КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124656

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Попадос (СИ) [Inndiliya] (fb2) читать онлайн

- Попадос (СИ) 1.06 Мб, 281с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - (Inndiliya)

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

====== 1. ======

Голова гудела. Я с закрытыми глазами потрогала затылок и нащупала шишку, вздувшуюся и пульсирующую болью. Идиотка. Дура. Как можно было у себя в квартире так поскользнуться и завалиться, стукнувшись головой о косяк? Королева без «ле» безрогая!!!

Открыла глаза и обнаружила себя в совершенно чужой и странной тёмной комнате на широкой кровати.

«В чёрной-чёрной комнате, в чёрном-чёрном городе»… полезло из закоулков памяти, в тон настроению и обстановке.

Тэк-с. Гематома. Давит на мозг. Я вижу галюники. В больницах не бывает таких палат, таких светильников, таких кроватей с резными столбами и таких мягких простыней с вышивкой ручной работы.

Вставать было страшно, поэтому решила с этим не спешить. Я закрыла глаза и снова открыла. Ничего не изменилось. Та же кровать. Та же темень за стрельчатыми окнами, те же приглушенные светильники и вышивка на простыне.

Может, я в больнице? Просто то, что вижу — это результат галоперидола. Мало ли как он влияет на зрение и мозг, съеденный фикбуком, слешем и поревом? Все. Решено. Вот вылечусь, выйду отсюда, и завяжу с этим делом.

Или это сон. Точно! Мне снится! Нужно заснуть дальше и проснуться у себя дома.

Кого я обманываю — заснуть во сне у меня еще ни разу не получалось. Надо, наоборот, проснуться. Может, я лежу дома в луже крови и мне надо оказать себе помощь, пока кровью не истекла?

Энергично потерла глаза руками и царапнула себя кольцами на обеих руках. Стоп. Какие кольца? Откуда кольца? Я не ношу никаких колец.

Растопырила пальцы рук и покрутила ими прямо перед лицом, разглядывая со всех сторон. Длинные тонкие пальцы с овальными ногтевыми пластинами, бледные даже в сумраке комнаты, тонкие в запястьях руки… Паника подкатила к горлу тугим комом, визг зародился в животе и рванулся в горло, вырываясь через гортань, обжигая горло, заставляя заорать во всю глотку, но я из всех своих сил подавила его, заорав внутри себя, напрягая живот:

«МОЛЧАААААТЬ!!!».

Это задвинуло визг внутрь живота, но паника не отступила. Она лишь сильнее скрутила внутренности, наматывая кишки на кулак и завязывая их в болезненный натянутый узел.

Лежать, Лиана, молчать, думать.

Руки… руки не мои… Ну, ладно, может я тут давно лежу. В коме. Похудели руки.

А кольца? Кольца точно не мои — тут драгоценных камней на тыщи долларов. Это меня нашел дядюшка… какойтоюродной бабушки из Канады, миллионер, о котором я всю жизнь мечтала? А зачем в коме кольца на руки напяливать?

— Хуйня какая-то, правда, Лиана?

— Ага! Кто в здравом уме, в коме, будет драгоценности надевать?

Вот я молодец! Уже сама с собой диалоги строю. Лишь бы не думать по существу. Как всегда!

Поправила прядь волос, упавшую мне на глаза и закрывавшую обзор.

Волосы тянулись и тянулись, длясь и длясь. Вытянутой руки не хватило, чтобы найти, где кончается локон.

Блядь! Я что — три года в коме провела? Откуда такие длинные волосы?

«Ты, Лианочка, главное, молчи. Молчи и лежи. Санитарки не любят буйных, которые орут и шастают по больнице.»

«Пи́сать хочу. И пить. Еще больше санитарки не любят, когда ссут в постель. Давай, Ли, поднимайся. Пока найдешь WC, пока доплетешься…»

«Вставай, дурак, одевайся, дурак, иди, дурак, к царю, дурак…».

Сбросила легкое, воздушное одеялко и спустила ноги на пол. Ночнушка на мне тоже была не моя. Я бы такую красоту ни в жисть бы не надела, чтобы просто в ней спать. Да я бы такую и не купила. Денег, банально, не хватило бы. Мягкая, с вышивкой, почти до щиколоток. Белая и красивая.

Спасибо тебе, белочка. Хорошие глюки. А могла бы наснить дикий лес с зомбями и вампирами, мрачные замки и подземелья с привидениями и цепями! Милая, милая белочка! Люблю тебя!

В паху зачесалось. Пошкрябав сквозь ночнушку чешущееся место, обвела внимательным взглядом комнату в потемках, ища вход-выход. Даже если под кроватью окажется горшок, в него писать не буду. Плавали, знаем. А потом, проснувшись, окажется, что горшок приснился, а кровать мокрая. Нет уж, буду искать унитаз.

Рука, почухивая, добралась до яиц и смачно, от души их почесала.

И я заорала, тут же заткнув рукой себе рот. Благо, крик был писком. Но след на большом пальце, от зубов, теперь саднил и болел.

Путаясь в ночнушке, я торопливо задирала ее на пояс, уже зная, что там увижу.

Хуй. Так и есть. Вполне себе приличный, в морщинках кожи хуй и два розовых яичка. Гладеньких, как куриные. Без единой волосины.

И это мой личный, собственный хуй?

Потыкала в него пальцем и он немного увеличился в размере.

Мечты сбываются, Лиана. Ну, вот ты и подержалась за хуй. Вчера еще только об этом мечтала, а сегодня — вуаля! Сколько времени у тебя не было секса?

«96 дней и 12 часов», — любезно подсказало сознание.

Руки задрожали. Пусть они и чужие, но дрожали, как свои.

Я — мужик.

Зеркало! Полцарства за зеркало!

Но в темноте его было не видно. Откинув волосы за спину, а они были действительно очень длинными, я такую длину в десятом классе состригла и с тех пор больше не отращивала их, ощупала свое лицо кончиками пальцев.

Мягкие полосочки нешироких бровей, небольшой востренький носик с маленькой горбинкой, сужающееся книзу лицо, пухлые губы. Бороды, слава ктулху, не было. Как и щетины.

Поднеся к глазам прядь волос, разглядела только, что они были темными.

Жаль. Я всегда мечтала быть блондинкой и красила волосы постоянно в светлые цвета.

Пи́сать хотелось все сильнее.

Встала на ноги, тело слушалось, как обычно. Да и писюн вел себя спокойно, я его отдельно от себя не ощущала. Кроме пульсирующей боли в шишке на голове, все было нормально.

Медленно обходя кровать по кругу, выставив вперед руку, чтобы в полутьме не вписаться лицом в косяк или внезапно выросшую на дороге вещь, дошла до стены, и по ней, крабиком, приставным шагом, стараясь создавать меньше шума, двинулась влево. Дверь нашлась быстро. Толкнула, из-за нее пахнуло водой, влагой, озоном. Я привычно пошарила по стене и нащупала выпуклость. Нажала ее, загорелся свет. Да, белочка! Спасибо! Аллилуйя! Это была ванная комната. И зеркало над умывальником.

Охренеть! У меня рыжие волосы!

— Вау! — мужской голос. Ну, как мужской… мальчишеский. Зеркало показало красивого рослого мальчишку лет двадцати с длинными рыжими волосами, голубыми глазами. Я стащила ночнушку и увидела кубики! Итить-колотить, кубики на пузе! Я стала их ощупывать, ибо первый раз дорвалась до мужских кубиков на прессе. Тем более, у таких молоденьких мальчишек. И никакого криминала, никаких статей УК, ведь свое же.

Странные ощущения внизу живота, тепло, покалывание, мурашки, шевеление — и вуаля! Член поднялся и приветливо замахал мне головкой, выныривая из крайней плоти.

Вот это дааа! У меня на меня встал.

Кому скажи — не поверят.

Да кому я тут скажу-то. А вот пописать со стояком не получалось. Бедные мужики, как они, оказывается, мучаются…

Стук двери в комнате, откуда я пришла, вызвал у меня настоящую панику, и член от страха внезапно упал. Ну, хоть не в унитаз, и то ладно. Торопливо напялила ночнушку и выглянула в комнату из-за двери.

— Мистер Лау! Вы встали? Как вы себя чувствуете? — молодой мужчина с вытаращенными глазами смотрел на меня с испугом.

Я осторожно вошла в освещенную комнату и точно так же в ответ уставилась на него.

Темноволосый, с хвостиком на голове, в белой рубашке и свободных штанах. В руках держит полотенце. Душить, что ли, пришел?

— Ты кто? — тихо прошептала я.

Запомнить бы — я — мистер Лау. Как Джуд Лоу, только Лау.

— Я ваш слуга, мистер Лау, Солис. Вы совсем ничего не помните?

— У меня шишка на голове с кулак. Боюсь, у меня сотрясение. Я даже не помню, как меня зовут. Тем более, кто ты такой. Что со мной случилось?

— Ох, мистер Лау, давайте переоденем ночнушку — она у вас наизнанку надета. Вот так, вот так, молодец! Ложитесь, а я вам на шишку полотенечко мокрое приложу. Так легче?

— Солис, спасибо, но будь добр, расскажи все по порядку — как меня зовут? Что случилось? Где я нахожусь?

Парень всхлипнул от жалости ко мне и грустно свел бровки домиком:

— Вас зовут Биллиатт Лау, вы вчера разругались с родителем, разозлились, побежали и упали с лестницы, потеряли сознание. Доктор приходил, осмотрел, ввел какие-то препараты, сказал лежать, пока отек не спадет. Завтра с утра еще придет.

— Биллиатт???!!!

Ну, точно, билиать!

Может, тогда Билли? Хотя, какой из меня Билли? Особенно, если я звалась Татьяна Лиана.

— Лиатт. С нынешних пор я для всех — Лиатт, и никак иначе. Кроме венчания, тризны, рождения или официальных объявлений в прессе.

— А чем тебя не устраивает Ли, которым до сих пор мы тебя называли? — донеслось до меня от двери, произнесенное низким грудным голосом.

«А что, так можно было?» — чуть не сорвалось с моего языка.

— Или это предстоящая течка на тебя так действует, сопляк? За уши давно не таскали, паршивец? Так я напомню, Ли, и не посмотрю на предстоящую свадьбу и то, что ты омега.

Блиааааатттт. Еще и свадьба.

Течка?

Какая течка?

Нененене! Мы так не договаривались, белочка! Я попала в фанфик омегаверса? Милая, милая белочка! Только, пожалуйста, не к кентаврам и не к оборотням.

В глазах потемнело. И благословенный обморок принял меня в свои гостеприимные объятия.

====== 2. ======

Привычная тяжесть на груди по утрам, как всегда, раздражала.

— Бус, скотина, иди нахер! Шляйся дальше, неверный изменщик. Дай поспать, ёбарь-террорист недоделанный.

— Кто такой Бус? — над самым ухом внезапно и зло произнес чей-то голос.

Открыв глаза, я увидела склонившееся надо мной лицо мужчины с повязкой на одном глазу и убранными под бандану волосами.

Возможно, мужчина в другое время, в другом месте, такой оптимистке, как я, мог показаться «ничо так» процентов на пятьдесят, но явно не сейчас. Не тогда, когда я проснулась не в своей постели, не в своем теле, кто-то разбудил меня не нежным поцелуем и запахом кофе, а тряся за грудки, и этим кем-то оказался одноглазый пират.

— Ты, блядь, кто? — не своим голосом выдавила я. Хотя звучало это примерно так: «ы-аа-хо?» из-за того, что пират зажал мне рот одной ладонью, а второй яростно вжимал в кровать, бешено вздымая крылья носа и сжав губы в тонкую полоску.

— Я сейчас отпущу руку и ты тихо и внятно ответишь, кто такой Бус. Ясно? Вздумаешь кричать, сильно пожалеешь. — Пират медленно убрал руку, вперившись тяжелым взглядом в лицо.

За это время я поняла несколько вещей: или я Лео в фильме «Начало», с зацикленным сном во сне, или галоперидол попался нажористый, или реально очутилась в мире омегаверса. Даже не знаю, какую версию выбрать и чего придерживаться — всё такое вкусное, йопт.

— Ты, блядь, кто? — повторила вопрос, не удержавшись в рамках приличия. В своем теле я была до приторности вежливой и скромной, и могла ругаться только в своем бумажном дневнике и под фейковым аккаунтом в сети. А вот в живых людей тыкать матом и членом никогда не могла. Пусть раньше у меня и члена не было, но мат-то был. Но тут… тут мне было монопенисуально, что со мной сделает этот индивид, видимо, шок давал надежду думать, что хуже быть не может и отключил тормоза напрочь. Как и страх, должная доля которого помогала мне выживать в своем мире и благополучно дожить до тридцати пяти лет без сильных ударов и поражений.

— Даже тааак, — со злостью протянул тип. — Я — твой жених, Биллиатт. А вот кто такой Бус? Меня ты не помнишь, а ебарька, значит, не забыл? — Женишок встряхнул меня, крепко держа за ночнушку на груди, и вновь вдавил в кровать. — Кто. Такой. Бус. Если соврешь или попытаешься юлить, ударю.

Сказать, что я была зла — ничего не сказать. Почему-то испуга не было. А злости столько, что хватило бы на взрыв сверхновой.

— Бус — кот. Питомец. Он всегда возвращается под утро и спит на мне. А вот что в комнате у незамужнего омеги ночью делает женишок, вот это намного более интересно. — Яда в моем новом, хриплом, мальчишеском голосе хватило бы на двух кобр.

Странно, обычно с мужчинами всегда вела себя неконфликтно, не навязывалась, но и никогда не старалась оскорбить. А этого индивидуума хотелось придушить или разочек дать в глаз со всей дури, и с удовольствием наслаждаться наливающимся фингалом, расползающимся на пол-лица.

Хотя никто раньше так со мной себя не вел.

— А жениху донесли, что родные что-то сделали с омегой и скрывают от меня это за неделю до свадьбы. Вот и влез в окно, чтобы самому убедиться в том, что происходит. Ведь моего стеснительного, скромного жениха, не знающего бранных слов и краснеющего от одного прикосновения к руке, могли обидеть нехорошие родственники, надо было защитить своего омегу. И не зря влез. Жалко только, не застал этого ебарька здесь. — И жених провел свободной рукой по моему телу, сжав сквозь одеяло утренний стояк и мерзко ухмыльнувшись. — Что, не удовлетворяет тебя твой Бус?

О, нет, пролети хоть всю Вселенную насквозь, но и там мужики останутся долбодятлами.

— Ты так и не представился, женишок. — Я повернула голову и осмотрела его тело. — Не кентавр, уже хорошо. Эй, ты, пуп Земли, ты не перекидываешься по ночам? В волка? В тигра? В… кто там еще в оверсе перекидывался? А! У тебя нет тентаклей или хвоста?

— Не уводи разговор в сторону, Биллиатт! Думаешь, — тихим злым шепотом, — если ты будешь нести чушь, я тебе поверю, что ты ничего не помнишь? Скажи еще, не помнишь, трахался ты с кем-то или нет?

Ох, йошкин кот. А вот тут ты попал прямо в точку. Понятия не имею, трахался Ли до этого или нет. Как там проверяют — девственник ли омега? Я особо не вникала…

— Если ты переместишь свою руку мне на затылок, то нащупаешь там шишак, почти такой же, как тот, на котором ты сейчас греешь свою недостойную моего обручального кольца ручонку. И, может, это донесет до тебя, тупой ты альфа, что я провалялся без сознания весь вечер и всю ночь, и не помнил даже, как меня зовут. Имени своего не помню. Родителей не помню. А уж такого женишка, который ревнует к коту, запоминать вообще не имеет смысла. АЙ!!! Придурок! На шишку-то зачем нажимать??? Больно же! Вдруг я щаз опять отрублюсь? А ты воспользуешься моей отключкой?

И тут мне стрельнула в голову одна мысль, которую я тут же поспешила озвучить: — Так что, свадьбы теперь не будет?

— Размечтался. Будет. Думаешь, если будешь косить под дурачка и трахаться налево и направо, то наш договор, который мы скрепили подписями на прошлой неделе, волшебным образом станет недействительным? Или папаша уже потратил все деньги и можно не соблюдать приличий? Вы собрались расторгнуть договор? Нет уж, «дорогой» женишок. Ты и правда слишком дорогой, чтобы соскочить теперь. Твой титул будет моим, так же, как и твоя жопка, уже через неделю. И я буду трахать тебя, заливая спермой по самые гланды, пока ты мне не родишь двух детей, как и указано в договоре, под которым ты сам, добровольно, при своем уме и в трезвой памяти, поставил подпись. И если раньше я думал трепетно и нежно создавать с тобой семью, то теперь можешь не мечтать, сученыш. Мал еще строить козни против Мэдирса Кайрино, сопляк!

Ах, ты ж, сукаблядь! Папочка меня продал, как инкубатор, этому одноглазому страшилищу, и он теперь будет иметь меня во все отверстия, пока у меня не родятся пиратики. Через жопу. Блядь. Хотя, чему удивляться, у меня всю жизнь все было через этот многофункциональный орган.

— Думай, что хочешь, но запомни на всю свою дальнейшую жизнь:

Первое: У меня амнезия. Я действительно ничего не помню. Даже простые вещи.

Второе: Если ты не видишь кота, это еще не значит, что его нет.

Третье: Лучше быть умным и иногда тупить, чем быть тупым и все время умничать.

И последнее. Четвертое. Ты неправ. Ты ошибаешься. И ты пожалеешь. Но будет поздно.

И напоследок дам бесплатный совет, который тебе не будет стоить ни цента, ни копейки, ничего: самое главное — когда чего-нибудь не понимаешь, вини во всем омег. Это они во всем виноваты — понарожали дураков.

Я всё сказала. Вали отсюда нахер. Женишок.

— Можешь не пыжиться. Я твои советы на хую вертел. И тебе в первую брачную ночь засуну их же в твою сладкую, аппетитную жопку. А попробуешь что-нибудь выкинуть до свадьбы или на ней — постараюсь, чтобы ты гоооорько жалел об этом всю оставшуюся жизнь. Или ты думаешь, я стал пиратом потому, что всем доверял и слушал советы таких шлюх, как ты? До встречи на свадьбе! И не перепутай! Я буду весь в черном.

Пират с отвращением посмотрел на меня, отряхнул руки, как будто ему прикасаться ко мне было мерзко, и бесшумно выбрался в окно.

Я села на кровати. Хотелось плакать, писать, пить и есть. И погладить Бусинку. Когда я подобрала пищащего котенка, она всем своим видом, поведением, подхвостьем, изображала из себя девочку. Маленькую черную жемчужинку, бусинку. И даже отзывалась на имя Бусинка. Пока однажды, пару месяцев спустя, почесывая ей пузо, я не заметила, что бусинка у нас с фаберже. Пришлось звать его Бусин, Бус. Он выходил в форточку гулять и так же, под утро, возвращался домой, досыпать со мной сладкий утренний сон. За те три года, что мы вместе с Бусом, у нас выработался свой график, свои ритуалы, свои границы допустимого.

Бусин, как ты там без меня? Слезы хлынули Ниагарским потоком, оплакивая и кота, и мою судьбу, и даже бедную жопу, которой вскоре предстояло почувствовать на себе весь пердимонокль жизни.

====== 3. ======

Я добежала до ванны, забралась в нее, и, сквозь слезы, ничего не видя, включила душ, отрегулировав температуру.

Журррр — зажурчала вода, и я наконец-то пописала. Кто бы знал, как я ругала за это своего бывшего, когда однажды застала за этим процессом. Орала на него так, как будто он пририсовал усы маркером на подлиннике Моны Лизы, а не поссал в ванну. Я на Буса так никогда не кричала. А теперь вполне себе спокойно писала, придерживая одной рукой член, и ловила такой кайф, что словами не передать.

Стоп. Стоооп. А как это я включила этот дурацкий душ? Тут были разные кнопочки-фигопочки, совершенно не похожие на то, что было на Земле. Хотя, ходя по разным магазинам, видела там такие душевые кабинки, что они были больше похожи на космический корабль, а не на душ…

Так-так-так… Значит, если отпустить тело на волю, бездумно, не перегружая его мыслями, оно автоматически делает знакомую работу.

Ооо, спасибо, белочка! Ну, хоть что-то хорошее в этой ситуации.

Шагнула под струи воды, капли забарабанили по макушке, мокрые волосы прилипли к телу, и я отпустила мысли, выгнала их из головы, автоматически протянув руку, выдавливая из какой-то емкости перламутровую жидкость и нанося ее на волосы. Я отстраненно, краешком сознания, следила за своей рукой, размеренно дыша и поддаваясь неге ласкающей меня воды. Она всегда действовала на меня благотворно, вымывая все проблемы и дурные мысли. Здесь и сейчас это было моим спасением. Релаааакс!

А этот мудила у меня еще отхватит. Спиннер он нашел. Вертеть он меня будет. Зашибешься пыль глотать, меня вертевши. Ничего-ничего! Мы еще повоюем.

Ной не ныл — и ты не ной.

Надо только выработать тактику. Неужели, имея прирученное животное и тридцать пять лет за спиной, не справлюсь с обыкновенным мужиком? Пусть и пиратом.

Не только же из-за титула он обратил на меня внимание. И злится так на мое мнимое блядство тоже потому, что нравлюсь. Неужели, с моим опытом, не смогу закадрить обычного самца?

Теплая волна обдула волосы, в момент высушив их. Так, на что это я только что нажимала? Кажется, сюда. Ага, точно. Значит, эта кнопочка отвечает за обдув. Бум знать.

Так, Ли, надо выработать план. Убегать отсюда в чужой мир, чьих законов и порядков не знаю — архиглупо и меганедальновидно. Тем более перед злоебучей течкой. Читывали, в курсе… Значит, вначале нужно узнать побольше о себе, мире, женихе, и о своей семье. О мироустройстве и строении своего тела. Про денежную систему. Про гадскую течку, которая должна скоро начаться. Работы много. Надо учиться жить в этом мире.

Я вернулась в комнату и, включив свет, осмотрелась. Вдруг предыдущий хозяин моего тела вел дневник?

О нем и своем оставшемся теле, как и о Бусе, я подумаю потом. Скарлетт помогло, и мне поможет. Харэ истерить и падать в обморок. Иначе и здесь запрут в психушку.

Но осмотреться мне не дали, открылась дверь и вошел Солис.

— Мистер Лиатт, вам нужно лежать. Давайте я вам полотенце мокрое приложу?

— Приложи, Солис, приложи. И посиди со мной. Мне нужна твоя помощь.

Слуга заботливо приложил к голове холодное мокрое полотенце и сел рядом на стул, сложив руки на коленках.

— Расскажи мне о моей семье, все что знаешь. Про отца, про папу, как их зовут и кто они. Только, пожалуйста, без страдашек и сочувствия.

Солис скорбно свел брови в домик и жалостным голосом поведал мне обыкновенную для дамских романов историю. Отец — лорд Тибиус Гаделио Лау проиграл все, что мог, спился и умер одиннадцать лет назад. Папа вместе со мной уехал жить сюда, в имение. Живем мы в нищете, скромно, затворничаем, не принимаем гостей. Дедушек не осталось. Родственники — седьмая вода на киселе, от нас еще тогда отвернулись, перестали принимать у себя и вообще вспоминать, что мы есть. Этот дом был приданым папы, и принадлежал мне, его наследнику, поэтому это единственное, что у нас осталось, что не смог проиграть отец. Кстати, подписывая тот дурацкий договор с пиратом, дом я оставлял папе, отказываясь от любых прав на наследство, так что собственной недвижимости у меня не осталось. У меня вообще ничего не осталось, кроме жениха, который обязался заботиться и обеспечивать меня в обмен на мой титул и двух детей, которых я ему по контракту должен родить.

Надо будет прочитать этот договор или контракт повнимательнее, чтобы выяснить все нюансы. Может, у меня получится сразу родить двойню и разорвать его? Кстати, нужно проверить — умею ли читать на этом языке.

Задумавшись, я пропустила часть рассказа слуги об отце.

— Солис, расскажи мне, как я проводил день обычно? Учился ли где-то? Чем любил заниматься?

— Мистер Лиатт, больше всего вы любили читать, музицировать на дэррео, тренироваться за домом в саду. — Он заплакал, глядя на меня. — Неужели вы совсем ничего не помните, мистер Лиатт?

Блядь. Надо действительно аккуратнее узнавать о своем прошлом. Сделают недееспособным и запрут в четырёх стенах, а там реабилитироваться будет невозможно.

— Прости, Солис! Я читал, что так бывает от удара. Временная амнезия называется. Это пройдет. Просто сейчас, перед свадьбой, боюсь сделать что-то неправильно и ухудшить ситуацию, понимаешь?

— Да, да, мистер Лиатт, понимаю, — как болванчик закачал головой он, вытирая слезы.

В комнату постучали и сразу же вошли несколько человек. Один вчерашний, который мне обещал уши надрать, папка, значит. А второй кто? Солис сразу же поднялся и застыл истуканом у стены, сливаясь с ней, делаясь незаметным.

Гадство! Я ведь даже не узнал, как обычно зову папу. И как его зовут окружающие. Лорды, пэры и сэры при чужих не говорят «Папа», если только это не дети. Молчи, Лианка, за умную не сойдешь, но хоть не разругаешься, как с женишком, костыль ему в зад, Мэд… чего-то там. Ладно, буду звать Мэдом. Как Мадс Миккельсен, только Мэд. Ну, или мёд через «э».

Арррргх! Как тут все упомнить, когда весь мир, каждая кнопка и буква, не говоря о людях — новое, непознанное?.. Всё вертится, как в калейдоскопе…

— Нуте-с, как наш выздоравливающий? — произнес второй чувак, благообразный, до отвращения спокойный и улыбчивый.

Точняк доктор.

Если я откроюсь ему, что ничего не помню, это пойдет мне во вред или на пользу?

Доктор же. Может, подтвердит, что у меня ретрогадка и все оставят меня в покое?

За предстоящую неделю со своими скрыть, что ничего не знаю, не удастся. Это вот если бы я переехал сразу к жениху, там бы еще удалось утаить свою иномирность.

— Простите, не помню, кто вы. Я почти ничего не помню, — растерянно и испуганно сказала я, каждый раз шугаясь от своего собственного странно звучащего голоса. — Я даже не знаю, сколько мне лет.

— Ну-ну-ну! Ли, спокойно, малыш! Давай-ка посмотрю на твою шишку. — Он снял полотенце и аккуратно ощупал голову. — Отлично, отек спадает. Говоришь без нарушения речи. Давай посмотрим на моторику.

Доктор откинул одеяло и заставил меня двигать руками, прикладывать пальцы к носу, закрыв глаза, пройтись, поприседать.

— Ну что же, видимых нарушений с координацией движения нет. А амнезия — дело преходящее. Не надо ему рассказывать ничего лишнего, память сама восстановится. Голова — дело тёмное. Но страшного ничего нет, Ли.

— Может, отложить свадьбу? Я ведь ничего не знаю, — жалобно произнес я, страдальчески глядя на родителя.

— Ли, не говори чушь! Этот пункт оговаривался отдельно. Свадьба состоится через шесть дней, даже если с неба посыпятся камни. Мистер Кайрино сразу после свадьбы уезжает вместе с тобой в свою вотчину, у него своя империя, которую нельзя надолго оставлять без твердой руки, он и так здесь уже две недели из-за свадьбы находится. Ты все вспомнишь, мой мальчик. И никаких больше капризов. Кстати, он сегодня с утра приехал и поселился в нашем имении, и будет находиться здесь до самой свадьбы. Поэтому на завтрак, будь любезен, выйди прилично одетым. Он начнется через сорок минут, не опаздывай. Не разочаровывай меня еще больше, Ли.

Папа с доктором вышли из комнаты, затворив дверь, и Солис отмер, развив бурную деятельность, готовя меня к завтраку.

Ладно, Лиана. Выживем. В крайнем случае — из ума. Что не так уж далеко от истины. Главное, не ссориться ни с кем. А все проблемы буду решать по мере поступления.

Волосы оттягивали голову назад своей тяжестью. Они были шикарными, мои были жестче и всего лишь по плечи, а эти опускались покрывалом ниже задницы и, честно говоря, раздражали неимоверно.

— Солис! Неси ножницы! Это я надену сам… — еле удержалась и чуть не ляпнула «сама». Надо думать о себе в мужском роде. Как в онлайн игрухе. Представить, будто я перс из своей игры. Ты справишься, Ли. Ты сильная. Смелая. А теперь еще молодая и красивая. Бля… Молодой и красивый. Вот так правильно.

— Мистер Лиатт, зачем вам ножницы? — испуганно вытаращился на меня Сол.

— Волосы отрежу. Сил моих нет, как они мешаются.

Слуга с размаху уселся на кровать, побледнел и вцепился руками в простынь.

— Но, мистер Лиатт… Но… Омеги с остриженными волосами — парии. На свадьбе вы опозорите свой род и своего мужа… Он даже может отказаться брать вас замуж…

Вот черт. Вот гадство. Растудыть его в качель! Фух… Вот это бы попала… попал, бля, Ли! Не тупи! Значит, так здесь обстоят дела… Куда я попала, пресвятые белки?

— Солис, спасибо! Я этого тоже не помню, представляешь? Ты мой спаситель! Скажи, пожалуйста, а ты согласен поехать со мной и мужем к нему? Продолжать служить мне в чужой земле?

Пожалуй, без человека, который ко мне так хорошо относится, в этом мире будет очень сложно выжить… Надо заручиться поддержкой хотя бы этого Солиса.

— Мистер Лиатт, я… я… с удовольствием поеду с вами, если ваш муж разрешит. — Его глаза загорелись надеждой. — Всегда мечтал путешествовать, а живя здесь, мне до конца жизни придется об этом только грезить. Если вы уговорите мистера Кайрино быть вашим слугой, я до конца жизни буду вам благодарен и предан!

— Спасибо, что согласился! Я постараюсь уговорить жениха.

— Поторопитесь, мистер Лиатт, не надо опаздывать на завтрак, в этом доме принято придерживаться традиций и расписания. Это единственное, от чего ваш папенька не смог отказаться, лишившись денег и всего, причитающегося вам по праву лордства.

— Секундочку, Солис! Если мы такие нищие, откуда у меня эти кольца на руках — они ведь дорогие, да?

— Идите, идите, я вам по дороге расскажу, — подталкивая меня к выходу, поправляя украшение на хитромудро заплетенных волосах, сказал он. — Эти кольца дорогие, очень дорогие. Это подарок мистера Кайрино в ответ на ваше согласие на помолвку.

— Сюда, мистер Ли, не бойтесь! Я буду стоять за вашей спиной во время завтрака и подсказывать вам, что делать.

Мы вошли в столовую, залитую лучами утреннего света, скрашивающего рисунок обшарпанных тканей на стенах, где за столом уже сидело несколько человек.

Тэээкс, папа, доктор, неизвестный мужик и женишок весело о чем-то беседовали за столом в ожидании меня. Таки припозднилась… лся.

Жених, якорь ему в зад, приподнялся, вместе с другим мужиком, приветствуя меня, и сел обратно. Он осмотрел меня с ног до головы, будто бы отыскивая следы измены, но мимикой и выражением лица ни на грамм не выдал своего действительного отношения ко мне. Хоррош, стервец! Станиславский бы зааплодировал стоя. Актеришка херов.

Я прошла к единственному свободному месту за столом и присела на стул, заботливо отодвинутый Солисом.

— Доброе утро! — склонила голову, здороваясь.

Мне вежливо улыбнулись и трапеза началась.

Слуги подносили и накладывали блюда. Я сидела с раскрытым ртом, глядя на яства за столом.

— Попробуйте омлет, мистер Лиатт, — возник рядом со мной Солис, предлагая нечто голубого цвета, пышное и действительно похожее на омлет.

Я с благодарностью посмотрела на него и кивнула головой, соглашаясь.

От страха и напряжения тошнота подкатила к горлу и я тяжело сглотнула, глядя на многочисленные вилки и ложки с ножами, разложенные рядом с моей тарелкой.

Не хватало опозориться с первой же минуты.

Чтобы оттянуть время схватила бокал на длинной ножке и обернулась в сторону Солиса в надежде, что он поможет с выбором напитка.

Слуга плавно подошел к столу из-за спины, выбрал кувшин с жидкостью желтого цвета и налил мне в бокал до половины.

Пока буду пить, посмотрю, кто и какими приборами пользуется для разных блюд.

— Мэдирс, дорогой, можно я буду вас так звать? Ведь совсем скоро мы породнимся, — сказал папа. — А вы зовите меня Нилсир, по-родственному, здесь ведь все свои.

— С удовольствием, Нилсир, — улыбнулся Мэд папе.

А у него приятная улыбка, даже несмотря на эту дурацкую повязку на глазу и шрамы, которые он прячет за волосами.

— Мэдирс, у нас здесь, в провинции, все просто, поэтому Биллиатт вырос, не зная изысков и роскоши, но, взамен, я постарался привить ему скромность и порядочность.

Мэд ухмыльнулся уголком губ. Если бы не наш ночной разговор, я бы даже не догадался, что это сарказм. Для всех это была вежливая улыбка, как благодарность папе за порядочность этого пиздюка, которого он-то уж знает, как облупленного.

— Биллиатт, что же ты не ешь, малыш? Нужно набираться сил, — заботливо произнес доктор. — Тебе надо хорошо питаться после болезни. Свадьба — это нелегкое испытание для молодого омеги.

Я побледнела, судя по отхлынувшей от щек крови, и еще сильнее вцепилась в бокал, из которого по глоточку цедила довольно приятный напиток, очень похожий на компот со вкусом лимона.

— Благодарю вас, — как же его звать-то… запнулась я, — постараюсь питаться получше, — и улыбнулась доктору, словив пронизывающий взгляд женишка.

Да-да-да! Я буду сама нежность и шёлк, мимими и уруру в одном флаконе. Главное — смешать, но не взбалтывать. Мне жить хочется. И не в психушке. Как бы так попросить женишка про Сола? При всех, чтобы ему было неудобно отказать? Или он от этого разъярится и навсегда откажется идти мне на уступки до скончания века? Или лучше это делать не сейчас, а подождать и узнать поближе его характер и привычки, и надавить на больную мозоль так, чтобы он не смог мне отказать? А если я упущу момент, и возможности что-то попросить больше не будет?

— Я слышал, с вами случилась неприятность, Биллиатт? — произнес Мэд.

— Ничего серьезного, что могло бы повлиять на свадьбу. — Тут же встрял папаша, успокаивающе поглаживая по руке будущего зятя. — Лиатт неудачно поскользнулся на лестнице и упал, набив себе небольшую шишку на голове. Мистер Тоннадо говорит, что страшного ничего нет. Небольшая потеря памяти, но это, вскоре, пройдет.

— Как вы себя чувствуете, Биллиатт? — участливо глядя на меня, спросил жених.

— Благодарю вас, мистер Кайрино, уже намного лучше. А ретроградная амнезия на потомство никак не повлияет.

За столом наступила тишина и только звякнула упавшая вилка, которую выронил папа.

Бляяяядь! Ли! Когда ж ты заткнешься, сцук! Опять ляпнула, не подумав.

— Да, да. Биллиатт прав. Амнезия — предмет плохо изученный и может случиться с кем угодно. Память — дело наживное. Ничего страшного, вместе вы постепенно вспомните. Главное — не торопить события. Ну, или создадите свою общую память, память своей семьи. — Доктор стал распоэзиваться о своем предмете, внося в наш разговор много медицинских терминов. — Иногда память может возвращаться кусками, иногда зацепится за знакомый предмет — и вуаля — всплывают картинки, слова, вещи, и целые пласты памяти восстанавливаются одномоментно.

Папа положил руку на предплечье сидящего по левую руку от него доктора. — Кэр, дорогой, у меня от этих медицинских терминов начинает болеть голова, прошу тебя, давай не за столом, а то ты отобьешь аппетит у наших гостей.

— Прошу меня простить, — доктор приложил обе руки к груди, — профессиональная деформация. У нас в провинции так редко бывают гости, что я просто отучился прилично вести себя за столом.

— Лиатт, солнышко, может, ты немного помузицируешь нам, дорогой, — решил соблюсти правила приличия папа, с ласковым прищуром посмотрев на меня через стол.

Йообанаврот! Приплыли. Я и музыка — вещи несовместимые. Было дело, пробовала когда-то на гитаре играть. Еще в студенчестве освоила шесть кубиков и бряцала шансон. Но так это сколько лет прошло… И здесь другие инструменты.

— Лиатт, пожалуйста, — и папа провел широким жестом, рукой указывая мне на темный инструмент, похожий на рояль, стоявший у стены.

Я поднялся и на подгибающихся ногах подошел к… дэррео, так, кажется, его называли.

Так. Открыть крышку. Ютить-колотить! Клавишей до ибениматери. Это тебе не кнопочку в душе нажать…

Оглянулась и затравленным взглядом окинула сидящих за столом мужчин.

Выдох. Вдох. Закрыть глаза. Положить руки на клавиши. Отпустить мозг в свободное плавание.

Медитирую. Моя любимая мелодия… Ла-ла-лалалай… Моя любимая мелодия…

Но, увы. Здесь была только я, Лиана, и этот чертов инопланетный инструмент.

Я произвольно нажала несколько клавиш, в последней надежде вызвать память тела, но вызвала только стон инструмента. Тоскливые печальные звуки стали последней каплей, и я разрыдалась, упав головой на скрещенные руки, на блямкнувшие клавиши, и сорвалась с места, убегая в свою комнату. Истерика, а это была она, очень неприглядное зрелище, чтобы демонстрировать ее всем.

====== 4. ======

Я влетела в свою комнату, забралась на стул с ногами, сжавшись в комок, и рыдала так надрывно, так сильно, так горестно, оплакивая свою неудавшуюся жизнь, неизвестное будущее, всю эту гребаную ловушку, в которую попала неизвестно за какие прегрешения, что не услышала шагов Мэда, пока он не схватил за волосы у шеи, накрутив их на руку и приподнимая лицо кверху.

— Ах ты несчастный рыжий тоу… Такой бедненький… Такой маленький… Такой сладенький… — саркастично говорил он, крепко держа меня за пряди и разглядывая мое лицо нечитаемым взглядом.

Я всхлипывала дрожащими губами, рвано выдыхая, шмыгала носом, вытирала рукавом текущие сопли и никак не могла остановить эту шарманку. Завод у истерики все не кончался и не кончался. Дергая головой, крупно вздрагивая всем телом, я начала подвывать мужским голосом, чувствуя всю пиздецовость ситуации. Понимая, что контроль утерян и не могу остановиться, злилась еще больше, что добавляло драматизма и потоки слез. Да у этого омеги внутри целое озеро Байкал из слёз, что ли? Откуда они берутся?

Меня пробрал смех, и вдобавок к этому слёзно-сопливому трешу я начала смеяться, неотрывно глядя в глаз моему будущему мужу, трясясь, как припадочная, и хватаясь за заболевший живот двумя руками. Из носа предательски надулась булька и звонко лопнула, повиснув ниточкой.

— Аааааыыыыыы, — взвыла я, трясясь, вытирая мокрым рукавом нос, чувствуя к себе отвращение и желание провалиться сквозь землю.

— Заканчивай этот балаган, — тихо, но жестко произнес Мэд, приблизив свое лицо к моему вплотную.

Представляю, что он сейчас видит — расплывшееся от слез красное лицо, раздувшийся, натертый нос, вместо губ две расползшиеся сардельки…

Но внезапно он прикрыл глаз, принюхиваясь, и провел носом у меня за ухом, слабо застонав на выдохе.

Мэд резко выпрямился, подняв меня со стула, крепко прижав к себе, и обхватил мои трясущиеся губы своими.

Тело продолжало трястись, стенать и извергать Байкал глазами, остаточное явление в виде смеха все еще потряхивало меня, но что-то неуловимо изменилось.

Горячие губы пробовали меня на вкус, я смотрела в зажмуренный глаз Мэда, а тело как-то странно стало выкручивать наизнанку, как будто оно старалось вытолкнуть наружу через грудину что-то яркое, теплое, красивое, как цветок.

Это еще чтозанах????

И тут я впервые почувствовала отторжение. Почувствовала, что это не мое тело. И никогда не было моим. Внутри находилась я, а тело — оболочка — было чужим, и совершенно не реагировало на меня, зато реагировало на этого пирата.

Да, целовался он хорошо, вкусно, нежно, даже без языка, и поцелуй не был чем-то интимным, но тело… Если бы Мэд не держал меня за затылок одной рукой, а второй не вдавливал в себя, ухватив за спину, то я бы откинула голову, подставляя шею, и сползла бы по нему желейной аморфной массой, даже не пробуя цепляться ложноножками, вначале на пол, а потом — в глубокий обморок.

Это какая-то магия? Я целовалась с разными мужиками. И даже с девушкой один раз, но это… это была вершина всех поцелуев. Причем я, Лиана, почувствовала свой возраст на все свои тридцать пять прожитых лет, и никак, совсем никак не могла повлиять на эту тушку, расплывшуюся в руках одноглазого проныры медузой. Даже пальцем не могла пошевелить.

Это меня испугало до усрачки. Может, и хорошо, что я телом не владею, а то еще наделала бы делов от такого поцелуя, вцепившись ногами за талию женишка. Как будто мало мне бульки из носа…

И когда Мэд открыл глаз и оторвался от меня, напоследок проведя носом по скуле и втягивая мой запах, у меня на лице было написано такое удивление, что он не удержался и хмыкнул, мол «ну как я тебе? хорош? то-то же! знай наших».

Мэд опустил меня на стул, отнюдь не нежно, а я все не могла оторвать охуевшего в третьей степени взгляда от его лица.

— Ну что, тоу, успокоился? — хрипло поинтересовался он, все так же пристально разглядывая меня.

— Ты что сейчас сделал? Это магия? Ты колдовал? — с испугом в голосе спросила у него. «Чем черт не шутит? — подумала я. — Если бывают беременные мужики, может, у них и магия водится».

— Ты серьезно? — он цепко и коротко вгляделся в мое лицо, и, не заметив там насмешки или подвоха, завел глаз вверх, показывая крайнюю степень раздражения.

— У кого-то скоро течка, и этот кто-то даже не целовался ни разу? — На его лице возникло задумчивое выражение, меняющееся на скептическое, а затем на недоверчивое.

— Спасибо, что остановил истерику, — все еще сжавшись на стуле и даже не пытаясь встать на непослушные ноги, поблагодарила его. — Мы неправильно начали наше общение, и я хотел бы с тобой поговорить начистоту.

— И правда, память потерял. Забыл уже мои слова, на чем я вертел твои советы и оправдания? — и он невзначай поправил бугорок в штанах.

Ну, как, бугорок… Примерно как палочка копченой колбасы у него лежала в штанах. На килограмм так…

— Эй-эй! — Мэд пощелкал у меня перед глазами пальцами, приводя в сознание и заставляя оторвать взгляд от этой сюрреалистической картины, и указательным пальцем приподнял мою челюсть, захлопывая рот.

Я медленно-медленно подняла на него остекленевший взгляд, заливаясь краской по самую макушку, тяжело сглатывая и вжимаясь спиной в стул, сползла по нему как можно ниже, рискуя свалиться на пол.

— Ик! — вырвалось у меня непроизвольно. — Ииик!

С периодичностью в несколько секунд икота начала колотить меня. И это — альфячий хер??? А там же еще что-то про узел писали… Хоть бы этот мир был без узлов! Святые белочки! Сжальтесь!

— Правильно. Бойся меня, хитрый тоу.

class="book">— Ик! — И слёзы опять покатились из моих глаз. Сами.

— Да что за детский сад!!! — рыкнул Мэд, встряхивая меня за загривок, во время чего я непроизвольно раскрыла рот и очередной «ИК» получился очень громким и утробным.

Мэд тихо засмеялся, как заурчавший мерседес, и приподнял меня за подмышки, ставя на пол рядом с собой.

— Поцеловать? — с улыбкой спросил он, саркастично задирая бровь и сканируя мою реакцию на предложение.

Я замотала головой «нет-нет», «да-да-да», ой, «неееет», пока она не стала описывать совсем уж непонятные круги и синусоиды.

Мэд подхватил меня за подбородок пальцами, останавливая эту свистопляску, и, словив мои губы между очередным «иииик!», тепло и мягко начал целовать.

Икота, как по команде, прекратилась, тело расплавилось и стало ватным, а он, не зажмуривая в этот раз глаз, с искоркой юмора поглядывал на мою реакцию, на мои поплывшие черты лица, вытягивающееся лицо и все больше и больше раскрывающиеся, в изумлении от предательства тела, глаза.

Его запах, как яд, забив ноздри, медленно проникал в тело, действовал как парализующий наркоз, заставляя либидо взвиться на дыбы.

Видно было, что он хотел исследовать меня и не упустить ни одного взмаха ресниц, ни одной мало-мальски важной для него реакции на поцелуй, но на него тоже подействовал яд, его повело, он увлекся сам, зрачок стал затапливать зеленую радужку единственного глаза, и Мэд подхватил меня под зад, пройдясь рукой между половинок.

Там у меня немедленно повлажнело, а член запульсировал, выплескиваясь. Тело выломало в судороге оргазма, похожего на маленькую смерть от передоза.

Сырокопченая колбаса, зажатая между нами, дернулась, а Мэд стиснул меня крепко, до синяков, и жадно вылизал мой рот.

Я обвис в его руках безвольной тряпочкой. Да уж… Такого оргазма у меня еще никогда не было.

— Сладкий тоу, — тяжело дыша, хрипло выдохнул Мэд. — Вот так у нас могло быть… если бы ты не был лживым завравшимся шлюшонком.

— Я могу всё исправить, Мэдирс! Только скажи — как? — вырвалось у меня против воли.

— Кому нужна любовь шлюхи? — брезгливо скривился он. — Любовь до очередной потери памяти? — Он засюсюкал, скривив губы: — Прости, милый, не помню, что со мной, это был не я… Поздно притворяться, тоу. Ты показал свое гнилое нутро очень вовремя, и теперь никакие уловки на меня не подействуют.

— А как будет? — с вызовом, выставив подбородок вперед, опустив руки и перестав обнимать себя, спросила я. Надо же знать, к чему готовиться.

— Будет так, как ты того заслуживаешь — буду наматывать твои волосы на кулак и насаживать тебя до самых гланд, как настоящего шлюшонка, пока ты не забеременеешь. Столько раз и тогда, когда мне это вздумается.

Ярость взвилась, туманя мозг и отключая соединение языка с мозгом, и я выплюнула слова вместе со слюной:

— Отрежу волосы нахер!

— А мы нарастим. Деньги позволяют, — осклабился Мэд, поняв, что задел меня до самых печенок.

— А я опять отрежу, сразу после наращивания, понял?! — это было по-детски и глупо, но язык не взаимодействовал с мозгом, увязнув в кровавой пелене ярости.

— А мы будем наращивать столько, сколько понадобится. Пока тебе не надоест, — явно забавляясь, отбивал подачу жених.

— А я побреюсь налысо и набью татуировки по всему телу «ФАК Ю», — медленно остывая и холодея от своей непримиримой ненависти, вырвавшейся из-под контроля, как только что прошедшая истерика.

— Размечтался, сученыш! Запру в четырех стенах и на цепь посажу. Будешь ручным зверенышем.

— Ненавижу, сука, ненавижу тебя!! — Я схватила с ноги обувь и со всей дури пульнула в этого хама. От неожиданности он даже не успел увернуться и мокасина залепила ему прямо в лоб.

— Страаайк!!! — завопила я и запрыгала на одной ноге, вскидывая руки вверх.

— Да я тебя! Да я тебя!! — взбеленился Мэд, наступая на меня и держась за голову одной рукой.

Двери отворились, и папа с доктором вошли в комнату.

— Ли, Мэдирс? У нас по плану примерка свадебного костюма, портные приехали, — удивленно оглядывая нас, произнес папа.

Мэд обошел живописную группу, стоявшую в дверях, и вышел за дверь.

«Вот и поговорили. Дипломат, йопта! Лавров, нахуй! Дебил, бля», — подумала я и пошла вслед за папой.

====== 5. ======

Костюм — естественно, белый — был готов, сегодня состоялась окончательная примерка.

Я люблю красивые вещи. Дома любую депрессию лечила шопингом. Всегда помогало. Даже не шопингом, а зырингом. Иногда примеряла, но не покупала, разные юбочки-платьишки, и попускало. А бусики? А колечки? Надеть и полюбоваться никто не запрещал, еще и подсовывали другие — только выбирай.

В толпе людей, среди ярких красивых шмоток и побрякушек, я всегда отдыхала душой, и депрессия неизменно отступала.

Но здесь, когда впереди ждало официальное изнасилование и жизнь в темнице с маньяком, этот костюм, очень красивый, не спорю, подчеркивавший мое стройное и гибкое тело, вызывал у меня лишь ненависть и раздражение.

Бессонная неспокойная ночь, постоянное напряжение, истерика и борьба с женихом вымотали настолько, что во время примерки я готова была упасть и заснуть прямо в момент переодевания. Одна только ненависть и держала меня в сознании и на плаву.

Движения стали раскоординированными, мысли вяло шевелились, как водоросли под водой, руки-ноги жили своей жизнью и не слушались совершенно. Пару раз меня дергали за рукав, потому что я тупо смотрела на говорящего и не могла понять, что от меня хотят. Мне надо было поспать, и, желательно, в кровати, иначе могла заснуть на ходу прямо в коридоре и спать, стоя у стены.

Папа заметил мое состояние, особенно, когда я постоянно хваталась за голову и морщила лицо, давая понять, что плохо себя чувствую, и отправил меня отдыхать.

Сразу после примерки я поплелась к себе в комнату, намереваясь вырубиться и выспаться, чтобы на свежую голову хоть что-то придумать, обмозговать, как быть дальше, какую тактику применить, какие шаги распланировать, но перед моим лицом возник молодой и красивый юноша, который взволнованно открывал и закрывал рот.

Пришлось включить мозг, звук и разуть глаза.

— Биби! Ты меня слышишь? Что с тобой? Ты готов бежать?

Я сморгнул, но парень никуда не делся. Он нервничал и беспрестанно оглядывался.

Мозг выхватил слово «бежать» и внезапно действительно проснулся. Бежать! Бежать!

Я ухватил юношу за руку и потянул за собой, припустив, как заяц.

Втолкнув его в свою комнату, осторожно выглянул в коридор, никого не увидел, и закрыл дверь. Защелки на двери в моей комнате не было.

Я потащил его в ванную, запер дверь, усадил на пол, а сам сел на унитаз и приложил палец к губам.

— Ты сказал «бежать»? — шепотом произнес я.

— Биби! Милый! Любовь моя! — он потянулся ко мне всем телом, явно собираясь поцеловать.

Охуение на моем лице его не остановило, даже наоборот, он как-то весь вдохновился и, если бы не моя рука, затормозившая его у самых губ, то набросился бы и завалил меня прямо на полу.

— Стоп. Биби? Любимый? — Я недоверчиво уставился в его честные, влюбленные глаза.

Да это просто какой-то атомный взрыв! Что-ты-такое, Биллиатт Лау? Что ты натворил? Что задумал? Во что меня втравил и как теперь разобраться во всем этом, не съехав с катушек?

Я прислушался к себе, вдруг что-то вякнет, дернется, даст знать — что за человек передо мной и что я к нему чувствую.

Тишина. Полнейшая. Как в штиль на море. Единственное, что ощутил, что Ромео недоделанный, ухвативший меня за руку и целующий ее со всем пылом, ощущался мною, как Солис. Он не был похож ни на папу, ни на Мэдирса.

Фак! Фааак!!! Выходит, папа и я — омеги, жених и его друг — альфы, а Солис и Ромео — беты?

Мозг заработал на повышенных оборотах, пробуксовывая.

— Так. Быстро. Коротко. Внятно. Имя? Пол? Состояние родства со мной. План побега. — Я отобрал у него свою руку и выжидающе уставился на Ромео.

Он был красив, молод, каштановые волосы убраны в небольшой хвост, большие оленьи карие глаза пожирали меня с какой-то инфернальной страстью. Одежда на нем была такая же, как на Солисе.

— Так это правда! Ты ничего не помнишь, милый? — он всхлипнул и приложил ладонь ко рту. Но тут же взял себя в руки и четко, шепотом, произнес:

— Тусио. Бета. Мы с тобой любим друг друга. Ты составил план побега, если не удастся отговорить папу от свадьбы. Бежать надо сегодня, Биби!

«Биби! Тогда уж златокудрая Жози, — промелькнуло в голове. — Санта-Барбара какая-то». Свадьба в Малиновке, нах.

Что-то в этом Ромео было не так. Нет, он был привлекателен, красив, силен. Но какая-то неправильность была во всей этой ситуации.

— Расскажи план побега. И, пожалуйста, пока все не вспомню, никакой любви и телячьих нежностей. Ясно? И как я собирался бежать с гребаной течкой?

— Все очень просто, милый! Мы с тобой проработали все детали побега до мелочей. Сегодня вечером в 20:00 тебе нужно быть на дороге, которая находится за воротами имения. Мы с тобой садимся в дуэсс, отъезжаем на километр, и выходим, говоря, что забыли кое-что. Возвращаемся через лес назад, в имение, в старую, заброшенную сторожку у развалившейся часовни, я там припрятал продукты, воду, одежду.

— А что с течкой? Как быть с ней?

— Биби, любимый! У тебя же есть я!.. Ну, и подавители ты отложил вместе с другими лекарствами. Вместе мы справимся! — Тусио на четвереньках подполз ко мне и уткнулся лбом в мои колени, прижимаясь к ним и целуя мои ноги, с трепетом заглядывая в глаза. — Тут, в имении, никто не будет нас искать. Мы пересидим здесь неделю, пока не уедет твой жених. А поиски переместятся в другое место. А потом ночью доберемся до города, оттуда купим билеты на другой континент и там снимем жилье. Устроимся на работу. Я буду работать и содержать нас. Я много умею, любимый. Я смогу.

— А деньги? Где мы возьмем деньги? — План был такой тупой и глупый, что мог и сработать. По крайней мере, надежда во мне зажгла небольшой, но светлый огонек радости в том мраке, который мне предстоял с Мэдом.

— Продадим твои кольца, они очень дорогие. На первое время нам хватит.

Ох, бляяя! Продадим кольца… Ну-ну… Во-первых, их так просто за полную стоимость не продашь. Во-вторых, быстро это не сделаешь. В-третьих, это слишком опасно — они к тому времени, как пить дать, уже будут в розыске вместе с моим лицом.

— Нас будут искать и быстро опознают первые же встреченные нами жители.

— Нет, любимый! В сторожке, в подвале, есть парик и одежды инока. Ты хотел состричь волосы и перекрасить их для маскировки, но я не могу позволить тебе уродовать такую красоту. Я на той неделе съездил в город и купил парик для тебя, моя радость.

— Тусио. Никаких «моя радость»! Иначе никакого побега не будет. — От его рук и губ у меня поднималось ощущение, как будто в трамвае ко мне сзади пристроился извращенец и лапает меня, трется — тело не давало никакой подсказки, куда делась моя любовь к бете.

— Как скажешь, Биби! Но раньше ты звал меня Тус. Я верю, что ты скоро все вспомнишь, милый. Мне нужно идти, а то хватятся, что меня нет на месте, и весь план пойдет насмарку. — Он встал с пола и потянул меня за руку, помогая встать. — Поцелуй меня, любовь моя! Я так скучал по тебе, не имея возможности подойти и прикоснуться!

Тус прильнул ко мне, закидывая руки мне за голову, притягивая к себе.

— Ты совсем с ума сошел? — взбрыкнула я, стряхивая его руки. — Ты хочешь, чтобы Мэдирс учуял на мне твой запах и запер до свадьбы на замок? — Уж что-что, а про чертовы омежьи запахи и подставы, с этим связанные, начитана, спасибо фикбуку.

— Прости, прости! У меня совсем крышу сносит от тебя, милый!

Я открыла дверцу ванной комнаты, высунула нос, никого в своей комнате не обнаружила, и вышла сама. Выглянула в коридор, и помахала рукой, подзывая Тусио к себе. — Беги, пока никого нет. В 20:00 буду на месте. Как туда дойти?

— Пойдешь прямо отсюда, выйдешь на первый этаж, спустишься по лестнице, увидишь выход. Это парадный. Туда не иди. Есть три черных выхода для прислуги, тебе надо будет выйти через левый. Смотри же, никому не попадись по дороге. А на улице тебя встречу я.

— Договорились! — У меня в груди сжалась пружина, как перед большим приключением, пока глядела, как Тус быстрым шагом удаляется по коридору.

Я закрыла дверь и, превозмогая усталость, подошла к столу, решив поискать записи, деньги, заначки, хоть что-то, что может мне пригодиться в побеге.

В двери постучали.

— Войдите, — устало сказала я.

— Мистер Лиатт, меня прислал мистер Нилсир, чтобы подготовить вас к обеду. Он будет через час. В чем вы хотите пойти? — спросил вошедший Солис.

Остановите Землю, я сойду. Этот блядский калейдоскоп, в который втянуло меня, крутился с бешеной скоростью, не давая свободно вздохнуть и обдумать свои дальнейшие действия.

Пока слуга собирал меня, одевал и причесывал, я раздумывал над планом побега. Итак, имеется план А — выйти замуж за Мэда и попробовать подмять его под себя, живя то ли в золотой клетке, то ли в застенках. И план Б — бежать сегодня с Тусио в неизвестность, стать никем и ничем в мире, о котором ничегошеньки не знаю. Оба плана — говно. Нужен план С, должен быть еще один выход, но схемы эвакуации с этим планом в голове не было, хоть плачь.

Логика никогда не была моей сильной стороной. Я больше любила спокойную работу с документами, чем с людьми, хоть и была душой нашей компании.

А сейчас, когда все закрутилось в таком сумасшедшем темпе, от которого меня постоянно тошнило, то вообще не могла соображать связно, двигаясь как болванчик, как кукла на ниточках в руках дебильного шизоидного кукловода.

— Солис! Как я называл папу, когда ластился к нему? — внезапно мне пришла в голову идея, раз уж вынужден идти на обед, использовать все возможные варианты, узнать как можно больше об этом дурацком мире. И лесть — не последнее оружие, которое могу использовать.

— Мистер Лиатт, я работаю у вас всего три года и такие нюансы мне не известны, к сожалению… Но, когда вы заболели и метались в горячке пару лет назад, ваш папа сидел возле вас, и вы в бреду сказали «мими папА, мими папА», он заплакал и погладил вас по голове.

— Спасибо, Солис! За обедом попрошу своего жениха, чтобы он взял тебя на службу к себе моим слугой. Если он не согласится, не расстраивайся. Став его мужем, я смогу вызвать тебя к себе, оплатив собственными деньгами переезд и службу, даже если он будет против. Я обязательно что-нибудь придумаю, ты веришь мне?

— Да, мистер Лиатт! Спасибо!

Я посмотрел в зеркало — бледное лицо, оттеняемое рыжиной сложенных в замысловатую прическу волос, отлично сидящий костюм из зеленых брючек в облипочку, подчеркивающих мой округлый зад, и темно-зеленой приталенной рубашки, идеально облегающей торс. К бою готов.

Надо еще раз поговорить с женихом, катер ему в бухту, с «мими папА» — чтобы он прояснил некоторые нюансы, и после этого решать — бежать или избрать честный пусть отрабатывания задом своего будущего.

— Солис, понюхай, пожалуйста, мне кажется от меня пахнет чем-то неприятным. — Напоследок решил проверить, не осталось ли на мне запахов Тусио.

— Мистер Лиатт, сожалею, но я бета, и мы не ощущаем запахи так, как альфы или омеги. Нашего обоняния хватает только на обычные, приглушенные запахи, и хочу вам сказать, что от вас приятно пахнет.

— Спасибо за комплимент! Скажи, пожалуйста, что насчет разводов в нашей стране? Это возможно?

— Боже упаси, мистер Лиатт! Хорошо, что вы не спросили об этом за столом! Это не принято. Омеги не работают. Они находятся на полном обеспечении мужа, таким образом, если бы омеги разводились, им не на что было бы жить.

Йо банни роут!!! Мерзейший патриархат в расцвете. Альфаархат, вернее.

Священные белочки, присните, мне, пожалуйста, другой мир!

Мы со слугой дошли до столовой, в которой все уже были в сборе и ждали опять только меня.

Жених, чтоб его подбросило и опустило, и его безымянный друг, встали, приветствуя меня, при этом друг тепло улыбнулся и подмигнул, а суженый-ряженый вперился злющим взглядом, сканируя с ног до головы рентгеновским взглядом.

Я молча прошла на свое место за столом и без сил опустилась на стул, придвинутый Солисом.

Я так устала и заебалась со всем этим трипиздаблядским мандопроёбом, происходящим со мной с момента осознания себя в этом мире, что совершенно не переживала, сделаю ли ошибку, взяв не тот прибор. Солис положил мне что-то похожее на салат на тарелку, я взяла вилку и стала тупо есть, не глядя по сторонам. Судя по всему, поговорить ни с кем не удастся. От слабости и головокружения сил совсем не осталось.

В глазах внезапно потемнело и я вцепилась в скатерть, чтобы не упасть лицом в салат.

Последнее, что помню — звон посуды, гул в голове и благословенная темнота поглотила меня.

— …кладите его на кровать, мистер Кайрино.

— …истощение, усталость, предсвадебный мандраж… рано, Нилсир, ты разрешил ему вставать с кровати. Да и предстоящие… кхм… особенности организма — всё это довело до простого обморока, — произнес кто-то голосом доктора. — Господа, освободите комнату, ему не хватает кислорода. Солис, откройте окна пошире. Мистер Кайрино, смею вас уверить, ничего страшного не случилось, у молодых омег перед свадьбой так часто бывает. Вот он уже и приходит в себя, видите, щечки порозовели.

— Прошу, господа, пройдемте в столовую, — послышался голос папы, и шорох известил о том, что мою комнату покинули.

— Солис, — слабым голосом позвала слугу, не открывая глаза. — Дай мокрое полотенце на голову, пожалуйста, и таз. Кажется, меня сейчас стошнит. — Головокружение, млявость, слабость не давали шевелиться и качали на волнах.

Мокрое холодное полотенце, приложенное к голове, сразу облегчило мои страдания, и качка постепенно прекратилась. Я рискнула открыть глаза и тут же закрыла их обратно. На кровати вместо преданного слуги восседал заботливый женишок.

— Что вы здесь делаете? — спросила, закрывая глаза, не в силах смотреть на это исчадие ада.

— О, мистер Лау наконец-то вспомнил о манерах? Приятно слышать, — издевательски сказал Мэд.

— И всё же? Зачем вы остались со мной, никчемным, не оправдавшим ваших альфячьих надежд, обморочным женихом?

— Хотел лично убедиться, что вы не загнетесь за шесть дней до свадьбы, мистер Лау. И сможете обеспечить меня всем, прописанным в договоре. На вашу честь надеяться не приходится, поэтому доверять вам — последнее, на что вы можете рассчитывать. И, будучи вынужденно прерванным в нашем последнем разговоре вашим родителем, я не закончил начатое…

Я в ужасе распахнула глаза, вспомнив мокасин, мои прыжки и взбешенного Мэда.

— Ну, вот вы и открыли глазки, мой сладкий мистер Лау. Не вздумайте опять валиться в обморок. Я вас бить не собираюсь. Сейчас, по крайней мере. Видите ли, мистер Лау, я никогда не бил омег, даже шлюх. Но и себя никогда не позволял бить. Однако с вами многие правила и законы, почему-то, не работают. Так вот, хотел вас предупредить, что больше не позволю вам поднимать на себя руку и оскорблять разными неизвестными словами.

— Приношу вам свои извинения, мистер Кайрино. Я бы хотел поговорить с вами очень серьезно, отринув все недоразумения, что были раньше. Вы ведь знаете, что отношения в семье невозможно выстроить одному человеку. Если второй будет противиться и вставлять палки в колеса. Мы ведь можем попытаться создать нормальную семью, если принять за точку отсчета этот разговор и не вспоминать, перечеркнуть то, что было раньше. Я хочу поговорить с вами, как с умным, взрослым человеком, добившимся того, чем вы владеете сейчас и находящимся на вершине благосостояния.

— Странно слышать такие разумные слова от… от вас, мистер Лау. Зная вашу сущность, изворотливость и скользкие манеры. Но хорошо, дам вам такую возможность. Говорите.

— Мистер Кайрино, я бы хотел попросить вас взять с собой моего слугу Солиса. На чужбине это будет единственный знакомый мне человек.

— Он вам не пригодится. У меня достаточно верных слуг, от которых я не буду ждать подвоха. Дальше.

Я выдохнула и сцепила руки, прокручивая подаренные женихом кольца на пальцах. — Так как не помню условий договора, хотел бы спросить о возможности развода. Раз я вам не нравлюсь, не подхожу, вы не доверяете мне, возможно ли, после выполнения контракта и рождения вам двоих детей, надеяться на развод, как двум умным, порядочным людям?

Смех Мэда ударил по перепонкам издевательским тоном.

— Порядочным? Развод? У вас горячка, мистер Лау? — Рука Мэда протянулась к моему лицу и я дернулась в ужасе, отворачивая голову. Но он положил руку мне на лоб и подержал несколько мгновений.

— Не прикасайтесь ко мне! — выдохнула я.

— Вот как? А пару часов назад вы были очень даже рады, когда я прикасался к вам, мистер Лау. К черту условности! — он наклонился надо мной, уставившись своим зеленым глазом с расстояния в пару сантиметров. — Даже не мечтай о разводе, тоу! Когда я только познакомился с тобой, то приказал приготовить тебе апартаменты в главном дворце с самыми навороченными новинками и технологиями, каких нет даже в лучших и богатейших домах планеты. Но теперь эти покои будут отданы моему любовнику. А тебе готовят совсем другие комнаты. В загородном доме. С толстыми обитыми мягким стенами, одной большой кроватью и цепями с наручниками. С доверенными мне людьми, откуда сбежать невозможно.

Внешность обманчива, сладкий тоу. — Мэд провел пальцем по контуру моих губ, с ухмылочкой глядя на мою реакцию. — Ты никогда не уйдешь от меня. Никогда! — И он впился губами в мой рот, терзая губы в жестком поцелуе.

Я лежала сломанной куклой, придавленная весом этого садиста, приказывая себе молчать, не отвечать, и понимая, что он не оставил мне выбора.

Мэд оторвался от моих губ, тяжело дыша.

— Что же ты не плачешь? Где слова ненависти? Почему не молишь пощадить тебя, сладкий тоу?

Я отвернулась от него, закрыв глаза, и сдерживаясь из последних сил, чтобы не заплакать.

— Молчишь? Вот такой ты мне больше нравишься — покорный шлюшонок, зацелованный и оттраханный.

Мэд поднялся и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

А я поняла, что с садистами договариваться бесполезно. Надо готовиться к побегу.

====== 6. ======

Сил после обморока не было. Как я собираюсь бежать, если даже встать — проблема?

Лиана! Без паники! До вечера еще есть время. Ты встанешь и поползешь, если не сможешь идти! Просто так сдаваться этой мрази, ожидая, когда тебя перевяжут голубым бантиком и преподнесут для законного изнасилования, я не стану. Обещание порвать жопу на британский флаг в законном браке меня не привлекает. Значит — бежать, ползти, хоть гусеничкой, хоть тушкой, хоть чучелком.

Дверь открылась и папа подошел ко мне, заглядывая в глаза с тревогой:

— Как ты, Ли? Тебе уже лучше? Милый мой! Столько волнений! Но ничего, ничего. Всё будет хорошо!

— Папа! Папочка! Выслушай меня, пожалуйста! Последнее время я много капризничал и причинял тебе массу проблем, прости меня! Прости! — Я взял его за руку и прижал к своему лицу.

— Ну что ты, Ли! Ты сейчас волнуешься. Первый раз… Свадьба… Прощание с домом… Но мистер Кайрино достойный молодой человек. Вы прекрасная пара и у вас все будет хорошо, вот увидишь!

— Папочка! Послушай меня внимательно! Это не каприз, не предшествующая течка, и не предсвадебное волнение. Мистер Кайрино — не тот, за кого себя выдает. Он ненавидит меня!!! Когда остается наедине со мной, то говорит гадости и обещает запереть меня в загородном доме и приковать цепями. И он не шутит, папочка! Спаси меня, пожалуйста, спаси, мими папА! Если я хоть что-нибудь значу для тебя! Давай отменим свадьбу! Иначе я просто умру… — я даже не старалась сдерживать слезы, они лились ручьем, и я истово верила, что придет папа и спасет меня.

— Биллиат! Биллиат Лау! Это переходит все границы, — голос папы похолодел на несколько градусов. — Ты сам выбрал мистера Кайрино. У тебя был выбор, и из всех вариантов ты предпочел его. Все две недели ты выводил меня из себя своими капризами: то не те цветы, то не тот фасон, то хочу проводить обряд в столице, то не хочу в столице. А теперь ты говоришь — спаси меня?

— Ли, — папа нежно погладил меня по волосам. — Ты банально боишься. Боишься перемен в своей жизни. Мистер Кайрино говорит, что не выпустит тебя из своих рук, потому что ты — сокровище, которое он спрячет ото всех. Ты просто-напросто неправильно трактуешь его слова. Знал бы ты, как он смотрит на тебя, когда ты не видишь! Как он испугался, когда ты потерял сознание! Он бросился быстрее всех и подхватил тебя, сам слившись цветом с белой скатертью. Какое страдальческое выражение было у него на лице, когда он нес тебя сюда. Я папа, неужели ты думаешь, что отдал бы тебя плохому человеку, какое бы тяжкое материальное положение у нас не сложилось? А Мэдирс добр и щедр. И любит тебя, Ли. Может, на вид он не красавчик, но такие альфы обычно верны, ценят и берегут семью. Их любовь дорогого стоит. Вот увидишь, ты мне еще спасибо скажешь, — папа грустно улыбнулся.

— Папа… — я поняла, что этот номер не пройдет и решила узнать хоть что-нибудь про течку, потому что в бегах с этой проблемой мне нужна будет вся информация, которая есть… — Папа… Расскажи про течку и что меня ждет? Может быть, ты мне об этом уже говорил, но я ничего не помню, ничего…

Папа покраснел, позеленел, схватился за платочек, мучительно комкая его руками.

— Милый, — его глаза забегали, и он мучительно выдавил из себя, — доверься мистеру Кайрино. Он… Он взрослый, опытный альфа и тебя не обидит. Главное — никаких подавителей, иначе рискуешь остаться без детей на всю жизнь. А дети — это смысл жизни омеги.

— Папа, а забеременеть можно только в течку? — меня эти сопли, размазанные по тарелке, выбесили так, что я готова была схватить его за грудки и вытрясти всю правду вместе с его мнущейся душой.

— Оххх… Ли… Да. Да, только в течку. Поэтому свадьбу подгадали к этому моменту, и мистер Кайрино даже задержался на две недели тут из-за этого. Видишь ли, первый раз… он может быть болезненным. А течка помогает расслабиться, убирает болевые ощущения и стирает границы стыда и рамки приличий… В общем и целом он очень нежно к тебе относится и хотел, чтобы ваша совместная жизнь началась без осложнений. Как лучше будет для тебя. Видишь, а ты говорил, что он тебя ненавидит. Все не так, сынок!

Милый, глупый папочка… Если бы ты знал…

— Папа, а как можно проверить, девственник ли омега? — я спокойно и размеренно выпытывала у своего родственника информацию, торопливо собирая по крупицам нюансы этого мира.

— Ли! ЛИ!!! — его лицо внезапно с бордового цвета резко перетекло в белый, как сметана, и он схватился за сердце двумя руками. — Ты же… ты же не спал ни с кем? — ноги у него подкосились и он упал на стул, стоявший рядом с кроватью.

«Да хуй знает, с кем тут переебался ваш Ли», — хотелось крикнуть в лицо этому омеге, но я не люблю нажористый галоперидол, хоть ни разу его не пробовала.

— Что ты, папа! Конечно нет!!! Но я обязан знать — у меня же будут свои дети, и мне нужно иметь представление об этом, — выкрутилась я.

— Не пугай меня так больше, дорогой! Меня чуть инфаркт не разбил! — Папа стал обмахиваться платочком, опять окрасившись в красный цвет лицом. — С утра, в день свадьбы, тебя осмотрит доктор на предмет девственности. Это будет наш мистер Тоннадо, после чего он заполнит в договоре этот пункт и поставит свою подпись.

И, дорогой… раз ты ничего не помнишь… должен сказать тебе о консумации брака… Ох, мне нелегко говорить об этом, но сам через это прошел. Вот еще для чего нужна течка, чтобы легче перенести эту процедуру. Не был бы ты герцогом, мы бы обошлись без всего этого, но мы лорды. И свершение вашего брака должно быть подтверждено свидетелями. Мистер Кайрино после свадьбы примет титул лорда, а ваш первенец будет считаться герцогом. Мистер Кайрино хочет создать с тобой новую герцогскую ветвь, и после твоего согласия он испрашивал разрешения у короля на ваш брак. Теперь ты понимаешь, что мы не можем ничего изменить. Маховик запущен, а мы в нем мелкие сошки, хоть и герцогской крови.

Я не собиралась присутствовать ни на свадьбе, ни на ебле после свадьбы, поэтому спокойно спросила, чтобы не возникло подозрения в моей незаинтересованности:

— И кто будет присутствовать на консумации?

— Со стороны жениха его друг, мистер Гиззар, а с нашей доктор Кэр и представитель правительства из столицы — лорд Ичиго Муссирче.

— Не думай об этом, сынок! Обо всем позаботится мистер Кайрино. Вот увидишь, все будет хорошо!

«Да жахайтесь вы с ним в дёсны, блядь, сами», — подумала я, но вслух сказала: — Спасибо, папа. Помни, что герцог Биллиат Лау всегда тебя любил!

— Ли, милый, я знаю! Ну, отдыхай, дорогой! Сейчас пришлю Солиса, он принесет тебе поесть.

— Спасибо, папа. Попроси мистера Кэра передать мне что-нибудь укрепляющее. Я совсем ослаб от этих переживаний. Мне нужно поправить свое здоровье.

— Конечно, дорогой! — папа поцеловал меня в лоб и ласково улыбнулся. А я чуть не разревелась. Хоть и чужой папа, а искренне желал добра своему ребенку, как он это понимал.

Я закусила губу и запретила себе плакать, расстраиваться, рыдать.

Все пиздострадания, Лиана, отставить на потом. Как рыбу фиш*.

Вот вырвешься из этого ада и обстрадайся хоть до морковкина заговенья. А теперь соберись, тряпка! Тебя ждут великие дела!

Сейчас придет Солис, надо плотно поесть, после этого встать и поискать хоть что-нибудь, что может пригодиться в дороге.

Дверь открылась, Солис занес поднос с ручками, уставленный разными блюдами, и аккуратно установил его на кровати у меня в ногах. Приподнял мне подушку и помог усесться.

— Вы свободны, — прозвучал от двери ненавистный голос, и Мэд оттолкнулся от стены, подошел и уселся на стул рядом.

Я решила про себя, что больше не буду поддаваться на провокации и злить его.

Не обращая на него внимания, взяла вилку и начала есть какое-то мясо, решив плотно наесться, невзирая ни на что.

Под пристальным взглядом Мэда кусок в горло не лез. Я медленно пережевывала оказавшийся неожиданно вкусным кусочек, и, проглотив и облизав от соуса губы, в которые тут же вцепился взглядом этот говнюк, спросила:

— Что вы здесь делаете?

— Пришел наблюдать за своей собственностью. Мне надо убедиться, что вы хорошо питаетесь и вынесете всю брачную церемонию, как подобает вашему рангу и званию.

Странно. Вроде и не язвит, и говорит спокойно, но вот это вот «собственность»… перечеркивает все махом.

— Теперь я буду каждый раз контролировать не только ваше питание, но и ваш досуг. До самого бракосочетания.

— А как же ваша империя? Как же ваши дела? Неужели вам нечем заняться, мистер Кайрино? — удивленно приподняв брови, спросила я, прожевав листочек салата, приправленный кисло-сладким соусом, посыпанный какими-то зернышками.

— Не беспокойтесь, лорд Лау. У меня с собой виеко, и я постоянно поддерживаю связь со своими советниками.

— О! Техногенный мир! — вырвалось у меня с облегчением. Надо бы узнать, насколько этот мир развит.

— Это не первая моя отлучка, — продолжил Мэд, — и в мое отсутствие бизнес не развалится. У меня проверенные сотрудники, которые контролируют весь процесс, — мягко улыбнулся он, бросая на меня странные взгляды.

Доедая салат, я немного устала, и откинулась на подушку, чтобы перевести дух.

— Позвать Солиса, чтобы он унес поднос? — мирно спросил пират, бросая взгляд на мои губы.

— Нет, благодарю, попытаюсь доесть все, что здесь есть. Я же должен перенести всю процедуру с честью, — ухмыльнулась я. — Вот только немножко отдохну.

Мэд оценил залегшие тени у меня под глазами, белизну кожи, и нахмурился.

Затем плавно придвинулся, взял в руки вилку, наколол кусочек какого-то овоща и поднес к моему рту. — Вы позволите за вами поухаживать?

— Позвольте вам не позволить, — ровно сказала я. — Расскажите лучше, — я собралась отвлечь его от кормежки, потому что мне действительно было неприятно и реально страшно от его нахождения в такой близи от меня, мало ли, что ему опять в голову взбредет? О чем же его спросить? Мысли мелькали кавалькадой… Если спросить про его бизнес, подумает, что замахиваюсь на его деньги. А если задать вопрос о любимом досуге? Вполне себе светский разговор… — Расскажите о том, как вы любите проводить свободное время.

— Светская болтовня? Ну что же. Но только в обмен на ваше согласие съесть все, что я предложу. Идёт?

Меня очень пугала такая перемена в его поведении. Резкие перепады от ненависти к страсти, от бешенства к светской беседе. Может, он наркоман?

Вспомнив, что решила его не бесить, и мне необходимо съесть как можно больше, чтобы набраться сил, решила совместить приятное с полезным, раз уж выбора другого не было, качнула головой и мило улыбнулась… лся.

Мэд странно моргнул, увидев мою улыбку.

Раз пошла такая пьянка, надо усыпить его подозрительность и побыть милым мальчиком. Тем более, после съеденного накатило умиротворение, разморенность и сонливость.

Мэд снова поднес наколотый овощ на вилке к моим губам, я аккуратно открыла рот и сняла с вилки предложенное, вежливо и светски жуя, как в лучших домах ЛондОна и Парижа.

— Ну что же. Пока вы едите, я буду рассказывать вам все, что вас интересует, лорд Лау.

Свободного времени у меня никогда не бывает, поэтому я не умею отдыхать. А те короткие перерывы, что появляются между работой, — он наколол что-то похожее по форме на маленькую зеленую кукурузку и поднес ко рту, — заполняю чтением книг.

Я старалась не смотреть в его глаз, не закреплять связь взглядов, мельком поглядывая на его полные губы, прямой нос, широкие брови.

— Я не люблю ходить по магазинам, в основном заказываю товары через виеко.

Он ненадолго прерывался, подавая мне очередной кусочек, задерживая взгляд на моих губах. И неспешно продолжал дальше, поглядывая на выражение моего лица.

— Еще я люблю купаться, но не загорать.

Я опустила взгляд на поднос и с удивлением заметила, что половину блюд он мне скормил незаметно и не торопясь.

— Вы позволите вопрос? — поднося кусочек очередного неизвестного, но сытного блюда, вежливо спросил он.

— Пожалуйста, мистер Кайрино. Я весь внимание, — снова улыбнулся я, глядя ему в лицо.

Эта светская болтовня, которая могла бы быть настоящей, а не искусственной, действовала на меня очень странно. Если бы я не знала, каким он может быть, то сейчас ни за что бы не заподозрила в нем садиста и насильника.

Радовало, что на мои улыбки он реагировал. Но как-то странно. Еще бы понять, что именно он думал при этом — можно было бы воспользоваться этим знанием на благо спасения. Но увы. Мысли я читать не умела, и психологом не была.

— Скажите, лорд Лау, раз уж пошел такой интересный разговор. Я ни разу не заметил страха или брезгливости на вашем лице при взгляде на мой покалеченный глаз или шрамы. Удивление, ненависть, презрение, любопытство, но и только. Так вот ответьте — я действительно не противен вам, лорд Лау? — и он отвел прядь волос, постоянно спадающую на повязку на глазу, внимательно считывая мою реакцию.

Комплекс неполноценности? Ну надо же! Святые белочки, как бы не ляпнуть лишнего…

Я подняла взгляд на Мэда и оглядела его лицо. В глаза бросились ребристые полосочки, оставленные на лбу мокасином, и я не смогла сдержать улыбки, хмыкнув и коротко рассмеявшись.

Мэд опустил руку, лицо его напряглось, губы поджались. Черт-черт-черт. Сейчас он подумает, что я смеюсь над его уродством… А ведь мы только установили нейтралитет!!!

— Простите! Не сдержался! — мой мальчиковый голос помогал мне вслух называть себя мальчиком. Но внутри себя я слышала девчачий голос, поэтому отказаться от своей сущности и перестать называть себя в женском роде не представлялось никакой возможности.

Я протянула руку, отведя непослушную прядь с его лба, и коснулась волнистых красных полосок. — А вам к лицу мои мокасины. — И улыбнулась на пробу.

Интересно — озвереет? Или ему не чуждо чувство юмора и он умеет посмеяться над собой?

Да, я рисковала. Да к черту все! Два раза не помирать, а один не миновать!

Мэд неожиданно раскатисто и громко рассмеялся, перехватив мою руку и, прижимая к губам, поцеловал запястье.

По венам от поцелуя как будто бы пустили ток и рука моя неожиданно дернулась, но Мэд плотнее охватил кисть, не выпуская ее. Провел носом по ладони, вдыхая мой запах.

С ним творилось что-то странное.

Крылья носа трепетали, губы мелко задрожали, он начал сладко прижмуривать свой глаз, лицо поплыло…

«Превращается!» — поняла я.

Представив себе оскаленную морду волка у своего лица, я затряслась, как осиновый лист, и скороговоркой произнесла, пока не случилось непоправимое:

— Есливысобираетесьпревращатьсяотойдитеотменяпожалуйстаявасбоюююююсь!!!

Мэд уставился на меня остекленевшим взглядом, осмысливая произнесенную фразу, потом посмотрел на зазвеневшую посуду на подносе, на мои трясущиеся коленки, перевел взгляд на дрожащие губы.

Я представила, как вытягивается его лицо, формируя волчий оскал, как сквозь мясо волной вылезает густая шерсть, и взвизгнула по-девчачьи, отшатываясь и вжимаясь в подушку.

У меня всегда было живое воображение, поэтому я ужастики не любила. Смотрела, конечно, но не любила. Спать с включенным светом и шугаться своей тени — то еще удовольствие.

Громкий раскатистый смех напугал меня еще больше и я взвизгнула еще раз, прикрываясь свободной рукой в локте.

Отсмеявшись, Мэд спросил: — Вы серьезно? Какое же вы еще дитя! Как в вас совмещается взрослый ум и детское воображение?

Опустив руку и с подозрением глядя, как он водит пальцем по моей ладошке, я медленно успокаивалась. Мне хотелось протараторить то, что и так было известно всем моим знакомым — мне в душе восемнадцать лет, я на них себя и чувствую, невзирая на свои тридцать пять и жизненный опыт. Слава ктулху, что не выпалила все это ему в лицо, а подумала про себя.

Мэд облизал губы и с усилием перевел взгляд на поднос.

— Еще? — предложил он, указывая взглядом на еду.

— Благодарю вас, я наелся.

— Значит, время десерта, — уверенно, не принимая возражений, произнес он и, отпустив мою руку, подхватил одной рукой какую-то вазочку с лимонно-желтой взбитой субстанцией, а второй взял маленькую ложечку.

— Попробуйте юрри. Ваш повар приготовил его по моему личному рецепту и он сегодня удался невероятно вкусным. — Он зачерпнул десерт ложечкой и поднес ко рту, улыбаясь.

Я лизнул угощение, вытянув язык, и проглатывая, мазнул десертом по губам.

— Ммм! Действительно вкусно! Со вкусом апельсина! — проговорилась я. Вряд ли у них здесь водятся апельсины. — Еще! — надо было как-то уводить в сторону от своего ляпа разговор.

Мэд тяжело сглотнул, и поднес еще одну порцию. Я вытянула язык как можно дальше и медленно начала слизывать кончиком лакомство, сознательно отвлекая его, стреляя в него глазками и смущенно опуская взгляд в ложку.

Он велся, как ребенок. Открывал и закрывал рот. Стискивал губы. Дыхание потяжелело.

А что, раз я должна предоставить утром, в день свадьбы, свою девственность, то он меня не тронет, очень уж много он положил на алтарь герцогства, чтобы сейчас все разрушить одним трахом. А чувствовать свою власть над этим грозным и мрачным пиратом очень сладко поглаживало меня мягкой лапкой по тем ранам, что он мне нанес своими словами.

— Не дразни меня, мальчик, — глухо произнес он и, мазнув по моим губам сладким апельсиновым муссом, взял одной рукой за подбородок и, приблизившись, начал слизывать сладость.

Я замерла сусликом, сжав коленки, прижимая дернувшийся член, стараясь утихомирить сбившееся дыхание и зачастившее сердце.

— Ты опять хочешь показать, как у нас могло бы быть? — горько вырвалось у меня, когда он отстранился, чтобы поставить поднос на пол.

— Помолчи, тоу! — и он голодным зверем осторожно впился в мой рот, познавая, хрипло дыша, и мягко исследуя языком, проводя по кромке зубов, играя с моим языком.

Рука его легла мне на шею, легонько сжав ее, выпуская на волю из-под кожи мурашек.

Он оторвался от меня, стараясь перевести дух и сдерживаясь, чтобы не сорваться в штопор, испросил:

 — Ты так и не сказал, противен ли я тебе, — всматриваясь в мое расслабленное в томной неге лицо.

— Я…

— Тебя…

— Не боюсь… — сладко выдыхая после каждого слова, бездумно произнесла я.

Мэд впился в мою шею, заставляя запрокидывать голову, выцеловывая дорожку, лизнув кадык и спустившись к ямочке на ключицах.

— Бооооже! — хрипло выдохнул он, вылизывая ямку и смакуя вкус моей кожи.

Мое наэлектризованное тело выпустило на его выдох пригоршню мурашек, разбежавшихся под его взглядом под полы рубашки, и он вздрогнул всем телом.

Брюки внезапно впились в живот, натянутые приподнявшимся, налившимся кровью и горячим членом. Очень, очень странное и тягучее ощущение.

Мэд, глядя зеленью своего глаза, казалось, прямо мне в душу, провел рукой по моей груди, спустился к паху, и нащупав вставший член, хрипло выдохнул и приголубил его нежно, отчего меня выгнуло, теплой волной плеснув по всему телу и размазав румянец по щекам.

— Ты дашь мне попробовать тебя на вкус, Лиатт?

Из его уст моё-не моё имя прозвучало так убийственно, что даже если бы могла, а я не могла — у меня секса не было уже девяносто семь дней и сколько-то там часов — я бы не посмела ему отказать.

Я посмотрела на него расфокусированным взглядом и, закусив губу, безвольно качнула головой.

Мэд с рычанием припал мокрым ртом, пройдясь по члену прямо через брюки, и скажу вам, это был самый улётный петтинг через одежду.

Стук в дверь раздался громом посреди ясного неба и мы дернулись одновременно.

А хорошая у него реакция.

Мэд несколькими движениями оправил на мне одежду, нагнулся к подносу, снял оттуда бокал с напитком, всучил мне его в руки и, глядя на меня, махнул головой на дверь.

— Войдите, — чуть не дав петуха, сказала я.

Комментарий к 6. Анекдот про рибу фиш*

Старый еврей лежит, чуть слышно дышит, помирает. Вдруг открывает глаза и говорит стоящему рядом внуку:

- Моня, я чую запах рибы фиш, принеси мне кусочек.

Внук возвращается через пару минут и говорит:

- Бабушка сказала, это на потом!

====== 7. ======

— Мистер Кэр прислал вам общеукрепляющее, мистер Лау, — Солис вложил мне в руку несколько капсул. — Сказал принять эти сразу, а эти, — он положил пилюли на стол, — по капсуле утром и вечером.

Я проглотила таблетки, запив так кстати оказавшимся в руке напитком, отдала ему бокал и откинулась на подушку.

— Унесите поднос, — приказал Мэд, не глядя на слугу.

Когда Солис удалился, Мэд казался заметно успокоившимся. Во сила воли у мужика! Мой пожар, разгоревшийся в штанах, продолжал топорщить брюки, навевая неприличные мысли.

Мэд пересел со стула, стоявшего рядом, ко мне на кровать, и нежно провел большим пальцем по скуле, очерчивая контур лица. Его рука была горячей и неожиданно нежной.

Когда палец добрался до моих губ, мягко разглаживая верхнюю, неожиданно для себя, я быстро его лизнула.

Увидев судорогу, пробежавшую по лицу Мэда, и вовсе осмелела, медленно провела языком по замершему пальцу, и, наклонив голову, взяла палец в рот и пососала.

И точно, когда встает член, кровь от мозга отливает. Иначе даже не знаю, как объяснить свое блядское поведение.

Я посасывала палец, лаская языком, выпуская изо рта и облизывая, и смотрела в глаз Мэда.

Тот сидел замершей соляной статуей, и только трепетавшие крылья носа показывали, что он еще в сознании.

Наверное, длительное воздержание в прошлой жизни, плюс отлившая от головы кровь и шишак на башке так повлияли на меня. Ибо раньше никогда не позволила бы себе такой вольности с чужим мужиком. А, как ни крути, мужик был чужим. Но так легко отделаться от возбуждения не получалось.

Мэд отмер, вынув палец, и камнем упал на меня, вдавив в кровать и прижимаясь всем телом. Он оперся на локти, приподнимаясь над моим лицом, и обхватил обеими руками мою голову, лаская взглядом.

«Молчи. Только молчи. Не надо говорить, какая я шлюха», — мысленно молила я его.

Мне так хотелось нежности. Так хотелось любви. Я так устала одна бороться против всего мира, навалившегося на меня и пытавшегося раздавить, перемолоть, уничтожить. Даже капелька чужой любви могла наполнить пустой и сухой резервуар позитива внутри меня. И да. Хотелось секса.

У меня так давно его не было, что если бы сейчас прочитала фразу «он достал колбасу, яйца, и начал жарить», то кончила бы три раза подряд от каждого слова.

Хотелось, чтобы этот пират нежно взял меня прямо сейчас, а потом — трава не расти. Потом убегу и никогда его больше не увижу.

Я подняла руки и провела по волосам Мэда, ласково пропуская их сквозь пальцы, гладя по голове. Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, потому что он застонал и начал целовать глаза, виски, скулы, ушко, и впился в рот жестко, требовательно засасывая мои губы, потираясь об меня. Его «палочка колбасы» была внушительной даже через брюки.

Мой скулёж «Мэд, Мээээд» заставил его остановиться и резко отпрянуть.

Да, бля! Неудовлетворенность, разочарование, как битой, ударили по мне, и я всхлипнула, отворачивая голову. И наткнулась взглядом на тетрадь, засунутую под стол. Странным образом это отрезвило. Мысли приняли другое направление.

Лиана! О чем ты думаешь? Думай о побеге! Маньяки не меняются.

Мэд опять сел на стул и, с усилием беря себя в руки, спросил:

— Так ты решил, выбрал себе свадебный подарок? Времени осталось не так много, хочу успеть с доставкой к свадьбе. — Он отвернулся и неотрывно смотрел в окно, вероятно, боясь сорваться.

Подарок? А давай! Люблю подарки. До свадьбы ждать я все равно не собиралась.

— Выбрал. Пусть моим подарком станет… твое лицо. Хочу увидеть тебя без повязки.

Эта мысль пришла в голову только что. Надо было стереть из памяти всё это желание. Пусть покажет пустую изуродованную глазницу, чтобы, когда я вспоминала его, мне хотелось не жаркого секса, не истомы и сожаления по неслучившейся жизни с пиратом, а только одно желание мучило в связи с ним — развидеть. Поэтому я не собиралась закрывать глаза, морщиться, выказывать презрение. У меня и в той жизни к калекам и просто уродливым людям не было отвращения. Я принимала их такими, какие они есть. Обычные люди, которым не повезло.

Мэд повернул голову и взглянул на меня с непонятным выражением на лице. — Не передумаешь?

Я мотнула головой.

— Не пожалеешь? — Он приподнял бровь. — Я очень богат. Ты можешь выбрать любую драгоценность, любое желание, любое путешествие в любую точку… Подумай!

— Я выбрал, — уверенно сказала я. Что мне какие-то абстрактные драгоценности и путешествия? Мне надо ужаснуться и навсегда запомнить. Самое то.

Руки Мэда поднялись к голове, отстегивая ремешок повязки на затылке.

Я собралась, настроилась, ни в коем случае нельзя крикнуть или спугнуть его.

До побега оставались считанные часы и установившийся нейтралитет может мне помочь в бегстве.

Повязка упала на колени.

Ссссссука!!!

Я все-таки зажмурилась…

— Какой же ты красивый, — выдохнула через секунду. Глаз был на месте. Нормальный, обычный глаз, такой же, как и правый, зеленый. Только стянутый немного кривыми полосками уродливых шрамов на виске.

Вот и живи теперь с этим, Лиана. Без повязки он был еще лучше. Блядь. Развидела, называется.

— Можно? — Я села в кровати и потянулась рукой к шрамам, пройдясь кончиками пальцев сверху донизу по бугоркам сросшейся кожи. — Шрамы украшают мужчину, — прошептала задумчиво, — а тебя даже украшать не надо.

— И зачем весь этот обман с повязкой? — недоуменно спросила, когда он перехватил руку и поцеловал в ладонь.

— Пока шрамы зарастали, глазу требовалось лечение и ограничение в освещении, чтобы не ослепнуть, а потом заметил, что с повязкой люди меня больше побаиваются, да и привык. Плюс эти шрамы, — он указательным пальцем коснулся изуродованного виска, — совсем не украшают. Те, кто их видел, в отличие от тебя, не считают это красивым.

— А какой подарок к свадьбе от меня хочешь ты? — откровенность за откровенность. Врага надо знать получше.

— Минет, — ухмыльнулся Мэд. — Хочу, чтобы вы познакомились заранее и ты знал, что тебя ждет.

Мужлан. Что от него еще можно было ждать? И кто меня за язык дергал?

— Я не умею.

— А ты попробуй, — ухмыльнулся он.

— Что, здесь и сейчас? — Я оглянулся на дверь без защелки, в которую мог войти кто угодно в любой момент. — У нас до свадьбы еще шесть дней. — Ага, ага, жди давай, надейся и верь. Вечером меня и след простынет.

— А ты сам как думаешь? — он провел рукой по выпуклости в штанах, лежавшей наискосок через весь живот.

— Чтобы ты не думал, что герцог Биллиат Лау не держит слово и не знает, что такое честь, так и быть — сделаю тебе такой подарок. Только без повязки. Хочу видеть твое лицо.

Я почему-то покраснела. Хуево быть герцогом. Эххх, а раньше я мечтала побыть принцессой… Очередная мечта лопнула, как мыльный пузырь.

Мэд подскочил со стула, — ишь как загорелась береста получить свой подарочек, — подхватил ширму, стоявшую сложенной у стены, раскрыл ее, отгораживая закуток с дверью в ванную комнату, расстегнул и спустил штаны и прислонился к стене.

Логично. Если кто-то зайдет, то за ширмой будет время хоть как-то привести себя в порядок.

Я посмотрела на дубинку, раскачивающуюся в паху Мэда, и в горле пересохло.

«хвастать, милая, не стану,

засажу так засажу,

хоть до сердца не достану,

но по почкам повожу»

всплыло в памяти и было очень близко к теме.

— И всё-таки, что-то от кентавра в тебе есть, — несмело улыбаясь, подошла к Мэду и взялась за горячий и твердый член рукой. Во рту было сухо. Я приникла поцелуем к жениху, поглаживая член. Мэд был выше меня на голову и ему пришлось наклониться, чтобы поцеловать.

— А ты смешной, тоу, — хрипло ухмыльнулся он, с усмешкой глядя мне в глаза. Видеть его без повязки было необычно. Пусть его красота не сбивала с ног, но она была завораживающей.

Я опускалась на колени между его ног, проводя руками по его груди в рубашке, задев ногтями соски, не отрывая взгляда от лица. Кажется, так делали в порно? Ведь главное — не между ног, а в голове.

Он смотрел, не отрываясь, и взгляд его был… страшен? Нет. Что-то другое было во взгляде.

Обхватив рукой его член, мои длинные пальцы даже не сошлись. Все еще глядя ему в глаза, лизнула головку с выступившей каплей влаги на конце. На вкус… нормально. Мэд закрыл глаза, откинув голову.

Я провела языком вокруг головки, слюны к тому моменту набралось достаточно, и вобрала в рот округлую, мякенькую головку, пососав ее, втягивая щеки, и стараясь не задеть зубами.

Мэд задрожал и посмотрел на меня, тяжело дыша. Зрачки затопили радужку и затянули меня в свой омут.

Водя двумя руками по всему стволу, я сосала головку, постанывая, вначале специально, чтобы он быстрее кончил, а потом незаметно втянулась и стонала непроизвольно.

Орудие впечатляло, и представить, что это может поместиться во мне, было невозможно. Даже в голове не укладывалось.

Мэд ухватил меня за волосы, намотал на кулак длинный хвост, и стал подталкивать голову, насаживая на свой член по чуть-чуть. Продолжать смотреть на него не получалось, надо было сосредоточиться на члене. Действо увлекло, я с удовольствием ласкала член Мэда, поглаживая его яички, оглаживая ствол, насаживаясь, на сколько позволял рот.

Вдруг Мэд сдернул меня за хвост прочь, и ухватившись за член, пару раз провел рукой, направив в сторону, и кончил, выстреливая мощными толчками белой жидкостью.

Секунду постояв, прислонившись к стене спиной, он подтянул штаны, заправив слегка опавший член, застегнул брюки, и поднял меня с пола.

Прижал к стене, поцеловал нежно, мягко, но коротко. Рванул мои штаны, пуговица отлетела в сторону, расстегнул их и приспустил до колен вместе с трусами, а затем поднял, прижав к стене, за подмышки, и засосал мой член, сразу заглатывая весь и целиком. Я только успела схватиться за его плечи, придерживаясь, и тут же взвыла от невозможного наслаждения.

Мэд трахал меня ртом, пропуская член глубоко в горло. И мне хватило намного меньше времени, чем ему, чтобы кончить, содрогаясь всем телом. Он не выпустил меня, глотая, пока я не кончила извергаться, после этого опустил по стене на пол, облизывая губы.

— Вкусный. Мой тоу, — и прижал к стене, целуя.

Потом донес до кровати, потому что идти я не могла, положил на нее, надел повязку на глаз, поправил на себе одежду, и ничего не говоря, вышел из комнаты.

А я наконец-то отрубилась.

====== 8. ======

Я открыла глаза, за окном серело. Та же комната.

Белочка, филонишь! Жаль, что я не в другом мире проснулась.

Черт! Побег! Который час?

Обвела взглядом комнату, но часов нигде не увидела. Приехали. Как же без них узнать время?

Села на постели, снимая с себя брюки и рубашку. От брюк разило сексом. Пять минут на душ и надо бежать узнавать время, а дальше по обстоятельствам.

Тело слушалось нормально, никакого обморочного состояния не наблюдалось.

После душа — да славится разработчик той сушилки для волос, быстро, сухо, чистое тело без чужих запахов — это кааайф! — обвела комнату взглядом.

Мысли метались, стучась о стенки черепа, и отскакивали обратно в хаотичном порядке.

Бежать узнавать время? Собирать сумку? Порыться в поисках заначек и достать тетрадку, спрятанную под столом?

Так. Стопэ. Главное — который час. Если опоздаю на тот транспорт — как же его назвал Тусио? Да неважно — то все остальное уже будет абсолютно пофиг. Значит, вперед и с песней.

Вышла в коридор и тихим, крадущимся шагом направилась вдоль дверей, прислушиваясь.

А мысли не переставая настойчиво сверлили мозг.

Может, никуда не убегать? Что меня ждет с этим мутным Ромео? Безвестность. Это если не попадемся. Без денег, без знаний, вдвоем с неизвестным мне человеком через весь континент? Бред же. Невыполнимая задача.

Мэд… Лучше всего и правильнее — остаться, выдержать свадьбу, консумацию, и уехать с Мэдом в… темницу. Воспоминания о женихе всколыхнули что-то жаркое в груди.

Давай! Давай, Лиана, продолжай делать глупости. Вспомни, за свои тридцать пять лет хоть один мужик, с которым ты имела дело, изменился? Хоть один? Жены их изменялись, превращаясь из куколок в бабищ, обросших детьми и хозяйством, из веселых подружек — в задроченных домохозяек, утративших интерес к жизни и растерявших былое веселье.

Да и мне не удалось перевоспитать ни одного мужика. Только если подстраиваться под них.

А тут не мужик, тут альфа. Да еще и с замашками маньяка. На людях вроде приличный, а наедине из него лезут… и тут вспомнила, что из него лезло в последнюю встречу и как он заглатывал мой член.

Дура! Когда ты начнешь думать головой, а не отростками?

Впереди по коридору послышались голоса.

Я метнулась к ближайшей двери, тихо, без скрипов и шума отворила ее — за ней было темно, в льющемся свете из окон виднелись стеллажи и полки. Шмыгнула туда, в сумраке пробираясь между стеллажами подальше. Пахло книжной пылью. Библиотека, наверное.

Дверь открылась, ворвавшийся воздух принес дуновение. Я резко присела, где стояла. Зажегся свет и голос Мэда приказал: — Выключи!

Свет погас.

Два человека тихо прошли к окну и заговорили вполголоса.

— Тир, мне кажется, я сделал самую большую ошибку в жизни, — впал в откровения Мэд.

— Мэд, дружище, ты сам не свой. Еще ни разу не было, чтобы ты не вышел победителем по жизни. И тут справимся. Ну, хочешь, давай расторгнем помолвку, я обращусь к королю, и свадьбу отменим.

— Не выдумывай. Я слишком много задействовал для этого ниточек и связей. Свадьба состоится, что бы ни случилось. Лучше скажи, как продвигаются поиски Буса? Хоть одна зацепка есть? Я так жажду посмотреть на него и оторвать ему яйца, что у меня руки чешутся. — Голос Мэда звучал тихо, но столько злости было в нем, что меня даже пробрала дрожь. Вот ведь ебанько! Буса они ищут. Да я Бусину сама яйца отчекрыжила, когда он в семь месяцев начал проявлять агрессию и бросаться грызть и кусать, метить и шкодить, как взрослый тигр. Не сама, конечно, у ветеринара, но все же… Хер вам, а не яйца Буса, козлы!

— Никаких следов, Мэд. Думаю, это не имя, а кличка. Ну, знаешь, милое прозвище между… друзьями.

— Друзьями? Любовниками, ты хотел сказать? Называй вещи своими именами и не случится недопонимания, Тир. А питомцы?

— Нет здесь никаких питомцев. Их попросту не на что было содержать. Ты же видишь, в какой нищете они живут. Нилсир запрещал заводить любую живность, а Лиатт очень послушный сын, чтобы ослушаться папу. Знаешь, Мэд, то, что ты рассказываешь о нем, не вяжется совершенно с тем мальчиком, которого я вижу. За месяц со дня знакомства с ним, на помолвке, да и сейчас, я хорошо изучил его, и мне кажется, ты предвзято к нему относишься. Скромный, воспитанный, вежливый омега, который не создаст тебе никаких трудностей, если не будешь позволять ему садиться на шею. И с Мэлли они поладят.

— Прекрати меня убеждать. Когда я последний раз тебе врал или ошибался в своих чувствах к человеку? Было хоть раз? Не было. Вот и сейчас. Он постоянно лжет, недоговаривает, выкручивается. Говорит странные вещи. Может, это шизофрения или другое душевное заболевание?

— Мэд, если бы ты был омегой в предсвадебной лихорадке, с течкой на носу, я бы еще понял твои метания. Но ты альфа. Мы же вместе с тобой смотрели медкарту мальчика. В их родне до третьего колена нет душевнобольных. Лиатт здоров, умен, воспитан. Возможно, на него травма повлияла — ты видел, как он разрыдался, когда не смог вспомнить, как играть на инструменте? Искренний и испуганный мальчик. Представь себе, что ты забыл, кто такой Мэлли или я, и не помнишь даже названий блюд на столе? Как бы ты себя повел?

— Тир… — Мэд устало вздохнул. — Что-то здесь не так. Мое чутье еще ни разу меня не подводило. А оно воет пожарной сиреной. Знаешь, в тихом омуте кто водится? В таких вот захолустьях столько тайн и грязных делишек делается, и все друг друга покрывают. Правду узнаешь, когда уже поздно. Так что давай — рой землю лучше. Должны же быть у него друзья, знакомые, из слуг кто-нибудь близко к нему вхож?

— Из слуг он часто занимался с Тусио, молодым, симпатичным бетой. Тут слуг-то всего раз, два, и обчелся. Не накручивай себя!

— Тусио? Тус… Тус… Бус… Это может быть он. Так, Тир. Достань мне этого Тусио на разговор. Только давай после ужина. Чтобы ни одна душа об этом не знала. А уж я его допрошу с пристрастием. И да, вот что. Предупреди команду, сразу после свадьбы и этой дебильной консумации корабль должен быть готов. Пусть ждут в полной боевой готовности отчалить. Ни секунды лишней здесь больше не задержусь. Что там с новым домом на Элькоре? Ремонт заканчивают? Комната в подвале будет готова к нашему приезду?

— Весь дом будет готов к вашему приезду. Завтра обещали закончить. Охранка сделана по высшему классу, делает Стохх, ты его знаешь, у него мышь носа не просунет. Периметр обработан, свои люди уже на месте. Не переживай.

— Кстати, во сколько ужин, мне надо еще с Лиаттом успеть переговорить.

— Ужин через полчаса, в восемь вечера. Так что Тусио я тебе доставлю связанным к десяти. Идет?

— Спасибо, Тир! Спасибо, дружище! Встретимся на ужине.

Мужчины вышли, тихо притворив дверь, а я поднялась с корточек и прокралась к двери, выжидая, когда стихнут шаги. Сердце билось в горле, ноги и руки дрожали.

Ну что, Лиана. Готова на всех парусах по морю — вжух — и в темницу в подвале? После прилюдной ебли, течки, и путешествия по морю, где ты будешь блевать всю дорогу, не приходя в сознание?

Бежааааааать!!! Бежаааать!!! И дурака Тусио спасать.

Я тихо приоткрыла дверь и выглянула. Коридор был пуст. Так. Надо зайти к себе в комнату, переговорить с женишком, торпеду ему в днище, приказать, чтобы не беспокоили сегодня, спровадить его быстро и выметаться, неся свою жопу навстречу приключениям.

Пока шла по коридору, продышалась, успокаиваясь. Нельзя себя выдать. Вдоооох, выыыыдох. Умничка, Лианка. Все ты делаешь правильно. Хуже, чем жить с этим садистом, быть не может. Лучше скитаться.

Открывая дверь, тут же наткнулась взглядом на Мэда, стоящего возле стола и листающего книгу.

После всего услышанного было трудно сохранить на лице приветливое выражение. Но ты, блядь, будешь лыбиться, как оглашенная, ясно? Если не хочешь, чтобы тебя заперли в комнате прямо сейчас и до конца жизни. Перед глазами мелькнула мрачная камера без окон, с широкой кроватью и цепями с наручниками, но я ее прогнала усилием воли, мне надо улыбаться.

— Мэд? — Прошла к кровати и легла, страдальчески взявшись за голову. Будем изображать слабенького, страдающего омежку.

— Куда-то ходил, Лиатт? — подняв бровь и откладывая книгу на стол, спросил он.

— Да, думал прогуляться по саду, воздухом подышать, но понял, что не хватит сил на прогулку, решил вернуться и не рисковать здоровьем. Вторую шишку на голове точно не перенесу. — При этом мягко улыбнулся, глядя Мэду в глаза. — Могу я тебя попросить, чтобы ты извинился перед папой и гостями за мое отсутствие на ужине? Я не в состоянии высидеть весь ужин, боюсь опять всех напугать своей слабостью. И передай, пожалуйста, Солису, пусть принесет чего-нибудь легкого перекусить. Меня клонит в сон, хочу сегодня лечь пораньше. — Набрала в легкие воздуха, и извиняющимся голосом, стеснительно глядя на Мэда из-под ресниц, произнесла: — Вымотался почему-то.

— Передам. Один вопрос, Лиатт, и я оставлю тебя в покое.

Да вали ты уже отсюда, сука, побыстрее! Внутри все дрожало от нетерпения и страха перед неизвестностью. Вдоооох — выыыдох, Лиана! Ты спокойствие. Ты само спокойствие.

Робко взглянула на Мэда, взглядом предлагая задать вопрос.

— Расскажи мне про Буса. Чтобы я мог доверять тебе, я должен знать правду.

Снова здорово! Мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус.

— Мэд. Здесь Буса нет. И клянусь тебе, что с ним не спал… Ну, как не спал… Не трахался. Ты даже представить себе не можешь, как заблуждаешься в отношении Буса. Это просто недоразумение. Ты можешь мне не верить, но я тебе не соврал ни в одном слове. Ни разу.

— Лиатт. Мне очень хочется верить тебе. Очень. Не исключено, это амнезия на тебя так действует, ведь с момента падения ты действительно ведешь себя по-другому. Но я должен знать все аспекты твоей жизни, прежде чем мы сочетаемся браком, чтобы впоследствии не было никаких сюрпризов, на которые я не мог бы повлиять. Возможно, ты не врешь. Но ты и не говоришь всей правды.

— Один-один, Мэд. Ты тоже не говоришь мне всей правды.

Вот стервец! И правда, у него нюх на людей. Рентген у него встроенный, что ли?

— Тебе есть что мне рассказать, Лиатт?

«Я не доверяю тебе, красавчик. Ты мне тоже нравишься, но это не играет никакой роли. Потому что ты тоже всем врешь», — пронеслось у меня в голове.

— Моя история столь необычна, что времени рассказать тебе не хватит и суток. А ты меня сегодня вымотал настолько, что и двух слов не свяжу. Я готов рассказать тебе всё. Всю свою жизнь… но вот беда — ты не готов ее понять, Мэд. Понять и принять. Прости, пожалуйста, голова разболелась. Давай завтра поговорим?

Мэд подошел ко мне, взял руку и поцеловал в ладошку, проведя носом вдоль нее. — Отдыхай, тоу! Завтра я постараюсь тебя понять.

Хлопнула дверь, и я вскочила, кружа по комнате. Сколько времени прошло? Десять минут? Пятнадцать? Черт, что же брать? Как пройти незамеченной?

Подскочила к столу, выдвигая ящики, разглядывая содержимое, но не понимая, что мне может понадобиться в пути. Судорожно схватила книгу, которую читал Мэд, засунула за пазуху и прокралась к двери. Так. Обувь удобная. Одежда… ну, тоже… Пора.

Вышла за дверь и быстрым шагом, почти бегом, заторопилась прямо по коридору, потом по лестнице вниз. Центральный вход не мой. Мой налево. В доме было пустынно. Очевидно, все прислуживали на ужине, тем паче, что слуг в поместье было мало. За окнами стремительно темнело. Прошла по длинному коридору мимо каких-то хозяйственных помещений и уткнулась в дверь.

За дверью был Тусио. Он бросился ко мне и схватил за руку.

— Быстрее, Биби! Я так волновался! Как все прошло? — Он вел меня дорожкой между каких-то кустов, в темноте было не разобрать. — Не подверни ногу, аккуратнее, милый!

— Потом поговорим, Тусио. Веди молча.

Через пять минут быстрым шагом мы добрались до калитки в высокой стене, вышли из нее и прошли вдоль дороги с твердым покрытием.

— Милый! Я переиграл наш план! Мы не будем садиться в дуэсс, потому что отследить, где мы вышли, будет легче легкого. Мы сразу пойдем в сторожку. Иди за мной, не споткнись, любимый!

Петляя по тропинке, куда мы свернули полчаса назад, я выдохлась быстро. Тяжелый был день. Но на свежем воздухе, в лесу, это казалось почти прогулкой. На небе зажглись звезды, и они были совершенно другими! Две луны — или как их там, хорошо освещали небо, и было не темно, как у нас, а очень даже хорошо видно. Настроение было приподнятым. Воздух свободы пьянил и радовал. И я нисколько не жалела о побеге.

Вот нисколько. Совсем. Пресовсем. Ну, может, капельку. Маленькую капельку. Ну, чуть больше.

А потом вдруг вспоминала Мадса Миккельсена в роли Ганнибала — тоже с виду приличный человек. А что вытворял?

Если бы не разговор про комнату в подвале, я бы осталась. Да я бы и сейчас могла вернуться, пока не поздно, и все переиграть. Слишком уж серьезным был Мэд. Слишком хотелось верить ему. После того подарка к свадьбе, где он обнажил душу и член. И в последнем разговоре. Но нет. Как он там говорил — «внешность обманчива»?

Вскоре мы подошли к густым зарослям, за которыми виднелись развалины дома.

Тусио остановился и сказал:

— Сейчас мы проберемся через эти кусты, старайся не сломать ни одной ветки. И не загнуть тоже. Сразу за кустами я включу фонарик. Там много пыли на земле. Мы не должны оставить следов. Поэтому ты будешь идти за мной след в след, по кочкам, так, чтобы со стороны было незаметно. Будь аккуратным, радость моя! — И он внезапно прижался ко мне и поцеловал.

Я отпрянула от него и сказала со злостью: — Тусио, я сейчас развернусь и уйду обратно, если такое еще раз повторится. Ясно? Пожалуйста, дай мне время вспомнить! Не надо напрыгивать на меня и заставлять делать то, что я не хочу. Иначе ты ничем не будешь отличаться от Мэдирса.

— Прости! Не буду, Биби, обещаю! Пойдем! — Он взял меня за руку и мы стали пробираться сквозь кущи.

В развалинах было пыльно и грязно. Видно было, что здесь давно не ступала нога человека. Там я тоже шла за ним след в след, пока не добрались до люка в полу в дальнем углу сторожки. Тусио заставил меня подождать, спустился вниз, включил свет и подал мне руку, помогая забраться внутрь. Затем опустил люк на место.

— Ну вот. Обживайся. Здесь мы проведем семь-восемь дней безвылазно. А потом я схожу на разведку, и будем пробираться ночами в город. В городе затеряться будет легче.

Я оглядела помещение в тусклом свете таких же светильников, которые были в моей комнате. Один неширокий топчанчик, на который имел виды Тусио, судя по его горевшему взгляду. Стол, стул, коробки с продуктами, аккуратно расставленные под стеной. И букетик странных, но красивых цветов зеленого цвета в стакане.

— Садись, Биби! Ты устал. Хочешь кушать? — Тусио лучился радостью, как ребенок на каникулах у бабушки, построивший шалаш из веток и невероятно гордившийся этим дырявым сооружением, не выдерживающим никакой критики.

Мне почему-то вспомнились змеи, которые водились у нас на даче, и я села на топчан, сбросив мокасины и поджав под себя ноги.

— Нет, спасибо, Тусио. Расскажи мне лучше, здесь водятся какие-нибудь опасные животные?

— Давай ножки, Биби, разомну их. — Он протянул руку и стал ласково поглаживать мою ступню, нежно разминая пальцами мышцы. Я оперлась на стенку спиной и расслаблено выдохнула, млея от его манипуляций.

— Нет, Биби, здесь нет опасных животных. А ты многое не помнишь?

— Очень многое. Даже страшно, сколько. Очень страшно ничего не знать.

— Любимый!!! Я все расскажу тебе, я с тобой! Не бойся! — Он прижал мою ногу к своему лицу и стал целовать ступню.

— Тус! — Я должна была спросить о главном, поэтому прибегла к запрещенному приему. — Тус, мы с тобой занимались сексом? — И замерла, ожидая ответ, глядя в его оленьи глаза.

— Да, любимый. — Голос у него дрожал, а глаза наливались болью и слезами. — Как жаль, что ты не помнишь. Не помнишь, как я любил тебя. Как ласкал. Как ты стонал подо мной. Но ты все вспомнишь. Я помогу тебе. — Его рука стала подниматься по моей лодыжке, гладя ногу, подбираясь к моему паху.

— Немедленно прекрати! — Я спихнула его руку с моей ноги и уставилась в лицо зло и строго. Он был крупнее меня и сильнее. Но не настолько, чтобы сдаваться без боя. — То, что было раньше — прошло. Я был другим человеком. Теперь все будет по-другому, и если ты не готов к такому, то я ухожу.

— Нет! Нет, Биби! Все будет так, как ты хочешь. Ты сильно устал и еще не оправился после падения. Давай ложиться спать. Если захочешь в туалет, буди меня ночью, я покажу тебе утром, как тут все устроено. А пока ложись. Ложись к стеночке, чтобы не свалиться во сне. Я буду с краю.

Я улеглась к стенке, не раздеваясь, и Тусио накрыл меня покрывалом, выключил свет и пристроился рядом, положив на меня руку, и прижав к себе. Я смирилась, подумав. Места на тахте было мало, и если не держаться, можно было свалиться на пол.

Думы одолели. Вот, значит, почему Ли готовил побег. Потому, что девственностью тут не пахло. Но нахрена он тогда согласился на свадьбу, да еще и сам выбрал Мэда в женихи? Хотел нагреть его на деньги и сбежать? Значит, тогда у него должны были быть где-то припрятаны сбережения. Ни за что не поверю, что он настолько безголовый и безответственный. Тогда почему он не сказал про деньги любовнику? Не доверял? Не успел? Лиана, во что ты опять вляпалась? В чужие разборки, вот во что. У тебя есть только одно оправдание — что первый раз в жизни ты это сделала не по своей воле. Спи давай. Спи. Завтра будет новый день.

Я проснулась от того, что мне было некомфортно. В паху рука Тусио поглаживала мой член через брюки, в зад упирался его стояк. Сам он уткнулся в мою шею, медленно и осторожно вылизывая ее горячим языком.

Я замерла, не подавая виду, и задумалась. Дать ему спустить, чтобы он уже успокоился и заснул, или выпнуть на пол, чтобы знал свое место?

Угу, угу… Да я не буду трогать, только поглажу… Да я не буду ничего делать, только головку вставлю… Фубля! Воспоминания нахлынули противной волной и я резко развернулась лицом к Тусио.

— Быстро марш на пол! Ты обещал! Так-то ты держишь обещания? Прости-прости, а сам бессовестно лезешь, пока я сплю? Ну, и скотина же ты!

Бета завозился, сползая с кушетки, бросая на пол что-то и укладываясь туда молча.

Блядь. Еще не хватало мне только озабоченной малолетки под боком. У них же, сцуко, в этом возрасте все мозги в хер стекают.

Спи. Подумаешь об этом завтра. Спи.

Утром Тусио был весел и в приподнятом настроении. Не вспоминал про случившееся ночью. Сделал завтрак, показал, что писать надо в бутылку и закручивать крышку, а для других нужд есть биотуалет с крышкой. Вот только выходить из схрона мы не будем еще семь дней. Или восемь.

После завтрака я пописала в бутылочку. Умыла лицо. И вспомнила про книгу, с которой убегала из дома и перед сном выложила из-за пазухи на пол. С трепетом в груди и надеждой на чудо раскрыла книгу посередке.

Пиздос. Ни одной знакомой закорючки. Что-то похожее на грузинские витые письмена. Слава ктулху, не китайские иероглифы. Хотя разницы нет.

— Тусио, почитай мне, пожалуйста! — протянула ему книгу стихов.

— Ничто в природе не боится смерти, замерзнув, птица падает с ветвей, ничуть о гибели своей не сожалея! *

Бета читал красиво, с выражением, но его хватило на несколько стихов и он попросил почитать меня.

— Я не помню букв, ни одной. Напиши, пожалуйста, алфавит и научи меня читать.

Тусио изумился и смотрел на меня взглядом, полным ужаса. Но потом обрадовался, что хоть чем-нибудь может мне быть полезен, достал бумагу, ручку, и стал писать алфавит.

Видя, как разгораются его глаза, я поняла, о чем он думает. Что без него мне некуда деваться, буду вынуждена, не зная письма, не умея читать, быть рядом с ним, зависеть от него.

К сожалению, я это тоже понимала. Но есть то, что ты не знаешь, Тусио. У себя дома языки мне давались легко и четыре языка мне были, как родные. А еще три — как двоюродные. Так что немного поднатужусь и скоро буду знать и этот язык.

— А как называется наша планета?

— Биби! — засмеялся от радужных перспектив Тусио. — Такое впечатление, что ты первоклашка, первый день пришедший в школу. А я — твой учитель. Поиграем в школу? — И он подмигнул мне.

— Поиграем. Так как называется планета? И система?

— Планета Литара. Находится в системе Риата. Давай про планеты потом? Вот смотри, алфавит, — он придвинулся ко мне поближе, прижимаясь коленкой, и стал рассказывать, как читается и называется каждая буква.

До обеда я выучила алфавит, напевая про себя их песню для первоклассников.

 — Ты талант! Как можно так быстро выучить весь алфавит? — изумлялся Тусио.

— А может, я начинаю вспоминать? — подколола его, чтобы он не расслаблялся.

Тусио сник и задумался. Но потом взбодрился и предложил пообедать. Мою помощь в приготовлении не принял, сказал, что буду только мешаться. Он весело напевал какую-то смешную песенку, нарезая нам продукты, потом взял бутылку с водой, всыпал туда какой-то порошок и сказал: — Тебе доктор прописал укрепляющее, вот попей. Надо заботиться о здоровье, милый.

Питье имело странный вкус. Но выбирать не приходилось. Пока ела салат, глаза начали слипаться, а руки перестали слушаться, и внезапно миска выпала из непослушных пальцев, зазвенев по полу, и я покачнулась, заваливаясь на спину.

Тусио подскочил ко мне, укладывая на топчан, и я вырубилась.

— Пииить, — прошептала приходя в себя, чувствуя дикую жажду и ломоту во всем теле.

— Сейчас, Биби, сейчас мой хороший, — голос Тусио доносился, как сквозь вату.

Я разлепила глаза и увидела совершенно голого Тусио, подносящего к моим губам стакан с водой. Дернула руками и поняла, что они связаны. Голую спину и задницу колол плед.

— Опять опоить решил, — хриплым голосом вяло сказала я, мотнув головой, не желая принимать из его рук питье.

— Нет, Биби, это вода. Всего лишь вода. Пей, любимый. — Он насильно раскрыл мне рот, протолкнув туда палец, и влил воду.

Я захлебнулась и закашляла, выплевывая воду.

— Любимых не привязывают, долбаный ты псих, — откашливаясь, прохрипела в ответ, подергав ногами, поняла, что и они тоже привязаны. — И не опаивают разной хуйней от большой любви, промандаблядский ты пиздюк.

— Повторишь потом для меня, тоу? Я запишу это выражение, — голос Мэда, а затем и он сам появились из ниоткуда и канули в темноту вместе с сознанием.

Комментарий к 8. *Стихотворение из Лоуренса: «Ничто в природе не боится смерти, замерзнув, птица падает с ветвей, ничуть о гибели своей не сожалея!»

Из фильма «Солдат Джейн»

====== 9. ======

Что-то слабо кольнуло в руку.

— Мама? Мамочка, пить хочу… — хриплый, чужой голос, раздававшийся из моего горла, заставил вздрогнуть и открыть глаза.

И сразу же закрыть от слепящего света.

Тело болело всё, казалось, даже волосы болели.

Кто-то рядом скулил, другой голос плакал навзрыд, странно, что все голоса были мужскими.

По истерзанному телу возили чем-то мокрым.

Я неосознанно начала отпихивать руками.

— Не трогайте меня, не трогайте, мама, ты где? Мамочка! — кто-то чужой хриплым голосом говорил мои слова.

— Доктор! Немедленно осмотрите его. Если у него была интимная связь, я хочу это знать. Я должен знать, что делать с насильником.

Шум в голове уменьшился до звона, до комариного писка, и я улетела в космос.

В космосе летали белочки и смеялись.

Большой инопланетный корабль висел среди звезд. Зелененькие человечки с длинными хоботками обступили меня и гладили по волосам. «Хочешь, мы расскажем тебе анекдот про человечков? — тоненькими голосками пищали они. — „Представьте, вы прожили восемьдесят лет благочестивой жизни, умираете, на смертном одре в окружении родственников и друзей (даже учеников)…

Через пять минут вокруг вас трехглазые инопланетяне, вырывающие из ваших семипалых лап бульбулятор, спрашивают: Ну как, торкнуло? Не шняга? Стоит курить? Говори, че видел? ‘

— Хи-хи-хиииии.....

Я открыла глаза. Пресвятые белочки, ну и приснится же…

— Мистер Лау… Вы проснулись? Как вы себя чувствуете?

— Солис? Да йобжежтвоюмать!

— Тоу, малыш, попей, — стакан с водой ткнулся в мои губы и я с наслаждением, маленькими глотками пила этот нектар. Рука Мэда приподнимала мою голову. — Еще?

Я замотала головой. — Хватит. Как вкусно. Спасибо.

На удивление, чувствовала себя я преотлично. Нигде ничего не болело. Только есть хотелось очень сильно и тело вело себя странно. Какое-то напряжение было в нем. Предвкушение. Налет желания. Как будто бы оно чесалось изнутри.

Память постепенно возвращалась, заставляя заново переживать случившееся. Но лекарства у них поистине невероятные. Так убрать все симптомы, просто удивительно. Дома бы провалялась неделю после такого живым зомбаком. Хотя, может, и здесь неделю пролежала в отключке? И пропустила собственную свадьбу?

— Сколько я провалялся без сознания? — Нашла глазами Мэда и всмотрелась в его осунувшееся лицо.

— Два дня. Как ты себя чувствуешь? — Нежность на лице пирата была чужеродным элементом, но, безусловно, ему шла.

— Благодарю, хорошо. Спасибо, что спас меня, Мэд. Что с ним?

— С Тусио? Он в тюрьме. За нападение и похищение.

— А изнасилование было? — я заставила себя смотреть в глаза Мэда, не отрываясь.

— Нет. Ты остался девственником. Все в порядке. Он успел только подрочить на тебя.

Снова девственник. Меня разобрал нервный смех, грозящий перейти в истерику.

— Тихо, тихо, тоу. Успокойся, малыш. Солис, принесите поесть чего-нибудь легкого и питательного, пожалуйста.

Мэд погладил меня по голове, дождался, пока закроется дверь, наклонился и легко поцеловал в уголок губ, но я вывернулась и его губы мазнули меня по щеке.

— Не надо, Мэдирс. Пожалуйста.

Мэд нахмурился, но послушно отстранился.

— Расскажи, как все было. Тусио сказал, что мы с ним трахались. Раньше. До встречи с тобой. Обманул, сука… Но он меня не похищал. Я сам, добровольно ушел с ним.

— Знаю, тоу. Не напрягайся. Тебе нельзя. Ты накачан лекарствами под завязку. Давай, я расскажу тебе. У тебя ведь все еще амнезия?

Я молча кивнула.

— Тусио рассказал, что вы с детства дружили, вместе занимались, учились. Он любил тебя до колик в животе. А ты подтрунивал над ним, и говорил, что вы только друзья. Что целоваться вы учились друг с другом. Еще подростками. Но потом ты сказал, что это плохо, и запретил ему. Когда папа заставил тебя сделать выбор жениха, ты расстроился и побежал к Тусио. И вы вместе составили план побега, на случай, если папу не удастся отговорить. Но когда из всех женихов ты выбрал меня и дал согласие на знакомство, я неожиданно понравился тебе, и мы договорились о помолвке, ты пришел к Тусио и у вас состоялся серьезный разговор, о том, что все кончено. Что ты выходишь замуж.

У Тусио была готова нора в развалинах и он не терял надежды, что ты передумаешь. А когда разошелся слух, что ты потерял память, вот тут-то он и воспользовался тем, что ты ничего не помнишь.

В норе он убеждал, что вы раньше были любовниками, но когда ты не поддался и не разрешил себя трогать, любить, обнимать, да еще и сказал, что начинаешь вспоминать, он решил опоить тебя и трахнуть. В надежде, что тебе понравится и ты никуда не денешься от него, и никому не будешь нужен такой.

— Как вы нас нашли?

— Солис помог. Кстати, я взял его на службу, и он едет с тобой. Ты рад, тоу? — Мэд улыбнулся. — От слуг ничего не скроешь. Он давно заинтересовался,куда это Тусио таскает продукты и вещи, и выследил его, но подумал, что тот готовит какое-то развлечение, игру, и никому не сказал об этом.

Но когда не застал тебя тем вечером, а потом и утром оказалось, что ты не ночевал у себя… и поиск по всему дому ничего не дал, тогда он поднял на ноги всех слуг. Выяснилось, что Тусио тоже исчез. Потом он рассказал твоему папе, а папа — нам, он подумал, что это похищение. После того, как поиски ни в доме, ни на территории поместья не увенчались успехом, я поднял на ноги полицию близлежащих городков. И вот только тогда Солис вспомнил про это убежище и рассказал мне.

— Ты его не убил, честно?

— Нет. Меня Тир оттащил. Мы его только связали, надо было спасать тебя. Потом, когда тобой занимался доктор, я занялся Тусио. И он рассказал мне все.

— Вот прямо так взял и рассказал все, без утайки? — я скептически хмыкнула.

— Нет. Вначале он говорил, что вы любите друг друга, и что это игра такая у вас была со связыванием и сопротивлением. А потом Солис принес твой дневник, который нашел, разыскивая хоть какую-то записку от тебя, и в котором ты подробно описывал свою жизнь. Вот тогда Тусио и рассказал, как было на самом деле.

— Напомни, пожалуйста, когда будет свадьба?

— Через два дня, тоу. Надеюсь, к тому времени ты окрепнешь. Мы решили сократить все мероприятия и празднества до минимума, оставив только церемонию бракосочетания. Свадебное угощение будет проходить без нас. Приглашенные гости оповещены, все знают о похищении и сочувствуют. Поэтому…

— А консумация?

— Это обязательный элемент признания брака действительным, маленький. К сожалению, избежать его не получится. Я все сделаю как можно безопаснее для тебя. Верь мне.

Я отвернулась от него, переваривая информацию.

— Что меня ждет после свадьбы?

— Мы поедем ко мне домой, малыш.

— Прямиком в подвал, на кровать с наручниками?

— Конечно же нет. Я идиот, Лиатт. Я был зол на тебя и просто пугал. Прости.

Сейчас самое время вылететь феечкам, зазвенеть бубенцам и заиграть мелодии из Диснея, где все поют и танцуют. Да вот только когда просто пугают, новые дома с комнатами в подвале не строят. Если бы сама не слышала тот разговор, я бы поверила сейчас всему, что тут намурчал этот пират. Но жизнь не зря много раз била меня, набивая шишки опыта. Поэтому нет. Не верю.

Ночь прошла беспокойно, мне снились какие-то смазанные, незапоминающиеся кошмары, и просыпалась я от собственного крика. Засыпала долго и мучительно, чтобы вновь закричать от ужаса и проснуться. Пока мистер Кэр не влил в меня какую-то настойку и я заснула без сновидений.

Утро наступило неожиданно. Просыпаясь в этом мире, неизменно все же надеялась, что проснусь дома. Но чуда не случалось.

Каждый раз, просыпаясь, видела сидящего рядом Мэда. Кстати, повязку он снял в тот же день, когда я очнулась. Но мне было тошно его видеть. Я не хотела никого видеть. Не хотела есть. Не хотела ни с кем говорить. Я хотела домой. К Бусину. В свою квартиру. На свою дурацкую работу. Хотела кофе. Свой ноутбук. Свои любимые сериалы. Хотела забыть все, что со мной случилось. Тело звенело и наливалось напряжением и истомой. Постепенно, но мучительно. Это чувство не проходило, а только усиливалось. Мне хотелось, чтобы все оставили меня в покое, а особенно Мэд.

Он заставлял меня есть, а у меня не было сил. Не было сил продолжать этот цирк. Не было сил жить. И желания.

То, что меня охраняют и не выпускают из комнаты, заметила в тот же день, с утра. У меня начиналась течка, я была ослаблена, мне надо набираться сил — все эти отговорки набили оскомину до такой степени, что я могла только выть, но и это мне не позволяли делать. В меня тут же вливали какую-то успокоительную микстуру и укладывали в постель. Все режущие и острые предметы убрали из комнаты. Я чувствовала, что еще немного, и сорвусь, взорвусь, сойду с ума. Поэтому в очередной раз, когда после Мэда и Солиса, пришел папа, чтобы тоже попытаться меня накормить и влить микстуру, заорала не своим голосом, что если еще кто-нибудь войдет в мою спальню, то выброшусь из окна.

Папа со слезами выбежал из комнаты и вскоре пришел Мэд. Он больше не делал попыток меня погладить, дотронуться или приласкать.

Мэд поставил стул возле окна, сел на него и мягко сказал:

— Давай поговорим. Выскажи мне все, что у тебя наболело.

И меня прорвало.

— Я не животное, которое безмолвно ведут на заклание на поводке. И не инкубатор. Я человек. А человек — это звучит гордо, а ты меня в подвал и на цепь… Комната готова уже, Мэд? Меня ждут личные апартаменты с хорошей охраной? Я должен быть благодарен мистеру Стохху? Передавай ему от меня пламенный привет. Как и своему любовничку, с которым я должен сдружиться. Как его там… Мэлли?

— Откуда ты знаешь? Хотя это неважно. Все неважно. Ты неправильно понял. Все не так. Нет никакого любовника. Все это вырвано из контекста. Та комната, о которой ты говоришь, это убежище. На случай непредвиденных обстоятельств. На случай, если надо будет защитить тебя и мою семью. Комната в подвале — это бункер, в котором можно будет пережить даже войну. Такие комнаты есть в каждом моем доме. А этот дом я строил, как подарок для тебя. Там светлые комнаты, волшебные виды из окон, безумно красивая природа. А обстановку ты выберешь сам. Нет никаких комнат с цепями. Я дебил. Так сильно напугал самого дорогого мне человека и нет мне прощения. Чем мне его вымолить? Что мне сделать, Лиатт?

В душе что-то лопнуло и горячая боль разлилась по телу, выпуская все черное и мерзкое, очищая душу.

— Выслушать. И поверить.

Решительно встала с кровати и начала ходить по комнате.

— Я не Лиатт, а инопланетянин в теле Лиатта. Четвертого пола. Я с другой планеты, где нет альф и омег. Зато там есть женщины и мужчины. Я — женщина. И нет, у меня не шизофрения, не бред и никогда не было амнезии. Дело в том, что я ничего не знаю о вашем мире. Зато многое знаю о своем. Не знаю, как я оказалась в этом теле, но больше всего на свете хотела бы вернуться домой. К своему коту Бусу, Бусинке, Бусину. Это он спит у меня на груди. Он мягкий и пушистый. С трудным характером и хитрым взглядом. Гордый и добрый.

Я не смотрела на Мэда, ходила челноком по комнате и рассказывала, глядя в пол или на стены.

— Моя планета называется Земля и она находится в Солнечной системе. У нее всего один спутник — Луна. У нас другие блюда на столе и другие музыкальные инструменты. Я знаю несколько языков и могу тебе это продемонстрировать. Если ты думаешь, что это такой вид шизофрении, спроси меня о чем угодно. Шизофреник не сможет ответить, а я смогу. У нас есть самолеты, интернет, мы летаем в космос. Правда, недалеко и ненадолго, но летаем. Медицина у нас хуже вашей, но иногда и она творит чудеса.

Закончив рассказ, остановилась перед стулом, на котором сидел Мэд и наконец-то посмотрела на него.

— Что скажешь, Мэд?

Он молча смотрел на меня. Его изможденный вид царапал меня по сердцу. Но мне наконец-то стало так спокойно и легко, что захотелось танцевать.

— Что случилось у тебя дома, перед тем, как ты попал сюда?

— Я упала и ударилась головой, набив шишку там же, где и Лиатт. Упала там, а очнулась уже здесь. А тут ты, свадьба, Тусио… Чужое тело, чужая жизнь, чужая еда.

Мэд встал и сказал: — Мне надо подумать.

И ушел.

Я ждала до вечера. Потом с утра. Потом до обеда. Но он так и не появился. Меня все так же не выпускали из комнаты. Солис, как обычно, приносил еду. Заходил папа, рассказывал, как украшают дом к свадьбе, что Мэд очень занят. Что завтра предстоит очень важный день. Что все будет хорошо.

А у меня все в душе как будто заледенело. А снаружи горело огнем. И смазка начала выделяться. Приходилось пользоваться прокладками.

Мысли метались от ‚зачем я все ему рассказала‘, до ‚слава ктулху, что решилась, он должен знать, кого берет замуж‘.

Мэд всё не шел. И я поняла, что он не может сделать правильный выбор. Хочет, но не может. Взять в мужья инопланетное существо, возможно, даже чудовище — такое счастье не каждый выдержит. Поэтому решила ему помочь сделать выбор.

Наступала ночь, наконец-то все угомонились, дом затихал. Я пошла в ванную и взяла в руки бритву. Из зеркала на меня смотрел все тот же красивый мальчик с рыжими волосами и голубыми глазами. Только похудевший и повзрослевший.

— Ты уверена, Лиана? Может, ты совершаешь очередную ошибку? — спросила у зеркала. И сама себе ответила: — Уверена.

Ножниц у меня не было, а вот про бритву они забыли. Ну что же, так будет еще понятнее, как говорится, без вариантов. Первая прядь упала в раковину, скручиваясь колечком, рыжим мазком разукрасив белый мрамор. Ухо смешно оголилось и стала заметна лопоухость. Я улыбнулась и прислушалась к себе. Пожалею ли? Нет. Однозначно не пожалею.

Хорошенько прошлась бритвой, подчищая эту полоску, не оставляя ни миллиметра на коже, и выбрила следующую полосу от лба к затылку. Когда справилась примерно с третьей частью головы, рука устала. Я остановилась полюбоваться на результат моей работы и немного отдохнуть. Вылитая Натали Дормер из фильма про Зойку-пересмешницу. Только татухи не хватает. Кстати, идея! Где-то здесь была ручка, надо попробовать.

Тишину дома разорвал страшный вопль и грохот позади меня. Я испуганно обернулась и увидела лежащего на полу папу.

Блин. Про папу-то совсем забыла. И даже не подумала, как он отреагирует на мою помощь в выборе решения для Мэда. А вот, кстати, и он.

— Позови доктора, Мэд. — Я бросилась к папе и стала похлопывать его по белым, как мел, щекам.

— Что… ты… Лиатт… зачем… — и Мэд выбежал из комнаты.

Когда прибежал доктор и Тир, они смотрели на меня, как на чумного. Но, главное, папа начал подавать признаки жизни, и его перенесли к нему в комнату.

А я обессиленно опустилась на кровать.

====== 10. ======

Мэд вошел в комнату стремительно, внимательно посмотрел на меня и заговорил рубленными фразами:

— Свадьба будет.

«Да-да, помню. Хоть камни с неба».

— Для всех ты — Лиатт.

Помолчал.

— А дальше будем разбираться.

— А если завтра у тебя на меня не встанет и консумация не случится?

— Смеешься? У меня как встал по приезде сюда, так и не падает. — Он провел рукой по привычной для моему глазу выпуклости.

— Пресвятые белочки, как же хочется копченой колбасы, — засмеялась я.

— Это что-то особенное?

— Долго рассказывать.

— А это? — он указал на бритую часть головы. — Это ваши свадебные традиции, без которых она не состоится? Или что-то связанное с привычками и менталитетом вашей расы? Или чтобы я не наматывал на кулак? Тебе не понравилось в тот раз, и это иллюстрация «человек — это звучит гордо»?

— Традиции. Свадебные. Только надо добрить до конца.

Мэд достал какую-то плоскую деталь и нажал на кнопку. Приспособление моментально окуталось голубым светом: — Давай помогу.

— Нет, Мэдди, я пошутила. Просто так я помогала сделать тебе выбор. Чтобы ты наконец решился, расторгнул помолвку и свадьба не состоялась.

Мэд поджал губы, выключил прибор и убрал его в карман.

«Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие»*

— Я благодарен тебе, что ты сказал правду и дал мне сделать выбор. Я выбрал. Но, так как для всех ты герцог Биллиат Лау, пожалуйста, не добривай дальше. Оставим все как есть. И больше не решай за меня, и не помогай в принятии решения. Лучше спроси.

— И что дальше?

— Дальше, после свадьбы, на корабль и домой.

Я застонала.

— Тебе плохо… Лиатт?

— Я не переношу качку. У меня морская болезнь. Не люблю море. И долго нам плыть?

— Зачем плыть? Лететь. Неделю.

— У вас тут что, летательные аппараты есть?

— Кхм… Не пугайся, но нам надо будет лететь на другую планету.

— На другую. Планету. На другую. Корабль. — Мои настройки в голове сбились окончательно. Я подскочила и забегала по комнате. — И сколько у вас тут обжитых планет?

— Много. Но давай не сейчас. Уже глубокая ночь, а завтра рано вставать. И с тобой могут быть проблемы.

— Какие еще проблемы? Что я еще не знаю? А, да! Я жених… уя не знаю…

— То, что ты не знаешь — несущественная ерунда. Хуже всего то, что твое тело ведет себя не как у омеги. Ты ведешь себя не как омега.

— А как бы вел себя омега?

— Дрочил бы до умопомрачения и стертых рук. А прямо сейчас висел бы у меня на шее, умоляя взять его. Как ты переносишь течку?

— А! Это?! Ну, хочется, конечно. Но если бы я дрочила на всех мужиков, которые мне нравятся… — и тут же осеклась.

Звериный оскал Мэда мелькнул и погас. Мне даже показалось, что у него во рту были клыки… Привидится же…

— И много их было?

«Ой, всё. Ну чего ты начинаешь, нормально же сидели!»

— Было. Но об этом потом. Это несущественно. Это как про корабли и планеты, можно обсуждать до бесконечности. Лучше скажи, чего мне ждать на консумации, чтобы я не сделала глупость, как обычно.

— Обычно омега в течке… кхм…

Стесняшка Мэдди, прелесть-то какая!

— …кроме сильного желания крепкого члена в себе ничего не замечает. Но ты, Лиатт, ты не чувствуешь такой жажды. Плюс девственник. А мой размер ты видел.

— Да… Дела… Порвешь мне задницу на британский флаг? — спросила спокойно, а жопка сжалась и запульсировала — то ли от страха, то ли от предвкушения. «Калибруется, сука», подумала я.

— Мэдди, не переживай. Один мой любимый му… актер сказал как-то: «Боль — это ваш друг, она даст вам знать, если вы серьезно ранены, она не даст вам покоя, раздражая вас, это напомнит вам о том, что нужно закончить дело и убраться домой. Но знаете, что главное? Боль означает, что вы еще живы!»**  Я не люблю боль, но постараюсь завтра не разочаровать тебя. Ты только предупреди, чтобы я настроилась и продержалась, ладно?

— Спасибо, Лиатт. Ты очень стойкий и сильный мальчик. Всё у нас получится. Кстати, вещи уже собрал? Сразу после церемонии и нашего первого секса при свидетелях мы улетаем.

— Здесь нет ничего моего, Мэд. Так что могу хоть сейчас, — и развела руки в стороны, показывая, что, в чем стою, в том и поеду.

— Ты уже клюешь носом. Ложись спать.

— Секундочку! Еще секундочку! А на большие расстояния вы летаете? А ты видел настоящих инопланетян других форм? А какие они…

— Спать. Все потом. Завтра все расскажу.

Мэд вышел и тихо прикрыл дверь.

Ни разу не подошел. Не погладил. Не поцеловал. Как же он завтра меня, такую красивую, трахать будет?

Белочка! Не шали там! У меня завтра свадьба! Насни мне ее без приключений, пожалуйста, а? Для разнообразия? Проснулись, оделись, расписались, потрахались и улетели, да?

Ну позяяяяязя!

Комментарий к 10. * анекдот:

“Капитан вызывает боцмана:

- В наш корабль идет торпеда. Иди к команде и постарайся напоследок отвлечь их какой-нибудь шуткой.

Боцман спускается в кубрик и говорит:

- Спорим, я могу своим хером корабль пополам развалить!

Поспорили. Боцман достал хер, стукнул по палубе, раздался грохот, и корабль начинает тонуть.

Капитан выныривает и видит рядом боцмана.

- Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие! Торпеда-то мимо прошла!”

**”Боль – это ваш друг, она даст вам знать, если вы серьезно ранены, она не даст вам покоя, раздражая вас, это напомнит вам о том, что нужно закончить дело и убраться домой. Но знаете, что главное? Боль означает, что вы еще живы!

Фраза из фильма “Солдат Джейн”

====== 11. ======

Спасибо, белочка!

Сон был просто охеренный! Я трахалась с таким упоением, что, проснувшись с рукой на члене, кончила еще раз. Смазка была, но как-то не так, как описывалось в фиках. Ну мокрые бедра слегка, ну чуть влажная простынь, но не лужа-лужа. Оно и к лучшему, иначе как буду вся в белом фраке и с мокрыми штанами стоять у алтаря или что у них тут такое для свадьбы придумано.

Ой! Вот о чем нужно было спрашивать! Как у них это проходит, а не про корабли-планеты!

Бестолочь ты, Лианка.

Башка в том месте, где было выбрито, начала зудеть.

Подъем по танковым частям! Марш-марш в душ!

В душе привязалась песня «Ах, эта свадьба-свадьба-свадьба пела и плясала». Я пела в кулак, как в микрофон и виляла бедрами, как дешевая проститутка. Когда мне предстояло что-то серьезное, адреналин пер из всех мест и меня пробивало на ха-ха.

Стук в двери прервал мои песнопения.

— Сынок, выходи, пора, дорогой.

— Иду! — Бедный папа. Вот ему подарочек достался в моем лице…

— Сынооок, — заплакал он, увидев меня, вышедшего из ванной с выбритыми волосами. Но тут же взял себя в руки. — Так. С прической помогут визажисты. Но вначале о главном!

— Папа, а клизму делать надо? — решила перебить его, а то потом поздно будет и опозорюсь на людях.

Родитель позеленел и вытаращил глаза.

— Мэээ… эээ… Нет, достаточно сходить по большому и умыться. У омег выделяется очищающая смазка и очищение проходит самостоятельно. Ты сходил? — он строго всмотрелся в меня.

— Сходил. Умылся. Готов к труду и обороне. — Улыбнулась и прижала папу к себе. — Спасибо, мими папА! Не волнуйся, всё будет хорошо!

Папа прижался ко мне, погладил по лысой, как коленка, голове, и тут же схватил за запястье и поволок к шкафу.

Всунул мне в руки ночнушку — вах, какая ночнушка! Ни дать ни взять королевская! Правда, длинная очень — до самых пят.

— Надевай! Мистер Кэр и лорд Ичиго Муссирче ждут за дверью для осмотра. Поторопись, у нас еще много дел, дорогой.

Ипать мои старые костыли! Я ведь совсем забыла про очередное ковыряние по контракту! И в жопу их не пошлешь — пойдут ведь, извращенцы!

Мысли о предстоящем выступлении на шоу «Здравствуй, жопа, консумация» задвинула в дальний уголок, потому что привычка — если не можешь что-то изменить, нехер по этому поводу выдирать на себе волосы везде, — была отработана на автомате. Странное дело, но настроение было приподнятым, утренний оргазм приглушил зов тела, о плохом не думалось.

Зная свое умение попадать в переделки на пустом месте, я вообще привыкла не беспокоиться по пустякам. А уж по серьезным вопросам — тем более.

Надела ночнушку и легла на кровать. Вспомнился фильм «За двумя зайцами»:

— Барышня легли и просять, — и меня скрутило спазмом смеха, как раз когда доктор и представитель правительства вошли в комнату.

Доктор Кэр был бетой и в его присутствии я чувствовала себя спокойно и свободно. А вот лорд был альфой и небольшое напряжение сразу же возникло, пригасив мое дурашливое настроение.

— Нуте-с, где тут наш счастливый новобрачный? — мягко улыбаясь произнес док. — Рубашечку задирай до пояса. Ножки расставь и согни в коленках. Не бойся, дорогой. Это не больно. Расслабься.

Бля. Да они с гинекологами даже одними и теми же словами изъясняются. Доктор надел перчатки и взял какие-то инструменты. Но я даже смотреть туда не хотела.

Лорд встал у окна и отвернулся вполоборота.

Что-то холодное проскользнуло в мою влажную задницу и стало пробираться глубже и глубже. Больно не было, было неудобно.

Да насрать! Это им пусть будет неудобно. А я подумаю о приятном.

— Ну вот и все. Все в порядке. Девственность в наличии. — Доктор встал, снял перчатки и подписал документ, который протянул ему лорд мрсч как там его…

Когда они покинули мою комнату, ворвался папа, надел на меня халат и поволок в соседнюю, где меня уже ждали визажисты и парикмахеры. В первую секунду они замерли, в ужасе вытаращив глаза на мою прическу, но потом отмерли и вцепились мертвой хваткой, треща, как стрекозы крыльями, используя какие-то свои термины и колдуя надо мной.

Парикмахер сделал мне пробор на оставшихся волосах сбоку и зачесал на выбритую сторону. Шевелюра была густая, шикарная, поэтому волос хватило и еще осталось даже. С помощью каких-то приспособлений они навертели-накрутили-закрепили у меня на голове волосы, вплетая мелкие косички, втыкая шпильки и многочисленные украшения, которые доставали из старинной шкатулки с инициалами М.К. Наверное, Мэдирс подарочек выделил для украшения жениха. При воспоминании о Мэдди внутри разлилась теплота и живот начало покалывать искорками удовольствия. Гы. «У меня унутре завёлся к вам такой стремительный карамболь!»*

Визажист тем временем наносил на меня какие-то масочки, мазал мазюками и вкусно пахнущими жидкостями.

Папа контролировал процесс и подгонял творческих и вдохновленных омег, хотя те не лодырничали, а относились к процессу с большим воодушевлением.

Так. Стоп. Омеги. Работают. А мне же говорили, что омеги тут не работают.

Когда поинтересовалась данным вопросом, они скривили свои раскрашенные личики и защебетали, что это в провинции не принято, а у них планета продвинутая, там омеги борются за свои права и многие из омег работают. Главное — вступить в профсоюз по защите прав омег, и тогда на любого работодателя можно найти управу.

Мэдди разорится — и омег с другой планеты заказал, и драгоценностей целый сундучок, и костюм тоже, поди, оплачивал. Столько заботы обо мне, а я, скотина неблагодарная — не так свистишь, не так летишь, оказывается.

После внешнего вида настала очередь костюма, и тот ненавистный белый костюм, после надевания на меня портным, оказался очень, ну просто очень элегантным. Он даже сиял немного. Или мне так казалось из-за отражения света в драгоценностях, которые нацепили мне в волосы.

— Мальчик мой! Какой же ты прекрасный! — родитель всплакнул от счастья.

Пора, пора! Нас ждут! — И он поволок меня, бережно придерживая за руку, по коридору к лестнице.

— Папа, — шепотом спросила его, — а что мне надо будет делать у алтаря? Читать какие-то клятвы? Что-то говорить? Что?

— Молчать и слушать, Ли. И вовремя сказать «Да».

Фух. Фуух. Хорошо хоть у них с клятвами не заморачиваются.

Вдоль дороги к старинной постройке выстроились гости и махали нам с папой руками, выкрикивали приветствия, и все это разноцветье так мельтешило в глазах, что мне казалось, что свалюсь в обморок, не дойдя до алтаря.

Папа придерживал меня за локоть крепко и надежно.

— Иди маленькими шажочками. Не запнись, дорогой, — одновременно улыбаясь гостям, приветствуя их и кивая.

В строении было светло и торжественно. Все было украшено необыкновенной красоты цветами, и посреди всего это весь в черном стоял Мэд. Он смотрел на меня издалека и взгляд его горел, прожигая во мне дыру и заполняя ее лавой.

Папа вручил мою руку Мэду и она показалась теплым и надежным островком спасения в этой кутерьме звуков, запахов и цветов.

Сама церемония оказалась занудной — бормотание красиво одетого беты быстро надоело и я шепнул Мэду: — Долго еще?

— Так не терпится лечь со мной в постель, тоу? — хитро улыбнувшись, впервые за сегодня заговорил со мной он.

— Самец! — улыбнулась я.

Ухо выхватило знакомое имя — Герцог Биллиат Лау, согласны? — взглянула на Мэда вопросительно — пора ли сказать свое веское слово, и он моргнул двумя глазами.

— Да, — ответила в наступившей тишине.

— А вы, Мэдирс Кайрино, согласны взять замуж Герцога Биллиата Лау, беречь, хранить, любить и заботиться, пока смерть не разлучит вас?

— Согласен, — громко и четко произнес Мэд.

— Обменяйтесь, пожалуйста, кольцами.

— Властью, данной мне правительством, объявляю о свершившемся браке. Можете поцеловать своего мужа.

Мэд аккуратно взял мое лицо в ладони и нежно поцеловал.

Толпа взорвалась криками, поздравлениями, и Мэд оторвался от меня, тяжело выдохнув.

Мы спустились с постамента и прошествовали сквозь толпу обратно в дом. Идти рядом с Мэдом было приятно и спокойно, от него веяло надежностью и уверенностью, что все будет хорошо.

Папа отвел меня в мою спальню, там с меня сняли костюм, вынули из волос все украшения, волосы расчесали, облачили в другую ночнушку, белую, непорочную, до самого пола, белые тапочки, украшенные камешками — я аж реготнула неприлично, когда увидела цвет тапочек — сверху надели халат и повели под руки по коридору в другое крыло.

Вот тут на меня напал мандраж, но я себя одернула: — Не ссы в компот, прорвемся! Ох, хоть бы не порваться. Лоскутки британского флага замаячили перед глазами и дорога слишком быстро кончилась. Перед дверями очередной комнаты уже стояли чертовы вуайеристы в ожидании предстоящего шоу.

Доктор Кэр, лорд Ичиго какой-то-там, Тир, и Мэдирс. Мэд тоже был одет в халат, и по выражению его лица я бы ни за что не подумала, что этот человек сейчас меня будет трахать. С таким лицом обычно ведут диспуты на передаче о научно-техническом прогрессе.

Группа лиц расступилась, пропуская внутрь, папа крепко сжал мою руку, волнуясь больше меня, и я зашел в хорошо освещенную комнату.

В центре стояла огромная кровать со столбиками и свисающим балдахином, перехваченным лентами и привязанным к столбам. Обзор был — закачаешься. Я бы и сама посмотрела со стороны на все это.

На метр от порога была проведена белая линия, немного наискосок. Я прошла к кровати и остановилась, не зная, что дальше делать. Муж подошел ко мне, развернул к себе лицом, обнял и прошептал на ухо: «Тебе надо будет делать все, что я говорю. Не думай о зрителях. Четко выполняй команды. Если боль будет невыносимой, скажи, у меня припрятано лекарство в ампуле, вколю в бедро незаметно от наблюдателей. Продержись, тоу. Я верю в тебя.»

Ну, чуваааак!!! Ну, молодец! Выдал тех.задание на проведение ебли и доволен. А поцеловать?

Мэд отстранился, заглянул мне в глаза, желая убедиться, что я услышала и поняла, что он сказал.

Я козырнула и протараторила: — Есть, сэр! Так точно, сэр! Будет сделано, сэр!

Он неожиданно усмехнулся и прошептал: — Дурашка!

— Другое дело, Мэдди. Вот так и надо было, а не…

Но не успела договорить, как он развел полы халата, снимая его и кладя на кушетку, стоящую рядом.

На меня пахнуло запахом мускуса от двери.

Пока Мэд снимал с себя халат, глянула на делегацию. Они стояли за чертой, отделяющей нас от них чисто номинально, и переговаривались тихо между собой.

Мэд под халатом, оказывается, был голым. Я стояла перед ним в одной ночнушке и уже было подумала, что так в ней он меня и положит на кровать, чтобы никому не показывать мою наготу. Но он взялся за отвороты ночнушки и дернул за них, разрывая ее почти до самого низа.

— Давно мечтал, радость моя, так сделать.

Он провел по моим плечам, и разорванная тряпочка упала к моим ногам.

Запах чужих альф в комнате усилился.

Мэд, нимало не стесняясь, ага, он-то стоял к живописной композиции задом, крепко обнял меня, и наконец-то страстно поцеловал. Его волшебная палочка, хотя, скорее, это была дубинка, была крепко зажата между нами и пульсировала.

Не буду проверять, куда она мне упирается. Не буду. Не буду. О, пресвятые белочки! Она мне доходит до солнечного сплетения! У меня подогнулись ноги и я просела в его объятиях. Жопка завибрировала, часто и резко сокращаясь, и благодаря этой калибровке в ней что-то громко хлюпнуло. Вот тут я стремительно покраснела впервые за день.

Мэд, перестав целовать, довольно улыбнулся и прошептал мне в губы: — Наконец-то. Пора.

Он наклонился, подхватил меня под коленки и положил на кровать, тут же ложась сверху и накрывая своим телом.

Мэд целовал меня очень нежно, но даже не потирался, неподвижно лежал каменной скульптурой, памятником самому себе.

— Как тебя зовут? — прошептал он.

Я вначале не поняла, замешкалась. В каком смысле: что я теперь взяла его фамилию? Или он мою? Посмотрела на потолок, похлопала глазами, и тут до меня дошло!

— Лиана.

— Красивое имя. Лежи, Лиана, и попытайся расслабиться. Я все сделаю сам. Сможешь?

Кивнула не раздумывая, вспоминая свои мысли, когда только очнулась в этом мире.

«Ты, Лианочка, главное, молчи. Молчи и лежи. Санитарки не любят буйных, которые орут и шастают по больнице.»

И вот опять…

— Покажем им, как надо? Пусть обкончаются! — подбодрил он и сполз по мне вниз, целуя и прикусывая соски, проводя языком по пупку, и устроился между бедер, внезапно задрав мои ноги, и согнув их в коленях.

Я еще не сообразила, что и кому мы собрались показывать, а Мэд уже нырнул головой к паху и начал вылизывать хлюпающий анус, урча и постанывая.

Охххх!!! Предупреждать же надо…

Подняла голову с подушки и пробормотала:

 — Проня Прокоповна, тетка Секлеста просила передать вам, шо вы — падлюка!

— Что? — Мэд оторвался от процесса и удивленно посмотрел на меня.

— Ничего! Не наедайся, говорю, вечером банкет будет, — простонала и откинулась опять на подушки.

Вам когда-нибудь смеялись в… попу? Незабываемые ощущения. Рекомендую.

Когда его язык проник внутрь меня, дразня, вылизывая, толкаясь, из меня вырвалось непроизвольно «боже-боже-боооожееее».

Но я была бы не я, если бы смолчала.

— Мэдди, тебе кто-нибудь говорил, что ты — бог?

— Нет, Лиаттик, ты первый.

— Не болтай не тем и не там. Не останавливайся, пожа…

И тут он ввел в меня пальцы, скользя сразу двумя, аккуратно поглаживая стеночки внутри, и я поняла, что совсем ничего до этого дня в сексе не ощущала. Все, что было до этого — всего лишь тень от яркого костра.

— Пресвятые белочки, какие у тебя музыкальные пальцы! На каких инструментах ты играешь?

— Сейчас или вообще? — хохотнул Мэд.

Три пальца свободно входили и выходили, и даже хлюпающие звуки меня больше не заставляли краснеть или смущаться.

— А что такое тооооооооууууууу? — спросила у супруга, но Мэд в процессе что-то задел во мне, меня выгнуло дугой и его ответ так и не расслышала.

— Болтунишка! — лицо Мэда опять оказалось надо мной, почему-то очень серьезное и сосредоточенное. — Прикуси меня за плечо. Пора.

Я бездумно ухватилась зубами за кожу на плече, широко раскрыв рот, потому что не могла отдышаться от предыдущего сумасшедшего всплеска. И тут он толкнулся и вошел, въехал, втиснулся, распирая, медленно, но неотвратимо, заполнив меня до самого сердца. Плечо обожгло укусом. От боли я сильно сжала зубы, прокусив кожу, застряв в ней зубами, и заорала «суууукааааааааааа», вцепившись ногтями в его предплечья. Наружу вырвалось невнятное «ууууууаааааа».

Застрявшие зубы вырвались, я откинула голову и почувствовала вкус крови во рту.

Мэд, замерший и не двигающийся больше, с кровавым ртом, приник ко мне губами, сминая их, кусая, царапая зубами, вылизывая мой дрожащий рот.

Огненной волной прокатилась боль от вторжения, осыпав все тело бисеринками пота.

— Всё, всё, всё, мой хороший. Мой тоу, моя радость. Сейчас все пройдет. — Он тяжело дышал и со страхом смотрел мне в глаза.

— Потерпи. Не плачь, пожалуйста. Мое счастье. Мой мальчик. Моя жизнь.

Он опять стал жарко-жарко, настырно, на грани жестокости целовать мой рот и я поняла, что та жуткая боль стала притупляться, откатываясь волнами, одна за одной, на периферию сознания, стихая, как морской прибой.

— Жив?

— Не дождешься… Так и собрался лежать? Ну, тогда расскажи мне про планеты и вашу солнечную систему. Ты видел инопланетян? А зелененькие бывают? А с тремя ногами? А с большими ушами, больше головы видел? Ой! А гиперпрыжки вы делаете? А как далеко вы летае…

Мэд засмеялся заурчавшим мотором мерседеса, и прервал меня поцелуем.

— Так вот что тебя возбуждает, мой сладкий тоу? Ты ставишь под сомнение меня, как альфу, думая, что без помощи каких-то сказок не смогу довести тебя до розового созвездия Литуры? — и он качнулся во мне, рассыпая искорки жара от костра. И снова. И снова. Его движения были плавными, неглубокими. А искры разгорались по всей длине, где он двигался, зажигая целые созвездия и галактики волшебных ощущений, непохожих ни на что.

— Вколоть обезболивающее? — тихо спросил он, мягко покачиваясь, едва двигаясь во мне.

— Если… ты… остановишься… Мэдди, я… я тебя… побрею ночью… налысо…

— Ни за что! — Мэд ласкал мое лицо взглядом, и это ощущение и ласка заводили меня еще сильнее, рассыпая по телу негу и истому. Он опирался на руки по обеим сторонам от моих предплечий, и вены вздувались на его руках.

Мой взгляд соскользнул с его расслабленного лица на плечи и я увидела кровь от моего укуса, которая текла двумя струйками по его литому торсу, капая на меня, и растираясь телами.

Перевела испуганный взгляд на его лицо, и он улыбнулся так светло и радостно, что у меня в груди как будто лампочка зажглась от его улыбки.

— Ты поставил мне метку, Ли. Ты поставил мне метку, милый!

От его хриплого голоса, от покачиваний, от его нежности у меня перехватило дыхание и я подалась вперед, навстречу его движению во мне, прижалась губами к укусу и слизнула кровь, пытаясь зализать ранку.

Мэд выгнулся, неосознанно проталкиваясь еще глубже, задевая внутри меня что-то, что до сих пор звенело на одной ноте, как нежный колокольчик, по его телу прошла судорога, а меня прострелило какой-то молнией восторга.

— Прости, — сквозь зубы выдохнул он.

— Да давай уже, Мэдди. Трахни меня наконец, покажи, как ты можешь, мой альфа.

Я чувствовала подступающий взрыв, и это напряжение в теле выматывало, хотелось чего-то большего, чего-то еще, чего-то невозможного. Хотелось перекрыть боль наслаждением, которое плавало рядом, но не давалось в руки.

Мэд склонился, коротко поцеловав, и медленно вышел из меня почти полностью, вызвав во мне волну микрооргазмов, как будто от анальных шариков, когда их вынимаешь слитным и размеренным движением.

Я заорала, выгибаясь, только начиная выплескиваться, и орала сорванным в первом крике голосом, вцепившись в его предплечья, пока он вбивался в меня, отпустив себя, перестав сдерживаться и насаживал на член, размашисто, мощно, но аккуратно.

Мэд внезапно вышел из меня, но я продолжала стонать открытым ртом, потому что многочисленные оргазмы еще медленно затухали во мне, посылая удовольствие даже в кончики пальцев рук.

Мэд вздрагивал и извергался, но на меня почему-то ничего не попадало. Я подняла голову, мельком заметив пустую комнату и увидела, как раздулся узел на члене Мэда.

— Ого! Вот это да! А почему?..

— Потому что тебе еще рано с узлом, моя радость. И с детьми мы тоже подождем, — сказал он, снимая презерватив.

— Когда они ушли? — Притянула его за уши и поцеловала в нос, в подбородок и в шрам у левого глаза.

— Почти сразу после того, как ты поставил мне метку, маленький мой. — Мэд дотронулся языком до моего плеча, и его обожгло болью.

Я поморщилась.

— Болит, тоу? Сильно? Уколоть обезболивающее?

— А шприц не устал? — подначила его, все еще ловя отголоски оргазмов.

— Кто-то нарывается? — удивился, очень сильно удивился Мэд.

— Спасибо, Мэдди! Мне так повезло с мужем!

— За стойкость и отвагу, проявленную в боях с консумацией, лорд Лиатт, боец постельного фронта, дебютант и вообще молодец, награждается ценным подарком, — торжественным голосом произнес Мэд, и тихо добавил: — Проси, что хочешь, мой прекрасный мальчик.

— Мэдди! Отвези меня на Землю, — неожиданно даже для меня, сорвалось с губ.

====== 12. ======

Что я несу? «Отвези меня на Землю»… Как будто это прогулка. Это, наверное, стоит, как… как целая планета. Не слишком ли задорого я заценила один свой трах? Тяжело выдохнула и посмотрела на Мэда.

Он притянул меня к себе, обнял и погладил по волосам.

— Ли, я постараюсь выполнить твое пожелание. Но тут многое зависит не от меня. Я искал за эти два дня после твоего признания хоть какую-то информацию о Земле, но пока не нашел. Либо самоназвание планеты нигде не фигурирует и она значится под другим номером, либо у нас нет данных и контактов с твоей родиной. Но мы будем искать.

Он сладко поцеловал меня в губы, болевшие от поцелуев и укусов.

— Лиана… ты выглядишь, как омега, пахнешь, как омега, и ощущаешься, как омега. Хочу попросить тебя говорить о себе в мужском роде и привыкать считать себя омегой, иначе окружающие не поймут. Вокруг меня и так слишком много слухов и домыслов, и дополнительные нам совершенно ни к чему. Ты выполнишь мою просьбу? Нашим детям совершенно не нужны слухи, что с его папочкой что-то не так.

— Детям? — я сдавленно выдохнула и сжалась в комочек. Как-то о них вообще не задумывалась. — Давай пока не будем о детях, Мэдди? И спасибо, что поберег меня, надев презерватив. Я действительно еще не готова… готов. А как думаешь — понравилось наше выступление зрителям?

— Даже не знаю. Тир кончил два раза, лорд Ичиго тоже. И даже бета, доктор Кэр, сподобился на один раз.

— Они, что — гоняли лысого, глядя на нас?

— Конечно же, нет. В том-то и дело, солнышко, — Мэд взъерошил мои волосы и провел рукой по груди, поднимая волну желания. — Если уж они так реагировали на тебя, представь себе, что чувствовал я. Думал, у меня член лопнет. Так что спасибо, что отвлекал своими шуточками, иначе я бы не сдержался, ты очень, очень сладкий.

— У нас говорят, с кем шутки плохи, с тем и остальное не очень. Мне достался самый лучший мужчина из всех! Даже не знаю, что было бы, если бы ты не понимал юмор.

— Кстати, про «не понимал». Я знаю, что такое «женщина», но очень многие твои слова звучат как абракадабра. Давай ты постараешься не выражаться при посторонних. Например, что ты прокричал, когда ставил мне метку? — Мэд погладил ранку кончиками пальцев.

Я покраснела… нел, аррррргх, как же трудно переключаться на мужской род, вроде и тумблер имеется, который, кстати, уже реял и гордо вздымался, готовый на подвиги, под нежной рукой мужа, так вот и тумблер не помогал переключиться на мужской род. Но это как в языках, ничего, справлюсь. Надо только приложить усилие.

— Сука — это самка животного, но используется у нас как бранное слово. Причем, литературное бранное слово.

— Вот как? И почему ты назвал меня сукой? — Мэд удивленно посмотрел на меня, не переставая нежно поглаживать мой подрагивающий член.

— Я не тебя. Это так ругнулся, потому что ты отвлек меня и я не соображал. Сказал, возьмись зубами, я взялся. А потом ты въехал, как паровоз, и я от боли не понимал, что говорю, прости!

— Это ты меня прости. Если бы мы были наедине и не было такой спешки, я бы все сделал по-другому. И что за «парёвоз»?

Поглаживания Мэда достигли своей цели и я начал тяжело дышать, вздымая грудь и елозя по кровати.

— Милый, давай что-то одно, а то мозги перетекают вниз и я перестаю понимать суть твоих вопросов. — Положил руку на член мужа, и ласково прошелся ладонью по вздыбившемуся горячему показателю желания.

— Мммм! Не провоцируй меня, малыш! Тебе еще рано продолжать. Если бы ты был обычным омегой, мы бы не вылезали из постели всю неделю.

— Я что-то опять не то делаю? — расстроенно прошептала в его губы и лизнула их. Да, конечно, чувство жжения и дискомфорта присутствовало. Сильного жжения и сильного дискомфорта. Но желание глушило почему-то и дискомфорт, и рациональные мысли.

Трезвое понимание того, что секс с проникновением для только что потерявшего жопную девственность меня, как омеги, сейчас не только вреден, но даже опасен, было оглушено динамитом острого желания тела, и умные мысли, как прибитые рыбки, всплывали из-под толщи воды и уносились волнами истомы и наслаждения.

Тело хотело. Нет, не так. Тело ХОТЕЛО еще.

Я ужаснулась. Это было как в тот первый поцелуй с Мэдом. Когда мозг — отдельно, тело — отдельно. Когда не могла пошевелить пальцем, и тело не слушалось.

Может, у меня не произошло полного слияния с этим телом? Но другого у меня нет и не предвидится, если только белочки не подсуетятся и не перенесут меня куда-нибудь еще.

— Как бы тебе объяснить, — Мэд перестал поглаживать меня, чтобы я уловила суть того, что он скажет. И да, в мозгах стало проясняться. — У омеги в течке организм настроен на секс с узлом, чтобы забеременеть. Он готовится к этому полгода, и гормональный фон настолько воздействует на него, что отключает болевые сигналы, расслабляет мышцы, включает центр наслаждения на полную громкость, то есть настраивает весь организм омеги только на одну цель — беременность. Маткаприходит в тонус и выделяет столько гормонов и смазки, что омегу накрывает безграничным желанием секса. А теперь скажи — ты это чувствуешь?

— Нет. Секса, конечно, хочется, но чтобы вот так крышу уносило — такого нет.

— Вот и я говорю. Поэтому сделаем вид, что ты омега в течке, и я тебя из дома до шлюпки понесу на руках, укрытого от чужих глаз в покрывало. Так было бы с любым другим омегой на самом деле.

— Когда ты так говоришь, Мэд, я чувствую себя чудовищем.

— А ты и есть мое личное чудовище. Сладкое и вкусное. Умное и непредсказуемое. Маленькое и выебонистое чудовище. Кстати, ты говорил, хорошо, что я не кентавр. У вас, что — кентавры водятся?

— Водятся. — Мне хотелось отомстить ему за «чудовище», но посмотрев на его ошарашенный вид, сжалился и добавил: — В сказках, дорогой.

— Ах ты вреднюка! — Мэд стал меня щекотать и целовать и я начал извиваться в его руках, возбуждаясь и смеясь, елозя и дрожа. Щекотать он меня тут же прекратил, и поцелуй его стал набирать обороты, страсть стала захлестывать нас и вдруг накрыла с головой. Я обхватила Мэда ногами за талию, не отрываясь от горячих, мягких губ, и начала потираться о его член своим. Оооо! Это было так чувственно, так сладко, так жарко!

— Что ты делаешь? — сквозь зубы простонал Мэд. — Я же не железный, Ли!

— Ну хотя бы двойной голландский, Мэд!

— Это еще что такое?

— А это когда вот так, — и я просунул руку между нами, ухватив оба члена рукой, нежно сжав их и сделав пару движений.

— Ммммххххх, — простонал Мэд и перехватил инициативу.

Он сел, перетянул меня к себе, удобно устроив у себя на коленях и, обняв своей большой рукой оба наших члена, начал нежно надрачивать нам, прижав мою голову к своей и пытаясь поцеловать.

Я прикасался губами к его губам, отклонял голову, потом вновь присасывался и опять отрывался. Коротко целовал, кусал и дразнил его взглядом, губами, улыбкой, не давая возможности поцеловать меня так, как он хотел.

Он хрипло стонал, когда я вырывался, но не заставлял, принимая игру, и придерживая меня за голову, даже не наматывал волосы на кулак. Позволял играться, заводясь от этого еще больше.

Я положил свою руку на наши члены и обвел пальцем обе головки, размазал по ним смазку, и переместил руку на его ласкающую нас ладонь, задавая свой темп, и Мэд не выдержал, зарычал негромко, намотал мои волосы на кулак и прижал к своему рту, вначале крепко засосав губы, а потом трахая рот языком.

И я кончил. Выплескиваясь, умирая, тая в его руках.

Чувствуя, как Мэд догоняет меня, сокращаясь и орошая горячей струей мой живот, лизнул его губы, и Мэд вздрогнул, особенно сильно дернувшись и застыв, стараясь не сжать меня изо всех сил.

Потом бережно уложил на кровать и лег рядом, тяжело дыша.

— У нас это называется по-другому, тоу. Ты сможешь здесь полежать один, никуда не деваясь отсюда, без приключений? Если я останусь с тобой, то не смогу остановиться. Ты пахнешь и выглядишь так, что сдерживаться очень трудно. А я так вымотан предыдущей неделей, что контроль потерять очень легко. Поэтому не дразни меня, малыш. Нам пора улетать. Пойду позову сюда твоего папу, чтобы ты попрощался с ним, а сам переговорю с лордом Ичиго. Доктор Кэр не станет рассказывать про нашу консумацию и твое странное поведение, а вот надежды на столичного лорда нет. Это ненадолго, поэтому не затягивай прощание.

Мэд ласково погладил моё лицо пальцами и встал, надевая халат.

— И вот еще что, Ли! Когда я принесу тебя на корабль, помни, что ты герцог. Не надо бегать по кораблю и орать от восторга, задавая разные вопросы про корабли, планеты и инопланетян. Договорились? Один на один я тебе все расскажу, проведу позже по кораблю и со всем ознакомлю. Но первые три дня ты принимаешь вид течного омеги. Помни о репутации для наших детей. — Мэд наклонился ко мне и поцеловал.

Пресвятые белочки, когда он говорит о детях, меня окатывает ледяной волной ужаса. Надо, кстати, запомнить и пользоваться в моменты, когда будет необходимость погасить желание и уложить стояк. Действует безотказно.

Как только за Мэдом закрылась дверь, сползла с кровати и пошла к другой двери, надеясь, что там ванная комната. Ну, как, пошла. Пошла — это сильно сказано.

Спину в пояснице ломило, ноги сдвинуть было больно, поэтому тихонечко, уточкой, добралась до ванны и с наслаждением встала под струи воды. Релааакс!!!

Высушив волосы, обернулся полотенцем и вышел из ванной.

Папа сидел на кушетке с прямой спиной и сухими глазами и встревоженно смотрел на меня.

— Сынок! Как ты?

Я выпрямил спину, сжал тут же заболевшие и прострелившие позвоночник болью булки и постарался ровно и не ковыляя дойти до кровати.

Сидеть было больно, поэтому сразу прилег на постель.

— Все прекрасно, папа! Все замечательно! Мой муж — самый лучший в мире.

Папа облегченно выдохнул и подошел к кровати, погладил меня по волосам.

— Мэдирс сказал, что вы уже улетаете, я собрал кое-какие вещи тебе, чтобы они напоминали о доме, Ли. Одежду Мэдирс сказал не брать, да и правда — там щеголять в наших обносках тебе не с руки.

— Папочка! Не расстраивайся! Мы будем поддерживать с тобой связь. А хочешь, перебирайся к нам, думаю, Мэд будет не против!

— Ну что ты, сынок. Я привык здесь. Куда мне лететь…

— А когда родятся детки, ты же прилетишь их понянчить?

Глаза Нилсира загорелись надеждой и любовью. — Конечно, милый!

Дверь отворилась и в нее вошли Мэд и Тир.

— Подождите за дверью, — Мэд был таким грозным, когда хотел.

Папа и Тир вышли, прикрыв дверь.

Мэд поднял меня с кровати, поставив на пол. Накинул на плечи халат, в котором я сюда пришел, и сверху набросил красивую белую накидку. После чего подхватил меня под коленки и сел со мной на кровать, держа, как маленького.

— Ну что, ты готов к путешествию? — Он откинул полу халата, посмотрел на мой привставший член и сказал: — Не совсем, но ничего, мы это сейчас поправим. — И пососал его, как леденец. Довел до состояния готовности и отстранился, прикрыв полой халата.

Встал со мной на руках — вот это силища! — и подошел к двери.

— Тир, помоги мне!

Вошедший Тир помог укутать меня и руки Мэда сверху накидкой, и я вдруг почувствовал, как Мэд перехватил, взяв поудобнее, мою тушку и протиснул большой палец в анус. По смазке палец вошел, как по маслу, и начал наглаживать стеночки, кружа внутри. Стоявший колом член, зажатый между мной и Мэдом, задергался, наливаясь. Палец внутри меня сгибался, распрямлялся, гладил, дразнил, и я поплыл, откинув голову, тяжело дыша, блуждая мутным расфокусированным взглядом и теряя связь с действительностью. Краем сознания замечая, что мы идем сквозь строй гостей, папа и Тир сопровождают нас, а Мэд, вначале хитро поглядывающий на меня, теперь шел, играя желваками, еле сдерживаясь, распаленный и видящий только меня. И в то же время не прекращая ласкать внутри. Смазка сделала его палец скользким, и он не доставал до нужной точки, а только раздражал, дразнил, заставлял меня стонать громче и выгибать спину, стараясь прижиматься членом к Мэду и покачиваясь на каждом шагу, потираться об него.

— Мэд, Мэдди, я сейчас кончу, кажется… — прохрипел ему в ухо, ничего не соображая.

— Я тоже, — сдавленно произнес Мэд.

Вокруг как-то потемнело и, сосредоточив взгляд на помещении, я понял, что мы уже на корабле.

Мэд ногой захлопнул дверь в каюту и, положив меня на кровать, застонал: — Кажется, я перестарался, Ли! Не могу больше терпеть, ты так пахнешь и стонешь, что сейчас умру, если не вставлю тебе!

 — Наш девиз непобедим: возбудим и не дадим, — на автомате пробормотал я.

====== 13. ======

— Лиатт!

— Я за него!

— Смешно! Что значит — возбудим, и не дадим?

— Присказка это, Мэд.

— Значит, мне можно надеяться?

— Иди в душ, Мэдди. Сам говорил, что мне сейчас нельзя второй раз.

— Звучит, как «Иди нахер». И выглядит так же. Какой душ? Он мне, как мертвому припарка. Я всю неделю дрочил на тебя, и мне уже не помогает ни душ, ни дрочка рядом с тобой.

Он лег ничком на кровать, и сдавленно проговорил в подушку: — Прости! Ты не виноват, что не омега. И что я реагирую на тебя, как на омегу. Прости.

Но, когда Мэд открыл глаза, и я увидел огромные зрачки, и капли пота, мелким бисером усеявшие его напряженное лицо, во мне что-то дрогнуло. Ведь мое тело тоже требовало его.

От одного осознания, как воздействую на мужа, тело зазвенело, как тронутая чуткими пальцами струна, меня бросило в жар. Мой запах стал сильнее, глубже. Он был приятным и манящим. «Хммм, тут что, пот омеги пахнет розами?». ВГ сразу взоржал полковой лошадью — «И пукают они бабочками, ога!». Но никакие мысли не могли перебить желание.

Падая в омут глаз Мэдди, все так же ничком вжимающегося в постель, я почувствовал трепет тела и влажность между ягодицами.

Так. Нахуй. Жопа у меня одна и ее надо беречь.

Как в таких случаях говорил мой шеф, коммунист старой закалки: «Обратимся к Карлу Марксу».

У меня был один проверенный способ, которым при необходимости пользовалась на Земле. Правда, юзала его не так давно и особых успехов не добилась, но это единственное, что могло помочь в данной ситуации и единственное, что пришло в голову вообще.

Постелила халат на еле слышно вибрирующий пол, села в позу лотоса, свела указательные пальцы с большими, вытянув остальные и положив их на колени, выпрямила спину, выбирая наилучший баланс туловища, расслабила тело, закрыла глаза и затянула: «Оооооом мани падмэ хуууууум». Вдох через нос, прогоняю дыхание через все тело, выдыхаю через макушку.

«Ом мани падме хууууум». Тело начало реагировать, успокаиваясь, сбрасывая напряжение и настраиваясь на привычную медитацию. Если бы еще член улегся, было бы намного проще. Я сидела голой на полу каюты космической шлюпки и распевала мантру, а он мне бодро помахивал снизу. Бред. Но так лучше, чем идти на поводу своего безрассудного тела, незримо тянувшегося в зудящем желании секса с Мэдом.

Вдооооооох и вы…

— Что ты делаешь? — сидя на постели и напряженно глядя на меня, ласково, как у дурачка, спросил Мэд.

— Медитиииируууююю, — не выходя из образа, протянула на одной ноте.

— Ли, солнышко, прервись на минутку, и расскажи мне, что это такое, — слишком ласково и слишком нежно произнес Мэд.

Да он меня за дуру принимает? Думает, что тронулась мозгами? Или просто ничего не знает, примерно, как я, когда сюда попала, и только беспокоится о своем имуществе?

— Медитация, Мэд, это такие упражнения для души и тела, чтобы привести их в гармоничное состояние. Я практикуюсь пока еще совсем мало, только на начальной стадии.

— Для чего?

— Это как зарядка, поддерживать тело гибким, очищать мозг от лишних мыслей, дать душе воспарить над проблемами, слиться с космосом, отринуть все проблемы, успокоиться и расслабиться.

Мэд метнулся ко мне с кровати одним слитным движением, поднял с ног и поставил на пол.

— Что ты делаешь? Ты мне сбил весь настрой! Вот только-только начала расслабляться и забывать об этой дурацкой течке… — расстроено сказала я.

— Значит, это не первое путешествие твоей души и ты можешь вселяться в кого хочешь? — напряженно спросил он, глядя глаза в глаза и сильно сжимая меня в объятиях.

— Охх… — поплыла я. — Охх… — от одних только обнимашек все тело перешло в режим липкой сахарной ваты. Мозг стремительно опутывался туманом и негой. — Охх… ренел? Какие-такие путешествия? Какие еще перемещения? Если бы это было так элементарно, то, думаешь, я бы здесь задержалась хоть на мгновенье???

Черт. Опять. Ляпнула.

Виновато посмотрела на Мэда и опустила глаза. И зря. Перед моим взглядом оказались губы. Яркие, пухлые, зацелованные.

Живот скрутило острым желанием.

— Хлюп.

— ХЛЮП.

— Чпок. — Раздалось снизу.

— Добрый вечер*, — произнесла голосом вежливого лося и заржала, не выдержав:

— Мне досталась говорящая жопа.

Продолжила смеяться уже в целующий рот Мэда. Он вихрем, роем пчел налетел на меня, целуя, жаля, дрожа, обнимая, притираясь.

Тело мое реагировало однозначно «за». Но мозги-то понимали, что альфе смяло крышу запахом и течкой омеги, и меня сейчас натянут, как сову на глобус, на этот инструмент, который больше бы подошел для роли флагштока на утреннем подъеме знамени воинской части.

Поэтому уперлась слабеющими руками в грудь Мэду, пытаясь оттолкнуть. Вы пробовали отодвинуть вагон голыми руками? Тот же результат.

Придется применять вербальный способ общения, не бить же его коленкой между ног? Тем более, что он уже разложил меня на кровати, не переставая целовать и дрожать от радости, возбуждаясь все больше и больше.

Мой член заломило, распирая, яйца зазвенели. Вот ведь сука! Тело жило абсолютно своей жизнью. Конечно, без мозгов живется легче.

— Мэд! Мэдди! — повысила голос, борясь с ним, с собой, своим желанием поддаться и отдаться.

Он поднял на меня мутный, плавающий взгляд и меня обдало таким желанием, такой осязаемой страстью и нежностью, что его, казалось, можно потрогать, погладить, и упаковать в подарочную обертку.

— Мэд! — Куснула его за нос, и взгляд приобрел некоторую осмысленность. Мне самой было все труднее выражать мысли внятно. — Что. Ты. Делаешь? Нельзя, Мэд. Фу! Сидеть! Нельзя!

В шоковой ситуации, когда ни язык, ни тело не могли внятно и связно работать, я смогла остановить Мэда командой для собаки.

Он сел. С усилием сосредоточил взгляд на мне. Выровнял дыхание и провел двумя руками по лицу, сгоняя морок желания.

— Ли, милый, ты готов. Твое тело сигнализирует о готовности выделением большой порции очищающей смазки. Совсем не ожидал, что это произойдет так быстро для тебя. Видишь ли, у всех омег это индивидуально. А ты еще и не совсем омега.

— Ага! Щаз! Только низкий старт приму! Готов, как же! Я еще неделю буду залечивать свою бедную жопку и растерзанные в клочья нервы с помощью лекарств и медитации…

Кровать под нами подрагивала, но никакого давления и повышенной гравитации я не чувствовал. Надо будет потом спросить об этом мужа.

— Медитировать ты больше не будешь. Это приказ. Но об этом потом. А с остальными твоими женскими, не омежьими страхами, мы разберемся прямо сейчас. — Мэд коварно улыбнулся. — Прислушайся к своему телу. Что оно говорит тебе, когда я делаю так? — И он положил руку мне на член.

Тело, налитое истомой, казалось, только и ждало этого прикосновения, чтобы воспарить, вздрагивая, заелозить, раскинуть ноги в стороны, прогнуться в спине, выгнув шею. Мир заполнялся туманом, каждый вдох был мольбой, каждый стон был желанием большего.

— Правильно, милый. Все правильно! — Мэд ласково нес какую-то фигню, а его пальцы уже хлюпали в смазке, растягивая, дразня, трахая. В какой-то момент, вынырнув из марева всепоглощающего желания, которое превращало тело в кисель, я понял, что если он сейчас не прекратит издеваться пальцами, которые не давали мне нужного, а только дразнили и обламывали ожидания наполненности, и не вставит в анус немедленно, у меня банально остановится сердце от распиравшего желания.

— Мэээээдддддиииииии!!! — Меня колбасило со страшной силой. Даже на Земле, когда не было секса подолгу, таких катаклизмов со мной не случалось.

Мэд перевернул меня на живот, подтянул задницу вверх, раздвинув колени, прижал мою шею к кровати, и осторожно толкнулся в разработанный вход, медленно, но неуклонно скользя до самого упора, въезжая по смазке, как поезд в туннель, пока не уперся поджавшимися яйцами в мою промежность.

— Сладкий мой рыжик, боже, какой же ты слааадкий, мой тоу! — бормотал, нависая надо мной, Мэд.

Ооооо, это восторг, это нескончаемое возбуждение, возносящее меня на пик вершины, по всему его продвижению во мне, концентрировало и распространяло предоргазменные искры волшебства, от которых зажигались другие искры рядом с ними, и маленькие фейерверки вспыхивали то там, то здесь, по мере его скольжения.

Мэд остановился и задрожал, сдерживаясь. Несколько капель пота капнули мне на спину. Промедление возмутило меня до корней волос, даже голова зачесалась.

— Мэдди, намотай волосы, — выдохнула сквозь сжатые зубы, — и трахни уже. Возьми меня. Не могу больше… — Спина прогнулась, колени разъехались, горячая пульсация огромного члена во мне, наконец-то заполнившего, давшего желаемое, но не додавшего главного — движения, заставляла слезы скапливаться у глаз и выдавливала скулеж.

Он всхлипнул, и, накрутив волосы на руку, приподнял мою голову, жестко фиксируя. Качнулся на пробу, придерживая второй рукой за талию. Меня обожгло огнем обещанного предоргазменного салюта и я вскрикнула, коротко и жалобно.

И Мэд вышел из меня. Полностью. И, толкнувшись, медленно заполнил собой снова. Его движения медленно и плавно ускорялись, и мои короткие крики начали чередоваться с длинными стонами.

Горло пересохло, хриплые стоны рвали связки и космос со своими звездами уже был во мне, осталось только открыть шлюз, и он хлынет из меня, заливая вселенную фейерверком вспышек.

— …красивые дети… — сказал Мэд и сильно вбился, проталкиваясь членом еще глубже, открывая в этот раз во мне что-то запредельное, что-то запретное, закрытое внутри на золотой ключик и распахнутое сейчас настежь его членом, его словами, сотрясшим меня оргазмом, взорвавшим мою вселенную.

— Милый, ну пожалуйста, открой глазки! Вот так, молодец. Ты мой хороший! — бормотание Мэда на периферии сознания, разнеженное, расплывшееся безвольной тряпочкой в избыточной неге амебное тело распирало чем-то мощным и горячим в местах не столь отдаленных. В заду, проще говоря. Руки Мэда обнимали, прижимая к мощной груди спиной, губы блуждали по шее, иногда отвлекаясь на метку, мягкий язык зализывал ее.

— Что я пропустил, отрубившись? — вяло пробормотала, пытаясь развернуться лицом к нему.

— Лежи, не двигайся. Мы в сцепке с узлом. Ты провалялся без памяти и пропустил множественные свои оргазмы от узла. Я видел их все и никогда не забуду твое лицо в момент оргазма, мой милый. И, раз уж мы временно вынуждены лежать, пока не спадет узел, давай поговорим?

— Аргументный аргумент, Мэд. Что ты хочешь узнать? — мой голос был тих и спокоен. Хотя внутри шевелилась злость на Мэда, который не захотел или не смог справиться со своим узлом, запирая нас в такой дурацкой ситуации.

— Зачем тебе лететь на Землю? Что тебе там делать? Я ведь тебя не отпущу, милый. Ты мой. Навсегда.

Я дернулась, пытаясь вырваться из кольца рук, но в заднице стрельнуло болью, грозясь оторвать член Мэду или порвать анус мне. Его руки прижали меня поплотнее к себе, вжимая, поглаживая, успокаивая.

— Не буду говорить с тобой про Землю с членом в жопе, — выдала зло, вытирая слёзы и шмыгнувший нос. — Это слишком важно для меня.

— Хорошо, малыш. Давай поговорим о другом. Сколько тебе лет, Лиан? Какова средняя продолжительность жизни у вас на планете? — довольно спокойно он перевел вопросы в другую плоскость.

— Мне тридцать пять. Было. Средний возраст от семидесяти до ста, все зависит от генетики, среды обитания, удачи. Много от чего зависит. — Я потянулась убрать волосы, но в сцепке это было жутко неудобно. — Мэд, убери, пожалуйста, волосы. Как только узел спадет, хочу отрезать половину длины. Оставить чуть ниже лопаток, они меня бесят и мешаются…

— Как скажешь, милый. Я помогу тебе отрезать так, как ты хочешь. Только скажи мне, и все твои проблемы будут решены. Если только они не противоречат здравому смыслу и не нанесут вреда твоему здоровью, мой хороший.

Странно. Он очень странно вел себя со мной. Может, это давление на узел нажало какую-то ласковую кнопочку в нем? Так. Надо срочно проверить. Что же попросить? А! Вот!

Но Мэд не дал мне сказать, задав свой вопрос:

— Значит, там, у себя, ты прожила половину своей жизни? У тебя была семья, муж, дети?

Сердце сжалось и я заплакала, сорвавшись с места в карьер внезапно и так горько, так горько, как будто бы хоронила свое прошлое. Мэдирс дернулся и, влажно чпокнув, вышел из меня, разворачивая и укладывая на спину.

— Ну-ну, малыш, перестань. Перестань, пожалуйста. — Он попытался поцеловать, успокаивая, но мне были противны его прикосновения. Оттолкнув его, сползла с постели и кинулась в душ, распахивая дверь, чтобы смыть с себя наши общие запахи и свои слезы.

— Ли, стой! — вскрикнул Мэд.

Но я не хотела его слушать. Прошла только неделя и все раны от потери моего мира, всего, что знала и любила, в моей душе кровоточили и сочились сукровицей. Открыв двери, выскочила в коридор и замерла. Передо мной стоял стюард с подносом с едой и пялился на меня во все глаза, открыв рот и тяжело дыша. Успев заметить, как волосы в вырезе его рубашки на груди встали дыбом, а он хищно повел носом, взвизгнула и ломанулась обратно в дверь, спрятавшись за стоявшего голышом посреди комнаты супруга.

Мэд прикрыл меня собой, стюард поставил поднос на столик в углу, рядом с дверью, и вышел, пунцовея щеками и жадно водя носом.

Я обошла Мэда вокруг и вдруг поняла — почему он был так ласков со мной. К чему был этот узел. И что было не так в этот раз, кроме узла. На нем не было презерватива.

— Мэд. Ты спустил в меня с узлом без презерватива? — Лёд в моем голосе падал в тишине комнаты и разбивался на осколки, создавая звон в моей голове. — Ты решил привязать меня беременностью к себе, к планете, к своему миру?

— Да. И извиняться не собираюсь. Я уже сказал тебе, ты — мой. Навсегда. И ты примешь это, как должное. Примешь и полюбишь. У нас с тобой будут очень красивые дети. Подари мне рыженького омежку, дорогой. Или рыжего альфочку. — И Мэд потянулся поцеловать меня, не обращая внимание на мой сжатый в полоску рот и заострившийся от злости нос и нахмуренные брови.

Я оглянулась, протянула руку, и схватила со стола несколько пустых тарелок, бросая по одной в ненавистное, самодовольное лицо. — Ах! Ты! Гребаный! Эгоист! — по одной тарелке после каждого слова. — А у меня ты спросил? Спросил? Хочу ли я? Могу ли я? Магнолия???? Гаа… д ты! Скотина!

Мэд с легкостью увернулся от всех тарелок, которые почему-то не разбились, и, улыбаясь, прижал всем своим весом меня к другой двери, обездвижив. Взял лицо в руки и внимательно заглянул во взбешенные глаза.

— Лиана. Ты теперь в этом теле. В этом мире. Ты — мой муж. Одной тебе не выжить. Да и я тебя никуда не отпущу. Прими свою судьбу. Ты замужем, под моей защитой, и ты, с большой вероятностью, беременный. Хватит ребячиться. Даже без беременности ничего бы не изменилось. Ты не вернешься домой, даже если я отвезу тебя на Землю.

— Не если, а когда! Ты обещал! И ты отвезешь! Иначе я превращу твою жизнь в пиздец. У меня на Земле ребенок остался.

Комментарий к 13. *В одном лесу появился Вежливый Лось. Не просто лось, а ну очень Вежливый Лось. Но — переимел всех зверей. Вежливый, но всех поимел.

И пришел как-то в тот лес Заяц. Встречает он Ежика, и Ежик ему говорит:

— Ты знаешь, Заяц, у нас в лесу живет Вежливый Лось.

— Ну и что?

— Но понимаешь, Заяц, он всех имеет. Уже всех зверей переимел, даже меня, Ежика! Так что остерегайся!

Ну, Заяц от таких дел перепугался, забился в кустики, чопик вставил, сидит, дрожит.

Вдруг слышит: топ! топ! топ! топ!

Заяц вообще затаился, сидит, не шевелится.

Тут опять: топ! топ! топ! топ! чпок! (звук вылетающей пробки)

— Добрый вечер...

Бечено

====== 14. ======

Движение — жизнь! Если спящего гепарда пнуть под зад, то он сможет развить вашу скорость до ста километров в час. Я понимала, что если буду пинать своего гепарда постоянно, то буду летать по комнате, как воздушный шарик. Образно говоря. Бить меня он не будет. За всю неделю прожитые испытания показали, что на омег он руку не поднимает. А если учесть, что я беременна…

Нет. Нет. Нет. Я не беременна. Корабль, перегрузки, нервный срыв, взбесившийся гормональный фон, перестроение тела — велика вероятность, что слияния клеток не произойдет. Буду думать так, и именно так. Только беременности мне и не хватало.

Там, на Земле, я тоже не собиралась больше беременеть и не отпускала это на волю случая, на решение мужчин, на судьбу. Контролировала этот процесс сама и довела его до автоматизма. Даже в пьяном виде рука автоматически искала таблетку или презерватив. Жизнь научила.

Что-то тихо пискнуло, и Мэд посмотрел себе на запястье. Отпустил меня и я сползла по двери, внезапно потеряв опору и не чувствуя ног под собой. Он поднял меня обратно, помогая устоять на ногах.

— У нас осталось сорок минут до прибытия на корабль. Эта шлюпка планетарная, я арендовал ее. А вот корабль — мой собственный. Надо подкрепиться, ты же сегодня ничего не ел, да, милый? — Мэд заботливо посмотрел мне в глаза. — Как себя чувствуешь?

— Как в сказке, бля. С плохим концом. Какие мы заботливые… Вначале обрюхатил, а теперь интересуешься, как я себя чувствую??? Иди в жопу!

— Как скажешь, сладкий тоу! — Мэд ухмыльнулся, приподнял меня повыше, забросил одну ногу себе на талию, и вошел в растраханную дырку смаху, жестко насадив на член. Я успела только ахнуть и вцепиться ему в плечи, чтобы не упасть, и обнять ногами за талию, раскрываясь еще больше. Отголоски оргазма плеснулись и окатили новой волной похоти.

Мэд прижал меня к себе и трахал, подкидывая вверх, поддавая бедрами и тазом, и отпуская, когда опускалась вниз, так что под своим весом с каждым разом я насаживалась еще глубже, чем в предыдущий. Он проникал так глубоко, что было немного больно. Но в общей картине ощущений это придавало сексу какую-то звериную ярость и окрашивало его необыкновенно яркими вспышками.

— Так будет каждый раз… когда ты скажешь… иди в жопу… лапочка, — Мэд тяжело дышал, но уверенно держал темп и его поршень не замедлился ни на секунду, тараня меня и выбивая стоны. Мой член, грудь, соски терлись о Мэда и добавляли непередаваемых ощущений этому яростному соитию. Чувствуя, что оргазм близок, он остановился и, прижав меня к себе, шепотом попросил: — Поцелуй меня, маленький!

Я смотрела в его глаза, тяжело дыша, и злость во мне должна была прожечь его насквозь. Даже страстный секс не перечеркнул отношения к этому эгоистичному альфе. Отвернув голову, уставилась на кровать, не желая подчиняться дрессировке омег через хер.

— Не хочешь, маленький? — Мэд снял меня с себя и отнес на постель. Навалился сверху и сказал: — А я хочу. — И поцеловал страстно, вкусно, жестко, покусывая язык, трахая своим языком рот. Потом задрал мои ноги, прижав колени к матрасу, заставив зад подняться вверх, и вошел, рыча и постанывая, не сдерживаясь, но и не нанося мне вреда. После секса с узлом все было проще и постоянное желание никуда не делось, тлея внутри. А теперь разгорелось в бушующий пожар.

Я застонала, кончая и изливаясь пульсирующим членом, забрызгивая себя спермой, и провела ногтями, царапая его грудь, оставляя красные полоски, сочащиеся кровью.

— Царапка! Дикий тоу! Мой мальчик имеет коготки! Какой горячий рыжик! — Мэд поцеловал меня и оторвался, выгнувшись и задрав голову, выставив шею, содрогаясь, кончая, выплескиваясь. Я вцепилась ему в шею губами, ставя засос и заставляя его задергаться и выкрикнуть «Лиии!».

Потом, разогнув из буквы «Зю», он меня крепко обнял, прижал к себе и стал целовать в выбритую часть головы, спустился к шее и еще пару раз зализал метку.

— Мой мальчик! Не злись. Я знаю, что смириться человеку с сильной волей нелегко. Подумай сам — когда мы попадем на Землю, ты не сможешь там остаться. Там ты будешь инопланетным существом. Даже если у тебя остались родственные связи, ты не сможешь жить, лечиться, работать. Это если допустить, что я тебе позволю там остаться. Но я не позволю, прости. — Он нежно отвел мою прядь за ухо и спросил: — Так как ты себя чувствуешь, мой маленький?

— Устала…

— Устал.

— Затрахалась…

— Затрах… Лучше говорить «устал», — Мэд улыбнулся.

— Мэд. Я умею признавать поражения. Я взрослый человек. И ты во всем прав. А еще хочу есть.

— У нас в запасе тридцать минут. Давай я тебя помою, и мы сможем немного перекусить.

Мэд отнес меня в душ, помог помыться и обсушиться, усадил на кровать, поставил поднос на колени и ушел мыться. Выйдя из душа, он хотел покормить меня, но я с жадностью набросилась на еду, хватая мясо и урча, как Бус, когда ему перепадал лакомый кусочек.

В двери постучали, сообщая о прибытии.

Мэд набросил на меня все тот же халат, белое покрывало, подхватил на руки и вышел в коридор.

Наконец-то я смогла рассмотреть шлюпку, но обзор, из-за того, что Мэд нес меня на руках, прижав к себе, был не очень большим, и все, что видела — обычные стены ничем не примечательного коридора в тесном помещении.

— Наклонись! — шепнула ему.

Мэд наклонился ухом ко моим губам и я попросила его нести меня без пальца в…

Он раскатисто расхохотался и поцеловал меня, на радость команде шлюпки. Где-то в толпе мелькнуло лицо Тира и Солиса.

Переход на корабль прошел обычно, буднично, через шлюз. Команда корабля, когда мы вошли, взревела в десяток глоток, приветствуя своего командира и меня, и я даже сжалась в комочек от страха и неловкости. Всем было понятно, почему меня несут на руках без сил, и фонило от нас, даже несмотря на то, что мы мылись в душе, просто адски. Запах секса как будто окутывал нас с Мэдирсом. Я уткнулась лицом ему в грудь, не глядя на стоявших альф в коридоре. Мэд занес меня в свою каюту.

— Располагайся. Пойду отдам команде распоряжения, узнаю как тут дела, все ли на борту, и вернусь к тебе, мой мальчик. Потерпи три дня, в которые все должны думать, что ты течный омега, а потом, обещаю, проведу по кораблю, познакомлю со всеми и все тебе расскажу.

Было от чего расстроиться, ведь мое любопытство так и крутило, так и подмывало на поиски и исследования, ведь я в космосе, на космическом корабле, но сил хватило лишь на то, чтобы заползти на кровать и уснуть, свернувшись клубочком.

Проснулась через время вполне выспавшейся, накрытой одеялом, рядом раскинулся Мэд, положив на меня свою руку. Чувствовала я себя вполне сносно, если не считать того, что ноги сводить было больновато, и анус слегка саднил. Приходилось признать, что организм омеги в течку вырабатывал какие-то удивительные гормоны, они после безудержного секс-марафона насыщали тело какими-то эндорфинами, которые обезболивали и нивелировали состояние до нормального. Очевидно, что и регенерация работала на повышенных оборотах. Надо будет исследовать этот вопрос подробнее, как только смогу этим заняться. Только вот опять поднимающаяся волна возбуждения мешала.

На столике рядом стоял поднос с неведомыми фруктами. Оттуда пахло крышесносно. Есть хотелось до трясучки. Но как их употребляют? Может, надо чистить или выплевывать косточки? А я по незнанию нажрусь с кожурой и просижу весь полет на унитазе. Умеем, любим, практикуем попадать в такие ситуации.

Мэд спал сладко, приоткрыв рот. Погладила складочку между его бровями пальцем, и он расслаблено улыбнулся. Джентльмен. Ни слова не сказал про деньги, в которые ему обойдется доставка меня на Землю.

Лиана, признайся хотя бы сама себе, что Мэд повел себя благородно. А ведь мог бы запереть в комнате, как инкубатор, чем меня и стращал. Но он старается мне понравиться. А я веду себя, как капризная малолетка. Если была бы на его месте и узнала, что мой жених — инопланетянин в чужом теле, вряд ли бы повела себя так, как он, по отношению ко мне.

Посмотрела на грудь Мэда, выглядывающую из-под одеяла, на мягкие волоски, на крепкие руки, которыми он меня легко держал на весу, вгоняя в меня член, и организм опять отреагировал адекватно течному омеге.

Очередной «хлюп», и последовавший за ним «чпок» заставили меня закатить глаза и тяжко выдохнуть.

— М-м-м-м! Как приятно просыпаться под такие звуки, — промурлыкал Мэд, кладя руку мне на коленку и легко поглаживая ее, рассылая мурашки по ноге и истому по всему телу.

— Мэд, сколько длится течка у обычных омег?

— От трех до семи дней, маленький. У тебя сегодня второй день. Ты уже жалеешь?

— Просто непривычно. Это фрукты? Я голоден, а как это есть — не знаю.

Мэд сел на кровати, улыбнувшись, и поставил поднос между нами. Взял один зеленый фрукт, разломал, вынул косточку и протянул мне. — Это дорио, попробуй. Его все беременные едят килограммами.

Я откусила плод, и еле успела отвернуться и свеситься с кровати, непроизвольно выплюнув кусочек, чуть не вырвав. На вкус он был горько-соленым, со вкусом имбиря. А имбирь я еще на Земле терпеть ненавидела.

— Фууу, какая гадость это ваше дорио, — и улыбнулась: раз не нравится, может все же не беременна? Хотя, что значит «может»? Я точно не беременна. Главное, не проговориться Мэду, а то будет накачивать меня спермой в усиленном режиме по самые гланды, пока из ушей не потечет.

— А это чирс. Он кисло-сладкий. Его едят так, вместе с косточками. Открой ротик. — И Мэд протянул мне продолговатый фрукт, похожий на виноградинку, только покрупнее в два раза. Послушно открыла рот и откусила фрукт, брызнув соком ему на пальцы.

— М-м-м-м, вкууусно. — Взяла зубами вторую половинку чирс, проглотила, и слизнула липкий сок с его пальцев.

А что. Дрессированные пираты еще никому не помешали. Пора становиться умной девочкой, ой, мальчиком, и думать о будущем, а не о прошлом.

— Малыш, поцелуй меня, — в глазах Мэда светилось что-то очень теплое. Мне так не хотелось отказывать ему…

— Хииитренький! Я тебя поцелую, а ты опять набросишься на меня со своим сексом. Нет уж, — улыбнулась лукаво. Интересно, включится в игру, или забуксует?

— Ты меня раскусил, хитрый тоу. Теперь попробуй энго — этот фрукт очень сочный, сладкий. Хочу, чтобы ты ел его из моих рук.

— Мэд, а что такое тоу? В прошлый раз, когда ты объяснял, у меня как раз ушки заложило.

Он засмеялся, откинув голову, и сказал:

— Предлагаю сделку: один вопрос — один поцелуй. На пять твоих вопросов — один мой. Обещаю, что принуждать к сексу не буду. Даже руками не буду трогать. Только если ты сам попросишь. Слово альфы. — Он прижал кулак к сердцу. — Но вначале попробуй энго.

Фрукт был внешне похож на персик, но рыжего цвета, как апельсин.

— Ты очень похож на энго, Лиатт. Такой же сочный, красивый, сладкий. Если бы ты видел себя, мальчик. Как ты раскрываешься, как улыбаешься, как сияют твои глаза…

— Не заговаривай мне зубы. — Укусила энго и сок потек по подбородку. И правда — очень сочный и сладкий-сладкий, как персик, но вкусом не похож ни на один земной фрукт.

Мэд наклонился и слизал сок с подбородка. Даже не пытаясь поцеловать или дотронуться до меня. Но меня это завело неимоверно. Чертова течка. Делает из меня жопу на ножках. Фу.

— Хорошо, уговорил. Один вопрос — один поцелуй. Так что такое тоу?

— Целуй. Я всегда беру предоплату. Сейчас развелось слишком много обманщиков. — Мэд ухмыльнулся.

Я тяжело вздохнула и нагнулась к его лицу. — Ну, раз предоплата, то и поцелуй будет соответствующий, — и звонко чмокнула его в нос.

— Хитрюга! Тоу — дикий зверек, со шкуркой рыжего цвета, с большими ушками, с необыкновенно красивыми глазами и пушистым хвостом. Очень хитрый, приручается редко. Водится только на моей планете. У нас дома живет парочка тоу, они тебе понравятся. А теперь — плати.

Лисичка, значит. Что-то такое я и предполагала. Наклонилась к его лицу, внимательно посмотрела на губы, обвела языком по контуру и засосала верхнюю, пососав ее, как леденец. Мэд застонал, положив руку себе на пах и придержал дернувшийся член.

— Надеюсь, у тебя много вопросов, тоу?

— Очень много. У тебя губы устанут, Мэд.

— Спрашивай же быстрее. И не забудь про предоплату.

— Почему ты согласился отвезти меня на Землю? — Наклонилась и поцеловала его в губы, легонько, простым прикосновением губ.

— Потому что плохо себя повел по отношению к тебе в самом начале. Потому что на твоем месте я тоже хотел бы побывать на родине. Потому что ты теперь моя семья. Потому что держишь слово, невзирая на трудности. Потому что хочу заслужить твое доверие. Потому что хочу тебя порадовать. — Он серьезно и внимательно смотрел на меня.

Я ответила таким же взглядом и мне самой захотелось поцеловать его за такие слова. Забралась сверху на него, взяла руками за шею, лаская пальцами, пропуская волосы сквозь них и накрыла его рот своим. Он замер, не шевелясь. Приоткрыл губы и впустил мой язык. Поцелуй был нежным, ласковым, неспешным. Я прервалась и, не слезая с него, задала следующий вопрос, чувствуя напряжение в паху и горячие волны, блуждающие по телу.

— Позволишь мне работать? Знаю, на некоторых планетах омеги работают. Я не смогу сидеть без дела и быть куклой в золотой клетке.

— А предоплата?

Мягкие, сочные, полные губы Мэда манили. Я заплатила звонкой полновесной монетой, целуя его и получая от этого удовольствие.

— Ты удивительный, Ли. Другие бы на твоем месте просили дом, украшения, наряды, поездки. А ты просишь работу? Конечно, мой мальчик. Только не любую. А ту, которую наше общество разрешает для омег. Та, которая не причинит вреда твоему организму. Но вначале тебе надо выучить язык, научиться пользоваться техникой, и, если ты беременный, то только после рождения ребенка ты сможешь заняться работой. — Мэд умолк и замер, глядя на мои распухшие губы.

— Спасибо! — Благородство пирата требовало вознаграждения. Я прижалась к уголку его губ и прошлась мелкими поцелуями по каждой из них. Мне ощутимо не хватало его объятий. Но Мэд держал слово. Нарастающее удовольствие гуляло по телу, заставляя поерзать или хотя бы поправить член, но я же девочка. Я же советский человек!

— Сколько месяцев длится беременность?

— Предоплата, тоу!

Теперь, чтобы поцеловать, мне не надо было наклоняться. Поцеловала его шрам у глаза и отклонилась, заглядывая в глаза.

— Девять, мой мальчик. Тебе не надо бояться беременности. У нас медицина на очень высоком уровне и смертность при родах меньше одного процента. И я всегда буду с тобой рядом. — Мэд взглядом обласкал мое лицо и заранее прикрыл глаза.

— Слава ктулху, не два года, как у слонов! — выдохнула с облегчением. Этот поцелуй был немного скованнее предыдущего. Детей заводить я сейчас не хочу. Но, забыв суть ответа, увлекшись поцелуем, пришла в себя, уже когда, ёрзая на нем, обнимала его за шею, плотно прижавшись, постанывая, вылизывала ему рот.

Мэд отвечал на поцелуй, жарко толкаясь языком, убрав руки себе за спину, чтобы случайно не обхватить ими меня.

— Сколько обжитых планет в вашей системе? — Я тяжело дышала, многочисленные вопросы теснились в голове, трудно было выбрать, о чем спросить первым. И, не дожидаясь, сказала: — Предоплата!

Наклонившись, поцеловала сосок, прикусывая его зубами и легонько посасывая, лаская языком бусинку, тотчас же сморщившуюся под ласками.

— Сееемь, — выдохнул Мэд, закрыв глаза. — Наше представительство в Звездной Федерации имеет очень маленький процент голосов, так как нас очень мало, относительно других существ.

Оплатой я выбрала совсем другое место. Во-первых, мне хотелось посмотреть, сколько сможет вытерпеть Мэд. Во-вторых, мне просто хотелось. Хотелось жаркого и нежного секса.

Отбросила одеяло, и член, ничем не придерживаемый, пружинисто поднялся, стараясь прилипнуть к пупку. Я, не притрагиваясь к нему руками, прошлась поцелуями по всему стволу и остановилась на головке.

— Мой вопрос. Какое у вас правление на Земле? И, раз уж мы не оговаривали ограничения по поцелуям, то хочу внести свою предоплату.

— Стоп-стоп-стоп. Я о предоплате не договаривался. Возьму плату после ответа.

— Жестокий мальчик. Так что по поводу ответа?

— У нас на Земле нет единого правительства. В каждой стране — а их просто несметное количество — свое правительство и свои законы. Из-за этого происходят разные конфликты и войны. Даже сейчас, при всем техническом прогрессе.

— Милый. Боюсь, Земля будет в списке Z — закрытые к контакту, находящиеся под наблюдением. Такие планеты, которые не смогли навести порядок у себя, запрещены для общения, солнышко.

Чего-то подобного я и боялась. Но все равно расстроилась.

— Эй, там, земляне! Оплату принимаете? — Мэд шутливо пихнул меня в бок, стараясь растормошить застывшую и расстроенную меня и тут же прижался губами, жадно, страстно целуя без рук, как дорвавшийся до воды иссушенный жаждойпутник.

— Мой вопрос! — Я отклонилась от Мэда. — Почему тебе пришлось лететь на другую планету за женихом? — Чмок в щеку был остужающим.

 — Твоя планета, Лиатт, считается заповедником. Туда запрещено завозить инновационные технологии. Только самый минимум — медицина, транспорт, виеко. Там живут по старинному укладу. Даже кораблям запрещено садиться на поверхность, только шлюпкам. А корабли останавливаются недалеко от планеты на космической станции. Поэтому пришлось добираться на шлюпке. На нашей планете, куда мы летим, космопорт принимает корабли и задержек не будет. А на Литаре — чистый воздух, здоровое потомство, взять омегу оттуда очень практично. Так-то на меня многие омеги вешались, каких только каверз не подстраивали, чтобы окрутить. Но я искал омегу для жизни — верного, скромного, ответственного, способного разделить со мной бремя власти. С которым можно растить детей и создать крепкую семью, в которой живет любовь и уважение. И бонусом — герцогский титул для наших детей. Потому что богатство — это хорошо, но у власти стоит только знать. Простолюдинов, даже богатых, туда не допускают. А моим детям нужно создать хорошие условия на планете.

Я приложилась к коленке и поцеловала ее. Мы же не оговаривали, куда надо ставить поцелуи. Мэд огорченно вздохнул.

— Почему до твоей планеты лететь семь дней? Неужели у вас не придумали гиперпрыжков или чего-либо подобного? — Приложилась к другому соску и потерзала его подольше, смакуя на вкус и наслаждаясь отзывом тела.

— В нашей системе, возле обжитых планет, внутри системы гиперпрыжки запрещены. Из-за этого между планетами перелеты осуществляются на обычных кораблях, а гиперпрыжками мы пользуемся в открытом космосе.

Молодец, ковбой. Хорошо держится. Правда, мышцы на заведенных за спину руках вздулись. Наверное, вцепился в спинку, чтобы не схватить меня. И глаза горят лунным светом, завлекая меня, как бабочку на огонь. Губы, горячие, зацелованные, сладко отвечали мне, втягивая в поцелуй, сочившийся медом, но я оторвалась.

Ох, и рискую же. Не только он распалился, я тоже была на хорошем взводе. А ведь еще только семь вопросов озвучила.

— Расскажи о своих недостатках, Мэд.

— Ты забыл про предоплату, милый.

Я села ему на коленки поудобнее, положила голову на плечо и лизнула языком метку. Мэд подо мной сильно дернулся, откинув голову, стукнувшись затылком о спинку кровати.

— Ты изверг, Ли, — хрипло пробормотал он. — Надо будет помнить об этом, когда в следующий раз буду играть с тобой на равных. — Он немного отдышался, поморгал, собираясь с мыслями, и выдал, улыбаясь: — Эгоист. Собственник. Пират. Остальное узнаешь в процессе эксплуатации.

Поцелуй в шею был коротким, на «отъебись». Потому что мы оба уже были изрядно на взводе, и взрыв при должном искушении был неминуем. А у меня была еще уймища вопросов. На поверхность всплыл из резюме при приеме на работу.

— Как ты видишь свое будущее через пять лет? — Я мягко улыбнулась.

Мэд мечтательно вздохнул и откинул голову на подушку, нежно глядя на меня:

— Я подхожу к дому, а у входа меня встречаешь ты, с рыженьким двухлетним омежкой на руках. «Отец пррриехал!» кричит он и вырывается у тебя из рук мне навстречу. Ярко-рыжий альфа лет четырех берет его за ручку и они бегут ко мне, а я подхватываю их на руки и кружу, пока они вопят от восторга. Подхожу к тебе и целую твой большой животик, в который сынишка толкается ножкой. А потом тебя — в губы, яркие, сочные, нежные губы. «А что ты мне привез?» спрашиваешь ты. «Землю из класса «Z» перевели в класс «K», открытый для посещений. Собирайся, мы летим к тебе домой.

Я закрыла лицо руками и заплакала. Неизвестно, сколько лет может пройти, пока и если попаду домой.

— Не плачь, мой хороший. Возможно, все будет по-другому, но обязательно хорошо. Все будет хорошо. — Мэд обнял меня, прижав голову к своему плечу, и ласково гладя по спине. — Неужели у тебя кончились вопросы?

Я хмыкнула, вытирая нос рукой, и задала пятый вопрос: — Сколько у тебя денег, Мэд?

Меня это волновало исключительно в целях оплаты полета на Землю.

— Некорректный вопрос, Ли. Ты знаком с денежными единицами Риаты? Или тебя интересует в единицах Звездной Федерации?

— Ну, планету купить хватит? — саркастически ухмыльнулась я.

— Смотря какую планету, милый. Есть же разные. А что, ты хочешь свою планету? Могу подарить на рождение сына.

— Альфы? — спросила скептично, чуть не ляпнув — «нахера мне сдалась планета, что я с ней делать буду?», но тут же подумав, что иметь свою планету, наверное, очень клево. Это тебе не «Симсы» какие-то…

— Ну, почему альфы? Кто родится. Бета, омежка или альфа. За любого малыша, Ли.

— А если у меня не получится забеременеть? Что тогда? Развод?

— Забудь это слово. Никакого развода не будет. Смирись. У нас прекрасная медицина, разве что мертвых с того света не возвращают. А уж с рождением детей вообще никаких проблем нет. Межпланетные технологии в медицине перенимаются в Звездной Федерации в первую очередь. И вообще, ты задолжал мне уйму поцелуев. Плати.

— Хочу тебя, Мэд. — Возбуждение в теле достигло своего апогея, а я привыкла быть честной в своих желаниях. — Обними меня, пожалуйста.

— Ли! Твоя честность подкупает, мой мальчик! — Мэд тут же выпростал руки и крепко обнял, целуя шею, спускаясь к груди, проходясь поцелуями по ключицам и прикусывая соски. Очередной «хлюп» заставил меня содрогнуться, прогоняя все мысли из головы и заставляя выгибаться в его руках, как гуттаперчевую куклу.

— Как ты хочешь, малыш? Командуй. Всё, что хочет мой сладкий мальчик! — Мэд, прерываясь, выдал мне в руки карт-бланш.

— Хочу быть сверху. Хочу быть в тебе. Хочу трахнуть тебя, как альфа, — вырвалось из моего рта. Блядь. Лиана! Когда мозги залиты похотью, молчи, как рыба об лёд, дура. Он же меня сейчас разорвет. Ну, вот ты и узнаешь границы допустимого, девочка моя.

====== 15. ======

Мэд схватил меня за предплечья и сильно встряхнул, так, что голова мотнулась, чуть не отрываясь от тела.

— Ты… Ты сумасшедший? Никогда! Никогда не смей мне предлагать такое! Я — альфа!

— А кому мне такое предлагать? — Да, я точно с этой гадской течкой протекла мозгами. Нет бы мне промолчать, классно потрахаться и все были бы счастливы??? Но мозги отключились, член ныл, неудовлетворенность взбунтовалась и, как горшок с мочой, ударила в голову.

— ЧТО? Что значит — кому??? Кому еще ты собрался предлагать это????

«На руках останутся синяки и переломы, если он продолжит так сжимать меня дальше», — вяло мелькнуло по краю сознания.

— Вот и я говорю — некому. Только тебе, — как нечто само собой разумеющееся, сказала, разводя руками. — У меня же есть член. Мне тоже хочется его вставить.

— Я тебе вставлю! Я тебе вставлю! Я тебе бошку оторву, шлюшонок ты мелкий! Ты! Да ты!!! У вас, может, так принято, но здесь — нет! Запомни это! Заруби себе на носу! У тебя член — чтобы пописать! Понятно тебе? Бляяяядь! Это просто уму непостижимо!!!

— Мэдди! Мэдди, солнышко, — меня несло, как после кефира с селедкой. Давно пора было остановиться, но тормоза были сорваны. — Мээээд, дай мне! Дай, пожалуйста! — Я липла к нему, как банный лист к жопе, гладила руками, прижималась, терлась всем телом. — Никто же не узнает! Один раз — не пидарас! Тебе понравится, обещаю! У меня член махонький! Ты даже не почувствуешь! Как комарик в жопку укусит!!! Мээээээд!!! Ты же сам сказал — все для моего мальчика! А сам в кусты? Это так у вас, у альф, принято слово держать? Какой ты после этого альфа?

Мэд отлепил меня от себя и бросил на кровать, схватил поднос с фруктами и со всей дури запустил им в двери.

— Ли! У альф зад для этого не предусмотрен! Он работает только на выход! Это у вас, омег, и на выход и на вход! — Мэд орал, не сдерживая себя и бегал по каюте.

— Не смеши мои подковы!!! А рот предназначен для минета, да? — Мы орали друг на друга, не сдерживаясь. Как супруги со стажем.

— Не путай хуй с пальцем! При чем тут рот?

— Вот! Вот ваши двойные стандарты в действии! Берете красивых омег, а спрашиваете как с умных. А сами тупые! Ну тупыыыыые!

В дверь постучали. — Мэд? Мэд, открой! Это Тир. Открой, пожалуйста! Что там у вас происходит, Мэдирс?

— Иди нахуй, Тир, — раненым кабаном заорал Мэд. — Скройся с глаз!

— Мэд, если ты не откроешь двери, я ее выбью!

Мэд схватил брюки, натянул их, путаясь в штанинах, подхватил рубашку и пулей вылетел за дверь, хлопнув ею так, что у меня зазвенело в ушах.

Я села на кровати. Что это сейчас было? Что, блядь, на меня нашло? Только неделю проходила с членом, а мозги уже вытекли через него и распылились в космосе. Лиана! Только ты можешь любой разговор превратить в цирк с конями и балаганом. И что теперь делать? Живот скрутило, член налился и болел. Трахаться хотелось, как перед концом.

Безрадостно оглядела разгром, царящий в комнате, разбросанные фрукты, размазанные по стене и полу. Что делать, что делать… Уборку делать. Дома мне всегда помогало — наводишь порядок в квартире, и в мозгах прочищается.

Конечно, дверь была закрыта, а никаких совков и веников ни в комнате, ни в душе не было. Пришлось приспособить поднос под мусор. Пока ползала на коленках по ковру, собирая раздавленные ошметки от фруктов, на меня накатила злость. На Мэда. Мой член против его — просто членик. Но меня-то он трахал ничтоже сумняшеся. А свою жопку, значит, ни за что и никогда мне не даст! Ну не сука ли! Может, я беременная, мне надо, а он меня так нервирует.

Когда все было собрано, на очереди предстояло отмывать двери, оттирать стены и ковер. Тряпок или чего-либо похожего на это не нашлось, в наличии имелись только мой халат и накидка. Накидка была белая, жалко. А халат — а халат не жалко.

Оторвала от него один рукав, намочила в душевой и принялась яростно оттирать потеки на двери. Злость плавно перетекла с Мэда на меня. Идиотка! Кто так налаживает отношения? Он согласен везти меня на Землю, а ты хвост задрала, и с членом наперевес — на амбразуры! Покусилась на святое — на священную жопу альфы! Пиздец, ты дура!

Хотелось плакать и трахаться. Трахаться и плакать. Ну, точно! Ебу и плачу — это про меня. Оглянулась в поисках чего-нибудь, похожего на дилдо. Ничего похожего. Даже близко. Меня скрючило от неодолимого желания вогнать в себя что-нибудь, напоминающее член. Так! Отставить! Взять себя в руки! То есть марш в душ! Холодная вода заставила меня продрогнуть и замерзнуть, но член стоял, как у волка на морозе.

Подошла к зеркалу и уставилась на розовые щеки, открытый в истоме рот, блядские красные губы с мелькающим розовым язычком. Лиана! Лиана! Возьми себя в руки! Хлопнула себя по левой щеке, приводя в сознание. Потом по правой.

Дааа, даааа! И по заднице ещеооо. И войди в меня…

Да сукаблядь! Что ж ты творишь?

Пока дошла из ванной до кровати, зад выписывал такие кренделя, что меня это даже рассмешило. Бы. Если бы так остро не крыло возбуждением.

Йога! Йоженька родненькая! Помогай!

Расстелила оставшиеся клочки халата на полу и уселась, крепко сжав булки и приказав себе не елозить, как собачка, у которой чешется жопка.

Колени к полу. Вдох-выдох. Руки в мудру. Позвоночник ровно. Вдох-выдох. Вдоооох — выыыдох. Пропускаем дыхание через себя. Омммммм. Омммммммм май гаааад как хочется трах… Оммммм. Ооооооммммм. Вдоооох-выдооох.

Ты не жопа на ножках. Ты человек. Даже больше — ты женщина. Ты и не с таким справлялась. Ты умница, Лиана! Вот так лучше. Другое дело.

Морок стал отступать. Все у нас в голове — и боль, и любовь, и радость. Мозги рулят. Жопа — отстой. Я сильная.

Желание отступило на периферию, член слегка опал. Посмотрела на этот отросток, который в любом мире приносит столько неприятностей. Накатила усталость.

Теперь на меня наваливалась депрессия. Ну, здравствуй, жопа, Новый год. Давно не виделись. Осознание случившегося, того, что переступила черту и только что разбила вдрызг еле-еле наладившиеся отношения, накрыло отчаянием так, что я завыла.

На пустом месте! Из ничего сделать скандал, шляпку и салат. Дура! Хотелось побиться головой о стенку.

Пощечина остановила вой и привела меня в себя. Так. Йога не йожит. Что же еще придумать? Мой взгляд опустился на кубики на животе. Точно! Зарядка! Нужно поддерживать это красивое тело в тонусе. И ничто меня так не выматывало на Земле, как занятие спортом.

Пресс! Легла на пол, зацепившись пальцами за кровать, и начала качать пресс, заведя руки за голову. Тело было тренированным, привыкшим к нагрузкам, и качалось с удовольствием, разгоняя кровь по телу и убирая и депрессию и желание. Десять раз — легко! Еще десять — как с куста! Очередные десять дались труднее, но я чувствовала, что это не предел.

Приседания. Вуху! Тридцать раз — как нефиг делать. Ну, герцог Биллиат Лау — ты силен. Вот это тело!

Отжимания. Руки легко сгибались, пружиня, отталкивая меня от пола, как игрушечные. Я даже попробовала в прыжке хлопнуть руками, прежде чем опуститься на пол. Еее! Получилось!

На мышцы навалилась приятная усталость. Душ и спать. А что делать с тем пиздецом, во что я себя втянула, об этом позаботится моя внутренняя Скарлетт. Завтра.

В каюте было тепло. Тело после зарядки налилось жаром и медленно остывало. Я вытянулась на кровати столбиком, сложив руки на груди, и плавно отъехала в сон.

Снилось мне что-то ужасное, и, проснувшись от своего крика, в сумерках я увидела склонившуюся надо мной голову.

— Ты кто, блядь? — испуганно вскрикнула я.

====== 16. ======

Сонная муть, не затершийся ужас сна, всплывающие воспоминания безобразной ссоры с Мэдом, вот это вот «Ты кто, блядь?», вырвавшееся у меня, сплелось в тугой комок дежавю и я прижмурилась, замерев мёртвой мышкой, боясь шевельнуться.

Голова метнулась в сторону. Свет стал ярче, и, с опаской раскрыв глаза, в слепящем со сна свете я увидела Мэда, с ужасом глядящего на меня. Он упал на колени рядом с кроватью и вцепился руками в простыню, боясь прикоснуться ко мне.

— Кто ты? — коротко выдохнул он.

Давным-давно я выработала для себя четкую линию поведения, еще на Земле. Говорить коротко, по делу. Отрывисто. Отвечать строго на поставленный вопрос. И на работе меня это спасало много раз. Но здесь, из-за расшалившегося развал-схождения и замены моей привычной «Оки» на спорткар в виде тела Ли, все мои наработки рухнули и погибли, извиваясь в корчах. Ну что же, будем поднимать этих зомбей, пусть поработают через «нехочу».

Молчать, Лиана. Отвечать «да», «нет», «не знаю». Черное-белое не носить, губки бантиком держать. А, нет. Это не из нашей оперы.

— Герцог Биллиат Лау. — Я посмотрела на Мэда с удивлением. Может, ему там Тир по голове засветил и теперь у него амнезия?

Мэд взбледнул и забегал по моему телу глазами, ища и не находя что-то, понятное только ему одному.

— Так ты вернулся?

— Я никуда и не уходил. — При этом я удивленно разглядывала комнату, замечая, что не все вымыла после демарша Мэда. Вон, на потолке, оказывается, фрукты прилипли. И за дверью не заметила.

Мэд шлепнулся задом на пол, вцепившись руками в волосы.

— Скажи еще, не знаешь, где мы находимся! — с тоской простонал Мэд.

— На корабле. Это очевидно. — Обвела взглядом помещение и нашла одну виноградину, прилипшую сбоку к столу. А вот «Это очевидно» — я зря сказала. Короче выражайся, сестра таланта. И всем будет лучше. И без претензий. Без упреков. Молчи.

— А куда мы летим?

— Мэдирс Кайрино. Чего вы от меня хотите? Выражайтесь внятно. — Вот это правильно я сказала. Вежливо дистанцировалась. Кстати, он называл свою планету, или нет? Не помню.

— Герцог Лау, вы помните нашу свадьбу? — с окаменевшим лицом произнес Мэд.

Ах, вот как мы заговорили. То «мальчик мой, я подарю тебе звезду планету», а то «Герцог Лау» тоном «идите нахер, ваше сиятельство». Значит, я верно выбрала тон.

— С первой до последней минуты, лорд Мэдирс.

Мэд с надеждой вперил в меня взгляд: — А что вы сказали про банкет?

Это что, посвящение в секту какую-то? Что за ЕГЭ он тут устроил?

— Не наедайся, говорю, вечером банкет будет, — процитировала и посмотрела в потолок, чинно сложив ручки на груди, как примерная ученица церковно-приходской школы, только голая и с хуем.

— Лиана! — заорал Мэд, набросившись на меня, и я подскочила от неожиданности, впечатавшись глазом в его подбородок. — Это ты, моя девочка! Это ты!!!

Я оттолкнула Мэда и села, вцепившись в глаз, из которого стреляли молнии. Потом сползла с кровати и кинулась в ванную. Намочила полотенце холодной водой и приложила к глазу. Ну, блядь, ты как всегда. Глаз болел адски. Убрала полотенце и посмотрела в зеркало. Вокруг глаза наливался здоровенный синячище. Пока еще это было покраснение, но красивые фиолетовые с синим переливы были гарантированы. Аккуратно приоткрыв глаз, радостно выдохнула — зрение не пострадало. В зеркале отразился бледный до обморока Мэд, нерешительно стоявший в дверях.

— Мэд, мне понадобится твоя повязка. Ты ее не выбросил?

— Нет. А зачем повязка?

— Затем, что уехал один пират, а вернется другой — как я покажусь твоим подданным с фингалом на все лицо? — Протиснулась мимо него и легла на кровать, накрываясь одеялом. Мокрое полотенце на глазу притупляло боль, но не обиду. И ведь некого винить, сама, дура, виновата.

— Лиана, это правда ты?

— Нет. Дейенерис Бурерожденная из дома Таргариенов, именуемая первой, Неопалимая, Королева Миэрина, Королева Андалов, Ройнар и Первых Людей, Кхалиси Дотракийского Моря, Разбивающая Оковы и Матерь Драконов… — Я посмотрела на раскрытый рот Мэда. — Ты что, подумал, что Лиатт вернулся в свое тело? — У меня самой отвисла челюсть. — Ты дурак, Мэд? Думаешь, души летают по воздуху тудым-сюдым?

Мэд виновато качнул головой.

— Ли! — Он взял меня за руку. — Прости меня за недостойное альфы поведение. — Мэд перецеловал каждый палец на руке.

— Да чихать я хотела на всех альф, вместе взятых, Мэд. А на тебя — нет, — выдохнула устало. — Тем более, что сама виновата перед тобой. Эта чертова течка выбила меня из колеи. Вместе со смазкой вытекла часть мозга. Я никогда раньше так себя не вела. Не знаю, что на меня нашло. Простишь меня? — Отбросила нагревшееся полотенце и посмотрела на Мэда, аккуратно приоткрывая больной глаз.

— Херовый я альфа, тоу. Не смог сладить со своим омегой в течку, бросил его одного мучиться, да еще и покалечил, — Мэд был готов расплакаться, а успокаивать плачущих альф как-то не входило в мои планы. Тем более жар опять начал окутывать тело, позорно заставляя плавиться мозги и внутренности.

— Как ты справилась, Лиана? — Он с настойчивостью мазохиста разглядывал наливающийся синяк, изо всех сил культивируя свою вину передо мной.

— Медитировала, отжималась, качала пресс, комнату вон отдраила, — махнула головой на место падения подноса.

— Медитировала? — повысил голос Мэд. — Я же запрещал тебе!

— Иди нахер, Мэд. Неужели ты думаешь, что если бы я даже могла, то стала бы переселять свою душу в мое мертвое тело там, на Земле? Сколько можно страдать херней?

Мы помолчали.

— А ты как справился? — Перетерпев свой приступ, я примерно представляла, как мучился Мэд.

— Спарринг с Тиром. Все равно не помогло.

— О, кстати, боюсь забыть — ты спрашивал — он там точно кончил два раза на консумации?

— Да. Когда ругал за мое поведение, он сказал, что мне достался такой омега, которого надо на руках носить, даже он, мол, два раза кончил, а я не ценю тебя. И про «боюсь забыть» — не смеши меня, Ли. У тебя прекрасная память. Мне временами кажется, что ты точно знаешь даже сколько фрикций было в нашем сексе, а не только…

— Двести десять.

— Что двести десять?

— Двести десять фрикций было у нас с тобой. Или ты считаешь туда-обратно?

Лицо Мэда вытянулось, и я не выдержала, заржав: — Да шучу я, дурачок, шучу! Иди ко мне!

Мэд рванул рубашку на себе, содрал брюки и рыбкой нырнул на постель в мои объятия, обнял, нежно поглаживая по волосам, по спине. — Лиана! Если тебе так надо… Если ты хочешь… Я готов… Ну… Это…

— И что, прямо готов? И даже растянулся и клизму поставил?

Увидев, как Мэд позеленел, звонко рассмеялась. Мое хорошее настроение возвращалось ко мне, и я поняла, что если не заткнусь и не успокоюсь, то второй раунд с битьем посуды нам гарантирован. Новый поднос с фруктами и едой снова стоял на столе.

— Мэд. Не так и не сейчас. Я хочу, чтобы ты сам захотел. Сам. А сейчас хочу, чтобы ты любил меня нежно. Так, как если бы это был наш с тобой первый раз.

И он показал мне. Так нежно, так трепетно, как ни один мой мужчина на Земле. И оказалось, что течка не туманит мозги, а лишь поддерживает градус желания, окрашивая наши ласки и прикосновения во все цвета радуги. Это был самый длинный секс в этом мире, в этом теле. И самый невероятный.

Лежа в кровати после душа, я вспомнила об одном невыполненном обещании. — Дорогой, помнишь, ты мне обещал?

Мэд напрягся и внимательно посмотрел мне в глаза. — Что именно, солнышко?

Представила себе, как Мэд теперь будет ходить, оберегая свой альфячий зад, с заклеенными скотчем крест-накрест полупопиями, и громко засмеялась.

— Ты мне так много обещал, что уже не помнишь? Ай-ай-ай, Мэдди!

— Если бы не знал, какая ты честная, я бы подумал, что ты говоришь об обещанном сексе сверху. Но, раз ты обещала, что я сам должен захотеть, значит, это что-то другое? Смею предположить — обстричь тебе волосы?

Притянула его голову к себе и нежно-нежно поцеловала. — Да, Мэдди. Именно.

— Ли… — Мэд замялся. — Солнышко… Ты с этим фингалом под глазом, выбритой головой, да еще с остриженными волосами… Не будет ли это смотреться слишком странно для герцога, милая?

— И здесь «Что люди скажут», — грустно хмыкнула, признавая его правоту.

— Подождешь до прилета домой? — Мэд поцеловал меня в шею, извиняясь.

— Если ты так просишь, разве я могу тебе отказать? Конечно подожду. Но ты будешь мне каждый раз при необходимости заплетать косички. — Я задрала подбородок вызывающе.

— Буду. И вот еще что. Лиана, если я буду называть тебя в женском роде даже наедине, то могу проговориться где-то еще и это скажется на моем деловом имидже. Вокруг меня много врагов, для которых признать мою недееспособность будет слишком большим подарком. Поэтому, прости, но мне придется обращаться к тебе только как к Ли, моему любимому омеге, даже когда мы вдвоем.

Я тяжело вздохнула, понимая, что он прав. Опять и снова.

— Ну, если любимому, тогда ладно, Мэдди.

====== 17. ======

— Дай поцелую!

— Ну не сюда же! Тут синяк. Хотя! — Я осторожно ощупала область глаза и не ощутила никакой боли. Сорвавшись с кровати, домчалась до ванной комнаты и уставилась неверяще в зеркало. Фингала не было.

Выглянула из-за двери ванной и недоверчиво посмотрела на Мэда. — А где синяк?

— Я зализал. Понимаешь, милый, когда альфа и омега создают пару, их жидкости смешиваются и в теле альфы вырабатывается антидот для омеги.

— Волшебная слюна! — Я вытаращила глаза, не в силах поверить, и внутренний голос тут же подсказал — «про единорогов не забудь и драконов, мать их».

— Так ты теперь и геморрой можешь лечить? — ухмыльнулась провокационно.

— Раскусил, Ли, — улыбнулся Мэд. — Ну, ничем тебя не удивишь.

— Так где синяк?

— Могу вернуть на место. Надо?

— Ох уж эти шутки за триста! Я серьезно, Мэдди! — Забралась на него сверху, он только охнул и напряг мышцы живота.

— Я же говорил, что медицина у нас на высоком уровне. Есть такой портативный медицинский прибор — он многофункциональный: cращивает ткань, обеззараживает. Я обязательно покажу, как им пользоваться. Тебе надо учить язык, солнышко, чтобы читать знаки и уметь пользоваться техникой. Вчера ты слишком быстро заснул, пришлось лечить во сне.

Он притянул меня к себе и поцеловал. — Вообще-то я думал утро начать по-другому. С поцелуя, с утреннего секса, а не с лекций о медицинских приборах, милый. Течка у тебя, или где?

— Кстати, а как вы определяете беременность?

— У нас есть тесты. Но сейчас нет смысла, нужно дождаться конца течки. Как раз прилетим домой, там и проверим. — Мэд нежно положил мне руку на живот и я дернулась, уходя из-под руки.

— Не хочу детей. Сейчас. Ты так вырос в моих глазах, когда в первый раз надел презерватив. А потом… Так нечестно, Мэд.

— Милый. Я альфа и у меня своя позиция в жизни. Ты — омега и волен думать по-другому. Но принимать решения, касающиеся нашей семьи, буду я. Как и нести ответственность. И обеспечивать. Это не обсуждается.

— Когда ты так говоришь, мне хочется уебать тебя.

— М-м-м! Хорошее желание! — Мэд потянулся и зафиксировал мои руки одной рукой, а второй отвел с лица прядь волос. — Только не уебать, а отъебать. А еще лучше, если будешь говорить вместо мата «любить». Нам осталось лететь шесть дней, и за это время ты должен научиться общаться без мата, и вести себя соответственно статусу. А я буду тебя учить.

— Да пошел ты!.. — Ярость медленно, но верно затапливала меня снизу доверху, ощутимая волна шла прямо от держащих рук мужа, заливая по самую маковку. Вспомнив, что было, когда послала его в жопу, я не стала заканчивать предложение.

— Обязательно, милый! Но за каждый мат будешь наказан. Тебе не идет, когда ты бранишься и ведешь себя, как альфа.

— Ненавижу, когда ты тычешь свою альфовость! Не надо со мной так. Я самостоятельная женщина и привыкла нести ответственность сама. Мне нелегко принять порядки, заведенные здесь, но я постараюсь, Мэд. Просто не надо меня заставлять. Особенно это касается детей.

— Смирись, Ли. Ты омега. Ты герцог. И ты беременный. Чем дольше будешь сопротивляться и отрицать очевидное, тем труднее тебе будет привыкнуть. Ты можешь навредить себе и ребенку, если будешь поступать согласно своим принципам вопреки всему, только потому, что тебе не хочется. Законы жизни жестоки, и если не придерживаться правил, выработанных столетиями, поставишь под удар не только себя. Поэтому, чем раньше это усвоишь и начнешь выполнять, тем легче тебе будет, Ли. Если бы это не было так серьезно, я бы не стал настаивать. Поэтому готовься, как взрослый человек, нести ответственность за свои поступки.

Жизнь запахла аммиаком. Я понимала, что Мэд прав. Другой мир, другие законы. Но, прожив жизнь свободным человеком, меня корежило уже только от слов про подчинение. Тупое, бездумное омежье подчинение только потому, что он альфа, а я омега.

— Мэд. Я понимаю, что нужно подчиняться правилам и вести себя соответственно титулу и званию, но не принуждай меня без необходимости. Пожалуйста. У меня есть гордость, честь, я уже говорила тебе, что не инкубатор и не питомец на поводке. Это против моей природы. Если не хочешь сломать меня и получить в итоге забитого и покорного омегу, который подпрыгивает по команде.

— Ли. Тебе не идет строить из себя альфу. Тебе идет, когда ты стонешь. — Он положил руку мне на член, и у меня непроизвольно вырвалось низкое, короткое постанывание. — Вот так тебе идет. Ты такой красивый, Ли.

— Блядь, Мэд! Не делай из меня резиновую куклу для ебли!

Мэд внезапно сел, потянув меня за руки, и уложил к себе на колени, звонко хлопнув по ягодице. — Урок первый. Если будешь ругаться, буду тебя шлепать.

Я протяжно застонала. — Д-а-а-а, милый, д-а-а-а! Ещё!

«А вот хер тебе, а не дрессура, — пронеслось в голове. — Испугал ёжика голой жопой».

Мэд замер с поднятой рукой. — Тебе нравится? Тебе нравится, когда тебя наказывают?!

— А ты шлепни еще пару раз и узнаешь, — выдохнула томным голосом. Естественно, я больше притворялась. Иногда мне нравилось поиграть в подчинение. Все-таки во мне было больше от сабмиссива, чем от дома. Но иногда. И в виде игры. Но тут уж была готова потерпеть, лишь бы проучить этого альфу.

Мэд непроизвольно, отзываясь на томные интонации моего голоса, погладил по заднице, лаская. Но потом очнулся и отдернул руку. — Вот как. Ну что же. Не думай, милый, что я не найду управу на твои выходки. Всегда есть еще метод — довести до пика и не дать кончить. Это по ощущениям — как вчера, когда ты мучился от неудовлетворения. Методов много и они разнообразны, наше общество выработало их в достаточном количестве, чтобы наказывать омег, не вредя им. Если не хочешь их все перепробовать на себе, не нарывайся, пожалуйста, дорогой. Все это делается только в твоих интересах, чтобы ты не навредил по незнанию или нежеланию придерживаться общепринятых правил.

— Да что ты говоришь! Ну, охуеть! ОЙЙЙ-м-м-м! Еще! — вторую ягодицу обожгло болью. Интересно, он решил подыграть и это секс-игра, или все еще учит правилам общежития на своей планете?

Я повернула голову набок, заглядывая в лицо Мэда. — А ты уверен, что возбудить и не дать кончить не повредит ребенку? Матка будет в тонусе и выкидыш очень даже вероятен. — Я не знаю, зачем это говорила. С одной стороны, очень, ну очень не хотела повторения вчерашних ощущений. С другой, не хотела детей и если бы случился выкидыш, то была бы только рада. Опять злость застила мне мозги и я ляпнула, не подумав.

— Ничего не поделаешь, раз не хочешь понимать слова, будем переходить к урокам, которые ты заучишь без слов.

Мэд стряхнул с постели одеяло на пол и уложил меня спиной на кровать, лаская возбужденную плоть и заставляя тело петь от восторга. Хотя мозги противились этому ласковому насилию.

— Нет, милый. Вреда ребенку не будет. На этой стадии тебя можно учить таким способом. И поверь мне, к нашему возвращению домой ты будешь шелковым. Сломать тебя не получится, ты лоза. Гибкая и пластичная. И твой ум не даст себя сломать. Зато такие практики, — он гладил мой торс руками, касаясь легко и ласково, и в то же время жалил словами, как ядовитая гадюка, — такие практики быстро и безвредно научат быть послушным себе во благо.

Мэд наклонился и поцеловал меня в шею, проводя губами ниже, ниже, пока не добрался до члена и пососал его, пережав у основания. Потом отстранился, но член всё ещё что-то держало. Я подняла голову и увидела, что он пережат какой-то полосочкой.

«Сууууука ты, Мэд» — подумала и выгнулась от удовольствия, когда он поднял обе ноги и вошел в меня, распирая и дразня головкой. Он входил и выходил, дразня и не наполняя, целуя ноги у щиколотки, спускаясь поцелуями ниже, раскачиваясь, каждый раз неглубоко проникая, и снова отступал, вынимая фаллос.

— Мээээд, — против воли простонала, выпрашивая больше.

— Да, моя радость? — Мэд полностью контролировал себя и свои движения, и даже голос был спокойным.

— Оххх, Мэд!!! — «Я тебя побрею, сука, ночью, если не дашь мне кончить», — пригрозила мысленно супругу, пытаясь насадиться на его достоинство. Но Мэд не позволил. Он крепко держал мое тело руками, одной придерживая за талию, а второй гладил задранную ногу и все так же мерно раскачивался, дразня и не наполняя собой.

— Обещай мне, Ли, что ты будешь послушным. И мне не придется тебя наказывать, маленький. — Его движения были размеренными и это сводило с ума. Это было выше моих сил. Я начала извиваться в его руках, желая прекратить эту пытку. Мэд улыбнулся и наклонился поцеловать меня. Я отвернула голову, но он, не получив губы, поцеловал в щеку, прикусил ушко и стал прихватывать зубами кожу на шее, подводя меня к пику и заставляя зависать без возможности излиться и кончить. Тело было безвольной тряпочкой, желающей только одного — разрядки. Не было желания говорить, ругаться. Не было сил. Выжатая, как лимон, я болталась в руках Мэда, который дорвался до моих губ и наконец-то засадил член полностью, целуя и размеренно трахая, вознося меня на вершину и не давая освободиться.

— Мэд, Мэд, дай мне кончить, пожалуйста, — мотая головой, молила его. Где была моя честь? Моя гордость? В Караганде, вот где.

— Не в этот раз, маленький. Это урок, — Мэд набрал скорость, тараня меня со всей силой, подталкивая по кровати вперед и бережно придерживая голову, чтобы я не билась ею о спинку, — и ты его усвоишь уже сегодня.

Мэд целовал меня, где хотел, трахал меня, как хотел, мой пережатый член готов был лопнуть, а это сладкое мучение перешло в настоящую пытку и пелена наконец-то накрыла меня, выключая сознание.

— Посмотри на меня, Ли, — донеслось как сквозь вату. — Маленький мой!

Я почувствовала прикосновение губ ко лбу и медленно открыла глаза. Мэд держал меня на руках и покачивал, как младенца. Член больше ничего не пережимало, по ощущениям. Внутри меня была пустота.

Посмотрела в глаза Мэда и не отвела взгляд. Сука фашистская. Спасибо за урок. Теперь я поняла, что доверять здесь никому нельзя. Даже ему. Тем более ему. Потому что, узнав мои слабости, он воспользуется ими, чтобы меня наказывать.

Ты думаешь, что такой крутой, альфа? Посмотрим. Не хотел, чтобы я говорила неприятные тебе слова? Так ты пережал, перестарался. Я не скажу их. Теперь я тебе вообще ничего не скажу, кроме «да» и «нет». Быстрее бы только эта гадская течка закончилась, когда тело нашпиговано гормонами и я банально какая-то ходячая жопа на ножках.

— Ли, тебе лучше? Давай я тебя помою.

Попыталась оттолкнуть его, но он только сильнее прижал к себе. Донес до душа, поставил на пол, забрался вместе со мной в кабинку и отрегулировал воду.

Мэд поцеловал, и я даже не отвернулась, пустым, безэмоциональным взглядом наблюдая за ним, как за мухой или тараканом, не препятствуя и не сопротивляясь.

Ты хотел куклу — ты получил ее.

— Ли, скажи хоть слово. Маленький!

От этого нежного слова меня скрутило и я согнулась, пытаясь вырвать, но было нечем. Мучительные спазмы выворачивали наизнанку, Мэд поддерживал, чтобы я не упала, отводя волосы в сторону от лица и льющейся сверху воды. Вчерашняя парочка фруктов канула в организм, как в бездну, и растворились там за ночь без следа.

Отдышавшись, с трудом выпрямилась и оперлась о стенку, сползая по ней на непослушных ногах.

Мэд выключил воду, обернул меня полотенцем и перенес на кровать, где я скрутилась калачиком и замерла, бездумно глядя в подушку.

Мэд что-то говорил, пытался покормить, но я смотрела сквозь него и никак не могла уловить за хвост ни одной мысли.

Кажется, он поил меня какой-то жидкостью и даже уколол в предплечье.

После чего я благополучно заснула.

====== 18. ======

Проснулась я, по ощущениям, часа через два. Хотелось есть, пить, двигаться, тело распирала энергия. Что он мне вколол?

Оглядела пустую каюту и увидела на столе поднос с едой. Уже другой, не тот, что стоял с утра. Откинула одеяло, собираясь встать, и вдруг почувствовала на себе руку. Дернувшись, я чуть не упала с кровати. Мэд придержал меня, не давая грохнуться.

— Хочешь кушать? — Его голос был ласковым и немного взволнованным. — Давай покормлю, не вставай. — Мэд перебрался через меня, встал с постели, поднял повыше подушку, помогая сесть поудобнее.

Меня коробило и выворачивало от его прикосновений, от его присутствия, от его голоса. Но урок я запомнила хорошо. Потерплю. Пусть кормит. Есть действительно хотелось очень сильно.

Он поставил поднос передо мной и сел вплотную. Я взяла в руку вилку, но он отобрал её и спросил: — Что тебе предложить, маленький?

Резкий спазм согнул пополам и я сложилась, чуть не макнув лбом в какую-то тарелку с салатом.

Переждав приступ, разогнулась и сказала спокойно: — Я не могу запретить тебе называть меня «маленький», но запретить своему телу блевать в ответ на это слово тоже не могу. Поэтому, если не хочешь, чтобы твой ребенок во мне страдал без еды, попытайся избегать при мне этого слова.

Говоря это, я смотрела в лицо Мэда и не могла понять, как он мне мог нравиться раньше? Ну, симпатичный. Ну, привлекательный. Но, зная его сущность, во мне внутри больше ничего не дрожало и не звенело при взгляде на эту красоту.

Он поиграл желваками и протянул руку, чтобы убрать волосы, которые так и висели свободными прядями. Я проследила за его рукой, дождалась, пока он заведет прядь за ухо, и опустила взгляд на поднос, выбирая блюдо.

— Мясо. Все равно какое, — произнесла ровным голосом.

Мэд наколол кусочек мяса и поднес к моему рту.

Взяв его зубами, нимало не заботясь, как это выглядит, я простонала от наслаждения и проглотила, практически не жуя.

И замерла в ожидании.

— Еще. — Если Мэд думал, что кормление с рук будет чем-то эротическим или поможет нам сблизиться, то он ошибался. Мне было до омерзения противно участвовать в этом спектакле. Но он хотел, а я не буду идти ему наперекор ни в чем. Только никакого удовольствия он от этого не получит. А я получу. Извращенное. Злое удовольствие сопротивляющейся жертвы.

Я больше не пыталась взять вилку или какую-то еду сама. Называла, что хочу, или показывала пальцем, если не знала названия. Мэд говорил, как называется это блюдо и настойчиво продолжал кормить с вилки.

Происходящее было утомительно. Зато я медленно пережевывала и все это должно было усвоиться лучше, чем если бы набросилась на еду, заглатывая ее большими порциями и болтая с ним, как это было бы раньше. До преподанного урока, убившего во мне все чувства.

Чувствуя, что наелась, и даже объелась, откинулась на подушку.

— Всё. Спасибо. Могу я встать? — утрировать, так утрировать. Полное подчинение — это тоже не сахар, Мэдди. И ты прочувствуешь это так же хорошо, как и я.

— Десерт, маленький?

Меня вывернуло прямо на пол, и рвотный рефлекс долго терзал, не отпуская, пока не опустошил полностью.

Мэд отбросил в сторону поднос и помогал мне, поддерживая, пока я сидела, согнувшись, на кровати над полом.

Потом прижал к себе и прошептал: — Прости меня, Ли. Прости меня!

— Мне надо в душ. И одежду. — От близости Мэда тело начало покалывать и наливаться истомой. Он отстранился, посмотрел виноватым взглядом и, не увидев никаких эмоций на моем лице, выскочил за дверь, аккуратно ее прикрыв.

Блядь! Такое было вкусное мясо. И салат.

Прошла в душевую кабинку, заткнула слив и уселась принимать ванну. Мне нужен был релакс. И только вода могла его дать сейчас. Какое же это блаженство! Бездумно сидеть в ванне и льопать по воде руками. Эхх, сейчас бы поплавать где-нибудь на море, поваляться на золотом песочке под ласковым солнцем, выпить пивка с таранкой… или холодного кваса… съесть вареную кукурузу…

Слёзы внезапно полились из глаз, без всхлипываний, без рыданий, было впечатление, что организм спешно избавляется от лишней жидкости.

Выходить в комнату и видеть этого чужого мне человека, который может так играть моим телом и моими чувствами, быть зависимой от него, подпрыгивать по команде, как кукла на ниточках, не хотелось. Но не сидеть же целый день в ванне. Я и так тут провела часа полтора.

В комнате было чисто, убрано, перестелено. На столе стоял новый поднос с едой.

Мэд сидел на стуле и напряженно ждал моих шагов.

«Что ж вы так убиваетесь, вы ж так не убьетесь, лорд Мэдирс».

— Я принес тебе одежду, Ли. Давай помогу одеться? Если ты хочешь.

— Я сама.

— Сам.

— Я сам.

Мэд смотрел на меня, не отрываясь, а я разглядывала одежду — туника из мягкой, приятной ткани, и свободные шальвары.

— Здесь нет трусов.

— Беременные не носят трусы. Это вредно для ребенка.

Я посмотрела на плоский живот и даже провела по нему ладонями, чтобы убедиться, что у меня за ночь не выросло пузо, которое нельзя пережимать, чтобы не навредить ребенку.

— Чушь. У меня даже живота нет. Что тут пережимать? Я хочу трусы.

— Сейчас принесу. — Он поднялся и стремительно вышел.

Я надела тунику и села на кровать в ожидании.

Мэд вернулся с трусами в руке — он что, так и шел по кораблю? Да пусть ходит, как хочет, альфа же, что с него взять.

— Давай помогу. — Он присел и надел на меня трусы без всякой эротической подоплеки.

Это даже не смешно. Теперь что, всегда так будет? Но озвучивать это я не собиралась. Затем он помог надеть штаны и оправил сверху тунику.

— Ли, расскажи мне про Землю, про систему, в которой она находится и все, что знаешь о вашем местоположении. Это нужно для поиска твоей планеты по любым косвенным признакам.

Я напрягла мозги и поняла, что мало что знаю о солнечной системе.

— Земля — это четвертая планета от Солнца. Она имеет единственный спутник, который повернут к ней одной стороной. Вокруг Солнца крутятся всего девять или десять планет. Мне нужнонарисовать, так легче будет ориентироваться.

Мэд достал из недр стола что-то, похожее на карандаш, только из какого-то сплава, и придвинул ко мне похожий на планшет девайс, включая его.

Я нарисовала Солнце, Меркурий, Венеру, Марс, Землю с Луной, обозначив ее галочкой, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун, Плутон. Размеры, конечно же, я не помнила. Только то, что самые большие — Юпитер и Сатурн. Кажется, у Сатурна имеются кольца.

— Мы находимся в рукаве галактики Млечный Путь. Она имеет спиралевидную форму. — Попыталась изобразить ее, но у меня ничего не вышло. — И с Земли видно созвездие Большая Медведица, в виде ковша с заломленной ручкой. Еще знаю названия Альфа-Центавра и Кассиопея.

Это все, что я знаю.

И грустно улыбнулась. Вот имя Дейенерис Бурерожденной помню целиком. А такую нужную информацию про планеты — нет.

— Спасибо, Ли. Я сейчас передам эту информацию Тиру, он поищет по всем приметам, которые ты рассказала. Побудь здесь, пожалуйста. Если хочешь есть, вот еда и напитки. Может, хочешь что-нибудь особенное?

— Пиво и соленую рыбу.

— Что это?

— Долго рассказывать.

Мэд взял мой планшет и вышел из каюты.

А я подошла к стене и увидела иллюминатор. Как же его открыть? Мне так хотелось посмотреть на космос, так ли он выглядит, как показывали в фильмах? Но нажимать на кнопки рядом с ним было ссыкотно — вдруг произойдет разгерметизация или включу сирену? Вот уж чему-чему, а этому меня учили еще с детства — не знаешь, как работает, не трогай.

Подошла к подносу и выбрала дорио, чисто проверить — может, он мне уже нравится, тогда я точно беременная, и рвота — не психосоматическая реакция на травму, а признак беременности. Фууу, блядь! Гадость какая. Выплюнула надкушенный кусочек на тарелку. Потом взяла чирс и с удовольствием съела большую гроздь. И энго. Сладкий, сочный энго, сок которого, как я ни старалась есть аккуратно, все равно тек по моим рукам и извазюкал в липкой субстанции по самый локоть.

Мэд подошел неслышно, и внезапно взял меня за руку. Я вздрогнула, попытавшись выдернуть её, но он не позволил.

Сел на кровать, утянув меня к себе на колени, и стал вылизывать липкий сладкий сок с моей руки.

Я напряглась и замерла, сжав руки в кулаки непроизвольно. Тело знало, чем закончится это вылизывание. Оно давно увлажнило ягодицы, покалывало иголками соски и заставляло сердце работать в ускоренном режиме. Гребанная течка.

Мэд знал это, он и сам был на взводе. Его колбасное изделие в штанах, как обычно, лежавшее направо от пупка, традиционно выпятилось во всю длину.

Мэд нежно вылизывал ладонь, постепенно очищая меня от липкости, и тело предательски наливалось истомой. Волна желания прокатывалась по мне сверху донизу. Вначале медленно и неспешно, затем сильнее и глубже накрывая и уволакивая в предчувствие наслаждения.

Мозг понимал, что тело сильнее. Если бы я могла сейчас поотжиматься или помедитировать, то прогнала бы эту патоку, разлившуюся по всему телу, но Мэд мне не позволит сублимировать. Он тут не с этой целью так старательно работает языком.

Безумно хотелось потереться, поёрзать задом, прикоснуться к члену, запрокинуть голову и подставить шею, постонать. Но я усилием воли не позволяла организму взять верх над собой. Что характерно, с каждым разом это давалось все лучше и лучше.

— Ли. — Мэд поднял голову и посмотрел своими зелеными глазами серьезно и виновато. — Ли, прости меня. Ты не такой, как все, и реагируешь не так, как омеги. Я не знал, что это так подействует на тебя, хоть ты и предупреждал. Прости.

Обещаю, больше не стану делать ничего из того, что ты не хочешь. И наказывать больше не стану. Если тебе нужен секс… можешь привязать меня к кровати и пользоваться мною на твое усмотрение. Вот. — Он протянул мне на ладони тот девайс, которым перетягивал мой член у основания. — Можешь не дать мне кончить. Это будет справедливо.

Мэд замер, спокойно глядя мне в глаза. Представляю, чего ему стоило это спокойствие. Меня уже штормило от накатывающих волн желания. Ему тоже было несладко.

— Раздевайся, — приказала ему и встала, снимая с себя одежду. Мэд закончил первым, надел на запястья наручи и лег на спину на кровать, протянув руки к изголовью.

Пфф! Обездвиживать и привязывать его не хотелось. Мне нужны были его руки на моем теле. Мучить его так же, как он меня, я не собиралась. Я всего-навсего решила потрахаться так, как хотелось моему телу, чтобы прогнать эту истому и этот морок из тела, чтобы оно опять начало слушаться меня.

Забралась на него, отвернувшись спиной, взяла его дернувшийся член в руки, отогнув от пупка, и ввела в себя так, как мне давно этого хотелось. Медленно опустилась до основания и запрокинула голову. Волосы волной опустились за моей спиной, расплескавшись по телу Мэда. Он вздрогнул подо мной, мелкая дрожь его тела, вкупе с тяжелым дыханием, заставляли меня тоже дрожать.

Поднимаясь и опускаясь, скользя по его стволу, мне не хватало его рук. Для опоры, для удовольствия. Я остановилась, скрутила волосы в жгут и перекинула их на грудь.

— Возьмись за талию руками, — повернув голову в сторону, попросила его.

Горячие руки тут же охватили талию, почти сомкнувшись. Я начала двигаться в приятном для себя темпе. Большие пальцы стали поглаживать меня по спине. Мэд придерживал меня руками, не подмахивая, только помогая. Это было похоже на то, что я трахаю себя Мэдом. Да, собственно, так и было.

Тело было благодарно. Оно насыщалось, томилось, лучилось волнами радости, выплескивая счастье в незамутненном и очищенном от примесей виде, заставляя меня стонать и прогибаться, танцуя на члене танец расслабленной страсти.

Но чего-то не хватало. Позу я выбрала не очень удобную. Пришлось встать, развернуться лицом и сесть сверху, упираясь руками Мэду в плечи.

Он лежал с запрокинутой головой, выгнувшись, сдерживая себя, вцепившись руками в простыню, комкая её и хрипло постанывая.

Стоя на коленях, приподниматься и опускаться стало легче, и наслаждение тут же захлестнуло, отдаваясь во всем теле негой, переливающейся через край, заставляя меня коротко выкрикивать и вилять задницей, прогибая спину.

— Помоги! — хрипло выдохнула сквозь зубы, и Мэд вскинул бедра, подбрасывая меня и доводя в пару движений до желанного оргазма.

Я длинно застонала, сжимаясь и выплескивая сперму на живот Мэда, и он тут же запульсировал внутри меня, догоняя и изливаясь.

Я опустила голову, и волосы накрыли нас покрывалом. Отдышавшись, дождавшись пока Мэд успокоится, слезла с него и пошла в душ, ни на каплю не раскаиваясь и не сожалея о сделанном.

Ни тебе здрасьте, ни мне досвидания* — вспомнился анекдот, и в душе я наконец-то рассмеялась.

Комментарий к 18. *Возвращается Рабинович из командировки, входит в комнату, видит — в постели его жена с незнакомым мужчиной. Мужчина видит Рабиновича, встает, одевается и молча уходит. — Сара, кто это? — А я знаю? Хам какой-то! Ни тебе здрасьте, ни мне до свиданья!

====== 19. ======

В ду́ше я мурлыкала песню, стоя под струями воды.

Было хо-ро-шо! Досыта и без греха. И без соплежуйства. Потрахались и разошлись. Хорошая сделка. По-хорошему, он мне должен еще раз за один пропущенный трах, когда я медитировала.

Судя по состоянию мозга и тела, течка заканчивалась. Приступы проходили быстрее и становились слабее. Да и этих плюхов уже не было. Неужели мне так повезет, что вместо семи дней будет всего три? Сегодня третий день и он заканчивается!

И я от радости запела:

По дороге летним днём, нанана-нанана

Шли, обнявшись, под дождем, нанана-нанана

Ослик, суслик, паукан, нанана-нана,

И-и-и мокренькая кисонька, кисонька, кисонькааа

Скрылся летний дождь вдали, нанана-нанана

И, обнявшись, дальше шли, нанана-нанана,

Ослик, суслик, паукан, нанана-нана

И-и-и сухонькая кисонька, кисонька, кисонькааа

Сухенькая кисонька — тренд сезона. Вернее — сухенькая жопонька. Вот где счастье-то. Надо будет открыть свое производство одежды и назвать труселя для омег «Сухенькая кисонька». Им абракадабра, а если сюда попадет землянин, во чувачелло порадуется.

Настроение улучшалось прямо на глазах. Я всегда старалась быть на позитиве, и случавшиеся со мной редкие депрессии ненавидела всеми фибрами души. Это настолько противоречило моему внутреннему миру, что внутри выжигало большущую дыру, которую потом долго и тщательно приходилось заполнять котиками, анекдотами и байками, и картинками с красивыми мужиками. Еще от этого помогал Бусин, но он не всегда был под рукой. Иногда, когда его толстая мохнатая задница была остро нужна для тисканья, он шлялся по своим важным делам. А иногда был дома, но тискаться не желал. Гордый и самостоятельный, прямо как я сейчас. Тьфу. Бус! Какая же это гадость, когда тебя тискают против воли. Прошу у тебя прощения, Бусик. Вот прилечу на Землю, найду тебя, пристрою в хорошие руки и попрошу прощения еще раз. Или заберу тебя с собой. Или к тому времени Мэдирс передумает и оставит меня на Земле. Короче — или ишак сдохнет, или падишах. Насреддин* прав во веки веков. Аминь.

Я вышла из душа и обрадовалась — Мэд спал, раскинувшись на постели. Ни говорить с ним, ни молчать с ним не хотелось. И видеть тоже. Да и эта каюта мне остопиздела так, что выть хотелось. А ругаться действительно надо поменьше. Мэд прав. Между прочим, я поняла, почему ругаюсь: вот, например, «все равно» — восемь букв. А «похуй» — только пять. Вывод: мы ругаемся матом, потому что экономим буквы. А я всегда была оооочень экономной. Хе-хе.

Решительно натянула на себя одежду — кстати, надо будет спросить — нет ли здесь гаремов и паранджи, а то какие-то параллели с собственническими законами незримо прослеживаются. Вот ведь будет попадос, если здесь восточный тип отношений принят. Но это потом. Все потом. А сейчас, Лиана, — я взялась за ручку двери и открыла ее, — сбывается мечта всей твоей жизни — увидеть космос и побродить по кораблю.

У меня даже коленки затряслись от предвкушения.

Длинный коридор одинаково уходил и направо и налево. Пойду направо. Леваки нынче не моё. Я замужем всё-таки. Непонятные одинаковые двери тянулись вдоль коридора и отличались только значками, наверное, это цифры. Двери трогать было страшно. Вдруг ввалюсь кому-нибудь в каюту. Во позорище будет. А рубка должна отличаться от простых кают.

Рубка действительно отличалась. Во-первых, она находилась по центру, во-вторых, была круглая и, в-третьих, от нее расходилось в стороны несколько коридоров.

Тихонько потянула за дверь, ожидая чего угодно, совершенно не страшась и не боясь, что меня заругают — это как увидеть Париж и умереть. Только здесь коооосмооооос!!! А потом пусть хоть запрут безвылазно. С детства зачитываясь фантастикой, я выросла на книгах о космосе, о пиратах, о приключениях. А когда выросла, подоспели компьютерные игры. Вот где оторвалась от души — в гонках на кораблях и пилотировании. Я даже для этого разорилась на джойстик и приставку в то далекое время, когда они только появились. Месяц потом голодала, зато похудела и выглядела на пять лет моложе. Вот тогда-то я и стала ругаться, как сапожник. Все эти тонкости управления, внезапные кометы, подлые выстрелы противника, непослушный джойстик — сколько раз орала, пиная подушку ногами — не счесть! Думала даже выкинуть приставку из окна. Но потом успокаивалась и продолжала дальше. Все известные игрушки я проходила до конца и не по одному разу. Только это было уже давно.

За дверью космоса тоже не было. Только экраны, уставленные полукругом, огромная панель управления и ни одного иллюминатора.

Сказать, что я расстроилась — ничего не сказать. Потому что на экранах это выглядело так же, как на мониторе моего компьютера. В точности. Один в один. А я думала, тут будут огромные окна слева направо, во всю стену, и если выключить свет, то можно будет плыть в темноте космоса, как Лео с Кейт на Титанике, на носу корабля. От будничности и простоты — ну панель, ну сложная, ну большая — что я, пультов больших не видела, — так расстроилась, что не сразу обратила внимание на альфу, подошедшего ко мне.

Он поклонился и поздоровался:

— Добрый вечер, лорд Кайрино.

— Добрый вечер. — Я с интересом оглядела молодого альфу. В нос шибануло острым запахом с примесью кофе, корицы и нотой мускуса. Схера ли такая реакция? У меня же течка вроде кончилась… или кончается… Или у альф на любого омегу такая реакция?

М-м-м! Как же я хочу кофе! Точно течка закончилась и мозги заработали.

— Извините, лорд…

— Называйте меня Лиатт, пожалуйста!

— Мистер Лиатт, прошу прощения, но в рубке посторонним находиться запрещено! — произнес альфа, бледнея и краснея, меняя цвета попеременно, прямо как Индикатор из мультфильма «Тайна Третьей Планеты».

Ой, а я сказала, что Земля четвертая. Вот дура. Точно ведь — третья от Солнца.

— Простите, вы сейчас кого здесь назвали посторонним Вэ***? Мужа своего командира? Меня, Герцога Лау? Может мы еще тут померяемся писюнами — у кого больше?

Альфа сбледнул с лица, но не смог противиться любопытству и заинтересованно уставился мне в пах.

— Слушайте, у нас ничья. У вас — один, и у меня — один! — озвучила я баянистую шутку с Земли.

Альфа рассмеялся, показывая крепкие, красивые белые зубы, начиная принимать нормальный цвет лица.

Протянула руку: — Ну, что, будем знакомиться? Лиатт.

— Дион. — Он взял мою ладонь, протянутую для пожатия, развернул и поцеловал, наклонившись.

— Дионнн — какое красивое имя! — Я сто лет не флиртовала и вспоминать было приятно. Особенно, когда альфа так привлекателен, молод, суров, червлен бровями и волосами, с голубыми прозрачными глазами, цвета родниковой воды, и ведется на мой флирт, как котенок на клубок.

— А где ваш муж? Он правда отпустил вас погулять по кораблю в одиночку? — слегка-слегка недоверчиво, чтобы не обидеть недайбоже такого юного прелестника, как я, даже косвенно, своим мнимым недоверием, спросил он.

— Спит. Утомился. Не вынес напряженной гонки гормонов. Я вот пить захотел, вышел поискать, и нашел вас, Дионнн! — Пить действительно хотелось, и, как оправдание, это было первым, что пришло в голову.

Альфа снова покраснел и, протянув руку к панели в стене, открыл ее и предложил мне на лоточке… дорио. Да они сговорились тут все, что ли… Хотя проверить с помощью фрукта, не полюбила ли его, а значит, не беременна, хотелось. Это как трогать языком ранку от зуба. И больно, и страшно, и кровит, но не трогать не получается. Я улыбнулась, взяв дорио, надкусила и обрадовалась. Реакция — блевотная, как от соленой морской воды, только еще и пахнущей имбирем, осталась та же, что и была. Мда… «Мистер Джон через пару месяцев все-таки бросил курить сигары, а вот мистер Гарри без сигар уже не может»** — это, кажется, про меня. Глядишь, так и привыкну.

— Простите, Дионнн! Но мне бы попить. — От него так приятно пахло кофе, что я неосознанно водила носом, и не могла надышаться этим запахом. Нет, никакого влечения, никакого подспудного желания секса к нему не возникало — слава ктулху, натрахалась на полгода вперед. Но выпить чашечку крепкого сладкого кофе хотелось неимоверно, до спазмов в животе. — Не могли бы вы принести чашечку чего-нибудь горячего?

Я подумала, что говорить альфе: у вас приятный запах, приготовьте, пожалуйста, напиток с таким же ароматом, было глупо. Ура! Еще одно подтверждение, что мозги включаются в работу.

Дион смущенно улыбнулся и вылетел за дверь пулей.

Я подошла к пульту и посмотрела на разные тумблеры, кнопочки, выступы и непонятные обозначения под ними. Раз мозги включились, начинай, Лианочка, учить язык. Безграмотный герцог — это моветон. Да и очень неудобно в быту. И читать уже хотелось, аж руки чесались.

Когда хлопнула дверь, я как раз водила пальцем по надписям, выискивая знакомые буквы из алфавита, который заучила песенкой для малышей с Тусио. Составлять буквы в слова самостоятельно было смешно и нелепо. Без самоучителя будет трудно.

Обернувшись на стукнувшуюся дверь, я ожидала увидеть Диона с напитком. Но в дверях теснилась замершая группа альф во главе с Мэдом. Он был босиком, в одних брюках, надетых задом наперед, с голым торсом, на котором засохли потеки моей спермы, и на лице был написан ужас, типа «мы все умрём». Раздавался приглушенный топот ног, альфы прибывали, врезаясь в живописную группу стоящих, и, замирая, напирали на передних.

А-а-а! Так вот что за звуки я слышала краем уха! Это не «блядь» кричали в коридоре, а звали меня. Биллиат! Вот имечко-то досталось!

— Лиатик, малень… чик мой! Замри! — спокойно, контрастируя голосом с выражением лица, произнес Мэд, глядя на меня и протягивая руку, но не двигаясь с места.

Меня окатило жутью, как тогда, когда на мне обнаружили паука на прогулке и мой тогда еще муж говорил со мной точно так же. Хоть бы не паук! Хоть бы не паук. Я тогда не завизжала, а замерла, как сейчас, но внутри звенел вопль ужаса, заглушающий звуки извне.

— Лиатик, маль… чик мой! Убери ручку с пульта, солнышко! — так же спокойно и ласково, делая маленькие шажки ко мне, продолжил Мэд.

Я обернулась к пульту, посмотрела на свою руку и аккуратно ее убрала, размяв в воздухе пальцы от испуга. Дружный вздох десятка альф разнесся по рубке.

— Что ты здесь делаешь, милый? — Мэд так же медленно, боясь напугать меня, хотя куда уж сильнее пугать, я дрожала от виртуального неснятого паука и это было видно невооруженным глазом.

— Дион? Где Дион? — произнес черноволосый альфа, стоящий в дверях.

— Я здесь! — виноватый голос донесся из задних рядов теснящихся за дверью альф.

— Так что ты делаешь здесь? — выделив последнее слово интонацией, спросил меня Мэд, подходя и пытаясь прижать к себе.

Ишь ты, какой быстрый. Я выставила руки перед собой, не давая обнять себя.

— Мне захотелось пить. Я попросил Диона принести мне чего-нибудь горячего. А что?

— Он тебе не Дион, — тихо прошипел Мэд. — Пойдем в каюту. Нам надо поговорить. — Он протянул руку и, взяв меня за предплечье, поволок в сторону выхода.

Чоррррд! Опять попала в историю, да еще и подставила несчастного Диона.

Альфы расступились, пропуская нас с мужем, и до каюты мы с ним дошли в полном молчании. Расстегнутая ширинка на заднице Мэда смешно покачивалась при ходьбе и после пережитого шока и вида супруга на меня напал смех. Я пыталась его загнать внутрь, но у меня ничего не вышло. Как только дверь за нами захлопнулась, я упала на разворошенную постель и зашлась в хохоте, катаясь по ней и держась за живот.

Комментарий к 19. *Ходжа Насреддин за хорошую плату взялся за двадцать лет обучить грамоте ишака. Эмир грозил отрубить Насреддину голову, если в указанный срок ишак не научится читать. Когда Насреддина спросили, как же он пошел на такой риск, он ответил:

— Ничего страшного. За двадцать лет или ишак сдохнет, или эмир умрет, или я!

**Жили-были два друга — мистер Джон и мистер Гарри. Мистер Джон любил каждый вечер выкурить сигару, сидя у своего камина с бокалом дорогого бренди, а мистер Гарри терпеть не мог табачный дым и его очень раздражала привычка мистера Джона. Однажды мистер Гарри украл сигару у мистера Джона и засунул себе её в задницу, походил с ней 15 минут, вытащил и положил на место в дом мистера Джона. Мистер Джон подвоха не заметил и выкурил сигару как ни в чём не бывало. В следующий раз мистер Гарри засунул сигару себе между ягодиц на полчаса и ситуация повторилась — мистер Джон не почувствовал разницы. В третий раз мистер Гарри засунул себе сигару промеж булок на час и вернул её после. Так продолжалось около месяца. Мистер Джон через пару месяцев все-таки бросил курить сигары, а вот мистер Гарри без сигар уже не может.


Посторонним В – табличка из мультфильма про Винни-Пуха.


====== 20. ======

— У тебя штаны… штаны… ахахахаааа, — смеялась я, тыча пальцем на злого Мэда, не в силах выговорить всю фразу целиком.

Он посмотрел на себя и нахмурился. Потом посмотрел на меня и несмело улыбнулся, снял брюки и, подойдя ко мне, сел на кровать.

— Так, значит, чтобы заставить тебя смеяться, нужно надеть брюки задом наперед, испугать до полусмерти всю команду и поиграть с пультом космического корабля, Ли, — мягко сказал он, погладив по руке.

— Как ты заставил Диона покинуть рубку? — Мэд ласково улыбался, все еще напряженно сидя возле меня.

— Всего лишь улыбнулась ему…

— Улыбнулся.

— …сказал, что у него красивое имя и попросил принести мне чашечку чего-нибудь горячего. Бооооже! Как он пахнет! Это настоящий запах кофе с Земли! Я без кофе не начинал ни одно утро! Я кофеиновый маньяк. Если здесь не найдется ничего, похожего на кофе, точно завяну через месяц. — Остаточные хиханьки вырывались из меня уже реже, но заряд бодрости все еще распирал.

— Ли, — расстроенно произнес Мэд. — Я же просил тебя подождать чуть-чуть. Ходить по кораблю, битком набитому альфами, омеге в течке — не самое разумное решение.

— Да нет больше течки. Все прошло, слава белочкам! И потом, ты спал, а сидеть в этой каюте и смотреть в стену — больше похоже на шизофрению. Это невыносимо. И ничего с вашим кораблем я не делала. Неужели ты считаешь меня идиоткой… идиотом? Я лишь пытался прочитать, что там написано. Алфавит уже знаю, вот и попробовала составить слова из знакомых букв.

— Давай по пунктам. От тебя фонит течкой, как от атомного реактора. Она заканчивается, но еще не прошла, прости. Альфы, конечно же, не тронули бы тебя, Ли, но лишний раз провоцировать их не стоит, милый. Никто тебя не запирает в каюте, как ты успел заметить — двери были не закрыты. Я планировал поговорить с тобой и лишь на секундочку закрыл глаза. А когда открыл… — Мэд устало провел рукой по лицу, — тебя нигде не было. Я так не пугался даже когда вытаскивал тебя голого и связанного из подвала. Даже не помню, как штаны надел. Никто не считает тебя идиотом. Пойми, я испугался. Испугался за тебя. А вся команда — они тебя не знают, вот они испугались за корабль и свои жизни. Омег не допускают до святая святых. Это как… как…

— Как обезьяна с гранатой на мотоцикле… — прошептала обреченно, окончательно успокаиваясь и впадая опять в состояние депрессии, понимая, что в этом мире мне есть лишь одно место — в детской, воспитывая детей Мэда.

— Что это значит?

— Долго объяснять.

— Зачем ты нюхала Диона? — опять напрягся Мэд.

— Ты опять начинаешь? Никто твоего Диона не нюхал! — И осеклась, вспомнив, как водила носом, не в силах оторваться от притягательного запаха кофе. — Специально не нюхал. Но он пахнет так… так… волшебно! — Вздох вырвался непроизвольно и Мэд помрачнел. — И я до сих пор хочу выпить чего-нибудь горячего. И сладкого. И есть хочу. Сам.

— Дай мне слово, что не выйдешь за дверь, пока схожу тебе за напитками! — Мэд снова надел брюки, теперь правильно, накинул рубашку, и, застегивая ее, пристально посмотрел на меня.

— Хорошо. Это было обычное недоразумение. Я оказалась в космосе, мозги прояснились, а быть рядом и не увидеть космос в иллюминатор, это нонсенс. Такого больше не повторится. — Я опять возвращалась в свое состояние нейтралитета с Мэдом. Без чувств. Без отношений. Без эмоций.

Он вышел из каюты и я подумала, что опять разболталась. Да и за Диона не попросила. Ведь того, как пить дать, накажут ни за что, ни про что. Хотя, если бы я была капитаном корабля, а мой надежный подчиненный оставил важный пост на неизвестного безмозглого омегу, допустим, там был бы не я, то лично башку бы ему открутила, и сказала, шо так и було! Но он же выполнял мою просьбу. Даже не приказ. Его, конечно, накажут, а я придумаю, как его поощрить.

Блин. У меня нет ничего своего. Даже одежды. И тут я снова приуныла. Поэтому, когда дверь открылась и Мэд вошел с подносом с десятком дымящихся чашек, он застал меня свернувшейся на постели и сжавшейся в комочек.

Мэд грохнул поднос на стол, чашки зазвенели, и бросился ко мне, мягко разворачивая на спину и вглядываясь в лицо. — Что случилось, Ли? Тебе плохо? Что болит, солнышко?

— Ничего не болит. Душа болит. Ты не поймешь. Подумаешь, что это обычные омежьи заморочки, — не глядя на него, произнесла в потолок.

— Расскажи, Ли. Давай ты будешь пробовать чай и напитки — вдруг какой-то понравится — и рассказывать мне, что тебя гложет. — Он усадил меня за стол и подал первую чашку, аккуратно поставив ее прямо мне в руки. — Знаешь, я ходил нюхать Диона… — он улыбнулся, — вот этот напиток похож на его запах. Попробуешь?

— Подлиза. — Я вдохнула запах, исходящий из чашки, и удивленно подняла глаза на Мэда. В чашке был чай, судя по консистенции, но пахло действительно, как кофе с корицей. Я, обжигаясь, маленькими глоточками выхлебала все до дна, постанывая. Конечно, вкус был не совсем тот, но запах… запах был настоящего кофе. — Нет, не то.

— А почему тогда ты так стонал, пока пил чоа? — улыбнулся Мэд.

— Вкус не тот. А запах тот. Дихотомия добра и зла. Диссонанс между запахом и содержанием. Понимаешь?

— Попробуй это. Этот чиос любят беременные. В нем много витаминов и он кисло-сладкий. — Мэд протянул мне очередную чашку.

При упоминании про беременных мое лицо опять перекосило. Но не брать чашку и не попробовать только из-за каких-то беременных, любящих его, не стала. Детский сад «Штаны на лямках» не мой стиль. Я взрослая женщина, практичная и экономная. А напиток действительно оказался вкусным. Но это еще ни о чем не говорит. Мухи отдельно, а котлеты — отдельно.

— Понравилось? Судя по тому, что ты выпил всю чашку? Возьми теперь вот это. Это горький напиток из плодов макуи, но многие его любят именно за горечь. — Мэд забрал у меня из рук чашку, небрежно пройдясь пальцами по моим, и подал еще одну.

— Ты думаешь, что я выпью все два литра того, что ты мне принес? — Я скептически задрала бровь.

— Я думаю, что ты выпьешь только то, что тебе понравится, — мягко улыбнулся он. — Расскажешь, что тебя угнетало так сильно, что у меня при взгляде на тебя чуть сердце не остановилось?

Я пригубила макуи в надежде, что это будет вкус моего любимого кофе, но, скривившись, отставила чашку на стол и взяла следующую. Больше из предложенного мне ничего не понравилось, поэтому постаралась запомнить названия тех, что мне подошли — чиос и чоа.

Мэд убрал поднос с чашками и придвинул другой с едой и фруктами.

— Не знаю, поймешь ли ты, но я чувствую себя одинокой песчинкой, от которой ничего не зависит. У меня нет ничего, даже своей одежды. Только это тело. И мозги. Я так хотела увидеть бескрайний бесконечный космос, но даже рядом, находясь в нем, не могу этого. Мне не позволено ничего. Мне постоянно суют под нос беременность, о которой не хочу ничего слышать. Я так далеко от своего мальчика, и он думает, что я умерла. Возможно, даже уже похоронил меня, а я не могу утешить его. Вероятнее всего, я его больше не увижу. Мне предстоит вынашивать тебе детей, рожать их непонятно каким местом, жить чужую жизнь. У меня нет прав ни на что. Я никто и звать меня никем. Не правда ли, поводов достаточно для трех депрессий?

— Понимаю тебя, Ли. — Мэд положил свою руку на кисть моей руки, но я мягко убрала руку. — Для человека, оказавшегося на твоем месте, ты ведешь себя достойно. Даже более чем. Ты очень сильная личность. Я уважаю тебя и горжусь тобой. Что касается того, что у тебя ничего нет — тут ты ошибаешься. У тебя есть все то, чем владею я. Даже этот корабль — твой. Если ты чего-то хочешь, надо только попросить. Да, законы таковы, что омега не имеет всех прав, которыми обладает альфа, но ты не бесправный. Попробуй, кстати, это блюдо — оно очень вкусное, помнится, дома тебе нравились эти зернышки в соусе. Так вот. Про твоего сына… Я сочувствую тебе, милый. Пока ничем помочь не могу, но приложу все силы, чтобы попасть на Землю. Видишь ли, некоторые вещи непреодолимы и иногда надо просто принять то, что дает нам судьба. Меня радует, что ты любишь своего сына так сильно. Это значит, что и наших детей ты полюбишь, хоть и отрицаешь это сейчас. Родов бояться не надо. Все будет хорошо, Ли. Ты — не никто. Ты мой муж. И я позабочусь о тебе. Только не держи все в себе.

То, что говорил Мэд, было правильно. И лучшей поддержки я не слышала даже от своего мужа на Земле. А ошибки… кто их не делал? Если вспомнить свои поступки, то уж кто-кто, а я ошибок налепила на целую энциклопедию «Как делать не надо».

— Хорошо, Мэд. Ты все правильно говоришь. Спасибо за поддержку. Но мне надо время. Кстати, как наказали Диона?

— Отстранили от дежурств и впаяли штраф. Я попросил смягчить наказание. Его хотели уволить с запретом летать на кораблях класса N.

— Ты? Ты попросил смягчить? Удивил. — Я взглянула на Мэда и стала вспоминать, почему он мне понравился. Добрый. Благородный. Отзывчивый. Ласковый. Щедрый. — А что ты сказал лично Диону?

— Ничего от тебя не скроешь. А Диону сказал, что если он подойдет к тебе ближе, чем на десять метров, то лично оторву ему руки и… все, что выступает.

Я улыбнулась. — И все же, я бы хотела как-то отблагодарить его в противовес наказанию. Я же омега, а они должны быть сострадательны. Он очень милый молодой человек. Но у меня ничего нет. Что посоветуешь?

— Ты советуешься со мной? — Мэд удивленно посмотрел на меня. — Ради такого готов простить ему большее, чем чай для моего мужа. Обычно замужние омеги не выказывают интереса к чужим альфам, не родственникам. Поэтому не рекомендовал бы тебе как-то проявлять интерес к Диону. Я завтра поговорю с ним, и передам, что смягчение наказания — это твоя просьба. Этого будет довольно. Поверь мне, Ли.

Мы с Мэдом подчистили всю еду с подноса. Причем он, видя, что мне нравится какое-то блюдо, подсовывал эту тарелку и сам к ней не прикасался. Он брал те, которые мне не понравились.

Мэд произнес вдруг «экран» и над столом засветился виртуальный экран, бледно мерцая голубым цветом. Я сидела, разинув рот, и смотрела, как он тыкает в голограмму пальцем, что-то отмечая, убирая, печатая. Экран свернулся и Мэд, улыбнувшись, сказал: — Cейчас стюард заберет подносы. Можешь заказать ему, что хочешь. Может, подумаешь насчет десерта? Я пока в душ. Надо отмывать следы твоей страсти, стягивают очень.

Я смутилась, а Мэд снял рубашку и зашел в душевую.

Дело было вечером. Делать было нечего. Надо было как-то строить свою дальнейшую жизнь в этой системе координат.

====== 21. ======

— Стюард приходил? — спросил Мэд, глядя на пустой чистый стол.

Он подошел к кровати и поправил сбитую простыню. — Ли, завтра с утра, если течка закончится, познакомлю тебя с командой и открою шторы на иллюминаторах в рубке, чтобы показать тебе космос. Он действительно прекрасен, не зря ты так стремишься посмотреть на его красоту. Знаешь, он пугающе прекрасен. Не многие любят вглядываться в пустоту космоса, но что-то мне подсказывает, что тебе понравится. — Мэд улыбнулся, развернувшись ко мне.

— Уиииииии!!! — завизжала я и бросилась ему на шею, повиснув на нем и целуя в губы. — Спасибо! Спасибо, Мэд!!!

Он не ожидал такой реакции и даже немного растерялся, но тут же подхватил меня под зад, крепко прижав, и закружил по комнате. А потом впился в губы, низко застонав и нежно целуя, добирая так недостающие нам обоим тактильные ощущения. Между нами начала наливаться его выпуклость в штанах, и стон его перерос в порыкивание.

— Ли, Ли, милый мой, сокровище мое… — Мэд целовал меня заполошно, в шею, в ухо, в нос, и прижимал так крепко, будто бы боялся, что, отпусти он меня, я тут же исчезну, растаю в воздухе дымкой.

— Так вот что тебя возбуждает, мой мальчик! А что еще нравится? Что тебя заводит, мой хороший? О чем мечтаешь? — Мэд спрашивал и вылизывал ямку между ключицами, метку, немного затянувшуюся и подзажившую, но все равно саднящую.

— Я мечтаю поводить шлюпку, или корабль, порулить чем-нибудь. — Я раскраснелась, губы горели от поцелуев, тело ликовало от прикосновений и ласки.

Мэд оторвался и замер. — Водить? Рулить? Шлюпку? О, боже, Ли. Ты сумасшедший! Будет тебе шлюпка. Обещаю.

У меня что-то ёкнуло в груди от восхищения.

Мэд засмеялся. — Так вот что тебе надо дарить! Вот о чем надо было спрашивать! Ты невероятный, Ли! Мой сладкий энго!

Мне нравилось, что он не переводит все в горизонтальное положение, что не набрасывается, не заставляет забыть, как меня зовут, и взять по зову тела. Мне нравилось его отношение ко мне, как к человеку. Он, выросший на законах, где альфа — царь и бог, видел во мне личность и считался со мной теперь. Это был не просто подкуп или торговля, товар-деньги-товар, ты — мне, я — тебе. Он искренне хотел заслужить мое доверие. И это подкупало больше, чем его обещание дорогих подарков. Дорогих для меня. Такому Мэду хотелось верить. Такого Мэда хотелось любить. Такому Мэду хотелось отдаваться без остатка. Потому что даже в чувствах он не выгребет все до донышка, а полюбуется на мои драгоценности и добавит горстями свои, раскрашивая яркими насыщенными красками дорогих каменьев наши отношения.

Я провела рукой по его скулам. — Побрился? Завтра не брейся, мне нравится, когда щетинка колется, когда ты целуешь меня.

Что-то пискнуло и Мэд поставил меня на пол. — Извини, надо ответить. Работа, — он, извиняясь, пожал плечами.

— Конечно, Мэд! Ты и так столько был занят мной из-за этой дурацкой течки. Надо — значит надо.

Он поцеловал меня, сел за стол, включив виртуальный экран, и погрузился с головой в работу.

Я взяла расческу и решила в кои-то веки разобраться с волосами. Выбритый участок постоянно чесался, волоски ровно отрастали, закрасив белую кожу головы в рыжину. Я вычесала свою шевелюру, что было довольно сложно из-за длины, и принялась плести французскую косу чуть ниже уха, оставляя сверху шапочку волос, убирающихся в косу наискосок. Плести было трудно, руки быстро устали от непривычного положения, но я старательно возилась с волосами. Все равно заняться больше было нечем.

Мэд оторвался от экрана и улыбнулся мне.

— Мэдди, признайся честно, ты ведь уговорил меня не отстригать волосы потому, что тебе нравится их длина, а не потому, что синяк, «что люди скажут», и прочая чепуха, да?

— Прости, — Мэд виновато мне улыбнулся. — Мне они действительно очень нравятся. Нравится, когда ты закрываешь нас волной своих волос, склоняясь ко мне. Нравится их гладить. Цвет твоих волос такой необычный! Мне от них рвет крышу, как от спиртного. Да, я слукавил. Хотел подольше наслаждаться их красотой. Ты ведь все равно их острижешь, ты упертый и если чего-то захотел, то обязательно сделаешь, тоу! А беременным отказывать нельзя. Вот и наслаждаюсь отложенным удовольствием, пока могу.

— Мэд!!! Я же просила! Не называй меня беременным! Я не беременна, — произнесла со злостью. Каждый раз, когда он говорил это слово, меня словно выворачивало наизнанку. От злости, от безысходности, от невозможности вершить свою судьбу самостоятельно и от абсолютной несвоевременности.

— Не могу больше смотреть, как ты мучаешься. Вот. Возьми. Это тест на беременность. Иди проверь, убедись, и давай уже привыкай к своему положению и статусу. — Мэд протянул мне продолговатую коробочку.

— А как им пользоваться?

— Там все написа… Ах, да… Сейчас почитаю. Нужно несколько капель мочи капнуть на эту полоску. Справишься? Иди.

Видно было, что Мэд сам устал от моего неприятия и упрямства.

У меня затряслись руки. Если раньше можно было делать вид, что это беременность Шрёдингера, то теперь станет окончательно ясно, чем буду заниматься следующие девять месяцев и всё дальнейшее время.

Мэд погладил меня по волосам и подтолкнул к двери в ванную. — Давай вместе! Я помогу тебе!

— И член подержишь?

— И член подержу. — Мэд был сама нежность.

— И сам пописаешь вместо меня?

— И сам по… Лиатт! Хорошо. Давай сам. Двери не защелкивай только.

Я подняла брови. Мэд боится, что закроюсь в ванной и при положительном результате что-нибудь с собой сделаю? Или мне станет плохо и грохнусь в обморок? Вот уж я молодец. Никогда не вела себя, как псих, а тут родной муж думает обо мне, как о шизофреничке.

Хотя, если быть честной, раньше в такие ситуации никогда не попадала.

Я зашла в ванную, достала эту полосочку. Пару капелек, ага. Отрешилась от всего и писну́ла на неё. Ой! Как-то больше, чем пара капелек вышло. Раз в сто.

Отложила полоску на умывальник, довела процесс до конца, стряхнула, подтянула шальвары, помыла руки и взяла тест.

Блядь. А что означает фиолетово-голубая звезда? Это же не земные две полоски!

Я выставила руку с тестом вперед и пошла к Мэду, глядя в его взволнованное лицо. Он расцепил стиснутые руки, взглянул на полоску, и лицо его поплыло, умильно глядя на меня. Он свалился на колени и прижал голову к моему животу, суматошно и нежно целуя его, держа меня за бедра, и мне показалось, даже всхлипывая.

Пиздец. Ну, пиздец просто. Я замерла статуей и комната расплылась перед глазами. Слёзы полились бурным потоком и меня прорвало.

— Ли, солнышко, радость моя! — Мэд подхватил меня на руки и прижал к себе. — Счастье-то какое!

— Счастье? Счастье??? Эгоист хренов! А обо мне подумал? Я не умею ни читать, ни писать, не разбираюсь в вашем долбаном мире, не умею пользоваться техникой, не знаю ни-ху-я! А сверху токсикоз, рвота, депрессия и перемена настроения. Что, нельзя было подождать полгода, пока освоюсь? Ты скотина! Ты только о себе и думаешь! Ты ведешь себя, как чертов альфа! Отпусти меня!

Мэд прижал меня еще сильнее и гладил по волосам, как ему казалось, успокаивая.

— Отпусти меня! — Я дергалась все сильнее, психуя и вырываясь. — Знаешь что? А я не верю этому дурацкому тесту. Не ве-рю! Дома мне надо было делать несколько и все показывали разное. Так что этот твой тест не показатель. Неси все, что есть на корабле! Живо! Живо, кому сказала! Вот если большинство из них покажут положительный результат, тогда…

Мэд посадил меня на кровать. — Хорошо. Принесу. Успокойся, милый. Если тебе так надо, принесу, мой хороший.

Он вышел за двери, а я прошла по каюте, выискивая что можно схватить и разрушить.

Мне надо было разбить что-нибудь, я вошла в режим «Халк крушить», но тут не было ничего, что можно разбить, разломать, разорвать.

И я подошла к стене и начала лупить ее кулаками, воя во весь голос и сбивая костяшки на руках. Боль отрезвила.

Мэд ворвался в каюту, перехватил мои руки, поволок в ванную и подставил их под кран, смывая кровь. Потом промокнул полотенцем и открыл один из трех тестов, которые принес.

Подвел меня к унитазу, спустил штаны и сказал: — Ну, давай, Ли. Пописай чуть-чуть. Пару капелек.

Выдавить из себя немножко капель получилось с трудом. Мэд держал мой член перед баночкой и поглаживал меня по заднице, стоя на коленях.

Затем пипеткой набрал жидкость и капнул на полоску, отложил её на умывальник, натянул на меня штаны и отнес на кровать.

— Ли, если не успокоишься, мне придется вколоть успокоительное. А это вредно для ребенка. Возьми себя в руки, пожалуйста. Ничего катастрофичного не случилось.

Когда он вышел из душевой, с опущенными руками, в одной из которых был крепко зажат тест, и потерянным лицом, по мне прокатилась волна радости. Я подскочила на кровати и спросила: — Ну что? Что? Беременность не подтвердилась? — Мой голос дрожал от радости, а сердце трепыхалось пойманной птичкой в груди.

— Я не понимаю, как такое возможно, Ли. — Его голос был тихим и убитым. — Как такое возможно? — Он сел на кровать и тупо уставился на полоску, на которой высветилась красная звездочка. — Как ты капал на тест? — Он повернулся ко мне и посмотрел в глаза.

— Я не капал, а пописал. Случайно получилось много. Я же говорила! Я же говорила, что не беременна! — Я подскочила на кровати и начала прыгать по ней, дрыгая ногами и подскакивая до потолка, визжа от восторга. Мэда подбрасывало на постели, и я соскочила на пол, танцуя зажигательную джигу, выкрикивая:

— Акукара-ча! Акукара-ча! Папарапам!

Потом подскочила к Мэду, завалила его на кровать и принялась радостно целовать, держа за уши и подпрыгивая на нем.

И опять сорвалась побегать по каюте, визжа «Уииииииииииии» и танцуя.

Мэд решительно поднялся с кровати, поднял с пола неиспользованный тест и протянул его мне. — Пойдем сделаем еще один, — сказал он настойчиво и спокойно. — Один против одного — это не показатель.

— Мэд, милый, это отличный показатель! Первый тест я испортила, а второй ты проводил сам по всем правилам! Еееху! — Я танцевала ламбаду, виляя бедрами, поводя плечами и играя на невидимых маракасах, не в силах устоять на месте.

— Акукара-ча! Акукара-ча! Папарапам!

— Ли! Пойдем в туалет! Для верности надо сделать еще один! — Мэд встал напротив меня и был серьезен истрог, как никогда.

— Мэдди, милый, не смогу сейчас выписать ни одной капли! — Я смеялась и крутилась по комнате, расставив руки в стороны и запрокинув голову. — Ты же видел, еле выдавила в прошлый раз.

Я стала танцевать вокруг него, как Гурченко, завлекая руками и поводя бровями.

Мэд налил в бокал сок и подал мне: — Пей.

Меня несло на волнах счастья, я была уверена, что не беременна, поэтому взяла сок, поцеловала Мэда, засосав его губы, оторвалась и выдула весь стакан на радостях.

Нет, ему не понять, что такое отрицательный тест на беременность. Это было покруче оргазма.

— Мэд. Я успокоилась, ты успокоился. А теперь давай серьезно поговорим. Ты ведешь себя неразумно. Что тебе даст эта моя беременность? Ты хочешь удержать меня ею? Так я и так никуда от тебя не денусь. Я и так привязан к тебе. Ты мой муж. Гулять налево и направо я не намерен. Этот ребенок сейчас совершенно не ко времени, милый. Дай мне освоиться в этом мире. Мне очень тяжело постигать новые порядки, вживаться в этот чужой для меня мир, беременность все еще больше усложнит. Понимаешь? Не торопись! Пройдет полгода и я освоюсь, научусь не делать ошибок, тело подготовится к беременности, и я не буду противиться ребенку. Обещаю. Даже могу пройти курс для подготовки к беременности и буду принимать все препараты, чтобы в следующую течку все случилось как положено, как ты хочешь.

Но сейчас ты ведешь себя, как Иван-царевич из земной сказки про царевну-лягушку. Она была заколдована и просила подождать, пока ее контракт закончится и она сможет не превращаться в лягушку. А он не дождался, и сжег ее лягушачью шкурку.

— И что случилось? — Мэд апатично задал вопрос, пребывая мыслями где-то далеко.

Он тоже понимал, что я права. Но понять и принять — две большие разницы. Что называется, почувствуй себя в моей шкуре.

— Ему пришлось много сражаться за свою любовь. И он горько жалел о содеянном.

— Жестокие у вас сказки. — Мэд наконец-то отмер и обнял меня.

— Жизнь бывает еще более жестока, чем сказки.

— Ли, сегодня был тяжелый день, ложись спать, мой мальчик. Я еще поработаю. — Он поцеловал меня и снял с колен, направляясь к столу.

Я поправила сбившиеся простыни, перестелила кровать и умостилась у стенки. Сон сморил почти моментально. После шоковых потрясений организм всегда спасался во сне, релаксируя и набираясь сил, пока мозг отключался.

Проснулась от того, что стало жарко. Я лежала на груди у спящего Мэда, но жар шел не от него.

Неееет! Ну, вот опять! Когда же это кончится? Жаром пахнуло в щеки, окрасило румянцем шею, взмокрело под коленками и в сгибах локтей так, что даже ноги ослабли. Накатило сильно и сразу обволокло все тело жарким желанием. Чертов «хлюп» сказал свое веское слово снизу.

Я вытерла лоб, проведя локтем.

Запах Мэда, такой родной и привычный, внезапно прошелся по нервам, как возбуждающее средство, оголяя нервы и заставляя тело звенеть от напряжения.

Я рукой погладила его полувставший член, и он начал стремительно наливаться буквально от нескольких моих прикосновений. Этот огромный чупа-чупс привлекал меня, как нектар привлекает пчел. Мои жадные вылизывания с причмокиванием этой большой, выглянувшей из-под крайней плоти головки, разбудили Мэда, хотя постанывать он начал еще во сне.

— Ли? Ли… — Мэд сел на кровати, подтянул меня к себе и впился в рот голодным поцелуем.

— Хочу тебя, — выдохнула ему в губы.

— И я тебя. — Мэд погладил дрожащими руками, нежно проводя кончиками пальцев по ребрам, животу, спине. — Последний аккорд течки, Ли?

Он положил меня на спину, развел ноги в стороны, обхватил одной рукой член, а ртом приник влажному входу.

— Господи, какой же ты сладкий… — Мэд уперся мокрым лбом пониже моего члена и тяжко задышал. — От тебя невозможно оторваться. Если бы не знал, что все эти идеи про истинных — старинные сказочки, подумал бы, что ты мой истинный.

Его дыхание горячило и охлаждало мой анус одновременно. Меня качало на волнах страсти, приподнимая и опуская в неге и истоме, отчего кости казались мягкими, а голова — пустой и звонкой.

— Ли! Проси у меня все, что хочешь. Хочу осыпать тебя подарками, видеть, как ты смеешься, твоя улыбка — это такое счастье, что у меня когда-нибудь сердце разорвется, не выдержав.

— Трахни меня, трахни уже! Боже, Мэдди, войди в меня, наполни собой…

Мэд засмеялся и вошел, переходя от смеха к яростному рыку, вдалбливаясь, вбиваясь, наконец-то давая мне то, о чем вопило жаждущее тело.

— Покричи для меня, мой мальчик! — хрипло выдохнул он.

И я выпустила на волю свое желание, не контролируя себя, отдаваясь ему без остатка, не сдерживая криков наслаждения.

====== 22. ======

Хорошие девочки попадают в рай, плохие в приключения. Я — плохая. Теперь уже — плохой. Мальчик. Или уже мужчина. Или… бля, как у них называется омега, потерявший девственность? Не те фики я читала дома.

Открыла глаза и увидела, что лежу на постели одна. Мэд пошел мне за чоа?

Мэд? Мэд?! Вчерашний «последний аккорд»! Что. Я. Наделала. К горлу подкатил комок, я задержала дыхание и медленно-медленно вдохнула и выдохнула, чтобы не вырвать прямо в постели. Тошнота не отступала. Это точно не от испуга. Это залёт, рядовой. Девять месяцев вне очереди. И всё, как хотел Мэд.

Застонала и сползла по подушке, но к горлу подкатило и я снова села повыше. Нифига ж себе. Это что ж теперь, тошнит прямо с первой же минуты? А главное — Мэд ни при чем. Я сама! Сам, дурак, виноват.

Но ругать себя не получалось, потому что мутило со страшной силой.

Где этот блядский Мэд со своим чоа? Когда он так нужен, его нифига нет на месте.

Пришлось плестись медленно в ванную комнату и умывать лицо холодной водой. Вроде полегчало. Тогда я забралась в душ и слегка обдалась прохладной водичкой. Малейшее движение грозило выплеснуться в… Просто выплеснуться.

Потом натянула на себя тунику с шальварами — вдруг стюард принесет еду, не сидеть же голой. Вот немного попустит и пойду искать чай сама. На подносе оставалось немного псевдовинограда, и я съела горсточку ягод, чтобы протолкнуть противный комок подальше, да и пить хотелось. Голова кружилась. Нихера себе начало беременности! Что же дальше будет?

Когда открылась дверь, вяло повернула голову, но вместо долгожданного Мэда с чаем, в дверях стоял Дион.

— А где Мэд? — хрипло спросила я.

— Милорд Лиатт, мистер Кайрино попросил доставить вас к нему в рубку, — улыбнулся Дион.

— Передайте мистеру Кайрино, что я плохо себя чувствую и не могу прийти. Даже с постели встать не могу, Дион. Голова кружится.

— Мистер Кайрино приказал доставить вас, и я доставлю. — Дион подхватил меня на руки и понес из каюты. Вначале он держался, только вздрагивал крыльями носа. А потом не выдержал и уткнулся мне в шею, впитывая запах.

— Ты с ума сошел, идиот? Отвали от меня, придурок! — Я попытался оттолкнуть его руками, но он только крепче прижал меня к себе.

Ну да, четвертый день, но течка еще не закончилась, между ягодицами было влажновато. Надеюсь, что это последние капли, и к вечеру все пройдет. Так надоело чувствовать себя безмозглой дыркой, прямо до трясучки. И альфы эти со своими принюхиваниями насточертели. И вообще всё бесило.

Дион внес меня в рубку и усадил в стоявшее у дальней стены кресло. В рубке было людно. Мэд сидел напротив меня, прикованный к такому же предмету обстановки. Со связанными руками и ногами. А в центре комнаты стоял довольно красивый альфа с короткой стрижкой, пронзительными карими глазами, в дорогой одежде и с улыбкой победителя на лице.

— Мистер Корриго, милорд Лиатт плохо себя чувствует, очевидно, газ подействовал на него сильнее, чем на других. Сам идти не мог, пришлось принести.

Я застыла, как мышь под веником, и только часто дышала раскрытым ртом.

— Чертов везунчик ты, Мэдирс! Ну надо же, какого омегу отхватил! — произнес Корриго приятным голосом, восхищенно разглядывая меня. — Свяжи его, Дион. Аккуратно!

Дион схватил мои руки и стянул их какой-то пластиковой фигней на запястьях. Полосочка пискнула, застегиваясь, и моргнула голубым цветом. Хорошо быть омегой. Мне связали только руки, в отличие от Мэда, у которого ноги были привязаны такой же стяжкой к ножкам кресла, а руки — к подлокотникам.

Пресвятые белочки! Да вы охерели, что ли? Прямо все по канону — пираты, нападение, сюр. Только в каноне обычно омега спасает всю команду, показывая невсебенные умения борьбы, хитрости или танцев, которыми соблазняет главгада. А я ни танцевать, ни бороться, ни драться не умею. Алё, белочки! Вы рамсы попутали! Я даже оружием тутошним пользоваться не умею! В глаза его не видела и не отличу от обычной палки-копалки или волшебной палочки!

Бляяя! Что делать, что делать???

— Если ты только дотронешься до него пальцем, Рион, никаких сделок не будет. — Голос Мэда был спокойным, ярость, клокотавшую в нем, он старательно гасил, изо всех сил. Возможно, чтобы не напугать меня.

— Господа, я хочу знать, что здесь происходит, — тихим голосом произнес я и уставился на этого мужчину, который тут являлся главнюком, судя по позе и выражению лица.

И он не подвёл. Учтиво поклонился и объяснил: — Видите ли, милорд Биллиат. Мы с вашим супругом давние конкуренты в бизнесе. И я здесь, чтобы договориться о разрешении небольшого делового спора. Ничего серьезного, чем стоит забивать такую прелестную милую головку. Вы являетесь гарантом благонадежности вашего мужа. Такой прекрасный и нежный цветок, как вы, украсит любую компанию, милорд.

Он подошел ко мне, приподнял скованные руки, и нагнулся, чтобы поцеловать. Но, еще только начав наклоняться, мужчина вздрогнул, крылья его носа затрепетали, а зрачки стремительно расширились и затопили радужку. Он рвано выдохнул и мокро поцеловал кисть, присасываясь ртом, пробуя меня на вкус.

— Нееет, это я везунчик, не ты, Мэдирс. Какой великолепный подарок, прямо бриллиант в короне. Даже если бы ты захотел, Кайрино, то не смог бы сделать мне лучшего подарка. Пожалуй, наш контракт придется немного пересмотреть. Ты слишком долго думал, Мэдирс. Теперь вместо одной планеты мне достанется еще и твой омега.

Мэд дернулся вместе с креслом, но его придавил альфа, стоявший рядом с ним с каким-то прибором в руках.

— Господин Корриго, кажется? К сожалению, нас не представили, — я пыталась говорить спокойно, хотя колени дрожали. — Вы делаете ошибку. Но еще не поздно все вернуть в прежнее русло. Видите ли, выход всегда есть. Обычно он находится там же, где и вход. Может, мы обсудим все, как цивилизованные люди? Вижу, вы не обделены умом и интеллектом, поэтому надеюсь, что сможете адекватно разрешить возникшую ситуацию.

— Боже, какой голос, какие манеры, да еще и с мозгами. Нет, Мэдирс, у тебя действительно хороший вкус, чего у тебя не отнимешь. В отличие от омеги.

— Рион, не делай глупостей. Мы можем обо всем договориться. — Мэд яростно сжимал кулаки, но все еще контролировал свой гнев.

— Так ты согласен продать мне Лиозе за оговоренную сумму, Мэдирс?

— Согласен. Если ты оставишь в покое моего мужа и не причинишь ему вреда.

— Ну что ты, как можно причинить вред такому сокровищу? Особенно, если милорд Биллиат будет благосклонен и уступчив.

Главнюк подошел ко мне и подхватил на руки, продев связанные руки себе за голову. Он был крупнее Мэда, ненамного, но чуть шире в плечах и кряжистее. От него пахнуло хвоей, землей, лесом и мускусом, и он зарылся носом мне в волосы.

— Ваш запах, Биллиат — как изысканная драгоценность. Его можно закупоривать и продавать за большие деньги ценителям прекрасного. Сладкий, сладкий драгоценный энго!

Я тяжело сглотнула от подступившего кома в горле и посмотрела на Мэда, выразительно артикулируя, надеясь, что он поймет: — Я не могу запретить вам называть меня этим словом, но я не могу запретить своему телу не реагировать на него.

— Ли, мой маленький! — нежно и с тоской произнес Мэд.

И меня вывернуло. Прямо на нас обоих — на меня и эту скотину, который держал меня на руках, расточая комплименты.

— Твоего ж папу! — только и сказал он, ставя меня на пол, снимая перекинутые через его голову руки, и придерживая, пока не прекратилась рвота.

Надо отдать ему должное — он не сбросил меня, не оттолкнул. Повел себя, как альфа. Когда последние судороги прекратились, он кивнул Диону — «веди в каюту», снова подхватил меня на руки и понес.

Занес в нашу с Мэдом комнату, сразу прошел в душ, посадил меня на пол душевой кабинки и начал раздеваться сам.

Не прокатило. Вот ведь гадство. А это, белочки, был максимум, на что я способна.

Бля… Этот корабль нуждается в супер-герое. И вот он я — супер-герой-блевотик. Меня разобрал смех. Как всегда в экстремальных ситуациях. Потом будет истерика, икота и изнасилование, судя по всему.

— Ну, ну, прелесть моя. Успокойся. Я не обижу такого сладкого мальчика. У лапушки течка. Сейчас помогу тебе, мой прекрасный мальчик. Вот увидишь, я лучше Мэдирса. Я осыплю тебя драгоценностями и дворцами. Ты будешь одет лучше принца. Все твои капризы будут исполняться, как по волшебству. Ты не будешь нуждаться ни в чем и никогда. И родишь мне таких же прекрасных детей, как сам. И никогда не пожалеешь. Я тебе не позволю пожалеть.

Он разорвал на мне мокрую тунику, облепившую тело, стянул шальвары, и взялся намыливать волосы, обещая манну небесную еще при жизни.

Пена стекала по дну поддона, главнюк смывал её с меня и себя. Мы были обнажены и его возбуждение было видно невооруженным взглядом. Если бы не закрыла глаза, то оно упруго покачивалось бы прямо перед ними.

Охренеть. Поможет он мне. «Самоубейся, придурок, потому что у меня лапки», как говорил мой Бус. Конечно, не говорил, но всем видом показывал, когда ко мне домой приходили нелюбимые им гости.

И что я могу сделать с крупным альфой? Шею свернуть? Нежно взять в руки и повернуть до щелчка? Так он мне и дал это сделать. Да я и не смогу. Это только читать можно об этом. А на деле я даже рыбу живую убить не могла. Поэтому никогда не покупала дома карпов. А тут — живой человек.

Я сидела, обессиленно откинувшись на стенку душа, опираясь руками об пол.

Главнюк споро домыл меня и высушил, приподняв под мышками и держа на весу. Сильный, падла.

Если секса захотелось,

Потянуло, вдруг, на блуд,

Накосячьте на работе:

Там вас точно отыпут!

Где ж я так накосячила-то?

Альфа держался хорошо, но из последних сил.

Страха у меня не было. Было тошно, мерзко и противно. Ах, он мне поможет! Ах, у омеги течка! Ах, благородный альфа!

Когда он донес меня до кровати, он уже целовал шею, ключицы, грудь.

— Пиииить, — застонала я как можно жалостнее. Пить реально хотелось с самого пробуждения, да еще и после всех этих событий жажда только усилилась.

Альфа подошел к панели в стене, нажал кнопку, и достал оттуда емкость с водой, налил в бокал. Приподнял голову одной рукой и помог напиться.

— Ты — само совершенство, Биллиат.

Видя, как у него приподнимаются брови, глядя на мой спокойный, находящийся в анабиозе член, и когнитивный диссонанс, написанный на лице, ибо мое поведение, запах течки и спокойное состояние диссонировали для обычного омеги, решила воспользоваться моментом и потянуть время.

— Если я беременен ребенком Мэдирса, что будет с ним?

— Биллиат. — Он поставил стакан на тумбочку и наклонился поцеловать, но я отвернула голову. — Я не изверг, что бы ты обо мне не думал. — Он поцеловал меня в шею и стал спускаться по животу ниже, целуя и прерываясь, чтобы ответить.

— Ты умен, красив, прекрасно держишься, волшебно пахнешь. Я умею ценить красоту. И люблю детей. Твой ребенок останется с тобой, а ты родишь мне моих. — Он устроился между ногами и выцеловывал мне пах, поднимая ноги и добираясь до влажных бедер со смазкой.

Никакого возбуждения я не чувствовала и, видя это, слизывая смазку и постанывая от накатывающей эйфории, альфа понимал, что не заводит меня, и это его расстраивало.

— Ты вкусный! Какой ты вкусный и сладкий, Биллиат! Мы встретились не в то время и не в том месте, но ты полюбишь меня. Я буду нежным к твоей красоте. О, Биллиат!

Он вылизывал меня, как мама-кошка котенка, урча и содрогаясь от охватившей страсти, а я оглядывалась в поисках чего-то, чем можно было бы шандарахнуть его по башке. Единственным доступным оказался стакан, стоящий на тумбочке рядом с кроватью, я схватила его и, не раздумывая, со всей дури бахнула им о беззащитную голову, находящуюся у меня между ног.

Новоявленный Холтофф* хрюкнул и замер в осколках разбившегося стакана, а я успела только посмотреть на кровь из порезанной руки и уплыла в черноту космоса.

Комментарий к 22. *Штирлиц ударил Холтоффа по голове бутылкой в фильме “17 мгновений весны”

====== 23. ======

Жизнь начинает налаживаться, когда в череде черных полос начинаешь различать их оттенки. В этот раз, когда я пришла в себя, болела рука. Попыталась ее сжать, но мне не позволили. Глаза открывать решительно не хотелось.

«Надо, Федя, надо», — уговаривала себя, совсем как когда поднимала себя на важное дело — поход к врачу, или разговор с бывшим мужем, или неприятный разговор с начальством или обнаглевшим сотрудником.

«Нууу, ма-а-а-м!» — и традиционно отвечала себе этой же фразой.

Хотелось полежать в неведении.

«А что, вообще, в мире делается?… Стабильности нет. Террористы опять захватили самолет.»* И в каком из прекраснейших миров я нахожусь.

И… воспоминания нахлынули лавиной. Мэд! Главнюк!

Глаза открылись сами.

— Солис? Солис, это ты, или у меня видения?

Бедный, бедный лобстер из ресторана! К-а-а-а-к я тебя понимаю! **

— Мистер Лиатт! Милый мистер Лиатт! — Солис приложил мою порезанную кисть, из которой он удалял осколки стекла, тыльной стороной к своему зареванному лицу. — Как вы себя чувствуете? Мы столько раз пичкали вас лекарствами за последние десять дней, что вы уже как фаршированный пундик! Больно? Потерпите еще чуть-чуть. Я совсем, почти заканчиваю. Осталось обработать ранки и пройтись медиксом.

Солис болтал без умолку. Создавалось впечатление, что как только он замолчит, небо рухнет на землю или я задам какой-то вопрос, на который ему будет трудно ответить. Или он в шоке и это его побочное явление — намолчался и теперь пытается выговориться, выталкивая из себя все страхи вместе со словами.

— Пить.

— Конечно, вот, мистер Лиатт. Вы так настрадались. Такой молодой и уже столько навалилось на вас! Ой! Что это я! Вон у вас как волосики отрастают хорошо — рыженькие, только почему-то темнее, чем остальные. Ну, да ерунда. Не седые же. Бледненький какой, худенький, кожа да кости, совсем вас тут без меня не кормили, что ли? Ну, ничего, все наладится, все будет хорошо. Теперь я вас откормлю. Я познакомился с поваром, и буду заказывать для вас ваши любимые блюда.

Оторвавшись от стакана с водой, я снова упала на подушку, выдыхая через зубы, когда рана на руке дергала, пока ее обрабатывал слуга. Странным образом ничего не болело. Очевидно, обезболивающее и энергетики действовали на тело, снимая симптомы боли и усталости. Энергия била во мне ключом, а силы встать не было. Чувствовала себя, как мокрая тряпочка под оголенным проводом, под током.

— Солис, где Мэд? Что там происходит? Как ты оказался здесь?

— О, мистер Лиатт! Все в порядке! Представляете, Дион оказался шпионом. Ну, как шпионом. Его переманивали давно уже — мистер Корриго искал подступы к милорду Кайрино. А Дион не соглашался. И тут, когда его наказали из-за вас, ой! Ну, когда он покинул рубку, и на него наложили штраф, он в момент помутнения в мозгах согласился на условия этого мистера Корриго. Корриго говорил, что хочет купить у милорда Мэдирса планетку захудалую, а тот ничего слышать не хочет. Ну, и типа на его условиях, когда он захватит корабль, тот вынудит официально, чуть подешевле продать. Никакого насилия, никакой крови и членовредительства. Обездвижит, заставит шантажом подписать документы, купит планетку и свалит с корабля. И Дион пустил газ по вентиляционной системе, вырубил всю команду. А сам в масочке. Он и открыл шлюз чужой команде.

А потом все пошло не так, потому что вы понравились этому пирату. И когда он поволок вас в каюту, Дион понял, что команду мистера Кайрино в живых не оставят. Чтобы забрать вас и выйти замуж, милорд Мэдирс должен быть мертв. Тогда он, Корриго, вообще получит все имущество после свадьбы. Поэтому Дион раскаялся и снова пустил газ по вентиляционной системе. А когда все вырубились, вколол антидот командиру корабля, вашему мужу, и во всем признался.

Сейчас там на корабле такой шухер, ужас просто.

А уж когда милорд, даже не дослушав, только придя в себя, бросился сюда и увидел эту картину — вы в крови, голый, этот насильник на вас, и тоже голый…

Хорошо, что он был ослаблен, иначе точно убил, руками бы разорвал.

Он простить себе не мог. Это мне Тир рассказал, когда в себя привел и сюда доставил.

Они сейчас вяжут чужую команду, отволакивают их в трюм, приводят в сознание и оказывают помощь своей команде. Милорд Мэдирс сказал — как только вы придете в себя, его позвать.

— Ну, так зови, Солис, зови скорее. Только убери, пожалуйста, эти кровавые тряпки, и простыню смени. Не надо напоминать Мэдирсу о том, что тут было.

Я пересел на стул, пока слуга перестилал и убирал все лишнее, болтая без умолку, и думал — говорить Мэду о беременности или нет? Вдруг, пока еще не поздно, можно что-то сделать? Эта интоксикация неизвестным газом, эти многочисленные обезболивающие и энергетики могут повлиять на ребенка не самым лучшим образом, и он обязан об этом знать. Ведь он отец. Мы вместе должны принимать такое решение.

В том, что Рион Корриго не добрался до меня, остановившись только на «десерте», была уверена стопроцентно, потому что сразу после удара стаканом потеряла сознание от газа, и пират тоже отключился.

Даже не знаю, как бы повела себя, если бы не этот чертов газ.

Солис помог взобраться мне на кровать, надеть ночнушку, и укрыл одеялом.

— Ли! — Мэд ворвался в комнату, набрав разгон еще в коридоре. За дверью, судя по голосам, оставались люди.

— Как ты, мой мальчик? — Мэд был грязен, в порванной рубашке, пропахшей потом, движения были отрывисты, а взгляд мрачен и обеспокоен.

Он тщательно оглядел меня, ощупал голову на предмет травм, потом поднял обработанную кисть с белыми ниточками стянутых швов и аккуратно положил обратно на постель.

— Ты жив! Слава ктулху! — Я свободной рукой притянула его к себе и прижала к груди. Сердце заполошно билось там, где он прижимался.

Мэд оторвался от меня и, двигаясь спиной к выходу, стал отступать, глядя на меня во все глаза. — Прости, милый! Моя помощь нужна там. Нам надо решать, что делать с этими бандитами.

— Мэдирс, постой! Еще секундочку! Подожди, пожалуйста! Я беременный! — выпалил я и тяжело сглотнул. — Течка закончилась. Что будем делать с ребенком?

Мэд споткнулся и побледнел так, что я подумал, что он грохнется в обморок. — Мы потом решим этот вопрос. Ребенок останется в любом случае. Я… Я… Прости меня, Ли. Это я во всем виноват.

Он развернулся и выскочил в коридор, откуда доносился гам, шум, беготня и грохот.

Через минуту дверь распахнулась и вошел Тир, сообщая, что Мэд просил передать, чтобы мы не выходили из каюты, дабы не попали под ноги, под раздачу, и не мешали наводить порядок на корабле.

А когда вечером Мэд не пришел спать в нашу каюту, я понял, что дело швах. Утром, не найдя его рядом, и понимая по несмятой постели, что он не вернулся, я умылся, надел обратно эту же ночнушку — другой одежды в каюте банально не было, съел весь завтрак, стоящий на подносе, и открыл дверь. За ней стоял дюжий альфа, который преградил дорогу, буквально перекрыв проем своим телом, и не дал мне выйти. Сказал, что передаст господину Кайрино мою просьбу. Я попросила Мэда прийти ко мне. Но, когда ни через час, ни через два никто не пришел, я стала стучать в закрытую дверь, и тот же охранник сказал, что милорд сейчас занят, и обещал прислать Солиса.

Тот действительно пришел, но не сразу — принес обед, сказал, что мы потеряли целый день, поэтому прилетим домой значительно позже — надо будет сдать нападавших в полицию и подлечить пострадавших членов корабля. Поэтому он сейчас занят оказанием помощи и не может находиться рядом со мной, но ужин принесет.

— А Мэд? Он прямо так занят, что не нашел минутки зайти и узнать, как я себя чувствую?

Слуга стал прятать глаза и лепетать что-то про то, как Мэд устал и сколько работы у него накопилось, что он почти не спал всю ночь. Вот тут-то я и поняла, что случилась какая-то жопа. Если бы мне в открытую сказали, я бы не стала накручивать себя — «мы все умрем» и придумывать невероятно длинный список пиздеца, который с нами должен приключиться.

Поэтому разозлилась так, что схватила Солиса за шею, прижала его к стенке и зло прошептала, глядя глаза в глаза:

— Если сейчас же не расскажешь, что за свистопляска происходит, сделаю так, чтобы Мэдирс по прилету домой тебя уволил. Ясно? А станешь юлить и врать, помни: мы-то с Мэдом помиримся в любом случае, рано или поздно. А тебе этот концерт я никогда не забуду.

Ослабила хватку на шее и оперлась руками по бокам от его головы, со злостью вглядываясь в лицо.

Солис глаз так и не поднял, а цвет лица сменил с бордового на бледный и, глядя себе на грудь, с опущенной головой, пробормотал:

— Милорд Лиатт, господин Мэдирс страдает, что вы носите ребенка Корриго, винит в случившемся себя, но не может заставить себя прийти к вам. Он… Он пьет у себя в каюте. Весь корабль так переживает за вас, и так боится попасть к нему под горячую руку, он и так разнес одну каюту вдребезги и не позволяет там никому убирать. Так и спит в обломках.

По мере его рассказа мои глаза увеличивались в размерах до тех пор, пока чуть не вылезли на лоб.

Ребенок, значит. От Корриго, значит. Переживает, значит.

У меня в груди как будто бы надулся гелиевый шарик и сердце сжалось до маленького, холодного камешка. И замерло.

— Солис. Ты немедленно принесешь мне подобающую для моего статуса одежду. Как угодно. Откуда угодно. Но чтобы в течение пяти минут одежда была у меня.

Он обреченно затряс головой, грустно глядя мне в глаза: — Простите, милорд, но мистер Мэдирс мне категорически запретил давать вам одежду и вообще что-либо, кроме еды и питья. До самого прилета домой вы как бы под домашним арестом, чтобы не навредить себе и ребенку. Если ослушаюсь, он выбросит меня в открытый космос. Я очень, очень переживаю за вас, милорд, но служу господину Кайрино и ослушаться его не могу.

Я оттолкнулась от стены, презрительно взглянув на слугу, и подошла к двери, дернув за ручку. Охранник не ожидал подвоха, стоя у стены напротив, и я ужиком проскользнула между ним и вырвалась в коридор прямо так, как ходила по комнате — в ночнушке и босиком.

— Стойте! Милорд Кайрино, остановитесь! Вам нельзя покидать комнату! — охранник был испуган, но работу свою делал.

— Если вы ко мне прикоснетесь хоть пальцем, я вам его отрублю. И засажу за домогательство. По прилету, — уткнула палец прямо в его лицо.

Такой всепоглощающей злости я давно не ощущала. Очень давно. Я порадовалась, что голос не дал петуха. Развернулась и, решительно размахивая руками, пошла по коридору в сторону рубки.

От нашей процессии — я босиком, в ночнушке, с распущенными волосами, злющий, как черт, только молнии не сыпались из глаз, за мной стражник-охранник, за ним ойкающий и подвывающий Солис, разбегались с дороги все грозные альфы. Те, кто не успел увильнуть, распластывались по стене, чтобы даже ненароком не прикоснуться к нашей живописной группе.

Дверь в рубку грохнула с металлическим звуком о стену так оглушающе, что все, кто там были, подпрыгнули и ошалело уставились на меня. Охранник с Солисом благоразумно остались за дверью.

Мэд сидел с Тиром за столом и пил что-то из прозрачного стакана.

При виде меня он побледнел и поднялся, наливаясь злостью и набычиваясь.

— Что ты здесь делаешь в таком виде?

— Тебе вид не нравится, Мэдди? — саркастично спросил я. — Так могу его улучшить, сняв эту тряпку, — взявшись за края ночнушки с одной стороны, выплюнула зло. Я могла. Когда зла, меня и бульдозер не остановит.

— Прекрати. Возвращайся в каюту, поговорим там.

— Там не получится, милорд Кайрино. Там получилось бы тогда, когда я звал вас. А теперь разговор состоится здесь и сейчас. Ведь весь корабль в курсе, как переживает несчастный милорд Мэдирс. Так сильно переживает, что наплевал на своего беременного супруга. Трус! — Пощечина обожгла его правую щеку. — Эгоист! — И левую. Мэд горящими глазами смотрел на меня. Он выставил руку, останавливая Тира, не позволяя ему приближаться.

— И ты трус, Тир! Но пусть это будет на твоей совести.

Развернулась лицом к Мэдирсу и спросила: — Как долго ты еще собирался прятаться от меня, от себя, от решения проблемы? Значит, обрюхатить меня у тебя сил и доблести хватило, а дальше — в кусты? Не было у меня ничего с Корриго. Этот жополиз ничего не успел сделать, кроме как вволю нализаться. Если от этого твой ребенок стал вдруг его ребенком, то даже не знаю, кто из нас двоих идиот. И правильно ли сделал, что выбрал тебя, а не его. Потому что, когда я сказал, что беременен твоим ребенком, он не стал сбегать на два дня и пить, а сразу сказал, что я рожу его и оставлю себе. А ему нарожаю других. А ты… Ты…

— А я, Ли, надевал презерватив в ту последнюю ночь, потому что не хотел, чтобы ты меня ненавидел. Ты не мог забеременеть от меня.

— Что? Что ты сказал? А как же тошнота, рвота, это же…

— Газ. Отравление газом. — Мэд упал на колени, обнимая меня и прижимаясь головой к животу. — Прости меня! Прости меня, Ли! Какой же я был дурак!

— Нет. Не прощу. Ты бросил меня одного в тяжелой ситуации, хотя сам и был в ней виноват. Не желаю вас больше видеть, Мэдирс Кайрино.

Я развернулась на босых пятках и вышла из рубки, не глядя по сторонам. Дойдя до Солиса, не глядя в его сторону, бросила: — Всю мою одежду немедленно ко мне в каюту!

Больше сидеть взаперти и ждать милостей от Мэдирса я была не намерена. Хватит разводить сопли. Пора брать все в свои руки.

Пришла моя пора вертеть тебя, Мэдди, как спинер.

Комментарий к 23. * Москва слезам не верит.

**Приходит мужик в рыбный ресторан. Официант провожает его к огромному аквариуму с живой рыбой и всякими гадами, и предлагает выбрать. Мужик выбирает огромного лобстера, официант вылавливает его специальным сачком и специальным же молоточком ему по панцирю – хуяк! Лобстер брык, и готов. Его торжественно уносят на кухню, мужик идет за столик ждать. На кухне из холодильника вынимают замороженное мясо, начинают готовить, а лобстера скидывают в специальную трубу, по которой он съезжает назад в тот же аквариум.

Там лобстер в изнеможении прислоняется лбом к холодному стеклу и говорит: “Ебвашумать! Да когда ж я уже сдохну-то?”

====== 24. ======

Как же в юности я мечтала о приключениях! Вуаля! Практически все сбылось — и космос, и пираты, и красота, и молодость, и красивый, сильный мужчина рядом, выполняющий все мои прихоти. Ешь большой ложкой, не обляпайся.

Кто бы мне тогда сказал, что, вообще-то, жопа любит мягкую кровать, теплую ванну, нежное мыло, дорогое белье, а не приключения. Но кто у нее спрашивает…

Оказывается, мечты сбываются и мечтать надо аккуратнее.

Жаль, что никто не предупредил, что в мечтах сильный, красивый и любящий мужчина может оказаться трусом.

Обида на Мэда была так велика, что я задвинула все мысли о нем подальше, так глубоко, как только смогла. И тогда освободилось так много других мыслей, что же надо делать, чем заняться, пока мы летим к месту моего проживания. К тому времени, когда Солис принес мои вещи в каюту, где помог определиться с выбором наряда на сегодня, у меня выработался четкий план самого необходимого. Оказалось, работы много, и надо заниматься учебой с утра до вечера, чтобы к моменту прибытия не выглядеть дикарем и не совершать позорных ошибок.

Выбор одежды стал первым камнем преткновения. Мне, как милорду, мужу мультимиллионера, владельцу заводов, газет, пароходов планет и прочих богатств, предписано было ходить в рюшечках, разлетайках, пышных рукавах, туниках и широких штанах. Ни божемой строгих брюк, уж молчу о брючках и рубашечках в облипку. Это все только для мужа. На выход — пышная одежда, скрывающая изгибы и мягко очерчивающая контуры тела, драпирующая все, что только можно.

Как я психанула! Но тут же одернула себя — нет паранджи, нет гаремов, нет многоженства, что тебе еще надо, хороняка ты эдакий? Остальное переживёшь. Может, действительно, выставлять напоказ свои булочки и тощие косточки сильно чревато? Мало тебе было этого Риона, который на раз тебя сделал и ты пикнуть не успел? При полном корабле народа. Так что неча тут хвост задирать и с хреном наперевес на амбразуры скакать. В чужой монастырь, как известно, со своим усталым не ходят.*

Да и времени на все это тряпье абсолютно нет.

Но кое-что я все-таки предприняла. Солис принес ножницы и я обрезала всякую поебень, которая болталась рюшами или оборками. Сделала стильненький наряд на сегодня из белой газовой рубашки (без этих воланов она смотрелась действительно лучше, вернее, я смотрелся лучше в ней), заправила ее в единственные прямые, без изысков, брюки из зеленого шелка, сверху намотала пояс-шарф на талию.

Солис все порывался вытащить рубашку из штанов, но смирился и оторвался на выплетении красивой французской косы, вставляя небольшие зелененькие цветочки в прическу, получилось очень миленько.

Но когда он открыл огромный кейс с косметикой, мне чуть не поплохело. Раскрашенные мальчики мне претили.

Видя муки и стенания слуги, который от всех моих капризов и закидонов начал заламывать руки, решила все же не усугублять и нанести минимум косметики. Заодно надо было привыкать к своему лицу, изучать его нюансы и уметь придавать ему минимальный лоск.

Немного подводки для глаз. Чуть-чуть туши на рыжие ресницы. Слегка провести бесцветным блеском. Нежная фиялка готова. Молодая, красивая, стильная. Не спутаешь ни с альфой, ни с бетой.

Единственно, что меня порадовало во всем этом кордебалете — обувь. Мягкие салатовые мокасины на небольшом каблучке я выхватила взглядом сразу из десятка пар разных туфель на каблучках. Мало того, что они оказались впору, так еще были очень удобные и красивые.

— Солис, ты знаком с кораблем?

— Конечно, милорд.

— Проведи мне обзорную экскурсию. Я, кроме как в этой каюте и в рубке, нигде не был. Мне нужно больше двигаться и заодно осмотреть свою собственность, чтобы знать, чем владею.

— А милорд Мэдирс не будет…

— Не будет, — прервал я бету. — Милорд Мэдирс так занят, что на меня ему времени не хватает.

— И все-таки, милорд, нужно испросить разрешение. Вы омега. Знатный омега. Вам одному по статусу ходить не положено.

— А я не по статусу собираюсь ходить, а по кораблю.

Ай, молодца! Огрызаться на бету за то, что он говорит полезные и правильные в этом мире вещи, чтобы я еще больше не опозорилась, достойно Лианы, Лиатта и мужа миллиардера.

— Прости, Солис. Конечно же, ты прав. Но я расстроен и перенес свое плохое настроение на тебя. Веди меня к мужу на аудиенцию.

Встречные альфы кланялись, замирая, стоя в поклоне, пока я не пройду мимо. Я величественно кивала головой. Слегка. Так, чтобы не переборщить. Узнать бы, как это правильно делать. Зря все же исторические сериалы дома не смотрела. Зря.

Солис привел меня к каюте, в которой я еще не была, и указал рукой на дверь.

— Войдите, — раздался голос Мэда, когда я легонько постучал.

Вид Мэдирса, когда он увидел меня, был достоин кисти художника. Обожание, восторг, растерянность, надежда, все это — плотно пересыпанное чувством вины и неудержимого счастья.

— Прошу вас, Солис, — поманила бету, не желая оставаться один на один с мужем.

— Благодарю вас, Солис, вы свободны. — Мэд настоял на своем.

— Подождите в коридоре, — я оставил за собой последнее слово.

Мэд подхватил мою руку и поцеловал. Сдержанно, но со страстью в глазах. — Ты сегодня прекрасно выглядишь, Ли. Немного необычный стиль в одежде, но прекрасно. Хотел бы еще раз извиниться…

…И в мозгах сразу всплыло читанное в сети:

Наша Таня громко плачет:

Потеряла Таня честь.

Честь, ебёна мать, не мячик,

Мячик можно приобресть.

— Не стоит впустую тратить твои слова и твое драгоценное время. Я пришел испросить разрешение на экскурсию по кораблю. Далее. У меня целый список того, что мне нужно. Помнится, ты в свое время говорил «только попроси». Но, если ты откажешь, то не удивлюсь. Как оказалось, некоторые слова — всего лишь слова. Итак, присядем?

Мэд скис, но отодвинул мне стул, помогая присесть.

— Позволь мне все же извиниться, — произнес он, вставая на одно колено и беря меня за руку. — Я в очередной раз повел себя недостойно. Этому нет оправдания и нет прощения. Я был выбит из колеи виной за то, что не мог обезопасить тебя от нападения, был уверен, что ты не беременный, в пылу активных действий был не в себе и твое признание о ребенке меня подкосило. Да что там, убило. Но это не оправдывает того, что я не пришел сразу, в ту же секунду, и не выяснил все обстоятельства. Я очень виноват перед тобой, моя радость. Скажи, что мне сделать, чтобы ты простил меня?

— Отпустить, — вырвалось у меня. — Дать развод.

Да что за блядская женская натура? Когда уже мой рот будет хоть как-то связан с мозгами? Ведь на самом деле я так не думала. Обижалась, злилась, психовала — да. Но не до такой же степени!

— Никогда. Никогда этого не будет. Забудь. Ты мой муж, и это навсегда.

— Ну что ж. Тогда перейдем к насущным вопросам. Солис проведет мне экскурсию по кораблю. Это можно? — совершенно без издевки, просто, спросил я.

— Я выделю вам одного члена команды. С ним можно.

— Спасибо. Далее. Мне нужен планшет, типа такого, на котором я рисовал планеты. Хочу вести записи.

— Я сам уже подумал об этом. Вот дуол — это твой. Я объясню, как им пользоваться.

— Спасибо. Далее. Мне нужно учить язык, письмо, правила.

— Это несложно. Я подготовил тебе программу — обучение происходит с помощью мнемотехники, это инопланетные новшества. С их помощью мы обучаем инопланетян нашему языку. Но одних мнемотехник будет недостаточно — в языке, как и в любом другом, есть нюансы, которые не заложишь в программу. Это нужно будет объяснять дополнительно. Я обеспечу тебя прибором и помогу освоить этот предмет.

— Мне нужна информация о планетах этой системы, животных, географии, истории, основные правила поведения для общего развития.

— Эту программу я тоже приготовил. Послы с других планет изучают ее в обязательном порядке, поэтому такие данные есть на каждом корабле. Только тебе нельзя все это загружать в один день. Нужно, чтобы информация усваивалась постепенно.

— Спасибо. Пока всё. — Я поднялась со стула, и Мэд шагнул мне навстречу, крепко прижав к себе.

— Ли! Ли, радость моя!

Вихрь чувств обрушился на меня. Обида, отторжение, радость от тактильных прикосновений, родной и притягательный запах Мэда, которого мне так, оказывается, не хватало, переплелись в тугой комок, давящий на сердце.

— Всё? Натискались, лорд Кайрино? Довольно. Не могу отнимать ваше драгоценное время от важных дел.

Я отстранилась от Мэда и вышла из каюты.

Приставленный к нам охранником Нурам держался позади нас, следуя молчаливой тенью. Солис водил по кораблю, показывая обыкновенные коридоры, двери, ничего особенного в этих помещениях не было. Если не знать, что это корабль, можно было бы подумать, что обычное здание с узкими коридорами, без окон, с дневным освещением, в несколько этажей.

Самое интересное оказалось в трюме, на нижнем этаже — там помещение было больше и хранились разные странные предметы, при первом же взгляде на которые сразу становилось понятно, что они имеют инопланетное происхождение. Но, так как назначения этих предметов мне были неизвестны, а Солис о них ничего не знал, я просто удовлетворила свое любопытство визуала, впитывая в себя необычные формы, линии, силуэты и надписи.

— Хочу навестить пленников, — внезапно попросила я.

Солис посмотрел на Нурама, тот пожал плечами и отвел нас в коридор на третьем этаже, где у кают небыло дверей — вместо них проход преграждали решетки.

— Милорд Лиатт! Я знал, что вы придете! Можно поцеловать вашу ручку? — Рион выглядел неплохо, а увидев меня, весь засветился и приник к решетке.

— Не стоит, мистер Корриго! Мне хватило прошлого общения с вами. Пришел узнать, как с вами обращаются и не испытываете ли в чем-либо нужды. Как ваша голова? Надеюсь, уже зажила?

— Лиатт! Великодушный, прекрасный, великолепный и сияющий! Неужели вы думаете, что, попробовав вас, я могу забыть такое? Теперь вы будете моим и это только вопрос времени. Ждите меня. Вы будете окружены красотой и богатством, которая расцветит вашу красоту и заставит светиться ваши чудесные голубые глаза еще ярче. — Глаза Риона фанатично горели, лаская меня. Руками он вцепился в прутья, но не представлял из себя никакой опасности, но и подходить к нему я не собирался.

— Вот как? А как вы собираетесь освободиться? Ведь вас ждет полиция, арест, суд и тюрьма.

— О, милый Лиатт, не забивайте свою чудную головку такой ерундой. Это совершенно не проблема. Думайте лучше, что вы хотите попросить у меня в подарок. Каждый день это должен быть другой, новый подарок, чтобы с вашего лица не сходила обворожительная улыбка. Видя ее, мне хочется совершать подвиги во имя вас.

— Господин Корриго, вы же видите, что никаких чувств я к вам не испытываю. Вас это не смущает? — спокойно, без тени страха или других эмоций, спросил у него.

— О! Добиться вашей любви будет нелегко, но это будет очень увлекательно, прекраснейший из омег. Это войдет в историю и об этом будут рассказывать своим детям, как волшебную сказку, все омеги детям перед сном. И вы, моя прелесть. Нашим детям. И когда мы займемся любовью, то, милый Лиатт, вы ни на что ее больше не променяете.

— Могу гарантировать только безответную. Какой вы упрямый, мистер Корриго. Не желаете видеть правду дальше своего носа. И даже тот стакан вам ни о чем не говорит? — приподнял бровь я.

— Тот стакан, милый Лиатт, говорит о многом. О вашей верности. Смелости. Находчивости. Решительности. Страстности. Он только укрепил меня в сознании, что вы — мой омега.

— Вот как?! А если бы я отказывался вести себя, как все остальные омеги, противоречил правилам и устанавливал свои, требуя невозможного? — поинтересовался, указывая на выбритую часть головы.

— Я бы удивился, если бы вы этого не делали, прелестный Лиатт.

— И даже если бы побрился налысо? — хмыкнул я.

— У вас прелестные, славные маленькие ушки, с небольшой милой лопоухостью. Вам пойдет, потому что вы — сокровище, Лиатт! — Рион улыбнулся.

Красивый мужчина, обещающий звезды с неба.

— Вы меня не удивили. Все то же самое мне может дать муж. «Так какой смысл менять одного целого кабана на другого из-за палки колбасы», — чуть не вырвалось у меня.

— Он не знает вашей сути, Лиатт. Он не видит глубины вашей мятущейся души. Не сможет огранить ваш бриллиант, чтобы он заиграл всеми красками. Кстати, я уже понял, что растить детей — не ваш удел. Я не стану запирать вас в детской, а дам вам свободу, Лиатт. Вам нужен такой смелый и сильный мужчина, как я, который готов пойти против общества, против всего мира вместе с вами. И создать целый новый мир для вас, мое сокровище. Чтобы вы встали вместе со мной во главе правительства и сияли, как рождающаяся новая звезда, чистым и созидающим светом.

Честно говоря, его вид, его слова что-то затронули в моей душе. Таких комплиментов мне никто никогда не говорил. Королевских.

— Закатай губу, Рион. Все это мой муж получит от меня. А твой удел — готовиться к тюрьме и продолжать дальше строить невыполнимые планы. — Мэд неслышно подошел ко мне и прижал к себе спиной, охватив руками за талию.

Тело хотело прижаться посильнее, откинуть голову ему на плечо, подставляя шею, впитывая его запах, наслаждаясь горячими, большими ладонями, гладившими мой живот. Но я лишь замер, стоя рядом. Показывать раздрай в наших отношениях тут никому я не собирался.

— Ты слишком слаб, Мэдирс, для такого омеги. Ты его будешь подавлять, и он зачахнет. Но это ненадолго, — ухмыльнулся Рион.

— Помечтай, пока у тебя есть время.

Оказавшись в нашей каюте, Мэд развернул меня к себе и грозно спросил: — Это из-за него, из-за Корриго, ты просил у меня развод?

— Мэдирс Кайрино. Официально заявляю вам, вы — идиот. И стаканом ему по башке я съездил, по-вашему, тоже из-за большой и чистой любви, внезапно вспыхнувшей на фоне течки к насильнику и пирату? — я зло усмехнулась.

— Я идиот, Ли. Но зачем тебе развод? В наших условиях жизни омега без альфы беззащитен и не может управлять ни собой, ни своими детьми, ни своей жизнью. Муж, родственник, хоть какой захудалый альфа только может защитить и помочь омеге. Ты один будешь большой приманкой и камнем раздора между всеми альфами, кто увидит тебя и захочет тобой обладать.

— Чертов альфаархат! Нет! Я просто хотел свободы. Делать то, что хочу, жить так, как хочу.

— Человек, живущий в обществе, не может быть свободен от законов общества. Мне казалось, ты должен это понимать, как никто другой.

— Понимать и принимать — две большие разницы. Но, спасибо, я уже это понял.

— Так прости и прими меня, Ли! Обещаю, что дам тебе все, что ты попросишь. Кроме развода.

— А Корриго действительно может освободиться и сделать все то, что обещал?

— У него богатые связи и достаточно средств для этого. А насчет тебя… Пока ты мой муж, нет.

— Или, пока ты жив. — Я растерянно посмотрел на Мэда.

— Или, пока я жив. Но тут ты можешь не бояться. Я не собираюсь умирать или отпускать тебя. — Мэд улыбнулся обнадеживающе.

— А как ты планируешь поступать с Дионом?

— Добрая душа ты, Ли. Обо всех заботишься, рыженький тоу. Диона я обещал отпустить на все четыре стороны, если он поклянется никогда больше не пересекаться с моей семьей. Учитывая, что его теперь будет искать Корриго и полиция, ему придется рвать когти быстро и далеко. И затаиться на какой-нибудь планете. За него можешь не переживать. Если бы не ты, сдал бы его в полицию. Но только из-за того, что он помог тебя спасти… Я переменил свое решение в отношении его судьбы.

Мэд помолчал и неожиданно нежно произнес:

— Можно я приду вечером к тебе, Ли?

— Мои двери всегда открыты для вас. Выходите.

— Надеюсь, Ли, ты передумаешь. Я очень стараюсь исправиться и не совершать ошибок по отношению к тебе, но это абсолютно невозможно. Ты ведешь себя не так, как омеги, и мне трудно угадать, что еще ты сделаешь в следующую секунду. Я готов совершать подвиги во имя тебя, но не знаю, какие из них тебе нужны.

— Знаешь, Мэд… Не обязательно совершать подвиги. Достаточно не делать подлости.

— Один поцелуй, Ли. Пожалуйста. И тебе пора на занятия с мнемотикой. А потом мы пообедаем. Вместе.

Один поцелуй. После которого почему-то не хотелось никуда идти, а захотелось поддаться жару, разлившемуся по всему телу, и отдаться горячим ласкам больших и нежных рук, мягких губ. Но я решительно прервал его и устремился к новым знаниям.

Новый опыт в изучении языков через мнемошлем был интересным, необычным и выматывающим. И годился только для супер-героев блевотиков. Потому что я потом опять блевал, пытаясь усвоить то, что залили мне прямо в голову с помощью шлема. Поэтому обед не состоялся и все планы проверить, как я понимаю прочитанное, и вообще даже подержать книгу в руках не удалось.

Я заснул моментально и, когда проснулся со свежей головой, кишащей новыми знаниями, которые хотелось пощупать, разобрать, разложить по полочкам, опробовать, то был счастлив. Я любила новые языки. Изучать, вкушать, как доброе терпкое вино. Но здесь все было совершенно иначе. Там встречались странные фразы и слова, которые без образов и картинок были непонятны.

Например, иностранцам наши фразы типа «человек человеку — волк» звучали как «штангенциркуль отвертке линейка». Так и здесь. Многие названия и имена собственные тоже были лишены смысла и требовали доработки, узнавания и копания в сети и литературе.

Я была наполнена восторгом предвкушения новых знаний, и мечтала, как найду сейчас книгу и окунусь в целый новый мир интернета и картинок.

Но пришел Мэд, подождал, пока я оденусь и умоюсь, и повел меня представлять команде.

Ох уж, эти обязанности…

Никогда не мечтала быть королевой, потому что обязанности для меня всегда перечеркивали все прелести от короны, трона, балов, платьев и богатства. Да нахрен сдалось такое богатство, когда взамен на тебя вешали несвободу. Именно в это я и вляпалась.

Комментарий к 24. *В чужой монастырь, как известно, со своим усталым не ходят.

(Переделанная цитата, типа юмор)

====== 25. ======

— Лиатт, не надо протягивать руку для поцелуев команде. Достаточно улыбнуться. Не так, как мне, а только уголком губ. Холодно. — Мэд прикоснулся к моим губам и нежно погладил уголок, отчего мое лицо расслабилось и немного поплыло. — Ну, почти так. Это альфы, Ли, им не надо давать надежду на большее.

Представление прошло, как в лучших домах ЛондОна и Парижа, почувствовала себя домовладелицей английского замка. Улыбалась холодно, величественно кивая, и почти ни одного имени не запомнила. Кроме последнего альфы. Совсем юнец. Милый и красивый мальчик. Во мне проснулась мамка и я, вспомнив сынулю, подошла к нему и погладила по чернявой кудрявой голове.

— Божечки-кошечки, такой молоденький, просто юный бог! — ласково улыбаясь, произнесла я.

— Мне восемнадцать, — чуть обижено и гордо возразил Мирро, неосознанно ласкаясь головой об мою руку. Пахнуло карамелью.

Мэд взял меня за предплечье и поволок в рубку.

— Что ты вытворяешь? Какой бог? Какие кошечки? Тебя тянет на молоденьких? — грозно шипел он в ухо.

Я вырвал руку из его захвата и гордо пошел сам.

Ну да! Со стороны это выглядело, наверное, довольно странно — им же неизвестно, что у молодого мужа, омеги девятнадцати лет, возгорелись мамские воспоминания. Чорд. Лиана, блэт! Ты еще Эзьку вспомни. Ой, нет. Зачем ты его вспомнила? Как теперь убрать стояк? Бляяяя! У меня встал на Эзру Бербоуна, только от воспоминания от его фоточки и видосика. Ипать мои старые костыли! Как это я избавлялась от стояка???

А! Дети! Надо подумать о детях! Но на ум вместо своих детей перед глазами упорно приходила картинка кудрявого альфочки.

Мэд тем временем погасил свет в рубке и открыл шторки на иллюминаторах.

Пока шторки жужжали, поднимаясь, он подошел со спины и закрыл мне глаза рукой.

Хоть бы стояк не заметил, позорище-то какое! Он ведь подумает, что встало у меня на молоденького альфу. Объяснить, что я не верблюд, и стояк на моего любимого земного свуна, не получится. Это будет еще хуже. Интересно, а это считается изменой? О чем ты сейчас думаешь, бестолочь!

— Смотри! — Мэд убрал от глаз руку и я оказалась в полной темноте, подсвеченной мониторами приборов. Когда глаза привыкли к слабому освещению, увидела звезды, мерцающие изо всех иллюминаторов. Космос был чёрен. Страшен. Пугающ.

Чернота затягивала, но не отпускала. Звездочки маленькими точками светились в почти полной неподвижности. Больших планет не было видно. В горле пересохло, как только поняла, что наш малюсенький кораблик висит в бездонной черноте вакуума на многие-многие километры, как одна-единственная капсула с жизнью внутри.

Космос заглядывал в душу и, как дементор, высасывал всю радость.

Но оторваться и прервать контакт было невозможно. Это какой-то факин мэджик!

Я качнулась и прижалась к Мэду спиной, чтобы ощутить его тепло и поддержку в безмолвной пустоте, окружающей нас. Он мягко обнял меня руками и положил голову мне на плечо.

— Как красиво, Мэд! И как страшно! — выдохнула с восторгом.

— Знал, что тебе понравится. Ты первый омега, кому нравится открытый космос.

— А кого еще ты водил показывать это? — тут же возмутилась я.

— Долго рассказывать!

— Эй, это моя реплика! — ухмыльнулась я. И правда — мало ли что там до меня было. — А мы можем выйти в скафандрах на поверхность корабля? — мой голос дрожал. Этого хотелось и не хотелось. Но не спросить я не могла. Это же такой шанс. Даже если до усрачки страшно, упустить его было нельзя. Хотя ни разу не была в комнатах страха — там мне было страшно. А тут… Тут бы пошла.

— Нет. На поверхность можно выходить, когда корабль находится в статике. Пока мы движемся, этого делать нельзя. На орбите будет можно, но у нас не будет на это времени. Мы и так задержались с прибытием домой из-за нападения. А нам с тобой еще предстоит одно мероприятие, которому ты не обрадуешься. Идем в каюту, нужно поговорить.

Ну йопт. Опять. Да что ты будешь делать!

Мэд привел меня в мою каюту, как я ее теперь называла. Кстати, значки на дверях в коридоре действительно оказались цифрами. Еху! Мнемошлем сработал, не зря блевала.

— Ли, — Мэд сел за стол напротив меня. — Давно хотел тебе сказать, но все не находилось времени. По прилету на Элькору, через день, у нас состоится свадьба. Это публичное мероприятие, будет пресса, много столичной знати, это статусное мероприятие, без которого не обойтись. Костюм для тебя готов, тебе надо будет только позировать и улыбаться.

— Опяяяять!!! — застонал я. — Да сколько ж можно!

— Почему ты так не любишь свадьбы? — удивился Мэд.

— Не люблю публичные мероприятия. Хочу тебя обрадовать — похороны не люблю еще больше. Что-нибудь еще? — Я была расстроена, что этот чертов калейдоскоп, в который меня увлекло с момента пребывания в этом теле, никак не остановится, и все эти картинки, мелькающие перед глазами, не давали притормозить и успокоиться, прийти в себя.

— Вообще-то у меня много есть о чем с тобой поговорить, но оно потерпит. Хотел, чтобы ты знал об этом. А сейчас мне надо поработать, прости. — Он поднялся, собираясь выйти из каюты.

— Мэд, а что с кораблем Риона? Где он?

— После захвата всех налетчиков мы попытались пробраться на корабль Корриго, но он отстыковался и улетел. Полиции мы сообщили. Его преследуют. Я приду к тебе вечером, Ли?

— Незачем.

— Я буду просто спать, Ли. Я ведь твой муж. Что подумает команда?

— А мне начхать. На тебя было не начхать. А ты… Не приходи. Если не хочешь ломиться в закрытую дверь.

— Да, вот еще что. Взамен на причиненные неудобства со свадьбой, что ты хочешь получить в виде компенсации, Лиатт?

— Море. Песок. Пляж. Солнце. И чтобы меня сутки никто не трогал. — Я не верила в выполнение этой просьбы, но мне так хотелось небольшого отпуска. А дома отпуск — значит теплое море.

— Сразу же после свадьбы, Ли. У нас дом стоит прямо на берегу моря. Обещаю тебе день отдыха. Вдвоем со мной.

— Спасибо.

Мэд вышел, а я запрыгала по комнате от восторга. Дом на море! Да это же нереальный праздник какой-то. Свой дом. Море. Песок. Неужели хоть в этом мне повезло?

Солис поскребся в дверь и вошел с какой-то шкатулкой в руках. А! Это та же шкатулка, из которой доставали украшения к свадьбе.

— Мистер Лиатт, милорд Мэдирс велел отдать эту шкатулку вам, чтобы вы наряжались на каждый выход из каюты, как подобает вашему статусу.

Блиааать! Если кто-то еще раз скажет при мне слово «статус», вцеплюсь ему в морду!

Видя мое перекошенное лицо, Солис открыл шкатулку и протянул ее мне. — Мистер Лиатт, посмотрите, какая красота! Вы же на свадьбе этого не видели, а тут столько изумительных вещей! Вот, например, — он достал какую-то цепочку с подвесками, которая мелодично позвякивала.

— И что это? — удивленно спросил я.

— М-м-м! Это ножной браслет с бубенчиками. Посмотрите, какой изящный, с маленькими подвесочками. Какая миленькая вещица!

— Дарю ее тебе, Солис, за твою помощь, которую ты мне оказывал дома, да и здесь, на корабле.

— Что вы, мистер Лиатт! — Он вытаращил глаза и побледнел. — Это очень дорогая вещь и мне не по статусу…

— Блэт! Солис! Возьми молча! И не говори при мне больше об этом ебучем статусе! — мне казалось, я сейчас взорвусь.

— Спасибо, мистер Лиатт. Я очень вам благодарен! Сейчас принесу ужин в каюту, вы же не обедали.

— А вот за это спасибо. Искреннее. Есть хочется.

Исследование шкатулки я оставил на потом. Достал книжку из панели в стене и принялся разбираться в этом месиве букв, сопоставляя информацию в голове с написанным в книге. Это был сборник стихов, что сильно затрудняло моё первое чтение, но оторваться и не впитывать в себя новое я просто не мог.

Поэтому обед проглотил, не чувствуя вкуса, с огромным удовольствием читая стихи. Ну, как, читая… Пытаясь уложить в голове то, что видел. Многие слова были непонятны. Кое-что выписывал в дуол-планшет. Использовать его было несложно, надо было только методом тыка и какой-то матери разобраться в значках. Но я же умная, я разобралась. Не так уж сильно он отличался от моего домашнего планшета.

Очень хотелось попасть в мировую сеть, посмотреть, как у них тут все устроено, но глаза слипались. Улегшись после душа в постель, я перебирала в голове прошедшее за день. Но, как только закрывала глаза, чернота космоса вставала перед ними пугающе и смертельно. Так, что стыла кровь и сердце замирало, останавливаясь.

Надо было как-то отвлекаться от мыслей о своей ничтожности перед космосом, в котором мы сейчас двигались с огромной скоростью.

Перед глазами встало лицо Мэда. Ладно, Лиана. Будь честной. Столько событий и приключений, сколько случилось за эти две недели с Мэдом, ты со своим мужем за тринадцать лет не испытывала. И вёл он себя очень мужественно в любой ситуации. Кроме последней.

Но, окей. Представь себя на его месте: вот ты потрахалась с презервативом — в ущерб, кстати, своим желаниям и мечтам о детях — тут это гадское похищение, предательство члена команды, приволакивают меня, и Рион утаскивает мужа в каюту, бла-бла-бла, вас находят голыми в крови, и ты говоришь — я беременна. Что делать с ребенком?

Ну? Что бы ты подумала? То-то же. И сразу бы побежала успокаивать? Ну, ок, ок, ты, может быть, и побежала бы — мамское в тебе не изжить, и жалеть всяких убогоньких из тебя не вытрясти никакими переселениями душ. Но он же альфа. Ужалили, понимаешь, в самое дорогое!

«Ой, всё! Да я давно это поняла, что ты мне тут объясняешь. И что ты предлагаешь — броситься ему на шею с криками — Ваня, я ваша навеки, прости дуру?» — м-м-м, обожаю сама с собой разговаривать. Добрый и злой полицейский. Ли добрый, Лианка дура. «Нет уж, надо учить Мэда, что такое поведение недопустимо».

Но, как только закрывала глаза, космос обрушивался на меня всей громадой и раздавливал так, что дышать становилось трудно.

Так. Ну, нах. Я встал и надел шальвары и тунику — в темноте не видно было, какого они цвета, но выбор этой домашней одежды был сейчас не в приоритете. Их было дофига среди всей одежды, поэтому и нацепила первое, попавшееся под руку.

Выйдя из каюты, прошла по пустынному коридору до двери Мэда и аккуратно толкнула дверь, даже и не подумав постучаться.

Гибкое обнаженное тело со спины, с черными распущенными волосами, привставало и опускалось на члене лежавшего под ним. Хриплые постанывания, запрокинутая голова. Пальцы на ногах альфы сгибались в такт двигающегося на нем мужчины. На ноге блеснула тонкая цепочка с позвякивающими бубенчиками. Солис? Мэд?!

Выскользнула за дверь, прикрыв ее, и в глазах потемнело. Ноги подогнулись, и я сползла по стенке на пол, уткнувшись лицом в колени. Тьма в глазах расцветилась яркими искорками.

====== 26. ======

— Ли? Ли, что ты делаешь один в такое позднее время возле каюты Тира? Тебе плохо? — Мэд присел на корточки, приподнимая мою голову за подбородок длинными музыкальными пальцами.

— Да вот смотрю, как вы там ебё… Мэд? Каюта Тира? А где твоя? — Меня обсыпало мурашками и волна облегчения прокатилась, смывая черноту ночи и заполнивших тягостных дум.

— Моя каюта дальше. Но ты так и не ответил: что делаешь один в коридоре ночью? — Мэд поднял меня с пола и взял на руки, как принцессу.

— Искал тебя. Заблудился. Мне было страшно, Мэд. — Я протянул руку и погладил его лицо с проступившей щетиной.

— Космос?

Я кивнул.

— Ли! Радость моя! А если бы я не вышел в коридор и не увидел тебя, что бы ты делал? — Мэд злился, ему хотелось поцеловать меня, и в то же время узнать ответы на свои вопросы. Но наблюдать за сменой эмоций на его лице было забавно.

— Я бы подумал, что ты трахаешься сейчас с Солисом. — Мой взгляд остекленел от осознания, в какую яму загнал бы себя, не появись Мэд в эту секунду у этой двери.

Мэд запнулся и остановился, вглядываясь в меня внимательно и удивленно.

— Я? С Солисом? У тебя жар, милый?

— Я зашел к тебе в каюту, а там… там Солис на ком-то скачет. Голый. Красивый. Вот и подумал, каюта твоя, кто еще там может под ним стонать? — безжизненно произнес, все еще не отойдя от увиденного.

Мэд развернулся со мной и пошел в другую сторону.

— Стой. Ты куда? Ты хочешь помочь Тиру? Думаешь, он один не справится? — ухмыльнулся, глядя на очумелое выражение лица Мэда.

Мэд остановился: — Тир и Солис? Не так уж и странно. Вся команда ходит со стояками от твоего присутствия. А уж Мирро весь день куда-то пропадает — видимо, бегает подрочить, вспоминая твои прикосновения. Что это было, Ли? Тебе понравился мальчик? — Мэд вошел в свою каюту, включил свет и положил меня на кровать.

Затем снял рубашку, и в неярком свете его красивое тело с кудряшками волос на груди всколыхнуло во мне теплую волну, зародившуюся в паху и медленно разлившуюся по всему телу.

— Мэд, Мирро похож на моего сына. Он всего на два года старше него. Такой же милый и славный.

Мэд снял брюки, и вид его длинных, стройных ног, от которых невозможно было отвести взгляд, плеснул жаром в лицо, окрасив щеки румянцем желания.

— Твоему сыну шестнадцать лет? Он живет с тобой? — Мэд прилег на кровать рядом, взял мою ладонь и поцеловал, прижимая к своим губам.

— Нет. Мы развелись с мужем три года назад и сын живет с ним. Мальчику нужен отец в этом возрасте больше, чем мать. Мы с ним созванивались каждый день, а на выходных встречались, и он ночевал у меня. Жили на две семьи.

— Дурацкие у вас правила. Ты скучаешь по нему, Лиана? — Мэд с сочувствием посмотрел на меня.

Я заплакала, и он прижал меня к своей груди, баюкая. Поцеловал в висок, погладив по волосам, уткнулся губами в щеку. А потом припал к моему рту, нежно целуя и возгораясь, как порох.

Томление во мне быстро разгорелось в желание, член мучительно напрягся, требуя внимания к себе, и я кошкой прижалась к такому родному и желанному телу, жадно вдыхая его запах.

Мэд уложил меня на спину и стал спускаться поцелуями по груди, животу, и накрыл, наконец, своим ртом член, заставив тело выгнуться от яркого, сладкого удовольствия.

Его мычание, волнами вибрации ласкающее возбужденную плоть, заставляло меня мучительно поджимать на ногах пальцы, разводя в стороны колени, приглашая к этому танцу присоединиться.

Капнула прохладная смазка и потекла по яичкам. Мэд ввел в меня палец, растягивая и поглаживая. Он оторвался от члена и неотрывно смотрел на мое лицо, наслаждаясь моими метаниями и эмоциями, поглаживая мой фаллос рукой.

К двум пальцам добавился третий. Сладкая пытка, переплавлявшая кости в желе, была такой тягуче-острой, что слов не оставалось. Только стоны. И тяжелое дыхание Мэдирса.

Мне хотелось запросить уже пощады, чтобы он трахнул скорее, но я отпустила себя, заставляя молчать и пить по капле все наслаждение, которое он мне дарил. Маленький подарок своему альфе. Пусть командует. Пусть доминирует. Небольшая награда за мое свинское поведение.

Внезапная пустота, едва успевшая заставить меня коротко и разочарованно застонать, тут же сменилась на проникновение и заполненность горячим членом. Распирающий, твердый, толстый, длинный, он скользил во мне, заполняя все больше и дальше, рассыпая по телу огненные бутоны цветов, которые медленно и нежно распускались, раскрываясь, опаляя и зажигая во мне костер.

— Мэдди… Мэддии…

— Да, мой мальчик! Сокровище мое!!! — Он пригнулся ко мне и впился в рот требовательным поцелуем, лаская губы, язык трепетно и нежно. — Милый мой. Жизнь моя! Счастье моё!

Мэд сел на кровати и потянул меня за собой, крепко придерживая за спину. Голова моя норовила завалиться, не в силах держаться прямо, тело от подступающего оргазма напряглось, и Мэд, приподнимая и опуская меня на своем члене, смотрел в мои глаза близко-близко, впитывая, наслаждаясь моей истомой и приближающейся вспышкой. Зелень его глаз, казалось, светилась. Черты лица заострились. Мышцы на груди и руках вздувались, раскачивая меня на себе. Я вцепился руками в его плечи, мельком скользнув взглядом по метке, оставленной в день свадьбы, и поцеловал ее. Мокро, слюняво, присасываясь, качаясь на члене, целиком отдавшись рукам и ритму Мэда. Он дернулся и запрокинув голову, застонал, кончая, выливаясь в меня горячими толчками. И меня накрыло оргазмом. Сильным, острым, болезненным и сладким, разрывая сознание в клочки.

Отдышавшись, я все-таки спросил его: — А куда ты шел?

— Позориться перед командой, стучаться в закрытую дверь мужа. — Мэд слабо улыбнулся. — Когда я первый раз увидел космос, то тоже не мог заснуть несколько ночей подряд. Это очень сильное впечатление. Я хотел побыть с тобой, Ли.

Мэд лениво гладил мое тело, разглядывая меня.

— Ли… А что бы ты делал, если бы мы не встретились сегодня. Если бы ты думал, что там, в каюте, с Солисом был я?

— Не знаю, Мэд. Но это перечеркнуло бы все наши с тобой отношения, все, что было.

— Ты изменил бы мне? — Мэд задержал дыхание.

— Назло — нет. И сегодня — точно нет. Но, потом, может быть. Дело в том, что если разочаруюсь в тебе, то не буду видеть смысла в сохранении нашей семьи, понимаешь?

— Ли, — как можно спокойнее проговорил муж. — Пообещай мне, что если тебя что-то гложет, что-то нервирует, если чего-то не понимаешь, спроси меня. Обещай мне выяснять любой важный для нас момент, прежде чем накручивать себя, выдумывать то, чего на самом деле нет.

— И как ты себе представляешь — Мэд, зачем ты трахался с Солисом? Так я должен был спросить у тебя?

— Именно. Тогда бы и выяснилось, что это был не я. Ты же видишь, как из ничего можно сделать проблему. Спрашивай так, как есть.

— Хорошо, Мэдирс Кайрино. Кто такой Мелли?

Мэд вздрогнул и посмотрел мне в глаза. — Откуда ты знаешь о Мелли?

====== 27. ======

— Помнишь нашу первую ночную встречу? Где ты обещал вертеть меня на… —  положил руку на его член, опавший, но все еще налитый, — на нём? — От моих поглаживаний он приподнялся. — Кстати, ты мастерски выполнил свое обещание. Надеюсь, и про остальные не забудешь.

— Не перескакивай! — Мэд откинул голову и закрыл глаза, наслаждаясь лаской.

— Даже не знаю, на чем остановиться, что выбрать, — я хитро улыбнулся и продолжал наглаживать медленно, медитативно такой отзывчивый отросток. — Так вот, после твоих обещаний встретил Тусио, который сказал, что побег назначен на вечер. Правда, после того, как ты снял маску, и других нежностей, я передумал, и собирался было остаться и попробовать наладить отношения с тобой. Вышел узнать, который час, а тут ты с Тиром вошел в ту же комнату, где я спрятался от нежеланных контактов. А там речь зашла и про комнату в подвале, и про самую большую ошибку в жизни, и про Мелли. И Тусио ты хотел вместо Буса яйца оторвать… И я вынужден был бежать. Так кто такой Мелли?

Мэд сел на кровати, посадил меня на колени и, поглаживая по спине, сказал: — Мелли мой брат. Он омега, ему шестнадцать лет. Его два года назад похищали из-за моего бизнеса, чтобы повлиять на меня в одном деловом вопросе. Насилия не было, но психика пострадала. Я уступил. Пошел на все, чтобы его освободить. Но с тех пор мы оба изменились. Он замкнутый и нелюдимый мальчик. Я прячу его от общества, чтобы больше не повторилось подобного, да он и сам не любит альф, не любит общаться с людьми. Поэтому хотел бы, чтобы вы с ним подружились.

Я погладил Мэда по голове: — Мэдди, запомни, если я ласково глажу тебя по голове, это не попытка примирения, это проверяю, в какую сторону у тебя башка откручивается! Почему ты раньше не сказал мне этого? Я все это время думал, что у тебя есть любовник и ты планируешь жить с нами обоими.

— Звёздочка моя! Обещаю, что отныне между нами никаких тайн и недомолвок не будет. Верь мне. — Мэд крепко прижался ко мне, обнимая, и мы замерли, согреваясь теплом друг друга и излучая спокойствие. Это был какой-то миг единения душ, мне было так спокойно и хорошо в кольце его рук.

— Я верю тебе, Мэдди! Сколько тебе лет?

— Тридцать пять.

— Да мы с тобой ровесники, — ухмыльнулся я. — Были. А мне? Сколько лет мне?

— Девятнадцать, мой хороший. — Мэд зевнул так, что чуть челюсть не вывихнул. Я подхватил эстафету зевания и мы засмеялись, укладываясь спать.

— Ну вот, опять ты мне про инопланетян не рассказал! А обещал! — бурчал я, укладываясь поудобнее головой на его руке, закидывая на него ногу.

Ответ уже не услышал.

Три дня до прилета на Элькору прошли в сумасшедшем ритме. Мэд работал, часто отвлекаясь на меня, я изучал в мнемошлеме различную информацию постепенно, небольшими дозами, и перестал быть супер-героем.

Солис с Тиром делали вид, что они сами по себе, но иногда я ловил взгляды, которые выдавали их с головой. Солис помогал мне разобраться с одеждой, с правилами, с модой, с приличиями, и спать мы заваливались абсолютно уставшие и вымотанные.

За непременными завтраками, обедами и ужинами наедине мы болтали с Мэдом обо всем сразу, перескакивая с темы на тему, узнавая о мирах и друг друге каждый раз капельку больше, чем знали, и все равно вопросов было непочатый край.

В рассуждениях о различиях культур в наших системах Мэд сразу показал себя человеком умным, деловым, спокойным и рассудительным, именно те качества, которые позволили ему поднять и приумножить свою империю, то, что сделало его таким богатым и продолжало поддерживать его бизнес на плаву.

— Значит, ты не будешь против, если моим секретарем будет милый, молодой, незамужний омега приятной наружности? Как лицо компании я не могу допустить в мой офис лиц с отталкивающей внешностью. Ведь так? — Мэд приподнял бровь.

С козырей зашел, паршивец.

Разговор об эмансипации омег начался с моего рассказа о борьбе за права женщин на Земле, об угнетенных классах, о движении феминисток, и плавно перетек на положение и права омег в мире Мэдирса. Мне импонировала выдержка и спокойствие, с которой он рассуждал о невозможности применения таких же правил в системе Риата, в связи с тем, что нельзя просто принять закон, а дальше оно само наладится. Необходимо, чтобы общество приняло эти правила изнутри и постепенно. Ибо отношение к омегам нельзя изменить ни по щелчку, ни по приказу, и на Земле это нивелировалось веками, а не по желанию правительства или отдельно взятых женщин. Необходимо менять отношение общества к омегам, постепенно внося изменения в правила и законы, применяя это на уровне менталитета. Ведь если прямо сегодня дать омегам свободу и волю делать все, что им заблагорассудится, сколько ошибок и бед они принесут своими поступками себе, своим близким и родственникам.

Мысленно я аплодировал Мэду, как грамотно и исподволь он подводил меня к мысли не делать неблагоразумных поступков.

— Надеюсь, тебе не надо объяснять, что если ты ворвешься на единороге с новаторскими идеями освобождения омег из-под гнета тирании альф, тебя не воспримут как мессию. Ты будешь выскочкой и отщепенцем, чудаковатым провинциалом с дурными манерами, которого никто не будет воспринимать всерьез.

Я не сильна в риторике и полемике. Я обычная женщина, которая даже не поддерживала феминисток на Земле, жила своей жизнью и боролась за свои права самостоятельно, выживала, как могла, как многие, как все. А тут получалось, что со своим свободолюбием являюсь Кларой Цеткин для проведения революции в целой системе. Ну, нет. Я не готова. Не хочу и не буду. Я всего лишь хочу жить свободно.

Узнав, что на Земле я водила машину, работала, сама себя обеспечивала, и весь наш строй значительно отличается от их, Мэд предположил, и правильно сделал, что установленные у них порядки мне не понравятся, и заблаговременно и издалека решил отговорить от каких бы то ни было решительных действий и плясок на костях, «чреватых для репутации наших детей».

Но, когда речь зашла о секретаре-омеге, тут он мне указал на двойные стандарты. Да хоть пятерные.

Я сел к нему на коленки и, пропуская его волосы сквозь пальцы, нежно заглядывая в глаза, потираясь носом о его нос, прошептал: «Яйца оторву. Обоим. Особо жестоким способом».

Мэд довольно засмеялся, блестя глазами, и крепко поцеловал меня, радуясь этому проявлению ревности, на которое все-таки спровоцировал, и тем, что последнее слово осталось за ним, и он наглядно мне показал, что я сама противоречу себе, защищая права омег.

— Мэд, солнышко, запомни, что на любую хитрую жопу найдется хер с винтом. И что палка — она о двух концах. И что не потерплю измен, и никакой закон меня не удержит.

— Когда ты последний раз смотрел на себя в зеркало? — спросил Мэд и потерся об меня отросшей щетиной. — Может быть, ты привык за всю свою жизнь к тому, как выглядишь, но всем окружающим это не грозит. Потому что ты прекрасен, как утренняя звезда. И так же сияешь, милый. Кто в здравом уме и трезвой памяти откажется от такого великолепного, умного, красивого и верного омеги или сможет посмотреть на сторону? Только не я, Биллиатт Лау Кайрино.

— А как ты вызываешь виртуальный экран с виеко?

— Встроенный чип. По прилету домой тебе тоже такой вживят. Это и ключ, и виеко, и доступ в сеть и связь — в ней много разных функций, милый.

В день прилета на Элькору, Мэд уделил особое внимание моему гардеробу, так как нам предстояло предстать перед прессой, полицией, начинался публичный период в жизни.

Мэд сам выбрал украшения для меня, и я сиял, как новогодняя ёлка.

Костюм, который я доработал — в основном отрезая лишнее, Солис каждый раз страдал из-за моего упрямства в отношении нарядов, но даже он признал, что я в обновленном виде выгляжу лучше, — костюм создавал летящий силуэт и подчеркивал мою девачковость. Видимо, к этому придется привыкать. Менять на этой планете еще и моду не хотелось. Но это вопрос времени.

Все равно буду изменять то, что смогу. Для себя. На остальных мне было чихать. Мэд был не против, если это не было чем-то кардинально противоположным имеющимся правилам и догмам.

Мэда все это время видела редко, только за едой и вечером в постели. Он поддерживал всегда и во всем мои начинания, а я старался не взбрыкивать и пытаться следовать местным законам. Но до омеги, до настоящего омеги, все равно было далеко. Как говорят у нас на Земле: «Если у мужчины есть хуй — это ещё не значит, что он мужчина, вполне возможно, что он просто хуйня какая-то». Та же байда была с моей омежестью. Отвыкать поступать самостоятельно, как привыкла на Земле, было каким-то удушающим кошмаром. Как будто невидимые путы постоянно одергивали меня, больно впиваясь в тело и душу. «Не так летишь, не так свистишь» — было моим спутником постоянно. Видя, как загружен муж, старался не напрягать его еще и своим поведением, но нервы не всегда выдерживали, и тогда Мэд в постели — на другие встречи совершенно не было времени — показывал, что я нужен ему, что он всегда поддержит, что я сильный и справляюсь отлично, что не один в этом мире. Без его поддержки и веры в меня я бы сломался в первый же день. Но я чувствовал, что был не один.

Мирро старался часто попадаться мне на глаза. Он не пробовал прикасаться или как-то нарушить мое личное пространство, но взгляды, которые бросал на меня, были совсем не детские. Остальные альфы как-то справлялись с этим и вели себя достойно и с уважением. А мальчику, видимо, снесла крышу та моя мимолетная ласка. Надо будет с Мелли не повторить такого же. Все-таки я — молодой омега, а не мамка, и об этом забывать не стоит.

Когда мы приземлились на Элькору, первой на борт попала полиция. Вот тут-то я и почувствовала разницу между женщиной и омегой. Меня допрашивали в присутствии Мэда и записывали показания, надев какую-то хрень, которая то ли подтверждала мои эмоции, то ли фиксировала мозговую деятельность — этого так и не понял. Я рассказал все, что знал о нападении и про Риона, а Мэд держал за руку, подбадривая.

Полицейский был предельно вежлив и даже старался лишний раз, без необходимости, на меня не смотреть. И опрос был больше формальным, совсем не так бы допрашивали у нас. Что женщину, что мужчину. А здесь четко чувствовалось, что я омега, а значит — вежливо, отстраненно, коротко и незаинтересованно.

Мэд командовал происходящим, и на корабле все двигалось, крутилось, выполнялось в строгом порядке. Меня не коснулась ни одна проблема, досталось только ответить на вопросы полиции, и то недолгие, и выйти из каюты, чтобы пересесть на шлюпку, которая доставит нас домой.

Мой мозг был рад, что омег тут задвигают за спину и запрещают что-либо делать самим. Потому что все еще была в калейдоскопе событий и не могла никак остановиться, а не бежать, хватать, лететь, что-то делать автоматически. Я все откладывала на день после свадьбы, который мне обещал Мэд. То есть на послезавтра. Вот тогда успокоюсь. Остановлюсь. Буду бездумно лежать на пляже. И распланирую, что делать дальше. А пока надо было шевелить поршнями.

Выйдя из каюты, мы встретили процессию, конвоировавшую Риона. Он шел в сопровождении двух полицейских с полосками типа наручников на руках. Подойдя ко мне, он учтиво поклонился, и Мэд тут же заслонил меня плечом. В узком коридоре для этого не было места, да и под такой охраной мне не было страшно, но было приятно чувствовать себя под защитой мужа. Хотя Риона не боялась совершенно.

— Я знал, что увижу вас, прекрасный Лиатт! Вы не забыли нашу первую встречу? — Он облизнулся, тяжело сглотнув. — Придумывайте подарки на каждый день. Корриго свои слова на ветер не бросает.

— Не стОит, мистер Корриго, — спокойно ответил я.

— Волшебный голос! Когда-нибудь вы споёте мне, прекрасный Лиатт!

Полицейский подтолкнул его, он еще раз жадно окинул меня взглядом, обласкав с ног до головы и, поклонившись, проследовал к выходу.

Мы с мужем дождались, пока они отойдут на какое-то расстояние, и Мэд схватил меня за руки и прижал к стенке, жарко и страстно целуя. А я так растерялся от этой встречи и от слов Риона, что даже не сразу ответил на поцелуй.

Затем мы прошли в рубку, попрощались с командой корабля и я ступил на Элькору.


Сегодня с удивлением отметила, что после прилета прошел месяц. Все вертелось так же быстро, как и раньше, не думая останавливаться.

Раз — и я на космодроме в коротком путешествии к шлюпке, окруженная крепкими бравыми альфами, не пускающими прессу, и ведущими нас сквозь толпу к шлюпке Мэда.

Два — и вот мы уже летим от космодрома над планетой, и я дрожу, в восторге, разглядывая красивые пейзажи и чужеродную мне технику и города.

Три — и Мэд переносит в дом меня на руках, по традициям этого мира. Дом светлый, просторный, находится действительно на берегу моря, рядом несколько бассейнов, террасы, разбиты сады и лужайки из причудливых растений. И по периметру — высокий забор с охраной.

Четыре — и меня знакомят с Мелли, застенчивым, замкнутым, красивым, молчаливым омегой, не произнесшим и двадцати слов со дня знакомства. Затем официальное представление многочисленной прислуге, состоящей из бет.

Пять — свадьба, пышная, ужасно пафосная и дорогая. У меня даже зубы сводило, когда представляла, сколько это все стоит, и для чего выброшены на ветер такие суммы. Суматошный день, от которого рябило в глазах.

Вышел зайчик погулять — это по прошествии месяца спохватилась, что прошло столько времени, а я все еще бегу, бегу, бегу, как загнанная лань. Нет, никто меня не заставляет. Но если не давать указания прислуге, (кстати, ни разу не пожалел, что Солис прилетел со мной, хоть он и страдал без Тира, но не подавал вида и не признавался ни в чем) не планировать задания на день, то оно само не сделается. Уже молчу про свою постоянную учебу и занятия спортом, мои кубики на теле не пропали, я с успехом поддерживал состояние тела и духа. Режим все-таки великая штука. Мелли не хотел поддаваться воспитанию и сближению, он вообще воспринял меня холодно и ревновал к брату, что было видно невооруженным глазом. Был бы я старше и страшнее, он бы потянулся ко мне. Но я был его ровесником, отобравшим единственного родного брата, и он меня ненавидел. Молча. Но яростно.

Мэд после того единственного дня с ним наморе, который он мне обещал после свадьбы, уехал и за весь месяц мы с Мелли видели его всего два раза. Я скучал по нему. Но пропустив из-за свадьбы целый месяц, он очень тяжело наверстывал. Его присутствие требовалось везде и сразу. Не знаю, как он справлялся, но каждый день, выходя по виеко на связь, выглядел замотанным и уставшим.

Первый мой выход в город состоялся неделю назад и меня поразили и влюбили в себя окрестности столицы, магазины, люди вокруг. Я присмотрел столько вещичек, но не смог заставить себя купить даже пятую часть того, что понравилось. Да, те суммы, которыми оперировал Мэд, не укладывались у меня в голове — это были какие-то баснословные, непроизносимые числа. Но один мой полет на Землю должен был убить большую часть его состояния, и я не смел ничего покупать. Все, кроме полета, было лишним. Угу, приходилось экономить на пуговках.

Вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет.

Пиф-паф! Ой-ой-ой.

Я уговорил Мелли выбраться со мной по магазинам, под предлогом помощи мне, провинциалу, в столичных магазинах. Во-первых, хотелось наладить с ним отношения, стать хоть на шажочек ближе. А ничто так не сближает, как совместный шоппинг. Во-вторых, мне действительно нужны были советы, как инопланетянину. В-третьих, ходить одному под защитой альф было неуютно.

Когда мы вышли из первого большого магазина, я предложила отдохнуть в кафе и выпить по чашечке чоа с чем-нибудь вкусненьким. Мелли согласился, потому что устал от толпы и суеты.

Мы присели отдохнуть за столик, охрана была рядом. Успев выпить чашечку освежающего чая, и все вокруг пялились на нашу парочку, потому что выглядели мы колоритно, я потерял сознание.

А очнулся уже на корабле Корриго.

====== 28. ======

— Милый Лиатт! Как вы себя чувствуете? — Корриго улыбался, глядя мне в глаза.

Если мужчина долго смотрит вам в глаза, значит, остальное он уже осмотрел.

Я просканировал свое состояние и нашел его удовлетворительным. Каюта, в которой находился, была вычурно и богато обставлена. Кровать, на которой лежала, была удобной. А вот одежда была на мне другая, не моя. Тоже туника, шальвары в бежевых тонах. Дорого-бохато. Мягко и красиво, чо уж.

— Благодарить вас не буду. Но чувствую себя нормально, мистер Корриго.

— Рион. Зовите меня Рион. Я взял на себя смелость проверить состояние вашего здоровья, прекрасный Лиатт, и оно оказалось отличным. Рад, что вы не беременны, как предполагали, здоровы и в хорошей форме. Странно, что Мэдирс не воспользовался благоприятным моментом и отложил рождение ребенка. Даже не ожидал от него такого благоразумия. Он ведь очень любит детей. Да и возраст, опять же… Но, очевидно, он понял, что вас надо завоевывать не как обычного омегу.

Что ж, это меня радует, ведь ребенок Мэдирса так или иначе оттягивал бы на себя ваше внимание, а мне вы нужны безраздельно, Лиатт!

— Как вы меня похитили? Что с Мелли и охраной? — Я говорил спокойно, но внутри клокотали злость и страх. Помнится, во всех этих передачах по выживанию и общению при налетах и нападениях каждый раз вдалбливали, что сердить и провоцировать нападающих нельзя. Поэтому спокойствие, Лиана, только спокойствие.

— Не беспокойтесь, милый. Мелли здесь, с ним все в порядке. Он уже тоже пришел в себя. Охрану обезвредили бескровно, никто не пострадал. Я не люблю крови.

Мелли здесь? Мелли?! О, боже. Опять из-за меня пострадали люди. И брат Мэда.

Он был очень красивым и нежным мальчиком. В моменты общения он держал себя высокомерно и скованно, но это от ревности. Я не настаивал на быстром сближении, хотел, чтобы он постепенно привык ко мне, увидел, что от меня ему не надо ждать угрозы, и по шажочку, медленно, разглядел во мне друга и родственную душу. Времени у нас навалом, — думал я. А оно вот как сложилось.

Мелли ненавидел альф, презирал их, боялся, избегал с ними встреч. А теперь он на корабле, полном самцов, к тому же являющихся пиратами и разбойниками.

Я прикрыл глаза и постарался выровнять дыхание.

— Хочу увидеть Мелли.

— Конечно, Лиатт. Вы, наверное, голодны. Давайте пообедаем вместе, и затем вы увидитесь с вашим родственником.

— Нет. Сейчас. Я должен увидеть его прямо сейчас. Мальчик в свое время пережил похищение, и даже не представляю, что он чувствует, попав к вам в руки. — Рассказывая о похищении, я ничем не рисковал, ибо Рион был слишком хорошо осведомлен о делах семьи Кайрино, и ничего нового из моих слов не узнал. А вот морально поддержать бедного мальчика стоило прямо сейчас.

— Милый, прекрасный, заботливый Лиатт. Вы все больше и больше заставляете восхищаться вами, вашей преданностью и добрым сердцем, хотя, мне казалось, что больше некуда. Представляю себе, как вы будете любить своих детей. Видите ли, Лиатт, я обещал вам, что буду завоевывать вашу любовь, но должен быть уверен, что вы тоже будете делать мне шаги навстречу. Ибо, если бы мы встретились при других обстоятельствах, если бы я просил вашей руки до того, как вы познакомились с Кайрино, ответьте честно — вы бы согласились на брак со мной? Ведь я вам нравлюсь, хотя бы чуть-чуть? Жду от вас честного ответа, Лиатт.

— Если бы, да кабы, да во рту росли грибы, мистер Корриго, то не надо было бы в лес ходить. Не могу вам ответить на этот вопрос, потому что случилось так, как случилось — я выбрал Мэдирса, я замужем, и вы не мой муж. Но — да, вы мне нравитесь. Когда выполняете свои обещания и ведете себя, как разумный, светский, приличный человек.

— Благодарен вам за честность и за каждый ваш шаг навстречу мне, буду одаривать вас тем подарком, который вы хотите. — Рион встал и протянул руку. — Пойдемте, я проведу вас к Мелли.

Рука у Риона была теплая, пожатие нежным, но крепким. Он не удержался и приник губами к моей ладони, коротко поцеловав. Но тут же оторвался и помог мне встать с постели, открыл передо мной дверь и провел по коридору корабля к двери с цифрами 28, распахнул её и пропустил меня вперед.

Мелли лежал на кровати, сжавшись в комок, и при звуке открывающейся двери подскочил и замер, как натянутая струна, со страхом глядя на меня и Корриго. Потом черты его лица, при узнавании, изменились, и он сжал кулаки до побелевших костяшек и с ужасом переводил взгляд с меня на Риона.

— Мелли! Мелли, дорогой. Это мистер Корриго Рион. Мы находимся на его корабле. С тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь? — Я медленно подошел к испуганному мальчишке, собираясь прижать его к себе, успокоить, но он оттолкнул меня и с ненавистью выкрикнул: — Так это ты, ты, ты с ним сговорился? Ты его любовник?!

— Милый, глупый, красивый Мелли! — Корриго стоял у двери и по-отечески улыбался. — Может ты и ненавидишь мужа своего брата, но ум включать хоть иногда надо. Я приложил столько усилий, чтобы выкрасть вас без крови и ущерба, с минимальными потерями, а ты не видишь дальше собственного носа, подозревая человека, который не сделал тебе ничего плохого, только потому, что ревнуешь? Ай-ай-ай! Думал, ты достойный брат такого умного альфы, как Мэдирс Кайрино, а ты ведешь себя, как истеричный опереточный омега.

Мелли вздернул подбородок и задиристо произнес: — У тебя, наверное, член короткий, раз язык такой длинный!

Я охнул и развернулся к альфе: — Мистер Корриго, прошу простить несдержанность Мелли, он юн и напуган, и не отдает отчет своим словам.

— Рион. Я просил называть меня Рион.

— Рион. Позвольте мне пообщаться немного с Мелли наедине? — Я замер в ожидании. Называть его по имени было уступкой с моей стороны. Он должен это оценить.

И пират оценил.

— Немного, прекрасный Лиатт. До обеда у вас есть полчаса. Хотел бы видеть вас на обеде по-домашнему. Чтобы вы привыкали, что мы вместе. — Он поклонился и вышел за дверь.

Я осел прямо на пол, ноги от страха не держали. Это пиздец. Как донести бунтующему ребенку, что нельзя провоцировать потенциальных насильников и бандитов?

— Мелли! У нас мало времени. Выслушай меня внимательно. Хочешь ты того или нет, мы в плену. Если будешь язвить, огрызаться и провоцировать альф, то обязательно своего добьешься. Прикуси язык и молчи, очень сильно тебя прошу! Я тебе не враг. Нам надо держаться вместе, понимаешь? Надо выждать, пока Мэдирс найдет нас и выкупит. Или спасет. Ты же понимаешь, что он уже нас ищет? Зачем усложняешь ему свой выкуп? Если раздраконишь Корриго, он может разозлиться и продать тебя на любую планету, или отдать своим альфам. Ты меня слышишь? Ты ведь умный мальчик. Пожалуйста, сто раз подумай, прежде чем что-то сказать, и промолчи.

— Я тебя прекрасно слышу, лорд Лау. Только не понимаю, почему ты сказал «Зачем ты усложняешь ему свой выкуп?» Свой? А себе ты оставил роль любовника пирата?

— Мы с Мэдом не хотели тебя пугать и условились не рассказывать подробностей, пока не пройдет время и все не поутихнет. Ты же видел в новостях, что на нас напали пираты и Мэд сдал их полиции. Так вот, тогда Корриго увидел меня на корабле и пообещал отобрать у Мэда. Не знаю, как он освободился из тюрьмы, но он это сделал, сделал то, что обещал. Он собирался убить Мэда и взять меня в мужья, а заодно и всю империю твоего брата. Если будешь вести себя несдержанно… Ты все ухудшишь. Корриго меня не отпустит. Тебя — может быть. Если Мэд даст то, что потребует пират. Я хочу защитить тебя, Мелли. Помоги мне. Мэд не вынесет, если потеряет нас обоих. Дай нам шанс дождаться появления Мэдирса живыми. Пожалуйста!

— Хорошо. Ты действительно не сделал мне ничего плохого, кроме того, что воруешь любовь моего брата. Я постараюсь, Лиатт. Как думаешь, скоро Мэд нас найдет?

— Не знаю, Мелли. Не знаю. Я постараюсь узнать, какие планы на нас имеет Корриго. Если он хочет обменять тебя у Мэда — это очень хорошо. Может быть, он хочет заманить его в ловушку. Я ничего не знаю. Но постараюсь. И ты постарайся не раздражать наших похитителей.

В дверь постучали.

— Мелли! Можно я тебя обниму? Мне так не хватает дружеской поддержки. Мне очень одиноко и страшно. — Я посмотрела снизу на стоявшего рядом омегу с надеждой во взгляде.

Честно говоря, обнимашки больше нужны были самому Мелли. И мне хотелось быть опорой этому испуганному мальчику. Чтобы он знал, что не один.

Мел подал мне руку и притянул к себе, обнимая. Я погладил его по спине. — Спасибо, Мелли. Все будет хорошо. Я уверен.

Стук в дверь повторился и она открылась.

До каюты меня проводил огромный альфа, в абсолютном молчании. Корриго уже ждал за накрытым столом. Он привстал, приветствуя меня, придвинул мне стул и опять поцеловал руку. Обедали мы вдвоем. Прислуги не было.

— Вы умопомрачительно пахнете, милый. Как прошел разговор с Мелли?

— Спасибо, Рион, что вы дали мне возможность с ним пообщаться. Я очень ценю это.

— Вы уступаете мне, я уступаю вам, милый Лиатт. Позвольте за вами поухаживать? Что вам предложить? — Корриго был сама галантность.

Обед протекал в светской беседе, пересыпанной комплиментами моей красоте, уму, великолепию. Если бы не похищение и прочие обстоятельства, я вынужден был признать, что Рион приятный собеседник, красивый мужчина и, будь это на Земле и в других обстоятельствах, вполне могла бы запасть на него. В нем было что-то притягательное, что-то хищное, плюс ярко выраженная харизма и самцовость. Причем это не выпирало агрессивно, а приятно дополняло его внешность.

— Сколько мы будем лететь, Рион? Я не очень люблю корабли. Хотелось бы чувствовать под ногами твердую почву. И да, хотелось бы знать, куда мы направляемся. Я люблю море и песок. Где не очень жарко.

— Если бы вы знали, Лиатт, как мне импонирует ваша честность и открытость. Не могу пока сказать, куда мы направляемся. Могу лишь уверить вас, что мы далеко от Лиаты, Элькоры и даже от системы Риата. Мы сделали гиперпрыжок и добираемся в другую систему. Там прекрасная обжитая планета и, как раз, учитывая ваши предпочтения, я приготовил дом на побережье у теплого моря. Там, правда, галечное дно, но я что-нибудь придумаю. Отгородим бухту и устроим песчаный пляж. Все для моего прекрасного омеги. — Рион отсалютовал мне бокалом и тепло улыбнулся.

— Откуда вам известны мои предпочтения? — Может, он узнал о моей жизни до свадьбы и руководствуется данными настоящего Биллиатта, добытыми у папы или знакомых?

Корриго повернулся к темному экрану на стене и нажал кнопочку пульта.

— Много денег позволяют знать всё, Лиатт. Я следил за вами с момента, как вы ступили на землю Элькоры. — Экран мигнул, показал общий вид поместья Кайрино у моря и оператор сделал наезд, приближая бассейн максимально. Изображение было на удивление четким, хотя при таком сильном приближении должно было бы расфокусироваться. На экране был я, плавающий в бассейне, и Мелли, стоявший у бортика.

У меня отвисла челюсть. Вот это охрана. Вот это защищенность. Снимай — не хочу. А я ведь тогда, на утро после свадьбы, пока вымотанный Мэд дрых без задних ног, выбрался в бассейн и, не имея купального костюма, плюхнулся туда голышом. Было шесть утра, возбуждение после свадьбы подняло ни свет ни заря, будить мужа не хотелось, спать не моглось, а купаться хотелось до одури. Теплый морской воздух, напоенный ароматами неизвестных растений, пахнущих, как в Крыму летом, бодрил и расслаблял одновременно, поднимая в душе волну радости и предвкушения неги.

Когда увидел подходящего Мелли, невольно вырвался боцманский мат. Кто же знал, что ему тоже не спится? Я бы тогда в бассейн полез в трусах, а не снял их и бросил на бортик.

Картинки на экране были без звука, и два юных, стройных омеги, беседующих у бассейна были прекрасны. Я тоже залюбовался на эту картинку, пока вопрос Риона не отвлек меня: — О чем вы беседовали там? Я часто любуюсь на это видео, и каждый раз сожалею, что не слышу вашего разговора.

Я улыбнулся, вспомнив, как в день знакомства Мелли повел себя, как несносный ребенок. Нет, на вид все выглядело безупречно. Но вот этот его выпендреж и скрытые угрозы, завуалированные в хвастовство и дополняемые взглядами, заставили меня повнимательнее присмотреться к нему. В тот вечер, за ужином, он хвастался, что в поместье есть пуэрго и он лично за ними присматривает. Мэд объяснил, что у меня амнезия, и я не знаю, кто такие пуэрго. Тогда Мелли мне в красках описал созданий, похожих на наших пираний. Меня это впечатлило, потому что не понимаю, нахера в доме заводить опасных тварей. А этот ребенок так вдохновенно описывал эту гадость, что я даже проникся. Проникся уважением к вдохновенности мальчика и проникся чувством гадливости и опасения к этим тварям, решив, что уж смотреть на них точно не пойду.

— Я решил поплавать на утро после свадьбы, пока в поместье было тихо и никто не мешал. Гардероб еще не был разобран, поэтому пришлось купаться в чем папа родил. И, когда Мелли подошел к бассейну, это было неожиданно.

— А вот в тот момент, когда вы, Лиатт, почти бежите по воде и испуганно выскакиваете из бассейна, что он вам сказал?

— Мелли сообщил, что встал так рано и пришел сюда, чтобы покормить своих пуэрго, — улыбнулась я. В тот момент мне, конечно, было совсем не смешно, но теперь, глядя на выражение своего лица, я даже засмеялся. А потом, когда я, сверкая пятками и размахивая достоинством, выскочил из бассейна, Мел сказал — не торопись, я пуэрго не в бассейне держу.

Мел тогда внимательно осмотрел меня в обнаженном виде и уважительно сказал: — А ничего так размерчик у тебя. Интересно, у меня тоже такой вырастет?

Я тогда так удивился, что даже не стал охуевать по поводу пираний и шуточек. У мальчика комплекс неполноценности? Но схера ли? Это что, омеги тоже меряются «характериськами»?

Надев трусы, спросил у Мела, зачем ему большой размер в этой области. Помня слова Мэда «тебе член только для пописать», я и не думал больше в эту сторону. А оно вон как.

Вот тогда-то, у бассейна, у нас и произошел странный разговор с Мелли, в котором он склонялся к союзу с омегой, даже не с бетой, а уж тем более не с ненавистным альфой, которых он иначе, чем «узлоносцами», не называл.

Мое удивление граничило с охерением. Чего я старательно пытался не показывать. Какая-никакая информация о Мелли из его уст — уже кое-что. Этим надо было пользоваться. Конечно, я и не такие фики читала в свое время, но столкнуться с этим наяву было очень неожиданно. Понятно, у ребенка психологическая травма. Непонятно только, почему такое отношение именно к альфам. Скорее всего — тут было что-то еще, но он это скрывает. Тогда я собирался заняться этим вопросом позднее… Но все обернулось по-другому. После одного случая, произошедшего в тот же день, Мел замкнулся и вообще перестал общаться со мной.

Но об этом я Риону не скажу.

— Мелли очень необычный ребенок с трудной судьбой, Рион. Позвольте мне проводить с ним побольше времени. Мы с ним не успели познакомиться как положено, поэтому хочу попытаться наладить с ним отношения сейчас, когда мы оба оторваны от дома.

— Милый Лиатт. Я не планировал вашего общения с Мелли на корабле. Он будет отнимать мое время любования вами. Поэтому могу разрешить вам недолгие общения с ним ежедневно, но в обмен на очередную уступку с вашей стороны. Мне кажется, будет симметрично, если за потерянное мною такое ценное времяпрепровождение с вами я получу достойную замену? — Рион посмотрел на меня, улыбаясь.

— И что же вы хотите взамен? — Я спокойно посмотрел в лицо пирата.

— Поцелуй. Но не зажатый и деревянный. А полноценный, полновесный поцелуй от вас, Лиатт. Добровольный. Хотя вы можете отказаться. Выбор за вами.

Мужик обещал, мужик делает. Корриго мог бы разложить меня на кровати, на полу, да хоть на этом столе, и не единожды за это время. Но он ухаживает, ухаживает в рамках приличий и по-своему пользуется сложившейся ситуацией. Мне не было страшно. Вот Мэда поначалу я боялась. А Корриго — нет. А надо было бы. Потому что маньячное увлечение мной было страшным в плане непредсказуемости, как и любой фанатизм, скрывающий в глубинах страшные вещи, не видимые с поверхности.

— Вы умеете уговаривать, мистер Корриго, — выдохнул я. Увлечься им я не боялся. Боялся, что он сорвется в любой момент и отринет свои принципы, как тогда, когда моя течка сорвала ему крышу и он изменил свои планы на счет «раз».

— О, вы поражаете меня, Лиатт. Такой молодой, но такой необычный омега. С огромным чувством ответственности и большим добрым сердцем. Внешне вы похожи на юного ангела, а ваши поступки выдают в вас сильного и смелого, рано повзрослевшего мальчика. Я очень ценю это. Что же. Вы можете сегодня после обеда побыть с ним в течение часа. Хоть это и доставит дополнительные неудобства с охраной и вашим отсутствием в моей компании. Но ваш поцелуй того стоит.

— Рион, вы меня удивляете. Что за охрана и такая уж необходимость нас контролировать? Что могут сделать двое слабых омег на корабле против команды альф? — узнавать надо было больше, потому что любая мелочь, любое слово могли помочь нам в дальнейшей судьбе.

— Не преуменьшайте свой ум, прекрасный Лиатт. Вы очень умны для своего возраста. Хотя, конечно, сбежать с корабля двум слабым омегам невозможно. Совершенно. Поэтому оставьте глупые мысли о побеге и наслаждайтесь полетом. Помните, я просил вас придумать подарки, которые вы хотите получать каждый день? С того дня у вас уже набралось ммм… тридцать подарков. Озвучьте хотя бы несколько, моя радость. Мне будет приятно вам угодить.

— Ну что же. Вы же понимаете, что я даже ни на секунду не задумывался о составлении списка подарков от вас, потому что не верил, что такое возможно. Поэтому придется составлять список на ходу. И первое, что хотел бы получить — информация, как вы планируете поступить с Мелли.

— Вы думаете, что разочаровали меня? Отнюдь. Что-то такое я и предполагал, Лиатт. Драгоценности вы не любите. Наряды тоже. Вам нелегко будет угодить, но я постараюсь. Что касается Мелли, я еще не решил окончательно его судьбу. Он джокер в рукаве. Козырная карта, которую придержу на крайний случай. Зная крутой нрав Мэдирса Кайрино, будет не лишним иметь на руках такой козырь. Как думаете, милый, кого из вас двоих выберет ваш муж, если будет возможность спасти только одного? — улыбка зазмеилась на его губах, а взгляд прикипел к моему лицу.

А что тут думать. Мелли. Без вариантов. Если бы мне пришлось выбирать — сына или мужа, я бы выбрала сына. Хоть там, на Земле, хоть здесь. Да и я бы не позволил оставить Мелли вместо меня. Я бы не смог потом с этим жить. А Мэд сможет. Он альфа. И сколько он там меня знает? Полтора-два месяца?

Я грустно улыбнулся: — Вариант здесь один, Рион. Такой выбор единственно возможен и самый правильный. Все сделали бы такой выбор. Поэтому вам не удастся очернить Мэда в моих глазах.

— Великолепно! Вы бриллиант, Лиатт! Нет! Вы неограненный алмаз! Вы даже не представляете, чего с моими возможностями, связями и деньгами можно добиться. Мне не хватало только вас для построения своей империи. Только рядом с вами я все смогу и все сумею. Мне будет из-за кого стараться стремиться достичь большего. И я положу к вашим ногам весь мир.

— Вы ошибаетесь, Рион. Вы не сможете быть счастливым со мной.

— Я уже счастлив. Видеть вас. Вдыхать ваш умопомрачительный запах. Слушать ваши речи. Любоваться вашей совершенной красотой и гибким умом. Вы не знаете себе цену.

— Благодарю вас за обед, Рион. Я бы хотел увидеть Мелли. — Комплименты пирата уже навязли в зубах.

— Вы так мало съели. Какое ваше любимое блюдо? Я прикажу приготовить его на ужин.

— Борщ и копченая колбаса, — вырвалось у меня. Я округлила глаза, поняв, что только что ляпнула, и попыталась выкрутиться. — Но эти блюда я не доверяю готовить никому. Давайте вторым подарком будет то, что вы разрешите мне приготовить их самостоятельно и угостить вас.

— Вы прелесть. Вы просто прелесть. Это будет подарком мне. А вы можете выбрать другой подарок, Лиатт. Итак… Перед тем, как вы пойдете к Мелли, хочу получить свой симметричный ответ от вас.

Мы стояли у двери каюты, и я долго не стал ломаться, взял двумя руками за шею и привстал на цыпочки, чтобы было удобнее. А то скажет перецеловывать, а терррпеть ненавижу переделывать. Губы Риона отдавали запахом напитка, который он пил перед этим. Он не старался помочь мне: подставил расслабленные губы и смотрел, как пройду этот тест. Я мягко прошлась губами по его губам, пососала верхнюю губу и накрыла его рот своим, аккуратно целуя. Без искры, без страсти, просто делая механическую работу. Бездумно.

И недолго.

Но, видимо, Корриго так не показалось. Потому что взгляд, которым он посмотрел на меня, был расфокусирован. И он наконец-то молчал. И не сыпал своими комплиментами.

Красивый, сука.

Но Мэд лучше.

Когда я зашел в каюту Мелли, тот стоял у кровати и сжимал руки, выламывая их, лицо его было бледно и страшно.

— Мелли, дорогой, что случилось? — Я бросилась к нему, испугавшись, и ухватила его двумя руками за лицо. Он даже не отшатнулся. Посмотрел помертвевшими глазами на меня и сказал:

— Лиатт. У меня через пару дней начнется течка.

====== 29. ======

Комментарий к 29. Визуализация Мелли

http://cdn.searchpictures.ga/1d/75/2e/b9/16/f1/e8/49/67/ea/98/3d/1f/7e/6d/d3/d534597a439862dfcfa4a3df44283f84.jpg

Рион http://365mag.ru/wp-content/uploads/2015/04/SDOldoiveoM.jpg

Спасибо Tikker за помощь!!

«Нам пиздец», — подумал я, и сказал: — Все будет хорошо!

Мелли смотрел на меня пустым взглядом.

Я взял его за руки, они оказались холодными, как лёд. — Садись. Садись на кровать и рассказывай. У нас всего час, нам надо успеть многое.

Я ходил из угла в угол, мне всегда так лучше думалось, и расспрашивал Мела.

— Это твоя первая течка?

— Нет.

— Как ты обычно проводил течку?

— На подавителях.

— Сколько у нас есть времени до ее начала?

— Дня два или три, — безжизненным голосом произнес он.

— Мелли, посмотри на меня! — Я остановился напротив него и требовательно взглянул в его глаза, закрепляя контакт взглядов. — Я с тобой. Мы вместе. Я помогу тебе. Все будет хорошо. Повторяй за мной: Все. Будет. Хорошо!

— Да не будет хорошо! Не будет! Полный корабль альф и девственник омега в течке! — Мелли вцепился руками в волосы и, раскачиваясь, завыл.

Я поднял его с кровати и обнял, крепко прижавшись всем телом, гладя рукой по волосам.

— Ну, что ты, что ты, Мелька, дурачок! Это всего лишь гормоны. Они влияют на твой мозг, значит, и ты можешь повлиять на свой мозг. Ты же не жопа на ножках! Ты омега! А омега — звучит гордо! Мелька, глянь на меня! — Я отстранился на вытянутых руках и улыбнулся ему.

— Как ты не понимаешь! — Горячечный шепот и вымученный взгляд пронзили меня насквозь. — Я ведь сам, сам буду вешаться на любого альфу, чтобы он меня трахнул! А когда течка закончится, не прощу себе, не прощу, и убью себя, понимаешь? Я жить не смогу! Понимаешь? Зачем так жить? Зачем мы рождаемся, Ли? Чтобы страдать? Днем раньше, днем позже, мне все равно конец! — И он разрыдался, вцепившись в меня, прижимаясь ко мне и орошая мое ухо слезами. Такими горькими и безнадежными, что у меня самого подступили слезы к глазам.

— Мелли, а ты знаешь, что я маг? Тёмный маг. Некромант. И если ты что-то сделаешь с собой, буду каждый день вызывать твою душу и мучить тебя за то, что ты предал брата, предал меня, предал свою семью, сдался, даже не пытаясь бороться, как худший из омег, как самый никчемный омега. — Я нес пургу, даже сам не до конца понимал, что говорю, лишь бы прекратить эту истерику.

Мел отстранился и, моргая мокрыми глазами, неверяще уставился на меня.

— Маг? Некромант? — шмыгая носом, переспросил он.

— Что с тобой случилось, когда тебя похитили в прошлый раз? То, о чем ты никому не рассказывал? — спросил, когда увидел, что Мел уже пришел в себя и может говорить.

— Я… Я… Меня… в рот… альфа… членом… и бил… и я… — он уткнулся в меня и заплакал.

— Милый мой, маленький мой мальчик! — Я сел на кровать и усадил его на коленки, обнимая и покачивая в руках. Горячие слезы прожигали лицо. Мел почувствовал их и отстранился, глядя на меня. — Почему ты не рассказал Мэдирсу?

Мы глядели друг на друга, глаза в глаза, и шептали.

— Стыдно было. Я не мог. — Мел качал головой и смаргивал капающие слезы.

— А тогда, когда ты застал нас с Мэдди, почему ты перестал со мной общаться, Мелли?

— Когда увидел, как Мэд намотал твои волосы на руку и насаживает тебя на свой… я… подумал… что он тебя так же, как меня тогда альфа… Я не думал, что Мэд такой. Думал, он хороший, думал, что он любит тебя. А он, он такой же, как те альфы.

— Милый, нет, нет, — я горячо зашептал, опровергая его слова, радостно улыбаясь. — Я сам! Сам хотел! Это очень-очень приятно. И он не заставлял, нет, Мелька, ты ошибаешься. Если люди любят друг друга, им это приятно делать. Мелька, какой же ты еще маленький дурачок! Мэд любит тебя, и я люблю тебя!

Мелли с такой тоской и надеждой посмотрел на меня, что внутри что-то зазвенело и лопнуло.

— Что нам делать, Ли?

— Я знаю практики, которые помогли мне в последнюю течку, когда не дал Мэду. Я тебя научу. — Мы все еще шептали. — Вставай, лосик, ты тяжелый. Ложись на пол. На спину. Буду тебя учить.

— Ты не дал Мэду в течку?

— Ой, ты даже не представляешь, что у нас там было. Но об этом потом. У нас почти не осталось времени. Ложись!

Мел улегся на полу и я стал ему рассказывать и показывать, как надо расслаблять тело, как правильно дышать, вдыхать и выдыхать, отрешаясь от всех мыслей.

— Мелли, запомни, всё у нас в голове. Ты сильный. Ты сможешь. Если будет совсем туго, начинай делать силовые упражнения — на пресс, на руки, на ноги. Пока не будешь валиться с ног. Душ. Контрастный. Потом йога — вот эти упражнения. И снова силовые. Выматывай себя нагрузкой, а потом расслабление. Не думать ни о чем. Пой, танцуй, прыгай. Запомнил? А самое главное — помни, что я с тобой. И Мэд нас ищет.

Стук в дверь раздался неожиданно, и я вздрогнул. Мелли подскочил, бросился ко мне и крепко прижимаясь, взмолился: — Не уходи, не уходи, Ли!

— Я должен, Мелька. Держись! Все будет хорошо! — Отстранился от него, вытер мокрое от слез лицо и вышел за дверь.

Альфа был тот же, что вел меня на обед прошлый раз. Теперь он меня привел к другой двери.

Каюта была уставлена музыкальными инструментами, мягкими диванчиками и всячески располагала к расслаблению и отдыху. Корриго поднялся мне навстречу и нахмурился, разглядывая лицо. Он провел кончиками пальцев по скуле и решительно сказал: — Мне не нравится ваше состояние после посещения Мелли. Пожалуй, я запрещу вам эти визиты до прилета на планету. Почему вы плакали?

— Рион, у Мелли через несколько дней начнется течка и ему нужны будут подавители. И мое присутствие. Он без меня не справится. Искренне рассчитываю на вашу помощь в этом вопросе.

— Какой чудесный подарок подбросила мне судьба. — Пират задумчиво приподнял брови, оценивая ситуацию и просчитывая выгоду от этого сообщения. — Вы верите в судьбу, Лиатт?

— Нет, Рион. И не привык притягивать за уши числа, события и делать из этого систему. Так что по поводу Мелли?

Рион пожевал нижнюю губу и неожиданно остро глянул на меня. — Вряд ли на корабле есть подавители, Лиатт. Но я попрошу своего медика поискать их. Однако посещения вашего родственника придется прекратить. Мне не нравится, как он влияет на вас, милый Лиатт.

Сердце камнем упало вниз. Мысли заметались в голове, мешая выбрать правильное решение — как себя вести, что делать, что сказать, чтобы убедить Корриго.

— Вы не боитесь совершить ошибку, Рион? Мелли находится в стрессовой ситуации и может не пережить эту течку. Как морально, так и физически. — Я старался говорить ровно, хотя внутри все дрожало, как желе.

— Полноте, Лиатт. Вы слишком много уделяете внимания обычной течке, от этого не умирают. Перебесится в каюте, и забудет, как страшный сон. Или мне найти ему партнера, к обоюдной радости?

— Нет! — вырвалось у меня слишком резко, и Рион заинтересованно посмотрел на меня. — Мальчик не выносит альф и, если вы так поступите, он может покончить с собой после того, как все закончится.

— Глупости, Лиатт. Вы слишком добры и поэтому слишком потакаете этому мальчишке во всем. Именно поэтому он до сих пор так себя ведет. Ничего с ним не случится. Ему пора взрослеть. А вам — отпустить эту ситуацию и подумать о себе. Посмотрите сюда, — он подвел меня к зеркалу, встал за моей спиной, и отвел выбившуюся прядь волос от лица.

Картина была неприглядная. Бледное, зареванное, опухшее лицо с красными пятнами. Распухший красный нос, мешки под глазами.

— Я хочу, Биллиатт, чтобы вы плакали только от счастья, от оргазма и от радости. Такие слезы не приносят катастрофических последствий. Я обещал заботиться о вас, и буду заботиться обо всем. Даже о таких мелочах.

Развернувшись лицом к нему, оказавшись в тесных объятиях, я тихо прошептал: — Что я должен сделать, чтобы вы разрешили мне быть с Мелли во время течки, и не допустили к нему ни одного альфу?

Вопрос прозвучал слишком интимно, и я знал, что цена будет неподъемной. Сексуальной. Но был готов, ради Мелли. Эта течка в одиночестве сломает его. Доломает до конца. Я не прощу себе, если не помогу ему любой ценой. А оттрахать Рион меня может без всяких условий, сделок и слов. Я полностью в его руках.

— Минет, — с загорающимся взглядом, воспламеняясь и тяжело дыша, произнес Рион.

— И вы позволите всю течку провести с Мелли?

— Завтраки, обеды, ужины и некоторое время со мной — обязательны. Вы же не сможете быть там закрытым несколько дней? Да и я не смогу без вас так долго.

Глядя ему в глаза, я стала опускаться на колени, проводя рукой по груди.

Рион застонал, запрокинув голову, но, как только я опустилась на пол, подхватил меня под мышки и поставил на ноги.

— Нет, нет, — он замотал головой, возбужденно разглядывая мое лицо. — Я — вам, Лиатт. И вы должны расслабиться и получить наслаждение.

Он подхватил меня на руки и донес до диванчика, поставил рядом с ним и дотронулся до моего паха.

Секса с Мэдди у меня уже не было две недели. Но меня это и не парило. На Земле я без секса могла обходиться долго.

Почему-то член под его ладонью дрогнул и начал наливаться жаром. Я покраснела и опустила голову.

— Нет, нет, Лиатт. Смотрите на меня. Не опускайте голову.

Это что же получается?! Все его медовые речи, редкие прикосновения, целованье пальцев не прошли даром и я запала на Риона? А Мэд? А как же Мэд? Я блядская шлюха, он был прав. Как не сдерживалась, но одна слеза сорвалась с ресницы и побежала по лицу.

Рион, все еще наглаживая мой пах рукой, нежно вытер слезу пальцами другой руки и прошептал: — Мне так нравится ваша честность, Лиатт! То, как вы боретесь и проигрываете сами себе — бесценно. Вы — как прекрасный цветок на утренней заре, трепещете лепестками в ожидании теплых лучей солнца и нежно подаетесь навстречу теплу, постепенно раскрывая лепесток за лепестком. — Его взгляд ласкал мое лицо, жаркий шепот срывался с его губ, рука мягко и нежно гладила поднявшийся член, и я закрыла глаза, наслаждаясь лаской, опуская напряженные плечи и подаваясь ближе к руке бедрами.

Пусть получит свой кусочек счастья. Зато я буду с Мелли и сделаю все, что смогу.

Рион начал медленно раздевать меня, снимая тунику, проводя кончиками пальцев по шее, груди, соскам, едва касаясь, на грани щекотки и прикосновения солнечного зайчика. По телу прокатилась дрожь предвкушения. Блядский член воспрял и заныл.

Даже с закрытыми глазами почувствовал, как Рион победно улыбнулся, выдыхая.

Когда пират снимал с меня шальвары, встав на колени, медленно стягивая их по ногам, целуя открывающиеся участки кожи жарким ртом, я отпустила коня на выпас, и перестала сдерживать свои эмоции. Договор есть договор. Мне нужна эта неделя с Мелли.

Рион уложил меня на диван, полностью обнажив, зацеловав ноги, но не прикасаясь к ноющему члену. Он стоял рядом на коленях и от него исходил такой жар, что на секундочку мне показалось, что он заболел, что у него температура. Но подскакивать и пробовать лоб губами не стал. Это было бы совсем уже выходящим за рамки действием.

Он ласкал меня совершенно иначе, чем Мэд. Не набрасывался жадно. Его короткие прикосновения языком постепенно поднимали меня на волнах зародившегося возбуждения и заставляли чувствовать себя мраморной статуей из Юсуповского дворца, до которого дотрагивается восхищенный обожатель — нежно, обожествляя, трепетно и ласково, как к божеству. Я стонал, не сдерживая себя, цепляясь руками за обивку дивана, и плавился от наслаждения, запрокинув голову и закрыв глаза, не думая ни о чем, кроме наслаждения. И в какой-то момент схватился двумя руками за его волосы и стал насаживать его на себя, подталкивая и подмахивая бедрами.

Рион застонал, вибрируя горлом, и моя пытка наслаждением выплеснулась в сладком и нежном оргазме, с хриплым криком.

Пират задергался в моих руках, и его стоны вторили моим отголоскам затихающих всплесков.

Блядь! Он кончил! Кончил, делая мне минет.

Он вылизал мой опадающий член досуха, коротко выстанывая, и уткнулся головой в пах, тяжело дыша.

— Сладкий, драгоценный энго. Вкусный и невозможно притягательный. Вы — моё сокровище, Лиатт!

— Пожалуй, об этом, Рион, папам перед сном детишкам в сказке рассказывать не стоит. В сказке о любви, — усмехнулся я.

— Вот вы и оживаете, мистер Лиатт. В моих руках. И даже юмор появился. Это стоит поощрения. Вы можете посещать Мелли и находиться с ним столько, сколько нужно, но все приемы пищи, как и обязательный утренний минет — мои. И несколько часов в день для беседы и приятного времяпрепровождения тоже. Вашу честность и стойкость хочется поощрять, милый. Вы достойны этого.

Лежа в постели перед сном, я пытался анализировать ситуацию, придумать, как мне вести себя с Рионом, что делать с Мелли, как бороться с собой, но ни одной здравой мысли в голову не приходило.

Тогда решил просто вспоминать Мэда. Его улыбку. Его взгляды, то, как чувствовал себя с ним, как за каменной стеной. Покрутил на пальцах левой руки два обручальных кольца: одно с первой свадьбы, на планете Биллиатта, а второе со свадьбы на Элькоре. Мэдирс был такой красивый, такой притягательный в своем свадебном белом костюме. Его волосы контрастировали с цветом одежды и, казалось, он весь светился от радости. Я думал, что вторая свадьба будет чисто пафосом и пылью в глаза, номинальной, для галочки, для прессы, для именитых гостей, но она оказалась очень волнующей и запоминающейся. Мэд светился от счастья и любовь в его глазах делала всю эту мишуру и суету вокруг всего лишь дополнением к нашей радости.

Когда мы у алтаря, перевитого лентами и цветами, под открытым небом, среди сотен гостей, еще раз подтвердили свои брачные клятвы, Мэд надел мне на руку второе кольцо. Его заботливость подкупала. Вечером, после прилета, он попросил, раз я не люблю кольца, а эти носить придется постоянно, чтобы сам выбрал то, которое мне понравится и будет удобным. И я выбрал вот это, которое прокручивал сейчас на пальце. Благодаря Мэду свадьба получилась настоящей, живой, волнительной.

Я закрыл глаза и вспомнил момент, когда мы обменялись кольцами, Мэд вдруг встал на колено и протянул мне небольшую шкатулку. — Это подарок для тебя, любовь моя!

Защелкали камеры, вспышки аппаратов, гости зашушукались, видимо, это было нарушением традиции. С трепетом открывая крышку, я думал, там будет очередное колье, драгоценности, украшения, но в ней лежало все лишь два пластиковых прямоугольника. Билеты какие-то…

Я поднял глаза на Мэда и он прошептал: — Это два билета на полет к Земле. Мы нашли ее, Ли.

У меня и сейчас навернулись слезы на глаза. А тогда… тогда разрыдался, закрыв лицо руками, и упал на колени, целуя Мэда в щеки, лоб, глаза, совсем не так, как полагается целоваться только что поженившимся.

Гости взволнованно переговаривались, пытаясь угадать, что такого мог подарить жених омеге, чтобы добиться подобной реакции. Даже в прессе потом не обошли этот момент и предположили, что Мэд подарил мне планету. Идиоты.

А я той ночью выпил Мэда досуха, отдавая и отдаваясь ему с такой нежностью и страстью, какой до этого еще у нас не было. И первый раз «Люблю» он услышал именно той ночью.

Полет на звездолете должен был состояться через три месяца. Месяц уже прошел. Мы летели как пассажиры. Месяц полета до ближайшей к Земле точке входа в гиперпространство. Потом на перекладных до Солнечной системы. Потом надо попасть на станцию наблюдателей.

Мэд был прав. Земля была помечена классом Z, и закрыта для посещений. Но наблюдение за ней велось, и Мэд планировал договориться с наблюдателями, заплатить им побольше, чтобы те пропустили нас на планету контрабандой. Официально он даже не стал соваться. Такие вещи были строго запрещены и наказывались с особой жестокостью.

Думать о полете на Землю было и сладко, и страшно. Мэд шел на преступление ради меня. А я…

А я спасаю его брата. Даже если бы это был другой мальчик, то поступил так же.

Мэд ринулся в пучину работы, чтобы его трехмесячное отсутствие не сказалось на его империи. Он пропадал на работе неделями. Летал с планеты на планету, производя перестановки, укрепляя свой бизнес. Потому что оттуда, из полета, связи могло не быть, он полностью бросал бизнес на Тира и на произвол судьбы.

А у меня появился ритуал. Каждое утро, просыпаясь, подходил к шкатулке и гладил билеты пальцем. И перед сном тоже. Каждый день. Весь месяц.

А теперь всё накрылось медным тазом. Даже не представляю, что сейчас чувствует Мэд, как у него разрывается сердце за нас с Мелли. Может, вымолить любым способом у Риона разговор с Мэдом? Успокоить, что мы живы?

Лиана, блэт.

Когда ты повзрослеешь и станешь реалисткой? Конечно же, для этого он нас и выкрал, чтобы звонить Мэду и говорить, что с нами все в порядке. Да и о каком порядке можно говорить! Разве что — о случайном…

А утром, за завтраком, Рион сказал, что подавителей на корабле нет.

И с минетом у нас не получилось. У меня не встал. От страха за Мелли.

====== 30. ======

— Мелли, у меня для тебя две новости — одна плохая, другая хорошая. — Я, улыбаясь, открыл дверь в его каюту. — С какой начать?

— С хорошей! — Мелли вскочил с кровати и набросился на меня, обнимая.

— Буду с тобой всю течку, отлучаясь на несколько часов в день. — Я радостно улыбался, стараясь не вспоминать, чем мне за это придется платить, и как уже заплатил. Рион после неудавшегося минета сказал, раз не вышло сейчас, значит, перенесем на вечер.

Мелли взвизгнул и обнял меня так крепко, что я думал, у меня ребра треснут. Он был чуть ниже меня и слабее, но обнимал сильно.

— А плохая? — Он напряженно взглянул на меня, не выпуская из объятий.

— Подавителей на корабле нет.

— К-как нет? — Его затрясло сразу с места в карьер, крупнойдрожью. Да так, что зубы застучали, выбивая дробь и руки опустились.

— Мелли! Возьми себя в руки! — Я встряхнул его за плечи сильно и резко, так, что его голова мотнулась. Но трястись он перестал. — Вот так! Молодец! Будем бороться подручными средствами. Ты вчера тренировался, как я тебя учил?

— Весь вечер, пока не упал от усталости. А как это — подручными средствами?

— Как-как! Кверху каком!

— Каким каком? — Мелли смешно вытаращил глаза.

— Своим. И моим тоже. Трудная неделька нам предстоит, но мы все равно справимся, если будешь выныривать из марева и слушать меня. Понял?

— Да… — вяло ответил Мел.

— Отставить! Ну-ка скажи, как нужно говорить «бодры»?

— Как? — уставился на меня в непонятках он.

— Бодрее! А «веселы»? — спросил я.

— Веселее?

— Сечешь, пацан! Молоток! Совсем другое дело! — заулыбался воодушевляюще. — И когда что-то говорю делать, на автомате чтобы отвечал «Да, сэр». Понял?

— Да, сэр, — растерянно повторил Мелли.

— Не слышу, боец! Повторить! — командным голосом отчеканил я.

— Да, сэр! — громче произнес он.

— Еще раз, боец!

— Да, сэр! — гаркнул Мелли и наконец-то рассмеялся и пихнул меня в плечо. Я тоже пихнул его, и мы завозились, смеясь и толкаясь.

Он обнял меня и завалил на кровать, перекатываясь по ней вместе со мной. Мел оказался на мне и вдруг замер, странно глядя на меня.

— Ли, должен сказать тебе, что я тебя… люблю, — прошептал он, внимательно глядя мне в глаза.

Я дернулся, но он прижал меня к кровати и зачастил, стараясь успеть сказать все, пока я не вырвался: — Мне давно нравятся омеги, а когда вы с Мэдом приехали и я увидел тебя, то втюрился, как дурак. Ты добрый, умный, красивый, нежный и необычный, Ли! Я старался избегать тебя, сколько мог. Знаешь, как это — ревновать брата к тебе и тебя к брату? Но больше не могу молчать. И вообще больше не могу. Поцелуй меня, Ли, — тихо закончил он и уставился на мои губы.

Белочки, вы там совсем ебанулись наглухо? Да что за ёбаный пиздец здесь происходит?

— У тебя течка началась? Крышу рвет? Ты ебанулся?

— Течки пока нет. Крышу рвет. Да, ебанулся. И никогда не целовался. Пожалуйста, Лииии! Мы ведь можем умереть в любую минуту, и я никогда не узнаю, как это — целоваться.

— Так, Мелли. Ну-ка отпустил быстро. На пол! Отжиматься! — Резко спихнул его с себя и встал с кровати. — Не слышу, боец!

— Да, сэр! — выкрикнул он и лег на пол, начиная криво отжиматься на ходящих ходуном руках.

Я упал на пол рядом с ним и тоже решил выбить дух из себя, пока мозги не встанут на место после таких признаний.

— Отжиматься, пока не упадешь без сил, и после этого еще три раза через «немогу», — выдохнул я.

— Да, сэр! — с трудом выдохнул боец розового фронта, старательно отжимая себя от пола.

Блядь! Блядь! Вот это я попал. Еще и подавителей нет. А что же можно ему дать? Слабительные? Смешно! Снотворное? И что, в анабиоз его свалить, что ли? Так, блядь, думай! Тебе тридцать пять, ягодка моя, и ты о-бя-за-на что-то придумать! О! Успокоительное? А сколько успокоительного можно колоть без вреда организму?

Ну, меня здесь кололи каждый день почти целую неделю, помнится.

— Фууух! — упал на пол без сил, тяжело дыша. Мел уже давно лежал на животе и пыхтел, как паровоз, подрагивая руками.

— Боец, ты завтракал?

Мел положил голову на согнутую руку и смотрел мне в лицо, открыто, наслаждаясь тем, что видел. — Да, Ли. Фруктики.

— Тебе надо усиленно питаться, потому что течка отнимает много сил, а тебе нужны силы для борьбы. Поэтому в обед съешь все и еще добавки попросишь. Задание понял, боец?

— Да, сэр! — громко и четко произнес он, улыбнувшись.

— А то, что ты тут наговорил… забудь, Мел. И я забуду. Давай решать вопросы по мере их поступления и не забивать голову всякой херней сверх меры. Я командую, ты выполняешь. Иначе сдохнем. Оба.

Мел закусил губу, и кивнул.

— Подъем по танковым частям! Упражнения на пресс, боец!

— Есть, сэр! — Мел перевернулся на спину, я сел ему на ноги, и он начал старательно и покряхтывая подниматься, держа руки вдоль тела.

— Эээ, нет! Руки за голову. Выполнять!

Стук в дверь опять вспугнул нас и мы дернулись оба.

Я пошел в душевую, умыть лицо, чтобы опять не слышать нареканий от Риона.

— Сколько обычно у тебя длится течка?

— Три-четыре дня.

— Прорвемся, боец! Без меня — качаться, петь, танцевать, херней не страдать!

— Да, сэр!

От меня разило потом и я шел за альфой, тем же бугаем, приставленным, очевидно, лично ко мне, которого, кстати, звали Китор, с мыслью, что надо бы помыться, и только потом идти к Риону. Но заставлять ждать его было чревато. Он может перестать меня отпускать к Мелли за непослушание.

Рион встречал меня в музыкальной каюте, как я ее назвал про себя. Он опять внимательно осмотрел меня с ног до головы.

— Рион, — решил опередить его, — я торопился к вам и не привел себя в порядок. Вы позволите принять душ и переодеться?

— Чем вы занимались, что так выглядите? — он заинтересованно смотрел на меня.

— Мы с Мелли делали гимнастику.

— Вот как? А зачем?

— Физическая нагрузка сейчас для Мелли — единственный способ держать себя в руках. И для укрепления здоровья не помешает.

— Это понятно, а вы зачем делали упражнения?

— Давно себя держу в форме, уже вошло в привычку, наверное.

— Ну что же, принимайте душ, а я приготовлю вам наряд.

В душе меня настигла мысль, как на Земле мечтала, чтобы «Вот иду я красивая по улице, а все встречные ребята так и столбенеют, а которые послабей — так и падают, падают, падают и сами собой в штабеля укладываются!»*

Ну что, Лианка! Как оно тебе, хорошо, когда мечты сбываются? Как-то эти штабеля не рядом, а прямо на меня валятся. Ооо, ты еще про Эзьку вспомни, как мечтала его просто хотя бы потрогать. Эммм… я удивленно посмотрел на свой пах, чувствуя там шевеление, и увидев вставший член, засмеялся придурошно. Тут Содом и Гоморра, пираты, похищение, Мэд, Рион и адище с Мелли, а у меня на Эзру хуй встал. Полила на него холодной водичкой: — Цыц, паршивец! Отростков не спрашивали!

Высушив волосы, посмотрела на приготовленный наряд. Странный какой-то наряд. Удобные штаны вместо шальваров, простая теплая туника.

Корриго ждал меня в каюте, одетый в необычный комбинезон такого же коричневого цвета, как и мой комплект. Обычно он одевался изысканнее.

Он восхищенно окинул меня взглядом: — Великолепно! Вам идет, Лиатт. Впрочем, вам всё идет. Вы не просите больше подарков, поэтому сам решил преподнести вам один. Идемте.

Мы спустились в трюм, там обули такие ботинки, как у космодесантников, и Рион подвел меня к шлюпке.

Бо-же-мой! Космическая шлюпка!!! Она была обтекаемой формы, черная, как по мне — так нереально огромная. Настоящая!

— Нравится? — Рион пристально смотрел на мою реакцию, а мне хотелось визжать и прыгать от радости.

— Да! Да! Да!!! — я смотрел горящими глазами на вожделенную мечту всей моей жизни с раскрытым ртом и детским восторгом.

— А можно забраться внутрь? — умоляюще взглянула на Риона.

Он светился от радости почему-то и довольно улыбался. — Конечно, Лиатт. И не только забраться. Хотите полетать?

— Сейчас??? — мои глаза расширились от ужаса и восторга, а сердце забилось испуганной птичкой.

— Прямо сейчас. Корабль остановился перед выходом на станционную орбиту. Хотел показать вам космос и сделать маленький подарок. Вы же авантюрист, милый Лиатт?

— О, да! О-о-о-о, да! — Дыхание спирало, горло пересохло. Так страшно и радостно мне не было еще никогда. Даже когда прыгала с парашютом — там, внизу, была земля. Там было все знакомое и страшно было только от чувства высоты и возможности разбиться. А здесь…

Рион забрался в шлюпку и протянул мне руку, помогая пройти через шлюз. Внутри было божественно! Божечки-кошечки, как же я люблю различную технику. Но что я до сих пор могла видеть — самолеты на авиа-шоу? Машины? Никакая машина не сравнится с космической шлюпкой!!!

Все эти навороты, детальки, инопланетные приборы, чужеродные изгибы и линии вводили меня в какой-то оргазмический транс. Я трогала руками, гладила стенки, с восхищением осматривая внутренний дизайн, и была на восьмом небе, да что там — на десятом небе от счастья.

— Садись сюда, — Рион сдержанно любовался мной, моим восхищением, моей детской радостью. — Сюда, ко мне на колени.

Это мы что, вместе пилотировать будем? Я буду сидеть за штурвалом? У меня затряслись коленки и я села между ног у Риона и сжалась испуганной восторженной мышкой, чтобы не мешать ему.

Он поцеловал меня в макушку и сказал: — Поехали!

Пощелкал тумблерами, вокруг тихо загудело, зажглись огоньки на панели управления, зажужжала, закрываясь, дверь шлюпки, и перед нами разъехались в стороны шлюзовые створки корабля. Чернота космоса манила.

Рион привычно и уверенно взялся за… джойстик — не знаю, как правильно это называется, и мы выплыли в космос.

— Смотри, Лиатт, — указывая на джойстик. Рион тесно прижимался сзади, обхватив меня одной рукой и плавно двигал рукояткой. — Нажимаешь вперед — движемся ровно вперед. Влево-вправо — и отклоняемся влево или вправо. Вниз или вверх тоже используешь джойстик. Вот эти показатели, — он ткнул пальцем в цифры слева от джойстика, — это скорость. Запомнил?

Мы отлетели от корабля на приличное расстояние. Справа от нас виднелась планета, по левую сторону в вакууме висел наш корабль — громада еще та, странной сигарообразной формы с разными выступами.

— Хочешь порулить? — прошептал Рион мне в шею.

Я обернулась, не веря, что правильно услышала, и мазнула губами по его губам. Рион тут же поцеловал, воспользовавшись ситуацией, и я чуть не кончила от зашкаливающих эмоций восторга и экстрима. Или кончила.

— Порулить? Я? Можно? — трясущимися губами еле выговорила от избытка впечатлений. Их было так много, так распирающе много, что казалось, адреналин свищет даже из ушей.

Джойстик был не проблемой. Все свои космические игрульки я проиграла с джойстиком. Но это было по-настоящему! Тут джойстик из окна не выбросишь, как дома, когда наступает геймовер.

— Я буду рядом, и подхвачу, если будет нужно. Лети, мой прекрасный Лиатт! Клади руку на мою. Вот так. Я убираю. Готов? Вперед. Потихоньку. Наращивай скорость постепенно. Молодец. Ты идеальный. Я знал это, Лиатт. Ты прирожденный гонщик, Лиаааа… аккуратнее! Не гони, не гони! Фууух… Да у тебя голова побольше свернута на скорости, чем у меня.

О, что это была за гонка! Это как ночью на дороге с фарами, когда поджимается все, что может поджаться, огни выхватывают мелькающие кусты и деревья по дороге, а скорость не чувствуется. Здесь было еще круче. Джойстик чувствовал малейшее движение кисти, реагировал на нажим, и шлюпка неслась с неимоверной скоростью.

Рион целовал меня в шею и внимательно следил за движением шлюпки. Честно говоря, врезаться ни во что было нельзя, корабль далеко, планета — очень далеко. Но войти в штопор, сорваться в виток было проще простого. Я попыталась сбросить скорость и войти в вираж, повернуть, и Рион положил свою руку поверх моей, и помог справиться с джойстиком.

Не знаю, сколько времени прошло. Время не имело значения. Ничто не имело значения. Только полет. Только гонка. Только хардкор. И мы в этой бездне с мерцающими звездами, несущиеся вперед. Восторг не проходил. Он нарастал. Теплые руки Риона на талии и мягкие губы его у меня на шее давали ощущение защищенности и поддержки. Одной было бы в сто раз страшнее. Такого кайфа, адреналина и переполняющего чувства волшебства со мной не случалось никогда.

— Пора, Лиатт. — Рион положил руку на мою и поцеловал в щеку. Я повернула к нему лицо и поцеловала его. Жарко. Страстно.

Рион плавно подвел шлюпку к открытому шлюзу и аккуратно вплыл внутрь. Выключил тумблеры. Зашипела открывающаяся дверь. Погасли огоньки. Но волшебство в крови никуда не делось. Оно бурлило и требовало продолжения. Выхода. Драйва.

— Это был мой самый сумасшедший поступок, Рион! Самое лучшее приключение! Ты исполнил самую большую мечту моей жизни! — Я тяжело дышала и с восторгом смотрела на пирата, который разделял со мной этот восторг.

Мы дошли до моей каюты.

— Пустишь меня? Лиатт? — во взгляде Риона была та же сумасшедшая жажда жизни, как и у меня.

Мы ввалились в каюту, раздевая друг друга, яростно целуя, кусаясь. Нет. Кусалась только я. Рион очень бережно придерживал меня сильными руками, помогая снять с него комбинезон.

То, что я делаю ошибку, билось жилкой где-то на задворках разума. Но прущий адреналин перекрывал все — сознание, волю, мысли. Я хотела Риона. Хотела до одури, до трясущихся ног.

Стук в дверь подействовал на нас, как на детей, застигнутых за поеданием бабушкиного варенья, которое мы своровали из буфета.

Полураздетый Рион подошел к двери, загораживая меня своей спиной, и открыл ее.

— Мистер Рион, там мистеру Мелли плохо.

Меня как из ведра холодной водой окатило. Мгновенно напялила обратно почти снятые вещи и, протиснувшись между Рионом и альфой, бросилась к двери Мелли.

Он метался по постели, простыни были испачканы кровью.

Комментарий к 30. *”Вот иду я красивая по улице, а все встречные ребята так и столбенеют, а которые послабей — так и падают, падают, падают и сами собой в штабеля укладываются!” – цитата из фильма “Девчата”

====== 31. ======

Комментарий к 31. Внезапно

BDSM

– вдруг откуда ни возьмись, ниоткуда не взялось.

Но там лёгенько.

Но я предупредила.

Рион http://lwlcdn.lwlies.com/wp-content/uploads/2016/06/gods-of-egypt-nikolaj-coster-waldau.jpg

— Мелька, Мелли, мальчик мой! — Я нежно гладила его по волосам, успокаивая. Мел затих под моей рукой.

— Что с ним? — Рион был грозен и возбужден. И страшен в гневе.

— Мистер Рион, охранник рассказывал, что мистер Мелли стучался в двери, бился всем телом, всё звал мистера Кайрино, но вас не было, а заходить вы запретили. А потом как-то вскрикнул и замолчал. Лоис подождал под дверью, а потом решил зайти. И вот… В общем, течка у него началась. Он бился-бился и порезал себе руку. И потерял сознание. Лоис вызвал меня, я медиксом обработал ему рану, там все в порядке. А так как подавителей нет, вколол ему успокоительное. Просто не успели перестелить постель. А как вы появились, сразу сообщили вам. В принципе, все уже нормально, но я не знаю, как справляться с его течкой и возбудимостью. Надо, чтобы с ним кто-то постоянно находился рядом. Сейчас он проспит до утра, но что делать дальше — не знаю. — Медик развел руками.

— Я останусь с ним. Рион, ты же видишь, я был прав! Мы чуть не потеряли мальчика! — Я всхлипнул и наклонился к Мелли, поцеловав в лоб. Лоб был горячее обычного, но жара не было. Видимо — результат течки.

— Перестелите постель, я подержу его на руках. — Я сел на стул, Рион положил Мела мне на руки. Пока охранник перестилал постель, Рион постоял рядом, и пошел к двери.

Взявшись за ручку, посмотрел на меня: — Уложишь Мелли, приходи. Есть разговор. А потом всю ночь можешь быть с ним.

Мелли дернулся у меня на руках и я наклонился, прижимаясь губами к его лбу. — Тихо, тихо, Мелька. Все хорошо. Я здесь. Я с тобой.

Он открыл глаза и притянул меня к себе, обхватив мои губы своими, мокро и неумело целуя, постанывая мне в рот. Потом оторвался и выдохнул:

— Я умер? Я умер и в раю с тобой, Лий? И мы теперь будем вместе? — На его лице разлилась блаженная улыбка и он тихо засопел, проваливаясь в сон.

Охранник помог мне переложить Мелли на постель. Я укрыла его одеялом и пошла в каюту к Риону.

«Ну ты и сука, Лиана». — Запоздалое раскаяние набросилось на меня дикой кошкой. «Как портовая шлюха — кто больше даст, с тем и трахаешься. „Мэд, я тебя люблю“, — а стоило прокатиться на шлюпке, и теперь „Рион, я тебя люблю“? Курвища ты первостатейная! Блядина промандоблядская. Ты еще сними штаны и ходи голой жопой вперед, может еще кто сподобится тебя оттрахать. И белочки ни при чем.»

Остановилась в коридоре, прижалась к стене, закусив руку, чтобы не завыть, и съехала на пол. Обидные горькие слезы потекли по щекам.

«Как ты могла? Как? Мэд для тебя всё бросил. Всё к твоим ногам! А ты… Дырка ты подзаборная! Думаешь, сейчас Рион позвал тебя стихи Бодлера читать?

Лиана! Прекрати истерику сейчас же! Стокгольмский синдром еще никто не отменял. Мужик грамотно развел тебя, как ссыкуху, „на покататься“, предварительно обработав, и тебя банально, как по писанному, вынесло в щавель.»

Внутренний голос был прав. Я собралась с силами. И пошла в каюту, другого выхода все равно не было. А дальше жизнь подскажет.

Рион сидел за накрытым столом и махнул мне рукой: — Сходи в душ. Не одевайся потом. Мой вечерний минет и ужин, и можешь идти к Мелли. На, выпей, и не задерживайся. — Он протянул мне бокал с напитком и я выхлебала его в один глоток. В горле пересохло и хотелось есть и пить неимоверно. Все эти приключения жутко выматывают.

В душе у меня затеплилась надежда, что всё обойдется минетиком и можно будет вернуться к Мелу непорочной. Странный жар поднимался по телу. Почти как тогда, перед течкой, когда тело начинало звенеть, и как будто бы чесалось изнутри, натягивая кожу и выворачивая кости. Что за нахуй? Сколько там до течки еще? Месяца четыре-пять? Ладно, потом разберемся.

Вышел голым из душа и прошел прямо к столу, срывая с грозди чирс и жадно жуя.

Сел за стол и стал выбирать, во что бы вонзить зубы. Желательно, чтобы это было мяско.

Рион, в халате на голое тело, подошел ко мне и опустился на пол, прижимаясь к моим коленям.

— Лиатт! Милый! Я виноват перед тобой. Очень виноват.

Я чуть не подавился виноградом и посмотрел на него. Это еще что за концерт местной самодеятельности?

Рион положил руку мне на член, и он предательски ожил, радуясь ладони, как родной.

«О! Значит, долго минетик не продлится. Быстренько потрахулимся, пожру и спатоньки.»

Рион смотрел на меня снизу вверх со странным выражением на лице — вина, вожделение, самобичевание, надежда — в его взгляде и уничижительной позе было что-то до боли знакомое, только вот мозги никак не хотели в это верить.

Потому что бдсмные картинки из инета с сабмиссивами и Рион, пират, никак не складывались в одну целую картинку.

— Ли! Я был плохим. Украл тебя и Мелли. Против твоей воли удерживаю на корабле. Тебя, замужнего мальчика. Такого прекрасного. Я рисковал твоей жизнью. Заставлял делать вещи, которые тебе были противны…

Член предательски каменел под рукой и яйца начали звенеть так, что голос Риона слышался, как через вату. «Сукаблядь! Я что — латентная домина, нахуй? Откуда этот ёбаный стояк? Что со мной? Что, вообще, происходит?»

«На, выпей», истома, разлившаяся после этого, странное поведение тела — и паззл сложился. Сууууукаааа! Да он опоил меня чем-то!

Рион тем временем встал с пола, снял халат и под ним — та-даммм! — оказался перевит кожаными ремешками на заклепках. У меня отвисла челюсть, а член сам по себе рванулся, выпячивая головку из плоти, и закачался радостно, как растопыренная перчатка на бутыли с самодельным вином.

Рион протянул мне флоггер и встал передо мной на колени.

— Накажи меня. Я заслужил самого строгого наказания. — Он стоял с протянутыми руками и опущенной головой, в одних только черных, красиво оплетавших тело, кожаных ремешках. Картина была о-ху-ен-на-я! Такой брутал и весь мой.

Белочки. Вы не охуели. Вы пизданулись там напрочь. Какая из меня домина?

Так. Всё. Приду в себя, ну, нахуй этот фикбук и порно. Перейду на классику. Лев Толстой, «Война и мир». Мадам Бовари. Ой, нет, ее читать не буду, в ней Эзька снимался, я ж так обкончаюсь. Окей, Лиана. Тогда Маркеса.

Хуяркеса. Сейчас-то что делать?

Злость и неудержимое желание секса — термоядерный коктейль. Злость на Риона, на обстоятельства, на себя, даже на белочек плавно сублимировалась в дикое желание отхерачить Риона на всю катушку, чтобы неповадно было.

Ну-ну. А потом останется только перейти к следующей дисциплине «жги, убивай, еби гусей». Хотя гусей-то зачем… Вон, сколько желающих вокруг.

Морок желания плеснул последней, самой яркой волной и затопил мозги. Тело выгнуло, показалось, что член сейчас разорвется от натуги, от острого желания вставить, отодрать, вытрахать.

Когда я уходил из каюты Риона, пришлось накинуть его халат. Другой одежды не было. Пират, пока я был в душе, уснул на диване. Морок желания схлынул резко, как будто выключили яркий свет, оставив приглушенный, бледный.

На трясущихся, после всего произошедшего, ногах подошел к Риону, чтобы убедиться, что исхлестанный, оттраханный, покрытый красными полосами, наливающимися кое-где синевой, пират, дышит.

Спит. Разморенный. Расслабленный. С полуулыбкой на лице. Жить будет. А о том, что это было и как жить дальше, я подумаю потом, да, Скарлетт?

В каюте у Мела было все так же, как когда я уходил. Мел лежал на животе, отвернувшись к стене. Потрогал лоб — чуть теплее, чем надо.

Я пробрался к стене и вырубился, едва коснувшись подушки.

Открыв глаза, долго не мог сообразить — где я, что не так, что так, как должно быть? И перед глазами всплыла картинка брутального самца в кожаных полосках, которому я запретил стонать, заставив зажать зубами свернутую салфетку со стола. Оказывается, флоггером можно хорошо разогреть, и это заводит. А я и не знал, что мне понравится играть в эти игры. Когда Рион, стоя на коленях, взглядом выпрашивал боль. Когда проводил стеком по его груди, приподнимая его подбородок, разглядывая страсть и покорность в его глазах. Когда он ждал и предвкушал удар, не зная, куда он придется. Когда он, наконец, взмолился «Трахните меня, мистер Лиатт, господин мой!». А когда я разложил его на спине и трахал в растянутую дырку — подготовился, стервец — это было похоже на полет на шлюпке в космосе. Сладко, страшно, неправильно и в то же время правильно. Я был прав — мой член был не только для пописать. Очень даже «не только». Только вот, когда я выкрикнул «Мээээд», кончая, Риона, кажется, перемкнуло.

Так. Стоп. Я в каюте Мелли. А почему пустая кровать?

Меня подбросило на постели. Хватая все тот же халат Риона, взглянул на часы. Прошло всего два часа, как заснул. Куда этот мальчишка мог деться?

В коридоре было пусто и тихо. Приглушенный свет, сонное состояние, всё это вместе взятое создавало впечатление, что я во сне.

Из-за двери Риона доносились какие-то странные звуки, и рука, открывавшая дверь, дрогнула.

Течкой фонило ужасно. Значит, Мелли здесь. Здесь? Мелли?

ШТА, блядь?

Глаза вывалились из глазниц, а сердце остановилось, а потом скакнуло через горло так, что руки дернулись его подхватить. Я зажал рот руками, заглушая звуки, и в охуении уставился на сюр, представший перед глазами.

— Послушный раб со сладкой задницей! Стони громче, чтобы я слышал! — Мелли звонко ударил ладошкой по заднице Риона, трахая того в коленно-локтевой позе, вцепившись в ремешки на его спине и натягивая до упора, вбиваясь яростно, жестко, напрягая мышцы на руках.

— Да, мой господин! — выдыхал Рион, поскуливая, постанывая. Его загорелое тело, покрытое бисеринками пота, подставлялось под член белокожего Мелли, выгибаясь, насаживаясь, подрагивая от наслаждения.

— Не вздумай кончать, пока не разрешу, гадкий Ри! — Мелли наслаждался процессом и голос его был низким и командным.

Прямо превращение головастика в прекрасного принца.

— Да, мой господин! Ри не будет кончать, — выстанывал Рион.

— А потом ты мне отлижешь и вставишь, как я тебе прикажу. Если будешь хорошим мальчиком, Ри, то прикую тебя наручниками.

Мел, тряся кудряшками, вздрогнул всем телом, кончая, и навалился обессиленно сверху, обнимая руками спину намного крупнее своей.

— Да, мой господин. — По телу Риона проходили спазмические судороги, он изо всех сил пытался сдерживать себя, чтобы не кончить.

Я вышел за дверь в полном ахуе от увиденного, не зная — радоваться, плакать, танцевать, рыдать или пойти угнать шлюпку и улететь в ебеня, подальше от этого сюра.

Белочки, а можно мне домой, в свою, родную русскую дурку с простым галоперидолом и без «вотэтовотвсё»? Потому что если сойду с ума здесь, то даже не представляю, что вам, белочкам, придется мне наснить. Потому что это — уже край вселенной. Больше меня ничем не удивить. Ничем.

Чтобы маленький, нежный, зажатый, боящийся альф Мелли трахал Риона, запрещая ему кончать?

Хотя, может, и логично? Может, его подстегнула течка, и он решил, что единственный, кого он не будет бояться — Рион, которым он будет командовать? Ну, это ладно. Но как он узнал, что Рион — саб в постели? Разве что только подсмотрел за нами. А потом дождался, пока я усну и… Блэт.

А Рион?! Он-то каким боком? А-а-а-а!!! Течка… Юный Мелли… Сам пришел. Не то, что я — надо опоить, принудить, уговорить. Да еще и кончила с именем Мэда. Ну, пиздец.

Так. Фпезду. Я спать. Главное, мальчик в хороших руках. Переборол свои страхи. А утром прикинем хер к носу и подумаем, как быть дальше.

====== 32. ======

Мэд ворвался в комнату и схватил меня в объятия, прижав так крепко, что выбил дух.

— Лиии!!!

Потом резко отставил, держа на вытянутых руках над полом, и зарычал:

— Как ты мог? Как ты мог, Ли?

Я повис тряпочкой в его руках, выпучив глаза, как какающая мышка, и тяжело сглатывал. Какая сука ему рассказала про тот BDSM?

— Как ты мог допустить, чтобы Мелли попал в сети этого мудака Корриго? — голос Мэда дрожал от ярости, я болтался в его руках ветошью, злость заливала глаза.

— Мэд! Дай мне бластер и научи им пользоваться, и тогда спрашивай. Чем, по-твоему, я мог остановить твоего брата? Ты должен радоваться, что Мелли, так ненавидевший и боявшийся альф, наконец-то нашел свое счастье и купается в нем. А не орать тут на меня, как придурок!

Я вспомнил, как наутро после того чумного траха подошел к двери Риона, возле которой переминался охранник.

— Мистер Рион приказал никого не впускать, его не тревожить, иначе убьет.

— Сам сейчас убью, только попробуй мне помешать! — Я был так зол, что охранник шарахнулся в сторону, пропуская меня к двери без слов.

Я бил ногой в дверь, крича во всю глотку: — Риооооон! Риооооон!!!

Дверь почти сразу открылась, Рион в халате на голое тело запустил меня в каюту, виновато поглядывая. Мелли стоял у дивана, стыдливо опустив голову, и светился, как неоновая вывеска, от радости.

— Мелли, ты в порядке? — ласково спросил я.

— Ли, прости, — ответил он, но раскаяния там не было ни на грош. Он враскорячку подошел к Риону и сел ему на колени, ластясь котенком.

Помню-помню это распирающее чувство в заду от узла.

— Вы что, придурки, с узлом трахались? — заорал возмущенно.

Мел лизнул языком по губам Риона и посмотрел на меня: — Я хочу от Рио детишек. Таких же красивых и больших, как он.

«Пиздееец. Мэд меня убьет».

— Вы звонили Мэду, сообщили ему, что у нас все в порядке? — пытливо уставился Мелли в глаза.

Он виновато покачал опущенной головой и тут же укусил Риона за пальцы, которыми тот кормил его чирсом.

— Вы ебанулись тут все? У вас мозги вытекли вместе с течкой? Рион! Ну у тебя-то нет течки, включи мозги! Что ты теперь собираешься делать? Надеюсь, ты понимаешь, что нужно как можно быстрее назначить встречу с Мэдом и передать ему меня? Или твоему счастью наступят кранты!

— Рио! Звони Мэдди и договаривайся о встрече. А я для тебя придумал еще одну… Ой! Прости! Я тебе на ушко скажу, — и он зашептал Риону что-то на ухо, водя по нему губами.

Рион поплыл, тяжело задышал и, повернув голову, словил губами губы Мелли.

— Вы тут потрахайтесь еще, извращенцы! — скривился я. — Звони давай! Я по мужу соскучился.

— А давайте! — Мел неловко соскочил с колен Риона и подошел ко мне со спины, наклонился и поцеловал рядом с меткой, перебираясь губами на шею. — Давай с нами, Лиии! Ты такой милый!

Я уставился на Риона, открыв рот и, не веря, смотрел на его реакцию.

— Все, что мой Мелли хочет, — кивнул головой Рион. — Любую прихоть. Всё, что не повредит его здоровью.

— Бла-бла-бла. Всё это я уже слышал. А теперь, любители тройничков, внимательно послушайте, что скажу. Если кто-то из вас хоть взглядом, хоть словом, хоть буквой или движением бровей намекнет Мэду про то, что тут было вчера, когда ты, Мелли, подсматривал тут за нами, а ты, Рион, опоил меня возбудителем, то устрою вам такую веселую жизнь, что клоуны заплачут. Буду при каждой встрече с вашими детьми рассказывать, какие у них ебанутые родители. Со всеми подробностями.

Мел смущенно потупился. А потом поднял голову и сказал, честно глядя мне в глаза:

— Обещаю, никому и никогда не расскажу. И Рион тоже. Я позабочусь об этом, Лиатт, клянусь тебе!

Пока Рион устанавливал связь с Мэдом, пока я объяснял мужу, что у нас все в порядке, пока Мелли пел птичкой, как он любит Риона, и говорил, чтобы Мэд готовился к свадьбе, а я убеждал Мэда, что это не шутка, Мелли стал томно выдыхать, закатывать глаза и потираться о Риона. Знакомое хлюпанье ускорило разговор, Рион дал координаты планеты, рядом с которой мы находились, Мэду, и вырубил связь, подхватывая Мелли на руки.

— Рион, Рион, твоего папочку! Дай команду посадить корабль на планету! Что мы тут болтаемся столько времени?

Он неожиданно серьезно и собранно посмотрел на меня и покачал головой:

— Пока у моего Мелли не кончится течка, корабль и все остальные останутся на месте. Вначале он, потом дела. Ну что, готов присоединиться? А то давай!

Я выскочил за двери, как будто за мной гналось стадо кабанов, и хлопнул дверью.

Поэтому, когда Мэд тряс меня, как грушу, грешным делом подумал, что он все знает.

— И это вместо «здравствуй, любовь моя»? Вместо — «как я скучал по тебе»?

— Он трахал тебя, Ли? Признайся честно! Я должен знать!

Фух. Вот если бы он спросил — у вас был с ним секс, мне бы пришлось соврать. А так на честном глазу ответил:

— Нет, дорогой, — и радостно улыбнулся. — Ни разу! Минет мне делал, да. Один раз. В обмен на то, чтобы я помог Мелли справиться с течкой. Видишь ли, Мэд, он хотел завоевать мою душу, а не тело. Ему нужны были моя признательность и любовь.

Второй минет я в расчет не брал, у меня же не встал. А о том, что это я трахал его, он даже не подумает. А я ему, тем паче, не скажу.

— Мэдирс Кайрино! — Я поднял руку в клятвенном жесте, — Клянусь тебе! Он ухаживал за мной, чтобы я в него влюбился. Но в моем сердце места для него не было, потому что оно все заполнено любовью к тебе. Рион ни разу меня не трахнул, и моя жопа девственно цела и срослась без секса. И если ты мне ее сейчас не распечатаешь, то я распечатаю твою.

Мэд дрогнул и прижал меня к себе, целуя и шепча в перерывах: — Прости, прости, прости!

— Знаешь, Мэдди, после убийства полиция первым делом выясняет, а причастен ли к преступлению супруг жертвы. И, в общем, это всё, что нужно знать о браке. Я тебя когда-нить убью, паршивца! Твои «прости-прости» после того, как наорешь и обидишь, уже настопиздели, блядь!

Мэд не дал мне договорить, впившись ртом в мои губы, пытаясь раздевать, целовать, гладить одновременно.

Лежа в кровати после очешуенного, но короткого секса, потому что надолго нас не хватило, Мэд гладил меня и расспрашивал обо всем.

— Как они могли сойтись, Ли? Ведь Корриго такой мудила, а Мелли — нежный, ранимый, замкнутый цветок. Он взял его насильно во время течки?

— Ыыыы, — замычал я. — Он взял его насильно во время течки. Только он — это Мелли. Мелли взял Риона во время течки. И теперь Рион держит всех за горло, а Мелли его — за яйца. Да так крепко, как тебе и не снилось. Ведь только Мел мявкнул: «Рио, звони Мэду», как тот подорвался и вышел на связь с тобой. Я ведь и после трех дней течки пристально наблюдал за ними. Думал, ладно, Рион подсел на него. Но кончится течка, и у Мелли случится истерика, и откат. Хер там. Мелли трется об него, как котенок, а Рион носит его на ручках. Там такое усю-сю, что всех блевать тянет. Похоже, что они — пара и им повезло найти друг друга. Рион даже на планету не садился, пока у Мела течка не кончилась. Денек после они еще приходили в себя, а потом братец скомандовал — хочу на планету. Так Рион чуть перед кораблем не бежал, чтобы быстрее своего ненаглядного доставить на твердую почву. А все потому, милый, что Рион ему даёт. — Я поиграл бровями. — В прямом смысле. Прямее некуда. Не то, что некоторые. И дает не планеты, не подарки, хотя про подарки молчу — завалил мальчика, не выбраться из-под них. Разбалует еще.

Мэд замер, вперив взгляд в потолок. Видно было, как мысли, словно валуны, тяжело ворочаются в его черепушке.

Я воспользовался моментом и погладил неопавший член. — Давно хотел узнать, сколько у тебя в сантиметрах? — По прикидкам выходило плюс-минус двадцать и в диаметре — семь. Ну, не так уж и много, как мне показалось вначале, когда сравнивал его с кентавром. У страха глаза велики. Но и этого было предостаточно. Против моего, пятнадцатисантиметрового и худенького.

Я возился с измерениями, Мэд так и лежал бревном на постели. Ну-ну. Мир-то перевернулся. Хтоооо? Хтооооо это сдееелал, как говорил Миша Галустян про ракету.

Вовремя я замеры сделал. Член Мэда от аль денте до нормального состояния скукожился очень быстро. Какие мы нежные. Ой! Кажется, не до нормального. Вот уже и состояние «в проруби на крещение». Как бы не дошло до «как у девочек». Пора брать ситуацию в свои руки.

— Мэдди, посмотри, пожалуйста, а то мне самому не видно! — Я забрался на Мэда, устраивая свою голую задницу у него перед глазами, а лицом утыкаясь в уменьшающийся на глазах и грозящий пройти минусовые отметки член.

— Что случилось? — отмер, слава белочкам, Мэд. — Что посмотреть? — Его голос лучился заботой и волнением.

— Пощупай руками попу, пожалуйста. Что-то она мне не нравится…

Мэд начал ощупывать мой зад нежно, прощупывая каждый сантиметр, разминая большими пальцами всю поверхность. Его член остановил свой бег в минус бесконечность и, на удивление, резво стал набирать прежние размеры.

— Где, милый? Где посмотреть? — Мэд с волнением, но нежно и основательно массировал ягодицы, разглядывая их с близкого расстояния. Слишком близкого.

Калибровка произошла самостоятельно. Я не специально.

— Ближе к анусу, там… да, вот там… дааааа… оххх, теперь нрааавится!

Я взялся руками за чуть не потерянное будущее наших детей и облизнул головку.

— Ах ты ж хитрая жооооопа… мммхххх… — выдохнул Мэд, и припал к ней, целуя и покусывая.

А ничо так позиция. Мы еще так не пробовали. Но Мэд долго не продержался, переложил меня на спину и вошел в меня слитно, плавно, одним движением, замирая.

— А так лучше? — спросил он, нависая надо мной на вытянутых руках и целуя.

— То, что доктор прописал.

Он перевернул меня на живот и коварно спросил:

— А теперь ответь мне, зачем ты обстриг волосы? — Мэд качнулся во мне, выбивая из меня исполненный сладкого томления вздох.

— Аххх, Мэээддиии! Подумааа… ешь, всего десять ахххх…

Шлепок по ягодице заставил меня сладко зажмуриться и вскрикнуть, тонко, негромко, мягко.

— Если ты хотел, чтобы я тебя отшлепал, рыженький, — Мэд добавил еще один шлепок, — надо было только попросить.

— Отшлепай меня, Мэдди!

Медирс больно укусил меня за плечо, тут же зализав, и я содрогнулся, ёрзая на его члене. Шлепки чередовались с укусами, распирающий анус член не двигался, Мэд гладил и шлепал, пока я не взмолился: — Давай же, давай, Медди!

— Что давать, маленький мой? — Мэд вышел из меня и я разочарованно застонал. Он подхватил меня, бросив подушку на стол, и уложил спиной на него, поправив подушку подо мной.

Мой пират поднял мои ноги, положив себе на плечи, вошел в меня, медленно поглаживая мой член, проходясь по нему рукой сверху донизу, толкаясь на всю длину, работая членом, как поршнем паровой машины.

— Вот так? — Мэд ласкал меня нежно, уверенно, неторопливо, в одном ритме с толкающимся членом, разжигая внутри костер из угольков, стреляющих искрами удовольствия, затапливающими всё тело постепенно разгорающимся наслаждением.

— Так, Мэдди. Именно так.

Сквозь подступающий оргазм я мотал головой, наслаждаясь горящей, отшлепанной задницей и саднящими плечами. Что-то в картине отвлекало, мешало, было инородным. Я посмотрел в том направлении и увидел Мелли, стоявшего в дверях. Он тяжело дышал и смотрел мне в глаза, приоткрыв рот и наслаждаясь тем, что видел. Он облизнул губы и прикусил палец на правой руке, чтобы не застонать, сильно вздымая грудь и подрагивая животом. И я взорвался в оргазме, внезапно сильном и ярком, забрызгивая Мэда, яростно сокращаясь на его члене, мощно и резко выплескиваясь.

Мэдирс тут же подхватил эстафету, как будто только и ждал сигнала, и бурно кончил, опускаясь на меня и прижимая к столу, целуя мокрыми солеными губами.

Я повернул голову к двери, но Мэлли уже не было.

— Кажется, нас пригласили на обед, — улыбнулся я.

За обедом Мелли сидел томный и затраханный, как будто только что с хера соскочил. Альфы стреляли друг в друга глазами, но вели себя вежливо. Все-таки сдерживающий фактор из омег, родства, любви, уважения к своим омегам — хорошая штука.

Мелли часто поглядывал на меня и в его глазах появлялась истома, на щеках разливался румянец, а по губам скользила расслабленная улыбка. Интересно, этот юнец, только вкусивший радостей секса, представляет меня сверху или снизу? Бляяяядь, Лиана! Кому это интересно? Ты собралась с ним трахаться? А еще лучше — с ними? Ну, пиздец, кукушечка поехала.

— Мелли, ты счастлив? — наконец-то нарушил тишину и стук приборов Мэд, внимательно и строго посмотрев на брата.

— Очень счастлив, Мэдди! Надеюсь, что скоро у нас будет маленький. Хочу провести свою беременность дома, Риончик! — Он нежно улыбнулся своему избраннику, уверенный в исполнении любых своих желаний.

— Нет, милый. Дела заставляют меня жить на Эльдорре. Оттуда ближе летать к другим планетам и решать дела, чтобы не потерять наши деньги. Поэтому хочу, чтобы ты был со мной на Эльдорре. Там у меня замечательный дом, он должен тебе понравиться. А если не понравится, — он улыбнулся скривившемуся Мелли, — купим еще один или построим хоть замок, хоть башню, хоть город. Все, что захочешь, родной.

— Когда планируете свадьбу? — Мэд, ровно и спокойно, спросил Риона, но ответил Мел.

— Думаю, месяца хватит, чтобы я продумал все до мелочей. Хочу красивую свадьбу, но чтобы гостей было совсем мало. Только близкие друзья, да, милый? — он кокетливо взглянул на Риона.

— Конечно, Мелли. Сегодня выберем с тобой место, наряды и торты вместе.

— Отлично. Значит, мы успеем попасть на свадьбу до отъезда. — Мэд был серьезен. — Рион, через полтора месяца мы с Лиаттом улетаем на Землю. Время в пути чуть больше месяца. Туда. И обратно столько же. Дорога будет опасной и непредсказуемой. Планета класса Z, сам понимаешь. Я составил завещание, и, если мы не вернемся через год, все наше с Ли состояние перейдет к Мелли. Надеюсь, ты распорядишься им разумно. И, раз у вас будут дети, тебе, как моему родственнику, пора отойти от дел, которые могут даже косвенно бросить тень на вашу семью.

— Безусловно. Я пересмотрел некоторые приоритеты и теперь самым главным у меня является семья. А что за необходимость лететь на планету класса Z? — Рион посадил заволновавшегося Мелли на колени и погладил успокаивающе по спине, прижимая.

— Сейчас говорить об этом рано. Можно сказать, это мой подарок Лиатту на свадьбу. Если мы не вернемся, в завещании будет письмо с объяснением. Но мне нужна будет твоя помощь для этой поездки. Нам понадобится шлюпка и некоторые связи, на которые можно будет нажать, если у меня не получится договориться мирно.

— С удовольствием, Мэдирс. Давай после обеда поговорим о делах. Незачем утомлять наших омег деловыми разговорами.

Мужчины привстали и пожали друг другу руки, как примирившиеся приятели. Еще не друзья, но уже вставшие на этот путь хорошие знакомые.

После обеда мужчины ушли решать свои дела, а Мелли сел ко мне на колени и зашептал, прижимаясь, на ухо: — Я делал тест и он оказался положительным,представляешь?

— Мелька! Ты еще такой маленький! Сам ребенок! — Я грустно выдохнул, глядя в его счастливые глаза. — Поздравляю тебя, Мелли. Ты Риону сказал?

— Не-а. — Он гладил меня по волосам, по плечам, легонько и нежно. — Он тут же запретит мне половину вещей в сексе. Ри тот еще перестраховщик. Скажу после свадьбы. О! Дай мне дорио, кстати. Вот вроде и горький, и кислый, а без него не могу. Будешь?

— Даже не предлагай! Ненавижу дорио.

— Ну, попробуй, попробуй! Может, ты ел неспелые или переспелые? Этот очень вкусный, попробуй, — Мелли поднес надкушенный фрукт к моим губам.

Я откусил небольшой кусочек.

М-м-м. Горьковат, с кислинкой, имбирем почти не пахнет. И соооочный, мммм!

Кажется, анекдот был прав.

====== 33. ======

На подлете к Земле, контрабандой, на шлюпке наблюдателей, все предыдущие треволнения и препоны, перед последним, решительным шагом, посадкой на Землю, были мною забыты и отметены жутким волнением и тремором. Земля. Милый, милый дом.

Мишка, мама летит к тебе.

Всю дорогу на космическом корабле, добираясь до точки входа в гиперпространство, чтобы пересесть потом на станции на кораблик до Земли, я думала, что сказать Мишке. Как сказать. Признаваться? Прислать письмо по электронке через интернет?

Да орально. Словами, Ли! Через рот, бля. Рассказать о его детстве и общих секретиках. Он поверит.

А самое главное — надо понять: оставаться или нет.

Это подло по отношению к Мэду.

Но Мишка же.

В тот месяц на корабле все маялась — беременна ли я. Тесты могли и не показать. У меня и с Мишкой так было. Если бы была беременной, я бы вернулась с Мэдом на Элькору.

Но прошло уже четыре с половиной месяца месяца после течки, и у меня должен был появиться животик. Нет, маленький животик был, это Мэд меня раскормил, но он не тянул на половину беременности, нет. Не тошнило. Не рвало. Обследования беременность не показывали. А к дорио я просто привыкла.

Поэтому решила остаться на Земле. Скрыться там от Мэда будет нетрудно. Главное, потом суметь простить себя и позволить жить с этим. Чужаку. Чужаком.

Но Мишка того стоит.

Договориться с наблюдателями не составило вообще никакого труда. Заплатили и договорились, легко и просто. Планета была всего лишь под наблюдением, окраинная, и кто туда шастает — руководству не было никакого дела. А деньги любили все. Особенно в долгих вахтах, в такой дыре, как Земля. Тратили они их, в основном, на планете, поэтому денег постоянно не хватало.

База для сменщиков находилась на Луне, с другой стороны. Сейчас мы подлетали к Земле, и я очень старалась взять себя в руки, чтобы не свалиться в обморок от переизбытка ощущений.

Деньги мы поменяли еще на станции. На рубли и доллары. Паспорта и одежду купили там же. Мэд великолепно выглядел в голубых джинсах и рубашке цвета темного шоколада. Себе я тоже купил джинсы и водолазку. Обувь, традиционно, выбрал для обоих я — и это были кроссовки.

Здесь был август, погода была прохладной для конца лета, но это и к лучшему.

Нас высадили в Подмосковье. Темнело. Загорались огоньки. Транспорт наблюдателей уже ждал нас. Довезли до столицы с мигалками без проблем за полчаса. По Москве до моего дома добирались дольше. Город за это время не изменился — суета, пробки, многолюдье, огни витрин.

Мне хотелось упасть на асфальт и целовать его. Но это задержало бы мою встречу с домом, с Мишуком.

Я все думала — купить телефон, позвонить сыну и назначить ему встречу, или идти сразу в квартиру, домой? Кто там сейчас живет? Продали ее, сдали, а может, там теперь Мишук поселился?

В конце концов решила начать поиски с квартиры. А дальше — посмотрим по обстановке.

Мэд крутил головой, расспрашивая обо всем, но увидев мои скованность и напряжение, отстал с вопросами, и только крепко прижимал к себе, как будто боялся, что я исчезну.

Прости, Мэд, но я исчезну. Не сейчас и не так, сбегая, ничего не объяснив. Я все объясню.

Запасные ключи от квартиры нашлись в своем обычном месте. Пока мы поднимались на третий этаж моей многоэтажки, сердце билось в груди так сильно и громко, что закладывало уши. Руки были ледяными, колени дрожали. Мэд потирал то одну, то другую руку, разгоняя кровь, и обнадеживающе улыбался мне. Ох, Мэд. Если бы ты знал… Но ты без меня выживешь, а Мишка — нет.

Подъезд был чистым, на площадке витали знакомые запахи, опять тёть Маша из соседней квартиры печет пирожки.

Позвонила в дверь. Подождала. Тишина.

Дрожащей рукой несколько раз попыталась попасть ключом в замок, пока Мэд не отобрал его и не вставил в скважину. Я провернула ключ и толкнула дверь.

Мы с Мэдом зашли в коридор, закрыли дверь, я нащупала и включила свет. Обстановка была та же, хотя готова была увидеть ободранные обои, или новый интерьер, но, кажется, здесь ничего не меняли.

Из кухни послышались шаги и в дверях показалась женщина.

Я схватилась за сердце и съехала по стенке на пол. Женщина в точности отзеркалила мои действия, хватаясь за сердце и сползая на линолеум.

Мое тело было живо и вполне себе двигалось, разговаривало и шевелилось. Только выглядело моложе, стройнее и волосы были намного длиннее и темнее.

— Что ты сделала с моими волосами? — вскрикнули мы одновременно. И замолчали в немом ужасе.

Мэд переводил взгляд с меня на меня и не знал, что ему делать.

— Герцог Биллиатт Лау?

— Это я герцог Биллиатт Лау! — произнесло мое тело. — А ты — самозванец!

— Что ты со мной сделала, Лиана? Что. Ты. Сделала. С моим. Телом? И моим женихом? — спросил Бил, задрав мою бровь.

— Мужем. — Смотреть на себя со стороны было ужасным оксюмороном. — Я думала, что здесь умерла, поэтому душа переселилась в твое тело. И за эти почти полгода у нас, бля, целая космоопера нарисовалась! А вот что ты сделал с моим телом? Как так-то?

— Мужем, значит… Жрать надо меньше, Лиана. И спортом заниматься.

Ли с удивлением смотрел на меня, скептически поджав губы и приподняв бровь.

Так вот как это выглядит со стороны на моем лице. Никогда больше не буду так делать.

Мэд подошел ко мне и поднял с пола, потом помог подняться Биллу. — Так вот, значит, как ты выглядела до встречи со мной? — И улыбнулся, глядя на меня. На меня теперешнюю.

Я прошла на кухню, достала из шкафчика валерьянку и накапала себе и Биллу в две рюмки, разбавив водой из чайника. Одну выпила махом, как водку, занюхав рукавом, а вторую протянула Биллу.

Он тоже выпил залпом и сел за стол. На кухне сразу стало меньше места.

— Где Бусин?

— Шляется, как всегда. Под утро появится.

— Ты не выгнала его? Хорошо кормишь? Гладишь? Отпускаешь погулять?

— Да все с твоим Бусином нормально. Его не погладишь, как же! — улыбнулся Бил. — О! Вспомни солнце, вот и лучик, — и он кивнул головой на дверь.

Бусин осторожно вошел в дверь. Замер настороженно и вперил взгляд в меня и Мэда.

Я не выдержала, хлюпнула носом и позвала: — Бусинка! Котик мой! Буся!!! Бусенька! — и заревела.

Бус не любил чужих людей и никогда не показывался из своего укромного места, сделанного мной для него, между диваном и столом, если в доме появлялся чужак.

Сейчас же он потоптался на месте, вытягивая шею, подошел к нам с Мэдом, сидящим на угловом диванчике, по дуге обошел Мэда и запрыгнул с пола мне на колени, боднув головой и начиная тереться всем телом, мурлыча.

— Признал хозяйку, надо же! — удивился Бил. — Умный кот. Всегда это говорила. А меня вот после пробуждения сторонился целых две недели.

Я рыдала и прижимала довольного Буса, изредка недовольно подергивающего носом от чужих запахов, и не могла остановиться.

Бил поставил чайник на газ и достал чашки, возясь с посудой и заваркой. Он был одет в тунику и шальвары. Странно было видеть чужую моду здесь. Хотя за это время я привыкла к этому домашнему одеянию и уже с удовольствием носила его.

— А Мишка? Ты знаешь что-нибудь про Мишу?

— Скоро будет — через полчасика придет. Кстати, спасибо за дневник. За то, что так подробно вела описание своей жизни. Он мне очень помог. И за кубышку. Извини, я ее распотрошила, мне надо было на что-то жить.

— Но как? Разве ты умела читать? Я, очнувшись, понимала только язык.

— Я тоже. Только язык. А с дневником — муж помог.

— Лёшик? Лёшка читал мой дневник??? — Я прикрыла разинутый в молчаливом крике рот двумя ладошками, и раскачивалась в ужасе. — Но там же… там… там сплошная Кончита Вюрст, Эзька, Колясик, дрочка и откровения обо всем! Йоообанаврооооот!

— Вот и Лёха так говорил каждые пять минут. Вытирал пот со лба, матерился, смотрел на меня, как я среагирую, и читал дальше. Это, кстати, первое ругательство, которое тут запомнила, — хмыкнул Бил.

— А ты?

— А что я? Для меня это была тарабарщина чистой воды. Для меня вообще всё здесь было абракадаброй. И какая все-таки мерзость эти ваши течки! Никакого удовольствия, боль, грязь, фуууу. Ненавижу. Но я избавилась от них на долгое время, — как-то нежно и радостно улыбнулся Бил.

— Штоблядь? Што, сукаблядь? Ты беременна???

— Сама сукаблядь. А я — да, беременна. Двойня будет. — Бил погладил мой бывший животик и мечтательно улыбнулся.

— От-ко-гоооо???? — провыл я, вцепившись в волосы.

— От Лёхи, от кого же еще… Мы с ним опять сошлись и у нас семья, Лиана, — слегка вызывающе сказал Бил. — Полноценная семья. И Мишук под присмотром. Всё, как ты хотела, но не могла. Потому что тебе нужна была свобода.

— А как же работа?

— На больничном. С амнезией.

— К какому врачу ходишь? К Болотиной?

— Ага. Клевая тетка.

— А что с моими переводами?

— Лешик покопался в почте, ответил всем от своего имени, извинился. Объяснил про травму, амнезию, и закрыл все гешефты, не ссы.

— В почте? Закрыл? Фух…

— И по закладкам полазил. Угу. А после дневника даже в историю не лез. А я вот полезла, когда немножко разобралась с компом. Лиана! Это пиздеееец! БДСМчик, говоришь, любишь? А чего мужу не признавалась? Лёхе понравилось.

— Ну, пиздееец!

— И не говори, подруга! Полный пиздец.

— Эк ты быстро освоила великий и могучий в полном объеме.

— Увы, не в полном. А по-другому и не получится с вашими долбанными правилами русского языка. Там не только язык сломаешь, но и все остальное.

— Так может тебе мнемошлем дать?

— А есть? Дайте два! Иначе тут чокнусь!

Я встала и качнулась к себе, к Биллу, протянув руки, чтобы обнять. Билл рванулся ко мне и мы обнялись, замерев.

— Не прикасайтесь!!! — Мэд отдернул меня за руку, расцепив наши объятия насильно.

— Мэд, ну ты действительно думаешь, что миллионы световых километров не были помехой для перемещения, а дотронувшись, мы что-то изменим? Не глупи. — Договаривала я уже с трудом. Сознание уплывало. Вязкая горячая темнота поглотила меня, схлопнувшись со звоном в ушах.

— Кто ты? — произнес чужой мужской голос.

— Кто я?

— Что я?

— Только лишь мечтатель,

Синь очей утративший во мгле,

Эту жизнь прожил я словно кстати,

Заодно с другими на земле.

Мой голос был хриплым и неузнаваемым. Горло болело. Глаза открывать было страшно.

«Говорить не можешь —

Губы горячи.

Над тобой колдуют

Умные врачи.

Гладят бедный ежик

Стриженых волос.

Бедная Лиана,

Что с тобой стряслось?»

Глаза все же пришлось открыть.

Сильно пахло лекарствами. Руки и ноги не двигались. Привязали, гады.

Пресвятые белочки! Вы таки выполнили последнюю просьбу. Аллилуйя! Я проснулась в нашей, родной, российской дурке. Обычная совковая больничная палата с облупленной краской на стенах и беленым потолком.

Заебись, какой длинный и интересный был сон. А сюжет! Как вживую все видела! Надо будет написать фанфик, когда выйду. Стопэ! Ты же зарекалась! А как же Маркес?

«Хуяркес» — традиционно ответила я себе и присмотрелась к обстановке.

Белая палата, крашеная дверь, бедная Лиана, где же ты теперь?

— Просыпаемся, просыпаемся! — Доктор в белом халате и белой шапочке добродушно улыбался, сидя возле моей больничной койки, и с интересом разглядывал меня с ног до головы, задумчиво обхватив большим и указательным пальцем левой руки свой подбородок.

— Как у нас сегодня дела? Что расскажете интересного? У вас очень интересный случай. Очень интересный. Нуте-с, что вы помните? Чем порадуете? Расскажите о себе подробнее.

И тут я испугалась. Или испугался. Я, вообще, кто?

Приподняла голову и посмотрела на себя. Тело было укрыто одеялом до подбородка. В правой руке торчала капельница. Опознать себя по телу не удалось.

Если я лежу в дурке, значит, Мэд, Рион, Мелли, картинки и полеты — последствия галоперидола, и надо все отрицать и говорить что я Лиана, ничего после удара не помню.

А если я Лиатт, то говорить нужно о себе в мужском роде. Какой же бред. Если я Лиатт — то как мог очутиться в дурке? Белочки, хитрунишки, запутать хотели? Значит, вариант один. Я — Лиана. Их нихт ферштейн. Нихт понимайт. Ничо не помню. Я-я. А они мне — укольчик в жопку.

Нет, стопэ. Если я пришла в себя в дурке, значит себя осознаю. Приступ прошел. Я выздоравливаю. Зачем мне в жопку укольчик?

— Доктор, какое сегодня число? — шепотом спросила я.

— Давайте обойдемся без чисел. Итак, что вы помните?

Как же доказать, что я нормальная?

— Доктор, я упала дома, стукнулась головой и потеряла сознание. Больше ничего не помню.

— Еще интереснее. А как вы себя чувствуете?

— Нормально. — Горло саднило, поэтому говорила шепотом.

— И как вас, милочка, зовут?

— Лиана.

— Прекрасно. Ну, что же… отдыхайте.

Доктор вышел. А я упала головой на подушку.

Дверь открылась и в палату вошел Лёша.

— Лёха? Ты?

— А ты кого-то другого ждала?

— За-ши-бись!

====== 34. ======

— За-ши-бись!

— Лиана, это правда ты?

— А кто еще может здесь быть?

— А ты посмотри на себя…

— Как? Руки и ноги привязаны. Это же дурка. И давно я здесь?

Лёшка заржал, согнувшись, схватившись за живот. — Бля! Лианка! Ну, ты, как всегда! Ты лежишь в обычной больнице! И руки не привязаны, гляди!

И правда — правая, с капельницей, просто затекла и ощущалась тяжелой и неподъемной. А левая зацепилась рукавом за торчащий штырек из стены.

— А ноги?

А на ногах лежало скатанное в рулон одеяло.

Он снял одеяло с меня и помог сесть.

Рыжая коса упала мне на грудь.

Блядь. Сукаблядь. Я — Лиатт. А доктор-то как удивился.

Значит, мне вчера стало плохо. И меня забрали в больницу.

— А где Ли? Ой, то есть Лиана?

— В Караганде. А ты тогда кто? Не парь мне мозги, я все знаю. Ли в соседнем корпусе, в гинекологии, а ты в терапии.

— А Мэд где?

— Документы твои в приемном отделении оформляет. Дал на лапу врачу, выписывать тебя будет. У тебя, Лиана, кровь другая. Странная. Но выпишут, никуда не денутся. Вы попадали в обморок обе, хорошо, что я как раз в этот момент домой пришел. Благо скорая быстро приехала, диагноз — переутомление, стресс, нехватка витаминов. Ничего страшного. Правда, Ли придется еще полежать, угроза выкидыша.

— И как Мэд убедил тебя, что инопланетянин?

— Хуй показал. С узлом. Альфячий. Спасибо, Лианка, я ж теперь знаю про омегаверс, благодаря тебе. И чо-чо, там у всех альф такие размеры?

— Я женщина приличная, чужие хуи не разглядывала. Хотяяяя… Да. Там у всех хуи. Даже у меня есть. Хочешь, померимся, у кого больше? — Я заржала, а Лёшка сбледнул и потух малость.

— Не ссы, у нас будет ничья. У тебя один и у меня один! — побаянила я и бывший заулыбался. — И о чем вы всю ночь проговорили? Вон, вижу, последствия налицо. Бухали, черти?

— Про баб, про омег, про БДСМ… ОЙ. Про всякое, короче. Бухали, а как тут не забухать, когда инопланетяне окружили?

Меня пробрал смех, встретились два инопланетянина, и о чем они говорили? Про технику? Про новые возможности? Да про баб и про омег, пля!

Отсмеявшись, спросила самое главное, из-за чего, собственно, и прилетела:

— А Мишка про меня знает?

— Сама скажешь. Хотя, вот, знаешь, так странно видеть рыжего мальчика, и знать, что это ты…

— Странно — не то слово, Лёш. Не то слово! — тихо произнесла я.

— Как ты, Лиан? Как вообще? Как выжила? Почему всякая херня случается именно с тобой?

— Если бы я знала, Леш! А ты теперь Ли не бросишь? После того, как узнал?

— Сдурела? Нет, конечно. Не знаю, почему ты всегда думала обо мне плохо…

— Я знаю про твою Милу, Лёш. Может, поэтому, теперь не доверяю не только тебе, но и остальным альфам… Тьфу ты. Мужикам.

Мэд вошел в палату быстрым шагом и, подойдя к кровати, упал на колени и обнял меня, сидевшую на постели. Мы оказались с ним вровень, лицом к лицу.

— Ли, как ты, мой родной? — Он ощупывал мое лицо своим взглядом, внимательно и взволнованно.

— Ну, вы тут поворкуйте, а я зайду проведаю Лиану. — Лёшка отвернулся и добавил: — Встретимся дома. Ли, Мишка в квартире, ждет тебя. Я обещал, что ты расскажешь что-то очень интересное. — И он вышел из палаты.

Мэд мягко поцеловал меня, и в поцелуе было столько нежности, столько любви и заботы, что слов не требовалось.

— Мэдди, милый! Как я счастлив! Спасибо тебе, мой родной, за эту поездку! Осталось только увидеть Мишку. Как думаешь, примет он меня таким?

— Конечно, примет! Не переживай, Лиана. Все будет хорошо. Но поволноваться вчера вы нас заставили. Больше так не делай, ладно? — И Мэд поцеловал меня в кончик носа.

Мишка открыл дверь и пропустил нас с Мэдом в квартиру. — Ты — Ли? Папа сказал, что у тебя есть что рассказать мне, Лиатт? А вы — Мэдирс Кайрино, да? — Он с любопытством подростка разглядывал нас.

Бус словно ждал, и с порога кинулся ко мне. Я взяла его на ручки, хотя обнять и прижать к себе хотелось Мишука.

— Ничоси! Бус вас признал?

— Бус всегда был умным, даже котеночком. — Мы с Мишкой зашли в его комнату, и я села на диван, поджав под себя ноги, как любила делать раньше, когда болтала с сыном. Положила Буса на коленки, почесывая его за ушком. Бус подставлял голову, нежничал, тыкался мокрым носом в руку, лизал ее языком, и всячески показывал, как соскучился по мне. — Помнишь, как он по команде «Куда, бля!» останавливался и замирал, выпучив глазки и выставив хвостик морковкой?

— О-о-откуда ты знаешь? — Миша обалдело уставился на меня.

Мэд подошел к нашей комнате и закрыл дверь с другой стороны.

— Мишук, а помнишь, как в детском саду ты влюбился в мальчика? И не понимал, почему его нельзя целовать? А как ты нарисовал петуха с четырьмя лапами, и всем доказывал, что у петухов их четыре? А на следующий день, когда увидел, что это не так, отказывался идти в сад? А еще, помнишь, как спрашивал у меня после того, как съездили с папой в баню — вырастет ли у тебя такой же, как у папы?

Мишка покраснел и выпалил, напряженно вглядываясь в меня:

— Ты кто? Кто ты такой?

— Сынок, я твоя мама. Помнишь, когда я ударилась и потеряла сознание? Очнулась я уже в этом теле, на другой планете. А Ли перенесся в мое тело. Мы поменялись телами. Твоя мать — инопланетянка, Мишук. Я теперь омега, а Мэд — альфа. И он мой муж.

— Мам? Мамуля? А я всегда знал, что проснулась не ты. Мааааам!!!

И мы бросились друг к другу, обнимаясь. Мишка шмыгал носом, а я старалась сдерживаться, но не удержалась и заревела.

— Ну, мам, ну чего ты! Не плачь!

— Как же ты вырос, мой мальчик! — Я запустила руку ему в волосы и потрепала вихры, как всегда делала при встрече. Раньше он отклонялся — взрослый, мол. А теперь подставлялся под руку и сопел носом.

— Мишук, инопланетяне есть! Я их видела! И зеленые маленькие человечки, и с ушами, и высокие и серые! Прикинь! А еще на шлюпке каталась в космосе. Сама! За рулем! Это так офигеннннно!

— Мам, а у меня девочка появилась!

— Да ты что? Целовались? Обнимались? Про презики помнишь? А еще лучше — не торопиться!

— Я люблю тебя, мам! — Мишка закрыл глаза и прижался ко мне всем телом.

Мы проболтали с сынулей часа полтора — обо всем сразу, перескакивая с одного на другое. Пока Мэд не постучал в двери и позвал пить чай.

Мои мужчины смотрели друг на друга серьезно.

— Не обижай маму, Мэд. — Мишка сразу как-то повзрослел и теперь было очень заметно, что он не мальчишка, каким я его помнила, а юноша. Который вырастет в прекрасного молодого мужчину.

— Никогда, Миша, обещаю. Я люблю ее. — Мэд был серьезен и сосредоточен.

Миша подал руку Мэду и они крепко пожали их, скрепляя свое знакомство, дружбу и пробуя друг друга на прочность. А я подошла к ним и обняла обоих.

Пока готовила борщ, котлеты и салаты, мы трепались на кухне. И про Мишкины успехи в школе, и про планы, и про поездку на экскурсию с классом в Питер. Ему было интересно про космос. И Мэд, глядя на то, с какой скоростью Мишка выдавал на гора свои вопросы про корабли, планеты и технологии, улыбался и поглядывал на меня, взглядом говоря — «твой сын, сразу видно».

Я достала палочку копченой колбасы и показала Мэду:

— Помнишь, я тебе говорила, что копченой колбаски хочется? Вот это — она.

Мэд засмеялся, запрокидывая голову. А Мишка воспринял это, как наши инопланетные заморочки, не догадываясь о сакральном смысле нашего с Мэдди смеха.

Колбаска ему понравилась. Как и борщ. И котлетки.

Мэд немного расслабился, впервые после посадки на Землю.

Потом вернулся Лёшка, передал всем привет от Ли, сказал, что с ней все в порядке, просто проколят витаминки и подержат под наблюдением недельку.

Боже мой! Как же хорошо дома, среди любимых!

====== 35. ======

Кофе.

Мой любимый кофе. Приготовила себе капучино, а Мэду обычный черный. С сахаром. Мэд любил сладости, и я предположила, что с сахаром ему должно больше понравиться.

А ему вдруг понравился мой капучино, и нам пришлось поменяться чашками.

— И правда, пахнет, как Дион. — Мэдди улыбнулся, и ямочки заиграли у него на щеках.

Да уж, покуролесили мы тогда знатно.

Мишка с Лешей пили чай с пирожными, а мы с Мэдом наслаждались кофе. Мне бы хотелось покормить мужа пирожными из рук. Но Мишка был важнее сейчас.

— Мишук, а о чем ты мечтаешь? Где бы хотел побывать? Что увидеть?

Мне не давали покоя мысли, раз уж мы здесь, показать Мэду и Мишке, как прекрасна и разнообразна в своей красоте наша планета. Да и сама нигде не была.

— Ты раньше хотел побывать на Эйфелевой башне, сынок? А еще где?

— Оооо, мамуль, я тут начитался про Индию, Тайланд, Лондон, Италию. Я везде хочу!!! И на башню, да, в Париже.

— Как ты смотришь на то, чтобы дня на три слетать по памятным местам планеты? Поможешь просвещать инопланетян, м?

— Мааааам!!! Мамулик!!! А когда?! — Мишка подпрыгнул на стуле, чуть не разлив чай, подскочил и диким кабанчиком забегал по кухне.

— Да вот завтра с утра и полетим. Я, ты и Мэд. Лёшик, ты не возражаешь?

— Буржуины. Привезете мне из разных стран по бутылке местного бухлишка. — Лёшка был в своем репертуаре.

— Миш, тебе задание — за ночь составить график — где-куда-что конкретно посмотреть. Завтра согласуем и по-ле-те-ли!!!

Благо перед тем, как упасть и переселиться в другое тело, мы с сыном планировали ехать в отпуск и сделали загранпаспорта, так что у Мишки паспорт был, а у нас с Мэдом были и российские, и заграничные. Что значит много денег и прошаренная организация, у которой везде есть подхваты!

— Мам! — Он остановился прямо передо мной и грустно спросил: — Вы же здесь ненадолго? Да?

— Осталось еще пять дней, Мишук. Но они — полностью наши. Вещей с собой много не бери. Маленькую сумку. Кстати, давайте сделаем совместную фотку!

Мы встали все вчетвером, я обняла Мишку, а Мэд и Лешка встали за моей спиной, и мы немножко нащелкали кадров.

Мишка тут же убежал к ноуту планировать поездку. Из-за стенки донесся победный клич индейцев племени мумба-юмба и что-то загрохотало, падая.

Постучала в стену кулаком и прокричала:

— Михуил! Звонили из Китая и просили кричать потише!

— Мамулечка! Я тебя люблюууууу! — ответил Мишка из-за стенки, и ор немного поутих.

Лёшка засобирался домой. А Мэд потащил меня отдыхать.

— Ты только из больницы, а впереди перелеты и большие нагрузки. Давай ложиться. Я Мишу предупрежу, чтобы не беспокоил.

Я застелила диван в своей комнате, легла, чтобы подождать Мэда, и отрубилась без задних ног.

Ночью проснулась, обвела глазами свою комнату. Сердце наполнилось тихой радостью и грустью предстоящей разлуки. Мэд спал, положив на меня руку.

Я думала, что месяц в полете на корабле, в гиперпрыжке, будет длинным и тяжелым. Но он вышел насыщенным — Мэд обучал меня разным тонкостям языка, поведения, учил многому, рассказывал о своем детстве. На учебу уходило много времени, но она отвлекала от мыслей о том, что ждет меня дома. Я ведь собиралась остаться. А теперь, видя, что Мишка не один, Ли присмотрит за ним, да и братики-сестрички не дадут ему заскучать и научат ответственности, решила лететь с Мэдом на Элькору. Значит, надо продумать, что забрать с Земли на память.

Терять время не хотелось, его и так было мало. Аккуратно сняла руку мужа с себя, сползла с дивана, сходила в туалет, заглянула к Мишуку. Он спал на животе, как обычно, раскрывшись, открытый ноут пестрел многочисленными вкладками для путешествия.

Укутала сына одеялом, погладив по голове, закрыла ноут и прошла в свою комнату, составлять список.

Дневник, так и быть, оставлю Ли. Пусть изучает мое прошлое, оно ему еще пригодится, чтобы не косячить.

Достала любимый блокнотик.

Надо:

1. Взять кофе.

2. Закачать музыку.

3. Закачать фотографии.

4. Закачать фильмы. Все.

Сразу поставила на закачку архив музыки на компе. Мэд зашевелился в постели. Не хочу его будить. Он находился в постоянном напряжении с момента посадки на Луну, и я чувствовала его состояние, как свое. Пусть отдыхает. Забралась тихонько в темноте, подсвеченной экраном ноутбука, на диван, и свернулась в комочек.

Я в теле Лиатта являлась мамой Мишки, вид бывшего мужа Лёшки, и своего тела — при всем при том, что ощущала себя Лианой — вносил в мои чувства такой раздрай, что внутри постоянно была, как сжатая пружина.

Мэдирс тесно прижался к моей спине, погладив по руке.

Хммм… Кто-то взял палочку московской колбасы в постель?

Музыка, кино, фотки… То-то всё думала — что еще не сделала. У меня тут муж неделю не траханный, а я забыла, дурочка.

— Так, как насчет палочки московской? — И Мэд провел своим достоинством между моих половинок, потираясь, руками обняв и прижав к себе, целуя в шею, покусывая плечо, прихватывая зубами за кожу, чувствительно, на грани боли. Ощущая, как выделяется смазка, я начал постанывать, и Мэд закрыл мне рот рукой, вложив палец в рот.

Мишка спал за стеной и шуметь было нельзя, поэтому я тихо стонал, посасывая палец и играя с ним языком. Мэд завозился за спиной, убирая руку от моего рта, и я почувствовал, как смазка полилась между половинок. Он провел рукой, размазывая ее, и мой член дернулся от нежной ласки и предвкушения. Приходилось сдерживаться, не шуметь, не скрипеть диваном и не стонать. Мэд, лёжа на боку, приподнял мою правую ногу повыше, и его головка мягко ткнулась, надавливая на мягкий, влажный анус, медленно входя.

— Ащщ, — вырвалось у меня. — Больно, Мэд.

— Мххх, потерпи, мой хороший! — Грудь Мэда подрагивала от охватившего желания, и он протискивался в меня с напряжением, медленно напирая внутрь и не останавливаясь ни на секунду.

— Подожди. Дай привыкнуть.

Тело отвыкло, и распирающий зад альфий фаллос причинял боль.

Мэд вошел только наполовину и замер. Его рука пробралась к моей опавшей плоти и скользкими, в смазке, пальцами, начала поглаживать её, задевая яички и массируя ложбинку до самого входа.

Напряжение в теле уходило, боль отступала, горячие губы Мэда на шее и плече опаляли огнем, левая рука, просунутая под меня, гладила грудь, задевая соски, посылая мурашки и острые всполохи прямо в пах, и мой член оживал в нежной ладони мужа.

Я качнул бедрами, и Мэд с тихим всхлипом протаранил мой зад, насаживая меня до упора, распирая и заполняя, казалось, до сердца. Было больно. И восхитительно.

Не в силах больше сдерживаться, Мэд начал с силой вбиваться в меня, прижав мой член к животу рукой, придерживая меня, насаживая на себя. Боль звенела отголоском, вплетаясь в нарастающее возбуждение. Мэд внезапно вышел из меня и перевернул на живот, тут же входя, раздвигая ягодицы, наполняя собой, срываясь на жесткий трах и сильные, ритмичные фрикции, глубоко и мощно двигаясь, тараня, и тяжело дыша.

Я поскуливал, стараясь сдерживать стоны, но они вырывались непроизвольно. Пульсирующий фаллос потирался о простынь при каждом толчке Мэда и звенел от напряжения, приближая меня к развязке. Мэд внезапно задергался, сильно сжимая мою талию руками, и кончил, тяжело оседая сверху, придавливая своим весом. Я тихонько пискнул под его мокрым, горячим телом, не дойдя до конца самую малость, и Мэд скатился с меня, ложась на диван рядом.

— Прости, Ли, — тяжело дыша, приходя в себя после оргазма, прошептал Мэд. — Прости.

Я перевернулся на спину и положил руку на все еще эрегированную плоть, собираясь довести начатое до логического завершения, но Мэд отодвинул мою ладонь и наклонился над моим пахом, проведя носом по всей длине члена и облизав его, взял головку в рот. Его горячие влажные губы заставили меня дернуться, и я неосознанно подбросил бедра, вогнав свой член ему в горло чуть не по самые яйца. Мэд сглотнул, обнимая его губами, и начал насаживаться, мокро и скользко, постанывая.

Я схватил его за волосы, прижимая голову к паху и подмахивая бедрами, жестко насаживая и трахая его в рот. Рычание вырвалось из моего горла непроизвольно и совпало с оргазмом, переходя в стон удовольствия, тонкий и сладкий.

Никто не делал мне так красиво и вкусно, как Мэд.

Отпуская его волосы, подергиваясь от отголосков испытанного наслаждения, я рвано выдохнул:

— Извинения приняты.

Мэд поднял на меня глаза, облизывась и сглатывая, приводя дыхание в норму, и улыбнулся:

— Мой сладкий энго! Сладкий и ершистый.

Ложась рядом со мной, он обнял и спросил:

 — Почему не спалось? Что тебя мучает, Ли?

— Да, вот, думал, что взять с собой земного. На память.

— Маленький мой, а ведь ты не собирался возвращаться, да, Ли?

Я развернулся к нему лицом: — Ты знал? Ты знал и все равно вез меня сюда?

— Я знаю тебя достаточно хорошо, Ли, моя радость. Знал и вёз. Ведь говорят — если любишь — отпусти. Но теперь ты решил вернуться со мной?

— Да, Мэдди. Теперь, когда знаю, что Биллиатт на моем месте, что он присмотрит за Мишей, я вернусь с тобой.

Мэд мягко прикоснулся к моим губам.

— Спи.

И я, как по команде, вырубилась.

— Ксю! Привет! Как дела, йожег? — написала утром в ВК своей лучшей подружке.

— Кого я вижу без охраны! Лийка! Так ты меня вспомнила?

— Не все, Ксю. Местами бывают проблески. Когда последний раз держалась за хуй, подруга?

— Щаз посчитаю. Неделю назад, Лий. Завела себе нового красавчика, увидишь — закачаешься. А ты когда?

— Да я сошлась с Лёшкой. Так что теперь регулярно.

— Ты ебанулась! Нахуя опять наступать на эти грабли? Ты же не хочешь еще раз потерять кусок жизни, подстраиваясь под чужие кинки? Мать! Окстись! Надеюсь, тебе хватит мозгов быстро свернуть эти отношения?

— Ксю, я беременная. От Лёшки. И боюсь за свою память. Если опять тебя забуду, ты же не бросишь меня, да?

— Ты точно ебанулась! Конечно не брошу!

— Сорь, йожег, мне пора! До связи!

— Не пропадай, Лий. Чмоке тебе и детке. Ну, ты дайоооош!!! Пока!

Сидя в ресторане на Эйфелевой башне, мы с Мишуком и Мэдом разглядывали город с высоты птичьего полета. Суматошное утро, четырехчасовой перелет, Монмартр, набережная Сены, Елисейские поля, и наконец, башня. Мы устали, проголодались, ноги были стерты до колен. Столько ходить, впитывая новые ощущения, виды, яркие краски парижских улиц, было слишком большой нагрузкой даже для альфы. А уж для нас с Мишкой и подавно. Но даже здесь Мишук не мог успокоиться и носился от одного окна к другому, разглядывая Париж сверху, фотографируя нас, город, ресторан, себя. Энергия из него перла фонтаном.

— Мишук! Какой у нас следующий пункт в маршруте? Мне кажется, ты слишком много напланировал. Давай выберем еще всего одну точку, куда смотаться, иначе я точно не выдержу такого счастья!

Мишка сел, подпер голову рукой и тяжко вздохнул:

— Ты, как всегда, права, мамуль. — Вздрогнул, оглянулся. Еще в самолете я его инструктировала строго-настрого не называть меня мамой на людях. «Тогда уж зови «дэдди» — ухмылялась я. — «Это хоть будет в контексте рыжего папика».

«Да ну тебя!» — фыркал смешливый мальчик и радостно улыбался. «Кстати, что там ночью за шум был, я проснулся и уж подумал, что к нам забрались грабители».

Ох-хо-хооо…

«Да это Бусин разодрал и употребил пакетик с валерьянкой, и всю ночь скакал и смеялся.» — Прости, Бус, что пришлось свалить на тебя наши ночные поебушки с Мэдом. Не говорить же ребенку правду. Не знаю, прокатило или нет, но, по взгляду Мэда, сидевшего в соседнем кресле самолета, поняла, что придется брать два номера в гостинице.

Мы заказали столько всего вкусного, что даже совместными усилиями не смогли съесть эти прекрасные и красивые блюда. Но я старательно откусывал от каждого пирожного, постанывая и страдая, что не могу съесть все просто физически.

Даже лакомка Мэдди, любящий сладкое, откинулся на стуле, поглаживая живот, явно наслаждаясь и поездкой, и Парижем, и едой. А когда услышал мои стоны, его рука с живота соскользнула на палочку московской в штанах. Пришлось перестать стонать и наслаждаться сладостями молча.

— Мишук, так что ты выбрал? Куда искать билеты? Море? Достопримечательности? Горы? Желательно, чтобы не надо было лететь, огибая всю Землю. Время — деньги. — И я нахмурилась, снова ощутив внутри часики, которые тикали, отсчитывая часы до разлуки.

— Не хотелось бы провести все время с тобой в самолетах, милый.

— Тогда Лондон! Однозначно! И в Дублин потом, можно? Дэдди, ну плииииз, — заскулил Мишка, умильно корча мордочку. Там всего полтора часа на самолете, Ли! А из Дублина в Москву — четыре часа с хвостиком. Можно взять на послезавтра ночной рейс, а?

Я прижала Мишку к груди и поцеловала в макушку, потрепав его по волосам. — Конечно можно, милый.

Русскоязычные посетители ресторана стали на нас странно поглядывать, откуда-то донеслось — «а мелкому есть восемнадцать хоть?.. надо сообщить в полицию… безобразие…»

Да уж, наши обнимашки бесследно не прошли. Мы заплатили по счету и поплелись в гостиницу, не пропуская магазины. Невозможно было побывать в Париже и не зайти в них, пусть мне даже придется для этого ползти.

— Ма! Я щаз сдохну! Устал пипец как! Имел я ваши магазины… в… к… на… ну, ты поняла! — Мишка сел прямо на пол в очередном бутике и заморенно посмотрел на меня. — Кстати, у меня еще сегодня сеанс связи по скайпу с Алисой через… — он посмотрел на часы. — Пля! Через сорок минут. Ма! Я в гостиницу, тут уже рядом. Можно, я сам?

— Позволь, провожу тебя, — Мэд посмотрел на меня, спрашивая взглядом моего согласия.

— Мишук, закажи билеты пока в Лондон, можно на раннее утро, чтобы времени не терять. — Я погладила Мишку по волосам и поцеловала в нос. — Мэдди, буду в этом магазине, дождусь тебя тут. Никуда не уйду! Честное омежье! — И провел рукой по его небритой щеке, покалывающей щетиной мою ладонь.

Мэд быстро поцеловал ее и, взяв все наши покупки, скрылся с Мишкой за дверью.

Когда Мэд вернулся, я ошарашил его своей идеей, которая поселилась у меня в голове уже давно.

— Милый, хочу сделать тебе подарок: cерьгу в ухо. Я так давно мечтаю, чтобы ты был, как настоящий пират. Это мой кинк. А если тебе не понравится, ты просто вынешь сережку и залечишь шрам медиксом. — Глядя на его приподнятые брови, добавил: — Это мой кинк, Мэдди. Помнишь, как ты просил не обрезать мои волосы? Я же мучаюсь, отращивая эту часть. Ну, пожааалуйста, Мэдди! — Я обнял его за шею и поцеловал, тесно прижимаясь всем телом и заглядывая в умопомрачительную зелень его глаз.

— Конечно, милый, — хрипло выдохнул Мэд. — Для тебя все, что захочешь, энго.

В салоне, находившемся по соседству с бутиком, мы выбрали подходящую серьгу-капельку с зеленым изумрудом, и пистолетом прокололи Мэдирсу левое ухо.

Мэд только поморщился, но стерпел.

— Мой пират! — Я забрался на сидевшего в кресле Мэда, глядя на него горящими глазами, и поцеловал его страстно, возбуждающе, едва сдерживаясь, чтобы не завалить тут же и оттрахать прямо в салоне.

Мастер, прокалывающий Мэду ухо, с ярко выраженными лазурными предпочтениями, глядя на нас, очень колоритно смотревшихся вместе, резко выдохнул и поправил что-то в паху.

Это заставило меня оторваться от мужа и, потянув его за руку, поволочь в гостиницу.

Заглянув к Мишке в номер, мы увидели его счастливо болтающим с Алисой. — Ой! Давай я познакомлю тебя с ма… — чуть не прокололся Мишук, весь на эмоциях и радостях, но я замотала головой и замахала руками, указывая на то, что в таком виде меня с Алисой знакомить не надо.

Хы. «Мальчик жестами объяснил, что его зовут Хуан».

Мишка встрепенулся, покраснел, и добавил, глядя на Алису: — Ой, прости, но я позже познакомлю, ладно? — Потом оторвался от скайпа и сообщил, что забронировал билеты на шесть утра, чтобы мы были готовы.

Мы с Мэдом пошли к себе в номер, находящийся напротив Мишкиного, где я планировал отдохнуть и преподнести мужу еще один подарок. Париж — это любовь. Мне хотелось, чтобы Мэду запомнилась вся наша совместная поездка, каждой своей минутой.

====== 36. ======

Комментарий к 36. НемножЕчко пвп.

— Мэдди. Срочно нужен твой совет. Мне так много всего надо взять с Земли… Я не знаю, что делать. Хочу набрать разных семян, чтобы прорастить на Элькоре. И кофе. Саженцами, чтобы наверняка прижились и росли. И уже готовый, в зернах. И котика хочу. Буса забирать не стану, а вот маленького котеночка — очень хочу. И собачку. Но понимаю, что животных брать нельзя не потому, что запрещено, а потому, что они там будут одни из своего вида.

Cела на кровать и расплакалась. Взрослая же баба. Включила свои хочухи на полную громкость и рыдает тут.

Мэд завалил меня на кровать и лег сверху, придавливая и целуя мокрое лицо.

— Ли, мальчик мой, не плачь, маленький. Все возьмем, что хочешь. Кроме животных. Их придется оставить.

Слезы быстро высохли. Сережка с зеленым камушком покачивалась в ухе Мэда, притягивая взгляд, и возбуждение пузырьками поднималось из живота вверх, вверх, щекоча изнутри предвкушением. Горячие губы ласкали мою шею, пальцы рук оглаживали тело, а взгляд, переполненный любовью и обожанием, согревал душу.

Я положила руку ему на губы, останавливая:

 — Мне надо в душ, милый.

Уходя в душ, прихватил с собой несколько пакетиков из магазинов. Хорошенько смыв с себя усталость и грязь, вытерлась и достала из них подарок для Мэда: чулки, пояс с подтяжками и корсет. Нет, надевать это все я буду на себя, порадовать визуалом мужа. Но, блин… на нем это смотрелось бы просто охуенно. Как бы заставить померить? Но это потом. А сегодня — все для моего Мэдди. Натягивая чулки, разглаживая их на ногах, я вспоминала давно забытые ощущения от прикосновения этих прекрасных вещичек к телу. С корсетом пришлось повозиться, застегивая на крючки. А белые кружевные трусишки-стринги, после укладывания вставшего члена, красиво облегали мою задницу, подчеркивая круглые полупопия. Хорошо, что при эрекции яички подобрались иаккуратно прижались трусишками. А то свисало бы два мешочка из стрингов.

Я улыбнулся. Люблю во всем находить позитив.

Сверху на всю эту белую прелесть, так идущую к моим рыжим волосам, решил ничего не надевать. Порвет. Как пить дать, порвет. Я ту ночнушку, разорванную на консумации, до сих пор вспоминаю. Как можно портить такие прекрасные вещи?

Выйдя из ванной, прошел под взглядом раскинувшегося на кровати, все еще в одежде, Мэда, перебросил косу через плечо и стал распускать ее, медленно проводя по прядям, пока не освободил все волосы. Качнул головой, перебрасывая освобожденную гриву за спину чувственным жестом. Откинул голову назад, ведя рукой по шее, спускаясь к открытым соскам, провел рукой по корсету, и погладил член, опуская голову и ловя взгляд Мэда. О, да! Эффект разорвавшейся бомбы. Как я и хотел.

Мэд стремительно соскочил с кровати и подошел ко мне, оглаживая руками корсет, задевая соски. Обошел вокруг, проведя горячей рукой по члену, бедрам, открытым стрингами ягодицам. Встал передо мной и опустился на колени, гладя ноги в чулках и утыкаясь лицом в пах.

— Какой же ты прекрасный, мой Ли! Ты как волшебное создание, неизвестно за какие грехи доставшееся мне!

Нежные поцелуи в открытые участки тела, в живот, открытый корсетом, в фаллос, прикрытый кружевами.

Мэд застонал, чувственно, и стон был похож на мучительный, выстраданный, болезненный, от обладания совершенной красотой.

— Мам! — Стук в дверь заставил нас дернуться и раздосадованно выдохнуть обоих. — Идем в кафе, мы же договаривались!

— Мишук, подожди нас в лобби, мы оденемся и скоро придем. — Я старался говорить без дрожи в голосе, убедительно, как обычно.

— Только недолго! — Тихие шаги за дверью заставили нас подскочить.

Мэд коротко впился мне в губы, смахнул со стола пакеты с покупками и нагнул меня, кладя на стол, расстегивая брюки и вынимая альфячье достоинство. Я расставил ноги пошире, и Мэд тут же, отводя намокшую от выступившей смазки полосочку стрингов в сторону, толкнулся в меня, обжигая проникновением.

Застонали мы в унисон. По телу прокатилась дрожь, я переступил ногами, устраиваясь поудобнее:

— Давай, Мэд! Быстрее! Быстрее, ну же!

Мэд засадил в меня резко, почти до упора, придерживая за талию, но именно это и нужно было сейчас.

— Резче, Мэд! Еще!

Короткие вскрики, вырывавшиеся из меня в ответ на его толчки, мешались с его стонами, он проводил руками то по корсету, то по ноге с чулком, толкаясь, входя, трахая.

— Быстрее, Мэддиии! Да! Да!

Руководя процессом, задрал ногу коленкой на стол, меняя угол проникновения и еще больше раскрываясь, и Мэд ускорил фрикции, наваливаясь, отводя в сторону волосы и мокро целуя в шею, прикусывая позвонки. Я начал выплескиваться, кончая, выгибаясь в спине, сильно сжимая его в себе, воя на одной ноте, превращаясь в горячий булькающий кисель.

Горячие толчки спермы внутри, пульсирующий член Мэда продлили мой оргазм, посылая остаточные теплые искры удовольствия.

С минуту мы тяжело дышали, лежа на столе.

Потом Мэд поднялся, выходя из меня, помог мне встать со стола и попросил:

— Не переодевайся. Иди в этом. Хочу знать, что под одеждой ты во всей этой обалденной красоте!

Он прижал меня к себе, целуя в губы, взгляд был все еще расфокусирован, дыхание не до конца восстановилось:

— Спасибо за подарок, Ли. Ты такой непредсказуемый и фантастически прекрасный!

Я поцеловал его в щеку и побежал в ванную, сменить трусы и одеться.

Люблю удивлять. Поэтому из ванной вышел уже в строгом платье зеленого цвета, черных чулках и кожаном чокере на шее, с подвеской из изумруда, в пару серьге Мэда.

— Ты хочешь, чтобы мы сегодня никуда не пошли, дорогой? — Мэд хрипло выдохнул и ошалело уставился на меня.

— Мишка ждет, Мэдди, — нежно погладила его по скуле и потянула за руку, выводя из номера, прихватив сумку и вставив ноги в салатовые туфельки без каблучка, так удачно сегодня приобретенные в одном из очередных магазинчиков.

Мэд остановил меня, крепко прижав к себе, облапав руками все тело, почувствовав корсет под платьем и полосочку стрингов на заду, коротко выстонал, решительно отстранился и, стиснув зубы, пошел вслед за мной по коридору гостиницы, прожигая взглядом мою задницу, виляющую в походке «от бедра».

Мишка ждал нас, сидя в кресле, и увидев меня в платье, присвистнул, показывая большой палец на руке, одобряя.

Ресторан был неподалеку, потому что все устали, и далеко ходить не было сил.

Мы с Мишуком заняли столик и остались делать заказ, а Мэд наклонился к моему уху, проведя губами по нему, и прошептал:

— Я в туалет.

Себе и Мэду я заказала пиво — темное, вишневое, светлое, разной соленой рыбки, кальмаров: хотелось приобщить его к моим любимым блюдам. Мишка же выбрал стейк и свежевыжатый сок апельсина.

В ресторане играла музыка, некоторые пары танцевали, и я тоже планировала немножко потанцевать с Мэдди. Нам уже принесли заказ, а Мэд все не возвращался. Оставив Мишку за столом, я направился в сторону туалетов.

Прямо перед дверью с табличкой WC какой-то кудрявый юноша преградил мне дорогу, упершись рукой в стенку:

— Лейди, зис рум ис онли фо мен, — улыбаясь, сказал он, оглядывая меня заинтересованным взглядом.

Я задрала юбку, показывая выпирающий бугор под черными кружевными трусиками:

— Гуд?

— Фаааак!!! — потрясенно выдохнул он. — Куууул! — качая в восторге головой и ошарашенно разглядывая меня, произнес юноша. — Велкам! — он, поклонившись, открыл передо мной дверь в туалет.

Мэдди с висевшим на нем смазливым мальчиком, лопотавшим по-французски «О, мой пират! О, прекрасный пираааат!» увидела сразу, и не останавливаясь, подскочила к парочке, крепко ухватив мальчика за волосы, резко дергая, отрывая от мужа.

Мэд еще там, на пересадочной базе Луны, загрузил обучающую программу русского языка. Добавлять английский или другие языки я посчитала нецелесообразным, ни к чему ему такая нагрузка сразу, да и потом это вряд ли бы пригодилось. Поэтому он не понимал, что говорит эта симпатичная липучка, но догадываться должен был.

— Сучка крашена! Уберись нахуй от моего мужа, — выцедила со злостью по-французски, — а то я тебе твои ручонки в жопу затолкаю другой стороной! Курва!

Мальчик стушевался и боком, боком выскочил за дверь.

— Мэдди! Тебя на секунду нельзя оставить! — возмущенно посмотрела на мужа.

— Прости, Ли. Я бы и сам справился. Просто не ожидал такого поворота.

Пиво Мэду понравилось. Как и рыба. И кальмары.

— Я теперь лучше понимаю, почему ты так любишь Землю, — захмелев, произнес Мэд. — Она действительно прекрасна, Ли. Тут столько чудес и красоты, жаль, что мы не успеем все посмотреть. — Он поглаживал мою коленку под столом, забравшись рукой под платье, оглаживая голую кожу по краю чулка.

— Пойдем потанцуем, Мэдди!

Мишка залипал в телефоне, пользуясь свободным вайфаем, а мы с мужем прошли на танцплощадку, находящуюся возле музыкантов.

— Я не умею танцевать ваши танцы, Ли.

— А ты не стой, двигайся. Обними меня и слушай музыку, мой прекрасный пират! Ты такой красивый, Мэдди! Я так тебя люблю!

Мы прижались друг к другу, медленно двигаясь, потираясь привставшими членами, зеленые глаза ласкали мое лицо, большие горячие руки нежно прижимали к себе под тягучую сексуальную песнь саксофона. Серьга в слегка припухшем ухе Мэдди поблескивала, отражая лучи лампочек, вечер был напоён негой и любовью, разлитой в воздухе.

— Лиаттик, милый! В тебе такой сплав нежности и силы, любви и красоты, стойкости и отваги. Я так люблю тебя, маленький!

Париж — город любви.

— Вижу, Мэдди, вижу и чувствую. — Я поцеловала его в верхнюю губу, не отрывая глаз от его нежного взгляда, и Мэд простонал низким голосом, от вибраций которого по телу рассыпались мурашки.

Мишка смотрел на нас издалека нечитаемым взглядом. Но когда увидел, что я смотрю на него, улыбнулся и показал знак «окей».

— Мэдди! У меня мертво встал! Не отпускай меня! А то платье будет оттопыриваться! Сильно оттопыриваться! Судя по члену — порвется пониже пупка.

— Ли. У меня не платье, но тоже сильно выпирает. Что делать?

— Что делать, что делать? Снимать штаны и бегать, — пробормотала я.

— Как? Прямо вот снимать и бегать? — Мэд удивленно вытаращился.

— Доверчивый ты мой! Танцуем в сторону туалетов. — Я вытянул его руку в стиле «танго», и напевая мотивчик из бара «Голубая устрица» — па-пара-па-па-пам… мы прошагали налево пару шагов, прижавшись щеками, потом — направо пару шагов, не разлепляясь, протанцевали широкими шагами к коридору — и эффектно нырнули в него, приближаясь к туалету.

Возле мужского стояла очередь из нескольких мужиков и мы пристроились за ними. Мэд стал впереди, а я прижался к нему со спины и прошептал на ушко, потому что член разрывался от стояка:

 — Мэдди, нагнись, как будто шнурки завязываешь на кроссовках, а я потрусь об твою попу незаметно.

Мэд наклонился, и я начала подталкивать его пахом, потираясь, напевая и делая вид, что танцую, пьяно улыбаясь и подтанцовывая руками. Мэд от толчков в зад покачивался-покачивался, и вдруг содрогнулся и замычал, подергиваясь.

Блядь! Он кончил, а я уже вот-вот кончу. И тогда на платье будет огромное мокрое пятно, эти кружавчики ничего не впитывают же!

— Милый! Я в женский туалет! — пропела, протискиваясь сквозь толпу и влетая в открывшуюся дверь для прекрасного пола вне очереди, делая страшные глаза и бормоча по-русски: — Девочки! Мне НАДО!

Заскочив в свободную кабинку, задрала платье, высвободила фаллос и в несколько дрочибельных движений кончила, стучась о дверцу спиной с громким стоном.

— Скажи, кайф, подруга! — донеслось из соседней кабинки. — Вкусное тут пиво, да?

— О-ху-еть какой кайф, подруга! — выдохнула в ответ и схватилась за туалетную бумагу, приводя себя в порядок.

Помыв руки и выйдя из туалета, увидела Мэда с совершенно глупой улыбкой на лице, ожидавшего меня, прислонившись к стенке и прикрывая мокрое пятно на джинсах руками.

— Ой, милый! Ты пролил пиво! Дай я затру! — И потерла пятно салфеточкой, а оно расползлось еще больше. — А, да и хуй с ним! — Взяла Мэда под руку, и мы пошли в зал, к Мишке за столик.

Пиво зашло так душевно, что мы взяли его еще с собой в номер. Распрощавшись с Мишкой до пяти утра, мы устало ввалились в свой номер напротив и, не раздеваясь, рухнули на кровать. Мэд гладил меня поверх платья, а потом внезапно встал и пошел в ванную. Зашумела вода. Я снял платье и лег на постель, раскинувшись звездой в черном комплекте чулок и пояса, кружевные трусики тоже оставил. Они так заводят Мэда.

Он, пошатываясь, вышел из ванной, вытирая голову полотенцем. Увидев меня в черном белье, так контрастирующем с моей бледной кожей, покачнулся и замер, уронив полотенце на пол. Его болт тут же отреагировал, приподнявшись.

— Ли, Лиаттик мой! Помнишь, ты говорил, что подождешь, пока я сам захочу тебе отдаться? — немного заплетающимся языком произнес он, в перерывах между поцелуями моего тела. — Я хочу. Хочу попробовать. Чтобы ты, такой прекрасный, такой воздушный и неземной, любил меня так, как ты хочешь.

Я закрыл на мгновенье глаза. Вот что пиво животворящее делает! И чулки! И Земля.

Мэд обнял меня и перевернулся вместе со мной так, что я оказался сверху на нем.

— Я весь твой, Ли. — Мэд решительно выдохнул и посмотрел на меня плавающим взглядом.

— М-м-м-м! — Я целовал его тело, прикусывая соски, прихватывая кожу, спускаясь вниз, к палочке-выручалочке, которая призывно манила и была горячее всего остального тела. Мэд пошарил рукой в тумбочке рядом с кроватью и протянул смазку и презик.

От желания сводило зубы. То, о чем так давно мечталось! А пиво расслабляло голову и красило мир в розовые цвета. Я почувствовал, как рядом проскакала фея Тинки на белом единороге с транспарантом «Мечты сбываются!»

Рано еще, не время смазки. Опустился между ног Мэдди, раздвинув их пошире, и, не касаясь члена, приник ртом, выцеловывая внутреннюю часть бедер, проводя языком по нежной кожице, прижимая зубами кожу в месте, где нога переходит в ягодицу.

Мэд мелко подергивался, постанывая, пытаясь дотронуться рукой до своей возбужденной плоти.

— Ээээ, нет. Так не пойдет. Руки вверх! — Я схватил свои белые чулки и привязал его правую руку к столбику кровати, глядя горящим взглядом на его реакцию. — Ты же не боишься меня, Мэдди, любимый?

Мэд пьяно улыбнулся, покачав головой, и протянул мне левую руку. Я привязал её другим чулком к следующему столбику, и сел ему на живот. — Ты не пожалеешь, Мэдди. Я буду очень нежным. — И поцеловал его страстно, разжигая огонь желания одним только поцелуем. Его член дернулся и стукнул меня по ляжке. Мэд привычно дернул руками, желая обнять меня, но натянутые чулки не пустили его и он раздраженно выдохнул.

Я взял в руку хвостик, который стучался от подергиваний о мою попу, и поглаживая его, наклонился и приник поцелуем к сладким губам мужа.

Перебираясь к его паху, оставляя в покое член, жаждущий прикосновений, опять устроился между его ног и прошелся языком по расселине, задевая тут же поджавшийся анус, и полизал яички, которые перебрались на член и налились округлыми камешками по обеим его сторонам.

Мэд постанывал на каждом выдохе коротко и призывно:

 — Ли! Лиии!

Я налил смазку на свои руки и хорошенько полил на анус. Нажал пару раз подушечкой большого пальца на розовую дырочку, призывно сжимающуюся и манящую. Мэд поёрзал задом по простыням.

Вбирая в рот головку, я ввел палец в поджавшуюся задницу. Провел по окружности внутри дырочки, обводя языком головку члена, не касаясь его руками, удерживая только ртом. Вводя и выводя палец, нащупывая простату, я посасывал головку, как чупа-чупс, играя с ней кончиком языка, забираясь в дырочку.

Мэд начал громче стонать, приподнимая бедра. Вставить хотелось очень. Но этот раз был не для меня. Этот раз был целиком для Мэдди. Два пальца трахали его зад, а я насаживался на член, все еще не касаясь его руками.

Мэд дергался и подрагивал всем телом, иногда волна дрожи проходила по нему, когда я попадал на одну точку. Три пальца, еще смазки, так, что хлюпало и Мэдди взмолился, громко выкривая: — ЛИ! ЛИИИ!

И я вынул пальцы и толкнулся головкой, не удержавшись, протолкнул на всю длину, ухватившись за его член двумя руками, скользя и надрачивая, замерев внутри него.

— Так вот что значит — «Ебись оно все конем?» — открыл глаза Мэд. — А говорил, что членик маленький и как комарик в жопку укусит, — неожиданно протрезвел он.

Но поглаживания головки скользкими пальцами и надрачивание другой рукой дали свой результат, и Мэд опять коротко застонал.

И я подвигал членом, все чувства сосредоточились там, на головке, которая скользила внутри по гладким стеночкам, и пульсировала от невыносимого кайфа. Я поднял обе ноги Мэда, согнутые в коленях, оперся о них руками и начал двигаться, плавно выходя и входя, постепенно наращивая темп.

— Ахх, Мэдди, сладкий мой! Мэдди, Мэддиииии! — Мой фаллос был зажат гладкими стеночками, как тесной латексной перчаткой.

Член Мэдди слегка опал, и я вспомнил, что эта поза не совсем годится для удовольствия нижнего. Пришлось выйти и заставить Мэда перевернуться на живот. Руки его оказались перекрещены, голова опущена вниз, а когда он подтянул коленки для устойчивости, то зад, прекрасный упругий розовый зад, оказался выставлен и приподнят наверх. Я не удержался и вцепился в него зубами, оттягивая кожу, оставляя белый след от зубов на нем. Подползая на коленках поближе, раздвинул половинки и толкнулся головкой в скользкий от смазки анус. Мэдди дернулся.

— Прости! — Я вошел на всю длину, проехавшись по холмику простаты, и Мэд задрожал. Тормоза сорвало. Я начал ввинчиваться в него, втрахиваться, тесно прижимаясь, вцепившись в бедра мертвой хваткой, стараясь вбиться глубже, глубже, еще глубже. Ноги Мэда расползлись, скользя по простыням, и я наконец-то попал на вожделенную точку.

— Лиии, о боже, Лииии! — Мэд хрипел, неразборчиво выстанывая, а я вбивался в него жестко и ритмично, пока взрыв не накрыл меня, разнеся на мелкие кусочки, и не упал на спину мужа, умирая и возрождаясь.

Аккуратно вынимая член из растраханного розового ануса, я понял, что Мэд не успел кончить. Упав на спину, прополз между его ног, под живот, и взял в рот, обхватив двумя руками его альфячье достоинство. Я крепко сжал подергивающийся ствол, надрачивая, сильно втягивая щеки и насаживаясь головой, стал сосать Мэду. Он начал поддавать бедрами, трахая мой рот. Я постарался расслабить горло, впуская его поглубже, и Мэд громко вскрикнул, изливаясь бурно и обильно. Я продолжал сосать, сглатывая, пока подрагивания не прекратились.

Потом вылез из-под мужа, и он рухнул на кровать без сил, распластываясь на кровати.

Я отвязал его руки и забрался к нему в постель, укрывая нас одеялом и вырубаясь намертво.

====== 37. ======

Эта поездка меня не убила, хотя очень сильно пыталась. В эмоциональном плане.

Три.

Прыжок с парашютом в спаринге, свист воздуха в ушах, когда мы висели в звенящей тишине, и Мэд с горящими глазами восторженно кричал мне по-русски: «Лииии! Я люблю тебя!», а Мишка вопил не переставая «ААААА, как же это клёвооо!», а я наслаждалась чувством полета и хлеставшим адреналином.

Когда мы мчались по ночному шоссе на арендованном мотоцикле с Мэдом — вначале я за рулем, а он плотно прижимался ко мне, а потом — он рулил. Драйв, скорость, ветер в лицо, крепкие руки и ночь, обнимавшая нас, как родных.

Достопримечательности Лондона, Дублина, перелеты, и беседы-беседы-беседы с Мишкой обо всем и ни о чем. Про армию — идти или отмазаться. Про учебу — кем бы он хотел работать. Про девочку его, Алису. Вообще о жизни, о космосе, о многообразии миров.

Когда я любовалась сыном и мужем, стараясь объять необъятное, осмотреть достопримечательности, насладиться двумя самыми любимым человечками и запомнить эти мгновения навсегда.

Когда, в перерывах, делала покупки, заказывала доставку всего того, что хотела забрать с собой с Земли.

Когда, наутро, в Париже, мы бегали по номеру, собирая чемоданы с покупками, и Мэд остановил мою беготню, заглянул в глаза и сказал: «А пони тоже кони. Надо будет повторить ‘Ебись оно все конем’» и меня отпустило. Я ведь думал, что достанется белочкам на орехи, за то, что развел пьяного мужа на недопустимые потрахушки. А он попросил закупить побольше «этой амуниции, побольше и поразнообразнее». И пиво ему понравилось. Захотел дома, на Элькоре, заняться воспроизведением и производством этого напитка. Что добавило дополнительных задач и проблем к закупкам.

Два.

— Ксю, хаюшки, как дела?

— Лианка!!! Меня вчера таки бросил мой красавчик.

— Ой, йожег! Ну, и хер с ним!

— Так в этом-то вся и проблема…

— Не ссы. Ушел, значит — не твоё! Ты на днях наведайся ко мне, я тебе такое расскажу! Такой неожиданный поворот соитий, ты охренеешь! Только памперсы надень сразу.

— А щаз не расскажешь?

— Сорь, йожег. Это надо за пивчанским перетереть. Только я теперь яжемать, поэтому мне сок, тебе пивасик. Хотя не. Лучше бери коньяк.

— Ха! Узнаю тебя в гриме! То-то давно ты не чудила.

— Этот раз переплюнет всё, йожег. Ты же помнишь, что я тя лю?

— Когда что-нибудь изменится, я тебя поставлю об этом в известность! Чмоке! Я побёгла.

— Чмоке, йожег!

— Бил, мы тут подарков тебе привезли из поездки. Я заберу свой ноут — там все мои подвязки, а тебе мы новенький купили. Можно?

— Чего ты спрашиваешь, это же все твое! Конечно бери! — Она улыбалась, оглаживая пока еще малозаметный животик. — Как думаешь, что это было? В результате чего мы с тобой поменялись?

— У меня только одна версия — про параллельные миры. В тот момент они проходили друг сквозь друга, а мы одновременно оказались вырублены. Вылетели из своих тел на секундочку, и вселились в то, что попалось рядом, очень похожее. Я благодарна, что не в кентавров или оборотней. — Я улыбнулся. — А ты хотела бы назад поменяться? Прямо сейчас? Если бы была такая возможность?

— Не знаю, Лиана. А ты?

— Вот и я не знаю. Папа твой был очень рад нашей свадьбе. Обещал, как родятся дети, забрать его на Элькору, и знаешь, он так воодушевился. Перед отлетом, перед самой свадьбой, я сказал ему, что герцог Биллиат Лау всегда любил и будет любить своего мими папА. Мне казалось, ты бы так сказал, будучи в своем теле.

— Спасибо, Лиана! Присмотри за ним. Я его очень люблю.

— А ты за Мишуком. И за Лёшкой. Мы с Мэдом оставим вам немного денег — вам расширяться надо. Купите большую квартиру. И тебе можно будет не работать несколько лет. Мишкины деньги будут лежать на его карте, чтобы купил себе отдельное жилье, попозже. С армией, опять же…

— Вы прилетите еще?

— Эта поездка стоила Мэду половину его состояния. Даже не знаю, как будут обстоять дела, когда мы вернемся. А уж про прилет… Я буду очень стараться хотя бы еще разочек прилететь. Может, со временем перелеты станут проще, быстрее и дешевле. Но вряд ли это будет скоро.

Мы помолчали…

— Бил, у меня была самая близкая подруга, Ксю, Оксана Лесная. На днях она забежит к тебе. Расскажи ей всё. Мальчишки — это хорошо, но без подруги тебе будет тяжко. Она тебя не бросит. Во всех женских делишках нужна подружка. Передаю ее тебе. Попробуй с ней сойтись. Иногда мужу все не расскажешь, без подружки — никуда. А она надежная.

— Это которая йожег? Спасибо, Лиана! Я попробую.

— Мы тут тебе достали дорио и энго. Правда, не знаю, как твое тело на них отреагирует, поэтому ты аккуратнее с экспериментами, ладно?

— Охх! — Она всхлипнула и прижала руки к глазам. — Спасибо, Лиана! Если бы ты знала, как я соскучился по домашней пище, по всему!

— Ну-ну! Бил! — Видеть себя со стороны все еще было жутко и сильно не по себе, но выбора не было. — Если вдруг нам получится приехать еще раз, что тебе привезти с родины?

— Фотографию папы и мой дневник. И фруктов.

— А ты посади косточки — вдруг прорастут здесь?

— А как далеко система Риата от Солнечной?

— Очень, очень далеко. Месяц на космическом корабле, гиперпрыжки, пересадки на местный кораблик до Лунной базы, а потом уже контрабандой на Землю.

— Тебе повезло, Лиана, что Мэддирс смог и захотел отвезти тебя сюда. Ты любишь его?

— Люблю. — Я грустно улыбнулся и поднялся. — Нам пора.

— Прощай, Лиана.

— Прощай, Биллиатт Лау!

Один.

Последний день был весь занят упаковкой того, что я решила взять с собой. Впихнуть невпихуемое было невероятно сложно. Отказаться от чего-то — вообще не представлялось возможным. Близкая разлука рвала сердце и нервы, и мы с Мишкой постоянно хлюпали носами, и глаза у нас были на мокром месте. Посреди укладывания мы с ним бросали все и обнимались, говоря какие-то глупости, и снова начинали упаковывать вещи, и снова ревели и обнимались.

Пока Мэд не вколол нам обоим успокаивающее. Но что-то не больно оно нам помогло.

Ночь мы не спали. Отправка была назначена на час ночи, и до этого мы все сидели на кухне, я держала Мишку за руку. Пили чай, кофе, потом пиво.

Час «икс» наступил внезапно.

— Мишка, будь счастливым.

— Мам, я люблю тебя. И буду ждать всегда.

Пуск.

Как только мы сели в транспорт наблюдателей, Мэд что-то вколол мне. Очнулась я уже на транспортнике, на котором нам предстояло лететь месяц до дома, до Элькоры.

Дом. Теперь у меня он там, на другой планете. Весь полет мы с Мэдди штудировали нашу литературу, в огромных количествах закачанную на мой ноут, планировали и изучали, какие нужны условия для взращивания семян, саженцев, чтобы начать производство пива и прижились ростки кофе. Наш багаж был огромен, но деньги решают все.

Мэд рассказал мне, что та планета, отжать которую по низкой цене собирался Рион, напав тогда на нас, бесценна. На ней нашелся редко встречающийся в галактике минерал, который Звездная Федерация использует для топлива на космических кораблях. Поэтому наше финансовое положение, пошатнувшееся из-за этой поездки на Землю, в скором времени восстановится, благодаря контракту на поставку этого баснословно дорогого минерала для Звездной Федерации. И, вполне возможно, что через несколько лет мы опять сможем посетить Землю.

Эта надежда дала мне возможность пережить полет до Элькоры намного легче.

Поехали!

Ступив на Элькору, прилетев домой, я был так рад твердой почве под ногами, и солнцу, и морю, и песочку, что тот груз работы с разбором багажа и приобретений отложила на целый день.

Мэд опять пропал надолго, улетев по работе, и виделись мы с ним каждый вечер только по виеко.

Когда в гости прилетели Мелли с Рионом, радости моей не было предела. Мэд все еще был в поездке, поэтому мы общались с ним по видеосвязи. Мелька хвастался своим круглым пузиком и счастливой мордашкой. Рион тоже выглядел счастливым. Ему странным образом удавалось держать в руках хотелки дорвавшегося до свободы мужа, хоть он и баловал его безмерно. Мелли все так же кошечкой терся об Риона, а тот таял и с любовью смотрел на своего мальчика.

Круговорот дел утянул меня в пучину и страдать было некогда — огромные теплицы, возведенные профессионалами с большой скоростью и тщанием, требовали от меня и дополнительно нанятых работников всего свободного времени. Некоторые семена не принялись. Надо было разбираться со всеми тонкостями всходов, полива, обработки, освещения и температурного режима, — то, чем я никогда до этого даже не интересовался.

Но к концу месяца, к моменту начала течки, Мэд наконец вернулся домой.

Я так и не стал нормальным омегой. Течка течкой, а мозги работали в прежнем режиме. Но Мэду это даже нравилось. Хотя его родной запах действовал на меня оглушающе, чего никогда не случилось бы, будь я человеком.

— Что это, Мэдди? — Я удивленно посмотрел на целую коробку презервативов.

— Ли, не хочу заставлять тебя беременеть раньше времени. Пока ты морально не будешь готов полюбить нашего ребенка. Время позволяет. — Он нежно улыбался, снимая с меня халат. — О, что это, красное? С ума сойти, какой ты красивый, Ли!

Красные ажурные чулки, пояс, корсет, кружевные трусишки и красная с меховой опушкой подвязка выбили Мэда из колеи надолго, заставив его сбиться с дыхания и поджаться мою звездочку, видя его реакцию.

— Никаких презиков, Мэдди. Моё тело полно сюрпризов, поэтому не факт, что и в эту течку что-нибудь у нас получится. А я уже готов видеть беззубую улыбку нашего первенца и сделать тебя счастливым.

— Не надо делать счастливым меня. Будь счастлив, радуйся жизни, и это будет лучшим подарком, — прошептал Мэд.

И стоп-краны были сорваны. Когда только от прикосновения его руки к моему лицу, только от шепота его губ, только от прижатого туловища разгоралось нежнейшее тепло, мгновенно штормовым вихрем охватывающее все тело, и хотелось насытить Мэда собой, раствориться в нем до последней мысли, усладить его своим стоном и телом, выполняя немыслимое, недоступное, отключая мозги и нервные окончания, лишь бы он не прекращал постанывать, перестав контролировать себя, лишь бы он не перестал двигаться во мне, целуя, нежа, пестуя, даря себя.

А фиолетово-голубая звезда на тесте заставила заплакать.

Комментарий к 37. Конец.

Спасибо всем, кто комментировал, поддерживал, помогал.

Это был интересный опыт для меня.

====== P.S. ======

— Ежи, милый, что я тебе говорил про пальцы?

— Мапа, а почему Лиаму можно, а мне — нет? — рыжий Ежи, вылитая копия меня, смешно сморщил носик и стал еще больше похож на ёжика.

— Потому что у Лиама свои родители есть. Они ему разрешают. А ты герцог и тебе нельзя. Ты видел когда-нибудь, чтобы отец совал свои пальцы куда не следу… блин, плохое сравнение, — в рот… и опять зря я это сказал. Ежи, если ты считаешь себя взрослым, то и веди себя, как взрослый омега. Увижу пальцы во рту, вечером сказку читать не стану.

— Мапа, а почему ты катал отца сегодня на пони, а меня нет?

Мэдирс виновато взглянул на меня из бассейна. А я говорил ему, что надо аккуратнее вести разговоры рядом с детьми.

— Потому что отец хорошо себя вел, а ты был наказан. Как вы с Лиамом вообще додумались выпустить пуэрго в бассейн? Как они вас не погрызли? Ты понимаешь, что это опасно? Сейчас ходил бы без пальчиков. Совсем.

— Ой, мапуся, ты так вкуууусно пааахнешь! Дай цёмочку! А я тоже буду вкусно пахнуть, когда вырасту? — рыжый подлизка забрался ко мне на шезлонг и прижался мокрыми губешками к моей щеке.

— Ах, ты, рыжий тоу! Хитренький рыженький тоусик! Ты уже вкусно и сладко пахнешь, сынок. — Я пощекотал хитреца под мышками и он засмеялся, скукожившись. Потом слез с меня и пробежал пару метров, отделявших нас от бортика бассейна, где в воде стоял столбиком принюхивавшийся Мэд.

— Серхио Биллиатт Лау Кайрино, — грозно сведя брови, строго сказал Мэдди, — что тебе сказал папа? Взрослые оми пальцы в рот себе не кладут. Папу нужно слушаться всем.

— И ты тоже его слушаешься? — округлил зеленые, как у отца, глазенки, Ежи.

— Конечно! Потому что я его люблю. И тебя тоже люблю, Ежи. Иди ко мне, поплаваем немножко, а потом позовем Солиса и вы пойдете в теплицу выбирать самые вкусные фрукты на ужин. А мне с твоим папой надо будет поговорить. Денька на три. — Крылья носа Мэдди трепетали, втягивая воздух. Казалось, он не может надышаться запахом, исходящим от меня.

— Отец, а ты привез сперматозоиды? — Ежи строго посмотрел на Мэдди, уперев руки в бока. — Лиамчик говорил, что без них деток не получится. А мапа мне обещал братика. Чтобы мы вместе играли, когда Лиамчик полетит к себе домой.

Мэд булькнул, уходя под воду, а я свалился с кушетки, не вовремя попытавшись встать, застигнутый вопросом сына врасплох.

Мэд вынырнул, вздымая кучу брызг и отфыркиваясь, маскируя смех.

— Привез? — Маленький рыжик топнул ногой и грозно свел рыжие бровки, строго глядя на отца.

— Конечно привез, раз папа обещал братика, значит, так и будет. Папа же тебя никогда не обманывает, милый? — Мэдди внимательно посмотрел на сына в ожидании ответа.

Малыш задумался и выдал:

— Обманывал! Когда зубик качался, он сказал — привяжи ниточку! Это не больно, он сказал. Как комарик в жопку укусит!..

На этих словах Мэд опустил лицо в воду и громко выдохнул, выпуская бульки на поверхность и содрогаясь всем телом. Потом поднял лицо из воды, согнал капли двумя руками и внимательно, подергивая губой от сдерживаемого смеха, уставился в лицо сыну.

… — а было бооольно! — закончил Сержик, скорчив умильную мордочку.

Мэд протянул руки:

 — Сынок, ты сильный мальчик, прямо как наш папочка. И смелый, тоже, как папочка. И красиииииивый!

— … Тоже, как папочка? — подхватил радостно Ежи, подпрыгивая и хлопая в ладошки.

— Иди, скажу на ушко, — и, когда рыжун склонился, и маленькие рыжие косички, толщиной с палец каждая, выпали из-за его спины и закачались перед лицом Мэда, отец прошептал громко: — Ты самый-самый красивый! Даже красивее, чем папочка!

Ежи взвизгнул и бросился в бассейн прямо в маечке и салатовых шортиках. Держаться на поверхности его я учил с самого детства и Ежи плавал, как золотая рыбка. Мэд выловил его и подбросил вверх, словив у самой воды, смеясь и жмурясь от оглушающего визга.

— Вот где этот разбойник! — Солис подошел неслышно, из-за возни в бассейне все звуки извне скрадывались.

— Что он еще натворил? — Я приподнялся на шезлонге, разглядывая похорошевшего и расцветшего Солиса.

— На вашей любимой большой фотографии, где вы с мужем в полный рост, обрисовал глаза, вам на спине дорисовал крылья, а милорду Мэдирсу… эээ… пенис. И двух детишек — видимо, себя с косичками, и братика, чуть поменьше.

У меня покатились слезы и затрясло от смеха.

— Солис! Но как он достал?

— А он стульчик подставил. Я когда вошел и увидел, как он стоит на стуле, спустив шортики, смотрит в зеркало и дорисовывает с натуры пенис на фотографии, меня чуть удар не хватил. Я дернулся, запнулся, завалился, а он быстренько шмыг со стула и к вам.

— Ох, Солис! Ну, хорошо, с Ежи я сам разберусь. А вот скажи мне, когда ты прекратишь страдать херней и мучить себя и Тира? Тебе шести лет недостаточно? Может, уже пора включить мозги?

— Милорд Лиатт, я вам сто раз уже говорил. Я не могу подарить ему детей, Тир достоин полноценной семьи с омегой, не хочу ломать ему жизнь.

— Солис! Еще раз так скажешь, и я брошу в тебя чем-то мягким и теплым! Лучше мучиться по отдельности, чем радоваться вместе? Какую чушь ты несешь! Не ты ли довел Тира до свадьбы с тем дурным омегой, который потом отказался от сына и бросил их? До чего еще ты его хочешь довести, чтобы доказать, что ты идиот? Мне тебя прибить просто хочется!

— Смотрите! Смотрите! — Ежи сидел на руках у Мэда и указывал рукой на парашют типа «крыло», который пикировал прямо к бассейну, но перед самой землей сделал дугу и плавно приземлился за два метра до нашей кушетки. Тир отстегнул парашют, пробежал несколько шагов и упал на колено, протягивая Солису букет цветов:

 — Выходи за меня замуж, Солис! Возьми меня вместе с сыном, иначе мы без тебя пропадем.

Солис покраснел и уткнулся в букет лицом, прикрываясь.

— Солис, если ты не примешь предложение, то этот придурок загнется сам и сынишку погубит. Соглашайся!

— Я… Я согласен, — запнувшись, произнес Солис и Тир тут же, пока тот не передумал, достал кольцо и надел на дрожащую руку беты. — Ты не пожалеешь, любовь моя!

Я подошел к бассейну, помог Ежи выбраться из него, а Мэд ловко подтянулся на руках и выскочил из бассейна, как гимнаст.

— Ли, Солис будет занят, попроси папу присмотреть за Ежиком на некоторое время! — и он уткнулся носом мне в шею, целуя за ушком и прижимаясь мокрым торсом к моей спине, прикрывая свой стояк моим телом от целующихся Тира и Солиса. — А тебе, Ежи, мы подарим…

— А тебе, Ежи, — перебил его я, — мы подарим несколько поджопников, краски и бумагу. И неделю без сладкого. А если ты еще раз захочешь испортить фотографию, то следующее наказание будет серьезнее. Наааамного серьезнее. Ты должен помнить, если тебе хочется порисовать — бери бумагу и рисуй на ней.

Ежи забрался отцу на ручки, как скалолаз, и стыдливо уткнулся ему в грудь, пряча лицо.

— Сынок, что ты опять натворил? — мягко спросил его Мэд.

— Я хотел к твоему приезду подарить тебе картину, отец.

Мэд укоризненно посмотрел на меня, выражая взглядом — «ну как можно его наказывать за такое?». Но когда мы дошли до разрисованной фотографии и Мэд увидел художества, Ежи на руки пришлось брать мне и в срочном порядке искать папу, чтобы он занял сына на время.

Течка требовала уединиться, а ребенка одного нельзя было оставлять ни на минутку.

Папа нашелся в теплице — он так увлекся моим выращиванием растений, фруктов, кофе, что почти все свое время отдавал этому хобби, если не был занят внуком. Он неожиданно оказался отличным руководителем, чем значительно освободил мои руки, время и голову.

Ежи кинулся к нему, обнимая за ноги, радуясь, как будто не виделись неделю.

— Серхио, мы с тобой сегодня посадим в нашем парке несколько растений, а потом попробуем новое варенье из аберкосов.

Ежи закивал головой, доверчиво беря за ручку деда и уводя подальше от меня.

— Фигушки, дорогие мои. Ежи, что я сказал про неделю без сладкого?

Сын тяжело вздохнул, опустил голову и признался:

— Дедуля, я к приезду отца хотел нарисовать картину, как он привез свои сперматозоиды и подарил их папе, и у нас родился братик и мы все будем вместе каждый день.

Мы с дедом переглянулись, закатив глаза оба.

— Это Лиам тебе рассказал, детка?

— Ага. А ему папа. У него в животике уже есть братик, а у моего папочки только какашки. — И Ежи хлюпнул носом и заплакал, утыкаясь в деда лицом.

— А пойдем прямо сейчас кушать варенье из аберкосов, милый? Надо подсластить немного настроение. Папа же нам разрешит, буквально по ложечке. Да, Лиатт?

Я подошел к рыженькой копии, присел на корточки и погладил его по волосам, серьезно глядя в глаза.

— Милый, обязательно у тебя будет родной братик, только надо подождать. Это как Новый год с подарками. Каждый день не интересно. Понимаешь?

Ежи обнял меня и радостно вздохнул:

 — Я подожду, папочка!

Торопясь добраться в спальню, я в коридоре встретил Риона. По жаре он ходил с коротким рукавом, видно было, что бдсмные практики они с Мелли не прекратили.

— Передай Мелли, пусть аккуратнее объясняет Лиаму происхождение видов. А то с него станется и показать. Теперь Ежи трясет отца за сперматозоиды. Не представляю, что будет следующим этапом.

Рион засмеялся и повел носом:

 — О, к Мэду торопишься? Правильно. Только еще секундочку подожди, почему Сержи называет тебя «мапа»? Давно хотел спросить, да как-то не получалось.

— Я учил называть меня «мама», а Мэд учил «скажи папа, па-па», и первое слово было «мапа». Теперь так и зовет. Ну, я побежал. Поцелуй Лиама от меня, а Мельке дай подсрачник, чтобы раньше времени не учил ребенка всякому.

Рион захохотал:

 — Обязательно передам! Удачно провести время!

Вбегая в нашу с Мэдди спальню на всех парах, я застал его у коробочки с презервативами.

— А как же обещание Ежику подарить братика, Мэдди?

Мэд развернул в пальцах знакомые пластиковые прямоугольники, как карты, в количестве двух штук:

— Беременным на Землю лететь не стоит. Подождет немножко Ежик. Да, милый?