Чёрные такси [Джон Макларен] (fb2) читать онлайн

Джон Макларен Черные такси

Посвящается памяти Шона Конроя, который страдал кистозным фиброзом, был сыном лондонского таксиста и умер 18 мая 1995 г.

Благодарность

Я весьма признателен Нику Уэббу, Мартину Флетчеру и Глену Савиллу из издательства «Саймон энд Шустер», Джонатану Ллойду и Нику Марстону из «Кертис Браун», а также Тиму Бевану и Наташе Уортон из «Уоркинг тайтл».

Хотелось бы горячо поблагодарить и очень многих друзей, начиная с Катарины Роуд, Карен Мистри, Роджера Льюиса, Сильви и Бернара де Латтр, а еще:

Джона Баркера, Лору Бишоп, Джереми Блэка, Джона Блая, Джейми Борик, Анджелику Брозлер, Дэвида Чартерса, Майка Конроя, Тома Эндерса, Лорну Форсайт, Клемента Фрейда, Мэтью Фрейда, Майка Галвина, Алана Гибсона, Мириам Гиллинсон, Каролин Горнандт, Люси Хейнинк, Теда Хауэлла, Пита и Марка Джонсонов, Жаклин Коэй, Джуди Макдоналд, Дину и Гордона Маккаллум, Стива Макколи, Маргарет Макларен, Дерека Майерса, Анджелу Ноулан, Ричарда Норса, Энн, Керстин и Стюарта Смит, Рода Стентифорда, Джона Таунера, Найджела Уильямса, Тамми Вудс, Питера Яо.

1

Если б не ссуда на погашение закладной, будущая пенсия и оплата проездного билета, Джо с радостью залепила бы тяжеленным степлером по его драгоценной башке. А он опять раздраженно бросил:

— Скорей, да скорей же…

Банкир грозно стоял над ней, пока она сшивала толстую пачку документов; гладкое, смазливое его лицо было перекошено от злости:

— И не мешало бы проверить, ждет ли меня такси.

— Такси ждет.

Голос Джо дрожал от обиды. Но она только и решилась, что поймать взгляд второй секретарши, Дженис, и тайком насмешливо скривиться. Как только последний из его бесценных документов будет подшит, этот спесивый хмырь на целых двадцать четыре часа оставит ее в покое.

Едва Джо закончила, он выхватил у нее документы, торопливо вернулся к своему столу, сунул их в портфель и с мобильным телефоном в руке бросился к выходу, на бегу еще раз выбранив младшего администратора, чья непростительная ошибка так его задержала. Вот и лифты. Демонстративно игнорируя коллег, толпившихся в ожидании кабины, он с силой ткнул в маленькую кнопку.

— Скорей, ну скорей же.

Наконец лифт дополз до восемнадцатого этажа. Он ворвался в кабину и резко повернулся, свирепо глядя на неторопливо входящих людей. Как назло, лифт останавливался на всех этажах, и каждая остановка вызывала у него новый взрыв раздражения. Едва двери открылись на первом этаже, он ринулся сквозь толпу, острым углом кейса больно ударив по колену какой-то девушки. Не извинившись, он промчался через мраморный вестибюль, распахнул высокие стеклянные двери и очутился в шумных, прохладных объятиях сентябрьского вечера.

— Черт!

На Трогмортон-лейн стояли в ожидании восемь или девять такси. Которая из машин его? Он постучал в окошко первой. Водитель оторвал взгляд от кроссворда, опустил стекло.

— Форд? — спросил банкир.

Таксист нажал кнопку электронного дисплея и отрицательно покачал головой. Банкир бросился ко второй машине, третьей, четвертой, чертыхаясь все громче. Шестая ждала его. Новенький «роувер». Он сел и с такой силой захлопнул дверь, будто испытывал ее на прочность. Таксист вздрогнул и глянул в зеркало. Трогаясь с места, он включил переговорник. Вспыхнули красные лампочки — одна в пассажирском салоне, другая — на приборном щитке. Голос в динамике звучал тонко, пронзительно:

— Никогда не догадаетесь, кого я вез вчера в этой машине.

Банкир досадливо поморщился. Только говоруна ему еще не хватало.

— Понятия не имею. Если не возражаете, я позвоню по телефону. — И он принялся нажимать кнопки мобильника.

— Вас.

— Меня? О чем вы? — Этот парень с ума его сведет.

— Вас. Это вы были в такси. Сели в аэропорту Сити. Не помните? С вами еще была такая приятная блондиночка.

— Да, верно… Грейс. Простите, нет времени болтать. Сколько времени до аэропорта?

— А когда вылет?

— В семь сорок.

— Н-да, в обрез. Нынче везде ужасные пробки, а по Хаммерсмитской эстакаде пропускают только в один ряд. Думаю, в лучшем случае часа через полтора доберемся.

— Черт!

— Мне, понятно, вовсе не охота оставлять себя без выручки, но, если вы действительно хотите поспеть на этот рейс, на метро будет куда быстрее.

Да уж, подумал Форд. Лучше опоздать на все рейсы, чем столкнуться с другим банкиром и прослыть жмотом, который ездит в Хитроу на метро.

— Вы уж постарайтесь, ладно? — Он нажал еще одну кнопку на телефоне. — …Джо, это я. Таксист говорит, я не успею. Можете заказать мне другой рейс?.. Я знаю, это последний прямой на Штутгарт, но ведь наверняка найдется другой способ попасть туда. Через Франкфурт или через Схипхол. Если нет, наймите чартерный самолет. Так или иначе, я должен быть там. А теперь соедините меня с Саймоном Блэком…

Сквозь моросящий дождик он глянул на шоссе впереди. Они как раз обогнули вокзал Блэкфрайарз и очутились на улице, которая дугой спускается к набережной Виктории. Господи, лишь бы не пробка! Неожиданно такси резко остановилось. Море тормозных огней мигало перед ними. Черт! Он невольно сжал кулаки. Затем телефон снова ожил. Джо разыскала Саймона Блэка.

— Саймон? Это Маркус. Я лечу в Штутгарт. Получил депешу от Роберта Куилли. Он предлагает нам начать операцию с покупкой «Фокстрота» в четверг. Может, позвонишь ему и убедишь перенести на следующий понедельник?

* * *

В Хитроу они прибыли уже после восьми. К досаде Форда, рейс по расписанию через Франкфурт действительно был, но место нашлось только в туристическом классе. Софи он об этом не расскажет. Он звонил ей и дал знать, что, возможно, закажет частный рейс. Она присматривала за няней, которая купала малышей, и потому даже не удивилась. Услышь она сейчас, что произошло, то со смеху бы померла. Богатая сучка. Вот было бы здорово, если б ее папаша дал маху и потерял парочку миллионов. Большинство других баб, которых он знал, были бы на седьмом небе, имея мужа, в тридцать четыре года занимающего пост директора и ежегодно зарабатывающего полмиллиона. Но не Софи, она это называла «карманными деньгами».

Такси уже выруливало к первому терминалу, а Форд все еще говорил по телефону, на сей раз с кем-то из нью-йоркского филиала. Продолжая разговор, он вылез из такси и без слова благодарности направился в здание аэровокзала.

Лысый, средних лет таксист немного подождал, провожая банкира взглядом, и поехал прочь. Счетчик накрутил семьдесят шесть фунтов сорок пенсов — его личный рекорд за такую поездку. За двадцать с лишком лет работы он бывал в Хитроу сотни раз, но до сих пор не превышал отметку в шестьдесят пять фунтов. Хорошенькое начало вечера. Даже если в ближайшие несколько часов клиентов будет мало, он наверняка сумеет зашибить к полуночи как минимум сотни полторы. А может, этот чванливый нахал оставил ему и немного чаевых?

Он проехал к стоянке, взял талон, припарковался в ожидании вызова к какому-нибудь из терминалов, достал мобильник и набрал номер.

* * *

Лучи прожекторов буравили густеющий туман. В прежние времена преданная толпа болельщиков, чтобы согреться, сбилась бы в кучу возле средней линии или позади ворот, но теперешние стадионы, где все места сидячие, такой возможности не дают. А в холодные дни, вроде сегодняшнего, на хилых пластиковых сиденьях задницу отморозишь. Сосредоточиться на игре трудно, и ободряющие возгласы звучали вразброд и как-то уныло. Футболистов словно бы заразило общее настроение, и игра бестолково увязла в центре поля.

Внезапно ситуация резко изменилась. Защитники в красных майках перемудрили, создавая положение вне игры, и форвард красно-синих рванулся за длинной передачей. Вратарь выбежал из ворот, чтобы уменьшить угол атаки, раскинул руки, пошире расставил ноги, но нападающий ловко протолкнул мяч между его ногами — прокатившись по грязи, мяч замер в восьми ярдах от пустых ворот. Все три сотни местных болельщиков взревели, когда нападающий перепрыгнул через распростертого вратаря, занес правую ногу и — вывел мяч из игры, тяжелым ударом послав его поверх перекладины.

Стоны небольшой толпы прервал звонок мобильного телефона. Местный острослов, чуть замешкавшись, откликнулся на второй сигнал и, указывая на нападающего, который закрыл лицо руками, изрек:

— Небось, жена его звонит, хочет сказать, чтобы домой не возвращался.

Телефон отчаянно трезвонил. Владелец не сразу выудил его из кармана потертой кожаной куртки.

— Привет.

— Это ты, Терри, дружище? На стадионе?

— Ага. Второй состав «Уэст-Хам» против «Чарлтона». По нулям. Хреновая игра. Чего звонишь-то, Лен?

— У тебя в машине есть «Справочник директоров»?

— Я на нем сижу. Единственный способ уберечь задницу от холода.

— Сделай одолжение, глянь насчет Роберта Куилли. Это имя упомянул один понтер из банка «Скиддер-Бартон». Кодовое название компании — «Фокстрот». Ты же знаешь, эти вонючие банкиры смекалкой не блещут. Готов побиться об заклад, что подлинное название тоже на «ф».

— Погоди минутку. Сейчас гляну… Озуалд, Олдфилд… Пенфолд, Робертс… Куилли. Точно, есть такой. Управляющий компании «Фернивал Энджиниринг». Они вроде выпускают запчасти к легковушкам, грузовикам и фургонам. Что происходит? Они намерены продавать?

— Нет, сами покупают. Начнется в понедельник, а может, и в этот четверг. На всякий случай надо связаться с Эйнштейном, чтобы сегодня вечером определиться, а завтра купить акции. Я ему звякну.

— Ты что, забыл? Во вторник у них — укромный вечерок. Эйнштейн и Рут никогда не отвечают на звонки вечером во вторник.

— Тогда, может, забежишь к ним, а? На этом деле можно бы неплохо заработать, Терри.

— Вообще-то я договорился после игры встретиться с Маршей и выпить по стаканчику. Ты же знаешь, что меня ждет в случае опоздания.

— Лучше покажи ей до свадьбы, кто из вас главнее. Давай, Терри, шевелись. На рождественские покупки осталось всего-навсего восемьдесят дней, и если я хочу подарить Поппи что-нибудь хорошенькое, мне нужны некоторые средства.

— Ладно, я к ним зайду. А если Марша начнет разоряться, сошлюсь на тебя.

— Да, пожалуйста. Если Эйнштейн решит эту задачку, отзвони, будь другом. Сколько вложишь в этот раз?

— Много не получится, Лен. Я как раз купил для «косси» новую выхлопную трубу. Кучу денег выложил. Запиши на меня полторы сотни.

* * *

Эти четыре мили до Ньюбери-Парка Терри гнал, выжимая из своего старенького такси все, что можно. Без малого в десять он открыл низкую скрипучую железную калитку и зашагал к Эйнштейновой двери. Внизу было темно, а вот наверху из окна спальни пробивался слабый свет. Терри нажал кнопку звонка. И, как всегда, не удержался от улыбки. Эйнштейн наладил колокольчики так, что они вызванивали первые такты «Исхода».

Тишина. Терри повторил попытку. Безуспешно. Он отступил на один-два шага назад, посмотрел наверх. Свет потух. Хорошо. Так или иначе, они дома.

В спальне наверху ждали. Кто бы это ни был, он сейчас наверняка уйдет, и они смогут продолжить.

— Пешка f7 на f5. — Голос у нее звучал хрипло и напряженно.

— Ах ты, негодница. Рокировка влево.

— М-м-м. Дай подумать. Ладья d6.

Какой ход! Его ладони замерли у нее на груди.

— Ладно, хитрюга. Пешка b2 на b4.

Сохранять ясность мысли было трудновато, но отпарировать она должна.

— Ферзь берет пешку на с4. Шах.

Эйнштейн чуть не заорал от восторга, ответ слабый, ничего ей не даст. Мягкий ритм его движений стал резче. Самое время по-настоящему устроить ей сюрприз.

— Слон на b2.

Она застонала от разочарования.

— Титан мысли!

Теперь она была уже на пути к блаженству. Эйнштейн тоже, но мыслил он по-прежнему четко. Пора пощекотать нервы другим способом.

— Рут, скажи что-нибудь этакое.

Она улыбнулась в темноту.

— Пожалуйста. Королева трахается с королем.

Ход паршивый, но звучит, ей-Богу, хорошо.

Мысли у Эйнштейна начали разбегаться, верх взяла другая сила. Он уже не мог четко представить себе доску. Ну и черт с ней.

— Я готов шлепать твою королеву по заднице всю ночь напролет. Пробью твою русскую защиту. Мне хочется…

Темп нарастал, оба дышали прерывисто, близилось финальное крещендо.

Терри опять напряг зрение и посмотрел на часы. С последнего звонка прошло почти десять минут. Чем бы они там ни занимались, у них было вполне достаточно времени, чтобы кончить. Он потянулся к альпийской горке, выудил несколько камешков.

Кровать сотрясалась до основания. Рут умудрилась сделать еще один отчаянный ход, но совершенно глупый. В последнем проблеске ясновидения Эйнштейн смекнул, как ее добить, но отложил удар еще на несколько секунд. Она тоже угадывала конец и сейчас почти желала его, чувствуя, как внутри поднимаются волны. Они были уже на пределе.

— Джейкоб, милый…

Послышался стук.

Оба замерли, разом вернулись к реальности.

— Черт, что это было? — Она искренне перепугалась.

— Не знаю…

Всего несколько секунд — и он бы поставил мат. Если не удастся продолжить прямо сейчас, ничего уже не выйдет.

— Должно быть, птица ударилась в стекло. Не бойся.

Он снова прижался лицом к ее груди.

Стук повторился.

И снова он резко поднял голову, настороженно прислушался.

— Ч-черт!..

Издалека донесся театральный шепот:

— Эйнштейн… Эйнштейн… Проснись, приятель!

Рут так и взвилась:

— Терри? Вот гад!

— Может, и он. Да плюнь ты. Он уйдет.

На всякий случай они полежали еще несколько секунд, с трудом переводя дух.

— Эйнштейн… Эйнштейн…

Голос стал громче, настойчивее, теперь он едва ли не кричал. Эйнштейн понял: все, кончен бал.

— Я его убью.

Терри кинул еще один камешек.

Рут тоже разозлилась.

— Этот псих нам все окна перебьет!

Яростно ворча себе под нос, Эйнштейн слез с кровати, раздвинул шторы и распахнул окно.

— Вали отсюда!

Он захлопнул окно, задернул шторы и, спотыкаясь в потемках, вернулся в постель. Прошла минута. Он легонько припал было к соску.

В окно опять ударил камешек.

Рут протянула руку, зажгла ночник. Взяла высокий стакан с водой, протопала к окну, открыла его и выплеснула содержимое на Терри. Но Терри был начеку и успел шагнуть в сторонку.

— Привет, Рут. Извини, дорогуша, если я не ко времени.

— Убирайся.

— Лен напал на большое дело. Требуется помощь Эйнштейна.

— А до завтра нельзя подождать?

— Завтра будет поздно. Лен говорит, все надо сделать нынче вечером.

— Пусть проваливает, так и передай.

— Ему это необходимо, Рути. Он хочет сделать Поппи подарок на Рождество.

— На Рождество? Но сейчас-то, черт побери, сентябрь!

Так или иначе, упоминание о Поппи, кажется, подействовало. Рут исчезла, а в нижнем холле зажегся свет. Дверь отворилась, на пороге стояла хмурая, растрепанная Рут в фиолетовом купальном халате, а следом вниз по лестнице тащился еще более унылый Эйнштейн в аналогичной экипировке. Впервые в жизни Терри увидел его без толстых очков. Эйнштейн подошел к двери и холодно уставился на Терри.

— Если дело не стоящее, вам, ребята, не поздоровится.

Терри внутренне улыбнулся, представив себе, как замухрышка Эйнштейн идет на них с кулаками. Что он может сделать? Звездануть модемом?

— Лен здорово загорелся.

— Ладно, тогда входи.

Эйнштейн слазил в карман за очками и прошел в комнату. Сел за компьютер, включил питание. Пока компьютер загружался, он, не оборачиваясь, спросил:

— Ну?.. Что там за дело у Лена?

— «Фернивал Энджиниринг».

— Погоди секундочку… Ага, вот она. Годовой оборот — два миллиарда, прибыль без учета налогов — двести семьдесят миллионов. Рыночная стоимость — один и шесть десятых миллиарда. Да-а, недешево. Говоришь, они собираются продавать?

— Нет, Лен сказал, они намерены купить.

— Кто их объект?

— Вот это ты и должен выяснить.

Эйнштейн хмыкнул. Раздражение быстро шло на убыль. Ему нравился и их небольшой инвестиционный клуб — по крайней мере, когда он не мешал вторничным ночам, — и способ, каким Лен и Терри вознаграждали его за помощь. Заинтересовавшись задачей, он быстро просматривал базу данных.

— Лен уверен, что компания английская? В перечне значатся четыре-пять континентальных компаний, выпускающих такую же продукцию. Две во Франции. По одной в Швейцарии, Голландии и Германии.

Терри задумался.

— Лен не сказал, но я так понял, что она британская.

— Тогда возможностей только две — ИФК и «Бертон». «Бертон» ближе по выпускаемой продукции — сцепления, тормозные колодки, свечи зажигания и все такое, — но речь вряд ли о нем. Если посмотреть на их котировки, то на бирже они сейчас на самом верху. «Фернивал» едва ли захочет платить надбавку сверх этого.

Терри с трудом улавливал суть этих рассуждений, он вообще не мог сосредоточиться, поскольку все время думал о нагоняе, который ему устроит Марша. Она, должно быть, уже полчаса сидит в пабе «Орел» и отчаянно злится. И вдаваться тут в дискуссии ему совершенно незачем. Нужен всего лишь четкий ответ, чтобы побыстрее уйти.

— Что значит — надбавку?

— Если одна компания намерена купить другую, она должна предложить акционерам цену выше рыночной — в противном случае с какой стати им продавать свои акции? Обычно предлагается как минимум тридцать процентов сверх рыночной стоимости. Разница между рыночной ценой и уровнем предложения называется «надбавкой за приобретение». Если бы этого не было, мы бы вообще не смогли делать наш маленький бизнес.

— Вот, значит, в чем тут штука. А я думал, это как на скачках. Получаешь наводку, ставишь деньги на определенную лошадь, и дело в шляпе. Лен-то понимает в надбавках?

— Конечно. Я все вам объяснил сто лет назад, но ты не слушал. Наверняка мечтал о какой-нибудь юбке.

— Что значит «о какой-нибудь юбке»? Надеюсь, ты не имеешь в виду мою невесту?

— Нет, «невеста» была другая.

— А-а, Жюли? Ну, это так, несерьезно. Слышь, а ты не говорил Марше про Жюли?

— Если б я говорил, ты бы давно знал об этом, верно?

— Да, пожалуй. Кстати, о Марше. Она сейчас ждет в «Орле» и заживо сдерет с меня шкуру, если я хоть чуть-чуть опоздаю. Может, ты тут разберешься и звякнешь Лену…

— Ага! Это уже похоже на правду. Глянь-ка… — Эйнштейн возбужденно показал на новую таблицу, появившуюся на экране. — Смотри, доходы ИФК снизились на двадцать процентов, и цена их акций уменьшилась вдвое. Вот сюда бы я вложил деньги. И обязательно вложу.

Вошла Рут, принесла кружки со сладким чаем. Терри отрицательно качнул головой.

— Спасибо, дорогуша. Мне пора идти. Который час? Господи… Стало быть, ИФК? — Он взял со стола Эйнштейна карандаш и записал название. — Так сколько ты хочешь вложить?

Эйнштейн крутанулся на стуле, снял очки, быстро утер лицо и вновь надел их.

— Как ты думаешь, Рут? Сколько мы можем вложить?

Рут задумалась. Две последние вылазки на рынок оказались весьма неудачны. То ли информация была неверной, то ли что-то изменилось в последнюю минуту и сбило цены. Трое таксистов потеряли приличную сумму, едва не лишились всего, что заработали с тех пор, как в январе начали эту игру.

— Я не знаю, Джейкоб. Думаю, максимум сотню.

Терри невольно улыбнулся. Настоящее имя Эйнштейна совершенно к нему не подходило.

Эйнштейн смотрел на Рут умоляюще. Вложение денег в акции разбудило в нем глубоко запрятанного азартного игрока. Бегами он никогда не увлекался, а мысль о том, что человек вроде него посещает игорный дом, казалась просто смехотворной. Но этот новый спорт не на шутку его приворожил.

— Мы наверняка можем рискнуть парой сотен, Рути, а? Риск-то невелик. Котировки ИФК прямо-таки рухнули, ниже просто некуда. Даже если покупать не будут, мы много не потеряем.

Рут поднесла кружку ко рту, задумалась. Он ее не убедил. Потом ей вдруг вспомнился артистический удар — слон на b2, — и она поняла, что не может отказать ему.

— Хорошо, пусть будет двести. Но ни пенни больше.

За толстыми линзами глаза Эйнштейна лучились безмолвной благодарностью.

У Терри гора с плеч свалилась, когда они наконец приняли решение.

— Ну ладно, я позвоню Лену и скажу, чтобы он первым делом связался с брокером. А теперь — пока. Еще раз извините за беспокойство. Не волнуйтесь, выход я найду.

Терри вышел, и через секунду-другую под окнами хрипло взревел дизель его такси. Эйнштейн еще раз глянул на график котировок ИФК, кивнул и выключил компьютер. За спиной послышался голос:

— Анаграмма. Девять букв. Е… Т… С… А… И… Н… О… В… С…

Экран мигнул и погас. Эйнштейн прошептал:

— Восстание.

— Нет, ты правда гений.

Раскинув руки, он мгновенно повернулся на стуле, а Рут победоносно распахнула халат и стояла великолепная, ликующая, нагая — для него, чтобы он овладел ею прямо здесь, на ковре.

2

Получив утром в пятницу это приглашение, Маркус Форд был весьма польщен. Пусть репутация у Чарлза Бартона сколь угодно неоднозначна, но он как-никак председатель и генеральный директор, а также член одной из самых славных банкирских династий Великобритании. С чувством удовлетворения Маркус велел Джо отменить ланч со старым оксфордским другом.

Меню в личной столовой председателя было то же, что и в многочисленных столовых для клиентов банка. Но обслуживали у Бартона более почтительно и вина подавали более изысканные. Обычно Маркус не пил за ланчем и привык украдкой с сочувствием поглядывать на несчастных коллег, которые не могли себе в этом отказать. Однако, увидев, как чопорный официант подает Чарлзу Бартону бокал вина, счел неприличным не присоединиться к нему.

Поначалу разговор шел о пустяках. Потом Бартон стал увлеченно рассказывать о будущем банка. Маркус слушал, слегка посмеиваясь про себя. В Сити стратегию Чарлза Бартона считали губительной. После многих лет безделья он продал двадцатипроцентную долю могущественному Цюрихскому банку, искренне веря, что это обеспечит «Скиддер» крайне необходимые преимущества на международной арене. Однако биржа разгадала истинные намерения швейцарцев — при первой же возможности установить над английским банком полный контроль.

Мало-помалу Бартон подвел разговор к подробностям нынешней ситуации.

— Жаль, что ваша поездка в Штутгарт оказалась напрасной.

— Да, слухи, что владельцы «Порше» хотят продавать, не подтвердились. Но все же нельзя сказать, что время потрачено впустую. Стоило выяснить, нужен ли им банк.

— Пожалуй. Важнее, что «Фернивал» поглощает ИФК. Вы готовы нанести в понедельник первый удар?

— Да. Кажется, на сей раз утечки информации нет. Удар надо нанести внезапно. Роберт Куилли позвонит их председателю как раз перед объявлением наших намерений. Сэр Реджиналд отнюдь не ранняя пташка, поэтому мы запаслись его домашним номером.

— Маркус, у меня нет слов, чтобы выразить, сколь высоко я ценю ваши действия по спасению этой операции. Когда команда, занимавшаяся ею, дезертировала к «Мерриллз», мне стоило огромного труда убедить Куилли дать нам еще один шанс. И вот, пожалуйста: прошло всего два месяца, а вы его совершенно приручили.

— Без вашей поддержки мне бы это не удалось. — Маркус едва не добавил фамильярное «Чарлз». Нет, пока рано. Подождем еще денек-другой.

Бартон улыбнулся и продолжал:

— Вчера я обедал с Куилли. Если все пройдет удачно, он готов сделать следующий ход. Как-нибудь в другой раз я расскажу вам подробнее, но, поверьте, план невероятно дерзкий. Этот человек — сущий фантазер, и энергии у него хоть отбавляй…

Маркус был так удивлен неожиданной откровенностью собеседника, что подавился кусочком рыбы и закашлялся. Бартон вежливо сделал вид, что ничего не замечает, и перешел к другому вопросу.

— Если вы не против, я бы хотел конфиденциально поговорить о финансовом отделе. Знаю, вы там самый молодой директор, но в «Скиддер» работаете уже пять или шесть лет, в тесном сотрудничестве со всеми директорами старшего возраста. Как вы их оцениваете?

Маркус опять поднял свой бокал, стараясь выиграть несколько секунд на размышление. Хитрый мяч, грозит рикошетом. Если бы он яснее понимал позицию самого Бартона, то мог бы повторить его же мнение взвешенно и солидно. Без такого ориентира рискуешь пойти в прямо противоположном направлении. А честно высказать собственную оценку чересчур опасно.

— Безусловно, это очень опытные люди. Сплошь мастера своего дела.

— Гм.

Черт, не выкурил он Бартона из его щели. А надо бы.

— Правда, опыт их в основном ограничивается нашим британским рынком.

— Вот именно.

Кажется, ответ удачный. Попробуем развить успех.

— Очень немногие из них проявляют интерес к работе с континентом. И вряд ли хоть один владеет иностранным языком.

— Верно.

Есть! Благодари Бога за хороший французский. Хоть и не пользуешься им в переговорах с клиентами, да и вообще ни с кем, кроме официантов и молоденьких девушек.

— Что вы думаете о Ричарде Майерсе?

Этот вопрос еще сложнее. Майерс возглавлял отдел уже несколько лет. Он был весьма и весьма компетентным специалистом и умел делать дела.

— У Ричарда есть свои сильные стороны.

Бартон улыбнулся осторожному ответу.

— Да, этого отрицать нельзя. Но все же его сильные стороны, возможно, не вполне соответствуют нынешней ситуации, когда международные связи приобретают все большее значение. Откровенно говоря, Маркус, комитет пока не решил, оставить ли Ричарда на этом посту…

На секунду Маркус возмечтал, что великолепный приз — пост Ричарда — предложат ему. От Бартона это не укрылось, и он поспешил продолжить:

— Я довольно долго думал об этом и даже побеседовал с Эрнстом Лаутеншюцем. Должен сказать, что союз со швейцарскими друзьями нам очень на пользу. Они смотрят на все с транснациональных позиций. Мы сообща пришли к выводу, что отдел выиграет от некоторого расширения перспективы, и я направил предложение группе из нью-йоркской корпорации «Морган-Стэнли». Вам что-нибудь говорит имя Роско Селларс?

Имя ничего не говорило Маркусу, но он кивнул.

— Я был уверен, что вы слышали о нем. Значит, вам известна его ведущая роль в организации финансирования с целью покупки контрольных пакетов акций.

— Само собой. Сколько парней он привезет с собой?

— Для начала семь или восемь. Кстати, там не все «парни». Одного из них зовут Джулия Давентри. Англичанка, между прочим, и не дурнушка. Конечно, вам, человеку женатому, это неинтересно, но я держу пари, в отделе она разобьет не одно сердце.

— Когда об этом объявят официально?

— В понедельник на совещании я проинформирую директоров, а группа прибудет через неделю. Пришлось поломать голову насчет их места в структуре. Когда я изложил план Ричарду Майерсу, он очень настаивал, чтобы Селларс подчинялся именно ему. Селларса это не устраивало. После долгих препирательств согласились, что они оба возглавят финансовый отдел.

Маркус переваривал новость, пытаясь сообразить, что это означает для него. Он подозревал, что напоследок Бартон заготовил что-то еще, если не горькую пилюлю, то по крайней мере какое-то сообщение. Ждать пришлось недолго.

— Буду признателен, если вы постараетесь сделать так, чтобы в отделе восприняли это благожелательно. Кое-кто из старой гвардии, возможно, сочтет это угрозой и попытается подорвать доверие к новой команде, еще прежде, чем у нее будет шанс показать себя. Но если молодые, энергичные директора вроде вас поддержат новшество, то я уверен, все получится…

Маркус кивнул с серьезным видом и подцепил вилкой треугольничек камамбера. В принципе он рад помочь. Хотя одна часть уравнения по-прежнему отсутствовала, каково его место во всем этом?

— В перспективе мы никогда не согласимся, чтобы американец единолично отвечал за финансовую деятельность банка. Если Ричард Майерс не сработается с Роско и нам придется подбирать преемника, возраст препятствием не станет.

Отлично. Теперь уравнение вполне ясно, главное — не показать, что его купили с потрохами.

— Я уверен, Ричард справится. И, конечно, я приложу все усилия, чтобы молодые сотрудники отнеслись к переменам позитивно.

— Благодарю вас. А теперь скажите-ка, вы собираетесь взять детей с собой или оставите их дома с няней?

* * *

Долина зеленого жетона — так называют треугольник между Гантс-Хиллом, Уонстедом и Ньюбери-Парком. На каждой улице здесь проживал по меньшей мере один таксист, а были и такие, где только и видишь, что припаркованные на подъездных дорожках такси. Жили тут и желтожетонщики, но их было мало. Желтый цвет означает пригородных таксистов. Жилье у них почти такое же приличное, да и машины почти такие же — классический «феруэй», «метрокеб» или новенький «роувер». Но желтожетонщики считались вторым сортом, вот в чем дело. И думать об этом незачем. Что толку лезть в драку за обладание жетоном, если не можешь с высоко поднятой головой заявить, что ты настоящий лондонский таксист?

Терри вел свое происхождение от добрых таксистских корней и никогда не помышлял идти в желтожетонщики. Он родился и вырос в Уонстеде, таксистами были трое его дядьев, так что быть таксистом — своего рода семейная традиция. Отец его тоже пробовал выучиться, когда в строительстве грянул очередной кризис, но ему надоело мерзнуть на мопеде, заучивая маршруты, так что, когда положение улучшилось, он вернулся в каменщики. Мопед, правда, на свалку не выкинули, и Терри воспользовался им, когда пришло его время.

Бросив футбол, Терри без долгих размышлений решил стать таксистом. Еще новичком в команде «Уэст-Хам» он обнаружил талант, и на него возлагали большие надежды. Если бы он отнесся к игре всерьез, то мог бы стать звездой. Но не хватило самодисциплины; кроме девчонок, он тогда ничем не интересовался. И сейчас, сидя за рулем, невольно рассмеялся над собой. Он мало изменился, голова по-прежнему забита девушками. Сказать по правде, в этот самый вечер он планировал чуток погулять. Марша собралась на девичник где-то в Уэст-Энде. Обычно они начинали в «Перепелке». Все девчонки обожали это заведение за изыск. Потом бурное веселье в каком-нибудь мужском стрип-клубе, а потом покатятся по домам, в стельку пьяные.

Кстати, хорошо, что Марша и Терри жили раздельно, хоть и были обручены. С отцом Марши, с этим бездельником, не было никакой надежды, что он раскошелится на свадьбу, так что копить деньги приходится самим, а на это нужно время. Терри снял квартиру в районе Кентербери-Гарденз, рассчитывая, что они смогут временно пожить там, годик-другой испытают свои отношения, а позже оформят их официально. Но Марше палец в рот не клади, она мигом смекнула, что ежели перебазируется в Кентербери-Гарденз, то нипочем не поменяет бриллиантик на гладкое золотое кольцо.

Марша не то чтобы возражала против использования Терриной квартиры для интимных свиданий. Хотя она упорно продолжала жить у родителей в Чигуэлле, но не любила трахаться в своей тамошней спальне, потому что у матери была несносная привычка без предупреждения заявляться к ним с чаем.

Так что большинство пятниц и суббот они начинали легкой выпивкой в «Орле», потом обедали в китайском или индийском ресторанчике и заканчивали вечер в потной постели у Терри. Но если Марша ушла с подругами, как в эту пятницу, то после она отправится прямиком домой, в Чигуэлл, оставив Кентербери-Гарденз в полном его распоряжении.

Примерно такие мысли вертелись у Терри в голове, когда он запарковал свою радость и гордость — «косуорт-сьерра» цвета голубой металлик — на стоянке возле «Орла», проверил, не пахнет ли изо рта, и дерзнул войти внутрь.

Она была там заблаговременно. Хороший знак.

— Привет, детка. Классно выглядишь! Что тебе заказать?

— Уже заказала, баккарди и кока-колу. Ты и сам неплохо выглядишь. Я все думала, узнаю тебя или нет, тогда, в «Ликах», было ужасно темно. Знаешь, мне действительно приятно, что ты позвонил. В первый раз у меня свидание с пожилым мужчиной.

— Двадцать восемь лет — по-твоему, пожилой?

— По-моему, да. До сих пор самым старым был двадцатидвухлетний. Нет, вру, был еще двадцатичетырехлетний, но очень недолго, поэтому не в счет. А двадцативосьмилетний — древний старик.

— Зачем же ты пришла, если я старик?

— Да сама не знаю! Между прочим, одна из моих подружек, Кэрол, рыжая такая, с широкими бедрами, — помнишь? — как-то видела тебя с какой-то блондинкой. Я тогда спросила: «Блондинка?», — а Кэрол говорит, что волосы у корней были черные как уголь.

— Она, должно быть, спутала меня с кем-то.

— Нет, она уверена, это был ты.

Терри помедлил, рассматривая ее красивые стройные ноги и высокую гордую грудь. Контраст с Маршей был разительный: ровно в двадцать семь груди у Марши начали потихоньку отвисать.

— Блондинка, волосы у корней темные, говоришь?.. Наверное, моя сестра Лорна.

— А-а… — Девушка более или менее поверила, хотя бы потому, что хотела поверить. — Так куда мы сегодня пойдем?

— Думаю, выпьем тут стаканчик-другой, а потом есть один фильм, который я хочу посмотреть.

— Фильм? Ты говорил, мы пойдем в ресторан. Я умираю с голоду.

— Всегда можно прихватить что-нибудь готовое.

— Что? И есть в кино?

— Этот фильм вообще-то в кино не идет, я записал его на видео. Думал, мы с тобой посмотрим его у меня дома.

Терри улыбнулся. Девушка шлепнула его по щеке, но не по-настоящему, просто как бы говоря: «Знаю я, куда ты клонишь». Он придвинулся ближе и жестом ценителя положил руку ей на ягодицы. Несколько секунд они смотрели в глаза друг другу. Потом она перевела взгляд на дверь паба.

— А вот и та самая блондинка.

Терри обернулся. Боже правый! Он быстро метнулся за колонну. Девушка за ним.

— В чем дело, Терри? Ты словно привидение увидал.

— Это моя… сестра.

— Так ты меня с ней познакомишь?

— Не сегодня. Мы в ссоре. Знаешь, что: я, пожалуй, смоюсь через заднюю дверь. Встретимся на стоянке примерно через три минуты. Черт побери, она идет сюда. Все, бегу.

Терри ужасно не повезло. Он даже и предположить не мог, что помолвка, которую отмечали на девичнике, вовсе не была прочной, как скала, и что именно сегодня вечером виновница торжества обнаружит легкомысленную интрижку жениха и расторгнет помолвку.

Близорукость Марши была восполнена орлиным взором ее лучшей подруги Люси. Люси указала пальцем, и Марша величаво прошествовала к злополучной девчонке:

— Где парень, который только что был с тобой?

Та попыталась выиграть время:

— Ты сестра Терри, да?

В глазах Марши сверкнули молнии:

— Допустим, сестра. Куда он делся?..

Девчонка нерешительно кивнула, указывая на коридор, ведущий к черному ходу и туалетам.

— …и чем же вы собирались заняться, а?

— Посмотреть видео у Терри дома.

Марша пронзительно взвизгнула и решительно двинулась в указанном направлении — пора устроить разборку.

Терри гремел задвижкой, но черный ход, судя по всему, заперли на ключ. Он бросился назад по обшарпанному коридору, но, увидев, что из-за угла выходит Марша, резко затормозил и метнулся в мужской туалет. Господи, что же делать? Теперь выход только один — в окно.

Оно было маленькое и располагалось высоко. Оттолкнув троих, справлявших малую нужду, Терри подпрыгнул, протиснул в проем плечи и попробовал подтянуться.

Дверь распахнулась, и по туалету разнесся жуткий вопль. С перепугу троица обмочила башмаки и брюки.

Марша прошагала к окну и ухватила брыкающиеся ноги. Терри напрягся изо всех сил, но только окончательно и бесповоротно застрял. Придется пойти на переговоры. Задачка нелегкая, ведь он не мог повернуться к Марше лицом, остается кричать куда-то во внешнее пространство и надеяться, что внутри его тоже услышат.

— Это ты, милая? Я все объясню. Мне просто нужен свежий воздух.

— Я тебе покажу свежий воздух! — Голос ее звучал более чем решительно.

Спустя четыре минуты Марша победоносно вышла из мужского туалета, неся в руках черные кожаные брюки и экзотической расцветки жокейские трусы. Она проследовала со своими трофеями прямо к стойке и обратилась к веселому старому бармену:

— Дес, дай-ка мне пустое ведерко из-подо льда, бутылку с бензином для зажигалок и коробок спичек. — Она величественно повернулась к подругам. — Представляете, девочки, нынче уже вторая помолвка пошла прахом…

Она запихнула трусы и брюки в ведро, полила бензином и зажгла спичку. Пламя полыхнуло синими и желтыми языками. Люси сунула ей в руку стакан водки с апельсиновым соком. И Марша произнесла тост:

— За свободу, а мужикам фигушки с маслом. Все они обманщики.

Она осушила стакан, вдруг заметила озадаченную девчонку, которая стояла как вкопанная на том же месте, и метнула на нее злобный взгляд. Потом чуть смягчилась, шагнула к ней и обняла за талию.

— Ты не виновата, дорогуша. Он ведь наверняка наврал тебе с три короба.

— Так, значит, ты не сестра Терри?

Марша посмотрела на свою руку, на красную полоску от обручального колечка.

— Видишь? На этом пальце я носила Террино кольцо.

— Ой, ну и брехун… А куда ты дела кольцо?

— Назад отдала. Только руки у Терри были заняты, вот я и засунула его туда, куда смогла.

И Марша захихикала, а потом расхохоталась во все горло. Люси последовала ее примеру. Засмеялись и Дес, и его жена Джанет, и все у стойки. Даже молоденькая девчонка засмеялась, когда до нее дошел смысл сказанного.

* * *

— Лен, это ты?

— Здорово, Терри. Не волнуйся, с брокером я связался.

— Я не потому звоню. Окажи мне услугу, а, Лен? Можешь подъехать к «Орлу» прямо сейчас?

— Извини, старик, только не сегодня. Выручки пока всего-навсего тридцатник. Придется повкалывать еще как минимум часа четыре.

— Лен, я правда попал в переделку. Надо, чтобы кто-нибудь привез запасные брюки.

— Ты никак изгадил свои? А как насчет Марши? Почему бы не послать за штанами ее?

— Лен, будь другом.

— Терри, я в Фулеме. И вряд ли доберусь к тебе раньше десяти… Вдобавок у меня нет ключа от твоей квартиры.

— Какая разница, меня вполне устроят твои штаны.

— Да ты что? В них двое таких, как ты, поместятся.

— Лен, я в отчаянном положении.

— Ладно, но учти, причина должна быть чертовски важная. Увидимся у стойки.

— Не могу, дружище. Я буду в туалете, в кабинке у окна.

Лен выключил телефон и тихонько фыркнул. Терри вечно попадает в переделки, и, как правило, из-за девушек. И на сей раз наверняка то же самое.

* * *

Как только центр остался позади, движение стало поспокойнее, и в полдевятого Лен уже подъехал к дому. Он пробовал дозвониться своей благоверной, предупредить, что вернется рано, но после первых же двух-трех сигналов сели батарейки, так что если Джин трахается с соседом, ее ждет большой сюрприз. Впрочем, на Джин это не похоже. Секс ее никогда особенно не интересовал. Пока Лен пыхтел и ерзал, Джин болтала о чем-то ему на ухо. В самый напряженный момент Лен просил ее замолчать, и она, слава Богу, никогда не возражала, но стоило ему кончить, снова начинала болтать. Такое не всякому мужчине пришлось бы по душе, но Лен привык. Конечно, по телеку секс выглядит совсем по-другому. Но кто знает, что ближе к норме? По правде говоря, Лен теперь и сам утратил к этому интерес — работал допоздна, а в соседней комнате кашляет Поппи. Какой уж тут секс.

Он прошел по дорожке «в елку», выложенной в прошлом году, и повернул ключ в двери. Он почти ожидал, что Джин сразу выбежит в переднюю проверить, кто там, но, похоже, она его не услышала. И неудивительно — музыка-то в комнате вон как грохочет. Какого черта она там делает?

Заинтригованный, он распахнул дверь и глянул внутрь. Джин стояла к нему спиной, в гимнастическом трико, и отчаянно размахивала руками. Выставила вперед левую ногу, потом правую, покрутила бедрами. Лен посмотрел мимо нее на источник шума — телевизор. Запись занятий по аэробике, все женщины раза в два моложе Джин и раза в два тоньше. Неуклюжие движения Джин не имели ничего общего с их пируэтами.

Лен стоял, затаив дыхание и широко улыбаясь. Наконец Джин что-то почувствовала и обернулась.

Трудно сказать, кто пережил большее потрясение. У Джин, понятно, едва не случился сердечный приступ, но и Лена чуть не хватил кондрашка при виде ее физиономии. Он первый обрел дар речи и поднял руки вверх, сдаваясь.

— Добро пожаловать на планету Земля.

— Боже мой, Лен, ты меня до смерти напугал. Зачем подглядываешь?

— А ты зачем этак выдрючиваешься, и что это за гадость у тебя на лице?

— Это не гадость, а баклажанное масло. Помогает от морщин. Мама подарила мне на день рождения, его и кассету с записью. Я думала, смогу позаниматься спокойно, в тишине. Никак не ожидала, что ты заявишься в такую рань. Кстати, почему? Надеюсь, ты не болен? — Джин достала салфетку и принялась очищать лицо.

— Терри попал в переделку в «Орле».

— В какую переделку?

— Знаю только, что ему нужны штаны. Я обещал привезти мои.

— Они, пожалуй, подпортят Терри внешний вид. Не представляю себе, чтобы он подцепил девчонку в твоих старых вонючих штанах.

— Премного благодарен. Ну, я пошел. Как Поппи?

— Сегодня не так плохо. Думаю, уже спит. Бедняжка, конечно, не говорит, но очень волнуется, что скажет доктор на следующей неделе.

— Не только она.

3

Именно Рут вернула Эйнштейна в синагогу, и теперь они ходили туда каждую субботу. Воспитывался он в строгости, прошел обряд бар-мицва^[1] и прочее, но когда взбунтовался против всего остального, то не было смысла делать исключение для религии.

С отцом он уже никогда больше не общался, даже после смерти матери. Отец просто не сумел преодолеть разочарование и ощущение предательства — после всего, что Эйнштейн натворил.

На свою беду, Эйнштейн был невероятно умен. К четырем годам он читал газеты, а к десяти щелкал кроссворды в «Таймсе». В тринадцать он начал с легкостью преодолевать продвинутые уровни и освоил целых восемнадцать, просто так, для развлечения. И отличалсяне только в школе. Он был шахматным вундеркиндом и талантливым пианистом, немножко усилий — и путь в концертный зал был бы обеспечен.

Других детей в семье не было, и все внимание родителей сосредоточивалось на нем. Отец, сам достигший немногого, каждый свободный час отдавал обучению сына. Когда в пятнадцать лет Эйнштейна приняли в Кембридж, казалось, весь мир был у его ног, больше прежнего вдохновляя отца жить ради сына. Он не давал родителям повода для беспокойства, не выказывал чувств, которые росли в нем, хотя мать, испытывая порой дурные предчувствия, пыталась урезонить мужа. Но как заставишь человека угомониться, если в жизни у него была одна-единственная радость — гадать о том, станет ли его сын нобелевским лауреатом или же членом кабинета министров? Она, как могла, старалась разрядить обстановку, заводила разговоры на другие темы, предлагала Джейкобу приглашать домой своих друзей. Ее муж даже и мысли не допускал, что Джейкобу хочется праздно проводить время в компании этих инфантильных недоумков, когда впереди еще непочатый край работы. Впрочем, все было весьма проблематично. Парень слишком долго жил отщепенцем, чтобы завязать нормальную дружбу.

Именно в Кембридже произошел срыв. Растерянный, одинокий, вдали от сурового отцовского надзора, Эйнштейн уже в середине первого семестра забросил учебу. Кое-кто из студентов ради собственной забавы угощал его спиртным, легкими наркотиками и сигаретами. К концу первого курса все рухнуло. Терпение преподавателей иссякло, репетиторы тоже толку не добились. И прежде чем вынести окончательное решение, колледж направил письмо его родителям.

Отец Эйнштейна был в затруднении: кто виноват — преподаватели или сам студент? Вправду ли Джейкоб занимался из рук вон плохо, или они тут все по глупости не распознали его талант? Он поехал в Кембридж, чтобы допросить обе стороны. Отметки о посещаемости убедили его в ужасной правде. Сын получил нахлобучку и парочку затрещин, после чего обещал взяться за ум. Он тогда готов был обещать что угодно, лишь бы отец отвязался, но вообще-то даже не собирался открывать учебники по математике. Три недели спустя его отчислили, но домой он не вернулся, больше года маялся на лондонских улицах.

Так он жил до двадцати лет. Пособия по безработице хватало, чтобы платить за жалкую комнатушку в Килборне. К тому времени он снова наладил отношения с матерью и при желании всегда мог спокойно заглянуть домой в дневное время на часок-другой. Конечно, тайком от отца. И уходить Эйнштейн должен был задолго до того, как этот навечно разочарованный человек возвращался из своей сортировочной конторы.

Именно по настоянию матери Эйнштейн решил получить диплом учителя и вскоре после двадцатилетия поступил в местный колледж. Большинство из сокурсников относились к нему по-хорошему, хотя и не приглашали ни в паб, ни на вечеринки. Учеба давалась ему легко, и даже практика в традиционной товарищеской атмосфере школы в Кингз-Линн прошла успешно. Дети немного поддразнивали его, но инстинкт послушания укоренился слишком глубоко и не давал им выйти из-под контроля. Эйнштейн даже приобрел некоторую уверенность в себе, а когда дети скинулись и на прощание купили ему забавный подарок, он едва не прослезился.

Но в Хакни, где он начал учительствовать по-настоящему, его ожидало нечто совершенно иное. Когда он вошел в класс к четырнадцатилетним подросткам, там уже стоял невообразимый гвалт. Попытки утихомирить их были тщетны и выглядели смехотворно, а вскоре в него полетели «снаряды». Если он и надеялся, что, начав урок, сумеет восстановить порядок, то глубоко заблуждался, а попытка разнять драчунов закончилась тем, что он заработал синяк под глазом. Еще несколько недель он упорно продолжал работать, но поражение первого дня оказалось роковым. Большинство мальчишек просто уходили с его уроков, а девочки игнорировали его, собираясь шумными стайками прямо в классе и обсуждая лак для ногтей, нижнее белье и победы над мальчиками.

Таким образом, к двадцати трем годам ему вновь пришлось перебиваться на пособие по безработице. Минул еще год — и он устроился на работу в одну из унылых контор, которых сменил затем великое множество: от министерства здравоохранения и социального обеспечения до страховых агентств. Теперь он проводил вечера и выходные перед компьютером, путешествуя по Сети. Настоящих друзей он не завел, если не считать приятелей по Интернету, и в тридцать лет еще ни разу не имел подружки.

В конце концов Эйнштейн до того извелся, что вынужден был что-нибудь предпринять, и двинул на вечерние курсы, в этот громадный запасник одиноких сердец. На самом деле он ничего изучать не собирался, а потому записался на шахматные курсы для начинающих.

И в первый же вечер на курсах ему встретилась девушка его мечты, родная душа в бежевой кофточке, с курчавой гривой черных волос, в очках, как у него, с удивительно милой, застенчивой улыбкой. После занятий они пошли в паб и посмеялись над собой, обнаружив, что вели одну и ту же игру. На шахматные курсы они больше не ходили, а через месяц поженились. Рут взяла трехнедельный отпуск — она работала в фармацевтической исследовательской лаборатории, — и они провели дождливый, но волшебный медовый месяц в Голуэе, в Ирландии. Рут была чудесная девушка, а ее родители, узнав, что он еврей, прониклись к нему известной симпатией, хоть он не вполне отвечал их представлению о «хорошем» еврее.

Именно Рут первая поняла, что для бирюка вроде Джейкоба, вдобавок одаренного необычайной памятью, самое милое дело стать таксистом. Не удивительно, что он сдал экзамен в рекордные сроки. По сути, в реальной доработке нуждались только его водительские навыки.

Идея насчет гольфа тоже принадлежала Рут. Она решила, что для него было бы неплохо познакомиться с другими таксистами, и выяснила, что чаще всего они заводят дружбу через рыбалку или гольф. Эйнштейн, правда, был слишком неловок и не очень-то годился для обоих этих занятий. Они обсудили ситуацию и пришли к выводу, что и для него, и для окружающих будет безопаснее, если он возьмет в руки биту и мяч, а не леску и острый крючок.

Рут купила ему на распродаже полкомплекта бит, и они отправились в клуб «Хейнот-Форест». Эйнштейн взял несколько уроков, которые не принесли заметных результатов, и через несколько недель впервые вышел на поле для «сольной» игры. На всякий случай он запасся двумя десятками мячей, но оказалось, что уже к пятой лунке ни одного не осталось. Без особой надежды на успех он упражнялся еще несколько недель и уже готов был бросить эту затею, когда случайно встретился с Терри и Леном.

Объединила их всех игра с «капиталовложениями», во всяком случае, после первой дружеской выпивки. Терри что-то болтал об акциях, а Лен бросал на него пронзительные взгляды, словно тот выдавал какой-то большой секрет. Терри, казалось, ничего не замечал и напрямик объявил: дескать, жаль, что они не понимают «азов», ведь можно бы делать хорошие деньги на том, что слышишь в такси.

Эйнштейн в жизни не купил ни одной акции и ничегошеньки не знал о капиталовложениях. Зато он знал, что в два счета сможет стать специалистом в любой области.

Вот так все и началось. Не прошло и двух недель, как Эйнштейн перелопатил основную литературу, и на свет благополучно появился инвестиционный клуб таксистов. Лен окрестил нового друга «продувным Эйнштейном», и это имя прилипло к нему. Рут была так рада за мужа, что многие месяцы даже не заикалась о своих сомнениях насчет законности их предприятия. Однако после неуместного визита Терри в субботу, по дороге из синагоги домой, рискнула спросить:

— Джейкоб, эти делишки, какими вы с Леном и Терри занимаетесь, они законны?

— Законны? По-моему, да. Честно говоря, я никогда об этом по-настоящему не задумывался. Ведь нам не сообщают информацию по секрету, верно? Мы просто собираем кусочки и складываем их вместе. Вообще-то есть такое понятие, как «незаконные сделки с использованием конфиденциальной информации», но вряд ли оно приложимо к таксистам. Мы же люди со стороны, и секретами с нами никто не делится. И даже если, строго говоря, это незаконно, никто не докажет, как мы все провернули. Пока будем твердить, что вкладывали деньги на основе моего анализа, нас и тронуть не посмеют.

— Раз ты уверен, тогда все в порядке, коль скоро нет риска потерять жетон.

— Не бери в голову, милая. Кстати, не сыграть ли нам партию в «Эрудит», как придем домой?

— По обычным правилам или по нашим?

— Конечно, по нашим. Обычные — для тупиц.

* * *

У Маркуса Форда суббота выдалась более напряженная. С раннего утра он сидел в банке, надзирал над целой армией юристов и клерков, вносивших последние поправки в длинный пресс-релиз, который сообщит миру, что «Фернивал» покупает ИФК. Окончательное решение о начале операции отложено до понедельника: никакой здравомыслящий человек не рискнет утверждать, что в выходные не произойдет ядерной аварии в России, или землетрясения в Японии, или досрочной отставки президента США. Да и мелких проблем было еще предостаточно.

Роберт Куилли заглянул к ним на часок-другой, а затем отбыл на уикенд в Сомерсет. Ричард Майерс тоже заходил удостовериться, что «его» команда работает как надо, но все были слишком заняты — тут не до учтивостей. Даже Форд после разговора с Чарлзом Бартоном едва обращал на него внимание. Поэтому Майерс тоже уехал, оставив Маркуса полным хозяином положения вместе с его замом Саймоном Блэком и администратором Грейс Честерфилд.

К девяти вечера почти все было закончено. Сотрудники согласились на всякий случай встретиться в банке завтра в полдень, но надеялись, что воскресенье пройдет вполне спокойно. Трио вернулось к своим столам, чтобы прибраться. Форд особенно не спешил. Услышав, что в выходные Маркус снова будет работать, Софи разозлилась и уехала с детьми в Оксфордшир, в огромный отцовский особняк, демонстративно игнорируя более скромный дом в Уилтшире — иного Маркус пока не мог себе позволить. Вот чертовка! Покупка и отделка уилтширского особняка обошлись без малого в миллион, а этой барыне никак не потрафишь.

Маркус задержал Грейс, дав ей какое-то совершенно необязательное поручение, отправил Саймона Блэка домой, в нежные объятия новой жены, и набрал номер модного ресторана Марко Пьера Уайта. Обед будет, так сказать, деловой, а стало быть, не грех тряхнуть казенной мошной, то бишь корпоративной карточкой «Америкэн экспресс». Грейс быстро дала себя уговорить, и не прошло часу, как они уже распили бутылочку шампанского «Круг» урожая 85-го года и, довольные, изучали меню.

Вместе они обедали не впервые. Некоторое время назад — Софи тогда была беременна вторым и мучилась от токсикоза — Маркус и Грейс вместе ездили в командировку в Париж. Приятный обед закончился в тот вечер в ее гостиничной спальне. В поезде, на обратном пути в Лондон, Маркус разыгрывал глубокое раскаяние — чтобы оправдать хладнокровную измену беременной жене и застраховаться от ненужных осложнений.

Роскошный обед. И пока они переходили от лангустов к супу из бычьих хвостов, от «Кондрё» к «Шваль Блан», на Маркуса нахлынули воспоминания о Париже. В постели Грейс вела себя куда свободнее, чем его жена, а грудь у нее раза в три больше, чем скупые прелести Софи.

К грушевому десерту Маркус заказал полбутылки «Шато д’Икем» и, ухаживая за своей дамой, пожирал ее сластолюбивым взглядом. Ему показалось или она в самом деле украдкой расстегнула на блузке еще одну пуговицу?

— Ну же, Грейс, хватит воспевать «Фернивал». Поговорим-ка лучше о честерфилдской прозе. С каким счастливчиком ты теперь встречаешься?

— Зачем тебе это знать? — В ее голосе отчетливо сквозило кокетство.

— Я мог бы дать тебе отеческий совет. Как старший по возрасту.

Грейс расхохоталась.

— Что? Между нами всего шесть лет разницы! Кстати, если воспоминания о Париже меня не обманывают, папаша ты весьма ненадежный.

— А здорово было в Париже, правда? Постой… надо же, два года уже прошло!

— Почти. И не забывай, Маркус, это было до того, как ты стал этакой суперзвездой.

Форд сделал слабую попытку скромно улыбнуться, а Грейс продолжала:

— …И я тоже была тогда простым администратором, а сейчас поднялась на головокружительную высоту… администратора.

— Чрезвычайно квалифицированного, с твоего позволения. И не только… — Он помолчал, стряхивая пепел с сигары. — Думаю, мне удастся помочь тебе быстрее продвинуться по служебной лестнице.

— Вот как? — В ее голосе все еще сквозило сомнение, но в глазах заплясали радостные огоньки.

— Твоя работа для «Фернивал» не осталась незамеченной. Еще одна крупная сделка — и следующей весной тебя наверняка повысят. Вчера во время ланча Чарлз сказал мне, что ИФК будет не последней покупкой Роберта Куилли. Вскоре мы начнем его новый проект. Не могу сказать, о чем идет речь, но дело просто супер.

— Да? И команда останется та же — ты, я и Саймон?

— Между нами, насчет Саймона у меня нет стопроцентной уверенности. На мой взгляд, он чересчур политизирован. Поскольку же черновую работу в основном делаешь ты, а стратегические цели определяю я, то, честно говоря, сомневаюсь, понадобится ли нам в следующий раз заместитель директора.

Он многозначительно посмотрел ей в глаза. Она улыбнулась.

— Я постараюсь, и с удовольствием. Спасибо, Маркус.

— И еще одно. Об этом у нас с Чарлзом тоже был конфиденциальный разговор, но, коль скоро в понедельник это узнают все, не будет вреда, если я скажу тебе прямо сейчас. Ты слышала о Роско Селларсе из «Морган-Стэнли»? Правда? В Нью-Йорке он пользуется огромным авторитетом. Крупнейший специалист по приобретению ценных бумаг. В общем… — он понизил голос до шепота, — Роско присоединится к нам и вместе с Майерсом возглавит отдел корпоративных финансов. С собой он приведет команду из семи-восьми человек.

— Интересно. Что это означает для Ричарда Майерса?

— В принципе он испекся. Такой акуле, как Селларс, он не конкурент.

— Думаешь, он уйдет?

— А куда ему деваться, здравый смысл подсказывает — другого не дано. Но, что бы ни случилось с Ричардом, моя звезда, похоже, на восходе. Не могу вдаваться в детали, однако суть вот в чем: Чарлз хочет, чтобы я взял на себя интеграцию группы Роско. Там есть одна девушка, Джулия Давентри. Ты бы постаралась встретить ее поприветливее, а? Я скажу Чарлзу, что ты мне помогаешь.

Они сидели, склонясь друг к другу. Рука Грейс преодолела последний барьер и благодарно коснулась его руки. Маркус задержал ее.

— Ну, так как?.. Ты хотела сказать мне, кто твой дружок.

— Вовсе нет.

— Но ведь кто-то у тебя есть, верно?

— Да, есть, но по выходным он не всегда бывает со мной. Если ты не спешишь домой, чтобы позвонить любимой жене, то как насчет стаканчика на ночь в Кенсингтоне? Я, конечно, не могу предложить такого «Икема», но виски найдется.

— Почему бы нет? Если виски хорошее.

— Об этом скажешь после, за кукурузными хлопьями.

4

Верхушка ИФК провела воскресенье весьма приятно. Погода опять потеплела. Генеральный директор играл в гольф, финансовый директор с семьей ездил на прогулку на Котсуолдские холмы, а председатель, сэр Реджиналд, жег у себя в саду огромную кучу листьев. После нескольких скверных месяцев дела в компании, кажется, пошли на поправку. Они приняли ряд трудных решений касательно ланкаширских заводов, продали один из крупных убыточных филиалов и реорганизовали среднее управленческое звено, чтобы обновить кадры. Конечно, реальные улучшения проявятся не сразу, однако из тупика они определенно выбрались. Через несколько месяцев терпение акционеров будет вознаграждено стабильным повышением курса их акций. Когда все они проснулись безоблачным утром в понедельник, ни один не подозревал об опасности, которую уготовила им группа, уже собравшаяся в банке «Скиддер-Бартон».

Расположилась эта группа в самом большом конференц-зале, обшитом роскошными панелями красного дерева, что совершенно не вязалось с ультрасовременным обликом здания. Чарлз Бартон выехал из Глостершира еще затемно, не потревожив спящую жену и дочерей, хотел быть на месте в качестве моральной поддержки и скромно устроился на дальнем конце длинного полированного стола, предоставив главную роль Куилли и Форду.

Прежде всего они попросили биржевых брокеров прокомментировать состояние рынка. К счастью, американский президент провел выходные без происшествий, дальневосточные биржевые торги прошли незаметно, и ничто не предвещало, что Лондон начнет торги резким скачком или спадом котировок. Это открывало им зеленую улицу, оставалось только установить цену. Руководство ИФК слишком слабо, чтобы организовать энергичную защиту даже против предложения по низкой цене. Сложность в том, что может появиться «белый рыцарь».

Как только объявляют враждебное предложение, эти стервятники, банковские инвесторы, мигом слетаются со всего Сити, стараясь урвать себе кость. Подзуживают других покупателей включиться в драку, перебить начальную цену и платят банку большие комиссионные за его предложение. Компания, подвергшаяся осаде, бывает настолько благодарна за «спасение», что встречает вторичных участников торгов с восторгом, называя их «белыми рыцарями», хотя истинные намерения этих рыцарей вряд ли хоть сколько-нибудь благороднее, чем у того, кто предложил первую цену.

После этого первый предлагающий должен присоединиться к аукциону или уйти ни с чем. В одержимом эгоизмом и честолюбием мире большого бизнеса успешная операция с покупкой контрольного пакета акций — одно из самых любимых боевых искусств. Для Роберта Куилли операция с ИФК была не просто пробой сил. Он не мог рисковать и потому быстро решился предложить чистых сорок процентов сверх пятничной биржевой цены акций ИФК, которая составляла пять фунтов.

По традиции предложения объявляются за минуту до половины девятого, непосредственно перед открытием фондовой биржи. В восемь пятнадцать вся группа собралась вокруг Роберта Куилли, который готовился позвонить сэру Реджиналду Хитченсу. Этот звонок был не более чем простым актом вежливости в мире, где давно не осталось никакого благородства. На миг все легкомысленно захихикали, когда леди Хитченс отвечала, что он в уборной. Пришлось подождать минут пять, пока он наконец взял трубку.

— Хитченс слушает. Кто это?

— Доброе утро, сэр Реджиналд. Это Роберт Куилли, председатель и директор-распорядитель «Фернивал Энджиниринг».

— Полагаю, это не светский звонок? — Хитченс, может, и сноб, но не дурак.

— Совершенно верно. Отдавая дань вежливости, я хотел сообщить вам, что через несколько минут мы объявим вашим акционерам наше предложение.

— Понятно… — Хитченс пытался собраться с мыслями. — По какой цене?

— Семь фунтов, сорокапроцентная надбавка к цене на момент закрытия пятничных торгов. Таким образом, компания оценивается в шестьсот восемьдесят пять миллионов фунтов. Мы считаем, это весьма щедрое предложение.

— Извините, но я пока воздержусь от комментариев. Каковы ваши планы в отношении наших работников?

— Пока мы не владельцы, мы никаких гарантий дать не можем.

— Вырубить и сжечь — вот все, что вы сделаете, как уже сделали в «Фернивал».

Куилли остался спокоен. Он мог себе это позволить, так как знал, что одержит победу, и через шесть недель Хитченс будет повержен.

— Сэр Реджиналд, думаю, сейчас не время для перепалок. Уверен, вы захотите обсудить это с другими членами правления и с вашими банкирами. Конечно, мы надеемся, что вы положительно отнесетесь к нашему предложению и дадите акционерам соответствующие рекомендации.

— Семь фунтов… невелика радость. Вы прекрасно знаете, что цените нас слишком низко.

— Давайте предоставим решать вашим акционерам.

— Давайте. Полагаю, мне следует поблагодарить вас за этот звонок, хотя, откровенно говоря, не понимаю почему. До свидания.

— До свидания, сэр Реджиналд.

Итак, началось. Время покажет, что эта схватка оказалась не из числа самых бойких в Сити. Вся финансовая пресса поддерживала «Фернивал». Белые рыцари на арене не появились. Правление ИФК вскоре отказалось от сопротивления, Роберт Куилли получил новую игрушку, а «Скиддер-Бартон» — восемь миллионов за услуги. Все были довольны.

* * *

Первым новость услышал Терри, когда около десяти утра в понедельник ехал по Марилибон-хай-стрит. Он позвонил Эйнштейну и Лену, который как раз прилаживал в спальне Поппи полку для телевизора и видеомагнитофона. Едва он повесил трубку, Поппи спросила:

— Много в этот раз вложили?

— Ты о чем, Поппи, дорогая? — Лен опять сосредоточился на крепежных скобках.

— Это ведь Терри звонил, насчет очередного вложения денег, да? Ты опять в убытке?

Лен повернулся к Поппи.

— Нет, не в убытке, маленькая нахалка. Наоборот, похоже, заработаю фунтов восемьдесят или около того. Будешь хорошей девочкой, может быть, куплю тебе на них рождественский подарок.

— Если я протяну до Рождества.

— Нельзя так говорить, Поппи, даже в шутку.

— Почему? Я же о себе говорю, а не о других.

— Все равно нельзя.

— Папа, что они скажут завтра?

Лен отвернулся к своей полке. Не хотел, чтобы лицо выдало его, и несколько раз крутанул отвертку, прежде чем ответить.

— Да ничего особенного. Наверно, сообщат результаты анализов.

Он украдкой оглянулся на Поппи. Она смотрела в стену. Лен положил отвертку, подошел, сел на кровать и взял ее хрупкую руку.

— Ты не расстраивайся, Поппи, ладно? Все будет хорошо, сама знаешь.

— Ты имеешь в виду, как с Томми?

— С тех пор ситуация улучшилась. Чуть не каждый день появляются новые лекарства от кистозного фиброза.

— Тогда почему меня не могут вылечить? — Она по-прежнему смотрела в стену.

— На это нужно время, но спорим, когда тебе стукнет двадцать пять, с кистозным фиброзом покончат навсегда.

Она резко повернулась и взглянула на него, очень серьезно.

— Думаешь, я доживу до двадцати пяти? Честно?

Черт, ну что Лен мог ответить, зная, сколь велика вероятность, что завтрашние известия окажутся страшными? Он улыбнулся самой широкой, самой ободряющей улыбкой, какую только мог изобразить, и ласково потрепал дочку по рыжим волосам.

— Конечно, доживешь, родная. И до двадцати пяти, и до тридцати, и до сорока. И даже до девяноста.

— Врешь ты.

— Господи, порази меня громом, если я вру… — Он драматически поднял глаза к потолку и раскинул руки, готовый принять удар. Ничего не случилось. Он посмотрел на Поппи и подмигнул. — Вот видишь, я говорю правду.

— Да ну тебя. Никакого Бога нет.

— Ошибаешься, Бог есть.

— Чушь. А если и есть, зачем ему метать громы и молнии в толстого старого таксиста, который говорит неправду?

— Может, ты и права. Может, Бог аккурат недоумевает, что тринадцатилетняя девочка этак разговаривает с отцом. Не знаю, откуда ты этого набралась.

— От тебя, от мамы и от телека.

— Зря ты смотришь такие программы.

— Черт, да они все такие, а кстати, что мне еще делать-то?

Лен обрадовался, что они оставили опасные воды; пора сматываться, пока Поппи не стала опять серьезной. Он водрузил на полку видик, поставил на него телевизор и включил.

— Ну вот, теперь тебе удобнее смотреть. Постеры с Майклом Оуэном я позже повешу на место. Сейчас мне надо идти.

— Спасибо… Папа?

— Что, милая?

— Знаешь, я не боюсь.

— Не боишься чего, Поппи?

— Умереть.

— Ну вот, ты опять…

— Я серьезно.

— Чушь и ерунда. Ты всех нас переживешь. А сейчас мне действительно пора.

Лен быстро чмокнул Поппи в лоб и вышел из комнаты. Вниз он спустился не сразу, прежде надо успокоиться. Джин незачем видеть его в таком состоянии.

* * *

Финансовая новость понедельника дошла до Терри не сразу. В последнее время все шло наперекосяк. В пятницу полисмен остановил его из-за чадящего выхлопа, и он целый день проторчал в транспортном отделе. В субботу сходил на футбол, полюбовался, как «Блэкборн» разгромил «Уэст-Хам», потом поехал к Марше мириться.

У них и раньше случались размолвки. Характер у Марши был вспыльчивый, что да, то да, но обычно спустя двадцать четыре часа она более или менее остывала. Конечно, приходилось умасливать, но в конце концов она принимала поцелуйчик, а еще через десяток минут они утешались в постели. Правда, она сказала, что другого шанса ему не даст, но ведь на сей раз он действительно ничего не сделал, верно? Не затащил девчонку в постель. Ну, подумайте, даже выпивкой ее не угостил, не говоря уж о том, что она пришла в «Орел» раньше него. Поболтал с малюткой о том о сем десяток минут, только и всего. Разве это причина разрывать помолвку, а?

Чем больше он размышлял, тем больше верил, что потерпевшая сторона — он сам. Марша, которой полагалось быть совсем в другом месте, заявилась в паб, засекла его и девчонку, сделала совершенно превратные выводы и оставила его торчать в окошке, без штанов, с кольцом в заднице. Затормозив возле ее дома в Чигуэлле, он уже был уверен в себе. Почти как всегда.

Дверь открыла мать Марши, женщина пышная, дебелая, призрак будущего Марши, и выглядела она сегодня странновато. Двойной подбородок колыхался из стороны в сторону, глаза прищурены, нос наморщен. В целом впечатление не слишком приятное.

— У тебя хватает наглости явиться сюда! Что надо?

— Где Марша?

— Не твое дело, мерзкий распутник.

— Да будет тебе, Дирдре, разве можно так обзывать будущего зятя!

— Будущего кого? Да за то, что ты сделал с бедняжкой, тебя надо повесить, утопить и четвертовать.

— Слушай, Дирдре, я понимаю, ты огорчена, но, если позволишь мне переговорить с Маршей, мы все мигом уладим. Помиримся и опять станем друзьями.

Марша все слышала, стоя на верхней площадке лестницы, и ее громовой голос раскатился по ступенькам:

— Пошел вон! Видеть тебя больше не хочу!

— Это ты, Марша, дорогая? — сказал Терри, мягко, вкрадчиво. — Неужели ты все еще сердишься, милая?

Ответом был истошный, оглушительный вопль. Терри решил изменить тактику. Осторожно шагнул в переднюю, чтобы Марша наверняка услышала:

— Я принес тебе назад колечко, дорогая.

Терри извлек колечко из кармана джинсов. Дирдре в ужасе отпрянула.

— В чем дело? Я его вымыл.

Наверху громко хлопнула дверь, потом распахнулось окно спальни. И не успел Терри сообразить, что происходит, как статуэтка принцессы Ди, его подарок Марше на Рождество, грохнулась у него за спиной о мостовую и разлетелась на мелкие осколки. За нею последовал полный набор его подарков: от Делии Смит и «Радостей секса» до туалетной воды «Бутс», эротических трусиков и вибратора.

Как только она все это выкинула, окно снова захлопнулось. Терри опять повернулся к Дирдре, которая с мрачным удовлетворением скрестила руки на груди.

— Пусть это будет тебе уроком, и чтоб больше духу твоего здесь не было.

Признав свое поражение, Терри молча повернулся и пошел прочь.

— И еще… — крикнула Дирдре вдогонку. — Прочти понедельничный «Сан», надеюсь, получишь удовольствие!

Терри сел в машину. И прежде чем тронулся с места, бросил последний взгляд на окно Марши. Если, несмотря ни на что, она все еще любит его, он увидит за стеклом ее заплаканное лицо.

Но он не увидел ничего.

Настроение у него было хуже некуда. Они с Маршей были вместе так долго, что жизнь без нее казалась странной. Конечно, с одной стороны, теперь он мог приударить за любой юбкой, не опасаясь быть застигнутым с поличным. Но с другой стороны, чувствовал себя так, будто потерял ногу или руку.

А что это за вздор насчет «Сан»? Неужели Марша дала объявление, что помолвка расторгнута? Как она умудрилась так быстро это провернуть? Впрочем, одна из ее подружек, некая Шарон, работает в «Сан». Вот и тиснула пару строк.

Хоть и сам не свой, Терри все же решил отведать новоприобретенной свободы и от дома Марши махнул прямиком в Уэст-Энд. Обычные закидоны шли как-то плохо, о победе и мечтать было нечего. Может, из-за того, что он все время думал о заметке в «Сан»? Мысли об этом не давали ему покоя и в воскресенье.

В понедельник он вскочил в полседьмого, по мокрой улице дотащился до угла, прямо возле киоска перелистал «Сан» и на пятой полосе с ужасом увидал свой портрет, весьма неприглядный, на красочном фоне. Заголовок гласил: «ТАКСИСТ-ОБМАНЩИК — КРУТОЙ РОМЕО ОБЛАЖАЛСЯ!»

Два часа спустя, когда Терри пришел в таксистскую забегаловку в Темпле выпить чаю, он мгновенно стал центром всеобщего внимания и насмешек. В конце концов он не выдержал и ушел, красный как рак. А когда позвонил Лену насчет сделки, даже тот не упустил случая подколоть его. Если б Терри слыхал о Бруте, то назвал бы приятеля именно так.

* * *

В понедельник вскоре после совещания финансовый отдел «Скиддер» гудел как улей — все бурно обсуждали, что значит приезд заокеанской группы. Старая гвардия яростно возмущалась. Много лет они вели чуть ли не уединенную жизнь. Решения принимались сугубо коллегиально — если хоть один из двенадцати директоров усиленно возражал против той или иной намеченной акции, ее спокойно откладывали. От этого каждый чувствовал себя значительным, даже могущественным, так что они сразу поняли, что нынешний переворот грозит им гибелью. Вот почему все собирались тесными кучками и шепотом обсуждали возможные контрмеры. Селларса и его группу ожидали на следующей неделе, поэтому действовать надо быстро и решительно. Говорили о бунте, о едином фронте против Чарлза Бартона — пусть выбирает: или они, или Селларс, иначе они всей командой уйдут в другой банк. Но все это оказалось пустыми разговорами. Обзвонили кое-кого из «охотников за головами», то бишь кадровых агентов, но на такую большую команду спроса не было, тем паче из банка, чья репутация так пошатнулась.

Сотрудники, рангом пониже директоров, в большинстве встретили новость положительно Многие из администраторов и заместителей директоров считали, что банк слишком старомоден и нуждается в переменах. Все они знали, что ведущие американские банки — «Голдман» и «Морган-Стэнли» — изрядно опередили остальных. Внедрение некоторых американских технологий, безусловно, имеет смысл. И когда директора заглазно обрушивались на новых сотрудников, воспринимали их весьма скептически.

Откуда-то поползли слухи, что появлению Роско Селларса поспособствовал Маркус Форд. Слух этот был пущен намеренно: авторитет Маркуса среди молодых сотрудников возрос, правда, ценой враждебности со стороны Майерса и компании. Расчеты Форда оправдались очень скоро: Чарлз Бартон пригласил Роско Селларса и его людей в Глостершир — на воскресный ланч, чтобы отметить их прибытие в Англию. И, к радости Маркуса, он тоже оказался среди приглашенных.

В общем, он попал в струю. Он позвонил финансовому журналисту и осторожно выложил кое-какие сплетни — в обмен на положительную оценку своей роли в покупке ИФК. Такие вещи важны, тем более что это — первое упоминание о нем в прессе. Газетные публикации способны сыграть большую роль в развитии карьеры: «охотники за головами» алчно следят за ними, а коллеги банкиры прекрасно запоминают. Легенды создаются легко: достаточно, чтобы ты раз-другой был упомянут как «звезда», и все примут это за аксиому. Газетные статьи дают мощный толчок деловым предложениям и служат хорошей смазкой в переговорах об окладе и повышениях.

Но самое замечательное — звонок от Роберта Куилли. Хотя операция с ИФК только-только началась, было совершенно очевидно, что победа за ними, и неугомонный ум Куилли уже пошел дальше. Он пригласил Маркуса на обед в «Коннот» и осторожно приоткрыл свои истинные планы.

— «Юэлл».

«Господи, — подумал Форд, — „Юэлл“ — громадина. Крупнейшая в Великобритании машиностроительная компания. Рыночная ее стоимость составляет…»

— Четырнадцать миллиардов фунтов… — Куилли догадался, о чем думал Маркус, и подсказал ответ. — Причем это до надбавки. Акционеры «Юэлл» — люди весьма лояльные. Вряд ли отдадут меньше, чем за двадцать миллиардов. Вы согласны работать со мной, Маркус?

Маркус пожал протянутую руку Куилли. Тот тепло улыбнулся.

— Отлично! Посмотрите цифры, а завтра обсудим стратегию операции.

Маркус поднес ко рту кусочек гусиного паштета, лицо его выражало величайшее удовлетворение. Больше всего ему льстило, что Куилли обратился к нему непосредственно, а не через Чарлза Бартона. Как бы хорошо ни складывались его отношения с Робертом Куилли, до сегодняшнего обеда он, Маркус, был человеком Бартона. Отныне же Куилли его человек.

5

Весть о том, что операция с ИФК так быстро принесла им барыши, заставила Эйнштейна призадуматься. Если б и он, и другие относились к биржевой игре более серьезно, он смог бы купить машину получше. Он и Рут все до пенни вкладывали в ипотеку, поэтому денег на хорошую машину не оставалось. В отличие от Терри, который упорно хранил верность классическому старому «феруэю», Эйнштейн мечтал о новом «роувере», более удобном, экономичном и надежном, если не считать дурной привычки сквозь знак «такси» на крыше пропускать в салон дождь.

Увы, он и стоил дороже, особенно, если ты помешан на добавочных предложениях. Окраска «металлик», например, обойдется в пятьсот пятьдесят фунтов, а кондиционер — в добрые полторы тысячи. Вдобавок сиденья «люкс», ореховый щиток и дисковые тормоза. Сложи все вместе, и окажется, что выложил тридцать три тысячи. Если покупаешь, понятно. Но ведь и подзаработать тоже можно, на финансовых сделках, и Эйнштейн подсчитал, что если сумеет выплачивать по сто восемьдесят фунтов в неделю, то сможет стать владельцем полностью укомплектованного новенького «роувера» последней модели.

* * *

Утром во вторник атмосфера в доме Бишопов была гнетущая и тревожная. Джин сунула кукурузные хлопья в микроволновку, а пакетики с чаем — в кофеварку, и вообще все путала. Лен, которому удалось поспать самое большее полчаса, порезался во время бритья и стоял на кухне, прижимая к щеке ватный тампон.

По правде говоря, Поппи была слишком слаба, чтобы выезжать из дому, но настаивала, поэтому Джин одела ее. Лен поднял дочку на руки, — Господи, какая же худенькая! — осторожно усадил на заднее сиденье такси и закутал в одеяло. Выехали они рано и были в больнице за полчаса до назначенного времени, а из-за этого и по причине обычных задержек прождали в коридоре без малого два часа.

Хотя Поппи шумно протестовала, ей пришлось ждать в коридоре, под присмотром пожилой медсестры, на чьи добродушные вопросы она отвечала резкостями. Все ее внимание было сосредоточено на матовой стеклянной двери, она старалась уловить хотя бы обрывок разговора, происходившего внутри. Вначале за дверью царила тишина, потом Поппи различила голоса. Слов она разобрать не могла, но поняла, что отец вспылил, а мама старается его урезонить. Потом опять все стихло. Новости явно плохие, ведь доктор не вышел из кабинета, чтобы поздороваться с нею, с Поппи. Мама выглядела расстроенной, папа был в ярости. Он подошел к ней.

— Ну, Поппи, пошли отсюда.

— Расскажи мне.

— Позже.

Что-то в его голосе заставило Поппи прекратить расспросы. Лен подхватил ее на руки и отнес в машину.

С лихорадочной веселостью Лен объявил, что не мешает заехать в кондитерский магазин, они вполне это заслужили. Для Поппи его слова стали еще одним тревожным сигналом. Она молчала, пока они ехали туда и пока Лен ходил в магазин. Наконец он вышел с кучей пакетов и тоже устроился на заднем сиденье.

Поппи взяла конфету, лизнула раз-другой. Она знала, что мама совсем не плохая актриса, а потому устремила пристальный взгляд на отца и с первым вопросом обратилась к нему:

— Ну что, пора протягивать ноги, да?

— Тебе нравится этот орех в шоколаде, дорогая?

— Я хочу знать. Сейчас.

Лен и Джин переглянулись. Чутье подсказывало Джин, что финтить нельзя.

— Утешительных новостей нет, дочка. Анализы нехорошие. С твоими легкими стало хуже. Доктор говорит, есть только один выход — пересадка. Но операция сложная, и он не уверен, можно ли ее делать.

— Почему?

— Они думают, ты очень ослабла и не выдержишь.

— Значит, я была права, а папа меня обманывал. В таком случае дайте мне спокойно умереть дома. Поклянитесь, что не отправите меня умирать в больницу.

Джин отвернулась, вытащила носовой платок. У Лена перехватило горло. Только сама Поппи не жалела себя. Держалась бдительно, настороженно, по-прежнему опасаясь последнего предательства. Она слишком хорошо помнила последние дни Томми. И много лет назад с детской непреклонностью решила, что, когда придет ее час, такого не будет. Она этого не допустит.

— Ты не умрешь, милая, мы не позволим, — хрипло выдавил Лен. — Если здесь у них немного возможностей, то в Америке есть кое-какие новые методики. Я не имею в виду лечение кистозного фиброза, но они восстановят твои силы, чтобы ты могла выдержать операцию. Вот что мы хотим сделать.

Поппи была в нерешительности. Опять небылица?

— И доктор хочет меня туда отправить?

— Не совсем.

Джин изобразила смешок.

— Твой отец прямо с цепи сорвался, когда доктор сказал, что ничего нельзя сделать, и до тех пор тряс беднягу, пока тот не сказал нам об этой американской методике.

Поппи хмыкнула.

— И Совет намерен оплатить мою поездку?

Лен и Джин посмотрели друг на друга. Вновь настал черед Лена.

— Наверное, нет. Но это не имеет значения. Ты все равно поедешь туда.

— На какие шиши? — Поппи весьма недурно разбиралась в финансовых делах Бишопов. — Кто все это оплатит?

— Мы.

Поппи фыркнула.

— Да брось ты, папа. Нам ночной горшок купить не на что.

— Поппи! — Джин пришла в ужас.

Но Поппи и ухом не повела.

— Это правда. Все, что у нас есть, куплено в кредит. Такси, кожаный гарнитур, папин стерео. Кстати, о какой сумме идет речь?

— Я сказал, мы найдем деньги.

— А я говорю, сколько надо?

Джин тронула Лена за руку.

— Скажи ей, Лен, она все равно докопается.

Лен колебался. Он был уверен, что делает ошибку, но знал этот блеск в глазах Поппи. Раз она что-то вбила себе в голову, то непременно добьется своего. Он вздохнул.

— Ладно, деньги большие. Полмиллиона долларов.

— А в настоящих деньгах?

— Триста тысяч. Может, чуть больше.

Поппи присвистнула сквозь зубы. Сумма настолько превышала их возможности, что впору посмеяться. Или заплакать.

— Пап, ты что, совсем спятил? Да на твоем такси и за тыщу лет таких денег не заработаешь.

Лен не знал, что ответить. Джин попыталась прийти на выручку:

— Мы все можем внести вклад. Пока ты будешь в Америке, я подыщу работу.

Поппи не сдержалась:

— Какую работу?! Старовата ты для таких игр.

Глаза Лена сердито сверкнули. Он погрозил Поппи пальцем.

— Не смей говорить так с матерью.

Поппи искренне сожалела о случившемся, по глазам видно. Джин наступила Лену на ногу, он мрачно кивнул и вернулся к прежней теме:

— Хватит! О деньгах мы спорить не будем. Где я их раздобуду, дело мое. Ты лучше набирайся силенок, чтобы выдержать перелет в Сан-Франциско.

Выражение лица у Поппи немножко смягчилось. Она понимала, что таких денег им не достать, но видела, как трудно родителям с этим примириться. Надо быть сильной и подыгрывать им. Может, и ей удастся помечтать наяву. Она уже целый год прикована к постели, и телевизор для нее единственное окно в мир, причем одной из самых любимых программ была передача из Сан-Франциско. До чего же красивый город — крутые холмы, синяя бухта, головокружительные мосты. Хорошо бы увидеть все своими глазами.

Она попробовала чернику и широко улыбнулась родителям.

* * *

Маркус вызвал Грейс на первое рабочее совещание. У нее дух захватило, когда она услышала о новом плане «Фернивал». Это будет одно из крупнейших открытых предложений за всю историю бизнеса в Великобритании. Даже если «Скиддер» в течение следующих двенадцати месяцев не сделает ни единого предложения, высокая позиция в списках лиги финансовых корпораций им в этом году обеспечена.

На протяжении четырех-пяти лет «Скиддер-Бартон» постоянно опускался в этих списках все ниже и ниже. В старые добрые времена верхние несколько мест захватили «Шродер», «Уорборг», «Скиддер» и «Морган-Гренфелл». Иногда на год-другой там появлялся какой-нибудь «Клайнуорт», «Ротшильд», «Бэрингз» или «Флеминг», после чего вновь возвращался на свое естественное место в верхних строках второго эшелона. Изредка главенство отечественных банков нарушал какой-нибудь американец, но это были случайные взблески, на следующий год исчезавшие без следа.

Перемены начались в середине девяностых. «Бэрингз», «Уорборг», «Морган-Гренфелл» и «Клайнуорт» были слишком заняты сменой названий и владельцев, чтобы сосредоточиться на своей работе, и американцы, разжиревшие на доходах от отечественного рынка, стали всерьез приманивать шустрых дельцов из Сити чековыми книжками. Действуй британские и европейские банки сообща, они бы задали янки хорошую трепку. Но береговая охрана, так сказать, оказалась неукомплектована.

Укрепившись на плацдарме, американцы неудержимо двинули танки в глубь чужой территории. Они куда больше наторели в маркетинге, лучше платили персоналу и не брали пленных. Работа на них порой оборачивалась весьма жестоким опытом, но по крайней мере ты ощущал себя частью победоносной машины.

Многие из талантливых выпускников Оксфорда, пришедшие в «Скиддер» за последние годы, теперь уходили. Если сползание банка под уклон перейдет в свободное падение, уже само название «Скиддер» здорово подпортит шансы найти работу. Грейс тоже едва не ушла. И сразу увидела, как круто могут теперь измениться перспективы «Скиддер».

— Прежде всего, раздобудь все последние брокерские отчеты по «Юэлл» и в первую очередь обрати внимание на ликвидационную стоимость. «Фернивал» явно захочет сохранить выпуск автоматики, робототехники и энергетического оборудования. Они намерены продавать оборонную электронику, спутники и ракеты. Сомневаюсь, чтобы все это сработало, если мы не сумеем извлечь из этих запасов миллиардов восемь фунтов. Затем подготовь список потенциальных покупателей поэтим секторам и составь таблицу цен, по каким аналогичные товары реализовались в прошлом…

Грейс привычно записывала. Обычная рутина.

— После этого проанализируй реестр акционеров «Юэлл». Сосредоточься на пяти-шести крупнейших компаниях-инвесторах. Постарайся узнать, кто именно отвечает за эти инвестиции в каждой из соответствующих компаний. Посмотри, проводили они операции с этими бумагами в последнее время, продавали, покупали или нет. И самое важное — проверь, как они себя вели, когда на бирже вносили предложения о покупке других крупных пакетов акций из их портфеля…

Грейс кивнула и мило улыбнулась.

— Это подводит меня к вопросу об источниках финансирования. Ведь необходимо обеспечить целых двадцать миллиардов.

— Думаешь, Цюрихский банк даст всю сумму? — В голосе Грейс звучало сомнение. По договоренности, которой Чарлз Бартон достиг со швейцарцами, именно им первым предлагалось сделать первый взнос для финансирования любой сделки. Однако опыт работы с ними не внушал «Скиддер» оптимизма. Швейцарцы были неповоротливы, педантичны и не любили риска.

Форд показал на окно.

— Глянь-ка, свиньи летят!

Грейс невольно обернулась посмотреть и тотчас рассмеялась, чтобы скрыть смущение, — надо же, попалась! А Маркус продолжал:

— Честно говоря, я бы предпочел вообще не зависеть от них. Нет, «Юэлл» настолько велик, что потребуется очень сложная схема транснационального финансирования. Время самое подходящее — в таких делах Роско мастер. Надо его подключить. Кстати, я договорился с Чарлзом, что внутри банка доступ к информации об этой сделке будет крайне ограниченным.

— Значит, только Чарлз Бартон, Роско Селларс и Ричард Майерс? — недоуменно спросила Грейс.

Форд нахмурился.

— Думаю, Ричарда беспокоить не стоит. Ты же знаешь, он теперь только соруководитель отдела. Вполне достаточно, чтобы информацию имел Роско, верно? Теперь о кодовых именах. Не вижу причин, почему бы не называть «Фернивал» по-прежнему «Фокстротом». А вот для «Юэлл» надо что-нибудь придумать. Есть предложения?

— «Юпитер»?

— Отлично, пусть будет «Юпитер»… Так, а когда ты сможешь прийти ко мне?

* * *

Поппи не спала до полуночи, как Лен и Джин ни старались. Но теперь через полчаса она опять проснулась от страшного приступа кашля. Приступ утих только около двух, и Джин сразу отключилась. Примерно в полшестого Лен отказался от попыток уснуть и пошел на кухню заварить чаю.

За третьей чашкой в голове смутно забрезжила некая мысль. Необходимая сумма столь велика, что даже прикидывать, как ее заработать, было бессмысленно. Единственный способ добыть ее — преступление. Интеллектуальные уловки ему не по зубам, старушек грабить тоже не пойдешь. Другое дело — обчистить банк. Всего-то и понадобится фальшивое ружье, сумка да колготки Джин. Ехать к банку на собственном такси — значит накликать неприятности, поэтому надо воспользоваться велосипедом или выбрать банк поблизости от метро. На сумке ведь не написано, что в ней награбленное, а колготки он снимет с головы, когда никто не видит, и останется лишь спокойно спуститься на платформу и сесть в поезд до прибытия первой полицейской машины. Билет на метро лучше купить заранее, вдруг там будет очередь.

Когда Лен допил пятую чашку, кухонные часы с кукушкой пробили семь. Он вспомнил, что его ждут в гольф-клубе, но не испытывал ни малейшего желания играть. Лучше быстренько позвонить Терри и отменить встречу.

Легче сказать, чем сделать. С Терри они знакомы не первый год, и Лен рассказал ему об анализах Поппи. Поэтому Терри сразу учуял что-то серьезное и уговаривал Лена до тех пор, пока тот не согласился приехать.

Лен был в удручающей форме, ни одного удачного драйва. Впрочем, его это как бы и не беспокоило, он даже не пытался следить за мячами. Просто зарабатывал штрафные очки и тут же допускал новые промахи. Терри все время приставал с вопросами, но без толку, только с четырнадцатого захода вытянул из Лена, что случилось. Новость ужаснула его, а услышав о стоимости лечения, он чуть не подавился. Но так или иначе, он понимал: надо что-то делать. И дело тут не в дружбе с Леном, он сам очень любил Поппи и часто заезжал повидать ее. Она отчаянно флиртовала с ним и всегда с удовольствием слушала жуткие подробности его запутанной любовной жизни.

Пока они двигались по ровной лужайке, Терри слушал Лена с сочувствием, но, когда речь пошла о плане великого ограбления банка, расхохотался во все горло.

— Ты рехнулся! Когда последний раз был в банке?

— Довольно-таки давно. Я обычно пользуюсь банкоматом на заправке.

— Вот именно. В банках теперь денег нету, они все в банкоматах. И что ты будешь делать? Выломаешь эту хреновину из стены и запихнешь в сумку?

Лен молча ударил клюшкой по мячу. Мяч врезался в насыпь и скатился в глубокую яму. Замечание Терри немножко обидело Лена. Он бы не удивился, если бы товарищ предупредил об опасности быть схваченным охраной, но высмеивать так… просто нет слов. Он перешел в наступление:

— У тебя что, есть идея получше?

К его изумлению, Терри в ответ выпалил:

— А как же. И чертовски замечательная.

— Ну?

— Достань из сумки мобильник и позвони Эйнштейну, пусть чешет в клуб, и поживее.

6

В эту пятницу Чарлз Бартон отменил все свои утренние встречи. Ему необходим покой и время, чтобы подготовиться к ланчу с Эрнстом Лаутеншюцем.

До того как Цюрихский банк стал акционером «Скиддер», Эрнст и его швейцарские коллеги являли собой образец очаровательной сдержанности. С обезоруживающей улыбкой твердили, что слишком мало знакомы с особенностями инвестиционной деятельности англосаксонских банков, чтобы играть сколько-нибудь активную роль. Конечно, они будут рады содействовать, если чисто финансовая поддержка поможет в бизнесе намного меньшему «Скиддер-Бартон». Естественно, весьма заманчиво получить место в правлении «Скиддер», но Чарлз Бартон может быть совершенно уверен, что во всех дискуссиях на правлении Цюрихский банк станет занимать сугубо конструктивную позицию.

Теперь Чарлз втайне сожалел, что впустил этих швейцарских кукушек в свое гнездо. На каждом заседании правления «Скиддер» Эрнст Лаутеншюц постоянно ворчал и сетовал, а когда речь заходила о реальной неудаче — вроде прокола в управлении фондами или болезненной потери на российских облигациях, — его театральные стоны были просто невыносимы. И не сказать, чтобы швейцарцы действительно помогали. Ожидаемая свежая струя швейцарского бизнеса не прихлынула, и выжать деньги для финансирования корпоративных клиентов «Скиддер» было не легче, чем выжать кровь из каменной скалы. Но, что хуже всего, Лаутеншюц постоянно намекал, что если швейцарцам перечат по главному вопросу, то они могут швырнуть на стол предложение о присоединении банка.

Бартон слишком хорошо знал, сколь беззащитен будет «Скиддер», случись такое. В семидесятые годы казалось, что добрый кусок пирога банку обеспечен. Многочисленное семейство Бартон владело более чем половиной всех акций, их компаньоны, семейство Скиддер, вымерли на исходе XIX века, и солидные пакеты оставшихся акций были размещены в дружественных руках старомодных английских страховых компаний. Однако мало-помалу безопасность акционерных основ расшаталась. Со временем члены бартоновского клана по тем или иным причинам стали все чаще нуждаться в наличности, и банку «Скиддер» регулярно приходилось осторожно размещать акции на рынке. Коллективная доля семьи снизилась теперь до двадцати шести процентов, что все еще давало власть, но уже не было неприступным оплотом.

Страховые компании в свою очередь оказались перед необходимостью максимизировать прибыли от своих вложений. Дружеские отношения, которые поддерживал с этими группами сэр Майлс, отец Чарлза и его предшественник на посту председателя, обесценились, и многие из этих компаний продавали акции банка. Как раз когда последний из таких пакетов был выброшен на рынок, Чарлз Бартон сделал шаг в сторону Цюрихского банка.

Именно швейцарцы, пренебрегая более осторожным английским подходом, настояли нанять Роско Селларса и его людей. Бартон понимал, эти варяги могут навсегда изменить весь облик банка, тем более что команда Селларса будет работать в отделе корпоративных финансов, флагмане банка. Если б они занялись глобальным маркетингом или вошли в фондовое управление, то были бы куда менее опасны. Но команда Селларса попадет в самое сердце машины, и этот шаг способен привести либо к славе, либо к разгрому. Бартон играл с двухсотлетней историей семьи в «удвоить или отквитать».^[2] Расхаживая взад-вперед в ожидании Лаутеншюца, он искренне надеялся, что, согласившись уплатить дань и нанять Селларса, он по крайней мере купил себе небольшую отсрочку. К тому времени, когда Лаутеншюц наконец появился и приступил к рыбной закуске, эта надежда уже испарилась.

— Итак, Чарлз, Роско начинает в понедельник?

— Совершенно верно. Их восемь человек.

— Но это только начало, да? Селларс, безусловно, возьмет еще людей?

— Вероятно. Сперва надо разобраться с этими.

— Надеюсь, это не займет у них много времени. Чтобы «Скиддер» работал лучше, нам нужны хорошие сотрудники, и быстро. И сейчас у вас есть прекрасная возможность избавиться от кое-какого балласта. Я встречался со всеми директорами этого отдела. Почти всем им — как это говорится? — пора в архив.

Очень несправедливо, подумал Чарлз Бартон. Он доподлинно знал, что Лаутеншюц провел с каждым не более пяти минут.

— Столь огульное суждение несправедливо. Некоторые из молодых — Маркус Форд, например, — превосходные специалисты, ничуть не уступающие своим коллегам в Сити. А старики, признаться, подобны иным винам: они плохо переносят путешествия. Однако по эту сторону пролива они работают вполне достойно.

— В таком случае как вы объясняете низкие показатели «Скиддер» в таблицах банковской лиги? Ответьте…

Но не успел Бартон открыть рот, как Лаутеншюц продолжил:

— Кстати, Великобритания уже не «главный рынок». Надо учиться думать глобально, Чарлз. И, похоже, на это способны только американцы.

Бартон заметил оскорбление, но решил сдержаться.

— Уверяю вас, Эрнст, если Роско подберет хорошие кадры, я лично никак не стану ему препятствовать.

— Отлично. Пожалуй, Роско не помешает приглядеться и ко всей структуре банка. Ваша структура слишком ограниченна и неповоротлива. Полезно обратиться к американской модели, с перекрестными связями в пределах группы. Если нынешний персонал примет такие изменения, тогда прекрасно. Если нет, то, как вы говорите, препятствовать они не смогут.

Это возмутительно, думал Бартон, когда официант убирал закуску. Каков нахал, ведет себя как хозяин, будто он, Чарлз Бартон, у него на побегушках!

Лаутеншюц тотчас уловил его настрой. Он откровенно презирал Бартона, который занимал свой пост явно по наследству, тогда как он, сын крестьянина, обязан успехом только себе самому. Хотя пока рановато показывать ему это. Не рассчитал, нанес не в меру сильный удар, надо чуточку отступить.

— Прошу вас, Чарлз, поймите, наше правление тоже жмет на меня, хочет получить максимум от наших инвестиций. Именно я внес предложение о покупке акций «Скиддер» и потому несу ответственность. Извините меня, если я иногда чересчур увлекаюсь, стараясь вам помочь.

Бартон кивнул, слегка смягчившись. Лаутеншюц решил, что исправил положение. Хорошо, можно двигаться дальше.

— Оставим корпоративные финансы и потолкуем об управлении фондами. У меня есть кое-какие интересные соображения насчет того, как вашим менеджерам эффективнее содействовать нашим аналитикам в Цюрихе.

Бартон вздохнул. Сколько же еще времени придется угробить на этого несносного коротышку!

* * *

Телефонный звонок встревожил Эйнштейна. Он не спросил, в чем дело: если друзьям нужен его совет, он всегда рад помочь. Уже по дороге в гольф-клуб он догадался, что речь пойдет о Поппи. Он знал, как озабочены Лен и Джин, да и сам видел, до чего слаба девочка. Из-за болезни Поппи больше года не ходила в школу, и Совет посылал к Бишопам в Гантс-Хилл частных учителей. К тому времени, когда Эйнштейн познакомился с Леном и его семьей, эта система полностью отказала. Поппи принимала учителей в штыки и куражилась над ними, спрашивая, какой смысл зубрить бесполезные факты, если она все равно умрет.

Отчаявшись найти учителя, который сумел бы поладить с дочкой, Джин додумалась втихомолку подключить Эйнштейна. Он был простым таксистом, и Поппи в голову не придет, что он переодетый учитель. А Эйнштейн ловко использовал для обучения игры, поэтому строптивая девочка училась, сама о том не подозревая. На первых порах она не вызывала у Эйнштейна большой симпатии; ему тоже пришлось терпеть ее грубости, вздорность и вспышки раздражения, но в конце концов он понял, что все это маска, под которой скрыто отчаяние и панический страх. Через два-три месяца он обнаружил, что обожает Поппи ничуть не меньше, чем все остальные. Так что если для нее можно что-то сделать, то он готов.

Заезжая на стоянку, Эйнштейн увидел Лена и Терри — они шагали по восемнадцатой дорожке, поэтому он вошел в здание клуба и заказал три чашки чая. К тому времени, когда друзья вошли в клубную гостиную, чай уже стоял на столе.

Терри обрисовал ситуацию, в том числе — к смущению и неудовольствию Лена — подробно и насмешливо изложил план ограбления банка. Эйнштейн молча выслушал его, прихлебывая чай, потом раза два глубокомысленно кивнул; друзья тотчас невольно придвинулись ближе, ожидая приговора оракула. Но вместо этого Эйнштейн принялся задавать вопросы.

— Лен, какова разность между стоимостью твоего дома и суммой, которую ты должен по ипотеке?

— В лучшем случае тысяч сорок.

— Есть у тебя еще какие-нибудь ценности?

— Да нет. Ты же знаешь, машина в кредит, под залог старой. Думаю, можно немного сэкономить, если опять пересесть на «феруэй».

— Ладно. Терри, а как у тебя?

— У меня? Я и двух пенни не наскребу.

— А как насчет «косси»?

— Что — «насчет „косси“»?

— Сколько он стоит?

— Я никогда об этом не думал.

— Так подумай.

Эйнштейн сам удивился собственной категоричности.

— Тысяч двенадцать-четырнадцать, наверное… А зачем тебе это?

Лен уже понял, что к чему.

— Никогда не соглашусь, чтобы вы…

Терри совершенно растерялся.

— Да о чем вы, черт побери?

Эйнштейн даже бровью не повел. Он готовился обнародовать свой грандиозный план.

— Лен, если ты поменяешь машину и возьмешь вторую закладную, то, наверное, соберешь по меньшей мере двадцать тысяч. Мы сделаем то же самое с нашим домом. Рут, конечно, не очень обрадуется, потому что деньги в основном ее, но, когда узнает, для чего они нужны, наверняка согласится. Наши сорок тысяч плюс та сумма, которую мы выручим за старый драндулет Терри, а затем…

— Драндулет? «Сьерра-косуорт», по-твоему, драндулет? Один из лучших дорожников на сегодняшний день. Движок на два и три десятых литра, с турбонаддувом. Потрясная штука. Их всего-то выпустили пять сотен.

Эйнштейн остался непреклонен.

— Вот и хорошо, к тому времени, когда мы вернем наши деньги, их станет побольше, будет из чего выбрать.

Терри раздувал ноздри, как разъяренный жеребец.

— Иди ты к черту, Эйнштейн… Допустим, мы даже наскребем тысяч пятьдесят, это же все равно капля в море по сравнению с тем, сколько требуется Лену.

Лен не мог не согласиться, его это тоже смущало.

— Это начальный взнос, вроде как на покупку фишек в казино, — пояснил Эйнштейн.

Лен забеспокоился.

— Ты что, предлагаешь…

— Нет-нет. Конечно, без некоторого риска полмиллиона долларов нам не сколотить, но мы должны действовать в той области, где мы компетентны и имеем преимущество. И эта область — фондовая биржа.

— Придержи лошадей… — Лен был разочарован, он ожидал от Эйнштейна чего-нибудь поумнее. — Конечно, на ИФК мы неплохо заработали, но в остальном успехи у нас весьма неровные. Вдобавок дельная информация достается нам не так часто. Может, и не один месяц пройдет, пока подвернется что-то стоящее.

— Согласен. Поэтому нужно поднять ставку.

— Это как же? — недоуменно спросил Терри.

— Мы все работаем в Сити максимум десятую часть общего времени. Если охотиться там всю смену, то, по статистике, наверняка получим в десять раз больше подсказок.

— Пожалуй. — Лен не мог не согласиться, что разница есть, и большая. Даже Терри одобрил эту идею.

— Можно работать не только в Сити, но и в районе Канэри-Уорф. Там расположены «Морган-Стэнли», «Креди Сюисс», «Ферст Бостон» и еще куча банков.

Эйнштейн был доволен.

— Молодец, Терри. Мне еще нужно все как следует обдумать, но я уверен, что добуду в Интернете информацию о том, какие банки осуществляют большинство крупных сделок с акциями. А если поднять информацию о покупках, можно даже выяснить, кто конкретно из сотрудников руководил последними сделками. Если кто-нибудь из них сядет к нам в такси, будем держать ухо востро.

— Идея и впрямь хорошая. — Терри заметно повеселел. — Вот только бы знать заранее, когда эти ребята заказывают такси.

Лен почесал лысину.

— Пожалуй, можно выяснить. Кто-нибудь из вас бывал в диспетчерской «Контрол-кебз» в Илинге?

Терри и Эйнштейн отрицательно покачали головой. «Контрол-кебз» — таксомоторная компания с радиозаказом, на которую они все работали. Иногда они, понятно, подбирали пассажира на улице, но большей частью получали команды от диспетчера через радиокомпьютерную связь.

— Я однажды заезжал туда. Три-четыре десятка девчонок принимают звонки и вносят данные в компьютер. Минуты за две-три до того, как такси должно явиться к заказчику, компьютер через спутниковую систему автоматически определяет, какая машина ближе, и этот счастливчик получает заказ.

Терри озадаченно уставился на него.

— Все это замечательно, Лен, но при чем тут наше дело?

— Погоди, сейчас расскажу. Компьютерную систему не обмануть. Даже если какая-нибудь из девушек-диспетчеров захочет передать заказ конкретному таксисту, она не сумеет, потому что выбор делает компьютер. Но если эта самая девушка точно сообщит таксисту, где надо быть и когда, компьютер автоматически выберет его.

Эйнштейн улыбнулся.

— Значит, нам нужен доброволец, который подружится с одной из диспетчеров, и дело в шляпе.

— Точно, — сказал Терри. — Эй, а чего вы оба скалитесь на меня?

Лен расхохотался.

— Прости, дружище. Мы с Эйнштейном — люди женатые. Случись это на прошлой неделе, когда ты был помолвлен, разговор был бы другой. А теперь ты опять свободен, хотя…

— Это что, шутка? А вдруг они все старые перечницы?

— Разве предосудительно любить зрелую женщину, Терри? Глядишь, еще и выучишься кое-чему. А выбор какой — три-четыре десятка! Султан в гареме! Или ребенок в кондитерской.

— Мне женщина не нужна. Я только что познакомился с одной блондиночкой. Девятнадцать лет, свеженькая, как маргаритка. Кстати, работает в кондитерской.

— В «Контрол-кебз» тоже, поди, найдутся девятнадцатилетние.

— Вполне возможно.

— Ладно. — Эйнштейн решил, что настало время для эффектной концовки. — Тогда давайте голосовать. Кто за новый инвестиционный проект? — Он поднял тощую руку. — Лен?

— Ребята, я ценю все это, но решать вам.

— Ладно, Лен. Терри, тогда дело за тобой.

Терри поник головой, ссутулил плечи.

— Мне вправду надо продать «косси»?

Эйнштейн был не склонен к переговорам.

— Прости, Терри. Даже в этом случае пятьдесят тысяч — сумма небольшая, чтобы начать игру.

Терри уставился в пол. Вот попал! Как хочешь, так и выбирай. Он поднял голову и пожал плечами.

— Ладно. Я с вами. Если с «косси» надо расстаться, лучше покончить с этим поскорее. Позвоню по мобильнику в «Эксчейндж энд март» и дам объявление прямо сейчас.

Лен повернулся и хлопнул Терри по коленке.

— Спасибо, приятель… — Затем он посмотрел на другой конец кофейного столика и быстро провел рукой по глазам. — Знаешь, кто ты есть, Эйнштейн? Сущий гений…

7

У Маркуса Форда суббота в Уилтшире выдалась хлопотная. Он надеялся, что сможет тихо, спокойно продумать, какую игру вести на ланче у Чарлза Бартона. Однако Софи загоняла его с поручениями и лишь к вечеру отпустила в местный паб выпить пива.

Никто из их друзей не мог взять в толк, как Форды умудрились пожениться. Все прежние подружки Маркуса были пустенькие глупышки из лондонской золотой молодежи, абсолютно не похожие на умную злючку Софи. Считалось, что значительную роль в его увлечении сыграли деньги, но это была только половина правды. Дело было не столько в деньгах, сколько в потрясающих связях ее отца. Но во время их стремительного романа он совершенно упустил из виду оборотную сторону приобретения такого тестя. Стоит ему порвать с Софи, и этот человек способен устроить так, что двери делового мира безжалостно захлопнутся перед носом бывшего зятя.

Софи в прошлом тоже увлекалась другими натурами, обычно угрюмыми художниками, которые плохо с нею обращались. Поразмыслив, она пришла к печальному выводу: ни один из мужчин, которые ей нравятся, не может стать мало-мальски хорошим отцом. Вот тогда-то на сцене и появился Маркус с его правильным, хоть и заурядным лицом, спортивной фигурой и предупредительностью. И в конце концов они обручились.

В спешке выйдя замуж, Софи была теперь обречена жить в золоченой клетке. Отец ее происходил из ирландских католиков и, сколько бы ни заводил интрижек на стороне, непоколебимо верил, что брак — это на всю жизнь. Младшая сестра Софи попробовала бросить ему вызов и развелась со своим мужем-гитаристом, а в результате осталась без гроша. На примере сестры Софи увидела, что такое нужда, и ей это вовсе не понравилось.

Маркус осушил свою кружку, глянул на часы и подумал, не стоит ли взять еще одну. Нет, лучше вернуться домой.

* * *

Терри провел субботний вечер с пользой. Лен сказал ему, что всего ярдах в пятидесяти от конторы «Контрол-кебз» есть паб, и он рассчитывал, что девушки-диспетчеры на досуге после смены заходят туда пропустить по маленькой. Поэтому он заказал себе тоник и устроился у стойки, чтобы видеть улицу. Вскоре после девяти из ворот вышла стайка женщин. Некоторые направились к станции метро, а примерно с полдесятка зашагали в сторону паба. Терри смутно слышал, как они там гомонили, после чего вся компания шумно ввалилась внутрь.

Пока они делали заказ, Терри произвел смотр. Три уже давно перешагнули сорокалетний рубеж и отличались столь внушительными габаритами, что даже ради Поппи Терри не мог откликнуться на призыв долга. Одна, лет тридцати пяти, выглядела вполне привлекательно, пока Терри не обратил внимание на костлявые бедра. Две другие были помоложе. Одна, с темными сальными космами, — типичная канцелярская крыса, но ее рыжеволосая подружка очень даже ничего. Терри не любил дородных женщин, а эта была приятно стройной.

Опыт подсказывал, что нет никакого смысла что-либо предпринимать, пока здесь вся орава. Его просто обсмеют, а девушка, даже если заинтересуется, постесняется это показать. Поэтому он спокойно взял еще один тоник и стал ждать, хотя и понимал, что они могут уйти все вместе.

Но ему сопутствовала удача. Женщины постарше ушли первыми, прихватив с собой обладательницу мосластых ног, а красотка и крыса остались. К несчастью, сидели они не так, как надо: страшуля лицом к нему — так что глазки не состроишь. Ладно, подождем еще, пускай заправятся до упора. Может, страшуле приспичит первой, и ему удастся минуту-другую побыть наедине с рыженькой.

Черт, вдвоем собрались. Он вполне мог бы понять женщин, которые не виделись больше года и хотели немножко посплетничать в туалете, но почему двум девушкам, которые последние полчаса болтали друг с дружкой, нужно идти в туалет вместе?

Через пять минут они вернулись к стойке, чтобы сделать новый заказ, и стали не более чем в трех ярдах от Терри. Рыжая покосилась на него, и он засек ее радаром. Пора действовать.

— Простите, девочки, вы случайно не в «Контрол-кебз» работаете?

Девушки переглянулись. Страшненькая насторожилась, рыжеволосая чуть заинтересовалась, и обе в один голос ответили:

— Да.

— Так, может, пособите мне, а? Сестра просила выяснить, нет ли там работы. Я заходил, но не нашел, с кем посоветоваться.

Девушки не очень-то поверили, но все же глухи не остались. Рыженькая постаралась обнадежить.

— Как ты думаешь, Дот? Сейчас кого-нибудь нанимают?

Та, что с сальными волосами, нехотя отозвалась:

— Возможно, есть шанс, если она не против ночных смен. С девяти до шести. У нее есть опыт работы на телефоне?

— Нет, честно говоря. Иногда она принимает звонки в салоне.

Страшуля встревожилась, и голос ее зазвучал агрессивно:

— Если она работает в салоне, зачем ей «Контрол-кебз»? Там платят немного.

— Может, ей хочется перемен? — вставила рыженькая.

Великолепно. Она на его стороне, но убедить нужно обеих. Ага, есть идея!

— По правде сказать… — Терри заговорщицки наклонился к ним. — Дело в ее муже.

— Ты же вроде сказал, что работу ищет она.

Терри кивнул.

— Верно, но муж ее замордовал. Сексуально озабоченный, прямо как буйвол. По четыре-пять раз за ночь…

— О-го-го! — протянула рыжая.

— Скот, — поддакнула подруга.

— Вот она и ищет ночную работу, чтобы хоть немного отдохнуть.

Эту байку рыженькая приняла за чистую монету, да и подружку ее так возмутили противоестественные запросы мужа, что она забыла о скептицизме и вмешалась:

— В секретариате есть анкеты, если ей правда нужно.

— Там еще открыто? Можно получить?

— Конечно.

— Может, зайдете со мной, покажете, куда обратиться?

Девушки переглянулись.

— Пожалуй, только вот допьем.

— Я-то сам таксист. Если хотите, могу потом отвезти вас домой.

— Мы с Даф всегда ездим на метро, — безапелляционно объявила крысиная мордочка.

Неужели все насмарку? Но Дафна пришла на помощь:

— Да брось ты, Дот, он же не станет рисковать жетоном.

Терри с готовностью подтвердил, и сомневающаяся уступила. Троица поболтала еще немного, допивая напитки, а потом отправилась за анкетами в «Контрол-кебз».

Перед Терри и перед все больше увлекавшейся Дафной стояла сложная задача: как бы первой высадить страшульку. По закону подлости, она жила дальше Дафны, причем в той же стороне. Терри вынужден был притвориться, что, заболтавшись с ними по переговорнику, начисто забыл, куда едет. Девушки ни капельки ему не поверили, и в зеркало он видел, как Дот злобно нахмурилась, а рыжеволосая Даф многозначительно ухмыльнулась. Даже когда они добрались к месту высадки Дот, пришлось чертовски попотеть, чтобы выставить ее из такси. Дафна выслушала не один десяток вопросов вроде: «Ты уверена, что все в порядке?» и «Пусть он вначале отвезет домой тебя», — прежде чем Дот сдалась. На прощание она заявила Терри, что запомнила номер его жетона и, если он хоть пальцем тронет Дафну, съест его с потрохами.

Терри облегченно перевел дух и, тронув машину с места, заработал языком на полную мощность. На подъездах к дому Дафны он мужественно попробовал собраться с мыслями. И Лен, и Эйнштейн просили его особо не напрягаться в первый вечер, считая, что верный способ получить нужную помощь — неторопливый старомодный роман, который разгорается не сразу, зато после горит ярко. Им вовсе не хотелось, чтобы Терри подцепил одну из обычных молоденьких шлюшек и в первую же ночь прямиком отправился к ней в койку. Он-то, может, и повеселится, но через неделю все кончится, а девчонка и пальцем не шевельнет, чтобы им помочь.

Терри затормозил у дома Дафны, выключил движок, и они поболтали немножко. С каждой минутой его все больше тянуло к ней, вдобавок ночь как-никак была субботняя, так что пришлось ему тяжко. Разговор шел себе и шел, Дафна ждала, что предпримет Терри. Она еще не знала, как ответит, если он попросит разрешения войти в дом. Парень явный сердцеед, и доверять ему нельзя. Но у него такие красивые волосы, волнистые, каштановые, и черные джинсы в обтяжку здорово ему идут, и насмешить ее он умеет. Вдобавок суббота, ночь.

И когда вместо приставаний он спросил номер ее телефона, она так удивилась, что не успела оглянуться, как пригласила его в дом и принялась варить кофе.

Терри поклялся себе, что выпьет кофе и уйдет, а на кушетку рядом с Дафной сядет только из вежливости. Он не имел никакой задней мысли, когда протянул руку и коснулся ее волос, и первый поцелуй был исключительно данью учтивости.

Его железная решимость стала слабеть, лишь когда черный лифчик Даф освободил своих пленниц, а еще большему испытанию его воля подверглась, когда к лифчику на полу присоединились белые, с оборочками, трусики.

Впрочем, все вышло не так уж и плохо. По крайней мере воскресным утром они продолжали разговаривать.

* * *

Если подъездная дорога от шоссе к особняку Бартона и была не столь же длинной и внушительной, как в имении отца Софи, то уступала она этой последней очень и очень немного. Старинный, XVIII века, особняк из слоистого медового камня, очень красивый. Когда «БМВ» затормозил и остановился, Маркус услыхал громкий лай двух лабрадоров, за которыми бежала румяная девушка лет двадцати. Она извинилась за шум и проводила Маркуса в библиотеку, где Чарлз Бартон уже угощал напитками новых сотрудников. Когда Кейт открыла дверь, пропуская Маркуса, Бартон тотчас обернулся.

— А-а, Маркус, вы легко нас нашли?.. Спасибо, Кейт. Выпьете с нами шампанского или предпочитаете что-нибудь другое?.. Хорошо. А теперь позвольте вас представить. Вначале дамам. Джулия — Маркус Форд.

— Здравствуйте.

— Добрый день. — Джулия ответила дружеской, но осторожной улыбкой.

— А теперь — джентльменам. Это Роско.

Селларс был почти такого же роста и телосложения, как Форд и Бартон, но излучал столько энергии, что казался значительно выше их. Он стремительно протянул Маркусу сильную, крепкую руку. Тот едва не промахнулся и пожал ее только со второй попытки. Пусть американец не считает его занудой-англичанином.

— Здравствуйте, Маркус. Чарлз много рассказывал нам о вас. Вы в «Скиддер» прямо-таки звезда.

Маркус слегка покраснел, но ему было приятно это слышать. Вряд ли бартоновские характеристики других директоров столь же положительны.

— Рад познакомиться, Роско. Мы все будем рады работать с вами и вашей командой.

— Что ж, могу сказать, что и мы рады. Задача предстоит интереснейшая.

Бартон представил его остальным — спортивным, подтянутым мужчинам. Следующие пятнадцать минут они обсуждали возможности устройства в Лондоне. Среди новоприбывших Селларс был единственным женатым человеком, но его жена, дизайнер по интерьеру, осталась на Манхэттене, так что и ему надо подыскать холостяцкое жилье. Когда эта тема иссякла и пришла к естественному завершению, в комнату вошла дородная жена Чарлза Бартона, Патриция, извинившись, что другие дела не позволили ей приветствовать их раньше. «Дела» означали кроссворд в «Санди таймс». Она сидела в малой гостиной вместе с двадцатидвухлетней Эммой, пока повар не сообщил, что консоме готово.

Патриции Бартон весьма наскучили триумфы и беды «Скиддер», и она запретила в доме все разговоры на финансовые темы. Когда-то давно карьера мужа интересовала ее, но с течением лет интерес увял. Кроме дочерей, она теперь любила сады, животных и сельские просторы за окнами усадьбы. При всем желании она не могла понять, зачем ее мужу нужны все эти стрессы на работе, попреки вечно недовольного отца и бесконечные выпады наглых журналистов. Ну почему, скажите на милость, он не пошлет все это куда подальше и не останется здесь, в тишине и покое? Нет, каждый понедельник едет обратно в Лондон и живет в Найтсбридже один, меж тем как она живет в Глостершире и пестует свои розы.

Уикенды проходили безмятежно. Чарлз уважал запрет на деловые разговоры. Впрочем, у этого красивого дома был большой плюс — Эмма и Кейт охотно приезжали сюда на выходные, а когда их не было, Патриции и Чарлзу вполне хватало места, чтобы приятно провести время, не слишком докучая друг другу.

Однако и мать, и дочерей весьма раздражало, когда отец нарушал их планы, приглашая в Глостершир занудливых бизнесменов. В таких ситуациях иной раз доходило и до стычек, если Эмма хотела привезти на выходные новую компанию, а отец опрометчиво говорил «нет». Потом он часами умасливал ее, уговаривая так и этак, и Эмма ловко извлекала выгоду из этой ситуации, добиваясь обещания снять дом на Карибах.

Дочери старались увильнуть и от сегодняшнего ланча, но, уступая просьбам отца, согласились, что одна из них все-таки будет присутствовать. На сей раз жребий пал на Кейт.

Они сели. Естественно, Роско на почетном месте справа от Патриции, а Джулия — справа от Чарлза. Маркус расположился среди молодых американцев. Впрочем, расстояние не мешало Роско Селларсу порой задавать вопросы через стол, непосредственно Маркусу.

— Скажите, Маркус, как ваш отдел в целом воспринял наше появление? Говорите начистоту.

Селларс оглянулся на Патрицию и подмигнул, отчего ее прямо покоробило. С первого же взгляда этот человек вызвал у нее антипатию. Слишком вылощенный, слишком самодовольный. И не только. Он не умеет вести беседу. Патриция все перепробовала — растения, собак, сельские прогулки, все возможное.

— Молодые, ниже директорского уровня, довольны. Им давно хочется новых идей. Замечательно, что наконец предприняты решительные действия…

Маркус посмотрел на Бартона, намекая, кого имеет в виду. Кейт заметила это и перехватила взгляд матери, подтверждавший, что они полностью сходятся во мнении насчет этого подхалима.

— Среди директоров ситуация посложнее. Кое-кто из старшего поколения, видимо, чувствует угрозу для себя. И неудивительно. Они считали себя в отделе полными хозяевами. У них своя манера вести дела.

— Но они же наверняка видят, что их манера больше не работает? «Скиддер» почти неизвестен за пределами Европы, мало того, утратил позиции даже на отечественной бирже. Чарлз показывал мне цифры. Доходность в расчете на одного сотрудника сегодня ниже, чем пять лет назад. У нас в «Морган-Стэнли» показатели за тот же период выросли. Неужели ваши коллеги не понимают, что, если мы удвоим доходы, их личное вознаграждение весьма возрастет?

— Все зависит от того, верят ли они в свою способность создать такие доходы, особенно если речь идет о новых способах ведения бизнеса.

— Как самый старый человек в этой комнате, я бы, пожалуй, так не сказал, — вмешался Чарлз Бартон. — Но Маркус имеет в виду другое: старого пса новым штучкам не обучишь.

Роско кивнул и отправил в рот целую запеченную картофелину.

— Что ж, надеюсь, они поймут, что времена меняются. Нравится им это или нет, но мы на них поднажмем, зададим жару. Верно, Чарлз?

Чарлз кивнул. Патриция содрогнулась. Чем скорее этот омерзительный тип покинет ее дом, тем лучше. Ну и манеры! О чем вообще думал ее муж, нанимая таких людей?

— А не понравится жар, — продолжил Селларс, — пускай убираются из кухни. Фактически выбора у них не будет.

На миг воцарилось молчание. Бартон был отнюдь не в восторге от последнего замечания. Конечно, оно справедливо, но если Селларс решается говорить такие вещи, еще не зная людей, они отвернутся от него, а это совершенно ни к чему.

Тишину нарушил Роско:

— Изумительное мясо, Патриция! Вы потрясающе готовите. Чарлзу чертовски повезло.

Единственным ответом был убийственный взгляд, которым Патриция испепелила мужа. Теперь он официально предупрежден, что ланч пора заканчивать, и поскорее.

А Роско светским тоном продолжал:

— Ну, Чарлз, когда же я наконец увижу вашего знаменитого брата?

* * *

Эйнштейн проводил воскресенье в обществе компьютера. Временами Рут приносила что-нибудь закусить. Она очень хорошо отнеслась ко всему этому. Эйнштейн видел, что Рут, конечно, боится потерять дом, но, как настоящий воин, не дает страху взять верх над бесконечной способностью к состраданию.

С Поппи Рут встречалась один-единственный раз, когда Эйнштейн брал ее с собой, чтобы она рассказала, как ведутся фармацевтические исследования. Рут видела, как девочка откликалась, и была в восторге от учительского таланта Эйнштейна, после чего готова была свернуть шею тем маленьким хулиганам из Хакни.

Сейчас, когда она наблюдала, до какой степени ее муж увлечен последним своим проектом и как он рад, что его мозги пригодились для дела, материнский инстинкт не позволял ей мешать ему. Он искал в Интернете статьи о банкирах и крупных сделках с акциями. Материалов было полным-полно, однако же особое его внимание привлекла заметка в «Санди бизнес» о банкире, который занимался сделкой для «Фернивал». Он распечатал ее и позвонил Лену на мобильник. С тех пор как они приняли решение, Лен вкалывал как проклятый, выплачивая взносы по второй закладной.

— Лен, тот банкир из «Скиддер», который навел тебя на ИФК… не помнишь его имя?

— Да нет, Эйнштейн. Молодой, не старше тридцати пяти, очень самодовольный. Фамилия, кажись, как-то связана с машинами…

— Форд?

— Точно, Форд.

— Я просматривал прессу. Есть заметка о нем. Как, по-твоему, стоит внести его в наш список?

— Почему бы и нет? Нам аккурат такие балаболки и нужны.

— Ладно, я его запишу. Что слышно от Терри?

— Ни шиша. Может, ему стыдно признать, что он не одержал победу.

— Я оставлю для него сообщение. Вечером надо встретиться, поделим банки между собой.

— Хорошо. Давайте у нас в девять?

8

— Так кем ты себя считаешь — англичанкой или американкой?

— Я чувствую себя англичанкой, но думаю иногда как американка.

— Ты давно там живешь?

— Я часто ездила туда на школьные каникулы, когда папа работал в Вашингтоне. Потом три года училась в Гарварде, готовила магистерскую диссертацию, и пять лет работала на Уолл-Стрите.

— Удивляюсь, что ты вернулась. Ведь Лондон куда скучнее Нью-Йорка, верно?

— Я пока не разобралась. Santé.^[3]

— Твое здоровье.

Мысль в конце первой лондонской недели пригласить Джулию выпить по бокальчику подал Грейс Маркус. И сейчас девушки сидели в баре на первом этаже ресторана «У Жерара» в Бишопсгейте.

— Ну и как твои впечатления от «Скиддер», Джулия?

— Пожалуй, мне нравится. Отношение дружелюбное. Мы-то ожидали, что нас встретят, как чужаков.

— Может, ты не заметила, но к тебе относятся дружелюбнее, чем к другим из вашей команды. Вероятно, из-за твоей внешности. Наши парни всю неделю только о тебе и говорили…

Что правда, то правда. Длинные ноги Джулии, каштановые волосы, серо-зеленые глаза и точеное личико произвели настоящий переполох, у администраторов и заместителей директоров слюнки потекли сразу же, едва она появилась. Грейс повторяла услышанные комплименты без малейшей злости. Джулия была несколько изящнее, но Грейс ничуть не сомневалась, что сама она в целом не менее привлекательна.

— А еще какие у тебя впечатления?

— Честно говоря, по сравнению с «Морган-Стэнли» здесь едва ли не сонное царство.

— Да, по-моему, нам необходимы перемены.

— Если Роско решил что-то с этим делать, так оно и произойдет, будьте уверены… Ну вот, опять американизм. Пора с ними завязывать. Родители терпеть не могут, когда я так говорю.

— Где они живут?

— В Гемпшире. В прошлом году отец ушел в отставку. Мама никогда не работала, хотя как жена дипломата работала едва ли не полный день.

— Они, наверное, рады, что ты приехала домой.

— Мама, похоже, рада, и, по ее словам, отец тоже. У него сейчас не лучшее время. Чтобы, кроме мидовского жалованья, иметь дополнительный доход, он еще в восьмидесятые годы сделал крупные вложения в «Ллойд» и здорово на этом потерял. И теперь родители живут в благородной нищете, тщательно ее скрывая. Дом у них вполне внушительный, но арендован у старого друга. И родственникам они должны кучу денег. Я потому и занялась банковским бизнесом, чтобы помочь им выпутаться. До сих пор работаю на выплаты.

— Значит, эти гарантированные добавочные бонусы будут весьма кстати. Ты все время работала в «Морган-Стэнли» с Роско Селларсом?

— Вовсе нет. Первые три года я занималась экономическими прогнозами. Потом мне повезло, я попала в перспективную группу, и месяцев десять назад меня перевели в команду Роско.

— Знаешь, должна тебе сказать… кто-то в нью-йоркском офисе «Скиддер» распускает сплетни, что ты и Роско…

— Что — я и Роско?

— Ну… что между вами что-то есть. Говорят, из-за этого он оставил жену и детей дома.

Джулия устало тряхнула головой и отпила большой глоток шампанского. Черт, только этого и не хватало. Однажды она действительно поддалась соблазну в конце очень пьяной вечеринки по случаю успеха какой-то сделки. Пошли разговоры или по крайней мере домыслы, которые достигли ушей ее друга, юрисконсульта, и очень его расстроили. Она кое-как выпуталась с помощью вранья и постаралась, чтобы Роско понял: повторения не будет. Немного погодя сплетни умолкли, как она надеялась, навсегда. Джулия улыбнулась Грейс.

— Забавно, ты не находишь, что мужчины так любят посплетничать? Они просто уверены, что девушки вроде нас не могут и пяти минут проработать в банке, не прыгнув в постель к какому-нибудь банкиру. Держу пари, они все время стряпают о тебе подобные истории. Ну-ка, рассказывай, с кем из скиддеровских парней, по их мнению, ты спишь…

Грейс тоже улыбнулась, оценив ловкость Джулии: та отбила мяч через сетку, по существу, не отрицая сплетни.

— Знаешь что? Давай не будем о мужчинах. Скажи лучше, откуда ты родом, Грейс. Я не ошибаюсь? Мне кажется, я слышу в голосе искушенной банковской служащей легкое дыхание севера.

— Ты угадала, и я горжусь этим, что бы там ни говорили. Ты, может, и не заметила, но ребята вечно меня поддразнивают.

— Ну и где же ты родилась?

— В Беверли, близ Халла. Бывала там?

— Я бывала к северу от Уотфорда, но всегда объезжала Йоркшир стороной, метила прямиком в Шотландию. Мамина семья владеет небольшим поместьем в Морейшире.

— Ну, в случае чего имей в виду, Беверли не такое уж плохое место. Там красивый собор, и… в общем, это и все. Мой отец работает в «Бритиш телеком» телефонным мастером. Кстати, мало у кого из администраторов «Скиддер» есть в семье телефонный мастер.

— А если и есть, они об этом не скажут.

Девушки весело хихикнули.

— Родители, наверное, в восторге от твоей карьеры.

Грейс сгустила йоркширский акцент:

— А то! — И снова перешла на литературный язык: — Я всегда хорошо училась в школе и получила стипендию в Кембридже. Видела бы ты, как мои старики отплясывали джигу, когда пришло письмо. А потом, когда я получила бакалавра с отличием, они были готовы взобраться на шпиль собора и украсить его флагами.

— А теперь… все это. — Джулия кивнула на бутылку шампанского.

— Я не говорю им, сколько мне платят. Неловко, ведь отец зарабатывает намного меньше.

— Н-да, у англичан, как видно, настоящая проблема с высокими заработками. В Америке это никого не волнует.

— А я могу их понять. Трудно уразуметь, с какой стати нам платят больше, чем нейрохирургам. Правда, это не мешает мне получать удовольствие. Обожаю фирменные вещи, шампанское и пятизвездочные отели. Хочу иметь все.

— Что значит — «все»?

— Роскошную жизнь. Я не имею в виду только карьеру. Конечно, я охотно проработаю несколько лет с тем же упорством, как и любой мужчина, но не имею ни малейшего желания к сорока годам остаться без сил и в одиночестве.

Эта тема была болезненна и для Джулии. В свой тридцать один год она все чаще задумывалась, не ждет ли ее именно такая судьба. Она никогда не испытывала недостатка в весьма обеспеченных воздыхателях, но до сих пор не встретила мужчины, за которого хотела бы выйти замуж.

— Так чего же именно ты хочешь, Грейс?

— Преуспевающего, беспардонно богатого мужа. На худой конец сойдет и просто очень богатый.

— Как насчет брата Чарлза Бартона, Гая? Как пишет «Дейли мейл», он только что бросил свою подружку-супермодель.

— Он на таких, как я, не смотрит. Вдобавок он, судя по всему, не из тех, что женятся, а я не могу тратить время на перепроверки. Возможно, ты со мной не согласишься, но я намерена до тридцати выйти замуж.

— И сколько же у тебя времени?

— Четырнадцать месяцев.

— Тогда пора браться за дело, если, конечно, ты уже не закогтила подходящую добычу. — Джулия широко улыбнулась, чтобы притупить колкость.

— Я стараюсь. Знаю, для тебя это звучит ужасно, но, когда мы росли, родители вечно тревожились из-за денег. И тревожатся до сих пор. Мне страшно кончить тем же.

Джулия кивнула. Что ж, пожалуй, хватит этих разговоров. Обычно чутье не подводило ее, и первые впечатления были правильны. Она решила, что Грейс нравится ей, однако оценить эту смесь симпатичной северянки и жесткой деловой женщины оказалось трудновато. А между тем Грейс могла бы помочь ей лучше понять топографию «Скиддер». Ее коллеги-американцы считали этот банк до смешного старомодным. Втихомолку они без конца потешались над британским акцентом и британским образом жизни. Маркус Форд пришел бы в ужас, если б знал, что не составляет исключения как предмет шуточек, в которых его именуют главным селларсовским жополизом.

— Грейс, мне пора бежать, но хотелось бы, чтобы ты меня кое в чем просветила. Ричард Майерс и другие директора говорят правильные слова, но ты, наверное, знаешь, что они думают на самом деле, а? И какой репутацией пользуется в банке Чарлз Бартон?

* * *

У Маркуса Форда неделя прошла весьма недурно. Присутствие на ланче у Бартона укрепило его позиции, и Роско Селларс усмотрел в нем прекрасный источник информации. Желая что-нибудь выяснить, он шел к столу Маркуса и спрашивал. Это заметили, и среди молодых коллег акции Маркуса поднялись еще выше. Никто из молодежи не верил, что Селларс будет долго делить власть и что у Майерса есть хоть какой-то шанс выиграть неминуемое сражение, поэтому все они присматривались, кто выйдет в главные заместители Роско. Уже сейчас стало ясно, что другим директорам ничего не светит. В силу ли лояльности, по привычке или от неспособности понять, куда дует ветер, они продолжали поддерживать Ричарда и тем самым выводили себя из игры. Маркусу достаточно лишь правильно разыграть свои карты, и приз достанется ему.

Он был доволен и успешным продвижением сделки. Цифры выглядели хорошо. Оценки показывали, что после устранения нежелательных дроблений, приток ликвидных средств будет достаточен для погашения долга. Проблема для команды «Скиддер» заключалась в том, что многолетний босс компании «Юэлл», Альберт Остин, выдавал на рынок минимум информации, а сведения о рентабельности отдельных сделок вообще замалчивал. Поэтому составить подробную картину было трудно.

Тем не менее кое-какие признаки позволяли предположить, что позиция Остина пошатнулась. За последние пять-десять лет, он, безусловно, обеспечил акционерам великолепные результаты, однако недавние операции «Юэлл» были не столь ослепительны. Он не сумел воспитать биржевых аналитиков, и теперь это оборачивалось против него: постепенно складывалось мнение, что в пятьдесят девять лет Альберт Остин миновал пик своей карьеры.

В течение недели Маркус неоднократно наведывался в «Фернивал», и успешное продвижение операции укрепило его отношения с Робертом Куилли. Во время последнего его визита они с Куилли впервые детально обсудили сроки. После того как руководство ИФК признало себя побежденным, завершение той сделки было проблемой чисто технической. Не имея привычки сидеть сложа руки, Куилли хотел начать кампанию против «Юэлл», когда никто не ждет от него очередного шага. Они с Маркусом рассмотрели практические детали и жирно обвели красным в календаре понедельник, девятое ноября. После этого оставался один важнейший вопрос: как быстро и скрытно удастся сколотить финансирование. Возвращаясь в такси на Трогмортон-лейн, Маркус заключил, что по всем меркам Роско Селларсу теперь «пора все узнать».

Это было последнее, что он сделал в пятницу перед уходом из банка. Селларс выразительно присвистнул. А Маркусу весьма польстило, что масштабы проекта произвели впечатление даже на такого пижона, как Роско. Селларс предложил подключиться прямо в понедельник. И задал один-единственный вопрос: кто еще знает об этом? Когда он услышал, сколь невелик список и что имя Ричарда Майерса в нем не значится, его темные глаза прищурились, а рот расплылся в широкой холодной усмешке.

* * *

Вечером в ту же пятницу Лен, Терри и Эйнштейн встретились в «Пикколо» — погребке таксистов близ Марбл-Арч, — чтобы обсудить не очень-то удачную неделю. Они стали в очередь за едой, меж тем как вокруг шесть-семь десятков водителей пили чай, играли на бильярде-автомате, читали таксистские газеты или просто болтали. Троица нашла свободный столик и уселась.

— Ну, Терри, когда же мы узнаем, согласна ли она помочь нам? — спросил Эйнштейн с полным ртом.

— Не знаю, может, на той неделе…

— Ты еще не спрашивал? — Вид у Лена был отнюдь не дружелюбный.

— Ну… напрямую еще нет.

— О чем же вы, интересно, разговариваете?

— Мы вообще мало разговариваем. Ей главное — сразу в койку. Крольчиха ненасытная. Я вконец измотался, говорю вам.

Лен ухмыльнулся и ткнул Эйнштейна в бок.

— Если нашему Ромео работенка не по плечу, так, может, мы с тобой пособим, а? Будем трудиться по очереди, чтоб девчонка была довольна!

Эйнштейн смущенно улыбнулся, продолжая жевать. А Терри выпалил:

— Обойдемся без вас! Я улучу подходящий момент, и девчонка все сделает, что надо.

— Чтоб никто не пронюхал, — невозмутимо заметил Эйнштейн, уронив из сандвича кусочек бекона. Терри схватил его и поднял повыше.

— Что это ты ешь, а? Рут об этом знает?

Эйнштейн ухмыльнулся.

— Не смей говорить ей. Она меня убьет. А я люблю бекон.

Лен помахал пальцем. Сейчас начнет вспоминать.

— Когда я учился в школе…

— В прошлом веке.

— Отстань, Терри. Когда я учился в школе, еврейским детям и нам, остальным, давали разные обеды. Все выстраивались в две линейки, и нам доставалась свинина, а им — солонина или еще что-нибудь. А потом, когда раздатчицы не смотрели, мы быстренько менялись тарелками. Те ребята были такие же грешники, как и ты, Эйнштейн.

Терри расслабился, теперь не он в центре внимания.

— Забавная штука — религия, основанная на том, чтобы не есть бекон. Значит, так вы, евреи, представляете себе рай? Ангелы, арфы и ни ломтика бекона поблизости?

Эйнштейн улыбнулся, проглотил последний кусок и аккуратно вытер губы.

— Ладно, вернемся к делу. Лен, что у тебя?

— Немного. Я ждал у Канэри-Уорф, подобрал нескольких биржевиков из «Морган-Стэнли», но они болтали в основном о своем жалованье. Потом отвез в аэропорт Сити двоих из «Лазард». Эти, по-моему, обсуждали какую-то сделку, но имен не упоминали. А как твои успехи, Эйнштейн?

— Есть кое-что. Болтун из «Леман» хвастался по телефону перед своей бабой. Говорил, что они продают какую-то марку джина и предложения у них в три раза выше, чем ожидалось. Я проверил по Интернету. «Друмалбайн» — крупная компания по выпуску спиртного — недавно купила одного из своих конкурентов, и власти в Америке заставляют их продавать собственный джин со скидкой. Думаю, это она. Газетные отчеты в то время оценивали ее в четыреста миллионов фунтов, но если «Друмалбайн» выручит более миллиарда, цена ее акций наверняка подскочит на десять, а то и на двадцать процентов. Думаю, стоит сделать небольшую ставку. Тысяч пять фунтов или около того.

Лен не хотел обижать Эйнштейна, но не видел логики в таких действиях.

— Звучит неплохо, Эйнштейн, но, пойми меня правильно, если мы заработаем на этом тысчонку или чуть больше, это ведь погоды не сделает, верно? Доктор говорит, что если Поппи не попадет в Сан-Франциско в ближайшие три-четыре месяца, она вконец ослабеет и станет нетранспортабельна. Может, лучше заняться чем-нибудь покрупнее?

— Ты, конечно, прав, Лен, но мне кажется, я нашел способ повысить доходы от наших вложений. Посидел дома, изучил так называемые «опционы». Вместо покупки акций, как мы всегда делаем, можно купить возможность купить акции. Скажем, за пять тысяч фунтов получаешь право купить намного больший пакет акций — этак на сто тысяч фунтов — в течение определенного времени.

— На какой срок?

— Обычно на сорок пять дней. Цена акций, которые можно купить, изначально фиксирована, поэтому, если курс акций повысится, получаешь доход на все сто тысяч кусков, а не на пять тысяч.

Терри наморщил брови. Эйнштейн понял, что придется объяснить попроще, и заговорил учительским тоном:

— Возьмем для примера эту компанию по выпуску спиртного. Мы покупаем сорокапятидневный опцион, и в течение этого времени они объявляют о продаже марочного джина по очень высокой цене. Цены их акций возрастают на двадцать процентов, а значит, стоимость акций на сумму сто тысяч фунтов составит теперь…

— Сто двадцать тысяч, и мы имеем двадцать тысяч дохода!

Терри смотрел победителем, и Эйнштейн постарался не портить ему настроение.

— Почти. Надо вычесть пять тысяч, уплаченные за опцион, а стало быть, доход составит пятнадцать тысяч.

Терри недоуменно посмотрел на него.

— Почему? Когда выигрываешь на скачках, получаешь свою ставку назад.

Эйнштейн хотел было объяснить, но решил, что это слишком сложно.

— Ребята из Сити устанавливают свои правила, я так думаю.

Лен пытался разобраться:

— Эйнштейн, а что будет, если цена акций не поднимется?

— Тогда опцион обесценится, и мы потеряем вложенные деньги.

— Н-да, вот это, во всяком случае, похоже на бега. — Терри опять повеселел.

— Слушайте, парни, вы правы, риск есть, но у нас нет выбора. За три месяца мы никак не превратим пятьдесят пять тысяч в полмиллиона долларов без разумного риска.

Лен призадумался, потом кивнул.

— Пожалуй, ты прав.

— Хорошо. Терри, мы пока ничего не слышали от тебя. Если, конечно, у тебя нашлось время поработать между боями в койке.

— Я опять возил того парня из «Скиддер-Бартон», Форда. Посадил его возле офиса «Фернивал». С ним была симпатичная блондинка. Я приготовился слушать, но они захлопнули окошко и отключили переговорник.

— Не переживай, Терри, — ободрил Лен. — Возможно, они толковали о хвостах операции с ИФК.

Эйнштейн задумчиво потер подбородок.

— Погоди. Что-то здесь не вяжется. В той сделке уже нет никакого секрета. Зачем окошко-то закрывать? Разве только…

Лен внимательно наблюдал за ним.

— Разве только — что, Эйнштейн?

Эйнштейн заговорил тихо, будто сам с собой:

— Разве только они планируют новое предложение.

Терри задумчиво кивнул.

— Жаль, они заметили, что переговорник включен…

Эйнштейн с Леном переглянулись. Эйнштейн улыбнулся. Лен покачал головой.

— Не-ет, Эйнштейн, это уже чересчур.

Эйнштейн продолжал улыбаться.

— Это единственный способ, Лен.

Терри вертел головой, глядя то на одного, то на другого.

— Какой еще единственный способ, черт возьми? О чем вы толкуете? Ни хрена не понимаю!

Эйнштейн пропустил его слова мимо ушей.

— Лен, ты где купил свою стереосистему?

— На Тоттнем-Корт-роуд. В пакистанском магазине.

— Отлично, первым делом съездим завтра туда и купим все, что нужно.

— Господи, до что купим-то?

Лен хлопнул Терри по спине.

— Твоя задача, дружок, обхаживать Дафну. Остальное предоставь мне и Эйнштейну.

9

Роско, Маркус и Грейс прибыли в отель «Ам зее» как раз к ужину. Встреча с Эрнстом Лаутеншюцем в штаб-квартире Цюрихского банка была назначена на завтра в девять, так что можно отдохнуть и развлечься. Они вкусно поели и теперь не спеша потягивали вино, так сказать, для пищеварения. Маркус, с одной стороны, был очень рад находиться в обществе Селларса, а с другой — надеялся, что, как большинство порядочных американских банкиров, тот рано уйдет спать, оставив его и Грейс наедине. С той субботы у Марко Пьера состоялось еще несколько приватных встреч, а нынче вечером Грейс выглядела особенно соблазнительно. Удачно, что всех троих поселили на разных этажах, — есть возможность проскользнуть в ее номер без риска столкнуться с Роско.

Но, увы, Селларс говорил и говорил, и Грейс ушла первой, даже не взглянув в сторону Маркуса, и он решил, что она дает ему шанс. Размышляя об этом, он наблюдал, как Селларс опрокинул очередную рюмку коньяку. Наконец Роско зевнул, потянулся, и они вместе направились к лифту. На третьем этаже Селларс вышел, хлопнув Маркуса по спине и пожелав ему покойной ночи.

В своем номере на пятом этаже Маркус некоторое время расхаживал взад-вперед. Черт, уже так поздно, что Грейс, наверно, устала ждать и давным-давно крепко спит. Может, все-таки спуститься на четвертый этаж и тихонько постучать в ее дверь, проверить, вдруг она не спит.

Маркус колебался. Порой Грейс ставила его в тупик. Иногда она бывала пылкой, а иногда казалась совершенно неприступной. Отчасти он сам виноват. Вот недавно в буйном порыве страсти он совсем потерял голову и брякнул какую-то глупость насчет совместного будущего. Вспомнив об этом наутро в ее кенсингтонской квартире, он вынужден был затушевать нежелательный эффект изрядной дозой рассчитанной холодности.

Он посмотрел на часы. Почти полвторого. Если идти, то сейчас, иначе он ни за что не уснет. Он почистил зубы, быстро ополоснулся и натянул свежее белье. Затем, вытащив из дорожной сумки презерватив, спустился на четвертый этаж и осторожно постучал в дверь Грейс.

Грейс замерла в темноте номера.

Маркус подождал несколько секунд и постучал снова. Крепко прижал ухо к двери, пытаясь уловить какой-нибудь предательский звук. Тишина. Он выждал еще с полминуты и опять постучал. На сей раз погромче. И даже настойчиво прошептал: «Грейс».

Черт. Бросив последний умоляющий взгляд на дверь, он уныло побрел восвояси. Только и остается смотреть платный канал — мягкое порно. Надо будет расплатиться пораньше, чтобы другие не подслушали, сколько ему насчитали за дополнительные услуги.

Передавали слезливый немецкий фильм о двух нянях в отпуске, который он видел уже два раза. Досмотрев до конца, он выключил свет и телевизор.

* * *

По молчаливому уговору было решено, что совещание с Лаутеншюцем будет вести Роско. За завтраком он ознакомил Маркуса и Грейс со своим стратегическим планом. Маркус сосредоточенно внимал каждому слову, что позволяло ему с легкостью игнорировать Грейс.

— Стало быть, сценарий вот какой. Маркус представит «Фернивал», в том числе их планы интеграции ИФК. Затем Грейс доложит об анализе деятельности «Юэлл». Затем снова Маркус — по поводу графика операции. Лаутеншюц вряд ли хорошо разбирается в проблемах поглощения компаний, в этой благополучной стране проблем почти не существует. И, наконец, я изложу наши соображения насчет финансирования. Дело не только в том, что «Скиддер» обязан предложить Цюрихскому банку первый кусок пирога; в настоящее время банки США рассматривают швейцарцев фактически как нашу материнскую компанию, и, если Цюрихский банк не поддержит нас в этом деле, мы потеряем их доверие. А они нужны нам для совершения очень крупной сделки. Заручившись их согласием, я не буду иметь никаких проблем касательно всего остального. Кстати, должен вам сказать, я привлек еще одного человека.

Маркус встревожился. Но Селларс быстро развеял его опасения.

— Только одного. Джулию Давентри. С тех пор как вошла в мою группу в «Морган-Стэнли», она помогает мне в организации финансирования. И здесь она может оказать неоценимую помощь…

Маркус одобрительно кивнул. После ланча у Чарлза Бартона он не имел особой возможности поговорить с нею, считая ниже своего достоинства становиться в конец очереди из скиддеровских парней, пытавшихся пригласить ее на ланч, обед или куда-нибудь еще. Работа вместе с нею над проектом — его проектом, кстати говоря, — даст вполне естественный шанс узнать ее поближе.

— Между прочим, ей бы хорошо быть с нами, когда мы поедем в Нью-Йорк, чтобы представить банкам свой проект.

Маркус был приятно удивлен. Грейс осторожно улыбнулась, не уверенная, относится ли это «мы» и к ней тоже.

Ровно в восемь сорок пять к отелю подъехал «Мерседес», который быстро доставил их в штаб-квартиру Цюрихского банка. Их проводили на верхний этаж, в конференц-зал. Через десять минут вошел Эрнст Лаутеншюц.

— А-а, Роско. Рад вас видеть.

Строго соблюдая субординацию, Лаутеншюц словно и не замечал остальных, пока не оказал надлежащих почестей главному лицу.

— Вы хорошо устроились? Надеюсь, наши английские друзья не имеют нареканий.

— Да, очень хорошо. Эрнст, мне кажется, вы уже встречались с Маркусом Фордом, он один из директоров в отделе корпоративных финансов.

— Я? О да, наверное. Простите, в вашем отделе так много директоров. — Он небрежно пожал руку Маркуса.

Маркус почувствовал, что краснеет. Он разговаривал с Лаутеншюцем целых десять минут и, лежа в постели с Грейс, щедро преувеличил этот отрезок времени.

— А это, — продолжал Селларс, — Грейс Честерфилд, администратор проекта, который мы собираемся обсудить. Она прекрасный работник.

— Уверен, что так и есть…

К досаде Маркуса, Лаутеншюц прилип к ее руке чуть ли не навечно; ее он явно заметил.

— Ну, Роско, так что же представляет собою ваш проект?

Совещание шло, и с каждой минутой Маркус все больше мрачнел. Он рассчитывал здесь на главную роль и ожидал соответствующего приема. А что получается? Этот мерзкий швейцарский кретин упорно обращается со всеми вопросами к Селларсу, даже если они касаются аспектов, которые представлял Маркус. Роско переадресовывал вопросы Маркусу, но при этом назойливо добавлял к каждому ответу одну-две фразы, создавая впечатление, что за всю операцию отвечает он лично. А когда пришел черед этой чертовки Грейс, ситуация мгновенно изменилась. Лаутеншюц как ни в чем не бывало обращался прямо к ней.

По окончании формальной презентации Лаутеншюц попросил разъяснить ему английские правила касательно поглощения компаний. Какие блокирующие действия может предпринять компания-объект? Он здорово удивился, услышав, что, помимо возможности отказаться от условий покупателя и выдвинуть собственные, она мало что способна сделать, разве что скрестить на счастье пальцы.

— Я рад, что в Швейцарии все по-другому.

От раздражения Маркус не сдержался, подчеркнул, что в Швейцарии теперь есть на сей счет собственные правила. Он специально готовился к совещанию, и теперь, пользуясь случаем, хотел осадить швейцарца.

Лаутеншюц покровительственно улыбнулся.

— Вы правы, молодой человек, у нас есть такие правила. Однако иметь их и пользоваться ими — вещи разные. Верно, одна или две компании по наивности пострадали от этих правил, но большинство наших корпораций и, с удовлетворением могу сказать, банков разместили достаточно акций в дружественных руках, так что нам перья не общиплют. Но, если я правильно понял, в Англии это всего лишь вопрос цены. И, по вашему мнению, Роско, именно так будет с «Юэлл»?

На этот раз Селларс даже не переадресовал его к Маркусу.

— В основном, Эрнст. Битва в СМИ тоже очень важна.

— А если предложение сделано, то по вашим правилам другие потенциальные покупатели должны покинуть бал?

Маркус открыл было рот, но Роско опять опередил его:

— Вовсе нет. В любой ситуации есть риск, что обнаружатся так называемые «белые рыцари». А наша заявка столь велика, что каждый инвестиционный банк, черт побери, постарается найти такого. Ведь совокупные комиссионные, какие они могут получить, превысят сотню миллионов фунтов стерлингов.

На Лаутеншюца цифра произвела большое впечатление.

— И «Скиддер» рассчитывает на это, если «Фернивал» успешно провернет операцию?

— Совершенно верно. Это одна из причин, по которым мы будем рекомендовать «Фернивал» выйти с сокрушительным предложением, чтобы обеспечить себе победу.

— Гм. Значит, эта разовая сделка может удвоить годовой доход «Скиддер»?

— В самую точку, Эрнст. Полагаю, это сделает вас весьма счастливым акционером.

— Еще бы. Скажите, какие другие компании теоретически могли бы выступить в качестве «белых рыцарей»?

К такому вопросу Роско был не готов. Маркус, к сожалению, тоже. Этой проблемой занималась Грейс, вот почему, когда Селларс обратился к нему, он поневоле передал эстафету Грейс. Она достала схемы.

— Как видите, лишь очень немногие промышленные фирмы-покупатели подходят с точки зрения выпускаемой продукции и финансовых возможностей. Пожалуй, за исключением группы «Мицубиси», на Дальнем Востоке нет ни одной соответствующей корпорации, а в Северной Америке можно назвать только «Эллайд Дайнэмикс». Но подобные действия не в ее стиле. Во Франции, Скандинавии и Великобритании нет ничего. Остаются только «Лербер» в Германии и группа «Бурликон» в Швейцарии. Из них «Бурликон» больше подходит по выпускаемой продукции, но трудно представить себе, чтобы какая-либо из этих компаний ввязалась в схватку между двумя британскими компаниями. Так что путь вполне свободен.

— Благодарю вас, Грейс. Это очень обнадеживает… — Лаутеншюц тепло улыбнулся ей и посмотрел на свой золотой «Ролекс». — Что ж, перейдем к финансированию. Через пятнадцать минут у меня другая встреча. Давайте попробуем уложиться в десять минут. А потом я хотел бы переговорить с Роско кое о чем наедине.

Через десять минут Лаутеншюц попрощался с Маркусом и Грейс (с Грейс значительно теплее), попросил их подождать в конференц-зале, а сам вместе с Роско прошел к себе в кабинет. Как только дверь за ними закрылась, Грейс обратилась к Маркусу:

— Как ты думаешь? По-моему, Цюрихский согласится.

— Пожалуй. Но какой же он зануда.

— А мне он показался вполне обаятельным. Интересно, о чем они говорят с Роско?

— Откуда я знаю?

Оба помолчали.

— Хорошо спала ночью?

— Неплохо. А ты?

— Я тоже. Между прочим, я спускался к тебе.

— Правда? В котором часу?

— Полвторого.

— А я думала, тебе нравится посидеть с Роско. Я мгновенно уснула, едва донесла голову до подушки.

В эту минуту вернулся Роско Селларс, и они сразу поехали в аэропорт. Когда Грейс находилась вне зоны слышимости, Маркус намекнул Селларсу, что не худо бы рассказать о беседе с Лаутеншюцем. Но тот пропустил намек мимо ушей.

Роско Селларс заранее поручил своему новому секретарю заказать для него в Лондоне отдельную машину. Хотя самолет приземлился в два часа дня, он не собирался ехать в банк. Сегодня он наконец покинет фешенебельный отель «Баркли» и переедет в роскошные апартаменты, которые арендовал для него «Скиддер».

По дороге туда он размышлял о событиях дня. Маркусу Форду определенно не удалось переиграть его. Не получив главной роли, он так обиделся, что прибег к дешевым трюкам. И едва не испортил переговоры. К счастью, отношения Лаутеншюца и его американских ставленников пока более чем гармоничны, вдобавок ему явно нравится Грейс. Если б не эти факторы и не безусловный масштаб сделки, день вряд ли оказался бы удачным. Впредь такое не повторится, и Селларс решил больше не брать Маркуса на презентации, разве только ему не оставят другого выхода.

Машина подъехала к новому жилью Роско. Агента по найму он выбрал на глаз и с радостью увидел, что она его ждет. Пять минут спустя он уже пригласил ее пообедать с ним в этот же вечер. Роско рассчитывал приятно провести время в Лондоне. Свою жену он совершенно не любил, детьми — их было двое — интересовался мало. Но Мариса грозила, что развод обернется для него финансовым крахом, а разлука с сорока или пятьюдесятью миллионами долларов Роско вовсе не улыбалась. И сама Мариса не горела желанием поднимать шум. Манхэттен кишмя кишел разведенными богачками, в большинстве, увы, неспособными никого убедить в собственной непогрешимости. Такова расплата за растущее благосостояние: цена дружеских отношений постоянно опережала инфляцию. При достаточно щедром содержании Мариса предпочитала поддерживать видимость брака и вволю развлекаться с покладистыми представителями богемы, чьи умения можно купить, так сказать, за мелкую монету.

Лондон Роско рассматривал как огромный склад удовольствий. Он был богат, в меру энергичен, физически крепок, в свои сорок четыре года еще вполне молод и достаточно привлекателен — этакий итальянец или испанец. Природа была добра к нему, и лишь совсем недавно ему пришлось заплатить некому лос-анджелесскому хирургу за небольшую операцию, устранившую первые признаки двойного подбородка.

Уже теперь наметились кое-какие многообещающие перспективы — агент по найму, рыжая банковская служащая, с которой он познакомился в самолете, и, конечно, Грейс. Вдобавок и Джулия могла бы стать посговорчивее, ведь теперь она оторвана от своего дружка-юриста. Если он найдет способ допоздна держать ее на работе в банке, чтобы она не могла завести знакомых, то одиночество, если уж не его собственное обаяние, наверняка склонит ее к уступчивости.

Пока Роско неторопливо осматривал квартиру и любовался восхитительным видом из окна спальни, мысли его невольно вернулись к деловым материям. В том коротком разговоре с глазу на глаз Лаутеншюц указал на две очень интересные вещи. Во-первых, поскольку «Фернивал» задумал купить «Юэлл» еще до приезда Роско, «Скиддер» не выплатит ему жирного куша. Во-вторых, что бы ни думал Чарлз Бартон, будущее «Скиддер», безусловно, в руках швейцарцев.

Риэлторша предусмотрительно захватила с собой бутылку «Дом Периньон». Они разлили шампанское по бокалам и чокнулись. Ей было тридцать шесть, не красавица, но, несомненно, сексапильна. Жизнь пошла на поправку! Всего девять месяцев назад звезда Селларса в «Морган-Стэнли» начала тускнеть, и слухи об этом едва не просочились наружу. Если бы он не действовал быстро и не нашел вовремя этих европейских тупиц, он бы уже стал историей. А посмотрите на него теперь — баловень богатого швейцарского банка! Эти ничтожества из «Скиддер» ловят каждое его слово, не говоря уже о том, что на три года вперед ему обеспечены твердые бонусы, да такие, что у кого хочешь слюнки потекут.

10

Купить три «вокмена» проще простого, а вот установить их — задачка потруднее.

Всю работу Эйнштейн проделал у Терри в гараже, ныне печально пустом, если не считать призрака «косуорта». И Эйнштейн, и Лен решили не волновать своих жен без нужды. Они не знали, законно ли записывать разговоры биржевиков, но прекрасно понимали, что если их поймают, то они навсегда лишатся зеленых жетонов.

Эйнштейн рассчитывал за один день оснастить свое такси, а на следующий день повторить операцию с двумя другими машинами. В итоге пришлось потратить уйму времени и еще два раза сгонять на Тоттнем-Корт-роуд. Оказалось непросто подсоединить диктофон так, чтобы запись шла напрямую, при отключенном переговорнике. Но Эйнштейн придумал устройство, которое питало «вокмен» автономно от главной системы и позволяло отсоединить его и спрятать в случае, если полиция остановит такси. Работала эта штука очень неплохо, только вот батарейки «вокмена» быстро садились. Ничего не поделаешь, придется все время держать батарейки в запасе.

* * *

Лен очень уставал, ведь целый день он крутился в Сити в поисках любопытных наводок, а затем вкалывал чуть не до утра, чтобы подзаработать. Поэтому он куда меньше виделся с Поппи.

Настроение у Поппи было хорошее, но со здоровьем обстояло прескверно. Иной раз, вернувшись в два или три часа ночи, Лен тихонько входил в дом, стараясь не потревожить ее. А когда поднимался по лестнице, то прислушивался и, если слышал ее сухой кашель, открывал дверь и сидел подле дочки час и больше, держал ее за руку и шепотом разговаривал с нею.

Ни Лен, ни Джин точно не знали, верит ли Поппи в план с лечением в Сан-Франциско, или же успокаивает их. Они часто замечали, что из-за болезни она повзрослела не по годам. Девочка словно несла на своих хрупких плечах целый мир и всегда распознавала любую попытку приукрасить правду.

Слыша, как она кашляет, они опасались, что еще до Рождества она угодит в больницу. А ведь Поппи так боялась больницы, думала, что если попадет туда, то уже никогда не выйдет. Но что поделаешь? Можно только надеяться, и молиться, и отдавать всю свою любовь и преданность. С тех пор как она перестала ходить в школу, между ней и ее друзьями пролегла пропасть. Навещали они ее редко, а когда приходили, чувствовали себя неловко из-за ее болезни и не знали, как себя вести. Эйнштейн и Терри проводили с ней много времени, помогая заполнить пустоту. Джин с Леном, конечно, делали все, что нужно. Джин изо дня в день два полных часа занималась с нею физиотерапией, а Лен утром прежде всего давал ей энзимы и другие таблетки, а также чашку ее любимой черносмородиновой «Райбины».

— Ну, вот и хорошо, Поппи.

— Спасибо, папа.

— Как спала, дорогая? — Он ласково погладил ее по голове.

— Немножко.

— Что это ты нарисовала? Дартфордский мост?

— Ты что, с дуба рухнул? Это мост в Сан-Франциско.

— Ну, конечно. У них там такой же мост, верно?

Поппи закатила глаза и скривилась.

— Мы непременно накупим тебе нарядов в дорогу и для осмотра тамошних достопримечательностей, когда они поставят тебя на ноги. Может, купить прямо сегодня новые кроссовки? Я что-то запамятовал размер.

Поппи опять закатила глаза:

— Пап, ты что, не понимаешь? Раньше иметь кроссовки было прикольно. А теперь по барабану.

— Что значит «по барабану»?

— Ну, по аквалангу.

— Ты опять говоришь непонятно, дочка.

— Кроссовки — это для нулевых.

— Не пойму я, о чем ты толкуешь, но думаю, ты не хочешь кроссовки?

— Аллилуйя… — Глаза Поппи сузились. Тревожный признак. — Пап, а деньги для Калифорнии? Что именно ты делаешь, чтобы их достать? Я имею право знать, раз это для меня.

— Нет уж. Деньги достаем мы, это не твоя забота.

— Моя. Я хочу знать, почему Терри продал «косси». Ты взял эти деньги?

— Что? Я взял деньги у Терри? Да я медного гроша у него не взял.

Строго говоря, это была правда. Терри вложил свои деньги. С минуту Поппи пристально смотрела на отца, взвешивая его слова, затем вынесла приговор:

— Ты врешь. А так как вы с Терри даже пьянку организовать не способны, значит, тут замешан и Эйнштейн. Давай, пап, рассказывай. Все равно я узнаю.

Лен вдруг ощутил настоятельную потребность глянуть на часы.

— Черт, времени-то сколько! Мне пора на работу. А ты пей свою «Райбину».

Он поцеловал Поппи и ретировался вниз.

* * *

К превеликому сожалению, в тот самый день, когда Чарлз Бартон обедал в ресторане Марко Пьера Уайта со своим отцом, сэром Майлсом, «Файнэншл таймс» решила прокомментировать уход очередной группы сотрудников из отдела глобального маркетинга «Скиддер-Бартон», утверждая, что это «лишнее доказательство, что банк сбился с пути».

Очень досадно. Сотрудник, отвечавший за связи банка с прессой, предпринял широкое наступление, чтобы добиться положительного освещения найма людей из «Морган-Стэнли». Газета изложила все это по-деловому, но поместила заметку в самом низу полосы. Некоторые газеты вообще ничего не сообщили, а единственная газета, которая описала все подробно, «Таймс», снабдила материал обидными комментариями насчет «финансовой стратегии с привкусом отчаяния» и позволила себе усомниться, вправду ли Роско Селларс такое уж крупное приобретение.

Но именно куда менее важный факт — уход десятка второразрядных биржевых маклеров — был растиражирован повсюду, да еще и подхвачен несколькими финансово-коммерческими бюллетенями Сити. Кризис в «Скиддер» был у всех на устах. Цена акций поднялась, а не упала, но для Чарлза Бартона это было слабым утешением. Покупателями двигал исключительно расчет на то, что банк функционирует из рук вон плохо и рано или поздно неизбежно станет объектом продажи.

В бытность свою председателем «Скиддер-Бартон» сэр Майлс славился вспыльчивостью. Сейчас ему было семьдесят восемь, но годы мало смягчили его нрав. Сын едва успел проглотить горстку консервированных креветок, как он набросился на него:

— Ты просто обязан разобраться. Одна катастрофа за другой. Когда же все это кончится? Вот что я хочу знать.

Чарлз жевал гренок. Отец, как всегда, задает вопросы, на которые невозможно ответить. Он по опыту знал, что даже и пытаться незачем. Сначала буря должна утихнуть.

— Похоже, ты совершенно не владеешь ситуацией. Взять хотя бы абсурдную несуразицу в отделе управления фондами. Каким образом подобная ошибка могла оставаться незамеченной так долго? А последние сводки лиги ты видел? Мы на шестнадцатом месте, на шестнадцатом… — Сэр Майлс так раскипятился, что люди за соседними столиками решили, что его вот-вот хватит инфаркт. — В мое время мы никогда не опускались ниже пятого.

— Да, отец, но тебе не пришлось соперничать с американцами.

— Ошибаешься. Еще как пришлось. Все они были здесь. «Голдман-Сакс», «Морган-Стэнли», «Соломон бразерс». Но мы-то знали, как защитить отечественный рынок.

Чарлз хотел было объяснить, сколь многое с тех пор изменилось, но что толку? А он не может не держать старика под рукой, поскольку тот контролирует траст, распоряжающийся семейными акциями банка. Их пакет в размере двадцати шести процентов акций достаточно велик, чтобы заставить дважды подумать даже самого решительного покупателя. Кстати, если использовать этот пакет против сделки, борьба будет окончена, не начавшись. Он постарался перейти к более приятной теме.

— Между прочим, мы много делаем для укрепления отдела корпоративных финансов.

— Если ты имеешь в виду американцев, то ты, похоже, опять выставил себя дураком. Купил кота в мешке, как говорят.

— Заметка в «Таймс» просто смехотворна. Роско Селларс — настоящий профессионал. Как раз такой нам и нужен. Он сразу взялся за дело, хорошенько встряхнул всю контору.

— Сколько вы ему платите?

Чарлз хотел было соврать, но цифры в свое время будут опубликованы в ежегодном отчете банка, а у его отца прекрасная память на подобные вещи. Вдобавок не понадобилось никаких сложных мероприятий, чтобы выплачивать Селларсу особые гонорары, свободные от налогов. Он ограничится цифрами, которые будут известны налоговому инспектору.

— Общая сумма около четырех миллионов, если я не ошибаюсь.

Отец на миг побледнел, но тотчас его лицо снова налилось кровью.

— Четыре миллиона фунтов? Ты рехнулся, Чарлз. На посту председателя я зарабатывал максимум…

— Я знаю, отец. Времена изменились.

— И явно к худшему. Как ты рассчитываешь обеспечить акционерам приличный доход, если намерен столько платить отдельным людям, а?

— Очень просто. Если Роско Селларс будет хотя бы наполовину так хорош, как до сих пор, он обеспечит банку столько денег, что его комиссионные покажутся мизерными. — И прежде чем отец успел возразить, Чарлз быстро продолжил: — И позволь сказать тебе, что дела в этом отделе обстоят лучше, чем когда-либо. Сейчас они разрабатывают операцию, которая принесет нам сотню миллионов фунтов.

На сэра Майлса это как будто бы произвело впечатление. В начале восьмидесятых он лично обеспечил доход в десять миллионов и так этим гордился, что до сих пор пересказывал сию историю по десять раз в году.

— Идея принадлежит Селларсу?

— Нет. Он только сейчас подключился. Думаю, работает над финансированием. А возникла эта идея благодаря моим личным связям.

— Гм.

Старик явно испытывал крайне противоречивые чувства — с одной стороны, жаждал крупных дивидендов, которые принесет такая прибыль, с другой — сердился, что его личный рекорд побит. Он резко сменил тему:

— Ты говорил с Гаем?

— Довольно давно. Как идет подготовка к прыжку?

— Думаю, все в порядке.

Гай, брат Чарлза, был на год моложе его. Он начал жизнь паршивой овцой, без конца попадал в неприятности даже в частной школе для мальчиков, потом вылетел из Итона. Несколько месяцев провел в тюрьме за распространение мягких наркотиков, а освободившись, сбежал из дома и вступил во французский Иностранный легион. Семья не знала, куда деваться от стыда. Зато Чарлз собирал отличные отзывы и был во всех отношениях образцовым сыном. По окончании университета его направили в один из прославленных бостонских банков изучать коммерцию, а в двадцать шесть взяли в «Скиддер». К двадцати девяти он стал директором, а десять лет спустя благополучно занял отцовское кресло, когда старик, увы, достиг шестидесятипятилетия.

В эти же годы Гай преподнес им большой сюрприз. Без малого в тридцать лет он вернулся в Лондон, основал собственную компанию, осуществлявшую торговые операции между Европой, Азией и Африкой. Семья хоть и была настроена скептически, но сочла своим долгом оказать Гаю финансовую поддержку, которую он щедро вернул, когда доходы компании впервые достигли миллиона фунтов. Через двадцать лет «Эликсир лимитед» приобрела огромный размах, сделав Гая Бартона богачом и любимцем финансовой прессы. Да и не только финансовой. Природа наделила обоих братьев красивой внешностью, но смуглая кожа, густые, пышные волосы и острое чувство юмора придавали Гаю еще большую привлекательность. Добавив к этому его состояние и холостяцкое положение, было нетрудно понять, почему он постоянно фигурировал в светской хронике.

В последние годы Гай Бартон увлекся парашютным спортом, что еще прибавило ему славы, и теперь он был поистине у всех на устах. Он уже участвовал в рекордном групповом прыжке, а теперь переключился на затяжные прыжки с большой высоты. Мировой рекорд в этом экстремальном виде спорта держался с 1960 года, и Гай был одержим желанием побить его. Для этого требовалась куча специального снаряжения. В целом безумный проект стоил огромных денег, и многие поговаривали, что Гай Бартон отдавал его разработке куда больше времени, чем управлению «Эликсиром».

Впрочем, никакого видимого ущерба деятельности компании спортивные увлечения Гая как будто бы не наносили. Похоже, он умел выбрать стратегию, стимулировать персонал, распределить полномочия, а затем уйти в сторону. Действительно, меж тем как «Эликсир» продолжал расти, а «Скиддер-Бартон» клонился к упадку, пресса, не в силах устоять перед искушением, сравнивала успехи братьев и громогласно заявляла, что, если семья хочет удержать «Скиддер» в своих руках, нужно немедля обратиться к Гаю Бартону — он поможет спасти семейное достояние.

Гай любил подшутить над чопорным братцем, а люди сведущие говорили, что братья по натуре столь разные, что никогда не смогут работать вместе. По общему мнению, переход Гая Бартона в «Скиддер» вскоре приведет к полной отставке Чарлза, причем никого это особенно не печалило.

Чарлзу Бартону пришлось подождать, пока сэр Майлс разделается с большим куском дуврской камбалы, — лишь затем он выяснил, почему всплыло имя Гая. Старик небрежно вытер салфеткой губы, вместо зубочистки поковырялся во рту пальцем, украшенным печаткой, осмотрел его и возобновил разговор:

— Я размышлял. Когда Гай вернется со своей парашютной потехи?

— Сам прыжок назначен на первый день Рождества. Думаю, он вернется из Марокко сразу после этого.

— На мой взгляд, все это сущая чепуха, но, видимо, ему нравится. Он сделался этакой мини-знаменитостью, как я разумею.

Сэр Майлс напыжился от гордости. Он всегда знал, что Гай преуспеет в жизни. Он всегда так говорил, а если и не говорил, то, безусловно, думал.

— Не такой уж и мини. Он не сходит с газетных страниц. Гаю, похоже, нравится быть на виду.

— Гм.

Ах ты, завистливое ничтожество, подумал старик. Сам-то попадаешь в газеты, только если где-нибудь напортачишь. Сэр Майлс постарался заглушить свое недовольство.

— Так или иначе, когда он вернется, нам, как я полагаю, необходимо ввести его в правление банка.

Чарлз громко вздохнул. Сэр Майлс понимал, что надо соблюдать осторожность. Он вовсе не хотел, чтобы Чарлз,вконец разобиженный, бросился вон и отдал бразды правления кому-нибудь постороннему.

— Конечно, не на руководящий пост. И в банке он будет проводить не более одного дня в неделю. От силы два.

Оба замолчали. Чарлз как будто бы с интересом перебирал овощи на тарелке и отвечать не собирался. Сэр Майлс не выдержал первым:

— Ну, так что ты думаешь?

Здесь надо действовать хитро. Если Чарлз согласится, его авторитет в «Скиддер» разлетится вдребезги. С другой стороны, если он сейчас будет слишком резко возражать, старик окончательно ополчится против него. Чарлзу нужно время, чтобы укрепить свою позицию и продемонстрировать, что изменения, которые он ввел, работают. Если сотрудники перестанут уходить, а прибыли пойдут вверх, он сможет значительно успешнее противостоять членам правления. И ждать осталось недолго. Как только «Фернивал» объявит предложение о покупке «Юэлл», фирма начнет возвращать себе былую славу. А до тех пор осталось… всего несколько недель. И, к удивлению отца, он кивнул.

— Что ж, отец, мне кажется, мысль довольно-таки интересная. Я уже давно хочу укрепить правление, и ввести туда Гая, пожалуй, весьма целесообразно. Конечно, мне надо подумать, если ты не против. Но думаю, что до Рождества Гай ничем, кроме своих прыжков, заниматься не будет. Нет смысла беспокоить его сейчас.

— Гм.

Сэр Майлс рассчитывал решить все, не откладывая. Правда, главным образом оттого, что был уверен: Чарлза придется уламывать. А поскольку возражать он не собирается, пожалуй, спешить некуда.

— Ну что ж. Как поживают Патриция и мои милые внучки?

Чарльз машинально принялся рассказывать, поздравляя себя с тем, что ужасный ланч идет к концу, а впереди его ждет кое-что приятное. В этот вечер малютка, которая озарила его жизнь, которая всегда все понимала, терпеливо выслушивала, никогда не запугивала его и не унижала, а в постели прикасалась к нему так, как Патриция никогда не умела, — эта малютка придет к ужину.

11

— Порядок, Роберт. В Нью-Йорке все прошло хорошо.

— Дело сделано? Они приняли обязательства?

— В принципе, да. Окончательную подпись они поставят накануне того дня, когда мы начнем операцию, точнее, в последний рабочий день.

— Поскольку мы начинаем девятого, это означает следующую пятницу, шестого?

— Совершенно верно. Цюрихский банк подпишет в тот же день, хотя это, конечно, простая формальность. Так как американцы согласны обеспечить финансирование при условии участия Цюрихского, мы получим подпись швейцарцев рано утром, и тогда у нас будет целый рабочий день, чтобы собрать остальные подписи.

— Хорошо. Маркус, вы можете ознакомить меня с другими финансовыми мероприятиями?

— Если не возражаете, пусть все разъяснит Джулия. Я не сумел выкроить время для поездки в Нью-Йорк, поэтому с Роско Селларсом летали Джулия и Грейс…

Маркус тщательно скрывал свои чувства, но по-прежнему кипел от злости, думая о том, как ловко Селларс отстранил его от поездки. Мысль, что Грейс летала на «Конкорде», а он нет, приводила его в бешенство.

— Я рассчитывал прийти сегодня вместе с Роско, чтобы вы наконец встретились и он лично доложил обо всем. К сожалению, сейчас проходит большое внутреннее совещание, и он не мог отлучиться.

Роберт Куилли удивился. Какое внутреннее совещание может иметь преимущество перед двадцатимиллиардной сделкой? Похоже, что «Скиддер» путает приоритеты. Впрочем, пока они делают дело… Да и вообще, не в его правилах показывать, что он обижен.

— Мне все равно. Давайте, Джулия.

— Спасибо, Роберт. Как вам известно, первым делом мы должны позаботиться о полной сумме для обеспечения сделки. Это требует краткосрочного кредита на все двадцать миллиардов фунтов. Наш собственный акционер, Цюрихский банк, согласился предоставить восемь миллиардов из этой суммы, остальная же часть будет синдицирована в группе американских банков во главе с «Бэнк Манхэттен». График выплат — приложение номер один в пакете документов…

Куилли быстро перелистал бумаги, нашел нужную, просмотрел и закрыл папку.

— Мы учли возможный раскол между инвесторами «Юэлл» — одни согласятся получить наличные, другие предпочтут акции расширенной группы «Фернивал». Надеемся, что, по крайней мере, половина выберет второй вариант, поэтому из финансового обеспечения будут использованы максимум десять миллиардов, а может быть, и значительно меньше. Очевидно, вам потребуется время для оценки состояния дел «Юэлл» и для продажи той части, которая вам не нужна. По самым благоприятным прогнозам, на это уйдет от девяти до двенадцати месяцев. Полагая, что эти операции принесут, по меньшей мере, семь или восемь миллиардов, ваш долгосрочный долг не превысит трех миллиардов, что обеспечит весьма благоприятное соотношение собственных и заемных средств.

Куилли кивнул.

— А кто обеспечит долгосрочные долговые обязательства?

— Цюрихский банк и «Бэнк Манхэттен» в равных долях.

— Очень рад. Спасибо, Джулия. Вы прекрасно поработали.

— У Роско давние связи с «Бэнк Манхэттен», это облегчило задачу.

— Хорошо. Итак, Маркус, что еще нам надо сделать сегодня?

— Думаю, мы в очень хорошей форме. Проект пресс-релиза почти готов. Самый большой из оставшихся вопросов — сообщать ли заранее о сделке вашим собственным крупным акционерам.

— Что вы посоветуете? — Куилли имел свои соображения, но вначале хотел услышать точку зрения Маркуса.

— Принимая во внимание все обстоятельства, я бы высказался против. Мне кажется, такой шаг увеличит риск утечки информации.

Куилли кивнул, скорее принимая его позицию к сведению, нежели соглашаясь с нею.

— Я вижу риск, Маркус, но у нас весьма тесные отношения с тремя крупнейшими акционерами, и, как вам известно, после того как мы сообщили им об ИФК, никакой утечки не произошло. Я полагаю, что должен поговорить с ними. Однако проинформирую я только эту узкую группу, причем сделаю это не раньше пятого, так что риск будет минимальный.

— Ладно, — Маркус расстроился, что Куилли отверг его совет, тем более при Грейс и Джулии. — Что ж, полагаю, на сегодня это все.

Куилли улыбнулся и встал:

— Спасибо вам всем.

Маркус, Грейс и Джулия вышли, спустились на лифте вниз и сели в ожидающее такси. Маркус жестом велел Грейс поднять стекло, отделяющее кабину водителя, и удостоверился, что переговорник отключен.

— Ну что ж, кажется, он доволен планом финансирования. Пожалуй, я еще раз попытаюсь убедить его не информировать акционеров. Меня тревожит не утечка; вдруг эти сволочи выступят против сделки? Что если они владеют крупными пакетами акций объекта нашей атаки? В таком случае, возможно, удастся убедить Роберта, что информировать их слишком рискованно. Поскольку рыночная стоимость «Юпитера» четырнадцать миллиардов, они наверняка имеют некоторое количество его акций. Ты можешь проверить, Грейс?

До конца поездки Маркус продолжал давать инструкции. Когда машина подъехала к Трогмортон-лейн, он, опередив девушек, устремился в банк.

Такси отъехало, свернуло за угол и снова остановилось. Худой очкастый водитель вытащил из кармана черную проволочку с пуговками на концах. Сунул пуговки в уши, что-то покрутил внизу и уставился прямо перед собой, внимательно слушая. Несколько минут спустя он спрятал проволочку в карман, взял розовую газету и проглядел биржевые полосы. Компании стоимостью в четырнадцать миллиардов встречаются нечасто. Где искать? Автоматика? Ничего. Как насчет машиностроения? Есть тут что-нибудь на «ю»? Да, есть, и какая! Единственная на весь раздел с подобной рыночной стоимостью. Господи! Он схватил мобильник и набрал номер. Отозвался сонный голос.

— Лен? Прости, я тебя разбудил?.. Думаю, мы только что попали в яблочко. Надо встретиться сегодня после обеда. Позвони Терри, пускай тоже придет в кафе на Грешам-стрит. В два тридцать, ладно?

* * *

Когда они ушли, Роберт Куилли сел за большой дубовый стол, где не было ничего, кроме блестящего телефона, компьютера, папки с документами на подпись и деревянной рамки с фотографией на редкость привлекательной молодой женщины. Он с нежностью посмотрел на снимок, затем поверх компьютера устремил взгляд на крыши Эрлз-Корт. «Юэлл» станет венцом невероятно удачной карьеры. Француз по крови и по рождению, Куилли был оторван от родины в четырнадцать лет, когда его отец, устав от попыток прожить фермерством в Дордони, отправился в Америку. Роберт прибыл туда со знанием английского в пределах кока-колы и группы «Бич бойз». К счастью, он мог постоять за себя, в чем на собственном горьком опыте убедился не один из нахрапистых юнцов Среднего Запада.

Эта же склонность к демонстрации физической силы привела его в американский спецназ. Понятно, это не была работа на всю жизнь, и в тридцать с небольшим, получив диплом экономиста, он занялся бизнесом в промышленности. Больших успехов от него никто не ждал, и напрасно. Как руководитель Куилли отличался великолепным чутьем, безжалостно урезал ставки, но вызывал самозабвенную преданность у уцелевших. Он обладал крепкой стратегической хваткой, и под его руководством компании вырастали.

Нынешнее его предприятие было невероятно дерзким. Любому другому на много лет вперед вполне хватило бы приобретения и интеграции ИФК. Но Роберт Куилли не находил удовольствия в терпеливом, постепенном продвижении. Возможности вроде «Юэлл» возникают не каждый день. Схватка предстоит тяжелая и будет единоборством. Пусть биржа рассудит, кто лучше сумеет управлять собственностью «Юэлл» — Альберт Остин или он сам. Проигравший получит смертельную рану, навсегда подорвет свою репутацию. Ставки не могут быть выше. Куилли любил запах битвы. И искал ее.

* * *

Когда Маркус Форд вернулся в банк, совещание директоров продолжалось уже десять минут. Селларс и Майерс сопредседательствовали, но теперь каждый знал, что это означало. Ричард тоже понимал это и, чтобы хоть недолго продержаться, вынужден был плясать под дудку Роско.

— Мы с Роско обсудили ситуацию и решили, что нам надо коренным образом пересмотреть распределение обязанностей в отделе. До сих пор мы не имели систематических деловых контактов с ведущими компаниями в Великобритании и на континенте, а кроме того, довольно вяло защищали связи наших клиентов от нападок других банков. Это нужно изменить. Как всем известно, биржа имеет тенденцию специализироваться по секторам. Ведь вести переговоры с телефонной компанией, к примеру, куда легче, если что-нибудь знаешь о телекоммуникациях.

Питер Элтон, один из твердолобых, возбужденно тряхнул седой головой:

— Ричард, это, конечно, замечательно — для тех, кто разбирается в телекоммуникациях, но что делать таким, как я? Позвонить шефу «Бритиш телеком» в доказательство, что я умею пользоваться телефоном?

Над столом прокатился нервный, но одобрительный смешок. Большинство присутствующих были в том же положении.

Майерс повернулся к Селларсу:

— Роско, вы не хотите ответить?

Лицо у Селларса было холодное, но бесстрастное:

— Нет, Ричард. Почему бы вам не продолжить?

— Хорошо. Мы уже разбили младших администраторов по секторам. А теперь мы с Роско предлагаем распространить этот опыт на директорский уровень. Каждый из вас возьмет определенный сектор и целиком сосредоточится на нем.

На сей раз к сопротивлению примкнул и Джулиан Литгоу. Этому молодому, еще не достигшему сорока, энергичному человеку терять было меньше, чем старикам. Он даже не удосужился адресовать свои реплики Майерсу.

— Простите меня, Роско, но Лондон — это не Нью-Йорк. Большинство наших клиентов вовсе не желают обсуждать с нами технические штучки. Им просто нужен четкий совет по корпоративным финансам.

Селларс понял, что нужно прижать Литгоу хвост, пока он не подстрекнул других к противостоянию.

— Возможно, вы правы, Джулиан, но факт остается фактом: мы уступаем рынок банкам, внедрившим секторный подход. Вы никогда не задумывались, почему фирмы вроде «Морган-Стэнли» или «Голдман» так богатеют? Неужели вы вправду думаете, что эти банки могли бы позволить себе платить верхушке руководства по пять-десять миллионов долларов в год, если бы те тратили время только на осуществление операций и выдачу советов? Их дело — затащить клиента в дверь, а затем поцеловать на прощание, когда сделка готова к подписанию. Конечно, они могут изредка позвонить ему или пообедать с ним, чтобы поддержать иллюзию, но они торговцы, черт побери.

От возмущения Литгоу саркастически фыркнул:

— Значит, Роско, если я правильно вас понял, инвестиционная деятельность банков, по сути, высокого класса иллюзия?

Если он рассчитывал смутить Роско, то он его недооценил. Роско мгновенно отпарировал:

— Разве кто-то говорил о высоком классе?

Это был сильный удар, атмосфера в комнате резко накалилась. Но Роско даже ухом не повел. Похоже, культурная пропасть между его стилем и их куда глубже, чем он думал. Наверное, оно и к лучшему, что нарыв созрел. Если он выиграет, у него будут развязаны руки, если проиграет, «Скиддер-Бартон» придется откупиться недурственной суммой.

— Не берусь говорить за каждого за этим столом, но лично я в торговцы не нанимался! — воскликнул Литгоу.

Отлично, подумал Селларс. Парень играет ему на руку.

— Замечательно, Джулиан. А теперь скажите, чего ради вы нанимались?

На секунду Литгоу задумался, чувствуя, что допустил промах.

— Ради интеллектуального вызова, пожалуй… — Даже в его собственных ушах фраза прозвучала убого. Коллеги, которым его линия до сих пор была по душе, потупили глаза или смотрели в потолок. Но Литгоу не мог остановиться. — Мне нравится решать для клиентов запутанные проблемы.

Повисло короткое, неловкое молчание. Селларс, смакуя момент, готовился добить жертву.

— Понимаю… Значит, деньги тут ни при чем?

Литгоу видел, что загнал себя в ловушку, из которой нет выхода. Признать, что он здесь ради денег, означает, что все его предыдущие возражения не более чем претенциозное словоблудие. Но если отрицать, то, когда придет время выплаты бонусов, ему будет нечем аргументировать.

— Я не говорю, что деньги неважны, просто… — он осекся.

Теперь Селларс окончательно утвердился на командном посту:

— Что ж, в таком случае, Джулиан, вам, наверное, будет приятно услышать, чем в будущем году будут обусловлены ваши вознаграждения. Каждому директору будет установлена квота комиссионных, ожидаемых от его действий. Эта квота поставлена в зависимость от срока исполнения директорских обязанностей, и самой высокой она будет для старших директоров. На первый год, начиная с января, квоты будут сравнительно скромными, но затем поднимутся.

Селларс снова оглядел собравшихся. Они явно проклинали себя за вызов. Сидевший рядом Майерс повесил голову от стыда, ведь его заставили сыграть роль Иуды. Элтон вяло попросил Селларса уточнить.

— Пожалуйста, Питер. Старший директор вроде вас получит на первый год квоту около десяти миллионов фунтов комиссионных. Здесь есть и хорошая сторона: если вы обеспечите эту цифру, вам хорошо заплатят, а если превысите, то заплатят очень хорошо. Но если вы сделаете только пять миллионов, не ожидайте бонуса, а если результат будет еще ниже, то не мне и не Ричарду объяснять вам, что произойдет дальше.

Сопротивление было сломлено, но еще не совсем прекратилось. Джулиан сделал последнюю попытку восстановить свою репутацию в глазах коллег:

— Вполне справедливо платить нам в соответствии с тем, каких клиентов мы находим, но основывать оплату на фактическом комиссионном доходе — абсурд. В корпоративных финансах почти все неурядицы возникают в процессе работы с клиентом. Часто мы тратим месяцы, разрабатывая сделку, которую клиент в последнюю минуту отменяет. Нашей вины здесь нет, а банк не получает почти ничего. Необходимо учитывать и такие варианты.

Глаза Роско блеснули:

— Джулиан, если до вас еще не дошло, то имейте в виду: прошло то время, когда этот банк был этаким увеселительным парком. Я вам скажу, что делать с клиентом, который не хочет завершать сделку. Не отставайте от мерзавца, пока он не согласится.

Вот так. Оппозиция повергнута в прах, настал черед коллаборационистов подобострастно поддержать новый курс. Маркус Форд был первым, за ним — второй из самых молодых директоров. Остальные сидели хмурые и запуганные. Ричард Майерс изложил кое-какие менее значительные пункты и закрыл совещание. Джулиан Литгоу сразу вернулся к себе и позвонил трем кадровым агентам, сообщив, что предлагает свои услуги.

* * *

Без четверти три Терри, Лен и Эйнштейн взяли по кружке чая и устроились за тихим столиком в кафе на Грешам-стрит. Эйнштейну не терпелось сообщить новость, и он выложил ее, пока остальные делали первые глотки.

— Удача, вот что это такое. Возле банков нечего было делать, поэтому я на авось околачивался в окрестностях «Фернивал». И всего через десять минут получил заказ доставить клиентов оттуда в «Скиддер-Бартон».

Терри заволновался.

— Кто заказывал такси? Не Форд?

— Нет, вызов был на имя Честерфилд. Но вез я Форда и двух молодых женщин.

— Одна ростом примерно пять футов пять дюймов, белокурые волосы до плеч, губастая? — спросил Лен.

— Да.

— Ее зовут Грейс, фамилии не знаю. Я как-то подвозил ее и этого Форда в аэропорт Сити. Сексапильная дамочка. А другая как на вид?

— Каштановые волосы, ростом немного повыше и вообще поизящнее.

Терри ухмыльнулся.

— А как буфера?

Эйнштейн пожал плечами.

— Под деловым костюмом не разглядишь.

— Я бы разглядел.

— Утихомирься, Терри! — сердито прикрикнул Лен. — Продолжай, Эйнштейн. Что они сказали?

— Диктофон у меня в кармане. Хотите послушать?

— Прямо здесь? Ты не иначе как спятил. Рассказывай.

— Они говорили о новом предложении. Называли «Фернивал» «Фокстротом», как раньше, а объект — «Юпитером». В общем-то, информация почти нулевая, ведь «Юпитер» мог быть чем угодно. Но дальше Форд сказал, что его текущая рыночная стоимость составляет четырнадцать миллиардов фунтов. Поэтому я пошарил в «Файнэншл таймс». Есть только шесть компаний примерно такой стоимости и лишь одна более или менее в той же отрасли, что и «Фернивал». Догадайтесь, что это за компания? Название начинается на «ю». Это… — он понизил голос до невнятного шепота, — …«Юэлл».

— Что? — Терри приложил ладонь к уху. — Повтори погромче, Эйнштейн, не слышно ведь.

Лен хлопнул Терри по затылку.

— Шшш, глухая тетеря… Я тоже не разобрал, сынок. Напиши.

Эйнштейн порылся в кармане, извлек огрызок карандаша и клочок бумаги. Написал название и передал бумажку друзьям.

Лен кивнул. На Терри это не произвело впечатления.

— Никогда не слыхал.

Лен едва не кинулся душить его.

— Да уж где тебе! Они не выпускают ни презервативы, ни футбольные мячи, так что откуда тебе знать?

— Держу пари, ты тоже про них не слыхал.

— Нет, слыхал.

— Что же они выпускают, раз ты такой умный?

— Эйнштейн тебе скажет.

— Машиностроительный конгломерат. Производит всевозможные детали для автомашин, грузовиков и поездов. Далее, это крупный производитель электронных приборов и устройств и исполнитель крупных оборонных заказов. Я поглядел, что о них пишут. В целом дела у них идут успешно, но цена акций уже некоторое время не растет. Судя по газетам, босс, Альберт Остин, малость постарел.

— Сколько ж ему? — мигом встрял Терри.

— Пятьдесят девять.

Терри ухмыльнулся.

— Выходит, и Лен вскорости созреет для живодерни, а?

Лен опять смазал его по затылку.

— Эйнштейн, давай-ка вернемся к банкирам; они не сказали, когда намечено предложение?

— Нет. Тем более обидно, потому что нам надо покупать опционы, а не акции. Просто необходимо выяснить, когда они думают начать. Терри, как там наша лапочка?

— Вконец меня измотала.

— Ты поговорил с ней?

— Да, вчера вечером. Думаю, все будет в порядке.

— Хорошо. Лен, если мы выясним сроки, ты согласен сыграть по-крупному?

— Безусловно.

— Терри?

— Я тоже.

— Отлично. Итак, нам известны трое из команды «Скиддер», двое из них по именам: Форд и Честерфилд. Надо узнать, как зовут вторую девушку, и пускай наша лапочка предупреждает, если кто-нибудь из них заказывает такси, чтобы один из нас был всегда на месте, когда компьютер делает выбор.

12

Джулия удивилась, получив приглашение. В Нью-Йорке она познакомилась с Грейс поближе, они там шушукались, и пересмеивались, и украдкой бегали по магазинам. И все же она растерялась, когда Грейс пригласила ее к своим родителям. Они обе думали, что придется торчать в банке все выходные и не строили никаких планов.

Для Грейс это была довольно большая жертва. Джулия не поддерживала связь со старыми друзьями по школе и Оксфорду и искусно увиливала от полчищ «прекрасных молодых людей», с которыми ее пыталась знакомить мать. Так что оставались лишь приглашения от холостяков из «Скиддер», но Джулия не собиралась повторять ошибку и путать работу с частной жизнью. Первые несколько недель по возвращении в Англию она отклоняла все романтические приглашения. Она дала согласие своему американскому другу-юристу попробовать роман на расстоянии. Но вскоре стало ясно, что чувства с обеих сторон слабоваты, и поток телефонных звонков, которым были отмечены первые дни разлуки, обернулся тоненькой струйкой. Джулия видела, что, не считая физической привлекательности, он не более чем заурядный, хоть и весьма смазливый манхэттенский мужчина — преуспевающий, самодовольный «белый воротничок», вылощенный, ухоженный, будто сошедший с обложки журнала, непоколебимо уверенный, что мерилом человека является его банковский счет.

Грейс пригласила ее вечером в четверг, когда стало ясно, что на выходные работы не будет. Джулия решила, что, пожалуй, это поинтереснее, чем в одиночку шататься по Лондону, и в пятницу, в семь вечера, они уже катили по шоссе М-1 в новеньком «альфа-ромео» Грейс, направляясь к ярким огням Беверли.

Движение было ужасное, и на пути через Лестершир они отказались от попытки добраться до Йоркшира без остановок, свернули с главной дороги и перекусили в жутком пабе, где вся еда была до невозможности жирная. В конце концов после полуночи они добрались до дома Честерфилдов. Мать Грейс, как и следовало ожидать, проигнорировала телефонный приказ дочери и ждала их с какао и бисквитами. Грейс заняла комнату младшего брата, а свою уступила Джулии. Комнатка маленькая, но уютная, узкая кровать застлана покрывалом с изображением героя мультфильма — паддингтонского медвежонка. Обои с розовым рисунком почти сплошь увешаны аттестатами в рамках и групповыми фотографиями, сделанными в школе и в Кембридже. Джулия не сразу нашла Грейс, а когда нашла, удивилась. Судя по школьным успехам Грейс, она рассчитывала увидеть зубрилу и гадкого утенка, который, только повзрослев, превратился в нынешнюю красотку. Но нет, вот здесь ей пятнадцать, у нее ярко-алые губы, глаза и брови подведены тушью, а волосам, по всей видимости, уделялось куда больше внимания, чем экзаменам.

Джулия спала не хуже, чем обычно. Она бы с удовольствием встала пораньше и приняла душ, но замок в ванной комнате оказался сломан, а ей не хотелось, чтобы миссис Честерфилд спросонья застала ее там. Поэтому Джулия лежала в постели, подсчитывая, сколько раз открылась и закрылась дверь ванной, пока не решила, что вроде бы все там уже побывали. Она уже готова была сбросить одеяло и пробежать туда, когда дверь распахнулась и в комнату вплыла огромная кружка чая, а за нею мать Грейс.

— Спасибо, миссис Честерфилд, очень мило с вашей стороны. Вы меня балуете.

— Так приятно видеть здесь друзей Грейс. Вы хорошо спали? Кровать маленькая, скорее для ребенка, чем для большой девочки вроде вас.

— Ночь была прекрасная.

— Чего не скажешь о дне. Открыть занавески?

— Пожалуйста.

Джулия села в постели, чтобы глянуть в окно. Сухо, но над крышами муниципалитета клубились черные тучи.

— Том говорит, прогноз плохой. К вечеру будет дождь. Если хотите посмотреть собор или проехаться по окрестностям, лучше сделать это с утра.

— Тогда я встаю.

— Ну, спешить незачем. Грейс внизу, но еще в халате.

— Мне так понравились ее фотографии. — Джулия кивнула на стену.

— Мы гордимся Грейс. Ее брат Пол — хороший парень, но в учебе не блистал. Да и с самой Грейс не все было так просто, сказать по правде.

— Вот как?

— Плохой девочкой она не была, слава Богу, наркотики не употребляла. Ее сложности шли от мальчиков, с самого начала. Как только она воображала, что влюбилась, об учебе и речи не было. У нас с Томом иной раз просто руки опускались.

— Но в итоге она с блеском окончила университет, верно? Получить степень в Кембридже что-нибудь да значит.

— Лет до шестнадцати нам частенько приходилось запирать ее дома, чтобы она не шастала по свиданкам — то к одному парню, то к другому. После этого она, как говорится, взялась за ум.

— Почему же она изменилась? Просто выросла или все же прислушалась к учителям?

— Нет, не в том дело. Она поняла, чем кончит, если будет продолжать по-старому…

Миссис Честерфилд умолкла. Джулия тоже молчала: пусть хозяйка сама решит, рассказывать дальше или нет. Похоже, она предпочла прервать разговор. Медленно встала с края кровати, куда ненадолго присела.

— Ну ладно, завтрак-то вряд ли сам собой приготовится, так что я лучше пойду.

— Спасибо за чай. Я быстренько приму душ.

— Не торопитесь. Как вам приготовить яйца, деточка?

Дом стоял на окраине городка, и, опасаясь попасть под дождь, они поехали к собору на машине, хотя до него было рукой подать. При свете дня улица выглядела словно длинная вереница уродливых, ярко накрашенных женщин. Двери кричаще-ярких цветов — оранжевые, красные, желтые, ядовито-зеленые. А сами здания скучно одинаковые, с маленькими окнами в металлических рамах и квадратными бетонными навесами над входными дверями. Кое-кто из обитателей дерзнул вырываться из архитектурных оков и символически использовал штрихи тюдоровского, георгианского или средиземноморского стиля.

Когда они выехали из тупика, Грейс кивнула на дома.

— Как они тебе?

Джулия медлила. Что она вообще может сказать? Не хочется обижать Грейс.

— Ну… по-моему…

— Полный кошмар! — хихикнув, докончила Грейс.

Джулия облегченно рассмеялась:

— Архитектурных премий им не получить. Если, конечно, георгианские детали не понравятся принцу Чарлзу.

— Сколько я себя помню, этот город всегда вызывал у меня горячее желание убраться как можно дальше…

Подъезжая к собору, Грейс заметила на стоянке свободное место, резко затормозила и аккуратно завела туда машину. Выключила двигатель, но не вышла.

— Когда мне было лет пятнадцать, я мечтала удрать со своим дружком. Летом мы, лежа в траве, смотрели в небо и рассуждали о том, как заживем вместе в Калифорнии или еще где-нибудь. Неважно где, были бы деньги и солнце.

— Ты когда-нибудь убегала из дома по-настоящему?

— Нет. Поняла, что просто поменяю одну бедность на другую. Кстати, я оказалась права. Он женился, имеет троих детей и сидит на пособии по безработице.

— И что, это было как озарение?

Грейс отвела глаза.

— Вроде того… Пошли осматривать собор.

Остаток уикенда лил дождь и дул сильный северный ветер. В субботу вечером они съездили в местный паб, где случайно встретили двух одноклассников Грейс. Джулии они сразу понравились, и она не возражала бы вместе выпить по стаканчику, но после недолгого разговора Грейс увела ее за столик у камина.

В воскресенье они встали поздно и уселись читать газеты, меж тем как миссис Честерфилд готовила на завтрак гигантский ростбиф. А там пришла пора грузить вещи в машину. Миссис Честерфилд тепло обняла Джулию, затем надолго заключила в свои пухлые объятия Грейс. Мистер Честерфилд, который за все время не произнес почти ни слова, попрощался весьма сдержанно. Торжественно пожал Джулии руку и поблагодарил за визит, Грейс быстро чмокнул в щеку, но глаза его светились теплом, и Джулия поняла, что он очень любит дочь.

Когда они направлялись к главной дороге, Джулия легонько коснулась руки Грейс, лениво лежавшей на рычаге передач.

— Спасибо. Все было замечательно. У тебя такие хорошие родители.

— А тебя не шокировало, как они живут?

— Брось ты, Грейс, нормальный дом, не лачуга какая-нибудь.

— Да так себе домишко… По-моему, ты самая шикарная из тех, кто когда-либо переступал этот порог. Папа совсем заробел. Наверняка решил: чем меньше говоришь, тем меньше риска ляпнуть что-нибудь невпопад.

— Ужас какой! — Джулия искренне огорчилась. — Неужели я такая противная?

— Конечно, нет. Ты просто не из тех, к кому они привыкли. Маме ты очень понравилась. Говорит, ты красивая и тонкая.

Последнее слово Грейс произнесла с ударением. На секунду Джулии почудился намек на насмешку.

— Ты, мол, живая фарфоровая кукла.

Обе рассмеялись.

— Ладно, что бы ты ни говорила, мне они понравились, и, если они когда-нибудь приедут в Лондон, я надеюсь отблагодарить их за гостеприимство.

Грейс хмыкнула:

— Мило с твоей стороны, но волноваться незачем: пуганая ворона куста боится. Они приезжали в Лондон вскоре после того, как я начала работать, и он ужасно им не понравился.

Джулия кивнула и заговорила о другом:

— Ну как, раскручиваешь нашу большую сделку? В ближайшее время нам явно будет не до развлечений. Хотя не могу сказать, чтобы у меня было сейчас много приглашений, если не считать ребят из «Скиддер».

— А как насчет Роско?

— Думаю, у него другие заботы.

— Расскажи-ка поподробнее.

— До недавних пор, как только у него появлялось свободное время, он пытался вытащить меня за город. Теперь он никуда меня не зовет, значит, нашел себе другую.

Грейс улыбнулась.

— А у тебя никого нет? Правда?

— Помнишь тот вечер в Нью-Йорке, когда я сбежала от тебя? Я обедала с человеком, с которым раньше там встречалась. Скорее это были поминки, чем свидание. Мы устроили достойные похороны своему роману. А как дела у Грейс? Грейс влюблена?

— Грейс всегда влюблена. Вся беда в мужчинах, которых я выбираю.

— И что же за беда с нынешним?

— О, ничего серьезного, я справлюсь…

— Как кто?

— Как жена.

— А-а-а.

Они замолчали и не произнесли почти ни слова, пока ехали в Лондон, по мокрой, скользкой дороге.

* * *

Вечером в понедельник Эйнштейн вернулся домой после долгого и утомительного рабочего дня. Никакой новой информации он не добыл, зато выручка оказалась солидная. Он заработал двести двадцать фунтов, недурно для двенадцати часов. Рут тоже здорово устала в лаборатории, поэтому они решили расслабиться и вместе принять ванну. Рут прислонилась головой к его курчавой груди, а Эйнштейн ногой откручивал краны, меж тем как руки рассеянно ласкали ее соски. Они опять добрались до середины шахматной партии, когда зазвонил мобильник. Эйнштейн взял аппарат. Слушал он внимательно, сам говорил мало, потом выключил телефон и вновь положил руку на грудь Рут.

— Кто это был?

— Терри. Он выяснил имя второй девушки. Умеет изловчиться, когда захочет.

— Если замешаны женщины.

— Он купил калькулятор и хранил его в машине. Когда его подружка из «Контрол-кебз» в очередной раз дала знать, что Честерфилд заказала такси к «Фернивал», он отвез троицу в «Скиддер» и пару минут покрутился по округе. Потом пошел к секретарше и сказал, что одна из девушек забыла в такси калькулятор. Описал ее внешность и подождал, пока ее разыщут. Спустя три минуты секретарша назвала ее имя, он оставил калькулятор и ушел. Девушки, наверно, посмеялись, увидев калькулятор. Банковские служащие часто используют калькуляторы в такси, обычно это большие машинки фирмы «Хьюлетт-Паккард». Террин калькулятор стоит шестьдесят пять пенсов и весь разрисован голубыми медвежатами.

— Они что-нибудь говорили о сроках?

— Неизвестно. Этот разиня забыл проверить батарейки. Они сели.

— А как ее фамилия?

— Давентри.

— Опять географическое имя. Как Честерфилд.

— А я и не заметил.

— Ладно, давай сыграем. Кто вспомнит больше английских городов на определенную букву. Начнем с «а».

— Аберкорн, Аберфан, Аберистуит…

— Я сказала «английских»…

* * *

Встретились они в Париже. Роско решил назначить встречу подальше от делового правобережья, из опасения быть замеченным, поэтому они выбрали «Верней», роскошный отель близ Музея Орсэ. По договоренности, Селларс и Лаутеншюц прибыли туда за полчаса до появления своего гостя.

— Итак, насколько он заинтересован, Эрнст?

— Как я и ожидал, он много лет наблюдал за «Юэлл», но не предполагал, что эта компания может стать… доступной.

— Для вас это, конечно, не новость, Эрнст, вы прекрасно понимаете, что, коль скоро предложение «Фернивал» успешно продвинется, «Скиддер» не может работать на другого? «Бурликону» нужно выбрать другой банк.

— В таком случае, Роско, мы просто проведем сделку через дружественный банк.

— Что значит «дружественный»?

— Тот, что без колебаний разделит с нами свои комиссионные. Конечно, не поднимая шума.

— Необходимо уладить это до прибытия Манца. — Роско озабоченно взглянул на часы. — В нашей частной беседе в Цюрихе именно вы отметили, что поскольку я не участвовал в запуске данного проекта, то обычных сорока процентов мне не видать. И если вы хотите моей помощи, прошу вас подтвердить, что, независимо от того, какой банк будет привлечен, я получу свою долю сполна.

Лаутеншюц отпил глоток чаю и ободряюще улыбнулся.

— Дорогой мой Роско, не беспокойтесь. Мы непременно придем к приемлемому соглашению. Верьте мне.

— Годы банковской деятельности научили меня никому не верить… и, с вашего позволения, я поручил своим юристам подготовить вот этот простой меморандум. Взгляните. Пока он не будет подписан, я не стану вдаваться в детали с Манцем.

В этот миг к стойке администратора подошел высокий серьезный господин и уже секунду спустя направился к ним.

— Решайтесь, Эрнст.

Злобно скривившись, Лаутеншюц схватил бумагу и бегло просмотрел. Потом вытащил из кармана пиджака дорогую авторучку, поставил подпись — всего за несколько секунд до того, как Дитер Манц подошел к столу, — и быстро встал.

— А, доктор Манц, добро пожаловать в Париж. Рад вас видеть.

— Я тоже рад, господин Лаутеншюц.

— Позвольте представить вам Роско Селларса.

— Добрый день, мистер Селларс. Дитер Манц.

— Здравствуйте, Дитер. Рад познакомиться.

Лаутеншюц жестом подозвал официанта.

— Что вам заказать, доктор Манц? Может быть, выпьете со мной английского чаю?

— С удовольствием. — Манц сел, открыл свой черный портфель. — Господа, простите, но у меня очень мало времени. Может быть, перейдем прямо к делу? Мистер Селларс, как я понимаю, «Юэлл» выставлен на продажу.

— Что ж, можно и так сказать. У нас это называется «быть в игре», то есть компания вскоре будет выставлена на торги.

— Но, мистер Селларс, не слишком ли «Фернивал» для этого мал? По величине он составит лишь частицу от «Юэлл».

— «Фернивал», возможно, и невелик, но его руководство пользуется огромным весом. Конечно, сделка очень крупная, но она состоится.

— И Цюрихский банк намерен раскошелиться? — Манц бросил острый взгляд в сторону Лаутеншюца.

Селларс кивнул:

— Таков план.

— Очень хорошо, что вы нас предупредили. Случись это неожиданно, как гром среди ясного неба, наша реакция была бы весьма негативна…

Селларс подумал, что швейцарская солидарность заходит слишком далеко. Должно быть, эта мысль отразилась на его лице. Манц о чем-то спросил Лаутеншюца на швейцарском немецком, тот отрицательно покачал головой. Манц наклонился вперед.

— Есть одна вещь, которую господин Лаутеншюц, возможно, не объяснил вам. Мы, швейцарцы, считаем, что судьбе наших компаний не должно угрожать вмешательство со стороны. Поэтому многие из нас через доверенных лиц, трасты и офшорные компании предусмотрительно разместили акции в надежных руках.

Селларс не понимал, куда он клонит:

— Дитер, я не улавливаю связи…

— Тогда позвольте разъяснить. Несколько лет назад, когда в Швейцарии изменилось законодательство, Цюрихский банк начал опасаться, что станет уязвимым. Поэтому он собрал воедино большой пакет своих акций и в целях безопасности продал их другой швейцарской группе. Эта группа и есть «Бурликон».

— А-а-а… Понятно.

— Я так и думал, что вы поймете.

Все это было очень интересно, но Роско не понравилось, что с ним обращаются, как с глупым мальчишкой. И он решил перейти в атаку:

— Тогда скажите мне, Дитер, чьи надежные руки контролируют «Бурликон»?

От возмущения Лаутеншюц подскочил, как ужаленный, но вместе с тем он не был уверен, сделал ли Селларс нарочито оскорбительный выпад или это всего-навсего американская манера.

— Роско, это весьма нескромный вопрос. — Манц, похоже, был раздосадован куда меньше. — Некто однажды сказал, мистер Селларс, что нескромных вопросов не бывает, бывают только нескромные ответы, и я уверен, вы не рассчитываете услышать такой. Но все же постараюсь вас успокоить и с радостью сообщу, что более сорока процентов наших акций контролирует одна из крупнейших швейцарских организаций. Председатель и я вместе учились в школе, поэтому по ночам я могу спать спокойно, не тревожась об изменениях цен на наши акции…

Манц и Лаутеншюц обменялись самодовольными, заговорщицкими улыбками.

— Теперь, когда вы уяснили себе эти детали, вы поймете, что, имея потенциальный интерес к приобретению «Юэлл», мы сочтем нежелательным, чтобы Цюрихский банк помогал какому-либо иному покупателю. Если, изучив обстановку, мы решим не вмешиваться, ситуация будет совершенно другая.

— И сколько времени займет такое изучение?

— Месяца два, возможно, три. Все зависит от объема информации. Далее мы посетим предприятия «Юэлл», ознакомимся с отчетами их управляющих, опросим администраторов. Сегодня у нас, стало быть, третье ноября, вдобавок надо учесть рождественские каникулы. Иными словами, реальный срок — конец февраля.

Селларс недоверчиво покачал головой. Этот Манц с шариков съехал, не иначе:

— Дитер, во-первых, вы, похоже, не имеете представления, как осуществляются подобные операции. Это не продажа на оговоренных условиях. Тут не бывает ни визитов на предприятия, ни опросов администраторов, ни проверок отчетов руководства. Это война. Вспомните, разве Эйзенхауэр и Черчилль приглашали Гитлера в Лондон для согласования высадки десанта в Нормандии? Привыкайте к мысли, что, ввязываясь в боевые действия, вы будете располагать лишь общедоступной информацией. Я также не уверен, что Эрнст четко ознакомил вас со сроками. «Фернивал» планирует объявить предложение о покупке «Юэлл» в следующий понедельник, девятого.

— Что ж, измените сроки. Велите им подождать. Скажите, что, если они хотят получить деньги Цюрихского банка, у них нет выбора.

Вот теперь Селларс разозлился не на шутку, хоть и не знал, в чем тут дело: то ли Эрнст не смог должным образом проинформировать Манца, то ли сам Манц по высокомерию не желал ничего понимать.

— И что же, по-вашему, мы должны сказать «Фернивал»? Что они должны смирно ждать решения «Бурликона»?

Манц пропустил иронию мимо ушей:

— Нет, это было бы неразумно. Подумайте сами, что сказать. Это не моя забота.

— Простите, Дитер, и вы тоже, Эрнст, но так дело не пойдет. Я никогда не встречался с Робертом Куилли, шефом администрации «Фернивал», — по правде говоря, я преднамеренно избегал этого, — но Куилли — стреляный воробей. Он на байки не клюнет. Ситуация на рынке для ферниваловского предложения — лучше не бывает. И хотя «Скиддер» может посоветовать Куилли отложить начало операции, в конечном счете решение примет он сам. Если не случится сбоя с финансированием, мы никак не сможем его остановить.

Манц остался невозмутим.

— Тогда все просто. Создайте сбой.

— Это как же, позвольте спросить? Банки США, которые я подключил, ждут не дождутся этой сделки.

— А что если Цюрихский банк передумает?

— Допустим, я прямо сейчас позвоню Роберту Куилли и скажу, что Цюрихский выходит из игры. Знаете, что он сделает? Пошлет «Скиддер-Бартон» куда подальше и найдет новых советников. Через два-три дня они подыщут другой крупный европейский банк взамен Цюрихского и сколотят новый американский синдикат.

Манц спокойно повернулся к Лаутеншюцу:

— Когда вы формально подтвердите финансирование?

— В эту пятницу.

— Прекрасно. Мистер Селларс, изменится ли что-нибудь, если Цюрихский банк подождет с выходом из игры до пятницы?

Роско задумался:

— Это, безусловно, создаст серьезнейшие проблемы. Начало операции отложится, как минимум, на неделю. Однако биржевые ситуации останутся благоприятны, а банкам США вряд ли есть чего опасаться…

Лаутеншюц перебил:

— Им будет чего опасаться, Роско.

— Не понимаю, Эрнст. С какой стати?

— Мы сообщим, что вышли из игры по некой серьезной причине. Даже американские банкиры консервативны, Роско. Если они обеспокоены, то вряд ли вступят в игру.

— И как же вы намерены сообщить им это, Эрнст?

Лаутеншюц улыбнулся Манцу, а затем Селларсу:

— А мы и не собираемся. Это за нас сделаете вы, не так ли?

И он мягко коснулся рукой недавно подписанного меморандума.

13

Дни шли один за другим, неделя близилась к концу, и таксисты все больше нервничали. Слава Богу, акции «Друмалбайн» неуклонно росли в цене — верный знак, что слухи о благоприятной цене на первосортный джин ширились. Троица уже неплохо заработала, имея нереализованную прибыль в восемь тысяч фунтов. А вот о «Юэлл» новостей нет, и это плохо. Интенсивные разъезды между «Скиддер» и «Фернивал» продолжались, вызывая у таксистов подозрение, будто что-то надвигается. Их группе доставалась львиная доля таких рейсов, и они даже опасались, чтопассажиры обратят на это внимание. К счастью, банковские служащие были слишком заняты собой и таксистов в упор не замечали. Тем не менее о сроках «вокмены» ничего не сообщали. Все надежды на то, чтобы рискнуть и по-крупному сыграть на опционах, улетучивались при мысли о страшной перспективе возможной ошибки и потери кучи денег. В качестве компромисса они в среду договорились о покупке опциона на десять тысяч фунтов, так что по крайней мере потеряно будет не все. Вдобавок они по-прежнему отчаянно старались перехватить наводку.

Наводка поступила в четверг, примерно в три тридцать, благодаря Маркусу Форду, который возвращался из «Фернивал» в обществе девушки по фамилии Честерфилд. Как только они сели в машину Лена, Маркус закрыл перегородку и велел Грейс позвонить советникам по связям с прессой и обрисовать им картину. После чего произнес магическое: «В понедельник начинаем».

Лен прямо-таки заорал от восторга, когда прослушал запись, но на всякий случай прокрутил ее еще раз, прежде чем позвонил Терри и велел ему связаться с биржевым брокером. В четверть десятого они вложили все до последнего пенни в сорокапятидневный опцион на акции «Юэлл». Срок истекал двадцать первого декабря.

* * *

В пятницу Роберт Куилли встал в четыре утра, бросив бороться с бессонницей. Хотя до начала оставалось еще три дня, быстро накапливающаяся усталость не выдерживала натиска адреналина. Он потихоньку вылез из постели, где спала его подружка, и спустился вниз сварить кофе.

Такого возбуждения он не испытывал с тех пор, как участвовал в секретных операциях спецназа. На сей раз нажим будет значительно сильнее, чем при покупке ИФК. Тамошнее руководство было настолько слабым, что всерьез их жалобы никто не воспринял, а их попытки засыпать его отравленными стрелами полностью провалились. Другое дело — Альберт Остин. Двадцать лет он успешно руководил компанией, строил ее уверенно, крепко — дела говорили сами за себя. Да, в последнее время энергии у него поубавилось, но он по-прежнему имел много друзей и наверняка будет отчаянно сопротивляться.

В четверг вечером Куилли встретился с директорами фондовых отделов трех компаний, которые были их крупнейшими акционерами. Все они удивились, что он так быстро решился на столь крупномасштабную операцию. Отклик был неоднозначен. Один был «за», другой — «против», третий колебался. Черт бы их побрал, они предоставили ему свободу действий, но не обеспечили той поддержкой, которая сняла бы с его плеч по крайней мере долю ответственности. Если дело выгорит, ему достанутся все лавры, если нет — все шишки.

Финансирование должно быть улажено к концу сегодняшнего дня, и Маркус Форд заверил его, что сложностей не будет. Тогда останутся только две бессонные ночи на уикенд. Он допил остатки кофе, вернулся в постель и пролежал с открытыми глазами еще час.

* * *

Джулия первой почуяла неладное. И предложила Маркусу проверить, что происходит. Цюрихский банк еще не подтвердил, что соглашение подписано, хотя опаздывал уже на двадцать минут. Для паники пока нет причин, но есть веский повод для беспокойства.

Маркус позвонил в Цюрих главе кредитного департамента. Тот любезно сообщил, что, вероятно, произошла техническая накладка и подписанное соглашение вот-вот вышлют факсом.

Джулия сидела за столом Маркуса и ждала, оба они все больше нервничали. В одиннадцать по лондонскому времени Маркус объявил, что сам позвонит Лаутеншюцу. Он пытался добраться до него, когда Джо сделала ему знак и одними губами сообщила, что звонит Роберт Куилли. Маркус раздраженно отмахнулся.

Через пять минут он дозвонился до секретарши Лаутеншюца, которая коротко сказала, что босс на совещании и беспокоить его нельзя. Форд рассвирепел, она в долгу не осталась. Он снова попробовал позвонить главе кредитного департамента и буквально взорвался, узнав, что тот ушел обедать. Все попытки найти кого-либо еще, кто имел отношение к сделке, окончились ничем.

К полудню царил уже полный переполох. Водить Куилли за нос становилось все труднее. Нужен хоть кто-нибудь из более высокого начальства, чтобы связаться с Лаутеншюцем. Роско Селларс в разъездах, мобильник у него вечно занят. Чарлз Бартон встречался с самым крупным их клиентом, который жаловался, что «Скиддер» не уделяет ему должного внимания, и грозил закрыть счет. Маркус смирил свою гордыню и попросил позвонить Ричарда Майерса. Тот холодно поинтересовался причиной, а узнав, какую крупную сделку держали от него в тайне, недовольно предложил Маркусу расхлебывать кашу самому.

В час дня, когда Нью-Йорк уже проснулся, они были вынуждены признаться Роберту Куилли, что возникла проблема. Он сказал, что едет в банк. Это послужило сигналом к всеобщей панике, и, к ярости персонала, ответственного за фонды, Чарлза Бартона выдернули с совещания, что окончательно решило судьбу счета. Маркус объяснил ситуацию и стоял рядом, пока Бартон звонил.

На сей раз секретарша Лаутеншюца, видимо, пожелала вызвать босса. Бартон ждал всего две минуты.

— Эрнст, я звоню по поводу «Юпитера». Мне сказали, что в Цюрихе какая-то задержка и, если ваше подтверждение не поступит в течение ближайшего получаса, все финансирование окажется под угрозой. Не сомневаюсь, это лишь техническая заминка, но буду признателен, если вы поможете покончить с этим.

Лаутеншюц выдержал паузу, потом сказал:

— Чарлз, я был бы очень рад…

— Благодарю.

— …если бы заминка оказалась технической. Увы, это не так. Меня самого только пять минут назад проинформировали: наш кредитный комитет отказал в займе.

Бартон опешил:

— Но это невозможно…

Голос Лаутеншюца звучал сухо и бесстрастно:

— К сожалению, возможно.

— Но вы уверяли, что все будет в порядке, и мы, в свою очередь, с чистой совестью продолжали работать с клиентом…

— Да, тогда я не сомневался, что сложностей не будет, хотя припоминаю, что говорил вашему молодому человеку — Форду, кажется, — что все кредиты обязательно должен одобрить комитет. Сожалею, если это причиняет вам неудобства…

— Неудобства? Да ведь это может погубить всю сделку! Уж вы-то прекрасно понимаете, как она для нас важна. По крайней мере вы могли бы сказать, в чем дело.

— Разумеется. Наш комитет с некоторых пор волнует слабая защищенность нашей собственности в Великобритании. Кроме того, он получил некую информацию, которая поколебала их доверие к руководству «Фернивал».

— Позвольте узнать, что это за информация.

— К сожалению, я не вправе ее разглашать.

Никогда в жизни Чарлз Бартон не чувствовал себя так скверно. Этого гнусного швейцарца ничем не прошибешь. Пора врезать ему на прощание:

— Что ж, если Цюрихский банк хочет сохранить хоть малую толику доверия на лондонской бирже, предлагаю вам позвонить Роберту Куилли и лично все объяснить. Он сейчас здесь, сидит у телефона в одном из конференц-залов. Я вас сейчас соединю…

Бартон произнес это самым непререкаемым тоном, но ничего не вышло. Лаутеншюц хладнокровно перебил:

— Чарлз, к сожалению, это невозможно. У нас сегодня на целый день совещание правления, я вышел только на минуту принять ваш звонок. Если позволите, я напишу ему в понедельник.

— Уверен, ему будет весьма приятно. До свидания.

Бартон положил трубку и едва не расплакался. Неловкое молчание прервал звонок телефона. Маркус снял трубку. Звонила Грейс. Она сообщила, что до «Бэнк Манхэттен» дошли слухи об отказе швейцарцев из-за каких-то проблем у «Фернивал». Если «Скиддер» не опровергнет эти слухи, они тоже выйдут из игры.

Маркус повторил все это, в упор глядя на Бартона.

— Вот так. Дело дохлое.

Бартон задал последний вопрос:

— Есть ли возможность добыть деньги где-нибудь еще?

Маркус покачал головой:

— Нет, если Роско в ближайший час не вытащит кролика из шляпы.

— Кстати, где он, черт побери? Почему он не здесь, не с вами?

— Не знаю. Где-то в разъездах. Мы не можем ему дозвониться.

Они попробовали еще раз. Мобильник был вообще отключен.

Бартон тяжело вздохнул:

— Похоже, кролика не будет. Что мы скажем Куилли?

Форд пристально посмотрел на него:

— Вы сказали «мы»?

— Ну, я не собираюсь вмешиваться, если вы хотите сделать это сами… Я просто подумал, что вам нужна некоторая моральная поддержка.

— Чарлз, я столько сил положил на эту сделку. А из-за ваших заигрываний с этими погаными швейцарцами она сорвалась. Мы бы могли обеспечить финансирование где угодно, если б не были вынуждены идти прежде всего к ним.

— Так что вы хотите сказать, Маркус?

— Я считаю, вы обязаны пойти в конференц-зал и сказать ему. Именно вы.

— Понимаю. Что ж, во всяком случае, благодарю вас за все усилия.

Маркус надменно вышел из комнаты.

Когда Маркус вернулся к своему столу, Джо принимала звонок от кого-то, кто отказывался назваться, но упорно твердил, что он его близкий друг. Маркус схватил трубку и сердито рявкнул «алло». Потом он умолк и только слушал. Положив трубку, подошел к столику Джо и сказал, что уезжает на ланч.

Такси, которое Маркус поймал на улице, высадило его на южной стороне Тауэрского моста. Он прошел через Батлеровскую верфь и нашел «Кантина-дель-понте», простой, уютный итальянский ресторанчик. Банковские служащие, которые накануне выходных были не прочь тряхнуть казенной кредитной карточкой, предпочитали его шикарного соседа — «Ле-пон-де-ля-Тур», а «Кантина» был достаточно дешев, чтобы не бояться их любопытных глаз и ушей.

Маркус вошел внутрь. Вон он, за тихим столиком в глубине, спокойный, чуть ли не самодовольный. Враждебно глядя на него, Маркус отодвинул стул и сел.

— Я думал, вы в разъездах.

— Так и есть. От самой Белгрейвии добирался.

— Стало быть, вы знаете о случившемся.

Селларс слазил в карман пиджака, достал толстую сигару и золотую зажигалку «Данхилл».

— Не возражаете?

Маркус не ответил. Роско отрезал кончик, поднес к сигаре огонь и долго пыхтел, пока табак не разгорелся как следует.

— Да, я слышал. Эрнст Лаутеншюц звонил мне.

— Как любезно с его стороны найти окно в плотном расписании. Полагаю, это доказывает, как высоко он вас ценит.

Сарказм пропал втуне.

— Да, безусловно.

Маркус все еще петушился:

— Но вы узнали об этом не сегодня, верно?

Селларс пыхнул сигарой и кивнул.

— Скажите, Роско, я правда хочу знать, почему вы погубили мою сделку?

— Я ее не губил.

— Что это значит, черт побери? Пока мы здесь сидим, Чарлз Бартон говорит Куилли, что все кончено, а тот кроет его на чем свет стоит.

— Да, для Куилли вправду все кончено. Но сама операция состоится. Только покупатель будет другой.

— Кто?

— Сейчас скажу. Но сначала давайте что-нибудь закажем.

— Я не голоден.

— Как угодно. А вот я проголодался.

Селларс заказал салат. Официант уже хотел уйти, но Маркус схватил меню и выбрал макароны с омарами.

— Ну, так кто ваш таинственный новый покупатель?

— Маркус, помните то совещание, когда этот слюнтяй Литгоу порол чушь насчет того, почему он занимается банковским делом? Да, я предпочитаю честность и думаю, есть только одна причина заниматься этой хреновой работой. Деньги. В мире нет ни единого банка, который хоть сколько-нибудь беспокоится о своих сотрудниках, и всякий, кто заявляет, что беспокоится о своем банке, либо лжец, либо дурак. Единственная стоящая стратегия — добиться такого положения, которое обеспечит тебе максимальную выгоду. Банкиры — это глисты. Неужели вы искренне думаете, что глист с интеллектом выше среднего поползет в задницу голодного хиляка, который может в любую минуту взять да и помереть, тогда как рядышком есть упитанный толстяк? Вот в чем наша задача — шевелить мозгами и задавать себе правильные вопросы. Получит ли твой банк достаточно прибыли, чтобы хорошо платить? Если нет — уйди из него. Если да, задай следующий вопрос: занимаешь ли ты в нем позицию, которая обеспечивает достойную оплату? Если нет — уйди.

Принесли заказ, Селларс потушил сигару. Он и теперь продемонстрировал свое умение поддерживать беседу и одновременно жевать.

— Перейдем теперь к «Скиддер». При нынешнем руководстве банк движется по дороге в никуда. Как вы думаете, как долго он сохранит самостоятельность?

Маркус проглотил кусочек омара.

— Два-три года. Или дольше, если будет возможность завершить некоторые сделки.

Селларс пропустил колкость мимо ушей.

— Я даю максимум шесть месяцев. Фондовое управление быстро теряет счета, глобальный маркетинг недосчитывается лучших сотрудников, а состояние корпоративных финансов вы сами знаете. Окончательный результат: «Скиддер» сдох, только и ждет, чтобы его выпотрошили.

— Если он так плох, кто же на него позарится?

— Он — раритет. Осталось очень мало инвестиционных банков, которые можно купить, а, кроме того, иностранным коммерческим банкам легче купить, чем создавать.

— Так кто его купит?

— Это же очевидно — Цюрихский банк.

Маркус презрительно рассмеялся.

— Вы всерьез полагаете, что Цюрихский сможет добиться успеха в инвестиционной сфере?

— Цюрихский? Глупая шутка. Да они плитку шоколада толком развернуть не сумеют. Через пять лет они разрушат «Скиддер» до основания. Но кого это волнует? У них куча денег, чтобы купить его, и они хотят удостовериться, что руководство сидит потому только, что платит нам до неприличия много. И вы, Маркус, должны сейчас спросить себя: где я буду, когда этот денежный состав отойдет от станции? В первоклассном вагоне-ресторане вместе со мной, попивая бокальчик марочного бордо, или на подножке вагона второго класса?

Маркус почти успокоился. Он изо всех сил старался сохранить равнодушную мину, но глаза говорили о другом. Селларс заметил это и поднажал еще:

— Теперь о деньгах. Если б ваша операция с «Фернивал» прошла успешно, банк имел бы сто миллионов фунтов. Какая часть этой суммы попала бы в ваш карман?

— Вы знаете, как действует наша премиальная система. Она не связана напрямую с доходами, которые мы обеспечиваем. В общем, я бы ожидал в этом году чек на кругленькую сумму.

— На какую же?

— В прошлом году мой бонус составил полмиллиона. Я не знаю… семьсот, восемьсот тысяч, может быть, миллион? — Маркус считал это огромной суммой.

— И вы были бы довольны?

Что тут ответишь? Маркус был бы счастлив почти до безумия, получив миллионный бонус. Но совершенно ясно, что такой ответ неверен.

— Я бы не сказал, что доволен, нет.

— Что ж, рад это слышать. А то я было подумал, что имею дело с мальчишкой-бойскаутом, а я терпеть их не могу. Пойдем дальше. Когда я пришел в «Скиддер», там ходило множество слухов о моем гонораре. Как всегда, преувеличенных. Но я действительно получаю двадцать процентов дохода от сделок, которые мною инициированы. А значит, если мы оживим наш проект с моим покупателем, я получу двадцать миллионов только от одной этой сделки. Теперь я хочу сделать вам предложение. Я не справлюсь с этой сделкой без помощника. Действовать нужно быстро, пока акции «Юпитера» не поползли вверх, и любому другому директору просто не хватит времени набрать нужный темп. Вдобавок вы единственный, кому я доверяю.

Маркус пришел в «Кантину», намереваясь высказать Селларсу все, что о нем думает. Вместо этого слова́ Роско зажгли в нем теплый луч надежды.

— Если вы согласитесь работать со мной, Маркус, я предложу вам треть того, что причитается мне.

Маркус невольно сглотнул. Боже правый, неужели он действительно говорит о шести миллионах шестистах тысячах фунтов? Селларс с усмешкой наблюдал, как он производит эти вычисления.

— Да, вправду большие деньги? И это лишь начало. Когда швейцарцы получат контроль над «Скиддер», обязательно произойдут большие перемены. Подозреваю, что мне предложат весьма высокий пост, поэтому освободится место руководителя отдела корпоративных финансов.

— Соруководителя, — напомнил Маркус.

Селларс улыбнулся:

— Не думаю. Разве у Майерса есть будущее в новом мире? Полагаю, мы просто упакуем его и других в ящик и отправим в «Парк Юрского периода».

Маркус тихонько фыркнул. Надо признать, что все это… довольно интересно. Глядя на Маркуса, Селларс понял, что жертва созрела для убоя:

— Так в чем дело? Соглашайтесь, и мы сразу обсудим детали. Будете медлить или откажетесь, и мы обо всем забудем.

— Я согласен.

— Молодец, — Селларс пожал руку Маркуса. — Хорошо, давайте закажем кофе и приступим к делу.

* * *

Чарлз Бартон вернулся в офис весь разбитый. Роберт Куилли не говорил громких слов, не бушевал. Он выслушал его и задал один или два вопроса. И во время всего разговора в его глазах горел холодный, мощный гнев, что было гораздо страшнее любого необузданного взрыва эмоций. Когда разговор закончился, Роберт встал, ледяным тоном подтвердил, что связи «Фернивал» со «Скиддер» разорваны, и пожал Бартону руку. Ему было совершенно ясно, что Бартон — жалкая пешка в этой игре, и в его прощальном взгляде сквозила презрительная жалость.

Бартон позвонил Патриции и сообщил, что не приедет. Ему была невыносима сама мысль ехать в Глостершир и все выходные видеть ее полное безразличие к его неприятностям. Сидеть с ней за столом, выслушивая нескончаемую болтовню о лошадях, о всяких там Барборах^[4] и буковых рощах, было выше человеческих сил.

Единственным отрадным событием за весь этот тягостный день был телефонный разговор с нею: когда он позвонил, она невероятно растрогала его своей добротой, предложив ему приехать вечером в Найтсбридж и пообещав приготовить что-нибудь попроще и сделать ему успокаивающий массаж.

Она исполнила свое обещание. Зажаренные на гриле цыплячьи ножки вкупе с бутылочкой «Поммери» оказались великолепны. Запах лавандового масла приятно щекотал ноздри Бартона, а она, игнорируя его протесты, что она, должно быть, тоже устала, более часа делала ему массаж. Когда наконец она легла рядом, сердце его переполнилось, и, взбодренный шампанским, он наговорил кучу безрассудных слов, каких не говорил никогда.

Маркус Форд провел вечер с Софи. Он не вдавался в подробности, лишь обмолвился, что его большая сделка откладывается. Софи в ответ фыркнула, что на их личном языке означало: «Меня это не волнует, но ты всегда все портишь». Тогда он оглушил ее цифрой. Она и вправду на целых пятнадцать секунд прервала игру с дочерью, пока несносный ребенок криком не заставил ее возобновить забаву. Наконец-то он произвел на нее впечатление. Даже для Софи шесть миллионов отнюдь не пустяк.

Он дал ей возможность свыкнуться с новостью, а сам пошел на кухню и смешал большую порцию джина с тоником. Селларс, конечно, хитрец, но, Боже мой, все сосредоточено на нем. Желание Цюрихского банка оплатить полную стоимость сделки не оставляло никакого сомнения в огневой мощи «Бурликона». Его позабавило, что Роско тихонько обвел швейцарцев вокруг пальца, прибегнув к услугам «Хок», международного частного сыскного агентства, и для начала выяснил, кто таков этот школьный друг Манца, а затем накопал на него компромат. Роско называл это «небольшой страховкой». Судя по всему, Герхард Мюллер поднялся до председателя огромной Альпийской страховой компании не только благодаря собственным заслугам. Если информация «Хок» верна, то даже слабый лучик света, направленный на его прошлое, потрясет весь швейцарский деловой мир, причем сила удара выйдет за пределы шкалы Рихтера.

По словам Роско, агентство «Хок» проявило похвальную предприимчивость, сумев развязать языки швейцарского преступного мира и не погнушавшись в известном смысле пойти на кражу со взломом (по собственной инициативе). Селларс позабавил себя и Маркуса рассуждениями о том, как чувствовал себя Мюллер, вернувшись с женой после уикенда и обнаружив свой сейф открытым. Он явно был бы рад, если б воры похитили женины драгоценности, и лишь отчаянно надеялся, что изъятые документы окажутся для воров бесполезны.

Куда меньше Маркуса обрадовало, когда Селларс объявил, что особые навыки «Хок» понадобятся и в Англии. «Бурликон» очень хотел совершить сделку, но считал ее слишком крупной, чтобы работать без дополнительной информации об объекте покупки. Роско уверял, что здесь обойдется без кражи. Нужно только отыскать в «Юэлл» родственную душу, которая в обмен на некую сумму или на перспективу будущего продвижения познакомит их с внутренней обстановкой.

Маркус знал, что эти опасные водовороты способны утопить его. Подобные действия совершенно незаконны, и, если все раскроется, тех, кто в этом замешан, ждет конец, в том числе и сам банк. Зачем Роско рассказал ему? Чтобы крепче связать фаустовским договором? Может быть, но есть и другой вероятный мотив. Если бы такого рода подробности всплыли внезапно, Маркус мог бы отреагировать опрометчиво. Теперь он по крайней мере имеет время подумать и уклониться. Или нет. Это просто дает Роско лишний повод еще больше ограничить поток информации. Зачем Чарлзу Бартону знать о сделке? Теперь, когда финансирование обеспечено, Джулию тоже можно отстранить. Грейс, конечно, понадобится, и ее надо стимулировать. Тысяч пятьдесят, пожалуй, гарантируют ее помощь и конфиденциальность. Но о хоковском компромате ей все же лучше не говорить. Пусть это останется между ним и Роско.

14

Гай Бартон размышлял о Цюрихском банке, когда в пятницу его самолет приземлился в Сакраменто. Предложение было наглым, но несвоевременным его не назовешь. «Эликсир» испытывал острый спад. Группа имела серьезные долговые обязательства и, если вскоре не наметится улучшения, окажется весьма беззащитной. Как частная компания, они смогут некоторое время скрывать плохие новости, но рано или поздно их банки занервничают. Если дело примет серьезный оборот, то вливание, подобное тому, какое предлагают швейцарцы, кардинально изменит ситуацию. Пока еще нет нужды что-либо предпринимать, но поиграть с ними невредно. Если в конце концов он согласится, Чарлз будет вне себя.

Между прочим, есть вещи поинтереснее, о которых тоже следует подумать. Он летел в Калифорнию проверить заказанное оборудование: костюм для прыжков со встроенной кислородной маской и специальный аэростат. На такой высоте ни один самолет не может без риска открыть люк. В аэростате будет использован чистый гелий. Костюм, пожалуй, даже важнее, ведь он должен противостоять как низким температурам, так и турбулентным потокам при спуске. Бартон заказал то и другое в одной сакраментской компании и очень надеялся испытать снаряжение в выходные дни.

Он слазил в карман, вытащил потрепанную черно-белую фотографию. Новая подружка Гая, стройная чернокожая джазовая певица, заглянула ему через плечо и спросила, кто это. Настоящий первооткрыватель, ответил он, — Джозеф У. Киттингер. В 1960 году свободное падение с высоты восемьдесят четыре тысячи футов было невообразимой дерзостью. Удивительно, что он выжил, и мировой рекорд до сих пор принадлежит ему. Бартон твердо верил, что с современной техникой достигнет большего. Сто тысяч футов свободного падения — на меньшее он не согласен. Разумеется, можно и погибнуть. Но такова уж природа экспериментов.

* * *

Эйнштейн и Лен все выходные чувствовали себя как иголках, не в пример бедняге Терри. Он поневоле размышлял о состоянии своего здоровья. Иной раз под хмельком, по лени или увлекшись он забывал о презервативах. А в последнее время бывал под хмельком неоднократно, и с Дафной, и с девчонкой из кондитерской. У всех троих ощущения зуда появились примерно в одно время, так что трудно сказать, кто был виноват. Девчонка из кондитерской полезла в драку и с третьего захода врезала Терри в левый глаз, который украсился радужным обрамлением. Ну и черт с ней, невелика потеря, по части разговора она полный ноль, а в такой ситуации даже здоровенные буфера могут наскучить.

Дафна в сердцах побила посуду и пригрозила дать ему полную отставку, что могло обернуться катастрофой, но ему повезло. Судя по новостям Лена, ее помощь уже не понадобится. И все же это не лучший способ оборвать отношения, так сказать, не элегантный. Терри был весьма сконфужен, дожидаясь своей очереди в Илфордской клинике и с ужасом думая, как врач-пакистанец будет обследовать его причинное место.

В субботу вечером Лен и Джин пригласили Эйнштейна и Рут выпить по рюмочке и здорово удивились, когда позвонил Терри: дескать, свидание у него отменяется, и нельзя ли ему тоже прийти. Хотя они старались скрывать от Поппи свой план, она уже успела выведать так много, что секретничать, в сущности, было бессмысленно, и в этот вечер Лен принес ее вниз, закутал в плед и усадил у электрокамина, чтобы она могла участвовать в общем разговоре.

Поппи и смущалась, и радовалась тому, что деньги, похоже, будут найдены. Они хотели отправить ее в Калифорнию прямо сейчас, но маленькая упрямица решительно настроилась провести Рождество дома и стояла на своем. Поэтому Джин заказала билеты на двадцать седьмое декабря. Если расчеты Эйнштейна хоть приблизительно верны, доход от юэлловского опциона составит четыреста с лишним тысяч фунтов — хватит на оплату лечения, и еще останется резерв. Лен и Джин тоже смогут поехать и побыть там, пока Поппи не окрепнет для возвращения домой. Некоторое время Терри старался не выдавать причину фонаря под глазом, но басням его никто не поверил. Пришлось рассказать, что было, когда он и девушки обнаружили симптомы; слушатели хохотали до слез.

Перед тем как разойтись по домам, они решили встретить великий миг все вместе. Опыт с ИФК показал, как рано такие вещи попадают в сводки новостей. Слияние такого масштаба наверняка станет гвоздем девятичасовых радионовостей. В этот час они соберутся у Бишопов, слушая радио и просматривая биржевые страницы телетекста.

Приподнятое настроение субботнего вечера не оставляло их до понедельника. Даже Терри не роптал на вынужденное безбрачие. К Бишопам они приехали пораньше — Терри, Эйнштейн и Рут, которая специально взяла отгул. Все начали гадать, насколько поднимутся акции «Юэлл». Терри хотел было устроить тотализатор, но Лен сказал, что искушать судьбу незачем, поэтому они просто пили чай, ели гренки с клубничным вареньем и возбужденно тараторили, как школьники перед выездом на экскурсию.

В восемь тридцать включили телетекст. Биржевые котировки чуть снизились. Курс акций крупных компаний изменился незначительно. Акции «Юэлл» оставались стабильны — затишье перед бурей. С минуты на минуту дилеры забегают, да как! Джин налила всем кофе.

Терри вслух удивился, всегда ли происходят такие задержки с подачей новостей на телетексте. Но остальные были слишком заняты, настраивая приемник на нужную волну.

Ни в новостях, ни по телетексту ничего не передали — ни в девять, ни через пятнадцать минут, ни через полчаса. Они забеспокоились. Лен позвонил брокеру, тот тоже ничего не слышал. Десятичасовые новости удвоили опасения, а одиннадцатичасовой бюллетень подтвердил их. Они ждали до полудня. А когда и этот выпуск закончился, Лен обернулся и мрачно сказал:

— Терри, дружище, дуй в «Контрол-кебз», и поскорее, выжимай из «феруэя» все, что можно. Что хочешь делай, но Дафну надо вернуть, кровь из носу. Поезжай, приятель. Засыпь ее шоколадом и цветами, укрась зелеными ветками, опрыскай духами, мечи бисер… Во что бы то ни стало верни ее в наши окопы.

По крайней мере Терри был при деле. Он допил кофе, быстренько сбежал по дорожке, прыгнул в свое такси и отправился в Илинг.

Терри зарулил на небольшую автостоянку возле «Контрол-кебз». Множество машин, которые можно было арендовать на день или на неделю. Пять-шесть таксистов крутились в приемной. Увидев Терри с букетом роз, они ободряюще засвистели.

Потребовалась изрядная порция улыбок, комплиментов и настойчивых просьб, чтобы секретарша в приемной согласилась оторвать девушку от работы, а потом еще одна порция того же, так как вначале Дафна категорически отказалась выходить. Лишь спустя пятнадцать минут она прошагала через дверь-вертушку, в праведном гневе печатая шаг, и с враждебным видом, руки в боки, стала перед Терри.

— Ну, чего тебе надо? Удивляюсь, как духу хватает явиться сюда.

— Привет, милая. Ты прекрасно выглядишь.

— Что у тебя с глазом? Она засветила?

Терри не говорил ей, что у него была другая женщина, а признаваться сейчас не время.

— Налетел на что-то в гараже…

У Дафны на лице было написано, что она ни капли ему не верит. Терри вытащил розы из-за спины:

— Вот, это тебе, милая.

— Очень любезно с твоей стороны… — Дафна обеими руками ухватила длинные стебли и ловко хлестнула Терри по обеим щекам. — Ах, как жаль, милый, лепестки-то осыпались. Розы дешевые, не иначе.

— Да ты что? В десять фунтов обошлись.

— Так чего тебе надо, а?

— Послушай, милая, мне ужасно жаль, ну, из-за чесотки, но я жутко по тебе скучал. Может, поцелуемся и помиримся, а когда ты освободишься, махнем в индийский ресторан.

— А после ты будешь меня трахать и наградишь еще чем-нибудь, что подхватил за эти выходные? Ты на это нацелился?

— Как скажешь, так и будет, ну а если захочешь, обещаю воспользоваться презервативом. Гляди, у меня с собой есть…

Глаза Дафны сверкнули, и она шагнула к урне, намереваясь извлечь оттуда облезлые стебли. Терри в тревоге замахал руками:

— Что ты, дорогая, не надо… Можно просто поболтать, если хочешь.

— Рассказать друг другу про уколы?

Терри едва не согласился, но вовремя заметил сарказм.

— Зачем? Можно поговорить и о другом.

— О чем, например?

Только один ответ даст ему шанс:

— Ну… о нашем совместном будущем.

— Вот как? — На ее лице появилась вызывающе-насмешливая улыбка. — И что это значит — вместе гулять, вместе жить или пожениться?

Терри завяз:

— Ну… жить вместе… я очень не прочь.

— И это предел, верно?

— Как знать. Если все пойдет хорошо, можно и о женитьбе подумать, попозже. Почему бы и нет?

Дафна торжествующе фыркнула:

— Я скажу тебе, почему нет. Потому что никакая сила не затащит меня под венец с крысой, которая не способна держать ширинку застегнутой, вот почему нет.

Терри почувствовал себя если не польщенным, то свободным:

— Ладно, как хочешь. Но это ведь не помешает нам куда-нибудь вместе сходить, правда? Я вот что скажу: ты, конечно, еще здорово злишься, и, наверное, потребуется некоторое время, чтобы ты со мной помирилась. Но даже если это будет очень не скоро, я буду ждать…

Дафна не верила ни единому слову, и все-таки его мальчишеское обаяние гасило ее гнев.

— А пока я тихонько чахну, может, пособишь мне еще недельку? От силы две.

— Убирайся.

— Пожалуйста, Дафна, я так тебя люблю.

Это ее наверняка проймет, подумал Терри. Забавно, но так и случилось. Минуту-другую она подержала его на крючке, потом улыбнулась:

— Хорошо. Наверно, я совсем дура. Только две недели, запомни. После разбегаемся.

— Спасибо, милая.

Терри шагнул было к ней, хотел поцеловать. Но Дафна быстро попятилась:

— Держи дистанцию. Я не хочу подцепить от тебя что-нибудь еще. Все, иди отсюда.

Терри послал ей воздушный поцелуй и пошел к двери, а Дафна вдогонку крикнула:

— Скажи той, другой девчонке…

— Какой другой девчонке?.. — Терри по-прежнему был настороже.

— Да ладно, ладно. Скажи ей, что она молодец. Глаз у тебя — полный блеск.

Дафна повернулась и исчезла. Терри направился к выходу под шуточки коллег-таксистов. Сел в машину и включил мобильник:

— Лен, мы снова в деле.

— Молодец, Терри. Мы с Эйнштейном прямо сейчас выезжаем в Сити. Увидимся в пять, за чаем на Грешам-стрит.

* * *

Джулия терялась в догадках. Чем больше она размышляла, тем более странным казался ей крах финансирования «Фернивал». Она понятия не имела о внутренних процессах в Цюрихском банке и о причине их отказа от сделки. Но точно знала, что эта операция была вполне осуществима и, если бы Роско хорошенько постарался, он мог бы что-то спасти.

Самым странным в этой истории была реакция Маркуса Форда и Грейс. Маркус вернулся в пятницу под вечер. Джулия ожидала, что увидит его пьяным, и думала сразу же уйти. Он был спокоен, а вовсе не взволнован. Она подошла к нему и спросила, как он себя чувствует, а в ответ услышала какую-то философскую чепуху насчет неприятностей, полезных для души.

С Грейс было по-другому. Впервые услышав о срыве сделки, она была безутешна. Проделать прорву работы, вечер за вечером — и на тебе, нет, это уже слишком. Джулия пригласила ее выпить кофе и постаралась успокоить. Грейс действительно взяла себя в руки, особенно когда кто-то позвонил ей и пригласил на вечер. Она просидела в офисе еще час и ушла до приезда Маркуса.

Джулия пыталась связаться с ней, но все звонки остались без ответа. Может, Грейс в субботу уехала в Йоркшир зализывать раны возле уютного родительского очага? Но сколь бы сильнодействующим ни был этот бальзам, Джулия не сомневалась, что в понедельник Грейс будет по-прежнему как с похмелья — в прямом и в переносном смысле.

Похоже, так оно и было, по крайней мере в понедельник утром. Однако днем все изменилось. Если кто-то пытался урезонить ее, то он добился успеха. Видимо, она получила новое задание, и теперь ей было не до выпивки, поэтому Джулия уговорила ее пойти в «Шипшейп», оздоровительный клуб в Холборне, где Грейс была постоянным членом. Они договорились на завтра, на семь утра.

Встретились они у стойки администратора. Светловолосый бог, откликавшийся на имя Марти, подал Грейс раскрытый журнал, чтобы та записала их обеих, и дал Джулии пачку брошюр и бланки заявлений. Марти из кожи лез, многозначительно поглядывая на Грейс и одновременно пытаясь произвести впечатление на Джулию. Девушки переоделись в раздевалке, прошли в зал и уселись на соседние велотренажеры. Вскоре выяснилось, что Грейс куда в лучшей форме. Джулия здорово запыхалась.

— Что это с Марти? — наконец спросила она. — Он глаз с тебя не спускает.

Грейс скривилась.

— Не води с ним дружбу, он с заскоками.

— А ты… водила с ним дружбу?

— Как-то выпила с ним чашечку кофе, не больше. Я думала, что увлекла его, в обычном смысле. Как только мы сели, он завел разговор о сексе… — Она глянула по сторонам, убедилась, что никто не подслушивает. — Извращенец. Наручники, черная кожа, плеть…

— А тебя это заводит?

— Наоборот. Это сразу же меня отпугнуло, а когда я отказалась с ним встречаться, он стал писать мне странные письма.

— Куда? В «Скиддер»?

— Нет, слава Богу. Если б моя секретарша вскрыла хоть одно, весь банк через десять минут был бы в курсе. Мой домашний адрес он узнал из клубного журнала.

— Что же ты сделала?

— Первые несколько писем оставила без внимания. А поскольку они продолжали поступать, велела ему прекратить. Но через некоторое время он опять взялся за свое.

— Почему ты не заявила в полицию или не сменила клуб?

— А зачем мне менять клуб? Он лучший в Сити. Ну а заявлять в полицию — это чересчур. Марти, наверно, одинок. Он в Лондоне недавно, и друзей у него здесь нет. Кстати, на всякий случай я храню все его письма как улику… Внимание, он идет к нам.

Марти подошел к Грейс и что-то сказал, в ответ она сердито пожала плечами. Затем он стал как раз позади Джулии. Зная, что рядом извращенец, Джулия вздрогнула.

— У вас неправильная посадка, Джулия.

Ей стало не по себе оттого, что он запомнил ее имя.

— Выпрямите спину и сдвиньтесь чуть-чуть вперед.

Она судорожно попыталась выполнить команду.

— Нет, не так… Вот так… — Прежде чем она успела остановить его, он положил руки ей на ягодицы и сдвинул вперед. — Вот так гораздо лучше.

Джулия вспыхнула от неловкости и гнева.

— Спасибо, я сама справлюсь.

Он не спеша убрал руки и отошел. Джулия обернулась к Грейс и прошипела:

— Он и с тобой так поступает?

— Уже нет. В последний раз я на него наорала. По-другому он не понимает.

Перепалка с Марти заставила Джулию забыть, зачем она здесь в этот неурочный час. Она слегка замедлила темп.

— Расскажи мне, что происходит. Ты проводишь много времени с Маркусом. У него очередной проект?

Грейс кивнула.

— Поглощение компании?

— Да. — Грейс смотрела прямо перед собой, вовсю нажимая на педали.

— Кто клиент?

— Не хочу здесь говорить. Слишком много ушей…

— Никто не услышит, если говорить шепотом.

Грейс колебалась.

— Не буду вдаваться в детали. Наш клиент — крупная европейская компания.

— А объект, он здесь, в Великобритании?

Грейс опять помедлила, потом кивнула.

— Кто же это?

— Джулия, я правда не хочу говорить об этом.

— Да почему же, в конце концов? Мы работаем в одном отделе, верно? Я умею хранить секреты.

— Этот — для строго ограниченного круга. Я дала слово.

— Кому?

Грейс молчала. И Джулию вдруг осенило:

— Уж не Роско ли?

Молчание.

— Ну, тогда все в порядке, он мне скажет.

Она надеялась, что Грейс попадется на удочку. Увы, нет. Грейс ловко вывернулась:

— Кстати, почему ты так хочешь это знать? Работа есть работа.

Настала очередь Джулии пожать плечами.

— Да я не очень-то интересуюсь, просто хочу понять, что происходит с тобой.

Черт возьми, придется поговорить о другом. Джулия сменила тему.

— Ну а как тот таинственный мужчина? Ты виделась с ним в выходные?

— Да, мы прекрасно провели время.

— Ну и как? Есть успехи? Сумеешь оторвать его от злой ведьмы, кто бы она ни была?

Грейс весело улыбнулась.

— Думаю, успехи есть. Мы очень хорошо поговорили.

— А его имя тоже для «строго ограниченного круга», или ты посвятишь меня хотя бы в этот секрет?

— Ну нет, это вообще сверхсекретно. Он параноик. Не хочет даже, чтобы я звонила ему по телефону.

И она тихонько засмеялась, а Джулии только и оставалось продолжать глупо крутить педалями еще одну виртуальную милю.

* * *

Грейс выпила бокал шампанского и расслабилась. Целую неделю она вкалывала как каторжная, готовила справку, которую Маркус представит Дитеру Манцу. Как только она приземлится в Цюрихе, ее задача будет выполнена. Маркус прибудет в Цюрих с какого-то совещания в Стокгольме; он сказал, что Манц хочет видеть его одного. Грейс передаст Маркусу документы прямо в аэропорту и улетит домой. Если она и испытывала досаду, оттого что ее использовали как курьера и отстранили от встречи, то все же была вознаграждена свободным от работы днем, перелетом и возможностью послоняться по беспошлинным магазинам международных аэропортов.

В Цюрих она прилетела минута в минуту; САСовский рейс Маркуса ожидался по расписанию ровно через полчаса. Взгляд на табло заставил ее вздрогнуть. Его самолет опаздывал на два часа. Встреча в «Бурликоне» начнется раньше, а ведь еще добрых полчаса добираться от аэропорта.

Она позвонила ему на мобильник. Сигнал был слабый, слышимость прескверная. С третьей попытки Маркус объяснил, что самолет застрял на рулежке — неполадки с гидравликой. Он перезвонит, когда ситуация прояснится.

Текли минуты. Десять, двадцать, тридцать. Грейс никуда не звонила, ожидая его звонка. Прошел час с лишним, наконец телефон зазвонил. На сей раз слышно было еще хуже.

— Грейс, я все еще торчу в этом проклятом самолете. Неисправность с гидравликой устранили, так теперь какая-то дребедень с крылом. Понятия не имею, когда мы взлетим.

— Что мне делать?.. Маркус, ты слышишь меня?.. Маркус, куда ты пропал?.. Так лучше, а то ты на мгновение исчез.

— Слышимость ужасная. Буду краток. Отвези документы в «Бурликон», но ни в коем случае…

— Маркус?.. Маркус?.. Алло, алло, алло. Ты слышишь меня?

Мобильник пискнул и смолк, связь прервалась. Грейс озабоченно вздохнула и набрала его номер. Ничего. Еще раз. Черт, как же теперь быть? Что он имел в виду, говоря «ни в коем случае»? По крайней мере, ясно, что необходимо отвезти документы в «Бурликон». Возможно, Маркус найдет способ послать ей туда указания. А если связь улучшится, он сможет переговорить с ней, пока она едет в такси.

Когда такси подъехало к мрачному, внушительному зданию штаб-квартиры «Бурликона», до назначенного времени оставалось чуть более десяти минут. Грейс расплатилась, вышла из машины и опять попыталась дозвониться до Маркуса. Безуспешно. Она позвонила в справочную САС и выяснила, что самолет уже взлетел. С Маркусом невозможно будет связаться еще час. Грейс молилась, чтобы Дитер Манц понял ситуацию и согласился встретиться с Маркусом позднее.

Нервничая, Грейс подошла к стойке администратора, и ее проводили на верхний этаж, к секретарше Манца, которая здорово смахивала на этакого спецназовца.

Эта особа не выказала ни малейшего сочувствия по поводу превратностей международных перелетов и заметила, что д-р Манц требует от своих служащих — а сотрудники «Скиддер-Бартон» сейчас работают на него — безусловной пунктуальности. Засим она исчезла в кабинете босса. Входила она в это святое святых с суровым видом, вышла — с победоносным.

— У доктора Манца очень плотный график, чтобы отложить встречу на более позднее время. Либо вы представите документ сами, либо встреча отменяется, так он сказал.

Грейс запаниковала.

— Но я не могу… Маркус говорил, доктор Манц настаивал, чтобы…

Глаза секретарши сузились:

— Мисс Честерфилд, терпение доктора Манца не бесконечно. Решайте. И незамедлительно.

Он сидел за столом — очень прямой, каждая прядь жестких волос тщательно уложена — и смотрел на нее с равнодушным любопытством, словно коллекционер, рассматривающий редкую, но в других отношениях неинтересную бабочку. В его облике не было ни тепла, ни веселого юмора, ни человечности. Грейс с первого взгляда поняла, что обычные женские уловки тут не подействуют.

— Не волнуйтесь, мисс Честерфилд. Если я правильно представляю себе такие банки, как ваш, то именно вы проделали львиную долю работы. Верно?

Грейс слабо улыбнулась:

— Пожалуй. Но все же…

— Давайте начнем?

С дрожью в руках и в голосе Грейс начала рассказывать. Главным дополнением к работе, проделанной для «Фернивал», стало моделирование слияния с «Бурликоном», чтобы показать эффективность совместной деятельности. Все это было довольно приблизительно из-за нехватки информации по «Юэлл».

Листая страницы материалов, она почувствовала, что Манц слушает не слишком внимательно.

— Простите, доктор Манц, вам что-то неясно?

Он слегка надулся:

— Нет… справка в целом хорошая, но я ожидал корректировки на основе более детальных показателей.

Грейс растерялась.

— Что конкретно вы имеете в виду под «более детальными показателями»?

— Еженедельные результаты «Юэлл», сделка за сделкой.

— Но это… невозможно. Здесь какое-то недоразумение. «Юэлл» не публикует такую информацию.

Манц как-то странно посмотрел на нее:

— Мисс Честерфилд, вы наверняка знакомы с информацией, которую мистер Форд лично передал нам на прошлой неделе? Она оказалась весьма полезной. Фактически без дальнейших подобных корректировок мы не продвинемся вперед. Мы хотим знать, что покупаем.

Грейс вздрогнула, ей стало не по себе:

— Доктор Манц, простите, если я туговато соображаю. Может быть, вы покажете мне, что представил Маркус, и тогда мы все проясним.

Манц поднял трубку телефона и коротко распорядился. Через две минуты энергично вошла спецназовка, вручила ему папку и опять исчезла.

Манц быстро просмотрел бумаги, нашел нужные и подал Грейс:

— Вот они. Вот какая мне нужна информация.

Грейс взяла у него папку. Пробежала взглядом по незнакомым цифрам. Что за чертовщина? Как Маркус сумел?.. Переворачивая страницы и вчитываясь, она побледнела как полотно.

15

Остатки обиды полностью улетучились и уступили место сочувствию, когда Джулия в среду утром увидела Грейс. Что, черт возьми, могло с ней случиться? В понедельник она была по уши в работе, но выглядела прекрасно. Вчера она весь день отсутствовала, вероятно, летала на континент к своему тайному клиенту. Сегодня, приехав в банк, Джулия увидела в холле Грейс, она разговаривала с Роско. Волосы растрепаны, лицо без косметики, только губы небрежно подмазаны розовой помадой. Такое впечатление, что она спала в одежде, глаза красные, обведены темными кругами.

Когда Грейс села за свой стол, Джулия послала ей вопрос по электронной почте: «Ты выглядишь как пугало. Что случилось?»

Джулия наблюдала, как в двадцати ярдах от нее Грейс приняла и прочитала послание. Она не ответила, только быстро глянула на Джулию, тускло и печально.

Джулия повторила попытку: «Расскажи мне. Что бы ни было, я хочу помочь».

Грейс отрицательно покачала головой, даже не оглянувшись. Джулия оставила ее на полчаса в покое и послала новое сообщение: «Ланч?».

«Нет времени», — все же ответила Грейс.

«Тогда кофе? Буду ждать в кафе „Старбакс“ с полудня».

Ответа не последовало. Без пяти двенадцать Джулия встала, взяла сумочку и демонстративно прошла к лифтам мимо стола Грейс. Потом оглянулась — Грейс сидела неподвижно.

Почти час Джулия сидела в кафе, выпила несколько чашек кофе-эспрессо. Она уже примирилась с мыслью, что Грейс не придет, как вдруг та вошла, взяла у стойки капуччино и нервно прошагала к ней. Села рядом, будто сомнамбула, едва ответив на мягкое прикосновение Джулии.

Глядя на Грейс, Джулия опасалась, что та выпьет кофе и убежит, не говоря ни слова. Она понимала, что нельзя проявлять излишнюю назойливость, но, если уж обсуждать ситуацию, надо с чего-то начать. Джулия решилась:

— Грейс, расскажи мне. Я вижу, ты чем-то расстроена… Это связано с твоим другом?

Грейс слабо кивнула:

— Отчасти.

— Что значит «отчасти»? А еще?

— Прости, Джулия, не могу сказать. Правда не могу.

— Это связано с работой?

Грейс поставила чашку на столик и медленно, тяжело уронила голову на руки.

— Господи, если б я знала, что делать…

Джулия положила руку на плечо Грейс и ласково погладила.

— Грейс, послушай. Какова бы ни была проблема, ее наверняка можно решить. Решение всегда есть, только не надо бояться. Ну что ты, неужели все вправду так плохо?

Грейс внезапно подняла голову и укоризненно посмотрела на Джулию:

— Да, вот именно. И не надо меня опекать.

— Прости, я не хотела.

Грейс взяла себя в руки:

— Извини, я знаю, ты стараешься помочь. Но на сей раз это невозможно, только и всего.

— Взяла бы отпуск на несколько дней, съездила в Беверли, а?

— Невозможно. В ближайшие дни придется работать с утра до вечера… — Она посмотрела на часы. — Мне пора обратно. Встреча с Маркусом.

Джулия встала и тоже собралась идти. Грейс отрицательно покачала головой:

— Нет, не ходи со мной. Я не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, что я доверилась тебе.

Джулия пожала плечами:

— Как хочешь.

Грейс через силу улыбнулась:

— Во всяком случае, спасибо.

— Ну что ты. Позови, если потребуется моя помощь. Даже если не хочешь об этом говорить. Я просто могу побыть с тобой некоторое время.

Грейс пожала запястье Джулии и ушла. Встревоженная Джулия посидела в кафе еще минут пять.

* * *

Среда началась для Терри очень хорошо. Лен тревожился из-за денег и был не в настроении играть, поэтому Терри сыграл партию в клубе «Хейнот» с другим парнем. Начали они рано, и с погодой им повезло. Около одиннадцати собрались тучи, и вскоре после того, как он покинул обшарпанный клубный домишко, пошел дождь. Терри направился прямиком в Сити — пора браться за работу.

Терри нуждался в деньгах. Накануне вечером, отмечая окончание курса лечения, он встретил очень симпатичных близняшек. Обе одеты одинаково, короткие юбочки едва прикрывали попку, и зимний ветер наверняка пробирал насквозь. У Терри не нашлось рядом дружка, чтобы разбить их, поэтому он приударил за обеими. Вскоре девчонки принялись обсуждать, как бы им вдвоем позабавиться с одним парнем. В тот вечер они еще не были готовы, но обещали прийти в бар вечером в пятницу.

Терри сидел без гроша, за два оставшихся дня надо было раздобыть деньжат, причем побольше: вдруг девушки захотят вначале пойти в какой-нибудь шикарный клуб. Поэтому дождь оказался весьма кстати — в клиентах недостатка не будет. Он вполне прилично заработал на улицах, к тому же Даф передала ему заказ на такси от девушки по фамилии Давентри, которая всю поездку трепалась по мобильнику. Это был первый рейс с членом команды «Фернивал» после того рокового понедельника. Терри сгорал от любопытства, но, зная, что батарейки уже подсели, не стал сразу прокручивать ленту назад. Когда дождь кончится, он купит новые батарейки.

Дождь лил целый день, и в семь, и в восемь. Все магазины в Сити уже закрыты. Терри хотел было проехать несколько миль на запад, но дороги из-за дождя жуткие, так что он отбросил эту мысль. Скорее всего, диктофон сегодня больше не понадобится, стало быть, можно все сделать завтра. Он пристроился к веренице такси, ожидающих на Лондон-Уолл. Вдруг удастся взять последнего пассажира, желательно куда-нибудь подальше, и на этом закончить работу.

Когда подошла его очередь, пассажир попросил отвезти его к станции метро Лондон-Бридж. Короткий рейс был Терри совершенно ни к чему, поэтому он сделал вид, что у него неполадки с движком, и пассажир пересел в следующее такси. А минуты через две опять позвонила Дафна.

— Это ты, подбитый глаз?

— Еще раз привет, дорогая. Есть новый заказ?

— Да, только что поступил, на имя Честерфилд. На девять пятнадцать от «Скиддер».

— Спасибо, милая, ты настоящая лапочка.

— Как член? Не отвалился еще?

— Катись ты… Впрочем, спасибо. Я вполне успею на Трогмортон-лейн.

Терри радостно предвкушал этот рейс. Грейс — очень лакомый кусочек. Он уже возил ее в своем такси, и если б не Поппи, было бы неплохо поиметь ее на заднем сиденье.

Он был почти на месте, когда на экране зажегся вызов. Не в пример другим банковским сотрудникам, она не заставила его ждать, вышла сразу же, сбежала вниз по ступенькам, прикрываясь сумкой от дождя. Едва она села в машину, Терри украдкой посмотрел на нее в зеркало. В темноте видно плоховато, но выглядела она как-то странно.

— Куда едем, барышня? Мне сказали только, что в юго-западный район.

— Редклифф-Гарденз… Но езжайте через Холборн. Подсадим там кое-кого.

— Если кто-то ждет вас там под таким дождем, он наверняка здорово влюблен.

Терри рассчитывал услышать смешок, но реакции не последовало. Ну и ладно, подумал он, отъезжая от Трогмортон-лейн и вливаясь в поток машин. Хилые дворники явно не справлялись с такой прорвой воды. Откуда-то выскочил мотоциклист, подрезал впереди идущую машину, водитель которой так резко затормозил, что Терри едва не врезался ему в бампер.

— Сволочь!

— Что?

— Не вы, барышня, а мотоциклист-камикадзе… Допоздна заработались, да?

— Верно.

— Сделку готовите? Работенка, поди, долгая?

— Да.

— Крупная сделка?

Она не ответила. Терри глянул в зеркало. Девушка смотрела в боковое окно, озабоченно, с тревогой. Он решил помолчать.

Еще через пять минут они добрались до нужного места. Терри никого не видел. Остановил машину, посмотрел на другую сторону улицы и испуганно вздрогнул, когда в окошко постучали и мужчина в низко надвинутой шляпе, в шарфе и темных очках дернул дверцу. Терри отпер замок и впустил его. Первым делом мужчина поднял перегородку и отключил переговорник.

Видимость была настолько скверная, что Терри пришлось высунуться из окна, чтобы безопасно выехать на дорогу. Другой таксист мигнул фарами, пропуская его. Дождь еще усилился. Он бросил взгляд на мужчину и невольно фыркнул. Солнечные очки — в такую-то ночь! Ну и осел! Такая симпатичная девушка могла бы и получше найти. Она буравила спутника взглядом — что бы он ни говорил, ей это явно не нравилось.

Черт, забыл включить диктофон… Терри опустил левую руку вниз, включил. Вся надежда, что батарейки еще тянут. Проехав светофор, он опять украдкой глянул на них. Теперь она перешла в наступление и, похоже, очень разозлилась. Терри не мог слышать ни слова, но отдаленные раскаты ее гнева глухо доносились через стекло. Запись наверняка будет прелюбопытная.

Терри опять посмотрел в зеркало. Девушка перехватила его взгляд, явно недовольная тем, что он наблюдает. Лучше следить за дорогой. Они подъезжали к Саутгемптон-Роу, и справа шли два ряда машин, справедливо претендуя на дорогу впереди. Белый фургон подрезал Терри справа. На ближайшем светофоре Терри стал вровень с ним, опустил стекло и обложил водителя отборной бранью. Фургонщик перегнулся через пассажирское сиденье, открыл окно и ответил ему тем же. Терри уже разразился вторым залпом, когда стеклянная перегородка отодвинулась, и за спиной послышалось:

— Я выйду здесь. Везите ее дальше.

Не сводя глаз с водителя фургона, Терри отпер дверцу и продолжал:

— Ах ты, орангутанг вонючий! Случайно не из зоопарка сбежал, а?

Светофор переключился на желтый. Но фургонщик оставил это без внимания.

— А ну, мозгляк, выходи и повтори, что ты сказал!

Здоровущий громила. Самое время вспомнить правила для таксистов, установленные их компанией.

— Сам, черт побери, знаешь, что выйти из такси обойдется дороже моего жетона. В любое другое время я бы вышел и набил твою обезьянью харю.

— Да ну?

— А то!

Зеленый свет горел уже секунд пятнадцать, если не больше, и шоферы позади со злости уже чихать хотели на ярость белого фургона. Загудели клаксоны. Однако фургонщик жаждал продолжить разговор.

— Где живешь? Я попозже заеду, познакомишься с моим кулаком.

— В Криклвуде. Эйвон-роуд, двадцать два. Сегодня в полночь, идет? Бананчики за мной.

Фургонщик вконец рассвирепел и рявкнул:

— Ну, погоди, мозгляк паршивый…

Терри торжествующе ухмыльнулся, сделал на прощание оскорбительный жест и тронулся с места. От души посмеиваясь, он маневрировал в потоке машин, но старался держаться подальше от фургона.

— Вот дубина, а? Смеху-то будет, как он заявится в Криклвуд. Знаете, кто живет на Эйвон-роуд, двадцать два?.. Старикашка один, он составляет экзаменационные тесты. Посмотреть бы на харю этого придурка, как он припрется туда с монтировкой и разбудит мистера Хайнса. Обхохочешься, а?

Грейс не ответила. Он посмотрел в зеркало. Девушка глядела прямо перед собой, будто увидела привидение. Может, обомлела от его перебранки с фургонщиком? С девчонками так бывает, они терпеть не могут, когда парни ввязываются в перепалку.

— Не волнуйтесь, барышня. Так часто бывает. Но фургонщики только пердеть горазды… извините за выражение.

Он опять глянул в зеркало. Она по-прежнему смотрела прямо перед собой. Тут он вспомнил про ее ссору. Почему тот парень так быстро вышел? Может, он ее бросил? Девчонка прямо-таки в шоке.

— Любовная размолвка, да? Я тоже постоянно ссорился с моей невестой.

Ни слова. Ладно, последняя попытка.

— Здорово разругались, а?

Ответа нет. Ну и черт с ней. Терри включил радио и сунул руку к кнопкам вокмена. Каким-то образом тот отрубился сам. Пленка кончилась, что ли? Нет, быть не может, у диктофона есть автореверс. Скорее всего, батарейки сели. К счастью, это была просто любовная ссора.

Терри проехал к Гайд-Парк-Корнер, обогнул Белгрейв-сквер и по Понт-стрит направился в Саут-Кенсингтон. Он все еще обижался, что она игнорирует его. Расстроенная или нет, а несколько слов могла бы сказать. Бросив попытки поговорить, он решил и в зеркало не смотреть, пусть не думает, будто он очень интересуется ею и ее дурацкой ссорой. Даже сейчас, когда свернул с Олд-Бромптон-роуд в Редклифф-Гарденз, он не посмотрел назад. Только коротко спросил номер дома.

Девушка не отвечала. Терри нетерпеливо ждал.

— Послушайте, барышня. У меня полно работы. Спорьте с вашим дружком сколько угодно, лишь бы не за мой счет!

Она по-прежнему не шевелилась, просто смотрела вперед. Может, у нее с головой не в порядке? Только этого и не хватало — нервного припадка на заднем сиденье его такси. Что бы ей поругаться со своим приятелем в пабе, как все делают?!

— Так вы выходите или нет, барышня? Я, знаете ли, не могу стоять здесь всю ночь.

Терри разозлился. В сердцах вылез из кабины и распахнул дверцу. Дождь так и не кончился, и он начал промокать. Но девушка даже и теперь не соизволила посмотреть на него.

— Ладно, выходите. Я сказал, выходите. Сию минуту.

Никакой реакции. Он наклонился ближе. И тут что-то в ее лице заставило его вздрогнуть. Он немного смягчил тон:

— Вам плохо? — Он легонько взял ее за плечо и встряхнул. — Извините, если я был резковат.

Медленно, почти изящно она качнулась в другую сторону и тяжело упала на левый бок, ударившись головой о набивку под окном.

— Господи! — Терри обежал такси и открыл другую дверцу. Голова девушки лежала на сиденье, невидящие глаза смотрели в пространство. — Боже мой!

Захлопнув дверцы пассажирского салона, Терри прыгнул за руль и на полной скорости рванул с места. Где ближайшая большая больница? Больница св. Фомы?.. Он не мог собраться с мыслями. Нет, Челси и Вестминстер гораздо ближе. Господи, пожалуйста, только бы ничего серьезного.

Фосетт, Финборо, Фулем-роуд. Вот она. Терри въехал под ярко освещенный навес, быстро глянув назад — вдруг она пошевелилась? — выскочил из машины, вбежал в приемный покой, где ожидали два-три человека, и промчался мимо них.

— Простите, простите…

Чернокожая медсестра оторвалась от разговора.

— У меня экстренный случай в такси. С пассажиркой что-то случилось.

— Где ваше такси?

— У подъезда. — Он махнул рукой в сторону больших дверей.

— Подождите минутку. — Она набрала номер. — Экстренный случай в такси, во дворе. — Она опять посмотрела на Терри. — Они будут через минуту. Пожалуйста, ждите в такси.

Терри благодарно кивнул и выбежал за дверь. К такси он подошел одновременно с двумя санитарами, которые привезли каталку, осторожно вытащили девушку из такси и повезли в отделение. Терри шагал рядом. Один из санитаров спросил, что произошло.

— Да сам не знаю. Когда мы остановились, я маленько встряхнул ее, а она возьми и упади.

— Ладно, ждите здесь. Дежурный врач обязательно захочет с вами поговорить. Он выйдет, как только осмотрит ее.

Терри сел на оранжевый пластмассовый стул. Господи, только бы обошлось. Не больно-то охота рассказывать о перепалке с фургонщиком. А вдруг у нее эпилепсия? Ведь его запросто могут обвинить в том, что он спровоцировал припадок, и сообщат в компанию.

Почему врач не появляется? Что происходит? С каждой минутой Терри нервничал все больше. То и дело вытирал о джинсы потные руки. Мимо быстро прошла медсестра — он окликнул ее и спросил, что там слышно. Она мотнула головой и стремительно ушла.

Двойные двери распахнулись, вышел мужчина в светло-зеленом халате и направился к Терри. Тот нервно вскочил на ноги.

— Ну, как она? Все в порядке?

Врач секунду помолчал.

— К сожалению, дело плохо. У нее остановка сердца… — он прочитал недоумение в глазах Терри. — Тяжелый сердечный приступ…

— Но она поправится, да?

— Нет, не поправится. Она была уже мертва, когда вы ее привезли.

Черт! Терри похолодел.

Доктор смотрел на него в упор:

— Сердечный приступ — редкость у таких молодых людей. Она не страдает избыточным весом, более того, находится в прекрасной физической форме. В таких случаях мы обязаны вызывать полицию. Они приедут с минуты на минуту. И определенно захотят поговорить с вами. Если не возражаете, подождите еще немного…

— Да-да… конечно, я подожду.

Терри бухнулся на стул. Доктор пошел обратно к дверям. Но тут в спутанном сознании Терри мелькнула одна мысль, и он окликнул врача:

— Простите, доктор. Ничего, если я возьму из такси мобильник? Мне надо предупредить, что я буду поздно.

Доктор подумал секунду, потом кивнул.

Терри метнулся по коридору в приемный покой, а оттуда во двор к машине. Схватил мобильник и трясущимися руками принялся снимать «вокмен» и прочие причиндалы.

Через дорогу стоял мусорный бак. Убедившись, что никто не видит, Терри направился туда и на полпути замер. Господи Иисусе, что делать с пленкой? Он слишком паниковал и не мог собраться с мыслями. Какая-то машина с визгом затормозила, и водитель яростно обложил его. Терри быстро шагнул на тротуар, поднял крышку бака и швырнул туда «вокмен» и все остальное, утопив в грязном месиве.

Потом он помчался назад к такси, открыл багажник и спрятал кассету за запаской. Закрывая багажник, он услыхал звук приближающейся сирены и вернулся на старое место буквально за считанные секунды перед тем, как патрульная машина остановилась у подъезда.

16

Старинная монета, домашнее животное? Одно слово из пяти букв, другое — из трех. Детектив сержант Деннис Уир почесал редеющую макушку кончиком изжеванной шариковой ручки, оставляя на черепе грязные синие следы. В первом слове есть «и», а еще «е», а вот во втором ни одной буквы пока нет. Он пытался припомнить названия старинных монет, которые учил в школе. Крона, шиллинг, фартинг? Ладно, пойдем дальше. Четырнадцать по горизонтали. Подруга Адама. Три буквы. Уир задумался, глаза удовлетворенно блеснули, и он решительно заполнил три клеточки. Так-то лучше. Шестнадцать по горизонтали. Бог войны. Четыре буквы. Черт, ну почему они составляют такие трудные кроссворды? Он еще раз просмотрел остальные слова — вдохновение не явилось. Он бросил ручку и «Стандард» на стол.

Уир всегда ненавидел ночные дежурства, тем более такие спокойные. Начальник два часа назад уехал расследовать групповое изнасилование в районе Фулем-Бродвей; с тех пор телефон ни разу не звонил. Он снова взял ручку и принялся машинально чертить зигзаги на полях газеты. Жизнь сейчас складывалась не слишком удачно. Ему отказали в повышении, и жена часами пилила его, уговаривая уйти из полиции и заняться продажей мобильных телефонов. Ничего себе работенка! Несмотря на утомительные дежурства, ему нравилось быть полицейским, особенно в уголовно-розыскном отделе Большого Лондона.

Он упорно смотрел на телефон: ну, зазвони же! — и вскочил, когда в самом деле раздался звонок. Потянувшись за трубкой, Уир молил Бога, чтобы на сей раз выпал стоящий случай. Но возбуждение быстро угасло, когда он услышал, в чем дело. Нет ничего скучнее проверки заурядного сердечного приступа. Но все же это лучше, чем торчать здесь, в участке. Он распорядился насчет машины с водителем и скоро прибыл в Челси, в Вестминстерскую больницу. Его ввели в небольшой захламленный офис и сообщили, что дежурный врач придет через пять минут.

— Здравствуйте, я доктор Хардинг.

— Детектив сержант Уир. Что у вас случилось? — Он вытащил блокнот и шариковую ручку.

— Молодая женщина, не старше тридцати. Зовут Грейс Честерфилд, работает в банке «Скиддер-Бартон». Это мы узнали от таксиста. Вот ее сумочка, мы ничего не трогали.

— Таксист еще здесь?

— Он ждет вас. Похоже, девушка скончалась от тяжелого сердечного приступа. Таксист рассказал сестре, что она села у банка, а затем попросила подсадить какого-то мужчину. Этот мужчина по пути вышел, а девушку водитель отвез в Саут-Кенсингтон. Когда они приехали туда, она не двигалась. Должно быть, была уже мертва или умирала. Во всяком случае, когда ее доставили сюда, все было уже кончено.

— Есть какие-нибудь следы насилия?

— Да вроде нет. Впрочем, тщательным осмотром мы пока не занимались. У меня был еще один пациент, живой. Если хотите, я прямо сейчас осмотрю ее.

— Спасибо. А какие у вас предположения? Естественная смерть?

— Будь она на несколько лет постарше и не такая спортивная, я бы не сомневался. Возможно, она употребляла наркотики. Многие банковские служащие балуются ими. А возможно, в ее семье были случаи ранних сердечных заболеваний. Мы выясним это, когда вы поговорите с ее ближайшими родственниками.

— Конечно. Не возражаете, если я осмотрю сумочку? А потом опрошу таксиста.

Врач принес сумочку, из предосторожности держа ее хирургическими щипцами. Он уже сталкивался с подобными случаями и знал, что не стоит оставлять свои отпечатки пальцев. Детектив Уир одобрительно кивнул, взял сумочку и, избегая прикасаться к запору, открыл ее авторучкой. Обычный хлам плюс всякая косметика, кошелек и записная книжка. В кошельке восемьдесят с небольшим фунтов, кредитные карточки, водительские права и членские карточки видеосалона и оздоровительного клуба. Уир пролистал записную книжку. Сведений о ближайших родственниках на первой странице не было, поэтому он открыл страницу на «ч». Никакого упоминания о матери или отце, но по опыту он знал, что так обычно и бывает. Дети помнят адрес и телефон родителей наизусть и не записывают их. На самом верху страницы стояло: «Пол» и йоркширский адрес. Все другие имена на этой и на других страницах были аккуратно записаны полностью. Может быть, брат или дядя. Он хотел было позвонить Полу наудачу… Нет, лучше следовать официальной процедуре. Поэтому он позвонил в «Скиддер-Бартон» и велел охраннику вызвать кого-нибудь из кадровиков, чтобы получить доступ к личным делам.

* * *

Было далеко за полночь, когда Честерфилдов разбудил стук в дверь. Бет Честерфилд встала с кровати, надела стеганый халат и выглянула в окно. Увидев полицейскую машину, она перепугалась. Пол, должно быть, с Полом что-то случилось. Мальчик всегда ездил слишком быстро, она постоянно ему об этом твердила. Боже, хоть бы он оказался только ранен…

Они открыли дверь — на крыльце стояли двое, мужчина и женщина, очень молодые.

— Мистер и миссис Честерфилд?

Они кивнули.

— Что-то с Полом? Он не… — хрипло спросила Бет. Мужчина покачал головой.

— Нет, мы здесь из-за Грейс… К сожалению, плохие новости.

Бет выдержала, а вот Том потерял сознание.

Полицейская прошла к патрульной машине и по рации вызвала врача. В соседнем доме зажегся свет, женщина в папильотках открыла дверь посмотреть, что происходит. Ее попросили заварить чай на кухне Честерфилдов, и спустя полчаса она еще была там, держала Бет за руку, пока та старалась успокоиться и ответить на вопросы полицейской. Пола уже известили, и он ехал сюда, чтобы утешить родителей и отвезти в Лондон. Том Честерфилд сидел в старом мягком кресле, с отсутствующим видом, укрывшись за стеной молчания, которая не могла защитить его от неумолимой боли утраты, ведь он потерял ту, кого любил больше всего на свете.

* * *

В доме Бишопов тоже было не до сна. Взбудораженный шепот Терри по телефону жутко напугал Лена, он прекратил работу, созвонился с Эйнштейном и поехал домой. Слава Богу, Терри сообразил выбросить диктофон, хотя бак прямо через дорогу не лучшее место. Вдруг кто-то его видел? И хотя он понимал, что запись Терри сохранил из лучших побуждений, все ж таки он сделал глупость. Маловероятно, чтобы пассажиры упоминали о сделке, и вообще, не стоило так рисковать. Эйнштейн с ним согласился, позвонил Терри и сказал, чтобы тот вскрыл кассету, выбросил футляр, а пленку запихнул в радиатор такси, где горячая вода ее уничтожит. Терри уже миновал полкоридора, собираясь выполнить Эйнштейновы инструкции, но, как назло, столкнулся с сержантом Уиром, который хотел с ним потолковать.

К счастью, полицейский был настроен дружелюбно, и Терри начал успокаиваться. Однако, поговорив с кем-то по телефону, Уир посерьезнел и забыл о скуке.

— Мы побеседовали с ближайшими родственниками. У них в роду не было ранних сердечных заболеваний. Утром тело сразу отправят на Хорсферри-роуд, к патологоанатому. Дежурный суперинтендант уже выехал к нам в участок. Хочет поговорить с вами, если вы не против.

Терри ухватился за последнюю возможность добраться до пленки.

— Как скажете, начальник. Говорите адрес, и я поеду прямо туда. По пути мне надо заправиться, так что могу на несколько минут задержаться.

— Нет. Супер говорит, вашу машину трогать нельзя. Поедете со мной, на дежурной машине, а такси мы пригоним позже. Ключи, пожалуйста… — Он протянул руку.

Скоро Терри очутился в комнате для допросов полицейского участка Фулем, где его представили коренастому, седому, неприятному полицейскому.

Суперинтендант Хант давненько не допрашивал лично свидетеля убийства. Ему нравилось работать с Уиром, и он с оптимизмом смотрел в будущее.

— Я уже все рассказал сержанту.

— Значит, с легкостью расскажете все еще раз мне… Вы точно не рассмотрели этого мужчину как следует?

— Да он так запаковался, что при всем желании не разглядишь.

— Вам не показалось, что он умышленно закрывал лицо?

— Не могу сказать, честное слово. Было чертовски холодно, и шел дождь. Думаю, я бы тоже закутался в таких-то условиях. А что до темных очков, так он, небось, просто пижон, вроде парней из ночных клубов. А может, у него синяк под глазом. Она была злая, как кошка, поэтому я ни капли не удивлюсь, если она разок залепила ему. Бьюсь об заклад, у этой девчонки рука тяжелая.

— Почему вы так считаете?

— Потому что сиськи у нее здоровенные, спросите у доктора.

— При чем тут это, черт подери?

— Грудастые бабенки всегда тяжелы на руку. Из-за того, что легкие у них большие.

Глаза Ханта блеснули. Он посмотрел в бесцветные глаза Терри.

— У вас большой опыт по части потасовок с женщинами, а?

Терри улыбнулся.

— Я и мухи не обижу, но от девчонок мне пару раз доставалось. Темпераментный народ. Моя бывшая невеста Марша могла ой-ой-ой как стукнуть, и у нее действительно большие…

— Да-да, понял. Значит, тот мужчина вышел из такси, когда вы спорили с водителем фургона, так?

— Не стану вводить вас в заблуждение. Мы не то чтобы ругались, скорее, потрепались маленько.

— Вы не заметили на фургоне названия компании и номер тоже не запомнили?

— Послушайте, я с тем парнем собачился, а не зрение свое проверял.

Хант хрустнул суставами пальцев.

— Вы можете хотя бы описать водителя?

— Лет двадцать пять-тридцать. Рыжий. Здоровенный. Противный, на обезьяну похож. Валлиец, небось.

На мгновение суперинтендант развеселился.

— Об этом вы сержанту Уиру не говорили. У него был валлийский акцент?

— Нет, я имею в виду лицо. Сами знаете, валлийцы похожи на обезьян.

Хант сжал кулаки.

— У меня мать валлийка.

— Да-а… ну, когда я говорю валлиец, я, пожалуй, имею в виду шотландца.

— Вернемся к вашей перебранке. Пока вы препирались, пассажир поднял перегородку и сказал, что хочет выйти?

— Именно так. Я отпер дверь и высадил его под дождь.

— Вы уверены, что в руках у него ничего не было?

— Абсолютно. Кроме кейса.

— У него был кейс? Можете описать его? — Хант жестом велел констеблю, ведущему протокол, обязательно записать эти показания.

— Да, я видел в зеркале. Такой прямоугольный, черный… или коричневый, может быть.

Хант с досадой провел рукой по волосам.

— Вернемся к этому мужчине. Когда он вышел у перекрестка Саутгемптон-Роу, вы видели, куда он направился?

— Нет, я был занят…

— …перепалкой с фургонщиком.

— Ага.

— Значит, вы больше не видели его, после того как он вышел? А что вы заметили, когда он садился и ехал в такси? Можете сказать что-нибудь насчет его возраста, роста, телосложения?

— Вообще-то нет. Возраст мог быть какой угодно. Я уже говорил сержанту, он был, пожалуй, не очень высокий. Ростом как я или вы. — Терри внимательно посмотрел на суперинтенданта. — Возможно, чуточку повыше вас.

Констебль прикусил губу. Рост Ханта составлял пять футов десять дюймов, маловато для полицейского, и у суперинтенданта это было больное место.

— Ну, так как? Шесть футов?

— Вроде того. Комплекция тоже средняя, по-моему, хотя из-за плаща судить трудно. Во всяком случае, здоровяком не назовешь.

— А сам разговор, вы ничего не слышали через стекло?

— Я уловил только «как ты смеешь» и пару раз «дай мне закончить». Знаете, обычно девушки говорят так, когда ссорятся.

Хант кивнул.

— Ладно. Пока все. Возможно, придется еще раз побеседовать с вами через час-другой. Констебль угостит вас чаем. А потом вы снимете с себя всю одежду.

У Терри все внутри свело при мысли, что его засунут в какую-нибудь вонючую камеру.

— Это еще зачем? Я ничего не сделал.

— Криминалисты проверят такси на предмет волокон от одежды того мужчины. Им нужно проверить и вашу одежду, чтобы не пойти по ложному следу.

— Значит, мое нижнее белье им не понадобится?

Хант холодно усмехнулся.

— Как раз понадобится. Его исследуют на другой предмет.

— Да вы что? Я пальцем ее не тронул.

— Только затем, чтобы исключить вас из расследования, мистер Торогуд. В конце концов, кроме ваших слов, ничто не доказывает, что в вашем такси ехал еще кто-то, помимо умершей. Сержант Уир связался с «Контрол-кебз». В журнале отмечен лишь пятый район Юго-Запада. Никакого упоминания об отклонении от маршрута или о посадке пассажира по пути.

— Но такие вещи не отмечают, верно? Если отклонение не слишком велико.

— Наверно, нет. И все же подтверждения у вашей истории нет, поэтому необходимо все проверить. Ясно?

Терри хмуро кивнул. До сих пор он и не подумал о «Контрол-кебз». Вся надежда на то, что полиция ничего не заподозрит и не начнет давить на Даф. Она расколется, нет вопроса. Может, еще не поздно сознаться, выложить все начистоту и рассказать про пленку в багажнике? Секунду он колебался, почти готов был сказать, но упустил время. Хант встал и вышел из комнаты — выяснить, что еще обнаружил Уир.

— Немного, сэр. Зеленый жетон у него уже четыре года. Есть еще один Торогуд, проживающий на соседней улице, этот сидел за кражу со взломом. Возможно, причастен. Но сам наш таксист судимостей не имеет.

— Что вы о нем думаете, Уир?

— Маленько чудной, сэр. То разбитной, нахальный, то вдруг нервничает без видимой причины. Правда, будь он замешан, вряд ли повез бы труп прямиком в больницу.

Удобный случай продемонстрировать преимущество большого опыта, и Хант сказал:

— Возможно, у него не было выбора. Он знал, что записи «Контрол-кебз» покажут, когда он посадил ее и когда высадил, а поскольку наверняка смотрит телевизор, ему известно, что мы можем точно установить время смерти.

— Вы полагаете, сэр, что он залез в пассажирский салон такси и прикончил ее?

— Мы пока не знаем, прикончил ли ее кто-то. Возможно, смерть была естественной. И даже если нет, сомневаюсь, чтобы он сам это сделал. Он не мог спланировать убийство, учитывая, каким образом передаются заказы в системе «Контрол-кебз». Вы сами проверяли. Наш таксист получил вызов всего лишь минуты за четыре до того, как она села в машину. Я уверен, в такси действительно кто-то был. Тот человек садится в Холборне, верно? Он и девушка выясняют отношения, и он что-то делает, что вызывает сердечный приступ. Но наш таксист видит в зеркало, что происходит, и останавливает такси. Двери на замке, так что выйти преступник не может. Трудное положение. Если таксист вызовет полицию, ему конец. Если он откроет окошко и попытается выбраться, таксист сразу заметит. И что же он делает? Предлагает нашему приятелю жирный куш, чтобы тот его отпустил.

— Но у Торогуда денег при себе немного, сэр. Разве что они в такси. Если так, криминалисты их найдут.

— От Саутгемптон-Роу до больницы далеко, вполне можно что-нибудь придумать. Он мог остановиться в шоферской забегаловке и передать деньжата кому-нибудь для сохранности. Или купил конверт с маркой и отправил на собственный адрес.

Уир включился в игру, стремясь угодить суперинтенданту.

— Может, у преступника не было с собой денег, и он обещал таксисту передать их позже, при встрече.

Хант кивнул.

— Может быть, и так, сержант, а теперь преступник не может идти на риск и обмануть таксиста, ведь тот способен дать его словесный портрет.

— Это как раз объясняет поведение таксиста, сэр. Прикидывается дурачком, а внутри комок нервов.

— Так или иначе, патологоанатом даст заключение завтра, в девять-десять утра. Можно бы отпустить Торогуда домой на несколько часов, но, пожалуй, не стоит. Пускай остынет часок-другой, а потом я снова за него примусь. Если они вправду наметили встречу, мы заставим таксиста вывести нас к злоумышленнику. Пока он ждет, не разрешайте ему никуда звонить.

Открылась дверь, и констебль доложил:

— Только что звонили из полиции Халла, сэр. Родители девушки едут сюда. Будут здесь около шести. Их везет брат умершей.

* * *

Время шло, и Лен так разволновался, что рассказал Джин о записях разговоров. Они даже не думали ложиться спать. Пятый час уже, а Терри молчит. Сумел ли он избавиться от пленки? Или раскололся и выложил им правду? В таком случае очень скоро загребут и их с Эйнштейном. Достаточно глянуть на Терри, чтобы понять: он неспособен придумать этакую хитрость. Джин поднялась со стула и пересела на диван, поближе к Лену.

— Что с тобой будет, Лен, если Терри не выдержит и все расскажет?

— Если выйдет наружу, что мы записывали разговоры пассажиров, нас всех уволят и жетоны, небось, отберут. В данный момент меня больше волнует, что они сделают с опционами. Даже Эйнштейн не знает, можно ли считать это использованием служебного положения.

— Господи, Лен, что же нам делать? Подумать страшно, что тебя посадят в тюрьму. У тебя же давление; это тебя убьет. И что мы скажем соседям? Может, уедем и спрячемся где-нибудь за границей?

— С больным ребенком на буксире? Не говори глупости, родная. У нас нет выбора, только ждать и надеяться.

Телефон вдруг ожил. Сердце у Лена стучало, как молот, пока он сумел оттолкнуть Джин и схватил трубку.

Звонил всего лишь Эйнштейн.

— Извини, что так поздно, Лен. Не возражаешь, если мы заедем на чашку чая?

— Конечно, нет, приятель. Иду ставить чайник.

* * *

Патологоанатом прибыл в лабораторию на Хорсферри-роуд ровно в восемь. Вымыл руки, надел перчатки. Ассистент уже привез труп из холодильника и поместил на стол, ничем не прикрытый. Красивая девушка. Но, увы, таких было много.

Он осмотрел горло и затылок, потом скрупулезно обследовал руки. На левом предплечье легкий ушиб, как будто кто-то грубо его стиснул. Затем пришла очередь торса. Тело крепкое, спортивное, с твердым, плоским животом. Чутье говорило ему, что смерть была неестественная. Он осмотрел ноги. На правой ничего. На левой, кажется, тоже. Но тут наметанный глаз заметил маленькое красное пятнышко посередине бедра, с наружной стороны. Он попросил у ассистента лупу и пригляделся… Да, вот оно! Крохотный след укола, не более трех миллиметров в диаметре. Теперь, зная, с чем имеет дело, он перейдет к почкам. Там наверняка есть изменения. Сердце, желудок, кровь, влагалище пока подождут. Если его предположение подтвердится, надо поскорее сообщить полицейским.

Исследование почек заняло полчаса. Убедившись в правильности своих подозрений, патологоанатом набрал номер полицейского участка Фулем.

— Суперинтендант Хант? У нее в почках явные следы токсического вещества. Через час-другой будем знать, какого. Но, без сомнения, именно это и вызвало сердечный приступ.

— Как введен яд?

— Укол в левое бедро шприцем или иным острым предметом, смазанным ядом.

— Вы уверены? Она точно была убита?

— Я не могу отрицать возможности самоубийства. Но если она тут же не выбросила орудие в окно, то я бы сказал, что у вас убийство.

Шутник, подумал Хант.

Патологоанатом продолжал:

— Вы хотите, чтобы я позвонил лично вам, когда будут готовы результаты анализа яда?

— Я не знаю еще, кто будет вести дело. Я просто оказался на дежурстве. Все зависит от того, как решат наверху. За годы службы я расследовал больше убийств, чем кто-либо другой.

17

Скотланд-Ярд недооценил степень интереса прессы к происшествию в такси. Когда новость разослали в газеты, на пресс-конференцию собралась куча репортеров. Заместитель комиссара столичной полиции открыл ее и представил старшего следователя, суперинтенданта Ханта, который в свои сорок восемь лет считался в Лондоне одним из самых опытных детективов. Хант изложил основные факты, а потом предложил задавать вопросы.

— Рассчитываете ли вы вскоре арестовать преступника?

Хант уже бывал на таких мероприятиях, и стандартные фразы легко соскакивали у него с языка.

— Следствие активно ведется по нескольким направлениям, и я уверен, мы скоро задержим виновника этого гнусного преступления.

— Какой яд был использован?

— Высококонцентрированная форма яда, содержащегося в плодах клещевины. Когда такой яд попадает в кровь и достигает сердца, он вызывает паралич миокарда и мгновенную остановку сердца. Причем это легко принять за естественный сердечный приступ.

Худой морщинистый газетчик из «Гардиан», явно обладавший хорошей памятью, спросил:

— Этот случай похож на убийство болгарского диссидента в семидесятые годы?

Патологоанатом просветил Ханта на сей счет. Тогда был использован тот же яд, только в значительно более слабой и медленнее действующей концентрации.

— Да, похоже. Диссидента звали Марков. Убийца поместил крохотную платиновую капсулу с ядом на кончик зонта и уколол жертву в ногу. Токсическое сырье широко доступно в Индии и часто применяется там для убийств.

— Была ли Грейс изнасилована?

— Нет.

— Тогда что вы можете сказать о мотиве преступления?

— На данном этапе расследования о мотиве судить трудно. По-видимому, убийца знал ее, но пока нам неизвестно, был ли он ее другом или случайным знакомым. Учитывая обстоятельства смерти, ясно одно: преступление умышленное.

— Можете ли вы назвать имя таксиста?

— Нет. Он помог нам в расследовании, но, повторяю, находится вне подозрения. Однако вы должны понять, что нам нельзя раскрывать его личность.

— Он помогает вам сделать фоторобот убийцы?

— Мы не планируем делать фоторобот. По определенным причинам, которые я не вправе сообщить.

Если убийца не совсем уж дурак, он догадается, что таксист не рассмотрел его. Однако догадка ничего ему не даст.

— Что вы могли бы сказать рядовым гражданам, пользующимся лондонскими такси? Может быть, женщинам не стоит ездить в одиночку?

Этот вопрос полицейские тоже предвидели и заранее решили, что ответит на него заместитель комиссара. Тот пододвинулся ближе к микрофонам:

— Лондонские такси — самые безопасные в мире. Как сказал суперинтендант Хант, нападение было явно умышленное и могло произойти где угодно. Водитель не только не замешан, он даже не знал о нападении, пока не прибыл к месту назначения.

Конечно, эта версия не сообщала всей правды. Полиция убедилась, что Торогуд не убийца, но еще не уверилась в полной его невиновности. Решение объявить его свободным от подозрений было чисто политическим ходом. Любая другая версия вызвала бы в столице хаос, что наглядно доказал глава Лондонской ассоциации водителей такси, как только узнал о деле. Если в дальнейшем выявятся обстоятельства, отягощающие таксиста, их можно будет расследовать, не привлекая внимания общественности.

Возникла пауза, и заместитель комиссара объявил, что родители Грейс хотели бы сделать краткое заявление, но предупредил, что ни на какие вопросы они отвечать не будут.

Честерфилды отказались от первоначального плана, согласно которому зачитать заявление должен был Том Честерфилд. Ему это не по силам. Пол предложил подменить отца, но Бет сразу отвергла его идею — несмотря на все свои слезы, она чувствовала, что это ее тяжкая обязанность. Грузной походкой они вошли в зал, Пол поддерживал под локоть мать, а учтивая сотрудница Скотланд-Ярда — Тома. Родители выглядели усталыми, осунувшимися, сильно постаревшими. Когда они сели, Пол стал позади и положил руку на плечо матери, которая пыталась отодвинуться от плотного ряда микрофонов. Вытащив из рукава фиолетового платья мокрый носовой платок, она старалась прочистить горло.

— Грейс хорошая девушка, у нее вся жизнь была впереди. Когда она закончила Кембридж и стала работать в банке, мы ужасно ею гордились. Но сама она ничуть не изменилась, всегда оставалась нашей маленькой Грейс, которая для каждого находила доброе слово. Мы не можем понять, зачем кому-то понадобилось так с нею поступить. Мы обращаемся ко всем, кто может хоть что-нибудь сообщить об этом деле, — отзовитесь, не только ради нашей Грейс, но чтобы остановить злодея, пока он не совершил новоезверство…

Бет не выдержала. Пол сжал ее плечо. Том был в полной прострации и помочь не способен, по лицу его текли слезы. Бет судорожно глотала воздух, стараясь произнести последние несколько фраз. Но все напрасно. Заместитель комиссара пожалел ее.

— Думаю, не стоит более испытывать мистера и миссис Честерфилд, у которых такое горе. Мы будем держать прессу в курсе расследования. Благодарю вас, дамы и господа.

* * *

Пресс-конференцию повторяли в каждом выпуске новостей. Она стала потрясением и для Джин с Леном, и для Эйнштейна и Рут. До тех пор теплилась слабая надежда, что Терри отделается мелкими неприятностями. Но видеть все по телевизору как жуткую реальность, наблюдать, как мать девушки мучительно делает заявление, — от этого разрывалось сердце. Никто из них не желал допускать мыслей, тайком закрадывавшихся в голову.

Из-за всех треволнений Джин и Лен едва помнили о Поппи, только кормили ее и следили, чтобы она принимала таблетки. Кашель не давал девочке уснуть почти всю ночь на четверг, и она заметила беготню внизу. В четыре утра мать и отец были еще на ногах, а когда она услышала под окнами знакомый звук мотора такси и приглушенный голос отца, впускающего в дом Рут и Эйнштейна, ей стало ясно, что происходит нечто странное. Почему Терри не приехал? Может, у него неприятности? С очередной женщиной или с законом? Может, это связано с деньгами на ее лечение в Сан-Франциско? Вдруг Терри ограбил ради нее банк, с него, дурака, станется.

Позже, днем, она увидела в новостях сюжет об убийстве в такси. Поначалу она не связала эти события. Девушку не ограбили, поэтому добыча денег тут ни при чем, и не изнасиловали, что исключало и единственный иной мотив для Терри. Но почему все так странно себя ведут? Мать на вопросы не отвечала. А когда Терри наконец появился, почему не зашел повидать ее, как всегда? Поппи обняла своего старого медвежонка и задумалась.

На кухне Терри, Джин и Лен молча ели рыбу с картошкой, запивая чаем. Хотя полиция отпустила Терри, машину его пока задержали. Найдут ли они пленку, а если да, то прокрутят ли ее? Их ожидала еще одна бессонная ночь.

* * *

Всего через четыре часа после пресс-конференции суперинтендант Хант созвал первое вечернее совещание особой бригады по расследованию убийства. Численность ее составляла двадцать три человека. И в целом Хант был доволен бригадой, за исключением детектива — инспектора Мэри Лонг. Ему было не по нутру, что женщина занимает серьезную должность. Весь опыт Рона Ханта говорил о том, что женщины в полиции годятся, чтобы подавать чай и выражать сочувствие, но не более того. А эта — окончила университет и быстро делала карьеру в полиции. В свои двадцать девять лет она продвигалась по службе быстрее, чем сотни много более достойных полицейских. Если и дальше так пойдет, то к сорока она попадет на командные курсы в Брамсхилл, после чего войдет в высшие эшелоны полицейских сил, оставив самого Ханта далеко позади. Собственные его давние мечты о лаврах большого начальника пошли прахом, и в пятьдесят лет он собирался уйти в отставку. Утешало только одно: как полицейский, он в десять раз лучше Мэри Лонг, ей никогда с ним не сравниться. Он свое отслужил — и в патрульной службе, и в отделе по расследованию тяжких преступлений, как говорится на передовой. Прошел через все ступени, не имея ни преимуществ образования, ни привилегий. Коллеги уважали его. Он был один из них.

Лонг в их бригаде будет балластом, вне всякого сомнения, но, раз уж не удалось уговорить начальство не включать ее в бригаду, он постарался извлечь из этого выгоду и настоял, чтобы его личным помощником назначили Денниса Уира. У Уира хорошее чутье, а вдобавок он предан ему. Вместе они справятся.

В остальном бригада состояла из трех детективов-сержантов и десятка констеблей, которые займутся «уличной работой» — промоют, просеют все факты, — да еще пяти штатских, чья задача — вносить новые фрагменты в компьютер и проверять по универсальной розыскной системе ХОЛМС.

Хант решил с самого начала прижать девушку:

— Итак, инспектор Лонг, расскажите нам о местожительстве убитой.

— Вполне нормальная квартира для молодой женщины, работающей в Сити.

— Вы говорите «нормальная», инспектор, а что конкретно вы имеете в виду? Сколько стоит эта квартира?

Хант улыбнулся. Сыну железнодорожника, ему было искренне любопытно, что значит это слово для дочери крупного адвоката.

Мэри Лонг понимала, что ее ожидает. Она охнула, услышав, что будет работать с Хантом, главным женоненавистником в полиции. Придется терпеть этот ад.

— Представления не имею.

— Прикиньте. Думаю, вы больше знаете о таких вещах, чем все остальные.

Мэри недавно купила уютную квартирку в хорошей части Хайгейта, и отец помог ей сделать первый взнос. Она пыталась сохранить это в тайне, но безуспешно.

— Тысяч двести пятьдесят-триста, наверное.

Хант обвел глазами комнату и удостоверился, что все видят его хитрую усмешку.

— Приятно слышать, что это — нормально. Стало быть, мы все до нормы не дотягиваем.

Раздалось хихиканье. Мэри быстро продолжила:

— Отпечатков пальцев, совпадающих с теми, что найдены в салоне такси, нет. Но это не имеет большого значения, если убийца был в перчатках, как мы подозреваем исходя из смазанных следов на ручках дверцы. Нет и свидетельств употребления наркотиков. В квартире много частных финансовых документов, инвестиционных и прочих, которые мы изучим в ближайшие несколько дней. Письма от ее матери, но они мало о чем говорят. Значительно интереснее другая пачка из пяти-шести писем. На них нет ни адреса, ни даты, подписаны буквой «М». Нелепая дребедень.

Хант ухмыльнулся:

— Что это значит, инспектор? Поясните.

Мэри Лонг отчаянно старалась не покраснеть:

— Садомазохистские бредни насчет того, чтобы надеть на нее наручники и отхлестать кнутом.

— Отхлестать, да? Женщинам это нравится, инспектор?

К всеобщему удовольствию, она покраснела. Но все-таки сумела отпарировать:

— Все зависит от того, кто стегает, сэр.

Хант поджал губы, а члены бригады безмолвно приветствовали ее вызов. Каждому было ясно, как будут развиваться события — ветеран-женоненавистник против привилегированной выскочки. Возможно, удастся развлечься — при условии, что схватка не выйдет из-под контроля. Хант решил вернуться к теме совещания, хотя и сохранил грубовато-насмешливый тон.

— Впрочем, что нам за дело, если она и ее приятель писали друг другу скабрезные письма. Если бы они ей не нравились, она бы их выбросила.

— Возможно. Письма эротические, но из них отнюдь не следует, что они любовники. Он все время твердит, что она сама не знает, как ей этого хочется, и что он никогда не отстанет от нее. Весьма туманно, но мерзко. И манера письма тоже странная, канцелярская какая-то и чересчур правильная для такой похабщины.

Еще не договорив, она отругала себя за то, что вновь дала Ханту повод вмешаться.

— Вот, стало быть, чем вас мучают в университете? Сержант Уир, следите, чтобы все ваши записи были грамотными.

— Слушаюсь, сэр, — подобострастно улыбнулся Уир.

Лонг не собиралась оставлять это без ответа:

— Я пытаюсь сказать, сэр, что английский какой-то искусственный, будто писавший не коренной британец.

Хант нехотя согласился, что это не лишено смысла:

— Письма из-за рубежа?

— Нет. Убитая хранила их в конвертах. На всех один и тот же штемпель: Лондон ЕС1. Значит, письма отправлены откуда-то из Холборна.

— Хорошо, пожалуй, займитесь этим. Если отправитель не любовник, надо выяснить, как он добыл ее домашний адрес. Возможно, он мастер, который, к примеру, ремонтировал квартиру. Поэтому проверьте все последние счета за ремонт. С тем же успехом это может быть доставщик или рассыльный. Проверьте выписки из счетов по кредитной карте и все места, где она регулярно бывала, — рестораны, клубы. Возможно, этот парень там работал.

Посыльный принес Уиру записку, тот сделал знак Ханту. Хант кивнул.

— Сэр, промежуточный отчет криминалистов. Они идентифицировали волокна ткани, обнаруженные в салоне. Черный кашемир. Явно дорогой. Сузить поиски до конкретного производителя, по-видимому, не удастся. Краска весьма распространенная. Насчет отпечатков пальцев обнадеживающих новостей тоже нет. — Уир сделал паузу и дочитал отчет: «Пол такси очень грязный, много отпечатков ног, ни один из которых нельзя четко связать с убийцей. Несколько вмятин от каблуков убитой, возможно, оставлены в момент нападения. Несколько смазанных следов, возможно от обуви убийцы. Судя по всему, он носил обувь с кожаной подошвой. В таком случае положительная идентификация невозможна».

— Спасибо, сержант. Так, что еще? Торогуд у нас под наблюдением. «Барклиз бэнк» сообщит нам, если на его счет поступит крупная сумма и если будут сведения о крупных расходах. Сержант Уир завтра вместе со мной поедет в «Скиддер-Бартон». Я встречусь с председателем. В зависимости от полученной информации нам, возможно, потребуется опросить коллег мисс Честерфилд по работе. Кто-то должен поговорить и с ее секретаршей — инспектор Лонг, пожалуй, это удобнее сделать вам — и попытаться реконструировать ее передвижения за последние несколько дней. На сегодня все. Кто-нибудь хочет что-то добавить?

Один из гражданских, скучный очкарик с сальными волосами, нерешительно поднял руку:

— Есть одна деталь, суперинтендант.

Хант метнул на него мрачный взгляд, испугав парня чуть не до потери сознания.

— Я нашел заметку о Теренсе Торогуде. Несколько недель назад он попал на страницы «Сан» из-за разрыва с невестой. Я положу копию вам на стол. О нем пишут как о юбочнике.

— Отлично. Спасибо всем. За работу! Я провел ночь на ногах, так что поеду домой.

* * *

Хант прекрасно выспался и прибыл на Трогмортон-лейн свежий, в отличной форме. В инвестиционном банке он был впервые и не имел ни малейшего понятия, чем они, собственно, занимаются. Не исключено, что здесь полно спесивых сотрудников, которые будут смотреть на них свысока. Что ж, пусть попробуют. Если он хоть на миг почувствует такое, то задаст им жару.

Он был приятно удивлен, успокоен и польщен, когда его встретили вежливо, даже почтительно. Едва они с Уиром вошли, как симпатичная секретарша проводила их к лифту, а затем в чудесный, обшитый деревянными панелями кабинет с изумительным видом на Сити и на реку. Принесли свежий кофе и шоколадные пирожные, а секретарша председателя заглянула на секунду и сказала, что мистер Бартон велел вызвать его с совещания, как только прибудет суперинтендант. Он подойдет с минуты на минуту. Она еще не успела закрыть дверь, а Хант уже почти мурлыкал от удовольствия.

Тридцать секунд спустя появился Чарлз Бартон. Стройный, аристократичный, холеный.

— Суперинтендант Хант?

— Он самый. — Хант жестом указал на своего спутника. — Детектив сержант Уир.

— Прошу вас, садитесь, господа. Кофе?.. Ужасная история.

Приглядевшись, Хант по бледности Бартона заключил, что тот искренне потрясен.

— Да, ужасная. Родители девушки в очень плохом состоянии.

— Неудивительно. Я написал им и, разумеется, буду на похоронах.

— Вы ее знали лично, мистер Бартон?

— Немного. Я стараюсь беседовать даже с младшим персоналом, когда принимаю их на работу. А помимо этого, мы встречаемся редко, только в связи с конкретными делами. С Грейс я действительно сталкивался в связи со сделкой, над которой работал ее отдел.

— Она занималась этой сделкой и к моменту убийства?

— Нет. Эта сделка приостановлена… недели две назад. Увы, я не знаю, чем она занималась в самое последнее время. Если это важно, вам надо переговорить с соруководителями отдела, Ричардом Майерсом и Роско Селларсом. Вы хотите, чтобы я это устроил?

— Весьма любезно с вашей стороны. Полагаю, у вас едва ли есть идеи или предположения о том, кто совершил это преступление?

— Вы правы, суперинтендант. Подобные события в Сити, слава Богу, редкость. У нас есть другие способы улаживать разногласия.

Хант улыбнулся. Он проникся к Бартону симпатией. Тот оказался совсем не таким, как он думал.

— Значит, вы считаете, что это не имеет касательства к ее работе в «Скиддер-Бартон»?

— Я бы сказал, это совершенно исключено.

— Даже учитывая, что она подсадила убийцу в такси, заказанное отсюда?

Хант задал этот вопрос едва ли не смущенно.

— По нашим правилам, после восьми вечера персонал может заказать такси для поездки домой или в любое другое место, конечно при условии, что это не за тридевять земель. Думаю, наши молодые и общительные сотрудники иной раз подвозят своих друзей. Работают они очень много и с большим напряжением. Мы стараемся не слишком усердствовать, контролируя такие пустяки, как пользование такси.

— Понимаю.

Если бы кто-нибудь из людей Ханта взял такси без соответствующего разрешения, ему бы не поздоровилось. Впрочем, понятно, что в банках вроде «Скиддер» все может быть по-другому. На миг он возмечтал об иной жизни, где сам работал бы в таком вот кабинете с деревянными панелями, а сильные мира сего являлись бы к нему ради денег и мудрого совета. Увы, время ушло. Хотя не для его сына, которому скоро стукнет четырнадцать. Если мальчишка поднатужится и хорошенько выучится, может, он будет работать где-нибудь наподобие «Скиддер». Вероятно, не помешает поддерживать связь с мистером Бартоном, вдруг, когда придет время, он даст мальчишке шанс. Хант выдернул себя назад в реальность.

— Очевидно, нам потребуется ваша помощь при анализе зарегистрированных звонков как с ее мобильного телефона, так и со здешнего рабочего телефона. Мы уже запросили сведения насчет звонков с ее домашнего номера.

— Конечно, мы сделаем все, чтобы вам помочь. Все, что надо. Но скажите, как далеко вы продвинулись? Подозреваемый уже есть?

— Пока рано об этом говорить. По секрету могу сказать, что на квартире Грейс найдено несколько довольно страстных писем, которые, как мы надеемся, выведут нас куда-нибудь.

Бартон был поражен. Ханта позабавила реакция этого старомодного господина. Работай он в полиции, давно бы привык к изнанке жизни.

— Когда вы сказали «страстных», вы имели в виду — от любовника?

— Скорее от извращенца, которого она знала, но связи с ним явно не имела. Возможно, он-то нам и нужен. Главное сейчас — найти его.

— Что ж, отрадно слышать, что у вас есть зацепка. Может быть, пригласить теперь Майерса и Селларса?

— Да, пожалуйста, мистер Бартон.

— Я уверен, вы поймете меня и постараетесь войти в наше положение. Большая часть того, чем занимается отдел корпоративных финансов, проблемы чрезвычайно конфиденциальные, и закон обязывает нас хранить тайну. Мои коллеги смогут в общих чертах рассказать, чем занималась Грейс, но едва ли сочтут себя вправе вдаваться в детали.

— Разумеется. Я имею некоторое представление о работе инвестиционных банков, крупные сделки и так далее.

Уир здорово удивился. Они расследовали убийство, и он не видел причин, почему нельзя требовать любой информации, какая им понадобится. Неужели боец-ротвейлер сделался пуделем? Впрочем, возможно, у босса есть свои причины. Как всегда.

* * *

В пятницу вечером на совещании следственной бригады произошли драматичные события. Началось спокойно. Хант доложил, что «Скиддер-Бартон» выказал большую готовность к сотрудничеству. Особенно председатель. Но соруководители отдела корпоративных финансов уверяют, что никакой связи между работой Грейс и актом насилия быть не может. Хант добавил, что разделяет их мнение. Есть более перспективные версии.

Когда он закончил, в комнату ворвалась Мэри Лонг, на которую он успел рассердиться за отсутствие.

— Сэр, простите за опоздание. Я думаю, мы кое-что обнаружили. По вашему указанию мы проверили все места, где регулярно бывала Грейс. Одно из них — оздоровительный клуб под названием «Шипшейп», как раз в центре Холборна. Грейс состояла его членом и бывала там два-три раза в неделю. Там работал парень из Финляндии, по имени Марти Салминен, который уволился на следующий день после убийства.

Хант старался скрыть, что слова Лонг произвели на него впечатление. А Лонг продолжала:

— К сожалению, у них там нет образца его почерка, но бумага, которую используют в клубном офисе, точно такого же формата и оттенка, как и та, на которой написаны письма. И человек, с которым мы там говорили, сообщил, что Салминен всегда пытался приударить за женщинами — членами клуба. Нам дали его домашний адрес: он жил на Эрлз-Корт вместе с тремя шведами. Двоих мы опросили. По их словам, Салминен собрал вещи и уехал без всяких объяснений. Есть ли у него кашемировое пальто, им неизвестно. Между прочим, они здорово на него злятся, он задолжал квартплату за две недели.

— А у нас есть хоть какая-нибудь версия насчет его местопребывания?

— В данный момент нет, сэр. Мы выяснили все это лишь час назад.

— Ладно, организуйте наблюдение за аэропортами, железнодорожными вокзалами, паромами. Возможно, он уже покинул страну, но необязательно. У нас есть его фотография? Нет? Ладно, пускай его соседи по квартире и коллеги из клуба помогут составить фоторобот. А еще лучше связаться с властями… — Хант безуспешно пытался вспомнить название столицы, — …в Финляндии. У них должна быть его фотография в документах на выдачу паспорта. И пусть проверят, не вернулся ли он домой и не слыхали ли о нем его родственники. Пожалуй, хорошо бы оповестить и полицию других стран, куда он мог сбежать, например Испании. Все, за работу. Возможно, он и есть тот, кого мы ищем.

Он хотел было скрепя сердце поблагодарить инспектора Лонг, но тотчас же передумал.

* * *

Всю ночь в пятницу Терри ворочался с боку на бок и проспал не более часа. В четыре он встал, натянул более или менее чистую одежду и поплелся на кухню, заварить растворимый кофе. Поднимая чашку, он заметил, что рука дрожит. Посмотрел в окно, в ночной мрак. Падал легкий снежок, успевший запорошить землю. Похоже, на улице чертовски холодно. Он вернулся в спальню и опять попробовал уснуть.

Но сон не приходил. В восемь тридцать он услышал, как возле дома остановилось такси. Ошибки быть не может: машина была его. Значит ли это, что он чист, или, может, они думают арестовать его попозже, днем? Водитель позвонил, велел ему расписаться в получении и ушел. Когда он скрылся из виду, Терри пошел к багажнику. Передумал, вернулся в дом, позвонил друзьям и по окутанным туманом улицам поехал к Лену.

Эйнштейн уже был там, они с Леном ждали его на улице, потирая руки, чтобы согреться. Лен вывел свою машину из гаража. Только когда Терри заехал внутрь, а двери гаража закрылись от любопытных глаз соседей, они повернули ручку и заглянули в багажник.

18

Лен осторожно понес кассету в дом, Эйнштейн и Терри шагали следом. Они собрались в гостиной, Лен присел на корточки и сунул кассету в плеер. Все трое сели, напряженно пережидая щелчки и жужжание.

Лен несколько раз перематывал пленку, пока нашел нужное место. Терри заранее извинился, что пропустил начало разговора, и скрестил пальцы на счастье: дай-то Бог, чтоб батареек хватило до конца.

Фоновые шумы. А затем у них мороз по коже прошел: мертвая девушка заговорила из могилы: «…и ты нарушил все обещания, которые мне дал… Поверить не могу. Я доверяла тебе, любила тебя — и вот что получила. И ты еще нагло просишь меня закрыть глаза на то, что происходит с „Юэлл“. Я же сяду из-за этого в тюрьму. Можешь указать хоть одну причину, почему я должна?»

Ответа вроде бы не последовало.

Эйнштейн поднял руку. Лен и Терри услышали только шипение записи. Но Эйнштейну почудились какие-то неразборчивые слова.

— Давай еще раз, но прибавь громкость и выруби стерео, чтобы яснее слышать.

Лен сделал, как велено. Голос девушки звучал намного громче: «…причину, почему я должна?»

Опять не разберешь.

Эйнштейн снова махнул рукой.

— Еще раз. Громче.

«…причину, почему я должна?»

«…полмиллиона…»

Очень тихо, но вполне четко. Для верности они еще дважды прокрутили запись, а затем стали слушать дальше, убавив громкость, чтобы не оглохнуть, если следующий фрагмент будет громче.

«…Пошел ты к черту. Да тюрьму никакими деньгами не окупишь. Если б ты не подвел меня, а подстраховал, как обещано, я бы все для тебя сделала. Но не теперь. Я не собираюсь рисковать головой. Если завтра до восьми не услышу, что ты изменил решение, я пойду прямо в полицию…»

Снова та же история.

Вокмен попросту не улавливал его слов. Должно быть, он сидел слишком далеко от микрофона или нарочно говорил шепотом. Они попытались проделать прежний трюк с громкостью, перемотав пленку назад.

«…в полицию…»

Кажется, что-то есть. Мужской голос, еще более тихий, чем раньше. Пришлось прослушать несколько раз, чтобы различить слова: «…маньячка чертова…»

Лен озадаченно остановил запись. Голос звучал по-другому, не как в отрывке о полумиллионе. Терри занервничал. Эйнштейн сгорал от нетерпения.

— Давай дальше, Лен, посмотрим, может, он еще что скажет.

Лен на несколько секунд включил запись. И опять они с трудом расслышали: «…ты просто идиотка…»

Эйнштейн и Лен пришли в полное недоумение. Терри страстно желал, чтобы убийца начал говорить громким, ясным голосом. Дальше заговорила девушка, совершенно оглушительно. Лен поспешно уменьшил громкость.

«Не смей угрожать мне. Меня совершенно не волнует, что ты думаешь. Если ты не переговоришь с ним сегодня вечером, я в игре не участвую…»

Как только она замолчала, громкость снова увеличили.

«…Кто тебе права-то выдал? Микки Маус?..»

Все ясно — Эйнштейн с Леном повернулись к Терри. Тот готов был сквозь землю провалиться.

— Простите, ребята. Вот не знал, что микрофон ловит сквозь стекло.

Лен мрачно глянул на него.

— Он бы не уловил, если б ты не орал.

Терри тщетно силился оправдаться.

— Не кипятись, Лен, мы же с минуты на минуту услышим, как этот хмырь просит выпустить его из такси. И голос будет чистый, как колокольчик.

Эйнштейн махнул Лену, чтобы тот включил запись. Снова голос Грейс:

«…Я так и сделаю, имей в виду. Это мое последнее слово. Позвони, если передумаешь. Иначе… Нет, не смей меня трогать. Убери свои мерзкие руки… Что это, черт побери?.. Убери это, предупреждаю… Отпусти мою руку… О нет, нет, нет…». Хрип.

И опять ничего не слышно.

Лен забыл усилить звук. Но еще прежде, чем он это сделал, каким-то образом они все догадались, что услышат.

«…Лучше б за дорогой следил, чем языком-то молоть! Знаешь, что тебе надо сделать? Ты до-о-о-лжен…»

Легкий щелчок. Пленка ползла дальше, и на сей раз слышалось одно только шипение. Терри вконец перепугался:

— Вот черт, должно быть, батарейки сели.

Лен побелел от злости:

— Болван! Сколько раз тебе говорили, чтобы ты покупал запасные.

— Я купил. Но я их использовал.

— Стало быть, запасных батареек не было, да, болван полоумный? И почему ты не мог заткнуться, чтобы мы могли услышать его, а?

Эйнштейн лихорадочно размышлял. Слезами горю не поможешь. И что ни говори, кое-что важное они узнали, несмотря на Террину белиберду.

— Погодите, ребята. Вспомним, зачем мы все это вообще записывали. Вовсе не затем, чтобы уличить убийцу, а чтобы выяснить, идет ли работа по присоединению «Юэлл». Судя по услышанному, я бы заключил, что были кое-какие препятствия, но сделка еще актуальна.

Терри беспокоился о другом:

— А как насчет убийства, Эйнштейн? Запись ничего не говорит о том, кто это сделал.

— Верно, Терри, но она доказывает, что убийца знал о готовящейся операции с «Юэлл». Это позволит сузить круг подозреваемых.

Терри понял мысль Эйнштейна.

— Ты имеешь в виду, что это кто-то из «Скиддер»?

— Возможно. Или инвестор, получавший от Грейс конфиденциальную информацию.

Терри до сих пор мучился угрызениями совести:

— Отлично, Эйнштейн. Теперь мы знаем, что убийца как-то связан с этой сделкой. А полицейские? Вдруг они не знают? Убийца может удрать.

Эйнштейн колебался:

— Сомневаюсь. Если нет других явных следов, они наверняка вывернут банк наизнанку. Как только полиция узнает, над чем работала Грейс, они быстро составят полный список лиц, знавших о покупке «Юэлл». Держу пари, они нашли кучу других улик в салоне твоего такси, Терри. Отпечатки пальцев, волокна ткани и прочее. Нетрудно будет проверить все по списку. За пару дней они вычислят убийцу, помяни мое слово.

Он замолчал и взглянул на Лена, который сидел с непроницаемым видом. Терри был не в своей тарелке. Пришлось убеждать товарищей дальше.

— Можно бы передать пленку и, если, конечно, Терри не возражает, сесть за решетку по причине несодействия расследованию убийства. Кроме того, мы все потеряем жетоны, а Лен потеряет Поппи. И ради чего? Чтобы сообщить полицейским то, что они, вероятно, уже и без нас выяснили?

Терри неуверенно кивнул:

— Когда ты так говоришь, я думаю, ты прав. Как, по-твоему, Лен?

— Честно говоря, после того как я увидел по телевизору родителей бедной девушки, я считаю, что ради них мы должны помочь полиции поймать ублюдка. Но если Эйнштейн прав и нет никакой разницы… в общем, конечно, я хочу сделать так, как лучше для Поппи.

Эйнштейн облегченно вздохнул. Он искренне верил в то, что говорил, и, зайдя так далеко, даже мысли не допускал о неудаче всего проекта. Помочь Поппи — самое смелое, грандиозное и выдающееся предприятие в его жизни. Он не мог отказаться от этого.

— Ладно. Пора на работу.

Терри оцепенел:

— Если вы думаете, что я опять попрошу Даф помочь, то вы совсем спятили. Она наверняка знает, что случилось в эту поездку. И запросто может пойти в полицию, черт возьми. Я говорил с ней последний раз, больше не стану.

Дафну Эйнштейн упустил из виду. Он помолчал, прикидывая риск:

— Понимаю, что ты имеешь в виду, Терри, но это не проблема. Никто не отрицает, что Грейс заказывала такси через «Контрол-кебз». Если они не подозревают про какие-то мошенничества с заказами, им незачем наводить там справки. И даже если они туда заявятся, Дафне тоже не захочется потерять работу. Зачем же ей лезть на рожон и ввязываться в историю с убийством, а?

Терри по-прежнему сомневался:

— Можешь говорить что угодно, Эйнштейн, я с этой девчонкой завязал.

— Ладно, ладно. Пожалуй, тебе лучше держаться подальше от Сити, хотя бы некоторое время. Мы с Леном покрутимся возле «Скиддер». И наверняка вскорости подсадим кого-нибудь из этих банкиров. Точно, Лен?

— Ясное дело, Эйнштейн. Если вы, ребята, не против, пойду наверх проведаю Поппи. До того замотался, что почти не видел малышку последние пару дней. Давеча она как-то странно на меня посмотрела. Надо выяснить, что она себе там напридумывала.

Терри поднял голову и, повеселев, крикнул вдогонку Лену:

— Только не говори ей, что мы себе напридумывали.

* * *

Честерфилды вернулись домой в пятницу, обнаружив на улице толпы газетчиков. Когда супруги отказались делать заявление, репортеры потянулись прочь. К вечеру в воскресенье все разъехались.

С похоронами придется подождать, пока в Лондоне не закончат экспертизу. У Бет сердце разрывалось при мысли о бедной девочке, которая лежит нагая на столе в прозекторской, под ножом патологоанатома. Том хотел одного — по-христиански похоронить дочку, чтобы было куда ходить каждый день и изливать всю ту любовь, все те чувства, какие он никогда не умел толком выразить словами.

Пол не хотел оставлять родителей, но Бет сказала, что ему пора возвращаться к жене и ребенку, да и к работе тоже. Он крепко обнял мать, положил руку на плечо отца. Том без слов благодарно посмотрел на него. Потом заурчал мотор автомобиля, и Пол уехал.

Бет принесла по кружке какао, и некоторое время они сидели молча. Она знала, как будет трудно.

— Том, зря мы им не сказали. Может быть, это важно.

— Мы не скажем, и точка. Я не хочу, чтобы ее валяли в грязи. Да мы и не знаем, кто это был.

— Но знаем, что кто-то из банка.

— Будет плохо, если это попадет в газеты. Подумай, как назовут ее бульварные репортеры. Разрушительница брака… Гулящая… Шлюха. Ты этого хочешь? Им только дай кость, и они уже не остановятся. Начнут разнюхивать по клиникам.

— Нет, неужели ты не понимаешь, Том? Если они не поймают убийцу, а мы палец о палец не ударим, значит, мы навредим Грейс. Можно подождать некоторое время, посмотреть, как пойдет расследование. Если полиция ничего не добьется, давай обсудим это еще раз, а?

— Никогда… — Он почти выплюнул это слово. — Грейс мертва, ее нет. Конечно, я хочу поймать того, кто это сделал, и если на свете еще есть справедливость, он будет повешен. Но поймают его или нет, Грейс не вернешь. Все, что у нее сейчас осталось, это доброе имя. Я хочу, чтобы ее помнили как добрую, порядочную девушку, а не как какую-то девку, которую все будут презирать. Довольно об этом, Бет.

Она прочла в глазах мужа яростную решимость, лицо его налилось кровью. Бет опустила взгляд и покорно кивнула.

* * *

В понедельник впервые после смерти Грейс Селларс и Форд встретились лицом к лицу. На экстренном совещании директоров в четверг утром они заметили друг друга, но осмотрительно держались врозь, не обменявшись ни кивком, ни взглядом, пока Чарлз Бартон сообщил всем о смерти Грейс Честерфилд при подозрительных обстоятельствах. Новость облетела банк за несколько минут; сотрудники были потрясены и заинтригованы. Позднее в тот день, когда весть об убийстве заполонила все радиопередачи, все телеканалы, ужас и любопытство еще более возросли. В Сити и даже на Уолл-стрите этот случай был у всех на устах, а вскоре брокеры и банковские работники с легкомысленным, нездоровым азартом принялись слать по Интернету шуточки насчет Грейс.

Роско и Маркус подчеркнуто избегали друг друга. К полудню в понедельник у Селларса, однако, не осталось выбора. Ему предстояло лететь в Цюрих, и от Форда требовались свежие данные. Он послал ему сообщение по электронной почте и предложил побеседовать в конференц-зале. Селларс уже был там, когда вошел Форд. Секунд десять с лишним они смотрели друг на друга в упор, стараясь понять, что каждый из них чувствует.

— Странная история.

Маркус кивнул. Роско продолжал:

— Конечно, трудновато сейчас заниматься делами, но жизнь продолжается. Завтра я встречаюсь в Цюрихе с Лаутеншюцем, и вряд ли он из тех, кто примирится хотя бы с минутным молчанием. Мы с вами должны решить — идем вперед или выходим из игры.

Маркус внимательно посмотрел на него, но не ответил.

— Итак? Скажите, какова ваша позиция. В одиночку я эту сделку не осилю, а ввиду нынешней ситуации привлекать кого-нибудь другого из директоров будет безумием.

Ответа по-прежнему нет. Селларс на мгновение отступил и посмотрел на Форда, чуть ли не с восхищением. Чутье подсказывало, что, если б Форд твердо решил выйти из игры, он сказал бы сразу. Молчание могло означать только одно: сукин сын торгуется.

— Маркус, не тяните резину. Вы со мной или нет? Сделка-то чертовски огромная. Если вас не устраивает наш финансовый договор, я охотно его пересмотрю.

Маркус посмотрел на стол, потом на Селларса. Конечно, он презирал американца. Но, черт побери, трусом его не назовешь. Маркуса последнее время, день или больше, обуревал ужас, он попросту ждал, что будет. А Селларсу, наверно, в миллион раз страшнее, но он предлагает заняться делом. Грейс умерла, да здравствует сделка. Он не знал, что сказать. Пути назад явно нет, но хватит ли у него самого духу двигаться вперед? Селларс начал нетерпеливо барабанить пальцами по столу и невольно заговорил снова:

— Знаете что? Я увеличиваю вашу долю до десяти миллионов.

Маркус покачал головой, не в ответ на предложение, а просто удивляясь, что кто-то мог говорить, мог думать о таких вещах.

— Ладно. Двенадцать, черт с вами.

— Роско, знаете, что я думаю о вашем предложении?

— Не говорите. Ладно, вы загнали меня в тупик. Пятнадцать миллионов фунтов. Это мое самое последнее слово.

Разговор почему-то внушал Маркусу жутковатое спокойствие. Он был столь невероятно вульгарен и приземлен, что придавал чудовищно ненормальной ситуации некую странную нормальность.

— Я не понимаю вас, Маркус. Даже если вы не станете продолжать работу по «Юэлл», с чем вы останетесь? Что сделано, то сделано. Если мы сейчас остановимся, то никогда себе этого не простим.

Маркус раздумывал. Тут Селларс прав. И, может быть, в ближайшие дни худшее останется позади. Если полиция что-то разузнает, ему, безусловно, конец. А вдруг нет? Он дорого бы дал лишь за то, чтобы выяснить, что известно полиции! В сотый раз он проклинал судьбу за опоздание на встречу в «Бурликоне». Впрочем, Селларс прав: остановиться более рискованно, чем продолжать. Он посмотрел на Роско. Это его вина, только его. Не заблокируй он сделку Куилли и не отдай Манцу все, что тот хотел, ничего бы не случилось. Он бы ждал Рождества, купаясь в лучах огромного успеха ферниваловской сделки, а Грейс сидела бы в нескольких ярдах от него, предвкушая тихие рождественские объятия. Он на все это наплевал, и, если Селларсу нужна теперь его помощь, пусть платит.

— Роско, вы говорите, чтобы я не тянул резину. Но резину тянете вы. Я прекрасно знаю, что ваша доля не двадцать процентов, а сорок, и не буду сотрудничать, если не получу половину, что, по моим подсчетам, составляет двадцать миллионов.

Селларс улыбнулся. Крутой парень. Имеет наглость проделать этакий фокус после того, что совершил… Надо дать ему его долю. Он продолжал улыбаться:

— Ладно, Маркус, договорились.

Селларс через стол протянул руку. Маркус пожал ее.

— Открою еще один секрет. «Юэлл» не единственная причина, по которой я лечу в Цюрих. Швейцарцы внесут два предложения, а не одно. Лаутеншюц собирается купить «Скиддер».

— Когда?

— Не раньше, чем завладеет двадцатишестипроцентным пакетом акций семьи Бартон. Соединив их с собственными двадцатью процентами, он получит почти полный контроль. Эрнст рассчитывает купить акции Бартона до того, как мы объявим о покупке «Юэлл», ведь если станет известно о таком огромном барыше, акции «Скиддер» подскочат вверх. Он убедил Манца придержать сделку по «Юэлл» до продажи «Скиддер-Бартон».

— Сколько это займет времени? Для Манца условия скупки сейчас идеальные. Он должен начать до Рождества.

— Здесь могут быть сложности. Кто-то сказал Эрнсту, что фактически решения в семье принимает не старик, а брат Чарлза. Прежде Гай Бартон был паршивой овцой, но сейчас, когда он прославился, сэр Майлс ест у него из рук. Вы же видели комментарии в прессе, где говорится, что он заменит Чарлза?

Маркус пренебрежительно тряхнул головой.

— Вздор. У Гая Бартона своя империя. Зачем ему банк, тем более в столь ужасном состоянии?

— Кто знает? Может, ему скучно и хочется перемен. Ходят слухи, что он собирается продать «Эликсир». А может, причина стара как мир? Деньги? Если хотите знать, Лаутеншюц предлагает Гаю Бартону приличную сумму наличными.

Маркус слегка удивился:

— Вы имеете в виду, что они встречались?

— Да. Эрнст сообщил ему о «Юэлл», но обещал кресло председателя банка плюс огромное вознаграждение за продажу семейного пакета.

— Не верю. Подобные финансовые обязательства придется отразить в документах о предложении сделки. Как только другие члены семьи увидят, как много он получил лично, они никогда ему не простят.

— Между прочим, швейцарцы действуют похитрее. Никогда не слыхали о номерных банковских счетах? Эта сумма останется тайной.

— И он согласился?

— Пока нет. Вы знаете из газет, на Рождество он едет в Марокко, попробует побить какой-то дурацкий парашютный рекорд. Сказал, что даст ответ сразу по возвращении. Если он скажет «да», Цюрихский банк незамедлительно купит акции и двадцать девятого объявит об официальной покупке. Нет нужды говорить, что, когда швейцарцы получат контроль, в управлении произойдут перемены. Эрнст назначит нового директора-распорядителя.

Теперь Маркус все понял.

— Попробую угадать… им будете вы, так?

Селларс улыбнулся:

— Не забывайте, мне понадобится заместитель. Англичанин, желательно сведущий в корпоративных финансах. Конечно, мы могли бы приглядеть кандидатуру за пределами банка. Но, с другой стороны, им может быть и сотрудник самого банка, особенно если операция по «Юэлл» пройдет успешно.

Маркус кивнул. Только бы пройти через нынешний кошмар — и тогда его ждет кругленькая сумма в двадцать миллионов фунтов и продвижение на второй пост в банке, через головы всех этих старых хрычей! А со временем он, возможно, дойдет и до самой вершины. Роско не из тех, кто вечно торчит на одном месте. Волна возбуждения отбросила страх назад. Если все получится, с каким наслаждением он расскажет о своих успехах отцу Софи, пусть мотает на ус. С вершины такой власти он сможет планировать свое будущее сам, без помощи этого несносного старикана.

— Признаться, звучит неплохо, Роско. Прежде чем перейти к моим последним коррективам, я хочу сказать еще одно. Как мне сообщила Джулия Давентри, в день своей смерти Грейс пила с ней кофе и обронила, что обеспокоена чем-то по работе. Джулия спросила меня, не идет ли речь о том, чем Грейс занималась со мной. Я, конечно, начисто все отрицал. Она не знает о предложении «Бурликона», верно?

— Нет, если ей не сообщила Грейс.

— У меня не создалось такого впечатления. Но, так или иначе, Джулия вбила себе в голову, что здесь возможна связь с убийством.

— Пока ей ничего неизвестно, что она может сделать?

— Может разболтать об этом в банке, а кто-нибудь донесет в полицию.

— Ладно. Я, пожалуй, поговорю с ней. Маркус, а не стоит взять ее в команду, вместо Грейс? Можно бы предложить ей сумму, предназначенную для Грейс.

— Нет. У Джулии нет навыков подготовки таких операций в Великобритании. Вдобавок, если она вынюхивает насчет дела Грейс, ее и близко нельзя подпускать к сделке. Я возьму другого администратора, совсем зеленого, который будет рад поработать и не станет задавать каверзных вопросов.

19

Пустившись в бега, Марти Салминен особо не мудрствовал. Первая часть плана вполне удалась: в пятницу он добрался поездом до Дувра, пересек на пароме Ла-Манш и сел на парижский поезд. Отследить его переезды невозможно, и если бы он тихо переждал там, оплачивая дешевый номер наличными, его бы, наверное, никогда не нашли. Владелец гостиницы не слишком беспокоился о проверке паспортов, а когда платили вперед, с полицией не связывался.

Спугнула Марти английская газета, которую он в понедельник увидел в киоске. Эта фотография, сделанная восемь лет назад, к его восемнадцатилетию, была так не похожа на него нынешнего, что ничем ему не грозила. Но все равно, прочитав, что его ищут для опроса в связи с убийством Грейс Честерфилд, он испугался. А вдруг его мать в Хельсинки тоже услышит об этом? Если это убийство такое серьезное, финские газеты наверняка напишут, что подозревают финна.

Размышляя об этом, Марти позвонил матери. Она была вне себя от тревоги и слишком сердита, чтобы принимать на веру его уверения в непричастности. С таким-то прошлым можно ли ему верить? Она посоветовала ему сдаться, вернуться в Англию, не усугублять положение. Конечно, она спросила, где он, и обиделась, когда он не сказал. Только после разговора, мучительного от начала и до конца, Марти осенило, что, возможно, финская полиция прослушивает телефон матери. Если так, они уже знают, где он сейчас, сообщат французской полиции, и через минуту-другую за ним приедет полицейская машина. Он побросал в рюкзак свои немногочисленные пожитки, прошмыгнул мимо администратора и убрался из гостиницы.

Он понимал, что надо удирать из Франции, и по дороге в Руасси пытался решить, куда ехать. В Европе слишком опасно. Чутье велело сматываться подальше. В Америку ехать рискованно: он боялся их компьютеров. Может, вернуться в Индию? Год, проведенный там, был для него счастливым. Или рвануть в Южную Америку, где сейчас лето? Он не знал ни слова ни по-испански, ни по-португальски, так что найти работу будет трудно. Дальний Восток более привлекателен. В тех краях столько молодых американцев, австралийцев и европейцев, что среди них можно затеряться на долгие годы. К тому же он всегда мечтал выяснить, справедлива ли репутация девушек с Бали или с Филиппин.

В аэропорту Марти поинтересовался в нескольких кассах насчет дешевых рейсов, понимая, что кредитной карточкой пользоваться нельзя, а значит, он ограничен той суммой наличных, которую снял перед отъездом из Англии. Он тщательно избегал европейских авиакомпаний и в конце концов выбрал тайские авиалинии, рейс до Бангкока, вылет через час. Пришлось взять билет на собственное имя и предъявить свой паспорт; изнывая от страха, он встал в очередь к паспортному контролю, а после, как на иголках, дожидался отлета. Только через два часа, когда они давно уже покинули воздушное пространство Франции, он начал успокаиваться и строить глазки стюардессам. После небольшой выпивки и еды он крепко уснул и проснулся, когда самолет уже заходил на посадку в Бангкоке.

Местные полицейские и финский консул застали Марти врасплох. Он даже не успел выйти из аэропорта. Консул сказал, что выбора у него нет. Если он не согласится добровольно вернуться в Англию, британцы потребуют его выдачи. До суда тайцы заключат его под стражу, и нет никакого сомнения в том, каков будет вердикт. Марти понимал, что он обуза и что консул хочет от него избавиться.

Марти попросил адвоката, и ему разрешили проконсультироваться по телефону с тайским юристом, который постоянно сотрудничал с консульством. Сухим, бесстрастным тоном таец слово в слово повторил позицию консула. Три часа спустя, не получив возможности ни принять душ, ни сменить одежду, Марти вновь сидел в самолете, причем под конвоем бангкокского детектива, хотя возвращение было «добровольное». Вечером в четверг по прибытии в Хитроу его передали английской полиции в наручниках, словно злую собаку.

Британская полиция официально взяла его под стражу, посадила в тяжелый бронированный фургон, который эскортировали мотоциклисты, и доставила в Лондон.

Допрос проводил Хант самолично. Он обрадовался, что Салминен бывал вИндии, вероятном источнике яда, и пришел в восторг, когда поступили сведения о Марти из финской полиции. В двадцать два он был осужден за попытку изнасилования несовершеннолетней, а спустя еще два года обвинен в изнасиловании итальянской студентки. Его оправдали, но выписки из дела, присланные финской полицией по факсу, свидетельствовали, что, по их мнению, он был виновен. Для Ханта, отнюдь не поклонника судебных процессов, эти материалы были равнозначны обвинительному приговору. Он не сомневался, что суток не пройдет, как парень во всем сознается.

Когда Марти в первый раз рассказал свою сказку, Хант не удержался от смеха. У финна не было алиби на вечер убийства, ведь никто не мог подтвердить, что он ходил в кино. К тому же он не отрицал, что именно смерть Грейс заставила его бежать, так как он запаниковал при мысли, что письма могут навлечь на него подозрения. Мало того, он нахально заявил, что иск об изнасиловании в Финляндии был сфабрикован и он не рассчитывал на честность британской полиции.

Некоторое время Марти держался, не без помощи адвоката, которого обеспечили ему британские налогоплательщики. Хант проверял версию о кино, задавая вопросы о начале и конце сеанса. К двум тридцати ночи Салминен сломался и глупо сознался, что околачивался в Редклифф-Гарденз, надеясь «случайно встретить» Грейс.

Адвокат Салминена явно растерялся и уже не верил ни единому слову подзащитного. Мужчины вроде Салминена вызывали у Ханта дрожь отвращения, ведь они свято верили, что ни одна женщина перед ними не устоит, и, если девушки отвергали их заигрывания, были действительно способны на насилие. С его физической силой Салминен мог легко их одолеть. Хант готов был поспорить на свой годовой оклад, что те случаи в Финляндии далеко не единственные, когда он насиловал беззащитных девушек.

Составив для себя представление о Салминене, Хант уже не сомневался в том, как все произошло. Хотя в тот вечер Салминен не приставал к Грейс с сексуальными домогательствами, более чем вероятно, что в иных случаях он это делал. Возможно даже изнасилование. Вероятно, она была слишком потрясена, слишком испугана или слишком стыдилась, чтобы заявить в полицию. Потом что-то побудило ее изменить решение, и, на свою беду, она сказала ему, что намерена сделать. Он настоял на встрече, до того как она пойдет в полицию, а сам решил, что если не сумеет отговорить ее, то убьет.

Хант дожидался, чтобы Марти вконец выдохся, а тогда он огорошит его этой теорией. Конечно, он будет яростно отрицать. И неудивительно, ведь нарочно тянет время, пытаясь сообразить, что сказать дальше, дергается, как лиса, угодившая лапой в капкан. Хант точно знал, что, если б не присутствие адвоката, он давно бы выбил из парня признание. И эту систему называют правосудием!

Грейс Честерфилд не добилась правосудия, верно? Когда Марти схватил ее в салоне такси, Грейс не могла вызвать адвоката для защиты. Конечно, финн вправе хранить молчание, как посоветовал ему защитник. Но и у Ханта есть кое-какие полномочия. Например, выйти ненадолго и обсудить ситуацию с Уиром, игнорируя предостережения этой дуры Лонг. Он, может, и не получил признания, и улик еще недостаточно, зато его тридцатилетний опыт просто кричал, что финн — тот, кого они ищут. С должной серьезностью он вернулся в комнату и объявил, что Марти Салминену предъявляется обвинение в убийстве Грейс Честерфилд.

К семи утра в среду эта новость уже попала в газеты и сразу стала гвоздем утренних новостей.

* * *

Роско Селларс прямо как с цепи сорвался, когда услышал, что сделала Джулия. От каждого, кого нанимал, он ждал лояльности, уважения и послушания. Во вторник перед отлетом в Цюрих он целый час просидел с ней, терпеливо выслушивая ее девичьи тревоги. Он заверил, что все это ерунда. Это на нее не подействовало, и тогда он твердо потребовал не поднимать ненужный шум. Хотя Джулия прямо не сказала, что согласна с ним, к концу беседы он был вполне уверен, что она все поняла.

Утром в среду по дороге из Хитроу Роско услышал новость, которая подтверждала все, что он сказал Джулии: полиция арестовала скандинава, парня, никак не связанного с банком. Но не успел он доехать до Белгрейвии, как его настигло сообщение, что полиция хочет выяснить его мнение по поводу того, что Джулия Давентри рассказала сержанту Уиру.

Войдя в свою квартиру, Селларс тотчас позвонил Уиру и с огромным облегчением узнал, что для полиции все это попросту формальности, а к теориям Джулии там относятся с большой долей скептицизма. Уир оказался весьма любезен и даже разговорчив. Он доверительно сообщил, что суперинтендант Хант «на седьмом небе», что сумел арестовать финна. На них здорово давят — Лондон до сих пор кипит по поводу случившегося. Политики, епископы и прочие общественники без конца выступают с комментариями. Газеты пестрят затасканными историями о насилиях в такси. Страх витает в воздухе. Это убийство просто необходимо раскрыть. При таком всеобщем внимании поимка подозреваемого посредством ловкой комбинации старомодной детективной работы и международного сотрудничества была встречена с глубоким удовлетворением. Уир по секрету сказал Селларсу, что комиссар лично позвонил Ханту и передал поздравления от министра внутренних дел.

Селларс тоже поздравил полицию и, пользуясь случаем, сообщил благосклонному Уиру, что, по его мнению, Джулия Давентри — натура увлекающаяся. Так уж созданы женщины, сержант Уир понимает, что он имеет в виду. Разговор закончился в самых дружеских тонах. Но когда Селларс набирал телефон начальника отдела кадров «Скиддер», дружеская улыбка исчезла, губы решительно сжались, взгляд стал ледяным.

* * *

Джулии Давентри было не по себе. Она знала, как Роско разозлится, если проведает, что она пренебрегла его требованиями. Всю ночь она тщетно сражалась с собственной совестью, а рано утром не без дурных предчувствий поехала к суперинтенданту Ханту.

Если бы она слушала радио и узнала, что полиция отыскала подозреваемого, она бы передумала. Она не знала, что для полиции арест все изменил. Хант был теперь слишком занят, и ее отфутболили к сержанту. Почувствовав его откровенный скептицизм, Джулия сникла. Даже для нее самой «информация» звучала безнадежно туманно.

Сержант не упомянул о финне, и, только вернувшись в банк, она узнала из новостей, что ему предъявлено обвинение. Она быстро сообразила, что это тот самый Марти, подонок из «Шипшейпа». В первую минуту она пожалела, что не убедила Грейс пойти с теми письмами в полицию. Но затем слегка удивилась. Марти, конечно, мразь, без вопросов, и легко представить себе, что на отказ он реагирует весьма агрессивно. Но похож ли он на убийцу? У нее было полно работы, вот почему она решила пока что выбросить все это из головы.

Когда через несколько часов Джулии позвонили из отдела кадров, она была просто в шоке. Зачем начальник отдела кадров вызывает ее, причем немедленно? Она видела его один-единственный раз, когда вместе с другими членами команды Роско подписывала контракт. И почему его секретарша не сказала, в чем дело?

Джулия пошла на третий этаж, ощущая внезапный озноб и странную сухость во рту. Секретарша велела ей подождать на скамейке в коридоре. Ужасно неловко — сидишь, будто школьница. Дверь в кабинет начальника была закрыта и без стекол. На миг Джулии послышался изнутри нью-йоркский говор. Она похолодела: неужели там Роско? Боже правый, в чем дело? Неужели он узнал про ее визит в полицию? Она не на шутку перепугалась. Роско — человек крайне вспыльчивый. Однажды он в одну секунду вышиб с работы своего помощника, да так грубо, что бедняга разрыдался на глазах у всех. В таком состоянии Роско просто зверел, становился злобным и необузданным. Если он там, то кабинет будет напоминать скорее клетку со львом, нежели учительскую. Она ждала еще десять минут, прежде чем секретарша пригласила ее войти.

Он действительно был там. Руки Джулии предательски задрожали, когда она села перед судилищем. Начальник отдела кадров предоставил слово Селларсу. Она видела, что Роско тоже дрожит, но от холодной ярости. Вот-вот грянет взрыв. Джулия отчаянно старалась овладеть собой. О чем бы ни зашла речь, ничего дурного она не сделала. Визит в полицию не нарушал никаких правил компании. Это дело ее совести. Потом Джулия посмотрела на Роско — ледяной ветер его ненависти задул робкую искру сопротивления, и она ощущала уже один только страх.

— Джулия, мне казалось, вы обещали выкинуть это из головы.

— Я этого не говорила. Только согласилась обдумать ваши аргументы.

— И решили их проигнорировать? — Он уже готов был взорваться.

— Я сделала то, что сочла нужным. И вряд ли это касается кого-либо еще.

— Вы, похоже, не отдаете себе отчета, что банк переживает не лучшие времена. Наша репутация подорвана, моральное состояние персонала — хуже некуда, многие уходят. И вдобавок ко всему это убийство. Если решат, что оно связано с бизнесом, это будет последний гвоздь в крышку нашего гроба. Теперь мы все знаем, что никакой связи тут нет; к счастью, здешняя полиция порасторопнее, чем в Америке. Очень скоро дело будет закрыто, и наши клиенты могут не опасаться, что, севши в такси с сотрудником «Скиддер», не доедут до места. Все вроде бы превосходно, так нет же, нашелся склочник, побежал в полицию, предложил отпустить финна, а вместо этого допросить с пристрастием каждого служащего «Скиддер».

— Я так не говорила. Я даже не знала о финне.

— Вранье. Об этом все слышали. Радио, телевидение, газеты только о том и твердят.

— А я не слышала.

— Не верю!

Кадровик был весьма смущен. Джулия догадалась, что он умолял Роско сохранять спокойствие, и решила обратиться к нему.

— Можно узнать, зачем меня вызвали сюда? Вы считаете мои действия дисциплинарным проступком? И собираетесь объявить мне выговор или еще что-нибудь?

Кадровик откашлялся:

— Да нет. Как вам известно, Джулия, инвестиционный банк — это одна команда, где все друг другу доверяют. Роско очень разочарован вашим поведением и полагает, что вы умышленно пренебрегли интересами банка.

— Искренне сожалею, что у Роско сложилось такое впечатление. Уверяю вас, я сделаю все возможное, чтобы восстановить его доверие ко мне, если он даст мне шанс.

— Мы считаем, что дело зашло слишком далеко. По мнению Роско, отношения испорчены непоправимо, и впредь работать с вами невозможно.

— Что это означает? Вы хотите убрать меня из его команды и перевести в другой отдел?

Кадровик, пряча глаза, проговорил:

— Мы взвесили такого рода возможности и пришли к выводу, что в настоящее время ничего… подходящего нет.

У Джулии перехватило дыхание.

— Вы что же, решили меня уволить? — Теперь и она повысила голос, это же возмутительно. — Но это вам дорого обойдется. По контракту мне полагается бонус за два года. Коль скоро я получу бонус и жалованье до последнего пенни, вы можете делать все, что угодно.

Кадровик не отрывал взгляда от стола. Инициативу опять перехватил Роско.

— Если вы рассчитываете после всего, что натворили, уйти с кучей денег, то вы глубоко заблуждаетесь. Вы уволены, и точка. В данный момент сотрудник службы безопасности складывает ваши личные вещи в пакет и несет их сюда. Вам выплатят жалованье за этот месяц, и ни пенни больше.

Глаза Джулии сверкнули:

— Вы не можете так поступить, Роско. Здесь не Уолл-стрит. Здешние законы не позволяют работодателям поступать таким образом. Если мне не выплатят все, что положено, я подам в суд. Отличная реклама для банка, верно?

Роско взорвался — это была последняя капля. Он грохнул кулаком по столу и заорал:

— Попробуйте только подать в суд, и я сделаю так, что вы никогда больше не будете работать в инвестиционном банке! А если еще раз посмеете мне угрожать, то увидите, что я сделаю с вашей репутацией!

Кадровик смотрел на него с недоумением. Но для самой Джулии смысл этих слов был мучительно ясен. В ту сумасшедшую, хмельную ночь в Нью-Йорке они приехали к ней домой, и Роско вынул из кейса «маленький сюрприз» — фотоаппарат «Полароид». Целый час она отказывалась, но еще одна бутылка шампанского и нарастающее вожделение покончили с остатками здравого смысла. Вначале она позировала без лифчика, потом без трусиков и, наконец, что самое унизительное, во время совокупления. Он тогда клялся, что это все только для азарта, что утром он сожжет снимки. И действительно сжег — некоторые из них, украдкой, когда она пошла в ванную, спрятав наиболее пикантные в карман пиджака.

Джулия никогда в жизни не делала ничего настолько постыдного, и известие, что фотографии уничтожены лишь частично, оживило весь ужас воспоминаний. Роско выждал несколько месяцев, прежде чем с откровенно плотоядным видом сообщил, что сохранил один-два снимка для «коллекции». И теперь, сидя напротив него, обуреваемая жгучей ненавистью, она нисколько не сомневалась в том, что он имеет в виду. Если она опять перебежит ему дорогу, он, не задумываясь, поместит эти снимки в Интернете, во всей их красе, и позаботится, чтобы каждый банкир зашел на сей сайт. Она потерпела поражение.

Когда ей предъявили документ об увольнении, Джулия вполне успокоилась. Как только она подписала его, Селларс вышел из кабинета, даже не взглянув на нее. Начальник отдела кадров промямлил что-то вроде извинения и встал, показывая, что разговор окончен. Очень медленно Джулия поднялась и вышла в коридор — на скамейке лежал пакет с остатками ее банковской карьеры.

* * *

Днем, затормозив у дома Бишопов, Эйнштейн увидел, как подъехало такси Терри. Они кивком поздоровались и стали ждать, когда Лен подойдет к двери. Настроение у обоих было подавленное, понятно ведь, что это будет самый безрадостный, а может быть, и последний военный совет. Даже не говоря об услышанной по радио новости, перспективы были безотрадны. Цена акций «Юэлл» опять понизилась. Без помощи Дафны получить заказ от скиддеровских сотрудников было практически невозможно, и никакой новой информацией они не располагали. Вдобавок состояние Поппи опять ухудшилось. Она не спала и еще больше похудела. С той минуты, как они узнали об облаве на финна, их грызла нечистая совесть, а весть о том, что ему официально предъявили обвинение, окончательно развеяла надежду, что это уловка полиции.

Джин ушла за покупками, поэтому Лен сам заварил чай, усадил товарищей в гостиной и открыл заседание.

— Ну… что же нам теперь делать, черт возьми?

Эйнштейн пытался найти лазейку:

— Послушайте, он, конечно, работает в гимнастическом зале, но это не означает, что он не мог знать про «Юэлл». Может, она ему рассказала. Может, у него есть богатые друзья, которые вложили в это дело крупную сумму. Если таксисты играют на бирже, то почему этим нельзя заниматься служащим оздоровительных клубов?

Никто не верил ни единому его слову, и ответа Эйнштейн не получил. Терри совсем сник:

— У вас-то все в норме. А я? Что будет, если обнаружится, что я наврал с три короба? Раньше я вам не говорил, и без того забот хватало, но за мной, кажется, следят.

Лен не удержался от смеха:

— Чушь собачья. У тебя комплекс Джеймса Бонда, вот и все. Терри Торогуд с лицензией на все виды деятельности.

Терри шутку не оценил. Он здорово разозлился:

— Я серьезно, Лен. И если за мной кто следит, то скоро выяснит, что мы работаем вместе. Пока мы в состоянии помочь Поппи, я на все готов, но если опционы эти не стоят теперь и бумаги, на которой напечатаны, то лучше мне рассказать правду.

Эйнштейн опять вмешался:

— Я знаю, ситуация не ахти, но опционы действительны еще более трех недель. Глупо выходить из игры раньше этого срока. Как считаешь, Лен?

— По правде говоря, я не знаю. Мы здорово влипли, особенно Терри. И если этот финн, которого они засадили, невиновен, мы фактически помогаем настоящему убийце уйти от ответа.

— В таком разе у меня есть предложение. Подождем еще несколько дней, попробуем добыть сведения насчет «Юэлл». Если не сумеем, то быстро продаем опционы за ту цену, какую дадут, и прекращаем операцию. А если окажется, что они намерены признать финна виновным, мы найдем способ сообщить полиции, что они взяли не того человека.

Терри пожал плечами.

— Тебе решать, Лен. Поппи — твоя дочка. Если ты хочешь еще немного повременить, я с вами.

Лен кивнул:

— Ладно, пусть будет, как говорит Эйнштейн.

Как вдруг послышался другой голос:

— Нет.

Все трое замерли. Дверь в холл была приоткрыта. Терри первый сорвался с места, подбежал к двери и распахнул ее.

— Ах ты, черт.

Поппи съежилась на полу, маленькая, худая. Спускаясь по лестнице, она вконец выбилась из сил, но каким-то образом сумела подавить кашель. Теперь все трое мужчин стояли в дверях. Лен оттолкнул Терри и склонился над ней.

— Господи Иисусе, Поппи, что ты здесь делаешь?

Она посмотрела на него.

— Неси меня в комнату. Я хочу поговорить с вами.

— Нет, милая. Я отнесу тебя наверх, в постель. Здесь ты можешь до смерти простудиться.

— Нет.

В ее голосе и взгляде было столько решимости, что Лен испугался. Без слов поднял дочку и отнес в кресло. Терри быстро сбегал наверх за одеялом. Поппи нетерпеливо ждала, пока Лен укутает ее, а затем открыла свое совещание.

— Вы все думаете, раз я больна, то понятия не имею, что происходит. А я знаю куда больше, чем вам кажется. Вы ведь замешаны в том убийстве в такси, да? Да? — Она не имела ни малейшего желания выслушивать отговорки и сочла отцовское молчание знаком согласия. — И за рулем был Терри, да? Вот почему вы с мамой не спали всю ночь, а потом приехали Эйнштейн и Рут. Я права?

Терри робко кивнул.

— Этот финн ни при чем, верно? Вы это знаете, но молчите. Вы только что говорили об этом, я слышала. Что ж, если вы так поступаете, чтобы отправить меня в Калифорнию, то я туда не поеду. И если вы не расскажете правду, я сама позвоню в полицию и никогда больше не стану с вами разговаривать.

Эйнштейн попытался воззвать к ее здравому смыслу:

— Послушай, Поппи, если мы расскажем правду, не только ты не поедешь в Америку. Терри может сесть в тюрьму, а твой отец потеряет работу. Что тогда будет со всеми нами?

Поппи стиснула кулачки и крикнула во всю силу своих больных легких:

— Мне все равно!!! — По ее щекам катились слезы. Лен стал перед ней на колени.

— Хорошо, милая, мы сделаем, как ты хочешь, если Терри согласен.

Терри опять кивнул:

— Конечно, если Поппи хочет.

Лен подхватил Поппи на руки и понес наверх, в постель. Вернулся он только через двадцать минут. И вид у него был ужасный:

— Терри, я не позволю тебе отдуваться в одиночку. Это все было ради моей девочки. Если ты пойдешь в полицию, я иду с тобой. — Он повернулся к Эйнштейну. — А тебе впутываться незачем, приятель.

Эйнштейн медленно покачал головой:

— Думаешь, я смогу с этим жить? Записывать разговоры пассажиров — моя идея. Я впутал вас в эту историю. Но, может, все-таки подождем до завтра? Рут на работе, а мне не хочется говорить ей об этом по телефону.

— Почему бы и нет, если Терри не возражает.

Терри изобразил бодрую улыбку.

— Не возражаю. Пойду, разыщу какую-нибудь девчонку, развлекусь напоследок перед кутузкой' А как к этому отнесется Джин, Лен?

— Здорово перепугается. Пойду-ка я прогуляюсь, соберусь с мыслями до ее возвращения.

20

За Терри и впрямь увязался хвост. Едва он отъехал от дома Лена и направился в район Гантс-Хилл, как увидел в зеркало, что его преследует другое такси, отчаянно мигая фарами. Он сбросил скорость, позволил себя догнать — надо выяснить, из-за чего этакая кутерьма. Когда они поравнялись, он увидел, что это Эйнштейн, настойчиво сигналит, чтобы он остановился. Какого черта ему надо?

Терри затормозил у тротуара. Эйнштейн тоже остановился, выскочил из кабины и стремглав метнулся к нему.

— Не знаешь, куда поехал Лен, Терри?

— Скорее всего, к Томми.

— Знаешь, где это?

— Да. А что?

— Есть идея. Давай туда, я за тобой.

Он быстро запрыгнул в свое такси и нетерпеливо мигнул фарами, подгоняя Терри.

Минут через десять-пятнадцать они были на кладбище. Унылое, бесприютное, оно располагалось на взгорке, над шумной дорогой. Автобусы и грузовики громыхали мимо, делая все возможное, чтобы нарушить созерцательный настрой посетителей. На многих могилах еще лежали грязные остатки воскресного снега. Терри с Эйнштейном зашагали вдоль длинных рядов могил и наконец в дальнем углу увидели Лена, в одном свитере он стоял на проносном ветру.

Лен не обернулся, когда они подошли, и, остановившись чуть поодаль, они молча ждали, чтобы он очнулся от размышлений. Даже ощутив их присутствие, он неотрывно смотрел на могильный камень.

— Через месяц ему бы исполнилось двадцать один.

Терри кивнул, хотя Лен не смотрел в их сторону.

— Да, мы бы устроили ему в «Орле» хорошую вечеринку… Лен, дружище, у Эйнштейна есть идея.

— Поздновато, пожалуй, а?

— Дай ему сказать, Лен… Мы не хотим уводить тебя от Томми, но разговор займет некоторое время, так что, если не возражаешь, может, посидим в машине? А то здесь не больно уютно, памятники кругом…

Больше часа они просидели в машине. С превеликим трудом убедили Лена хотя бы допустить мысль о попытке изложить Поппи эту идею. Тем не менее спустя двадцать минут троица торжественно вошла в ее комнату.

Поппи встретила их враждебным, непреклонным взглядом. Глаза у нее по-прежнему были красные от слез, и она ничуть не смягчилась. Они явно что-то замышляют, небось, начнут увиливать от обещания, но черта с два, она им спуску не даст.

— Какого черта вам еще надо? — свирепо буркнула Поппи. — Я вам сказала свое решение. Если попытаетесь увильнуть, звоню в полицию. Сами знаете, я не шучу.

Терри присел на кровать и взял ее за руку. Поппи попробовала было выдернуть ее, но не слишком настойчиво. Она была влюблена в Терри.

— Мы и не думаем вилять, Поппи. Просто умница Эйнштейн придумал, как все сделать правильно и не засадить твоего отца — и меня — в каталажку. Пожалуйста, выслушай нас. Если ты не согласишься с планом Эйнштейна, я сразу иду в полицию, как мы и обещали. Выслушай и реши, вот и все.

Поппи недовольно скривилась.

— Даю ему пять минут.

Эйнштейн благодарно улыбнулся:

— Спасибо, Поппи. Моя идея… вправду очень простая. Как, по-твоему, средний полицейский очень умный парень?

Поппи нахмурилась.

— Да уж! Бестолочь — вот он кто.

Эйнштейн ухмыльнулся.

— Точно. Поэтому, даже если мы все им расскажем, большого толку не будет. Мы ведь понятия не имеем, кто совершил преступление, какого он возраста и как выглядит. Мы только определенно знаем, что убийца поддерживал с нею деловые отношения. А если полиция, как ты говоришь, умом не блещет, то маловероятно, чтобы такая скудная информация помогла им поймать убийцу.

Поппи задумалась:

— По крайней мере они отпустят этого парня — Марти, — если узнают, что он непричастен.

Эйнштейн энергично тряхнул головой.

— Мы и в этом не можем быть уверены. Ведь он вполне мог иметь с ней какие-то дела.

— Ты так не думаешь.

С этим Эйнштейн предпочел согласиться:

— Верно. Но полицию вряд ли очень интересует, что мы думаем. Не забудь, как их все хвалили за его поимку. Трудновато будет признаться в ошибке.

Поппи скрестила руки на груди:

— Ну так в чем заключается твоя блестящая идея, Эйнштейн?

— Мы сами вычислим убийцу.

— Что? Вы втроем? Полицейские, конечно, ослы, но я не говорила, что таксисты умнее. Ты, Эйнштейн, понятно, не лыком шит, но папа и Терри — пока дотумкают… И что вы трое вообще понимаете в детективной работе?

Эйнштейн предвидел такой вопрос и без запинки ответил:

— По телевизору показывают прорву детективов, и мы все знаем, что это за работа. Ничего сложного — много беготни и немного дедукции. Я всегда воображал себя чем-то вроде Шерлока Холмса.

— Неужели? А папа вроде того туповатого доктора, да? Ну а Терри чем займется? Будет трахать баб-присяжных?

Терри обиделся, а Эйнштейн еще подсыпал соли на рану:

— А знаешь, это неплохая идея, Поппи. Может, назовем его сержантом Бабником?

На сей раз Поппи не удержалась от улыбки:

— Понимаешь, Поппи, единственная наша зацепка — та сделка, над которой девушка работала в банке. Банк либо не знает об этой связи, либо помалкивает. Правду можно выяснить, только если подобраться поближе к «Скиддер-Бартон». И здесь у нас есть преимущество перед полицией, ведь нам известно, кто вместе с ней работал над этой сделкой. А самое замечательное в моем плане то, что, выслеживая убийцу, мы одновременно разберемся с нашим собственным вложением и постараемся все-таки отправить тебя в Сан-Франциско.

Все трое напряженно ждали приговора. Поппи молчала.

— Поппи, родная, — сказал Лен, — если тебе не нравится план Эйнштейна или ты не считаешь, что нам это по плечу, просто скажи, и мы двинем прямиком в полицию, как я обещал.

— Даю вам две недели. Согласны?

— Такие дела требуют времени, детка, — взмолился Терри. — Дай нам пару месяцев.

— Один месяц, это мое последнее слово. — Она повернулась и взглянула на календарь на стене. — Как раз до Рождества. Если к тому времени Долина зеленых жетонов не побьет Скотланд-Ярд, дело передается в полицию. Обещаете?

Они хором ответили:

— Обещаем.

Лен крепко поцеловал ее, Терри и Эйнштейн тоже. Затем они спустились в гостиную и принялись разрабатывать стратегию.

Восторженность Лена тут же испарилась, как только он стал размышлять о практических деталях.

— Но как мы сумеем выяснить, что происходит в «Скиддер», Эйнштейн?

— Да?! — вставил Терри.

— Дайте мне время. Я должен все продумать. Вообще-то предложение Поппи насчет Терри, пожалуй, не лишено смысла.

— О чем ты, Эйнштейн? У меня и так куча неприятностей. Знать не хочу никаких присяжных.

— Не волнуйся, я говорю не о присяжных, а о секретаршах. Можно выяснить имя секретарши этого Форда, и ты поменяешь Дафну на нее.

Лен фыркнул:

— Это в корне меняет смысл термина «частный хвост», верно?

Терри не очень-то понял шутку:

— Да пошли вы! В «Контрол-кебз» я, по крайней мере, мог выбирать. На кота в мешке я не согласен. Вдруг она замужем?

Лен был слишком хорошо осведомлен о Терриных романах, чтобы клюнуть на эту удочку, и назвал кое-кого из обитателей Долины зеленого жетона, которым определенно наставили рога.

— Можете говорить что угодно, — отрезал Терри, — на это я не пойду. У меня тоже есть принципы… Пока не докажете, что ей нет тридцати и она симпатичная, я штаны не сниму.

* * *

Джулия Давентри сидела одна в своей квартире. Бутылочка вина «Сонома Шардоне» из магазинчика «Пуан-руж» Питера Майкла, которую она хранила для особого случая, была пуста. Она посмотрела, нет ли еще чего выпить. Чуть-чуть вермута, много джина, но ни капли тоника. Почти полная бутылка виски. Все это ей не по вкусу, только для гостей. А больше ничего нет. Она посмотрела на часы. Уже за полночь. Магазинчик неподалеку, вероятно, еще открыт, и у них что-нибудь найдется. Она уже была у двери, когда шум проливного дождя заставил ее повернуть обратно. Она пошла к холодильнику, выхватила из белого пластмассового контейнера горсть ледяных кубиков и высыпала их в огромный стакан шотландского виски. От первого глотка она невольно скривилась. Но мало-помалу привыкла. А может, ей было просто все равно.

Как одиноко! Кроме Грейс, она ни с кем в банке не подружилась. Если рассказать родителям, они, конечно, посочувствуют, хотя и будут бестолково нервничать. Это ведь и на них отразится. Два года гарантированных бонусов от «Скиддер» помогли бы им выплатить остатки долгов, да и ей бы позволили кое-что скопить. Теперь все пропало. Черт, что за невезение. Если родители спросят, что она собирается делать дальше, она не сможет ответить. Лучше покуда молчать, потянуть время, пока не появятся хоть какие-нибудь перспективы. Надо сделать так, чтобы они не звонили ей на работу и не узнали все оттуда. Лучше сказать, что она уезжает в командировку или что-нибудь в этом роде.

Она глотнула еще виски, и в ней вспыхнуло желание поквитаться с Роско. Но пока те фотографии у него, ничего не сделаешь. Где они могут быть? Раз он хвастался «коллекцией», то, возможно, держит их в альбоме, вместе с прочими доказательствами своих побед? Вряд ли он рискнет оставить их в Нью-Йорке, где стерва жена вполне может их обнаружить. Нет, они наверняка в Лондоне, возможно, в столе на работе, а скорее всего — на квартире. Она представила себе, как взломает дверь, войдет в его квартиру и заберет снимки.

Она была у Роско на новоселье. Внизу сидит консьерж, мимо него не очень-то пройдешь. А если и пройдешь — как проникнуть в квартиру и найти альбом?

Джулия налила себе еще виски. Она уже здорово выпила, но по-настоящему так и не захмелела. Снотворного у нее не было, а в теперешнем эмоциональном состоянии разве только алкоголь и поможет ей уснуть этой ночью.

Она поставила диск с ноктюрнами Шопена, размышляя о том, почему Роско до такой степени обозлился. Она понимала, что он не желает видеть ее в своей команде, но почему он так яростно настаивал, чтобы ей не предлагали в банке другую работу? Ведь кадровик говорил сущую ерунду. «Скиддер» терял людей, как решето воду; и предполагать, что в другом месте от нее толку не будет, просто смешно. Так почему? Чем больше она размышляла, тем больше убеждалась, что Роско что-то скрывает. Грызущее сомнение не отступало. Маркус тоже вел себя странновато. Был сам не свой, как-то очень уж поспешно объявил, будто знать не знает, что беспокоило Грейс.

Размышляла она и о мерзком финне. Найдены ли в такси его отпечатки пальцев? Опознал ли его таксист, уловил ли иностранный акцент? Что-то такое ведь должно быть. Нельзя же строить все обвинения только на тех похабных письмах? Вот бы потолковать с этим таксистом.

Есть ли способ узнать его имя? В «Контрол-кебз» обращаться бессмысленно. Полиция наверняка запретила им давать такие сведения. Хотя погоди-ка. Таксист определенно разболтал коллегам, и кое-кто из них теперь наверняка знает, кто он. Найти бы хоть одного такого. Для этого нужны удача, настойчивость и, невзирая на зимние холода, короткая юбочка.

Как же ей действовать? Заказать уйму рейсов и спрашивать у каждого водителя? Или попытать счастья в одной из таксистских забегаловок, которых в городе полным-полно? Интересно, туда пускают обычных людей?

Завтра же с утра и попробуем. Она воспрянула духом, теперь есть хоть какой-то план, можно и в постель нырнуть. В два тридцать она еще не сомкнула глаз. А в три встала, надела платье в обтяжку, вышла под дождь, остановила такси и удивила водителя просьбой подвезти ее к ближайшему шоферскому кафе.

Таковое оказалось напротив Музея Виктории и Альберта. Таксист не просто подвез ее. Хорошенько разглядев пассажирку в зеркале, он вдруг почувствовал жажду, решил выпить чашечку чая и галантно провел ее внутрь. Здесь было на удивление светло, в одном конце располагалась небольшая кухонька, в другом — несколько узких пластиковых столиков. Один из пожилых таксистов поднял глаза и, увидев Джулию, пролил на себя чай. Другие поначалу смотрели недовольно и неприветливо, но ее длинные стройные ноги и глубокий вырез на платье постепенно возымели свое магическое действие. Они не смогли ответить на ее вопрос, но Джулия излечилась от страха перед людьми и твердо решила в ближайшие двадцать четыре часа посетить остальные четырнадцать подобных кафе.

* * *

Обычно Дитер Манц принимал своих сотрудников у себя. Однако двадцать седьмого ноября, оказавшись проездом в Лондоне, он не стал возражать против ланча в «Скиддер». Узнав об этом, Эрнст Лаутеншюц немедленно прилетел из Цюриха, чтобы присоединиться к ним.

В скверные старые времена в Сити никогда не говорили о делах без рюмки портвейна или бренди после обеда. Когда бренди вышло из моды, переключились на кофе, потом — на второе блюдо. Нынче дела обсуждают, едва сядут за стол. Манц задал первый вопрос еще до того, как отведал первую ложку.

— Ну, господа, как, по-вашему, будет меняться цена акций «Юэлл» от сегодняшнего дня до начала нашей операции?

Ответ на этот вопрос Роско предоставил Маркусу.

— Последние две недели цена слегка снижалась. Если б биржа знала то, что знаем мы о крупных заказах, которые получит «Юэлл», то можно бы ожидать очень резкого роста котировок. К счастью, заказы будут подтверждены в такое время, когда это будет уже неопасно. И как мы договорились, если цена начнет подниматься, мы запустим информацию о слабой работе их отдела по разработке полупроводников, что на некоторое время вновь притормозит повышение курса акций.

Манц был доволен:

— Хорошо, значит, все под контролем. Нам не придется платить слишком высокую цену.

Ни Маркус, ни Роско не были уверены, что Манц уразумел их терпеливые разъяснения. Роско сделал новую попытку:

— Дитер, мы разве не обсуждали с вами прошлый раз концепцию надбавки за присоединение? Акционеры «Юэлл» весьма лояльны к Остину. Чтобы они забыли о лояльности, нужно предложить минимум сорок процентов сверх рыночной цены. А лучше пятьдесят, для гарантии.

Манц пристально посмотрел на него:

— Мистер Селларс, я отлично знаю, что сотрудникам инвестиционных банков платят по результату сделки, и потому вы стараетесь убедить клиентов платить высокую цену — под предлогом обеспечения успешного продвижения сделки. Для меня это более чем странно. Я сочту сделку успешной, только если «Бурликон» заплатит абсолютно необходимую цену, и ни пенни больше. И позвольте сказать вам прямо сейчас: о пятидесятипроцентной надбавке не может быть и речи. Я согласен максимум на тридцать процентов сверх рыночной стоимости. Так что подумайте хорошенько. Может ли «Скиддер-Бартон» заработать свои грабительские комиссионные, отдав «Юэлл» мне за такую цену, или я должен пойти в другой банк?

Что за непроходимый тупица, подумал Селларс. Он терпеть не мог работать с европейцами, то ли дело американцы. При той цене, какую предлагает Манц, есть только один надежный способ добиться успеха: накопать побольше компромата на «Юэлл» и его руководство и по-умному запустить эту информацию, чтобы подорвать их реноме и лишить возможности сопротивляться.

— Скупо, очень скупо. Но я полагаю, мы вытянем. Как, по-вашему, Маркус?

Маркус уже достаточно изучил методы Роско, чтобы не воспринимать все чересчур буквально. У Роско наверняка есть причина для такого бойкого оптимизма, поэтому лучше с ним согласиться.

— Думаю, да.

Манц был очень доволен. Он показал этим англосаксонским хитрюгам, что его не проведешь.

— А со сроками, которые мы предлагаем, тоже нет проблем, мистер Селларс?

— Мы бы предпочли действовать быстрее. Чем дольше мы ждем, тем больше вероятность утечки информации или повышения курса акций «Юэлл». Впрочем, мы допускаем, что у вас есть свои причины отложить операцию до после Рождества.

Манц повернулся к Эрнсту.

— Господин Лаутеншюц, судя по этой реплике, джентльмены в курсе ваших планов касательно «Скиддер».

Лаутеншюц кивнул.

— Да, доктор Манц, в нынешних обстоятельствах мы сочли необходимым дать им эту информацию. Но, кроме них двоих, никто здесь не знает, что мы намерены купить «Скиддер». Мистеру Селларсу отводится заметная роль в новой организации.

— Стало быть, график остается без изменений? Цюрихский банк обнародует покупку «Скиддер» двадцать девятого декабря, а нашу сделку мы объявим на следующий день?

— Совершенно верно. Если семья Бартон не продаст свой пакет, мы отложим нашу сделку на несколько месяцев и подождем очередного обвала, чтобы убедить этих дураков. В любом случае вашей операции тридцатого числа ничто не помешает.

— Хорошо. — Манц решительно положил нож и вилку на стол. — Простите, мне пора. Господин Лаутеншюц, вы не проводите меня до лифта? Хочу сказать вам несколько слов наедине.

Чопорно пожав руки Селларсу и Форду, он вышел. Заинтригованный Лаутеншюц последовал за ним. Он опасался, что Манцу что-то не понравилось, но объяснение, прозвучавшее в лифте на гортанном швейцарском диалекте, успокоило его.

— Простите, что я сбежал. Но мне было невмоготу терпеть варварские манеры этого американца.

Лаутеншюц улыбнулся:

— Мы нанимаем их за способности, а не ради умения вести себя в обществе. Они как сторожевые псы — если они громко лают и больно кусаются, кого волнует, что у них текут слюни? Если у вас найдется время, мы можем пообедать в «Савойе».

— Блестящая мысль.

* * *

— Эйнштейн, ты работаешь?

— Чего тебе, Терри?

— Мне только что неожиданно позвонила та девушка, Давентри. Мол, хочет заказать такси на весь сегодняшний вечер и не соглашусь ли я. Я спросил, почему она не позвонила в «Контрол-кебз», а она уверяет, это очень дорого — думаю, так оно и есть, — и опять спрашивает, согласен ли я.

— Что ты ответил?

— Сказал, что подумаю. Попросил перезвонить через несколько минут. Как, по-твоему, ее не полицейские подослали?

— Да наверняка они. Иначе откуда она узнала твой номер? Небось, хотят, чтобы ты рассказал ей о Грейс, рассчитывают выяснить, не утаил ли ты чего от них.

— Значит, мне отказаться?

— Погоди. — Эйнштейн отложил мобильник и свернул на Гайд-Парк-Корнер, что заняло некоторое время и дало возможность подумать. — Конечно, безопаснее всего отказаться. Но, с другой стороны, она работает в «Скиддер», а нам необходимо выяснить, что там происходит. Если ты будешь настороже и не скажешь больше, чем сказал полиции, то опасности нет. Наоборот, сам можешь кое-что выудить у нее. Но будь осторожен. Вдруг у нее жучок, как в фильмах.

— Ладно. Пока, а то она, небось, уже звонит.

— Удачи тебе. Ой, Терри!

— Что, приятель?

— Учти, мозги работают лучше, когда штаны на тебе.

21

Надежды Джулии не оправдались. Полночь, они уже три с половиной часа бесцельно колесили по городу. Предложение перекусить он отверг. И вообще был не очень-то разговорчив, выглядел озабоченным и нервным. Она фактически приказала ему зайти вместе с ней в бар на Бромптон-Кросс, но и тогда он взял только фруктовый сок. Может, парень занял глухую оборону, поскольку она призналась, что нарочно искала его? Джулия не видела иного способа заставить его разговориться об убийстве. Однако ему, похоже, было нечего добавить к тому, о чем сообщали газеты. Она надеялась услышать, что он сомневается в виновности Марти, но он молчал. Каждый раз, когда она заводила об этом речь, он уходил от темы убийства, съезжая на банальности вроде жизни в «Скиддер». Может, зря она не сказала, что уже там не работает? Может, надо было объяснить, почему ее уволили, и он бы раскрылся?

А вдруг он предупредил полицию о ее звонке? Оттого и просил у нее время подумать? Может, они велели ему согласиться на встречу, но держать язык за зубами? Может, хотят выяснить ее намерения и потому велели парню расспрашивать о «Скиддер»? Глядишь, и жучок ему нацепили для записи разговора, как в кино. Лучше соблюдать осторожность, а главное — не называть имен. Стоит ей высказать малейшие подозрения насчет Роско, полиция сообщит ему, а через час ее обнаженное тело станет достоянием Интернета.

Что же делать? Продолжать эти бесцельные и дорогие разъезды по Лондону нет смысла. Джулия велела ехать домой и всю дорогу молчала. Терри обернулся.

— Приехали, милая. Сто фунтов, как договорились.

— Конечно. — Она порылась в сумочке и вынула шесть двадцатифунтовых банкнотов. — Спасибо. Вы не окажете мне услугу?.. В последнее время здесь произошло несколько краж со взломом. Я очень боюсь, особенно после убийства. Вы не подниметесь со мной в квартиру на всякий случай, а?

Терри колебался — стоит ли? Он ничего не выяснил, но и сам не раскололся. Девчонка, безусловно, сексапильная, а он не мог положиться на себя, когда оказывался в доме наедине с этакой милашкой. С другой стороны, она такая аристократичная, высший класс, маловероятно, что он рискнет залезть к ней под юбку. Он припарковался, запер такси и поднялся наверх по двум лестничным маршам.

Никогда ему не доводилось бывать в таких хоромах. Не то чтобы квартира была большая, но отделка! Изыск, конечно, на девичий манер, сплошь нежные краски и мягкое освещение. Пахнет тоже приятно, как и от нее самой. Едва они вошли, она объявила, что приготовит кофе, и исчезла на кухне. Терри меж тем зашел в туалет, а потом уселся в удобное кресло.

Может, подыскать какой-нибудь предлог и уйти поскорее? Вообще-то удирать неохота. Здесь так хорошо. Пока он настороже, как говорил Эйнштейн, от кофе наверняка вреда не будет.

Джулия принесла кофе, положила ему три ложечки сахара. Затем взяла свою чашку, черный кофе без сахара, и устроилась рядом на ковре. Потягивая кофе, она робко поглядывала на Терри. И он невольно почувствовал что-то вроде… ну, в общем, понятно.

— Терри? Ничего, если я буду звать вас по имени? Я была не вполне откровенна. Я больше не работаю в «Скиддер».

— Что? — Если б Терри не сидел, у него бы подкосились ноги.

— Меня выгнали на этой неделе.

— За что, черт побери?

— За вопросы о Грейс.

Терри поперхнулся и пролил кофе на ковер.

— Вот хреновина… Простите.

— Ничего страшного. — Она сбегала за тряпкой. — Вот, никаких следов… Понимаете, в тот день, когда Грейс умерла, она сказала мне, что кое-что на работе тревожит ее. Я сообщила в полицию, а за это меня уволили.

— Да, невезуха.

— Меня не оставляет мысль, что таким образом они решили остановить мои попытки разобраться. Я подумала: вдруг вы поможете мне понять, что на самом деле произошло тем вечером.

Терри нахмурился. Что, черт подери, прикажете отвечать? Девчонка может и схитрить, чтобы усыпить его бдительность и вытянуть побольше сведений. За кого она его принимает? Дудки, нас так легко не одурачишь! И тут у него мелькнула мысль, достойная самого Эйнштейна. Если она сказала правду, у нее нет причин уклониться от разговора насчет операции по «Юэлл».

— Над чем работала Грейс перед смертью? Это была сделка по присоединению компании?

Джулия недоумевала. С какой стати таксист интересуется этим? Должно быть, ему поручили проверить, не выдаст лиона конфиденциальную информацию. С другой стороны, если она откажется отвечать, то, в свою очередь, ничего не добьется. В данном случае ей на руку, что она вправду не знает.

— Думаю, она работала над какой-то сделкой. Для континентального клиента, если я правильно запомнила. Видите ли, в этом отделе мы обязаны держать дела в тайне, даже друг от друга.

Черта с два! Они же были в одной команде, верно? Терри решил идти напролом:

— Как-то раз она ехала в моем такси с каким-то парнем. И помнится, говорили про сделку по компании, которую называли «Юэлл».

Джулия с шумом вздохнула. Явная ловушка, и если у него есть жучок, лучше однозначно заявить, что этот проект сдох.

— О, проект под похожим названием действительно существовал, и Грейс работала над ним. Да и я тоже. Но он приказал долго жить еще при жизни Грейс.

— Понятно. — Вот лживая ведьма, подумал Терри.

Джулия попробовала закинуть удочку еще раз:

— В тот вечер Грейс не упоминала о работе?

— Нет, насколько я помню.

Врет. Она по глазам видела, что он врет. Сейчас выясним, есть у него жучок или нет. Она придвинулась ближе и понизила голос до хриплого шепота:

— Терри, думаю, я не первая, кто находит вас весьма привлекательным?

— Что?

Джулия положила руку ему на бедро.

— Вы симпатичный. Очень.

Терри чуть ли не замурлыкал от удовольствия. Посмотрел на ее ноги. Короткая черная юбка немного задралась и изрядно обнажила бедро. Гладкое, стройное, красивое бедро.

— Да и вы тоже ничего себе. И дружок небось есть? Поди, богатый банкир, а?

Терри сидел широко расставив ноги. Джулия грациозно скользнула вперед и уютно устроилась между его колен.

— Сейчас у меня никого нет. Я приехала из Нью-Йорка всего несколько месяцев назад и была так занята в банке, что на личную жизнь времени не хватало.

— Теперь полегче будет, верно?

Джулия рассмеялась:

— Верно. А у вас есть кто-то особенный?

Надо соблюдать осторожность. Пусть не думает, будто он слишком доступный.

— Ну-у… в некотором роде. Смотря что вы имеете в виду.

Джулия еще чуть подвинулась, положила голову Терри на колено.

— Вы влюблены?

— Да нет. Был… в бывшую мою невесту. По крайней мере думаю, что был влюблен. По правде говоря, у меня не было большого выбора. Она бы мне такое устроила!

Оба замолчали, прихлебывая кофе. Джулия опять посмотрела на него. Секунду-другую спустя Терри почувствовал легкий трепет. Едва ощутимыми прикосновениями пальцев она стала массировать его бедро. Он старался не думать об этом — не хватало только потерять над собой контроль. С другой стороны, необходимо дотронуться до нее, чтобы узнать, нет ли жучка. Где он может находиться? На ногах вряд ли. Возможно, на спине, на животе, на груди. Мысль об этом вновь возбудила его, а пальцы ее по-прежнему плели свои колдовские чары. Лучше бы все проверить, пока он не потерял голову.

Он взял ее за плечи и поднял к себе. Глядя ему в глаза, она обняла его за шею и мягко притянула ближе. Непривычный поцелуй. Не напористый до стука зубов, не жадный. Мягкий, но очень эротичный. Когда она, наконец, отстранилась, он неожиданно для себя потянулся вперед, желая испытать это снова. И второй поцелуй оказался упоительным. Он не хотел останавливаться и лишь мельком заметил, как она расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки. Что она замыслила? Он не понимал ее. Такая шикарная, аристократичная, а вон что вытворяет. Десять секунд спустя она расстегнула все пуговицы, скользнула руками по его груди, по бокам. Теперь она стояла перед ним на коленях и целовала его, а руки меж тем двигались дальше, к спине. Для нее это была идеальная возможность.

Спина у него на ощупь чуть прыщеватая, но никаких проводов и жучков явно нет, а черные кожаные брюки чересчур узкие, чтобы пристроить в них микрофон. Пожалуй, можно остановиться, пока он не истолковал все слишком превратно. Хотя не очень-то и охота останавливаться. Она чувствовала, как его руки резко выдернули блузку на спине из-под тонкого черного ремешка и начали гладить ее позвоночник. Вот уже больше месяца никто к ней не прикасался. Еще минуты две не повредят. Он не похож на насильника, так что можно подразнить его немного. О-о, как приятно.

Его руки поднялись выше, к бретелькам лифчика. Ей почудилось, или он в самом деле ощупал бретельку? Если он рассчитывает расстегнуть лифчик одной рукой, как Джеймс Бонд, его ждет большой сюрприз. Она невольно улыбнулась.

Терри еще несколько секунд обследовал бретельку, пока не убедился, что это действительно бретелька. Посмотрел на Джулию. Почему она улыбается? Черт, должно быть, решила, что он хотел снять с нее лифчик и не сумел. Как же теперь быть? Отступиться или вернуть руку на прежнее место и доказать, что он умеет это делать? Мужская гордость победила, и рука метнулась вверх. До сих пор он не пробовал найти застежку. Где она, черт возьми?.. О нет, только не впереди! Джулия громко рассмеялась.

— Нужна техническая помощь, Терри?

Пока он силился придумать клевый ответ, она стала расстегивать блузку.

Лифчик был черный, проволочки служили для поддержки, а не для записи разговоров. Содержимое выглядело… очень недурно. По размеру — нечто среднее между персиками и грейпфрутами. Она улыбалась, но ничего не говорила. Он бы охотно ответил твердым взглядом, но не мог терять на это время. Пальцы у него подергивались. Он зажмурился и подумал об Эйнштейне.

Когда он вновь открыл глаза, она чуть надулась.

— Неужели не нравятся?..

У Терри пересохло в горле, он издал лишь какой-то нечленораздельный звук.

— И потрогать не хочется?

Опять невнятный звук.

— Или до сих пор непонятно, как расстегнуть лифчик? Показать?..

На сей раз ответа вообще не последовало.

— Это совсем нетрудно. — Она поднесла руки к груди. — Сдвигаем застежки друг на друга — и пожалуйста… вот так.

Он никогда не видел такой первоклассной груди, просто глаз не оторвать. Ради этой груди стоит пропустить матч на своем поле против «Тоттнема». Огромная, мощная волна захлестнула его, будто ее груди несли волшебный заряд и силой притягивали к себе его руки. Он отчаянно старался их удержать. Невыносимо. Пальцы вдруг как магнитом прижало к ее груди.

Джулия сама была поражена, что позволила ситуации зайти так далеко. Парень, конечно, скорее грубоват, чем нежен и ласков, но дьявольски сексуален. Нужно либо остановиться прямо сейчас, либо добровольно идти до предела в надежде, что это развяжет ему язык.

Голова у Терри работала все хуже. Сверхчеловеческим усилием он отдернул руки, чтобы восстановить способность мыслить. Лен и Эйнштейн никогда не простят ему, если вместо того, чтобы хоть что-нибудь разузнать, он только переспит с нею… Но опять-таки, если он пойдет дальше, еще маленько поколдует и заставит ее потерять контроль? Он с готовностью выбрал второе. Руки опять взялись за дело, поцелуи возобновились с новой силой.

Оба теперь дали себе волю. Джулия расстегнула пряжку его ремня, дернула вниз молнию и проникла рукой внутрь. Терри застонал, потом хотел ответить тем же. Но Джулия встала, взяла его за руку — и повела в спальню.

Контраст с его собственной спальней был разителен. В приглушенном свете ночников по обе стороны кровати все выглядело необычайно опрятно. Джулия выпустила его руку и чуть отступила, внимательно глядя на него. Он робко, растерянно улыбался. А, пропади все пропадом, она — женщина, верно? Он поспешно сбросил остатки одежды и без лишней суеты раздел ее. Они опять поцеловались, теперь гораздо крепче. Он был уже на привычной территории. Опрокинул ее спиной на кровать и, даже не вспомнив о прелюдии, стремительно вошел в нее.

Она собиралась спросить, есть ли у него презервативы. Все мужчины, которых она знала, первые минуты посвящали ритуальным ласкам, так что всегда было время задать такой вопрос или предложить иное решение. Бурный натиск застал ее совершенно врасплох. Это страшно рискованно. Рискованно и чертовски здорово. Того и гляди, начисто забудешь, зачем он здесь. Она же вроде рассчитывала завести его, чтобы вытянуть побольше информации?

— Терри, Терри…

Он замер.

— Что, детка? Я делаю что-то не так?

Она покачала головой.

— Вовсе нет. Просто…

— Джулия.

— Что?

— Будь хорошей девочкой, оставь это. Я хочу сосредоточиться…

И он возобновил ритмичные движения, положив выразительный конец ее вопросам.

Они долго лежали молча, ее щека уютно покоилась на его курчавой груди. Он уже задремал, когда она тихо спросила:

— Терри, можно сказать тебе правду?

— Конечно, детка.

— Я думала, ты сообщил полиции о моем звонке, и они попросили проверить меня. Звучит глупо, я знаю, но я думала, у тебя под рубашкой микрофон.

Терри фыркнул.

— Дурацкая идея. — Тут его гордость сделала стойку. — И это единственная причина, почему ты?..

Джулия улыбнулась:

— Да. Хотя я несколько увлеклась проверкой.

Терри обиделся:

— Что ж, у меня есть для тебя новость. Я думал точно так же.

— Что-о?

— Ну, когда ты мне позвонила, я решил, что тебя надоумили ребята в синей форме. Потому и валял дурака с твоей бретелькой. Думал, у тебя там жучок.

— Но зачем полиции следить за тобой? Ты вне подозрения и рассказал им все, что знал… ведь ты все рассказал, верно? — Джулия подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза.

— Да-да, конечно.

Разочарованная, она опустила голову на подушку.

— Я видела его однажды, этого финна, Марти Салминена. Очень странный парень и, несомненно, сволочь. Грейс рассказывала, что он писал ей какие-то грязные письма. По-моему, полиция задержала его в первую очередь из-за этого.

— Не знаю. Они ничего мне не говорили. Когда я сказал, что толком не разглядел мерзавца, они даже не устроили этого… ну, как его?

— Опознания?

— Вот-вот.

— Знаешь, Терри, у меня нет доказательств, но чутье подсказывает мне, что финн не убийца. Ну сам подумай, если ты посылал девушке домой непристойные письма, ты ведь не станешь убивать ее, не удостоверившись, что письма уничтожены? Иначе тебя же первого и заподозрят, а?

— Да, что-то здесь не сходится. Но если Марти не убийца, тогда кто? Кто-то из «Скиддер-Бартон»? — Терри наконец-то сообразил, что если Джулия не полицейская осведомительница, то она как раз и поможет им подобраться поближе к банку. Пожалуй, не зря он с ней переспал.

— Если б я знала, то помчалась бы в полицию со скоростью света. Я надеялась, тем вечером ты видел или слышал что-нибудь, что помогло бы мне понять, на верном ли я пути.

Ничего себе дилемма. Промолчать — и он в безопасности. Но это будет конец. Он ничего больше из нее не выудит и никогда больше ее не увидит. А ему хочется видеть ее, очень хочется.

Как насчет рискнуть и выложить ей все? Это может сработать, но может и отправить его за решетку. Попросить, что ли, у нее телефон и звякнуть Лену или Эйнштейну? Нет-нет, вдруг там жучок.

Разговор иссяк, и Джулия приподнялась. Терри почуял, что она вот-вот его выпроводит. Значит, сейчас или никогда. Он решился раскрыть одну карту.

— Есть кое-что. Я только что вспомнил. Эта компания, «Юэлл»…

Джулия резко повернулась к нему.

— Я не вполне уверен, понимаешь, но, кажется, она упомянула в тот вечер это название.

— Что? Грейс упомянула о «Юэлл»… у тебя в такси… в тот вечер? Терри, это важно. Ты сообщил полиции?

— Нет… кажется, забыл.

— Забыл? Ты что, спятил?

Ее глаза сверкали. Терри пожалел, что поддался порыву. Черт, кто его за язык тянул? Она прыгнула ему на грудь и наклонилась к его лицу.

— Почему ты им не рассказал?

— Не помню.

— Отвечай! — Ее рука метнулась вниз и схватила его за яйца. — Отвечай… или я… — Она сжала руку сильнее. Терри завопил.

— Пусти!..

Еще сильнее.

— Ну ладно. — Голос у него сорвался на фальцет. Она немного ослабила хватку.

— Продолжай.

— Дай передохнуть.

Она улеглась рядом, позволив Терри немного опомниться и унять боль. Его бросило в жар и подташнивало. Чтоб он еще хоть раз связался с такой шикарной штучкой! Даже Марша никогда не хватала его так грубо.

— Ну, выкладывай. Почему ты не сообщил полиции?

— Я не думал, что это важно.

— Не думал, что это важно? Ты слышишь, что убийца имеет отношение к работе Грейс, но не думаешь, что это важно? Не темни, Терри?! За этим что-то кроется, чего я не понимаю. — Неожиданно она вздрогнула и, не успев осознать риск, проговорила: — Господи, может, ты в этом замешан, а? — Боже, вдруг она лежит обнаженная рядом с хладнокровным убийцей!

Они посмотрели друг на друга.

Джулия вскочила с постели и выбежала из комнаты. В панике Терри отшвырнул пуховое одеяло и помчался за ней, вбежав в гостиную в ту самую минуту, когда она пыталась набрать номер службы спасения — 999. При виде его Джулия закричала:

— Не подходи ко мне!

Она опять принялась нажимать кнопки. Но Терри не растерялся, бросился к розетке и выдернул шнур, прежде чем она успела набрать третью цифру. Джулия испугалась не на шутку. Схватила фарфоровую вазу и запустила в него. Он уклонился, а она, улучив минуту, шмыгнула мимо, вбежала в ванную и заперла дверь на задвижку.

Тяжело дыша, она отчаянно пыталась собраться с мыслями. Черт, что же теперь делать? Одна в квартире вместе с убийцей, в ванной без окон? Он может переждать или взломать дверь и спокойно убить ее.

Терри бессильно стоял у двери в ванную. Как быть? Он полный идиот! Ровнехонько за пять минут собственным языком превратил себя из любовника в подозреваемого, в убийцу! Если не разубедить ее, она выйдет из ванной и прямиком направится в полицию. Он заговорил самым вкрадчивым голосом:

— Джулия?

Молчание.

— Джулия, ты там?

— Держись от меня подальше. — Она твердо решила выбраться из передряги. — Если ты сейчас уйдешь и больше не вернешься, я не пойду в полицию.

— Джулия, это не то, что ты думаешь.

— Уходи… пожалуйста.

Черт, ну что прикажете делать? Если он уйдет, она будет у телефона еще прежде, чем он заведет мотор.

— Джулия, я не замешан. Вовсе нет. Ты слушаешь? — Он одернул себя. Конечно, она слушает. Что еще ей там делать? Ногти полировать? — Я не знаю, кто убил Грейс. Про «Юэлл» было на этой… на пленке.

— На какой такой пленке?

— Не скажу, пока не выйдешь и не пообещаешь, что не обратишься в полицию.

Джулия в ванной яростно тряхнула головой.

— Нет уж, меня на такие хитрости не купишь. Я не выйду, а если ты попробуешь взломать дверь, открою окно и позову на помощь.

Она молила Бога, хоть бы Терри не заметил, что в ванной нет окна.

Терри немного расслабился.

— Должно быть, у тебя волшебная ванная. Там же нет окон, я видел.

Черт. Что делать? Может, правда лучше выйти? Все еще очень напуганная, она завернулась в полотенце и открыла задвижку.

Терри сидел на ковре, стараясь выглядеть неопасно. Но Джулия сочла за благо держаться непреклонно.

— Хорошо. Сядем подальше друг от друга. И ты расскажешь, что это за пленка.

Терри покорно кивнул и пошел за ней. Готовая к обороне, она уселась в углу дивана и властно указала ему на маленький жесткий стул. Он покорно сел, прихватив зеленую подушечку размером с фиговый листок.

— Так что это за история с пленкой?

— Обещаешь не рассказывать?

Джулия коротко кивнула. Если он скрыл важную улику, она без колебаний сдаст его.

— Иногда в такси я записываю на пленку, что говорят пассажиры. Некоторые, например, дают наводку для скачек. Ясно, что за рулем я не могу делать записи от руки, вот и пишу для памяти на пленку.

— Стало быть, у тебя есть пленка с записью той поездки?

— Не всей, а части.

— Но ведь пленка в полиции, да? Может, я была к ним несправедлива, если там записан голос Марти Салминена… Понимаю, они забрали пленку из такси возле больницы, верно? До того как ты ее прослушал.

— Не совсем так. Видишь ли, записывать таким образом пассажиров вообще-то беспредел.

Джулия озадаченно посмотрела на него. Терри продолжал:

— Я имею в виду, не вполне законно. Если бы полицейские нашли ее, я бы лишился жетона.

Джулия испепелила его взглядом.

— Ты хочешь сказать, что боялся потерять лицензию на такси и даже не сказал им об этом?

Терри уныло кивнул. Похоже, он увяз еще глубже.

Джулия горько покачала головой.

— Ну хорошо, где же ты держишь эту пленку? Где бы она ни была, мы с тобой прямо сейчас заберем ее и отвезем в полицию.

— Ты обещала, что не скажешь.

— К черту обещания. Когда обещала, я не знала, что ты совершил такую низость, такую подлость, чтобы спасти свою жалкую шкуру.

— Честно говоря, шкура не только моя. Есть еще одна причина…

— Терри, мне начхать на твою другую причину, потому что, какова бы она ни была, она не может оправдать твой поступок. Говори, где пленка.

— Ладно, ладно. Она в доме у моего товарища, таксиста.

— Он знает, что на ней записано?

— Да.

— Превосходно. Значит, он тоже замешан? Или тут вообще замешана половина лондонских таксистов?

— Еще один, и все. И у нас очень уважительная причина.

— Терри, пошли одеваться. Едем к твоему другу.

— Уже третий час. Мы не можем ввалиться туда и разбудить всю семью.

— Еще как можем. Пусть привыкает. Осмелюсь сказать, что в тюрьме будят рано.

— Можно хотя бы позвонить и предупредить его, что мы едем?

— Чтобы у него была куча времени стереть запись? Ты, должно быть, шутишь.

22

Целая вечность прошла, прежде чем зажегся свет, а еще через некоторое время за матовым стеклом обозначилась фигура Лена, сонно ковыляющего вниз по лестнице. Он замешкался, подбирая пояс халата и завязывая его на выпяченном животе. Терри ждал как на иголках. Джулия у него за спиной кусала губы. Дверь открылась.

— Прости, дружище.

— Черт тебя побери, Терри, чего тебе надо среди ночи-то?

Терри посторонился, чтобы Лен увидел его спутницу.

— Лен, это Джулия. Она наняла меня на сегодняшнюю ночь.

— Эйнштейн говорил.

— Ну так вот, мы… поговорили об убийстве, и я… в общем… сказал про пленку.

— Господи, Терри… — Лен осекся, но лицо все-таки выдало его. — Ну и чего она хочет? Прослушать пленку?

Терри печально качнул головой.

— Нет. Она хочет отнести ее в полицию.

— И ты согласился?

— А что мне оставалось? Она сказала, что в любом случае сообщит им.

— Болван. Ладно, заходите, что ли.

Включая по дороге свет, Лен провел их в гостиную и жестом предложил Джулии сесть. Но та чопорно заявила, что лучше постоит. Джулия не хотела показывать, но ей было очень страшно. Она понятия не имела, как поведут себя эти люди. Могут отдать пленку, а могут и создать трудности. А трудности чреваты опасностью.

Лен думал только о том, что им сейчас позарез нужен Эйнштейн. Он шагнул к телефону, а эта нахалка попыталась помешать ему. Потихоньку свирепея, он просто повернулся к ней спиной и набрал номер. Эйнштейн обещал быть через пятнадцать минут.

Джулия вконец перепугалась: наверное, этот Лен передал шифрованное сообщение и «Эйнштейн» явится с ножом или с ружьем. Надо выбираться отсюда, да побыстрее.

— Дайте мне пленку. — Она протянула дрожащую руку.

Лен вскипел. Терри, конечно, распустил язык, и девчонка держит их в руках, но это отнюдь не означает, что она вправе командовать им в его же собственном доме.

— Ты ничего не получишь, пока не приедет Эйнштейн.

Джулия смотрела на него, отчаянно стараясь сохранить присутствие духа и не выпустить ситуацию из-под контроля.

— Ладно. Пока я жду, прокрутите запись.

Она села и демонстративно уставилась на кассетник.

Лен обдумывал положение. Прокручиванием пленки вряд ли испортишь дело, зато можно выиграть время. Он подошел к магнитофону, включил его и взял пульт дистанционного управления, чтобы увеличивать и снижать громкость в нужных местах.

Когда послышался голос Грейс, пальцы Джулии невольно сжались. Неподвижным взглядом она смотрела на магнитофон, а когда запись кончилась, просто сказала:

— Еще раз.

Лен исполнил просьбу. При втором прослушивании в дверь позвонил Эйнштейн. Джулия словно и не заметила, как Терри метнулся вон, чтобы впустить его. Лен, продолжая регулировать громкость, искоса глянул на Джулию. Похоже, девчонка в шоке, по щекам текут слезы. Лен поневоле чуть смягчился.

Когда Терри привел Эйнштейна, Джулия отказалась подать ему руку. Он пожал плечами и повернулся к Терри, чтобы тот ввел его в курс дела. Под конец Эйнштейн кивнул.

— Хорошо. Отдайте ей пленку.

Лен ошеломленно воззрился на него. Такого даже Терри не ожидал. Эйнштейн оставался невозмутим.

— Но прежде чем она ее получит, пусть пойдет наверх и познакомится с Поппи.

Джулия нахмурилась.

— Кто такая Поппи?

— Дочь Лена.

— А какое отношение она имеет к этому делу?

— Самое прямое.

— Не понимаю.

Чутье подсказало Эйнштейну, что больше ничего говорить не надо.

— Просто пойдите и посмотрите. Чего вы боитесь? Ей всего тринадцать. Она вас не укусит. Терри проводит вас наверх.

— Не вижу причин, чтобы… — Джулия глянула на трех таксистов и заколебалась. — А разве она не спит?

Лен покачал головой. Джулия нехотя встала и пошла за Терри.

Терри заглянул в комнату. Возле кровати горел маленький ночник. Поппи не спала, ее мучил кашель.

— Привет, Поппи, дорогая. Извини, что беспокою тебя среди ночи.

— Чего тебе надо, Терри? Совсем влип, да?

Терри распахнул дверь.

— Я хочу познакомить тебя с нашим другом, ее зовут Джулия.

Поппи посмотрела на Джулию: какая красивая. Она не возражала против таких посетителей, даже среди ночи.

— Ладно, пускай она останется, а ты проваливай.

Терри исчез. Джулия вошла, села на стульчик рядом с кроватью.

— Здравствуй, Поппи.

— Привет. Если хочешь, включи другую лампу, она поярче.

Джулия наклонилась, щелкнула выключателем и огляделась. На стенах плакаты — Майкл Оуэн и ливерпульская футбольная команда. Поппи приподнялась на локте.

— Ну, в чем дело? Зачем ты пришла?

— Не знаю. Эйнштейн сказал, что так надо.

— Ты давно дружишь с Терри?

— С нынешнего вечера.

— Он назначил тебе свидание?

Джулия улыбнулась.

— Нет, ничего подобного.

Поппи ухмыльнулась.

— Бьюсь об заклад, ты все равно спала с ним.

Джулия опешила, потом сердито нахмурилась. Поппи скрестила руки.

— Ну, говори, да или нет?

Джулия вспыхнула. Это уже чересчур. Она даже не знает, зачем пришла к этой странной худенькой девочке, а та устраивает ей допрос о ее сексуальной жизни. Поппи понимающе засмеялась и устремила взгляд в потолок. Ну все, хватит! — подумала Джулия.

— Послушай-ка, дорогуша…

Но Поппи только фыркнула и опять посмотрела на нее.

— Не волнуйся, ты уже ответила.

— Нет.

— Еще как ответила.

— Это же смешно. Мы с Терри просто…

Поппи закатила глаза.

— Не переживай, ясно, что он тебя трахнул. Он всех баб трахает… Ну и как он тебе?

Джулия была в полном замешательстве и наверняка бы пулей вылетела за дверь, если б знала, зачем она тут находится.

— Я… не знаю, о чем ты.

Поппи снова глянула на Джулию, заметила краску стыда и довольно хмыкнула.

Джулия взорвалась:

— Во всяком случае, это не твое дело!

— Скажи, а у Терри он большой? Мне всегда было интересно.

Джулия сделала еще более страшные глаза. Но веселый взгляд Поппи обезоружил ее, и она робко улыбнулась.

— Я бы сказала, нормальный.

Обе рассмеялись, но для Поппи смех закончился жутким, надрывным, судорожным кашлем.

— Бедняжка, как ты кашляешь. Простыла?

— Вроде того. Сейчас пройдет.

Кашель продолжался. Не зная, что делать, Джулия скользила взглядом по комнате, пыталась найти другую тему для разговора.

— Сколько же у тебя Барби. Мне нравятся Барби.

Джулия подошла, взяла одну из кукол. Поппи подождала, пока приступ минует, потом ответила:

— Я любила их лет до четырех или пяти. Сейчас они мне по барабану. Просто руки не доходят выбросить. Если хочешь, запишу их на тебя в дубовую книгу.

— Очень мило с твоей стороны. А что это за дубовая книга?

— Я туда записываю, кому что достанется, когда я дам дуба.

Джулия улыбнулась этим ребячливым мыслям и, стараясь заглушить назидательный тон, сказала:

— Что это за разговоры для девочки твоего возраста?

Поппи даже бровью не повела.

— Разве тебе не сказали? Я скоро умру.

Джулия невпопад весело продолжала:

— Да быть того не может, не говори глупости.

Поппи в ответ даже не улыбнулась, и улыбка Джулии начала гаснуть.

— Ты что, серьезно? С какой стати тебе умирать, ради всего святого?

— От кистозного фиброза. Как у Томми, старшего брата.

Джулия прикусила губу. Она совершенно запуталась, и только сейчас у нее забрезжила тревожная догадка о том, почему она здесь, в этой спальне. Но как спросить? Она не успела собраться с мыслями — Поппи опять поставила ее в затруднительное положение.

— Зачем ты пришла сюда ночью? Из-за того убийства?

Она в упор посмотрела на Джулию, и та нерешительно кивнула.

— Ты из полиции?

— Нет, я из банка. Во всяком случае, работала там, вместе с Грейс, с той девушкой, которую убили…

— И теперь ты знаешь про их план?

— Нет. Я знаю про пленку.

— Значит, ты собираешься сдать их?

Джулия почувствовала, как от замешательства по коже побежали мурашки.

— У меня нет выбора. Это очень важная улика. Я делаю это ради Грейс.

— Да. Им давным-давно следовало пойти в полицию.

— Не хочу осуждать твоего отца, но, по-моему, они все эгоисты, собственные лицензии значат для них больше, чем поимка убийцы Грейс.

— Выходит, они тебе не сказали, зачем вели запись?

— Ну, вместо блокнота, верно? Наводки для скачек, и все такое.

Поппи покачала головой.

— Не-ет, ради меня. Они записывали разговоры дельцов из Сити, а потом вкладывали деньги. И все затем, чтобы отправить меня в Сан-Франциско. Там есть клиника, где разработан какой-то новый метод лечения кистозного фиброза, только это стоит кучу денег. Впрочем, неважно. Все равно вряд ли бы получилось…

Джулия съежилась. Конечно, нельзя оправдать бездействие, когда обвиняют невиновного человека, но причина у таксистов куда более благородная, чем она думала. Поппи опять раскашлялась, но в паузах между мучительными приступами продолжала говорить:

— У них идиотская идея самим провести расследование. Эйнштейн — мужик умный, что верно, то верно, но он один не справится. У Терри язык хорошо подвешен, когда дело касается девчонок, но в остальном он умом не блещет, да и мой отец недалеко от него ушел. Им такую задачку не решить. Ты все делаешь правильно, не иди у них на поводу.

— Как ты можешь так говорить, если это не позволит тебе поехать в клинику?

— Я хотела поехать, но не могу, вот и все. Невелика беда. Черт с ним.

Она опять зашлась кашлем. Джулия, не зная, что еще сказать, встала, пожала Поппи руку и очень медленно спустилась в гостиную.

Они сидели в угрюмой тишине и, когда она вошла и села, уставились на нее. Она чувствовала себя очень неловко, но ничего не говорила. Лен решил, что нет смысла ходить вокруг да около. Пора кончать.

— Ладно, мы с Терри готовы идти в полицию. Только я хочу, чтобы вы не впутывали сюда Эйнштейна.

Эйнштейн энергично помотал головой.

— Лен, мы уже говорили об этом. Мы все заодно. Я иду с вами.

— Ни за что, приятель.

— Заткнитесь!

Открыв рты, трое таксистов уставились на Джулию.

— Спасибо. Прежде чем вы куда-нибудь пойдете, я хочу услышать все, что вам известно о «Юэлл». Я сказала Терри правду: эта сделка давно сдохла. Но из того, что Грейс говорила на пленке, можно заключить, что она работала над другой сделкой по той же компании. Если я решу, что вы говорите правду, и если вы убедите меня, что имеете шанс найти убийцу, я, возможно, рискну вам помочь.

* * *

Следующий день обещал быть непогожим. Дождь начался с раннего утра, а теперь сменился противным мокрым снегом. Северный ветер налетал с залива Кардиган и яростно бился о тонкие, потрескавшиеся стены старой диспетчерской вышки. Единственный диспетчер смотрел, как огромные покачивающиеся крылья военно-транспортного самолета обрабатывались антиобледенителем, и благодарил свою счастливую звезду, что он не на борту.

Внутри терпеливо ждали. Если погода и беспокоила их, то они этого не показывали. Некоторые тихо переговаривались. Остальные проверяли снаряжение и помалкивали.

Еще десять минут — и все готово. Экипаж получил добро, запустил двигатели, и самолет грузно и неуверенно пополз прочь от стоянки, похожий на старого ревматика сенбернара. В конце длинной взлетной полосы он постоял, разгоняя пропеллеры до бешеного, надрывно воющего вращения, и наконец начал разбег.

Мучительно медленно набирая скорость, он покрыл три, четыре, пять сотен ярдов — словно и не хотел взлетать. Еще шесть, семь сотен. И лишь когда уже казалось, что попытка закончится позорной остановкой на краю летного поля, огромный вибрирующий самолет как бы присел и тотчас оторвался от земли.

Гай Бартон был из тех, кто спокойно ждал. Тренировки со спецназом — особая привилегия. Прыгать с парашютом он научился в Иностранном легионе, получив при одном из первых прыжков тяжелый ушиб лодыжки. Но этот инцидент не только не заставил его бросить прыжки, наоборот, он твердо решил овладеть техникой и предательскими ветрами. И продолжал регулярно прыгать с парашютом в любое время года.

А уж с тех пор, как он открыл для себя высотные затяжные прыжки, страсть его стала вообще безудержной. Прыжки с высоты более двадцати тысяч футов и свободное падение до одной тысячи впрыскивали в кровь адреналин, единственный наркотик, который он любил с юности. Узнав, как далеко спецназ продвинулся в практике таких прыжков, он решил тренироваться с ними. Слава, деньги и подготовка прекрасно его зарекомендовали и открыли перед ним обычно крепко запертые двери. Правда, это не избавило его от огромного количества медицинских тестов, которые сняли бы с дистанции и многих людей помоложе.

Спецназ использовал высотное затяжное парашютирование для минимизации риска быть обнаруженными радаром при высадке на вражеской территории. Десантники покидали самолет на огромной высоте и падали вниз до умопомрачительной отметки в пятьсот футов, на которой датчик раскрывал тонкий черный купол. Это оставляло всего шесть секунд на торможение, и они врезались в каменно-жесткую поверхность моря со скоростью шестьдесят пять миль в час. Ничто — даже специально сконструированные шлемы — не могло защитить их от временного беспамятства. Нормальные люди мгновенно погибли бы от этого удара или утонули бы, так и не очнувшись. Сверхподготовленные спецназовцы теряли сознание лишь секунд на десять, а то и меньше, их организм быстро справлялся с последствиями удара, а воля была так сильна, что возвращала их в реальность.

Вот почему Гай нуждался в такой практике. Для тренировки перед попыткой побить мировой рекорд он намеревался прыгнуть с высоты около двадцати миль над уровнем моря. Падая сквозь разреженную атмосферу со скоростью выше скорости звука, он наверняка потеряет сознание. При дальнейшем падении скорость замедлится, и он, возможно, придет в себя. Весь спуск займет пять минут. Если он до конца останется без сознания, то даже при автоматическом раскрытии парашюта приземление будет совершенно неконтролируемым, и он может серьезно покалечиться. На такой риск Гай Бартон не пойдет. Ни датчика высоты, ни автомата для раскрытия парашюта у него не будет. Если он не очнется, то предпочтет врезаться в песок пустыни как мешок с картошкой, нежели остаться на всю жизнь паралитиком.

Впрочем, сейчас, глядя в крохотный иллюминатор на серое штормовое Ирландское море, Гай радовался, что в отличие от остальных у него с собой надувная лодка, которая поможет ему держаться на плаву и добраться до берегов Уэльса. Другим придется отстегнуть парашют и проплыть мили две, имитируя высадку десанта.

Второй пилот предупредил, что они приближаются к району десантирования. Гай почувствовал, как сохнет в горле и потеют ладони. Этот прыжок будет для него самым жутким из всех. Возможно, через пять минут он умрет. Смертельный риск, сумасбродный, бессмысленный, фантастический. В общем, идеальный способ отрешиться от бурного моря забот.

* * *

Следственную бригаду сократили до восьми человек. Формально бригада должна действовать в полном составе до приговора суда, на самом же деле, как только подозреваемому предъявляют обвинение, ее сокращают. В редких случаях, когда судья или присяжные затрудняются вынести правильное решение, бригаду восстанавливают, и она вновь начинает работать.

Бригада по делу Честерфилд еще сохраняла некоторую активность, но в основном занималась рутинной работой. Руководство осуществлял суперинтендант Хант. К той информации, которая не способствует осуждению Марти Салминена, надлежало относиться без особого внимания. Тем не менее новых улик против финна было получено, увы, весьма мало. Это вызывало тревогу, и даже Хант порой начинал беспокоиться. Что ни говори, он сейчас расследовал более чем громкое дело и, если все пойдет хорошо, мог бы вновь претендовать на продвижение в высшие эшелоны власти. Поэтому на пути к обвинению финна никаких помех быть не должно.

Ему нужно лишь немножко удачи, думал он, когда вошел в кабинет, собираясь начать вечернее совещание. Инспектор Лонг будет докладывать о наблюдении за таксистом. То обстоятельство, что финн сидит под арестом, вряд ли помешает ему организовать подкуп. Ведь он, как никогда, нуждался в молчании таксиста. Хорошо бы поймать пособника финна с поличным! Хант жалел, что поручил столь важную задачу этой дурехе. Но не сидеть же ей сложа руки.

Совещание началось. После нескольких коротких сообщений Уира настал черед Мэри Лонг.

— Мы круглосуточно наблюдали за Торогудом и, получив официальное разрешение, прослушивали его домашний и мобильный телефоны. Кроме того, мы установили контакт с его банком.

— Хорошо, так и продолжайте. Что же вы обнаружили? Есть какие-нибудь признаки, что ему заплатили?

— Нет, сэр. Подозрительные начисления на его банковском счету отсутствуют, деньгами он не сорит.

— А как насчет людей, с которыми он общается?

— На начальном этапе наблюдения он несколько раз посещал пабы и бары, иногда вместе с молодыми женщинами.

— Он спал с ними?

Хант просто обожал смущать ее. Все мужчины ухмыльнулись.

— Трудно сказать, сэр. Согласно отчетам, он привозил некоторых к себе домой. Возможно, ему нужна была помощь с глажкой белья…

Хант нахмурился. Увы, сбить ее с курса не удалось. Что ж, в следующий раз он ударит посильнее.

— Он продолжает регулярно встречаться с двумя другими таксистами, чьи личности мы установили сразу, как только отпустили Торогуда. Если что-то происходит, я не удивлюсь, если они все знают.

— Пока ничего существенного, инспектор. Есть что-нибудь еще?

— Да, сэр, есть. Очень интересная вещь. Несколько дней назад Торогуду позвонила не кто иной, как Джулия Давентри. Если вы помните, сэр, та девушка из «Скиддер-Бартон», которая беседовала с сержантом Уиром. Говорила, что убийство может быть связано с работой Честерфилд.

Хант хмыкнул.

— Помню. Обычные бабьи бредни.

Лонг оставила его выпад без внимания; новость была слишком важная.

— Давентри на целый вечер заказала такси Торогуда. Они три часа колесили по центру Лондона, зашли в бар, затем поехали к ней на квартиру. Торогуд вошел вместе с ней…

Хант осклабился.

— Ну и что? Уир говорил, что ей нужен мужик.

— Однако через полтора часа они снова вышли и поехали к одному из других таксистов.

— Только не говорите, что она и с ним трахалась.

— Понятия не имею. Немного погодя прибыл третий таксист. В три тридцать утра она и Торогуд вышли вдвоем…

Хант громко рассмеялся:

— Сколько же можно. Что это они все время выходят да заходят. Еще скажите, что они опять поехали к ней на квартиру и вместе вошли в дом…

— Именно так, сэр.

— А в пять утра снова вышли?

Теперь уже смеялись все.

— Нет, сэр. Торогуд вышел один в восемь тридцать.

— Ура! Наконец-то! — Хант обвел взглядом кабинет, довольный, что доставил всем такую радость. — Скажите, инспектор Лонг, какой же вывод вы сделали из этой замечательной детективной работы? Как это поможет нам засадить Салминена?

— Я сделала вывод, сэр, что к Джулии Давентри стоит отнестись более серьезно.

— Мы отнеслись к ней серьезно, инспектор Лонг. Занесли ее показания в протокол. Сержант Уир говорил об этом с одним из сотрудников «Скиддер-Бартон». Подтверждения он не получил.

— Но Давентри думает иначе, сэр, а то бы не стала тратить столько сил на поиски нашего таксиста.

— На поиски — да чушь это!

Хант рассвирепел. Ее поступки граничили с неповиновением.

— Торогуд часто работает в Сити. Возможно, она не раз ездила в его такси и запомнила номер машины или жетона. А зная такой номер, выяснить имя проще простого. Она наверняка напридумывала черт-те чего. Вы же сами говорите, что она явно переспала с ним в ту ночь.

Мэри несколько раз глубоко вздохнула, стараясь сохранить хладнокровие:

— Если бы речь шла только о встрече Торогуда и Давентри, я бы согласилась, что, возможно, она не имеет значения. Но он повез ее к своим друзьям-таксистам, да еще и среди ночи… Для чего бы это, если не для обсуждения убийства? Здесь определенно что-то кроется, сэр.

— Что-то связанное со «Скиддер-Бартон», я полагаю? Инспектор Лонг, мы предъявили обвинение Марти Салминену. По-вашему, надо открыть совершенно новое направление в расследовании?

Решающая минута.

— Я только предлагаю, сэр, пригласить Джулию Давентри еще раз и выяснить, зачем она встречалась с Торогудом. Или, если угодно, можно допросить двух других таксистов.

Хант грозно хрустнул суставами:

— Инспектор Лонг, сколько раз вы участвовали в расследовании убийств?

Жалкий ублюдок.

— Сэр, вы прекрасно знаете, что это мое первое расследование.

— Отлично. В таком случае вам не мешает больше прислушиваться к мнению старшего офицера, который расследовал десятки таких случаев. Я вам говорю, в «Скиддер-Бартон» искать нечего. Меня совершенно не интересуют ни сексуальная жизнь, ни фантастические теории Джулии Давентри. Вам просто хочется соединить ее женскую интуицию с вашей собственной и нагородить кучу бабьей чепухи.

Мэри онемела. Она проиграла. А Хант гремел:

— Наблюдение за Торогудом обошлось в десятки тысяч, но не дало ничего. Приказываю немедля снять его. А вы ни под каким видом не приближайтесь ни к Джулии Давентри, ни к кому-нибудь из этих таксистов. Вы поняли, инспектор Лонг?

— Да, сэр.

— А поскольку наблюдение снято, я должен поручить вам новую задачу. Займитесь сопоставительным анализом показаний.

Он мог бы вообще выдворить ее из бригады, но так унизительнее, а он, похоже, хотел именно унизить ее.

23

Попытки Эйнштейна взломать компьютерную систему «Скиддер» ни к чему не привели. Им просто необходимо проникнуть в банк. А значит, без помощи Джулии не обойтись.

Джулия колебалась. Твердила, что ни за что не пойдет туда, пока не получит некие таинственные «документы», которые один из бывших коллег хранит у себя в квартире. И вообще, как она пройдет через охрану в вестибюле «Скиддер-Бартон» или в отдел корпоративных финансов на девятнадцатом этаже, ведь ее сразу узнают?

Эйнштейн тотчас понял, что нужно воспользоваться обширными талантами торогудовского клана. В Лондоне не существовало квартиры, которая могла бы противостоять магии отмычек Майка Торогуда, а сестра Терри, Лорна, наверняка сумеет загримировать Джулию до неузнаваемости. Терри позвонил в салон Лорны и вызвал ее домой к Лену для первой пробы. Она усадила Джулию в гостиной и провела расческой по ее волосам. Все ждали приговора.

— Да, надо сделать ей стрижку и укладку, а затем превратить в блондинку… — Она похлопала Джулию по ссутулившимся плечам. — Не волнуйся, дорогая, после я приведу волосы в прежний вид.

Терри увидел, что сестра чем-то обеспокоена, и спросил, в чем дело. Лорна замялась:

— Дело не в одежде, можно взять что-нибудь из моего гардероба… и не в манере говорить, ты уверял, что она здорово умеет подражать, так что с этим проблем не будет…

— Тогда в чем дело Лор? — в замешательстве спросил Терри.

— Ты разве не видишь, как она ходит? Будто аршин проглотила. — Лорна снова похлопала Джулию по плечу. — Не принимай это близко к сердцу, дорогая. Ты не виновата, так уж тебя воспитали. И когда на высоких каблуках, она ставит их прямо. Здешние девушки никогда так не делают, мы всегда ставим каблуки чуть под углом.

Терри поддакнул:

— Да, Джул, колеса у наших девчонок как у старой машины, так сказать с «положительным развалом», верх шины выдается сильнее, чем низ.

Джулия испепелила его взглядом:

— Терри, ты единственный человек на свете, который способен приплести машины к обсуждению высоких каблуков. Лучше заткнись и предоставь это дело Лорне.

Лорна одобрительно кивнула.

— Правильно говоришь, дорогая. Теперь последи за мной, а потом встань и пройдись сама.

Она прогулялась по комнате, стоптанные белые каблуки выгибались, как яхтсмены на крепком ветру. Джулия с сомнением наблюдала за ней.

— Как ты это делаешь? — Джулия встала, сделала несколько неуверенных шагов и тотчас с непривычки подвернула ногу. — Господи, как трудно. Все равно что заново учиться ходить.

Терри ухмыльнулся:

— Если тебе так трудно, может, на четвереньки станешь? Лорна добудет вторую пару туфель для передних ног.

Джулия пропустила его реплику мимо ушей, сосредоточившись на освоении этой странной походки. Лорна старалась подбодрить ее:

— Уже лучше. Скоро поймаешь. А там пойдет как по маслу, не забудешь больше. Это как на велосипеде ездить… Ну а как управишься с каблуками, займемся бедрами.

Джулия замерла как вкопанная и повернулась к Лорне:

— Моими бедрами? А с ними что не так?

Лорна задумчивопочесала затылок: как бы лучше сказать?

— Ничего плохого. Бедра у тебя красивые, ничего не скажешь. Так почему бы их не использовать? Покрути ими немного.

— Как это? Покажи.

Лорна показала. Для Джулии это было еще потруднее каблуков.

— Покажи еще раз…

Лорна снова прошлась по гостиной, утрируя покачивания для иллюстрации сути. Терри облизнулся.

— Теперь твоя очередь, Джул. Не забудь, это весьма полезно во многих ситуациях.

— Терри, выйди из комнаты.

— Ты не можешь показать мне красную карточку, когда я получаю столько удовольствия.

— Тогда заткнись…

Джулия сделала несколько шагов, словно копируя Мэрилин Монро в игре-шараде. Ритм неправильный, неестественный. Лорна решилась на прямое вмешательство.

— Давай еще раз, дорогая. Расслабься, как только можешь. Я положу руки на твои бедра и буду их двигать, пока ты не ухватишь.

Лорна стала у Джулии за спиной, и они вместе осторожно двинулись вперед. Раскачивать бедрами оказалось сложнее, чем думала Лорна, легче было направлять ягодицы. И дело пошло на лад. Терри забыл, что дал слово помалкивать.

— Вот это да!.. Вам, девочки, стоит брать за это плату.

Девушки резко остановились. Джулия указала на дверь. А Лорна произнесла:

— Красная карточка.

* * *

Напряжение не ослабевало, и Чарлзу Бартону стало невмоготу. Коварные демоны вынудили искать сочувствия и нарушить запрет на обсуждение дел «Скиддер-Бартон». Не говоря ни слова, Патриция и девочки встали, взяли с обеденного стола свои тарелки и оставили его томиться одного. Он был так зол и несчастен, что поздно вечером в субботу вернулся в Лондон и в одиночестве провел унылое воскресенье. Все рушилось. Нервы измотаны, волосы выпадают, резкая потеря веса состарила его лет на десять. И как только развернешь газету, непременно видишь физиономию брата, смеющегося над ним.

В понедельник в банке к нему зашел шеф глобального маркетинга «Скиддер», который признался, что ставка на мексиканские облигации оказалась катастрофической ошибкой. Вместо того чтобы неделю назад продать их с умеренным убытком, он продолжал за них цепляться. Речь председателя Федерального резервного банка смела последние запруды, поддерживавшие курс, и с этой минуты облигации начали свободное падение. Банк потерял восемьдесят миллионов долларов. Чарлз знал, какой шум поднимется, когда это выйдет наружу: еще одна катастрофическая неудача руководства «Скиддер-Бартон».

А в довершение всего Ричард Майерс, Джулиан Литгоу и еще трое директоров корпоративных финансов объявили, что уходят в «Шредер».

— Почему? — Иного вопроса у него не было.

— Вам действительно непонятно? — До сих пор Майерс всегда относился к Бартону с почтением. Теперь же тон был совершенно другой — решительный, почти дерзкий. — Ладно, Чарлз, я объясню. Репутация банка пала так низко, что становится стыдно работать здесь. Никто в Сити не верит, что через год мы еще сохраним независимость, и, откровенно говоря, мы пятеро не желаем работать на швейцарцев.

Бартон встрепенулся.

— Эрнст Лаутеншюц заверил меня, что Цюрихский банк останется лояльным акционером.

Майерс фыркнул, отмел это замечание и продолжал:

— Возможно, мы бы остались, если бы в отделе сохранились благоприятные условия для работы. Но с тех пор как вы привели Селларса, коллегиальная атмосфера разрушилась. Его команда даже не сообщает остальным, над какими сделками работает.

— Они говорят то же самое о вас.

— Почему мы должны сообщать, если они этого не делают?

Бартон задал еще несколько вопросов, выигрывая время, пытаясь оценить, твердо ли они намерены уйти или это просто предлог для переговоров. Он должен удержать их, если сможет, не потому, что они очень уж талантливы, но чтобы предотвратить новую шумиху в прессе. С предельной деликатностью он задал главный вопрос:

— Итак, Ричард, вы решительно переходите на новые пастбища, или нам есть о чем поговорить?

Майерс торжествующе улыбнулся. Он бы расстроился, если б Бартон просто принял их отставку. Как все террористы из Сити, сей квинтет заранее подготовил список своих требований. Предложение, полученное от «Шредер», было приемлемым, хотя и не роскошным вопреки их надеждам. Однако оно было вполне хорошим, чтобы обеспечить им твердые позиции против Чарлза Бартона. Они держали его в тисках и могли прижать, как вздумается. После всего, что вынес за недавние месяцы, Майерс теперь наслаждался каждой минутой.

— В общем-то, Чарлз, нас вынуждают уйти.

— Вы уже подписали?

— Пока нет. Мы готовы обдумать предложение остаться, но лишь при условии, что вы удовлетворите наши требования.

— Например?

— Ну, во-первых, вознаграждение. «Шредер» не скупится. Нам гарантируют по миллиону фунтов каждому в течение трех лет.

Бартон, конечно, догадывался, что сумма здорово завышена, но доказать он ничего не мог. Да и что проку? Сейчас не время балансировать на грани войны.

— Если проблема прежде всего в деньгах, я уверен, мы в состоянии ее решить.

— Я бы не сказал, что «прежде всего». Дела не будут идти успешно, пока здесь Роско Селларс. Чтобы мы остались, он должен уйти.

В сущности, Бартон этого ожидал. Если бы все зависело от него, он бы тотчас согласился. Достижения у Селларса пока весьма невелики. Дело в швейцарцах, они по-прежнему благоволят американцу.

— Я должен подумать. Что-нибудь еще?

Пятерка переглянулась. Бартон чувствовал: сейчас он услышит самое жесткое из всех условий.

— Последний вопрос касается руководства банка.

— И в чем дело?

— Вам прекрасно известно, что говорят газеты и аналитики. Вы не можете впредь совмещать посты председателя и директора-распорядителя.

— Что вы предлагаете? — ледяным тоном процедил Бартон. Какая наглость! И от кого — от третьесортного сотрудника.

— Вы останетесь председателем, но текущее руководство банком передадите… кому-нибудь другому.

— Например?

— Мы много размышляли об этом. И не видим в других банках подходящего кандидата, который согласится навести здесь порядок.

— Так что вы предлагаете, Ричард? — Бартон прекрасно понимал, что последует.

Ричард Майерс передал слово Джулиану Литгоу.

— Мы считаем, что единственный способ восстановить репутацию «Скиддер» — сделать упор на корпоративные финансы. Назначение Ричарда директором-распорядителем станет верным знаком.

Майерс скромно изучал свои руки, а Чарлз Бартон отчаянно старался обуздать гнев. Мало ему мексиканских потерь, так еще и этот удар! Выбрали подходящий момент. Он с радостью послал бы их к чертовой матери. Но, увы, все не так просто.

— Вы можете дать мне время подумать?

Майерс великодушно усмехнулся. Похоже, путч удался, они свое получат. Господи, а ведь Бартон сломался. Хотя дело еще не завершено, ослаблять хватку нельзя.

— Мы должны ответить «Шредер» к концу сегодняшнего дня. У вас есть время до пяти часов.

Бартону пришлось вызвать Лаутеншюца к телефону с совещания правления Цюрихского банка. Он изложил швейцарцу первые два требования, но о третьем умолчал. Не хотел обсуждать собственное положение, пока это не неизбежно. Все решилось очень быстро. Лаутеншюц без колебаний заявил, что Селларса нужно удержать любой ценой, а потеря англичан его, похоже, не волновала.

Оба повесили трубку. В Лондоне Чарлз Бартон вызвал к себе начальника отдела по связям с прессой, чтобы разработать план ограничения ущерба. И только потом позвонил удивленному Майерсу и сказал, что не будет возражать против их ухода. В Цюрихе Эрнст Лаутеншюц подождал, пока повестка дня будет исчерпана, и объявил о благоприятном развитии событий. Огласка денежных потерь и утечки кадров наверняка снизит цену «Скиддер» и к Рождеству подорвет упорство семьи Бартон. Время для удара выбрано идеально.

* * *

Джулия прогнала Терри в постель и еще часа два училась ходить. После нескольких бокальчиков вина стало получаться естественнее. Впрочем, у нее есть время довести походку до совершенства. А сейчас надо побеспокоиться о других вещах.

После двух она тихонько юркнула к Терри в постель. Он повернулся к ней, легонько ткнул в грудь, улегся на другой бок и безмятежно захрапел. Завтрашний день его будто и не тревожил, хотя ему ведь не придется взламывать дверь и лезть в квартиру, он будет только за рулем такси. Джулия лежала с открытыми глазами и беспокойно размышляла. А вдруг, когда они выйдут, дом будет окружен полицией? Или Майк растерял сноровку? Или их запечатлеет видеокамера в подъезде? Спасут ли ее темные очки и парик? Она все больше нервничала, но в конце концов забылась тяжелым сном.

Хорошо хоть, что не надо вставать спозаранку, Надо, чтобы Роско наверняка выехал в офис, поэтому они решили подождать до десяти.

Майк приехал в девять, и за чашкой чая они еще раз обсудили план. Терри насчет плана не слишком волновался, он думал о другом.

— Джул, раз уж мы с Майком рискуем свободой, нам бы нехудо знать, зачем тебе так нужны эти бумаги.

Джулия прихлебывала чай, не говоря ни слова. Терри уже который день приставал к ней с этим и был весьма близок к отгадке.

— Небось любовные письма, непристойные любовные письма. А может, фотографии. В голом виде. Как думаешь, Майки?

Майк дружелюбно осклабился:

— Мне без разницы.

— Если это фотокарточки, можно бы употребить их вместо рождественских открыток, а, Джул?

Джулия посмотрела на часы:

— Не пора ли нам ехать?

Время пока не подошло, и она еще двадцать минут терпела насмешки.

Терри высадил их в сотне ярдов от дома, кивнув на боковую улочку, где будет их ждать. Когда они зашагали к красивому, украшенному лепниной зданию, Джулия искоса взглянула на Майка. Усилия надлежащим образом одеть его успехом не увенчались. В галстуке он явно чувствовал себя как висельник с петлей на шее, тесный воротник тоже мешал, и он поминутно дергал за него, словно мальчишка в первый школьный день. Джулия молила Бога, чтобы консьерж не слишком внимательно разглядывал ее «помощника».

Полчаса назад она позвонила совершенно наудачу, представилась секретаршей мистера Селларса и сообщила консьержу, что квартиру мистера Селларса посетят художник по интерьеру Люсинда Найтингейл и ее ассистент. Когда консьерж принялся твердить, что впустит их только по прямому указанию мистера Селларса, Джулия небрежно заверила, что у мисс Найтингейл есть запасные ключи. Говоря это, она с сомнением покосилась на старые кредитные карточки и острые металлические штыри, которые Майк рядком разложил на кухонном столе.

Когда они поднимались по лестнице, сердце у Джулии бешено колотилось. Майк, напротив, выглядел вполне безмятежно. Первой идет она, заговаривает зубы консьержу. Очки были до того темные, что она не разобрала, мелькнуло ли в его глазах подозрение. Вдруг их ждет ловушка? Вдруг он перезвонил Селларсу в банк для проверки? Но сейчас уже поздно думать об этом, консьерж показал им на хлипкий старый лифт.

На пятом этаже они прошли по широкому коридору, отыскали нужную квартиру и позвонили в медный колокольчик. Если там уборщица, все пропало.

Никто не отозвался. Они огляделись по сторонам. Джулия кивнула Майку, тот вытащил один из инструментов и стал поворачивать его в замочной скважине. Десять, пятнадцать, двадцать пять секунд. Не получилось. Он попробовал другую отмычку. Ну, давай. Опять ничего. Потом послышался щелчок, и первый замок сдался. Теперь второй. Еще полминуты. Джулия думала, что сердце у нее вот-вот выскочит из груди. Пожалуйста, Майки! Лифт пополз вниз. Что, если это жилец с пятого этажа или, хуже того, консьерж, решивший их проверить? Ну же, Майк, давай.

Он отложил отмычку и принялся водить пластиковой карточкой вверх-вниз в прорези вдоль косяка. Лифт уже близко. Придется бежать к лестнице.

Двери лифта открылись в тот самый миг, когда Майк сладил с замком. Кто бы ни появился из лифта, он увидит только исчезающую женскую спину…

Внезапно раздался пронзительный звук.

Господи, почему она об этом не подумала? Ясно же, что квартира на охранной сигнализации. Через тридцать секунд поднимется суматоха…

Вой сирены, казалось, заполнил весь дом.

Чертов Майк, он-то должен был догадаться. Наверняка уже имел дело с сигнализацией.

Да, имел. Заурядная штуковина, он даже не счел нужным о ней упомянуть. Не говоря ни слова, он спокойно проследил источник шума, открыл деревянный шкаф и нажал на панели четыре цифры.

Вой прекратился. В странной тишине Джулия слышала только, как стучит ее сердце.

— Как ты узнал код? — прошептала она.

Майк широко улыбнулся.

— Ты говорила, что жилье арендовано, верно? В здешней округе все пользуются услугами одного и того же агента. Пока ты спала прошлой ночью, я ненадолго заглянул в его картотеку. Ключей там не было, а вот список кодов нашелся.

Джулия восхищенно улыбнулась, и они принялись осматривать квартиру. У нее было неприятное предчувствие, что Роско хранит коллекцию возле постели, поэтому сперва она обыскала его спальню.

Ничего. В двух других спальнях тоже пусто. Майк между тем направился прямиком к старинной конторке в небольшом кабинете. Через десять секунд все ящики были открыты. Поскольку он понятия не имел, что искать, то подождал, пока Джулия осмотрит спальни и придет к нему. Она торопливо перебрала стопки бумаг, хотя пальцы в перчатках действовали медленнее, чем без них, и отрицательно качнула головой.

Поиски переместились в большую гостиную. Мебели там было немного, так что осмотр длился недолго. Где же еще искать? Укромных мест почти не осталось. Майк пошел в столовую, а Джулии достались прочие помещения. Кухня? Маловероятно. Ванные комнаты? Смешно, но на всякий случай она проверила туалетные шкафчики. И почти отчаялась, когда из столовой донесся триумфальный возглас. Джулия бросилась туда. Майк заглянул за абстрактную картину в пурпурных тонах и обнаружил стенной сейф. Замок простой, с насечками. Джулия знала, что у Майка при себе стетоскоп, но тут даже этот пустяковый прибор не понадобился. Без всякого стетоскопа Майк слышал легкие щелчки, когда зубцы попадали на нужное место, и через две минуты сейф был открыт. Когда Майк посторонился, чтобы дать Джулии глянуть внутрь, зазвонил телефон.

Может, это консьерж? Если да, то поднимется ли он в квартиру, не получив ответа? Лучше поскорей убраться отсюда. Дверца у сейфа была небольшая, но внутри он расширялся, что гарантировало от попыток вытащить его целиком. Словно собака, роющая нору, Джулия запустила руки в сейф, вытащила целую охапку бумаг и бросила на пол. Зазвонил дверной колокольчик.

О черт!

— Майки, ответь. Скажи, что все в порядке и мы сейчас уйдем.

Еще одна охапка, еще, еще. Целая гора на полу. Может, то, что она ищет, на самом дне? Да, вот он, маленький альбом в кожаном переплете. Она рывком открыла его. Женщины, женщины, женщины, голые, озорные. Господи, сколько же их! И где она сама? Джулия торопливо листала альбом.

Из холла доносился голос Майка: он старался спровадить консьержа. Похоже, тот что-то заподозрил, и Майк не может его убедить. Дальше, дальше, блондинки, рыжие. Дальше. Вот: целая омерзительная страница, посвященная ей. Сорвав прозрачную пленку, она выхватила карточки, засунула в карман жакета и хотела было швырнуть альбом в сейф, но сообразила, что другие девушки могут оказаться в таком же положении, а она имеет шанс избавить от стыда и их. И альбом перекочевал в сумочку.

Она замерла и прислушалась. Похоже, Майк проиграл, и консьерж настоял на проверке. Куда он пойдет вначале? Кажется, начал с другого конца квартиры. Она судорожно принялась собирать бумаги и запихивать в сейф. В основном это были свидетельства на акции и облигации, бесспорно целое состояние…

Неужели консьерж идет сюда? Майки старался вовлечь его в разговор, а тем самым замедлить обход и выиграть для нее драгоценные секунды. Она засунула в сейф последнюю пачку. И уже закрывала дверцу, когда заметила большой пергаментный конверт с шапкой — «Хок интернешнл». С ними-то у Роско какие дела? Она схватила конверт, захлопнула дверцу и поспешно крутанула замок.

Консьерж раздражался все больше. Ему очень не нравился этот «помощник дизайнера», а чушь насчет наводок на скачках выводила его из себя. Что этот тип задумал и почему старается не пропустить его в столовую? Хватит церемониться, он решил пройти и пройдет.

Странно. Что здесь было? Комната выглядит вполне нормально. Все вроде на месте. Хотя почему женщина так резко отвернулась, когда он вошел, и опять надела темные очки? Он внимательно осмотрелся. Все в порядке, только эта ужасная пурпурная картина слегка перекосилась.

Он подошел, поправил ее, потом оглядел девушку. Очки придавали ей зловещий вид. А на руках перчатки. Конечно, на улице холодно, но не странно ли, что она до сих пор в перчатках, через двадцать минут после того, как они вошли в дом? Господи, так, может, это… Он опомнился, здравый смысл подсказывал, что будь они грабителями, то наверняка бы давным-давно обчистили квартиру. Но все равно он им не верил.

— Если не возражаете, мисс, я хочу, чтобы мистер Селларс лично подтвердил, что он не против вашего пребывания здесь. Я пытался позвонить ему через несколько минут после вашего прихода, но его секретарша в банке принимала голосовую почту. Позвоню тамошнему оператору и попрошу разыскать его. Это не займет много времени.

Джулия холодно улыбнулась.

— В этом нет необходимости. Мы закончили. Благодарю вас за помощь.

Консьерж кивнул и проводил их к выходу. Хорошо, что он не поленился проверить. Перед Рождеством самое время показать жильцам, как он заботится об их собственности. Некоторые из них люди весьма щедрые, и если мистер Селларс так много зарабатывает, как говорит молва, глядишь, и отвалит пару сотен фунтов. Смешной ассистент подколол его, напомнив о необходимости включить охранную сигнализацию. Консьерж никогда не имел с нею дела и велел ему сделать все самому. Затем они нахально вышли в коридор и зашагали прочь, предоставив ему запирать дверь своими ключами.

Он вместе с ними съехал на лифте вниз и удостоверился, что они убрались из его владений. Глядя на удаляющиеся спины, он с удовлетворением подумал, как ловко с ними управился. Если они действовали законно, жаловаться им не на что: он не грубил и работать им не мешал. А если это жулье, он, возможно, предотвратил ограбление. На миг у него мелькнула мысль позвонить в полицию. Но что он скажет, раз из квартиры, по всей видимости, ничего не пропало?

Нет, он просто расскажет все мистеру Селларсу, когда тот вечером вернется домой, и если что-то не так, мистер Селларс сам сообщит в полицию. Он не слишком хорошо разглядел девушку, но прекрасно разглядел парня.

Роско вернулся домой около девяти. Когда консьерж рассказал ему эту историю, он потемнел как туча. Без слова благодарности ринулся к лифту, но ждать не стал, буквально взлетел вверх по лестнице.

Через десять минут он позвонил и спросил, как они выглядели. Вполне естественно, консьерж прежде всего описал мужчину. И мистер Селларс, похоже, был очень недоволен, что он не смог толком ничего сказать о женщине. Даже цвет ее волос забыл.

Но что самое удивительное, мистер Селларс хотя и был в ярости, однако в полицию заявлять не стал. Чудные все-таки эти американцы.

* * *

Мэри Лонг сидела, сцепив ладони, и крутила большими пальцами. Больше, черт побери, делать нечего. Дважды она просила Ханта вывести ее из бригады, и дважды он отказал. Она была уверена, что он мстит ей не только за недостаток повиновения, но за все, символом чего ее считал. Для нее Хант был ничтожеством, поборником старого подхода «хватай и сажай», когда все правосудие сводилось к процентам, а невиновные попадали в сети вместе с негодяями. Пользуясь уважением большинства сержантского и рядового состава, Хант славился тем, что недостаток улик не мешал ему засадить обвиняемого. Годы работы в подразделении по борьбе с наркопреступностью стали легендой: по рассказам, благодаря его ловким манипуляциям с пакетиками крэка удалось избавиться от многих страждущих дилеров.

Мэри не была столь наивной и чванливой идеалисткой, как думал Хант. За шесть лет службы она видела слишком много доверчивых присяжных, слишком много велеречивых адвокатов, чья словесная казуистика выгораживала клиента, и не обольщалась насчет исправной работы судебной системы. Она понимала разочарованность коллег и соблазн пойти легким путем. Но не желала лично участвовать в фальсификациях. Продвижение в верхи полицейского руководства не принесет удовлетворения, если она добьется этого, нарушая закон, который клялась защищать.

В который раз она размышляла о Марти Салминене. Он, конечно, не вызывал ни малейшей симпатии, но обошлись с ним несправедливо. Она знала, что прокуратура озабочена слабостью доказательств, и опасливо прикидывала, как поступит Хант, если они пригрозят прекратить дело. Просто пожмет плечами, освободит финна и возобновит расследование? Иными словами, проглотит обиду и поставит крест на своей карьере? Чутье подсказывало, что Хант жаждет яркой лебединой песни, а может, и большей востребованности. Если его загонят в угол, сможет ли он вытянуть из рукава новую неопровержимую улику, которая, как по волшебству, обратит шаткое дело во вполне надежное?

Каковы же здесь возможности? Отпечатки пальцев в такси отпадают, слишком поздно. Извлекать на свет орудие убийства рискованно, если, конечно, не найдется сообщник среди судебных медиков. Новый свидетель, который видел, как Марти выходил из такси? При желании Хант легко это устроит. У него сотни связей с преступным миром, и эти люди помогут ему — в обмен на давнюю или будущую услугу. И она не сможет этому воспрепятствовать. Хотя…

Сегодня вечером она свободна и ничего особенного не планирует. Не стоит ли поинтересоваться, дома ли Терри Торогуд и не готов ли он с нею встретиться?

* * *

Дожидаясь стрижки, Джулия просматривала юридический комментарий «Файнэншл таймс» насчет Майерса и его коллег. После криминальной утренней эскапады ожидание алхимического превращения в яркую блондинку и вид прямо-таки средневековых сосудов с какими-то белесыми липкими составами действовали успокаивающе.

Она вернулась к отчету об утечке кадров. Попытки «Скиддер» избежать огласки провалились и только усугубили положение. Ясно, что Майерс или его друзья сами вышли на журналистов и постарались выставить себя невинными, чистыми агнцами. Джулия невольно пожалела Чарлза Бартона. Хотя бедняге вообще не стоило бы руководить инвестиционным банком. Но кто сейчас захочет оказаться на его месте? Он совсем один под огнем нападок, безвольно ждет, когда опустится топор. Господи, ну почему он не ушел и не стал счастливо жить в своем чудесном доме в Глостершире? Из тщеславия? Из упрямства? По инерции? Или из превратно истолкованного принципа «положение обязывает»?

Атмосфера в отделе корпоративных финансов наверняка ужасная! Лишенная связей с сослуживцами, Джулия сгорала от любопытства. Ничего, скоро она все узнает. В следующий понедельник они приступят к реализации эйнштейновского плана. Подруга подруги Джин Бишоп работала в агентстве, которое обеспечивало «Скиддер» временными сотрудниками и как раз подыскивало кандидата на вакансию в этот отдел.

Будет ли Роско тогда в банке? Заметил ли он, что из сейфа кое-что пропало? Все-таки здорово, что она взяла и другое. Она была бы полной дурой, если б забрала только свои карточки. Теперь можно обвинить в содеянном любую девушку, даже если она, Джулия, подозреваемая номер один. Хоковские документы нечаянно обеспечили дополнительную маскировку. Вор мог искать именно их и взять альбом для отвода глаз.

Интересно, о чем эти бумаги? Джулия ни слова не понимала по-немецки и передала документы Эйнштейну, который обещал в них разобраться. Она знала, что услуги агентства «Хок» стоят недешево. Что бы ни было в этих немецких бумагах, они наверняка интересны.

В зеркале она увидела Лорну.

— Ну, Джул, пора. Ты готова?

— Конечно, готова, Лорна. Давай порть как следует.

— Сделаем тебе стрижку «Ромфорд-спешиал». А после выпьем чайку и попрактикуемся в речи.

24

Джулия опять почти не спала. Нервничала, пожалуй, даже больше, чем накануне кражи со взломом. Встала она в пять утра, а из квартиры Терри вышла в восемь и за это время выпила чуть не десяток чашек кофе-эспрессо — из кофеварки, которую сама же купила для Терри.

Странное чувство — вновь очутиться в отделе кадров. Начальника она в этот раз не видела; оформляла временных сотрудников, инструктировала и вручала им пропуска совсем молодая девушка. В это утро новичков набралось шестеро, и все были направлены в разные подразделения. Пока они сидели вместе на двух скамьях, Джулия решила войти в речевой образ. В ушах звучали заключительные слова Лорны после многодневной лингвистической практики: ты должна войти в ритм эссекского говора. И она твердила нараспев, как мантру: «Она ему г’рит, а он мне г’рит; она г’рит ему, а он г’рит мне». Шагая по Трогмортон-лейн от станции метро, она снова и снова повторяла эти слова, с каждым повтором все более музыкально. И всего лишь в пятидесяти ярдах от «Скиддер» вспомнила про походку. Скособочила каблуки и попыталась неуловимо покачивать бедрами. Мантра вновь зазвучала в голове, и она почувствовала, что это помогает покачиванию.

Наконец Джулию вызвали в кабинет. Только бы не растерять акцент. К счастью, девушка-кадровичка в основном говорила сама и вполне довольствовалась ответными кивками и невнятным хмыканьем. Больше всего Джулию беспокоило, какую именно секретаршу ей предстоит подменить. Позарез необходимо попасть в свой отдел, но лучше бы временный босс был не из тех, кого она хорошо знала.

Девушка подняла глаза от списка. Господи, нет! Джо Силкин, секретарша Маркуса Форда! Джулия судорожно сглотнула, дрожащей рукой взяла пропуск, сказала «до свидания» стайке снаружи и направилась к лифту.

Двери открылись на девятнадцатом этаже. Ну, девочка, давай. Она шагнула вперед, осторожно, как церковная мышка. Черт, забыла про походку. Ритм, ритм. Вот так-то лучше. «Она г’рит ему, а он г’рит мне…»

Она так сосредоточилась на походке, что едва не дошла до стола Маркуса. Но вовремя остановилась и попросила младшего администратора, которого никогда раньше не видела, показать дорогу. Он показал. Теперь настоящий проход сквозь строй — мимо четырех американцев из команды Роско. Нет, ничего не получится. Они наверняка узнают ее, даже с такими волосами, в очках, с алой помадой на губах и в бело-розовом платьице с пышной юбкой. Она шла, не глядя по сторонам. Кажется, проехали. Пока все благополучно. Уже более уверенно прошла последние ярды — ловко покачивая бедрами и ставя каблуки под нужным углом. Мимоходом украдкой покосилась на стеклянную клетку Роско. Отлично, его нет.

Маркус разговаривал по телефону, привычно водрузив ноги на стол. Он небрежным жестом указал на незанятый стол рядом с другой секретаршей, Дженис. Теперь предстояло испытание похлеще: Дженис выполняла для нее кое-какую работу по сделке с «Фернивал». Интересно, откуда Дженис родом? Наверно, из Южного Лондона. Если это не Гантс-Хилл и его окрестности, все будет в порядке. После ознакомительного турне с Терри по местным достопримечательностям: «Орлу», китайскому ресторану и ночному клубу «Лики» — она была достаточно подкована, чтобы пройти поверхностный тест, но солидного экзамена ей не выдержать.

— Простите, это стол Джо Силкин?

— Привет, ты на подмену? Я Дженис, Дженис Джонсон.

Дженис протянула руку. Джулия в ответ улыбнулась.

— Здравствуй. А я Шерли Мейсон.

Дженис показала большим пальцем через плечо, в сторону Маркуса. И в ту же минуту он засмеялся какой-то шутке.

— Ты работаешь на него. Это — Маркус Форд.

— И как он? Ничего?

— Ну да! Чингисхан хренов! Напыщенный болван… — Интересно. Раньше Дженис ничего такого не говорила. Наверное, секретарши откровенны лишь с другими секретаршами. — Джо терпеть его не может.

— Тогда почему она не уволится?

— Закладная. Как и у меня… Внимание, он повесил трубку. Тебе лучше сесть и включить компьютер.

Джулия так и сделала, но опять вскочила, когда подошел Маркус.

— Привет. Маркус Форд. А вы?..

— Шерли.

— Отлично, Шерли. У меня нет времени рассказывать, что и как, этим займется Дженис. Я иду на совещание, зал «Эйвон», двадцать первый этаж. А вы тем временем перепечатайте вот эти рукописные записи, затем около двенадцати мне понадобится такси, у меня ланч в «Баркли», а в два тридцать второе такси должно забрать меня оттуда. Не вызывайте меня с совещания, если только не позвонят из Швейцарии. Ясно? Ну и хорошо.

Он схватил со спинки стула пиджак, взял папку с бумагами и умчался.

Еще один тест пройден. Даже забавно. Когда она села, Дженис тотчас подступила с расспросами.

— Ты раньше подрабатывала в «Скиддер»?

Джулия энергично покачала головой.

— Не могу отделаться от ощущения, что где-то видела тебя раньше… Неважно, я, должно быть, ошибаюсь. Ты замужем?

Этого они не учли. Придется импровизировать.

— Да, но детей пока нет.

— А чем твой муж занимается?

— Он таксист.

— Здорово. Хорошая работа. Я постоянно твержу Питу, чтобы он сдал экзамен. Пит работает на большом экскаваторе. Неплохая работа, когда строительство идет полным ходом, но, когда затишье, никакого заработка нет. Твой муж долго готовился к экзамену?.. Кстати, как его зовут? Не могу же я все время называть его «твой муж».

— Терри. Не знаю. Как положено.

— Ну и сколько же это на сегодня?

Джулия понятия не имела. Год? Два? Десять? Лучше назвать что-то среднее.

— Не помню. Лет шесть, что ли.

— Шесть? Никогда не слыхала, чтобы кто-то готовился шесть лет. Он, наверное, не очень способный, твой Терри.

Джулия натянуто улыбнулась.

— Таков уж мой Терри.

Хватит сплетничать, собирай информацию, прямо сейчас.

— Дженис, а почему вон те столы пустые?

Дженис усмехнулась.

— Тут такое было. На прошлой неделе пятеро директоров уволились и забрали с собой шестерых администраторов. Все газеты об этом писали. Нас собрали в большом зале, и босс, Чарлз Бартон, долго говорил, что беспокоиться не о чем и больше никто не уйдет. Старая песня! Видишь тех троих в углу, что болтают между собой? Ходят слухи, что они уволятся на этой неделе.

— А Маркус? Он уйдет?

— Нет. Маркус сейчас в любимчиках. Работает над крупной сделкой по присоединению.

— А что это такое?

— Это когда одна компания наезжает на другую. Они все конфиденциальные, а эта вообще сверхсекретная.

— Но ты и Джо знаете?

— Конечно. Секретарши всегда знают.

— Правда? И какую же компанию они хотят прибрать к рукам?

Дженис заговорщицки улыбнулась, глянула по сторонам и прошептала:

— Называется «Юэлл». Не вздумай покупать акции, а то всех нас подставишь.

При упоминании «Юэлл» Джулия невольно вытаращила глаза, но тотчас постаралась придать лицу равнодушное выражение.

— Мне покупать акции? Ты что, шутишь? А кто покупает эту «Юэлл»?

Дженис наклонилась к ней.

— Это самый большой секрет. Швейцарская компания «Бурликон»… Что стряслось? У тебя какой-то странный вид.

— Нет-нет, ничего. Просто задумалась, и все. Я давно просила Терри свозить меня в Швейцарию. Там, наверное, чудесно, горы вокруг, коровы пасутся.

— Ага, и шоколад у них очень вкусный. Шерли, лучше начинай печатать. Маркус жутко злится, если документы не готовы вовремя.

— Ладно.

После всего услышанного трудно сосредоточиться на печатании. Когда они работали над сделкой для «Фернивал», то установили, что «Бурликон» явно один из белых рыцарей. Сделка для «Фернивал» провалилась, так, может, Маркус и Роско предложили ту же идею «Бурликону»? Или?.. Нет, конечно, даже Роско не поступил бы так. Впрочем, стоп! Обычно Роско имеет солидную долю от тех доходов, которые он обеспечивает. Что, если этот подонок умышленно провалил финансирование «Фернивал», чтобы поднести «Юэлл» на блюдечке «Бурликону» и положить большой куш в собственный карман? Если Дженис поможет ей влезть в Маркусов компьютер, она увидит, когда начались контакты со швейцарцами. Если после провала ферниваловской сделки прошло достаточно много времени, то на сей раз Маркусу и Роско можно поверить. Но если работа над второй сделкой началась сразу по прекращении первой… Тут ей в голову пришла другая мысль. Грейс работала для Маркуса над каким-то крупным проектом и за день до смерти была за границей. Может, в «Бурликоне»?

Дружеский голос Дженис прервал ее размышления:

— Шерли, ты что будешь — чай или кофе? Я пойду приготовлю.

— О-о, я бы с удовольствием выпила чайку.

Мало-помалу Джулия успокоилась и даже заскучала. Телефон звонил редко. Звонков из Швейцарии не было. Только жена Маркуса ворчливо передала депешу, и какой-то мужчина сообщил, что рубашки для Маркуса готовы. Вот и все.

Самый большой стресс случился, когда Джулия, закончив работу на ксероксе, обернулась — и столкнулась с Роско. К счастью, он был в своем амплуа: негромко выругался и даже не подумал помочь ей собрать рассыпанные бумаги.

Ни один из администраторов, которые всего несколько недель назад дружно волочились за нею, не обращал на нее внимания. Если секретарши помещались здесь на низкой ступеньке, то временные сотрудники стояли еще ниже. Но одно дело — остаться незамеченной, и совсем другое — добиться прогресса в поисках информации. Дженис не знала, на какое время намечена операция по «Юэлл». Хуже того, она не знала код доступа в компьютер Маркуса. Сказала, что недавно он поменял пароль и не сообщил его Джо.

Джулия посмотрела на часы. Десять минут седьмого. Дженис выключила свой компьютер и собралась уходить. Телефон на столе Джулии зазвонил.

— Джул? Это я, Терри. Я на Мургейт. Думал, может, съездим куда-нибудь, выпьем по рюмочке…

Джулия не заметила, как Маркус, вернувшись с долгого совещания, подошел к ней сзади.

— Шерли…

Она не ответила.

— Шерли…

Господи, Шерли — это ведь она. Она обернулась, красная как рак.

— Простите, Маркус, я не слышала. Звонили из «Тернбулл и Ассер». Ваши рубашки готовы.

Маркус остолбенело уставился на нее. Дженис тоже обернулась. Черт, она говорила своим обычным голосом. В панике она опять прижала трубку к уху и сказала сильно озадаченному Терри:

— …Значит, она г’рит ему, а он г’рит мне…

Нетерпение Маркуса победило любопытство.

— Шерли, будьте добры, немедленно оставьте телефон. Я должен срочно кое-что вам продиктовать.

Ну, еще не легче. Это ему совсем не понравится.

— Разве в агентстве не сказали? Я не владею стенографией.

Дженис продолжала смотреть на нее все с тем же странным выражением. Маркус скрипнул зубами от злости.

— Чертовски здорово.

Он выхватил у Джулии трубку, намереваясь позвонить в кадры: пусть пришлют подготовленную секретаршу. Но вмешательство Дженис спасло Джулию.

— Я все сделаю, Маркус. Иди домой, Шерли, завтра увидимся.

Джулия взяла сумочку и поспешила уйти.

Вторник прошел без происшествий. Джулия понемногу привыкала к грубоватому юмору Дженис и восхищалась ее осведомленностью о сексуальной жизни отдела. Как же вышло, что она ничего об этом не слышала, когда здесь работала? К примеру, что Маркус Форд переспал по крайней мере с тремя администраторшами и не гнушался затащить в постель секретаршу, когда в нем взыгрывала кровь. Это дало ей возможность как бы невзначай спросить, знала ли Дженис ту девушку из «Скиддер», которую убили.

— Грейс Честерфилд? Конечно, знала. Она вон там сидела, рядом с тем шатеном. Мне Грейс нравилась. Северянка, яркая личность. Не задавалась, как большинство.

— У нее был парень?

— У Грейс? Не знаю. Насчет постоянного дружка не слыхала. По правде говоря, Грейс была шлюшка.

— Что?

— Как и остальные, она думала, что никто не заметит и не узнает. За два месяца в «Скиддер» ее поимели двое парней из фондового управления. Я слышала, — Дженис понизила голос, — что происходило все в зале заседаний на двадцать первом этаже, они по очереди трахали и стояли на стреме.

Дженис громко и заразительно захохотала, и Джулия, стараясь скрыть изумление, присоединилась к ней.

— Гадость какая! И до чего же еще она дошла?

— Этак с год назад она путалась с парнем из глобального маркетинга, Дэвидом Аскуитом. А потом не знаю. Похоже, маленько притихла. Ходили слухи, у нее что-то было с Маркусом, но я понятия не имею, правда это или нет. Мы все были в шоке, когда Грейс убили.

— Н-да, могу себе представить.

Дженис встала и предложила наведаться в туалет. Пока они подкрашивались, она, в свою очередь, полюбопытствовала:

— Ты всегда жила в Гантс-Хилл, Шерли?

Джулия поперхнулась, но быстро овладела собой.

— Да, родилась там и выросла.

— Пит тоже из Гантс-Хилл. Ты в какой школе училась?

Ну, хотя бы это они учли — школу, где учился Терри.

— «Фэрлок комприхенсив».

— Сколько ж тебе лет? Двадцать восемь, двадцать девять?

Врать нет смысла.

— Неужто я так молодо выгляжу? Вот здорово. Нет, мне тридцать один.

— Тогда ты наверняка знаешь младшую сестру Пита. Она твоя ровесница и тоже училась там. Бриджет Джонсон.

— Бриджет Джонсон? Имя знакомое. Но в лицо не помню. Она, наверно, была в другом классе.

— Жуткая хохотушка, эта Бриджет. Вечно потешалась над толстухой физичкой, у которой волосатые подмышки. Как ее звали-то?

— А-а, над этой? Смешная была тетка. Как же ее? Вертится на языке, а никак не вспомню. Память стала как решето… Слушай, пожалуй, пора за работу, а?

Джулия пошла впереди, изо всех сил вертя бедрами и облегченно переводя дух: на сей раз, кажется, проскочила, хотя и не без труда. Дженис шагала следом с легкой улыбкой на губах.

Когда они вернулись, Маркус уже сгорал от нетерпения. Он объявил, что завтра утром летит в Швейцарию и пробудет там до конца недели. Пусть Джулия закажет первый рейс на Цюрих. Ему надо срочно отправить несколько сообщений по электронной почте, а после он до конца дня уйдет на встречу. Если поступят какие-либо документы из «Финдлейтер», от юристов, она должна после работы привезти их к нему домой.

Плохо дело. Раз он уезжает до конца недели, как прикажете выудить у него пароль? Хотя… есть шанс, только, похоже, она опоздала. Маркус уже садится за компьютер. Если быстро подойти сзади, когда он станет вводить пароль, то, возможно, удастся его прочитать.

Черт, монитор уже включен. Техника скоростная, начальные процедуры сведены к минимуму. Она поспешила к Маркусу, но он уже начал вводить пароль, тыча в клавиши указательным пальцем. Вряд ли она успеет подсмотреть.

Ей повезло. Вслепую Маркус писать не умел. Палец поднимался и опускался медленно, нерешительно. Джулия сосредоточила все внимание на клавишах. Средний ряд слева… средний ряд, пятая клавиша слева… второй ряд сверху, четвертая слева… и опять средний ряд слева. Вот оно! Она быстро вернулась за свой стол и проверила: А, Г, Р, А. Агра. Как Тадж-Махал? Нет, не может быть. Пароль должен состоять как минимум из пяти букв. Наверно, она подошла с опозданием и прозевала одну клавишу, а то и две. Какие самые короткие слова оканчиваются на «-агра»? Она пробежалась по алфавиту. Багра, вагра, гагра, дагра… Если букв шесть, то вариантов еще больше. Впрочем, вряд ли задачка очень трудная. Эйнштейн решит.

Бандероль от «Финдлейтер» принесли в семь. Запечатана тщательно, нечего и пытаться вскрывать — сразу будет заметно. Беспокоить Терри Джулия не стала, взяла такси до Челси за счет «Скиддер» и велела водителю подождать, пока она отнесет пакет.

Не слушая ее возражений, Маркус настоял, чтобы она вошла в квартиру и подождала, пока он прочитает документы — вдруг понадобится немедленный ответ. Он отослал такси, снял с Джулии пальто, проводил в гостиную и налил ей бокал шабли.

Джулия молча сидела, оглядывая комнату. Вкус у него явно претенциозный; она с трудом сохраняла на лице выражение благоговейного трепета. Маркус просматривал страницы, временами хмыкая, затем отложил бумаги на столик. Джулия, со скуки игравшая золоченой застежкой изумрудно-зеленой сумочки, подняла глаза.

— Все в порядке?

— Да, прекрасно. Сегодня делать ничего не надо.

— Тогда я пошла.

— Спешить некуда, допейте вино… Оно вам нравится?

— Очень вкусное.

— Но для вас необычное?

— Верно. Обычно я пью баккарди с кока-колой. А ваша жена любит вино?

— Только красное. На белое у нее аллергия. У нее вообще на многое аллергия. От улыбки и то сыпь выступает.

— Правда?

— Да нет, шучу. Я бы вас познакомил, но она в отъезде. Как услышала, что я собираюсь в Швейцарию, сразу укатила с детьми к своему отцу.

Он встал плеснуть себе еще вина и, как бы спохватившись, прошел к дивану и налил Джулии тоже. Сел в дальнем углу дивана и отхлебнул изрядный глоток, с легкой насмешкой глядя на нее. Джулия в ответ робко улыбнулась.

— Куда это вы так смотрите?

— На вас.

— Зачем?

— У вас прелестная фигурка.

— Да ладно вам.

— Правда. Все как надо.

— Терри, мой муж, говорит, что я костлявая.

Он наклонился и пощупал ее бедро.

— Нет, все в норме. Терри чепуху болтает.

Маркус убрал руку, но передвинулся на середину дивана, прижав ее в угол. Она отпрянула, как могла.

— Держу пари, грудь у вас тоже красивая.

Джулия непритворно покраснела.

— Ну… с этим полный порядок. Может, маловаты немного.

— Какой размер бюстгальтера?

— Тридцать четыре «В», если хотите знать.

Он быстро протянул руку и, не обращая внимания на ее защитные маневры, схватил за левую грудь, прямо через жакет.

— Эй, так нельзя, я замужем.

— Я тоже женат. Ну и что? Если оба не проболтаемся, никто не узнает.

Джулия быстро просчитывала варианты. Судя по всему, он вполне способен наброситься на нее. Конечно, у него, пожалуй, хватит здравого смысла не насильничать, но ситуация крайне рискованная, а в схватке она может забыть про акцент — испортить всю игру. С другой стороны, начни она сейчас возмущаться — и этот мерзкий щенок запросто выставит ее из «Скиддер», не дожидаясь конца недели. Насколько она знает Маркуса Форда, лучшейполитикой будет лесть. Словно повернув выключатель, она подкупающе обаятельно улыбнулась.

— Знаете, а вы вправду производите впечатление.

Природная скромность не позволила Маркусу так сразу принять похвалу.

— Произвожу впечатление? Как это?

— Дженис говорит, в банке вы самая большая звезда.

— Ну, я бы так не сказал.

— Правда? А тогда кто? — Джулия с трудом сдержала усмешку.

— Ах, вот вы о чем… Вряд ли кто-то еще из «Скиддер» пользуется таким уважением на финансовом рынке Великобритании. Есть еще несколько парней в других банках, вроде «Голдман-Сакс» и «Морган-Стэнли».

— Но им до вас далеко, верно?

— Ну… пожалуй. Они старше. Некоторым клиентам нравится седина.

— А мне нет. По-моему, у вас красивые волосы… — Она поднесла бокал к губам и игриво посмотрела на Маркуса. — Зачем вы летите в Швейцарию? Из-за крупной сделки или так, по пустякам?

Маркус снисходительно улыбнулся.

— Шерли, я пустяками не занимаюсь. Их я оставляю младшим сотрудникам и старичью.

— Значит, средняя сделка? По вашим стандартам, разумеется.

Маркусу надоели такие разговоры. Он предпочел бы обсудить ее саму. Лучше всего — прикончить тему одним махом.

— Шерли, моя швейцарская сделка будет самой крупной, какую когда-либо совершал «Скиддер», и вообще одной из самых крупных за всю историю лондонской биржи.

— О-о-о, значит, о ней напишут в газетах?

Он снова протянул руку, на этот раз помедленнее, и положил ладонь ей на бедро. Она не протестовала.

— Безусловно. Заголовки будут во всю полосу, — сказал он, глядя ей в глаза.

Его рука скользнула под платье.

— О-о-о, как здорово! Непременно прочту. Это будет до Рождества?

Другая рука принялась расстегивать жакет. Его голос звучал хрипло и прерывисто:

— Нет, следите за газетами между Рождеством и Новым годом. Приготовьтесь к огромному сюрпризу.

Есть! Теперь пора убираться отсюда. Жакет полностью расстегнут, остался лишь нейлоновый барьер, последняя линия обороны. На нее нахлынули воспоминания о Роско Селларсе; мысль о том, что Маркус Форд прикоснется к ее груди — даже не зная, что это ее грудь, — была совершенно невыносима.

— Маркус?

— В чем дело, Шерли? — Он вовсе не собирался отступать, ведь ясно же, она не прочь.

— Я не могу.

— Только не надо всякой чепухи про замужество.

— Нет, дело не в этом… просто время неподходящее…

— Меня это не смущает.

— Мужчины считают, это противно.

— Ничего подобного.

— Но я тоже так думаю. Займемся этим в другой раз, когда вашей жены не будет…

Черт! Впрочем, что он теряет? Она стоит того, чтобы подождать. Обаятельно вульгарна, разжигает фантазии насчет эссекских девчонок. Вдобавок в банке она временно, так что все будет шито-крыто. Он был уверен, что ни одна из сотрудниц, с которыми он переспал, языком не болтала, но полностью быть уверенным все же нельзя. Теперь, когда он становится важной персоной, надо удвоить осторожность.

— Ладно. Оставьте мне свой телефон, и я позвоню, когда моя жена опять уедет.

— Хорошо… — Джулия посмотрела на часы. — Мне пора бежать. Терри будет волноваться, куда я подевалась.

Маркус остался на диване. Он разгорячился и хотел хоть что-то от нее получить.

— Шерли, прежде чем уйти, как насчет заправиться?

— Я не голодна.

— Я не это имел в виду.

Он расстегнул молнию на брюках и в предвкушении закрыл глаза.

Джулия присела на корточки и внимательно осмотрела выпуклость.

— Каким же большим он станет, когда возбудится?

От негодования и обиды Маркус широко раскрыл глаза и, готовый к защите, посмотрел на свое оружие.

— Что это значит?

Не дав ему опомниться, она вскочила на ноги, махнула на прощание рукой и исчезла. Не один час он проклинал ее, а злился и вовсе несколько дней кряду.

* * *

Пароль нашла Поппи. Эйнштейн сказал, что быстренько запустит программу поиска всех шестибуквенных слов на «-агра» и принесет результаты вечером на военный совет. В последнее время они обычно собирались в комнате у Поппи. Поэтому девочка чувствовала себя в центре событий и не терзала Лена и Джин вспышками раздражения по поводу того, что от нее якобы что-то утаивают.

Эйнштейн приехал с распечаткой. В словаре нашлось только три таких слова, и все они вряд ли годились. Если это какой-то неведомый акроним^[5] или случайная комбинация букв, то мало что можно сделать. Эйнштейн бросил распечатку на кровать и принялся возбужденно рассказывать про документы «Хок». Он расшифровал замысловатые ссылки в рукописном письме и выяснил, что адресат участвовал в торговле произведениями искусства, награбленными у евреев. И кто же был этот адресат? Не кто иной, как Герхард Мюллер, председатель могущественной Альпийской страховой компании. Лен и Терри уяснили себе значимость этого факта, только когда Эйнштейн взахлеб сообщил, что, судя по документам, Альпийская страховая — ведущий акционер «Бурликона».

Глаза Джулии сверкнули.

— Блеск, Эйнштейн, полный блеск, черт возьми…

Она схватила его за щеки и смачно поцеловала прямо в губы. Очки у Эйнштейна запотели, на миг он ослеп, а лицо залилось румянцем благодарного смущения.

— Роско в своем амплуа. Он нанял «Хок», чтобы тот накопал компромат на Мюллера и «Бурликон» не мог рыпаться.

Терри не понял.

— В каком смысле «рыпаться», Джул?

— Ну, не вышел в последнюю минуту из игры и не отказался платить вознаграждение банку «Скиддер».

Все так увлеклись, слушая Эйнштейна, что никто не заметил, как Поппи взяла распечатку.

— Чего ж тут сложного-то, — послышался тонкий голосок. — Я думала, ты умный, Эйнштейн.

Все воззрились на нее: шутит она, что ли?

— Если все так просто, что же это за слово, а? — спросил Лен.

— Даю подсказку. Тебе, папа, целый вагон этой штуки не помешает, а попади она к Терри, все девчонки от Ромфорда до Уонстеда разбегутся и попрячутся.

— Ты о чем, милая?

Лен был в растерянности, Терри тоже. Эйнштейн и Джулия уже улыбались.

* * *

Хотя Маркус был в отъезде, вокруг сновало слишком много народу, нечего и думать соваться к его компьютеру до обеда. К счастью, Дженис вышла перекусить с другими девушками, но и тогда помещение отнюдь не опустело, и Джулия настороженно следила, не смотрит ли кто на нее, когда как бы невзначай села за стол Маркуса, включила компьютер и напечатала: «виагра».

В яблочко! Теперь надо действовать быстро. Она просмотрела файлы. Вот, целая пачка. Проверять содержание некогда, поэтому распечатаем все.

Это займет некоторое время. А меж тем можно сделать еще кое-что: открыть его электронный ежедневник и скачать его тоже.

Принтер был скоростной, и за двенадцать тревожных минут все было закончено. По-прежнему опасаясь чужих глаз, Джулия собрала распечатку, перенесла на свой стол и сложила в два больших коричневых конверта. Пять минут спустя она украдкой огляделась и, когда никто не смотрел в ее сторону, засунула конверты в свою объемистую сумку. Теперь прочь отсюда. Для Дженис она оставит записку с благодарностью. Джулия взяла ручку и листок для заметок и начала было писать.

Нет. Нехорошо это, после всего, что Дженис для нее сделала. Считая секунды, обливаясь потом, она ждала до двух часов; наконец девушки впорхнули в комнату, о чем-то щебеча. Дженис шумно плюхнулась на стул.

— Вот потеха была. Мы прямо обхохотались. Жаль, ты не пошла с нами, Шерли.

— Да, жаль. Дженис, у меня проблема. Мама заболела.

— Надеюсь, ничего серьезного.

— Ей стало плохо в магазине. Я должна поехать к ней.

— Конечно, поезжай. Не волнуйся, на телефонные звонки я отвечу.

— Спасибо, Дженис. Но ведь если ей по-настоящему плохо, мне придется ухаживать за ней до конца недели.

— Все нормально, милая. Знаешь что, ты иди, а в кадры я сама сообщу.

— Огромное спасибо, Дженис, ты так добра ко мне. Жаль, мы больше не увидимся.

— И мне жаль. Помнишь, в понедельник я спросила, не работала ли ты здесь раньше?

— Да. — Пульс у Джулии убыстрился.

— Я поняла, почему подумала об этом. Ты похожа на одну девушку, которая здесь работала. Не секретарем, а администратором. Шикарная такая, но дружелюбная. Ее звали Джулия Давентри.

Джулия почувствовала, что у нее перехватило горло. Слова не вымолвишь, хоть с каким акцентом.

— А что… что с ней случилось?

— Ее уволили. Выгнали за дверь. Я даже попрощаться не сумела. Жаль. Ну да ничего. Ты по крайней мере уходишь, простившись.

Дженис протянула руку, и Джулия пожала ее. Обе тепло улыбнулись.

— Прощай, Шерли, удачи тебе во всем.

И Дженис едва заметно подмигнула.

25

Под вечер в среду они собрались в комнате Поппи, чтобы выслушать приговор Джулии насчет документов, которые она скопировала.

— Так вот. «Бурликон», несомненно, покупатель, и «Скиддер» начал на них работать сразу же, как только сделка для «Фернивал» рухнула.

— Что еще ты нашла? — Эйнштейн был в восторге.

— Тут есть кое-что очень странное. Как вы знаете, я работала в команде для «Фернивал» и точно помню, сколько информации у нас было по «Юэлл». Сплошь общедоступные сведения, то есть, в случае с «Юэлл», весьма скудные. Мы просто голову сломали, составляя финансовый план на основе таких убогих сведений. Но здесь у Маркуса самые подробные цифры с полной разбивкой по секторам, заводам и видам продукции. Мало того, есть еженедельные данные о продажах и доходах, которые могли поступить только из внутренних сводок «Юэлл». Это более чем странно. Имея такую информацию, можно с легкостью подготовить любое присоединение.

Лен почесал затылок.

— Но, Джул, разве у банков нет способа получать такие сведения?

— Легальных способов нет. Компания-объект такие вещи не разглашает.

Теперь вмешался Эйнштейн:

— Может, они взяли на работу бывшего сотрудника «Юэлл», который располагает такой информацией? Это ведь вполне законно?

— Верно, но в данном случае это исключено. Во-первых, информация очень детальная. И очень свежая. Сегодня у нас какое? Девятое декабря. А последний из отчетов датирован первым декабря. То бишь прошлым вторником. Единственное объяснение — у «Скиддер» есть «крот» внутри «Юэлл». Они просто с ума сошли. Если их поймают, репутация банка рухнет, а замешанные лица могут угодить в тюрьму. И, конечно, им никогда уже не работать в Сити.

Терри смотрел недоверчиво.

— Джул, судя по тому, что ты рассказывала про Маркуса Форда… В смысле, я знаю, что он болван, но пойдет ли он на такой огромный риск?

— Вряд ли, Терри. Разве что Роско Селларс каким-то образом держит его на крючке.

— Чем? Порнокарточками?

Все фыркнули. Поппи громко рассмеялась. Джулия никогда не говорила, что искала в том сейфе, даже после кражи. А они все равно знали. У нее хватило деликатности робко улыбнуться:

— Вроде того. Так или иначе, если он увяз в этом дерьме, возможно, подсказка найдется в его электронном ежедневнике. Начиная с середины ноября каждый вторник помечен буквой «Ф». Десятого ноября он, похоже, встречался с «Ф» в Брюсселе, а семнадцатого — в Стокгольме. После этого места встреч не обозначены, но в ежедневнике отмечена полночь каждого вторника вплоть до середины февраля.

— Проверим. Попытка не пытка, да, Джул? — Лен чувствовал, что в последнее время толку от него маловато, и жаждал действий.

— Конечно, проверим, дурачина ты этакий, — сказала Поппи. — В следующий вторник последишь за ним. А Терри нащелкает фотографий.

Лен рассердился:

— Темно же будет, маленькая нахалка. А со вспышкой нас сразу заметят.

Крыть было нечем, и Поппи только закатила глаза. А Эйнштейн сказал, что можно купить инфракрасную камеру.

— Понял? — решительно заявила Поппи.

— Как насчет сроков? — нетерпеливо спросил Эйнштейн.

— Плохие новости. Прошлым вечером Маркус сказал правду. Операцию наметили на тридцатое декабря. К тому времени срок ваших опционов истечет. Есть только один способ выбраться из этой дыры…

Лен протестующе поднял руку:

— Джул, я уже говорил тебе. Мы не хотим брать у тебя в долг. Ты же сама почти без гроша, как и все присутствующие.

Джулия покачала головой.

— Лен, проблема не в этом. Покупая опционы, вы трое действовали до крайности наивно. Власти всегда следят за необычными сделками, совершенными перед продажей контрольного пакета акций, и вас прекрасно могли бы вычислить. Если б вам удалось утаить вашу привычку записывать разговоры пассажиров, вы, возможно, сумели бы их убедить, что это не сделка с использованием служебного положения, что вы случайно кое-что подслушали и сделали выводы. Но на сей раз все иначе. Информация, которую я выкрала нынче из компьютера «Скиддер», самая что ни на есть секретная, и, если власти прознают правду, вы действительно попадете в тюрьму. Как и я.

— Так что же делать, Джул? — печально воскликнул Терри. — Мы должны что-то делать.

— Согласна. И у меня есть предложение. Давайте завтра же откроем бутик.

— Бутик? А чем будем торговать? — недоуменно спросил Терри.

— Силой интеллекта.

— Какой еще «силой интеллекта»?

— Она не имеет в виду твою, Терри, — хихикнула Поппи.

Джулия улыбнулась:

— Я имею в виду нас всех. Этот «бутик» не магазин, так называют маленькие инвестиционные банки.

Эйнштейн терпеливо ждал конца этого разговора, потом спросил:

— Скажи, Джулия, для чего нам этот бутик?

— Чтобы стать советниками «Юэлл».

— И что мы им будем советовать?

— Скупить акции «Бурликона» до того, как «Бурликон» двинется на них.

Эйнштейн усмехнулся: вот это наглость!

— Пожалуй, «Юэлл» встретит это положительно. Но как это поможет Поппи?

На сей счет Джулия заготовила самую широкую свою улыбку:

— Комиссионные. За сделку такого масштаба можно запросить… — Она нарочито сделала паузу. — Догадайтесь. Терри, ты первый.

— Я пас. Десять тысяч?

Джулия мотнула головой и повернулась к Лену. Судя по ее реакции, Терри сильно недобрал.

— Пятьдесят тысяч?

Она опять с улыбкой качнула головой. У Эйнштейна вообще не было никаких идей, он пытался вычислить. Банки явно получали куда больше, чем сказали Терри и Лен, иначе они бы не смогли выплачивать такие большие бонусы. И Джулия вон как радуется, значит, сумма должна быть сногсшибательная, достаточная для оплаты всего лечения Поппи.

— Полмиллиона.

Джулия взяла Поппи за руку.

— Мучение с этими таксистами, верно, Поппи? Нет у них размаха. При такой сделке я бы палец о палец не ударила меньше чем за пять миллионов фунтов.

Терри присвистнул так, что слышно было на пол-улицы.

* * *

Все трое таксистов изрядно задолжали по счетам и решили этой ночью поработать. Джулия не имела ни малейшего желания тащиться к себе на квартиру и потому решила немного побыть с Поппи, а потом поехать к Терри. Она разговаривала с девочкой уже не один раз, и обе прямо-таки подружились. Рано или поздно разговор всегда съезжал на Терри. Поппи рассказывала о любовных приключениях Терри куда больше и остроумнее, чем он сам, и замечательно изображала Маршу во гневе. Нынешним вечером она поведала историю про Дафну и про болячку, которой Терри ее наградил, и тем подвела Джулию к действительности.

— Джул, а что ты сделаешь, если узнаешь, что Терри гуляет на стороне?

— Яйца ему отрежу.

— И куда их денешь?

— Отварю в болонском соусе и съем с большой порцией спагетти.

Поппи засмеялась.

— Ты будешь скучать по нему, Джул?

— Что ты имеешь в виду? Почему я должна скучать по Терри?

— Это же ясно. Вы трахаетесь, как кролики, всю «неделю спасения Поппи». Но когда достанете деньги и поймаете убийцу, вы расстанетесь, верно?

— С чего ты взяла?

— Брось, Джул, я не вчера родилась. Ты просто немного забавляешься с рабочим классом, вот и все. Я тебя не виню. Наверное, и Терри лестно погулять с девушкой из высшего общества.

Джулия погрустнела:

— Это Терри так говорит?

— Нет. Обычно Терри мне все рассказывает. А про тебя молчит. Говорит только, что ты ему по душе.

— Мне он тоже по душе, Поппи.

— Может быть. Но это ведь не надолго, верно? Ты же не станешь знакомить его со своими друзьями, тебе будет стыдно. А как насчет твоих родителей? Терри говорит, они лорды или навроде того.

— Они не лорды. Отец — «сэр», а поэтому мама — «леди Давентри». «Сэра» отец получил по работе. Титул у него не от рождения.

— А мама?

— Маму называют «достопочтенной», но это, как говорится, титул по обычаю. Она получила его потому, что ее отец был виконт. Он давно умер.

— Значит, твоя бабушка виконтесса?

— Да. Она была виконтессой. Правда, после смерти деда она опять вышла замуж за очень знатного, но совершенно безденежного господина. От него она получила новый титул, так что теперь она герцогиня. Он тоже умер. Бабушка не иначе как травит своих мужей. Я увижу ее на выходные, она приедет к маме и отцу на свое восьмидесятитрехлетие. Они устраивают вечер в ее честь, и старая карга настаивает, чтобы я тоже приехала.

— Возьмешь кого-нибудь с собой?.. Не волнуйся, Джул, я тебя не продам.

— Нет, не возьму. Кстати, моя мать не отказалась от надежды выдать меня замуж и наверняка пригласила парочку молодых светских болванов.

— Почему бы тебе не позвать Терри? Он бы их спровадил.

— Не сомневаюсь. — Джулия хихикнула.

— Так и возьми его с собой!

— Терри там не понравится. Он со скуки помрет.

— А ты спроси его. Пусть сам решит.

— Поздно уже. Все места за столом расписаны.

Поппи фыркнула.

— Вот видишь?! Я права! Ты его стыдишься. И бросишь его, как только узнаешь, кто убил твою подругу.

— Нет, не брошу. И не говори, что я стыжусь, потому что это неправда.

— Тогда докажи.

— Как?

— Возьми его с собой.

Джулия колебалась. Поппи отвернулась лицом к стене.

Черт, просто не верится, что ее загнали в угол, да как! Она в жизни не видала таких хитрых и умных детей, как Поппи, — мигом обведет тебя вокруг пальца! Надо срочно придумать какой-нибудь благовидный предлог и выбраться из этой ситуации! Но вдохновение не приходило.

— Ну хорошо.

Поппи повернулась к ней и рассмеялась так заразительно, что досаду Джулии как ветром сдуло. Все равно она была в ужасе оттого, что так глупо и быстро согласилась. Что ее семейка сделает с Терри, особенно ее брат! Даже подумать страшно.

* * *

Четверг для Джулии выдался хлопотный. Она заказала визитные карточки, объяснила Эйнштейну, как работать с цифрами и анализировать данные, терзала память Лена до тех пор, пока он не вспомнил старых, давно потерянных друзей, и то и дело посылала Терри с мелкими поручениями. За все годы банковской службы она никогда не работала так упорно, не делала разом столько дел и не добивалась таких успехов.

В пятницу все было по-другому. В семь утра — в «Херц», взять напрокат машину, а в восемь — на трассу М-1. В голове смутно вертелось что-то насчет Грейс и Маркуса, сказанное Дженис и толкавшее ее на север, в Беверли.

Она понимала, что сначала нужно было позвонить, но почему-то не смогла. Боялась упрека, безмолвного или открытого, за то, что отсутствовала на похоронах Грейс, или риска, что Бет и Том будут оскорблены попыткой разбередить незажившую, кровоточащую рану и откажутся повидаться с нею? Скрепя сердце она отбросила мысль о звонке и поехала туда без предупреждения.

Глаза у человека, открывшего дверь, были затравленные, запавшие, потерянные.

— Мистер Честерфилд? Вы помните меня? Я — Джулия Давентри.

Он смотрел на нее, не узнавая.

— Я работала вместе с Грейс. И была у вас. Вы не помните?

Взгляд по-прежнему пустой.

— Мы не желаем… вмешательства. С нас довольно.

Он стал закрывать дверь. Но Джулия неожиданно для себя сунула в щель ногу. От растерянности и недоумения Том невольно открыл дверь.

— Мистер Честерфилд, мне правда необходимо с вами поговорить. Ваша жена дома?

Откуда-то изнутри донесся голос, спрашивающий, кто там. Том Честерфилд неловко посторонился, глядя на изношенный ковер в холле, и пробормотал:

— Это девушка. Говорит, что знала Грейс. — Он почти шептал, и на кухне вряд ли услышали.

Бесплотный голос донесся снова, уже отчетливее, ближе:

— Кто это, Том?

На пороге кухни, неуклюже стягивая передник, возникла Бет Честерфилд и, еще не разглядев посетительницу, перешла в наступление:

— Если вы из газет, то мы уже говорили, чтобы вы нас не беспокоили.

Когда она подошла ближе, в ее глазах мелькнул проблеск узнавания.

— Миссис Честерфилд, это я, Джулия Давентри.

Кивок и смутная улыбка, по-прежнему исполненная сомнения. Бет мягко подтолкнула мужа в сторону гостиной, оставив Джулию на крыльце.

— Здравствуйте, Джулия. Извините, Том вас не признал. Мы столько пережили и предпочитаем, чтобы нас не тревожили. От посетителей одно расстройство, Том совсем извелся. У них ничего плохого в мыслях нет, я не сомневаюсь, но все они хотят говорить только об этом.

— Миссис Честерфилд, простите, что я приехала без предупреждения… Честно говоря, думала, что, если позвоню, вы откажете.

Бет согласно кивнула:

— Извините, Джулия, за нерадушный прием. Я знаю, вы проделали долгий путь, но, если вы намерены говорить о Грейс, я скажу «нет». Мы хотим, чтобы нас оставили в покое.

— Миссис Честерфилд, я должна поговорить с вами. Речь идет об убийце Грейс.

Глаза Бет сузились.

— Надеюсь, он горит в аду, этот извращенец. Мы благодарим Бога за то, что его схватили и он уже не причинит боли родителям других бедных девушек. Когда его засадят в тюрьму, пусть выбросят ключ от его камеры!

Джулия бросила взгляд на унылую улицу, стараясь получше сформулировать свою мысль. Господи, что будет?!

— Миссис Честерфилд, не знаю, как лучше сказать, да и доказать я ничего в точности не могу…

— Что?.. Что?

— Я не верю, что убийство совершил Марти Салминен. Думаю, полиция арестовала не того человека.

На миг лицо Бет Честерфилд исказила ярость.

— Единственное наше утешение — что мерзавец, убивший нашу девочку, сидит за решеткой, а вы имеете наглость явиться сюда и… Уходите. Сию минуту.

Дверь с силой захлопнулась. Несколько секунд Джулия стояла на крыльце, раздумывая, хватит ли у нее храбрости на еще одну попытку.

Нет. И дело не только в храбрости. Она видела, какую причиняет боль. Правы ли она и таксисты, или нет, это не дает им оснований так поступать с этими людьми. Более чем пристыженная, она пошла прочь, шаря по карманам в поисках ключей от машины.

Лишь через несколько минут она сумела вырубить противоугонную систему и завела двигатель. Но не успела тронуться с места, как зеленая дверь снова открылась, и Бет Честерфилд подошла к машине. Джулия опять заглушила мотор и опустила боковое окошко. Секунду женщины глядели друг на друга, Бет с полувиноватым, полупросительным видом.

— Все-таки расскажите.

— Хорошо.

— У вас есть с собой пальто?

— На заднем сиденье.

— Наденьте его и пойдем прогуляемся. Я не хочу волновать Тома.

* * *

— Понимаю, это выглядело как бесчувственность. Но я просто не могла прийти на похороны. Такие вещи выше моих сил.

— Вы думаете, нас это обидело? Мне было просто жаль, что вы не пришли. Вы единственная из ее лондонских друзей, с кем мы встречались. Никто не пришел, кроме мистера Бартона. Наверно, он счел это своим долгом, как глава банка. Все равно, поступок человечный. И мы это ценим.

— Я не знала, что он приезжал. Но вы правы, он поступил по-человечески. Он что-нибудь вам говорил?

— Не помню. Ни слова не помню из того, что говорили в тот день.

— Миссис Честерфилд, мне нужно кое о чем вас спросить. Грейс говорила, что у нее роман с женатым мужчиной. Это мог быть кто-то из банка?

Ответа не последовало. Они шли дальше.

— Понимаете, в тот день, когда она умерла, мы вместе пили кофе. Ее что-то беспокоило по работе, и она намекнула, что это связано с ее романом. Я убеждена, ее смерть связана именно с этим, что бы это ни было, и если я права, Марти Салминен невиновен. Не поймите меня превратно, я уверена, он человек плохой, но быть плохим еще не значит быть убийцей.

Они прошли еще несколько сотен ярдов. Центр города остался позади, они находились возле ипподрома. Миссис Честерфилд долгое молчание будто и не смущало. Наконец она заговорила:

— Джулия, дайте слово, что никому не расскажете. Ни газетчикам, ни полиции.

— Клянусь.

Бет глубоко вздохнула и начала:

— Он из банка. Женатый, с двумя детьми. Вот все, что она нам рассказала.

— Это было серьезно?

— Грейс считала, что да. Говорила, что он разведется и женится на ней. И очень радовалась. Мы не знали, что и подумать. Разрушить брак — ужасно. Но случай с Грейс был… необычным.

— В каком смысле необычным?

— Ах, Джулия, не знаю, стоит ли говорить об этом. Грейс с детства была помешана на мальчиках. Она не была плохая, просто чуточку — как бы это сказать? — сговорчивая. Не знаю, что мы сделали не так, но она выросла такой, упокой Господи ее душу.

Джулия попыталась обратить все в шутку.

— Да, Грейс рассказывала о своей большой девчачьей любви. У меня тоже была такая.

— Кроме того парня, было еще много других. Думаю, она не рассказала вам, какую беду он на нее навлек.

— Беду?

— Она забеременела, в шестнадцать-то лет. Сделала аборт. Мы с Томом были просто вне себя. А потом решили, что нет худа без добра. Для нее эта история послужила уроком. Она с головой ушла в учебу, поступила в Кембридж, и так далее. Мы думали, с этими делами навсегда покончено, но ошиблись. Ей приспичило уехать в Лондон. Там она связалась с дурной компанией и снова забеременела. Да еще нагло заявила нам, что не знает, кто отец.

— И что случилось тогда?

— Она опять сделала аборт, но неудачно. Врачи сказали, что она никогда не сможет иметь детей. Поэтому она, поразмыслив, решила найти то, что ей нужно.

— Господи, о чем вы, миссис Честерфилд?

— Она решила, что ни один преуспевающий холостяк не захочет жениться на ней, если узнает, что она не может иметь детей. Вот и надумала найти такого, у кого уже есть дети. И не просто первого попавшегося. Она хотела мужа, которым можно гордиться, так она говорила, а для Грейс это означало — богатого. При таком подходе время было не на ее стороне. Чтобы поймать богача, надо было действовать, пока все при ней. Она ужасно боялась в тридцать лет остаться ни с чем. Теперь бедной девочке уже не о чем беспокоиться.

Бет заплакала и уткнулась лицом в плечо Джулии.

26

Он выбежал на платформу и, не обращая внимания на требовательный окрик остановиться, рывком открыл дверь и, весь в поту, запрыгнул в вагон. Терри злился на Джулию. Сначала, когда она пригласила его, он был польщен и взволнован. Потом нахлынули сомнения и суета, пол-утра пятницы он проторчал у «Мосс Брос» на Ковент-Гарден, где взял напрокат смокинг. Он надел его впервые в жизни и, глядя на себя в зеркало, решил, что похож скорее на официанта, нежели на Джеймса Бонда. Терпеливые объяснения продавца, как завязывать бабочку, упали на каменистую почву, и Терри, отказавшись от неравной борьбы, остановился на готовой ярко-синей штуковине.

Джулии давно пора было вернуться, ведь они собирались ехать вместе. Но начались телефонные звонки. То Честерфилды просили ее остаться до вечера в пятницу, то позавтракать в субботу, то посетить могилу Грейс. Она сказала, что выяснила кое-что очень важное, только не может говорить об этом сейчас. В конце концов она выехала оттуда, но по дороге несколько раз застряла из-за ремонтных работ и велела Терри ехать поездом с вокзала Ватерлоо, пообещав в случае чего встретить его на станции Солсбери. Терри пожалел, что вообще ввязался в это дело.

Без десяти восемь поезд подкатил к мокрому от дождя Солсбери. Джулии в помине нет, на стоянке такси длинная очередь. На улице жуткий холод, ветер швырял дождь под бесполезный навес, и Терри промок. Он выхватил из брезентовой сумки пальто, накинул поверх смокинга. Так бы и убил эту Джулию!

Пятнадцать минут спустя видавший виды «воксхолл» покатил к дому ужасов — Старому дому священника, Милтон-Парва. Водитель трижды сворачивал не туда и спрашивал дорогу в пабе, пока нашел это место. Ничего себе таксист! Вспомнив о четырех годах тяжких разъездов на мопеде, Терри со злостью подумал, что такой вот парень получает жетон, совершенно не зная округи. Он заплатил ему восемь с половиной фунтов и зашагал по длинной, хрусткой гравийной дорожке к увитому плющом дому, перепуганный, как котенок. Джулия обещала подсказывать, что надо делать, и вообще сулила всяческую опеку. Ну и черт с ними, в конце концов они всего лишь люди. Он нажал полированный медный звонок.

Дверь открылась, на пороге стоял высокий элегантный мужчина с зачесанными назад серебристыми волосами. На фоне освещенного дверного проема он в своем прекрасно сшитом смокинге выглядел превосходно. Терри уже не был так уверен, что люди — всего лишь люди.

— Здравствуйте. Вы Теренс, я полагаю. Я отец Джулии. Увы, она еще не приехала.

Терри уронил сумку и протянул руку.

Сэр Сидни быстро пожал ее.

— Ну, входите, молодой человек, а то совсем промокнете.

Терри шагнул внутрь, нагнулся и вытащил из сумки коробку. На вокзале Ватерлоо ему пришло в голову, что надо купить подарок. Поиски едва не обернулись опозданием на поезд.

— Я привез коробку конфет «Милк трей». Ничего?

— Хм… очень мило, Теренс, но, пожалуй, лучше отдать ее моей жене. А так как у матери Лавинии день рождения, еще лучше подарить это ей.

— Хорошая мысль. — Терри засунул коробку назад.

— Я собирался показать вам комнату, где можно переодеться, но вижу, что вы уже одеты. Оставьте сумку и пальто здесь, если хотите. Прошу вас, проходите, я познакомлю вас со всеми. Не хотите помыть руки?

Терри проверил, руки были в порядке. Сэр Сидни зашагал в гостиную, и Терри со своей коробкой поплелся за ним.

Первое, что бросилось ему в глаза, — сама герцогиня, сидевшая в окружении толпы гостей. Она была в широком черном платье, обвешанном массой жемчугов. Терри удивился, что у нее нет диадемы вроде тех, какие обычно надевает принцесса Ди. Когда он вошел, герцогиня посмотрела на него и опять вернулась к роли пчелиной царицы. Ближе к двери стояла другая группа — тощая пожилая леди в белом, две девицы лет за двадцать и краснолицый старикан, который поносил Тони Блэра. Отец Джулии взял тощую леди за локоть и отвел в сторону. Краснолицый продолжал трещать, хотя аудитория поредела.

— Дорогая, это Теренс.

Леди Давентри осторожно улыбнулась:

— Мы так рады видеть вас у себя, Теренс.

— Очень любезно, что вы пригласили меня, миледи.

— О, не нужно этой ерунды с «миледи». Друзья зовут меня Лавинией.

— Спасибо. А мои приятели зовут меня Терри. Никто не называл меня Теренс с тех пор, как меня крестили.

Сэр Сидни показал на коробочку:

— Терри любезно привез тебе шоколад, дорогая. Но мне кажется, лучше подарить его твоей матери.

Лавиния посмотрела на коробку, потом опять на мужа. В его глазах плясали насмешливые огоньки.

— Чудесная мысль. Терри, почему бы вам не подойти и не представиться? Но где ваш бокал? Сидни, ты пренебрегаешь гостями.

Терри заикнулся было насчет пива, но получил бокал шампанского. Леди Давентри провела его по залу, и они подождали с минуту, пока герцогиня заканчивала какую-то историю о своем детстве. Лишь когда отзвучал вежливый смех, герцогиня подняла глаза. То же сделали и слушатели: две весьма пожилые дамы — одна робкая, другая надменная, — трое молодых мужчин и очень хорошенькая девушка.

— Мама, разреши представить тебе друга Джулии, Терри.

Старая леди коротко кивнула, впрочем, не холодно.

— Рад видеть вас, герцогиня.

Двое молодых людей хихикнули, третий испепелил его взглядом.

Леди Давентри продолжала:

— Это мои сестры, Элис и Шарлотт… а это младший брат Джулии, Джайлс, и его друзья — Уилл и Ник.

— Как поживаете? — Терри лучезарно улыбнулся всем сразу.

— А это прелестное создание — новая подруга Джайлса, Давина.

Давина одарила Терри сияющей улыбкой.

— Мама, у Терри для тебя подарок.

Чтобы не испортить сюрприз, Терри держал коробку за спиной и теперь широким жестом преподнес ее виновнице торжества.

— С днем рождения, герцогиня.

Уилл и Ник так изумились, что отошли к окну и стали там, пересмеиваясь. Джайлс прямо остолбенел, и Терри даже подумал, не снизит ли это эффект от его подарка. А Давина была в полном восторге. Герцогиня секунду помедлила, потом приняла подарок:

— Благодарю вас, молодой человек, очень мило с вашей стороны. Давненько мне не дарили «Милк трей».

Терри был польщен:

— Да-а, их так просто не найдешь. Я весь вокзал Ватерлоо обегал.

Разговор прервал трезвон дверного колокольчика. Леди Давентри сплела ладони и умоляюще посмотрела вверх:

— Господи, пусть это будет моя дочь.

Ее мольба была услышана. Джулия вбежала в гостиную, быстро поздоровалась со всеми и бросилась к Терри, прошептав ему на ухо:

— Мне очень жаль. Бензин кончился. Все в порядке?

— Конечно, Джул. Я справился. Все очень дружелюбны, даже герцогиня.

— Чудесно… Мне надо переодеться. Я мигом. Выдержишь?

— Конечно, детка, не торопись.

Прежде чем уйти, она прошептала:

— У Грейс был роман с кем-то из «Скиддер», женатым, отцом двоих детей. У Маркуса двое, и Дженис думает, что у них могла быть связь. У Роско тоже двое детей. Это наверняка кто-то из них, а яд они могли достать через «Хок».

Терри не успел рта раскрыть, а она уже исчезла.

На миг он оказался предоставлен сам себе. Потом Уилл и Ник отделились от окна и, широко улыбаясь, подошли к нему. Уилл начал первым:

— Джулия держала тебя в большом секрете, Терри. Вы давно вместе?

— Недели две или три, думаю.

— Ты тоже работаешь в Сити?

— Да, частенько.

— Вы познакомились на работе или на досуге? — озадаченно спросил Ник.

— Нет, в такси.

— Что? Вы ехали в одном такси?

— В общем, да. Я был за рулем.

— Не понял.

— Это было мое такси. Такая у меня профессия. Я лондонский таксист.

— Неужели? Потрясающе. Что ж, молодец, я бы так сказал, а, Уилл?

И они отошли, на этот раз к Джайлсу, и что-то ему сказали. Терри видел, как тот скривился, потом в бешенстве выбежал из гостиной и, громко топая, помчался вверх по лестнице.

Джулия через голову натянула черное платье и с минуту извивалась всем телом, пока оно не село как следует. Верхний крючок не застегнуть, придется обратиться за помощью к матери. Теперь очередь за косметикой. Дверь распахнулась.

— Как ты могла сделать такое? — Его глаза сверкали, как раскаленные уголья.

Она вызывающе глянула на брата и отвернулась к зеркалу.

— Что именно, Джайлс?

— Привести сюда, на день рождения бабушки, это ничтожество, хотя ты прекрасно знала, как для меня важно, чтобы у Давины сложилось подобающее впечатление.

— Так вот в чем дело! Что ж, прости, если я тебя подвела.

Давно прошли те времена, когда Джулия любила брата. Он и в детстве был эгоистом и с тех пор ничуть не изменился.

— Поверить не могу. Моя сестра якшается с каким-то таксистом. И почему, позволь спросить, ты хотя бы не предупредила родителей, не сказала, кто он такой? Ты выставила их на посмешище.

— Чушь. Если над кем и смеются, то надо мной, а не над ними. Мама с папой далеко не такие снобы, как ты. Конечно, я должна была предупредить, чтобы они не удивлялись, но я думала, что приеду раньше него.

— Да если бы мне сказали, я бы точно не пришел. Я не могу запретить тебе встречаться с неотесанными мужланами, но буду благодарен, если ты не станешь привозить сюда всякую шваль, когда я здесь.

— Я лучше сама буду держаться подальше, если тебя так беспокоит, что подумают твои подружки, я ведь тоже могу ляпнуть что-нибудь неподобающее. А теперь катись из моей спальни, я хочу закончить с косметикой. И еще, Джайлс…

— Что?

— Если будешь хамить Терри, я тебя никогда не прощу.

Джайлс ответил кривой усмешкой, повернулся на каблуках и вышел.

Леди Давентри постаралась запрятать Терри подальше, усадив его между своей тихой сестрой Элис и престарелой женой старого друга своей матери. Главное, чтобы он находился как можно дальше от Джайлса, его дружков и Давины. Герцогиня величественно восседала справа от сэра Сидни, по другую ее руку помещался лорд Уорбуртон, некогда шафер герцога. Горничные, которые в таких случаях исполняли обязанности официанток, подали суп из креветок.

За супом все негромко разговаривали и переглядывались. Давина искоса посматривала на Терри, весело наблюдая, как он выполняет безмолвные указания Джулии насчет того, как надо есть, а одновременно изо всех сил старается занимать свою соседку разговором о погоде. Давина была в восторге. Она пока далеко не уверена, что Джайлсом Давентри стоит заняться вплотную. Внешне он симпатичный, но надутые губы выдавали своевольность, а шумное фанфаронство в присутствии друзей вообще ей не нравилось. Смешно смотреть, как он повел себя, когда появился дружок его сестры. Какое ему дело? Она восхищалась его сестрой, которая дерзнула привести на такой вечер таксиста, правда, вполне симпатичного. До его появления вечер был скучный, как стоячее болото. Он по крайней мере слегка всех расшевелил. Но Джайлса эта ситуация явно раздражала сверх всякой меры. Может, стоит добавить пикантности, поймать взгляд таксиста и слегка с ним пофлиртовать?

Необъявленное перемирие не нарушалось, пока не подали утку. Как и следовало ожидать, в роли провокатора выступил Уилл. Расстояние не остановило его, и он спросил через весь стол:

— Так сколько теперь зарабатывают таксисты, Терри? Достаточно, чтобы обеспечить такой девушке, как Джулия, привычную обстановку?

Джулия пронзила его взглядом. Разговоры за столом стихли. Леди Давентри попыталась вмешаться:

— Терри, не обращайте внимания на Уилла и Ника.

Терри добродушно пожал плечами:

— Меня это не волнует, Лавиния. Я скажу, если им интересно. Примерно пятнадцать фунтов в час.

— Большие деньги, — заметил Ник с насмешливым одобрением. Он работал в Лондоне, в крупной юридической конторе, и очень гордился своим жалованьем. — Чем занимаются пассажиры в лондонском такси? Может, сексом?

— В прошлом году одна парочка решила этим заняться в районе Гантс-Хилл. Предложили мне пятьдесят фунтов, чтобы я катал их по округе, пока они не закончат.

Ник и Уилл заржали. Давина тихонько хихикнула. Все остальные нервно, смущенно посмеивались. Герцогиня даже не улыбнулась. Только пристально смотрела на Терри. Лорд Уорбуртон попытался отвлечь ее, спросив что-то о собаках.

Джайлс пришел в ярость, когда Ник и Уилл затеяли этот разговор, прекрасно понимая, что целятся они в него. Однако Давину ситуация, по-видимому, искренне забавляла, и она не станет его корить, как он опасался. Пожалуй, стоит продемонстрировать чувство юмора и включиться в игру. Давина посмотрела на таксиста, и этот дурень нахально улыбнулся в ответ. Ну ладно, погоди у меня. Резкий голос Джайлса оборвал возобновившиеся было разговоры.

— Трудно стать таксистом, а?

Терри кивнул.

— Надо сдать экзамен, а на это требуется время.

— А какое нужно образование? Обычное среднее или продвинутый уровень?

— Не-а, это ни к чему.

— Но у тебя есть такие сертификаты?

Герцогиня положила нож и вилку, внимательно прислушиваясь.

— Нет.

— Что, ни одного?

— Есть один обычный. Кажется, по географии.

Терри покраснел от стыда. Он наконец-то понял, какая велась игра, и с удовольствием бы двинул этого щенка по роже. Он увидел, что Джулия тоже покраснела. Джайлс, ожидая одобрения, глянул на Ника и Уилла и с новыми силами продолжал:

— Да-а, имея сертификат по географии, водить такси — прекрасная карьера, верно? В какой же школе ты учился? Чарли, Ник и я учились в Мальборо. А ты, Терри?

Терри, опустив глаза, ответил:

— Вы о моей школе не слыхали.

— Нет, почему? Наверняка слышали. Так что это за школа?

— «Фэрлок комприхенсив».

Джайлс торжествующе глянул на Ника и Уилла.

— Ты совершенно прав, Терри, мы не слышали.

Все трое юнцов тряслись от смеха. Утерев глаза, Джайлс самодовольно посмотрел на Давину. Она нацепила на вилку кусочек утиной грудки, и, похоже, его шутка казалась ей не столь смешной, как он надеялся.

Леди Давентри была в ужасе. Джайлс и его противные приятели грозили испортить весь вечер. У Джулии на глаза навернулись злые слезы, она могла в любую минуту выбежать вон из гостиной, запустив чем-нибудь в своего братца. В дальнем конце стола на лице ее матери застыло твердое выражение, а это обычно не сулило ничего хорошего.

Остатки ужина были съедены в некотором подобии тишины. Когда тарелки убрали, над столом прогремел голос герцогини:

— Лавиния, так как сегодня мой день рождения, у меня есть особая просьба. Я не хочу провести весь обед, беседуя только с Сидни и Аланом Уорбуртоном. Мы можем поменяться местами?

— Конечно, мама. Кого же мне посадить рядом с тобой?

— В частности, я бы хотела, чтобы слева от меня сидело это милое дитя… — Палец, украшенный тяжелым перстнем, указал на Давину. Джайлс был польщен. — А по другую руку, пожалуй, молодой человек, который подарил мне шоколад. — Улыбка Джайлса поблекла. Герцогиня продолжала: — Пусть они сядут со мной, а остальные могут сидеть как угодно.

Леди Давентри символически пересадила одного-двух гостей, но, по сути, оставила все, как было. Джулия выглядела очень несчастной. Джайлс продолжал шутливую беседу со своими друзьями, но не отрывал глаз от дальнего конца стола.

— Итак, молодой человек, вы — лондонский таксист, верно?

— Совершенно верно, герцогиня.

Высокомерная Шарлотт, сидевшая справа от Терри, наклонилась к нему и поправила громким шепотом:

— Не «герцогиня». Следует говорить «ваша светлость».

Герцогиня была не настолько глуха, как думала Шарлотт. Она похлопала Терри по руке.

— Не слушайте мою дочь. Зовите меня «герцогиня», если нравится. А если хотите, зовите меня Маргарет, но только,если положите руку на мое колено. Мужская рука не лежала на моем колене уже больше двадцати лет.

Терри сунул руку под стол и слегка пожал ее колено.

— Ну как, Маргарет?

— Очень приятно. Я здорово завидую Джулии. А теперь я хочу, чтобы вы мне кое-что пообещали.

— Все на свете, Маргарет.

— Я нынче не часто бываю в городе, но если соберусь, то хочу нанять вас на целый день. Встретите меня у вокзала Ватерлоо и покатаете повсюду.

— С удовольствием, Маргарет, с большим удовольствием.

— Договорились. Я дам знать Джулии, когда соберусь. — С этими словами она съела ложку пудинга и повернулась налево. — Напомните мне, как вас зовут, детка.

— Давина.

— Ну, конечно. Хочу вас поздравить: у вас прекрасный вкус, если вы избрали моего внука.

Давина слабо улыбнулась. Джайлс немного расслабился.

— Должна сказать, мне очень приятно видеть его с такой милой девушкой. Значит, незачем сильно волноваться.

Давина недоумевала, Джайлс встревожился. Джулия перестала обращать внимание на соседей.

— Меня всегда страшно беспокоил один случай, хотя я никогда о нем не рассказывала ни Лавинии, ни Сидни.

Давина почуяла, что кое-что надвигается.

— Должно быть, для вас это было ужасно…

— Да. Это случилось, когда Джайлс гостил у меня. Ему было тогда лет пятнадцать или шестнадцать…

В тишине можно было бы услышать, как упала булавка. Два других юнца нервничали. На лбу у Джайлса выступил холодный пот.

— Он приехал с друзьями. Вот с этими двумя, что сидят там, если я не ошибаюсь.

— И что же произошло? — Давина наслаждалась своей ролью статистки.

— Однажды после обеда я поднялась к Джайлсу в спальню. Повар интересовался, не хотят ли мальчики на ужин чего-то особенного, поэтому я решила пойти и спросить. Все трое были там, но не слышали, как я вошла. А я испытала настоящий шок.

— Почему? — Глаза Давины сверкали. Джулия расплылась в улыбке.

— Ну, видите ли, эти чертенята стащили у моей горничной нижнее белье, обувь и прочее. Все трое были в панталонах, лифчиках, поясах с подвязками и накрасились…

Давина метнула взгляд на троицу и невольно захихикала. Молодые люди совсем сникли.

— И знаете, что они делали друг с другом?

Давина едва выдавила сквозь смех:

— Нет… а что?

— Я бы, пожалуй, сказала, но, наверное, это все же должно остаться между мною и мальчиками…

— Ой, расскажите. — Давина всплеснула руками. Троица готова была провалиться сквозь землю.

— Знаете что, Давина? Пусть Терри решит! — Старая леди повернулась направо. — Терри, что вы скажете? Отпустить нам их с крючка, или мне воспользоваться правом старой женщины на нескромность?

Терри обвел взглядом присутствующих. Все смотрели на него. Он опять повернулся к своим ближним соседям.

— Давина, как вы думаете? Наверное, здорово они выглядели в женском белье, а?

Давина просияла, предвкушая рассказ. Как же она повеселится, рассказав об этом в Лондоне!

— Я вот как считаю, Маргарет. Взвесив все за и против… в итоге, поразмыслив как следует… я думаю, нам следует на этот раз их отпустить.

Леди Давентри вздохнула с огромным облегчением. Джайлс выглядел перепуганным и униженно благодарным. Уилл с Ником успокоились. Давина была разочарована, но, поймав взгляд Терри, легонько кивнула в знак одобрения. Терри в ответ подмигнул. Когда он посмотрел на Джулию, то увидел, что она широко улыбается, а глаза ее светятся такой любовью, какой он раньше в них не видал. Герцогиня заметила этот безмолвный диалог и прошептала:

— Она счастливая девушка.

И старческая рука опустилась под стол красного дерева и легонько сжала бедро Терри.

27

Терри с Джулией выехали из Гэмпшира ранним погожим воскресным утром. Пора было возвращаться в Лондон, повидать Эйнштейна и Лена и подготовиться на случай встречи с руководством «Юэлл». По дороге Джулия заставила Терри прочитать в «Санди таймс» статью о «Скиддер-Бартон». Все та же скучная ерунда — нападки на Чарлза Бартона, советы включить в правление Гая, — приправленная спекуляциями о том, что некий южноафриканский синдикат намерен приобрести «Эликсир». «Мейл он санди» внесла забавное разнообразие, поместив превосходную фотографию Гая в высотном снаряжении, а рядом — заявление какой-то французской актрисы, что она носит дитя его любви.

Невинные развлечения прекратились, как только они вернулись в Лондон. До полуночи они работали, а в понедельник собрались вновь, прежде всего затем, чтобы Джулия позвонила. Первые попытки надежд не внушали. Секретарша Альберта Остина, настоящий цербер, привыкла давать отпор просителям. То, что у босса было мало времени для инвестиционных банкиров, облегчало ей жизнь. Джулии пришлось, так сказать, нажать ядерную кнопку. Сработало. Спустя четыре минуты ее соединили.

— Альберт Остин слушает. Кто у телефона?

— Джулия Давентри. Заместитель директора «Аптон Эдвайсори».

— Впервые слышу.

— Мы небольшой инвестиционный банк.

— Что вы там говорили моей секретарше?

— «Юэлл» вот-вот станет объектом покупки.

— Почему вы так считаете?

— Я не могу сообщить подробности по телефону, но дело серьезное, и у нас есть доказательства. Если хотите, мы могли бы на этой неделе приехать в Манчестер. Среда, шестнадцатое, вас устроит?

— Сегодня во второй половине дня я буду в Лондоне. Могу встретиться с вами в четыре. Где ваш офис?

Черт. В самом деле — где? Гостиница вызовет подозрение. И тянуть нельзя.

— Рейвнскрофт-Корт, двадцать один. Пятый этаж.

— Встретимся там. — Отбой.

Все слышали разговор, и все молились: Лен и Терри — о сроках, Эйнштейн — о месте встречи.

— Джулия, что это за Рейвнскрофт-Корт?

— Это «Экзекьютив экспресс», кадровое агентство моего кузена. Славная фирма из одного человека. Он пока не знает, но, срочно изготовив новую табличку, мы, с разрешения кузена, к четырем часам поменяем вывеску. Лучше даже в три тридцать. Вдруг Альберт Остин приедет раньше. Нельзя, чтобы он застал нас врасплох, как говорится без штанов.

— И вообще. — Терри с улыбкой глянул на Джулию. Ответный взгляд был очень суров.

— Ты, дружок, позаботишься о табличках и заберешь наши визитки. Они должны быть уже готовы. Лен, а ты позаимствуй у своего приятеля на сегодня те костюмы.

Лен с сомнением покачал головой.

— Джул, нам с Терри лучше бы не соваться в это дело. Мы только напортим. Почему бы тебе и Эйнштейну не сделать все без нас?

— Банкиры всегда работают группами. Кроме того, нужно, чтобы он считал нас настоящим маленьким банком, и мы примем его по высшему разряду. Такие люди, как Альберт Остин, девушкам не доверяют, и даже твой друг-портной нипочем не сделает из Эйнштейна солидного директора. А по субботнему вечеру я знаю, что Терри способен неплохо приодеться, и мы представим его как энергичного молодого администратора, при условии, что он не откроет рот. Но вдобавок нам необходим солидный начальник. Требуются седые волосы.

— Тогда Лен не подходит, у него вообще волос нет, — ухмыльнулся Терри.

— Ты понимаешь, что я имею в виду. В хорошем костюме и при галстуке Лен вполне сыграет идеального председателя, а над его выговором мы немножко поработаем. Больше всего меня волнует, как мы все представим. Я пробежалась по основным цифрам, но у меня не было времени всерьез изучить бизнес «Бурликона».

— Я бегло ознакомился с ним за выходные.

— Нет, Эйнштейн, ты не знаешь, о чем я. Банки всегда очень тщательно готовятся к таким встречам — горы бумаг, описания деталей, чтобы ослепить клиентов научностью. Вот это надо подготовить. Будем надеяться, что при первой встрече он не задаст каверзных вопросов.

День пролетел. Прорва времени ушла на костюмы. Друг Лена, портной, одолжил им сшитые на заказ костюмы, готовые для последней примерки, но еще не полностью состроченные. Проклиная про себя Лена, портной сметал их покрепче, так что несколько часов они выдержат, если не делать чересчур энергичных движений. И лучше им костюмы не портить, ибо это обойдется очень дорого. Когда Лен наконец вернулся, на разговорную практику остался всего час. Джулия написала ему несколько строчек, которые требовалось заучить наизусть, а также ответы на простые вопросы. Лен сделал безнадежную попытку.

— Ладно, Лен, забудь о списке. Но тебе придется нас представить. Не забудь имена на визитках. Я под собственным именем. Ты — Кристофер Смитсон, Терри — Джейсон Хейуорд-Коул, Эйнштейн — Адриан Уидерспун. А дальше ты только вставишь при случае пару фраз, хорошо?

Лен кивнул:

— Как скажешь, Джул.

— Хорошо, повтори за мной: «На этот вопрос готова ответить Джулия».

— На этот вопрос ‘отова ответить Джулия.

— Нет, нет, нет. Готова, а не ‘отова. Тверже произноси букву «г».

— ‘отова. Х-х-г-г… ‘отова. Не могу.

— Еще как можешь. Пробуй. Пока не привыкнешь. Скажи: Гарри, гуси, город.

— ‘арри, ‘уси, ‘ород. Черт, как это у тебя получается?

— Не знаю. Давай еще… Если я говорю… «’ород», язык лежит плашмя, а если «город», он прижимается к нёбу. Постарайся так сделать.

Лен постарался поднять язык повыше.

— К-х-х-г-г-г-ород. Будто насморк схватил.

— Ладно, оставь. Обойдемся без буквы «г». Давай так: «Я бы хотел предоставить слово Джулии».

Лен попытался — все тот же простонародный выговор.

— Надо чуточку протяжнее. Примерно так: «Я бы хоте-ел предоста-авить сло-о-во Джу-у-улии».

С третьей или четвертой попытки дело пошло на лад.

— Отлично. Теперь еще одно: «Я ду-умаю, „Бурлико-он“ — хоро-о-ошая возмо-о-ожность для „Ю-у-уэлл“».

На этот раз он справился быстро.

— Блеск. Так и действуй. Эйнштейн, с твоим прононсом все более или менее нормально. Куда же запропастился Терри с визитками?

Кузена Джулии умаслили ящиком лафита. В «Экзекьютив экспресс» была обшитая деревянными панелями комната, предназначенная производить впечатление на самых изысканных искателей работы. Ровно в четыре Альберт Остин вошел внутрь, оглядел приемную, обратился к секретарю и был препровожден в эту самую комнату.

В другой комнате Джулия произвела им последний смотр. Тугой воротничок новой кремовой рубашки сдавливал шею, и Терри расстегнул верхнюю пуговицу; один взгляд — и он тотчас пересмотрел свое решение. Брюки у Эйнштейна были слишком длинные, а Ленов пиджак в тонкую полоску — слегка маловат. В остальном они выглядели великолепно — в фирменных галстуках, с двойными манжетами и блестящими запонками. Она улыбнулась, подняла вверх большой палец и первым подтолкнула к двери Лена. Посетитель встал и протянул руку через стол.

— Здравствуйте. Альберт Остин.

— Кри-и-истофе-ер Сми-итсон, председатель «Аптон». Это Джу-улия Да-авентри, А-адриан Уи-иде-ерспу-ун и Дже-ейсон Хе-ейуорд-Коул.

Остин сел.

— У меня лишь полчаса. Приступим к делу. — Он посмотрел Лену прямо в глаза. — Что вам известно и почему вы сообщили мне об этом?

— Я бы хоте-ел предоста-авить сло-о-во Джу-улии.

— Неважно, кто изложит суть, главное — чтобы хоть кто-то мог это сделать.

Джулия наклонилась вперед.

— Мистер Остин, до перехода в «Аптон» я работала в «Скиддер-Бартон». В группе, помогавшей «Фернивал Индастриз» готовить покупку акций вашей компании.

Остин фыркнул:

— «Фернивал»? Меня это не удивляет. Я догадывался, что Роберт Куилли может начать атаку на меня. Он хороший делец. Но не стоит беспокоиться, я готов к этому. И в этом все дело, да? Вы покинули корабль и теперь намерены продать информацию прежнего хозяина за тридцать сребреников? — Остин остро посмотрел на Лена. — Не удивительно, что бизнесмены презирают служащих инвестиционных банков. Они родную мать продадут, если это сулит выгоду.

Джулия покраснела, но продолжила:

— Мистер Остин, ваше отношение к банковским служащим меня не удивляет, но о встрече мы просили не из-за этого. Планы «Фернивал» сорвались, они не смогли обеспечить финансирование.

— Хорошо.

— На самом деле, не очень. В настоящее время операцию против вас планирует другой клиент «Скиддер». Кстати, когда я там работала, я об этой сделке не знала.

— Значит, вы честно меня предупреждаете, так? Что ж, благородно с вашей стороны, но если вы думаете получить за это жирный куш, то ошибаетесь. Тем не менее благодарю вас.

— Мистер Остин, мы полагаем, что этот покупатель имеет доступ к закрытой информации «Юэлл» и незаконно ее использует.

— К какой закрытой информации?

— К вашей внутренней отчетности. Взгляните на эту распечатку. Она скачана с компьютера «Скиддер-Бартон».

Остин посмотрел на листы и помрачнел.

— Попадись мне ублюдок, давший им эти сведения, я… Ладно, это противозаконно, верно? Я могу привлечь «Скиддер» к ответственности, да?

— В принципе, да. Но есть одна сложность. Документы попали к нам тоже не вполне законным путем. Кроме того, эту информацию им мог добровольно послать кто-то из вашего персонала. Пока мы не докажем, что они ее использовали, к ответственности их не привлечешь. А к тому времени с «Юэлл» будет покончено. Операция против вашей компании намечена на тридцатое декабря. Покупатель — швейцарский конгломерат «Бурликон». По нашему мнению, есть только один способ предотвратить поражение: опередить швейцарцев и скупить их акции.

Остин с издевкой рассмеялся.

— Скупить «Бурликон»? Вы, наверное, шутите. Вы хоть что-нибудь знаете о Швейцарии? Поймите, это не Англия. Они не допустят, чтобы иностранцы уносили их сокровища. Все их ведущие компании защищены благодаря перекрестному владению акциями.

— Нам это известно. Тем не менее у нас есть способы помочь вам получить контрольный пакет акций «Бурликона».

— И во сколько же он нам обойдется?

— За пятьдесят один процент акций — около пятнадцати миллиардов фунтов.

Остин в упор посмотрел на Лена.

— Мистер… м-м-м… Смитсон. Вы действительно считаете, что это возможно?

Лен посмотрел на него, тоже в упор.

— Я ду-умаю, «Бу-урлико-он» — пре-екра-асная возможность для «Ю-у-уэлл».

— Назовите хотя бы одну резонную причину!

— Я бы хоте-ел предоста-авить сло-о-во Джу-улии.

Джулия повернулась к Терри.

— Джейсон, дай, пожалуйста, мистеру Остину аналитическую справку, которую ты подготовил. Да, Джейсон, ту, что в голубой папке.

Терри протянул руку через стол. Рукав пиджака на плече отпоролся.

— Посмотрите сами. Приобретение положительно скажется на притоке денежных средств и увеличит прибыли «Юэлл» в расчете на акции.

Остин едва глянул на бумаги.

— Мисс Давентри, я промышленник, а не бухгалтер. Я не очень сведущ в финансовых технологиях и не верю, что обоюдные выгоды, о которых толкуете вы, банкиры, вообще реальны. Пока вы не скажете мне, почему эта сделка имеет смысл — я имею в виду смысл предпринимательский, — она меня не интересует.

Лен и Терри посмотрели на Джулию. Этого-то она и боялась.

— Простите, у нас не было времени…

— Джулия? — Негромкий голос донесся с другого конца стола.

— Да… э-э… Адриан?

— Ты просила меня проанализировать, каким образом могли бы объединиться «Юэлл» и «Бурликон». Не возражаешь, если я расскажу мистеру Остину?

Джулия не знала, что ответить. Откуда Эйнштейн вообще знал о таких вещах? Может получиться конфуз.

— М-м-м, хорошо. Только коротко.

— Спасибо. Мистер Остин, я знаю, что рынок для вас пока благоприятен, однако из двенадцати направлений деятельности «Юэлл» только четыре, по нашему мнению, действительно жизнеспособны на долгосрочную перспективу. Оборонная электроника, телекоммуникационное оборудование, кожухи реактивных двигателей и лопасти турбин. По всем другим направлениям вы испытываете растущую напряженность в сфере прибыли. От двух направлений — сцеплений и тормозного оборудования — вам следует полностью отказаться. Остаются еще шесть, где вас ждут неприятности, поскольку по мере глобализации вы утратите критическую массу.

Эйнштейн перевел дух; Остин взглянул на трех других сотрудников «Аптон». Они были поражены не меньше, чем он сам.

— Однако, по сути, у «Бурликона» те же проблемы. Они действуют в тех же шести областях, что и вы. И если вы сможете контролировать их деятельность, то войдете в число двух-трех ведущих мировых корпораций по каждому сектору. Экономия на исследованиях и разработках будет огромная, а прибыли удвоятся.

Остин скривился, он не хотел слишком выдавать себя и даже под дулом пистолета не признался бы, что никогда не слыхал столь резкого анализа «Юэлл».

— Возможно, вы недалеки от истины, господа. Но даже если и так, не думаю, что наши акционеры одобрят такую огромную сделку, тем паче за рубежом.

— Тогда разделите риск.

— Что вы имеете в виду?

— Все очень просто. Вам не нужен бизнес «Бурликона» в сфере автомобильного транспорта, а он один может стоить четыре-пять миллиардов. Вполне очевидно, кому он нужен: «Фернивал». Вы сможете купить «Бурликон» сообща.

Остин оскорбился.

— Чтобы я вступил в соглашение с этим щенком, который собирался купить нас?

— Почему бы и нет? Если вы согласитесь продать ему одновременно и свою часть бизнеса, касающуюся выпуска запчастей для легковых и грузовых автомобилей, то сэкономите еще два миллиарда.

— Однако вы нахал, молодой человек, должен вам сказать. Так-так, даже и не знаю, что ответить. Первый раз встречаю таких странных банкиров. Но прежде чем что-нибудь предпринять, я немедля возвращусь в Манчестер, выясню, кто агент «Скиддер», и выпотрошу ему кишки.

— Пожалуйста, не надо пока этого делать.

Он не верил своим ушам. Что эта девица себе позволяет!

— Сперва надо доказать причастность «Скиддер» к незаконным действиям. Возможно, нам это удастся к завтрашнему вечеру. А самое главное, такая ваша акция может насторожить «Бурликон» и заставить их начать операцию прежде, чем у вас появится шанс для атаки.

— Барышня, я даже не намекнул, что мог бы принять ваш безрассудный план. Но допустим, я его приму. Когда в таком случае вы думаете привести его в исполнение?

— Удар следует нанести, когда они меньше всего ожидают его. Как насчет кануна Рождества?

— Господи, это же следующая неделя. Вы не сумеете уладить к тому времени все финансовые вопросы.

— Думаю, сумеем.

— В таком случае «Аптон» просто фантастический банк. И действительно странно, что я никогда о вас не слышал.

— Мы предпочитаем скромно держаться в тени.

— Понятно… Что ж, я подумаю и дам вам знать. Я еще никогда не встречался с Робертом Куилли. Если мне понадобится пообедать с ним наедине завтра или в среду, вы сможете это организовать?

— С удовольствием. — Джулия надеялась, что Куилли ответит на ее звонок.

— И последний вопрос — мистеру Смитсону, но на этот раз, если не возражаете, я бы не хотел «предоставить слово Джулии». Мне нужен прямой ответ.

На протяжении всей встречи сердце у Лена колотилось как бешеное. А теперь едва не выскочило из груди.

— Как вы догадываетесь, мистер Смитсон, я недолюбливаю инвестиционные банки и не одобряю тех огромных комиссионных, какие им обычно платят. Коль скоро я соглашусь сотрудничать с вами — даже если сделка удастся и вы обеспечите все финансирование, — комиссионные, какие я могу вам выплатить, имеют предел, и я хотел бы решить вопрос о сумме прямо сейчас. Вы согласны?

Лен кивнул, сердце у него оборвалось. Если Остин предложит им только десять или двадцать тысяч, то игра не стоит свеч.

— Я выплачу максимум двадцать миллионов фунтов, и ни пенни больше. Соглашайтесь, или наши отношения закончены. Что скажете?

Терри совсем не по-банковски пробормотал: «Господи Иисусе». Удивительным образом Остин понял это как искреннее возмущение по поводу ничтожности комиссионных. Эйнштейн невольно вытаращил глаза. Джулия с трудом сдержала улыбку. Лен от изумления закашлялся.

— Ну так как?

Лен наконец прочистил горло. Наступила мертвая тишина.

— Я думаю, «Бу-урлико-он» — прекра-асная возмо-о-ож-ность для… ка-аждого.

— Это означает «да»?

— Да-а-а-а.

Когда Лен наклонился через стол пожать руку Остина, от его пиджака отлетели две пуговицы.

28

В одиннадцать часов пять минут Маркус Форд снял с вешалки у входа пальто, положил в карман ключи от «БМВ» и вышел в промозглый вечер. В последний раз, когда он пользовался автомашиной, найти место на парковке возле дома не удалось, и он оставил «БМВ» в трехстах ярдах от подъезда. Маркус чертыхнулся, поднял воротник, защищаясь от пронизывающего ветра, и пустился в недолгий путь.

Лен дал ему пройти пятьдесят ярдов по дороге, потом набрал номер на своем телефоне.

— Он идет к тебе.

— Отлично, приятель.

Они не знали, поедет ли он на машине или выберет иной способ передвижения, и потому учли обе возможности. Терри припарковался в двадцати ярдах от «БМВ» Маркуса. Он сразу же завел двигатель и включил фары, иначе его действия выглядели бы слишком подозрительно.

Можно было не волноваться. Маркус мерз и не смотрел по сторонам, нетерпеливо нажимая на дистанционный ключ и ругаясь последними словами, потому что сработал он только с третьего раза. Черные кожаные сиденья на ощупь ледяные. Черт, на таком морозе машина прогреется не скоро.

Из-за тесноты на парковке ему пришлось подать «БМВ» чуть вперед, а потом назад — плевать, выдержит ли такой натиск хилый хромированный бампер стоявшего сзади старенького «морриса». Наконец, он выбрался со стоянки и поехал в сторону Гайд-Парк-Корнер и Марбл-Арч.

— Я прямо за ним. Ты держись чуть подальше.

— Ладно, Терри.

Следуя за Фордом, они миновали крокетный стадион, Швейцарский коттедж и Финчли. Куда это он нацелился? У торгового центра в Хендоне он свернул налево, а затем по крутой улице вырулил на автостраду М-1. Черт. Как только дорога выровнялась, Маркус прибавил скорость и ушел вперед. Лен сразу понял, что ему не догнать банкира. Старая колымага с трудом давала шестьдесят пять миль в час. Машина Терри была чуток быстрее. Лен связался с ним:

— Не думай обо мне. Постарайся не отстать от него, даже если твой паршивый движок взорвется.

— Сделаю все возможное, дружище. Он уже почти исчез из виду.

Шоссе было мокрое, но вполне свободное. Лишь изредка попадались другие машины, заставляя его сбросить скорость. Тем не менее он выжимал свои восемьдесят пять миль в час. Пуп надрывать незачем. Еще и без четверти двенадцать не натикало, а нарываться на неприятный разговор с каким-нибудь скучающим полицейским ни к чему.

Терри снова позвонил.

— Бесполезно, старина. Я потерял его.

Лен едва слышал голос Терри сквозь недовольный рев двигателя. Но суть понял и крикнул в ответ:

— Если у них встреча в полночь, то наверняка где-то недалеко. Проверь станции обслуживания, это единственная наша надежда.

— Что? Я не слышу тебя из-за этого грохота.

— Станции обслуживания… проверь станции обслуживания.

— Понял.

За шесть минут до полуночи «БМВ» свернул к станции обслуживания «Скретчвуд» и зарулил на стоянку возле ярко освещенного ресторанного комплекса. Его пока не видно. Маркус припарковался, но двигатель не заглушил, из-за холода. Сидел, барабаня пальцами по рулю. Ожидание нервировало его.

* * *

— Я на месте… Въезжаю на стоянку… Пока не вижу его… Черт побери, ты прав. Жми сюда со всем барахлом.

* * *

Маркус ждал до двадцати минут первого, только тогда наконец появился серый «форд-мондео», объехал стоянку и затормозил рядом с «БМВ». Дверцы обеих машин открылись одновременно.

В восьмидесяти ярдах от них мощный направленный микрофон, приобретенный в шпионском магазинчике в Мейфэре, проходил проверку на пределе своих возможностей.

— Извините. Дорожные работы к югу от Бирмингема.

— Все в порядке. Достали?

— Конечно, но думаю, я вряд ли смогу продолжать. Что, если после начала вашей операции они затеют охоту на ведьм и выследят меня?

— Зачем им это? Никто же не знает, что мы использовали закрытую информацию.

— Я завязываю. Ведь у вас наверняка уже достаточно информации?

— Нет, если вы хотите получить сто тысяч. Нам нужны по крайней мере еще два еженедельных отчета, а возможно, три или четыре.

— Я думал, вы начнете тридцатого.

— Таков план. Однако наш клиент желает иметь информацию и после начала операции, чтобы полностью уничтожить защиту «Юэлл».

— Нет. Как только вы объявите на бирже о своем предложении, я выхожу из игры. Если они хоть что-то заподозрят, то будут следить за мной, как коршуны.

— Вам щедро платят за риск, и вы хотите получить солидную работу. Плюс отомстить Остину за то, что он вас не продвигает.

— Этого мало. Я хочу больше. Иначе работать не стану.

— У вас нет выбора, вы завязли по уши.

— Как и вы, не забывайте. Если меня схватят, я сяду не один. Захвачу с собой и вас.

Форд с удовольствием дал бы этой дешевке в зубы.

— Сколько за информацию до завершения сделки?

— Четверть миллиона. Плюс наличные выплаты по двадцать пять тысяч в неделю.

— Вы, наверно, шутите.

— Разве я смеюсь?

— Ну и катитесь к чертовой матери.

— Отлично. В таком случае я возвращаюсь в Манчестер.

Он открыл дверцу машины и, не снимая дубленки, сел за руль. Маркус подошел и стал у открытой дверцы.

— Даю сто пятьдесят тысяч и еженедельно пятнадцать.

— Не пойдет.

С этими словами человек закрыл дверцу и вставил ключ в стартер. Господи, подумал Маркус, этого бы парня да в «Скиддер», для переговоров о комиссионных. Когда двигатель «мондео» заработал, он постучал в окошко.

— Фрэнк.

Тот нажал кнопку и немного опустил стекло.

— Что?

— Ладно. Я согласен. Но на этой неделе надбавки не будет. У меня с собой только десять тысяч.

— Приплюсуете на следующей. Всего сорок.

— Ну и сволочь же вы. Давайте документы.

Фрэнк улыбнулся, достал с заднего сиденья конверт из манильской бумаги, передал его в окно и подставил ладонь, ожидая меньшего по размерам, но достаточно пухлого конверта, который Маркус вынул из кармана пальто.

— Приятно иметь с вами дело, Маркус.

Маркус подождал, пока окно закроется и машина отъедет, а потом буркнул:

— Пошел к черту.

Фрэнк не слышал его, да если б и услышал, ему было начхать. Зато микрофон все отлично записал. Инфракрасная камера, удобно закрепленная в открытом окне такси, тоже поработала на славу, обеспечив четкие изображения лиц, конвертов и номерных знаков.

* * *

Деловой завтрак Роско Селларса в отеле «Клариджез» прошел удовлетворительно. План «В», похоже, в полном порядке.

Ему понадобилась очень долгая ночь наедине с бутылкой коньяка, чтобы разобраться в краже. Обнаружив, что сейф вскрыт, он страшно перепугался, но вскоре облегченно вздохнул: миллионы долларов в облигациях на предъявителя были на месте. Обсуждать со стражами закона обстоятельства их приобретения ему вовсе не хотелось. Потом он заметил, что пропал его личный альбом, и догадался, что кражу совершила одна из девушек. Возможно, Черил или Дайандра. Или Джулия. В последнее время он шантажировал всех трех. Они легко могли сообразить, что альбом Роско держит в своей квартире, и наняли профессионала, чтобы его заполучить. Тяжелая утрата — полжизни собирал. Можно бы начать новый. Даже интересно, удастся ли превзойти оригинал. Кроме альбома, все вроде было на месте, пока его не осенило, что пропали документы «Хок». А это уже куда серьезнее.

Ночь тянулась дальше, и в конце концов он заключил, что объяснение может быть только одно: этот сукин сын из Альпийской страховой, видимо, каким-то образом выяснил, кто выкрал эти документы. Жаль, он их не скопировал. Конечно, парень из «Хок» объяснил ему их важность, но знать и использовать — вещи разные. Теперь придется поломать голову над тем, что Мюллер предпримет дальше. Оставит все как есть и пойдет на мировую? В конце концов для «Бурликона» необычайно важно купить «Юэлл»; блокировать эту сделку, чтобы досадить ему, значит действовать себе во вред. Но что будет после, когда Цюрих получит контроль над «Скиддер»? Вдруг Мюллер подложит ему свинью, чтобы помешать Роско получить комиссионные, или не даст ему занять там высокий управленческий пост?

Роско Селларс ничего не пускал на самотек. Один страховой полис из сейфа выкраден, значит, нужен другой. Он осторожно забросил удочку в нескольких солидных кадровых агентствах, пояснил свою ситуацию: жизнь в Лондоне не привлекала его; подростки сыновья в Нью-Йорке совсем отбились от рук, им нужен отцовский глаз; и, может быть, пора переключиться на другую сферу банковской деятельности, например частные акции. Вскоре стали поступать предложения. Всегда найдется какой-нибудь иностранный болван, жаждущий громкого имени.

Сегодняшний прилетел из Амстердама, чтобы прямо за завтраком вырвать у Роско согласие возглавить новое учреждение, основанное его голландским банком в Нью-Йорке. Сделка была выгодная: сразу же по подписании контракта ему выплачивали пять миллионов долларов, номинальное ежегодное вознаграждение составляло полтора миллиона плюс десять процентов от всех доходов на капитал, которые получит банк.

Жуя второй рогалик, Роско дал принципиальное согласие, оставалось только во время рождественских праздников обсудить это с женой. Вскоре после Рождества он свяжется с голландцем и к первому января подпишет контракт.

Они обменялись рукопожатием и вышли на водянистое солнце зимнего Мейфэра.

* * *

По причинам, которые так и остались для Мэри Лонг загадкой, Хант перестал суетиться, теперь он, похоже, был уверен, что процесс над Салминеном начнется в Олд-Бейли в марте. Мэри оставила всякую надежду, что Терри Торогуд даст какую-нибудь зацепку, и очень удивилась, когда он позвонил ей. Мало того, он предложил встретиться и ошеломил ее, сказав, что проводит независимое расследование и хочет кое-чем с ней поделиться.

Сидя против него в ист-эндском кафе, она поневоле призналась себе, что недооценила этого таксиста. Сочла его безмозглым разгильдяем, для которого счастье сводилось к вечерку на террасе, шести пинтам пивка, карри и траханью. Ей и в голову не приходило, что его заботят ошибки правосудия, и уж тем более что он предпримет некие шаги.

Конечно, он отнюдь не был готов полностью выложить ей все, что обнаружил. Оно и понятно: имея такого брата, парень имел причины остерегаться полицейских, его доверие так быстро не завоюешь. Впрочем, отрывочные сведения, которые он сообщил, оказались весьма интересны, и Мэри поняла, что думают они в одном направлении. Очень может быть, финн не имеет касательства к убийству; вероятно, здесь замешан кто-то из банка. Торогуд предполагал, что убийство связано с крупной сделкой, над которой работал «Скиддер». Мэри слабо разбиралась в бизнесе, но не решилась признаться в этом, опасаясь, что Терри может потерять к ней доверие. Не стоит нервировать его, поэтому она откликнулась на его просьбу выследить человека, который, как думал Терри, связан с тайными делишками, — владельца «форда-мондео» с регистрационным номером Т48KER. Для нее это проще простого, и ни Хант, ни кто другой не узнает, что она это сделала. Терри пообещал, что, получив нужные сведения, он сообщит ей дополнительную информацию и вместе они раскроют это убийство.

Мэри вышла из кафе взволнованная и смущенная. Несомненная изобретательность Терри и его социальная ответственность совершенно не вязались с его хриплым голосом. Но внешне он был весьма недурен, особенно если вас привлекает тип этакого рубахи-парня. Что до нее самой, она не решила, привлекает он ее или нет.

* * *

Назначенный адвокат припарковал машину возле тюрьмы Пентонвилл и, терпеливо выдержав все бюрократические процедуры, прошел наконец в комнату для свиданий. Он был раздосадован. Недолюбливая лживых клиентов, он вовсе не выносил клиентов, лгущих глупо. До сих пор он был почти готов поверить, что его клиент действительно невиновен.

Он не удосужился встать, когда ввели Марти. Вид у парня был взволнованный, и не зря.

— В чем дело, мистер Дейвис? Зачем я вам опять понадобился?

Марти похудел. Тюремная еда не шла ему впрок, и хотя Пентонвилл гордился своим гимнастическим залом, тюремные власти не рискнули допустить туда Марти — вокруг убийства Грейс Честерфилд кипели страсти, и с Марти мог произойти «несчастный случай». Первый сокамерник зверски избил финна, и его поместили в одну камеру с вором, который ожидает досрочного освобождения и рисковать не станет. Позже решили, что даже такой уровень риска слишком велик, и перевели Марти в одиночку. Изголодавшийся по общению (никто его не навещал), Марти чувствовал себя оторванным от всех. Но даже при таких обстоятельствах известие, что его желает видеть назначенный адвокат, ничего хорошего не сулило.

— Я пришел, потому что у нас возникла проблема. Обвинение заявило нового свидетеля.

— Кто же это?

— Вы сидели в одной камере с неким Сидом Финчем, так?

— Да. Забавный парень. Грабитель. Показал мне кое-какие приемчики.

— Как я понимаю, вы обсуждали с ним Грейс Честерфилд.

Марти смешался.

— Может быть, немного.

— Вы говорили ему о письмах, которые писали ей?

— Ему было интересно. Я не видел ничего дурного.

— И вы признали, что были как одержимый. Вы так говорили?

— Возможно. А что такого? Я и вам то же самое говорил, и в полиции, разве не так?

— Верно. Но вы не говорили нам, что изнасиловали Грейс, а когда не сумели убедить ее не ходить в полицию, укололи ее отравленной шпилькой.

У Марти отвисла челюсть.

— Этого я не говорил. Это чушь, враки.

— Вовсе нет, по словам Сида Финча. Он собирается дать показания в суде. Если он выступит убедительно, его показания безнадежно изменят баланс не в вашу пользу. Сожалею, что должен спросить, но если это правда, то лучше вам признаться прямо сейчас. Если вас признают виновным, приговор все равно будет пожизненный. Однако, если вы признаете вину и выкажете раскаяние, вас могут освободить значительно раньше, чем если вы будете отрицать все обвинения.

Салминен покраснел от ярости:

— Мистер Дейвис, я не признаю себя виновным, потому что вины за мной нет.

— Прекрасно, тогда надо подумать, как опровергнуть его показания. Может быть, он неверно понял ваши слова?

— Нет, клянусь, он все выдумал. Должно быть, полиция его заставила, вы так и скажите.

— Марти, вы не очень понимаете, как работает наша система. Мы не можем просто так обвинить полицию в коррупции. Без доказательств подобные утверждения только ухудшат ситуацию.

— Тогда докажите. У него должна быть причина, чтобы врать. И ваша работа — выяснить, что за этим стоит.

— Марти, вы просите о невозможном.

— А вы говорите, что на основании слов вора ваш суд засадит меня в тюрьму на долгие годы?

— Да, и показания могут изменить баланс.

Финн с силой ударил кулаком по ладони:

— Мистер Дейвис, я отказываюсь от вашей защиты. Пусть мне дадут нового адвоката, который поверит мне и поможет.

— Я не сказал, что не верю вам.

Марти поднялся:

— Пожалуйста, оставьте меня сейчас. Найдите кого-нибудь другого, вот все, о чем я прошу.

Дейвис вздохнул и стал собирать бумаги в потертый черный портфель.

— Хорошо. Я передам вашу просьбу властям. Они обеспечат замену.

Он встал и протянул руку. Марти руки не подал. Адвокат опять вздохнул. Он не огорчился, что выходит из дела. Теперь оно выглядело безнадежным.

— Удачи, Марти.

Он подошел к окошку и жестом велел надзирателю выпустить его.

* * *

На этот раз ее соединили без промедления.

— Здравствуйте, Джулия.

— Здравствуйте, мистер Остин. Мы узнали имя информатора.

— Хорошо. Между прочим, меня зовут Альберт.

— Спасибо… Альберт.

— Итак, барышня, выкладывайте. Как его зовут? Я сижу как на иголках.

— Фрэнсис Мейкпис.

— Фрэнк Мейкпис. Ах ты черт. Ничтожный ублюдок.

— Кто он? Чем занимается?

— Казначей компании. Подчиненный Брайана Сьюэлла, моего финансового директора.

— Вы удивлены?

— Удивлен? Чертовски напуган. Фрэнк знает все, что можно знать о «Юэлл». Он работает у нас чуть не с детства, двадцать пять лет.

— Есть ли, кроме денег, какая-либо очевидная причина, побудившая его пойти на это?

— Возможно. Когда в прошлом году прежний финансовый директор ушел в отставку, Фрэнк претендовал на его место. Я сказал ему, что шансов у него нет. Он не имеет опыта общения с инвесторами и с Сити. Он вполне хороший бухгалтер, но не более того. Я думал, он понял, хотя и очень расстроился, когда я выбрал много более молодого кандидата. Вероятно, он обиделся сильнее, чем я думал. Убить его мало.

— Зачем? Это сделает для нас закон, в свое время.

— Так что делать с ним сейчас, Джулия? Перекрыть ему доступ к нашим внутренним сводкам?

— Если вы перекроете доступ, он тут же известит их. Альберт, у меня другая идея. Вы знаете, насколько хороши ваши сводки. Работай я в «Скиддер», я бы запустила сделку прямо сейчас, прежде чем цена ваших акций начнет подниматься. Интересно, есть ли у вас возможность фальсифицировать сведения, которые попадают к Фрэнку?

— В каком смысле, Джулия?

— Если, к примеру, «Бурликон» поверит, что на одном из ваших направлений возникает черная дыра, они решат выждать, чтобы это приобрело огласку и ваши акции стремительно упали в цене, а доверие к вам было подорвано, тогда они скупят «Юэлл» по самой низкой цене. Такая дезинформация, как минимум, притормозит их активность.

— Понимаю, что вы имеете в виду. Думаю, можно попросить руководителей одного из подразделений направить в главную контору плохую новость. Хотя не скрою, я сомневаюсь, что мы сумеем водить Фрэнка за нос больше двух недель, он наверняка почует неладное.

— Думаю, нам этого хватит. А теперь о нашей сделке. Я предварительно переговорила с банками. Ситуация обнадеживает. Надо сообщить им, как обстоит между вами и «Фернивал». Вчерашний обед прошел хорошо?

— Мне Куилли понравился, и я не пожалел, что мы поехали туда.

— Роберт классный игрок. Вы обсудили детали?

— Не только обсудили, но и утрясли. Я всегда считал, что дела идут лучше без вмешательства банкиров и юристов. Все наши договоренности мы записали на обороте меню, поставили подписи, и каждый взял себе по экземпляру. Официанты были не очень довольны.

29

В ночь на четверг Поппи так кашляла, что совсем глаз не сомкнула. Когда Лен в полтретьего ночи вернулся с работы, он выпил чашку чая и сменил Джин на посту возле Поппи. Если она захочет, он подержит ее за руку. Состояние девочки вновь ухудшилось. Под вечер Джин вызвала доктора, и тот отругал ее за то, что они не кладут Поппи в больницу. Джин попросила его подождать в гостиной и попыталась уговорить упрямицу. Хотя заранее знала, что все напрасно. Поппи не собиралась возвращаться в больницу, и точка. У Джин не нашлось козырей для ребенка, который насмехался над любым нагоняем и отругивался в ответ, не любил удовольствий и даже готов был испепелить взглядом смерть, если та посмеет приблизиться. Доктор ушел, качая головой, громко снимая с себя ответственность и едва сдерживаясь, чтобы не обвинить родителей в убийстве.

Лена не оставляло предчувствие, что каждый день уносит частицу надежды. Этой ночью в такси он размышлял, не стоит ли проглотить гордость, попросить у Джулии в долг и первым же рейсом отправить Поппи в Калифорнию. Он ждал перерыва в кашле, чтобы обсудить с Поппи эту возможность. Но кашель не прекращался, и в три тридцать он все-таки начал разговор.

— Поппи, дочка.

— Что?

Она с огромным трудом выговаривала слова. Надо говорить попроще и потверже.

— Тебе совсем плохо, хуже, чем когда бы то ни было. Мы с мамой очень тревожимся.

— Ничем не могу помочь. Тревожьтесь о чем-нибудь другом. Ты знаешь, что Джулия беременна?

Лен остолбенел.

— Быть не может!

— Нет, она не беременна, но ты ведь отвлекся, верно? Значит, можешь.

— Ах ты, негодница… Поппи, помнишь прошлое Рождество?

— Конечно, папа.

— Ужас, правда?

— Да. Вы с мамой поругались из-за усилителя, который ты купил, а ей не сказал.

— Точно. И помнишь, по телеку нечего было смотреть. Жуткое Рождество…

Поппи опять закашлялась. Лен хотел взять ее за руку, но приступ был такой сильный, что она прижала руки к груди. Лен ждал.

— Как подумаешь, каким ужасным может быть Рождество, начинаешь размышлять и о том, почему, верно?

Несмотря на кашель, Поппи внимательно слушала.

— Я вот думаю, Поппи, может, в этом году не стоит возиться с индейкой, с подарками, с рождественским печеньем. Пусть это будет обычный день, почему бы и нет? По крайней мере не поругаемся. Я мог бы поработать на такси. В Рождество можно заработать хорошие деньги. Большие чаевые…

— Папа.

Лен пропустил это мимо ушей.

— Видишь ли, если мы договоримся провести Рождество вот так, у тебя не будет причины не поехать в Калифорнию прямо сейчас. Представляешь, сколько там солнца! В Сан-Франциско у тебя будет замечательное Рождество.

— Папа.

— Что?

— Иди к черту. Я останусь здесь. И ты тоже. Только попробуй выйти в Рождество на работу — убью!

— Поппи, но ведь так будет лучше, неужели не видишь?

— Папа, до Рождества я никуда не поеду, и точка. А теперь кончай занудничать и говори, что происходит. Сегодня никто не приходил, ни Терри, ни Эйнштейн, ни даже Джул, а мама ни фига не знает.

Лен пожал плечами. Порой он думал, что они с Джин слишком миндальничают с Поппи. Им следовало быть построже, когда она была еще маленькой. А теперь поздновато.

— Ладно, скажу. Есть кое-какие сложности. Инфракрасная камера засекла Форда, а из тех бумаг, что Джул нашла в сейфе Селларса, следует, что он тоже замешан. Так что у обоих был мотив убить Грейс. А от матери Грейс Джулия в выходные узнала, что один из них наверняка спал с убитой девушкой.

— Ну, и кто из них совершил преступление?

— Вот это мы и выясним. Сделаем так, как в фильмах Агаты Кристи, когда Пуаро собирает всех подозреваемых в однойкомнате. Старина Эйнштейн заказал через Интернет пару детекторов лжи и еще машинку, которая анализирует голоса. Эйнштейн рассчитывает сперва напугать их до потери сознания теми снимками, потом прицепить их к детектору лжи, задать несколько серьезных вопросов, причем так, чтобы они обязательно произнесли те слова, которые говорил убийца на пленке, — для сравнения голосов. А после мы отправим виновного в Тауэр и скажем: «Отрубить ему голову». Здорово, да?

— Неужели? И как же ты их сцапаешь? Пойдешь прямиком в «Скиддер-Бартон» и объявишь: «Я Лен Бишоп, таксист-детектив, а вы все арестованы»?

— Не веришь отцу, стало быть. Я, может, и не Эйнштейн, но все же хитрее, чем ты думаешь.

— Чушь. Ты дуб, и больше никто… Ладно, продолжай, остряк-самоучка, вешай мне лапшу на уши.

— Мы постараемся арендовать полицейский участок.

— Здравствуй, дерево! Да кто ж его сдаст!

— Обычно не сдают. Но ты забыла о Террином обаянии. У парня новый друг в полиции, между прочим детектив.

— Девчонка небось, да? И она сдаст вам участок в аренду?

— Трудно сказать. Она пока об этом не знает. Да и Терри тоже. Эйнштейн и Джул додумались до этого нынче вечером. Терри работает допоздна, Джул ему, наверное, аккурат рассказывает.

— Похоже, они втроем все и сделают. А ты при чем?

— Я буду главным полицейским. Ты гордиться должна стариком отцом. Вот житуха у меня сейчас, а? То председатель банка, то суперинтендант.

— А в остальное время — полный чурбан.

— Придержи язык.

— Или что?

Новый приступ кашля, слишком жестокий, чтобы продолжать разговор. В пять часов Джин принесла Лену чай и отправила его спать.

* * *

В четверг Роско взял Маркуса с собой в Цюрих на встречу с Эрнстом Лаутеншюцем. С каждым днем Роско все больше нервничал при мысли о том, что предпримет Мюллер. По контракту с Чарлзом Бартоном, сразу после объявления сделки Селларс получит половину своей доли, то есть чистых двадцать миллионов, в тот же день, когда «Бурликон» начнет скупать акции. Но, если Цюрихский банк вначале установит контроль над «Скиддер», эти деньги могут остаться невыплаченными. Решение здесь только одно: заставить Лаутеншюца позволить Манцу действовать первым.

Были и другие причины форсировать операцию против «Юэлл». Информатор паникует, его могут разоблачить. Маркус беспокоится, что цена акций «Юэлл» может резко возрасти. Из внутренних отчетов за последние три недели следует, что по большинству направлений их бизнеса есть тенденции к росту показателей. Если фондовая биржа пронюхает об этом, цена акций быстро очнется от нынешней спячки на уровне 450 пенсов. А ни для кого не секрет, что Дитер Манц тот еще скряга и, если цена акций слишком возрастет, откажется от сделки, оставив Роско и Маркуса на мели.

— Эрнст, повторяю, мы печемся только об интересах Цюрихского банка…

Лаутеншюц считал, что у инвестиционных банкиров на уме только три вещи — оклад, бонус и акционерные опционы. И каждое их слово он воспринимал с изрядной долей скепсиса. С другой стороны, Селларс действительно разбирался в биржевых операциях, поэтому Лаутеншюц не перебил его.

— Если вы взглянете на полученные нами внутренние отчеты, то поймете, что «Юэлл» серьезно недооценивают. Когда аналитики по вопросам инвестиций это выяснят, они дружно посоветуют инвесторам покупать, так как цена акций начнет расти. Насколько она может подняться, как вы думаете, Маркус?

— По крайней мере до шести сотен.

— Верно. Как вам известно, Эрнст, Дитер Манц намерен держать надбавку за присоединение на уровне тридцати процентов. Мы всегда говорили, что это скупо, но от наших слов отмахивались. Мне незачем говорить вам, что тридцать процентов от четырех с половиной составляют… сколько, Маркус?

— Пять восемьдесят пять.

— Совершенно верно. Тогда как та же надбавка при рыночной цене, скажем, в шесть сотен, будет… значительно больше.

— Семь восемьдесят. — Лаутеншюц считал в уме лучше Селларса.

— И что бы вы ни говорили, Эрнст, я полагаю, Дитер не захочет платить так много. Он выйдет из игры, лишив «Скиддер», ваше будущее лондонское отделение, солидной прибыли, и обвинит вас: дескать, вы все испортили, сдвинув сроки сделки.

Лаутеншюц уставился на Селларса. Наглый американец! То, что в его словах был резон, еще больше разозлило Лаутеншюца.

— Я слышу, Роско, но мой ответ — нет. Нам всем придется рискнуть. До Рождества осталась ровно неделя. Весь мир уходит на каникулы, в том числе и аналитики. И потом, это уже вопрос дней.

Селларс тоже посмотрел на Лаутеншюца. Этот швейцарский пройдоха упрям как осел. Ладно, надо его подхлестнуть.

— Эрнст, увы, есть еще одно обстоятельство. С тех пор как вы сообщили нам о своем намерении купить «Скиддер», мы с Маркусом оказались в очень трудном положении. Мы оба советовались с юристами, надлежит ли нам проинформировать наших работодателей…

Маркус вытаращил глаза. Что это за белиберду несет Селларс?

— Нам сказали, что в принципе это наш долг. Мы бы охотно проигнорировали данный совет, но юристы говорят, что если существуют доказательства, что мы активно координировали сделку «Бурликона» с вашей, то у нас будут серьезные неприятности.

— Говорите яснее, Роско.

— Если вы не согласитесь разделить эти две сделки и убедить Манца действовать первым, мы будем вынуждены последовать совету юристов и сообщить Чарлзу Бартону о ваших планах.

— Это невыносимо…

Кулак Лаутеншюца грохнул по столу. Маркус перепугался, Роско выглядел холодно-спокойным. Вспыльчивость Эрнста его не пугала. Он помнил, как начинал в компании «Соломон»: любой из тамошних боссов сожрал бы этого швейцарского подонка и косточек не выплюнул.

— Будьте добры, подождите в приемной, я должен обсудить этот вопрос с моими коллегами.

Секретарша принесла им кофе, потом сандвичи, потом еще кофе.

* * *

— Мне плевать, что это единственный способ решить проблему. Ты с ума сошел.

— Никто же не узнает, дорогая. Ты такая красавица, я уверен, у тебя куча обожателей в полиции, и они наверняка закроют глаза.

— Как прикажешь допрашивать твоего подозреваемого, если ты не говоришь мне всего?

— Ну, тебе и не придется его допрашивать. Во всяком случае, лично. По-моему, лучше мне допросить его самому.

— Ох и нахал же ты, Терри. Такое впечатление, что ты просто хочешь арендовать полицейский участок.

— Ну да, вроде того.

— А ты соображаешь, чем я рискую, помогая тебе перевоплотиться в сотрудника полиции?

— Три прокола в правах?

Трубку швырнули на рычаг.

* * *

— Дженис?

— Да, кто это?

— Джулия Давентри. Помните меня?

Дженис улыбнулась.

— Конечно. Что я могу сделать для вас, Джулия?

— Нужна небольшая помощь. Маркус и Роско сегодня в банке?

— Нет, оба за границей. Завтра Маркус будет в Бирмингеме, а Роско летит в Париж.

— Черт.

— Что?

— Нет, ничего. Дженис, окажите мне услугу, а? Каким рейсом они возвращаются сегодня вечером?

— Минутку. Я проверю… Джулия, вы слушаете? Рейс ВА-276 из Цюриха, прибывает в Хитроу в девять двадцать пять.

— Большое спасибо, Дженис. Можно пригласить вас на ланч в ближайшие дни?

— Буду очень рада. Расскажете, не полегчало ли вашей маме.

Обе рассмеялись. Джулия нажала на рычаг и набрала номер Террина мобильника.

— Привет, это я. К сожалению, плохие новости. Наш единственный шанс — сегодня вечером. Они оба прилетают из Цюриха. Если Мэри определенно не хочет помочь, нам придется использовать второй вариант. Между первым и вторым терминалом в аэропорту есть бизнес-центр, который сдает помещения с почасовой оплатой. Арендуй одно из них и установи там все приборы.

* * *

Эрнст Лаутеншюц отчетливо понимал, какая катастрофа грянет, если Чарлз Бартон прознает сейчас про его планы. Гай Бартон на Рождество уедет из-за своей безрассудной парашютной авантюры, и у Чарлза есть все шансы заручиться поддержкой семьи. Да, пока победа за Селларсом и Фордом. Как только Цюрихский банк получит контроль над «Скиддер-Бартон», он немедля уволит обоих.

Приняв решение, он за полчаса проинформировал коллег. И просто со злости заставил Селларса и Форда дожидаться еще пять часов. Потом он велел секретарше пригласить их в кабинет и принялся нарочито звонить Дитеру Манцу — пусть еще подождут. Несколько минут он говорил на швейцарском немецком, затем перешел на английский:

— Доктор Манц, ко мне присоединились коллеги, поэтому я включаю громкую связь… Вы хорошо слышите?

— Ja, kein Problem.^[6] Здравствуйте, господа.

— Привет, Дитер, как поживаете?

Маркус тоже невнятно поздоровался. Лаутеншюц твердо решил контролировать разговор и тут же вмешался:

— Как я уже говорил, доктор Манц, мы озабочены тем, что рынок акций «Юэлл» может резко укрепиться. Мистер Селларс и мистер Форд полагают, что вам нужно начать операцию раньше.

— Понимаю. Когда же, по вашему мнению, мистер Селларс?

— Каждый день на счету. Мы уверены, начинать надо как можно скорее. Если подходить реалистически, то самый ранний срок… как вы полагаете, Маркус?

— Следующий понедельник.

Манц перелистал настольный календарь.

— Двадцать первое? А когда вы получите очередной спецотчет?

— Как обычно, во вторник.

— А пораньше нельзя?

— Нет. В этот день сведения сопоставляются в главной конторе «Юэлл».

— Я бы хотел ознакомиться еще с одним комплектом данных.

Маркус покачал головой.

— Доктор Манц, они едва ли будут значительно отличаться от показателей последней недели.

— Я не начну операцию, не имея абсолютно свежей информации. Ясно?

Роско жестом велел Маркусу отойти и сам шагнул к телефону.

— Отлично, Дитер. Во вторник Маркус получит новый отчет. В среду мы изучим данные, а утром в четверг начнем операцию.

— Мистер Селларс, четверг — это канун Рождества.

Роско рассмеялся.

— Насколько я знаю, канун Рождества еще не праздник. Ни в Англии, ни даже в Швейцарии.

— Формально вы правы, но фактически почти никто не работает. Я, например, не собираюсь. Поеду к себе в шале, в Гштаад. А господин Лаутеншюц будет моим гостем.

— По-моему, Дитер, канун Рождества — идеальное время для начала такого дела. Нанести удар, когда противник меньше всего ожидает. Ваши планы на отдых, конечно, меня не касаются, но, если вы действительно начнете покупку, вам нужно быть здесь, в Лондоне. Так легче передать вам ту информацию, а в четверг вы должны выступить перед газетчиками.

— Мистер Селларс, я согласен, что медлить нельзя. Я перенесу свои каникулы и в среду буду в Лондоне. Если показатели «Юэлл» за следующую неделю не ухудшатся, в четверг вы начнете покупку.

— Замечательно. Спасибо, Дитер.

Роско не удержался и злорадно глянул на Лаутеншюца.

30

Гай Бартон в одиночестве стоял у окна своего элегантного офиса по соседству с гостиницей «Хауард», глядя, как последние отблески желто-серого вечера тают за Темзой.

Он имел бурный разговор с финансовым директором своей компании. Тот не выдержал нажима банков и начал бунтовать против настойчивых требований босса вести бухгалтерию творчески. От ухода Бартон удержал его только обещанием увеличить капитал или же продать компанию прежде, чем все лопнет.

Гай знал, что за последние два десятилетия он частенько действовал далеко не так ловко, как все думали. Охра, цинк, краски, притирания, камни и духи Африки, Индии, Аравии и Азии были надежными друзьями и с колебаниями, но постоянно росли в цене, далеко опережая доходы от европейских промышленных гигантов. Сейчас все изменилось, пошло под гору.

Несколько лет назад угроза краха вряд ли взволновала бы его. В ту пору его так часто клеймили жуликом, злодеем, шарлатаном, что это скорее забавляло его, чем тревожило. Иное дело теперь. Успех и слава полны соблазнов, ему нравилось пользоваться расположением политиков и королевской семьи. И отношение к бартоновскому клану у него тоже изменилось. Ему уже не доставляло удовольствия вынюхивать их секреты, наоборот, он ощущал, как полезно быть частью династии, и не только охотно искупал сумасбродства юности, но и был рад, что считается в семье звездой.

До сих пор он всеми правдами и неправдами утаивал от прессы истинное положение дел, и банки пока не знали истинных масштабов проблемы. И все же продать сейчас «Эликсир» упрямым южноафриканцам было бы глупо — они предлагали просто смехотворную цену. Поэтому предложение Лаутеншюца выглядело весьма заманчиво. Получить втихую двести миллионов фунтов и залатать дыру в балансе «Эликсира». Банки убедятся в его платежеспособности, и он снова вздохнет.

Но тогда придется несколько дней в неделю торчать в «Скиддер». Это его не слишком интересовало, хотя банкир из него будет получше, чем из его никчемного братца.

Правда, еще вопрос, сумеет ли он убедить отца продать семейные акции. Если старик откажется, а «Эликсир» рухнет, ему придется уехать за границу. Недавно он приобрел роскошное имение на берегу океана под Дакаром, да и деньжат в банках Каймановых островов и Лихтенштейна прикопил достаточно, чтобы ублажать себя прекрасными коврами и прекрасными женщинами. За долгие годы он оказал немало услуг высокопоставленным сенегальцам и мог не опасаться внимания кредиторов и властей.

Тем не менее Гай надеялся, что до этого не дойдет.

* * *

Роско и Маркус начали пить шампанское еще в салоне компании «Бритиш эруэйз» в цюрихском аэропорту и продолжали до самого Лондона. Неизбежные зимние задержки авиарейсов заставили самолет целую вечность кружить над Южной Англией. Хотя бар был официально закрыт, Роско устроил скандал, и они получили еще по бокалу.

Оба были чрезвычайно довольны собой. Маркус расточал комплименты Роско. Ни разу за свою короткую карьеру он не видал такой захватывающей дерзости. Роско поневоле согласился, что в подобных ситуациях лишь немногие банкиры, даже на Уолл-Стрите, способны потягаться с ним наглостью.

Вспоминая стычку со швейцарцами, они с каждым новым глотком все громче и развязнее копировали своих противников. Теперь, когда Роско поставил это ничтожество, Лаутеншюца, на место, они могут наконец запустить это чертово шоу. Да!

Когда они очутились в первом терминале, Роско принялся шумно негодовать по поводу длинной очереди для неевропейцев, объявив во всеуслышание (а слышали его действительно все), как он возмущен необходимостью ждать в одной компании с вонючими дикарями из засиженных мухами республик. Маркус терпеливо стоял по ту сторону контроля; выходки Роско слегка смущали его, к тому же он был не настолько пьян, чтобы не замечать, какую реакцию вызывает его коллега.

Наконец Роско миновал контроль, и они с Маркусом, обругав напоследок этот несуразный аэропорт, бодро зашагали через турникеты мимо таможенников, навстречу толпам встречающих. Среди них был и шофер Роско, в униформе. Но едва они направились к нему, путь им преградили.

— Мистер Селларс и мистер Форд?

— Да. Кто вы, черт побери?

Перед ними стояли два моложавых парня в костюмах и плащах. Один, похожий на героя комикса, заговорил:

— Я детектив сержант Шарп из Скотланд-Ярда. А это констебль детектив Райлли… — Они быстро показали полицейские жетоны, купленные в туристическом магазине на Оксфорд-стрит. — Пройдемте с нами, пожалуйста. Мы хотим задать вам несколько вопросов.

Маркус побелел, у него упало сердце. Господи, кошмар стал явью. Роско тоже побледнел. Кажется, дело и впрямь скверное. Надо держать себя в руках, не терять присутствия духа.

— В чем дело?

— Позднее узнаете.

— Черта с два. Я никуда не пойду, пока не поговорю с адвокатом.

Они предусмотрели такой оборот. Связаться с адвокатом в десять сорок пять вечера — задача нелегкая. Пусть попробуют.

— Хорошо. Только поскорей.

Роско и Маркус поспешно достали мобильники. Но попытка не удалась. Единственный знакомый Роско частный поверенный жил в Нью-Йорке и находился в отъезде. Маркус попробовал связаться с конторой, которая, как он слышал, специализировалась на уголовном праве, но попал на автоответчик.

Роско выругался.

— Ладно. Сколько времени это займет? Меня ждет шофер.

— Лучше отошлите его домой, иначе придется здорово раскошелиться.

Роско отпустил шофера и пошел с полицейскими, лихорадочно размышляя и прикидывая, как справиться с ситуацией. Он испугался, когда они вдруг остановились, так и не выйдя за пределы аэропорта.

— Эй, какого черта нам делать в бизнес-центре?

— Мы решили, что для вас так будет удобнее. Или вы предпочитаете, чтобы мы отвезли вас в полицейский участок? Это легко устроить…

Терри зубрил эти фразы весь вечер и произнес их весьма холодным тоном. Маркус подтолкнул Роско локтем, напомнив ему, что для беспокойства есть поводы посерьезнее. Терри и Эйнштейн быстро провели их мимо администратора в нужную комнату.

Войдя, все украдкой огляделись. Верхний свет приглушили до минимума, так что комнату освещали в основном три яркие настольные лампы, направленные прямо в лицо задержанным. Из тени поднялся и шагнул вперед грузный мужчина.

— Суперинтендант Бранаган… — Он жестом предложил им сесть. — Спасибо, что пришли.

Инстинктивно Роско решил, что лучшая защита — это нападение. Недаром они в самолете расхваливали его железные нервы, раскисать сейчас не время. О чем бы ни шла речь, вся надежда на то, что удастся сблефовать и разыграть возмущение, будто ему вправду нечего скрывать.

— Суперинтендант, я хочу немедля поговорить с вашим начальством. Уверяю вас, вы губите свою карьеру. Вы знаете, с кем имеете дело? Мы целый день вкалываем, стараемся поддержать скудные ресурсы этой страны, возвращаемся домой — и что же? Нас хватают в аэропорту, на глазах у сотен людей. Вы понимаете, как это больно и унизительно? Скажу вам прямо сейчас, я подам в суд и потребую с полиции миллионы.

Суперинтендант хрустнул пальцами и равнодушно посмотрел на Роско. В полутьме его круглое лицо выглядело до странности грозно.

— По правде говоря, мистер Селларс, мне совершенно наплевать.

Черт, не сработало. Попробуем иначе.

— Так в чем же все-таки дело, черт возьми?

— Вы все узнаете, если минутку помолчите.

— Ладно.

— Наша беседа будет записана…

Банкиры наблюдали, как курчавый констебль включил диктофон. Удостоверившись, что все работает, Лен продолжил:

— У нас есть основания полагать, что вы оба замешаны в незаконных действиях, связанных с некой корпоративной сделкой…

Господи Иисусе, подумал Маркус, они схватили Фрэнка. Что делать? Признать, что они получали информацию, но не воспользовались ею? Платежи наличными проследить невозможно. Документы от Фрэнка шли прямо к Манцу, а электронные данные хранились только в его собственном компьютере. Никто другой не имел к ним доступа.

Ах ты, черт, подумал Роско, они раскрыли информатора. Слава Богу, он заставил Маркуса играть роль посредника. У него в компьютере нет ничего, информатор не знает его имени, и, пока Манц и Лаутеншюц держат язык за зубами, никто не докажет, что он об этом знал. Пусть Маркус и отвечает.

— С какой… сделкой? — В голосе Маркуса за полмили слышались нервные нотки.

Лен повернулся направо.

— Сержант, будьте добры, объясните.

Эйнштейн кивнул.

— Конечно, сэр. Нам сообщили, что вы разрабатываете покупку компании под названием… — Эйнштейн сделал вид, что перелистывает бумаги, — …«Юэлл».

Маркус был чуть ли не на грани обморока.

— В связи с этим вы домогались сведений от некоего сотрудника этой компании…

Маркус поспешно вставил:

— Это неправда! Нам кое-что прислали, но анонимно! Мы не могли вернуть бумаги в «Юэлл», ведь это сразу бы их насторожило, поэтому все документы были уничтожены. Не так ли, Роско?

Роско посмотрел на него с изумлением.

— Я не помню, чтобы вы упоминали об этом.

Эйнштейн глянул на Терри.

— Констебль Райлли, пожалуйста, передайте мне фотографии.

Терри подал папку, Эйнштейн достал снимки и разложил перед напуганными банкирами. Фотографии были превосходного качества и безусловно изображали Маркуса. Меж тем как Маркус силился хоть что-нибудь придумать, Эйнштейн нанес убийственный удар:

— Пока вы окончательно не ухудшили свое положение, мистер Форд, должен предупредить вас, что мы записали ваш разговор с Фрэнсисом Мейкписом. Хотите прослушать?

Маркус покачал головой. Эта сволочь Фрэнк наверняка продал его. На миг злость переборола страх.

— Вам Фрэнк сообщил, как я понимаю?

— Нет, он совершенно не в курсе.

Роско откинулся назад, приняв самую величественную позу, взял один из снимков и стал внимательно его разглядывать.

— Маркус, я не верю своим ушам и глазам. Вы что же, хотите сказать, что опустились до этого? Сколько лет работаю в инвестиционных банках, а никогда не видел такого позора.

Маркус повернулся к нему, дрожа от ярости.

— Идите вы, Роско… — Он в упор посмотрел на Лена. — Суперинтендант, я признаю свой проступок. Но он… — обвиняющий палец нацелился в сторону недавнего приятеля, — он все знал. Он и заставил меня это сделать.

Роско принял оскорбленный вид:

— Маркус, как вы можете говорить такое? Я всего два месяца в Англии, никогда не бывал в Манчестере и не встречался ни с кем из «Юэлл». Я понимаю, что вы сейчас чувствуете, но тащить за собой невиновных бессмысленно, неужели непонятно?

Роско глянул на Лена, ища одобрения. Лен и бровью не повел. Но Маркус не собирался сдаваться:

— Вы отлично знаете, Роско, я тоже не был знаком ни с Фрэнком Мейкписом, ни с кем-либо еще из «Юэлл». Вы велели мне связаться с лондонской конторой «Хок интернешнл», а они нашли Фрэнка и обо всем договорились. И половина его гонорара шла от вас.

— Да простит вас Господь, Маркус. Я с радостью предоставлю этим джентльменам доступ к моему банковскому счету…

Роско всегда держал под рукой крупные суммы наличных денег. Купюры не отследишь.

— А что касается — как вы сказали? — «Хок интернешнл», я вообще о них не слыхал. Проверьте в их лондонской конторе, которую упоминал Маркус, и вы убедитесь, что я не имел с ними дела.

Эйнштейн посмотрел на Роско:

— А за рубежом? Вы пользовались услугами «Хок» в Америке или в Европе?

Роско энергично тряхнул головой:

— Никогда. Скажу откровенно, сержант. Да, некоторые банки действительно пользуются услугами частных сыскных агентов. Но мне лично даже думать об этом отвратительно. Загляните в мое резюме, и вы увидите, что я работал исключительно для банков с безупречной репутацией, которые никогда не поощряли подобных методов. Я даже не слышал никогда об этом Маркусовом агентстве.

Маркус молча изрыгал проклятья. Похоже, этому ублюдку удастся выйти сухим из воды.

Эйнштейн медленно вытащил из папки еще несколько страниц.

— Мистер Селларс, вам знакомы эти документы?

Черт возьми, откуда они их получили? Роско взял в руки конверт с крупным логотипом агентства «Хок». Спокойно, сделаем вид, будто изучаем содержимое. Эйнштейн дал ему время, наблюдая, как в глазах Маркуса вспыхнуло злорадство. Роско решительно покачал головой.

— Первый раз вижу. Что это такое? Я не умею читать по-немецки.

— Они были украдены.

— Как я полагаю, в Германии, сержант?

— Нет, в Швейцарии. По крайней мере, там их выкрали в первый раз. А потом их позаимствовали вторично — здесь, в Лондоне.

— В самом деле? — В голосе Роско и во всей манере держаться сквозила неуверенность.

— Да, в самом деле, мистер Селларс. Мы изъяли их у вора, который сказал, что выкрал конверт из сейфа в вашей квартире.

— Нет, он, наверно, ошибся.

— Вряд ли. Заодно он выкрал альбом с фотографиями весьма интимного свойства. На некоторых изображены вы сами, вместе со знакомыми девушками…

Утром Джулия передала им альбом, понимая, насколько это важная улика.

Роско растерялся.

— Я не отвечу больше ни на один вопрос, пока не повидаюсь с адвокатом.

— Разумеется, это ваше право. А наше — арестовать вас и опубликовать пресс-релиз.

Маркус попробовал вмешаться. Но Роско отмел его возражения и посмотрел Эйнштейну прямо в глаза.

— Действуйте. От меня вы не добьетесь больше ни слова.

— Очень хорошо. Может быть, вам интересно, что мы скажем.

Наступил решительный момент. Если Селларс почует блеф, им конец. Лен и Терри с замиранием сердца следили, как Эйнштейн читает заранее заготовленный текст.

По мере чтения Маркус совсем поник головой. Он прямо воочию видел крикливые заголовки, публичное унижение, позорный развод — и невыразимые ужасы тюрьмы. Роско внимательно слушал, делая собственные расчеты. Он отлично понимал, чем грозит ему это заявление. Каков бы ни был окончательный вердикт, карьера его так или иначе будет испорчена. Хотя в эту минуту его куда больше заботило, как избежать тюрьмы. Если им инкриминируют только шпионаж против «Юэлл», ловкий адвокат поможет ему свалить всю вину на Маркуса. Он вздрогнул, услышав об экстрадиции за воровство в Швейцарии. Насчет континентального правосудия он иллюзий не строил.

Положив документ на стол, Эйнштейн почувствовал перемену в манерах Селларса.

— Как вы понимаете, мы расследуем не только эти преступления и могли бы посмотреть на них сквозь пальцы, если вы ответите на несколько вопросов с использованием детектора лжи.

Глаза Маркуса расширились от удивления, он умоляюще посмотрел на Роско. Тот и слышать не хотел о детекторе, это может завести куда угодно.

— Без консультации с юристом я отказываюсь от этой процедуры.

Лен со вздохом повернулся к Терри.

— Что ж, дело ваше, мистер Селларс. Констебль Райлли, звоните в Скотланд-Ярд, пусть отсылают пресс-релиз, прямо сейчас.

Маркус рванулся вперед.

— Суперинтендант, если я буду сотрудничать, вы исключите из сообщения мое имя?

Лен подумал и кивнул:

— Пожалуй, можно. Райлли, пусть изменят формулировки и упомянут только мистера Селларса.

Роско скривился. Да, этак вовсе утонешь в дерьме. Помедлив, он выдавил:

— Ладно, я согласен.

Лен тихонько с облегчением вздохнул. Терри и Эйнштейн быстро прикрепили провода. Они практиковались на Рут и Джин ровно смазывать поверхность контактов и правильно присоединять датчики. Банкиры обливались потом — угодили из огня да в полымя.

Когда все было готово, Эйнштейн направил свет прямо им в лицо и начал допрос.

— Так. Я хочу задать вам несколько вопросов касательно убийства Грейс Честерфилд…

Банкиры вздрогнули. Маркус с ужасом уставился в пространство, у Роско больно защемило грудь. Кража информации это одно, а убийство — совсем другое.

— Первый вопрос к вам, мистер Форд. У вас был роман с Грейс?

Маркус помедлил. Приборы не обманешь, только восстановишь против себя полицию. С совершенно жалким видом он посмотрел на стол.

— Да.

Роско покосился на него, весьма недружелюбно.

— А у вас, мистер Селларс?

— Что значит — у меня? — Отвечая, Роско напряг пальцы на ногах. В каком-то детективе он вычитал, что полиграф можно обмануть, если дергать пальцами ноги, когда говоришь правду или безразличные вещи. Тогда все будет регистрироваться как ложь, и нипочем не установишь, где правда, а где вранье.

— У вас была с ней любовная связь?

Он расслабил пальцы ног.

— Никогда.

Эйнштейн посмотрел в темноту на Терри, который наблюдал за показаниями прибора.

— Ложь, сэр.

Роско проглотил комок в горле. Господи, эта штуковина, похоже, работает. Неужели придется говорить чистую, окаянную правду?

— Романа между нами не было. Я переспал с ней пару раз во время командировок в Цюрих и Нью-Йорк.

Теперь пришел черед Маркуса бросать убийственные взгляды.

— И это все?

— Абсолютно.

Ложь настолько вошла у Роско в привычку, что он, увлекшись, забыл о полиграфе. Терри снова вмешался:

— Ложь, сэр.

— Ладно, ладно. Еще несколько раз в Лондоне. Слушайте, здесь нет речи о чувствах, о серьезных взаимоотношениях, это был просто секс, и только.

— Стало быть, вы никогда не упоминали, что разведетесь с женой и женитесь на Грейс?

— Не помню. Может, и говорил что-то, но не всерьез. Зачем разочаровывать девушек, у них должно быть хорошее настроение. Пустячок, а приятно.

— И она никогда повторно не поднимала этот вопрос?

— Ну, может быть, разок. Она умела быть настойчивой, эта девчонка. Впрочем, я ей все прямо сказал, когда она опять завела насчет женитьбы. У нее не осталось никаких сомнений.

— А что скажете вы, мистер Форд?

Маркус угрюмо смотрел на стол и кусал ногти. Стерва, шлюха!

— Мы тоже, понятно, разговаривали. Грейс знала, что брак у меня не безоблачный. Однажды я зашел слишком далеко и тут же об этом пожалел. Я сказал ей, что это невозможно… однозначно.

Эйнштейн делал вид, что записывает.

— Хорошо, следующий вопрос. Мистер Форд, Грейс знала об информаторе?

— Она не должна была знать. Узнала по глупой случайности в офисе нашего швейцарского клиента. Мой самолет застрял, она приехала первой, и наш клиент показал ей документы.

— Когда это случилось?

— Я точно не помню.

Терри следил во все глаза.

— Ложь.

— А-а, черт, накануне ее гибели.

— И что она сделала? Выступила против вас?

— Да, на обратном пути в самолете только и знай фырчала. Но я думал, что к приземлению все-таки сумел ее переубедить. Потом она попросила провести с ней ночь, но я не мог, потому что жена была в городе. Грейс чертовски разозлилась, даже взяла отдельное такси до Лондона. А на следующий день пригрозила пойти в полицию, если я не оставлю жену и не женюсь на ней.

— Что же вы ответили?

— Я сказал, что мне нужно подумать. Обещал позвонить наутро.

— Значит, ее убили до того, как вы дали ей ответ. Кстати, что вы собирались сказать?

— Честно говоря, не знаю.

Роско что-то невнятно бормотал себе под нос, и Эйнштейн лишь через несколько секунд добился его внимания.

— Она выступила и против вас, мистер Селларс?

— Еще как. В тот день, когда она все узнала, я был в Нью-Йорке. Я сразу вылетел обратно и поехал прямо в банк. Едва я вошел, явилась в мой кабинет, закрыла дверь и обрушилась на меня.

— Она и вас хотела женить на себе?

— Да. Дескать, я для нее единственный мужчина и все такое. Черт знает что несла. Во всяком случае, мне она угрожала раньше, чем Маркусу. Но как бы там ни было, я ее осадил. Со мной такие номера не проходят.

— Вы думаете, она могла бы заявить в полицию?

— Никоим образом. Она бы навсегда распростилась с финансовой сферой, если б заявила. Я предложил ей некоторую сумму наличными — пятьдесят тысяч фунтов — за молчание.

— Она согласилась?

— Помнится, послала меня куда подальше. Конечно, я предложил маловато. Устал и не очень-то хорошо соображал. Пятьдесят тысяч — сумма, в общем-то, обидная. Мы ведь вели переговоры, как я считал, а на переговорах, если начнешь со слишком высокой суммы, наверняка проиграешь. Она застала меня врасплох, пулей вылетела из кабинета, даже не сделав контрпредложения. Я хотел наутро позвонить ей и повысить сумму.

Так-так, подумал Эйнштейн. Эти богатенькие хмыри явно по уши в дерьме. Настало время для Пуаро. Он обещал как следует пособить Лену.

— Ну что ж, похоже, у вас обоих был веский мотив убрать Грейс Честерфилд. И мы точно знаем, что убийца был в курсе сделки против «Юэлл». Мистер Селларс, кто еще в «Скиддер-Бартон» знал об этой сделке, кроме вас двоих и Грейс?

Роско перепугался, хотел было вновь солгать, но вовремя опомнился.

— Никто. Но погодите, а как насчет инструктора по гимнастике?

Лен медленно покачал головой:

— Мы считаем, что Марти здесь ни при чем. Грейс Честерфилд была убита одним из вас, и мы непременно выясним, кем именно…

Роско и Маркус разом умоляюще покосились на детекторы лжи, словно желая привлечь их на свою сторону. Маркус не выдержал и разрыдался. Лен оставался непреклонен.

— Хорошо, начнем по порядку. Мистер Форд…

Маркус утер нос рукавом пиджака.

— …вы убили Грейс Честерфилд?

Прошло некоторое время, прежде чем он проговорил:

— Нет, не я.

Они едва слушали его, уверенные, что он станет отрицать. Все глаза и уши обратились к Терри. Те несколько секунд, что прибор обрабатывал данные, всем показались вечностью. Для верности Терри перепроверил показания.

— Не лжет, сэр.

Услышав это, Роско посерел, а когда Лен задал следующий вопрос, побелел.

— В таком случае, мистер Форд, как, по-вашему, кто убил Грейс?

Маркус пожал плечами.

— Я думал, это Роско.

Селларс протестующе замахал руками, хватая ртом воздух. Лен прицелился для последнего удара.

— Ладно, давайте выяснять. Ваша очередь, Селларс… — Теперь, когда Селларс был едва ли не осужден, называть его мистером совершенно незачем. — Вы убили Грейс Честерфилд?

Роско изо всех сил старался успокоиться.

— Нет. Я думал, это Маркус.

Четыре пары глаз опять повернулись к Терри. У Роско взгляд был подавленный, затравленный, жалкий.

Терри щелкнул по детектору.

— Плохо работает. Спросите его еще раз, сэр.

Роско взревел как раненый зверь.

— Ни за что! Сомнения в пользу обвиняемого.

Лен чихать на это хотел.

— Селларс, вы ответите на любой мой вопрос столько раз, сколько я захочу. Итак, вы убили Грейс Честерфилд?

— Нет.

Терри нахмурился и покачал головой.

— Прибор показывает, что он говорит правду, сэр.

Роско обмяк на стуле, закрыв глаза, будто вконец обессилел от напряжения. Маркус явно был удивлен. Лен, похоже, испугался. Чтобы скрыть растерянность, Эйнштейн вскочил и начал снимать электроды. Возможно ли, чтобы один из полиграфов работал плохо? Наверно, стоит перепроверить результат с помощью голосового анализатора? Он решил попробовать.

— Ладно, на сегодня все. Но, возможно, мы встретимся еще раз. Напоследок только один вопрос. Мистер Форд, сколько фунтов стерлингов в восьмистах тысячах долларов круглым счетом?

— Что? — А-а, к черту, плевать ему на все. — Примерно полмиллиона фунтов.

— Мистер Селларс?

— Он прав, черт побери.

— Пожалуйста, назовите цифру.

— Да ради Бога… Полмиллиона. Довольны?

— Спасибо. Ну, у меня все. Сэр, вы хотите что-нибудь добавить?

Прежде чем Лен раскрыл рот, вмешался Роско. Может, он сейчас и не очень быстро соображает, но все же кое-что петрит.

— Эй, а как с нашей работой? Нам что, остановить сделку против «Юэлл»?

Об этом Эйнштейн не подумал. Они использовали сведения об информаторе только затем, чтобы запугать банкиров и выяснить, кто убийца. Он не подумал, что это может совсем остановить сделку. Если угроза его собственной компании исчезнет, Альберт Остин никогда не выступит против «Бурликона», а тогда они не получат комиссионных, и Поппи останется без Калифорнии.

— Нет, мистер Селларс, мы, безусловно, хотим, чтобы вы ее продолжили. Если вы двое не в ответе за убийство, значит, это кто-то другой, тоже связанный с этой сделкой. И очень важно, чтобы все шло, как запланировано. Но никому ни слова о нашей беседе. Ни женам, ни коллегам, ни друзьям, ни юристам. Если мы узнаем, что вы проговорились, то немедля вас арестуем и опубликуем пресс-релиз.

— Суперинтендант, как насчет защитить нас от судебного преследования в обмен на сотрудничество с вами?

Лен смешался. О чем это он, черт подери? Он повернулся к Эйнштейну, который, как и Маркус, был ошарашен наглостью Селларса. Да его за один этот вопрос повесить мало! Эйнштейн поневоле напомнил себе, что он не настоящий полицейский, а потому неважно, что он посулит.

— Письменных обязательств мы вам дать не можем. Однако, как мы сказали, наша бригада расследует обстоятельства смерти Грейс Честерфилд. Ваша незаконная деятельность — сфера отдела по борьбе с крупными мошенничествами. Мы пока не сообщали им информацию по «Юэлл». Если вы продолжите работу как обычно, не станете мешать нашему расследованию и сохраните втайне наши контакты, мы, пожалуй, вам поможем.

Роско кивнул. Все лучше, чем ничего. Он и сам удивился собственному нахальству. Маркус тоже приободрился и рискнул задать вопрос:

— Сержант, что мне делать с Фрэнком Мейкписом?

— Встретьтесь с ним во вторник, как обычно, и ни слова о сегодняшнем нашем разговоре.

Лен подвел итог:

— Ладно, хватит. Спасибо за сотрудничество в расследовании, мистер Форд и мистер Селларс. Можете идти домой.

Жестоко потрясенные банкиры побрели по коридору назад, к терминалу. Роско вытащил мобильник, собираясь вызвать лимузин. Маркус схватил его за руку и повел к очереди на такси. Надо поскорее убраться отсюда, пока полиция не изменила свое решение.

31

Загрузив все приборы в свое такси, Эйнштейн велел Терри вызвать по пейджеру Мэри Лонг. Сейчас они вроде как в тупике, но, что бы ни случилось, надо непременно сохранить с нею контакт. Терри не очень-то горел желанием, но деваться было некуда, и в результате десятиминутного разговора он условился с Мэри о встрече в клубе, после того как она сменится с позднего дежурства. Когда появилась, она все еще была сильно возмущена.

— Поверить не могу, что ты просил меня сделать такое.

— Ну, занесло меня малость в поисках справедливости.

Он дружески обнял ее за талию.

— Убери лапы.

Терри убрал руку.

— Сердишься, да? Может, водочки с тоником — для успокоения нервов, а?

Мэри закатила глаза: ну и нахал! — потом подумала, чем черт не шутит, и согласилась. Выстояв очередь в баре, Терри принес выпивку.

— Держи, детка.

— Я для тебя детектив-инспектор, а не детка.

— Хорошо, дорогая. Твое здоровье.

Она промолчала, не спеша отхлебнула солидный глоток, а потом спросила:

— Ну, как продвигаешься?

— Уже почти добрался до истины.

— Шутишь?

— Не-е-ет. Вот те крест, — он перекрестился, потом быстро перекрестил и ее. От изумления Мэри расплескала водку.

— Господи Иисусе, Терри. Только дотронься до меня еще раз, и я тебя пришибу.

Минуту-другую они сидели молча. Терри мужественно потягивал пиво, а Мэри крепко сжимала стакан, защищая грудь от посягательств. Ей потребовалось минут десять, чтобы съехать с кочки и снова заговорить. У нее была небольшая информация, которой она хотела поделиться.

— Я тоже немного покопалась…

— Да?

— Оказывается, есть новый свидетель, который будет давать показания против Марти Салминена. Его зовут Сид Финч. Ист-эндский уголовник, сидит в Пентонвилле. Он целую неделю или около того был сокамерником Марти и твердит, что Марти якобы признался ему во всем.

— Значит, убийца все-таки Марти?

— Может быть… если Финч говорит правду.

— Зачем ему врать? Ему обещали скостить срок?

— Нет, вряд ли. Он и так должен через несколько месяцев выйти на свободу… Но я поинтересовалась, нет ли там иной причины. И стала задавать вопросы.

— Что же ты выяснила?

— У Сида есть младший брат, которого недавно взяли за нанесение тяжких телесных повреждений. Во время драки в пабе ударил какого-то парня ножом. За ним были еще грешки, так что он вполне мог сесть лет на шесть, на семь… А теперь догадайся, что произошло.

— Что?

— Примерно тогда же, когда Финч настучал на Марти, с брата сняли все обвинения. Забавное совпадение, а? Я постараюсь получить материалы дела, погляжу, есть ли основания для такого решения.

— Думаешь, твой босс мог?..

— Ничего я не думаю, Терри, во всяком случае пока. А вот позже вполне могу кое-что подумать. Ну а теперь будь хорошим мальчиком, возьми мне еще водки. Ты прав, она успокаивает нервы.

* * *

Новости таксистов о Роско и Маркусе привели Джулию в замешательство, но у нее не было времени сосредоточиться на этом. Всю пятницу она занималась сопоставлением финансовых показателей. Лишь под вечер работа была завершена, можно показывать кому угодно.

Она решила, что в силу быстроты и размаха сделки нет смысла обращаться в банки, незнакомые с «Юэлл». Их слишком долго пришлось бы вводить в курс дела. Но, к несчастью, банкам, с которыми обычно сотрудничала «Юэлл», недостанет мощности, чтобы осуществить такое масштабное финансирование.

Есть лишь одна возможность — «Бэнк Манхэттен». Этот крупный банк проделал всю работу по «Юэлл», готовя сделку для «Фернивал». Весьма кстати, что Джулия, слазив в компьютер Маркуса, убедилась, что Цюрихский банк намерен полностью обеспечить «Бурликону» финансирование. Это означало, что «Бэнк Манхэттен» не имеет от них предложений и открыт для других контактов.

Она позвонила Лексу Ганну, шефу комплектования финансов в «Бэнк Манхэттен». Лекс идеально подходит для такой сделки: быстрый, решительный, всегда умеющий убедить свой кредитный комитет. Единственный — правда, существенный — недостаток: Лекс был близким приятелем Роско.

— Привет, Джулия, рад тебя слышать. Как дела? Лупишь с Роско по какой-нибудь британской заднице?

Хорошо, значит, он не слышал.

— Роско лупит, я уверена. Мы ведь уже не работаем вместе.

— Ты шутишь? Что случилось?

— «Скиддер-Бартон» не оправдал моих надежд, и я получила предложение от «Аптон». Ты их знаешь? Небольшой такой банк, но действительно занимается делом.

— Конечно, я слышал о них, — Лекс не любил выказывать неосведомленность и предпочитал скорее соврать, чем показаться невеждой, — но дел с ними не имел.

— Что ж, надеюсь, это поправимо. Можно спросить?

— Давай.

— Как здесь говорят, я из браконьеров стала егерем. Один из клиентов «Аптон» — «Юэлл». Помнишь? Объект «Фернивал».

— Конечно, помню.

— Так вот, «Юэлл» планирует собственную сверхсделку, и я хотела бы знать, не заинтересуется ли «Бэнк Манхэттен» ее финансированием?

— В принципе, да. «Юэлл» как будто бы компания надежная. Роско тоже в этом деле?

— Нет. Конечно, я бы не возражала против его участия. Но сложность в том, что наш объект — швейцарцы. Учитывая связь «Скиддер» с Цюрихским банком, риск конфликта интересов слишком велик. «Юэлл» настаивает, чтобы «Скиддер» держался подальше.

— Жаль. Я бы с радостью помог Роско в его первой крупной европейскойсделке.

— Я уверена, он готовит собственные операции.

— Ладно, Джулия, так каков план?

— Я пришлю кое-какую информацию об объекте и о «Юэлл». И еще один нюанс. «Юэлл», возможно, скооперируется с «Фернивал».

— С «Фернивал»? Я думал, у них проблемы с доходами.

— Это только слухи. Причем совершенно беспочвенные.

— Ты уверена?

— Аудиторы все проверили и охотно побеседуют с тобой лично, если ты хочешь полной уверенности.

— Стало быть, то предложение «Фернивал» в конце концов вполне могло пройти?

— Безусловно. В общем, все хорошо, что хорошо кончается. Они с «Юэлл» теперь закадычные друзья.

— Каковы сроки?

— В этом вся закавыка. Боюсь, тебе придется в эти выходные забыть о рождественских покупках. Мы планируем начать в следующий четверг, в канун Рождества. Твой ответ нужен не позднее вторника. Лучше в понедельник.

— Сурово.

— Знаю, но ты хочешь участвовать или нет?

— Почему ты выбрала этот уикенд, Джулия? У Кэнди сестра выходит замуж в Лос-Анджелесе. Если я не поеду, она, чего доброго, сбежит с каким-нибудь пляжным силачом.

— С молодыми красивыми женами всегда так, Лекс. Надо было выбрать кого-нибудь постарше.

— Наверно, ты права, Джулия, но у любви свои законы. Пожалуй, я лучше заеду к «Тиффани» и куплю ей что-нибудь этакое, для поднятия настроения. А ты тем временем перешли мне данные.

— Через пять минут они будут у тебя. Спасибо, Лекс.

Джулия положила трубку. Посмотрела на часы. Семь вечера. Надо быстренько переслать Лексу материалы по электронной почте, а то как бы не опоздать на встречу у Лена.

* * *

Она приехала последней. Рут и Джин решили, что, раз Поппи слишком слаба и вниз ее переносить не стоит, рождественскую елку нужно поставить наверху, в ее комнате. И когда все собрались, они еще развешивали фонарики.

Эйнштейн искренне изумился:

— Замечательно, Джулия. Когда «Бэнк Манхэттен» даст официальное подтверждение?

— Думаю, во вторник. Естественно, при условии, что мы сможем купить долю Альпийской страховой в «Бурликоне». Это было ясно изначально.

— Так когда ты летишь в Цюрих?

— В среду. Если босс Альпийской, Мюллер, не в отъезде. Но где бы он ни был, я лечу к нему. У меня предчувствие, что он найдет время повидаться со мной, услышав, что эти документы у меня… Может, вернемся к вашим делам? Вы абсолютно уверены, что голоса не совпадают?

— Да, абсолютно. Я думаю, Селларс и Форд вправду уверены, что, кроме них, никто в «Скиддер» не знал о незаконных действиях «Бурликона». И все же нам известно, что убийца был в курсе. А логика подсказывает, что узнать об этом убийца мог только одним способом.

— Каким же?

— Должно быть, ему сказала Грейс. Нам известно, что сама Грейс узнала о незаконных действиях только за день до своей гибели. Значит, у нее был лишь один день, чтобы сообщить убийце, пригрозить ему пойти в полицию и быть убитой.

— Эйнштейн, приятель, не забудь про ночь, последнюю ночь Грейс перед смертью.

Джулия недоверчиво посмотрела на Терри.

— Да разве это ночь? Она с пяти утра была на ногах и в Лондон прилетела не раньше половины одиннадцатого. Держу пари, она поехала домой и сразу легла спать.

— А если она поехала не домой?

— Терри, приятель, ты что несешь? — вмешался Лен. — Мы знаем, что в ту ночь она не была ни с Фордом, ни с Селларсом. Конечно, она поехала домой.

— А Мэри Лонг считает, что нет. Говорит, в квартире найдена невскрытая корреспонденция, датированная предыдущим днем, и на автоответчике Грейс были сообщения. Мэри считает, что она вообще не возвращалась домой…

Увидев вокруг возмущенные физиономии, Терри перешел в оборону:

— А что? Разве я не говорил? Это ведь неважно, да?

— Ну, ты совсем нулевой! — выпалила Поппи.

— Терри, ты фантастический простофиля, — поддержала Джулия. — Это очень-очень важно. Если она провела ночь с мужчиной… при том, что была совершенно не в себе, она наверняка рассказала ему обо всем. И если это был кто-то из «Скиддер», значит, в банке есть третий возможный убийца.

— Ой, конечно, как же я не подумал…

Эйнштейн смотрел недоуменно:

— А я не понимаю, Джулия, помоги разобраться. Мне понятно, почему Грейс угрожала Селларсу или Форду пойти в полицию — они как-никак виноваты. Даже если Грейс сказала об этом третьему, ему-то с какой стати впадать в панику, он ведь не нарушал закон?

Джулия покачала головой:

— Признаться, я тоже не понимаю.

— И кстати, кто еще в отделе корпоративных финансов мог иметь роман с Грейс?

— Из имеющих двух детей — никто. Есть только еще два сотрудника с таким количеством потомства. Один был в Хорватии в связи с договором о приватизации, а другой души не чает в своей жене.

— Ну а кому еще в банке раскрытие этого секрета грозило неприятностями, потерей бонуса и прочим?

— Может, такие и есть, но я сомневаюсь. Конечно, репутация банка пошла бы прахом, и вся фирма могла потерпеть фиаско. Но если б они выжили, то никогда бы не срезали бонусы персонала. Потеряй «Скиддер» еще ряд хороших сотрудников, позиция руководства стала бы совершенно несостоятельной, потому что… — Джулия осеклась на полуслове, прижав ладони ко рту, глаза у нее расширились от ужаса. — Господи!..

Лен подумал, что у нее плохо с сердцем.

— Что такое, Джул?

Она все еще не могла вымолвить ни слова. Терри обнял ее за плечи, стараясь успокоить.

— Что ты, детка? Никак привидение увидела?

Она отняла руки от лица.

— В воскресенье, перед тем как мы приступили к работе в «Скиддер-Бартон», я была на ланче у Чарлза Бартона, директора-распорядителя. Там была вся его семья, жена… и две дочери.

* * *

Альберт Остин и Роберт Куилли весь уикенд не разлучались. Остин так опасался утечки информации, что отказался посвятить в секрет даже своего финансового директора и настоял, что заниматься этой сделкой будут только он сам и Роберт Куилли. Куилли ничуть не возражал. В Англии не найдется второго управляющего, который бы так крепко держал свое дело, как он, и, обсуждая длинный перечень операций «Бурликона», рассматривая их то с одной стороны, то с другой, он упивался одиночным полетом. В воскресенье к вечеру они свели их к четырем стандартным страницам, включая основные пункты контракта, определяющие, как все будет работать. Документ был написан на обычном, будничном английском; но, подписав, бизнесмены передали его своим поверенным, чтобы те расширили и разукрасили его так, что ни один рядовой человек ничего не поймет.

* * *

У Джулии уикенд тоже выдался напряженный. Она без конца звонила в «Бэнк Манхэттен», нанимала толпы юристов для «Юэлл» в Лондоне, Швейцарии и Нью-Йорке. Все вместе они трудились, словно международная колония муравьев, сновали туда-сюда какими-то непостижимыми, генетически запрограммированными тропами, составляя один проект за другим, проверяя факт за фактом, пока мало-помалу не начали возникать важнейшие документы, — так бесформенная мраморная глыба под неумолимым резцом скульптора постепенно приобретает очертания человеческой фигуры.

Самый большой вздох облегчения вызвал у Джулии швейцарский юрист, Бруно. С искорками в глазах он сказал, что предприятие нетрадиционное и очень не швейцарское, но все наверняка получится. Швейцария, конечно, красиво приняла англосаксонские правила присоединения компаний, но законники не учли, что ведущий акционер компании может передать фактический контроль иностранцу до официального объявления покупки. Если Альпийская страховая компания — по какой бы то ни было причине — решит продать свою долю, «Бурликон» не сможет остановить эту сделку.

* * *

Маркуса порадовало, что газеты в понедельник были полны домыслов насчет того, что Гай Бартон якобы собирается продать «Эликсир». В результате цена акций «Скиддер-Бартон» поднялась на четыре процента — наверняка Гай готовится сменить брата на посту председателя банка.

Для Маркуса это был едва ли не последний кирпичик в кладке. Гай Бартон не придет в «Скиддер» без заранее заготовленного плана, а банк явно чересчур слаб и вряд ли может рассчитывать на независимое будущее. Он определенно добился от семьи согласия продать свою долю акций, так что власть перейдет к Цюрихскому банку. Интересно, учел ли Роско такой вариант. Сильная личность вроде Гая Бартона никогда не сядет в кресло председателя, чтобы позволить директору-распорядителю играть первую скрипку. Рано или поздно произойдет грандиозное столкновение. Надо выяснить, кто будет победителем и соответственно сориентироваться.

К счастью, пока об этом беспокоиться незачем, ведь до начала сверхсделки осталось всего три дня. Документация и финансирование уже подготовлены. Если в завтрашнем отчете Фрэнка не будет сюрпризов, они в безопасности.

Ох, он и покуражится над тестем! Отец Софи оказывал им королевскую честь, обедая в воскресенье у них. Как обычно, он везде устанавливал свои правила, которые давно уже сидели у Маркуса в печенках. Раньше Маркус всегда подыгрывал, ублажая тестя. Но отныне с этим покончено. Немного шампанского перед обедом и бутылочка-другая «Шамбертена» истребили последние проблески подобострастия. Подогрев себя, Маркус заговорил вежливо, но твердо, высказал тестю, что есть что, и поставил его на место. По реакции старикана было до смешного ясно, что никто не говорил с ним так уже много десятилетий. Когда отец рассердился, Софи под столом яростно пнула Маркуса. Он не обратил на это внимания и продолжал свое, как Роско. И когда нелепый старикан внезапно вскочил и потребовал свое пальто, Маркус предоставил Софи проводить его.

Все меняется, самое время отцу Софи (да и ей самой) это понять.

32

Чуть не весь уикенд таксисты размышляли о Чарлзе Бартоне. С ним будет посложнее, чем с теми двумя. Его не поймаешь врасплох на аэродроме, на сей раз у них нет доказательств неблаговидных поступков, какие можно бы бросить ему в лицо.

Так или иначе, действовать нужно быстро. Времени в обрез. Поппи горой стояла за Марти. Извращенец, нет ли, Марти парень симпатичный, и она велела Джин прилепить его яркую газетную фотографию на стену рядом с Майклом Оуэном. Поппи злилась, что настоящий убийца сделал Марти козлом отпущения, и ругала себя за то, что позволила отцу и его друзьям играть в сыщиков. Она даже спрашивала себя, уж не сплошной ли это обман, который они затеяли, чтобы продолжить поиски денег, а само убийство и не думали раскрывать. Мысль, что Марти могут принести в жертву, чтобы расплатиться за лечение, преследовала ее в долгие часы одиночества. Если они потерпят неудачу, она непременно, да-да, непременно обратится в полицию. Когда Терри явился с просьбой дать им еще немного времени, Поппи послала его куда подальше. Все нужно сделать до Рождества, и точка.

Они прикидывали, не позвонить ли Бартону под каким-нибудь предлогом и задать несколько вопросов. Джулия была уверена, что он и к телефону не подойдет. Звонить должен только полицейский, то есть Мэри Лонг. Ей не надо встречаться с ним — им нужна лишь запись его голоса. Согласится ли она помочь? По рассказам Терри выходило, что, если она позвонит без разрешения Ханта и он это обнаружит, ее карьере конец.

Разговор начался достаточно благоприятно. Мэри сообщила Терри, что все-таки добралась до материалов на брата Сида Финча. Дело было начато и сразу же прекращено. Юный головорез участвовал в драке возле паба в Степни и пустил в ход выкидной нож, отправив свою жертву в больницу с серьезными порезами лица. Три свидетеля дали соответствующие показания.

Однако полиция закрыла дело, причем под предлогом недостатка улик. Мэри не могла доказать, что это решение вызвано вмешательством Ханта. Хотя здесь имелись весьма странные совпадения: во-первых, решение было принято приблизительно в то же время, когда Сид Финч начал свидетельствовать против Марти Салминена, а во-вторых, старший инспектор в районе Степни, Сэм Макналли, раньше работал под руководством Ханта в отряде по борьбе с наркотиками. Против Ханта эти факты не используешь, но они убедили Мэри, что она на правильном пути.

Терри расхвалил Мэри до небес в надежде смягчить ее сердце. Но не тут-то было. Услышав, чего он хочет на сей раз, она швырнула трубку с такой силой, что та раскололась.

Ничего не поделаешь, надо сыграть роль Мэри Лонг. И сыграет ее — Джулия.

* * *

Джулия позвонила в понедельник, в одиннадцать, и через несколько минут ее соединили.

— Мистер Бартон, спасибо, что ответили на мой звонок.

— Ну что вы. Чем могу быть полезен, инспектор? Я уже беседовал по этому вопросу с вашим коллегой, суперинтендантом Хантом.

— Да, я знаю. Он очень вам признателен.

— Рад слышать. Итак, что же вы хотите?

— Мы пытаемся уточнить последние детали, прежде чем Марти Салминен пойдет под суд. Один из пунктов, на которых может сосредоточиться защита, это передвижения Грейс в последние часы перед убийством. Я лично проводила досмотр ее квартиры и не обнаружила следов ее пребывания там в последнюю ночь. У нас имеются показания квартирных соседей Салминена, что он ночевал дома, в Эрлс-Корт, так что она была не с ним.

— Это важно?

— Возможно, нет. Однако напрашивается вывод, что у Грейс был любовник. Тот, кого она подсадила в такси, был ей знаком. Защита постарается убедить присяжных, что, пока личность этого любовника не установлена, а его алиби не доказано, он вполне может быть убийцей.

— Но ведь у вас масса других улик, чтобы осудить Салминена?

— И да, и нет. Попытка бежать, конечно, факт убедительный. Но все остальное, чем мы располагаем, лишь косвенные улики. Нет ни оружия, ни отпечатков пальцев, ничего надежного. Вот почему мы должны с особым тщанием проверить иные версии. Странно, что Грейс, судя по всему, молчала о своем любовнике. Обычно девушки делятся с подругами. Видимо, ей было что скрывать. К примеру, у нее, возможно, был роман с женатым мужчиной. Или связь с кем-то на работе, которую ее коллеги могли счесть нарушением профессиональной этики. Мы беседовали с ее друзьями, они ничего не знают.

— Очень жаль.

Голос Бартона звучал очень уверенно. Придется идти дальше, нарушить данное обещание.

— С другой стороны, ее родителям известно, что у Грейс была связь… — Джулия сделала паузу, прислушиваясь к малейшим звукам, — …с коллегой из банка, женатым, отцом двоих детей.

Долгое молчание. Он по-прежнему хладнокровен или изо всех сил старается успокоиться? Наконец Бартон заговорил:

— Инспектор Лонг, понедельник у меня очень хлопотный день. Может быть, перейдем к сути? Чем я могу помочь?

— Буду очень вам обязана, если вы предоставите мне список всех мужчин в штате «Скиддер-Бартон», которые имеют двоих детей.

— Инспектор, сейчас, конечно, Рождество, но стоит ли нам в самом деле вести себя, как царь Ирод? — Не получив ответа, он вздохнул. — Хорошо, я распоряжусь. Полагаю, вас интересует лишь тот отдел, где работала Грейс?

— Нет, я не вижу причин ограничивать список.

— Хорошо. Мы включим в список все отделы банка.

— Туда должны войти все, в том числе руководство.

Он секунду помедлил, однако сказал совершенно спокойно:

— Хорошо, я пришлю его факсом в ваш офис.

Черт, она хотела попросить Бартона оставить список в секретариате, сказав, что зайдет за ним. Мэри это не обрадует. Но другого выхода нет.

— Спасибо, вы очень любезны. Мистер Бартон, и еще один, последний вопрос. Сколько Грейс зарабатывала?

— Точно не скажу. Вероятно, тысяч восемьдесят-девяносто, включая бонус.

— А в ближайшие четыре-пять лет — если б она осталась жива — насколько эта цифра могла возрасти?

— Грейс была в списке на выдвижение. Все зависит от того, как бы успешно она работала в качестве заместителя директора, и, конечно, от общих доходов банка.

— Сколько получат ваши заместители директоров в этом году?

— Триста или четыреста тысяч. Максимум полмиллиона…

Есть!

— Что ж, большое спасибо за сотрудничество, мистер Бартон.

— До свидания, инспектор.

Они смотрели друг на друга, дрожа от волнения. Эйнштейн уже перемотал пленку с разговором до нужного места, чтобы сравнить запись с голосом убийцы. Джулия схватила Терри за плечо.

— Лучше разыщи Мэри Лонг, и как можно скорее. Скажи ей, пусть ждет факс и позаботится, чтобы никто его не перехватил. И договорись о встрече сразу после этого. Если голоса совпадут, ей придется действовать с нами заодно.

Терри кивнул и пошел звонить. К тому времени, как Эйнштейн настроил анализатор, Терри уже сделал свое дело. Мэри страшно рассердилась, но обещала позвонить ему, как только получит факс, и приехать прямо в его любимую забегаловку в Ромфорде, чтобы выслушать, в чем дело.

Пока Эйнштейн возился с кнопками и выключателями, Лен нетерпеливо хрустел пальцами.

— Ну давай, приятель, давай, а то мой старый движок не выдержит.

У прибора имелось два маленьких дисплея. На одном в виде зубчатой горной гряды застыл голос убийцы. Эйнштейн настраивал анализатор поточнее, чтобы синхронизировать обе записи. Наконец все было готово, и перед их глазами возник второй удивительный горный кряж.

Джулия так и подскочила. Терри рассек кулаком воздух. Лен одобрительно зарычал. Все трое исполнили короткую джигу.

Только Эйнштейн сидел, напряженно вглядываясь в зубцы.

— В чем дело, дружище? — спросил Лен. — Мы поймали ублюдка, да?

Эйнштейн все еще пристально изучал записи.

— Думаю, поймали… совпадение почти идеальное. Только в двух точках… здесь и здесь… кривые незначительно отличаются.

Остальные снова уставились на пики и впадины. Терри решил, что Эйнштейн цепляется к пустякам.

— Разницы почти никакой, я так считаю…

— Эйнштейн, — вмешалась Джулия, — а не могло нервное напряжение изменить голос?

Эйнштейн задумчиво кивнул.

— Да, этого я не учел. Пожалуй, оно вправду могло слегка изменить кривую.

Лен опять заулыбался.

— Значит, «да»?

— Да. Наверное, я чересчур осторожен. Думаю, он тот, кто нам нужен.

— Отлично. Что Терри должен сказать Мэри Лонг?

Ответила Джулия:

— Надо быть с ней откровеннее, иначе она помогать не станет. Скажи, мы уверены, что убийство совершил Чарлз Бартон. Скажи, что ты прослушал телефонный разговор с ним и убедился: голос тот самый. И что нам известно о связи Грейс с женатым мужчиной, имеющим двоих детей, и что Бартон подходит под это описание. Упроси ее найти повод встретиться с ним, пусть спросит, что он делал в вечер убийства. Если Эйнштейнов анализатор не врет, алиби у Бартона нет. Кстати, ты должен признаться Мэри, что мы воспользовались ее именем. Хочешь, я пойду с тобой и сама все расскажу?

Терри покачал головой и усмехнулся:

— Не-а. Мэри считает меня прощелыгой, так что другая девушка не поможет. Я ей скажу, что ее изображала моя сестра. Кстати, тебе пора позвонить в тот банк в Нью-Йорке.

Джулия глянула на часы:

— Верно. Лекс Ганн начинает работать спозаранку. Я обещала позвонить в семь часов по нью-йоркскому времени. Скрестите пальцы на счастье. А ты, Терри, держи свои пальцы при себе.

Терри ухмыльнулся.

— Я положусь на чутье, детка.

* * *

— Привет, Джулия. Как уикенд?

— В делах, как и твой, я полагаю.

— Да, в делах.

— Как Кэнди?

— Сегодня вечером вернется из Лос-Анджелеса.

— Подарок помог?

— Успокоил ее, хоть и не вполне. Джулия, хочу прямо сейчас поставить все точки над «¡». Мы не будем финансировать твою сделку.

— Что? Почему, Лекс? Ведь показатели хорошие, верно?

— Несомненно, Джулия. Показатели отличные. Дело не в этом.

— Тогда в чем, черт побери?

— Мы с Роско Селларсом бок о бок прошли долгий путь. Я звонил ему несколько минут назад. Почел своим долгом выяснить, не возражает ли он, чтобы я имел с тобой дело после твоего ухода из «Скиддер-Бартон».

— Лекс, ты не рассказал ему о нашем проекте? Это же полнейшее злоупотребление…

— Успокойся, Джулия. Конечно, Роско пытался узнать, но я словом не обмолвился, только сказал, что мы рассматриваем некое твое предложение. Я спросил, не против ли он вообще.

— И он, очевидно, сказал, что против.

— Между нами, он сказал больше. Сказал, если я установлю с тобой хоть малейший контакт, нашим с ним отношениям конец — и личным, и деловым. Он заявил, что уволил тебя за нарушение профессиональной этики и предостерегает всех от контактов с тобой.

Джулия застонала. Обсуждать причины и обстоятельства ее увольнения нет смысла.

— Это твое окончательное решение?

— Увы, да. Я дорожу дружбой. Но ведь ничего страшного не случилось? Судя по цифрам, которые я видел, вы наверняка найдете другой банк и обеспечите финансирование.

— Лекс, у нас нет времени. Ты же знаешь, мы начинаем уже в четверг.

— Неужели нельзя подождать до после Рождества? Несколько дней ничего не изменят.

— В нашем случае изменят. Лекс, можешь оказать мне любезность?

— Конечно. В чем дело?

— Пообедай со мной.

— В любое время.

— Как насчет сегодняшнего вечера?

— Сегодняшнего? Я думал, ты в…

— Так и есть. Я вылечу семичасовым «Конкордом» и к вечеру буду в Нью-Йорке.

— Джулия, в любой другой вечер я был бы счастлив, но сегодня я обещал Кэнди сводить ее в новый тайский ресторан.

— Возьми меня вместо нее.

— Извини, Джулия. Я не могу снова сердить любимую жену.

— И не надо. Мы просто выпьем по коктейлю. Жду тебя в баре «Четыре времени года» в шесть тридцать.

— Ладно, если ты настаиваешь. Но это напрасная трата времени.

— Я все же рискну.

— Ладно, до встречи.

* * *

Когда Джулия поднималась на борт «Конкорда», Мэри Лонг направлялась в переговорную комнату на двадцать первом этаже «Скиддер-Бартон». Кажется, Терри наконец-то по-настоящему стал с нею на одну доску. Удивительно, что он сумел так ясно распознать голос, но говорил он очень уверенно. Рассчитанный риск. Вскоре она выяснит, есть у Бартона алиби или нет.

Чарлз Бартон вошел с решительно враждебным видом, бегло пожал ей руку и холодно пригласил сесть.

— Итак, инспектор, что у вас на сей раз? Я полагаю, вы получили мой факс?

— Да, спасибо.

— Все это кажется мне очень странным. Пожалуй, стоит потолковать с суперинтендантом Хантом.

Если Хант услышит об этом, ей не поздоровится. Впрочем, в данный момент надо держать себя в руках, не выказывать беспокойства. Если удастся прижать его к ногтю, все будет хорошо.

— Все в порядке, мистер Бартон. Фактически я здесь лишь по долгу вежливости. Мы намерены опросить всех женатых сотрудников вашего банка, которые имеют двоих детей, — на предмет установления алиби. И мне казалось, будет легче преодолеть их нежелание, если они узнают, что вы первый вызвались ответить на наши вопросы…

Бартон бросил на нее хмурый взгляд, кадык его слегка дернулся.

— Очень хорошо, инспектор. В таком случае напомните мне, в котором часу произошло убийство?

— Около девяти тридцати вечера.

— Я ужинал в японском ресторане «Кику», примерно с восьми до одиннадцати с чем-то.

— Где находится этот ресторан?

— На Сент-Джон-стрит.

— Достаточно близко от Холборна, верно?

— Вы хотите сказать, что я…

— Нет, мистер Бартон, я ничего не хочу сказать. Но согласитесь: ирония судьбы — в тот самый миг, когда Грейс убили, ее босс был всего в двух шагах от нее.

— Простите, но я не вижу связи.

— Вы покидали ресторан во время ужина?

— Конечно, нет.

— Кто-нибудь может это подтвердить?

Мэри отчаянно надеялась, что он растеряется.

— Возможно, служащие ресторана и, безусловно, мои гости.

Она постаралась скрыть разочарование.

— Сколько у вас было гостей?

— Трое. Мой брат Гай и два его друга-парашютиста. Мы встретились, чтобы поговорить о спонсорстве. Думаю, я смогу узнать их координаты у Гая, если вы решительно настаиваете.

— Буду весьма вам признательна.

— Моя секретарша сообщит вам все факсом. Если это все, то…

— Благодарю вас, мистер Бартон.

Он проводил ее до лифта, молча постоял рядом, пока лифт не пришел, и попрощался ледяным тоном.

Спускаясь вниз и шагая к выходу на Трогмортон-лейн, Мэри Лонг лихорадочно размышляла. Что если Хант узнает все от Бартона и вызовет ее на ковер? Теперь у него будет повод понизить ее в должности или даже выгнать из полиции. Может, поставить на этом точку? Или вступить в борьбу и выдвинуть подозрения насчет Сида Финча? Нет, достаточных доказательств против него она не имеет, их надо найти, и поскорее.

Почему она так глупо поверила Терри? Убить его мало. Самое удивительное, что до той самой минуты, когда Бартон предъявил свое аккуратненькое алиби, чутье говорило ей, что он по уши виновен.

Чарлз Бартон вернулся в кабинет и некоторое время стоял у окна, глядя на темный Сити. Обычно его секретарша в это время была еще на месте, но сегодня он отпустил ее пораньше, для рождественских покупок. Проверив номер, он поднял трубку.

* * *

Лекс Ганн, взволнованный, нагруженный пакетами и свертками из дорогих магазинов, вошел в многолюдный бар и направился к угловому столику, где Джулия потягивала третью порцию джина с тоником.

Она чувствовала себя неважно, как от переживаний по поводу сделки, так и оттого, что собиралась сделать. Лекс поставил пакеты на пол, дважды крепко расцеловал ее в обе щеки и сел. Мгновенно объявился официант, и Лекс заказал пиво.

— Прости, Джулия. Ужасные пробки, а мне надо было купить по дороге подарки на Рождество для Кэнди.

Джулия в ответ натянуто улыбнулась. Они подождали, пока принесут пиво, и чокнулись.

— Твое здоровье. С Рождеством. Мы с Кэнди собираемся поехать в Мэн, у нас там дом. И снег там пять футов глубиной. А ты что будешь делать?

— Пока не знаю. Может быть, останусь в Лондоне.

— Из-за этой сделки, да? Мне правда жаль, что я не могу помочь. Через месяц-другой, когда Роско поостынет, мы что-нибудь вместе предпримем…

Джулия вежливо кивнула.

— А теперь скажи-ка мне, что тебя привело в Нью-Йорк.

— Лекс, я должна объяснить: нам отчаянно нужна эта сделка. Деньги необходимы не нам. В Лондоне есть больной ребенок, которому незамедлительно требуется дорогостоящее лечение. Часть наших комиссионных пойдет на это.

Лекс смотрел на нее недоверчиво. Банкиры такими вещами не занимаются. Но, глядя в напряженное лицо Джулии, он не хотел обижать ее своими сомнениями.

— Ну, если так, я лично могу пожертвовать пять или десять тысяч. И привлеку нескольких друзей.

— Благородно с твоей стороны, Лекс, но лечение стоит гораздо больше, и у нас нет времени. Я должна кое-что тебе показать, хотя, видит Бог, совсем не хочу причинять тебе такую боль.

— Это связано с Роско, верно?

— Да.

Лекс облегченно вздохнул и рассмеялся.

— Ну, если ты собираешься показать, что он перебежал мне дорогу в какой-то сделке, я вполне выдержу. Роско настоящая гремучая змея, он всем перебегает дорогу. Но ведь и я тоже несколько раз нагрел его. Прости, наверное, ты зря проделала такой путь, Джулия, — такие пустяки моего решения не изменят.

Джулия покачала головой.

— Речь не о бизнесе, Лекс. Это личное. И лучше бы ты этого не видел. Поверь мне на слово, Роско тебе не друг.

— Ты надеешься, что я откажусь от Роско и профинансирую твою сделку только потому, что ты так говоришь? Это же смешно.

— Ладно… — Джулия вынула из сумки конверт. — Лекс, мне очень не хочется этого делать, и клянусь, будь у меня хоть какой-то выбор, я бы никогда так не поступила.

Лекс уже не улыбался, теряясь в догадках по поводу содержимого конверта. Он был уверен, что его старый приятель Роско просто не мог ничем ему навредить, но Джулия была более чем серьезна.

— Что там?

— Я покажу тебе, но прежде расскажу кое-что, о чем не могу вспомнить без содрогания. Этой весной у меня была короткая связь с Роско.

— Я знаю.

— Этот подлец рассказал тебе?

— Он рассказывает мне обо всех своих интрижках. В порядке утешения: о тебе он отзывался очень высоко.

Джулию едва не стошнило. Она схватила стакан и сделала большой глоток. Лекс терпеливо ждал.

— Интрижка интрижке рознь: Роско сделал несколько снимков, где мы оба, так сказать, в костюме Адама.

Лекс улыбнулся.

— Брось, Джулия, расслабься. Подумаешь, эротические снимки! Что тут особенного? Мы с Кэнди тоже иногда фотографируемся. Ради Бога, это же просто развлечение.

— Роско использовал их, чтобы шантажировать меня, вот в чем дело. Когда он меня уволил, то пригрозил распространить эти снимки в Интернете, если я вздумаю поднять шум.

Лекс сочувственно кивнул:

— Н-да, не очень-то красиво.

— Я понимала, что под таким дамокловым мечом жить невозможно, и решила заполучить эти фотографии назад. Залезла в его лондонскую квартиру и забрала их.

Лекс даже присвистнул: вот это да!

— Отчаянная женщина, ничего не скажешь… Но, Джулия, я что-то не пойму, при чем здесь я.

— Сейчас поймешь. Я нашла свои снимки в альбоме, среди фотографий других его завоеваний. На некоторых девушки сами по себе, конечно, голые, а на других — вместе с Роско. Я выкрала весь альбом. В этом конверте три снимка оттуда.

Не в силах смотреть Лексу в глаза, она вручила ему конверт. Он вытащил снимки, скользнул по ним взглядом, пихнул обратно в конверт и швырнул его на стол. Яростно посмотрел на Джулию, потом медленно закрыл глаза и заслонил лицо руками.

Две или три минуты Джулия ждала в неловком молчании. Наконец Лекс опустил руки. Он был мертвенно-бледен:

— Черт возьми, это же наша спальня. Я убью его… — Он сжал свои здоровенные кулаки, так что ногти до крови впились в ладони. — Сейчас я ему позвоню.

Он встал, опрокинув свое пиво. Джулия схватила его за руку:

— Нет, Лекс, не сейчас. Если ты хочешь отомстить по-настоящему, есть способ получше.

33

Джулия провела с Лексом лишних полчаса и в результате опоздала на последний лондонский рейс из аэропорта Кеннеди. Время на вес золота, а теперь придется ночевать в гостинице и ждать утреннего «Конкорда». Она постаралась хоть как-то возместить потери, поднявшись в четыре утра и снабдив по телефону подробнейшими указаниями Эйнштейна и юристов в Лондоне и Цюрихе. Сейчас, когда «Бэнк Манхэттен» в деле, финансирование наверняка пройдет гладко. Но за два оставшихся дня необходимо утрясти еще массу вопросов, иначе операцию в четверг не начать.

В Лондон она вернется уже в семь вечера, вторник, считай, закончится. Все мысли о раскрытии убийства придется отложить, сделка потребует от нее полной сосредоточенности. Особенно выход на Герхарда Мюллера из Альпийской страховой компании.

Она попыталась дозвониться в его цюрихский офис и вскоре стала проклинать себя, что так долго с этим тянула. Почему-то решила, что сумеет по телефону очаровать или перехитрить тамошних сотрудников и выяснить местонахождение Мюллера. И сам он, и его секретари уже отдыхали, а дежурному телефонисту явно было приказано помалкивать. Если ей не удастся до завтра разыскать Мюллера, все хрупкое сооружение рухнет. Как бы все-таки раздобыть его домашний адрес?

Ага… «Хок» еще не закрылся на рождественские праздники. Она позвонила в их швейцарский офис. Спустя каких-то три часа расходы «Юэлл» возросли на миллион франков, зато у нее в руках был факс с точным адресом особняка на Фирвальдштедтском озере и заверением, что Мюллеры будут находиться там вместе с дочерью и внуками на протяжении всех рождественских каникул.

* * *

«Конкорд» оказался полон, и Джулии пришлось терпеть общество малосимпатичного банкира из «Голдман». Чтобы отдохнуть от его пронзительного голоса, она отказалась от белуги и паштета из гусиной печенки и притворилась спящей.

Но мозг ее продолжал работать. Даже если Мюллер там, есть риск, что он куда-нибудь уедет на день и поломает ее тщательно составленные планы. Лучше плюнуть на ночлег в Лондоне, вылететь последним рейсом в Цюрих и на рассвете быть в Люцерне.

Терри, который притащится в Хитроу встречать ее, придется убраться восвояси. Может, у них будет время вместе выпить по глоточку. Какие еще новости он принесет? Из последнего телефонного разговора перед вылетом из Нью-Йорка можно заключить, что Мэри Лонг задала ему жару. Она наотрез отказалась встречаться с Гаем Бартоном и его друзьями, поскольку Чарлз вряд ли дал бы их имена, если бы они не подтвердили его историю, и сказала, чтобы Терри сам разбирался с этим вонючим рестораном.

Сидя с закрытыми глазами в своем кресле, Джулия вдруг подумала, что неудача с Чарлзом Бартоном, может, и не так страшна. И она, и таксисты безрассудно и слепо искали правду. Но для кого? Для родителей Грейс самое главное — защитить остатки доброго имени дочери, верно? Как они воспримут арест настоящего убийцы, если в результате дело Грейс станут мусолить во всех газетах? А если ее любовник и убийца — глава известного банка, пресса вообще озвереет. Может, Бет и Том предпочитают, чтобы за все отдувался Марти Салминен и даже чтобы преступление осталось нераскрытым? Джулия грызла себя за историю с Ганном и сомневалась, что способна взвалить на свои плечи еще большую вину.

* * *

Прислуга Гая Бартона была в шоке. Уже которую неделю газеты и журналы пестрели заметками о том, что он предпримет. Одни твердили, что он получит особый пост в правительстве, другие, что он возьмет бразды правления семейного банка. Усиливались слухи, что он собирается продать «Эликсир». Но никто не предполагал, что он собирается навсегда уехать из Лондона.

И вот за три дня до Рождества он пригласил их всех в свой кабинет и объявил, что продает не только «Эликсир», но и дом. Конечно, они получат щедрую рождественскую премию, а кроме того, при желании могут уехать вместе с ним. Но разве они покинули свои азиатские деревни для того, чтобы закончить дни в Дакаре?

И дело не только в работе, а в том, что мистер Бартон был для них старейшиной, защитником, семьей. Он всегда заботился о них, и не только о них. Если кто-либо из их родственников дома попадал в неприятности, он делал один-два звонка и все улаживал. Как же им жить без такой защиты? Вдобавок у них не было времени свыкнуться с этой мыслью: после попытки установить парашютный рекорд он прямо из Марокко вылетит в Сенегал.

Прежде чем отдать распоряжения на оставшиеся тридцать шесть часов, он взял с них клятву не сообщать ни средствам массовой информации, ни вообще кому-нибудь о его намерении навсегда покинуть Англию.

* * *

В это же время, вечером во вторник, Эрнст Лаутеншюц пригласил Роско и Маркуса поужинать в ресторане «Савой-гриль», полагая, что оказывает им огромную честь. Он решил посмотреть сквозь пальцы на оскорбительную наглость, с какой они вынуждали Манца согласиться начать сделку до Рождества. Хотя бурликоновская сделка поднимет цену акций «Скиддер», она еще и продемонстрирует Гаю Бартону и его семье, какой стимул получит банк, перейдя в швейцарскую собственность.

— Итак, господа, Дитер Манц прибывает завтра во второй половине дня?

Роско продолжал расправляться с огромным бифштексом, охотно предоставив Маркусу отвечать на столь пустяковые вопросы.

— Он будет у нас примерно в три тридцать. Мы ознакомим его с последней сводкой, которую я получу сегодня в полночь. Все остальное в полном порядке. Вы подписали документ о финансировании, сотрудники по связям с общественностью проинструктированы, пресс-релиз насчет операции готов.

— Значит, можно спокойно начинать. И каковы, по-вашему, будут результаты?

Роско решил, что пора вмешаться, и перебил Маркуса:

— Поначалу цена акций «Юэлл» подскочит выше того уровня, который мы предложим, поскольку биржа будет рассчитывать, что мы увеличим ставки. Это изменится, когда защита «Юэлл» будет подорвана посредством утечки конфиденциальной информации.

— Какой именно?

— Мы работаем над этим. Не волнуйтесь, все будет как надо.

— Отлично. — Лаутеншюц поднял бокал. — За успех, господа.

* * *

Хант метал громы и молнии. Ему позвонил Чарлз Бартон и, вежливо, но недвусмысленно высказавшись об инспекторе Мэри Лонг, совершенно выбил его из колеи. С одной стороны, Ханту хотелось послать Бартона куда подальше, а с другой — его бесило, что он не знает, чем заняты его подчиненные. По сути, за всю свою карьеру Хант впервые попал в такое глупое положение.

Эта Лонг что-то слишком уж распоясалась, давно пора сбить с нее спесь. Он наорал на Уира и приказал найти ее. Они послали ей несколько сообщений на пейджер. Безрезультатно. Тогда он отправил на улицу всю бригаду — пусть ищут. И вот уже девять вечера, а Лонг так и не нашли. Ну, она дождется!

* * *

Лену пришлось подождать, пока Терри вернется из Хитроу, и они вдвоем поехали в «Кику». Управляющего их визит далеко не обрадовал, он даже не взглянул на их документы.

— Да, мистер Бартон весьма часто бывает в «Кику». Очень хороший клиент.

Это Лена не интересовало.

— Послушайте, приятель, мы полицейские, а не официанты, и нам до лампочки, хороший он клиент или нет. Нам надо знать только одно: был ли он здесь вечером восемнадцатого ноября?

— В тот вечер, когда в такси убили девушку?

— Верно.

— Позвольте я проверю по книге заказов… Да, мистер Бартон был здесь с тремя гостями.

— В котором часу он пришел?

— В восемь вечера.

— И как долго пробыл?

— До одиннадцати или до полдвенадцатого. Мистер Бартон всегда заказывает кайсеки-риори. Это блюдо долго готовится.

— Он не покидал ресторан во время ужина?

— Нет.

— Почему вы так уверены?

— Я всегда стою здесь у входа.

— А если вы идете в туалет или еще куда-нибудь, кто вас заменяет?

— Ханако. Наша официантка.

— Она здесь сейчас?

— Да, но она плохо говорит по-английски.

— Неважно. Позовите ее, пожалуйста.

Лен и Терри осматривались, пока управляющий ходил за Ханако. Терри решил, что если она симпатичная, то спрашивать будет он. Она оказалась симпатичной, но управляющий торчал рядом как приклеенный.

— Я объяснил Ханако, что вы хотите узнать.

— Угм. — Терри не знал, что сказать. — Ну и?

— Она тоже говорит, что мистер Бартон в тот вечер не выходил.

Терри нахмурился и пожал плечами. Но Лен не позволил сбить себя с толку.

— Мы хотим услышать это от нее. Вы помните тот вечер, дорогуша?

Девушка неуверенно посмотрела на Лена и повернулась за помощью к управляющему. Не успели таксисты остановить его, как он стал переводить на японский. Смущение исчезло с ее лица.

— Хай. Да. Извините, не привыкла к акценту кокни.^[7] Пожалуйста, говорите на правильном английском.

Лен мысленно чертыхнулся.

— Так выходил он или нет?

Управляющий снова пришел на помощь. Однако на сей раз перевод, видимо, не очень получился. Она ответила:

— Бартон-сан денакатта кэдо, отото-сан ичидо… ^[8]

Управляющий быстро перебил:

— Сора ва канкэй най.^[9] — Он с улыбкой повернулся к таксистам. — Она уверена, что мистер Бартон не выходил.

Лен посмотрел на нее с сомнением.

— Вы уверены?

Девушка кивнула.

Оставалось только уйти и закрыть тему Бартона. Еще два дня, и срок, установленный Поппи, закончится, а у них нет никакой надежды.

Они молча поехали назад в Ньюбери-Парк, чтобы отчитаться перед измотанным Эйнштейном. Первоначально он собирался ехать с ними. Но в отсутствие Джулии он замещал ее на многочисленных встречах с Альбертом Остином, Робертом Куилли и юристами из «Макфарланз». Джулия сделала все, что могла, объяснив ему, что надо говорить, и деликатно попросив юристов по возможности брать переговоры на себя. Несколько раз Остин и Куилли бросали на Эйнштейна странные взгляды, заставляя его обливаться холодным потом, так что он явно потерял не один фунт.

Дверь открыла Рут, впустила их и поставила чайник, пока Лен докладывал.

— Ничего хорошего, приятель. Они оба говорят, что он не выходил.

— Что значит «оба»?

— Управляющий и официантка по имени Ханако. Говорил в основном управляющий, девчонка почти не владеет английским. Они лопотали друг с другом по-японски, а мы, само собой, ни шиша не понимали. Конечно, жаль, что так вышло. Мы с Терри думаем, что она бы могла сказать побольше, чем парень.

Эйнштейн снял очки, потер лицо и опять надел их.

— Что ж, у меня новость получше: думаю, я почти завоевал признание как сотрудник инвестиционного банка.

Терри удивился.

— Что? За один день? Господи Иисусе, как подумаешь, сколько лет у меня ушло, чтобы сдать экзамен на таксиста… Если б я знал, что банковское дело такое легкое…

Лен встал:

— Мы лучше пойдем, Эйнштейн. Наверно, надо сказать Поппи правду о том, что мы не нашли убийцу.

Эйнштейн поскреб подбородок.

— Что за спешка? У нас есть еще завтра и канун Рождества.

Он уселся за компьютер, Терри и Лен направились к выходу. Когда они ушли, он порылся на стеллажах и наконец нашел тонкую книжку в мягком переплете. Это был самоучитель японского языка, который он для развлечения брал с собой на медовый месяц, но ни разу не открыл.

* * *

Маркус рано покинул «Савой». Не хотел опоздать на встречу. Фрэнк Мейкпис тоже явился вовремя. Было морозно, и они поставили машины валетом, чтобы можно было говорить, не вылезая наружу. Маркуса удивило выражение на лице Фрэнка. Он не просто нервничал, как обычно, в нем чувствовалась какая-то новая напряженность. Фрэнк высунул конверт из окна.

— Вам это не понравится.

У Маркуса сжалось сердце.

— Почему? В чем дело?

— Сперва давайте деньги.

Маркус передал ему пачку купюр.

— Так что же случилось?

— Сектор автомобильных тормозов. Там выявлен производственный брак, который, возможно, привел в Америке к тяжелым авариям. Компаниям, покупающим наши тормоза, придется отозвать из продажи все свои машины. Они завалят нас исками. На выплату компенсаций уйдет не меньше одного-двух миллиардов.

— Одного-двух миллиардов фунтов?

Мейкпис кивнул.

— Да. Это далеко превышает наш страховой фонд.

— Черт побери. —Маркус с силой стукнул по рулевому колесу, затем вскрыл конверт. Вот оно, черным по белому. Жуть. Похоже, «Юэлл» может остаться без прибылей.

— Это не остановит швейцарскую сделку, а? — Фрэнк изнывал от тревоги. Он очень надеялся получить новую должность, мечтал возглавить финансовый отдел «Бурликона» в Великобритании, как легкомысленно посулил ему Маркус, ни слова не сказав Манцу.

Маркус покачал головой и спокойно произнес:

— Понятия не имею. — Он уже прикидывал, нельзя ли подретушировать эту информацию. — Мне пора.

Он резко подал назад свой «БМВ», развернулся так, что шины взвизгнули, и помчался в Лондон.

34

В среду Мэри Лонг до полудня разыскивала Берни Финча. Весь вторник она играла в кошки-мышки, зная из сообщений на пейджер, что Хант в ярости и что ее разыскивают. С понедельника она не была дома и не пользовалась своей машиной. Вместо этого взяла автомобиль напрокат и сняла номер в захудалой гостинице на окраине Эссекса.

Она не рискнула зайти к Берни домой, опасаясь, что ее и там поджидают, а крутилась возле клубов и пабов Хакни и Степни в надежде встретить его в тех краях. По крайней мере у нее была его недавняя фотография.

Минуло полвторого, когда Берни неторопливо вышел из букмекерской конторы «Корал» на Марчелси-стрит и, не взглянув на красный «форд», припаркованный через дорогу, распахнул плечом грязную дверь паба «Дан-коу». С пинтой пива и сигареткой он подсел к дружкам, тут-то Мэри Лонг прямиком и прошагала к его угловому столику.

— Бернард Финч?

Берни посмотрел на нее и ухмыльнулся. Он чуял полицейских за милю. Благодаря старине Сиду он только что выбрался из тюрьмы и потому не имел желания связываться с легавыми.

— Чего надо? Не видите, я занят с друзьями.

— Надо поговорить. Одно слово.

— Да хоть два. Шнуруйте отсюда.

Дружки рассмеялись. Большинство из них не раз имели неприятности с законом и не любили полицию. Мэри и нервничала, и злилась на этого сопляка. Ясно, действовать по инструкции без толку.

— Ладно, приятель, продолжай в том же духе… Бернард Филип Финч, вы арестованы по подозрению в нанесении тяжких телесных повреждений двенадцатого ноября сего года.

— Что? Одурели, что ли, совсем? Меня уже арестовывали за это и отпустили за недостатком улик.

— Мы изменили решение.

— Вы не можете так поступить.

— Кто это сказал?

— Я говорю. Макналли сказал, что я чист.

— Недостатка улик не было, их просто запутали. А теперь все пересмотрели. Я не адвокат, Берни, но, зная твои прошлые грехи, скажу, что сядешь ты минимум на шесть лет.

Приятели Финча несколько сникли, а у самого Берни отвалилась челюсть.

— Да чепуха это. Моему брату Сиду обещали…

Один из дружков пнул Берни по ноге, призывая заткнуться.

— Что обещали, Берни?

Берни угрюмо посмотрел на нее.

— Не помню.

— Хорошо, едем в участок, посмотрим, может, там у тебя память прорежется.

Берни медленно встал, вызывающе медленно допил пиво и проследовал за ней к машине. Мэри знала, что, если доставит его в какой бы то ни было участок, Ханта известят буквально через минуту. Стало быть, надо непременно разговорить его в машине, Она завела двигатель.

— Пристегни ремни, будь паинькой. Ты же не хочешь нарушать закон, а? — Она выехала на улицу и увеличила скорость. — Ты где последний раз сидел, в Пентонвилле?

Берни мрачно кивнул.

— Ты хорошо познакомишься с этой тюрьмой, как посидишь там годков этак одиннадцать-двенадцать.

Его глаза агрессивно вспыхнули.

— Как это одиннадцать-двенадцать?

— Я же сказала, тебе дадут шесть лет, а то и больше за тяжкие телесные повреждения и еще пяток — за сговор.

— Чего-чего?

— Ну и Сид составит тебе компанию.

— Враки. Сид выходит через три недели.

На перекрестке Мэри свернула налево.

— Должен был выйти. Но теперь нет. Сговор с целью помешать правосудию. Это и Сиду добавит лет пять.

Она искоса посмотрела на него. Берни совсем приуныл. Он ни в коем случае не должен смекнуть, что она едет наобум. Поэтому Мэри взяла направление к участку Хакни и замолчала, давая парню время подумать. Вскоре он заговорил:

— Вы не от Макналли?

— Нет. Я из отдела внутренних расследований. У нас были подозрения насчет Макналли. Теперь мы его прищучим…

Они свернули на Картрайт-роуд. Полицейский участок был двумястами ярдами дальше. Мэри опять украдкой глянула на Берни. Хороший знак — парень взмок от пота.

— Н-да… Думаю, Макналли тоже сядет. Веселая жизнь ему предстоит. Ты уж пригляди за ним. В конце концов он пытался оказать тебе услугу…

Она остановила машину перед участком и заглушила мотор.

— Мы пока не разобрались только с одной вещью. Почему Макналли это сделал? Ты его подкупил? Или тут замешаны и другие должностные лица? Если в этом деле замешана крупная рыба, мы бы многое дали, чтобы узнать имя… — С заговорщицким видом она повернулась к Берни. — Если б мы узнали, почему старший инспектор Макналли снял с тебя обвинения и по чьей просьбе, мы, пожалуй, могли бы…

— Что «могли бы»?

— Оставить тебя на свободе. Хотя ты вряд ли готов на это пойти, верно?

— Что я должен сделать?

— Написать, что произошло и кто был замешан, поставить дату и подпись. Вот и все.

— Я подумаю. Мы пойдем внутрь? — Он кивнул на полицейский участок.

— Как хочешь. Можно все сделать и в машине. В бардачке есть и ручка, и бумага.

* * *

В четвертый раз за эту среду Джулия звонила Эйнштейну из отеля в Люцерне. Он был в «Макфарланз» и уловил в ее голосе растущее напряжение.

— Он до сих пор не позвонил. Уже шесть часов прошло, как мы расстались. Я понимаю, ему нужно время на размышление, но это нелепо.

— Думаешь, ты зашла слишком далеко, настаивая, чтобы он уговорил другие страховые компании принять наше предложение?

— Совершенно верно. Я хотела быть абсолютно уверенной, что мы получим больше пятидесяти процентов. Вероятно, это была ошибка.

— Ладно, теперь уже слишком поздно. Просто сиди и жди.

— А как дела у вас?

— Юристы работают вовсю. Остин и Куилли поехали вместе на ланч и до сих пор не вернулись.

— Эйнштейн, как, по-твоему, Мюллер не навредит мне? Вдруг убьет, а? От него только того и жди.

— Сомневаюсь, но лучше держи ухо востро. Когда ты вылетаешь из Цюриха?

— В девять тридцать. Впрочем, если Мюллер не примет решения в ближайшее время, придется торчать здесь всю ночь. В таком случае забаррикадирую дверь.

* * *

Маркус и Роско сидели в офисе, ожидая Манца и Лаутеншюца. Лаутеншюц на все утро уехал за рождественскими покупками, так что у них не было возможности переговорить с ним отдельно.

Весь день они ссорились. Маркус не мог поверить, что чаша с богатыми дарами может в последнюю секунду разбиться у него перед носом. По возвращении в Лондон он направился прямо в банк и ночь напролет работал с цифрами. Анализ убедил его, что откровенность с Манцем равносильна самоубийству. У него возникла другая мысль: почему бы не сообщить только часть правды, признав, что замена бракованных деталей снизит текущие прибыли «Юэлл», но умолчать о юридической ответственности? Когда после совершения сделки вся правда выйдет наружу, можно заявить, что Манц неправильно их понял.

Маркус ожидал, что Роско сразу с ним согласится, но не учел беспредельного страха американцев перед судебными процессами. Роско предполагал, что Манц человек мстительный и, почуяв обман, не успокоится, пока не вынудит виновников заплатить сполна. Поэтому он сказал, что надо найти другой способ заставить Манца продолжать, и уверил Маркуса, что у него еще есть козырь.

Едва Дитер Манц вошел в комнату, стало ясно, что он изменился. Вид у него был почти дружелюбный. И хотя он никогда бы не признался, но он с надеждой ожидал своего часа на большой арене. Управление швейцарской компанией имело много плюсов, включая разнообразные дополнительные льготы, не слишком сильный напряг и неуязвимость к неприятностям вроде смены владельца. Однако швейцарские промышленные магнаты обычно держались в тени, а Манц втайне мечтал, чтобы его фотографии облетели весь мир.

— Итак, мистер Селларс, все в порядке? Каковы последние показатели?

Роско изобразил веселую улыбку.

— Прекрасные, Дитер, прекрасные.

— Можно взглянуть?

— Конечно, можно. Но прежде я хотел бы обратить ваше внимание на небольшой сбой.

По лицу Манца скользнула тень.

— Что за сбой?

— Похоже, у «Юэлл» затруднения с производством тормозов. У них могут быть неприятности.

— Большие?

— В связи с заменой бракованных деталей их производственные прибыли упадут в следующем году на десять процентов.

Манц кивнул.

— Досадно, но думаю, мы с этим справимся.

— Есть еще один аспект, который нужно обсудить. Видимо, есть известный риск, что клиенты и жертвы аварий будут с ними судиться.

— Надеюсь, страховой фонд покроет эти расходы.

— Частично. Его может не хватить.

— Насколько велики могут быть выплаты?

— Трудно сказать. Вероятно, несколько сотен миллионов. Максимум миллиард или два. — Роско изо всех сил старался говорить беззаботным тоном.

Манц откинулся на спинку кресла.

— Миллиард фунтов? А если мы купим «Юэлл», кто будет платить? Их нынешние акционеры?

Роско надоело сообщать дурные вести. Теперь очередь Маркуса.

— Увы, нет, доктор Манц. Новый владелец наследует и долги.

— Вы с ума сошли? Это абсурд… — Дружелюбие Манца исчезло без следа, уступив место прежней холодной отчужденности. Он побагровел от ярости. — В таком случае сделку придется отменить.

Маркус посмотрел на Роско. Он понятия не имел, каков последний козырь Селларса, но если тот сейчас переубедит Манца, то вполне заслужит звание лучшего инвестиционного банкира. Роско изобразил недоумение.

— Я удивлен, что вы так думаете, Дитер. Эти цифры — самый неблагоприятный прогноз. По всей вероятности, потери будут меньше. — Он доверительно улыбнулся Манцу и получил в ответ ледяной взгляд. — А это означает, что мы можем сэкономить вам две или три сотни миллионов, понизив завтрашнее предложение.

Манц наклонился вперед и в упор посмотрел на Роско.

— Мистер Селларс, вы в своем уме? Даже если после услышанного у нас останется хоть какой-то интерес к «Юэлл», мы, безусловно, подождем, пока эта новость не выйдет наружу и цена их акций не рухнет.

Роско покачал головой.

— Дитер, позвольте мне назвать еще три причины, почему вы не правы и почему вам необходимо и дальше действовать по плану. Во-первых, «Юэлл» может быстро и без особых затрат урегулировать любой юридический спор. Во-вторых, мы знаем, что все прочие подразделения работают по-настоящему хорошо и это не отразится на текущей цене акций.

Манц все больше злился, подстрекаемый каменным выражением лица Лаутеншюца.

— Ни одна из этих причин не достаточна для того, чтобы оправдать такой риск. Какова третья?

— Третья более частная. В конце прошлой недели я поручил некоему агентству осторожно понаблюдать за Альбертом Остином, чтобы избежать возможных сюрпризов.

— И что же?

— Он провел массу времени у своих юристов в «Макфарланз», и несколько раз его видели вместе с Робертом Куилли, человеком, который задумал первую сделку по «Юэлл». Напрашивается вывод, что «Юэлл» работает над какой-то собственной сделкой. Это может быть объединение с компанией Куилли «Фернивал», а возможно, они планируют совместную операцию по скупке акций некой крупной компании. Так или иначе, «Юэлл» увеличится в размере и проглотить ее будет значительно труднее.

— Меня это не волнует. С поддержкой наших друзей в Цюрихском банке мы справимся, если, конечно, захотим.

До сих пор Роско не поколебал Манца, но самый крупный заряд динамита он приберег на конец.

— Дитер, агентство выяснило кое-что еще. Они не вполне уверены, но вчера вечером, когда Остин и Куилли вместе ужинали, кто-то за соседним столом слышал, что они неоднократно упоминали о Швейцарии. И для «Юэлл», и для «Фернивал» интерес может представлять только одна швейцарская компания — «Бурликон». Я понимаю, вам очень неприятно это слышать, но если вы не начнете завтра скупку акций, то поставите под удар собственную независимость.

Манц бросил Лаутеншюцу какую-то фразу на швейцарском немецком и гневно повернулся к Селларсу:

— Селларс, вы идиот, болван. «Бурликон» неуязвим. На сто процентов… — Он грохнул кулаком по столу. — Я не потерплю, чтобы всякие банкиры меня запугивали. Мне глубоко начхать, ездите вы на «порше» или нет. Господин Лаутеншюц, нам с вами пора в Гштаад.

Роско предпринял последнюю попытку:

— Что бы вы ни думали, Дитер, вы совершаете ошибку. Пожалуйста, поразмыслите хорошенько. Если вы измените решение, мы успеем начать завтра утром, даже если вас лично здесь не будет. Все готово. Просто позвоните нам до восьми тридцати по британскому времени, и мы нажмем кнопку.

Манц встал:

— Мистер Селларс, даже и не надейтесь.

— Просто поразмыслите — вот все, о чем я прошу.

— Хорошо. Если у меня будет что сказать, я позвоню вам завтра около восьми тридцати.

* * *

Весь вечер Лен отбивался от настырных вопросов Поппи и с огромным интересом слушал последние известия. То на одном канале, то на другом постоянно передавали сводки новостей, ненавязчиво прерывавшие их разговор. К сожалению, в мире ни шиша не происходило. Инфляция росла, евро падал. В Белом доме пели рождественские песни, в Шотландии ширилась эпидемия гриппа, а особый интерес у репортеров вызывало рискованное рождественское предприятие Гая Бартона. Сегодняшнее заявление, что он продает свою компанию каким-то южноафриканцам, еще больше возбудило СМИ.

Во всех выпусках одни и те же новости. Поппи явно чуяла неладное, и Лен объявил, что его ужасно интересует история Бартона. Так удачно, что он брат их подозреваемого, хотя зачем Лену сто раз смотреть один и тот же репортаж, объяснить было потруднее. Но это все же лучше, чем разыгрывать любопытство к курсу евро.

* * *

Мэри Лонг провела день и начало вечера, изучая свои права на случай, если ее привлекут к дисциплинарной ответственности. Она не сомневалась, что Хант тоже подготовился, и не хотела попасть впросак. В восемь вечера она позвонила в бригаду и попросила Уира устроить для нее в девять встречу с Хантом.

На лице Ханта отражалась смесь ярости и холодной злобы. Он сдерживался только потому, что твердил себе, какое огромное удовольствие получит.

— Хорошо, инспектор. Я собираюсь действовать официально. У меня есть целый ряд претензий к вашему поведению, и я намерен рекомендовать, чтобы вас уволили немедля и без выплаты жалованья. Прежде чем я изложу вам мои претензии, вы имеете право…

— Суперинтендант… — Ее голос звучал так сладко и благоразумно, что у Ханта мелькнула мысль, уж не рехнулась ли она, рассчитывая его умаслить. Напрасно старается.

— Я еще не закончил.

— Суперинтендант…

Это начинает действовать на нервы.

— Заткнитесь, инспектор.

— Суперинтендант. Прежде чем продолжать… благоволите взглянуть на этот документ.

— Что это еще за хреновина? — Он выхватил у нее бумагу. По мере чтения лицо его порозовело, покраснело и наконец побагровело.

Голос Мэри Лонг стал холоднее и тверже:

— Это фотокопия, на случай, если вы вздумаете ее уничтожить. Оригинал в очень надежном месте.

Он снова уставился на бумагу, не веря своим глазам.

— Сука. Хитрая, подлая сука.

35

В шесть утра они собрались в офисе «Макфарланз». Никто толком не спал: юристы и Эйнштейн почти всю ночь работали, а Остин и Куилли извелись от нервного напряжения.

Остин доверительно сообщил Роберту Куилли о предательстве Мейкписа и о фальшивке насчет проблем с тормозами, которую они ему подсунули. Обманет это противника, убедит «Бурликон» повернуть назад или, наоборот, вдохновит их начать атаку, пока «Юэлл», как они думают, очень слаба?

А что вообще произойдет, если обе сделки начнутся одновременно? «Юэлл» все же могла бы взять верх, коль скоро Джулия заручится большинством акций «Бурликона». Но на бирже воцарится хаос, цена акций «Юэлл» подскочит до уровня предложения, а потом опять рухнет. Акционеры «Юэлл» обозлятся. И, конечно, если Джулии не удастся убедить Мюллера продать, «Юэлл» канет в Лету. Как бы храбро ни защищался Остин, боезапас у «Бурликона» слишком велик. Все замыкалось на Джулии.

Там, в Люцерне, Джулия дошла до полного истощения и чувствовала себя этаким зомби, но о сне даже не думала. Мюллер позвонил ей около полуночи и сказал, что даст ответ утром. За следующие семь часов она изгрызла свои ногти чуть не до основания.

Время в Лондоне текло мучительно медленно. Шесть тридцать, семь, семь тридцать… Трижды они звонили Джулии, и трижды ей было нечего сказать: Мюллер не звонил. Куилли сновал по комнате, как пантера в клетке. Остин умудрялся сидеть на месте, но изломал пяток карандашей, выпил пятнадцать чашек кофе и курил сигареты одну за другой, чуть не по две сразу.

Наконец без шести минут восемь зазвонил телефон. Джулия. Мюллер позвонил и попросил ее приехать к нему домой. Она в пути. На такси это минут десять.

Снова жуткое ожидание.

Теперь и Остин тоже шагал по комнате, как и Роберт Куилли, они едва замечали друг друга. Господи, четверть девятого. Она явно уже там. Неужели она не понимает, что время не ждет? Может, такси не сразу поймала или попала в пробку на дороге? Давай, девочка, давай.

* * *

Неподалеку, в «Скиддер-Бартон», Роско и Маркус тоже сидели у телефона со своей командой юристов и специалистов по связям с общественностью. Маркус вконец пал духом. Роско кое-как держался, хотя знал, что шансов на успех мало. Накануне он сделал все, что мог: неоднократно звонил Лаутеншюцу, настойчиво уговаривая его переубедить Дитера Манца. Эрнст обещаний не давал, но потолковать с Манцем согласился.

Роско снова встал и прошелся по комнате. Что себе думает этот прохвост? Они знали, что восемь тридцать — предельный срок. Уже восемь двадцать одна — и по-прежнему молчание. Если Манц не позвонит в ближайшие несколько минут, — все будет кончено.

* * *

В восемь двадцать четыре зазвонил телефон. Эйнштейн первым дотянулся до кнопки громкой связи; Куилли и Остин подбежали к нему. Это была она.

— Так вот, я здесь с Герхардом Мюллером. Мистер Мюллер объяснил мне свою ситуацию. Вдаваться в детали у нас сейчас нет времени. Суть такова: если он продаст нам акции «Бурликона», то станет здесь парией. Ему придется все бросить и уехать за границу.

Куилли посмотрел на часы.

— Ближе к делу, Джулия. Он что же, не хочет продать?

— Да нет. Хочет, но только если получит крупную сумму на свой счет на Каймановых островах.

— Сколько?

— Пятьдесят миллионов швейцарских франков для него и еще двадцать — для руководителей двух других фирм, если вы хотите от него гарантий, что и они тоже продадут свои доли.

Лицо Альберта Остина исказила гримаса недовольства. Он разломал пополам очередной карандаш и тихо пробормотал:

— Да пропади он пропадом. Черт побери, так мы не можем. Это незаконно.

Он посмотрел на юриста из «Макфарланз», тот согласно кивнул. Роберт Куилли сдаваться не собирался.

— Да, для Великобритании. А как насчет Швейцарии, Бруно?

Швейцарский юрист на дальнем конце стола задумался, потом сказал:

— Думаю, мы сумеем легализовать выплаты.

— Отлично. Альберт, что скажете?

— Я не хочу иметь с этим дела.

— Джулия, можете подождать минутку? Мне надо сказать Остину несколько слов наедине.

* * *

Легкое возбуждение, еще присутствовавшее в комнате, быстро испарялось. Если «Бурликон» намеревался начать операцию, то уже дал бы им знать.

В восемь двадцать восемь уровень адреналина вновь подскочил — зазвонил телефон. Они сгрудились у крошечного громкоговорителя.

— Доброе утро, мистер Селларс, здесь в Гштааде утро прекрасное. Мы с Эрнстом Лаутеншюцем уже на склоне. Я звоню вам по сотовому.

Роско быстро взмахнул рукой. Кого волнует эта треклятая погода? Ближе к делу, ты, швейцарский выродок.

— Итак, Дитер, каково ваше решение?

— Я тщательно все обдумал. Мы с господином Лаутеншюцем допоздна обсуждали этот вопрос…

— И?

— Начинать сегодня слишком рискованно…

В «Скиддер» застонали и закатили глаза. Сердце у Маркуса оборвалось.

— Но я не отказываюсь от сделки. Я хочу, чтобы вы сегодня организовали утечку сведений о тормозах. Посмотрим, насколько упадет цена их акций. Если она снизится достаточно, позднее мы, возможно, скупим акции, естественно, по значительно более низкой цене.

— Когда же это будет?

— Вероятно, в начале января. Ну что ж, пора на лыжню. До свидания, господа. Желаем вам счастливого Рождества.

* * *

Ровно в восемь тридцать Куилли и Остин вернулись в комнату. Лица у обоих были непроницаемые. Куилли направился прямо к микрофону.

— Джулия, вы слушаете?

— Да.

— Скажите ему, мы согласны. Покупайте прямо сейчас. Он подтверждает согласие на продажу?

— Подождите… да, подтверждает.

— Хорошо. Скажите ему, что мы официально объявляем о сделке.

* * *

— Эрнст?

— Да, это Лаутеншюц. Кто говорит?

— Чарлз Бартон.

— Чарлз, вы очень некстати. Я катаюсь на лыжах.

— Извините за беспокойство. На бирже только что случилось нечто касающееся «Бурликона». По-моему, вы тесно связаны с этой компанией.

— Да-да. Что вы имеете в виду?

— «Юэлл» и «Фернивал» скупают его акции.

— Вы серьезно? Это что, рождественская шутка?

— Если и так, я подозреваю, что шутят над вами. Ну что ж, продолжайте вашу лыжную прогулку.

— Погодите, погодите… Доктор Манц, доктор Манц…

* * *

У Ханта состоялся короткий, но резкий разговор с шефом прокуратуры, а затем он был вызван к заместителю комиссара. Беседа была отнюдь не дружеская. Он надеялся, что будет достаточно простого сообщения для прессы. Заместитель комиссара не согласился. В связи с этим делом их всех ждут неприятности, но он хотел свалить все на Ханта. После полудня состоится пресс-конференция. Хант лично скажет журналистам, что улик для осуждения Салминена слишком мало и, стало быть, финн будет выпущен на свободу. Затем заместитель комиссара сообщил, что расследование убийства будет возобновлено под руководством другого офицера.

* * *

Джулия помчалась назад в Цюрих и умудрилась успеть на самолет. Терри привез ее в центр Лондона к половине второго. После первой встречи с Альбертом Остином они с Леном отстранились от банковских дел. Не участвуя в работе по сделке и не имея зацепок в расследовании убийства, Терри чувствовал себя пятым колесом в колеснице. Лен по крайней мере мог заняться уходом за Поппи. Теперь, когда сделка началась и деньги практически обеспечены, Лен думал о том, сумеют ли они уговорить Поппи поехать в Калифорнию или в крайнем случае даже напичкать ее успокоительным, чтобы она не отказывалась. Вряд ли. Насколько он знал свою дочь, как только действие лекарств прекратится, она задаст им по первое число. Грозная девочка откажется от американского лечения и скорее убьет себя, чем позволит им не выполнить обещание.

Он протянул руку и опять погладил ее по голове. Устав понапрасну спрашивать, она закрыла глаза и задремала. Лен взял пульт дистанционного управления и убавил громкость телевизора.

* * *

Биржевая битва перекинулась в СМИ. Газеты, телевизионные станции, радиокомпании осаждали Остина и Куилли. Дитера Манца и Эрнста Лаутеншюца тоже засыпали звонками, когда они сломя голову вернулись в Цюрих. Прежде всего им необходимо поговорить с Герхардом Мюллером и главами двух других крупнейших акционеров «Бурликона». Но никто из них не отвечал.

Эйнштейну больше нечего было делать в «Макфарланз». Он прогулялся по улицам, наслаждаясь холодным утренним воздухом, а потом направился в библиотеку университета. Прошлой ночью он одолел начальный курс японского языка. Теперь у него было три часа на освоение среднего уровня, а потом — обед в «Кику».

* * *

— Я возьму темпуру^[10] и пиво «Сантори». Как вас зовут?

— Юми.

— Ханако сегодня здесь?

— Да, вон она, в пурпурном кимоно.

— Я могу с ней поговорить?

— Конечно, но она плохо говорит по-английски.

— Ничего. Попросите ее подойти сюда. Спасибо… Здравствуйте. Ханако сан дэсука?^[11]

— Хай.

— Я из полиции, из кэйсацу. Вы были здесь восемнадцатого ноября? Юичидацу но юхачиничи?

— Хай.

Она нервничала и бросала тревожные взгляды на управляющего, который занимался шумной компанией новых посетителей. Эйнштейн продолжал:

— А Чарлз Бартон тоже был здесь в тот вечер?

— Хай.

— Он выходил из ресторана за время ужина?

— Ии-э. Нет.

— Вы уверены?

— Хай.

Опять нервные взгляды. Если это правда, то какого черта она так дергается? Эйнштейн поднажал еще.

— Если вы не скажете мне правду, то сядете в тюрьму. — Он сложил запястья вместе, как бы намекая на наручники. — Кэймусо ни ику-дзо! Говорите все, что знаете. Дзэнбу осиэро!^[12]

— Управляющий не хотеть плохо. Мистер Бартон очень хороший клиент.

На ее глаза навернулись слезы. Теперь и управляющий заметил их и поспешил на выручку.

— Быстро, — прошипел Эйнштейн. — Хайаку.

Она еще раз всхлипнула и наконец сказала:

— Мистер Бартон не выходить. Дэмо карэ но отото-сан ва сото э декакэтэкитано.^[13]

— Господи Иисусе.

В этот миг подбежал управляющий, сердито посмотрел на Эйнштейна и отослал бедняжку Ханако на кухню.

Забыв уплатить, Эйнштейн бросился вон из ресторана, на ходу вытаскивая телефон.

— Лен, ты где?

— С Поппи, смотрю новости.

— Девушка говорит, что Чарлз Бартон не выходил из ресторана, но его брат Гай выходил. Его опять показывали по телевизору?

— Должны показать с минуты на минуту. Интервью перед вылетом в Марокко… как раз начинается. Я прибавлю громкость.

— Лен, не надо. Просто запиши на видео.

— Постараюсь… Как эта чертова штука работает? Поппи, что надо делать?.. Есть, Эйнштейн, записываю.

До Эйнштейна донеслись ответы Гая Бартона:

«…около городка Эль-Фарсия, на юго-западе Марокко. Там идеальные условия с точки зрения ветра, температуры и поверхности для приземления, очень сходные с Туларосой в Нью-Мексико, где Киттингер установил свой рекорд… Да, я буду прыгать с высоты около ста десяти тысяч футов со специально сконструированного гелиевого аэростата».

«Во сколько это обошлось?»

«Конечно, недешево. Несколько миллионов долларов».

Ух ты! Эйнштейну пришлось кричать в телефон, чтобы привлечь внимание:

— Лен, Лен… Ты слушаешь?

— Конечно, дружище.

— У меня нет времени объяснять. Поезжай ко мне домой, пусть Рут даст тебе голосовой анализатор. Привези его и видеозапись в «Макфарланз». Я попрошу предоставить нам комнату, телевизор и видеомагнитофон. Давай быстрей. Я скажу Терри и Джулии, чтобы они тоже приехали.

Эйнштейн проехал прямо к юристам, все организовал и использовал оставшееся время, чтобы хитростью пробиться на коммутатор телекомпании «Скай ньюз». Ему сообщили, что интервью у Гая Бартона брали в его доме в Холланд-Парке. Наврав еще чего-то, он выудил у девушки адрес.

Наконец явились Джулия и Терри, а за ними ввалился Лен, обливаясь потом под тяжестью анализатора. Терри сунул запись в пасть видеомагнитофона, а Эйнштейн настроил и запустил аппарат.

Мудрить с проводами не было времени, они просто включили видеозапись интервью, а Джулия держала микрофон перед телевизором. Эйнштейн крутил ручки — наконец все было готово. Он выбрал только одно слово: «миллион» — и наложил его запись на слова убийцы.

Полное совпадение.

У Джулии перехватило дыхание. Лен и Терри одновременно чертыхнулись. На лице Эйнштейна было написано отвращение.

— Как же мы не догадались раньше? Они одного роста и очень похожи, только волосы разные. Наденьте на этих братьев шляпы, шарфы и темные очки, и ночью их родная мать не отличит. И не только. Я никак не мог понять, откуда Чарлз Бартон достал этот яд, но если ты владелец «Эликсира», ничего сложного тут нет.

Джулия все равно не понимала причин.

— Но зачем, Эйнштейн, зачем? Гай Бартон не женат, у него нет двоих детей, он не был тайным любовником. Почему именно он убил Грейс?

— Понятия не имею. Знаю только, что, если машина права, преступление совершил он. Вдобавок он продал свое дело и сегодня вылетает за границу. Возможно, брат предупредил его, и я сомневаюсь, что у него есть объяснение, почему он в тот вечер уходил из «Кику». Ставлю фунт против пенни, что он не собирается возвращаться.

Терри нахмурился:

— Но его схватят, Эйнштейн, как схватили Марти, да?

— Гай Бартон куда умнее, и у него было больше времени, чтобы все спланировать. Он хорошо знает третий мир. Он исчезнет или скроется там, где его не достанет рука закона. И не забывайте, у нас нет доказательств, которые можно использовать. Если мы не припрем его к стенке и не заставим признаться, мы проиграли… Он вот-вот уедет из дома. Надо шевелиться.

* * *

Они выскочили из офиса «Макфарланз» на Норидж-стрит. Джулия уселась в такси Терри, Эйнштейн прыгнул к Лену. Проезжая по Странду, оба они неистово звонили по мобильникам, пытаясь выяснить вылет рейсов на Марокко. Сегодня рейсов уже не было. Значит, Гай летит частным самолетом, который мог взлететь с любого аэродрома.

Нахально обгоняя всех, они быстро миновали Трафальгарскую площадь, Гайд-Парк-Корнер и выехали на Парк-лейн. Там шли дорожные работы, и движение было гуще.

Внезапно Эйнштейн увидел, как Лен резко повернул голову — едва шею не сломал — и оглушительно заорал в переговорник:

— Это он, это он!

Эйнштейн глянул по сторонам.

— Кто? Где? Ты о чем?

— «Бентли» Бартона. Я вчера раз двадцать видел его по телеку. Ты разве не видал, он шел по встречной полосе? Серебристый, номер LIX1R.

— Я позвоню ребятам, пусть следуют за нами.

Эйнштейн дозвонился, но движение фактически замерло, а центральная полоса запрещала делать разворот. Эйнштейн обратился к Лену:

— Если он едет из Холланд-Парка, то наверняка не в Хитроу и не в Фарнборо. Какой еще аэропорт он может использовать?

— Скорее всего, аэропорт Сити. Они поедут по набережной Виктории, а потом по Лаймхаус-Линк.

Эйнштейн усиленно размышлял.

— Он опережает нас по крайней мере на пять минут. Если мы поедем той же дорогой, то нипочем его не догоним. Как по-твоему, есть другой путь, чтобы выиграть время?

Лен потер подбородок:

— Разве что по Глостер-плейс до Марилебон-роуд, затем по Юстон-роуд, Пентонвилл-роуд, Сити-роуд, Грейт-Истерн, Коммершл-стрит до Майнориз — и попытаться подрезать его на большой развязке к северу от Тауэрского моста. Если он будет там раньше нас, пиши пропало.

— Ладно, едем. На следующем светофоре я поменяюсь с Джулией. Мне надо поболтать с Терри.

У ближайшего светофора Эйнштейн и Джулия пересели. На ходу Эйнштейн схватил Джулию за руку.

— Возьми у Лена номера мобильников всех знакомых таксистов. Пускай они подъезжают к северной стороне Тауэрского моста и караулят этот «бентли».

Эйнштейн, не теряя времени, запряг Терри в работу.

— Даф? Привет, это я, Терри… Верно, давненько. Да, все еще мучаюсь… Послушай, детка, окажи мне услугу. Нужно вызвонить как можно больше таксистов и послать их на северную сторону Тауэрского моста. Если у тебя есть кто-нибудь в «Компьютер-кебз» или в «Дайал-э-кеб», подключи их тоже. Чем больше, тем веселее. И как можно быстрее. Это для телевизионщиков. Надо отловить серебристый «бентли», номер LIX1R. Если поймаем, каждый получит по тысяче фунтов. И для тебя тысчонка найдется, если все выгорит… Хорошо? Ну, действуй, девочка.

* * *

Гай Бартон озабоченно отложил сотовый телефон. В понедельник паникер Чарлз сообщил ему, что ему стали задавать вопросы. С того времени он спешно начал готовиться. Казалось, все было под контролем, но сейчас, через пятнадцать минут после отъезда из Холланд-Парка в аэропорт Сити, Чарлз позвонил опять, так как управляющий «Кику» предупредил его, что дурочка официантка проболталась.

Убийство было идеальное, великолепно спланированное и осуществленное. Но, кажется, кто-то его распутал, а он даже не догадывается почему. Впрочем, с ним все в порядке. Весь мир знает, что он улетает в Марокко. Если бы полиция хотела остановить его, то наверняка бы уже арестовала. Очевидно, улик у них пока недостаточно, а скорее всего, они намереваются допросить его по возвращении. И все-таки он чувствовал себя неважно. Наверное, зря он остался в «бентли»? Может, велеть Шаху ехать дальше в качестве приманки, а самому пересесть в такси? А-а, ладно, пусть лучше Шах прибавит скорость.

Легко сказать — прибавить скорость. С того места, где они сейчас, с Нортамберленд-авеню, можно пробиваться только по набережной Виктории, где движение совершенно непредсказуемо. В тени Хангерфордского моста на светофоре вспыхнул зеленый, и «бентли» свернул налево, на набережную Темзы. Черт, здесь транспорт едва двигается.

* * *

Эйнштейн не давал Терри покоя. Как только тот договорился с Дафной, Эйнштейн заставил его послать сообщение на пейджер Мэри Лонг. Она позвонила через пять минут.

— Спасибо, что ответила, дорогая. Послушай, я, кажется, наконец-то прижал убийцу к ногтю и смогу получить признание. Если удастся, думаю, ты лично должна вести это дело, преимущество будет за тобой, и ты ликвидируешь все проблемы по поводу того, что я вел расследование частным образом. Где ты будешь около четырех?.. Нет? Прямо сейчас? Чтоб я сдох! Ладно, постараюсь позвонить пораньше. Пока.

Он отключил телефон и в восторге повернулся к Эйнштейну.

— Слышь, Эйнштейн…

— Следи за дорогой, или ты нас угробишь. В чем дело?

— У Мэри на руках доказательства, что Хант фальсифицировал историю с Сидом Финчем. Будет пресс-конференция, на которой объявят, что Марти выпускают на свободу.

— Великолепно. Молодец Мэри. Теперь звони Дафне, узнай, как там дела.

* * *

Лен прямо-таки летел по Лондону, ныряя в боковые улочки и проезды, как только движение стопорилось. Когда оно совсем замирало, он бросал такси на тротуар, как в боевиках, скрежеща выхлопной трубой, пугая пешеходов и вынудив двух полицейских тщетно его преследовать ярдов двести. Он нарушал и игнорировал все правила. Ради того, чтобы выиграть время.

Один из товарищей сообщил, что заметил «бентли» и старается не отстать, пока тот маневрирует в медленном потоке автомашин у Саутуоркского моста. Черт, Бартон уже недалеко от Тауэра. И может удрать.

* * *

Гаю Бартону стало по-настоящему не по себе. По встречной полосе прошла патрульная машина. Возможно, совпадение, но он занервничал. Позвонил пилоту и велел ему глянуть, не видно ли в окрестностях терминала полиции, и держать самолет наготове. Если его там ждут, они прорвутся через барьер прямо к самолету и тут же взлетят — с разрешения наземной службы или без оного.

В который раз он посмотрел на часы. Они как раз подъезжали к Тауэру. Отсюда ехать еще минут пятнадцать или двадцать. Когда улица свернула влево и пошла в гору, в сторону от реки, движение опять застопорилось.

«Бентли» тащился вдоль Тауэра. Впереди, у моста, развязка, похоже, перекрыта. Странно, сколько там такси — стоят по обе стороны дороги, и целый поток ползет назад в город. Гай Бартон огляделся. По мосту шла длинная колонна такси, а слева подтягивались все новые несметные их фаланги. Он обернулся — и там такси, впритык к заднему бамперу. Что за чертовщина? Демонстрация какая-то?

Три раза вспыхивал зеленый свет, но машины еле двигались, и «бентли» только-только добрался до развязки. Впереди, за сплошной массой черных машин, дорога на Лаймхаус как будто свободна. Надо просто пробраться туда. Бартон велел Шаху посильнее ударить переднее такси, заставить его вмяться в гущу. Это освободило несколько ярдов. Он велел Шаху повторить маневр.

Но Шах не сумел. Одно из такси резко вывернуло, полностью блокируя путь, а два других стали вплотную с боков. Сзади тоже напирают такси, окружают «бентли» со всех сторон. Такое впечатление, что все это организовано, они будто умышленно взяли его в клещи.

Бартона охватил страх. Он не имел представления, кто это затеял и зачем. Знал только, что ситуация ему не нравится. Надо вылезти из машины и бежать. Он попытался открыть дверцу. Она резко стукнулась о бок такси — проем слишком узок, не вылезешь. Он еще раз-другой ударил дверцей в надежде, что таксист посторонится. Тот яростно посмотрел на него, но не сдвинулся ни на дюйм. Черт!

Товарищ Лена, тот, что приклеился к заднему бамперу «бентли», позвонил ему и объяснил, куда ехать. Подъезжая с Майнориз, Лен и Джулия угодили в созданную их же усилиями пробку, бросили такси и двинулись дальше пешком. Джулия шагала широко. Лен вскоре начал отставать и, еле переводя дух, крикнул, чтобы она его не ждала.

Через двести ярдов она очутилась в самой гуще. Жуткая какофония — фургоны, автобусы и легковушки яростно гудели. Где же «бентли»? Ага, вон он. Гая Бартона поймали, как лисицу. Подождать Эйнштейна и остальных, чтобы схватить его, или действовать самой? Полиция может явиться в любой момент и начнет наводить порядок. Времени нет.

Пробираясь между бамперами, она лавировала в черном месиве. Вот и Бартон, кричит на таксистов, как ненормальный. Но они плевать хотели на его крики и его славу и отнюдь не собирались выполнять приказы.

Джулия одолела последнее препятствие, проскользнула к дверце «бентли» и резко сказала Бартону:

— Мне надо с вами поговорить.

— Вы из полиции?

Джулия покачала головой.

— Это вы устроили?

— Да. Я скажу почему, если вы меня впустите.

— Что? Ладно, влезайте, если сможете.

Таксист подал свою машину вперед на фут или два, позволяя стройной девушке втиснуться в «бентли». Едва она села в глубокое кожаное кресло, Бартон напустился на нее:

— Ну, что все это значит? Меня ждет самолет.

— Вы убили Грейс Честерфилд, да?

Бартон фыркнул, потом рассмеялся, чересчур громко.

— Вы с ума сошли.

— Вы не знали, а ваш голос был в тот вечер записан на пленку. Мы сравнили его с вашим сегодняшним телеинтервью. Совпадение полное.

— Чистая случайность.

Бартон лихорадочно размышлял. Если это правда, почему здесь нет полиции? Может быть, они…

— Ага, понял. Запись незаконная и не может быть предъявлена суду. Так?

Его глаза светились триумфом. Все-таки он в безопасности. Но лучше убедиться, что сейчас он не на крючке. Он бесцеремонно задрал ее блузку — нет ли на ней жучков?

Джулия вспыхнула. Заправив блузку, она заговорила куда резче:

— Законна запись или нет, есть другие улики.

— Например?

— Например, факт, что вы уходили из ресторана «Кику». Это вам будет трудно объяснить.

— Мне вообще незачем объяснять, куда я хожу… А вон и полиция. Убирайтесь из моей машины, пока я на вас не заявил.

— Отлично. — Пора сделать последний ход. — Пожалуй, я выйду, у меня как раз встреча с журналистом.

Бартон рассмеялся ей в лицо.

— И расскажете газетчикам, что я убил ее? Дура! Они никогда это не напечатают.

— Это я оставлю на потом. Я начну с любовной жизни вашего брата.

— Ну и что? Меня это не волнует.

— Потом я упомяну о незаконной деятельности «Скиддер-Бартон» против «Юэлл». Учитывая прочие проблемы «Скиддер», для его клиентов это будет последняя капля. Я совершенно уверена, что банк рухнет и акции его обесценятся. И все состояние семейства Бартон пойдет прахом.

Джулия ожидала, что он и тут фыркнет. Гай Бартон отвернулся, а когда посмотрел на нее, наглость как ветром сдуло.

— У вас есть доказательства?

— Документы и магнитофонные записи.

Джулия выглянула наружу. Сердитый констебль-регулировщик разгонял такси, пробка рассасывалась. Она видела трех друзей — они в замешательстве стояли на тротуаре. «Бентли» может уехать без задержки. Но, к удивлению Джулии, Бартон велел водителю припарковаться у тротуара. Он явно обдумывает положение.

— Полагаю, это шантаж? Сколько вы хотите?

— Мне не нужны ваши деньги. Мне нужно ваше признание.

Бартон рассмеялся, забавляясь ее наглостью.

— Это несерьезно.

— Еще как серьезно. Если вы не сдадитесь полиции, клянусь, я сделаю все, чтобы уничтожить вашу семью.

Гай Бартон молча сидел еще несколько секунд, потом заговорил, очень спокойно и обдуманно:

— Мой брат Чарлз — кретин, некомпетентный дурак, одинаково жалкий и в любовных интрижках, и в управлении банком. Когда Грейс узнала про информатора, он голову потерял от страха и позвонил мне. Я решил принять меры. Велел ему заказать ужин в ресторане и назначить Грейс свидание. В темноте нас трудно различить.

— Чарлз знал, что вы собираетесь убить ее?

— Он понятия не имел, что я собираюсь делать. Он не выносит насилия, а вдобавок питал к ней привязанность. С тех пор бедняга мучается. Хотите увидеть, как я это сделал?

Прежде чем она успела открыть рот, Бартон взял с переднего пассажирского сиденья кейс и нажал на защелку. Сбоку молниеносно выскочила острая игла. Джулия отшатнулась.

Гай Бартон хохотнул.

— Не пугайтесь, дурочка. Она не заправлена, да и свидетелей многовато. Замечательная штучка, верно? Когда-то в Афганистане она сослужила мне добрую службу.

Он осторожно убрал иглу.

— Значит, вы это сделали, чтобы спасти Чарлза?

— Отнюдь нет. Мне на него начхать. Все просто. Банк был нужен мне самому, и я не хотел, чтобы он рухнул. Вдобавок по некоторым причинам, связанным с «Эликсиром», я предпочитал обойтись без семейного скандала.

— Стало быть, чистейший эгоизм?

— Более или менее. Пожалуй, есть и еще один мотив. В юности я доставил семье многонеприятностей.

— Они вас простили.

— Да, и я ценил это больше, чем они думали. И таким способом мог оплатить давний долг. Вы правильно догадались, большая часть семейного состояния вложена в акции «Скиддер». Я знал, какой катастрофой чревато для них крушение банка. По этой же причине я, быть может, и предложил вам отступное. Да только вы, милая барышня, никудышный делец. Если я признаюсь, то рано или поздно эта история выйдет наружу, и семья все равно развалится… Если бы существовал иной удовлетворительный для вас способ, вы пообещали бы мне сохранить в тайне как случай с «Юэлл», так и факт убийства мною Грейс?

— Возможно, но я не вижу, что вы могли бы…

— Есть только один выход. Как вы знаете, в Марокко я собираюсь предпринять попытку побить мировой рекорд. Если я дам вам слово чести, что мой рекордный прыжок закончится трагически, вы согласитесь?

— Зачем вам это?

— Причины касаются только меня.

Джулия смотрела в боковое окошко и размышляла. Этот человек убийца и, скорее всего, мошенник. Если она согласится и выйдет из машины, он, небось, всю дорогу до аэропорта будет над нею смеяться. С другой стороны, он у нее в руках, если его хоть сколько-нибудь заботит семья. А жизнь в каком-нибудь Богом забытом месте, наверно, быстро ему наскучит. Вдруг его тщеславие столь велико, что он предпочтет погибнуть в сиянии славы, с чистой репутацией, нежели жить с клеймом убийцы? Такое его предложение и для нее решает кучу проблем. Она повернулась к нему.

— Откровенно говоря, не знаю, стоит ли вам верить… но я поверю. В нынешних обстоятельствах, думаю, желать вам удачи неуместно. Прощайте, мистер Бартон.

— Прощайте. И еще одно. Кто вы?

— Друг Грейс.

Джулия вышла из машины и захлопнула дверцу. Отъезжая, Бартон смотрел на нее.

Лен, Терри и Эйнштейн пошли навстречу Джулии. Они не спеша переписали имена таксистов, чтобы позже заплатить им. Их надежды воспрянули, когда «бентли» подъехал к тротуару, но, увидев, что она отпустила его, они совсем пали духом. Она подошла к ним и просто сказала:

— Мне надо позвонить Тому и Бет Честерфилд. Потом мы выпьем кофе, и я расскажу вам, что произошло. Почему-то мне очень грустно.

Прежде чем вернуться к Поппи, им предстояло еще одно дело. Альберт Остин и Роберт Куилли просили сделать несколько сообщений в «Скиддер», и секретарша Остина договорилась с Чарлзом Бартоном, Роско Селларсом и Маркусом Фордом, что в пять часов они примут делегацию «Аптон». Эйнштейн был не против, но Терри и Лен совсем туда не рвались. Джулия, однако, настояла, и разношерстный квартет в полном составе явился в банк и был препровожден к лифту.

Скиддеровская троица уже их поджидала. Бартон и Форд выглядели очень усталыми и бледными. Роско лихорадочно поучал их, как вести себя с посетителями. Что это за «Аптон» такой, черт побери? Наверно, третьеразрядный инвестиционный банк, чего с них возьмешь. Ну, допустим, «Юэлл» и «Фернивал» теперь контролируют «Бурликон», а значит, и Цюрихский банк и его долю в «Скиддер». Но это не дает им права заноситься. Может быть, «Скиддер» сумеет повернуть ситуацию к своей выгоде, настояв на высоких компенсационных выплатах, чтобы, к примеру, обеспечить лояльность ключевого персонала. Чарлз Бартон глубоко вздохнул.

— Роско, почему бы нам не подождать и не послушать, что они скажут?

— Ладно, ладно. Я просто пытаюсь наметить стратегию, вот и все.

В эту минуту дверь распахнулась, и на пороге возникла тощая фигура в толстых очках и в готовом костюме, за ней — лысый здоровяк в поношенной замшевой куртке и стройный парень с курчавой шевелюрой, в черных кожаных брюках и джинсовой куртке. Чарлз Бартон недоуменно уставился на них.

— Если вы пришли что-то чинить, то, вероятно, ошиблись комнатой.

Из-за спин новопришедших послышался женский голос:

— Нет, Чарлз, мы не ошиблись.

Трое мужчин расступились, пропуская вперед Джулию.

Бартон и Форд остолбенели. Роско рассмеялся.

— Черт меня подери!

Джулия усмехнулась:

— Да, Роско, так оно и будет. По существу, у нас мало времени, так что начнем с вас и Маркуса.

У Роско забрезжила догадка, и он принялся гневно тыкать пальцем в таксистов.

— Постойте, я уже видел вас раньше. Верно, Маркус?

Маркус был слишком подавлен, чтобы отвечать, а Роско твердил:

— Присваивать полномочия полиции — очень серьезное преступление. Я могу засадить вас на годы.

Джулия улыбнулась.

— Прекрасно, Роско. Отчего же вы этого не делаете? Я уверена, полиции будет очень интересно узнать, почему вы встречались с моими друзьями.

Роско осекся.

— Ладно, ладно. А банковские экзамены кто-нибудь из ваших приятелей прошел? Тоже серьезное преступление…

Маркус, до сих пор молчавший, воскликнул:

— Роско, да заткнитесь вы наконец!

Джулия улыбнулась, на этот раз более искренне:

— Спасибо, Маркус. Как я сказала, начнем с вас двоих. С сегодняшнего дня вы уволены из «Скиддер-Бартон» без всякой компенсации. Если вы когда-нибудь вздумаете искать работу в инвестиционной сфере, работодатели будут ознакомлены с вашим «послужным списком». Понятно?

Маркус кивнул. Все лучше, чем тюрьма. Роско взбеленился:

— Ах ты чертовка, мерзавка, подлюка…

— Ну-ну-ну. Согласны или нет?

— Догадываюсь, что выбора у меня нет.

— Прекрасно, можете идти. Собирайте вещи.

Яростно фыркнув, Роско стремительно вышел вон. Маркус последовал за ним, покорно склонив голову, в холодном поту при мысли о том, что скажет Софи. Дверь за ними закрылась. Бартон спокойно ждал своего приговора.

— Чарлз, я только что имела беседу с вашим братом Гаем. Ее содержание никогда не станет достоянием гласности, но, как вы догадываетесь, нам все известно. Скажите, что для вас значила Грейс?

— Я любил ее.

— Вы говорили, что женитесь на ней?

— Да, однажды. Увлекся. Хотя это было невозможно. Такой бы скандал грянул. Но, поверьте мне, Джулия, я не знал, что ее убьют. Я только хотел спасти свое доброе имя и банк.

— И как же вы себе представляли, что предпримет Гай?

— Я был в таком состоянии, что вообще ни о чем не думал. Гай всегда умел управлять женщинами. Мне казалось, он как-нибудь сумеет развеять кошмар.

Бартон уронил голову на руки. Но Джулия еще не закончила:

— Почему вы вообще позволили этим двоим заниматься сделкой по «Юэлл», если знали, что они нарушают закон?

— Мне нужны были доходы от сделки и успех. Это был единственный шанс избежать смены владельца, да и отец тогда не навязал бы мне Гая.

— По этому пункту у меня есть для вас сообщение от Альберта Остина и Роберта Куилли. Они собираются продать принадлежащий «Бурликону» контрольный пакет Цюрихского банка, но свою долю акций в «Скиддер» намерены сохранить. Наверное, это сантименты, но они считают, что неплохо бы хоть одному банку остаться в британской собственности. Однако вам придется уйти, кадровые агенты уже ищут для вас преемника.

— Понимаю.

Джулия не удержалась и на прощание отплатила за Грейс:

— Я уверена, вы будете рады проводить больше времени с Патрицией.

Шагая назад к такси, они столкнулись с группой молодых певчих, которые бродили по барам Сити, собирая деньги для бездомных. Джулия дала им пятьсот фунтов и попросила приехать в Гантс-Хилл, спеть для больной девочки.

* * *

В комнате Поппи места для певцов не хватило, поэтому они расположились на лестничной площадке. Остальные устроились на стульях, на кровати и на полу. Все подшучивали над Эйнштейном, которому Альберт Остин предложил заняться стратегическим планированием, и возбужденно обсуждали, как поступить с двадцатью миллионами. Они умолкли, когда певчие запели «Младенец в яслях». Рут и Джин разрыдались и крепко обнялись. Поппи припала к руке отца. Она очень гордилась ими всеми, но больше всего — своим отцом.

Лен посмотрел туда, где Джулия тихо спала в объятиях Терри. Через полчаса Эйнштейн тоже уснул. Четвертый бокал шампанского сделал свое дело, и он тяжело опустился на пол, прервав «Тихую ночь» бессвязным потоком японских слов.

Примечания

1

Бар-мицва — иудаистский обряд, по совершении которого мальчик становится полноправным членом религиозной общины.

(обратно)

2

Карточная игра, при которой долг игрока или удваивается, или отменяется.

(обратно)

3

Ваше здоровье (франц.).

(обратно)

4

Джон Барбор (1316–1395) — шотландский поэт.

(обратно)

5

Акроним — слово, образованное из начальных букв других слов.

(обратно)

6

Да, все в порядке (нем.).

(обратно)

7

Кокни — коренной житель Лондона, особенно Ист-Энда.

(обратно)

8

Хотя сам господин Бартон не выходил, господин младший брат один раз… (яп.)

(обратно)

9

Это не имеет значения (яп.).

(обратно)

10

Темпура — японское блюдо из рыбы, моллюсков или овощей, зажаренных в бездрожжевом тесте.

(обратно)

11

Вы госпожа Ханако? (яп.)

(обратно)

12

Все, что известно! (яп.)

(обратно)

13

Однако его младший брат все-таки выходил на улицу. (яп.)

(обратно)

Оглавление

Благодарность

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

*** Примечания ***