КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706104 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124641

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Тень за троном (Альтернативная история)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

Сразу скажу — я

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Азъ есмь Софья. Государыня (Героическая фантастика)

Данная книга была «крайней» (из данного цикла), которую я купил на бумаге... И хотя (как и в прошлые разы) несмотря на наличие «цифрового варианта» я специально заказывал их (и ждал доставки не один день), все же некое «послевкусие» (по итогу чтения) оставило некоторый... осадок))

С одной стороны — о покупке данной части я все же не пожалел (ибо фактически) - это как раз была последняя часть, где «помимо всей пьесы А.И» раскрыта тема именно

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Umbra (СИ) [Люрен] (fb2) читать онлайн

- Umbra (СИ) 764 Кб, 166с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - (Люрен)

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

====== Танцующие огни ======

Это была не просто тьма. Это был мрак беззвёздной ночи, подземных глубин и человеческих сердец. Тьма, что поглощала весь свет. Тьма, что пожирала саму себя. Древняя. Голодная. Недобрая. И всё было бы не так страшно, если бы эта Тьма не была её частью.

Глупо отрицать меня. Глупо прогонять меня в далёкие закоулки сознания. Ты не меня боишься, ты себя боишься, Ангуль.

Знахарка не понимала сны. Знахарка видела лишь поверхность вещей. Как и все в этой деревне. Они предпочли сладкое неведение. Они предпочли убежать от себя, от своей сути, заперев свои силы внутри себя. Так они поступали и со своими детьми, и с детьми своих детей. Так они поступили и с Ангуль.

Но ведь это преступление против сути вещей! Невозможно победить собственную тень.

Ангуль в какой-то степени могла их понять. Жить здесь, среди этой зелени и жаркого солнца, цветов и осенних дождей, не ведая забот, не видя вещих снов и не зная о других мирах и тварях, живущих среди теней. Жить жизнью мотылька, настолько быстро, что не успеваешь заскучать и задуматься о законах Вселенной, когда весь мир понятен и прост – весной сеять, осенью пожинать, утром кормить скотину, а вечером сплетничать, собираясь на крыльце.

Но ей, Ангуль арх Мараб, младшей дочери семьи виноделов, такая жизнь была недоступна. Знахарка сказала, что её сила слишком велика, слишком темна. Раз в год печать, сдерживающую её способности, ставили заново, проводя изнуряющие обряды. Каждый месяц на убывающую луну она пила отвар и читала заговор. Но это мало помогало. Вот и сейчас она лежала, отвернувшись к стене, в постели, пропитанной липким потом, и слушала этот бесплотный шепот, так пугающе похожий на её собственный. Она знала, что отражение в зеркале у её кровати смотрит на неё пустыми, ничего не выражающими глазами. Она бы разбила его, но родители отругают, ведь зеркало дорогое, фамильное.

Она ненавидела закат, ведь он означал наступление ночи. Ночи, когда она, другая Ангуль, обретает полную власть. А когда чёрные тучи заслоняют звёзды и луну, как сейчас, то от неё не спрятаться, даже если включить ночник и обвешаться оберегами. Ведь тьма древнее света. А человек – лишь гость, напрасно пытающийся прогнать её фонарями.

Особенно опасны были сны. Они засасывали, как зыбучие пески, забирали в самые недры необитаемого Космоса, древнее, чем звёздный свет, не доходящий до них. И твари, которые там обитают, терзали Ангуль, терзали саму её суть, и к утру она едва могла вспомнить, кто она такая и где находится.

А если выпить много вина, то сны пропадали. Наступала пустота. Блаженная пустота. Но ей редко разрешали пить из семейных запасов. А сейчас, перед праздников, каждая бутылка была на счету.

Но что это? За окном появились первые лучи рассвета. Она ненавидит рассвет. Ненавидит солнце, потому что его лучи сжигают всё незримое и неосязаемое. Прогоняет все страхи, возвращает обратно в мир живых, в мир поверхности вещей и повседневных забот.

Уже через пять минут оковы страха отпустили Ангуль. Ещё одна ночь пережита, ещё одно утро, когда она вздыхает с облегчением. И ещё одно обещание самой себе, что в следующую Ангуль не даст ей властвовать над собой.

Страх ушёл, странные сны забыты, и их место заняли насущные потребности. Теперь это была не Ангуль, заглядывающая за грань видимого мира. Теперь это была Ангуль арх Мараб, дочь винодельцев, и сейчас ей надо было помогать братьям готовить вина к празднику.

Снаружи мать топтала виноград, повязав на чёрные кудри косынку, чтобы хоть как-то спастись от палящего южного солнца. Отец подстригал кусты роз, и в воздухе витал их аромат. На крыльце, развалившись, грела бока на солнце Амбре. По её словам, она вовсе не бездельничала, а загорала, готовясь к Танцу Огня. Где-то в траве спрятались кузнечики и цикады, стояло такое стрекотание, что приходилось их перекрикивать. Вокруг царила суматоха, ведь уже сегодня вечером будет Праздник Солнца, когда все соседние деревни собираются вместе, чтобы прославить солнце, лето и саму жизнь и попросить небо и землю даровать им обильный урожай и согреть их достаточно, чтобы они смогли пережить зиму.

А в подвале было тихо и прохладно, пахло винами и соленьями, с потолка свисали сушеные травы. Вино было прохладным, освежающим, пахнувшим цветами и пряностями и вобравший в себя весь полуденный зной, всё сияние лучей солнца. Семья специально хранила его для праздника ещё с прошлого лета. Братья весь день перетаскивали бочки и разливали вина по бутылкам.

До вечера Ангуль была занята, помогая им и на кухне сёстрам. Все они, кроме Ангуль, уже давно вышли замуж и даже успели родить детей, хоть и были ненамного старше неё. Здесь рано взрослели и рано старели, поэтому семьи старались заводить как можно раньше. Поэтому Ангуль было немного не по себе среди них.

Как только наступила темнота, вокруг стало ещё оживлённей. Девушки собрались дома перед зеркалом, со смехом примеряя наряды и натирая кожу маслами. Они заплетали свои блестящие чёрные кудри в причудливые прически, вплетая в них нити и бусины, покрывали руки и ноги узором из хны и надевали на шею, запястья и лодышки яркие украшения. Ангуль с горечью вздохнула, глядя на свои жесткие прямые волосы и маленькие глазки.

- Поела бы хоть, – ткнула её в бок Умбре. – Вона, худая какая, даже бёдра не трутся!

- Да-да, чтоб отъелась на празднике, а то муж подумает, что болеешь чем!

Ангуль фыркнула, привыкшая к таким придиркам. Ела она за троих, но в весе всё равно не прибавляла, и все вокруг думали, что она голодает.

Вдруг затрубил рог. Это означало одно: праздник уже начался, и скоро танцовщицам Огня выступать. Умбре схватилась за голову и побежала на улицу, на ходу заканчивая заплетать косу.

- Странно, что ты на собственную свадьбу не опоздала, – мстительно проворковала Ангуль, догоняя сестру.

Ночь была безоблачная, на небе сияли звёзды, тёплый ветер приносил аромат мандаринов и роз, траву и кусты освещали светлячки. Повсюду были развешены фонари и гирлянды, Большой Костёр уже вовсю горел, и свет его отражался на бронзовой поверхности статуи Лета. Ангуль взглянула в его сияющий лик, безмятежный и безразличный, и, казалось, сама она стала как он, неподвластная страхам и снам, неподвластная собственной тёмной силе.

Заиграли барабаны, то ускоряясь, то замедляясь, создавая вокруг себя эхо. Миоло, стоящий среди хористов горлового пения, помахал ей рукой и подмигнул. Как всегда, юный, пылкий и красивый, неизменно приковывающий взгляды.

Умбре, улыбнувшись Ангуль, отвернулась и отправилась к танцовщицам, ступая босыми ногами по траве и гордо вскинув голову, и её непослушные волосы, так нормально и не заплетённые, упали на плечи, окончательно испортив причёски. Умбре сорвала с себя все ленты и небрежно бросила их Ангуль. Та лишь усмехнулась. Умбре оставалась дикаркой, хоть и вышла замуж и ожидала ребёнка, такой же дикаркой, как и Ангуль, с непокорными кудрями и ободранными коленками, дикая, как и пламя Большого костра.

Умбре присоединилась к танцующим девушкам. Они извивались, словно змеи, плясали, как языки пламени, порхали, словно мотыльки, и южное солнце сияло в их глазах, а их кожа в свете пламени и фонарей казалась золотой. Пёстрые юбки задирались, обнажая босые ноги, браслеты и бусы звенели и трещали в ритм их танцу. И настолько быстро они кружились, что сложно было за ними уследить, казалось, сами они стали южным ветром, непокорным и неудержимым, приносящим аромат моря и далёких земель. Исчезающий так же быстро, как и появляющийся.

- Давай быстрее, чаво встала, девка? – вдруг услышала Ангуль ворчливый окрик.

Она вздрогнула, продолжая сжимать в руках бутыль. Перед ней сидела кочевница и сердито смотрела на неё своими узкими глазами. Она говорила с заметным акцентом. Ангуль прежде никогда не видела чужеземцев и поэтому c любопытством оглядывала незнакомку, наливая ей вино. В тот момент она не знала, что эта встреча перевернёт всю её жизнь. Однако она почувствовала тёмную, нехорошую силу, исходящую от незнакомки. Что-то, запертое глубоко внутри неё, запечатанное с рождения, затрепетало, почувствовав что-то знакомое, подобное ему. Испуганно глядя в глаза кочевнице, Ангуль увидела, что та чувствует абсолютно то же самое.

====== Освободи меня ======

Цайиль выросла среди негостеприимных просторов Забытой Пустоши. Она привыкла к колючим пескам, бурям, долгому зною без единого намёка на тучку и междуусобным войнам. Кочевые племена постоянно совершают набеги друг на друга, отбирая ресурсы, угоняя скот и рабов. Поэтому первая игрушка детей — нож, а самое востребованное искусство — чёрная магия. Нечестивая магия. Няня Зул-Зул говорила, что тьма охраняет от ослепляющего света. Оседлые, как всегда, всё перевернули вверх дном. Не тьма зло. Солнце забирает воду, превращает плодородные поля в безжизненные пустыни. Ночь приносит успокоение.

Няня Зул-Зул обучила ещё маленькую Цайиль чёрной магии. Она рассказала ей, что тени — не просто тени, и что далеко не всё в этом мире можно увидеть, услышать и почувствовать. Она научила Цайиль спускаться «вниз», в мир незримого и неслышимого, в Глубинные Тени, где обитают демоны. Цайиль научилась ладить с этими тварями, научилась понимать их разум, не признающей грани между светом и тьмой, возможным и невозможным. В какой-то степени она сама стала им подобна, но для жизни в Пустоши это более, чем хорошо.

Кочевник не любит сидеть на месте. Он всегда куда-то стремится, куда-то скачет на своём коне, ему всегда всё мало и чего-то недостаёт. «В сердце ветер, под задом седло», — так он говорит. В какой-то момент Цайиль стало мало Пустоши, и она покинула своё племя, отправившись на юг.

Юг. Место оседлых, место сыновей и дочерей солнца. Вождь презрительно называл их ленивыми слизнями — такими же медлительными и жирными. Их земли плодородны, полны цветов и плодов, их солнце не выжигает всё на своём небесном пути, их ветер не приносит пески и пыль. Первые жители юга и первые чужеземцы, которых увидела Цайиль, были девушки, собиравшие цветы. Они весело щебетали на чём-то своём, смеялись, среди тени листвы, смуглые и черноволосые, сами как эти цветы вокруг — быстро расцветающие и быстро вянущие. И способные расти только среди этих плодородных земель.

Когда Цайиль впервые увидела девочку с силой, как у неё, она не поверила своим глазам. Этот южный цветок… не похожий на своих землячек ни внешностью, ни характером, но всё же южный — и чернокнижник? Может, её чутьё, до этого безошибочно находящее подобных ей, на этот раз ошиблось? Нет… Она видит влияние тьмы в её чёрных глазах. Видит под ними следы бессонных ночей, наполненных кошмарами. Чувствует, как пульсирует в ней сила, запертая в ней. Эта сила очень хотела освободиться, и Цайиль ей в этом поможет.


Вечерело. Прохладный ветерок ласкал нагретую за день кожу. Шумела листва, где-то журчал лесной ручей. Ветки под ногами Ангуль хрустели. Лес манил её своей прохладой, своими ароматами и звуками, своей таинственностью и необъятностью. Здесь, в горах юга, на многие места не ступала нога человека, ведь чем дальше, тем гуще и непроходимей был лес, тем он был опасней.

Наконец, она дошла. Старые-старые руины какого-то здания, скрытые среди зелёной листвы и кустов. Полуразрушенные колонны были овиты плющем, из-под трещин на полу проросли цветы, обломки вокруг были покрыты мхами. Сколько тайн оно скрывало, насколько далёкие времена застало? В деревне поговаривают, что здесь водятся призраки. Ну что ж, она их не боится. Что страшного в мертвецах? Они такие же люди, как и они, такие же, как Ангуль. Просто… умерли.

Ангуль усмехнулась. И о чём она только думает? Она и сама не знала, зачем сюда приходит. В детстве она часто бегала сюда с братьями и сёстрами, после купания в реке. Они наберут ягод в лесу, сядут на эти древние камни, и начнут рассказывать друг другу страшилки… Пролетели года, все повзрослели, завели семьи и потеряли интерес к детским играм, а Ангуль продолжала сюда приходить, как только выдавался свободный вечер.

Небо на горизонте окрасилось в оттенки красного и лилового. В вечерних сумерках эти стены из белого мрамора казались особенно таинственными.

— Боишься? — услышала Ангуль.

Позади неё стояла вчерашняя кочевница. Ангуль уже знала, что её звали Цайиль. Она была странница, покинувшая своё племя, чтобы повидать мир. В их деревней она была лишь проходом, и семья Ангуль согласилась приютить её на время. Ангуль невольно залюбовалась женщиной. Чёрные косы, спускающиеся до самых пят, жёлтоватая кожа и раскосые чёрные глаза. Другая. Чужая. Пахнущая пылью и молоком. От неё веяло далёкими землями и тёмными знаниями.

— Нет, — честно ответила Ангуль.

— Значит, это ты у нас белые косы*, — улыбнулась Цайиль, скрестив на груди руки.

Ангуль непонимающе посмотрела на неё.

— Тёмная лошадка. Ну, теневик. У меня глаз намётан. Своих сразу вижу.

— О чём ты говоришь? — отпрянула Ангуль, в душе начиная понимать.

— Да чернокнижник, Кровавая Колесница тебя забери! — нетерпеливо прикрикнула Цайиль.

— Но я ни разу в жизни не колдовала!

— Конечно, не колдовала. Вы же решили сбежать от магии. Запечатать силы, а это вредно! И глупо. Всё равно, что забить огромного быка и не съесть, а оставить гнить в земле. Чудаки вы.

Это преступление против сути вещей.

Живот Ангуль свело от страха. Она живо вспомнила все свои кошмары, все страхи и бессонные ночи. Нет, если так живёт чернокнижник, то лучше никогда не заниматься магией. Первая жена отца умерла от занятий магии. У неё тоже вроде как было такое ремесло, то ли шаманство, то ли чёрная магия, то ли ещё чего… Отец не любил об этом рассказывать. Пресекал любые разговоры о магии. И теперь Ангуль понимала, почему.

— Чаво затихла? — хлопнула её по плечу Цайиль. — Тебе ведь снятся кошмары, да? Мерещится всякое? — вкрадчиво спросила кочевница.

Ангуль вздрогнула. Откуда она это знает?!

— Это твоя сила говорит. Не стоит её сдерживать, иначе это обернётся против тебя.

— Неужели от неё нельзя избавиться? — умоляюще подняла на неё глаза Ангуль.

Цайиль тяжело вздохнула. «С оседлыми так тяжело», — подумала она.

— Но ведь это же ты. Ты сама. Ты боишься себя, выходит? — Цайиль осеклась, увидев непонимание в глазах южанки. — Знаешь… Иногда, чтобы успокоить монстра внутри себя, его надо просто… принять. Тьма — это всего лишь отсутствие света. Ночь — это всего лишь отсутствие солнца. Не нужно их боятся, южаночка. Я могу помочь тебе. Помирить вас. Хочешь?

Цайиль заговорщески подмигнула Ангуль.

Немного поколебавшись, Ангуль всё же согласилась. Если это избавит её от кошмаров, то почему бы и нет? Тем более, что Цайиль дала понять ей, что если что-то пойдёт не так, то она сразу прервёт обряд.

Чем больше темнело, тем яснее становились воспоминания Ангуль о кошмарах беззвёздных ночей, и порой ей казалось, что она всё ещё лежит в мокрой постели, трясясь в безмолвной истерике. И даже свет звёзд и луны не приносил облегчения, а напротив, пугал, казался каким-то равнодушным, мёртвым.

Но Цайиль сидела перед ней, приготавливая ритуальные принадлежности, такая ясная и осязаемая, казалось, она породнилась с этой тьмой вокруг, даже в какой-то мере властвовала над ней. Пока они собирали травы, кочевница рассказала ей, что в детстве её мучили кошмары, а шаманка провела над ней похожий обряд.

— Конечно, мне всё равно потом мерещилось всякое. Но я не боялась. Я ни на секунду не забывала, что пока я не боюсь, я сильнее. Сечёшь, о чём я?

Она остановилась, повернувшись к Ангуль. Свет луны на миг осветил её лицо, заострив его черты, сделав похожим на лицо призрака или мертвеца. Казалось, в её глазах затаилась вся тьма этого мира, и тьма это смотрела на Ангуль, заглядывала куда-то вглубь неё, в её душу. Ангуль поймала себя на мысли о том, что тьма эта казалась ей родной. Как и её обладательница.

— Чувствуешь? — махнула она рукой в сторону здания. — Чувствуешь эту тишину? Чувствуешь наволок беспроглядной скорби?

— Такое чувство, будто время здесь остановилось. Будто это место отрезано от остального мира. Островок звенящей тишины и печали.

— Это место повидало предательства, страшные тайны и жестокие убийства. Веками хранит оно секреты темных граней людской души. Боишься?

Ангуль закрыла глаза, прислушавшись к своим ощущениям.

— Нет.

— Это уже о чём-то говорит.

Цайиль принялась толочь травы черным камнем. Ангуль терпеливо ждала. Наконец чернокнижница сказала спутнице проглотить получившуюся кашицу. Причем глотать не морщась, сразу, без раздумий. Вкус у трав был острый, Ангуль показалось, что она сунула в рот горящий факел. Затем она должна была подложить под язык нечто кроваво-красного цвета, с виду напоминающее кристалик, но на вкус оно было кисловатым. Потом Цайиль приказала ей лечь, закрыть глаза и расслабиться, ни о чем не думая, и зашептала слова на незнакомом языке.

Сначала Ангуль стало жарко. Жар зародился в районе живота и постепенно распространился по всему телу. Девушка покрылась испариной. Затем ей показалось, что неведомая сила подхватила её и начала вращать в бешеной скоростью. Трудно было ни о чем не думать при таких-то условиях. Ангуль стало выворачивать наружу. Кристалик словно раскалился, она едва не выплюнула его. Цайиль продолжила читать, только громче, прибавив, что Ангуль должна повторять за ней. Слова были очень сложными, их фонетика была непривычна для Ангуль, кроме того, Цайиль читала очень быстро. Ангуль едва поспевала за кочевницей, ей очень хотелось посмотреть на тех, кто придумал этот язык, и спросить, за что они так ненавидят всех вокруг.

А потом… произошло нечто странное, удивительное. Ангуль словно оторвалась от своего тела. Она перестала чувствовать жар, перестала чувствовать тошноту. Она не чувствовала ничего. И даже дышать не могла, потому что нечем было. Она стала чистым сознанием, бесформенным и бестелесным. Вокруг неё была пустота, черная, звенящая, жадно разинувшая свою пасть. Пустота из её снов.

— Ты не бойся Бездны, — послышался голос Цайиль, — Пока ты не боишься, она тебя не тронет. Чтобы не сгинуть здесь навсегда, твой дух должен быть непоколебимым. Усвой три простых правила: не бойся, не сомневайся, не лги.

— Я видела эту пустоту в своих снах! — вскричала Ангуль.

— Это тебе ещё повезло. Чем больше мастерства, тем хуже сны. Я бы всё променяла на то, чтобы видеть тоже, что и ты.

Я вглядывалась в черную пустоту. Постепенно она начала мне казаться уютной темной комнаткой.

— Ты там слишком не увлекайся.

И постепенно бездна начала вглядываться в меня. Своим черным бездонным глазом.

— Я всегда с тобой… — послышался леденящий душу шепот. Такой знакомый… — Я — внутри тебя. Отрицай меня, забывай меня, запирай внутри себя, но я — часть тебя. Я — это ты. Я — твоя сила.

Тот самый шепот, что преследовал её каждую ночь. Как только луну скрывала туча, как только последний фонарь был погашен. От него не было спасения, ведь это был её собственный голос. Нельзя убежать от себя. Нельзя убить собственную тень.

— Прими меня, ведь я люблю тебя. Прими… Прими. Прими.

— Цайиль! Цайиль, помоги мне! ЦАЙИЛЬ!!!

Она не ответила. Ангуль осталась одна. Она всегда была одна. Ты рождаешься один и умираешь один. Глубокой, тёмной ночью, пробудившись от кошмара и трясясь от страха в постели, Ангуль понимала это. И потому никто не придёт и не спасёт её. Но этого и не нужно. Пока я не боюсь, я сильнее.

— Правильно. Не бойся. Просто прими меня. Освободи меня. И ты станешь по-настоящему свободной.

— Принять?.. И как я это сделаю?

— Ты знаешь. В глубине души ты знаешь.

И вправду. В глубине души Ангуль знала, как её освободить. И знала, что сама должна её освободить, потому что если это сделает она, то та Ангуль, которую все знали, пропадет навсегда.

И Ангуль освободила её. Она вырвалась, словно птица, которую держали в клетке. Её тень, её отражение, такая похожая и в то же время другая, возможно, даже более настоящая, чем сама Ангуль. Их губы соединились в поцелуе. И сами они слились, и было это нечто сродни экстазу. Словно опьянение. Словно воссоединение с другом после многолетней разлуки. Словно первый и пылкий юношеский поцелуй. Словно родник, долго сдерживаемый камнем, наконец освободился.

Очнулась Ангуль уже другим человеком. Освобожденным. Счастливым. Цельным. Помирившимся с самим собой.

— Молодчина. Говорила же, что способная.

Ангуль взглянула на Цайиль, вытирающую пот с её лба. Теперь в ней не было ничего таинственного или пугающего. Это была просто женщина из далёких земель. Женщина, которая многое видела и многое знала.

— А пошли со мной? — вдруг предложила она. — Такому таланту пропадать нельзя.

— Но я вовсе не хочу отсюда уходить, — возмутилась Ангуль.

— А придется. Такую силу нужно учиться контролировать. Иначе она поглотит тебя.

— Я не знаю… Я не готова. Я не могу бросить свою семью. Пусть мы избрали неправильный путь, но мне нравится наша деревня. Наши люди добрые и веселые, а фрукты и ягоды у нас самые сладкие. Не хочу покидать эти места.

— Я понимаю, — склонила голову Цайиль, — Я приду через год. Буду ждать тебя здесь. И если ты не передумаешь, я уйду.

Она встала и отряхнулась.

— Ладно, бывай, мелочь.

Они разошлись в совершенно противоположные стороны. Ангуль — в сторону зажжённых фонарей и дыма из труб. Она — вглубь темного и враждебного леса.

*белые косы — то же самое, что и белая ворона.

====== Вечная зима в доме ======

Лето подходило к концу, урожай выдался не очень обильным, а голодных ртов в семье Мараб только прибавилось, ведь Умбре и жена Андуло родили. Миоло вскоре женился на одной из своих многочисленных поклонниц и уехал. Жара стояла невыносимая, старики говорили, что давно такой жары не было. Ангуль, проводя дни за сбором урожая и присматриванием за детьми, и думать забыла о Цайиль и магии. Тем более, что кошмары, как и говорила Цайиль, пропали, и дар вообще никак не проявлялся. Все её мысли заняли заботы о том, как бы побольше запастись на зиму, ведь здесь они холодные. Вина у них было хоть отбавляй, так что они могли расчитывать на помощь со стороны хозяина большой фермы, очень любящего выпить…

Но ближе к осени случилось несчастье. Налетела саранча и съела урожай. Саранча — это вообще враг сельских жителей, тем более, что ближайшая соседняя деревня, в которой они могли купить припасу, находилась за много верст.

В общем, начался голод. Чем ближе становилась зима, тем сильнее он становился. Старшие старались отдавать всё младшим, а сами голодали. Семья Мараб продала почти всё своё вино в соседнюю деревню в обмен на припасы. Так же поступили и соседи. Скотина тоже голодала, некоторые издохли. У Умбре пропало молоко, и ребёнка приходилось кормить коровьим. Да и вообще, сёстры заметно похудели и теперь не дразнили Ангуль из-за её худобы. Все ходили нервными, испуганными, с болями от голода в животах, и на этой почве постоянно ссорились друг с другом. Ангуль с ужасом ждала зимы.

И она пришла. Нежданная, незваная, принеся с собой холод, треск мороза по ночам и узоры на окнах. Всё стало белым, как смерть. Этот цвет считался здесь недобрым. Белую одежду надевали на мертвецов. Белые платья носили вдовы.

Смерть Умбре была первым ударом. Ушла она тихо, на рассвете, как уходят старики и болеющие лихорадкой. Это страшно потрясло всю семью, особенно Ангуль, которая очень любила её. Она помнила, как любила сидеть вместе с ней и её мужем, которого она привела к ним жить, сидеть и смотреть, как они плели браслеты из цветных ниток, склонив друг к другу голову, как настоящие голубки. И муж её был юным, безбородым и безумно влюблённым в свою жену. После её смерти он куда-то пропал, и больше его никогда не видели. Их детей взяла к себе жена Андуло и заботилась о них, несмотря на то, что на своих еле-еле хватало молока и сама она голодала. Мать и отец из-за Умбре очень сильно поссорились и перестали разговаривать. Отец теперь спал в гостиной. Теперь он стал ещё злее, чем прежде.

Отец осуждал Ангуль за то, что она в свои семнадцать всё ещё не замужем. Женихи, которых он предлагал, были один хуже другого, самый младший был старше неё на пятнадцать лет, самый красивый имел лохматую бороду и круглое пивное пузо, а его предыдущая жена куда-то от него сбежала. Ангуль была оскорблена этими предложениями, хоть и понимала, что такие браки были обычным явлением. Муж должен быть старшим и опытным, а жена — юной и нетронутой. Повезло, если они виделись до свадьбы. Повезло, если он хотя бы не бил её, а жена доживала до тридцати с частыми родами.

А потом у Ангуль появился поклонник. Пухлый, кудрявый и бородатый. Когда она сидела на веранде и пряла пряжу, он положил ей венок из цветов на колени (где он раздобыл цветы посреди зимы, не уточнил) и пропел песню о коже её цвета меди и манящем сияние шоколадных глаз, о листьях, вплетенных в её волосы цвета теплой южной ночи, о горделиво вскинутой дуге брови, о нежном трепете ресниц, об изящном стане и переплетениях узора на широком челе, о едва раскрытых устах, влажных и манящих, словно лепестки розы, покрытые росой. О прекрасных пальцах, окрашенных в цвета спелых плодов и аромате винограда, исходящего от пышного юного тела, о прикосновении нежной кожи, напоминающее дуновение теплого ветра, и взгляде, в котором прячется жаркое южное солнце. А ещё, что его любовь подобная пламени и бурлящей реке, что он будет влюбленных соловьем петь ей у её ног, что его благословила сама богиня любви Эхера, ниспослав ему такое сокровище, что его любовь вечна, он он будет осыпать её цветками роз и целовать её руки, что он готов содрать с себя кожу ради одного взгляда прекрасных блестящих глаз, небрежно и мимолетно брошенного, что он — её преданный пес, слуга. Когда его тирада под аккомпанемент струнных инструментов и трещоток сопровождающих его юношей и девушек, закончилась, всё, что Ангуль могла сказать, это было «ну дела». Уж чего-чего, а такого ответа незадачливый поклонник не ожидал. Он, конечно, опешил, а потом возмутился. «Он вообще думал о том, как это будет выглядеть со стороны?!» — подумала про себя Ангуль, глядя на вытянувшееся от изумление лицо мужчины.

— Но… Ведь я люблю вас трепетно и нежно, страстью я воспылал к прекрасной амазонке, рожденной в морской пене, я готов валяться в ваших ногах! — поклонник опустился передо ней на колени, — Да я ради ваших глаз готов рвать и метать! Пусть мои руки будут облиты горячей кровью! Всё ради вас! Ради вас! О, умоляю, скажи мне хоть слово! Ваше молчание рвет меня на части!

— Соглашайся, дура, — шипит мать из-под едва приоткрытой двери, — Он же такой романтичный! Ах, я плачу! Вот это настоящая любовь, благословленная самими богами! Архет сей альхурато! *

— Молю вас! О, вы дочь богинь, вы сама нимфа, я вижу ореол святости вокруг ваших дивных волос! О, смилуйтесь! — продолжал он.

— О боги мои! Как это чудесно! — всхлипывая, воскликнула жена Миоло. Потом она и вовсе разрыдалась. Вокруг них столпилось всё семейство и ожидающе смотрело на Ангуль .

— Да я ведь вас совсем не знаю! — воскликнула Ангуль, — Как я могу выйти за вас замуж?!

— О, разве нужно время для любви?! — заломил руки мужчина, — Наш союз благословлен богами! Мы связаны Судьбоносной Лентой! Во сне я видел, как богиня сошла с небес и поцеловала меня, о, это был знак! Наша встреча предопределена! Но я и не смею рассчитывать на ваш поцелуй, ведь кто я рядом с вами?! Вы, святая, необыкновенная, жаркая, божественная, чистая и прекрасная! И я, жалкий червяк, шавка, насекомое! О, как я ничтожен!

— Я… Не могу, — едва слышно проговорила Ангуль.

— Ты что?! — в один голос воскликнули мать и жена Миоло.

— Да ты вообще что ли?! — взревел отец, — Позор на мою седую голову! Семнадцать лет девке! Восемнадцатый год идёт! А она сидит на шее у родителей без мужа! О, позор! Твоя старшая сестра, Айхея, вышла замуж в четырнадцать за человека, которого не знала до свадьбы! И ничего! Всё стерпится, всё слюбится! Не обязательно друг друга знать, чтобы любить! Боги сводят людей, они знают, что делают! И вас свели боги! Видишь, как он тебя любит?! Так что давай выходи замуж и роди побольше наследников!

— Да не хочу я ни за кого выходить! — Ангуль едва не задохнулась от возмущения, — Я его даже не знаю! Да он мне в отцы годится!

— Наши отцы жили так! — отец назидательно поднял палец вверх, — Тринадцатилетние девушки выходили замуж за тех, кто вдвое старше! Они не виделись до свадьбы! И семьи были крепкими! Помни мудрость предков! Они знали, что делали!

— Ага, семьи были крепкими, потому что жена не могла уйти от мужа, даже если он её поколачивал, — язвительно сказала Ангуль.

— Да как ты смеешь?! — завизжала мать, — Сейчас же выходи за него, а не то голову откручу! Нахлебница! Безбрачная! Наглая девка!

— О, мать, отец, не кричите на это хрупкое существо, — встал на защиту возлюбленной мужчина, — Она ведь так наивна и чиста! Да как можно повышать голос на эту святыню, чистейший родник, девственный оазис в пучине отчаяния жизни?!

— Ой, а что же вы в дверях стоите? — засуетилась мать, — Проходите, проходите, выпейте вино!

— О, нет, не стоит, мать, — отказался мужчина, — Я не хочу разорять ваш славный дом.

— А откуда вы? — полюбопытствовал Андуло.

— О, я из славного дома Серио, мой отец — благородный господин Умбриох, брат мой — великий мореплаватель Арнухи, а сам я — бродячий певец, решивший повидать мир, на других посмотреть и себя показать, и зовут меня Алричи.

— О, великий господин, мы не знали, что это вы! — домочадцы пали ниц, — Мы может вам что-нибудь предложить?

— О, не стоит, встаньте, — Алричи повернулся ко Ангуль, — О нимфа, я бы всё отдал, лишь бы вечно ходить с вами по Солнечным Рощам, пока тень от виноградные лоз падает на вашу оливковую кожу! Я буду ждать вас у ствола старого кипариса через три дня, и тогда вы скажете мне свой ответ!

Алричи поклонился Ангуль, поцеловал кончики её пальцев и удалился, оставив всех ошеломлённо смотреть ему в след.

Всё три дня родители не давали покоя Ангуль. Отец сказал, что она позорит семью, а мать грозилась высечь её до крови. Жена Андуло давала советы по поводу брачной ночи и советовала родить как минимум трёх. Андуло говорил, что лучше Ангуль выйти за него хотя бы из-за богатства и свалить из этой, как он выразился, семейки умалишенных. Это ещё больше усугубляло и без того ужасную обстановку в доме. Ещё и дети заболели. Вызвали знахарку, которая прописала им какой-то отвар. Ангуль надеялась, что это поможет, хоть и понимала, что знания знахарки очень ограничены. В какой-то мере она понимала злость родителей. Еды мало, людей много.

Через три дня она встретилась с Алричи. Настроение было паршивым, так как она с утра проснулась с больным горлом и горячим лбом. Закутавшись потеплее, девушка вышла к кипарису. Там уже стоял Алричи.

— О муза любви, вы пришли! — он набросился на неё и принялся целовать ей руки и шею, — О, как вы прекрасны, эти ланиты цвета вина и горящий блеск в черных глазах!

— Да отстаньте же от меня! — Ангуль оттолкнула Алричи, — Я больна, вы можете заразиться!

— О! — Алричи театрально заломил руки и опустился на колени, — Какое горе постигло вас! Жестокая болезнь сломила это юное тело! О, если бы я мог чем-то помочь! Я бы созвал лучших знахарей, я бы окружил вас любовью! О, если бы я мог, я бы отдал за вас жизнь!

— Перестаньте устраивать спектакль, я просто простыла!

— О, горе мне! Дыхание жестокосердного Царя Ледяной Пустоши настигло вас, о возлюбленная моя!

Ангуль мучинески воздела руки к небу и прокричала какое-то неведомое ругательство, которое услышала от Цайиль.

— Я не умираю! Со мной всё в порядке! Это простуда! Вы что, никогда не простужались?!

— Но, возлюбленная, простуда может оказаться смертельной, — умоляюще взглянул на неё Алричи, — Сестра покойной матушки, да возрадуется её душа во владениях мудрейшей Айшаи, чуть не погибла от простуды, которая переросла в чахотку, но над ней боги смилостивились и она сейчас пребывает в добром здравии.

— Мне жаль сестру вашей матушки, но у нас есть хорошая знахарка, которая, если что случится, меня вылечит. Но я не думаю, что это что-то серьезное.

— Ну как знаете…

И тут раздался топот копыт. Двое, как по команде, повернули головы в сторону источника звука. На белоснежном коне с роскошной гривой скакал мальчик лет десяти. Его черные грязные волосы волнами ниспадали до плеч, а руки и ноги были тонкими, несмотря на торчащий живот. Он выглядел встревоженным.

— О, возлюбленный дядя Алричи, да благословят тебя боги и будет твой век длинным и безмятежным, случилось ужасное горе! — прокричал наездник.

— Что случилось, мой дражайший племянник?! — встревожился Алричи.

— Благородный дед, наш нежный и любящий Умбриох, прикован к постели в результате несчастного случая, да смилостивится над ним Жнец! Ему нужен ты, его любимый сын! Помоги ему, молю!

— Какое горе настигло нашу семью! — Алричи закрыл лицо руками, — Конечно, я приеду к нему! Прямо сейчас приеду! — он повернулся ко Ангуль, — Прости меня, возлюбленная, я вынужден покинуть вас!

— Ничего, ничего, — заверила его Ангуль, — Семья — это святое!

— Как сладки ваши речи и как правдивы! — заулыбался Алричи, — Но знайте, я не забуду, и, видят боги, вы встретимся, мы обязательно встретимся! Прошу вас, не лейте слёз, наша разлука лишь испытание для любви! Но настоящая любовь выдержит его!

Он вдруг замер.

— Подождите, не двигайтесь. Я хочу запомнить этот момент. Вы, стоящие в тени кипариса, снежинки в ваших черных кудрях, ваши маленькие ручки, сложенные на этой прелестной груди, эта горделивая осанка и ласковый взгляд. Не забывайте меня, прошу вас. Помните вашего покорного раба.

Забудешь тут, как же.

Он уехал с мальчиком, а Ангуль осталась стоять, согревая дыханием руки. Голова кружилась. Глазами было больно двигать. Пошатываясь, она вернулась домой. Странно, что домашние не выскочили из кустов.

Вскоре зараза распространилась по дому и заболели все. Особенно тяжело приходилось двойняшкам и жене Андуло. Бедная женщина совсем ослабла и теперь целый день лежала в постели и металась в бреду. Детей было кормить некому, они пили коровье молоко. Ангуль, отмучившись где-то с неделю, быстро пошла на поправку. После отъезда Алричи родители не успокоились, а наоборот, ещё активнее стали наседать на Ангуль с замужеством и дали ей месяц на поиски жениха. Жёны братьев осуждающе качали головой. Только Андуло относился с понимаем, за что Ангуль была ему очень благодарна.

Знахарка посмотрела на жену Андуло, которая была совсем плоха, и развела руками, сказав, что её дни уже сочтены. Отец обругал её и назвал глупой старухой, выставив на порог и не заплатив, а та поклялась не переступать порог этого дома. Андуло за это на отца рассердился. Так что матери пришлось поехать в другую деревню за лекарствами.

Погода ухудшилась. На улице было невозможно находиться. Ледяной ветер дул в лицо, снег забивался в рот и ноздри, ноги утопали в снегу по колено. Через две недели отсутствия матери жена Андуло скончалась. Андуло обвинил семью в её смерти. Он ударил отца и ушел из дому в лес на целый день. С тех пор Андуло и отец больше не разговаривали. Ангуль пыталась всеми способами их помирить, но у неё ничего не получилось. Так они коротали время в ожидании матери: злые, хмурые, скрывающие страх и разговаривающие только по делу. В доме стало очень тихо, и эту гнетущую тишину нарушали только завывание ветра да кашель и стоны больных. И так всегда: летом все беззаботны, все напасаются едой и хорошими воспоминаниями на зиму, а зимой мёрзнут, подсчитывают припасы, порой голодают и думают, переживут ли зиму. Деревни живут в одном ритме с природой и зависят от неё и её милости.

Мать вернулась через месяц с пустыми руками. В соседних деревнях тоже эпидемия. Все знахари, как один, подтвердили, что эта страшная болезнь — чахотка. Больных оградили от всех и избегали с ними контакты. А из больных были дети, отец и Андуло, решивший перед смертью поцеловать свою жену, наплевав на риск заразиться. Для них выделили отдельные комнаты, а сами спали в спальне родителей. Ангуль взяла заботу о больных на себя, ухаживая за ними и кормя их, присматривая за их состоянием, в то время как мать работала целый день, пытаясь хоть как-то прокормить семью.

Вскоре дети умерли. Отец и Андуло всё время кашляли кровью, метались в бреду, а их кожа была похожа на горячий воск. Они были бледны, как полотно, и только щеки были красными. Их губы были покрыты коркой. Они стонали, ослабевшие от своих кошмаров и болезни, их волосы спутались, щеки впали, под глазами образовались синяки, они осунулись. На больных было страшно смотреть. А Ангуль было страшно даже дышать, она старалась как можно скорее сменить компрессы, покормить их и произвести прочие действия ухода, и сесть подальше, присматривая, чтобы если что, придти на помощь. Февраль шёл медленно, в сопровождении невидимого ужаса, витающего в воздухе и тучей нависшего над деревней. Было так холодно, что не хотелось идти на улицу, так что выходили только по делу: что-нибудь продать, купить лекарства, неохотно поболтать с соседями и убедиться, что везде то же самое, что и у нас. Все безделушки уже давно продали, соседи, раньше помогающие друг другу, теперь заботились только о себе и своих родных, неохотно оказывая помощь даже в обмен на что-то. Изредка проходившим торговцам продавали всё, что могли пропадать, покупая еду и лекарства. На одну корку хлеба могли питаться весь день. И целыми днями мёрзли, ссорились и толкли сушёные травы, чтобы хоть как-то облегчить страдания больных, в глубине души понимая, что шансы на спасения невысоки.

В итоге выжил только Андуло. Эпидемия ушла из нашей деревни неслышными шагами, оставив горе, отчаяние и смерть. Мать на обряде сожжения тела рвала на себе волосы и клялась остаться безбрачной до конца жизни. Андуло едва держался на ногах, он опустил голову вниз, закрывшись отросшими и спутавшимися волосами и старался не смотреть на остальных. Никто не видел его выражения лица, но Ангуль знала, что он плакал. Ей тоже было грустно и больно. Отец так и не исполнил своего обещания собственноручно подобрать ей жениха. Она хотела избавиться от этой проблемы, но не таким же образом. Ангуль не проронила ни слезы, но её преследовало ощущение, будто её окатили кипятком и вскормили что-то горько-острое.

Весну все встречали безрадостно. Андуло всё ещё кашлял и ослаб после болезни. Он похудел и ходил грустный. Тень былого задорного красавца, любимчика женщин и любящего брата. На него было невозможно смотреть.

Как мать и обещала, замуж она не вышла. Работала теперь за четверых, редко с детьми разговаривала. Ангуль перестали капать на мозг с замужеством, но она предпочла, чтобы продолжили. С чем угодно. Лишь показать, что они ещё живы, что они не сломлены.

Лето наступило быстро и незаметно. Урожай после такой погодки был не очень хорошим. Но саранчи и болезней не было. Семью навещали сестры и Миоло. Они помогали чем могли. Миоло и Ангуль насильно тащили Андуло на праздники, на прогулки и гуляния. Знакомили с девушками. Но он словно погрузился сон, словно что-то в нём вдруг оборвалось. Не раз он говорил, что должен был умереть вместе с женой. Что он не должен был выжить. Никто не знал, что ему ответить.

Июнь подходил к концу. Мать вроде бы оправилась. Она говорила, что отец ей часто снится. Он говорит, что ему больно видеть её слёзы. Что смерть — это лишь этап. Что для любви не имеет значение ни пространство, ни время. Она либо есть, либо её нет. А остальное — лишь пустые отговорки. Мать часто просыпается в слезах. Но это не слёзы боли.

Андуло нашёл утешение в гончарном деле. Он целыми днями делает вазы, на которые рисует сцены из мифов. На одной вазе он нарисовал себя, жену, отца и детей. Они резвятся в саду. Ваза была потрясающе красивой, но он её не продал, а оставил себе, поставив в свою спальню.

У Миоло и его жены вскоре родился ребенок. Назвал он его в честь отца. Они часто навещали Ангуль и семью, и дом вскоре опять наполнился детскими криками. Но это были уже не те крики, не то лето. Как прежде, уже никогда не будет, мать уже никогда не будет напевать народные песни, топча виноград. Братья не будут подначивать друг друга подсмотреть за купающимися девушками. И Умбре с мужем уже не смогут сидеть на крыльце рядышком, плетя браслеты и улыбаясь в блаженном молчании.

Ближе к августу, ближе к тому самому дню Ангуль всё чаще вспоминала Цайиль и понимала, что решение принято. И что она о нем не пожалеет. Мать не стала её удерживать. После смерти мужа она многое осмыслила и поняла. Люди — это преходящее, а Природа вечна и постоянна. Как бы не было больно, не стоит удерживать людей, потому что мы находимся в маленькой лодчонке в штормующем море жизни и ничего не можем с этим поделать. Андуло обнял сестру так страстно и так крепко, что та поразилась. Уж от кого-кого, а от него она такого не ожидала. По щекам потекли слёзы.

— Прощай, сестра. Я был часто несправедлив к тебе, но я люблю тебя. Не держи на меня зла.

— И я тебя. Как я могу на тебя злится? Ведь… —  она всхлипнула и вытерла нос.

— Ладно, хватит слёз. Береги себя.

— И ты себя береги. Смотри не вздумай наложить на себя руки или уйти, как это сделал муж Умбре, мир её праху.

— Никуда я уходить не собираюсь. Не дождешься!

Брат рассмеялся. За ним и Ангуль.

Затем она попрощалась с сестрами. Они много плакали и целовались среди кустов пиона, цветы которого они так часто собирали раньше. Сёстры умоляли Ангуль не уходить, но та была тверда в своём решении. Миоло, как и Андуло, обнял её и ещё поцеловал в лоб.

— Я не понимаю, почему ты решила променять спокойную жизнь на учения черной магии, но кто я такой, чтобы удерживать тебя? — сказал он дрожащим от сдерживаемых рыданий голосом, — Пусть тебя хранят боги и путь твой будет легок, а век длинен, — он приложил два пальца к моему лбу и благословил меня, — Обещай не забывать нас. Обещай, что ещё навестишь свою старушку-мать и братьев и сестер.

— Обещаю…

— Ладно, иди… Пока я не решил тебя удержать и потащить обратно в дом.

Ангуль ушла в лес. Ей хотелось обернуться, но она не сделала этого, потому что знала, что тогда передумает.

Широкая тропинка вела к темному лесу, виднеющемуся на фоне заката. Где-то вдалеке пела птица. Из травы доносился стрекот. Путь был ещё свеж в моей памяти, Ангуль без труда нашла ту поляну и те развалины. Как давно она не была здесь? Это место приносило успокоение. Впервые она заплакала. Не тогда, когда умерла Умбре. Не после смерти отца и всех остальных. Не на похоронах и не в те моменты, когда она смотрела на домочадцев и видела страшную пустоту в их взглядах. Сейчас. Тёплым летним днём, среди диких цветов и белокрылых мотыльков, в месте, где они так любили собираться в детстве.

— Тьма — это лишь обратная сторона света. Ночь — это лишь обратная сторона дня. Смерть — это лишь обратная сторона жизни.

Косы, теперь ставшие ещё длиннее, развевались на ветру. В чёрных омутах глаз отражалась луна. Ангуль и не заметила, как стемнело.

— То, что ты здесь, означает…

— Я согласна.

— Тысяча дохлых жнецов. Я так и знала.

Цайиль с усмешкой протянула мизинец.

— Выше голову, южаночка. Ты сильнее, чем думаешь.

Немного поколебавшись, Ангуль протянула мизинец ей в ответ.

— Я, Цайиль Тун-Хаым Цлок, повелевающая Черной Магией, согласна стать твоим наставником. Клянусь научить тебя всему что знаю и быть тебе ментальной матерью. Клянусь защищать тебя и оберегать от запретных знаний. Если ты сойдешь со своего пути и поддашься искушению, клянусь наставить тебя на путь истинный и не дать пропасть твоей душе.

Пока она говорила, Ангуль чувствовала, что что-то заструилось по её сосудам.

— Я, Ангуль арх Мараб, начинающая чернокнижница, согласна стать твоей ученицей, — она умоляюще взглянула на Цайиль. Та подмигнула. — Клянусь, эээ, вникать твоим наставлениям и постигать все знания, что должна постичь. Клянусь во всем слушаться тебя и следовать своему пути.

Затем она сказала что-то на незнакомом языке. Ангуль повторила за ней.

— Всё, отныне мы связаны, как учитель и ученик! — объявила Цайиль, — Обряд закончен, можешь отпускать.

Ангуль отпустила, изумленно глядя на новоиспечённую наставницу.

— Ну, не будем тянуть коня за хвост? Пойдём навстречу дальним землям!

*славьтесь, Боги!

====== Под чужими звёздами ======

<Лес не любит чужаков. Лес беспощаден к тем, кто не знает его правил и не уважает его. И лес древнее и сильнее людей, он — сила могущественная и старая, как сама земля, и в его недрах всякое может случится. Кочевники не любят леса и чувствуют себя в них чужими. Цайиль тоже поначалу так думала. Ей не нравилось, что густые кроны заслоняют небо, а толстые стволы преграждают путь. Тут не проскочишь на коне, тут легко можно спрятаться и подкрасться к незадачливому путнику. Но вскоре она научилась его понимать и уважать. Она вслушивалась в его шепот, вглядывалась в его зелень. Она чувствовала холод его мхов и аромат мокрой листвы. И он приглядывался к ней. Смотрел на неё глазами совы. Говорил с ней пением соловья. Пытался поймать её своими руками-ветвями. И одаривал её грибами и ягодами. А порой посылал ей своих детей — кроликов, куропаток и оленей.

Она с усмешкой смотрела на озадаченную ученицу. Несмотря на то, что та живёт почти вплотную к лесу, она не заходила дальше тех руин. Она не боялась леса, но и не понимала его. Как она не похожа на неё в её возрасте… Как дети из южных земель не похожи на детей из степи. Словно два разных мира.

Она очень нежная, эта южанка. Кочевник мог провести в пути весь день. Ангуль уставала после нескольких часов ходьбы. Цайиль месяц питалась тем, что Ангуль съедала за день. Еда, которую Ангуль принесла с собой, едва не обожгла глотку Цайиль. От еды, которую принесла Цайиль, Ангуль едва не вырвало.

Цайиль видела много земель и народов. Она видела деревни, занесённые снегом, и людей с кожей бледной, как у мертвецов, и с такими же странными белыми волосами. Они поклоняются Метели и Океану, едят костлявую солёную рыбу и жирных тюленей. Они мало говорят и двигаются, зато любят выпивку и разжигать костры. Цайиль видела и другие земли, пустынные, жаркие, полные зыбучих песков и колючих растений. В этих землях жили люди с кожей цвета шоколада и ночи. Они были пылкими и беспощадными, как и сама пустыня, и ездили на горбатых животных. Цайиль была в землях, где почти всё время шёл дождь, а люди жили в домах из камня. Они во всем полагались на свои города и, казалось, намертво приросли к своей земле. Каждый раз, приходя в новые земли, Цайиль удивлялась, насколько разными могут быть люди. Она даже видела земли, где жили не люди, но существа, им подобные и такие же разумные. Мир — большое и разнообразное место, и жизни не хватит, чтобы изучить его, чтобы обходить и объездить каждый его уголок.

Цайиль рассказывала обо всём этом Ангуль, а та смотрела на неё круглыми от удивления глазами. В них читалась неподдельная зависть, с какой часто на тех, кто всё время в пути, смотрят те, у кого не было возможности покинуть дом.

— Я — ветер. То тут, то там. Никто меня не удержит и ничто не привяжет, — говорила Цайиль. — Ноги вам даны, чтобы ходить, глаза — чтобы смотреть. Но вы всё сидите на одном месте и даже не смотрите по сторонам.

Лес закончился, внизу простиралась долина, накрытая ковром из вереска и васильков. В глади озера отражалось вечернее солнце, и ветер дул в лицо, принося запах дыма и жаренного мяса. Ангуль закрыла глаза, поставив лицо, огрубевшее от ветра и солнца, порыву ветра. Южный цветок, ещё только начавший распускаться, Цайиль не зря приметила её. Она чувствовала талант. Возможно, когда-нибудь это дикое дитя, дитя южных лесов, превзойдёт её. Возможно, она переживёт не одну битву, узнает не одну запретную тайну, не раз принесёт огромные жертвы на пути к своему могуществу. А может быть, упадёт, сражённая собственной силой и амбицией, и никогда не поднимется. Но сейчас она стояла на самом краю выступа, задрав голову, и её выгоревшие волосы развевались на ветру, а белизна юбки оттеняла смуглость её кожи.


Они подходили к пёстрым шатрам, около которых тренировались девушки и юноши всех возрастов и народов, стройные, поджарые, с мускулистыми телами и короткими волосами. Впервые Ангуль увидела магию в действии. То тут, то там, вспыхивало пламя, пролетала метель, сверкала молния или проносился ветер. Порой плескалась вода. Ангуль завороженно наблюдала за всем этим.

И тут мимо неё пронеслась струя пламени, едва не опалившая девушку. К ней подскочил парень шароварах. Его белозубая улыбка особенно выделялась на фоне кожи цвета шоколада.

— Нравится? — спросил он обомлевшую Ангуль.

— Что значит «нравится»?! Да меня чуть не задело! — возмутилась та.

— Но не задело же, — не смутился он. — Я такой же горячий, как этот огонь! Можешь убедиться в этом, — подмигнул он ей.

— Тхари, не демонстрируй готовность приступить к брачным играм незнакомой девушке, которую только что напугал своей огненной атакой, — вмешалась одна из девушек.

Она, видимо, была одной из тех «людей севера», о которых рассказывала Цайиль. У неё были кудрявые волосы чуть светлее, чем солнце, и глаза цвета неба. И кожа, очень, очень бледная, цвета слоновой кости. Тело маленькое и худое, даже более худое, чем у Ангуль. На щеках были розовые узоры. Ангуль завороженно смотрела на неё. Никогда она прежде не видела таких белых людей!

— Мелиора, сколько лет, сколько зим!

Цайиль обрадованно побежала навстречу девушке и затрясла её руки.

— Если быть точной, то прошло всего два месяца. За это время, как вы понимаете, никакого лета, а тем более зимы, пройти не могло.

— А что тут… собственно… такое? — ошеломленно спросила Ангуль.

— Это временный полигон Императорских наземных войск, состоящих преимущественно из боевых магов и целителей, — отрапортовала Мелиора, — Здесь проводятся тренировочные бои новобранцев, в конце июня выпустившихся из Академии подготовки Боевых магов при великой императрице Ахель Унат хур Естер. Я, Мелиора Куини Слин, Анахори Мевината и Варсин эль Урионитсу присутствуем здесь в качестве практикующих целителей, дабы оказать подобающую помочь при несчастном случае.

— Эээ…

— Не грузи девчонку почем зря, — отмахнулась Цайиль, — Какой это тебе полигон? Так, тренировка для несмышлёных детишек.

Мелиора насупилась при слове «несмышлёных».

— В любом случае, мы здесь остаёмся на ночь, — заявила Цайиль. — А завтра приступим к твоему первому уроку.

Ангуль, не сдержавшись, обрадованно запрыгала на месте. Она боялась и в то же время так хотела приступить к тренировкам. Магия манила её. Пугала, но манила. Интересно, что же из себя представляет эта… чёрная магия?

Этой ночью небо было безоблачным. Земля нагрелась за день, животы были полны жаренной дичи. Маги, натренировавшиеся и уставшие, полные знаний и впечатлений, лежали на земле, вглядывались в созвездия и думали о небе своих земель.

Ангуль знала эти созвездия. Вот Речные Сёстры, отец рассказывал, что когда-то они были такими же девушками, как Ангуль и её сёстры. Подземный Король, покинув своё царство и отправившись на прогулку, как это делает каждое полнолуние, увидел их, собирающих цветы. Смеющиеся и болтающие, с глазами, сияющими, словно звёзды, они олицетворяли саму жизнь, которую так любил Подземный Король. Но он пугал жизнь. Цветы, к которым он прикасался, вяли. Бабочки, которые приземлялись на его руки, умирали. Вода, в которой он купался, превращалась в кровь. Но он так любил это всё. Он вышел к ним, тёмный, могучий и пугающий, и запел им о своей любви. Одна из них, самая младшая и самая беспечная, подошла к нему. Он обнял её, и она упала замертво. Остальные в страхе убежали от него, но он погнался за ними. Тогда они взмолились луне, чтобы она защитила их. И тогда порыв ветра подхватил их и унёс в небо, где они превратились в звёзды, а Подземный Король остался горевать о них. Его можно и сейчас увидеть, снизу тянущего свои руки к ним и тоскливо глядящего своими глазами-звёздами. Младшая же превратилась в белокрылого мотылька, летающего между небом и землёй.

Словно снова ребёнок. Словно снова все живы и сидят на крыльце, рассказывая друг другу сказки, а в доме в камине тлеют угли и сушатся травы. Она даже слышит их голоса. Громоподобный голос отца и задорный голосок Умбре. И Миоло по-прежнему холост, он улыбается, а щёки алеют, что приводит в восторг его многочисленных поклонниц. Андуло опять дразнит Ангуль из-за худобы, а мать опять ворчит, что её так замуж не возьмут. Все нарядные и красивые, по телу разлиты благовония, ноги красные от винограда, а подвал полон вин и пряностей. Словно ничего и не было.

Цайиль смотрела на Одинокую Звезду. Моряки с севера называли её Оком Пути. По ней они ориентировались в море. Люди из дождливых земель называли её Небесным Фонарём. Она помогала им не заблудиться в пути. Одинокая звезда, не входящая ни в одно созвездие, но самая главная на небе. Няня Зул-Зул рассказывала, что когда-то на земле жил один вождь, чьё сердце было подобно неукротимому ветру, а ноги его никогда не касались земли, поскольку он не сходил с седла. И его племя было таким же, как он, они называли себя Детьми Койота, Клахцы-Алым. Но вдруг на пустошь опустилась ночь, поднялась песчаная буря, небо заволокло тучами, и не было видно ни звёзд, ни луны. И напрасно племя искало другие земли, ни конца, ни краю не было видать этой буре и ночи. Тогда вождь вырвал своё сердце из груди, и все увидели, что оно сияет ярче всех звёзд на небе. Он вскричал: «пусть же моё сердце разгонит бурю и осветит нам путь!» И буря улеглась, и свет сердца вождя осветил путь племени, и они нашли плодородные земли степей, где стада оленей скакали по зелёной траве и озёра сияли на солнце. Как только копыта коней племени ступили на эти земли, вождь упал замертво, а его сердце стало звездой. И по сей день дети степей помнят подвиг Сына Койота и освещают рождение детей светом его сердца-звезды.

Цайиль не раз спрашивала няню Зул-Зул, что сейчас с этим племенем, на что та лишь загадочно улыбалась, а потом с громкой бранью отправляла ей дубить для неё шкуру или освежёвывать добычу. Тогда Цайиль спрашивала у вождя, и он сказал, что это племя живёт в их сердцах. Каждый из них — Дитя Койота, если не забывает о чести и заветах предков. Если его сердце такое же чистое и сияющее, как сердце вождя, под ногами — седло, а в мыслях — дорога… Нянюшка Зул-Зул и вождь были мудрыми людьми. Нянюшка Зул-Зул была могущественной шаманкой и отдала душу своему демону, чтобы тот поверг в прах налётчиков, напавших на их племя. Вождь добил оставшихся и насадил их тела на колья, надев на них шлемы из перьев ястреба. Ястреб был покровителем их племени, ему они возносили жертвы и посвящали гимны. Ястреб не прощает. Ястреб не отпускает.

Мелиора думала о северном небе её детства. Те дни были настолько далёкими, что воспоминания о них почти стёрлись. Казалось, это лишь сон — огни на горизонте, белые снега и хрустящий лёд, и, конечно же, тёмные воды океана, безмолвные и беспощадные. А с самого края неба на неё смотрел Кузнец, держащий звезду в высоко поднятой руке. Самая яркая звезда, самая красивая. Когда-то он был простым деревенским парнем с белыми, как снег, волосами и серыми, словно лёд, глазами. И он влюбился в принцессу, проезжавшую мимо на колеснице. Он предложил ей руку и сердце, на что та со смехом ответила, что как поэт посвящает стихи любимой, как художник пишет с неё картины, так и он должен сделать для неё что-нибудь красивое. Что мог сделать кузнец? Писать он не умел, его толстые огрубевшие пальцы не смогли бы передать на холсте её тонкие изящные черты. Грустным он стал, не мог больше ковать. Обеспокоились жители деревни, узнали, что случилось и решили позвать мудреца. Тот сказал ему: «я научу тебя, как выковать самое красивое кольцо, из тех, что дарят богиням, но смертный не сможет его выковать, не отдав за это свою жизнь». Но кузнецу было всё равно, он готов был пожертвовать своей жизнью, ведь он считал, что принцесса прекрасней любой богини. И тогда мудрец научил его… Девять дней и девять ночей провёл кузнец в пути и наконец взошёл на вершину самой высокой горы. Он вытянул вверх руку и сорвал с неба звезду, и была она самой большой, самой яркой и самой красивой. Она жгла его пальцы, причиняя невыносимую боль, но кузнец терпел это, помня о своей любви. Вернулся он в мастерскую и выковал кольцо с этой звездой. Вскоре принцесса вновь проезжала мимо деревни, возвращаясь к себе в замок. И тогда кузнец подбежал к ней, надев кольцо ей на палец. Как только он это сделал, то тут же упал замертво. И луна, пораженная его самоотверженностью, взяла его к себе на небо.

Однако же, как принцесса отреагировала на подарок, Мелиора не помнила. И как ни старалась вспомнить, не вспомнила. Как и того, кто рассказал ей эту сказку. Северное, холодное небо… Ледяные просторы и светловолосые люди. Можно отвергнуть свои корни, но никогда нельзя забывать о них.

Тхари вспоминал о звёздах его пустыни. О жарких днях, полных жажды и песчаных бурь, и холодных ночах. О мерно покачивающихся боках верблюда. Он помнил о двух звёздах-близнецах, которые назывались Глаза Шари. Старики поговаривали, что когда-то эта пустыня была плодородной прерией, где паслись антилопы и охотились львы. И жил там Высокий Народ, и кожа его была чернее ночи, а волосы были белыми и кудрявыми, словно облака. А прекрасней всех была принцесса Шари, которая жила в хрустальном замке. В глазах её сияли звёзды, а под ногами распускались цветы, а голос подобен грому. Она была так же отважна и сильна духом, как и прекрасна, и была настолько метка в стрельбе, что могла попасть в мотылька, находящегося за много миль от неё. Тогда в неё влюбился Песчаный Лис, был он хитёр и изворотлив, и речи его были сладки и лживы. Не поддалась ему Шари, холодно взирая на него глазами-звёздами. Тогда Песчаный Лис похитил её и увёз в пустыню, оставив без еды и воды на солнце. Вечером он пришёл к ней и спросил ещё раз, и снова она ему отказала. Так продолжалось, пока она не умерла. Разозлился тогда Лис и наслал засуху и песчаную бурю на земли, где жил Высокий Народ, и погибло там всё. Сам же Лис погиб тоже, заживо погребённый в песчаных бурях, а Шари и по сей день смотрит на младших братьев Высокого Народа с неба своими глазами-звёздами.


Свет молод. Свет слаб. Звёзды гаснут. Пламя гаснет. А тьма остаётся. Тьма, что древнее мироздания, древнее материи и мысли. Жадная, бездонная, разинувшая свою пасть в глубинах Вселенной и затягивающая всё внутрь себя. Когда-нибудь все туда попадут. Все звёзды, все ветры и все смертные. И будут падать вечно среди влажного, липкого смрада, там, докуда не доходит свет, откуда нет возврата. И смерть покажется им избавлением, но её не наступит, ибо Бездна сильнее смерти, сильнее законов этого жалкого мира.

Ангуль бессильно упала на колени. Множество голосов шептало внутри неё, и, казалось, разрывало все внутренности. Вокруг всё стало красным, ярким, недобрым. Она чувствовала металлический привкус крови во рту. Множество голосов тех, кого больше давно нет. Бездна поглотила саму вероятность их существования. Они стали подобным ей — жадные, ненасытные, желающий всё вокруг сделать агонизирующим, гниющим, нечестивым.

— Чего раскисла?!

Голос наставницы доносился до Ангуль словно сквозь бурю. Собрав остатки силы воли в кулак, она заставила глаза замолчать, а мир вокруг — стать прежним. Проклятие было побеждено. Урок усвоен. Ученица повалилась без сил на землю, тяжело дыша. Во рту всё ещё оставался привкус крови.

— И с чего ты взяла, что у меня какой-то там талант? — прохрипела она. — Я из простой семьи, ни разу в жизни не колдовала…

— Значит, ты мало знаешь о своей родне, — усмехнулась Цайиль. — Талант не всегда пробуждается в богатых и знатных семьях. У нас, кочевников, денег вообще нет, но в чёрной магии нам нет равных!

Цайиль помогла ученице подняться, качая головой. В её возрасте она легко могла отгонять подобные проклятия. Вот, что бывает, когда зарывают свой талант в землю. Она поймала неодобрительный взгляд Мелиоры и закатила глаза.

То, чем они занимались весь день, называлось Сопротивлением. Это способность противостоять порчам, искушениям, проклятиям и прочим атакам на разум. То, что должен уметь любой чернокнижник, да и прочим магам этому бы не помешало научиться. Цайиль озабоченно наблюдала, как Ангуль подкашивало от простейших вторжений. Смотря на неё, Цайиль невольно вспоминала своё ученичество. Одним из её первых уроков было «познание смерти». Ей пришлось всю ночь пролежать в ящике под землёй, дыша через трубку, в полной темноте, чувствуя запах земли и слыша, как кто-то скребётся по дощечкам… Няня Зул-Зул была суровой наставницей. Но именно ей Цайиль обязана железным контролем над собой.

— И это, по-твоему, бережный уход? — сварливо спросила Мелиора, кивнув в сторону без сил лежащей на земле Ангуль.

— Разве нет? — пожала плечами Цайиль.

Как только принесли еду, то Ангуль с аппетитом набросилась на неё. Порции на трёх человек мгновенно исчезали на глазах у Мелиоры и Цайиль.

— Вспоминаю себя в её возрасте, — мечтательно вздохнула Цайиль. — Один раз я умяла двух коней. Ох и получила я тогда от вожака!

— Чрезмерное питание вредит здоровью, — монотонно пробубнила Мелиора. — Необходимо составить сбалансированную диету…

Так продолжалось несколько дней. Ангуль училась сопротивляться вторжениям в разум, Мелиора спасала её от иногда слишком увлекающейся Цайиль. Постепенно у неё стало получаться. Ангуль даже входила во вкус и теперь с лёгкостью противостояла проклятиям и страхам. И даже немного научилась насылать их сама. Цайиль говорила, чтобы Ангуль не задирала нос, потому что в её возрасте она приручила своего первого демона, но в душе была горда своей ученицей.

Вскоре тренировки у боевых магов закончились, и им надо было уходить в город. Тогда Цайиль и Ангуль попрощались со всеми и ушли. Мелиора не слишком-то хотела отпускать чернокнижниц, а потом и вовсе запросилась с ними, прикрывшись изучением культуры первобытного строя — за подобное определение получила от Цайиль по голове, и это был один из немногих моментов, когда на обычно равнодушном лице северянки можно было увидеть ухмылку.

Путь был долгим и приятным. Лето подходило к концу, уже было не так жарко. Солнце ласково грело плечи, ветер развевал волосы, а вода в озёрах и реках была приятной и прохладной. Вечером ноги приятно ныли, обувь была вся в пыли. В такие моменты закаты были особенно красивыми, а звёзды — особенно яркими.

Вскоре они наткнулись на девушку, продающую абсолютно чёрных лошадей с недобрыми глазами, горящими рубиново-красным светом. Из-под их копыт летели искры, а дымящаяся пена, капающая из их пастей, разъедала цветы. Цайиль пояснила, что это Грозовые Кони — традиционные ездовые животные её народа.

— Ездить умеешь? — спросила Цайиль, помогая ученице взобраться в седло.

— Конечно нет! — взревела Ангуль, когда животное встало на дыбы.

— Ну, я смотрю, ты быстро учишься, — ухмыльнулась кочевница, успокаивая животное. — Выдержала проклятие — выдержишь и в седле.

— Лучше проклятие, — процедила Ангуль, мёртвой хваткой вцепившись в загривок лошади.

В итоге лошадь всё-таки успокоили. Цайиль научилась верховой езде раньше, чем ходить, так что опыт в общении с лошадьми у неё был приличный.

— А теперь погнали, — сказала она, дёрнув за поводья.

— Куда? — спросила Ангуль, которую кое-как научили азам верховой езды.

— В Изумрудные Горы. К эльфам, то бишь, — махнула рукой в сторону горизонта Цайиль. — К невыносимо эльфийским эльфам.

====== О чём шепчут деревья ======

Дорога бесконечная, дорога прекрасная… Жизнь в пути — это ветер, дующий прямо в лицо, это застывший момент, проносящиеся мимо пейзажи, мимолетные впечатления, люди. Сегодня здесь, а завтра там. Сегодня с этими, а завтра с теми. Встречаешь утро, умываясь росой и согреваясь горячим напитком, поеживаясь от утренней прохлады, когда туман стелется по ещё влажной траве. А вечером смотришь на пылающее небо, вслушиваешься в стрёкот сверчков, смотришь, как тьма прогоняет дневной свет, Луна гонит с неба Солнце. Твоя постель — душистая трава, твоя кухня — густой лес, твоя крыша — небо, то усыпанное миллиардами звезд, то усеянное пушистыми облаками, похожими на овечек.

Никакая телепортация не сравниться со старой доброй дорогой, пройденной пешком. Теперь Ангуль понимала кочевников. Понимала, почему Цайиль не может усидеть на месте и вечно её куда-то гонит, куда-то несёт... “В сердце ветер, под задом седло”. Ноги постепенно привыкли к седлу, лошадь больше не бунтовала против наездницы. Порой Ангуль спешивалась, просто чтобы походить пешком, почувствовать траву под босыми ногами, устать и передохнуть на большом валуне, опустив ноги в прохладную воду.

Лошади были добрыми друзьями Цайиль. Их тихое выркание и ритмичный стук копыт успокаивал её. Ей нравилось чувствовать пальцами их шелковистую гриву и жёсткие поводья, тёплые губы, когда она кормила их, и, конечно, седло... Она понимала их. Настолько, насколько может понимать животных человек. Оседлые говорят, что собака – лучший друг человека. Цайиль была с ними не согласна. Конь – лучший друг. Он может тащить на себе раненого несколько верст. Он может согреть в холод. Он – верный спутник с лоснящимися боками и гривой, развевающейся на ветру. И умными блестящими глазами.

Наконец путницы добрались до столицы Подзвездной Империи. Когда Ангуль впервые там оказалась, она поразилась тому, насколько всё большое и другое. Она никогда не видела городов. Тем более чужеземных. Удивительная то была страна. Расположенная высоко в горах, с домами, разноцветными, светящимися, сверкающими, сияющими. Всё в рисунках, дороги тоже изрисованы и с прозрачным покрытием, благодаря которому рисунки не повреждаются. На главной площади под стеклом цветы, собранные со всего мира. А ночью зажигаются фонари разных цветов, внутри которых светящиеся насекомые. По улицам развешены гирлянды, на домах всевозможные побрякушки, погремушки, фигурки-талисманы. Люди в просторных расшитых халатах из самых дорогих тканей, с поясами, жилетками, накидками, всякими украшениями для волос, причем довольно громоздких, браслетами, подвесками, сережками. Ангуль, раскрыв рот от удивления, смотрела вслед местной девушке. Она словно закуталась в звездное небо. Ни единой складки, ни единого пятнышка. На голове — что-то невообразимое, сложная и невероятная композиция из палочек, крючков, камешек и цветочков. Раскосые глаза, яркие тени, маленький рот, тонкие брови, словно ниточки и шлейф аромата, тянущийся за ней чуть ли не километрами. Мелиора сказала, что девушки и юноши в свои прически прячут мешочки с особой ароматной смесью, растекающейся по телу. А её наряд сшили феи. Ткани из Королевства Фей признаны самыми лучшими в мире, поскольку ремесло портных они совмещают с магией, которая ведома только им.

Но Цайиль это не впечатлило. Она цинично хмыкнула, указав в сторону трущоб. Ведь эта красота лишь видимость. Рядом с прекрасными замками — убогие покошенные лачуги. Рядом с богато разодетыми дамами с дорогими ароматными смесями — тощие, измученные девушки в лохмотьях и ссадинах. Это империя контрастов. Тут ты либо до неприличия богат, либо до неприличия беден. Середины нет. Бедные ссорятся, мирятся, женятся, рождают детей, дерутся, убивают, голодают, умирают. А богатым нет дела, они слишком заняты беготней по магазинам и погоней за красотой.

- Проблема больших городов, – пожала плечами кочевница. – У нас все равны, потому что денег нет ни у кого. Хочешь есть – пойди и ограбь соседнее племя.

Впрочем, им была нужна не Подзвёздная Империя, а Изумрудные Горы, куда попасть можно было только с помощью Проводника.

На главной площади стояли существа в белых балахонах. Их лица не были видны, тела были полностью скрыты просторными одеждами, и что-то подсказывало Ангуль, что тел у них вовсе не было. Не успела Ангуль насладиться красотами площади, как их телепортировали. Это было очень неприятно и даже болезненно, и Ангуль едва не вырвало.

Наконец их ноги коснулись травы, покрытой росой. Ангуль опустилась на колени, тяжело дыша и покрываясь потом. Успокоившись, она выпрямилась и в который раз за день поразилась. Они оказались в мире буйства природы и домов без стен и дверей, только с колоннами, крышами и балконами, с лозами, опутывающими постройки, которым была явно не одна тысяча лет. Где-то звучала арфа, и её нежные звуки ласкали слух. Ангуль смотрела на всё эта и понимала, почему это место считали родиной музыки. Какие, должно быть, песни здесь пишутся...

Возле озера их встретил один из эльфов. На фоне серебристой глади воды, сверкающей на солнце, он казался особенно нереальным, будто сошедшим из детских сказок, будто спустившийся со звёзд. Светлый, сияющий и совершенный, он смотрел на них, и в его красных глазах читалась усталая мудрость многих веков и далёких миров. Ангуль с удивлением смотрела на эти острые уши, голубовато-бледную кожу и серебряный обруч.

- Наше королевское величество, Фельдраниэль Восьмой Любознательный, приветствуем вас от имени нашего народа здесь, на этой земле, Цайиль Тун-Хаым Цлок, Мелиора Куини Слин, и… Ах, какая досада, мы не знаем твоего имени, простолюдинка!

Как все эльфы, он был сказочно красив и сказочно заносчив.

- Меня зовут Ангуль арх Мараб, – промямлила “простолюдинка”.

Горные эльфы, лучшие поэты и барды. Внешностью подобные людям, но по характеру противоположные им. Один из них стоял прямо перед ней. Только протянуть руку – и можно коснуться этих чёрных блестящих волос, этого кукольного лица. Поразительно.

 — Мы осведомлены о цели вашего визита. Ну что же, мы великодушно предоставим вам кров, пищу и пещеры для ваших кровавых обрядов. Мы надеемся, что вы не принесете неудобств и не вызовите демона, который разрушит наше прекрасное и процветающее королевство?

— Насколько я знаю, в вашем государстве стоит защита высшего типа, не позволяющая инфернальным сущностям здесь находиться и блокирующая отрицательную энергию, — фрегматично сказала Мелиора, — И организмы Ангуль и Цайиль не располагают настолько сильными ресурсами, чтобы выдержать договор с демоном, способным принести настолько масштабные разрушения.

- Мы поняли, что ты знаешь много умных и бессмысленных слов, Мелиора Куини Слин, – прервал её король. – Позвольте, наши верные подданные сопроводят вас в комнаты, подготовленные специально для вас.

Их отвели в один из таких белоснежных домов. Из мебели там была лишь постель на полу. Большую часть дома занимала плоскость без стен, нависшая над пропастью. На перилах переплетались цветы. Позже девушкам принесли традиционное эльфийское блюдо — выпаренный то ли цветок без тычинок и пестиков, смоченный в нектаре. Рядом стояла небольшая тарелочка с мёдом. И небесная эссенция, как они это называют. Блюдо было очень уж приторным, а вот эссенция имела вкус обыкновенной воды. Вот только ледяная. Ангуль показалось, будто они проглотили снег.

Прислуживали им молчаливые эльфы, которые, видимо, не нашли в себе силы снизойти до разговоров с человеческими простолюдинами. Они важно, чинно приносили-уносили еду, готовили постель, помогали раздеться, а утром причесывали. Ангуль заплели колосок с вплетенными нитками. И подарили украшение в виде переплетенных серебристых нитей, которое повязывается на лоб.

Какое-то время Ангуль была освобождена от тренировок и могла делать всё, что захочет. Конечно, под присмотром эльфийки, которая никуда от неё не отходила. “Небось думала, что я вызову демонов, которые испортят ей прическу”, – сварливо думала Ангуль. Постепенно она узнавала об этом народе. Эльфы не владеют заклинаниями, но зато видят суть вещей и хорошо обращаются с печатями и барьерами. Они самая чувствительная раса, гораздо чувствительней людей. Они не знают заклинания. Они ближе всех к природе. Утонченные, грациозные, красивые создания. Но вот других разумных существ они решительно не понимают, да и друг с другом-то особо не ладят. У них отсутствует эмпатия и способность привязываться и любить. Они создали музыку и поэзию, они слышат дыхание Земли и в гармонии с окружающим миром и самими собой. Но не друг с другом. Они ближе к неживой природе, чем к живой. Отсюда и их надменность.

Они стройные, их девушки и парни очень похожи между собой. У девушек нету ни груди, ни бедер (или они несильно выражены). У юношей нет мускул и бороды. Они живут долго и не стареют, только угасают. Они одеваются просто — светлые платья с просторными рукавами или же туники с короткими брюками. У них сандалии с крылышками. Они хорошие стрелки, их зрение очень острое.

Их легенда гласит, что музыку придумал королевский сын, Ган’Дланн. Он сидел на вершине холма и вслушивался в завывание ветра, журчание воды, жужжание насекомых, пение птиц, шелест ветра. Он был поражен красотой вещей, которые считал чем-то обыденным. Он повторял за ветром. Его первыми учителями были птицы. Пораженный своим открытием, он побежал во дворец и заперся в своих покоях. Три дня и три ночи он сидел там без воды и пищи и наконец вышел. Созвал всех жителей города. Эльфы заворчали, мол, что опять надобно принцу. И вот он выходит, а в руках у него дудка. И дунул он в неё, и полился такой дивный и прекрасный звук, что к концу песни все плакали. Понравилась им идея принца. Вскоре музыкой занимались все, при короле открылась школа, в которой учились петь и играть на музыкальных инструментах. Появились другие музыкальные инструменты — арфы, свирели, бубны, мандолины… С тех пор музыка — неотъемлемая часть эльфов.

И правда, музыканты и певцы из эльфов прекрасные. Их песни самые разнообразные — от любовных баллад до застольных песен. Ангуль бы осталась у них навсегда, среди этого тихого, мирного народа, белокаменных колонн и журчания водопадов.

Но недолго Ангуль наслаждалась бездельем. Вскоре Мелиора и Цайиль составили расписание тренировок, а нарушать его означало встретиться с разъярённой Мелиорой, а это было опаснее встречи с демонов.

Ггде-то с неделю Ангуль изучала демонологию. Что из себя представляют демоны, как с ними общаться, как с ними бороться. Изучала проклятия и порчи. Постигала премудрости перехода и ориентирования в мире демонов. Если целитель отдает другим свои ресурсы, то чернокнижник их забирает. Поэтому целитель может дать волю эмоциям и страху, а чернокнижник такую роскошь себе позволить не может. Кроме этого, Ангуль изучала камни и амулеты, обереги и обряды. А ещё она изучала Язык Древних. И читала манускрипты. Читала, читала, читала. Читала, пока не начинало тошнить от одного упоминания этих проклятых манускриптов. И училась побеждать страх. Для чернокнижника это может стать роковой ошибкой. Злиться, ненавидеть, любить — это всё пожалуйста. Даже жалеть можно. А вот бояться нельзя. Демоны питаются страхом.

А потом настало время для первого испытания. Оно должно было проходить в пещере, в полном одиночестве, среди сети тоннелей, ведущих в глубины горы.

— В пещеру?! Да ты в своем уме?! – опешила Ангуль.

— А ты что, хочешь под воду? По медитативной ценности примерно тоже самое…

— Ладно, как скажешь, пещера так пещера!

Пришлось остаться в пещере. Хотя, подумала Ангуль, уж лучше пещера, чем под водой... Цайиль и Мелиора ушли, запечатав вход.

Немного посидев, Ангуль пошла в сторону тоннелей. Весь смысл этого испытания был в развитии шестого чувства. На него и только на него можно полагаться чернокнижнику. Не зрению. Не на зрение. Не на слух. И даже не на разум. И это шестое чувство тихо, но настойчиво вело её вглубь тьмы.

Было темно. Пахло землей и гнилью. Ангуль казалось, что по ней ползали тысячи насекомых. Тараканов, жуков, муравьев, пауков, червей, слизняков, мух, личинок. Она не боялась насекомых. А пауков она любила. Этих пушистых многоглазых созданий, которых незаслуженно боятся и ненавидят.

Ближе ко входу было нестерпимо жарко, но чем дальше удалялась пещера, тем холоднее становилось. Ангуль была южанкой и ненавидела холода. Дыхание превращалось в пар. Зуб на зуб не попадал. Она вся сгорбилась, дрожала. Губы и ногти посинели. Но Ангуль нахмурилась, прикусила губу и шла дальше, потому что хотела поскорее с этим покончить.

До неё начали доноситься голоса. Шепот, бесплотный шепот поведал ей такие вещи, что каждая часть её тела забилась в бессильной истерике. Ангуль закрыла уши, но он стал только громче. Тогда Ангуль стала петь. Совершенно дурацкую детскую песню про котика и козлика с постоянно повторяющимися глазами, но это помогло. По крайней мере, шепот стал значительно тише.

К ней тянулись руки и гладили кожу. Ей обещали несметные богатства, золотые горы, дюны, океаны. Звезды в руках. Бескрайние космические знания. Удовольствие на грани агонии. Самых прекрасных юношей и девушек. Всю красоту мира. Всё доброе и светлое. Сделать гением, научить затрагивать сердца людей. Силу. Могущество. А потом голоса сделались злее. Теперь они обещали бесконечную агонию, непрекращающуюся смерть, пустоту, Бездну, обещали растворить душу и стереть Ангуль, сделав ни мертвой, ни живой. Обещали безумие, о котором она буду знать, но ничего не смогу сделать. Что от неё отвернутся люди и боги. Все.

А потом они стали грязно играть, приняв облик братьев и сестер Ангуль. Они плакали, обнимали её, целовали, умоляли, проклинали, били. Она отталкивала их и продолжала идти дальше. Не смогли её убедить и «Цайиль» с «Мелиорой». И даже эльфы, играющие на арфах и поющие печальную песню на неизвестном ей языке. И люди, преподносящие еду и напитки, наряды, украшения, ароматы, деньги. Она заколебалась лишь один раз, когда увидела жену Андуло и детей. Она держала младенцев на руках и что-то говорила про Андуло. Ангуль заплакала и побежала, пока её голос не перестал преследовать.

Когда Ангуль окончательно выбилась из сил и начала забывать, кто она и где находится, то обнаружила, что вышла в грот. Странное было место. Трава колебалась, словно водоросли. Сводчатый потолок уходил далеко вверх. Было светло. В центре был водоем, и сквозь его чистые воды отчетливо было видно дно.

Тишину лишь нарушало тяжелое дыхание кого-то явно могучего… Стоп, дыхание?!

====== Может ли тьма сиять? ======

В темном углу лежал уставший демон, и дыхание его было похоже на шелестящий ветер, гулявший по пещере. Волны болезни исходили от него, ибо жизнь его покидала. Это было древнее существо, такое же древнее, как эти горы, и такое же величественное, а его разум был глубок и тёмен, словно первобытный океан. Вот они какие, демоны, подумала Ангуль. Те, по чьим жилам струится тьма, чьё дыхание – чума, а разум – ненависть. Бесконечно мудрые и бесконечно порочные, не признающие ни рамок, ни границ, играющие со смертными, словно кошка с мышкой. Чернокнижница протянула к существу руку и дотронулась до его медленно вздымающихся боков. На пальцах осталась черная кровь, больше похожая на слизь, горячая, вязкая, пахнущая смертью.

Демон заметил гостью. Дрожа, он указал на свирель, лежащую рядом с ним.

— Но я совсем не умею на ней играть.

Демон промолчал. Ангуль взглянула на свирель, такую... старую. Старую, вобравшую в себя пыль веков, одиноко лежащую на влажном мху, и вокруг неё летали бабочки. Рука Ангуль сама потянулась к инструменту, и девушка заиграла, воскрешая в памяти песни её народа. Призраки прошлого заплясали вокруг неё, словно тени. Она играла, и всё будто оживало, наполняясь силами, сама жизнь начала расцветать в этом полузаброшенном месте. Тёплый бриз прошёлся по гроту, всколыхнув неяркие цветы, принеся запах прибоя и пряностей. И Ангуль казалось, что сама она стала сильнее, выше облаков и звёзд, быстрее урагана, ярче солнца. Демон начал приподниматься: болезнь ушла, гонимая мелодией. Когда последние ноты стихли, демон окончательно поправился, а Ангуль почувствовала, что стала настоящей чернокнижницей.

— Это свирель демонов, — сказал демон. Это был голос забытых времен и мертвых эпох, — Она может исцелить душу. Или испепелить её. Всё зависит от играющего.

— Эта свирель очень старая… Сколько ей лет?

— Когда она была создана, человечество ещё качалось в колыбели. Она была выкована из пламени и света звёзд. Она хранит в себе отчаяние и надежду. Всю палитру людских переживаний.

— Значит, это не демоническая свирель, а человеческая… Забавно, я полагала, что вы злые и порочные. Но вы такие же, как и мы.

— Грань между добром и злом тоньше, чем ты думаешь. Это ведь явления одной природы. А вы, люди, балансируете на стыке, рискуя упасть.

— Это ведь можно сказать и про вас, да?

— Конечно. Там, где есть зло, обязательно есть и добро. Одно не может жить без другого. Это закон мира.

Ангуль подошла к озеру. Она не видела, что в нем отражалось, его поверхность тронула рябь. Но наклониться она не решилась, так и осталась стоять на его берегу, слушая его журчание.

— Знаешь, а ведь это озеро старее, чем эти горы, – услышала она голос демона. – Хочешь заглянуть? Это Озеро Истины. Ты можешь увидеть ответ на любой вопрос. По легенде, отсюда вышли эльфы. Но это не так. Скорее эльфы породили эти воды. Если бы их здесь не было, это было бы одно из тысячи других озер.

Сердце Ангуль заколотилось чаще. Она может узнать всё, что угодно. Прошлое. Настоящее. Будущее. Своё рождение. Свою смерть. Всё. Но…

— Думаю, есть вещи, которые людям знать не положено.

— Забавно, твоя прабабушка сказала тоже самое.

— Ты знал мою прабабушку?!

— Более того, я был её другом и защитником.

— Расскажи о ней, пожалуйста.

— Твоя прабабушка была очень на тебя похожа. Поэтому я сразу тебя узнал. Она принадлежала тому типу людей, которые до неприличия могущественны. И в то же время они не осознают его. Ты узнаешь их. Даже в толпе. Они неприметны, чуть мрачноваты, неуклюжи, но в них скрыто что-то такое, от чего хочется бежать. Когда я её встретил, я был здесь заточен. Не знаю, кто это сделал. Возможно, это был я сам. Сам же выковал невидимые цепи. А она пришла сюда,потому что заблудилась. И первая заговорила со мной. Она хотела себе друга, потому что люди не любили её. Она часто приходила сюда и мы говорили. Она играла мне на этой свирели. Я любил её слушать.

— Но что она забыла здесь?

— Она… говорила, что странствовала. И зачем-то пришла сюда, в эти пещеры. Она полюбила меня. А я был с ней, потому что хотел, чтобы она освободила меня. И потихоньку она разрезала эти самые метафорические цепи. Год за годом. Десятилетие за десятилетием. После меня у неё были и другие демоны, но больше всех она любила меня, хоть пользы от меня не было никакой. Даже когда она вышла замуж и родила детей, она не забыла меня. И всё стачивала, стачивала кандалы.

— А что с ней потом случилось?

— Её постигла участь всех могущественных людей. Она умерла ужасной смертью. Честно говоря, я сомневаюсь, есть ли она среди мертвых. Порою мне кажется, что её существование стёрли с лица вселенной. Люди так стремятся к могуществу, но совершенно не понимают, как это страшно. А когда к ним приходит осознание, становится слишком поздно. А вот у неё не было никакого выбора…

— И она так и не освободила тебя?

— Освободила, но я сам не захотел покидать это место. После её смерти мне было так плохо и одиноко, словно я и впрямь привязался к этому причудливому созданию. Как вы это называете? Любовь?.. Может быть…

Ангуль слушала и не верила своим ушам. Однажды на чердаке она откопала акварельный портрет пожилой женщины, которая была очень похожа на Ангуль. Та же горбинка, те же чёрные глаза и брови дугой. Она сидела, облокотившись спиной о старый дуб и читая книгу, и листья запутались в её чёрных волосах. У неё было доброе лицо и мягкая, мечтательная улыбка. С обратной стороны портрет был подписан как Шанира. Отец говорил, что так звали её прабабушку. Шанира... Она скорее производила впечатление романтичной и слегка мечтательной дамы, чем чернокнижницы. Но внешность обманчива.

— Но твоя мелодия исцелила меня. И теперь я готов покинуть это место, чтобы служить тебе.

— Служить мне?

— Тебя ведь для этого сюда прислали? Этот… обряд инициации. Вы, люди, любите придумывать всякие ненужные термины и обряды. Лишняя трата времени. Ваш век так короток, а вы его растрачиваете.

— Ты говоришь прямо как эльф. Это что, болячка всех долгожителей?

Демон расхохотался.

— Эта болячка всех, кто видит суть вещей.

Демон подошел к Ангуль. Чернокнижница пристально смотрела на него. Они соприкоснулись лбами. На секунду мир вокруг меня исчез. Лишь на секунду. А потом в груди начало жечь. Ангуль слегка оттянула ткань платья и увидела, как на её руке начала появляться метка. Она горела ярким огнем, но через минуту потускнела и угасла.

Демона не было, но в ушах Ангуль всё ещё звучал его голос:

— Теперь мы одно целое. Моя сила твоя, а твоя — моя.

Только сейчас Ангуль поняла, как же всё просто. Ни заклинание, ни длинная клятва, которую её заставила выучить Цайиль, не понадобились. Сила струилась по её жилам. Ангуль ничего не стоило направлять её, менять, убирать, взывать к ней. Вот что значит быть могущественным? Не знаю, что насчет смерти, но от такого могущества она бы не отказалась, подумала Ангуль.

Сила, струящаяся по жилам. Недобрые чёрные глаза – в таких тонешь, едва взглянув. Она стояла среди цветущих мхов лишайников, свисающих со стен грота, и огонь горел в её глазах, в её сердце. И огонь этот озарял полумрак забытого грота. Когда-то он уже такое видел. Когда-то, много лун тому назад, такие же смуглые ножки зашлёпали по прозрачной воде, а тоненькая ручка протянулась к его тёмным бокам. Шанира, Шанира... Этот дикий цветок, не осознающий своей силы, не признающий авторитетов, она ворвалась в его прежде спокойную и одинокую жизнь, прервав его многолетние раздумья, разогнав мёртвую тишину грота своим звонким смехом и озарив всё вокруг сиянием своих чёрных глаз. Может ли тьма сиять? Её – точно может...

Демоны любят людей, как ребёнок, срывающий понравившийся цветок и выкидывающий, когда тот ему надоедает. Они не видят разницы между разрушением и созиданием, потому что для них любовь – это единение, и не важно, что оно разрушает их обоих. Любил ли он Шаниру? Хотел ли поглотить её, сделать своей навеки, утащить её душу к себе, в свой тёмный недобрый мир? Может быть... Быть может, из-за него она и погибла. И из-за того, что она никогда не боялась и не останавливалась. Демоны не запоминают имён. Он запомнил. Оно было словно мёд на губах, словно лучи солнца. Он будет помнить его, пока не умрёт. И оно будет последней мыслью его издыхающего разума. Шанира, Шанира...

Это дитя так похоже на неё. Такая же радость от внезапного осознания собственного могущества, такое же желание сворачивать горы и срывать с неба звёзды. Шанира, играючи, покоряла нижние миры и открывала запретные знания. Что же ждёт эту девочку? Закончит ли она так же, опалённая собственным огнём?

Он этого не знал. Но он будет ждать.

Полная луна освещала небо. Фельдраниэль стоял на краю балкона, глядя, как в её серебристом свете всё выглядит иначе. Открываются новые грани и новые пути. В какой-то мере он и сам был этим лунным светом. Он же был и этим прохладным ветром, несущим на своих крыльях кусочек моря. Он был и древним дубом, растущим на краю утёса и видящим смерть эпох и империй, и в ветвях и корнях его находили приют бесчисленные звери и птицы.

Он слышал, как поёт лунный свет и видел сияние ветра. Он знал, о чём шепчут деревья и что поют киты. Он слышал эхо древней мелодии, самой первой. Той, которую играл Ган`Дланн, Слышащий Звёзды. Ту, которую шептал ветер и море. Без конца огибающую земной пояс, несущуюся стремительнее ветра.

Король закрыл глаза и услышал, как кто-то играет на демонической свирели. Он улыбнулся, чувствуя её лёгкость и печаль. Печаль по смертной девушке, мотыльку, живущему моментом. Он знал, что за тень поселилась в глубоких недра горы, знал, что тень эта шепчет и шепчет одно имя без конца. Шанира. Люди живут мало и думают лишь о сегодняшнем дне. Они стремятся всё, что есть в этом мире, превратить в принципы и категории, и теряются, когда встречают явление, которое невозможно объяснить. Они стареют и очень этого боятся, как боятся смерти, и всё спешат себя чем-то занять, объединяются в группки, чтобы не думать об одиночестве, которое рано или поздно настигнет их.

Люди яркие. Люди шумные. Люди глупые. Их разум узок, их спектр чувств ограничен. Они видят лишь одну грань и слишком серьёзно относятся к догмам и ритуалам, к чужим словам и мыслям. Почему демон думает о ней? Почему продолжает шептать её имя? И почему Фельдраниэлю так нравятся эти забавные создания?

Тот, кто ищет покой, найдёт его у эльфов. Пусть ищет их города у водопадов, в тени листвы, высоко в горах, скрытые многовековой защитой. И если он прислушается к журчанию ручьёв и пению птиц, к шуму старых сосен и завыванию ветра, то услышит печальную и нежную мелодию.

====== Книга, что читает открывшего её ======

Библиотекарь сидел среди золотистой пыли и ветхих книг, лабиринтов стелажей и шороха страниц. Никто не видел его вне стен библиотеки и не знал ни его имени, ни его возраста. Поэтому его считали такой же её частью, как и все эти книги вокруг. Может, так оно и было. Может, он и правда душа библиотеки, не существующий вне её так же, как и она без него.

Всё, что его интересовало — книги. Летописи минувших веков, апокрифы, написанные безумцами, гримуары, хранящие в себе зло, манускрипты, таящие запретные знания. Свитки, глиняные таблички, и даже Чистая Мысль — мысль, облечённая в материю. Полезная вещь, когда хочешь рассказать что-то, что не можешь выразить словами. Шероховатость пергамента на кончиках пальцев и аромат пыльных, пожелтевших от времени страниц приносили ему умиротворение. Он мог часами перебирать книги, листать страницы, вновь и вновь вести учёт бесконечным рядам книг.

Библиотека Изумрудных Гор по праву могла называться самой большой и самой лучшей в мире. Веками здесь собирались самые разные сочинения, от похабных рассказов до пророческих откровений. Они были написаны на самых разных языках, языках разных народов и рас, многих из которых были давно позабыты. Некоторые книги даже были написаны демонами и духами, а некоторые — непознанными сущностями из высших и низших миров. Отдел книг, написанных на Общем Языке — лишь малая часть огромного зала.

Библиотекарь считал, что книги могут рассказать об авторе, о его народе больше, чем сам автор или народ. О чём он думает, чем живёт. Какие сказки рассказывают шаманки северных земель. Какие песни пишут барды запада. И на каких героев хотят походить воины юга. Даже почерк может многое поведать о его обладателе, нужно просто уметь читать между строк.

Он не любил людей. Не любил эльфов. Не любил ни музыку, ни солнце, ни ветер. Он не любил внешний мир в целом, предпочитая залитые солнцем залы библиотеки. А ещё — запах старой бумаги и стук пальцев по кожаному переплёту, вытирать пыль с деревянных стелажей и касаться пальцем клинописи скрижалей. Он не видел разницы между чёрнокожим жителем пустыни и беловолосым северянином, бородатым гномом и изящным эльфом. Для него все бесчисленные расы и народы, враждебные и нет, делились на два вида: шумный посетитель и тихий посетитель. И он предпочитал молчать, что ни тех, ни других он бы предпочёл не видеть в стенах библиотеки. Книги не любят, когда их тревожат.

Ангуль сидела над стопкой книг, пытаясь понять текст, написанный на языке витиеватых метафор и затейливых магических терминов. Она была деревенским ребёнком и читала очень плохо. Конечно, Мелиора учила её читать и писать, для неё это занятие было непривычным и жутко скучным.

Посетителей в библиотеке было много, но никто не садился с Ангуль. Эльфы предпочитали стоять, лишь бы не оказываться за одним столом с ней. Ангуль это не расстраивало, ей было даже смешно. Поэтому она сидела в одиночестве. Слева от Ангуль возвышалась куча прочитанных книг. Справа — тех, что нужно прочитать, причём последних было намного больше. Девушка тяжело вздохнула и поймала на себе неодобрительные взгляды эльфов, сидящих на последних столиках. Библиотекарь многозначительно кивнул на таблицу: «В БИБЛИОТЕКЕ НЕ ШУМЕТЬ».

Ангуль, виновато посмотрев на строгого эльфа, опустила взгляд на гримуар, который в данный момент изучала. Это было очередное откровение древнего чернокнижника, но её внимание занимал не сам текст, а комментарий, выведенный на полях. Этот комментарий писал явно не автор, да и вообще, судя по всему, был сделан не так уж и давно и был подписан неким Дамианом. Такие комментарии она встречала во многих книгах. Сама не зная почему, Ангуль очень заинтересовалась этим Дамианом. Интерес её подогревал ещё тот факт, что когда она расспросила о нём библиотекаря, тот отказался это обсуждать и пригрозил, что выгонит её, если она ещё раз заговорит о нём.

Внезапно она кое-что заметила. В сочинении о демонологии, которое она перечитывала, появились новые комментарии. Вчера их не было, Ангуль это помнила. Выходит, он ещё жив? И недавно заходил сюда? Схватив перо, Ангуль настрочила ему ответ, стараясь, чтобы её никто не заметил.

Прошло несколько дней. Между ними завязалась своеобразная переписка. Ангуль удивлялась, насколько они с Дамианом похожи. Будто она сама с собой переписывается. По наводкам незнакомца она углублялась, брала книги всё старее и старее, запретнее и запретнее. Некоторые книги были написаны на Языке Древних, содержащие в себе могущественную и непредсказуемую силу. Но южная пословица гласила: вино, отложенное на праздник, слаще всего. Запретные знания — самые желанные. А книги, что советовал Дамиан, были гораздо интереснее тех, что задавали Ангуль прочесть Мелиора и Цайиль. За время, проведённое с невидимым незнакомцем, она узнала гораздо больше, чем за всё время обучения у наставницы. И что-то ей подсказывало, что знает Дамиан гораздо больше, чем Цайиль.

Постепенно Ангуль забыла об осторожности, которой её учила наставница. Забыла, что знания нужно получать постепенно, а книги, написанные на языках не из этого мира, лучше не открывать девочкам, совсем недавно научившимся читать. Что-то внутри Ангуль вопило, что лучше бросить эту затею и никогда не отвечать этому Дамиану, кем бы он ни был. А ещё лучше — рассказать обо всём Цайиль. Но Ангуль не внимала голосу разума. Впрочем, то была не только её неосторожность. Казалась, некая сила околдовала её. Сила, подобная… влюблённости. Она чувствовала странную радость, когда видела неразборчивые каракули Дамиана. Она желала узнать то, что знает он. И её нравилось чувствовать единство с ним.

Поэтому случилось то, что случилось. Однажды она увидела надпись:

Хочешь прочитать книгу, написанную демоном? Второй отдел, десятый ряд. Сразу после сочинений жрецов.

Демонические гримуары. Ангуль слышала о них, видела их отдел, но даже не решалась к ним подходить. Ей было не по себе даже находиться рядом с книгами, написанными тварями из нижних миров. Тёмными тварями, вторгающимися в разум, порабощающими его. Так было поначалу. Но теперь… Теперь она узнала демонов поближе. Она узнала, что они не злые, но и не добрые, потому что даже не знают, что это такое. Они любят людей, но их объятия сжигают, а поцелуи разрушают. Не стоит их бояться, потому что некоторые люди гораздо порочнее демонов именно потому, что осознавая разницу между добром и злом, выбирают последнее.

Она сама не поняла, как оказалась во втором отделе. Посетители предпочитали держаться подальше от него, и их сложно было винить в этом. Рука её лежала на рельефном чёрном корешке. Это не я выбрала книгу, а книга выбрала меня, подумала Ангуль. Она осторожно взяла гримуар, и тот её укусил. От испуга Ангуль едва не вырвала книгу. Она уставилась на чёрную обложку, не имеющую надписей. Книга сочилась зловонной зелёной слизью и казалась живой. Ангуль была готова поклясться, что чувствовала ладонями теплоту, как от живого тела. Внезапно книга резко открылась, и Ангуль с удивлением обнаружила, что слова внутри неё написаны на Общем Языке.

Ты найдешь меня на пыльных дорогах, в щелях между плитками и камнями. Ты услышишь меня в завывании ветра и шелесте травы. Ты почувствуешь меня в запахе запекшейся крови и в поцелуях пламени и вьюги. Ты впустишь меня, проколов палец. Ты впустишь меня, наклонившись к дороге, чтобы рассмотреть цветок, распустившийся в пыли. Выпивая воду из родника, ты пьешь кровь мою. Подставляя лицо дождь, ты целуешь меня.

Ты знаешь, кто я? Я угасающий пламень и золотой лепесток. Я — пустынный мираж и горячий ветер. Я — песчаная буря и снежный буран. Ты увидишь мой силуэт в урагане пыли. Ты увидишь меня в своём отражении.

Ты ликом прекрасен, перед тобой склоняется народ, ибо ты бог для него, и слово твоё — услада для ушей. Ты светел. Ты невинен. И в то же время горд. От золота твоего отражается солнце. Они готовы целовать твои следы, которые я заметаю холодным ветром.

Ты смотришь в воду, и видишь меня в своём отражении. Я смотрю в твою душу и вижу своё отражение. Мы так похожи, мы — зеркальные двойники друг друга. Так похожи Луна и Солнце. Так похожи день и ночь. Мы похожи, потому что являемся отражениями друг друга, дополнениями. И поэтому мы всегда будем вместе.

Я сожгу твоих врагов черным огнем, предам смерти всех, кто желает нам зла. Я буду твоим мечом, твоей ненавистью и гордыней. Поведай мне все свои секреты. Поведай мне все секреты мира. Я впитаю слезы твои, заберу боль твою, и каждого, кто обидел тебя, предам смерти от когтей моих. Подари мне поцелуй свой и душу твою, ведь мы всегда будем вместе, мы связаны золотой цепью. Ведь ты нашел меня, а я тебя. Ты заключил договор со мною, будучи юным дитём, и глаза твои были словно два озера, и небо отражалось в них.

Я буду перстом твоим и дланью твоей, я покрою поцелуями кожу твою, ведь я черное пламя и погибель твоя. И я утащу тебя, когда время придет, я унесу тебя на крылах своих, бережно неся, словно мать дитя. И я разделю с тобой вечность. Чувствуешь вкус крови на своих устах? Это поцелуй мой. Поцелуй ненависти и любви, ибо Ненависть — сестра Любви.

Корми меня страхом и болью, питай меня. Твоё безумие — моё удовольствие и твои крылья. Ты медленно сходишь с ума и бледнеет кожа твоя, и глаза твои слипаются. Тихо, тихо тикают часы. Тихо, тихо звучат мои шаги. Я иду к тебе, чтобы одарить тебя последним поцелуем.

Ангуль стало не по себе. У неё было такое ощущение, будто не она читала книгу, а книга её. Чернокнижница резко захлопнула гримуар и зажала его между двух других книг.

— Ты не представляешь, насколько вы беспомощны, существа Момента, — услышала она тихий голос.

И голос этот был прекрасен. Он словно доносился отовсюду и в то же время звучал внутри неё. И казался смутно знакомым, хоть она его и не слышала прежде.

— Ты кто? — шепотом спросила Ангуль.

— А разве это имеет значение? Лучше скажи мне, кто ты.

— Существо Момента, — усмехнулась она.

— Неправильно.

— Чернокнижница?

— И снова неправильно. Я не спрашиваю о твоих талантах.

— Я.

— Кто это — ты?

— Я — это я.

— А где гарантия, что это именно ты, а не кто-либо другой?

— Не знаю…

— Так кто ты?

— Никто.

— Именно, что никто. Одна секунда. Вспыхнешь и угаснешь. Такая маленькая. Такая… глупая.

— А с чего ты взял, что лучше вечность тлеть, чем быстро и красиво сгореть? — Ангуль почувствовала раздражение. — Мы живём, дышим, чувствуем ветер на своей коже и вино в желудке, стремимся к знаниям и преображаем мир вокруг себя через слово и действие. В этом есть своя прелесть. Скучать-то некогда.

Ангуль попробовала шевельнуться, но у неё не получилось. Значит вот он какой, Дамиан, незнакомец с пыльных страниц. Демон, что околдовал её. Глупая, глупая Ангуль.

— А ведь я люблю вас, насколько это возможно для демона, — продолжал незнакомец.

Также, как дитя любит мотылька, обрывая ему крылья.

— Вы ограждаете себя защитными заклятиями, фамильярами, божественной защитой, но на самом деле вы одиноки. И если мы захотим, то сотрём вас с лица вселенной. И никто вас не спасёт.

Но вы этого не делаете, как это самое дитя не убивает мотылька.

— Видишь? Ты понимаешь нас, существо Момента. Грань между любовью и ненавистью придумали вы. Мир — гораздо более неоднозначное и непредсказуемое место, чем вы думаете.

— Отпусти!

Ангуль не оставляла попыток освободиться. Не получалось. Тело словно перестало ей принадлежать, а мысли становились всё более хаотичными.

— Или что? — расхохотался демон. — Ты не сможешь ни убить, ни ранить меня. Зато ты можешь сделать кое-что другое.

— Я не буду тебе помогать, демон!

— Поздно. Ты уже.

К Ангуль вернулась способность двигаться. Она резко дернулась и едва не упала. Книга, которую она положила на полку, задрожала. Внезапно Ангуль ослепила яркая вспышка. Землю тряхнуло, шкафы задрожали. Испуганные посетители поспешили покинуть библиотеку, побросав свои книги.

Через несколько секунд тряска прекратилась. Чья-то тень пронеслась перед слезящимися от вспышки глазами Ангуль и исчезла. Девушка резко вскочила. К неё уже спешил библиотекарь.

— В библиотеке не шуметь! — прошипел он.

— Но из гримуара вылез демон!

— В. Библиотеке. Не. Шуметь.

Библиотекарь так посмотрел на Ангуль, что она испугалась его даже больше, чем вырвавшегося на свободу демона.

— Чтоб через минуту здесь было убрано, — сухо сказал библиотекарь, указав на разбросанные книги.

Ангуль посмотрела по сторонам, прислушалась к ощущениям. Демон, судя по всему, ушёл, остались лишь следы его присутствия. «Превосходно, сам набедокурил, а убирать мне», — сварливо подумала Ангуль, складывая книги под присмотром библиотекаря. Убравшись, она по-быстрому убежала, съёжившись под гневным взором библиотекаря.

Покинув библиотеку, она увидела, что вокруг творится паника. Небо заволокло чёрными тучами, воздух стал каким-то горячим, а бутоны цветков закрылись и прижались к земле. Чувствовалась сильная демоническая аура, всё нутро Ангуль сжалось под её давлением.

К Ангуль уже спешили Мелиора и Цайиль. Наставница, поравнявшись с нерадивой ученицей, схватила её за грудки и со всей силы тряхнула.

— Мамочка тебя не учила, что не стоит разговаривать с незнакомыми демонами, и тем более освобождать их?! — прокричала она.

— Но я не знала… Тут же стояла защита! — пролепетала Ангуль, понимая, что её попытки оправдаться жалки.

— Не вини её так сильно, Цайиль, — вмешала Мелиора. — Ты же знаешь, как могут околдовывать демоны. Порой не отличишь их внушение от собственной воли.

— Ох уж эти люди, никакого уважения, — послышался сварливый голос Фельдраниэля.

Он подошёл к девушкам и смерил Ангуль презрительным взглядом.

— Мы их милосердно впускаем в нашу обитель, а они выпускают демона.

— Я виновата, и я всё исправлю, — опустила голову Ангуль.

— Очень на это надеюсь, — процедил король и последовал за остальными убегающими.

— «Я всё исправлю», чтоб её, — передразнила ученицу Цайиль. — Нам выжить бы. Демон-то силён, иначе бы не пробил эльфийскую защиту.

— Хорошо, что король ослабил её. Не придётся обходить её, — сказала Мелиора.

— Ну что, детка, нас ждёт бой. Задом чувствую, надолго мы его запомним! — воскликнула Цайиль.

— Если выживем, — сухо добавила Мелиора.

====== Опасная сила ======

Библиотекарь стоял на пороге, закрыв глаза. Дальше порога он не захотел заходить, потому что был уверен, что если и погибнет, то только вместе с библиотекой. И никакие демоны не могли его заставить покинуть её.

Он чувствовал многочисленные потоки вокруг него. Он редко обращал внимание на окружающий мир и чувствовал себя не в своей тарелке. Сейчас всё вокруг было враждебным, как никогда. Тёмная, нечестивая жизненная сила искажала мир вне стен библиотеки.

— Эй, ты там долго будешь копаться?! — нетерпеливо воскликнула Цайиль.

Вокруг словно замерло время. Все жители города уже покинули его, остались только Ангуль, Мелиора, Цайиль и библиотекарь. Мёртвая тишина стояла в ещё недавно оживлённом городе. А дикорастущая трава было едва ли не по пояс Ангуль. «И когда она успела так вырасти?», — подумалось той.

— Такого могущественного демона не так просто найти, — ответил библиотекарь, не открывая глаз. — Уж вы, как чернокнижница, должны понимать это.

— Да ты уже десять минут стоишь, как столб! — возмутилась Цайиль.

— Тогда найди другого эльфа, который сделает это быстрее, — ядовито сказал библиотекарь. — Разумеется, вы легко найдёте того, кто согласиться вернуться сюда, рискнув своей жизнью и душой, никто даже и не сомневается.

Цайиль пристыженно замолчала, глядя, как Мелиора ходит вокруг них, шепча защитные заклинания. Библиотекарь продолжил искать. Он доверял своей эльфийской интуиции, которая была подобна инстинкту птиц, который позволял им преодолевать огромные расстояния, совершая осенние и весенние перелёты. И вскоре он обнаружил мерзкую, тошнотворную пульсацию враждебной силы. И он был…

На лице библиотекаря отразился нечеловеческий, точнее, неэльфийский ужас. Это была первая эмоция за бесчисленные десятилетия или даже века.

— Он прямо за вами. И он голоден.

Ангуль резко обернулась, но не увидела позади себя ничего, кроме кустарника.

— Не так смотришь, — одёрнула её Цайиль.

Сейчас мы должны действовать очень быстро. Держи ухо востро. Превратись в средоточие чувств. Так как ты его освободила, вы теперь связаны. И тебе будет легче всех его убить.

Мысль промелькнула меньше, чем за долю секунды. Это была её мысль и в то же время чужая. Ангуль знала, кто это. Её новый друг.

Демона невозможно увидеть обычным зрением. Зато можно почувствовать с помощью интуиции или так называемого шестого чувства. Особенно сильно оно развито у кошек и эльфов. Поэтому эльфы не хотели садиться рядом с Ангуль. Чувствовали остатки демонической ауры вокруг неё.

Внешность демона нельзя описать. Его вообще трудно описать. Он — это тьма, мысль, энергия. Он живет среди книг и картин. Он живет в мелодиях. Он живет в сердцах людей. Он живет в дыхании, голосе, мыслях. Он живет в темных уголках, в тенях и оврагах, в свете луны и пламени. Под землей. Под водой. В ночи и свету. Демон похож на духа, но разница в том, что демоны могут напрямую с нами взаимодействовать, а духи не любят выходить из Астрала, разве что изредка вселяются в людей, причем по обоюдному согласию. И демоны сильнее, хитрее, злее. Олицетворения разрушения, ненависти, искушения, греха. Это дитя, отрывающее крылья мотыльку.

Ангуль напряглась и воззвала к демону из книги. И он откликнулся.

— Ты боишься? Я же знаю, что ты дрожишь от страха. Чувствуешь, как дрожат твои колени, а дыхание сбивается? Сладкое, сладкое чувство… Покажи мне его.

— Нет, я тебя не боюсь.

Она почувствовала легкое головокружение. Из носа потекла кровь.

— А теперь?

— Я уже разбивала нос.

Ангуль закашлялась. Кровь лилась из меня рекой. Мелиора подскочила к Ангуль, но, увы, она ничего не смогла сделать. Ангуль кашляла и не успевала выхаркать всю кровь, захлебываясь в ней. Ей казалось, что она выкашляет все внутренности.

Цайиль, увидев это, попыталась атаковать демона, но у неё ничего не получилось. Она даже не задела его.

— Чего встал, как пень?! Живо за книгой! — накинулась она на библиотекаря.

Но ему не надо было ничего говорить. Он уже бежал внутрь, к стелажу с демоническими гримуарами, про себя подумав, что людей больше за версту не подпустит к таким книгам.

Тем временем Ангуль согнулась пополам. Сначала её стошнило содержимым желудком. Потом кровью. Мелиора не прекращала пытаться хотя бы облегчить её страдания, но что работать с иллюзиями, да ещё и с демоническими она не умела.

— Материальность — ваша слабая сторона, существа Момента. Вы так восприимчивы к боли, — издевательски продолжал демон. — Я могу давить на тебя с трёх сторон. Физическая боль. Эмоциональная. И душевная.

Не бояться. Не сомневаться. Не забывать. Главный враг чернокнижника — его собственный разум. Стоит взять его под контроль — и ни один демон ему ничего не сможет сделать. Никогда не стоит забывать это. Ангуль забыла — и сейчас расплачивается за это.

— А хочешь узнать, что стало с тем, про кого я писал?

Ангуль не хотела. Но она почувствовала. Почувствовала жар пламени на своей коже и едкий дым в глазах и лёгких. Волдыри вздувались на коже и лопались, обнажая плоть и кости. Ангуль помнила, что раньше для особо провинившихся существовала казнь через сожжение, причём из-за магии они не теряли сознания и всё чувствовали, пока не превращались в пепел.

— А ведь это всего лишь малая часть того, что они чувствуют, — протянул демон. — Ты когда-нибудь обрывала крылышки мотылькам? Чувствовала их трепыхающие тельца в своих руках? Чувствовала их беспомощность и свою абсолютную власть?

— Ни в детстве, ни сейчас. Никогда, — подумала Ангуль, хоть это было и сложно из-за ужасной боли. — Потому что я осознаю ценность жизни. Даже таких незначительных существ, как бабочки

— Как и мы осознаём ценность вашей жизни. Как и ребёнок осознаёт ценность жизни мотылька. Но именно поэтому это так и весело! И не прикидывайся, что не понимаешь меня. Не говори, что это бесчеловечно. Это очень, очень человечно! Когда-то я служил одному мастеру пыток, служившему Презренному Королю. И уж он будет пострашнее меня, а ведь он не один такой!

И демон показал ей. На секунду Ангуль сама стала этим мастером пыток, но и этой секунды хватило, чтобы она завопила от ужаса, сама себя не слыша. Она увидела, что есть чистое зло. Что, несмотря на своё уродство, оно притягательно. Как притягателен свет костра для мотыльков. Как притягателен сам Презренный Король в молодости. Тьма прекрасна, стоит лишь поддаться — и человек уже готов обратить весь мир в прах ради одного её поцелуя. А поддаться ей очень легко. Человек — канатоходец, балансирующий на тонкой верёвке, внизу которого — бездна, и стоит лишь посмотреть вниз — и можно упасть, сгинуть навсегда в её тьме.

Что-то перевернулось в Ангуль в тот момент, а её фамильяр решил взять инициативу в свои бесплотные руки. Несложно было направить её руку, шепнуть несколько слов. Сейчас она была мягкой и податливой, как кукла.

Ангуль не поняла, что сделала. Она помнила только, что было много крика, кровь брызгала во все стороны, а Мелиора глядела на неё с животным ужасом. Когда библиотекарь принёс гримуар, Ангуль уже сжимала демона, который сейчас был не опасней маленькой птички, в ладонях. Библиотекарь раскрыл книгу, а Ангуль начала запечатывать. Демон трепыхался, выкрикивал всевозможные проклятия и жёг руки чернокнижницы. Цайиль его сдерживала, а Ангуль говорила заклятия на языке, который даже не знала. Точнее, говорили его они. Затем она начертила пальцем в воздухе печать и провела рукой по страницам. На секунду книга дёрнулась.

— Если ты думаешь, что на демонов правила библиотеки не распространяются, то глубоко ошибаешься, — грозно сказал библиотекарь, смерив книгу таким взглядом, что Ангуль порадовалась, что она не на её месте.

Демон затих, и они знали, что больше он не вырвется.

— Как вообще так получилось, что такая книга лежала в открытом доступе? — осведомилась Мелиора.

— Такие, как он, очень хорошо прячутся, — ответил библиотекарь, стараясь не смотреть на девушек. — На книге были наложены чары, скрывающие демоническое присутствие. И чары эти накладывал явно не человек. И эльфы, даже если бы и заметили, то и близко бы не подошли к запертому демону.

Прижав книгу к груди, он поспешил внутрь библиотеки. Ангуль была готова поклясться, что он покраснел.

— Ну ты дала! — повернулась к ученице Цайиль. — Я знала, что ты девка что надо, да угостит тебя и всю твою общину Костлявая Кобыла своим молоком. У меня чуть душа к праматерям не отправилась, когда ты заклинания кричала, прямо Проклинающий Ревун!

Ангуль закрыла глаза.

— Спасибо. Что бы я без себя делала? — мысленно поблагодарила фамильяра она.

— Нам спасибо.

В город уже начали возвращаться эльфы. К девушкам подошёл король.

— Если вы ждёте благодарностей…

-…То ждём зря, — закончила за него Ангуль. — Справедливо.

— Мы всегда справедливы, — важно сказал Фельдраниэль.

Он подошел к Ангуль.

— Надеемся, это послужило тебе уроком, человек.

Следующую фразу от сказал шёпотом, так, чтобы её услышала только Ангуль.

— Ты владеешь опасной силой, чернокнижница. Лучше бы твоя наставница не снимала печать.

====== Город противоречий ======

В последующие дни Ангуль лежала, укрывшись тонким одеялом, и смотрела в белоснежный потолок, и в то же время ничего не видела перед собой. Её взгляд был застывший, безразличный, ничего не выражающий. Это были глаза мертвеца, смотрящего в пустоту, которую видел лишь он. Ангуль не шевелилась, только дышала и моргала. В ушах стояло гудение. Так звучала грусть и отчаяние, зыбкое и гулкое Ничто, она знала это из детских кошмаров. В душе её не было ни страха, ни упрека, ни боли, она была пуста и темна.

Во снах она либо от чего-то убегала, либо за кем-то гналась, либо бежала сама не зная куда. И была в непрерывном движении. Бежала вперед, не сворачивая, бежала со всех ног, а когда просыпалась, чувствовала жуткую усталость и жжение в заходящихся судорогой лёгких. Её кормили с ложечки. Цайиль говорила, что когда у человека такое состояние, то он стоит на самом краю бездны, продуваемый всеми ветрами, находящийся на волоске от падения. Мелиора, осмотрев её, вынесла вердикт: «оставим её в покое, ей надо полежать и поразмыслить. Сейчас она находится на перепутье»

Так прошёл месяц. День сменялся ночью. Днём небо было светло-голубым, с торжественно и величаво проплывающими облаками, а ночью становилось темно-синим, и звезды высыпали на небо, устраивая свой вечный праздник, во главе которого была луна, бледная и таинственная. Эльфы днем негромко переговаривались, ночью играли на инструментах, сочиняли стихи, пели и смотрели на звёзды. Они говорили, что ночью особое время, именно тогда, когда первобытная тьма прогоняет свет, лучше всего мечтается, и душа тогда открытая, нараспашку, в своём первозданном виде, безо всяких прикрас. Фонарями эльфы не пользовались, но они и не требовались, достаточно было небесных светил и светлячков.

В конце августа, буквально в последних числах, Ангуль наконец встала. Точнее, ни с того ни с сего вскочила с постели, опрокинув одеяло и напугав Мелиору и заставив Цайиль выругаться, упомянув какое-то божество, чьё имя начинается на ы.

— Ну что? — спросила Цайиль, успокоившись, — Продолжим обучение?

— Я вообще не уверена, что захочу его продолжить, — Ангуль пожала плечами, — Я так не могу. Это не для меня.

— Ты рехнулась?! — Цайиль схватилась за голову, — Да у тебя талант!

— Мне плевать! — рявкнула я, — Я не хочу закончить, как моя прабабушка! Мне пока дорога моя душа! Как разорвать связь?

— Нельзя так просто разорвать связь между учителем и учеником, обучение заканчивается, когда наставник передаёт все знания. И тогда связь просто выходит на новый уровень! — Цайиль принялась мерять шагами дом, — Ну дела! Она хочет разорвать связь! Иногда мне кажется, что у неё навоз вместо мозгов! Такой талант в землю зарывать! Да я бы рвала зубами и когтями за него!

— Вот и забирай его, если он тебе так нужен, — буркнула Ангуль.

— Ах вот как?! Вот как?! — Цайиль едва не задохнулась от возмущения, — Вот что для тебя значит эта связь?! Ну и вали! Вали в свою деревню и лопай фрукты, пока не станешь такой же жирной, как её жители! Мне-то что?! Вали!

Цайиль выскочила из комнаты. Мелиора со смесью страха и обиды переводила взгляд то на Ангуль, то на Цайиль, закрыв рот руками.

— Нехорошо получилось… — пробормотала она, — Конфликты противопоказаны наставнику и подопечному, иначе энергетический и ментальный обмен нарушится…

— Да срать я хотела на этот обмен! — не унималась Ангуль, — Зачем я вообще родилась чернокнижницей?! Была бы целительницей, как ты!

— Думаешь, отдавать легче, чем забирать? — скрестила руки на груди Мелиора. — Мне ведь тоже нелегко. Целитель лечит других, порой используя собственные жизненные силы. Он может запросто умереть, сколдовав какое-нибудь обширное заклинание.

— Есть вообще не опасная магия?

— Жить вообще опасно, если так подумать, — сухо сказала Мелиора. — Если тебя пугает именно душевная опасность, то есть стихийные маги, которым она не грозит. Зато физическая — очень даже. Медиумы общаются с духами и путешествуют в иные миры. Оракулы не контактируют с духами и демонами, зато снимают и насылают проклятия и порчи, видят перепутья судеб. Ведьмы обладают даром провидения и видят то, что скрыто от глаз других. Так что… безопасной магии, я думаю, нет.

— Как же всё сложно… — вздохнула Ангуль.

— Не так уж и сложно, если пораскинуть мозгами, — Мелиора пожала плечами, — Куда теперь пойдёшь?

— Не знаю. Наверное, в Керьон.

— Ясно.

Пауза. В волосах Мелиоры запуталось утреннее солнце. Она видит своё отражение в колдовских чёрных глазах подруги. Видит свои белокурые волосы и бледную кожу с просвечивающими сосудами. И окно позади них с растущими цветами на подоконнике. Мелиора слышит прерывистое дыхание Ангуль и пастуший рог вдали, чувствует лучи закатного солнца на своей коже. Солнце её не любило, оно оставляло ожоги на её теле и слепило глаза. Иногда Мелиора хотела оставить подруг и уйти на север, но не могла. Сейчас она почувствовала, что пора пришла.

— Пойду с тобой.

— Значит, мы обе её бросаем? — горько усмехнулась Ангуль, — Гадкие всё-таки мы с тобой.

— Цайиль не из тех, кого сильно будет волновать разлука, — Мелиора принялась собирать травы, разбросанные по полу, — Когда-нибудь ты поймешь это. Я знаю её долго, она подобрала меня ещё когда я была безымянной белобрысой рабыней в одном из притонов Ханлжи-Мурхобата. И заставила принять меня в Академию.

Воспоминания пронеслись у неё перед глазами. Вереница смуглых тёмноволосых девушек и она, светлая, белокожая и чужая. Она была худой и высокой, в отличии от южанок, и на неё смотрели, как на диковинку. Как на что-то экзотическое, но уродливое. Мелиора привыкла находить утешение в работе. В систематике, в распорядке, в многочисленных терминах и аксиомах. Она с детства поняла ценность образование и неодобрительно косилась на тех ребят, которые говорили, что ненавидят учиться. Кем бы она была, если бы не Цайиль? Рабыней. Нет, проституткой. Жрицей любви. Так их называли на юге. С запретом недобровольной проституции это мало бы что поменяло. Цайиль нашла её, подобрала и отдала в школу при императрице, взяв все расходы на себя. Когда Мелиора выпустилась, то, не зная, куда идти, присоединилась к кочевнице в её путешествиях.

Но сколько бы лет ни прошло, насколько близко они друг друга не узнали, Цайиль всегда оставалась одна. Ни к чему и ни к кому не привязанная, она была свободной и смотрела только вперёд, в сторону горизонта. И это не изменилось даже с приходом Ангуль. И так будет всегда, Мелиора это чувствовала. Цайиль всегда говорила: «Я как ветер: сегодня мой дом Тут, а завтра — Там. Сегодня мой друг Этот, завтра Другой.» В этом плане она была похожа на эльфов.

Мелиора собрала траву и засунула её в красненький мешочек, который повязала на пояс.

— А когда мы уходим? Через неделю где-то?

— Прямо сейчас.

— Что?! Но ведь нужно всё распланировать, организовать, собрать необходимые вещи и забронировать номер в гостинице…

— Ты будешь собираться или нет?

Мелиора тяжело вздохнула и тоже стала складывать в другой мешок свои немногочисленные пожитки: зеленый в красную горошинку носок, драный справочник по эльфийской культуре, желтый пыльный камень, «Ыыгцля на разговорном уровне: полный список ругательств кочевых племен», «мифология Дикого Архипелага для чайников», «пособие по иглоукалыванию: начинаем с азов», «строение тела разумных рас», красноватые овальные листочки, зеленые листочки, пахнущий тухлыми яйцами мешочек грязно-серого цвета.

— Надо же, какие тайны скрывает дамская сумочка, — хмыкнула Ангуль.

— Многие, — серьёзно ответила Мелиора, — Один господин умудрился тысячелетнего дракона в ней протащить.

— Да ну? Как?!

— Ты что, не знаешь о «дамской сумочке»? — изумилась Мелиора, — Это вместилище высокоэффективной пространственной магии. В неё можно целый город засунуть. Названа она так, потому что первыми ею стали пользоваться группа женщин, увлекающимися систематическими походами в магазины и на ярмарки с целью массового закупания товаров. А откуда они её раздобыли, непонятно. Наверное, Проводников они так достали, что те решили сконструировать для них бездонные сумочки.

На этой веселой ноте девушки покинули дом. Король вышел проводить их. Не из-за Ангуль, а из-за Мелиоры. Она, как никто другой, понимал эльфов. Вечерами они с королём стояли на берегу озера и молчали, глядя на рябь воды, в которой отражались первые звёзды. А иногда складывали стихи, которые уже на утро забывали. Странные, витиеватые строфы рождались в те вечера, складываясь в причудливые узоры стихов. А потом, когда вдохновение заканчивалось, они улыбались, опять же, не разговаривая друг с другом. И сейчас он стоял, махая Мелиоре рукой, и она, оглядываясь, смотрела на постепенно уменьшающуюся фигурку на фоне бегущих облаков, колышущегося леса и вздымающихся гор. И когда мир начал исчезать, его одинокая фигура было последним, что она увидела. А потом всё закружилось, завертелось и помутнело. Девушек словно скрутили и выжали, как тряпку. Продолжалось это от силы минуту, но и Мелиоре, и Ангуль показалось, что прошел как минимум час. Очутившись в телепортационном пункте Керьона, они подписали несколько документов, прошли проверку и ринулись навстречу солнечному городу, распахнувшему свои объятия одиноким путникам.

О Керьон, о Керьон, воспеваемый поэтами и горячо любимый живописцами! О нём можно слагать гимны и бесконечно любовалась на белокаменные мостовые, купола, сеть рек, опутывающую улицы, словно сосуды, и пеструю веселую толпу. Город тысячи цветов и оттенков! Город контрастов и стыка культур! Город переплетения судеб, гостеприимный город, принимающий любой народ, входящий в него с добрыми намерениями! Город, что не знает войн и любит каждого своего жителя, будь он бродягой или господином, простачком или лицедеем, молодым или старым! Город со странными людьми, необычными, или же самыми блеклыми, скрывающими тайну или выставляющими душу напоказ! Тут можно встретить короля, что пляшет под руку с пропащим забулдыгой, детьми с венками на головах, хитро улыбающимися, будто скрывающими какую-то тайну, девушкус татуировкой крыльев на обнаженной смуглой стене, безнадежного старого пьянчугу, раздирающего душу пением и игрой на мандолине, убийцу и негодяя, прижимающего к груди спасенного котенка. Тут можно встретишь и богачей, что жалеют отвергнутых, но никогда не помогут им; продажную женщину с одухотворенным взглядом; мальчишку, сжимающего в тонкой ручонке нож; кланы, что враждуют между собой, а почему — давно позабыли и несчастных влюбленных, разлученных из-за этой вражды.

Но всё же сложно не полюбить этот город вместе с его страшными секретами зловещими ночными огнями. Сложно не полюбить его музыку, его теплое дыхание и сердцебиение — дыхание и сердцебиение тысячи тел, сведенных вместе.

Когда девушки только приехали, отовсюду играла музыка. Музыканты многих народов играли свои традиционные песни, стараясь перекричать друг друга. Слышался смех и гомон. Пьяные и раскрасневшиеся люди пели свои застольные песни. Топот, стук каблуков, крики, визги, ругань. Продавцы-зазывалы расхваливали свой товар. преимущественно это были музыкальные шкатулки, украшения, шляпки, сладости, напитки и закуски. Где-то слышались выстрелы. Всё это смешивалось в единую какофонию праздника. Ангуль заразилась этой лихорадкой, ей захотелось танцевать, петь, плясать, напиться до чертиков и обнимать каждого встречного вместе со всеми. Мимо подруг прошла вереница держащихся друг за друга потных и хмельных людей. Девушки переглянулись и присоединились. Ангуль к Мелиоре, а ко первой — рыжий и веснушчатый парень с венком на шее. Ангуль была южным ребёнком и любила праздники и карнавалы. Во время этого причудливого танца она почувствовала такую близость с окружающими людьми, словно они были её семьей. Они и были семьёй. На время. На один день. На одну ночь. На один праздник. Утром всё разойдутся кто куда, но сейчас они вместе прославляют любовь.

Вскоре девушки потеряли друг друга среди многоцветной толпы. Но Ангуль была пьяна. Ангуль была весела. Она забыла о Мелиоре. Она обнималась и целовалась с каждым вторым встречным. Неожиданно внимание её привлекла одна пара. Они стояли и смотрели друг на друга, просто смотрели, и во взглядах их пересекающихся было столько нежности, пылкости и робости, что слова были просто не нужны, ибо недостаточно ёмки они, чтобы выразить, что творилось в душе у этих молодых и до смерти влюблённых.

— Залюбовалась? — раздался голос из-за плеча.

Ангуль обернулась. На девушку насмешливо смотрел юноша чуть пониже её. Ей он показался каким-то блеклым.

— Они из враждующих кланов.

— А чаво они враждуют?

— Они уже и сами не помнят. Воюют по старой привычке.

— Ик! Так пусть не смотрят на свой зад!

— Прошлое так просто не отпустишь, — усмехнулся юнец. — Оно держит тебя. И так просто не отпустит. Оно в салки с тобой играет, вот так.

— Умный какой, вы только посмотрите на него! Сколько тебе лет? Двенадцать?

— Странные у вас, южных, мерки. Мне 17, между прочим.

— Да ну? В твоём возрасте у наших мужиков уже борода есть.

— А я бороды не люблю. Колючая она и некрасивая. А ты откуда будешь? Из какого региона?

 — Автономный Округ «Без Магии», чтоб его, — Ангуль осушила бутылку с каким-то вином.

— Значит, из деревни, решившей отказаться от магии. Интересно.

— А тебя как звать, подстрел?

Человек лишь неопределенно махнул рукой.

— Приятно познакомиться, Махающий Рукой, а я Ангуль.

— Ангуль — красивое имя. Мне нравится.

Ангуль и юноша знакомили друг друга с культурой своего народа через похабные песни, которые не каждый забулдыга бы решился петь, в окружении воров и нищих, которые подпевали им, не имея ни голоса, ни музыкального слуха, ни зная ни песен, ни мелодий. К ночи народу было столько, что было не протолкнуться. На крышах сидели жители трущоб, в лохмотьях, грязные, со слипшимися волосами и улыбками до ушей. Кто-то даже подрался, предприимчивые подростки брали ставки. Потасовка переросла в массовое побоище. Кого-то задело, кто-то мимо проходил, кто-то не остался равнодушным. Вокруг ходил пузатый мужик с тележкой и предлагал медикаменты и укрепляющие зелья, а юноша предлагал свою не бесплатную помощь.

— Кстати, Ангуль, — сказал незнакомец к Ангуль, — Скоро жрецы придут. Парад начнётся. Пошли, я знаю место, откуда лучше всего он будет виден.

Парень взял меня за руку и протащил сквозь толпу. Рука у него была худенькая, бледная, сквозь нежную кожу, не видавшую тяжелой работы, просвечивались сосуды. По сравнению с ней рука Ангудь была большой, чуть ли не черной и ужасно грубой.

Девушка и юноша зашли в какую-то башню, у двери которой стояли зевающие боевые маги, две рослые и широкоплечие девушки, глядящие исподлобья. Увидев входящих, они почему-то почтительно расступились. Ангуль и её собутыльник без проблем прошли внутрь. Там было темно, даже свечей не было, и приходилось пробираться на ощупь.

— Что это за место? — спросила Ангуль, чихнув. Тут было пыльно, очень пыльно.

— А, тут пытали.

— Пытали?!

— Ну да. Цепи, знаешь ли, прижигания, крысы, кипяток… — юноша усмехнулся, будто счел это забавным. Но потом он сделался серьёзным, — Знаешь, сколько тайн хранят эти потемки? Сколько вероломств лицезрели эти стены?

— Судя по всему, больше, чем крыс и клопов, — мрачная атмосфера выветрила из Ангуль все остатки выпивки, — Мрачное место, скажу я тебе. Как чернокнижник скажу. Очень много смерти тут.

— О да, эта безумная девка просто обожает это место, — невесело сказал собеседник, — Сейчас это место давно пустует. Как напоминание о том, на что способен человек, если слишком увлечётся.

Они вышли на неширокую площадку. Отсюда действительно простирался хороший вид. Заходящее солнце, тонувшее в море домов. Купола, остроконечные крыши, тянущиеся к небесам. Лучи, отражающиеся на отполированные белых камнях стен и мостовых. Ларьки и дым костров. Облака, отражающиеся в ряби воды. Величественное зрелище.

— А теперь испей по-настоящему хорошее пойло, — он протянул Ангуль маленькую бутыль с разноцветной жидкостью, ежесекундно меняющей цвет, — Это бодягу пили ещё мои предки до Безумного короля. Традиционный напиток моей страны. И щепоточка традиционной магии.

Жидкость пахла морем, лесом и пылью. А на вкус была как ягодный сироп. А когда распробуешь — как виноградный сок. После неё остаётся приятное, долгое, тягучее послевкусие. Перед глазами заплясали искорки. Ангуль зашатало.

— Ты там не слишком увлекайся, — засмеялся спутник, — С неё башню срывает уже с третьего глотка. А с четвертого копыта отбрасываешь. Знаешь, как называется?

— Как?

— Слеза радуги. А как бы ты её назвала?

— Ягодно-виноградная штука.

— Тоже неплохо, — юноша пригубил напиток, — Ну что же, взглянем ещё раз на этот чудной мир?

— И на этих чудных людей… Знаешь, эти хтонические создания говорят про нашу ничтожность и уязвимость… Ибо мы — материя, скованная своими желаниями и стоящая на перепутье. А я верю в силу и величие человеческого духа.

— Человеколюбие тебя погубит, милочка, — юноша снова глотнул напиток, — Мой отец тоже любил людей… И это было его главной слабостью. Мне ещё долго разгребать то, что он натворил.

— Но ты посмотри! — продолжала Ангуль, не обращая внимания на слова юноши, — Смотри на эти счастливые и безмятежные лица! Что за тайны они скрывают? Что за секреты таят? Такие разные, такие пестрые… И их так много, они словно светятся неведомым пламенем. Ведь мы, люди, полны противоречий, мы — ходячее недоразумение, создания момента. Мы — мотыльки, летящие на свет пламени. Мы летим к солнцу на тающих крыльях. И мы — олень, завороженно смотрящий в глаза охотнику, что собирается его убить. Не добрые, не злые. Люди, что способны на подвиги и злодеяния. Лжецы, меняющие маски. Преподносящие свою душу. Как я люблю людей!

— М-да, вдало же тебе в голову, — покачал головой юноша, — Ничего, быстро отпустит.

Для Мелиоры это была не первая поездка в Керьон. Она уже была здесь, и это был первый её чужеземный город. Точнее, второй, ведь она, хоть и прожила почти всю сознательную жизнь на юге, была северянкой. Север… Разве не глупо скучать по землям, которые не помнишь? Разве не глупо слышать во снах голоса тех, чьи имена и лица давно позабыты? Разве не глупо с тоской смотреть на небо в поисках сияния? Это глупо. И нелогично.

Но сейчас это не имело значения. Эль ударил ей в голову. Она сжимала в руках холодную бутыль и глядела на северян, величавых и светловолосых. Ей было непривычно смотреть на тех, кто так был на неё похож. Один из них оглянулся, почувствовав на себе её взгляд, и улыбнулся. Красивый юноша, с глазами цвета серебра, с белыми, словно покрытыми инеем ресницами и бледными веснушками. Несмотря на жару, он был одет в серые меха.

— Землячка, — сказал он, подходя к ней и протягивая кружку с пивом. — Но одета, как чужак.

Он говорил с заметным акцентом, звук «а» произнося как «о», и пахло от него молоком и пивом.

— Я содержалась в одном из южных городов в качестве раба. Уж не знаю, продали меня или насильно взяли.

— Может, и насильно взяли. Какие-нибудь разбойники с южных прерий.

Мелиора пригубила пиво. Оно казалось ей каким-то непривычно-горьким, даже грубым по сравнению с южной выпивкой. Но это было питьё её народа. Её земель. Она закрыла глаза, ожидая, когда сойдёт пена, и задала вопрос, интересовавший её вот уже давно:

— Как же всё-таки закончилась сказка про кузнеца, выковавшего звезду для принцессы?

Глупо, подумала Мелиора. Почему он должен знать эту сказку? Всё-таки на севере не меньше народностей и регионов, чем на юге.

— О, у этой сказки две концовки, — улыбнулся северянин. — Одну рассказывают ведьмы с далёких тундр своим дочерям. Эта концовка печальна. Но я её не знаю, ведь я мужчина. Зато знаю другую. И она гласит, что принцесса, увидев, как кузнец падает замертво, горько заплакала и протянула к нему руку, но тот уже исчез — небо забрало его, превратив в созвездие. Умерев от горя, принцесса превратилась в Лунный Цветок, соцветие которого всегда повёрнуто в сторону этого созвездия. И поныне они смотрят друг на друга с любовью, для которой не нужно слов.

— И какая же из них правдивая?

— А ты думаешь, что правда только одна? — весело посмотрел на неё северянин. — Ну, а сама ты как думаешь?

Мелиора задумалась. Но ответ она уже знала. И шепнула его на ухо северянину, почувствовав на себе прикосновение его мягких белесых волос.

— Умная девочка. Северная ведьма, — он ласково потрепал Мелиору по волосам. — Никогда не забывай этого.

Он кивнул ей и ушёл к своим, нетерпеливо ожидающих товарища. Мелиоре только и оставалось, что смотреть вслед высоким женщинам и мужчинам в пушистых шубах, гордо вышагивающих среди загорелой толпы.

Вдали она увидела высокую башню и силуэты, махающие рукой и выкрикивающих её имя. Это был голос Ангуль и короля. Мелиора не удивилась. Тут знакомством с королём никого не удивишь, потому что распоследний забулдыга хоть раз, да выпивал с ним.

Когда Мелиора уже подходила, Ангуль чувствовала, как её начало потихоньку отпускать. Улыбка сошла на нет, огоньки, пляшущие перед глазами, исчезли вместе с желанием безудержно смеяться.

— Кажется, нам пора расстаться, — юноша на неё внимательно посмотрел, — Ты хотела узнать моё имя. Я Аргост Третий Юноликий, король Анлоя и глава Альянса.

Ангуль разинула рот. Мелиора стояла в дверях, скрестив руки и наслаждаясь изумлением подруги.

— В-ваше величество… Ваша светлость… Я…

— Ой, не стоит. Ненавижу, когда меня так называют. И кланяться тоже не вздумай. Я слежу за тобой, — король пригрозил ей пальцем.

— Здравствуйте, Ваше величество. Позвольте выразить своё почтение. Изволите с Ангуль общаться? Я не помешала вам своим присутствием? — подала голос Мелиора, которая, в отличии от Ангуль, уже довольно хорошо знала короля.

— Ну вот опять, — Аргост закатил глаза, — Я же прошу: Аргост. Просто Аргост. Мы же почти ровесники.

— Как прикажете, ваше величество.

Аргост цокнул и повернулся к выходу.

— Ох, не хочу топать на парад… Каждый раз одно и то же. Сил моих нет!

— Присутствие действующего правителя на подобных церемониях обязательно, — заметила Мелиора.

— А меня, думаешь, спрашивали, когда на трон усаживали? — жалобно спросил король, — Никто меня не спрашивал. Ладно, я пошёл. Вы давайте не болтайте. И смотрите на парад внимательно.

Король удалился, хлопнув дверью. Мелиора подбежала ко Ангуль. Она уже успела закупиться сосисками и зеленью.

— Ух ты, да тут целый пир!

— К сожалению, дамскую сумочку я себе позволить пока не могу, а то бы ещё больше достала. Да и денег маловато.

— Ничего, и этого вполне достаточно, — поспешила Ангуль её успокоить и откусила кусок от сосиски, — А ведь вкусно. Я бы сказала, демонически вкусно, — она посмотрела вниз, — Ты смотри-ка, ещё набежало.

На площади столпились представители аристократии и нищеты, молодого и старого поколения, жители всех стран, многие разумные расы. Мелиора принялась рассказывать о них, а Ангуль — разглядывать.

Молодая аристократия, пышнобедрые девушки с блестяшками в кудрявых волосах, повязками на лбу, поясами и тяжелыми гремящими украшениями. Новые, ещё зарождающие взгляды, течения. Миролюбие, человеколюбие, свобода, мечтательность. Они ходили по маленьким уютным кафе-верандам, вступали в клубы, занимались образованием и протестовали против старых порядков.

Учащиеся в школе, группки от пяти лет до двадцати. Постоянно вместе, постоянно перешептывающиеся и одинаково одевающиеся. Зевающие учителя и учительницы, всё время окликающие то и дело высовывающихся из общего строя учеников. Люди уже повзрослее, учащиеся в институтах, с книжками в одной руке и стаканом с пойлом в другой. Просто одетые, праздные, не высыпающиеся, уставшие и чертовски раздражительные.

Старое поколение аристократии. Чинные, вальяжные, с чувством собственного достоинства и глядящие на мир из-под томно прикрытых век. Двигаются изящно, словно лебеди. Плавно-плавно. И так же изящно кланяются друг другу. Почти все — нестерпимо могущественные маги, познавшие тайны мироздания и немерено гордящиеся этим. Как правило, со стрижками до плеч. Волосы собраны наверх. Головы украшают диадемы, заколки, а тонкие шеи — подвески с драгоценными камнями, на всех пальцах — кольца. Платья из дорогих тканей. Одна дамочка словно закуталась в облако. У другой платье мерцает разноцветными огнями. У третьей платье словно соткано из лунного света. В общем, всем своим видом они как бы говорят: «у меня куча денег и я не знаю, куда их ещё потратить. Может, прикупить ночной горшок из драгоценных камней?»

Големы, каменные создания, сильные, с жутко длинным кодексом чести. Лучшие строители, каменщики, мастера изделий. Умом-разумом не блещут. Их язык — язык тычков и затрещин. Заплатишь голему — и он будет твоим покорным слугой. Пока деньги не закончатся. Прямо из их щелей высовываются цветочки, их обвивает плющ, они поросли разноцветным мхом.

Гномы-мудрецы, гномы-ученые, гномы-ювелиры. Умны. Непредвзяты. Непоколебимы, словно сама земля. Письменность придумали они. Многие изобретения (материальные, конечно) принадлежат этим бородатым созданиям тёмных пещер и подземелий. Труд облагораживает гнома — вот их девиз. Не такие сильные и не такие тупые, как големы. Надёжные. Говорят, среди них есть женщины и они украшают свои бороды бантами и косицами.

Феи вылезли из своего леса и кварталов. Страна фей закрыта, в неё пускают очень и очень немногих. Не умеют говорить, зато всё понимают. Швеи, кулинары, танцоры. В отличии от эльфов, хорошие эмпаты. Их пыльца обладает волшебными свойствами. Она может убить или исцелить, всё зависит от её сорта и дозировки. Любят похищать детей для своих таинственных ритуалов. Городские феи не расстаются со своими сопровождающими. Говорят, среди них есть мужчины, и они вдохновили кочевников на создание мужских платьев и косиц.

Даже русалки приплыли из своих морей и океанов. С разноцветными длиннющими волосами и обнаженные. Смеющиеся, легкомысленные, хорошо поющие и обожающие гипнотизировать других.

Эльфы различных народностей. Кроме горных, есть ещё лесные, все рыжие и низкорослые, владеющие тёмной магией и живущие на деревьях. Они хорошо понимают растения и животные и используют магию крови, для своих ритуалов не гнушаясь приносить в жертву даже соплеменников. Не все эльфийские народы почтили своим присутствием этот праздник. Были ещё другие эльфы, другие расы и народы, многие из которых не признавали пантеон Альянса и были враждебны к государствам, входящим в него.

Среди таких народов были пустынные эльфы, что живут в необжитых людьми просторах пустыни Саа Нхи. Они пришли с другого другого континента и были высокими и краснокожими, их глаза горели янтарно-жёлтым, а головы они гладко выбривали, оставляя длинные волосы на макушке, которые собирали в хвост. Зимние эльфы жили в самых северных уголках Эстрая, них была синяя кожа и белые с голубоватым оттенком волосы, а глаза горели белым огнём. Они прятались от солнца под зонтами, потому что их кожа была уязвима к его лучам, и строили города изо льда. Они были воинственным народом и часто приносили чужеземцев в жертву некоему Хозяину Севера, оставляя их раздетых и связанных на морозе.

Северные люди со светлыми волосами, широкими лицами и светлыми глазами. Все накачанные, статные, могучие. Простые характером, но пишущие сложные для понимания стихи. Южане. Кто-то с вуалью, кто-то с покрытой головой. В шароварах, халатах, или же открытыми животами. Длинные черные волосы и толстые брови. Бороды. Кочевники с косами до пят, все разодетые, пьяные, бранящиеся даже больше Цайиль. С раскрашенными лицами. Жители Подзвездной империи. Разодетые в пух и прах, с многоярусными прическами, многочисленными украшениями в волосах, с просторными узорчатыми и яркими халатами, длинными юбками. Косые глаза, у некоторых они полностью черные. Коренные жители Керьона, с рубашками и брюками или в тогах, или же шерстяных бежевых платьях с причудливыми вышивками и узорами, с медного цвета волосами, заплетёнными в изящные причёски.

— Дорогу Верховным Жрецам! Дорогу Служителям Богам!

Впереди бежали юноши и девушки, разбрасывая лепестки. Сзади шел мужчина, вопящий во всю глотку и провозглашающий начало Великого Шествия.

— А сейчас начинается самое интересное, — оживилась Мелиора, — Парад Богов.

====== Начало конца ======

Все замерли в ожидании чего-то загадочного, непостижимого, как сами боги. Жрецов.

Они спустились с гор, молчаливые, горделивые, мрачные, хранящие в себе тайны мироздания. С малых лет они живут отрешенно от мира, от сует и мирских забот, но раз в году, в эту священную ночь, когда забываются все войны, а король с бедняком на равных, они оказывают Керьону честь своим присутствием.

Медленно, торжественно вышагивают они по улицам этого города, их лица бледны и бесстрастны, как у статуи. Они безымянны и безлики, их взгляды смотрят в глубь, в самую суть. Все собравшиеся здесь короли преклонили перед ними колена, ибо боги не ведают ни чинов, ни титулов, ибо для них все смертные лишь муравьи, копошащиеся в своем маленьком материальном мирке.

Впереди всех идет Верховная Жрица, чья покровительница — Первородный Жнец. Бритая голова её бела, как камни мостовой. У неё была горделивая осанка и торчащие кости. Она словно ходячий скелет, глаза её впалые, а губы бледные. Одежды её белые, подол платья волочится за ней. За Верховной Жрицей идёт Верховный Библиоткарь, жрец Хранителя Знаний. В руках он несет книгу, покрытую пылью. Священную книгу. Сочинения первого жреца, написанные на мертвом языке. До сих пор её до конца не расшифровали. Кое-где текст размыт слезами. На страницах пятна крови. Говорят, в длительной агонии первый жрец выводил букву за буквой, собирая остатки разума. Рядом с Верховным Библиотекарем идет ещё молодая девушка, Любящая, жрица бога любви. Она единственная, чьи губы тронула едва заметная улыбка. Самая юная и самая здоровая на вид. С собранными наверх волосами в узел. И розоватыми губами. Если чуть приглядеться, то в её глазах застыло то выражение, которое обычно у пьяного человека. А её лицо какое-то застывшее. Тянется, тянется вереница жрецов. Мудрость и силу разных богов они хранят, одеты они в белые просторные халаты, несут в руках атрибутику своих богов.

Любящая взобралась на помост и раскинула руки, оглядывая толпу внимавших её людей.

— Этой ночью мы собрались здесь, забыв все войны, распри, вражду. Ибо отныне и до рассвета вы не короли и подданные, не аристократы и нищие, не сильные и слабые. Этой ночью вы забыли о своей национальности, своей силе, своём положении, своей расе. Не посмотрит один на другого с ненавистью и не возжелает смерти другого, ибо это ночь перемирия и любви. Этой ночью мы не чины, не имена, не народы и не расы. Мы — дети богов, и сердца наши и дыхания едины. Этой ночью мы собрались, дабы восславить богов и их творения и подарить Вселенной свою любовь, как боги подарили нам свою. Мы прославляем Природу как храм истинной чистоты и гармонии. Мы прославляем Расы, ибо сильны они духом и хранят два начала, ибо они шедевр, созданный богами. Мы прославляем тварей живых, но неразумных, ибо они дети природы и наши младшие братья и сестры. Мы прославляем все живое и неживое, небо, солнце и землю, ибо во всем есть Боги. Мы прославляем саму любовь, ибо это подарок Богов!

— Славься, любовь! Славьтесь, боги! — кричали все столпившиеся хором, кроме безмолвных фей.

И запела толпа гимн мира, в котором пелось о зеленых полях, высоких горах, лесах, морях и океанах, степях, пустошах и долинах, о заснеженных просторах и пустынях, о небе, о ветре и пламени.

— Подумать только, — покачала Ангуль головой, — Сегодня ночью они словно один организм. А завтра всё будет как всегда, и войны и ненависть продолжится. Завтра утром короли снова станут королями, а нищие — нищими. Они ведь верят в разных богов, как же так?

— Просто полное познание божественной природы невозможно, и конфликты на религиозной почве не уместны. Так что все мы правы и в то же время неправы. Ты заметила, что у богов нет имен? Имена им придумали мы, простой народ. Жрецы не пользуются ими, ибо считают, что имя — это мирское.

Короли и королевы склонились. Ангуль впервые увидела свою императрицу, Ахель. Она недавно взошла на трон, но уже наделала шума. У неё были черные волосы с крупными волнами и вуаль. В ней чувствовалась горделивость и усталая мудрость. Красная юбка вздымалась при каждом движении, побрякушки трещали. Королева Эстрая была её полной противоположностью, воплощение Севера. Могучая, широкоплечая, в простой шерстяной тунике и бриджах. Но её лицо было воинственным, неистово решимым, а глаза холодно поблескивали, серые, словно лёд. Император Подзвездной Империи был черноволос, косоглаз, высок и худ, и каждое его движение было выполнено с изяществом и лёгкой брезгливостью. Его губы были поджаты, он весь был разодет и разукрашен, словно кукла. Утонченный. Надменный. Король Анлоя, столицей которого был Керьон, выражал смирение и скуку, всё его лицо как бы говорило: «заберите меня отсюда». Король горных эльфов в кои-то веки присмирел, и его лицо было кротким. Рядом с ним король лесных эльфов, кудрявый и пузатый, тихонько усмехался. Королева големов неуклюже склонилась, глядя вниз. Король и королева эльфов (хотя я подумала, что это близнецы) не летали, они были на земле, без сопровождающего их мальчишки. Король гномов оперся на свой топор и глядел на жрицу с недоверием и даже в какой-то степени укором. Королева русалок в воде просто опустила голову.

— Внемлите мне, о короли родов, ибо вы такие же, как и те, что подчиняются вам, и сравняет вас рука жнеца. Помните о кончине вашей, ибо скоротечна ваша жизнь, помните о том, что вы дети богов и равны вы перед ними. Благословляю я вас и подданных ваших, правьте мудро, и будет ваш путь легок и долог, и не станет мутным ваш рассудок.

— Да восславятся боги, — нестройным хором сказали правители.

И тут у Ангуль заурчало в желудке.

— Эх, приятель, тут такое свершается, а ты бурчишь, — вслух сказала она своему чреву.

— Это в лишний раз доказывает, что ты живая, — Мелиора порылась в сумке, — Я закажу еду. Что будешь?

— А разве сейчас все не на параде? — изумилась Ангуль, — Мне кажется, что, когда все вокруг прославляют равенство и любовь, заказы немного неуместны.

— А почему нет? — искренне удивилась Мелиора, — Боги богами, но есть-то надо. Да и к тому же, церемония скоро закончится.

Все столпившиеся внизу, как по команде, задрали головы и стали считать.

— Ась? Чего? — Ангуль захлопала глазами, — Что я пропустила?

— Ничего особенного, — успокоила подругу Мелиора, — Сейчас будет отчет до конца последнего дня уходящего года.

Некоторые были радостными, некоторые плакали. Некоторые махали платочками. Кто-то запустил салют. Группа детей пустила предварительно подожженные кораблики по воде. Русалки, улыбаясь, провожали их взглядами. Кораблики, светящиеся разными огнями, плыли по темной воде и скрылись за домами. Красивое было зрелище.

— Люди прощаются с уходящим годом, — объяснила Мелиора, — Примета у здешних жителей такая, отпускать все то, что было в этом году и встречать новый обновленными и свободными.

Отчет закончилось. Толпа громогласно воскликнула «ура» и начала редеть. Все стали разбредаться кто куда. Жрецы произнесли ещё одну пламенную речь о новом годе и ушли.

— Ну вот, теперь можно. Тебе что заказать?

— Не знаю, — я задумалась, — Хотелось бы какого-то разнообразия. Может, кухню Подзвездной Империи?

— У них либо перебродившее, либо сырое. А ещё они едят насекомых.

— Помнится, мы с семьей ели вымя, — вспомнила я, — Вкусно было…

— Фу! — Мелиора брезгливо сморщила нос.

— Какой избалованный городской ребенок! — восхищенно сказала Ангуль, — Ну, а что насчет северян?

— Их кухня отличается скромностью, — Мелиора пожала плечами, — Рыба, мясо, растительные культуры, приспособленные к холодному климату. Вкусовыми качествами блюда похвастаться не могут, зато в них достаточно питательных веществ. А если брать кухню Архипелага, то она на любителя. Одно из праздничных блюд, например, мясо, бродившее примерно 5-7 месяцев. Климат холодный, так что процесс гниения немного замедляется.

— Ну, а что насчет кочевников?

— В основном мясо. Иногда некоторые виды овощей. А ещё кобылье молоко.

— А здешние блюда?

— Тушеные, копченые. Много овощных культур. Резкостью вкуса не отличаются. Супы и хлеба. Много видов супов, похлебки, крем-супы, супы-пюре. Сыры и десерт, в основном леденцы различных форм. И салаты. Комбинированные, в общем, блюда. Сочетают несочетаемое. Сладкое и мясо, например.

— Самое то! — воскликнула я.

— Что касается меня, то я выберу блюда Кирьхурата. Люблю острую еду.

Они пировали до рассвета, не спускаясь и не участвуя во всеобщем веселье. Зато наблюдали за празднующими. На рассвете девушки заснули, и последнее, что они услышали, была угроза кочевника напоить кого-то молоком кентавра.

Проснулась Ангуль от жары и криков. На небе было зарево. С улицы доносился топот шагов, ругань, плач. Живот болел, кожа покрылась потом. Вставать не хотелось, но всё же она с трудом разлепила глаза, чтобы узнать, что происходит. Кудрявая голова Мелиоры вдруг загородила её обзор.

— Проснись, Ангуль, война началась!

— Что? — сонливость как рукой сняло.

— Военный конфликт с Анлоем и Подзвездной Империей. Подвездная империя требует суверенитет и выход из Альянса. Армия противника атаковала Керьон.

Только сейчас Ангуль поняла, что нахожусь не в башне. Я лежу в огромной кровати, а небо с заревом вижу через огромное окно. Стены были покрыты драгоценными камнями, портреты висели на них и грозно смотрели на нас. Пол был вымощен узорчатой плиткой золотистого цвета. На потолке — картина, изображающая небо с тремя лунами и черными птицами.

— Где я?

— Во дворце Его величества.

— А… Сколько я проспала? Что я пропустила? Какая ещё война?!

— Ты проспала двое суток. За это время созвался совет, на котором император Цлин Шанотли объявил о желании создания автономного государства. Его величество ответил ему отказом и тем самым спровоцировал императора на конфликт.

— Но…

— Нет времени на болтовню! — рявкнул кто-то в дверях, — Замок атакуют! У нас много раненых! Целительница, за работу! Ты, черная! Будешь её вместе со нами охранять!

— Но я плохо… — попыталась было возразить Мелиора.

— А ну пошла!!! — рявкнула стражница и погнала девушек из комнаты.

Вместе с ней было два парня. Троица была внушительного вида и было видно, что с ними лучше не спорить. Все побежали вниз и вышли во двор.

Повсюду были сражающиеся люди и големы. Валялись мертвые и искалеченные тела. Было много крови. То тут, то там, были вспышки. Все кричали, бегали, злились и атаковали любую движущуюся цель. В этой суматохе было непонятно, кто друг, а кто враг.

— Но я думала… — снова начала Мелиора.

— Некогда думать! — отрубила стражница, — Идёт война, ясно? Живо за работу!

Парни уже отбивались от атакующих кочевников. Мелиора подошла к умирающей маленькой девочке. Её белые косы были разметались по земле, платье было перепачкано кровью. Она судорожно хватала ртом воздух и хрипела, ошеломленно глядя в пустоту. Мелиора опустилась над ней и провела по её телу ладонью. Затем принялась лечить. На Ангуль налетел юный кочевник. Он раскрыл рот в боевом кличе, и у него были видны кривые клыки, а глаза выпучились в бессильной ярости. Он наслал на противницу проклятие и напустил демонов, но благодаря суровым урокам Цайиль та научилась сопротивляться многим проклятиям, а это показалось ей детским лепетом. А вот отбиться от демонов было труднее. Демоны пытались опутать разум чернокнижницы, прорывались зубами и когтями к душе, готовясь проглотить её, но Ангуль не уступала им. Чудом она смогла победить.

Мелиора настраивала жизненные потоки девочки, чувствуя тепло и пульсацию её силы. Раны под её пальцами, объятые светом и накрытые волнами исцеляющих вод, затянулись, но пострадало не только её тело.

— Я вылечила её, но рассудок не спасла, — упавшим голосом сказала Мелиора.

— Ничего, — прокричала стражница, отбиваясь от трёх жителей Подзвездной Империи, — Если кого-то трудно исцелить, то брось, беги к другому.

Два её соратника уже валялись мёртвые. Мелиора взглядом принялась искать раненых, пытаясь успокоить панику. Она всё ещё помнила, как металась вокруг раненой Ангуль в Изумрудных Горах, будучи не в силах ничего сделать. Внезапно её взгляд остановился на бездыханном теле. Это был Тхари. Тот самый огненный маг, тренировавшийся с ней на полигоне. Он лежал на земле обожжённый, с разодранной грудью, и глаза его, сочившиеся кровавыми слезами, равнодушно смотрели в небо.

— Нет… — сказала Мелиора дрожащим голосом.

— Не время оплакивать павших, Мелиора! — Ангуль схватила её за руку, — Потом наревёмся!

Ангуль почувствовала нож в спине и обернулась. Сзади неё стояла кочевница с окровавленным клыком в руке. Ангуль ударом ноги выбила оружие у неё из рук.

— Что, в рукопашную? Как две честные трудящиеся женщины?

Она криво усмехнулась. На её лице была боевая раскраска, преимущественно красных оттенков. Цвета зарева и крови. Цвета войны.

Ангуль не стала дожидаться, когда она атакует, а просто ударила кулаком в солнечное сплетение. Женщина кашлянула кровью. Не давая ей опомниться, Ангуль наносила удар за ударом, а та ей. Женщина была поразительно похожа на Цайиль.

Мелиора бросилась лечить голема. К ней пристали два черноглазых боевых мага Подзвёздной Империи. Разделавшись с прежними противниками, стражница поспешила к целительнице и успела нейтрализовать их атаку, отдав все свои силы. Бездыханная она упала под ноги Мелиоре, а та не смогла сдержать крик, закрыв лицо руками. Внезапно она услышала в своей голове голос императрицы. В бою за тебя думает твоё тело. Эти слова она сказала ещё на первом уроке. Во время битвы каждая секунда на счету. Мелиора бросилась к ближайшим раненым. Весь испуг куда-то ушёл, она уже без сожаления покидала безнадёжных и не смотрела на воинов, защищающих её. Всё, о чём она думала — спасение тех, кого можно спасти.

Ну чего уставился, помогай давай!

Противницу Ангуль разорвало, и её внутренности и кровь обрушились на чернокнижницу. Она последовала за Мелиорой, откидывая тех, кто нападал на неё, пока окончательно не обессилела. Наконец она упала на колени и оглядела поле битвы.

Теперь она понимала, почему эльфы песнями останавливали войны. Эльфы пели о том, что видели. А видели они следующее: убитые и изувеченные молодые люди, ещё не успевшие вырасти. Лица, искаженные яростью. Море крови, оторванные конечности, распотрошенные трупы, обугленные останки. Искалеченные судьбы. Дети, что вместо игрушек держат оружие. Дети, что рано взрослеют. Люди (и не только), что никогда не станут прежними, ибо то, что они видели и делали, навсегда оставит в них отпечаток.

Вдали бились жрецы. В основном низкоранговые. Один из них, тот, что в изнеможении повалился было за землю, вдруг весь засветился, засиял, словно у него открылось второе дыхание, и начал разить всех вокруг. Он вдохновил других жрецов. Ангуль думала, такое бывает только в сказках. «И мне это точно не видать. Повезет, если я вообще выживу…», — подумала она.

Мелиора сидела над бьющимся в судорогах солдатом, который убил противника, попытавшегося ударить в спину целительницу, но сам был ранен. Она прислонила руку к его разгоряченному лбу. Мягкий свет проник в его разум, освободив от боли. Такое состояние было опасным, потому что заснув, он мог не проснуться. Но так же он мог и умереть от боли. Мелиора проводила пальцами по почерневшим сосудам юноши, вытаскивая демоническую энергию, загрязнявшую его жизненные потоки, останавливала кровь, сочащуюся из его ран, в общем, делала всё, чему её учили в Академии. Вскоре опасность миновала. Внезапно Мелиора услышала хрип Ангуль и испуганно обернулась.

— Мне надо…

— Что? — хриплым голосом спросила целительница.

А вот что конкретно надо, Ангуль не понимала. Но она знала, что ей надо было войти в мир демонов.

— Тут где-нибудь есть источник воды?

— Фонтан… Но вода там грязная…

Ангуль бросилась к нему, спотыкаясь о трупы и то и дело поскальзываясь на лужах крови. Одновременно она отбивалась от атак. Плюхнулась в воду и закрыла глаза. У Ангуль не было опыта путешествий в мир демонов. Цайиль не успела её этому научить. Но всё же надо попытаться. Возможно, после этой битвы она станет сильнее, если её до этого не убьют.

Цайиль говорила, что мир демонов меняет чернокнижника. Тот чернокнижник, что вошел туда, не является тем, что вышел. А ещё что этот мир ужасно изменчив и доверять там можно лишь шестому чувству, да и то не всегда.

Ангуль лежала на дне, окутанная тишиной. Волосы разметались в воде. Она чувствовала давление. Мимо проплыло что-то скользкое. Вскоре тело начало сводить судорогой: дыхание заканчивалось. Но всплыватьбыло нельзя. Многие новички погибали, так и не добравшись до мира демонов. Но зато вода — самый надежный проводник. И самый безопасный.

Силы покидали меня. Ангуль порывало всплыть и глотнуть воздуха. Она с трудом заставляла себя оставаться под водой. Где-то через минуту она ослабела, мышцы расслабились, вода хлынула в лёгкие. Она почувствовала эйфорию. Ту предсмертную эйфорию и лёгкость, что чувствуют утопленники перед смертью…

Там было темно. Но темнота эта была не та, к которой Ангуль привыкла. Она была яркой. Она мерцала. Она говорила со Ангуль. Чернокнижница побежала, сама не зная куда. Ноги сами вели её, увлекаемые интуицией. Девушке оставалось только довериться.

Ей показалось, что шла она долго. Но время здесь обманчиво. То, что кажется секундой, на самом деле вечность. То, что кажется вечностью, лишь секунда. Если бы тут были часы, то они бы то вращались, как сумасшедшие, то замедлялись, то и дело останавливаясь или вовсе поворачивая вспять. Так что нельзя было сказать, долго она шла или нет.

Тени скользили вокруг Ангуль. Если бы она остановилась, то была бы растерзана ими. Если бы она посмотрела на них, то навеки не смогла бы отвести взгляд. Не стоит ни верить им, ни слушать их речи, ибо лжецы они, и лгали ещё тогда, когда мир только зарождался. Здесь нельзя никому верить. Даже себе.

Скоро тени исчезли. Стихли их речи. Стало хорошо и спокойно. Ангуль поняла, что забрела слишком далеко. И что она в огромной опасности.

— Почему новичок забрел в такие дебри? Ужель твой мастер не учил тебя, что надо здесь осторожным быть?

Выговор был незнаком ей. Ангуль оцепенела, скованная страхом. И в то же время она не чувствовала угрозы от него.

— Кто ты?

====== Танец теней ======

— Тёмный?

Ангуль с ужасом посмотрела на известного чернокнижника.

— Во что ты превратился?!

— Такова моя расплата за могущество. Меня терзают души тех, кого я замучил и демоны разрывают на части.

— Ты не жалеешь об этом?

— Жалеть о могуществе? — Тёмный глухо рассмеялся, — Нет, я никогда не жалел о могуществе. Я всегда стремился быть сильнее. Знаешь, что самое смешное? — Ангуль помотала головой, — Я не лицемерю.

Он оглядел пришелицу с ног до головы, и взгляд его обжигал.

— Так что привело тебя сюда, дева?

— У нас война с Подзвездной Империей. Я сражалась, а потом почувствовала, что мне нужно сюда. Я сама не знаю, как оказалась здесь. Ноги сами вели меня сюда.

— Так какие империи повздорили между собой? Седалия?

— Седалия распалась. Люди образовали Подзвёздную Империю.

— Сколько столетий минуло с тех пор, как я отошел в этот мир?

— Пятьсот лет. Пятьсот два, если быть точнее.

— Понятно, — Тёмный не казался ни грустным, ни удивлённым. Он оставался спокойным. Или непроницаемым, — Значит, люди в халатах? И кочевники? — Ангуль утвердительно кивнула, — А кто правит Анлоем?

— Династия Астрион.

— Тогда у вас мало шансов. Почему не Скарель? Или Лянко? И что случилось с моим родом?

— Скарель и Лянко слишком заняты враждой между собой. Твой род вымер.

— Понятно, — и снова безразличие, — А кто правит Подзвездной Империей? Древние династии тоже вымерли? Что с племенем Ыырс-Цйхлук?

В общем, Ангуль пришлось рассказать весь курс истории, начиная с 1809 года.

— Как хорошо, что я ушел раньше и мне не пришлось наблюдать закат великой эры. Все самые могущественные роды так называемой Подзвёздной Империи вымерли, племя Ыырс-Цйхлук обеднело. Значит, бояться тебе нечего, с твоей силой ты можешь даже их короля умертвить, если постараешься. К сожалению, этот потенциал твоя учительница раскрыть не может. Ищи себе старую учительницу из кочевых племен, которая помнит Презренного Короля. Желательно из остатков племени Ыырс-Цйхлук. Они хорошо прячутся, но при всем желании их можно найти, — Темный немного помолчал, погрузившись в свои мысли, — Знаешь, девочка, я бы сам тебя взялся учить, да вот только не могу, мои демоны меня не отпустят. Но я могу помочь тебе. Итак, ты готова?

— Наверное…

— Никаких «наверное». Да или нет?

— Да!

— Хорошо. Слушай меня, девочка. Запоминай каждое слово, ибо каждая ошибка может стоить тебе многого. Жизни, например. Или души. Это старая магия, в ту эпоху, когда я жил, её знали лишь старики. Они называли её «теневым искусством». У каждого живого существа есть тень. Многие думают, что это просто недостаток света. На самом деле это двойник, ибо у каждого живого существа есть проекция, которая неярко выражена в материальном мире, но здесь она живая. Если что-то сделать с тенью, то с её обладателем случится тоже самое. Многие чернокнижники старого поколения насылали таким образом проклятия. Оракулы гадали по теням. И ворожили, и отвораживали именно при помощи теней. Эту магию забыли, потому что она сложная и ей не каждый овладеет. И к тому же, многие люди боялись своих теней.

— Но почему?

Темный промолчал.

— Твои способности заблокировали, связав твою тень, — наконец сказал он.

— Но я отбрасывала тень!

— Это ещё ничего не значит, — он снова сделал паузу, — Ты можешь убить тень, но за это ты должна отдать свою кровь. Пользуйся этим с умом, за одно путешествие убивай двух-трех, а потом делай перерыв в одну луну. А в этот раз тебе лучше убить только одного. Пусть ты и сильная, но ты новичок. Многие юнцы так погибали, потому что думали, что одних способностей им хватит иесли что, откроется второе дыхание.

— Надо же, Цайиль на меня на уроке Сопротивления сразу проклятие наслала, — хмыкнула Ангуль.

— Кочевники всегда отличались суровостью. В этом их самая большая ошибка. Молодым наставникам лучше не доверять, ибо сами они не окрепли духом и телом. Из какого племени твоя наставница?

— Кцель-Клетлитцут. Ужасное название, ума не приложу, как я его запомнила.

— Тоже очень старое племя. И очень воинственное. неудивительно, что она так сурова с тобой. И всё равно я настаиваю, чтобы ты отказалась от неё.

— А что, двух наставников нельзя?

— Нет. Наставник должен быть один, и желательно на всю жизнь. Подойди ко мне, девочка.

Ангуль послушно подошла, давясь от зловонного дыхания душ. С близкого расстояния она слышала крики мертвых людей на самых разных языках, потонувших в шипении и смехе демонов. Тёмный протянул ей руку (если это вообще можно назвать рукой) и сунул её ей в грудь. Боль полоснула девушку, она задергалась в судорогах, захлебываясь кровью. Ангуль чувствовала его руку внутри своей груди, руку, проткнувшую кожу, рвущую мясо. Тёмный вытащил бьющееся сердце. Оно пульсировало, кровь стекала с него и испарялась на полпути. Сердце вспыхнуло, пламя из ярко-оранжевого стало пронзительно-черным. Боль исчезла, оставив место жгущей ярости и ненависти ко всему сущему. Ангуль готова была рвать и метать. Она готова была ногтями драть плоть, выдирать внутренности, исполосовывать кнутом несчастных. Сердце потемнело, засветилось тьмой. Именно тьмой, не светом. Тут, в мире демонов, всё по другому, и рассказать о том, что здесь твориться, трудно, как и попытаться представить себе человеку, который никогда здесь не был.

Тёмный вернул сердце на место. Рана зажила, остался лишь уродливый черный шрам.

— А теперь иди. Демона своего не вызывай, он тень не сможет тронуть, а вот она его запросто.

— Подожди, а как мне убить-то тень?

— Ты сама это поймешь. Я не смогу тебе это объяснить.

Между ними разверзлась бездна. Ангуль без раздумий прыгнула в неё. В этот момент она не ведала ни страха, ни сомненья. У неё словно выросли крылья. Крылья, как у летучей мыши.

Попала она прямиком в Подзвездную Империю, в замок династии Кеширам. Точнее, на тот уровень, на котором тени были сильнее владельцев. Карман этого мира, если угодно. Подле себя она увидела свою тень, которая была похожа на неё как две капли воды. Вот только волосы у неё были седые, глаза томно прикрыты и виднелась блуждающая улыбка. Ангуль засмеялась, почувствовав невиданную лёгкость и счастье. Это было словно встреча с сестрой после долгой разруки. Они взялись за руки и зашагали по залам, нога в ногу.

Император Хнул Урдук Харбуку Хали Умуль Чкей Двенадцатый, Превозносящий Небесного Дракона-Отца, Оседлавший Белогривого Скакуна, Кукловод Войны, Повергший Наземь Нечестивого Колдуна, Гроза Бездушных, Всадник Справедливости, Единственный И Полноправный Владелец Сияющей Долины, Сын Луны, Прекраснейший Муж Из Всех Земных Мужей (ну и так далее) сидел на троне, подперев тонкой рукой заостренный подбородок. Смотрел он вниз, и лицо его было непроницаемым. Глаза его были абсолютно черными и похожи на две косые щелочки. По телу растекались духи, вокруг него росли цветы цвета крови. Если приглядеться, в них можно было увидеть миниатюрных человечков. Аура вокруг него была тоже цвета крови. Ангуль подумалось, что это и называется «страшной красотой».

— А где тень? — изумленно спросила она.

— Я и есть его тень, — ответил император рокочущим голосом, — Он сзади меня.

Они заглянули за спину тени. Император тут выглядел, как ребенок. На нем был простой серый халат, его лицо было всё в крови, по щекам стекали слёзы.

— П-понятно…

Тень внимательно смотрела своими черными глазами. Решившись, Ангуль царапнула кожу на запястье. Брызнула черная кровь. Попадая на бледную кожу тени, она шипела и испарялась, оставляя ожоги. Тень не шелохнулась. Тень Ангуль смотрела на неё со злой усмешкой. Ангуль царапала кожу, заставляя кровь попадать на мраморную кожу тени императора. Ничего. Ноль внимания. Как смотрел, так и смотрит.

— Т-тень, помоги мне! — взмолилась Ангуль.

В ответ на это её тень заухмылялась ещё больше. Тень императора улыбнулась, её улыбка была такой же черной, как её глаза. Черная щелочка рта, черные щелочки глаз. Жутко зрелище. Ангуль видела подобных кукол у себя в деревне. В детстве она их боялась.

— Ты не представляешь, во что ты вляпалась, хи-хи-хи, — зашлась гнусавым смехом тень Ангуль, — Вы думаете, что мы ваши. Но ведь это вы наши, и в глубине души вы знаете, что это правда.

— Это ещё неизвестно, — сказала Ангуль, протягивая руку в сторону тени императора.

Та встала, двинувшись ко мне. Наши губы соприкоснулись холодном поцелуе. Она вытягивала из Ангуль душу, а та ей это позволила. И она бы позволила ей вытянуть из неё всю душу. О, она бы отдала вечность за этот поцелуй.

И она позволяла ей завладеть собой, пока тень Ангуль сзади вытянула фамильяра, который вновь ослаб, как тогда, в пещере. Но Ангуль было неважно.

— Так и знал, что тебя придется спасать.

Тень императора разлилась черной кровью, брызнула на Ангуль, а её тень зашипела и отскочила. Фамильяр вздохнул с облегчением. Ангуль дотронулась пальцем до своих губ, ещё хранивших холодное прикосновение тени. Душа возвращалась, рана пульсировала.

— Спасибо, Тёмный, — сказал демон.

— Это в последний раз. Научись пользоваться тем, что я тебе дал.

Боль утихла, но осадок остался.

— Ненавижу тебя, Тёмный, — сказала Ангуль, которая всё ещё была околдована тенью.

— Пора возвращаться, Ангуль, — сказал демон.

— О мерзкий демон, я бы отдала твою душу в обмен на её поцелуй.

— Пора возвращаться, — повторил демон.

Ангуль выскочила из воды, кашляя и захлебываясь. Платье было разорвано, на груди виднелась черная метка. Она с трудом поднялась и огляделась. Трупов вокруг заметно прибавилось, они устилали землю, изуродованные, с застывшей гримасой ужаса на лицах. Оставшиеся воины вдали бились из последних сил.

Ко фонтану подбежала Мелиора.

— Сколько минут прошло с тех пор, как я легла на дно фонтана?

— Примерно пять минут.

— Что, во имя всего, здесь произошло?!

— Мы проиграли.

— В смысле?

— В прямом, ведь, как ты успела понять, я только такой и подразумеваю. Королевская стража и жрецы потерпели поражение. Сейчас вся надежда на медиумов.

В саду больше никого не было, и только Вестники Смерти хлопали черными крыльями и взирали на девушек своими красными глазами.

— Надо помочь им!

— Мне поручили эвакуировать небоеспособных.

— Тогда пошли.

Девушки поспешили покинуть сад. Валил черный дым. Дома были пустые, звенящая тишина стояла в городе, и лишь рев пламени и отдаленных криков нарушал её. Далеко кто-то взорвал здание, одно разлетелось на куски. Отсюда, с безопасного расстояния, было видно, как осколки камней летят в разные стороны и население кричит от ужаса. Улицу объяло пламенем.

— Ветер дует в нашу сторону. Это не очень хорошо, — сказала Мелиора, — Нам лучше поспешить. На всякий случай лучше закрой нос и рот рукавом.

Ангуль последовала её приказу. Они добрались до небольшого здания, на желтой стене которого были нарисованы дети с венками и написано: «ОБЩИНА ДРУЗЕЙ ГОТОВА ПРИНЯТЬ ТЕБЯ!», и спустились в подвал.

В полутемном помещении были дети, старики и кормящие матери. Многие из них были покрыты язвами и струпьями. Многие всхлипывали. Некоторые лежали на полу и безразлично смотрели в потолок, пока крысы грызли их. Ангуль убила крыс, а Мелиора стала по очереди осматривать раненых.

— Ты ещё кто? — неприветливо спросила мать, — Че уставилась, шлюха?

— Я целительница и сейчас окажу вам помощь и помогу эвакуироваться. А она, — она указала на Ангуль, — будет охранять нас.

— Ась? Знахарка? — прошамкал старик, — Эге, опять маг! А я вот говорю: магам не верить! Всё они обманывают! Бесстыдники, богов бы убоялись! Уж сколько лет пью настойку лунного соцветия, и здоровехонек!

— Вот-вот, — подтвердила девочка, — А с этой черножопой я никуда не пойду, — она ткнула пальцем в Ангуль.

— А ну руки от меня свои сраные убрала! — наорала на Мелиору кормящая мать, — Не смей прикасаться ко мне, безбожница! Все вы, богатые, лишь хотите нашей смерти! Вот у Риз ляльку-то загубили, гады! Залечили!

— Эй ты, знахарка, — окликнул её парень-ровесник, — лучше бы ты этими ручками… — дальше он сказал такое, отчего Ангуль с Мелиорой покраснели до ушей. При этом он делал движения, которые не покажут в приличном обществе.

— А ниче такая белобрысая! — подхватил другой, — На разок сойдёт!

— Мелиора, оставь их, — перебила Ангуль парней, — Надо эвакуировать их, пока сюда полоумные кочевники с горцами не ворвались.

— Нет, мы никуда не пойдём! — заупиралась мать, — Ненавижу знахарок! Лучше умру, чем позволю себя лечить!

— Мы сгорим вместе с этим домом, — подтвердил старик.

— Делайте что велят и не вякайте! — рявкнула Мелиора, подбоченившись и метнув в сторону парней испепеляющий взгляд.

— Но… — промямлил один из них.

— Бошки поотшибаю! Руки в ноги и вперед! Ать-два!

Мелиора круто повернулась и направилась в сторону выхода. К удивлению Ангуль, это сработало. Люди, кряхтя, начали подниматься и следовать за ней. Трёх худощавых и неходячих Ангуль, привыкшая с детства таскать тяжести, подняла сама и понесла.

Все встали вокруг Мелиоры. Она приказала коснуться её. Затем достала странного вида реликвию и что-то сказала. Сжимаемых в побелевших пальцах целительницы предмет засветился. Вскоре они очутились в каком-то подвале. Кроме прибывших, тут ещё было много людей. В основном это были больные, исхудавшие, сумасшедшие, совсем дряхлые старики, или с отсутствующими конечностями. Немало было и матерей с грудными младенцами или просто малолетними детьми. Всех более или менее взрослых отправили воевать. Было не протолкнуться. То тут, то там, слышалась ругань. Зловонные дыхания смешались воедино, из-за этого было очень душно. Чувствовался нестерпимый запах немытых тел и болезни.

— Тут кому-то нужна помощь целителя? — громко спросила Мелиора, оценивающе оглядывая толпу.

В её сторону посыпалось следующее:

— Да ты че, твою мать, серьезно?

— Нам тут всем нужна помощь, у тебя глаза, что ли, на заднице?

— Опять малолетку привели! Молоко ещё на губах не обсохло!

— Пошла прочь, знахарка! Ты убить нас хочешь, а не вылечить!

— Лучше бы ты оказала другого рода помощь, шлюха!

Ангуль скрестила руки.

— Значит так, целительнице не хамить и вести себя как подобает.

Мелиора положила ей руку на плечо.

— Лучше молчи, Ангуль, ты не умеешь с ними разговаривать. Я выросла среди таких людей и знаю их психологию. А ты можешь вправлять кости.

Мелиора принялась обходить людей и осматривать их, перебраниваясь с ними и полечивая. Ангуль ходила за ней хвостиком и волком смотрела на того, кого лечат, и, если требовалась Мелиоре помощь, помогала. В основном это было вправление костей.

— Если бы были подходящие снадобья и оборудование, — пожаловалась Мелиора, — А то у меня с собой только предметы первой необходимости.

— У нас они есть, — сказала подошедшая к ним темнокожая женщина. На её голове была белая повязка. На такой же белой тоге виднелись следы крови, — Надо было сразу подойти к нам.

Она протянула мешок. Мелиора раскрыла его и критически оглядела вывалившиеся скляночки и ножи.

— Ну, тут есть не все, что необходимо, но всё же лучше, чем ничего.

Увидев знакомые снадобья, люди обрадовались. Работать стало лучше, тем более нам помогала темнокожая женщина, представившаяся как Канали. Так что мы обошли за довольно короткое время большое число людей и даже не сильно устали.

Внезапно Мелиора остановилась.

— Со мной связался помощник верховной целительницы и сказал, что моя помощь больше не нужна и всех небоеспособных эвакуировали, — немного помолчав, она добавила, — А ещё император умер.

Ангуль вспомнила момент с тенью и густо покраснела.

— Так, ещё он сказал, что воины Подзвёздной Империи отступили.

Люди, услышав это, оживились.

— Ура! Слава богам!

— Вот так-то! Знай наших!

— Ха! Так и надо этим косоглазым, разрази их гром и молния!

— Самолично бы дрючил их тощие зады!

— А кочевников мы выгнали, — добавила Мелиора.

— Ну наконец-то! А я ведь говорила, что добром это не кончится!

— Давно пора!

— А вот нефиг было, нефиг!

— Нам надо возвращаться, Ангуль. Всё закончилось, — повернулась ко подруге Мелиора.

Они телепортировались в замок. Там дело обстояли лучше, по крайней мере трупов не было. Навстречу шёл заместитель короля.

— Здравствуйте, — девушки поклонились, — Со славной победой нас, господин заместитель.

— Рано радуетесь, девчонки, — хмыкнул заместитель, — У него ведь брат есть. А тот ещё хуже.

— Но всё же…

— Не перебивайте, когда с заместителем разговариваете, — оборвал он, — Его Величество сейчас на аудиенции с братом императора.

— Как вы думаете, к какому соглашению они придут? — заискивающе спросила Ангуль, — Вы ведь разбираетесь в политике?

— Конечно, разбираюсь, иначе не был бы такой важной фигурой при дворе Его Величества, — мужчина надулся он гордости, — Лунь Клио Цай Шерш Махот очень хитер. Как и его брат, он разбирается в военном деле. Если Его Величество не согласится с его требованиями, то, боюсь, нам придется как следует попотеть, чтобы не проиграть войну под предводительством брата императора.

— А вы так в этом уверены? Ну, что выиграете? — спросила Мелиора.

— Мы сделаем всё возможное, — уклончиво ответил заместитель.

— В любом случае, время покажет, — медовым голоском ответила Ангуль, — Его величество что-нибудь да придумает, верно я говорю? А теперь, если вы позволите...

Девушки откланялись и пошли по коридору. Заместитель посмотрел им вслед тяжелым взглядом и ушел восвояси неслышным шагом.

— Неплохо держалась, — похвалила Мелиора.

Девушки вошли в королевские покои. Там столпились медиумы. Они потягивались, зевали и перешептывались.

— Ну когда уже пожрать-то можно? Я готов съесть целого быка, — проскулил мальчик.

— А я два, — поддакнула девочка.

— Кости ломит.

— Спать хочу!

— А мне понравилось…

Медиумы как по команде повернули головы в наши стороны.

— Эй, дамы! Вы чего преспокойно разгуливаете по королевскому замку? — спросил один из них.

— А хотим и разгуливаем, — огрызнулась Ангуль.

— Вам заняться больше нечем? — иронично изогнул бровь первый мальчик.

— Ну, можем вломить вам.

— Ладно-ладно, — он примирительно выставил руки вперед.

— Ну, как дела? — поинтересовалась я у девочки, готовой съесть двух быков.

— Пока не очень, — она пожала плечами, — При дворе императора есть могущественный медиум. Нам пришлось попотеть, прежде чем прикончить её.

— Вы же новички, так?

— Обижаешь. Мы уже десять лет как опытные медиумы. Новичков к охране короля не допускают.

— Десять лет всё равно мало, — возразила Мелиора, — Прежде чем приступить к важной деятельности, маг, работающий с тонкими материями, должен тридцать лет учиться и двадцать лет практиковаться с подстраховкой, осуществляемой учителем.

— Ну так я тут самая неопытная, — девочка махнула рукой, — А у этого, например, опыт сорок пять лет. У этой — тридцать семь.

— Да ну! — не поверила Ангуль, — Да вы выглядите лет на тринадцать!

— Ну и что? — фыркнула девочка, — Магия продлевает жизнь, деточка!

— Ладно… А когда король вернется?

— Да сейчас должен.

— Что должен?

Ангуль обернулась. Король стоял в дверях со съехавшей короной набок и был сильно раздражен.

— Ну и что у тебя попросил брат императора? — нахмурилась она.

— Суверенитет и выход из Альянса, — сердито ответил король.

— А ты что?

— Мы подписали Керьонский мирный договор. В котором говорится, что Подзвездная Империя выходит из состава Альянса и закрывает границы. И о прекращении военных действий по отношению друг к другу.

— Да уж, это серьёзная потеря… Подзвёздная Империя располагает множеством ресурсов.  А что с кочевниками?

— А что кочевники? У них там раскол… Многие племена на стороне Подзвездной Империи. Наши-то городские сражались на стороне Анлоя. Некоторые, в основном старые, вообще ни на чьей стороне и всячески отрицают братство с горными.

— Так быстро всё закончилось, — пробормотала Ангуль, — Да уж, нехорошо получилось… Не верится мне.

— Да ладно, ничего, — король ободряюще хлопнул её по спине, — С косоглазыми мы всегда не ладили. Остаётся надеяться, что эльфы не зайдут на огонёк, не хотелось бы ещё одной Зимней Войны. Так, меня сейчас Ахель зовёт на аудиенцию, так что я пойду.

Король сорвался с места и побежал.

Ребята переглянулись.

— Ну что, по чаю?

====== Долгожданная встреча ======

Императрица Ахель сидела в подушках, покуривая кальян. Окна были занавешены красными шторами, источников света не было, так что в помещении царил полумрак. Императрица обычно по восточному обычаю носила вуаль, скрывающую половину лица, но сейчас она её сняла.

Отдёрнув полог балдахина, к ней подошли девочки-близнецы и положили на пол поднос со сладостями. Кивком императрица их отозвала.

Чувствовала она себя паршиво. Меньше всего на свете ей хотелось ссориться с Подзвёздной Империей. Её народ очень хитёр и коварен, а горские медиумы и чернокнижники признаны самыми сильными и опасными, они владеют такими искусствами, к которыми многие боятся даже поступиться. Тут уж стоит бояться не за свою жизнь, а за свою душу.

Аргост не понимает восток. Он дальновидный политик, но слишком юн. Слишком прост. Он не знает, когда нужно уметь читать между строк. Ахель всегда говорила ему, что когда никогда не следует воспринимать слова горцев всерьёз. Они всегда говорят одно, но подразумевают совсем другое, а под этим «другим» скрыт ещё один смысл. В конце концов, так и запутаться можно. А поскольку этот народ привык находить подтексты во всём, никогда не знаешь, как они интерпретируют твои слова. И на что могут оскорбиться.

Именно поэтому переговоры провалились. Ахель сразу почувствовала неладное. В движениях покойного императора. В мимолётном взгляде, брошенном на короля. В напряжённой позе. В конце концов это вылилось в конфликт. Сначала межличностный. А потом военный. Она чувствовала, что отступление Подзвёздной Империи — лишь затишье перед бурей.

Балдахин опять отодвинулся. Ахель кивком поприветствовала Аргоста и двух девушек.

— Приветствую, король Аргост, а также Мелиора Куини Слин и…

— Ангуль арх Мараб, — склонилась чернокнижница.

Она впервые видела императрицу вблизи. Значит, вот она какая… Императрица, запретившая рабство, смягчившая условия содержания бойцов на Аренах и жестоко наказывающая тех, кто злоупотреблял властью. Любимая одними и нелюбимая другими.

— Значит, это ты — та, кто убил императора.

Ангуль чувствовала, что о Тёмном лучше умолчать.

— И как же ты это сделала? — заинтересованно спросила императрица.

— У меня свои способы, — туманно ответила чернокнижница.

— Умеешь хранить секреты. Необычно для южанки, — усмехнулась Ахель. — Давай, Аргост, рассказывай, как прошла аудиенция. Хотя бы на этот раз ты сделал всё нормально?

Аргост смущённо кашлянул в кулак.

— Новый император поставил ультиматум. Либо я позволяю им выйти из Альянса, либо Подзвёздная Империя, Королевство Фей и кочевники идут на нас войной.

— И что ты решил?

— Я позволил им выйти. Не понимаю, что на них нашло. Страны Альянса имеют равные права.

Ахель удручённо покачала головой. Император явно не блейфовал. Подзвёздная Империя действительно всегда ладила с Королевством Фей, а с феями ссориться опасно, поскольку их пыльцу можно использовать для взрывов. Да и кочевники, хоть уже не Золотой Каганат, всё же опасные противники, да ещё и многочисленные.

— Народ Подзвёздной Империи всегда отличался презрительным отношениям к «народам с низа», — сказала она. — Они больше похожи на эльфов, чем на людей. Ты бдительности не теряй, договор — лишь формальность. В горах говорят: «обещания созданы, чтобы их нарушать».

— Я учёл это и заставил императора скрепить договор Кровавой клятвой. Если один из нас её нарушит, то умрёт ужасной смертью.

— И как же ты заставил его это сделать? — изогнула бровь Ахель.

— Не сказал ничего о клятве, — усмехнулся король. — Но не пойман — не вор, так ведь?

— Ах ты хитрый лис, — рассмеялась Ахель. — А ты не так прост, как я думала. Учти, он никогда не простит тебе этого.

— А кто его спрашивать будет? А будет возникать — у нас всегда есть мастер по борьбе с надоедливыми императорами.

Король кивнул в сторону Ангуль, которая смотрела на Мелиору. Целительница вся покраснела и уставилась в свои руки, будто нашла там что-то интересное. Мелиора не упоминала, что в академии она училась очень плохо, несмотря на то, что сама императрица была её покровительницей. Поэтому сейчас она чувствовала себя как никогда жалкой.

— А, это ты вернула боеспособность сотне боевым магам? — повернулась к ней императрица. — И всё за каких-то полчаса. Кто знает, в каком состоянии была бы Королевская Гвардия, если бы не ты.

— Сто сорок восемь, если быть точнее, Ваше императорское величество, — по привычке отрапортовала Мелиора, — Ещё двести семьдесят девять я вылечила, но не вернула боеспособность, из которых сто восемьдесят четыре остались в бессознательном состоянии. Спасти мне не удалось пятьдесят шесть.

— Видели бы тебя сейчас академики, которые называли тебя безнадёжной, — рассмеялась Ахель.

— Мне просто пове…

— Ты слишком переживаешь из-за оценок в Академии, — перебила её Ахель. — В твоём возрасте я тоже плохо училась. Отец меня считал позором семьи. Наставник отрёкся бы от меня, если бы не деньги покойного дяди, мир его праху. А потом я заключила договор с духом и уложила наставника на лопатки. Честно говоря, я и сама не до конца понимаю, как мне это удалось. Может, то был результат многочисленных тренировок, которые я проходила в одиночестве, может, мне просто повезло, как тебе сейчас по твоим словам.

Ахель позвала служанок и приказала им налить вино.

— Если бы он меня сейчас увидел, то гордился бы мной.

— А что же стало с ним сейчас? — подала голос Ангуль.

— Умер от ледяной горячки.

— От чего?.. — не поняла Ангуль.

— Это заболевание, основным симптомом которого является жар при понижающейся температуре, — пояснила Мелиора. — Тебе кажется, что тебе жарко, но на самом деле ты замерзаешь.

Ангуль отпила вино, которое ей подали служанки. И едва сдержалась, чтобы не скривиться. И эту гадость подают при дворе? Да уж, императоры, а не знают, что такое по-настоящему хорошее вино.

— Через три дня будет церемония награждения. Приглашены все, — Ахель обвела взглядом присутствующих. — Где сейчас находится твоя наставница, Ангуль?

— В последний раз я её видела в Изумрудных Горах. Мы… на время разошлись, — покраснела Ангуль.

— Телепатия там не работает… — задумчиво ответила императрица. — Ничего, информаторов отправлю.

Все три дня Ангуль и Мелиора провели в королевском замке, расположившись в роскошных покоях. Пол был зеркальным, а потолок закрывали свешивающиеся с него многочисленные побрякушки и люстры со светящимися кристаллами. Кровать с балдахином была настолько большой, что в ней мог поместиться небольшой отряд, и настолько мягкой, что девушки буквально проваливались в неё. Ангуль чувствовала себя настоящей принцессой. Никогда она не видела такой роскоши. Её семья была зажиточной по меркам её родных мест, но теперь она понимала, что они настоящие бедняки по сравнению даже с обычными горожанами Керьона.

А вот Мелиора привыкла к замкам и роскошным покоям. Академия располагалась во дворце из белого камня, который переливался перламутром в лучах солнца. Его стены и купола отражались в бассейнах вокруг него, в тенистых садах его затерялись многочисленные статуи и шумели фонтаны. Когда-то это была летняя резиденция императорской семьи, но потом её подарили Академии.

Мелиора не очень любила тот дворец. Он ассоциировался с одиночеством. С бессонными ночами, проведёнными за попытками исцелить хотя бы раненых животных. С издевательствами со стороны более способных учеников и пренебрежения со стороны наставника. Она привыкла компенсировать малые способности теорией. И забивала голову ненужными знаниями. Но теперь оскорбления сменились похвалами. Теперь она кто-то вроде героини. Непривычно и странно.

На рассвете девочек разбудили молчаливые служанки. И теперь не в своей тарелке уже чувствовала себя Ахель, которую одели в неудобное, но очень красивое платье из тканей Королевства Фей, выполненное в виде водопада, а волосы заплели в тугую и очень сложную причёску. Глаза от косметики чесались, нос из-за обилия благовоний казался забитым. Ангуль же привыкла к приукрашиванием. Она даже давала советы служанкам, как лучше накрасить собственное лицо и ногти, как заплести причёску и какие благовония будут сочетаться с её платьем.

Вскоре они спустились с зал для приёмов, который уже был забит гостями. Мелиора с трудом передвигалась на каблуках и чувствовала себя огородным пугалом. Но красивым огородным пугалом. Она посмотрела по сторонам. Вокруг были аристократы, и одни только ленточки в их волосах стоили целое состояния. Среди людей сновали шустрые подносчики, раздававшие закуски и вина. Возле фонтана из белого шоколада стоял король, беседующий с королевой севера Хильгардой.

— А вот и героини, наши прекрасные девочки! — услышали подруги.

К ним спешили две напудренные пухлые женщины с красными кругами на щеках.

— Натерпелись, наверное, страху. Войну повидали, с ума сойти только! Ты посмотри на них, графиня Мельхор!

— Да-да, я в их возрасте даже не знала, что существует такая некрасивая штука, как смерть! — закивала та, кого назвали графиней Мельхор.

Ангуль стояла, вжав голову в плечи. Мелиора наслаждалась её смущением, но потом всё же сказала ей телепатически:

— Расслабься, это обычный этикет аристократок старой школы. Сейчас они наверняка уйдут.

Внезапно их прервал церемониймейстер, призвавший всех к тишине. На подмостки вышел король.

— Ах, мастер Вилль, какая встреча! — проворковала графиня Мельхор, уже спешащая вместе с подругой к кому-то из гостей.

Ангуль искала глазами в толпе Цайиль и в глубине души чувствовала облегчение от того, что её нет. Она чувствовала вину перед наставницей.

— За заслуги перед Альянсом, а особенно перед королевством Анлой, а также за храбрость и самоотверженность награждается главнокомандующая королевской стражей Саран! — прокричал король. — Даже когда армия была разбита, она сдерживала вражеский отряд, пока не потеряла сознание!

Ангуль не сдержала удивление, увидев, как к королю та самая стражница, которая отправила Ангуль и Мелиору помогать страже её в начале битвы. Сквозь закрытую одежду виделись повязки, на лице была маска. Похоже, она сильно пострадала и не скоро оправится.

Далее награждались стражники. Каждого сопровождали громкие аплодисменты, а король ласково улыбался им. Когда дошла очередь до Мелиоры, то начались такие бурные овации, что королю приходилось перекрикивать присутствующих. Мелиора со смущением узнала во многих тех, кого она вылечила. И… в первых рядах она увидела своего наставника. Он сдержанно хлопал, ласково глядя на неё своими карими глазами. Он что-то сказал ей, и по губам девушка прочла: «поздравляю». У Мелиоры было такое чувство, будто она сбросила с плеч набитый камнями рюкзак, который до этого несла целый день.

Далее очередь дошла до Ангуль и её наставницы. Стоя перед королём, девушка с упавшим сердцем увидела, как ним приближается Цайиль. Её косы были распущены, волосы доставали чуть ли не до пола. Непривычно видеть её в бальном платье, да и сама она, судя по всему, была не особо довольна тем, что пришлось его надеть.

Пока король произносил торжественную речь под перекрёстные взгляды Ахель и Хильдагры, наставница и ученица смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Да и не нужно им этого было.

На шеи девушкам повесили по оберегу, который, как объяснил король, приносит удачу и защищает от демонов. Также им подарили по сертификаты на сумму золота. Для Ангуль все цифры после двадцати разделялись на две категории: много и очень много. А на сертификате было число «очень, очень много».

— Воспользуйтесь этой суммой с умом. Пропейте, например, — последнюю реплику король произнёс так тихо, что услышали её только Цайиль и Ангуль, и обе героически держались, сохраняя каменные лица. Не менее героически, чем Ангуль во время битвы.

После ним награждали ещё многих, а после окончания церемонии начался бал, который длился до рассвета. Все разошлись по своим компаниям.

Мелиора среди толпы присутствующих увидела того самого северянина, которого она встретила на карнавале. Поймав её взгляд, он улыбнулся, но его серые глаза оставались грустными. Мелиора направилась к нему.

— Северная лиса, — ласково сказал он. — Ледяная принцесса, тающая под лучами южного солнца.

— И которая не видела солнца северного, — закончила за него Мелиора.

— Неужели принцесса не хочет вернуться в свой ледяной замок и найти мать-метель и отца-мороза?

— Я уже потеряла надежду и желание. Какой смысл скучать по дому, который уже и не помнишь?

— Зато есть смысл вспомнить его, — северянин взял бокал с вином у подносчика и сделал глоток. — И это ты пьёшь? Да уж, лучи южного солнца и впрямь сгубят тебя…

— Здесь у меня дом, друзья, уважение народа. А что там, на севере?

— Увидишь, если поедешь со мной.

Мелиора в удивлении посмотрела на него. Он уже не улыбался, только смотрел на неё своим пронизывающим взглядом, и, несмотря на жару, Мелиора почувствовала, как холод пробегает по её коже. И в глазах его она увидела то, что часто видела во снах: ледяные пустоши, кружащиеся снежинки и небо, озарённое огнями.

— Да, я предлагаю тебе поехать со мной. Ведьмы севера многое знают, а то, что не знают, чувствуют. Они найдут твой ледяной замок, даже скрытый под снегом и льдом.

— Зачем ты мне это предлагаешь?

— Потому что я такой же, как и ты. Я тоже был рабом в южном городе, но я сбежал. Я не знал своей семьи, не знал, где мой дом. Не зная своего прошлого, как можно быть уверенным в своём будущем? Так давай, узнаем твоё прошлое. Ты согласна?

Ангуль стояла на балконе, положив руки на его перила. Отсюда был виден почти вся дворцовая часть города и большой многоярусный фонтан.

— Грустишь? — услышала она голос короля сзади, но оборачиваться не стала. — Что дальше намереваешься делать? Продолжишь обучение?

— Я вообще не уверена, что хочу этим заниматься, — мрачно сказала Ангуль. — Чёрная магия — не для меня. Не хочу, чтобы меня постигла судьба моей прабабушки. Чем сильнее маг, тем больше он рискует. А я, хоть и не хочу хвастаться, видимо, довольно способная…

— А что с ней случилось?

— Умерла ужасной смертью. Хотя, умерла ли вообще? Возможно, её и среди мёртвых нет.

— Да, я понимаю, о чём ты, — улыбнулся король, — Я медиум, с раннего возраста путешествовал в другие миры и участвовал в сражениях, ставкой которой было нечто большее, чем моя жизнь и даже моя душа. И я кое-что понял. Никто не застрахован. Люди окружают себя оберегами и заклинаниями. Постоянно находятся в компании друзей, родных, да даже просто случайных прохожих. Но мы беспомощны, и всегда таковыми будем.

— Умеешь ты утешать.

Король усмехнулся.

— Я просто хочу сказать, что жизнь в принципе опасна. От неё умирают, как любят говорить. Если ты будешь об этом постоянно думать, то на пороге смерти обнаружишь, что и не жила вовсе, а только… защищалась от жизни.

Ангуль упрямо помотала головой, и Аргост вздохнул.

— Если тебе и впрямь невмоготу, то можешь попробовать обмен судеб.

— Что ещё за обмен судеб? — заинтересовалась Ангуль.

— Один ритуал. Как понятно из названия, ты с кем-то меняешься судьбами. Поменяешься судьбами с каким-нибудь травником — и будешь всю жизнь собирать цветы, а он обретать могущество. Но я не знаю всех подробностей этого ритуала, так что не берусь сказать, насколько он безопасен.

— И кто его может провести?

Оракул Вердита. Она живёт в трущобах. Тебя туда проведёт Рихит, а без неё туда лучше не ходить, если не боишься за свой кошелёк и кое-чего ещё.

— Хорошо, тогда пусть она ко мне придёт.

Ангуль выпрямилась, размяв плечи и спину.

— Позвольте откланяться, Ваше величество.

Она отвесила изящный поклон. Точнее, он ей казался изящным, но король сначала подумал, что ей стало плохо и хотел броситься на помощь.

— Бывай, — кивнул он.

Он кивнул, глядя на Ангуль синими глазами, в которых затаились весёлые искорки. В рассветных лучах он казался особенно сияющим, особенно его корона. С растрёпанными бежевыми, выгоревшими волосами и веснушками на щеках он казался скорее озорным мальчишкой, примеряющим корону отца. Таким он порой себе и казался. Ангуль завороженно смотрела на него, ослеплённая сиянием восходящего солнца и улыбки Аргоста, а потом всё-таки заставила себя повернуться в сторону зала.

====== Тайники, которые лучше не вскрывать ======

Днём, с большим опозданием, в жизнь Ангуль и Мелиоры ворвался ураган под названием Рихит. Она была настоящей южанкой: носила яркую одежду, никогда не закрывала живот и не плакала, была пухлой, полнощёкой и обожала сладкое. И, как и все южанки, она была ужасно болтлива.

— Ага, землячка, — с порога заявила она. — Ты из южных провинций? Или из прибрежных городов? А может, с западных прерий? Я вот из столичных пригородов, а ты была когда-нибудь в столице? Там так красиво, и столько задов, фонтанов и рек, и стены белые-белые! И ещё там пахнет морем! Ты была когда-нибудь на море? Я просто обожаю море! Наверное, ты всё-таки из деревни. Ах, люблю я деревни, в них есть своя романтика! Я выросла на ферме, мой отец тоже был чернокнижником, как и ты! Ух и мрачный же был! Вечно пропадал незнамо где и обязательно приводил фамильяров! Представляешь, иду я такая на кухню, а там какой-то с щупальцами сидит и заваривает чай! Как я испугалась тогда, а я была ребёнком! И это было посреди ночи! И наследил он так, что убирать пришлось целый день! А я не чернокнижник, зато медиум! Но не люблю все эти тонкие материи, если это не красивые ткани! И не люблю всяких разъярённых духов, уж лучше разъярённый пьяница в трущобном кабаке! Этого хоть можно кружкой пива успокоить, а демоны же не пьют пиво!

Всё это она выпалила на одном дыхании, которое волшебным образом не закончилось.

— Всё это интересно и безусловно увлекательно, но сейчас мы бы предпочли отправиться к оракулу Вердите.

— А, эта! — ничуть не обидилась прерванная болтунья. — Она здоровская эта, как там её, оракул, бабка что надо! Но очереди к ней просто о-гро-мны-е!

— Так мы пойдём или так и будем сидеть всю ночь? — нетерпеливо спросила Ангуль.

— Конечно, следуйте за мной!

И они вышли навстречу полуразрушенному Керьону. Теперь его улицы не были праздничными. Многие дома были разрушены, големы остраивали их заново или таскали повозки с трупами. Больницы были переполнены ранеными, многие сидели на крыльцах, храня молчание. Уставшие целители сновали туда-сюда, таскали лекарства и припасы. Погребальные костры и места захоронений тоже были переполнены. Чёрный дым разлетался вокруг, пахло гарью, грязью и кровью. Сам город надел траурную маску.

— Такая короткая война, а такие последствия, — потрясённо сказала Ангуль.

Многие носили траурные одежды. Какая-то женщина плакала и рвала на себе волосы. Девушка с венком на голове и надписью на тунике «ОБЩИНА ДРУЗЕЙ» вела группу грязных детей в одинаковой одежде. Ещё одна женщина пыталась накормить грудного ребенка, но у неё не было молока. Рвущая на себе волосы заметила это и вызвалась помочь, сказав, что её ребенок и муж погибли.

— Два дня, — тихо ответила Рихит. — Причём наши тоже приложили к этому руку. Они не особо смотрели, куда бьют, их главной целью была ликвидация врага. Не представляю, что бы было, если бы ты не убила императора.

— Ахель предоставила бы нам свою армию, а Хильдагра — свою, — вставила Мелиора. — Подключились бы феи с союзе с лесными эльфами. Всё это вылилось бы большую войну. И было бы намного больше потерь, чем сейчас. А они и сейчас приличные. Согласно данным, погибло в городе десять тысяч из полуторамиллионного населения (считая приезжих). Выведено из строя пятнадцать тысяч. А тогда пошибло бы больше половины.

— Но… — пролепетала Рихит.

— Но Ангуль убила императора, тем самым заставив отступить вражескую армию. Почтение и преданность правителю является особенностью менталитета горных. У них сохранился кастовый строй общества. На самой верхушке их социальной пирамиды стоит император, статус которого сравним с божественным, то есть их император — бог на земле. Так что у него многочисленная охрана, осуществляющая защиту тела короля, его души и его сновидений — то есть всех путей его убийства. Как ей удалось его умертвить, я не представляю.

Ангуль молчала, чувствуя себя последней лгуньей. Метка горела, предупреждая её, чтобы она держала язык за зубами.

— Узрите же стену, отделяющую мир богатых и могущественных от мира отбросов! — воскликнула Рихит, взмахнув рукой в сторону высокой серой стены. — Впрочем, сейчас разницы вы не увидите. Единственный плюс войны в том, что она всех уравнивает.

— А по-моему, только усиливает различия, — пробормотала Мелиора.

Они подошли к воротам, по сторонам которых стояла стража. Увидев Рихит, они приветственно кивнули и открыли двери.

Взорам девушек открылись мрачные, грязные улицы и переулки. В воздухе витала изумительная смесь ароматов нечистот, грязных тел, гниения и дешёвой выпивки. Жители были под стать этим улицам: грязные, с посеревшей кожей и распухшими от беспробудного пьянства лицами, в лохмотьях, через дырки которых просвечивались костлявые тела. Какой-то мальчик стащил у мужчины кошелёк, и тот погнался за ним, выкрикивая такие слова, от которых и Цайиль бы покраснела. У кабака к стене юноша прижал девушку, совершая недвусмысленные телодвижения, а из самого бара доносились бранные частушки и громкий смех. На площади старушка раздавала голодающим бесплатные супы. К ней выстроилась очередь, тянущаяся через всю улицу.

— И почему они живут в таких условиях? — спросила Ангуль, зажимая нос.

— Корни имеют значение, — ядовито сказала Рихит. — Если твой отец — могущественный маг, или мать — могущественная ведьма, то ты купаешься в роскоши. Если твой отец — портовый нищий, а мать работает в бордели, который он периодически навещает, то… сама видишь. Мой знакомый был сильным медиумом. Народ любил его, он всегда одевался в лучшие ткани, а его усадьба была одной из самых красивых в городе. В результате несчастного случая он лишился своих способностей и переселился сюда. Теперь его уж не отличишь от местных жителей.

— Не люблю города, — тихо сказала Мелиора.

— А если ты узнаешь, кто твоя семья, ты уедешь? — повернулась к ней Ангуль.

— Нет, — ещё тише ответила Мелиора.

Она ещё помнила его серые глаза, которые, как бы широко он не улыбался и как громко не смеялся, всё равно оставались холодными и пронизывающими. Когда он уходил, они стали ещё холоднее, ещё грустнее. Ей хотелось побежать за ним, но ноги будто вросли в землю. Ледяная принцесса, сидящая у костра со своими друзьями.

Наконец они дошли до деревянного домика. На дверях висел оберег с колокольчиком. Не успели они подойти, как двери распахнулись, и в проёме показалась девушка и пригласилаих внутрь. Рихит, откланявшись, ушла, оставив девушек наедине с ней.

На кухне хлопотала Арни. Её часто принимали за саму провидицу, но разве станет провидица сама варить похлёбку и встречать гостей? Нет, провидица всегда сидит в комнате, куда не проникает солнечный свет, колдуя над хрустальным шаром, зажигая свечи, гадая по костям и бормоча невразумительные речи о линиях судеб. И иногда разговаривая с чёрным котом. А мирскими заботами за неё занимается служ… ученица.

Правда, эта провидица не гадала на костях, предпочитая вскармливать их кошке. Да и кошка была не чёрной. Она вообще не имела шерсти, зато у неё были большие белые глаза, светящиеся в темноте, которые очень пугали Арни. Она не пользовалась оберегами и хрустальными шарами, предпочитая гадать на воскурениях, о происхождении и составе которых предпочитала умалчивать.

Когда посетительницы вошли, Арни поспешила проводить их на кухню. Гостиная окуривалась после некоторых гостей, после прихода которых Арни каждый раз снились кошмары и вяли цветы. Она с сожалением посмотрела на скукожившиеся цуккуленты. И ведь они были её любимыми…

— Сейчас наставница немного занята, — сказала Арни, насыпая овощи в кастрюлю, кипящую над зелёным пламенем.

— Насколько я помню, варить на этом пламени можно не больше пятнадцати секунд, — прокомментировала Мелиора. — А прошло уже двадцать.

— Ой!

Девушка сняла котелок и разложила овощи по тарелкам. Затем она вылила соус из другой кастрюли, которая вздрагивала и тихо ругалась. Ангуль, выпучив глаза, наблюдала за этим.

— Это из магической кулинарии, — разъяснила Мелиора, — Конкретно этот вид соуса нужно непременно приготовлять в особых кастрюлях, так называемых «живых», хотя я сомневаюсь в наличии у них сознания.

— Ты в первый раз готовишь? — сочувственно спросила Ангуль, видя, как она пытается поймать убегающую кухонную утварь.

— Этим способом — да, — запыхавшись, сказала девушка, махнув рукой. Мелиора поймала кастрюлю. Та послушно легла в её руки и замурлыкала, в этом Ангуль готова была поклясться всеми винами мира, — До этого госпожа не позволяла мне пользоваться магией. Госпожа учила, что я сначала должна научиться пользоваться обычными силами, и только потом магическими.

— Не совсем правильный способ, потому что человек является существом магическим, — задумчиво сказала Мелиора, — Не знаю, как в других мирах, но в этом точно. Магия является частью нашей души и отрицать её глупо, — она покосилась на меня.

Девушка ничего не ответила. Она забрала у Мелиоры кастрюлю и принялась поливать еду соусом. Пахло просто потрясающе, но только пахло. Когда Ангуль попробовала, то её чуть не вырвало.

— Ужасно, да? — расстроилась девушка.

— Да уж, готовить — это явно не твоё призвание, — честно сказала Ангуль.

— Блюдо сделано не по правилам традиционной столичной кухни, — сказала Мелиора, ковыряясь в тарелке.

— А вы по какому вопросу пришли? — перевела тему служанка.

— Ей нужно найти родителей, — Ангуль указала на Мелиору, — а мне — обменяться судьбами. Сколько нам ждать?

— Лет сто. Не меньше, — совершенно серьёзно ответила служанка.

— Сколько?! — хором переспросили девушки.

— Разве вас не предупреждали, что у неё о-гро-мны-е очереди?

Но в голову Ангуль пришла одна мысль.

— Ну хорошо. Ангуль арх Мараб и Мелиора Куини Слин подождут, — ласково протянула она. — Могущественные маги долго живут. Что нам какая-то сотня?

— Прошу прощения, госпожи, — подпрыгнула на месте служанка. — Прошу за мной, госпожи.

Девушки последовали в кабинет Вердиты. От кабинета там было только название. А больше — ничего. Ни мебели, ни даже столика. Только несколько изъеденных молью подушек, на которых сидела сама оракул, которую сложно было разглядеть из-за царящего в помещении полумрака и плотной пелены дыма.

— Безродная, — повернулась к Мелиоре Вердита. — Ты пришла узнать свои корни.

Это было скорее утверждением, чем вопросом. Вердита вообще не задавала вопросы.

— Вдохни этот дым и задержи дыхание, — продолжила Вердита. — Ты не вдыхай, — обратилась она к Ангуль. — Мешать будешь.

Мелиора постаралась сделать всё, как сказала оракул, хоть это было и сложно из-за едкого дыма, от которого слезились глаза и кружилась голова.

— Нежеланный ребенок ты. На тебе печать ненависти родителей. Ты разрушила их союз, — Мелиора открыла было рот, — Молчи. Мать твоя публичная женщина, она полюбила своего клиента. Открой глаза, — Мелиора открыла глаза. Ведьма провела ей рукой по лбу, оставив бардовый след, — Нельзя было любить ей его, женат он был и суженная его носила дитя под сердцем. Всё, теперь можешь выдохнуть, больше я ничего не вижу. Они не хотели, чтобы об этом кто-то узнал.

— А как же мои воспоминания о севере? — тихо спросила Мелиора. — Они настоящие?

— Настоящие они. Бордель матери твоей продал тебя торговцу людьми, пришедшему с юга.

— И что случилось потом? Мои родители живы?

Оракул тяжело вздохнула.

— Сделай надрез на запястье, — Вердита протянула ей зуб-кинжал, — Слей кровь в эту чашу, пока я не скажу хватит. Отрежь кусочек плоти и положи его туда же. При этом думай о своих родителях и проговаривай это заклинание, — Ведьма пододвинула ей внушительного размера чашу.

Мелиора в точности исполнила её инструкции и даже не вскрикнула. Ведьма размешала палочкой это, насыпала порошок. Получившаяся бурда вспыхнула. Вердита быстро подняла чашу и залпом выпила её содержимое. Потом у неё началась серия судорог. Ангуль испугалась, но Мелиора, напротив, осталась спокойной. В выражении её лица чувствовалось что-то застывшее, кукольное. Она смотрела на дергающуюся старушку стеклянным взглядом. Изо рта ведьмы показалась пена.

— Она… НЕ ДОЛЖНА БЫЛА РОЖДАТЬСЯ, — сказала ведьма каким-то другим голосом, — ОНА ВСЁ ИСПОРТИЛА. ОНА ПОМЕШАЛА НАШЕЙ ЛЮБВИ.

Глаза Вердиты закатились.

— ОН БРОСИЛ МЕНЯ. ОН ВЫБРАЛ ЕЁ. ОН ВЫБРАЛ ЭТУ ТВАРЬ. ПОЧЕМУ Я НЕ ДОЛЖНА ЕЁ УБИВАТЬ? Я НЕ ХОЧУ ЕЁ ВИДЕТЬ. ПРОДАЙ ЕЁ, УБЕЙ ЕЁ, ОСТАВЬ УМИРАТЬ НА МОРОЗЕ.

Мелиора равнодушно наблюдала за судорогами старухи. Ведьма издала серию хлюпающих и хрипящим внутриутробных звуков.

— Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, ДОЧЬ МОЯ. Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ И ПРОКЛИНАЮ, ТЫ ВСЁ РАЗРУШИЛА. Я ДОЛЖНА УМЕРЕТЬ. ТОЛЬКО НА ДНЕ ОКЕАНА Я НАЙДУ ПОКОЙ.

Вердита упала лицом на стол. Мелиора очнулась от оцепенения. Она вздрогнула, закрыла лицо руками и, сорвавшись с места, убежала. В дверях она издала какие-то нечленораздельные звуки и толкнула её ногой.

Ангуль беспомощно смотрела то на неё, то на ведьму, не зная, кому помочь. Кажется, Мелиоре лучше побыть одной. Ангуль дотронулась было до старухи, но она подняла голову.

— Я не нуждаюсь в помощи, — просипела она.

— Вам нужно отдохнуть? Я могу перенести сеанс на другой день…

— Не нужно, — Вердита даже вытирать пену не стала, — Я знаю, зачем ты пришла. Ты хочешь избавиться от могущества, обменявшись судьбами.

— Вы можете это сделать? — просияла Ангуль.

— Я многое могу, — ведьма склонила голову, — Учти, изменив свою судьбу, ты не вернёшь былую силу. Твой путь в мир чернокнижия будет заказан. Ты можешь передумать прямо сейчас.

— Нет, я твердо уверена в том, что хочу избавиться от своей силы.

— Что ж, ты сделала свой выбор. Протяни руку.

— А с кем я обменяюсь?

— Один травник хочет могущества. Он хочет стать чернокнижником.

— Травоведение… Травы — это хорошо, безопасно. Я согласна, — Ангуль протянула руку.

Вся жизнь пролетела у неё перед глазами. Замелькали воспоминания. Цайиль. Освобождение силы. Поцелуй. Соединение. Первые тренировки. Первые победы и неудачи. Проклятия. Пещеры. Демон, заточенный в них. Правда о бабушке. Освобождение демона из книги. Его поимка, первая победа над демоном. Видения. Иллюзии. Правда о людях. Тёмная сторона людей. Пытки. Её страхи. Мир демонов. Встреча с Тёмным. Тени. Убийство теней. И снова страх. Всё это она потеряет прямо сейчас, и больше не будет бояться. Непостижимое не настигнет её, не станет следовать за ней след в след, опаляя её спину горячим дыханием. Она не умрёт жестокой смертью. Чёрная магия исчезнет из её жизни и она заживёт нормально и весело, как всегда и хотела…

— Стойте, я передумала! — помимо своей воли воскликнула Ангуль.

— Я знала, что ты так поступишь, — прошелестела старуха, — Тёмный не отмечает просто так.

— Но я… Я…

— Он правильно сказал, ступай к древнему племени Крота и ищи Старую Кцель. Она будет твоей наставницей. Порви связь с Цайиль, она не твоя судьба. Она не сможет раскрыть твою силу.

— И как это сделать?

— Скажи ей, что ты отказываешься быть её ученицей. Скажи это, и пусть она услышит это. Ты должна быть уверена в своих словах.

— Хорошо… — Ангуль порылась в карманах, — Я заплачу и за Мелиору тоже… Сколько надо?

— Я не возьму твои деньги. Ступай.

С тяжелым сердцем Ангуль вышла из салона. Только после этого оракул вытерла пену с лица и проводила чернокнижницу внимательным взглядом. Мрачная тень шла за ней следом, ожидая её кончины.

— Сколько возни с этими героями, Душегуб, — едва слышно сказала она.

В дверях показалась её кошка. Она шустро подбежала к хозяйке и прыгнула ей на колени, прикрыв глаза, горящие недобрым белым светом.

В гостиной сидели люди. Точнее, они были похожи на людей, но они были какие-то незаконченные. Миражи. Наваждения. Арни стояла перед ними, опустив голову. На Ангуль это сборище не обратило внимания. Ангуль покинула этот дом.

У входа её ждали Рихит и Мелиора. Мелиора сделала безразличный вид, но лицо её выдавало. Они вопросительно на посмотрели на подругу. Ангуль покачала головой. Девушки вышли из трущоб, не сказав друг другу и слова. И Ангуль, и Мелиоре было над чем подумать и поразмыслить. Эта ночь обещает быть тяжёлой и бессонной.

====== Ночь, обнажающая секреты ======

Ночью Керьон не засыпает, а лишь меняет облик, открывает новые грани. Крадется по тёмному переулку простой обыватель, кутаясь в балахон и наложив на себя кучу защитных заклинаний. Взгляд обычного прохожего не задерживается на этой фигуре, лишь скользнёт и продолжит своё путешествие по ночным пейзажам столицы. Но подготовленный наблюдатель может увидеть пот, проступающий на его лбу, начинающие седеть волосы и мешок монет, прижимаемый к торчащему животу. Неслышными шагами он крадётся в сторону стены, вручает монеты стражникам и те отпирают ворота. Тихо, тихо крадётся он, сбегая от заснувшей жены и подросших детей в сторону публичного дома, где всегда ждут его… кошелёк.

Мечется по каморке на чердаке столичный поэт. Он беден, сероватая кожа просвечивается сквозь прорехи, а во впалом брюхе давно не было и куска. Но мечется и мечется он из стороны в сторону, и огонь яркий горит в его прекрасных глазах. Подбегает он к письменному столу и под его пером рождаются строки, складывающиеся в целую историю, развернувшуюся на пожелтевших страницах. Быть может, этот стих станет бессмертным и поэта будут носить на руках, быть может, он канет в забвение и никто не узнает, что где-то в маленькой комнатушке умер молодой и пылкий поэт от голода и отчаянной нищеты.

Играет эльфийка, её волосы колышет ветер, они белые, пахнут цветами и чистым горным воздухом, а глаза у неё большие и печальные. Худенькие пальцы её чуть тронут струны, и как польётся дивная мелодия! Но в её шляпе лишь три монеты, и жители проходят мимо неё, она тонет в потоке множества спешащих тел. Но не думайте, не забыта она, в окне большого белого дома, чью стены опутал плющ, показались фигуры молодых любовников. В их распоряжении лишь одна ночь, и слушают они печальную мелодию и смотрят друг на друга. Он ряб и косоглаз, она горбата и кривоноса, но смотрят друг на друга они с невыразимой нежностью, и для неё он — высокий статный принц, а для него она — прекрасная и нежная принцесса. Ещё один слушатель эльфийки — старик с гордым орлиным профилем и взглядом, что давно уже пуст и сух. Он качает головой и прогоняет от своего дома целующуюся парочку, плотно закрывая ставни. Бросает он им в след тяжёлый взгляд, и на секунду, на один момент что-то промелькнуло в нём.

Танцуют с бубном смуглые девушки, и показываются то и дело из-под их пёстрых юбок юные сильные ножки. Проходит девчушка с грязными волосами и заплаканными глазами. Прижимает она к себе свёрток. Этой ночью она убежала из родительского дома гулять и кутить, и отдаться власти всемогущего Момента. Многие запреты нарушит она в серебристом свете луны, а утром придёт в ещё спящий дом и оставит эти тайны на пороге.

Сидит у стены мужчина, пряча что-то в своей одежде. Закрыл он лицо дрожащими руками, слеза горячая норовит вырваться и покатиться по заросшей щеке. Сегодня он убил, убил, потому что пришлось, и эта тайна гложет его, но он унесет её с собой в могилу. А когда — это ещё неизвестно. Идёт по площади женщина, и её непокрытые волосы развеваются на ветру, туника развевается и приподнимается, обнажая ноги с браслетами, татуировками и обувью с трещотками. Она едва не скачет, и музыка радости, издаваемая её украшениями, сопровождает её. Сегодня она узнала некую тайну, и от этой тайны она приходит в восторг. Позади неё идёт женщина в платке и шароварах. Понуро опустила она голову, и нет на ней украшений, а волосы она убрала. Сегодня она узнала, как стать сильнее, кое-кто прошептал ей секрет на ухо в кромешной тьме спальни без свечей и закрытыми ставнями. Она идёт туда, где нет людей, подальше ото всех, чтобы остаться наедине с великой и непостижимой природой, чтобы обрести желанное могущество, но страх сковывает её и давит её на затылок, заставляя разглядывать мостовую. Навстречу ей идёт художник, лицо его озарено вдохновением и одухотворением, но женщина с платком смотрит вниз и видит только старые порванные башмаки. Проходит мимо неё художник и идёт в сторону набережной. Прогуливается он вдоль водной глади, идёт по берегу и восторженно смотрит на отражение города, зажженного огнями и сердцами его жителей. Корабли уходят в темный и негостеприимный океан, а лунная дорожка зовёт за собой. На этом берегу — дома и замки, ларьки, магазины, кафе и молодые богатые бездельники, умирающие от скуки. А на той — старые дома и публичные дома, приюты и спрятанные трупы. За серой, серой стеной.

Много, много историй разворачиваются на улицах Керьона. Много, много судеб пересекаются здесь. Любовь и разочарование, секреты и надежды, танцы и побеги, такие мелкие, незначительные. Прохожие, задумчивые и веселые, куда-то спешащие, или же, наоборот, старающиеся идти медленно. Мимолетная любовь, мимолетное отвращение, мимолетный страх, мимолетная власть. Уличная музыка и хохот. Керьон — место пересечения судеб и множества встреч. Множество однажды пересекшихся и тут же расходящихся в разные стороны линий. Ты много чего замечаешь и тут же всё забываешь. Потому что это — прохожие, существа Момента.

Но как дивна, как сладка эта ночь! Тёплый воздух, ветер, приносящий на своих крыльях ароматы и птицы, поющие свою трель. Светлячки и сверчки, прячущиеся в траве. Ночные цветы. И только небо торжественно, собранно и серьёзно. Смотрит оно на нас миллионами глаз-звезд, и диву даётся, мол, что это они копошатся, бегают туда-сюда? Зачем и для чего?

Мелиора сидела на берегу реки, рассеянно глядя, как русалки плещутся в её водах. Неподалёку что-то праздновали северяне. Она не знала, будет ли с прежним восхищением и трепетом смотреть на белокурые волосы и серые шубы. Будет ли с прежней тоской вспоминать о ледяных тундрах и вкусе эля на губах.

На тебе печать ненависти родителей.

Продай её. Убей её. Оставь на морозе.

Я ненавижу тебя, дочь моя.

Только на дне океана я найду покой.

Никто не пришёл утешать её. Никто не сказал ей, что порой прошлое убивают, а некоторые секреты лучше не знать. Никто не сказал ей, что самый прекрасный город таит в себе ужасающую изнанку, потому что такова природа людей — быть безобразными и прекрасными одновременно. И всё же, со стыдом для себя, она представляла, как сильные руки обнимают её сзади, а её шеи касаются мягкие белые волосы. И на какое-то время мысли и реальность для неё сплелись воедино.

Король стоял на балконе, раскинув руки. Чуть сжать кулак — и город будет в его руках. Взмахнуть правой рукой — и взойдёт солнце, оживляя опустевшие улицы. Взмахнуть левой рукой — и подует ветер с моря, несущий прохладу и успокоение. Этот город принадлежал ему, и весь мир принадлежал ему, если закрыть глаза. Он с детства любил играть в эту игру. Мать называла эту игру глупой. Отец — опасной. Ахель — смешной…

Ахель разглядывала многочисленные портреты членов королевской семьи. Особенно её внимание привлёк портрет Презренного Короля. С холста на неё смотрел отрок с кудрявыми волосами и россыпью веснушек на щеках. Он улыбался, и улыбка его была ослепительная, словно солнце. В зелёных глазах плясали весёлые искорки. Видно было, что он едва сдерживал себя от смеха. Когда-нибудь этот отрок, словно зацелованный солнцем, словно сам бывший солнцем, станет самым жестоким тираном в истории людей и будет убивать людей ради собственного развлечения. Когда-нибудь, в приступе скуки, он пойдёт войной на ближайшие страны, а девушек с захваченных земель сделает своими наложницами, которые будут умирать, ублажая его тёмные прихоти. Когда-нибудь эти смеющиеся глаза будут равнодушно наблюдать за людьми, поджаривающимися на медленном огне. Когда-нибудь эти губы будут отдавать приказы убивать, а тонкие ручонки — душить собственных наложниц. Но в тот момент, когда рисовалась картина, он был всего лишь озорным мальчишкой, едва начинающим взрослеть, который никак не мог усидеть на месте, ведь снаружи, вне стен душного замка, столько всего интересного. Кто бы мог подумать?..

Цайиль растирала кости в порошок. Она занавесила свои покои в замке, и единственным источником света в комнате была свеча. Она тоже могущественная. Она тоже может быть ещё могущественнее. Не всё решает талант. Много можно добиться упорным трудом. В её голове, не смолкая, звучали слова вождя. Это твой предел. Лучше у тебя не получится. Нет, у неё всё получится. Магия теней. Магия смерти. Магия тьмы. Любые тайны в твоих руках, нужно просто уметь ухватить их.

Ангуль сидела в беседке в королевском саду. Вокруг неё распустились ночные соцветия. На рассвете они умирают, не оставляя после себя никаких следов. Чем-то похоже на людей, не так ли?

Ангуль кивнула. Её демон был прав. Люди — как цветы. Как мотыльки. Красивые и быстрые…

Её взгляд заскользил по стенам замка. В нижних окнах горел свет, и Ангуль могла видеть, как на кухне суетится прислуга. В большом зале танцует фигура, осторожно, боясь быть замеченной. Садовник подстригает кусты, нежно глядя их морщинистыми пальцами. На самом верху, в обсерватории, размахивают руками и снуют туда-сюда фигуры, явно о чём-то ругаясь. В оранжерее помощница садовника поливает цветы, и не всегда водой. Те ей командуют, и она суетливо подбегает то к одному, то к другому.

Магия удивительна, думала Ангуль. И мир удивителен. Столько всего нового она узнала за какие-то несколько месяцев.

Наконец лучи солнца прогнали остатки ночи и на улице, и в сердцах людей. Ангуль поднялась, потянулась и направилась к своей наставнице, намереваясь сделать то, что должна.

— Это… что такое?

Ангуль ошарашенно глядела на девушку, вальяжно развалившуюся на кровати. От неё сильно несло демонической аурой, но от человека её отличало только то, что она была непристойно красивая. Не как горный эльф. Её красота была броской, она буквально тыкала смотрящему в лицо. Правда, если приглядеться, красота превращалась в уродство. Но, даже понимая это, невозможно было испытывать к ней отвращение. А вот кое-что другое…

— Чаво раскричалась, как течная корова? — Цайиль высунула из-за дверей свою растрёпанную голову. — А, это суккуб.

— Что это делает в твоей комнате? — Ангуль указала на суккуба дрожащим пальцем.

— Заключает со мной договор, что ещё?! — огрызнулась Цайиль.

Суккуб облизнула вишневые губы таким же вишневым языком. Я смотрела на её тело, красоту которого не могла скрыть просторная ночнушка. Ангуль любовалась ею, и суккуб это знала. И суккубу это нравилось.

— Это что за метка? — Цайиль бесцеремонно отодвинула ткань её платья, чтобы получше рассмотреть метку на груди ученицы. — Это… это… метка Тёмного?! Самого Тёмного! Ты что, разговаривала с ним?!

Цайиль приобрела вид юной девушки, влюблённой в актёра из странствующей трупы.

— Да, я… разговаривала с ним, — нехотя призналась Ангуль. — Он научил меня теневому искусству.

— Теневое искусство, — завороженно повторила Цайиль. — Я слышала о нём, но не знала, что оно ещё… живо. Это опасная магия. Тени — они же, это, как отражение в воде. Даже тронуть их сложно. А вот они тебя тронуть запросто могут. Значит, именно таким способом ты убила императора?

— Ну… — Ангуль опять покраснела при воспоминании о поцелуе. — Тень императора околдовала меня. И моя тень была заодно с ней. Если бы не Тёмный, я бы… проиграла.

— Он так и не объяснил мне, что сделал, — указала Ангуль на метку. — Он вытащил моё сердце в груди — иллюзия, что ли — и сделал его чёрным. Потом я почувствовала какую-то ненависть ко всему и желание убивать. А потом он вернул сердце на место.

— Он дал тебе часть своей силы, — Цайиль ногтем водила по метке. — Не сделай он этого, ты бы не смогла ухватить тень. Ты сильна, но не настолько. Теперь вы связаны.

— Он хотел оставить что-то после себя? Почему он не брал учеников?

— Они не могли принять его силу. А вот ты смогла. Пусть это и бесконечно малая часть его силы, это всё же Тёмный. Почему?

Потому что ты слишком похожа на Шаниру, раздалось в её голове. Суккуб хищно осклабилась, наблюдая за девушками. Наконец Ангуль решилась.

— Я отказываюсь быть твоей ученицей.

Лицо Цайиль вытянулось. Глаза стали недобрыми. Как тогда, в ночном лесу, ещё в самом начале их знакомства.

— Вот как, — сказала она странным, чужим голосом. — Думаешь, я недостаточно хороша для тебя? Тогда, может, тебе показать, на что способна древняя магия моего племени?

— Цайиль, я не хочу с тобой сражаться! — умоляюще воскликнула Ангуль.

— Смотрите на меня, Старый Клётцколь и няня Зул-Зул, и гордитесь мной! — продолжала Цайиль, не обращая на неё внимания.

В комнате потемнело. Ангуль стало дурно. Она бросилась к двери, но та оказалась запертой.

— Ах, так будоражит! — воскликнула суккуб.

Ангуль бросилась к окну. Черная дымка отделяла комнату от внешнего мира. Всё замерло, и лишь присутствующие в ней были подвижными. А снаружи протекала жизнь. Здесь была обитель смерти. Метка горела так, что Ангуль хотелось вопить и царапать на себе кожу.

Хоть ты помоги мне, мысленно воззвала Ангуль.

Тишина.

— Цайиль! — попыталась она докричаться до наставницы. — Цайиль!

Цайиль развела руки, и между девушками разверзлась бездна.

— Цайиль, умоляю!!!

Армия начала вылезать из огненного жерла. Мёртвая армия.

— Цайиль, ты что, серьёзно?!

Она двинулась на Ангуль, и та стала защищаться, понимая, что долго не продержусь.

— Да ты в своём уме?!

— Ах, я так люблю войну, как же это сексуально!

— Да восславится Головорез Душ! Приношу я эту жертву во славу тебе, пусть мать-земля пропитается кровью её, примет плоть её, и душа её будет в пищу тебе!

Рука Ангуль сама дернулась. Точнее, каким-то образом она поняла, что мне надо делать. Мысль молнией сверкнула в её голове. Она подбежала к Цайиль и рукой проткнула её. Тьма обернула её руку, пальцы дрожали, глаза налились кровью. Лицо суккуба скривилось. Армия скончалась в муках агонии и огненная яма поглотила их. Цайиль замершим взглядом смотрела куда-то мимо Ангуль. Южанка вытащила руку из неё. Всё это произошло менее, чем за секунду. Черная кровь, густая, вязкая и мерзкая, испачкала руку. Брызги разлетелись по комнате. Но раны на груди Цайиль не было. Она рухнула ей под ноги. Кровь быстро растаяла и вскоре ничто не напоминало в этой комнате о короткой стычке, решившей всё. Ангуль развернулась и ушла. Суккуб проводила её взглядом, хитро улыбаясь и разглядывая меня, как мужчины, не обременённые правилась приличного тона, смотрят на прогуливающуюся поздно вечером привлекательную девушку.

Ещё бы немного — и ты убила её.

В самый последний момент он успел схватить — если так можно выразиться по отношению к бесплотному существу, на секунду захватившим контроль над разумом хозяина — её руку, сжимающую сердце наставницы. Чем обширнее огонь, тем труднее его контролировать.

От мрачных раздумий Ангуль отвлёк король, идущий ей настречу.

— Доброе утро, — он смерил Ангуль критическим взглядом и усмехнулся. — Да уж, для тебя оно было явно добрым.

— Мне нужно в племя Ыырс-Цйхлук, — твёрдо сказала Ангуль, удивляясь тому, как запомнила это название, — Сейчас же.

— То ты от своего могущества избавиться хочешь, то, наоборот, развить его, — усмехнулся король, — Ты определись уже, — Ангуль смерила его испепеляющим взглядом, — Хорошо, хорошо, — он выставил ладони вперед, — Иди к проводникам. Только они прямиком к ним тебя не доставят. Тебе самой придется добираться. А они всё время меняют место жительства, — Ангуль удручённо сникла, — Что с тобой сделаешь, — король устало вздохнул, — Сейчас я принесу один оберег. Он поможет искать их. Только на солнце его не держи, лучше на самом дне сумки спрячь. Только не в дамской. В обычной, без пространственных искажений. Хотя, не факт, что сработает.

— Спасибо, Аргост, — от всей души поблагодарила парня Ангуль.

— Пустяки, — отмахнулся король.

— Ты это… Держись. Быть королём трудно, но у тебя всё получится, я верю. И поменьше слушай своего заместителя, странный он какой-то.

— Ты говоришь так, будто прощаешься, — горько усмехнулся король, — Но слушать я его буду, хоть он и странный, но в политике разбирается. А если что — я всегда могу его казнить. Иди уже, горе моё.

Ангуль кивнула и ушла. А Аргост проводил её взглядом, пытаясь отогнать нехорошее предчувствие.

====== Легендарное племя ======

Очередь. Длинная, километровая очередь. Для Керьона это в порядке вещей. Особенно если это телепортационный пункт. Проводники работают очень медленно, или же жители подолгу тупят. В общем, если вы решите воспользоваться телепортационным пунктом, то захватите с собой еду и питье, можно даже спальный мешок — так, на всякий случай.

На покосившейся вывеске числился список пунктов и цены. Телепортация в пустошь была довольно дорогая, так как телепортация там плохо работает, потому что чернокнижников дофига, энергия темная, нехорошая, телепортацию и даже телепатию блокирует. Передо мной стояли две подружки-медиумы, которые обсуждали предстоящий поход в Высокогорье — самое подходящее место для медитативных упражнений. Перед ними — зевающий сопровождающий двух фей, держащихся за руки и грызущих маленькие орешки. За мной — мамочка с оравой детишек в одинаковых коротеньких тогах и ленточками в волосах. Она на ходу читала книжку и посвистывала. Мой земляк влез без очереди (у нас подобная наглость, как и заглядывание в чужие книжки, выпытывание чужих секретов и растрезвонивание их по всей округе — в порядке вещей, особенно это заметно в селах и деревнях). Двое бородатых северян принялись на него орать. Мужик, тоже мой земляк, затянул прощание со своей семьей и теперь беззаботно с ними болтает о соседке госпоже Лио и продавце игрушек Альхеде и его жене с детьми. Девушка с множеством косичек и пауком на плече затянула некую заунывную песнь.

— Я те ща рожу начищу, южанин гребаный, а ну быстро свалил, не задерживай очередь!

— Чертовы Проводники! Не могли бы вы работать быстрее?! Да моя бабка и то бы быстрее это сделала!

— Какого рожна без очереди лезешь, упырь?! Жить надоело?!

— Агур, Мабур, Хиш-Сапур, прекратите орать! Хибуки, не бегать! Райси, не читать мамину книжку! Там плохое заклинание, злое!

— Чернеет странник одинокий, бредет заросшею тропой…

— А как там дед Фандес? Ого! Ого! А баба Кара магазинчик по соседству открыла! 40 лет, а так вторую ступень не освоила, стыд и позор…

Я начала покрываться испариной. Такое чувство, будто я попала в трущобы, хотя здесь было много трущобных жителей, как и жителей с окраин, пригородов, соседних сел…

— ВЫ ПЕРЕСТАНЕТЕ ИЛИ НЕТ?! — наконец не выдержала я.

Множества глаз посмотрели на меня раздраженно и слегка удивленно. И тут же сконфузились все, опустив головы. некоторые даже пали ниц.

— Простите дурака, госпожа Ангуль, не признал вас, — пристыженно произнёс задерживающий очередь болтун, — Ах, дурья башка! Глупая башка! — принялся он корить себя и бить кулаками по голове.

— Перестаньте бить себя и обзывать, лучше пропустите меня.

— Хорошо, госпожа, как скажете, госпожа! Мне не жалко для вас ничего!

— Всё-таки хорошо быть героиней, — про себя отметила я и шагнула к Проводнику.

Телепортация была долгой и мучительной и во мне даже промелькнуло подозрение, что что-то пошло не так и меня закинет куда-нибудь в Бездну. самое главное — не забывать кто ты и куда направляешься. Есть риск потеряться. Небольшой, сведенный к минимуму, но всё-таки есть.

Очнулась я изрядно потрепанной в каких-то дурацких джунглях.

Секундочку. В местах обитания кочевников нет джунглей.

Эта мысль полоснула меня, как лезвие хорошо заточенного ножа. Я застыла на месте, сердце бешено стучало, ладони стали мокрыми и холодными, во рту пересохло, а живот скрутило от новой порции боли (я едва оклемалась от телепортации). Надо мной пролетали вестники смерти, молчаливые и жуткие. Если подолгу смотреть в их ярко-красные глаза, то можешь ослепнуть. А если услышишь их крик, то оглохнешь. Говорят, они души умерших уносят на своих черных крыльях.

Оберег завибрировал в моей котомке. Я аж подпрыгнула на месте. Оцепенение как рукой сняло. Я направилась наобум, подчиняясь вибрации этого странного предмета. Как я поняла, когда я шла неправильно, он переставал вибрировать. Какое-то время было нормально — сия странная штуковина ходила ходуном, я пила воду и кушала хлеб. Ни живности, ни плодов здесь не было. Со временем оберег вибрировал слабее, куда бы я не поворачивала, а потом и вовсе замолчал. Все запасы закончились. Сапоги мои стёрлись. Я поняла, что заблудилась, одна в незнакомом лесу с бесконечно возвышающимися черными кронами, отсутствием еды и сходящими с ума приборами навигации (с использованием даже очень сильной магии, которые в аномальных зонах в океане исправно работали). Наедине с Вестниками смерти. Я села на землю и заплакала, а потом заснула, провалившись в черную яму глубокого сна. Я падала и падала в этот бесконечный сырой и темный колодец, и не было ни конца, ни начала ему…

Шестое чувство!

Меня осенило. Я вскочила и огляделась по сторонам, оценив его медитативные функции. Состояние мне показалось более чем удовлетворительным. Я ритмично шагала по путающимся и заплетающимся тропинкам, постепенно входя в транс, шепча под нос себе мантру. Тишина сопровождала меня. Бесшумные Вестники смерти не могли помешать мне, они быстро скрылись из виду. Я не чувствовала ни голода, ни боли, ни усталости. У меня исчезло зрение и обоняние, исчезло зрение и осязание, исчез слух. Исчезли мои эмоции и воспоминания, исчезла я сама, растворилась в окружающей меня кромешной тьме, превратившись в сплошное шестое чувство. И так было правильно, я вернулась к истокам. Так знакомо.

Кто-то наступал на мои горячие следы, но я не чувствовала его дыхание и тепло тело, потому что этого у него не было. Кто-то бесшумный, бесплотный, тень, туман. Как я. Крадущийся. Выжидающий. Сопровождающий.

Внезапно я поняла, что больше не иду. Я лечу, причем лечу вниз. Или же я застыла в невесомости? Или же это мир пополз вверх? Непонятно. Моя личность постепенно стала возвращаться ко мне, а вместе с ней осознание. Осознание того, что я падаю и сейчас разобьюсь. Ну и в бездну это всё! Будь что будет!

Однако я не разбилась, а просто приземлилась на задницу, больно ударившись ею. Синяк будет. Однако всё моё существо поглотило одно удивительное зрелище, и я не думала о боли. Прямо передо мной горел большой костер, кроваво-красное пламя лизало сидящих вокруг него и не причиняло им вреда. Горели кости и запекшаяся кровь. В сторонке фыркали Грозовые Кони, и выглядели они ещё злее, чем те, которых мы с Цайиль когда-то оседлали. Ютились кучкой остроконечные палатки, на алтаре гнили чьи-то останки и книга, пократая пылью и кровью. И я чувствовала силу, древнюю, первобытную, ту, о которой говорил Тёмный, сила времен войн, пыток, костров и великих колдунов. Силу, в закат которой мы родились. Тёмную. Злую. Чистую.

Я присоединилась к сидящим вокруг костра. Меня пламя тоже не обожгло, но было довольно неприятно. Какое-то время меня не замечали. Мы хранили молчание.

— Чужую не тронул огонь, — сказала на ломаном общем языке одна из сидящих, — Чужую отметил Тёмный.

— Это его пламя? — стала догадываться я.

— Этот костер горит тысячу лет. Мы сидим здесь тысячу лет, — сказала старушка. Остальные будто не слышали нас. А может и не будто.

— Я пришла… — начала я.

— Я знаю, зачем Чужая пришла, — перебила меня бабушка, — Старая Кцель не будет учить Чужую. Чужая уйдет в верхний мир. Чужая здесь не нужна.

— То есть? — обалдела я, — Я проделала такой путь…

— Старая Кцель не будет учить Чужую, — повторила бабушка.

— Но меня отметил Тёмный!

— Старая Кцель не будет учить Чужую.

— Что должна сделать Чужая, чтобы стань не-Чужой?

— Чужая должна доказать, что достойна. Чужая должна показать свою силу.

Ну, метка, выручай!

Я вошла в костер. Сидящие по-прежнему были неподвижны. Лишь Старая Кцель смотрела на меня, и языки пламени отражались в её черных глазах. Я снова включила шестое чувство, позабыв о той Ангуль, что вечно тупит и задаёт глупые вопросы. О той Ангуль, что боится своей силы. Ту Ангуль я оствила ещё в Керьоне. А может, она умерла с первым походом в мир демонов.

Я опускалась глубже и глубже, и тьма обволакивала меня, и мне хотелось хохотать от безграничного счастья и почти извращенного удовольствия. Теперь я видела это племя по-другому и видела их лица, искаженные маской безумия. В крови их ладони, и смотрят они влюбленно на пламя, пожирающее их. Сморщены их тела, даже тела младенцев, они мёртвое племя, племя-призрак, отголосок давно ушедшего прошлого, пережившие свой закат и ушедшие глубоко под землю, туда, куда не проникают солнечные лучи. Труп на алтаре корчится в собственной агонии и кричит в экстазе, ибо боль его — его удовольствие и счастье, и счастье его — это пламя, ярко-красное, живое. Буквы рвутся из книги, темные, склизкие, верещащие. Шепчут они что-то, и лучше не прислушиваться к их шепоту. Здесь нет неба и звёзд, здесь лишь тьма и кто-то летает вверху, тени чего-то большего, но на их нельзя смотреть, потому что ты увидишь то, что никогда не захочешь увидеть, за любые богатства мира, за всю силу мира, за собственную душу.

А сейчас я — пламя. Красное пламя. Мёртвое пламя. То, что чувствует он, чувствую я. А значит, то, что чувствует всё здесь — чувствую я. Ибо я — сердце этого места, сердце этого ущелья, сердце этого племени и каждого из его членов. И я чувствую, чувствую… Чувствую жажду и любовь. Чувствую жажду сжешь всё вокруг своими пылкими поцелуями. И ненависть моя — любовь моя, а любовь моя безгранична, и тянутся во все стороны языки пламени моего.

Я упала, откатилась в сторону. Изо рта показалась кровавая пена. И вновь померкли все краски, но я хотела, хотела вновь это почувствовать, ибо велика любовь этого места, и велика ненависть его.

— Теперь я вижу, что Чужак стал не-Чужаком. Теперь я вижу, что ты Сестра.

— А теперь Старая Кцель будет учить Сестру? — с надеждой спросила я.

— Старая Кцель будет учить Сестру, — эхом повторила за мной бабушка, — Сестра должна слушать. Сестра должна знать. Тёмный не дал силу Сестре. Тёмный освободил Сестру. И теперь Сестра сильная. Сестра должна подойти и поговорить с Книгой. Книга не обидит Сестру. Книга любит Тёмного. Тёмный любит Сестру. Книга любит Сестру.

Я послушна подошла к алтарю. Труп покосился на меня впалым взглядом. Пальцы мои легли на тёплые шершавые страницы.Книга рассыпалась в пыль. Я хотела повернуться к Старой Кцель, но тело моё перестало слушаться меня. Я упала на алтарь, и кровь моя окрасила его.

И я билась на грани агонии и смерти, и металась от ненависти и страха, и испытала я все грехи. Я кричала, но крик мой был немой, а взгляд мой не ловил ничего, кроме пустоты.

А потом я перестала понимать, кто я.

Кто я?

Где я?

Зачем я?

Я? Я что такое «я»?

Пустота.

Я стала миром, я стала этим ущельем, и сердце моё билось в такт с сердцем вселенной, и была я и пламенем и трупом, и племенем и Старой Кцель, и билась я в удовольствии. И была я ненавистью, но была я и любовью. И была я частью силы, что рвется из оков, той силы, что родилась раньше Света.

И пеленала меня Тьма, и явилась я во второй раз из её утробы, переродившись новой. И так я умирала и перерождалась 9 раз, и на 9 я предстала перед Старой Кцель.

— Добро пожаловать, Переродившаяся, — поприветствовала меня Старая Кцель, — Стала Переродившаяся частью смерти. Стала Переродившаяся мёртвой. Переродившаяся прошла испытанию и готова стать преемницей Старой Кцель.

— Переродившаяся готова, — повторила я, — Что должна делать Переродившаяся?

— Кровь Старой Кцель должна испить Переродившаяся и забрать ненависть её и силы её, ибо Старая Кцель прошла свой путь и готова улететь на крыльях Вестника Смерти.

Старая Кцель протянула мне свою дряблую ладонь. Я полоснула кинжалом по её коже и прильнула губами к ране. И пила я жадно кровь её горячую и чувствовала, как вся сила её и знания её наполняют меня. И начертала Старая Кцель руны на лбу моём, и сказала мне последние напутствия. Я взяла жертвенный нож и вонзила его в её сердце и упала она замертво, и растаяло племя, и костёр, и палатки, и алтарь. Я осталась одна.

====== Учения ======

9 лет и 9 зим я постигала науку тьмы. Я стремилась к своему пределу, старалась превзойти саму себя, я раскрывала в себе новые и новые силы. Мне в этом никто не помогал, зрение и слух мне были не помощники, шестое чувство сопутствовало мне. И наполнялась я смертью и ненавистью, погружалась в зло и тьму всё глубже и глубже, и перестала различать добро и зло, ибо, как говорил мой давний друг, граница между ними тоньше, чем мы думаем.

Слышали такую фразу, как «мои руки по локоть в крови»? А я вот была вся в крови. Я убивала и убивала, я убивала демонов и поглощала их души и сердца, я убивала животных и жгла ритуальные костры из их костей и пила их кровь. Я убивала людей, выкашивала их деревнями, изо всех сил стараясь быть неузнанной. Меня прозвали Женщиной-Чумой. Я насылала на них болезни и проклятия и убивала их собственноручно жестокими способами, питаясь их болью.

Демоны охотились за мной и следовали неотступно по пятам. Я чувствовала их горячее дыхание на своей коже. Вместе с собственным сердцебиением я слышала другое. Тысячи голосов звучали у меня в голове и тысячи теней следовали за мной. И я не могла спать, не могла закрыть глаза и не могла расслабиться, потому что знала: на секунду забудусь — и они доберутся до моей души и меня постигнет участь Тёмного и ничто меня не спасет, даже боги отреклись от меня. Тёмный разрушил все мои барьеры и поставил печать абсолютной тьмы. У каждого мага есть ограничения, которые срабатывают, если он делает что-то опасное для него самого. А меня же более ничто не сдерживает. Я могу использовать все свои силы. Я могу стать великой, я могу подчинить себе легионы демонов, целый пантеон. Я могу управлять войнами и эпидемиями, и где смерть и разрушения — там я, и я там хозяйка, а остальные — лишь пешки, пища для меня. Я могу быть могущественной. Я могу быть дочерью тьмы. Я могу быть самой тьмой.

Но вместе с могуществом я обрела полчища демонов, которые ждут момента, чтобы полностью завладеть мной. И этот момент наступит, через секунду, год, 10 лет, 100 лет, 1000 лет. Они могут ждать сколько угодно, что для них тысячелетие? Они могут ждать хоть вечность, потому что знают, что победят. И боги не спасут меня, ничто не спасет меня, потому что я лишилась защиты. И теперь я буду медленно сходить с ума и каждую секунду бороться за свою жизнь. Это расплата за могущество черного мага. И иногда я думаю, стоит ли оно того? И не нахожу ответа на этот вопрос. Однако я продолжала тренироваться, а зачем, ради чего — сама не знала. Быть может, в глубине моей души, за слоем жалости итрусости, таится тьма, подлая, коварная, и любящая убивать…

Быстро, быстро я училась, и на 9 год достигла своего предела. И тогда стало пусто в сердце моём. Мне стало тоскливо на душе. Проснулась маленькая испуганная Ангуль, что дремала во мне всё это время. Я поняла, что скучаю по давно покинутым местам. По своему дому. По Керьону. По семье. По друзьям.

Я отправилась в свою деревню, воспользовавшись путем демонов, потому что так легче всего, да и к тому же у меня не было телепортационной реликвии.

— Пользуешься миром демонов, чтобы срезать путь? — насмешливо спросил Тёмный, — Вся в меня пошла.

— Я так поняла, я снова заблудилась и попала к тебе, — хмыкнула я.

— Вижу, ты нашла племя Ыырс-Цйхлук. Старая Кцель учила тебя.

— Да. Но теперь это племя ушло. Я 9 лет сама училась и увязла в крови.

— Ты стала сильной, девочка, тьма струится в тебе. Ты могла бы стать великой во времена Презренного Короля, ты могла бы вести войну и нагонять страх на людей. Твоё имя бы боялись произносить. Ты бы многого добилась и нашла применение своим способностям. Но ты родилась в эпоху умирающей черной магии. Магия слабеет со временем, это закон природы магического мира. В мире всё меньше и меньше злобы и насилия. Люди отменили пытки и наложили ограничения на казнь. А это то, что питает нас. Чем хуже людям, тем лучше нам.

— И всё же я думаю, что применю где надо свои способности. Постараюсь. Меня вот что беспокоит… Эльфийка сказала, что я не должна становиться чернокнижницей. Вдруг она права, эльфы ведь видят суть вещей?

— Эльфы постоянны, а человек — натура изменчивая. Тогда ты была слабой. А сейчас сила бурлит в тебе. Эльфы могут ошибаться, запомни это.

Тёмный ненадолго замолчал.

— Ты ищешь навещать свою семью и друзей? Не стоит этого делать. Чернокнижник не должен ни к кому привязываться, ведь он разрушает всё, к чему прикасается. Демоны коварны, они будут охотиться за теми, кто дорог тебе, ведь твоя боль и горечь — их услада. Лучше попрощайся с ними.

— Я не могу их бросить… Я очень скучаю по ним. Всё-таки я слабая. Странная из меня злодейка.

— Это нормально, осознание приходит со временем. Люди учатся на своих ошибках. И ты иди и учись, оставь меня, пусть демоны и души умерших терзают меня.

Я оказалась в своей деревне. Был сезон сбора урожая, все работали. Солнце заходило за горизонт, мир казался таким багряным, трепетным, сонным и слегка меланхоличным. Я шла по широкой дороге между домами и изгородями, поросшими лозами. Родные края. Знакомые места. Вот дом соседки Алехио, она была старой горбатой вдовой и я часто играла с её дочерью. Роскошный дом семьи портных, с их заросшим неухоженным садом. Покосившаяся лачуга деда Ристлио, который ездил со своей тележкой по соседним деревням и продавал пирожки и булки. Дом сестры и её мужа с детьми… Но сейчас там никого нет, а сад и сам дом выглядят заброшенными. Я боюсь подходить к своему дому.

Навстречу мне идет не кто иной, как Миоло. Он сильно постарел. Только сейчас я поняла, насколько скоротечна жизнь в этих краях. Человек, занимающийся магией, может прожить сотни лет, особенно это касается чернокнижников. На моей родине люди стареют в 30 и умирают в 60, а порой и раньше.

— Что… Ангуль? — Миоло остановился и с выражением суеверного ужаса посмотрел на меня, — Не может быть… Как это… Как ты… Ты совсем не постарела… Будто и не прошло 11 лет…

— Здравствуй, Миоло, — я склонила голову, — Значит, прошло 11 лет? Как долго я отсутствовала… А как остальные? Я видела дом сестры, он пустует уже, судя по всему, много лет.

— Это печальная история. Сестра наша умерла от лихорадки, а дочери их вышли замуж и покинули их дом. А её муж принял пожизненный траур и целыми днями сидит дома, убитый горем.

— А мама? А Андуло?

— Я отведу тебя к ним.

Мы прошли к нашему дому. Тут многое изменилось. Сад запустел, скотины поубавилось. Мать сидела на крыльце и пряла. Увидев меня, она подбежала ко мне. Она сильно постарела и её волосы полностью поседели. Мы обнялись и заплакали. На шум вышел Андуло. Он пополнел, но в его волосах прибавилось седины. Мы тоже обнялись и он поцеловал меня в обе щеки.

— Надо же… — прошептал он, гладя мои волосы, — Столько лет прошло, а ты не изменилась совсем… Ни одной морщинки. Ни одного седого волоска. Будто застыла во времени.

— Ты лучше скажи, как вы?

— Перебиваемся как можем, — Андуло вздохнул, — Мы с матерью работаем, не покладая рук, но денег не так уж и много. Даже не спрашивай меня, женился я или нет, я женат на Лесхо, пусть она и мертва.

— А Алричи не приезжал?

— Нет. Да и мы не ждали его, нам не до того было. Знаешь, я до сих пор думаю о том, как я ударил отца и наговорил ему обидных слов… Мы так и не помирились. Всё бы отдал, лишь бы увидеть его и попросить прощение.

— Ты увидишь его, — пообещала я, — Но это случится когда надо. Когда ты будешь готов. А пока не кори себя и живи честно и праведно.

Мы немного поболтали на кухне, так весело и беззаботно, словно не расставались никогда. Это так удивительно и немного странно, я убила, не моргнув и глазом, многих людей, демонов и животных, но, вернувшись сюда, я чувствую невыносимое счастье. Я смотрю на лицо матери, братьев, смотрю на старую, заставленную бочками и ящиками кухню и понимаю, что я дома. Всё-таки и у злодеев есть слабости.

Я спала на детской своей кровати, которую так и не тронули с тех пор, как я ушла. Я вдыхала запахи детства и мне становилось одновременно хорошо и грустно. И я видела то звёздное небо, которое было у меня перед глазами в детстве, и я вспоминала созвездия. Кормилица, Молочник, Подземный Король, Речные сестры… Одинокая Звезда насмешливо поблескивала над моей головой. Где-то вдали кричала ночная птица.

Утром я простилась с братьями и матерью и ушла в мир демонов. Я не задерживалась здесь, потому что понимала, что не имею права подвергать семью такой опасности. Создания тьмы неотступно следуют за мной и могут напасть на них, а я могу не защитить их. Украдкой я наложила на деревню защиту и сделала так, что в случае опасности я буду об этом знать. Надеюсь, что сработает. А если с ними что-то случится, то я лично сожгу жалкие душонки глупцов, посмевших посягнуть на мою семью. И не побрезгую никакими грязными методами. Воспользовавшись путем демонов, я добралась до Керьона.

Годы идут, сезоны меняются, а Керьон остаётся всё тем же — праздничным, многолюдным и пёстрым, с разрисованными стенами, яркими одеждами, каждодневными праздниками, огнями и цветами. Я шла вдоль берега реки, а люди шокировано и радостно смотрели на меня. Но в лицах некоторых чувствовался страх, почти животный ужас. Ведь они знали, что учеба изменила меня, что я больше не буду прежней, потому что обагрена кровью и вкусила плод тьмы.

— Госпожа Ангуль вернулась!

— Где вы были, когда были так нужны нам, госпожа?

— Как вы могли покинуть нас?!

— Так она не мертва?! Что происходит?

— С ней что-то не так… Я чувствую ауру смерти…

— Госпожа восстала из мертвых?!

— Госпожа, вы вернулись!

— Да ну тебя с твоими шуточками, вообще обалдела, — услышала я позади, но оборачиваться не стала. Я итак узнала обладателя голоса. Его величество собственной персоной, — Сначала пропала на 11 лет, а теперь заявляешься как ни в чем не бывало. Причем все, кто искал тебя, как один твердили: она мертва. Это как вообще понимать?

— А так и понимай, — я пожала плечами, — Я умерла 9 раз.

— Что?!

— Но не думаю, что тебя стоит в это посвящать. Прости, что пропала, — виновато прибавила я.

— Ты думаешь, этого достаточно?! — король схватил меня за шкирку и повернул к себе, — Тебя объявили умершей! Цайиль подстриглась в знак глубокого траура! Мелиора чуть затворницей не стала! Ты представляешь, что народ устроил?! Да он панику развёл, что теперь нам капец, потому что некому пришить императора!!!

— Извини, Аргост…

— Лучше бы ты и впрямь умерла, это было бы хотя бы уважительной причиной столь безответственного поступка! — король тряхнул меня, — Вот что мне теперь с тобой делать?!

— Прими на службу.

— Ага, чтобы ты снова пропала?!

— Я не пропаду. Обещаю.

— Ну-ну. Грош цена твоим обещаниям.

— Можно подумать, что я когда-то нарушала своё слово. Что случилось с тем веселым Аргостом, которого я знала?

— А какая у меня ещё должна быть реакция, погладить тебя по головке, что ли? Могу ещё врезать, но не думаю, что тебе это придется по душе, — король наконец отпустил меня, — Между прочим, пока тебя не было, произошло кое-что интересное.

— Что случилось?

— Война случилась. С Подзвездной Импеией, Автономным Королевством Фей и Лесных Эльфов и некоторыми кочевыми племенами. 5 лет бились. Сама понимаешь, что это несколько ужесточило меня. Не могу же я быть вечно придурком, пропивающим казенные деньги и ленящимся управлять страной.

— А как же договор?

— Лазейку нашел… Хитрожопый придурок. Но мы всё-таки победили, не без помощи северян и южан. Мой заместитель применил чудеса дипломатии и склонил нейтральных горных эльфов на нашу сторону.

— Ужас какой… Я не знала. Если бы я могла что-то сделать…

— Да сделанного больше не воротишь, — король махнул рукой, — Иди давай и объяснись перед всеми.

В общем, наделала я шумихи своим появлением. Весь город собрался вокруг замка короля. На балконе я произнесла длинную речь о причинах своего отсутствия и извинилась. Народ наш великодушный долго злиться не стал, побузил немного, поупрекал меня, что я покинула их в трудный час и разошелся отмечать моё возвращение. Чернокнижники остались подольше. Некоторые смотрели на меня с ужасом, некоторые — с восхищением. Они видели мою ауру смерти. Оракулы, как только увидели меня, поспешили ретироваться. Целители смотрели исподлобья.

С Цайиль было труднее. Кроме волос, которые теперь короткие, так называемая «боевая стрижка», в ней ничего не поменялось, морщин и селых волос не прибавилось. По-моему, она наоборот помолодела. Вместо приветствия она влепила мне пощечину, и я не стала спрашивать её, за что она так, ибо знала, за что, и понимала, что заслужила.

— Вот как ты могла? Как ты могла? — причитала меня и била по щекам, — Мы думали, что ты умерла. Взяла и отреклась от меня, ушла без предупреждения неизвестно куда… 11 лет тебя не было, на связь не выходила, что ты вообще делала? Как ты могла так поступить с нами? Как ты могла так поступить со мной?

— Прости, но я должна была. Мне надо было раскрыть свою силу, этого ты сделать не могла.

— Да? И чем же я хуже этого твоего древнего племени? Чем я хуже, чем я заслужила такое предательство?

— То племя владело древней силой… Оно помнило времена Тёмного.

— Тёмного? Значит…

— Это было племя-призрак, последний мост, связывающий нас с той эпохой. Я училась у Старой Кцель, которая знала Презренного Короля.

— Вот как. И чему же она тебя учила?

— Я умерла и переродилась 9 раз и научилась растворяться в окружающем мире. Я поглощала души и сердца демонов. Я убивала живность и жгла ритуальные костры из их костей и пила их кровь.

— Так вот почему у тебя аура такая… Но это не оправдывает твоего отсутствия.

— Я знаю.

— 11 лет мы думали, что ты мертва. 11 лет мы носили траур. Ты… Я не знаю. мне нужно побыть одной.

— А где Мелиора?

— Справа по коридору, 3 комната.

Цайиль ушла, шаркая мягкими ботинками, а я глядела ей вслед, потирая горячую красную щеку.

В пустой комнате на полу сидела Мелиора. Она смотрела в одну точку. У неё появились морщины и некоторые пряди поседели. Странно, ей должно быть не больше 30-ти…

Увидев меня, девушка бросилась мне на шею и принялась целовать меня. Я впервые видела такой порыв эмоций у столь сдержанного человека. Она повалила меня на пол. Долго мы не могли вымолвить ни слова. Она смотрела на меня и плакала, шмыгая носом, а я глупо улыбалась.

— Давно не виделись…

====== Нападение ======

Ночью я вновь боролась с собственной тенью. Её бледные мёртвые руки тянулись к моей душе, норовя схватить её, а губы скривились в хищном оскале. Я словно оцепенела, боль сковала моё тело. Повсюду раздавались предсмертные крики, хрипы и плач. Я металась в бреду, пытаясь их прогнать, и ждала спасительного рассвета. Так происходит каждую ночь с тех пор, как я переродилась. Я бегу, сама не зная от чего, гоняюсь, сама не зная за кем, спасаясь, сама не зная от чего, борюсь, сама не зная с кем, и, главное, за что. Мне не за что бороться. Моя душа прогнила, моё тело истощено черной магией, души убитых ждут меня, ждут часа, когда смогут забрать меня и терзать, рвать на части, и я знаю, что этот час наступит, знаю, что не стану сопротивляться.

Чернокнижник – фигура одинокая. Чем сильнее ты, тем острее ты чувствуешь одиночество. Когда ты приобретаешь силу, ты покупаешь билет в один конец, прощаешься со всем, что любил. Кого любил. Семья, друзья, возлюбленные – со всеми прощайся, иначе демоны воспользуются твоей слабостью и станут мучить их. Они сожгут всё, что ты любишь, и поверь мне, рука у них не дрогнет. Ты, конечно, можешь защищать их, но вечно ты так не сможешь. Ты даже себя вечно защищать не сможешь.

Я получила знания – и безумие черной бесформенной тенью крадется за мной. Я получила силу – и демоны преследуют меня, ожидая часа, когда я ослабну. Я вышла за пределы своего мира – и теперь мир демонов раскрыл свою пасть, подкрадываясь ко мне тихо и медленно. Я получила власть – и теперь души убитых и замученных мною шепчут мне на ухо проклятия, которые слышу только я. Многие ищут могущества. Многие готовы отдать за него свою плоть и кровь, тело и душу свою, но когда получают, то проклинают тот день, когда его захотели. Тёмный – сильнейший чернокнижник, но он давно потерял человеческий облик и ныне он вынужден коротать вечность между жизнью и смертью, и боги отреклись от него. Презренный Король захотел силу – и получил её, но он медленно умирал, сгорал в собственном пламени. Легендарное племя чернокнижников зависло на века между материей и духом, потерянные во времени и пространстве. Стоит ли оно того? Не знаю, не знаю.

Я стала цепной шавкой короля, достаточно одного его жеста – и я срываюсь с места, раскрыв жадно голодную пасть. Я – вожак, я – королева войны, и я убиваю и проклинаю, я завоевываю и нагоняю страх. 5 лет я веду войну, мы бьемся с горными жителями и расходимся раненные и измученные, а потом снова бьемся, и нет конца этим кровопролитиям. У жрецов раскол – одни ведут священную войну на стороне Подзвездной империи, другие – на нашей сторону, а верховные хранят молчание, они засели высоко в горах и смотрят сверху вниз на копошащихся людей, похожих на муравьев. Им запрещено вмешиваться, но я думаю, что они просто не хотят нам помогать. Даже боги отвернулись от нас, раз позволяют своим подопечным совершать такие бесчинства. А может, они никогда и не были на нашей стороне? А может, они просто нас не видят? Или, быть может, они давно мертвы?

Цайиль постигает новые ступени чернокнижия, но самостоятельно. Бок о бок мы бьемся, но не как наставница и ученица, а как товарки. Мелиора исцеляет мертвых и тает, словно свеча, давно свалялись её кудри и побледнели её розовые щеки. Бредёт она по дороге из мертвых тел – тех, что она не смогла спасти.

На шестой год моего возвращения, на главной площади, когда сжигали трупы убитых проклятиями, мы с Мелиорой, Цайиль, Аргостом и Ахель стояли на балконе дворца. У Ахель прибавились морщины, а у Аргоста поседели пряди и тело исхудало, давно его голова не касалась подушки. Плащ Мелиоры испачкан кровью, её руки – кости, обтянутые кожей. Черные волосы Цайиль развевались на ветру. Она одна не постарела и по-прежнему сияло молодостью её лицо, но её глаза были заплывшими и щеки мокрыми от слёз. Она билась против собственного племени и сошлась в битве с собственными родителями. Своими руками она убила их, и теперь они, сжатые в кулаки, дрожат, костяшки побелели, виднеются царапины от ногтей.

- Сколько будет продолжаться эта война? – спросил самого себя король, – Сколько людей мы потеряем?

- У нас нет другого выхода, – сказала я, – Либо мы, либо нас. Император очень хитрый и подлый тип. Я успела за эти 5 лет изучить его. Он знаком с древней магией. Магией Тёмного.

- Значит, он равен тебе, – пробормотал король.

Я схватилась за голову. Боль пульсировала у меня в висках. Я поняла, что они посмели.

- Что случилось, Ангуль? – обеспокоенно спросила Мелиора, – Мне всё-таки не удалось снять с тебя проклятие императора?

- Нет, нет, с проклятием всё в порядке, – процедила я сквозь зубы, – Мне нужно в свою деревню. Немедленно.

- Я пойду с тобой, – вызвалась Цайиль.

- Нет, ты останешься здесь, – отрубил король, – Я не могу лишиться двух лучших чернокнижников сразу.

- Тогда я пойду, – вставила Мелиора, – И даже не вздумай мне препятствовать.

- А ты иди, – разрешил король, – Тебя подменят. И постарайтесь вернуться живыми.

Мы кивнули и исчезли. Я протащила Мелиору по пути демонов, честно говоря, я не знала, получится ли у меня, но думать было некогда.

Через секунду мы стояли на знакомой мне тропинке, Мелиора придирчиво оглядывала себя, пытаясь счистить с себя тёмную энергию. Я оценивающе оглядела местность.

Дома и садики полыхали черным пламенем, его языки тянулись с небу, затянутому кроваво-красными тучами. Тут было раздолье для смерти, демоны разгуливали вокруг, и их было очень много. Я рванула в ближайший дом. Там жил вдовец моей сестры. Внутри пахло гнилью и просроченной едой, а также смертью – запахом, сопутствующим мне вот уже много лет. У этого запаха множество оттенков, но я узнаю его сразу. К нему примешивалась трупная вонь и запах чего-то очень-очень старого. Так пах демон. Я спустилась в подвал. В дыму сидел старик, исхудалый, с сальными волосами и бородой, покрытый бородавками и язвами.

- Ты какого черта здесь заперся? – накинулась я на него, – А ну-ка руки в ноги и бегом отсюда!

- Нет! – просипел вдовец, – Я погибну вместе с этим домом!

- Перед женой своей артачиться будешь, а сейчас делай, что велят! – Я схватила его за руку и резко дёрнула, чтобы он встал. Тот выдернул её и посмотрел на меня исподлобья, – Не строй из себя капитана корабля! Новый построишь (когда я почищу это место, разумеется). А ну не сопротивляться, кому говорят!

В итоге мне пришлось тащить его на себе. Он вяло сопротивлялся. Вскоре мне надоели его стенания и я вырубила его. Взвалив его на плечи Мелиоры, всё это время тихо следовавшей за мной, я наложила на неё защиту и побежала искать демонов.

- Найди людей и уведи их отсюда как можно дальше, – бросила я ей, – Не вздумай строить из себя героиню. Я не знаю, выживу ли я сама, не говоря уже о тебе.

Я бежала по дороге, оглядываясь по сторонам, но видела лишь сгоревшие дома и деревья. Кое-где были корзины, бочки, колодцы, статуэтки, игрушки. Я пришла в настоящее бешенство.

А потом я увидела самих жителей. Они, кучкуясь, стояли за спиной у знахарки, которая изо всех сил сдерживала демонов.

- А эти что тут делают? – охренела я, – А ну уведи их отсюда, а то сдохнут, и глазом не моргнёшь!

- Ангуль? – изумленно уставилась на меня знахарка, – Что ты тут делаешь?

В этот момент её щит ослаб. Я отпихнула её и попыталась его наладить, но было уже поздно – демоны прорвались. Почти все полегли замертво.

Ну чего ты стоишь, давай, помоги мне!

Это безликие слуги. Они слабые, но их слишком много, и вся беда в том, что их можно создавать до бесконечности. Нужно победить их вожака.

И кто же их вожак?

Я возьму его на себя. Только подпитывай меня.

Хорошо.

Мой давний друг, безымянный демон, самый первый демон, которого я встретила, стремительно вырвался из меня и полетел в небо.

- Так, ты ведь чернокнижница, да? – спросила я у оклемавшейся знахарки.

- Нет, я только печати умею ставить и щиты... – пролепетала та.

- Эльфийская магия? И как я сразу не поняла? – хмыкнула я, – Валите вы отсюда, не-маги, ради всего святого... Ай, ты полегче там!... Ради вашей же безопасности!

- М-мы не можем... – заикаясь, сказала девушка, – Мы заперты в этой деревне...

- А я не могу ходить, – пожаловался мальчик, – Я ногу сломал!

- Тогда не мешайтесь! – прикрикнула я.

Демоны окружили нас. Я поднапряглась и уничтожила их. Мой фамильяр рыскал в округе, выискивая того, кто стоит на всем этим. Затем он взревел, и страшный рокот пронесся по округе, аж кусты полегли. Остальные зажали уши, а я и бровью не повела. Демон звал демона. И тот явился на зов, ибо они всегда на него являются. Явился и взмыл вверх вместе с фамильяром. И высоко в небе развернулась настоящая битва, битва титанов, битва двух могущественных демонов. Они дрались подобно разъяренным зверям. Захватывающее было зрелище. Кровь дождем проливалась на землю и рёв оглашал округу. Я чувствовала, как силы уходят от меня. Оставалось надеяться, что их хватит. Знахарка из последних сил сдерживала натиск последних слуг. Эти были посильнее. Быть может, они были вовсе не безликие, я не не знаю, ибо не задумывалась, я была поглощена битвой.

Барьер пробит. Знахарка пала замертво, обескровленная и пустая. Люди испуганно прижались друг к другу. Внутри у меня всё похолодело. Среди них были моя мать и братья.

К нам подбежала Мелиора с ребенком и вдовцом.

- А они тут зачем? – прошипела я, – Я разве не ясно выразилась увести их в безопасное место? Или у тебя какие-то свои представления о безопасности?

- Они нас не выпускают, – прогудела Мелиора, – Вокруг деревни стоит барьер. Разрушающего типа. Попытавшийся его преодолеть растворится на месте.

- Ясно, – буркнула я, – Тогда помоги знахарке с щитом. Не дай демонам добраться до этих людей.

- Но я не умею... – начала Мелиора.

- Значит, научишься! – рявкнула я.

Ангуль, силы на исходе. Мне нужно ещё.

Если я ещё тебе дам, то отключусь. Я еле на ногах стою.

Тогда используй для этого другого чернокнижника.

А ты видишь здесь другого чернокнижника?!

Есть один. Младенец. У него много силы. Печать ты легко сломаешь. Действуй, если хочешь спасти этих людей. Либо одна жизнь, либо все.

В тот момент я не раздумывала. Я включила зрение чернокнижника и нашла его. Совсем маленький, грудной, но у него было много тёмной энергии, которую печать с трудом сдерживала. Я вырвала его из рук матери и сломала печать. Фамильяр стал вытягивать из него силу. Этого хватило, чтобы ранить врага, но не более.

- Что вы делаете?! – со стенанием набросилась на меня его мать, – Вы же пришли спасти нас, так зачем убиваете?

- Нет другого выхода. Либо несколько жизней, либо жизни всех. Третьего не дано. Если бы было давно, я бы не пошла по пути убийства, поверьте мне.

Но я и сама не верила собственным словам, как я могу заставить кого-то поверить мне?

- Я не могу, у меня не получается! – крикнула Мелиора, – Их слишком много!

- Сделай что-нибудь! – вторила ей знахарка.

Ещё нужна энергия.

- Так, знахарка, колись, кто ещё тут чернокнижник?

- Да вроде нет таких...

Сойдет и обычный человек. Быстрее, время на исходе.

- Нужен доброволец, – объявила я, – Понятное дело, никто не захочет... Не смей трогать мою мать, грязный паршивец!... Но всё-таки... Кому сказано, не сметь!!!

Самая сильная энергия у твоей матери и брата, который сломлен горем.

Ты вообще в своём уме такое предлагать?! Я же ради них сюда примчалась!!!

Демон сомкнул зубы на горле фамильяра. Кровь брызнула прямо на меня.

Так уж и быть, забирай мои силы. Хоть все. Но не смей трогать мою семью.

Если ты упадешь в обморок, то мы потеряем связь. Этого допустить ни в коем случае нельзя. Ты нужна здесь живой, Ангуль. Ты должна защитить эту деревню.

Я пришла защитить свою семью, но ты предлагаешь ей пожертвовать... Тогда ради чего я сражаюсь? Что я защищаю?

Раздался пронзительный крик Мелиоры. Но даже сейчас, истокая кровью, почти лишившаяся своих жизненных сил, она защищала жителей деревни. Она принимала на себя удары, но ей не удавалось спасти всех. Матери и отцы встали на защиту своих детей. Они встали рядом с целительницей, напрягая остатки сил, освободившихся из-под сломанных печатей. Дети плакали. Родители падали замертво.

- Что он говорит, Ангуль? – спросил меня Миоло, – Чего ты зависла?

- Он предлагает выбрать, кем пожертвовать. Выбрать между матерью и Андуло.

- Я готов пожертвовать собой, – вызвался Андуло, отхаркиваясь и отбиваясь от двух демонов, – Я готов отправиться к Лесхо и детям.

- Даже не думай об этом, я этого не позволю!

- Я должен был умереть, ещё тогда, во время эпидемии! – закричал дрожащим голосом Андуло.

- Ты ведешь себя, как последний идиот, – вмешалась мать, – Лесхо бы никогда не позволила тебе так говорить. Она любила жизнь.

- Мама...

- Даже не пытайся меня отговорить, Гули, – мать упрямо подбоченилась, – Я уже старая, мой путь здесь давно завершен. А вы молодые, вам ещё жить да жить.

- Мама!

- Не мамкай! Ты должна спасти деревню! Ты должна спасти братьев! Ты должна спасти себя!

- Мама!!! Я пришла защитить вас, я не собираюсь вами жертвовать!

Фамильяр захрипел. Я почувствовала, как смерть подступилась к нему, неуловимая и всегда неуместная. У Мелиора кончились силы. Она заслонила собой Миоло. Это было последнее, что ей удалось сделать. Она упала на землю и больше не сопротивлялась демонам, высасывающим из неё душу.

- Действуй! – рявкнула мать, – Я не боюсь смерти! Отпусти меня наконец, несносная ты девка!

- Мама, я люблю тебя, я не хочу жертвовать тобой! – чуть не заплакала я.

- Я тоже тебя люблю, доченька. И не могу позволить тебе умереть.

- Если ты меня любишь, то почему говоришь такие жестокие слова?

Ангуль, не время прощаться! Давай быстрее, сейчас каждая секунда на счету!

- Потому что я должна. Если моя смерть может кого-то спасти, то я готова.

Ангуль... Я сейчас умру. Пожалуйста... У тебя последний шанс.

Я сделала это. Сделала, зажмурив глаза. Но даже это не помогло, и образ её будет преследовать меня до конца дней. Фамильяр впитывал энергию моей матери, словно губка. Раны на нём затянулись, он напал на возликовавшего было врага с новыми силами и с новой яростью. А мать покидали силы, она иссыхала на глазах. Я этого не видела, но чувствовала всем моим нутром. Из всех убийств, совершенных мной, это самое ужасное, и я бы всё отдала, лишь бы не совершать его. Я была опустошена. Я действовала, как в тумане. И мне было уже всё равно, погибну я или нет. С животным бешенством я напала на слуг и убила их, поглотив их души и сердца. Их тёмная энергия переполняла меня, клокотала и кипела во мне, я убивала и убивала, и безумно хохотала, как типичный злодей из уличных театральных представлений.

В небе сверкнула молния и раздался гром. Энергия рассеялась по небу, как круги по воде. Враг был повержен. Уставший и измученный фамильяр вернулся ко мне. Я ходила вокруг и снимала барьер, тёмные заклинания, чистила местность от вонючей демонической ауры. Потом я сняла проклятия с жителей деревни. В сознании были только Миоло, Андуло и вдовец. Остальные были в бессознательном состоянии, но их жизни ничего не угрожало. Они пролежат в коме примерно несколько недель, а потом отмучаются от последствий несколько дней. И всё будет в порядке. Заживут как и прежде.

Убедившись, что всё в порядке, я дала волю эмоциям. Я опустилась на колени и зарыдала, как маленький ребёнок. Я плакала навзрыд, во всю глотку, срывая голос, слёзы и сопли падали на землю, пропитанную кровью, и я даже не утруждалась сморкнуться или вытереться. Мне было решительно всё равно. Мне было всё равно вообще на всё. Я каталась по земле и била по ней кулаками. Я билась головой о землю и проклинала всё на свете. Жаль, что фамильяр не оставил от демона ничего, уничтожив и его душу. Я бы так поиздевалась над ней. Я бы мучила его так, что любой демон позавидует. Что даже Тёмный по сравнению со мной будет белым и пушистым.

Ко мне осторожно подошел Андуло.

- Ангуль... Прости, это я должен был умереть.

Я поднялась и, едва держась на нетвердых ногах, влепила брату пощёчину.

- Да как ты можешь такое говорить?! Как я могу выбирать между вами?! И это не ты виноват, а я! Это из-за меня демон напал на деревню! Он хотел поиграть на моих чувствах, потому что знал, что это моя слабость! Это всё из-за меня! – я, повысив и без того срывающийся от крика голос, обратилась к жителям деревни, – Слышите?! Это из-за меня ваши друзья и родные погибли! Я заслуживаю ненависти!

Теперь пришел черед Андуло бить меня по щеке.

- Ты спасла нас, Ангуль.

Люди собрались вокруг нас и принялись утешать нас. Соседи пообещали помогать нашей семье и оплатить похороны. Многие плакали.

- Но я... Я убила ребенка и собственную мать. Почему вы...?

- У тебя не было другого выхода, – тихо сказал дед, – Я когда-то сам был магом. Мне пришлось пожертвовать свои братом, чтобы спастись самому. Иначе мы бы оба погибли.

- Теперь ты понимаешь, почему мы не хотим заниматься магией? – спросил Миоло, – Вот именно из-за этого. Плевать на способности, карьеру и могущество. Мы не хотим терять дорогих нам людей.

- Это из-за меня... повторила я, – Из-за меня с вами случилась беда. Мама...

Андуло обнял меня и прижал к себе. Я дала себе волю и вновь заплакала.

- Будь сильной, Ангуль. Будь сильной ради мамы, – сказал он твёрдым голосом, который подействовал на меня успокаивающе. Но подняв голову, я увидела слёзы на его щеках, – Люди умирают, занимаемся мы магией или нет. Смерть частая гостья в мире живых. Это закон мира, пусть несправедливый и жестокий.

- Тогда в бездну этот мир, – глухо сказала я, – В бездну этот мир, если тут так много смерти. Отец, Умбре, сестры, Айхея, Лесхо, мама... Я не выдержу больше ни одной смерти. Чернокнижники питаются болью... Но мне от боли плохо! Я ненавижу страдания! Я ненавижу, когда мои родные умирают!

- Я знаю. Я знаю...

Мы с Миоло и Андуло стоим на берегу моря. Лодка с телом матери отправляется в дальнее плавание. Мать всегда любила море. Она давно хотела отправиться в дальнее плавание, и вот её мечта исполнилась...

Прохладный ветер развевает наши волосы, принося с собой запах соли и водорослей. Босые ноги увязают в песке. Мы глядим вдаль, на то, как мать исчезает в морской дали. Солнце отражается от водной глади. Глазам больно.

Мы бредём молча по теплому песку, храня молчание. Я, Миоло, Андуло. Вот что осталось от нашей большой дружной семейки. Легче мне не стала, но по крайней мере я перестала захлёбываться болью. Эта рана никогда не заживет и горечь утраты будет сжимать меня тисками, а мать сниться каждую ночь. Ведь боль – это то, что делает тебя человеком. От человека до чудовища один шаг – шаг по мосту из боли и любви. Демоны и духи не страдают. Демоны и духи не любят. А человек всё это чувствует. Это и делает его таким удивительным.

====== Последний бой ======

Мы с Мелиорой остались на две недели помогать деревне восстанавливаться. Она исцеляла больных как могла, хотя сама не до конца восстановилась после битвы, а я снимала остатки проклятий и накладывала всевозможные защитные заклинания. Было трудно без знахарки, которая умела ставить щиты, поглощающие магию. Ума не приложу, где она этому научилась, эльфов же фиг заставишь сделать что-либо.

Я чувствовала пустоту в сердце, без боли и горечи. Словно все эмоции из меня выкачали. Меня преследовали кошмары и вновь я изо сна в сон боролась со своей тенью, но не чувствовала ничего. Раз в день я приходила на пляж и глядела в морскую даль, пока прохладный ветер продувал меня насквозь, а голубые волны приносили ракушки и круглые камешки. Иногда мне хотелось, чтобы меня загипнотизировала сирена, как в рассказах бывалых моряков, и утащила меня на дно морское, дабы волны сомкнулись над моей головой и водоросли служили моей постелью. Смерть мне казалась избавлением, но это несбыточная мечта, ибо даже жнец отрёкся от меня, врата божественных садов для меня навсегда закрыты. Остаётся надеяться, что моя семья там, играет в тени деревьев и срывает вечно спелые плоды, и сопутствует им щебет птиц. Пусть хоть какая-то справедливость. Хоть немного. Хотя бы щепоточку в этом глупом и безумном мире.

Осень подходила к концу, а это значит, что скоро начнется зима и мокрый снег покроет грязным одеялом мертвую землю. Жители собирали остатки урожая. Золотые бескрайние поля превратились в вспаханную землю с редкими снопами. Мельницы работали беспрерывно, то тут, то там виднелись большие корзины с виноградом. Заборы украшали оберегами и цветами. Жители провели ежегодный обряд жертвоприношения, вознесли молитву богам и встретили зиму готовыми. Впрочем, зимы у нас тёплые, снег быстро тает. Врят ли мороз приударит, как в тот раз. Но всё-таки климат в нашем регионе холоднее, чем в остальных, надо быть готовыми ко всему.

Как раз в конце осени со мной связался король и приказал мне тащить свою задницу обратно в столицу, причем немедленно. Убедившись, что моя защита работает как надо и что все вылечены от последствий проклятия, мы с Мелиорой телепортировались в Керьон, во дворец Его величества. Он сидел в тронном зале.

— Я с тобой только с 30-й попытки связался, это что такое вообще? — ворчливо спросил он.

— Я спасала свою семью, — сухо сказала я, — И мне пришлось пожертвовать собственной матерью.

— Извини, я не знал… — упавшим голосом сказала король, — Но сейчас ты должна собраться с духом. Завтра должно пройти собрание. Придут представители союзных стран. Пора положить конец этой войне. Мы итак слишком много потеряли.

— Хорошо, — я склонила голову, — Что-то случилось в наше отсутствие?

— Нет, пока всё мирно. Подзвёздная Империя зализывает свои раны. Вы пока отправляйтесь спать, на то на вас лиц не видно.

— Не видно? Что значит не видно? — Мелиора принялась ощупывать своё лицо, — Странно, Ангуль же вроде сняла все проклятия. Или ты что-то проглядела? Есть иллюзорные проклятия выборочного типа, они активируются в зависимости от…

— Прекрати, Мелиора, — перебила её я, — Сколько лет прошло, а образные выражения понимать так и не научилась.

— А… Это… — разочарованно протянула Мелиора, — У вас слишком абстрактное мышление… Моё более конкретизировано. Ладно, я пойду спать, мне нужно энергию восстанавливать. Здоровый сон — это очень важно.

Я последовала её примеру и отправилась спать.

Я тонула в мягкой постели и смотрела в звёздное небо, видное через большое окно. Скоро это небо затмится новой войной, очередная битва вспыхнет, молодые маги пойдут умирать непонятно за что. А видела множество битв и все они были одинаковыми. Две армии схлестнулись в кровавом поцелуе, скрестились магические кинжалы, вспыхнули заклинания и полилась рекой кровь. Трубят маги боевые песни, идут на верную смерть за освобождение страны, за защиту своей семьи и друзей, за мир. И падают они замертво на землю. Тихо пробираются сквозь ряды целители, и умирают, не успевая долечить очередного беднягу, умирают, защищая другого человека, и они так и не узнают, что умерли-то зря и никого не спасли. И вот мы падаем духом, и кто-то, едва держась на ногах, опираясь дрожащими руками о землю или камень, дрожащим, нетвердым голосом, из последних сил, поёт гимн. И его остальные подхватывают. И снова, и снова мы бьёмся, и расходимся, дабы зализать раны и схлестнуться вновь. Все говорят: за освобождение, за ресурсы, за мир, но на деле-то они бьются ради битвы и убивают ради убийства. Если убрать все благородные мотивы, то останется обыкновенная бойся, мясорубка. Война помогает выплескивать людскую злобу и ярость, годами копившиеся в них. Люди теряют остатки человечности, и я вижу не лица, а лишь хищные оскалы и горящие бешенством глаза. А я лишь хожу и собираю витающую в воздухе ярость, ненависть и ауру смерти. Когда другим плохо — мне хорошо. Когда мне плохо — мне хорошо. Когда другие слабы — я сильна. Когда другие умирают — это прибавляет мне года. Ненавидьте меня, и я буду купаться в вашей ярости. Умирайте, и я не протяну вам руку помощи — я увязну по шею в вашей крови и не дрогнет моё сердце, будь ты стар иль млад. Тогда почему, когда я вспоминаю угасающий взгляд отца и Лесхо, ледяное прикосновение замершей руки Умбре, предсмертный крик детей и упрямо сдвинутые брови матери и блеск слез в её глазах, я чувствую, как внутри меня бездна раскрывает свою пасть, грозясь засосать всё? Отчего, когда я вижу кудрявую черноглазую девушку или парня, мне хочется, чтобы он исчез и не вызывал смутные образы, пытающиеся всплыть из моей памяти? Отчего, отчего мне хочется пронзительно кричать?

— Потому что ты по-прежнему всё та же, — услышала я знакомый голос, — Ты 9 раз умирала и 9 раз возрождалась, но не хватит и тысячи смертей, чтобы убить маленькую и трусливую Ангуль.

Я почувствовала, как начинаю проваливаться вниз. Ниже, ниже, глубже, темнее. Мир демонов. Мир теней и обмана.

— Когда ты наконец оставишь меня в покое? — сдавленным голосом сказала я.

— О, никогда, трусишка. И ты это знаешь. Однажды твоя хватка ослабнет и я получу тебя всю.

— Говоришь, я не изменилась? Хе-хе. Я ведь убила множество людей.

— И по ночам ты слышишь, как они шепчут твоё имя. Ты глядишь вновь и вновь в эти угасающие мёртвые глаза, и страх щекочет тебя, а ужас дышит в затылок.

— Отвали. Я не желаю тебя слушать. Ты всего лишь тень, и я смогу тебя приструнить.

— Тьма твой дом родной и храм, а ужас твой возлюбленный. Такова твоя расплата. Взойдя на алтарь, ты подписала договор о смерти и отречении.

— Заткнись.

— Но ведь оно того стоит, не правда ли? В твоих ногах легионы тёмных сил и тени падают замертво, сраженные тобой. Чем хуже другим, тем лучше тебя, и их слезы — нектар твой, и твои ланиты не покроются морщинами. Ты до самой смерти останешься юной и прекрасной, подобно эльфам…

— Закрой пасть.

— Знаешь, что я тебе скажу? Боги покинули нас. Врата их садов заперты и заросли сорняками.

Она с силой надавила на меня. Я стала задыхаться. Мои кости затрещали.

— Просто расслабься и не сопротивляйся. Зачем тебе жизнь с её страданием и бесконечной беготнёй? О, люди такие мелочные. Мы, тени, всё про вас знаем. Давай пойдем туда, где покой и уютная тьма. Вернемся в свою колыбель. И заснем в вечной тишине. Покинем бурю времени.

Я с силой отбросила её назад и попыталась выбраться, но лишь ещё гуще увязла. Какое-то время я барахталась в вязкой тьме, но потом перестала сопротивляться. Мне стало всё равно, куда меня занесет. Может, так лучше. Ничто не держит меня там, в этой материальной суете.

— Надо же, не ожидал, что ты сюда заберешься… Видимо, тьма и впрямь твоя стихия.

Я лежала на зеркальном красном полу. Стены и потолки уходили вдаль, их было не видно, розоватый туман окутывал местность. На куче окровавленных тел сидел император, одетый в сверкающую чешую. Его прямые блестящие волосы развевались на ветру. Он внимательно изучал меня раскосыми черными глазами, его крохотные губы изогнулись в клыкастой ухмылке.

— Здесь ты ещё моложе. Вылитое дитя.

Я поднялась на ватных ногах и исподлобья взглянула императору в его чернущие глаза.

— Где же твоя охрана? — я криво усмехнулась, — Или жизнь великого императора так дёшево стоит?

Лицо его исказилось в гримасе ярости.

— Ты обошла её, девка, — сплюнул он, — Не представляю, как, но обошла.

— Повелитель?

К нам прибежали несколько парней-кочевников. Они были увешаны клыками и черепками.

— Эта прошмандовка нас провела! — воскликнул один из них, — Не волнуйтесь, повелитель, мы убьём её!

Они оба встали в боевую позицию и приготовились к нападению.

— Не нужно, — император жестом отозвал их, — Идите прочь. Я сам с ней сражусь.

— И если он не вернется, — прибавила я, — То вы положите конец этой войне.

— Заткнись, прошмандовка! — хором воскликнули чернокнижники.

— Я согласен, — усмехнулся император, — Давно не играл в азартные игры. Ступайте и отдайте распоряжение: если повелитель не вернется, то война прекращается. А если он побеждает… — он смерил меня презрительным взглядом, — то твоя страна, девка, сдаётся.

— Но, повелитель… Что на вас нашло? Это же…

— Вам особое приглашение нужно? — император грозно на них посмотрел и те предпочли исчезнуть, — Как удачно всё сложилось, — Он повернулся ко мне, — Ты стала очень сильной. Ты владеешь магией древних. Сам Тёмный отметил тебя, я вижу его Разрушитель Границ на тебе.

— Ну и что? — я скрестила руки на груди, — Будешьмного болтать — и я тебя успею прихлопнуть. Глупая привычка многих — распотякивать с противником.

— О, вряд ли ты сможешь это сделать, глупая самонадеянная чернокнижница, — оскалился император, — Я не похож на своего недалёкого брата. Именно потому я и жив до сих пор.

— К чему ты это ведёшь?

Император подошел ко мне и провел тонкой маленькой рукой по моей щеке.

— Мне нравится твоя сила. Ты можешь перейти на мою сторону. Поверь, вместе мы сможем многое сделать. Мы будем великими завоевателями и останемся бессмертными в стихах и легендах. Мы будем вести войны, и армии будут нашими куклами, а мы — кукловодами. Разве не это мечта чернокнижника? О, ты упьёшься крови своих врагов.

— Значит, вот чего ты хочешь? — рассмеялась я, — Завоевать мир? Как это банально, Ваше величество, я думала, вы умнее.

— О, нет, глупышка, мне не нужен мир. Мне нужна боль. Мне нужно могущество. Я хочу доказать, что нет пределу человеческой силы, хочу сломать все барьеры.

— И ради чего? Ты будешь крутиться в колесе, одно убийство будет сменять другого, и рано или поздно ты поймёшь, что у всего этого нет никакого смысла.

— Смысл в том, чтобы познать бесконечность. В том, чтобы перестать быть хрупким и беззащитным существом, какими мы, люди, являемся.

— О, я поняла. Я поняла, чего ты хочешь, император.

— И чего же я хочу? — он провел пальцем по моим губам.

— Ты боишься смерти, — я убрала его руку от моего лица, — Ты боишься, что тебя поглотит тёмный омут. Поглотит целиком, без остатка. И твой разум померкнет и свет погаснет. Боишься этой пустоты. Боишься агонии. Боишься, что морщины испещрят твоё тело и ты будешь медленно таять и сходить с ума. О, я знаю это, император. Я вижу это по твоему изменившемуся лицу.

Лицо императора и впрямь преобразовалось в маску нечеловеческой ярости, скривилось, сделавшись уродливым и каким-то ненастоящим.

— Будь ты проклята! Ты врёшь!

— Не отпирайся, император. Я не пойду за тобой, так и знай. Давай сразимся на равных, как чернокнижник с чернокнижником. Забудем о своих рангах и именах. Здесь и сейчас мы лишь два бойца.

— Ошибаешься, мы не равны, между нами огромная пропасть, — осклабился император, — Ты даже не сможешь прикоснуться ко мне.

— Да ну. Сейчас мы это проверим. Сойдемся без демонов и теней. Доверимся своим силам.

И мы сошлись. Я знала, что здесь не было моей власти, знала, что стоит императору щёлкнуть пальцем, и всё здесь обернётся против меня, ибо здесь он творец и созидатель, а я — лишь насекомое. Но меня это не останаволивало. Я в исступлении продолжала нападать на него, созывая все свои силы, накопленные во мне, все свои резервы и тайники. Император был знаком с магией древних и сковывал меня вновь и вновь, и были велики его силы, они мощными потоками лились из него, а я же очень многих сил лишилась в битве с демоном и его слугами в деревне. Император не пачкал руки, и не было ни капли крови на его белоснежной коже, а я же увязла в крови по самую макушку. Он не убивал и не тратил энергию, пока я билась и забирала души. На нем нет ни единого шрама, а я же сплошной ходячий шрам. Он — больше, чем неприкосновенный. Я — меньше, чем презренная трусиха.

Мы бились, как мне показалось, половину вечности, и наши силы почти иссякли. Наши души иссушены и изранены. Мы оба тяжело дышали, сморщенные, пожелтевшие, тощие старики с ободранной кожей и торчащими костями. Мы стояли почти на четвереньках и из наших пастей капала горячая дымящаяся слюна, а наши глаза горели красным огнём.

— Ты слишком трусливая, девочка. Пусть ты и владеешь темной магией, но я-то вижу, что ты по-прежнему дитя.

Остался последний вариант. Полное уничтожение. Но для этого нужна боль. Мне ничего не остаётся. Император побежал на меня, готовясь из последних сил нанести удар. Я вонзила жертвенный кинжал в глаз и сосредоточилась на враге. Для того, чтобы сработало, нужно быть готовым пожертвовать всем. Нужно быть готовым к любой боли. Барьер за барьером я ломаю, ломаю его защиту и отражаю атаки. Он кричит, а агонии и вспыхивает. Скоро от него не останется ничего, пустота распахнет его объятия. Смерть без реабилитации. Смерть души.

— Как тебе вкус поражения, император?

Он рассыпается в сверкающую пыль, звёздную пыль. А меня выкидывает из мира демонов.


Я просыпаюсь с своей постели, залитая кровью. Вокруг меня столпились Аргост, Ахель, Хильдагра, Цайиль и Мелиора.

— Я победила… — сразу сказала я.

— Мы поняли, — кивнула Цайиль, — Но какой ценой!

— Я чувствую… Я больше ничего не чувствую. В смысле, я чувствую пустоту. Короче, я запуталась.

— В тебе не осталось сил.

— Ах, да? Значит, опять восстанавливаться…

— Нет, ты не поняла. У тебя вообще не осталось сил. Восстановиться ты не сможешь. Ради того, чтобы убить императора, ты отдала всё.

— Я…

Я не могла поверить своим ушам.

— Это… Как?

— Так как на тебе была руническая печать Тёмного, которая снимает ограничения на использование магических ресурсов, — принялась объяснять Мелиора, — То ты не контролировала использование этих самых ресурсов. На создание заклинаний у тебя уходили силы. Если оценивать уровень мастерства Императора по 10-бальной шкале, то у него 9,56. Довольно высокий показатель. У Тёмного было 9,97. Если брать в расценку твою силу, то у тебя будет примерно 9,49. То есть, дабы его победить, тебе понадобились все твои ресурсы и немного удачи, тут мне придется признать это абстрактное явление, к существованию которого я отношусь весьма скептически.

— Ну-ну, — усмехнулась я, — Значит, удача… Не так уж и плохо. Достойный уход из тёмной магии.

— Тебе вовсе не обязательно уходить, ты можешь взять ученицу и обучать её теории. Такое повсеместно применяется. Маги, по ряду причин не способные практиковать свою магию, берут учеников. Или открывают школы.

— Ты молодец, Ангуль, — король склонил голову, — В который раз ты показываешь себя как героиня.

Король, королева и императрица склонились передо мной.

— Вы чего? — обалдела я, — Встаньте, мне неловко! Не думаю, что это прям уж такой подвиг.

— Ну, убить императора многие пытались, но никому до тебя это не удавалось, — вздохнула Ахель, — А ты это сделала, черт возьми. И пожертвовала ради этого силами. И глазиком.

— Глаз мы вставим, — пообещал король, — И ты будешь почетной героиней и главой совета.

— Лучше не соглашайся, — шепнула Цайиль, — Скука это смертная.

— Выйди на балкон, — Ахель помогла мне подняться, — Люди ждут тебя.

Внизу, на площади, столпились горожане. Я вышла на балкон и оперлась на перила. Увидев меня, они принялись рукоплескать. Бурные овации посыпались в мою сторону. Они повторяли моё имя и их лица были преисполнены гордости и почтения.

— Я победила его, — громко сказала я, и толпа стихла, прислушиваясь ко мне, — Я поглотила его душу. Мне пришлось многим пожертвовать, но оно того стоило. Если это ради спасения, то я согласна. Что стоят мои силы по сравнению с жизнью моей матери, принесенной в жертву ради спасения деревни? О, надеюсь, это положит конец войне. Странно слышать это от чернокнижника, но мне надоело, что люди вокруг меня умирают. Мне надоело, что дети идут на верную смерть. И, я уверена, многие согласятся со мной, ведь они потеряли в этой войне своих близких.

Округу огласили громкие аплодисменты. Из комнаты вышел король и стал рядом со мной, обняв меня за плечи. Я оперлась на него.

— Ничего, Ангуль, — прошептал он, — Ты справишься. Мы поможем тебе. Мы будем рядом.

====== Эпилог ======

После аудиенции с новой императрицей Подзвёздной Империи страны заключили мир, но с Подзвёздной Империей и Закрытым Королевством Фей и Эльфов мы рвём все отношения. Аргост хватается за голову: по экономике это нанесет сильный удар. Часть кочевников и гномов тоже примкнула к горным. В общем, страны нашего континента разделились на два лагеря. Одно я знала точно: это не было войной добра и зла. У каждого королевства были свои интересы, у каждого правителя были свои основания на поступки. Будь ты хоть тираном, хоть героем, хоть нищим, хоть королем, суть-то у нас одна.

Императрица Шеньха Линцу Ширам Мофута Белая Гордая Птица из славного рода Рёуски Олотх, Кормилица Водяных Драконов, Рождённая Под Древоматерью, Первородная и Непревзойдённая, Всадница Разрушения, Звёздная Охотница, Завоевательница Дикарей, Покорительница Сирен (и штук 100 похожих титулов) внезапно захотела меня увидеть. Это произошла спустя чуть больше года после окончания войны и было весьма неожиданно, учитывая, в каких отношениях находятся наши страны.

Она восседала на хрустальном троне, хрупкая, худенькая и бледная, похожая на куклу, и непонятно было, как на таком хрупком тельце и тонюсенькой длинной шее держалась голова с такой внушительной прической, среди которой, как вишенка на торте, возвышалась клетка с птичкой. У неё были раскосые чёрные глаза, подведенные красным, и такие же красные губы. Лицо было узкое и абсолютно белое, опять же, словно кукольное. Но держалась она гордо и с достоинством, в ней чувствовалась непоколебимая женская сила.

— Здравствуй, Ангуль арх Мараб, Первородная Чернокнижница и Убивица Императоров, — чинно поздоровалась она, — Рада познакомиться с тобой.

— Сомневаюсь, что Вы рады познакомиться с убийцей Вашего мужа и его брата.

— Я всегда рада встретить сильного мага, — перебила она, не меняя тембра голоса, — И как же тебе удалось одержать победу над повелителями?

— Это тайна, которую я не могу сказать посторонним, — насупилась я.

— В любом случае, твоей великой силе и превосходному мастерству можно найти достойное применение. В нашей гордой империи ценят мастеров своего дела. Не хочешь присоединиться? — она внимательно посмотрела мне в глаза, — Тебя окружат почетом и роскошью и обеспечат прислугой и охраной, подобающей столь важной персоной, — Два чёрных, чёрных омута… — Если я не ошибаюсь, у тебя есть семья, которая живет в автономном округе, отказавшемся от магии? И на этот округ напали, не так ли? Я слышала, было много жертв. Ты потеряла свою маму, бедняжка… — Вот сволочь! — Мои люди обеспечат защиту твоей деревни. Твоя семья больше не пострадает.

— Спасибо, откажусь.

— Неужели ты не хочешь добиться чего-то большего? Неужели не хочешь стать большим, чем простой обыватель и покорить новые горизонты? — императрица раскинула тонкие, почти детские руки, — И я сейчас говорю не о войнах и власти, потому что банальней этих вещей не сыскать. Я говорю о тайнах вселенной. Тайнах человека.

— Нет, спасибо, мой ответ не изменится. И всё равно я потеряла всю свою силу в схватке с Вашим мужем.

— Ошибаешься, ты сможешь восстановиться. Не скоро, но сможешь.

— Даже если и так, то всё равно нет.

— Значит, ты преданна своей стране? Похвальное качество, подольше сохраняй его в себе. В моей империи бытует поговорка: «взвиваясь ввысь, не забывай о своих корнях». — она улыбнулась уголками губ, — Но ты всё равно подумай. Если вдруг передумаешь — я буду ждать.

Я покинула зал с двойственным чувством. Эта женщина, безусловно, хитра и умна, как змея, но, кроме того, ужасно обаятельна и харизматична. Стандарты красоты Подзвёздной Империи кажутся мне ужасно дикими и странными: тонкие черты лица, абсолютно белая кожа с нередко замазанными бровями и губами, почти отсутствующий нос и рот и косые черные глаза, а волосы всегда собраны наверх в замысловатые прически. Но её лицо казалось мне по-своему красивым. До обворожительности эльфов ей, конечно, далеко, но всё же…

Вместе со своей силой я потеряла связь с потусторонним и тень вновь стала тенью, а сны — просто снами. Ночи были без страхов и погоней, причудливые тени на стенах отбрасывала свеча, и ветер с пламенем больше не шептали мне. Я не боялась случайно опуститься в мир демонов, не боялась, что меня настигнут демоны, души умерших не выкрикивали моё имя. Я ждала их ночами и тряслась от ужаса, но они так и не пришли, и моим спутником была лишь тишина, обычная ночная тишь. И в те минуты я острее чувствовала одиночество. Человек-то может быть окружен семьёй, друзьями, подданными, учителями и учениками, но он всегда будет одинок. В толпе или в лесу, мы одни, одни бредём по тропе, ведущей непонятно куда. Одинокие, маленькие и беззащитные. Мы растём и стареем, но в душе мы всегда дети, которые боятся темноты и одиночества.

И пока Цайиль с Мелиорой покоряли новые горизонты, как выразилась императрица, я оставалась на том же самом месте. Я бы могла вернуться в деревню, но не делала этого, потому что понимала, что это больше не мой дом. Она перестала быть им уже тогда, когда я приняла решение. Кроме того, там слишком много воспоминаний, призраков прошлого, тянущих ко мне свои цепкие лапки. Я не любила это место, потому что там и только там я понимала, насколько скоротечна жизнь человека. Миоло постарел и волосы его начали белеть, неумолимое время склоняло его к земле, и теперь он опирался на палку. Дети его выросли и выпорхнули из дома, а жена всё чаще стала кашлять. Мне было странно видеть такого старого брата, которого я помню ещё юношей с кудрями и большими золотистыми глазами, за которым роем вьются девушки. Андуло переехал в город и стал учиться целительству, ибо в нём открылись способности врачевания. Он стал учеником Мелиоры. Он примирился с прошлым и стал жить настоящим, но до конца своих дней остался верным жене. На автономный округ поставили защиту, блокирующую любую магию, эльфы в благодарность за спасение города (но даже на это я их едва уломала).

Златые кудри Мелиоры, пленившие меня когда-то, свалялись и потускнели, кое-где волосы и вовсе побелели, а её розовые щеки побледнели и обвисли. Она была прекрасна, как цветок, и так же увядала — жалкое зрелище. Она стала работать при трущобной лечебнице и быстро прославилась как замечательный костоправ. Цайиль последовала примеру старых наставников и стала отшельницей. Набрав дюжину учениц, она ушла жить в западные провинции, среди зеленых полей и лесов, но подальше от места обитания фей.

Что касается правителей… Король так и не женился и остался бездетным. Пообещал, что престол достанется его племяннику и по секрету говорил, что ищет подходящего случая, чтобы передать корону ему. Хоть Аргости изменился и превратился в раньше времени постаревшего мужчину, в душе он остался всё тем же беззаботным юношей, вместо балов и парадов предпочитающего хмельные празднества в пыльном помещении бара, а вместо героев и королей – простых жителей трущоб, не стесняющихся в выражениях. Но теперь он уже не мог себе позволить подобную роскошь. Ахель всё чаще стала пропадать в Астрале и за неё правила ей сестра, которая мягкостью правления не отличалась и на её период правления пришлось рекордное количество стычек с кочевниками и массовых побоиз на Арене. За это народу она полюбилась больше, чем добросердечная Ахель.

Я взяла к себе ученицу. Ею оказалась моя землячка, правда, родом она была из пустынных кочевников — ряд малочисленных тёмнокожих племен, не таких сварливых, как кочевники с пустошей, зато слова из них, кажется, вообще ничем не вытащишь. Её звали Г’Рхы (но я её называла Рых), ей было 17 лет и она была очень способной девицей. И она, как и я в своё время, боялась собственной силы. Её матерью была могущественная шаманка и последовательница культа мёртвых, особенности которого я так и не поняла, а отцом наёмник, переехавший вместе с годовалой дочкой в Керьон. Когда ей было 8, он решил вернуться, а та захотела остаться — уж очень ей здесь понравилось. До 15-ти она училась в школе, а потом работала при дворе. Она знала о моих заслугах и я была её кумиром, но она не решалась со мной познакомиться, так как ужасно меня боялась. Обо мне ходили всякие слухи, например, что я со Жнецом на ты и что я умирала 200 раз, и что я внебрачный ребенок Тёмного, а то и сам Тёмный, вырвавшийся из оков Забвения. Так что король нас практически насильно познакомил.

Раз в год я ходила на пляж и прогуливалась по его берегу. Иногда я слышала голос матери. Шли годы и десятилетия, но боль не утихала и я по-прежнему плакала, глядя на водную гладь, и запрокидывала голову, глядя в небо. Мне хотелось кричать в небо, но оно так насмешливо на меня глядело, словно лукаво приговаривая: «да что значат твои проблемы, ты, крохотный насекомыш?», и желание пропадало. Я погружалась с головой в море и соленая вода принимала мои слёзы и прятала их. Она забирала мою боль и хранила нашу тайну. И я знала: вода — самый надежный друг.

Через 20 лет мы похоронили Миоло. Он прожил 65 лет, в нашем округе это было очень много. Когда я в последний раз видела его тело, я не почувствовала ни боли, ни злости, только недоумение: неужели этот сморщенный почти лысый старик — мой брат? А когда его тело предали огню и прах развеяли по воздуху, я повернулась и сказала: «Миоло, пошли домой». Но сзади никого не было. И только тогда я осознала. Я бросилась бежать, расталкивая всех вокруг. Я бежала и бежала, пока не свалилась на землю, уставшая и потная.

— Смерть так скротечна… — слышала я голос старейшины, звучавший у меня в голове, а каждое его слово отдавалось головной болью, — В любой момент она может настигнуть нас. И для неё мы все равны: и старец, и дитя, и негодяй, и герой, и женщина, и мужчина. Живите и помните о смерти…

Живите и помните о смерти, прибавляла я про себя, Помните, что человек, с которым вы только что разговаривали, в любой момент может погибнуть. Гонитесь, гонитесь за красотой, за силой, за могуществом, копите деньги и заводите друзей, но помните, что, когда Жнец настигнет вас, это всё больше не будет иметь значения.

— Да хватит уже собираться, во имя Молочника! Если ты не будешь готова через 5 минут, то я твои лохмы сбрею!

— Прошу заметить, что волосы такой структуры требуют особого ухода. Г’Рхы собирается достаточно быстро, 29 минут, если быть точнее, и она отказалась от своих этнических украшений в пользу простой походной одежды, так что прояви уважение.

— Ну, начала. 50 лет прошло, а ты такая же зануда.

Рых сидела у зеркала и делала прическу. Кудри у неё были хоть куда: жесткие, пышные и ужасно непослушные. Но опростоволоситься она не могла. Что изрядно меня бесило. Мелиора собирала путеводители и походные энциклопедии.

— Вы долго ещё будете? — высунулась Рихит из-за двери, — Телепортаторы терпением не отличаются.

Рихит превратилась в пухленькую щекастую тётушку, но осталась всё такой же ужасной болтушкой. Они с Мелиорой души друг в друге не чаяли.

Повозившись ещё минут 10, мы наконец вышли. Рихит проводила нас до стен города. Там, где кончается Керьон и начинается дикая природа вперемешку с редкими деревнями и одинокими домишками, она остановилась.

— Ну, в добрый путь! — она смахнула невидимую слезу, — Надо же, вы выросли у меня на глазах! Ещё вчера вы были ученицами, а сегодня у вас самих ученики…

— Пока, Рихит! — я широко улыбнулась, — Напоследок я хочу тебе сказать… что ты ужасная болтушка!

— Я знаю! — хихикнула Рихит, — Мелиора, не забывай спрашивать у местных, если в чём-то сомневаешься, это очень важно! Некоторые вещи из книг не узнаешь! А ещё не связывайся с лесными жителями, они ужасно хитрые! И обязательно почитай те книги, которые я тебе дала, в них содержится много интересных современных методов лечения, пора бы уже перестать пользоваться старым добрым принципом дубинки!

— Я не пользуюсь этим устаревшим методом, — флегматично поправила её Мелиора. Я страдальчески закатила глаза, — Мои концепции и методы лечения, разработанные при участии проверенных мастеров… — Я многозначительно на неё посмотрела и сделала страшное лицо, но она, кажись, непробиваемая, -… отличаются новизной взглядов, однако фундаментальная основа проверена временем…

— Да это собирательное, — Рихит махнула рукой, — Всё равно время не стоит на месте, оно движется. Я бы сказала, несётся с ужасной скоростью. И поэтому очень важно изучать современные труды.

— А вы можете оставить эту оживленную дискуссию на потом? — ощетинилась я, — Нам идти пора!

— Да, точно, точно! Как жаль с вами прощаться, — запричитала Рихит, — Я буду ждать…

— Да-да, пока, Рихит, надеюсь, увидимся, и к тому времени ты перестанешь так много болтать, когда это неуместно. Пока.

Сонный возница вяло дёрнул поводья, и повозка тронулась с места, скрипя колёсами. Мелиора и Рых смотрели вперед, их лица были направлены навстречу горизонту и их кожу освещало вечернее солнце. На смуглой коже Рых игра света смотрелась потрясающе, а лицо Мелиоры она делала как-то загадочнее и таинственнее, целительница стала похожа на мудреца, знающего какую-то приятную тайну. Я смотрела назад, глядя на город, что веселился и был полон огней, пения и плясок. И он будет веселиться и дальше, и скоро эти разрисованные дома останутся далеко позади, утонут во тьме, и нас ждать будет неизвестность, простор и свобода. Рихит стояла и махала белым платочком. Всё махала и махала, как заведенная, пока не исчезла вместе с городом.