Затерянный храм [Том Харпер] (fb2) читать постранично

Том Харпер «Затерянный храм»

Пролог

Крит, 20 мая 1941 года

Если верить легенде, именно здесь люди впервые поднимались в небо. Подражая птицам, они облепляли себя пчелиным воском и перьями, прыгали с высокого дворца и парили над блистающим, словно усыпанным драгоценностями морем. Они взлетали чуть ли не к самому солнцу, пока один из них, совсем мальчик, не поднялся слишком высоко, его крылья растаяли, и он упал. Не успело еще слететь на воду последнее перо, как мальчик уже покинул этот мир и переселился в миф. А теперь опять в небе люди. Вместо перьев у них переплетенные ремнями крылья из шелка — такие на солнце не растают. Эти люди называют себя Fallschirmjäger,^[1] охотники с неба. Они не падают, а пикируют на землю, словно голодные орлы.

Пембертон увидел их из окна своего кабинета. Когда прекратилась бомбежка, он уже понимал — жди беды. За последнюю неделю этот ужас — гудение моторов, вой заходящего в пике бомбардировщика и сотрясение земли от взрывов — стал привычным. Иногда бомбы падали так близко от виллы, что экспонаты в витринах тряслись и бренчали, словно чашки на блюдцах, и обслуге пришлось убрать их в подвал. Сейчас бомбежка кончилась. Уехали знаменитые беженцы, которые так отравляли ему жизнь, не было и обслуги — этим утром Пембертон отослал ее по домам, в деревни к семьям. Пора и ему.

Он снял рюкзак с вешалки в углу и вытряхнул его над столом. На столешницу плюхнулся сделанный неделю назад сэндвич, за ним выпали полупустой термос, фотоаппарат, фонарик, перочинный нож и несколько смятых оберток от шоколада. Пембертон оставил фонарик и нож, а остальное выкинул, вытащив из фотоаппарата пленку. Потом, торопясь, дрожащими руками отпер ящик стола и вытащил тетрадь. Складки мягкой коричневой кожи были забиты пылью, а золотая монограмма в углу обложки почти стерлась. Это был подарок жены, чуть ли не самый последний, и Пембертон очень дорожил им. Но главная ценность тетради была не в этом. Пусть захватчики берут на вилле все, что хотят: музейные экспонаты, одежду, привезенные из Англии безделушки, даже его любимую библиотеку, — но только не тетрадь.

Больше ему тут нечего делать. Пембертон застегнул рюкзак и подошел к двери, но, вдруг испугавшись, снова расстегнул его, чтобы посмотреть, на месте ли тетрадь. Наконец, в знак слабого сопротивления, он запер все двери в доме. Если до виллы доберутся немцы, это их задержит на несколько минут и, может быть, даст ему немного времени.

Он вышел на солнце; у него над головой плыли к земле разноцветные шелковые облака — белые, красные, зеленые и желтые.

Для верности Пембертон подождал немного, но лишь увидел, как в полуденном небе распускаются первые цветы парашютов. Теперь уже поздно. Воздух в долине пульсировал от гула транспортных «юнкерсов-52», а из-за северного поворота дороги в сторону бухты в Ираклионе^[2] уже слышалось глухое стаккато автоматных очередей. Немцы, наверное, высадились к югу от города, отрезав его, и с каждой проходящей минутой все новые и новые подкрепления выпрыгивали из «юнкерсов». И Пембертон отправился на юг, вверх по холмам, в сторону гор.

Он шагал быстро. На Крит он приехал еще до войны, почти два года назад, и среди коллег ходили легенды о его долгих пеших прогулках в глубь острова. Складка на животе, нависшая было над ремнем после обильных университетских обедов, пропала, а солнце хоть и выбелило последние черные нити в волосах, но сторицей заплатило за это, прибавив ему здоровья и румянца на лице. Пембертону было пятьдесят шесть, но сейчас он ощущал себя моложе, чем десять лет назад.

Пройдя с четверть мили, он оглянулся. Внизу, в небольшой долине, виднелись раскопанные стены Кносского дворца, окруженные кольцом сосен. Дворец стал страстью всей его жизни, и даже сейчас, спасаясь бегством, Пембертон ощутил укол потери, ведь дворец достанется захватчикам. Студентом перед Первой мировой войной он помогал легендарному сэру Артуру Эвансу^[3] откапывать стены дворца от трехтысячелетнего сна; это было золотое время, и Пембертону тогда казалось, будто они пробираются по тоннелю в самый миф; каждый день новые находки, позднее ставшие легендами в исторической науке. Через тридцать лет, овдовев, он вернулся сюда руководителем раскопок. Время героев в археологии прошло, и кавалерийская атака открытий уступила место долгой осаде научных исследований, но Пембертон был вполне счастлив. Ему удалось сделать несколько открытий, а одно из них изумило бы даже самого Эванса.

Пембертон завел руку за спину и ощупал рюкзак, чтобы в очередной раз проверить, на месте ли тетрадь.

Из-за северного хребта вынырнул еще один самолет. В ясном воздухе хорошо был виден тупой нос, черный крест на фюзеляже и развевающаяся сзади белая лента вытяжного фала. Самолет, вероятно, сбросил десант и сейчас развернется и направится на континент за