Добрый [Константин Михайлович Станюкович] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Константин Михайлович Станюкович Добрый (Из дальнего прошлого)
Посвящается Е.Д.Синицкому
I
Однажды, в начале декабря 186* года, когда щегольской корвет «Кречет» стоял на двух якорях на большом рейде Батавии, я — тогда юный гардемарин — правил вахтой с полуночи до четырех утра. Огни были потушены. Вокруг царила тишина. Капитан и большая часть офицеров были на берегу. Старший офицер, штурман, механик и «батя», как все звали иеромонаха Антония, никуда не съезжавшего с корвета, давно спали в своих душных каютах. Команда спала на палубе. Отделение вахтенных дремало, примостившись на бухтах снастей и у пушек. Только бодрствовали двое часовых да шагал взад и вперед по шканцам вахтенный унтер-офицер. Не спал и один из вахтенных матросов — Аверьян Шняков. Это был старший рулевой, серьезный и старательный человек лет под сорок, любивший иногда пофилософствовать на баке и вступавший охотно в беседы с теми офицерами, особенно с молодыми, которые пользовались его расположением за то, что не наказывали линьками, не дрались и не очень ругались. Прислонившись к борту на шканцах, Шняков тихо мурлыкал под нос какую-то песню. И вдруг, обрывая ее, поднимал голову и вдумчиво смотрел на небо, усеянное брильянтами мигающих звезд, среди которого медленно-величаво поднималась томная и словно бы самодовольная луна. Она, как говорят моряки, светила во «всю рожу». Шняков вдыхал полною грудью нежную прохладу южной ночи и, казалось, проникновенно любовался ею. Действительно, почти безмолвная и таинственная, она была прелестна. Море едва трепетало рябью, отливавшею серебром, и словно о чем-то ласково шептало. И оно манило бы к себе, если бы по временам не показывалась над водой, совсем близко, отвратительная плоская большая голова каймана с неподвижными глазами. На такой рейдовой вахте делать решительно нечего. Я уж налюбовался ночью, до усталости шагал по мостику, мечтая о писательской славе, обошел два раза палубу — убедиться, что часовые не спят, и, прислонившись к поручням, вдруг почувствовал, что неотразимая и властная дрема сию минуту охватит меня. «О, как хорошо заснуть!.. Какое наслаждение!.. Но вахтенному офицеру нельзя… Я, конечно, не засну… Я только постою немного». И в ту же секунду заснул. Через минуту-другую не то дремы, не то крепкого сна, полного сновидений, я открыл глаза и, сконфуженный, отошел от предательских поручней, спустился с мостика и направился к Шнякову, чтобы в разговоре с ним разогнать сон. Мы были в отличных отношениях. Шняков знал, как я уважал его, отличного рулевого и необыкновенно чуткого к правде, и как любил слушать его. И он иногда рассказывал о прежней службе, о разных начальниках, с которыми служил, о правде и неправде. Особенно любил он рассказывать, когда мы вдвоем катались, бывало, на двойке под парусами и когда Шняков деликатно учил своего юнца начальника не одним только управлениям шлюпкой. В его рассказах чувствовался слегка скептический ум, но не озлобленный после двадцатилетней службы, а словно бы смягченный философией его доброго сердца.II
— Не спится, Шняков? — тихо спросил я, приблизившись к нему. Он встрепенулся, точно внезапно оторванный от дум, и повернул ко мне залитое лунным светом простое с крупными чертами лицо, густо заросшее русыми баками, худощавое, крепкое и загорелое, с вдумчивыми и серьезными серыми глазами. — Ночь, ваше благородие! — еще тише ответил он, словно бы боялся спугнуть чары волшебной ночи. И прибавил: — Задумался, глядючи… — О чем? — Мало ли о чем, ваше благородие… Уследи-ка… Шняков примолк и через минуту сказал: — Хотя бы взять в понятие эти самые места… — Хорошо! — А крокодил да акул-рыба кишмя кишат… Вот вам и хорошо, ваше благородие! Опять же и то: надо и таким подлецам кормиться. Господь создал их для разбоя… Живи, мол, разбойничай… Ну и они что ни попало, своя рыба или человек, — все пища, и в пасть… Так ведь крокодил или акул-рыба без всякого понятия живет… На то он гад… Его и остерегайся… И убий… Можно… А ежели ты человек, да хуже крокодила… От его не убережешься… Прямо лезь в глотку, и шабаш!.. — Да ты разве таких людей знавал? Я только читал… — То-то доводилось, ваше благородие… Мало ли околачиваюсь на флоте. И, указывая рукой на рейд, прибавил: — Вот на этом самом рейде матросики просто в отчаянность пришли… Кажется, наш брат не обидчист и терпелив, и то чуть было не начали вроде как бунтовать… — И ты в Батавии был? — Годов десять тому назад, ваше благородие. На клипере, на «Бойце», в дальнюю ходил… Капитаном у нас был Евген Иваныч Двинский… Может, слышали? Я слышал, что Евгений Иванович Двинский, молодой адмирал, давно занимавший береговое место, был мягкий и очень добрый человек. — И с таким добрым капитаном вы дошли до отчаянности? — воскликнул я. — Что и говорить… Уж на что был добер! Не то чтобы наказать линьками или ударить,- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Последние комментарии
4 часов 19 минут назад
4 часов 22 минут назад
2 дней 10 часов назад
2 дней 15 часов назад
2 дней 16 часов назад
2 дней 18 часов назад