КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124656

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Кони за окном [Матей Вишнек] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Матей Вишнек Кони за окном

Перевод с французского Натальи Санниковой


Действующие лица:

Посыльный

Мать

Сын

Дочь

Отец

Жена

Муж


От автора:

пьеса может быть сыграна двумя актерами: все мужские роли исполняет 1 мужчина, все женские — 1 женщина

или: 2 мужчин, 1 женщина (один артист исполняет роли Сына, Отца и Мужа, одна актриса исполняет роли Матери, Дочери, Жены).


Входит Посыльный. Приближается к рампе, ставит пюпитр. Достает из кармана бумаги, расправляет их, кладет на пюпитр. Поднимает бубен над головой.

Посыльный:

Звон бубна.

Год тысяча шестьсот девяносто девятый.

Звон бубна.

Карловицкий мир.

Звон бубна.

Австрия захватывает герцогство Гелдерн.

Звон бубна.

Испания захватывает герцогство Парма и Пьяченца.

Звон бубна.

Франция захватывает Эльзас и Лотарингию.

Звон бубна.

Россия захватывает Грузию, город Ахалцихе, области Эриванского и Нахичеванского ханства.

Звон бубна.

Англия захватывает Ионийские острова.


Посыльный удаляется. Свет открывает нам внутреннее убранство комнаты с одним окном. Шкаф. Подержанное кресло. Подержанный чемодан. Водопроводный кран в стене. Из крана медленно капает вода. У окна стоит Сын в военной форме. Мать протягивает ему шинель. Тот ее надевает.

Мать. Ну как, подходит?

Сын. Да.

Мать. Нигде не жмет?

Сын. Нет.

Мать. По-моему, рукава длинноваты. По-твоему, нет, не длинноваты?

Сын. Нет.

Мать. Повернись. Тебе в ней не тесно? Я вижу, тебе в ней тесно.

Сын. Мне в ней не тесно.

Мать. Застегнись. По-моему, пуговицы пришиты слишком слабо. По твоему, не слишком слабо?

Сын. Я только что видел лошадь.

Мать. Пуговицы нельзя пришивать слишком плотно. Чем плотнее их пришьешь, тем быстрее они оторвутся.

Сын. Красную лошадь с черным пятном. Это возможно?

Мать. Ты поел?

Сын. Нет.

Мать. Нельзя мерить шинель натощак. Сначала нужно поесть, а уж потом ее мерить.

Сын. Да.

Мать. Поешь. Только аккуратно, крошек не оставляй. Знаешь, как легко крошки забиваются в стол. В каждую щель стола забиваются сотни крошек.

Сын (садится за стол и нехотя жует). Я не оставляю крошек.

Мать. Чемодан. В чемодане должен быть идеальный порядок. (Она ходит от чемодана к шкафу. Шкаф забит одеждой и детской обувью.) Нельзя скидывать в него вещи как попало, их нужно укладывать правильно. Сначала на дно кладут вещи побольше, из тех, которые понадобятся не сразу. Потом вещи побольше, которые понадобятся сразу. Потом всякие мелочи, которые понадобятся не сразу. И только потом всякие мелочи, которые понадобятся сразу. Наконец, ты затягиваешь ремни и щелкаешь замками… Вот так. (Щелк! Щелк!) Ты слышал? Если чемодан собран правильно, замки щелкают тихо и гармонично.

Сын (не слушая Мать). Лошадь вернулась. Мне кажется, она ходит кругами. Это возможно?

Мать. Носки… Они должны лежать рядом с носовыми платками. Сколько пар носков, столько и платков, и наоборот. Никто не может прожить без носков и без платков. Пообещай мне, что каждый вечер будешь стирать один платок и пару носков.

Сын. Лошадь свихнулась. Представляешь? Она все время оглядывается, как будто ждет повозку.

Мать. Нельзя забивать чемодан доверху. Доверху забитый чемодан будет смущать других.

Сын (оживленно). Лошадь остановилась. Она на меня смотрит. Может, лучше закрыть окно?

Мать. Ты поел? Если ты поел, можешь выпить воды. Кипяченая вода в холодильнике.

Сын. Господи, лошадь на меня смотрит. Думаешь, если на меня смотреть, в самом деле можно меня увидеть?

Мать. Ты ешь слишком быстро. Нельзя есть слишком быстро. Когда ешь слишком быстро, остаются крошки. Ты оставил крошки?

Сын. Нет.

Мать (вытирая стол). Кажется, несколько крошек упало, я слышала. Настоящий мужчина не должен оставлять крошек. Настоящий мужчина должен есть медленно, должен съедать все без остатка и никогда не оставлять крошек. Если крошка закатилась в щель, ее оттуда уже не вытащить. Поэтому чаще всего столы жутко воняют.

Сын. Надо же, к ней подошел человек. Теперь их двое. Лошадь довольна.

Мать. Хочешь еще воды? Нельзя пить слишком много воды. Настоящий мужчина никогда не станет накачивать желудок водой.

Сын. Они вместе играют. Мне кажется, они оба немножко свихнулись, и лошадь злится. Ты мне веришь?

Мать. Ботинки. Нельзя оставлять их грязными на ночь. Грязь разъедает кожу, она все растворяет, все убивает. Даже дождь вреден ботинкам. В каплях воды столько грязи.

Сын. Говорят, вчера утром лошади заняли скотобойню. Думаешь, это возможно?

Мать. Мыло, всегда держи его в закрытой коробке, в темноте. Нельзя оставлять его на свету, иначе оно пропахнет. И никогда не складывай влажные полотенца. Нет ничего тяжелее сложенного влажного полотенца.

Сын. Повозка тоже здесь! Запахло хлебом.

Мать. Сахар. Никогда не храни его в бумажном пакете. В бумажном пакете всегда найдется дырочка, в которую выскользнут миллионы крупинок. После того как попьешь чай, тщательно вытирай свою ложку. Ложки быстро ржавеют, лучше вовремя их вытирать. Постарайся сделать так, чтобы твоя ложка не ржавела как можно дольше.

Сын. Дождь идет. Но, я думаю, он все равно запряжет лошадь в повозку.

Мать (продолжает ходить от шкафа к чемодану). Рубашки. Рубашки быстро приходят в негодность. Через три дня они прилипают к коже. А когда рубашка прилипла к коже, ей конец, ее остается только выбросить. Под дождем кожа прилипает к телу. Через три дня тело начинает гнить. Не забывай, что запах гниющего тела смертелен для человека. Смотри, куда ставишь ноги. Воздух наполнен туманами. На улицах кругом лужи. Если на улице кто-то тебе улыбается, отвечай улыбкой. Никогда никому не давай пользоваться своими личными вещами, даже булавками. Если кто-то окликает тебя на улице, никогда не поворачивай головы… Тысячи людей носят то же имя, что и ты.

Сын. Повозка готова. Скоро наступит ночь.


Тяжелыми шагами он бредет к двери. Ноги босые.


Мать (говорит все громче, ускоряя ритм). Постой! Шарф! Шарф должен быть длинным и узким. Только так им можно укутать шею… Воротник должен быть мягким и теплым… Никогда не разговаривай, повернувшись против ветра… Никогда не поднимай указательный палец к небу. Никогда не стучи кулаком по столу. Не загибай углы игральных карт, не комкай бумажные деньги… Не ходи голыми ногами по цементу… Не спи с открытым ртом. Если увидишь во сне жабу, немедленно просыпайся… (Отчаянно цепляется за сына.) Пиши мне каждый день по открытке. Береги локти и колени, никогда больше не думай о лошади с черным пятном… Не приближайся к лошадям. Никогда не гладь их… Это они заняли скотобойню… Постой! Вот тебе деньги, возьми, только не храни их в одном кармане…

Сын (вместо прощания). Мама, у меня карманы зашиты…


Сын уходит, таща за собой чемодан. Он забыл ботинки. Мать хватает их и спешит к окошку.


Мать (взволнованно). Постой… Постой…


Она бросает ему ботинки, сначала один, потом другой. В это время раздается громкий стук в дверь. Обессиленная, Мать направляется к двери и открывает ее.

Входит Посыльный, любезный и жизнерадостный, с большим букетом гвоздик. Через шею перекинуты ботинки, которые Мать выбросила в окно.


Посыльный. Рад вас приветствовать, Мадам, позвольте преподнести вам эти цветы.

Мать. Что это за цветы?

Посыльный. Гвоздики. Я собственноручно собрал их в саду казармы.

Мать. Спасибо. Прошу вас, положите их куда-нибудь подальше. От запаха гвоздик меня тошнит.

Посыльный. На стол?

Мать. Лучше в чемодан.


Посыльный открывает чемодан, который уже забит гвоздиками. Запихивает свой букет туда же, закрывает чемодан — щелк! щелк! — и садится сверху.


Мать. Можете посидеть на чемодане, если хотите.

Посыльный. Благодарю вас, Мадам, мне в самом деле нужно отдохнуть.

Мать. Скажите… это вы человек с повозкой?

Посыльный (время от времени щелкая замками чемодана, щелк! щелк!). Да, мадам, человек с лошадью — это я.

Мать. Значит, это вы бродили сейчас под окном.

Посыльный. Да, мадам, это были мы.

Мать. Вы считаете, это правильно — оставлять лошадь под дождем? По-моему, ни одно животное кроме рыбы нельзя держать под дождем.

Посыльный. Я так рад с вами поговорить. Знаете, тут стоит наш полк. Я часто проезжал под вашим окном. Мы все думаем, что окна дают уникальную возможность войти в контакт с реальностью.

Мать. Вы пришли сообщить мне плохие новости, так ведь?

Посыльный (щелк! щелк!). Да, мадам, даже не знаю, с чего начать.

Мать. Что-то с моим сыном?

Посыльный. Да, мадам. Меня отправили, чтобы вас к этому подготовить. А ведь совсем непросто к этому подготовить психологически. Поставьте себя на мое место… Некоторые, сообщая плохие новости, режут по живому. Но только не я, мадам, я привык действовать тонко и с чувством такта. Мне всегда удается донести самые страшные новости самым деликатным образом. Ни разу в жизни я не проваливал свою миссию. Благодаря моим сдержанным доброжелательным приемам, многие люди остались мне признательны навек. Я сэкономил им, если можно так выразиться, тысячи слезинок… Несколько раз мне даже удалось в самые тяжелые моменты пробудить самую чистую надежду и желание жить. Вот и сейчас, если бы я знал, с чего начать, мы с вами могли бы поболтать в теплой непринужденной атмосфере… Если бы вы знали, сколько света принес я людям благодаря своему редкому мастерству… Я со многими подружился… И во многие дома я потом с удовольствием возвращался…

Мать. Господи, скажите, мой сын, он умер?

Посыльный (щелк! щелк!). Да, мадам. Поймите, я хорошо знаю человеческую душу. Я отлично умею выбрать тот единственный момент, когда могу позволить себе дотронуться до раны. Поверьте, никто в мире не способен дотронуться до раны бережней меня. Несколько раз я даже устраивал самые настоящие представления, я дотрагивался до раны так нежно, что она почти на глазах затягивалась.

Мать (в отчаянии, отвернувшись к шкафу). Он умер… Он умер…

Посыльный. Пожалуй, я открою вам все… Да, все… потому что мой величайший секрет — это мое умение разделить страдание другого. Потому что у меня огромная… нечеловеческая… способность к страданию. Когда я приношу страшную весть, страдание на моем лице производит такое глубокое впечатление, что убитые горем люди первыми кидаются меня утешать. Взгляните на меня, мадам, вы видите мое жалкое состояние… босые ноги… мокрые ботинки… а все потому что я, мадам, потому что я никогда не оставляю ботинки грязными на ночь…

Мать. О! Замолчите… Замолчите… (Сморкается.) Как можете вы так легко об этом говорить.

Посыльный. Вы правы, мадам, тысячу раз правы, это преступление — оставлять ботинки грязными на ночь. Грязь все разъедает, все убивает, все уничтожает. (Пауза.) Я где-то совершил ошибку? Я что-то упустил? Мне очень жаль… Возможно, я переставил местами пару предложений… но в принципе, мои слова должны были вас совершеннейшим образом успокоить… Да… В принципе, мы сейчас уже должны были бы говорить о чем-нибудь постороннем… Знаете, у меня было трудное и несчастливое детство.

Мать (бродит как призрак). Как это могло с ним случиться? Как? Вы уверены? Может, вы перепутали имена в списке?

Посыльный (он оскорблен, но все-таки проверяет имена в списке). Нет, мадам, я никогда ничего не путаю. Я всегда все делаю точно и своевременно.

Мать. Расскажите мне все… Вы его знали? Он погиб в бою?

Посыльный (смущенно). Нет… не в бою… но в форме… хотя, если я правильно помню, рукава у него были закатаны.

Мать. Значит, это он. Он терпеть не мог рукава…. Он их с детства закатывал…

Посыльный. Как интересно!

Мать. Скажите… Ему шла фуражка? Он был смельчаком? Он сражался как лев?

Посыльный. Он не успел поучаствовать в бою. Он погиб сразу.

Мать. Как? Ему не выдали оружия?

Посыльный. Выдали, мадам, но он так и не научился им пользоваться… И если уж говорить начистоту, он был ни на что не способен.

Мать. Ни на что?

Посыльный. Ну… Не совсем… Он был способен выполнять команду «смирно». У него это отлично получалось, осмелюсь доложить, лучше всего он себя чувствовал именно в этом положении.

Мать. Ужасно… Могли бы вы приоткрыть кран? Хочу послушать, как течет вода, меня это успокаивает…

Посыльный. Конечно… (Открывает кран.) Это вода?

Мать. Вода! Что же еще?

Посыльный. Она черная. Вы пьете черную воду?

Мать. Я ее не пью. Я ее слушаю… Мой сын тоже любил слушать воду… Иногда мы вместе слушали, как падают капли воды, и чувствовали себя близкими людьми. Обычно мы слушали воду начиная с субботнего вечера и все воскресенье… Мой сын прекрасно знал, насколько широко нужно открыть кран в зависимости от нашего состояния души… Если мы чувствовали себя уставшими, он делал так, что вода из крана только капала… Чем больше была усталость, тем реже капала вода… Мой сын на удивление ловко умел управляться с краном. Он мог отрегулировать его так, чтобы вода вытекала в час по капле… Да, это был удивительный и неповторимый ребенок… Едва я его родила, сразу почувствовала, какой хрупкой будет его связь с реальностью. Он никогда не кричал, даже во сне… Никогда не ныл, не вздыхал… Когда он был совсем маленьким, то молча лежал в кроватке и ждал… Он никогда не моргал, не кашлял, не писал, не какал, не ревел. Никогда не болел… Днем он бодрствовал, ночью спал как сурок. Когда он чуть подрос, я стала отправлять его за молоком, и скажу вам честно, он всегда возвращался с бутылкой молока… Как это согревало мне сердце… Если я отправляла его за мылом, он возвращался с мылом… Он всегда ходил вдоль стен, он переходил дорогу только на светофоре… Подростком он любил ловить мух и рыбачить. Словом, чудный мальчик, заботливый сын, молчаливый как девушка… Он успел что-нибудь сказать перед смертью?

Посыльный. Он сказал ай!

Мать. Он сказал ай?

Посыльный. Он сказал ай!

Мать. Значит, ему было больно.

Посыльный. Возможно, но бывает больней, уверяю вас.

Мать. В него попал снаряд?

Посыльный. Нет, это случилось в мирное время.

Мать. В мирное время? Тогда что с ним случилось? Кто мог убить его в мирное время?

Посыльный. Лошадь, мадам…

Мать. Красная лошадь? О, нет! Я же ему говорила не приближаться к лошадям…

Посыльный. И все-таки он приблизился к лошади. Я тогда приехал с повозкой хлеба, ваш сын подошел ко мне, потом повернулся к лошади. Он сказал ей: «славная лошадка», а лошадь посмотрела ему прямо в глаза и лягнула копытом. Вот и все. Это произошло в воскресенье утром. Через два дня ему должны были выдать ботинки.

Мать. Какое несчастье! Он даже не успел их примерить…

Посыльный. Верно, мадам. Я пришел вернуть вам его вещи.

Мать (вздрогнув). Вещи? какие вещи? Господи, не может быть! Он оставил какие-то вещи?

Посыльный. Он оставил… Он оставил пять пачек печенья.

Мать. И все?

Посыльный. Все.

Мать. Дайте их мне! Дайте скорее! (Она их вырывает, открывает одну упаковку и начинает есть.) Вкусное печенье, правда?

Посыльный. Это армейские галеты. У нас в казарме делают лучшие галеты в мире.

Мать (продолжая есть). Можете дать мне рецепт?

Посыльный. Рецепт был написан на упаковке. Зря вы ее порвали.

Мать (усиленно жует). Не понимаю, что со мной… С некоторых пор, как только я вижу кусок бумаги, у меня возникает желание скатать его в шарик…

Посыльный. Что ж, до свиданья, мадам.

Мать. Постойте… А его могила? Где она?

Посыльный (смиренно). У него нет могилы.

Мать. Я хочу сказать, его тело… где оно похоронено?

Посыльный (очень смиренно). Он не оставил трупа, мадам.

Мать. Не понимаю… Он умер, не оставив ни следа?

Посыльный. Именно так.

Мать. Не может быть. На него это не похоже.

Посыльный. По правде говоря, это даже забавно… Сам не знаю, что и подумать… Ваш сын был прозрачным как дуновение воздуха. Он целиком и полностью испарился… Он весь сжался от боли, и продолжал сжиматься, пока не превратился в точку, в точку, которая исчезла… Смею утверждать, что тем самым он проявил себя как образцовый солдат… Вы когда-нибудь задумывались о том, как чисто было бы вокруг, если бы солдаты, умирая, не оставляли трупов?

Мать. А печенье? Вы уверены, что это его печенье?

Посыльный. Печенье нашли в казарме у него под подушкой.

Мать. А вдруг кто-то другой его там спрятал?

Посыльный. Не исключено. Мадам, вы позволите закрыть кран?

Мать. Конечно.

Посыльный. Ну вот. Так намного лучше. (Собирается уходить.) Я хочу оставить вас в тишине.

Мать. Побудьте еще немного. Я угощу вас чаем с вишневыми веточками.

Посыльный. Жаль, но меня ждет лошадь. Знаете, когда идет дождь, с ней одно мучение. Она так тяжелеет от воды, что потом я не могу сдвинуть ее с места. Впрочем, если позволите, я буду заглядывать к вам время от времени.

Мать. До свиданья. Осторожно, не хлопайте дверью внизу.


* * *
Посыльный подходит к рампе. Поднимает бубен. Достает из кармана бумаги и кладет на пюпитр.

Посыльный.

Звон бубна.

Год тысяча семьсот сорок пятый.

Звон бубна.

Бреславльский мир.

Звон бубна.

Турция захватывает Триполитанию.

Звон бубна.

Пруссия захватывает австрийскую Силезию.

Звон бубна.

Австрия захватывает Милан, Неаполь и Сардинию.

Звон бубна.

Испания захватывает Сицилию.

Звон бубна.

Голландия захватывает Бельгию.

Звон бубна.

Россия захватывает Имеретию и Менгрелию.

Звон бубна.

Франция захватывает Эльзас, Лотарингию и Мариенбург.


Дверь хлопает. Посыльный исчезает. Свет постепенно становится ярче и высвечивает женский персонаж, теперь это Дочь.

В комнате появляется Отец в кресле-каталке.

Отец. Кто это был? Я хочу знать, кто здесь был.

Дочь. Никого.

Отец. Кто-то хлопнул дверью. Я слышал, уходя он хлопнул дверью.

Дочь. Никто не хлопал никакой дверью.

Отец. Я слышал! Слышал!

Дочь. Ты опять брызгался одеколоном.

Отец (направляясь к окну). Ты не хочешь мне говорить, кто к нам приходил! Я с тобой с ума сойду! Почему ты не зовешь меня, когда к нам кто-то приходит?

Дочь. Ты своим проклятым одеколоном когда-нибудь отравишься.

Отец. Замолчи! Почему ты не предупредила его, чтобы он не хлопал дверью? Ты должна была его предупредить. Почему они все хлопают дверью? Почему уходя, а не тогда, когда приходят, а? Почему они все приходят тайком, а уходя хлопают дверью?

Дочь. Куда ты дел свой ночной колпак? Почему ты его не надел? Где он?

Отец (замолкает потрясенный). Он курил?.. Он курил! Он курил, так? Где окурок? Покажи мне окурок!

Дочь. Какой окурок? Здесь никто не курил.

Отец (борется с окном, наконец, открывает). Ты закрыла окно. Зачем ты закрыла окно? Нужно выпустить дым. Я не переношу дыма. Ты отлично знаешь, что я не переношу дыма… Вот видишь, видишь, дым идет?

Дочь. Это дым от мусора. Там горит мусор. Закрой окно, пока здесь все не пропахло!

Отец (жадно глядя в окно). Я хочу видеть мусор! Где огонь? Я хочу его видеть!

Дочь. Огня нет. Мусор горит без огня. Он только тлеет.

Отец. Я боюсь. Когда-нибудь мы сгорим вместе с ним. Давай уедем отсюда подальше, пока не поздно.

Дочь. Ложись спать. Если ты боишься, ложись спать. Лучше ложись спать, если боишься.

Отец. Мне нельзя спать. Когда я сплю, у меня кожа обвисает. Так что мне лучше не спать. Я должен выиграть время. Понимаешь, время… время…

Дочь. Хотя бы закрой глаза! Иначе ты совсем ослепнешь.

Отец. Когда я закрываю глаза, меня клонит в сон. А я не хочу засыпать… Когда я засыпаю, мне так одиноко… Изабелла, я так больше не могу. Честное слово. А ты, ты никогда меня не будишь.

Дочь. Я тебя скоро разбужу.

Отец. Нет, я знаю, ты никогда меня не будишь.

Дочь. Неправда, я тебя разбужу через час.

Отец. Нет, я не хочу спать. Когда я засыпаю, то знаю, что сплю, и жду только одного — поскорее проснуться. Это меня и мучает. То, что я не могу проснуться сам. Мне снится, будто я просыпаюсь, но я знаю, что это не так. Потому что я не могу проснуться сам. Видишь, как обвисла моя кожа? Изабелла, ты меня слышишь? Скажи, ты меня слушаешь или я сплю?

Дочь. Это все оттого, что ты не умеешь правильно спать. Спать положено на спине, лицом вверх. А дышать нужно носом.

Отец. А вдруг пойдет дождь? Когда идет дождь, я не могу дышать носом. Ты сама знаешь, я не могу дышать носом… Изабелла… (Нежно.) Пойдем погуляем.

Дочь. Дождь идет. Я не могу выходить с тобой на улицу под дождем.

Отец. Отчего же? Давай погуляем под дождем.

Дочь. Твое кресло заржавеет.

Отец. Ты злая, Изабелла. Мне жаль, что я произвел тебя на свет. Я все расскажу мадам Хильде. Я всем расскажу, как ты со мной обращаешься. (Чуть не плача.) Давай сходим в гости к мадам Хильде.

Дочь (мягко). Папа, мадам Хильда умерла.

Отец (прислушиваясь). Тихо! Я слышу шаги на улице. Я слышу шаги! Ты слышишь шаги? Раз слышно шаги, значит, дождь закончился.

Дочь. Идем, я провожу тебя в комнату.

Отец. Нет, нет! Я хочу остаться… я должен тебе что-то сказать, что-то очень важное… Сегодня утром я наблюдал… за нашими стенными часами… серьезно, с ними что-то не так. Мне кажется, каждый раз, когда большая стрелка проходит через маленькую, она незаметно проглатывает ее кончик.

Дочь. Послушай, папа, это невозможно!

Отец. Уверяю тебя, Изабелла, так оно и есть… я десять дней подряд пристально смотрю на часы… я все время измеряю стрелки… вот веревки… (Достает сотни отрезанных веревок.) Я делал замеры всякий раз, когда большая стрелка проходила через маленькую… так вот, большая стрелка не меняется, а маленькая становится короче, с каждым разом она становится все короче. Представь, что произойдет… Изабелла, ты меня слушаешь… Можно, я еще ненадолго останусь?

Дочь. Оставайся, папа.

Отец. Знаешь, я уже которую ночь подряд вижу во сне банки с повидлом. Думаешь, это нормально?

Дочь (соглашаясь на один из их старых ритуалов). Ладно. Рассказывай.

Отец. Я не стану рассказывать, если ты не будешь задавать вопросы.

Дочь. Расскажи, как ты познакомился с мамой.

Отец (капризничая). Я не стану ничего рассказывать. Это ни к чему. Не хочу, чтобы ты об этом знала.

Дочь. Ну папочка, ну пожалуйста, расскажи, как ты познакомился с мамой…

Отец. Очень просто. Я увидал ее в бакалейной лавке. Она покупала там банки с повидлом.

Дочь. Сколько?

Отец. Пятнадцать штук.

Дочь. Зачем ей было столько повидла?

Отец. Именно этот вопрос я ей и задал. Я догнал ее на улице и спросил: «Мадемуазель, что вы собираетесь делать с таким количеством повидла?»

Дочь. А она?

Отец. Она смерила меня таким взглядом, будто я крыса из крыс, мерзкий таракан, гнусный маньяк.

Дочь. А ты?

Отец. Я был сержантом!

Дочь. А она?

Отец. Она села в трамвай. Я за ней. Через шесть недель мы поженились. А еще через шесть недель началась война. Великая война.

Дочь. Великая война…

Отец (безнадежно). Нет, нет, нет! Задавай вопросы!

Дочь. Вы победили?

Отец. Черт! Эти сволочи разбили нас в последний момент. Но это неважно. Все равно нас было больше и мы были лучше обучены. В наши дни военная подготовка уже не та что раньше. Не подготовка, а чушь собачья. И все вокруг только и делают, что ворчат… Даже кондукторы в трамваях ворчат… Они все посходили с ума… им всем не хватает подготовки…

Дочь. Идем, полежи немного. Так будет лучше для твоего кресла… Иногда пружины нужно отпускать.

Отец (в трансе). Я тебе уже показывал свой почетный крест с двумя перекладинами? Знаешь, как сложно было в то время заслужить крест с двумя перекладинами? Теперь-то такие кресты всем раздают…

Дочь. Хочешь, я выключу лампу? У тебя глаза болят. С больными глазами сложней уснуть.

Отец. Я тебе уже показывал свой крест с тремя перекладинами? Знаешь, как сложно было в то время заслужить крест с тремя перекладинами? Теперь-то такие кресты всем раздают.

Дочь. Хочешь, я сниму с тебя ботинки? Нехорошо спать в ботинках. Они тяжелые, они тянут тебя ко дну.

Отец. Я тебе уже показывал свой крест с четырьмя перекладинами? Знаешь, как сложно было в то время заслужить крест с четырьмя перекладинами? Всего десять человек выжили в сражении при Трапезунде, и только один получил крест с четырьмя перекладинами. (Задыхаясь от возмущения.) Почему? Почему? Почему?

Дочь. Идем, папа, хватит… дай мне свои кресты, я уберу их в шкаф.

Отец. Не дам! Оставь меня в покое! Я буду спать в них!

Дочь. Ты подхватишь насморк. Когда-нибудь ты простынешь с таким количеством железа на груди.

Отец. Ты, правда, злая. Об этом я тоже расскажу мадам Хильде… Завтра же к ней пойду…

Дочь. Смотри какие у тебя дыры в одежде из-за этих крестов.

Отец. Знаешь, как мне удалось спастись в сражении при Трапезунде? Знаешь? Откуда тебе знать? Ничего ты не знаешь.


Она приносит стул и ставит его рядом с отцом.


Дочь. Ты знаешь, что я знаю.

Отец. Нет, нет, нет! Задавай вопросы.


Она приносит таз и ставит его на стул.


Дочь. Ладно, как?

Отец. Вплавь.


Она ищет кувшин, подходит к крану, наполняет кувшин горячей водой. Наливает воду в таз.


Дочь. Вплавь?

Отец. Да, черт возьми! Я всю ночь плавал среди рыхлых раздувшихся трупов. Сегодня я взглянул на реку… И мне показалось, на ней все еще качаются тени.


Она встает на колени перед отцом.


Отец (по-прежнему глядя в пустоту, моет волосы дочери). Иди сюда, Изабелла, я научу тебя плавать. Сначала нужно привыкнуть к воде. И к воздуху. И к огню. И к земле. Потому что ты должна научиться плавать где угодно, даже в этом перевернутом с ног на голову мире. Видишь, какими хрупкими стали обычные вещи в наши дни, такими хрупкими… Все потому, что им не хватает согласованности, понимаешь? А без этого невозможно удержаться на плаву. Видишь, как все тонет, видишь, как нас засасывают водяные часы. Ты должна оставаться на плаву, ты это знаешь… У тебя есть вода?


Отец перебирает мокрые волосы дочери. Время от времени окунает ее голову в таз. Она послушно соглашается со всеми капризами отца.


Дочь. Целый кувшин.

Отец. Чистый?

Дочь. Да.

Отец. Глубокий?

Дочь. Да.

Отец. В нем темно?

Дочь. Да.

Отец. Ты боишься темноты, Изабелла?

Дочь. Нет.

Отец. Это хорошо. Самое худшее для пловца — бояться черной воды.

Дочь. Я не боюсь воды. Я боюсь воздуха. Скажи, папа, в воде есть воздух?

Отец. Дитя мое, мы не можем этого знать наверняка. Нужно выпить всю воду в кувшине. Тогда ты узнаешь, есть ли в ней воздух.

Дочь. Я не хочу столько пить.

Отец. Нужно выпить всю воду там, где ты собираешься плавать. Только так можно стать хорошим пловцом.

Дочь (вдруг устав, встает). Уже поздно. Хочешь, я закрою шторы? Иначе дом заполонят насекомые.


Дочь катит кресло-каталку к двери. Свет приглушается.


Отец. Нет! Еще… Еще… Еще… (Эхо его голоса в коридоре.) Ты выпила воду? Теперь ты должна подождать… Это самое лучшее, что ты можешь сделать… Умеющий ждать спасется… Когда ты ждешь, твой мозг отдыхает… Кто отдохнул, тому легче ждать… Чем лучше ты отдохнул, готовя себя к ожиданию, тем легче смотришь на вещи… Но ждать… лучше в одиночестве… Мадам Хильда не хотела ждать в одиночестве… Мадам Хильда не хотела ждать в одиночестве, это ускорило ее конец… Кто не умеет ждать в одиночестве, тот не достоин ожидания… Лучше всего ждать в темноте… Спасется имеющий черные бархатные шторы… он может ждать в темноте когда угодно… когда угодно…


Слышно, как внизу открылась дверь. Вверх поднимаются чьи-то шаги. Дочь со свечой в руке встречает Посыльного. Тот вносит совершенно раздавленное кресло-каталку и букет цветов.


Посыльный. Надеюсь, я вам не помешал…

Дочь (ставит свечу на стол). Нисколько. Хотя я не знаю, о чем с вами говорить.

Посыльный. Как? Вы ничего не помните?

Дочь (сушит волосы над пламенем свечи). Нет… но, быть может, это из-за того что теперь вечер, в этот час я всегда чувствую себя тревожно… а это, быть может, из-за света, в этот час свет колеблется по углам… а это, я уверена, из-за сумерек… Ночь всегда опускается так тихо, что я чувствую, как моя кожа сдавливает все тело…

Посыльный (с сомнением). Вот как?

Дочь. Но все равно заходите… Можете сесть на чемодан.

Посыльный. Спасибо, мадемуазель. (Украдкой прячет букет в чемодан, забитый цветами). Какой удобный чемодан.

Дочь. Вы уверены, что не ошиблись адресом?

Посыльный. О, нет, со мной такого не бывает. Более того, вы сами просили навещать вас время от времени.

Дочь. Правда? Хотя, в самом деле, ваша манера общения мне о чем-то говорит.

Посыльный. Конечно, я бы никогда не пришел сам.

Дочь. Что за странную вещь вы принесли?

Посыльный (приближается, галантно берет свечу и держит его таким образом, чтобы Дочери было удобней сушить волосы.) — Мадемуазель, это долгая история…

Дочь. Кажется, я узнаю вашу манеру общения.

Посыльный. Вам нравится моя манера общения?

Дочь. Да. Когда я слышу ваш голос, мне кажется, я в безопасности.

Посыльный. Потому что я умею поднимать настроение. Умею сближаться с людьми. Может, нам перейти на «ты»? Вы уже общались с кем-нибудь на «ты»?

Дочь. Да, в детстве… У меня был кролик…

Посыльный. Нет смысла откапывать воспоминания. Давайте лучше поговорим о настоящем… Знаете, я полковой посыльный.

Дочь. Я знаю. Отец каждый вечер рассказывает мне о сражении при Трапезунде. Может, и вы там были?

Посыльный. Больше ни слова о Трапезунде. Я только что оттуда.

Дочь. Из Трапезунда?

Посыльный (освещает свечой ботинки). Посмотрите на мои ботинки: на них еще грязь не засохла. (Освещает лицо.) А теперь посмотрите мне в глаза: по виду я человек… но я уже не человек… Я видел ужасные вещи… мои глаза прокляты навечно. (Дует и гасит свечу.) Мертвые засели в моем мозгу…

Дочь. А мой отец? (Открывает шкаф, в котором красуются сотни банок с фруктовым пюре. Странный свет освещает ее лицо, как будто лучи исходят из банок.) Что вам о нем известно?

Посыльный. Ваш отец выжил в сражении.

Дочь (ищет что-то среди банок с пюре; всякий раз, когда она передвигает банку, лучи меняют цвет и яркость). Он выжил? Слава пресвятой Деве Марии…

Посыльный. Да, мадемуазель, он выжил. Я рад сообщить вам эту добрую весть. Ваш отец настоящий герой, только поэтому он и выжил.

Дочь (достает банку и закрывает шкаф). Хотите абрикосовых косточек?

Посыльный (шепотом, продолжая свою идею). К сожалению, в пути с ним случилось большое несчастье…

Дочь. Что вы хотите этим сказать? В каком пути? На каком таком пути?

Посыльный (берет абрикосовую косточку, раскусывает ее зубами и выплевывает несъедобную часть). На обратном, разумеется. От одиночества он тронулся умом.

Дочь. Что значит тронулся умом?

Посыльный (повторяет тот же трюк с абрикосовой косточкой). Свихнулся!

Дочь. Но почему, почему он возвращался один?

Посыльный. Потому что он один уцелел.

Дочь. Не понимаю.

Посыльный. Правда, еще была лошадь…

Дочь. Ничего не понимаю. Я думаю, во всем виноват воздух… В этот вечерний час он слишком сильно давит на нас.

Посыльный. Успокойтесь, мадмуазель. Если хотите, можем поговорить о чем-нибудь другом.

Дочь. Нет. Лучше попробуйте пустить воду.

Посыльный (открывает кран). Воды нет.

Дочь. Откройте кран до конца.

Посыльный. Открыл, все равно ничего.

Дочь. Оставьте кран открытым. Так спокойней. Теперь я вас слушаю.

Посыльный. Знаете, что такое дорога… Чем она длинней, тем тяжелее одиночество… а обратный путь всегда чертовски долог… Видите ли… (выплевывает кусок косточки.) Война для вашего отца была сущей безделицей… но одиночество на обратном пути его доконало… И потом, в тот раз его неотступно преследовала лошадь…

Дочь. Лошадь? Его же лошадь?

Посыльный. Никто не знает, чья это была лошадь. И как она уцелела. Зато доподлинно известно, что лошадь неотступно следовала за ним. Она беспощадно преследовала его день за днем, ночь за ночью… Настоящий кошмар… (Он раскусывает последнюю абрикосовую косточку и вздыхает с облегчением.) Представляете, как это страшно — все время слышать ее фырканье за спиной.


Она открывает шкаф, чтобы поставить в него пустую тарелку. Банки исчезли. На полках теперь сотни «крестов» с двумя, тремя, четырьмя, пятью, шестью и так далее перекладинами. Пустую тарелку некуда поставить. После нескольких попыток Дочь сдается.


Дочь. Да, это ужасно. Вы принесли ужасную новость. Теперь я весь вечер буду переживать.

Посыльный. Вот и все. Между нами говоря, лошадь тоже неважно себя чувствует. По-моему, она тоже в некотором роде немножко… того, разумеется, в той мере, в какой это бывает… у животных… В конце концов… Оставим это… Наш полк преподносит вам это прекрасное кресло-каталку, которое, правда, нуждается в легкой починке, но зато это очень мягкое кресло…. Ваш отец будет прекрасно себя в нем чувствовать до самого конца…

Дочь. Спасибо. Я его починю.


Она открывает шкаф, чтобы поставить туда кресло-каталку. Награды исчезли. За дверью сад с абрикосовыми деревьями в цвету. В саду медленно качается деревянная лошадка. Дочь ставит кресло-каталку рядом с деревянной лошадкой.


Посыльный (смущенный светом, проникающим из сада). Это очень редкая вещь… В наши дни больше не производят таких красивых и удобных вещей… Главное вытирать с него пыль, особенно с подлокотников. Грязь сильней всего въедается в подлокотники…

Дочь (закрывает шкаф). Я знаю. Я годами пытаюсь вытащить крошки, закатившиеся в пол, и у меня ничего не получается.

Посыльный. Главное запастись терпением. Ваш старик — тихий сумасшедший, с ним спокойно. Его присутствие в углу комнаты будет как луч света.

Дочь. Он всегда был таким, добрым и спокойным, невероятно спокойным.

Посыльный. В глубине души он, быть может, совсем не изменился.

Дочь. Он был таким добрым, что я почти ничего о нем не помню. (Гладит шкаф, прислонясь к нему.) Он никогда на меня не кричал, никогда не смотрел в глаза и не помню, чтобы он когда-нибудь ко мне обращался… (Шум в шкафу, как будто ребенок оседлал деревянную лошадку.) Когда я была маленькой, он покупал мне игрушки, но не осмеливался их дарить. Он складывал их в шифоньер и однажды доски сломались под их тяжестью. (Другой звук в шкафу, как будто тысячи абрикосовых косточек падают с одной полки на другую.) Шифоньер по-прежнему стоит на том же месте, мне никогда не хватало смелости открыть его и заглянуть внутрь. Иногда холодными ночами я слышу, как стучат колесики и пружинки.


Пауза. Они слушают, что происходит в шкафу.


Посыльный. У нас в казарме так же. Иногда ночами я слышу, как пули чертят тайные траектории в стволах винтовок. А мои ботинки в темноте запинаются друг за друга.

Дочь. Позже, начав стареть, он все больше стал меня избегать. Он передвигался из комнаты в комнату незаметно, как тень. Садился за стол и молча ел. В конце концов его тарелка оказывалась такой чистой, что меня это даже пугало. Некоторые старики рыгают после еды. Только не он, он часами сидел сжав челюсти. Когда шел дождь, он сидел у окна и смотрел в пустоту. Иногда он гулял под дождем, и вот что странно, его одежда оставалась сухой. Любые двери он открывал совершенно бесшумно, а его движения рассеивались в воздухе… Его одиночество было таким глубоким, что удивительно, как у него могли появиться дети… Вы спите?

Посыльный. Нет, мадмуазель, я думал с закрытыми глазами.


Вдруг с глухим звуком, напоминающим взрыв, из крана вырывается струя черной воды.

В то же время окно открывается, как от порыва ветра. Окно находится на уровне тротуара, и мы видим только ноги, множество ног, идущих по горам сломанных и порванных игрушек, можно сказать, по трупам игрушек. Громкая военная музыка и приветственные возгласы.


Дочь. Что происходит? Они все потеряли голову?


Она бежит к окошку, он — к крану.


Посыльный (закрывая кран). Нет, мадмуазель, это парад. Возвращаются солдаты-освободители…

Дочь (смотрит на ноги; от салюта в комнате всполохи света). Какие они красивые… И все целы?

Посыльный. Одному черту известно… Иногда их возвращается больше, чем уходит… Но сложно понять из-за толчеи. Из-за толчеи и темноты.

Дочь. Отец говорил, что иногда солдаты освободители идут бок о бок с освобожденными солдатами. Это возможно?

Посыльный. Мадмуазель, вам лучше закрыть окно.

Дочь. Я хочу отправить им воздушный поцелуй… (поднимается на чемодан, заполненный цветами, и наклоняется через подоконник.) — Браво! Браво!

Посыльный. Поверьте, мадмуазель, это бесполезно. Они слепые. Слепые и глухие. Оркестр играет для публики.

Дочь. Я хочу увидеть лошадей. Лошади невинны. Я так люблю смотреть на лошадей…

Посыльный (закрывая окно). Не доверяйте лошадям, они не такие как раньше. Они все стали мстительными и ненасытными. Они бродят повсюду и караулят за окнами и под дверью.

Дочь. Как грустно. Думаете, они и сейчас нас подстерегают?

Посыльный. Не знаю. Может быть. А быть может, и нет. До свиданья, мадмуазель, не забывайте протирать подлокотники.

Дочь. Вы уже уходите?

Посыльный (не двигается, она уходит). Уже поздно, я должен успеть повидаться с другими.

Дочь (ее голос доносится из коридора). Только пожалуйста, уходя, не хлопайте дверью. Мой отец просыпается от малейшего звука. Иногда я боюсь открыть книгу…

Посыльный. Можете на меня рассчитывать, можете на меня рассчитывать…


* * *
Посыльный приближается к рампе, достает свои «партитуры», открывает их, кладет на пол. Поднимает бубен над головой.

Посыльный.

Звон бубна.

Год тысяча восемьсот пятнадцатый.

Звон бубна.

Пруссия захватывает шведскую Померанию, Познань, Данциг и часть Вестфалии.

Звон бубна.

Австрия захватывает Венецию.

Звон бубна.

Россия захватывает Великое Герцогство Варшавское и Финляндию.

Звон бубна.

Норвегия переходит от Дании к Швеции.

Звон бубна.


Посыльный удаляется. Свет медленно набирает силу, и мы видим почти тот же интерьер. Муж с голым торсом моется перед краном. Вода течет по капле. Жена накрывает на стол. Она ходит между столом и шкафом, откуда достает посуду, столовые приборы и т. д.

Муж (не поворачивая головы). Глубокие тарелки тоже достань.

Жена. Какие?

Муж (по-прежнему не поворачивая головы). Большие! Большие!

Жена (просияв). Ааа!

Муж (безрезультатно пытаясь открыть кран еще больше). Давно эта проклятая труба протекает?

Жена. Какая труба?

Муж. Труба!


Она приближается к мужу, протягивает руку, чтобы обнять его за шею, но так и не осмеливается этого сделать.


Жена (Нежно). Принести тебе полотенце?

Муж (закрывая кран). У меня свое есть.


Она отступает и продолжает накрывать на стол, который постепенно приобретает праздничный вид.


Муж (открывает чемодан, достает полотенце и с наслаждением вытирается). Вот это, я понимаю, полотенце… настоящее полотенце! (Показывает ей покрасневшую кожу.) Как говорил наш полковник… тщательнее, ребятки, тщательнее вытирайтесь… Ух ты, надо же, каким молодцом я себя чувствую!

Жена (отступает на шаг, чтобы полюбоваться на него, затем показывает на стол). Все готово.

Муж. Бокалы! Бокалы неси.

Жена. Сколько?

Муж. Все… сколько найдешь… и поднос прихвати! (Показывает, куда ставить стаканы.) Сюда… сюда… Вот так. Я тебе уже рассказывал про нашего полковника?

Жена. Нет. (Она снова с нежностью приближается к нему, но в последний момент не решается его обнять.) — Может, наденешь рубашку в вишнево-красную полоску?

Муж. Нет, нет! Я надену свою рубашку!


Внизу хлопает дверь. Оба на несколько секунд замирают.


Жена. Ганс, ты же дома!

Муж. Нет, нет! Здесь или в другом месте, я могу носить только свою рубашку. Наш Полковник всегда говорит… хоть дома, хоть на улице… солдат везде остается солдатом! Солдат всегда должен иметь подтянутый вид и думать только о победе! Когда у солдата разболтанный вид, он не способен думать о победе… Кто не думает о победе, тот подколодная змея и шелудивый пес… и родина его когда-нибудь прихлопнет! Понимаешь? (Дверь внизу хлопает еще раз, очень громко.) Я заколочу эту дверь, я ее заколочу!

Жена (она достает из чемодана армейскую рубашку и дает ему). Ганс, не нервничай так по пустякам!

Муж. Смотри, капли на полу! Видишь?

Жена. Нет.

Муж. Это у меня из уха натекло. У меня с утра течет кровь из уха из-за этой двери.

Жена. От того что она хлопает?

Муж. И еще из-за того, что ты все утро что-то трешь. Ты все утро тщательно натираешь эти чертовы ложки.

Жена. Ты же сам меня заставил. Хотя серебро и правда нужно чистить.

Муж. Покажи их.

Жена. Все?

Муж. Все. Принеси мне все серебро.

Жена (ищет в шкафу). А салатницу?

Муж. И салатницу.

Жена. А ведерко для льда?

Муж. Ведерко для льда пока поставь у стены. Им я займусь позже.


Он надевает армейскую рубашку и причесывается. Она ходит туда-сюда, чтобы принести серебряную посуду.


Жена (в руках серебряные предметы). Что ни говори, а все-таки ты красивый мужчина.

Муж (ставя серебряные предметы на стол один за другим). Я красивый, потому что веселый. Наш полковник тоже так говорит. Солдат никогда не должен унывать. Солдат всегда должен быть бодрым, иметь гладкий лоб, ясный взгляд и смотреть прямо перед собой. Потому что жизнь солдата проста! Как и его цель. Как и его дело! Главным образом дело! Кто не готов сражаться за правое дело, тот подколодная змея…

Жена (нежно). И шелудивый пес…

Муж. …и родина его когда-нибудь прихлопнет… Салфетки!

Жена. Да!

Муж. Шевелись! (Гневно протягивает ей тарелку.) Вот, держи. Вымой. Вымой! Ты не видишь, сколько на ней грязи?

Жена. Да где же тут грязь?

Муж. Она грязная!

Жена. Где она грязная? (Открывает кран и моет тарелку.) Это от печенья.

Муж. Прекрати! Прекрати! Прекрати! Здесь все пропахло печеньем! Когда ты готовишь печенье, весь дом пропитывается его запахом. Даже пижама воняет печеньем. Даже сахар воняет печеньем!

Жена. Ганс, что с тобой?

Муж. Что со мной? Посмотри на нашу кухню. Это омерзительно. Кругом следы от грязных пальцев! Одни только грязные пальцы вокруг.

Жена (испуганно). Ганс, что с тобой?!

Муж. Что со мной! Что со мной! Я не выношу беспорядка! Потому что так невозможно сражаться! Борьба требует порядка. Борьба повсюду, повсюду, повсюду! Наш полковник тоже говорит: борьба будет долгой! а если не будет порядка, то еще дольше! Потому что победа зависит от порядка! И от нас! От всех нас! Чем идеальней порядок, тем ближе победа! И тем она вернее… и тем… Ты понимаешь? Полковник знает, что говорит!

Жена (немножко дуясь, протягивает ему вымытую тарелку и закрывает кран). Держи.

Муж. (вытирает тарелку армейским полотенцем). Держи. Ты должна понять…

Жена. Я понимаю…

Муж. Не сердись. Ты должна понять. Война не игрушка.

Жена. Есть еще десертные тарелки…

Муж (который уже ничего не слышит). Война очищает народы! Очищает души! Пускает кровь! И в конечном итоге производит отбор… Отбирает доброе семя! Тех, кто имеет право жить!.. остаться!.. быть!.. существовать!.. Это тоже слова нашего полковника… Я тебе уже рассказывал про нашего полковника?


Внизу хлопает дверь.


Жена (затыкая уши, обреченно). Нееет!

Муж. Не знаю, что бы мы делали без нашего полковника. (Удовлетворенно оглядывает загроможденный стол.) Большое блюдо для жаркого! Ваза для фруктов! Щипцы для льда!

Жена (ходит от стола км шкафу). Две недели назад мадам Хильда получила большой желтый конверт с армейской печатью. Все трое ее сыновей были призваны и…

Муж (расставляя столовые приборы). Вот-вот! Я же говорил… Труба протекает… Бог знает, когда она начала течь… Окна грязные…

Жена. Они грязные снаружи!

Муж. Это ничего не меняет. Я хочу сказать, так ничего не выйдет. Я говорю, мы должны быть чистыми и твердыми. Как снаружи, так и внутри. Мы все! Потому что победа стучится в дверь! Победа приближается, она рядом, скоро мы ее увидим… Она не за горами!.. Может, она уже здесь… А мы? Как мы ее встречаем? Грязными тарелками, хлопаньем этой дерьмовой двери? Наша жизнь должна быть кристально чиста… (глядя на стол.) Чего-то не хватает.

Жена. Свечи! Я принесу свечи.

Муж (с энтузиазмом, целуя ее). Да! Да!

Жена (продолжая его целовать). Ганс! Ганс, дорогой, я так по тебе скучала!.. Я считала дни…

Муж (холодно вырывается). Подожди! Подожди! Свечи!

Жена. Ты слышал, мадам Хильда получила конверт? Она уже две недели не решается его открыть.

Муж (ищет место на столе, куда бы поставить свечи). Будущее… говорит полковник… принадлежит нам… Это что-то огромное, грандиозное, колоссальное… похожее на нас… по нашему образу и подобию… по подобию лучших из нас… Ибо война не убивает! (Зажигает свечи.) Мы рождаемся на войне! Мужчины, настоящие мужчины, всегда рождаются на войне! Да! Да! Да! Через смерть, только пройдя через смерть! Только смерть делает нас сильными… Она взращивает нас… Она око, взирающее на нас… постоянно… оттуда… отсюда… сверху… снизу… Она нас понимает. Она наш судия! Она нас опьяняет… потому что за ней стоит победа!

Жена. Ганс, ты слышал, что я сказала?

Муж. Бутылки! Бутылки! Бутылки!

Жена. Пустые?

Муж. Пустые! Пустые! Пустые! И банки с повидлом!

Жена. Все?

Муж. Все! Все! Все!

Жена (несет банки). У нее все три сына ушли на фронт… И теперь она не хочет открывать конверт… Она весь день сидит в доме с закрытыми ставнями, в темноте… Иногда она выходит за молоком, и берет конверт с собой, иногда показывает его булочнику или мяснику… Но не открывает… Ганс, ты меня слушаешь?

Муж (как завороженный, продолжает расставлять предметы на столе). Так бывает… Это возможно… никто этого не отрицает… потери неизбежны… потери всегда неизбежны… Когда есть благородная цель… Когда будущее сияет как солнце… Мы должны смириться с потерями… Мы должны отдать свою кровь… Но эта кровь… Что она значит? Что, по-твоему? Да… Течет кровь… Но таким путем она возвращается к своим истокам! Потому что она станет той связью… Связью, которая нас позже… объединит! Это строительный раствор, который будет удерживать нас плечом к плечу… в великом здании… Аааа! (Короткая пауза.) Вот так.

Жена. Да, Ганс, все так. Но мне все равно грустно… Чем больше я молюсь, тем мне грустней… и тем страшнее… Иногда мы молимся вместе с мадам Хильдой и ее дочерью… мы часами молимся… дверь все время хлопает… на улице все куда-то бегут… а мы беспрерывно думаем… я думаю о тебе… вижу тебя… я молюсь до немоты… я почти потеряла голос… а мадам Хильда так ослабела…

Муж. Вот этого я совсем не люблю. Я хочу видеть тебя красивой и здоровой… Зажги лампы. Все лампы! (Он направляет весь свет на стол.) Фуражку! (Она приносит ему фуражку.) Стулья… все стулья… поставь сюда в ряд… Мусорное ведро… сюда… Бельевую корзину… переверни ее… (Разбрасывает одежду. Восхищенный горой предметов.) Отойди! (Вскакивает на стул.) Именно так все и было… Дай графин с водой!

Жена. Боюсь, мадам Хильда совсем ослепнет…

Муж (наливая воду из графина на стол, он прочерчивает демаркационную линию, разделяющую предметы на два лагеря). Да, все так, именно так… Смотри! (Все это время он яростно передвигает предметы, переворачивает их, меняет местами и т. д.) Мы… мы стояли здесь! Вот! Это мы! (Указывает на «армию» бокалов и бутылок.) Я… вот этот бокал — это я! Да, точно!.. Мы все ждали… бок о бок… плечом к плечу…как одно огромное сердце… как сердце, которое… вдруг… срывается и несется… да… как лавина… которая летит с горы… Кто способен устоять против лавины? Никто! Никто! Это было как сон… как космос… Бац! И прорыв! Бац! И мы уже за лесом! Бац! И уже на холме… А сердце… грохочет! Сюда! Правее! Патроны, живо! Огонь! Огонь! Огонь! Видишь? Все сметено… ничего не осталось, ничего, камня на камне… (Постепенно вся комната становится проекцией поля битвы.) Вот так! Мы все разнесли на атомы… и после этого… после этого… из всего этого… из всех этих крошек… нам будет проще построить новый мир… потому что мы его построим… мы его восстановим… но уже по нашему образу и подобию… потому что наш полковник говорит… мир должен иметь единый образ… наш!.. даже не столько наш, сколько лучших из нас… лучших из нас, понятно?.. Вот так! А враг, думаешь, где прячется враг? Подлый, коварный, трусливый, мерзкий враг? Где ты видишь дрожащего от страха врага? Где ты видишь гнусного и… и… Где ты видишь врага? Ну, где?

Жена (показывает на гору тарелок). Здесь!

Муж. Нет! Это мы!

Жена. Тогда где?

Муж. Думай сама. Шевели мозгами!

Жена (смешавшись). В супнице?

Муж. Черт! Думай! Думай! Думай!

Жена (плача). Не знаю… здесь?

Муж. Да! Да! Да! (Целует ее.) Здесь! Как крыса! Черт его побери! Да, дорогая…

Жена. Дорогой!

Муж. А теперь попробуй представить… мы его окружаем… (В ход идут почти все предметы, находящиеся в комнате.) Кольцо сжимается… сжимается… все больше… Может быть, завтра… мы нанесем… смертельный удар! (Изображает атаку.) Вперед! За мной! За мной! В атаку! (Срывает скатерть и размахивает ей как флагом. Вся серебряная посуда падает на пол.) С нами Бог! С нами правда! Победа будет за нами!

Жена. Ура! Наконец-то это закончится! Мадам Хильда тоже…

Муж. Потому что наша правда… скроена по нашему образу… вечному, единому и…

Жена. Я… вот увидишь, я починю трубу, я все вымою…

Муж. …и неделимому! Мы победим, потому что наша правда — самая вечная!

Жена. Я вымою пол, я вызову кого-нибудь починить дверь…

Муж. Потому что мы тоже вечные! Потому что наш Бог — единственный и вечный!

Жена. Ганс! Я так рада, что ты тоже иногда думаешь о Боге.

Муж. Еще одна атака, последняя… (Он залезает на стол.) Та-та-та-та-та! Сюда! Бей гадов! Подноси патроны! (Ясно, что враг отступает в угол стола, а затем еще дальше, в угол комнаты, под водопроводный кран.) Левее! Правее! Левее! Огонь! Никакой пощады! Победа не знает пощады! Ну вот и все! Все кончено! (Врагу, с презрением.) Попробуй теперь, гад, сделай что-нибудь, если сможешь!


Он открывает кран, чтобы нанести последний смертельный удар врагу. Из крана выходит черный дым и поднимается к потолку.


Жена (прижавшись к его плечу). Да, да… я всегда себя спрашивала… на чем он спит? Что он ест? Не промок ли он? Не болит ли у него спина?

Муж (глядя на врага). Сдавайся, гад! Посмотри на него! (Вытирает лоб.) Да что ж он так скрипит, чертов стол!

Жена. Хватит, дорогой, ты весь в поту.

Муж. Достань из чемодана мое полотенце.

Жена. Возьми лучше банное.

Муж. Нет, нет! Я хочу свое полотенце, свое!.. (Вытирается.) Самое удивительное, что полковника тоже зовут Ганс. Что ты об этом думаешь? Его тоже!

Жена. Это странно!

Муж. А разве нет? Как только он меня увидел, так сразу и сказал: нас обоих зовут Ганс…

Жена. Да… да… (Снова пытается его погладить.) Мой красивый, мой белокурый, мой ясноглазый…

Муж. Нам чертовски повезло с полковником… Он нам сразу так и сказал: вам сильно повезло, ребятки, что у вас есть я! (Внизу хлопает дверь. В гневе.) Нееет! (Спешит вниз.) Я их убью! Я их всех убью!


На некоторое время наступает тишина. Капли черной воды падают из крана.

Жена ждет, заинтригованная, возвращения мужа. Изнутри шкафа раздается стук. Жена подходит и открывает. Высовывается голова посыльного.


Посыльный. Я помешал? Можно, я на минуту присяду?

Жена. Конечно. Не обращайте внимания на беспорядок.


Посыльный с большим трудом выбирается из шкафа, успев помять привычный букет. От формы на нем остаются только штаны и ботинки. Он, по всей видимости, очень горд своей новой рубашкой в вишнево-красную полоску.


Посыльный. Нет! Нет! (Ему с трудом удается закрыть дверь шкафа, как будто что-то мешает ему изнутри.) Это я должен извиниться за то, что помешал вашему застолью.

Жена. Это вы человек с цветами?

Посыльный. Вы очень проницательны, мадам.


Вода продолжает течь. Маленький ручеек продвигается к центру комнаты.


Жена. Вы хотели мне что-то сказать?

Посыльный. Да, мадам.

Жена. Говорите и уходите.

Посыльный. Да, мадам.

Жена. Мой муж должен вернуться с минуты на минуту… или вы уже столкнулись с ним внизу?

Посыльный (в панике от того, что вода растекается по комнате; очевидно, он боится ступать в воду.) — Да, мадам.

Жена. Он вышел посмотреть, кто там хлопнул дверью. Это случайно не вы…

Посыльный. Нет, мадам, я никогда ничем не хлопаю.

Жена. Скажите, вы с плохими новостями?

Посыльный (ищет место, куда бы положить цветы). Да, мадам.

Жена. Я так и знала.

Посыльный. Можно, я присяду на чемодан?


В конце концов он кладет цветы в воду, которая постепенно растекается по комнате. Затем забирается на чемодан, чтобы не промочить ног.


Жена (собирает цветы и прижимает их к груди). Он умер! Бедный Ганс, он умер, да?

Посыльный (подбирая скатерть, которая только что служила знаменем, а теперь насквозь промокла). Да, мадам.

Жена. Он ведь умер не героической смертью?

Посыльный. Хмм! И да и нет, мадам.

Жена. Его убила лошадь?

Посыльный (разглядывая скатерть). Нет, мадам.

Жена. Как нет?

Посыльный. Нет, мадам, на этот раз никакой лошади не было.

Жена. На войне или в мирное время?

Посыльный. Это случилось во время штурма, мадам. Во время последнего штурма. Победного. Он упал на глазах у застывшего от ужаса противника.

Жена. Они изрешетили его пулями?

Посыльный. Нет, мадам.

Жена. Разорвали на части?

Посыльный (пытаясь отжать скатерть). Нет, мадам.

Жена. Тогда что?

Посыльный. Он споткнулся и упал. Штурм только начался. Он был в первых рядах… Он всегда первым устремлялся вперед… вперед… как настоящий герой… и кричал «ура» изо всех сил… он бежал, бежал… оставив полк позади… и все бежали за ним изо всех сил, и все кричали «ура»… Ни черт, ни Бог не смогли бы их остановить, враг смотрел на них в полном замешательстве… ваш муж оказался один на первой линии… с огромным знаменем в руках… Знамя реяло на ветру и… и… может быть именно из-за порыва ветра ваш муж споткнулся… и покатился по земле… и очутился под знаменем, отяжелевшим от ветра, и уже не встал… Потому что ветер, вжих-вжих, придавил его…

Жена. И он остался лежать на земле?

Посыльный. Да.

Жена. А другие?

Посыльный. Другие его затоптали.

Жена. Что? Его затоптали свои же?

Посыльный. Да, мадам. Никто не мог остановиться. Они его раздавили, не желая того. На них напирали сзади.

Жена. Это ужасно! Затоптать живого человека, это ужасно!

Посыльный. Да. Но что мы могли поделать? В такой невероятной давке. Никто уже не понимал, куда ставит ноги.

Жена. Но потом вы его подняли?

Посыльный. Это было невозможно, мадам. Но я принес ботинки.


Он осторожно приоткрывает дверь шкафа, откуда вываливается несколько ботинок.


Жена. Его ботинки?

Посыльный. Нет, мадам, тех, кто его затоптал.


Посыльный открывает дверь шкафа и огромная гора ботинок выкатывается на пол.


Жена. Ничего не понимаю.

Посыльный. У меня не было другого выхода. Все, что от него осталось, теперь на подошвах ботинок, которые его затоптали. Поэтому я их и принес.

Жена. А мне что теперь делать с этими ботинками?

Посыльный. Мадам, их здесь десять тысяч. Его могила под подошвами ботинок. Я принес их вам, выполняя приказ. Можете делать с этими ботинками все, что угодно.

Жена (силы ее покидают). Откройте окно. Здесь слишком темно.

Посыльный. Я открою. Но снаружи тоже темно.

Жена. Не темнее, чем здесь.

Посыльный. Как вам угодно, мадам. Мне все равно.

Жена. Можете вы кое-что для меня сделать?

Посыльный. Да, мадам?

Жена. Я хочу задать вам один вопрос…

Посыльный. Я вас слушаю.

Жена. Здесь пахнет печеньем?

Посыльный. Нет, мадам, как вы могли такое подумать? (Удобно устраивается на горе ботинок.) Ну вот. Ботинки совсем раскисли. Подойдите сюда, я еще должен дать вам указания.

Жена (собирает цветы и с цветами в руках распластывается на горе ботинок, как на могиле.). Ганс, Ганс!

Посыльный. Так значит, ботинки. Их нужно вымыть, мадам. Вымыть, а затем дать им спокойно просохнуть…. а потом нужно натереть их кремом… а потом начистить до блеска… это ваша обязанность… потому что мертвых, во что бы то ни стало, следует хоронить как положено.


Свет приглушается. Между двумя персонажами устанавливается некоторая близость.


Жена (все еще обнимая ботинки). Ганс, милый мой… Ганс…

Посыльный. Прекратите, мадам, мне больно на вас смотреть.

Жена. Что теперь со мной будет?

Посыльный (нежно). Доверьтесь мне, мадам. Я тоже Ганс.


Свет постепенно гаснет, в то время как вода поднимается.

FIN


Оглавление

  • Матей Вишнек Кони за окном