Бог Солнца в поисках... суррогатной матери (ЛП) [Мими Джин Памфилофф] (fb2) читать онлайн

Мими Джина Памфилова Бог Солнца в поисках… суррогатной матери (Случайно твой — 3)

Переведено специально для сайта группы WonderlandBooK

Любое копирование без ссылки на группу и переводчиков ЗАПРЕЩЕНО!

Переводчики: leno4ka3486, inventia, Beksi

Редактор: oks9, natali1875, inventia

Русифицированная обложка: inventia

Пролог

Задаваясь вопросом, какой на этот раз винтик зашел за болтик в ее голове, двадцатичетырехлетняя Эмма Кин надевала на спину парашют, готовясь к еще одной веселой миссии в джунглях.

— Черт возьми! Перестань ерзать! — крикнула она через плечо. — И это твой самый лучший сигнальный огонь.

Ну, на самом деле это капризный, довольно крупный воин по имени Брут, пристегнулся к ней сзади и надел парашют, потому что ей нужно еще найти время для уроков по прыжкам с парашютом.

Идиот.

В любом случае, выглядя, как нелепый детеныш-переросток кенгуру, было не достаточным поводом отказываться от ночного прыжка с парашютом на вражескую территорию — территорию Мааскаб. У нее были счеты.　

Эмма глубоко вдохнула, из-за гула двигателей самолета и ворчания Брута ей было трудно сконцентрироваться — это ключ к победе в любой битве. И не психовать.

Забавно. Если бы год назад ей сказали, что она, бессмертная полубогиня, помолвленная с богом Смерти и Войны, окажется здесь, то непременно бы сказала:

— Иисусе! Ага! Это то-о-очно похоже на правду!

Почему нет? Она прожила двадцать два года с Гаем — так она прозвала своего прекрасного Бога — одержимая его соблазнительным голосом, который слышала только она. Но после того как они встретились лицом к лицу, оказалось что их связь скрывалась глубоко в венах. А если точнее, глубоко во вселенной. Их свела сама судьба.

Эмма потерла руки, призывая Божественную силу, таящуюся глубоко внутри ее клеток. Один щелчок пальцами и она может разорвать человека пополам.

— Осторожнее с тем, куда направляешь ее, — согнувшись, сказал Гай.

Эмма посмотрела на его улыбающееся лицо и не смогла не восхититься великолепным, мужественным видом. Вздох. Она знала, что появилась на свет, чтобы любить Гая, его недостатки — гигантское эго и потустороннюю надменность — и все что с ним связано.

Его улыбка померкла.

— Пожалуйста, измени свое решение, моя сладкая. Останься в самолете и позволь сражаться вместо тебя.

— Не могу, — ответила она. — Мааскаб забрали бабушку и я та, кто должен вернуть ее. Даже если ради этого придется убить Томмазо.

Гай покачал головой.

— Нет. Ты позволишь мне разобраться с ним.

Эмма почувствовала, как ее бессмертная кровь закипает. Она уже раз поверила Томмазо, и он предал ее. Почти убил к тому же. Но она знала — думала — что это не вина Томмазо. Он вколол себе расплавленный нефрит, злое вещество, которое может омрачить сердце ангела. Вот почему, после того как его схватили и смертельно ранили, она попросила Богов исцелить его.

Затем она сделала невероятную вещь: снова доверилась ему.

Глупый поступок.

Он атаковал ее во второй раз, ублюдок. Да, он предал ее — уже по собственной воле — в ту роковую ночь, почти год назад, когда ее бабушка появилась на пороге их дома в Италии, возглавляя армию жреца Мааскаба, ее разум явно затуманили.

— Если Томмазо не помог ей выбраться, мы могли бы спасти ее, — четко произнесла она, но на самом деле ей хотелось плакать. Но невеста Бога Смерти и Войны не плачет. Особенно на глазах у сотни вооруженных воинов, в самолете.

Ладно, возможно одна крохотная малюсенькая слезинка, пока никто не видит.

— Не теряй надежды, Эмма. — Гай схватил ее за руку. — И не забывай… чтобы не случилось, я люблю тебя. Пока не погаснет последний луч солнца. До тех пор, пока не угаснет последняя жизнь на этой планете.

Брут застонал и закатил глаза, явно раздраженный сопливым трепом.

Эмма ткнула локтем в его ребра.　

— Цыц! И как ты можешь, из всех людей, чувствовать себя неловко от нескольких слов проявления любви? А? Ты каждую ночь делишь койку с восемью парнями. Кстати это отвратительно. Но я же спокойно на это реагирую. Но восемь больших, потных парней за раз? Фу. Так что не суди меня из-за того, что я следую правилу «один мужик за раз». Ты все испортил, Брут.

Брут зарычал, а Гай хихикнул.

По правде говоря, Эмма не знала, чем занимался Брут и как он, и его элитная команда спала, но она любила его дразнить. Она решила, что рано или поздно найдет волшебные слова и заставит Брута поговорить с ней.

Но пока не повезло.

Приняв временное поражение, она пожала плечами и снова обратила внимание на поставленную задачу. Она снова посмотрела на ее изумительного мужчину — семь футов сплошных мышц, густые иссиня-черные волосы и загорелая кожа. Вздох.　

— Хорошо. Я готова, — смело заявила она. — Давайте прикончим Скабов и вытащим мою бабулю!

Она взглянула через плечо на Пенелопу, их нового члена семьи. Ее темные волосы, стянутые в тугой хвост, подчеркивали гнев, кипящий в ее темно-зеленых глазах. Сказать, что она злилась, значит серьезно преуменьшить.

Эмма не винила ее. Ну и сборище.

— Готова? — спросила Эмма.

— Лучше тебе в это верить, — прокричала Пенелопа. — Эти клоуны не стой девушкой связались.

Гай нахмурился, когда они выпрыгнули из самолета в ночь.

Глава 1

«Настоящий друг — это одна душа в двух телах».

— Аристотель

«Настоящий друг — это две души в одном теле».

— Кинич Ахау, Бог Солнца

Пенелопа

Примерно тремя неделями ранее

— Извини, ты только что сказала… Чего ты от меня хочешь? — Я уставилась на рыжеволосую, которая только что ворвалась в кафе с заснеженной улицы Нью-Йорка, села напротив меня и пальцем сгребла пенку, остывающего капучино.

Как грубо!

Не важно, что женщина была не в своем уме, какой она явно и была, розовая маска для дайвинга на голове, тому доказательство, так же как и ярко розовая норковая шубка.

— Ты слышала меня, Пенелопа, — сказала она, стуча блестящими розовыми ноготками по столу. — Пятьсот тысяч долларов — хорошо… дам миллион. Но ни копейки больше!

Откуда она знает мое имя? И она действительно предлагает деньги за то, что я думаю? Сегодня что, первое апреля? Нет. Сегодня 30 ноября.

Затем меня осенило. Я в «Подставе». Погодите. Шоу же закрыли. Да, Эштон вернулся к слащавым коммерческим рекламным роликам, ситкомам, и очень нелицеприятной бороде как у Ринго Старр.

Чтобы не происходило, пусть будет дважды проклято, на сегодня мое терпение иссякло, я только что получила плохие новости. Одних из самых худших новостей, которые только существуют.

Я закрываю потрепанную книгу, Испанский для Чайников — знаете, никогда не поздно изучать другой язык — и откладываю в сторону.　

— Не знаю, кто из моих друзей организовал такой дерьмовый розыгрыш, но через двадцать минут я иду на работу, и это будет долгая, длинная ночь…

— Завали хикаму^[1]! — прервала она меня, тыкая пальцем мне в лицо, пока трезвонил ее телефон. Она быстро порылась в большой пушистой розовой сумке и достала его. — Как дела? Да. Ага. Оооо мой… — Странная женщина, которой на вид лет тридцать, поглаживая лацкан розовой шубки, продолжала вопиюще громко стебаться.

Я посмотрела через плечо, интересуясь, кто-нибудь в шумном кафе был свидетелем этого отвратительного представления. Как ни странно, никто не смотрел.

По фиг. Неважно. Я уже решила, заказать тройное капучино (захваченное пальцем сумасшедшей) в другом месте.

Я отталкиваюсь от стола, и она тут же хватает меня за запястье, мгновенно в моем теле разливается импульс, от которого я цепенею. Каждый мускул застыл в ожидании. За исключением бьющегося сердца. Которое работает просто отлично.

Женщина сузила глаза и затем медленно покачала тощим, бледным пальчиком, как бы говоря «нет-нет».

— Да. Угу. Ох. Мило. — Она продолжала болтать по телефону, в то время как я испытала самую тихую паническую атаку в мире. — Я думала мы идем с куриными палочками. — Она несколько раз покачала головой. — Нет, глупенькая. С настоящими. Я просто люблю хрустящую еду. — Пауза. — За каким чертом я должна знать, что делать с цыплятами? Сделаем из них особые туфли. — Пауза. — Ага-ага. Одежда не обязательна. За исключением клоунов. Они слишком увлекаются шутками. Серьезно. Это вызывает беспокойство. Даже у меня. — Еще пауза. — Мы можем поговорить позже, Фейт. Мне нужно позаботится о девочке, прежде чем она психанет. — Пауза. — Да. Та самая девушка. Ну и горяченькая драма нас ждет!

Она заканчивает звонок и, обратившись ко мне радостно вздыхает.　

— Боги, я кремень. Я должна ехать в «Шесть Флагов»^[2]. Они обязаны назвать страну в честь меня — погоди! Нет. Планету. Они должны назвать целую планету в честь magnifique moi! (прим. с франц. — великолепной меня).　

Внезапно она запрокидывает голову и смотрит на потолок.　

— О, да? Только попробуй!　

Владеет парком развлечений, аквапарками, семейными развлекательными центрами в Северной Америке.

Я не могла пошевелить головой, но краем глаза увидела маленькую черную точку.

Муха? Она разговаривала с мухой?

Затем женщина указала прямо на маленького мерзавца.

— Именно так! Я тебя прибью. И порежу, сучка!

Муха, жужжа, улетела.

Женщина пожала плечами и наклонилась к столу. Широкая, зловещая улыбка растянулась на ее эльфийском личике.　

— Ладушки-оладушки, Пенелопа. Давай отбросим игры — на следующие пять минут, в любом случае «Приколи ослу хвост» моя любимая. Просто, чтобы ты знала. — Она фыркнула. — Люблю, когда они вопят.

Я не смогла ответить из-за ее парализующей хватки, но я все слышала: эта женщина до усрачки меня пугала.

— Я знаю о тебе все, — продолжала она. — Ты, Пенелопа Трюдо. Выросла здесь, в старом, добром Нью-Йорке. Уже как год твоя мама борется с неизвестной болезнью, из-за этого ты не пошла в аспирантуру, даже не смотря на то, что тебе предложили несколько отличных программ.

Кто, черт возьми, эта женщина? Она озвучивает каждый факт моей жизни, включая, какого роста я была в восемь лет или в десять после летних каникул, а также спортивные предпочтения — что у меня есть черный пояс по каратэ, я боюсь пауков, и не собираюсь завтра отмечать свой двадцать пятый день рождения. Дни рождения меня бесят.

— Мой брат и я партнеры по бизнесу, Пенелопа. Это не шутка. Хотя… — она два раза хмыкнула — ты когда-нибудь слышала про дикобраза, который женился на овце?

Она выпустила мое запястье.

Очень медленно мое тело вернулось к жизни. В ужасе я моргнула несколько раз, после чего отрицательно покачала головой. Она безумная. Реально. Определенно. Помешанная. И она явно знала технику «Вулканского захвата»^[3]. Не очень хорошая комбинация.

— Ну их дети, могут связать свитер из самих себя! — Она громко рассмеялась и хлопнула рукой по колену.

Затем, без всякой причины, выражение ее лица меняется на лишенное какого-либо человеческого тепла. И это послало волну дрожи или озноба в низ живота, что говорило — валить отсюда как можно быстрее. Бежать, далеко бежать. Я не знаю было ли ее предложение заплатить миллион долларов правдивым или бредом сумасшедшего, но Боже упаси меня, я не хочу иметь с ней ничего общего.

— Так ты в деле или нет? — спросила она, скрестив руки. — Один миллион долларов дорогая. Это решит все твои проблемы: поможешь матери, заплатишь за обучение… Всего лишь маленькая яйцеклетка и девять месяцев твоей жизни?　

Безумная дамочка продолжала таращиться на меня, когда я вдруг поняла, что снова контролирую свое тело.

Слова:

— Моя матка не продается! — вырвались из моего рта, и все кафе притихли. Все смотрели с разинутыми ртами.

— Ну, конечно же. Теперь я привлекла ваше внимание, — пробормотала я.

Я снова обратила внимание на мисс «Чокнутая работа» и медленно отошла в сторону, готовясь к безумной пробежке в своей жизни.　

— Не интересует.

— Отлично! — Она вскакивает со стула и взмахивает рукой. — Ты получишь половину денег, если явишься на вечеринку. Фигурально выражаясь, ведь на настоящую вечеринку ты не приглашена. Друзья и только члены семьи. Плюс несколько человек, кто выиграл лотерею. И некоторые клоуны. И мой единорог — не спрашивай.

Я чувствую, как мое лицо невольно скривилось. Она не просто больная, она с прибабахом.

— Приходи ко мне домой завтра ровно в 9:00 утра. — Она снова начинает копаться в сумочке. — Мой юрист, сокращенный до тренера по Твистеру, Рошел, подготовит бумаги вместе с Руководством к действию.

Я отошла от стола в сторону двери.　

— Не знаю, кто ты, но я сказала «нет», и это имела в виду. Держись от меня подальше!

Внутренний голос, который говорил мне бежать, почти в крике вырывался из легких.

Я прислушалась.

Затем выбежала на шумную улицу, заполненную вечерними покупателями, пробивающимися вниз по заснеженным тротуарам. Но когда я обернулась через плечо, чтобы взглянуть на кафе, с окнами от пола до потолка, внутри сумасшедшей не было или на улице.　

Я остановилась и покачала головой.

Мне это приснилось? Была ли эта странная сумасшедшая женщина, одетая, как розовая сладкая вата и использующая маску для плавания в качестве ободка, которая предлагала стать суррогатной матерью для ребенка ее брата за миллион долларов?

Нееет.

Серьезно, мне нужен перепихон. Или сеанс психотерапии.

Глава 2

Для записи, я никогда не жаловалась на тяжелый рабочий день. Так как происхожу из очень древней линии работяг, несмотря на кричащую французскую фамилию. Но, по правде говоря, не могла дождаться, когда брошу работу официантки ради настоящей карьеры. Мечтаю поступить в аспирантуру, чтобы получить магистра политических наук.

На самом деле, хотела получить докторскую степень и преподавать. Вот только, пока эта мечта столь же далека, как недосягаем горизонт, из-за рутины жизни, в которой я ухаживаю за больной матерью и работаю в ночные смены в «Тратории Кармин».

Папа? Мы не разговариваем о нем, но я знаю, что они с мамой учились в одном колледже, вот только к отцовству он был не готов. Поэтому мы остались вдвоем, за исключением пары кузенов на западе.

Прошу заметить, я не против заботиться о маме, потому что она более, чем достойна этого — милая, умная, всегда находящая положительные аспекты во всем — но от этого наша ситуация не легче. Ее диагноз загадочен и симптом лишь один: хроническая усталость.

Она едва остается в сознании, чтобы поесть один раз в день. И ни один специалист из десятков тех, кому я показывала маму, не знал что с ней.

Но я не опускала рук, даже если все было против нас.

И к слову, сегодня мне звонил лечащий врач мамы. Я хотела выписать ей европейский иммунный препарат, но врач сказал, что медицинская страховка мамы не покроет восемьдесят тысяч долларов в год на лечение. И теперь ей отказали в очереди на исследование в «Амерпродфармнадзоре».

— Мисс? Принесите еще воды, пожалуйста.

Я подняла взгляд от цементного пола, в который пялилась во время раздумий. Девятый столик.

— Одну секунду, — ответила я, мило улыбаясь. Подойдя к бару, я налила полный стакан и отнесла его на столик, с которого забрала пустые тарелки. И не переставала думать, что же, черт возьми, я собиралась делать?

Пенелопа, ты придумаешь. Как всегда. Просто нужно поспать, чтобы здраво мыслить.

Расправив плечи, я обошла своих клиентов, сохраняя на лице улыбку. В конце концов, люди приходили сюда поесть, за что платили честно заработанные деньги, и разве они должны видеть мою хмурую мину? Нет, они заслужили радость, ведь жизнь и без того коротка.

Откупоривая бутылку Кьянти^[4] для своих постоянных посетителей за столиком пять, я вновь вспомнила странный случай, произошедший в кафе перед сменой. Это случилось взаправду? Казалось, что так, а может недостаток сна, наконец, заставил меня видеть сны наяву.

Но что если всё было на самом деле? Ты не первая женщина на планете, которая становилась суррогатной матерью.

А затем в голове всплыл образ рыжеволосой сумасшедшей.　

— Моя матка не сдается в аренду! Ясно? — Я прикрыла рот рукой. — Простите мистер Зэд, я сегодня частенько ухожу в свои мысли.

Мистер Зэд, к счастью, ужинал в одиночестве, приветливо улыбнулся и кивнул на бутылку. Я потянулась в карман черных слакс за штопором, но вместо пластиковой, тонкой трубки наткнулась на бумагу.

— Ох, Боже мой. Простите, я, должно быть, оставила штопор на кухне. — И подняла палец. — Сейчас вернусь. — Я побежала на кухню, хотя отчетливо помнила, что убирала штопор в карман.

Улыбнувшись трем поварам, стоящим над дымящимися сковородками, я направилась к задней части подсобки, открыла свой шкафчик и достала сумочку.

Конечно же, штопор лежал там. Особенный штопор с большой ручкой, единственная профессиональная модель, благодаря которой не приходилось зажимать бутылку между ног. Наблюдать такое забавно, но это не профессионально. Каким людям понравится, что я засовываю их бутылку с вином себе в промежность?

Вот такие вот придиры!

Я вытащила бумагу из кармана, чтобы убрать в сумочку, но когда увидела что там именно написано, сердце в груди перестало биться.

Бумага, прикрепленная к визитке, являлась чеком на пятьсот тысяч долларов по курсу Банка Нью-Йорка.

— Твою… же мать, — прошептала я. У меня задрожали руки. Чек выглядел настолько реальным… с водяным знаком и подписью президента банка.

Но… Но… это сон, да? Я уставилась на визитку, на которой было указано имя Симил и адрес рядом с Центральным Парком, а на обратной стороне приписано ручкой: «9:00 утра. Не опаздывай. Мне нужно успеть на распродажу».

Нет. Определенно это не сон.

Ладно. И как же мне поступить в этой ситуации, учитывая все жизненные проблемы? Правильно будет игнорировать то, как чек попал ко мне в карман и начать прыгать в счастливой истерике.

Можно даже упасть на колени и возблагодарить высшие силы за такой подарок. Пятьсот тысяч чертовых долларов. Решение всех моих проблем. Утром я могу пойти в банк, обналичить чек, оплатить лечение мамы и пойти в колледж.

Но в придачу к деньгам шло эксцентричное предложение, не менее эксцентричной особы, с фетишем к ярко-розовому цвету.

Ребенок? Она всерьез хотела, чтобы я родила ее брату ребенка? Я лишь не могла понять почему. Почему кто-то реально подумал, что я соглашусь на такую безумную идею? И почему кто-то решил, что я идеальная суррогатная мать?

Это из-за ежедневных четырех больших капучино? Или из-за неотъемлемой любви к моти^[5] и хлебу с толстым слоем масла? О, знаю! Потому что я сплю по четыре часа в день. Да, я прямо вижу, как на аренду моей матки выстраивается очередь.　

В голове шла работа мысли. Да, я загнана в угол и мне нужны деньги. Но я пока еще не хочу детей. Когда-нибудь, да, когда вот найду правильного мужчину. Но не сейчас и не так.

И тогда на меня снизошел гнев. Как смела эта странная женщина….

Я посмотрела на визитку. Симил.

Как смела… Симил появиться в моей жизни и кинуть в меня деньгами. Очевидно, она разузнала о моей тупиковой ситуации и воспользовалась этим. А откуда она узнала? Чертовски отличный вопрос! Но я не стану это терпеть! Мои яйцеклетки и тело не продаются! Ни за что я не забеременею от незнакомца, чтобы потом отдать ребенка сумасшедшим, богатым людям. Да за кого они меня принимают!

— По тебе плачет наклейка на бампер «ждет своего часа». — Фыркнув, я засунула чек в сумочку. После работы, я выскажу Симил свое мнение. Найду другой способ добыть денег маме на лечение.

Могу обратиться за финансированием в частные компании. Или написать петицию прямо в шведскую фармацевтическую организацию. Держу пари, каждый год они выдают десятки грантов. Потребуется время, но с долей удачи и упорства, все получиться.

Пенелопа, ты найдёшь выход. Всегда находила.

* * *

Переполнившись решимости и одержимости защитить свою честь, я поднималась по лестнице великолепного особняка в элитном районе Карнеги-Хилл. Несмотря на поздний час, из нескольких окон лились музыка сальсы и смех.

Я задумалась, что за люди захотят прийти на вечеринку к такой сумасшедшей?

Я перегнулась через поручни и попыталась подглядеть в окно, но в крохотную щель между ярко-розовыми шторами увидела лишь несколько людей.

— Самого испорченного рода люди, вот кто, — пробормотала я ни к кому конкретно не обращаясь.

Дверь распахнулась, и в проеме показался огромный, внушающий ужас мужчина — с ежиком темных волос на голове — одетый в кожаные штаны и байкерские ботинки. Он окинул меня таким взглядом, что половина снега на моей куртке тут же растаяла.

Несмотря на страшную улыбку, то, что он держал малышку — одетую в женский наряд Санты и жующую печенье — рушило образ крутого парня, которым он хотел казаться.

Нахмурившись, он ждал, чтобы я заговорила.

— Ох, кхм, а Симил здесь? — спросила я.

— Имя? — отчеканил он, словно солдат на КПП

— Пенелопа. Пенелопа Трюдо. — Не знаю, с чего это вдруг я почувствовала себя виноватой, словно пытаюсь незаконно проникнуть на вечеринку. Так что я добавила. — У меня встреча с ней утром, но дело безотлагательное.

Он вновь окинул меня взглядом, а затем отступил.

Стряхнув снег с плеч, я прошла внутрь. Очаровательная, розовощекая девчушка с белокурыми кудрями и изумрудного цвета глазами заагукала и потянулась ко мне.

— Ой, привет, сладенькая, — произнесла я и сжала ее крошечную ручку. — Я Пенелопа, а тебя как зовут?

Девочка открыла рот и подалась вперед. Могу поклясться, я увидела у нее во рту набор блестящих, белых зубов.

Мужчина отстранил мою руку и переместил девочку на другую руку.

— Нет-нет, Матти, — проворковал он. — Не кусаться.

Я ахнула, когда заметила на его руке красные отметины.

ФУ!

Вероятно, он догадался, о чем я думала.　

— У нее режутся зубки.

Я нервно хихикнула и воздержалась от шуток про семейку Адамс. Затем расстегнула куртку и вновь вытерла ноги о коврик.

— Жди здесь, — приказал мужчина, а затем направился в конец роскошного коридора и исчез за огромной дверью.

Я быстро осмотрелась и заметила над головой шикарную люстру, украшенную свисающими лентами — естественно, розовыми.

С каждого бока от входной двери располагались блестящие доспехи, а на мраморном полу на одинаковом расстоянии лежали круглые коврики. И на каждом было выбито слово:　

«Просто». «Скажи». «Нет».　

Я нахмурилась, читая дальше.

«Голым». «Клоунам?»

Без сомнений, это худшее праздничное украшение из виденных мной, а Симил — самая странная женщина.

Я уже несколько минут стояла на месте, слушая звон бокалов и тосты. И как же мне хотелось подсмотреть. Внутри все тоже украшено в розовом? Я сделала пару шагов по направлению к тому, что посчитала дверью в гостиную, гадая, а не забыли ли обо мне?

Я ходила взад-вперед, пока не решила, что веду себя очень глупо. Я не хотела устраивать сцену перед гостями, но и всю ночь ждать не собиралась. Мне нужны ответы. Например, откуда она столько обо мне знает. Или, как умудрилась положить чек мне в карман. И откуда узнала про вулканический захват.

Глубоко вдохнув, я прошла в конец коридора и заглянула в гостиную. Комната, с золотистой лепниной в виде листьев и сводчатыми потолками, была украшена в розовых тонах, включая ярко-розовый рояль, стоящий рядом с огромным камином.

И… клоуны

Очень-очень грустные клоуны.

Потому что Симил велела им одеться?

После чего я посмотрела на людей. Все одетые в смокинги и бальные платья.

Вечеринка для богатых и красивых? Я могла поклясться, что каждый присутствующий мужчина был ростом не менее семи футов, а каждая женщина — модель каталога «Виктории Сикрет».

Если у брата Симил такие друзья, зачем ему я? Среди этого генофонда, он не мог найти лучшую суррогатную мать?

Я тут же почувствовала себя отвратительной, маленькой букашкой, которая обычно прячется в куче пыли за холодильником. Я пришла прямо с работы, поэтому одета была в белую рубашку на пуговицах (в пятнах от спагетти) и черные брюки, и довершала ансамбль толстая черная куртка.

Длинные, темные волосы я собрала в пучок на затылке. Хотя я не считала себя низкорослой со своими пять футов шесть дюймов(~170,6 см), среди этой модной толпы мне показалось, что я ростом не выше двух футов(~61 см).

Я попятилась обратно, благодарная, что меня никто не заметил. Я со своим праведным гневом вернусь утром, когда все эти греческие боги уйдут. Знаю… абсолютно бесхарактерное поведение.

Я почти вышла из дома, когда мужчина, который стоял ко мне спиной и разговаривал с длинноногой блондинкой, обернулся. Наши глаза встретились, и в легких не осталось воздуха. Я никогда не видела никого похожего на него. Чистое мужское великолепие.　

Как и другие мужчины в комнате, он был одет в смокинг, а его рост достигал почти семи футов, но глаза… они были завораживающего зелено-бирюзового цвета. Кожа была гладкой и очень загорелой, словно он прилетел с Багамских островов. А волосы, ниспадающие до плеч, напоминали шелковистые карамельные ленты и переливались в лучах солнца.　

В голове тут же промелькнули эротические образы потных тел, высеченное из камня, мускулистое тело этого красавца переплетено с моим мягким, податливым. Плоть к плоти в самом первобытном ритме под светом луны.

От одного простого взгляда я ощутила себя пустой внутри. Обездоленной. Голодной. А его глаза обещали спасение от, горящей в моем нутре, пустоты.

Я тяжело сглотнула, ощутив, как пересохло во рту. Каждая частичка моего тела показалась возбужденной, тягучей жижей.

Он изучал меня, прищурившись, а затем на его полных восхитительных губах мелькнула улыбка.

У меня подогнулись колени, и я почти упала, но внезапно появилась Симил и развернула меня к себе.

— Пенелопа! Что ты тут делаешь? — прошипела она.

— Я… я… хм.　

Зачем же я пришла? Не помню.

— Проклятье, девочка! Ты все испортила! — Она потащила меня в противоположную сторону от толпы и двери.

Затем провела по длинному коридору, на стенах которого висели несколько портретов в натуральную величину — пираты с какими-то чугунами? — с полами из светлого дерева и затолкала меня в комнату, дверь в которую захлопнула за нами.

— Вот же ад разверзся в пасхальной корзине! — выдавила Симил и начала расхаживать у стола из красного — не розового — дерева, стоящего в центре кабинета. В котором еще стояли полки от пола до потолка и несколько кожаных кресел. Во всех отношениях, кабинет выглядел совершенно обычным. Я посчитала, что Симил просто не украшала эту часть дома.

Она подошла к одной из полок, достала с нее толстую книгу в кожаном переплете и быстро кинула на стол.

Сейчас? Она решила закрыть пробелы в образовании именно в данный момент?

Симил быстро пролистала книгу, и мизинцем начала водить по тексту.　

— Нет! На прошлой неделе всё тут было. Я знаю, что было. Ты не должна была появиться до завтра. Плохо, очень плохо! Что-то изменилось! И почему я не перепроверила книгу? Я же всегда проверяю. — Покачав головой, она закрыла лицо руками. — Будь не ладна «Лодка Любви»^[6] с этим ее греховным марафоном! Я теперь вечность буду тебя остерегаться. — Симил повернулась ко мне. — Ты должна уйти! Живо! Мне нужно выяснить, что пошло не так. — Она потащила меня к двери. — Приходи завтра. Тогда я отвечу.

Я не представляла, с чего вдруг у Симил началась истерика или почему кто-то вечность будет остерегаться милой душе «Лодки Любви» — ну кто в здравом уме мог сопротивляться Гоферу, капитану Стабингу и… Чаро? Да и всех остальных — но для безумных не нужны причины.

В любом случае, ее проблемы с ситкомом не мое дело. Я вытащила чек из кармана.

— Я не вернусь, и не заинтересована в твоих деньгах или… — я моргнула — ребенке. И если уж быть честной, у меня серьезные сомнения в том, чтобы подпускать тебя к какому-нибудь ребенку, уж не говоря о моем, которого я пока что не хочу заводить. Но, серьезно, ты с кем-нибудь говорила о проблемах? Ну, кто-то рассказывал тебе…

— Ты сказала… что не придешь? Ты отказываешься от моего предложения? — Симил склонила голову и посмотрела на чек в моей руке.

— Мои яичники и матка не продаются, и меня смущает, что ты пытаешься воспользоваться моей ситуацией. Хотя даже не представляю, откуда ты узнала о моих проблемах! И кто ты после этого? Ради Христа, моя мама больна. Она может умереть

Симил хмуро смотрела на свои ноги, а затем подняла взгляд на меня.

Я была выше ее на шесть добрых футов, но почему-то, мне показалось, что я стала крошечной. Несмотря на яркую одежду (естественно в розовых тонах) и рыжие волосы, уложенные в стиле Клеопатры, Симил излучала какую-то темноту.

Внезапно, Симил разразилась хохотом сумасшедшей женщины во время жуткой операции.　

— С тобой не поторгуешься, но ладно, получишь пятьсот тысяч просто за то, что придешь и поговоришь с моим братом. Ладно?

Я была на грани того, чтобы, как трехлетняя, топнуть ногой.

— Нет. Мой ответ нет!

— Хорошо! возвращайся утром, и мы покончим с этим. А сейчас тебе нужно уйти. Ты здесь не должна быть.

О! Мой! Бог! Она абсолютна сумасшедшая!

— Нет! Я говорю, нет! — Я дважды топнула ногой.

На ее лице появилась кислая мина.

— Нет? Никто мне не отказывал. И… ты только что топнула? Это моя фишка!

Я скрестила руки на груди.

— Теперь моя!

И опять два раза топнула.

Она сократила расстояние между нами.

— Ты должна принять это предложение, — отрезала она. — Я дам тебе деньги. Ты оплатишь лечение мамы и выйдешь замуж.

Замуж? Я отступила на шаг.　

— Не смей вновь провести тот вулканический захват на мне! Это ничего не изменит. Мне. Не. Интересно. Твое. Предложение.

Я вновь протянула ей чек, который она опять не забрала.

— Ладно. Я ухожу. — И бросила на пол чек. — Я не знаю, почему ты решила преследовать меня — что незаконно во многих штатах — но предупреждаю, держись на хрен подальше от меня. У меня есть связи. — Не было, на самом деле, но владельцы тратории — итальянцы, может у них есть. А может я найду связи на Крейгслист^[7].

Я дошла до двери, не сводя глаз с Симил, потому что боялась, что она прыгнет на меня и начнет выдирать волосы. По Симил можно было сказать, что она использовала грязные приемы.

Я повернулась и впечаталась в стену. Но приложив руки к стене, поняла, что не кирпич или штукатурка, а весьма точеный пресс под тонким материалом.

Вскинув голову, я уставилась на хмурое выражение лица мужчины, который лишь несколько минут назад сделал из меня сексуально неудовлетворенную кучу.

И вновь у меня подогнулись колени, и я почти упала.

Проворчав что-то, парень схватил меня за предплечья, удерживая в вертикальном положении, и вперил взгляд в Симил.

— Сими-и-и-ил? — произнес он, вкладывая в одно слово столько власти и недовольства

— Собачий сын! — Симил два раза топнула ногой. — Ты не должна тут быть! — отрезала она. — Ты хоть представляешь через что я прошла, чтобы все события уложить в правильное русло? Уходи! Сейчас же! — Симил практически вырвала меня из хватки великолепного, разгневанного мужчины.

Который и с места не сдвинулся, а просто изучал меня своими аквамариновыми глазами.

— Думаю, что сам покажу гостье, где выход. — Он взял меня под локоть и повел к двери. Все мое тело загорелось, словно игровой автомат во время джек-пота

Могу поклясться, что свистки и гудки тоже присутствовали. Мой мозг просто отключился лишь от одного наэлектризованного прикосновения. Но одно я уловила ясно: вопли Симил о звездах, планетах и других видах случайностей, меняющих жизни

Уже практически у двери мужчина меня отпустил.

— Приношу извинения за это, — глубоким голосом проговорил он, из-за чего я вновь чуть не потеряла равновесие.

И я просто смотрела на него, как безмозглая дурочка, не в состоянии даже слова произнести. Его глаза были уникальным сплавом зелени и бирюзы. И когда я стояла рядом с этим мужчиной, казалось, что нахожусь на экзотическом пляже, купаясь в лучах жаркого солнца.

Я вздохнула

— Ты меня слышала? — он щелкнул перед моим носом пальцами. — Пенелопа? Так тебя зовут, да?

Я поняла, что он обращался ко мне, но ответить устно я не могла, поэтому кивнула.

На долю секунды он прищурился.　

— Хорошо. Предлагаю тебе не возвращаться. — Он открыл входную дверь. — Моя сестра не должна была так шутить

Эй!? Он только что сказал… Я развернулась на пятках и в этот момент дверь перед моим носом захлопнулась.

— Ты ее брат?

Глава 3

Этой ночью я ворочалась, терзаемая мыслями о красивом мужчине.

Что-то в нем… покорило меня.

Его полные, чувственные губы? Я представляла, как он мог делать ими такие вещи, о которых я только читала, и целовать меня так, как я мечтала. А его рост. Неужели в природе встречаются мужчины таких размеров? Или он вырос на ферме, где его кормили сырым мясом буйвола и он работал от рассвета до заката?

На улице. Обнаженный. Потный.

Я скинула одеяло. Боже, как же тут жарко.

Почему я не могу выкинуть его из головы? Может, потому что не хочу. Чего я действительно хочу, так это снова увидеть его. В своей постели. В душе. Голым, наглаживающим белье в моей гостиной. Складывая мое бельишко — то симпатичное, которое я приберегла для особых случаев.

Я глубоко вздохнула и в пятидесятый раз перевернулась.

Последний раз подобное испытывала в 4-ом классе к Джимми Робертсу. У него был самый крутой велик — с флагом «Черепашки Ниндзя», звонком и прибамбасами. Джимми напоминал светловолосого парня из сериала «Спасенные звонком».

Я хвостиком следовала за ним на переменах, каждый обед предлагала ему свой вишневый сок, и его имя было написано двадцать раз в моем блокноте с мишками. О да, я была одержима им.

Но это… все это с братом Симил в разы хуже. Я практически чувствую, как мои яйцеклетки бреют ноги и красят ногти в шлюховато красный цвет, готовясь к встречи с ним.

Тьфу. Прекрати. Ты даже не знаешь этого человека. И Симил… дважды тьфу! От любого, у кого сестра слетела с катушек, ничего хорошего не ожидай. Она прямо кричала «неблагополучная семья».

Я бросила взгляд на зеленые мелькающие цифры на часах, стоящие на прикроватной тумбочке и вздохнула. Через двадцать минут сработает будильник.

Я отвернулась на другую сторону и продолжила свой ментальный пинг-понг. Увижу ли я его снова? Опять не увижу его. Увижу. Не увижу его.

Я должна.

Нет. Если ты вернешься, ты обманешь бедного парня. Ты никогда не родишь ребенка от неизвестного мужчины. И ни он или его сестра не скажут тебе ничего такого, чтобы изменить твое решение.

Уверена, он смог бы найти нужные слова. Что-то вроде: " моим мускулистым и твердым, как сталь телом я буду заниматься с тобой жаркой, чувственной любовью всю ночь напролет, если ты согласишься родить от меня ребенка».

Я сглотнула. Да, это могло бы сработать.

«Серьезно, Пен?» — возразила я сама себе. Да ладно. Не смеши.

Принести ребенка в мир — серьезное дело, а отдать его незнакомцам — из ряда вон выходящее. Не то чтобы я знала это из личного опыта, но любой, у кого есть сердце поймет.

Я внезапно почувствовала теплые, нежные руки на спине.

— О, — произнесла я, — ты встала… — Но это была не моя мама, которая встала разбудить меня. Это….

Черт! Брат Симил.

Я так быстро села, что практически ударилась головой об него.　

— Боже! Что ты тут делаешь?

Было еще темно, но так как я оставила шторы не задернутыми, мою комнату освещал слабый свет уличных фонарей.

Он потянулся и смахнул волосы с моего лба.　

— Не важно. Важно, чтобы ты меня выслушала. — Его глубокий голос окатил меня, как успокаивающая тропическая волна.

Я что-то хотела сказать. Это….

Я почти забыла.

Он прикоснулся к моей щеке, а когда смотрел мне в глаза, выражение его божественно красивого лица было нечитаемым. Теплота. Подозрительность. Принятие и решимость.

Я о-о-о-очень смутилась. Я внутренне вздохнула, когда мой разум расплылся в лужу странного блаженства.

— Пенелопа, пожалуйста, сосредоточься, — ласково сказал он.

Я молча кивнула.

— Хорошо, — прошептала я.

Почему я не могу думать ясно?

— Ладно, — сказал он. — Потому что ты не все продумала правильно. Не все в жизни абсолютно, дорогая.

Он назвал меня «дорогой». Мне понравилась, как это прозвучало.

— Не абсолютно? — спросила я.

Он провел пальцем по моему подбородку.

— Нет. Вот почему ты должна ясно мыслить. Вот почему ты должна прийти ко мне.

— Увидеть тебя. Ах-ах, — ответила я, чувствуя как мой разум заволокло туманом перенасыщенным гормонами.

Он склонился и прижался своими губами к моим. Душераздирающей всплеск эйфории взмыл через мое тело. Я хотела его каждой клеточкой тела, каждой молекулой кислорода в крови, каждым ударом сердца. Я никого так не желала, как его; его прикосновений, или его сладкого, насыщенного экзотического аромата, который заполнил мои легкие.

— Ах. Теперь ты понимаешь. — Он тихо искренне усмехнулся.

Визг будильника пронзил мои уши и встряхнул, словно дефибриллятор, к жизни. Я моргнула и поняла, что лежу лицом вверх около кровати.

Я сжала кулак на груди, пока адреналин подпитывал мое трепещущее сердце.　

— Сукин сын! — с придыханием, сказала я. — Какого черта это было?

О, здорово. Теперь я разговариваю, совсем как та сумасшедшая.

— Ты в порядке Пенелопа?

В дверном проеме появился худощавый силуэт моем мамы в пижаме.

— Должно быть, упала с кровати, — ответила я.

Она включила свет, от чего я вздрогнула.

— О, Пенелопа, — вздохнула она. — Ты выглядишь, словно сутки не спала. Я же говорила, больше никаких двойных смен.

Я улыбнулась.

— Высплюсь на том свете.

Она не рассмеялась над моими словами.

— Прости. — Я повернулась и поползла обратно в кровать, плюхаясь лицом вниз. — У меня много всего на уме.

— Знаешь, детка, — кровать прогнулась, когда мама легла рядом со мной, — я давно уже хочу поговорить с тобой обо всем. Обо мне.

Я перевернулась на спину.

У мамы вьющиеся белокурые волосы, карие глаза, налитые кровью, говорящие о ее истощении, и ее поза — поникшие плечи и низко склонившаяся голова — попахивало тем, что она сдалась.

Ну, возможно она сдалась. Но не я. Пока нет.

— Пенелопа, я не могу позволить тебе жертвовать своей жизнью ради меня. Я твоя мать. Я должна заботиться о тебе. А не наоборот, дорогая.

Я пробормотала несколько гневных слов и встала, чтобы собрать вещи на целый день. Я знала, о чем пойдет речь: о запасном плане. Я слышала его уже раз пятьдесят и пятьдесят раз опровергала разными способами.

У нее есть двоюродный брат, знахарь из Калифорнии, который приглашал ее на лечение. Хотя вероятность успеха крайне низкая, это мне подходило.

Но она не хотела, чтобы я ехала с ней и это просто смешно. Она настаивала, чтобы я осталась в Нью-Йорке и жила своей жизнью: подала бы заявление на финансовую помощь, окончила школу и завела бы парня… в общем, чтобы жила. Что она действительно имела в виду, так это тихо умереть подальше от меня.

Я уставилась на ее лицо. Несмотря на впалые щеки и темные круги под глазами, она все еще выглядела молодой с едва заметными морщинками. В полном здравии она смогла бы сойти за мою сестру.

Она красивая и сильная, и я любила ее всем сердцем, поэтому ляпнула:

— У меня есть деньги. Частный грант.

В ее глазах появились слезы.

— Но как?

— Это один из тех благотворительных фондов. Извини, что не сказала вчера вечером, когда узнала, но ты уже спала. И я не хотела тебя будить.

Она обняла меня с такое силой, какую могло только позволить ее слабое тело.　

— Я люблю тебя, Пенелопа. Ты действительно — ангел. — Она отстранилась. — Чуть не забыла! У тебя ведь день рождение. Теперь для празднования у нас есть два повода.

Тьфу. Ненавижу отмечать свой день рождения. Одна из моих причуд. Мысль о том, что я стану старше, заставляла чувствовать меня… старой. И теперь, когда я снова должна встретиться с Симил, убило окончательно желание праздновать.

Мама вышла из комнаты и вернулась с маленькой коробочкой в руках.　

— Надеюсь, тебе понравится.

— О Боже, откуда у тебя только силы покупать мне подарки? — И если действительно подумать, то откуда.

Я развернула красную блестящую бумагу, в которую была завернута коробка. Внутри лежало маленькое серебреное колечко с крошечным черным кабошоном.

— Тебе нравится? Я купила его в антикварном магазине. Женщина сказала, что он принесет тебе удачу.

Он был прекрасен.

— Я буду носить его, не снимая.

Глава 4

Без четверти девять я вышагивала по тротуару у дома Симил и бормотала себе под нос, готовая подавить крик о помощи. Здоровье мамы определенно стоило пары пинков по самолюбию, но мне все еще нужно продумать стратегию.

Я согласилась выслушать. И… только. Пятьсот тысяч долларов

Я быстро выдохнула, уставившись на облачко пара. На улице было почти двадцать градусов мороза, но с таким же успехом могло быть все сорок, и мне было бы плевать. По крови распространялся адреналин, подогревая тело. Может это из-за того, что я чувствовала себя животным, загнанным в ловушку?

Ага, вот тебе вкусная морковочка, зайка. Прыгай сюда, прыгай!

Нет. Ты согласилась выслушать, в обмен на кучу денег, в которой нуждается твоя мать. И ничего более. Нет никаких намерений, оплодотворять яйцеклетку.

Хотя яичники были против. Предатели. Они уже воздвигали декорированный мемориал в честь брата Симил.

В любом случае, шансы, что Симил может уговорить меня, равны… Нулю! Зеро! Никогда! Я хочу сказать, ну кто в здравом уме будет рассматривать такогорода схему? Наверное, только те, лица которых видишь в газете Нэшнл Энквайр^[8], где-то между статьями «Меня похитил Йети» и «Инопланетяне живут в моем шампуне».

Я глотнула крепкий кофе, наслаждаясь горчинкой.

Поняла. Ты никогда не согласишься на предложение Симил. Ведь ради ребенка тебе придется отказаться от кофе.

Я уставилась на огромный стакан своего постоянного спутника за прошедший год. Мы с кофе многое прошли и много где побывали. Мой дружбан. Я ласково провела по ободку стаканчика. Нет, я не смогу тебя предать.

Но этот сон… Ты не можешь отрицать, что в твоем подсознании что-то происходит.

В голове вновь проигрался разговор. Что бы он значил?

Не все в жизни подвластно абсолютным ценностям…

Они где-то между? На участке серого?

Пенелопа, что для тебя серое?

Я закусила губу, а затем отхлебнула быстро остывающего кофе.

— Ты знаешь, Пенелопа, — раздался глубокий мужской голос, заставляя всплыть из пучины моих личных обстоятельств. — Иногда нужно относиться к судьбе, как к лейкопластырю.

Мужчина, который вчера открыл мне дверь, стоял рядом со мной. Только одет он был в черную водолазку под кожаной курткой, и ребенка с ним не было.

Он выдохнул облачко пара, которое было больше похоже на туман.

— Меня зовут Андрус.

Он вытянул, облаченную в кожаную перчатку, руку, и я задумалась, не прячет ли он так следы укусов. Ведь не похоже, что он надел перчатки, чтобы не мерзнуть.

Он осмотрел меня, пока мы пожимали друг другу руки.

— Стоя здесь, ты можешь простудиться, — заметил Андрус.

Я была одета в джинсы, белый свитер и ботинки на искусственном меху. А куртка повязана на талии.

— Самая наименее волнующая проблема в моём списке бедствий.

Он кивнул, а затем перевёл взгляд на входную дверь дома Симил.

— Поверь мне, жизнь идёт не так, как мы планируем, но вскоре ты отдаешься на волю судьбе, после чего увидишь за деревьями лес.

— Великолепно, — замечаю я, — как раз этого мне и не хватало… Уроков жизни, которые ты прочитал на наклейке на заднем бампере.

Он рассмеялся.

— Кто она? — спросила я.

Ухмыльнувшись, он потер подбородок с однодневной щетиной.

— Одна из сильнейших особ. Которая знает то, что тебе нужно ещё до того, как ты об этом узнаешь.

Ох, ну надо же! Разве мне стало легче?

— И что же нужно тебе? — поинтересовалась я, гадая, зачем кому-то иметь в своей жизни кого-то наподобие Симил.

Он вновь почесал подбородок.　

— Излечить то, что давно было сломано.

— И как это работает для тебя?

Он улыбнулся белоснежной, обезоруживающей улыбкой.

— Отлично. Очень, очень замечательно.

— Извини, приятель. Не верю складным песням.

— Складным песням?

— Не важ… — Я полностью обернулась к нему и заметила цвет его глаз. Невообразимая смесь голубизны и зелени, едва ли не переливающиеся.

Как у Смил и ее брата.

Я подавила дрожь. Почему-то от этих людей исходила… странная энергетика. Очень, очень странная.

— Андрус, я же не в Канзасе?

— Нет, Дороти, определённо, нет.

Глава 5

— Что ты имеешь в виду под «Он не придет»? — спросила я. — Я пришла, чтобы выслушать его, как ты и просила.

Симил сидела за столом, листая страницы все той же толстой книги, которую читала накануне.　

— Ты встретишься с ним сегодня вечером, прежде чем сказать «да» или «нет». Это мое главное условие, чтобы отдать тебе половину денег.

— Прекрасно.　

Это будет достаточно легко. И мне пришлось признать, что та часть меня, которая жаждала увидеть его снова, пританцовывала.

Симил сосредоточено водила пальцем по странице, а затем остановилась на слове.　

— Есть еще. Как я могла забыть? — Она подняла голову.

А вот и условия. Я знала! Попросит ли она меня явится на встречу, прыгающей на розовом пого? Возможно, мне нужно быть в сопровождении клоунов. Одетых, конечно.

— Да? — ответила я.

— У меня есть кое-что для тебя. — Она наклонилась и начала копаться в ящике. — Ох, шалун. Ну, где же он? — Она вытащила Слинки, электрошокер, жевательные конфеты «Баблишес» и розового Тролля, который надевается на кончик карандаша. — Ах! Вот же. — Она положила папку на трех кольцах, с надписью «Справочник». Ты должна прочитать его до вечера.

Она серьезно на счет справочника?　

— Ты не говоришь, что на самом деле происходит, потому что собираешься насмехаться надо мной?

Со злобной усмешкой глаза Симил заблестели.

— Ты, как с цепи сорвалась. Рошел, который руководил этим маленьким кусочком удовольствия, отдыхает после происшедшего казуса во время игры в Твистер на вчерашней вечеринке, — она пожала плечами. — Стриптизеры. Полицейские. Для меня они все на одно лицо. Особенно после того, как ты украла их одежду и масло для тела. Ты в курсе, что я имею в виду?

Я моргала, пытаясь выстроить связь между этими мыслями. У меня ничего не было.　

— Нет. Нет, я не крала. — Проехали… — Что это за справочник?

— Тот, который даст тебе ответы, глупая. Для дела. — Повисла неловкая пауза. — Что еще?

Ну, это было расплывчато. И странно. Подобно всей этой развращенной ситуации.　

— Отличненько. Есть еще что-нибудь? — спросила я.

Она истерично засмеялась, а спустя мгновение покачала пальцем.　

— Ты! Ты — фейерверк. Кааблам! Бац! Огонь! Взрыв! — Она замолчала, и уставилась в потолок, совершенно сосредоточенная.

Черт, она выводит меня из себя.

— Э…мы закончили?

Симил вернулась к жизни.

— Угу. Вот адрес и время. — Она протянула мне клочок бумаги, который вытащила из своего атласного розового комбинезона.

Я выхватила его из руки, схватила справочник и приготовилась бежать. Я хотела смыться прежде чем ситуация станет еще более странной или она попытается еще больше навязать условий.

— Пенелопа, — окрикнула она, когда я уже почти вышла и оказалась бы свободна.

Насторожившись и обернувшись, я увидела, что она стремительно приближается ко мне.

— Ты ничего не забыла? — спросила она.

О божечки.

— Чек. — Она вручила его мне. — И купи себе что-нибудь красивое для вечера. Это твой день рождение.

Спасибо за напоминание. Я положила чек в кошелек и вежливо улыбнувшись, пошла к двери. Затем я остановилась, борясь с желанием пнуть себя по заднице.

Черт. Я не могла уйти и ничего не сказать. Какой бы неловкой и нелепой была ситуация, но женщина помогала моей маме.

Я сделала глубокий вдох и повернулась к ней.　

— Симил, я знаю, что ты делаешь это не ради того, чтобы помочь моей маме, но все равно я хочу поблагодарить тебя.

Она еще раз лукаво улыбнулась.

— Не стоит благодарностей. Полезная — мое второе имя, но только не по Субботам. Тогда это прооосто мое… Она рукой в воздухе описала полукруг.

На самом деле была суббота, но я подумала, что лучше ничего не говорить.

— Как бы там не было, — она пожала плечами, — когда-нибудь ты вернешь мне долг. Они всегда возвращаются.

Мне не понравился ее ответ. На самом деле тело стало покалывать от адреналина. Почему эта женщина вызывает чувство сопротивления или желание бежать, в большинстве случаев желание бежать?

Я метнулась к двери.

— И, Пенелопа… — окликнула она, когда я почти сбежала с крыльца.

Нет, нет, нет. Еще условия. Я схватилась за кованые перила около меня, чтобы успокоиться.

— Есть три правила…

Глава 6

«Я прошу тебя сегодня отправиться в путь,

Ты знаешь с этой дороги тебе не свернуть.　

Береги свое сердце, в мире, погрязшем в войне.　

Выживай, так как оно подскажет тебе.　

Брат, ты живешь, словно потерянный на этой земле,　

Не заставляй меня силой открывать глаза тебе.　

Очнись, истину разгляди во тьме,　

Потому что настало время, Время подняться с колен».

Отрывок песни группы «Pilot Speed»

Кинич. 1 Декабря, 21:30

Стиснув зубы, Кинич смотрел как его брат, печально известный Бог Смерти и Войны, шел через стильный бар в отеле «Манхэттен» с выражением лица, которое могло бы убить.

Метрдотелю хватило одно взгляда, на бугрящиеся мышцы, облаченные в Армани и густые черные, свободно ниспадающие волосы, чтобы отскочить в сторону. Толпа расступилась, подобно Красному морю, оставляя за собой ряд женщин, которые при виде этого мускулистого мужчины разинули рты.

Как и все боги, если он не сдерживал свою энергию, люди противоположного пола — иногда и того же — так же превращались в бунтующуюся, сексуально-возбужденную толпу.

— Добрый вечер, Кинич. — Вотан отодвинул стул с его стороны.

— Хорошо, что ты пришел, брат, но тебе обязательно всегда выставлять напоказ свою силу в общественных местах? — пожурил Кинич, чтобы скрыть волнение. Вотан был единственным братом из всех, которым он восхищался и уважал. Но это будет не тот разговор, которым можно будет насладиться. Киничу оставалась лишь надеяться, что чувство долга Вотана возобладает над его гневом.

— Ничего не могу поделать. Невозможно сдерживать такую силу в этом человекоподобном теле. — Вотан размял шею.

— Возможно, тебе стоит вернуться в наш мир, чтобы отдохнуть, — предложил Кинич.

— Не могу. Эмма запретила, пока дело… — Вотан прокашлялся, — не разрешится. А какая у тебя отговорка? Почему ты не вернулся?

— Я проводил время со старым другом… очень старым другом. Тот, кто может помочь нам решить проблему с Обскурос.

— Кто он?

— Я не могу обсуждать детали, Вотан…

— Я больше не использую это имя, — прорычал Вотан.

— Ах, да, — произнес насмешливо Кинич. — Ты выбрал новое имя. Как уж там тебя Эмма зовет?

Кинич знал. Но при любом удобном случае наслаждался тем, что подтрунивал над братом.

— Гай. Она зовет меня Гаем.

— Очень современно, — дразня, ответил Кинич.

Бармен на цыпочках подошел к ним, словно газель, которая пыталась услужить двум голодным львам. Кинич заказал бутылку вина «Шато Петрюс» 2008 года.

Гай выгнул темные брови.　

— Да. Мне чертовски нравится мое новое имя. Ник, не так ли?

— Туше. — Только братья и сестры называли его Киничем. Все остальные — Ником. Но у богов в зависимости от культуры было бесчисленное количество имен. У Вотана сейчас было лишь одно: Гай. Гай Сантьяго. Как-то звучит не очень божественно, но не важно. Ничто не изменит его дара: убийства и сражения.

— И почему сегодня вечером ты пытаешься подлизаться ко мне бутылкой вина за три тысячи долларов? — спросил Гай.

Нет смысла топтаться на месте.　

— Вот. — Кинич протянул нефритовый черный амулет, который Симил дала ему и каждому из богов на ее вечеринке.

Гай усмехнулся.

— Спасибо, но у меня уже есть несколько… и я в паре.

Низкий рык зародился в груди Кинича.

— Это не гребаная шутка, Гай.

Бармен тихо подошел и наполнил вином их бокалы.

Гай поблагодарил мужчину и затем сделал глоток рубиново-красной жидкости, прежде чем ответить.　

— Я хорошо понимаю твои чувства, Кинич, Симил предупредила меня, но ты ошибаешься. Чаам не становится злым из-за черного нефрита. У него задолго до этого крыша поехала.

Чаам — Бог Мужского Начала, он обнаружил черный нефрит в шахтах Южной Мексики. Нефрит обладал способностью поглощать и притуплять божественные силы в физическом мире. С ним Чаам обнаружил, что может иметь близость и породить потомство со смертными, до этого момента оба эти акта были невозможны любому божеству, потому что длительный контакт с богом, так сказать, перегружал сети человека.

Но никто наверняка не знал, что заставило Чаама повернуться против человечества. Кинич по-прежнему содрогался от ужаса всякий раз, вспоминая сотни женщин, которых использовал Чаам для рождения девочек, его потомков, которых звали Пиелами. В конце концов, он будет убивать своих потомков-женщин, и пожинать их божественную силу питая апокалиптическое оружие. Запутанный, ужасный бардак.

— Ты прав, нефрит не виноват в том, что случилось с Чаамом. — Кинич выпил вина. Он больше предпочитал текилу или коньяк, — на самом деле все что горело. — Однако даже Симил признает, что не знает последствий его использования. Она думает, что совокупление с людьми так же весело, как вождение на ее последней тачке.

— Уверяю тебя, я бесконечно наслаждаюсь сексом с моей невестой, чем новым Пагани — поверь мне, я знаю. У меня их три. Пагани. Не невест. Эмма убьет меня, если я посмотрю на другую женщину.

Эмма одна из уцелевших Пиел, была невестой Гая и любовью всей его жизни. Его преданность ей вызывало тревогу и позор. Гай крутился возле нее, как чертов, влюбленный дурак.

Печально. Просто… печально. Кинич покачал головой в отвращении.

— Что? — рявкнул Гай, неверно растолковав ответную реакцию Кинича. — Машины я выиграл у Симил в покер. Но будь она проклята, если она не садилась в каждую машину, телегу или лошадь, которые были у меня на протяжении последних трех столетий. Примерно в это время я и выигрывал.

— Идиот. Симил видит будущее. Она позволила тебе выиграть.

— Да кого это волнует? — пожал плечами Гай. — Это Пагани. И все равно — они не приносят столько наслаждения, сколько ночь, проведенная с Эммой.

— Да, Эмма действительна особенная, брат. Но будут последствия, если принести в мир еще больше Пиел. Этот черный нефрит ничто иное, чем тест — если бы мы должны были создать потомство, Творец просто дал бы нам такую возможность.

Гай пригладил чёрную шевелюру.　

— Мы вряд ли можем угадать намерения Творца. И кто сказал, что это не подарок самой судьбы, который приведет нас в новую эру существования?

— Или к нашей погибели, — твердо сказал Кинич. — Вселенная находится в состоянии катастрофического дисбаланса, если мы не вмешаемся, то Мааскаб заполонит всю планету.

Мааскаб — секта темных жрецов, потомки майя и тайно прислуживающие Чааму, прежде чем боги смогли заточить его, становилась все сильнее с каждым днем. Кинич подозревал, что Пиелы как-то связаны с ними.

Гай раздраженно вздохнул.

— Что ты хочешь, Кинич?

— На следующем саммите я собираюсь вынести этот вопрос на голосование. Создание потомства будет запрещено и будет караться вечным изгнанием в мир людей.

— Да пошел ты, Солнечный мальчик, — буркнул себе под нос Гай. — Ты не получишь мой голос. Эмма свила гнёздышко и если я не дам ей ребенка, она оторвет мне яйца.

— С каких пор женщина или кто-то еще, решает, что тебе делать? — возразил Кинич.

Гай прищурил яркие цвета морской волны глаза.　

— Я все решаю. И я решил сделать ее счастливой. После всего, что случилось с ее бабушкой, после всех перенесенных ею страданий, я многим обязан Эмме.

Бабушка Эммы одна из первых Пиел, исчезла несколько лет назад и считалась убитой Мааскабам. Позже Эмма, Гай и другие поняли, что ошибались, когда она появилась на пороге дома Гая в Италии, возглавив армию Мааскаб. Очевидно, ее разум отравили.

Когда все улеглось, они убили Мааскаб и захватили женщину в плен. Но прежде чем им удалось излечить ее разум, она сбежала. Предатель по имени Томмазо удостоверился в этом.

— Кроме того, — добавил Гай, — ты когда-нибудь видел, чтобы Эмма не получила того, чего хотела? Теперь, когда она оттачивает свои силы и когда мы дали ей бессмертие… — Он вздрогнул. — Нет, спасибо. Она может превратить мою жизнь в кромешный ад. Так что лучше я предпочту вечное изгнание.

Гай взглянул на часы.　

— Боже. Я должен встретиться с Эммой и ее родителями за ужином. И я уже опаздываю. Она оторвет мне голову.　

Гай быстро допил остатки вина в бокале и резко похлопал Кинича по спине, что тот подался вперед на стуле.

— Удачи, — сказал Гай, — но если ты сможешь доказать, что рождение ребенка от Эммы принесет вред человечеству, то я придерживаюсь гармонии в браке. И секса. Много секса.

Кинич с трудом сглотнул, отчасти от болезненной пощечины и частично от его настоящего замешательства.

Как это возможно, что Бог, призванный, как Гай, который жертвовал собой на протяжении всего своего существования, чтобы защищать человечество, сказал, что предпочтет изгнание, чем рассердит женщину?

Он мог ожидать такой ответ от смертных — их жизни мимолетны, и они известны тем, что помешаны на любви. Но Гай гнусный Бог Войны и Смерти. Он безжалостный. Чертов зверь разрушения.

Дорогие Боги, что с нами стало?

Если Кинич собирался убедить Богов, что потомство от людей в конечном итоге приведет к их гибели, то ему нужно понять, действительно против чего он был сам.

Глава 7

Почти двенадцать часов спустя, когда я ушла от Симил, я стояла напротив другого здания, уставившись на вход из резного камня с вращающимися стеклянными дверями. Только на этот раз это был шикарный бутик-отеля «Иден» на Манхэттене.

Мне удалось пройти восемь кварталов по снегу на трехдюймовых каблуках и в обтягивающем черном платье — единственном наряде в моем гардеробе, подходящем для ресторана.

На пятьсот тысяч долларов богаче или нет, я никогда не смогу вот так запросто выбросить деньги на ветер, даже на свой день рождение.

И вот я стою — ровно в 22:00 — вся надухаренная, с выщипанными бровями, слегка замерзшая и готовая к встрече с незнакомцем, готовая оставить его навсегда, как только выполню свою часть сделки: выслушаю.

Ну и слюни попускаю.

Достав из сумочки зеркало, я еще раз проверила макияж и укладку. Снег и ветер не испортили их. Я проделала гигантскую работу, чтобы скрыть огромные круги под темно-зелеными глазами, которые теперь казались еще более яркими, чем обычно из-за покрасневших глаз.

Сделав глубокий вдох, я пошла через дорогу, на трясущихся ногах, к отелю. Худощавый мужчина в черном костюме, поприветствовал меня у дверей. Он помог мне снять куртку, и я напомнила себе, как дышать.

Мужчина быстро вернулся с улыбкой на лице и номерком.

— Прошу, мисс. У вас зарезервирован столик?

— У меня встреча. — Я окинула взглядом формальный зал, освещенный свечами, справа от меня, милые парочки потягивали вино, ели и смеялись. Слева, где за огромным дверным проемом, располагался слабо освещенный бар в стиле ар деко^[9] — с зеркальными стенами, картины с девушками легкого поведения 1920-х годов и полированными полами из кедрового дерева — было полно изящно одетых посетителей.

И в дальнем углу бара я увидела его. Возвышающегося, нереального великана среди моря серости.

Я перестала дышать на несколько ударов сердца.

Казалось странным, что столь потрясающий мужчина в одиночку потягивал вино. Я ожидала увидеть толпу женщин, падающих ниц перед ним, целующих ему ноги и лижущих лодыжки. И крошечная часть меня радовалась, что это не так. Я ни с кем не хотела его делить, и осознание этого до смерти меня испугало.

Вздох. Кого я обманываю? Я здесь, чтобы не слушать. Я здесь, чтобы поглазеть и повилять хвостом. Кто может винить меня? Двойной вздох. Эти глаза, которые поразили твою душу, эти жесткие, полные губы, при виде которых, ты хочешь пробежать по ним языком и всосать или смотреть, как они совершают те восхитительные вещи с самыми интимными частями твоего тела. Его фантастически высокий рост, широкие плечи и густые цвета карамели волосы, которые свисают через его воротник… тройной вздох… он просто образец Божественной мужественности.　

Я покачала головой на осознание невероятной правды. Дьявольские поварешки, я хочу этого мужчину. Он — незнакомец, а я уже проиграла в голове десять эротических сцен с ним.

Вздохнув, я заставила себя шевелить ногами.

Пробираясь сквозь толпу, я мельком увидела, как потрясающий мужчина вопросительно всматривался в бокал вина, великолепное лицо омрачал хмурый вид. Парень что-то сжал в кулаке, и что бы там ни было, его это волновало.

И когда я подошла к нему, готовая сразить своим остроумием, осознала, что не знаю его имени. Симил называла его, но я не запомнила.

Тьфу. Я застонала про себя. Ну, почему же не довести ситуацию до наивысшей степени неловкости?

— Привет, — сказала я.

Брат Симил продолжал пялиться на стакан.

— Здравствуй?

Никакой реакции.

Он что, не в себе — семейная черта? — и теперь, несколько человек около меня заметили, что меня проигнорировал аппетитный, мускулистый мужчина, сидящий у бара, на которого отчаянно пытались не пялиться.

Теперь я чувствовала себя идиоткой.

Я ткнула его в плечо.

— Эй… к-хм… — Черт, ну почему ты не запомнила его имени? — Ты.

С нарочитой, раздражительной медлительностью, парень повернулся на барном табурете, по-видимому, готовый сорвать на мне ярость от наглости, что его потревожила.

И посмотрел на меня гневным взглядом.　

— О-о. Это… ты.

Я? Это… я? Вот так мужчина приветствует будущую мать своего ребенка?

Уау! Пенелопа! Ты здесь, чтобы слушать. Забыла?

Да. Да.

И, к счастью для него, я не собиралась считать неподобающими его манеры, потому что уже практически перестала думать — черт, ну не может мужчина так выглядеть — и мои манеры и так не блистали.

Я в общественном месте откровенно пялюсь на мужика!

— Ага, это… я. — Я пожала плечами, сжав обеими руками сумочку.

Он смотрел на меня.

Я на него.

Он смотрел и смотрел.

Это тупик на нашем «лады, у нас будет ребенок» пути?

Пенелопа! Послушай! Просто… послушай.

О, да!

Наконец, я решила сделать первый шаг. Улыбка, не самый оригинальный способ растопить лед, но безвременная классика подходила лучше всего.

Несколько минут он пристально рассматривал мое лицо напряженным взглядом бирюзовых глаз, а затем натянуто улыбнулся.

— Присядешь? — Он встал и протянул мне руку, чтобы помочь сесть.

Огромную… сильную… мужскую руку. Вздох…

— Спасибо.

— Ты… мило выглядишь, — проговорил он тихим, гипнотизирующим голосом.

Стараясь скрыть трепет, вызванный его голосом, я вновь вежливо улыбнулась и прошла мимо. Мужчина обвел взглядом меня с туфель на шпильке до открытой спины, когда я села.

Когда он более подробно принялся меня рассматривать, я немного выше подняла подбородок.

— Что будешь пить? — спросил он, садясь в крохотное пространство между мной и мужчиной, который общался со своей девушкой.

От жара его прикосновений я внутри вспыхнула и закрутилась, как шар на дискотеке, но подавила этот порыв.　

— Двойной грязный мартини.

Он выгнул бровь.

Ну, Господи. Я не беременная.

Пока что.

Ой, да прекрати ты.

«Мы его хотим! Мы его хотим!»

В унисон скандировали яичники, когда я отметила каждый мускул его тела, которые демонстрировали темные, сшитые на заказ брюки и серый пуловер. Нет, он не был перекачен, как телевизионные борцы, которые тратят все свободное время на посещение спортзалов, чтобы тягать железо. Этот мужчина был поджарым, с аккуратными мышцами, больше похожий на племенного жеребца или ягуара. Грубая сила, скрытая прекрасной, дорогой тканью. К слову об одежде, где мужчина с таким ростом и размером находит себе одежду? Кто бы ни был ответственен за гардероб этого парня, его нужно застрелить.

Но тогда, если никто не продаст одежду, парень простудится.

Я его согрею.

Так же как и он меня. Он настолько высок, что в сидячем положении на уровне моих глаз были его соски. Нет, я их не видела, но знала, что они там. Желали ли они столь же сильно встречи со мной, сколь сильно жаждала я встречи с ними?

Я откашлялась.

— Мне нравятся крепкие соски… — Господи! — напитки! Время от времени мне нравится пить крепкие напитки, но я много не пью, если это тебя беспокоит.

Игнорируя мою оплошность, он поставил локти на барную стойку и подался вперед.

— И почему меня это должно волновать?

Окей, может потому, что ты не захочешь, чтобы мать твоего будущего ребенка была алкоголичкой?

Пен, ты же не на собеседовании!

— Не хочу, чтобы у людей сложилось обо мне неправильное впечатление и всё, — пояснила я.

Он сделал заказ бармену, который, по-видимому, знал этого парня, потому что наш заказ был сделан раньше остальных.

— Так, — начал он, его лицо было похоже на кирпичную стену серьезности, — почему ты здесь?

Ничего себе. Ответа на этот вопрос вот так сразу и не найдешь. Может ради жизни мамы? А тоненький голосок говорил, что может я просто хотела увидеть снова этого парня? Моя впечатляющая способность игнорировать странность ситуации? Сложный выбор. Но что-то мне подсказывало, что он еще не готов к основательному путешествию по Землям Честности.

Я ослепительно ему улыбнулась.

— У них самый лучший «грязный мартини». А ты почему?

Я все еще не могла понять, почему такому мужчине нужна суррогатная мать. Если только… если только он не из тех, кто боится обязательств.

Тогда зачем ему ребенок? Из всех возможных обязательств, ребенок — самое огромное.

Я ахнула про себя. Вот же блин! Он — гей! Проклятье!

В этом был бы смысл. Он красив, хорошо одет и богат.

Ага, точно гей. Пен, лучший из лучших геев.

Гравитация сделала свое дело, и мне захотелось упасть на землю, когда мои секретные, эротические фантазии улетучились.

Он хохотнул.

— Почему я здесь? Я здесь живу, естественно. — Он отсалютовал мне бокалом и отхлебнул.

— И на сколько ты и твой… — я вежливо улыбнулась, — парень приехали в город?　

И где твой парень? Я выцарапаю ему глаза.

Он поперхнулся вином, но ему каким-то образом удалось не прыснуть им.

— Я… Я одинок, — наконец признался он. — И хотя я гуманен и терпим ко всем меньшинствам, меня интересуют исключительно женщины. — Он опустил взгляд на мою грудь и задержал его там на несколько волнительных и трепетных мгновений.

Он не гей! Он не гей! Слава Богу! И он только что посмотрел на мои дыньки!

Пенелопа, сосредоточься! Ты пришла его выслушать. После чего должна уйти, ты не захочешь путаться с этими людьми.

Ага. Значит, мне нужно перевернуть разговор так, чтобы уйти. Я его выслушаю, как и обещала, даже отнесусь к этому не предвзято — в конце концов, я ему задолжала — но, в глубине души, знала, что он не мог ничего сделать или сказать, чтобы убедить ее согласиться на эту… сделку.

Верно. Приступим к делу.

Но как? Я млею и не могу сфокусироваться. Может, стоило бы напомнить себе, что такой мужчина никогда не заинтересуется в девушке, как я? Любое проявление внимания оказывается под воздействием мужского либидо.

" Фууууу! Фуууу! Слабачка!» — вопили мои яичники.

Господи, мне нужно убраться отсюда.

Но как начать говорить об этом и растопить лед? Все было бы гораздо проще, не расскажи Симил о трех очень-очень странных правилах.

Первое: я не должна спрашивать, почему выбор пал на меня. Невероятное правило, потому что вопрос прожигал меня изнутри. Причина же должна быть.

Может что-то в генетическом коде, когда я сдавала анализы, чтобы исследования смогли определить, чем же именно болеет мама? Вероятно, результаты занесли в какую-то базу данных.

Второе: ни при каких обстоятельствах не переводить тему разговора о насущном. Брату Симил было очень неудобно разговаривать о суррогате. Она настояла, чтобы я, сначала, поговорила о жизни, узнала бы ее брата и дождалась, когда бы он открылся мне.

А правило номер три: ни при каких обстоятельствах никому не рассказывать о договоре. Если расскажу, окажусь… «в очень страшном и темном месте» со слов Симил.

Сумасшествие какое-то.

Откашлявшись, я сосредоточилась на цели пережить встречу.　

— А ты здесь живешь? Один? — спросила я красавца, имя которого все никак не вспоминала.

— Нет. Приехал на пару недель по делам. Летом я живу в Аризоне, а зимой на юге Мексики. Люблю солнце.

Окей, вот и объяснение отличному загару. Летний домик в Аризоне? Туда обычно зимой ездят в отпуск, чтобы отогреться, так? Парень реально любил солнце.

А кого это волнует? Заставь его разговориться. Спроси о чем-то личном, но не слишком личном…

Я прикусила губу.

— Слушай. Надеюсь, что не обижу тебя, но…

Он казался удивленным, может даже, немного подозрительным.

— Да?

— Как тебя зовут? Симил говорила, но я запамятовала.

Он склонил голову на бок.

— Кинич. Кинич Ахау. Друзья зовут меня Ник, а ты можешь называть, как захочешь.

А вот теперь точно: всё, касающееся этого мужчины — приводило в жуткий восторг, даже его имена. Первое — экзотическое, а второе мужское и жесткое.　

— Эм… милые имена.

Задрав рукав пуловера, он посмотрел на часы.

Хм. Намек, что мне пора? А может у него позже встреча с кем-то еще? И у него Хаблот^[10]?

Господи боже! Часы, стоимость которых превышает годовую аренду за квартиру. Я точно это знаю, потому что недавно видела рекламу, и задумалась тогда, кто может купить такие часы. Ну, что же теперь я знаю кто. Очень-очень горячий мужчина, который хочет ребенка. Чтобы я родила ему ребенка…

Слушать! Ты. Здесь. Чтобы. Выслушать!

Вот теперь мне точно нужно сматываться. Что-то в этом мужчине превращало каждую рациональную часть сознания в похотливую.

Может, если бы мы находились в более спокойной обстановке, было бы проще добраться до сути встречи? Например, в тихом кафе за углом.

— Кинич… хм… Ник, не хочешь пойти в более уединенное место?

Он тут же сердито посмотрел на меня? Но почему? С чего ему на меня злится?

Затем, словно мне показалась эта злость, Кинич окинул взглядом мое тело с ног до головы.

— Да. Думаю, что хочу. — Его голос был едва ли громче шепота, но от глубины я задрожала.

Ник без предупреждения провел большим пальцем по моей нижней губе.　

— Почему бы нам не подняться ко мне в номер. — И это был не вопрос.

Ёк-макарек. Он флиртовал со мной?

Со мной?

На самом деле?

Если это так, то абсолютно за пределами моего понимания.　

Одно его прикосновение, один взгляд, и я согласна на всё. Покрасить волосы в голубой? Конеееечно. Ограбить банк, вооружившись только печеньками. Естественно. Всёёёёё, что ты пожелаешь. Ребенка родить? Десять? Ещё бы!

Ох, а его аромат? Просто восхищение. Я бы разлила по флаконам его аромат, и использовала в качестве кондиционера для белья.

Я медленно кивала головой, в которой был туман по имени Ник… хм, Кинич.

Я встала, а когда ощутила на обнаженной спине горячую руку Кинича, поняла, что могу стать зависимой. Я готова буду пойти на всё, лишь бы вновь ощутить его прикосновение.

* * *

Кабинку лифта заполнила странная тишина, а в моей голове пускало ростки логическое древо. И я пришла к единому заключению. Этот мужчина превращал меня в комок гормонов, где не было места логике. Я хотела Кинича, и это желание могло бросить вызов рациональности или чувству собственного достоинства.

Опасно… и глупо.

Мы вошли в люкс, на который я старалась, не таращится, как обыватель среднего класса. Для меня никогда не имели значения дорогие побрякушки, богатые украшения — думаю потому, что была занята более важными проблемами — но номер был более чем роскошный.

Современная мебель серо-красных оттенков. Большая, открытая гостиная. Плоский экран размером с мою спальню. Великолепный вид на город.

Кинич прошел к бару.

— Чувствуй себя, как дома

Надеть домашний комбинезон и мохнатые тапочки?

Я подошла к диванчику, стоящему напротив панорамного окна, за стеклами которого виднелся покрытый снегом город. Со всем имеющимся у меня изяществом, я села на диван и попыталась скрыть свою нервозность.

Кинич подошел ко мне и вручил «грязный мартини».

— Надеюсь, тебе понравится.

Я отпила немного… божественно.

— Идеально, спасибо. — Я натянула улыбку, благодарная, что нашла крошечный прорех в идеале.

— И. — Он сел рядом, слишком близко. Я почувствовала, как в груди бешено забилось сердце.

— Пенелопа, я чувствую твое беспокойство. Уверена, что хочешь быть здесь?

Я сделала большой глоток, чувствуя, как водка обжигает горло, а затем повернулась, чтобы посмотреть в лицо Кинича.

Это была ошибка.

Из-за него я не могла двух слов связать. И реакция на Кинича была абсолютно нова для меня

Да. Я встречалась прежде с мужчинами, у меня даже двое парней было. Первый в семнадцать лет, а второй в двадцать два.

И с каждым я встречалась практически год, но даже в самые страстные моменты отношений, я не чувствовала такой потери контроля над эмоциями. Может именно это и взволновало меня в Киниче… Нике, он заставлял меня чувствовать себя… другой.

Словно я в бегах.

Я этого жаждала

— Да, — наконец ответила я. — Я хочу тут быть.

Он протянул руку, но звонок в дверь заставил ее отдернуть. Кинич тихо заворчал, но это было так сексуально, что у меня тут же затвердели соски.

Кинич направился к двери, откуда до меня донеслись приглушенные голоса, а затем звук запираемой двери.

Кинич вернулся с бутылкой «Дон Переньон» в серебряном ведерке, которое поставил на стеклянный кофейный столик.

— В честь чего? — спросила я.

— Оплатить долг.

— Извини?

— Я поспорил с сестрой, что ни одна ее вечерника не сможет обойтись без полиции.

— Ты говоришь и о вечеринке той ночью? — Я припомнила, что Симил упоминала о проигрыше полицейского в Твистер.

— В этот раз пятьдесят арестованных, она побила свой рекорд.

И это меня не удивило. Хотя детали меня не интересовали, не хотелось разговаривать о его сумасшедшей, пугающей сестре.

Кинич указал на бутылку.

— Выпьешь?

Допив «грязный мартини» — который мог бы и хром расплавить — в исполнение Кинича, я согласилась. На самом деле, я никогда не пробовала «Дон Переньон».

Налив два бокала, Ник сел рядом со мной. Очень-очень близко. Затем посмотрел на меня.

Напряжение в его взгляде заставило меня съежиться.

— Почему ты так на меня смотришь?

Он прищурился.

— Как так?

— Так, словно решаешь оттолкнуть меня или поцеловать.

Черт! Не верю, что сказала это. Дурочка.

Он даже не вздрогнул.

— Потому что именно такие мысли вертятся в моей голове.

В горле образовался огромный комок, который, отведя глаза, я попыталась сглотнуть.

Отпив шампанского, я вновь посмотрела на Кинича. Глаз за глаз, зуб за зуб, невысказанное слово за слово.

— И что ты решил?

Сделав маленький глоток шампанского, Кинич кивнул, одобряя вкус.

У меня сердце колотилось со скоростью миллион километров в час.

Что он скажет?

Погодите, зачем я пытаюсь соблазнить этого мужчину? Я — Пенелопа Трюдо. Обыкновенная девушка, с обыкновенной внешностью. Я работаю за минимальную ставку плюс чаевые, и живу в мире, который сильно отличается от его. Не говоря уже о том, что он «подбирает» маму своему ребенку. Сумасшествие.

Я тут же запаниковала и встала.

— Мне не стоило приходить.

Лишая воздуха, он запер меня в клетке своего большого тела, и прижался полными, восхитительными губами к моим. Затем проник горячим, влажным языком в мой рот, посылая восхитительные трепет и волнение в центр моего тела.

И я этого хотела, причем безумно. Поцелуй был лучше, чем я представляла себе. Каждый нерв в теле натянулся, каждая клеточка вспыхнула от напряжения, и я поняла, что не успокоюсь, пока не заполучу этого мужчину в свое тело. Это было дико, необходимо и раскрепощенно, и все вместе превращалось в эротический беспорядок.

С губ сорвался слабый стон, когда сердце сделало кульбит. В голове одна картинка того, что я хотела бы сделать с телом Кинича, как хотела, чтобы он взял меня, сменялась другой. Из-за такого напряжения, я еле могла вдохнуть.

Уперев ладони в грудь Кинича, я его оттолкнула и выдохнула вопрос:　

— Что это было?

Он втянул носом воздух у моей шеи.

— Думаю, люди называют это… химией.

Он теснее прижал меня, и я засомневалась, что выпуклость в его паху как-то связана с химией. Больше походило на безвременное, первобытное физическое влечение.

Он вновь прижался к моим губам, страстным и властным поцелуем, и комната перед глазами начала кружиться.

* * *

Следующим утром, я медленно растянула чрезвычайно пресыщенное тело, наслаждаясь ощущением шелковых простыней и теплым, весьма обнаженным, хорошо сложенным, мужским телом рядом.

Мое сердце затрепетало, когда, открыв глаза, я увидела лежащего рядом Ника, его спутанные, золотисто-каштановые волосы раскинулись на белоснежной подушке. Невероятные глаза были закрыты, позволяя мне рассмотреть золотистые ресницы, явно выделяющиеся на фоне загорелого лица, которые были похожи на крошечные нити карамели. Кинич был образцом изящного мужского совершенства.

Вздохнув, я сопротивлялась желанию поцеловать его обнаженную грудь — да, да, он загорелый везде (нудист?) — и погладить накаченный бицепс руки, которой он обнимал меня за талию.

Прошлый вечер был самым… самым…

Я в ужасе подскочила.

— Вот же блин!

Ник тут же открыл глаза и тепло улыбнулся.　

— Ох, ты встала. — И потянулся на огромной кровати.

Я уставилась на него, гадая, что же сказать… или закричать «Боже мой! Боже мой! Боже мой!», что казалось неуместным.

Ладно, Пенелопа, дыши. Просто дыши, и спроси у него, что произошло.

Но я не хотела оскорблять парня. Потому что, учитывая его тело, это должна быть была лучшая ночь в моей жизни.

Это… это… если все случилось.

Конечно, все случилось. Глянь, вон твои яичники затягиваются сигаретой после блаженства.

Нет! Черт побери, нет!

Он повернулся на бок и подпер рукой голову.

— Почему ты стоишь там, голая? Ложись в кровать.

Я посмотрела на себя. Божечки, я голая!

И побежала в ванную — огромную, современную из стали и стекла — захватывая на бегу пушистое полотенце.

Черт, черт, черт. Что произошло? Надо выйти и спросить его в лицо о произошедшем. Вот только не с твоим дыханием Змей-Горыныча. Ты можешь лицо у мужика спалить.

Да и Бог с лицом, пока тело будет функционировать.

Пен!

Я быстро отыскала в шкафчике ополаскиватель для рта. Прополоскав рот, я посмотрела на себя в зеркало и увидела странный кулон, свисающий на моей шее, с большим, блестящим, черным камнем. Ник надел его мне?

Чёрт, почему я не помню произошедшее?

Пенелопа, не будь ребенком, просто спроси у него.

Да, именно это я и сделаю.

Я опять посмотрела в зеркало.

— О, нет, — зашипела я на себя. На голове ассиметричный улей. Несколько раз причесав пальцами волосы, я ничего не изменила.

Мне следовало спокойно выйти из ванной, отправиться домой, а при следующей встрече выглядеть просто сногсшибательно, чтобы стереть все воспоминания о своем, как после электрошока, виде. Пенелопа, о чем ты? Ты и впрямь считаешь, что Ник захочет еще раз встретиться? Ты для него на одну ночь.

Господи, во что я себя втянула?

Три раза глубоко вдохнув, я открыла дверь, и при, виде все еще растянувшегося на кровати, Ника с улыбкой удовлетворенного мужчины на лице, мое сердце ёкнуло. Кинич чертовски потрясающий, практически светился. Блин, так нечестно!

— Все в порядке? — спросил он?

Я скромно улыбнулась.

— Да, мне нужно было уложить последствия торнадо. — Я указала на голову.

— Ты безумно сексуально выглядишь. — Он похлопал по кровати рядом. — Иди сюда.

В его глазах сверкали огоньки озорства, и хотя я не слишком хорошо знала Кинича, понимала, что означали эти огоньки: еще раз!

Я вскинула руки в защитном жесте.

— Эй, думаю, нам стоит поговорить.

Он немного выпятил нижнюю губу, а мерцающие глаза, казалось, пылали на фоне бронзового цвета лица. Проклятье, Кинич — самый неотразимый мужчина на планете.

И он меня хотел. Ого!

Я медленно опустилась на кровать.

— Прошу, не принимай это на свой счет, но… что произошло вчера?

Он выгнул бровь.

— Ты не помнишь?

Я покачала головой и примирительно улыбнулась.

— Уверена, все было… потрясающе. Лучший секс, от которого загибались пальчики на ногах, но… я ничего не помню.

Его улыбка померкла.

— Господи Боже. И я.

* * *

Я слышала, как Ник в гостиной произносит слово на букву «Б» на пятидесяти различных языках, а затем:　

— Я ее убью!

И это привлекло мое внимание, надеюсь, он ни меня подразумевал.

Ник — голый — встал в дверном проеме, держа верх тормашками пустую бутылку шампанского.

Я отчаянно желала узнать, что же случилось, потому что, если уж посмотреть правде в лицо, ситуация серьезная. Но, тем не менее, меня просто ошеломил столь накаченный пресс Ника.

Я проследила взглядом дорожку от его пупка вниз, до самой линии волос, которая начиналась прямо над его…

Это сон. Или явь?

Он большой и толстый, размер члена просто превосходил любую мою фантазию.

Ник прочистил горло.

Я тут же посмотрела ему в глаза.

— Извини, я просто… просто….

… похотливо уставилась на твою мужественность.

Смени тему! бутылка, смотри на бутылку. Почему он держит ее наоборот.

— Я раньше больше пила, но никогда не выпадала из реальности, — заявила я.

— В наше шампанское добавили кое-что

Он провел пальцем по горлу бутылки и поднес палец к носу. После чего втянул воздух и скривился, подтверждая догадку.

— Кто-то подмешал наркоту в шампанское?

Кинич, чертыхаясь, направился к шкафу и достал одежду.

— Типичное, дурацкое поведение Симил. Не следовало ей доверять. Она — интриганка, коварная, бессердечная, сумасшедшая…

Пока он продолжал каждым известным ругательством поминать Симил, я сложила в голове два и два. Ситуация вообще из ряда вон выходящая. Зачем сестре Ника опаивать нас?

И если он считал ее настолько сумасбродной и ненадежной, зачем попросил помочь в поисках матери ребенку?

Если только… Твою. Же. Мать. Если только она просто не сумасшедшая.

— Ник, зачем ты попросил Симил тебе помочь?

Если бы взглядом можно было убить, я бы уже лежало горсткой праха.　

— Помочь? — выдавил он. — Думаешь, я просил ее опаивать нас?

— Нет. Я говорила… о… другом.

— О чем… другом? — Судя по его тону, он на самой грани бешенства.

Ох, это плохо.Очень-очень плохо

Я закрыла лицо руками.

— Я так и знала. Во всем этом не было смысла. И почему я не прислушалась к себе? — прошептала я.

— Женщина, о чем ты вообще говоришь? Что натворила моя сестра?

— Идиотка! Пенелопа, ты дура. — Я покачала головой, ругая себя вслух. — И почему я так сглупила? Привлекательный, умный, богатый — хотя мне плевать — у него могла быть любая женщина, которую он только пожелает.

Присев передо мной, Ник повернул мою голову к себе.　

— Повторяю. Женщина, о чем ты говоришь?

Комок страха встал у меня посреди горла.

— Твоя сестра? Ребенок?

— Черт подери. — Он быстро одернул руку, словно у меня вши. — Ребенок?

Я точно чувствовала, как мое тело разлетелось на миллион осколков.　

— Та, кто сказала мне, что ты хочешь… меня? — сглотнула я.

Он перевел взгляд на черный кулон на моей шее.

— Сукина дочь! Я убью ее!

— Подожди, — крикнула я. — Куда ты собрался?

— Я сверну Симил шею!

Святое дерьмо. Это что же, мой сон только что превратился в ночной кошмар?

— Ты хочешь сказать мне, что ничего не знал об этом? Или об одном миллионе долларов?

Обнаженный по пояс, он повернулся ко мне. От него исходил сильный жар. Или мне это казалось?

— Один. Миллион. Долларов? — прорычал он.

— Да! Как ты можешь об этом не знать? Я получила пятьсот тысяч за то, что пришла сюда. А остальное, если получится ребенок. — Я зажала рот рукой. — О, боже. Все пошло не так.

— Она заплатила тебе, чтобы ты переспала со мной? — от его рычания задрожали окна.

Я поправила полотенце, заворачивая его плотнее вокруг себя.

— Во-первых, ты и я не уверены, что на самом деле сделали это, не похоже. — Я потянулась к нему, но он оттолкнул меня. — Эй!

Он сделал два шага навстречу ко мне и наклонился так, что наши носы соприкоснулись.

— Тогда на что похоже?

Действительно это происходит на самом деле? И почему он рычит на меня? На меня!

— Я согласилась выслушать тебя, но не спать с тобой. Иисусе! — огрызнулась я в ответ.

— Ты использовала меня! Признай это!

— Боже мой! Ты на самом деле думаешь, что я к этому причастна? Как ты так можешь говорить? Она пришла ко мне! Сказала, что помогает тебе. Не было никаких разговоров о сексе. Никогда!

— Тогда, какого черта, ты пришла сюда?

— Говорю же… Выслушать тебя. И всё! Я согласилась открыть тебе разум.

— Нет! Ты пришла сюда, чтобы добыть мое семя, — его голос эхом отозвался у меня в ушах.

Господи! Вот ведь идиот. И кто будет называть сперму семенем? Вот это раздутое у него эго! Я встала перед Ником, не позволяя себе содрогнуться от его роста.

— Я пришла, потому что… думала, что тебе удобнее будет разговаривать об этом наедине.

Меня провоцировал его немигающий взгляд.

— Ладно! Признаю, я тебя хотела. А ты говоришь, что меня ты не хотел? Конечно же, это было так очевидно!

— Я… я… — он моргнул. — Я бы использовал меры предосторожности.

По крайней мере, он пошел мне навстречу.

— Ну, мы даже не знаем, на самом ли деле… ну ты понимаешь, — проговорила я.

Он вновь прищурился.

— Хорошо, — начала я, — шансы малы, но точно мы не знаем, танцевали ли ночью ламбаду…

— Не прикидывайся, — выдавил он, а затем достал темно-синий пуловер из шкафа и надел его.

Я теснее завернулась в полотенце, молясь Богу, чтобы он дал мне сил выдержать этот разговор. Или о том, чтобы если ночью все произошло, мы использовали презерватив.

Хотя я не боялась заразиться чем-нибудь — в руководстве Симил были анализы Кинича, хорошие к слову. А еще странный список чего можно, а чего нет

«НЕ открывай дверь тому, кто не называет имя».　

ЭЙ! Я из Нью-Йорка. Ты меня наивной считаешь?

«Если учуяла странный запах гнили, НЕ ходи туда… БЕГИ ПРОЧЬ!» — А вот это странно.

«МОЖНО говорить Симил, как она шикарно выглядит».

«НЕ прячься за мусорными баками…»

Причудливый и бесполезный список был огромен. По крайней мере, благодаря ему, я знала, что Ник здоров. Вот если бы только список сказал…

Какого хрена происходит?

Кинич одернул свитер по телу.

— Вероятно, ты — часть абсурдного плана Симил, — проговорил он. — И она тебе заплатила.

И в тот момент моя кровь просто вскипела. Он во всех смыслах оскорбил меня, только что шлюхой не назвал.

Минуточку! Назвал ведь.

Я почувствовала, как мое лицо стало пунцовым от позора, и я ещё больше пришла в ярость. Мне захотелось чем-нибудь швырнуть в Кинича. Чем-то тяжелым, большим и может даже острым. О да!

И кинула я в него единственное, что оказалось под рукой — полотенце.

— Да катись ты и твоя сестра к черту!

Ник замер, уставившись на мою грудь. И прежде чем я смогла пожалеть о своем решении, кинуть — из всех возможных вещей — мягкое, пушистое полотенце, чтобы продемонстрировать свой гнев, Ник пересек комнату и притянул меня к себе.

Опустив голову, он завис в сантиметре от моих губ, но так и не прикоснулся к ним своими. Я не знала бояться мне или возбуждаться.

Он разочарованно что-то пробурчал, отпустил меня и отошел.

Последнее, что я услышала, был звук захлопывающейся за Киничем двери.

Я сдернула кулон и бросила его вслед.

— Забери его! Не нужен мне твой чертов кулон!

Глава 8

Две недели спустя

Насколько сильно может измениться чья-то жизнь за несколько недель и со значительной суммой денег. Моя, например, изменилась так, что о таком я могла только мечтать.

Моя мама вчера улетела в Швейцарию на лечение. Я ушла со своей ужасной каторжной работы и стала инструктором по каратэ в местной школе боевых искусств.

Несколько недель назад я пропустила срок поступления в Нью-Йоркский Университет, но планировала поступить в третий раз и начать осенью.

Впервые за несколько лет, казалось, что моя жизнь пошла в гору. Кроме того, что я не могла забыть ночь, проведенную с Киничем, и при этом я не могла вспомнить ее — мысль, которая беспокоила меня каждую секунду каждого дня.

Даже когда я засыпала, то грезила о мужчине, особенно о его запахе — словно тропический пляж наполнен свежим, чистым воздухом океана, ароматом кокосов и экзотических растений. От него пахло солнцем.

Потом о его теле. Я не могла остановиться фантазировать о жестких линиях его золотистой кожи или звуке его голоса, когда он стонал мое имя. Я неоднократно видела образы того, как он смотрел на меня свирепым взглядом, того как он глубоко погружался в меня.

Но это был сон, а не воспоминания.

Так ведь?

За несколько часов, пока я пытала мозг в попытке вспомнить хоть малейшие детали, выпавших из памяти часов жизни, я ничего не добилась.

Единственное, что я ощущала, это ноющую боль во всем теле, но не в тех местах, которые могли бы болеть после дикой ночи с мужчиной телосложением, как у Ника — ммммм — Кинича.

По-прежнему не могу решить. Но возможно, что у нас состоялась дикая, полная страсти и чувственных ласк встреча, а затем мы просто вырубились?

Если бы я только смогла вспомнить. Хоть что-нибудь. Потому что на данный момент, единственное о чём я знала, так это то, что проклятый мужик вторгся в мой разум, и я его ненавидела за это. Но не только его, я также ненавидела его сумасшедшую сестру.

Я на самом деле заходила несколько раз к Симил, чтобы поговорить с ней, но каждый раз натыкалась на ее горничную — низкую, нахальную шестидесятилетнюю женщину — которая настаивала, что ее госпожа уехала на неопределенный срок, а не прячется, как я полагала.

Но в любом случае сейчас, когда мой гнев поостыл, я точно не знаю, что сказала бы ей, если бы увидела. «Я ненавижу тебя за то, что изменила мою жизнь?». Но какой бы болезненной не была ситуация, я не могла игнорировать тот факт, что моя мама значила всё для меня в этом мире. И теперь у неё появился шанс жить.

Факт. Что сделано, того уже не воротишь. Кроме, всего… у меня задержка. Двенадцать дней. О, да. Ночь с Ником была во время пика овуляции.

— О чем ты только думала? — вслух сказала я, крутя кольцо, которое мама дала мне — чертова вещица не снималась — пока я смотрела на пластиковый прибор, лежащий на краю раковины. Уже минуты две прошло, но я так и не смогла посмотреть результат.

Трусиха! Пошла и взяла его.

Но… но.

Зазвонил телефон, и я практически выпрыгнула из кожи вон. Почти девять вечера, как раз в это время мама уже устроилась в отеле.

Я прошла в спальню и ответила.

— Как прошел полет?

— Пенелопа? — услышала я глубокий голос на другом конце.

Сердце в пятки ушло. Этот голос. Ох, вафли демона, этот голос. Хотела бы я из него соткать одеяло и ходить обнаженной, обернувшись в него.

— Чего ты хочешь, Ник? — ответила я.

Неловкое молчание.

— Извиниться.

Слишком поздно.

— Как благородно с твоей стороны. — Я мысленно представляла его лицо. Я ничего не могла с собой поделать, но начала себя чувствовать податливой и желающей.

К счастью моя рациональная сторона проснулась и встала на защиту. Он относился к тебе, как к отбросам. Пенелопа. Он назвал тебя лгуньей. Он не проявил к тебе не капли сочувствия, когда его сестра манипулировала тобой.

— Мне нужно идти.

— Пенелопа. Подожди.

Я не ответила.

— Ты?.. — сказал он.

Я знала, о чем он спрашивал. У меня был точно такой же вопрос, а ответ лежал в другой комнате и отображался на маленьком дисплее знаком плюс или минус.

А если плюс, что тогда? Я, конечно, не знала, как отнесусь к данной ситуации, но точно знала две вещи: Кинич не был заинтересован в ребенке, а я взрослая, образованная женщина, которая готова принять последствия за свои действия.　

Это правда, что Симил угостила нас прекрасной бутылкой Дом Руфи, но я не могла игнорировать собственный вклад в ситуацию. Я сама решила пойти в его гостиничный номер. Я. И никто другой.

— Пенелопа, я относился к тебе менее чем уважительно, но ты должна знать, что я вернулся в комнату сразу же, чтобы поговорить с тобой. Но ты уже ушла.

Конечно. Ну-ну. А я-то думала, что большая лгунья.

— А потом ты ждал две недели, чтобы позвонить, — упрекнула я.

Тишина.

— Слушай, — наконец-то сказала я, — тебе не нужно…

— Симил недоступна, а я не знаю твою фамилию и где тебя можно найти, поэтому мне пришлось нанять кое-кого. Твой номер телефона мне дали десять минут назад. Видимо, Пенелопа — очень популярное имя.

Он искал меня? Я почувствовала, как мой гнев упал примерно на десять пунктов.　

— О.

Теперь я не знала, что и думать или что именно чувствовать.

Эм… это зовется смущением, гений.

Да. Я смутилась. Он искал меня, желая извиниться, и я должна признать, что от этого мне стало… приятно. Немного больше, чем просто хорошо. Но это никак не повлияло на мою ситуацию и на тот факт, что я не хочу иметь ничего общего с его психованной семьей.

— Отвечая на твой вопрос, не о чем волноваться, если ты понимаешь, о чём я, — соврала я. А может быть и не соврала. Не знаю, пока еще не видела этот маленький белый прибор.

— Ты всё ещё носишь ожерелье?

Поэтому он звонит? Чтобы узнать ношу ли я его глупое ожерелье?

Во мне снова закипала ярость.

Но, если он не нашел его лежащим посреди комнаты, после того как я швырнула ему в спину, то возможно у ожерелья выросли ножки или он ушел вместе с горничной. Так Нику и надо!

— Нет. Я оставила его в твоем отеле.

— Ясно, — ответил он разочаровывающим голосом, затем последовала длинная пауза. — Могу я увидеть тебя?

Погодите. Он все еще хотел меня видеть? Так дело не в ожерелье? Я чувствовала себя такой…

Смущенной?

— Зачем? Зачем ты хочешь снова увидеть меня? Я же просто добытчица семени. — Проклятье. Не хотела, чтобы это прозвучало так озлобленно, но так уж вышло. Упс.

— Я купил тебе цветы, — пробубнил он.

— Цветы? Зачем? — Вот сейчас я должна сказать, что цветы не купят ему билет на прощение. Но мое эго считало по-другому.

— Мне сказали, что так мужчины приносят извинения.

— Какие цветы?

Идиотка, не могу поверить, что спросила его об этом.

Ладно. Это было очень важно. Красные розы совершенно отличаются от бегоний.

— Аконит, — ответил он.

Аконит? Какого черта?

Стоп. Пенелопа, ты серьезно переживаешь о том, какие цветы он тебе купил? Посмотрим фактам в лицо. Сумасшедшая сестра. Он относился к тебе, как к мусору. Такой мужчина, как он не встречается с подобными тебе девушками.

Это милая моя, секс по телефону.

Вздох!

— Я собираюсь сказать нет, — ответила я.

— Словно «нет» считается, если только его говорю я.

Раздался громкий стук в дверь.

Самодовольный кретин! Он уже здесь!

Мы жили в охраняемом доме, поэтому я решила, что Ник пробрался, когда кто-нибудь выходил.

— Да как ты смеешь! Ты не можешь просто прийти сюда без приглашения! — Я бросила телефон на кровать и пошла к входной двери. Я дернула ее так сильно, что когда дверь распахнулась, то практически ударила меня в плечо. К тому моменту я отметила, что это не Ник, но уже было слишком поздно.

Так что вместо этого я закричала.

* * *

Кинич все еще прогонял в голове отказ Пенелопы — Что? Она не хочет меня видеть? Меня? Ради всего святого, я же Бог! — когда на заднем фоне услышал душераздирающий крик Пенелопы.

— Пенелопа! — кричал он в трубку и сразу же кинулся к двери своего гостиничного номера. Впервые за все его существование он бы отдал все свои силы, только ради того, чтобы стать вампиром, который может перемещаться.

Она была в двадцати минутах на машине, в десяти, если без пробок.

Ничего не надев, кроме джинсов, он босиком помчался к лифту и нажал на кнопку.

Черт! Он не мог просто стоять и ждать этот чёртов лифт.

Он ударил кулаком в стену, оставляя висящие провода в зияющей дыре.　

— Ёб твою мать.

Он метнулся к лестнице, спустившись по ней в десять прыжков. Когда он, наконец, добрался до вестибюля, был явно близок к потере контроля и выпустить его силу. Не хорошо. Это привело бы к тому, что люди примерно в радиусе четырех кварталов выглядели бы так, словно их засунули в микроволновку.

Вместо этого Кинич заревел. Пенелопа убита — кем-то или чем-то, он точно не знал — но Кинич ничего не мог сделать, чтобы спасти её.

Чёрт подери! Он был грёбаным Богом! Он управлял силой солнца. Он голосом мог подчинить любого человека! Но у него не хватало мощи спасти одну проклятую смертную? Смертная, которой он нехотя был очарован — впервые и в очень не благоприятное время.

Когда желтое такси остановилась у тротуара, Кинич сфокусировался на четырех простых мыслях: Расчистить дорогу — вот и все — водитель будет подчиняться ему, он спасет Пенелопу, и вопреки всему, он никогда не окажется снова в такой дерьмовой ситуации.

— Езжай или я кастрирую тебя!

* * *

Кинич ворвались в квартиру Пенелопы через входную дверь, которую оставили приоткрытой. Растение в разбитом горшке лежало в центре гостиной на полу рядом с журнальным столиком, украшенным итальянской мозаикой. Везде был включен свет, а сумочка Пенелопы лежала на кресле в углу комнаты.

— Пенелопа! — Он побежал в ее спальню; комнату наполнял запах Пенелопы.

Тишина.

— Кровавый ад.

Кинич закрыл глаза и прислушался к своим чувствам. Он надеялся почувствовать или услышать что-нибудь, что могло выдать направление, в котором ее увезли. Если бы он выяснил, что-то значительное, то у него был бы шанс догнать их.

Если только ее не похитили обскурос. И он молился, чтобы такое даже не рассматривалось. Обскурос — темные вампиры — множились, как тараканы, так же как и списки без вести пропавших людей. Считалось, что они обращали их жертв, создавая армию и подготавливаясь к Великой Войне, которую предсказывала Симил.

Именно по этой причине, в первую очередь, он приехал в Нью-Йорк; он проводил некоторое время со старым-очень, очень старым другом, который мог бы помочь с этой проблемой. Естественно, не за просто так.

Кинич почувствовал небольшое волнение в воздухе, словно пустоту или отсутствие света. Еще раз, он закрыл глаза и позволил разуму дрейфовать в атмосферу, в надежде поймать крошечное дуновение ее сущности в воздухе.

Вот!

Кинич открыл глаза и побежал к двери. Он практически вышел из коридора, когда на глаза ему попался еще один разбитый цветочный горшок. Клочок окровавленных волос прилип к зазубренному краю разбитого горшка.

Его сердце пропустило три удара.

— Святые угодники.

Он поднял осколок и понюхал его. Он тут же бросил ее обратно на пол, когда зловоние ударило в нос

Не Обскурос.

— Чёртов Мааскаб.

Но зачем им нужна Пенелопа?

Глава 9

Знаете ту сцену из «Чужой против Хищника», когда девушка стоит перед мистером Хищником и почти со страху писается в трусы, а потом вдруг решает объединиться с ним, лишь бы не стать обедом для Чужого?

Ну вот, стоя перед этим монстром в дверях я практически испытала то же самое. Только без той части, где нужно объединиться, потому что я точно знаю, что монстр убьет меня.

Нет. Не будет никаких научно-фантастических лучших друзей.

Громадный зверь с убийственным взглядом и измазанным сажей телом, которое прикрывала всего лишь черная кожаная набедренная повязка, оккупировал весь дверной проем.

Таких волос как у него, я еще ни у кого не видела: длинные, похожие на черные дреды жгуты, длиной до середины его торса. Выглядело так, словно он помыл голову, ополоснул и нанес кондиционер отходами со скотобойни, а затем немного сбрызнул зловоньем за ушами.

Я зажала нос от вони и сразу побежала на кухню, где единственное оружие в доме, было спрятано в ящике.

Мужчина, монстр, демон — да все равно кто — поймал меня за волосы, и я полетела назад, чуть не свернув себе шею.

Моё тело болезненно выгнулось, когда он намотал мои волосы на кулак и прижал голову к его вонючей груди. Он рычал и сверлил меня черно-красными глазами.

— Что… ты… хочешь? — удалось мне промычать.

Он ничего не сказала, но безошибочное чувство гибели закралось у меня внутри.

Опустив голову, он глубоко вздохнул и закатил глаза.

Святые гончие ада.

В таком положении мышцы моей спины растянулись совсем не в правильном направлении. Я должна сделать что-нибудь. Что угодно.

Я почувствовала, как руку щекочут большие, похожие на перья, листья моего Филодендрона, который стоял в горшке на журнальном столике. Я протянула руку, обхватила листья у самых корней и замахнулась. А затем разбила горшок об голову монстра.

Он споткнулся и отпустил меня на пол.

Я вскочила и побежала на кухню, где рывком выдвинула ящик с ножами, и все содержимое высыпалось на пол. Гигантский китайский топорик упал в дюйме от моего большого пальца ноги.

Очень близко, свинюшка!

Я подхватила его и затем потянулась еще за чем-то, чтобы швырнуть в монстра.

Банка с печеньем, стоящая на столешнице! Конечно же, пустая. Сникердудолс. Я съела их.

Тут же в дверях появился монстр, я швырнула банку прямо ему в лицо. Из его носа брызнула кровь, но урод лишь улыбнулся, обнажая почерневшие зубы.

Я замахнулась топориком, но монстр развернулся в сторону и схватил меня за запястье. Черт, как он так быстро двигается?

Монстр набросился на меня, но я быстро развернулась и использовала его движущую силу в противовес, чтобы сбить с ног. Он упал мордой на пол. Воспользовавшись моментом, я рухнула на него всем телом? нанося удар локтем в шею.

— Все верно, мудила. Черный пояс! — Я вскочила и с приличной силой дала ему под дых.

Затем он начал вставать.

— Да что ты такое? Вуду-Терминатор?

Я не стала дожидаться ответа на вопрос. Кинулась к входной двери, по пути захватила обувь и, не останавливаясь, пробежала, по крайней мере, кварталов десять. В глубине души я бы хотела отправиться в ближайший участок полиции — это еще десять кварталов — или броситься на первую попавшуюся патрульную машину.

Но вещи за гранью фантастики случаются! Не единой машины? Конечно, это случилось со мной в самый не подходящий момент. В один прекрасный момент все, что я хотела увидеть толпы людей и машин, а не совершенно пустую улицу? Обычно вечером на улице много машин.

Ладно. Лучший план действий — это как можно дальше уйти, а затем заявиться в полицию.

Босиком, с ледяными и мокрыми ногами, я побежала в сторону метро. Я свернула за угол направо. Монстр появился с боку и стоял прямо передо мной спиной. Как, черт возьми, он оказался передо мной?

Я решила вернуться туда, откуда пришла. Я пробежала один квартал, затем свернула направо в переулок.

Черт. Черт. Тупик. И зачем я пошла этим путем?

Я развернулась и снова бросилась на улицу, полагая, что просто смогу добежать до следующего квартала. Но как только я вышла из переулка, этот ублюдок снова оказался там. Опять! Но как? Как?

Я снова помчалась по переулку, но задыхаясь и почти на грани эпической истерики, остановилась на полпути. Куда мне идти? Куда? Куда? Думай, черт подери. Думай, Пенелопа!

Ради всего святого здесь тупик. У меня оставался один выход: спрятаться за мусорным баком, который стоял посередине переулка.

Подбежав к своему храму чистоты, я присела и попыталась успокоить дыхание. Но в жуткой тишине города можно было услышать за десять кварталов, как мышка чешет свои причиндалы.

О Боже мой. Пожалуйста. «Помоги мне», молча сложа руки, молилась я.

Пенелопа, ты агностик. Ты действительно думаешь, что это сработает?

Лишним не будет…

Тогда меня осенило. Руководство Симил.

Оно гласило: «Не открывать двери людям, которые не представляются. Бежать в противоположную сторону от гниющего смрада. Не прятаться за мусорные баки».

Что, черт возьми, происходит? Она что экстрасенс?

И что теперь мне нужно делать? Я пряталась за мусорным баком. Так как по утверждению Симил делать не стоило.

Спрятаться в мусорном баке.

Нет. Я не могу. Это Нью-Йорк, здесь может быть что угодно: протухшая еда, битое стекло, труп.

Ты идиотка. Ты станешь трупом, если он тебя найдет.

О, черт подери. Что я сделала, чтобы заслужить всё это?

Я осторожно выглянула из-за мусорного бака и посмотрела на главную улицу. В данный момент впереди все чисто. Надела сапоги, сняла тяжелую, пластиковую крышку и залезла внутрь бака.

Воняло так — что я чуть не проблевалась — ужасно, я в жизни ничего подобного не нюхала. Гнилая рыба и тухлые яйца вперемешку с дохлятиной. Спасибо вселенной за маленькие радости жизни, а конкретно за зиму, потому что если бы сейчас было лето, то съеденные мною печенья присоединились к этим запахам.

Несмотря на это, я зажала нос и зажмурилась.

Найти оружие. Хоть что-нибудь. Стеклянную бутылку, крышку от консервной банки, что угодно.

«О, я ненавижу тебя», — спорила я сама c собой, — «и твои практические советы».

Я протянула руки и тут же наткнулась на что-то мягкое и влажное.

Фу, фу, фу.

Протянув руку немного дальше, я нашла что-то продолговатое и твердое. Обхватила и…

Крышку бака подняли. Мои рефлексы взяли вверх, и я мигом выскочила из мусорного бака, рассекая воздух штуковиной, что было сил.

Мое запястье схватила чья-то рука.　

— Пенелопа? Какого черта ты туда забралась? — Могучая гора по имени Кинич, возвышался передо мной, стоя босиком и без рубашки.

Кинич!

Я никогда не была так счастлива, видеть кого-то в своей жизни. Я подпрыгнула и обхватила его за шею.

— Слава Богу!

И тут же почувствовала, как мое тело загудело от восторга. Его запах, его тепло… прикасаясь к нему, ощущаешь себя словно, купающейся в эйфории тропических волн с волшебными морскими коньками и русалками и… с бесконечными оргазмами?

Он нежно оттолкнул меня и поморщил нос.　

— Боже, женщина. От тебя ужасно пахнет. — Он взглянул на мою руку. — И зачем ты это держишь?

— Что? — Я посмотрела на правую руку. Да, я и впрямь держала зачерствевший багет.

Весьма смертельный.

Выкинув его, я начала рассказывать, что произошло. Кинич смотрел на меня, как на сумасшедшую.

Но погодите.　

— Не думай, что я неблагодарна, черт, я очень рада видеть тебя, я бы назвала первенца в честь… не могу поверить, что произнесла это вслух.

Он нахмурился.

— Как ты нашел меня? — спросила я, наконец. — И что случилось с твоей одеждой? Ты в порядке? Ты должно быть замерз.

Кинич долго обдумывал мои вопросы и тщательно подбирал ответы к ним.　

— Я услышал твой крик и…

Это произошло так быстро, что я даже не успела сообразить, в чем дело.

Кинич отлетел в сторону и с грохотом впечатался в асфальт. Монстр сидел на нем сверху и пытался накинуть на его шею, какую-то на первый взгляд негладкую веревку. В какой-то момент Кинич застонал от боли, а затем крикнул:

— Пенелопа, полезай обратно в мусорный бак!

— Но…

— Сейчас же, женщина!

Я не знала, что еще сделать, как только подчиниться.

Как только крышка бака захлопнулась, снаружи взорвалась вспышка слепящего света. Я инстинктивно зажмурилась и отвернулась, чтобы укрыть лицо от жара, просачивающегося через крошечные щели тяжелой крышки.

Затем все закончилась, и я услышала стенания Кинича.

Я медленно выглянула и увидела его, лежащим на асфальте. Груда пепла наполовину покрывала его обнаженное тело и монстра нигде не было.

Глава 10

Я в голове прокручивала все возможные объяснения тому, чему только что была свидетелем. Кто-то кинул в водопровод ЛСД, надеясь создать очередного Стива Джобса?

Нет.

«Матрица» стала реальностью, и я пережила ядерный взрыв?

Нет

Уснула?

Нет

Кома? Ни за что в жизни.

Ну, блин! Не может это быть реальностью! Дайте мне какие-нибудь объяснения. Какие угодно! Кроме того, что я сошла с ума. Потому что это будет хреново и печально,

Пенелопа, может сейчас неподходящий момент выяснять это?

Кинич корчится на земле.

— Ох, черт. — Я вылезла из-за мусорного бака и побежала к Нику.

— Ты в порядке? Что случилось? Как мне тебе помочь?

Выражение боли на его лице стало лишь хуже.　

— Просто… ааааа. — Он перекатился на бок, затем вновь на спину. — Дай мне секунду.

— Ох, хорошо. — Я держала руки над его телом, заранее ожидая любой инструкции к действию.

Минуту спустя, на его лице появилось расслабленное выражение, а дыхание стабилизировалось.　

— Помоги мне подняться.

— Хм… конечно. — Я встала, взяла его за — очень горячу — руку и принялась тянуть вверх. Кряхтя и пошатываясь, Ник поднялся и оперся на мои плечи.

— Нам нужно попасть в безопасное место, — тихим и резким голосом проговорил он. — Их может прийти еще больше

Демоны, «подрумяненные» на костре? Их еще… больше существует?

Он потянул меня за собой на соседнюю улицу, что-то бормоча себе под нос.

— Извини? — сказала я.

— Забирайся.

Забираться во что?..

Перед нами затормозило такси.

Какого?..

— Но минуту назад не было ни одной машины в округе. Это самая невероятно странная ситуация…

Кинич дернул дверь и пихнул меня в салон. Быстро сказав водителю куда ехать, и откинулся на сиденье, закрыв глаза.

Закрыл глаза? Из всевозможных реакций на обстоятельства этот парень выбрал вздремнуть?

— Может тебе еще одеяльце принести и печеньку перед сном?

Он даже не шевельнулся.

— Прости меня конечно, но не возражаешь ли… Объяснить! Какого! Хрена! Происходит!

Кинич приоткрыл один глаз, бросив взгляд говорящий «не лезь ко мне», и вновь опустил веко, скрывая бирюзу радужки.

— Извини, — вскрикнула я. — Понимаю, произошедшее — что бы это ни было — болезненно повлияло на тебя, и у тебя, вероятно, обморожение пальцев и сосков… — посмотрите на эту грудь.

Черт возьми, какое же у него великолепное тело, — но только что ко мне в квартиру вломились какие-то чудища с волосами медузы Горгоны и вонью, как от вареных потрохов.

— Они приходили не убить тебя, — поправил Кинич. — Во всяком случае, пока что.

— Спасибо. Вот благодарю за то, что вытащил дерьмо из моего пунша. Но он все еще пахнет дерь…

— Пенелопа! — Он открыл глаза. — Прошу, помолчи. Я думать пытаюсь.

Как? Он? Смел?! Я ударила его по руке… ой! какой он сильный.　

— Даже не думай еще раз заговорить со мной таким тоном! Слышал?

Он вздохнул.

— Чокнутые люди. Никогда не слушают. — Он сосредоточился на моих глазах. — Спи, Пенелопа. Спи.

И словно меня загипнотизировали, именно спать я и захотела, мои глаза закрылись, а разум скользнул в пропасть.

Глава 11

— Нет, дружище, этому не бывать, — рявкнул Андрус через приоткрытую дверь. — У меня и так на попечении две женщины. И что, черт подери, случилось с твоей одеждой?

— Зачем одежда такому горячему парню, как я, — ухмыляясь, ответил Кинич. Держа в объятиях Пенелопу, он чувствовал себя глупым ребёнком с новой сияющей игрушкой. — А теперь открывай дверь.

Андрус наоборот начал дверь закрывать.

Кинич подставил голую ногу в дверную щель и толкнул плечом дверь, стараясь не стукнуть Пенелопу.

Спотыкаясь, Андрус отступил на несколько футов.

— Черт возьми! Эти чертовы боги никогда не слушают!

Кинич прошел по гостиной к комнате для гостей. — Ты знаешь, что это бессмысленно. Мы не можем сами по себе действовать. И скажи спасибо не только тому, что у меня хорошее настроение, но и тому, что вечером у меня важная встреча. В противном случае, я бы остался и нервировал тебя, — прокричал он на ходу.

Кинич остановился у второй комнаты и толкнул дверь. Как и в остальных комнатах особняка Никколо и Хелены с видом на центральный парк, здесь стояла современная мебель белого цвета. Единственным пятном цвета были алые подушки на огромной кровати, стоявшей посреди комнаты

Он практически уложил на одеяло Пенелопу, когда понял, что она с ног до головы покрыта…

Принюхавшись, он поморщился.

— Она пахнет тухлой капустой.

Кинич посмотрел на дверь ванной, затем вновь на Пенелопу и задумался, стала бы она возражать? Он уже видел ее безумно роскошное нагое тело.

«Может даже не просто видел». Он бы все отдал, чтобы вспомнить ту ночь. Днём и ночью его преследовали невероятные образы: обнаженная Пенелопа, ее тело под ним блестит от пота, он входит в ее влажное лоно, его окутывает ее запах и жар, пока она стонет.

Ее жар был равен его… такого он никогда не ощущал. И был одержим желанием вновь увидеть Пенелопу обнаженной.

Кинич начал возбуждаться.

Проклятье

— Успокойся.

В любом случае, как только он доберется до Симил, придушит за ее проделки. Глупая богиня. Секс со смертными и рождение ребенка далеко не развлечение… ладно, секс может и развлечение, но не продолжение рода. Определенно.

Слава Богу, Пенелопа не забеременела. И дело не в неуверенности Кинича, занимались они сексом или нет, но она сняла нефрит на следующее утро. И чтобы уж быть честным, он ничего не имел против детей.

На самом деле, он был бы рад стать отцом. Этого, как и нескольких других аспектов жизни людей, боги были лишены. Но желания и пристрастия Кинича не обсуждались, и дело свелось к одной простой истине: для вселенной необходимо равновесие. К чему Кинич постоянно стремился. Без равновесия жизни бы не было.

Такова была его вера, и ему нужно лишь посмотреть вокруг, чтобы увидеть доказательства: смена времен года, заказ еды, закон Ньютона о действии. Каждое из которого имеет равное противодействие.

Равновесие.

Значит, что для каждого Пиеля вселенная создаст противовес — что-то опасное и злое. И в последнее время, зло очень активно. Мааскабы оттачивали навыки, расширяя сферы действий. Если им дать власть хотя бы на секунду, они отправят вселенную в шторм саморазрушения.

Не в мою чертову смену. Даже ради… нее.

Нет. Он не станет отрицать, что хотел Пенелопу или то, что хотел понять, что вызвало эту непреодолимую тягу к смертной. Но до завершения войны еще далеко, и он это понимал.

Смертные есть смертные. Боги сами по себе. Таков естественный порядок.

«Но, тем не менее, ты не можешь отрицать желаемого… необходимого, лишь еще раз… или в первый раз вкусить ее».

Он уложил Пенелопу на толстый, кремового цвета ковер рядом с кроватью и начал снимать с нее ботинки. Теплые и неуклюжие на меховой подкладке. Он практически ожидал, что на ней будут шерстяные носки, но стянув ботинки, он увидел, что на ней не было вообще носок. А ее маленькие, босые пальчики окоченели.

Он положил обе руки на ее ножку и направил в каждую клетку тепло. Циркуляция крови быстро восстановилась.

Кинич продолжил растирать ее пальчики, замечая, что на ногтях лак розового оттенка.

Хммм. Какое же тогда у нее нижнее белье? Такого же цвета?

Он посмотрел на безмятежное выражение лица Пенелопы. Она выглядела потрясающе, темные волосы веером рассыпались по полу, а ее розовые губы в форме сердца… он никогда не сможет забыть вкус и их шелковистость. Кинич задумался, каково было бы почувствовать их прикосновение к его пульсирующему, напряженному…

— Ник! Что, по-твоему, ты делаешь с этой девушкой? И что случилось с твоей одеждой?

Позади него стояла Хелена, уперев один кулак в бедро. Ее золотистые волосы были собраны в высокий хвост, а в голубых глазах появились черные полосы.

Она была зла.

А учитывая, что она жена самого могущественного и пугающего бывшего вампира за все время существования — Никколо ДиКонти — она та еще штучка. Слава Богам, что Никколо и Хелена его хорошие друзья.

Кинич встал и посмотрел на свой приз, на Пенелопу.　

— Моя одежда мирно лежит в номере в отеле. Что касается ее, я собирался ее искупать. Потом, может, растереть ароматическими маслами.

— О нет. Я не дам тебе воспользоваться бессознательной девочкой. Не в моем доме, — выдавила она.

Кинич заворчал:

— Она уже далеко не девочка, и я собирался вести себя, как джентльмен.

Ну, в каком-то роде

Хелена погрозила ему пальцем.

— Угу. Если она не написала заявление, что ты являешься ее законным представителем и личным банщиком, ты к ней не прикоснешься. Что вообще произошло? Она ранена? Лучше бы нет.

— На нее напали, но не ранили. Я подумал, что ей лучше отдохнуть и отключил ее. Она проспит час… А может двадцать, не знаю. Я немного увлекся.

— Мне не нравится, как все это звучит. Кто на нее напал?

Кинич не хотел смотреть на Хелену, говоря это слово, поэтому он сосредоточился на потолке.

— Мааскаб.

— Хрена себе! — Хелена накрыла рот ладонью, а затем зашептала. — Мааскаб? Здесь, в Нью-Йорк?

Кинич кивнул.

— Никколо знает?

— Пока нет, — ответил он. — Хотел позвонить ему сразу после того, как позаботился бы о Пенелопе, чем мне не терпится заняться. Так что, если ты не против…

— Ох, нет, сеньор! Я сама ей займусь, а ты иди звонить Генералу. Прямо сейчас!

Схватив Кинича за локоть, Хелена выпроводила его за дверь.

— Воспользуйся телефоном в кабинете. Быстрый набор на цифре три.

— Но…

— Хватит вести себя так, словно у тебя игрушку отобрали, великовозрастный мальчишка.

Но именно так он себя и чувствовал. Кинич зарычал.

— Ладно, но не кусать ее.

— Выйди! Я справлюсь.

Около года назад Хелена сказала, что умрет за Никколо, но обманула смерть, став вампиром. И вдобавок, Никколо сам того не зная, превратился из вампира в полубога — подарок Симил. Теперь у них есть милая дочка, крошка Матти полу вампир.

Он покачал головой. Вскоре им понадобиться доска для отслеживания беспорядка в генеалогическом развитии всех видов.

Особенно учитывая пристрастие Симил переворачивать жизнь людей с ног на голову. Ее призыв «Эй, восстанем против тьмы, сдавившей свет земной!» на самом деле означало: «Мне так скучно!

Давайте посмотрим, как бедные душонки перепрыгивают через один обруч за другим, только чтобы увидеть, как их самые ужасные страхи оживают. И если они не будут играть по моим правилам, я превращу их в насекомых с синдромом раздраженного кишечника».

Конечно, было прикольно наблюдать за всем этим, когда в роли жертвы Симил выступала какая-то мразь — насильник или убийца — но иногда она слишком далеко заходила в своих играх.

И лишь вопрос времени, когда вселенная прибегнет к другому закону равновесия: карме. Расплата для Симил будет жестокой.

Шипение Хелены прервало его гнетущие мысли.　

— Если тебе стеснение неведомо, то мне да. Кроме того, я люблю кусать только Никколо. — Она облизнула губы. — Но, если ты не сделаешь, как я говорю, могу отведать новой пищи.

Ты поразишься, насколько я могу быть голодной, после того, как перешла на кровяную диету, — она сделала шаг к нему, приоткрыв губы, — и, спорим, что полноценный бог на вкус очень неплох.

Кинич кинулся к двери.

— Моя кровь весьма горька. И остра к тому же. Тебе не понравится. — Он еще раз посмотрел на красотку Пенелопу. — Позаботься о ней, но если хоть волосок упадет с ее головы…

— Она тебя на самом деле нравится? — У Хелены отвалилась челюсть

Откровенно говоря, он не был уверен в своих чувствах. Все они были… непривычными.

— Я бог, — ответил Кинич. — Мы запрограммированы беспокоиться о людях.

— Ага. Точно. Я уже видела такой взгляд. — Хелена захлопнула дверь перед его носом.

Кинич, надувшись, вошел в кабинет Никколо и поднял трубку.

Генерал Никколо ответил сразу же.

— Привет, дорогая. Скучала? Потому что я скучал, и не только по тебе, но и по твоим мягким бедрам.

Кинич откашлялся.　

— Ого. Польщен, но заверяю, мои бедра совсем не мягкие. Скорее упругие, накаченные и не для мужских рук. И я намерен и дальше придерживаться этого.

— Это кто вообще? — спросил Никколо

— Ник. И прежде, чем ты скажешь любую ерунду, о которой потом пожалеешь, твоя жена заставила меня позвонить тебе.

— Для какого хрена? — уточнил Генерал.

— Мааскаб напал на мою женщину, — ответил Ник, сразу же упрекая себя за то, что назвал Пенелопу своей.

— Мааскаб? Уверен? Погоди… Твоя женщина? Уже апокалипсис наступил, да? — сказал Никколо.

— Пошел ты, вампир. И да, уверен, что это скаб. Я не ошибаюсь, в отличие от тебя, упрекнул Кинич.

— Я уже не вампир, придурок. И я на твоем месте выбирал бы интонацию, — предостерег Никколо

— Мне нравится препираться с тобой, Полубог. — Он хмыкнул. Иногда эти перепалки и издевки могли длиться днями, но сейчас ситуация серьезная. — Мне нужно знать, почему они пришли за ней.

— Я не могу помочь. Застрял с учбенами, которых обучаю премудростям обезглавливания скабов и обскурос.

Вот почему он хотел сперва наперво поговорить с Никколо. Обычно, Кинич призвал бы армию людей (универсальных и натренированных солдат), учбенов, для такой работы. Но Симил совсем недавно оговорилась о грядущей велико войне и о том насколько эта война близко. И если они проиграют, значит, настанет конец цивилизации. Апокалипсис.

— Да. Я знаю, что учбены заняты. Вот почему тебе и звоню. Мне нужно, чтобы ты послал кого-нибудь выследить Мааскаба, которого я бы пытал, пока не расскажет все, как есть.

Никколо заворчал.

— Что случилось с тем, кто напал на нее?

— Встретил несчастливую судьбу

— Ты его поджарил, да? Чертовы боги. Когда-нибудь уже научитесь? Пленный гораздо дороже мести.

— Мааскаб застал меня врасплох… у меня выбора не было, — соврал Кинич. У него был выбор, и он выбрал поджарить ублюдка, смевшего напасть на Пенелопу.

— Мог бы вырубить его, — проворчал Никколо.

— Ты поможешь мне или нет? — спросил Кинич.

— Я не могу. Твой брат приказал каждого воина подготовить к войне

— Тогда я сам поймаю какого-нибудь, — заявил Кинич.

Никколо долго молчал.

— Почему?

— Что почему? — ответил вопросом на вопрос Кинич

— Зачем рисковать ради этой женщины?

И опять у Кинича не было ответа. Просто он… так желал. Его одолевали похотливые, навязчивые желания.　

— Это мое дело.

— Понятно, — ответил Никколо, после чего опять замолчал. — Он убьет меня за любое слово, но тебе повезло, что я люблю раздражать людей. У Гая есть кто-то среди них. Вероятно, его шпион может помочь.

Среди них?

— Спасибо, — произнес Кинич.

— Не стоит

— И еще, — добавил Кинич.

— Моя дневная квота помощи бесполезным божествам перевыполнена.

Кинич не обратил внимания на выпад Никколо, сейчас есть более важные заботы. К тому же, ему и правда нравился этот засранец.　

— Мне нужно оставить Пенелопу здесь на пару дней. Чтобы решить важные вопросы. Твой человек — Андрус — справиться с ней?

Никколо зарычал. Но опять же, он постоянно рычал, стоило лишь услышать имя Андруса. Который похитил Хелену, намереваясь использовать ее в качестве обмена на ныне покоившуюся, злобную королеву вампиров. И все еще усугубили попытки Андруса поухаживать за Хеленой.

То, что Андрус сейчас охраняет Хелену и их дочь Матти, просто доводит Никколо. Но Симил видела, как на Хелену и Матти нападают, а Андрус спасает их. Никколо с трудом удалось подавить гордость, но всепоглощающая любовь Хелены помогла и в этом и в обуздании ревности

— С ней будут неприятности? Потому как я полагаю, раз ты проявляешь к ней интерес, она та еще головная боль, — сказал Никколо.

— Я не проявляю к ней интерес. Она в опасности, а я не могу противиться необходимости защищать смертных. Но да, она не тряпка.

На самом деле, храбрость Пенелопы была не менее привлекательной чертой, чем всё остальное. Казалось, что она ничего не боялась, даже его. Как возбуждающе.

— Я послал Виктора в пентхаус, — сказал Никколо. — Он по делам в Нью-Йорке, и, так или иначе, надумывал заглянуть к Хелене.

Виктор — очень древний вампир — правая рука Никколо и его лучший друг на протяжении последнего тысячелетия. И именно он превратил Хелену в вампира, так что их привязанность друг друга лишь крепчала. И этими взаимоотношениями Никколо пришлось заняться.

У них поистине мексиканская мыльная опера бессмертных.

— Спасибо, это много для меня значит, — проворчал Кинич.

Никколо расхохотался.

— Ого. Бог Солнца проявил доброту? Если она привила тебе цивилизованность — она нечто. Не могу дождаться встречи с ней.

— Иди ты. — Кинич нажал отбой, раздраженный всей этой ситуацией. Онзнал, что беспокоился больше необходимого, но это ничего не значило. Он просто хотел Пенелопу и ничего больше.

Ему нужно выяснить, почему Мааскабы пришли за ней, спрятать ее в безопасном месте, а затем вернуться к существованию бога. Ведь им надо готовиться к войне, спасать человечество, и заняться вопросом восстановления равновесия во вселенной, и начать стоило с того, чтобы боги перестали плодиться с людьми.

Хотя, сексом с ними заниматься можно. Эта часть, вновь заметил он, идеальная диверсия для богов.

Глава 12

Смутно осознавая, что нахожусь в чужой постели, но на невероятно мягких простынях и лежу на воздушной, словно облако подушке, я перевернулась. Какая-то тайная сила не давала моему мозгу очнуться от божественного состояния релаксации, не смотря на бесцельно крутящиеся фрагменты в голове — монстры с черными зубами, мусорный бак, вспышка света и….

— Кинич! — Я вскочила с кровати, пытаясь собраться с мыслями, оглядываясь по сторонам.

Комната оформлена в чисто-белых оттенках, напоминающая мне о тех высококлассных европейских курортах — на которых я еще не была, но они в моем списке дел. Как только я получила паспорт, то начала брать уроки сальсы и сделала бразильянкацид (напилась в пух и прах шнапса с водкой перед тем, как отправиться на бразильскую эпиляцию) по рекомендации лучшей подруги Энн.

Открыв толстые, кремового цвета жалюзи, я была потрясена, обнаружив, что нахожусь в очень высоком здании. Город, казался, ошеломительным и заледенелым в туманном зимнем воздухе. Солнце только опускалась за горизонт, омывая каждое здание в еще более мрачный серый оттенок.

Господи! Как долго я находилась в отключке, если уже солнце светит? Была же ночь, когда Ник… Ник…

Он уложил меня спать после атаки вуду-терминатора.

Твою же… что происходит?

Волна страха прокатилась по моей коже. Как ни странно, однако, но я не ощущала себя напуганной. Нет. Совсем наоборот. Я чувствовала себя обиженной. Чувствовала… словно дали пинка под зад.

Потому что не понятно, что происходит — монстры, я стала свидетелем странных вещей, которые делает Ник, руководство его сумасшедшей сестры — и мне не нравится, что это вторглась в мою жизнь.　

Хорошая или плохая, но это моя жизнь. Моя. И никто не должен управлять Пенелопой-мобилем кроме меня. Как смеют эти… люди?.. Существа?…Причудливые создания? Как смеют эти похотливые создания садиться в мою машину и рулить.

Ах, ты думаешь, что можешь все контролировать?

Да.

Ха! Отлично.

Заткнись к чертям собачьим!

Мое внимание привлек детский плач. Я открыла дверь и вышла в ярко освещенный пустой коридор.

В розовых, пушистых носках я тихонько пошла вперед.

Розовые, пушистые носки? Посмотрела я вниз. О Боже мой! На мне ночнушка Hello Kitty.　

— Какого…? — Я провела руками по телу, а потом подняла подол ночнушки.

Говоря о вторжении….

— Нижнее белье тоже Kitty? Черт бы его побрал! Да как он посмел ко мне притронуться.

Hello Kitty? Серьезно?

— Могу ли я чем-нибудь помочь?

Я обернулась и увидела постыдно привлекательного, хорошо сложенного мужчину с коротко подстриженными темными волосами и бирюзовыми глазами, который непринужденно смотрел на меня — или, на самом деле, уставился на мою нижнюю половину. Я ахнула и опустила ночнушку.

— Погоди! Это ты! — указала я. — Ты… ты…

Он склонил голову.　

— Андрус. Вот мы и снова встретились, Дороти.

Ой, ой, ой. Этот маленький путешественник знает, что она уже не в Канзасе. Потому что в Канзасе нет мужчин, которые усыпят заклинанием, а затем оденут тебя, как маленькую девочку.

— Где я? И где этот СС, Ник?

Он улыбается.　

— СС? Я вижу, что ты и я поладим.

Я прищурилась и сжала губы в тонкую линию, ожидая ответов.

Он прочистил горло.　

— Пошли.

Кипя от злости, я волочилась за ним и его кожаными штанами. Когда мы завернули за угол, я увидела просторную гостиную. Окна от пола до потолка открывали великолепный вид на Центральный парк. Пухлый, светловолосый малыш сидел по — середине пола на большом одеяле с разбросанными рядом разноцветными кубиками.

И тут я вспомнила.

— Этого ребенка ты приносил к Симил. Да?

Он кивнул с яркой улыбой на лице.

— Эту сладкую малышку, — сказал он по-детски, когда прыгал над ней — это наша малышка Матти. — Он подхватил ее и укусил за ушко. Она мгновенно перестала плакать и слегка захихикала.

Ладно. Очень странно. Огромный мужик казался опасным, чем сам грех — словно он ел пули на завтрак, а бензин пил вместо мартини — но превратился в дурачка из-за этой малышки?

О, остановись! Это совершенно очаровательно и ты знаешь об этом!

Нет! Ты остановись! Ты сама по уши в дерьме, а осуждаешь его образцовое поведение. Достаточно! Сфокусируйся, Пенелопа! Рули!

— Итак, отвечай на мои вопросы. Где Ник? — скрестив руки на груди, спросила я.

Андрус пристроил ребенка на бедре.

— О, ворчливая тетенька хочет знать где этот ублюдок, твой дядя Кинич, — снова сюсюкаясь сказал он.

— Баааа… ба, — она проагукала и вцепилась пухленькими ручонками в его черную футболку.

— Да, верно, Матти. Пора подкрепиться. — Он вышел.

— Хей! А теперь ты куда идешь? — Я помчалась за ним.

Когда я догнала его в выставочном зале, похожем на кухню, он усаживал Матти в высокий детский стульчик.

Он бросил на меня хмурый взгляд.　

— Я не знаю где Ник, но он оставил тебя вчера здесь. Ты находишься на моем попечении до тех пор, пока он не вернется. — Он взглянул на мою нижнюю половину. — И нет. Я не мыл и не переодевал тебя, если тебе это интересно. — Его хладнокровное каменное выражение лица, тут же растаяло, когда он взглянул на Матти. — Потому что маленькая Матти — единственная леди, которую я мою и одеваю. Не так ли, мой маленький кексик тьмы?

Да, он просто назвал ее «кексиком» — я сглотнула — «тьма».

Я нажала кнопку «отрицание реальности» — я родилась с одной такой в моем мозгу — и пошла дальше.

Андрус засунул голову в экстра-большой холодильник из нержавеющей стали.　

— Хелена должно быть проснется через пару минут. Она ответит на любые твои вопросы.

— Отлично. А этот человек Хелена, кем бы она ни была, сможет сказать, кто на меня напал? Или как Ник заставил меня уснуть?

— Вероятно.

— Хелена твоя жена? — спросила я

Он вытащил голову из холодильника и так взглянул, что мог бы воспламенить целую нефтяную скважину.　

— Нет. Хелена — мама Матти. Она не моя.

Ауч! Я задела за живое?

— Хелена замужем за Никколо ДиКонти. Это их дом, — объяснил он.

Меня осенило.

— Погоди. Так ты что… няня?

Он захлопнул дверцу холодильника и поставил бутылку с красной жидкостью в микроволновку.　

— Я предпочитаю телохранитель и опекун.

Он нянь!

Или няня в коже!

Хи-хи-хи.

Ну-ка прекрати!

Я прикусила щеку, чтобы сдержать многообещающую улыбку.

Микроволновка просигналила. Он достал бутылку и одел колпачок, а затем немного встряхнул. Ребенок протянул ручки. Он прошел было мимо меня, но потом остановился.　

— Если ты не возражаешь, мне нужно дать Матти бутылочку.

Он не хочет, чтобы я это видела? Господи. Может, ему все же не приятна его роль, как он говорит.

— Я пойду, позвоню. Если можно конечно.

— Чувствуй себя, как дома. — Он смотрел и ждал, когда я уйду.

Я пожала плечами и вернулась в гостиную, где нашла стоящий в углу на маленьком столике телефон. Я взяла трубку и уставилась на черно-белые кнопки.

Что я скажу маме? Что на меня напал монстр в собственной квартире и спас мужчина, с которым я возможно переспала, после того как его сумасшедшая сестра опоила нас и которая предложила миллион долларов за то, что я стану суррогатной матерью его ребенка. Ребенка, которого он даже не хотел?

И что — сейчас на мой отстойный пломбир добавили вишенку — возможно, я ношу под сердцем ребенка этого мужчины! Если мы все же переспали, но кто его знает?

Ааааа да. Теперь есть история, которую каждая мама хочет разместить на страничке Фейсбука.　

— О, зацените-ка, что моя дочь вытворила?

Нравится?

Клик.

Нет. Она должна думать только о выздоровлении. Притворюсь, что всё хорошо и придержу правду на другой день. Возможно после моей смерти.

Я набрала номер, но ее телефон снова занят. Может, потому, что она за границей? Нужно позвонить в клинику в Швейцарии, но у меня не было номера.　

Я вернулась обратно в кухню, надеясь, что Андруса не оскорбит мое вторжение. Может быть, он должен увидеть, что мне нет никакого дела до его работы няньки-телохранителя.

— Андрус? — позвала я.

Он сидел за кухонным столом, держа Матти на руках и придерживая бутылочку с красной жидкостью у нее во рту.

— Что это такое? — спросила я.

— Эээээ… клюквенный сок.

Я подрабатывала няней несколько лет в моем раннем подростковом возрасте и не помню, чтобы давала что-то кроме яблочного сока, воды или детской смеси.　

— И она любит пить его теплым?

— Она… хм. Он ей нравится. Много витамина N. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Отличненько.

— Здесь есть компьютер, которым я могла бы воспользоваться.

— В кабинете, — говорит Андрус. — Сразу после гостиной. Пользуйся. Пароль «полубог».

Я поблагодарила его, радуясь, что не увижу его язвительной ухмылки.

Я легко нашла кабинет. И наряду с захватывающим видом, ничего в нем особенного не было: книжные полки, несколько семейных фотографий на стенах и т. д. Но, несмотря на всю нормальность, нечто в этом доме все же поражало меня, поскольку… ну, что-то все же в нем было не так. Могу руку положить на отсечения.　

Я открыла ноутбук, набрала пароль и быстро забила поиск, но как ни странно ничего не нашла. Я забыла название клиники? Нет. Нет. Центр иммунологии и интегративных исследований. Стокгольм.　

Я почесала затылок. Почему не находит?

Я попыталась по-разному написать, прежде чем решила, что быстрее будет позвонить моей соседке.

Я набрала номер, и мне ответил, сантехник в отставке/ бывший сантехник, мистер Харрис. Он сказал, что понятия не имеет, где находится моя мама, но его жена вернется домой через несколько минут.

Как ни странно, когда я спросила, все ли в порядке после, устроенной заварушки, он понятия не имел, о чем я говорила.　

— Уверены? Возле здания никто странный не ошивается?

— Нет, Пенелопа. А что? У тебя какие-то проблемы? — спросил он.

Я видела твою задницу, торчащей из штанов!

— Нет. Все в порядке! Просто достает обиженный бывший парень, — соврала я. — Ничего такого, с чем бы я ни справилась.

Я посмотрела на часы на столе. О, нет! У меня занятия по каратэ в семь.

Я потерла лицо. Я почти на грани потери рассудка, но пытаюсь сохранить в своей жизни то, что ощущалась важным. Да. Я поеду домой, возьму кимоно и другие личные вещи и отправлюсь к друзьям, пока не пойму что происходит.

Всё верно, милая. Бери управление в свои руки!

Глава 13

— Киникин! О мой Бог! — Одетая в цветочный махровый халат, Эмма обняла Кинича за шею. — У тебя должно быть крепкие яйца, раз ты решил появиться здесь!

Кинич улыбнулся и крепко ее обнял. Ему всегда нравилась Эмма, она живая и храбрая, немного безрассудная, хотя нет, очень. Но она и должна быть такой, раз собралась выйти замуж за его брата Гая.

И не смотря на его взгляды относительно Пиел, он не мог отрицать, что Эмма действительно особенная. Он почти считал ее младшей сестрой — возможно, потому что было время, когда Эмма являлась единственным средством связи богов с внешним миром (небольшой неудачный случай, связанный с Мааскаб)

Разорвав объятия, Эмма провела Кинича в роскошный отремонтированный особняк 1860 годов. Шестиэтажный свадебный подарок в комплекте с крытым бассейном и баскетбольной площадкой, который обошелся Гаю всего лишь в шестьдесят миллионов долларов. Копейки для Бога, у которого все время мира, чтобы накопить богатство.

Кинич обвел глазами большие растения в горшках, искусно выложенную плитку на полу и мебель в загородном стиле. Эмма проделала феноменальную работу, воссоздавая интерьер виллы Гая в испанском стиле, которая находилась в Италии, и это не смотря на то, что сейчас они были в самом сердце Нью-Йорка.

— Эмма, потрясающе.

Она махнула запястьем.　

— Пустяки. Просто Гай хотел чувствовать себя, как дома. — Эмма посмотрела на Кинича. — Кстати, отлично выглядишь. Что-то изменилось. Сбросил лишние килограммы?

Забавная женщина. Богам не нужно беспокоиться о таких вещах.　

— Возможно из-за моего нового портного. Этот мужчина знает, как подогнать пару брюк для экстра-очень-большого парня.

Она покачала головой.

— Э-э-э. Точно не могу сказать, но ты словно излучаешь нечто новое.

Святые святых. Могло ли это быть связанно с Пенелопой?

Он быстро сменил тему разговора.　

— Я здесь, чтобы увидеть брата. Он все еще сердится? — спросил Кинич.

— Конечно, — ответила она.

— А ты? — Не только потому, что она была Пиел, а так же Эмма хотела детей, что, по его мнению, никогда не должно быть разрешено. Без сомнений, Гай уже рассказал ей об этом.

Она улыбнулась.

— А должна? Ты всего лишь поступаешь так, как считаешь нужным.

Он наклонил голову.

— Очень зрелая позиция. Думаю, мы могли бы поучиться у тебя.

— Ну, не могу с этим помочь, если я умнее, чем боги — включая и тебя. Я имею в виду, это просто нелепо полагать, что Пиелы нанесли серьезный урон Вселенной. Во всяком случае, это вы, боги, со своими устаревшими методами, лезете во все подряд. Серьезно, тебе стоит получше взглянуть на твою команду? Полные неудачники!

— Ну, — сказал он, — я их так не называл…

— За исключением Гая никто и пальцем не пошевелил, чтобы помочь человечеству развиваться в позитивном направлении.

— Ну, мы… эээ. Моя сестра Колел…

— Леди заклинатель пчел? Серьезно? Это твое лучшее объяснение? Богиня, которая помогает готовить пчелиную блевотину?

Возможно, она права.

— По-моему, — она ткнула пальцем ему в грудь — мы прошли теорию «плавильного котла». Посмотри, насколько Гай продвинулся, с тех пор как мы познакомились. Он стал более цивилизованным…

— Эмма! — прокричал Гай из другой комнаты. — Тащи сюда свою горячую попку, женщина! Мы еще не закончили наш вечер любви.

Эмма улыбнулась Киничу, а затем шепнула:

— За исключением кровати, в которой он ведет себя так, как мне нравится. — Она вздохнула. — Боги, как же я люблю это божество.

Кинич вежливо улыбнулся. Но, правда в том, что ему было очень неловко с Эммой и Гаем, когда те находились рядом. Возможно, потому что он потратил несколько тысячелетий, убеждая себя, что боги не созданы для любви и отношений.

Он смирился с унылым, сомнительным понятием о вечном одиночестве — в романтическом смысле. Да. У него была роль и человечество, за которым нужно присматривать. Казалось бы, этого должно хватить, потому что любой другой выбор был неестественным.

Эмма указала в сторону гостиной.　

— Позволь мне сказать ему, что ты здесь. Возможно, я смогу расположить его, и он будет вести себя хорошо.

— Очень признателен, Эмма.

Она подмигнула.

— Все что угодно для тебя, Солнечный мальчик.

И в этот момент, зазвонил мобильник.

— Да.

— Это я… Андрус. Твой человек, она убежала.

Сукин…

— Ты должен был смотреть за ней!

— Хей, я кормил… точил свой меч. Не моя вина.

— Не твоя вина? — закричал Кинич.

— Я был нужен Матти, чтобы сменить ее подг… ухххх, шины. Верно. Шины на ее трехколесном велосипеде.

— Кончай с этим, Андрус. Мы все прекрасно знаем, что ты нянька.

— Я смертельный убийца! — твердо произнес Андрус.

— Продолжай повторять это себе, особенно тогда, когда мой кулак впечатается в твою челюсть, сразу после того, как я найду Пенелопу. — Он сбросил звонок, как только дал обещание Андрусу, что тот заплатит.

Он быстро набрал номер Пенелопы. На его удивление, она ответила на второй звонок, но вместо того, чтобы раскрыть свое местоположение, она проигнорировала его предупреждения, разглагольствовала о какой-то чертовой штуке и затем повесила трубку.

Боги, ну что за упрямая женщина!

Он собирался уходить, когда Гай появился перед ним с хмурым взглядом и в шелковых красных боксерах с белыми сердечками.　

— Ни слова, Кинич. Их подарила Эмма, — сказал он. — Начинай говорить. У тебя две минуты! Две! Но не потому что, мне насрать на тебя, а потому что Эмма обещала сделать все эти вещи своим язычком, если я буду хорошо себя вести.

Языком? Так же как делала Пенелопа в его сне?

Он вдруг почувствовал, как жар растекается под его толстой белой водолазкой и шерстяными брюками.　

— Мне нужно идти. Что-то придумать.　

Кинич развернулся, чтобы уйти, но ему перегородил путь Гай.

— Эмма была очень конкретна, — сказал Гай. — Я должен выслушать тебя в течение двух минут, почему ты здесь или никакого языка не будет. Так что, даже не думай выйти через эту чертову дверь, пока не выговоришь свои сто двадцать секунд.

От мысли о том, что Пенелопа одна где-то носится по городу, Кинич зарычал.

— Я здесь, потому что вчера столкнулся в городе с Мааскаб.

В глазах Гая сверкнула ярость.　

— Здесь? В Нью-Йорке? И ты целый день ждал, чтобы поделиться этой информацией со мной?

— Я убил его. И сказал бы тебе раньше, но у меня были куда более важные дела, — объяснил Кинич.

— Должно быть чертовски важные. Так что, черт возьми, стряслось?

— Мааскаб атаковал мою… женщину, — сказал Кинич. — Я надеялся, что ты поможешь мне понять почему.

— Кто эта женщина?

Кинич не желал раскрывать подробности, но рано или поздно Гай узнал бы правду, у Симил был самый болтливый рот во Вселенной.　

— Она человек, с которым я переспал. Я так думаю.

Гай расхохотался.

— Ты! У тебя есть девушка?

Кинич почувствовал, как его лицо стало ярко-красным, а от гнева пламя вспыхнуло под его кожей.　

— Нет. Это дело рук Симил. Она опоила нас, в надежде, что я оплодотворю женщину, а затем пересмотрю вынесение вопроса «о продолжении рода с людьми» на голосование. Но ее план не удался — если бы мы переспали. Пенелопа сняла нефритовое ожерелье, поэтому ничего не вышло.　

Боги могли вступать в интимную связь с людьми, когда на тех одето нефритовое ожерелье. И если зачатие и произошло, то ребенок выживет, если мама будет носить и дальше ожерелье. В противном случае, свет бога был слишком мощным для человеческого организма.

Все еще улыбаясь, Гай подозрительно посмотрел на брата.　

— И ты здесь потому что?

— Если Мааскаб хотят заполучить Пенелопу, на это должна быть причина.

— Думаешь, она как Эмма?

— Возможно. Но я не чувствую наш свет внутри нее. Именно, поэтому я хочу выяснить, почему Мааскаб охотится за ней. Если нападение было случайным, тогда я приму иные меры для ее защиты. Никколо сказал, у тебя есть шпион.

От гнева у Гая расширились глаза.

— Черт возьми, Солнце, — резко прошептал он. — Закрой рот, Эмма может услышать. — Он посмотрел через плечо в коридор, ведущий в его спальню.

Кинич вздернул бровь.

— У тебя есть секреты от Эммы? От нас?

— Да. Мы не можем рисковать, чтобы Мааскаб заполучил эту информацию. Чем меньше людей знают, тем лучше.

В Киниче проснулось подозрение.　

— Но зачем скрывать это он братьев?

Гай подошел ближе.　

— После того что случилось с Томмазо, мы не можем быть настолько наивными и среди нас скорее всего еще есть предатели.

— Несомненно, богам можно доверять… — Кинич подумал о Симил и нескольких его братьев — придурках без всякого чувства здравого смысла.

Затем был Чаам, их другой брат, который предал их. Кто сказал, что бог не может пасть.　

— Неважно. Верно подмечено. Иметь шпиона среди Мааскаб очень полезно. Итак, когда ты сможешь связаться с ним?

Гай почесал подбородок.　

— В этом-то и вопрос. От него не было известий вот уже несколько недель. В джунглях у него спрятан телефон, который заряжается от солнечной батареи. Когда он последний раз звонил, то сказал, что Мааскаб готовились к большому делу. Теперь телефон выключен, и спутник не может отследить сигнал.

— Возможно ли, что Томмазо раскрыл твоего шпиона? — Томмазо бывший учбен и еще один гнусный предатель, который как предполагалась, бежал с бабушкой Эммы и присоединился к Мааскаб. И поскольку Томмазо был учбеном на протяжении многих лет, он знал почти каждого, кто служил богам.

Гай покачал головой.

— Нет. Не стоит беспокоиться. Я тщательно выбирал.

Телефон Кинича зазвонил. Он вытащил его из кармана. На дисплее высветилось имя «Симил».

— Сука! — ответил он. — Я собираюсь выпотрошить тебя, набить плотоядными жуками, приковать к большому валуну и бросить в жерло вулкана!

— Ха! Была там. Сделала это! Набила татуху. На заднице. — Симил хмыкнула на другом конце телефона. — И я знаю, почему ты злишься, но идея с карликами не моя. Также как и взбитые сливки. Хотя, видео на YouTube есть! Ты можешь только в это поверить! Один миллион просмотров! Детка, ты суперзвезда!

— О чем, мать твою, ты говоришь? — В очередной раз он хотел иметь дар перемещаться, чтобы появиться около нее и вырвать горло.

— Ну, ты знаешь… — уточнила Симил — видео той ночи, которое мы сняли, когда ты был с Пенелопой? Я опоила тебя. Там были карлики? Ой, не обращай внимания. Так, что твой человек-стринги нервничает?

— Для протокола — я боец. И ты, Симил, прекрасно это знаешь! На этот раз ты пересекла черту!

— Согласно видео и одному миллиону людей, я бы сказала, ты прекрасно провел время. Лично, я понятия не имела, что ты такой гибкий. Мы должны предлагать тебя на вечеринках.

— Я собираюсь убить тебя! Убить. Убить. Убить тебя! — Он почувствовал, как пламя поднимается на поверхность его кожи. К сожалению, хотя и исцелялся Кинич быстро, жар был невыносимо мучительным, когда он давал волю силе.

Симил захихикала.

— Нет, если ты хочешь, чтобы я доставила в целости и сохранности твоего любимого человеческого питомца.

— Что? Ты шутишь, — огрызнулся он.

— Шутка? Ты имеешь в виду, как насмешка, остроумный анекдот, меткое слово, дурачество, розыгрыши или баловство?

Он выдохнул клубок дыма.　

— Да.

— Тогда… нет. Не мой стиль. По крайней мере, не по вторникам. Все это знают.

— Сегодня. Среда, — прорычал он.

— Серьезно? А год какой?

— Симил! Завязывай нести чушь! — проревел Кинич.

— Никогда! Чушь — мое второе имя! Кроме вторника. Тогда это Бьяяяянка.

— Я вешаю трубку. И затем, потрачу каждый час бодрствования на охоту за твоей костлявой задницей.

— Охотясь на меня? Возможно, тебе стоит сфокусироваться на матери ребёнка, дамский угодник; я только что видела Пенелопу, резвящуюся на улице и совершенно одну. Весьма глупо, учитывая, что она включена в меню Скаби на десерт.

— Я тебе не верю, — сказал он.

— Ладно. Я не просто видела, как Пенелопа выходила из ее квартиры, таща за собой две огромные сумки. И я не слежу за ней в моем Богомобиле.

На заднем фоне сигналили машины.

— Удержи эту мысль, Солнце.

Звучало так, словно Симил уронила телефон. Затем послышались крики.　

— Закрой пасть и вали домой!　

Тишина.

— Что? Ты показал мне средний палец? Я оторву его от твоей маленькой ручонки и засуну туда, где не светит солнце! — Еще больше криков послышалось на заднем фоне. — О, да? Ты только попробуй, маленький засранец! — рявкнула на кого-то Симил.

— Черт подери, Симил! — закричал Кинич в трубку.

Он услышал ворчание Симил, визг шин, а затем лязг и помехи, пока Симил поднимала телефон.

— Гребаные бойскауты, — прошипела она. — Дай им немного омелы и Рождественских песен, и они думают, что в их руках весь чертов праздник! — Молчание. — Ладно, я хорошая богиня. Я добрая богиня… о какого черта. Я не такая. Итак! Где мы остановились, Кин!

Гай, наверное, заметил вспышки пламени в глазах Кинича и поэтому выхватил телефон.

— Симил? Какого дьявола здесь происходит? — спросил Гай. Он слушал и кивал. — Понятно. Да. Ты ведь в курсе, что рано или поздно заплатишь за свои закулисные проделки. — Молчание.

— Нет. Я не видел видео. Оно хоть хорошее? — рассмеялся Гай. — Серьезно? Он это сделал? С человеком или лилипутом? Классика. Уверен, что я и Эмма посмотрим его чуть позже.

«Я убью их обоих».　

Кинич бросился вперед, чтобы забрать телефон, но Гай отошел в сторону и развернулся к нему спиной.

— Да, — ответил он. — Я скажу ему. Доставить девушку. — Он повесил трубку.

Всё тело Кинича дымилось.　

— Ты связалась не с тем, черт возьми, Богом.

Гай покачал головой и рассмеялся.　

— Успокойся, брат. Симил охраняет твоего человека. Конечно же, не запросто так.

— Что?

— Воздержись от возмездия, — небрежно сказал Гай.

Чертовы Боги!

— Она сказала, где Пенелопа?

Гай покачал головой.　

— Нет, она просто сказала, что позже приедет к Никколо и, что сперва ей нужно вырубить нескольких медвежат. Иногда ее юмор заводит меня в тупик — почему медвежата спокойно разгуливают по городу?

Кинич еле сдерживал себя, чтобы не взорваться от гнева.　

— Я вернусь обратно к Никколо и буду ждать их.　

Кинич направился в сторону двери.

— И да, Кинич? — добавил Гай. — Я постараюсь связаться со своим шпионом. И если все пройдет удачно, я спрошу про твою девуш… твою человеческую подружку. Но я так понимаю, ты пока будешь думать, что она одна из Пиел и поэтому ее захотели жрецы. Возможно, тебе стоит отвезти ее в свое имение в Седоне.

— Гай, — выкрикнула Эмма из другой комнаты. — Быстро тащи свою сладкую задницу! Мой язык и я уже заждались!

Кинич пытался не думать о его эротическом сне с Пенелопой. А вместо этого, сосредоточился на гневе. Которого было хоть отбавляй.

Глава 14

Как оказалось, беспокоится мне было не о чем. Кто-то, вероятно, сосед, запер дверь в мою квартиру. Так что, взяв запасной ключ и контактную информацию для мамы от миссис Харрис, я продумала план. Быстро вбежать внутрь, схватить снаряжение для карате, телефон, сменную одежду и сумочку.

А затем бежать прочь, сломя голову.

Позже, после занятий, я позвоню или Энн или Джесс, переночую у них пару ночей или до того момента, как пойму, что же делать. Кто знает, может этот монстр вернется и поставит жирный крест на моей жизни.

По одной проблеме за раз, Пен. Приоткрыв входную дверь, я замерла и прислушалась к любому звуку.

Ничего.

Я медленно вошла и поразилась, что кто-то навел порядок. В квартире хорошо пахло, экзотическими растениями и солнцем.

Кинич.

Каждая унция злости и раздражения улетучилась, а все мое тело ожило, словно огоньки зажглись на рождественской елке. Очень-очень озорной елке, которая хотела побаловаться пахабщиной с леденцом определенного сексуального мужчины, который, определенно, не Санта.

А сексуальный бог. Даже во сне он точно знал, как и где меня приласкать. Прямо как в статье Космо про оргазм.

И то, что Ник прибрался в моей квартире, лишь добавляло ему очков. Ничего не могло быть сексуальнее, чем мужчина любящий порядок. Джекпот.

Ага… но все эти странности и то, как он отнесся к тебе той ночью…

Нет! Я не стану об этом сейчас думать.

Я металась по квартире, собирая одежду, туалетные принадлежности, которые кидала в огромную сумку. Затем сунула мобильный в карман. Упс. Двадцать пропущенных звонков от Энн и Джесс, но от мамы ничего.

Я уже была у двери, когда поняла, что забыла кое о чем.

Прибор!

Я бросилась в ванную.

Если я беременна, то… то… То понятия не имею, что делать. При мысли о Киниче в сердце кольнуло. Я его едва знаю, но не могу забить на то, как он на меня действовал и какие вызывал чувства.

Да, и то, как он обвинил тебя в похищении его спермы! Погодите-ка. Мы ведь не думаем об этом, так?

Ну да. Но трудно не думать о том, как он спас меня от того монстра.

Но Ник сказал, что… что та хрень не собиралась меня убивать. Так, он спас меня на самом деле? Может, это было недоразумением? Вероятно, монстр хотел позаимствовать шампунь или дезодорант, он же обделен средствами личной гигиены. Ну, я бы на его месте тоже злилась.

— Ох, нет! — Приборчика не оказалось на полке, где я его оставила. Вероятно, Кинич его нашел, когда убирался.

Он знает! Этот тупица знает, а я нет!

Мой телефон зазвонил, номер оказался скрыт. Может мама?

— Алло.

— Проклятье, женщина! Где тебя черти носят? — раздался в трубке голос Кинича.

Чё… че…

— Что?! Ты меня только что женщиной назвал и разговариваешь, как с непослушным ребенком?

— Да, — холодно ответил он. — И если не хочешь найти себя мертвой, лучше скажи, где ты?

— Боже мой! Ты кем себя возомнил? Я — взрослая женщина… и сама могу о себе позаботиться. И, между прочим, сам себя «найти мертвым» нельзя. Это глупо.

Из трубки донесся тихий рык.

— Где?

— Он мне нужен! Кинич, где прибор? Что ты с ним сделал? Что он показал?

— Прибор? Тебя Мааскабы хотят убить, а ты о какой-то ерунде беспокоишься? Почему ты не осталась с Андрусом? — Затем он пробормотал что-от на счет глупых смертей… или глупых смертных.

— Но ты же сказал, что монстр не пытался меня убить.

— Пока что! — прокричал он. — Пока не пытался. Но вскоре может начать попытки. Проклятье, женщина, скажи, где ты, чтобы я тебя забрал.

Пока что? Вероятно, я это упустила. О-о-о-о-ох. Плохо.

— Я… — Я замолчала, когда заметила что-то на полу у раковины. Тест на беременность, он должно быть упал.

Я подняла его, почти уронив из-за того, как тряслись у меня руки. Один взгляд и я получила ответ.

А сердце мое ёкнуло.

— О-о-о-ох, — протянула я на выдохе. — Я… кхм-кхм… пока, Кинич. Со мной все будет хорошо. Понял?

— ПЕ-НЕ-ЛО-ПА!!! — зарычал он, а я нажала отбой.

* * *

За три минуты до начала урока, я была в классе, радуясь, что ненадолго могу окунуться в привычный, повседневный уклад. Мне нужно отвлечься от эмоциональных перегрузок, происходящих во мне. Разобраться с чувствами к Нику. Есть они у меня? Или их нет? Или это просто эмоциональная скачка?

Фу, какая отвратительная аналогия.

Ладно, надо все разложить по полочкам.

Что? Придется приделывать новые, потому что раскладывать нужно многое.

Ух! Прекрати.

С одной стороны, из-за высокомерия Кинича, мне хочется врезать ему прямо по мужским фрикаделькам. Но, какая-то часть меня, боялась это делать, памятуя о том, на что он способен. Для мужчины… ненормально обладать такими способностями.

Но с другой стороны, мне нравился Кинич. Сильно. Он пробудил во мне такие чувства, о которых я и не догадывалась, и не думала, что кто-то мог их пробудить. К тому же при виде его у меня дрожат колени, я вся горю и во мне вспыхивает неконтролируемая похоть.

И эта связь, которая пробралась до мозга костей, хотя я не понимаю, почему, и даже не пыталась признать ее. И, наконец, у меня необъяснимое желание сделать Ника своим и никуда его не отпускать, и из-за этого я вновь танцую между облегчением и потерянностью. Ух-хух.

Проблема с беременностью — определенно танго. Может даже ламбада с элементами хулы и луи. С мячиками из пойи^[11]. Я вздрогнула Пойи — грубовато.

В любом случае, со всеми этими неразберихами у меня в голове и сердце, мне нужно хорошо отвлечься, а дети возрастом от трех до пяти — именно то, что нужно. Ничего не расслабит меня больше, чем выражение их маленьких личиков, когда они смеются, обижаются, кричат: «Кия!» Я люблю детей.

В колледже, три лета подряд, я была вожатым в лагере карате, и понравилось мне, вероятно, потому, что я была хорошим тренером. Я выказывала уважение детям, а они слушали. И мы понимали друг друга. Все было просто.

Отношения с взрослыми всегда полны перипетий. Мои чувства тому доказательства… Ник.

Ну, по крайней мере, сейчас чуть менее сложно. То, что я не беременна первое и огромнейшее облегчение, несмотря на все иррациональные чувства на этой почве.

И никогда-никогда-никогда — пробку от шампанского мне в глаз, бородавку на нос — я не поставлю себя в такую ситуацию. Да-да, есть оправдание, нас опоили, но это не извиняет моей глупости, что связалась с этими людьми.

Теперь все в прошлом, так что забудь.

Забуду. Знаю, что забуду. Просто нужно время и разговор с мамой. Из всего этого, хорошо то, что мама в Швейцарии на лечении, благодаря деньгам, которые Симил дала мне за то, что я просто пришла на вечеринку.

Ну, я определенно засветилась на вечеринке. Танцевала на столе и надела абажур на голову.

После занятий, упаковывая вещи в сумку, я позвонила Энн — лучшей своей подруге на всем белом свете, не считая Джесс.

Мы познакомились на первом году обучения в клубе романтической литературы/клуб любителей готовить закуски под названием «Мы уничтожители закусок». В общем, с тех пор мы втроем дружим. Когда в прошлом году маме стало хуже, они особо по-доброму ко мне относились.

— Пенелопа! — завизжала Энн в трубку. — Где ты была, черт возьми?

Я потерла лоб.

— Ты мне ни за что не поверишь. Эй, не окажешь мне услугу, могу я на какое-то время у тебя остаться?

— Конечно. Всё в порядке? — спросила Энн.

В окне я заметила высокого блондина, одетого в черный свитер. Он был выше среднестатистических парней, но не рост привлек мое внимание, а то, как он шел. Он словно…

Плыл?

— Кхм. Да. Я скоро приеду, ладно?

— Ладно, подруга, — ответила Энн. — Скоро увидимся.

Я повесила трубку, повесила сумку на плечо и потянулась к выключателю. В голове зазвучал шепот, говорящий, что я сглупила — да-да, опять — не сказав Киничу, где нахожусь.

Я нашла номер Кинича в телефоне и уже хотела нажать «позвонить», когда блондин появился передо мной из ниоткуда.

Взвизгнув, я кинула в него телефон. Блондин увернулся и заворчал. Не оглядываясь, я помчалась к двери, ведущей на улицу.

Там холодно и темно, но, по крайней мере, были люди. Я завернула за угол, и увидела, как из такси выходит женщина. Я прыгнула в салон такси.

— Поехали! Вперед! Давай! — закричала я водителю через плексиглас.

— Ну… не вопрос, пироженка! — ответила она

Я несколько раз обернулась, благодаря Бога, что мужчина не последовал за мной.

— И отчего же ты бежишь, Пенелопа?

Э? Я посмотрела на водителя.

— Боже мой! Ты?!

— Скучала? — пропела Симил и с визгом шин выехала на дорогу.

Глава 15

Не веря своим тысячелетним глазам викинга, Виктор смотрел на женский сотовый телефон в его руке. Там на маленьком экране, просматривался за каплями крови — черт, человек сильно бьет! — образ белокурой женщины, которая снилась ему на протяжении пяти веков.

Его сердце колотилось в груди, но тело оставалось не подвижным. Он знал, что как предполагалось, следует за человеческой девчонкой, Пенелопой, но это было важнее, Никколо — его лучшего друга в прошлом тысячелетии, который послал следить его за нею — это искусная работа Фейт. Должна была быть. Потому что только у судьбы такое злое, садистское чувство юмора.

Он искал эту златовласую, которая сейчас смотрела на него с экрана, на протяжении пяти столетий, столько же лет она преследовала его днем и ночью.

Он искал во всех уголках земли любые подсказки, которые приведут его к ней — пророки, экстрасенсы… он даже как-то переспал с этой тварью Симил — страшная, ужасная пытка, которая включала в себя розовые мармеладки и громкую музыку, некой группы под названием Fun. Хотя Симил звала его Эриком.

Бесполезная трата времени. После того, как он встретил Симил, она сказала, что его будущее пустое.

— В любом случае, что, черт возьми, это означает?

Разве сейчас это важно? Он нашел женщину. Он, мать вашу, нашел ее! С улыбкой на лице она смотрела на него с экрана.

И ты позволяешь единственному человеку, который может найти её, удрать. А на девчонку ведь охотиться Мааскаб.

Виктор дернулся. Вот черт!

Он материализовался на улице и как раз вовремя завернул за угол, следуя за её ароматом, чтобы увидеть её затылок через окно в такси с очень знакомым рыжим водителем. Он моргнул и такси уехало.

— Сукина дочь! Симил!

Глава 16

Кинич ворвался через дверь пентхауса Николло и Хелены и влетел в просторную гостиную, готовый оторвать голову Андрусу за то, что позволил Пенелопе уйти.

Андрус мгновенно появился, держа в каждой руке по сверкающему мечу и весящим через плечо, испачканным отрыжкой полотенцем.

Увидев Кинича, он закатил глаза.

— О, понеслось. Похоже, наша солнечная принцесска сейчас взорвется в приступе истерии. Могу ли я напомнить тебе, Ник, — резко сказал Андрус, делая акцент на «Ник», но на самом деле он имел в виду мудак. — Что здесь дети.

— Как ты мог позволить ей уйти? Ты сукин сын! Я убью тебя. — Кинич бросился на Андруса.

Чья-то рука схватила его и отправила в полет, и Кинич приземлился в другой части комнаты.

— Назад, Бог Солнца! — прорычала Хелена. — Никто не трогает Андруса! Ни тогда, когда он здесь, чтобы защищать меня и малышку, пока Николло тренирует твою — она ткнула ему в грудь — армию Учбенов. И не забывай, что Симил привела его сюда.

Она права. И, особенно сейчас, он не мог конфликтовать с союзниками. Но это ничуть не утихомирило его гнев.

Кинич уже собирался принести извинения, как Хелена улыбнулась, а затем рассмеялась.　

— Я думала, ты сказал, что тебе не нравится Пенелопа. Но она же тебе нравится. Не так ли Кинкин? Ха…?

Кинич почувствовал, как его лицо покраснело.　

— Мне пришлось позаботиться о женщине. Это правда. Но позволь напомнить, что я забочусь обо всех людях. Вампиры не такие м…

Входная дверь распахнулась, и раскрасневшаяся Пенелопа протиснулась в нее.　

— Монстры! Помоги! О, Боже мой! Монстры.

Она прыгнула в объятия Кинича, что он отшатнулся назад на несколько футов. Бушующий огонь внутри него, мгновенно потух.

Слава Богам, она в порядке. Ох, черт. Почему я так рад ее видеть?

— Что случилось? — Он попытался высвободиться из ее объятий, но хватка Пенелопы впечатляла. Она напомнила ему кошку Симил, которую однажды вязли поплавать в бассейн. Долгая история. Он ненавидел шалости Симил.

Тяжело дыша, Пенелопа ослабила хватку, и, согнувшись пополам, указала на гигантские окна от пола до потолка, которые располагались на передней части здания.　

— Монстры… они… я не могу дышать!

— У нее гипервентиляция. — Расслабившись, Хелена взяла Пенелопу за подбородок и посмотрела ей в глаза. — Успокойся. Дыши медленно, — сказала она, успокаивающим голосом.

Кинич нахмурился. Хелена зачаровывала Пенелопу. Он понял, что его это раздражает. Возможно, потому что он не подумал об этом первым и хотел быть единственным, кто поможет Пенелопе.

Пенелопа глубоко вдохнула.　

— О. Вау. Спасибо, — сказала она Хелене. — Намного лучше. Как ты это сделала?

Хелена пожала плечами.

— Это дар. Я иногда проделываю тоже самое с ребенком.

— Это было бы полезно на моих занятиях. Не могла бы ты показать, как…

— Пенелопа! — рявкнул Кинич. Он не мог поверить, что девушки отвлеклись, чтобы мило поболтать.

Пенелопа моргнула и затем потрясла головой, словно пыталась что-то вытряхнуть из ушей.　

— Верно. Хммм. — Цвет ее лица стало призрачно белым.　

— Монстры! О, боже мой! Монстры!　

Она начала подпрыгивать вверх и вниз.

— Успокойся, женщина.

— Прекрати называть меня «женщиной». Это так архаично. И раздражает! Я же не называю тебя Минотавр, несмотря на тот факт, что…

— Ну, это было бы нелепо, — заявил Кинич. — Минотавр — жестокое, непонятное существо, которое не должно было существовать. Чертовы критяне.

Пенелопа моргнула.

— Я…я имела в виду, что у минотавра была голова быка. Или тело? — Она топнула ногой. — Проклятье! Это неважно! И прекрати отвлекать меня. Дело в том, что ты постоянно несешь свою напыщенную бычью чушь!

Кинич был в одном шаге, чтобы перекинуть женщину через колено и очень, очень сильно отшлепать по заднице.　

— Пе-Не-Ло-Па! Что случилось?

— Ладно. Но этот разговор еще не закончен, Минотавр! — Она быстро вдохнула. — За мной гнался светловолосый мужчина, и он был огромным. Я имею в виду очень огромным! Я собиралась пойти к дому своей подруги, Анны, но подъехало такси, и в нем была она! Твоя сестра. Она начала орать, мол, я делаю все неправильно. Что я испортила будущее и что она не может больше его видеть! — Пенелопа замолчала и начала обмахивать свое лицо рукой. — Я не знаю! Я не знаю, что она имела в виду под этим! Но она сказала, что я должна вернуться сюда или мир взорвется или что-то в этом роде. Она припарковалось у обочины — о, боже мой, почему твоя сестра водит такси? Это сумасшествие? Разве она не богатая? — и когда я уже собралась бежать, откуда ни возьмись, появился один из этих монстров! Я закричала. Я имею в виду, что я больше ничего не могла сделать. Верно? Но когда один монстр схватил меня, появился светловолосый мужчина и схватил его — как он там так быстро оказался? Я в какой-то альтернативной реальности? Это неправильно. Затем подъехал минивен и трое парней с клыками в черных кожаных куртках схватили меня. Симил выскочила из кабины такси и швырнула их, я имею в виду… она швырнула их через улицу — что, черт подери, она ест? Я скрылась в доме и забежала в лифт.

У Кинича голова шла кругом от безумной истории. Это было похоже на то время, когда они играли в шарады с завязанными глазами. Под водой. Опять же с этой бедной, бедной кошкой. Ему придется поговорить с Симил по поводу прав животных.

Неожиданно, Виктор просеивается в гостиную, появляясь из воздуха перед Пенелопой.

О, просто здорово. Кинич напрягся.

Пенелопа кричит и падает в обморок. Подхватив ее, Кинич поднимает ее на руки.

* * *

Среди хаоса, Кинич, держа на руках Пенелопу, на секунду испытал чувство глубокого спокойствия. Крошечные, еще не погасшие чувства, спрятанные глубоко внутри тлели от эйфорического жара, а не от обычной горячей ярости.

Разум Кинича остановился и задымил, словно старый двигатель. Кровавый ад. Он не мог позволить себе привязаться к этой, по общемумнению, изящной, хрупкой женщине. У него есть обязательства, которые он должен выполнить.

Да, но разве не ты потратил вечность, чтобы заботится о человечестве? Бороться за них? Разве ты не достоин личной жизни?

В первые дни, наблюдать за человечеством было просто. Существовало несколько групп людей, которые были разбросаны по всему земному шару. Это было ничто, с чем четырнадцать богов не могли бы справиться.

Или тринадцать, на самом деле, Кинич провел большую часть ранних лет в эпоху, упомянутую богами, как «до начала летосчисления», потому что, ну, там не было календарей — где жил в человеческом мире, блуждая. Он путешествовал по всему миру. В одиночестве. Раздумывая. Ненавидя. И все сводилось к одному простому вопросу: Его место в мире навязано ему на века вечные.

Вечность. Вечность. Вечность. Вот, черт.

Через промозглые, затхлые джунгли, через горы и холодные обжигающие пустыни, он шел один, жил один, спал один и лишь солнце и грызущие вопросы без ответов составляли ему компанию.

Откуда появились Боги? Был ли Создатель реальным существом, как утверждала Симил? Если да, то почему он или она не разговаривает с ним? Возможно, приятно было узнать, почему он — Кинич — существовал или если ему действительно суждено прожить вечность, заботясь о людях.

Но, увы, не будет ответов на эти вопросы, также до самого дня покаяния он не отыщет в душе какого-либо подобия на мир. Прошло почти пять тысяч лет.

Стоя на палящем горячем берегу Нила в Гизе, Кинич — известный египтянам как Ра, Бог Солнца — засвидетельствовал большую вспышку серебряного света в небе.

Через несколько мгновений, его жизненная сила ослабла, и через духовную связь, он понял, что его братья испытали то же самое.

Вскоре, они узнают, что на Земле поселились новые виды людей — шесть, если быть точнее — которые пили кровь и бродили ночью. Они называли себя Древними.

Спустя несколько столетий, их фольклор говорил, что в ослаблении силы богов виновато появление вампиров. И что вампиры это наказание Создателя за то, что боги стали самодовольными и ленивыми.

Но действительно ли вампиры были наказанием?

Кинич так не думал.

Вскоре после вспышки света, Кинич наткнулся на фараона Нармера, ничком лежащего в грязной луже и не способного двигаться. Нармер, который в последствие поселится в Испании и возьмет имя Роберто — очень долгая история с участием других скандальных интриг Симил — ничего не помнил о том, что произошло.

Но когда Кинич нес мужчину в свой храм, не было никаких сомнений, что из его рта торчали клыки, как у животного. Позже чувак выпьет кровь десяти рабов на ужин.

Потрясенный и заинтригованный, Кинич остался в Гизе, чтобы наблюдать за существом. Кинич хотел знать, на что тот был способен, прежде чем вернуться к богам с поразительными новостями. Это произойдет тогда, когда Нармер Древний станет величайшим учителем Кинича.

— Жизнь не статична, Бог Солнца, — сказал бы Нармер. — Вселенная находится в постоянном движении. Энергетический обмен, преобразования и эволюция из одной формы в следующую. Яблоко падает с дерева. Червь съедает яблоко, а червя съедает птица. Птицу съедает кошка.

— Да, гармония, маскируясь, преподносит себя, как случайное событие. Но если присмотреться, то события происходят с совершенным балансом. Смерть, жизнь. Борьба, нега. Любовь, ненависть. Подумай, что произошло бы, если одно из них доминировало или полностью исчезло. Даже недостаток малейшего зла может стать губительным. Человечество будет расти самодовольным и ленивым. Они прекратят стремиться к просветлению. Нравственность и духовность станут ненужными.

В словах Нармера о приливах и отливах различных сил не было ничего нового. Но совершенный баланс? Вот он ключ.

Если Боги убьют каждую душу с черным сердцем, то останутся одни добродетели. И будет дисбаланс. Дисбаланс, который приведет к разрушению.

Вот почему он решил, что вампиры были посланы, чтобы восстановить баланс, чтобы сделать грязную работу за богов: убивать людей без разбора, даже невинных. И даже богов? Их роль заключалась держать Вселенную в состоянии постоянного равновесия.

К сожалению, баланс не так легко поддерживать. Еще шесть Древних столкнулись лицом с собственным разрушением, когда один из братьев Нармера отделился и создал Обскурос — вампиров, которые предпочитают убивать невинных людей и только невинных. И Нармер был вынужден провозгласить тот акт — с которым он изначально соглашался — запрещенным.

Кинич также столкнется с проблемами. Вернувшись в его сферу, боги не одобрят его новую философию. Из-за того, что у них нет законов, порядков и правил.

Они были кучкой божественных, могущественных детей, но он собирался изменить это. И если ему придется застрять в… долбаной роли бога вечности, то, дай Боги, поймет значение своей жертвы

Но это было тогда.

А сейчас?

Теперь его собственный баланс оказался под угрозой срыва. Его внутренние демоны, его давно похороненная боль за то, что его лишили свободы воли, в одночасье пробудила смертная женщина — Пенелопа. Да, после стольких лет, он снова желал свободы. Желал быть человеком. Жить. И умереть.

Но это не его путь.

Демона, который противостоит другому дню.

Кинич, привыкший, как и в эпоху до начала летосчисления, похоронить боль и взять себя в руки, как любили говорить современные люди.

Он взглянул на Виктора, который просто с величественным видом стоял в гостиной Хелены и почти довел Пенелопу до сердечного приступа.　

— Что, черт подери, случилось?

Виктор, древний воин — Викинг и силой, которого следует считаться, сузил кобальто-синие глаза.

— Я спас твою женщину от Мааскаб, которые собирались просеяться вместе с ней. Вот что случилось.

— Она не моя. Но усилия оценил. И ты случайно не знаешь, где моя сестра?

Виктор стряхнул клок волос Скаба с плеча кожаного пальто.　

— После она села в фургон вампиров. При этом выглядела чертовски счастливой. Словно она просто ходила забирать кухонный нож… интересно, а сколько товаров из «Магазина на диване» нужно Богине?

Хелена, Андрус и Кинич переглянулись, после чего самопроизвольно пожали плечами.

Виктор покачал головой и бросил комок в ведро, стоящее в углу.　

— Да пофиг. Суть в том, и я это говорю со всей вампирской любовью, которая живет в моем холодном, немертвом сердце Викинга, какого хрена, люди! Вы не слышали, что я сказал? Обскурос? Мааскаб? Объединились!

Живот Кинича накренился, сжался и упал глубоко в низ, а затем выскочил из темной, темной дыры.

Ой-ой…

Он перенес свой вес. Пенелопа в колыбели его рук была легкой, как перышко, но инстинктивно Кинич хотел прижимать ее еще ближе к себе.

— Мы отправимся сейчас же в мое убежище в пустыне. Здесь теперь небезопасно.

— Симил сказала, что они объединились. — Хелену передернуло. — Мааскаб. Обскурос. Кому-то нужно придумать для них новое имя. Вы хоть представляете, как это будет трудно?

Кинич выгнул бровь.

Кинич вмешался в разговор.　

— Я голосую за мокос. Что значит «сопли» по-испански.

Хелена истерично рассмеялась.

— Хорошо! О! О! Я поняла! — сказала Хелена, поднимая руку. — О скабби.

— Идеально. Да, очень-очень хорошо.

Виктор относился к ней с любовью гордого отца.

Андрус вздохнул и покачал головой.

Хелена усмехнулась.

— Что? Было смешно.

Андрус смотрел с непониманием.

— Тьфу! Ты шуток не понимаешь, — запротестовала она. — Давай посмотрим, сотрет ли поездка с Киничем в Седону твое самодовольное выражение лица. Я знаю, как ты сильно любишь общаться с вампирами и Учбеном.

— Седона? — спросил Андрус. — Если за Пенелопой охотятся, то ты и малышка должны быть, как можно дальше от нее. Мы останемся здесь и отпустим ее с Киничем.

Глаза Хелены сверкнули с гипнотической силой.

— Я хочу увидеть Николло. Мы. Едем. В Седону.

— А вот хрен тебе.

Большое тело Николло появилось в дверях, его темная камуфляжная одежда и чёрные волосы создавали контраст с его бирюзовым цветом глаз — глаза, которые когда-то тоже были черными тоже, но изменились, когда дни пребывания вампиром закончились и он стал полубогом.

Лицо Хелены чуть от радости не лопнуло.

— Николло! О, мой бог. То есть — о, мой полубог! Ты здесь!

Они разделили долгий, публично неуместный поцелуй — языки и руки переплетались везде. В очередной раз Кинич почувствовал тот же самый грызущий дискомфорт, который возник в присутствии Эммы и Гая.

— Хм-хм! — прочистил горло Кинич, но эти двое не остановились еще на протяжении нескольких неловких моментов. Он взглянул на Андруса, чье эго явно сдулось.

Бедолага, все еще любит женщину.　

Ты никогда не увидишь моего унижения, то, как изнываю по женщине.

Когда они, наконец, прекратили целоваться, Кинич спросил:

— Как ты добрался?

Будучи экс-вампиром, Николло больше не мог просеиваться.

— Воздушные линии Учбена. После твоего вчерашнего звонка, я решил проверить кое-что. — Николло повернулся к Хелене. — Как видишь, ты никуда не едешь, любовь моя. — Николло обхватил ладонями лицо Хелены. — Я взял два дня выходных и проведу их, заставляя твои пальчики на ногах подогнуться, а после последует длинный сон — твой, конечно же — во время которого я буду играть с нашей малышкой Матти, и буду покрывать ее поцелуями, пока ты не проснешься.

Даже не взглянув в сторону Андруса, Николло сказал:

— У тебя отпуск, солдат.

Когда Андрус повернулся, чтобы покинуть комнату, он прорычал:

— Добро пожаловать на мой пост защитника твоей жены и ребенка, Николло. — И под «Николло» он снова имел в виду «мудак».

У него это здорово получалось, отметил Кинич.

— Ну, это было весело, — говорит Кинич, склонив голову. — Николло, если ты не возражаешь, я возьму самолет Учбена в мое святилище.

Николло посмотрел на Кинича, а затем перевел взгляд на спящую Пенелопу в его объятиях.

— Ах, Кинич. Я все задавался вопросом, возможно ли кому-то сбить с тебя эту оскомину. Я должен был догадаться, что ты выполнишь свои обязанности.

— И так говорит бывший вампир, который плакал и валялся в ногах моей сестры, умоляя её помочь ему, а потом оказался замурованным в ее сокровищнице на три столетия.

— Вампиры не плачут! Все это знают, — сказал Николло.

— Как новорожденный ребенок, утверждала Симил. Она клянется, что у нее есть фото, — ухмыльнулся Кинич.

— Говорит Бог Солнца, у которого более миллионов просмотра на Ютьюбе. Лилипуты получили удовольствие, кстати. Твоя идея? — резко ответил Николло.

Проклятье! Он понятие не имел, что там было на Ютьюбе, но как только он поймает Симил, — придушит!

— Николло. Кинич! — поругалась на них Хелена. — Оставим ваши стычки на другое время.

— Ты права, мой маленький вампир. Мы не должны терять время впустую — у меня такое чувство, что в моих штанах выдвижная ножка. — Николло притянул Хелену и, снова, начал терзать ее губы.

Один глаз Кинича начал дергаться от раздражения. Время уходить.

Все еще удерживая Пенелопу на руках, он повернулся к двери, но Виктор помешал его скорому уходу.　

— Я иду с тобой, чтобы убедится, что ты благополучно добрался. Это меньшее, что я могу сделать, после того, как подвел вас обоих.

Кинич восхищался чувством ответственности Виктора.

— Я очень уважаю тебя, Виктор, но я уверен, что мы…

— Я настаиваю, — в глазах Виктора отражалась решимость.

Кинич на мгновение задумался.

— Спасибо, — наконец-то сказал он.

Он не мог отрицать, что лишняя пара умелых рук воина, будет весьма кстати, не говоря уже, что Виктор сможет отвлечь Пенелопу. Кинич знал, без всяких сомнений, он не должен оставаться наедине с человеком, что-то в ней было очень соблазняющее.

Было ли это из-за хорошо сложенного, стройного тела — тела женщины-воительницы? Или из-за идеально округлой попки? А может дело в этих темно-зеленых глазах, гладкой, словно шелк, кожи, и чувственных, мягких губ? Нет.

Однозначно, самое соблазнительно в ней — это ее полные, пышные груди с маленькими розовыми сосками. Сами Боги не могли представить себе такое совершенство.　

Черт. Чистое искушение. Каждый чертов дюйм ее тела. Кинич заскрипел зубами.

Как можно скорее, он найдет другие способы, как защитить Пенелопу. Мир балансирует над проростью, и последнее, что ему нужно, так это отвлекаться.

Глава 17

Когда я в этот раз очнулась — блин, мне реально надо завязывать с обмороками, а то это войдет в привычку — я чувствовала себя потерянной. Я имею в виду и в умственном и физическом смысле этого слова.

Для начала, я лежала, окруженная пышными оранжевыми подушками, еще на одной мягкой кровати гигантского размера (они закупались оптом или же у них есть скидка?), стоящей в центре просторной, светлой комнаты,

На стенах песочного цвета висело несколько дощечек с иероглифами, а на прикроватной тумбочке спиной к спине стояли две глиняные фигурки в головных уборах цивилизации Майя. Странно, но одна из них очень напоминала Ника, накаченным прессом и все остальным.

В дальнем конце комнаты было большое панорамное окно, открывающее безграничную, холмистую пустыню с единственным зеленым участком в виде впечатляющих кактусов сагуаро.

Серые, грозовые облака застелили небо, через которые пробивались случайные солнечные лучи. Они освещали пустыню, словно небесные прожекторы.

Я покрутила головой из стороны в сторону и села в кровати. Часы на стене показывали семь утра. Я проспала всю ночь и, кстати, я все еще была одета в свое кимоно.

Ну, это уже что-то. Никто меня не переодел. Этот день может оказаться не таким уж и плохим.

Погоди. Твоя проверка хороший день или нет, заключалась в том, что никто не взглянул на тебя без нижнего белья, пока ты спала?

Хей, учитывая все остальное дерьмо…

Пенелопу передернуло.

Воспоминания, мрачные и тревожные, отбойным молотком стучали в голове: монстр появился из ниоткуда, Симил тянет меня в такси — какого черта, эта женщина реально водит такси? — эти на вид грязные парни в кожаных куртках подталкивают в черный фургон — что-то серьезно было не так с ними, словно они забыли их души дома вместе со знаниями о правилах личной гигиены. И тот мужчина, появился из воздуха. И — я вздохнула.

— Ник…

— Ты звала?

Самая сексуальная особь мужского пола, которую я могла надеяться когда-либо увидеть в этой жизни или в следующей, практически полностью закрыл собой дверной проем.　

Я даже не знаю, от чего моя «девочка» энергично запульсировала — от его испепеляющей улыбки, — которая просто превращала в горстку пепла мои трусики — или от загорелой, широкой груди или рельефного пресса или его… Я опустила глаза в направлении Южного полюса.

Осторожно, обморок! Лишь бы не упасть. Лишь бы не упасть….

Ради всего святого, на мужчине было лишь полотенце, тем не менее, в моей голове не было проблем с заполнением пробелов. Или уххх… что там противоположно к слову «пробел»?

Потому что, то, что делало его мужчиной, было далеко от слов «пробел» или «пустота». Космический шаттл — о, да. С огромными шасси. И окруженный великолепной луной — налитой, округлой и твердой, как скала.

В любом случае, озабоченные космические аналогии в сторону, мое тело бы не отреагировало на Кинича, если бы воспоминания той ночи оказались вымышленными; как бы меня это не беспокоило, он перевернул мой мир, и мое тело хотело еще.

Глупое тело.

Я сглотнула, во рту пересохло, словно как в пустыне.

— Ник. Расскажи мне, как я попала в?..

— Седона. — Один угол его рта пополз вверх.

Ох, эта улыбка….

— О чем я? — спросила я.

Он рассмеялся.

Я тебя веселю, да? Его реакция вырвала меня из похотливого тумана и начала бесить.

Должно быть, он заметил, как из моих ушей повалил пар, и поэтому быстренько предложил:　

— Я всё тебе расскажу. Но сначала, позволь мне найти тебе, что-нибудь на завтрак, потому что тебе потребуются силы.

— Но я…

Прежде чем я успела возразить, он развернулся и исчез в коридоре.

Ну, замечательно. Я вся такая грязная и раздражительная, а великолепный и приводящий в бешенство мужчина хочет приготовить мне завтрак.

— Я первая в душ! — крикнула я в пустоту.

Я оглядела комнату в поисках чистой одежды и была удивлена, увидев мои вещи в сумке, которая аккуратно стояла в гардеробной размером с мою квартиру в Нью-Йорке.

Я взяла свободную розовую футболку, джинсы, лифчик, трусы и направилась в ванную комнату, при виде которой у меня отпала челюсть.

— Святая фаршированная ветчина, — прошептала я. Комната сошла с фотографии, которую я видела на странице журнала Cosmo — да, да. Прямо рядом со статьей о Заклинателе Оргазмов. Я хотела жить в этой ванной.

Я хотела умереть в этой ванной. Я хотела быть этой ванной. Утопленная джакузи, по углам которой стояли белые свежие свечи, прозрачные чаши с солью для ванн с запахом лаванды, бутылочки с ароматными маслами; в зоне отдыха стояли белые плетеные стулья, рядом с которыми находилась кофе-машина и мини-холодильник; и достаточно большой душ, в котором могло выкупаться небольшое племя.

Святые угодники. Каждая девушка заслуживает такую ванну.

Через пару минут ванна была заполнена — еще одна удивительная особенность — и я опустилась в дымящуюся горячую пену. Холод в пальцах на ногах и боль в спине тут же растворилась. Единственное, чего не хватало…

Кинича.

Я безнадежна.

— Так вот куда ты пропала. — Его лицо оттенка кофе с молоком и мерцающие бирюзовые глаза появились в поле моего зрения.

Сосредотачиваясь, я всосала воздух, чтобы не расплыться в лужу от желания.

Факт: он лишает меня возможности дышать, создавая вакуум в моей ментальной атмосфере.

Факт: Я хотела этого мужчину, даже больше чем своего пятизвездочного мистера Бабл.

Факт: что-то в нем не так, и я собираюсь выяснить что именно.

Из области фантастики: Я собираюсь проявить хладнокровие.

Он заметил пену, покрывающую мое обнаженное тело.

— Прости, — нервно сказала я. — Просто я соскучилась по своей ванне. И какой сюрприз! У тебя точно такая же, как и у меня.

Ник выгнул бровь.

— Шучу.

— О, — кивнул он. — Мне просто стало интересно, как это возможно. Ванна специально сделана человеком из Японии, который принимает только золотые слитки в качестве оплаты.

Я вопросительно нахмурилась на него.

— Это шутка, — сказал он. — Кто носит в наши дни золотые слитки.

— Точно не я. Слишком тяжелые. Я предпочитаю золотые монеты, — весело сказала я.

— Точно. Так гораздо легче транспортировать и спрятать.

Хм-м-м-м… ага.

— Я собиралась уже выходить, — сказала я, — Так что если ты хочешь поговорить….

— На самом деле, — он поднял руки, призывая меня оставаться в джакузи — Возможно так будет проще поговорить с тобой, пока ты расслаблена.

— Звучит, как то не очень обнадеживающе.　

Мое сердце забилось с низкой частотой ударов.

— Это ни хорошо, ни плохо, это просто то, как есть.

Откровенно говоря, после всех пережитых странностей, меня уже ничто не могло привести в такое состояние, чтобы я повелась на слова «это просто то, как есть».

Такое ты обычно говоришь о большой заднице или веснушках. Ты даже можешь так сказать о дождливом дне или ужасной картине. Но не об этом. Нет. Поскольку независимо от того, что он собирался рассказать, это будет грандиозным. И странным.

Я нажала кнопку в джакузи, чтобы отключить струю.　

— Я вся во внимании.

Я схожу с ума.

Ник откашлялся, его проницательные глаза переливались от глубоких оттенков зеленого до аквамарина.　

— Я еще не говорил об этом с человеком, поэтому будь ко мне снисходительна.

— Че… человеком?

Хорошо, что я пописала, прежде чем залезла в ванную.

Ник почесал подбородок. Его густая, темно-коричневая щетина, как я потом заметила, несколько темнее, чем его волосы с золотистыми прядями и густые цвета карамели ресницы. Боже, он был великолепен. Больно просто смотреть на него. Не то что бы это останавливало меня.

— Полагаю, нет легкого пути об этом сказать, — его голос опустился на октаву. — Во-первых, я хочу четко дать понять, что не знаю, почему Мааскаб тебя преследуют. Но намерен выяснить.　

— Что такое, Мискииб?

— Мааскаб.

— Ладно. Какая разница.

— Изначально они были группой жрецов Майя, которые поклонялись темным силам. Они грабили, убивали и насиловали, все во имя священной миссии, чтобы захватить власть.　В конце концов, их кровожадность привела к краху цивилизации Майя. Сегодня они в тысячу раз сильнее и нацелились гораздо выше.

Вот дерьмо. Они хотят меня? Меня! Какого хрена! Почему меня? Есть ведь другие? Семь миллиардов на планете. Почему я?

Я выскочила из воды, не в состоянии сдержать порыв бежать, словно маленький кролик, боящийся быть проглоченным голодным волком.　

— Пожалуйста, скажи, что ты шутишь!

Ник замер. Его глаза опустились чуть южнее от моего лица.

— Я…я… во имя Богов, женщина, ты так чертовски сексуальна.

Я моргнула и посмотрела вниз, на то, как пена скользила по моей обнаженной коже, опускаясь обратно в воду.

— О! — я перекрыла руками стратегические места. — Кинь мне полотенце! — Не то, чтобы он не видел меня во всей моей обнаженной красе, но это не значит, что у него теперь есть постоянный пропуск.

Ник не сдвинулся с места и продолжал пялиться на мою грудь.

Я села обратно в воду.　

— Полотенце?

— Конечно. — Он указал на кучу сложенных полотенец возле раковины в плетеной корзине.

— Смешно. Ты не мог бы дать мне одно из них?

Ник посмотрел на полотенца, затем на меня. Порочная ухмылка на его лице сделала до-си-до^[12].　

— Извини. Они далеко не свежие.　

Я фыркнула в знак протеста.

— Хорошо. Тогда я остаюсь.

— Разве я тебе не говорил, что обладаю невероятной выносливостью? Мне нужен час или два на сон каждой ночью… ой. Подожди. Должен ли я это тебе говорить. Потому что мы и так ужились. Верно.

Что? Самодовольный сукин…

— Никто из нас не уверен, что мы той ночью «ужились». И если мы все — таки сделали это, то кто сказал, что ты произвел на меня впечатление своей удивительной выносливостью?

— Потому что по-другому и быть не может.

Я тихо прошипела:

— Ты такой высокомерный…

— Высокомерный? — Он моргнул. — Да, полагаю это дар.

— Ник. Прошу, или говори и давай с этим покончим, или уйди, чтобы я смогла взять полотенце. Это уже не смешно.

Улыбка сошла с его полных губ… полных губ, которые я мечтала всосать и облизать. Полные губы, которые, пожалуй, вытворяли такие вещи с моим телом, в таких местах и такими способами, как никто до этого не делал.　

Он встал, выпрямился, и я заметила, что на нем пара белых льняных брюк и рубашка на пуговицах — верхняя часть стратегически открыта, так что можно было разглядеть твердый рельеф его живота.

Боже, он великолепен. Даже аромат Кинича меня возбуждал.

Он присел на край ванны и стал кружить пальцем по воде.　

— Вода остыла. Позволь подогреть ее для тебя. — Через несколько мгновений температура воды подскочила градусов на десять.　

— Как ты это сделал?

Он уставился в одну точку, пока продолжал пальцем вырисовывать круги по воде.　

— Еще один дар. Нас всего четырнадцать, и у каждого есть свои уникальные способности.　

Мои глаза сосредоточились на его изысканном, безупречно мужественном лице. Может быть, я не хотела видеть этого прежде, но, присмотревшись, заметила странное сияние на его светло-коричневой коже.

Даже золотистые блики в его карамельно-каштановых волосах, казалось, искрились красными и золотистыми вкраплениями. И цвет его глаз: когда я всматривалась в них, они переливались тысячью оттенков бирюзы, аквамарина, небесно-голубого и зеленого щербета.

Кто он? Каким бы не был ответ, он точно не человек. Нет.

— Продолжай, — протянула я

— Пенелопа, этот мир полон чудес. Жизненных форм самых удивительных видов. Полон чудесами природы, Вселенной, и я одно из таких чудес.

Чудес?

Чудеса — это ходить по воде или быстро исцеляться. Или то, что программу «Факты с Джеси Шором» еще не закрыли. Или то, что эскимо стоит всего пять центов.

Но если слово «чудо» было особенностью его вида, тогда…

— О, Боже мой, ты ангел?

Кинич опустил голову.

— Боже, нет! Я… Бог. Бог Солнца. Ангелы пугают с их фанатизмом к добрым делам. — Он скорчил кислую, неприятную рожу.

Что он сказал…

— Бог? Ха-ха. Очень смешно.

Он нагнулся через край ванны, зачаровывая меня своим гипнотическим взглядом.

— Дотронься до носа.

Я подняла руку из воды и дотронулась до кончика носа.

— Как ты это сделал?

— Я божество и у меня есть способности, — мягко указал он.

— Это был какой-то психологический трюк. Брось, Ник, хватит паясничать.　

— Ты веришь, что я ангел, но отказываешься поверить, что я бог? — хмуро спросил он.

— Я не знаю, во что уже верить. Я сижу голая в ванне и разговариваю на тему, что есть другие виды на планете.

— Есть и другие тоже, — добавляет он. — Тот человек, который появился в гостиной Николло и Хелены, например вампир, как в прочем и сама Хелена.

— Вампир? — спросила я.

— Верно, — ответил Ник.

— Серьезно? Как, те люди, что пью кровь, ходят в плащах и превращаются в летучих мышей?

— Мышей, нет. Плащи не обязательны — Хелена вот любит цветочные принты и Хэллоу Китти.

Сладкие маринованные демоны на крекеры. Я знала, что, что-то странное было в этой семейке, особенно в этой маленькой клыкастой…

— И ребенок тоже?

— Да, — ответил он. — Матти на половину вампир.

Хочу ли я спросить о другой ее половине? Я решила, что не хочу. С моей-то удачей, это может быть за гранью возможного, типа хоббита.

Вампиры-хоббиты? Так вот, это просто бред, подружка!

— Однако, — продолжил он, — эти вампиры не злые. Они наши союзники.

Мне нужно все это переварить позднее, потому что информации было немного многовато.　

— Потрясающе. Что-нибудь еще?

— Мааскаб вступили в группировку злых вампиров Обскурос. Они планируют развязать войну против нас. Против всех нас. Если они победят, то это приведет к апокалипсису.

Святая хреновщина!　

— Конец света?

Он один раз кивнул.

— Ты ведь не шутишь?

Он отрицательно покачал головой.

— Дай мне секунду, — сказала я, подняв вверх палец.

Вампиры настоящие. Эти злые монстры действительно какие-то жрецы, которые хотят убить нас всех. Кинич — Бог. Бог Солнца. А я сижу голая в ванне и разговариваю с Богом Солнца. И я возможно с ним переспала.

Господи.

От этих мыслей во мне появляется какое-то грустное чувство. Кинич вспыхнул светом, сопровождающим невыносимой жарой, когда монстр напал на него. И кто вообще мог забыть тот жар, который я ощущала, находясь рядом с ним?

Ооох, жар его тела, подумала я, облизнув губы. Неудивительно, что я не могла устоять перед ним, он в самом деле настоящий бог во плоти. Он просто излучал чувственность.

А затем в голове промелькнул странный вопрос.

— Ты использовал контроль над разумом, чтобы ты мне понравился? Эй, ты сказал апокалипсис? Черт. Почему я не могу здраво мыслить, когда ты рядом? Все же ты применяешь ко мне контроль над разумом. Так ведь? Ох, печеньки. Я снова это делаю.

— Контроль над разумом? Не неси ерунды, женщина. Я имею в виду, да. У меня есть способности, но зачем мне использовать их на земле и в такой ситуации? Боги притягивают к себе смертных, как магниты.

Я просто захожу в комнату и женщины уже у меня на крючке. От меня также исходят феромоны, которые действуют на ваши нейроны, от чего вы становитесь более сговорчивыми… Но использовать контроль над разумом, чтобы женщины хотели меня? Никогда.

У меня челюсть отвисла. Все это время, он просто манил меня своими божьими феромонами похоти? И я тут скакала, как идиотка изнывающая от желания. Он, наверное, получил от этого уйму удовольствия.

— Ах, ты паскуда! Грязная. Свинья! — Выскочив из ванны, я отвесила ему пощечину.

В его глазах вспыхнула молчаливая ярость, но Кинич не дрогнул.

— Какого дьявола это сейчас было?

— Это за всех женщин, на которых ты использовал свои божьи феромоны похоти! Мне только жаль, что я не могу тебя ударить за каждую из таких женщин, и держу пари их тысячи, и я ни минуты не хочу быть рядом с тобой, тобой… божественной шлюхой!

Я схватила из корзины полотенце и, забыв про одежду, выбежала из ванной комнаты в гардеробную, чтобы взять новую.

Я быстро оделась и засунула остальные вещи в сумку. Ни в коем случае не собираюсь оставаться здесь. Только ни с ним. Не после того, в чем он мне признался.

Ник стучал в дверь гардеробной.

— Пенелопа, пожалуйста, выслушай.

— Нет! Я не слушаю тебя… ты подонок!

— Я не подонок.

Я собрала, все еще мокрые волосы в хвост и рывком открыла дверь.　

— Серьезно? Тогда как ты назовешь того, кто добровольно использует свои «способности» на невинных девушках?

Он прищурил глаза, я могла бы поклясться, что видела, как в его зрачках танцевали языки пламени.　

— Я не использовал мои силы, чтобы соблазнять женщин.

— Ты только что признался!

Он рассмеялся.

— Пенелопа Трюдо, ты ревнуешь.

О, это… это так…

— Ерунда! С чего мне вдруг ревновать?

Забавляясь ситуацией, Ник скрестил руки на груди.　

— Ну, потому что ты хочешь меня. И судя по твоей реакции очень сильно.

Да. Да, очень хочу.　

— Нееет. Нет! Ты тот, кто привез меня сюда. И давай-ка вспомним, это твоя чокнутая сестра затащила меня на этот идущий под откос поезд, который ты зовешь жизнью! — сказала я, а потом захлопнула дверь перед его носом.

Погодите. Если он бог, то это делает его сумасшедшую сестру…?

Повернув дверную ручку, я распахнула дверь. Ник стоял в нескольких дюймах от меня и гневно смотрел.

— Твоя чокнутая сестричка, Симил, богиня? — Прошу, скажи, нет. Это было бы так, так неправильно для человечества.

— Пенелопа, ты должна выслушать меня. Притом мне нужно сказать тебе…

— Ответь мне!

— Да.

Здорово. Просто замечательно. Психи наступают.

— Андрус тоже?

— Нет. Он когда-то был Приближенным к Богам — вампир, принятый нашим миром и освященный нашим светом. Но сейчас он Полубог — его создатель, королева вампиров, умерла, и поэтому его кровь вампира в нем исчезла.

Ха? Что эти люди — эм… божества курят? Божественную коноплю?

Богоплю?

— Ты ведь понимаешь, что в этом толку ноль. Да? — Я проскользнула мимо него и пошла за ботинками, стоящими около кровати. — Но знаешь что? Это не важно! Ты мог бы быть липриконом с горшком золота, желающим сделать меня своей королевой. Но мне плевать. Я не хочу иметь никаких дел с тобой, Ник!

Я наклонилась, чтобы завязать шнурки.

— У липриконов нет королевы. И ты никуда не уйдешь, — резко сказал он.

— Почему, черт подери, нет? — рявкнула я.

— Потому что они номады.

Что-что?

— Я даже спрашивать не буду. Но я собираюсь уйти, в последний раз, когда я проверяла, мой вагон не прицепили к твоему составу, поэтом, черт подери, я могу делать все, что мне нравится, — закипала я.

— Во-первых, ты расстроена. Во-вторых, это опасно: Мааскаб хотят тебя, и они не остановятся, пока не получат тебя.

— Ну, — с горечью ответила я, — видишь ли, это моя жизнь и я думаю, что мне нужно сделать выбор. И кстати, большой мальчик, мне не нужна мамочка! У меня уже есть одна.

О, нет. Мама. Я всё еще не поговорила с ней.

— Ну, — холодно сказал он, — ты, что хочешь, чтобы в следующий раз она увидела тебя на твоих же похоронах? Жаль только тела не будет. Я могу это точно гарантировать, так как Мааскаб не за что не расстанется с ним. Поэтому лучше смирись, что твой…вагон прицепили к моему.

Будь проклят этот мужчина… божество…

— Убирайся! Ты проститут! — Я поприветствовала его так же, как Джорджа Буша в Ираке. (Швырнула в него ботинком) — Просто… убирайся!

Ник поднял ладони и склонил голову.　

— Как пожелаешь. Но для протокола, — сказал он, когда повернулся, чтобы уйти, — ты единственная женщина, с которой я был, возможно, был. — Он закрыл дверь спальни за собой.

Серьезно? Он никогда ни с кем не был? Он?

Мой гнев мгновенно растаял и я ахнула.

Это правда. Я ревновала. И теперь, когда он сказал, что я единственная женщина, с которой он «возможно» был, я желала его еще больше. Как бы это не звучало нелогично и по-детски, но я не хотела его делить ни с кем. Я хотела быть единственной женщиной — в прошлом, настоящем и будущем — в его жизни.　

Совсем запутавшись в себе, я расплакалась.

Обычно я не плакса — или жалкий метатель обуви — и я не трачу много времени на жалость к себе, но нужно немного все же выпустить пар или я сойду с ума.

Я увидела свою сумочку на комоде и бросилась к ней. Я достала сотовый и бумажку с номером телефона клиники. Набрала номер и наконец-то пошли гудки.

О, слава небесам.

— Привет, меня зовут Пенелопа Трюдо. Я звоню моей маме, Джули?

Мужчина говорил на чистом английском.

— Что вы имеете в виду «неправильный номер»? — спросила я, всхлипывая и икая.

Я снова набрала номер, и снова на другом конце не было никого с именем моей мамы. И становилось еще тревожнее от того, что это был какой-то бар под названием «Уродец» — да, шведский бар под названием «Уродец» — а не клиника.

Телефон выскользнул из моей руки. Это не могло произойти. Не могло. Что происходит? Что мне делать?

Реветь еще сильнее. Да, потом мне станет гораздо лучше. Я снова разрыдалась. И знаете, что? На секунду мне стало легче.

Затем я поняла, что рыданиями я не найду маму и что мне необходимо извинится перед Ником — о Господи? Серьезно? И ты назвала его проститутом? Ведешь себя как огромная задница.

Чего ты ждешь, Пенелопа? Унижение стоит рассматривать, как лейкопластырь.

Я повернулась к двери и столкнулась с черной кожаной стеной. Это был светловолосый мужчина, вамп… вампи… я не могла произнести это слово или даже подумать о нем.

Он изучающе смотрел на меня своими напряженными синими глазами, словно задавался вопросом, что я могла бы сделать, чтобы он мог решить, что он может сделать.

— Я могу спасти тебя от ненужных догадок, — спокойно сказала я. — Я собиралась закричать, но потом решила, что это бессмысленно.

— Верное решение. — Он наклонился, поднял мой телефон и посмотрел на дисплей. — Женщина, кто она? Я должен знать.

Мысли в голове начали прыгать, как мячик в пинболе. Теперь, когда я начала думать об этом, то в последний раз я видела телефон, когда кинула его в лицо этого вамп… мужчины.

— Ты ведь положил телефон обратно мне в сумку?

Он положительно кивнул.

— Кто она? — снова спросил он.

Он прибыл в Седону специально, чтобы вернуть мне телефон и узнать, кем была моя мама?

— Почему ты спрашиваешь? Разве ты не… О, Боже мой. О, Боже мой. Я не могу произнести вслух это слово. Не могу сказать. Тыльной стороной руки я смахнула слезы на щеках.

— Да. Я вампир. Меня зовут Виктор.

Слава богу, кто-то это сказал.

— Пожалуйста, — продолжал он глубоким, убаюкивающим голосом, — Пенелопа, я должен знать. Кто. Эта. Женщина? Как ее найти? — Глядя в его глаза, мне захотелось сказать ему.

Контроль над разумом? Эти люди определенно не попаду в список моих друзей.

Я почувствовала, как слова невольно поднимаются во мне.　

— Моя мама. И она больна. Очень серьезно. Но я не знаю, где она сейчас находится. Она должна быть в шведской клинике, но ее там…

Он вырывал листок бумаги, который я всё еще сжимала в руке. Его голубые глаза стали насыщенно-черными, я в жизни не видела такого, и сделал шаг назад.

— Центр иммунологии и интегративных исследований? — с диким рычанием произнес он — Блядь!

— Что? — Почему он использовал слово на букву «б»? Которое предназначено для тяжелых ситуаций.

Или самых сексуальных. Как в тот раз, когда я видела сон, в котором Кинич…

Заткнись, Пен! Идиотка! Сейчас не время думать о грязных божественных танцах.

— Центр. Иммунологии. И интегративных. Исследований, — повторил он.

Я смотрела на него, он смотрел на меня.

В отличие от него, я ничего не понимала.

— С-И-М-И-Л, — заявил он.

Вот, черт!

— Симил? У нее моя мама?

Виктор покачал головой.

— Уже нет.

— Не поняла.

Он провел широкой ладонью по его густым светлым волосам.　

— Какие бы планы не строила Симил на счет твоей мамы, они были сорваны. В этом я точно уверен.

— Я до сих пор не вникаю. Где она? Что с ней случилось? Откуда ты все это знаешь?

Я ничего не знала о Викторе или о его… людях, но я могу сказать, что он был в тяжелой ситуации с дурными мыслями, и тот факт, что моя мама причастна к этим дурным мыслям пугало меня.

Развернувшись к двери, Виктор выглядел слабым и разбитым.　

— Я должен переговорить с Киничем. Немедленно.

— Подожди! Скажи мне, какого черта, здесь происходит! — Я попыталась догнать его, но он просто растворился в воздухе.

Господи! Вампиры определенно не возглавляли список Любимчиков.

Я пошла по коридору мимо нескольких пустых спален, пока не завернула вправо и не уперлась в двойные дубовые двери. Я уже собиралась повернуть обратно, как вдруг уловила запах экзотических цветов, свежего морского воздуха, солнца и фруктов.

Я толкнула дверь и шагнула внутрь, вдыхая воздух, словно наркоман, принявший дозу. Кинич.

Это должно быть его комната. Над изголовьем кровати висело кованое солнце и в углу около уютного дивана, цвета хаки располагался бар.

Бегущая вода? Я повернула голову налево и заметила дверной проем, окруженный с каждой стороны стеклянной стеной. Вода бежала по стеклу и уходила в щель в полу, создавая эффект таинственного водного экрана. Независимо от того, какой была ванная по ту сторону, она должна быть потрясающей.

Но, несмотря на восхитительный декор и предметы искусства на стенах, относящиеся к доколумбовой эпохе, я сфокусировалась на тумбочке. Что же это божество прячет в ящиках?

Пользовался ли он увлажняющим кремом? В конце концов, он Бог Солнца — дьявольские печеньки, боги не существуют — но все же, от воздействия солнечной энергии он, скорее всего, испытывает сухость. Или он читает грязные журналы? Какие девушки ему нравятся?

Наверняка загорелые.

Я направилась к комоду.

Пенелопа! Сосредоточься! Мама пропала, помнишь!

Я ахнула, поняв, что происходит. Его запах был по истине одурманивающим. Божественная конопля!

Богопля!

Я покинула его комнату и пошла вниз по ярко освещенному коридору, пока не наткнулась, на спорящих в гостиной Кинича и Виктора.

— Я за все свое существование ни о чем не просил Богов, — спорил Виктор. — Я служил. Я был верен и покорен. Я терпел. И теперь я единственный раз прошу, Кинич.

— Отправляться одному это безумие и самоубийство! Что сказано в Книге Оракул? — спросил Ник.

— Ничего. Я просмотрел каждую страницу сотни раз. И нигде я не упоминался, и никогда не буду.

— Ты не знаешь этого наверняка. Возможно, стоит еще раз посмотреть, — утверждал Кинич.

— Спорный вопрос: книга в руках Симил, а ее нигде нет.

— Симил? Зачем она ей, Симил последний человек, которой нужна книга, предсказывающая будущее?

Они говорили о том толстом, кожаном учебнике, который она продолжала изучать, когда я была в ее кабинете? И он предсказывает будущее?

Дьявольские чипсы.

— Не знаю, — холодно заявил Виктор. — Но это не моя забота, в отличие от матери Пенелопы. Я должен отправиться за ней. Даже если это означает разозлить Николло.

О Господи! Они спорят о спасении моей мамы?

— Николло не будет злиться, он придет в ярость! Возможно, он больше никогда не заговорит с тобой снова, — проворчал Кинич, — Жизнь Хелены связана с тобой — ты ее чертов создатель! Она погибнет, если что-то…

Я протискиваюсь между двумя высокими горами мышц.

— Если ты не расскажешь мне, какого черта, здесь твориться, я клянусь Богом… или богами… или… да по фиг чем! Что я тебя уничтожу! Обоих!

Оба мужчины смотрели на меня с любопытством.

— Говори или я проткну тебя, или… или заарканю серебром или то, что тебе не понравиться.

Вместо гнева, раздражения или любой эмоции на мою угрозу навредить ему, глаза Виктора переполняла…

Умиление? Интересно, почему я немного отступила назад.

— Пенелопа, — Виктор смахнул пряди волос с моего лица — я понимаю, что ты не знаешь меня, но ты узнаешь. И до тех пор, ты просто должна доверять мне.

Я покачала головой.

— Но я не…

Кинич встал между нами, как бы утверждая свою территорию.　

— А теперь, Виктор, иди. Я даю тебя два дня. Если ты не вернешься, то мне придется рассказать всё Николло. Мы не можем рисковать отношениями с верными ему вампирами, и так он не сможет сосредоточиться на войне.

Прежде, чем я успеваю сказать ещё хоть слово, Виктор исчезает.

— Сукин… — я посмотрела на Ника. — Куда он отправился? Какого черта здесь происходит? Где моя мама?

Схватив меня, Ник прижал меня к нему. Я изо всех сил пыталась освободиться, но он сильнее меня и такой теплый, а его запах такой успокаивающий.

— Я скажу тебе, Пенелопа, но ты должна верить нам, что мы сделаем всё, что от нас зависит, — сказал он, поглаживая мой затылок.

— Просто скажи, — прошептала я.

— Виктор считает, что ему суждено спасти твою маму — что это предназначение его жизни. Она снилась ему на протяжении пяти сотен лет. И… — Он замолчал. — Её везут Мааскаб, увели прямо из-под носа Симил.

— Монстры схватили мою маму?

— Так считает Виктор и я с ним согласен. Сны — это предчувствие.

— Она умрет? — рыдая, спрашиваю я.

— Я не знаю. В видениях он видит гораздо больше, но он не станет рассказывать. Единственно, что я могу сказать, что он последние пятьсот лет одержим желанием найти твою маму.

Нет. Нет. Нет!

Мой разум плыл в вязком облаке беспорядочных мыслей и эмоций, но сердце уже больше не могло вынести всего этого.

Оно разрывалось.

Глава 18

Когда жизнь вручает тебе лимоны, ты берешь их, а затем суешь жизни, эти лимоны…ну вы поняликуда. Знаю, немного грубовато. Но таков мой девиз.

Никакого лимонада для этой девушки. Нет, сэр. Тем не менее, эта ситуация была настолько сюрреалистичной, такой страшной, и…сюрреалистичной — кажется я уже это говорила? Не могу думать. Почему я не могу думать?

Ты на богопле! Вот почему. Тебе нужно прочистить мозги, так чтобы смогла бы понять.

Но мне здесь нравится. Он такой теплый и сильный. Чувствую себя в полной безопасности в его больших руках и… йамми, его запах реально сводит с ума.

— Пенелопа? Господи, женщина. Я еще ни разу не встречал человека, который бы так нам меня реагировал. — Ник немного встряхнул меня. — Пенелопа? Ты очнулась?

Я слышала его голос в далеком уголке моего сознания, но я была еще где-то, где-то совершенно безопасном и счастливом месте. На моем собственном воображаемом тропическом острове.　

— Пенелопа!

Какой вредный. Неужели не видит, что я занята?

— Женщина, — скомандовал он глубоким голосом, — ты сейчас же вернешься ко мне. Ты больше не будешь под властью моей энергии. И невосприимчива к моему запаху.

И словно спихнув меня в ледяной океан, я пришла в себя.　

— Что произошло?　

Я сидела на диване песочного оттенка Ника, и мужчина, сжимая мои плечи, сидел передо мной и смотрел глубоко мне в глаза.

— Я думаю у тебя то, что люди обычно называют «нервный срыв». Выглядит это очень неприятно, — тон его голоса глубокий и мелодичный, но что-то в нем изменилось.

— Что ты сделал со мной? — спрашиваю, я, качая головой.

— Я приказал твоему мозгу игнорировать любые импульсы, которым он может быть подвержен из-за моей энергии. У тебя иммунитет, до тех пор, пока я его не уберу.

Ух ты. Я глубоко вдохнула, чтобы проверить. Кинич до сих пор пах невероятно, но мой разум оставался ясным.　

— А ты раньше не мог провернуть такой трюк?

— Не думал об этом до сих пор, — пожав плечами, ответил он.

— Ты — Бог. Разве ты не думаешь обо всем?

Его рот растянулся в кроткой улыбке, от которой мое сердце пустилось в пляс. Он все еще был самым великолепным мужчиной, которого я видела в своей жизни. По-моему к этому у меня не было иммунитета.

— Мы не идеальны, и не всемогущи, хотя довольно сильные. Особенно, в своих владениях. Оттуда мы можем наблюдать за миром людей, влиять на события или людей с хирургической точностью. Однако мы не способны увидеть всё и сразу. Словно спутник, можем сосредоточиться на конкретных областях или людях.　

— Ты шпионишь за нами!

— Конечно, — ответил он без всякого стыда и совести, — а как мы еще можем исполнять наши обязанности?

Я ахнула.

— Ты смотришь, как люди занимаются… личными делами?

Он откинулся назад на мягком диване, расстегнул манжеты на рубашке и начал закатывать их вверх по огромной руке.　

— Это неизбежно. Но после наблюдений за человечеством на протяжении десятков тысяч лет, теряешь интерес.

— О, Боже мой, ты и за мной следил? — снова ахнула я.

— Нет. — На его лице появилась широкая, от уха до уха, ухмылка, и Ник начал закатывать второй рукав. — Но уверяю тебя, что буду.

Замечательно. Я никогда больше не разденусь. И знаете, действительно, действительно трудно принять душ, если ты не раздета. А представьте себе, как сложно будет побрить зону бикини. Или ноги.

— Ты не можешь этого делать.

Он последний раз завернул рукав и ответил:

— Я могу делать все, что моей душе угодно, потому что я Бог.

— Грубый с нездоровым любопытством бог, — проворчала я.

— Я мужчина, берущий удовольствие от жизни.　

Он замолчал и задумчиво смотрел на мое лицо в течение нескольких неловких минут, прежде чем протянул руку и провел большим пальцем по моей нижней губе.

Я еще одно его «удовольствие»?

Мы смотрели друг на друга в течение длительного времени, и не удержавшись, я снова удивилась чертам его лица: полные губы, густые медового цвета ресницы, обрамляющие его бирюзовые глаза, его насыщенная безупречная загорелая кожа, и намек на ямочку на подбородке, покрытом щетиной. А эти волосы.

Каждая прядь была плотной и блестящей. Я хотела бы пропустить их через пальцы, пока Кинич страстно целовал меня и прижимал к его обнаженному, твердому, мускулистому телу….

— Ты точно уверен, что правильно наложил свое маленькое заклинание? — спросила я.

Он склонил голову.

— Конечно. А что?

Я чувствую, как внизу у меня покалывает.　

— Да ничего. — Я встала и отошла, массируя виски. — Может быть, мне нужна минута, чтобы твое заклинание полностью подействовало. — Я почувствовала как на задворках разума, появилась ноющая, пульсирующая мысль, словно я на что-то была рассержена. И опечалена. Действительно, очень сильно опечалена.

— Моя мама! Эти монстры забрали ее. Зачем?

— Точно не уверен, Пенелопа. Но расскажу тебе все, что знаю, так что присядь.

— Я постою. — Быть так близко к тебе очень отвлекает.

— А я хочу, чтобы ты села. — Что-то в его голосе надломило мою решимость.

— Эй! Я думала, ты сказал у меня иммунитет.

— На мой запах и энергию, да. Но не на голос. Сядь. — Я почувствовала, как моя сила воли тает. И теперь мне очень, очень сильно хотелось сесть.

Тьфу! Он даже не пытается честно сражаться.　

— Слушай, — сказала я, — прости, что обвинила тебя в том, что ты бог-шлюшка и простит — это неправильно с моей стороны такое говорить — но это не значит, что я простила тебя за то, что ты использовал на мне свои способности в ту ночь или дальше продолжать использовать их.

Он выгнул бровь.

— Ты в это веришь? Веришь, что я использовал мой «шлюховатый» дар на тебе?

Я кивнула.

— Понятно, — произнес он, потирая подбородок. — То есть ты утверждаешь, что никогда бы не захотела меня по собственной воле.

— Именно. — Ох, это серьезная нагрузка для твоей веры, Пенелопа. Он мог бы лежать в грязи, в навозе и ты все еще хотела бы его.

Не хотела бы.

Хотела!

— Ладно. Да! Да, ты потрясающий. Ты заставляешь мои женские прелести таять, как масло на горячем тротуаре. Но это не дает тебе никакого права быть мистером Властный Сукин сын или использовать голос, чтобы добиться своего.　

Еще одна очаровательная, завораживающая улыбка появилась на его лице.　

— Приму к сведению. Но я воздержусь от… Мистера Властный Сукин сын.　

Ник похлопал по дивану.

Глубоко вздохнув, я все же села.

— Позволь мне начать с самого начала. — Ник начал рассказывать историю, которая могла только быть описана, как самая невероятная, ужасающая, когда-либо рассказанная.

Около восьмидесяти лет назад, его брат Чаам, Бог мужского начала, потерял рассудок и начал заговор с целью уничтожить человечество. И, поскольку, все боги были «предрасположены» (так это назвал Ник) защищать человечество, они не понимали, почему или как Чаам изменился, но они знали, что он обнаружил вещество под названием «черный нефрит».

Чаам и его армия злых жрецов использовали нефрит в самых зловещих делах. Например: они как-то заманили богов в ловушку, отравив воду в тех бассейнах, так называемых сенотах — боги использовали их, как порталы.　

Затем Чаам узнал, что он может измельчить нефрит и ввести его в людей, тем самым превращая их в злых приспешников. Но самое извращенное в этом то, что Чаам обнаружил, что если женщина носит нефрит, то он мог спать с ней и наделать маленьких Чаамчиков. Или Чаамчичек.

Но как оказалось, только первенцы несли гены Чаама — включая любых родившихся первыми детей от последующих поколений. Таким образом, он начал спать со многими женщинами. Если рождались мальчики, он отдавал их в армию Мааскаб.

Женщинам — Пиелам — с другой стороны не так везло; после того, когда они вырастали, их убивали или же использовали в качестве божественно-заряженного биотоплива для его оружия — своего рода черная нефритовая пирамида, которую он построил.

— Он больной. Повернутый, — сказала я. А затем я кое-что вспомнила. — Ожерелье, которое было на мне надето в ту ночь, когда мы были вместе, оно из того же материала?　

Кинич кивнул.

Меня передернуло.

— Ты заставил надеть меня злой нефрит?

— Я так думаю, хотя не помню ту ночь. Нефрит, однако, сам по себе не злой. Это — просто вещество, способное хранить в себе конкретный вид энергии, сверхъестественную энергию. Если ему открыть хорошую энергию, то именно это в нем и будет заточено. То же самое со злой энергией. К счастью, только один знает тайну, как высвободить заряд — Чаам — и он молчит.

— Потому что он упрямый, как ты?

Ник нахмурился.　

— Он не говорит, потому что заперт внутри своей пирамиды под постоянным наблюдением наших человеческих союзников, Учбена.

Это не казалось достаточно сильным наказанием. Он целенаправленно заводил детей, чтобы потом поработить или убить их. Но, возможно, наказание, подобающее его преступлениям просто не существует.

Бедные, бедные женщины.

— Кто-то из его дочерей выжил? — спросила я.

— Да. Они выжили и у них появились еще больше детей. Эмма правнучка Чаама и помолвлена с моим братом Гаем. Но мы считаем, что есть еще Пиелы, разбросанные по всему миру и сотни, заточенные где-то в тюрьме Мааскаб. Мы искали их в течение года, но безуспешно.

И хотя Чаам заключен, его Мааскаб до сих пор на свободе и полон решимости осуществить его желания. Мы надеемся найти всех женщин, пока их не останется совсем. — Его выражение лица вдруг сменил ужас. — Пенелопа, я должен спросить тебя кое о чем. По словам Виктора, они забрали твою мать, а теперь хотят схватить и тебя. Я предполагаю, что вы обе первенцы?

— Да, но…

— Ты что-нибудь знаешь об истории своей семьи?

Нет! Он не говорил… он не мог ничего сказать…

— Это не может быть правдой. Я знала свою бабушку. Она была хорошим, нормальным человеком, которая разводила лошадей на ферме с моим дедушкой в Индиане. Он и моя бабушка умерли, когда я была еще маленькой, но я точно могу сказать, что она не была… другой. Так же, как и моя мама.

— Возможно, они не понимали этого. У нас мало есть что, чтобы сравнить, но вот Эмма не догадывалась, пока….

— Нет! Этого не может быть. — Мое сердце бешено заколотилось.

Ник заправил мне за ухо, выбившейся локон.　

— Возможно, я ошибаюсь, но все знаки указывают на это.

Вскочив, я стала нарезать круги по комнате. Нет! Нет! Невозможно.

— Разве я не могла бы узнать, что твой отвратительный брат был моим прадедом? И… О нет! Ты и я, мы возможно переспали! И ты — его брат! Ты сделал из меня извращенку, виновную в кровосмешении!

Ник встал и вскинул руки в защитном жесте.

— Притормози. Я только называю его братом, точно также как зову Симил сестрой, но мы не связаны кровью. У нас не было ни матери, ни отца.

Я вздохнула с облегчением.　

— Тогда, как ты появился?

Ника съежился от воспоминаний.

— Мы точно не знаем. Просто очнулись в один прекрасный день, примерно семьдесят тысяч лет назад. Осведомленные. Существующие. Симил утверждает, что Создатель сотворил нас, чтобы наблюдать за миром, но я лично не видел и не слышал этого Создателя.

Вдруг я почувствовала слабость. Моему мозгу срочно нужна перезагрузка. Я отступила назад.

Протянув руки, Ник поймал меня.　

— Тебе необходимо поесть.

Он аккуратно уложил меня на диван, подсунув под голову подушку. Я не хотела отдыхать. Я хотела сражаться. Хотела выследить этих тварей и забрать у них мою маму. Но Ник прав, я была голодной и опьяненной.

Ник вернулся через несколько минут со стаканом воды и пачкой печенья Орео.

— Печенье? — Был ли это завтрак, о котором он говорил раньше? Мой шеф-повар!

— Моему виду еда не нужна, — пояснил он, — поэтому, если я ем, то только ради удовольствия. Предпочитаю тропические фрукты. А это держу для своего брата Гая, он не перестает их покупать, уж, больно это печенье ему нравится.

Странно, но это имело смысл. Если они не нуждались в еде для поддержания сил или не переживали за талию, тогда они могли есть все что угодно. Вот если бы я была божеством, то подписалась на яичный рулет, мороженное и дрожжевой хлеб.

Я взяла высокий бокал и сделала глоток. И быстро выплюнула огненную жидкость на каменный журнальный столик.　

— Что это? — прокашляла я.

— Ром. Думаю, он сможет снять напряжение.

Ага, на следующие примерно три дня.

— Спасибо, но нет, я прикоснусь к алкоголю не раньше, чем на следующей неделе.

Он был сбит с толку.

— Шутка. Зачем напиваться, если в моих руках есть богопля? Это гораздо веселее.

Он все еще непонимающе смотрел на меня.

— Божественная конопля? Богопля? — спросила я.

Он продолжал сверлить меня взглядом.

— Просто игнорируй меня, — проворчала я.

— Я принесу тебе воды, — говорит он, наклонив голову.　

Он вернулся со стаканом воды и сел на край дивана.　

— Я отправлю одного из Учбенов в бакалею, пока ты будешь отдыхать. А затем мы закончим с твоими вопросами.

— Учбен? Это твои «человеческие союзники» — те, кто охраняют Чаама, верно?

— Да. У них очень большая армия и они используют площадки на моих землях для тренировок, так же как и вампиры-союзники. Лагерь разбит примерно в пол миле отсюда наряду с несколькими пансионами, жилыми комплексами, конференц-центром, взлетно-посадочной полосой, ангаром для самолета, посадочной площадкой для вертолёта, подземным бункером на пятнадцать тысяч, ракетным бункером, десятилетним запасом чистой питьевой воды, пятьюдесятью самодостаточных оранжерей, который также используются, как аварийные кислородные генераторы, современная подземная больница, библиотека, оперативный пункт и спутниковый центр управления.　

Я выгнула бровь.

— И это всё?

Задумавшись, Ник поднял глаза к фреске на потолке (точной копии Сикстинской Мадонны с двумя херувимами).

— О. И бар с бильярдными столами и несколькими местами для сотен настольных игр.

— Настольных игр? — Он что серьезно?

— Мужчины очень любят посоревноваться — особенно вампиры. У нас проходят ежегодные турниры. Думаю, в этом году будет, посвящен «Голодным Бегемотикам». А Симил обычно ведет их.

— Серьезно? — спросила я.

— Абсурд? — он покачал головой.

— Ага. Совсем немножко.

— Обезьяны в бочках гораздо сложнее. Этим маленьким красным педерастам никогда не быть вместе.

Отличненько.

— В любом случае, — продолжил Ник, — генерал Николло ДиКонти, который несет прямую, ежедневную ответственность за армию, останется в лагере с лидерами учбена, помогающими с обучением и приготовлениями к Первой мировой войне — войне, которая решит судьбу человечества. С таким количеством хорошо закаленных в бою воинов Мааскаб, маловероятно, нападут на нас здесь.

— Маловероятно? — Я начала садиться. Куда я собралась, кто знает? Но идея бегства звучала очень потрясающе.

Он нежно потянул меня вниз.　

— Тебе необходимо отдохнуть. — Ник смахнул мои волосы со лба. — Пожалуйста. Я буду присматривать за тобой. Обещаю, ничего не случится.

Хотя я и могу постоять за себя, но это чувствовалось как-то странно приятным, иметь свое настоящее, живое божество, который желает защитить тебя. Неожиданно у меня закружилась голова.

— Почему ты улыбаешься? — спросил он.

Я вздохнула и закрыла глаза.

— Да так.

Глава 19

Когда головокружение прошло, я открыла глаза и посмотрела на восхитительного Ника, который с закрытыми глазами сидел на другом краю дивана. Его большие руки были на моих, лежащих на его коленях, ногах.

Теперь, когда я могла ясно мыслить, и видела правду; я любила этого мужчину — божество, да все равно как — больше всего. Мне нравилось быть рядом с ним. Мне нравилось, что мои волосы и одежда пропитаны его вкусным, экзотическим ароматом. Я любила, как он заставлял мою кожу и другие неприличные части тела покалывать от адреналина.

И неважно, что я ничего не знала о его прошлом, мире или — нервно сглатываю — видах. И неважно, что время на исходе и мой мир рушится. Мое сердце точно знало, что хотело. Оно поняло в тот самый момент, когда я и Кинич встретились.

Но как он относится ко мне?

Размышляя над вопросом, я изучала его изящное мужественное лицо и наблюдала, как широкая грудь поднималась и опускалась в унисон с его спокойным/ ровным дыханием.　

Спроси его.

«Я не могу».

«С каких это пор мы стали стеснительными? Ты же вся изведешься, если не узнаешь. Спроси его!»

«Тьфу. Ладно».

— Ник?

Он резко открыл глаза.

— О, прости, — сказала я. — Я тебе разбудила?

— Нет. Я просто задумался, — ответил он.

«Интересно о чем», задумалась я.

Он провел руками по золотистым волосам, а затем поднял руки над головой. На нем все еще была льняная рубашка, которая была застегнута только на пуговицу чуть выше пупка.

Другой любой мужчина с открытой грудью выглядел бы, как «игрок», но только не Кинич.

— Тебе лучше? — спросил он и погладил мои ноги, отчего во мне проснулись теплые чувства.

— Думаю, да. — Я села и притянула ноги к себе, мне нужно сосредоточиться. — Могу ли я спросить, почему ты мне помогаешь?

Он отвел взгляд в сторону.　

— Потому что я должен.

— Должен? Как пистолет у виска «должен» или принуждая свои собственные эмоции?

Он наклонился и прикрыл глаза ладонями.　

— Об этом я думал; я вынужден наблюдать за смертными, но с тобой, это нечто совершенно иное. Две недели, которые я потратил на твои поиски, после нашей ночи, оказались… весьма печальными. Я не мог ни о чем думать, кроме тебя.

Мой разум гудел от эгоистичной радости. Это было почти сюрреалистично, думать, что кто-то, как Ник может иметь чувства к кому-то вроде меня. Во имя всего святого, он Бог. И очень, очень горячий.

— Приятно знать, что я не одна, — пробубнила я.

Он провел пальцами по волосам.

— Мне еще нужно найти причину или смириться с этим, но желание быть с тобой, быть физически, чрезвычайно, — он посмотрел мне в глаза, — сильное.

— Сильное? — сглотнула я.

Он сверлил меня сексуальным взглядом, когда кивнул.

Если мы все же не переспали, тогда я точно уверена, что хочу этого сейчас. Если мы все-таки переспали, то я снова хочу. И снова, и снова и снова. Я хотела чувствовать, как его твердая плоть глубоко проникает в меня. Я хотела чувствовать, как его твердая грудь трется о мои груди.

— Вау. Здесь действительно так жарко? — Я обмахнула рукой лицо.

Не нарушая голодный взгляд, Ник ответил:　

— Да, очень, очень… жарко.

Я собиралась наклониться вперед и показать ему, что именно я подразумевала под словом «жарко», но Кинич отвернулся и произнес:

— но мы никогда не сможем быть вместе. Мы из разных слоев, Пенелопа.

Слоев? Он пытается сказать, что я не слишком хороша для него? Что я из какого-то низшего класса и не достойна его величия?

— Какое это вообще имеет отношение? — спрашиваю я, совсем не радостным тоном.

— Нет будущего у созданий, как мы. Мы живем в разных мирах, и я всегда буду связан с моей ролью — по природе своей я не могу быть с человеческой женщиной — или любой другой женщиной.

— О. — Это был лучший ответ, чем я ожидала. По крайней мере, он не гнушался меня из-за того, что я человек, но, тем не менее, я не знала, как ответить, чтобы не звучать жалко или не показать своего желания.

Потому что я действительно хотела сказать «Ты, что с ума сошел? Ты не можешь опускать руки! Ты, гигантский упрямый осел!»

Он продолжил:

— Я боролся с ограниченным моим существованием на протяжении тысячи лет, но со временем принял истину: мое положение вечно. Что толку мечтать о переменах.

Он еще раз пристально посмотрел на меня, и я подумала, что могу легко превратиться в жалкую, ничтожную маленькую лужу. Отказ больно жалил.

— И поверь мне. Пенелопа, — сказал он хриплым голосом, — после того, что я мечтал сделать с тобой, душа смертного человека разорвалась пополам. Но у меня нет иного выбора.

Как он мог просто потерять надежду на какие-либо перемены в его жизни, никакой надежды для нас? Я внезапно почувствовала себя злой от того как мелочно это было.　

— Забавно, но твой брат, кажется, не согласен с тобой. Разве ты не говорил, что он женился на Пиел?

Ник вскочил с дивана.

— Потому что он эгоистичный дурак. Это вопрос времени, прежде чем он переступит через Эмму и вернется к его обязанностям. Он причинит ей боль.

Я не знаю, что сказать. Его решимость и вера непоколебимы. И если он не думал, что за любовь стоит бороться, то, возможно, он не тот человек, как я думала.

Может он думает, что ты не достойна, чтобы бороться за тебя.

Ауч. Спасибо, самоуничижительные мысли. Вы как раз вовремя. Кыш!

— Я помогу тебе все преодолеть, Пенелопа. А потом мы пойдем разными путями.　

Он подошел к дверному проему, ведущему в крыло дома, где располагались спальни.

— Ты уверен, что именно это твоя судьба? — спросила я.

Он остановился и даже не удосужился повернуться.

— Я Бог. Я всегда уверен.

Кто бы мог подумать, что мужчина наполненный теплом, может быть таким холодным.

Глава 20

Я мерила комнату шагами примерно минут двадцать, прежде чем решила, что не куплюсь на его «я бог, поэтому не спорь со мной» мусор.

Как минимум, он задолжал мне объяснение о наших планах по спасению мамы, на тот случай, если Виктор не вернется. И как она могла быть Пиел и не знать об этом? Как я могла быть Пиел и не знать об этом? И если мы были Пиел то, что именно это означало? Я воплощение зла?

Я хотела получить ответы. Это моя жизнь! Моя. И никто не отнимет мое право на управление Пенелопомобилем.

Пойди и схвати этого мужчину за лимоны, Пенелопа!

Я обошла гостиную и кухню — очень кстати миленько, все под гранит и нержавеющую сталь — но признаков Ника я так и не нашла. Мне было трудно поверить, что он мог бы уйти, учитывая, что у монстров мое имя первое в списке.

Затем я отправилась в комнату Ника, но его там тоже не было. (И снова, я воздержалась от того, чтобы не посмотреть, что было в его тумбочке, она меня просто убивала). Когда я развернулась, чтобы уйти, но движение больших стеклянных дверей во французском стиле привлекло мое внимание.

Ник.

Он нежился в бассейне, бронзовое лицо повернуто к палящему солнцу и зеленовато-голубому небу. Мускулистые руки лежали вдоль края бассейна и от вида безумно рельефного бицепса вызвали у меня глубоко внутри волну напряжения, напомнив мне, что когда все сказано и сделано, люди по-прежнему оставались животными.

Ох, ммм. Я хочу этого большого, упрямого мужчину. Ох, ох.

Да, он взывал к моей внутренней пещерной девушке, о которой я никогда не подозревала. Какое невероятное разочарование, учитывая то, как он от меня отказался.

Я тяжело сглотнула, открыла дверь и зашла на большую каменную веранду. Я глубоко вдохнула свежий воздух пустыни.

Потрясающе.

Имение Ника окружал тропический оазис с пальмами, насыщенными зелеными растениями и яркими тропическими цветами — оранжевыми, желтыми и красными — которые контрастировали с однотонной бесплодной пустыней.

С одной стороны двора окружена пятнадцатифутовой стеной, состоящая из нагроможденных валунов. Водопад лилась по их гладким округлым граням и стекала в чашу из гальки, а затем в бассейн. Напротив водопада стоял огромный невероятный камин с мягкими стульями.

Это было идеальное место, чтобы поваляться на солнышке, потягивая пино-коладу и расслабиться с хорошей книгой.

Или разглядывать. Ника.

Тьфу! Прекрати!

Я подошла к бассейну и нависла над Ником.

— Привет.

Он оставался совершенно неподвижным, его лицо было направлено в сторону полуденного солнца.

— Ник, нам нужно поговорить.

Никакого движения.

— О, молчишь. Понимаю. Большой плохой Бог солнца собирается игнорировать маленького надоедливого человека. Ну, так вот, у меня для тебя новости: мы еще не закончили, и я не собираюсь убегать, как робкая обезьянка. — Я лучше бы трахнула тебя, как маленькая грязная обезьянка — даже, если ты и Бог.

Тишина.

— Хорошо. Отлично. — Я стянула футболку и джинсы, оставив на себе черный лифчик и трусики, и зашла в воду, прямо к нему.

— Я не уйду, пока мы не поговорим. Но теперь, когда я завладела твоим божественным вниманием, хочу сказать, что я крайне разочарована. Я имею в виду, что узнала о существовании реальных, настоящих богов, живущих на планете — но вместо нирваны — от впечатления, когда чувствуешь озарение и вдохновение, я чувствую только грусть. Хочешь знать почему?

Я на мгновение замолчала, но он не ответил.

— Это «да»? Хорошо, потому что я собираюсь рассказать тебе. Ты самый потерянный человек, которого я только знаю. Серьезно, кто будет чувствовать себя поразительным существом высшей формы, если даже не может сражаться за то, что хочет. Фактически, он похож на собаку, которую гнали и пинали под зад. Побежденный. Не пойми меня неправильно. Я думаю, ты весь такой прямо секси и я тебя сильно хочу, но, приятель, ты слишком краток, что касается вдохновения?

Медленно, Ник поворачивается и встает, возвышаясь надо мной, и смотрит вниз.

Внезапно я почувствовала себя подобно муравью, которого вот-вот раздавят. Не то, чтобы я когда-либо покажу это ему.

— Ты закончила? — Его практически полупрозрачные глаза сверлили меня.

Я сделала шаг вперед, отойдя от края бассейна и балансируя на цыпочках, я встретила его угрюмый взгляд.

— Хм. Дай подумать… Нет. — Я ткнула пальцем в его голую грудь. — Просто, горяч, как пламя ада, большой парень.

— Достаточно! Тебе двадцать пять и ты смертная. Ты не понимаешь вселенную. Я, однако, существовал на протяжении семидесяти тысяч лет. В результате я знаю, как не потратить время впустую, плача и жалуясь на то, что уже нельзя изменить. Это не поражение. Это — мудрость!

Я фыркнула и снова ткнула пальцем ему в грудь.　

— Да неужели? Но ты же уже сказал, что всего не знаешь, так что, как ты можешь знать о своей жизни — существовании, все равно — и ее переменах? Лично я думаю, ты боишься — боишься попробовать. Может быть, даже боишься потерпеть неудачу, потому что твое раздутое эго просто с этим не справится.

— Ты сейчас говоришь о моем месте во Вселенной или о нас? — едко спросил он.

Я мгновение переваривала его вопрос. Потом я заметила, что наши тела слегка прижаты друг к другу. Крошечные искры порхали по всему моему телу.

— Д-д-дааааа. На самом деле, я говорила о нас, — ответила я скрипучим голосом.

— А я упоминал, что, скорее всего, существование Пиел ускоряет наше вымирание? Это правда. Боги черпают энергию из жизненной силы вселенной, и чем дальше мы все выходим из ее естественного состояния, тем увеличивается вероятность того, что мой вид заболеет так же, как Чаам.

И если это произойдет, у человечества не будет шанса. Нет. Я так понимаю, об этом ты не задумывалась в свои двадцать пять лет, Пенелопа Трюдо? — он прищурился. — Никогда не путай эго с мудростью.

— Ты думаешь, что моя жизнь способна уничтожить мир?

Он отвел глаза и немного отступил назад.　

— Мы не уверены, что ты Пиел, но да. Они не должны существовать, потому что боги и люди не могут порождать потомство. Это… неестественно.

— Тогда зачем Симил пыталась заставить нас… ну ты знаешь? — спросила я.

Он бросил на меня холодный взгляд.　

— У нее другое мнение.

Озарение зажгло над головой лампочку, как в мультиках!

— Итак, Симил использовала меня, чтобы доказать свою точку зрения.

— Да. Но она потерпела неудачу. Потому что, в конце концов, ее точка зрения не изменит реальность, — сказал он.

Сейчас над моей головой зажглась целая гирлянда: возможно Симил не была такой уж сумасшедшей. Ладно, это маловероятно, она явно, определенно чокнутая. Но дело в том, что у нее и у Кинича на эту тему были четкие свои убеждения, и даже, если бы Кинич и хотел меня, он бы не отступил. Его эго не позволило бы ему этого никогда.

Ну, у мужчины есть одна часть, которая сильнее его эго…

Он не отвел горячего взгляда, когда я наклонилась и прижалась грудями к его торсу.　

— Но что, если она права? — прошептала я. — А что, если и твой брат прав? — Я оставила легкий поцелуй на его плече. — Может быть, я именно та перемена, которую ты так ждал.

— Боги и лю-люди, — пробормотал он, — несовместимы.

Я провела губами по выпуклой груди, чуть выше сморщенного соска.　

— Тогда почему ты любишь меня?

Ник внезапно схватил меня за плечи и наклонился, что наши носы практически соприкасались, а между губами оставался лишь дюйм.　

— Кто сказал, что я люблю тебя? — прорычал он.

Я подмигнула.

— Мудрость, малыш.

Прежде чем я успела произнести еще хоть слово, Кинич быстро и жестко притянул меня, страстно сминая мои губы в поцелуе, сильными, горячими руками он обхватил мое лицо. Он скользнул языком сквозь мои зубы и тут же его вкус пробудил каждый непристойный сон, который снился мне о нашей совместной тайной ночи.

Но в отличие от снов, я знала, что это реальность. И в этой реальности, я желала его. Мне нужно чувствовать его кожу против моей. Я жаждала почувствовать, как он двигался глубоко внутри меня для того, чтобы кончить, пока мучительное приятное напряжение неумолимо росло.

— Боги, женщина, ты сводишь меня с ума, — сказал он хриплым голосом между вдохами.　

Я обняла руками его за шею, а ногами обхватила талию.

Он прижал меня спиной к гладкой стене бассейна, обложенной кафелем, и обхватил руками мою задницу, пока терзал мои губы. Из его рта вырывались клубы пара, когда он толкнулся к средоточию страсти, и только тонкая ткань моих трусиков и его шорт препятствовала нам.

Я резко вдохнула. Мне хотелось прикоснуться к нему и обхватить рукой его ствол. Был ли он таким большим, как я себе представляла.　

Опустив руку в воду, я обхватила его напряженный член сквозь мокрую ткань шорт.

Нет. Он больше. Я не могла даже полностью обхватить его и меня это дико возбуждало.　

Я вспомнила все то, о чём мечтала когда-либо сделать с этой огромной частью его анатомии: облизать каждый дюйм его длины языком, провести бархатистой головкой по губам и наслаждаться его грубыми сексуальными стонами. Не с одним мужчиной я не хотела проделать такого, ни с одним, кроме него.

И это, вашу мать, потрясло меня.

Но только не нас. Он нам нравится! Он нам нравится! Он нам нра…

О нет. Яичники вернулись.

Шшш, маленькие проказники!

Он спустил с плеч лямки моего бюстгальтера, а затем потянул вниз мокрую ткань, чтобы обнажить мои груди. Его грудь быстро поднималась и опускалась, пока он не сводил глаз с моих грудей, пока каждую не обхватил и не провел мозолистым пальцем по затвердевшим соскам.

Рокочущий стон сорвался с его губ, и я резко вдохнула, когда от ощущения его огненного прикосновение тепло разлилось между моих ног.

Он действительно верит в то, что мы не предназначены друг другу? Потому для меня он чувствовался чертовски идеально: ощущение его горячей, влажной кожи, прижимающейся к моей, его пухлых губ, пока он усыпает поцелуями мою шею, тепло его языка массирующего мои ноющие от желания соски, и невыносимо горячего накала, который растет внутри меня.

Сумасшедший, потрясающий человек…

Внезапно, точно не уверена была, закипала ли это вода или близость, сжигающая меня, но казалось, что каждая частичка моего тело была в огне.

Ник, неожиданно отстранился.

— Пенелопа, я должен…

— Нет, — я накрыла его рот страстным поцелуем и продолжила массировать его чрезвычайно огромный член, — не смей останавливаться.　

Он долго целовал меня, толкаясь в руку.　

— Я должен уйти, — он еще раз долго и влажно поцеловал меня, — принести ожерелье, — снова поцеловал, — или мы не сможем…

Ох, ожерелье.

А затем в моей голове засел глупый вопрос.

— Ты уверен в этом? — Это был глупый вопрос, потому что я крепко сжимала в руке свидетельство о его решимости. Но, тем не менее, тонкий голосок в голове напомнил мне, как он смело заявил, что «мы» никогда не случится.

Для ясности, я осознала, как сильно мне хотелось, что бы «мы» все же случилось.

Он застыл и глубоко посмотрел мне в глаза.

— Я ни о чем не могу думать, как только уложить тебя в постель, прошептал он.

Борись за меня.

— Быстрее. Принеси это ожерелье.

Ник собирался уже подняться из бассейна, когда я схватила его за руку.　

— Подожди. Еще пять секунд.

Он снова вошел в воду и быстро жестко поцеловал меня. Его щетина царапала мою нежную кожу вокруг губ.

Я снова обняла его за шею. Становилось невыносимо жарко, но я не могла остановиться. Даже, если бы от этого зависела моя жизнь, из-за которой, я уверена, он резко оттолкнул меня.

— Из-за моей энергии я теряю контроль и мне бы не хотелось поджарить тебя. — Он бросил взгляд в сторону раздвижных стеклянных дверей во внутреннем дворе, ведущих в его комнату. — Оно прямо возле моей кровати.

О. Так вот, что бог Солнца держит в тумбочке.

— Ладно. Ладно, просто поторопись. Прежде, чем… — задыхалась я.

— Прежде чем?

— Прежде чем, я испытаю непроизвольный оргазм от того на сколько сильно тебя хочу.

Взгляд Кинича менялся от чистой похоти к дикому голоду, а затем…

А?

Его лицо стало ярко-красным, языки пламени лизали глазницы.

Я вздрогнула, когда его жар опалил капли воды на моей влажной коже.

Черт возьми! Что происходит?

Он зажмурил глаза и застонал в агонии.

Я хотела дотянуться до него, чтобы помочь, но его кожа светилась, как тлеющий костер.

Затем… я посмотрела вверх.

У края бассейна, стоя над Киничем появился Мааскаб. Его глаза были кроваво-красными омутами с темными, пустыми отверстиями в центре. Его длинные, словно веревки, волосы были пропитаны коричнево-красной пастой — черт! Это что, зубы свисали с его нечесаных дредов?

Тело его измазано сажей, а набедренная повязка была изготовлена из шкуры, видимо какого-то животного — Святое дерьмо! Или это человеческая кожа? Мало я знаю животных, у которых будет татуировка в виде сердца, в центре которого написано Боб.

А затем запах ударил в меня. Гниющая рана с вонью временного туалета.

Я указала и завопила, что есть мочи.

Мааскаб поднял руки и бросил в воду черный кувшин. И в этот момент, время остановилось и все начало двигаться, словно в замедленной съемке.

Глаза Кинича вспыхнули красным, не сводя с меня взгляда, он завел руку назад и схватил Мааскаба за лодыжку.　

— In halach puczical, in uchucil, ca kaxah yokolcab ichi pixan, — прошептал Ник.

Ощущения были такими, словно меня молния поразила. А потом я увидела его. Кинича. Не ту картинку, которые видят глаза, а его суть, его свет. Он заклеймил мою душу.

Прежде, чем я поняла, тело Мааскаба обратилось в пепел и кучкой упало на землю. А Кинич упал в воду.

— Боже мой! Кинич? Кинич! — Я вытянула его из воды и ударила по бледным щекам. Он не отреагировал. — Помогите! — закричала я.　

Я подхватила его под руки и потянула его большое тело к ступеньке бассейна. Я напрягалась, тянула и ревела в истерике; он был чертовски тяжелым, все, что мне удалось, так это вытащить его на дюйм из воды.

— А ты реально пришла и сломала мужика, милочка?

Довольно высокий, крепкий мужчина с длинными рыжими волосами и одетый в килт, с весельем смотрел.

Я не знаю, кем он был, но точно не из Мааскаб, а значит, для меня сойдет.

— О, боже мой. Помогите! Мне кажется, он умер!

Он усмехнулся.　

— Ох, милочка, они не умирают. От этих придурков трудно избавиться, как и от тараканов. Поверь мне, я старался.

— Нет! Я серьезно. Один из тех Мааскабов появился и что-то бросил в воду.

Мужчина, прищурившись, посмотрел на покачивающейся в воде черный кувшин.

— А. Так вот что с ним. — Он почесал подбородок. — Ну не волнуйся, мы его оттуда вытащим, и он будет как новенький.

Мужчина схватил Кинича за запястье и вытащил его из воды, словно мокрую лапшу.

Когда я выбралась, то заметила, что моя кожа покрыта мелкими волдырями.

— Похоже у тебя маленький-солнечно-божественный ожог. Да, милочка? — он снова усмехнулся.

Я побеспокоюсь об ожогах позже, но почему этот сумасшедший шотландец так счастлив?

Я опустилась на колени рядом с Киничем, который теперь выглядел еще бледнее.　

— Он не приходит в себя.

— Хмм. Немного странно. — Он опустился на колени и ударил Кинича по лицу. — Очнись, старый ублюдок.　

— Хэй, ты не возражаешь? Навешивание ярлыков сейчас не поможет, — я поморщилась. Моя кожа шипела от жара.

— Я отнесу его в комнату и вызову доктора. Кажется, милочка, тебе понадобится его помощь. Ты получила своего рода солнечный ожог.

Глава 21

Почти тридцать часов прошло с момента инцидента с Мааскаб и у меня чудовищный нервный срыв. Кинич по-прежнему лежит в кровати, вялый, бледный и без всяких признаков жизни. Врач Учбена, моложавый на вид мужчина с каштановыми волосами и в очках, заходил минимум раз десять, и каждый раз брал кровь, прослушивал легкие и сердце Кинича и делился абсолютно бесполезной информацией, но Кинич все еще был жив. Но, несмотря на это, я всегда задерживала дыхание и ногтями вонзалась в собственные ладони, пока врач осматривал Кинича уже в тринадцатый раз.

— А если он умрет? — спросила я.

Врач сделал неопределенный жест руками.

— Его свет отправится в сенот, и Кинич получит новое тело.

Кинич упоминал сеноты — древние бассейны Майя, боги использовали их, как порталы между мирами — но я не знала, что они могли просто вернуться и получить новый набор человеческих колес каждый раз, когда разбивали машину, так сказать.

Врач собрал пузырьки с кровью и инструменты.　

— Мисс Трюдо, могу я вам дать маленький совет?

Откуда он узнал, что я в нем нуждаюсь? Или это все из-за выражения ужаса на моем докрасна раскаленном лице?

— Вам нужно исцелиться. Возможно, вам пойдет на пользу несколько часов отдыха. — Он бросил взгляд на стену бегущей воды, которая отделяла спальню от ванны. И да, ванная комната была создана для бога: по размеру вдвое больше, чем та, которая примыкала к моей комнате с личной комнатой для медитаций.　Конечно. То, что мне нужно. Ванна с пеной. А затем, немного позже, я напишу красноречивые стихи о пушистых облаках и весело резвящихся зверюшках на лугу. Счастливые, гребаные, времена!

Я единственная, кто к этому относилась серьезно? С Киничем произошло что-то очень серьезное, и я нутром это чувствовала. Я обратилась к сумасшедшему шотландцу, которого, как узнала, зовут Габран, он являлся самым высокопоставленным начальником Учбена и был очень близким другом Кинича и его брата Гая.　 Он пояснил, что они уже ранее сталкивались с кувшинами черного нефрита — Мааскаб использовали их, чтобы заколдовать сеноты богов — но после того, как кувшины извлекли из бассейнов все, в том числе застрявшие боги, вернулись к нормальной, по большей части, жизни.　Так что эта ситуация была явно иной. Не пора ли впадать в панику? Паника звучала вполне разумно и уместно.

— Мы ничего не можем сделать? — спросила я.

— Ждать, — ответил Габран. — Мы должны ждать и молиться.

— Это я и делаю. — Но от молитв и ожидания был точно такой же прок, как от освежителя полости рта со вкусом бекона.

Габран почесал голову.　

— Что тебе нужно, милочка, так это следовать советам доктора и отдохнуть.

Я вздохнула. Он прав, я ужасно выглядела. Моя кожа, хоть и начала заживать, но ожоги и волдыри красовались на каждом миллиметре тела. Я похожа на обугленный помидор. Чтобы ни случилось с Киничем — Эй теперь ты его зовешь Киничем. Что это значит? — Я уверена, что каждый дюйм моей обгоревшей кожи заживет. Но это было снаружи. Внутри, ну, я уже была практически поджарена. Виктора, уже нет более суток, и хотя, Кинич обещал ему два дня, прежде чем расскажет кому-то еще, я чувствовала жгучую потребность рассказать кому-то. Что делать если царство Кинича связанно со всем этим? Но если я расскажу Габрану, то помешает ли это шансу Виктора спасти мою мать?　 Расхаживая у, казалось, безжизненного тела Кинича, я думала, что мне делать. А чтобы Кинич хотел, чтобы я сделала?

Я упала на колени возле кровати уже в двадцатый раз.

— Кинич, о, Боже мой. Пожалуйста, очнись. Прошу. — Я дотронулась до его лба, оставляла поцелуи на его бледных, покрытых легкой щетиной щеках. И когда это не сработало, я ударила его. — Пожалуйста, Кинич. Я не знаю, что делать. Ты должен очнуться… — с трудом говорила я. — Мне жаль, что я назвала тебя трусом. И мужчиной-шлюхой. И Богом-шлюхой. И высокомерным дебилом. Ладно — последнее в твой адрес я не говорила, но теперь сказала! И мне жаль! Я сделаю все что угодно, если ты проснешься. Я даже признаю, что ты был прав на счет нас, что у нас нет шансов — даже если ты и ошибаешься — потому что это глупо думать, что ты никогда не заслуживаешь любви — идиот! Как ты можешь в такое верить? Действительно? Но я признаю это. Правда! И если ты хочешь, я оставлю тебя в покое, навсегда. Просто… просто вернись. Скажи, что мне сделать, — не стесняясь, ревела я.

— Ох, милочка.

Я посмотрела вверх и обнаружила, что Габран смотрит на меня своими большими и зелеными глазами — казалась, что такие глаза, характерная черта местных жителей.

— Я думала, ты ушел. — Я положила голову на грудь Кинича, сжимая в кулаки белую футболку, в которой теперь он был.

— Со всеми этими воплями, я подумал, что скабби вернулись. Или бешеный койот забежал в комнату. — Габран покачал головой. — Знаешь, твои слезы не спасут его.

Я схватила пачку салфеток на столе и вытерла нос.　

— Я не понимаю, почему он не приходит в себя.

Габран покачал головой.

— Также как и мы, милочка. Трудно объяснить, по крайней мере. Но ты не должна терять надежды.

Я должна сказать. Мне просто необходимо. Я больше не могла это держать в себе.

Я сделала глубокий вздох.　

— Я должна рассказать кое о чем, и надеюсь, что ты правильно используешь эту информацию.

— Продолжай, — кивнул он.

— Мою маму похитили Мааскаб, а Виктор отправился за ней.

Габран почесал подбородок.

— Так значит?

— Да. Он рассказал Киничу, что у него видения о ней на протяжении вот пятисот лет. Виктор умолял Кинича подождать два дня, чтобы найти и вернуть её, прежде чем тот предупредит остальных богов.　

Спустя долгое молчание, он сказал:

— Мы должны сообщить Генералу и Вотану.

— То есть Никколо и Гаю? — Не смогла я удержать при себе имена.

— Ага. Но сначала, он сказал тебе что-нибудь еще? Все, что может оказаться полезным для меня и моих людей?

— Он думает, что моя мать была Пиел.

Он выгнул брови и плотно сжал губы.　

— Это объясняет, почему скабби похитили тебя и твою мать. Но не объясняет того, что они сделали с нашим Богом Солнца.

— Мы должны помочь ему! — взмолилась я.

— Угу, — жалостливо ответил Габран, — но у меня закралось подозрение, что только эти мерзкие жрецы знают, как ему помочь.

Я почувствовала, как моя кровь закипает. Мааскаб. Кто бы мог знать, что я буду способна на такую глубокую ненависть. Но я ее чувствовала. Я ненавидела. Очень сильно. Я чувствовала, как мое лицо становится ярко-красным, а тело бросает в жар, словно рака в кастрюле. Дым поднимался с моих плеч.

— Ой! Сукин сын! — вскочила я, прихлопывая тлеющую ткань моей одежды. — Какого черта?

Габран смотрел на меня с полным изумлением.

— Ты только что загорелась, милочка?

Я стояла там и тяжело дышала.

— Да. Думаю именно это я и сделала.

Потом я вырубилась.

Глава 22

— Пенелопа. Меня зовут Эмма Кин. Ты меня слышишь? — Я почувствовала нежное похлопывание по руке. — Думаю, она просыпается, — прошептал женский голос.

Когда я открыла глаза, встретилась взглядом с рыжеволосой женщиной, примерно моего возраста, которая стояла рядом с Габраном.　

Затем, один из крупных мужчин, которых я когда-либо видела в своей жизни, одетый в темно-серые брюки и облегающую черную футболку, ворвался в комнату.

Его черные, как ночь, волосы с темно-синими прядями ниспадали на широкие плечи. Его свирепые и сердитые глаза переливались зелено-бирюзовым оттенком, таким похожим как у Кинича, до ужаса были страшные. Он даже пах ужасом, как дым. Возможно, он мог посоветовать мне хороший дезодорант, так как теперь я самопроизвольно загоралась.　

— Скажи мне, что произошло, — приказал он мне.

Молодая женщина толкнула его локтем.

— Давай поможем ей встать с пола и объясним, кто мы такие, прежде чем кидаться приказами, дорогой.

Он фыркнул и бросил острый взгляд на Габрана, который помог мне встать и сесть на диван, стоящий в углу комнаты.

— Я, Гай Сантьяго, брат Кинича. Это моя невеста, Эмма.

Я кивнула, понимая, кем они были. Передо мной был Бог, который собирался жениться на Пиел.

Я сделала печальный, небольшой волнообразный жест.　

— Пенелопа.　

Сразу же вмешался Габран и начал рассказывать о Мааскаб и Киниче, а мое самовозгорание оставил под конец истории.　

Эмма повернулась ко мне.

— О чем ты думала в тот момент, когда это произошло?

Я моргнула.

Ладно, может это выглядело как на приеме у врача. Насколько неловко это было, но я должна честно ответить на вопрос и надеется, что эксперты знают, что делать с этой информацией.　

— Если вам так необходимо знать, но я думала о том, как сильно я хотела переспать с Киничем.

Послышался тихий и сдавленный смешок от Гая и Габрана.

— Определенно, он совершенно горяч, — выдавила из себя улыбку Эмма.

— Что? — сказал Гай. — Ты желаешь моего брата?

Эмма погладила его по щеке.　

— Детка, это была шутка. Соберись, «горяч». Он же Бог Солнца? — Он все еще продолжал метать искры из глаз. — О, ты такой милый, когда ревнуешь, — сказала она. — Или страшный? Я не уверена. Но в любом случае, ты знаешь, никто не сравниться с тобой.　

Кажется, ее чрезмерное заверение успокоило зверя в мужчине.

— Извини, Пенелопа, — сказала Эмма. — Я имела в виду, о чем ты думала в момент, когда почувствовала, что твое тело воспламеняется?

О. Это.　

— О монстрах, которые забрали мою маму и о том, что они напали на Кинича — мы можем поговорить об этом позже? — Я не готова принять правду о том, что со мной именно происходит. Есть куда более крупные проблемы.

И да. Отрицание реальности это дар. Так что подайте на меня в суд.

Я взглянула на неподвижное тело Кинича.　

— Вы знаете, что с ним такое? Как ему помочь?

Гай проигнорировал мои вопросы.

— Ублюдки. Я убью их всех.

— Прекрати, — предупредила Эмма. — Давай оставим месть на потом.

— Ничего не могу с собой поделать, — Гай начал расхаживать. — Мааскаб очевидно оттачивают на нас их оружие. Посмотрите на него. Кинич совершенно бесполезен для нас в таком виде.

Затем они оба уставились на меня, словно я должна сказать или сделать что-то.

— Что? Разве вы не собираетесь помочь ему? — спрашиваю я.

— Дело в том, — объяснила Эмма, — мы незнаем, что делать. Учбен уже поднял свои записи, и мы проверили других Богов.　

— Кроме Симил, — перебил Гай.

— Да. Кроме Симил, которая числится, как без вести пропавшая, — добавила Эмма.

— Что-то случилось с ней? — спросила я. Часть меня надеялась на ответ «да». Я знаю, что месть это низко, но я должна быть выше желания увидеть, как она страдает… Да! Ладно! Женщина заслуживает немного боли. Например, быть брошенной в яму, переполненной гадюками. Или, может быть, засунуть ее в ракету с кучей мерзких, маленьких зеленых человечков, страдающих метеоризмом, а затем запустить ракету в космос, где Симил придется смотреть, как они ковыряются в носах и чешутся целыми днями напролет.

С другой стороны, Симил могла бы насаждаться этим.

— Симил имеет плохую привычку исчезать тогда, когда она больше всего нужна, — холодно добавил Гай.

Эмма кивнула.

— Я уверена, что с ней все в порядке. Но Кинич, — она взглянула на него с грустью — Единственная идея, которая к нам пришла это… эм…

Трое переглянулись.　

— Что? — спросила я.

— Убить его, — сказал Гай. — Тогда его свет вернется в сенот.

— Вы люди — божества или только наполовину божества — совсем с ума сошли? Вы не можете это сделать, — возмутилась я.

— Точно, — произнес Гай. — Мы бессмертны. Он не может быть убит.

Я встала между Гаем и Киничем.

— Ты сказал, что понятия не имеешь, что случилось с ним. А что если ты ошибаешься?

Габран вмешался.

— В словах девчонки есть смысл.

Без всякого предупреждения, Эмма, которая стояла у подножия кровати, выхватила большой нож из-за пояса ее розовых штанов…Господи!… и сделала неглубокий разрез на ноге Кинича.　

Я завизжала при виде крови.

— Зачем ты это сделала?

Она проигнорировала мой вопрос и уставилась на рану Кинича. Спустя момент кровь начала капать на кафельный пол, а Эмма покачала головой.

— Рана не исцеляется, — заявил Габран, — Девчонка права. Чтобы Мааскаб не сделали с Киничем, но правила изменились.

— Ты думаешь, что я часть вашего кружка и понимаю эту чертовщину, о которой ты говоришь. — Я запаниковала, и мне было по-барабану, если вдруг я задела чьи-то чувства.

— Такой порез Бог исцелил бы за мгновение, — объяснил Габран. — А значит, он как-то изменился.

— Что это значит? — спросила я.

— Мы должны и дальше искать способы, чтобы уничтожить эту черную магию, — ответил Гай.

— Сколько времени это займет?

— В любом случае от нескольких недель до нескольких десятилетий, если нам повезет.

* * *

После того, как все, бурно обсуждая, покинули комнату Кинича, я легла рядом с ним на кровать.

— Черт, Кинич. — Я убрала его карамельные локоны назад со лба. — Что с тобой случилось? Что случилось со мной? — Он замерзал, а я кипела, как лобстер.　

Я положила голову ему на грудь.

— Где ты?

— Здесь. Почему ты плачешь? — Кинич вдруг сел, словно у него был когда-либо самый освежающий сон.

Его невероятные, бирюзовые глаза уставились на меня с хитринкой, а на губах появилась подлая ухмылка.

— Кинич! — взвизгнула я и бросилась на него. — Ты очнулся! О, Боже мой! — Ничего не могла поделать с собой, но снова расплакалась — в этот раз от огромного облегчения.

Я уткнулась ему в грудь. Он был снова теплым. О, таким теплым.

Он гладил рукой мои волосы.　

— Шшш. Шшш. Не плачь, Пенелопа. Все нормально.

Он оторвал меня от груди.　

— Не плачь больше, Пенелопа. Пожалуйста. — Он вытер слезы с моих глаз.

Я шмыгнула носом и кивнула.

— Что случилось? — промямлила я.

Он небрежно пожал плечами.

— Ничего. Чувствую себя прекрасно.

— Ты целый день пролежал в коме. Я думала, что ты умер.

Он нахмурился.

— Умер? Я бог. Мы не можем умереть — как бы, в противном случае, мне не хотелось.

Я накрыла ладонью его рот.

— Даже не говори так. Я думала, что потеряла тебя… Я думала…

Вау. Я действительно собираюсь открыть крошечную дверь в свое сердце и сказать вслух об эмоциях, которые уже давно похоронила?

«Активировать кнопку опровержения действительности?» Вмешался мой внутренний голос.

Нет. Только не в этот раз.

Кинич уставился на меня глазами, переполненными глубокими эмоциями.　

— Да? Ты думала, что потеряла меня и что?

Я не могла сказать вслух, но могла показать ему, что чувствую. Ты нужен мне. Я хочу тебя. Я могу разорваться на миллион кусочков, если ты не чувствуешь того же.　

Я наклонилась вперед и поцеловала его.

Его реакция была незамедлительной. Чувственной. Именно такой, на которую я надеялась.

Он перевернул меня на спину, подмяв под себя, целуя крепко, целуя так, как он хотел, наполняя меня своим потоком эмоций.

Он тут же передвинулся, накрывая мое изголодавшееся тело. Скользнув коленом между моих ног, Кинич раздвинул мои бедра. Я резко вдохнула, когда почувствовала, как его твердость упирается в нужное место.

Стон сорвался с его губ, пока он скользил языком у меня во рту, набирая эротический ритм.

Я провела пальцами сквозь его шелковистые локоны, а затем заскользила вниз по его лицу, шеи и рукам, наслаждаясь каждым мускулом, заполненные теплом, силой и железной твердостью. Его тело превратилось в горячую стальную клетку, в которую меня намеревались посадить. Его ствол упирался в меня, а от его тепла, опаляющего мою чувствительную кожу, я практически испытывала оргазм.

— О, Боже мой! Да. Да, — задыхаясь, говорила я.

Кинич горячим языком и бархатистыми губами двигался вниз по моей шее, его небритый подбородок восхитительно ощущался напротив моей нежной кожи.

Кинич задрал мою футболку и сжал грудь, после чего всосал в рот чувствительный сосок и начал посасывать. Сначала ласково, а потом грубо.

— Я люблю твою грудь, — сказал он, вздыхая, говоря прямо в мой сморщенный и раскрасневшийся сосок. — Я хочу с твоей грудью сделать грязные штучки.

Ох. Бог Солнца любитель грудок!

— Но, не раньше, чем я сделаю это. — Он перевернул меня на живот, как блинчик на сковородке и уселся на меня, чуть ниже задницы. Я почувствовала, как он ладонями обхватил мои ягодицы. — Я так скучал. В честь твоей задницы, нужно построить пирамиду.　

Он мог это устроить?

— А может две? По одной на каждую ягодицу?

Он стащил с меня джинсы, оставив на мне лишь трусики.

— Да. Они великолепны, — сказал он сиплым голосом и оставил длинный, горячий, влажный поцелуй на моей правой ягодице.　

Его обжигающий язык был таким шелковистым, словно теплый шоколад, которым поливали мою кожу.　

Внезапно он снова перевернул меня, отчего у меня перехватило дыхание.

Как человек с определенной целью, он сорвал с меня трусики, а затем с себя рубашку и штаны.

Он заполз на кровать и лег на меня, быстро раздвинув мне ноги.　

— Я хочу тебя, Пенелопа. Хочу быть внутри тебя и слышать, как ты стонешь мое имя так, как в моих снах.

Мне понравилось, что у него тоже были эти сны. И мне нравилось, что я единственная женщина, с которой он «возможно» был.

Я ответила на его жесткий поцелуй и почувствовала между нами его руку, которой он сжал член и направил его в мое лоно.

Он поднял мне ноги, и начал толкаться в меня.

— Подожди! Ожерелье. Мне не нужно?.. — Жгучий жар пульсирует через меня.

Я резко выдохнула и подняла глаза, чтобы увидеть, как Эмма хлыщет меня полотенцем.

— Господи, Пенелопа! Ты горишь!

Вскочив с кровати, я срываю тлеющую рубашку со своего тела и бросаю ее на кафельный пол. Топая по пламени ногами.　

— Вау, — сказала Эмма. — Должно быть, это один из самых горячих снов. — Рассмеялась она.

Сон?

Голова шла кругом. Я обернулась и посмотрела на Кинича, он все также лежал, словно безжизненный мешок грязи.

Дерьмо. Еще один чертов сон.

Мое сердце сжалось, и слезы навернулись на глаза. Я никогда не была плаксой, но за последние два дня проплакала столько, сколько за всю жизнь не ревела.

— О, нет! Пенелопа. Не плачь. — Ярко-зеленые глаза Эммы переполняет беспокойство. Она наклоняется и хватает меня за руку, вытаскивая из постели.　

— Я знаю, что тебе нужно.

— Холодный душ? — спрашиваю я.

— Лучше.

Глава 23

— Куда мы идем? — спросила я.

Эмма вела меня за руку по коридору через гостиную. Ее рыжие локоны подпрыгивали, пока она шла к месту назначения.

Хотя она и была на несколько дюймов ниже меня, одета в цветастую рубашку и джинсовые капри, я все же чувствовала себя запуганной. Её миниатюрность ощущалось иллюзией, за которой скрывалось нечто могущественное и опасное.

— Итак. Кинич рассказал мне, что ты… пиел? — нерешительно спросила я.

Эмма ухмыльнулась и сверкнула улыбкой через плечо, но не ответила. Она повела меня через огромную современную кухню в гараж, такой, который я никогда в жизни не видела.

Это оказался роскошный автосалон для одержимого машинами, здесь находился бар — сколько вообще нужно баров для одного дома? — меблированная комната, наполированные бетонные полы, утопленное освещение, которое с любовью окутывало каждую машину — шесть гоночного типа кабриолетов, один серебристый хардтоп, и довольно большой на вид красный джип с огромными колесами — и множество нетронутых шкафов под инструмент.

Эмма выпустила мою руку.

— Хммм. Эники-Бенники… Вуаля! — Она указала на серебристый седан.

— Что ты предлагаешь мне сделать? — Я не хотела покидать Кинича.

— Проехаться.

Нет ужжж.　

— Я должна вернуться к Кин…

— Да ладно. Одна быстрая поездка. Ночной воздух прочистит твою голову.

Она была, конечно же, права, мне просто необходимо выбраться из этого дома, но…

— Это безопасно? Я имею в виду, эти Мааскаб выскочили из ниоткуда.

Эмма рассмеялась.

— Безопасность — это иллюзия. На земле нет такого места, где бы Скабби не добрались до тебя. Но со мной безопасно настолько, насколько это возможно. А теперь я готова поставить убийственный рекорд. — Она покрутила рукой. — Все дело в запястье.

Она схватила ключи со стены, прошла к машине и скользнула внутрь.　

— Aston Martin One-77. Как только она появилась у него, я умираю от желания прокатиться.

Гладкие современные линии говорили об одном…

— Дорого, — промямлила я.

Эмма широко улыбнулась, когда я села на кожаное пассажирское сиденье.

— О, ты себе и представить не можешь, — сказала Эмма, медленно проведя руками по рулю. — Кинич не позволил бы мне прокатиться на этой машине, но учитывая, что сейчас он в коме…

Они возможно равнодушные люди — существа, — которых я когда-либо встречала. Или это, или они сумасшедшие, чтобы быть обеспокоенными по поводу чего-либо.

— Слышала когда-нибудь фразу «мальчики и их игрушки», так вот боги совершенно на иной уровень вывели смысл этих слов. — Она газанула и нажала на устройство, которое открывало гаражные ворота. — Давай прокатимся! — Шины завизжали, и мы оставили позади себя два клуба дыма.

Я тут же вцепилась в сиденье. Очевидно, Эмма была немного взбалмошной.　

— Куда мы едим «прокатиться»? — спросила я, в то время как двигатель начал набирать обороты.　

— Йу-ху! — закричала Эмма. — Это малышка способно взлететь! — Автомобиль не летел, а мчался по темной, грунтовой дороге, у которой, казалось, не была конца, но которая могла в любую секунду превратиться в ночную версию прыжка с утеса Тельмы и Луизы.

— Эмма, тебе действительно стоит ехать помед…

Я внезапно услышала ясный звон… это шоу Вудди?

— Держи руль, Пен.

Эмма начала копаться в кармане.

Кисло-сладкие демоны! Я наклонилась и вцепилась в руль левой рукой.

— Не могла бы ты притормозить…

— Привет, малыш. Одну секунду. — Она повернулась ко мне и прошептала. — Это Гай. Он вне себя от ярости. — Она хихикнула и снова вернулась к телефону.

— Эмма, не могла бы ты, прошу помед…

— Нет, — сказала она Гаю. — Я тебе не скажу, потому что мы просто заскочим в лагерь Учи.

Да?

— С нами все будет в порядке, — продолжала она. — Там будет много смуглых воинов, которые были обучены одним из самых бесстрашных, сексуальных богов, среди известных созданий.

Она, наверное, имела в виду его. Полагаю, боги падки на грубую лесть, в принципе, как и любые парни.

— Ну, — произнесла Эмма, — если я увижу гигантского Скаби, то разорву эту твердую задницу пополам. — Молчание. — Нет. Я не «возвращусь сейчас же». И разве ты до сих пор не понял, что угроза отшлепать лишь возбуждает меня? — Молчание. — Так сделай это. — Снова тишина. — Определенно. — Молчание. — Нееет. Я вернусь, когда проветрюсь и буду готова. Люблю тебя. Пока. — Эмма отключила телефон и покачала головой. — Боги. Они думают, что главные и могущественные.

Хм. Хорошо.

Она взяла руль и вжала педаль газа в пол. Автомобиль взлетел по ухабистой дороге пустыни.　

— Не могла бы ты замедлиться, пока мы во что-нибудь не врезались? И что такое Лагерь Учи? — спросила я.

— Это место где Учбены тренируются и живут. В Италии есть такой же лагерь.

Помню, Кинич упоминал об этом, место должно быть огромным.　

— У Учбена много солдат?

— На этой неделе пришло приблизительно пять тысяч, но их насчитывается больше миллиона — если включить каждого: солдаты, монахи и шпионы. У них также имеется убийственный медицинский центр, владеют несколькими нефтедобывающими странами — некоторые из них даже очень ничего так — и еще десятью обалденными университетами. Ты можешь бесплатно обучаться в них. Я вот, например, учусь на гинеколога.　

— Серьезно?　

Трудно приставить этого Гонщика, принимающего ребенка. Хотя с другой стороны, здорово иметь рядом кого-то вроде Эммы: она бы убедилась, чтобы все прошло как в окошке авто кафе. И никаких двадцати часовых родовых мук, если будешь ее пациенткой.

— О, да, — ответила она. — Гай и я в течение нескольких месяцев пытались зачать ребенка, и когда ничего не произошло, я подумала, что со мной что-то не так. Я имею в виду, посмотри на него: он мужчина, который одним только взглядом может обрюхатить любую женщину — конечно, я бы его убила, если он посмотрит на другую женщину — ну ты поняла.　

— Да.　

Тоже самое я чувствовала по отношению к Киничу, черт, а он даже не принадлежит мне.

— Поэтому, — сказала она, — я обратилась к своему врачу Учбену и узнала, что ни одного из них не было опыта в деторождении. И так как я… особенная и не могу пойти квалифицированному врачу, я поняла, что кто-то должен стать добровольцем на эту роль. А кто лучше, чем ни я? Мои родитель — врачи, и я люблю детей. Если по каким-то причинам я не смогу иметь собственного ребенка, то, по крайней мере, помогу другим. Особенно моей сестре Пиел. — Эмма бросила на меня взгляд. — Такой как ты.

Я не хотела оскорблять ее чувства, потому что ничего плохого не было в том, кем она являлась, но это не означало, что я хочу присоединиться к Клубу Потомков Засранца Чаама.　

— Как ты узнала, что я как… ты?

Она пожала плечами.

— Просто поняла. Но ты не должна всерьез принимать мои слова.

— Поэтому мы едим в Лагерь Учи?

— О! — Эмма подняла указательный палец. — А вот это замечательный вопрос. Но тебе придется оставаться в напряжении еще минут десять.

* * *

Хоть это и была безлунная ночь, я увидела, что Лагерь Учи вовсе не военная база, а оказалось пятизвездочным убежищем. Фонтаны в тосканском стиле с яркими огнями, тщательно продуманные сады из кактусов с экзотическими цветами и рассредоточенные по территории саманы в юго-западном стиле.　

Факелы Тики освещали путь к приветственным кострам, которые пылали под ночным небом Аризоны.

— Не то, что я себе представляла.

— Их мир ни с чем не сравнится, — пробормотала Эмма, пока я шла за ней. Оказалось, что мы направлялись к большому куполообразному зданию. — Завтра я покажу тебе их подземный торговый центр. Представь, Маноло и Джимми Чу (дизайнеры обуви прим. пер.) — друзья семьи.　

Она остановилась и посмотрела на мои громоздкие сапоги, единственные которые я купила.　

— И несколько совершенно не женских магазинов — если ты, конечно, любишь такие, но надеюсь, что нет. Потому что я могла бы обзавестись действительно хорошей подружкой для шоппинга, а армейские распродажи излишков — не мой стиль. Ты когда-нибудь кардинально меняла стиль, Пенелопа? Я мастер макияжа и укладки волос. Только не пойми меня не правильно. Выглядеть естественно — это так… естественно, а я могла бы сотворить чудеса с твоим лицом. У тебя отличная костная структура. И держу пари, что ты прячешь стройное тело под этими джинсами и майкой.

— Я-я… ну, я…

Она действительно хотела поговорить о том, как одеть и накрасить меня? Я не знала, то ли рассмеяться, то ли ткнуть её в глаз.　

— Не хочу показаться грубиянкой, но не могли бы мы… — Я посмотрела на дверь.

— Верно. Хорошо. Просто не думай о Киниче и своих проблемах. Просто держи разум открытым и обещаю, это перевернет твою жизнь.

Вау. Именно этого мне и не хватало, больше судьбоносных событий.

— После этого, — добавила она, — ты гораздо лучше будешь воспринимать, — она махнула на ночное небо — твой новый мир.

— Я не хочу новый мир, мой старый был отличным, и я бы очень хотела его вернуть. Почему никто, кажется, не понимает этого или, если на то пошло, им всем плевать?

Чтобы утешить, она сжала мою руку.　

— Конечно, нам не наплевать. Мы беспокоимся больше, чем ты думаешь. Кроме того у нас уже есть план по спасению твоей мамы и Виктора. Лучшие, одни из самых искусных воинов на планете готовятся к этому, пока мы разговариваем. Даже Гай и я отправимся на миссию. Будет сделано всё, чтобы вернуть твою маму обратно. Поэтому, пожалуйста, Пенелопа, дай мне десять минут. После этого я отвезу тебя обратно к Киничу.

— Ты реально веришь, что я такая же, как ты?

— Твоя сила настолько мощная, что мы могли бы осветить ею небольшой город.

Моя? Сила? Думаю, Эмма тоже курит. Очевидно, она не собиралась меня отвезти обратно, пока не закончит задуманное.　

— Хорошо. Десять минут. Но потом мы возвращаемся к Киничу. Кстати, что ты имела в виду под «разорву Скабби»?

Эмма рассмеялась.

— Тебе понравится быть Пиел, Пенелопа.

Глава 24

Эмма рывком открыла двойные двери в пещеристый, хорошо освещенный зал, заполненный несколькими сотнями мужчин — крупными, полуголыми, мускулистыми, потными мужчинами, тренирующихся на мечах, шестах и другом оружии.

Когда все посмотрели на нас, в комнате повисла тишина, люди перестали двигаться, за исключением вздымающихся от вздохов, грудей?

Разве нас не ждали на этой обалденно сексуальной вечеринке? Чтобы ни происходило, не казалось, что нам рады.

— Эмма? Что это?

Она втянула меня в море крепких мужчин.　

— Там есть специальный тренировочный зал, который я хочу тебе показать.

— Ты уверена, что мы должны быть здесь? — Я изучала безмолвную, полуголую толпу возвышающихся солдат, которые уступали нам дорогу.

Неожиданно из толпы выскочил громадный мужчина с подстриженными темно-коричневыми волосами, чтобы помешать нам пройти. Он скрестил свои большие, обнаженные руки над огромной грудью.

— Брут, рада тебя видеть, — сказала Эмма. — А теперь проваливай.

Он хмыкнул, но ничего не сказал.

— Только не начинай. — Эмма помахала пальцем перед его лицом.

Он шагнул вперед, отталкивая Эмму.

Ну и задница! Он был на двенадцать дюймов выше её и перевешивал на тонну.

Прищурившись, он уставился на нее более сурово.

Моя кровь закипела. Я не знала, что происходит между этими двумя, но не было никакого оправдание для мужчины — особенно его размеров — чтобы с такой силы хватать девушку.　

— Какая цена? — с вызовом она подошла к нему. — Гай обещал тебе ту Барби, с которой ты глаз не сводил, если притащишь меня обратно в дом Кинича?

Барби? Она что серьезно. Парень больше смахивал на того, кто на завтрак есть детенышей бурундуков.

Комната разразилась смехом, а лицо качка стало ярко-красным. Прежде чем я успела сказать «Ни хрена себе!», он вытянул руки вперед и Эмма пролетев несколько ярдов, упала на тренировочный коврик.

Какого… Я положила руки ему на грудь, как тут же вспыхнул огонь, и парень отправился в полет футов на двадцать.　

— Прикоснешься к ней снова, и в следующий раз это будут твои яйца! — закричала я.　

Мужчины в комнате зашептали. А затем снова раздался смех.

Я повернулась на пятках.

Эмма перекатилась на спину, схватившись за живот от смеха.

— Да! Отличная работа!

Мускулистый мужчина тоже засмеялся.

— Какого черта здесь происходит? — упершись руками в бедра, спросила я.

Все еще смеясь, Эмма перевернулась на живот и начала ползти ко мне.

— Йуху! Сила Пиел!

Что только что произошло? Я собирался спросить, но не хотела верить тому, что я только что видела и сделала.

Кнопка отрицания… активирована.

Я глубоко вздохнула и направилась к двери.　

— Верни меня к Киничу. Твои десять минут прошли.

* * *

Во время поездки Эмма не пыталась обсудить этот инцидент. Может быть, потому что клубы дыма, валящие из ушей или языки пламени, мерцающие от пальцев, были очевидными признаками моей злости.

Как только она въехала в гараж, я выбежала из машины, которая, между прочим, была выжжена на пассажирской стороне, где я сидела, — и прошла к дому. Я проигнорировала Гая, Габрана и еще несколько незнакомых лиц, стоявших на кухне.

Но как только я взглянула на Кинича в постели, мой гнев рассеялся в волнении. Что, если он никогда не проснется? Что, если моя мать никогда не вернется? Что со мной произойдет?

Я покачала головой. Это не то место, где следовало быть. Я чувствовала себя беспомощной и потерянной. Мне нужно, чтобы Кинич поправился. Мне нужна его помощь.

Неужели, Пенелопа, ты в этом уверена?

Он думает, что твой вид… ошибка!

«Твой» вид? А я думала, что мы активировали кнопку отрицания, Пен.

Чушь! Я не могла играть в игру с отрицанием. Это работало только на мирское дерьмо, как если бы ваши джинсы были слишком тугими: вы нажали кнопку отрицания, и, как ни странно, причина не в том, что вы объелись печеньем и выпили слишком много вина с девушками, а потому, что вы, должно быть, высушили их на максимальном режиме.

Огонь, пылающий из твоих пальцев требует гораздо крупного инструмента отрицания, как и ко всей моей ситуации.

Текилы?

О, да.

Я проследовала напрямую к бару в комнате Кинича и нашла свою бутылку. Вот это да, эти боги наверняка любили выпить.

Я плюхнулась рядом с Киничем и вытащила пробку.　

— За тебя, Бог Солнца!

Я сделала большой глоток и стала рассматривать ящички его прикроватной тумбочки. До этого момента я сопротивлялась заглядывать, потому что было бы низко шпионить за беспомощным человеком. Но совершенно новый мир призвал меня к новым границам приличия.

Я плавно открыла его.　

— Копия Попола Вуха? С автографами других богов. Ну и ну.

Несколько обезболивающих пластырей. Странно.

И толстая папка.

Я открыла ее. На каждой странице была фотография ребенка с заметками, крошечными напоминаниями или буквами, написанными карандашом. Страница за страницей. У одной маленькой девочки, по имени Дженни, были розовые ленты в светлых волосах и улыбка во весь рот. Ниже был рисунок двух улыбающихся фигур. Ник и я, было написано на бумаге. Конечно, Кинич изображался гигантским солнцем над головой.

Затем я заметила рукописные заметки на полях.

— О, боже. Эти дети из…

— Приютов.　

Эмма стояла в дверях.　

— Кинич любит детей. Он проводит много времени с ними: тренируя Маленькую Лигу, организуя поездки в Диснейленд, он даже основал балетные школы в десяти городах. Все для малообеспеченных детей. Он думает, что мы не знаем. Наверное, боится, что другие боги посчитают его мягким, может быть, и так. Но я думаю, что это мило.

— Почему? Почему он делает это?

Она подошла к другой стороне кровати Кинича и села на край.　

— Думаю, потому что у него никогда не было выбора, которого бы не сделали боги. Они зациклились на своих жизнях, и, возможно, для обычного человека, это звучит как самое крутое шоу, но бессмертие и ответственность за весь человеческий род — это нелегкий крест. Я думаю, что это его способ справиться. Он дает этим детям надежду и выбор.

Ой. Я-я…

— Это самая грустная и милая вещь, которую я когда-либо слышала. — Я погладила ледяную щёку Кинича. — Ты полон сюрпризов, Бог Солнца, — прошептала я.

— Итак, — спросила Эмма, — собираешься дальше упиваться жалостью к себе или все-таки покончишь с этим?

— Извини?

— Какой твой следующий шаг? — спросила она.

— Ты хочешь сказать, что у меня есть выбор?

Она кивнула.

— Но я этого не выбирала, — печально заметила я.

Она покачала головой.　

— Нет, не выбирала. Но теперь ты можешь выбрать все, о чем только подумаешь.

— Но что я могу сделать?

— Шаг первый, — ответила она. — Перестань бояться, и прими то, какая ты есть. Нам нужен каждый способный человек, которого мы сможем заполучить, чтобы противостоять тому, что произойдет. И после того, как мы обучим тебя, ты сделаешь нас намного сильнее.

— Это уже слишком. Я не готова ко всему этому.

Зеленые глаза Эммы светились теплом.　

— Теперь ты моя сестра, и я буду здесь, чтобы ты никогда не оступилась.

— Сестра?

Мои глаза наполнились слезами. Да, да, ещё больше слез.

Одно дело расти без отца, но другое когда и не было братьев и сестер. Казалось, что у всех моих друзей были сестры и братья, чтобы играть с ними или присматривать, у всех, кроме меня. Вот почему, когда я была маленькой, волновалась о том, кто будет со мной после того, как моей матери не станет. Разве бы я умерла в одиночестве, без семьи, которая бы любила меня?

Однако когда я стала старше, устала чувствовать себя беспомощной, поэтому обратилась к боевым искусствам. Знать то, что могу защитить себя, не было так страшно. По правде говоря, это заставило меня чувствовать себя уверенной, сильной, независимой, как будто я могла справиться со всем, что было на моем пути.

Но, тем не менее, нехватка сестры или брата — лучшего друга, с которым я была бы одной крови, осталась со мной

— Мы с тобой — Пиелы, Пенелопа. И я не знаю, почему у нас так сложилась жизнь, почему людей, которых мы любим, отняли у нас, но для этого всего, должно быть объяснение. Я совершенно в этом уверенна. Я должна в это верить.

— Кого? Кого у вас забрал? — спросила я.

Глаза Эммы отражали ее мрачные мысли.　

— Мою бабушку забрал Мааскаб несколько лет назад. Я думала, что это был худший день в моей жизни. Но это было не так. В тот день она появилась на нашем пороге в Италии, возглавив собственную армию Скабов. Я чуть не убила ее — она была сумасшедшей от черного нефрита, введенного в нее.　

Эмма смахнула слезы.

— Не знаю, как, но мне удалось попасть в нее достаточным количеством энергии, чтобы вырубить ее, а не убить. После того, как все закончилось, я планировала, чтобы Гай забрал мою бабушку, в отключке, обратно в Мексику, к Сеноту, чтобы он мог отвезти ее в свой мир.

— Зачем?

— Потому что боги бы сделали ее бессмертной и излечили ее своим светом.

Эмма глубоко вздохнула и выдохнула.

— Но у меня даже не было шанса. Человек по имени Томмазо, человек, которого я считала своим другом, отпустил ее и сбежал.

— Эмма, мне очень жаль. — Я не знала, что еще сказать, ее история была такой грустной.　

— Почему он это сделал?

Она пожала плечами, ее выражение было мрачным.　

— Потому что он родился злым, и против этого нет лекарств. Она сделала паузу.　- Сейчас, неважно. Потому что я собираюсь вернуть ее, а потом я убью его.

Вау. Это было отличной мотивацией.

— Мы уезжаем послезавтра.

— Но что, если это не сработает? — спросила я. — Что, если ты найдешь ее и не сможешь вылечить? Что тогда?　

Разве мне было дело до того, чтобы спросить у нее?

Эмма объяснила, что свет богов делал человека бессмертным, но уязвимым; Сенот не создал бы им новое тело, если бы их нельзя было уничтожить.

— Если мы не сможем ее вылечить, — сказала Эмма холодным тоном, — тогда я сделаю одну правильную вещь.

Какая ужасная мысль. Я не могла представить, что пережила Эмма.

— Что касается тебя, то мы вместе противостоим тому, что произойдёт, — сказала она, быстро меняя тему. — Все, что тебе нужно сделать, так это решить. Собираешься ли ты встать и сражаться за людей, которых мы любим? Или ты спрячешься в яме?

Она смотрела прямо на Кинича, и тогда я тоже подумала: если кто-то такой могущественный был побежден Мааскабом, то какой шанс был у меня?　

— Мне нужно время. Столько всего произошло.

Эмма подошла к Киничу и взяла мою руку.　

— Не волнуйся. Мы никуда не уйдем. Мы будем здесь, когда ты будешь готова

— Так и будет.

Гай, Габран и тот человек, которого я побила в тренировочном центре, стояли прямо у входа, излучая ярость и решительность.

— Мы хорошие парни, Пенелопа. Мы должны держаться вместе.　

Гай сверкнул своей дерзкой улыбкой в моем направлении.

Тогда я почувствовала это. Их силу. Их решимость. Их лояльность по отношению друг к другу. Я не знала их, но теперь поняла. Как и у Кинича, у них все карты сданы. Они могли сбежать или попытаться отрицать это. Но они решили сражаться. Делать добро. Чтобы… не нажать кнопку отрицания.

Я стояла и разглаживала переднюю часть своих скукоженных, обугленных джинсов. Нет. Никакого лимонада этой девушке. Захватите лимоны туда, где не светит солнце!　

— Хорошо. Я буду сражаться. И хочу пойти на спасательную миссию.

Гай встал рядом с Эммой, застыв над бездействующим Киничем.　

— Ты рассказала ей о миссии?

— Конечно. Ей нужно знать, что мы делаем все для того, чтобы вернуть ее мать из Мааскаба. Тем не менее, — она посмотрела на меня с кислым лицом, — ты сумасшедшая, девочка?

— Что? — спросила я, защищаясь.

— Пенелопа, — тон Гая был плоским и твердым. — У тебя нет боевой подготовки.

Я рассердилась.　

— У меня есть черный пояс по каратэ, способность бросать огненные шары руками, и я могу поджечь салон чрезвычайно дорогих спортивных автомобилей своей задницей. Я могу справиться сама.

Эмма и Гай обменялись взглядами с улыбающимся Габраном.

— Ни слова больше! — Гай указал на Габрана, а затем обратил свой сердитый взгляд на меня.　- Нет. Ты будешь обузой для моих людей. Мы не можем рисковать…

— Дорогой, — вмешалась Эмма, — думаю, ты должен уважать ее желание. Это ее мать, и её право подвергать свою жизнь опасности, если захочет.

— Нет! Я уже столкнулся с Никколо по этому поводу, потому что он настаивает на том, чтобы самому спасти Виктора… я отказал на основании стратегической, военной ценности Никколо. Поэтому он посчитает это оскорблением, если я позволю ей пойти на миссию, а не ему.

— Дорогой, — возразила она. — Это другое. Симил предсказала, что мы не сможем выиграть Великую войну, если Никколо не возглавит армию. Если он умрет, это будет означать апокалипсис. — Она повернулась ко мне. — Не обижайся Пенелопа, но мир не закончится на этом, если ты встретишь свою… а не то, что я хочу, чтобы произошло.

Ужасно. Но правдиво.　

— Не беспокойся. — Я быстро улыбнулась. — Понимаю.

Гай зарычал. Как и любой мужчина, он, вероятно, не оценил, как его загнали в угол.　

— Она никогда не сражалась, и у нас нет времени ее обучать.

— Я научу ее, — сказал Брут глубоким, скрипучим голосом.

Рот Гая раскрылся. Так же как и Габрана. Теперь, что касается Эммы…

— О, отлично! — спохватилась она. — Ты говоришь, что поможешь Пенелопе, но даже не окажешь мне честь в каком-то дурацком «хай». Это один слог, Брут! Один!

Один уголок его рта изогнулся вверх.

Эти «люди» были по-настоящему необычны. Милыми и сильными, но необычными.

— Спасибо, Брут. Когда начнем? — спросила я.

Он уставился на меня, вместо того, чтобы ответить на вопрос.

— Ладненько, тогда. Я не знаю, как безмолвное обучение поможет, но я открыта ко всему новому. Приступим.

Гай, очевидно, не согласился с моей причастностью, но, понимая, что спор проигран, ушел, проворчав:　

— У тебя есть один день, Каратэ-пацан.

Хей, это прозвище звучало в каком-то роде круто, но разве что-то более броское не заставило бы чувствовать себя яростней? Типа «Огненные Шары» или «Дымящиеся Штаны»?

Хммм… может быть, нет. Нужно ещё поработать над прозвищем. Может, взять себе несколько красных колготок и половинку синего купальника с поясом.

Пен! Ты не супергерой. Ты просто сумасшедшая. И, по-видимому, заражена ДНК сверхъестественного серийного убийцы.

Везёт же мне.

— Эй, Гай! Подожди. — Я побежала за ним по коридору, и когда догнала, ничего не могла поделать с дрожью в своих дымящихся штанах. Мужчина был чертовски большим. — Об этой миссии…

Он скрестил свои гигантские руки.　

— Позволь я угадаю, ты хочешь исправить ошибки всех, кто пострадал. Ты хочешь, чтобы Мааскаб заплатили за каждое зло, которое они совершили. Ты хочешь свернуть их шеи одну за другой и наблюдать, как они задыхаются от собственной боли, но не раньше, чем ты извлечешь их ногти с помощью ржавого пинцета и вытащишь глаза из орбит раскаленной кочергой.

О Боже! Да! Именно так!… Если бы я была больным, развращенным, мстителем-зачинщиком, помешанным на насилии и актах бессмысленного возмездия.

Что, черт возьми, было не так с этими людьми?

— Хм. Не совсем. Хотя, это отличное предложение. Кстати, ты бог чего?

— Смерти и войны.

Это все объясняет.

Я натянуто улыбнулась.　

— У меня создается впечатление, что ваша политика заключается в том, чтобы уничтожить любых жрецов, с которыми вы контактируете, но они единственные, кто знает, что не так с Киничем.

— Ах, понимаю. Ты хочешь, чтобы мы взяли пленных для допроса.

— Да, — ответила я.

— Это очень сложно, мы должны убить их быстро или отправить в нокаут, прежде чем они смогут просеяться. Обычно мы выбираем убийство.

— Просеяться? — спросила я. Как мука?

— Телепорт. Хотя они путешествуют только на короткие расстояния, их трудно удержать.

Ой. Ну, это объясняло, как Мааскаб, напавший на меня в моей квартире, все чаще появлялся на улице.

Тогда я вспомнила, как Виктор появился из ниоткуда.　

— Довольно странно, что у монахов те же самые способности, что и вампиров.

— Сначала мы также подумали. Но затем обнаружили, что они присоединились к Обскурос, мы предполагаем, что они учились друг у друга.

Меня озарила идея.　

— Можем ли мы каким-то образом использовать этот черный нефрит? Я слышала, что у него есть какие-то магические силы, чтобы суметь захватить власть.

Он почесал подбородок.　

— Возможно. Я посоветуюсь со своими командирами и рассмотрю это. — Гай поглядывал в сторону комнаты Кинича над моей головой. — Эмма! Чего ты ждешь, женщина? Пришло время для вечерних занятий любовью!

Класс.

Эмма выскочила из комнаты Кинича и немного пошатнулась, когда она проходила мимо и скрылась в одной из комнат для гостей.

Ну, по крайней мере, я была не единственной, у кого были необычное отношения с божеством, с акцентом на слово «женщина».

Глава 25

Я обернула свой любимый синий шарф вокруг шеи Кинича и поцеловала в ледяной лоб, желая, чтобы он знал, что я сделаю все возможное, чтобы помочь ему. Меня убивало видеть такого великолепного мужчину, сведенного к безжизненной оболочке, такого бледного, такого уязвимого. Вот почему я приняла безумное решение пойти на миссию; я не могла больше сидеть с ним наедине, надеясь, что его разбудит чудо. Я не могла вынести еще один день, думая, что эти мерзкие кретины делают с моей матерью. И в итоге, Эмма была права: мне нужно было подняться и бороться за то, что я любила. Я только молилась, чтобы не было слишком поздно.

　Я гнала от себя мрачные мысли, пытаясь сохранять оптимистический настрой, потому что если с её прекрасной, нежной головки свалился хоть один волосок, я вцеплюсь им в горло ржавыми кусачками и воткну раскаленную кочергу ему в зад, так чтобы они наделали в… ладно, трусы они не носили. На них были мерзкие плавки, сделанные из кожи человека. Психи.

— Они обмочат свои отвратительные, психо-манкини и пожалеют, чтобы родились на свет. — Я закрыла глаза и вздохнула. Какой поворот в моей жизни. Всего несколько недель назад я беспокоилась о деньгах для лечения мамы, думая о том, как свести концы с концами на Рождество.

Праздничные печеньки! Осталось меньше недели до Рождества.

Никто не упомянул об этом, но опять же, это было бы немного странно для богов, кроме Симил, очевидно, потому что она была просто странной, чтобы наблюдать за человеческим праздником. Мне нужно узнать, что они празднуют. Наверное, какую-то странную чушь типа Раскаленной кочерги в День глаза.

Ну, не имело значения, что мне не хватало Рождества; у меня не было настроения праздновать. Я была настроена сражаться, побеждать, а затем собирать кусочки своей жизни.

— И когда тебе станет лучше, — сказала я Киничу, — мы закончим то, что начали.

Я потерлась носом об него. Было холодно. Меня передернуло, и я не поддалась тому, чтобы грусть вернулась.

Нет. Больше никогда.

— Пришло время, — раздался позади глубокий, хриплый голос.

Я практически выпрыгнула из своей кожи.　

— Брут! Ты меня до смерти напугал!

Брут был в полном боевом снаряжение: одетый в черное с головы до ног, на каждом боку прикреплено оружие, аэлектронное оборудование присоединено к его голове.

Он протянул мне большой рюкзак.

— Парашют? — спросила я.

Он сразу кивнул.

— Я люблю прыгать с парашютом. — Я прыгала пять раз, но для развлечения. Сейчас всё по-другому. Идёт война. Жизнь или смерть. И я была готова. В течение последних двух часов Брут убедился в этом.

— Оки-доки. Пойдем за моей мамой.

И все на этом.

* * *

Пять часов спустя я удачно загнала испуганных кошек, скребущихся в моей голове, в клетки и заперла их.

Брут объяснил — ровно десятью словами — что ключом к победе в любой битве была ясная голова и спокойные нервы. Он и его люди медитировали в течение как минимум двух часов перед каждой миссией.

Бьюсь об заклад, он хотел, чтобы Эмма следила за режимом, не говоря уже о том, чтобы научиться прыгать с парашютом. Он не выглядел счастливым, подготовленным для своего тандемного прыжка.

— Проклятье! Не ерзай! — рявкнула Эмма через плечо. — И уж лучше быть это твоим фонариком!

Я старалась не смеяться, но не могла удержаться.

— Мэм? — Один из людей Брута, сидящий рядом со мной, на длинной скамье в хвосте самолета, помог мне с парашютом.

Мои испуганные кошки начали волноваться в клетках, дергая за волосы. Ну, вот и оно.

Одетая в черный комбинезон, я пристегнула рюкзак и встала в отряд за Гаем и Эммой (и Брутом), которые были увлечены беседой. Из-за рева двигателей я не могла слышать, о чем они говорили, но я видела их лица и не могла не завидовать, тому, как Гай относился к Эмме, по меньшей мере, с обожанием.

Затем Эмма толкнула Брута локтем и произнесла:

— Хорошо. Я готова. Давай убьем Скабов и заберем мою бабушку!

Пойдем, заберем мою мать, и поймаем хотя бы одного Скаба? Эти ублюдки заплатят, но не раньше, чем расскажут мне, как вылечить Кинича.

Она взглянула на меня поверх плеча.

— Готова?

— Тебе лучше поверить, — ответила я. — Эти клоуны связались не с той девушкой.

* * *

Я думала, что знала на что похож ужас, например, это когда находишь гигантского паука прямо в душе, или видишь подозрительно-загадочный вьющейся волос у себя в салате, после того как почти его съела, но это ничто по сравнению с тем, когда мчишься к Земле сквозь черную пустоту безлунной ночи, и до чертиков испуганный мозг надеется, что высотомер не подведет.　

— Пенелопа? Ты там?

Голоса. Я слышу голоса. О, отлично. Проклятье. Было неподходящее время, чтобы сходить с ума. Идите нафиг.

— Пенелопа, пожалуйста, ответь.

Голос звучал как у Эммы.

Гарнитура! Гарнитура. Я вздохнула с облегчением. Я нажала кнопку передачи, прикрепленной к шее.

— Я здесь.

— Не забывай инструкции Гая: подожди, пока Брут не подаст тебе сигнал.

Я помнила каждое слово. Как только все займут нужные позиции, первым пойдет Учбен. Я останусь на месте до тех пор, пока Брут не скажет слова или не толкнет в бок, он точно не уточнил.

— Поняла, — ответила я.

Тревога на моем альтиметре издала звуковой сигнал. Время потянуть шнур и молиться: Дорогой Господь, или вселенная, или кто-то там, достаточно сильный, чтобы спасти мою недостойную, глупую задницу, пожалуйста, не позволяй мне приземлиться на линию электропередач, что-то острое или действительно высокое дерево…

* * *

Дорогой Господь, вселенная или кто-то другой могущественный, достаточно сильный, услышали меня. Я приземлилась с мягким ударом на сырую, покрытую травой поляну вместе с тремя другими Учбенами, которых я не знала.

Один подошел и помог мне снять страховку, а затем указал на высокий участок травы в нескольких ярдах отсюда. Пригнувшись, я побежала.

Это был разгар зимы, но тропический воздух южной Мексики был влажным и тяжелым. Сырой, земной запах джунглей мгновенно проник в мой нос.

Теперь, я знаю, что любой нормальный человек описался бы от одной мысли прыгнуть с головой в такую ситуацию, но, возможно, как свидетельство моей «экзотической ДНК», мое тело гудело от предвкушения. Теперь, когда я решила взять в руки ситуацию, я почувствовала, что рождена для этого момента, наказать этих ужасных существ, которые причиняли боль людям, которых я любила.

— Людей, которых ты… любишь?

Я любила свою мать. Это само собой. Но любила ли я и Кинича? Честно говоря, мы почти не знали друг друга. Тем не менее, я была готова рискнуть своей жизнью ради него. Да, если бы моя мама не была частью этого, я бы все равно была здесь.

На самом деле это было невероятное откровение. Как я перешла от увлечения к душераздирающей страсти… и к любви?

Истинная любовь бросает вызов логике. Это ее характерная черта.

Забавно, люди всегда говорили, что любовь расцветет внутри тебя ярко и сильно, как только ты встретишь нужного человека, но я всегда скептически относилась к подобным словам.

Может быть, любовь уже там, спит в твоем сердце, ожидая «единственного», чтобы освободить ее. Это, безусловно, объяснило бы то, как я себя чувствовала; Я любила его. Я чувствовала, словно я всегда любила, и буду любить.

— Превосходно. Я влюблена в бессознательное божество, у меня смешанные чувства, — прошептала я про себя. Могла ли моя жизнь стать более сложной?

— Пенелопа, — я услышала, как Эмма проговорила в гарнитуру.

— Да? — прошептала я.

— Эм, не волнуйся, ладно? — голос Эммы потрескивал в динамике.

— Ну, раз ты так ставишь вопрос, то сделаю все возможное, — прошипела я.

— Заметано. Послушай, Брут идет за тобой.

— Где ты? — спросила я.

— Я стою посреди деревни Мааскаб.

— Ты в порядке?

— Да. Все в порядке, — ответила она меланхоличным тоном. — Скоро увидимся.

Подождите. Это не имело никакого смысла. Они не могли быстро снести Мааскаб. Это была ловушка?

Боже мой. Боже мой…

В ночных сумерках появилась безошибочная и неповоротливая тень Брута. Он подал мне сигнал следовать за ним.

— Что происходит? — спросила я, перелезая к нему.

Конечно, он не ответил.

— Самое время, вытащить кляп, Брут. Я начинаю понимать, почему у Эммы зуб на тебя.

Думаю, что услышала, как он хихикнул, но не уверена.

Выхватив мачете, Брут рубил ветки, пока мы прорывались вперед. С надетыми очками ночного видения, все происходящее напоминало мне покрытую листвой версию Трона.　

— Брут, ты должен сказать мне. Пожалуйста, — умоляла я.

Быстрым шагом он шел впереди до тех пор, пока не вышли на другую поляну. Группа из двадцати человек, включая Эмму и Гая, собралась у маленькой хижины. Несколько мужчин светили фонариками, пока все громко спорили.

Это выглядело не очень хорошо.　

— Что происходит?

Эмма повернулась прямо ко мне.

— Ох, Пенелопа. Послушай…

— Где моя мама?

Гай шагнул вперед.　

— Ее нет здесь.

Мое сердце дрогнуло.　

— Что ты имеешь в виду, «нет здесь»?

Эмма мягко сжала мою руку.　

— Деревня пуста.

Нет, нет, нет!　

— Куда они ушли?

— Мы не знаем, — ответил Гай. — Наши спутники показывают, что этот лагерь занят. Наши люди снова в диспетчерской также подтверждают, что они все еще видят это также.

Я откинула прибор ночного видения и огляделась.　

— Я не понимаю. Как они могут увидеть Мааскаб на спутнике, ведь здесь нет никого? Они взломали вашу систему?

Гай покачал головой.　

— Скорее всего, нет. Мааскаб не продвинут в технологиях.

Очевидно, нет. Эта деревня напомнила мне до испанскую версию Ренессансной ярмарки… но без эля, хиппи или удов.

— Это иллюзия, — сказал Гай. — С каждым днем они становятся более могущественными со своими темными искусствами.

Это звучит плохо. Действительно плохо.　

— Так что же нам делать? Есть ли другие деревни или места, где бы они могли спрятать ее?

— Я должен вернуться в свой мир, — категорично сказал Гай. — У меня гораздо больше шансов обнаружить следы оттуда. Ещё мне нужно найти эту проклятую сестру.

— Симил? — спросила я.

— Да.

— Если ты найдешь ее, скажи ей, у меня есть несколько претензий, — спохватилась я.

— Встань в очередь, — ответил он.

— Тебе нужно уйти? — Эмма была на грани слез.

Гай накрыл ее щеку и страстно поцеловал. Она отстранилась и смахнула слезы камуфляжным рукавом.　

— Прости. Я знаю, что невеста могущественного Бога Смерти и Войны не должна плакать.

— Я люблю тебя, Эмма. Со слезами и всем. Я увижу тебя в Седоне, и мы проведем весь день, занимаясь любовью.

— Было бы хорошо, — сказала она печальным голосом.

Это было сигналом к тому, чтобы я ушла. Я не была в настроении слушать их пошлые маленькие планы, но затем Гай повернулся, чтобы уйти. Я догадалась, что он отправился на поиски портала Сенота

— Эй, — крикнула Эмма. — Ты ничего не забыл?

О, круто. Они перепихнутся, перед тем как он уйдет?

Гай остановился спиной к нам. Он тяжело вздохнул?

— Пожалуйста? — умоляла она. — Они отрастут.

Отрастут? Упс. Я не хочу этого знать…

Он медленно повернулся, его глаза светились в ночи.　

— Да, любовь моя. Конечно. — Он потянулся к спине и вытащил большой нож.

Какого черта он собирался с этим сделать?

Он развернул Эмму и одним точным ударом отрезал ее косу прямо возле затылка, а затем свой собственный хвост.

Прижав волосы к груди, Гай посмотрел в небо и заговорил:

— In halach puczical, in uchucil, ca kaxah yokolcab ichi pixan.

Воздух поднялся вокруг нас, и в моей памяти промелькнуло то, когда Кинич в последний раз говорил со мной.

Мое кровяное давление упало, когда я поняла, что он произнес точно те слова в момент, когда он сжег Скаб.

Гай быстро поцеловал Эмму в нос.　

— Я предлагаю тебе не разрушать связь на этот раз, любовь моя.

Она с любовью погладила покрытую щетиной щеку.　

— Никогда.

Он присел на корточки, поместил пряди волос в грязь и поджёг. Брут и другие люди тихо стояли за ним, глядя в страхе, когда волосы быстро превратились ни во что.

Мои мысли путались. Что это значит?

— До свидания, любовь моя.

Гай исчез в джунглях, прежде чем вы могли сказать «пылающий шарик из волос».

— Что же. Думаю, пора мне вернуться в Седону. — Она вытерла еще одну слезу и стала уходить.

— Эмма? — Я потянулась за ней, как нетерпеливый щенок. — Что это значит? Эта фраза и сожжение твоих волос?

Тихо, с явной печалью в голосе, она сказала:　

— Мое сердце, моя сила, мы объединяемся в этом мире внутри моей души — это молитва, Молитва о верности и защите.

Какая красивая фраза.　

— А волосы?

— Это завершает ритуал; создает связь между двумя душами. Думаю, ты могла бы сжечь другую часть своего тела, если хочешь, но волосы — это наименее безболезненная вещь, которую можно потерять.

— Извини, но я не понимаю. Что ты подразумеваешь под «связью»?

— Это создает связь, которая позволяет богам легче отслеживать тебя. Это похоже на привязанность к их жизненной силе. С Гаем, это позволяло ему поговорить со мной, когда он, ну, его душа оказалась в ловушке Сенота сделанной Мааскабом и…

Эмма продолжала говорить, но мой разум отделился от настоящего времени. Он закручивался и завивался, когда он подсчитывал и вычислял и складывал кусочки вместе.

Боже мой! Кинич.

Глава 26

Долгий обратный перелет на самолете Учбена оказался самым худшим и удручающим ожиданием за всею мою жизнь. Никто и слова не произнес. Но, а что тут сказать? Плохие парни перехитрили нас, и каждый, кого мы любили и заботились, стоял на передовой линии.

Как ни странно, но чувствовала, что моя мама выжила, хотя и понятия не имела, в каком состоянии. Но обнадеживающий голос в моей голове говорил, что она еще не ушла в мир иной и мы все же успеем спасти ее. Я цеплялась за эту мысль, как за спасательный круг.

Что касается Кинича, то эта была совершенно другая энчилада в духовке. Сердце металось между восторгом (Кинич пытался связать себя со мной) и ужасом (я не знала, что произойдет, когда я завершу ритуал).　

Как только я переступила порог дома Кинича, то сразу же направилась в кухню, нашла ножницы и взяла спички, а затем пошла в его комнату. Немудрено, Кинич лежал в своей постели, именно там, где я его и оставила. Доктор — тот же самый моложавый с короткими, каштановыми волосами — склонился над ним, проверяя жизненные показатели.　

— Что-нибудь изменилось?　

— Мне жаль. Я зайду после обеда.　

Я закрыла за ним дверь и посмотрела на большое тело Кинича, спокойно лежащее на кровати. Бронзовая кожа стала бледно-рыжей. Вздохнув, я опустилась на колени и поцеловала Кинича в макушку.　

— Прошу, сработай. Пожалуйста? — взмолилась я, глядя в потолок, отгоняя слезы.　

Осторожно повернув голову Ника в сторону, я отрезала шелковистые, карамельного цвета пряди, провела ими, густыми и мягкими, по его щеке, а затем положила их ему на грудь, чтобы отстричь себе волосы. Я никогда не относилась к волосам с навязчивой идеей, хотя мама всегда суетилась вокруг них и говорила, что они блестят, подобно обсидиану. Думаю, я оставила их длинными только, чтобы мама была счастлива.　

Они отрастут обратно, Пен. Это всего лишь волосы.　

Я откинула с глаз волосы, которые теперь доходили мне до подбородка, и направилась в патио. Первые лучи солнца, заливали на востоке оранжевым светом ночное небо. Окружающая пустыня была расслабляюще спокойной, словно сама Вселенная затаила дыхание. Я посмотрела на небо и произнесла короткую молитву, кому не знаю, и положила волосы на землю. Я зажгла два пучка волос и наблюдала за ними, понимая, что если это не сработает, я разобьюсь на миллион кусочков.

Крошечный огонь быстро потух.

Ну, начнём…

— Кинич? Ты меня слышишь? Кинич?

Я ждала, мое сердце бешено колотилось.　

— Кинич, — прошептала я, — пожалуйста, прошу, ответь мне.

Но он не отвечал.

О боги, нет. Не сработало. Это не сработало…

Я снова почувствовала, что потеряла Кинича. Измученная ночными происшествиями и вечными разочарованиями, я зашла внутрь и свернулась клубком возле Кинича.

Глава 27

— Пенелопа, ты сегодня потрясающе выглядишь, — прошептал мне на ухо Кинич.

Я прижалась к нему и одной рукой обняла его за талию.

— Я скучала по тебе.

— Не так сильно, как я по тебе. — Он навис надо мной. — У нас есть незаконченное дело…

Я открыла глаза, и наши взгляды встретились. Игривая улыбка на его лице сказала мне, чего он хотел, но я все равно спросила, просто хотела услышать это от него.

— Незаконченное дело? — прошептала я.

Его губы тут же смяли мой рот. Тепло от его губ выстрелило прямо мне в живот и заставило все мои женские части мгновенно оживиться.

Я вздохнула от удовольствия. Именно так я хотела, чтобы было в моей жизни. Он. Я. Наши тела переплетаются.　

Кинич неожиданно остановился. И нахмурился.

— Что случилось? — спросила я.

— Ты зря тратишь время. Ты нужна мне здесь. Ты хоть представляешь, как я волновался за тебя?

— Хм? Но я здесь, — ответила я, в конец запутавшись.

— Пенелопа… — прорычал он.

— Что?

— Пенелопа! Черт возьми, проснись, — закричал он.

Я резко открыла глаза.

— Нет…! — сказала я, закрыв лицо руками. — Черт возьми! Только не снова!

Кинич по-прежнему лежал в своей постели. Неподвижный. Холодный. Зависший во времени, как Спящая красавица.　

Я выскользнула из постели и, пошатываясь, побрела в ванную. Уставившееся на меня изображение было грустной и потрепанной версией меня. Именно так я себя чувствовала. У меня не осталось сил в руках, чтобы отбросить в сторону неудачи.

Какая ирония, подумала я. Наконец поняла, почему Кинич перестал верить, что его жизнь нельзя изменить, и почему предпочел выживание вместо процветания. Существовать, но не жить. У всех были свои переломные моменты. У всех. Даже у всемогущих богов.

— Прости, Кинич, что осуждала тебя, — склонила я голову над раковиной.

— Раз уж ты проснулась, я прощаю тебя. Я говорил тебе, что ты храпишь, как дровосек с гайморитом? Это весьма неприятно.

У меня глаза полезли на лоб.　

— Кинич?　

Я оглянулась через плечо, направо и налево, но я была одна в личном спа-люкс с мини-водопадом.

— Что? — произнес он.

Святой торт дьявола. Я посмотрела вниз и вверх, из стороны в сторону. Никого.

— О, мамочка. Видеть его во сне каждую ночь, не достаточно.

— Каждую ночь? Как интригующе. Мы голые?

Вот снова. Я задержала дыхание.

— К-Кинич? Это ты?

— Думаю, стоит запретить кому-либо звать меня по имени Майя. Хочу слышать его только от тебя. Только этим сладким голоском.　

Я не могу дышать.　

— Это… действительно… ты? Или я все еще сплю?

— Я. Что ты так долго возилась с ритуалом?

Я наклонилась, чтобы отдышаться.

— Я понятия не имела, что это было… святое дерьмо! Это действительно ты?

— Ты никому не рассказывала о случившемся?

— Не-а, но я вроде, как и забыла о той части, когда ты произносил странную фразу. — Я не могла в это поверить. Вернувшись в спальню, я уставилась на тело Кинича. — Но ты на кровати. Я смотрю прямо на тебя. Где ты… хм — или как правильно сказать? — откуда разговариваешь со мной?

— Видимо, Вселенная все же может удивить. Даже такое старое божество, как я.

— Извини? — спросила я.

— Я прямо здесь. С тобой.

— Еще раз. Извини?

— Я… внутри тебя.

* * *

Когда Кинич попытался открыть глаза, то сразу понял неладное. Медленно он исследовал физические ощущения. Ноги, пальцы, легкие, он все ощущал, но не мог управлять телом.

Его парализовало? Он умер?

Последнее, что он помнил, он в бассейне с Пенелопой, прижимающейся к нему округлыми, упругими грудями, и он прибывающий на грани пролиться в ее ладонь. Ее желание было настолько мощным, что он буквально готов был воспламениться. Затем, пока он пытался сдержать пламя, ужас отразился на милом личике Пенелопы.

Он не видел Мааскаб, но доносящийся удушливый смрад не с чем не перепутаешь. Скаби стоял позади него и все, что он собирался сделать, было не хорошо. Наверное, и болезненное.

Тогда в голове вертелась лишь одна мысль: он хотел защитить Пенелопу, но не смог. Только не снова. Только, блядь, не снова.

И в этот момент полной беспомощности, что-то в глубине его души изменилось.

Как жесткий удар под дых, он понял, что если бы ему пришлось выбирать, то он бы позволили человечеству погибнуть, он пожертвовал своей душой, если это спасет жизнь Пенелопе.

Невозможно.

Как, когда боги так яростно защищали человечество, он мог подобное чувствовать? Кинич не знал. Но чувствовал. Невидимые цепи защелкнулись, его душа встала перед выбором, какую жизнь он ценил больше. Свободно жить, любить, желать другой жизни и возможно, получить ее. И в тот самый момент он осознал, что не хочет покидать Пенелопу, никогда.

Но, конечно Мааскаб появился, чтобы его убить. И, конечно, жрец пришел, чтобы забрать ее.

Оставалось единственное решение: Молитва Верности и Защиты.

С его светом, привязанным к ней, у Кинича был шанс отследить ее после того, как он восстановит форму в сеноте.

Он говорил и молился, чтобы Мааскаб, позади него, оказался достаточно близко, чтобы коснуться… убить его. По крайней мере, он выиграет для Пенелопы немного времени, прежде чем успеет снова появиться.

А затем он развернулся и ощутил кость и плоть.

Контакт.

И следом наступила тьма. Ничего, кроме тьмы. Пока звук сладкого голоса Пенелопы не пронесся сквозь бездну, шепча во сне его имя.

— Пенелопа, проснись. Ты слышишь меня?

Ответа не было несколько секунд. Возможно, его свет был в лимбо. Но когда он почувствовал, как его тело двигается само по себе, а глаза ни черта не видят, то понял, что застрял в другом теле. Действительно, у Вселенной больное чувство юмора, он был внутри Пенелопы.

— Будь осторожен с желаниями, — пробубнил он.

— Ха? — исступленно спросила она.

— Последнее, что я помню перед нападением Мааскаб, что желал оказаться внутри тебя.

— Как это вообще возможно?

— Довольно легко желать оказаться внутри тебя…

Он заметил, как тепло распространяется по ее щекам. Она покраснела.

Удивительно. Он мог ощущать ее тело?

Да. Жар на лице, холод в ногах, и… голод? Он никогда не чувствовал голода, но это было ощущение, глубоко внутри ее живота, которое источалось наружу через каждую клеточку ее тела. Она голодна. Просто умирала от голода.

Он тут же возмутился. Не было никакой причины, чтобы она лишала свое тело питания.

— Когда ты последний раз ела? — спросил он.

— Несколько часов назад я ела поджаренный сыр и мороженое. Не могла уснуть. Это правда ты? — ее голос дрожал, словно она была на грани того, чтобы расплакаться.

Несколько часов? Неужели человеческие тела всегда такие нуждающиеся?

— Да. Это правда, я.

— Уверен? Просто я каждую ночь вижу сны о тебе. Можешь доказать?

Он ничего не мог сделать, но Киничу стало интересно, на что похожи ее сны. Были ли они такими же, как его? Манящими, яркими, реалистичными, что он мог попробовать Пенелопу на вкус.

Даже сейчас с небольшим усилием, он мог визуализировать каждый чувственный, женственный изгиб ее тела; мягкую кожу бедер, изящный изгиб спины, переходящий в самую восхитительную, округлую, упругую попку, которую он когда-либо видел.

Он мог вспомнить цвет и точную форму ее розовых сосков, ее жар, так как он неоднократно заполнял и выходил из нее — черт возьми, мужик! Прекрати. Думай о чем-то благочестивом и скучном, как например, выбирать победителя в лотереи.

Не работает… черт! Его сознание пульсировало от похоти.

Но, несмотря на его неумолимое желание и шокирующую, необъяснимую трансформацию, ирония и горечь положения угрожающе притаились в тени его сознания.

Он не мог быть с ней, даже если и желал этого каждой молекулой божественной энергии в душе. Потому что два факта так и не изменились: во-первых, грядет апокалипсис. И если он с братьями и их союзниками не предотвратят его, то жизнь на земле исчезнет — включая жизнь Пенелопу.　

Во-вторых, он — бог. Проще говоря, он не способен дать человеческому сердцу — сердцу Пенелопы — то, из-за чего оно сможет расцвести. Они были двумя различными элементами, существующие в двух разных реальностях одного мира.

Огонь и лед. Разум и страсть. Ответственность и желание. Противоположные стороны спектра. И если он будет идти на поводу у своих чувств к ней или предпринимать попытки построить отношения, то в конечном итоге может уничтожить то, чем восхищался: ее дух. Она бы потеряла способность чувствовать эмоции.

«Ты можешь преодолеть это непонятное желание быть с ней. Слышишь меня? Сможешь, черт бы тебя побрал. Тебе не позволительно отвлекаться».

— Ну? — сказала она. — Я жду.

— Женщина! Кончай с глупостями. Это я.

— Женщина? О, боже мой! Минотавр это ты! — Она начала визжать.

Он чувствовал, тяжесть её тела, пока она прыгала и хлопала в ладоши. Он чувствовал, как от движения покачивались ее тяжелые груди. Его… ну, не его тело, но его душа напряглась. Если бы у него сейчас был пенис, то он был бы тверже скалы.

— Это будет очень сложно.

— Что?

— Ничего. Продолжай прыгать.

Глава 28

Я спустилась по коридору, не в силах поверить, что все это время он находился в моем теле. Теперь всё обретало смысл… например, мой тлеющий зад, когда я напала на Брута. Означало ли это, что я не Пиел? И если нет, то зачем Мааскаб хочет похитить меня или для чего похитили маму? Обознались?　

Я могла бы спросить, после того, как поделюсь радостной вестью с богами о Киниче. Но поверят ли мне? Это всё же немного… странно.　

Да, брось. Посмотри, о ком ты говоришь. Всё странное придумали боги. У них, наверное, была Олимпиада по Странностям в комплекте с сумасшедшей эстафетой на крабах, гонках на колесницах, сделанных из мусорных баков, прыжки в мешках… в которых еще лежала картошка, и во время прыжков ее нужно было есть. Эти люди официальные спонсоры причудливого и необычного. Черт. И ты к ним вписываешься.　

Без пышной процессии и всякого предупреждения, важность ситуации растрогала до глубины души.　

Черт! Внутри моего тела? Может ли он чувствовать то же, что и я? Слышит мои мысли? Проверь, проверь. «Ты самый сексуальный мужчина. Я хочу сделать тебя своим рабом любви и приказать, чтобы ты меня называл — Принцесса Пенелопа, Твое Бессмертное Сокровище».　

Тишина.　

«Минотавр? Ты меня слышишь?»　

По-прежнему, молчание.　

Ну, это огромное облегчение.　

Завернув за угол, я вошла в гостиную, где Эмма, Габран и Брут тихо разговаривали.　

— Я нашла Кинича, — воскликнула я. Эмма подняла взгляд от пола, её глаза были красными. Указывая себе на грудь, я прыгала вверх-вниз. — Он здесь!　

Габран наклонился к Бруту. — Девушка, окончательно рехнулась.　

Брут, соглашаясь с ним, кивнул.　

— Нет. Серьезно!　

Я бормотала со скоростью миллион миль в час, пока рассказывала им о том, как Кинич произнес молитву, о которой я забыла, пока не услышала слова, произнесенные Гаем.　

— Разве это не здорово! — хлопая в ладоши, сказала я.　

«Пенелопа», промямлил Кинич. «Ты не автомобиль выиграла. По факту, у нас серьезные проблемы».　

Я смотрю на потолок. Затем на пол. Затем… — Я не знаю, куда смотреть, пока говорю с тобой, так что просто буду разговаривать с моими ботинками. — Вообще-то это были снегоступы.　

Только они были у меня с собой. — Пять минут назад, я думала, что потеряла тебя. Так что поверь, такое положение гораздо лучше.　

«То же самое можно сказать и о сэндвиче с тунцом», ворчал Кинич.　

— Вау. А тебе кто-нибудь говорил, что ты зануда?　

«Да. И довольно часто. Думаю, Симил относится ко мне, как к Донне Даунер… полагаю, что ее знакомая».　

— Дебби^[13].

«Ах, да. Верно, Дебби. А откуда ты ее знаешь?»　

Он понятия не имел, кто такая Дебби.

— Телевизор ты не смотришь?　

«Не в этом десятилетии, но я понял, что Ятьюб очень популярен. Я собираюсь посмотреть мое видео…»　

— Кхе-кхе! — вмешалась Эмма. — Извини, что перебиваю твой разговор… с… собой — звучит, кстати, очень интересно — но не могла ли ты еще раз рассказать ту часть про Кинича?　

— О, извини. — Я подпрыгнула. — Душа Кинича, или… свет… как бы вы там это не называли, припарковалась в моем теле.　

Я еще раз рассказала о ритуале и о том, как завершила его.　

— Да, ты прикалываешься, — сказала Эмма. — Это почти так же странно, как и то, что случилось со мной.　

Прежде чем я успела произнести еще слово, в комнате появился Гай.　

— Я многое пропустил? — выгнув бровь, спросил он, в его голосе слышалось такое высокомерие, которое присуще только богу. Завизжав, Эмма побежала и бросилась в объятия Гая. Он с легкостью поймал ее миниатюрное тело.　

— Что случилось? Ты что-нибудь нашел? — спросила я.　

Эмма покрывала его лицо поцелуями.　

— Погоди, дорогая. — Он чмокнул Эмму в губы, затем опустил вниз и, внезапно, помрачнел. — Я не смог найти твою маму. Но обнаружил несколько улик, которые могут привести к Мааскабу. — На завтра я созвал чрезвычайный саммит, чтобы обсудить все происходящее. — Гай потупил взор. — Прости, Пенелопа, что не принес тебе хороших новостей.　

— Ну, хоть что-то. «Я не буду плакать. Я не буду плакать».　

Затем встал Габран и рассказал Гаю про Кинича. Но к моему удивлению, Гай не казался взволнованным, а наоборот его это развеселило.　

Видите, представитель странностей.　

— Ну, Кинич, — усмехнулся Гай, — Кажется, Судьба немного забавляется с тобой.　

«Да пошел ты», — услышала я Кинича. Очевидно, Кинич слышал все, что слышала я, но никто не мог слышать его. И поэтому я сказала: — Он говорит, что ты самый любимый его брат.　

Гай нахмурился и, все еще держа Эмму на руках, повернулся к Габрану. — Другие прибудут следом за мной, убедись, что их желания удовлетворены и что на этот раз, они не разрушат дом Кинича.　

Кинич признательно заворчал, так что я не поделилась этим с другими. Гай не стал тратить время и прямо в фойе поцеловал Эмму. Не похоже было, что он планировал в этом веке её отпускать. На самом деле, их поцелуй больше напоминал моллюска, прилипшего ко дну танкера. Я собиралась　

прокомментировать, что не в настроении смотреть прелюдию их «любви» — блин, я ревновала, но затем увидела их.　

О мой… мои боги…

* * *

Один за другим они появлялись в гостиной. Светились. Мерцали. И излучали такую мощь, о которой только мечтали люди. Словами этого не передать, поэтому единственное, что я сказала: — Вау. И мне все равно, что челюсть отвисла.　

«Что 'вау'?» — спросил Кинич.　

— Другие боги, — прошептала я, — они здесь.　

«Ах, да. Будь настороже, женщина»　.

Хм… ладно. А было чего бояться? Потому что я не чувствовала никакого страха, а лишь желание сбегать за фотоаппаратом.　

И ещё, Кинич когда-нибудь перестанет называть меня «женщина»?　

— Конечно, Минотавр, — вздохнув, сказала я.　

Сперва, в комнату плавно вошёл, мужчина с золотистой кожей и волосами с серебристыми прядями, длиной по самые щиколотки. Он был одет в королевскую синюю тогу, а на голове красовался вычурный нефритовый убор. В бирюзовых глазах читалась непочтительность, с которой он осматривал комнату. Затем вошла высокая стройная женщина с золотистыми локонами, за спиной её висели лук и стрелы, а одета она была в короткое белое платье, подпоясанное кожаным шнурком… Ши-Ра^[14]? Непобедимая принцесса? Ты ли это? А за ней стояла довольно величественная женщина, одетая в шляпу, похожую на улей из Винни-Пуха. Они появлялись один за другим, у кого-то черные волосы и смуглая кожа, другие с белокурыми локонами и светло-золотистым оттенком кожи, некоторые одеты практически нормально, в то время как другие едва оказались одетыми, десять созданий выстроились передо мной, таращившейся на них во все глаза.　

— Привет, я Пенело…　

До того, как я закончила, все десять богов встали на колени и сложили вещи на деревянный пол. С мольбой в глазах, я посмотрела на Гая и Эмму, но они по-прежнему занимались своим непосильным делом у входной двери. Габран и несколько его людей наготове и неподвижно стояли рядом.　

— Кинич, — прошептала я. — Что происходит?　

«Что они делают?» — спросил он.　

— Они встали на колени и сложили вещи на пол, — прикрыв рот рукой, тихо произнесла я.　

Один из них положил маленькую деревянную коробочку, леди в белом платье, рога лося или что-то очень похожее на них. Кто-то ещё — кожаный бурдюк. Банка меда и еще несколько безделушек. Казалось, они все сходили　в магазин «Cost Plus» и по дешевке купили все это в разделе «безделушки третьего мира».　

Затем я посмотрела в дальний правый конец линии.　

И уставилась на женщину в струящемся черном платье и кружевной вуали. Хотя я едва могла видеть ее радужные глаза через кружево, но от взгляда занервничала. Тогда я обратила внимание на ее маленький подарок.　

Фу. Это что — дохлая крыса?　

«Так они выражают свое почтение. Не нервничай», — пояснил Кинич.　

Ох, смелая попытка. Ха-ха-ха. Коне-е-е-ечно. С чего бы нервничать? Подумаешь, самые могущественные создания в мире стоят передо мной на коленях и предлагают мертвых животных и всякую дребедень.　

— Почему они это делают? — спросила я Кинича.　

«Просто поблагодари их», — ответил он.　

Я собиралась, но потом меня захлестнуло чувство вины. Ох, нет! У меня для них ничего не было. Надо быстро раскинуть мозгами. Тик-так лежал в косметичке, правда, там уже мало что осталось. Ну, надеюсь, они поклонники правила «главное внимание, а не подарок», потому что они просто обязаны его разделять.　

Я прочистила горло. — Эм… это для меня? Ой, право не стоило.　

Человек в центре, которого я не очень хорошо рассмотрела, встал и правым кулаком ударил себя по широкой груди в область сердца. Одетый в черную футболку и хорошо сидящие черные кожаные штаны — казалось, стандартная форма одежды этого социального круга — и, как и другие мужчины в семье, ростом он достигал почти семи футов. Густые, растрепанные волосы ниспадали чёрными волнами за плечи, а арктические голубые глаза были ледяным контрастом с кожей цвета молочного шоколада. Ну, серьёзно? Могут ли эти божественные создания выглядеть еще лучше? Несправедливо, учитывая, что они также имели сверхъестественные силы и бессмертие.　

— Я Зак-Кими^[15], Бакаб Севера^[16]. По нашей традиции, мы чтим тебя дарами, Богиня Солнца. Я вздохнула, как тринадцатилетняя девчонка, которая только что встретила своего кумира. Независимо от того, кому мое сердце предано, моя внутренняя похотливая сучка была полностью пленена.　

Пен! Возьми себя в руки. Он только что назвал тебя «Богиня Солнца». Верно. Я поняла!　

— Так это для Кинича, — осознала я. — Фух! Я-то подумала, вы все перепили и встали предо мной на колени.　

Зак посмотрел в одну сторону, затем в другую. Его красивое лицо, с невероятно изящными скулами и густыми, черными ресницами на глазах, исказило расстройство.　

— Нет. Теперь в твоих руках сила Кинича. Поэтому ты правишь Домом Богов.　

— Прости? — У меня глаза полезли из орбит. — Чьим Домом? — Я уставилась на свои ботинки. — Кинич, здесь какая-то ошибка. Прошу, скажи мне, что я должна ответить.　

«Пенелопа», — заворчал он. — «Просто прими подношения».　

— Но…　

«Я правлю Домом Богов более половины своего существования. Но только потому, что Солнце является источником всей жизни. Сейчас ты мой дом, следовательно, теперь ты правишь богами, до тех пор, пока мы не разделимся».　

— Ух. Нет. Найн. Них. Нэт. Этому не бывать.　

«Пенелопа», — угрожающе предупредил Кинич.　

— А как же вода и кислород? Разве они не столь важны для жизни? Или… шоколад? Шоколад — могущественен. Особенно тёмный — в нем антиоксиданты. Разве для этого Бога нет?　

«Нет, Пенелопа. Это так не работает».　

О, нет. Я не собиралась этого делать. Нисколечко не собиралась. Я указала на женщину в темной вуали. — Что она делает? Может, она будет отвечать за Дом? — Она стрельнула в меня взглядом — по крайней мере, я так подумала, потому что трудно было сказать из-за вуали, скрывающей её лицо. — Ладно, пусть и не она. — Я указала на даму в коротком белом платье, которая подарила мне рога. — Как на счет Ши-Ра? По крайней мере, у нее забавные предпочтения в одежде.　

Женщина в чёрном и с вуалью встала с колен и шагнула вперед. — Ради всего святого. Только не это дерьмо! Я Богиня самоубийц. Что ты думаешь, я должна надеть? Юбку и пивную каску.　

Богиня самоубийц? Ничего себе. А я еще думала, что работать официантом отстой. Её работа гораздо хуже. Пухлый бог, тот, кто преподнес бурдюк и нацепил на себя ещё несколько — шесть? — таких же, с неопрятными, обычными каштановыми волосами и одетый в зеленый спортивный костюм Puma, вмешался: — Йа-а-а-а. Хорошая кандидатура. Люблю танцевать хулу и пивные каски.　

Он пьян?　

Леди-самоубийца закатила глаза. — Заткнись, Бах. — Она окинула комнату из-под вуали. — Почему мы должны проходить через это каждый саммит? Кто-нибудь еще хочет выстрелить в грустную, опечаленную и угнетающую леди? — Она развела в сторону руки и крутанулась вокруг себя, глядя на остальных.　

Все проигнорировали её.　

— Просто убейте меня. Пожалуйста? — резко прошептала она никому в частности.　

— Мне очень жаль, — пробубнила я, — Я не хотела, чтобы так вышло. Твой готический образ — классика. — Я резко вдохнула и взметнула кулак в воздух. — Вперёд, Бела, — тихо сказала я. — Я имела в виду Лугоши^[17]. А не Беллу из Сумерек.　

Боги смотрели на меня с пустыми выражениями лиц.　

Все плохо.　

— Слушайте, — половина богов все еще стояла на коленях. — Пожалуйста, встаньте. Это неправильно. — Я посмотрела на дверь и уже собралась позвать　Эмму и Гая на помощь, но эти двое смотались. — О. Да что же это такое! Вы что не можете держать руки друг от друга хоть пару секунд? — крикнула я.　

Боги растерянно переглянулись между собой, прежде чем бросить на меня взгляд.　

— Я ухожу, — сказала я, — Не могу принять ваши прекрасные и такие… — «Не смотри на дохлую крысу, не смотри на дохлую крысу» — вдохновляющие подарки. — Я начала отступать. — Просто… — Я помахала руками. — Выберите нового временного лидера. Хорошо?　

Я развернулась, чтобы уйти, но Ши-Ра — та, что в белом платье и с луком и стрелами — схватила меня за руку, посылая болезненные покалывания. — Нет, Пенелопа. Завтра ты возглавишь саммит. Это должна быть ты.　

Я вырвала руку из ее хватки. — Спасибо. Я восхищена вашим предложением. Но я…　

Я замолчала, когда посмотрела ей прямо в глаза. Как и у Зака, ее глаза были практически прозрачными с небесно-голубыми вкраплениями. Эти глаза мгновенно меня заворожили.　

«Пенелопа? Что происходит?», — спросил Кинич.　

— Эммм… я…　

«Проклятье. Твоя человеческая форма по-прежнему восприимчива. Пенелопа, слушай мой голос. Слушай внимательно. И только меня».　

«Я слушаю, слушаю», хотела сказать я, но не смогла.　

Он продолжал. «Ты невосприимчива к силе богов; их запахам, их приказам и энергии. Ты будешь слушать только меня».　

Я закрыла глаза и поняла, что в голове немного прояснилось. Когда я открыла глаза вновь, Ши-Ра с распущенными золотистыми локонами все еще смотрела на меня.　

Она улыбнулась. — Мне плевать на то, что говорит Кинич, я говорю по делу.　

— Кто ты?　

Она склонила голову. — Я, Камаштли, Богиня Охоты. — Ну, это объяснило рога и прикид в стиле Джей-Ло, охотившейся за стейком. — Я также известна, как Ирсирра, Легба Фон, Дола и под многими другими именами. Ты можешь звать меня — Фейт. — Она улыбнулась и ушла.　

Ирсирралегбафондола — что? Ее имя звучало так, словно любовь хиппи породила что-то не то. — Респект и уважуха твоим ужасным именам, леди, но я не собираюсь проводить саммит.　

Другие боги ахнули на мое оскорбление. Кроме леди-самоубийцы. Она хихикнула.　

«Пенелопа» — рычал Кинич. — «Вернись в мою комнату, мы все обсудим наедине».　

— Погоди, — сказала я. — Ты не станешь с ней спорить? Я не могу провести твой саммит.　

«Пенелопа. У меня нет времени объяснять все наши законы. Но заговорила Фейт, и тебе придется поверить мне; никто, даже я, не искушает саму Судьбу. Мы все уже давным-давно выучили этот урок».　

Эм… ладно. А разве «искушать судьбу» не образное выражение? В любом случае, я не настолько крута, чтобы спорить с этим, и знала это.　

— Хорошо, черт возьми. Согласна.

— Так и знала, — услышала я Фейт, которая фыркнула, когда я, принимая поражение, топнула ногой с изяществом двуногого бульдога.　

Когда я добралась до комнаты Кинича, несколько богов, не знаю, как они так быстро добрались туда, уже находились у бассейна, пили вино и прыгали в воду «бомбочкой». Конечно, совершенно голыми. За исключением бога, которого они звали Бахом. Он уже был в стельку пьян и одет в плавки с леопардовым принтом, которые подчеркивали его пивной живот. По иронии судьбы, он всё равно выглядел симпатичным. Должно быть, дело в его божественности.　

Я покачала головой и задернула шторы. Может ли такая ситуация стать еще более странной? Вскоре я получу положительный ответ на свой вопрос. Абсолютно.　

Глава 29

Шаг за шагом Кинич вводил меня в курс дел, рассказывая про имена богов, индивидуальные причуды, относительный ранг и полномочия. Каждое божество было известно чем-то особенным, уникальным даром, но имело множество способностей.

Так, зачем божеству дар, с помощью которого можно балансировать ложкой на носу — Бах — исполнять йодель, который будет слышан в радиусе пятидесяти миль — Фейт — или искать лучшие цены по всему земному шару — Симил — я не могла этого понять. Однако, теперь понятно, почему многие цивилизации верили в божеств, когда в действительности их было всего четырнадцать.

И, слава богу. Как бы то ни было, я бы никогда не запомнила их истинные имена. Кроме Симил, Гая, Кинича, Чаама (злой брат, заключенный в пирамиду), Зак (здоровый бог, облеченный во все черное, с которым я только что познакомилась), Камаштли (Фейт) и Акан, Бог Виноделия (он же, Бах), были еще Истаб, Богиня Самоубийц (она же леди с мертвой крысой), Акна, Богиня плодородия (буду держаться далеко-далеко от нее), Ах-Килиз, Бог Затмений и Колель кэб, Господствующая над пчелами (это объясняет, почему она дала мне баночку меда и улей на ее голове).

И последний, но не менее важный… Кьёк. Видимо, его полное имя означало «Курящая Белка». И кроме того, что он вызывал молнии, никто по — настоящему не знал, что он может делать — хотя его имя, казалось само по себе дар, как и чувство стиля. (У него единственного волосы доходили до щиколоток, а на голове был огромный головной убор).

Там было еще несколько богов, которых я могла вспомнить, включая Богиню Забвения (про которую Кинич сказал, что я никогда ее не запомню, потому что ее никто не помнил).

Далее Кинич затронул тему протокола саммита. Повестка дня должна быть озвучена в начале совещания. Таков закон. В противном случае, поддержание порядка смахивало бы на сборище котов под коноплей — но не под богоплей — и с зудящим дерматитом.

Кроме того, темы обсуждения могут быть выдвинуты другим божеством, но добавить ее в повестку дня можно будет только большинством голосов. Как только голосование проходило, оно регистрировалось, а точнее вырезалось на камне. Буквально.

— Что насчет моей матери? Каким пунктом она числится в нашей повестке дня?

«Гай потребует, чтобы его последняя информация была добавлена в повестку дня; уверен, все согласятся. После того, как изложит все, вы перейдете к призыву действовать».

— А если они откажут?

«Не смогут, мы Боги. Наша единственная цель, заботится о людях».

— А как же ты? Мы должны найти способ спасти тебя?

Кинич молчал несколько минут.　

«Уверен, что моя…ситуация не пройдет без обсуждения. Но уверяю тебя, я не страдаю. Находится здесь, то же самое, что и мое естественное состояние»

— Ты имеешь в виду, когда возвращаешься домой?

«Да».

Такое заявление встряхнуло меня. Когда я думала о Киниче, ядумала о мужчине. Которого я хотела каждой девичьей частичкой своего девичьего тела. Поджарый, мускулистый с широкими плечами и рельефным прессом. Так вот, представлять себе этот прекрасный образец сексуальной доблести без физической формы насторожило меня.

— А на что похоже, когда ты «дома»?

«Я без формы. В моем царстве, я просто существую. Свожусь к мыслям, но способен увидеть всё, что пожелаю своим умом и еще способен манипулировать энергией в физическом мире.»

— Серьезно? Ты приказываешь солнцу вставать или светить лучам на людей?

«Да. На самом деле, мои способности гораздо проще использовать, когда я дома. А здесь нас ограничивают наши тела. Сдерживают нас. Чтобы контролировать и двигаться мы тратим огромное количество энергии. Там дома, мы не ощущаем физически, ни жара, ни холода, ни боли. Нет необходимости спать или дышать».

Какое странное существование. Не надо беспокоиться о еде. Или джинсах, в которые надо втиснуться. Не видишь, как твое тело стареет или каждый день тратить время на сон.　

— Звучит неплохо.

«Это ни хорошо, ни плохо. Просто… другое. — Он замолчал на несколько минут. — Пенелопа, я кое-что хочу сказать тебе».

Я сглотнула. «Пожалуйста, пусть это будут не плохие новости». Я вдруг снова почувствовала усталость. Мне нужно прилечь.

Я вытянулась возле огромного — ладно, это уже становится жутко — тела Кинича.　

— Ты уверен, что твоя физическая оболочка все еще жива?

«Да. Оболочка не повреждена, ей просто не хватает моей души или моего божественного света».

Хорошо. Потому что это тело, даже в спящем состоянии, было феноменальным. А у меня осталось еще много дел, которые я хочу сделать с ним.

Ты любишь его только за тело, Пен? Да брось.

Нет, я люблю… его.

— Даже если бы тело погибло, то с тобой все было бы в порядке? — спросила я.

«Думаю, что да».

— А если умру я? — спросила я. — Что будет с тобой? Ты обратно вернешься в сенот?

«Собственно это я и хочу обсудить с тобой».

— Что?

«Учитывая наше нынешнее положение, я хотел бы завтра просить о твоем бессмертии».

Ха?

— Что?

«Пенелопа, я… я…»

Наступила неловкая, долгая пауза.　

«То, что я чувствую по отношению к тебе… сложно. Я хочу тебя. За семьдесят тысяч лет своего существования я никогда ничего не желал, кроме своей свободы, но я хочу, чтобы вокруг этой темы не было никакой путаницы. Я предлагаю такое решение, потому что боюсь за тебя. Я хочу, чтобы ты находилась в безопасности, а в твоем теле, это очень непросто. Не тогда, когда Мааскаб идет за тобой».

Сложно? Его чувство ко мне… сложные? Мозг увяз в грязи, а колеса прокручивались. Сложно! Сложно?　

— Так это только для того, чтобы обезопасить меня. И все?

Молчание.

— Отлично, — прошептала я, отбиваясь от боли. — Я подумаю над этим. Если я отправлюсь на другую миссию к Мааскаб, по крайней мере, бессмертие поднимет шанс на то, что я выживу.

«ЧТО? — закричал он. — Ты ходила на миссию?»

Я уставилась на его неподвижное лицо, но было глупо ругаться с телом в коматозном состоянии, поэтому я снова посмотрела на ботинки.　

— Да! Ходила!

«Он тебя позволил. Да? Я убью его! Гай перешел черту! А ты! Дуреха! О чем, во имя богов, ты думала?»

— Секундочку, ваше Святейшество! — Боги, я чувствовала себя полной дурой, когда кричала на него внутри себя. — Я взрослая женщина и если я хочу рисковать своей шеей ради матери или мужчины, которого я люблю, то это мой выбор. Мой!

«Ты сказала… любишь меня?»

— Я…ну, да. Полагаю, что да! И, очевидно, я сумасшедшая! Потому что ты последний человек — божество — бестелесное существо… Ох! Да чтоб тебя! Да пофиг! — шипела я. — Знаешь, что чувак? Ты последний на земле парень, которого я должна любить.　

Молчание.

— Эй?

Тишина.

— Хорошо! Я приму душ, а затем вздремну. Так что… будь таким! Не звука, Минотавр!　

Я поплелась в ванную и включила душ. Выглядел он как большой бокс с красивой плиткой из настоящего камня и несколькими массажными головками на каждой стене. Ворча под нос, я разделась и вошла внутрь. Первые несколько секунд я чувствовала себя прекрасно, но затем боль отрицания ударила меня. На мгновение, мне показалось, что я плачу, но этим ничего не решишь.

Ты перестаешь реветь. Новая глава.

И что теперь? Он не сказал, что тоже любит меня.　

Я переживу.　

Может быть.　

Ладно.

Это больно.

Ауч, ауч, ауч…

* * *

«Прости, — наконец-то сказал он мне, в душе спустя двадцать минут. — Я полагаю, ты отправилась на миссию, чтобы отыскать мать и найти ответ на то, что со мной случилось».

— Да.

«Не могу вспомнить, чтобы кто-то рисковал своей жизнью ради меня. Спасибо».

Я стояла там с куском мыла в руках и придиралась к каждому слову.

«Но чему я удивляюсь? Твоя храбрость — это то, чем я восхищаюсь больше всего в тебе, Пенелопа. Ничто тебя не пугает. Даже мое грубое общение. Ты…,- на несколько секунд он замолчал, — смиряешь меня на каждом шагу. И если бы я был другим мужчиной… или был мужчиной, то, несомненно, хотел бы, чтобы ты стала моей. Но ты должна доверять мне, Пенелопа. Ты должна поверить, что нет ничего важнее сейчас, чем мои обязанности. Даже ты не можешь отвлечь меня».

Честно говоря, я не могла «доверять» ему в этом, потому что, как я полагала, у него бардак творился в голове на счет отношений. Конечно, были и другие вещи — важные вещи, такие как грядущий апокалипсис, его заточение внутри моего тела, бла-бла-бла, но я знала, что вместе мы будем сильнее. Как так получается, что я это понимаю, а он нет?

— Давай на время забудем о твоем долге. Что тогда?

«Тогда я бы сказал, что ни у одного Бога сердце не способно на человеческие чувства, мы не способны на то, от чего они быстрее бьются».

— Например?

«Верность и самоотверженность. Или обыденная жизнь, полная ежедневных рутин и соблюдение негласных правил, которые люди требуют друг от друга. Пойми, социальные нормы не управляют жизнью бога. Мы не звоним и не предупреждаем, что опаздываем на ужин — мы не едим — или не дарим цветы, потому что на календаре особый день февраля. Наши жизни зависят от долга и того факта, что времени вагон. Мы отправляемся туда, где нужны, и остаемся до тех пор, пока не исполним свой долг. Я могу десятилетия провести в своем мире, прежде чем вернусь в твой, и для меня это всего лишь миг».

— Понятно, мы живём в разных мирах. Но я ни разу не слышала о непреодолимых препятствиях, которые мог бы лишь Бог одолеть.

«А для чего? Если — в лучшем случае — это никак не повлияет на отношения. По твоему человеческому определению, я мужчина, которого в один прекрасный день охарактеризую, как бессердечного, эгоистичного, упрямого, высокомерного и невнимательного».

— Ты специально так говоришь.

«Пенелопа, я бы уничтожил тебя. Мое существование слишком холодное место, чтобы его с кем-то делить. Я слишком холодный».

Холодный? Точно не то слово, которое я бы использовала, чтобы описать это создание, которое тайно тратит деньги и время, чтобы помогать нуждающимся детям или спасает упрямых, как ослы, людей, как меня вот или… тот, который целуется с такой страстью и силой, что мне всего лишь стоит раз прикоснуться к его губам и полностью стать зависимой от него. Ни в ком в этом мире не было столько страсти, сколько в Киниче.

Ни в ком.

Так что все сводилось к тому, что он не верил, что может сделать меня счастливой.

Но я была полна надежды и верой, что у нас все получится, если мы будем вместе.

А мы были? Сердце и тело говорили «да». И я верила, что его тело и сердце солидарны с моими. Потому что напряжение между нами было… эпическим.

Теперь мне нужно, чтобы он понял это.

— Ранее ты мне кое — что сказал, что ты под этим подразумевал? — спросила я.

«Ты должна быть более конкретной».

Могу я это сказать? Могу?

Да.

— Твое последнее желание, перед тем как появился Мааскаб, оказаться внутри меня?

Я услышал низкий стон.

«Я не мог больше ни о чем думать».

Я тоже. Я была одержима.　

— Потому что ты должен знать, я мечтаю о тебе, Кинич… все время. О твоем вкусе. О наших переплетенных телах. Я точно не знаю, что произошло той ночью между нами, но мое тело пристрастилось к тебе.　

Эротическое тепло закружилось вокруг моих сосков и глубоко внутри моей сердцевине.

«Я чувствую тебя. Я чувствую, как твое тело возбуждается. Это самое эротическое ощущение, которое я когда-либо испытывал».

Он снова застонал.

Если бы он мог ощутить реакцию моего тела, то возможно смог бы осознать, что когда мы вместе — мы сильны? Или сколько огня переполняет его сердце?/Или насколько горячо его сердце?　

— Это все ты. Ты это делаешь со мной. Я просто думаю о тебе и вот, что происходит.

«Прикоснись к себе, — неожиданно скомандовал он, — Я хочу почувствовать то, как ты кончишь».

— Что? Нет.

Я не могу.

— Делай же.　

Бог заговорил в нем. Вид, который ждет, чтобы ему повиновались.

Я содрогнулась, понимая, что вдруг захотела сделать то, что он просит.

— Ты используешь свой голос на мне?

«Нет. Но если не подчинишься мне, то воспользуюсь».

— Ты бы не стал.

Часть меня была шокирована, но другая завелась и такая реакция меня удивила.　

«Я алчный бог, Пенелопа, с редкими удовольствиями в жизни. И когда я чего-то хочу, то я это получаю. Прямо сейчас, я хочу испытать то, что чувствует твое тело, когда ты испытываешь оргазм, пока думаешь обо мне».

Я человек, поэтому не собираюсь утверждать, что никогда не делала… это. Но сейчас как-то неловко совсем.　

— Я…я… не могу. Слишком…

«Я чувствую глубокое, грызущее напряжение между твоими ногами. Влажное тепло. Твое тело готово принять меня. Дай своему телу то, чего оно так жаждет, Пенелопа. Дай мне то, чего хочу я.»

Я тоже этого хотела. Но только с ним. Я хотела почувствовать его вес на моем теле и его толстый член, ласкающий меня глубоко внутри.

Но прикоснуться к себе вот так? При свидетелях? Которые могут почувствовать это?

Сделай это Пен. Представь это, как секс по телефону. Только без телефона.

Тьфу! Не могу, это так странно.

— Я уже заканчиваю с душем.

«Да, — прошептал он. — Прекрасная идея. Начни заканчивать с нежных и медленных поглаживаний грудей».

Я едва слышу его голос, но если бы мы стояли лицом к лицу, я полагаю, он бы уже был на грани извержения. Каждая нота в его тоне была напряжена. Жесткая. Необузданная. Дикая.　

От понимания, что я могла действовать на него, таким образом, я не на шутку завелась, такого я еще никогда не испытывала.

Кровь мчалась глубоко внутри и устремилась к чувствительной плоти между бедер. Рука дрожала.

Опять же, чтобы еще странного добавить в мой список последних дней и событий?

— Мне нужно притвориться, что ты со мной, — сказала я, едва громче шепота.

«О, но я рядом. Никакого притворства. Я чувствую всё, что чувствуешь ты. Всё, к чему ты прикасаешься, словно я сам трогаю тебя. А теперь обхвати грудь».

Я не могла поверить, что делаю это. Закрыв глаза, я представляла, что мои руки это его.

«Да», — простонал он. — «Твоя грудь такая упругая и соблазнительная. Ущипни себя за соски».

— Но…

«Выполняй».

Выдохнув, я повиновалась. Что, если это всё, что у нас с ним будет. Я и… я? С ним, как с тактильным вуайеристом?

Не думай об этом сейчас.

Я представила, что его грубые, большие руки обхватывают мою грудь, массируют и щипают за изнывающие, жесткие соски. Ощущения невероятные.

Да. Он оказался прав. Моему телу это было необходимо. А зная, что Кинич ощущал мое удовольствие…

Тихий стон слетел с моих губ.

«Именно это я сделаю с тобой, когда снова буду в своем теле».

— Говори со мной, — прошептала я.

Медленно и хриплым голосом Кинич стал шептать, словно мы находились в переполненном, тускло освещенном баре, интимные слова, предназначенные только для моих ушей.

«Сначала, моя сладкая, я тщательно исследую твое тело руками и губами, пока буду снимать с тебя одежду. Ни один дюйм шелковистой кожи не останется нетронутым. Я буду боготворить тебя. Буду вкушать тебя. Я медленно заставлю тебя возбудиться и подготовлю твое тело к тому, чтобы принять меня. И как только ты будешь полностью возбуждена, скользить на моих пальцах и почти готовая ощутить оргазм, я раздвину твои ноги и подомну тебя под себя. Я буду смотреть в твои глаза и видеть в них удовольствие, когда я по самые яйца вколачиваюсь в тебя твердым членом».

Я резко выдохнула. Я практически ощущала его дыхание на ухе, пока он шептал каждое интимное слово.

«Я доведу тебя до грани боли и удовольствия, столь напряженной, что не будет существовать ничего, кроме движений моего налитого, пульсирующего члена в тебе».

И в тот момент, когда ты уже будешь готова упасть за край, когда в твоем теле спиралью закрутится напряжение перед тем чтобы испытать эйфорию, я вытащу член. Медленно. И заставлю тебя ждать. Заставлю умолять, чтобы я вошел в тебя снова и закончил начатое».

— Все так, как я видела во сне, — тихо сказала я. Он неумолимо бы трахал меня, как мужчина, у которого было все время мира, но который испытывал сексуальную жажду.

Снова и снова он подводил меня к краю так, что мое тело покрывал пот, и оно натянулось, как струна, от напряжения, пока его рельефный торс скользил по мне, Кинич обхватил мое тело большими руками, приподняв и удерживая на месте, он вколачивался до тех пор, пока я не стала готова взорваться. Внезапно в этом сне, он отстранился, оставив меня задыхающейся и изнывающей от желания. А затем сказал, «Скажи мне, чего ты хочешь, Пенелопа».

— Тебя, — произнесла я.

«Скажи мне, чего ты на самом деле хочешь».　

Он обхватил большой, бархатистый член и скользнул между моими горячими, гладкими складками, медленно двигаясь туда-сюда, дразня меня каждым толстым дюймом.

— Я хочу, чтобы ты был внутри меня. Заставил кончить, — наконец-то я начала умолять.

«Скажи», — потребовал он, а потом протолкнул член еще на дюйм. Достаточно, чтобы я почувствовала его тепло и толщину, но не получив сладкого, изысканного удовольствия и боли от его огромного стержня, наполняющего меня.

— Жестко, — ответила я.

И с этими словами он толкнулся в меня, проникая вглубь последний раз. Он прокричал бы мое имя, когда дошел бы до оргазма.

И жар… хотя это был сон, я вздрагивала каждый раз, когда думала об этом. Жидкое тепло похожее на наркотик. Каждый раз, когда он толкался и изливался в меня горячими извержениями, я испытывала оргазм. Снова и снова. До тех пор, пока мое тело не почувствовало бы, что вот-вот вспыхнет.

И когда я больше не могла бы взять, он перевернул бы меня и начал бы свой эротический танец снова, начиная с поцелуев по моей спине, заднице и бедрам. К тому времени, когда бы он оставил след на каждом дюйме моего тела, я была бы так возбуждена, что все о чем могла бы думать это то, чтобы он поскорее оказался снова внутри меня.

Прямо как сейчас.

Я зажмурилась и сглотнула, пока струи воды били меня по спине.

«Я чувствую это, — сказал он. — Ты уже совсем близка к оргазму. Подумай о том, как я тебя нагибаю и скольжу членом глубоко внутри тебя».

— Да, — выдохнула я.

«И я сделаю это, моя милая Пенелопа. Совсем скоро. Я заставлю твое тело содрогаться под моим. Я буду удерживать тебя влажной и извивающейся в течение недели. Ты ведь знаешь, я это могу».

Кинич дышал тяжело и часто, так же, как и я.

— Да. Знаю, — с придыханием ответила я ему.

«Давай же. Прикоснись к себе. Увидь меня внутри себя».

Думая о нем, я почти подошла к кульминации, думаю, что если бы перышком провести по клитору, то я сразу же взорвусь в оргазме. Это так неправильно. Но так потрясающе. Так эротично.

По мере того, как горячая вода стучала по моей коже, я опустила руку и нажала пальцем. Но это была не я, а его пульсирующий, налитый кровью член. Это Кинич дразнил и нажимал на мое самое интимное место, заставляя умолять меня о последнем толчке.

«О, боги, Пенелопа. Ты так близка. Я чувствую это. Твое тело напрягается. Мне так хорошо. Да, Пенелопа. Не останавливайся. Да», — он дышал в такт движениям моих пальцев.

Мое тело вспыхнуло, и Кинич прокричал мое имя.

Я припала к стене.

Спустя несколько минут я вернулась на землю. Кроме ночи, которую я провела, а может, и нет с Киничем, это был самый эротический опыт в моей жизни.

Я повернула лицо к теплой воде. О, Боже. Это чувство…

«Это. Было. Удивительно», — сказал Кинич.

Я кивнула, осознавая, что он не может меня видеть, но сейчас я просто не могла говорить.

«Детка. Ты в порядке?»

Детка? он назвал меня «деткой». Как настоящий мужчина с настоящей женщиной. Не все потеряно с этим божеством.

Я выключила душ.

— Конечно. Я очень сильно расслабилась. — И чувствовала, что мне нужно долго вздремнуть.

Я вытерлась, надела пижаму и вытянулась на кровати. Я посмотрела на печальное тело.

— Будет ли все как прежде? — спросила я.

«Я не знаю, Пенелопа. Но я не страдаю. Все свое существование я хотел стать человеком, стать смертным. Так что ощущать твое тело, чувствовать мир через тебя — необыкновенно… это не похоже на все то, что я чувствовал за семьдесят тысяч лет существования».

Мой план сработал? Он видит, кем по-настоящему является?

— Просто знай, нет ничего, что бы я для тебя не сделала, Кинич. Я не могу объяснить это. Я едва знаю тебя, но думаю, что полюбила тебя с первого же момента, как увидела. И я знаю, что это никак не связано с феромонами или… видами. Это все ты. Твоя душа.

Я ждала, что он мне что-нибудь скажет, но слышала лишь тишину. Ни такого ответа я ждала. Но это то, что у меня есть.

— Кинич. Скажи что-нибудь, что угодно.

«Я…я… Спи, Пенелопа. Тебе нужно набраться сил. Завтра важный день».

Ауч, ауч, ауч.

Глава 30

Утром Кинич и я перекинулись парой слов, пока я готовилась. Правда, о чем мы могли разговаривать? Я любила его. Он желал меня и наслаждался пребыванием в моем смертном теле.　

Я полагаю, могло быть и хуже.　

По крайней мере, я знала, что он переживал. Но, казалось, он уже принял решения и отказывался рассматривать какие-либо возможности. По его словам, мы не должны быть вместе. Точка.　

Но ирония в том, что вместе мы чувствовали себя так правильно. Как он мог этого не видеть?　

И он хочет сделать тебя бессмертной. Что это значит? Поговорим о том, что сбивает с толку.　

Он сам так сказал, чувствует потребность защищать меня. Это… «намертво».　

Остановись, Пен! Хватит вести себя как жертва. Помни, ты не можешь контролировать лимоны, но ты выбираешь, что делать с ними. Ты выбираешь, как вести себя. Так что… всё!　

Хорошо. Тогда как бы я поступила?　

Он не любит тебя. Тебе нужно… двигаться дальше.　

Легче сказать, чем сделать.　

Я пошла в ванную, чтобы причесаться. Теперь мои темно-зеленые глаза выглядели намного светлее. Это из-за того, что белки были красными? Или энергия Кинича что-то делала со мной? Я убрала волосы назад, теперь они доходили до подбородка, и перевязала их красной лентой. Убрав волосы, я заметила, что мое лицо тоже изменилось. Оно казалось осунувшимся, хотя на щеках играл румянец.　

Должно быть штучки Бога солнца.　

Я одела последнюю чистую одежду: розовую футболку и джинсы. Надеюсь, Боги не ожидают, что я заявлюсь в каком-нибудь наряде, как Ши-Ра или Кьёк.　

Когда я вышла из комнаты Кинича, то увидела, что за дверью меня ожидают Габран и Брут. Габран был одет в сине-зеленый килт с белой рубашкой, а его рыжие волосы аккуратно заплетены в косу. Выражение его лица было мертвецки серьезным.　

— Почему у меня такое чувство, что все эти ваши саммиты куда страшнее, чем кажутся?　

«Все будет в порядке, Пенелопа», — заверил меня Кинич.　

Я воздержалась от того, чтобы не огрызнуться или сказать что-нибудь грустное — мое раненное эго не приемлет никакого утешения от Кинича.　

Габран пошел по коридору, а Брут следовал за нами сзади. Я знала, что мы идем в большой зал заседаний на западной стороне дома Кинича. Он сказал мне, что они там встречались.　

— В последний раз, когда эти мародеры попали в ту комнату, то сожгли дом Бога Солнца. Хотя, это не самое худшее. У четверых возникла стычка тогда. А Кьёк до сих пор не простил Акана за то, что тот оторвал ему голову.　

Я насторожилась.　

— Ужасно. А с чего все началось?　

— Крендельков.　

Кинич застонал.　

«Мы переживем это?»　

— Крендельков? — переспросила я.　

— Угу. Кьек попросил крендельков. Акан, Бог Виноделья…　

— То есть Бах? — уточнила я.　

— Угу. Бах был пьян, в общем, как и всегда, и все их съел.　

Ла-а-а-адненько.　

— Колель встала, чтобы найти еще, прежде чем начнется драка, но она случайно закрыла за собой дверь.　

Хмм. Почему у меня возникло ощущение, что эта история перейдет в очень странное и волнующее место?　

Ох, точно. Потому что мы в нем сейчас и находимся.　

— Колель — Господствующая над пчелами. И куда идет она, туда же летят и пчелы. Эти маленькие негодники очень расстроились, когда их разделили и они напали на Ай. Ки.　

— Ай. Ки? — спросила я, уточняя кто это.　

— Ах-Килиз, Бог Затмения, — Габран покачал головой. — Вот что я тебе скажу, лапуля. У парня есть чувство юмора. А он мрачный, сукин сын.　

Да неужели? Бог Затмений, мрачный? Кто бы мог подумать?　

— Остальная часть истории такова, — продолжал Габран, — Кьёк и Акан набросились и пытались оторвать друг другу головы. Кинич вскочил, чтобы остановить их, но его остановили Ай. Ки и пчелы. И конечно, Кинич, случайно выпустил искру, от которой загорелась мебель. И уже через двадцать минут вся усадьба полыхала в огне, — хихикнул Габран. — Кинич тогда был безумнее, чем голый лепрекон.　

О, Боже. Нет. Прошу, только не говори, что…　

— Лепреконы? Их же не существует?　

— Существуют, — произнес Габран.　

Конечно. А почему нет? Боги и вампиры и другие существа еще между ними. Просто добавь в этот список маленьких мужчин в зеленом наряде и горшками золота. Боже, раз уж мы здесь, а как насчет чупакабры? Почему, черт возьми, нет?　

— И-и-и-и-и хочу ли я знать, почему голые лепреконы злые?　

Габран улыбнулся мне через плечо, пока мы шли по длинному, очень длинному коридору, в котором я еще не бывала. А затем он поднял мизинец.　

— О.　

В этом есть смысл.　

— В любом случае, лапуля, будь настороже. Боги — это недисциплинированная шайка.　

Он остановился перед тяжелыми двойными дверьми, сделанными из необработанного светлого дерева. На одной стороне был вырезан Календарь майя, а на другой Солнце Майя.　

Он потянулся за ручкой, но потом остановился.　

— Есть еще вопросы, лапуля?　

— Кто-нибудь позаботился, чтобы на столе стояло много крендельков?　

Габран рассмеялся.　

— Угу. Об этом мы позаботились.　

— Огнетушители?　

Он утвердительно кивнул головой.　

— Что насчет защитного костюма пчеловода?　

Он снова кивнул.　

Кинич, наконец-то, заговорил.　

«Пенелопа, прошу, перестань тратить впустую время. Судьба мира в твоих руках».　

— О. Верно. — Я глубоко вздохнула. — Ладушки. Давайте посовещаемся.　

Двери открылись, и Габран шагнул в сторону.　

Глава 31

В отличие от остальной показушной, в стиле юго-запада, части усадьбы Кинича, эта комната могла бы стать залом, расположенным в недрах Чичен-Ица во время своего расцвета, когда цари майя бродили по Юкатану и строили массивные пирамиды в честь богов. Блеклые стены и потолки, каждый дюйм которых покрыт иероглифами в виде животных, мужчин, солнца, луны и стеблей пшеницы с кукурузой. Это?.. Я указала на стену справа и посмотрела на Габрана.　

— Это фигура Кэтти Грифин? — Изображение было размером с обеденную тарелку, но сходство поразительное.

— Угу. Симил её большая фанатка. Она настояла, чтобы мы отдали ей дань уважения.

Конечно. А почему бы и нет?

Я осматриваю комнату без окон. Утопленные лампы освещают зал, предавая ему жуткое свечение. В центре стоит большой, гладкий, из белого камня, стол с шестью, похожими на трон, креслами. На четырнадцати тронах были вырезаны различные символы: драконы, цветы и…

— Пенисы? — я указала на трон в середине левого ряда.

— О, девочка, — меланхолично сказал Габран, — это Чаам.

Мило. Именно здесь решалась судьба человечества? На тронах украшенных тварями и мужскими причиндалами? Конечно, чего нет-то?

— Очень впечатляет. Кто ваш декоратор? — спросила я.

— Ах. Я слышу тон осуждения. Но это намного лучше, чем тема загородного сарая, которую хотела Симил, в комплекте с козами и тюками сена, вместо кресел. По крайней мере, это огнеупорное и без навоза.

— Отличный выбор.

Я развернулась, чтобы осмотреть остальную часть комнаты. В дальнем конце был ещё один дверной проем, ведущий в зал со стенографическими письменами. Слева был огромный телевизор с плоским экраном.

— Это ещё для чего?

— Ночь кино, — ответил Габран. — В комнате есть встроенные колонки для объемного звука, и если ты нажмешь вот это, — он указал на гигантскую кнопку на стене, — то стол и троны перевернутся и появятся удобные кресла. Очень по-современному, да?

— О, точно… — не говоря о том, что очень-очень странно. Я даже не могла представить, какие фильмы они тут смотрят. «Наверное, боги сошли с ума»^[18]. Определенно.　

Мое внимание привлекло тихое шарканье. Внутри зала находились свирепые Учбены, которые выстроились по периметру зала. Как и Брут, они были одеты в черные безрукавки, штаны и сапоги. Должно быть, они представляли элитную команду Габрана. Я слышала, как он упоминал о них несколько раз, думаю и Брут один из них.

— Дорогуша, пора тебе занять свое место. — Габран указал на трон во главе стола. На спинке было вырезано большое солнце. Перед троном на столе лежала каменная табличка и серебряный стилус, о котором Кинич рассказывал. Они использовались для записей повестки дня и любых принятых решений. Я скользнула на кресло и попыталась унять нервы. Будь медоедом. Будь медоедом. Я — медоед^[19].

Как пояснил Кинич бояться нечего, а вот порядок сохранить трудно. Боги, обычно, вели себя, как малолетние братья и сестры, стремящиеся превзойти друг друга. Часто происходили стычки, из-за которых не принимались решения. Поэтому Кинич держал их в протоколах и правилах, а сегодня эта задача легла на мои плечи. Я замерла, когда комната начала гудеть и вибрировать.

«Всё в порядке, Пенелопа. Расслабься. Они уже идут», — сказал Кинич, успокаивающим голосом.

— Что происходит? — спросила я.

«Они высвобождают немного энергии. Это для показухи. Просто сохраняй спокойствие и не позволяй им отвлечь себя театральностью».

Первым появился Кьёк — не смейся, не смейся — и, как и прошлым вечером на нем надета голубая тога, а в головном уборе из нефрита он был похож на ходячий, неизбежный несчастный случай.

— Выглядит очень тяжелым. Ты качаешь шею? — не удержавшись, спросила я.

— Так же как и другие части тела. Не хочешь посмотреть? — Он потянулся к краю тоги и начал поднимать ее.

— Ой, не надо. Поверю тебе на слово.

Пожав плечами, он отбросил ткань и поставил передо мной маленькую черепаху из оникса.　

— Вчера ты забыла принять наши подношения.

О, нет. Только не снова. Я натянуто улыбнулась.　

— Спасибо.

По залу раскатывался грохот, как от проезжающего поезда, каждый раз, когда они появлялись в комнате, оставляли «подарки» и занимали свои места.　Я сдержала вздох, когда леди самоубийств — снова облаченная с ног до головы в черную вуаль — положила на вершину божественных штуковин дохлую крысу.　

— Вау. Спасибо. Она мертвее на день.

Такой особенный подарок. Да… Наконец, появился Зак. Как и накануне, он выглядел изящно и, несомненно, по-мужски. Нет, я не пиарю, но просто не могла не оценить его крупное, хорошо сложенное тело и мощные бедра, обтянутые кожаными штанами. Я моргнула и подобрала отвисшую челюсть.

— Твой подарок, — улыбнувшись, протянул он.

Я посмотрела на коробку, потом на него, и понятия не имела, что мне с этим делать.

— Ого. Это… серьёзно очень мило… пустая коробка, — громко сказала я, надеясь, что Кинич почувствует мой дискомфорт и подскажет.

«Это для крысы, Пенелопа», — осведомил Кинич.

— О! Как предусмотрительно. Спасибо. — Я схватила крысу за хвост и бросила внутрь, быстро закрыв коробку. Улыбнувшись, Зак поклонился и на его глаза цвета аквамарин упали черные волосы.　

— Всегда к твоим услугам.

По телу побежали мурашки. Поразительно. Я не знала, кем он был, но голосую за то, чтобы Зак был новым Богом Мужской девственности. Он выглядел как накаченный, падший тёмный ангел, который нацепил на себя одежду плохиша. Знаю, странно. Но именно его он и напоминал, и выглядел просто потрясающе. Зак занял свое место и продолжил улыбаться самой вопиюще-озорной улыбкой, которая могла коснуться губ — если такое вообще возможно. В любом случае моя внутренняя девчушка была польщена.

«Пенелопа, — угрожающе произнес Кинич, — скажи мне, который из моих братьев включил обаяние. И ты повелась».

Повелась? Я? Мое сердце с триумфом забилось. Он ревновал… О, да!

— Да ладно? Вчера ты совсем другое говорил, — тихо пробормотала я в руку.

«Вчера я ничего не говорил», — прорычал он.

— Именно.

«Мы обсудим это позже, женщина», — снова он зарычал.

— Возможно. А может, и нет.　

Ладно, да, как ребёнок себя веду. Но, черт подери. Он это заслужил.

«Да, обсудим. Потому как нужно держаться подальше от моих братьев».

— Вечность — это очень долго, чтобы провести её в одиночестве, Минотавр. Так почему бы тебе не передумать.

— Кхе-кхе.　

Кто-то прочистил горло.

Я подняла взгляд, замечая, что боги — за исключением, улыбающегося, Зака — пристально на меня смотрели.

— Извините. — Я встала с места, как велел мне Кинич. — Я созвала Саммита Дома Богов в этот день…

Габран быстро вмешался.　

— 21 декабря.

Почему мне знакома эта дата?

День рождения мамы?

Нет.

Джесс или Анны? Нет. У них дни рождения летом.

В этот день подарочные акции в обувном магазине Мейси?

Не-а.

«В этот день по версии Майи произойдет апокал… бла-бла-бла», — голос Кинича внезапно стал приглушенным.

— Что прости? Но ты сейчас сказал апокалипсис?

«Да. Майя предсказали, что конец света произойдет сегодня».

Святое дерьмо!　

— Апокалипсис! Сегодня? Черт подери. Мог бы, и поделиться со мной, Кинич!

Я почувствовала твердую хватку на руке.　

— Не о чем волноваться, Пенелопа. Они были суеверным народом, — сказал Зак, не сводя с меня страстного, пристального и в то же время твёрдого взгляда.

— Извини, но, — спросила я, — а ты бог чего? Не могу вспомнить.

Он обольстительно улыбнулся.

— Как только узнаю, тебе первой сообщу. — Поднеся мою руку к губам, он поцеловал костяшки.

«Чертовы святые! Держись. Подальше. Пенелопа», — рявкнул Кинич.

— Что? — Все мое тело напряглось. — Я ничего не делала.

«Я переживаю каждое проклятое ощущение твоего тела. И сейчас ты на что-то реагируешь».

Хммм. Я? Хорошо, возможно совсем немного. Но Зак чертовски сексуален. Кому помешало бы немного лести? В любом случае это невинная оценка удивительно красивого мужчины, но она и рядом не стояла с тем, что я испытываю к Киничу.

Не важно…

— Боишься конкуренции? — дразнила я.

«Агр-р-р-р-р», — всё, что я услышала в ответ от него. И удовлетворённо улыбнулась.

— Ладно. Я призываю к порядку проведение Саммита Дома Богов. Кто из вас хочет выдвинуть тему на повестку дня?

Тут же четверо подняли руки.

— Кинич? Не могу вспомнить. Я двигаюсь по часовой стрелке или против? — прошептала я.

«По часовой стрелке. Боги сидят за столом в соответствии с их положением и силой. Кроме Бакабов, которые занимают места в соответствии с Севером, Югом, Востоком и Западом».

— Что за Бакабы? — прошептала я.

«Четверо самых старейших из нас, поэтому они чуть сильнее, остальных — за исключением тех, чьи способности основаны на физической силе».

Мысленно я поставила галочку, чтобы забыть эту глупость поскорее. Первая повестка, как и ожидалась, была выдвинута Гаем и получила единогласное согласие. Леди-самоубийца попросила обсудить ротацию сил. Видимо, она каждый саммит выдвигала на обсуждение эту тему, но все голосовали против, потому что никто не хотел рисковать и оказаться на её месте. Бедная, бедная леди.

Затем, Владычица Пчел, на которой был одет ярко-желтый, облегающий атласный комбинезон и огромный улей на голове, выдвинула тему по недавнему всплеску пиратских электронных книг, но казалось, что никто не имел понятия, что такое электронная книга, поэтому ей отказали.

— Хорошо, тогда, — хлопнув в ладони, сказала я, — объявляю, что повестки дня…

«У меня еще есть повестка дня, Пенелопа», — неожиданно сказал Кинич. — Даже две».

— О, прости. Не видела твоей руки. — Я бросила взгляд на стол. — У Кинича есть две темы для обсуждения, — проинформировала я всех, так как они не могли его услышать.

«Я призываю Дом Богов обсудить и проголосовать за запрет божественного продолжения рода».

Я сглотнула.

— Ты имеешь в виду…

«Да, запрет на рождение Пиел».

Он хотел сделать меня, ну, большую часть меня, незаконной?

«Пенелопа, люди и боги не должны порождать на свет детей. Это идет вразрез с естественным порядком Вселенной, и существуют последствия. — Кинич вздохнул. Очевидно, он почувствовал мой шок и отчаяние. Даже мои волосяные фолликулы загрустили. — Пенелопа, ты должна понять. Мой долг — защищать человечество. И я не могу относиться к этому как-то по-другому только потому, что у меня есть чувства к тебе».

Он действительно верил, что моя жизнь это ошибка? Мерзость, которая уничтожит человечество? Я? Я даже не в состоянии что-то приготовить, а уж приписывать мне разрушение целой цивилизации было опрометчиво. И я ничего не могла поделать с тем, откуда родом или кем были мои предки, так же как и с тем, что в моём теле застряло божество. Ну… Ну… отлично! Он высказался, и что я могу сделать, кроме того, чтобы притворится, что он не ранил меня своим признанием? Я расправила плечи и подняла глаза, понимая, что весь зал ждал, затаив дыхание.

— Эм… он хочет выдвинуть на голосование тему о запрете рождения Пиел.

Все кивнули, но никакой реакции не последовало. Казалось, что все были готовы к этому.

Я посчитала тех, кто поднял руки. Бах, Ши-Ра, Суицидальная леди, Бизз и Затмение.

Бизз сочувственно посмотрела на меня, пока размахивала рукой перед лицом, чтобы увидеть сквозь рой пчел, которые кружили перед ней.　

— Прости, Пенелопа, но мы должны услышать, что хочет сказать Кинич.

Внезапно Гай вскочил со своего места и начал стучать кулаками по столу.　

— Вы все дураки! Дураки! И я предупреждаю, если вы встанете на сторону Кинича, то я не стану подчинятся.

Маленькие желтые пчелки начали кружить еще быстрее.　

— Тогда ты будешь изгнан навсегда.

— Мы ещё не пришли к единому согласию обсуждать эту тему, — вмешался Зак. — Должно быть большинство голосов, а руки подняли только пятеро.

Все уставились на меня.

— Как голосуешь, Кинич? — спросил Зак.

Моё сердце бешено заколотилось.

— Прошу, не надо, Кинич. Пожалуйста, не делай этого, — прошептала я.　

«Извини, — сказал он со слабой ноткой раскаяния в голосе, — Я голосую «за»».

— Ну, а я — нет! — буркнула я. — Я не собираюсь помогать тебе, официально объявить мою жизнь грехом, или противоестественным актом… или ещё как-то там! Мой ответ — нет!

Бизз встала со своего трона. Рой разгневанных пчёл начал кружить над столом.　

— Это смешно, у тебя нет права голоса.

— Почему нет? — вмешался Зак. — Она хранит силу солнца, а согласно нашему закону, тот, кто удерживает этот дар — наш лидер. Только единогласное «за» от всех четырнадцати может изменить это, а у нас его никогда не будет, ибо Чаам заперт.　

Бизз засуетилась, что заставило ее черно-желтых солдат окружить Зака.

— Это формальность! Она не Бог Солнца, — заорала она.

Зак даже не вздрогнул.

— Убери их, Колель, — прорычал он.

Она похлопала рукой по бедру.

— Или что? У тебя даже нет сил.

— Я Бакаб, — предупредил он. — У меня нет способностей, но физически всё ещё сильнее тебя, что значит, я могу оторвать твою головушку и при этом даже не вспотеть.

Пчелы ползли по рукам и лицу Зака, жаля и падая на пол, но Зак просто смотрел на Колель, не признавая их присутствия.

— Достаточно! — закричала я. — Убери их или я превращу их в пчелиные оладьи.

Мне такая идея была ненавистна. Ее пчёлки казались милыми. Так сказать, желтые войны-сладкоежки. Она закатила глаза и щелкнула пальцами. Пчелы быстро улетели обратно в улей на голове.

— Спасибо, Бизз, то есть Колель. — Я закрыла глаза на минутку, чтобы сделать несколько вдохов и успокоиться. — Итак, на чем мы остановились?

Зак расправил плечи и посмотрел на каждого из богов.　

— Я пытался сказать, что Пенелопа публично продемонстрировала, как управляет силой солнца. Пока сила не покинет её, она — Богиня Солнца. Это не отличается от того, если мы вдруг решим принять ротацию сил, — он указал на Леди-Самоубийств, которая вот-вот бы заговорила — Но мы не решаем! — Он повернулся обратно к Бизз. — Я имею в виду, если мы решим так, то тот, кто наследует силу, принимает и титул.

— В следующий раз я хочу быть Судьбой, — промямлил Бах и почесал живот, который торчал из-под его нейлоновой зеленой куртки. — Я устал всё время тусить. Люди уважают Фейт, а когда я рядом они либо заливают во всё горло, либо блюют.

Бизз села и скрестила на груди руки, словно сварливое божество, коим и являлась.

— Отлично. Но мы знаем, что вопрос этот никуда не денется. К следующему саммиту высокомерный Кинич вернется и мы снова проголосуем. Тема всё равно будет рассмотрена.

Гай с самодовольной улыбкой откинулся на спинку кресла.　

— Нет, если хотите выиграть Великую Войну, на которой меня не будет.

Бах наклонился и указал на Гайя.　

— Или, я могу быть им? Я жесток и си-и-илён. — Он согнул бицепс и сжал дряблые мышцы.

— Заткнись, Бах, — сказала Фейт, откинув назад белокурые локоны, а затем повернулась ко мне. — Давай, дальше. Пенелопа, временно исполняющая обязанности Бога Солнца, и у нее есть право голоса.

Кинич прорычал:

«Видимо план Симил оказался успешным, Пенелопа».

— Что?

«Все это время мы думали, что она хотела сделать из тебя суррогатную мать моего ребёнка, когда на самом деле она говорила об этом. Ты — суррогатный Бог Солнца. Мой заместитель. Пиел, которая успешно отклонит любое голосование по этому вопросу».

У меня перехватило дыхание. Так ли это? Вся ситуация была срежиссирована Симил? Святые булочки демона. Эти люди довольно хорошо разыграли партию в шахматы.

И, Господи, я как безмозглый наивный барашек следовала за Симил, играя в классики со стаей волков на анаболиках. И со странным вкусом в подарках. Но, несмотря на это, я не могла не ощущать боль от взглядов Кинича на Пиел. Он не прав. Абсолютно. И как-нибудь я это докажу ему.

— Кинич, прости. Но, невзирая на то, что к этому приложила руку Симил — я сделаю так, как считаю правильным. Просто ты…

«У меня есть другая повестка дня».

— Кинич, я…

«Я хочу проголосовать за твое бессмертие», — перебил он.

Пытаясь не захныкать, я сказала:

— О, ради всего святого! Ты не мог бы уже принять окончательное решение? То Пиел — зло. То ты хочешь сделать меня бессмертной. Ты не любишь меня, но не хочешь, чтобы кто-то другой на меня заглядывался. Выбери направление и придерживайся его!

Боги с интересом уставились на меня.

— О, я люблю перепалки. Не поделишься с нами, о чём там брат говорит тебе, Пенелопа? — бодро спросила самоубийственная леди.

«Пенелопа озвучь тему. Наши разногласия мы решим позже. Здесь не место».

— Я не хочу быть бессмертной. На самом деле, когда все закончится, я не хочу иметь с тобой ничего общего.

«Пенелопа, я… "

Я перешла к закрытию оглашения повесток саммита.

«Упрямая женщина, это ещё не конец».

Как он и сказал, я записала темы на камне — странная диковина, похожая на iPad, который чернел там, куда бы я ни прикоснулась серебряным стилусом.

А затем я призвала обсудить первую тему.

Гай встал и прочистил горло.

— Я прошу обсудить и благоразумно обдумать моих собратьев относительно последнего открытия. Похоже, что отсутствие Чаама не препятствует Мааскабам управлять тёмной энергией. Они эволюционировали от проницательных учеников до мастеров. — Я обратила внимание на его руки, которыми он упирался в стол. Я представила, как он такими руками может с легкость размозжить мужской череп. — Вернувшись в наше измерение, — продолжал он, — я хотел понять, почему Учбены смогли обнаружить присутствие Мааскаба на спутнике. Я не нашел никаких свидетельств о них в физическом мире, но стал свидетелем нескольких десятков просеиваний Мааскаба в их фантомное убежище и из него. Я верю, что они каким-то образом научились проникать в другое измерение, используемое вампирами для просеивания.

Все боги одновременно вздохнули.

— Что заставляет тебя в это верить? — спросил Зак, перекрикивая остальных.

— Я видел, как они появлялись через созданные им временные порталы. А когда они это делали, цвет их энергетических сигнатур смещался. — У меня немного устаревший научно-фантастический жаргон. Пространственно-временной континуум, сверхсветовая частица, установки для оглушения, вот и всё что я знала. Но это?.. — Я наблюдал точно такие же колебания, когда просеивались вампиры, — продолжал он, — И могу сказать, что то же самое было со мной, когда я прос…

— Когда? Когда ты просеялся? — спросила Бизз.

— В ту ночь, когда сражались с Мааскабам, и я захватил Чаама. Чёрная нефритовая пирамида своего рода усилитель. Я просто подумал о передвижении, и мое тело последовало за мыслью.

Я серьезно не понимала, к чему он клонит.　

— Поэтому ты решил, что они прячутся в другом измерении?

Гай кивнул.　

— Всё во Вселеннойсостоит из атомов, которые являются всего лишь крошечными частицами энергии с положительными и отрицательными зарядами. Они образуют связь. Подобно тому, как гравитация держит луну у Земли, но в гораздо, гораздо меньших масштабах. Однако между каждой частицей есть пространство. На самом деле, вся вселенная изрешечена такими пространствами. Когда вампиры просеиваются, они скользят по этим трещинами. Но не могут оставаться в них. Именно эти заряды связывают атомы вместе и двигают вампиров по мере того, как они выталкиваются из пространства, как чужеродное вещество. Это создает огромный импульс и скорость. — Так, это официальное заявление. Жизнь более странная, чем кажется. — Это еще не всё, — продолжил Гай. — Я вернулся в их убежище и нашёл ещё одну шахту. Под пирамидой находится большой источник чёрного нефрита. И я верю, что Мааскабы каким-то образом использовали его мощь, чтобы создать достаточно силы и позволить им оставаться внутри пространства.

Боги несколько минут шептались. Первым заговорил Бог Затмения.

— Это объясняет, почему они объединились с Обскурос, им нужны вампиры, чтобы те научили их просеиваться.

Я задрожала. По какой-то странной причине я представила в уме Reese’s Peanut Butter Cup (примеч. конфеты). Мааскаб были зловещим шоколадом, а Обскурос злобной арахисовой начинкой. Собери их вместе, и ты получишь совершенно новое удовольствие. За исключением того, что они не удовольствие, а больше походили на гнойные язвы на заднице всего человечества. Хорошо, может быть, конфеты с арахисовым маслом — неподходящая аналогия.

Я вспомнила, что здесь должна была призвать их к действию, которое включало бы спасение моей мамы. Я внесла предложение, а между богами разгорелся вербальный бой о том, что делать дальше…

— Мы атакуем! В лоб.

— Нет, мы ждем, пока не узнаем больше.

— Где, черт возьми, Симил? Её никогда нет, когда она так нужна.

Габран нежно коснулся моего плеча.

— Душенька, пришло время использовать скрытую в тебе силу и руководить ими.

Я откашлялась.

— Кхе-кхе! — Никто не обратил на меня внимания. — Кхе-кхе! — сказала я еще громче. По-прежнему, все игнорировали меня.

«Пенелопа, тебе нужно выпустить силу. Заставь их уважать себя. Зак был прав, когда говорил, что ты контролируешь мою силу. Ты можешь сделать это».

Я не хотела слушать задушевные речи от Кинича, а желала покончить с этим кошмаром и спасти маму. Встав и закрыв глаза, я сделала глубокий вдох, а затем, ударив кулаками по столу, выпустила два пламени огня.　

— Хватит! Прекратите спорить, как дети! Потому что, если мы не разберемся с этим, бороться нам будет не за что!

Боги с полным удивлением уставились на меня. Зак улыбнулся и склонил голову.　

— Мои извинения, Богиня Солнца, этого больше не повторится.

Мне действительно начал нравиться Зак.

— Я обращаюсь к «Приказу о действии». И начну с того, как спасти мою маму. — Затем до меня дошло. — Разве Эмма не говорила, что было больше Пиел, но вы просто не можете найти их?

Все быстро пришли к одному и тому же выводу: Мааскаб должно быть спрятали их в другом измерении.

— Ну и как мы туда попадем? — спросила я.

Боги переглянулись, а затем заговорила Фейт.　

— Наши вампиры войдут. Вот почему наши армии должен возглавлять Никколо. Такова…

Дайте угадаю, Судьба?

— Судьба, — закончила она.

Эй, эти боги на самом деле были довольно предсказуемы.

Затем Фейт добавила:

— Если источник черного нефрита позволяет Мааскабу стабилизироваться внутри измерения, то мы можем предположить, что то же самое будет и с вампирами.

— Почему боги не могут войти? — спросила я.

— При обычных обстоятельствах наша энергия слишком плотная, чтобы пройти сквозь пространство, — ответил Гай.

— Но ты сказал, что делал это раньше? — спорила я.

— Да, — ответил Гай, — и, учитывая высокую концентрацию нефрита, я надеюсь, что снова смогу это сделать. Вот почему я пойду с Никколо, если это возможно. Мы используем армию вампиров, чтобы освободить заключенных и увести от Мааскабов. Учбены и остальные боги будут ждать за пределами зон, где часто создают порталы.

Ох, черт. Звучит, как отличный план для меня.

— Я тоже пойду.

«Нет. Не пойдешь», — возразил Кинич.

— При всем уважении, но я тебя не спрашивала.

«Когда встреча закончится, мы наш спор уладим».

Я задержала дыхание, а потом выдохнула.

И повернулась к Габрану.　

— Могу ли я закончить саммит? Похоже, у нас появился план атаки.

— Еще одна повестка, — громко сказала Фейт, перекрикивая шум в комнате.

Я посмотрела вниз на волшебный планшет.

— О, да. Кинич.　

Мы должны были обсудить его и моё положение. Фейт встала, и я заметила, что золотая отделка вдоль декольте и золотые, шнурки белых мокасин, завязанные до колен, соответствовали цвету ее волос. Броско.

— Пенелопа, — сказала она, — ты и Кинич совершили Обряд Верности и Защиты.

Куда она клонит?　

— Да.

— Ты еще не пыталась разорвать связь? — спросила она.

— Разорвать связь? — переспросила я. — Нет. Зачем?

— Я считаю, что когда Мааскаб бросил кувшин в бассейн — кувшин, должен был обездвижить Кинича, чтобы Мааскаб смог добраться до тебя — а свет Кинича отделился от тела, покидая бренную оболочку. Но его бессмертная сущность не вернулась к сеноту, как можно было бы ожидать. Вместо этого, он был втянут в тебя. Возможно, потому что он прочитал молитву в тот момент, когда его свет покидал тело. Возможно, Мааскаб каким-то образом наложил чары на кувшин. Кто знает? Но, тем не менее, решение понятно. Вы должны разорвать связь. — Почему мне кажется, что в этом есть смысл и, что это так просто, что кто-то, даже я, должен был предположить это раньше? Она добавила:　- Это освободит его бессмертную сущность и божественный свет, чтобы продолжить путешествие… возможно, он вернётся в человеческое тело. Или, может быть, в сенот.

Гай посмотрел на Фейт.　

— А если ты ошибаешься? Мы ничего не знаем о магии Мааскаба, которая является причиной этого хаоса. Тёмная энергия неустойчивая, и у неё собственный разум.

Она пожала плечами.

— Я судьба. А значит, никогда не ошибаюсь. А если и ошибаюсь, значит, тому и быть. Следовательно, я не ошибаюсь.

Не закатывай глаза. Не закатывай глаза.

— Эй, вопросик, — сухо добавила я, — а почему бы об этом не упомянуть раньше?

И снова она пожала плечами.

— Потому что судьба не была готова разговаривать.

Ударь ее. Ударь ее.

— Кинич, что думаешь? Я имею в виду, разрыв связи звучит опасно, — сказала я.

Прошло несколько минут.

«Да. То, что Мааскаб сотворил со мной и моей человеческой оболочкой — совершенно другая магия. Но у меня нет выбора. Мы не можем так существовать — две души в одном теле, и я готов к любому исходу. Ты разорвешь связь».

Глава 32

Спустя час после встречи, так и не сумев сложить кусочки эмоциональной головоломки, я стояла и пялилась на спящего Кинича. Я погладила его золотисто-каштановые локоны. Казалось, они светились, как заманчивое полуденное солнце, льющееся в окно. Я злилась из-за того, что он сказал про Пиел, но поражена тем, что он выбрал свою роль, а не наши чувства. И его слова, что ничего не может поделать с этим, ничего для меня не значат.

А всё равно больно. Полагаю, часть меня, ошибочно, поверила, что его чувства ко мне — какими бы они ни были — будут сильнее божественных инстинктов или багажа в семьдесят тысяч лет, который включал в себя веру, что мы никогда не сможем с этим справиться.

Но его чувств ко мне недостаточно. Недостаточно… меня. На самом деле, он хотел рискнуть всем, лишь бы разделить нас. И правда в том, что я боялась опять остаться одной. У меня нет сил, чтобы выжить в этом новом мире, в который меня втянули.

Я стянула красную повязку и пригладила, теперь уже короткие, волосы. Как ни странно, но я скучала по ним. А ещё по маме, своей жизни и дурацким волосам. И я буду скучать по Киничу, находящемуся так близко со мной. Он был частью меня, и мне нравилось это. Даже слишком. Я все поглядывала на большие стеклянные двери, выходящие во внутренний дворик и бескрайние просторы пустыни.　

— Тебе должно быть ненавистно застрять внутри ничтожной Пиел, — пробормотала я себе под нос.

«Нет, Пенелопа. Как ты можешь такое говорить после всего, что произошло между нами?»

— Как могу? — прошептала я.

«Я говорил тебе раньше, что мои чувства к тебе… сложные».

— Тьфу! Что это значит, Кинич?

«Как уже говорил, я не способен дать тебе то, что ты заслуживаешь и в чём нуждаешься, потому что мои личные нужды всегда будут на втором плане. Их затмевает защита человеческой расы — расы, которая включает и тебя».　

По какой-то причине образ сирот из его альбома всплыл в сознании. Мы никогда не говорили о них — в конце концов, я рылась в его вещах (упс) — но человек не будет совершать такие добрые поступки, не отдавая всего себя делу, хотя уверял, что не может так. Нет, в этом мире не было никого сознательнее Кинича. Так в чём настоящая причина?

— И что, по-твоему, мне нужно?

«Например, то, что мужчина даёт женщине, когда обещает любить её сильнее всего на свете».

Но мне ведь это не надо, да?

Ладно. Боже. Возможно надо. Или, может мне просто необходимо знать, что он любит меня, и этого было бы достаточно. Я уже совсем ничего не понимаю.

Я вздохнула. Мы оба ходили по замкнутому кругу.

— Хорошо, тогда, давай поступим по твоему.

«Пенелопа, я хочу, чтобы ты знала… — он замолчал, — быть рядом с тобой так близко дар. Это позволило мне увидеть твоё сердце и узнать, какое прекрасное ты создание на самом деле. Твоя целеустремлённость сильнее моей, и мне немного стыдно. Но пойми, у меня есть судьба, которую необходимо исполнить, как и у тебя».

— Судьба? У меня?　

Единственно, что включено в мою судьбу это — найти маму, затем принять горячую, расслабляющую ванну и устроить марафон мелодрам, поедая при этом пончики.

«Да. У тебя. А остальное неважно».

— Звучит немного обременительно. Может, поделишься этой загадочной судьбой, которая уготована мне?

«Я не знаю».

Здорово.　

— Ты свою-то знаешь?

Прошло несколько минут, прежде чем он ответил:　

«Хочу верить, что знаю».

— Ты не собираешься со мной этим поделиться?

«Нет».

Ничего себе.

— Должны ли мы разрывать связь? Это рискованно?　

А что если живым ему не выбраться?

«Я тоже боюсь».

— Может они захватят Мааскаб, и мы сможем узнать, как отменить… — о чёрт, как бы мне это обозвать и чтобы оно не звучало по-идиотски? Чары? Заклинание… Тьфу! Кому какое дело — «шнягу» — Господи. Прекрасно, Пен, — то, что они с нами сделали.

«Мы не можем ждать. Если есть шанс вернуть меня в мою оболочку, то я воспользуюсь им. Думаю, что Великая Война наступит раньше, чем мы ожидали, и для победы моя помощь будет не лишней.

А мы должны победить. Я не могу допустить, чтобы мир пал и ты вместе с ним». — На секунду он замолчал. — «Мне тяжело думать о том, что с тобой может произойти».

И тогда стены разрушились. Его признание лишь укрепило мою любовь к Киничу.

Ну, чёрт подери! Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт!　

— Ты вот просто взял и сказал это? Именно в тот момент, как я уже решила ненавидеть тебя.

Кинич усмехнулся.　

«Аххх. Вот она. Моя милая Пенелопа. Готовая внести легкомысленность в любую ситуацию — даже столь сложную, как эта».

— Вот такая я.

Да, я всегда становилась несерьезной только потому, что в ужасе и не хочу, чтобы Кинич знал это. Тогда я и поняла кое-что: мне нужно верить в эту любовь — независимо от того, насколько сложной, причудливой и невероятной она казалась, и я должна была донести эту веру до Кинича.

Со временем, возможно, мы найдем истинные причины, почему я хожу по земле. Возможно, эта причина разрешит его внутренний конфликт. В любом случае, другого выбора для нас нет, кроме как двигаться вперед. Следовать нашим судьбам. Пончики включены.

«Произнеси это, Пенелопа. Произнеси до того, как мы начнем сомневаться».

Я сжала кулаки. Ты сможешь. Не бойся. Верь. Верь.　

— Ты уверен?

«Ты должна», — произнес он.

— Знаю, — прошептала я, смахнув слезы с глаз. — Я люблю тебя. — Я знала, что он не ответит взаимностью, но мне уже все равно.

Поцеловав его в холодные губы, я положила голову ему на грудь и прочитала слова, которые Фейт написала на бумажке после встречи.　

— Catcha lum tumben caah.

Когда комната внезапно превратилась в вакуум, лишенный света и звука, у меня перехватило дыхание. Голова закружилась, а тело пробрала дрожь.

Затем я закрыла глаза.

Всё кончено.

* * *

Сработало?

С ужасом я задержала дыхание и накрыла ладонями лицо. Что если открою глаза и найду холодное мертвое тело Кинича?

Ну, тогда он уже вернулся в сенот и получил новое тело.

Но, чтобы узнать произошло ли это или нет, нужна пара дней

Я чувствовала, что весь мой мир балансирует на вершине огромной шпильки, где стоять также было больно, как падать.

Подглядывая сквозь пальцы, я сосредоточилась на теле, которое лежало передо мной.　

— Да! Да! — вскочив, закричала я. Его грудь вздымалась, а цвет лица обрел нормальный оттенок. Сработало!

Я наклонилась к нему и поцеловала в губы. Они были теплые!

— Кинич! ты меня слышишь? О, боже мой. Сработало, Кинич!

Ничего не происходило, и застыла на месте.

— Кинич? — потрясла я его за плечи.

Ничего.

О нет. Нет. Нет! Что-то не так, опять, блин не так. Внешне Кинич выглядел нормально: великолепным, сильным и невероятно неотразимым, и серьёзно, действительно великол…　

Прекрати похотливо глазеть на него, идиотка! Он не приходит в себя.

Мне нужна помощь. Да, помощь! Другие боги точно знают, что произошло.

Я соскочила с кровати и помчалась к двери.

— Пенелопа?

Я остановилась.

— Куда ты собралась? — глубокий голос произнес это так же ясно, как день.

Я развернулась на пятках, сердце готово выпрыгнуть от восторга, потому что на меня смотрят самые поразительные глаза цвета аквамарина.　

— Кинич! Сработало! Ты вернулся в своё тело!

Я так быстро побежала обратно, что споткнулась и упала на него.

— Хмм. Думаю, ты очень рада видеть меня, — сказал он низким и хриплым голосом.

Было удивительно чувствовать его тело под своим. Гораздо лучше, чем удивительно. Я прильнула к нему поцелуе, отдавая через него каждую унцию эмоций.

Он быстро перевернул меня и плотно прижался ко мне между бедер.　

— Боги, как превосходно, Пенелопа, — прошептал он, всё ещё не сводя с меня взгляда.

— Потому что я такая, — в шутку сказала я.

— Не могу не согласиться.

Дверь распахнулась, и Эмма с Гаем уставились на нас.

— Вот чёрт! Извините! — отвернувшись, сказала Эмма.

Гай, с другой стороны, выгнул бровь и улыбнулся.

— Рад видеть, что ты… встал, брат.

— Вон! — зарычал Кинич.

Эмма потянула Гая за собой и захлопнула дверь. По мере того, как они отдалялись от комнаты, их голоса стихали.

Кинич встал у подножья кровати и сорвал с себя футболку. Выражение его лица было свирепым и решительным.

— Ты делаешь то, что я надеюсь, ты делаешь? — спросила я, не в состоянии удержать возбуждение, которое проносилось по телу.

На его лице появилась улыбка, от которой я тут же растаяла.

Я вздохнула. Эти губы…

— Никаких фантазий, — сказал он глубоким, решительным голосом, — никаких снов. Пришло провести время вместе и быть уверенными, что это произошло.

— Что ты имеешь в виду? — прошептала я.

Не отводя взгляда, он стянул с себя льняные штаны и встал передо мной совершенно голый.

Я упивалась им. В моих снах он был совершенен. Но в реальной жизни он просто великолепен — каждый дюйм, начиная с отрезанных волос, цвета солнца до накаченных бицепсов с выпуклыми мощными мышцами. Его точеная грудь и рельефный пресс были твердыми и загорелыми, как и мощные бедра. А его мужские вкусняшки… Вау. Что тут можно сказать? Его член, налитый кровью, был огромным и торчал, как ракета с тепловой системой самонаведения.

— Я практически уверена, что той ночью мы не переспали, — сказала я, практически мурлыкая, — потому что, если бы мы это сделали, я точно не смогла бы ходить на следующий день.

На его восхитительных губах появилась улыбка.

— Мы проверим эту теорию.　

Кинич наклонился и, схватив за ноги, притянул меня к себе, а его член уперся мне в живот.

— Я хочу, чтобы ты знала, — прошептал он, — что после того, как я продемонстрирую тебе все фантазии, мы обсудим несколько важных деталей, начина с тех, что происходит со мной, когда ты флиртуешь с моими братьями.

В голове вихрем закружились эмоции и мысли. Он категорически отказывался верить, что у нас есть будущее, но ясно дал понять, что делиться мной не намерен. Было также ясно, что он не в состоянии противостоять умопомрачительному притяжению, которое мы испытывали.

Всё так… сложно.

— Звучит, — слова застряли в горле, — как х-х-хороший план.

Он отпустил меня и схватил полы футболки. Я не успела заметить, как мой бюстгальтер оказался на полу, рядом с футболкой.

Кинич смотрел на мою грудь, медленно скользя теплыми, сильными руками по бокам бедер, талии и грудной клетке, пока не достиг возбужденных сосков. Его голодный взгляд напоминал мне дикого зверя, выжидающего добычу.

Кинич облизал губы, и на мгновение я подумала, что он втянет в рот мой сосок. И Боже, как же я об этом мечтала. Фантазировала о его горячем, влажном рте, который дразнил бы вершинки моих грудей. Но, он просто гладил и зачарованно смотрел.

— Мне нравится, как ты на меня реагируешь.

Кинич медленно опустился на колени и сжал мои бедра.

Когда он притянул меня, оставляя нежные поцелуи внизу живота, я резко выдохнула. Большими руками он скользнул к поясу моих джинсов и потянул их вниз, полностью раздевая меня.

Тихий первобытный звук вырвался из его горла, прежде чем Кинич поцеловал мой пупок и скользнул к линии бикини.

От предвосхищения, что Кинич может сделать, меня бросило в дрожь. Но он воздержался от ныряния прямо к чувствительной, горячей плоти между ног. Пульсирующее напряжение было почти невыносимым.

Подхватив меня под попку, Кинич запечатлел долгий поцелуй чуть выше моего пульсирующего, чувствительного бугорка.

Я задрожала.

И желала, чтобы Кинич пошел дальше, глубже и поэтому, сжав в кулак его густые волосы, я притянула его ближе. Господи, ожидание убивало. Он сделал всё, чтобы во мне вспыхнул огонь, и ничего, чтобы потушить его. Теперь задыхаясь, я была готова. Каждое интимное место покалывало от возбуждения.

Он медленно поднимался, и тлеющий взгляд в его глазах обещал одно: в конце ночи не останется ничего. Кинич собирался меня сожрать, планировал брать меня снова и снова, пока бы от оргазмов я не стала испытывать боль и полностью не истощилась.

Мне нравился, нравился, нравился такой план.

Когда он встал во весь рост и прижался ко мне. В этот момент я осознала, что мы оба голые и прижимались друг к другу.

И это казалось таким правильным. Приятным. Райские ощущения.

Он резко развернулся и направился в сторону ванной, захватив с собой его налитые мужские вкусняшки.　

— Эй! Ты куда?

Он исчез в ванной комнате.　

— Душ. У нас есть незаконченное дело.

Вспоминая наш горячий, мысленный секс в душе, у меня перехватило дыхание.

— Б-б-будь здесь.

Мне нужно остыть, иначе я и секунды не продержусь.

Я тряхнула головой.

Этот мужчина — моя погибель. Казалось, я могла справиться со всем: потерей, информацией, что я, возможно, потомок невропатического бога, сражением с ужасным отродьем Сатаны — жрецами Майя со сверхчеловеческими силами… Но этот мужчина — моя ахиллесова пята. Я не могу отказать ему ни в чём. Я бы жизнь отдала только, чтобы услышать его смех, пожертвовала бы всем, чтобы знать, что он в безопасности, счастлив и доволен. Даже после того, как он сказал, что вместе нам не быть.

Он был моей личной загадкой. А значит проверкой моей воли и веры.

И я собиралась победить.

— Ты идешь, женщина? — выкрикнул он из ванной.

Я широко, и что ни на есть, искренне улыбнулась.

— Ох, уж не сомневайся в этом.

— Не забудь надеть ожерелье! — напомнил он.

Точно. Черное нефритовое ожерелье. Без него бог не может быть с человеком.

Интересно они изнашиваются или устаревают?

— Думаю тебе придется сделать упаковку таких! — прокричала я.

Глава 33

Когда я вошла в ванную, через матовое стекло виднелось мускулистое тело Кинича.

— Ожерелье надела? — спросил он.

О, да. Удивительно, черный амулет чувствовался легким, как перышко.

— Да.

— Хорошо, тогда тащи свою сладкую попку сюда, — приказал он.

— А если нет?

— Тогда я выйду и возьму тебя. Но предупреждаю, я за свои действия ответственность не несу.

Хммм. Мне нравилось, как это звучало.

— Серьёзно. А за какие именно действия? — Голая, я прислонилась к раковине и обхватила столешницу граничащую с ней, чувствуя себя горячее, чем свежий пакет с попкорном.

Кинич высунул голову из душевой кабины, с его волос капала вода на гладкие, твердые плечи и идеально мускулистую грудь.　

— Это что вызов?

Мне захотелось прикусить палец, именно это я и сделала.

— Возможно?

Он, мокрый, сексуальный и возбуждённый, выскочил из душевой кабины…

Я сглотнула, когда он смерил меня свирепым взглядом аквамариновых глаз.

Без предупреждения, он развернул меня и склонил над прохладной раковиной.

Я ахнула, когда он надавил рукой мне на спину, а другой расставил шире ноги.

— После того как я закончу с тобой, Пенелопа, ты возможно не сможешь ходить.

Через долю секунды головка его твердого члена уже прижималась к входу в моё тело. Затем Кинич вошёл в меня, и я почувствовала сладкую боль от того, как тело растягивалось, подстраиваясь под него.

В голове, в жарком, густом бассейне чистой похоти, билась единственная мысль:

— Возьми меня.

Вместо этого, Кинич отстранился. Обхватив головку своего твердого члена, он провел им по скользким, набухшим складкам, воспламеняя каждое нервное окончание. Еще секунду, и я взорвусь.

— Прошу, — выдохнула я, желая только одного: чтобы он прекратил дразнить своим твёрдым стержнем и наполнил изнутри.

— М-м-м-м, — хрипло простонал он. — Еще нет. Я слишком долго этого ждал. Хочу наслаждаться каждым ощущением.

О, нет. Мне совсем не нравится этот план. Никакой медленно раскачивающейся лодки для меня. Как и он, я слишком долго ждала этого момента, и лишняя секунда станет пыткой. Женщине оставалось только проводить бесконечные ночи, думая, мечтая и задаваясь вопросом, на что это похоже — заниматься сексом с таким сексуальным и большим парнем.

Ему всего-то необходимо слегка толкнуться.

Я повернулась, опустилась на колени, сверкнув порочной улыбкой, и обхватила его толстый член. Я так много раз думала об этом: как буду вкушать, сосать его, только его.

— Что ты делаешь, женщина? — спросил он, полузакрыв глаза.

О, он точно знал, что я собиралась делать.

Все с той же дьявольской улыбкой я поводила бархатистой головкой по губам. Кинич мгновенно застонал, призывая тем самым меня к следующему шагу. Я втянула головку в рот и языком начала кружить по мягкой, гладкой коже.

Кинич издал грубый, животный рык.　

— Твой рот такой горячий. Я никогда не думал… что это настолько хорошо, — он снова застонал. — Так хорошо.

Я томно сосала его, принимая так глубоко, как могла, пока медленно поглаживала руками основание. Я никогда даже не мечтала о таком непристойном акте, но с каждым движением языка и губ, бессмысленно поклоняясь ему, я получала чувственный и эротический опыт.

Я медленно вытащила его изо рта, потом вновь втянула. И так раз. Два. Три.

Затем остановилась.

Он смотрел на меня, его грудь тяжело вздымалась.

— Боги, женщина, почему ты остановилась? Это потрясающе.

Я улыбнулась и встала.

— Никаких наслаждений. Душ. Сейчас же.

Я вошла во, всё ещё включенный душ, наполненный горячим паром. Кинич последовал за мной, словно нетерпеливый щенок, ждущий вкусное лакомство.

Прежде чем я смогла произнести ещё хоть слово, он схватил меня за плечи, повернул лицом к себе и прижал к теплой плитке, подхватывая одним плавным движением.

Я обернула ноги и руки вокруг его тела и поцеловала так неистово, что мы стукнулись зубами. Скользнув рукой меж нашими телами, я направила его стержень в нужном направлении.

— Не останавливайся, — прошептала я.

Он подался крепким телом вперёд.

Не в состоянии сдержаться, моё тело взорвалось от восхитительного выброса напряжения. Эйфория накрыла жесткой волной, которая помогла с легкостью преодолеть острую боль от того, как он растянул меня.

Яростно кончив, он прокричал мое имя. Но очень скоро его стон превратился в крик боли.

— А-а-а-а-а-а, — Кинич дернулся и упал на колени.

Я протянула руку, но он отстранился.

— Не трогай меня!

— Что? О, Боже мой. Что я сделала?

— Огонь. Я горю, — прорычал он.

О нет…

Глава 34

— Это было интересно, — сказала я, все ещё мокрая и завёрнутая в полотенце.

Кинич в мягких, потёртых джинсах вышел из своей гардеробной с сумкой в одной руке и стопкой сложенной одежды в другой. Хотя и казалось, что он отошёл от ожога пениса, явно не был в порядке.

— Что случилось? — спросила я.

Он облачился в свою фирменную рубашку из белой ткани и быстро застегнул две пуговицы внизу.

— Я должен был это предвидеть, — проворчал он.

— Что?

Кинич проигнорировал меня и сунул одежду в сумку, бормоча под нос о его тупой грёбаной удаче.

— Черт подери, Кинич. Что происходит?

Он замер и посмотрел на меня.　

— Каким-то чудом — или по злой иронии, учитывая, что это не могло произойти без вмешательства темных сил Мааскаб — моя душа вернулась, но не такой, как раньше.

— По-английски для не божеств, пожалуйста!

Он разбушевался.

— Мои силы остались внутри тебя, и, судя по небольшому ожогу у меня на пенисе, который так и до сих пор не прошёл, я лишь душа в смертной оболочке.

— Что? Ты человек? — воскликнула я. И будет ли с его членом всё в порядке? Это важно.

— Более менее.

— Ты уверен? — спросила я.

— Считаю, что единственный способ узнать — это умереть, но на данном этапе я не готов проверять.

— Но как? Как такое могло случиться? Фейт сказала разорвать связь, и всё вернётся на свои места.

Он нахмурил брови.

— Нет. Она сказала, что это отправит меня либо в смертную оболочку, либо в сенот. Она оказалась права, как и мой брат, Гай, тёмные силы Мааскаб непредсказуемы, о чем свидетельствует моё нынешнее положение.

О здорово. Чертовски фантастически, самый радостный из всех счастливых день, и возглас уипи-ди-ду! Я всё ещё Богиня Солнца.

— Не может такого быть.

Он начал собирать вещи с тумбочки.　

— Может, — холодно возразил он.

— Я так не думаю! Не собираюсь и дальше быть Богиней Солнца.

— Могу понять твои чувства, — ответил он.

Я наблюдала, как он пересёк комнату, направляясь к двери.

Я побежала за ним и схватила за руку.　

— Куда ты собрался?

Он остановился, не повернувшись ко мне.

— Я… есть кое-что, что я должен сделать.

Ну, конечно же. Он ждал всё своё существования этого момента.

— Понимаю. Теперь ты человек. У тебя есть то, чего ты так хотел. К чёрту всё! Меня к чёрту! Это твой ответ.

Он повернулся и посмотрел на меня сверху вниз, его глаза наполнились яростью.

— Нет. Я планировал уйти на время. До тех пор пока не верну себе тело. Что и собираюсь сделать.

— Но сначала трахнув меня?

— Конечно, — прямо сказал он.

Я ударила его.

— Ты свинья! И ты не беспокоишься обо мне?

Он даже не вздрогнул.　

— Нет. Всё не так. И я не жду, что ты поймёшь, Пенелопа.

— Вау! Какой отличный способ мне это показать. Оставить меня разбираться с твоей долбаной жизнью! Мне двадцать пять! Я не могу быть лидером богов. Я ничего не знаю о твоём мире.

— Ты себя недооцениваешь, Пенелопа. Ты рождена для этой роли. Это твоя судьба.

Ну, спасибо, Оби-Ван Кеноби. Могу ли я получить свой синий или зелёный меч?

— Если ты уйдёшь, Кинич. После всего, что случилось, после всего через что я прошла… ради тебя… если ты уйдёшь… не жди, что я потом вернусь к тебе.

Его ответом послужил взгляд, полный эмоций, но слов не было.

Стук сотряс дверь в спальню.　

— Ребята! Вы нужны нам в гостиной… Симил вернулась.

* * *

— Я убью её, — проворчала я и быстро натянула пару треников и футболку.

— Нет. Эта честь дана мне, — возразил Кинич.

Я собиралась напомнить, что у него больше нет сил, но ему виднее. Открыв дверь в спальню, Кинич направился в сторону гостиной, и я следом.

— Не могу поверить, что другие боги не избивают её постоянно, — проговорила я себе под нос.

— Мы уже привыкли к её выходкам, но это другое — она бросила нас, когда мы в ней так сильно нуждались. На этот раз мы не закроем глаза.

Мы завернули за угол и нашли Симил, сидящую в кресле, рядом с каменным кофейным столиком. Рядом стояли другие боги, Габран, Эмма и Брут.

По языку их тел — руки скрещены, глаза сужены — я предположила, что они готовы прыгнуть на богиню и отпинать, как в старые добрые времена на улицах Лос-Анджелеса.

Когда Кинич пересёк комнату, Зак нахмурился на него, а затем подмигнул мне. Я сделал вид, что не заметила жеста. Когда я, наконец, взглянула на Симил, то сразу поняла, что-то не так. У неё были тёмные круги под глазами, как правило, идеально уложенные волосы растрёпаны и спутаны. А одежда — серая футболка и черные кожаные штаны — грязная. Однозначно не её привычный розовый ансамбль. Она уставилась вперёд, словно что-то проверяла мысленно. Я полагаю, это состояние для неё нормальное.

— Симил не говорит, — выдала Бизз.

— В чём дело? — спросила я.

В тот момент, как я заговорила, Симил моргнула и посмотрела на меня.　

— О. Пенелопа. Это ты, — её голос был приглушенным и лишённым той бурной, присущей ей, интонации.

— Это я? Это я? Это всё что можешь сказать? Ради Бога, ты накачала меня наркотиками! Мою маму похитили эти Скабы. А где ты, чёрт возьми, шлялась?

Симил пожала плечами.

— Там же где и всегда: везде. Нигде. То тут, то там.

Кинич перевёл взгляд на меня.　

— Это означает, что она снова затеяла один из своих марафонов гаражных распродаж.

— Ага. Собственно так и есть, — подтвердила она.

Я подошла к журнальному столику.

— Ты эгоистичная, глупая сучка! — Неожиданно из моей ладони выскочил огненный шар, размером с грейпфрут и ударил прямо в грудь Симил. Кресло, в котором она сидела, опрокинулось назад. — Я случайно не упомянула, что теперь Богиня Солнца?

В комнате раздался коллективный стон, и Бах метнулся на помощь к Симил, проливая вино из кожаного бурдюка прямо ей на серую футболку.

— Конечно, знаю, — проворчала Симил, — так и задумывалось.

— Твою ж, — командным баритоном, произнёс Гай. — Кинич не вернул свои силы?

Бах поднял Симил с пола.

— Нет, — произнесла она. — А, следовательно, Кинич теперь смертен.　

Она пригладила растрёпанное рыжее безобразие, подняла кресло и села в него, сложив руки на коленях.

— Так ты знала? — спросила я. — Знала, что так будет?

Она кивнула, не смотря мне в глаза.

Гай, ближе подошедший к журнальному столику, выглядел так, что вот-вот накинется на Симил.　

— Тогда, ты скажешь, как вернуть ему их. Немедленно! Или клянусь, Симил, я потащу тебя в Мексику и запихну в туже дыру, где сидит Чаам.

Кинич развернулся, чтобы уйти.

— Стой! Ты куда? — задала я вопрос.

— Закончить паковать вещи, — ответил он.

Я пошла за ним, но Зак схватил меня за руку.　

— Дай ему уйти, Пенелопа, — прошептал он. — Ты нужна здесь, чтобы сохранить порядок. Нельзя допустить, чтобы Богов разделила ничтожная ссора. Мы должны оставаться единым целым.

— Кинич, прошу, — прошептала я.

Он оглянулся через плечо, но продолжил идти.

Гнев победил все другие эмоции.　

— Скажи, как это исправить! — приказала я Симил.

Богиня покачала головой.　

— Не могу.

О, если уж я могу справиться с её загадочным дерьмом и этим хаотичным цирком.　

— Можешь! Ты можешь и сделаешь это.

Она окинула взглядом комнату.　

— Нет. Вы не слушаете. Я не могу. В этом то и проблема.

— Извини?

Симил заёрзала на кресле.

— Я не могу сказать вам, что делать.

— Но… но… ты должна! Это всё твоя вина.

Я металась между страхом и гневом, надеясь и молясь, чтобы Симил вернулась, помогла нам исправить этот чудовищный бардак и вернуть мою маму.

В конце концов, именно она организовала события, которые привели к похищению моей мамы — фальшивый медицинский центр и лечение, потребность в деньгах.

— Черт возьми! Ты повинна в болезни мамы? Было ли это частью твоего сумасшедшего плана?

У неё засияли глаза.

— Нет. Я бы так ужасно не поступила. Я не могу вредить людям… если только твоё имя не Гунтер, и ты не поешь «Ding Dong Song». Тогда тебе не жить.

Я погрозила ей пальцем.

— Но все равно ты виновата, что её похитили. И должна знать, как её вернуть!

Симил кивнула, а затем замотала головой.　

— Да и нет.

— Что значит «да и нет»? — Я уже была готова включить полнофункциональный режим паники.

Встав с кресла, Симил прикусила нижнюю губу.　

— Это моя вина! Да. Её должен был спасти Виктор — что хорошо, поверь — я взяла это велосипед, чтобы прокатиться и р-р-р-р-р-р.

Но что-то пошло не так. Это бардак! Прям как в тот раз, когда я надела красные туфли на платформе, а должна была надеть синие! — Она всплеснула руками.

— Естественно, чтобы соответствовать, мой кавалер надел красный галстук, который привёл быка в бешенство. — Она опустила голову. — Бедный, бедный Эстеван. La vida es tan corta (примеч. с испанского языка — «Жизнь так коротка»).

Она посмотрела на потолок.

— Говорила же! Заткнись или я убью тебя, сука!

Все повернули головы в сторону крошечного чёрного пятна на потолке. Ради всего святого. Муха? Только не это.

Я топнула ногой.

— О. Мой. Бог. Не могла бы ты сосредоточиться! Расскажи, как всё исправить.

— В этом то и проблема. Я не могу. Ничего не вижу. Все исчезло.

В миг, Гай схватил Симил за плечи и поднял в воздух, тряся, как тряпичную куклу, которую вот-вот понизят до половой тряпки.　

— Завязывай с этим дерьмом, Симил. Что происходит? Где, чёрт возьми, ты была?

— Консультировалась с Книгой Дельфийских оракулов, пытаясь понять, где и что пошло не так. Но теперь её страницы пусты. Пусты!

Гай спросил, почему именно она консультируется с книгой, предсказывающей будущее, когда у неё самой дар предвидения, но Симил что-то бормотала о возвращении по своим следам.

— Я думаю, это случилось, когда я смотрела марафон сериала «Лодка Любви». Меня очаровала жемчужно-белая улыбка Исаака и его остроумие. Я оторваться не могла, — сказала она. — Вот тогда я, должно быть, пропустила то, что должна была сделать, шаг, который я должна была предпринять, чтобы все сохранить в порядке — возможно должна была написать письмо?

Или это из-за турнира по игре «Голодные бегемотики», который мне нужно было запланировать. Не знаю! Потом они остановились! Просто… — она щёлкнула пальцами, — вот так. Каждое из них просто исчезло! Уже прошло несколько недель.

— «Лодку Любви» снова показывают? — спросила я.

— Нет! Пустота! Пустота! — Она начала плакать и тем самым взбесила меня. Потому что, если кто-то вроде Симил был расстроен, значит что-то плохое, очень плохое произошло.

— Поясни? Некоторые только вступили в ваш клуб божеств.

— Я не вижу будущего. Ничего! Мне необходимы видения, а они исчезли!

У Гая, как у всех остальных, глаза полезли на лоб.

— Чт… что ты говоришь? — Он усадил её обратно в кресло.

— Я солгала. — Она закрыла лицо руками. — Я вот, что говорю. Я не вижу будущее, ну, не так как вы думаете. Я вижу отрывки, небольшие куски, но они все бессмысленные.

— Тогда, как, как ты столько всего знаешь? Ради Бога, Симил, ты даже телевизор в будущем смотрела, — сказал Зак.

— Я Богиня Подземного мира, не то, чтобы действительно Подземный мир существовал. Хотя, там есть торговый центр Шорт-Хилз около шоссе Джерси, у них есть Шанель и Долче! Вот почему мёртвым нравиться зависать там. Мода никогда не выйдет из моды. Ну, ты знаешь?

Святая матерь сломанных мозгов, эта богиня безнадёжно сумасшедшая. Как она получила эту работу?

— Нет! Мы не знаем, Симил! Мы понятия не имеем, о чем ты тут говоришь!

Она как параноик шарила взглядом по комнате. Затем прошептала:

— Я присматриваю за мёртвыми душами, и они видят все: будущее, прошлое, настоящее — мёртвые живут в месте вне времени и измерений. Все, что знали и видели они, знала и видела я.

Несомненно, это должно быть самое странное, что я когда-либо слышала. Словно они взяли каждый эпизод «Сумеречной зоны», пропустили через блендер и в течение десяти часов варили суп странностей и бессмыслицы, который и рядом бы все равно не стоял с этой обалденной выдумкой.

Некоторые из богов разгневано заворчали.

— Симил, — наконец-то Гай сказал, — ты будешь наказана, но после того, как мы переживём этот кризис.

— Разве ты не понимаешь? — взвыла Симил — После не будет. Все кончено! Кон-че-но! Если мёртвые ушли в мир иной, то только потому, что этому миру пришёл конец! Пустые страницы в Книге Оракула тому подтверждение. Будущего нет. Мы проиграли Великую войну!

Я вот прямо услышала, как в головах каждого что-то щёлкнуло!

О. Нет. Ох-ох-ох… нет.

— Ты хочешь сказать, что наступил конец света?

Она закрыла лицо руками.　

— Будь ты проклята тупая «Лодка Любви» и великолепное афро Исаака.

Глава 35

Боги кинулись обратно в комнату саммита. Габран последовал за ними, приложив телефон к уху, он говорил о каком-то «красном коде». Гай позвонил Никколо и сказал то же самое.

Мило. Спасибо вам, «Лодка Любви» и Симил.

Я покачала головой.　

— Я сейчас приду, нужен глоток свежего воздуха. — Или спрыгнуть с моста. Или объесться яичными роллами. Что угодно лишь бы меня снова втянуло в гравитационное поле Земли. Я опустилась на диван рядом с Симил, которая вернулась к своему полу коматозному состоянию. — Ну, я, конечно, не ожидала очередного саммита так скоро, — сказала я.

— Никто не ожидал прихода Испанской инквизиции, — пробубнила она.

Что? Я мысленно вздохнула. Все равно. Не важно. Сейчас важно выяснить, что делать дальше. Забавно обнаружить, что когда мир на самом деле летит в тартарары, твои приоритеты меняются самым неожиданным образом. Например, теперь, как никогда, мне нужно найти маму. И если это последнее, что сделаю, я бы хотела отыскать её. Обнять и сказать, как сильно люблю. Я ещё хотела увидеть друзей — Энн и Джесс, с которыми не разговаривала больше недели, но хотела поблагодарить за все, что они когда-либо делали для меня. Я не могу сосчитать сколько раз они, морально, меня поддерживали до и после того, как мама заболела. Они мои личные ангелы-хранители. Как я могла принимать их как должное? Затем появился Кинич. Я до сих пор не могу поверить, что он уходит. Ему действительно до меня нет никакого дела? Неужели я не более чем объект его сексуальных фантазий? Не хотелось в это верить. Я слишком умна, чтобы отдать сердце кому-то вроде него. Так ведь? Должна существовать причина, по которой ему столь необходимо уйти. А может, я хотела так думать, потому что это менее удручало.

Симил положила руку мне на живот.　

— Прости, Пенелопа. Я знаю, что это нелегко. Но ребёнок не будет страдать, когда придёт время. Обещаю.

О, хорошо. Приятно слышать…

— Что?

Она выгнула бровь.

— Ребёнок. В тебе.

— Во мне? — Я выпрямилась

— Ну, да. Ты что не помнишь, что я сказала в такси?

Мозг начал анализировать дикие воспоминания. Хм. Сначала вспомнила безумную болтовню, что все пошло не так. Потом было что-то о том, как она не любит шампанское, потому что пузырики щекочут нос, и как она купила на распродаже приставку Atari 80-х годов в оригинальной упаковке. Потом на нас напали эти Мааскаб и несколько омерзительных вампиров.

— Нет. Не совсем, — ответила я.

— Я сказала «Поздравляю с малышом». Разве не помнишь?

— Нет.

— О. Возможно я забыла. — Она почесала голову.

Она, должно быть, шутит.　

— Но… но… я сделала тест, и он был отрицательным. Я сама видела его!

— Не-а. Твой я выбросила в мусор, когда прибиралась. Тебе понравился освежитель воздуха, с помощью которого я избавилась от вони Скаби? Он новый! Я назвала его… — Она махнула рукой, рассекая воздух, как фокусник, который проделывал удивительный трюк. — Бог Солнца! Аромат Тысячи Солнц. — Она почесала подбородок. — Или я использовала новое средство, которым выводят запах мочи кошек? Хм. Не припомню.

— Симил, что за фокусы?

— Что? — защищаясь, ответила богиня.

Казалось, она запуталась… её перманентное состояние.

— Если тот тест не мой, то чей?

Она на мгновенье подняла глаза к потолку.

— Ой, знаю! Мой. И позволь заметить… я волновалась. Мы с этими клоунами провели безумную ночь после вечеринки. Просто говори «нет» текиле и транквилизаторам для животных, если понимаешь о чем я.

Шок прокатился по мне волной. Все сны о том, как я была с Киничем, не были снами? Ну, я понимала, что такое возможно, а сейчас… сейчас всё стало реально. Или нереально.

— Но я… но я… этого не может быть. Я имею в виду, не уверена, что мы переспали. — Я, конечно же, ощущала последствия после нашего с ним эпизода в душе.

— О, можешь мне поверить! Вы вдвоём отжигали. Вот. Позволь я тебе покажу видео. — Она полезла в карман черных кожаных брюк, достала смартфон и несколько раз нажала на экран. — Смотри! — Она повернула ко мне монитор.

— Ты снимала, как мы занимаемся сексом? — Я вскочила с дивана.

Она застенчиво улыбнулась.

— Что? Вы оба были горячи. Серьёзно. Я имею в виду горяченькие. Особенно, когда появилисьлилипуты. И слава богам они появились.

Нет слов, никаких — никаких! — чтобы описать моё ужасное состояние. Там, на экране, Кинич и я целовались на диване, как два диких, неотёсанных подростка. Одежда летела в разные стороны, а мы ласкаем друг друга. И затем, двое крошечных мужчин в костюмах появились около, и каждый держал пульверизатор с водой.

— Какого черта?

О, ужас! О, ужас!

Симил хихикнула.

— Отличная идея, да? Они были точно по размеру, чтобы добраться куда нужно и потушить пламя. Ты даже не знала, что они там, а я подумала, что первый раз Кинича будет, — она засмеялась, — воспламеняющим! И хочу тебе сказать… вау! Я была права.

Негодуя от гнева, которого ещё никогда в жизни не испытывала, я чувствовала, как тело начало нагреваться. Крошечные капли пота на теле просто испарялись. Я почувствовала жжение, болезненное пламя мерцало под кожей. Но мне было все равно. Я убью её! Я просто… убью её!

Как только я вскочила, Симил вытянула руки перед собой.

— Тпру, спокойно ковбойша. Я не привела с собой лилипутов, и не уверена, что трещать от огня хорошо для ребёнка или тебя. Ты всё ещё смертна… по большей части.

Черт! Я глубоко вдохнула и выдохнула. Изо рта вырвался клуб дыма. Огромный. Я огнедышащий дракон. Порно звезда. Которая беременна.

— Вот дерьмо! Я что действительно беременна? Ты уверена? Кинич сказал, что мне нужно носить ожерелье, чтобы выносить ребёнка.

Она кивнула.

— Ты ведь носишь кольцо, которое мама подарила тебе.

Я посмотрела на серебряное колечко с черным камнем.　

— Это оникс.

— Нет. Нефрит.

Погодите! О, боже мой! Как она узнала о кольце? Это подарок мамы. Я встала. Может быть, я не могла превратиться в огненный шар, но запустить один все же могла.　

— Ты продала ей кольцо! Да?

Она улыбнулась и подняла палец вверх.

— Каюсь, виновата.

— Тогда ты что-то с ним сделала, так? Потому что снять я его не могу! Я убью тебя! Как можно так вертеть жизнями людей?

— Ничего личного, Пенелопа. Я просто поспособствовала тому, что должно было случиться. Это как устраивать девичник. Я создаю декорации, чтобы родилась любовь.

И скандалы. И рекламные ролики каждые пять минут, которые сводят всех с ума. Но я вообще-то не участвую в драме. Понимаешь? Кроме того, ты в любой момент можешь снять кольцо.

— Не могу. Пробовала уже раз пятьдесят. Мыло, лосьон…

— Кольцо снимешь только тогда, когда действительно пожелаешь этого. Ты явно хотела ребёнка от Кинича, хотя возможно отрицала это.

Я плюхнулась на диван, играя с кольцом. Может, она говорит правду? Не может такого быть. На самом деле…

Я прикрыла рот рукой.

Нет. В этом месяце меня не навещал ПМонСтр…

— У меня задержка три недели.　

Как я не заметила?

Я не обратила внимания, потому что слишком много всего происходило.

В голове всплыли слова Андруса, сказанные в доме у Симил: «Симил знает, что ты хочешь, ещё до того, как ты этого захотела».　

— Значит ребёнок часть твоего плана? Плана, в котором пошло что-то не так?

Она схватила меня за руку.

— Вот почему я не понимаю, Пенелопа. Я все сделала правильно, за исключением судного дня «Лодки Любви».

Вот никогда бы не подумала, что слова «судный день» и «лодка любви» будут в одном предложении.

— В остальном же, — пробормотала она, — я вела корабль верным путём — к порту любви. И к вечному счастью богов. Ты должна поверить мне! Я не знаю, где что пошло не так, — внезапно, она зарыдала. Мне больше нравилась старая Симил. По крайней мере, она была занятной, по-настоящему чудаковатой и неуместной. Но Симил в драме — это грустно. Истерика ей не к лицу. Она продолжила: — Ты должна была временно забрать силу Кинича. А желание Кинича стать смертным, наконец, исполнилось бы, и он прекратил бы скулить: «я хочу быть смертным, я хочу быть смертным. А-а-а-а!» — простонала она с издёвкой. — Ему нужно было узнать, что трава там не зеленее. А затем увидеть ребёнка и, наконец-то, понять, что Пиел должны существовать и проложить нам дорогу к счастливой жизни. И когда мы все обретём счастье….

Она отключилась.

Я потрясла её за плечи.

— Что? Мы что?

Она посмотрела куда-то мимо и сказала:　

— Не могу вспомнить. Я бесполезна без мёртвых. Особенно, без Эстевана и Гюнтера. И моего единорога. — Держа руку на сердце, она вздохнула. — Я даже не помню слова моей любимой песни «Вон крадётся ласка» (примеч. «Pop Goes the Weasel» — популярная хороводная песенка). Она резко встала с дивана и начала хлопать в ладоши. — О! О! Но я помню одну Роулинг Стоунс.

Симил начала подвывать слова: «Ты не можешь всегда получать то, что хочешь».

— О, боже мой. Прошу, прекрати, — сказала я, зажимая уши руками.

Она остановила ораторскую муку.　

— Но это так! — сказала Симил. — Иногда ты получаешь только то, что тебе необходимо. Иронично, да?

Не так иронично, как узнать, что я жду ребёнка.

— Почему я?

— Какого черта, мне-то знать? Я просто следую знакам, а не указываю. Ну, обычно следую, а теперь они исчезли. Мира больше нет. Пуф! — вздохнула она. — Больше никаких гаражных распродаж. Больше тебе никаких корзин для пикника, гольф-клубов, тренажёров. Плохое время. Очень плохое.

— Вау. Ага. Беспонтово. Такая потеря для человечества. Особенно если сравнивать с… с самой потерей человечества.

Шизанутая.

Затем на меня обрушилась новая волна паники.　

— Погоди. Ребёнок, с ним все будет в порядке? Я имею в виду, силы Кинича ведь перешли ко мне… это безопасно? Или я уже даже не человек?

В её глазах стояли слезы. Слезы! Это уже перебор.

— Ты никогда не вернёшься домой, если там не жила, — проговорила она, разваливаясь на диване.

— Хватит тарабарщины этой. Отвечай!

Она опустила голову.

— Последнее, что показала мне Книга — дату. Последний день земли. У нас восемь месяцев.

Не было слов для отчаяния, которое я испытывала. Не было никакой отправной точки для тьмы, которая вот-вот поглотит меня. Этого не может быть.

— Пенелопа, ты нужна. Акан и Камаштли душат друг друга.

Я посмотрела на Зака, застывшего в дверном проёме. Если бы я только могла вспомнить, кем были эти Акан и Камаштли. Эти имена Майя бред какой-то. Не будь у нас дел важнее, я бы провела голосование, чтобы всем сменить имена на более лёгкие, например, Боб, Кэрол… Дженни. Мы оставим Баха. Зака тоже. У них имена хорошие.

Затем я вспомнила… Черт! Мне нужно найти Кинича. Нужно рассказать про ребёнка прежде, чем он уйдёт.

«Стой. Подумай. Ты хочешь, чтобы он остался с тобой, только из-за ребёнка? Не забывай, что мир катится в тартарары, ты не должна терять ни минуты».

Я застыла на месте от этой мысли. Я не хотела проводить последние дни на земле с человеком — ух — с бывшим богом, который не хочет меня. Да, я любила его, но обиды, плач и хандра не спасут мир. И не спасёт и меня. Это не спасёт… моего ребёнка.

О, черт. Я на самом деле беременна?

Не знаю, как, но это случилось. Я сделал выбор. И решила собраться, не дать боли от отказа или отвратительной руке гнева захватить и потопить меня. Я решила сражаться. Решила выиграть или попытаться разобраться. Итак, вот оно. Я съела все лимоны, проглотила целиком и выплюнула косточки. Будь я проклята. Но сил во мне предостаточно.

Я посмотрела на Симил и Зака.　

— Приготовьтесь мальчики и девочки, потому что в городе объявился новый Бог Солнца.

* * *

Гай первым озвучил мысли и настроение большинства.

— Как и планировалось, мы атакуем. Все до единого.

— Все? — спросила Бизз, одетая в лёгкий камуфляжный комбинезон, и погладила улей на голове. Пчелы зажужжали от восторга.

— Великая война — поворотный момент, — ответил Гай. — Если мы проиграем — апокалипсис неизбежен. Поэтому мы должны использовать все возможности. Твои пчелы помогут отслеживать передвижение Мааскаб во время битвы.

Пчелы немного оживились. Такие маленькие войны.

Габран, стоящий рядом со мной, скрестил руки на груди и сказал:　

— Примем окончательное решение, когда прибудет Никколо.

— Никколо подчиняется мне, — рявкнул Гай.

Габран нахмурился, словно оскорблённый родитель.　

— Да, но он по-прежнему возглавляет армию вампиров и является фактическим королём. Нам нужна его поддержка.

Гай зарычал.

— Вампиры поступят так, как им говорят или погибнут вместе с остальным земным миром…

Затем остальная беседа звучала примерно так:

…бла-бла-бла. Я был прав, а ты нет.

Бла. Бла. Нет. Это ты не прав.

Нет, я прав. Бла-бла-бла.

Бла-бла… о да? Докажи, бла-бла…

Я поняла, что вид не имел значение: мужская точка зрения универсальна.

— Вы оба… заткнитесь! — рявкнула я. — Мы придерживаемся протокола, в котором… — Я посмотрела на Габрана.

— …перечисляем варианты, обсуждаем плюсы и минусы каждого, а затем голосуем, — с разочарованием вздохнул Габран.

Очень прагматично.

— Спасибо.

— Давайте всё обдумывать, — сказала я, оглянув стол. — Варианты?

— Мы придерживаемся курса Гая, — ответила Бизз. — Боги сражаются тоже, за исключением Симил, Пенелопы и Зака.

Это имело смысл. Зак, сказал, что он силен, но не имеет никаких способностей. Я беременна, черт бы побрал! Серьёзно? И Симил также полезна, как кусок собачьего дерьма.

— Хорошо, это один из вариантов. Другие?

— Мы ничего не делаем, — предложила равнодушным голосом леди-самоубийца.

Я уставилась на неё, раздумывая над тем, она когда-нибудь желала применить свои силы на себе.

— Что? — она пожала плечами.

Я покачала головой.

— Ничего. — Сделав пометку с надписью «Ничего не делаем» на моем волшебном планшете, я снова огляделся по сторонам, надеясь, что у кого-то может быть есть предложение лучше. — Фейт, почему ты ничего не сказала?

Она махнула рукой.

— Потому что, чтобы мы не выбрали, это наша судьба.

Вау. Ещё один шокирующий ответ. Не удивительно, что мир вот-вот смоет в унитаз. Я подумала о крохотной жизни в животе. До конца ещё не могла в это поверить, но где-то под слоями чистых эмоций, у меня было чертовски стойкое желание сражаться, чтобы защитить эту жизнь.

— Если курс, которому мы следовали, приводит к концу, — сделал предложение Зак, то нам следует развернуться.

— В этом то и проблема, — подметил Кьёк, как никогда осторожно повернув голову, чтобы его огромный, двухфутовый бирюзовый головной убор не свалился. — Без Книги и Симил мы не знаем, какое именно действие нужно избегать. Что, если не стоит разворачиваться, как ты предлагаешь, и придерживаться первоначального плана?

— У меня есть монетка, — сказала Бизз. — Можем позволить Ченсу принять решение.

— Ченс в отпуске, — сухо ответил Ах-Килиз, Бог Затмений.

Я посмотрела на Зака, который стоял рядом, словно грозный телохранитель.　

— Кто такой Ченс? — шепнула я.

Наклонившись вперёд, он тихо сказал мне на ухо:　

— Друг семьи.

От его тёплого дыхания по моему позвоночнику пробежала дрожь. Когда он отстранился, я, не сумев сдержаться, начала его рассматривать. Зак по телосложению, как в принципе и его самоуверенностью, был точной копией Кинича. Его прекрасно сложенное тело с мощными мышцами выглядело ещё устрашающе в черных кожаных штанах и чёрной футболке.

— Серьёзно, у тебя нет никаких способностей? — спросила я.

Может быть, Бог Обольщения? Потому что… Вау. Я понимала, что после Кинича уже не посмотрю ни на кого, но всё равно, парень впечатлял. Довольно, чертовски впечатлял, если вы меня спросите, даже если сейчас я с разбитым сердцем т ничего общего не хотела иметь с мужчинами.

Он улыбнулся.

— Как я уже сказал, ты первая, кто об этом узнает.

Ему должно быть приятно, что он вызывал во мне очень неуместные и нежелательные чувства в то время, когда моя жизнь висела на волоске. Интересно.

Бах, все ещё одетый в блестящий зелёный костюм, который выглядел теперь неопрятным из-за пятен спереди, вздохнул:　

— У кого-нибудь есть водка? Мне нужно ещё водки.

— Аминь, — сказала самоубийца.

— Вы самая большая кучка неудачников, которых я только видела, — выругалась я.

Несколько богов посмотрели друг на друга и кивнули в знак согласия, за исключением Зака и Вотана.

Господи. Мы в такой ж… дыре.

Я сделала глубокий вдох. Мы летим в слепую, поэтому, что бы ни выбрали, может оказаться тем, чего следует избегать. Нелегко. Столько жизней зависело от нас, от каждого нашего шага.

Я провела руками по лицу.

— Значит наши варианты — вступить в бой или же не делать ничего? И всё? Разве мы не можем договориться с Мобскурус, — Я решила, что пришло время дать имя нашему злому печенью с арахисовым маслом. — Или покалечить их и выиграть немного время?　

Группа быстро обсудила и пришла к единодушному выводу, что чем больше времени мы тратим, тем хуже для всех, и Мобскурус не заинтересован в переговорах. Я закрыла глаза. Мы что-то упускаем. Нечто важное. Это не имело смысла, что Мааскаб и Обскурос — Мобскурус — хотели бы конца света. Превратить его во что-то ужасное и страшное? Конечно. Но уничтожить полностью? Независимо от этого, боги правы, вариантов не так много: ждать, сражаться или ничего не делать. И правильным казалось лишь вывести из игры как можно больше плохих парней. Если нам суждено проиграть, то с боем и воплями.

— Если больше ни у кого нет предложений, то пора проголосовать. Кто выступает за Великую Войну?

Я оглянула стол. Единогласно. Даже леди-самоубийца руку подняла. Может, мы её отправим первой, и тогда Мобскурус будет слишком подавлен, чтобы воевать.　

Стоило попробовать.

Глава 36

Войдя в комнату к Киничу, я не знала чего и ожидать. Жалкая часть меня надеялась, что он передумал и остался. А другая била эту жалкую часть. Я заслуживала большего. Заслуживала быть на первом месте. Ну, или хотя бы быть в тройке. Но уже не имело никакого значения, что я чувствовала, потому что сумка его пропала, а в комнате никого не было. Я подошла к стеклянной двери и выглянула наружу. Мили одинокой пустыни теперь казались мрачными, а не успокаивающими. Небо, идеально голубого оттенка, лишь напомнило о том, что мы собираемся всё потерять.

Мне нужно прогуляться и проветрить мысли. Все ещё босиком, я повернулась, чтобы взять из шкафа обувь и врезалась прямо в Зака. Чуть из кожи не выскочила.

— Господи, ты напугал меня. — Я схватилась за сердце.

— Извини. Я пришёл сказать, что Кинич ко мне заходил

— Ты видел его? Он все ещё здесь?

Зак покачал головой.

— Нет. Он оставил записку с инструкциями и попросил передать тебе её. — Он протянул чистый белый конверт.

— Есть какие-нибудь предположения что здесь? — спросила я.

— Нет.

— Что он тебе сказал? — спросила я.

— Он попросил позаботиться о твоих… потребностях в его отсутствие.

— Потребности? — У тона, каким он произнёс это, было много подтекста. В том числе и сексуальный. Сомнительный.

— А ещё упоминался придурок, сгоревший в машине, стоимостью 1.7 миллиона долларов.

Ой. 1,7 миллиона долларов? Ну, поделом ему тогда!

Я взяла конверт.　

— Он больше ничего не сказал?　

К горлу снова подкатил ком.

Ледяные глаза Зака приобрели нежно-голубой оттенок.　

— Если понадоблюсь, то буду в кабинете Кинича. — Он осторожно сжал моё плечо и развернулся, чтобы уйти.

— Нет. Подожди. Не уходи.　

Я вдруг осознала, что в этот момент не хочу быть одна.

Я разорвала конверт. Внутри лежал небольшой лист бумаги, на котором было написано: «Прости меня за то, что не попрощался. Я оставляю тебя на попечении моего брата. Зак поклялся защищать тебя и быть твоей правой рукой.

Пусть Солнце всегда светит для тебя»

Кинич Ахау.

Я взглянула на Зака.

— Итак, он сделал выбор. Ушёл. Действительно, ушёл.

Зак взял меня за руку.

— Мне… жаль.

— Он сказал куда?

Зак покачал головой.　

— Мы не знаем. Но, возможно, он ушёл, потому что ему стыдно. В своём новом хрупком теле, он не может сражаться. Возможно, он просто хочет насладиться своей новой жизнью в качестве человека.

У меня дрожали ноги, угрожая подкосится. Я быстро собралась и выпрямилась.

— Судьба заговорила.

Он кивнул.

— Смотрю, ты быстро схватываешь.

Я снова почувствовала головокружение и комната померкла.

Глава 37

— Она приходит в себя, — слышала я приглушенный женский голос. — Пенелопа! Ты меня слышишь?

Кто-то похлопал меня по щеке.

— У неё шок, — прошептал тот же женский голос. — Не могу поверить, что он её бросил. Какой придурок бросает беременную женщину?

— Он не в курсе последних новостей, — проинформировал мужчина.

— Она не сказала ему? — спросила женщина.

— У неё не было возможности, — ответил мужчина.

— Ты идиот. Почему сам не рассказал ему? — сказала женщина.

— Я его не видел, а если бы и увидел, то не стал бы вмешиваться.

Я пришла в себя. Но действительно ли я хотела очнуться? Меня поджидала реальность и она слишком болезненная, чтобы находиться в ней. Я сыта по горло всем.

— Пенелопа. Прошу очнись. — Я поняла, что это говорила Эмма. — Они готовы атаковать. Я собираюсь отправиться в командный центр, чтобы следить и направлять всех со спутника.

Я с трудом открыла глаза, такое чувство, что веки были налиты свинцом.

— Он действительно ушёл? Или же мне все приснилось? — не понимая, что происходит, спросила я.

Эмма убрала волосы с моего лба.

— Да, милая, ушёл. Мне жаль. И ещё больше я сожалею о твоём разбитом сердце. Но ты должна быть сильной. Слишком много жизней поставлено на кон.

Я поняла, что в спальне и в это же мгновение на меня обрушилась суровость ситуации. Но я уже откровенно поговорила с собой и знала, что не дам разбитому сердцу отвлечь себя.

— Ну, думаю светлая сторона, — промямлила я, — что одной проблемой меньше. Осталось разобраться ещё с четырьмя.

Эмма усмехнулась.

— Ну, не так много.

Зак появился за Эммой, в его сине-зелёных глазах сияло тепло.

— Должен согласиться. Однажды я пытался сосчитать свои проблемы. Но мне наскучило где-то на проблеме под номером пять тысяч двести двадцать вторая. Четыре это хорошо. Вполне выполнимо.

Конечно. Я случайно стала «суррогатным» богом Солнца, носящим под сердцем младенца бога солнца, моя мама все ещё пленница Мобскурус и миру пришёл конец. Не то, чтобы я жаловалась… потому что это всего лишь четыре.

— Плёвое дело, — ответила я, медленно садясь. Комната ещё кружилась, но теперь я хоть понимала почему.

Беременна. Вау.

— Всё готово? — пробормотала я.

— Все почти на месте. Солдаты из Учбена, вампиры и союзники богов. Даже все остальные.

— Ты продолжаешь упоминать про других. Это леприконы?

Зак усмехнулся.

— Нет. Они — мирный народ и не сражаются.

— Возможно, тебе стоит забрать у них одежду, я слышала, что от этого они приходят в бешенство.

Он выгнул бровь.

— Не хочу даже знать, откуда у тебя такие познания.

— Так кто же эти другие? — спросила я.

— Почему бы нам не отложить разборку с бессмертными ещё на денёк. Тебе нужно поесть, — сказал он.

— Я не голодна.

— Пенелопа, — заметила Эмма, — ты должна думать не только о себе.

Она права, я уже почти забыла. Все это в новинку.　

— Верно. Я хочу яичные рулетики, хлеб и салат из шпината.

— Я принесу, — сказал Зак и исчез.

— Думаю, ты ему нравишься, Пен, — прошептала Эмма.

Я закатила глаза.

— А я думаю, что окончательно завязала с мужичинами.

— Ладно. Но он горяч.

— Эмма! Я же не на рынке; ещё и часа не прошло, как Кинич ушёл, через восемь месяцев наступит конец света, и я беременна.

Она протянула ко мне руки.

— Вообще-то, ты отключилась на пять часов, поэтому… Кинич, вроде, как давно ушёл.

Я зарычала.

— Ладно. Но Зак все равно горяч. И нет ничего плохого в новых отношениях, чтобы забыть прошлые.

— Эмма. Серьёзно?

— Просто мысли вслух, — глупо ухмыльнулась Эмма.

Конечно, она это не серьёзно, но я оценила её усилия развеселить меня.

— Ладно, моя паинька, — сказала она, — после того, как поешь, Зак отвезёт тебя в лагерь. Я покажу тебе пункт управления.

— Так что все? Мы нападаем? Так скоро?

— Войска были в режиме ожидания. Они мобилизовали свои силы через пять минут после завершения саммита. С минуты на минуту они попаду в деревню Мааскаб.

Эмма развернулась, чтобы уйти.

— Эй, — окликнула я.

Она остановилась, не поворачиваясь ко мне. Я заметила, что сегодня на ней обычная форма Учбена — черные штаны и футболка.

— Ты в порядке? — спросила я. — Я имею в виду, с тем, что Гай собирается сделать?　

Да, Гай был богом и бессмертным, но это не означало, что идти по головам Мааскаба безопасно. Кто знал, какой у этих монстров козырь в рукаве? Вы только посмотрите, что они сделали с Киничем.

Она пожала плечами, так и не повернувшись.

— Бог должен делать то, что должен. Особенно, Бог Смерти и Войны.　

Она ушла, так и не оглянувшись, и я поняла почему. В данной ситуации слёзы ничего не решат. Я медленно вдохнула, пытаясь сохранить самообладание. Мир сейчас висел над бритвенно-острым краем. Эгоистично, но я могла думать только о Киниче.

* * *

За двадцать минут до полуночи я шла за Заком через пустой вестибюль двухэтажного офисного здания, расположенного на краю лагеря Учбенов. И оно не походило на то место, где принимались стратегические мировые решения. Мы шли по длинному узкому коридору со стеклянными стенами и пустыми темными конференц-залами с обеих сторон. Завернув за угол, мы столкнулись с двумя вооружёнными охранниками, стоящими у безобидного лифта.

— Сэр, — резко кивнул один из мужчин, когда мы вошли внутрь.

Зак, как и другие боги, возвышался над любым мужчиной. Закалённые в бою мужчины рядом с ним выглядели такими хрупкими.

— Бог страха? — спросила я.

Он очаровательно улыбнулся.

— Твоё предположение так же хорошо, как и моё.

Он нажал кнопку вниз, и я поняла, что скромное здание, было лишь фасадом. Сердце операции похоронено двадцатью этажами ниже, учитывая, что Зак нажал В-20. После быстро го спуска, двери раскрылись. Когда мы вышли, возможно, из-за абсолютной тишины длинного, тёмного коридора, освещённого красными лампочками, я остро чувствовала присутствие Зака — бога, который не знал своего пути или цели, но который светился от веры. Он источал абсолютную уверенность. Забавно, как один человек может светиться перед лицом неопределённости, в то время как других она подкашивала.

— Как ты остаёшься таким спокойным перед неизвестностью? — спросила я.

Он осторожно положил руку мне на поясницу, подталкивая меня.

— Когда каждый пришёл к свету, большинство знали, какими способностями обладают, а другие просто чувствовали в себе силу, но не могли управлять ею. На протяжении многих веков эти боги оттачивали свои способности.

— Но не ты.

Мы продолжали идти вдоль жуткого, тёмного коридора, пока не добрались до железной двери.

— Нет, — ответил он. — Вот почему я потратил время на развитие других способностей. Спокойствие одно из них.

Он действительно смотрел на жизнь в стиле дзен. Я завидовала.

— Хочешь сказать, — начала я, — что ты не возражаешь отсутствию подношений?

— Нет. Но всему своё время. И я верю, что оно вот-вот наступит.

— Серьёзно? — спросила я. — Откуда ты знаешь? Ощущаешь покалывание или особое предчувствие?

— Бог находит свой дар, когда, испытав силы, чувствует себя, как дома. Акан не знал, что он Бог Вина до тех пор, пока не попробовал его около двух тысяч лет назад.

Зак несколько раз ударил по клавиатуре рядом со стальной дверью. Прозвучал звуковой сигнал, и дверь открылась.

— Как интересно. Итак, если тебя вдруг озарит, то в чем будет заключаться твоя сила?

Он смотрел прямо вперёд.

— В том, что я только недавно обнаружил: любовь.

Маленький комментарий Зака шокировал меня. Бог Любви?

Логично. С самого начала я не могла сформулировать или рационально объяснить, как могу испытывать физическое влечение к мужчине, которого практически не знала. Но меня к нему тянуло. Я чувствовала только теплоту и нежность в его присутствии. Да. Определённо есть в этом смысл. Леди-самоубийства вызывала во мне злость и тоску. Акан заставлял людей хотеть веселиться — странно, но мне вот совсем этого не хотелось. Зак заставлял чувствовать себя любимой.

Не смотря на то, что Кинич дал мне божественное противоядие.　

«Ты застрахована от их сил».

Н-е-е-е-е-т. Должно быть эффект пропал. Я не из тех, кто прыгает с одной площадки на другую. Без сомнения, я любила Кинича.

«Он же бросил тебя. Не забывай об этом».

— Готова? — Придерживая дверь, Зак повернулся ко мне.

Я покачала головой.　

— Не совсем.　

Я остановилась в дверном проёме и посмотрела в его льдисто-голубые глаза, замечая, что вокруг зрачков, словно танцевали, зелёные искорки.

Очаровательно.

— Зак, могу я спросить тебя кое о чем?

— Конечно, — ответил он.

— Ты действительно думаешь, что конец света наступит, если мы проиграем?

От его тёплой улыбки не осталось и следа.

— Да.

— Понятно. — Я повернулась и пошла дальше, пока мы не достигли следующей двери. — Тогда, нам стоит надрать им задницы.

Дверь распахнулась передо мной.　

— Пенелопа! Где ты была? — закричала Эмма. — Они уже начали наступление! Боже мой, там такой бардак!

— Дерьмо!

Я последовала за ней в комнату, размером со стадион. Десять ярусов в высоту, каждый из которых был в ширину около десяти футов. На уровне через каждые пять футов был пункт с компьютером, мониторами и человеком, который быстро что-то говорил в гарнитуру или быстро печатал на клавиатуре. В передней части комнаты стоял огромный, от потолка до пола, экран, отображающий инфракрасную передачу со спутника с небольшими движущимися на нем точками. Эмма двинулась в пункт в центре верхнего яруса, где женщина с золотистыми локонами о чем-то яростно спорила с мужчиной.

— Хелена, Андрус. Эта Пенелопа, — произнесла Эмма.

— Мы уже встречались — ответила я, и мы обменялись вежливыми кивками.

Хелена, хрупкая, милая девушка, посмотрела на меня.

— Им надирают задницы! Надо что-то делать! Мааскаб просеиваются в своих порталах так быстро, что мы не в состоянии их убить.

Андрус покачал головой.　

— Должно быть они обратились. Каждый до последнего — только вампиры могут быть такими быстрыми.

Да, мы знали, что Мааскаб объединились с Обскурос, но что они все обратились в вампиров? Боже, это было очень плохо. По словам Габрана, Учбен соответствовал по силе Мааскабу, а армия вампиров Никколо могла победить Обскурос. Но мы точно не были готовы к тому, что враг превратится в, своего рода, гибридную армию.

— Где Гай? — спросила я Эмму, глядя на экран. Точки так лихорадочно двигались, что мне было трудно сказать кто где.

— Он, Никколо и ещё двести вампиров зашли внутрь портала, чтобы стереть с лица земли скаби.

— Почему мы их не видим? — спросила я. — Думала, что спутник сможет их везде уловить?

С трудом дыша, Эмма наклонилась вперёд.

— Мы не знаем. Они исчезли с экрана, как только прыгнули внутрь. Затем скаби, словно рой взбешённых пчёл, начали один за другим выпрыгивать из порталов.

Это был момент, как раз для очень сильного выражения.　

— Полный пиздец.

Наклонившись, я обняла одной рукой Эмму.

— Все хорошо, Эмма. С ним все будет хорошо.

Она покачала головой.　

— Нет. Нет. Всё кончено.

Я заговорила тихо, чтобы только она могла слышать.　

— Я здесь с тобой. Твоя сестра. Помнишь? Что бы ни случилось, мы встретим это вместе.

Она протяжно выдохнула.　

— Я не могу потерять его, Пенелопа. Не могу…

— Не могу поверить! — Хелена указала на экран. Между фиолетовыми, зелёными и голубыми точками стали появляться красные.

— Что это? — спросила я.

Андрус ответил:　

— Не что. А кто. Фиолетовые — боги. Зелёные — наши вампиры. Синие — скаби. А красные точки… это люди. Сотни людей.

Ясные, как день, маленькие красные точки стали появляться по всему центру экрана. Я прижала руку ко рту.　

— Пиел… это должно быть они, — прошептала я в изумлении. Никколо, Гай и вампиры, должно быть, нашли их и освободили. Моя мама там?

Я заметила Габрана стоящего на нижнем ярусе, кричащего в гарнитуру и спустилась по лестнице.　

— Габран! Посмотри. Посмотри на экран. Люди!

Он повернулся к монитору.

— Господь Всемогущий. Люди? У них не будет и шанса, если мы не вытащим их оттуда.

— Сделайте что-нибудь! — кричала я. Моя мама может быть с ними.

— Не могу, лапуля. Наши силы на исходе, драться уже некому.

Чёрт. Чёрт. Чёрт. Я должна быть лидером, но не знала, что делать. У меня не было опыта сражений. Никакого. Но было точно ясно. Мы проигрывали. Если мы быстро что-нибудь не придумаем, никто не выживет.

— Отзови их. Отступайте, — приказала я.

Габран посмотрел на меня.　

— Гай и Никколо командуют армией, лапуля. Я не могу приказывать.

— А что, черт возьми, они сказали делать, если вдруг их захватят в плен или ранят?

— Ну, — ответил он, — с такой проблемой мы никогда не сталкивались.

Тьфу! Глупые, высокомерные мужчины.

— Посмотри на меня, — сурово сказала я. — Посмотри мне в глаза. Они погибнут. Я правлю Домом Богов, и теперь я здесь главная. Отзови их, пусть твои солдаты хватают Пиел и отступают. Скажи им перегруппироваться в форте.

Примерно в полторы мили от нас находился старый испанский форт, где мы создали небольшую оружейную и сортировочную. Габран остановился на мгновение, когда шум и суета вокруг увеличились. Он знал, что мы должны что-то сделать.

Он решительно кивнул.

— Будем надеяться, что ты права Богиня Солнца.

После чего заговорил в гарнитуру и точки на экране начали отдаляться от места сражения, но затем случилось что-то невероятное.

— Мааскаб замерли, — кто-то закричал в комнате. Все замолчали и смотрели на инфракрасный спутниковый канал на экране.

Каждая синяя точка — Скаби — перестала двигаться.

— Что это значит? — спросила я Габрана, который не сводил глаз с монитора и внимательно вслушивался в гарнитуру.

— Лапуля, это чёртово чудо. — Он посмотрел на меня, его зелёные глаза блестели от волнения. — Брут говорит, что Мааскаб просто замертво валятся на землю… гигантские черные дыры появляются в их телах.

Андрус встал рядом.

— Дыры? Значит, их вампирская кровь умирает.

Что бы там не произошло, это окончательно выбило меня из колеи.

— Мы должны атаковать! — Габран посмотрел на меня. — Сейчас они уязвимы.

Я должна верить, что они знают что делают.

— Вперёд.

Габран повернулся к остальным в комнате.　

— Скажите каждому возвращаться внутрь! И пусть не останавливаются до тех пор, пока каждый жрец не сдохнет.

Точки на экране снова начали двигаться к центру.

Габран широко улыбнулся.

— Лапуля, они даже не сопротивляются, Скаби полностью повержены. Мы победили. Мы, мать их, победили.

Мы победили? Победили? Огромный груз упал с моих плеч.

Я лишь молилась, чтобы мама оказалась в группе людей, которых мы освободили… она должна быть там!

От радости я начала прыгать, потом поднялась на верхний ярус и обняла Эмму.

— Мы победили!

Глаза Эммы наполнились слезами.

— Не могу поверить! Боже мой.

Мы крепко обнялись. Повернувшись, я врезалась в гору мышц. Голубые глаза Зака светились от радости. Он наклонился и поцеловал меня.

Мой мобильник зазвонил, напугав меня. Я отстранилась и несколько раз моргнула.

Зак дьявольски улыбнулся.　

— Извини. Думаю, я увлёкся.

Я покачала головой и отвернулась.

Неизвестный звонок. Это было очень странно, потому что не у многих есть мой номер телефона.

— Алло? — От стоящего вокруг шума, я прикрыла одно ухо, чтобы хоть что-то услышать.

— Пенелопа.

Моё сердце ёкнуло.

Кинич.

— Где ты? — спросила я.

Он говорил, но я его не слышала.

— Говори громче! Очень шумно! Мы победили, Кинич! Мы победили. Мааскаб падают, словно мухи. Это чудо.

Из-за аплодисментов, я ничего не могла разобрать.

— Кинич? Ты здесь?

— Да, рад слышать прекрасные новости.　

Но голос у него был отнюдь не счастливым, скорее расстроенным. Словно я сказала, что мы проиграли.

— Кинич, где ты?

— Симил, все ещё с тобой? — спросил он.

Зачем ему это?

— Думаю, она у тебя дома смотрит в стену. Что случилось?

— Если мы больше не сможем поговорить, хочу чтобы ты знала… — его голос оборвался.

— Что? Я тебя не слышу! Говори громче! — Я прошла сквозь аплодирующую толпу в коридор. — Вот. Я слышу. Что ты хочешь, чтобы я знала?

Тишина.

Убрав телефон от уха, я посмотрела на экран, на котором было написано «Вызов завершён».

— Кто это был? — спросил Зак, появившись в дверном проёме.

Я посмотрела на ноги. Леденящий страх накрыл меня, словно лавина.　

— Кинич. Но нас разъединили.

Я набираю номер, но там занято.

— Не волнуйся, Пенелопа. Уверен, он перезвонит.

Я не была так уверена. Что-то мне подсказывало, что он звонил не для того чтобы проверить меня. Нет, казалось он… прощался. Действительно прощался.

Я последовала за Заком внутрь и заметила, что не все аплодируют. Хелена не сводила глаз с экрана.

— Что там? — спросила я.

— Никколо и Гай не вышли из портала Мааскаб, — пробубнила она.

Эмма застыла, как вкопанная.

— Это какая-то ошибка.

Хелена покачала головой.　

— Никакой ошибки. Один из вампиров Никколо пытался просеяться внутрь, чтобы отыскать их. Но порталы закрыты.

О, Боже. Нет.

Глава 38

Следующие тридцать четыре часа были наполнены сладко-горькими событиями. Я ещё никогда за всю жизнь не чувствовала себя такой разрозненной. Наша армия — солдаты Учбен, десяток богов и армия вампиров — легко уничтожила тысячи злых вампиров-скаби, замертво падающих, когда вампирская кровь в них погибала. Затем посыпались сообщения со всех концов света, что Обскурос пали, превратившись в пыль.

Андрус объяснил, кем бы ни был их создатель, но он точно уверен в двух вещах: первое — он или она был древним, одним из шести первородных вампиров; второе — этот древний убит. Кто убил древнего? Как? Никто не знал, и, честно говоря, нам было все равно.

Это то самое чудо, в котором мы нуждались. Дополнительным бонусом было то, что любые обычные — выжившие — Мааскабы не смогут одержать победу без вампирской крови. Они больше не могут просеиваться или прятаться в «пространстве».

Судьба. Это судьба, говорили все.

Но за победу нужно платить. За первые двадцать минут мы потеряли около тысячи Учбенов и вампиров. Если бы «чудо» не произошло, вся наша двадцати тысячная армия была бы уничтожена за несколько часов. Нам повезло. Не считая Хелену и Эмму.

Из двух тысяч, просеивавшихся в портал Мааскаба, Гай, Никколо и сорок вампиров так и не вернулись. Группа Учбен, в контрольной комнате, тщательно проанализировала снимки со спутников, и подтвердила это. Хуже того, мы узнали, что закрыты не только порталы Мааскаб. Как-то закрылось все просеивающее измерение. Никто из наших вампиров не мог просеиваться. Они сказали, что «пространство» заполнено цементом. Под завязку. Эмма и Хелена были угнетены, но, как сильные женщины, они держались вместе и вместе с остальными сосредоточились на поиске способа спасти своих мужчин.

И теперь моя очередь столкнуться с худшим кошмаром.

— Готова? — спросил Зак.

Я смотрела на утреннее небо и просторы пустыни. Нет. Я не готова. Но обратного пути нет.

Учбен и вампиры, которые могли стоять на ногах, занимались раненными и переносили оружие с мёртвых. Мы знали, что приблизительно двести человек — спасённых Пиел -

прибудут сюда. Медики Учбен сказали, что они в хорошей физической форме. Но психологически? У нас не было не единой подсказки. Была ли моя мама среди них? Никто не знал, как и не знал, почему женщины не разговаривали.

Эмма, Хелена, Зак и я стояли в небольшой стеклянной комнате, примыкающей к ангару. Мы тихо наблюдали за посадкой замаскированного самолёта в лагере Учбен. Я старалась держать себя в руках, и быть такой же сильной, как Эмма и Хелена, но поняла, что дошла до критической точки. И кто может винить меня за это? Я видела, как мир висел на волоске от гибели, узнала, что беременна, стала тем, кем не желала — Богиней Солнца — меня бросил Кинич, и теперь я должна притворяться, что в полном порядке, если вдруг моя мама, единственный человек в мире, который действительно любит меня, моя единственная настоящая семья… Я должна притворяться, что все в порядке, если её не будет в том самолёте? Нет. Я не буду. Просто… не смогу. Человеку сложно с таким справиться.

«Пожалуйста, прошу, будь на самолёте. Прошу, будь на самолёте». Я крепко зажмурилась, слушая как двигатели останавливаются.

— Они выходят, — прошептала Хелена. — Их так много.

Я открыла глаза и почувствовала себя подавленной грустью. Их глаза такие пустые, выражения лиц мрачные и отчаявшиеся. Что эти монстры с ними сделали?

Боже, моё сердце обливалось кровью за каждого, но я отчаянно исследовала линию женщин в изодранных одеждах, идущих к ангару. Солдаты и медики помчались к ним, чтобы отвести в подземную больницу.

Безымянных лиц становилось все больше.　

— Её тут нет. — Отвернувшись, я начала рыдать, просто не могла этого вынести.

Зак обнял меня, и я уткнулась лицом ему в грудь. Хотела бы я, чтобы здесь был Кинич. Но его не было, за что я его ненавидела. А ещё за то, что он бросил меня разбираться во всем самостоятельно. Ненавидела, что его любви не хватило, чтобы остаться. Я ненавидела Мааскаб за то, что украли меня из моего мира. Никогда бы не подумала, что внутри живёт столько ненависти. Зак гладил меня по волосам.

— Не теряй надежды, Пенелопа. Другой самолёт с людьми ещё в пути.

— Не могу поверить! — Выскочив, Эмма набросилась на огромного мужчину, который шёл среди Пиел. Она била мужчину и кричала: — Ты ублюдок! Я убью тебя!

Выбежали два солдата и оттащили её. Из-за её растрёпанных рыжих волос я не видела лица Эммы, но я чувствовала, что она готова отпустить силу Пиел.

Я побежала туда.

— Эмма, успокойся! — вопила я.

— Я убью его, Пенелопа! Убью! — Она посмотрела на мужчину, который лежал на земле, корчась от боли. — Ты меня слышишь, Томмазо? Слышишь? Ты покойник. Ты грёбаный предатель!

Томмазо? Он предал её.

— Заприте его, — приказала я двум солдатом Учбен, которые напоминали, почему-то, оленей в свете фар.

— Нам приказали позаботиться о нем, — сказал тот, что выше

Эмма громко кричала.

— Нет! Эта честь выпадет мне. Мне!

Солдаты мялись с ноги на ногу.

— Нет. Нам приказали ухаживать за ним, и забинтовать раны.

Солдат помог встать Томмазо, у которого, казалось, были дни лучше: он очень исхудал и выглядел измождённым. Тёмные волосы были спутаны, а глаза — черт подери, бирюзовые — можно было назвать пустыми.

— Кто? Кто приказал вам о нем заботиться? — спросила я.

Неожиданно Томмазо протянул руку Эмме.　

— Я бы никогда не предал тебя.

Она схватила его.　

— Лжец! В ловушке должен быть ты. Не Гай!

Зак закричал:

— Эмма, он говорит правду. Гай просил передать тебе… если что-то случиться. Томмазо не предавал тебя, он пошёл туда, шпионить, и доказал верность Учбенам.

Эмма застыла.

— Что ты пытаешься мне донести?

Томмазо храбро шагнул вперёд.

— Гай, заставил меня освободить твою бабушку, чтобы завоевать её доверие и вернуть меня в Мааскаб. Но меня поймали, когда я спас эту женщину — они сказали, что она ангел и ставили на ней мучительные эксперименты.

Эм. Ого. Я не уверена, какая часть истории была более шокирующей, освобождение бабушки Эммы или часть про ангела.

Я решила, что это последнее.

— Ангел? Типа мягкие крылья, живёт на небесах и так далее?

Томмазо кивнул. Хм. Так у нас были боги, вампиры, экс-вампиры полубоги (такие как Андрус и Никколо), злые жрецы (Мааскаб), злые вампиры жрецы (Мобскурус) или они теперь мёртвые злые экс-вампиры жрецы?

Думаю, назовём их просто «мёртвыми».

О, да.

Были смертные дочери богов (Пиелы), полубоги Пиел, которые были бессмертны (как Эмма); наполовину вампир, наполовину ребёнок (дитя Никколо и Хелены); экс-бог, который теперь стал смертным (Кинич); человек, который сейчас стал богом, ни черта не имевшем понятия о её смертности и вынашиванием ребёнка от экс-бога (это я, если интересно); леприконы, и — глубокий вдох и выдох — ангелы.

Ну, черт возьми. Теперь единственное, чего не хватает в нашей маленькой паранормальной мыльной опере, это волшебных говорящих животных.

«Ты забыла про единорога Симил».

Интересно, разговаривал ли он.

— Я не верю тебе! — кричала Эмма. Её лицо олицетворяло гнев. Нет, погодите. Угнетение. Не-е-е-ет… Черт! Злость! Я встала перед Томмазо, закрывая его собой, из-за уверенности, что Эмма разорвёт его напополам, как запечённый картофель

— Эмма! Хватит! — закричала я.

— Черт бы его побрал! Как Гай мог мне так врать? Как мог? — кричала она.

Я посмотрела через плечо и ответила:

— Не знаю, Эм.

Но я знала.

Думаю, и Эмма догадывалась.

В конечном счёте, даже боги не могли контролировать свою природу. Обязанности всегда побеждают, всегда будут выше привязанностей. Как и говорил Кинич… Гай — дурак, если верит в их отношения, потому что рано или поздно, он поставит роль Бога превыше, и тем самым разобьёт сердце Эмме. Проклятье. Кинич оказался прав. Я не хотела этого. Хотела верить, что для нас ещё был лучик надежды.

Эмма обошла меня и набросилась на Томмазо.

— И где теперь, мать вашу, моя бабушка?

Он отступил, уворачиваясь от ударов Эммы.

— Эмма, ты должна знать, твоя бабушка, она…

— Где?! Где она, ты ублюдок! И где, черт возьми, Гай?　

Лицо Эммы было краснее свёклы.

Томмазо потупил взор.　

— Последний раз, когда я их видел, они сражались… Гай побеждал. Не знаю, жива ли она ещё.

О боже. Может, Гаю и повезло, что он где-то там застрял. В противном случае, находись он здесь впустом ангаре с Эммой, она бы развесила по стенам его причиндалы. На лице Эммы все ещё читалась невыразимая ярость. Но она тут же побледнела, напоминая ванильное мороженое, и её вырвало.

Я придержала, чтобы она не упала.

— Ты в порядке, Эмма?

Она медленно поднялась и вытерла рот тыльной стороной ладони.　

— Утренняя тошнота, — пробубнила она.

Ох. Добавляем к списку полу-бессмертную Пиел и полу-божественного ребёнка.

Не зная, что сказать я радостно завизжала. Не самый лучший звук в моей жизни.　

— Вау! Поздравляю, — сказала я. — А Гай знает?

— Э… э… — всё, что произнесла она.

Снова вау. Это превращается в один большой кластер^[20].　

— Тебе нужно отдохнуть. — Я повернулась к солдату, который стоял рядом. — Отведи Эмму в её комнату. А его, — сказала я, взглянув на Томмазо, — в больницу.

Солдаты кивнули. Затем, краем глаза я увидела огромного блондина, движущегося в нашу сторону. Он был покрыт грязью и одет во все чёрное.

— Виктор!

Он выглядел так, словно прошёл через огненный обруч из вампиров-Мааскабов.　

— Господи!

Затем я заметила, что в руках он держал женщину. И сердце заполнило тепло.

Это она.

— Ты вернул её, — прошептала я, не веря глазам.

Улыбка на его лице подтвердила это

— Мам, — я погладила её щеку. — Это я. — С трудом она открыла глаза. — Она в порядке? Что они с ней сделали? — спросила я

С глубоким сожалением он ответил:　

— Они пытали её.

Одновременно во мне вскипела кровь, и сжалось сердце. Они пытали мою маму. Какие больные люди могут мучить кого-то настолько милого и доброго. Для чего? Она не могла с ними поделиться никакой информацией, потому что ничего не знала. Единственное объяснение — они делали это ради удовольствия.

Я убила бы всех их, одного за другим.

— Пенелопа? Малышка, это действительно ты? — пробормотала мама.

— Да, это я. Теперь ты в безопасности.

Я заглянула в голубые глаза Виктора. Они были наполнены глубочайшей радостью, я никогда не видела подобных эмоций у человека.

— Как я могу отблагодарить тебя? — спросила я.

— На самом деле, Томмазо спас её

Я застыла. Разве Томмазо только что не сказал, что спас?..

Не-е-е-ет.

Я посмотрела на Томмазо, который теперь стоял около меня. Затем посмотрела на маму, которую держал в руках Виктор. Потом в Томмазо. Затем на неё.

Не-е-е-ет.

Глава 39

Восемь дней спустя. Канун Нового Года

Ад, конечно, не доставляют в ручной пасхальной корзинке, как любила говорить Симил. Нет. Ад был доставлен в виде беспомощности и вопросов без ответов. Кромешный ад ежеминутно и ежедневно призывал думать о том, когда придёт конец и как его остановить, но при этом, не давая ни единой подсказки как можно это сделать.

Почему я это сказала? Простая и элементарная истина заключалась в том, что мы выиграли битву, но не войну. Симил так и не слышала мёртвых, а поскольку люди все время умирали, то значит, их души переходили в другую плоскость бытия. Она сравнивала их с крысами, прыгающими в воду с тонущего корабля. Итак, когда и как наступит конец света? Симил ответить не могла Но мы не сдавались. Не сейчас. Никогда. Мы сосредоточили все ресурсы и силы на поиск любого Мааскаба, уничтожая каждого. У нас было несколько сильных лидеров, но без Гая и Никколо, ведущих воинов, мы больше не были хорошо слаженным механизмом. А походили больше на ржавый трактор, который выполняет свою работу, но медленно и не эффективно.

Итак, после восьми долгих дней душераздирающей драмы (приправленной радостью, потому что мы спасли мою маму — самый лучший рождественский подарок, который я когда-либо получала — и Виктора, которые теперь стал для неё лучшим другом на веки вечные и проводил с ней каждый момент), я поняла, что наши саммиты никуда не денутся.

— Я призываю к двухдневному перерыву. Мне нужен отдых. — Я стояла во главе стола и массировала виски. — Мой мозг — официально каша.

— Есть ещё одна тема на повестке, — сказала Фейт, — прежде чем мы уйдём.

Я слишком устала, чтобы шикнуть на неё за нарушение протокола и не озвученную повестку дня, когда мы только открыли саммит.　

— Что?

— Мы должны официально избрать временных лидеров Учбен и вампиров.

— Как это работает? — с долгим выдохом спросила я.

— Наши законы ясны, — начала Бизз, — правые руки лидеров автоматически выбираются. Нужно только зарегистрировать переход власти.

Звучало легко.

— Так, Габран и кто ещё? — спросила я.

Зак встал и покачал головой.　

— Нет. Хелена теперь лидер вампиров, а Эмма возглавит Учбен.

Что?

— Ты, должно быть, шутишь, — сказала я.

— Это закон, — вмешалась Бизз, вытащив из лацканов жёлтого пиджака одну из её верноподданных и засунув обратно в улей на голове.

Ну, Хелена и Эмма не обрадуются. А они вообще в курсе такого закона?　

— Никому не кажется это странным?

Боги обменялись взглядами.

— Я правлю Домом Богов, — прояснила я. — Хелена, по сути, королева вампиров. Эмма лидер Учбена? — Я собиралась добавить ещё лакомый кусочек о том, что моя бабушка возглавляет Мааскаб, но не смогла произнести это вслух.

Они все забормотали «нет» и закачали головами.

Ладненько. Итак, я думала, что это странно. Очень.

— Хорошо. Давайте, я поделюсь с вами последними новостями. — Из-за пропавших, разговор будет не весел.

Глава 40

Я закрыла встречу и быстро покинула зал, желая сделать ежедневный обход — увидеть маму, Эмму и Хелену — без моего преданного телохранителя Зака. После восьми дней беспрерывного созерцания его раздражающе-великолепного мужского тела, мне срочно нужен был перерыв. Нет, он не пытался ничего сделать, но напряжение — безошибочно проникнутое любовью — исходило из каждой поры его тела. И тот взгляд, который я поймала на себе, когда Зак думал, что я не смотрю… ну, я понимала, что Зак вскоре может что-то сделать или сказать, а я не готова. Только ни с ним. Ни с Киничем. Ни с кем-либо другим. Просто сейчас, когда на грани висело так много, не время отвлекаться

Забавно, говорю, прямо, как Кинич.

Тьфу… Кинич. Где ты?

Положив руку на низ живота, я погладила его сквозь футболку. Почему мне до сих пор кажется, что это сон? Я не испытывала признаков беременности — за исключением того, что дико уставала и много раз теряла сознание — и тело ни капельки не изменилось. В любом случае, я сразу начала принимать витамины. Эмма купила себе и настояла, чтобы я тоже взяла. Я постучала в дверь спальни, надеясь, что она встала с кровати, где провела всю прошлую неделю, поедая нездоровую пищу и просматривая сериал «Остаться в живых».

— Что? — выкрикнула она.

Я просунула голову в дверной проем.

Нет. Она по-прежнему в кровати, с большой миской покорна на коленях и устремлённым взглядом в телевизор.

— Ты когда последний раз принимала душ? — спросила я.

— Вчера, — ответила она с полным ртом попкорна.

Не верю, её рыжие волосы были спутаны.

Я села на край кровати.

— У меня новости.

— Да?　

Она продолжала жевать, словно корова.

— Эмма это важно.

— Ага? — Она не сводила глаз с телевизора.

— Эмма. Нам нужно поговорить.

Чавк, чавк, чавк.

— Так говори.

Но она не слушала. Она ушла в себя. Я подошла к телевизору и выключила его.

— Эй! — запротестовала она. — Я смотрела. Включи немедленно!

— Нам нужно поговорить. — Я подошла к окну и раздвинула занавески.

— Убирайся, — сказала она, прищурив глаза.

— Нет. Ты сказала, что мы сестры. И как твоя сестра, я не позволю тебе заниматься саморазрушением.

— Я не занимаюсь саморазрушением! — прокричала она. — Я в трауре! — Эмма ударила кулаками кровать.

— Проклятье, Эмма. Гай не умер. Мы найдём его.

— Нет! Ты не понимаешь.　

Слезы полились из её красных, опухших глаз.

Я подошла к тумбочке и протянула Эмме коробку салфеток.　

— Тогда попробуй объяснить.

Она вытерла слезы и бросила салфетку на пол в большую кучу других таких же, которая находилась рядом с ещё большей кучей грязной одежды.　

— Даже если мы его освободим. Опять. Он солгал мне. Предал меня.

Я опустилась рядом с ним.

— Эмма у него не было выбора. Ты ведь знаешь. Он любит тебя. Любит так сильно, что всех остальных тошнит от зависти. Даже меня. Я бы сделала все, чтобы меня мужчина так хотел. Это… это как будто для него кроме тебя никого не существует.

Она покачала головой.

— Неважно. Он сделал выбор, который привёл его к убийству моей бабушки.

— Мы не уверены в этом, Эмма, — возразила я. — Томмазо лишь сказал, что он сражался с ней.　

Но потом я вспомнила, что говорил Гай о его политики убийства Мааскаба. Пощадил ли он бабушку Эммы? Вряд ли.　

— Я никогда больше не смогу доверять ему, — прошептала Эмма. — А без доверия, я не смогу быть с ним, всегда буду ставить под сомнения его действия. Его роль Бога всегда будет на первом месте. Я поняла.

Она права. Действительно иронично, потому что такой момент был и у меня с Киничем. И это стало причиной того, что моё сердце билось с неохотой и разлеталось на миллион крошечных осколков. Как вселенная может быть настолько жестокой? Я не просила влюбляться в Кинича. Но влюбилась. И это было не романтическая привязанность или увлечение. Это была та связь, которая заставляет душу болеть, приводит к сумасшествию, потому что с того момента, как ты его встречаешь, не понимаешь, как жила одна до этого.

Потому что ведь есть кто-то, кто не может жить без тебя. Ты не можешь дышать или есть или думать о чем-то, кроме него, находиться в его руках и слышать его голос. Так в чем смысл? Вселенная хотела, чтобы я познала каково это быть пустой? Или ощутить всю прелесть того, как сердце разбивается? Не понимаю. Просто… не понимаю.

И, к сожалению, сейчас мне до этого не было никакого дела. Все исчезло в миг, когда Кинич решил оставить меня одну разбираться со всем этим бардаком. Моя душа стала такой темной и грустной, что солнечный свет никогда не коснётся её снова. И это, чёрт возьми, уже неважно. Ни капли. Потому что миру придёт конец, если я не смогу найти способ исправить все.

Я похлопала Эмму по руке.　

— Понимаю. Но сейчас у нас есть дела куда важнее.　

Я посмотрела на её живот.

— Знаю. — Она шмыгнула носом и схватила другую салфетку. — Не могу перестать думать об этом. Я так сильно желала ребёнка, и теперь могу его потерять ещё до рождения. Это действительно хреново.

— Его?

Она кивнула.

— Я чувствую его. Словно я связана с ребёнком через связь с Гаем.

Потрясающе.

— Ну, ему нужно, чтобы мы продолжали бороться, — тихо сказала я. — Мы не можем допустить конец света. От нас многое — я имею в виду очень многое — зависит, и множество людей нуждаются в нас.

— Я не понимаю, Пенелопа, — сказала Эмма. — Как ты продолжаешь идти вперёд после всего, что случилось.

О, боже. Вот оно.

— Вот почему я пришла к тебе. Мне нужна помощь. Твоя.

— Моя? — удивилась Эмма, ткнув себя пальцем.

Я объяснил закон и итоги саммита. Ошеломлённая, она молча смотрела на меня.

Я точно знала, что она сейчас чувствовала. Но кто лучше нас спасёт мир? Нам пришлось потерять всё.

— И какой твой ход? — спросила я, использовав её же слова.

В течение минуты она, нахмурившись, молчала.

— Думаю только один: сражаться.

Я почувствовала, как огромный груз свалился с моих плеч, зная, что Эмма будет на моей стороне.

— Отлично. Мы собираемся через два дня.

Я обняла её и тут же сморщила нос.

— Ты можешь перед встречей принять душ? От тебя воняет.

Она тихо рассмеялась, когда я встала.

— Пенелопа? Это правда? Насчёт твоей мамы?

Хороший, блин, вопрос. Последние восемь дней этот вопрос грыз меня, но я отчаялась разговорить богов по этому поводу. Они отказывались говорить.

А значит, мне придётся узнать все от мамы, только вот она в коме. Я начала волноваться, что она не очнётся — мысль, которую я боялась озвучивать вслух.

— Думаю, да, — ответила я. — Тогда, может быть, она смогла бы оказать нам несколько одолжений. — Нам понадобиться любая помощь.

Ну, — сказала Эмма, — если нет, может быть, мы сможем позвать голых леприконов.

* * *

Я направилась в больницу Учбен, где опрашивала врачей и проверяла женщин Пиел, которых мы освободили и привезли сюда. Что мы с ними будем делать? Это был маринованный огурчик номер один. Все женщины страдали амнезией. Может быть, это к лучшему, потому что только небесам известно, что Мааскаб делали с этими бедными девушками. Но наверняка у них были родные, считавшие, что они погибли. Мы постоянно рыскали в базах, чтобы опознать этих женщин. Что приводит нас к маринованному огурчику номер два. Мы не убили всех Мааскаб и верили, что у них были секты по всему миру. Женщины не будут в безопасности до тех пор, пока мы не уничтожим каждого скаби.

Ядрёный рассол.

«Один огурчик за раз, Пен. Один за раз».

Нацепив яркую улыбку, я вздохнула. Характерный голос Виктора с непонятным акцентом грохотал, когда я вошла в палату к маме.

Моя приклеенная улыбка превратилась в настоящую. Она пришла в себя и сидела на кровати.　

— Мам? О, Боже мой! Посмотри на себя, — сказал я.

Её длинные, золотистые волосы были заплетены, а глаза светло-карего оттенка блестели и были живыми.

— Пенелопа! Малышка! — Она протянула руки для объятий, и я бросилась, крепко сжав её. Мне было так приятно обнимать её, снова видеть во здравии, что хотелось плакать. Но я решила не портить момент.

— Ты выглядишь превосходно, — сказала я.

— И чувствую себя отлично. Должно быть из-за компании.

Она взглянула на Виктора, который как обычно сидел в кресле рядом с кроватью.

Он тоже выглядел по-другому. Может потому что на нем была одета водолазка кремового цвета, коричневые замшевые сапоги и выцветшие джинсы, вместо обычного чёрного ансамбля. Поразительно. Он хорошо выглядит. До этого момента я не могла внимательно рассмотреть его, но эти высокие скулы и волевой подбородок делали его похожим на актёра, сыгравшего Тора — Криса как-то там. Вообще-то Виктор мог быть ему очень большим старшим братом. Это чертовски классно. Но что он сотворил с волосами?

— Колосок? — спросила я.

Виктор, крепкий мужчина, которого, как я слышала, называли Викинг, прущий как танк, потому что он действительно раньше был Викингом, заёрзал в кресле.　

— Я… э-э… хотел показать, как традиционно заплетали волосы в моей деревне.

Виктор заплетал ей волосы?

— Не думала, что есть вампиры викинги и метросексуалы в одном флаконе.　

Конечно, я и не знала, что существуют боги, боги-вампиры, потомки богов, злые жрецы и даже леприконы. О. И можно теперь добавить ангелов.

— Пенелопа, как грубо, — заметила мама.

Виктор усмехнулся и посмотрел на неё.

— Она права, Джули. Я метросексуал и горжусь этим. Я предпочитаю моду и тонкие лёгкие ткани оружию и убийствам, которые устаревают спустя тысячи лет. Моё новое хобби — шоппинг. На следующей неделе, когда ты полностью восстановишься, я возьму тебя по магазинам. Мы можем остановиться в моей вилле в Италии рядом с…

— Ничего себе! Ничего себе! Ты исцелилась? И вы оба планировали отдохнуть вместе? Ты собираешься уйти? Что происходит?

Мама посмотрела на Виктора.

— Можешь оставить нас на минутку? Мне нужно поговорить с дочерью.

Кивнув, он встал.　

— Я буду снаружи, если понадоблюсь.　

Я точно могла сказать, что он собирался просеяться, но потом он понял, что не может. — Черт, как же это бесит, — ворча, он вышел из комнаты.

— Займёт немало времени, чтобы объяснить тебе всё, милая, так что, почему бы тебе не присесть, — сказала она, указывая на кресло Виктора.

— Ты имеешь в виду, рассказать про Виктора, или про исцеление, или про ангела? — спросила я, сев в кресло.

— Обо всём.

Черт. Я не готова к этому.

— Так это правда? Ты не человек?

Сложив руки, она положила их на колени.　

— Я человек. То есть была. Но не всегда.

О, отлично. Это будет ещё та история. А после у меня голова пойдёт кругом, как после карусели.

— Начинай.

— Во-первых, я должна сказать, что мне запрещено говорить о своей прошлой жизни или откуда я родом. — Она подняла глаза к потолку. — Они накажут меня. Так что будь осторожна, Пенелопа. Ты должна держать язык за зубами.

О, потрясающе! Ещё больше дерьма, о котором стоит беспокоиться. Просто киньте его к этой гигантской куче. А, проклятье! Не могу поверить, что она держит обет молчания, когда у меня столько было вопросов.

«Отыщи, луч надежды, Пен. Твоя мать жива и невредима».

— Нема, как рыба, — сказала я.

Мама улыбнулась и начала рассказывать, как двадцать шесть лет назад, пока была «на службе», встретила мужчину, в которого влюбилась. Поначалу она пыталась убедить себя, что чувства не настоящие, но чем больше она сопротивлялась, тем сильнее были эти чувства.

— Поэтому мне нужно было выбирать. Он или моя «работа», они не позволили бы оставить и то и другое.

— Очевидно, ты выбрала его.

— Да, — ответила она. — И мы были так счастливы, Пенелопа. Твой отец был… удивительным. Его смех, жажда жизни заставляли меня чувствовать себя живой.

— Тогда почему он ушёл? — задалась я вопросом.

Она потупила глаза.

— Он умер в тот день, когда я сообщила, что беременна.

Я хотела охнуть, но сил не было. Все ахи-охи кончились.

— Почему ты мне не сказала?

— Не хотела, чтобы на твоей жизни была такая трагедия. Его убил ужасный человек, который охотился на таких, как я. — И тут история становится странной. Моя мать сбежала, чтобы защитить меня. И была в бегах на протяжении десяти лет, а потом наконец-то остановилась в Нью-Йорке.　 — Я думала, мы в безопасности. Или он забыл обо мне, но я ошиблась. Через год он нашёл нас.

— Чего он хотел?

— Того что и всегда: моей крови. Он верил, что так получит силы, с помощью которых сможет создать непобедимую армию. Я неустанно повторяла, что я — просто человек, но тот год он питался от меня. Думаю, ему просто нравилось заставлять меня страдать.

Я была в ужасе.

— Вампир?

— Да. Самый злой из всех вампиров.

Чёрт возьми. Всё это время я думала, что она болела, когда на самом деле, какой-то психованный вампир сделал её своим банком крови. И, к тому же, именно вампир убил моего отца. Должно быть, мама прошла через ад.　

— Мне очень жаль, мам.

— Он сказал, что если я не дам ему, что он хочет, если попытаюсь снова сбежать, он придёт за мной. Я понятия не имела, что мне делать, пока не появилась богиня Симил с планом доставить тебя в безопасное место — к её брату — и чтобы ты не волновалась, она устроит так, словно я отправляюсь в клинику на лечение.

Хорошо. Так вот что пошло не так.

— Мама, ты заключила сделку с Симил? Ты?

Она протянула руку.　

— Прости, что обманула тебя. Но Симил сказала, что так нужно. Конечно, все пошло под откос. Наверное, потому что она сумасшедшая.　

— Ты даже не представляешь насколько, — ответила я.

— Прости, дорогая. Прости за всю ложь. Но правда была не вариантом. Ты когда-нибудь простишь меня?　

Чувство вины затопило её глаза. Я хотела злиться, но как-то не выходило. Не тогда, когда она сделала то, что считала лучшим для меня.

— Кинич бросил меня и я беременна, между прочим, благодаря Симил, — горько призналась я.

— Знаю. Виктор все рассказал. Но не теряй веры, милая. Верь, что все будет хорошо.

Я не была готова к этому.

— Давай не будем сейчас говорить об этом, — вдруг ляпнула я. — Хочу, чтобы год закончился на счастливой ноте. Кто этот ублюдок, который охотился за тобой?　

Месть сойдёт за счастье? Думаю, да. И я определённо собиралась его отыскать, потому что теперь… теперь я знаю «людей». О, да много действительно гребаных смертоносных людей.

— Филипе… таких, как он называют Древний. Но это не важно: если он найдёт меня снова, уже не тронет. Я позаботилась об этом.

Конечно. Рядом находился один из самых жестоких вампиров, бродящих на планете, который был одержим её спасением и теперь видимо, считался личным охранником.　

— Виктор сказал Киничу, что грезил твоим спасением пятьсот лет? Знаешь почему?

Она кивнула.

— Он верит, что ему суждено полюбить меня. Что я его вторая половинка.

— Так он любит тебя?

— Да, — произнесла она, — очень сильно.

— А ты? Ты его тоже любишь?　

Как минимум странно, если Виктор станет моим отчимом.

Задумавшись, она провела худыми, бледными пальцами по губам.

— Не могу вспомнить, что произошло, когда мы были в тюрьме, но я точно знаю, что люблю его.

Так-то, монстры, берегитесь! У нас есть папа-вампир, мама падший ангел и беременная дочь — Богиня Солнца. Возможно, нам не хватает кого-то с мехом, а ещё можно реанимировать одного — двух людей, чтобы довершить нашу безумную труппу.

Но если серьёзно, после всего произошедшего, я рада. Мама нашла любовь.

Она вздохнула.

— Фелипе больше никогда меня не укусит.

— Нет. Уверена, Виктор никогда не допустит этого.

— Скорее, нет, — сказала она. — Но, тем не менее, Виктор обратил меня прошлой ночью. Фелипе больше не захочет пить из меня.

Чт-чт-что? Вампир?　

— Ты вампир?

— Сюрприз? — неловко улыбнувшись, сказала она.

— Ладненько.

Добавить падшего ангела, обращённого в вампира в специальный список.

Глава 41

После долгой поездки, чтобы проветрить голову, я направила джип Кинича в гараж, пытаясь как можно меньше шуметь.

Я посмотрела на часы. 23:45. Почти полночь.

Я успешно избегала Зака весь вечер и хотела, чтобы так и продолжалось. Достаточно драм на один день, и я с нетерпением ждала празднование Нового года по телефону с Анной и Джесс, которые скорее всего, уже почти без сознания. Помимо того, что у них на два часа раньше наступил Новый год, так и праздновать они его начали уже в ноябре.

Я шла мимо гостиной к себе. Входная дверь резко распахнулась, и внутрь плавно зашёл высокий человек с черными, как смоль волосами, собранными в хвост, и одетый в идеально скроенный чёрный костюм. О, боги. Прошу. Хватит! Хватит драмы на сегодня!

Я сразу же приготовила для него большой огненный шар, но потом заметила, что на руках он держал бессознательного человека, завёрнутого в плащ.

— Кто, мать твою, ты такой? — вздохнув, спросила я. Драмы мне больше не хотелось, но я знала, что помощь уже близка.

Симил в розовой с жёлтыми утятами пижаме, появилась рядом, с невысказанной яростью в глазах.　

— Этот кусок дерьма — Нармер.

Мужчина зловеще улыбнулся, демонстрируя пару острых клыков.　

— Ох, не стоит забывать моя дорогая Симил, что ты заставила меня сменить имя на Роберто. Сразу после того, как сделала тату со своим портретом на моей спине и перевезла в Испанию, чтобы сделать из меня раба любви.

— Я уже это пережила! И ты не можешь все время мне это припоминать!

Он прищурился.

— Я поклялся вернуть услугу — отплатить тебе за унижение, которое пережил, моя милая, милая Симил. — Ведя себя как хозяин, он направился в центр комнаты.

— То видео просто убойное! — воскликнула она. — Три иска — классика! Ты просто злишься, потому что я затмила всех в своём ярко-розовом костюме цыплёнка!

— Ага, мечтай! — высокомерно усмехнулся он.

Симил нахмурилась.

— Да пофиг! Что тебе нужно?

Послав ей воздушный поцелуй, он произнёс:

— Говорил же тебе, Симил: месть. Око за око. Зуб за зуб.

— Роберто, я и не знала, что ты превратил приём галлюциногенов в соревновательный вид спорта. С твоей стороны это так не по-вампирски.

Он надул губы.

— Очень хорошо, если не хочешь играть, тогда я позволю твоему брату умереть.

Брат? Умереть?

Роберто бросил на пол мужчину, словно мешок картошки.

Я с ужасом осознала, кто был передо мной.　

— Кинич! О, боже мой!

Я схватилась за неподвижное тело и перевернула его. Кинич выглядел бледным и истощённым. Я приложила ухо к его рту.　

— Он не дышит!

Эмма появилась в комнате и тут же бросилась ко мне.　

— Какого хрена ему нужно? — кричала она на Симил.

Видимо все знали Роберто — ух, Нармера — кроме меня.

— Ты грязный вампирский сукин сын! — рыкнула на него Симил.

— Не выражайся, дорогая, — цыкнул он. — Следи за языком. Здесь же дети. — Он сначала посмотрел на меня, а потом на Эмму.

— Не выражаться? — возмутилась Симил. — Я буду выражаться…

Роберто поднял ладонь, заставив её замолчать.

— Кончай выпендриваться, моя голубка. Часики тикают. Так что же ты выбираешь?

Она зарычала, посмотрев сначала на Кинича, а затем на Нармера.

— Я заставлю заплатить тебя за это. А если не смогу, то заставят мои клоуны. А уж, если и им не удастся, то у моего единорога точно получится.

Он засмеялся.　

— О, моя ты дурочка, как же я люблю тебя. Меньшего от тебя и не ждал.

— Прекрати тявкать и спаси моего брата, — приказала она.

Он склонил голову.　

— Очень хорошо.

Мне захотелось стереть с его лица эту самодовольную улыбку.

Плавными шагами он подошёл ко мне, заставляя подвинуться.

Защищая тело Кинича, я нависла над ним.

— Что он будет делать? — спросила я, посмотрев на Симил.

— Он собирается обратить Кинича в вампира, — объяснила Симил, на мой взгляд, уж слишком обыденно.

— Что? Нет! Я не позволю тебе к нему прикоснуться! — Я не хотела, чтобы Кинич умирал, боги нет, но единственное, что он желал это стать смертным. И через семьдесят тысяч лет он наконец-то стал.

Роберто театрально поклонился.　

— Как пожелаете, но Кинич сам пришёл ко мне и заключил сделку.

— Сделку? — переспросила я.

— Да, мы с ним уже более месяца ведём переговоры. Я должен был убить своего брата Фелипе, а он отдал бы мне Симил. Кинич пришёл ко мне на прошлой неделе, чтобы завершить сделку и предложил свою ново обретённую смертную жизнь в качестве страховки.

Мысли вертелись у меня в голове.

— Кинич помог убить тебе собственного брата? Он позволил тебе это сделать с ним? Но почему?

Симил с любовью посмотрела на обмякшее тело Кинича.

— Очень умно, мой дорогой брат. Мы выгравируем твой портрет в зале совещаний, прямо рядышком с Кэти Гриффин.

— Я не понимаю, — сказала я.

— Мы охотились за Фелипе вот уже несколько тысячелетий, он создатель Обскурос, — пояснила Симил. — Роберто убил его, тем самым разрушив его кровную линию, в том числе и всех обращённых Мааскаб.

Филипе?.. Филипе! Мучитель моей матери был создателем Обскурос? Сукину сыну повезло, что он умер, потому что я хотела наказать его гораздо худшим способом.

И Кинич отдал свою жизнь, чтобы убить Фелипе, чтобы Мааскаб и Обскурос погибли.

Черт возьми. Я начала осознавать печальную иронию.

Почему Кинич никому не сказал? Зачем было хранить это в тайне?

«Потому что… ты бы остановила его».

Боже! И я бы остановила. А так как у него не было сил, он бы не смог сопротивляться. Но если бы остался, мы бы проиграли битву. Мы бы потеряли всё. Включая и мою маму.

Теперь, более чем когда-либо, я чувствовала себя жалкой и недостойной любви Кинича. Потому что он поставил меня на первое место. Всех. Я была слепа из-за своих эгоистичных желаний и не видела этого. А должна была доверять ему.

Я отошла.

— Давай. Обрати его.

Сделав неглубокий порез на запястье, Роберто наклонился к Киничу и капнул пару капель ему в рот.

— Вот. Сделано, — сказал он.

Кинич все ещё не двигался.

— Ты уверен?

— Завтра ночью он поднимется. Понадобится кровь, так как он будет голоден. — Подойдя к Симил, Роберто взял её за руку. — Пошли. Я немедленно хочу получить свой приз.

— Серьёзно, Роберто. Ты такой озабоченный. Подождать не можешь?

— Погоди! — сказала Эмма. — Ты закрыл порталы?

Со зловещей улыбкой на губах, Роберто ответил:

— А что ты готова отдать мне за ответ на вопрос?

Симил отвесила ему пощёчину.　

— Да прекрати уже! Ты выиграл. Я выйду за тебя — разве этого не достаточно?

— А дети? — спросил он.

О, чёрт, нет! Если во вселенной есть справедливость, то Симил не сможет родить. Особенно от такого злобного ублюдка.

— Все равно. Просто оставь в покое девушку. — Симил посмотрела на меня и подмигнула. — Помни, это не закончится, пока круизный корабль не придёт в порт и не заиграют фанфары

«И-и-и-и-и… спасибо тебе за эти удивительные слова мудрости, Симил».

— Пошли, пиявка. — Она взяла Роберто за руку и исчезла в дверном проёме.

Я опустилась на колени и приложила ухо к груди Кинича. Ни сердцебиения, ни дыхания, ничего. Я посмотрела на Эмму.　

— И что теперь?

— Запастись кровью и молиться.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Постскриптум

Важное сообщение от Гая, Бога Смерти и Войны.

Люди!

Я должен сообщить вам несколько тревожных новостей: апокалипсис действительно грядёт. В то время как большинство богов работали во благо человечества, моя сестра Симил, верная своей бесполезной и укоризненной природе, решила, что сейчас — да, сейчас! — подходящий момент пересмотреть любимую синдицированную комедию начала 80-х. В результате, она пренебрегла своими обязанностями, следить за будущим, тем самым предоставив Мааскаб возможность выполнить следующие пункты своего зловещего плана. Этот план включал в себя захватить меня и Никколо.

Я пишу вам из очень тёмного и одинокого места, надеясь, что моё сообщение найдёт дорогу. Пожалуйста, передайте, Эмме, я сожалею, что предал её. То, что я сделал с её бабушкой, было непростительно. И сейчас я расплачиваюсь.

Пусть вселенная сжалится над моей душой.

Гай (также известный как Вотан, Бог Смерти и Войны).

* * *

Опровержение от Симил, Богини Подземного мира.

Глубокоуважаемые люди питомцы!

Пожалуйста, не обращайте внимания на бездарную театральность моего брата. Да, это правда, что я пренебрегла своими обязанностями, и из-за этого мы все перестанем существовать. Но вопрос, в чём цель жизни, если вы не можете бросить все по прихоти, чтобы насладиться плодами кинематографа 70-х-80-х годов? Отвратительная завивка — а-ля травянчика — гетры, «Дюран Дюран» и, конечно же, вы должны понимать важность дискотеки и дешёвых ситкомов с мужчинами по имени Исаак, которые сверкают жемчужно-белыми улыбками? Ах, «Лодка любви». Есть ли что-то милее, чем это неожиданное и новое? Как бы то ни было, я пока не стану бить тревогу. Конечно, Мааскаб, собираются нам навалять, но кое-что может разрешиться само.

Возможно. Ладно… может, и нет. Ладно-ладно. Мы в полном дерьме. Идите проживать свои последние дни, делая то, о чем вы мечтали: прибейте соседского кота (того, который будил вас в 2 часа ночи), напишите любовный роман — сделайте его забавным, хотя бы купите ту пару, действительно, замечательных кожаных штанов, которые вы всегда хотели, или съешьте всю коробку «Твинкис». О да, живи мечтой! Часики тикают.

Пока-пока, Симил, с недавних пор Богиня Восхищения подземного мира в отставке.

P.S. Простите, что стала причиной конца света, но Роберто ручается, что я расплачиваюсь за проступки.

Конец книги!!!

Данная электронная книга предназначена только для личного пользования. Любое копирование, выкладка на других ресурсах или передача книги третьим лицам — запрещены. Пожалуйста, после прочтения удалите книгу с вашего носителя

Примечания

1

Хикама — репка в переводе с мексиканского

(обратно)

2

Шесть флагов (англ. Six Flags) — один из самых крупных в мире операторов парков развлечений

(обратно)

3

(обратно)

4

итальянское сухое красное вино, производимое в регионе Тоскана на основе винограда сорта Санджовезе и имеющее категорию «названия, контролируемого по происхождению»

(обратно)

5

десерт из рисовой муки с начинкой из фруктового джема

(обратно)

6

«Лодка любви» (англ. The Love Boat) — длительный американский телесериал, который транслировался на канале ABC с 24 сентября 1977 года по 24 мая 1986 года. Проект был создан Джеральдин Сондерс и продюсировался Аароном Спеллингом и впервые увидел свет в качестве одноименного телефильма в 1976 году. В основе сюжета был реальный опыт Джеральдин Сондерс, которая работала директором круизного корабля. В центре сюжета шоу находился богатый круизный корабль и его пассажиры. Каждый из эпизодов имел собственную историю и центральных героев, благодаря чему «Лодка любви» привлекала множество звезд большого и малого экранов, что было редкостью в тот период

(обратно)

7

газета электронных объявлений

(обратно)

8

Еженедельный журнал формата таблоид. Специализируется на публикации сенсационных новостей для неискушенного обывателя. Провозглашенная изданием цель — печатать истории, которые читатели не найдут в «обычной прессе». Как правило, продается в супермаркетах. Издается компанией «Американ медиа», шт. Флорида. Основан в 1926. Тираж более 2 млн. экз. (2000)

(обратно)

9

декоративный стиль, отличающийся яркими красками и геометрическими формами

(обратно)

10

Hublot, швейцарский часовой бренд, воплощающий в часах искусство синтеза. Цена варьируется от 500 000 р. до 2 000 000 р.

(обратно)

11

танец с мячиками; традиционный маорийский женский танец с мячиками

(обратно)

12

до-си-до — особый шаг в танце, чаще всего в кадрили и польке

(обратно)

13

персонаж культового американского шоу Saturday Night Live (Субботним Вечером в Прямом Эфире), в исполнении Rachel Dratch, наводящий на всех тоску своими замечаниями и высказываниями

(обратно)

14

Непобедимая Принцесса Ши-Ра — американский анимационный телесериал, созданный в 1985 году компанией «Filmation»

(обратно)

15

Зак-Кими — владыка смерти. Изображался Кими в виде скелета. Отличительной чертой его образа был так называемый «мёртвый глаз», который представлял собой чёрную горизонтальную полосу, проходящую сквозь глазницу. Также Кими имел специфические ожерелья и одежду, символизирующие смерть

(обратно)

16

В мифах племени майя бакабы описываются как божества, на которые опирался небосвод. Бакабы держали небеса по четырём углам, чтобы они не свалились

(обратно)

17

Бела Ференц Дежё Блашко, более известный как Бела Лугоши — американский актёр венгерского происхождения. Наиболее известен исполнением роли графа Дракулы в одноимённой бродвейской постановке 1927 года и в последовавшем за ней фильме

(обратно)

18

«Наверное, боги сошли с ума» — кинофильм, комедия режиссёра Джэми Уйса. Сюжет фильма протекает в 1980 году в Ботсване. В нетронутой цивилизацией саванне проживает дикое племя бушменов. Всё начинается с того, что главный герой фильма бушмен Ки нашёл в пустыне невиданный предмет — бутылку из-под кока-колы. Бутылка, которой хотели владеть все, внесла смуту в спокойное первобытное течение жизни племени, и Ки решил отнести «злую вещь», от греха подальше, на край света

(обратно)

19

Медоед — считаются весьма бесстрашными и даже агрессивными животными, у которых почти нет естественных врагов

(обратно)

20

кластер — лингв. последовательность, цепочка языковых элементов, которыми могут быть звуки (вокальный к.) или части речи (глагольный к.)

(обратно)

Оглавление

Мими Джина Памфилова Бог Солнца в поисках… суррогатной матери (Случайно твой — 3)

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Постскриптум

*** Примечания ***