Мой век [Геда Семёновна Зиманенко] (fb2) читать постранично, страница - 2

безбожником вырос.

Я мало знаю о Михаиле. Мои братья, погостив у бабушки, рассказывали, что дядя Михаил пугал их всякими небылицами. Поправляет обод колеса — и грозится: «Вот сейчас закую вас обоих!..» Дети пугаются и убегают, а затем опять собираются около дяди Миши послушать его россказни.

Младший ребенок, Витта, с детства отличалась вздорным, не свойственным местечковым жителям характером. Никакого почтения к религии, никакой покорности судьбе. Все наперекор, сплошное своеволие и ирония по любому поводу. Страдали от ее причуд не только родители, но и местные портнихи, которым она устраивала скандалы, узнав, что кому-либо пошили платье такого же фасона, как и ей. В местечке всё на виду, и все обсуждали ее непослушание, кокетство, туфельки на таких высоких каблуках, что ей приходилось, возвращаясь с танцев, держаться за забор. Родители любили свою младшенькую, баловали ее и шли на непосильные жертвы, чтобы исполнить ее желания. Бабушка Ханна много лет собирала ей богатое приданое. А Витта рвалась из Яновичей. Когда началась империалистическая война, она взяла себе имя Вера и уехала учиться на курсы стенографисток. Все годы империалистической и гражданской войны родители о ней не слышали.

Мой отец, Самуил, родился на 11 лет позже брата и на 6 лет раньше сестры. Он быстро рос, стараясь сравняться с братом. Жизнь в местечке и учеба в хедере были ему не по нраву, как и строгие правила набожной матери. И как только он отпраздновал бар мицву и стал считаться, по еврейским представлениям, взрослым, он уехал в Витебск. Поселился у дальних родственников своей мамы. Зарабатывал на жизнь, где придется, питался первые годы хлебом, селедкой и яблоками, на что в то время уходило 5 копеек в день.

Самуил был красавцем с импозантной внешностью — роскошная шевелюра, орлиный нос, высоко поднятая голова, усики. Он отличался живым умом, сообразительностью и любознательностью. Самуил приехал из местечка и был малообразован, Витебск же по тем временам слыл культурным городом — там жили художники, артисты, писатели, туда ссылали неблагонадежных, противников царского режима. Ссыльные культуру и поддерживали. В Витебск приезжала оперетта. Самуил полюбил оперетту и затем всю жизнь напевал арии.

В то время стало популярно учение передового немецкого ученого-педагога Фребеля. Молодые девушки ходили на курсы Фребеля, и их называли фребеличками. На курсах они читали не только Фребеля, но и Маркса и мечтали о революции. Самуил познакомился с революционной молодежью. Им показался интересным красивый тянущийся к знаниям юноша, и они начали его опекать. Осталась фотография: красавец Самуил, Ревекка — его будущая жена — и еще одна круглолицая девушка, первый в Витебске переводчик Маркса. И Ревекка, и ее подруга были фребелички.

Самуил был еще мальчишкой, ничего не знал и не умел — кем он мог работать? Новые друзья пристроили его учиться к подрядчику — строителю. Самуил учился и зарабатывал небольшие деньги.

В марксистском кружке Самуил познакомился с Ревеккой, влюбился в нее, и вскоре они поженились. Отец Ревекки, Соломон Абезгауз, был талмудистом — сидел всю жизнь за Талмудом, расшифровывал, разгадывал слово Божие. Залман и Ханна говорили, что так всю жизнь можно попусту потратить. Как иронизировала папина сестра Вера, синагога была его прибежищем, а старые фолианты в кожаных переплетах — весь жизненный интерес. Кормили семью сыновья Соломона, братья Ревекки. У старшего брата был свой магазин. Вывеска на магазине гласила «колониальные товары», а нарисованы на ней были какие-то причудливые фрукты. Что это были за товары, не знаю, но навряд ли до Витебска доходили хотя бы апельсины. А уж о таких фруктах, как киви, мандарины, бананы, ананасы, в Витебске тогда не только не слышали, но даже на картинках их не видели. Земля в те времена была необъятна, а страны отдалены друг от друга. Что же касается плодов нашей страны, то они были доступны — во всяком случае, до 17-го года, — и свою сестру, а потом и нас, ее детей, старший мамин брат подкармливал яблоками. Я помню нашу радость, когда от него приходила посылка, — мы вскрывали деревянный ящик и лакомились яблоками.

Младшего брата Ревекки звали Беньямин. Накануне войны 1914 года он был мобилизован в армию и пропал без вести. Имя его я запомнила, потому что мама всю жизнь ждала о нем вестей.

И Соломон Абезгауз, и его жена болели туберкулезом. Болезнь эта в царской России была очень распространена, особенно в черте оседлости, к которой относилась и Витебская губерния. Потом заболела туберкулезом и Ревекка.

Когда Самуил познакомился с Ревеккой, ему было 18 лет, а ей исполнилось 23. Ревекка по тем временам считалась уже старой девой. Были у нее густые длинные волосы, которые она убирала скромным узлом, пышная фигура, тонкая талия, маленькая ножка, что было тогда в моде, а главное — красивые глаза «с поволокой». Ухаживание было настойчивым и бурным, а любовь — взаимной. Свадьба состоялась, невзирая на