Направление Чикаго-бис [Рэй Дуглас Брэдбери] (fb2) читать постранично

Рэй Брэдбери Направление Чикаго-бис

Ray Bradbury To the Chicago Abyss

© Перевод: Е. Дрозд.

Под бледным апрельским небом слабый ветерок казался последним напоминанием о прошедшей зиме. Около полудня в пустой парк забрёл старик. Ноги его были замотаны в грязные, в ржавых пятнах обмотки. Волосы седые, спутанные и такая же борода. Рот, обрамлённый этим клочковатым чудом, казалось, распирало от откровений.

Сначала старик оглянулся и пристально посмотрел назад, как будто потерял столько разных вещей, что не знал, с чего начать предъявление счёта к этим руинам на горизонте, к этому беззубому силуэту города. Ничего не обнаружив, он заковылял дальше, пока не наткнулся на скамью, на которой сидела незнакомая женщина. Окинув её внимательным взглядом, старик кивнул головой и сел на дальний край скамейки. На женщину он больше не глядел.

Минуты три сидел с закрытыми глазами и вспоминал. Его губы шевелились, а голова дёргалась, как будто он пытался носом выдолбить в воздухе одно-единственное слово. И как только оно сформировалось в мозгу, уста его отверзлись, чтобы провозгласить это слово чистым, прекрасным голосом:

— Кофе.

Женщина коротко не то всхлипнула, не то вздохнула и оцепенела.

Старик разыгрывал пантомиму своими негнущимися пальцами.

— Повернуть ключ! Ярко-красная банка с жёлтыми надписями! Сжатый воздух. С-с-ш-ш-ш! Вакуумная упаковка. С-с-с-т! Как змея!

Женщина дёрнула головой, как будто ей влепили пощёчину. Она с ужасом глядела на шевелящиеся губы старика.

— Запах! Аромат! Тёмно-коричневые, чудесные, жирные на ощупь бразильские зёрна! Урожай нынешнего года!

Она вскочила и, шатаясь, как подстреленная, неверной походкой устремилась прочь.

Старик широко раскрыл глаза.

— Но, послушайте! Я…

Но она уже убежала.

Старик вздохнул и поплёлся дальше по дорожке, пока не дошёл до скамейки, где сидел какой-то парень. Парень был всецело поглощён свёртыванием самокрутки, используя маленький квадратик тонкой обёрточной бумаги. Вместо табака — высушенная трава. Его нервные пальцы тряслись, когда он, священнодействуя, придавливал и утаптывал траву. Свернул трубочку, схватил её губами и раскурил, почти впадая при этом в транс. Он откинулся назад, слегка скашивая глаза, осваиваясь с неприятным вкусом во рту и странным ощущением в лёгких.

Старик проследил, как полуденный ветерок подхватил облачко дыма и сказал:

— «Честерфильд».

Парень вцепился рукой в своё колено.

— «Филипп-Моррис», — сказал старик.

Парень угрюмо пялился на него.

— «Кент», «Пэлл-Мелл», «Мальборо», — продолжал старик, не глядя на парня. — Какие названия! Белые, красные, янтарные пачки, пачки зелёные, как трава, голубые, как небо, чистое золото, а наверху каждой — тонкая рубиновая полоска. Потянешь за неё, и целлофановая обёртка расклеивается, ногтем открываешь крышечку — там голубой правительственный штамп об уплате налога…

— Заткнись, — сказал парень.

— Можно было купить в киосках, барах, подземных переходах…

— Заткнись!

— Зачем же так? — сказал старик. — Просто я почуял дым и подумал…

— Он подумал! — парень от злости затрясся так, что его самодельная сигарета раскрутилась и высыпалась ему на колени. — Видишь, гад, что ты наделал!

— Извини. Просто уж день сегодня такой тёплый, дружеский.

— Я тебе не друг!

— Мы все теперь друзья, иначе зачем жить?

— Друзья! — фыркнул парень, бесцельно комкая истерзанную самокрутку. — Может быть, и существовали «Друзья» до 1990-го, а сейчас…

— 1990-й. Ты тогда был ещё в пелёнках. Тогда ещё существовали конфеты «Баттерфингер» в ярко-жёлтой обёртке, «Бэби Руф», шоколадные «Плитки Кларка» в оранжевой бумажке. Коробки «Млечный Путь» — можно было съесть целую вселенную шоколадных звёзд, комет, метеоров. Очень вкусно!

— Врёшь — никогда этого не было, — парень резко встал. — Что с тобой, дед?

— Я вспоминаю лимоны и мандарины — вот что со мной. А ты помнишь апельсины?

— Тьфу, чёрт! Апельсины! Ты хочешь сказать, что я вру? Ты что — хочешь, чтобы мне совсем заплохело? Ты что — псих? Законов не знаешь? Знаешь, что я могу с тобой сделать, ты?

— Я знаю, знаю, — ответил старик, втягивая голову. — Меня обманула погода Я начал вспоминать и сравнивать…

— Там, в полиции, за эти сравнения несдобровать. Ясно тебе, ублюдок? Ты что — приключений на свою задницу ищешь?

Он схватил старика за потёртый лацкан, но тот оборвался, и парню пришлось ухватиться за другой. Он тряс старика и пронзительно визжал ему в лицо:

— И почему я не вытряс до сих пор из тебя душу к чертям собачьим! Давно никого не трогал, но сейчас…

Он толкнул старика. Потом ещё. Потом толчки перешли в тумаки, тумаки в оплеухи, оплеухи в удары. Целый град ударов. Старик качался, словно деревцо в грозу, пытаясь ладонями прикрыться от кулаков парня, в кровь разбивавших ему лицо… Кулаки выбивали из старика память о сигаретах и леденцах, конфетах и