Коктейль "ёрш" от фантастики. Первые две трети - космофантастика о девственнике 34-х лет отроду, что нашёл артефакт Древних и звездолёт, на котором и отправился в одиночное путешествие по галактикам. Последняя треть - фэнтези/литРПГ, где главный герой на магической планете вместе с кошкодевочкой снимает уровни защиты у драконов. Получается неудобоваримое блюдо: те, кому надо фэнтези, не проберутся через первые две трети, те же, кому надо
подробнее ...
космофантастику, останутся в недоумении от последней.
Выше оценки неплохо 3 том не тянет. Читать далее эту книгу стало скучно. Автор ударился в псевдо экономику и т.д. И выглядит она наивно. Бумага на основе магической костной муки? Где взять такое количество и кто позволит? Эта бумага от магии меняет цвет. То есть кто нибудь стал магичеть около такой ксерокопии и весь документ стал черным. Вспомните чеки кассовых аппаратов на термобумаге. Раз есть враги подобного бизнеса, то они довольно
подробнее ...
быстро найдут уязвимую точку этой бумаге. Игра на бирже - это вообще рассказ для лохов. Маклеры играют, что бы грабить своих клиентов, а не зарабатывать им деньги. Свободный рынок был, когда деньгами считалось золото или серебро. После второй мировой войны для спекуляций за фантики создали МВФ. Экономические законы свободного рынка больше не работают. Удачно на таком рынке могут работать только те, кто работает на хозяев МВФ и может сам создавать "инсайдерскую информацию". Фантики МВФ для них вообще не имеют никакого значения. Могут создать любую цифровую сумму, могут стереть. Для них товар - это ресурсы и производства, а не фантики. Ну вод сами подумайте для чего классному специалисту биржи нужны клиенты? Получить от них самые доходные спекуляции, а все менее удачное и особенно провальное оставить им. Основной массе клиентов дают чуть заработать на средних ставках, а несколько в минус. Все риски клиентам, себе только сливки. Вот и весь секрет их успеха. Ну и разумеется данный специалист - лох и основная добыча маклеров хозяев МВФ. Им тоже не дают особо жиреть. Поднакопил жира и вот против вас играет вся система биржи. Вроде всегда "Надежные" инсайдеры сливаю замануху и пипец жирному брокеру. Не надо путать свободный рынок со спекулятивным. И этому сейчас вас нигде не научат, особенно в нашей стране. А у писателя биржа вообще выдаёт кредиты для начала спекуляции на бирже. Смешно. Ну да ведь такому гениальному писателю надо придумать миллионы из нуля. Вот спрашивается зачем ГГ играть на бирже, если ему нужны деньги для расширения производства и он сам должен выкинуть на рынок свои акции для привлечения капитала.
Начал читать. Очень хорошо. Слог, юмор, сюжет вменяемый.
Четыре с плюсом.
Заканчиваю читать. Очень хорошо. И чем-то на Славу Сэ похоже.
Из недочётов - редкие!!! очепятки, и кое-где тся-ться, но некритично абсолютно.
Зачёт.
Алексей Смирнов
Когти вперед
Из новостей телекомпании НТВ: в городе N замечено любопытное нововведение. На нескольких улицах установлены таксофоны, снабженные защитой от громил и вандалов. При попытке разломать аппарат телефон либо метит хулигана несмываемой краской, либо выпускает струю из газового баллончика...
Из других новостей: в некоторых зданиях города F обнаружена новинка лифт, снабженный защитой от пьяных варваров, которые стремятся использовать кабину в качестве туалета. При малейшем запахе аммиака двери лифта автоматически закрываются, и нарушитель сидит взаперти до прибытия соответствующих лиц...
... Наверно, начало было таким: целый день над городом кружил вертолет. Зеваки запрокидывали головы и сколько-то времени следили за деловитым воздухоплавателем, который, похоже, поставил себе целью ненадолго зависнуть над каждым городским районом. Люди полагали, что экипаж либо ищет кого-то, либо выполняет какие-то топографические работы. Дети показывали на рокочущую машину пальцами, целились в нее кто из игрушечных, кто из воображаемых ружей. Профессор Райце-Рох, расположившийся в кабине, весело смеялся над их забавными угрозами. Время от времени его пухлый палец вдавливался в большую зеленую кнопку.
1
Ну-с, коготочки вперед.
Был обеденный перерыв, и я отправился в буфет. В коридоре мне встретился Апельцын; я вытянул приветственно руку, но он радостно вскинул мокрые ладони подобно хирургу, готовому приступить к операции, и закричал во все горло, кивая на только что покинутый сортир: "Извиняй, не могу! Видишь, я откуда!"
Апельцын бодро проследовал мимо, распространяя мелкие брызги.
Я спустился по лестнице на первый этаж, толкнул застекленную дверь. Пахнуло неестественным запахом дешевой снеди, только что прошедшей обработку разрушительными микроволнами. Химическая сосиска в горячей неестественной булке, раскаленный блин, полужидкая пицца, шокированная скоростной стряпней. Унция кофейного песочка в кипятке, стаканчик - пластмассовый. Соляночка. Солоночка. Горчица.
Возле кассы я несколько удивился: чеки выбивала Жотова, наш участковый терапевт. Моим первым желанием было выяснить, как она там оказалась, но я вовремя прикусил свой невоспитанный язык. Мало ли какие перемены случаются в жизни человека. Была терапевтом, стала кассиром. И не такое бывает. Очень может статься, что перемена места состоялась вопреки ее воле - зачем же бередить рану?
В общем, я ничем себя не выдал, и Жотова также сделала вид, будто не узнала пациента. Хотя, если вдуматься, она и вправду могла меня не узнать участок большой, всех не упомнишь, да и в поликлинике я не был частым гостем. Так что выбили мне, что положено, и переключили равнодушное внимание на следующего в очереди.
Я, прихватив с прилавка две бумажные тарелочки со стаканом, дошел до ближайшего столика, сел и окинул собравшихся взглядом. Царила благожелательная атмосфера, немногочисленные коллеги самозабвенно обсуждали всякую всячину и выглядели вполне довольными жизнью. В то, что еще какими-то двумя годами раньше все было наоборот, верилось с трудом.
Тогда и буфета-то не было. Его закрыли.
Наш институт, некогда оборонный, находился при смерти. Оживил его крупный, с неба свалившийся заказ - первый из многих, предполагавшихся проектом "Джекил и Хайд". Хлынули дотации, пожертвования, транши; у института появилась возможность содержать буфет, а у сотрудников - навещать его время от времени. Поначалу долгожданная трапезная была забита посетителями под самую, как говорится, завязку, а ныне почти пустовала - не по причине обнищания ученых, но по причине ощутимого роста их благосостояния. Теперь в буфет ходили только те немногие бедняки, что еще оставались таковыми; большинство сотрудников поглядывало в его сторону с предосудительным высокомерием, предпочитая, по меньшей мере, "Макдональдс".
Я же, хоть и мог позволить себе многое, помнил, откуда вышел, и не брезговал сознательно.
Можно потерпеть.
Я опустошил тарелочки, не прочувствовав вкуса, потому что их содержимое оставалось слишком горячим. Подумав, вернулся к кассе, заплатил, коготочки вперед, еще за одну колу, выпил. Делать больше было решительно нечего, и я пошел в направлении конференц-зала. Предстояло маленькое, минут на сорок, совещание, и до его начала мне хотелось посидеть в кресле одному, чтобы в последний раз обдумать техническое обоснование моего нового предложения.
На площадке второго этажа я столкнулся нос к носу с Жотовой. Затянутая в тесный деловой костюм, она протопотала вниз, держа под мышкой какие-то чертежи.
Я остановился и пристально посмотрел ей вслед. Потом спустился обратно в буфет и долго рассматривал разбухшую Жотову, пробивающую чеки. Техническое обоснование улетучилось из головы.
2
Меня толкнули локтем в бок. Я очнулся и тупо посмотрел на Апельцына, который сидел рядышком и яростно указывал глазами в сторону руководителя проекта.
- Ты чего? - прошипел Апельцын, выкатывая белки. - К тебе обращаются, иди!
Сообразив, что совещание уже началось, я, сколько мог, оправился от лунатизма, вскочил и поспешил к возвышению, где находился одинокий стол. Из-за стола на меня глядел удивленный Нагнибеда. Мне показалось, что Дмитрий Никитич гадает, не хлебнул ли я чего неуместного. Ни к селу, ни к городу я задался вопросом: высохли у Апельцына руки или нет?
- Прошу прощения, задумался, - бросил я хриплым голосом, откашлялся и виновато взглянул на шефа. Тот, не обнаружив несвязностей в моей речи, успокоился и жестом пригласил говорить. Я собрался с мыслями. Заготовленный текст никак не собирался в единое целое, и мне пришлось быть излишне лаконичным.
- Речь, собственно говоря, идет о пулях, - я произнес эти слова и запнулся.
- То есть? - Нагнибеда выпучил глаза. - Конкретнее, будьте любезны.
Я пожал плечами, потому что многопудовая Жотова расселась в моем сознании основательно, надолго. "Как на стульчаке", - подумал я, пытаясь вызвать ментальный аналог неприличного сиденья. И, внезапно обозлившись, грубо отрезал:
- То и есть - пули. Зачем возиться с какой-то там краской, баллончиками? Брать смывы с ладоней, оказывать медицинскую помощь... Пусть телефон сразу отвечает налетчику пулей - тогда будет толк.
За такую манеру докладывать меня следовало гнать в три шеи, но шеф, против ожидания, не вспылил. Он вскинул брови, надул щеки и развел, обращаясь к собранию, руками: дескать, оставляю на ваш суд, а я бессилен, но - одобряю, одобряю! Докладчик, надо думать, слегка волнуется...
Тем временем я худо-бедно справился с неотступной Жотовой и заговорил более или менее складно:
- Уважаемые коллеги, я вовсе не настаиваю на замене всех таксофонов. Я отдаю себе отчет в том, что технические несовершенства - пусть малочисленные, но все-таки вероятные - приведут к драматическим последствиям. Ясно, что машина, как и ее создатели, не застрахована от ошибок. В конце концов, мне тоже приходится пользоваться уличными автоматами, и я не в меньшей степени рискую получить в лоб незаслуженный заряд. Давайте установим одну, три, пять, в конце концов, экспериментальных моделей - злоумышленнику достаточно будет знать, что такие автоматы существуют в природе. А поскольку внешне они ничем не будут отличаться от обычных таксофонов, преступник сто раз подумает, прежде чем приступить к уничтожению муниципальной собственности...
Нагнибеда, перебивая меня, задумчиво изрек:
- Позволю себе встречное предложение: может быть, хватит обычного сообщения о возможном возмездии? Пригласить прессу, дать информацию, пустить слушок... Нам грозят серьезные неприятности в случае драматических, как вы выразились, ситуаций...
- Позвольте с вами не согласиться, - возразил я Нагнибеде. Тот принадлежал к числу либеральных руководителей, спорить с которыми можно в открытую. - Информацию, не подкрепленную фактами, в конечном счете расценят как "утку". И городские власти нас не поддержат - общественность ждет от них реального, эффективного противодействия криминалу. Общественное мнение будет на нашей стороне, оно давным-давно подготовлено к подобным мерам, и сделали это сами преступники. Они своими руками выкопали себе яму...
Произнося слово "яма", я сделал невольное глотательное движение, будто давясь, будто самолично туда, в изреченную яму проваливаясь: появилась Жотова. Она бочком проникла в конференц-зал, грузно протрусила по проходу, уселась в первом ряду и виновато улыбнулась Нагнибеде: опоздала. Тот небрежно отмахнулся - пустяки, слушайте внимательно. Однако слушать было нечего, речь моя снова прервалась.
- У вас все? - осведомился Дмитрий Никитич.
Конечно, лучшим для меня выходом было бы кивнуть утвердительно и убраться куда подальше, но чисто биологическое, живучее самолюбие помешало мне скомкать сообщение, и я помотал головой: нет, не все.
- Так продолжайте, - подтолкнул меня Нагнибеда. - Что с вами творится?
- Простите, Дмитрий Никитич, -выдавил я из себя. - Немного нездоровится. Сейчас. Сейчас я продолжу.
Воцарилась тишина. Аудитория ждала, и теперь даже те, кто вовсе не слушал оратора, будучи погружены в свои мелкие делишки, обратили внимание на мою персону, почувствовав неладное. Надвигалась катастрофа.
- У меня есть еще несколько слов насчет лифтов, - объяснил я с жалкой улыбочкой. - Уловитель запаха - хорошее изобретение, но... возникают проблемы... В дальнейшем, я хочу сказать...- Слова разбегались, я путался. Жотова не уходила, и Жотовой захотелось высказаться. :
- Можно мне сказать два слова, Дмитрий Никитич? - спросила она, поднимая руку. - С места.
Нагнибеда серьезно закивал. Он не знал, что означает мое поведение, и надеялся, как всякий талантливый начальник, что проблема разрешится сама собой. Известно, что девяносто процентов проблем решаются сами по себе, и мудрое руководство в том и состоит, чтобы не обращать внимания на львиную долю заявок, рапортов, жалоб и ходатайств.
- Я хочу пожаловаться на лифт, - прогудела Жотова. - Я вот живу на двенадцатом этаже. Вчера какой-то негодяй зашел в кабину и собрался... ну, вы понимаете, - она покраснела. Странная история. Мне всегда казалось, что врачи не краснеют, когда говорят о естественных отправлениях организма. Датчик сработал, и он застрял между четвертым и пятым этажами. Так вот: мало того, что бригаду пришлось ждать целых два с половиной часа, так еще вдобавок и вся лестница слышала пьяную ругань из этого лифта. А каково женщине моей комплекции подниматься на двенадцатый этаж пешком? В общем, я считаю, что наше изобретение несовершенно. Почему должны страдать порядочные жильцы?
Тут я вспомнил вдруг, какие у Жотовой имя и отчество, что почему-то помогло мне обрести уверенность в себе. Подобающим образом к ней обратившись и видя, что это и вправду она, я перехватил инициативу и предложил перейти непосредственно к пожеланиям.
- Какого рода усовершенствования хотелось бы вам, собственно, внести в лифтовое хозяйство?
Вот так я выразился - или немножко иначе, но в целом похоже.
Жотова смешалась и покрылась пятнами. Разумеется, она не могла предложить ничего толкового. Я набрал в грудь воздуха и выпалил:
- Надо вмонтировать в двери остро заточенные стальные пластины! Конечно, если двери раздвижные. Пусть датчики, которые фиксируют аммиак, командуют дверям сомкнуться в момент, когда пьяница собирается покинуть кабину. Одновременно выдвигаются ножи, и...
Нагнибеда разинул рот, потрясенный новой мыслью.
- Не только аммиак! - воскликнул он, и хлопнул по столу сразу обеими ладонями. Он лукаво улыбнулся сперва Жотовой, потом - мне, а после уже всем остальным. Из левой ноздри Нагнибеды не то со всхлипом, не то со всхрюком вырвался и замер победный зеленый пузырь. - Звуковые датчики! Для разных писак! Царапанье грифеля по дереву, скрип... энциклопедия матерной брани. (Нагнибеда был целомудрен, как шестилетнее дитя). Ведь пишут же! Пишут, не успеваешь стирать!
В зале оживились, стали шептаться. Обсуждали двери, бритвы, ножи и соплю. Гениальная догадка заставила меня задрожать. В сильнейшем волнении я выпалил:
- Общественный транспорт! Чем не мера? Метро! Турникеты! Давка! Осторожно, двери закрываются!
И понял мгновенно, что снова на коне - восседаю героем с коготочками, выставленными вперед. Лицо, потерянное парой минут раньше, вернулось ко мне - облагороженное, со скромно опущенным взглядом, готовое принять заслуженные похвалы.
3
Джекил и Хайд: я назвал имена, но так и не обмолвился ни словом о сути проекта. Понятия не имею, кто первым предложил это название, но аналогия подобралась удачная. Уж не знаю, как отнесся бы к ней Стивенсон, но мертвые (на это обратил внимание другой, современный уже британский писатель) молчат, за что им большое спасибо. Если у автора "Острова сокровищ" добродушный доктор Джекил содержал в себе черты демонического, кровожадного маньяка Хайда, то в нашем учреждении сочли за лучшее поменять их местами. Вернее, не их поменять, а знак. Тайный, до поры сокрытый Хайд наделялся воистину благородными чертами. Его преступные наклонности отныне были призваны служить общественному благу; доктор Джекил же, имея внутри затаившегося душегуба, поневоле приобретал для себя нечто отрицательное. Он делался опасным, этот Джекил, как опасна плюшевая игрушка, начиненная бомбой. Кстати сказать, с игрушек дело и начиналось - вещь неприятная, однако эффективная в определенных ситуациях. Я говорю о локальных конфликтах, зонах ограниченных боевых действий и наведения конституционного порядка на отдельных объектах и в отдельных субъектах. Такие вещицы сеют здоровую панику и возбуждают в населении естественную ненависть к местным зачинщикам мятежа. От последних медленно, но верно отворачиваются, недавним героям плюют в лицо, их чохом сдают и закладывают, а то и просто умножают на ноль - короче говоря, мистер Хайд совершает благо, беря пример с известной силы, что вечно хочет зла. Такая получается диалектика.
Выполняя первый заказ, мы создали "Роботов". То были точные копии обычных людей, подверженных заурядным страстям: пьяницы, бомжи, недалекие обыватели - все они в совокупности именовались "Робот-1". "Робот-2" сидел глубоко внутри - чудовищный по своей разрушительной силе механизм, способный нанести прицельный - в том числе тактический ядерный - удар с предполагаемой площадью поражения в 48 гектаров. Робот-2 включался в игру лишь при определенных, строго обозначенных, обстоятельствах. Растиражированные куклы направлялись в глубинку, на юг, где - в силу обманчивой внешней безвредности и показного идиотизма - становились крайне соблазнительными для тамошних джигитов. Украсть подобного болвана казалось делом нехитрым, он для того и предназначался - современный троянский конь. Его везли к ущельям и арыкам, в горы, надеясь использовать либо как товар, либо как рабочую скотину. И вскоре знакомились с Роботом-2 - так и не успев ни ощутить, ни осознать очарования знакомства. Так мы выиграли несколько крупных кампаний.
Дальше - пошло-поехало.
Общество медленно, но верно выпускало коготочки вперед, вынужденное обороняться. Поскольку на кону стояла безопасность государства, нам волей-неволей приходилось проводить полевые испытания. Не все они заканчивались успешно, и в конце концов мы нарвались на неприятности. Некоему Роботу-1 присмотрели бальзаковского возраста вдовушку, имея в мыслях подвергнуть его последнему испытанию на прочность. Выйди он победителем, можно было бы с чистой совестью заявить о практически полном стирании различий между машинным изделием и средним представителем социума. Вдова, возможно, и не стала бы мириться с программой Джекила, где предусматривались простые слабости типа бутылки "девяточки" в три часа ночи, зато её вполне устраивал Хайд, который в нужную минуту спешил на помощь. Особенности конструкции, целью которой была совершенная имитация человеческих органов, её бесконечно удивляла и радовала. Особенно в минуты, когда Джекил, будучи не в силах войти в противоречие с заданными людскими стандартами, оказывался не на высоте - тут-то Хайд и говорил своё веское, механическое слово. Восторгу дамы не было предела. Возлюбленный делался неистощим на выдумки. Но вот в недобрый час Джекил-Хайд приналег на совесть, да где-то что-то не сконтачило, и целый жилой дом - все двенадцать этажей - превратился в гору горящего мусора.
Мы поняли, что города и села - это тебе не кишлаки с аулами, и тактику смягчили. Криминал наступал, отморозки плодились, как кролики. Почтенные горожане обходили стороной кафе и рестораны, а вечерней порой городские улицы вымирали. О садах и парках и говорить нечего. По ночным электричкам без особой пользы шлялись наряды транспортной милиции, которые зачастую оказывались гораздо страшнее тех персон, на которых им вменялось в обязанность охотиться. Детские площадки приходили в такое состояние, что впору было думать, будто вражеская авиация бомбила замаскированные оружейные склады. И все-таки, в надежде на лучшее, рассчитывая на остатки благоразумия, Мистер Хайд поостыл, ограничиваясь слезоточивыми газами, наручниками, электрошоком и пронзительными сиренами. Однако общество система с обратными связями, и на любую гайку находится болт. Вандалы обзавелись масками и темными очками, в их карманах появились ножовки и напильники, не говоря уже о прорезиненных перчатках. Их собственный мистер Хайд, настоящий, жадный до бессмысленного хаоса, не дремал. А доктор Джекил, напротив, спал беспробудным сном, чаще всего - алкогольным. Нам пришлось ужесточать доктрину, не довольствуясь уже "Роботами" и даже пуская их побоку, а я - признаюсь без ложной скромности - стоял у истоков новых разработок. И авторское выступление, хотя и скомканное, и бестолковое по вине Жотовой, вторгшейся в мои мысли и смутившей их, встретило в аудитории понимание, получило горячий отклик, а также полную поддержку руководства в лице прозорливого Нагнибеды, который всегда держал нос по ветру и оттого обладал замечательным чутьем на все новое, перспективное.
4
Я испытывал чувство облегчения, не больше, восторга не было. С испорченным настроением я прошел мимо восхищенного Апельцына, не обращая внимания на выставленный им в знак высокой оценки моих предложений большой палец. Апельцын проводил меня взглядом, разворачиваясь в кресле и продолжая держать руку на весу. Я не видел, но не сомневался, что на его лице сохраняется радостный оскал, в то время как сверкающие глаза постепенно гаснут, а в мозг закрадываются недоумение и обида. Пустяки, объяснюсь позднее. Сошлюсь на переутомление, на нервы.
Устроившись в последнем ряду, дальнейшее я слушал невнимательно. Сказать по правде, я вообще не берусь вспомнить, о чем там говорилось. К счастью, собрание не затянулось надолго: минут на сорок заявленное, оно продлилось часа полтора и завершилось принятием важных решений. Если память мне не изменяет, речь шла о модернизации парковых скамеек, детских качелей, заборов, фонарей и рекламных щитов - то есть объектов, наиболее часто подвергавшихся агрессии. Когда Нагнибеда счел возможным распустить пришедших в небывалое неистовство сотрудников, я первым покинул зал. Мне показалось, что на работе нынче можно ставить крест, и я поступлю чрезвычайно разумно, если отправлюсь домой.
Так я и сделал. Я решил пройтись пешком хотя бы пару остановок. Не то, чтобы я слишком нуждался в свежем воздухе, я не какая-нибудь малокровная барышня с профессиональными обмороками, нет, но мне отчаянно требовалась добрая наркодоза привычных, не приправленных парадоксами впечатлений. Дома, прохожие, трамваи - вот элементы повседневности, необходимые мне в трудную минуту.
Когда была пройдена первая остановка, я немного успокоился и завернул в кафе. Так уж получилось, что звезды в этот день взирали косо на посещение подобных мест - буфетов, рюмочных, кафе и бистро. Первым, кого я увидел в полутемном зальчике, был Нагнибеда. Он сидел за столиком, уплетал хазани-хоровац и запивал свое блюдо семьсот семьдесят седьмым портвейном. Дмитрий Никитич оказался одет в грязноватый бежевый плащ, величественные седины его спутались и обернулись свалявшимися патлами, так что от прежнего благопристойного облика в нем осталась - ручаюсь! - одна лишь нечаянная сопля, серо-буро-малиновая в лучах кабацкой веселенькой подсветки.
- Дмитрий Никитич? - окликнул я его дрожащим голосом.
Он повернул ко мне голову, удовлетворенно кивнул и указал на соседний стул. Я сел на краешек.
- Пришли перекусить, - констатировал шеф очевидный факт.
Я хихикнул больным смешком:
- Удивительное дело, Дмитрий Никитич! Как это вам удалось меня обогнать? Ведь я, грешен, смылся самым первым, и шел довольно быстро...
- А, выкиньте из головы, - отмахнулся Нагнибеда, запрокинул пасть и влил в нее стакан вина. - Что же вы не едите?
- Да не успел еще заказать, - ответил я потерянно.
Лучше бы мне этого не говорить. Дмитрий Никитич шмыгнул носом безрезультатно, Сизифов труд, сопля метнулась туда-обратно и вновь повисла так, значит, шмыгнув и пренебрегая тем, что поселилось у него под носом, он подтолкнул к моему локтю свою тарелку и выразительным взглядом предложил откушать, что Бог послал.
Опрокинуть стул - избитый, до пошлого театральный поступок, но я опрокинул.
И бросился бежать.
5
Двойник есть у каждого. Встречаются также тройники и прочие переходники - не стану утомляться преобразованием числительных. Высокая концентрация дублей на чумазом пятачке свинского пространства выглядела необычной.
Кроме того, все близнецы такого рода носят, как правило, разные имена. В случае с Жотовой я мог - пускай не веря самому себе, но мог - вообразить, будто обратился к ней по имени-отчеству заведомо неверно, я ошибся, но она, будучи особой воспитанной и деликатной, не стала раскрывать мне глаза на мое заблуждение и повела речь так, словно ничего не случилось. Я сам не однажды оказывался в ситуации, когда перевирали и фамилию мою, и имя-отчество; подобных самоуверенных, но безвредных невеж я поправлял не всегда, моя реакция зависела от настроения, близости знакомства, важности дела, по которому ко мне обращались, и так далее. Но встреча с Нагнибедой показала, что все гораздо хуже и запутаннее, чем я мог надеяться.
...Пробежав квартал-другой, я упал на истоптанную за ночь скамью и сразу принялся вертеть головой: не преследует ли меня очередное привидение? Прохожие шли своей дорогой, не обращая на меня внимания, а я выискивал среди них знакомые лица, готовый в любую секунду сорваться с места и пуститься наутек. Несколько раз мне показалось, что я кое-кого узнал, но подозрительные личности прошли, буквально промчались мимо меня слишком быстро, чтобы я мог судить о них с достаточной надежностью.
Пятьдесят на пятьдесят, короче говоря. Может быть, так, а может быть, иначе. Мне пришло в голову навестить поликлинику. Мгновение спустя я мрачно ухмыльнулся: фарс, дешевое намерение с якобы двойным смыслом. Нет, я пока не рехнулся. Все, что мне нужно - распахнуть соответствующую дверь и проверить, кто сидит в кабинете. Ошибка исключена: Жотова - женщина необъятная, ей даже сконструировали специальную кнопку на шнуре, наподобие компьютерной мыши вызывать больных из коридора светозвуковым сигналом. Обычная кнопка располагалась у нее за спиной, вмонтированная в стену, но жировые отложения мешали Жотовой развернуться и завести руку за спину. Я уверен, что каждому известен этот тип вездесущих великанш, каплевидных по форме, чье место где-нибудь на ВДНХ, в посвященном сельскому хозяйству отделе.
- ...Мы здесь сидим! - захрипела кровожадная очередь, к которой в минуту сурового испытания мигом вернулись здоровье и долголетие. Из соседнего помещения доносилось ритмичное кряканье: там в поте лица трудился мануальный дебил, выпускник института физической культуры.
- Вижу, вижу, - пробормотал я, издевательски улыбаясь, но лично при этом отсутствуя - просто рефлекс. Сунув голову за дверь, я обнаружил Жотову сидящей за столом и ровным счётом ничем не занятую. Кабинет был пуст, она сидела неподвижно, смотрела на меня и явно не помышляла вызывать следующего. Я прокаркал какой-то слог, бережно притворил дверь и, не оглядываясь, пошел подальше от огорченных моим уходом больных. У меня складывалось впечатление, что где-то, когда-то мне доводилось читать о чем-то похожем, нечто тягостное и бесконечное творилось с другим, отныне родственным мне субъектом.
На перекрестке я стал свидетелем подозрительной сцены: легковой автомобиль, рассчитывая проскочить на желтый сигнал светофора, внезапно вертанулся и замер, проехав чуть-чуть. "Еж" - шипастая лента, с шуршанием вырвался, словно выстреленный, откуда-то из-под поребрика. Стоило, пожалуй, соблюдать особенную осторожность: благонамеренный мистер Хайд отвоевывал пространство клочок за клочком - нашими стараниями. Я остановился и окинул взглядом близлежащие дома: из каждого окна, казалось, взирал на меня добросердечный, уютный Джекил.
Прошла Жотова, нагруженная продовольственной поклажей. Нагнибеда торговал сигаретами, а рядом неизвестный безногий инвалид с заклеенной пластырем шеей побулькивал пивом. При виде его полуприкрытых глаз, внимательно следивших за обстановкой и в то же время ко всему безразличных, поскольку хозяин их занимался жизнедеятельностью, я опустил руку в карман, вынул носовой платок и вытер зачем-то рот, хотя он не был ничем испачкан. Мне не оставалось ничего другого, как двигаться в сторону дома. Уместно было либо расслабленно плестись черепашьим шагом, либо быстрее лани бежать, но я пошел со средней скоростью.
6
Спокойно, спокойно. Когти вперед, старина. Защита - священное право любого живого существа. Творится что-то труднообъяснимое, и не случайно совпало оно по времени с форсированным созданием универсальной системы безопасности. Если абстрагироваться, то наша научная деятельность своевременная реакция системы на возрастающую угрозу. И чем глобальнее последняя, тем тотальнее защита. Или... здесь мне пришла в голову достаточно неприятная мысль. Возможно, дело обстоит как раз наоборот: события сегодняшнего дня являются реакцией на всеохватную заботу об общественном спокойствии. Они каким-то образом направлены против огнестрельных таксофонов, гильотинирующих лифтов и термоядерных роботов. Но каким?
Разумеется, остался и третий вариант: я все-таки спятил.
До своего подъезда я добрался без приключений. Их и прежде не было, поскольку ничего, если разобраться, со мной не приключилось. Впрочем, так ли? Я привалился к стене, застигнутый поистине девятым валом страха. Мне срочно требовалось зеркало. Я должен был взглянуть на себя самого и удостовериться, что до сих пор не превратился в Жотову или Нагнибеду.
- Тебе что, сосед, поплохело?
Я повел глазами, наткнулся на Дмитрия Никитича, который стоял, обеспокоенный, в спортивных штанах и с мусорным ведром в руке.
- Все нормально, - сказал я шепотом.
- А? - придвинулся ко мне Нагнибеда, не расслышав.
- Извините, мне некогда.
Я отклеился от стенки и опрометью помчался к себе на третий этаж. "Это Роботы! Это Роботы! " - стучало у меня в голове - от отчаяния, конечно; я-то знал, что Роботы здесь не при чем. Кому, скажите на милость, могло понадобиться штамповать Роботов-двойников? Уж точно не нашей конторе, в противном случае, приди им в голову такая бессмыслица, я первый был бы поставлен в известность. Абсолютно бесперспективная затея. Я даже приблизительно не мог представить, какую выгоду ожидали извлечь из подобного проекта предположительные творцы.
На пороге квартиры меня притормозило скверное предчувствие. Я не исключал, что обнаружу Нагнибеду, сидящего за кухонным столом, или Жотову, храпящую на софе.
... В квартире, кроме меня, никого не было.
С бешено бьющимся сердцем я приблизился к зеркалу и робко вперился в собственное лицо, как будто слезно выпрашивая у него неизвестно, что. Лицо, беспомощное, взирало на меня с ответной мольбой. Я налил себе полстакана медицинского спирта, опрокинул и неспешно побрел к креслу-качалке - водился в моем доме этот анахронизм. Терпимо, убеждал я себя. Пока - терпимо. Ничего, все будет разложено по полочкам, всему отыщется место. Коготочки вперед.
Когда мои силы восстановились, я вооружился дедовским биноклем и вышел на балкон. Несколько человек пересекли двор, но это были обычные люди. Неожиданно мне стало их чрезвычайно жалко - все равно, Джекил ли, Хайд ли преобладал в их существах. Я не выношу пафоса, но в тот момент мне сделалось больно за братьев, которые спешили, не чуя беды, к огнедышащим таксофонам и мясницким раздвижным дверям. Я дал себе слово, что узнаю домашний адрес одной из Жотовых и лично оснащу ее подъезд новейшими достижениями техники в стиле "антитеррор". Пару проектов я держал про запас до поры... они предполагали усовершенствование почтовых ящиков и кодовых замков...
С балкона можно было видеть отрезок проспекта - метров семьдесят. Я перевел бинокль и начал следить за пешеходами. За десять минут наблюдения мне повезло насчитать четырех Жотовых и одного Нагнибеду, который шмыгнул, воровато оглядываясь, в ближайшую подворотню. Я собрался было выпить еще, но меня остановило неприятное соображение: излишняя выпивка чревата двоением в глазах, а двойников мне и без того хватало. И я убрал склянку в буфет, задвинув ее подальше и заставив коробками с крупой.
Нагнибеда позвонил мне часом позднее, я как раз улегся отдохнуть. Звонок меня разбудил, я спрыгнул, всклокоченный, с софы и схватил трубку, ничего поначалу не соображая. Дмитрий Никитич известил меня, что мои проекты отклоняются, как неоправданно бесчеловечные, и я вообще уволен, и могу явиться в институт за расчетом завтра, в любой удобный мне час.
- Секундочку, Дмитрий Никитич, - перебил я патрона. - Которым из вас вы являетесь?
- Именно тем, кто назначал вас на должность, - отрезал Нагнибеда.
Я слегка смутился наглой честностью ответа.
- А остальные взяли вас в кольцо и направляют?
- Ошибаетесь, - торжествующе возразил шеф. - Меня направляет совсем другая особа: это научный аудитор - очень уважаемый человек с высокой ученой степенью. Он прибыл к нам с проверкой научной и финансовой деятельности. Видите, я даже ничего не пытаюсь от вас утаить. Профессор был в ужасе от ваших планов и потребовал немедленного закрытия программ. И потому...
- Стойте, - сказал я. - Откуда он взялся, этот аудитор? Сейчас, - я посмотрел на часы, - только начинается вечер, как он мог что-то проверить?
- Это не вашего ума дело, - грубо ответил Нагнибеда. - Итак, потрудитесь завтра прибыть...
- Нет, подождите! - мой голос зазвенел. - Я сильно подозреваю, что вы самозванец. Вы не разбираетесь в элементарных вопросах трудового законодательства. Как это так - уволить? С какой, позвольте спросить, стати?
Нагнибеда помолчал.
- Значит, вы не желаете подчиниться? - произнес он угрожающим тоном, какого я никогда раньше у него не слышал. - Что ж - сейчас я передам трубку самому аудитору, и мы посмотрим, сумеет ли он вас урезонить.
- Передавайте, - согласился я, призвав на помощь все свое бесстрашие.
На другом конце провода зашуршали и зашептали. Потом из трубки послышался необычайно приветливый, располагающий голос.
- Дорогой вы мой человек, - сказал аудитор. - Не следует кипятится, не вникнув в суть дела. Я признаю, что уважаемый Дмитрий Никитич взялся решать ваш вопрос излишне круто, прямо-таки по-большевистски. Отнесемся с пониманием: он, как-никак, администратор. Я предлагаю вам вот что: к чему ждать завтрашнего дня? Берите-ка машину, да подъезжайте прямо сейчас! Разумеется, вам возместят дорожные расходы. А чтобы вас хоть сколько-то успокоить, добавлю, что никакого возмущения вашей персональной деятельностью я не выказывал. Направление работ вашего института вообще - это да, тут имеются некоторые нарекания, но лично к вам претензий нет. Сверх того - ваша личность представляет для меня известный интерес. Думайте, что угодно, но я говорю сущую правду. Но не буду вас больше интриговать и объяснюсь подробнее при встрече. Мы вас ждем с нетерпением!
Аудитор вернул трубку Нагнибеде, и Дмитрий Никитич оказался на сей раз более любезным.
- Я был чересчур резок с вами, каюсь, - буркнул он с ощутимым усилием. - Что поделаешь - дело вышло за рамки моей компетенции. Останемся друзьями, приезжайте! Вы уж по старой памяти не подведите меня. Он... - На этом слове Дмитрий Никитич словно подавился и умолк.
Не говоря ни слова, я положил трубку и, опустошенный, начал собираться. Ладно, поглядим, кого там принесла нелегкая. Когти вперед, когти наготове. Хорошо б еще клыки. Безопасность превыше всего, будь она хоть личная, хоть коллективная. Так-то. Самосохранение, инстинкт.
Я наспех оделся, вышел на улицу, остановил такси. Жотова, накрашенная, сидела за баранкой. Я промямлил адрес, отвернулся и стал смотреть в заляпанное грязью окно. По тротуару спешили прохожие, и я насчитал штук двадцать знакомых лиц.
7
В институте, несмотря на позднее время, кипела работа. Как произвести множественное число от фамилии "Нагнибеда"? В общем, они туда-сюда сновали, а взад-вперед носились Жотовы. Других сотрудников я не встретил и мысленно взывал: "Апельцын! Милый, родной Апельцын! Как мне тебя не хватает! Я просто мечтаю встретить тебя, выходящего из сортира. Ты можешь, сколько тебе захочется, брызгать на меня полуржавой водой, ты можешь даже не мыть рук совсем - я все равно их горячо пожму, и даже расцелую. Где ты, любимый Апельцын? На кого ты меня покинул? "
Поднимаясь по лестнице, я вцепился в перила. Навстречу мне спускался пятнадцатый или семнадцатый Нагнибеда, одетый в щегольский итальянский костюм. Такой еще недавно носил именно Апельцын, и никто другой. На Дмитрии Никитиче костюм сидел, простите за избитое сравнение, подобно седлу на корове. Не помню, как я добрался до кабинета патрона. Я ожидал увидеть за дверью что угодно, но там ничего сверхъестественного не нашлось. При моем появлении Дмитрий Никитич встал из-за стола и подобострастно взглянул на расположившегося рядом аудитора.
- Да, Дмитрий Никитич, вы нас оставьте ненадолго, - кивнул тот. - Очень нас обяжете.
Нагнибеда, стараясь не встречаться со мной глазами, протопал мимо и выскользнул в коридор. Я стоял и рассматривал его собеседника. Этого не должно было случиться, но я чувствовал, как улучшается мое настроение, потому что аудитор не был ни Нагнибедой, ни Жотовой. Невысокий дородный мужчина предпенсионного возраста, изрядно лысый, с седыми височками, в роговых очках.
- Прошу садиться, - пригласил меня он, указывая на стул. Каким-то образом он угадал мое постоянное место, которое я неизменно занимал во время многочисленных летучек и планерок. Правда, благодарности он не дождался, поскольку мои коготочки если уж вылезли, так вылезли.
Аудитор сцепил на животе пальцы, откинулся.
- Я сразу расставлю точки над "i", - обрадовал он меня. - Аудитор - это я так, пользуясь случаем, заодно. Раз уж пришел, не грех и нос, куда не нужно, сунуть. Истинная цель моего визита иная, я приехал взглянуть на прототип. Я имею в виду уважаемого Дмитрия Никитича. Моя фамилия Райце-Рох. Я профессор.
- Очень рад, - ответил я и машинально назвался.
- Вижу, что она вам ни о чем не говорит, - продолжил аудитор. - Да, жизнь моя сложилась так, что я часто остаюсь за кадром. А руку тем не менее приложил ко многому - с тех пор, как сделался своеобразным вечным скитальцем. Когда-то давным-давно я ставил эксперимент, надеясь докопаться до корней солипсизма - и угодил в ловушку. Превратился в плод больного воображения... С тех пор объявляюсь то тут, то там - ну, вам это вряд ли интересно. Тому, однако, лунатику, оказалось не под силу истребить во мне любовь к науке. И вот, объявившись в ваших краях, я занялся генетикой, результатом чего явилось великое открытие. Ничего удивительного в этом нет, я всегда делаю великие открытия. Мне повезло обнаружить глубоко запрятанный ген, доставшийся человеку, скорее всего, от рептилий. Этот ген программирует линьку.
Райце-Рох торжествующе замолчал в ожидании похвалы. Я человек понятливый, схватываю на лету. Мне дважды объяснять не нужно.
- Вы утверждаете, что все эти люди полиняли? - спросил я осторожно.
- Как один! - радостно воскликнул профессор. - Выделив ген, я, как вы догадываетесь, немедленно приступил к поискам активатора. Мне очень хотелось проверить, что получится, если этот ген активизировать. Естественно, я быстро добился успеха, нанял вертолет и распылил аэрозоль над городом. Теперь мы видим, к чему это привело.
Я смотрел ему в глаза и прислушивался к быстрым, тяжелым шагам, то и дело звучавшим в коридоре.
- Вы намекаете, что мне предстоит...- я навалился на стол, - мне предстоит... сбросить шкуру, будто я какая-то змеюжина, и обернуться кем-то из... тех? Тогда я сам, собственноручно...
Райце-Рох улыбнулся краешком рта:
- Утешьтесь, всегда бывают исключения из правил. И я - такое же исключение, как и вы. Не сомневаюсь, что будут и другие, помимо нас с вами. Мы, понятно, останемся в меньшинстве, и я пока не знаю, хорошо это или плохо. Со временем я обязательно выясню, почему так получилось и к чему приведет.
Я задумался. Мне не нравились его слова, хотя я испытывал огромное облегчение при мысли о жуткой участи, которой я чудом избежал.
- Да, придется выпустить когти вперед, - сказал я больше самому себе, чем этому выскочке.
- Вы смекалисты, - похвалил меня профессор. - Только что вы кратко обозначили одну из моих гипотез. Общество подошло к опасной черте - опасной настолько, что механизмы саморегуляции были просто обязаны включиться. Вы думаете, что кто-то конкретный, единственный и неповторимый влияет на ход вещей? Я - в той же мере пешка, что и вы с вашим институтом. Вам стали угрожать, вы ответили созданием убийственных систем. Настолько грозных, что другой системе ничего не оставалось, кроме как дать достойный ответ на ваши методы защиты. Тут подворачиваюсь я, с моим открытием... при поверхностном анализе - совершенно случайно. К чему теперь ваши лифты? ваши роботы, замки, "ежи"? Маргиналы и выродки усиленно линяют, преобразуясь в мирных граждан. Природа всегда находит адекватное решение, это известно еще со времен Мальтуса. Народы плодятся, страшась в то же время сцепиться всерьез? Тогда землетрясения, или мор, или что-то еще, способное уничтожить излишки... Это вам в качестве заезженного примера.
Я покачал головой.
- Смущает отбор как таковой. Точнее, выбор... Почему - эти двое?
Райце-Рох недовольно поморщился.
- Я и сам не вполне понимаю. Вероятно, оптимальный набор качеств, необходимых для успешного выживания. С другой стороны, неизбежные браки, которые будут заключены, наводят на мрачные мысли. Когда появились первые экземпляры, я испросил себе доступ в базу данных, которой располагает одна из секретных служб и очень быстро нашел прототипы. Я навестил поликлинику, затем наведался к вам. Побеседовал... Походя свернул все это безобразие, Райце-Рох описал рукой полукруг, намекая на институт с его грандиозными планами. Внезапно он засмеялся: - Надо же! Вашему боссу очень понравилась идея выступить родоначальником нового человечества. Если не родоначальником, то, во всяком случае, эталоном...
- В общем, Адам, - подытожил я подавленно.
- В некотором роде - да, - профессор снова захохотал.
Я встал из-за стола, подошел к окну, распахнул, выглянул. В коридоре топали и пыхтели, и те же звуки неслись с улицы, частично разбавленные автомобильными гудками, шумом ветра и звоном трамваев.
- У меня тревожные предчувствия, - молвил я, не оборачиваясь.
- Гоните их прочь, - откликнулся профессор. - Никто вас не уволит. А если захотите уйти сами, я помогу вам с местом. Вы нестандартно мыслите, у вас большое будущее.
- Вы так считаете? Между прочим. я имел в виду нечто иное. Правда, это тоже напрямую касается будущего.
Райце-Рох вздохнул, поднялся, подошел ко мне и остановился рядом. С минуту мы следили за уличным движением, потом он негромко проговорил:
- Да, вы правы. Существует и вторая гипотеза. Мы ведь не знаем, о какой системе идет речь. Вам не вспоминаются динозавры? Так вот одномоментно, невесть с чего... Они, возможно, начали линять...
- Верно, об этом я и подумал. Тогда почему бы нам не выждать? Я предлагаю заморозить наши проекты на неопределенный срок. Но - ни в коем случае не уничтожать под корень.
Райце-Рох долго не отвечал. Загипнотизированный городским пейзажем, он не скоро очнулся. Придя же в чувство, похлопал меня по плечу и вызвал по селектору Нагнибеду.
- Вашему сотруднику, Дмитрий Никитич, есть смысл задержаться. Да-да, он может принести большую пользу. Весьма перспективен. Отправьте его в продолжительный отпуск. Простите? Ясное дело - оплачиваемый, какие могут быть разночтения! И за такси! Скажите в вашей бухгалтерии, пускай там начислят. Не забудьте, ради Бога! Я обещал, а я не бросаю слов на ветер. Все, что угодно, только не слова.
октябрь - ноябрь 1999
Последние комментарии
7 часов 22 минут назад
23 часов 26 минут назад
1 день 8 часов назад
1 день 8 часов назад
3 дней 14 часов назад
3 дней 19 часов назад