Миссис Оруэлл [Тони Кокс] (fb2) читать онлайн

Тони Кокс Миссис Оруэлл

Mrs. Orwell by Tony Cox (2017)

Перевод с английского Валентина Хитрово-Шмырова

Действующие лица:

Джордж Оруэлл — сорока шести лет.

Соня Броунелл — тридцати лет.

Фред Варбург — пятидесяти одного года.

Люсьен Фрейд — двадцати семи лет.

Медсестра — сорока лет.

Сентябрь 1949 года.

Слышны голоса медсестёр, работников больницы и шум от развозящих еду тележек.

Палата № 65 в больнице «Юнивёрсити колледж», примыкающая к ней комната с парой стульев с выходом в коридор. Медсестра неопределённого возраста в накрахмаленном халате заглядывает в палату, открывает дверь, подходит к окну и раздвигает занавески. Затем подходит к кровати и помогает пациенту сесть. Перед нами Джордж Оруэлл: подстриженные усики, взъерошенные волосы, на вид смахивает на романтического героя вроде Дон Кихота — Рыцаря Печального Образа. Кашляет. Медсестра подносит к его рту плевательницу.

Медсестра. Как спалось?

Только он собирается ответить, как медсестра отправляет ему в рот термометр и берёт за руку, чтобы проверить пульс.

Вчера на ужин была барракута. Вы попробовали?

Оруэлл мотает головой, пытаясь что-то сказать.

Рыба из Южной Африки. В новинку. Вы видели плакаты? Везде расклеены. Взяли одну банку. Дешёвая. Меньше, чем полтора фунта. Сделала салат с пикантным соусом. По рецепту. Их целых восемь. (Вынимает изо рта Оруэлла термометр, смотрит на него, хмурится.)

Оруэлл. Ну и как?

Медсестра. Что?

Оруэлл. Рыба барракута.

Медсестра. Ужасно. На вкус хуже лосося.

Оруэлл снова кашляет. Медсестра тут же подаёт плевательницу. Затем заполняет водой таз, ставит его на столик около кровати и снимает с Оруэлла больничную куртку. Тот оказывается по пояс голым. Помогает ему умыться и подаёт больничное полотенце.

Хватит ворчать, многим намного хуже. Да, жизнь могла бы быть и получше. В конце концов, кто в войне победил?

Оруэлл пытается что-то сказать, но Медсестра вытирает ему лицо, потом берётся за грудь и живот.

А знаете, сколько я на этой неделе за уголь заплатила? Четыре фунта десять пенсов. Да-да. А уж про сигареты я молчу. Три фунта четыре пенса за пачку. Слышали, что Крипс тут сказал, нет?

Оруэлл. Нет.

Медсестра. Сказал, чтоб курили медленней.

Оруэлл. Медленней?

Медсестра. Чтоб курилось дольше и бычок был бы совсем коротеньким. Пожалуйста, лягте лицом ко мне. Доктор говорит, так лучше для здоровья. И причём тут здоровье? (Помогает ему лечь на бок.) Вчера вечером смотрела фильм «Самсон и Далила» с Хеди Ламарр и Виктором Мэтьюр.

Оруэлл. А он кого играл?

Медсестра. Ну, Самсона, конечно. Моя подружка Летти без ума от него. Вид у него такой благочестивый, правда? Вы любите ходить в кино?

Оруэлл. Нет.

Медсестра. И почему же?

Оруэлл. В своё время я был кинокритиком.

Медсестра. А-а-а. (Накрывает его простынёй; моет, очищает таз и возвращается к постели больного.) Как насчёт чашки хорошего чая?

Оруэлл. В заварочном чайнике готовите?

Медсестра. Без него никак.

Оруэлл. А он большой?

Медсестра (показывает руками). Средний размер. Вам в фарфоровый, да? Или ещё какой?

Оруэлл (достаёт из тумбочки пачку чая). Заварите вот этот и покрепче. Не жалейте, бросьте шесть-семь полных чайных ложек. Сильно чай не мешайте, так, чуть-чуть. Угощайтесь персиками, хорошо?

Медсестра не может оторвать взгляда от коробки с персиками. Берёт один и прячет в карман.

Берите два. После барракуты в самый раз.

Медсестра берёт ещё один и, направляясь к двери, чуть не сталкивается с Фредериком Вабургом, пятидесятиоднолетним издателем. Он входит и смотрит на персики.

Варбург. Откуда они?

Оруэлл. От Дэвида Астора. Уже лежали здесь, когда мы приехали.

Варбург. «Мы»?

Оруэлл. Соня была со мной в карете «Скорой помощи».

Варбург. Морланд ещё не приходил?

Оруэлл. Нет.

Варбург. Он человек большой души, вот увидишь. Ухаживал за первым мужем Памелы, вот так вот.

Оруэлл. Они развелись?

Варбург. Нет, бедняга умер. Но уверяю тебя, репутация у Морланда безупречная, а на таланты у него глаз намётан. Самого Дэвида Лоуренса брал под своё крылышко.

Оруэлл понимающе смотрит на Варбурга. Входит Медсестра с подносом в руках. На нём чай, чашка с блюдцем, кувшин с молоком и сахар.

Медсестра. Настаивала двадцать минут. Господин Морланд — человек исключительный.

Варбург машет рукой, чтобы Медсестра удалилась. Та, обиженная, уходит. Варбург наливает чай в чашку и подаёт её Оруэллу.

Оруэлл. Сначала наливаем чай? Правильно?

Варбург. Ну конечно.

Оруэлл. Если сначала налить чай, то сразу ясно, сколько добавить молока. В противном случае с молоком может быть перебор.

Варбург. Сахар?

Оруэлл. Ни в коем случае. Лучше немного перца или соли. (Наливает чай из чашки в блюдце и пьёт, громко причмокивая.)

Варбург. В общем, у меня хорошие новости. (Варбург открывает дипломат и достаёт сигнальный экземпляр романа «1984».) Вчера вечером мне звонили из Нью-Йорка.

Оруэлл. Да?

Варбург. Из клуба «Книга месяца». Вот так вот, Джордж. Думай о продажах и авторских гонорарах.

Оруэлл. И что от них толку, если я здесь?

Варбург. Полежишь-полежишь и выйдешь.

Оруэлл. Да ты посмотри на меня.

Варбург. Это из-за стрептомицина.

Оруэлл. Я его больше не принимаю.

Варбург. Поэтому и выглядишь лучше.

Оруэлл берёт со столика зеркальце, смотрится в него.

Читающая публика очень любит тебя и желает скорейшего выздоровления. Поэтому мы и настаивали, чтобы тебя привезли именно сюда. К такому достойному человеку, как Морланд. Ну что ж, вернёмся к нашим замечательным новостям.

Оруэлл. Каким новостям?

Варбург. От клуба «Книга месяца». У них есть пара предложений.

Оруэлл. В самом деле?

Варбург. Хотят напечатать в приложении отрывки из твоей книги.

Оруэлл. Ну-ка повтори.

Варбург. Комитет…

Оруэлл. Комитет?

Варбург. Американского клуба «Книга месяца». Хочет напечатать отрывки из твоей книги в приложении.

Оруэлл. Нет.

Варбург. Нет?

Оруэлл. Книга — это цельность, это замысел, это особая упорядоченность. Нельзя предлагать читателю её отрывки и кусочки. Тем более, что я над ней ещё работаю…

Варбург. Но подумай о деньгах.

Оруэлл. Это ты о них думай, я думаю о книге.

Варбург. Так что мне им сообщать?

Оруэлл. Что я категорически против.

Варбург. Умоляю, подумай ещё.

Оруэлл. Это моё последнее слово.

Входит Медсестра, в руках у неё поднос с завтраком.

Медсестра. Поешьте, очень вас прошу. Это масло, не маргарин какой-нибудь.

Оруэлл. Спасибо, сестра.

Та выходит. Оруэлл осторожно берёт тост и откусывает от него. Тут же начинается приступ кашля, машет рукой в сторону тазика, Варбург быстро подаёт ему плевательницу. После приступа Оруэлл откидывается на подушки, достаёт пачку табака, папиросную бумагу и искусно сворачивает себе сигарету, прикуривает, с довольным видом вдыхает сигаретный дым. Варбург подходит к окну и выглядывает.

Роллс-Ройсы видишь?

Варбург. Что-что?

Оруэлл. Роллс-Ройсы. Там, на улице.

Варбург. Несколько машин вижу.

Оруэлл. Лучше бы ни одной не было. Не при лейбористском правительстве.

Варбург. Так они в основном иностранцам принадлежат.

Оруэлл. Точно?

Варбург. Есть и посольские.

Оруэлл. Запретить бы их. Это безнравственно. Демонстрировать классовое превосходство.

Варбург отходит от окна, замечает два стульчика. На одном стаканы, на другом бутылка виски.

Угощайся.

Варбург (смотрит на часы, но заметно, что выпить он не против). А ты будешь? От кашля помогает.

Оруэлл. А как же.

Варбург разливает виски в оба стакана и подаёт один Оруэллу. Тот подносит его к носу.

Пахнет торфяником Джура, а привкус солёного воздуха. Отдал бы правую руку, чтоб там оказаться прямо сейчас.

Варбург. Но не правое лёгкое, я надеюсь? А кто за твоим местом там присматривает?

Оруэлл. Моя сестра Аврил и её парень.

Варбург. Хороший парень?

Оруэлл. Очень на это надеюсь. Помогает ей с Ричардом управляться.

Варбург. Скучаешь по нему?

Оруэлл. Конечно. Что за вопрос.

Варбург. Ну, наши-то отцы по нам не очень скучали.

Оруэлл. Я его один воспитывал и очень привязался к нему. Потому и скучаю, очень. (У Оруэлла начинается приступ кашля. Варбург подаёт ему плевательницу. Тот сплёвывает мокроту и пригубливает стакан. Варбург хочет забрать у него плевательницу). Фред, да брось ты. Они всё фарфоровое кипятят.

Варбург смотрит на содержимое плевательницы и ставит на стол. Дверь больничного коридора открывается, и в палату номер 65 входит Соня Броунелл. Она тут же подходит к кровати и забирает у Оруэлла стакан.

Оруэлл. А, Соня, привет.

Варбург, видя недовольство Сони, смотрит на свой стакан, осушает его, ставит на стол, берёт свою фетровую шляпу, дипломат и собирается уходить.

Варбург. Клуб «Книга месяца», Джордж.

Оруэлл. И что?

Варбург. Соня, вразуми его.

Соня. Тут даже я бессильна.

Соня собирается поцеловать Оруэлла, передумывает и берёт его за руку. По виду очень напоминает розовощёких и добродушных девушек Ренуара, однако Соня собрана, а в глазах раздражительность. Одета она весьма скромно. На ней гладкая тёмная юбка и свитер поверх кофточки с белым кружевным воротником. Пододвигает стул к кровати, садится и открывает дипломат. Роется в нём и подаёт Оруэллу конверт.

Соня. Тебе пришло.

Оруэлл (берёт письмо, смотрит обратный адрес). Десять, Даунинг Стрит?

Соня. Да.

Оруэлл (достаёт письмо, читает). Это от премьер-министра. Кто-то доложил, что я при смерти.

Соня. Но ты ещё поживёшь.

Оруэлл. Ну, Эттли точно так думает. А то с чего бы желать мне скорейшего выздоровления. Ты с ним знакома?

Соня. Пока нет. Как он выглядит?

Оруэлл. Как вобла.

Соня просматривает остальную почту, движения её рук резкие. При этом светится улыбкой, вертит головой и театрально играет светлыми длинными волосами.

Соня. Тут письма от разных издательств. Ты им обещал разрешить публиковать отрывки из твоего романа. «Атлантик Мансли», «Тайм энд Тайд», «Трибьюн». Ответ послала стандартный. Что ты серьёзно болен и твёрдого решения не принял.

Оруэлл. Хорошо.

Соня. А это от американского агента. Хочет знать, приемлемый ли гонорар за перевод.

Оруэлл. Где хотят публиковать?

Соня. В Аргентине.

Оруэлл. Понятия не имею, а ты?

Соня. Я тоже. Написала, что приемлемый. Я правильно сделала?

Оруэлл. Да.

Соня. Один вот жалуется на цензуру, просит скидки. Написала, что это исключено. (Берёт со стола книгу.) Ты её читаешь?

Оруэлл. Сомерсет Моэм. Первоклассный писатель. Вот, послушай. «Смерть, как конец повествования»…

Соня. Ах, Джордж, не надо.

Оруэлл. Ты послушай, послушай. «Смерть как конец повествования — это приемлемо, как и свадьба, так что искушённый читатель только усмехнётся такой счастливой концовке». (Протягивает ей руку. Та берёт его за руку и тут же отпускает.) Ну, пожалуйста.

Соня. Что?

Оруэлл. Дай мне руку. (Снова протягивает руку. Та берёт его за руку, помогает встать и одеть широкий желтовато-коричневый кардиган.) Завтра во сколько придёшь?

Соня. Трудно сказать, Сирил-то в отъезде.

Оруэлл. Ладно, как получится.

Соня закрывает дверь и выходит в коридор. Окно в палате освещается. С улицы доносятся звуки городской жизни. Оруэлл в просторном кардигане сидит в кресле напротив Варбурга. Оба читают газеты.

«Электрообогреватель, включённый без нужды на двадцать минут, обкрадывает страну на целый фунт угля, так необходимого для нашего общего блага». Я категорически против порождения чувства вины в рабочем классе. И в завершение, вот, посмотри. (Оруэлл подаёт газету Варбургу).

Варбург. Ну и на что я должен обратить внимание?

Оруэлл. На рекламу.

Варбург. А что в ней такого особенного?

Оруэлл. Как что? Разве это дело, рисовать крылатого бога Меркурия в подштанниках?

Варбург. Но ведь смешно, правда?

Оруэлл. Ну, против ереси я ничего не имею. Но какого чёрта портить вид бога-красавца? Его следовало бы оберегать от вульгарных изображений.

Варбург. Ну и как, по-твоему, это сделать?

Оруэлл. Запретить их.

Варбург. Ты серьёзно?

Оруэлл. Да, вполне. Я бы всех этих паршивцев переловил и расстрелял.

Варбург. Не ожидал застать тебя в таком расположении духа.

Оруэлл. Это почему?

Варбург. Ну, Морланду ты определённо нравишься.

Оруэлл. И что, он собирается меня печатать?

Варбург. Пока нет.

Оруэлл. Ты же не хуже меня знаешь, что писатель не вечен даже при крепком здоровье. Ну на что его хватит: три-четыре книжки. Но рано или поздно он исписывается. И вот ещё что.

Варбург. Что?

Оруэлл. Мысль о сидячем образе жизни сводит меня с ума. Я люблю колоть дрова и заниматься хозяйством. Последний раз на острове попытался выполоть сорняк. Тут же температура подскочила.

Варбург. Знаешь, Джордж, что тебе нужно?

Оруэлл. Что?

Варбург. Любовь настоящей женщины.

Оруэлл. Есть кто на примете?

Варбург. По-моему, ты к Соне неравнодушен.

Оруэлл. А кому она не нравится? Парни заходят в «Хорайзн», чтобы поглазеть на неё.

Варбург. Она просто красотка.

Оруэлл. Это уж точно.

Варбург. И редактор приличный.

Оруэлл. Это верно.

Варбург. Могла бы вести твои литературные дела.

Оруэлл. А что я могу предложить ей?

Варбург. Скоро ты будешь очень богатым, сам знаешь.

Оруэлл. Соню деньги не интересуют. А мужчины, они все у её ног.

Варбург. За исключением Морѝса Понти!

Оруэлл. Вот как? А ты откуда знаешь?

Варбург. Земля слухами полнится. В общем, я думаю так: если этот французишка бросил её, то самое время брать быка за рога.

Оруэлл. Ты так думаешь?

Варбург. Да. Время работает против неё.

Оруэлл. И против меня тоже. Сорок четыре.

Варбург. Что?

Оруэлл. Сорок четыре года. Чехов умер в этом возрасте. Так же, как Стивенсон и Лоуренс.

Варбург. А тебе сколько?

Оруэлл. Сорок шесть.

Варбург. Хороший возраст. А какими гигантскими шагами мы движемся вперёд. Тебе ещё жить и жить, если будешь беречь себя. А лучше, если кто-нибудь будет ухаживать за тобой.

За окном немного темнеет. Слышны звуки пишущей машинки, шум транспорта, голоса продавцов газет. Оруэлл сидит в кресле рядом с Соней, на ней тёмная юбка и кофточка, на нём мешковатый кардиган и шлёпанцы. Соня подаёт ему письмо.

Соня. «Харкорт Прайс» хочет издать сборник твоих очерков. Что скажешь?

Оруэлл. Нет, перепечатывать «Как умирают бедняки» я не дам. «Мой книжный магазин» и «Болтунов» тоже. Всё это было написано, когда мы с Эйлин голодали. За каждый очерк десять фунтов получил.

Соня. Поступило одно странное предложение от одной русской эмигрантской группы. Обещают распространять твой роман «1984» в России, если за перевод много не попросишь.

Оруэлл читает письмо.

Оруэлл. А ты клёцки делать умеешь?

Соня. Никогда не пробовала.

Оруэлл. А научиться сможешь?

Соня. Наверное, смогу. Если попробую.

Оруэлл. А ты захотела бы попробовать?

Соня. Да, да, Джордж.

Оруэлл. Тогда дело решённое.

Соня. Какое дело?

Оруэлл. Наша свадьба, разумеется.

Соня. Ты делаешь мне предложение?

Оруэлл. Да, делаю.

Соня. Но ведь я тебя не люблю, ты же знаешь.

Оруэлл. Конечно, знаю.

Соня. И почему делаешь?

Оруэлл. Потому что буду поправляться, а значит, работать над романом.

Соня. И поэтому делаешь предложение?

Оруэлл. В моей жизни только работа и забота о Ричарде. Ведь его надо поставить на ноги. Я понимаю, с моей стороны почти безумно делать такое предложение, и я не обижусь, если ты просто скажешь «нет». Всё-таки разница в пятнадцать…

Соня. Шестнадцать.

Оруэлл. Да, шестнадцать, но мне так нужен близкий человек, который разделит мою жизнь и работу.

Оруэлл неуклюже бродит по палате, задевая и опрокидывая то одну вещь, то другую.

Ты меня не любишь, да и с чего бы? Ты молодая и красивая девушка, и у тебя есть любимый человек, и он сможет обеспечить тебе достойную жизнь. Я имею в виду этого парня-француза, философа.

Соня. Его зовут Морис.

Оруэлл. Да-да, Морис. Куда мне до него. Он молод, хорош собой, у вас могут быть дети. С другой стороны, если бы ты от кого-то родила, я бы не возражал.

Соня. Вот как?

Оруэлл. Я не ревнив. А твоё дело молодое. А если не найдёшь никого, так это, может, и к лучшему. Просто я хочу узнать: хочешь ли ты быть вдовой богатого литератора? Гонорары посыплются со всех сторон, а неопубликованное сможешь отдать издателям. Правда, сколько я ещё протяну — одному богу известно. Меня хоронили столько раз, а я вот он, живой. Десять лет. Это самое большее, что мне нужно, чтоб закончить три книги. Ах, Соня, ты моя единственная надежда. (Оруэлл падает перед ней на колени, та ерошит ему волосы, потом поворачивается к окну).

Соня. Так на самом деле тебе нужна любовница, домохозяйка, медсестра, литературный агент и мать для Ричарда?

Оруэлл. Да.

Соня. Тяжёлое бремя. Не для меня. Найдёшь кого-нибудь, в литературных кругах столько девушек.

Оруэлл. Да, и одна из них наследует солидный доход.

Соня. Соблазняешь меня, да?

Оруэлл. Да.

Соня. Не очень получается.

Оруэлл. Какой из меня соблазнитель?

Соня. Да ну?

Оруэлл. Но ведь женщины мужчин не очень-то жалуют, да?

Соня. Что за чепуху ты несёшь?

Оруэлл. Моя мать так считала.

Соня. Но почему? Что именно она говорила про мужчин?

Оруэлл. Она считала мужчину большим вонючим животным, желающим охмурить женщину.

Соня. Чтобы овладеть ею!

Оруэлл. Ну да.

Соня. Не права она, вот что я скажу.

Оруэлл. Да о чём мы спорим? Ну чем плохи мгновения животной страсти, а потом месяцы целомудрия и воздержания?

Соня. И это ты считаешь удачным браком, да?

Оруэлл. Ну, в известной мере. Из-за этой болезни я стал почти импотентом и, думаю, тебе это не претит. Соня, на самом деле мне нужна жена.

Входит Медсестра с подносом в руках.

Медсестра. Ой, у мистера Оруэлла вид совсем никудышный. Это что, миссис Броунелл отняла у вас силы?

Соня. Ну, уж никак не я, поверьте. И ему это известно.

За окном слышны голоса простонародья и кондукторов. Оруэлл сидит на кровати, а двадцатисемилетний Люсьен Фрейд рисует его портрет. У него чувственный рот, тёмные кудрявые волосы, взгляд бегающий. Характер у него нервный и энергичный. Откладывает рисунок и дотрагивается до шеи Оруэлла.

Фрейд. Откуда шрам?

Оруэлл. В меня стреляли.

Фрейд. Кто?

Оруэлл. Фашистский снайпер.

Фрейд. Когда?

Оруэлл. Во время гражданской войны в Испании. Многих друзей потерял. Кого убили, кто без вести пропал.

Фрейд. Тогда вы счастливчик.

Оруэлл. Тогда я так и думал, но сейчас иначе. Всё думаю: что лучше, умереть в бою или дряхлым стариком? Конечно, война это сплошной ужас, а разве моя болезнь не ужасна? Есть против неё оружие? Естественная смерть — это медленное, зловонное и болезненное угасание.

Несколько мгновений мы слышим, как Фрейд орудует карандашом.

Знаешь, что меня больше всего потрясло, когда я вернулся в Англию? Что все эти писаки начали сочинять поэмы о «необходимом убийстве», оправдывая чистки и всё такое. С огнём играют, а как он жжёт, понятия не имеют.

Фрейд. Похоже, вы по-прежнему социалист?

Оруэлл. Да. Но, господи, как я их ненавижу. Такие самодовольные, самоуверенные, такие наглые.

Фрейд. Как ещё их обзовёте?

Оруэлл. Свора «прогрессистов», бездельников, пацифистов, феминисток. Извини, меня понесло.

Фрейд. Готов не согласиться.

Оруэлл. Вот как?

Фрейд. Англия — чудесная страна, если учесть, что ты немецкий еврей.

Оруэлл. Ну да, друг друга не убивали, это верно. С другой стороны, наша национальная эмблема — это бульдог, уродливый и непроходимо глупый. И когда ты сюда перебрался?

Фрейд. Когда мне было десять лет.

Оруэлл. В школу ходил?

Фрейд. Если можно так сказать. Меня отдали в Дартингтон Холл.

Оруэлл. В бесплатную?

Фрейд. Да.

Оруэлл. Отвязным был, да?

Фрейд. Да. Драться любил, и сейчас люблю.

Оруэлл. С чего это?

Фрейд. Мне что-то говорили, а я не понимал. Ну, я «раз» — и в морду. Так что друзей не завёл.

Оруэлл. А потом куда?

Фрейд. Потом перевели в Брайнстон. Оттуда тоже выгнали.

Оруэлл. За что?

Фрейд. За недопустимо дурное влияние.

Оруэлл. И что, ты дурно влиял?

Фрейд. Похоже, да.

Оруэлл. И каким же образом?

Фрейд. Штаны с себя стягивал.

Оруэлл. Где?

Фрейд. В Бурнемуте.

Оруэлл. Ого.

Фрейд. А потом познакомился со Стивеном Спендером. Он опубликовал мой рисунок в «Хорайзн». По-моему, там мы и познакомились.

Напряжённая пауза. Слышен только звук прикасающегося к бумаге карандаша.

Оруэлл. А сейчас где живёшь?

Фрейд. Деламер Террас в Паддингтоне.

Оруэлл. Ну и как там?

Фрейд. Дыра-дырой, света почти не видно, прямо как в Париже.

Оруэлл. А ты жил в Париже?

Фрейд. Да.

Оруэлл. С Пикассо был знаком?

Фрейд. Да.

Оруэлл. Ну и как он тебе?

Фрейд. Роста совсем маленького. Жалуется, что мужские брюки в Лондоне ему до сих пор. (Проводит ребром ладони по шее). Наверное, поэтому его обнажённые женщины на картинах такие крупные. Как-то раз предложил выбрать одну из его картин. Я выбрал четыре, может, пять картин, а он говорит: «Молодец, что именно эти, как раз вчера их написал». Потрогал краску, а она совсем сухая. Особой симпатии он не вызывал. Было в нём что-то отвращающее от людей. Да, какая разница.

Оруэлл. А с Дали был знаком?

Фрейд. Нет, а вы?

Оруэлл. Был.

Фрейд. И как он вам?

Оруэлл. Говнюк полный.

Фрейд. Все художники такие.

Оруэлл. Включая тебя?

Фрейд. Да, полный говнюк.

Пауза. Фрейд что-то бормочет про себя. Отодвигает штору.

Оруэлл. И как там погода?

Фрейд. Холодная.

Оруэлл. Будь я сейчас дома, на Юре, мог бы наблюдать за полётом орла.

Фрейд. А у меня пустельга.

Оруэлл. Где?

Фрейд. Дома.

Оруэлл. В Паддингтоне?

Фрейд. Да, научил её садиться мне на запястье.

Оруэлл. А чем ты её кормишь?

Фрейд. Крыс стреляю в Риджентс Кэнел.

Оруэлл. Из чего?

Фрейд. Из пистолета Люгера, 9 мм.

Оруэлл. Никто не возражает?

Фрейд. Да нет, мои соседи все преступники.

Оруэлл. Вот как?

Фрейд. Сосед подо мной, похоже, ночью грохнул кого-то. Остаток ночи пробыл у меня. Сказал полиции, что всю ночь вместе пили.

Оруэлл. И полицейские поверили?

Фрейд. Да куда там. Допрашивали целый день. А после допроса отправился танцевать с принцессой Маргарет.

Оруэлл заинтересован. Короткая пауза.

В газетах даже фотография была. После этого полиция от нас отстала. (Фрейд напряжённо работает.) Знаете, за что я люблю искусство?

Оруэлл. За что?

Фрейд. За риск. Начинаешь рисовать, а что получится — понятия не имеешь. А если б знал, плюнул на это дело. А как рисунок закончишь, интерес к нему сразу теряется.

Оруэлл. И что потом делаешь?

Фрейд. Рву его на кусочки.

Оруэлл. Но ведь это отражение твоей творческой личности! Стремление остаться в памяти потомков.

Фрейд. На двери палаты табличка «Эрик Блэр».

Оруэлл. И что?

Фрейд. Зачем оставаться в памяти под псевдонимом?

Оруэлл. Чтобы не задевать и не стыдить родителей.

Фрейд. Почему остановились на «Джордже Оруэлле»?

Оруэлл. «Джордж» — имя королевское. «Оруэлл» — река в Саффолке. А выбрал из-за книжных магазинов. Вот ты в книжном: книги в алфавитном порядке, слева направо и сверху вниз. Если твоя фамилия начинается на букву в конце алфавита, книжки будут где-то на уровне ног. А «Оруэлл» начинается на «о» будут где-то в середине. В этом секрет моего успеха.

Фрейд. Правда, что ли?

Оруэлл. Да вру, конечно.

Входит Соня, с удивлением замечает Фрейда.

А, Соня, привет.

Соня. Ты какого чёрта здесь?

Фрейд. Объяснение на поверхности.

Соня. Он давно здесь, Джордж?

Оруэлл. Около часа, вроде.

Соня. Но это же возмутительно. Люсьен, ты же в курсе. Посмотри на него, он же еле живой.

Оруэлл. Глупости.

Соня. Мне лучше знать.

Фрейд смотрит на незаконченный рисунок.

Фрейд. Похоже, пора удалиться.

Фрейд забирает свои принадлежности, надевает висящее в проёме двери длинное пальто с меховым воротником.

Соня. Шикарный вид.

Оруэлл. Не то слово.

Фрейд. От деда осталось.

Оруэлл. А ты его рисовал?

Фрейд. Нет. У него на лице такая вмятина была, вроде коричневого яблока. Поэтому, наверное, и посмертной маски не снимали.

Соня. Ну, на этой самой ноте…

Фрейд. Понял.

Соня. Поговорим в коридоре.

Выходят в коридор, закрыв за собой дверь.

Фрейд. Почему на тебе столько косметики? Терпеть этого не могу. Как маска.

Соня. А то, что Френсис весь в косметике?

Фрейд. Френсис, Соня, художник. Это всё баловство.

Соня. Ну, а я кто под маской?

Фрейд. Да вот пытаюсь разобраться.

Соня. Да ну тебя.

Фрейд. Соня, выслушай меня. Джордж замечательный парень, великий художник слова, но ты должна посмотреть правде в глаза. Ему недолго осталось.

Соня. Он не умирающий! Он будет жить! Я спасу его, я знаю, что смогу спасти. И Джордж это знает. Поэтому я выхожу за него. Он будет жить и творить.

Фрейд. Ты выходишь за Джорджа?

Соня. Да, выхожу.

Фрейд. Ну-ка повтори.

Соня. Я выхожу замуж за Джорджа.

Фрейд. Вы будете ужасно счастливы.

Соня. Сразу бы так и сказал. Эй, ты куда?

Фрейд. Поздравить Джорджа, он молодец.

Соня. Не смей.

Фрейд. Почему?

Соня. Официального согласия я пока не дала.

Фрейд. А, вот оно что.

Соня возвращается в палату, Фрейд топчется у выхода.

Оруэлл. Симпатичный парень, что скажешь?

Соня. Люсьен? Настоящий грубиян.

Оруэлл. На вечеринках танцует с принцессой Маргарет.

Соня. Велика заслуга. Ты её видел? Она тебе по пояс.

Оруэлл. Он женат?

Соня. Не знаю, и никто не знает.

Оруэлл. Любит свою работу. Когда только успевает?

Соня. Да он только и делает, что рисует да за женщинами ухлёстывает.

Оруэлл. Да, похоже.

Соня то встаёт, то садится. Вид у неё рассеянный.

Соня. А почему ты с ним видишься?

Оруэлл. В нём есть то, чего мне не хватает.

Соня. И чего же?

Оруэлл. Неотразимого обаяния для женщин.

Соня. Правда? Нашёл чему завидовать.

Оруэлл. Я женщинам не нравлюсь, я знаю.

Соня. Да нравишься, просто вид у тебя слишком серьёзный.

Оруэлл. Звучит как обвинение.

Соня. С серьёзным мужчиной не разгуляешься.

Оруэлл. Это почему?

Соня. Он вечно чем-то занят.

Оруэлл. А женщинам это не нравится?

Соня. Свыкнешься, если замуж выйдешь. Только многие девушки замуж не стремятся.

Оруэлл. А к чему стремятся?

Соня. К удовольствиям.

Оруэлл. Да какие со мной удовольствия?

Соня. Вот поэтому они тебя и прозвали «Угрюмый Джордж».

Оруэлл. И кто же именно?

Соня. Да все.

Оруэлл. Поэтому ты мне отказываешь?

Соня. Ничего подобного.

Оруэлл. Правда?

Соня. Правда.

Оруэлл. Но и радости не испытываешь.

Соня. Столько дел, столько дел, голова кругом идёт. А брак — это шаг очень серьёзный.

Оруэлл. Но предложение льстит тебе, да?

Соня. Да, льстит.

Оруэлл. Ах, Соня, ты меня сделала настоящим счастливцем.

Соня. Но я ещё не сказала «да».

Дело идёт к вечеру, с улицы доносятся популярные мелодии, шум толпы, в коридоре болтают медсёстры. Медсестра с тазом в руках направляется в палату, Соня выходит в коридор. По коридору идёт Варбург, увидев Соню, касается уголка шляпы.

Варбург. Добрый вечер.

Соня. Привет, Фред. С чем пришёл?

Варбург. С новостями.

Соня. Какими?

Варбург. С делового фронта.

Соня. Но я его обо всём информирую. По его же просьбе.

Варбург. Но дело касается финансов.

Соня. Можешь спокойно во всё меня посвятить.

Варбург. Точно?

Соня. Да.

Варбург достаёт из дипломата стопку бумаг и показывает.

И что всё это значит?

Варбург (убирает бумаги). А то, что его роман «1984» принесёт ему больше денег, чем «Скотный двор». На сегодняшний день продано 22700 экземпляров и мы уже готовим новое издание. А ещё большая новость, что Американский клуб «Книга месяца» издаёт очерки Джорджа без сокращений.

Соня. Вот он обрадуется.

Варбург. А ведь он тебя любит, очень.

Соня. Я знаю.

Варбург. И он великий писатель.

Соня. И это я знаю.

Варбург. Он напишет ещё несколько книг, и после смерти ты окажешься богатой вдовой.

Долгая пауза.

Соня. И насколько?

Варбург. Что?

Соня. Насколько богатой?

Варбург. Гонорары за авторские права в Англии и Америке, за публикации в сборниках, за переводы на иностранные языки, э-э-э…

Соня. Назови сумму, Фред.

Варбург. Получается…

Соня. Сколько?

Варбург. Пятнадцать тысяч в год.

Соня сидит на одном из стульев для посетителей и смотрит в пустоту. Варбург уходит. Медсестра поправляет постель Оруэлла, нажимает на рычаг так, что изножье оказывается ниже. Выходит из палаты в коридор.

Медсестра. Здравствуйте, мисс Броунелл.

Соня. Здравствуйте, сестра.

Медсестра. Как вы, мисс? Лицо у вас совсем бледное.

Соня. Я в норме, в норме. А как Джордж?

Медсестра. Плохо. Доктор Морланд сказал, что нужно как можно чаще помогать ему избавляться от мокроты.

Соня. Ясно.

Медсестра. Ну, я пошла. Жду вечером в гости подругу Летти.

Соня. Рада за вас.

Медсестра. Вы когда-нибудь пробовали ирландские картофельные оладьи?

Соня. Пока нет… Вообще нет.

Медсестра. Наемся до отвала.

Соня (открывает сумочку и достаёт несколько продовольственных карточек). Возьмёте?

Медсестра. Да ну что вы!

Соня. Возьмите, прошу вас. А я сегодня иду в «Кафе Рояль» с Жан-Полем Сартром и Симоной де Бовуар.

Медсестра (рассыпается в благодарности). Огромное спасибо. Огромное! (Выходит в коридор. За окном темнеет. Слышны звуки радио, шагов и т. п. Оруэлл в бежевом кардигане сидит в кресле и читает журнал. Соня сидит напротив и что-то вертит в руках).

Оруэлл. Чертовы янки!

Соня. И что они такого натворили?

Оруэлл. Женское бельё их волнует больше, чем воспитание детей! Вот, посмотри, на нижнее женское. Трусики еле-еле одно место прикрывают. А дом, дети, домашние животные — всё по боку. А ты чем занимаешься?

Соня (задирает подол платья и демонстрирует своё нижнее бельё). А вот мои трусики. А ведь неплохо смотрятся, Джордж? (Приставляет руку к паху Оруэлла.) Главное, чтоб желание было страстное. (Поправляет платье, подходит к зеркалу, причёсывается и наносит косметику).

Оруэлл. Ты ведь ещё не уходишь?

Соня. Ещё как ухожу.

Оруэлл. И куда же?

Соня. В компанию.

Оруэлл. Ещё вернёшься?

Соня. Да ну что ты, нет, конечно. Компания заводная, будем отрываться по полной. Будут Робер, Джанетта и, конечно, Люсьен и Энн Данн.

Оруэлл. Ясно.

Входит Медсестра с подносом в руках.

Соня. Давайте я. (Забирает поднос.) Всё, что нужно.

Медсестра выходит. Соня устанавливает столик напротив кресла Оруэлла и ставит на него поднос.

Так, и что мы имеем? (Соня снимает крышку.) Ммм… пирог «Виктори» с грушей и миндалём. (Подаёт Оруэллу нож с вилкой и затем натягивает перчатки.) А я тебе завидую. Все у тебя на побегушках и к твоим услугам. (Целует его в темя.) Ну, отдыхай как следует, а обо мне не беспокойся. Приду пораньше. Тяжёлый был день, особенно с утра. Сирил волком смотрел.

Оруэлл. Он вернулся?

Соня. Да, и без меня как без рук. (Ещё раз прихорашивается, поворачивается к двери, открывает её и быстро входит в прилегающую к коридору комнату.) И вот ещё что.

Оруэлл. Да?

Соня. Да.

Оруэлл. Что «да»?

Соня. Да, я выхожу за тебя.

Соня уходит, у Оруэлла ошеломлённый вид. Темнеет. Звуки классической музыки, голоса торговок и комедийных актёров.

В палате Медсестра. Варбург в соседней комнате читает журнал. Из коридора в комнату входит Соня. Варбург протягивает обе руки.

Варбург. Как я рад видеть тебя, да ещё такой счастливой. Прямо вся светишься. (Целует её в щёку и любуется её обручальным кольцом.) Да оно просто великолепно!

Соня. Спасибо, Фред.

Варбург. Прими мои самые горячие поздравления. Всем новостям новость. Джорджу так нужна любовь и забота.

Дверь в комнату открывается, и Медсестра проходит в коридор.

Соня. Будет ему и любовь, и забота.

Варбург. Вот и славно. Хорошая девочка. (Намеревается пройти вместе с ней в палату, но Соня останавливает его).

Соня. Мне нужно побыть с ним наедине. Не обижайся, ладно?

Варбург. Нет, что ты, что ты.

Соня заходит в палату. Варбург провожает её взглядом, улыбается и уходит. Соня меряет шагами палату.

Оруэлл. Что-то случилось?

Соня. Да, Джордж, случилось.

Оруэлл. Ты передумала?

Соня. Хуже.

Оруэлл. Хуже ничего быть не может.

Соня (достаёт из сумочки номер газеты «Ивнинг Стэндарт»). Ты вот этого не читал.

Оруэлл. А что это?

Соня. «Ивнинг Стэндарт».

Оруэлл. Ну и что пишут?

Соня (делает глубокий вдох и читает заметку). «Решением неких „специалистов“ будет установлено, действительно ли пышноволосая мисс Соня Броунелл, обручённая с Джорджем Оруэллом, вступит с ним в интимную связь после заключения брака».

Оруэлл. Что?

Соня. Приятного мало, правда?

Оруэлл. Пожалуй, это удивляет. С чего вдруг они так решили?

Соня. «Мисс Броунелл сообщила мне сегодня, что если он будет чувствовать себя сносно, они поженятся через две-три недели. Но только по усмотрению врачей.»

Оруэлл. Это действительно твои слова?

Соня. Боюсь, что да. Извини, Джордж.

Оруэлл. Но как это произошло?

Соня. Ну, журналист этот подкатился и сказал, что заметка будет напечатана, потому что все и так всё знают.

Оруэлл. «На пальце тридцатилетней мисс Броунелл, работающей помощницей редактора журнала „Хорайзн“, красовалось в итальянском стиле обручальное кольцо, украшенное рубинами, бриллиантами и изумрудами. Самой ей оно очень нравится. Она надеется, что её будущий муж, настоящее имя которого Эрик Блэр, будет чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы выписаться из больницы и отправиться вместе с ней заграницу в начале будущего года».

Соня. Ах, Джордж, я так виновата. Прости меня.

Оруэлл (манит её к себе, та присаживается на кровать). Ты ни в чём не виновата.

Соня. Точно?

Оруэлл. Соня, ты моя единственная и истинная любовь.

Соня. Ну, раз все всё знают, надо установить дату.

Оруэлл. Дату чего?

Соня. Нашей свадьбы. А раз я теперь палочка-выручалочка, не будем её откладывать.

Оруэлл. Думаешь?

Соня. А почему нет? Давай поженимся в ноябре.

Оруэлл. Так ноябрь — это же следующий месяц.

Соня. Не будем тянуть время, и число выберем особое, тринадцатое, давай?

Оруэлл. Так и порешим. Что-то в этом есть. Чувствую приятное возбуждение.

Соня. А возбуждаться тебе можно? Что скажет твой врач Морланд?

Оруэлл. Ничего, лёгкое возбуждение мне на пользу. Никогда не забуду тот вечер, когда ты пришла сюда и возилась со мной как настоящая сиделка.

Соня. Да, живчик ты был ещё тот.

Оруэлл. Да ну?

Соня. И, как знать, побудь я сиделкой ещё какое-то время, чтоб от тебя осталось.

Оруэлл. Знаешь, за что я люблю мою Соню?

Соня. За доброту, сердечность, силу духа?

Оруэлл. Да, да.

Соня. За мою красоту?

Оруэлл. Да.

Соня. За моё тело?

Оруэлл. О, да.

Соня. За мои ласки?

Оруэлл. Ты сама страсть.

Соня. А теперь к прозе жизни.

Оруэлл. Согласен, конечно.

Соня. Чтобы как следует ухаживать за тобой, означает бросить работу. Это просто. Сирил и ухом не поведёт, когда я уйду. Да и сам журнал на ладан дышит. (Соня собирается уходить).

Оруэлл. Ты уже уходишь?

Соня. Ну да.

Оруэлл. И куда?

Соня. Оформлять брачный договор.

Оруэлл. А что, это срочно?

Соня. Мы поженимся в больнице, а тут без юристов не обойтись.

Оруэлл. Почему?

Соня. Умирающие миллионеры, заинтересованные медсёстры. Нам нужен договор особого вида.

Оруэлл. И как же его оформлять?

Соня. Я знаю.

Оруэлл. Ого.

Соня. И вот ещё что.

Оруэлл. Да?

Соня. В таком виде ты не жених.

Оруэлл. А в каком жених?

Соня. В очень нарядном.

За окном темнеет. Звуки свадебного марша. Брачные обеты, шум голосов. Оруэлл стоит, широко улыбаясь. На нём из красного атласа фрак. Вид у него величественный и воинственный. Соня стоит рядом. Больничный священник стоит спиной к публике и совершает свадебный обряд.

Оруэлл. Я, Эрик Блэр, беру тебя, Соня Мэри, в законные жёны и с этого дня до последнего я с тобой в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, и буду любить тебя, пока смерть не разлучит нас, согласно воле божьей, и в этом я клянусь. (Надевает ей обручальное кольцо.) И с этим кольцом я беру тебя в жёны, и отныне я твой душой и телом. Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь.

Звучит «Свадебная Самба» Эдмундо Роса. Оруэлл всё ещё в своём свадебном наряде сидит в кресле рядом с Варбургом, под рукой у него заварной чайник и какие-то бумаги.

Оруэлл. Некоторые считают, что лёгкий трактор фирмы «БЭМБ» самый лучший, но мне больше по душе «Стальной Конь». Он более надёжен, особенно для косьбы травы, и даже уборки кукурузы. К нему прилагается весом в сто килограмм прицеп, полезный при уборке картофеля, навоза и т. д. Но можно ли будет обойтись без генератора? По-моему, лампы фирмы «Тилли» подойдут, но не будет ли возражать Соня?

Варбург. Соня?

Оруэлл. Ну да.

Варбург. Ты что, собираешься забрать её на свой остров?

Оруэлл. Да.

Варбург. Но такой образ жизни не по ней.

Оруэлл. Почему бы это?

Входит Соня.

А вот и ты, радость моя. Мы как раз о новом тракторе говорим.

Соня. Ну что ж, на вид он очень хорош.

Варбург (собирается уйти, но медлит). Ты что-нибудь решил?

Оруэлл. Что?

Варбург. Насчёт Ричарда. Насчёт подарка к Рождеству?

Оруэлл. А, ну да. «Меккано» можешь достать? Соня, ты знаешь, что это такое?

Соня. «Меккано»?

Оруэлл. Для его возраста как раз. Он любит всякие конструкторы, железяки.

Варбург. Может, мне в «Хэмли» заглянуть?

Соня. «Хэмли»?

Оруэлл. Это магазин игрушек, солнце моё.

Варбург уходит. Соня подходит к окну, скрестив на груди руки. Оборачивается.

Соня. А сколько Ричарду лет?

Оруэлл. Пять.

Соня. И как ты собираешься поступить с ним?

Оруэлл. Толком не решил. Тесно общаться с ним не могу, может заразиться. И по матери он очень скучает. Она собиралась посвятить всю себя воспитанию сына, когда война кончилась.

Соня. Расскажи мне про Эйлин.

Оруэлл. Ты же её знала.

Соня. Нет, не знала.

Оруэлл. Была знакома.

Соня. Да ну? Я и словом с ней не обмолвилась. Ты любил её?

Оруэлл. По-всякому было, но мы с ней ладили.

Соня. Ладили! Надеюсь, обо мне ты так говорить не будешь.

Оруэлл. Она была совсем непохожей на тебя.

Соня. В чём именно?

Оруэлл. Косметику не любила.

Соня. А на мне много косметики? Ты так считаешь?

Оруэлл. Да нет же, нет.

Соня. Как она умерла? Ты никогда не рассказывал.

Оруэлл. В больнице. Во время операции.

Соня. Что с ней было?

Оруэлл. Опухоль матки, даже несколько. Ей рекомендовали гистерэктомию и наблюдение у специалиста, но с деньгами было плохо. Страховки тогда не было, а зарабатывал я — кот наплакал.

Соня. У неё был рак, да?

Оруэлл. Да, рак. Но тогда думали, что просто опухоль. Она отложила операцию ради подачи документов на усыновление — своих-то детей у нас не было. Мысль, что ей осталось жить какие-то полгода, сводила её с ума, хотя о раке речи не было. Её волновала только операция по удалению опухолей и деньги на её оплату. Вот и спровадила она меня с глаз долой, пока не поправится.

Соня. Значит, бросил её в самый критический момент?

Оруэлл. Я и не думал, что он критический.

Соня. Но она же была твоей женой. Что ты за человек? По-моему, ты её совсем не любил.

Оруэлл. Ну, тут ты не права. Мы многое пережили вместе, и она понимала, что значит для меня работа.

Соня. Значит, работа на первом месте?

Оруэлл. Да.

Соня. Мне всё теперь понятно.

Оруэлл. Что именно?

Соня. У твоей жены опухоли в матке, у неё кровотечения, истощение организма, а ты и пальцем о палец не ударил, чтоб заработать денег и обеспечить ей достойный уход, и шлялся где попало и спал с кем попало.

Оруэлл. Ну, тебя занесло.

Соня. Ты в преданность веришь?

Оруэлл. Нет.

Соня. Ну, я это учту.

Оруэлл. Ты уже уходишь?

Соня. Ты в порядке, утебя всё под рукой, а мне надо поухаживать ещё кое за кем. За Коннолли.

Оруэлл. А что с ним?

Соня. Пора новый номер выпускать, а работы невпроворот.

Освещение несколько меняется, слышны звуки печатного станка, радио и т. п. Оруэлл сидит на кровати. Фрейд рисует его.

Фрейд. Значит, поженились прямо в этой палате?

Оруэлл. Да.

Фрейд. Ну, вы даёте.

Оруэлл. Да уж, Соне страшно понравилось.

Фрейд. Да, Соня человек решительный. А что было после бракосочетания?

Оруэлл. Да ничего. Всей компанией отправились в отель «Риц». Под меню все подписались, смотри.

Оруэлл передаёт Фрейду меню.

Во сколько всё обошлось, не знаю, но коллекционное шампанское было.

Фрейд. Она потом вернулась?

Оруэлл. И весьма пьяненькая, должен тебе сказать.

Фрейд продолжает работать, слышен только звук скользящего по бумаге карандаша.

А ты куда-то пропал.

Фрейд. В Ирландии был.

Оруэлл. Понравилось?

Фрейд. Нет, руку повредил.

Оруэлл. Как так?

Фрейд. Врезал по физиономии Рэндольфу Черчиллю.

Оруэлл. Молодец.

Фрейд. Удар был, видно, что надо. Целый месяц карандаш в руке не мог держать. Поэтому в Ирландию и подался. Всё время хочется куда-нибудь уехать. В Марокко или ещё куда. Но просто так не поездишь, сплошные ограничения. А ведь ты был в Бирме, это правда?

Оруэлл. Меня определили в Мандалей.

Фрейд. Ну и как, хорошо там?

Оруэлл. Ничего хорошего. Достопримечательностей всего пять. Три начинаются на «п»: пагоды, парики, проститутки. Две на «с»: бродячие свиньи и священники.

Фрейд. Расскажи про проституток.

Оруэлл. «Был я молод, в Мандалей попал, бирманку молодую повстречал и на неё запал». А у тебя была девушка из Бирмы?

Фрейд. Нет.

Оруэлл. От них такой особый запах исходит, аж зубы сводит.

Фрейд. Чего ещё хорошего на Востоке?

Оруэлл. Кроме девушек?

Фрейд. Да.

Оруэлл. Пальмы, кроваво-красные китайские розы, преследующий повсюду запах чеснока, да скрип бычьих повозок.

Фрейд. Настоящая экзотика.

Оруэлл. И вдруг ты забываешь обо всём, когда неожиданно видишь растущий один-одинёшенек нарцисс, замёрзший пруд или почтовый ящик. Деваться по вечерам некуда, вот и сидишь в Клубе. Сосед справа со стаканом виски, слева обкуренный и разговорчики в колониальном духе: как бы всех этих аборигенов в масле зажарить. И самое ужасное, что ты сам поддаёшься этому настрою.

Фрейд. Как это?

Оруэлл. С одной стороны, ты ненавидишь своих соотечественников и ужасно хочешь, чтобы местное население затопило империю в крови. А с другой стороны, так и подмывает пропороть штыком брюхо буддийского монаха. Так что вернулся я на родину с ужасным чувством вины и сделал всё, чтобы отделаться от системы. Начал общаться с её отверженными: бродягами, преступниками, проститутками. Пытался бежать от всего имперского и обнажать социальное неравенство. Ты такое когда-нибудь переживал?

Фрейд. Я же еврей-беженец, мне подобное самоуничижение ни к чему.

Оруэлл. Я понял.

Фрейд. И что, сработало?

Оруэлл. Да примирился сам с собой. Сейчас этот период жизни выглядит нелепо, но тогда сработало.

Фрейд. Каково это: потерять честолюбие такому человеку, как вы?

Оруэлл. А я его не терял. Даже в тюрьме хотел посидеть.

Фрейд. Получилось?

Оруэлл. Только одну ночь.

Фрейд. А я в полицейском участке несколько раз побывал, и совсем недавно.

Оруэлл. За что?

Фрейд. В основном за драки. (Фрейд ещё усерднее водит карандашом.) А тут задолжал много, понимаете?

Оруэлл. И сколько нужно денег?

Фрейд. Столько, чтобы расплатиться за карточный долг.

Оруэлл. Может, Соня поможет? По-моему, она сейчас при деньгах.

Фрейд (вдруг перестаёт работать). Ну вот, кажется, готово.

Оруэлл. Можно взглянуть?

Фрейд подаёт ему рисунок.

В строго реалистической манере.

Фрейд. Будь такое «строго реалистическое направление», я бы его возглавил.

Оруэлл. А ты читал «Портрет Дориана Грея»?

Фрейд. Да, конечно.

Оруэлл. Порочность человека отражается на его лице?

Фрейд. Понятия не имею.

Оруэлл. Этот рисунок отражает большую душу.

Фрейд. Да-да.

Оруэлл. Только не мою, а твою.

Фрейд. Мне нравится теребить свою душу.

Оруэлл. И часто?

Фрейд. Да.

Оруэлл. Великолепный рисунок. Подаришь?

Фрейд. Ну конечно. (Фрейд передаёт Оруэллу рисунок и надевает висящее на двери длинное пальто с меховым воротником.) Ой, Соня, привет.

Соня быстро проходит мимо него с журналами в руках. Один экземпляр отдаёт Оруэллу, другой Фрейду.

Соня. Рассчитывала на большой тираж, но печатный станок заупрямился.

Оруэлл (изучает оглавление). Кто такой Норман Мейлер?

Соня. Новый талант.

Оруэлл. Правда?

Соня. Смею утверждать, что его роман о войне «Нагие и мёртвые» — самый честный из всех опубликованных.

Фрейд. Здесь прямо так и написано.

Соня пытается вырвать журнал у него из рук, но тот увёртывается и продолжает листать его. Медсестра вкатывает инвалидную коляску.

Соня. Зачем это?

Медсестра. Мистеру Оруэллу нужно пройти рентген.

Соня. Я с вами.

Медсестра. Это строго запрещено, мисс Броунелл, извините, миссис Оруэлл.

Соня. Это надолго? Сколько мне тут одной оставаться?

Медсестра. Это быстро.

Соня. Тогда я подожду.

Медсестра помогает Оруэллу устроиться в скрипучем кресле и вывозит его в коридор. Соня и Фрейд остаются наедине.

Фрейд. Не понимаю, зачем ты за него вышла?

Соня. Сама не понимаю. Вряд ли мне подходит роль ангела-хранителя, как считаешь?

Фрейд. Так и считаю.

Соня. Какое-то время колебалась, конечно.

Фрейд. Ну и за кого ты вышла?

Соня. В смысле?

Фрейд. На дверной табличке «Эрик Блэр». Ты вышла за Блэра? Или за Джорджа Оруэлла?

Соня. К чему такой вопрос?

Фрейд. По-моему, Оруэлл — это маска, которую носит Блэр.

Соня. Ты, похоже, немного психиатр, да?

Фрейд. Да, это у нас семейное.

Соня. Тогда скажи: зачем он женился на мне?

Фрейд. Он считает, что женщины питают к нему отвращение.

Соня. Полная чепуха.

Фрейд. Ты — женщина его мечты. Он думал о встрече с такой красивой женщиной всю жизнь и считал, что его мечта не сбудется. Но она сбылась.

Соня. А зачем я за него вышла?

Фрейд. Будучи женой литератора, ты тут же приобретаешь определённое общественное положение. Ты делишь с ним славу, ты материально обеспечена и независима. Но при этом жертвуешь любовью и сексом. Никакой страсти. Ты готова к этому.

Соня. Любовь и страсть принесли мне одно несчастье.

Фрейд. Ну, я бы никогда снова не женился.

Соня. И почему?

Фрейд. Потому что стоит мне полюбить женщину, она становится для меня как мать, а заниматься любовью с матерью — это ни в какие ворота не лезет.

Соня (берёт в руки рисунок и внимательно изучает его). Ужас один.

Фрейд. Правда?

Соня. Да.

Фрейд рвёт рисунок на кусочки и бросает их на пол. Соня начинает подбирать кусочки бумаги и оказывается стоящей на коленях прямо перед Фрейдом.

Фрейд. Он сказал, ты можешь одолжить мне денег.

Соня. Это с какого испуга?

Фрейд. Твой муж сказал, что деньгами распоряжаешься ты. Это правда?

Соня. Нет.

Фрейд. А почему он так сказал?

Соня. Сколько надо?

Фрейд. Три тысячи фунтов.

Соня. Три тысячи фунтов?!

Фрейд. Да, три тысячи.

Соня. А ты в курсе, сколько Сирил мне платит?

Фрейд. Понятия не имею.

Соня. Три фунта в неделю.

Фрейд. Плюс ленч в «Уайт Тауэр» каждый день.

Соня. Нет, не каждый. Иногда водит меня в «Кафе рояль». Почему три тысячи?

Фрейд. Потому что, если я их не верну, то останусь без руки. Или без языка.

Соня. Это что, карточный долг?

Фрейд. Да.

Соня. Но как можно просадить три тысячи?

Фрейд. Люблю риск, пусть это даже опасно.

Соня. Так и мчишься по жизни, не разбирая пути, да ещё с закрытыми глазами.

Фрейд. Да. А как же ещё почувствовать, что ты живой?

Соня. А как тебе Симона де Бовуар?

Фрейд. В постели?

Соня. Да.

Фрейд. Слишком серьёзная.

Соня. Она ведь в этом деле конкурент Сартру, к твоему сведению.

Фрейд. В каком деле?

Соня. Переспать с наибольшим количеством мужчин. Зачем ты это делаешь?

Фрейд. Что «это»?

Соня. В азартные игры играешь.

Фрейд. Мне нравится проигрывать. Чувствую всю остроту жизни. Как в сексе.

Соня. Как в сексе?

Фрейд. Да-да, как в сексе. И где вы осуществляете брачные отношения? Здесь? На этой кровати? Или на кресле? Может, на полу или стоя? Джордж стоять может? У него вообще получается? Похоже, брак у вас фиктивный.

Соня. Нет, самый настоящий.

Фрейд. Да какой настоящий? Он к постели прикован. Не представляю, как ты можешь касаться его. От него же запах идёт смердящий.

Соня. Ничего, привыкаю.

Фрейд. А что с ним?

Соня. Лёгкие. Они гниют.

Фрейд. Вы занимаетесь любовью?

Соня. Да боже упаси, что за нелепый вопрос? Ты же видишь, насколько он болен.

Фрейд пытается обнять Соню. Та отталкивает его. Фрейд закрывает дверь.

Соня. Отстань от меня.

Фрейд. А какое на тебе бельё? Что это за запах?

Соня. «Запретная зона».

Фрейд. Терпеть не могу духи. Женщины должны пахнуть только одним.

Соня. И чем же?

Фрейд. Вагиной.

Соня. Какой же ты противный.

Фрейд крепко прижимает её к себе.

Не валяй дурака. Что, прямо здесь? Нашёл место!

Фрейд. Зато как нервы щекочет.

Соня. Нас же видно из коридора!

Фрейд вешает пальто на дверь.

Чем ты пахнешь? А, ну да. Краской и скипидаром.

Фрейд целует её.

Ты сумасшедший.

Фрейд. Да, похоже.

Соня. Рискованно ведь.

Фрейд. Люблю риск.

Соня. Сюда могут войти.

Фрейд. Да, я знаю.

Со всей страстью занимаются любовью. Варбург идёт по коридору, подходит к палате и собирается открыть дверь, но, услышав страстные возгласы, замирает на месте. Отступает шаг назад и видит, как к нему приближается инвалидная коляска. В ней Оруэлл. Варбург открывает дверь и, не заходя, громко ею хлопает. Поворачивается к ней спиной и приветствует Оруэлла.

Варбург. Привет, Джордж.

Оруэлл. Фред, что ты тут делаешь?

Варбург. Надо кое-что по списку уточнить.

Оруэлл. По списку?

Варбург (достаёт из кармана сложенный листок бумаги). Может, хочешь добавить что-нибудь?

Оруэлл. Хорошо.

Варбург. Я включил в список варенье из кабачков.

Оруэлл. Что?

Варбург. Варенье из кабачков.

Оруэлл. А, я люблю его.

Варбург. Ещё я добавил лосося, сыр и булочки с шафраном. Как насчёт мармелада?

Оруэлл смотрит на Медсестру.

Медсестра. Лучше…

Варбург. «Куперс Оксфорд», я понял.

Оруэлл. Ещё что-нибудь?

Варбург. Пожалуй, хватит.

Оруэлл. Зайдёшь ко мне поболтать?

Варбург. У меня встреча с Альберто Моравиа. Ты читал его «Римлянку»?

Пока Варбург продолжает что-то бормотать, Фрейд и Соня приводят себя в порядок.

Не шедевр, конечно, но истории из жизни проституток издатели печатают охотно, им ведь тоже есть хочется. Тем более что грязных сцен в ней нет.

Соня (открывает дверь палаты). Чёрт, где ты пропадал?

Оруэлл. Рентген проходил.

Соня. Да помню я! Но почему так долго? Вся изнервничалась.

Оруэлл. Меня не было минут двадцать.

Из-за двери выглядывает Фрейд.

А, привет, Люсьен. Ты ещё здесь?

Соня. Показывал мне свой рисунок.

Оруэлл. Здорово, просто здорово.

Соня. Сестра, я сама.

Медсестра. Не хватает колясок.

Соня. Я быстро, зайдите попозже.

Медсестра уходит.

Варбург. Ну что, будем прощаться?

Оруэлл. Большое спасибо, что зашёл.

Варбург. Удачи, Джордж, во всём.

Оруэлл. Спасибо.

Варбург уходит.

Такие, как Варбург, соль земли.

Фрейд вкатывает коляску в палату и помогает Оруэллу устроиться в кресле.

Надеюсь, снимки будут хорошие.

Соня. Само собой, Джордж, само собой.

Фрейд и Соня обмениваются взглядами и пытаются затолкать обрывки рисунка под кровать.

С улицы доносятся голоса торговок углём, в коридоре кто-то насвистывает мелодию, звуки радио. Оруэлл и Соня расположились в креслах. Оруэлл пьёт чай с блюдца. Соня этим раздражена.

Соня. Суматошные были дни.

Оруэлл. Что?

Соня. Раз, два и поженились.

Оруэлл. Уже сожалеешь, да?

Соня. Да ну что ты, дурачок. Просто я так мало знаю о тебе. Как ты проводишь день?

Оруэлл. Когда я здоров, ты хочешь сказать?

Соня. Да.

Оруэлл. Ну, каждый день, четверть восьмого, Ричард щекочет мне пятки, чтоб я проснулся. Меня будить надо осторожно из-за ужасных ночных кошмаров.

Соня. Ты кричишь во сне, да?

Оруэлл. Да, иногда. Потом в половине восьмого мы с Ричардом завтракаем, и каждый день я повторяю одну и ту же шутку. Обматываю руку салфеткой, будто я официант. Ричарду это очень нравится, он так смеётся. Потом работаю, потом ленч, потом, если не назначена встреча, иду в паб и заказываю сэндвич. Днём немного лодырничаю или плотничаю. А ближе к вечеру пьём чай с пудингом из манной крупы с лимоном и ванилью. Умеешь его готовить?

Соня качает головой.

Потом полчаса играем во что-нибудь с Ричардом, затем укладываю его спать, а потом до десяти работаю. Ровно в десять выпиваю большую кружку какао. Предпочитаю «Кэдбери», а если его нет, то «Фрай», но этот сорт хуже. Молоко довожу до кипения и, как только появляется пенка, добавляю шоколад и размешиваю всё деревянной ложкой, обязательно деревянной. Потом снова работаю до трёх утра.

Соня. И где мы будем жить с таким распорядком?

Оруэлл. Если поправлюсь, хотел бы на свой остров вернуться, на Юру.

Соня. Тебе нужен более здоровый климат.

Оруэлл. Климат там чудесный. Всё-таки Гольфстрим. Снега и мороза практически не бывает. Постоянно идёт дождь, но к этому быстро привыкаешь.

Соня. Но там ты и заболел.

Оруэлл. Юра здесь ни при чём. Я заболел на Кэнонбери-сквер зимой 1947 года, когда Империя развалилась. Посмотри, это Барнхилл. (Оруэлл шарит в ящике стола рукой и достаёт фотографию).

Соня. Глухое место.

Оруэлл. О чём и речь. Если бы они сбросили атомную бомбу на Глазго, его бы накрыло волной, а на Юре хоть бы что.

Соня. А откуда ты знаешь?

Оруэлл. Я рассчитал.

Соня. Но как на Юру добираться?

Оруэлл. На поезде до Глазго, автобусом к Западному побережью, кораблём до Кинтайра, потом автобусом через весь полуостров, снова кораблём до Юры и затем на такси от Крейгхауса до Ардлассы.

Соня. И ты на месте?

Оруэлл. Нет. Последние семь километров по просёлочной дороге. Можно пешком, в случае крайней нужды на лошади.

Соня. Сколько всего времени нужно, чтоб туда добраться?

Оруэлл. Около двух суток.

Соня. За это время полмира можно объехать.

Оруэлл. Так что: Юра тебе не подходит, да?

Соня. Когда ты перестанешь?

Оруэлл. Что?

Соня. Пить с блюдца.

Оруэлл. Ну, извини.

Соня. Да ладно. Ты же пока не в ночлежке.

Оруэлл. Виноват.

Соня. А где еду покупаешь и всё необходимое для хозяйства?

Оруэлл. В универмаге в Крейгхаусе.

Соня. И долго до него?

Оруэлл. Тридцать пять километров. Туда пароходы прибывают.

Соня. А ближайший телефон?

Оруэлл. В двадцати километрах.

Соня (разглядывает фотографию). Унылое место.

Оруэлл. Да что ты, совсем нет. Между нашим домом и морем чистое поле, а на другой стороне острова бесконечный и чистейший пляж и рядом пустующая хижина пастуха.

Соня. Но как туда добираться?

Оруэлл. Куплю мотоцикл.

Соня. А питаться чем?

Оруэлл. Узкие морские заливы прямо кишат форелью, а рыбаков нет. Там полно дичи, кроликов. Полно крабов и скумбрии. Заодно учусь делать пудинг из ирландского мха.

Соня. Что это за пудинг?

Оруэлл. Ну, ходишь по побережью, собираешь морские водоросли, ирландский мох, высушиваешь всё, потом тушишь.

Соня. Какая гадость.

Оруэлл. Ужасная. Но съедобная, вполне съедобная.

Соня. А чем занимаешься, кроме сбора водорослей?

Оруэлл. Пишу, а чем же ещё.

Соня. А когда не пишешь?

Оруэлл. Заготавливаю сено, ловлю разбежавшихся кур, рыбачу, охочусь на кроликов.

Перед дверью палаты появляется Медсестра и приоткрывает дверь.

Медсестра. Как наш больной себя чувствует в вечернее время?

Оруэлл. Воспрянул духом немного.

Медсестра. А физически?

Оруэлл. Сильный кашель достаёт, и ночи всё время холодные.

Медсестра. Обычная картина при туберкулёзе.

Оруэлл. Вот как?

Медсестра. Мистер Морланд говорил мне, что у Дэвида Герберта Лоуренса ночи были всё время холодные. Но его жена здорово ему помогала.

Соня. И каким же образом?

Медсестра. Согревала его.

Соня. Как?

Медсестра (мнётся, потом продолжает). Груди у неё были шикарные. Очень помогало.

Соня. Кто бы сомневался.

Медсестра. В общем, новости хорошие. Мистер Морланд посмотрел снимки и сказал, что ухудшения нет. Курс лечения тот же.

Соня. Джордж, ты слышал? Ухудшения нет.

Медсестра. До выздоровления ещё далековато, и, учитывая ваше самочувствие, мистер Морланд рекомендует вам отправиться в санаторий.

Оруэлл. И в какой же?

Медсестра. Он рекомендует швейцарский в окрестностях Гштаада, место называется Монтана-Вермала.

Оруэлл. То есть, меня выписывают?

Медсестра. Да.

Соня и Оруэлл обнимаются.

Соня. Как здорово.

Оруэлл. Это событие надо отметить. Присоединитесь?

Медсестра. Нет-нет, я на дежурстве. Рада за вас. За вас обоих.

Медсестра уходит, Соня разливает виски.

Соня. Бог мой, от сердца отлегло. (Чокаются).

Оруэлл. За твоё здоровье.

Пьют виски. Перед следующей порцией Соня скороговоркой.

Соня. Сейчас ночами холодно?

Оруэлл. Да.

Соня подходит к краю кровати, снимает джемпер, кофточку и бюстгальтер.

Ты что задумала?

Соня. Ну, если Лоуренсу помогло, то и Джорджу Оруэллу поможет.

Соня прижимает груди к ногам Оруэлла.

Оруэлл. Были бы силы, я бы такое вытворил.

Соня. Что, что именно?

Оруэлл. Раздел догола, привязал к столбу и запустил в тебя кучу стрел.

Соня. А потом?

Оруэлл. А потом изнасиловал.

Соня. Вот как?

Оруэлл. А в момент оргазма перерезал бы тебе горло.

За окном темнеет, звуки радио.

Варбург, Соня и Оруэлл сидят в импровизированном офисе в палате 65. Варбург открывает дипломат и достаёт какой-то документ.

Варбург. А сейчас я объявляю открытым заседание дирекции кинокартины, а её директор — Джордж Оруэлл. На заседании присутствуют: мистер Фредерик Варбург, мистер Эрик Блэр и миссис Эрик Блэр.

Соня. Соня Оруэлл.

Варбург. Согласно протоколу, ты миссис Эрик Блэр.

Соня. Миссис Блэр, да ещё и Эрик. Мне это ужасно не нравится.

Варбург. Но ты за ним замужем. Так что ты Эрик Блэр. Можно продолжить?

Соня. Если это ваша обязанность, то да.

Варбург. К сожалению, отсутствует мистер Джек Хэррисон.

Соня. Я такого не знаю.

Варбург. Он старший партнёр в «Хэррисон Хилл».

Соня. А что это такое?

Оруэлл. Объединение общественных бухгалтеров, радость моя.

Соня. И где же он?

Варбург. Это не важно, у меня его согласие, переданное доверенным лицом. Чтобы обеспечить миссис Блэр место на борту нашего корабля и членство в компании.

Соня. Вот это да.

Варбург. Кто «за», сказать «так точно».

Оруэлл. Так точно.

Варбург. Мои поздравления, Соня, ты теперь член дирекции. Поставь вот здесь свою подпись.

Соня. А зачем?

Оруэлл. Это насчёт налога.

Соня. Налога?

Варбург. Да, налога.

Соня. А причём тут налог?

Варбург: Ну, скажем так: если Джордж заработает в год три тысячи фунтов, половину суммы нужно отдать в качестве налога.

Соня. Да это просто грабёж.

Варбург. При таком доходе ты платишь десять шиллингов с фунта. Итого пятьдесят процентов.

Соня. Это понятно, я не дура.

Варбург. Это всё цветочки, а вот и ягодки.

Соня. И какие же?

Варбург. Джордж и я очень заинтересованы в постановке этого фильма.

Соня. Какого фильма?

Варбург. «Скотный двор».

Соня. Я абсолютно не в курсе.

Варбург. Держал эту идею в секрете, пока мы не получили официальное предложение от фирмы.

Соня. От какой?

Варбург. «Эм-Джи-Эм» — «Мэтро-Голдвин-Маер».

Соня. Джордж, а у тебя какое мнение?

Оруэлл. Этот фильм посмотрят тысячи и тысячи зрителей.

Варбург. Если дело выгорит, Джорджу придётся выплатить дополнительный налог.

Соня. Что это за налог?

Варбург. Он ещё больше.

Соня. Насколько?

Варбург. Предельный процент — девяносто пять.

Соня. Быть такого не может!

Варбург. Ничем не могу помочь. Джордж — советник издателя и вообще бизнес проекта, а все полномочия у меня. Надо поставить подпись здесь, здесь и здесь.

Соня подписывает документ, Варбург закрывает ручку.

Ну что ж, ты теперь наш партнёр.

Соня. И что это значит?

Варбург. Это значит, что все облагаемые налогом доходы от публикаций Джорджа будут поступать в нашу компанию, и ты, как владелица её акций, будешь платить процент от дохода.

Соня. И какой же?

Варбург. Равный.

Соня. С кем?

Варбург. С Джорджем. И я тоже, только меньший, намного меньший. Ну, мне пора, у меня ленч с Томасом Манном.

Оруэлл. Как там старина Манн?

Варбург. Весь в Шёнберге. (Варбург надевает фетровую шляпу и уходит).

Оруэлл. Не знаю, что ещё добавить. А ты рисунок не видела?

Соня. Какой рисунок?

Оруэлл. Фрейда.

Соня. А, я отнесла его на Перси-стрит.

Оруэлл. Зачем?

Соня. Сохранить на память. (Подходит и целует его).

Оруэлл. Поскорее бы отсюда выбраться.

Соня. Я всё думаю насчёт Швейцарии.

Оруэлл. Почему?

Соня. Я не медсестра.

Оруэлл. Это же клиника. Там медсестёр полным-полно.

Соня. А как я туда доберусь? Своим ходом?

Оруэлл. Понятия не имею, но все как-то добираются.

Соня. И во сколько это обойдётся? Ты можешь там пробыть долгие месяцы.

Оруэлл. Насчёт денег не переживай. Публикация в журнале. Фильм.

Соня. Ох, уж этот фильм. Что-то мне всё это не по душе.

Оруэлл. Но почему?

Соня. Не доверяю я этим людям.

Оруэлл. Каким людям?

Соня. Этим, из Голливуда.

Оруэлл. Всё будет согласно контракту.

Соня. Ты смотрел «Гроздья гнева»?

Оруэлл. Да, даже рецензию написал.

Соня. А чем всё кончилось — курам на смех. (Подходит к окну и смотрит на улицу.) Ты когда-нибудь был в Нёшателе?

Оруэлл. Нет.

Соня. Мне было семнадцать лет, когда я поселилась там в одной семье. Их дочь звали Мадлен. И вот однажды два парня пригласили нас с ней покататься по озеру под парусом. Посередине озера небо вдруг потемнело, и хлынул страшный ливень. И минуты не прошло, как лодку перевернуло. А плавать умела только я. А они не умели, совсем не умели. Они схватились за край лодки, Мадлен между ними. Конечно, я пыталась помочь, но они один за другим ушли на дно. Потом один из парней схватил меня за руку и потащил вниз. Он боролся за свою жизнь, и я тоже. Я схватила его за волосы и толкнула под воду. Несколько секунд держала его так и отпустила. Думала, вынырнет и опять ухватится за меня, но нет.

Оруэлл. Ты ни в чём не виновата.

Соня. Он погиб из-за меня. Вот поэтому меня в Швейцарию не тянет.

Вечереет. Голоса с улицы.

Оруэлл в вельветовых брюках, синей рубашке и твидовом пиджаке занимается удочкой.

Варбург сидит рядом и читает газету. Тут же стоит пара ботинок большого размера.

Варбург. Ты слышал о парне по имени Том Брэддок?

Оруэлл. Нет.

Варбург. Наверное, член Парламента.

Оруэлл. И что он такого написал?

Варбург. «Рабочие Великобритании считают, что все богатства страны, весь производимый ими продукт должен принадлежать им, включая сферу потребления. Они считают законным сократить доходы культурных слоёв, королевской семьи, аристократов, богачей. Все перечисленные слои населения должны быть лишены ренты, банковских процентов, сверхдоходов, сверхзарплат и расходов за казённый счёт. Вот так, товарищи.» — пишет он. «Вы — рабочие, и это звучит гордо! Будьте тверды, бесстрашны, не дайте заболтать вас. Самое главное — рабочий человек, а не работа. Работа вторична».

Оруэлл. Хм.

Варбург. Ну, что скажешь?

Оруэлл (берёт ботинки в руки). Не знаю, как тебя отблагодарить за них. В них по горам лазать в самый раз.

Варбург. Береги силы, Джордж.

Оруэлл взвешивает их на руках, на лице довольная улыбка. Ставит их на пол, потом берёт один ботинок и краем рукава полирует его носок.

Оруэлл. А не староват я для вельвета?

Варбург. Ты о чём?

Оруэлл. Вельветовые брюки. Соня считает, что я староват для них.

Варбург. Рыбе всё равно, что на тебе. Они же для рыбалки.

Оруэлл. Я вот всё думаю, что надевать по вечерам в санатории.

Варбург. И правильно.

Оруэлл. Соня считает, что подойдёт костюм из сержа. Голубого цвета подойдёт?

Варбург. Думаю, что да. (Оценивает взглядом фигуру Оруэлла).

Оруэлл. Не все любят рыбалку, правда? А для меня в ней что-то таинственно-необъяснимое, что-то сказочное. Вот сижу я перед войной на берегу озера, любуюсь его гладью, ещё до радио, до самолётов, до бомбёжек. Царит тишина и безмятежность, а в водных глубинах — рыбные богатства Англии: плотва, голавль, усач, лещ, пескарь, щука, бычок, карп, сазан, линь. Названия этим рыбам дали люди, не ходившие в кино и не ожидавшие, что на них упадёт бомба.

Вечереет. Слышно пение птиц и разговор рыболовов-удильщиков. Соня сидит рядом с Оруэллом, он подаёт ей какой-то официальный документ.

Оруэлл. Написал новое завещание.

Соня. И что в нём?

Оруэлл. Ты — моя единственная наследница. Но я выставил требование: когда ты будешь составлять завещание, всё достанется Ричарду. Хорошо?

Соня. Конечно, конечно.

Оруэлл. И ещё. Всё моё литературное наследие будет твоим.

Соня. Очень тронута.

Оруэлл. И чтоб ко мне не прилипло никакой грязи, обещаешь?

Соня. Конечно, обещаю.

Оруэлл. Никакой биографии.

Соня. Никакой биографии. Я прослежу. Да не переживай ты так, всё будет согласно завещанию.

Оруэлл. Я тебе полностью доверяю, радость моя. Я вот думаю о нашей поездке, как-то мне неспокойно.

Соня. Почему?

Оруэлл. Поезд я не осилю.

Соня. Конечно, не осилишь, мы полетим.

Оруэлл. А хлопот не будет?

Соня. Нет, если полетим чартерным рейсом.

Оруэлл. Чартерным?

Соня. На машине до аэропорта в Кройдоне, садимся в самолёт и порядок. Всё пройдёт как по нотам. И Люсьен нам будет помогать.

Оруэлл. Люсьен?

Соня. Да, ведь он тебе нравится?

Оруэлл. Да, но…

Соня. Он достанет коляску и будет её, когда надо, поднимать и везти.

Оруэлл. А с чего он так к нам привязался?

Соня. Лондон ему осточертел, да и горным воздухом подышать хочется. Хорошо с его стороны — взять и помочь нам.

Оруэлл. Итак, нас будет трое.

Соня. Я же не смогу быть с тобой круглые сутки, а когда я одна, куда мне деваться?

Оруэлл. Я понимаю.

Соня. В самом Гштааде податься-то некуда, а мы и вовсе будем в пригороде. Местечко называется Монтана-Вермала. И чем мне заниматься целый день? Горланить песни местных горцев?

Оруэлл. Нет, конечно.

Соня. Так что Люсьен поможет мне коротать время. К тому же, он пробудет в санатории недолго, Энн Данн на горизонте маячит.

Оруэлл. И сколько стоит перелёт?

Соня. Понятия не имею, но Фред говорит, что деньги не проблема, главное — твоё здоровье.

Оруэлл. М-м-м.

Соня. Не переживай, всё будет в лучшем виде.

Оруэлл. А как насчёт чая?

Соня. Что?

Оруэлл. Чая. Швейцарский чай — это китайская дрянь. Я люблю цейлонский, очень крепкий.

Соня. Возьмём с собой целый мешок цейлонского, не волнуйся.

Оруэлл. Ты так добра ко мне.

Соня. Ну, а сейчас баиньки.

Оруэлл. А ты куда?

Соня. Тоже лягу пораньше. Завтра тяжёлый день. (Целует его в лоб и уходит).

Звуки из ночного клуба: из бутылок вылетают пробки, пьяные разговоры.

Поздний вечер двадцать первого января, Оруэлл лежит на кровати. У него сильнейший приступ кашля, он задыхается. Зовёт на помощь и пытается дотянуться до звонка. Он умирает в одиночестве. Бесконечные телефонные звонки. Соня в вечернем платье вбегает на сцену, за ней Фрейд и протестующая Медсестра.

Медсестра. Всю ночь вам звонили.

Соня входит в палату, видит пустую кровать и окровавленные простыни… Берёт в руки одну из простыней, оборачивается ею и падает на колени. На лице горе. Фрейд и Медсестра из коридора молча наблюдают за ней. Светлеет. Звуки радио.

Голос диктора. Новости на двадцать второе января. Прошлой ночью в возрасте сорока шести лет после долгой болезни скончался писатель Джордж Оруэлл. Джордж Оруэлл получил образование в Итонском университете, служил в полиции в Бирме. Сражался на стороне республиканцев в Испании, был ранен. Он запомнится как автор романа «Скотный двор», сатирой на жизнь в Советском Союзе и недавно опубликованным романом «1984», воображаемым тоталитаризмом в Великобритании через тридцать лет. Литературные критики и обе стороны Атлантики высоко оценили это сочинение.

Соня идёт по коридору и заходит в палату. Простыни убраны. Вынимает из гардероба одежду Оруэлла и кладёт её аккуратно на кровать. Роется в ящиках комода, разглядывает разные мелочи: фото, открытки и т. п.

В дверях появляется Варбург.

Соня. А, Фред, а ты что здесь делаешь?

Варбург. Думал, может, чем помочь?

Соня. Ты такой впечатлительный и отзывчивый.

Варбург. Говорил, что созрел план нового романа.

Соня. «История курительной комнаты».

Варбург. Рукопись не находила? Должны хотя бы наброски остаться, тоже ценность.

Соня. Ценность?

Варбург. Как память.

Соня. Открытки тут смешные. Немного вульгарные.

Варбург. Нужно его биографию написать.

Соня. Никаких биографий.

Варбург. Это, Соня, не тебе решать.

Соня показывает Варбургу завещание.

И когда это произошло?

Соня. Вчера.

Варбург. Он о фильме не упоминал? «Эм-Джи-Эм» очень заинтересованы в его постановке.

Соня. Фильма не будет.

Варбург. Но Джордж горел этой идеей.

Соня. Он да, а я нет.

Варбург. Ну, хоть поговори с ними.

Соня. Нет.

Варбург. Просто поговорить, ну что тут такого?

Соня. Момент неподходящий.

Варбург. Извини, ты права, но, пожалуйста, выслушай меня.

Соня садится, она вся внимание.

Учти, что я знал Джорджа намного дольше, чем ты. И мы были друзьями. Я и в полиции с ним служил, я опубликовал его «Памяти Каталонии». Удалось продать пятьсот экземпляров этой книги. Думаешь, он мне предложил опубликовать «Скотный двор»? Куда там! А знаешь почему? Он считал меня финансово несостоятельным и политически незрелым. Он обратился в солидные издания. Сначала в «Кейп», потом решил предложить рукопись Советам. Представляешь? Потом обратился в «Фейбер и Фейбер». Они рукопись отклонили. Свиньи, конечно, самые умные животные на ферме, но не настолько, чтобы ею управлять, и что нужны свиньи более патриотически настроенные. Более патриотически настроенные свиньи! Представляешь?! И кто, ты думаешь, это настрочил? Чертов Томас Элиот, вот кто. Затем он попытал удачи в Штатах. А как там отреагировали? Я тебе расскажу. Сообщили, что истории про животных их не интересуют. Вот тебе на! Не интересуют истории про животных! Сижу я как-то в баре, заходит Джордж и суёт мне какую-то обтрёпанную рукопись. «Прочти», — говорит. — «Но, боюсь, что не понравится. Это о животных, которые восстают против своего хозяина, очень антироссийское настроение». «Как называется?» — спрашиваю я. «Скотный двор», — говорит и тут же уходит. Иду я в офис и духом не ведаю, что у меня в руках дар дороже любого золота. Я её прочитал и сразу понял, что передо мной шедевр. Если б я её не опубликовал, что было бы с Джорджем? Глубокая депрессия, отчаяние, вот что. Да, он был человеком железной воли, и в сорок третьем ему было всего сорок. Мастер в расцвете сил. Но если бы я не опубликовал роман, даже его подкосило бы. (Варбург достаёт экземпляр «1984».) А эта потрясающая книга так бы и не увидела свет. Обнаружилась среди его бумаг, брошенная, незаконченная, требующая доработки. И ты, Соня, хочешь, чтобы она канула в небытие из-за завещания? (Варбург в порыве отчаяния размахивает завещанием.) Английская литература в двадцатом веке не могла не стать другой. Тогда, в июле сорок третьего я ещё этого не понимал. Кто я был: скромный издатель без запаса бумаги в полуразрушенном бомбой офисе. Но чего меня нельзя было лишить, так это веры в талант твоего мужа и страстного желания рискнуть всем ради него. Я искренне верил в успех. И поэтому подписал с Джорджем договор ещё на три книги. Три, Соня, три книги. А в руках только одна. Тяжёлая болезнь доконала его. Всё, книг больше не будет. Даже ожидаемой всеми биографии. Даже, повторюсь снова, фильма, на который Джордж так рассчитывал. (Варбург надевает фетровую шляпу и собирается выйти.) Увидимся на похоронах.

Соня. Постой.

Варбург. Да?

Соня. Кто самый знаменитый в мире киноактёр?

Варбург. Не знаю.

Соня. По-моему, Кларк Гейбл.

Варбург. Похоже, ты права. Да, Кларк Гейбл.

Соня. Скажи им, что я хочу с ним встретиться.

Варбург. Что-что, не понял?

Соня. Сообщи, что я хочу встретиться с Кларком Гейблом. У него контракт с кинокомпанией.

Варбург. Да?

Соня. Да, точно.

Варбург. Что ты хочешь от меня?

Соня. Организуй с ним встречу.

Варбург. С Кларком Гейблом?

Соня. Именно.

Варбург. Заключишь сделку?

Соня. Я подумаю. И вот ещё что.

Варбург. Да?

Соня. Не забудь удочку.

Варбург. А тебе она не нужна?

Соня. Но не там, куда я собираюсь.

Варбург. И куда же?

Соня. На юг Франции, с Морисом.

Варбург забирает удочку и уходит. Соня оглядывает комнату и замечает большого размера ботинки Оруэлла. Берёт один из них и просовывает в него руку. Трёт ботинком о щёку. Потом ставит его рядом со вторым, снимает туфли и обувается в ботинки. Ходит в них по комнате. Потом как бы пританцовывает.

Звучит песня Эдмунда Роса «Радуйся жизни» (Enjoy Youself). Соня берёт с кровати малинового цвета пиджак Оруэлла, прижимает к груди и, танцуя, покидает палату.

Затемнение