Выше оценки неплохо 3 том не тянет. Читать далее эту книгу стало скучно. Автор ударился в псевдо экономику и т.д. И выглядит она наивно. Бумага на основе магической костной муки? Где взять такое количество и кто позволит? Эта бумага от магии меняет цвет. То есть кто нибудь стал магичеть около такой ксерокопии и весь документ стал черным. Вспомните чеки кассовых аппаратов на термобумаге. Раз есть враги подобного бизнеса, то они довольно
подробнее ...
быстро найдут уязвимую точку этой бумаге. Игра на бирже - это вообще рассказ для лохов. Маклеры играют, что бы грабить своих клиентов, а не зарабатывать им деньги. Свободный рынок был, когда деньгами считалось золото или серебро. После второй мировой войны для спекуляций за фантики создали МВФ. Экономические законы свободного рынка больше не работают. Удачно на таком рынке могут работать только те, кто работает на хозяев МВФ и может сам создавать "инсайдерскую информацию". Фантики МВФ для них вообще не имеют никакого значения. Могут создать любую цифровую сумму, могут стереть. Для них товар - это ресурсы и производства, а не фантики. Ну вод сами подумайте для чего классному специалисту биржи нужны клиенты? Получить от них самые доходные спекуляции, а все менее удачное и особенно провальное оставить им. Основной массе клиентов дают чуть заработать на средних ставках, а несколько в минус. Все риски клиентам, себе только сливки. Вот и весь секрет их успеха. Ну и разумеется данный специалист - лох и основная добыча маклеров хозяев МВФ. Им тоже не дают особо жиреть. Поднакопил жира и вот против вас играет вся система биржи. Вроде всегда "Надежные" инсайдеры сливаю замануху и пипец жирному брокеру. Не надо путать свободный рынок со спекулятивным. И этому сейчас вас нигде не научат, особенно в нашей стране. А у писателя биржа вообще выдаёт кредиты для начала спекуляции на бирже. Смешно. Ну да ведь такому гениальному писателю надо придумать миллионы из нуля. Вот спрашивается зачем ГГ играть на бирже, если ему нужны деньги для расширения производства и он сам должен выкинуть на рынок свои акции для привлечения капитала.
Начал читать. Очень хорошо. Слог, юмор, сюжет вменяемый.
Четыре с плюсом.
Заканчиваю читать. Очень хорошо. И чем-то на Славу Сэ похоже.
Из недочётов - редкие!!! очепятки, и кое-где тся-ться, но некритично абсолютно.
Зачёт.
Начал читать первую книгу и увидел, что данный автор натурально гадит на чужой труд по данной теме Стикс. Если нормальные авторы уважают работу и правила создателей Стикса, то данный автор нет. Если стикс дарит один случайный навык, а следующие только раскачкой жемчугом, то данный урод вставил в наглую вписал правила игр РПГ с прокачкой любых навыков от любых действий и убийств. Качает все сразу.Не люблю паразитов гадящих на чужой
подробнее ...
труд и не умеющих придумать своё. Вообще пишет от 3 лица и художественного слога в нем не пахнет. Боевые сцены описывает в стиле ой мамочки, сейчас усрусь и помру от ужаса, но при этом всё видит, всё понимает но ручки с ножками не двигаются. Тоесть всё вспомнить и расписать у ГГ время есть, а навести арболет и нажать на спуск вот никак. Ах я дома типа утюг не выключил. И это в острые моменты книги. Только за это подобным авторам надо руки отрывать. То есть писать нормально и увлекательно не может, а вот влесть в чужой труд и мир авторов со своей редакцией запросто. Топай лесом Д`Картон!
Книга из серии тупой и ещё тупей. Автор гениален в своей тупости. ГГ у него вместо узнавания прошлого тела, хотя бы что он делает на корабле и его задачи, интересуется биологией места экспедиции. Магию он изучает самым глупым образом. Методам втыка, причем резко прогрессирует без обучения от колебаний воздуха до левитации шлюпки с пассажирами. Выпавшую из рук японца катану он подхватил телекинезом, не снимая с трупа ножен, но они
подробнее ...
благополучно появились потом. Заряжает барабан револьвера капсюлями порохом и приклеивает пули. Причём как вы понимаете заряжает их по порядку, а потом дважды нам пишет на полном серьёзе, что не знает как дозарядить барабан, как будто этого не делал при зарядке. Офицеры у него стреляют по дальним целям из револьверов, спрашивается вообще откуда офицеры на гражданском пароходе? Куда делся боевой корабль сопровождения я так и не понял. Со шлюпкой вообще полная комедия. Вы где видели, что бы шлюпки в походном положении висели на талях за бортом. Они вообще стоят на козлах. У ГГ в руках катана, а он начинает отстреливать "верёвку" - дебилизм в острой форме. Там вообще то подъём и опускание шлюпки производится через блоки, что бы два матроса смогли спокойно поднять и опустить полную шлюпку хоть с палубы, хоть со шлюпки, можно пользоваться и ручной лебёдкой с палубы. Шлюпки стандартно крепятся двумя концами за нос и за корму иначе при спускании шлюпку развернёт волной и потопит о корпус судна. Носовой конец крепя первым и отпускают последним. Из двух барабанов по делу ГГ стрелял только один раз и это при наличии угрозы боевых действий. Капсули на дороге не валяются и не в каждой лавке купишь. Кто будучи голодным и с плохим финансовом положении будет питаться эклерами? Только дебил или детё, но вряд ли взрослый мужчина. Автору книги наверное лет 12, не более.
Добавлена: 25.03.2019 Версия: 1.0. Дата создания файла: 2017-07-26 Кодировка файла: UTF-8
Поделиться:
(Fb2-info) (ссылка для форума) (ссылка для блога) (QR-код книги)
[url=https://coollib.xyz/b/437180] [b]Мертвый отец (fb2)[/b] [img]https://coollib.xyz/i/80/437180/img_0.jpg[/img][/url]
<a href=https://coollib.xyz/b/437180> <b>Мертвый отец (fb2)</b> <img width=400 border=0 align=left style='padding: 3px;' src="https://coollib.xyz/i/80/437180/img_0.jpg" alt="Мертвый отец (fb2)"></a>
QR-код книги
Аннотация
Доналд Бартелми (1931-1989) — американский писатель, один из столпов литературного постмодернизма XX века, мастер малой прозы. Автор 4 романов, около 20 сборников рассказов, очерков, пародий. Лауреат десятка престижных литературных премий, его романы — целые этапы американской литературы. «Мертвый отец» (1975) — как раз такой легендарный роман, о странствии смутно определяемой сущности, символа отцовства, которую на тросах волокут за собой через страну венедов некие его дети, к некой цели, которая становится ясна лишь в самом конце. Ткань повествования — сплошные анекдоты, истории, диалоги и аллегории, юмор и словесная игра. Это один из влиятельнейших романов американского абсурда, могучая метафора отношений между родителями и детьми, богами и людьми: здесь что угодно значит много чего. Книга осчастливит и любителей городить символические огороды, и поклонников затейливого ядовитого юмора, и фанатов Беккета, Ионеско и пр.
Однажды Доналда Бартелми (1931-1989) спросили, как он относится к критическим отзывам на свои работы, и он ответил: «О, я думаю, критикам хочется, чтобы я ушел и прекратил делать то, что делаю». К нашему большому читательскому счастью, никуда он не ушел, издал четыре романа, одну детскую книжку, немалое количество прозы покороче и, если бы не рак горла, сведший его в могилу в 58 лет, мог бы еще быть среди нас, кто знает.
В начале 1960-х Бартелми вообще довольно много размышлял о природе критического пренебрежения — и считал его полезным: одна из «традиционных обязанностей нас как публики — пренебрегать художниками, писателями, всевозможными творцами». Так, полагал он, «создается Голодная Оппозиция, а тем самым — возможность критики нашей культуры». Применительно к нему самому, говорил он, «пренебрежение происходит на должном уровне». Что в то время было неудивительно: человека, подрывавшего линейные методы повествования традиционной литературы, подкрепленной массовым обожанием «новых реалистов» вроде Реймонда Карвера, «новых журналистов» вроде Тома Вулфа или «новых классиков» вроде Нормана Мейлера, гораздо проще не замечать вообще, чем изрекать о них глупости или гадости.
Об американской литературе второй половины XX века написаны тома, но нас в первую очередь интересует «соглашательский» аспект ее «основного течения». С 60-х годов начиная, этот стержень ее развивался в согласии с историческим ревизионизмом: писатели как бы старались не замечать бурных социальных, политических и культурных событий, предпочитали уважительно держаться узкого предметно-изобразительного канона бытописательства, делая вид, что ни Вьетнама, ни сексуальной революции, ни движений за гражданские права вообще или права женщин в частности, ни абстрактного искусства или поп-арта не происходит. Любые попытки ставить под сомнение «авторитет» — власти, традиции, нормы — мейнстримная критика старательно замалчивала. Подрывные же элементы могли быть достаточно громкими в публичном пространстве, но для литературно-критических хранителей спокойных устоев их словно бы не существовало.
А Бартелми и громок-то, в общем, не был — он тихо работал в первую очередь с языком, старался вывести его из-под диктата правил, постоянно освежать его, не давать ему загрязняться политическим и социальным и кооптироваться коммерческим. Недаром он любил цитировать своего преподавателя по философии Мориса Нейтансона: «Ошибкой было бы считать литературу кладбищем мертвых систем».
Потому-то и самый известный его текст — роман «Мертвый отец», изданный в 1975 году, — посвящен именно им, «мертвым системам». Это среди прочего: литературоведческим разборам «Мертвого отца» посвящена уже целая библиотека статей и книг, хотя не сказать, что за прошедшие 40 лет роман от этого стал «понятнее». Ироническое переосмысление модернизма (особенно на фоне романа Уильяма Фолкнера «Когда я умирала» — покойная Мать из него у Бартелми лишь маячит на горизонте одиноким всадником, ведя с Фолкнером интертекстуальный диалог), вдохновенная «Финнеганами» Джойса иллюстрация к «Тотему и табу» Зигмунда Фройда, с диалогами, которые могли бы вести герои Джосса Уидона, но вели персонажи Сэмюэла Бекетта, Том Стоппард, переодетый в Шекспира... Все это, разумеется, правда, и влияний, заимствований, отсылок и намеков в этом небольшом произведении, конечно, гораздо обширнее. Список литературных влияний Доналда Бартелми занимает несколько страниц — от Франсуа Раблэ, Хайнриха фон Кляйста и Рафаэля Сабатини до Франца Кафки, Флэнна О’Брайена и Томаса Пинчона. Это неспроста — писатель, объяснял сам Бартелми, становится писателем, «выбирая себе отцов. Поначалу я думал, что дальше Хемингуэя в писательстве зайти невозможно... тогда я даже не знал о существовании фон Кляйста... ничего не знал о Кафке, а как же можно писать, не зная хотя бы того, что был такой Кафка?.. Читая все больше, и в свою иерархию набираешь все больше отцов. А уже затем, призвав двадцать- тридцать отцов, возможно, рождаешься сам...»
Вот из этих компонентов и состоит текст — из отцов и мертвых систем, выведенных линейно — или пунктирно — в стилистическом диапазоне от Библии до Гертруды Стайн (знаменитые «бессвязные» диалоги Джули и Эммы у Бартелми, возможно, писались для его неоконченного романа о Г. С., а две эти женские фигуры — буквально сестры Силвии Плат, у которой с отцом, как известно, тоже все было непросто). Минималистичный этот миф, который Бартелми посвятил своей четвертой (и последней) жене Марион Нокс, служит своеобразным расширенным продолжением его первого романа «Белоснежка» (1967), а посмертно изданный его роман «Король» (1990) многие считают своего рода зеркалом «Мертвого отца». Линейность текста здесь, правда, тоже весьма условна — точкой отсчета в нем служит скорее не сама линия, а то, что находится за ней, на что сам текст лишь намекает. Так Кафка мог бы писать свое «Письмо к отцу», если б у него было чувство юмора Бартелми.
Но кто же такой сам Мертвый Отец? — спрашиваем мы себя вот уже четыре десятка лет. Композитный миф — он есть и любая фигура реального папы, и любой диктатор, и абстрактная идея, за которую идут на смерть, и структура самого языка или речь как таковая. Французские философы конца века в этом романе обнаружили свою излюбленную делянку, а американские критики 70-х — повод для идеологической войны. На самом же деле Бартелми сочинил здесь хрестоматийный постмодернистский текст, который досужие критики и любознательные читатели всего мира до сих пор разбирают на составные части: где у автора монтажные склейки, где разрезки, где словотворчество, где противоречия, где фирменные списки и каталоги понятий, где прямая речь как движитель повествования, а где — его знаменитые «беспозвоночные предложения» (кстати, о последних — о фразах «со сломанной спиной» — сам Бартелми говорил, что ищет «особого сорта фразу, быть может, скорее неуклюжую, чем красивую»). Это, несомненно, занимательный «де-конструктор», но лучше, мне кажется, просто открыть книжку и получить удовольствие от текста.
И последний совет, прежде чем вы это сделаете: главное при чтении книг Бартелми — не дремать и быть готовым к любым неожиданностям. И не забывать, что он как писатель стремился к невозможному — к «эстетике неопределенности», к «необходимой непонятности», — а главным принципом его стало известное слово Бекетта — «неудача». Его собственные неудачи — вполне по завету ирландского классика — становились все лучше и лучше. Ведь искусство, писал он, «трудно не потому, что желает быть трудным, а потому, что оно желает быть искусством». Да и вообще книги, по его шутливому убеждению, должны продаваться как картины: все в единственном экземпляре и каждая по миллиону долларов.
М. Немцов
Рекомендации:
эту книгу рекомендовали 0 пользователей. Прежде чем рекомендовать книгу, хорошо подумайте. Рекомендация - это высшая оценка, которую вы можете выставить книге. 10 по 5-балльной шкале.
Лингвистический анализ текста: Приблизительно страниц: 145 страниц - немного ниже среднего (225) Средняя длина предложения: 50.81 знаков - немного ниже среднего (80) Активный словарный запас: близко к среднему 1526.73 уникальных слова на 3000 слов текста Доля диалогов в тексте: 0.00% - очень мало (27%) Подробный анализ текста >>
Последние комментарии
14 часов 18 минут назад
23 часов 9 минут назад
23 часов 12 минут назад
3 дней 5 часов назад
3 дней 9 часов назад
3 дней 11 часов назад