителен и даже подобострастен.

Дождь, монотонно падавший следующие два дня, запер в доме не только племянницу Итура Септиса Даума, но и его коскидов, которым тоже не хотелось тащиться в Радл по такой сырой погоде.

Только на третий день, когда небо очистилось, они наконец-то смогли покинуть поместье, а девушка отправилась к знакомому озерку.

Большая часть лощинки густо заросла высокой, ярко-зелёной травой, и только в самой верхней её части, возле покрытых пышной листвой кустов оставалась небольшая площадка с более-менее редкой растительностью. Однако Нике показалось, что для полноценных занятий гимнастикой и танцами места всё-таки маловато.

Пришлось возвращаться в усадьбу и просить у Беста серп. Риата Лация не высказала большого восторга по поводу того, что ей пришлось, ползая на корточках, неловко срезать траву, однако и от демонстрации возмущения так же благоразумно воздержалась. Тем более, что покровительница помогала ей по мере сил, сгребая срезанные стебли в пучки и утаскивая их в заросли.

Весь день они трудились, обустраивая будущую спортивную площадку, даже оборудовали место для костра.

В глубине души Ника понимала, что подобного рода тщательность вызвана элементарным переизбытком свободного времени.

Вечером они с отпущенницей подолгу шептались о сенаторах, императрице, Вилите, семейке Септисов и других жителях Радла, с кем пришлось встретиться за время пребывания в столице, а вот днём приходилось себя чем-то занимать, иначе время тянулось настолько медленно, что иногда хотелось просто выть от тоски.

Выполнив комплекс упражнений, девушка садилась на расстеленную циновку и, отдыхая, потягивала разведённое вино, попутно размышляя о своём незавидном положении, а Риата Лация веточкой отгоняла комаров от вспотевшей покровительницы.

Сегодня они взяли с собой сыр и лепёшки, чтобы погреть их над пламенем крошечного костерка. Заметив, что Ника перешла к тренировкам на растяжку, служанка, уже успевшая сложить шалашиком сухие веточки и наложить внутрь сухих листьев, стала ударять зазубренной железкой по кусочку кремня, выбивая искры. В это время на противоположной стороне лощины с шумом зашевелились кусты.

— Госпожа! — вскричала отпущенница, вскакивая и тревожно вглядываясь в заросли.

Девушка как раз отрабатывала боковой удар, но услышав взволнованный голос Риаты Лации, резко обернулась, на всякий случай пряча руку с кинжалом за спину.

Из зелёной гущи, пыхтя и отдуваясь, выбрался мальчишка, лет десяти-двенадцати, в короткой, усыпанной заплатами тунике.

Корча рожу и громко шипя от боли, он потёр грязной ладошкой босую, чёрную пятку, видимо, напоровшуюся на сучок во время прорыва через заросли, и зычно спросил:

— Вы будете госпожа Ника Юлиса Террина?

— Я, — удивлённо подтвердила та, поинтересовавшись в свою очередь. — А ты кто такой и чего тебе от меня надо?

— Я Козий Катышек. Помогаю Ухаю, пастуху господина Дамия. Мне велели передать, что вас ждут в священной роще у святилища нимфы Фелои.

— Кто велел? — нахмурилась девушка, заворачиваясь в накидку, поскольку сильно юный собеседник как-то совсем не по-детски таращился на её стройные ноги, лишь до середины бедра прикрытые подолом короткой туники.

— Господин сказал, что недавно уже передавал вам письмо, — поганенько усмехнулся парнишка.

— Вот батман! — бесшумно, одними губами прошептала ошарашенная попаданка, мысли которой заметались, как тараканы, застигнутые ночью ярким светом электрической лампочки. — "Неужели Валий? Воспользовался советом и сумел-таки меня найти. Да почему бы и нет? Узнать, где находится имение регистора Трениума в Радле, — пара пустяков. Но всё-таки — это как-то… странно".

— Каков из себя этот господин? — на всякий случай поинтересовалась она.

— Молодой, госпожа! — широко осклабился Козий Катышек. — Симпатичный. Сразу видно — городской.

— Как он тебя нашёл? — задавая новый вопрос, Ника принялась настороженно оглядываться по сторонам.

— Так мы неподалёку от священной рощи коров пасли, госпожа. Мы, госпожа, нимфу Фелою почитаем, чтобы она, значит, скотинку нашу от бед да напастей хранила, — стал степенно объяснять малолетний невольник. — Там господин нас увидел и попросил Ухая, чтобы я вас нашёл. А про то, что вы здесь гулять любите, все в округе знают.

"Вот батман!" — вновь мысленно выругалась девушка, искренне считавшая лощинку своим почти "тайным" убежищем.

— Ну так что мне ему передать, госпожа? — шумно высморкался парнишка.

— Он там один? — проигнорировала вопрос собеседница.

— С ослом! — рассмеялся раб, тут же поспешив её успокоить. — Да вы не сомневайтесь, госпожа. Кто

же станет творить дурное прямо у алтаря небожительницы?

И всё-таки Нику продолжали терзать смутные сомнения, и она никак не могла отделаться от ощущения неправильности происходящего. Как-то не вязалась в её сознании поездка в такую даль с тем перепуганным юнцом, что удрал от неё, не решившись даже выслушать до конца.

Посмотрев на солнце, племянница регистора Трениума шумно выдохнула и проговорила:

— Передашь, что я его сегодня не ждала, поэтому прийти прямо сейчас не смогу. Пусть пару часиков подождёт. Раньше ну никак не получится.

— Расстроится он, госпожа, — с прежней похабной ухмылочкой покачал головой Козий Катышек. — Небось и так весь извёлся от нетерпения.

— То не твоя забота, сопляк! — презрительно фыркнула Ника. — Нанялся в гонцы, так беги и передавай, да смотри не добавляй от себя ничего. Понял?

— Как не понять, — хмыкнул парнишка, поправляя деревянную табличку на груди. — Тогда я пошёл.

Однако ломиться через кусты тем же путём он не стал, а деловито пройдя вдоль зарослей шагов десять, отыскал подходящее местечко и скрылся в переплетении ветвей

С минуту послушав удалявшийся шелест, девушка стала торопливо переодеваться, поведав служанке свой замысел.

— Ой, госпожа! — испуганно оглядываясь по сторонам, покачала головой та. — Не шутили бы вы с бессмертными. Не любят они такого. Отомстить могут.

— Да я же ничего плохого не скажу, — попыталась успокоить её покровительница. — Ну мало ли что могло мне привидеться?

— Воля ваша, госпожа, — смиренно потупив взор, пробормотала Риата Лация. — Только боязно мне как-то.

— Да ты-то тут причём? — усмехнулась Ника, поправляя платье. — Я сама говорить буду. Твоё дело помалкивать, а станет Бест расспрашивать — скажи: "Ничего не видела, цветы собирала". И всё!

— Слушаюсь, госпожа, — с явным неодобрением пробурчала отпущенница.

Большую часть пути до усадьбы они прошли скорым шагом, а когда впереди показался частокол ограды, перешли на бег, к огромному неудовольствию служанки, тащившей корзину с одеждой и снедью.

Взвинтив себя до необходимого состояния, девушка вцепилась в руку первого попавшегося раба, тащившего куда-то толстую связку ивовых прутьев.

— Где господин Бест?

— Так в давильне был, госпожа, — озадаченно пробормотал невольник, для наглядности кивнув подбородком в нужном направлении.

В высоком просторном сарае с плотно утрамбованным земляным полом на постаментах, сложенных из скреплённых раствором камней, стояли большие деревянные чаны. Именно в них складывали созревший виноград и давили босыми ногами для получения сладкого сока.

Возле одной из таких посудин, собранных из плотно подогнанных друг к другу липовых плашек, управитель поместья что-то втолковывал пожилому, сутулому рабу в сером хитоне и с седой бородой, в завитках которой застряли мелкие стружки.

— Господин Бест! — закричала Ника, бросаясь к нему. — Господин Бест!

— Что случилось, госпожа Юлиса? — испуганно вытаращил глаза отпущенник. — Вас кто-то обидел?

— Нет, то есть да, то есть нет, — замотала головой девушка довольно правдоподобно, как ей показалось, изображая полное смятение. — Мне нужно немедленно принести жертву нимфе Фелое!

— Прямо сейчас? — недоуменно пробормотал явно ничего не понимающий собеседник.

— Не медля ни секунды! — в нетерпении топнула ножкой племянница регистора Трениума.

— Да что случилось? — окончательно растерялся толстяк.

Схватив управляющего за локоть, Ника не без труда оттащила его в сторону и шёпотом выпалила прямо в заросшее чёрными волосами ухо:

— Привиделась она мне, господин Бест!

— Нимфа?! — отстранившись, обалдело уставился на неё управитель.

— А кто же это ещё может быть?! — раздражённо фыркнула девушка. — Сама полупрозрачная, так что через неё и кусты, и траву видно. В хитоне коротком и белом, как первый снег. Глаза большущие, зелёные и смотрят так…

Она прищурилась, словно подбирая слова.

— … с укоризной. Тут я и вспомнила, что хожу к тому озеру уже давно, а Фелою ещё ни разу не почтила. Хотела сразу в священную рощу бежать да как-то не решилась. Всё-таки там дорога близко и земли чужие рядом. Прошу вас, господин Бест, пошлите со мной кого-нибудь из надсмотрщиков или хотя бы надёжного раба. А то как бы чего не вышло.

— Ну нимфу Фелою тут и до вас видели, госпожа Юлиса, — совершенно неожиданно заявил собеседник. — Только выглядела она по-другому. Обнажённая, с длинными до земли густыми волосами. Но на то они и бессмертные, чтобы в различных обличьях перед людьми появляться. Да, жертву вам принести надо. Только кого же я с вами отправлю? Разве что Вотла — помощника кузнеца. Парень он хоть и тупой, но честный.

— А разве у вас кузница есть? — совершенно искренне удивилась Ника.

— Так третий день строим, госпожа Юлиса, — снисходительно усмехнулся управитель. — За рабским бараком по ту сторону ограды, чтобы искры ненароком пожара не наделали. Огня-то с ней много будет. Господин Септис доброго мастера у господина Юлиса купил. Сейчас как раз горн ладят. Ну, пару часов он и без помощника поработает. Вы же задерживаться там не будете?

— Нет, нет, господин Бест, — заверила собеседница. — Только принесу жертву и испрошу у нимфы разрешения по-прежнему ходить к озеру.

— Тогда возьмите у моей жены лепёшек с мёдом, чтобы на алтарь положить, — посоветовал толстяк. — А я пока Вотла к воротам приведу.

Хорошенько подумав, девушка не стала рассказывать Зете Бест о своём "видении". Достаточно того, что она, кажется, вполне успешно навешала лапши на уши её супругу. А уж тот пусть сам решает посвящать свою благоверную в столь интимные подробности происшествия случившегося с племянницей их покровителя или нет? Тем более, что женщина сразу без вопросов выдала пару не успевших окончательно зачерстветь лепёшек, предварительно намазав им мёдом.

Едва увидев невольника, выбранного управителем ей в сопровождающие, Ника сразу подумала, что для его описания как нельзя лучше подходит короткое, но ёмкое старинное слово увалень.

Помощник кузнеца оказался довольно высоким, широкоплечим, но каким-то нескладным, с явно туповатым выражением на круглом, щедро усыпанном угрями, лице.

— Проводишь госпожу Юлису до священной рощи нимфы Фелои, — строго напутствовал раба толстяк. — И подождёшь, пока она принесёт там жертву. Всё понял?

— Да, господин Бест, — низко, но неуклюже поклонился здоровяк и предложил в приступе усердия. — Может, мне палку какую взять?

— Так ступай! — досадливо морщась, отмахнулся управитель. — Ты одной своей рожей всех злодеев перепугаешь.

Очевидно, посчитав подобные слова за похвалу, Вотл довольно осклабился, демонстрируя ровные, удивительно белые зубы.

К сожалению, ходок из него оказался неважным, так что девушке приходилось то и дело его подгонять.

Судя по положению солнца, прошло уже более полутора часов из двух обещанных ей племяннику Постума Авария Денсима, когда впереди наконец показалась небольшая рощица.

"Неужели не дождался и ушёл? — начиная беспокоиться, Ника с трудом удерживалась от того, чтобы, приподняв подол платья, не пуститься бежать. — Нет, не должен. Не зря же он проделал такой долгий путь?"

Однако, несмотря на все попытки себя успокоить и воззвать к здравому смыслу, волнение её только увеличивалось. Во рту пересохло, а в голове роем рассерженных ос метались злые беспокойные мысли.

Тревога слегка улеглась лишь после того, как девушка разглядела в кустах низенького чёрного ослика.

Резко остановившись, Ника развернулась, переводя дух.

— Ты, Вотл, останешься здесь. К святилищу я пойду одна.

— Как же так, госпожа? — недоуменно захлопал короткими, белесыми ресницами здоровяк. — Господин Бест приказал мне вас охранять.

— Ну так и охраняй! — с лёгким раздражением пожала плечами девушка. — Стой здесь и следи, чтобы мне никто не мешал принести нимфе Фелое благодарственную жертву.

— Но там вроде уже кто-то есть, госпожа, — внезапно заявил невольник, видимо, тоже заметив в зарослях осла. — Вдруг он вас обидит? Нет уж, я с вами пойду, как господин Бест приказал.

— Господин Бест приказал меня до рощи проводить! — теряя терпение, напомнила племянница регистора Трениума. — А про то, чтобы ты ходил со мной к алтарю — разговора не было. Забыл что-ли?

Озадаченно почесав заросший спутанными волосами затылок, Вотл улыбнулся.

— И то правда, госпожа Юлиса!

Но сейчас же его круглая, усыпанная красными точками, физиономия вновь стала до смешного серьёзной.

— А вдруг с вами что дурное приключится? Господин Бест тогда меня не помилует.

— Да разве бессмертная Фелоя позволит кого-то обидеть в своей священной роще? — пустила в ход последний, самый убойный аргумент Ника. — Или думаешь, нимфа меня не защитит? Святилище — это почти храм, его сами боги охраняют!

Бедный увалень, набычившись, даже вспотел от столь сложных мировоззренческих вопросов. Его пухлые губы сжались в упрямую тонкую полосу, поросший редкими волосками подбородок упрямо выдвинулся вперёд, а крылья мясистого носа широко раздувались, с шумом втягивая воздух.

— Оставайся здесь, будешь нужен — я позову! — командным, не терпящим возражения голосом приказала девушка, для наглядности ткнув пальцем себе под ноги, словно указывая, где именно надлежит находиться рабу, и пресекая дальнейшее обсуждение, обратилась к служанке. — Побудь с ним, чтобы не скучал и не шатался куда не надо.

— А как же это? — растерянно спросила отпущенница, приподняв небольшую корзиночку с приношениями.

— Я сама возьму, — без колебаний заявила покровительница, протягивая руку.

Шагнув под кроны первых деревьев, она украдкой оглянулась.

На плотно утоптанной тропинке Риата Лация что-то негромко, но энергично втолковывала переминавшемуся с ноги на ногу Вотлу.

"Ну уж скучать она ему точно не даст", — мысленно усмехнулась Ника, направляясь к невысокому, сложенному из грубо обработанных камней, прямоугольному обелиску, в нише которого стояла маленькая статуя полуобнажённой женщины из обожжённой глины.

Поправив накидку, девушка нашарила под ней рукоятку закреплённого на спине кинжала.

— Господин Валий! — негромко позвала она, подходя к кустам, где стоял грустный чёрный ослик с наброшенной на широкую спину попоной и двумя тощими свёртками. — Господин Валий, вы здесь?

— Да, госпожа Юлиса, — миг спустя отозвался молодой взволнованный голос.

Резко обернувшись, Ника увидела шагнувшего из-за обелиска молодого человека в толстой коричневой безрукавке поверх тёмно-серой туники.

— Здравствуйте, — поклонившись, он замер, видимо, не зная, что ещё сказать.

Не заметив с ним рядом никого, девушка облегчённо перевела дух, и подойдя к крошечному алтарю, деловито достала из корзиночки лепёшки, проговорив как бы между прочим:

— Я рада, что вы согласились меня выслушать, господин Валий.

— Ну, я подумал, что вам, наверное, действительно, очень не хочется выходить замуж за господина Авария, — смущённо пробормотал юноша, глядя куда-то себе под ноги. — Раз уж вы решили обратиться ко мне с таким… предложением.

"А тебе, наверное, так же неохота делить дядины денежки ещё и с безутешной вдовой", — с иронией подумала Ника, вслух подтвердив:

— Очень!

— Но почему, госпожа Юлиса? — спросил собеседник, поднимая глаза. — Разве господин Аварий так уж плох?

"Уж куда хуже! — мысленно фыркнула попаданка. — Убийца, лагир, да ещё и разносчик гепатита".

Но с языка послушно срывались другие, давным-давно заготовленные слова.

— Дело не в вашем дядюшке, господин Валий. Просто сейчас я совсем не стремлюсь обременять себя семейными узами. Для начала я хочу хотя бы немного пожить свободной и богатой. Имение деда даст мне возможность ни в чём не нуждаться и ни от кого не зависеть. А о браке я подумаю позже, когда разберусь, кто есть кто в Радле?

— Странное желание, — криво усмехнулся достойный ученик многомудрого Филия Дакра Гагола. — Я всегда думал, что все девушки только и мечтают поскорее выйти замуж за какого-нибудь богача. Но, может, вы уже в кого-то влюблены и желаете связать свою судьбу только с ним, и просто скрываете это? Напрасно, поверьте, я пойму вас.

— Нет, господин Валий, — покачала головой Ника. — Я вас не обманываю. Дыхание Диолы ещё не коснулось моего сердца. И прошу запомнить раз и навсегда: я не "все"! Много ли радланских девушек умеют охотиться на волков и оленей? А сколько из них пересекли океан, умирая от голода и жажды, моля богов хотя бы о капле пресной воды? Кто-нибудь из ваших знакомых спасался сначала от убийц, а потом от обвинений в святотатстве?

— Никто, — лаконично ответил молодой человек, отведя взгляд.

— Я не испытываю негативных чувство к господину Аварию, — продолжила вешать лапшу на уши собеседнику племянница регистора Трениума. — И будь на его месте любой другой мужчина, я бы так же искала способ избежать брака…

— Вы сказали, что не собираетесь причинять ему вред, госпожа Юлиса, — прерывая её, напомнил слушатель. — Как же вы тогда намерены расстроить сватовство, и в чём будет заключаться моя помощь?

— Вам не придётся делать ничего противозаконного, господин Валий, — поспешила успокоить его девушка, ладонью отгоняя от лица осу, очевидно явившуюся на запах мёда. — Просто поговорите с господином Птахубисом. Попросите его составить дядюшке… правильное предсказание. Пусть астролог скажет, что наши с ним гороскопы настолько не совпадают, что в случае заключения брака господину Аварию грозят очень серьёзные неприятности вплоть до преждевременной смерти.

— Птахубис?! — растерянно вытаращил глаза юноша. — Предсказание?!

— Именно так, господин Валий, — многозначительно усмехнулась Ника. — Насколько я знаю, господин Аварий часто хвастался, что его астролог никогда не ошибался.

— Это правда, — озадаченно хлопая белесыми ресницами, подтвердил молодой человек. — Но господин Птахубис ни за что не согласится на подобный обман своего покровителя.

— А вы предложите ему денег, — без обиняков посоветовала девушка.

— Что вы! — собеседник даже отшатнулся. — Господин Птахубис считает расчёты своих предсказаний совершенными! Он настолько ими гордится, что даже не станет слушать о деньгах!

— Человек, вложивший свои средства в публичный дом, никогда не откажется поговорить о деньгах, — наставительно заявила племянница регистора Трениума.

— О чём вы говорите, госпожа Юлиса? — вскинул брови молодой человек.

— Господин Птахубис является совладельцем борделя "Мягкое гнёздышко", — охотно пояснила Ника и продолжила, добавив в голос металл. — Предложите много денег! Они ему понадобятся, пока будет искать себе нового хозяина.

— Нового? — едва ли не со страхом пролепетал Валий. — Почему?

— Кожа вашего дядюшки стала жёлтой, как лимон, его мучают боли в животе и зуд во всём теле, — жёстко усмехнулась попаданка. — Не так ли?

— Да, — заворожено глядя на неё, подтвердил молодой человек. — Лекарь Конатас прописал ему кобылье молоко и травяные ванны, но они помогают всё меньше.

— Ваш дядя тяжело болен, господин Валий, — тем же беспощадным тоном продолжила девушка. — Он умрёт не сегодня и не завтра, но лютый недуг уже пожирает его изнутри. Выйдя за него замуж, я могла бы очень скоро сделаться богатой вдовой. Но мне этого совсем не нужно, клянусь Анаид!

Племянник главного смотрителя имперских дорого подавленно молчал, машинально потирая поблёскивавший от пота лоб.

— Не пытайтесь говорить с господином Птахубисом у вас дома, — начала давать практические советы Ника. — Кто-нибудь может и подслушать ненароком. Лучше всего встретиться с ним в том самом публичном доме "Мягкое гнёздышко", который он регулярно навещает.

— Откуда вы знаете? — только и смог пробормотать юноша.

— Я тщательно готовилась к этому разговору, господин Валий, — с максимально возможной серьёзностью заявила девушка. — Ну так вы согласны мне помочь?

— Это не помощь, госпожа Юлиса. — пряча глаза, покачал головой молодой человек. — Если Птахубис всё расскажет Аварию, я даже не представляю, что он со мной сделает. А вы останетесь в стороне, ничем не рискуя.

— Ну почему же? — слова собеседника насторожили племянницу регистора Трениума, но спорить с очевидным она не стала. — Я тоже иду против воли родственников, а значит, могу пострадать не меньше.

— Нет, нет, госпожа Юлиса, — криво усмехнулся ученик достославного Филия Дакра Гагола. — Вы всегда сможете сказать, что ничего не знали, а меня, самое малое, выгонят из дома и лишат вообще какого-либо наследства. Риск никак несоизмерим. Вы всего лишь придумали, а исполнять ваш замысел придётся мне одному.

— Ну вы же и получаете больше моего! — чувствуя, что начинает злиться, вскричала Ника. — Я всего лишь избавляюсь от ненужного брака, а вы увеличиваете свою долю наследства!

— Даже без вас господин Аварий не будет ко мне слишком щедр, — грустно вздохнул юноша.

— Если вы боитесь, значит, нам не о чем больше говорить! — возмущённо фыркнула внучка сенатора Госпула Юлиса Лура, раздражённо подумав: "Зачем же ты тогда сюда припёрся?"

— Постойте! — заступил ей дорогу собеседник. — Я пришёл сюда не только из-за наследства!

— Чего же вы хотите? — нахмурилась девушка и в ожидании неприятного ответа завела руку за спину.

— Вас! — ожидаемо выпалил Валий, поднимая на неё глаза, в которых причудливо смешались желание, страх и ещё что-то очень неприятное.

"Вот батман! — охнула про себя попаданка, стискивая рукоятку кинжала. — Чего доброго набросится прямо сейчас, придётся или резать, или увальня на помощь звать. А ни того, ни другого не хочется".

Но, окинув критическим взглядом сутулую фигуру нескладного поклонника, чуть успокоилась.

"Нет, в одиночку он меня не завалит, кишка тонка".

— После нашей встречи я только о вас и думаю! — воспользовавшись её молчанием, горячо, но как-то не очень убедительно затараторил племянник Авария. — Вы прекрасны, словно весенняя заря, как цветущий кипарис! Я отыскал вас не потому, что боюсь потерять наследство, а из-за любви, которую Диола разожгла в моём сердце! Я сделаю всё, что вы только пожелаете…

— Но взамен я должна вам отдаться? — безжалостно прервала его словоизвержение Ника. — Желательно прямо здесь и сейчас?

— Да! — нервно сглотнув слюну, юноша шагнул к собеседнице. — Только вы способны спасти меня, утолив жажду любви!

"Ну, а моё желание тебя похоже совершенно не интересует", — подумала она, отступая. В голове девушки уже начал складываться план, как с максимальной пользой использовать внезапно вспыхнувшую к ней страсть племянника главного смотрителя имперских дорог.

— Возможно, я смогла бы снизойти до вас, господин Валий. Но случится это не раньше, чем ваш дядя объявит господину Итуру Септису Дауму о том, что отказывается от намерения взять меня в жёны.

— Но, госпожа Юлиса! — вскричал раскрасневшийся от волнения парень. — Если вы хотите, чтобы я…

Сделав шаг, Ника почти прижалась к нему, и глядя сверху вниз, зло прорычала:

— Я не даю авансов, господин Валий! Или вы получите меня после того, как господин Аварий передумает жениться, или я буду искать другой способ избежать брака с ним.

— Вы готовы поклясться в этом у алтаря Фелои? — невольно сутулясь ещё больше, пробормотал молодой человек.

— Если вы настаиваете, — с демонстративной неохотой пожав плечами, девушка монотонно пробубнила. — Я, Ника Юлиса Террина, клянусь бессмертной Фелоей, что исполню ваше желание, господин Валий, если господин Аварий не возьмёт меня замуж.

Сделав драматическую паузу, она неожиданно для замершего слушателя продолжила:

— Но лишь в том случае, если вы поклянётесь сохранить наш замысел в тайне и никому о нём не рассказывать.

— Клянусь Фелоей! — торопливо закивал юноша. — Я никому ничего не скажу о том, что мы здесь говорили.

— Пусть так и будет, — усмехнулась Ника, не испытывавшая никакого желания выполнять данное этому мозгляку обещание. Вместо того, чтобы бескорыстно помочь, поухаживать хотя бы немного для видимости, достойный племянник своего дядюшки беззастенчиво решил воспользоваться сложной ситуацией, в которую она попала, получив всё и сразу. Ну уж вот ему батман! А нимфа поймёт, она тоже женщина, хотя и бессмертная!

— Господин Птахубис потребует много денег за предсказание, — неожиданно выпалил молодой человек. — А у меня почти ничего нет.

— У меня кое-что есть, — успокоила его девушка. — Вы, главное, узнайте: готов ли он нам помочь, и сколько это будет стоить.

— Я поговорю с ним! — громко и даже торжественно объявил Валий. — Но вдруг он не согласится?

— Тогда придётся искать какой-нибудь другой способ, — безмятежно улыбнулась Ника. — А сейчас мне пора. Я и так здесь слишком долго задержалась.

— Я вернусь, как только всё выясню, — пообещал явно вдохновлённый её клятвой собеседник. — Но где и как мы с вами встретимся, госпожа Юлиса?

— Опять пришлите за мной того мальчишку раба, — чуть подумав, посоветовала девушка.

— А вдруг стада здесь не будет? — выразил сомнение юноша.

— Но вы же заплатили пастуху за то, чтобы он отпустил своего помощника? — усмехнулась племянница регистора Трениума.

— Да, — почему-то смутился молодой человек. — Дал немного.

— Тогда, если вы скажете, что услуги посыльного могут понадобиться вновь, пастух опять будет пригонять стадо в надежде ещё немного заработать, — наставительно проговорила Ника.

Поклонившись алтарю, она коротким кивком попрощалась с пристально следившим за ней племянником главного смотрителя имперских дорог.

Увидев покровительницу, Риата Лация в изнеможении воздела руки к пронзительно голубому небу.

— Хвала богам, вы наконец-то пришли, госпожа! А то этот бездельник уже несколько раз порывался бежать спасать вас.

— Вот как? — вскинув брови, девушка строго посмотрела на явно смущённого невольника.

— Уж больно долго вас не было, госпожа, пробурчал тот, внимательно разглядывая свои грязные ноги в рваных сандалиях. — А мне господин Бест приказал вас охранять.

— Ну теперь видишь, что со мной ничего не случилось? — насмешливо фыркнула Ника. — Не бойся, никто тебя ругать не будет.

И словно позабыв о его существовании, обратилась к служанке:

— Оказывается, не одной мне захотелось принести жертву Фелое. Когда я подошла к алтарю, там уже молился какой-то мужчина. Мы даже немного поболтали. Представляешь, даже он уже слышал о моём выступлении в Сенате. Как же быстро в Радле расходятся новости!

— Молодой мужчина, госпожа? — тут же стала подыгрывать ей сообразительная отпущенница. — Красивый?

— Как-то сразу и не поймёшь сколько ему лет, — неопределённо передёрнула плечами девушка. — И совсем некрасивый. Тощий какой-то, сутулый…

Она презрительно скривила губы.

— Одет в рваньё с заплатами, а ещё заигрывать пытался…

Всю дорогу до поместья покровительница, смеясь, пересказывала Риате Лации несуществующий разговор со "случайным знакомым", зло издеваясь над его манерой говорить, субтильной фигурой и простуженным носом.

В воротах усадьбы Ника отправила насупленного сопровождающего продолжать стоить кузницу, а сама пошла в дом, где её ждал накрытый стол и сильно озабоченный управитель, уже начинавший переживать по поводу слишком долгого отсутствия племянницы регистора Трениума.

С аппетитом уплетая политые мясной подливкой разваренные бобы, девушка подробно описала Бесту свою встречу в священной роще нимфы Фелои.

Толстяк моментально насторожился, хотя и постарался не показывать вида.

— Что же вы, госпожа Юлиса, Вотла не позвали? — осуждающе покачал он головой, сурово поджав пухлые губы. — Это же мог оказаться какой-нибудь разбойник или людокрад?

— Ну что вы, господин Бест! — довольно натурально, как ей показалось, удивилась собеседница. — Разве мог человек с дурными намерениями так горячо молиться?

— Ох, госпожа Юлиса! — явно сдерживая рвущиеся с языка резкие слова, воздел очи горе управитель. — А вы не подумали, что он мог просто притворяться?

— Я решила, господин Бест, что если уж нимфа Фелоя действительно явила ко мне великую милость, представ в одном из своих славных обликов, то уж она сможет позаботиться обо мне у своего алтаря.

Отпущенник не нашёл, что возразить на подобное утверждение, и, меняя тему разговора, поинтересовался:

— Этот человек назвал вам своё имя?.

— Разумеется! — кивнула Ника. — Мел Керн Васий. Живёт где-то возле Ипподрома и служит приказчиком у какого-то купца.

— Приказчиком? — недоверчиво переспросил толстяк.

— Врёт наверное, — пожала плечами девушка. — Уж слишком бедно одет. Хотя пальцы в чернилах. Может, писец?

Она была уверена, что хитрый отпущенник обязательно расспросит Вотла о том, что произошло в священной роще? Но нисколько не переживала по этому поводу, так как увалень явно не отличался ни умом, ни сообразительностью.

Однако одним помощником кузнеца управитель не ограничился.

Вечером перед сном Риата Лация шёпотом доложила покровительнице, как Бест, поймав её возле уборной, подверг форменному допросу, пытаясь выяснить: не на свидание ли бегала госпожа Юлиса к алтарю Фелои? Не встречалась ли она там с каким-нибудь тайным поклонником?

По словам служанки, той вроде бы удалось развеять возникшие у хитрого толстяка подозрения. Но оказалось, что не совсем.

Через день управитель неожиданно самолично заявился в облюбованную Никой лощинку. Причём шёл он не по той дороге, которой пользовалась племянница регистора Трениума со своей отпущенницей, а сделал изрядный крюк для того, чтобы как можно дольше оставаться незамеченным.

И это ему почти удалось. Попаданка лишь в самый последний момент успела выбросить кинжал в траву, превратив смертоносный приём ножевого боя в плавное движение некого экзотического танца.

Увидев толстяка, Риата Лация охнула и первым делом бросилась прикрывать голые ноги покровительницы накидкой. Запахнув её на манер цыганской юбки, девушка поинтересовалась, сурово сдвинув брови:

— Что вы здесь делаете, господин Бест?

— Да вот проходил мимо и решил заглянуть, узнать: не надобно ли чего? — слащаво улыбнулся отпущенник. — А чего это вы тут… прыгаете… в столь… странном виде, госпожа Юлиса?

На сей раз Ника смутилась почти натурально, и пряча взгляд, буркнула:

— Танцевала, господин Бест.

— Чего?! — вытаращил глаза управитель.

— Танцевала! — рявкнула собеседница и зло усмехнулась. — Неужели вы уже оглохли, господин Бест?

— Да нет, госпожа Юлиса, — озадаченно пробормотал толстяк. — Только что же это за танец такой? Фаранга или пуртея…

— Это не ваше дело! — резко оборвала его девушка. — Меня здесь никто не видит, я никому не мешаю и делаю что хочу!

— Конечно, конечно, госпожа Юлиса, — новая улыбка отпущенника оказалась даже слащавее предыдущей. — Не буду вам больше мешать.

Пятясь и не переставая кланяться, он скрылся за кустами.

Ника усмехнулась. Разумеется, верный управитель непременно поставит в известность хозяина поместья о странных занятиях его племянницы. Вот только регистор Трениума уже в курсе, что она очень любит танцевать.


***

В состав "Сияния Артеды" не входили какие-то особо экзотические, а значит, и дорогие ингредиенты, да и процесс приготовления не отличался особой сложностью, тем не менее охранитель здоровья государыни всегда варил его сам.

Основная тонкость заключалась в правильном выборе момента, когда серебряный сосуд с эликсиром надлежало вынуть из кипящей водяной бани и поместить остужаться на каменную плиту, ибо, в отличии от других препаратов, готовность здесь определялась не по времени и даже не по вкусу, а по еле уловимому изменению цвета. Малейшее промедление или задержка превращает сильнейшее средство от болей в печени в обыкновенный травяной отвар. Тоже небесполезный, но уже не обладающий такими необыкновенными целебными свойствами. Так же важно было принять "Сияние Артеды" до того, как эликсир успеет окончательно остыть. При этом греть его снова или даже разбавлять горячей водой категорически не рекомендовалось.

Осторожно перелив содержимое сосуда в красивый серебряный стаканчик, Акций поставил его на круглый металлический поднос, и прикрыв шёлковым платочком, отправился в сад, где по расчётам врачевателя должна сейчас находиться его царственная пациентка.

Поднимаясь по лестнице из мастерской, он оступился на выщербленных каменных ступенях и едва не разлил чудодейственное снадобье. Это мелкое, досадное происшествие почему-то насторожило обычно не отличавшегося чрезмерным суеверием царедворца.

Однако, оказавшись на свежем воздухе, он почти сразу же забыл о неблагоприятной примете. Ласковое солнце щедро изливало на мир свои тёплые, но ещё нежаркие лучи с уже по-летнему прозрачного неба. Вокруг усыпанных цветами и не успевшими распуститься бутонами кустов деловито жужжали пчёлы, осы и прочая летучая мелочь. В кронах деревьев радостно щебетали птицы, пока ещё не занятые заботами о подрастающих птенцах.

Возвышавшиеся вокруг здания защищали сад от беспокоящего ветра, поэтому здесь стояла такая умиротворяющая тишина, что лекарь, несмотря на неотложное дело, замедлил шаг, невольно наслаждаясь царившей вокруг безмятежностью.

Над зелёной, ровно подстриженной стеной густого кустарника показалась крытая блестящими медными листами, куполообразная крыша беседки.

Встрепенувшись и попеняв себя за досадную задержку, придворный торопливо завернул за угол и едва не налетел на Пульчиту, прохаживавшуюся по вымощенной каменными плитами дорожке.

— Умоляю, простите меня, господин Акций! — резво отскочив, поклонилась невольница.

— Во имя сандалий Пелкса, чего ты здесь шатаешься? — раздражённо рявкнул врачеватель, вовремя успевший подхватить вновь едва не опрокинувшийся стаканчик, намереваясь обойти как нельзя не вовремя подвернувшуюся рабыню.

Но та неожиданно заступила ему путь.

— Государыня велела её не беспокоить, господин Акций.

— Да ты в своём уме? — вытаращив глаза, вскричал тот. — Её величеству следует немедленно принять лекарство!

— Государыня приказала мне никого не пускать! — упрямо повторила Пульчита и даже развела руки в сторону, словно пытаясь перегородить дорожку.

Столь необычное поведение невольницы настолько поразило царедворца, что злость и раздражение вмиг куда-то улетучились.

— Что случилось? — спросилон, понизив голос.

— Её величество разговаривает с его высочеством принцем Вилитом, — шёпотом пояснила рабыня, кивнув себе за спину. — Сказала, вроде бы ненадолго, но вот уже, наверное, с час о чём-то толкуют.

Отступив на шаг, Акций посмотрел на белевшую в сотне шагов беседку.

Шесть мраморных колонн с причудливыми капителями поддерживали круглый свод с ярко раскрашенным фризом.

Докэста Тарквина Домнита сидела на своей любимой скамеечке, и чуть подавшись вперёд, казалось, внимательно слушала младшего сынка, который, примостившись на низеньких перилах, что-то говорил матери, изредка подкрепляя слова энергичными движениями рук.

Расстояние не позволяло врачевателю не только слышать их слова, но даже как следует рассмотреть выражение лиц. Однако, судя по напряжённой позе императрицы, разговор с принцем получился непростым, а значит, к ней сейчас лучше не лезть, хотя бы и с лекарством.

Взглянув на прикрытый платком стаканчик, Акций вздохнул. Вновь возиться с приготовлением эликсира ужасно не хотелось, но если лекарство остынет — все труды пойдут насмарку, а о здоровье своей пациентки он переживал вполне искренне.

Недолго думая, лекарь сбросил с плеч лёгкий плащ и прикрыл им поднос со стаканчиком.

В этот момент до его ушей долетели обрывки каких-то фраз. Пульчита испуганно оглянулась, видимо, тоже что-то услыхав.

Вилит соскочил с низенького ограждения.

— Клянусь пресветлой Ноной, мало кого из детей родители даже спрашивают об этом! — раздражённо вскричала императрица.

— Вот поэтому, ваше величество, я собираюсь хорошенько подумать, прежде чем отвечать! — зычно отозвался принц.

— Убирайся с моих глаз, несносный мальчишка! — так громко, что смогли расслышать Акций с Пульчитой, проворчала вслед сыну Докэста Тарквина Домнита.

— До свидания, матушка, — бросил через плечо Вилит, выходя из беседки.

По мере его приближения царедворец с возрастающей тревогой различал чуть склонённую вперёд, словно юноша собирался с кем-то бодаться, голову, плотно сжатые губы и брови, упрямо сведённые к переносице.

Оставаясь неженатым, младший сын Константа Великого ещё не имел собственного дома и, видимо, обижаясь на отца из-за матери, предпочитал жить с ней, а не в Палатине. Он повсюду сопровождал опальную императрицу, всячески скрашивая её одиночество. Считалось, что государь относится к Вилиту Тарквину Нилу более чем прохладно, от чего тот не пользовался каким-либо особым влиянием ни при дворе, ни среди радланской знати. Зато Докэста Тарквина Домнита в нём души не чаяла, стараясь по мере возможности удовлетворять его довольно скромные, как втихомолку признавался Акций и другие придворные, капризы.

Мать крайне редко ссорилась с младшим сыном, поэтому даже столь незначительный обмен колкостями изрядно озадачил хранителя её здоровья.

Аккуратно придерживая накрытый плащом поднос, он низко поклонился.

— Здравствуйте, ваше высочество.

Встрепенувшись так, словно только что заметил лекаря, принц замедлил шаг, взглянув на него с каким-то странным выражением лица. Внезапно плотно сжатые в куриную гузку губы молодого человека растянулись в довольной улыбке.

— Здравствуйте, господин Акций! Я смотрю, вы что-то принесли её величеству?

— Да, ваше высочество, — ещё раз поклонился врачеватель. — Государыне следует принять лекарство.

— Ну, тогда идите, — усмехнулся юноша. — Сейчас самое время.

— О чём вы, ваше высочество? — растерянно пролепетал царедворец, весьма озадаченный и встревоженный подобным заявлением.

Но Вилит, демонстративно игнорируя вопрос, уже скрылся за поворотом зелёной ограды.

Оглянувшись, Акций обратил внимание на то, что Пульчита куда-то исчезла. Верная рабыня уже стояла возле госпожи.

Щёки Докэсты Тарквины Домниты слегка раскраснелись, подведённые глаза метали молнии, а крылья красивого прямого носа раздувались от охватившего женщину волнения.

— Прошу простить меня, ваше величество, — вкрадчиво произнёс хранитель её здоровья, убирая платочек с серебряного стаканчика. — Вам необходимо принять снадобье "Сияние Артеды" от болей в правом боку.

— Что такое? — вскинула чёрные брови императрица, но тут же вспомнила. — Ах да. С этим мальчишкой забудешь обо всём на свете. А бок меня опять беспокоит.

Сочувственно кивая головой, врачеватель с поклоном протянул поднос.

— Ну почему у всех твоих снадобий такой отвратительный вкус? — морщась, проворчала государыня, возвращая стакан на место.

— Наверное, потому, ваше величество, что всё по-настоящему полезное редко доставляет человеку удовольствие, — попытался сострить придворный.

— Ах, оставьте эти глупые выдумки либрийских философов, господин Акций! — не приняла его шутливого тона собеседница.

Лицо её вдруг как-то сразу осунулось и постарело, чётче обозначились в уголках глаз предательские морщинки, спина ссутулилась, а из груди вырвался горестный вздох.

Лекарь видел, что его царственная пациентка чем-то очень сильно расстроена, но не решился расспрашивать, терпеливо дожидаясь, когда та заговорит сама.

— Я уже и не знаю, правильно ли поступила, послушавшись вашего совета, господин Акций, — совершенно неожиданно для него заявила государыня.

— А что случилось, ваше величество? — моментально насторожился царедворец, лихорадочно соображая, о каком из его советов вообще идёт речь.

— Разве не вы предложили дать Вилиту самому выбрать себе невесту? — очень нехорошо сощурившись, законная супруга Константа Великого зло глянула на врачевателя, мельком успевшего подумать: "Вообще-то я говорил не совсем так".

Однако понимая, что возражать женщине, а тем более императрице, совершенно бесполезно и отнюдь не безопасно, он почтительно поклонился.

— Мои слова и действия всегда продиктованы исключительно заботой о вашем здоровье.

Возмущённо фыркнув, собеседница с шумом вздохнула, явно намереваясь ответить нечто весьма нелицеприятное на утверждение врачевателя, но тот, торопливо и беззастенчиво опередив её, продолжил:

— Ещё величайшие мудрецы древности заметили, что некоторые недуги могут возникать от сильных огорчений, а мир в семье благотворно влияет на самочувствие супругов.

— Да какая семья, глупец!? — рявкнула Докэста Тарквина Домнита. — Ты вообще думаешь, о чём говоришь?!

— Прежде всего о ваших взаимоотношениях с государем, ваше величество, — нимало не смущаясь, заявил царедворец. — Его величество не просто посетил Цветочный дворец, но и поинтересовался вашим мнением по очень важному не только для императорской семьи, но и для всего государства, вопросу.

— Это так, — кивком подтвердила женщина, продолжая с нарастающим вниманием слушать своего любовника.

— Его высочество Вилит, как и все ваши дети, очень любит свою мать, — с облегчением соображая, что опасность гнева или опалы со стороны своей царственной пациентки отступила, продолжил лекарь. — Но он молод, горяч и, уж простите за прямоту, ваше величество, порой очень упрям. Несмотря на все свои несомненные таланты, принц, как любой юноша, способен на порывистые, не всегда обдуманные поступки. Как вы помните, я искренне переживал, что если ему в силу отсутствия жизненного опыта и приходящей с годами мудрости вдруг не понравится та девушка, которую вы посчитаете достойной, то он может попробовать обратиться к своему державному родителю. Тогда ваши отношения с государем вновь ухудшаться. Подобные неприятности способны отразиться на вашем здоровье, а заботиться о нём — мой первейший долг.

— Я не сомневаюсь в чистоте и благородстве ваших намерений, господин Акций, — откидываясь на спинку скамейки, Докэста Тарквина Домнита, зябко передёрнув плечами, обратилась к застывшей у колонны Пульчите:

— Принеси шаль.

— Какую, ваше величество, — с поклоном спросила рабыня.

— Синюю с красными цветами, — после секундного размышления определилась императрица.

И, словно специально выждав, когда невольница отойдёт шагов на двадцать, раздражённо прошипела:

— Вот только мой драгоценный сын этого не оценил! Его, видите ли, не устраивает ни одна из предложенных мною девушек! Пять юных, прекрасных радланок из древних аристократических родов, способных составить блестящую партию самым знатным и привередливым женихам Империи! А ему… Одна слишком худая, другая толстая, третья так глупа, что с ней совершенно не о чем говорить! Как будто с женой обязательно надо разговаривать!

Раскрасневшись, женщина говорила всё громче.

— С четвёртой нельзя появиться даже на ипподроме, потому что тогда зрители будут смотреть не на гонки колесниц, а на её уродливую рожу! Речь идёт о матери его детей, будущих наследниках великого рода Тарквинов, а этот глупый мальчишка только посмеивается! Он же не способен ни к чему относиться серьёзно!

— Молодость, ваше величество, — снисходительно покачал головой врачеватель. — Это проходит и, к сожалению, очень быстро.

— Небось, с отцом бы так разговаривать не стал! — видимо, пропустив последние слова собеседника мимо ушей, проворчала государыня, потихоньку успокаиваясь. — А над матерью можно и посмеяться.

— Это потому, что принц любит вас, ваше величество, — охранитель здоровья попытался утешить свою царственную пациентку. — А, значит, доверяет и прислушивается.

Но та внезапно зло рявкнула:

— Прекрати нести чушь!

Но, очевидно, пожалев о своей резкости, отвернувшись, раздражённо пробормотала себе под нос:

— Куда пропала эта бездельница с шалью?

Получив гневную отповедь, царедворец опасливо помалкивал.

Недовольно глянув на него, императрица всё же снизошла до объяснения:

— Относись Вилит ко мне так, как ты говоришь, он бы с благодарностью принял ту невесту, которую я ему подыскала. А он вместо этого стал привередничать, да ещё и смеяться взялся негодный мальчишка.

— Вы хорошо объяснили его высочеству желание государя? — осторожно спросил лекарь, понимая, что сейчас уже нужно что-то сказать.

— Конечно! — вскричала собеседница.

Тут как раз прибежала запыхавшаяся Пульчита и, не переводя дух, попыталась прикрыть плечи хозяйки плотным, синим платком.

— Целых два раза! — раздражённо оттолкнув рабыню, буркнула императрица, расправляя шаль. — В самом начале разговора, а потом ещё и в конце, когда он просто вывел меня из терпения! Я даже спросила, может, ему уже нравится какая-то девушка? Если она принадлежит к знатному и уважаемому роду, я готова поговорить о ней с государем. Всё равно, именно он будет принимать окончательное решение, но можно хотя бы попытаться?

— Вы поступили как мудрая и любящая мать, ваше величество, — врачеватель счёл уместным высказать комплимент всё ещё очень раздражённой пациентке.

— Я же желаю Вилиту счастья! — голос собеседницы дрогнул. — А он, ну просто как ребёнок! В его годы Констант уже нёс на своих плечах тяжкое бремя власти…

Она сокрушённо покачала головой.

— Неужели выбор его высочества оказался настолько… неудачным? — совершенно искренне удивился царедворец, считавший младшего сына сиятельной любовницы вполне здравомыслящим для своего возраста человеком.

— Да его вообще не было! — растерянно, даже с какой-то обидой пожала плечами Докэста Тарквина Домнита. — Он сказал, что ему надо подумать, и просил немного подождать.

— Полагаю, это не так глупо с его стороны, ваше величество, — осторожно заметил лекарь. — Ваш сын вполне ответственно подходит к выбору возможной невесты.

— О, бессмертные боги! — в изнеможении закатила глаза императрица. — Да что путного он может выбрать?

— В таком случае, ваше величество, вы, проявляя свойственную вам мудрость, убережёте принца от опрометчивых решений, — многозначительно улыбнулся врачеватель. — И скажете государю только то, что посчитаете нужным.

— Это так, господин Акций, — с грустью вздохнула женщина. — Только любой матери хочется, чтобы сын понял и оценил её заботу о нём.

— Возможно, выбор его высочества окажется не таким уж и неудачным? — попытался подбодрить расстроенную собеседницу лекарь.

— Я буду молить об этом бессмертных богов, господин Акций, — тихо, но с неожиданно глубоким чувством проговорила государыня.

Сообразив, что разговор на щекотливую тему закончен, охранитель её здоровья задал несколько вопросов о самочувствии, посчитал пульс, внимательно прислушиваясь к ударам, и заметив на садовой дорожке госпожу Квантию с двумя придворными дамами, раскланявшись, покинул беседку.

В отличии от Докэсты Тарквины Домниты царедворец не сильно удивился столь экстравагантному поступку Вилита. Несмотря на богатство, знатность и кажущееся могущество, у членов императорской семьи не так часто появляется возможность выбора в по-настоящему важных вопросах.

Сейчас Констант Великий по каким-то своим, одному ему ведомым соображениям внезапно захотел узнать мнение опальной супруги по кандидатуре будущей невестки. А государыня, в свою очередь, решила выяснить предпочтение сына. Понятно, что молодой человек просто пытается воспользоваться столь странно и удачно сложившимися обстоятельствами то ли для того, чтобы предстать в глазах матери взрослым, серьёзным, способным на обдуманные действия мужчиной, то ли элементарно самоутверждаясь в собственных глазах?

Посчитав, что ему всё же удалось разгадать причины поведения любимого сына пациентки, лекарь небрежно постучал в закрытую дверь своей мастерской.

— Кто там? — недовольным голосом отозвался Мел Крис Спурий.

— Открывай, болван, — устало проворчал Акций.

Звякнул засов, чуть скрипнули бронзовые петли.

— Проходите, наставник, — почтительно поклонился молодой человек.

— Помой, — приказал врачеватель, протягивая ему поднос с пустым стаканчиком.

Умостившись в любимом кресле без спинки, охранитель здоровья государыни с наслаждением вытянул ноги. Ему пришлось простоять всё время разговора с императрицей, и он порядком устал.

"От старости не спрячешься, годы, увы, сильнее", — с чувством лёгкой меланхолии подумал царедворец и только тут обратил внимание, что ученик как-то странно переминается с ноги на ногу, мрачно уставившись в пол.

— Что с тобой? — нахмурился Акций.

— Заходил господин Герон, — искоса глянув на наставника, пробурчал юноша. — Расспрашивал, как найти дом регистора Трениума.

— Кого? — моментально встрепенувшись, подался вперёд лекарь.

— Господина Итура Септиса Даума, — подтвердил собеседник.

— Т-а-а-а-к, — протянул Акций, со стуком опуская руки на стол. — Ты рассказал?

— Ну да, наставник, — почему-то виновато пожал плечами юноша. — А что тут такого? Он бы всё равно узнал.

"Зачем Герону вдруг понадобился регистор Трениума? — удивился про себя царедворец. — И почему он пришёл узнавать его адрес именно ко мне?"

— Ха! — понимающе фыркнул врачеватель: "Так Вилит знает, что я навещал Юлису в доме дяди, вот он приятелю и сказал. А, может, это нужно самому принцу?"

— И ещё, наставник, — шагнув к рабочему столу, Крис наконец-то поставил на него поднос. — Господин Герон приказал никому об этом не говорить, даже вам!

— Вот как! — озадаченно вскинул брови лекарь.

— Побить грозился, если кто-нибудь во дворце узнает, что он спрашивал про дом господина Септиса, — почти шёпотом добавил ученик. — Только как же я буду обманывать своего учителя и наставника?

— Ты поступил правильно, господин Крис! — поднявшись на ноги, торжественно объявил охранитель здоровья государыни. — И впредь никогда ничего от меня не скрывай. Это для твоей же пользы.

— Да, господин Акций, — поклонился молодой человек и сейчас же заканючил. — Только вы уж, пожалуйста, не говорите ничего господину Герону. А то вдруг и правда побьёт?

— Не беспокойся, — гордо вздёрнув подбородок, заявил царедворец. — Никто не посмеет тебя тронуть!

— Да хранят вас бессмертные боги, наставник, — поклонившись, облегчённо улыбнулся юноша.

— Когда он приходил? — деловито осведомился лекарь, вновь усаживаясь в своё кресло без спинки.

— Да не очень давно, — задумчиво почесал в затылке ученик. — Я уже помыл стакан, почистил его битым кирпичом, чтобы блестел, разложил всё по полкам, вот тогда он и постучал.

— А господин Герон не сказал, зачем ему дом регистора Трениума? — поинтересовался врачеватель.

— Нет, наставник, — виновато пожал плечами Крис. — Только мне показалось, что он как будто куда-то спешил.

"Тогда получается, что Герон спустился сюда уже после того, как принц поговорил с матерью, — озадаченно подумал Акций и едва не вскрикнул от внезапно пришедшего в голову предположения. — Уж не собирается ли Вилит предложить государыне госпожу Юлису в свои невесты? А что, рода она древнего, знатного. Подходит по всем статьям".

Но тут же отрицательно покачал головой, решительно возражая самому себе.

"Чего тогда он собрался ждать? Почему сразу не сказал? Ясно, что регистор Трениума лучше отдаст свою племянницу за сына Константа Великого, чем за главного смотрителя имперских дорог. Теперь уже нет сомнений, что Юлиса очень даже приглянулась принцу. Вот только браки детей — это дело родителей, и договариваться с господином Септисом положено никак не Вилиту, а по крайней мере, доверенному человеку его отца. Но зачем тогда Герону дом дядюшки госпожи Юлисы?"

Царедворцу пришлось признать, что на этот раз он уже не понимает причины столь странного поведения императорского отпрыска, и это начинало его беспокоить.

Искоса поглядывая на сурово молчавшего наставника, Крис принялся возиться с посудой, потом взялся за веник, хотя пол и без того сиял чистотой.

После долгих напряжённых размышлений Акций не нашёл ничего умнее как предположить, что принц, возможно, попытается соблазнить или даже похитить госпожу Юлису, чтобы сделать её своей тайной наложницей.

Время от времени по столице ходили печальные истории о том, как юные девицы, наслушавшись сладких посулов, сбегали от родителей, теша себя наивными надеждами на долгую счастливую жизнь с пылким возлюбленным. Большинство из этих несчастных сразу же попадали в грязные лапы людокрадов. За некоторых платили выкуп, или кавалеры бросали их как надоевшие игрушки, и они с позором возвращались домой, чтобы влачить постыдное существование никому ненужных старых дев. Если, конечно, отец, пользуясь своим неоспоримым правом, не пресекал никчёмную жизнь потерявшей честь дочери.

Конечно, госпожа Юлиса непохожа на тех восторженных дурочек, но она всё-таки женщина, а значит, неспособна к всестороннему осмыслению своих поступков ввиду превалирования чувственного начала над рациональным.

Та ненависть племянницы регистора Трениума к своему жениху, которая довольно чётко прослеживалась в письме к императрице, вполне может заставить девушку совершить какую-нибудь большую глупость. Например, поверить в обещание Вилита избавить её от брака с Аварием.

Всё же она ещё слишком плохо разбирается в законах и обычаях радлан, поэтому, скорее всего, не понимает, что даже родной сын Константа Великого не вправе вмешиваться в жизнь граждан Империи, тем более, таких богатых и влиятельных, как главный смотритель имперских дорог Постум Аварий Денсим.

Если госпожа Юлиса поддастся на уговоры принца, то окончательно испортит себе жизнь, а без того сильно подмоченной репутации его высочества Вилита будет нанесён очень серьёзный урон, что, в свою очередь, просто не сможет не сказаться на самочувствии его матери.

Уяснив это, охранитель здоровья государыни твёрдо пообещал себе непременно переговорить с её младшим сыном и постараться предостеречь от необдуманных поступков.

Но явившись на ужин, проходивший сегодня в узком, семейном кругу, Акций не увидел за столом принца.

Несмотря на весёлую мелодию двух флейт и барабана, государыня явно пребывала в скверном расположении духа. Мрачно сведя брови к переносице, она привычно полулежала, опираясь локтем на подушечку, и, изредка отрывая крошечные кусочки от мягкой булки с изюмом, отправляла их в рот.

Не решаясь прервать её задумчивое молчание неуместными расспросами, лекарь шёпотом поинтересовался у Исоры Квантии Белы:

— А почему нет его высочества?

— Он передал, что поел в городе, — так же тихо ответила придворная дама, и скорбно поджимая руки, осуждающе покачала головой. — Её величество так переживает из-за их размолвки…

— Думаю, ничего страшного не случилось, госпожа Квантия, — попытался успокоить озабоченную собеседницу царедворец. — Его высочество ещё очень молод, и ему просто нужно время, чтобы оценить правоту своей мудрой матери.

— Да услышат вас небожители, господин Акций, — вздохнула женщина.

Внезапно отбросив так и недоеденную булку, императрица села, спустив ноги с лежанки.

— Что-то мне ничего не хочется, — проворчала она, знаком подзывая Пульчиту, стоявшую у стены с сандалиями хозяйки в руках. — Доедайте без меня.

— Что с вами? — встрепенулся врачеватель.

— Ничего, — раздражённо отмахнулась Докэста Тарквина Домнита. — Я устала и хочу побыть одна.

Намёк выглядел более чем прозрачно, и охранитель здоровья государыни, проводив сочувственным взглядом царственную пациентку, вновь вернулся к прерванной трапезе, но уже без прежнего аппетита.

Расспросив дворцовых рабов, он быстро выяснил, что, вернувшись из города, принц с друзьями отправился в баню, где и пребывает до сих пор.

Подумав, лекарь решил туда не заходить, а притаился в углу за колонной. Днём его там легко могли заметить с галереи. Но с наступлением сумерек, когда единственными источниками света оставались редкие факелы да тусклые масляные светильники, два из которых горели по сторонам массивной, украшенной резьбой и металлическими накладками двери, это место идеально подходило тем, кто не желал попадаться на глаза случайным прохожим.

Едва врачеватель успел устроиться поудобнее, как из бани, держа в руках скомканные хитоны и музыкальные инструменты, одна за другой выскочили три обнажённые девицы.

На ходу одеваясь и звонко хихикая, они легко и грациозно пробежали мимо затаившегося во мраке царедворца. Узнав по серебряным пластинкам на тонких шеях дворцовых флейтисток, тот довольно улыбнулся. Кажется, основное веселье закончилось, и долго ждать не придётся.

Первым из двери появился невольник с ярко горевшим факелом, за ним вышел Вилит в сопровождении Налия Герона Рисуса и Тарберия Сциния Дуба. Всё трое в одинаковых белых туниках.

Шагнув из-за колонны, хранитель здоровья государыни негромко кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Господин Акций? — удивился принц, сразу перестав улыбаться. — Что вы делаете здесь в такой час?

— Простите, ваше высочество, — поклонился лекарь. — Не могли бы вы уделить мне немного вашего времени?

— А до завтра подождать нельзя? — недовольно нахмурился Вилит. — Всё-таки уже поздно, и я хочу спать.

— Я не задержу вас надолго, ваше высочество, — поспешил заверить его врачеватель.

— Ну хорошо, — раздражённо буркнул сын императора. — Отдыхайте, друзья. Завтра у нас много дел.

— До свидания, ваше высочество, — поклонился Герон. — Не проспите.

— Уж кто бы говорил! — насмешливо фыркнул Вилит. — Не тебя ли нам в прошлый раз пришлось будить водой?

— Это было случайно, ваше высочество! — бурно запротестовал собеседник. — Просто тогда вино оказалось слишком холодным, а девица чересчур горячей!

— Ступайте, господин Герон! — отмахнулся принц.

— Пусть Яфром пошлёт вам хорошего сна, ваше высочество, — Сциний перед уходом ограничился простым, добрым пожеланием.

Подойдя к застывшему рабу, охранитель здоровья государыни взял у того из рук пылающий факел.

— Я сам провожу его высочество до личных покоев.

Прекрасно зная, кто перед ним, невольник безропотно подчинился, и низко поклонившись, скрылся в темноте галереи.

— Что это значит, господин Акций? — резким тоном поинтересовался младший сын императора.

— Ах, ваше высочество, я очень не хочу, чтобы о нашем разговоре завтра судачил весь дворец, а послезавтра вся столица, — понизив голос, пояснил лекарь.

— Так что же такого вы собираетесь мне сказать? — не на шутку удивился молодой человек.

— Боги распорядились так, что мы с вами стали хранителями одного общего секрета, ваше высочество, — едва ли не шёпотом проговорил врачеватель.

— Вы имеете ввиду письмо госпожи Юлисы к государыне? — так же тихо отозвался Вилит.

— Да, ваше высочество, — со вздохом подтвердил собеседник.

— Если вы переживаете о том, что кто-то узнает от меня об этом, то напрасно, — нахмурился молодой человек. — Я помню о своём обещании и никому ничего не скажу.

— Тогда позвольте узнать, ваше высочество, — наконец-то решился задать самый неудобный вопрос царедворец. — Зачем вам понадобился дом регистора Трениума?

Принц встал и пристально посмотрел на своего выжидательно помалкивавшего спутника.

— А вот это не ваше дело, господин Акций, — даже не подумал отнекиваться юноша.

— Вы встречались с госпожой Юлисой? — лекарь чувствовал, что переступил некую запретную черту, однако почему-то никак не мог остановиться.

— И это не ваше дело, — криво усмехнулся принц. — Вы должны охранять здоровье моей матери, а не следить: с кем и когда я встречаюсь.

— Так я этим и занимаюсь, — добавив в голос укоризны, пояснил врачеватель. — Ваша царственная матушка очень сильно разволновалась после того, как до неё дошли те грязные слухи, что весьма негативно сказалось на самочувствии.

— Вы на что это намекаете, господин Акций? — Вилит зло прищурился, сразу став удивительно похожим на своего великого отца.

— После своего выступления в Сенате госпожа Юлиса сделалась довольно популярной в Радле, ваше высочество, — царедворец говорил медленно, вкрадчиво, тщательно подбирая слова. — Поэтому её величество очень сильно расстроится, если столичные сплетники вновь начнут упоминать ваше имя, особенно вместе именем племянницы регистора Трениума. А поскольку мой священный долг заботиться о здоровье государыни, я взял на себя смелость предостеречь вас от поступков, способных её огорчить. Нижайше прошу прощения, если мои слова показались вам слишком дерзкими. Я не поэт и не оратор, а всего лишь скромный лекарь, поэтому мне трудно отыскать более подходящие для подобного случая выражения.

Поклонившись, он замер.

— Не беспокойтесь, господин Акций, — после некоторой паузы всё ещё с раздражением, но уже гораздо спокойнее проворчал Вилит. — Я ценю вашу заботу о здоровье моей матери и не собираюсь давать повод для пересудов. Да и нет госпожи Юлисы в Радле.

— А где же она? — удивился врачеватель.

— После того посещения Сената её самочувствие сильно ухудшилось, — усмехаясь, пояснил юноша. — И регистор Трениума, воспользовавшись, кстати, вашим советом, увёз её из города.

— Хвала богам! — не смог удержаться от вздоха облегчения царедворец.

Рассмеявшись, принц вдруг хлопнул его ладонью по плечу.

— Не знай я вас столько лет, господин Акций, мог бы подумать, что госпожа Юлиса вам приглянулась.

— Да хранит меня Диола от подобного кошмара! — вскричал не на шутку встревоженный подобным подозрением придворный. — От этой девицы одни неприятности!

Всю дорогу до своих личных покоев Вилит подтрунивал над любовником своей матери, а тот, к полному восторгу спутника, отнекивался изо всех сил. Так что расстались они вполне дружески, и Акций облегчённо перевёл дух, надеясь, что сын императора простил ему неуместные вопросы.

А утром хранитель здоровья государыни узнал, что её младший отпрыск с приятелями, взяв лошадей и оружие, куда-то уехали ещё до восхода солнца.


***

После разговора с Ином Валием Дроком жизнь Ники круто изменилась. Мир вокруг словно заиграл новыми красками, стал ярче и рельефнее, а будущее уже не казалось таким мрачным и беспросветным.

Не питая никаких иллюзий, она догадывалась, что Птахубис потребует немалую плату за свою мелкую услугу, и оставшегося у неё золота вряд ли хватит с ним рассчитаться. Однако, девушка рассчитывала на то, что сможет уговорить его взять в качестве недостающей суммы долговую расписку с отсрочкой хотя бы месяца на три. Если же астролог упрётся, придётся обращаться к ростовщикам. Риата Лация уже пообещала покровительнице проконсультироваться по данному вопросу с Эваром. Конечно, проценты у них запредельные, а люди они серьёзные и очень опасные, но загибаться от гепатита не хотелось категорически.

Оставалось надеяться на то, что тайник в Домилюсе ещё не обнаружили, и он не является плодом старческих фантазий ошалевшего от тоски по родине радланского аристократа.

Тем не менее, перспектива всё же избежать постылого брака буквально вдохнула в попаданку новые силы, хотя она и понимала, что рассчитывать на скорую встречу с племянником Авария не стоит.

Говоря о возможной опасности разговора с Птахубисом, Валий похоже нисколько не преувеличивал. Ещё неизвестно, захочет ли предсказатель настолько сильно огорчить своего хлебосольного и влиятельного покровителя, если тому действительно очень хочется жениться на аристократке.

Узнай дядюшка о попытке обмана, племяннику точно не поздоровится. Девушке даже думать не хотелось о том, какое наказание может изобрести субъект с такой богатой фантазией. Изгнание из дома и лишение наследства в данном случае будет аналогично "условному сроку".

Приходилось рассчитывать на то, что такой пройдоха, как Птахубис, не мог не заметить всё более ухудшающегося самочувствия нанимателя и, следовательно, просто обязан озаботиться собственным будущим.

К сожалению, все эти аргументы никак не отменяли того риска, которому подвергал себя племянник Авария. Прекрасно понимая всё это, Ника через несколько дней стала подумывать о том, что Ин Валий так и не решился пообщаться с дядюшкиным астрологом на столь щекотливую тему.

По ночам она как могла отгоняла упаднические мысли. Парень не выглядел дураком, а значит, должен соображать, что подобного рода разговоры следует вести в соответствующем месте и в нужное время. Возможно, оно ещё не пришло, и ей следует просто набраться терпения?

Рассуждения выглядели вполне здраво и логично, тем не менее, тревожные сомнения всё чаще стали закрадываться в сердце девушки.

Прекрасно понимая их бесполезность, она пыталась отвлечь разум чем-то другим, и теперь, кроме обязательных тренировок с кинжалом, старательно вспоминала все танцы, которые когда-либо исполняла. Без партнёра получалось плохо, зато прекрасно помогало убить время и хоть как-то отвлекало от вредных, несвоевременных мыслей.

Едва не поскользнувшись, Ника наконец-то решила сделать перерыв, и тяжело дыша, опустилась на расстеленную циновку. Поджав под себя ноги, она прикрыла их накидкой от докучливых насекомых, а служанка, пододвинувшись поближе, принялась обмахивать веточкой голову и плечи покровительницы.

"Ясно, что письмо к императрице не сработало, — мрачно думала та, переводя дух после очередной пляски. — Гнута Постумия, судя по всему, моё предложение тоже не заинтересовало. Один Ин Валий отозвался. Пусть и за натуральную оплату, но вроде бы согласился помочь. Теперь и он пропал. Если так, то в Радле делать нечего. Здесь, по крайней мере, свежий воздух и покой. А там по гостям ездить замучаешься и рассказывать одно и тоже по пятнадцать раз".

— Госпожа, — прервал её грустные размышления взволнованный голос отпущенницы. — Кажется, идёт кто-то.

Встрепенувшись, девушка только сейчас услышала треск сухих веток и шелест кустарника. Сердце её заколотилось в тревожном ожидании, а глаза торопливо отыскали стоявшую неподалёку корзину, где из-под аккуратно сложенного платья выглядывала рукоятка длинного тонкого кинжала.

Метрах в пятнадцати от них из зарослей выбрался широко улыбающийся Козий Катышек.

— Здравствуйте, госпожа Юлиса, — дурашливо поклонился малолетний невольник. — Небось рады меня видеть?

Несмотря на волнение, Ника насмешливо фыркнула:

— Чего припёрся? Смотри, увидит господин Бест или кто из надсмотрщиков — и будешь помёт собирать на птичнике господина Септиса.

— Пусть сначала поймают, — презрительно скривился мальчишка. — С их пузами только за черепахами гоняться.

Остановившись шагах в трёх от выжидательно смотревшей на него собеседницы, Козий Катышек с многозначительной миной заявил:

— Я принёс весточку от вашего возлюбленного, госпожа. Он опять ждёт вас в свящённой роще нимфы Фелои.

— Хорошо, — стараясь не обращать внимание на его похабную ухмылочку, кивнула девушка. — Я тебя поняла, ступай.

— Только сегодня он просит вас поторопиться, — не двигаясь с места, добавил маленький посланец.

— Ладно, — нахмурилась Ника. — Иди отсюда!

— Так вы не задерживайтесь, госпожа Юлиса, — перед тем как исчезнуть в зарослях, ещё раз напомнил мальчишка.

— Давай переодеваться! — одним движением поднимаясь на ноги, скомандовала служанке покровительница.

— Слушаюсь, госпожа, — эхом отозвалась та, доставая платье из корзины.

Ясно, что племянник главного смотрителя имперских дорог заявился не просто так. Очевидно, он таки переговорил с Птахубисом. Вот только что из этого вышло? Согласился ли астролог скорректировать волю светил или решительно отказался, оберегая свою профессиональную честь и беспристрастность? А если так, то не сообщит ли он своему работодателю о необычной просьбе его родственника? Вдруг Ин Валия уже выгнали из дома, и он заехал только за тем, чтобы предупредить сообщницу о провале их грандиозного замысла? И к чему такая спешка? Неужели господин Аварий собрался примерно наказать неблагодарного племяша и отправил за ним погоню? От подобного предположения девушка зябко передёрнула плечами.

Почувствовав тревогу спутницы, Риата Лация, закреплявшая кинжал в ножнах на её спине, заботливо поинтересовалась:

— Что с вами, госпожа?

— Ничего, — отстранённо пробормотала та. — Всё в порядке.

И тут же подумала: "Нет, не станет Ин Валий меня предупреждать. Я ему, конечно, нравлюсь, но дядюшку он боится сильнее, и, если что, бросится спасаться, позабыв обо всём и обо всех. Нет, дело, скорее всего, в деньгах, а у меня с собой только сто империалов. Вот батман! Надо выбираться в Радл и как можно скорее."

— Этот тоже одевать будете, госпожа? — спросила отпущенница, показывая маленький нож.

После первого визита Козьего Катышка Ника стала брать на прогулку всё своё оружие. Она даже как-то попробовала работать сразу двумя кинжалами, но едва не порезалась. Видимо, такое сложное дело без опытного наставника не освоить. Тогда девушка передала короткий клинок Риате Лации, которая носила его или в корзине, или за поясом. Дубинка, конечно, хорошо, но остро отточенное лезвие из нержавеющей стали всё же лучше.

Но на новую встречу с Ином Валием служанка предложила покровительнице вновь отправиться во всеоружии.

Та уже хотела отмахнуться, но в последний момент, передумав, подняла платье.

— Завязывай.

Опустившись на колени, отпущенница, повозившись, закрепила ножны на лодыжке.

Торопливо шагая по плотно утоптанной тропинке, Ника, оглядываясь по сторонам, заметила примерно в километре на винограднике Септиса группу рабов с надсмотрщиками. С такого расстояния она не смогла только разобрать, чем те там занимаются, но не сомневалась, что невольники и охранники тоже её видят, а значит, господин Бест скоро узнает об очередном визите племянницы покровителя в священную рощу.

Несложно представить, какие именно мысли могут прийти в голову умному, битому жизнью, но довольно приземлённому отпущеннику, особенно с учётом того, что она сама рассказала ему о "случайной" встрече с неким мужчиной у алтаря Фелои.

"Плевать! — мысленно отмахнулась девушка. — Всё равно надо выбираться в город. Завтра же, нет сегодня напишу дядюшке и попрошу разрешения вернуться. Только причину надо придумать поубедительнее. Но это всё потом. Сейчас главное — узнать, что же там получилось у Ина Валия?"

Волнуясь, она, сама того не замечая, всё ускоряла шаг до тех пор, пока уже почти бежавшая Риата Лация не взмолилась:

— Ой, да не торопитесь вы так, госпожа. Дождётся он вас, никуда не денется.

Опомнившись, Ника, выругавшись про себя, поправила сбившуюся накидку, после чего уже не спеша направилась к небольшой группе деревьев и кустарников, носивших громкое название "Священной рощи нимфы Фелои".

Глаза машинально отыскали в зарослях знакомого чёрного ослика, на сей раз запряжённого в небольшую двухколёсную повозку.

Остановившись, покровительница повернулась к служанке.

— Ты со мной не ходи. Ни к чему Ину Валию твоё лицо видеть.

— Да, госпожа, — понимающе кивнула отпущенница, на всякий случай плотнее закутавшись в покрывало, носить которое теперь имела полное право, как свободная женщина.

Уже у первых деревьев девушку окликнули:

— Госпожа Юлиса!

Как и при прошлой их встрече, племянник Авария прятался за обелиском. Однако внешний вид его разительно изменился. На юноше красовался явно новый, тёмно-коричневый плащ с серыми от пыли полами, а талию перехватывал плетёный кожаный пояс, на котором висел короткий нож в украшенных ярко начищенными бляшками ножнах.

— Здравствуйте, господин Валий, — подойдя ближе, поприветствовала его Ника. — Что случилось? Зачем вам так срочно понадобилось меня видеть?

— Чтобы ещё раз полюбоваться вами, госпожа Юлиса! — пылко вскричал молодой человек.

"Вот батман! — попаданка едва не взвыла от злости и разочарования. — Я что, бежала сюда эту чушь слушать?!"

Она уже собралась высказать собеседнику всё, что думает о его крайне невеликих умственных способностях, но невольно отшатнулась, сунув руку за спину.

Лицо племянника главного смотрителя имперских дорог раскраснелось, глаза горели каким-то нездоровым азартом, а остро торчавший кадык то и дело дёргался на тощей, грязной шее.

— Я же предупреждала, господин Валий, — процедила сквозь зубы девушка. — Что не даю авансом, и пока Аварий не откажется от свадьбы, вам ко мне лучше не подходить!

Пальцы её сжали рукоятку кинжала, и она уже наметила целью удара левое плечо настырного приставалы. Убить не убьёт, но в чувство приведёт точно.

Но тот неожиданно отпрянул, поспешно опустив взгляд.

— Мне удалось поговорить с Птахубисом, — криво усмехнулся молодой человек. — За тысячу империалов он готов составить нужный вам гороскоп. Но требует всё и сразу.

— Дорого же он ценит свою ложь, — чуть расслабившись, хмыкнула Ника и спросила. — А пятьсот империалов астролога не устроят?

— Нет! — решительно отрезал собеседник.

— За такой пустяк сумма немалая, — задумчиво покачала головой девушка. — И прежде чем расстаться с ней, мне необходимо лично встретиться с господином Птахубисом и уточнить кое-какие детали.

— Он не согласится, — сейчас же возразил молодой человек.

— Тогда не получит своё золото, — небрежно пожала плечами Ника, подумав, что ушлый парнишка, кажется, пытается элементарно "развести её на бабки". — А нам придётся подыскать иной способ убедить вашего дядюшку прожить недолгий остаток жизни холостым.

Ин Валий открыл рот, собираясь что-то возразить, но тут воздух прорезал оглушительный резко оборвавшийся крик.

— Госпожа!!!

Лишь пара секунд понадобились девушке, чтобы опомниться и выхватить из-за спины клинок. Однако прыткий радланин, преодолев разделявшее их расстояние, сумел обоими руками вцепиться ей в запястье.

Подавшись вперёд, Ника попыталась достать наглеца, но тот, пятясь на подгибавшихся ногах, всё же сумел удержать хищно поблёскивавшее остриё кинжала в каких-то десяти сантиметрах от своего перекошенного лица.

Меняя тактику, она рванулась в сторону, намереваясь стряхнуть упрямого противника. Довольно субтильный племянник главного смотрителя имперских дорог не смог устоять на ногах, но руку её так и не выпустил.

Потеряв терпение, девушка ткнула ему в глаза растопыренными пальцами. Заверещав, Валий отскочил, закрывая лицо ладонями. Переменив хват отработанным движением, Ника замахнулась, намереваясь ткнуть его в бок, но тут услышала за спиной какой-то шум, к сожалению не успев обернуться.

Голова как будто лопнула, разорвавшись на тысячи мельчайших кусков, погружая разум в вязкую темноту.

Возвращался окружающий мир медленно, словно по частям. Сначала тихо, будто сквозь толстый слой ваты, начали просачиваться звуки грубых мужских голосов, с каждой секундой становясь всё явственнее и чётче.

— Я же говорил, что велел ей молчать, — явно оправдывался кто-то, отчаянно шепелявя. — А она орать взялась. Пришлось там же и кончить.

"Кого?" — машинально подумала девушка, пытаясь, игнорируя боль, собрать в кучу разбегавшиеся мысли. Стоило значительных усилий сообразить, что она лежит с кляпом во рту на кое-как прикрытых соломой досках, а в окружающем мраке то тут, то там мелькают крошечные светлые пятнышки.

— Кого это вы продавать собрались? — недовольно вскричал Валий. — Мы же сразу договорились прибить служанку. Она мне не нужна.

"Риата! — обжигающей молнией вспыхнуло в сознании Ники. — Они её убили!"

Вонючая, шершавая тряпка, засунутая, кажется, до самого желудка, погасила вырвавшийся из груди вопль. Осознание случившейся беды немного прочистило затуманенный мозг.

Через несколько секунд она уже знала, что со связанными за спиной руками находится в той самой повозке, которая стояла в священной роще, а от солнечных лучей и любопытных взглядов её надёжно прикрывает плетёная из стеблей какого-то растения циновка.

— Тогда чего вы так расшумелись, господин? — лениво отозвался третий голос, скорее всего тоже принадлежащий достаточно молодому человеку. — Вам не надо, а мы бы Труфану продали. Всё равно на шахте долго не живут.

— Я так щедро плачу затем, чтобы вы не своевольничали! — прикрикнул Валий. — А выполняли мои приказы!

— Ну мы так и делаем, — насмешливо хмыкнул собеседник. — Сказали девку не трогать — мы и не тронули. Руки связали и везём куда скажете.

— А хороша кобылка! — похабно хохотнул шепелявый. — Что сзади, что спереди. Жаль, не объезженная. Вам, господин, с ней не помочь? Так мы согласны и можем даже бесплатно.

В ответ на непритязательную шутку раздалось довольное ржание приятеля.

— Без вас как-нибудь обойдусь! — громко, но как-то не очень грозно рявкнул родственник главного смотрителя имперских дорог.

— Да если бы не я, она бы вас на куски порезала, господин, —наставительно проговорил молодой людокрад.

— Это точно, — авторитетно подтвердил шепелявый. — Клянусь Нанатосом, девчонка с ножом управляться умеет. И силой её Артеда не обидела. В одиночку вам с ней нипочём не справиться.

Похоже, похитители не очень-то уважали своего нанимателя.

— И нож по-хитрому спрятала, — продолжал разглагольствовать молодой людокрад.

— С накидкой так сразу и не поймёшь, что у неё на спине. — охотно поддержал его приятель.

"Нож! — почему-то только сейчас вспомнила Ника. — Нож на ноге!"

Пленница осторожно пошевелилась, с облегчением почувствовав закреплённые на голени ножны.

— Она жива там? — внезапно забеспокоился Валий.

— Не переживайте, господин, — со снисходительным превосходством успокоил его молодой похититель. — Я своё дело знаю, как надо — так и успокою. Ещё час в себя не придёт.

Стараясь двигаться очень медленно и плавно, пленница смогла согнуть ногу в колене. Поскольку лежала она на правой стороне, имелись все шансы проделать это достаточно незаметно.

— Вы, господин, так и не сказали, куда её везти? — продолжал лениво болтать людокрад.

— Выедем на дорогу, там узнаете, — буркнул племянник Авария.

— Темните вы что-то, господин, — прошепелявил второй бандит. — Смотрите, возьмём и продадим девку кому-нибудь другому. На такой гладкий товар покупатели всегда найдутся.

Он звонко причмокнул губами.

— Больше меня вам всё равно никто не заплатит! — уверенно заявил молодой человек.

После этих слов Ника окончательно убедилась в том, что подонок не сам организовал её похищение, а действует по поручению собственного дядюшки или какого-то другого богача, но последнее кажется чересчур маловероятным.

"Вот сука! — беззвучно взвыла попаданка, и только отчаянно сушившая рот тряпка помешала ей скрипнуть зубами. — Продал, гад! Небось, рассказал всё Аварию, а тот эту комедию и придумал. В первый раз специально хватать не стали, чтобы я им сама все свои планы рассказала. Вот батман! И Риату убили. А ещё кинжал у неё забрала!"

— Сейчас направо, — распорядился родственник её жениха.

— Так мы не возвращается в Радл? — деловито осведомился молодой похититель. — Вы, господин, вроде говорили, что ехать недалеко?

Но Валий предпочёл сохранить интригу, небрежно бросив:

— Я всё скажу. Ты давай осла погоняй.

Внезапно дорога круто пошла вверх.

— Шагай живей, тупая скотина! — крикнул шепелявый, шлёпая палкой обиженно заревевшее животное.

Запрыгав на ухабах, тележка резко накренилась. Девушка замерла, опасаясь, как бы прикрывавший её полог не соскользнул при таком наклоне. Но тот остался на месте, очевидно, похитители заранее позаботились и каким-то образом закрепили циновку.

Воспользовавшись тряской, Ника, изогнувшись, смогла-таки нашарить пальцами связанных рук закреплённые на лодыжке ножны.

Повозка вернулась в горизонтальное положение, но продолжила подпрыгивать и дребезжать. В щель между досок девушка увидела плотно уложенные камни имперской дороги. По ней и так-то не очень приятно ездить, что уж говорить о том, как себя чувствовала пленница со связанными руками и кляпом во рту. Зато подобное покрытие прекрасно маскировало усилия по освобождению оружия от прикрывавшего его платья, очень неудачно прижатое ногой к настилу.

Пот заливал глаза, сердце бешено колотилось, ноздри с жадностью втягивали пропитанный пылью и сенной трухой воздух, которого всё равно отчаянно не хватало.

Наконец, когда колеса в очередной раз подпрыгнули, попав в ложбину между камнями, ей удалось-таки выдернуть подол, и отогнув его в сторону, нащупать вожделенные ножны.

— Она там не очнулась от такой тряски? — неожиданно поинтересовался Валий, положив ладонь на прикрытое циновкой плечо Ники.

Девушка постаралась полностью расслабиться, только средний палец правой руки аккуратно зацепился за колечко на конце рукоятки кинжала.

— Да ну и что? — пренебрежительно фыркнул молодой людокрад. — Куда она денется? Руки-то мы ей скрутили.

— Надо было ещё и ноги связать, — озабоченно проговорил племянник Авария.

— Я предлагал, — подал голос шепелявый. — Так вы сами, господин, стали нас торопить.

Едва дождавшись нового сотрясения тележки, пленница, выпрямив ногу, всё-таки сумела извлечь короткий клинок.

— Да пастушонок там болтался, — раздражённо проворчал Валий. — Как будто чего вынюхивал.

"Спасибо тебе, Козий Катышек! — мысленно обратилась Ника к малолетнему нахалу. — Если выберусь, можешь смотреть на мои ноги сколько хочешь!"

— Больно ему надо! — презрительно фыркнул шепелявый. — Небось, какого-нибудь заплутавшего козлёнка искал.

— Всё равно, — упрямо вскричал племянник главного смотрителя имперских дорог. — Мог заметить что-нибудь и разболтать по всей округе.

Они ещё долго препирались, но пленница уже не обращала на них внимания, отчаянно стараясь перерезать спутывавшие ей руки верёвки.

Нержавеющая сталь плохо поддаётся заточке в местных кустарных условиях, зато прекрасно сохраняет остроту. А поскольку девушка практически не пользовалась маленьким кинжалом, его лезвие с одинаковой лёгкостью резало растительные волокна и ладони своей хозяйки, оставляя на них глубокие, болезненные раны, от чего рукоятка скоро стала скользкой и одновременно липкой от крови.

Пользуясь тряской, Ника время от времени пыталась разорвать путы и едва не застонала от облегчения, почувствовав, как резко ослабели искромсанные верёвки.

Перехватив кинжал поудобнее, она перестала чувствовать себя беззащитной. Отнимавший так много сил давящий страх исчез, уступая место уже привычной отчаянной решимости, а мозг, словно окончательно протрезвев, стал более объективно оценивать окружающую обстановку.

Просто так выскочить из-под тяжёлой циновки скорее всего не получится. Та либо привязана, либо ещё как-то прикреплена к тележке по углам. Следовательно, её должны отвязать сами похитители, для чего необходимо как-то привлечь их внимание. Вот только подслушанный разговор однозначно давал понять, что церемониться с ней они не будут, сразу начнут бить и, возможно, не только руками, но и той штукой, которая один раз уже отправила девушку в нирвану.

Данный вариант Нику не устраивал категорически. Оставалось воспользоваться единственной слабостью этих негодяев. Деньги они получат только за живую, но, видимо, не обязательно здоровую пленницу.

Глубоко вздохнув, девушка застонала настолько громко насколько позволял заткнутый кляпом рот.

— Ну вот и очнулась, господин, — довольно рассмеялся молодой людокрад. — Я же сказал, что ничего с ней не случится.

— Ты говорил, что она час в себя не придёт, — поспешил напомнить Валий. — А тут и четверти не прошло.

— Так, может, у неё башка из камня, господин, — схохмил собеседник, добавив. — Вы нас сразу предупредили, что её ни в коем случае нельзя убивать. Вот я и осторожничал.

— Просто ты взялся за дело, в котором ничего не понимаешь! — повысил голос родич Авария.

— Да куда она денется, господин, — примирительно заговорил шепелявый. — А будет трепыхаться — ещё вдарим.

— Это точно, — подтвердил приятель.

Дёрнувшись всем телом, Ника резко распрямила ноги, потом перевернулась на один бок, затем также быстро на другой.

— А ну тихо, меретта! — шепелявя больше обычного, рявкнул похититель, ткнув её кулаком куда-то в область головы. Плотная циновка смягчила удар, а пленница продолжила ворочаться с боку на бок, конвульсивно дёргаясь и суча ногами. Одновременно ей удалось подтянуть руки к груди и вырвать изо рта опостылевшую тряпку.

— Да посмотрите же, что там с ней, пока на дороге никого нет! — испуганно вскричал Валий. — Вдруг она там задохнулась или ещё чего-нибудь?

Повозка встала, но девушка и не думала прекращать свои беспорядочные движения, стараясь при этом хоть что-нибудь рассмотреть сквозь щели между волокнами.

Чтобы ещё больше впечатлить зрителей, она выгнулась дугой, натянув животом укрывавший её полог и рухнула, задёргав ногами.

— Во имя задницы Питра, да что там с этой дурой?! — заверещал племянник главного смотрителя имперских дорог. — Он меня убьёт, если я её живой не привезу!

— Чего копаешься? — прикрикнул молодой людокрад, видимо, тоже не на шутку встревоженный странным поведением пленницы. — Живее отвязывай!

— Да сейчас, сейчас, — испуганно отозвался шепелявый. — Сам узлов навязал…

Пробивавшиеся сквозь циновку солнечные лучики внезапно погасли, и Ника смогла хотя бы приблизительно угадать, где именно находится похититель.

Едва тот откинул полог, как девушка, зажмурив глаза, дабы уберечь их от яркого света, сделала стремительный выпад, с кровожадным удовлетворением чувствуя, как выставленное горизонтально лезвие с лёгким сопротивлением вошло в плоть, чуть скользнув по рёбрам.

Когда-то Наставник учил её бить как можно чаще, и она заработала со скоростью швейной машинки.

После третьего удара противник, вскрикнув, противно заперхал и стал заваливаться на взбунтовавшую пленницу, обильно орошая её хлынувшей кровью.

Рванувшись в сторону от рухнувшего тела, Ника умудрилась вцепиться левой рукой в грязную тунику на груди какого-то мужика с короткой всклокоченной бородой и приоткрытым, беззубым ртом.

Под циновкой царила всё же не непроглядная тьма, поэтому её глаза быстро приспособились к дневному свету и направили заляпанный кровью клинок точно в морщинистую, загорелую до кирпичной красноты шею.

Шепелявый хрипло забулькал, а по ушам его убийцы ударил пронзительный визг. Тележка качнулась. Девушка развернулась, полосуя воздух острой сталью. Однако племянник главного смотрителя имперских дорог, а по совместительству её неудавшийся любовник уже мчался, размахивая руками, по заросшему озимой пшеницей полю.

Лежавший рядом бандит, захрипев, дёрнулся в последний раз. В воздухе разлилось удушающее зловоние. Морщась, Ника, подобравшись к краю повозки, тяжело спрыгнула на камни. Встревоженный острыми, неприятными запахами бойни ослик фыркнул, и тряхнув головой, переступил с ноги на ногу.

Девушка машинально вытерла тыльной стороной ладони покрытый испариной лоб, потом посмотрела на сжимавшую кинжал руку, до предплечья покрытую чужой, уже начинавшей запекаться кровью.

Внезапно мир поплыл перед глазами. Нику замутило, с металлическим звоном упал из ослабевших пальцев нож, и чтобы не упасть, пришлось ухватиться за тележку. Там лежали далеко не первые её жертвы. Попаданке уже приходилось убивать людей. Вот только привыкнуть к этому она всё ещё не могла, да и не собиралась.

Шумно вздохнув, девушка заставила себя оглядеться по сторонам. Далеко впереди переваливал через холм хвост какого-то обоза, а позади дорога оставалась пустынной вообще на протяжении не менее пяти километров. Она подняла клинок, бессознательно вытерла его пучком соломы с тележки и вернула на место. Затем так же "на автомате" с абсолютно пустой головой осмотрела повозку, без труда обнаружив свой завёрнутый в накидку длинный кинжал, лежавший возле одного из бандитов.

Прямо перед глазами пролетела большая зелёная муха. Множество её сестёр и приятельниц уже сновали по неподвижным телам незадачливых людокрадов, деловито заползая во рты, носы, уши.

"Сколько же времени прошло? — встрепенулась Ника, отступая от смердевшей кровью и смертью телеги. — Сматываться надо… Только куда?".

Ещё раз оглядевшись по сторонам, она с удивлением обнаружила вполне знакомый пейзаж, который приходилось видеть всякий раз при путешествии из Радла в имение Септисов и обратно.

"Поеду назад в имение, — после недолгого колебания определилась девушка. — Всё равно больше некуда. А Бесту скажу, что людокрады напали. По сути так оно и есть. Ах Риата, Риата…"

И Ника, никого не стесняясь, в голос заревела, размазывая по лицу кровь и слёзы, не замечая, как соль от них разъедает порезы на ладонях. В душе опять воцарилась, казалось бы, уже давно забытая звенящая пустота. Как и два года назад, она вновь оказалась совершенно одна в чужом, равнодушно-враждебном мире. Только теперь вокруг расстилались не дикие леса Некуима, а Великая равнина Радланской империи, цивилизованной и от того гораздо более опасной.

"Её обязательно надо найти, — отчаянно пытаясь успокоиться, думала девушка. — И похоронить со всеми здешними обрядами, а не просто закопать как рабыню. Памятник поставить, чтобы было куда прийти…"

В очередной раз вытерев слезы и оглядевшись, она поняла, что поворот к усадьбе Септисов находится впереди, а не сзади. Очевидно, дорога, ведущая к святилищу Фелои, расположена ближе к Радлу, чем поместье регистора Трениума.

Внезапно и до этого уже нервничавший ослик, видимо, испугавшись её плача, рванулся вперёд, явно намереваясь оказаться как можно дальше от этого нехорошего места.

— Куда?! — рявкнула моментально пришедшая в себя Ника, хватаясь за свисавший до земли повод. — А ну стой!

Тут она сообразила, что свой рассказ о похищении стоит чем-то подкрепить, а то здесь не очень-то верят на слово. Вот пусть тела этих мерзавцев и послужат бесспорным доказательством её правоты. Значит, их надо захватить с собой, вот только демонстрировать этот страшный груз тем, кто ненароком встретится ей по дроге, не стоит.

Забравшись на повозку, девушка отвязала верёвку, крепившую другой край циновки, и откинув его на сторону, уложила убитых людокрадов, предварительно подобрав свой кошелёк, выпавший из-за пазухи молодого, затем вернула полог на место.

— Не хватай чужого, урод, — пробурчала она, беря под уздцы всё ещё фыркавшего ослика и разворачивая телегу. — Давай, давай, шевели копытами.

Хорошо, что в Империи делают широкие дороги, иначе Ника в её теперешнем состоянии наверняка свалила бы своё средство передвижения куда-нибудь под откос.

— Ну уж вот вам батман! — зло ощерившись, шипела бывшая пленница, шлёпая подошвами сандалий по камням и буквально волоча за собой не горевшего желанием хотя бы немного поторопиться ишака. — Всё равно выживу! И замуж за этого старого урода не пойду! Не вышло с Птахубисом, придётся самой предсказания выдумывать. Мне теперь такой сон приснится, что у родичей уши в трубку свернутся. Будет вам "Кошмар на улице Вязов"! А если и это не проймёт — сбегу и дождусь, пока Аварий ласты склеит! Только одной тяжело будет…

Мысли вновь вернулись к постигшей её потере. Девушка почувствовала, как сердце сжал холодный, каменный кулак. К горлу подкатил ком, а глаза защипало от слёз, готовых вновь хлынуть на перепачканные щёки. За то время, что она прожила рядом с Риатой, эта женщина стала для неё единственным близким человеком, настоящим другом. И пусть попаданка не доверяла бывшей рабыне всех своих секретов, да и любвеобильность отпущенницы порой изрядно доставало, Ника чувствовала, что с со смертью служанки умерла часть её самой.

Впереди из-за холма появилась большая, запряжённая медлительными волами повозка. Спохватившись, девушка тоже забралась на телегу, плотнее закуталась в накидку и на всякий случай поправила заткнутый за пояс кинжал.

Как она сама убедилась, одинокие путешественницы не так уж часто встречаются на дорогах Империи, поэтому оставалось только молить богов о том, чтобы водители встречного гужевого транспорта не обратили на неё внимание.

В противном случае, если они разглядят перепачканную физиономию, подозрительные пятна на одежде и порезы на руках, отвязаться от них будет трудновато. Тем более, когда выясниться, что за груз у неё в тележке.

С равным успехом возчики могут оказать помощь жертве людокрадов либо схватить её, как предполагаемую убийцу, для дальнейшей передачи властям, либо связать как следует и опять спрятать в повозку, чтобы продать владельцу какого-нибудь борделя для извращенцев или тому же Труфану, о котором рассказывали покойные похитители.

Вдруг, обгоняя встречный караван, из-за него выскочили трое всадников, поблёскивавших металлом одежд, и припадая к гривам коней, стремительно понеслись по дороге.

Ясно, что пожилые, солидные мужчины вряд ли устроят подобного рода скачки, тем более на имперский дороге. Выходит, это представители местной "золотой молодёжи", ибо лошади в Радле стоят дорого. А с мажорами бывшей пленнице хотелось встречаться ещё меньше, чем с возчиками.

Если обременённые заботами о семьях мужики могут поостеречься связываться с перемазанной в крови отмороженной девицей, то богатенькие молокососы, привыкшие получать от жизни всё по первому требованию, так просто не отстанут. Да и спросят за них в случае чего гораздо строже, чем за каких-то простолюдинов.

Перед глазами попаданки стремительным, пугающим калейдоскопом пронеслись размытые картинки той страшной ночи, после которой Виктория Седова потеряла способность ходить.

Появилось жуткое желание куда-нибудь убежать, спрятаться, затаиться где-нибудь поглубже.

Очевидно, кровавая схватка с похитителями крепко ударила по её нервам. Она лихорадочно огляделась в поисках возможного убежища. Но вокруг расстилались только весело зеленевшие поля, а ближайшие более-менее солидные кусты, способные скрыть человека от нескромных взглядов, росли только метрах в двухстах от дороги или даже дальше.

Попытка до них добежать почти наверняка привлечёт внимание верховых, и те вполне могут затеять с ней весёлую игру в догонялки, где у Ники нет никаких шансов стать победительницей.

Оставалось надеяться, что эти любители быстрой езды не просто так мучают благородных животных, а участвуют в соревнованиях, тогда вряд ли кто из них остановится.

Поначалу она уже решила, что всё так и будет. Казалось, всадники всецело поглощены скачкой и совершенно ничего вокруг не замечают.

И тут девушка к немалому удивлению поняла, вырвавшегося вперёд коня она уже явно где-то видела. Услужливая память не заставила долго ждать. Очень похожий на этого зверь бурой масти едва не сшиб её с ног после аварии у того самого моста, где племянница регистора Трениума впервые встретилась с членами императорской фамилии.

В который раз за день с губ Ники сорвалось привычное ругательство, едва она сообразила, что прямо на неё мчится сам Вилит Тарквин Нар.

"Нет, ну такого просто не может быть, потому что не может быть никогда", — в панике подумала она, плотнее прикрывая лицо накидкой.

Скакун принца вихрем промчался мимо, обдав её острым запахом конского пота. Спустя секунды за ним промчались и Налий Герон Рисус с Тарберием Сцинием Дубом.

"Ну да, отпрысков императора лучше не обгонять", — с иронией подумала девушка, переводя дух. Общаться с этой компанией не было никакого желания. Она уж как-нибудь сама справится со своими проблемами.

Внезапно удалявшийся цокот копыт за спиной резко стих. Глянув через плечо, Ника едва не застонала от разочарования. Остановив коня, Вилит пристально смотрел ей вслед, что-то говоря своим спутникам.

"Ну не мог он разглядеть моё лицо! — с ужасом думала девушка. — Никак не мог! Он же пролетел, как метеор!"

— Эй ты там, на повозке! — повелительно крикнул Герон. — А ну стой! Стой, я приказываю!

Скрипнув зубами, Ника дёрнула поводья. Как же ей захотелось сейчас провалиться сквозь землю, телепортироваться, испариться, да хоть куда-нибудь исчезнуть с этой проклятой дороги!

Всадники неторопливо приближались, переговариваясь.

— Я ничего не заметил, ваше высочество.

— Вам показалось. Откуда здесь взяться вашей знакомой?

— И всё-таки давайте проверим, — раздражённо ворчал принц. — И коням пора дать отдохнуть.

— Ты кто такая? — ну очень невежливо рявкнул Сциний. — Лицо покажи.

Покачав головой, девушка чуть сдвинула покрывало на затылок.

— О боги! — вытаращил глаза молодой человек. — Госпожа Юлиса?!

— Что вы здесь делаете? — вскричал не менее ошарашенный Вилит. — Что это за телега? Почему вы в таком виде?

— Ого! — только и смог выдавить из себя Герон.

— Людокрады, ваше высочество, — со вздохом пробормотала она, пряча глаза.

За те короткие минуты, которые благородные всадники потратили на дорогу к ней, попаданка уже решила, какой версии своего похищения будет придерживаться. Вроде как некие нехорошие личности подло подкараулили её в священной роще и пытались выкрасть с целью дальнейшей продажи в рабство. Подобные случаи не являлись особой редкостью даже для центральных районов Империи. У собеседников наверняка возникнет куча вопросов, но она рассчитывала отбрехаться, особенно учитывая то, что врать почти не придётся, а единственным человеком, способным уличить её во лжи является Ин Валий Дрок. Но вряд ли господин Аварий захочет афишировать участие своего племянника в столь неприглядной истории. Уж очень не любят в Радле похитителей людей.

— Какие ещё людокрады, госпожа Юлиса?! — рявкнул принц. Лицо его перекосилось от гнева, а костяшки пальцев, крепко обхвативших рукоятку короткого меча в простых кожаных ножнах, побелели от напряжения. — О чём вы вообще говорите?

Только сейчас Ника обратила внимание на то, что всадники облачены в неброские панцири с анатомическим рисунком, а у сопровождающих сына императора к сёдлам приторочены футляры, из которых торчат оперённые стрелы и изогнутые рога луков.

— О них, ваше высочество, — криво усмехнувшись, бывшая пленница резко откинула край циновки, вызвав недовольное жужжание множества мух. — Они напали на нас в священной роще нимфы Фелои. Служанку убили, а меня связали и спрятали на этой повозке.

— О боги! — вскричал Герон. Его конь, почувствовав запах смерти, фыркнул и заплясал на месте, норовя отодвинуться подальше от повозки. — Кто их убил? Вы? Чем? Как?

— Я, — лаконично ответила вымотавшаяся до предела девушка. — Кинжалом.

— Этим? — недоверчиво хмыкнув, Сциний кивнул на заткнутый за пояс длинный, узкий клинок.

— Нет, — покачав головой, собеседница, чуть приподняв край платья, продемонстрировала закреплённые на ноге ножны. — Хвала небожителям, мерзавцы так спешили, что не заметили его. Мне удалось дотянуться, перерезать верёвки, привлечь их внимание…

Рассказчица замялась, чувствуя себя неуютно под пристальными взглядами трёх молодых, красивых мужчин.

— Ну…, и как-то так получилось, — криво усмехнувшись, она растерянно пожала плечами.

— Да вы ранены, госпожа Юлиса! — подавшись вперёд, вскричал Вилит, видимо, только сейчас разглядев пятна на её одежде.

— Это не моя кровь, ваше высочество, — попыталась отстраниться Ника, но принц, спрыгнув с коня, уже подошёл вплотную и довольно бесцеремонно взял её за плечи.

— Я же говорю, со мной ничего не случилось! — раздражённо повторила девушка, слезая с тележки, и отстранив его руку, перебросила край накидки через плечо.

Но настырный императорский отпрыск и не думал прекращать. Перехватив запястье собеседницы, он не без усилия развернул всё ещё продолжавшую немного кровоточить ладонь.

— А это что?

— Немного поранилась, когда резала верёвки, — Ника попыталась вырваться, но молодой человек держал крепко.

— Господин Сциний, — обернулся он к спутникам, которые, очевидно, следуя его примеру, тоже покинули сёдла, и стоя на дороге, разглядывали старую знакомую так, словно видели в первый раз. — Я знаю, вы взяли с собой След Ноны и ткань для перевязок.

— Да, ваше высочество, — подтвердил юноша. — Хоть вы и сказали, что мы едем ненадолго, я всё же захватил мазь. И вот видите, пригодилась.

— Ни к чему это, ваше высочество, — сама не понимая почему, взялась отнекиваться девушка.

Пока Сциний доставал из седельной сумки рулончик белой материи и плотно заткнутую деревянной пробкой шкатулку, Вилит приказал властным, не терпящим возражения тоном:

— Покажите другую руку, госпожа Юлиса!

Ясно расслышав в его голосе нарастающее раздражение и не желая ещё больше злить знатного собеседника, которому вдруг захотелось поиграть в медбрата, та подчинилась, пробормотав:

— Тут только царапины.

— Где мазь? — требовательно поинтересовался принц.

— Здесь, ваше высочество. — с усилием выдернув плотно сидящую пробку, Сциний предложил. — Позвольте мне?

— Я сам, — отмахнулся сын императора, поддевая пальцем зеленовато-бурую субстанцию, по консистенции напоминавшую зубную пасту или что похуже.

Нике показалось, что он как-то очень бережно нанёс мазь на края порезов, после чего спутник вложил ему в ладонь кусок бинта.

Видимо, пользуясь тем, что принц всецело поглощён своими лекарскими занятиями, Сциний проговорил то ли с восхищением, то ли с недоверием:

— Вы в одиночку справились сразу с двумя разбойниками, госпожа Юлиса!

— Только милостью небожителей! — убеждённо заявила та. — Похитители меня совсем не опасались, думали, что я испугана и сломлена. Мне удалось выжить только благодаря заступничеству богов.

— А куда вы сейчас направляетесь, госпожа Юлиса? — продолжил расспрашивать молодой человек. — Имение господина Септиса совсем в другой стороне.

— Зато священная роща нимфы Фелои именно там, господин Сциний! — почти огрызнулась девушка, с удовлетворением отметив, что не испытывает никаких негативных ощущений от уверенных прикосновений Вилита. — Я должна отыскать свою отпущенницу. Она умерла, пытаясь спасти мою жизнь. Я её тело диким зверям не оставлю!

— Мы проводим вас, госпожа Юлиса! — внезапно объявил принц, с треском разрывая края бинта на узкие полоски.

— Вы не передумали, ваше высочество? — вдруг спросил бледный Герон.

— Нет! — резко оборвал его августейший приятель.

— Но вы, кажется, куда-то спешили, ваше высочество? — вкрадчиво поинтересовалась Ника, понимая, что появление в усадьбе с таким грузом и так вызовет всеобщий переполох, а уж если её будет сопровождать сын императора Беста — чего доброго удар хватит. — Не стоит из-за меня отвлекаться от важных дел.

— Нам по пути, госпожа Юлиса, — усмехнулся собеседник. — Мы как раз и собирались в поместье господина Септиса.

Теперь настал черёд удивляться девушке.

— Зачем же вы к нам собрались, ваше высочество?

— С вами поговорить, госпожа Юлиса, — окончательно добил её Вилит.

— О чём? — только и смогла пролепетать она внезапно осипшим голосом.

— Давайте сначала доставим вас в имение, — внёс ещё большую сумятицу в её душу молодой человек, и ухмыльнувшись направился к своему скакуну, которого держал под уздцы, казалось, всё ещё находившийся в прострации Герон.

— Но, ваше высочество! — в отчаянии вскрикнула Ника. — Тогда вы точно не успеете вернуться в Радл до наступления темноты.

— Переночуем в усадьбе вашего дядюшки, — равнодушно пожал плечами принц.

— Надеюсь, там найдётся место для трёх усталых путников? — рассмеялся начавший приходить в себя Герон.

— Господин Септис будет рад узнать, что вы оказали его дому такую честь, — буквально на автомате пробормотала племянница регистора Трениума, совсем не обрадованная перспективой общения с подобного рода гостями. Мало ли какая блажь может прийти в горячие головы молодых аристократов после пяти-шести бокалов даже разведённого вина?

Ухватившись за седло, Вилит птицей взлетел на тут же заплясавшего от нетерпения коня.

— Ну что же вы, госпожа Юлиса? — вскинул брови принц, сверху вниз гладя на растерянную девушку.

Той ничего не оставалось делать, как только вернуться на повозку.

"Чего ему надо? — напряжённо думала попаданка под негромкий скрип колёс. — Опять будет в любви признаваться или ещё чего? И как на его визит посмотрит дядюшка? А что я могла сделать, если сын императора вдруг захотел со мной поболтать? Глядишь, без него историю с похищением могли бы как-то замять, сохранить в тайне. Вряд ли о таких вещах стоит болтать на каждом шагу. Но теперь о ней уж точно будет знать весь Радл! И чего ещё там подумают господа Сенат? Вот батман!"

— Пить хотите, госпожа Юлиса? — бесцеремонно прервал её размышления принц.

— Очень, ваше высочество, — не стала скрывать Ника.

— Господин Сциний, подайте фляжку госпоже Юлисе, — распорядился Вилит.

Понимающе кивнув, его спутник извлёк из казавшейся бездонной седельной сумки плоский сосуд из навощённой кожи и спросил, едва она, сделав несколько жадных глотков, оторвалась от узкого горлышка:

— Почему похитители спрятали вас под циновкой, госпожа Юлиса? Не проще ли было бы сунуть в мешок? Я слышал, именно так поступают людокрады.

— Не знаю, господин Сциний, — прохладное разбавленное вино, живительным потоком пройдя по пересохшей глотке девушки, ухнуло в желудок. — Но если вы сомневаетесь в моих словах, то уже виден поворот к священной роще. Именно там убили мою служанку. Надеюсь, её тело послужит дополнительным подтверждением истинности моего рассказа?

— Мы верим вам, госпожа Юлиса, — поспешил успокоить её принц, недовольно зыркнув на приятеля.

— Обычно так возят молоко, творог или свежее мясо, — задумчиво проговорил внимательно следивший за их разговором Герон. — Специально прикрывают пологом от солнца и мух.

— Мне кажется, это были не настоящие людокрады, — выступивший пот охладил разгорячённую кожу, и бывшая пленница почувствовала себя значительно бодрее. — А какое-то городское отребье из тех, кто за обол и корзину с базара донести помогут и глотку перережут в тёмном переулке.

— Почему вы так думаете, госпожа Юлиса? — живо заинтересовался самый любопытный из спутников.

— Не легко найти тех, кто готов совершить преступление в священном месте, — пробормотал Герон себе под нос.

— Потому, господин Сциний, что негодяи меня не обыскали, — принялась объяснять собеседница. — Не связали по-настоящему и даже не оглушили как следует. Хвала богам, я успела вовремя очнуться, а то могло бы быть поздно. Из их болтовни я поняла, что место, куда меня везли, находится где-то близко.

— Вы, госпожа Юлиса, как настоящая дева-воительница из древних преданий, — покачал головой молодой человек.

— Нет, господин Сциний, — отказалась от сомнительной славы Ника, которую насторожила подобная активность приятеля принца. Во время их предыдущих встреч он всё больше помалкивал, а тут надо же, как разговорился! Скорее всего парня приставили к императорскому отпрыску специально. Вот только кто: мама или папа? Хотя, какая разница? — Воины сражаются ради победы, а я всего лишь спасала свою жизнь.

Едва они свернули на дорогу к священной роще, любознательный молодой человек сейчас же поинтересовался:

— А что вы там делали одна?

"Вот пристал!" — зло подумала девушка, но вслух пояснила:

— Приходила принести жертву. Я и представить не могла, что возле алтаря небожительницы мне угрожает какая-то опасность.

И она поведала о том, как ей явилась сама Фелоя, о своём первом посещении священной рощи и о встрече с Мелом Керном Васием.

— Я дала нимфе обет: каждые четыре или пять дней навещать её алтарь, — вдохновенно врала рассказчица, надеясь, что выглядит достаточно убедительно. — И за всё это время ничего не случалось. Но сегодня непонятно откуда вдруг появились эти разбойники.

— Странный обет, — недоверчиво усмехнулся юноша.

— Ничего странного, господин Сциний, — дёрнула плечами собеседница и пожаловалась. — Вы даже не представляете себе, как здесь скучно!

— Так вы уже выздоровели, госпожа Юлиса? — влез в разговор Герон. — Я слышал, вас отправили за город для поправки здоровья?

— Да, мне уже лучше, — ответила Ника.

— А вы господину Керну о своём обете случайно не говорили? — спросил принц, до этого, казалось, не обращавший никакого внимания на их беседу.

— Не помню, ваше высочество, — после недолгого раздумья беспомощно пожала плечами девушка. — Мы вроде бы и недолго разговаривали…

— Скорее всего так и случилось, — легко сделал напрашивавшийся вывод Вилит. — Этот негодяй и рассказал людокрадам, когда вы будете в священной роще.

— Никогда бы не подумала! — охнула собеседница. — А с виду казался таким приличным человеком!

— Вы ещё плохо разбираетесь в людях, госпожа Юлиса, — наставительно заявил сын императора.

— Вы правы, ваше высочество, — нисколько не кривя душой, согласилась Ника, с огорчением вспомнив, как легко поддалась на обман ничтожного Валия, но всё же проворчала про себя: "Можно подумать, ты в них разбираешься хорошо".

Какое-то время они ехали молча. Девушка не отрывала глаз от нестерпимо медленно приближавшейся рощи, а её спутники с интересом оглядывались по сторонам.

Не выдержав, она стегнула ослика прутом.

— Давай быстрее! Чего плетёшься, как варёная черепаха?!

Тележка покатила резвее.

Принц с приятелями тоже пустили своих скакунов в галоп, и те легко оставили позади своего собрата по отряду непарнокопытных.

Опередившие свою спутницу молодые люди быстро обошли крошечную рощу и легко отыскали едва прикрытое сломанными ветками тело Риаты Лации Фиды, но трогать его не стали, дожидаясь спрыгнувшей с повозки Ники.

Служанка лежала лицом вниз, вытянув вперёд руки, как будто куда-то ползла из последних сил. Подол платья задрался, бесстыдно обнажая ноги, по смуглой коже уже сновали муравьи.

Всхлипывая и кусая губы, покровительница рухнула на колени и, оправив на ней одежду, с усилием перевернула свою мёртвую отпущенницу на спину. Ткань на груди бывшей рабыни побурела от крови.

Не стыдясь слёз, она поправила её старенькую накидку, намереваясь прикрыть заострившееся лицо Риаты Лации, и тут сомкнутые ресницы дрогнули.

Какую-то долю секунды растерянная девушка гадала: не почудилось ли? Потом, схватив служанку за запястье, стала лихорадочно искать пульс.

— Она мертва, госпожа Юлиса, — сказал с жалостью наблюдавший за ней Герон.

— Возможно, — шмыгая носом и размазывая слёзы по щекам, кивнула собеседница, поднося мокрый палец к губам женщины. — А может, ещё нет.

Оглядевшись, она сорвала тоненькую травинку, и затаив дыхание, поднесла к носу Риаты Лации. Гибкий кончик былинки явственно колебался.

— Жива!!! — ликующе закричала Ника, с восторгом глядя на застывших поодаль парней. — Видите, она ещё жива!

— Хвала бессмертным богам, — только и смог пробормотать растерянный Вилит.

А Сциний с сомнением покачал головой.

— Вряд ли она выживет, но, по крайней мере, умрёт среди людей.

— Её надо отвезти в поместье! — решительно заявила покровительница, поднимаясь на ноги.

— Помогите госпоже Юлисе, господа, — распорядился принц, и его спутники, согласно кивнув, подошли к распростёртой отпущеннице с явным намерением взять ту за руки и за ноги.

— Да вы что творите?! — взвилась изумлённая попаданка. — Ну кто так раненых носит?!

— Она лёгкая, я один её подниму, господин Герон, — после короткого замешательства предложил Сциний.

— Да подождите вы! — рявкнула девушка.

Под недоуменными взглядами спутников она подбежала к повозке, и сдёрнув циновку, скатала её в более-менее тонкий рулон, который бросила рядом со служанкой. Затем, бережно поворачивая бесчувственное тело, развернула под ним подстилку.

— Вот теперь беритесь за углы и несите, — разрешила Ника, отступая. — И пожалуйста, поосторожнее.

Бесцеремонно подвинув трупы людокрадов, покровительница заботливо уложила рядом свою всё ещё живую отпущенницу.

Конечно, езда по кочкам вряд ли пойдёт на пользу раненой, но других транспортных средств всё равно нет, а эти чванливые аристократы ни за что не согласятся тащить бывшую рабыню, если есть осёл и тележка.

Прекрасно понимая всё это, девушка, плача и кусая губы, не сводила глаз с неподвижного лица Риаты Лации, уже не рассчитывая довезти её живой до усадьбы, а надеясь лишь на то, что служанка откроет глаза, и они хотя бы смогут попрощаться.

Пару раз ей казалось, что отпущенница умерла, и покровительница, рыдая, останавливала осла, чтобы проверить её дыхание. Ещё одна задержка случилась из-за кустов, перегородивших тропинку настолько, что повозка не могла ехать дальше. Сцинию пришлось спешиться и расчистить дорогу, пуская в дело меч.

Неподалёку от любимой лощинки их встретили два раба, посланные Фроном Бестом, встревоженным долгим отсутствием племянницы владельца имения, на её поиски.

Уяснив в чём дело, один тут же побежал в усадьбу, чтобы доложить управителю о трагическом происшествии и предупредить о важных гостях, а второй взял под уздцы изрядно уставшего осла.

Сообщение о том, что на вверенной его заботам территории объявился сын самого императора, настолько потрясло отпущенника регистора Трениума, что, облачившись в лучшие одежды, тот лично поспешил навстречу знатному визитёру.

Беспрерывно кланяясь и потея, толстяк довольно бессвязно лепетал о том, что самого господина Септиса, к сожалению, сейчас в поместье нет, но он, Фрон Бест, со своей стороны благодарит бессмертных богов за безмерное счастье лицезреть его высочество и готов выполнить любое его пожелание.

Видимо, привычный к подобного рода встречам, Вилит распорядился приготовить им баню, расседлать коней и позаботиться о раненой.

Управитель сейчас же отослал одного из сопровождавших в усадьбу, а сам нижайше попросил у принца дозволения поговорить с племянницей покровителя.

Усмехнувшись, тот надменно кивнул.

Подбежав ко всё ещё сидевшей на телеге девушке, управитель тревожно зашептал:

— Что с вами случилось, госпожа Юлиса? Раб болтал о каких-то людокрадах, но я так ничего путного и не добился от этого тупицы!

Ника коротко поведала ему о своих злоключениях.

— О, бессмертные боги! — то ли действительно испугавшись, то ли изображая страх, вскричал толстяк. — Да как же это они решились на такое в священном месте? Небожители подобного святотатства без наказания не оставят.

— Они их уже покарали, — криво усмехнулась собеседница, кивнув на частично прикрытые циновкой трупы.

— Так вас его высочество спас, — понимающе кивнул отпущенник. — Но как он узнал?

— Я сама себя освободила, — проворчала Ника, сочтя нужным добавить. — С божьей помощью. А его высочество я встретила позже.

— Вы!? — отшатнувшись, Бест пристально посмотрел на залитые кровью тела, потом на племянницу своего покровителя и растерянно пробормотал. — Но как?

— Потом расскажу, — поморщилась девушка, заметив, что они уже подъехали к гостеприимно распахнутым воротам. — Сейчас вам лучше позаботиться о наших гостях, и учтите, что они останутся ночевать.

— Они будут довольны, госпожа Юлиса, — заверил управитель. — Клянусь Семрегом!

— Отправьте кого-нибудь в Радл, — продолжала отдавать распоряжения родственница регистора Трениума. — Господин Септис должен узнать обо всём как можно скорее.

— Сделаю, госпожа, — кивнул толстяк. — Пошлю Калита. Он парень храбрый и с мечом обращаться умеет.

— Прикажите вернуть в имение всех рабов, — перешла на еле слышный шёпот девушка. — А надсмотрщики пусть будут готовы бережно, не причиняя вреда, утихомирить наших дорогих гостей.

— Вы думаете, госпожа Юлиса…, — не договорив, собеседник нервно сглотнул, опасливо косясь на непринуждённо болтавших молодых людей.

— Мало ли на что могут решиться знатные юноши, попав под власть Диноса, господин Бест, — многозначительно поджав губы, проговорила та. — Они же не привыкли к отказам.

Слушатель машинально кивнул.

— А я не хочу становиться чьей-то… невольной любовницей, — криво усмехнулась Ника. — Это недостойно внучки сенатора Госпула Юлиса Лура, и регистору Трениума подобное отношение к его племяннице тоже вряд ли понравится.

— Понимаю вас, госпожа Юлиса, — озабоченно нахмурился толстяк. — Так, может, им в вино сонного зелья добавить? Чтобы, значит, поскорее уснули и не безобразничали.

— А не помрут? — забеспокоилась девушка. — Нас тогда всех на колья пересажают.

— Да хранит нас могучий Питр, госпожа Юлиса! — тихо, но очень выразительно вскричал управитель. — Средство совершенно безвредное. Я же тоже жить хочу.

— Тогда делай, — после недолгого колебания согласилась Ника.

Поклонившись, Бест бегом бросился к принцу.

— Сюда, сюда, ваше высочество.

Подскочившие рабы, одетые по такому случаю в чистые хитоны и туники, приняли лошадей.

Управитель лично повёл знатных гостей в баню, а девушка приказала отнести Риату Лацию в его дом.

— В господском путь ночует принц с приятелями, — объяснила она своё решение появившемуся вскоре хозяину. — А нам со служанкой придётся провести эту ночь под вашей крышей.

— Я буду только рад услужить вам, госпожа Юлиса, — энергично закивал толстяк. — Не к лицу девушке вашего положения ночевать в одном доме с малознакомыми молодыми людьми.

— Хорошо, что мы друг друга поняли, господин Бест, — холодно, одними губами улыбнулась Ника, подумав с раздражением: "Нечего дядюшке беспокоиться, я в любовницы к императорскому сынку не собираюсь."

А вслух сказала:

— Идите к гостям, нехорошо их одних надолго оставлять, и пришлите ко мне Гевию.

— Да, госпожа.

Не заставившая себя ждать девочка тут же спросила: чем может служить госпоже Юлисе?

На вопрос: "Есть ли где-нибудь в окрестностях опытный лекарь". Дочка управителя тут же ответила:

— У господина Неда Дамия живёт раб-врачеватель. Хозяин иногда выдаёт его соседям, говорят, он отмечен благословением самого Пелкса.

— Сбегай к отцу, пусть он пошлёт за ним кого-нибудь.

Гевия замялась, застенчиво глядя себе под ноги.

— Ну, чего встала? — прикрикнула Ника, разрезая заскорузлую от крови одежду Риаты Лации.

— Господин Дамий, меньше чем за пятнадцать риалов, на ночь глядя своего лекаря не отпустит, госпожа Юлиса.

— Вот батман! — скрипнув зубами, девушка выгребла из кошелька всю серебряную мелочь. — На держи, здесь… девятнадцать. Только врачеватель нужен как можно скорее. Скажи отцу, что если он будет здесь до заката — добавлю ещё столько же!

— Слушаюсь, госпожа! — широко улыбнулась достойная дочь своего папочки.

— Да смотри, не задерживайся! — отрывисто приказала Ника. — Передашь и назад!

— Я быстро, госпожа! — заверила собеседница, устремляясь к двери.

— Захвати горячей воды и чистых тряпок! — крикнула ей вслед девушка.

Оставшись наедине с бесчувственным телом служанки, она ещё раз проверила её дыхание и осмотрела рану. Опасаясь вызвать новое кровотечение, не стала отдирать присохшую ткань.

Понимая, что ничего больше сделать не в силах, попаданка опустилась на деревянный пол и заплакала от тяжело навалившегося одиночества. Ника не надеялась, что Риата Лация сможет выжить, уж слишком много крови та потеряла. Учитывая ублюдочное состояние местной медицины, отпущенницу можно считать мёртвой. Однако Ника решиласделать всё возможное для её спасения.

"Может, попросить помощи у Акция?" — внезапно подумала она, но тут же болезненно скривилась. Нет, не дотянет служанка до его приезда, да и не станет хранитель здоровья государыни лечить бывшую рабыню.

Неожиданно, сделав причудливый зигзаг, мысли девушки перескочили на странные слова Вилита. "Зачем ему вообще со мной разговаривать? О чём? Опять полезет со своими чувствами? Неужели не понимает, что мне сейчас не до бесед с озабоченными принцами?! Ох, да что же всё так плохо-то?!"

Но пожалеть себя как следует ей не дали. Вернулась Гевия с миской парящей воды и комком спутанных тряпок.

Дочка управителя бодро отрапортовала о том, что её папаша послал к Дамию одного из самых доверенных и ушлых рабов, поэтому лекаря, скорее всего, долго ждать не придётся.

Перевязав так и не пришедшую в себя отпущенницу, её покровительница взялась приводить себя в порядок.

Всё-таки не стоит выходить к гостям в таком виде.

С помощью Гевии она кое-как умылась, причесалась, переменила платье, а перед тем, как покинуть дом управителя, строго настрого наказала девочке никуда от раненой не отходить и, если та очнётся, немедленно сообщить.

— Если позовёшь, дам тебе пять оболов, — напоследок ещё простимулировала сиделку Ника.

Погода стояла великолепная, поэтому его высочество не стал ужинать в душной комнате, пожелав трапезничать на свежем воздухе. Само-собой, управитель поместья регистора Трениума не посмел ослушаться сына императора.

В кладовой отыскали четыре обеденных ложа, прикрыли их чистыми холстами и расставили вокруг стола.

Чистые, довольные гости, поблёскивая мокрыми волосами, непринуждённо болтали, потягивая разбавленное вино, которое им то и дело подливали две молоденькие рабыни в коротких хитончиках.

— Вы так долго подбирали себе платье, госпожа Юлиса, что мы чуть не начали ужинать без вас, — рассмеялся Герон.

— Простите, что заставила ждать, ваше высочество, — извинилась та, устраиваясь на лежанке.

— Пустяки, госпожа Юлиса, — вальяжно отмахнулся принц. — Как там ваша служанка?

— По-прежнему без сознания, ваше высочество, — вздохнула девушка, принимая из рук невольницы тарелку с мелко нарезанным мясом и булочку. — Послали за лекарем, но думаю, и он вряд ли что-то сделает. Жаль. Что боги не дали ей подольше пожить свободной.

— Всё в их руках, госпожа Юлиса, — философски заметил Вилит, приподнимаясь на локте. — По крайней мере, вас они сегодня спасли. Так давайте отблагодарим за это небожителей!

— При первой же возможности я обязательно принесу жертву в святилище Сенела, — поддержала его слова Ника, дожидаясь, пока рабыня торопливо наполнит бокал. — Боги уже в который раз спасают меня от смерти.

— Неужели вас уже похищали, госпожа Юлиса? — вскинул брови спутник принца.

— Нет, господин Сциний, — усмехнулась она, дивясь настырности парня, так и норовившего поймать её на слове. — Но мне неоднократно приходилось рисковать жизнью.

— Расскажите, госпожа Юлиса! — тут же попросил его приятель.

— Охотно, господин Герон, — улыбнулась девушка, отправляя в рот кусочек телятины. Если Бест действительно добавил в вино снотворное, ему нужно время, чтобы подействовать. Так что пусть слушает, а уж травить байки за последнее время она здорово наловчилась.

Однако вмешался самый главный гость.

— Сейчас не самое подходящее время, господин Герон, — сухо заметил сын императора. — Я здесь за тем, чтобы серьёзно поговорить с госпожой Юлисой. Уже вечер, а после всего случившегося ей необходимо отдохнуть. Поэтому не будем засиживаться.

При этих словах полное, лучащееся улыбкой лицо скромно стоявшего в сторонке управителя вытянулось от удивления, и он с опаской посмотрел на племянницу покровителя.

— Вы кушайте, госпожа Юлиса, — почти приказал Вилит. — Выпейте ещё вина.

"Да после таких речей кусок в горло не полезет!", — огрызнулась про себя Ника.

Но поскольку иного способа протянуть время у неё не оставалось, пришлось насыщаться неторопливо, вдумчиво, обстоятельно, но совершенно не чувствуя вкуса заботливо приготовленных Зетой Бест кушаний.

Принц терпеливо ждал, время от времени осушая с друзьями очередной кубок и непринуждённо болтая о каких-то своих знакомых.

Заметив осоловевший взгляд Герона, девушка решила, что гости уже дошли до нужной кондиции и вполне могут уснуть прямо за столом. Странно, но сама она не чувствовала какой-либо сонливости, несмотря на то, что пила из того же кувшина. Очевидно, бушевавший в крови адреналин настолько взвинчивал нервы, что они пока вполне успешно гасили действия снотворного. Даже дикая усталость куда-то исчезла.

Отодвинув в сторону тарелку и сделав глоток вина, Ника ополоснула руки в поданном рабыней тазике.

— Я готова, ваше высочество.

— Тогда нам лучше пройти в сад, — облегчённо выдохнул Вилит.

Попаданка не находила ничего сильно замечательного в прогулке меж рядами деревьев, но и не подумала возражать.

Солнце клонилось к горизонту, заставляя низкие яблони отбрасывать длинные тени, пересекавшие аллею чёрными строчками, делавшими её похожей на бесконечный нотный стан или широкую железную дорогу. Девушка молча шагала по этим своеобразным шпалам, с нетерпением ожидая, когда же её спутник наконец заговорит.

Но тот помалкивал, выглядя при этом если не смущённым, то весьма озадаченным.

Почти дойдя до конца яблоневых рядов, он остановился, посмотрел на неё и выпалил:

— Госпожа Юлиса, я хочу, чтобы вы вышли за меня замуж!

Несмотря на то, что Ника ожидала чего-то необычного, экстраординарного или даже опасного, слова собеседника прозвучали как гром среди ясного неба или взрыв петарды под окном утром первого января, ударив по мозгам, словно набитый ватой мешок: мягко, но оглушающе.

"Он спятил, или мне померещилось?" — растерянно подумала девушка, однако выработанная выдержка и взвинченные нервы помогли скрыть охватившее её смятение.

Но лицо принца, пристально разглядывавшего свою спутницу, казалось совершенно серьёзным и даже взволнованным.

"Надо же, какой шустрый! — неожиданно фыркнула про себя Ника. — Так тебе сразу и замуж. Ни свиданий, ни конфет с букетами, ни подарков, ни признания в любви. Вообще никакой романтики! Он что, думает, я от его предложения так вот сразу возьму и растаю?! Ну уж батман вам, ваше высочество!"

Пауза затягивалась, молчание становилось всё более напряжённым. Девушка понимала, что обязана среагировать на столь смелое заявление. Вот только сделать это следует максимально деликатно, дабы по минимуму задеть его безмерную гордыню, а то эти крутые парни такие ранимые и обидчивые.

— А государь поддерживает ваше желание? — вкрадчиво поинтересовалась она. — Вы же, ваше высочество, не хуже меня знаете, что браки детей — это забота родителей. По крайней мере в Радле.

— Он о нём пока даже не знает, — усмехнулся Вилит. — Но вы-то сами, госпожа Юлиса, не против нашей свадьбы?

— Вопрос не по адресу, ваше высочество, — переведя дух, покачала головой Ника. Теперь, когда выяснилось, что за предложением принца нет ничего, кроме его фантазии, она почувствовала себя гораздо увереннее. — Об этом следует спрашивать моего дядю.

— Мне безразлично мнение ваших родственников! — раздражённо отмахнулся молодой человек. — Просто скажите: вы станете моей женой?

— А мне нет, — проигнорировала вопрос собеседника девушка. — Я живу в доме господина Септиса, ем его хлеб, значит, должна его слушаться и почитать.

Вилит громко засопел, крылья носа раздулись, правая рука крепко вцепилась в кожаный ремешок, туго перехватывавший тонкую талию.

"Ого, как я его достала! — не на шутку забеспокоилась Ника. — Надо бы как-нибудь подсластить пилюлю".

— Если вас интересует, нравитесь ли вы мне как мужчина? — продолжила она примирительным тоном. — То да. Но не настолько, чтобы совершать опрометчивые поступки.

Собеседник слегка расслабился, по-прежнему не спуская с неё настороженных, внимательных глаз.

— Во-первых, ваше высочество, я воспитана так, что не признаю мимолётных связей, — девушка изо всех сил старалась говорить так, чтобы голос звучал мягко, но решительно, а тон не допускал никакого намёка на кокетство или двусмысленное толкование. — Во-вторых, я не могу себе позволить ничего из того, что могло бы меня скомпрометировать. Моя репутация должна оставаться безупречной. Только в этом случае я смогу выполнить волю отца.

— Вы имеете ввиду возвращение родовых земель младших лотийских Юлисов? — уже окончательно успокаиваясь, уточнил принц.

— Да, ваше высочество, — поклонилась Ника. — Поэтому я не могу быть вашей любовницей и надеюсь, боги одарили вас достаточной мудростью, чтобы это понять.

— А если появится возможность стать моей законной женой? — хитро прищурился Вилит. — Как вы к этому отнесётесь, госпожа Юлиса?

— Если государь пожелает соединить наши судьбы, — пожала она плечами. — Моё мнение никого интересовать не будет.

— Оно интересно мне! — жёстко и даже как-то торжественно объявил молодой человек. — Мне важно знать, что вы думаете по этому поводу?

Попаданка почувствовала, что разговор начинает ей надоедать своей бессмысленностью. Девушка не испытывала к Вилиту Тарквину Ниру каких-то особенных чувств. Его образ не являлся к ней в мечтах или во сне, голос не заставлял чаще биться сердце, а глаза сами собой не искали в толпе лицо, на которое, казалось, нельзя наглядеться.

Более того, она о нём даже не вспоминала и считала всего лишь одним из тех, кто способен доставить большие неприятности.

Вот только сказать об этом напрямик Ника всё же не решилась, поэтому выразилась дипломатичнее:

— Я слишком мало вас знаю, ваше высочество.

— С господином Аварием вы тоже близко незнакомы, — криво усмехнулся принц.

Тут уж нервы собеседницы не выдержали, и побледнев, она вздрогнула, словно от удара.

— Да, мне всё известно, — подтвердил сын императора. — По воле богов я прочитал ваше письмо к государыне.

— Это она вам его показала? — только и смогла пролепетать девушка.

— Нет, — покачал головой собеседник. — Матери о нём ничего неизвестно. Но даже, если бы она знала, то вряд ли смогла бы чем-нибудь помочь.

"Так я и думала, — автоматически отметила про себя Ника. — Ох, и достанется мне от Септиса, когда эта история выплывет. Интересно, Аварий расскажет сенатору Юлису о моём предложении Ину Валию или промолчит? Но в любом случае сделает всё, чтобы отомстить. Да, дела всё хуже".

— Я с Аварием не договаривалась! — огрызнулась она. — Ему моё мнение не нужно, и я не понимаю, зачем оно вам?

— Я бы тоже не стал спрашивать, будь вы обычной девушкой, госпожа Юлиса, — серьёзно сказал Вилит. — Только вы-то необыкновенная, совершенно непохожая на других, хотя и пытаетесь выглядеть такой как все. Но ваша странность и внутренняя сила никуда не делись. Подобного не спрячешь. Ещё вы умеете заставить посмотреть по-новому, на, казалось бы, давно знакомые вещи и усомниться в их незыблемости. После выступления в Сенате, даже у самых недоверчивых исчезли последние сомнения в том, что вы пересекли океан и проделали весь этот путь от Западного побережья до Радла. А как вы расправились с теми негодяями…!

Очевидно, не найдя подходящих слов, он покачал головой, неожиданно выпалив:

— И вы очень красивая!

— Это всего лишь воля богов, ваше высочество, — скромно потупив взор, пролепетала Ника, проворчав про себя: "Ну надо же! Всё-таки заметил!"

— Далеко не всякий способен воспользоваться помощью небожителей, госпожа Юлиса, — наставительно проговорил Вилит. — Для этого нужна воля и стремление к победе.

Несмотря на то, что девушка с большим удовольствием послушала бы о комплименты несколько иного рода, слова собеседника ей тоже понравились. Из врождённой скромности она попыталась возразить, но принц не дал и рта раскрыть, припечатав:

— И не спорьте! Так оно и есть. Я ещё после нашего разговора в "Лозе Нолипа" понял, что вы не станете жить с человеком, к которому не испытываете добрых чувств. Поэтому и решил сначала встретиться с вами, а уж потом говорить с матерью.

— Обо мне? — вскинув брови, на всякий случай уточнила Ника.

— О вас, госпожа Юлиса, — подтвердил сын императора.

— Так вы это серьёзно? — всё ещё не веря собственным ушам, допытывалась она.

— Ну, конечно! — возмущённо фыркнул принц. — Стал бы я ради забавы ехать в такую дыру?!

— Подождите, ваше высочество! — энергично замотала головой девушка, вспомнив радланские обычаи и ситуацию в императорской семье. — Но причём тут ваша мать, то есть государыня? Разве невест сыновьям не отец выбирает?

— Он уже один раз попробовал, — стал рассказывать молодой человек, вновь зашагав меж рядами яблонь, так что его спутнице тоже волей-неволей пришлось идти. — Но Силина Пенария умерла прошлым летом. И вот теперь его величество вновь захотел меня женить. Не знаю, что случилось в Палатине, и кто из бессмертных шептал ему в ухо, но он вдруг решил посоветоваться с государыней. Полагаю, здесь замешана политика, потому что отец никогда ничего не делает просто так. А мать меня просто очень любит и, наверное, из-за этого предложила самому выбрать невесту. Вы можете не знать, но в Радле такое иногда случается. Вот тут я и вспомнил о вас. Вы молоды, красивы, принадлежите к знатному роду, который вполне может породниться с императорской семьёй. А я всё-таки лучше старого лагира Авария. Не так ли, госпожа Юлиса?

— Разумеется, ваше высочество, — машинально подтвердила погружённая в свои мысли Ника.

"Так получается, я всего лишь кандидатка в невесты? — думала она, краем уха слушая уже начинавшего позёвывать Вилита. — А окончательное решение примет сам государь-император. Ну он-то вряд ли захочет видеть законной супругой своего отпрыска, пусть и младшего, непонятно откуда взявшуюся особу с мутным прошлым. Значит, можно смело соглашаться, перспектива выйти замуж за принца мне точно не грозит. Хотя вся эта история выглядит как-то странно, до предела нелогично и… сказочно глупо. Сначала — случайное знакомство с императрицей, вероятность которого с точки зрения здравого смысла стремится к нулю. Потом ещё более невероятное желание Константа Великого доверить выбор невестки опальной жене, с которой он уже давным-давно не живёт. И привыкшая повелевать Докэста Тарквина Домнита вдруг интересуется мнением глупого отпрыска? А их совершенно фантастическая встреча сегодня на дороге? Как подобное вообще может случиться в нормальной жизни? Что это всё такое? Роковое стечение обстоятельств, или…?"


© Copyright Анфимова Анастасия И Ко (aav60892@mail.ru)


Оглавление

  • Часть I Глава 1 Скучный путь в цивилизацию
  • Глава II Гедорская загогулина
  • Глава III Долги и расчёты
  • Глава IV Кажется, что-то пошло не так
  • Глава V Двойной батман
  • Часть 2 Глава I Столичный адвокат
  • Глава II Вновь открывшиеся обстоятельства
  • Глава III Самый гуманный суд в мире
  • Глава IV Как тяжело жить среди чужих людей
  • Глава V По преступлению и наказание
  • Часть 3 Глава I Зачем в кустах рояль?
  • Глава II Сюрпризы для наивных провинциалов
  • Глава III Кому что на роду написано
  • Часть 4 Глава I «Законы и обычаи»
  • Глава II Госпожа Юлиса умеет удивить
  • Глава III Разговоры пустые и не совсем
  • Глава последняя Роковое стечение обстоятельств, или…?