КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706108 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124645

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Жизни Кристофера Чанта (ЛП) [Диана Уинн Джонс] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Диана Уинн Джонс Жизни Кристофера Чанта


Перевод Курлаевой А.В., 2018 г.


Для Лео,

которого ударили крикетной битой по голове.

События в этой книге происходят по меньшей мере за двадцать пять лет до истории, рассказанной в «Зачарованной жизни».

Глава 1

Прошли годы, прежде чем Кристофер рассказал о своих снах хоть кому-то. Поскольку большую часть времени он проводил в детских комнатах на верхнем этаже большого Лондонского дома, а няни, присматривавшие за ним, менялись каждые несколько месяцев.

Он почти не видел своих родителей. Когда Кристофер был маленьким, он страшно боялся, что однажды, гуляя в парке, встретит папу и не узнает его. И в те редкие дни, когда папа возвращался из города раньше, чем он ложился спать, Кристофер вставал на колени на лестничной площадке и смотрел между рейками перил, надеясь зафиксировать папино лицо в памяти. Ему удавалось разглядеть лишь далекую фигуру – в сюртуке и с массой аккуратно причесанных черных бакенбард, – протягивающую лакею черный цилиндр, а потом – очень аккуратный белый пробор в черных волосах, когда папа быстро проходил под лестницей и исчезал из виду. Помимо того, что папа выше большинства лакеев, Кристофер почти ничего не знал.

В некоторые вечера мама встречала папу на лестнице, пышными шелковыми юбками с массой оборок и складок загораживая Кристоферу обзор.

– Напомните своему хозяину, – ледяным тоном говорила она лакею, – что сегодня вечером в этом доме проходит Прием и что он обязан хоть раз в жизни исполнить роль хозяина.

Спрятанный за пышными мамиными одеждами папа отвечал глубоким мрачным голосом:

– Скажите мадам, что у меня сегодня полно работы, взятой на дом. Скажите ей, что ей следовало предупредить меня заранее.

– Сообщите вашему хозяину, – отвечала мама лакею, – что, если бы я предупредила его, он нашел бы предлог не появляться здесь. Обратите его внимание на то, что его фирма существует на мои деньги и что я заберу их, если он не сделает для меня эту малость.

Тогда папа вздыхал:

– Скажите мадам, что я поднимусь переодеться. Против воли. Попросите ее отойти с дороги.

К разочарованию Кристофера, мама никогда не отходила. Она всегда подбирала юбки и шествовала наверх перед папой, чтобы убедиться, что папа сделает, как она хочет. У мамы были громадные сияющие глаза, идеальная фигура и копна блестящих темных кудрей. Няни говорили Кристоферу, что мама – красавица. На данном этапе своей жизни Кристофер считал, что у всех такие родители. Но ему хотелось, чтобы мама хоть раз позволила бы ему разглядеть папу.

Он также считал, что у всех такие сны, как у него, и не думал, что они стоят упоминания. Сны всегда начинались одинаково. Кристофер вставал с кровати, поворачивал за угол спальни – обходя выступающую часть с камином – и оказывался на каменистой тропе высоко на краю лощины. Зеленая лощина круто сходила вниз, где от водопада к водопаду посередине бежал бурный ручей. Но Кристофер никогда не видел особого смысла идти вдоль ручья на дне лощины. Вместо этого он поднимался по тропе, ведущей вокруг большой скалы в место, которое он про себя называл Место Между. Кристофер думал, что, возможно, это кусочек мира, оставшийся после того, как кто-то пришел и устроил мир как следует. Бесформенные склоны гор возвышались и сбегали во всех направлениях. Некоторые из них представляли собой крутые скалы, некоторые – нагромождение щебня, и ни одна не обладала четкой формой. И цветом тоже – большинство было того противного коричневого цвета, который получается, если смешать все краски в палитре. Здесь всегда висел бесформенный влажный туман, усиливавший расплывчатость всего остального. Неба никогда не было видно. На самом деле, Кристофер иногда думал, что здесь может не быть неба. У него как-то возникла идея, что бесформенная скала продолжается и продолжается, образуя наверху громадный купол, но поразмыслив, он решил, что вряд ли это возможно.

В своем сне Кристофер всегда знал, что из Места Между можно попасть в Почти Везде. Он называл их Почти Везде, потому что существовало одно место, которое не давало войти в него. Оно находилось близко, но Кристофер всегда неосознанно избегал его. Он начинал скользить, карабкаться, пробираться по бугристой мокрой скале, и лез наверх или вниз, пока не находил другую лощину или другую тропу. Их существовало сотни. Он называл их Везделками.

Везделки в основном сильно отличались от Лондона. Они были теплее или холоднее, со странными деревьями и странными домами. Иногда люди в них выглядели обыкновенными, иногда их кожа была голубоватой или красноватой, а глаза – чудными, но они всегда были добры к Кристоферу. Каждый раз, попадая в сон, он переживал новое приключение. В активных приключениях люди помогали ему сбегать через подвалы в странных зданиях, или он помогал им в войнах или в облавах на опасных животных. В спокойных приключениях он пробовал новую еду, и люди давали ему игрушки. Большинство игрушек Кристофер терял, карабкаясь по скале обратно домой, но ему удалось донести блестящее ожерелье из ракушек, которое ему подарили глупые леди, потому что он мог повесить его на шею.

Он несколько раз ходил в Везделку, где жили глупые леди. Там было синее море и белый песок – идеально подходящий, чтобы копаться в нем и строить из него. Там жили и обычные люди, но Кристофер видел их только издалека. Глупые леди приплывали из моря, садились на камнях и хихикали над ним, пока он строил замки из песка.

– О, клистоффе! – ворковали они шепелявыми голосами. – Скаши нам, шо делает тебя клистоффе?

И все разражались пронзительным хихиканьем.

Они были единственными леди, которых Кристофер видел без одежды. У них были зеленоватые волосы и кожа. Его завораживали большие серебристые хвосты, которыми заканчивались их тела. Эти хвосты сгибались и шлепали, почти как рыбьи, и окатывали его мощными брызгами с больших ног-плавников. Он так и не смог убедить их, что он не странное животное под названием клистоффе.

Каждый раз, когда он ходил в эту Везделку, последняя няня жаловалась на кучу песка в его кровати. Кристофер рано понял, что еще громче няни жалуются, когда обнаруживают его грязную, мокрую и порванную после лазания по скалам в Месте Между пижаму. Так что он принес на каменистую тропу одежду и оставил ее там, чтобы переодеваться. Ему приходилось приносить новую одежду примерно раз в год, когда он вырастал из предыдущего грязного и порванного костюма, но няни менялись так часто, что ни одна из них этого не заметила. Как не замечали они и странных игрушек, которые он приносил в течение лет. Среди них был заводной дракон, лошадь, которая на самом деле являлась флейтой, и ожерелье от глупых леди, которое, если внимательно приглядеться, представляло собой нитку крошечных жемчужных черепов.

Кристофер размышлял о глупых леди. Он смотрел на ноги последней няни и думал, что ее туфли примерно нужного размера, чтобы спрятать плавники на конце хвоста. Но из-за юбок ни у одной леди невозможно было разглядеть больше ничего. Его всё время озадачивало, как мама и няни ходят на большом гибком хвосте и плавниках, вместо ног и ступней.

Шанс выяснить у него появился, когда однажды после полудня няня засунула его в противную матроску и отвела вниз в гостиную. Там мама и несколько других леди сидели с женщиной по имени леди Баджетт, которая вроде как была папиной кузиной. Она захотела посмотреть на Кристофера. Кристофер уставился на ее длинный нос и морщины и громко спросил:

– Мама, она ведьма?

Все, кроме леди Баджетт – которая стала еще морщинистее – воскликнули:

– Тише, дорогой!

Кристофер с радостью обнаружил, что после этого они забыли про него. Он тихонько лег спиной на ковер и перекатывался от леди к леди. Его поймали, когда он был под диваном, всматриваясь в нижние юбки леди Баджетт. Кристофера с позором вытолкали из комнаты, ужасно разочарованного открытием, что у всех леди большие толстые ноги – за исключением леди Баджетт: у нее ноги были худыми и желтыми, как у цыпленка.

Позже в тот же день мама велела, чтобы его привели в ее туалетную комнату.

– О, Кристофер, как ты мог! – воскликнула она. – Я только-только уговорила леди Баджетт почтить меня визитом, а теперь она больше никогда не придет. Ты разрушил труды нескольких лет!

Кристофер понял, что быть красавицей – очень тяжелый труд. Мама была ужасно занята, сидя перед зеркалом со всевозможными гранеными бутылочками и баночками. Горничная позади нее была занята еще больше – гораздо больше, чем любая няня, – трудясь над мамиными блестящими кудрями. Кристоферу стало так стыдно из-за того, что он испортил весь этот труд, что в попытке скрыть свое смущение он схватил стеклянную баночку.

Мама резко велела ему поставить ее на место.

– Понимаешь, Кристофер, деньги – это еще не всё, – объяснила она. – Хорошее место в обществе значит гораздо больше. Леди Баджетт могла бы помочь нам обоим. Почему, ты думаешь, я вышла замуж за твоего папу?

Поскольку Кристофер не имел ни малейшего представления, что свело маму и папу, он протянул руку, чтобы снова взять баночку. Но вовремя вспомнил, что не должен ее трогать, и вместо этого взял большой пучок искусственных волос. Пока мама говорила, он крутил его в руках.

– Ты вырастешь с папиным хорошим происхождением и моими деньгами, – сказала она. – Я хочу, чтобы ты сейчас пообещал мне, что займешь место в Обществе рядом с самыми лучшими людьми. Мама хочет, чтобы ты стал великим человеком… Кристофер, ты слушаешь?

Кристофер бросил попытки понять маму. Вместо этого он протянул искусственные волосы:

– Для чего это?

– Чтобы мои волосы выглядели объемнее, – ответила мама. – Кристофер, пожалуйста, послушай. Очень важно, чтобы ты уже сейчас начал готовиться к своему будущему. Положи эти волосы.

Кристофер положил пучок искусственных волос обратно.

– Я подумал, может, это мертвая крыса, – сказал он.

И, наверное, мама ошиблась, поскольку, к величайшему интересу Кристофера, вещица действительно оказалась мертвой крысой. Мама и ее горничная завизжали. Кристофера отпихнули прочь, пока не прибежал лакей с совком.

После этого мама часто стала звать Кристофера в свою туалетную комнату и разговаривать с ним. Он стоял, стараясь не забыть, что нельзя вертеть в руках баночки, глядя на свое отражение в зеркале, размышляя, почему  у него кудри черные, а у мамы – насыщенно каштановые, и почему его глаза гораздо больше похожи на уголь, чем мамины. Что-то не давало мертвой крысе появиться снова, но иногда можно было поощрить паука спуститься перед зеркалом, когда мамина речь становилась слишком тревожащей. Кристофер понял, что мама крайне озабочена его будущим. Он знал, что должен будет попасть в Общество с лучшими людьми. Но единственное Общество, о котором он слышал, было Обществом Помощи Язычникам, которому он должен был подавать пенни каждое воскресенье в церкви, и он подумал, что мама имела в виду его.

Кристофер осторожно расспросил няню с большими ногами. Она сообщила ему, что язычники – это дикари, которые едят людей. Миссионеры – самые лучшие люди, и их-то и едят язычники. Кристофер понял, что ему придется стать миссионером, когда он вырастет. Мамины слова всё больше тревожили его. Хотел бы он, чтобы она выбрала для него другую карьеру.

Он также спросил няню про леди, у которых есть хвосты, как у рыб.

– О, ты имеешь в виду русалок! – со смехом ответила она. – Они не существуют на самом деле.

Кристофер знал, что русалки не существуют на самом деле, поскольку встречал их только во сне. Теперь он был убежден, что встретит и язычников, если зайдет в неправильную Везделку. Какое-то время он так боялся встретить язычников, что, попадая из Места Между в новую лощину, ложился и внимательно рассматривал Везделку, в которую она вела, чтобы, прежде чем отправляться туда, посмотреть, что там за люди. Но некоторое время спустя, когда никто не попытался его съесть, Кристофер решил, что язычники, вероятно, живут в той Везделке, которая не пускает к себе, и отложил беспокойство до тех пор, пока не станет старше.

Когда он немного подрос, люди в Везделках иногда стали давать ему деньги. Кристофер научился отказываться от монет. Как только он прикасался к ним, всё прекращалось. Он с резким толчком приземлялся на кровати и просыпался весь в поту. Однажды это случилось, когда красивая леди, напоминавшая ему маму, со смехом пыталась повесить ему на ухо сережку. Кристофер спросил бы насчет этого няню с большими ногами, но к тому времени она давно ушла. Большинство из тех, кто приходил после нее, когда он их о чем-нибудь спрашивал, просто отмахивались:

– Не надоедай мне – я занята!

Пока Кристофер не научился читать, он думал, что так делают все няни: остаются на месяц, слишком занятые, чтобы разговаривать, а потом сжимают губы в неприятную линию и сбегают. Он был изумлен, прочитав о Старых Слугах, которые всю жизнь проводили в одной семье, и которых можно было уговорить рассказать длинные (и иногда ужасно скучные) истории о прошлом семьи. В его доме ни один слуга не задерживался дольше, чем на шесть месяцев.

Причина, видимо, заключалась в том, что мама и папа перестали разговаривать друг с другом даже через лакеев. Вместо этого они протягивали слугам записки, чтобы передавать друг другу. Поскольку ни маме, ни папе никогда не приходило в голову запечатать записки, рано или поздно кто-нибудь приносил их в детскую и читал няне вслух. Кристофер узнал, что мама всегда говорит коротко и по существу.

«Мистера Чанта просят курить сигары только в его комнате». Или: «Не мог бы мистер Чант обратить внимание, что новая прачка жаловалась на дыры, прожженные в его рубашках». Или: «Мистер Чант поставил меня в весьма затруднительное положение, уйдя посреди моего утреннего приема».

Папа обычно накапливал записки, а потом отвечал сразу на несколько – бессвязно и сердито. «Моя дорогая Миранда, я буду курить, где мне нравится, и в обязанности этой ленивой прачки входит разбираться с последствиями. Но опять же твоя блажь нанимать глупых бездельников и грубых деревенщин – лишь для твоего эгоистичного удобства, и никогда для моего. Если ты хочешь, чтобы я оставался на твоих приемах, попытайся нанять повара, который умеет отличать бекон от старых туфлей, и перестань постоянно смеяться этим идиотским звенящим смехом».

Папины ответы обычно заставляли слуг уходить немедленно.

Кристофер наслаждался проблесками, которые дарили записки. Из безличной фигуры папа становился живым человеком, хотя и ужасно язвительным. Для Кристофера стало серьезным ударом, когда появление первой гувернантки лишило его этих записок.

Мама послала за ним, и он нашел ее в слезах.

– На этот раз твой папа перешел все границы, – сказала она. – Дело матери – заботиться об образовании ребенка. Я хочу, чтобы ты пошел в хорошую школу, Кристофер. Это самое важное. Но я не хочу принуждать тебя учиться. Я также хочу, чтобы расцвело твое честолюбие. Но вот твой папа вмешивается со своими закоснелыми понятиями и у меня за спиной нанимает эту гувернантку, которая, зная твоего папу, наверняка будет ужасна! О, мое бедное дитя!

Кристофер понял, что гувернантка – его первый шаг на пути к миссионерству. У него возникло одновременно торжественное и тревожное чувство. Но когда гувернантка появилась, она оказалась просто скучной леди с покрасневшими глазами, которая была слишком благоразумна, чтобы разговаривать со слугами. К маминому ликованию, она пробыла лишь месяц.

– Теперь мы можем начать твое обучение по-настоящему, – сказала мама. – Следующую гувернантку я выберу сама.

В течение следующих двух лет мама довольно часто это повторяла, поскольку гувернантки приходили и уходили, точно так же, как до них няни. Все они были скучными благоразумными леди, и Кристофер путался в их именах. Он решил, что главное различие между гувернанткой и няней состоит в том, что гувернантка обычно перед уходом разражается слезами. И это было единственным временем, когда гувернантки говорили что-нибудь интересное про маму и папу.

– Мне жаль, что я поступаю так с тобой, – рыдала третья – а, может, четвертая – гувернантка, – потому что ты милый маленький мальчик, хотя и немного отстраненный, но атмосфера в этом доме! Каждый вечер, когда он дома – что, слава Богу, случается нечасто! – мне приходится сидеть с ними за столом в абсолютной тишине. И она дает мне записку, чтобы передать ему, или он передает мне для нее. После чего они разворачивают записки и пронзают взглядами друг друга, а потом – меня. Я больше не могу этого выносить!

Девятая – или, может, десятая – гувернантка была еще более нескромной.

– Я знаю, они ненавидят друг друга, – всхлипывала она. – Но с какой стати она ненавидит и меня тоже! Она одна из тех, кто не выносит других женщин. И, думаю, она колдунья – не могу сказать наверняка, поскольку она колдует лишь по мелочам, – а он по меньшей мере столь же силен, как она. Возможно, он даже кудесник. Они создают между собой такую атмосферу – неудивительно, что они не могут удержать ни одного слугу! О, Кристофер, прости, что я так говорю о твоих родителях!

Все гувернантки просили у Кристофера прощения, и он с готовностью прощал их, поскольку теперь он только так мог узнать новости о маме и папе. От этого у него появлялось тоскливое ощущение, что, возможно, у других людей родители не такие. Кроме того он был уверен, что надвигается какой-то кризис. Приглушенные раскаты достигали классной комнаты, даже несмотря на то, что гувернантки теперь не позволяли ему сплетничать со слугами. Кристофер запомнил ночь, когда разразился кризис, поскольку той ночью он отправился в Везделку, где человек под желтым зонтиком подарил ему что-то вроде подсвечника из маленьких колокольчиков. Он был таким красивым, что Кристофер твердо решил донести его до дома. Карабкаясь по скалам в Месте Между, он зажал его в зубах. К радости Кристофера, когда он проснулся, подсвечник оказался в его кровати. Однако в доме ощущалось совсем другое настроение. Сразу после завтрака двенадцатая гувернантка собрала вещи и ушла.

Глава 2

В тот день мама позвала Кристофера в свою туалетную комнату. На единственном жестком стуле сидела новая гувернантка – в обычном для всех гувернанток уродливом сероватом платье и еще более уродливой, чем у остальных, шляпе. Она сложила выцветшие хлопковые перчатки на свою скучную сумку и сидела, склонив голову, создавая впечатление застенчивости или покорности, или и того и другого вместе. Кристофер нашел ее совершенно неинтересной. Весь интерес в комнате сосредотачивался на мужчине, который стоял за маминым креслом, положив руку маме на плечо.

– Кристофер, это мой брат, – радостно сообщила мама. – Твой дядя Тенней.

Мама произнесла его имя как «Тенни». Только больше года спустя Кристофер узнал, что это то имя, которое он читал как «Тенней». Дядя Тенни полностью покорил его. Во-первых, он курил сигару. Запахи туалетной комнаты изменились, смешавшись с густым, напоминающим фимиам, дымом. И мама нисколько не возражала – даже не фыркала. Одного этого было достаточно, чтобы показать: дяде Тенни нет равных. Во-вторых, на нем был твидовый костюм – яркий и оригинальный, отливающий рыжиной, кое-где немного мешковатый, но чудесно сочетавшийся с более темной рыжиной волос дяди Тенни и красноватым оттенком его усов. Кристоферу нечасто приходилось видеть мужчин в твидовом костюме или без бакенбард. Это еще больше убедило его в том, что дядя Тенни – особенный. И последним штрихом стала обращенная к нему улыбка дяди Тенни – словно солнце осветило осенний лес. Она была настолько обаятельной, что Кристофер почти помимо воли расплылся в ответной улыбке.

– Привет, старина, – сказал дядя Тенни, выпустив над мамиными блестящими волосами клуб голубого дыма. – Знаю, не лучший способ дяде представляться племяннику, но я улаживал семейные дела, и, боюсь, мне пришлось совершить парочку просто ужасных вещей. К примеру, привести для тебя новую гувернантку и организовать твое поступление в школу осенью. Гувернантка – вот она. Мисс Белл. Надеюсь, вы понравитесь друг другу. Хотя бы настолько, чтобы простить меня.

Он подарил Кристоферу солнечную, полную юмора улыбку, окончательно завоевавшую стремительно возраставшее обожание Кристофера. Тем не менее на мисс Белл Кристофер глянул с сомнением. Она встретила его взгляд, и на одно мгновение в ней почти расцвело что-то вроде скрытой привлекательности. Потом она хлопнула бледными ресницами и прошептала столь же неинтересным, как ее одежда, голосом:

– Рада знакомству.

– Надеюсь, она станет твоей последней гувернанткой, – сказала мама.

Поэтому с тех пор Кристофер думал о ней, как о Последней Гувернантке.

– Она подготовит тебя к школе. Я пока не собиралась отсылать тебя, но твой дядя говорит… В любом случае, хорошее образование важно для твоей карьеры, и, говоря откровенно, Кристофер, твой папа устроил ужасно досадную неразбериху с деньгами – которые, как ты знаешь, принадлежат мне, а не ему – и потерял почти всё. К счастью, у меня есть твой дядя, к которому я могу обратиться за помощью и…

– И я не подвожу тех, кто обращается ко мне за помощью, – перебил дядя Тенни, быстро стрельнув глазами в сторону гувернантки. Возможно, он имел в виду, что она не должна этого слышать. – К счастью, осталось вполне достаточно, чтобы отправить тебя в школу, и тогда твоя мама немного придет в себя, пожив за границей. Ей это понравится… а, Миранда? А мисс Белл дадим блестящие рекомендации, и ей найдется другое место. У всех всё будет отлично.

Он к каждому по очереди обращал улыбку, полную тепла и уверенности. Мама засмеялась и мазнула духами за ухом. Последняя Гувернантка почти улыбнулась, и снова чуть-чуть вспыхнула ее скрытая привлекательность. Кристофер попытался ответить дяде Тенни твердой мужской усмешкой, поскольку это казалось единственным способом выразить росшее в нем громадное, почти безнадежное обожание. Дядя Тенни засмеялся золотисто-коричневым смехом и окончательно покорил Кристофера тем, что, выудив в твидовом кармане блестящий новый шестипенсовик, бросил его племяннику.

Кристофер скорее бы умер, чем потратил этот шестипенсовик. Каждый раз, переодеваясь, он перекладывал шестипенсовик в новые карманы: еще один способ выразить преклонение перед дядей Тенни. Дядя Тенни явно спас маму от разорения, и это делало его первым встретившимся Кристоферу хорошим человеком. Более того, он был единственным человеком вне Везделок, кто удосуживался дружелюбно, по-мужски разговаривать с Кристофером.

Ради дяди Тенни Кристофер пытался ценить и Последнюю Гувернантку, но это оказалось не так-то просто. Она была такой скучной. Она всегда говорила бесцветным спокойным голосом, никогда его не повышая, и не выказывала нетерпения, даже когда Кристофер ничего не понимал в счете или левитации, которыми предыдущие гувернантки с ним почему-то не занимались.

– Если полторы селедки стоят три полпенса, Кристофер, – тоскливо объясняла она, – значит полторы рыбины стоят полтора пенса. Сколько будет стоить целая рыба?

– Не знаю, – ответил он, пытаясь не зевать.

– Прекрасно, – спокойно произнесла Последняя Гувернантка. – Мы подумаем еще раз завтра. А теперь посмотри в это зеркальце и попробуй поднять его в воздух хотя бы на дюйм.

Но сдвинуть зеркало Кристофер мог не больше, чем понять, сколько стоит селедка. Последняя Гувернантка отложила зеркало и спокойно продолжила озадачивать его французским. Несколько дней спустя Кристофер попытался разозлить ее, надеясь, что она станет интереснее, когда начнет кричать. Но она только спокойно произнесла:

– Кристофер, ты стал хуже заниматься. Можешь теперь пойти поиграть. Но помни: ты берешь только одну игрушку за раз, и ты должен положить ее обратно, прежде чем взять другую. Таково наше правило.

Кристофер удручающе быстро привык к этому правилу, которое портило всё веселье. Он привык и к тому, что Последняя Гувернантка сидит рядом, пока он играет. Другие гувернантки пользовались возможностью отдохнуть, но эта садилась на жесткий стул и продуктивно использовала время, чиня его одежду, что портило веселье еще больше. Тем не менее Кристофер вынул из шкафа подсвечник из звенящих колокольчиков, поскольку он был по-своему завораживающим. Он был устроен таким образом, что играл разные мелодии, в зависимости от того, к какому колокольчику прикоснуться первым. Когда Кристофер наигрался с ним, Последняя Гувернантка прервала штопку, чтобы сказать:

– Это – в середину верхней полки. Поставь его обратно, прежде чем возьмешь заводного дракона.

Дождавшись перезвона, показавшего, что Кристофер выполнил ее распоряжение, она снова воткнула нитку в носок и спросила самым скучным тоном:

– Кто дал тебе колокольчики, Кристофер?

Никто никогда прежде не спрашивал Кристофера про вещи, которые он приносил из Везделок. Он растерялся.

– Человек под желтым зонтиком. Он сказал, что они принесут удачу в мой дом.

– Какой человек где? – заинтересовалась Последняя Гувернантка – вот только ее голос звучал так, словно ей всё равно, получит она ответ или нет.

– В одной из Почти Везде. Той, которая жаркая, с запахами и заклинателями змей. Человек не сказал, как его зовут.

– Это не ответ, Кристофер, – спокойно произнесла Последняя Гувернантка.

Но больше она ничего не сказала – до следующего раза, когда два дня спустя Кристофер снова достал звенящие колокольчики.

– Помни, куда их ставить, когда поиграешь с ними, – произнесла она. – Ты уже подумал, где был человек с желтым зонтиком?

– Рядом с разукрашенным местом, где живут какие-то боги, – ответил Кристофер, заставляя звенеть маленькие серебристые колокольчики. – Он был хороший. Он сказал, что деньги не имеют значения.

– Весьма великодушно, – заметила Последняя Гувернантка. – Где находился этот разукрашенный дом для богов, Кристофер?

– Я же сказал вам. В Почти Везде.

– А я сказала тебе, что это не ответ, – Последняя Гувернантка сложила свою штопку. – Кристофер, я настаиваю, чтобы ты сказал, откуда у тебя колокольчики.

– Зачем вам знать? – спросил Кристофер, желая, чтобы она оставила его в покое.

– Затем, – ответила Последняя Гувернантка с поистине зловещим спокойствием, – что ты не был таким искренним и откровенным, каким должен быть хороший мальчик. Я подозреваю, что ты украл колокольчики.

От столь чудовищной несправедливости Кристофер покраснел, и на глаза навернулись слезы.

– Я не крал! – крикнул он. – Он дал их мне! Люди в Везделках всегда что-нибудь мне дают, только я теряю большинство из этих вещей. Смотрите.

И вопреки ее правилу «одна-игрушка-за-раз», он кинулся к шкафу, достал лошадь-флейту, ожерелье русалок и заводного дракона и свалил их в ее корзинку со штопкой.

– Смотрите! Эти из других Везделок.

Последняя Гувернантка с ужасающей бесстрастностью внимательно посмотрела на них.

– Я должна понять, что их ты тоже украл? – она встала, поставив корзинку и игрушки на пол. – Пойдем со мной. Об этом следует немедленно сообщить твоей маме.

Она взяла Кристофера за руку и, не обращая внимания на его крики: «Я не крал! Не крал!» – неумолимо потащила его вниз.

Кристофер откидывался назад, упирался ногами и умолял ее не делать этого. Он знал, что никогда не сможет объяснить маме. Но добился только того, что Последняя Гувернантка сказала:

– Прекрати этот недостойный шум. Ты уже большой мальчик.

В этом соглашались все гувернантки. Но сейчас Кристофера не волновало, что он большой. Слезы позорно текли по его щекам, и он выкрикнул имя единственного спасителя, которого знал:

– Дядя Тенни! Я объясню дяде Тенни!

На этих словах Последняя Гувернантка опустила на него взгляд. На одно мгновение скрытая привлекательность вспыхнула в ее лице. Но к отчаянию Кристофера, она подтащила его к маминой туалетной комнате и постучала в дверь.

Мама удивленно повернулась от зеркала. Посмотрела на Кристофера – красного, задыхающегося и в слезах. А потом – на Последнюю Гувернантку.

– Что происходит? Он заболел?

– Нет, мадам, – ответила Последняя Гувернантка самым скучным своим тоном. – Произошло кое-что, о чем, я считаю, немедленно должен быть извещен ваш брат.

– Тенни? – спросила мама. – Хотите, чтобы я написала Тенни? Или это более срочно?

– Полагаю, срочно, мадам, – тоскливо произнесла Последняя Гувернантка. – Кристофер говорит, что хочет сознаться своему дяде. Осмелюсь предложить призвать его прямо сейчас.

Мама зевнула. Гувернантка ужасно ей наскучила.

– Сделаю всё, что в моих силах, – сказала она, – но не отвечаю за настроение моего брата. У него всегда много дел, знаете ли.

Она небрежно сняла один из своих темных блестящих волос со щетки с серебристой спинкой, которой только что пользовалась. Затем, гораздо аккуратнее принялась выбирать волосы с серебряно-хрустального блюда для волос[1]. Большинство волос были темными мамиными. Но Кристофер, наблюдая, как мамины жемчужные ногти подцепляют и вытягивают волосы, пока он всхлипывал, сглатывал и снова всхлипывал, заметил, что один волос отливал рыжиной. Именно его мама и вытянула. Она положила его поперек собственного волоса со щетки. Затем, взяв нечто, похожее на шляпную булавку со сверкающей головкой, она положила ее поперек обоих волос и нетерпеливо постучала по ней острым ногтем.

– Тенни, – произнесла она. – Тенни Везерби Аржан. Ты нужен Миранде.

Одно из зеркал на туалетном столике превратилось в окно, из которого раздраженно посмотрел завязывавший галстук дядя Тенни.

– В чем дело? – спросил он. – Я сегодня занят.

– А когда ты не занят? – спросила мама. – Слушай, здесь эта гувернантка – с кислой миной, как обычно. Она привела Кристофера. Что-то насчет признания. Не мог бы ты прийти разобраться? Это выше моего разумения.

– В самом деле? – спросил дядя Тенни.

Он наклонился в сторону, чтобы посмотреть через зеркало – или окно, или что там – и, увидев Кристофера, подмигнул и расплылся в самой солнечной улыбке.

– Ну и ну. Похоже, дело плохо. Приду немедленно.

Он исчез из окна, уйдя куда-то в сторону. Мама успела только повернуться к Последней Гувернантке и сказать:

– Вот. Я сделала всё, что могла!

Когда дверь ее туалетной комнаты открылась, и внутрь шагнул дядя Тенни.

Кристофер так заинтересовался этим, что практически забыл о слезах. Он попытался вспомнить, что находится за стеной маминой туалетной комнаты. Лестница, насколько он знал. Конечно, у дяди Тенни могла быть в стене тайная комната примерно в фут шириной, но гораздо больше Кристофер был склонен думать, что видел настоящую магию. Когда он пришел к этому выводу, дядя Тенни незаметно сунул ему большой белый носовой платок и жизнерадостно прошел в центр комнаты, давая Кристоферу время вытереть лицо.

– Ну, так что случилось? – спросил он.

– Понятия не имею, - ответила мама. – Не сомневаюсь, она объяснит.

Дядя Тенни приподнял рыжую бровь, посмотрев на Последнюю Гувернантку.

– Я увидела, как Кристофер играет с одним изделием, – нудно произнесла она, – каких я никогда прежде не встречала, сделанным из совершенно неизвестного мне метала. Потом выяснилось, что у него есть еще три изделия – все разные. Но он не смог объяснить, как он их получил.

Дядя Тенни посмотрел на Кристофера, который спрятал носовой платок за спину и нервно посмотрел в ответ.

– Достаточно, чтобы кого угодно поставить в затруднительное положение, старина, – сказал дядя Тенни. – Может, ты отведешь меня посмотреть на эти вещи и объяснишь, откуда они появились?

Кристофер испустил глубокий счастливый вздох. Он знал, что дядя Тенни обязательно его спасет.

– Да, пожалуйста, – сказал он.

Они поднялись обратно – Последняя Гувернантка шествовала впереди, а Кристофер благодарно вцепился в широкую теплую ладонь дяди Тенни. Когда они добрались до места, Гувернантка молча снова села за шитье, словно считала, что выполнила свою часть работы. Дядя Тенни взял колокольчики и позвенел ими.

– Клянусь Юпитером! – воскликнул он. – Они звучат так, как не звучит ничто во вселенной! – он поднес их к окну и тщательно изучил каждый колокольчик. – В яблочко! Умница, Белл! Они не похожи ни на что во вселенной. Какой-то странный сплав. Думаю, для каждого колокольчика – свой. Ручная работа, судя по виду, – он добродушно указал на низкую табуретку возле камина. – Сядь там, старина, и сделай мне одолжение: объясни, что ты сделал, чтобы получить эти колокольчики?

Преисполненный горячей готовности рассказывать, Кристофер сел.

– Мне пришлось держать их во рту, когда я карабкался через Место Между, – объяснил он.

– Нет-нет, – сказал дядя Тенни. – Это похоже на конец истории. Начни с того, что ты делал до того, как получил колокольчики.

– Я спустился в лощину к городу с заклинателями змей.

– Нет, еще раньше, старина. Когда ты уходил отсюда. Какое время суток было, например? После завтрака? Перед обедом?

– Нет, ночью, – объяснил Кристофер. – Это был один из снов.

Таким образом, бдительно возвращая Кристофера, когда он что-нибудь упускал, дядя Тенни добился подробного рассказа про сны, и Место Между, и Везделки, в которые Кристофер спускался по лощинам. Поскольку дядя Тенни нисколько не рассердился, а, напротив, приходил во всё большее восхищение, Кристофер рассказал ему обо всем, что смог вспомнить.

– Что я тебе говорил! – сказал дядя, видимо, Гувернантке. – Моим предчувствиям всегда можно верить. Что-то должно было выйти из такой наследственности! Клянусь Юпитером, Кристофер, старина, ты, должно быть, единственный в мире человек, способный приносить материальные предметы из спиритических странствий! Сомневаюсь, что даже старик де Витт на такое способен!

Кристофер просиял от того, что дядя Тенни так им доволен, но не мог не обижаться на Последнюю Гувернантку.

Она сказала, что я украл их.

– Не обращай на нее внимания. Женщины всегда делают поспешные и неправильные выводы, – сказал дядя Тенни, зажигая сигару.

Последняя Гувернантка пожала плечами и слегка улыбнулась. Скрытая привлекательность вспыхнула сильнее, чем Кристофер когда-либо видел, почти как если бы она была обычным человеком, которого повеселила шутка. Выдохнув клуб голубого дыма над их головами, дядя Тенни лучезарно улыбнулся – точно выглянувшее из-за облаков солнце.

– А теперь, старина, – сказал он, – надо провести несколько экспериментов, чтобы испытать твои таланты. Ты можешь контролировать эти свои сны? Можешь понять, когда отправишься в свои Везделки – или нет?

Кристофер поразмыслил и ответил:

– Я хожу, когда хочу.

– В таком случае, не возражаешь провести для меня испытание, скажем, завтра ночью? – спросил дядя Тенни.

– Я могу сегодня, – предложил Кристофер.

– Нет, завтра. Мне нужен день, чтобы всё устроить. И когда пойдешь, я хочу, чтобы ты сделал вот что, – он наклонился вперед и указал сигарой на Кристофера, давая понять, что говорит серьезно. – Ты отправишься как обычно, когда будешь готов, и попытаешься провести для меня два эксперимента. Во-первых, я устрою, чтобы в Месте Между тебя ждал человек. Я хочу посмотреть, сможешь ли ты его найти. Возможно, тебе придется покричать, чтобы найти его – не знаю, сам я не спирит, – но в любом случае, ты полазишь там и посмотришь, сможешь ли ты встретиться с ним. Если сможешь, тогда проведешь следующий эксперимент. Человек скажет тебе, в чем он заключается. И если получатся оба, мы продолжим эксперименты. Как думаешь, можешь это сделать? Ты ведь хочешь помочь, не так ли, старина?

– Да! – ответил Кристофер.

Дядя Тенни встал и похлопал его по плечу:

– Молодец. Никому не позволяй заморочить тебе голову, старина. Ты обладаешь потрясающим и очень важным даром. Он так важен, что я советую тебе не говорить о нем никому, кроме меня и присутствующей здесь мисс Белл. Никому не говори, даже твоей маме. Хорошо?

– Хорошо, – сказал Кристофер.

Дядя Тенни считал его важным! Поразительно. Кристофер испытывал такое удовольствие и восторг, что сделал бы для дяди Тенни гораздо больше, чем хранение тайны. Проще простого. Рассказывать всё равно некому.

– Значит, это будет наш секрет, – сказал дядя Тенни, направляясь к двери. – Только мы трое… и человек, которого я пошлю, конечно. Не забывай, что тебе, возможно, придется сильно постараться, чтобы найти его, хорошо?

– Не забуду, – горячо пообещал Кристофер.

– Молодец, – сказал дядя Тенни и вышел в клубах сигаретного дыма.

Глава 3

Кристофер думал, что просто не доживет до следующей ночи. Он горел желанием показать дяде Тенни, на что способен. Если бы не Последняя Гувернантка, он бы заболел от возбуждения, но ей удалось быть такой скучной, что каким-то образом она сделала скучным и всё остальное. К тому моменту, когда на следующий день пришло время ложиться спать, Кристофер уже почти сомневался, стоит ли видеть сон.

Но он погрузился в сон, потому что его просил об этом дядя Тенни, и, как обычно, выбрался из постели, обошел камин и попал в лощину, где, как обычно, на каменистой тропе лежала его одежда. Эта одежда была теперь порвана, покрыта глиной и грязью, намешанной из сотен Везделок, и по крайней мере на два размера меньше, чем нужно. Кристофер быстро натянул ее, не потрудившись застегнуть пуговицы, которые всё равно не сошлись бы. Он никогда не носил обувь, поскольку она мешала, когда он взбирался по скалам. Босиком он протопал вокруг утеса в Место Между.

Оно было таким же бесформенным и незаконченным, как всегда – сплошные склоны и нагромождения скал, возвышающиеся во всех направлениях и высоко над головой. Волновался туман – столь же бесформенный как скалы. Это был один из тех случаев, когда шел косой дождь, сносимый туда-сюда ветрами, которые в Месте Между дули во всех направлениях. Кристофер понадеялся, что ему не придется оставаться здесь в поисках человека дяди Тенни слишком долго. Место заставляло его чувствовать себя ужасно маленьким, не говоря уже о том, что он промок и замерз. Он твердо встал на склоне из щебнистого песка и прилежно позвал:

– Эгей!

Место Между сделало его голос не громче птичьего писка. Сдуваемый ветром туман, казалось, вырывал звук и погребал его в шквале дождя. Кристофер прислушался в ожидании ответа, но минуты шли, а единственным шумом оставалось свистящее гудение ветра. Он задумался, не покричать ли еще раз, когда услышал тихий отголосок писка, тонким плачем возвращающийся к нему через скалы:

– Эге-е-ей!

Это был его собственный крик. Кристофер был уверен в этом. Еще в самом начале своих снов он узнал, что всё, оказавшееся не на своем месте, Место Между любит возвращать туда, откуда оно появилось. Именно поэтому он всегда возвращался в постель быстрее, чем взбирался в другие лощины. Место Между выталкивало его обратно.

Кристофер поразмыслил над этим. Возможно, кричать не имело смысла. Если человек дяди Тенни там, в тумане, он не сможет долго стоять и ждать, поскольку его вытолкнет обратно в лощину, из которой он пришел. А значит, он должен будет ждать у входа в лощину и надеяться, что Кристофер найдет его. Кристофер вздохнул. Здесь были тысячи и тысячи лощин – наверху, внизу, ответвляясь за каждым углом, о каком только можно подумать, а от некоторых лощин ответвлялись другие лощины – и это только если ползти по ближайшему краю Места. Если пойти в другом направлении – к Везделке, которая не пускает людей – там их, возможно, было еще много тысяч. С другой стороны, дядя Тенни не стал бы делать задание слишком сложным. Человек должен быть достаточно близко.

Решительно настроенный приложить все силы, чтобы успешно провести эксперимент дяди Тенни, Кристофер пустился в путь, карабкаясь, скользя, медленно продвигаясь по мокрой скале, почти прижавшись к ней лицом и ощущая ее холодный резкий запах. Первая лощина, к которой он подошел, была пуста.

– Эгей! – крикнул он вниз.

Но ручей внизу бежал по пустому зеленому пространству, и Кристофер видел, что там никого нет. Он попятился обратно и вскарабкался наверх и в сторону к следующей лощине. И там, еще не успев добраться до входа, он разглядел сквозь туман темную и блестящую от дождя фигуру, скорчившуюся на скале и шарившую над головой в поисках чего-нибудь, за что можно ухватиться.

– Эй? – окликнул Кристофер.

– Что ж, я… Это Кристофер? – произнес сильный и молодой мужской голос. – Давай выйдем туда, где сможем увидеть друг друга.

Некоторое количество подъемов и скольжений спустя они обогнули выпяченную скалу и упали в другую лощину, где воздух был спокойным и теплым. Далекий закат окрашивал траву в розовый.

– Так-так, – произнес человек дяди Тенни. – Ты вполовину меньше, чем я ожидал. Рад знакомству, Кристофер. Я Такрой, – и ухмыльнулся Кристоферу.

Такрой был таким же сильным и молодым, как его голос – крепко сбитый, с коричневым круглым лицом и веселыми карими глазами. Он сразу же понравился Кристоферу. Частично, потому что Такрой был единственным известным ему взрослым мужчиной с такими же кудрявыми, как у него, волосами. То есть не совсем такими же. У Кристофера волосы свободно лежали крупными черными локонами, в то время как волосы Такроя туго завивались массой маленьких светло-каштановых пружинок. Кристофер подумал, что Такрою, наверное, бывает больно, когда гувернантка или еще кто заставляет его расчесывать волосы. И тут он заметил, что кудри у Такроя сухие. Да и на одежде не осталось и следа блестящей сырости, которая присутствовала за мгновение до того. Такрой был одет в зеленоватый камвольный костюм – довольно потрепанный, но он не был даже влажным.

– Как ты смог так быстро высохнуть? – спросил Кристофер.

Такрой засмеялся:

– Я не присутствую здесь телесно, как, видимо, присутствуешь ты. А ты промок насквозь. Как это случилось?

– Дождь в Месте Между. Ты тоже был мокрым.

– Правда? Я не могу отчетливо видеть в Переходе – для меня он скорее похож на ночь с несколькими звездами, по которым можно ориентироваться. Мне сложно отчетливо видеть даже здесь, на Грани Мира – хотятебя я, конечно, хорошо вижу, поскольку мы оба этого хотим.

Заметив, что Кристофер уставился на него, не понимая ни слова, он задумчиво сузил глаза. Из-за этого вокруг них появились маленькие смеющиеся морщинки. Симпатия Кристофера возросла.

– Скажи, – сказал Такрой, махнув коричневой рукой в сторону остальной части лощины, – что ты здесь видишь?

– Лощину, – ответил Кристофер, озадачившись, что видит Такрой, – с зеленой травой. Садится солнце, и из-за него ручей внизу кажется розовым.

– Серьезно? Тогда, думаю, ты будешь сильно удивлен, узнав, что я вижу лишь розоватый туман.

– Почему? – спросил Кристофер.

– Потому что я здесь только духом, в то время как ты, похоже, присутствуешь во плоти. Там, в Лондоне, мое драгоценное тело лежит на диване в глубоком трансе, завернутое в одеяло и согреваемое каменными грелками, а красивая и милая юная леди играет для меня на арфе. Я настоял на юной леди как части моего вознаграждения. Как считаешь, ты тоже где-нибудь лежишь в кровати, завернутый в одеяло?

Поняв, что этот вопрос вызвал у Кристофера одновременно озадаченность и нетерпение, Такрой снова сузил глаза.

– Давай отправляться, – сказал он. – Следующая часть эксперимента заключается в том, чтобы посмотреть, сможешь ли ты принести домой заранее приготовленный сверток. Я поставил свою метку. Поставь свою, и мы спустимся в этот мир.

– Метку? – переспросил Кристофер.

– Метку, – подтвердил Такрой. – Если не поставишь метку, как ты собираешься найти путь в этот мир и из него, или как узнаешь, который это мир, когда подойдешь к нему?

– Лощины легко найти, – возразил Кристофер. – И я могу сказать, что бывал раньше в этой Везделке. В ней самый маленький ручей.

По-прежнему прищурившись, Такрой пожал плечами:

– Мальчик мой, ты меня пугаешь. Будь добр, доставь мне удовольствие: нацарапай цифру девять на скале или еще на чем. Я не хочу быть тем, кто потеряет тебя.

Кристофер услужливо подобрал заостренный кремень и процарапал им по грязи на тропе, выводя большую кривую девятку. Подняв взгляд, он обнаружил, что Такрой уставился на него с таким выражением, будто увидел приведение.

– В чем дело?

Такрой издал короткий, немного безумный смешок.

– О, ничего особенного. Я вижу ее, вот и всё. Только это неслыханно, вот и всё. А ты видишь мою метку?

Кристофер осмотрел всё, что можно, включая закатное небо, и вынужден был признаться, что не видит ничего, похожего на метку.

– Хвала Небесам! – воскликнул Такрой. – Хоть это нормально! Но я всё еще всерьез озадачен тем, что ты из себя представляешь. Начинаю понимать, почему твой дядя пришел в такое возбуждение.

Они не спеша спустились в лощину. Такрой с небрежным видом засунул руки в карманы, однако у Кристофера возникло впечатление, что обычно Такрой попадал в Везделки быстрее – каким-то совершенно иным путем. Несколько раз он перехватывал брошенные на него взгляды Такроя, как будто Такрой не был уверен, каким путем идти, и ждал, что будет делать Кристофер. Кажется, он испытал большое облегчение, когда они подошли к концу лощины и оказались на изрезанной колеями дороге, окруженной громадными деревьями джунглей. Солнце почти село. Впереди, в окнах старого полуразвалившегося постоялого двора горел свет.

Это была одна из первых Везделок, в которых Кристофер побывал. Он помнил ее более жаркой и влажной. Деревья тогда были ярко-зелеными и мокрыми. А теперь, насколько он мог разглядеть в розовом освещении, они стали коричневыми и немного увядшими. Последовав за Такроем на деревянную веранду постоялого двора, представлявшую собой безумную конструкцию, он увидел, что очаровавшие его в прошлый раз шарики разноцветных грибов высохли и побелели. Интересно, вспомнит ли его хозяин постоялого двора.

– Хозяин! – крикнул Такрой и, когда не последовало никакой реакции, обратился к Кристоферу: – Можешь постучать по столу? Я не могу.

Кристофер заметил, что изогнутые доски веранды скрипят под его ногами, но не под ногами Такроя. Как будто Такрой не присутствовал здесь на самом деле. Кристофер взял деревянную миску и сильно постучал ею по скрученному столу. Это заставило Такроя снова сузить глаза.

Шаркая ногами, вышел хозяин, закутанный в три (если не больше) вязанных шали, и был он слишком несчастным, чтобы заметить Кристофера, не говоря уже о том, чтобы узнать его.

– Курьер Тенни, – представился Такрой. – Я так понимаю, у вас есть для меня передача.

– Ах да, – поежился хозяин. – Не хотите зайти внутрь, сэр – подальше от этой исключительно мерзкой погоды? Самая суровая зима за много лет – никто такой не помнит.

Приподняв бровь, Такрой посмотрел на Кристофера.

– Мне вполне тепло, – сказал тот.

– Тогда останемся снаружи, – решил Такрой. – Передача?

– Сию минуту, сэр, – поежился хозяин. – Но не хотите ли чего-нибудь горячего, чтобы согреться? За счет заведения, сэр.

– Да, пожалуйста, – быстро произнес Кристофер.

В последний раз, когда он здесь был, ему дали нечто с шоколадным вкусом, но не какао, а гораздо вкуснее. Хозяин кивнул, улыбнулся и, дрожа, прошаркал обратно внутрь. Кристофер сел за стол. Хотя уже почти совсем стемнело, ему было восхитительно тепло. Его одежда замечательно высыхала. Кучи толстых мотыльков бились в освещенные окна, но сквозь них проникало достаточно света, чтобы он видел, как Такрой сел на воздух, а потом перенес себя в сторону до стула напротив Кристофера.

– Тебе придется выпить и то, что принесут мне, – сказал Такрой.

– Ничего страшного, – ответил Кристофер. – Зачем ты велел мне написать девятку?

– Потому что эта группа миров известна как Девятая серия, – объяснил Такрой. – У твоего дяди здесь много торговых дел. Поэтому было проще начать эксперименты отсюда. Если сработает, думаю, он планирует целый ряд путешествий по всем Родственным мирам. Возможно, тебе это покажется немного скучным.

– О, нет, мне понравится, – заверил Кристофер. – Сколько еще серий после девятой?

– Наша – Двенадцатая, – ответил Такрой. – А потом они возвращаются в другую сторону к Первой. Не спрашивай, почему они идут задом наперед. Так сложилось.

Кристофер нахмурился. В Месте Между было гораздо больше лощин, и располагались они в полном беспорядке, а не в четкой последовательности, позволяющей считать до двенадцати. Но он подумал, что Такрою – или дяде Тенни – лучше знать.

Хозяин торопливо прошаркал к ним. Он нес две чашки, от которых паром поднимался запах темного шоколада. Однако этот чудесный аромат был испорчен гораздо более неприятным запахом, исходившим из круглого кожаного сосуда на длинном ремне, который хозяин плюхнул рядом с чашками.

– Держите, – сказал он. – Вот передача, а это – чтобы прогнать озноб и выпить за дальнейшее сотрудничество, сэр. Не знаю, как вы двое выдерживаете на улице!

– Мы прибыли из холодного туманного климата, – ответил Такрой и добавил в спину хозяину, когда тот ринулся обратно внутрь: – Спасибо. Полагаю, обычно здесь тропический климат, – заметил он, когда дверь захлопнулась. – Я бы и не знал. В виде духа я не могу чувствовать жару или холод. Эта штука вкусная?

Кристофер счастливо кивнул. Он уже осушил одну крошечную чашку. Напиток был темным, горячим и восхитительным. Он притянул к себе чашку Такроя и принялся пить ее маленькими глотками, чтобы продлить удовольствие как можно дольше. Круглая кожаная бутылка воняла так ужасно, что мешала наслаждаться вкусом. Кристофер поставил ее на пол – подальше от себя.

– Вижу, ты можешь ее поднять, и пить ты можешь, – произнес Такрой, наблюдая за ним. – Твой дядя велел мне как следует убедиться, но у меня уже нет никаких сомнений. Он сказал, ты теряешь вещи на Переходе.

– Это потому что сложно нести вещи по скалам, – объяснил Кристофер. – Мне нужны обе руки, чтобы карабкаться.

Такрой подумал.

– Хм. Это объясняет ремень на бутылке. Но может существовать и множество других причин. Мне хотелось бы выяснить. Например, ты когда-нибудь пробовал принести домой что-нибудь живое?

– Вроде мышки? – предположил Кристофер. – Я мог бы положить ее в карман.

На лице Такроя вдруг появилось ликующее выражение. Кристофер подумал, что он выглядит, как человек, замышляющий грандиозную каверзу.

– Давай попробуем, – сказал Такрой. – Давай в следующий раз посмотрим, получится ли у тебя принести домой маленькое животное. Я смогу убедить твоего дядю, что нам необходимо это знать. Я умру от любопытства, если мы не попробуем, даже если это станет последним, что ты для нас сделаешь!

Казалось, Такроя всё больше охватывает нетерпение. По крайней мере, он вскочил так поспешно, что прошел сквозь стул, как будто его не существовало.

– Ты еще не закончил? Давай отправляться.

Кристофер с сожалением запрокинул крошечную чашку, чтобы допить последние капли, подобрал круглую бутылку и повесил себе на шею. После чего спрыгнул с веранды и пошел по изрезанной колеями дороге, исполненный нетерпеливого желания показать Такрою город. Там на каждом крыльце росли похожие на кораллы грибы. Такрою понравится.

– Эй! Куда это ты собрался? – окликнул его Такрой.

Кристофер остановился и объяснил.

– Не может быть и речи, – сказал Такрой. – Какими бы розово-голубыми ни были грибы. Я не смогу долго поддерживать транс, а я хочу убедиться, что ты тоже доберешься обратно.

Кристофер был разочарован. Но когда он подошел и посмотрел на Такроя, тот выглядел полупрозрачным и трепещущим, как будто вот-вот растворится в темноте или превратится в одного из мотыльков, бьющихся в окно постоялого двора. Сильно этим встревоженный, Кристофер положил ладонь на рукав Такроя, чтобы удержать его на месте. Одно мгновение рука едва чувствовалась под его ладонью – точно легкие комки пыли под его кроватью, – но затем она замечательно уплотнилась. Очертания Такроя стали четкими и черными на фоне темных деревьев. А сам Такрой стоял очень неподвижно.

– Верю, – произнес он таким тоном, словно вовсе в это не верил, – что ты что-то сделал, чтобы зафиксировать меня. Что ты сделал?

– Уплотнил тебя, – ответил Кристофер. – Тебе это было нужно, чтобы мы могли посмотреть город. Пошли.

Но Такрой засмеялся и крепко схватил Кристофера за руку – так крепко, что Кристофер пожалел, что уплотнил его.

– Нет, на грибы посмотрим в другой раз. Теперь, когда я знаю, что ты и такое можешь, всё будет гораздо проще. Но для этого похода я заключил договор только на один час. Пошли.

Когда они поднимались обратно в лощину, Такрой всё время внимательно оглядывался.

– Если бы не было так темно, – сказал он, – уверен, я бы тоже увидел окружающее в виде лощины. Я слышу ручей. Изумительно!

Но он явно не видел Место Между. Когда они добрались до него, Такрой продолжил идти – так, будто думал, что это по-прежнему лощина. А когда ветер сдул туман, он исчез.

Кристофер задумался, вернуться ли ему в Девятую или пойти в другую лощину. Но без компании было уже не так весело, так что он позволил Месту Между вытолкнуть его обратно домой.

Глава 4

К следующему утру Кристофера уже прямо-таки тошнило от запаха – или скорее от вони – из кожаной бутылки. Он положил ее под голову, но воняло так сильно, что он вынужден был встать и накрыть ее подушкой, и только тогда смог уснуть.

Последняя Гувернантка, пришедшая сказать, что пора вставать, тут же нашла бутылку по запаху.

– Святые Небеса! – воскликнула она, вытаскивая ее за ремень. – Кто бы мог подумать! Даже от твоего дяди я не ожидала, чтобы он потребовал целую бутылку этого вещества! Неужели ему совсем наплевать на опасность?

Кристофер моргнул. Он ни разу не видел ее настолько эмоциональной. Проявилась вся ее скрытая привлекательность, и она смотрела на бутылку с таким выражением, словно не знала, следует ли ей сердиться, бояться или быть довольной.

– Что там внутри? – спросил он.

– Драконья кровь, – ответила Последняя Гувернантка. – И даже не высушенная! Я немедленно заберу ее передать твоему дяде, пока ты одеваешься, иначе у твоей мамы случится истерика.

Она торопливо вышла, держа раскачивающуюся на ремне бутылку на расстоянии вытянутой руки.

– Думаю, твой дядя будет страшно доволен, – бросила она через плечо.

В этом не было никаких сомнений. Через день для Кристофера пришла большая посылка. Последняя Гувернантка принесла ее вместе с ножницами в классную комнату и позволила ему самому разрезать веревку, отчего волнение значительно возросло. Внутри обнаружилась громадная коробка шоколадных конфет с огромным красным бантом и нарисованным на крышке мальчиком, выдувающим мыльные пузыри. Шоколадные конфеты были столь редки в жизни Кристофера, что он не сразу заметил прикрепленный к банту конверт. В нем лежал золотой соверен и записка от дяди Тенни.

«Отличная работа!!! – говорилось в ней. – Следующий эксперимент через неделю. Мисс Белл сообщит тебе когда. Поздравления от твоего любящего дяди».

Записка привела Кристофера в такой восторг, что он позволил Последней Гувернантке первой попробовать конфеты.

– Думаю, – сухо произнесла она, беря одну из ореховых конфет, которые никогда не нравились Кристоферу, – твоей маме хотелось бы, чтобы ты угостил ее до того, как съешь слишком много.

После чего она выдернула записку из пальцев Кристофера и бросила ее в огонь: намек на то, что он не должен объяснять маме, чем заслужил конфеты.

Перед тем, как угостить маму, Кристофер предусмотрительно съел верхний слой.

– Ох, они же вредны для твоих зубов! – воскликнула мама, пока ее пальцы замирали сначала над клубничной конфетой, а потом над трюфелем. – Похоже, ты покорил своего дядю. И это к лучшему, поскольку я вынуждена доверить ему все мои деньги. Однажды они станут твоими деньгами, – ее пальцы приблизились к помадке, и она добавила для Последней Гувернантки: – Не позволяйте моему брату слишком баловать его. И думаю, вам стоит сводить его к дантисту.

– Да, мадам, – с самым кротким и невыразительным видом ответила Последняя Гувернантка.

У мамы явно не возникло ни малейшего подозрения о том, по какому поводу конфеты появились на самом деле. Кристофер был доволен, что выполнил пожелание дяди Тенни, хотя и предпочел бы, чтобы мама выбрала не помадку. Оставшиеся конфеты не дожили до конца недели, зато отвлекли Кристофера от взбудораженного ожидания следующего эксперимента. На самом деле, Кристофер ощутил скорее деловой настрой, чем возбуждение, когда в следующую пятницу перед сном Последняя Гувернантка спокойно произнесла:

– Твой дядя хочет, чтобы сегодня ты снова увидел свой сон. Ты должен попытаться попасть в Десятую Серию и встретить того же человека, что в прошлый раз. Как думаешь, справишься?

– Легко! – горделиво ответил Кристофер. – Я мог бы сделать это, стоя на голове.

– Которую слегка вскружил успех, – заметила Последняя Гувернантка. – Не забудь причесаться и почистить зубы. И не будь слишком самоуверенным. Это совсем не игра.

Кристофер честно пытался не быть слишком самоуверенным, но задание правда было легким. Он вышел на тропинку, где надел грязную одежду и начал карабкаться через Место Между в поисках Такроя. Единственная сложность заключалась в том, что лощины не располагались в правильном порядке. Номер Десять находилась не сразу после Девятой, а гораздо ниже и дальше. Кристофер уже почти решил, что не найдет ее. Но, наконец, соскользнув с длинного склона из желтоватого щебня, он увидел Такроя, который влажно блестел сквозь туман, неудобно скорчившись на краю лощины. Он протянул к Кристоферу промокшую руку.

– Боже! – произнес он. – Я думал, ты никогда не придешь. Уплотни меня, хорошо? Я начинаю таять. Нынешняя девушка играет далеко не столь эффективно.

Кристофер взял ладонь Такроя – будто прикоснулся к пуху. Такрой немедленно начал уплотняться. Вскоре он стал твердым, мокрым и таким же плотным, как Кристофер – и очень довольным.

– В это твоему дяде поверить было сложнее всего, – сообщил он, пока они взбирались в лощину. – Но я поклялся ему, что мог бы увидеть… О… Эм. Что ты видишь, Кристофер?

– Это та Везделка, в которой я получил колокольчики, – ответил Кристофер, с улыбкой оглядывая крутые зеленые склоны.

Он отлично ее помнил. Ручей в этой Везделке имел особенный изгиб на полпути вниз. Но здесь появилось и нечто новое – вроде как туманность прямо рядом с тропой.

– Что это? – спросил он, забыв, что Такрой не видит лощину.

Однако теперь, уплотнившись, Такрой явно мог ее видеть. Он уставился на туманность, печально сузив глаза.

– Часть эксперимента твоего дяди, которая, похоже, не удалась, – ответил он. – Это должна была быть безлошадная повозка. Он пытался послать ее нам навстречу. Как считаешь, можешь уплотнить и ее тоже?

Кристофер подошел к туманности и попытался положить на нее ладонь. Но эта штука, видимо, не присутствовала здесь настолько, чтобы он мог прикоснуться к ней. Его ладонь просто прошла насквозь.

– Неважно, – сказал Такрой. – Твоему дяде просто придется придумать что-нибудь другое. И повозка была лишь одним из трех сегодняшних экспериментов.

Он настоял, чтобы Кристофер написал большую десятку в грязи на тропе, после чего они спустились в долину.

– Если бы с повозкой получилось, – объяснил Такрой, – мы бы попробовали перенести что-нибудь крупное. А так, делаем по-моему и пробуем с животным. Боже! Я рад, что ты пришел именно сейчас. Я был почти в таком же состоянии, как та повозка. И всё из-за девушки.

– Очаровательной юной леди с арфой? – спросил Кристофер.

– Увы, нет, – с сожалением ответил Такрой. – С ней случилась истерика, когда ты уплотнил меня в прошлый раз. Кажется, мое тело в Лондоне превратилось в полосу тумана, и она решила, что мне пришел конец. Закричала и порвала струны арфы. Ушла, как только я вернулся. Она сказала, что ей не платят за то, чтобы она давала приют привидениям, заметила, что она заключила контракт только на один транс, и отказалась вернуться даже за двойную оплату. Жаль. Я надеялся, она покрепче будет. Она напоминала мне другую юную леди с арфой, которая когда-то была светом моей жизни, – несколько мгновений он выглядел настолько грустным, насколько вообще может быть грустным человек с таким жизнерадостным лицом. Затем он улыбнулся. – Но ни одну из них я не посмел бы просить разделить со мной жизнь в мансарде. Так что, возможно, оно и к лучшему.

– Тебе пришлось найти другую? – спросил Кристофер.

– К несчастью, в отличие от тебя, я не могу работать без них. Профессиональному спириту нужен другой медиум, чтобы служить ему якорем – музыка тут подходит лучше всего, – и отозвать обратно, если что-то пойдет не так, и согревать его, и следить, чтобы его не прерывали разносчики рекламы, и так далее. Так что твой дядя в спешке нашел новую девушку. Она из крепкой породы – это да. Голос – точно топор. Играет на флейте так, словно кто-то скрипит мокрым мелом по доске, – Такрой слегка передернулся. – Если сосредоточиться, я могу постоянно слышать этот звук.

Кристофер тоже слышал визгливый звук, но подумал, что, скорее всего, это свирели заклинателей змей, которые в этой Везделке сидели рядами вдоль городской стены. Город уже появился в поле зрения. Здесь было ужасно жарко – гораздо жарче, чем в Девятой. Высокие грязные стены и купола странной формы над ними дрожали в горячем воздухе, будто находились под водой. Песчаная пыль взметалась облаками, почти скрывая грязно-белый ряд стариков, сидевших на корточках перед корзинами и дующих в свирели. Кристофер нервно посмотрел на толстых змей, которые, раскачиваясь, поднимались из корзин.

Такрой засмеялся:

– Не беспокойся. Змея твоему дяде нужна не больше, чем тебе!

В город вели высокие, но узкие ворота. К тому времени, когда они дошли дотуда, оба покрылись песчаной пылью, а Кристофер вспотел, и пот прочерчивал в этой пыли дорожки. Такрой выглядел до обидного свежим. За стенами стало еще жарче. Единственный недостаток по-настоящему замечательной Везделки. По тенистым краям улиц толпились люди, козы и импровизированные палатки под разноцветными зонтами, так что Кристоферу с Такроем пришлось идти по ослепляющей солнечной полосе посередине. Все кричали и весело переговаривались. Воздух наполняли странные запахи, блеяние коз, пронзительный писк цыплят и странная звенящая музыка. Всё вокруг было ярким, а самыми яркими – маленькие позолоченные, будто кукольные, домики на углах улиц. Они всегда были завалены цветами и блюдами с едой. Кристофер думал, что в них живут очень маленькие боги.

Леди под ярко-синим зонтиком дала ему немного конфет, которые она продавала. Они походили на хрустящие птичьи гнездышки, пропитанные медом. Кристофер угостил Такроя, но тот сказал, что может попробовать их только так, как пробуешь что-то во сне – даже после того, как Кристофер уплотнил его еще раз.

– Дядя Тенни хочет, чтобы я добыл козу? – спросил Кристофер, слизывая мед с пальцев.

– Мы бы попробовали, если бы получилось с повозкой, – ответил Такрой. – Но на самом деле твой дядя надеется на кошку из одного из храмов. Мы должны найти Храм Ашет.

Кристофер повел его к большой площади, где располагались все большие дома богов. Человек с желтым зонтиком по-прежнему сидел здесь – на ступеньках самого большого храма.

– Ах да. Вот он, – произнес Такрой.

Но когда Кристофер направился к человеку с желтым зонтиком, надеясь поговорить с ним, Такрой остановил его:

– Нет, думаю, лучше нам проникнуть внутрь где-нибудь с другой стороны.

Они спустились по огибавшим храм узким переулкам. Других дверей у него не оказалось вовсе, как, впрочем, и окон. Стены были высокими, грязными и совершенно гладкими, если не считать опасных шипов наверху. Такрой жизнерадостно остановился в жарком переулке, где кто-то выбросил воз старой капусты, и посмотрел наверх на шипы. Их обвивали концы цветущих ползучих растений, поднимавшихся с другой стороны стены.

– Выглядит многообещающе, – заявил Такрой и прислонился к стене.

Веселое выражение исчезло с его лица. Одно мгновение он выглядел разочарованным и довольно раздраженным.

– Вот так поворот. Ты сделал меня слишком плотным, чтобы проникнуть сквозь стену, проклятье! – поразмыслив, он пожал плечами. – Ну да ладно – всё равно, надо провести третий эксперимент. Твой дядя предположил, что если ты способен пробивать проход между мирами, то, вероятно, сможешь пройти и сквозь стену. Ты готов попробовать? Как считаешь, сумеешь проникнуть внутрь и взять кошку без меня?

Такрой, похоже, сильно нервничал и беспокоился. Кристофер посмотрел на угрожающую стену и подумал, что это, наверное, невозможно.

– Могу попробовать, – сказал он и – в основном, чтобы утешить Такроя – шагнул к горячим камням стены попытавшись протолкнуться сквозь них.

Сначала это было невозможно. Но мгновение спустя Кристофер обнаружил, что если немного по-особому повернуться вбок, он начинает погружаться в камни. Он обернулся и ободряюще улыбнулся обеспокоенному Такрою:

– Вернусь через минуту.

– Мне не нравится отпускать тебя одного, – говорил Такрой, когда раздался звук, похожий на «ШМЯК!» – и Кристофер оказался по другую сторону стены, с головы до ног запутавшись в ползучих растениях.

Его ослепило солнце. Он расплывчато видел, слышал и чувствовал, как перед ним что-то бесшумно убегает по двору, и застыл в ужасе. «Змеи!» – подумал Кристофер и поморгал, прищурился и снова поморгал, пытаясь разглядеть их как следует.

Это оказались всего лишь кошки, разбегающиеся от шума, который он произвел, проходя сквозь стену. К тому времени, когда он снова мог видеть, большинство кошек было уже вне досягаемости. Некоторые высоко взобрались по ползучим растениям, а остальные стрелой неслись к разнообразным темным аркам, расположенным по окружности двора. Но одна белая кошка была медлительнее остальных и неуверенно, тяжело семенила в густой тени одного из углов. Ее можно было поймать, и Кристофер бросился за ней.

Когда он выпутался из ползучих растений, белая кошка испугалась. И побежала. Кристофер побежал за ней через арку, увешанную другими ползучими растениями, через еще один – более тенистый – двор, а затем через дверной проем с занавеской вместо двери. Кошка скользнула за занавеску. Кристофер отбросил занавеску в сторону и нырнул следом. Внутри было настолько темно, что он снова ослеп.

– Кто ты такой? – удивленно и надменно спросил голос из темноты. – Ты не должен быть здесь.

– А ты кто? – осторожно спросил Кристофер – хотел бы он разглядеть что-нибудь помимо сине-зеленого блеска.

– Богиня, конечно, – ответил голос. – Живая Ашет. Что ты здесь делаешь? До Дня Фестиваля я не должна видеть никого, кроме жриц.

– Я пришел только за кошкой, – сказал Кристофер. – И как поймаю ее, сразу уйду.

– Тебе нельзя, – сказала Богиня. – Кошки посвящены Ашет. А кроме того, если ты гонишься за Бети, то она – моя, и у нее скоро снова будут котята.

Глаза Кристофера начали привыкать. Если усиленно вглядеться в угол, откуда исходил голос, он мог разглядеть кого-то, примерно его роста, сидящего вроде бы на груде подушек, и различить белый холмик кошки, сжатый в руках этого человека. Он шагнул вперед, чтобы лучше видеть.

– Стой, где стоишь, – велела Богиня, – иначе я призову огонь спалить тебя!

К своему немалому удивлению, Кристофер обнаружил, что не может сдвинуться с места. Чтобы убедиться, он шаркнул ногами. Его голые ступни будто приклеили к плитке сильным резиновым клеем. Пока он шаркал, его глаза окончательно привыкли. Богиня оказалась девочкой с круглым, ничем не примечательным лицом и длинными волосами мышиного цвета. На ней было ржаво-коричневое платье без рукавов и множество бирюзовых украшений, включая по меньшей мере двадцать браслетов и маленькую диадему с бирюзовыми зубцами. Она выглядела немного младше него – и слишком маленькой, чтобы быть способной приклеивать чьи-то ноги к полу. Кристофер был впечатлен.

– Как ты это сделала? – спросил он.

Богиня пожала плечами:

– Сила Живой Ашет. Меня выбрали из остальных кандидаток, потому что я наилучший сосуд для ее силы. Ашет выделила меня, подарив мне отметку в виде кошки на ступне. Смотри.

Она наклонилась вбок на своих подушках и вытянула к Кристоферу босую ногу с браслетом. На подошве виднелось большое фиолетовое родимое пятно. Кристофер так усиленно сузил глаза, что почувствовал себя Такроем, но так и не смог разглядеть кошку.

– Ты не веришь мне, – обвиняюще произнесла Богиня.

– Не знаю, – ответил Кристофер. – Я прежде никогда не встречал Богинь. Чем ты занимаешься?

– Живу в Храме, никем не видимая, за исключением одного дня в году, когда я проезжаю по городу и благословляю его.

Кристофер подумал, что это звучит не слишком интересно, но прежде чем он успел это сказать, Богиня добавила:

– На самом деле, не больно-то весело, но так уж происходит, когда удостаиваешься такой чести, какой удостоилась я. Понимаешь, Живая Ашет всегда должна быть девочкой.

– Значит, когда вырастешь, ты перестанешь быть Ашет? – спросил Кристофер.

Богиня нахмурилась. Она явно не была уверена.

– Ну, Живая Ашет никогда не бывает взрослой, так что, думаю, да… они не говорили, – ее круглое серьезное лицо прояснилось. – Есть, чего ждать, а, Бети? – сказала она, гладя белую кошку.

– Если мне нельзя получить эту кошку, может, ты позволишь мне взять другую? – спросил Кристофер.

– Смотря по обстоятельствам. Не думаю, что мне позволено раздавать их. Зачем тебе кошка?

– Она нужна моему дяде, – объяснил Кристофер. – Мы проводим эксперимент, чтобы посмотреть, смогу ли я пронести живое существо из вашей Везделки в нашу. Ваша – Десятая, а наша – Двенадцатая. И через Место Между трудно пробираться, так что, если ты позволишь мне взять кошку, не могла бы ты одолжить мне еще корзинку, пожалуйста?

Богиня подумала.

– Сколько существует Везделок? – спросила она, словно прощупывая почву.

– Сотни, – ответил Кристофер, – но Такрой считает, что только двенадцать.

– Жрицы говорят, что существует двенадцать известных Иномирий, – кивнула Богиня, – но матушка Праудфут уверена, что их гораздо больше. Да, а как ты попал в Храм?

– Сквозь стену. Меня никто не видел.

– Значит, ты снова можешь войти и выйти, когда захочешь? – спросила Богиня.

– Легко! – ответил Кристофер.

– Хорошо, – Богиня сбросила белую кошку на подушки и вскочила на ноги с резким нестройным звоном и перестуком украшений. – Я дам тебе кошку в обмен на кое-что. Но сначала ты должен поклясться Богиней, что вернешься и принесешь мне то, что я хочу взамен, иначе я, приклеив твои ноги к полу, призову Руку Ашет убить тебя.

– Чего ты хочешь взамен? – спросил Кристофер.

– Сначала поклянись.

– Клянусь.

Но этого было недостаточно. Богиня засунула большие пальцы за украшенный драгоценностями пояс и уставилась на него с каменным выражением лица. Она вообще-то была немного ниже Кристофера, но от этого ее взгляд не стал менее впечатляющим.

– Клянусь Богиней, что вернусь с тем, что ты хочешь в обмен на кошку. Так пойдет? – сказал Кристофер. – Так чего ты хочешь?

– Книги, – ответила Богиня и объяснила: – Мне скучно.

Она произнесла это быстро и без хныканья, и Кристофер понял, что это правда.

– А здесь разве нет книг? – спросил он.

– Сотни, – угрюмо произнесла Богиня. – Но они все либо учебные, либо священные. А Живой Богине не позволено прикасаться ни к чему в этом мире за пределами Храма. Ни к чему в этом мире. Понимаешь?

Кристофер кивнул. Он прекрасно понял.

– Какую кошку я могу взять?

– Трогмортена, – ответила Богиня.

Ноги Кристофера отклеились от плитки, и он смог пойти рядом с Богиней, когда она подняла занавеску с дверного проема и вышла в тенистый двор.

– Я не против, если ты заберешь Трогмортена, – сказала она. – Он воняет, и царапается, и задирает остальных кошек. Я ненавижу его. Но нам надо поймать его быстро. Жрицы скоро проснутся после сиесты. Секундочку!

Под лязг браслетов она ринулась в сторону к арке, заставив Кристофера подпрыгнуть. И почти тотчас же принеслась обратно – в вихре ржавого платья, развевающегося пояса и водоворота мышиного цвета волос. Она несла корзину с крышкой.

– Должна подойти, – сказала Богиня. – У крышки есть хорошие прочные застежки.

Она провела Кристофера через увешенную ползучим растением арку во двор, залитый ослепляющим солнечным светом.

– Обычно он где-нибудь здесь помыкает остальными кошками, – сказала Богиня. – Да, вон он – там в углу.

Трогмортен был рыжим. В данный момент он свирепо смотрел на черно-белую кошку, которая униженно прижалась к земле и пыталась смиренно отползти назад. Трогмортен с важным видом наступал на нее, хлеща полосатым, похожим на змею хвостом, пока у черно-белой кошки не сдали нервы и она не бросилась бежать. После чего он повернулся посмотреть, чего хотят Кристофер и Богиня.

– Ну, разве он не ужасен? – сказала Богиня и сунула корзину Кристоферу. – Держи ее открытой и быстро захлопывай крышку, когда я засуну его туда.

Кристофер вынужден был признать, что Трогмортен – действительно неприятный кот. Его желтые глаза уставились на них с отсутствующим наглым выражением, и было что-то в его ушах – одно выше другого, – что сказало Кристоферу: Трогмортен злобно набросится на всё, что встанет у него на пути. Учитывая это, он был озадачен тем, насколько Трогмортен напоминал ему дядю Тенни. Наверное, дело в том, что он рыжий.

В этот момент Трогмортен понял, что они пришли за ним. Его спина недоверчиво выгнулась. После чего он практически взлетел по ползучим растениям на стене, с бешеной скоростью взбираясь всё дальше и дальше, пока не оказался высоко над их головами.

– Нет, не выйдет! – сказала Богиня.

И изогнутое рыжее тело Трогмортена отлетело от ползучих растений, точно пушистый оранжевый бумеранг, и шлепнулось в корзину. Кристофер был впечатлен до глубины души – настолько, что немного замешкался опустить крышку. Молниеносным рыжим потоком Трогмортен перелился через край корзины. Богиня схватила его и запихнула обратно. Немалое количество молотящих рыжих лап – ошеломленному взгляду Кристофера привиделось по меньшей мере семь – зацепилось когтями за ее браслеты, платье и ноги под платьем, вырывая из них кусочки. Кристофер подождал, пока одна из голов Трогмортена – казалось, у него их по меньшей мере три, и каждая с невозможным количеством клыков – окажется над краем корзины. И тогда Кристофер изо всех сил прихлопнул ее крышкой. В мгновение ока Трогмортен из сражающегося демона превратился в обычного оглушенного кота. Богиня стряхнула его в корзину. Кристофер захлопнул крышку. Из дыры застежки немедленно просочилась громадная рыжая лапа, вооруженная длинными розовыми лезвиями, и выдрала из Кристофера несколько полос, пока он застегивал корзину.

– Спасибо, – произнес он, посасывая свои раны.

– Я рада избавиться от него, – сказала Богиня, зализывая порез на руке и вытирая порванным платьем кровь с ноги.

– Богиня, дорогая! Где ты? – позвал со стороны увешанной ползучими растениями арки мелодичный голос.

– Мне надо идти, – прошептала Богиня. – Не забудь про книги. Ты поклялся. Иду! – крикнула она и понеслась обратно к арке – бац-дзынь, бац-дзынь.

Кристофер быстро повернулся к стене и попытался пройти сквозь нее. И не смог. Как бы он ни поворачивался тем особым способом, ничего не выходило. Он знал, это из-за Трогмортена. То, что он держал в корзине живого рычащего кота, делало его частью этой Везделки, и он оказался во власти общих законов. И что ему теперь делать? Еще несколько мелодичных голосов звали вдали Богиню, и он видел людей, внутри по меньшей мере двух арок. Он даже не рассматривал возможность бросить корзину: этот кот нужен дяде Тенни. И Кристофер попытался сбежать, помчавшись к ближайшей арке, показавшейся ему пустой.

К несчастью, тряска корзины уверила Трогмортена, что его точно похищают. Он выразил протест во всю мощь своего голоса – Кристофер никогда бы не поверил, что простой кот может издавать настолько мощный крик. Голос Трогмортена заполнил темные коридоры за аркой, воя, пульсируя, поднимаясь до визга, как у умирающего вампира, а потом падая до сильного густого рева контральто. Затем он снова поднимался до визга. Прежде чем Кристофер успел пробежать двадцать ярдов, позади него послышались крики, шлепанье сандалий и глухой стук босых ног. Он побежал быстрее, чем когда-либо, заворачивая в новый коридор, как только добирался до него, и несясь по нему, но Трогмортен ни на секунду не прекращал вопли протеста из корзины, в точности давая знать преследователям, куда бежать. Хуже того – он привлек еще людей. К тому времени, как Кристофер увидел впереди дневной свет, позади раздавалось вдвое больше криков и топота ног. Преследуемый теснящейся толпой, он ворвался в свет.

И на самом деле это оказался не дневной свет, а громадный, приводящий в замешательство храм, полный верующих, статуй и широких раскрашенных колонн. Дневной свет лился из громадных открытых дверей в сотне ярдов от Кристофера. Он увидел человека с желтым зонтиком, вырисовывающегося за дверями, и понял, где находится. Он ринулся к дверям, петляя между колоннами и несясь мимо молящихся людей.

– Уон-уон-УОН-УОН! – вопил Трогмортен из корзины в его руке.

– Держите вора! – закричали преследующие его люди. – Рука Ашет!

Кристофер увидел мужчину в серебряной маске, или, может быть, женщину – в общем, человека в серебряной маске, – стоящего на ступенях и старательно нацеливающего на него копье. Он попытался увернуться, но то ли не успел, то ли копье каким-то образом последовало за ним. С глухим ударом оно вонзилось ему в грудь.

Всё будто замедлилось. Кристофер неподвижно стоял, сжимая воющую корзину, и недоверчиво смотрел на древко копья, торчащее из его груди над грязной рубашкой. Он видел его в мельчайших деталях: чудесно отполированное коричневое дерево с вырезанными вдоль него словами и рисунками. Примерно от середины начиналась сияющая серебряная рукоятка с почти стершимся от долгого использования рисунком. Две капли крови проступили там, где дерево соприкасалось с рубашкой. Должно быть, наконечник копья глубоко вошел в тело. Кристофер поднял взгляд и увидел, как человек в серебряной маске торжествующе приближается к нему. Позади него в дверях появился Такрой, видимо, привлеченный шумом. Застыв, он стоял там и с ужасом смотрел на Кристофера.

Кристофер неловко вытянул свободную руку и взялся за рукоять копья, чтобы вытащить его. И всё резко прекратилось.

Глава 5

Было раннее утро. Кристофер понял, что его разбудили сердитые кошачьи вопли, доносившиеся из корзины, лежавшей на боку посреди комнаты. Трогмортен хотел выбраться. Немедленно. Кристофер сел, торжествующе улыбаясь: он доказал, что может принести из Везделки живое существо. Тут он вспомнил, что у него из груди торчало копье, и опустил взгляд. Копья не было. И крови тоже. Ничего не болело. Он ощупал грудь. Потом расстегнул пижаму и посмотрел. Его недоверчивому взгляду предстала лишь гладкая бледная кожа без малейших признаков раны.

С ним всё было в порядке. В итоге Везделки и правда оказались лишь разновидностью сна. Он засмеялся.

– Уон! – сердито заявил Трогмортен, заставив корзинку покатиться по полу.

Кристофер решил, что лучше выпустить зверюгу. Помня об острых рвущих когтях, он встал на кровать и отцепил тяжелый стержень карниза. Маневрировать со свисающими с него, волочащимися занавесками было непросто, но Кристофер подумал, что они пригодятся ему как щит от ярости Трогмортена, так что он собрал их в кучу перед собой. Побалансировав и потыкав некоторое время, он сумел подсунуть медное острие на конце стержня под застежку крышки и открыть корзину.

Кошачьи вопли прекратились. Похоже, Трогмортен заподозрил какой-то подвох. Кристофер подождал его нападения, слегка подпрыгивая на кровати и крепко держа стержень и свернутые занавески, но ничего не происходило. Кристофер осторожно наклонился вперед, чтобы заглянуть в корзину. Там лежал круглый рыжий клубок, тихонько вздымающийся и опускающийся. Презрев полученную свободу, Трогмортен свернулся и заснул.

– Ну и ладно, – сказал Кристофер. – Вот исиди там!

Не без труда он установил карниз с занавесками обратно на крепления и тоже лег спать.

Когда он проснулся в следующий раз, Трогмортен исследовал комнату. Кристофер лег на спину и осторожно наблюдал, как Трогмортен, передвигаясь комнате, перепрыгивает с одного предмета мебели на другой. Насколько он мог понять, Трогмортен больше не злился. Он казался просто любопытным. «Или, возможно, – подумал Кристофер, когда Трогмортен подобрался и прыгнул сверху шкафа на карниз, – он поспорил с собой, что сможет пройти по всей спальне, не касаясь пола». Когда Трогмортен начал пробираться вдоль карниза, цепляясь своими неординарными когтями за него и за занавески, Кристофер окончательно в этом уверился.

То, что произошло потом, точно не было виной Трогмортена. Кристофер знал: он сам виноват, что не установил карниз, как следует. Дальний от Трогмортена и ближайший к Кристоферу конец выпал и нырнул вниз, как гарпун – с трещащими вдоль него занавесками и отчаянно повисшим на нем Трогмортеном. На мгновение глаза Кристофера встретились с полными ужаса глазами Трогмортена, когда тот мчался на карнизе вниз. А потом медный конец ударил прямо в середину груди Кристофера. И вонзился в нее как копье. Он не был ни острым, ни тяжелым, но всё равно вошел в тело. В следующее мгновение Трогмортен, в панике выпустив когти, приземлился на живот. Кристофер закричал – или ему это только показалось? В любом случае, либо он, либо Трогмортен произвели достаточно шума, чтобы прибежала Последняя Гувернантка. Последнее, что Кристофер увидел: посеревшая от ужаса Последняя Гувернантка в белой ночной рубашке, совершающая руками быстрые необычные жесты и бормочущая странные слова…

…Он очнулся долгое время спустя – судя по освещению, после полудня – с сильной болью в груди и ни в чем не уверенный, и услышал голос дяди Тенни:

– Ужасная досада, Эффи, и именно тогда, когда всё казалось столь многообещающим! С ним всё будет в порядке?

– Думаю, да, – ответила Последняя Гувернантка – они оба стояли рядом с кроватью Кристофера. – Я прибежала сюда вовремя, чтобы произнести кровоостанавливающие чары, и, похоже, они исцелили его.

Пока Кристофер думал: «Забавно, я не знал, что она ведьма!» – она продолжила:

– Я не осмелилась ни слова сказать твоей сестре.

– И не надо, – произнес дядя Тенни. – У нее на него свои, совершенно банальные, планы, и если она узнает о моих, то помешает им. Проклятый кот! Я начал дела по всем Родственным мирам на основании того первого похода и не хочу отменять их. Думаешь, он оправится?

– Со временем, – ответила Последняя Гувернантка. – В бинтах сильные чары.

– Значит, мне придется всё отсрочить, – голос дяди Тенни был далеко не довольным. – По крайней мере, у нас есть кот. Куда это существо делось?

– Он под кроватью. Я пыталась достать его, но в награду только заработала царапины.

– Женщины! – проворчал дядя Тенни. – Я достану его.

Кристофер слышал, как его колени глухо ударились о пол.

– Сюда. Хорошая киска. Иди сюда, киска, – донесся снизу его голос.

Раздался взрыв опасных кошачьих воплей.

Колени дяди Тенни глухо простучали, отодвигаясь  назад, а его голос изрек целый поток плохих слов.

– Сущий дьявол, эта тварь! – добавил он. – Он куски из меня выдрал! – затем его голос зазвучал с более высокого и далекого расстояния: – Не позволяй ему скрыться. Наложи удерживающие чары на комнату, пока я не вернусь.

– Куда ты собрался? – спросила Последняя Гувернантка.

– За толстыми кожаными перчатками и ветеринаром, – ответил дядя Тенни от дверей. – Это кот из Храма Ашет. Он практически бесценный. Чародеи заплатят пятьсот фунтов за один дюйм его внутренностей или за один коготь. Его глаза принесут несколько тысяч фунтов каждый. Так что позаботься наложить хорошие крепкие чары. Мне понадобится около часа на поиски ветеринара.

После этого наступила тишина. Кристофер задремал. Проснулся он, чувствуя себя настолько лучше, что сел и посмотрел на рану. Последняя Гувернантка умело перевязала ее ровными белымибинтами. С величайшим интересом Кристофер заглянул под них. Рана представляла собой круглую красную дырку – гораздо меньше, чем он ожидал. И она почти совсем не болела.

Пока он размышлял, как узнать, насколько глубокой она была, от подоконника позади него раздался пронзительный вой. Он оглянулся. Окно было открыто – Последняя Гувернантка отличалась страстью к свежему воздуху, – и Трогмортен распластался на подоконнике рядом с ним, пронзая умоляющим взглядом. Заметив, что Кристофер смотрит, Трогмортен вытянул одну из вооруженных лезвиями лап и поскреб ею пространство между окном и рамой. Пустой воздух произвел такой звук, как если бы кто-то процарапал по классной доске.

– Уон, – приказал Трогмортен.

Кристофер заинтересовался, почему Трогмортен считает, что он на его стороне. Как ни крути, Трогмортен едва не убил его.

– Уон? – жалобно спросил Трогмортен.

С другой стороны, подумал Кристофер, ни одно из почти убийств не было виной Трогмортена. И хотя Трогмортен был, вероятно, самым кошмарным и злобным котом во всех Везделках, казалось несправедливым похитить его, притащить в чужой мир, а потом позволить распродать по кусочкам чародеям.

– Хорошо, – произнес Кристофер и выбрался из кровати.

Трогмортен нетерпеливо встал, задрав тонкий рыжий хвост-змею.

– Да, но я не уверен, как следует снимать чары, – сказал Кристофер, крайне осторожно приближаясь.

Трогмортен отступил, не предпринимая никаких попыток царапаться. Кристофер вытянул руку к открытой части окна. Пустое пространство чувствовалось эластичным и поддалось, когда он надавил на него, но он не смог просунуть сквозь него руку, даже толкая изо всех сил. Так что Кристофер сделал единственное, что смог придумать: шире раскрыл окно. И почувствовал, как чары разорвались, точно тугая паутина.

– Уон! – благодарно изрек Трогмортен и выпрыгнул.

Кристофер наблюдал, как он пронесся вниз по наклонному водостоку, а, когда водосток закончился, перелетел к подоконнику. Оттуда оставался лишь легкий прыжок наверх эркера и затем на землю. Рыжая фигура Трогмортена промчалась в кусты и просочилась под соседним забором, уже ища каких бы птичек убить и каких бы кошек потерроризировать. Кристофер аккуратно вернул окно в прежнее положение и вернулся в кровать.

Когда он проснулся в следующий раз, мама за дверью обеспокоенно спрашивала:

– Как он? Надеюсь, это не заразно?

– Ни в малейшей степени, мадам, – ответила Последняя Гувернантка.

Тогда мама вошла, заполнив комнату своими духами – что было только к лучшему, поскольку Трогмортен оставил под кроватью собственное резкое амбре, – и посмотрела на Кристофера.

– Он кажется немного бледным, – сказала она. – Нам нужен доктор?

– Я обо всем позаботилась, мадам, – ответила Последняя Гувернантка.

– Спасибо. Убедитесь, что это не скажется на его обучении.

Когда мама ушла, Последняя Гувернантка достала зонтик и потыкала им под кроватью и за мебелью в поисках Трогмортена.

– Куда он делся? – спросила она, взобравшись наверх, чтобы потыкать в пространстве над шкафом.

– Не знаю, – ответил Кристофер – вполне правдиво, поскольку знал, что сейчас Трогмортен уже во многих кварталах отсюда. – Он был здесь перед тем, как я заснул.

– Он исчез! – воскликнула Последняя Гувернантка. – Кот не может просто исчезнуть!

– Он был котом из Храма Ашет, – попробовал убедить ее Кристофер.

– Действительно, – согласилась Последняя Гувернантка. – Все говорят, что они невероятно магические. Но твой дядя точно не будет доволен, обнаружив, что он пропал.

Из-за этого Кристофер почувствовал себя ужасно виноватым. Он не мог снова заснуть и когда, примерно час спустя, услышал приближающиеся к двери быстрые тяжелые шаги, тут же сел, размышляя, что скажет дяде Тенни. Но вошел вовсе не дядя Тенни, а совершенно незнакомый человек… Нет, это был папа! Кристофер узнал черные бакенбарды. Папино лицо он тоже узнал, поскольку оно походило на его собственное, за исключением бакенбард и мрачного встревоженного выражения. Кристофер был поражен, поскольку почему-то думал – хотя никто этого никогда не говорил, – что папа с позором покинул дом после того, что там произошло с деньгами.

– Ты в порядке, сын? – спросил папа.

И то, как торопливо и озабоченно он говорил, и то, как он нервно оглядывался на дверь, дало Кристоферу понять, что папа действительно покинул дом и не хотел, чтобы его здесь обнаружили. А значит, папа пришел специально повидать Кристофера, что поразило его еще больше.

– Всё хорошо, спасибо, – вежливо ответил он.

Он не имел ни малейшего представления, как разговаривать с папой наедине. Вежливость казалась самым надежным вариантом.

– Ты уверен? – спросил папа, внимательно разглядывая его. – Жизненные чары, которые я сотворил для тебя, показали… На самом деле, они перестали работать, как если бы ты… эм… Честно говоря, я подумал, что ты умер.

Кристофер поразился еще сильнее, чем до сих пор.

– О, нет, сейчас я чувствую себя гораздо лучше.

– Слава Богу! – воскликнул папа. – Должно быть, я допустил ошибку, устанавливая чары. Похоже, в последнее время у меня это вошло в привычку. Но я также составил твой гороскоп и проверил его несколько раз. И должен предупредить: следующие полтора года будут временем повышенной опасности для тебя, сын мой. Ты должен быть крайне осторожен.

– Хорошо, – пообещал Кристофер. – Буду.

Он говорил искренне. Он до сих пор, закрывая глаза, видел, как падает карниз. И ему приходилось постоянно заставлять себя не думать о том, как из груди торчало копье.

Папа наклонился поближе и снова украдкой посмотрел на дверь.

– Этот брат твоей мамы – Тенни Аржан, – я слышал, он ведет ее дела. Постарайся общаться с ним как можно меньше, сын мой. Он не тот, с кем стоит водить знакомство.

С этими словами папа похлопал Кристофера по плечу и поспешно ушел. Кристофер испытал облегчение. Папа заставил его чувствовать себя очень неуютно. Теперь он стал еще больше беспокоиться о том, что скажет дяде Тенни.

Но к его громадному облегчению, Последняя Гувернантка сообщила, что дядя Тенни не придет. Он сказал, что слишком раздражен потерей Трогмортена, чтобы быть хорошим посетителем. Кристофер благодарно вздохнул и принялся наслаждаться своим положением больного. Он рисовал картинки, ел виноград, читал книги и растягивал болезнь так долго, как мог. Это было непросто. На следующее утро его рана представляла собой лишь круглую зудящую корочку, а на третий день от нее почти ничего не осталось. На четвертый день Последняя Гувернантка заставила его встать и заняться уроками, как обычно. Но пока постельный режим продолжался, было чудесно.

Еще один день спустя Последняя Гувернантка сказала:

– Твой дядя хочет завтра попробовать следующий эксперимент. На этот раз он хочет, чтобы ты встретил его человека в Восьмой Серии. Как считаешь, ты достаточно хорошо себя чувствуешь?

Кристофер чувствовал себя прекрасно и при условии, что никто не заставит его снова приближаться к Десятой Серии, горел желанием отправиться в очередной сон.

Восьмая Серия оказалась унылой каменистой Везделкой, расположенной над Девятой. Кристофер не любил там бывать, когда занимался самостоятельными исследованиями, но Такрой был так рад видеть его, что это компенсировало бы и гораздо худшее место.

– До чего же я рад тебя видеть! – воскликнул Такрой, пока Кристофер уплотнял его. – Я уже смирился с тем, что стал причиной твоей смерти. Я готов был придушить себя за то, что уговорил твоего дядю попробовать добыть животное! Все знают: от живых существ всегда множество проблем. И я сказал ему, что мы больше никогда не будем пробовать подобное. С тобой правда всё хорошо?

– Отлично, – заверил его Кристофер. – Когда я проснулся, моя грудь была гладкой.

На самом деле, самое забавное в обоих происшествиях состояло в том, что царапины Трогмортена заживали вдове дольше, чем та и другая рана. Но Такрою так сложно было в это поверить, и он так винил себя, что Кристофер смутился и сменил тему.

– У тебя по-прежнему та юная леди из крепкой породы?

– Крепче, чем когда-либо, – ответил Такрой, немедленно повеселев. – В настоящий момент никудышная девица вызывает у меня своей флейтой зубовный скрежет. Гляди-ка: там, в лощине. Твой дядя не терял времени даром после того, как ты… после происшествия.

Дядя Тенни усовершенствовал безлошадную повозку. Она стояла на редкой жесткой траве рядом с ручьем – такая же плотная, как всё остальное, хотя скорее походила на грубые деревянные сани, чем на какую бы то ни было повозку. И как-то было устроено, что у Такроя получилось взяться за привязанную спереди веревку. Когда он потянул, повозка заскользила за ним вниз по лощине, не касаясь земли.

– Предполагается, что она попадет со мной в Лондон, когда я вернусь в свою мансарду, – объяснил он. – Знаю, это кажется невероятным, но твой дядя клянется, что на этот раз всё сделал правильно. Вопрос в том, вернется ли она с грузом, или груз останется позади? Именно это должен прояснить сегодняшний эксперимент.

Кристоферу пришлось помочь Такрою тащить сани наверх по длинной каменистой тропе за лощиной. Такрой так и не стал плотным достаточно, чтобы хорошо тянуть. Наконец, они дошли до унылой каменной фермы, примостившейся на склоне холма, где во дворе рядом с ворохом свертков, тщательно упакованных в промасленный шелк, ждала группа женщин с накаченными руками. Свертки странно пахли, но этот запах перебивался густо-чесночным дыханием женщин. Как только сани остановились, а женщины подняли свертки и попытались сложить их в сани, запах чеснока покатился волнами. Пакеты пролетали прямо сквозь повозку и падали на землю.

– Бесполезно, – сказал Такрой. – Я думал, вас предупредили. Позвольте Кристоферу.

Работа была тяжелой. Женщины недоверчиво наблюдали, как Кристофер загружал свертки и привязывал их веревкой. Такрой попытался помочь, но он был недостаточно плотным, и его руки проходили сквозь свертки. Кристофер устал и замерз на сильном ветру. Когда одна из женщин подарила ему строгую, сочувствующую улыбку и спросила, не хочет ли он зайти внутрь выпить чего-нибудь, он с радостью согласился.

– Спасибо, не сегодня, – ответил Такрой. – Эта штука еще на стадии разработки, и мы не знаем, как долго продержатся чары. Нам лучше возвращаться.

Он видел, что Кристофер разочарован. Когда они потащили сани, спускаясь с холма, он сказал:

– Я тебя не виню. Это просто деловая поездка. Твой дядя собирается исправить повозку соответственно тому, как она сегодня выполнит свою задачу. Я горячо надеюсь, что он сможет сделать ее достаточно плотной, чтобы ее грузили люди, которые приносят товар, и тогда мы сможем совсем освободить тебя.

– Но мне нравится помогать, – возразил Кристофер. – А кроме того, как ты ее потащишь, если не будет меня, чтобы тебя уплотнить?

– Это да, – согласился Такрой.

Он размышлял, пока они не добрались до основания холма, где он начал медленно подниматься по лощине, перекинув веревку через плечо.

– Я должен кое-что тебе сказать, – выдохнул он. – Ты учишься магии?

– Не думаю, – ответил Кристофер.

– В таком случае, должен начать. У тебя сильнейший дар из всех, что я когда-либо встречал. Попроси свою мать, чтобы тебе давали уроки.

– Думаю, мама хочет, чтобы я стал миссионером, – сказал Кристофер.

Такрой сузил глаза:

– Ты уверен? Может, ты неправильно понял? Может, она говорила «волшебником»?

– Нет. Она сказала, я должен попасть в Общество.

– Ах, Общество, – мечтательно выдохнул Такрой. – Я тоже мечтаю об Обществе: каким красавцем я был бы в бархатном костюме, окруженный юными леди, играющими на арфах.

– Миссионеры носят бархатные костюмы? – спросил Кристофер. – Или ты имел в виду на Небесах?

Такрой поднял взгляд на грозовое серое небо.

– Думаю, этот разговор ни к чему не приведет, – заметил он. – Попробуй еще раз. Твой дядя сказал мне, что ты скоро поедешь в школу. Если это более-менее приличная школа, у них должны быть факультативные уроки магии. Обещай, что попросишь, чтобы тебя на них записали.

– Хорошо, – ответил Кристофер. Упоминание о школе заставило его желудок нервно сжаться. – На что похожи школы?

– Много детей. Не хочу сформировать у тебя предубеждение.

Такрой тяжело поднимался по склону лощины, наверху которой завихрялись туманы Места Между.

– А теперь начинается каверзная часть, – сказал он. – Твой дядя подумал, что у этой штуки больше шансов прибыть вместе с грузом, если ты подтолкнешь ее, когда я буду уходить. Но прежде чем я уйду. Когда ты в следующий раз окажешься в языческом храме, и они начнут охотиться за тобой, бросай всё и уходи сквозь ближайшую стену. Ясно? Судя по всему, мы встретимся где-то через неделю.

Кристофер уперся плечом позади повозки и толкнул, когда Такрой, держа веревку, шагнул в туман. Повозка наклонилась и заскользила за ним вниз. Едва оказавшись в тумане, она стала легкой и тонкой, будто бумажный змей, и будто бумажный змей ныряла и барахталась, пока не исчезла из виду.

Кристофер задумчиво взобрался обратно домой. Его потрясло то, что он, оказывается, сам того не зная, был в Везделке, где живут язычники. Он был прав, опасаясь язычников. Ничто на свете, подумал он, не заставит его теперь вернуться в Десятую серию. И хотел бы он, чтобы мама не выбрала для него карьеру миссионера.

Глава 6

С тех пор дядя Тенни организовывал новые эксперименты каждую неделю. Такрой сказал, что он был очень доволен, поскольку повозка вместе со свертками прибыла в мансарду Такроя без сучка, без задоринки. Два чародея и колдун усовершенствовали чары на ней так, чтобы она могла оставаться в другой Везделке в течение суток. Эксперименты стали куда увлекательнее. Такрой и Кристофер притаскивали повозку туда, где ждал товар, всегда распакованный в свертки как раз нужного размера, чтобы их мог брать Кристофер. После того, как Кристофер загружал их в повозку, они с Такроем отправлялись гулять.

Такрой всегда настаивал на прогулках.

– Это его премия, – объяснял он людям с товаром. – Мы вернемся примерно через час.

В Первой серии они ходили смотреть на изумительные кольцевые поезда. Кольца располагались на опорах высоко-высоко над землей и на расстоянии миль друг от друга, а поезда проносились сквозь них, даже не касаясь, с таким звуком, будто небо разрывается на части. Во Второй Серии они бродили по лабиринту мостов над сплетением рек и смотрели на гигантских угрей, прохлаждающихся на наносных песчаных островках, в то время как еще более странные создания хрюкали и копошились в грязи под мостами. Кристофер подозревал, что Такрой не меньше него наслаждается прогулками. Во время них он всегда был веселым.

– Приятное разнообразие после наклонных потолков и облезлых стен. Я не слишком часто выбираюсь из Лондона, – признался Такрой, когда подсказывал Кристоферу, как лучше построить замок из песка на морском берегу в Пятой серии.

Пятая серия оказалась той Везделкой, где Кристофер познакомился с глупыми леди. Она вся состояла из островов.

– Это лучше, чем Банковские каникулы[2] в Брайтоне! – воскликнул Такрой, глядя вдаль на ярко-синие вздымающиеся волны. – Почти так же чудесно, как послеобеденный крикет. Хотел бы я иметь возможность выбираться почаще.

– Ты потерял все свои деньги? – сочувственно спросил Кристофер.

– У меня никогда не было денег, чтобы их терять, – ответил Такрой. – Я найденыш.

В тот момент Кристофер больше ничего не спросил, поскольку всё его внимание сосредоточилось на надежде, что, как раньше, приплывут русалки. Но сколько бы он ни всматривался в ожидании, ни одной русалки не появилось.

Кристофер вернулся к теме на следующей неделе в Седьмой серии. Следуя за похожим на цыгана мужчиной, который вел их посмотреть на Великий Ледник, он спросил Такроя, что значит быть найденышем.

– Значит, кто-то нашел меня, – весело ответил Такрой. – В моем случае кем-то оказался очень приятный и очень набожный капитан дальнего плавания, который подобрал меня-младенца где-то на острове. Он сказал, что меня послал Господь. Не знаю, кем были мои родители.

Кристофер был впечатлен:

– Поэтому ты всегда такой веселый?

Такрой засмеялся:

– Да, я большей частью веселый. Но сегодня я чувствую себя особенно хорошо, поскольку наконец-то избавился от флейтистки. Твой дядя нашел мне милую женщину с замашками бабушки, которая прилично играет на скрипке. И, может, дело в этом, а может, в твоем влиянии, но я с каждым шагом чувствую себя плотнее.

Кристофер посмотрел на него, идущего впереди по горной тропе. Такрой выглядел таким же твердым, как горы, возвышающиеся с одной стороны, и таким же настоящим, как похожий на цыгана мужчина, шагающий впереди них обоих.

– Думаю, ты совершенствуешься, – сказал он.

– Возможно, – ответил Такрой. – Наверное, ты повысил мои требования к себе. Однако знаешь ли ты, юный Кристофер, что, пока ты не появился, я считался лучшим спиритом в стране?

Тут цыган окликнул их и жестами подозвал подойти посмотреть на ледник. Он лежал высоко в скалах громадной грязно-белой V. Кристофер был о нем не слишком высокого мнения. Большей частью он состоял из старого грязного снега, хотя и был определенно очень большим. Гигантский ледяной выступ – почти прозрачно-серый – нависал над ними, и с него капала и лилась вода. Седьмая серия была странным миром: сплошные горы и снег, но при этом удивительно тепло. Там, где с ледника лилась вода, от жары буйно рос пронзительно-зеленый папоротник и пышные тропические деревья. Неистовый зеленый мох цвел забрызганными водой алыми чашками размером с шляпу. Словно смотришь одновременно на Северный полюс и Экватор. Под всем этим они трое казались ничтожно маленькими.

– Впечатляет, – сказал Такрой. – Я знаю двух людей, похожих на эту штуку. Один из них – твой дядя.

Кристофер подумал, что это глупо. Дядя Тенни вовсе не походил на Великий Ледник. Он злился на Такроя всю следующую неделю. Но смягчился, когда Последняя Гувернантка внезапно вручила ему ворох новой одежды – крепкие и практичные вещи.

– Тебе следует надеть их, когда отправишься на следующий эксперимент, – сказала она. – Человек твоего дяди поднял ужасный шум. Он сказал, ты постоянно носишь лохмотья, а в последний раз в снегах у тебя стучали зубы. Мы же не хотим, чтобы ты заболел, правильно?

Кристофер не заметил, чтобы он замерз тогда, но был благодарен Такрою. Его старая одежда стала настолько мала, что мешалась, когда он карабкался через Место Между. Он решил, что Такрой ему все-таки нравится.

– Слушай, – сказал Кристофер, когда загружал свертки в громадном металлическом ангаре в Четвертой серии, – могу я навестить тебя в твоей мансарде? Мы тоже живем в Лондоне.

– Ты живешь совсем в другой части, – поспешно ответил Такрой. – Тебе не понравится район, в котором находится моя мансарда.

Кристофер возразил, что это неважно. Он хотел увидеть Такроя во плоти, и ему было ужасно любопытно посмотреть на мансарду. Но Такрой продолжал находить отговорки. Кристофер продолжал спрашивать – не реже, чем дважды за каждый эксперимент, пока они снова не отправились в унылую каменистую Восьмую серию, где Кристофер от души порадовался своей теплой одежде. Когда он стоял в фермерском доме возле камина, грея пальцы вокруг кружки с горьким солодовым чаем, благодарность к Такрою заставила его попросить снова:

– Ну, пожалуйста, можно я навещу тебя в твоей мансарде?

– О, перестань уже, Кристофер, – устало ответил Такрой. – Я в два счета пригласил бы тебя, но твой дядя поставил условие, что ты встречаешься со мной только во время экспериментов. Если я скажу тебе, где живу, я потеряю работу. Вот так просто.

– Я могу обойти все мансарды, – коварно предложил Кристофер, – звать Такроя и расспрашивать людей, пока не найду тебя.

– Нет, не можешь, – ответил Такрой. – Ты абсолютно ничего не добьешься, если попробуешь. Такрой – имя моего духа. Во плоти у меня совсем другое имя.

Кристоферу пришлось сдаться и смириться, хотя он совсем ничего не понял.

Между тем, время, когда он должен был отправиться в школу, внезапно оказалось почти у дверей. Кристофер старательно пытался не думать об этом, но сложно забыть, когда приходится проводить столько времени, примеряя новую одежду. Последняя Гувернантка пришила матерчатые бирки «К. Чант» на одежду и сложила ее в блестящий черный жестяной чемодан, тоже помеченный жирными белыми буквами: «К. Чант». Этот чемодан вскоре забрал носильщик, чьи накаченные руки напомнили Кристоферу о женщинах в Восьмой серии. Тот же носильщик забрал и мамины чемоданы, только на них стоял адрес «Баден-Баден», в то время как на чемодане Кристофера значилось: «Школа Пендж, Суррей».

На следующий день мама уехала в Баден-Баден. Она пришла попрощаться с Кристофером, прикладывая к глазам голубой кружевной платочек, который гармонировал с ее дорожным костюмом.

– Не забывай быть хорошим и много учиться, – сказала она. – И помни: мама хочет гордиться тобой, когда ты вырастешь.

Она наклонила надушенную щеку, чтобы Кристофер поцеловал ее, и сказала Последней Гувернантке:

– Позаботьтесь теперь сводить его к дантисту.

– Непременно, мадам, – ответила Последняя Гувернантка самым своим тоскливым тоном.

Почему-то в присутствии мамы ее скрытая привлекательность никогда не проявлялась.

Кристоферу не понравился дантист. Закончив стучать и скрести вокруг зубов Кристофера с таким рвением, точно хотел, чтобы они выпали, дантист долго вещал о том, как они искривлены и неправильно растут, пока Кристофер не начал представлять у себя клыки, как у Трогмортена. Он заставил Кристофера надеть большие блестящие брекеты, велев никогда их не снимать – даже на ночь. Кристофер возненавидел брекеты. Он так их ненавидел, что это почти отвлекло его от страха перед школой.

Слуги накрывали мебель чехлами и уходили один за другим, пока Кристофер с Последней Гувернанткой не остались последними людьми в доме. После обеда Гувернантка отвезла его в кэбе на вокзал и посадила в поезд до школы.

На платформе – теперь, когда время настало – Кристофер вдруг жутко испугался. Это действительно был первый шаг на пути к тому, чтобы стать миссионером и быть съеденным язычниками. От ужаса казалось, будто жизнь вытекает из него – вниз по застывшему лицу и через дрожащие ноги. И то, что он не имел ни малейшего представления о том, какими бывают школы, только увеличивало ужас.

Он едва слышал, как Последняя Гувернантка сказала:

– До свиданья, Кристофер. Твой дядя говорит, что дает тебе месяц на адаптацию в школе. Он ждет, что ты как обычно встретишься с его человеком восьмого октября в Шестой серии. Восьмое октября. Запомнил?

– Да, – ответил Кристофер, пропустив всё мимо ушей, и поднялся в вагон, словно на эшафот.

В вагоне сидели еще двое новых мальчиков. Маленький и худой Феннинг так нервничал, что его постоянно тошнило и ему приходилось высовываться из окна. Второго звали Онейр, и он оказался до облегчения обычным. К тому времени, когда поезд подъехал к школьной станции, Кристофер крепко сдружился с обоими. Они решили назвать себя Ужасная Тройка, но в действительности все в школе звали их Три Медведя.

– Кто-то сидел на моем стуле! – начинали кричать каждый раз, когда они втроем входили в помещение.

Всё из-за того, что Кристофер был высоким, хотя до сих пор не подозревал об этом, Феннинг – маленьким, а Онейр – ровно посередине между ними.

Еще до конца первой недели Кристофер начал удивляться, чего он так боялся. Конечно, у школы были свои недостатки. Например: еда, или некоторые учителя, и немало старших мальчиков. Но всё это сущая ерунда по сравнению с чистым удовольствием жить среди множества ровесников и иметь двух настоящих друзей. Кристофер сделал открытие, что с противными учителями и большинством старших мальчиков следует обращаться как с гувернантками: вежливо говоришь им ту правду, которую они хотят услышать, они думают, что победили, и оставляют тебя в покое. Уроки были легкими. На самом деле, большинство новых знаний Кристофер получал от других мальчиков. Меньше чем за три дня он узнал достаточно – сам не заметив как, – чтобы понять: мама вовсе никогда не собиралась делать его миссионером. Открытие заставило его почувствовать себя немного глупо, но он не позволил себе переживать из-за этого. Теперь он был о маме гораздо лучшего мнения, и с полным удовольствием погрузился в школьную жизнь.

Единственный урок, который его не радовал – это магия. К своему удивлению, Кристофер обнаружил, что кто-то записал его на факультатив по магии. У него было смутное подозрение, что это мог устроить Такрой. Если так, Кристофер не продемонстрировал ни малейших признаков громадного дара, который углядел в нем Такрой. Элементарные чары, которые ему приходилось учить, были до смерти скучны.

– Пожалуйста, держите под контролем ваш восторг, Чант, – едко говорил учитель магии. – Меня уже тошнит от созерцания ваших гланд.

Через две недели после начала семестра он предложил Кристоферу бросить магию.

У Кристофера возникло искушение согласиться. Но к этому моменту он понял, что хорошо успевает по другим предметам, и ему была ненавистна мысль потерпеть поражение даже в чем-то одном. Кроме того, Богиня приклеила его ноги к месту магией, и ему очень хотелось научиться тоже так делать.

– Но моя мать платит за эти уроки, сэр, – с добродетельным видом произнес он. – В будущем я буду стараться.

И он заключил договор с Онейром, согласно которому Кристофер делал за Онейра алгебру, а Онейр делал за Кристофера скучные задания по чарам. После чего он выработал рассеянное выражение, чтобы замаскировать скуку, и пялился в окно.

– Снова витаете в облаках, Чант? – приобрел привычку спрашивать учитель магии. – Не можете нынче наскрести честный зевок?

За исключением этого урока раз в неделю, школа настолько полностью пришлась по вкусу Кристоферу, что он больше месяца не вспоминал ни о дяде Тенни, ни о чем, связанном с прежней жизнью. Позже, оглядываясь назад, он часто думал, что если бы знал, как недолго пробудет в школе, то постарался бы наслаждаться ею еще больше.

В начале ноября он получил от дяди Тенни письмо:

«Старина,

Что за игры? Я думал, у нас договор. Эксперименты ждали тебя с октября, и планы множества людей пошли прахом. Если что-то не так, и ты не можешь этим заниматься, напиши мне. В противном случае, будь хорошим мальчиком: оторви свой зад от школьной скамьи и, как обычно, выйди в следующий четверг на связь с моим человеком.

Твой любящий, но озадаченный дядя

Тенни».

На Кристофера навалилось чувство вины. Как ни странно, хотя он подумал про Такроя, зря входившего в транс в своей мансарде, главную вину он испытывал по отношению к Богине. Школа научила его, что нельзя несерьезно относиться к клятвам и сделкам. Он поклялся принести книги в обмен на Трогмортена и подвел Богиню, пусть она и была всего лишь девочкой. В школе такое считалось гораздо худшим преступлением, чем не выполнить поручение дяди. Охваченный чувством вины, Кристофер понял, что, если хочет принести Богине что-нибудь хотя бы приблизительно соответствующее ценности Трогмортена, ему придется в итоге истратить соверен дяди Тенни. Жаль, поскольку теперь он знал, что золотой соверен – большие деньги. Но, по крайней мере, у него еще оставался шестипенсовик дяди Тенни.

Проблема в том, что школа также научила его: девочки являются Абсолютной Загадкой и сильно отличаются от мальчиков. Он понятия не имел, какие книги нравятся девочкам. Пришлось спросить совета у Онейра, у которого была старшая сестра.

– Всевозможный сентиментальный вздор, – пожал плечами Онейр. – Не помню, что именно.

– Тогда не мог бы ты пойти со мной в книжный магазин и посмотреть, не узнаешь ли одну из них? – попросил Кристофер.

– Можно, – согласился Онейр. – Что я буду с этого иметь?

– Я сделаю сегодня, кроме алгебры, и твое задание по геометрии, – ответил Кристофер.

На таких условиях Онейр с Кристофером в промежутке между уроками и полдником пошли в книжный магазин. Там Онейр почти сразу же схватил «Тысяча и одна ночь (без купюр)», заметив:

– Хорошая книга.

За ней последовало нечто под названием «Маленькая Таня и феи», на которую Кристофер едва бросил взгляд и поспешно поставил обратно на полку.

– Моя сестра ее читала, – оскорбленно сказал Онейр. – Для какой девочки тебе нужна книга?

– Она примерно наша ровесница, – ответил Кристофер, и поскольку Онейр смотрел на него в ожидании дальнейших объяснений, и он был абсолютно уверен, что Онейр не поверит в кого-то по имени Богиня, он добавил: – У меня есть кузина Кэролайн.

И это было правдой. Мама однажды показывала ему сделанную в ателье фотографию его кузины – сплошные кружева и кудри. Онейру неоткуда знать, что этот факт не имеет никакого отношения к предыдущему высказыванию.

– Тогда подожди секунду, – сказал Онейр, – может, я смогу определить настоящий сентиментальный вздор.

Он побрел вдоль полки, оставив Кристофера листать «Арабские ночи». Выглядит неплохо, подумал Кристофер. К несчастью, по картинкам он понял, что события происходят в некоем месте, очень похожем на Везделку Богини. Он заподозрил, что Богиня посчитала бы книгу учебной.

– Ага, вот! Настоящий сентиментальный вздор! – крикнул Онейр, указывая на целый ряд книг. – Книги про Милли. Наш дом забит ими.

«Милли идет в школу», прочитал Кристофер. «Милли из Ловудского пансиона», «Милли ведет честную игру». Он взял одну под названием «Звездный час Милли». На обложке яркими цветами были нарисованы несколько школьниц и мелким шрифтом написано: «Еще одна нравоучительная и подбадривающая история о вашей любимой школьнице. Вы будете плакать с Милли, радоваться с Милли и снова встретите всех друзей из Ловудского пансиона…»

– Они правда нравятся твоей сестре? – недоверчиво спросил Кристофер.

– Купается в них, – ответил Онейр. – Она перечитывает их снова и снова и каждый раз плачет.

Хотя это показалось Кристоферу странным способом получать удовольствие от книги, он был уверен, что Онейру лучше знать. Каждая книга стоила два шиллинга шесть пенсов. Кристофер выбрал первые пять – до «Милли в старшей школе», – а на оставшиеся деньги купил себе «Тысячу и одну ночь». В конце концов, это был его золотой соверен.

– Не могли бы вы завернуть книги про Милли во что-нибудь водонепроницаемое? – попросил он продавца. – Они отправятся за границу.

Продавец услужливо достал несколько листов вощеной бумаги и, не дожидаясь просьб, сделал на свертке ручку из веревки.

В ту ночь Кристофер спрятал сверток в кровати. Онейр утащил из кухни свечку и читал вслух «Тысячу и одну ночь», которая оказалась замечательно хорошим приобретением. «Без купюр», похоже, означало, что в книгу были включены всяческие интересные непристойности. Кристофер так увлекся, что чуть не забыл придумать, как попасть из дортуара в Место Между. Возможно, огибание угла тут было важно. Он решил, что лучший угол – за умывальниками, рядом с кроватью Феннинга, и удобно устроился, слушая Онейра, пока не выгорела свеча. После чего Кристофер отправился.

К его раздражению, совсем ничего не произошло. Кристофер часами лежал, слушая храп, бормотание и тяжелое дыхание других мальчиков. В итоге он встал, держа сверток, и на цыпочках прошел по холодному полу к углу за кроватью Феннинга. Но еще раньше, чем ударился об умывальники, он знал, что всё неправильно. Он вернулся в кровать и лежал еще несколько часов. И ничего не произошло, даже когда он заснул.

Следующим днем был четверг – когда Кристофер должен был встретиться с Такроем. Зная, что будет в ту ночь слишком занят, чтобы относить книги, Кристофер оставил их в своей прикроватной тумбочке и, чтобы заметить, когда все уснут, сам стал читать вслух «Арабские ночи». И заметил. Другие мальчики, как обычно, начали исправно храпеть, бормотать и пыхтеть, а Кристофер один остался лежать без сна, не в состоянии ни попасть в Место Между, ни уснуть.

Теперь он всерьез забеспокоился. Возможно, в Везделки можно попасть только из детской в Лондонском доме. Или, возможно, он просто стал слишком взрослым для этого. Он думал о Такрое, зря погрузившемся в транс, и о Богине, призывающей на него возмездие Ашет, и смог уснуть, только когда услышал, как запели птицы.

Глава 7

На следующее утро заведующая заметила, что у Кристофера покраснели глаза и он засыпает и спотыкается на ходу.

– Не можешь нормально спать, да? – налетела она на него. – Я всегда слежу за детьми с брекетами. Думаю, эти дантисты не понимают, насколько они неудобны. Сегодня вечером я приду перед отбоем взять их у тебя, а утром заберешь их. Мейнрайта-старшего я тоже заставляю так делать. Творит чудеса – вот увидишь.

Кристофер ни капли не верил в эту идею. Все знали: это один из заскоков заведующей. Но к его удивлению, сработало. Он начал погружаться в сон, как только Феннинг начал читать «Тысячу и одну ночь». Он чуть не забыл найти наощупь и вытащить из тумбочки сверток с книгами, прежде чем крепко заснуть. И тут случилась еще более удивительная вещь. Со свертком в руках Кристофер встал с кровати, прошел по дортуару – и никто не обратил ни малейшего внимания. Он прошел чуть ли не вплотную к Феннингу, а тот просто продолжал читать в свете украденной свечи, покачивающейся на его подушке. Никто не обратил внимания, когда Кристофер обогнул угол, выйдя из дортуара и попав на тропинку в лощине.

Его одежда лежала на тропе, и он надел ее, повесив сверток на пояс, чтобы освободить обе руки. И вот он уже в Месте Между.

С тех пор, как Кристофер был здесь в последний раз, столько всего произошло, что он будто впервые увидел его. Его глаза пытались разобраться в бесформенных склонах гор и не могли. Их аморфность всколыхнула в нем аморфный страх, который только усугубляли ветер, туман и рассекающий туман дождь. Но самым пугающим была абсолютная пустота. Кристофер начал карабкаться и скользить, спускаясь к Десятой серии, а вокруг него выл ветер, и скалы становились мокрыми и скользкими от тумана. Пожалуй, правильно он подумал, когда был маленьким, что это кусочек, оставшийся от сотворения миров. Место Между было именно таким. И некому помочь, если он поскользнется и сломает ногу. У Кристофера душа ушла в пятки, когда из-за свертка с книгами он потерял равновесие, поскользнулся и, прежде чем сумел остановиться, сполз вниз на двадцать футов. Если бы он не знал, что сотни раз пробирался здесь, он счел бы безумием попытку это сделать.

С облегчением он выбрался в жаркую лощину и спустился в город с грязными стенами. Снаружи старики по-прежнему заклинали змей. Внутри по-прежнему царила шумная мешанина запахов, коз и людей под зонтиками. И тут Кристофер обнаружил, что ему всё еще страшно, только теперь он боялся, что кто-нибудь укажет на него и закричит:

– Это вор, укравший Храмового кота!

Он всё время чувствовал то копье, с глухим ударом вонзающееся в его грудь. Собственная реакция начала его раздражать. Будто школа научила его бояться.

Когда Кристофер добрался до переулка рядом со стеной Храма, в который на этот раз выбросили репу, он был почти слишком испуган, чтобы идти дальше. Ему пришлось заставить себя протолкнуться сквозь стену с шипами – досчитав до ста и затем сказав себе, что он должен. А пройдя почти до конца, он снова остановился, сквозь ползучие растения глядя на кошек в ослепляющем солнечном свете, чувствуя, что не в состоянии больше сделать ни шагу. Но кошки не обратили на него внимания. Рядом никого не было. Кристофер сказал себе, что глупо пройти весь этот путь, чтобы просто стоять в стене. Он выбрался из ползучих растений и на цыпочках прошел к заросшей арке, при каждом шаге ощущая тяжелые удары свертка с книгами.

Богиня сидела на земле посреди тенистого двора, играя с большим выводком котят. Двое из них были рыжими и сильно походили на Трогмортена. При виде Кристофера Богиня с энергичным перезвоном украшений вскочила на ноги, разбросав котят во все стороны.

– Ты принес мне книги! – воскликнула она. – Я думала, ты не вернешься.

– Я всегда держу свое слово, – слегка горделиво ответил Кристофер.

Богиня наблюдала, как он отцепляет сверток от пояса, так, словно едва верила своим глазам. Ее руки немного дрожали, когда она взяла вощеный сверток, и еще больше дрожали, когда она опустилась на колени на плитки двора и принялась рвать, раздирать и растягивать, пока не сняла бумагу и веревку. Котята схватили веревку и обертку и начали выделывать с ними акробатические трюки, но Богиня не видела ничего, кроме книг. Стоя на коленях, она смотрела на них не отрываясь.

– О-о-о! Целых пять!

– Как на Рождество, – заметил Кристофер.

– Что такое Рождество? – рассеянно спросила Богиня.

Она была поглощена поглаживанием обложек. Закончив с этим, она стала открывать каждую книгу, заглядывать внутрь, а потом поспешно захлопывать, словно увиденное было слишком прекрасно.

– А, помню, – сказала она. – Рождество – это языческое празднество, да?

– Всё как раз наоборот, – ответил Кристофер. – Это вы язычники.

– Нет. Ашет – истинная, – ответила Богиня, не слушая по-настоящему. – Пять. Мне хватит на неделю, если я нарочно буду читать медленно. С какой лучше начать?

– Я купил тебе первые пять. Начни с «Милли идет в школу».

– Хочешь сказать, есть еще? – воскликнула Богиня. – Сколько?

– Я не считал. Около пяти.

Пять! Не хочешь еще одну кошку?

– Нет, – твердо ответил Кристофер. – Одного Трогмортена вполне достаточно, спасибо.

– Но мне больше нечего дать взамен! Я должна получить эти пять книг! – она вскочила, вызвав бурный перезвон украшений, и принялась яростно разматывать с предплечья змеевидный браслет. – Может, матушка Праудфут не заметит, что он пропал. Здесь целый ларь браслетов.

И что, по ее мнению, Кристофер должен делать с браслетом? Носить его? Он знал, что об этом подумают в школе.

– Может, лучше сначала прочитаешь книги? Вдруг они тебе не понравятся? – заметил он.

– Я знаю: они идеальны, – ответила Богиня, продолжая стаскивать браслет.

– Остальные книги будут подарком, – поспешно произнес Кристофер.

– Но тогда я должна буду сделать что-то для тебя. Ашет никогда не остается в долгу.

С резким звенящим звуком браслет снялся.

– Вот. Я плачу тебе им за книги. Возьми, – Богиня сунула браслет в ладонь Кристофера.

Едва браслет прикоснулся к нему, Кристофер почувствовал, что проваливается сквозь окружающее. Двор, ползучие растения, котята – всё превратилось в туман. Как и круглое лицо Богини, застывшее между энтузиазмом и изумлением. И всё исчезло, когда Кристофер полетел вниз и вниз – и резко приземлился на своей кровати в темном дортуаре. БАБАХ!

– Что случилось? – немного дрожащим голосом спросил Феннинг.

А Онейр, явно не проснувшись до конца, заметил:

– Помогите, кто-то упал с потолка.

– Сходить за заведующей? – спросил кто-то еще.

– Не будьте ослами. Мне просто приснился сон, – раздраженно произнес Кристофер, пребывая в шоке от происшедшего.

Еще большее потрясение он испытал, когда обнаружил, что он в пижаме, а вовсе не в той одежде, которую (он знал это) надел в лощине. Когда остальные мальчики затихли, Кристофер ощупал всю кровать в поисках свертка книг и, не найдя его, ощупал ее в поисках браслета. Которого тоже не нашел. Утром Кристофер поискал снова, но не обнаружил ничего. Ну, если вспомнить, насколько, по словам дяди Тенни, ценен Трогмортен, это и не удивительно. Книги стоимостью двадцать футов шесть пенсов были далеко не равноценным обменом за кота стоимостью несколько тысяч фунтов. Наверное, нечто заметило, что он обманывает Богиню.

Кристофер знал, что ему каким-то образом придется найти деньги на оставшиеся пять книг и отнести их Богине. А между тем, он пропустил встречу с Такроем и подумал, что стоит попытаться встретиться с ним в следующий четверг. Кристофер не слишком жаждал этой встречи. Наверняка Такрой уже порядком зол.

Когда наступил четверг, Кристофер едва не забыл про Такроя. По чистой случайности он заснул во время особенно нудной истории из «Тысячи и одной ночи». «Тысяча и одна ночь» стала любимым чтением их дортуара. Они по очереди крали свечку и читали вслух остальным. В тот вечер была очередь Онейра, а Онейр читал монотонно, как их школьный капеллан Библию. И в тот вечер он завяз в описании запутанной группы людей, которые звались Финикийцами – Феннинг вызвал бурные протесты, предположив, что они получили свое название оттого, что жили в стране, где растут финики, – и Кристофер заснул. А в следующее мгновение он уже выходил в лощину.

Такрой сидел на тропе рядом с ворохом одежды Кристофера. Кристофер уставился на нее, озадачившись, как она сюда попала. Такрой сидел, обхватив колени руками, словно приготовившись к долгому ожиданию, и, похоже, сильно удивился, увидев Кристофера.

– Не ожидал тебя увидеть! – он ухмыльнулся, хотя и выглядел уставшим.

Кристоферу стало стыдно и неловко.

– Ты, наверное, сильно сердишься… – начал он.

– Брось. В отличие от тебя, мне платят за вхождение в транс. Для меня это просто работа. Хотя, должен признать, мне не хватало тебя рядом, чтобы уплотнить меня.

Он вытянул ноги вдоль тропы, и Кристофер увидел камни и траву сквозь зеленые камвольные брюки. Затем Такрой потянулся и зевнул:

– Ты ведь на самом деле не хочешь продолжать эксперименты, не так ли? Ты был занят школой, а это гораздо веселее, чем пробираться по ночам в лощины, да?

Из-за того, что Такрой отнесся с таким пониманием, Кристофер устыдился еще больше. Он и забыл, какой Такрой хороший. И теперь Кристофер понял, что ужасно соскучился по нему.

– Конечно, я хочу продолжать, – сказал он. – Куда мы идем сегодня?

– Никуда, – ответил Такрой. – Я уже почти вышел из транса. Он был лишь попыткой установить с тобой связь. Но если ты действительно хочешь продолжать, в следующий четверг твой дядя посылает повозку в Шестую серию – ну, знаешь, то место, которое находится в Ледниковом периоде. Ты хочешь продолжать? В самом деле? – Такрой посмотрел на Кристофера, обеспокоенно сузив глаза до щелок. – Тыне обязан, знаешь?

– Да, но я хочу, – ответил Кристофер. – Увидимся в следующий четверг.

И он рывком вернулся в кровать, где, к его восторгу, с Финикийцами, наконец, что-то произошло.

Остаток семестра пролетел мгновенно – от урока до урока, от истории до истории в «Тысяче и одной ночи», от четверга до четверга. Самыми длинными были еженедельные уроки магии. В первый четверг, карабкаясь через Место Между на встречу с Такроем, Кристофер всё еще сильно боялся, но многое изменилось оттого, что у входа в пятую лощину его ждал Такрой. Вскоре он снова привык, и эксперименты продолжились, как раньше.

Кто-то устроил, чтобы на Рождественские каникулы Кристофер отправился к дяде Чарльзу и тете Элис – родителям кузины Кэролайн. Они жили недалеко – тоже в Суррее – в большом доме в деревне. Несмотря на то, что кузина Кэролайн была на три года младше и к тому же девочкой, с ней оказалось очень весело. Кристофер с удовольствием учился всему, чем занимаются люди в деревне, включая игру в снежки с Кэролайн и мальчиками из конюшни, и попытки усидеть на толстом пони Кэролайн, но был озадачен тем, что никто не упоминал про папу. А ведь дядя Чарльз был папиным братом. Кристофер понял, что папа в немилости у остальной семьи. Несмотря на это, тетя Элис любезно позаботилась, чтобы он хорошо провел Рождество. Самым желанным Рождественским подарком для Кристофера стал еще один золотой соверен внутри открытки от дяди Тенни. Это означало, что он сможет купить новые книги для Богини.

Едва вернувшись в школу, Кристофер пошел в книжный магазин и купил оставшиеся пять книг про Милли, и, как в прошлый раз, попросил завернуть их в вощеную бумагу. Еще двадцать фунтов шесть пенсов из цены Трогмортена. Такими темпами, подумал Кристофер, он будет носить свертки с книгами через Место Между до конца жизни.

В Храме он нашел Богиню в тускло освещенной комнате, склонившуюся над «Звездным часом Милли». Когда Кристофер вошел, она подпрыгнула и виновато сунула книгу под подушки.

– О, это ты! – сказала она. – Больше никогда не входи так тихо, иначе я моментально стану Мертвой Ашет! Что случилось в прошлый раз? Ты превратился в привидение и прошел сквозь пол.

– Понятия не имею, – ответил Кристофер, – я просто рухнул на свою кровать. Я принес тебе еще пять книг.

Замеча… – восторженно начала Богиня, а потом остановилась и спокойно продолжила: – Это очень любезно с твоей стороны, но после того, что случилось, когда я пыталась отдать тебе браслет, я не уверена, что Ашет хочет, чтобы я их получала.

– Нет, – сказал Кристофер. – Думаю, Ашет просто знает, что Трогмортен стоит тысячи фунтов. Даже если бы я принес тебе всю школьную библиотеку, я бы не возместил его цену.

– О, – произнесла Богиня. – В таком случае… Как Трогмортен, кстати?

Поскольку Кристофер понятия не имел, он беззаботно ответил:

– Носится везде, задирает других кошек и царапает людей, – и сменил тему, пока Богиня не поняла, что это только его предположения: – Первые пять книг тебе понравились?

Круглое лицо Богини расплылось в улыбке – такой широкой, что она едва вмещалась на ее лице, – и она распахнула руки.

– Самые изумительные книги в этом мире! Я будто в самом деле побывала в Ловудском пансионе. Я плачу каждый раз, когда читаю их.

Онейр оказался прав, подумал Кристофер, наблюдая, как Богиня открывает новый сверток, вскрикивая от удовольствия и звеня браслетами.

– О, Милли станет старостой! – воскликнула она, беря «Старосту Милли». – Я всё думала и думала, станет ли она. Значит, она все-таки одержала верх над этой педанткой Дельфинией, – она любовно погладила книгу и застала Кристофера врасплох вопросом: – Что случилось, когда ты забрал Трогмортена? Матушка Праудфут сказала мне, что Рука Ашет убила вора.

– Они пытались, – неловко произнес Кристофер, стараясь говорить небрежно.

– В таком случае ты очень храбро поступил, вернувшись, чтобы выполнить сделку, и заслуживаешь вознаграждения. Ты хотел бы награду – не обмен, не плату, а награду?

– Если тебе есть, что предложить, – осторожно ответил Кристофер.

– Тогда пойдем со мной, – сказала Богиня.

Она порывисто встала – дзынь-звяк, – подобрала с подушек новые книги вместе со старой и взяла обертку с веревкой. И швырнула всю связку в стену. Все шесть книг и обертка перевернулись в воздухе и исчезли, словно захлопнулась крышка на невидимой коробке. Словно их никогда здесь не было. Кристофер снова был впечатлен.

– Так матушка Праудфут не узнает, – объяснила Богиня, ведя его в тенистый двор. – Она мне очень нравится, но она ужасно суровая и во всё сует свой нос.

– Как ты достаешь книги обратно? – спросил Кристофер.

– Я приманиваю ту, которая мне нужна, – ответила Богиня, пробираясь через ползучие растения на арке. – Я это умею, потому что я Живая Ашет.

Она провела его мимо кошек через залитый ослепляющим солнцем двор к арке, которую он, к несчастью, помнил слишком хорошо. Именно в нее он влетел с воющим в корзине Трогмортеном. В глубине души у Кристофера возникла нервная и мрачная уверенность, что представления Богини о награде не имеют ничего общего с его собственными.

– Разве там не будет полно людей? – спросил он, прилично отстав.

– Некоторое время, нет. В жаркий сезон они дрыхнут часами, – уверенно ответила Богиня.

Кристофер неохотно последовал за ней по темным коридорам – не совсем тем путем, каким он бежал в прошлый раз, хотя сложно было понять наверняка. Наконец, они подошли к широкой арке, на которой висели почти прозрачные желтые занавески. За ними сиял дневной свет. Богиня раздвинула занавески и махнула Кристоферу проходить – дзынь-звяк. Перед ними оказалось старое темное дерево – такое старое, что его совершенно изъели черви и оно потеряло большинство своих ветвей. Что-то испускало удушающий запах – немного похожий на церковный ладан, но гораздо гуще и сильнее. Богиня обошла вокруг дерева, спустилась по мелким ступеням и вошла в высокую золотую комнату, заполненную ярким дневным светом, который перекрывали еще одни желтые занавески в нескольких ярдах от них. Здесь она развернулась, чтобы встать лицом к дереву.

– Это Святилище Ашет, – сообщила она. – Только посвященным дозволено находиться здесь. Это твоя награда. Смотри. Вот я.

Кристофер повернулся и почувствовал себя решительно обманутым. С этой стороны дерево оказалось чудовищной статуей женщины с четырьмя руками. Спереди она выглядела, как сделанная из чистого золота. Храм не позаботился покрыть золотом заднюю часть деревянной статуи, но они компенсировали это спереди. Каждый видимый дюйм женщины сиял маслянисто-желтым золотом, и она была увешена золотыми цепочками, ручными и ножными браслетами, серьгами. Ее юбка была из золотой парчи, а в каждую из четырех золотых ладоней был вставлен большой рубин. Еще больше драгоценных камней горели в высокой короне. Святилище было устроено так, что дневной свет театрально спускался от крыши наискосок, великолепно озаряя каждый драгоценный камень, но его затуманивал густой дым, поднимающийся от золотых горелок рядом с гигантскими золотыми ступнями женщины. Эффект получался решительно языческий.

Мгновение подождав реакции Кристофера, Богиня произнесла:

– Это Ашет. Она – это я, и я – это она. И это ее Божественный Вид. Я подумала, тебе понравится познакомиться со мной такой, какая я есть на самом деле.

Кристофер повернулся к Богине, собираясь сказать: «Нет, ты не такая. У тебя не четыре руки». Но Богиня стояла в дымном желтом пространстве, вытянув руки в стороны – тем же жестом, как верхняя пара рук статуи, – и у нее действительно было четыре руки. Нижняя пара была туманной, и он видел сквозь нее желтую занавеску, но на них висели те же браслеты, и они находились в точно таком же положении, как нижняя пара рук статуи. Они явно были так же реальны, как Такрой до уплотнения. Тогда Кристофер поднял взгляд на гладкое лицо статуи. И подумал, что за его пустым золотым взглядом скрывается безжалостность и жестокость.

– Она не выглядит такой умной, как ты, – сказал он единственное, что смог придумать, что не прозвучало бы грубостью.

– Она нацепляет свое очень глупое выражение, – пояснила Богиня. – Не обманывайся этим. Она не хочет, чтобы люди знали, как она умна на самом деле. Это очень полезное выражение. Я часто использую его во время уроков, когда матушка Праудфут и матушка Доусон становятся скучными.

Действительно полезное выражение, подумал Кристофер – куда лучше рассеянного, которое он использовал на уроках магии.

– Как ты это делаешь? – с громадным интересом спросил он.

Прежде чем Богиня успела ответить, позади статуи раздались мягкие шаги.

– Богиня? – позвал сильный, мелодичный, но резкий голос. – Что ты делаешь в Святилище в такой час?

Кристофер и Богиня впали в два различных состояния паники. Кристофер развернулся, чтобы нырнуть через другие желтые занавески, услышал, что и там снаружи шлепают сандалии и в отчаянии повернулся обратно. Богиня прошептала:

– О, проклятая матушка Праудфут! Такое чувство, что она инстинктивно знает, где я!

И она принялась вертеть браслет, пытаясь стянуть его с предплечья.

Крупная длинная ступня и большая часть ноги, прикрытой платьем ржавого цвета, появились из-за золотой статуи. Кристофер смирился с тем, что ему конец. Но Богиня, поняв, что ни за что не успеет вовремя снять браслет, схватила его ладонь и приложила ко всей груде звенящих украшений на ее руке.

Как и в прошлый раз, всё стало туманным, и Кристофер провалился сквозь окружающее на кровать в дортуаре. Бабах!

– Не делал бы ты так, а? – вздрогнув, проснулся Феннинг. – Ты что, не можешь контролировать эти свои сны?

– Могу, – ответил Кристофер, покрываясь потом при мысли о том, как едва не попался. – Такой сон я больше никогда не увижу.

В любом случае, всё это просто глупо: живая девочка, делающая вид, будто она богиня, которая является всего лишь изъеденной червями деревянной статуей. Он ничего не имел против самой Богини. Он восхищался ее сообразительностью, и ему хотелось бы научиться и очень глупому выражению, и тому трюку с исчезающими книгами. Но оно не стоило риска.

Глава 8

Остаток весеннего семестра Кристофер регулярно посещал Везделки с Такроем, но сам по себе не пытался никуда заглянуть. К этому моменту дядя Тенни организовал целый цикл экспериментов. Кристофер встречался с Такроем в Первой серии, Третьей, Пятой, Седьмой и Девятой, а потом – в Восьмой, Шестой, Четвертой и Второй. Всегда именно в таком порядке, но не всегда в одном месте или возле одной и той же лощины. В каждой Везделке ждали люди с грудой пакетов, в которых, если судить по весу и на ощупь, каждый раз находились разные вещи. Свертки в Первой серии всегда были шишковатые и тяжелые, а в Четвертой – гладкие коробки. Во Второй и Пятой сериях они были мягкими и пахли рыбой, что имело смысл, учитывая, что обе Везделки отличались обширными водными пространствами. В Восьмой Серии женщины всегда выдыхали чесночный запах, и тот же сильный запах исходил каждый раз от свертков. За исключением этого, никаких правил, похоже, не существовало. Кристофер познакомился с большинством людей, поставлявших пакеты, и смеялся и шутил с ними, загружая безлошадную повозку. И по мере продолжения экспериментов волшебники дяди Тенни постепенно усовершенствовали повозку. К концу семестра она передвигалась сама по себе, и Такрою с Кристофером больше не приходилось затаскивать ее по лощинам в Место Между.

На самом деле эксперименты стали такими однообразными, что не слишком отличались от школы. Работая, Кристофер думал о своем – точно так же, как в школе во время уроков магии, английского и в церкви.

– Почему мы никогда не ходим в Одиннадцатую серию? – спросил он Такроя, когда они поднимались по одной из лощин Первой серии с очередным тяжелым шишковатым грузом, скользящим позади на повозке.

– Никто не ходит в Одиннадцатую, – отрывисто ответил Такрой, явно желая сменить тему.

– Почему? – спросил Кристофер.

– Потому что там живут странные недружелюбные люди – если только их можно назвать людьми. Никто не знает о них почти ничего, поскольку они чертовски стараются, чтобы их никто не видел. И на самом деле Одиннадцатая не серия: там только один мир. И это всё, что мне известно.

У Кристофера возникло ощущение, что Такрой знает больше, чем говорит, однако он отказался рассказывать что-либо еще, и это страшно раздражало. Но на той неделе Такрой пребывал в плохом настроении. Его леди с замашками бабушки слегла с гриппом, и Такрою приходилось иметь дело с суровой девушкой, играющей на флейте.

– Где-то в нашем мире, – вздохнул он, – есть леди, которая играет на арфе и не возражает, если я становлюсь прозрачным, но между нами слишком много препятствий.

Возможно, оттого что он всё время так говорил, у Кристофера возник романтический образ Такроя, голодающего в своей мансарде и страдающего от безответной любви.

Почему дядя Тенни не позволяет мне повидать тебя в Лондоне? – спросил он.

– Я же просил тебя прекратить это, Кристофер, – сказал Такрой и оборвал дальнейший разговор, шагнув в туманы Места Между вместе с покачивающейся позади него повозкой.

Романтическое жилище Такроя не давало покоя Кристоферу весь тот семестр, особенно когда благодаря случайно оброненному в дортуаре слову он понял, что никто из остальных мальчиков никогда не встречал найденыша.

– Хотел бы я быть найденышем, – сказал Онейр, – тогда мне не пришлось бы заниматься отцовским бизнесом.

После этого Кристофер почувствовал, что не возражал бы даже против встречи с девушкой, играющей на флейте.

Но это вылетело у него из головы, когда обнаружилась неразбериха с договоренностью насчет Пасхальных каникул. Мама написала, что он должен поехать к ней в Геную, но в последний момент оказалось, что она едет в Веймар, где для Кристофера нет места. Ему пришлось провести в школе почти неделю в одиночестве, когда все разъехались по домам, пока школа писала дяде Чарльзу, а дядя Чарльз договаривался с другим папиным братом – дядей Конрадом, – чтобы тот забрал его на четыре дня. Тем временем, поскольку школа закрывалась, Кристофера отправили в Лондон к дяде Тенни.

К разочарованию Кристофера, дядя Тенни был в отъезде. Большая часть его дома была закрыта – повсюду запертые двери, а из людей одна экономка. Кристофер провел несколько дней, бродя по Лондону в одиночестве.

Это было почти так же здорово, как исследовать Везделки. Там были парки, памятники и уличные музыканты, и каждую дорогу, даже самую узкую, заполняли двуколки и экипажи. На второй день Кристофер оказался на рынке Ковент-Гардена, среди груд фруктов и овощей, и оставался там до самого вечера, завороженный носильщиками. Каждый из них мог, даже не покачиваясь, нести по меньшей мере шесть заполненных корзин, поставив их высокой стопкой на голове. Наконец, Кристофер развернулся, чтобы уходить, и увидел знакомую крепкую фигуру в зеленом камвольном костюме, шагающую по узкой улице впереди него.

– Такрой! – закричал Кристофер и помчался за ним.

Такрой, похоже, не услышал. Он продолжал идти, удрученно склонив кудрявую голову, и свернул в следующую узкую улицу, прежде чем Кристофер успел догнать его. Когда Кристофер на всей скорости влетел туда, там уже никого не было. Но он знал: это точно был Такрой. Должно быть, мансарда где-то рядом. Остаток своего пребывания в Лондоне он провел, болтаясь в районе Ковент-Гардена, надеясь снова увидеть Такроя, но ничего не вышло. Такрой больше не появлялся.

Затем Кристофер отправился в дом дяди Конрада в Уилтшире, где главной неприятностью оказался кузен Фрэнсис. Кузен Фрэнсис был ровесником Кристофера и принадлежал к тому типу мальчиков, которых Феннинг называл «самодовольный болванчик». Кристофер презирал Фрэнсиса за это, а Фрэнсис презирал Кристофера за то, что тот вырос в городе и никогда не участвовал в псовой охоте. Существовала и другая причина, которая выяснилась, когда Кристофер в седьмой раз тяжело упал с самого спокойного пони в конюшне.

– Не умеешь колдовать, да? – поинтересовался Фрэнсис, самодовольно глядя на Кристофера сверху вниз со значительной высоты своего изящного гнедого мерина. – Неудивительно. Всё твой отец виноват, что женился на той ужасной женщине из Аржанов. Никто в моей семье теперь не желает его знать.

Поскольку Кристофер был уверен, что Фрэнсис использовал магию, чтобы сбросить его с пони, он мог только стиснуть зубы и подумать, что папа счастливо избавился от этой конкретной ветви Чантов. Возвращение в школу стало облегчением.

И даже более чем облегчением. Начался сезон крикета. Кристофер моментально сделался одержим крикетом. Как и Онейр.

– Это король игр, – благоговейно сказал Онейр и купил все книги по крикету, какие смог достать.

Они с Кристофером решили, что когда вырастут, станут профессиональными игроками в крикет.

– А отцовский бизнес может катиться на все четыре стороны! – заявил Онейр.

Кристофер согласился, только в его случае это были мамины планы насчет Общества. «Я сам буду решать!» – подумал он, чувствуя себя так, словно освободился от обета. Он с удивлением обнаружил, насколько решительным и честолюбивым оказался. Они с Онейром тренировались целыми днями, а Феннинга, у которого не слишком хорошо получалось, убедили бегать за мячами. В промежутках они говорили о крикете, а по ночам Кристофер видел обычные нормальные сны – исключительно о крикете.

Необходимость в четверг отказаться от снов о крикете и встретиться с Такроем в Пятой серии ощущалась как досадная помеха.

– Я видел тебя в Лондоне, – сказал ему Кристофер. – Твоя мансарда рядом с Ковент-Гарденом, не так ли?

– Ковент-Гарден? – безучастно переспросил Такрой. – Даже близко не была. Ты, наверное, видел кого-то другого.

И он упорствовал в этом, даже когда Кристофер в мельчайших подробностях описал, на какой улице это произошло и как выглядел Такрой.

– Нет, – сказал он. – Ты, видимо, побежал за совершенно незнакомым человеком.

Кристофер знал, что это был Такрой. Он был озадачен. Но продолжать спор не имело смысла. Он начал загружать повозку пахнущими рыбой свертками и вернулся к мыслям о крикете. Естественно, не думая о том, что делает, он выпустил один из свертков не там, где нужно. Сверток пролетел сквозь Такроя и шлепнулся на землю, источая еще более сильный рыбный запах, чем прежде.

– Фу! – воскликнул Кристофер. – Что это такое?

– Понятия не имею, – ответил Такрой. – Я у твоего дяди всего лишь мальчик на побегушках. В чем дело? Сегодня твои мысли где-то далеко?

– Извини, – сказал Кристофер, подбирая сверток. – Я думал о крикете.

Лицо Такроя просветлело:

– Ты боулер или бэтсмен?[3]

– Бэтсмен. Я хочу стать профессиональным игроком.

– А я боулер. Медленный крученый бросок. И не сочти за хвастовство, но я очень даже неплох. Я много играю за… ну, на самом деле это деревенская команда, но мы обычно выигрываем. К концу игры я, как правило, беру семь калиток, и могу также немного отбивать. Ты кем играешь – открывающим?[4]

– Нет. Я считаю себя игроком первого ранга[5], – ответил Кристофер.

Они говорили о крикете всё время, пока Кристофер загружал повозку. А потом отправились на пляж, где рядом с ними разбивались голубые волны прибоя, и продолжили говорить о крикете. Такрой несколько раз пытался взять гальку, чтобы продемонстрировать свои умения, но не смог стать достаточно плотным, чтобы удержать ее. Так что Кристофер нашел прибитую к берегу деревяшку и использовал ее вместо биты, а Такрой давал советы, как отбивать.

С тех пор Такрой устраивал для Кристофера тренировки, в какой бы Везделке они ни оказывались, и они без остановки говорили о крикете. Такрой был хорошим тренером. Кристофер научился от него гораздо большему, чем от учителя в школе. И всё чаще его посещали амбициозные мечты профессионально играть за Суррей или еще где, твердо посылая мяч через всю площадку к границе. На самом деле Такрой так хорошо его обучил, что у него начали появляться более реальные и обыденные мечты попасть в школьную команду.

Теперь в дортуаре читали вслух книги Онейра по крикету. Заведующая обнаружила «Тысячу и одну ночь» и забрала ее, но никто не возражал. Все мальчики в дортуаре – даже Феннинг – сходили с ума по крикету. И Кристофер был самым одержимым из всех.

А потом разразилась катастрофа. Началась она со слов Такроя:

– Кстати, план изменился. Можешь встретиться со мной в следующий четверг в Десятой серии? Кто-то, похоже, пытается испортить эксперименты твоего дяди, так что нам придется изменить обычный порядок.

Легкие угрызения совести отвлекли мысли Кристофера от крикета. Он знал, что должен продолжать платить за Трогмортена, и боялся, что Богиня обладает сверхъестественной возможностью узнать, что он был в Десятой серии и не принес ей книг. К лощине он приблизился настороженно.

Такроя там не было. Кристофер добрый час ползал и карабкался, пока не обнаружил его у входа в совсем другую лощину. К этому времени Такрой стал заметно туманным и неплотным.

– Болван, – сказал Такрой, пока Кристофер поспешно уплотнял его. – Я в любую секунду мог выйти из транса. Ты же знаешь, что в каждой серии далеко не один мир. Что на тебя нашло?

– Возможно, я думал о крикете, – ответил Кристофер.

Место за новой лощиной было далеко не таким примитивным и языческим, как место, где жила Богиня. Оно представляло собой обширную территорию судостроительного предприятия, где над головой возвышались громадные краны. Самые большие корабли, что Кристоферу приходилось видеть – огромные корабли из ржавого железа ужасно странной формы, – были привязаны такими большими тросами, что ему пришлось перешагивать через них, словно через бревна. Но он понял, что это по-прежнему Десятая серия, когда человек, ждущий рядом с железной телегой, наполненной маленькими бочонками, воскликнул:

– Хвала Ашет! Я уж думал, вы не придете!

– Да, поторопись, – сказал Такрой. – Это место безопаснее, чем языческий город, но всё равно поблизости могут оказаться враги. Кроме того, чем быстрее ты закончишь, тем быстрее мы сможем пойти поработать над твоей передней защитой[6].

Кристофер поспешно принялся перекатывать бочонки с железной телеги на повозку. Когда все бочонки были загружены, он поспешил закрепить ремни, удерживающие на ней груз. И, конечно же, поскольку он торопился, один из ремней выскользнул у него из рук и упал с другой стороны повозки. Кристоферу пришлось перегнуться через груз, чтобы взять его. Он слышал лязг железа и далекие крики, но не обращал на них внимания, пока Такрой не прыгнул к нему, внезапно появившись перед глазами.

– Слезай! Убирайся оттуда! – крикнул Такрой, безрезультатно пытаясь оттащить Кристофера туманными руками.

По-прежнему лежа поперек бочонков, Кристофер поднял взгляд и увидел гигантский крюк на цепи, несущийся к нему так стремительно, что убежать он всё равно не успел бы.

И это всё, что он знал. Следующее, что он смутно осознал: он лежал на тропе своей лощины рядом с пижамой. Он понял, что от удара гигантского крюка потерял сознание – счастье еще, что он практически лежал на повозке, иначе Такрой ни за что не смог бы привезти его домой. Пошатываясь, Кристофер переоделся в пижаму. Голова болела, так что он, волоча ноги, вернулся прямо в кровать в дортуаре.

Наутро не осталось даже головной боли. Он забыл обо всем и сразу после завтрака отправился играть в крикет с Онейром и шестью другими мальчиками.

– Чур, я отбиваю первый! – крикнул он.

И все в тот же самый момент закричали то же самое. Но биту нес Онейр и он не собирался ее отдавать. Все, включая Кристофера, вцепились в него. Последовала глупая веселая потасовка, которая закончилась, когда Онейр с шутливой угрозой размахнулся битой по дуге.

С тяжелым хрустом бита встретилась с головой Кристофера. Он помнил, как услышал еще один отчетливый треск – прямо над левым ухом, точно кости его черепа ломались, как лед на луже. Затем, совершенно так же как прошлой ночью, он больше ничего не осознавал.

Очнувшись, Кристофер понял, что прошло немало времени. Хотя у него на лице почему-то оказалась простыня, он видел, как вечерний свет льется в окно, находящееся высоко в углу. Он страшно замерз – особенно ноги. По-видимому, кто-то снял с него ботинки и носки, чтобы уложить в кровать. Но куда его положили? Окно находилось не там, где должно бы быть в дортуаре – как и в любой другой комнате, где ему приходилось спать, коли на то пошло. Кристофер стянул простыню и сел.

Он сидел на мраморной плите в холодной, полутемной комнате. Неудивительно, что он замерз. На нем было только нижнее белье. Вокруг него стояли другие мраморные плиты, в большинстве своем пустые. Но на некоторых лежали люди – абсолютно неподвижные и с головой накрытые простынями.

Кристофер начал подозревать, где он оказался. Завернувшись в простыню, чтобы хоть чуть-чуть согреться, он соскользнул с мраморной плиты и подошел к ближайшей белой плите с человеком на ней. Осторожно он отодвинул простыню. Человек был старым бродягой, без всякого сомнения мертвым. Чтобы убедиться, Кристофер ткнул пальцем его холодное обросшее щетиной лицо. После чего велел себе сохранять спокойствие, что было вполне разумно, но слишком поздно. Его уже охватила такая паника, какой он не испытывал еще ни разу в жизни.

На другом конце холодной комнаты находилась большая металлическая дверь. Кристофер схватил ее за ручку и потянул. Когда дверь оказалась запертой, он принялся пинать ее, барабанить по ней обеими руками и дергать ручку. Он всё еще пытался уговорить себя быть благоразумным, но его трясло, а паника стремительно выходила из-под контроля.

Примерно через минуту дверь распахнулась, и в проеме появился толстый веселый мужчина в белом рабочем халате и раздраженно уставился перед собой. Поначалу он не заметил Кристофера. Он смотрел поверх его головы, ожидая кого-то более высокого.

Кристофер осуждающе запахнул простыню.

– Чего ради вы запираете эту дверь? – вопросил он. – Здесь все мертвые. Они не убегут.

Мужчина опустил взгляд на Кристофера и издал тихий стон. Его глаза закатились к потолку, а пухлое тело соскользнуло по двери и рухнуло к ногам Кристофера в глубоком обмороке.

Кристофер подумал, что он тоже умер. Это стало последней каплей. Он перепрыгнул через тело мужчины и понесся по коридору, обнаружив, что находится в больнице. Его пыталась остановить медсестра, но к этому моменту Кристофер уже не способен был ничего воспринимать.

– Где школа? – завопил он. – Я пропускаю тренировку по крикету!

Полчаса после этого в больнице творился полный хаос, когда все пытались поймать труп пяти футов ростом в развевающейся простыне, который носился туда-сюда по коридорам, крича, что пропускает тренировку по крикету.

Наконец, они поймали его рядом с Родильным отделением, где доктор поспешно дал ему что-то усыпляющее.

– Успокойся, сынок, – сказал он. – Знаешь, для нас это тоже шок. Когда я видел тебя в последний раз, твоя голова напоминала раздавленную тыкву.

– Я пропускаю тренировку по крикету, говорю же вам! – воскликнул Кристофер.

Он проснулся на следующее утро в больничной кровати. Мама и папа сидели рядом с ней друг напротив друга. Темная одежда и бакенбарды с одной стороны, духи и красивые цвета – с другой. И словно чтобы доказать Кристоферу серьезность случившегося кризиса, они даже разговаривали друг с другом.

– Ерунда, Козимо, – говорила мама. – Доктора просто ошиблись. У него было лишь сильное сотрясение, и мы оба зря испугались.

– Школьная заведующая тоже сказала, что он мертв, – угрюмо произнес папа.

– Взбалмошная женщина, – ответила мама. – Я не верю ни единому ее слову.

– А я верю. У него не одна жизнь, Миранда. Это объясняет многое в его гороскопе, что всегда озадачивало…

– О, вздор эти твои гороскопы! – воскликнула мама. – Замолчи!

– Я не стану молчать, когда знаю правду! – практически закричал папа. – Я сделал то, что следовало сделать, и послал телеграмму де Витту насчет него.

Это явно привело маму в ужас.

– Как ты мог совершить такую гнусность! – разозлилась она. – И даже не посоветовавшись со мной! Говорю тебе, Козимо, я не собираюсь терять Кристофера из-за твоего мрачного коварства!

На этом моменте папа и мама так разозлились, что Кристофер закрыл глаза. Поскольку вещество, которое дал ему доктор, всё еще вызывало у него сонливость, он почти сразу же снова заснул, но даже во сне продолжал слышать ссору. В конце концов, он выбрался из кровати, проскользнул мимо папы и мамы – они даже не заметили – и отправился в Место Между. Он нашел там новую лощину, ведущую куда-то, где шло цирковое представление. Никто в том мире не говорил по-английски, но Кристофер прекрасно устроился – как часто делал прежде, – притворившись глухонемым.

Когда он тихонько вернулся, комната была полна людей в строгой одежде, которые явно собирались уходить. Кристофер проскользнул мимо дородного серьезного молодого человека с тугим воротником и леди в сером платье, которая держала черный кожаный чемодан с инструментами. Никто из них не понял, что он здесь. Судя по всему, ту его часть, которая оставалась в кровати, только что изучал специалист. Когда Кристофер обогнул маму и забрался в кровать, он понял, что специалист стоит прямо за дверью с папой и бородатым мужчиной.

– Я согласен, что в сложившихся обстоятельствах вы были правы, позвав меня, – услышал Кристофер старческий сухой голос, – но здесь присутствует только одна жизнь, мистер Чант. Признаю, конечно, произошло нечто странное, но у нас есть отчет школьного учителя магии, чтобы подтвердить наши выводы в данном случае. Боюсь, я совершенно не убежден… – старческий сухой голос удалился по коридору, продолжая говорить, и за ним последовали все остальные, кроме мамы.

– Какое облегчение! – произнесла мама. – Кристофер, ты проснулся? На мгновение я подумала, что этот жуткий старик заберет тебя, и я никогда не прощу твоего папу! Никогда! Я не хочу, чтобы ты вырос скучным законопослушным полицейским, Кристофер. Мама хочет гордиться тобой.

Глава 9

Кристофер вернулся в школу на следующий день. Он боялся, что мама разочаруется в нем, когда он станет профессиональным игроком в крикет, но это ни в малейшей степени не поколебало его устремлений.

В школе его встретили будто восьмое чудо света. Онейр извинялся, чуть ли не плача. И это единственное, что заставляло Кристофера чувствовать себя неуютно. В остальном, он грелся в лучах всеобщего внимания. Он настоял, что продолжит, как прежде, играть в крикет, и с нетерпением ждал следующего четверга, чтобы рассказать Такрою о своих приключениях.

Утром в среду за Кристофером послал директор. В директорском кабинете он с удивлением увидел папу – они с директором с неловким видом стояли возле стола из красного дерева.

– Что ж, Чант, – произнес директор, – нам жаль так скоро терять наше девятидневное чудо. Ваш отец пришел забрать вас. Похоже, вы переходите на частное обучение.

– Что? Оставить школу, сэр? – воскликнул Кристофер. – Но сегодня после обеда тренировка по крикету, сэр!

– Я предлагал вашему отцу подождать хотя бы до конца семестра, – ответил директор, – но, похоже, знаменитый доктор Посан не согласился на отсрочку.

Папа прочистил горло:

– Эти преподаватели из Кембриджа. Мы оба знаем, что они собой представляют, директор.

И они фальшиво улыбнулись друг другу.

– Заведующая уже пакует ваш чемодан, – продолжил директор. – Ваши вещи и табель успеваемости будут, как положено, отправлены следом. А теперь мы должны попрощаться: насколько я понимаю, ваш поезд отходит через полчаса.

Он пожал Кристоферу руку – быстрым, твердым директорским рукопожатием, – и папа тут же потащил Кристофера к кэбу, не дав даже попрощаться с Онейром и Феннингом. Из-за этого Кристофер, сидя в кэбе, злился и возмущенно пялился на папин профиль с бакенбардами.

– Я надеялся попасть в школьную крикетную команду, – многозначительно произнес он, поняв, что папа не собирается ничего объяснять.

– Очень жаль, – ответил папа, – но будут и другие крикетные команды. Твое будущее важнее крикета, сын мой.

Крикет – мое будущее, – нахально заявил Кристофер.

Он впервые открыто объявил о своих честолюбивых замыслах взрослому. Его бросило в жар, а потом в холод от того, как дерзко он разговаривал с папой. Но в то же время он был рад, поскольку сделал важный шаг на пути своей карьеры.

Папа меланхолично улыбнулся:

– Было время, когда я хотел стать машинистом. Подобная блажь проходит со временем. Важнее было увезти тебя к доктору Посану до конца семестра. Твоя мама собиралась взять тебя с собой за границу.

От гнева Кристофер так сильно стиснул зубы, что брекеты поцарапали ему губу. Крикет, значит, блажь!

– Почему это так важно?

– Доктор Посан – самый выдающийся Прорицатель в стране. Мне пришлось подергать за пару ниточек, чтобы он взял тебя так быстро. Но когда я изложил ему дело, он сам сказал, что надо приступить немедленно, чтобы де Витт не успел забыть о тебе. Де Витт пересмотрит свое мнение о тебе, когда обнаружит, что у тебя все-таки есть магический дар.

– Но я не могу колдовать, – заметил Кристофер.

– И для этого должна существовать какая-то причина. По всей очевидности, твой дар должен быть огромным, поскольку я кудесник, как и оба моих брата, а твоя мама – надо отдать ей должное – весьма одаренная колдунья. А ее брат, этот ужасный Аржан, тоже кудесник.

Кристофер пытался переварить услышанное, наблюдая, как за папиным профилем мимо пробегают дома, когда поезд, пыхтя, выехал на окраины Лондона. Никто прежде не говорил ему про его наследственность. Однако он предположил, что и в самых волшебных семьях рождаются бездари. И подумал, что он, наверное, бездарь. Так значит, папа действительно кудесник? Кристофер возмущенно поискал в папе признаки силы и богатства, сопутствующие кудеснику, и не нашел их. Папа производил на него впечатление бедно одетого и мрачного человека. Обшлага его сюртука износились, а шляпа выглядела унылой и небогатой. Даже черные с проседью бакенбарды были более жидкими, чем помнил Кристофер.

Однако проблема состояла в том, что, кудесник или нет, папа вырвал Кристофера из школы в самый разгар крикетного сезона, и, судя по тому, как директор говорил, его не ждали обратно. Почему? Почему папа решил так поступить с ним?

Кристофер размышлял над этим, пока поезд подходил к конечной станции Большой Южной железной дороги и пока папа через суетливые толпы людей тащил его к кэбу. Бегом проталкиваясь к станции Сент-Панкрас Кросс, Кристофер вдруг понял, что теперь будет сложно даже встретиться с Такроем и получить несколько уроков крикета от него. Папа велел ему не иметь никаких дел с дядей Тенни, а папа был кудесником.

В маленьком закопченном вагоне поезда, идущего в Кембридж, Кристофер возмущенно спросил:

– Папа, почему ты решил отвезти меня к доктору Посану?

– Я думал, что уже объяснил, – ответил папа.

Некоторое время казалось, он больше ничего не скажет. А потом он со вздохом повернулся к Кристоферу, и Кристофер понял, что он просто собирался с духом для серьезного разговора.

– В прошлую пятницу, сын мой, – сказал папа, – твою смерть констатировали два врача и несколько других людей. Однако, когда я прибыл в субботу, чтобы опознать твое тело, ты был жив, поправлялся и не имел ни малейших следов травмы. Это уверило меня, что у тебя больше одной жизни, тем более что подобное уже происходило раньше. Скажи, Кристофер, в тот раз в прошлом году, когда мне сказали, что на тебя упал карниз, ты ведь был смертельно ранен, не так ли? Ты можешь признаться мне. Я не стану сердиться.

– Да, – неохотно произнес Кристофер. – Думаю, да.

– Так я и знал! – с угрюмым удовлетворением сказал папа. – Так вот, сын мой, те люди, которым повезло иметь несколько жизней, всегда, неизменно высокоодаренные кудесники. В прошлую субботу мне стало ясно, что ты один из них. Поэтому я послал за Габриэлем де Виттом. В настоящее время монсиньор де Витт, – тут папа понизил голос и нервно оглядел закопченный вагон, будто думал, что монсиньор де Витт может услышать, – сильнейший кудесник в мире. У него девять жизней. Девять, Кристофер. И потому он достаточно силен, чтобы контролировать использование магии в нашем мире и в нескольких других. Эту задачу ему поручило правительство. Поэтому ты можешь услышать, что его называют Крестоманси. Так называется его должность.

– Но, – возразил Кристофер, – какое всё это и крест-ой-ман-си имеет отношение к тому, что ты забрал меня из школы?

– Такое, что я хочу, чтобы де Витт заинтересовался твоим случаем. Я сейчас беден и ничего не могу для тебя сделать. Я принес значительные жертвы, чтобы оплатить гонорар доктора Посана, потому что я считаю, де Витт был неправ, когда сказал, что ты обычный мальчик с одной жизнью. Моя надежда заключается в том, что доктор Посан сможет доказать его неправоту, и тогда де Витта можно будет убедить взять тебя в его штат. Если это случится, твое будущее обеспечено.

«Взять меня в его штат, – подумал Кристофер. – Как Онейр в бизнесе своего отца начнет с должности рассыльного».

– Не думаю, – сказал он, – что хочу, чтобы мое будущее было обеспечено таким образом.

Папа горестно посмотрел на него:

– В тебе говорит твоя мама. Надлежащее обучение излечит эту легкомысленность.

Это нисколько не примирило Кристофера с папиными планами. «Но я говорил от себя! – сердито подумал он. – К маме это не имеет никакого отношения!» Он всё еще пребывал в состоянии кипящего негодования, когда поезд, пыхтя, въехал в Кембридж. И когда они с папой пошли по улицам со множеством молодых людей в костюмах, похожих на пальто из Седьмой серии, мимо зданий с башенками, напоминавших Храм Ашет, если не считать того, что у Кембриджских зданий было больше окон. Папа снял жилье в меблированных комнатах – темное, тесное помещение, пахнущее старыми обедами.

– Мы поживем здесь вместе, пока доктор Посан разбирается с тобой, – сказал он Кристоферу. – Я взял с собой много работы, чтобы лично присматривать за твоим благополучием.

Это окончательно добило Кристофера, чувствовавшего себя одновременно несчастным и негодующим. Он задумался, осмелится ли отправиться в Место Между на встречу с Такроем, когда за ним присматривает взрослый кудесник. В довершение всего кровать в меблированных комнатах оказалась еще хуже, чем в школе, и звенела, как натянутая струна, каждый раз, когда он шевелился. Он отправился спать, думая, что несчастней быть уже некуда. Но это было до того, как Кристофер увидел доктора Посана и понял, что его несчастья только начались.

На следующее утро в десять часов папа отвел его в дом доктора Посана на Трампингтон-роуд.

– Из-за своей учености доктор Посан порой ведет себя так, что это сбивает с толку, – сказал папа. – Но я знаю, что могу рассчитывать, что мой сын будет подобающе вежлив, несмотря ни на что.

Это прозвучало зловеще. У Кристофера дрожали колени, когда горничная провожала его в комнату доктора Посана: светлую-светлую комнату, в ужасном беспорядке до краев набитую вещами.

– Стой! – раздался из глубин бардака резкий голос.

Кристофер смущенно замер на месте.

– Ни шагу дальше. Успокой свои колени, мальчик! Боже, какая же эта молодежь нервная! – проревел резкий голос. – Как я должен оценивать тебя, если ты не будешь стоять смирно? Итак, что скажешь?

Самым большим предметом среди бардака было мощное кресло. Доктор Посан сидел в нем, не двигая ни единым мускулом, если не считать дрожания толстых багровых щек. Вероятно, он был слишком толстым, чтобы двигаться. Он был крайне, весьма, чрезвычайно толстым. Его живот походил на небольшую гору с натянутым поверх нее клетчатым жилетом. Его ладони напомнили Кристоферу багровые бананы, которые он видел в Пятой серии. Кожа плотно обтягивала багровое лицо, с которого свирепо смотрели два безжалостных водянистых глаза.

– Как поживаете, сэр? – произнес Кристофер, поскольку папа рассчитывал, что он будет вежлив.

– Нет, нет! – закричал доктор Посан. – Это проверка, а не светский визит. В чем твоя проблема… Чант – так тебя зовут, да? Изложи свою проблему, Чант.

– Я не могу творить магию, сэр, – ответил Кристофер.

– Как и множество других людей. Некоторые такими рождаются, – рявкнул доктор Посан. – Старайся лучше, Чант. Покажи мне. Не твори магию, чтобы я посмотрел.

Кристофер замер – в основном от недоумения.

– Давай, мальчик! – завопил доктор Посан. – Не твори ее!

– Я не могу не творить что-то, что я не могу творить, – произнес Кристофер, окончательно встревоженный.

– Конечно, можешь! – рявкнул доктор Посан. – Это сущность магии. Покончим с этим. Зеркало на столе рядом с тобой. Подними его и побыстрее!

Если доктор Посан надеялся, испугав Кристофера, спровоцировать его на успешные действия, у него ничего не вышло. Кристофер, спотыкаясь, подошел к столу, посмотрел на лежащее там элегантное зеркало в серебряной оправе и произнес слова и совершил жесты, выученные в школе. Ничего не произошло.

– Хм, – произнес доктор Посан. – Не твори ее еще раз.

Кристофер понял, что должен попытаться снова. Он попытался – его руки и голос дрожали, а в душе росло раздраженное страдание. Безнадежно! Он ненавидел папу за то, что тот притащил его на мучения к этому ужасному толстяку. Хотелось заплакать, и пришлось напомнить себе (будто он был сам себе гувернанткой), что он уже давно слишком большой для подобного. И, как и прежде, зеркало просто осталось лежать, где лежало.

– Эм, – произнес доктор Посан. – Повернись, Чант. Нет, в правую сторону, медленно, чтобы я мог оглядеть тебя всего. Стой!

Остановившись, Кристофер стоял и ждал. Доктор Посан закрыл свои водянистые глаза и опустил багровые подбородки. Кристофер заподозрил, что он заснул. В комнате царила абсолютная тишина, только среди бардака тикали часы. Двое часов принадлежали к тому типу, у которых видны все механизмы. Высокие напольные часы, и мощный мраморный хронометр, который выглядел так,словно его сняли с чьей-то могилы. Кристофер чуть из кожи не выпрыгнул, когда доктор Посан вдруг рявкнул, точно труба судного дня:

– ВЫНЬ ВСЁ ИЗ КАРМАНОВ, ЧАНТ!

«Э?» – подумал Кристофер, но не посмел ослушаться. Он торопливо принялся опустошать карманы своей норфолкской куртки[7]: шестипенсовик дяди Тенни, который он продолжал хранить, свой собственный шиллинг, сероватый носовой платок, записка от Онейра насчет алгебры, – и остались постыдные вещи, вроде бечевки, резинки и покрывшихся пухом ирисок. Кристофер замешкался.

– Всё вынимай! – крикнул доктор Посан. – Освободи абсолютно все карманы. Клади всё на стол.

Кристофер продолжил вынимать вещи: жевательную резинку, кусочек карандаша, горох для духового ружья Феннинга, серебряный трехпенсовик, о котором он не знал, лекарство от кашля, пух, еще пух, бечевку, мраморный шарик, старое перо от ручки, еще резинки, еще пух, еще бечевки. И всё.

Глаза доктора Посана свирепо осмотрели его с ног до головы.

– Нет, это не всё! Что там еще на тебе? Булавка для галстука. Избавляйся от нее тоже.

Кристофер неохотно расстегнул красивую серебряную булавку для галстука, которую ему подарила тетя Элис на Рождество. А глаза доктора Посана продолжали пронзительно смотреть на него.

– А! – произнес доктор Посан. – И эта глупая штуковина у тебя на зубах. Ее тоже надо снять. Вынь ее изо рта и положи на стол. За каким чертом она вообще нужна?

– Чтобы мои зубы не искривлялись, – обиженно ответил Кристофер – как бы он ни ненавидел брекеты, еще больше он ненавидел, когда его осуждали из-за них.

– А чем плохи кривые зубы? – проревел доктор Посан и обнажил собственные зубы.

При виде них Кристофер отшатнулся. Зубы доктора Посана были коричневыми и в полном беспорядке лежали во все стороны, точно растоптанный коровой забор. Пока Кристофер моргал на них, доктор Посан заорал:

– А теперь снова сотвори левитационные чары!

Кристофер скрипнул зубами – которые по контрасту чувствовались прямыми и очень гладкими без брекетов – и снова повернулся к зеркалу. Еще раз он посмотрел на него, еще раз произнес слова и еще раз поднял руки. И когда его руки поднялись, он почувствовал, как нечто высвободилось от них – высвободилось ураганом.

Всё в комнате взлетело вверх, кроме Кристофера, зеркала, булавки для галстука, брекетов и денег. Они соскользнули на пол, когда стол взмыл наверх, но были подхвачены вознесшимся следом ковром. Кристофер поспешно сошел с ковра и смотрел, как всё парит вокруг него: все часы, несколько столов, стулья, коврики, картины, вазы, украшения и доктор Посан. Будто воздушный шар, он величественно поднялся вместе с креслом и стукнулся о потолок. Потолок вспучился, и люстра распласталась по нему. Сверху донесся грохот, крики и необъятный уходящий ввысь скрежет. Кристофер мог чувствовать, как крыша дома снялась и направилась в небо, а за ней помчался чердак. Это было невероятное ощущение.

– ПРЕКРАТИ! – прорычал доктор Посан.

Кристофер виновато опустил руки.

В ту же секунду всё посыпалось обратно на землю. Вокруг Кристофера ныряли столы, плавно спускались ковры, с грохотом падали на пол вазы, картины и часы. Кресло доктора Посана стремительно рухнуло вместе со всем остальным, сопровождаемое кусочками люстры, но сам доктор Посан плавно проплыл вниз, явно предусмотрительно наложив собственные чары. Наверху с грохотом рухнула обратно крыша. Кристофер слышал, как падает черепица и рушатся дымоходы, так же как бьющиеся и стонущие звуки на верхнем этаже. Похоже, верхние этажи теперь пытались опуститься до земли. Стены выгнулись, осыпая штукатурку, в то время как окна искривились и разлетелись на кусочки. Прошло около пяти минут, пока прекратилось сползание и сжимание, а пыль оседала еще дольше. Доктор Посан сидел среди обломков и разлетающейся пыли, уставившись на Кристофера. Кристофер уставился на него в ответ, испытывая огромное желание рассмеяться.

Вдруг в кресле напротив доктора Посана материализовалась маленькая старушка. На ней была белая ночная рубашка и кружевной чепец на белых волосах. Она сурово улыбнулась Кристоферу:

– Так значит, это ты, дитя. Мэри-Эллен в истерике. Никогда больше так не делай, иначе я нашлю на тебя Кару. Знаешь, я по-прежнему известна моими Карами.

С этими словами она исчезла – так же внезапно, как появилась.

– Моя старушка-мать, – сказал доктор Посан. – Обычно она прикована к постели, но, как видишь, весьма резво перемещается. Как и почти всё остальное.

Он сел и еще некоторое время таращился на Кристофера, а Кристофер продолжал бороться со смехом.

– Серебро, – наконец, произнес доктор Посан.

– Серебро? – переспросил Кристофер.

– Серебро, – подтвердил доктор Посан. – Тебе не давало колдовать серебро, Чант. Не спрашивай меня пока почему. Возможно, мы никогда не докопаемся до сути, но факт остается фактом. Если хочешь пользоваться магией, тебе придется отказаться от денег, за исключением медяков и соверенов, выбросить эту булавку для галстука и избавиться от глупых брекетов.

Кристофер подумал о папе, о школе, о крикете. Гнев и разочарование придали ему смелости заявить:

– Не думаю, что хочу пользоваться магией, сэр.

– Еще как хочешь, Чант, – ответил доктор Посан. – По меньшей мере ближайшие несколько месяцев.

И пока Кристофер размышлял, как бы так возразить, чтобы прозвучало не слишком грубо, доктор Посан издал очередной оглушительный рев:

– ТЫ ДОЛЖЕН ВЕРНУТЬ ВСЁ НА МЕСТО, ЧАНТ!

Этим Кристоферу и пришлось заниматься. Остаток утра он ходил по дому – поднимался на каждый этаж, а потом выходил в сад, – в то время как доктор Посан катился рядом с ним в кресле и показывал, как накладывать поддерживающие чары, чтобы не дать дому развалиться. Похоже, доктор Посан никогда не покидал это кресло. За всё время, что Кристофер провел с ним, он ни разу не видел, чтобы он ходил. Около полудня доктор Посан направил кресло на кухню, где посреди раздавленных черепков кувшина из-под масла, разлитого молока, кусочков раковины и помятых кастрюль скорбно сидела кухарка, вытирая глаза передником.

– Вы тут не ранены? – гавкнул доктор Посан. – Я первым делом поставил держатель, чтобы быть уверенным, что плита не взорвется и не спалит дом – и всё такое. Она выдержала, не так ли? Водопроводные трубы целы?

– Да, сэр, – сглотнула кухарка. – Но обед уничтожен, сэр.

– Придется нам в кои-то веки пообедать чем попало, – сказал доктор Посан, и его кресло развернулось лицом к Кристоферу. – К сегодняшнему вечеру эта кухня должна быть восстановлена. Не поддерживающие чары. Всё как новое. Я покажу тебе как. Кухня не может быть в неисправности. Это самое важное место в доме.

– Не сомневаюсь, сэр, – сказал Кристофер, разглядывая гору-живот доктора Посана.

Доктор Посан свирепо посмотрел на него:

– Я могу поужинать в университете, но моя мать нуждается в своем рационе.

Весь оставшийся день Кристофер чинил кухню, соединяя осколки посуды, собирая обратно пролитое молоко и кулинарный херес, выправляя вмятины на кастрюлях и заклеивая опасную трещину на задней части плиты. Пока он работал, доктор Посан сидел, греясь у огня плиты и гавкая что-нибудь вроде:

– А теперь восстанови яйца, Чант. Тебе нужны сначала чары, чтобы поднять их, потом убирающие грязь, которые ты использовал на молоке. Затем можешь начинать восстанавливающие чары.

Пока Кристофер трудился, кухарка, которая явно боялась доктора Посана еще больше, чем Кристофер, бесшумно передвигалась вокруг него, пытаясь испечь пирог и приготовить жаркое на ужин.

Во всяком случае Кристофер, вероятно, освоил в тот день больше практических чар, чем за два с половиной семестра в школе. К вечеру он падал с ног.

– Можешь теперь вернуться к отцу, – рявкнул доктор Посан. – Будь здесь завтра ровно в девять. Надо проверить еще остальной дом.

– О, Господи! – простонал Кристофер, слишком устав, чтобы быть вежливым. – Может, мне кто-нибудь поможет? Я выучил урок.

– С чего ты взял, что тебе надо выучить только один урок? – проревел доктор Посан.

Кристофер доковылял до меблированных комнат, неся брекеты, деньги и булавку для галстука в сером носовом платке. Папа поднял взгляд от стола, заваленного таблицами гороскопов.

– Ну? – спросил он с угрюмым нетерпением.

Кристофер рухнул в бугристое кресло и ответил:

– Серебро. Серебро не дает мне использовать магию. И надеюсь, у меня действительно не одна жизнь, потому что, если так пойдет, доктор Посан убьет меня.

– Серебро? – произнес папа. – Ох! Ох-хо-хох!

Он был очень грустным и молчаливым всё время, пока они ели капустный суп и сосиски, которые меблированные комнаты предоставляли на ужин. А после ужина сказал:

– Сын мой, я должен тебе кое-в-чем признаться. В том, что серебро не дает тебе пользоваться магией, виноват я. Когда ты родился, я не только составил твой гороскоп, но и использовал все чары, какие знал, чтобы увидеть твое будущее. И можешь представить себе мой ужас, когда все виды прогнозов предвещали, что серебро означает опасность или смерть для тебя, – папа замолчал, барабаня пальцами по таблицам гороскопа и с отсутствующим видом глядя в стену. – Аржан, – задумчиво произнес он. – Аржан в переводе с французского означает «серебро». Неужели я понял неправильно? – он с грустью снова собрался с духом. – Что ж, теперь слишком поздно предпринимать что-либо по этому поводу. Я могу только предупредить тебя не иметь ничего общего с твоим дядей Тенни.

– Но почему это твоя вина? – спросил Кристофер, чувствуя себя ужасно неуютно из-за того, в каком направлении развивались папины мысли.

– Судьбу не обманешь, – ответил папа, – мне следовало это знать. Я наложил самые могущественные чары и вложил все свои силы, чтобы нейтрализовать воздействие серебра на тебя. Серебро – любой контакт с серебром – похоже, немедленно превращает тебя в обычного человека без малейшего магического дара. И теперь я вижу, что в этом заключается своя опасность. Я так понимаю, ты можешь пользоваться магией, когда не касаешься серебра?

Кристофер устало засмеялся:

– О, да. Как что угодно другое.

Папа немного просветлел:

– Какое облегчение. Значит, моя жертва была не напрасна. Как ты знаешь, Кристофер, я ужасно глупо потерял деньги твоей мамы и свои собственные, вложив их туда, куда, как мне казалось, велят мои гороскопы, – он грустно покачал головой. – Гороскопы каверзны, особенно с деньгами. Как бы то ни было, со мной покончено. Я считаю себя неудачником. У меня остался один смысл в жизни: ты, сын мой. Если я и познаю успех – я познаю его через тебя.

Если бы Кристофер не устал так сильно, он нашел бы папины слова решительно неуютными. Даже сквозь усталость он почувствовал раздражение из-за папиных ожиданий, что он будет жить для него, а не для самого себя. «Будет ли честно использовать магию, чтобы стать знаменитым игроком в крикет?» – подумал Кристофер. Можно отправить мяч, куда угодно. Посчитает ли папа это успехом? Он прекрасно знал, что нет. К этому времени его глаза закрывались сами по себе, и он клевал носом. Когда папа отправил его в постель, Кристофер упал на бренчащий матрас и заснул, как убитый. Он собирался – честно собирался – отправиться в Место Между и рассказать Такрою обо всем случившемся, но то ли он слишком устал, то ли слишком боялся, что папа узнает. Какова бы ни была причина, в ту ночь он не видел снов вообще – никаких.

Глава 10

Следующие три недели доктор Посан так много заставлял Кристофера работать над восстановлением дома, что по вечерам он падал в кровать, слишком истощенный, чтобы видеть сны. По утрам доктор Посан ждал Кристофера в холле, сидя в кресле.

– За работу, Чант! – гавкал он.

Кристофер приобрел привычку отвечать:

– Серьезно, сэр? Я думал, мы будем прохлаждаться, как вчера.

Странно, но доктор Посан нисколько не возражал против подобных комментариев. Привыкнув к нему, Кристофер обнаружил, что доктору Посану нравится, когда ему сопротивляются, а обнаружив это, Кристофер понял, что на самом деле не ненавидит доктора Посана – разве что так, как можно ненавидеть сильную грозу, в эпицентр которой вам случилось попасть. Кристофер понял, что ему нравится восстанавливать дом, хотя, возможно, на самом деле ему нравилось творить магию, которая действительно что-то делала. Все используемые им чары имели реальное применение. И они были куда интереснее, чем те глупости, которые он пытался выучить в школе. А тяжелая работа переносилась гораздо легче благодаря тому, что Кристофер мог говорить доктору Посану такие вещи, за которые школьные учителя открутили бы ему уши и пригрозили бы побить розгами за наглость.

– Чант! – вопил доктор Посан из своего кресла в центре лужайки. – Чант! Колпаки дымовых труб изогнуты.

Кристофер, дрожа на ветру, балансировал на черепице крыши. В тот день шел дождь, так что одновременно с работой ему приходилось поддерживать укрывающие чары для крыши и для лужайки. И он уже четыре раза выпрямлял дымоходы.

– Да, сэр, конечно, сэр! – крикнул он в ответ. – Хотите, чтобы они стали золотыми, сэр?

– Брось это, иначе я заставлю тебя так и сделать! – рявкнул доктор Посан.

Придя чинить комнату матери доктора Посана, Кристофер совершил ошибку, попытавшись обращаться со старой миссис Посан точно так же. Довольная и спокойная, она сидела в кровати, засыпанной штукатуркой с потолка, и вязала что-то длинное и полосатое.

– Я спасла зеркало, дитя, – с приятной улыбкой заметила она, – но это всё, на что я способна. Будь добр, сначала почини ночной горшок, и считай, что тебе повезло, дитя, что им не пользовались. Ты найдешь его под кроватью.

Кристофер выудил три разбитых куска, оставшихся от горшка, и принялся за работу.

– Сделай его прямым, – велела миссис Посан, стуча вязальными спицами. – Убедись, что ручка не погнулась, а золотой ободок по верху идет ровно. Пожалуйста, не оставляй никаких неудобных выступов или неприглядных выпуклостей, дитя.

Ее мягкий приятный голос всё время перебивал чары. В конце концов, Кристофер раздраженно спросил:

– Может, хотите, чтобы он был усыпан бриллиантами? Или просто букетик роз на дне?

– Спасибо, дитя, – ответила миссис Посан. – Букетик роз, пожалуйста. Думаю, это очаровательная идея.

Сидевший рядом в своем кресле доктор Посан пришел восторг от замешательства Кристофера.

– Сарказм никогда не окупается, Чант, – проревел он. – Розы требуют созидающих чар. Слушай внимательно.

После этого Кристоферу пришлось энергично взяться за комнату горничных. Затем ему пришлось починить весь водопровод. В воскресенье доктор Посан дал ему выходной, чтобы папа мог сводить его в церковь. Зная теперь, на что способен, Кристофер поигрался с мыслью заставить церковный шпиль растаять, как свечка, но не осмелился осуществить ее, пока рядом серьезно шагал папа. Он экспериментировал по-другому. Каждое утро, идя к Трампингтон-роуд, Кристофер старался уговорить деревья выстроиться разными рисунками. Он так поднаторел в этом, что вскоре уже мог выстроить их вдоль дороги длинной линией или собрать в лес в конце. По вечерам, как бы он ни устал, он не мог сопротивляться искушению попытаться улучшить вкус ужина. Но магия еды оказалась сложной.

Что нынче кладут в сосиски? – говорил папа. – У этих вкус клубники.

А потом настало утро, когда доктор Посан крикнул из своего кресла в холле:

– Ладно, Чант, отныне ремонт заканчиваешь после обеда. По утрам будем учить тебя контролю.

– Контролю? – беспомощно спросил Кристофер.

К этому времени дом был почти закончен, и он надеялся, что доктор Посан скоро закончит и с ним.

– Именно, – проревел доктор Посан. – Не думаешь же ты, что я позволю тебе затеряться в мире, не научив тебя контролировать свою силу, а? В твоем нынешнем состоянии ты угроза для окружающих. И не говори мне, что не пытался посмотреть, на что способен, потому что я тебе не поверю.

Кристофер опустил взгляд на ноги и подумал о том, что вытворял с деревьями на Трампингтон-роуд.

– Да я почти ничего не сделал, сэр.

– Почти ничего! Что мальчишки знают о сдержанности? В сад. Мы будем поднимать ветер, и ты будешь учиться делать это, не потревожив ни былинки.

Они вышли в сад, где Кристофер поднял смерч. Он подумал, что смерч отлично выражает его чувства. К счастью, он получился довольно маленьким и уничтожил только одну розовую клумбу. Доктор Посан погасил его шлепком багровой руки-банана.

– Еще раз, Чант.

Учиться контролю было скучно, но далеко не так утомительно. Доктор Посан явно это знал. Он начал задавать Кристоферу на вечер домашнюю работу. Тем не менее, даже после распутывания переплетенных чар в заданных ему упражнениях, Кристофер впервые почувствовал, что у него остаются силы на размышления. Вначале он размышлял о серебре. Серебряный шестипенсовик дяди Тенни в кармане так многого не позволял ему. А мерзкие брекеты не позволяли еще больше. Какое расточительство! Неудивительно, что он не мог отнести книги Богине, пока заведующая не заставила его снять брекеты.

Видимо, чтобы попасть в Везделки, он все эти годы использовал магию, сам того не зная. Вот только где-то в глубине души он знал. Такрой знал и был впечатлен. И Богиня, похоже, тоже поняла, когда ее серебряный браслет превратил Кристофера в привидение. Здесь Кристофер попытался продолжить думать о Богине, но поймал себя на том, что думает о Такрое. Уже три недели Такрой зазря входит в транс. Такрой говорил об этом небрежно, но Кристофер подозревал, что вхождение в транс отнимает немало сил. Он очень хотел дать знать дяде Тенни, что случилось.

Бросив взгляд на папу, который при свете большой керосиновой лампы усердно работал, отмечая особой ручкой особые символы в гороскопах, Кристофер начал писать письмо дяде Тенни, делая вид, будто занимается домашней работой. Керосиновая лампа бросала тени на папино лицо, пряча потрепанность и заставляя его выглядеть непривычно добрым и строгим. Чувствуя себя неуютно, Кристофер сказал себе, что папа и дядя Тенни просто не любят друг друга. Кроме того, папа по сути не запрещал ему писать дяде Тенни.

Тем не менее на составление письма ушло несколько вечеров. Кристофер не хотел выглядеть предателем по отношению к папе. В итоге он просто написал, что папа забрал его из школы на обучение к доктору Посану. Для составления такого короткого письма пришлось приложить немало усилий. На следующий день по пути на Трампингтон-роуд Кристофер с облегчением и ощущением выполненного долга отправил его.

Три дня спустя папа получил письмо от мамы. По папиному лицу Кристофер немедленно понял, что дядя Тенни сообщил маме, где они. Папа бросил письмо в огонь и достал шляпу.

– Кристофер, – сказал он. – Сегодня к доктору Посану я пойду с тобой.

И это убедило Кристофера в том, что мама тоже в Кембридже. Идя к Трампингтон-роуд рядом с папой, он пытался понять, что чувствует по этому поводу. Но времени на размышления у него не было. Вокруг них взметнулся сильный ветер с запахом роз, швырнув Кристофера в сторону и сорвав шляпу у папы с головы. Папа рванулся было погнаться за шляпой – которая как раз катилась под телегой пивовара, – а потом нырнул в обратную сторону и схватил Кристофера за руку.

– Шляпы невесть какая ценность, – сказал он. – Продолжай идти, сын.

Они продолжили идти, а ветер метался и бился вокруг них. Кристофер прямо-таки чувствовал, как он пытается обернуться вокруг него, чтобы утащить прочь. Но благодаря папиной хватке на его руке он мог передвигаться по дороге. Он был впечатлен. Он не знал, что мамина магия настолько сильна.

– Я могу справиться с ним, если хочешь, – обратился он к папе, перекрикивая шум. – Доктор Посан научил меня управлять ветром.

– Нет, Кристофер, – строго выдохнул папа – с хлопающим пиджаком и развевающимися во все стороны волосами он выглядел странно и ужасно непристойно. – Джентльмен никогда не использует магию против женщины, тем более против собственной матери.

В таком случае, подумал Кристофер, джентльмены непомерно усложнили себе жизнь. Ветер становился сильнее и сильнее по мере того, как они приближались к воротам дома доктора Посана. Кристофер думал, они никогда не преодолеют последние несколько ярдов. Папа был вынужден схватиться за столб ворот, чтобы удержать их обоих на месте, пока пытался отодвинуть щеколду. После чего ветер сделал последний свирепый рывок. Кристофер почувствовал, как его ноги оторвались от земли, и понял, что он того и гляди улетит. И он сделал себя очень тяжелым – как раз вовремя. Он так поступил, поскольку это было соревнование, поскольку ему не нравилось быть на проигравшей стороне. Против встречи с мамой Кристофер вовсе не возражал. Он очень надеялся, что папа не заметит, какие глубокие следы остались рядом с воротами от его ног.

За воротами ветра не было. Папа пригладил волосы и позвонил в дверь.

– Ага! – закричал доктор Посан из своего кресла, пока Мэри-Эллен открывала дверь. – Вижу, ожидаемые неприятности произошли. Чант, сделай одолжение: поднимись наверх и почитай моей матери вслух, пока я разговариваю с твоим отцом.

Кристофер поднимался по лестнице так медленно, как посмел, надеясь что-нибудь услышать. Но уловил только почти тихий голос доктора Посана:

– Я связывался почти ежедневно в течение недели, но они всё еще не могут…

И дверь закрылась. Кристофер преодолел оставшуюся часть лестницы и постучал в дверь комнаты старой миссис Посан.

Она сидела в кровати и по-прежнему вязала.

– Подойди и сядь на этот стул, чтобы я могла тебя слышать, – произнесла она своим мягким голосом и одарила его мягкой, но острой улыбкой. – Библия – на прикроватной тумбочке. Ты можешь начать с Бытия, дитя, и посмотрим, как далеко ты доберешься. Полагаю, переговоры займут немало времени. Так всегда бывает.

Кристофер сел и начал читать. Он спотыкался на людях, которые родили других людей, когда вошла Мэри-Эллен с кофе и печеньем и подарила ему желанную передышку. Десять минут спустя старая миссис Посан снова взялась за вязание и велела:

– Продолжай, дитя.

Кристофер успешно преодолел Содом и Гоморру и начал терять голос, когда миссис Посан склонила седую голову набок и сказала:

– Остановись, дитя. Они хотят, чтобы ты спустился в кабинет.

Испытывая громадное облегчение и немалое любопытство, Кристофер положил Библию и бросился на первый этаж. Папа и доктор Посан сидели друг против друга в захламленной комнате доктора Посана. За последние недели бардака в ней добавилось, поскольку она была загромождена кусочками часов и украшений со всего дома, ожидающих, чтобы Кристофер починил их. А сейчас она находилась в еще большем беспорядке. Столы и ковры отодвинули к стенам, освободив широкое пространство, где на голых половицах мелом нарисовали узор. Кристофер с интересом посмотрел на пятиконечную звезду внутри круга, озадачившись, какое она имеет отношение к маме. Он посмотрел на папу, который явно был в восторге от чего-то, а потом – на доктора Посана, который был совершенно обычным.

– Новости для тебя, Чант, – сказал доктор Посан. – За последние недели я подверг тебя множеству испытаний – не таращись, мальчик, ты не знал, что я их провожу, – и все они показали, что у тебя девять жизней. Девять жизней и один из самых сильных магических талантов, что я встречал. Естественно, я связался с Габриэлем де Виттом. Я знаю, он уже несколько лет ищет преемника. Естественно, в ответ я получил только пустую болтовню о том, что они уже проверяли тебя и ничего не обнаружили. Ох уж эти государственные служащие. Им нужен хороший пинок, чтобы они переменили мнение. Так что сегодня, после того как вмешательство твоей мамы подарило необходимый нам предлог, я хорошенько покричал на них. Они сдались, Чант. Они посылают человека забрать тебя в Замок Крестоманси.

Тут вмешался папа, будто не в силах больше сдерживаться:

– Именно на это я и надеялся, сын мой! Габриэль де Витт станет твоим законным опекуном, и в свое время ты станешь следующим Крестоманси.

– Следующим Крестоманси? – повторил Кристофер.

Он уставился на папу, зная, что теперь у него нет ни малейших шансов выбрать себе карьеру самостоятельно. Всё уже было устроено. Его мечты о том, как он станет знаменитым игроком в крикет, поблекли, рухнули и обратились в прах.

– Но я не хочу…

Папа решил, что Кристофер не понял:

– Ты станешь очень важным человеком. Ты будешь следить за всей магией в нашем мире и не допускать, чтобы с ее помощью наносили вред.

– Но… – сердито начал Кристофер.

Слишком поздно. Туманная человеческая фигура формировалась внутри пятиконечной звезды. Она кристаллизовалась в бледного пухлого молодого человека с длинным лицом, в очень строгом сером костюме с накрахмаленным воротником, который казался слишком тугим для него. Он держал штуковину, похожую на телескоп. Кристофер помнил его. Молодой человек был одним из тех, кто находился в больничной палате, после того как все подумали, что Кристофер умер.

– Доброе утро, – произнес молодой человек, выходя из звезды. – Меня зовут Флавиан Темпл. Монсиньор де Витт послал меня проверить вашего кандидата.

– ПРОВЕРИТЬ ЕГО! – закричал доктор Посан. – Я уже СДЕЛАЛ это! За кого вы меня принимаете? – он обратил к папе рассерженный взгляд: – Государственные служащие!

Флавиан Темпл явно нашел доктора Посана таким же пугающим, как в свое время Кристофер. Он слегка вздрогнул.

– Да, доктор, мы знаем, что вы это сделали. Но у меня инструкции проверить ваши выводы, прежде чем двигаться дальше. Не мог бы мальчик ступить в пентаграмму?

– Давай, сын, – сказал папа. – Встань внутри звезды.

С чувством беспомощной ярости Кристофер ступил в нарисованный мелом рисунок и стоял там, пока Флавиан Темпл разглядывал его через похожую на телескоп штуку. Наверняка есть способ сделать так, чтобы казалось, будто у тебя только одна жизнь, подумал он. Должен быть! Но он понятия не имел, что это за способ.

Флавиан Темпл нахмурился:

– Я вижу только семь жизней.

– Он уже потерял ДВЕ, ты, толстый молокосос! – проревел доктор Посан. – Они, что, ничего тебе не рассказали? Скажи ему, Чант.

– Я уже потерял две жизни, – услышал Кристофер свои слова.

На узоре были какие-то чары. Потому что иначе он стал бы всё отрицать.

– ВИДИШЬ? – рявкнул доктор Посан.

Флавиан Темпл сумел превратить вздрагивание в вежливый поклон.

– Вижу, доктор. Раз так, я, конечно, заберу мальчика на беседу с монсиньором де Виттом. Окончательное решение может принять только монсиньор де Витт.

Кристофер воспрянул духом. Возможно, еще ничего не устроено. Но папа, похоже, считал, что устроено. Он подошел и обнял Кристофера за плечи.

– До свиданья, сын мой. Я очень счастлив и горд. Попрощайся с доктором Посаном.

Доктор Посан тоже вел себя так, словно всё уже устроено. Его кресло прокатилось вперед, и он протянул Кристоферу большие багровые пальцы-бананы.

– Пока, Чант. Не обращай внимания на их официальные манеры. Этот Флавиан – просто глупый государственный служащий, как и все они.

Когда Кристофер пожал багровые пальцы, на ручке кресла доктора Посана материализовалась старая миссис Посан в хрустящей белой ночной рубашке, держа свернутое в полосатый узел вязанье.

– До свиданья, дитя, – сказала она. – Ты очень хорошо читал. Вот подарок, который я связала для тебя. Он наполнен защитными чарами.

Она наклонилась вперед и обернула вязанье вокруг шеи Кристофера. Оно оказалось шарфом футов десять длиной с полосками всех цветов радуги.

– Спасибо, – вежливо произнес Кристофер.

– Подвинься… э, Кристофер… но не покидай пентаграмму, – сказал Флавиан.

Он шагнул обратно внутрь мелового рисунка, заняв больше половины пространства, и взял Кристофера за руку, чтобы удержать его внутри. Старая миссис Посан помахала высохшей рукой. Больше никто ничего не говорил, и Кристофер вдруг обнаружил, что находится в другом месте. Это выбивало из колеи еще сильнее, чем когда папа увел его из школы.

Они с Флавианом стояли в гораздо большей пентаграмме, выложенной из белых кирпичей или плиток на полу величественного помещения со стеклянным куполом высоко над головой. Под стеклянным куполом на следующий этаж изгибом поднималась величественная лестница из розового мрамора. По кругу располагались открытые двери, величаво обшитые панелями, с возвышавшимися над ними статуями – над самой величавой еще и располагались часы. Со стеклянного купола на длинной цепи свисала громадная хрустальная люстра. Позади Кристофера, когда он повернулся посмотреть, оказалась большущая входная дверь. Он понял, что находится в вестибюле громадного особняка, но никто не додумался сообщить ему, где он.

Вокруг выложенной плиткой пентаграммы стояли ждавшие их люди. И все они тоже выглядели величаво и мрачно! И мужчины, и женщины были одеты в серое и черное. Мужчины носили ослепительно белые воротники и манжеты, а женщины – аккуратные черные кружевные митенки. Кристофер чувствовал на себе их взгляды – оценивающие, неодобрительные, холодные. Под этими взглядами он сжался в маленького неопрятного мальчика и с предельной ясностью осознал, что на нем та же самая одежда, в которой он ушел из школы.

Прежде чем он успел сделать что-то еще, к нему шагнул мужчина с заостренной седой бородкой и забрал полосатый шарф.

– Ему это не понадобится, – потрясенно сказал он.

Кристофер подумал, что это Габриэль де Витт и приготовился возненавидеть его. Но Флавиан, извиняясь за Кристофера, ответил:

– Конечно, нет, доктор Симонсон. Знаете, ему дала это старая леди. Мне…

Кристофер решил ненавидеть бородатого человека в любом случае.

Одна из леди – невысокая и пухлая – шагнула вперед.

– Спасибо, Флавиан, – произнесла она решительным командирским тоном. – Я отведу Кристофера к Габриэлю. Следуй за мной, молодой человек.

Она развернулась и, шурша юбкой, направилась к розовой мраморной лестнице. Флавиан слегка подтолкнул Кристофера, и Кристофер вышел за пределы узора и последовал за ней, чувствуя себя ужасно маленьким и грязным. Он знал, что воротник у него торчит с одного бока, а ботинки запылились, и он чувствовал дырку в левом носке, выглядывавшую из ботинка и красующуюся перед всеми в вестибюле, пока он поднимался следом за леди.

Наверху лестницы находилась высокая, крепкая на вид дверь, единственная в ряду выкрашенная в черный. Леди прошуршала к черной двери и постучала. После чего открыла ее и твердо подтолкнула Кристофера внутрь.

– Вот он, Габриэль, – сказала она, закрыла за ним дверь и ушла, оставив Кристофера одного в овальной комнате, в которой царили не то сумерки, не то закат.

Комната была обшита панелями из темно-коричневого дерева, на полу лежал темно-коричневый ковер. Единственной мебелью здесь был громадный темный стол. Когда Кристофер вошел, из-за стола воздвиглась высокая худая фигура – примерно шесть футов шесть дюймов[8] тощего старика, понял Кристофер, когда его сердце перестало колотиться. Старик обладал копной седых волос и самыми белыми руками и лицом, что Кристофер когда-либо видел. Его брови нависали, а скулы выступали широкими гребнями, отчего глаза казались запавшими и пристальными. Нос походил на крючковатый клюв. Нижняя часть лица старика сходилась в маленькую острую точку подбородка, с длинным жестким ртом над ним. Рот открылся, произнеся:

– Я Габриэль де Витт. Вот мы и встретились снова, господин Чант.

Кристофер знал, что запомнил бы, если бы видел этого старика прежде. Габриэль де Витт был еще примечательнее доктора Посана.

– Я ни разу в жизни вас не видел, – сказал он.

– Я встречался с тобой. Ты был в тот момент без сознания. Полагаю, это доказывает, что наш человек странным образом ошибся в тебе. Теперь я с одного взгляда вижу, что у тебя семь жизней, а должно было быть девять.

Кристофер заметил, что в сумеречной комнате довольно много окон – по меньшей мере шесть, – располагавшихся изогнутым рядом высоко под потолком. Потолок был вроде как оранжевым, и из-за этого казалось, будто он поглощает весь свет из окон. Тем не менее для Кристофера оставалось загадкой, как комната с таким количеством окон может быть такой темной.

– Несмотря на это, – продолжил Габриэль де Витт, – я в больших сомнениях, брать ли тебя. Твоя наследственность, откровенно говоря, ужасает меня. Чанты выдают себя за род респектабельных кудесников, но в каждом поколении у них появляется паршивая овца. В то время как Аржаны, хотя и общепризнанно одаренные, принадлежат к тому типу людей, с которыми я бы не поздоровался, встретившись на улице. И эти черты проявились в обоих твоих родителях. Насколько я понимаю, твой отец – банкрот, а твоя мать – презренная карьеристка.

Даже кузен Фрэнсис не говорил ничего настолько бестактного. Кристофера охватил гнев.

– О, спасибо, сэр. Нет ничего лучше подобного вежливого сердечного приема.

Орлиные глаза старика уставились на него. Де Витт казался озадаченным.

– Я посчитал, что будет справедливо говорить с тобой откровенно. Я хотел, чтобы ты понял: я согласился стать твоим законным опекуном, поскольку мы не считаем твоих родителей подходящими людьми для воспитания будущего Крестоманси.

– Да, сэр, – гнев Кристофера возрос как никогда. – Но не стоило утруждаться. Я не хочу быть следующим Крестоманси. Я скорее потеряю все свои жизни.

Габриэль де Витт проявил признаки нетерпения:

– Да, да, так часто происходит, пока мы не поймем, что эту работу необходимо делать. Я сам отказался от должности, когда мне впервые ее предложили. Но мне было за двадцать, а ты лишь ребенок, еще меньше способный принимать решения, чем я тогда. Кроме того в этом вопросе у нас нет выбора. Ты и я – единственные кудесники с девятью жизнями во всех Родственных мирах.

Он шевельнул белой рукой. Где-то прозвенел колокольчик, и пухлая молодая леди прошуршала в комнату.

– Мисс Розали – мой главный помощник, – сказал Габриэль де Витт. – Она проводит тебя в твою комнату и поможет устроиться. Я назначил Флавиана Темпла твоим учителем, хотя он мне крайне необходим, и, конечно, я и сам буду давать тебе уроки дважды в неделю.

Кристофер последовал за шуршащей юбкой мисс Розали мимо ряда дверей по длинному коридору. Похоже, его чувства никого не волновали. Он задумался, не продемонстрировать ли их, подняв еще один ураган. Но на это место были наложены чары – сильные, плотные чары. После обучения у доктора Посана Кристофер стал чувствителен ко всем чарам, и хотя он не был уверен, для чего предназначены эти, он точно знал, что они обезвредят любую штуку, вроде урагана.

– Это Замок Крестоманси? – сердито спросил он.

– Верно, – ответила мисс Розали. – Правительство вступило во владение им двести лет назад, после того как последний по-настоящему злой кудесник был обезглавлен, – она улыбнулась ему через плечо. – Габриэль де Витт славный, правда? Знаю, поначалу он кажется немного сухим, но узнав его поближе, понимаешь, что он восхитителен.

Кристофер вытаращился на нее. Славный и восхитительный были последними словами, которыми он описал бы Габриэля де Витта.

Мисс Розали не заметила, как он таращится. В этот момент она распахивала дверь в конце коридора.

– Вот, – гордо произнесла она. – Надеюсь, тебе понравится. Мы не привыкли к детям здесь, и просто сломали голову, пытаясь придумать, как всё устроить, чтобы ты почувствовал себя дома.

Не больно-то похоже, подумал Кристофер, внимательно оглядывая просторную коричневую комнату с одной белой двухъярусной кроватью, одиноко стоявшей в углу.

– Спасибо, – хмуро произнес Кристофер.

Когда мисс Розали оставила его, он обнаружил коричневую спартанскую ванную на другом конце комнаты и полку рядом с окном. На полке лежал плюшевый медведь, игра «Змейки и лестницы»[9] и экземпляр «Тысячи и одной ночи», в котором были вырезаны все непристойности. Кристофер сложил всё в кучу на пол и попрыгал на ней. Он знал, что возненавидит Замок Крестоманси.

Глава 11

Первую неделю Кристофер мог думать только о том, как сильно ненавидит Замок Крестоманси и его обитателей. Здесь объединилось всё худшее, что было в школе и дома, плюс несколько собственных кошмарностей. Замок был невероятно величественным и громадным, и за исключением времени, когда Кристофер занимался уроками, он был вынужден бродить по нему в полном одиночестве, остро скучая по Онейру, Феннингу и другим мальчикам и крикету, в то время как обитатели Замка продолжали заниматься своими взрослыми делами, будто Кристофера здесь вовсе не было. Ел он почти всегда в одиночестве в классной комнате, прямо как дома – с тем лишь отличием, что окна классной комнаты выходили на пустые выбритые газоны.

– Мы подумали, что для тебя будет лучше, если не придется слушать наши взрослые разговоры, – сказала ему мисс Розали, когда они в воскресенье шли по длинной дороге из церкви. – Но, конечно, в воскресенье обедать будешь с нами.

И вот Кристофер сидел за длинным столом рядом с людьми в строгих воскресных одеждах и думал: что он здесь, что нет – никакой разницы. Голоса гудели над позвякиванием столовых приборов, и ни один из них не разговаривал с ним.

– И надо добавить медь для очищения, что бы ни говорилось в руководствах, – рассказывал бородатый доктор Симонсон Флавиану Темплу, – но потом, как я выяснил, можно установить его прямо в пентаграмму, добавив чуточку огня.

– Нелегальная драконья кровь, поставляемая Тенью, просто затопила рынок, - говорила юная леди на другой стороне стола. – Даже самые честные поставщики не сообщают о ней. Они знают, что так могут избежать налогов.

– Но проблема состоит в правильных словах, – говорил доктор Симонсон Флавиану.

– Знаю, статистика обманчива, – говорил молодой человек рядом с Кристофером, – но в моем последнем образце допустимое содержание ядовитого бальзама превышено в два раза. Просто обобщите и увидите, сколько ввозит банда.

– Тогда горящая настойка должна быть пропущена через золото, – провозгласил доктор Симонсон, а другой голос перекрыл его: – Этот волшебный грибной экстракт несомненно происходит из Десятой серии, но, думаю, ловушка, которую мы там установили, перекрыла эту точку, – в то время как доктор Симонсон добавил: – Если хочешь действовать без меди, будет гораздо сложнее.

С другого конца стола сквозь его объяснения прозвенел голос мисс Розали:

– Но, Габриэль, они буквально истребили целое племя русалок! Знаю, частично это вина наших волшебников, поскольку они готовы заплатить безумные деньги за части тела русалок, но Тень необходимо остановить!

– Эта сторона операции была закрыта, – ответил вдалеке сухой голос Габриэля. – Сейчас главная проблема – оружие, поступающее из Первой серии.

– Советую тогда начинать с пентаграммы и огня, – продолжал гудеть доктор Симонсон, – используя более простую разновидность слов для запуска процесса, но…

Кристофер молча сидел, думая, что если станет следующим Крестоманси, запретит говорить о работе во время еды. Навсегда. Он был рад, когда ему позволили встать из-за стола и уйти. Но теперь ему оставалось только бродить по округе, чувствуя, как все чары этого места покалывают его кожу, точно комариные укусы. На английский парк были наложены чары, не дающие расти сорнякам и помогающие червям; чары, поддерживающие здоровье гигантских кедров на лужайках; и чары вокруг всего парка, не пускающие незваных гостей. Кристофер подумал, что легко мог бы разбить эти последние и просто сбежать, вот только чувствительность, которой он научился у доктора Посана, подсказывала ему, что если он разобьет чары границы, включится тревога в сторожке у ворот и, возможно, по всему Замку тоже.

Сам замок состоял из двух частей – старой с башенками и более новой, – слитых воедино в хаотичное целое. Но существовала еще дополнительная часть замка, выступавшая в сад и казавшаяся еще старше – такая старая, что наверху ее разрушенных стен росли деревья. Естественно Кристоферу захотелось исследовать эту часть, но на нее были наложены сильные чары, сбивающие с пути, из-за которых каждый раз, когда он пытался добраться туда, она оказывалась позади него или сбоку. Так что он сдался и вошел внутрь, где чары вместо того, чтобы покалывать, тяжело давили на него. Чары внутри замка он ненавидел больше всего. Они не позволяли ему быть таким сердитым, каким он себя чувствовал. Они всё притупляли и заглушали. Чтобы выразить свою ненависть, Кристофер стал использовать молчаливое презрение. А когда с ним заговаривали и ему приходилось отвечать, он становился настолько саркастичным, насколько умел.

Это не помогало ему ладить с Флавианом Темплом. Флавиан был добрым и увлеченным учителем. В обычных обстоятельствах он понравился бы Кристоферу, даже несмотря на то, что носил слишком тугие воротнички и чересчур старался быть спокойным и величавым, как остальные люди Габриэля де Витта. Но Кристофер ненавидел Флавиана за то, что он один из этих людей. А вскоре он обнаружил, что у Флавиана напрочь отсутствует чувство юмора.

– Вы бы не заметили шутку, даже если бы она врезалась прямо в вас, да? – спросил он на второй день после обеда.

Послеобеденное время всегда было посвящено теории или практике магии.

– О, не знаю, – ответил Флавиан. – Кое-что в Панче[10] на прошлой неделе вызвало у меня улыбку. А теперь вернемся к тому, о чем мы говорили. Как считаешь, сколько миров входит в Родственные миры?

– Двенадцать, – сказал Кристофер, поскольку помнил, что Такрой иногда называл Везделки Родственными мирами.

– Очень хорошо! Хотя, вообще-то, их больше, поскольку каждый мир на самом деле является набором миров, которые мы называем сериями. Единственная серия, содержащая лишь один мир – Одиннадцатая, но нам нет нужды беспокоиться об этом. Вероятно, вначале все миры были одним миром. А потом в доисторический период случилось нечто, что могло разрешиться двумя противоположными путями. Скажем, взорвался один из континентов. Или не взорвался. То и другое не могло быть одновременно правдой в одном и том же мире, и он разделился на два мира – находящихся рядом друг с другом, но отдельных – один с континентом, другой без него. И так далее, пока их нестало двенадцать.

Кристофер слушал с некоторым интересом, поскольку ему всегда было любопытно, как появились Везделки.

– А серии получились таким же образом? – спросил он.

– Именно, – ответил Флавиан, явно считая, что Кристофер очень хороший ученик. – Возьмем Седьмую, которая является гористой серией. В доисторический период земная кора, должно быть, вздымалась там гораздо чаще, чем здесь. Или Пятая серия, где вся земля стала островами – и ни один не превышает размерами Францию. Теперь миры в одной серии одинаковы, но в каждом по-разному текла история. Разницу составляет история. Самый простой пример – наша серия, Двенадцатая, в которой наш мир, который мы называем Миром А, ориентирован на магию – и это обычное дело для большинства миров. Но следующий мир – Мир Б – откололся в четырнадцатом веке и повернулся к науке и технике. Следующий за ним – Мир В – откололся во времена римлян и разделился на большие империи. И так далее до девятого. В серии обычно девять миров.

– Почему они нумеруется задом наперед? – спросил Кристофер.

– Потому что мы думаем, что остальные миры произошли от Первого. В любом случае, Великие Маги Первого раньше всех обнаружили другие миры, они и установили нумерацию.

Это было гораздо лучшим объяснением, чем то, которое дал Такрой. Кристофер почувствовал, что обязан Флавиану за него. Так что когда Флавиан спросил:

– А теперь, как думаешь, почему мы называем двенадцать миров Родственными?

Кристофер посчитал, что должен ответить:

– Они все говорят на одних и тех же языках.

Очень хорошо! – произнес Флавиан – его бледное лицо порозовело от удивления и удовольствия. – Ты такой хороший ученик!

– О, я абсолютно гениален, – горько произнес Кристофер.

К несчастью, когда наступала очередь практической магии, Кристофер был совсем не гениален. С доктором Посаном он привык к чарам, которые в самом деле что-то делали. Но с Флавианом он вернулся к мелкой элементарной магии вроде той, которой занимался в школе. Кристоферу было до смерти скучно. Он зевал, что-нибудь опрокидывал и, сохраняя особое рассеянное выражение лица, чтобы Флавиан не заметил, что он делает, заставлял чары работать, пропуская больше половины шагов.

– О, нет, – встревоженно сказал Флавиан, когда заметил. – Это магия уровня кудесника. Мы примемся за нее через пару недель. Однако сначала ты должен изучить базовое колдовство. Когда ты станешь следующим Крестоманси, для тебя будет важно суметь понять, злоупотребляет ли ведьма или волшебник магией.

В этом состояла проблема с Флавианом. Он всегда говорил:

– Когда ты станешь следующим Крестоманси.

Кристофера охватил горький гнев.

– Габриэль де Витт скоро умрет? – спросил он.

– Не думаю. У него осталось еще восемь жизней. Почему ты спрашиваешь?

– Просто блажь, – ответил Кристофер, сердито думая о папе.

– Ох, – произнес Флавиан, обеспокоенный тем, что не может удержать интерес ученика. – Знаю: мы пойдем в сад и займемся изучением свойств трав. Возможно, эта часть колдовской науки тебе понравится больше.

И они вышли в сад, в промозглый серый день. Лето в том году было из тех, которые больше похожи на зиму, чем многие зимы. Флавиан остановился под гигантским кедром и предложил Кристоферу изучить старинные знания о древесине кедра. Вообще-то Кристоферу было интересно услышать, что кедр является частью погребального костра, из которого возрождается Феникс, но он не собирался позволять Флавиану это заметить. Пока Флавиан говорил, взгляд Кристофера упал на отдельную разрушенную часть замка, и он знал, что если спросит о ней, Флавиан лишь ответит, что они займутся сбивающими с пути чарами в следующем месяце. И это посеяло в его душе желание узнать еще одну вещь.

– Когда я буду учиться приклеивать чьи-нибудь ноги к месту? – спросил он.

Флавиан покосился на него:

– Мы не будем изучать магию, влияющую на людей, до следующего года. Пойдем теперь к кустам лавра и рассмотрим их.

Кристофер вздохнул, следуя за Флавианом к большим кустам лавра возле дороги. Он мог бы догадаться, что Флавиан не станет учить его ничему полезному! Когда они подошли к ближайшему кусту, из гущи блестящих листьев возник рыжий кот, потягиваясь и раздраженно оглядываясь. Увидев Флавиана и Кристофера он рысью направился к ним, и цель большими буквами была написана на его свирепой вислоухой морде.

– Берегись! – поспешно воскликнул Флавиан.

Предупреждения Кристоферу были не нужны. Он знал, на что способен этот конкретный кот. Но он был так поражен, увидев Трогмортена здесь, в Замке Крестоманси, что забыл отойти.

– Кто… Чей это кот? – спросил он.

Трогмортен тоже узнал Кристофера. Его хвост поднялся – еще более тощий и змееподобный, чем когда-либо, – и он остановился, уставившись на Кристофера.

– Уон? – недоверчиво произнес Трогмортен.

И снова двинулся вперед, но гораздо более величаво – будто первый министр, приветствующий иностранного президента.

– Уон, – сказал он.

– Осторожнее! – предупредил Флавиан, благоразумно отступая назад за спиной Кристофера. – Это кот из Храма Ашет. Безопаснее не приближаться к нему.

Конечно, Кристофер знал об этом, но Трогмортен столь очевидно собирался быть вежливым, что он рискнул присесть на корточки и осторожно протянуть руку.

– Да, и тебе «уон», – сказал он.

Трогмортен вытянул вперед казавшийся изъеденным молью нос и ткнулся им в ладонь Кристофера.

– Великие небеса! Ты понравился этой зверюге! – воскликнул Флавиан. – Никто не осмеливается приближаться к нему ближе, чем на ярд. Габриэлю пришлось наложить на весь парковый персонал особые защитные чары, в противном случае они грозились уйти. Обычные чары не мешают ему выдирать из людей полосы.

– Как он сюда попал? – спросил Кристофер, позволив Трогмортену вежливо исследовать его руку.

– Никто не знает. По крайней мере, о том, как он прибрел сюда из Десятой серии. Мордехай нашел его в Лондоне и, смельчак, принес сюда в корзине. Он узнал его по ауре и сказал, что если он смог, то сможет и большинство волшебников, и его убьют ради его волшебных свойств. Большинство из нас считает, что это не такая уж и потеря, но Габриэль согласился с Мордехаем.

Кристофер еще не запомнил имена всех строго одетых людей, собиравшихся за воскресным столом.

– Мистер Мордехай это кто? – спросил он.

– Мордехай Робертс – мой близкий друг, но ты его еще не встречал, – ответил Флавиан. – Он сейчас работает для нас в Лондоне. Возможно, теперь мы можем продолжить с изучением трав.

В этот момент из горла Трогмортена вырвался странный звук – словно скрежет не слишком хорошо подходящих друг другу деревянных шестеренок. Трогмортен мурлыкал. Кристофер был неожиданно тронут.

– У него есть имя? – спросил он.

– Большинство людей зовут его просто Это Существо, – ответил Флавиан.

– Я буду звать его Трогмортен, – сказал Кристофер, и шестеренки Трогмортена закрутились еще громче.

– Ему нравится, – заметил Флавиан. – А теперь, пожалуйста – рассмотри этот лавр.

С дружелюбно прогуливающимся рядом Трогмортеном Кристофер выслушал всё о лаврах и обнаружил, что так воспринимать информацию гораздо проще. Его забавляло, как Флавиан тщательно старался держаться вне досягаемости Трогмортена.

С тех пор Трогмортен в  своей сдержанной манере стал единственным другом Кристофера в Замке. Они оба придерживались одного мнения о его обитателях. Однажды Кристофер видел, как Трогмортен столкнулся с Габриэлем де Виттом, спускавшимся по розовой мраморной лестнице. Трогмортен зашипел и  бросился на длинные худые ноги Габриэля, и Кристофер был очарован и восхищен тем, с какой скоростью эти длинные худые ноги взлетели обратно по лестнице, чтобы убраться подальше.

После каждого урока с Габриэлем Кристофер ненавидел его еще больше. Он решил, что комната Габриэля всегда выглядит такой темной, вопреки множеству окон, потому что отражает его личность. Габриэль никогда не смеялся. Он не терпел медлительности или ошибок и, похоже, считал, что Кристофер должен изначально, на уровне инстинкта знать всё, чему он его учил. Проблема состояла в том, что в первую неделю, когда Флавиан и Габриэль рассказывали ему о Родственных мирах, Кристофер уже знал о них всё благодаря Везделкам, и, кажется, из-за этого у Габриэля сложилось мнение, что Кристофер – хороший ученик. Но потом они перешли на разные виды магии, и Кристофер никак не мог усвоить, почему волшебство и магия кудесника не одно и то же, или чем чародейство отличается от колдовства, а оба они от магизма.

Окончание урока с Габриэлем всегда было для Кристофера облегчением. После него Кристофер обычно украдкой запускал Трогмортена внутрь, и они вдвоем исследовали Замок. Трогмортену не позволялось заходить внутрь, и поэтому Кристоферу нравилось запускать его. Пару раз благодаря удаче и хитрости обоих Трогмортен провел ночь на кровати Кристофера, мурлыча словно грохочущий футбольный мяч. Однако мисс Розали обладала способностью узнавать, где находится Трогмортен. Она почти всегда приходила в садовых перчатках и выгоняла его метлой. К счастью, мисс Розали часто бывала занята как раз после уроков, так что Трогмортен скакал рядом с Кристофером по длинным коридорам и беспорядочным чердакам, суя мордочку в странные углы и время от времени замечая:

– Уон!

Замок был громадным. Давящие, мешающие чары тяжело висели почти по всей его территории, но были части, которыми никто не пользовался, и там чары истончились. И Кристофер, и Трогмортен чувствовали себя счастливее в этих частях. На третий день они обнаружили большую круглую комнату в башне, которая когда-то, видимо, была чародейской мастерской. Вокруг на стенах висели полки, стояли три длинных верстака, а на каменном полу была нарисована пентаграмма. Но комната была заброшенной и пыльной, заполненной спертым запахом старой-старой магии.

– Уон, – счастливо произнес Трогмортен.

– Да, – согласился Кристофер.

«Зря пропадает хорошая комната. Когда я стану следующим Крестоманси, – подумал он, – я сделаю так, чтобы эта комната использовалась». И разозлился на себя, потому что он не собирался становиться следующим Крестоманси. Он подхватил эту привычку от Флавиана. «Но я могу сделать ее моей тайной лабораторией, – подумал он. – Я могу потихоньку перетащить сюда вещи».

На следующий день они с Трогмортеном исследовали новый чердак, где могли найтись вещи, которые Кристофер мог использовать, чтобы меблировать комнату в башне. И они обнаружили вторую башню наверху другой винтовой лестницы поменьше. Чары там почти совсем износились, поскольку эта башня разваливалась. Комната здесь была меньше, чем в другой башне, и у нее отсутствовала половина крыши. Половина пола намокла от дождя, который шел в тот день. Кроме того здесь было то, что когда-то являлось сводчатым окном. Теперь оно стало наклонной мокрой стеной с выступающей каменной колонной.

– Уон, уон! – одобрительно проговорил Трогмортен.

Он просеменил по мокрому полу и запрыгнул на разрушенную стену.

Кристофер нетерпеливо последовал за ним. Оба выбрались наружу на щебнистый склон того, что осталось от окна, и посмотрели вниз на гладкую лужайку и верхушки кедров. Кристофер уловил проблеск отдельной части замка со сбивающими чарами на ней. Она была почти вне поля зрения за бугристой каменной кладкой башни, но он подумал, что должен находиться достаточно высоко, чтобы заглянуть в нее поверх деревьев, растущих на ее стенах. Держась за колонну, которая раньше была частью окна, он шагнул дальше по разрушенному склону и наклонился вперед, чтобы посмотреть.

Колонна разломилась пополам.

Ноги Кристофера пролетели вперед по скользким камням. Он почувствовал, как нырнул в пустоту, и увидел, как мимо вверх ногами промелькнули кедры. «Тьфу ты! – подумал он. – Еще одна жизнь!» Он помнил, как с ужасающим ударом встретился с землей. И смутно осознал, что Трогмортен каким-то образом последовал за ним вниз и поднял жуткий вой.

Глава 12

Кристоферу сообщили, что на этот раз он сломал шею. Мисс Розали сказала ему, что чары на замке должны были не дать ему упасть или, по крайней мере, когда он упал, включить тревогу. Но поскольку чары в том месте износились, перепуганного садовника привлекли вопли Трогмортена. Поэтому Трогмортену позволили с почестями провести эту ночь на кровати в ногах Кристофера, пока горничные утром не пожаловались на вонь. Тогда появилась мисс Розали с садовыми перчатками и метлой и выгнала Трогмортена.

Кристофер обиженно подумал, что с ним и с Трогмортеном в Замке обращаются почти одинаково. Бородатый доктор Симонсон в свободное от поучений насчет нагревания настоек время оказался магом-врачом. Придя на следующее утро, он бесцеремонно и неодобрительно осмотрел шею Кристофера.

– Как я и думал, – сказал он. – Теперь, когда началась новая жизнь, не осталось и следа перелома. Но ты пережил потрясение, так что лучше останься сегодня в постели. Габриэль захочет поговорить с тобой об этой выходке.

После чего он ушел, и, если не считать горничных с подносами, к Кристоферу не приближался больше никто, кроме Флавиана, который, придя, встал в дверях, осторожно принюхиваясь к сильному запаху, оставленному в комнате Трогмортеном.

– Всё хорошо, – сказал Кристофер. – Мисс Розали только что выгнала его.

– Хорошо, – Флавиан подошел к кровати Кристофера, неся внушительную охапку книг.

– О, чудесно! – произнес Кристофер, глядя на охапку. – Куча любимой работы. Я лежал здесь, прямо-таки мечтая заняться какой-нибудь алгеброй!

Флавиан посмотрел слегка оскорбленно:

– Вовсе нет. Это книги из библиотеки замка – я подумал, они могут тебе понравиться.

И он ушел.

Кристофер просмотрел книги и обнаружил, что они представляют собой истории из разных частей мира. Некоторые – из разных миров. Все выглядели неплохо. Кристофер до сих пор и не подозревал, что в библиотеке Замка есть что-то стоящее прочтения, и, удобно устроившись с книгой, решил, что завтра сходит и посмотрит сам.

Но его отвлек запах Трогмортена. Сочетание запаха и книг всё время напоминало ему о Богине, и он всё время помнил, что еще не заплатил за Трогмортена и сотой части. Ему пришлось приложить немалое усилие, чтобы забыть о Десятой серии и сосредоточиться на книге. А едва у него получилось, как пришла мисс Розали – покрасневшая и запыхавшаяся после долгого преследования Трогмортена – и снова отвлекла его.

– Габриэль хочет встретиться с тобой насчет этого падения, – сообщила она. – Тебе надо прийти в его кабинет завтра в девять часов, – и, повернувшись уходить, добавила: – Вижу, у тебя есть книги. Могу я принести тебе что-нибудь еще? Игры? У тебя ведь есть «Змейки и лестницы», да?

– Для них нужно два участника, – многозначительно заметил Кристофер.

– Ох, – произнесла мисс Розали, – боюсь, я не слишком разбираюсь в играх.

И она ушла.

Кристофер положил книгу и обвел взглядом свою пустую коричневую комнату, страстно ненавидя Замок и всех его обитателей. В одном углу комнаты теперь стоял школьный чемодан, заставлявший ее выглядеть еще более пустой, напоминая о школьном обществе, по которому Кристофер скучал. Между чемоданом и голым камином получался идеальный угол, чтобы пробраться в Везделки. Хотел бы он сбежать куда-нибудь, где даже магия не сможет его найти, и никогда не возвращаться.

А потом Кристофер понял, что в каком-то смыслеможет уйти, отправившись в Везделки. И озадачился, почему за всё проведенное в Замке время ни разу не попытался. Он списал это на чары Замка. Они ужасно притупляли разум. Но сейчас то ли шок от перелома шеи, то ли новая жизнь, которую он чувствовал крепко и надежно укоренившейся в груди, то ли то и другое вместе, заставили его снова начать думать. Возможно, он мог бы уйти в какую-нибудь Везделку и остаться там навсегда.

Проблема состояла в том, что, уходя в Везделки, он оставлял часть себя в кровати. Но должен быть способ уйти целиком. По рассказам Габриэля и Флавиана о Родственных мирах Кристофер пришел к выводу, что некоторые люди посещают миры в других сериях. Ему просто придется подождать и узнать, как это делается. А тем временем ничто не мешает ему оглядеться в поисках подходящей для побега Везделки.

Кристофер невинно читал книги, пока не пришла горничная, чтобы погасить на ночь газовую лампу. После чего он лежал, глядя в темноту, пытаясь отделить ту часть себя, которая могла пойти в Везделки. Довольно долгое время у него ничего не получалось. Чары Замка тяжело давили на него, стискивая все его части в целое. Только начав засыпать, он нашел способ – скользнул в сторону от себя и, неслышно ступая, зашел за угол между чемоданом и камином.

И там будто уперся в толстый слой резины, которая оттолкнула его назад в комнату. Снова чары Замка. Кристофер стиснул зубы, ввернул плечо в резиновое пространство и толкнул. И толкал, и толкал, и с каждым толчком чуть-чуть проходил вперед, но тихонько и осторожно, чтобы не привлечь ничьего внимания – пока, примерно полчаса спустя, не растянул чары в тончайший слой. Затем он зажал их в каждой руке и осторожно потянул в стороны, разрывая.

Было чудесно выбраться сквозь созданную щель в лощину и обнаружить, что его одежда по-прежнему лежит там – немного влажная и снова слишком маленькая, но на месте. Кристофер надел ее. Затем, вместо того, чтобы пойти в Место Между, он направился в другую сторону – вниз по лощине. Понятное дело, лощина привела к одному из других миров Двенадцатой серии. Кристофер надеялся, что это Мир Б. Одна из его хитрых идей заключалась в том, чтобы спрятаться рядом в мире без магии, где наверняка никто, даже Габриэль де Витт, не додумается искать.

Вероятно, это был Мир Б, но Кристофер оставался здесь не дольше полминуты. Когда он добрался до конца лощины, пошел дождь, который лил и хлестал косым потоком всё сильнее и сильнее. Кристофер оказался в городе, полном быстро двигающихся машин, несущихся со всех сторон вокруг него, и колеса шипели по мокрой черной дороге. Громкий звук заставил его оглянуться как раз вовремя, чтобы увидеть громадную красную машину, выскочившую на него из белой завесы дождя. Он увидел на ней номер и слова «ТАФНЕЛЛ ПАРК», и, поливаемый потоками воды, рванул прочь с ее пути.

Насквозь промокший, Кристофер ускользнул обратно в лощину. Мир Б был худшей Везделкой из всех, где он когда-либо бывал. Но у него оставалась еще одна хитрая идея: уйти в Одиннадцатую серию – мир, в который никто никогда не ходит. Кристофер поднялся по лощине и обошел выступающую скалу, входя в Место Между.

Оно было таким заброшенным, бесформенным и пустым, что если бы он не побывал только что в еще более ужасном месте, то повернул бы назад. А так, он испытал тот же ужас одиночества, как когда в первый раз пришел сюда из школы. Но Кристофер проигнорировал его и решительно направился к Везделке, которая не хотела, чтобы в нее заходили. Теперь он был уверен, что это Одиннадцатый мир.

Дорога шла через устье его собственной лощины – вниз, а потом наверх по крутому обрыву отвесной скользкой скалы. Кристоферу пришлось цепляться и руками, и ногами, которые уже замерзли и промокли после Мира Б. Везделка наверху продолжала отталкивать его, а сносящий всё на своем пути ветер напоминал о мамином нападении в Кембридже. Наверх, вцепиться. Нащупать опору для ног. Потом за что можно ухватиться. Вцепиться. Наверх.

Примерно на полпути нога Кристофера соскользнула. От нового порыва ветра его замерзшие пальцы слишком ослабели, чтобы удержаться, и он упал. Он пролетел вверх ногами вниз на гораздо большее расстояние, чем взобрался, и упал, ударившись затылком. Когда он встал на колени, в его шее что-то издавало трущийся звук, а голова болталась из стороны в сторону. Это было ужасно странно.

Каким-то образом он вернулся к выступающему утесу – ему помогало то, как Место Между всегда подталкивало его туда, откуда он пришел. Каким-то образом он переоделся в пижаму и пробрался сквозь щель в замковых чарах обратно в кровать. Кристофер заснул с сильным подозрением, что снова сломал шею. «Хорошо, – подумал он. – Теперь утром мне не придется встречаться с Габриэлем де Виттом».

Но когда он проснулся, с ним всё было в порядке. Кристофер был бы сильно озадачен, если бы не боялся так встречи с Габриэлем. Прокравшись на завтрак, он обнаружил на подносе красивое надушенное письмо от мамы. Кристофер нетерпеливо схватил его, надеясь, что оно отвлечет его мысли от Габриэля. Но этого не произошло – во всяком случае, не сразу. Он видел, что письмо было вскрыто, а потом снова заклеено. Он чувствовал оставшиеся на нем чары. Ненавидя обителей Замка больше, чем когда-либо, он раскрыл письмо.

«Дорогой Кристофер,

Законы так несправедливы. Потребовалась лишь подпись твоего папы, чтобы отдать тебя в рабство этому ужасному старику, и я всё еще не простила твоего папу. Твой дядя передает свои соболезнования и надеется получить от тебя новости в следующий четверг. Будь вежлив с ним, дорогой.

Твоя любящая

Мама»

Кристофера порадовала мысль, что Габриэль прочитал про себя «этот ужасный старик», и он был впечатлен тем, как хитро дядя Тенни передал через маму послание. Завтракая, он наслаждался мыслью снова увидеть в следующий четверг Такроя. Как удачно он сделал щель в замковых чарах! И «рабство» – как раз подходящее слово, подумал он, поднимаясь в кабинет Габриэля.

Но по пути Кристофер поймал себя на том, что снова думает о Богине – на этот раз с ужасным чувством вины. Ему в самом деле следовало принести ей еще книг. Трогмортен стоил того, чтобы за него платить.

Габриэль в своей сумеречной комнате стоял позади громадного черного стола. Плохой знак, но у Кристофера сейчас было столько пищи для размышлений, что он испугался далеко не так сильно, как мог бы.

– В самом деле, Кристофер, – произнес Габриэль своим самым сухим тоном, – мальчик в твоем возрасте должен бы знать, что не следует лазить по разрушенной башне. В результате ты глупо и безалаберно потратил жизнь, и теперь у тебя осталось только шесть. Тебе понадобятся эти жизни, когда ты станешь следующим Крестоманси. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Гнев Кристофера возрос. Он почувствовал, как замковые чары снова его подавляют, и от этого разозлился еще больше.

– Почему бы вам не сделать следующим Крестоманси Трогмортена? – поинтересовался он. – У него тоже девять жизней.

Секунду Габриэль пристально смотрел на него.

– Это не предмет для шуток. Ты не понимаешь, какие проблемы создал? Нескольким моим людям пришлось обойти башни, чердаки и подвалы на случай, если тебе взбредет в голову полазить и там тоже, а на то, чтобы сделать всё это безопасным, уйдет несколько дней.

Тут Кристофер уныло подумал, что они наверняка найдут и заделают щель, которую он создал, и ему придется создавать другую.

– Постарайся, пожалуйста, понять, – продолжил Габриэль. – В настоящий момент я не могу обойтись ни без одного из моих людей. Ты слишком юн, чтобы знать об этом, но я хочу объяснить, что как раз сейчас мы все работаем не покладая рук, пытаясь поймать банду негодяев, действующих между мирами, – он свирепо посмотрел на Кристофера. – Вероятно, ты никогда не слышал про Тень?

После трех скучных воскресных обедов Кристофер чувствовал, что знает про Тень всё. Все постоянно только об этом и говорили. Но он подозревал, что Габриэль отвлечется от выговора ему, если продолжит объяснять насчет банды, так что ответил:

– Нет, не слышал, сэр.

– Тень – это банда контрабандистов, – сказал Габриэль. – Мы знаем, что она управляется из Лондона, но это практически всё, что мы знаем, поскольку они скользкие, как угри. Каким-то образом, вопреки всем нашим ловушкам и наблюдательности, они центнерами провозят контрабандой магическую продукцию со всех Родственных миров. Они телегами завезли драконью кровь, наркотическую росу, волшебные грибы, печень угрей из Второй серии, ядовитый бальзам из Шестой, сок сновидений из Девятой и вечный огонь из Десятой. Мы установили ловушку в Десятой, которая вывела из строя по крайней мере одного из их курьеров, но не остановила их. Мы добились успеха только в Пятой серии, где Тень истреблял русалок и продавал их по частям в Лондоне. Там нам помогла местная полиция, и мы смогли положить этому конец. Но… – взгляд Габриэля остановился на закатном свете потолка, и, казалось, он потерялся в своих тревогах. – Но в этом году мы получили сообщения о самом ужасающем оружии, которое Тень привозит из Первой серии, способном уничтожить сильнейшего кудесника, а мы по-прежнему не можем изловить банду.

К тревоге Кристофера, Габриэль опустил взгляд на него:

– Понимаешь, какой вред может причинить твое беспечное лазание? Пока мы из-за тебя бегаем по Замку, мы можем упустить наш единственный шанс схватить банду. Ты должен научиться думать о других, Кристофер.

– Я думаю, – горько ответил Кристофер, – но никто из вас не думает обо мне. Большинство людей, когда умирают, не получают за это выговор.

– Спустись в библиотеку, – велел Габриэль, – и напиши сто раз: «Я должен смотреть, прежде чем прыгать». И будь добр – закрой за собой дверь.

Кристофер подошел к двери и раскрыл ее, но не стал закрывать. Он оставил ее качаться туда-сюда, чтобы Габриэль слышал, как он кричит, направляясь к розовой мраморной лестнице:

– Должно быть, я единственный человек во всем мире и ВО ВСЕ ВРЕМЕНА, которого наказали за то, что он сломал себе шею!

– Уон, – согласился Трогмортен, который ждал его на лестничной площадке.

Кристофер не заметил Трогмортена вовремя. Он споткнулся об него и весь путь вниз по лестнице проделал, катясь и кувыркаясь. Падая, он услышал, как снова воет Трогмортен. «О, нет!» – подумал он.

Когда началась его следующая жизнь, он лежал на спине возле пентаграммы в вестибюле, глядя в стеклянный купол. Практически первым, что он увидел, были часы над входом в библиотеку, которые показывали половину десятого. Похоже, с каждой следующей потерянной жизнью, новая вступала быстрее и легче, чем в прошлый раз. Потом он увидел, что все обитатели Замка стоят вокруг и мрачно смотрят на него. «Прямо как на похоронах!» – подумал он.

– Я опять сломал шею? – спросил он.

– Да, – ответил Габриэль де Витт, подошедший, чтобы склониться над ним. – В самом деле! После того, что я только что сказал тебе – просто невероятно! Ты можешь встать?

Кристофер перевернулся и встал на колени. Он чувствовал себя слегка помятым, но в остальном в полном порядке. Доктор Симонсон шагнул вперед и ощупал его шею.

– Перелом уже исчез, – сказал он.

По его тону Кристофер понял, что на этот раз ему не позволят остаться в постели.

– Отлично, – сказал Габриэль. – А теперь отправляйся в библиотеку, Кристофер, и напиши строчки, которые я тебе велел. И в дополнение к ним напиши еще сто раз: «У меня осталось только пять жизней». Возможно, это научит тебя осторожности.

Кристофер прохромал в библиотеку и написал строчки за одним из красных кожаных столов, на бумаге с надписью наверху: «Государственная собственность». При этом думал он не о строчках, а о том, как странно, что, каждый раз, когда он теряет жизнь, Трогмортен оказывается поблизости. И тогда в Десятой серии: как раз перед тем, как его ударил крюк, человек помянул Ашет. Еще одна хорошая причина отнести Богине книг.

Покончив со строчками, Кристофер принялся изучать книжные полки. Библиотека была просторной, с высокими потолками и содержала тысячи книг. Однако Кристофер обнаружил, что на самом деле их в десять раз больше, чем видит глаз. В конце каждой полки имелась зачарованная плита. Когда Кристофер положил ладонь на одну из них, книги подвинулись направо и исчезли, а слева появились новые книги. Кристофер отыскал раздел детской литературы и стоял, положив ладонь на плиту, заставляя книги медленно продвигаться, пока не нашел то, что хотел.

Это был длинный ряд толстых книг, написанных некоей Анжелой Брэзил[11]. В названии большинства из них было слово «школа». Кристофер с первого взгляда понял, что они как раз подходят для Богини. Он взял три, а остальные книги на полке растянул, чтобы закрыть пустоту. На каждой стояла пометка: «Редкая книга. Завезена из Мира XII-Б», которая породила у Кристофера надежду, что они могут оказаться достаточно ценными, чтобы наконец-то покрыть стоимость Трогмортена.

Он унес книги в свою комнату в стопке других, про которые подумал, что они могли бы понравиться ему самому. И вот только ему могло повезти встретить в коридоре Флавиана.

– Сегодня уроки как обычно – после обеда, – весело сообщил Флавиан. – Доктор Симонсон не думает, что они тебе повредят.

– Рабство, как обычно, – пробормотал Кристофер, входя в свою комнату.

Но на самом деле в тот день было совсем не плохо. Посреди практики магии Флавиан вдруг спросил:

– Ты интересуешься крикетом?

Что за вопрос! Кристофер чувствовал, как его лицо засветилось, вопреки тщательно равнодушному тону:

– Нет, я просто с ума по нему схожу. А что?

– Хорошо, – сказал Флавиан. – В субботу Замок играет с деревней на деревенской площадке. Мы подумали, может, ты захочешь вести таблицу счета для нас.

– Только если кто-нибудь выведет меня через ворота, – едко ответил Кристофер. – Чары не дают мне выходить самостоятельно. И тогда – да, охотно.

– О, Господи! Я должен был достать тебе пропуск. Я не подумал, что тебе захочется выходить. Я постоянно хожу на длительные прогулки. В следующий раз возьму тебя с собой – снаружи можно найти множество практических занятий, – только я считаю, сначала ты должен овладеть колдовским зрением.

Кристофер видел, что Флавиан пытается подкупить его. Они теперь занимались магией кудесника. У Кристофера не возникало проблем с призыванием вещей из одного места в другое – это немного походило на левитацию, которую он столь эффектно осуществлял для доктора Посана – и отчасти напоминало поднятие ветра. Лишь чуть-чуть сложнее для него было научиться делать вещи невидимыми. Он думал, что и с наколдовыванием огня у него не будет проблем, когда Флавиан позволит ему попробовать. Но Кристофер никак не мог освоить колдовское зрение. Флавиан постоянно говорил, что это совсем просто. Надо только заставить себя увидеть сквозь магическую маскировку то, что есть на самом деле. Но когда Флавиан накладывал иллюзию на свою правую руку и протягивал львиную лапу, Кристофер мог видеть только львиную лапу.

Флавиан делал это снова и снова. Кристофер зевал, нацеплял рассеянный вид и продолжал видеть львиную лапу. Единственной пользой было то, что пока его мысли бродили, ему пришел в голову идеальный способ сохранить книги для Богини сухими в Месте Между.

Глава 13

В ту ночь Кристофер завернул за угол между чемоданом и камином, приготовившись прорвать новую щель в чарах Замка. К его удивлению, щель была на месте. Будто обитатели замка и не подозревали о ее существовании. Очень осторожно, чтобы не потревожить ее, Кристофер оторвал от нее две длинные полосы – одну широкую и одну узкую. С расплывчатой мерцающей частичкой чар в каждой руке он вернулся к книгам и обернул их в широкую полосу. Узкую полосу он использовал вместо веревки, перевязав ею сверток и оставив свободный кусок, чтобы прикрепить его к поясу. Он плюнул на сверток, и слюна скатилась с него маленькими круглыми каплями. Хорошо.

После чего он, натянув одежду, которая с прошлой ночи стала еще короче и теснее, принялся, как в старые времена, взбираться на скалы по хорошо известному пути. Кристофера совершенно не беспокоило, что в прошлый раз он упал. Он отлично знал эту дорогу. И опять же как в старые времена, под стенами города старики заклинали змей. Кристофер подумал, что, наверное, они делают это по каким-нибудь религиозным причинам, поскольку они явно не ждали денег. По ту сторону ворот город оставался прежним шумным, насыщенным запахами местом, полным коз и зонтиков, а маленькие святилища на углах улиц по-прежнему были окружены приношениями. Единственная разница заключалась в том, что было не так жарко, как в прошлый раз, хотя всё же достаточно жарко для того, кто только что прибыл из английского лета.

Однако Кристоферу было здесь до странности неуютно. Не потому, что он боялся людей, швыряющих копья. Просто после приглушенного достоинства и темных одежд Замка город заставлял вибрировать каждый его нерв. У него заболела голова задолго до того, как он добрался до Храма Ашет. Поэтому пришлось немного передохнуть в переулке, среди последней кучи старой капусты, прежде чем Кристофер смог собраться с духом и протолкнуться сквозь стену и ползучие растения. Кошки по-прежнему грелись во дворе на солнце. И никого вокруг.

Богиня обнаружилась в комнате, расположенной подальше ее обычной. Она полулежала на большой белой подушке, которая, вероятно, являлась кроватью, опираясь на другие белые подушки, закутанная в шаль, вопреки жаре. Она тоже выросла, хотя и не так сильно, как Кристофер. Но, наверное, Богиня заболела. Она лежала, глядя в пустоту, а ее лицо было не таким круглым, как он помнил, и гораздо бледнее.

– О, спасибо, – произнесла она так, словно думала о чем-то другом, когда Кристофер свалил сверток с книгами ей на шаль. – Мне нечего дать взамен.

– Я всё еще плачу за Трогмортена, – ответил Кристофер.

– Он настолько ценный? – безучастно спросила Богиня.

Медленно и безжизненно она начала сдирать чары с книг. Кристофер с интересом заметил, что у нее с их разрыванием возникло не больше проблем, чем у него. Быть Живой Ашет явно означало обладать сильной магией.

– Похоже, хорошие книги, – вежливо произнесла Богиня. – Я прочитаю их… Когда смогу сосредоточиться.

– Ты заболела? – спросил Кристофер. – Чем?

– Это не микробы, – слабо ответила Богиня. – Это Празднество. Оно было три дня назад. Ты знаешь, что это единственный день в году, когда я выхожу наружу? После многих месяцев тишины и темноты в Храме я внезапно оказываюсь на солнце – еду в повозке, одетая в громадные тяжелые одеяния, увешанная драгоценностями, с раскрашенным лицом. Все вокруг кричат. И прыгают на повозку, пытаясь прикоснуться ко мне – знаешь, на удачу, будто я не человек, – по ее лицу медленно потекли слезы. – Думаю, они не замечают, что я живая. И так продолжается весь день: крики, и солнце, и руки, хлопающие по мне, пока я вся не покроюсь синяками, – слезы потекли быстрее. – Когда я была маленькой, это было волнующе. Но теперь – просто отвратительно.

Белая кошка Богини вбежала в комнату и собственнически запрыгнула ей на колени. Богиня слабо погладила ее. «Совсем как Трогмортен сидел на моей кровати», – подумал Кристофер. Храмовые кошки знают, когда их люди расстроены. Он подумал, что благодаря собственным недавним ощущениям от города отчасти может понять, как Богиня чувствовала себя во время Празднества.

– Думаю, это оттого, что я всё время заперта здесь, и вдруг оказываюсь снаружи, – объяснила Богиня, гладя Бети.

Кристофер собирался спросить, не проклятие ли Ашет постоянно убивает его, но понял, что сейчас не время. Богиню необходимо было отвлечь от мыслей об Ашет. Он сел на плитки рядом с ее подушками.

– Знаешь, ты очень умная – сразу поняла, что серебро не дает мне творить магию, – сказал он. – Я сам об этом не знал, пока папа не отвел меня к доктору Посану.

И он рассказал ей о чарах левитации.

Богиня улыбнулась. Когда он рассказал ей про старую миссис Посан и ночной горшок, она повернула к нему голову и почти засмеялась. Это настолько явно пошло ей на пользу, что он продолжил и рассказал о Замке и Габриэле де Витте, сумев даже это представить забавным. Когда он рассказывал ей, как продолжает видеть львиную лапу, она уже ухохатывалась.

– Ну, какой ты глупый! – хихикнула она. – Когда я чего-то не могу сделать для матушки Праудфут, я просто притворяюсь, что могу. Просто скажи, что ты видишь руку. Он поверит тебе.

– Мне такое никогда в голову не приходило, – признал Кристофер.

– Нет, ты слишком честный, – Богиня пристальнее посмотрела на него. – Серебро принуждает тебя говорить правду. Я вижу, благодаря Дару Ашет. Вот ты и привык никогда не лгать, – упоминание об Ашет отрезвило ее, и она серьезно произнесла: – Спасибо, что рассказал мне о себе. Думаю, у тебя отвратительная жизнь – еще хуже, чем моя! – и она вдруг снова заплакала. – Мы оба нужны людям только ради пользы, которую они могут из нас извлечь! – прорыдала она. – Ты – из-за своих девяти жизней, а я – из-за свойств моей Богини. И мы оба пойманы, застряли и оказались в ловушке жизни, в которой будущее полностью распланировано другими – словно длинный-длинный туннель без выхода!

Кристофер был слегка ошарашен тем, как она всё представила, хотя злость из-за того, что его принуждают быть следующим Крестоманси, несомненно заставляла его большую часть времени чувствовать себя в ловушке. Но он видел, что Богиня говорит в основном о себе.

– Ты перестанешь быть Живой Ашет, когда вырастешь, – заметил он.

– О, я так хочу перестать! – прорыдала Богиня. – Я хочу перестать ею быть сейчас же! Я хочу отправиться в школу, как Милли в книгах про Милли. Я хочу делать домашку, есть сытную еду, учить французский, играть в хоккей и писать строчки…

– Тебе бы не понравилось писать строчки, – сказал Кристофер, обеспокоенный тем, какой эмоциональной она становится. – Честно, не понравилось бы.

– Нет, я хочу! – закричала Богиня. – Я хочу дерзить старостам, и жульничать на контрольных по географии, и ябедничать на подруг! Я хочу быть плохой, так же как и хорошей! Я хочу пойти в школу и быть плохой, слышишь!

К этому моменту она уже стояла на подушках на коленях, слезы лились с ее лица на шерсть белой кошки, и она производила больше шума, чем Трогмортен, когда Кристофер несся через Храм, таща его в корзине. Неудивительно, что из других комнат прибежал кто-то в сандалиях, торопясь и спотыкаясь, зовя задыхающимся голосом:

– Богиня, дорогая! Богиня! Что случилось, милая?

Кристофер крутанулся и нырнул сквозь ближайшую стену, не утруждаясь сначала встать. Он вылетел лицом вниз в жаркий двор, полный кошек. Там он вскочил и понесся к наружной стене. И не переставал бежать, пока не добрался до городских ворот. «Девчонки! – подумал он. – Они и правда Абсолютная Загадка. Подумать только – хотеть писать строчки!»

Тем не менее, поднимаясь по лощине и карабкаясь через Место Между, Кристофер поймал себя на том, что серьезно размышляет о некоторых словах Богини. Его жизнь в самом деле казалась длинным туннелем, спланированным кем-то другим. И причина, по которой он так ненавидел всех в Замке, заключалась в том, что он был для них лишь Вещью – полезной Вещью с девятью жизнями, которая однажды будет слеплена в следующего Крестоманси. Он подумал, что скажет об этом Такрою. Такрой поймет. Завтра – четверг, и он сможет увидеть Такроя. Никогда еще Кристофер не ждал четверга с таким нетерпением.

И теперь он знал, как притвориться, будто овладел колдовским зрением. На следующий день, когда Флавиан протянул к нему львиную лапу, Кристофер сказал:

– Это ваша рука. Теперь я вижу.

Флавиан пришел в восторг:

– Значит, завтра мы отправимся на чудесную долгую прогулку.

Кристофер не был полностью уверен, что так уж ждет ее. Однако он едва мог дождаться встречи с Такроем. Такрой был единственным из всех, кого он знал, кто не обращался с ним как с полезной Вещью. Кристофер выбрался из кровати чуть ли не сразу же, как лег в нее, и промчался сквозь щель в чарах, надеясь, что Такрой поймет и придет пораньше.

Такрой стоял там, прислонившись к утесу в конце лощины, скрестив руки на груди и выглядя смирившимся с долгим ожиданием.

– Привет! – произнес он таким тоном, словно был удивлен видеть Кристофера.

Кристофер понял, что излить свои проблемы Такрою будет не так просто, как он думал, но лучезарно улыбнулся ему, начав натягивать свою одежду.

– Здорово снова тебя видеть, – сказал он. – Мне столько всего надо тебе рассказать. Куда мы пойдем сегодня?

– Безлошадная повозка ждет в Восьмой серии, – осторожно произнес Такрой. – Ты уверен, что хочешь пойти?

– Конечно, – ответил Кристофер, застегивая ремень.

– Ты прекрасно можешь рассказать мне свои новости и здесь, – сказал Такрой.

Это обескураживало. Кристофер поднял взгляд и заметил, что Такрой необычно серьезен. Его глаза были окружены морщинками, но не улыбались. И из-за этого ужасно неловко было начинать о чем-то рассказывать.

– В чем дело? – спросил Кристофер.

Такрой пожал плечами:

– Ну, для начала: в последний раз, когда я тебя видел, твоя голова была разбита в…

Кристофер забыл об этом:

– О, я так и не поблагодарил тебя за то, что ты принес меня сюда!

– Не бери в голову. Хотя, должен признать, это было самое тяжелое из всего, чем я когда-либо занимался – поддерживать себя достаточно плотным, чтобы провести повозку через междумирье, и тащить тебя сюда. И я всё время думал, зачем я это делаю. На мой взгляд, ты был совершенно мертв.

– У меня девять жизней, – объяснил Кристофер.

–Явно больше одной, – согласился Такрой, усмехнувшись так, словно не верил по-настоящему. – Слушай, разве тот случай не заставил тебя задуматься? Твой дядя провел уже сотни экспериментов. Мы предоставили ему кучу результатов. Я-то ладно – мне за это платят. Но для тебя я не вижу ничего, кроме опасности и новых травм.

Кристофер понял, что Такрой серьезно.

– Я не против, – возразил он. – Честно. И дядя Тенни дал мне два соверена.

Такрой рассмеялся, откинув назад кудрявую голову:

– Два соверена! Некоторые вещи, которые мы доставили ему, стоят тысячи фунтов. Как, к примеру, тот кот из Храма Ашет.

– Я знаю, – сказал Кристофер. – Но я хочу продолжать эксперименты. Сейчас они единственное удовольствие в моей жизни.

«Вот, – подумал он. – Теперь Такрой должен спросить про мои проблемы». Но Такрой лишь вздохнул:

– Тогда пошли.

Разговаривать с Такроем в Месте Между было невозможно. Пока Кристофер карабкался, скользил и задыхался, Такрой плыл рядом в виде расплывчатого привидения, дрейфуя по ветру, и дождь хлестал сквозь него. Он не уплотнялся до начала лощины, где Кристофер давным-давно нарисовал большую восьмерку в грязи тропы.Восьмерка по-прежнему была там, будто вчера написанная. Позади нее парила повозка. Она снова была усовершенствована и выкрашена в яркий зелено-голубой цвет.

– Вижу, всё готово, – заметил Такрой.

Они спустились и взялись за веревки, управляющие повозкой. Она тут же плавно заскользила за ними вниз по лощине.

– Как дела с крикетом? – светским тоном поинтересовался Такрой.

Вот он случай – рассказать ему обо всем.

– Я не играл, – угрюмо ответил Кристофер, – с тех пор, как папа забрал меня из школы. До вчерашнего дня я не думал, что в Замке даже слыхали о крикете. Ты знаешь, что теперь я живу в Замке?

– Нет, – ответил Такрой. – Твой дядя никогда особо не рассказывал мне о тебе. Что за замок?

– Замок Крестоманси. Но вчера мой учитель сказал, что в субботу состоится матч с деревней. Никто, конечно, и не мечтал приглашать меня играть, но зато я буду следить за счетом.

– В самом деле? – глаза Такроя сузились до щелок.

– Конечно, они не знают, что я здесь.

– Надеюсь, нет! – сказал Такрой таким тоном, что разговор заглох.

Они продолжали молча идти впереди повозки, пока не дошли до длинного склона холма с примостившимся во впадине посередине фермерским домом. Под тяжелым серым небом, из-за которого валы вересковой пустоши и холм казались желтоватыми, место выглядело более мрачным и одиноким, чем когда-либо. Не доходя до фермы, Такрой остановился и пнул повозку, отпихивая ее с дороги, когда она, по инерции продолжая двигаться, ударилась сзади в его ноги. Его лицо было таким же мрачным, желтоватым и сморщенным, как вересковые пустоши.

– Слушай, Кристофер, – сказал он, – люди в Замке Крестоманси не будут довольны, узнав, что ты этим занимаешься.

Кристофер засмеялся:

– Конечно, нет! Но они не узнают!

– Не будь так уверен. Они там эксперты во всех видах магии.

– Именно поэтому это такая хорошая месть им, – объяснил Кристофер. – Они думают, будто я у них на крючке – и вот я ускользаю прямо у них из-под глупых, чванливых, скучных носов. Я для них просто Вещь. Они используют меня.

Люди в фермерском доме заметили их приближение. Маленькая группа женщин выбежала во двор и встала рядом с кучей свертков. Одна из них помахала. Кристофер помахал в ответ и, поскольку Такрой не проявил к его чувствам того интереса, на который он надеялся, начал подниматься по холму. Это заставило повозку снова двинуться.

Такрой поспешил догнать его.

– А тебе не приходило в голову, – спросил он, – что твой дядя тоже тебя использует?

– Не так, как люди в Замке. Я занимаюсь экспериментами по своей собственной свободной воле.

Такрой поднял взгляд на низкое затянутое тучами небо и сказал ему:

– Не говорите, что я не пытался!

Приветствуя Кристофера во дворе, женщины, как всегда, дохнули на него чесноком. И как обычно, этот запах смешался с запахом из свертков, когда он принялся загружать их. Свертки в Восьмой серии всегда издавали этот запах – резкий, пьянящий, отдающий медью. Но теперь, после практических уроков Флавиана, Кристофер остановился, чтобы принюхаться. Он знал, что это за запах. Драконья кровь! Он удивился, поскольку драконья кровь – самый опасный и могущественный магический ингредиент. Следующий сверток он положил на повозку с гораздо большей осторожностью. А аккуратно подобрав следующий, помня, что он может сделать, Кристофер посмотрел на Такроя, пытаясь понять, знает ли Такрой, что это за свертки. Но Такрой прислонился к окружающей двор стене и грустно смотрел наверх холма. В любом случае, Такрой говорил, что вне тела почти не чувствует запахи.

В тот момент, когда Кристофер посмотрел, глаза Такроя расширились, и он отпрыгнул от стены, воскликнув:

– Эй!

Одна из женщин закричала и указала наверх. Кристофер повернулся посмотреть, в чем дело, и вытаращился. И продолжал в изумлении таращиться, замерев на месте со свертком в руках. К ферме спускалось громадное багрянисто-черное существо. В тот момент, когда Кристофер увидел его, оно складывало громадные кожистые крылья и опускало когтистые лапы на землю, скользя вниз по холму так быстро, что он не сразу увидел, насколько большим оно было на самом деле. Пока Кристофер еще думал, что это животное размером с дом, оно приземлилось прямо за фермой, и он понял, что по-прежнему видит большую его часть, возвышающуюся над домом.

– Дракон! – крикнул Такрой. – Кристофер, вниз! Отвернись!

Женщины вокруг Кристофера бежали к сараям. Одна прибежала обратно, обеими руками держа большое тяжелое ружье, которое она бешено пыталась установить на треноге. Когда она установила его, оно упало.

Пока она поднимала ружье, дракон положил гигантскую угольно-черную голову на крышу фермы между дымоходами, небрежно раздавив ее, и пристально посмотрел на двор громадными сияющими зелеными глазами.

– Он громадный! – произнес Кристофер.

Он никогда ничего подобного не видел.

Вниз! – закричал на него Такрой.

Глаза дракона почти одухотворенно встретили взгляд Кристофера. Среди руин и балок фермерской крыши дракон распахнул громадную пасть. Будто открылась дверь в сердцевину солнца. Бело-оранжевый протуберанец струей вылетел из солнца – сильный точный луч, прямиком на Кристофера. ФУУХ. Кристофер оказался в печи. Он слышал, как поджаривается его кожа. За мгновение чистой агонии он успел подумать: «Тьфу ты! Еще сотня строчек!»

Тяжелое дыхание Такроя было первым, что некоторое время спустя услышал Кристофер. Он обнаружил, что Такрой пытается перетащить его с обугленного остова безлошадной повозки на тропу. Повозка и Такрой пошатывались рядом с пижамой Кристофера.

– Всё в порядке, – Кристофер сел, поморщившись.

Кожу жгло везде. Похоже, одежда на нем полностью сгорела. Те части тела, которые он мог видеть, были сырого розового цвета и запачканы углем от наполовину сгоревшей повозки.

– Спасибо, – выдохнул Кристофер, поняв, что Такрой снова спас его.

– Пожалуйста, – выдохнул Такрой.

Он выцветал в серую тень себя. Но затем приложил громадное усилие, от которого его глаза закрылись, а рот растянулся в усмешку. И из состояния настолько прозрачного, что трава лощины просвечивала сквозь его лицо, на секунду он стал четким и плотным. Он наклонился над Кристофером:

– Всё, хватит! Ты больше никогда не отправишься на эти увеселительные прогулки. Ты бросаешь их, понимаешь? Прекращаешь. Придешь сюда еще раз, и меня здесь не будет, – к этому времени Такрой выцвел до серого, а потом – до молочности за серостью. – Я улажу с твоим дядей, – прошептал его голос так тихо, что Кристофер скорее угадал, чем расслышал последнее слово.

Такрой растаял.

Кристофер свалился с повозки, и она тоже исчезла, оставив лишь пустую мирную лощину и сильный запах гари.

– Но я не хочу бросать! – произнес Кристофер.

Его голос прозвучал так сухо и надтреснуто, что он едва услышал его сквозь журчание ручья в лощине. Пара слезинок проделала жгучие дорожки на его лице, пока он подбирал пижаму и проползал обратно сквозь щель в чарах.

Глава 14

И снова, когда Кристофер проснулся, с ним всё было в порядке. В то утро он слушал Флавиана с вежливо-рассеянным выражением, погрузившись в восторженные мысли о драконе. Но восторг постоянно нарушался вспышками горя – он больше никогда не увидит Такроя! – и приходилось прилагать немалые усилия, чтобы думать только о драконе. Он был потрясающим. Подобное зрелище почти стоило потерянной жизни. Кристофер задумался, как скоро в Замке заметят, что он потерял еще одну жизнь. А некая маленькая встревоженная часть его постоянно спрашивала: «Но потерял ли я ее… уже?»

– Я распорядился, чтобы нам упаковали обед, – весело сообщил Флавиан. – И экономка раскопала непромокаемый плащ, который должен тебе подойти. Мы отправимся на прогулку сразу же, как ты закончишь с французским.

На улице лил дождь. Кристофер нарочно тянул с французским, надеясь, что Флавиан посчитает погоду слишком мокрой для пешей прогулки. Однако когда Кристофер уже не знал, как еще растянуть рассказ про ферму своей тети, Флавиан сказал:

– Небольшая сырость еще никому не повредила.

И вскоре после полудня они вышли под мелкий, но сильный дождь.

Флавиан был очень весел. Он явно считал блаженством прогулки по дождливой погоде, с рюкзаком и в толстых носках. Кристофер слизал воду, постоянно стекавшую с волос и по носу, и подумал, что по крайней мере он оказался вне Замка. Но если уж он вынужден находиться на ветру и под дождем, он предпочел бы Место Между. Это вернуло его мысли к Такрою, и снова пришлось сражаться с вспышками горя. Он пытался думать о драконе, но было слишком сыро. Пока они несколько миль шагали по вересковой пустоши, Кристофер мог думать только о том, как сильно будет скучать по Такрою, и о том, что намокшие кусты дрока выглядят такими же несчастными, каким он себя чувствует. Оставалось надеяться, что скоро будет остановка на обед и он сможет подумать о чем-нибудь другом.

Когда они дошли до края вересковой пустоши, Флавиан указал на обдуваемый ветрами открытый путь к холму, издалека казавшемуся серым.

– Там мы остановимся на обед. Там – на холме, в лесу.

– До него еще мили и мили! – потрясенно воскликнул Кристофер.

– Всего около пяти. Мы лишь спустимся в лощину между холмами, а потом снова поднимемся, – Флавиан начал жизнерадостно спускаться.

Задолго до того, как они добрались до холма, Кристофер перестал думать о Такрое и мог думать только о том, как он замерз, промок, устал и проголодался. Когда он, наконец, с трудом выбрался следом за Флавианом на поляну в этом далеком лесу, ему казалось, что время скорее для полдника, чем для обеда.

– А теперь, – сказал Флавиан, сбрасывая рюкзак и потирая руки. – Мы немного попрактикуемся в настоящей магии. Ты соберешь веток и сделаешь из них большую кучу. А потом потренируешься в наколдовывании огня. Когда разожжешь хороший костер, мы зажарим сосиски на палочках и пообедаем.

Кристофер поднял взгляд на ветки над головой, увешанные гигантскими прозрачными каплями дождя. Посмотрел на промокшую траву вокруг. А затем – на Флавиана, пытаясь понять, не издевается ли он. Нет. Флавиан считал, что это отличное развлечение.

– Ветки будут мокрыми, – сказал Кристофер. – Весь лес промок.

– Тем интереснее задача, – ответил Флавиан.

Кристофер понял: не имеет смысла говорить, что он ослабел от голода. Он угрюмо собрал палки. Сложил их в пропитанную водой кучу. Она развалилась, и он собрал ее заново. После чего встал на колени, чтобы наколдовать огонь, и у него промокли брюки, а холодный дождь стекал за воротник. Просто нелепо. Кристофер наколдовал тонкую желтую спираль дыма, которая продержалась около секунды. Палки от нее даже не потеплели.

– Вкладывай желание, когда поднимаешь руки, – посоветовал Флавиан.

Знаю, – ответил Кристофер и яростно пожелал: «Огонь! Огонь! ОГОНЬ!!!»

От кучи веток с ревом взметнулось пламя в десять футов высотой. Кристофер снова услышал, как поджаривается его кожа, а мокрый плащ затрещал и тоже вспыхнул. Практически мгновенно Кристофер стал частью костра. «Вот жизнь, которую сжег дракон!» – подумал он посреди агонии.

Когда началась его пятая жизнь – кажется, минут десять спустя, – он услышал, как Флавиан истерично говорит:

– Да, я знаю, но это должно было быть абсолютно безопасно! Лес насквозь промок. Поэтому я и велел ему попытаться.

– Доктор Посан считает, почти ничто не бывает безопасным, когда за дело берется Кристофер, – заметил чуть подальше сухой голос.

Кристофер перевернулся. Его накрыли плащом Флавиана, и под его прикосновением кожа чувствовалась очень новой и мягкой. Земля перед Кристофером выгорела дочерна, промокла и воняла от дождя. Мокрые листья на дереве над головой потемнели и съежились. Габриэль де Витт сидел в нескольких ярдах от него на раскладном стуле под большим черным зонтом, выглядя раздраженным и ужасно неуместным. В тот момент, когда Кристофер посмотрел на него, дымящаяся трава рядом со стулом вспыхнула небольшим оранжевым пламенем. Габриэль нахмурился на пламя, и оно снова сжалось в дым.

– А, вижу, ты вернулся к жизни, – произнес он. – Будь добр, погаси этот свой лесной пожар. Он необычайно стойкий, а я не хочу, чтобы сгорела вся округа.

– Могу я сначала что-нибудь съесть? – спросил Кристофер. – Я умираю от голода.

– Дай ему сандвич, – велел Габриэль Флавиану. – Припоминаю, когда я потерял жизнь, новой, чтобы начаться, требовалось немало энергии.

Он подождал, пока Флавиан передаст Кристоферу упаковку сандвичей с яйцом. Пока Кристофер поглощал их, он сказал:

– Флавиан говорит, что берет на себя всю ответственность за эту последнюю глупость. Можешь поблагодарить его за то, что я снисходителен к тебе. Я лишь замечу, что из-за тебя меня отозвали в тот момент, когда мы почти схватили одного из членов банды Тени, про которую я рассказывал тебе. Если он ускользнет у нас меж пальцев, это будет твоя вина, Кристофер. А теперь, пожалуйста, встань и потуши огонь.

Кристофер с облегчением встал. Он боялся, что Габриэль запретит ему записывать счет на завтрашнем крикетном матче.

– Гасить огонь – это как зажигать его наоборот, – сказал ему Флавиан.

Так Кристофер и сделал. Это было легко, если не считать того, что из-за облегчения по поводу крикета по всей поляне постоянно возникали маленькие вспышки пламени.

Когда даже дым исчез, Габриэль сказал:

– И предупреждаю тебя, Кристофер: если с тобой произойдет еще какой-нибудь несчастный случай – со смертельным исходом или без него, – я приму весьма суровые меры.

С этими словами Габриэль встал и со щелчком сложил стул. Зажав его подмышкой, Габриэль потянулся внутрь зонта и начал его закрывать. Когда зонт полностью сложился, Кристофер обнаружил, что находится рядом с Флавианом в центре пентаграммы в вестибюле Замка. На лестнице стояла мисс Розали.

– Он ушел, Габриэль, – сообщила она. – Но теперь мы хотя бы знаем, как они это делают.

Габриэль повернулся и одарил Кристофера испепеляющим взглядом.

– Отведи его в комнату, Флавиан. А потом возвращайся на совещание, – и велел мисс Розали: – Скажи Фредерику, чтобы он немедленно приготовился войти в транс. С этого момента я хочу, чтобы Грань Мира патрулировалась постоянно.

В сопровождении Флавиана Кристофер потопал прочь, дрожа под непромокаемым плащом. У него даже ботинки сгорели.

– Ты походил на жареную картошку! – сказал Флавиан. – Я жутко испугался!

Кристофер верил ему: дракон основательно его прожарил. Теперь он был абсолютно уверен, что потеря жизни в Везделке не считается, и он должен потерять ее как полагается в собственном мире – способом, максимально похожим на смерть в Везделке. Мораль: в будущем быть осторожнее в Везделках. Натягивая на себя побольше одежды, Кристофер подпрыгивал от облегчения, что Габриэль не запретил ему пойти на крикетный матч. Однако он опасался, что игра всё равно не состоится из-за дождя. По-прежнему лило как из ведра.

Дождь прекратился ночью, хотя погода оставалась пасмурной и промозглой. Кристофер спустился к деревенской площадке вместе с командой Замка, которая представляла собой пеструю смесь из колдунов, лакея, садовника, конюха, доктора Симонсона, Флавиана, молодого чародея, который специально прибыл из Оксфорда, и, к величайшему изумлению Кристофера, мисс Розали. Мисс Розали выглядела порозовевшей и почти хорошенькой в белом платье и белых митенках. Она бодро шагала в белых туфлях, громко сокрушаясь о том, что ловушка, предназначенная поймать Тень, не сработала.

– Я постоянно твердила Габриэлю, что нам надо патрулировать Грань Мира, – сказала она. – К тому времени, как они добираются с товаром до Лондона, у них появляется слишком много мест, где спрятаться.

Сам Габриэль встретил их на деревенской площадке, держа в одной руке свой складной стул, а в другой – телеграмму. Для такого случая он надел полосатую спортивную куртку, которой было лет сто на вид, и широкую панаму.

– Плохие новости, – сообщил он. – Мордехай Робертс вывихнул плечо и не придет.

– О, нет! – в величайшей тревоге воскликнули все.

– Как типично! – добавила мисс Розали и, повернувшись, бросилась к Кристоферу: – Ты сможешь отбивать, дорогой? Хотя бы так, чтобы, если придется, вступить в самом конце?

Кристофер попытался сохранить на лице невозмутимое выражение, но это было невозможно.

– Думаю, да, – ответил он.

Тот день был чистым блаженством. Один из конюхов одолжил Кристоферу великоватый для него белый костюм, который один из колдунов любезно призвал из Замка, и его отправили на край поля. Первой отбивала деревенская команда – и заработала немало ранов, поскольку отсутствующий Мордехай Робертс был лучшим боулером Замка. Кристофер ужасно замерз на промозглом ветру, зато – словно в сбывшейся мечте – ему удалось поймать мяч и вывести из игры кузнеца. Все остальные обитатели Замка, стоявшие в теплых одеждах вокруг игровой площадки, бешено рукоплескали.

Когда Замок начал свои иннингсы, Кристофер сидел с остальной командой, ожидая своей очереди – или скорее надеясь, что его очередь наступит, – и с восхищением обнаружил, что мисс Розали – великолепный энергичный бэтсмен. Она отбивала мячи во все стороны так, как всегда хотел уметь Кристофер. К несчастью, кузнец оказался чертовски хитрым боулером с крученым броском. Он владел всеми трюками, которые Такрой так часто описывал Кристоферу. Доктора Симонсона он вывел из игры за один ран, а оксфордского чародея – за два. После этого замковая команда сконцентрировалась на мисс Розали. Но мисс Розали держалась – с перекинутыми через плечо волосами и пылающим от напряжения лицом. Она играла так хорошо, что когда десятым вышел отбивать Флавиан, Замку нужно было заработать лишь два рана, чтобы выиграть. Кристофер застегнул позаимствованные щитки, абсолютно уверенный, что шанса отбивать ему не представится.

– Еще неизвестно, – сказал мальчик-коридорный из Замка, который записывал счет вместо Кристофера. – Посмотри на него. Он безнадежен!

Флавиан действительно был безнадежен. Кристофер никогда не видел, чтобы кто-либо играл настолько плохо. Его бита либо ощупью качалась из стороны в сторону, точно трость слепца, либо совершала дикие взмахи не там, где нужно. Было очевидно, что он выйдет из игры в любую секунду. Кристофер с надеждой подобрал заимствованную биту. Но выбыла мисс Розали. Кузнец ловко метнул мяч. Деревенские, столпившиеся вокруг игровой площадки, завопили, зная, что выиграли. Посреди воплей Кристофер встал.

– Удачи! – пожелали все обитатели Замка.

Но только в голосе мальчика-коридорного звучала уверенность, что у Кристофера действительно есть шанс.

Под крики и свист Кристофер с трудом побрел в центр площадки – позаимствованные щитки были на два размера больше, чем нужно.

– Сделай всё, что сможешь, дорогой, – безнадежно произнесла мисс Розали, проходя мимо него.

Кристофер продолжил идти, с удивлением обнаружив, что ни капли не нервничает.

Когда он принял боевую стойку, деревенская команда облизнулась. Они вплотную окружили Кристофера, присев в ожидании. Куда бы он ни посмотрел, повсюду вытягивались большие мозолистые руки и издевательски ухмылялись смуглые лица.

– Ну, послушайте! – воскликнул Флавиан на другом конце поля. – Он же всего лишь ребенок!

– Мы знаем, – ответил деревенский капитан, ухмыляясь еще шире.

Кузнец столь же презрительно бросил Кристоферу медленный крученый мяч. Пока Кристофер смотрел, как мяч поднимается по дуге, у него было время вспомнить каждое слово из занятий с Такроем. И поскольку вся деревенская команда кольцом столпилась вокруг него, он знал: чтобы заработать раны, ему надо лишь выбить мяч за пределы этого кольца. С безупречным самообладанием он наблюдал за мячом весь его путь до биты. Мяч немного повернул, но не сильно. Кристофер с треском отбил его за каверпойнт.

– Два! – бодро крикнул он Флавиану.

Флавиан одарил его пораженным взглядом и побежал. Кристофер тоже побежал, и позаимствованные щитки на каждом шагу делали «шлеп, шлеп, шлеп». Деревенская команда повернулась и бешено погналась за мячом, но у Флавиана и Кристофера было полно времени на два рана. У них даже было время сделать третий ран, несмотря на затрудняющие движения чужие щитки. Замок выиграл. На сердце у Кристофера потеплело от гордости и радости.

Зрители из Замка разразились приветственными криками. Габриэль поздравил его. Мальчик-коридорный пожал ему руку. Мисс Розали – по-прежнему с растрепанными волосами – похлопала по спине. Все столпились вокруг Кристофера, говоря, что в итоге Мордехай Робертс им и не нужен, и впервые за весь день из-за церковной башни появилось солнце. На короткое время Кристофер почувствовал, что жить в Замке, в конце концов, не так уж и плохо.

Но к воскресному обеду всё стало по-прежнему. Разговор за обедом вертелся вокруг встревоженных планов, как поймать банду Тени. И только мистер Уилкинсон – пожилой колдун, следивший за библиотекой – всё время говорил:

– Те три редкие книги так и пропали. Не представляю, кому понадобились книги для девочек из Мира Б, но я не могу обнаружить их нигде в Замке.

Поскольку это были книги для девочек, мистер Уилкинсон явно не подозревал Кристофера. На самом деле и он, и все остальные вспоминали о Кристофере, только когда надо было передать соль.

В понедельник Кристофер язвительно спросил Флавиана:

– Никому не приходило в голову, что я могу помочь ловить Тень?

Никогда он еще так близко не подходил к тому, чтобы упомянуть Флавиану о Везделках. Его подтолкнуло к этому воскресенье.

– Ради всего святого! Люди, способные порезать русалок на кусочки, моментально разделаются с тобой! – воскликнул Флавиан.

Кристофер вздохнул и заметил:

– Русалки не оживут снова. А я оживу.

– Меня тошнит от всей этой истории с Тенью, – сказал Флавиан и сменил тему.

Больше чем когда-либо Кристофер почувствовал себя в туннеле без выхода. Он находился в худшем положении, чем Богиня, потому что она перестанет быть Живой Ашет, когда вырастет, тогда как ему придется продолжать в том же духе и превратиться в кого-то вроде Габриэля де Витта. И когда немного позже на той неделе Кристофер получил письмо от папы, лучше ему нисколько не стало. Это письмо тоже вскрывали и запечатали снова, но в отличие от маминого, марки на нем были интереснее. Папа находился в Японии.

«Сын мой,

Мои чары уверяют, что для тебя наступает время наивысшей опасности. Умоляю тебя быть осторожным и не ставить под угрозу свое будущее.

Твой любящий

папа».

Судя по дате, письмо было написано месяц назад.

– Да чтоб его, мое будущее! – пробурчал Кристофер. – Его чары, наверное, говорили о жизнях, которые я недавно потерял.

И, снова погружаясь в страдания, он подумал, что худшее во всем этом – то, что он больше не может с нетерпением ожидать встречи с Такроем.

Тем не менее ночью в четверг Кристофер выбрался сквозь щель в чарах, надеясь найти Такроя. Однако лощина была пуста. Он постоял там немного с ощущением внутренней пустоты. А потом вернулся в комнату, натянул свою одежду и через Место Между отправился навестить Богиню. Только она и Такрой никогда не пытались использовать его.

Глава 15

Богиня сидела в своей спальне на белых подушках, скрестив ноги, подперев подбородок кулаками и явно размышляя о чем-то грустном. Хотя она больше не казалась больной, Кристофер, войдя, почувствовал в ней нечто иное – словно предвестие грозы в воздухе, – и озадачился.

Украшения Богини глухо застучали, когда она подняла голову и увидела его.

– О, хорошо, – произнесла она. – Я надеялась, что ты скоро вернешься. Мне необходимо поговорить с тобой – из всех, кого я знаю, только ты способен понять.

– Могу сказать то же самое про тебя, – Кристофер сел на плитки, прислонившись спиной к стене. – Ты здесь заперта со своими жрицами, а я заперт в Замке с людьми Габриэля. Мы оба в туннеле…

– В этом-то как раз и состоит моя проблема, – перебила Богиня. – Я не уверена, существует ли туннель для меня. Туннели, по крайней мере, заканчиваются, – ее голос наполнился новым ощущением грозы.

Белая кошка сразу же почувствовала это. Выбравшись из подушек, она тяжело вскарабкалась ей на колени.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Кристофер, снова подумав, что девочки – это Абсолютная Загадка.

– Бедняжка Бети, – произнесла Богиня, гладя белую кошку под ритмичное позвякивание браслетов. – У нее опять будут котята. Лучше бы их больше не было – они истощают ее. Я имела в виду, что со времени моей болезни я размышляла о разных вещах. Я размышляла о тебе и думала, как тебе удается постоянно приходить сюда из другого мира. Разве это не сложно?

– Нет, совсем просто. Для меня, во всяком случае. Видимо, потому что у меня несколько жизней. Думаю, я оставляю одну из них в кровати, а остальные отпускаю бродить.

– Везет же! Но я имела в виду: что ты делаешь, чтобы попасть в этот мир?

Кристофер рассказал ей про лощину и Место Между, и о том, что ему всегда надо найти угол в спальне, который можно обогнуть.

Взгляд Богини задумчиво бродил по полутемным аркам, ведущим в комнату.

– Хотела бы я иметь больше одной жизни, – сказала она. – Но в моем случае… Помнишь, ты сказал, когда был здесь в последний раз, что я перестану быть Живой Ашет, когда вырасту?

Ты сказала мне это, когда я в первый раз пришел сюда, – напомнил ей Кристофер. – Ты сказала: «Живая Ашет – всегда маленькая девочка». Разве не помнишь?

– Да, но никто не говорил об этом так, как ты, – ответила Богиня. – И я задумалась. Что случается с Живой Ашет, когда она вырастает? Я уже не маленькая. Я почти достигла возраста, когда другие официально считаются женщинами.

Похоже, в Десятой серии это происходит необычайно рано, подумал Кристофер. Хотел бы он официально считаться мужчиной.

– Разве ты не станешь жрицей?

– Нет, – ответила Богиня. – Я слушала, и спрашивала, и прочитала все их записи – и ни одна из жриц никогда не была Богиней, – она принялась вздыбливать шерсть белой кошки, пропуская ее между слегка дрожащих пальцев. – Когда я спросила, матушка Праудфут сказала, что я не должна забивать этим голову, потому что Ашет позаботится обо всем. Как думаешь, что это значит?

На взгляд Кристофера, она снова становилась слишком эмоциональной.

– Думаю, тебя просто выпихнут из храма и ты пойдешь домой, – успокаивающе произнес он – эта мысль вызвала у него зависть. – Но ты же обладаешь всеми дарами Ашет. Ты наверняка можешь использовать их, чтобы узнать наверняка.

– А что я, по-твоему, пытаюсь сделать? – буквально завопила Богиня, ее браслеты зазвенели, когда она отбросила в сторону бедняжку Бети и вскочила на ноги, пронзая Кристофера взглядом. – Ты, глупый мальчишка! Я думала и думала всю неделю, пока у меня не загудела голова!

Кристофер торопливо поднялся на ноги и прижался спиной к стене, приготовившись немедленно пройти сквозь нее, если Богиня набросится на него. Но она только прыгала перед ним вверх-вниз и кричала:

– Придумай, как мне это узнать, если такой умный! Придумай КАК!

Как всегда, когда Богиня кричала, в соседних комнатах зашлепали ноги и задыхающийся голос позвал:

– Уже иду, Богиня! Что такое?

Кристофер поспешно плавно отступил в стену. Богиня бросила на него быстрый взгляд, в котором промелькнул триумф, и бросилась в объятия худой старой женщины, появившейся в арке.

– О, матушка Праудфут! Мне опять приснился такой кошмар!

К своему ужасу Кристофер обнаружил, что застрял в стене. Он не мог выйти вперед и не мог протолкнуться сквозь нее назад. Единственное, что он мог – воспользовавшись уроками Флавиана, сделать себя невидимым. Так он немедленно и сделал. Заходя в стену, Кристофер двигался, наклонившись вперед, так что большая часть его головы осталась снаружи. Несмотря на невидимость, он чувствовал себя чучелом животного – вроде тех, чьи головы висели на стенах столовой Замка. Ну, по крайней мере, он мог видеть, слышать и дышать. Он был поражен вероломством Богини.

Ее увели в дальние комнаты, что-то успокаивающе бормоча. Спустя примерно десять минут – к этому времени у Кристофера затекла шея и начались судороги в ноге – она вернулась. Абсолютно спокойная.

– В невидимости нет никакого смысла, – сказала она. – Здесь все обладают колдовским зрением. Слушай, извини за это, но мне крайне нужна помощь, и обещаю отпустить тебя, как только ты мне поможешь.

Кристофер не стал делать себя снова видимым. Так он чувствовал себя надежнее.

– Тебе нужна не помощь, а чтобы тебе настучали по голове, – сердито ответил он. – Как я могу хоть кому-то помочь в таком положении? Мне до смерти неудобно.

– Ну, так устройся удобнее и помоги мне.

Кристофер обнаружил, что может немного двигаться. Стена вокруг него стала вроде как желеобразной, так что он смог выпрямиться, слегка переместить руки и поставить ноги в нормальное положение. Он попробовал быстрые извивающиеся движения в надежде, что желе расступится достаточно, чтобы выпустить его, но оно не расступилось. Он чувствовал, его здесь удерживало то же самое, что Богиня использовала, приклеив его ноги к полу, когда они впервые встретились. И сейчас, не меньше чем тогда, эти чары оставались для него непостижимыми.

– Какой помощи ты от меня хочешь? – покорно спросил он.

– Забери меня в свой мир, – горячо ответила Богиня, – чтобы я смогла пойти в школу, как в книгах про Милли. Я подумала, ты мог бы спрятать меня где-нибудь в своем Замке, пока я ищу школу.

Кристофер представил, как Габриэль де Витт найдет Богиню, прячущуюся где-нибудь на чердаке.

– Нет, – ответил он. – Я не могу. Совсем-совсем не могу. И более того – не хочу. А теперь отпусти меня!

– Ты забрал Трогмортена, – заметила Богиня. – Значит, можешь забрать и меня.

– Трогмортен – кот. У него девять жизней, как у меня. Я говорил тебе, что могу попасть сюда, только оставив позади одну из моих жизней. У тебя одна жизнь, поэтому есть все основания полагать, что я не могу взять тебя в свой мир: ты тогда умрешь!

– В этом-то всё и дело! – свирепо прошептала Богиня.

Он видел, что она изо всех сил старается не начать снова кричать. По ее лицу потекли слезы.

– Я знаю, что у меня только одна жизнь, и я не хочу ее потерять. Забери меня с собой.

– Просто чтобы пойти в школу из книжки! – огрызнулся Кристофер, еще сильнее чувствуя себя головой животного на стене. – Перестань быть такой дурочкой!

– Тогда можешь оставаться в стене, пока не передумаешь! – заявила Богиня и под перестук и позвякивание бросилась прочь.

Кристофер стоял, повиснув в желеобразной стене, и проклинал тот день, когда принес Богине книги про Милли. Потом он стал проклинать себя за то, что решил, будто Богиня способна посочувствовать ему. Она была такой же эгоистичной и безжалостной, как все остальные. Он извивался, напрягал все силы и проталкивался, пытаясь выбраться из стены, но поскольку он понятия не имел, что именно вложено в чары, она держала его по-прежнему крепко.

Худшее состояло в том, что теперь, когда Храм проснулся после полуденного сна, он оказался решительно оживленным местом. Сквозь стену позади Кристофер слышал, как в жарком дворике толпа людей считает кошек и кормит их. С этими звуками смешивался женский голос, выкрикивавший приказы, и лязг доспехов, и тяжелые удары древка копья о землю. Кристофер жутко боялся, что его невидимая спина торчит из стены в том дворе, и не мог перестать представлять, как в него там вонзается копье. Он извивался, и вжимался, и проталкивался внутрь, чтобы его точно не было видно. И неизвестно, что ужасало его больше: ощущение вонзающегося в него копья или то, что сделает Габриэль, если он потеряет еще одну жизнь.

Спереди – из-за арки – он слышал, как Богиня разговаривает с по меньшей мере тремя жрицами, а потом – как их голоса бормочут молитвы. Почему Флавиан не научил его ничему полезному? Наверняка существовало шестьсот способов потихоньку разрушить эти чары и незаметно выскользнуть из стены, а Кристофер не знал ни одного. Он задумался, сможет ли добиться результата, проделав выход с помощью взрыва от объединения левитации, урагана и огня. Возможно – хотя со скованными руками будет невероятно сложно, – но это не избавит его от погони с копьями. Кристофер решил сначала испробовать уговоры и хитрость.

Вскоре Богиня пришла проверить, не передумал ли он.

– Я принесу, дорогая, – сказала одна из жриц за аркой.

– Нет, я хочу заодно посмотреть на Бети, – ответила Богиня через плечо.

Исполняя сказанное, она подошла посмотреть на белую кошку, которая лежала на ее спальных подушках, тяжело дыша и выглядя несчастной. Богиня погладила ее, прежде чем подойти к Кристоферу, вплотную приблизив свое лицо к его.

– Ну? Ты поможешь мне?

– Что случится, – спросил Кристофер, – если одна из них зайдет и увидит мое лицо, торчащее из стены?

– Тебе лучше согласиться помочь, прежде чем это произойдет. Они убьют тебя, – прошептала Богиня.

– Но от меня мертвого тебе не будет никакой пользы, – заметил Кристофер. – Выпусти меня, или я начну кричать.

– Попробуй! – ответила Богиня и умчалась.

Проблема состояла в том, что Кристофер не осмеливался попробовать. Похоже, это направление переговоров зашло в тупик. Когда она пришла в следующий раз, он попытался по-другому:

– Слушай, я стараюсь не навредить тебе. Я прямо сейчас легко могу проделать взрывом громадную дыру в Храме и уйти, но не делаю этого, потому что не хочу тебя выдавать. Ашет и твои жрицы не будут довольны, если узнают, что ты пыталась сбежать в другой мир, так?

Глаза Богини наполнились слезами.

– Я ведь немногого прошу, – сказала она, с несчастным видом крутя браслет. – Я думала, ты добрый.

Похоже, этот аргумент произвел впечатление.

– Если ты не отпустишь меня в ближайшее время, мне придется взорвать Храм, – сказал Кристофер. – Если я не вернусь к утру, кто-нибудь в Замке зайдет и обнаружит в кровати только одну мою жизнь. Тогда они расскажут Габриэлю де Витту, и у нас обоих будут неприятности. Я говорил тебе, он знает, как попасть в другие миры. Если он придет сюда, тебе мало не покажется.

– Ты эгоист! – воскликнула Богиня. – Ты вовсе не сочувствуешь мне… ты просто боишься!

Тут Кристофер потерял самообладание:

– Отпусти меня, иначе я устрою здесь взрыв до небес!

Богиня просто выбежала из комнаты, вытирая лицо подолом платья.

– Что-то случилось, дорогая? – спросила жрица снаружи.

– Нет-нет, – услышал Кристофер голос Богини. – Бети плохо себя чувствует, вот и всё.

После этого она не появлялась довольно долго. Возможно, ей пришлось отвлекать жриц, чтобы они не пришли посмотреть на белую кошку. Вскоре воздух начал заполняться запахами пряной еды. Кристофер всерьез встревожился. Время шло, в Замке скоро наступит утро. И тогда у него будут серьезные неприятности. Прошло еще какое-то время. Он услышал, как во дворе позади снова считают и кормят кошек.

– Не хватает Бети, – сказал кто-то.

– Она по-прежнему с Живой Богиней, – ответил кто-то другой. – Скоро появятся котята.

Прошло еще больше времени. К тому моменту, когда Богиня снова появилась, отчаяние направило разум Кристофера по совершенно новому курсу. Он понял, что ему придется ей помочь – даже если не так, как она хотела, – иначе он ни за что не выберется отсюда до утра.

Богиня явно старалась быть доброй – хотя и в своей безжалостной манере. Придя в этот раз, она принесла пряную штуку, вроде блина, в которую было завернуто горячее мясо и овощи. Она принялась отрывать от него кусочки и закидывать Кристоферу в рот. Внутри оказался жгучий перец, от которого заслезились глаза.

– Слушай, – поперхнулся он. – Что с тобой на самом деле? Что заставило тебя внезапно решить, что я должен тебе помочь?

– Я же тебе говорила! – нетерпеливо ответила Богиня. – Дело в том, что ты сказал, когда я болела: что я перестану быть Живой Ашет, когда вырасту. После этого я могла думать только о том, что тогда со мной будет.

– Значит, ты хочешь узнать наверняка?

– Больше всего на свете!

– Тогда ты отпустишь меня, если я помогу тебе узнать, что с тобой будет на самом деле? – предложил Кристофер сделку. – Я не могу забрать тебя в свой мир – ты знаешь, что не могу, – но я могу помочь тебе в этом.

Богиня постояла, крутя в пальцах последний кусок блина.

– Да, – ответила она. – Хорошо. Хотя и не вижу, как ты сможешь разузнать лучше меня.

– Могу. Тебе надо лишь пойти встать перед той золотой статуей Ашет, которую ты показывала мне, и спросить ее, что с тобой будет, когда ты перестанешь быть Живой Ашет. Если она ничего не ответит, ты будешь знать, что ничего особенного не случится и ты сможешь покинуть Храм и пойти в школу.

Это казалось ему очень умным ходом, поскольку он не мог вообразить, чтобы золотая статуя заговорила.

– И почему я сама не додумалась! – воскликнула Богиня. – Умно! Но… – она снова принялась крутить кусок блина. – Но, знаешь, Ашет не разговаривает – не в прямом смысле. Она посылает знаки. Приметы, предзнаменования – всё такое. И она не всегда отвечает на просьбы людей.

Это раздражало.

– Но тебе ответит, – убедительно произнес Кристофер. – В конце концов, предполагается, что ты – это она. Значит, надо лишь попросить ее напомнить тебе о том, что вы обе уже знаете. Иди и скажи, чтобы она послала тебе знак. Только пусть она укажет время, чтобы, если знамения не будет, ты знала, что его не будет.

– Хорошо, – решительно произнесла Богиня.

Она заснула кусок блина Кристоферу в рот и с решительным перезвоном отряхнула руки.

– Пойду и спрошу ее сейчас же!

И она зашагала из комнаты – дзынь-звяк, дзынь-звяк – будто солдаты, в этот момент маршировавшие по двору за спиной Кристофера.

Он выплюнул блин, закрыл глаза, чтобы сморгнуть слезы, и пожалел, что не может скрестить пальцы.

Пять минут спустя Богиня вернулась, выглядя гораздо более веселой.

– Готово! – сказала она. – Она не хотела говорить мне. Пришлось ее заставить. Но я велела ей убрать глупое выражение лица и перестать пытаться одурачить меня, и она сдалась, – Богиня изумленно посмотрела на Кристофера. – Я никогда раньше не одерживала над ней верх!

– Да, но что она сказала? – Кристофер начал бы пританцовывать от нетерпения, если бы ему не мешала стена.

– О, пока ничего, – ответила Богиня. – Но даю честное слово, что отпущу тебя, как только она ответит. Она сказала, что не может устроить знамение сию секунду. Она хотела подождать до завтра, но я сказала, это слишком долго. Тогда она сказала, самое раннее, когда она может послать знамение – сегодня в полночь…

Полночь! – воскликнул Кристофер.

– Осталось всего три часа, – успокаивающе произнесла Богиня. – И я сказала, чтобы она сделала это минута в минуту, иначе я очень рассержусь. Ты должен понять ее точку зрения: ей надо потянуть за нити Судьбы, а это требует времени.

С упавшим сердцем Кристофер попытался подсчитать, какое это будет время в Замке. Самое раннее, что у него получалось – десять часов утра. Но, может, пришедшая будить его горничная просто подумает, что он устал. Пройдет около часа, прежде чем она встревожится достаточно, чтобы сообщить Флавиану или кому-то еще, а к этому времени, если повезет, он уже вернется.

– Значит полночь, – Кристофер тихонько вздохнул. – И тогда ты должна отпустить меня, иначе я призову ураган, подожгу всё и сорву крышу с Храма.

В течение этих трех часов он постоянно спрашивал себя, почему не поступил так сразу. Только отчасти это было продиктовано нежеланием потерять очередную жизнь. Он чувствовал себя вроде как обязанным подождать и успокоить Богиню. Он породил ее беспокойство, сделав то замечание, а еще раньше вызвал у нее недовольство жизнью, принеся школьные рассказы. Он сочувствовал ей, понимая одиночество ее странной жизни. А кроме того, папа сказал, что нельзя использовать магию против леди. Каким-то образом всё это объединилось, вынуждая Кристофера оставаться в стене в полусидячем положении, терпеливо ожидая полуночи.

Некоторую часть этого времени Богиня сидела на подушках, напряженно гладя белую кошку, будто в любое мгновение ожидала появления знака. Значительную часть времени она была занята. Ее отзывали на уроки, потом на молитвы и, наконец, принимать ванну. Пока ее не было, у Кристофера возникла отчаянная идея попытаться связаться с жизнью, которая лежала в кровати в Замке. Он подумал, что сможет заставить ее встать и заняться уроками. Но хотя у него возникло четкое ощущение отделенной части себя, он не мог связаться с ней – или же, если и связался, не имел возможности понять это. «Делай уроки! – подумал он. – Выбирайся из кровати и веди себя как я!» И в сотый раз спросил себя, почему просто не взорвет Храм и не уйдет.

Наконец, вернулась Богиня в длинной белой ночной рубашке и только с двумя браслетами. Она поцеловала матушку Прадуфут в проеме арки, желая спокойной ночи, и забралась на белые подушки, с любовью обняв белую кошку.

– Теперь уже недолго, – сказала она Кристоферу.

– Надеюсь, что так! – ответил он. – Честно, не могу понять, чего ты жалуешься на свою жизнь. Я бы, не задумываясь, поменял Флавиана и Габриэля на твою матушку Праудфут!

– Да, возможно, я веду себя глупо, – сонно согласилась она. – А с другой стороны, я вижу, что ты не веришь в Ашет, и потому видишь всё немного не так, как я.

По ее дыханию Кристофер понял, что после этих слов она заснула. Должно быть, он и сам задремал в конце концов. Желеобразная стена оказалась не так уж и неудобна.

Его разбудил странный высокий писк. Отчаянный звук, немного напоминающий тот, который издает просящий пищи птенец. Кристофер резко проснулся и увидел широкую полосу лунного света, пересекающую плитки пола.

– О, смотри! – произнесла Богиня. – Знамение.

В лунном свете появилась ее указующая рука со свисающим с нее браслетом. Она указывала на Бети – белую кошку. Бети неподвижно лежала, вытянувшись в полосе лунного света. Что-то крошечное и очень-очень белое ползало и карабкалось по ней, заполняя воздух отчаянными высокими криками.

Богиня выбралась из подушек, встала наколени и подобрала крошечное существо.

– Он замерз, – сказала она. – У Бети родился котенок и… – последовала долгая пауза. – Кристофер, – Богиня явно старалась говорить спокойно. – Бети мертва. Значит, я умру, когда найдут новую Ашет.

Стоя на коленях рядом с мертвой кошкой, она пронзительно закричала – и кричала, и кричала.

Появились огни. По плиткам зашлепали бегущие ноги. Кристофер изо всех сил постарался погрузиться в стену так глубоко, как мог. Он знал, что чувствует Богиня. Он чувствовал то же самое, когда очнулся в морге. Но лучше бы она перестала кричать. Когда худая матушка Праудфут ворвалась в комнату в сопровождении двух других жриц, он сделал всё, что мог, чтобы запустить левитационные чары.

Однако Богиня сдержала обещание. Всё еще крича, она попятилась от жалкого тела Бети, словно оно ужасало ее, и драматично выбросила руку, так что свисающий браслет щелкнул Кристофера по носу. К счастью, браслет был серебряным.

Со ставшим уже привычным грохотом Кристофер приземлился в своей кровати в Замке: плотный и видимый, и одетый в пижаму. Судя по освещению, был почти полдень. Кристофер торопливо сел. На другом конце комнаты в деревянном кресле сидел Габриэль де Витт, глядя на него еще более угрюмо, чем обычно.

Глава 16

Габриэль сидел, поставив локти на ручки кресла и сложив домиком под орлиным носом длинные пальцы с крупными костяшками. Прервать с ним зрительный контакт было столь же сложно, как с драконом.

– Так значит, ты уходил в спиритическое странствие, – произнес он. – И подозреваю, совершаешь их регулярно. Это многое объясняет. Не будешь ли ты так любезен сообщить мне, где только что был и почему тебе понадобилось столько времени, чтобы вернуться?

Кристоферу ничего не оставалось, кроме как объяснить. Он предпочел бы умереть. Потеря жизни – ничто по сравнению с тем, как на него смотрел Габриэль.

– Храм Ашет! – воскликнул он. – Глупый мальчишка! Ашет – одна из самых злобных и мстительных богинь в Родственных мирах! Войско ее Руки известно тем, что преследует людей сквозь миры и года за гораздо меньшие провинности, чем совершил ты. Счастье еще, что ты не стал взрывать ее Храм. И я рад, что тебе хватило благоразумия оставить Живую Ашет ее судьбе.

– Ее судьбе? Они же не убьют ее на самом деле? – спросил Кристофер.

– Конечно, убьют, – ответил Габриэль самым спокойным и сухим своим тоном. – Именно об этом говорило знамение. Старшая Богиня умирает, когда избирается новая Ашет. Полагаю, считается, что жертвоприношение старшей увеличивает могущество божества. А эта девочка должна быть для них особенно ценна, поскольку она, похоже, сама по себе кудесница.

Кристофер пришел в ужас. Он вдруг понял, что Богиня знала – или, по крайней мере, подозревала, – что с ней произойдет. Потому она и пыталась заставить его помочь.

– Как вы можете быть так спокойны? – спросил он. – У нее только одна жизнь! Разве вы не можете как-нибудь помочь ей?

– Милый мой Кристофер, по всем Сериям и Родственным мирам существует более сотни миров, и в половине из них есть практики, ужасающие цивилизованного человека. Если бы я стал тратить на них свое время и сострадание, у меня не осталось бы его на исполнение моих непосредственных обязанностей: предотвращение злоупотребления магией здесь. Поэтому я должен принять меры на твой счет. Будешь отрицать, что злоупотребил магией?

– Я… – начал Кристофер.

– В этом нет никаких сомнений. Ты потерял по меньшей мере три жизни в другом мире. И, возможно, насколько я понимаю, потерял все шесть во время спиритических странствий. Но поскольку физическая жизнь – жизнь, которую ты должен был потерять – лежала здесь вроде как спящая, естественные законы были вынуждены искривиться так, чтобы дать тебе возможность потерять ее как полагается. Продолжись это еще немного, и ты вызвал бы серьезные отклонения по всей Двенадцатой серии.

– На этот раз я не терял жизнь, – защищаясь, произнес Кристофер.

– Значит, ты потерял ее во время предыдущего спиритического странствия. У тебя определенно опять на одну меньше. И этого больше не повторится, Кристофер. Сделай одолжение: немедленно оденься, и пройдем в мой кабинет.

– Э… – произнес Кристофер. – Я еще не завтракал. Могу я…

– Нет, – отрезал Габриэль.

Кристофер понял, что дела по-настоящему плохи. Его трясло всё время, пока он выбирался из кровати и шел в ванную. Дверь в ванную не желала закрываться. Кристофер чувствовал, как Габриэль с помощью сильных чар держит ее открытой, чтобы убедиться, что он не попытается удрать. Под пристальным взглядом Габриэля он умылся и оделся быстрее, чем когда-либо в жизни.

– Кристофер, – произнес Габриэль, пока он торопливо причесывался, – ты должен понять, что я сильно беспокоюсь о тебе. Никто не должен терять жизни с такой скоростью, как ты. В чем дело?

– Если вы думаете, будто я теряю их, чтобы позлить вас, – с горечью произнес Кристофер, – то это не так.

Габриэль вздохнул:

– Возможно, я плохой опекун, но я знаю свой долг. Пошли.

Он бесшумно прошествовал по коридорам, и Кристоферу пришлось чуть ли не бежать, чтобы не отстать. «Что случилось с моей шестой жизнью?» – заинтересовался Кристофер не охваченной ужасом частью сознания. Он был склонен решить, что Габриэль просчитался.

В сумеречном кабинете их ждали мисс Розали, доктор Симонсон и один из младших членов персонала Замка. Их окутывали мерцающие прозрачные чары. Взгляд Кристофера встревоженно метнулся от них к кожаной кушетке, стоящей на темном полу в центре, которая напоминала кресло дантиста. За ней располагалась подставка с двумя стеклянными колпаками. Внутри того, что слева, ни на чем висела большая катушка. В то время как тот, что справа, был пуст, если не считать колечка для шторы – или что это такое, – лежавшего на дне.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Кристофер, и его голос прозвучал ужасно скрипуче.

Мисс Розали шагнула к Габриэлю и протянула ему перчатки на стеклянном подносе. Натягивая перчатки, Габриэль объяснил:

– Это те суровые меры, о которых я предупреждал тебя после костра. Я собираюсь изъять твою девятую жизнь, не повредив ни ей, ни тебе. Затем я помещу ее в сейф Замка и запечатаю девятью чарами, которые могу открыть только я. Поскольку ты сможешь получить эту жизнь, только придя ко мне и попросив меня снять чары, возможно, это побудит тебя быть осторожнее с теми двумя, что у тебя остались.

Мисс Розали и доктор Симонсон начали окутывать Габриэля сияющими чарами, вроде тех, что были на них.

– Только Габриэль знает, как изъять жизнь неповрежденной, – гордо произнесла мисс Розали.

К удивлению Кристофера, доктор Симонсон старался быть добрым к нему:

– Не смотри так встревоженно – эти чары просто для гигиены. А теперь ложись на кушетку. Обещаю, будет совсем не больно.

«Дантист говорил то же самое!» – с дрожью подумал Кристофер, ложась.

Габриэль повернулся в одну и другую сторону, давая чарам улечься вокруг него.

– Фредерик Паркинсон находится здесь, а не патрулирует Грань Мира, как должен бы, чтобы убедиться, что ты не отправишься в спиритическое странствие, пока отделяется твоя жизнь. Это крайне опасно для тебя, Кристофер, так что постарайся оставаться в этом мире, пока мы работаем.

Затем кто-то наложил сильные сонные чары. И Кристофер погас, как свет. Оказалось, доктор Симонсон говорил правду. Несколько часов Кристофер вообще ничего не чувствовал. Проснувшись – голодный как волк и испытывая легкий зуд где-то глубоко внутри, – он чувствовал себя просто обманутым. Раз уж у него изъяли жизнь, он предпочел бы наблюдать, как это делается.

Габриэль и остальные стояли, прислонившись к черному столу, пили чай и выглядели обессиленными.

– Ты постоянно пытался уйти в спиритическое странствие, – сообщил Фредерик Паркинсон. – Я замучился останавливать тебя.

Мисс Розали поспешила принести чашку чая и для Кристофера.

– Мы поддерживали сонные чары, пока твоя жизнь не намоталась на катушку полностью, – сказала она. – Сейчас она просто закручивается в золотое кольцо – смотри.

Она указала на два стеклянных колпака. Катушка внутри левого почти целиком заполнилась розоватой сияющей нитью и медленно величаво вращалась в воздухе. В правом колпаке кольцо теперь тоже висело в воздухе, вращаясь быстрыми рывками.

– Как ты, дорогой? – спросила мисс Розали.

– Ты чувствуешь что-нибудь вообще? Ты в порядке? – обеспокоенно спросил Габриэль.

Доктор Симонсон тоже казался озабоченным. Он проверил у Кристофера пульс, а потом проверил рассудок Кристофера, попросив его решить арифметические задачи.

– Похоже, с ним всё прекрасно, – сказал он остальным.

– Слава Богу! – Габриэль потер лицо ладонями. – Скажите Флавиану… Нет, он же сейчас на Грани Мира, так? Фредерик, не мог бы ты уложить Кристофера в кровать и сказать экономке, что теперь он готов для той питательной еды?

Все так нервничали и беспокоились о нем, что Кристофер понял: никто никогда прежде не пытался отделить чью-либо жизнь. Он не был уверен, что чувствует по этому поводу. «Что бы они стали делать, если бы не получилось?» – заинтересовался он, сидя в кровати и поглощая большее количество курицы и пирожных со взбитыми сливками, чем в него могло вместиться. Фредерик Паркинсон сидел рядом, пока он ел, и продолжал сидеть рядом весь вечер. Кристофер не знал, что раздражало его больше: Фредерик или зуд глубоко внутри. Чтобы избавиться от того и другого, он лег спать пораньше.

Посреди ночи Кристофер проснулся, обнаружив, что один в комнате, а газовая лампа по-прежнему горит. Он тут же выбрался из кровати и пошел посмотреть, заделали ли щель в замковых чарах. К его удивлению, она оставалась на месте. Похоже, никто так и не понял, как он попадал в Везделки. Он почти готов был пройти сквозь щель, когда случайно бросил взгляд на кровать. Мальчик, лежавший там среди смятых одеял, выглядел расплывчато и нереально – как Такрой до уплотнения. Зрелище неприятно потрясло Кристофера. Теперь у него остались только две жизни. Последняя жизнь заперта в сейфе Замка, и он не имел абсолютно никакой возможности использовать ее без позволения Габриэля. Ненавидя Габриэля больше, чем когда-либо, он вернулся в кровать.

Утром Флавиан принес Кристоферу завтрак.

– Ты достаточно хорошо чувствуешь себя сегодня для уроков? – с беспокойством спросил он. – Я подумал, мы могли бы облегчить занятия. Вчера у меня был ужасно тяжелый день – ходил туда-сюда по Грани Мира абсолютно без толку, так что мне тоже не помешало бы спокойное утро. Можем спуститься в библиотеку и посмотреть несколько стандартных справочников: «Альманах» Мура, «Реестр» Принна и тому подобное.

Зуд внутри Кристофера пропал. Он чувствовал себя прекрасно – возможно, лучше Флавиана, выглядевшего бледным и уставшим. Его раздражало то, как все его контролируют, но он знал, что жаловаться бессмысленно, так что он позавтракал, оделся и в сопровождении Флавиана прошел по коридорам к розовой мраморной лестнице.

Они были на полпути вниз, когда на пятиконечной звезде в вестибюле вдруг стало что-то происходить. Первым появился Фредерик Паркинсон. Он помахал Флавиану:

– Мы наконец-то кое-кого поймали!

Его ликующий крик еще звенел по вестибюлю, когда появилась мисс Розали, мертвой хваткой державшая сердитую старую женщину, которая пыталась ударить ее по голове скрипкой. Позади нее материализовались двое полицейских. Они несли кого-то – один держал мужчину за голову, а другой – за ноги. Пошатываясь, они обошли мисс Розали и дерущуюся старуху и аккуратно положили мужчину на плитки, где он и остался лежать – немного разметавшись словно во сне, мирно повернув к лестнице кудрявую голову.

Кристофер понял, что смотрит на Такроя.

В то же мгновение Флавиан воскликнул:

– Боже мой! Мордехай Робертс!

– Боюсь, что так, – сказал Фредерик Паркинсон. – Он действительно член банды Тени. Я преследовал его всю дорогу до Седьмой серии, а потом вернулся, чтобы найти его тело. Он был одним из их агентов. С ним обнаружилось немало добычи.

Позади появились еще полицейские, державшие в руках хорошо знакомые Кристоферу коробки и водонепроницаемые свертки.

Мимо Кристофера и Флавиана торопливо спустился Габриэль де Витт и остановился у подножия лестницы, опустив взгляд на Такроя – точно черная птица, нависшая над птенцами.

– Значит, Робертс был их курьером, да? – произнес он. – Неудивительно, что мы не могли добиться успеха.

К этому времени вестибюль заполнился людьми: еще полицейские, остальной персонал Замка, лакеи, дворецкий и толпа заинтересованных горничных.

– Отнесите его в комнату транса, – велел Габриэль доктору Симонсону, – но так, чтобы он ничего не заподозрил. Я хочу по возможности получить всё, что он добыл, – Габриэль повернулся посмотреть на Флавиана и Кристофера. – Кристофер, тебе стоит присутствовать при допросе, когда Робертс вернется в свое тело. Будет полезный для тебя опыт.

Рядом с Флавианом Кристофер поплелся через вестибюль, чувствуя себя так, словно тоже оказался вне тела. Всё его существо заполнил ужас. Так вот что, значит, представляли собой «эксперименты» дяди Тенни на самом деле! «О, нет! – подумал он. – Пусть всё будет ошибкой!»

Он совершенно не мог сосредоточиться на библиотеке. В голове постоянно звучал голос мисс Розали: «Но, Габриэль, они истребили целое племя русалок!» А мысли всё время возвращались к тем рыбным сверткам, которые он загружал на безлошадную повозку в Пятой серии, а потом к глупым леди, которые думали, будто он какое-то существо под названием клистоффе. Он сказал себе, что те рыбные свертки не были из русалок. Всё это – ужасная ошибка. Но потом он вспомнил, как Такрой пытался его предостеречь – не только, когда прилетел дракон, но и несколько раз до того. И он знал, что это не ошибка. Его затошнило.

Флавиан чувствовал себя почти столь же плохо.

– Подумать только – Мордехай! – повторял он. – Он годами работал в Замке. Он мне нравился!

Оба с облегчением вскочили, когда пришел лакей, чтобы проводить их в Среднюю Гостиную. «По крайней мере, – подумал Кристофер, идя через вестибюль следом за Флавианом, – когда всё выйдет наружу, никто уже не будет ожидать, что я стану следующим Крестоманси». Но эта мысль почему-то не была такой утешительной, как он надеялся.

В громадной гостиной Габриэль сидел в центре полукруга позолоченных кресел, словно старый черно-серый король на троне. С одной стороны от него расположились серьезные важные полицейские с записными книжками и трое мужчин с портфелями и с более внушительными, чем у папы, бакенбардами. Флавиан прошептал, что это люди из правительства. Мисс Розали и остальные люди Габриэля сидели по другую сторону полукруга. Кристофера поманили к креслу с краю. Оттуда открывался прекрасный вид, когда двое крепких лакеев-магов ввели Такроя и усадили его в кресло напротив остальных.

– Мордехай Робертс, – произнес один из полицейских, – вы находитесь под арестом и я должен предупредить, что всё, сказанное вами, будет записано и в дальнейшем может использоваться как свидетельское показание. Вы желаете присутствия адвоката?

– Не особенно, – ответил Такрой.

В теле он выглядел не совсем тем Такроем, которого знал Кристофер. Вместо старого зеленого костюма, на нем был гораздо более модный коричневый с синим шелковым галстуком и таким же носовым платком в верхнем кармане. Ботинки ручной работы из телячьей кожи. Хотя кудри оставались прежними, у Такроя появились морщины, никогда не появлявшиеся у его духа и придававшие лицу горькое и жесткое выражение. Он лениво развалился в кресле, беззаботно покачивая одним из ботинок ручной работы, но Кристофер видел, что на самом деле он далеко не беззаботен.

– В адвокате нет смысла, – сказал Такрой. – В конце концов, вы поймали меня на месте преступления. Уже несколько лет я был двойным агентом. Я не могу этого отрицать.

– Что заставило тебя пойти на это? – воскликнула мисс Розали.

– Деньги, – беспечно ответил Такрой.

– Не мог бы ты рассказать подробнее? – произнес Габриэль. – Когда ты покинул Замок, чтобы внедриться в организацию Тени, правительство согласилось платить тебе хорошее жалование и обеспечить удобное жилье на Бейкер-стрит. Ты по-прежнему пользуешь и тем, и другим.

«Вот тебе и мансарда в Ковент-Гарден!» – с горечью подумал Кристофер.

– А, но это было вначале, – сказал Такрой, – когда Тень еще действовал только в Двенадцатой серии. Тогда он не мог предложить мне достаточно, чтобы соблазнить меня. Как только он распространил свою деятельность на остальные Родственные миры, он предложил мне всё, что мне вздумается попросить, – Такрой достал из кармана шелковый носовой платок и аккуратно смахнул с ботинок воображаемую пыль. – Я не сразу принял предложение, знаете ли. Я погружался постепенно. К роскошной жизни привыкаешь.

Кто такой Тень? – спросил Габриэль. – Ты обязан правительству хотя бы этой информацией.

Такрой качнул ногой, аккуратно сложил платок и беспечно обвел взглядом полукруг людей напротив него. Кристофер сохранял на лице самое отсутствующее выражение, какое мог, но взгляд Такроя скользнул по нему точно так же, как по всем остальным, словно Такрой никогда прежде его не видел.

– Тут я не могу вам помочь, – ответил он. – Тень тщательно оберегает свою личность. Я имел дело только с мелкими сошками.

– Вроде женщины по имени Эффисия Белл, которой принадлежит дом в Кенсингтоне, в котором захватили ваше тело? – спросил один из полицейских.

Такрой пожал плечами:

– Она была одной из них. Да.

Мисс Белл, Последняя Гувернантка, подумал Кристофер. Конечно, она одна из них. Он так старательно сохранял рассеянное выражение, что лицо застыло, как золотая статуя Ашет.

– Кого еще вы можете назвать? – спросил кто-то.

– Боюсь, никого особо, – ответил Такрой.

Несколько людей спрашивали его о том же разными способами, но Такрой только качал ногой и говорил, что не может вспомнить. Наконец, Габриэль наклонился вперед:

– Мы бегло осмотрели ту безлошадную повозку, на которой твой дух тайно провозил добычу. Оригинальная вещь, Робертс.

– Да, не правда ли? – согласился Такрой. – Немало времени ушло на то, чтобы довести ее до совершенства. Вы могли заметить, что она должна быть достаточно текучей, чтобы пересечь Грань Мира, но и достаточно плотной, чтобы люди в других сериях могли загружать ее. У меня сложилось впечатление, что Тени пришлось подождать, пока повозка будет закончена, прежде чем он смог распространить свою деятельность на Родственные миры.

«Неправда! – подумал Кристофер. – И ее загружал я. Он лжет обо всем!»

– Над этой вещью должны были работать несколько волшебников, Мордехай, – сказала мисс Розали. – Кто они?

– Одному небу известно, – ответил Такрой. – Нет… постойте. Эффи Белл как-то обронила имя. Фелпс? Фелпер? Фелперин?

Габриэль переглянулся с полицейскими.

– Братья Фелперин! – пробормотал Флавиан. – Мы давно подозревали, что они мошенники.

– Еще одна любопытная вещь, Робертс, – произнес Габриэль. – Наш краткий осмотр повозки показал, что когда-то ее чуть ли не полностью спалил огонь.

Кристофер поймал себя на том, что перестал дышать.

– Несчастный случай в мастерской, наверное, – ответил Такрой.

– Огонь дракона, Мордехай, – произнес доктор Симонсон. – Я сразу его узнал.

Такрой обвел лица присутствующих горьким, тревожным, насмешливым взглядом. Кристофер всё еще не мог дышать. Но взгляд Такроя снова скользнул по Кристоферу так, будто он никогда прежде его не видел.

– Я пошутил, – засмеялся Такрой. – Все вы, сидящие здесь и судящие меня, пробуждаете мои худшие стороны. Да, ее сжег дракон, который возражал против погрузки драконьей крови, которую я собирал в Восьмой серии. Это произошло где-то год назад.

На этом месте Кристофер начал дышать.

– Я потерял весь груз и был обожжен так, что едва смог вернуться в тело. Нам пришлось приостановить операции почти на всю прошлую осень, пока не починят повозку. Если помните, я докладывал вам тогда, что Тень прекратил ввоз товаров.

Кристофер несколько раз глубоко облегченно вздохнул, стараясь делать это не слишком заметно. Затем заговорил один из правительственных людей с бакенбардами.

– Вы всегда выходили один? – спросил он, и Кристофер чуть снова не перестал дышать.

– Конечно, я был один, – ответил Такрой. – Какую пользу мог принести другой спирит? Кстати, я понятия не имею, сколько других повозок отправлял Тень. Их у него могут быть сотни.

«А вот это чушь! – подумал Кристофер. – Наша была единственной, иначе им не пришлось бы приостановить деятельность прошлой осенью, когда я уехал в школу и забыл». Если бы он уже не понял, что Такрой выгораживает его, то понял бы к концу утра. Вопросы продолжались и продолжались. Взгляд Такроя снова и снова скользил по Кристоферу без малейшего следа узнавания. И каждый раз, когда ответ Такроя должен был изобличить Кристофера, Такрой лгал и прикрывал ложь дымовой завесой других признаний, отвлекая внимание от вопроса. Лицо Кристофера задеревенело от старания поддерживать рассеянное выражение. Он смотрел в ожесточенное лицо Такроя и чувствовал себя всё хуже и хуже. По меньшей мере дважды он был близок к тому, чтобы вскочить и признаться. Но тогда все усилия Такроя оказались бы напрасны.

Допрос не прерывался даже на обед. Дворецкий закатил тележку с сандвичами, которые все ели прямо над записями, продолжая задавать вопросы. Кристофер обрадовался, увидев, что один из лакеев принес сандвичи и Такрою. К этому моменту лицо Такроя побледнело, приобретя цвет сильно разведенного молоком кофе, а его покачивающаяся нога дрожала. Он вгрызся в сандвичи так, словно умирал от голода, и на следующие вопросы отвечал с набитым ртом.

Кристофер откусил свой сандвич. Он оказался с лососем. Кристофер подумал о русалках, и его едва не стошнило.

– Что такое? – прошептал Флавиан.

– Ничего. Просто не люблю лосось, – прошептал Кристофер в ответ.

Глупо было бы выдать себя после того, как Такрой приложил столько усилий, чтобы не вмешивать его. Кристофер засунул сандвич в рот, но просто не мог заставить себя откусить еще раз.

– Возможно, это следствие изъятия жизни, – встревоженно пробормотал Флавиан.

– Да, думаю, так и есть, – сказал Кристофер.

Он отложил сандвич, озадачившись, как Такрой мог есть свой с такой жадностью.

Вопросы продолжали сыпаться, когда дворецкий увез тележку. Но почти сразу же он вернулся и зашептал на ухо Габриэлю де Витту. Габриэль подумал, что-то решил и кивнул. После чего, к удивлению Кристофера, дворецкий подошел и наклонился к нему.

– Здесь ваша мать, мастер Кристофер – ждет в Малом Зале. Соблаговолите последовать за мной.

Кристофер посмотрел на Габриэля, но Габриэль подался вперед, чтобы спросить Такроя, кто получал пакеты, когда они прибывали в Лондон. Кристофер встал и последовал за дворецким. Глаза Такроя сверкнули ему вслед.

– Прошу прощения, – услышал Кристофер его голос. – Я отвлекся. Повторите вопрос.

«Русалки, – думал Кристофер, идя по вестибюлю следом за дворецким. – Рыбные пакеты. Свертки с драконьей кровью. Я знал тогда в Восьмой серии, что это драконья кровь, но не знал, что дракон возражает. Что теперь будет с Такроем?» Когда дворецкий открыл дверь в Малый Зал и ввел его внутрь, он едва мог сосредоточиться на просторной элегантной комнате или на сидевших там двух леди.

Две леди?

Кристофер моргнул на две широкие шелковые юбки. Розово-лиловая принадлежала бледной расстроенной маме. Почти столь же элегантная коричнево-золотая юбка принадлежала Последней Гувернантке. Разум Кристофера оторвался от русалок и драконьей крови, и он, не дойдя до конца, остановился на восточном ковре как вкопанный.

Мама протянула ему руку в лиловой перчатке.

– Дорогой мальчик! – произнесла она дрожащим голосом. – Как ты вырос! Ты ведь помнишь дорогую мисс Белл, Кристофер? Она теперь моя компаньонка. Твой дядя нашел нам милый домик в Кенсингтоне.

– У стен есть уши, – заметила мисс Белл самым скучным своим тоном.

Кристофер вспомнил, как ее скрытая привлекательность никогда не проявлялась в присутствии мамы. Ему стало жаль маму.

– Кристофер может разобраться с этим. Правда, дорогой? – сказала мама.

Кристофер взял себя в руки. Он не сомневался, что Зал увешан подслушивающими чарами – возможно, они были на каждой картине в золотой раме. «Я должен сообщить полиции, что здесь Последняя Гувернантка», – подумал он. Но если Последняя Гувернантка живет с мамой, это навлечет неприятности и на маму. И он знал, что если сдаст Последнюю Гувернантку, она расскажет про него, и все труды Такроя будут напрасны.

– Как вы попали сюда? – спросил он. – Территория окружена чарами.

– Твоя мама выплакала все глаза возле сторожевых ворот, – сообщила Последняя Гувернантка и обвела комнату многозначительным жестом, намекая Кристоферу сделать что-нибудь с подслушивающими чарами.

Кристофер предпочел бы притвориться, будто не понял намека, но не посмел злить Последнюю Гувернантку. Заглушающие чары принадлежали к уровню кудесника и были достаточно простыми. Сердито моргнув, Кристофер вызвал их и как всегда перестарался. Ему показалось, что он оглох. Затем он увидел, как мама с озадаченным выражением постукивает себя по уху, а Последняя Гувернантка трясет головой, пытаясь прочистить уши. Он торопливо вычистил чары в середине, чтобы они могли слышать друг друга.

– Дорогой, – со слезами в голосе произнесла мама, – мы пришли вырвать тебя отсюда. Снаружи ждет кэб с вокзала, и ты вернешься жить со мной в Кенсингтон. Твой дядя желает мне счастья. Он говорит, что знает: без тебя я не могу быть счастливой. Конечно, он прав.

Кристофер сердито подумал, что еще этим утром прыгал бы от счастья, услышав такое от мамы. Но теперь он знал: это только еще один способ сделать напрасными старания Такроя. И очередная интрига дяди Тенни, конечно. «Дяди Тени!» – подумал он. Он посмотрел на маму, и мама умоляюще посмотрела в ответ. Он видел, что она имела в виду именно то, что сказала, хотя дядя Тенни полностью контролировал ее. Кристофер не мог ее винить. В конце концов, он тоже позволил дяде Тенни очаровать его – когда тот все эти месяцы назад бросил ему шестипенсовик.

Кристофер посмотрел на Последнюю Гувернантку.

– Твоя мама теперь хорошо обеспечена, – сообщила она обычным спокойным уравновешенным тоном. – Твой дядя уже восстановил почти половину ее состояния.

«Почти половину! – подумал Кристофер. – А что тогда он сделал с остальными деньгами, которые я заработал ему задаром? Он уже несколько раз должен был стать миллионером!»

– А если ты поможешь, – продолжила Последняя Гувернантка, – как помогал всегда, мы сможем быстро восстановить остальную часть денег твоей мамы.

«Как помогал всегда!» – подумал Кристофер. Он вспомнил, как постепенно Последняя Гувернантка обрабатывала его – сначала, чтобы разузнать о Везделках, а потом, чтобы заставить его делать именно то, что хотел дядя Тенни. Он не мог ей этого простить, хотя она была преданна дяде Тенни еще больше, чем мама. И на этой мысли он снова посмотрел на маму. Может, мама и правда любила Кристофера, но она бросила его на нянек и гувернанток, и снова бросит на Последнюю Гувернантку, как только они окажутся в Кенсингтоне.

– Мы полагаемся на тебя, дорогой, – сказала мама. – Почему у тебя такой отсутствующий вид? Тебе надо лишь выбраться из окна и спрятаться в кэбе. И мы уедем так, что никто не узнает.

«Понятно», – подумал Кристофер. Дядя Тенни узнал, что Такроя схватили. И теперь он хотел, чтобы Кристофер продолжал заниматься контрабандой. Он послал маму, чтобы привести Кристофера, а Последнюю Гувернантку – чтобы убедиться, что они сделают, как хочет дядя Тенни. Возможно, он боялся, что Такрой выдаст Кристофера. Что ж, если Такрой смог лгать, сможет и Кристофер.

– Мне очень хотелось бы, – ответил он грустным нерешительным тоном, хотя внутри вдруг почувствовал себя столь же спокойным и уравновешенным, как Последняя Гувернантка. – Я с радостью бы убрался отсюда… но я не могу. Когда меня в Восьмой серии сжег дракон, это была моя предпоследняя жизнь. Габриэль де Витт так разозлился, что забрал мои жизни и спрятал их. Если я выйду за пределы Замка, я умру.

Мама залилась слезами:

– Мерзкий старик! Как это неудобно для всех!

– Думаю, – встав, произнесла Последняя Гувернантка, – в таком случае нас здесь больше ничто не держит.

– Вы правы, дорогая, – всхлипнула мама. Она вытерла глаза и подарила Кристоферу благоухающий поцелуй. – Как ужасно, когда твои собственные жизни тебе не принадлежат! Возможно, твой дядя сможет что-нибудь придумать.

Кристофер смотрел им вслед, пока они торопливо уходили, громко зашуршав юбками по ковру, как только оказались за пределами заглушающих чар. Удрученным взмахом он снял чары. Он знал, что они обе собой представляют, и всё равно испытывал боль и разочарование, наблюдая в окно, как они забираются в кэб, который ждал на дороге под кедрами. Из всех, кого он знал, только Такрой не пытался использовать его. И Такрой был преступником и мошенником.

«Как и я!» – подумал Кристофер. Теперь, признавшись, наконец, в этом самому себе, он понял, что ему невыносима мысль о возвращении в Среднюю Гостиную, чтобы слушать, как допрашивают Такроя. И, чувствуя себя несчастным, он поплелся в свою комнату. Открыв дверь, он пораженно вытаращился.

На краю его кровати, дрожа, сидела девочка в насквозь промокшем коричневом платье. Ее волосы свисали мокрыми косичками вокруг бледного круглого лица. В одной ладони она сжимала горсть насквозь промокшей белой шерсти. Другой рукой она вцепилась в большой сверток из вощеной бумаги – судя по всему, с книгами.

«Только этого мне не хватало!» – подумал Кристофер. Каким-то образом Богиня умудрилась добраться сюда и принесла с собой свои пожитки.

Глава 17

– Как ты сюда попала? – спросил Кристофер.

Богиню трясло мелкой дрожью. Она оставила дома все свои украшения, из-за чего выглядела ужасно непривычно и обыденно.

– В-вспомнив твои с-слова, – ответила она, стуча зубами, – о том, что надо ос-ставить ж-жизнь позади. И, конечно, существует д-две меня, если считать з-золотую статую. Н-но это было непросто. Я ш-шесть раз в-входила в с-стену, завернув за угол м-моей к-комнаты, п-прежде чем п-поняла, как н-надо. Т-ты н-наверное очень х-храбрый, р-раз п-продолжаешь п-проходить через это ужасное М-место М-между. Это было к-кошмарно. Я д-дважды чуть н-не уронила П-праудфут.

– Праудфут? – переспросил Кристофер.

Богиня раскрыла ладонь, в которой держала белый мех. Белый мех протестующе запищал и тоже начал дрожать.

– Мой котенок, – объяснила Богиня.

Кристофер вспомнил, как жарко в Десятой серии. Некоторое время назад кто-то аккуратно положил в комод шарф, который для него связала старая миссис Посан. Он принялся его искать.

– Я н-не могла бросить ее, – умоляюще произнесла Богиня. – Я в-взяла с с-собой бутылочку, чтобы кормить ее. И я должна была с-сбежать, как только они ос-ставили меня одну п-после з-знамения. Они знают, что я знаю. Я слышала, как м-матушка П-праудфут говорила, что они немедленно должны н-начинать искать н-новую Живую Б-богиню.

И Богине нужна одежда, понял Кристофер, слушая, как стучат ее зубы. Он бросил ей шарф.

– Заверни в него котенка. Шарф связан ведьмой, так что, возможно, защитит его. Как, ради всего святого, ты нашла Замок?

– З-заглядывала в каждую л-лощину, к которой п-подходила, – ответила Богиня. – Н-не понимаю, п-почему ты с-сказал, будто не владеешь к-колдовским зрением. Я ч-чуть не п-пропустила щ-щель в ч-чарах. Она очень уз-зкая.

– Так это колдовское зрение? – рассеянно спросил Кристофер, свалив рядом с ней на кровать охапку самой теплой своей одежды. – Иди в ванную и переоденься, пока не замерзла.

Богиня бережно положила завернутого в шарф котенка. Он был таким маленьким, что напоминал белую крысу. Кристофер поразился, как он вообще выжил.

– М-мальчишеская одежда? – спросила Богиня.

– У меня другой нет, – ответил он. – И поторопись. Горничные постоянно сюда заходят. Габриэль де Витт велел мне не иметь никаких дел с Ашет. Не знаю, что он сделает, если обнаружит тебя здесь!

Богиня вскочила с кровати и схватила одежду. Она по-настоящему встревожилась. Хорошо. Кристофер бросился к двери.

– Я пойду подготовлю для тебя убежище, – сказал он. – Жди здесь.

Он бегом помчался в большую из двух башенных комнат – ту, которая когда-то была лабораторией волшебника. Сбежавшая Богиня стала последней каплей в его проблемах. Тем не менее ему повезло, что все были заняты с беднягой Такроем. Приложив немного смекалки, он сможет спрятать здесь Богиню, пока пишет доктору Посану и спрашивает его, что, ради всего святого, делать с ней дальше.

Он взлетел по винтовой лестнице и осмотрел пыльную комнату. Однако он не слишком продвинулся в обустройстве ее как кабинета… Она оставалась пустой, если не считать старого стула, источенных червями верстаков и ржавой железной жаровни. Совершенно не подходит для Богини! Кристофер отчаянно принялся наколдовывать вещи. Он призвал все подушки из Малого Зала. Но, подумав, понял, что кто-нибудь это заметит. Большинство из них он отправил назад и призвал подушки из Большой Гостиной, Большого Зала, Среднего Зала, Малой Гостиной и из всех мест, где, как ему казалось, их отсутствие никто не заметит. Затем уголь из сарая садовников, чтобы заполнить жаровню. Кристофер наколдовал для него огонь, причем так торопился, что почти не заметил, что в кои-то веки сделал всё правильно. Он вспомнил про кастрюлю и старый чайник возле конюшни и призвал их. От насоса возле кухонной двери он призвал ведро с водой. Что еще? Молоко для котенка. Оно появилось вместе с большим бидоном, и Кристоферу пришлось слить немного в кастрюлю, а потом отослать бидон обратно. Проблема состояла в том, что он понятия не имел, где в Замке хранятся вещи. Заварочный чайник, чай – он не представлял, откуда они появились и пьет ли Богиня чай? Ну, ей придется. Теперь что? О, чашка, блюдце, тарелки. Он достал их из большого шкафа в столовой. Они были красивыми. Ей понравится. Затем ложка, нож, вилка. Конечно же, серебряные приборы не отозвались на его призыв. Кристофер с грохотом перенес из кухни весь ящик со столовыми приборами, торопливо выбрал из него нужное и, как и бидон, отправил обратно. И ей понадобится еда. Что там было в кладовой?

Появились аккуратно завернутые в белую салфетку сандвичи с лососем. Кристофер подавился. Русалки. Но он разложил их на верстаке среди остальных вещей, прежде чем быстро оглядеться. Уголь в жаровне раскалился, пылая красным, но чего-то не хватало, чтобы выглядело по-домашнему. Ах да, ковер. Тот симпатичный круглый из библиотеки пойдет. Когда ковер появился, он оказался в два раза больше, чем Кристофер думал. Пришлось отодвинуть жаровню, чтобы освободить место. Вот. Идеально.

Он понесся обратно в свою комнату. И прибыл ровно в то мгновение, когда Флавиан открыл дверь и начал входить. Кристофер торопливо наложил самые сильные чары невидимости, какие мог. Флавиан открыл дверь в абсолютную пустоту. К облегчению Кристофера, он просто стоял и пялился на нее.

– Э… гм! – произнес Кристофер позади него.

Флавиан развернулся так, словно Кристофер ударил его в спину ножом.

– Просто тренировался в практической магии, Флавиан, – громко произнес Кристофер со всей доступной ему легкомысленностью.

Доносившиеся из пустоты спотыкающиеся звуки прекратились. Богиня поняла, что здесь Флавиан. Но надо еще убрать ее отсюда.

– О. Правда? Хорошо, – сказал Флавиан. – В таком случае, сожалею, что вынужден прервать, но Габриэль говорит, я должен позаниматься с тобой сейчас, поскольку завтра меня не будет. Он хочет, чтобы весь персонал Замка отправился за Тенью.

Пока Флавиан говорил, Кристофер пошарил в комнате внутри невидимости – используя магическое шестое чувство, о наличии которого у себя до сих пор не подозревал – и определил сначала местоположение Богини, стоявшей рядом с его кроватью, а затем – котенка, уютно устроенного на кровати в гнезде из шарфа, и яростно отправил обеих в башенную комнату. По крайней мере, он надеялся, что отправил. Он никогда прежде не перемещал живые существа и понятия не имел, действуют ли тут чары так же, как с неживыми предметами. Из невидимости донесся тяжелый свист от занявшего пустое место воздуха – тот же звук, что произвел бидон молока, и Кристофер понял, что Богиня куда-то переместилась. Похоже, комната была пуста.

– Я люблю практиковаться в одиночестве, – сказал он Флавиану.

Флавиан бросил на него быстрый взгляд:

– Пошли в классную комнату.

Только когда они уже шли по коридору, до Кристофера дошел смысл слов Флавиана.

– Вы все завтра отправляетесь за Тенью?

– Если сможем схватить его. После того, как ты ушел, Мордехай раскололся достаточно, чтобы дать нам несколько имен и адресов. Мы думаем, он говорил правду, – Флавиан вздохнул. – Я бы с нетерпением ждал того момента, когда мы изловим их, вот только никак не могу смириться с тем, что Мордехай оказался одним из них!

«А что насчет мамы?» – встревожился Кристофер. Хотел бы он придумать способ предупредить ее, но он не имел ни малейшего представления, где она жила в Кенсингтоне.

Они дошли до классной комнаты. В тот момент, когда они вошли, Кристофер понял, что снял невидимость только со своей комнаты, но не с Богини и котенка. Он мысленно поискал, пытаясь обнаружить ее в башенной комнате – или где-нибудь еще – и снова сделать видимой. Но куда бы он ее ни отправил, похоже, она находилась слишком далеко для него. В результате он не слышал ни одного слова Флавиана в течение по меньшей мере двадцати минут.

– Я говорил, – с нажимом произнес Флавиан – явно уже не в первый раз, – что ты кажешься немного рассеянным.

– Я думал, что теперь будет с Та… Мордехаем Робертсом, – поспешно сказал Кристофер.

– Тюрьма, полагаю, – грустно ответил Флавиан. – На многие годы.

– Но им ведь придется создать особую тюрьму для его духа, чтобы он не сбежал, так? – спросил Кристофер.

К его удивлению, Флавиан взорвался:

– Именно такого идиотского, легкомысленного и бесчувственного замечания и стоило от тебя ожидать! – закричал он. – Из всех бессердечных, самодовольных, высокомерных маленьких паршивцев, что я когда-либо встречал, ты худший! Иногда я думаю, у тебя вовсе нет души – только связка бесполезных жизней!

Кристофер уставился на обычно бледное лицо Флавиана, порозовевшее от гнева, и попытался возразить, что он не намеревался быть бесчувственным. Он лишь хотел сказать, что достаточно сложно удержать в тюрьме спирита. Но начав говорить, Флавиан уже не мог остановиться.

– Похоже, ты считаешь, – кричал он, – что эти девять жизней дают тебе право вести себя точно Венец Творения! Либо это, либо вокруг тебя каменная стена. Все изо всех сил старались быть дружелюбными, а в ответ получали только надменные взгляды, отсутствующий вид или откровенную грубость! Небу известно, как я пытался! Габриэль пытался. Розали пыталась. Как и все горничные. И они говорят, ты их даже не замечаешь! А теперь ты отпускаешь шуточки насчет бедного Мордехая! С меня довольно! Меня тошнит от тебя!

Кристофер и не подозревал, что окружающие видят его в таком свете. Он был поражен. «Что со мной случилось? – подумал он. – Я же хороший на самом деле!» Когда он малышом бродил по Везделкам, он всем нравился. Все улыбались ему. Абсолютно незнакомые люди дарили ему вещи. Кристофер понял, что продолжал думать, будто людям достаточно увидеть его, чтобы полюбить, а теперь стало совершенно ясно, что это не так. Он смотрел на тяжело дышавшего и пронзавшего его гневным взглядом Флавиана. Похоже, Кристофер сильно задел его чувства. А он и не знал, что у Флавиана есть чувства, которые можно задеть. И еще хуже становилось от того, что он не собирался шутить насчет Такроя – уж точно не после того, как Такрой целый день лгал в его интересах. Такрой нравился ему. Проблема состояла в том, что он не смел сказать об этом Флавиану. Как не смел сказать, что его мысли почти целиком сосредоточены на Богине. Так что же он мог сказать?

– Мне жаль. Правда жаль, – его голос дрожал от потрясения. – Я не хотел вас обидеть – во всяком случае, не в этот раз. Правда.

– Что ж! – произнес Флавиан. Румянец сошел с его лица. Он откинул стул на задние ножки, продолжая пристально смотреть. – Впервые за всё время я услышал, чтобы ты извинялся – то есть всерьез извинялся. Полагаю, можно считать это некоторым достижением, – он с хлопком вернул стул в обычное положение и встал. – Извини, что вспылил. Но не думаю, что сегодня смогу продолжать урок. Я слишком взволнован. Беги теперь – компенсируем послезавтра.

Кристофер внезапно оказался свободен – и со смешанными чувствами по этому поводу – пойти проверить Богиню. Он поспешил в башенную комнату.

К его громадному облегчению, она была там: окруженная сильным запахом убежавшего молока, она сидела на разноцветных шелковых подушках и кормила котенка из крошечной кукольной бутылочки. Воздух согрелся от разгоревшегося угля. Каменный пол покрывал ковер, на котором теперь со стороны жаровни появилось прожженное пятно. И комната вдруг показалась удивительно домашней.

Богиня встретила его самым неподобающим Богине хихиканьем.

– Ты забыл снова сделать меня видимой! Я никогда не занималась невидимостью, и у меня ушла целая вечность, чтобы снять ее, и всё это время мне пришлось стоять неподвижно, чтобы не наступить на Праудфут. Спасибо за комнату. Чашки очень красивые.

Кристофер тоже хихикнул при виде Богини в его норфолкской куртке и бриджах. Если смотреть только на одежду, можно было принять ее за пухлого мальчика – вроде Онейра, – но если посмотреть на ее грязные босые ступни и длинные волосы, становилось непонятно, кто это вообще.

– Ты не слишком похожа на Живую Ашет… – начал он.

– Молчи! – Богиня резко поднялась на колени, осторожно подняв с собой бутылочку и котенка. – Не произноси это имя! Даже мысленно! Ты знаешь, она – это я, а я – она, и если кто-нибудь напомнит ей, она узнает, где я, и пошлет Руку Ашет!

Кристофер понял, что этодолжно быть правдой, иначе Богиня не добралась бы сюда живой.

– В таком случае как мне называть тебя?

– Милли, – твердо ответила Богиня, – как девочку в школьных рассказах.

Кристофер знал, что скоро она опять заговорит о школе. И попытался отвлечь ее от этой темы, спросив:

– Зачем ты назвала котенка Праудфут? Разве это не опасно тоже?

– Немного, – согласилась Богиня. – Но мне надо было сбить матушку Праудфут со следа. Она была так польщена – я чувствовала себя мерзавкой, обманывая ее. К счастью, есть и другая, гораздо лучшая причина, назвать ее так. Смотри.

Она положила кукольную бутылочку и осторожно вытянула на кончике своего пальца одну из передних лапок котенка. Его когти были розовыми. Лапка напоминала очень маленькую маргаритку, подумал Кристофер, опускаясь на колени, чтобы посмотреть. И тут он понял, что розовых когтей слишком много – по меньшей мере семь.

– У нее священная лапа[12], – торжественно объявила Богиня. – Это значит, что в ней заключена удача известного золотого божества. Увидев ее, я поняла: это означает, я должна добраться сюда и пойти в школу.

И опять они вернулись к любимой теме Богини. К счастью, в этот момент за дверью прозвучало мощное контральто:

– Уон.

– Трогмортен! – с громадным облегчением воскликнул Кристофер и, вскочив, пошел открывать дверь. – Он же не обидит котенка, правда?

– Пусть только попробует! – ответила Богиня.

Но Трогмортен был исключительно рад видеть их всех. Задрав хвост, он подбежал к Богине, и хотя она приветствовала его не слишком лестным:

– Привет тебе, гадкий кот!

Она почесала его за ушами и явно была счастлива видеть его. Трогмортен по-хозяйски понюхал котенка и устроился между Кристофером и огнем, мурлыча, точно ржавые часы.

Несмотря на эту помеху, возвращение Богини к теме школы было лишь вопросом времени.

– У тебя тогда были неприятности, да? – когда я удерживала тебя в стене, – спросила она, задумчиво жуя сандвич с лососем – Кристоферу пришлось отвести взгляд. – Я знаю, что были, иначе ты рассказал бы. Что это за забавные рыбные штуки?

– Сандвичи с лососем, – ответил Кристофер, передернувшись, и, чтобы отвлечься от мыслей о русалках, рассказал ей, как Габриэль де Витт поместил его девятую жизнь в золотое кольцо.

– Даже не спросив тебя? – возмущенно произнесла Богиня. – Теперь из нас двоих хуже тебе. Вот устроюсь в школе и тогда подумаю, как можно вернуть твою жизнь.

Кристофер понял, что настало время объяснить Богине жизненные реалии Двенадцатой серии.

– Слушай, – произнес так мягко, как мог. – Не думаю, что ты можешь отправиться в школу – во всяком случае, не в пансион, как в твоих книгах. Они стоят громадных денег. Одни только униформы уже дорогие. А ты не взяла даже свои украшения, которые можно было бы продать.

К его удивлению, Богиня ни капли не встревожилась.

– Мои украшения почти все были серебряными. Я не могла взять их, не навредив тебе, – заметила она. – Я готова заработать деньги.

«Каким образом? – заинтересовался Кристофер. – Демонстрируя свои четыре руки в театре уродов?»

– Я знаю, что смогу, – уверенно произнесла Богиня, – у меня есть предзнаменование – священная лапа Праудфут.

Похоже, она серьезно в это верила.

– Моя идея состояла в том, чтобы написать доктору Посану, – сказал Кристофер.

– Это может помочь, – согласилась Богиня. – Когда отец подруги Милли Коры Хоуп-Форбс сломал шею на охоте, ей пришлось занять денег, чтобы заплатить за школу. Видишь, я знаю об этом всё.

Кристофер вздохнул и призвал из классной комнаты бумагу и ручку, чтобы написать доктору Посану. Это чрезвычайно заинтересовало Богиню.

– Как ты это сделал? Могу я тоже так научиться? – пожелала она узнать.

– Почему бы нет? – ответил Кристофер. – Габриэль сказал, ты наверняка кудесница. Главное правило: четко представить себе вещь, которую хочешь перенести, и только ее. Когда Флавиан начал со мной призывание, я постоянно переносил вместе с вещами кусочки стен и столов.

Следующий час или около того они провели, призывая нужные Богине вещи: еще угля, лоток для котенка, носки для Богини, одеяло и несколько ароматизаторов, чтобы нейтрализовать запах Трогмортена. В промежутках они размышляли, что написать доктору Посану, и Богиня делала заметки наклонным, чужеродным почерком. Они не слишком продвинулись с письмом, когда вдалеке прозвучал гонг на ужин. Тогда Кристоферу пришлось согласиться, что Богиня сможет призвать в башню его поднос с ужином.

– Но сначала мне надо пойти в классную комнату, – предупредил он ее, – иначе горничная, которая приносит ужин, догадается. Дай мне пять минут.

Он добрался до классной комнаты одновременно с горничной. Помня о вспышке Флавиана, Кристофер внимательно посмотрел на нее и улыбнулся. Отчасти он сделал это, чтобы она не заподозрила про Богиню, но всё равно – он улыбнулся.

Горничная явно была счастлива, что ее заметили. Она оперлась о стол рядом с подносом и принялась болтать.

– Полиция увела ту старую женщину, – сказала она, – около часа назад. Она пиналась и кричала. Мы с Салли пробрались в вестибюль посмотреть. Вот был спектакль!

– Что насчет Та… Мордехая Робертса? – спросил Кристофер.

– Задержан для дальнейшего допроса, – ответила горничная, – весь обмотанный чарами. Бедный мистер Робертс… Салли говорит, он выглядел смертельно уставшим, когда она принесла ему ужин. Он в той маленькой комнате рядом с библиотекой. Знаю, он плохо поступал, но я всё время пытаюсь придумать предлог, чтобы войти и поболтать с ним… немного подбодрить его. Берта была там. Ее послали приготовить постель – счастливица!

Вопреки желанию, чтобы горничная поскорей ушла, Кристофер заинтересовался.

– Значит, вы знаете Мордехая Робертса?

– Знаю ли я его! – воскликнула горничная. – Когда он работал в Замке, думаю, мы все были немного влюблены в него.

Тут Кристофер заметил, что поднос с ужином начал подрагивать. Он прихлопнул его ладонью.

– Вы должны признать, – сказала горничная, к счастью, не глядя на поднос, – что мистер Робертс очень хорош собой – и при этом такой милый. Не хочу называть имен, но было здесь несколько девушек, которые из кожи вон лезли, чтобы столкнуться с мистером Робертсом в коридорах. Глупышки! Все знали, что он не видит никого, кроме мисс Розали.

– Мисс Розали! – воскликнул Кристофер, заинтересовавшись больше, чем когда-либо, и изо всех сил прижал поднос к столу.

Богиня явно решила, что делает что-то не так, и старалась изо всех сил.

– О, да. Это мистер Робертс научил мисс Розали играть в крикет. Но они почему-то никак не могут прийти к взаимопониманию. Говорили, что из-за нее мистер Робертс согласился на ту работу в Лондоне. Вот уж удружила ему мисс Розали, – после чего она, к облегчению Кристофера, добавила: – Но мне пора идти и позволить вам съесть ужин, пока он не остыл.

– Да, – благодарно произнес Кристофер, изо всех сил навалившись на поднос и одновременно отчаянно пытаясь не быть грубым. – Э… если вам удастся увидеть Так… мистера Робертса, передавайте ему привет. Я однажды встречал его в Лондоне.

– Обязательно, – весело ответила горничная и, наконец, ушла.

К этому времени у Кристофера уже ослабели руки. Поднос вырвался из-под его ладоней и исчез. Немалая часть стола исчезла вместе с ним. Кристофер помчался обратно в башню.

– Ты идиотка! – начал он, открывая дверь.

Богиня просто указала на две трети стола, взгромоздившиеся на верстаке. И они оба расхохотались.

«Это так чудесно и весело!»  – подумал Кристофер, когда пришел в себя достаточно, чтобы разделить ужин с Богиней и Трогмортеном. Общение с человеком, обладающим тем же типом магии, порождало восхитительное чувство товарищества. Он начал понимать, что на самом деле именно поэтому продолжал посещать Храм Ашет. Тем не менее, теперь, когда горничная вернула его мысли к Такрою, Кристофер не мог выбросить их из головы. Болтая и смеясь с Богиней, он реально чувствовал Такроя – где-то внизу, на другом конце Замка – и удерживающие его чары, которые явно причиняли неудобство. Он чувствовал, что у Такроя совсем не осталось надежды.

– Можешь помочь мне кое-в-чем? – спросил он Богиню. – Знаю, я не помог тебе…

– Но ты помог! – ответила Богиня. – И помогаешь мне сейчас, и даже не жалуешься на неудобства.

– Один мой друг арестован и заперт внизу, – сказал Кристофер. – Думаю, чтобы разбить чары и безопасно вывести его, нам придется действовать вдвоем.

– Конечно, – произнесла Богиня с такой готовностью, что Кристофер понял: ему придется рассказать ей, почему Такрой оказался там.

Если он позволит ей помогать, не объяснив, во что она ввязывается, он будет не лучше дяди Тенни.

– Постой, – сказал он. – Я виноват не меньше него.

И он рассказал ей о Тени и экспериментах дяди Тенни, и даже о русалках – не утаив ничего.

– Ничёси! – воскликнула Богиня – она явно подцепила это словечко в книгах про Милли. – Да ты действительно в беде! Трогмортен правда поцарапал твоего дядю? Хороший кот!

Она была обеими руками за то, чтобы пойти освободить Такроя немедленно. Кристоферу пришлось вцепиться сзади в норфолскую куртку, чтобы остановить ее.

– Нет, послушай! – сказал он. – Завтра они все отправляются охотиться на банду Тени. Мы можем освободить Такроя, пока их не будет. И если они схватят моего дядю, возможно, Габриэль будет так доволен, что не станет возражать против исчезновения Такроя.

Богиня согласилась подождать до завтра. Кристофер призвал для нее свою пижаму и оставил доедать сандвичи с лососем в качестве перекуса перед сном. Но, вспомнив ее вероломство со знамением, он позаботился запечатать за собой дверь сильнейшими известными ему чарами.

На следующее утро он проснулся от того, что рядом с его кроватью приземлился бидон молока. В сопровождении остатков стола из классной комнаты. Кристофер отправил то и другое по своим местам и, одеваясь на ходу, помчался в башню. Похоже, Богиня начинала терять терпение.

Он обнаружил ее беспомощно стоящей над корзиной с хлебом и громадным окороком.

– Я забыла, как правильно отправить их обратно, – призналась она. – И я вскипятила тот пакетик чая в чайнике, но он какой-то нехороший на вкус. Что я сделала не так?

Кристофер, как мог, разобрался с ее проблемами и помчался в классную комнату, чтобы позавтракать самому. Горничная уже была там, держа поднос в руках и выглядя озадаченной. Кристофер нервно улыбнулся ей. Она ухмыльнулась и кивнула на стол. Все четыре ножки располагались у него на одном конце, причем две из них торчали в воздухе.

– О, – произнес он. – Я… э…

– Признавайтесь. Это вы в ответе за исчезновение антикварных чашек из столовой, да? Я сказала дворецкому, наверняка это вы.

– Ну, да, – ответил Кристофер, зная, что в этот момент Богиня пьет свежезаваренный чай из одной из них. – Я верну их. Они не разбиты.

– Для вас же лучше, чтобы так оно и было, – сказала горничная. – Эти чашки стоят целое состояние. А теперь не будете ли вы так любезны привести в порядок стол, чтобы я могла поставить поднос, пока я его не уронила?

Пока Кристофер возвращал стол в нормальный вид, она заметила:

– Внезапно почувствовали свой дар, да? Сегодня утром вещи постоянно возникают и пропадают по всему Замку. Послушайте моего совета: верните всё на место до десяти. После того, как монсиньор де Витт и остальные отправятся ловить тех воров, дворецкий собирается обшарить весь замок.

Она осталась и съела немного тостов с мармеладом. Как она заметила, завтрак у нее был два часа назад. Выяснилось, что ее зовут Эрика, и она оказалась ценным источником информации, помимо того, что милой девушкой. Но Кристофер понял, что ему не стоило учить Богиню призывать вещи. Он так ни за что не сможет сохранить ее в тайне. Когда Эрика ушла, и он смог спокойно обдумать свои проблемы, его озарило, что две из них можно решить одним махом. Всё, что ему нужно – попросить Такроя взять с собой Богиню, когда он сбежит. А значит, освобождение Такроя являлось задачей первоочередной важности – больше, чем когда-либо.

Глава 18

Габриэль де Витт и его помощники отправились ровно в десять. Все собрались в вестибюле вокруг пятиконечной звезды. Некоторых накрывали кожаные чехлы, другие были в обычной одежде. С ними уходили большинство лакеев и два конюха. Все выглядели спокойными и полными решимости. А вот Флавиан явно нервничал. Он постоянно проводил пальцами по высокому накрахмаленному воротнику. Даже с верхней площадки лестницы Кристофер видел, что он вспотел.

Кристофер с Богиней наблюдали из-за мраморной балюстрады рядом с черной дверью кабинета Габриэля. Они находились внутри тщательно выстроенного облака невидимости, которое полностью скрывало их двоих, но не бежавшего за ними по пятам Трогмортена. Трогмортен отказался приблизиться достаточно, чтобы его тоже накрыло облаком, но ничто не могло помешать ему следовать за ними.

– Оставь его, – сказала Богиня. – Он знает, что я с ним сделаю, если он выдаст нас.

Когда часы над библиотекой серебристо пробили десять, Габриэль вышел из кабинета и зашагал вниз по лестнице. Его цилиндр был более высоким и сияющим, даже чем у папы. К облегчению Кристофера, Трогмортен проигнорировал его. Однако его терзало тоскливое беспокойство за маму. Ее наверняка арестуют, а она виновата лишь в том, что поверила в ложь дяди Тенни.

Габриэль дошел до вестибюля и обвел его взглядом, проверяя весь ли его отряд готов. Убедившись в этом, он натянул черные перчатки и шагнул в центр пятиконечной звезды – и продолжил идти,  уменьшаясь и удаляясь по мере продвижения. Мисс Розали с доктором Симонсоном последовали за ним и тоже начали уменьшаться. Остальные пошли за ними группами по двое. Когда от них осталась только далекая крошечная черная линия, Кристофер сказал:

– Думаю, теперь можно идти.

По-прежнему в облаке невидимости, они начали крадучись спускаться. Далекая линия отряда Габриэля исчезла раньше, чем они спустились на три ступени. Они пошли быстрее. Но преодолели только половину пути, когда всё пошло наперекосяк. Поверхность звезды вспыхнула пламенем. Злобным зелено-фиолетовым пламенем, заполнившим вестибюль отвратительно воняющим зеленым дымом.

– Что это? – закашлялась Богиня.

– Они используют драконью кровь, – ответил Кристофер.

Он хотел, чтобы это прозвучало успокаивающе, но обнаружил, что сам не может оторвать от огня встревоженного взгляда.

Внезапно пентаграмма взметнулась высоким пятиконечным пламенем – десять футов… двадцать футов высотой. Невидимые волосы Богини затрещали. Прежде чем они успели отступить к лестнице за пределы досягаемости, пламя разделилось, величественно отклонившись направо и налево. Из разрыва, спотыкаясь, вышла мисс Розали, тянувшая за руку Флавиана. Следом за ними появился доктор Симонсон, тащивший кричащую колдунью – кажется, ее звали Берил. Кристофер застыл как столб, уставившись на полностью разгромленный отряд Габриэля. Опаленные, жалкие и шатающиеся – все те, кто только что ушел, потоком возвращались через разрыв в пламени и отступали к краям вестибюля, закрывая лица локтями, кашляя в зеленом дыме.

Кристофер усиленно всматривался, но нигде не мог разглядеть Габриэля де Витта.

Как только Фредерик Паркинсон и последний лакей, шатаясь, шагнули в вестибюль, пламя опало и погасло, оставив слой зеленой гари на розовом мраморе и на куполе. Пентаграмма мерцала в темноте маленькими языками огня. Из них осторожно выступил дядя Тенни. Под мышкой он держал длинное ружье, а в другой руке – что-то похожее на мешок. Эта картина ужасно напомнила Кристоферу одного из его дядей Чантов, отправляющегося в поля на охоту. Возможно, дело было в рыжевато-пятнистом твидовом костюме дяди Тенни. Кристофер удрученно пожалел, что плохо разбирался в людях, когда впервые встретил его. Сейчас он ни за что не стал бы восхищаться кем-то с таким хитрым неискренним лицом.

– Хочешь, я швырну в него мраморный умывальник? – прошептала Богиня.

– Погоди… Думаю, он тоже кудесник, – прошептал Кристофер в ответ.

– КРИСТОФЕР! – закричал дядя Тенни – позеленевший купол зазвенел от его крика. – Кристофер, где ты прячешься? Я чувствую, ты близко. Выходи, не то пожалеешь!

Кристофер неохотно развел в стороны окружавшую его невидимость и шагнул на середину лестницы.

– Что случилось с Габриэлем де Виттом? – спросил он.

Дядя Тенни засмеялся:

– Вот что.

Он швырнул мешок, который держал в руке, так что он развернулся и пролетел до подножия лестницы. Кристофер уставился вниз – практически также, как раньше смотрел на Такроя – на долговязую, безвольную, прозрачную фигуру, которая несомненно принадлежала Габриэлю де Витту.

– Его восьмая жизнь, – сообщил дядя Тенни. – Я сделал это с помощью того оружия, которое ты принес мне из Первой серии, Кристофер. Оно отлично работает, – он похлопал по ружью, зажатому у него подмышкой. – Остальные его жизни я разбросал по всем Родственным мирам. Он больше нас не побеспокоит. А другое оружие, которое ты мне принес, работает еще лучше, – он с озорным видом ущипнул себя за усы и ухмыльнулся Кристоферу. – Я подготовил его, чтобы встретить людей де Витта, и в мгновение ока забрал у них магию. Теперь никто из них не в состоянии использовать чары, чтобы спасти свою жизнь. Так что ничто не помешает нам работать вместе, как в старые времена. Ты ведь по-прежнему работаешь на меня, а, Кристофер?

– Нет, – ответил Кристофер и замер, ожидая, что в любую секунду его оставшиеся жизни разнесет во всех направлениях.

Дядя Тенни лишь рассмеялся:

– Еще как работаешь, глупый мальчишка. Ты разоблачен. Все эти люди здесь теперь знают, что ты был моим главным курьером. Тебе придется либо работать со мной, либо отправиться в тюрьму. И теперь я буду жить с тобой в этом Замке, чтобы контролировать тебя.

Из-за спины Кристофера раздался долгий певучий вой. Мимо вниз промелькнула рыжая полоса. Дядя Тенни увидел опасность и собрался поднять ружье. Но к этому моменту Трогмортен уже почти налетел на него. Дядя Тенни понял, что не успеет выстрелить, и вместо этого благоразумно растворился в спирали зеленого пара. Трогмортен успел вырвать у него лишь треугольный кусок твида, окрашенный кровью. Оставшись на почерневшей пентаграмме, Трогмортен разочарованно выгнул спину и зашипел от ярости.

Кристофер бросился вниз по лестнице.

– Закройте все двери! – крикнул он остолбенело таращившимся людям. – Не выпускайте Трогмортена из вестибюля! Я хочу, чтобы он сторожил и не дал дяде Тенни вернуться!

– Не глупи! – закричала Богиня, несясь за ним видимая всем. – Трогмортен – храмовый кот. Он понимает речь. Просто попроси его.

Хотел бы Кристофер знать об этом раньше. Поскольку было слишком поздно предпринимать что-либо еще, он опустился на колени на зеленоватый обуглившийся пол и заговорил с Трогмортеном:

– Можешь посторожить пентаграмму, пожалуйста, чтобы дядя Тенни точно не вернулся? Ты же знаешь, что дядя Тенни хотел порезать тебя на кусочки? Так вот, если он объявится, ты можешь порезать на кусочкиего.

– Уон! – согласился Трогмортен, с энтузиазмом хлеща хвостом.

Он уселся на одном из концов звезды и пристально уставился на нее – так неподвижно, словно наблюдал за гигантской мышиной норой. Злость сочилась с каждой его шерстинки.

Было ясно, что дяде Тенни не удастся легко пройти мимо Трогмортена. Кристофер встал, обнаружив, что они с Богиней окружены удрученными помощниками Габриэля. Большинство из них смотрели на Богиню.

– Это моя подруга Бо… Милли, – представил он.

– Рад знакомству, – тускло произнес Флавиан.

Доктор Симонсон оттолкнул Флавиана в сторону:

– И что будем теперь делать? Габриэль исчез, а мы остались с этим паршивцем, который оказался именно тем мелким жуликом, каким я всегда его подозревал. И у нас не осталось ни искры магии! Что я хочу сказать…

– Мы должны известить министра, – предложил библиотекарь мистер Уилкинсон.

– Нет, подождите, – вмешалась мисс Розали. – Министр лишь посредственный чародей. А Кристофер сказал, что больше не работает на Тень.

– Этот ребенок скажет что угодно, – возразил доктор Симонсон.

И опять они вели себя так, будто Кристофера здесь не было. Он сделал знак Богине и попятился, выбираясь из круга, оставив их спорить, столпившись вокруг мисс Розали.

– Что будем делать? – спросила Богиня.

– Вытащим Такроя, пока они не додумались остановить нас, – ответил Кристофер. – После этого, я хочу убедиться, что Трогмортен поймает дядю Тенни, даже если это будет последнее, что я сделаю.

Они нашли Такроя удрученно сидящим за столом в пустой маленькой комнате. Судя по смятому виду складной кровати в углу, Такрою не удалось нормально поспать в эту ночь. Дверь в комнату была приоткрыта, и на первый взгляд было непонятно, почему Такрой просто не ушел. Но теперь, когда Богиня объяснила Кристоферу, что такое колдовское зрение, ему достаточно было лишь посмотреть на комнату так, как он смотрел на Место Между, чтобы понять, почему Такрой оставался на месте. Дверной проем опутывали нити чар. Еще больше чар крест-накрест заполняли пол по колено. Сам Такрой находился внутри огромного количества других чар, хитро завязанных на нем – особенно вокруг головы.

– Ты был прав: тут нужно действовать вдвоем, – сказала Богиня. – Ты занимайся им, а я схожу за метлой и сделаю остальное.

Кристофер протолкнулся сквозь чары на двери и пробрел по остальным, пока не добрался до Такроя. Такрой не поднял взгляда. Возможно, он не мог даже видеть или слышать Кристофера. Кристофер принялся осторожно снимать чары – примерно как развязывают массу тугих узлов на свертке. И поскольку это было ужасно скучно и утомительно, он одновременно разговаривал с Такроем. Он говорил всё время, пока не вернулась Богиня. Естественно, большая часть его речи касалась крикетного матча.

– Ты нарочно пропустил его, да? Боялся, я выдам тебя?

Такрой не подавал никаких признаков, что слышит. Но когда Кристофер продолжил рассказывать, как отбивала мисс Розали и как плох был Флавиан, жесткие усталые морщины на его лице под нитями чар постепенно разгладились, и он стал больше походить на того Такроя, которого Кристофер знал по Месту Между.

– Так что спасибо, что научил меня – мы выиграли двумя ранами, – говорил Кристофер, когда вернулась Богиня с метлой, которой мисс Розали гоняла Трогмортена, и принялась сметать чары в кучки, будто паутину.

Такрой почти улыбнулся. Кристофер объяснил ему, кто такая Богиня, и рассказал о том, что произошло в вестибюле. Улыбка погасла на помрачневшем лице Такроя, и немного заплетающимся языком он произнес:

– Значит, я напрасно старался не вмешивать тебя во всё это?

– Вовсе нет, – ответил Кристофер, борясь с узлом чар над левым ухом Такроя.

Горькие морщины вернулись на лицо Такроя.

– Не воображай, пожалуйста, будто я рыцарь в сияющих доспехах. Я знал, что было в большинстве свертков.

– Русалки? – спросил Кристофер – ни разу еще он не спрашивал ничего более важного.

– Только постфактум, – признал Такрой. – Но ты мог заметить, что, узнав, я не остановился. Когда я впервые встретил тебя, я бы радостно доложил о тебе Габриэлю де Витту, если бы ты не оказался таким маленьким. И я знал, что Габриэль установил ловушку в Десятой серии в тот раз, когда ты потерял жизнь. Я только не ожидал, что она будет смертельной. И…

– Перестань, Такрой, – произнес Кристофер.

– Такрой? Это имя моего духа? – когда Кристофер кивнул, сосредоточившись на узле, Такрой пробормотал: – Что ж, одним крючком у них меньше.

Затем, когда Богиня, разобравшись с чарами в комнате, подошла и оперлась на метлу, рассматривая его лицо, пока Кристофер работал, он сказал:

– Ты узнаешь меня, юная леди.

Богиня кивнула:

– Вы такой же, как я и Кристофер, да? Часть вас находится где-то в другом месте.

Такрой вдруг густо покраснел. Кристофер почувствовал под своими пальцами пот на его лице.

Где находится часть тебя? – пораженно спросил он.

Глаза Такроя умоляюще повернулись к нему:

– В Одиннадцатой серии – и больше ничего не спрашивай! Не спрашивай меня! Под этими чарами я буду вынужден рассказать, и тогда плохо будет нам всем!

Он говорил с таким отчаянием, что Кристофер тактично не стал больше спрашивать – хотя и не мог не переглянуться с Богиней – и продолжил работать, пока, наконец, не развязал узел. Он оказался ключевым. Остатки чар тут же рассыпались исчезающими нитями вокруг ботинок Такроя ручной работы. Такрой неуклюже поднялся и потянулся.

– Спасибо, – произнес он. – Какое облегчение! Не представляешь, как отвратительно чувствовать сеть вокруг своего духа. Что теперь?

– Беги, – ответил Кристофер. – Хочешь, чтобы я снял чары вокруг территории?

Руки Такроя замерли посреди потягивания.

– А теперь ты прекрати! Из твоего рассказа следует, что в Замке не осталось ни одного человека со стоящей упоминания магией, кроме двоих детей и меня, а твой дядя может вернуться в любую минуту. И ты ждешь, что я просто уйду?

– Ну… – начал Кристофер.

В этот момент вошла мисс Розали с доктором Симонсоном и большинством остальных людей Габриэля, столпившихся позади нее.

– Ну, надо же, Мордехай! – бодро произнесла она. – Неужели я правда услышала от тебя благородные мысли?

Такрой опустил руки и сложил их на груди.

– Исключительно практичные. Ты знаешь меня, Розали. Ты пришла, чтобы снова запереть меня? Не знаю, как ты собираешься сделать это без магии, но пожалуйста – попробуй.

Мисс Розали величественно выпрямилась во все свои пять футов.

– Я пришла вовсе не к тебе, – ответила она. – Мы искали Кристофера. Кристофер, мы хотим просить тебя вступить в должность Крестоманси, хотя бы на данный момент. Вероятно, правительство назначит в итоге какого-нибудь другого кудесника, но сейчас такая критическая ситуация. Как считаешь, сможешь, дорогой?

Они все умоляюще уставились на Кристофера – даже доктор Симонсон. Кристоферу стало смешно.

– Вы знали, что мне придется. И я согласен на двух условиях. Я хочу, чтобы Мордехая Робертса освободили и больше не арестовывали. И чтобы Бо… Милли стала моим главным помощником, и ей должны заплатить достаточно, чтобы она смогла учиться в пансионе.

– Всё, что пожелаешь, дорогой, – поспешно ответила мисс Розали.

– Хорошо. Тогда давайте вернемся в вестибюль.

В вестибюле под запачканным зеленым куполом удрученно собирались люди. Здесь был дворецкий, двое мужчин в поварских колпаках, экономка с большинством горничных и лакеи.

– Пусть приведут садовников и конюхов тоже, – сказал Кристофер и подошел посмотреть на пятиконечную звезду, где, наблюдая, сидел Трогмортен.

Сузив глаза и до предела напрягая колдовское зрение, Кристофер смог разглядеть крошечную круглую пустоту в центре звезды – вроде призрачной мышиной норы, – с которой Трогмортен не сводил взгляда. Трогмортен обладал впечатляющей магией. С другой стороны, он будет только рад, если дядя Тенни вернется.

– Как можно помешать кому-то пройти здесь? – спросил Кристофер.

Такрой побежал к шкафу под лестницей и вернулся с охапкой странных свечей в звездообразных подсвечниках. Он показал Кристоферу и Богине, куда их ставить и какие слова произносить. Затем он заставил Кристофера отойти и зажег все свечи магией. Кристофер осознал, что помимо всего прочего, Такрой – полностью квалифицированный маг. Когда свечи вспыхнули, хвост Трогмортена презрительно дернулся.

– Кот прав, – сказал Такрой. – Это остановит большинство людей, но с тем запасом драконьей крови, что есть у твоего дяди, он сможет прорваться в любой момент, когда захочет.

– Значит, схватим его, когда он прорвется, – заметил Кристофер.

Он знал, как поступил бы сам, если бы знал, что его поджидает Трогмортен, и был практически уверен, что дядя Тенни поступит точно так же. Он подозревал, что они мыслят довольно-таки одинаково. Если он прав, у дяди Тенни уйдет некоторое время на подготовку.

К этому моменту немалая толпа людей зашла в вестибюль через большую парадную дверь, где они и остановились, сжимая в руках шапки и неловко счищая землю с обуви. Кристофер немного поднялся по лестнице, посмотрев вниз на долговязые безвольные остатки Габриэля де Витта и встревоженные расстроенные лица, наполовину освещенные зеленоватым солнечным светом от запачканного купола, а наполовину – пламенем странных свечей. Он точно знал, что надо сказать. И с удивлением обнаружил, что наслаждается своей ролью.

– Поднимите руку все, кто может творить магию, – крикнул он.

Поднялись руки большинства садовников, как и пары конюхов. Посмотрев на домашний персонал, Кристофер увидел, что поднял руку дворецкий и один из поваров. Среди них был также мальчик-коридорный, который записывал счет во время крикетного матча, и три горничных, в том числе Эрика. Поднялась рука Такроя, как и Богини. Остальные угрюмо смотрели в пол.

– А теперь поднимите руки те, кто может работать по дереву и по металлу, – выкрикнул Кристофер.

Немалая часть угрюмых людей удивленно подняла руки. В их числе были доктор Симонсон и Флавиан. Все люди из конюшни и садовники. Хорошо. Теперь оставалось лишь подбодрить их.

– Ладно, – сказал Кристофер. – Нам нужно сделать две вещи. Мы должны не пускать сюда моего дядю, пока не будем готовы схватить его. И мы должны вернуть Габриэля де Витта.

Второе заставило всех зашептаться с удивлением, а потом – с надеждой. Кристофер знал, что правильно поступил, сказав это, хотя и не был уверен, что это возможно. И лично он не стал бы жалеть, если бы Габриэль остался разделенным на восемь безвольных частей до конца их жизней. Он поймал себя на том, что наслаждается больше, чем когда-либо.

– Именно это я сказал, – продолжил он. – Мой дядя не убил Габриэля. Он просто разбросал его жизни. Мы должны найти их и собрать обратно. Но сначала… – Кристофер посмотрел на позеленевшее стекло купола и свисавшую с него на длинной цепи люстру. – Надо сделать нечто вроде птичьей клетки – достаточно большой, чтобы накрыть пентаграмму – и подвесить ее здесь так, чтобы в нужный момент сбросить и накрыть всё, что попытается здесь пройти, – он указал на доктора Симонсона: – Вы отвечаете за ее создание. Соберите всех, кто умеет работать по дереву и по металлу, но убедитесь, чтобы среди них были и те, кто может творить магию. Я хочу, чтобы клетку усилили чарами, не дающими вырваться из нее.

Борода доктора Симонсона гордо и важно встопорщилась. Он слегка насмешливо поклонился:

– Будет сделано.

Кристофер полагал, что заслужил это. То, как он вел себя, заставило бы Последнюю Гувернантку обвинить его в самомнении. А с другой стороны, он начал подозревать, что действует лучше, когда чувствует уверенность в себе. Он разозлился на Последнюю Гувернантку за то, что она не позволяла ему это понять.

– Но прежде чем вы приметесь за клетку, – сказал он, – необходимо усилить чары вокруг территории, иначе мой дядя попытается провести свою банду этим путем. Я хочу, чтобы все, кроме Та… Мордехая и Бо… Милли, прошли вдоль заборов, стен и живых изгородей, накладывая все чары, мешающие проникнуть внутрь, какие сможете придумать.

Это вызвало разнородный ропот. Садовники и горничные с сомнением посмотрели друг на друга. Один из садовников поднял руку.

– Мистер МакЛинток, главный садовник, – представился он. – Я не сомневаюсь в твоей мудрости, парень. Просто хочу объяснить, что нашей специальностью является выращивание растений – садоводческое искусство и тому подобное, – и мы не очень-то разбираемся в защите.

– Но вы можете вырастить кактусы и кусты с длинными шипами, и крапиву в десять футов высотой, и тому подобное, правда? – спросил Кристофер.

Мистер МакЛинток кивнул с хитрой усмешкой:

– Да. А еще чертополох и ядовитый плющ.

Это поощрило поднять руку повара.

Je suis chef de cuisine[13], – сказал он. – Только готовка. Моя магия – с хорошей едой.

– Спорю, вы в состоянии сделать и противоположное. Идите и отравите стены. Или, если не можете, развесьте на них протухшее мясо и заплесневелое суфле.

– Со студенческой скамьи я не… – возмущенно начал повар, но потом, похоже, что-то вспомнил – на его лице появилось задумчивое выражение, которое сменилось ликующей усмешкой. – Я попробую.

Теперь руку подняла Эрика:

– Если позволите. Мы с Салли и Бертой способны только на мелочи: зачаровывать, пересылать – всё такое.

– Ну так идите и займитесь этим, – ответил Кристофер. – В конце концов, стена построена кирпичик за кирпичиком.

«Хорошая получилась фраза», – подумал он и поймал взгляд Богини.

– А если не можете придумать, какие заклинания использовать, посоветуйтесь с моей помощницей Милли. Она полна идей.

Богиня ухмыльнулась. Как и мальчик-коридорный. Судя по его лицу, он был полон ужасающих идей, которые ему не терпелось опробовать. Кристофер смотрел, как он выходит в толпе садовников, повара и горничных, и позавидовал ему.

Он поманил Флавиана.

– Флавиан, существует еще множество магии, с которой я не знаком. Не могли бы вы оставаться рядом, чтобы научить меня тому, что понадобится?

– Ну, я… – Флавиан искоса смущенно посмотрел на Такроя, прислонившегося к перилам ниже Кристофера. – С этим прекрасно справится Мордехай.

– Да, но мне будет нужно, чтобы он вошел в транс и поискал жизни Габриэля, – ответил Кристофер.

– В самом деле? – сказал Такрой. – Габриэль просто разрыдается от счастья, когда увидит меня, правда?

– Я пойду с тобой.

– Прямо как в старые времена, – заметил Такрой. – Габриэль разрыдается и при виде тебя тоже. Что значит быть любимым! – он стрельнул глазами в сторону мисс Розали. – Если бы только у меня была моя юная леди с арфой…

– Не будь смешным, Мордехай, – сказала мисс Розали. – У тебя будет всё, что нужно. Чего ты хочешь от остальных, Кристофер? Мы с мистером Уилкинсоном не умеем работать по дереву. И Берил с Иолантой тоже.

– Вы можете выполнять роль консультантов, – ответил Кристофер.

Глава 19

Следующие двадцать четыре часа были самыми деятельными в жизни Кристофера. В сумеречном кабинете Габриэля устроили военный совет. Кристофер обнаружил, что некоторые из темных панелей здесь откатываются, открывая проход в комнаты по обеим сторонам. Он отодвинул к стенам столы и пишущие машинки, превратив всё пространство в один большой командный пункт. Комната стала гораздо светлее и становилась всё более заполненной и оживленной, по мере того как разрабатывались разнообразные планы.

Как сообщили Кристоферу, существовало множество различных способов узнать, присутствует ли человек в том или ином мире. У мистера Уилкинсона имелся целый список этих способов. Было решено использовать их, чтобы сузить область поисков Такроя. Настроили по одному устройству каждого типа, но поскольку никто не был уверен, будут ли разделенные жизни Габриэля считаться живыми, их пришлось установить на максимальную мощность. Оказалось, что, помимо Кристофера, только Богиня обладала достаточно сильной магией, чтобы активировать их и перенастраивать от серии к серии. Однако наблюдать за ними мог любой. Вскоре комната заполнилась напряженными помощниками, внимательно вглядывавшимися в шары, зеркала, емкости с ртутью или чернилами и дополнительные листы, покрытые жидкими кристаллами, в то время как Богиня настраивала разнообразные чары и своим чужеродным почерком составляла диаграммы по данным, полученным со всех устройств.

Мисс Розали настаивала, что военный совет должен также решить, как сообщить министерству, что происходит, но этот вопрос так и не решили, поскольку Кристофера постоянно отзывали. Сначала доктор Симонсон позвал его вниз в вестибюль, чтобы объяснить, как предполагается делать ловушку. Доктор Симонсон отнесся к делу куда серьезнее, чем Кристофер ожидал.

– Это довольно-таки нестандартно, – сказал он, – но кому какое дело, если мы поймаем нашего приятеля.

Кристофер был на полпути наверх, когда пришел дворецкий сообщить, что они сделали для защиты территории всё, что смогли выдумать, и не мог бы мастер Кристофер пойти посмотреть? Так что Кристофер пошел – и восхитился. Главные ворота – и другие поменьше – были увешаны проклятиями и капающим ядом. Вдоль стен выросла ежевика с шестидюймовыми шипами, в то время как живая изгородь вызвала у Кристофера ассоциации с замком Спящей Красавицы – такой она была высокой и изобилующей шипами, крапивой и ядовитыми сорняками. Десятифутовый чертополох и гигантские кактусы охраняли заборы, а каждое слабое место мальчик-коридорный снабдил тайными ловушками. С помощью своего ручного хорька он продемонстрировал, как любое существо, ступившее туда, превратится в гусеницу; а здесь потонет в бездонной канализации; а здесь его схватят гигантские клешни; а здесь… ну, в общем, он создал девятнадцать ловушек – одну ужаснее другой. Кристофер побежал обратно в замок, думая, что если им удастся вернуть Габриэля, надо будет попросить его повысить мальчика-коридорного. Он был слишком хорош, чтобы растрачивать его таланты на исполнение мелких поручений.

Вернувшись в командный пункт, Кристофер велел установить набор магических зеркал, настроив их на разных частях укреплений – чтобы, если кто-нибудь попытается их атаковать, они сразу же об этом узнали. Флавиан как раз показывал ему, как активировать чары, нарисованные на задней стороне зеркал, когда их прервала экономка:

– Мастер Кристофер, в этом Замке не хватит припасов, чтобы держать осаду. Как я проведу внутрь мясника, и булочника, и молочника? Здесь куча ртов, которые надо кормить.

Кристоферу пришлось составить расписание привоза продуктов, чтобы они с Богиней могли в нужный момент пропустить их внутрь. Богиня пришпилила его рядом с расписанием дежурств у наблюдательных зеркал, диаграммами поисков, графиком дежурств, графиком патрулей – стена уже покрылась списками.

Посреди всего этого две девушки по имени Берил и Иоланта (Кристофер никак не мог научиться их различать) уселись за пишущие машинки и принялись трещать на них.

– Может, мы больше и не колдуньи, – сказала Берил (если только это была не Иоланта), – но это не мешает нам продолжать вести обычные дела. Мы можем разбираться со срочными запросами или, по крайней мере, помогать советом.

Короче, они тоже отзывали Кристофера.

– Проблема в том, – призналась Иоланта (если только ее звали не Берил), – что Габриэль обычно подписывает все письма. Мы не думаем, что вам следует подделывать его подпись, но, может, вы просто напишете «Крестоманси»?..

– Прежде чем перенесете мешок с письмами на почту, – добавила Берил (а, может, Иоланта).

Они показали Кристоферу, как наложить печать кудесника с девятью жизнями на слово «Крестоманси», чтобы колдуны не могли использовать его во вред. Кристофер немало повеселился, изобретая эффектную роспись с испепеляющим клеймом кудесника, которое защитит ее от дяди Тенни. Ему пришло в голову, что нынешняя деятельность доставляет ему больше удовольствия, чем всё, чем он когда-либо занимался. Папа был прав. Он действительно создан, чтобы стать следующим Крестоманси. «Но что, если бы я не был?» – подумал Кристофер, ставя еще одну испепеляющую подпись. Ему просто повезло, что это так. Что ж, тогда, подумал он, наверняка что-нибудь можно было бы придумать. Зря он чувствовал себя в ловушке.

Кто-то позвал его с другого конца комнаты.

– Думаю, мне досталась самая легкая работа, – засмеялся Такрой со своей кушетки в центре, готовясь войти в первый транс.

Они договорились, что Такрой попробует серию коротких трансов, чтобы просмотреть как можно больше миров. И мисс Розали согласилась играть для него на арфе, хотя у нее совсем не осталось магии. Она сидела на краю кушетки. Когда Кристофер проходил мимо, Такрой закрыл глаза, а мисс Розали провела по струнам, извлекая нежный журчащий аккорд. Такрой распахнул глаза:

– С ума сойти, женщина! Ты что, хочешь, чтобы мой дух увяз в карамели? Неужели ты не знаешь никакой сносной музыки?

– Насколько я помню, ты всегда возражал против всего, что я играла! – парировала мисс Розали. – Так что я буду играть то, что нравится мне, и точка.

– Ненавижу твой музыкальный вкус! – огрызнулся Такрой.

– Успокойся, иначе не сможешь войти в транс. А я не хочу зазря утруждать пальцы! – резко ответила мисс Розали.

Они напоминали Кристоферу о чем-то – или о ком-то. От емкости с чернилами, куда его подозвал Флавиан, он обернулся туда, где только что прошел. Такрой и мисс Розали уставились друг на друга, усиленно стараясь продемонстрировать друг другу, насколько каждый уязвлен. «У кого я уже видел точно такие же взгляды?» – задумался Кристофер. Он мог с уверенностью сказать, что в глубине души и Такрой, и мисс Розали стремятся перестать ругаться, но оба слишком горды, чтобы сделать первый шаг. Кого это напоминало?

Склонившись над емкостью с чернилами, он понял. Папа и мама! Они вели себя точно так же!

Когда емкость с чернилами показала мир Восьмой-В, Кристофер вернулся к Иоланте и Берил, пройдя мимо мисс Розали, которая яростно смотрела прямо перед собой и играла джигу.

– Могу я отправить официальное письмо от себя? – спросил он.

– Диктуйте, – ответила Иоланта (или, возможно, Берил), в готовности положив пальцы на клавиши.

Кристофер дал ей адрес доктора Посана.

– Дорогой сэр, – начал он так, как начинались все письма, которые он подписывал, – наше ведомство будет вам весьма признательно, если вы разузнаете местонахождение мистера Козимо Чанта (последние известия от него поступили из Японии), и перешлете его адрес миссис Миранде Чант, последним местом жительства которой был Кенсингтон, – немного покраснев, он спросил: – Так пойдет?

– Для доктора Посана, – сказала Берил (или, возможно, Иоланта), – следует добавить: «Обычное вознаграждение гарантировано». Доктор Посан никогда не работает без вознаграждения. Я сделаю для вас запрос по счетам. А теперь вы нужны мистеру Уилкинсону у ртутной чаши.

Пока Кристофер несся через комнату обратно, Богиня вспомнила, что Праудфут, наверное, уже умирает отголода. Он призвал ее из башенной комнаты – вместе с шарфом, бутылочкой и всем остальным. Один из помощников побежал за молоком, что заняло некоторое время. Недовольная задержкой Праудфут открыла глаза, похожие на два сапфировых осколка, и свирепо обвела комнату мутным взглядом.

– Моло-о-о-о-ока-а-а! – потребовала она, поразительно широко распахнув розовый рот.

Даже когда обычный котенок впервые открывает глаза – это удивительный момент. А поскольку Праудфут являлась кошкой из Храма Ашет, эффект был потрясающим. В ней разом пробудилась личность столь же сильная, как у Трогмортена, только совершенно противоположная по характеру. Она переходила из рук в руки, и люди по очереди ворковали над ней и кормили ее. Флавиан был так одурманен ею, что не отдавал ее, пока Такрой не вышел из транса – очень удрученный, поскольку не сумел почувствовать Габриэля ни в одном из трех миров, которые посетил. Чтобы подбодрить его, Флавиан отдал ему Праудфут. Такрой устроил ее у себя под подбородком и мурлыкал, но мисс Розали забрала ее, чтобы дать Такрою чашку крепкого чая, и следующие полчаса нянчилась с Праудфут сама.

Вся эта любовь показалась Кристоферу несправедливой по отношению к Трогмортену. Он вышел на лестницу посмотреть, как дела у Трогмортена, и на мгновение остановился, пораженный тем, как всё изменилось. Зелень от драконьей крови поблекла, но свет, проникающий сквозь купол, по-прежнему был зеленоватым. Под ним доктор Симонсон, Фредерик Паркинсон и толпа помощников, сняв пиджаки, пилили, забивали, сваривали. Вестибюль был завален лесоматериалами, инструментами и металлическими прутьями, а через открытую парадную дверь другие помощники постоянно подносили еще древесину и инструменты. Несколько человек сидели на ступенях лестницы и пили чай, ожидая своей очереди дежурить возле поисковых чар. Если бы неделю назад кто-нибудь сказал Кристоферу, что Замок Крестоманси станет походить на неопрятную мастерскую, он ни за что бы не поверил.

Свечи по-прежнему горели, и от сквозняка из парадной двери их пламя колыхалось, а в почерневшей пентаграмме точно статуя сидел Трогмортен, яростно глядя на мышиную нору дяди Тенни. Кристофер с радостью обнаружил, что он окружен всем, что может пожелать кот. Лоток с землей, миска молока, блюдце с рыбой, блюдо с мясом и крылышком цыпленка были аккуратно продвинуты между подсвечниками к вершинам звезды. Но Трогмортен не обращал на них внимания.

Никто не захотел беспокоить жизнь Габриэля, и она по-прежнему лежала на полу, где ее бросил дядя Тенни – безвольная и прозрачная. Кто-то заботливо огородил ее черной веревкой, обвязанной вокруг четырех стульев из библиотеки. Кристофер внимательно посмотрел на нее. Если все жизни такие, неудивительно, что Такрой не смог ничего найти и ни одно из поисковых заклинаний не дало результата. Тут в парадную дверь вбежал один из садовников и усиленно замахал Кристоферу.

– Не могли бы вы пойти посмотреть? – выдохнул он. – Мы не знаем, Тень это или нет. Их сотни вокруг территории, и все в маскарадных костюмах!

– Я посмотрю в зеркалах, – крикнул Кристофер в ответ и помчался обратно в командный пункт.

В настроенном на главные ворота зеркале открывался отличный вид на необычных солдат, пристально вглядывавшихся сквозь решетки. На них были короткие туники и серебряные маски, и все они держали копья. От этого зрелища у Кристофера противно скрутило желудок. Он повернулся и посмотрел на Богиню.

– Рука Ашет, – прошептала она, побелев. – Они нашли меня.

– Пойду проверю, чтобы они не попали внутрь, – сказал Кристофер.

Он пробежал обратно вниз по лестнице и через вестибюль, а потом вместе с садовником – на территорию. На лужайке мистер МакЛинток выстраивал остальных парковых работников и проверял, чтобы у каждого были садовые ножницы или острая мотыга.

– Я не собираюсь пускать этих язычников в мой сад, – заявил он.

– Да, но их копья – смертоносны. Вы должны держать всех вне зоны досягаемости, – сказал Кристофер – одна только мысль о копьях вызывала у него резкую колющую боль в груди.

Вместе с мистером МакЛинтоком они обошли территорию – настолько близко к заборам и стенам, насколько осмелились. Солдаты Руки Ашет просто стояли снаружи, как если бы чары не пропускали их, но на всякий случай Кристофер удвоил силу каждого заклинания, к которому приближался. От далеких отблесков серебряных масок и наконечников копий ему делалось дурно.

К тому моменту, когда Кристофер развернулся и поспешил обратно в замок, он осознал, что больше не наслаждается. Он чувствовал себя слабым, юным и встревоженным. Дядя Тенни – это одно, но как разбираться с Рукой Ашет он просто не представлял. «Если бы только Габриэль был здесь!» – поймал он себя на мысли. Габриэль знал всё про Храм Ашет. Возможно, он мог заставить солдат исчезнуть с помощью одного холодного сухого слова. «А потом, – подумал Кристофер, – он наказал бы меня за то, что я прятал здесь Богиню, хотя он велел мне этого не делать. Но даже так, оно того стоило бы».

Возвращаясь через вестибюль, он обнаружил, что птичья клетка представляет собой лишь груду распиленного дерева и три согнутых стержня. Кристофер знал, что она далеко не будет готова к ночи, а дядя Тенни наверняка попытается вернуться этой ночью. Он прошел мимо огороженной безвольной жизни Габриэля и поднялся по лестнице в командный пункт, чтобы увидеть, как Такрой выходит из очередного транса, удрученно качая головой. Богиня побледнела и дрожала, а остальные злились, поскольку разнообразные тени и мерцания в поисковых чарах не имели ничего общего с Габриэлем.

– Думаю, лучше я отправлю телеграмму в министерство, чтобы они прислали армию, – удрученно произнес Кристофер.

– Ты не станешь делать ничего подобного! – резко ответила мисс Розали.

Она усадила Кристофера и Богиню на кушетку рядом с Такроем и заставила их всех выпить сладкого горячего чая, который как раз принесла Эрика.

– А теперь послушай, Кристофер, – сказала она. – Если ты позволишь министерству узнать, что случилось с Габриэлем, они потребуют, чтобы должность принял взрослый кудесник, а это плохо для нас, поскольку его магия не будет так сильна, как твоя. Ты единственный оставшийся кудесник с девятью жизнями. Ты нужен нам, чтобы собрать Габриэля, когда мы найдем его. Ты единственный, кто это может. И, похоже, Рука Ашет не в состоянии проникнуть на территорию, не так ли?

– Нет… я усилил чары, – ответил Кристофер.

– Хорошо, – произнесла мисс Розали. – Значит, наше положение не ухудшилось. Я не для того спорила обо всем этом с доктором Симонсоном, чтобы ты подвел меня, Кристофер! Мы скоро найдем Габриэля, и всё будет хорошо, вот увидишь!

– Матушка Праудфут всегда говорит, что темнее всего перед рассветом, – вставила Богиня, но таким тоном, словно сама не верила в свои слова.

Будто чтобы подтвердить правоту матушки Праудфут, как раз в тот момент, когда Кристофер допивал чай, Флавиан закричал:

– О, теперь я понял!

Флавиан сидел за большим темным столом, пытаясь разобраться в тенях и мерцаниях, показываемых поисковыми чарами. Все, кто сгорбившись сидел в командном пункте, выпрямились и с надеждой посмотрели на него.

– Просто жизни Габриэля долго оседали, – сказал Флавиан. – Здесь ясные признаки одной из них, дрейфующей по Девятой серии, и еще одной во Второй серии, но ни одна из них пока не спустилась в какой-нибудь определенный мир. Думаю, если перенастроить чары, мы можем обнаружить, что остальные по-прежнему плавают на Грани Мира.

Такрой вскочил и подошел посмотреть поверх плеча Флавиана.

– Может, ты и прав! – воскликнул он. – Единственный раз, когда мне показалось, будто я ухватил слабое ощущение Габриэля, это было на Грани Мира рядом с Первой серией. Там что-нибудь появляется?

Грань Мира – это Место Между, подумал Кристофер, когда вместе с Богиней поспешил к поисковым устройствам, чтобы откорректировать их.

– Я могу полазить там и принести их, – предложил он.

Все тут же громко запротестовали.

– Нет, – сказал Флавиан. – Я всё еще твой учитель, и я запрещаю.

– Ты нужен нам здесь, чтобы разобраться с твоим дядей, – сказал Такрой.

– Ты не можешь бросить меня здесь с Рукой Ашет! – воскликнула Богиня. – А кроме того, что будет, если ты потеряешь еще одну жизнь?

– Именно, – согласилась мисс Розали. – Твоя последняя жизнь заперта в сейфе под чарами, которые может снять только Габриэль. Ты не можешь рисковать потерять еще одну. Нам просто придется подождать, пока жизни не осядут. Затем мы установим Врата, охраняемые надлежащим образом, и пошлем тебя через них собрать жизни.

Поскольку даже Богиня была против него, Кристофер временно уступил. Он знал, что, если понадобится, всегда может ускользнуть в Место Между. На данный момент дядя Тенни был важнее Габриэля и, возможно, представлял даже большую опасность, чем Рука Ашет. Вместе с Такроем и мистером МакЛинтоком Кристофер распределил вахты и патрули на ночь. Они поужинали по-походному в вестибюле и на верхней площадке лестницы, под стремянками и досками, которые доктор Симонсон использовал, чтобы спустить люстру. Птичья клетка всё еще оставалась лишь скоплением металлических обручей и деревянных реек. Пока команда доктора Симонсона работала, повара носили им котлы и кастрюли, чтобы они могли не отрываться от дела, пока не село солнце, но Кристофер знал, что сегодня они не закончат. Трогмортен отвлекся от дежурства, чтобы съесть тарелку икры, подкрепив силы для ночной работы. Праудфут в целях безопасности отнесли на кухню, где по ней с ума сходили, и все напряженно устроились на ночь.

Кристофер организовал вахты так, чтобы в паре с физически сильными людьми всегда были те, у кого осталась магия. Первую вахту он оставил себе. Вторую взяла Богиня. Кристофер спал в библиотеке рядом с Фредериком Паркинсоном, когда во время вахты Богини что-то произошло. Запыхавшаяся и взбудораженная, Богиня сообщила, что дядя Тенни пытался пройти через пентаграмму.

– Я прогнала его заклинанием, – повторяла она.

До них ясно доносился устроенный Трогмортеном дикий шум. Но к тому времени, когда Кристофер добрался туда, он увидел лишь клочок пара, поднимавшийся от невидимой мышиной норы, и Трогмортена, вышагивавшего вокруг нее, точно разочарованный тигр.

Как ни странно, запаха драконьей крови не было. Похоже, дядя Тенни либо проверял прочность их защиты, либо пытался ввести их в заблуждение насчет своих планов. Настоящее нападение состоялось перед рассветом, когда дежурили Такрой и мальчик-коридорный. И атаковали их снаружи. По всему Замку зазвенели колокола, извещая, что в чарах проломлена брешь. Несясь по мокрой от росы поляне, Кристофер подумал, что крики, вопли и лязг, доносившиеся от стен, разбудят всех, кого еще не разбудили колокола. И опять же он добрался слишком поздно. Прибежав, он увидел, как Такрой и мальчик-коридорный яростно выпевают заклинания, чтобы заполнить два разрыва в обширной колючей живой изгороди мистера МакЛинтока. Он смутно разглядел несколько фигур в серебряных доспехах, толпившихся за разрывами. Кристофер поспешно усилил чары, насколько мог.

– Что случилось? – выдохнул он.

– Похоже, Тень наткнулся на Руку Ашет, – ответил Такрой, дрожа в утреннем тумане. – Нет худа без добра.

Пока садовники торопливо закрывали разрывы кактусами, а мальчик-коридорный устанавливал ловушки, он сказал, что, скорее всего, маленькая армия людей Тени попыталась прорваться на территорию. Однако Рука Ашет решила, что Тень атакует их, и нечаянно защитила Замок. Во всяком случае, нападавшие спаслись бегством.

Кристофер почуял в тумане вонь от драконьей крови и подумал, что Такрой наверняка прав.

К тому времени, когда он вернулся в замок, стало достаточно светло, чтобы доктор Симонсон и его помощники снова усердно взялись за работу. Флавиан, спотыкаясь, бродил по командному пункту – побледневший и зевающий после бессонной ночи.

– Я был прав насчет жизней Габриэля! – ликующе сообщил он. – Все они оседают в Родственных мирах. Я уже более-менее засек шесть из них. Хотя до сих пор никак не могу найти седьмую. Предлагаю тебе пойти собрать хотя бы их, как только закончат эту твою вершу для омаров.

Верша для Омаров, как все сразу стали называть ее, была триумфально поднята над пентаграммой вскоре после завтрака. Кристофер сам прыгнул на звезду, чтобы протестировать ее. Чары сработали именно так, как предполагалось, и клетка рухнула вниз, накрыв его. Трогмортен раздраженно поднял взгляд. Кристофер ухмыльнулся и попытался убрать штуку магией. Она не сдвинулась с места. Он потряс руками хрупкие прутья и попытался поднять ее за один край, но так и не смог пошевелить. С некоторой паникой он осознал, что отсюда невозможно выбраться, несмотря на то, что большинство чар он накладывал сам.

– Ну и лицо у тебя было, – со слабым смешком произнесла Богиня. – Видел бы ты свое облегчение, когда они подтянули клетку обратно наверх!

Богине явно было невесело. Она побледнела и нервничала, хотя и пыталась шутить.

У нее только одна жизнь, напомнил себе Кристофер, а снаружи ее поджидает Рука Ашет.

– Почему бы тебе не пойти со мной собирать жизни Габриэля? – спросил он. – Если ты начнешь прыгать из мира в мир, Рука Ашет в конец запутается.

– О, можно? – радостно произнесла Богиня. – Это так ответственно.

Последовали долгие обсуждения – некоторые из них были очень учеными – между Флавианом, Берил, Иолантой и мистером Уилкинсоном о том, как собрать жизни Габриэля. Кристофер понятия не имел, что существует так много способов отправлять людей в разные миры. Мисс Розали решила вопрос, живо заявив:

– Мы устанавливаем Врата здесь, в этой комнате и отправляем Мордехая в транс с отслеживанием духа, чтобы мы могли сфокусировать на нем Врата, как только он найдет одного из Габриэлей. Затем Кристофер и Милли проходят через них и убеждают Габриэля, что он нужен в Замке. Что может быть проще?

«Много всего», – подумал Кристофер, когда они с Богиней работали над сложной магией Врат под руководством бесконечных терпеливых инструкций Флавиана. Всё равно он испытывал вялость и неохоту. Даже несмотря на то, что только Габриэль мог вернуть ему девятую жизнь, даже несмотря на то, что Габриэль был отчаянно нужен здесь, Кристофер не хотел его возвращения. Тогда наступит конец веселью. Всё в Замке снова станет тихим, солидным и взрослым.  Кристофер продолжал работу над вратами только потому, что всегда любил практическую магию.

Когда они закончили, Врата выглядели совсем просто. Они представляли собой высокую квадратную металлическую рамку с двумя зеркалами сзади, склоненными друг к другу так, чтобы получился треугольник. Глядя на них, и не подумаешь, как сложно было их создать.

Оставив Такроя лежать на кушетке с маленьким голубым шаром отслеживания духа на лбу, Кристофер уныло отправился запустить на территорию Замка телегу булочника. «В последний раз мне позволяют этим заниматься», – подумал он, когда Рука Ашет сердито потрясала копьями в адрес булочника.

Когда Кристофер вернулся, бледный неподвижный Такрой был накрыт одеялами, а мисс Розали тихо играла на арфе.

– Вот он во Вратах, – сказал Флавиан.

Два зеркала превратились в слегка туманное изображение какого-то места в Первой серии. Кристофер видел вытянувшийся вдали ряд громадных пилонов, державших кольцевые поезда. Такрой стоял под ближайшим, одетый в такой знакомый Кристоферу зеленый костюм. Должно быть, дух Такроя всегда его носил. Дух разочарованно развел руками.

– Похоже, что-то не так, – сказал Флавиан.

Все подпрыгнули, когда лежащее на кушетке тело вдруг заговорило странным хриплым голосом:

– Я нашел его! – сказало тело Такроя. – Он наблюдал за поездами. Он как раз рассказывал мне, что хотел бы изобрести поезд получше. А потом он просто исчез! Что делать?

– Попробуй найти Габриэля во Второй серии, – ответила мисс Розали, извлекая журчащий успокаивающий аккорд.

– Это займет одно мгновение, – прокаркало тело Такроя.

Изображение во Вратах исчезло. Кристофер представил Такроя карабкающимся и спешащим через Место Между. Все вокруг встревоженно обсуждали, что пошло не так.

– Может, жизни Габриэля просто не доверяют Мордехаю, – предположил Флавиан.

Зеркала снова соединились в изображение. На этот раз жизнь Габриэля увидели все. Она стояла на горбатом мосту, вглядываясь в реку под ним. Она была поразительно хилой, сгорбленной и старой – такой старой, что Кристофер понял: Габриэль, которого он знал, был далеко не таким престарелым, как он считал. Дух Такроя тоже был там: он осторожно подбирался к жизни Габриэля на горб моста – точь-в-точь Трогмортен, подкрадывающийся к большой черной птице. Габриэль, похоже, Такроя не замечал. Он не обернулся. Однако его сгорбленная черная фигура внезапно исчезла. На мосту остался только Такрой, уставившийся на то место, где только что был Габриэль.

– Этот тоже ушел, – проговорило тело Такроя с кушетки. – Что такое?

– Погоди-ка! – прошептал Флавиан и побежал проверить ближайшие поисковые чары.

– Подожди там минутку, Мордехай, – мягко произнесла мисс Розали.

Дух Такроя в зеркалах облокотился о перила моста, стараясь выглядеть терпеливым.

Поверить не могу! – воскликнул Флавиан. – Все, быстро проверьте. Похоже, все жизни исчезают. Лучше отзывай Мордехая назад, Розали, иначе он растратит силы зазря.

Началась суматоха возле кристаллов, чаш и гадательных емкостей. Мисс Розали прошлась по арфе обеими руками, и дух Такроя внутри Врат удивленно поднял взгляд и исчез так же резко, как жизнь Габриэля. Мисс Розали встревоженно склонилась над телом Такроя, когда оно зашевелилось. На его лицо вернулись краски. Глаза открылись.

– Что происходит? – спросил он, сбрасывая одеяла.

– Понятия не имеем, – ответила мисс Розали. – Все Габриэли исчезают…

– Нет, не исчезают! – возбужденно воскликнул Флавиан. – Они все собираются в группу. И идут вот этим путем!

В течение следующего напряженного получаса все переходили от надежды к страху и обратно. Поскольку надежды и страхи Кристофера были противоположны надеждам и страхам остальных, он подумал, что не вынес бы этого, если бы не Праудфут. Эрика принесла ее с собой, когда прибежала с чаем для подкрепления сил Такроя. Праудфут была страшно занята первой долгой прогулкой под черный стол Габриэля, для равновесия покачивая тоненьким хвостиком. На нее смотреть было куда приятнее, чем на странные сгустки и завитки, которые создавали жизни Габриэля, неуклонно дрейфующие к Двенадцатой серии. Кристофер наблюдал за Праудфут, когда Флавиан воскликнул:

– О, нет! – и отвернулся от гадательного котла.

– В чем дело? – спросил Кристофер.

Плечи Флавиана опустились. Он сорвал свой тугой помятый воротник и бросил его на пол.

– Все жизни остановились. Они нечеткие, но это точно они. Боюсь, они в Одиннадцатой серии. Думаю, там всё это время находилась седьмая жизнь. Вот и конец всем нашим надеждам!

– Почему? – спросил Кристофер.

– Никто не может попасть туда, дорогой, – ответила мисс Розали – казалось, она сейчас заплачет. – По крайней мере, если кому-нибудь это и удавалось, никто оттуда не возвращался.

Кристофер посмотрел на Такроя. Такрой побледнел – даже сильнее, чем когда входил в транс. Его лицо приобрело цвет молока с капелькой кофе в нем.

Глава 20

Это был идеальный предлог бросить поиски Габриэля. Кристофер ожидал, что ему придется сделать над собой усилие. Однако, неожиданно для самого себя, он тут же встал. Ему даже не понадобилось вспоминать, что Богиня тоже слышала признание Такроя о том, что часть его находится в Одиннадцатой серии.

– Такрой, – позвал Кристофер, зная, что важно назвать его именем духа. – Такрой, зайдем на минутку в тот пустой кабинет. Мне надо поговорить с тобой.

Такрой медленно и неохотно встал.

– Мордехай, ты выглядишь больным, – резко произнесла мисс Розали. – Хочешь, пойду с тобой?

– Нет! – хором ответили Кристофер с Такроем.

В пустом кабинете Такрой присел на край стола и спрятал лицо в ладонях. Кристоферу стало его жаль. Пришлось напомнить себе, что это они с Такроем принесли дяде Тенни оружие, которое разбросало жизни Габриэля. Только тогда он смог сказать:

– Я должен спросить тебя кое-о-чем.

– Знаю.

– Так что там с Одиннадцатой серией?

Такрой поднял голову:

– Наложи вокруг нас сильнейшие чары глухоты и тишины, какие можешь.

Кристофер наложил чары – даже с большей горячностью, чем для мамы и мисс Белл. Он довел их до такой крайности, что онемел и едва сумел прощупать и вычистить центр чар, чтобы они с Такроем могли слышать друг друга. Теперь он был абсолютно уверен, что никто, даже встав к ним вплотную, не сможет подслушать ни единого слова. Однако Такрой пожал плечами:

– Возможно, они всё равно смогут услышать. Их магия совсем не такая как наша. И, понимаешь, у них моя душа. Поэтому они знают почти всё, что я делаю. А когда чего-то не знают, я должен приходить к ним в виде духа и отчитываться. Ты однажды видел, как я иду туда – они вызывают меня в одно место рядом с Ковент-Гарден.

– Твоя душа? – спросил Кристофер.

– Да, – с горечью ответил Такрой. – Та часть, которая делает тебя тем, кто ты есть. В твоем случае это то, что переходит от жизни к жизни. Моя была отделена от меня при рождении, как у всех людей в Одиннадцатом. Они оставили ее у себя, когда младенцем отправили меня сюда – в Двенадцатую серию.

Кристофер вытаращился на Такроя. Он всегда знал, что Такрой не похож на других – с его кожей цвета кофе и кучерявыми волосами, – но прежде не задумывался над этим, поскольку в Везделках встречал множество странных людей.

– Зачем они отослали тебя?

– Чтобы сделать из меня подопытного кролика. Время от времени, когда Драйт хочет изучить другой мир, он помещает в него кого-нибудь. На этот раз он решил, что хочет изучить добро и зло, так что приказал мне сначала работать на Габриэля, а потом – на худшего злодея, какого смог найти, коим и оказался твой дядя. В Одиннадцатом не руководствуются понятиями правильного и неправильного. Они не считают себя людьми. Хотя нет, подозреваю, они считают, что они – единственные настоящие люди. А всех остальных изучают, будто животных в зоопарке, когда Драйту случается чем-нибудь заинтересоваться.

По голосу Такроя Кристофер чувствовал, что он до глубины души ненавидит людей Одиннадцатого мира. И он прекрасно его понимал. Такрой находился даже в худшем положении, чем Богиня.

– Кто такой Драйт?

– Король, жрец, главный маг… – Такрой пожал плечами. – Нет, на самом деле, он не подходит ни под одно из этих определений. Его называют Верховным Отцом Клана, и ему тысячи лет. Он живет так долго за счет того, что съедает чью-нибудь душу, как только его силы начинают слабеть. Но он имеет полное право так поступать. Все люди Одиннадцатого и их души принадлежат ему по закону. Я принадлежу ему.

– А по какому закону он притянул к себе жизни Габриэля? – спросил Кристофер. – Ведь именно это он сделал, не так ли?

– Я понял это, как только Флавиан сказал: «Одиннадцатая серия». Я знаю, Драйт всегда хотел изучить кого-нибудь с девятью жизнями. В Одиннадцатом такие люди появиться не могут, поскольку это лишь один мир, а не серия. Драйт не дает ему разделиться на несколько миров, чтобы у него не было соперников. А ты ведь знаешь, что твои девять жизней появились от того, что все двойники, которые могли бы быть у тебя в Двенадцатой серии, по той или иной причине так и не родились?

– Да, но что говорит закон Одиннадцатого насчет кражи кудесника по частям? – настаивал Кристофер.

– Не уверен, – признался Такрой. – Я не уверен, что у них есть такие законы, как у нас. Возможно, по закону Драйт выйдет сухим из воды. Они руководствуются гордостью, внешним видом и действиями.

Кристофер немедленно решил, что Драйт не выйдет сухим из воды – он приложит к этому все силы.

– Полагаю, он просто подождал, пока не увидел, сколько жизней освободилось, а потом собрал их, – сказал он. – Расскажи мне об Одиннадцатом всё, что знаешь.

– Ну, – произнес Такрой. – Я не был там с самого рождения, но знаю, что с помощью магии они контролируют всё. Они контролируют погоду, чтобы жить в открытом лесу и проконтролировать, где каким деревьям расти. Еда появляется, когда они позовут, и для готовки они не пользуются огнем. Они не пользуются огнем вовсе. Они считают вас всех дикарями из-за того, что вы им пользуетесь. И столь же презрительно они относятся к магии всех остальных миров. Они видят в вас хоть что-то хорошее, только когда вы абсолютно преданны королю, или вождю, или какому-то еще руководителю. Они восхищаются такими людьми, особенно теми, которые из преданности мошенничают и лгут…

Такрой рассказывал еще с полчаса. Он говорил так, словно испытывал облегчение от возможности наконец-то выговориться, но Кристофер видел, что ему приходилось прикладывать немалые усилия. Где-то посередине рассказа, когда морщины на лице Такроя придали ему измученный вид, Кристофер велел ему подождать и выскользнул из заглушающих чар к двери. Как он и ожидал, мисс Розали стояла снаружи, выглядя свирепее, чем обычно.

– Мордехай до изнеможения работал для тебя! – прошипела она. – Что ты тамс нимделаешь?

– Ничего, но ему необходимо что-нибудь для подкрепления, – ответил Кристофер. – Не могли бы вы…

– За кого ты меня принимаешь? – резко произнесла мисс Розали.

Почти тут же прибежала Эрика с подносом. Кроме чая и двух тарелок, на которых приличной горкой возвышались пирожные, в углу подноса угнездилась крошечная бутылка бренди. Когда Кристофер занес поднос внутрь чар, Такрой посмотрел на бренди, ухмыльнулся и бухнул в свой чай солидную порцию. Похоже, бренди оказал на него столь же живительное воздействие, как пирожные на Кристофера. Пока они вместе разделывались с содержимым подноса, Такрой вспомнил еще множество нужных вещей.

Среди прочего он сказал:

– Случайно встретив кого-нибудь из Одиннадцатого, можно принять его за благородного дикаря, но это большая ошибка. Они очень, очень цивилизованы. Что касается благородства… – Такрой замолчал, не донеся пирожное до рта.

– Ешь свой цивилизованный завтрак, – сказал Кристофер.

Такрой коротко усмехнулся на шутку.

– До ваших миров дошли слухи о них. Они – источник историй об эльфах. Представь их именно такими: холодными нездешними существами, которые руководствуются совершенно иными правилами, – и тогда получишь некоторое представление. На самом деле я не понимаю их, хотя и родился одним из них.

Кристофер уже понял, что возращение Габриэля станет самой тяжелой задачей из всего, чем он занимался за все свои жизни. Если не невозможной.

– Ты сможешь выдержать поход в Одиннадцатый со мной? – спросил он. – Чтобы не дать мне наделать ошибок.

– Как только они поймут, что я рассказал тебе, они в любом случае отволокут меня туда, – Такрой снова сильно побледнел. – И ты теперь в опасности из-за того, что знаешь.

– В таком случае, – сказал Кристофер, – мы расскажем всем в Замке и велим Иоланте и Берил напечатать отчет в правительство. Драйт не может убить всех.

Такрой казался не слишком убежденным, но вернулся с Кристофером в командный пункт для объяснений. Естественно, их решение вызвало очередной протест.

Одиннадцатый! – воскликнули все хором. – Невозможно!

Со всех концов Замка собрались люди, чтобы сказать Кристоферу, что он сошел с ума и что вернуть Габриэля невозможно. Доктор Симонсон бросил последнюю настройку Верши для Омаров, чтобы подняться к ним и запретить Кристоферу идти.

Кристофер ожидал этого.

– Чепуха! – сказал он. – Теперь вы можете поймать Тень и без меня.

Чего он не ожидал, так это того, что Богиня подождет, пока крики утихнут, а потом объявит:

– Я иду с тобой.

– Зачем? – спросил Кристофер.

– Из верности, – объяснила Богиня. – Милли в книгах никогда не бросает своих друзей.

Одержимости Богини нет предела, подумал Кристофер. Он подозревал, что на самом деле она боится оставаться одна там, где ее может найти Рука Ашет, но не стал этого говорить. К тому же, если она пойдет, имеющийся у них запас магии почти удвоится.

И он переоделся для путешествия, следуя советам Такроя.

– Меха, – сказал Такрой. – Чем больше их на тебе, тем выше твое положение.

Кристофер призвал из Среднего Зала коврик из тигриной шкуры, и Богиня вырезала посередине дырку для головы. Мисс Розали нашла роскошный ремень с громадными медными кнопками, идущими по всей длине, в то время как экономка добыла лисий мех, чтобы обернуть ему вокруг шеи, и норковую накидку для Богини.

– А еще лучше, чтобы всё это было увешано украшениями, – сказал Такрой.

– Но только не серебряными, – крикнул Кристофер, когда все бросились на поиски.

В итоге на нем оказались три золотых ожерелья и нить жемчуга. Весь запас сережек Иоланты ловко пришпилили тут и там по тигриной шкуре, а между ними – броши Берил. Вокруг головы ему повязали золотой вечерний пояс мисс Розали, к которому пристегнули прямо на лбу траурную брошь матери Эрики. При каждом движении Кристофер величественно звенел – прямо как Богиня в Храме. Сама Богиня надела только пучок страусиных перьев на лоб и чьи-то золотые браслеты на штанины норфолкских бриджей. Они хотели подчеркнуть, что Кристофер здесь самый важный. Такрой остался, в чем был.

– Они меня знают, – сказал он. – У меня в Клане нет вообще никакого положения.

Они пожали руки всем в командном пункте и повернулись к Вратам. Насколько Флавиан и Такрой знали, Врата теперь были настроены на Одиннадцатый, но мисс Розали предупредила Кристофера, что им понадобятся все их силы, чтобы разбить чары вокруг Одиннадцатого, и даже этого может оказаться недостаточно. Так что Кристофер с позвякиванием шагнул первым, толкая изо всей мочи, а Богиня шла следом, раскинув призрачную пару рук под настоящими. Позади них Такрой бормотал заклинания.

Переход был легким. Подозрительно легким – они сразу почувствовали это. Мгновение бесформенности – словно короткое дыхание Места Между, – и они оказались в лесу, где на них пристально смотрел похожий на Такроя мужчина.

Лес был равномерно красивым – зеленая трава и полное отсутствие кустов. Здесь росли только высокие тонкие деревья – все одного вида. Среди гладких и слегка блестящих стволов, будто испуганный олень, на одной ноге стоял мужчина, обернувшись на них через обнаженное коричневое плечо. Он походил на Такроя кожей цвета кофе и более светлыми кудрявыми волосами, но на этом сходство заканчивалось. Из одежды на нем была только короткая меховая юбка, придававшая ему сходство с исключительно элегантной греческой статуей, если не считать лица. Выражение его лица напомнило Кристоферу верблюда: высокомерная неприязнь и презрение.

– Позови его. Помни, что я говорил тебе, – прошептал Такрой.

С жителями Одиннадцатого надо быть грубым, иначе они не станут тебя уважать.

– Эй, ты! – крикнул Кристофер самым своим надменным тоном. – Ты, там! Немедленно отведи меня к Драйту!

Мужчина будто не слышал. Поглазев еще секунду, он завершил шаг, посреди которого они его застали, и ушел среди деревьев прочь.

– Он что, не слышал? – спросила Богиня.

– Возможно, – ответил Такрой. – Но скорее он хотел показать, что важнее вас. Он явно занимает в Клане низкое положение. Однако даже самые презренные из них любят думать, будто они лучше любого в Родственных мирах. Пошли дальше и посмотрим, выйдет ли из этого что-нибудь.

– В какую сторону? – спросил Кристофер.

– В любую, – Такрой слабо улыбнулся. – Они здесь контролируют расстояние и направление.

Они пошли прямо перед собой. Все деревья были такими одинаковыми и на таком одинаковом расстоянии друг от друга, что спустя шагов двадцать Кристофер засомневался, а двигаются ли они вообще. Он оглянулся и с облегчением увидел позади среди стволов квадратную раму Врат на правильном расстоянии. Кристофер заинтересовался, не покрыт ли весь Одиннадцатый деревьями. Если так, неудивительно, что его жители не пользуются огнем. Они рисковали бы спалить весь лес до основания. Он снова посмотрел вперед и обнаружил, что, хотя в пейзаже не произошло ни малейших изменений, теперь они идут к забору.

Забор тянулся среди деревьев в обе стороны, насколько хватало глаз. Деревянные колья, красиво покрытые лаком и опасно заостренные наверху, располагались примерно в футе друг от друга и доходили лишь до пояса Такрою. Забор казался не ахти каким препятствием. Но когда они повернулись боком, чтобы протиснуться между кольев, выяснилось, что те стоят слишком тесно. Такрой снял куртку, чтобы накрыть острия и перебраться через них, но куртка никак не хотела перекидываться на другую сторону забора. Когда Такрой подобрал куртку в шестой раз, Богиня посмотрела налево, а Кристофер – направо, и они обнаружили, что забор теперь окружает их. Врата позади исчезли – не осталось ничего, кроме ряда кольев, перегораживающих обратный путь.

– Он все-таки слышал, – произнесла Богиня.

– Думаю, они ждали нас, – сказал Кристофер.

Такрой разложил куртку на траве и сел на нее.

– Нам придется просто подождать и посмотреть, – хмуро произнес он. – Нет, не ты, – добавил он, когда Кристофер тоже начал садиться. – Важные люди здесь всегда стоят. Мне говорили, Драйт не садился годами.

Богиня опустилась рядом с Такроем и зарылась голыми пальцами ног в траву.

– Тогда я не буду важной, – сказала она. – Меня в любом случае уже тошнит от необходимости быть важной. Эй! А он был здесь раньше?

По другую сторону от Такроя стоял робкий мальчик, бедра которого были обмотаны куском овечьей шкуры, будто полотенцем.

– Я был здесь, – застенчиво произнес он. – Просто вы почему-то меня не видели. Я всё утро внутри этого забора.

Забор окружал небольшое травянистое пространство – не больше, чем башенная комната, где Кристофер прятал Богиню. Кристофер не мог понять, как они могли не заметить мальчика, но учитывая странность всего окружающего, может, и могли. Судя по белокожей долговязой фигуре и светлым прямым волосам, он не принадлежал к населению Одиннадцатого.

– Драйт взял тебя в плен? – спросила Богиня.

Мальчик озадаченно потер забавный нос с небольшой горбинкой.

– Не уверен. Я не помню, как попал сюда. А вы что здесь делаете?

– Ищем кое-кого, – ответил Такрой. – Тебе не случалось встречать человека – или, возможно, нескольких людей – по имени Габриэль де Витт?

– Габриэль де Витт! – воскликнул мальчик. – Но так зовут меня!

Они уставились на него. Робкий долговязый мальчик с кроткими голубыми глазами. Он принадлежал к тому типу мальчиков, которым Кристофер – и, вероятно, Богиня тоже – неизбежно начал бы помыкать уже через минуту после знакомства. Впрочем, они помыкали бы им очень мягко, поскольку сразу было видно, что его легко расстроить, да так, что от расстройства он заболеет – как Феннинг из школы. На самом деле, именно высокого тонкого Феннинга этот мальчик больше всего напоминал Кристоферу. Но теперь, зная, кто это, Кристофер увидел, что лицо мальчика такое же заостренное, как у Габриэля.

– Сколько у тебя жизней? – недоверчиво спросил он.

Мальчик будто заглянул внутрь себя.

– Странно, – произнес он. – Обычно у меня их девять. Но сейчас я нахожу только семь.

– Значит, он у нас весь целиком, – сказала Богиня.

– С осложнениями, – заметил Такрой и спросил мальчика: – Титул Крестоманси тебе о чем-нибудь говорит?

– Вроде это какой-то скучный старый кудесник? – спросил мальчик. – Кажется, его настоящее имя Бенджамин Олворти, да?

Габриэль вернулся в свое детство. Бенджамин Олворти был предпоследним Крестоманси.

– Ты не помнишь Мордехая Робертса или меня? – спросил Кристофер. – Я Кристофер Чант.

– Приятно познакомиться, – ответил Габриэль де Витт с вежливой застенчивой улыбкой.

Кристофер уставился на него, недоумевая, как Габриэль умудрился вырасти таким угрожающим.

– Бесполезно, – сказал Такрой. – Когда ему было столько лет, никого из нас еще на свете не было.

– Еще люди, – произнесла Богиня.

Их было четверо – три мужчины и женщина – немного подальше среди деревьев. На всех мужчинах были меховые туники, которые покрывали только одно плечо, а на женщине – туника подлиннее, больше похожая на платье. Они стояли, наполовину отвернувшись от забора и болтая между собой. Время от времени один из них бросал на забор презрительный взгляд через обнаженное плечо.

Такрой съежился. Его лицо было полно страдания.

– Не обращай внимания, Кристофер – демонстративно, – прошептал он. – Это те, кому мне обычно приходилось отчитываться. Думаю, они важные персоны.

Кристофер стоял, высокомерно глядя поверх голов остальных. У него начали болеть ноги.

– Они постоянно так появляются, – сказал Габриэль. – Грубые скотины! Я попросил у них чего-нибудь поесть, а они притворились, будто не слышали.

Прошло пять минут. С каждой секундой ступни Кристофера всё больше опухали, горели и уставали. Он начал ненавидеть Одиннадцатый. Похоже, здесь не было ни птиц, ни животных, ни ветра. Только ряды одинаковых красивых деревьев. Температура всё время оставалась комфортной. А люди были ужасны.

– Ненавижу этот лес, – сказал Габриэль. – Здесь всё такое одинаковое.

– Та женщина, – произнесла Богиня, – напоминает мне матушку Анстею. Спорим, в любую секунду она начнет хихикать над нами, прикрыв рот ладонью.

Женщина поднесла руку ко рту и издала презрительный звенящий смешок.

– Ну, что я говорила? – сказала Богиня. – И скатертью дорога!

Группа людей внезапно исчезла.

Кристофер постоял на одной ноге, потом – на другой. Никакой разницы – всё равно они болели.

– Тебе повезло, Такрой, – сказал он. – Если бы они не выбросили тебя в наш мир, тебе пришлось бы здесьжить.

Такрой посмотрел на него с кривой невеселой улыбкой и пожал плечами.

Примерно минуту спустя вернулся мужчина, которого они видели первым – он прогуливался среди деревьев немного в стороне. Такрой кивнул Кристоферу.

– Эй, ты! – громко и сердито крикнул Кристофер. – Я велел тебе отвести нас к Драйту! С какой стати ты не подчиняешься мне?

Мужчина ничем не показал, что слышал. Он подошел, оперся о забор и уставился на них, будто они были животными в зоопарке. Чтобы положить локти на острия кольев, он каким-то образом вызвал деревянный подлокотник. Кристофер никак не мог раскусить своеобразную магию, которую он использовал. Но Богиня, похоже, всегда немного опережала Кристофера. Она нахмурилась на подлокотник и, видимо, разобралась, в чем тут дело. Деревянный брусок усвистел в деревья, и руки мужчины с силой надавили на острия. Габриэль засмеялся – обычным, совсем не противным хохотом. Мужчина с негодованием резко выпрямился, потер руки и только потом вспомнил, что не должен обнаруживать боль перед низшими. Он стремительно развернулся и зашагал прочь.

Кристофера охватило раздражение – и из-за мужчины, и из-за того, что Богиня соображала быстрее него. То и другое вместе так разозлило его, что он поднял руки и попытался подбросить мужчину в воздух – тем способом, каким левитировал вещи в доме доктора Посана. Это оказалось почти невозможно. Да, мужчина поднялся футов на шесть. Но в следующую секунду он легко и плавно опустился обратно, насмешливо глянув через плечо, пока скользил к земле.

Это разозлило Богиню еще сильнее, чем Кристофера.

– За дело, все! – велела она. – Давай, Габриэль!

Габриэль озорно улыбнулся ей, и они налегли вместе. Они смогли поднять мужчину в воздух только на три фута, но зато им удавалось удерживать его на этой высоте. Он сделал вид, будто ничего не происходит, и продолжил идти, как если бы по-прежнему находился на земле, что выглядело решительно глупо.

– Отведи нас к Драйту! – завопил Кристофер.

– А теперь вниз, – сказала Богиня.

И они швырнули его на землю. Он пошел прочь, по-прежнему делая вид, будто ничего не произошло, что вызвало у Габриэля приступ хихиканья.

– Это принесло какую-нибудь пользу? – спросил Кристофер Такроя.

– Неизвестно, – ответил Такрой. – Им нравится заставлять ждать, пока ты не устанешь и не разозлишься настолько, что не сможешь четко мыслить.

С несчастным видом он уселся, обхватив колени руками.

Они ждали. Кристофер задумался, стоит ли возможность дать ногам отдохнуть того гигантского усилия, которое понадобится на левитирование самого себя, когда заметил, что деревья скользят в стороны – вправо и влево от забора. Или, возможно, огороженное забором место двигалось вперед так, что трава ни внутри, ни снаружи даже не пошевелилась. Сложно было понять, что именно. И то, и другое вызывало у Кристофера тошноту. Он сглотнул и сосредоточил высокомерный взгляд на деревьях впереди. Но меньше чем через секунду эти деревья укатились в никуда, оставив расширяющуюся зеленую поляну. На дальнем конце поляны в поле зрения появился человек – высокий грузный человек, который неспешно шагал к ним. Такрой слегка задохнулся:

– Это Драйт.

Кристофер сузил глаза, активируя колдовское зрение, и наблюдал, как деревья всё больше раздвигаются. Это напомнило ему о том, как он играл, переставляя деревья на Трампингтон-роуд. Теперь он видел, что Драйт делает то же самое. В этом мире, чтобы заставить магию работать, приходилось как бы отклониться в сторону от обычного в любом другом мире способа, сгибая и сминая магию, словно наблюдаешь за своей работой в рифленом стеклянном шаре. Кристофер не был уверен, что сумеет так действовать.

– Я не могу раскусить эту чужеродную магию, – вздохнул Габриэль.

Пока Драйт медленно приближался, Кристофер прикусил губу в попытке сдержать восторженную ухмылку от мысли, что он разобрался быстрее Габриэля. Деревья теперь уносились прочь, оставляя большую круглую поляну, залитую зеленоватым солнечным светом. Драйт приблизился достаточно, чтобы увидеть, что он одет практически как Кристофер – в по меньшей мере две львиные шкуры, увешанные яркими звякающими украшениями. Кудрявые волосы и борода были белыми. На пальцах его гладких коричневых ног красовались кольца.

– Он выглядит как один из мерзких богов – тех, которые едят собственных детей, – четко и громко произнесГабриэль.

Кристоферу пришлось прикусить язык, чтобы не рассмеяться. Ему начала нравиться эта версия Габриэля. К тому моменту, когда ему удалось справиться со смехом, он оказался лицом к лицу с Драйтом – в нескольких ярдах за забором. Он недоверчиво оглянулся. Слегка ошеломленные Богиня и Габриэль, по-прежнему пленные, стояли внутри забора. Такрой сидел на земле, изо всех сил стараясь остаться незамеченным.

Кристофер вскинул подбородок и посмотрел Драйту в лицо. На гладком коричневом лице полностью отсутствовало какое бы то ни было выражение. Но Кристофер продолжал пристально смотреть, пытаясь за пустотой разглядеть личность. Чувства Драйта настолько отличались от его собственных и были настолько высокомерными, что на мгновение он почувствовал себя насекомым. И Кристофер вспомнил тот ледник в Седьмой серии, про который несколько лет назад Такрой сказал, что он напоминает ему двух людей. Кристофер понял, что одним из них был Драйт. Холодный и высокий, как ледник, Драйт был словно покрыт коркой таких древних знаний, что обычные люди не могли его понять. С другой стороны, дядя Тенни был вторым человеком, которого ледник напоминал Такрою. Кристофер тщательно выискивал в Драйте черты, похожие на дядю Тенни. В величественном лице Драйта не было ничего от фальшивого выражения дяди Тенни, но в нем не было и искренности. Кристофер с уверенностью мог сказать, что, как дядя Тенни, Драйт станет жульничать и лгать, если понадобится. Но главное их сходство заключалось в том, что оба были крайне эгоистичны. Дядя Тенни использовал людей. Драйт тоже.

– Кто ты такой? – спросил Драйт глубоким презрительным голосом.

– Я Драйт, – ответил Кристофер. – Драйт мира Двенадцать-А. Там это называется Крестоманси, но по сути это одно и то же.

От крайней наглости этого заявления у него задрожали ноги. Но Такрой сказал, единственное, что уважает Драйт – это гордость. Усилием воли Кристофер успокоил дрожь в коленях и состроил высокомерное выражение лица.

Невозможно было понять, поверил Драйт Кристоферу или нет. Он не ответил, а его лицо оставалось пустым. Но Кристофер почувствовал, как Драйт выпускает маленькие усики отклоняющейся, рябящей магии Одиннадцатого, проверяя его, прощупывая, чтобы узнать его сильные и слабые стороны. В глубине души Кристоферу казалось, что он весь состоит из слабых сторон. Но он подумал, что из-за странности здешней магии он понятия не имеет, каковы его силы, а значит, Драйт, вполне возможно, тоже.

Поляна позади Драйта заполнилась людьми. Их не было здесь вначале, но теперь они появились: светловолосая темнокожая толпа, одетая во всевозможное количество мехов – от крошечных набедренных повязок до длинных одеяний из медвежьей шкуры. Кажется, Драйт говорил:

– Можешь называть себя Драйтом, если тебе так хочется, но посмотри, какой властью обладаю я.

Все люди смотрели на Кристофера с презрением и неприязнью. Кристофер нацепил такое же выражение и уставился в ответ. И осознал, что его лицо уже привыкло к такому выражению. Большую часть времени, проведенного в Замке, он именно так смотрел на окружающих. Он испытал неприятное потрясение, обнаружив, что был так же ужасен, как люди Одиннадцатого.

– Зачем ты здесь? – спросил Драйт.

Кристофер отодвинул потрясение в сторону. «Если выберусь отсюда, постараюсь быть приятнее», – подумал он и полностью сосредоточился на том, чтобы, следуя советам Такроя, правильно ответить.

– Я пришел забрать кое-что, принадлежащее мне, – сказал он. – Но сначала позволь представить тебе мою коллегу – Живую Ашет. Богиня, это Драйт Одиннадцатого.

Страусиное перо затрепетало на голове Богини, когда она шагнула к острым кольям и снисходительно склонила голову. Судя по легкому подергиванию в лице, Драйт был впечатлен тем, что Кристофер привел с собой Живую Ашет. Тем не менее Богиня по-прежнему оставалась за забором.

– И, конечно, ты уже знаешь моего человека – Мордехая Робертса, – величественно произнес Кристофер, пытаясь подать это как предмет гордости.

Драйт опять ничего не ответил. Но люди позади него теперь сидели. Так, будто они были в таком положении всегда. К этому времени Драйт, кажется, говорил:

– Очень хорошо. Ты равен мне. Но хочу заметить, что мои последователи численно превосходят твоих – несколько тысяч к одному. И мои послушны малейшей моей прихоти.

Кристофер изумился, что ему удалось добиться хотя бы этого. Он попытался скрыть изумление, разглядывая людей. Некоторые разговаривали и смеялись, хотя он не слышал ни звука. Некоторые готовили еду над маленькими шарами голубоватого колдовского огня, который они, похоже, использовали вместо обычного. Здесь было очень мало детей. Двое или трое, которых видел Кристофер, степенно сидели, ничего не делая. «Я бы возненавидел жизнь в Одиннадцатом! – подумал он. – В сотни раз скучнее, чем в Замке!»

– Что за принадлежащая тебе вещь позволила тебе войти в мой мир? – в итоге спросил Драйт.

Наконец, они приступили к делу, хотя Драйт и пытался делать вид, будто Кристофер не стоит внимания. Кристофер улыбнулся и покачал головой, показывая, что принял слова Драйта за шутку.

– Две вещи, – ответил он. – Во-первых, я должен поблагодарить тебя за то, что ты собрал для меня жизни Габриэля де Витта. Это избавило меня от многих трудов. Но ты, похоже, сложил жизни неправильно и превратил Габриэля в мальчика.

– Я собрал их в форму, с которой проще всего иметь дело, – сказал Драйт.

Как всё им сказанное, эти слова были полны иных смыслов.

– Если ты имеешь в виду, что с мальчиками просто иметь дело, – произнес Кристофер, – боюсь, ты ошибаешься. Не с мальчиками из Двенадцатого-А.

– И не с девочками, – громко вставила Богиня. – Из любого мира.

– Кто для тебя Габриэль де Витт? – спросил Драйт.

– Мы как отец и сын, – ответил Кристофер.

Гордый тем, как он хитро не уточнил, кто из них кто, он бросил на Такроя взгляд через забор. Такрой по-прежнему сидел, свернувшись в клубок, но Кристоферу показалось, что его кудрявая голова едва заметно кивнула.

– Ты претендуешь на де Витта, – сказал Драйт. – Может, он и будет твоим – в зависимости от того, что еще ты хочешь сказать.

Забор вокруг остальных троих плавно заскользил в стороны, пока не исчез из вида, как раньше деревья.

Габриэль выглядел озадаченным. Богиня осталась стоять, где стояла, явно охваченная подозрениями. Кристофер настороженно посмотрел на Драйта. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Еще я хочу сказать насчет вот этого моего человека, обычно известного как Мордехай Робертс. Полагаю, он был твоим, а значит, у тебя его душа. Поскольку теперь он мой человек, возможно, ты отдашь мне его душу?

Такрой вскинул голову и уставился на Кристофера в ужасе и смятении. Кристофер проигнорировал его. Он знал, что искушает судьбу, но он с самого начала собирался добыть душу Такроя. Он шире расставил ноющие ноги, скрестил руки поверх мехов и драгоценностей и постарался улыбнуться Драйту так, будто просил о самой обычной и разумной в любом мире вещи.

Драйт не выказал признаков удивления или гнева. И это не было просто самообладанием или гордостью. Кристофер знал: Драйт ожидал от него такой просьбы и не возражал, чтобы Кристофер знал. Его мозг бешено заработал. Драйт упростил для них проход в Одиннадцатый. Он сделал вид, будто принимает Кристофера как равного, и сказал, что Кристофер может забрать жизни Габриэля. Значит, Драйт ожидал что-то получить с этого – что-то, чего он действительно сильно желал. Но что?

– Если член моего Клана объявлен как твой человек, ты должен знать имя его души, – заметил Драйт. – Он сообщил тебе это имя?

– Да, – ответил Кристофер. – Такрой.

Лица всех людей, сидевших на поляне позади Драйта, повернулись к нему. Все они были возмущены. Но Драйт сказал только:

– И что Такрой сделал, чтобы стать твоим?

– Он лгал ради меня целый день, – ответил Кристофер. – И ему поверили.

Первый настоящий звук в этом месте прокатился среди сидящих людей: долгий гортанный шепот. Благоговения? Одобрения? Что бы это ни было, Кристофер знал: он сказал правильную вещь. Как и говорил ему Такрой, эти люди легко лгали ради их Драйта. А убедительная ложь в течение целого дня показывала наивысшую преданность.

– Тогда он мог бы стать твоим, – признал Драйт, – но при двух условиях. Я ставлю два условия, поскольку ты просишь у меня две вещи. Первое, конечно, заключается в том, чтобы ты узнал, которая из душ принадлежит ему, – он едва заметно махнул могущественной коричневой рукой.

Внимание Кристофера привлекло движение среди деревьев с одной стороны. Он повернулся туда и увидел, что тонкие стволы бесшумно раздвигаются в стороны. Когда они остановились, там образовалась травянистая дорожка, ведущая к квадратной рамке Врат. Они были примерно в пятидесяти футах. Драйт показывал, что Кристофер может попасть домой при условии, что сделает то, чего от него хотят.

– Дорогу блокирует гигантская масса их магии, – прошептала Богиня.

Габриэль вытянул шею у него над плечом, чтобы жадно посмотреть на Врата.

– Да, это всего лишь морковка перед мордой осла, – согласился он.

Такрой просто застонал, уткнувшись лицом в колени.

Люди приносили какое-то вещи и выкладывали широким полукругом перед Кристофером. Каждый мужчина и женщина приносили по две-три вещи и насмешливо смотрели на Кристофера, с глухим стуком ставя их в растущую линию. Он посмотрел на вещи. Некоторые были почти черные, некоторые желтоватые, а другие – белые или блестящие. Он не был уверен, статуэтки это или сгустки какого-то вещества, которое расплавилось, а потом застыло в чудных формах. Некоторые из них смутно напоминали людей. Большинство не имело никакой формы. Но главное – вещество, из которого они были сделаны. У Кристофера скрутило желудок, и ему пришлось приложить грандиозные усилия, чтобы продолжать смотреть высокомерно, когда он понял, что все они из серебра.

Когда на зеленом дерне сидело около сотни предметов, Драйт снова взмахнул рукой, и люди перестали их подносить.

– Выбери душу Такроя из душ моих людей, – сказал он.

Кристофер несчастно пошел вдоль изогнутого ряда, сцепив руки за спиной, чтобы они не дрожали, а украшения Берил не позвякивали. Он чувствовал себя генералом, обозревающим армию металлических гоблинов. Он прошел всю линию целиком, слева направо, и ни один из предметов ни о чем ему не говорил. «Используй колдовское зрение», – сказал он себе, когда развернулся на правом фланге и пошел в обратном направлении. Возможно, оно сработает на серебряных статуях, если не прикасаться к ним.

Кристофер заставил себя посмотреть на статуи особым способом. Чтобы сделать это, прорываясь сквозь волнообразную отклоняющуюся магию Одиннадцатого, пришлось приложить немалые усилия. И, как он и боялся, штуки выглядели точно так же – такими же нелепыми, такими же бессмысленными. Он знал, колдовское зрение работало. Он видел, что некоторое количество людей, сидевших на поляне, на самом деле здесь не присутствовали. Они находились в других частях леса, занятые другими махинациями Драйта, и проецировали сюда свои изображения, повинуясь приказу Драйта. Но его колдовское зрение не работало на серебре.

Так как еще он может различить? Размышляя, Кристофер шагал вдоль линии. Люди насмешливо наблюдали за ним, а голова Драйта величественно поворачивалась за ним следом. «Они все такие неприятные, – подумал Кристофер, – неудивительно, что их души похожи на маленьких серебряных чудовищ». Такрой был среди них единственным приятным человеком… А! Вот душа Такроя! Она находилась на некотором расстоянии слева. Она походила на человека не больше других, но она была милой, в пятьдесят раз милее остальных.

Кристофер постарался продолжить идти так, будто не видел ее, размышляя, что произойдет, когда он возьмет ее и потеряет всю свою магию до капли. Ему придется положиться на Богиню. Он надеялся, что она поняла.

Должно быть, его лицо изменилось. Драйт понял, что Кристофер нашел правильную душу, и тут же начал жульничать, как Кристофер и ожидал. Линия изогнутых предметов внезапно стала длиной в целую милю, и душа Такроя оказалась очень далеко. И все они меняли форму, плавясь в новые странные кляксы и свежие бесформенные формы.

А потом с волнообразным толчком всё вернулось к изначальному положению. «Прекрасно! – подумал Кристофер. – Богиня!» Он не отрывал взгляда от души, и теперь она была довольно близко. Ринувшись вперед, он схватил ее. И едва прикоснувшись к ней, ослабел, отяжелел и почувствовал усталость. Захотелось заплакать, но он встал, держа душу. И, конечно же, Богиня, разведя руки, пристально смотрела на Драйта. Кристофер с удивлением обнаружил, что даже лишенный магии он может видеть призрачную вторую пару рук.

– Жрицы учили меня, что жульничать низко, – сказала она. – Я-то думала, вы слишком горды, чтобы опускаться до такого.

Драйт пренебрежительно посмотрел на нее:

– Я не назначал никаких правил.

Лишение магии немного похоже на другой вид колдовского зрения, подумал Кристофер. Драйт теперь выглядел меньше и далеко не столь великолепным. На его лице ясно проступил отпечаток фальшивости, как у дяди Тенни. Кристоферу всё еще было до смерти страшно, но теперь, когда он видел это, ему значительно полегчало.

Пока Богиня и Драйт пялились друг на друга, он неуклюже пробрался к Такрою.

– Вот, держи, – сказал он, пихая в него странную статую.

Такрой поднялся на одно колено, выглядя так, словно не может поверить своим глазам. Его руки дрожали, когда сомкнулись вокруг души. Как только он схватил ее, штука растаяла, впитавшись в его руки. Ногти и вены стали серебристыми. Мгновение спустя лицо Такроя тоже налилось серебристой краской. Затем она поблекла, и Такрой стал обычным, за исключением того, что в нем появилось сияние, которое делало его тем Такроем, которого Кристофер знал в Месте Между.

– Теперь я действительно твой человек! – произнес Такрой со смехом, похожим на рыдания. – Понимаешь, я не мог спросить Розали… Берегись Драйта!

Кристофер резко развернулся и обнаружил, что Богиня стоит на коленях, выглядя сбитой с толку. Неудивительно. Драйт располагал тысячами лет опыта.

– Оставь ее! – воскликнул Кристофер.

Драйт посмотрел на него, и на мгновение Кристофер почувствовал, как странная искаженная магия пытается поставить на колени и его тоже. А потом она остановилась. Драйт всё еще не получил того, что хотел от Кристофера.

– Теперь мы подошли к моему второму условию, – спокойно произнес Драйт. – У меня умеренные условия. Ты пришел сюда, требуя семь жизней и душу. Я отдаю тебе их. В обмен я прошу лишь одну жизнь.

Габриэль нервно засмеялся:

– У меня есть несколько в запасе. Если благодаря этому мы выберемся отсюда…

Вот чего хотел Драйт. Всё это время он добивался жизни кудесника с девятью жизнями, отданной добровольно. Если бы Кристофер не посмел просить душу Такроя, Драйт потребовал бы жизнь за освобождение Габриэля. На секунду Кристофер подумал, что они могут позволить ему взять одну из жизней Габриэля. В конце концов, у него их семь, и еще одна лежит на полу в Замке. А потом понял, что из всех возможных вариантов – этот самый опасный. Это даст Драйту власть над Габриэлем – ту же власть, которая была у него над Такроем, – до тех пор, пока длятся его оставшиеся жизни. Драйт стремился контролировать Крестоманси – точно так же, как дядя Тенни стремился контролировать Кристофера. Нельзя рисковать, отдавая ему одну из жизней Габриэля.

– Хорошо, – ответил Кристофер.

Впервые он был по-настоящему благодарен Габриэлю за то, что его девятая жизнь надежно заперта в сейфе Замка.

– Как видишь, у меня есть еще две жизни. Ты можешь взять одну из них, – он очень осторожно озвучивал условия, зная, что Драйт сжульничает, если сможет, – поскольку если ты возьмешь больше одной, это убьет меня и даст моему миру право наказать твой. Как только эта жизнь окажется в твоих руках, твои условия будут исполнены и ты должен позволить нам четверым пройти через Врата обратно в Двенадцатый-А.

– Согласен, – сказал Драйт.

Его лицо оставалось совершенно невыразительным, но Кристофер чувствовал, что внутри он поздравляет себя и хихикает. Он торжественно шагнул к Кристоферу. Кристофер обхватил себя руками и понадеялся, что будет не слишком больно. На самом деле, боли было так мало, что его почти застали врасплох. Драйт отступил назад всего лишь мгновение спустя, и в руках у него болталась прозрачная фигура. Она была одета в призрачную тигриную шкуру, а тусклая золотая лента развевалась на ее голове.

Кристофер вызвал огонь на эту фигуру – сильный, отклоняющийся и волнообразный, – вложив в него все имеющиеся в его распоряжении силы. Огонь – единственное, к чему Драйт не привык. Кристофер знал: это единственное, что может свести на нет тысячи лет опыта. К его облегчению, Богиня пришла к тем же самым выводам. Он краем глаза видел, как она, раскинув все четыре руки, низводит огонь так же, как он вызывал его.

Его седьмая жизнь моментально оказалась охвачена пламенем. Когда она вспыхнула, Драйт вцепился в ее плечи, угрюмо пытаясь потушить ее. Но Кристофер оказался прав: магия огня являлась слабым местом Драйта. Его попытка обратить чары была медленной и неуверенной. Но он продолжал пытаться и цепко держал жизнь за плечи, пока ему не пришлось отпустить ее, чтобы не лишиться рук. К этому времени его львиная шкура загорелась спереди. Кристофер успел увидеть, как он пытается сбить огонь и кашляет в дыму, когда сам рухнул на дерн корчащейся от боли кучей. Хуже, чем быть поджаренным драконом. Его охватила агония. До сих пор он не думал, что будет больно, не говоря уже о том, что настолько.

Такрой сгреб его, жестом пожарника перекинул через плечо и помчался к Вратам. От каждого шага Кристофер получал удар, и каждый удар был пыткой. Но его слезящиеся глаза уловили, как Богиня схватила Габриэля по меньшей мере тремя руками и потащила его к Вратам одновременно грубой силой и магией. Они добрались одновременно и вместе нырнули в них. Остатков ясного мышления Кристофера едва хватило на то, чтобы отменить чары и захлопнуть за ними Врата.

Глава 21

Боль прекратилась в тот момент, когда Врата закрылись. Такрой осторожно опустил Кристофера на пол, проверил, всё ли с ним в порядке, и бросился к мисс Розали.

– Ух ты… Смотрите! – воскликнула Богиня, указывая на Габриэля.

Такрой не повернулся. Он был слишком занят, обнимая мисс Розали. Кристофер сел на полу и вместе с остальными людьми в командном пункте уставился на Габриэля. Когда магия Драйта покинула его, он начал рывками расти. Вначале он был молодым человеком с цветастым шелковым галстуком и проницательным задумчивым взглядом. Затем он стал человеком постарше в потрепанном костюме и с еще более проницательным взглядом. Затем он был среднего возраста и выглядел выцветшим, безнадежным и отчаявшимся, как будто все его надежды рухнули. В следующее мгновение этот человек собрался в энергичного начавшего седеть джентльмена; а потом – в такого же джентльмена, но старше и мрачнее. Пораженный и взволнованный, Кристофер наблюдал за метаморфозами. Он понял, что Габриэль ненавидел должность Крестоманси, и они сейчас видели этапы его привыкания к ней. «Как хорошо, что мне пришлось проще!» – подумал Кристофер, когда Габриэль, наконец, стал тем мрачным стариком, которого он знал. Когда всё закончилось, Габриэль добрался до кушетки Такроя и тяжело опустился на нее.

Берил и Иоланта кинулись к нему с чашками чая. Габриэль залпом выпил чашку Берил (или Иоланты); взял чашку Иоланты (или Берил) и медленно выпил ее маленькими глотками, прикрыв глаза.

– От всей души благодарю, Кристофер, – сказал он. – Надеюсь, боль прошла.

– Да, спасибо, – ответил Кристофер, беря чашку чая, которую ему протягивала Эрика.

Габриэль бросил взгляд туда, где Такрой по-прежнему обнимал мисс Розали.

– Судя по всему, у Мордехая еще больше причин благодарить тебя, чем у меня.

– Не позволяйте отправлять его в тюрьму, – попросил Кристофер и рассеянно подумал: «А еще надо попросить за мальчика-коридорного».

– Сделаю, что смогу, – пообещал Габриэль. – Теперь, когда я знаю обстоятельства. Этот кошмарный Драйт за многое в ответе. Хотя, возможно, я буду прав, предположив, что Мордехай продолжал работать с твоим не менее кошмарным дядей, поскольку знал, что любой другой спирит, которого выберет твой дядя, очень быстро превратит тебя в закоренелого преступника. Согласен?

– Ну, – ответил Кристофер, стараясь быть честным. – Думаю, отчасти это потому, что мы оба так помешаны на крикете.

– В самом деле? – вежливо произнес Габриэль и повернулся к Богине.

Она отыскала Праудфут и нежно держала ее в ладонях. Габриэль перевел взгляд от котенка на босые ноги Богини.

– Юная леди, – сказал он. – Ты же юная леди, не так ли? Покажи мне, пожалуйста, свою левую подошву.

Немного вызывающе Богиня повернулась к ним спиной и согнула ногу, поднимая ее. Габриэль посмотрел на фиолетово-синюю отметину. А потом – на Кристофера.

– Да, я действительно Ашет, – сказала Богиня, – но нечего так смотреть на Кристофера! Я пришла сюда сама по себе. И очень ловко.

Глаза Габриэля сузились:

– Используя Богиню Ашет как вторую жизнь?

Богиня опустила взгляд и кивнула. Габриэль поставил пустую чашку и взял полную, которую ему протянул Флавиан.

– Моя дорогая девочка, – произнес он, потягивая чай, – что за глупость ты совершила! Ты, совершенно очевидно, сама по себе сильная кудесница. Так что не было нужды использовать Ашет. Так ты лишь подарила ей власть над собой. Рука Ашет будет преследовать тебя всю оставшуюся жизнь.

– Но я думала, что магия, которой я владею, исходит от Ашет! – возразила Богиня.

– О, нет, – сказал Габриэль. – Ашет обладает силами, но никогда ими не делится. Те, что есть у тебя – твои собственные.

Богиня приоткрыла рот. Казалось, она сейчас заплачет.

– Габриэль, – сконфуженно произнес Флавиан, – боюсь, Рука Ашет сейчас вокруг…

Снизу донеслось мощное БАБАХ, сопровождающее падение Верши для Омаров.

Все, кроме Габриэля, кинулись к лестнице. Он медленно поставил чашку, явно спрашивая себя, что происходит. Кристофер помчался к лестнице, а потом ради скорости сделал то, о чем всегда мечтал: съехал по розовому изгибу мраморных перилл. Богиня последовала за ним. Когда они спрыгнули внизу, Габриэль уже был там – стоял рядом с черной веревкой, опустив взгляд на свою безвольную прозрачную жизнь. Но остальным было не до того.

Дядя Тенни в броне и с тяжелой булавой в руках прошел через пентаграмму. Кристофер подозревал, что он так поступит. Однако, если он и запасся антикошачьими чарами, они явно не действовали на кота из Храма Ашет. Верша для Омаров упала точно на пентаграмму, накрыв вместе с дядей Тенни Трогмортена, и Трогмортен изо всех сил старался добраться до него. Сквозь поднимающийся спиралью дым от драконьей крови можно было видеть, как дядя Тенни медленно ходит кругами внутри клетки, давя обутыми в металл ногами кошачьи миски и яростно размахивая булавой. Трогмортен двигался быстрее дяди Тенни и его булавы и мог взбираться по стенам Верши для Омаров, но не мог пробраться сквозь броню. Он мог только с душераздирающим скрежетом царапать ее. Сложилась патовая ситуация.

Кристофер оглянулся и обнаружил позади себя Габриэля. Его лицо озаряла совершенно необычная широкая озорная улыбка – нет, не необычная, подумал Кристофер: так же Габриэль улыбался, когда они левитировали мужчину в Одиннадцатом.

– Дадим коту шанс? – спросил Габриэль. – На минутку?

Кристофер кивнул.

Доспехи дяди Тенни исчезли, оставив его в лисьем твидовом костюме. Трогмортен тотчас же превратился в семилапую, трехголовую, летающую, шипящую фурию с острыми как бритва когтями. В первую секунду он несколько раз пролетел вверх и вниз по дяде Тенни. Полилось столько крови, что через пятнадцать таких секунд Кристофер даже пожалел дядю. Через тридцать секунд он обрадовался, когда рычащий Трогмортен внезапно исчез.

Брыкающийся и вырывающийся, кот появился на руках Богини.

Нет, Трогмортен, – сказала она. – Я ведь уже говорила: ты не должен выцарапывать людям глаза. Это нехорошо.

– Хорошо или нет, – с сожалением произнес Габриэль, – но мне понравилось, – он аккуратно наматывал на руку что-то невидимое. – Симонсон, – позвал он, – Симонсон, вы ответственный за эту клетку? Я забрал его магию, пока он был занят. Можете теперь убрать клетку и запереть его, пока за ним не придет полиция.

И снова создалась патовая ситуация. Как только клетка начала подниматься, Трогмортен прыгнул к открывшемуся под ней пространству. Дядя Тенни закричал. В итоге одному из конюхов пришлось забраться наверх и отцепить клетку от цепи. После чего клетку просто потащили по полу со спотыкающимся внутри нее дядей Тенни, а Трогмортен крался следом, издавая низкие пульсирующие звуки.

Как только клетка оказалась вне пентаграммы, от забрызганного кровью пола взметнулся серебряный столб. Столб выглядел как человек, если не считать того, что люди не бывают такими высокими – на добрый фут выше Габриэля. Он рос и рос вверх – женщина в серебряных одеяниях с серебряной маской на лице и серебряным копьем в руке.

Богиня взвыла от ужаса и попыталась спрятаться за Кристофера.

– Серебро, – предупредил он ее. – Я не смогу помочь.

У него застучали зубы. Впервые он осознал, насколько обнаженным и уязвимым чувствуешь себя с одной жизнью.

Богиня рванула за Габриэля и вцепилась в его черный сюртук.

– Это Ашет! Спасите меня!

– Мадам, – вежливо обратился Габриэль к призраку, – чему мы обязаны честью вашего посещения?

Призрак пронзительно посмотрел сквозь прорези в маске: сначала на Габриэля и скорчившуюся за ним Богиню, потом – на Кристофера, потом – на Вершу для Омаров и общий хаос в вестибюле.

– Я ожидала найти здесь более солидное заведение, – произнесла она глубоким мелодичным голосом.

Она сдвинула маску наверх, открыв строгое узкое старое лицо. Это лицо моментально заставило Кристофера почувствовать себя ужасно глупо в тигровом коврике, увешанном сережками.

– Матушка Праудфут! – воскликнула Богиня.

– Я пыталась пройти через эту пентаграмму, как только выследила тебя, дитя, – раздраженно произнесла матушка Праудфут. – Лучше бы ты поговорила со мной, прежде чем вот так сбегать. Ты ведь знаешь, что ради тебя я бы сделала исключение из правил, если бы могла, – она повелительно повернулась к Габриэлю. – Вы кажетесь достаточно солидным. Вы ведь тот кудесник де Витт из Двенадцатого-А, правильно?

– К вашим услугам, мадам, – ответил Габриэль. – Простите наш нынешний беспорядок. У нас были некоторые неприятности. Обычно мы весьма солидное сообщество.

– Так я и подумала. Не могли бы вы позаботиться об этой Дочери Ашет для меня? Если бы вы согласились, было бы просто идеально, поскольку я должна доложить о ее смерти.

– В каком смысле – позаботиться? – осторожно спросил Габриэль.

– Устроить, чтобы она получила образование в хорошей школе, и так далее – рассмотреть возможность стать ее законным опекуном.

Матушка Праудфут величественно сошла со своего пьедестала. Теперь она стала примерно одного роста с Габриэлем. Они были одинаково худыми и суровыми.

– Эта девочка всегда была моей любимой Ашет, – объяснила она. – Я в любом случае стараюсь сохранить им жизнь, когда они вырастают. Но большинство из них такие глупые маленькие болванчики, что помимо этого я больше ничего для них не делаю. Однако, как только я поняла, что эта девочка другая, я начала откладывать средства из капиталов Храма. Думаю, у меня достаточно, чтобы оплатить ее обучение.

Она отбросила в сторону шлейф. Пьедестал оказался небольшим крепким сундуком. Широким жестом матушка Праудфут откинула его крышку. Он был наполнен маленькими кусочками вроде как мутно-прозрачного кварца, похожего на дорожный гравий. Но на лице Габриэля появилось благоговение. Краем глаза Кристофер заметил, как Такрой и Флавиан с вытаращенными глазами говорят друг другу что-то похожее на: «Алмазы!»

– Боюсь, алмазы не обработанные, – сказала матушка Праудфут. – Как считаете, их будет достаточно?

– Думаю, меньше половины этого будет более чем достаточно, – ответил Габриэль.

– Но я имела в виду также швейцарский пансион, – резко произнесла матушка Праудфут. – Я изучила этот мир и не хочу, чтобы вы экономили. Вы сделаете это для меня? Естественно, взамен я гарантирую, что последователи Ашет выполнят любую вашу просьбу.

Габриэль перевел взгляд с матушки Праудфут на Богиню. Он колебался. Посмотрел на Кристофера. И, наконец, ответил:

– Очень хорошо.

– Ух ты, вы просто прелесть! – воскликнула Богиня.

Она обогнула Габриэля и обняла его. Затем она метнулась к матушке Праудфут и изо всех обняла и ее тоже.

– Я люблю вас, матушка Праудфут, – сказала она, вся запутавшись в серебряных драпировках.

Матушка Праудфут тихонько шмыгнула носом, обнимая Богиню в ответ. Но взяла себя в руки и строго посмотрела на Габриэля поверх головы Богини.

– Остается одна назойливая деталь, – сказала она. – Ашет в самом деле требует жизнь – по одной за каждую Живую Ашет.

Кристофер вздохнул. Похоже, все во всех Везделках хотят получить его жизни. Теперь у него останется только та, что хранится в сейфе Замка.

Габриэль выпрямился, выглядя угрожающе, как никогда.

– Ашет не слишком разборчива, – сказала матушка Праудфут, прежде чем он успел заговорить. – Обычно я забираю жизнь одной из Храмовых кошек, – она указала серебряным копьем туда, где Трогмортен вышагивал вокруг Верши для Омаров, издавая звуки, похожие на кипящий чайник. – У этого старого рыжего кота еще осталось около трех жизней. Я возьму одну из них.

Звуки кипящего чайника прекратились. Трогмортен показал, что думает об этом предложении, рыжей молнией метнувшись наверх по лестнице.

– Неважно, – сказал Габриэль. – Так получилось, что у меня есть одна лишняя жизнь.

Он шагнул к черным веревкам, подобрал свое безвольное прозрачное подобие из ограды библиотечных стульев и учтиво нанизал его на конец копья матушки Праудфут.

– Вот. Эта подойдет?

– Превосходно, – ответила матушка Праудфут. – Спасибо.

Она поцеловала Богиню и величественно погрузилась в пол рядом с сундучком с алмазами.

Богиня захлопнула сундучок и села на него.

– Школа! – произнесла она, блаженно улыбаясь. – Рисовые пудинги, старосты, дортуары, полуночные пиры, игры… – она прервалась, не переставая улыбаться, хотя теперь улыбка стала скорее гримасой. – Честь. Чистосердечное признание. Сэр де Витт, думаю, мне лучше остаться в Замке. Я ведь доставила Кристоферу столько неприятностей. А он… э… знаете, ему очень одиноко.

– Я был бы дураком, если бы не понял этого, – ответил Габриэль. – Я как раз обсуждаю с министерством возможность привести сюда на обучение несколько юных кудесников. На данный момент я могу только нанимать их в качестве прислуги – как присутствующего здесь юного Джейсона, коридорного, – но вскоре это изменится. Нет никаких причин, чтобы тебе не ехать в школу…

Есть! – воскликнула Богиня – она густо покраснела, а в глазах появились слезы. – Я должна признаться, как делают в книгах. Я не заслуживаю школы! Я ужасно плохая. Чтобы попасть сюда, я использовала как вторую жизнь вовсе не Ашет. Я использовала одну из жизней Кристофера. Я не осмелилась использовать Ашет из страха, что она остановит меня, так что я взяла одну из жизней Кристофера, когда он застрял в стене, и использовала ее, – слезы побежали по ее щекам.

– Где она? – спросил Кристофер, глубоко пораженный.

– По-прежнему в стене, – всхлипнула Богиня. – Я засунула ее глубоко внутрь, чтобы никто не нашел, но с тех пор меня всё время мучит совесть. Я пыталась помочь, чтобы искупить это, но я не слишком много сделала и думаю, я заслуживаю наказания.

– В нем нет абсолютно никакой необходимости, – сказал Габриэль. – Теперь, когда мы знаем, где находится жизнь, мы можем послать Мордехая Робертса забрать ее. Перестань плакать, юная леди. Тебе придется поехать в школу, потому что в противном случае получится, что я злоупотребил твоим сундуком алмазов. Рассматривай это как свое наказание. А во время каникул можешь приезжать в Замок и жить с остальными юными кудесниками.

Блаженная улыбка Богини вернулась, отчего слезы на ее лице стекли к ушам и в волосы.

– Каники, – поправила она Габриэля. – В книгах всегда говорят «каники».


Вот, собственно и всё, если не считать письма, которое Кристофер получил из Японии вскоре после Нового Года.

«Дорогой Кристофер,

Почему ты не сказал мне, что твой дорогой папа устроился здесь, в Японии? Это такая изысканная страна, если привыкнуть к ее обычаям, и мы с твоим папой оба здесь очень счастливы. Гороскопы твоего папы имели честь заинтересовать некоторых людей, которые имеют влияние на императора. Мы уже вращаемся в высочайших кругах и в ближайшее время надеемся продвинуться даже выше. Твой дорогой папа посылает тебе свою любовь и надеется, что твое будущее в качестве следующего Крестоманси будет самым прекрасным. Я тоже посылаю тебе мою любовь,

Мама».

Примечания

1

Блюдо, на которое женщины собирали волосы, выпавшие при расчесывании, чтобы потом использовать их для шиньонов и тому подобного.

(обратно)

2

Банковские каникулы – общественный праздник в Великобритании. Этот праздник нигде не прописан, но банки в этот день закрываются, и большинство населения освобождается от работы.

(обратно)

3

В крикет играют двумя командами по одиннадцать человек. Однако в процессе игры на поле находятся по два человека из каждой команды. Та команда, что бросает мяч, называется полевой; та, что отбивает – отбивающей. На двух концах питча (прямоугольного участка поля, внутри которого собственно происходит игра) устанавливаются калитки – три столбика, соединенные перекладинами. Цель полевой команды: разрушить калитки, попав по ним мячом. Цель отбивающей: защитить калитки. Защищать калитки от мяча разрешается только с помощью биты. Попытка остановить мяч любой частью тела приводит к выводу из игры.

На одной стороне питча встает боулер – игрок, кидающий мяч. На другой – бэтсмен: игрок, отбивающий мяч. Рядом с боулером стоит бэтсмен, называющийся нон-страйкер (он защищает калитку, находящуюся рядом с боулером). Рядом с бэтсменом стоит уикет-кипер. Если бэтсмен пропустил мяч, уикет-кипер может его поймать и ударить по калитке, держа мяч в руке.

Бэтсмен играет до тех пор, пока его не выведут из игры (есть несколько способов для этого). И тогда его заменяют. Боулер играет в течение шести подач, которые составляют овер. По окончании овера его сменяет другой боулер. Несколько оверов составляют иннинг. Игра состоит из одного или двух иннингов. В классическом крикете число оверов не ограничено, и играют до тех пор, пока не выйдут из игры десять бэтсменов. Поэтому матчи порой длятся по несколько дней. Однако в коротком варианте устанавливается определенное количество оверов.

Если бэтсмен отбил мяч так, что он вылетел за пределы питча, не коснувшись земли, команде насчитывается шесть очков - ранов. Если мяч коснулся земли, но все равно выкатился за пределы питча – четыре очка. Отбив мяч бэтсмен бежит по краю поля к противоположной калитке, а нон-стайкер – к его калитке. Главное, успеть добежать, пока боулер ходит за мячом. За это добавляются раны. Побеждает та команда, которая к концу матча наберет больше ранов.

(обратно)

4

Открывающие – первые два бэтсмена, начинающие иннингс. Они имеют дело с новым мячом – еще твердым и с четким швом. А, значит, он способен быстрее лететь, высоко подпрыгивать, непредсказуемо отпрыгивать, приземлившись на шов, и отклоняться в сторону еще в полете. Это играет на руку боулеру, так что открывающий должен обладать прекрасной техникой защиты.

(обратно)

5

Первый ранг – третий, четвертый и иногда пятый бэтсмены. Зачастую это самые искусные бэтсмены с лучшим ударом. Они имеют дело с уже побывавшим в игре мячом, с которым проще засчитывать раны, и их целью является добиться, как можно большего количества ранов. Но они могут иметь дело и с новым мячом, если открывающие рано потеряли калитку, так что должны быть готовы и к такой ситуации. Они также могут быть призваны к нападению, укреплению и защите, в зависимости от нужд команды.

(обратно)

6

Один из основных ударов в крикете, главная цель которого отбить мяч, а не набрать раны. Так что бэтсмен не пытается выбить мяч за пределы питча, и тот падает рядом с ним.

(обратно)

7

Свободная однобортная куртка с поясом, байтовыми складками на спине и двумя нагрудными карманами. Некогда такие куртки носили охотники в графстве Норфлок, поскольку они не сковывали движения. Шились преимущественно из ворсистого твида.

(обратно)

8

1 фут – 30,48 см. 1 дюйм - 2,54 см. Получается Габриэль ростом почти два метра.

(обратно)

9

«Змейки и лестницы» - детская настольная игра, в которой фишки передвигаются по квадратам на доске, разрисованной змеями и лестницами. Чтобы выиграть, надо добраться до верха доски. Если фишка попадает на низ лестницы, она передвигается до верха этой лестницы. Если фишка попадает на голову змеи, она спускается до хвоста змеи. Требует двух и более игроков.

(обратно)

10

Кукольное представление, вроде Петрушки.

(обратно)

11

Одна из первых британских писательниц «современных историй о школьницах», написанных с точки зрения персонажа и задумывавшихся в первую очередь как развлечение, а не моралистическое поучение. В первой половине 20 века она опубликовала около 50 книг для девочек, большинство из которых было историями о пансионах.

(обратно)

12

Праудфут (Proudfoot) – буквально переводится как «гордая лапа».

(обратно)

13

Я шеф-повар (фр.)

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • *** Примечания ***