КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706323 томов
Объем библиотеки - 1349 Гб.
Всего авторов - 272773
Пользователей - 124662

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

DXBCKT про Калюжный: Страна Тюрягия (Публицистика)

Лет 10 назад, случайно увидев у кого-то на полке данную книгу — прочел не отрываясь... Сейчас же (по дикому стечению обстоятельств) эта книга вновь очутилась у меня в руках... С одной стороны — я не особо много помню, из прошлого прочтения (кроме единственного ощущения что «там» оказывается еще хреновей, чем я предполагал в своих худших размышлениях), с другой — книга порой так сильно перегружена цифрами (статистикой, нормативами,

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Миронов: Много шума из никогда (Альтернативная история)

Имел тут глупость (впрочем как и прежде) купить том — не уточнив сперва его хронологию... В итоге же (кто бы сомневался) это оказалась естественно ВТОРАЯ часть данного цикла (а первой «в наличии нет и даже не планировалось»). Первую часть я честно пытался купить, но после долгих и безуспешных поисков недостающего - все же «плюнул» и решил прочесть ее «не на бумаге». В конце концов, так ли уж важен носитель, ведь главное - что бы «содержание

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
DXBCKT про Москаленко: Малой. Книга 2 (Космическая фантастика)

Часть вторая (как и первая) так же была прослушана в формате аудио-версии буквально «влет»... Продолжение сюжета на сей раз открывает нам новую «локацию» (поселок). Здесь наш ГГ после «недолгих раздумий» и останется «куковать» в качестве младшего помошника подносчика запчастей))

Нет конечно, и здесь есть место «поиску хабара» на свалке и заумным диалогам (ворчливых стариков), и битвой с «контролерской мышью» (и всей крысиной шоблой

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
iv4f3dorov про Соловьёв: Барин 2 (Альтернативная история)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
iv4f3dorov про Соловьёв: Барин (Попаданцы)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Девушка из другого племени (СИ) [lunaneko] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Глава 1. Суд ==========

Рочестер, штат Нью-Гэмпшир,

Апрель 1848 года.

За окном весело и громко выкрикивали ругательства скворцы. Роза распахнула ставни и полной грудью вдохнула свежий утренний воздух. Корсет неприятно стал колоть ей бока, и девушка поспешно выдохнула. Служанка опять перестаралась с завязками – утянула так, словно они в семнадцатом веке живут. Мимо дома проехала кибитка, и кучер помахал девушке рукой. Роза ответила, улыбнувшись, и, когда повозка скрылась за поворотом, попыталась ослабить стягивающий ее корсет.

Рочестер – город, где они жили последние два года – медленно, но верно разрастался, и красивые новые дома появлялись с северной стороны реки Кочеко[1], в то время как остальной городок располагался с юга. На северном берегу селились богатые и знатные жители городка – те, кто мог позволить себе роскошную виллу, слуг и собственную конюшню. Сам же город напоминал обычную американскую деревушку: несколько прямых улиц, салун, мэрия, тюрьма и церковь. Всё рядышком, всё для удобства горожан. Жизнь в городке текла настолько размеренно и однообразно, что даже на похороны собиралось множество людей, как будто это было большое развлечение.

Рочестер навевал тоску, и потому Розу частенько навещали мысли о безысходности. Она чувствовала себя запертой птицей в огромной деревянной клетке. По вечерам некуда было пойти, не с кем было пообщаться, да и вообще, заняться было нечем. Роза с грустью вспоминала шумный Бостон, мечтала об огромных залах Лондона, куда приезжала с отцом в детстве. Девушка хотела выбраться, спастись от душного и грязного Рочестера. Ее неудержимо тянуло на природу, и, как только матушка отвлекалась от опеки над любимой доченькой, Роза сбегала в лес, собирать листья и кормить птиц.

Сам городок когда-то принадлежал индейцам из племени пеннакуков[2]. Всего столетие назад здесь располагалась деревушка абенаков[3] и сотни суровых индейских мужчин сторожили свои владения. В 1722 году территорию заняли белые поселенцы, и с того момента город начал расти. Пеннакуки присоединились к французам и поддержали последних в войне с англичанами, наводя на британцев страх своей кровожадностью и жестокими традициями. Кроме того, абенаки продолжали воевать с ирокезами и кри[4]. Война негативно отразилась на племени. Индейцы рассеялись по лесу, и лишь небольшие племена были признаны англичанами. Микмакам выделили земли, а пенобскоты[5] переселились в города. Остальные же малыми группами, иной раз всего лишь семьями, скрывались в Белых горах.

Индейцы продолжали посещать Рочестер для торговли, в поисках работы или просто из любопытства. Но с каждым годом всё меньше – шерифом в городе был Рей Хамерман, он легко находил причину убрать неугодного ему индейца, а его нелюбовь к краснокожим граничила с одержимостью.

Порыв свежего ветра обдул прохладой, и девушка, высунувшись в окошко, посмотрела по сторонам. Убедившись, что на улице никого нет, она приподняла подол юбки и немного помахала им, чтобы впустить под тяжёлую ткань свежий воздух. В комнате было душно, и ее ноги и живот вспотели от неудобной одежды.

— Розмари! — услышала она возмущенный голос за спиной. — Что ты себе позволяешь, юная леди?

Девушка вздрогнула и обернулась. На пороге стояла мать, грозно посматривая на бесстыжую дочку, позволившую себе поднять юбку выше колена. Роза расстроено поджала губы – матушка не пожалеет времени, чтобы прочесть ей пару лекций о благочестии. Девушка быстро опустила юбки и склонилась в глубоком реверансе. Роза была маленького роста, казалась хрупкой, кукольной, узкие плечи и тонкие кисти рук делали ее грациозной. Ее кожа была очень светлой, бледной, как у жительницы пасмурной Англии, что придавало ее образу особое очарование. У девушки были невыразительные черты лица: маленький узкий рот, нос пуговкой и почти прозрачные светлые брови. Белесые волосы были убраны в высокую причёску. Серые, скорее пепельные, глаза, как у отца, вызывали нескрываемую зависть кареглазой матери.

— Простите, матушка. Хотела поправить туфельки, — попыталась оправдаться Роза.

Мать тяжело вздохнула и вошла в комнату. Женщина с густыми тяжёлыми косами, сложенными в сложный узор на затылке была одета очень скромно: юбка, тальма и рубашка тёмно-серого цвета. На шее и руках были скромные украшения. Матушке недавно исполнилось пятьдесят, но для своего возраста женщина выглядела прекрасно. Когда-то мадам София Балтимор была светской львицей, самой желанной гостьей на всех балах в Бостоне, но когда ее муж решил переехать в Рочестер, чтобы помочь своему старому другу Рею Хамермену наладить порядок в городе, она, конечно, как верная жена, последовала за ним. У Софии было шестеро детей, но лишь двое из них пережили свой годовалый возраст. Старший сын остался в Бостоне со своей семьёй, младшая же дочь воспитывалась как маленькая принцесса, и матушка обращалась с ней как с любимой куклой.

— Садись на стул, я позову служанку, и она тебе поможет.

— Да, матушка, — кивнула Роза.

Тяжело быть частью самой богатой и известной семьи в небольшом городке с населением около двух тысяч человек. Мало того, что мать Розы происходила из известного дворянского рода английских баронов, так еще отец занимал должность мэра. Девушке едва исполнилось шестнадцать, как отец стал отправлять письма знакомым высокопоставленным чиновникам, чтобы успешно сосватать единственную дочь. Мысли о замужестве вызывали икоту, и сбежать из этого городка Розе хотелось нестерпимо. Бостон помнился величественным, полным жизни и красок, что не удивительно, ведь в Бостоне проживало в сорок раз больше жителей.

Служанка поправила застежки и чулочки на изнеженных ножках барышни и передала, что мэр Морис Балтимор ожидает их у ворот.

Роза послушно собрала свою сумочку – положила туда перчатки, платок, взяла зонт и вышла к отцу. Сегодня шериф собирался проводить публичную казнь. А после этого мэр прочитает новые указы, связанные с преступностью в городке. Проще говоря, Морис собрал весь город, чтобы немного развлечься. А потом напугать. Роза ненавидела эти представления. Казнили в основном индейцев, которых поймали на воровстве капусты, или за то, что краснокожий нелестно отзывался о белой женщине. Индейцев в городке было мало и с каждым месяцем становилось всё меньше. Такие жестокие порядки установил Рей, но ее отец поддерживал своего друга во всем, и краснокожие предпочитали этим двум мужчинам на глаза не попадаться.

Морис – крепкий, широкоплечий мужчина лет пятидесяти - чинно подал сначала жене, а потом дочери руку, помогая сесть в повозку. Когда все расселись, он тщательно проверил, хорошо ли захлопнул дверцу и велел кучеру править к церкви, где проводились повешенья и собрания. До церкви было меньше мили, но мэр не утруждал себя прогулками по грязным и пыльным улицам. К тому же кое-где лежал снег, а бархатные туфельки дочери не выдержали бы такой прогулки.

До церкви добрались за пять минут. Переехали по новому мосту через реку Кочеко и остановились недалеко от городского кладбища. Народу уже собралось множество, наверно, половина городка явилась посмотреть на казнь. На помосте для висельников стоял молодой индейский юноша, его волосы, выбритые на висках, были распущены, лицо было изуродовано побоями, в его взгляде читались ненависть и гнев. Роза вздохнула и отвернулась. Эти казни также были причиной ее желания сбежать из-под родительского крыла. Отца она любила, ценила и уважала, но в душе никогда не соглашалась с его методами и надеялась, что когда-нибудь мэр рассорится с Реем, которого Роза винила в жестокости отца.

— Этот мужчина обвиняется в убийстве и краже, — произнёс Морис, поднявшись на помост. — Мне дано право провести суд, и потому я спрашиваю вас, граждане: виновен ли подсудимый?

— Виновен! — дружно ответила толпа.

Розе пришлось стоять рядом с помостом. Приближенные мэра, в том числе и Рей с его командой головорезов, обступили ее и мать. Вооруженные помощники шерифа охраняли женщин от возможной опасности. Но взоры всех были обращены к индейскому юноше. Руки у подсудимого были связаны, его подтащили к люку в полу и тычками, оплеухами заставили стоять на месте. Морис махнул рукой, и палач надел на несчастного веревку. Еще мгновение, и Роза зажмурила глаза. Палач потянул за рычаг и люк открылся. Индеец свалился вниз, дергаясь, извиваясь и издавая пугающие звуки передавленной гортанью. Толпа оглушительно вздохнула, принимая его смерть как дар, и мэру зааплодировали.

За всем этим зрелищным представлением и возбужденными криками толпы никто не заметил, как из леса показались всадники. Стоящий на возвышении палач увидел их первым.

— Индейцы! Вооруженные! — но его голос утонул в испуганных криках мирных жителей.

Толпа стала кричать, разбегаясь в разные стороны. На них неслись семеро индейцев, пугающие своей боевой раскраской. Всадники быстро добрались до толпы, расталкивая народ телами лошадей. Казалось, индейцев не интересовали перепуганные жители Рочестера. Они целенаправленно двигались к помосту, но там их ждали люди Рея. Началась пальба, неразбериха, беготня, крики.

Роза испуганно оглядывалась, пытаясь отыскать взглядом отца и мать. Охранники по указу быстро стали уводить женщин к повозке. Роза суетливо крутилась, она видела, как под огнем ее отец опустился на одно колено. Морис остался один на помосте, и девушка с ужасом заметила, что рядом с ним никого нет. Она замерла, остановилась, тщетно пытаясь позвать помощников, показать, что их мэр без прикрытия. Но никто не обращал на нее внимания. В суете, спешке, ее обошли, оставили без присмотра, и Роза, воспользовавшись этим, бросилась к помосту. За это ей сильно достанется от матери, но девушка не хотела оставлять отца одного.

Пригнувшись, она забралась на помост и села у ног отца, не желая покидать его. Морис прицеливался, но бегающие мирные жители, а также скорость, с которой двигались индейцы, не позволяла ему сделать точный выстрел. Прижавшись к постаменту, Роза увидела, как повешенного снял с веревки один из прибывших всадников. Индеец был так же молод и схож с ним чертами лица. Впрочем, для Розы большинство индейцев были на одно лицо. Но этот был выше ростом, более крепкого телосложения и его волосы не были выбриты, а лишь аккуратно собраны в хвост. Он бережно уложил тело на землю, склонился перед ним и обнял погибшего. Девушка заметила как дрожали его руки, острое суровое лицо стало озлобленной белой маской и даже сквозь крики и выстрелы Роза услышала его отчаянный вопль. Когда индеец поднялся, его взгляд упал на девушку, и Роза вздрогнула, увидев нескончаемую ненависть в его тёмных глазах. Достав ружье, индеец прицелился, собираясь выстрелить в мэра, который продолжал палить во все стороны. Недолго думая, любимая дочь своего отца вскочила на ноги и оттолкнула его в сторону, уводя с линии огня. Пуля лишь немного задела плечо мужчины, тот охнул, осел на землю и выронил оружие.

— Папочка, папочка, — Роза испугано заглядывала в глаза отца, но тот от болевого шока начал терять сознание. — Папочка, держись!

Роза попыталась уложить отца, думая о том, что нужно позвать Рея. Приподняв голову, она заметила, что подоспевший на ее крик помощник шерифа мертв, и ее стало мутить от вида крови, растекающейся по деревянному настилу. Пальба продолжалась, и оставлять отца на возвышении было опасно. Поэтому девушка решила стащить его на землю. Она встала за его спиной и, схватив мужчину под руки, стала тянуть. Тогда же она заметила, что индеец, что пытался убить ее отца, злобно смотрит в ее сторону, тщетно пытаясь перезарядить заклинившее ружье. Вскочив на коня, индеец сделал небольшой круг у помоста и подъехал к Розе, которая успела только дотащить отца до края настила.

Схватив девушку за волосы, индеец потянул ее к себе. Роза закричала, ее взгляд судорожно пытался отыскать бравых помощников, что минуту назад окружали женщин, но те были отрезаны от помоста прибывшими индейцами. Юноша дернул девушку к себе сильнее, и Роза схватилась за пиджак отца, как за последнюю опору. Но индеец изловчился, взял Розу под грудью и резко дернул к себе. От неожиданности пальцы ее разжались, и в одно мгновение она оказалась на лошади. Индеец перекинул ее через спину животного, уложив перед собой, и Роза с размаху ударилась носом о корпус коня. Наездник дернул поводья, и лошадь в одно мгновение перешла на галоп. Девушка попыталась подняться и сползти с животного, но тугой корсет не давал ей возможности двигаться. Несколько нелепых попыток, и похититель ударил ее чем-то тяжёлым по голове.

______________________________

[1] Кочеко — река, приток реки Пискатака

[2] Пеннакуки — племя западных абенаков

[3] Абенаки — Термин «абенаки» происходит от слова языка монтанье, означающего «люди восточной земли». Проживали в северной части Новой Англии в США и граничащих с ней прибрежных районах Канады.

[4] Абенаки, микмаки, ироказы и кри относятся к одной языковой группе алгонкинских языков. Практически все народы прибрежных алгонкинов говорили на диалектах одного языка.

[5] Пенобскоты — племя восточных абенаков

========== Глава 2. Деревня Войбиасен ==========

Белые горы, горный перевал Пинкхэм, штат Нью-Гэмпшир,

Апрель 1848 года.

Роза пришла в себя когда небо уже потемнело. Голова болела невыносимо, во рту пересохло от жажды, живот скрутило от голода и спина болела из-за неудобной позы. Она попыталась подняться, но ее тут же толкнули назад. Ехали они уже не так быстро, но то, что наступила ночь, Розу сильно напугало – за двенадцать часов индеец мог увести ее на сотню миль. Такое расстояние может затянуть ее поиски, и вернуться домой не удастся в ближайшую неделю. В том, что ее будут искать, она не сомневалась, но состояние раненного отца было ей не известно. Роза всхлипнула, понимая, что даже не уверена, что отец еще жив. Сложив руки перед собой, она стала тихонько молиться. За спасение отца, за упокой души индейца, за божью справедливость.

Ехать в такой позе было очень неудобно, уснуть она не могла, пить ей не дали, и к рассвету Роза измучилась так, что не хотела ничего, лишь спуститься на землю. Но когда они остановились, девушку не спустили, а скинули на землю. Она больно ударилась коленями, а ее похититель вывернул ей руки, связывая их кожаным ремнём.

— Зачем ты ее привез, Нодан[1]? — спросил пожилой индеец, встретивший их у границы деревни.

— Это дочь убийцы Маэру[2], — холодно ответил юноша.

— Абенаки больше не берут в рабство, и уже третье поколение мы не воюем с белыми. Зачем ты поехал в Рочестер? Ты хотел накликать гнев йенги[3]?

— Мы будем судить ее так же, как и они судили моего брата.

Старик ничего не ответил, лишь покачал головой.

— Может, отдадим ее воинам, а потом ты снимешь с нее скальп и повесишь его на своем вигваме? — с издевкой спросил молодой индеец, что участвовал в нападении.

— Мирная жизнь сделала тебя глупым, Маконс[4], — ответил ему Нодан. — И не стоит смеяться над нашими обычаями.

Индейцы спешивались и привязывали лошадей. Розу приподняли с земли, и она смогла разглядеть поселение – небольшая деревушка окруженная рекой, густым лесом и горным каньоном. Место выглядело сказочным, райским уголком, всюду буйная растительность радовала своей красотой и запахами. На западе виднелись поля маиса и пастбища, у реки расположились маленькие лодочки. На первый взгляд, в деревне жили не более ста человек, но всадников пришли встречать около полторы сотни, с интересом рассматривая пленницу.

— Отец будет искать меня! — сердито сказала Роза на языке индейцев своему похитителю.

— Ты говоришь на языке абенаки? — удивился тот. — Пусть ищет, — сразу добавил он, не давая девушке объясниться. Чужой язык Роза знала плохо, она с трудом понимала, что говорил страшный индеец. Когда она была девочкой, один из индейцев, что жил неподалеку, рассказывал ей сказки на своем языке, тогда-то этот странный, мелодичный язык впитался в нее так же легко, как и истории старика.

— Белому вождю это вряд ли удастся, наши воины отловят его следопытов и вздернут каждого на дереве. Вы все ответите за свои действия.

— И в чём же провинилась я? — сердито воскликнула Роза на английском.

— Йенги уничтожили наш народ. И ты одна из них! — с отвращением высказал ей Нодан и запихнул девушке в рот палку, не давая больше говорить.

Розу отвели на окраину деревни и, пока она шла мимо куполообразных вигвамов, десятки глаз смотрели на нее с нескрываемой ненавистью. И мужчины, и женщины, и дети провожали ее взглядом, полным желания мести, и, хотя девушка всё еще верила в свое скорое освобождение, страх стал медленно обволакивать ее, напоминая, что индейцы – дикари, а что дикари могут сделать со своей пленницей – одному Богу известно.

Девушку привели в большой шалаш из веток - сделан он был неаккуратно, внутри пахло кислой травой, и Роза догадалась, что его использовали для хранения сена. Нодан бросил девушку на холодную землю, снял с нее обувь и связал ноги, бестактно поднимая ей юбки. А потом ушёл, оставив одну. Роза поежилась от холода. Весна лишь началась, земля была ледяной, а на ней было лишь выходное платье с короткими рукавами, бархатные туфельки теперь без дела валялись где-то у изголовья. Кроме того, ей так и не дали ни воды, ни еды, и девушка сильно хотела в туалет. Некоторое время она пыталась позвать хоть кого-то, но палка во рту не позволяла нормально говорить: она мычала, скулила, но потом сдалась.

Ночь была адской. Руки и ноги затекли, рот ныл, от жесткой палки ей растёрло губы. Роза справила малую нужду под себя и мысленно сотню раз прокляла своих похитителей. Под утро явилась незнакомая девушка с остриженными по плечи волосами, и, сурово посмотрев на пленницу, предложила воды и немного вареной кукурузы. Роза была так рада такой подачке, что благодарила индианку как спасительницу. Кроме того, незнакомка оставила в домике горшок и разожгла костер. Роза смогла, наконец, согреться. К несчастью, кроме ухода за пленницей, индианка не проявила никакой заботы или эмоций и вскоре ушла, не сказав ни слова. Она вновь связала Розе руки, но, к счастью, ужасный кляп остался валяться на земляном полу.

Когда вечером к Розе заглянул Нодан, девушку переполняло негодование. Она была уверена, что отец на подходе, и ей недолго осталось мучиться. Но, будучи пленницей, она не желала вызывать гнев похитителей. Она понимала, что если будет злить их своими словами, то либо будет казнена, как и обещал Нодан, либо продана в рабство, чего ей тоже очень не хотелось. Поэтому Роза решила молчать. Но и Нодан не проронил ни слова. Сев напротив нее, юноша раскурил трубку и стал смотреть на тлеющие угольки. Девушку это тревожило, кроме того, в глазах индейца блестели дьявольские огоньки, и поэтому, сжав губы, Роза стала про себя молиться, надеясь, что это убережет ее от беса.

— Твой отец – убийца, — наконец произнёс индеец на английском, и Роза поморщилась – у индейца был правильный выговор, аборигены легко и быстро обучались языкам.

— Его разум захвачен Малсумисой[5], и не будет ему покоя ни в этом мире ни в другом, — продолжал юноша.

Роза опустила глаза, стараясь не обращать на него внимания.

— Через пару недель соберется совет, и белая дочь Малсумисы будет осуждена, — сказал он после небольшой паузы.

— Отец приедет за мной, — тихо ответила девушка, скорее, чтобы взбодрить себя.

— Убийца никогда не найдет пеннакуков в Белых горах. Мы скрываемся тут с тех пор, как английские трусы лишили нас земель. Белые горы спрячут нас от чужих взоров, и ты никогда не вернешься домой.

— Отец найдет меня и убьёт вас всех! — с отчаяньем выкрикнула она.

Юноша выхватил топор из-за пояса и бросился к ней. Роза сжалась, ожидая расправы, но он просто сел рядом, и потряс томагавком у ее головы.

— Твой отец убил брата Нодана! Когда тебя казнят, Нодан снимет твой скальп и отправит Белому вождю в подарок, чтобы он помнил о своих преступлениях! — теперь он говорил на абенаки, и этот дикий язык в его устах слышался приговором.

Роза испуганно сжала губы, не желая вызывать еще большего гнева Нодана. Но этого и не требовалось. Юноша вернул кляп на место, с силой вдавил деревяшку ей в рот, а когда поднялся, несколько раз пнул Розу ногой. Было видно, что когда девушке вынесут приговор, он уже не будет сдерживаться и исполнит свою угрозу.

***

Когда Нодан покинул домик пленницы, рядом с ним появилась девушка с коротко стрижеными волосами. Она сердито посмотрела ему в глаза и чуть слышно шепнула:

— Не корми своего злого волка!

Нодан оттолкнул ее с дороги.

— А что чувствуешь ты, Вабана[6]? Я потерял брата, а ты мужа. Кто будет растить Хоке[7]?

— Хоке забрали духи, — ответила Вабана и направилась к реке.

Нодан проводил ее взглядом, чувствуя разочарование. Его гнев рассеялся и теперь он был наполнен печалью. Его племянник был болезненным мальчиком, и, похоже, отец забрал его душу с собой. Кита[8] – вождь племени скорее всего тяжело перенесет эту потерю. Осознав это, Нодан направился к самому большому вигваму в деревне. Строение было обито шкурами и корой, над домиком клубился густой дым. Значит, вождь был не один.

Нодан подошел к жилищу, раздвинул полотна входа и заглянул вовнутрь. Рядом с Китой сидела знахарка – старушка Мигуен[9]. Женщина была не так уж и стара, но все кликали ее бабушкой.

Кита кивнул юноше и позволил ему войти.

— Как поживает твоя пленница? — спросил Кита.

Нодан промолчал, он не хотел говорить об этом.

— У нас давно не было пленников, Нодан, и ты знаешь почему.

— Потому что Кита пытается дружить с йенги? — Нодан в сердцах дал вырваться своему гневу. — Что толку от твоей дружбы? Если вождь Берлина[10] передает нам соль и зерно, это не дает всем белым право покушаться на наши жизни! Ты забыл о том, что мы воины, отец, ты позволяешь чужакам воровать нашу землю и убивать наших мужчин!

— Земля не принадлежит тебе, она одолжена тобой у твоих детей, — сухо ответил Кита, пропустив мимо ушей обвинения юноши.

— Йенги не знают об этом, а твой сын был повешен за охоту на скотную дичь, — Нодан тяжело вздохнул, замечая, что его слова сильно ранили Киту.

Мигуен передала юноше трубку, и он сделал глубокий вдох, вдыхая приятный аромат трав и табака. Его сердце успокаивалось под воздействием дурмана, и он, наконец, смог посмотреть в глаза отцу.

— Скоро мы созовем племя и решим судьбу йенги, — произнёс Кита. — Наша деревня мала, мы охотники и земледельцы, у нас нет столба для казней, и мы не учим своих детей премудростям воины и пыток. Но твоя мать была микмаком, она посадила в твою душу семя жестокости.

— Нодан не жесток, Нодан ценит свое племя и жаждет защищать его. И моя мать, Ахасо[11], научила меня как это делать. Если потребуется, я буду пытать йенги…

Кита поднял руку, прерывая его.

— Племя тебя поддержит, и девушку придадут смерти после суда, но ты не будешь пытать белых. Это разозлит Глускапа[12] и лишит нас урожая.

— Глускап велел нам защищать свою семью, а моя мать рассказывала, как это делали абенаки до того, как от нас осталось лишь жалкое подобие сильного народа. Мы - волки, и мы будем…

— Пеннакуки больше не пытают пленников! — вновь прервал его отец, и Нодан понял, что возражать больше не имеет смысла.

Мигуен вновь протянула ему трубку, и Нодан благодарно кивнул, понимая, что так знахарка пытается заставить его молчать. Говорить ему больше и не хотелось, Кита в своих решениях казался ему слабым.

— Нодан хотел рассказать о Хоке, — вновь заговорил юноша, когда вернул трубку знахарке.

— Мигуен говорит, Хоке плох, — сказал вождь.

— Вабана отправила его к орлам, — опустив голову, ответил Нодан.

— Вот как, — спокойно произнёс вождь. Мигуен протянула мужчине трубку, и Кита схватился за нее, словно за спасительную соломинку. Он глубоко затянулся, в его взгляде появилась суровость и привычная всем жителям поселка мудрость.

— Отправляйся за Вабаной, — велел он строго. — Ее дух ослаблен, я не хочу потерять и дочь.

Нодан кивнул, быстро поднялся, но его остановил голос знахарки:

— Ты тороплив, и в тебе слишком много гнева. Гнев кормит твою злую половину, Нодан. Остановись, пока не поздно.

— Иногда тёмная сторона дает нам больше знаний, чем светлая, — огрызнулся он.

Мигуен нельзя было не послушать. Но разве могла знахарка понять его боль?

***

Индеец спустился к реке, разыскивая Вабану. Женщина в одиночестве сидела на берегу, наблюдая за мерным течением реки. Похоже, Кита зря беспокоился. И Нодану не хотелось сейчас говорить с невесткой. Вабана была хорошей женой его брату, но после смерти Маэру она остригла волосы, а значит, отказалась от своего родства. И, хотя Кита продолжал звать ее дочерью, Нодан больше не хотел звать ее сестрой.

— Зачем пришёл? — девушка обернулась, ее тонкий слух уловил шаги постороннего.

— Кита волновался, — честно объяснил Нодан.

Вабана кинула в реку пару травинок.

— Завтра ты отправишься встречать Войбиго[13]. Постарайся не огорчать вашу первую встречу своим недовольным лицом, — девушка вновь повернулась к воде.

— Войбиго поймет скорбь Нодана. Ее племя воналанчи[14] тоже потеряло много братьев в Рочестере. Возможно, после нашей свадьбы Кита объединится с племенем Войбиго, и мы отомстим убийцам!

— Надеюсь, Войбиго станет хорошей сестрой для Вабаны, — тихо ответила девушка, не смотря на Нодана.

— Сестрой? — мужчина снова рассердился. — Зачем ты срезала волосы? Нодан мог бы позаботиться о тебе, а так ты отвергла нашу связь!

— Вабана хотела, чтобы у Маэру было хоть что-то в том мире. Вабана сожгла свои косы, отправляя их к духу мужа, — девушка опустила голову и ее голос прозвучал совсем подавленно.

— Маэру был терпеливым мужчиной, он дождался бы твоего прибытия! — возразил юноша.

— Он не стал ждать Хоку! — громко выкрикнула Вабана. — В моем племени, когда девушка срезала волосы, она показывала свою верность погибшему мужчине. Вабана не предавала тебя и Киту, она просто хотела, чтобы Маэру знал, как Вабана его любит!

В ее глазах блеснули слезы, и она снова отвернулась.

Нодан хотел подойти и утешить, но потом понял, что девушке этого сейчас не нужно. Оставить он ее не мог, поняв, что беспокойство Киты не было беспочвенным. Поэтому юноша сел на траву и стал дожидаться, когда Вабана пойдет спать.

______________________________

[*] Войбиасен — под Белой горой. Уайт-Маунтинс или Белые горы (англ. The White Mountains) — горный хребет, расположенный в США и занимающий четверть площади штата Нью-Гэмпшир и небольшую территорию на западе штата Мэн. Входит в горную систему Аппалачи, которая считается наиболее труднопроходимой в Новой Англии.

[1] Нодан — громкий крик

[2] Маэру — тихий как ветер

[3] Йенги — так абенаки называют белых. Это означает «молчаливые», так как они не умеют держать язык за зубами.

[4] Маконс — медвежонок

[5] Малсумиса — альтернатива дьявола у абенаков. Плохой брат Глускапа, злой дух, хранитель земли мертвых

[6] Вабана — солнечный свет

[7] Хоке — медовый

[8] Кита — слушайте меня

[9] Мигуен — перышко чибиса

[10] Берлин — город, расположенный вдоль реки Андроскоггин в округе Коос штата Нью-Гэмпшир

[11] Ахасо — быстрая пони

[12] Глускап — бог, создатель и волшебный повелитель индейцев

[13] Войбиго — белый лебедь

[14] Воналанчи — племя западных абенаков

========== Глава 3. Войбиго (NC-17) ==========

Встречать невесту из соседнего племени отправились четверо: старший охотник Бинэ[1] – мужчина средних лет с большим носом, похожим на клюв и узкими серыми газами; его сын Гагонс[2], который всячески старался походить на отца, отчего хмурил брови и приподнимал подбородок; Нодан – сын вождя племени пеннакуков, живущих в Белых горах, и его друг Маконс – весёлый улыбчивый юноша с тёмной загорелой кожей и светло-карими глазами. Несмотря на погожий день, группа выглядела мрачно – все поддались настроению Нодана, который всё ещё скорбел по брату.

В условленном месте рядом с узким перешейком реки Пискатака[3] пеннакуки никого не застали. Они провели почти шесть часов, ожидая гостей, а потом двинулись к ним навстречу. В трёх милях от реки Гагонс, мечтавший стать следопытом, обнаружил следы всадников, и группа, двигаясь по указанию младшего, вышла на поляну, где они и нашли остатки лагеря.

Картина ужаснула всех. Участники свадебной процессии, состоявшей из пяти воинов и двух сопровождающих девушек, были жестоко убиты. Сама же невеста была повешена на дереве. Руки девушки были скручены за спиной; тело с множеством ранений было изогнуто и застыло в неестественной позе. Ноги несчастной были связаны крестом в области лодыжек, отчего её колени смотрели в разные стороны, а посиневшую кожу покрывали тёмные кровавые разводы. Порванное платье грязными лохмотьями висело на её плечах. С девушки сняли скальп, и остатки её волос, покрытые потемневшей запёкшейся кровью, закрывали её лицо.

Один из мужчин сидел, прислонившись к дереву, и, тяжело дыша, старался руками зажать кровавую рану у себя на животе. Увидев пеннакуков, он слабо застонал.

Бинэ подбежал к раненому и уложил его на спину. Остальные медленно спешились. Не в силах справиться с шоком они озирались по сторонам, пытаясь понять, что произошло.

— Моё имя Иси[4], — произнёс мужчина слабым голосом, — сын Арэнка[5], вождя воналанчей из Долины ветра. На нас напали бледнолицые… Люди из Рочестера во главе с Реем Хамермэном… Прошу, передайте отцу Иси имя убийцы его сына и дочери.

— Войбиго мертва? — удивлённо произнёс Нодан, медленно подходя к раненному.

— Её пытали… — Иси покосился на висящее тело. — Белые мужчины изнасиловали её, избили, а потом повесили. Подруг Войбиго ждала та же участь. Йенги обвиняли нас в похищении дочери Мориса Балтимора. Но мы ничего не знали, – изувеченное лицо индейца исказилось болью, и он зашёлся в кашле.

Бинэ покосился на Нодана: юноша с ужасом смотрел на изуродованное тело девушки, которая должна была стать его женой.

— Мы передадим твои слова Арэнку, — ответил Маконс.

Нодан подошёл к Войбиго. Срезав верёвку, удерживающую тело на дереве, он опустил девушку на землю, разрезав путы на руках и ногах. Его товарищи молча смотрели, не пытаясь помочь или поддержать. О мёртвых могли заботиться лишь родственники, а из оставшихся в живых Нодан был в самом близком родстве с покойницей. Юноша надел на тело свою рубашку, бросил полный гнева взгляд на Иси и, вскочив на коня, покинул поляну.

— Стой! — окликнул его Маконс.

— Не мешай, — остановил Бинэ молодого индейца. — Сейчас Нодану нужно самому справиться со своим гневом, ни ты, ни я не способны ослабить его страдания.

— Нодан направился к деревне, — сказал Гагонс. — Мигуен сможет оказать ему поддержку.

Бинэ кивнул.

— А нам надо похоронить тела и известить Арэнка.

***

Вабана зашла к Розе сразу после рассвета. Снова разожгла костёр, дала воды и еды. Девушка принимала пищу с благодарной улыбкой, но индианка выглядела сегодня ещё более мрачно и расстроенно. Роза не решилась заговорить с ней и, когда индианка ушла, девушка вновь осталась одна, полная тревожных мыслей о своём отце. Прошло уже четыре дня, и Роза всё больше беспокоилась за жизнь Мориса. Ведь если бы отец был во здравии, он бы давно отыскал её. К вечеру огонь потух, и в хижине вновь стало холодно. Прошёл небольшой дождик, и с крыши капали ледяные капли. Роза прижимала к себе колени, пытаясь хоть как-то согреться. От верёвок у неё онемели ступни и кисти рук, юбка невыносимо воняла, но девушка уже не пыталась терпеть – всё равно о ней никто не заботился. Она старалась коротать время во сне, но спать на ледяной земле было тяжело, кроме того её мучила жажда, болели конечности и тошнило от голода.

Ближе к ночи, когда на улице уже стемнело, кто-то заглянул в её домик. На мгновение девушка обрадовалась, что хоть кто-то пришёл. Но потом в очертаниях она узнала Нодана. Юноша был зол пуще прежнего, с самого порога он начал тихо ругаться, угрожать и, оторвав от стены прут, несколько раз ударил девушку по оголённым плечам.

— Твои соплеменники убили ни в чём не повинных людей, — с гневом шептал он. — Проклятый Рей Хамермен, он ведёт на нас охоту, словно абенаки бродячие псы!

— Рей ищет меня! — так же тихо, но с надеждой сказала Роза.

— Именно! Всё из-за тебя! — ещё более сердито прошипел юноша.

Откинув прут, он стал бить девушку ногами. Роза поджала к себе колени ещё сильнее, стараясь защитить живот, но, несмотря на то, что крепкие усы корсета хорошо держали удар, ей и без того было плохо, и после первого же удара её почти вырвало. Избивать жертву Нодану удовольствия не приносило, но гнев переполнял его настолько, что он едва был способен трезво мыслить. В душе и разуме горело всепоглощающее пламя, требующее мести и расправы.

— Белые убили мою невесту! Нодан ждал встречи с ней три года. Белые надругались над ней, изнасиловали и повесили на съедение мухам!

Нодан сел рядом и, схватив девушку за горло, продолжил говорить тише, но ещё более пугающее:

— Когда Кита объединится с Арэнком, мы сожжём Рочестер, убьём всех йенги, что когда-то забрали наши земли, и повесим всю твою семью, чтобы ты смогла увидеть их белесые тела. А потом мы повесим и тебя!

Роза хрипела и отчаянно пыталась глотнуть побольше воздуха, на глазах выступили слёзы. Девушка уже чувствовала, как проваливается в темноту, когда индеец отпустил её. Откашлявшись, она громко всхлипнула и залилась слезами. Вновь вернулось противное ощущение страха за себя, свою семью, и Роза мысленно молилась, чтобы Рей поскорее отыскал её.

— С тобой индейцы обойдутся так же, как бледнолицые обошлись с Войбиго!

Подняв кляп, что весь день без дела провисел у неё на шее, мужчина засунул пленнице палку в рот и туго затянул ремни, так что уголки губ болезненно заныли. Схватив за пояс юбки, Нодан передвинул её дальше от стены и уложил у своих ног на бок. Из-за неудобного положения девушка вывернула плечо, локоть был придавлен её телом, а согнутые колени почти упирались ей в лоб. Верёвка, связывающая лодыжки и кисти, сильно впилась ей в кожу, Роза попыталась пошевелить ногами, разогнуть колени, чтоб хоть немного улучшить свою позу и выпрямиться, но Нодан тут же ударил её кулаком по рёбрам.

— Пусть йенги знают, что мы думаем об их белых женщинах!

С этими словами он задрал её юбку. Одежда, пропахшая мочой и грязью, была тяжёлой, юноша набросил верхнюю юбку пленнице на голову, и девушка мотнула головой, пытаясь избавиться от дурно пахнущего покрывала. Нодан смахнул подъюбником грязь с её бёдер и с силой надавил рукой на её ноги. Опираясь на них, он прогнул девушку в талии, словно пытался сломать.

Когда Роза почувствовала его пальцы у себя между ног, её охватил ужас, страх сдавливал всё тело сильнее чем путы. Сквозь кляп она стала его умолять не делать этого, смазанные неровные слова лились из неё, как и слёзы. Индеец не обращал на это внимания. Она услышала, что Нодан снимает свою одежду, и отчаянно заскребла онемевшими пальцами землю, пытаясь отодвинуться.

Мужчина вошёл внезапно. От боли и отвращения к нему Роза истошно закричала. Палка стала рвать ей губы, а индеец схватил её за шею и сдавил горло, пытаясь заглушить крики. Боль усиливалась, расплываясь по всему телу, ей хотелось сопротивляться, но внутри словно что-то умерло, а Нодан продолжал душить её, лишая воли. Двигался он очень грубо и резко, его горячая плоть обжигала её промёрзшее тело. Девушку тошнило, всё тело ломило, она почти не могла дышать. Наконец он отпустил её шею, и Роза безвольно уткнулась лицом в землю. В такт его движениям она скреблась палкой о плечо, пытаясь вытащить кляп изо рта, но так только расцарапала себе кожу. Борьба с кляпом помогла ей ненадолго отвлечься, а когда она поняла, что все попытки спастись или выбраться тщетны, Нодан вышел из неё.

Бледнолицая не вызывала у него никакого желания, и соитие с плохо пахнущей, промёрзшей девчонкой не доставляло удовольствия. Он спешно оделся и с отвращением произнёс, чётко выделяя каждое слово, выплёвывая их словно проклятие:

— И так же с тобой поступят все жители Войбиасен, Кохаку!

Он ушёл, и Роза, вцепившись зубами в кляп, тихо подвывала. Боль не проходила, словно мужчина оставил внутри неё пригоршню гвоздей. Всё тело болело и ныло, а там, куда пришлись удары кожаных сапог индейца, кожа горела.

***

Нодан покинул палатку пленницы, спустился к реке и устало сел на берегу. Руки безвольно упали на траву, запрокинув голову, он тяжело выдохнул. В груди всё болело, воспоминания о брате сливались в мешанину дорогих образов. Гнев отступил. Так же как и вчера, вылив на пленницу свою агрессию, он чувствовал облегчение. Но сегодня облегчение было противным скользким червём, что пожирал его сердце, как гнилое яблоко.

Он ждал встречи с Войбиго три года. Три ужасных года понимания того, что он уже взрослый, что он готов стать мужем и мужчиной, но должен ждать. Три года ожидания, так как отец Войбиго не желал отдавать свою дочь молодому охотнику, не достигшему возраста мужчины.

Маэру и Нодан были сосватаны в один год, хотя Маэру был старше брата на четыре года. Вабана – младшая дочь вождя из племени кочеко[6], прибыла в деревню через месяц после обмена свадебными сундуками. Девушке только исполнилось пятнадцать, она была красива, как свет луны, добра, заботлива, и Нодан с завистью смотрел на брата и его жену всю свадебную церемонию и годы позже.

Невестка оказалась девушкой деловой, шустрой, и Маэру легко попал под её влияние. И без того спокойный и покладистый мужчина делал всё для своей молодой и жизнерадостной супруги. Домашний очаг девушка хранила в меру сил и умений, а умений у неё было не так много, и потому Нодан стал частым гостем и помощником[7] в доме молодой семьи. В те времена его чувства к Вабане были далеки от братских, но девушка держалась дружественно-отстранено и, когда мальчишка признался своей погодке в любви, то получил от брата пару подзатыльников и совет: учиться и тренироваться, чтобы вождь Арэнк отдал таки свою единственную дочь, которая уже достигла восемнадцатилетия, молодому и пылкому сыну Киты.

И Нодан тренировался. Много месяцев, проведённых в лесу, в реке, в поле. Юноша хотел быть достойным жены, о которой ходила слава самой красивой девушки среди абенаков.

Но он даже не смог рассмотреть её лица.

Внутри у него пробежал холодок, воспоминания вызывали ужас. И неудержимый гнев. Девушку повесили – оторвали от Матери Земли.

И дело даже не в чувствах, которые он мог бы испытывать к невесте. Нодан не был уверен, что сможет полюбить кого-либо кроме Вабаны, хотя после рождения сына сноха перестала обращать на него внимание и запретила приходить в вигвам брата. Дело в трёх годах, которые Нодан посвятил девушке, которую никогда не видел и которую больше никогда не увидит.

Нодан честно пытался быть таким человеком, каким воспитывал его отец. Пытался жить в гармонии и уважении, соблюдая традиции, чтя природу и духов. Но сейчас он чувствовал себя волком. Вабана была права – он позволил своей злой сущности победить и без суда вершил правосудие над связанным противником. И сделал он это как йенги. Вряд ли его отец и племя одобрят такой поступок. Ему требовалось рассказать об этом Ките, но мысль о том, что вождь сейчас будет говорить лишь о Войбиго, отбивала желание встречаться с ним.

Нодан не хотел говорить о невесте. Он хотел, чтобы она была жива, и чтобы он смог стать её супругом.

______________________________

[1] Бинэ — голова тетерева

[2] Гагонс — маленький дикобраз

[3] Пискатака — «ветка». Один из притоков реки Пресумпскот. Пресумпскот является частью водораздела залива Каско, впадает в Атлантический океан.

[4] Иси — быстрый олень

[5] Арэнк — падающая звезда

[6] Кочеко — племя западных абенаков

[7] Мальчиков и девочек учили домашнему хозяйству одинаково и до получения статуса «мужа» мальчики помогали по дому

========== Глава 4. Воины воналанчи ==========

Белые горы, горный перевал Пинкхэм, штат Нью-Гэмпшир,

Апрель 1848 года.

Солнце лениво поднималось из-за гор. Нодан приподнял голову и стряхнул с себя капли росы. Он не помнил, когда уснул, но рассвет наступил неприятно рано. Без рубашки, которую он оставил у погибшей невесты, его тело окоченело, и с пробуждением пришло осознание своих поступков, которые теперь вызывали в юноше стыд.

Поднявшись, он направился прямиком к домику пленницы. Вчера он не задёрнул за собой полотно у входа, и неприятная картина открылась ещё до того как он вошёл в хижину. Девушка лежала там, где он её оставил, она не спала и, уткнувшись лицом в землю, тихо постанывала. Вид её оголённых ягодиц вызвал у Нодана ещё большее чувство стыда. Между ног и по бёдрам девушки струилась кровь. Он отдёрнул её юбку иприподнял голову пленницы, снимая кляп.

Девушка продолжала стонать. Её глаза были закрыты, уголки рта она порвала о палку, щёки почернели от слёз и земли. Она была без сознания и неестественно горячей.

— У тебя жар, — испуганно прошептал Нодан, понимая, что в этом и его вина.

Индеец быстро разрезал верёвки и уложил девушку на спину. Когда он выпрямлял её затёкшие конечности, она стала вскрикивать, так и не придя в себя, и Нодану пришлось закрыть ей рот рукой, чтобы она не разбудила жителей деревни. Юбка Розы медленно окрашивалась кровью.

— Позову женщин, — сказал он бесчувственной пленнице, поняв, что это за кровь.

Выбежав из хижины, он стремглав бросился к вигваму Киты. Вабана после смерти мужа перебралась в дом своего свёкра. Осторожно приподняв полог, чтобы утреннее солнце не разбудило вождя, Нодан столкнулся с бабушкой Мигуен. Женщина варила что-то на огне и курила длинную трубку Киты.

— Доброе утро, — произнесла знахарка, подкидывая что-то в варево.

— Доброе, — буркнул Нодан и сел напротив неё, понимая, что разговора не избежать.

— Вабана ушла к реке, — сказала Мигуен. — Испей.

Знахарка налила из своего котелка в маленькую глиняную кружку какую-то странную зелёную жидкость, и Нодан послушно выпил. Живот скрутило от горечи, рот обожгло от невыносимо вкуса и он с трудом смог справиться с собой, чтобы не выплюнуть.

— Как на вкус? — спросила Мигуен и налила себе огромную чарку.

— Горько, — ответил юноша.

— Сладко, — передразнила она его, делая большой глоток. — Слёзы Матери Земли дают тебе возможность опробовать вкус твоей души. Моя душа сладкая, мальчик, а ты, похоже, что-то не то ешь.

— Не могу избавиться от горечи. Невеста Нодана мертва, брат Нодана убит.

— И ты ищешь виноватых? — подал голос вождь. Он выбрался из-под шкур и присел рядом с костром. На его постаревшем, сморщенном лице лежала печать усталости, седеющая голова была покрыта выпавшими из его нарядного головного убора пёрышками, а на босых ногах мозоли заменяли подошву мокасин.

— Да, отец, я не могу найти в себе прощения! — Нодан почувствовал, как снова наполняется гневом.

— Испей, — велела знахарка, протягивая чарку вождю, и тот послушно выпил.

— Тьфу, кислятина, — скривился Кита.

— Это Слёзы Матери Земли! — возмущённо воскликнула Мигуен.

— Зачем ты это готовишь? Ты же знаешь, у Киты от неё живот крутит, — вождь обижено вернулся к своей постели и стал одеваться. — Чего ты хотел, Нодан?

— Хотел поговорить про девушку, которую взял в плен… — начал юноша.

— На этой неделе мы будем хоронить двоих родственников – сына и внука, а на следующей – твою невесту. Белой девушке придётся подождать, — вождь закончил фразу тяжёлым вздохом. — Когда она будет казнена, ты сможешь найти покой?

Нодан лишь кивнул. После того как он своевольно наказал девушку, он уже не чувствовал особого желания её убивать.

— Вабана говорит, что ты плохо о ней заботишься - пленница не доживёт до суда. Может, ты этого и хочешь, но мы не будем действовать как дикари и всем племенем решим её судьбу.

— Нодан поступит с ней как должно, — кивнул Нодан. — Об этом тоже хотел поговорить. У неё кровотечения…

Мигуен покачала головой.

— Скажу Кине[1] и Омаки[2], чтобы занялись ею. А ты к ней пока не ходи. Силы белых в духовном мире намного меньше, но кровоточащая женщина легко может взять тебя под контроль и приказать освободить.

В вигвам заглянула Вабана. Девушка, заметив Нодана, скривилась и прошла мимо него, не здороваясь. Поставив ведро с водой рядом с костром, она села на свою постель и достала недоделанный плетёный пояс.

— Вабана, сходи к пленнице, — велел Кита. — И захвати с собой Кину и Омаки. Девушке нужна ваша помощь.

Вабана снова кинула презрительный взгляд на Нодана и покорно вышла.

— Сестра зла на тебя, — проговорил вождь, присаживаясь у костра в полном облачении. Теперь на нём была широкая рубаха, расписанная охрой и обшитая кожей, на голове кожаный ободок с орлиными перьями для ежедневного ношения, а на плечах небольшая накидка из шкур белых лис, подаренная отцом Вабаны на бракосочетание с Маэру.

— Заметил. Почему?

— Ты не отвёз Войбиго домой.

***

Нодан приехал в деревню Долины ветра к закату. Встретили его неприветливо, и он прекрасно знал почему. Один из воинов – Коггин[3] проводил его к вигваму Арэнка и ввёл, не проявляя должного гостеприимства. Вождь был мрачен и угрюмо кивнул несостоявшемуся зятю. Нодан сел напротив, Когин – по правую руку от Арэнка. Юноша попытался достать трубку, но вождь остановил его и стал молча рассматривать гостя. Они просидели так более получаса. Испустив тяжёлый вздох, Арэнк медленно взял трубку и, набив её травами и табаком, стал раскуривать.

Выпустив несколько колец, он передал трубку Нодану. Дым медленно поднимался к закопчённой прорези в потолке. Эти первые кольца были предназначены духам неба. Далее отдать почести следовало духам земли, воды и диких животных. Лишь после этого старый воналанчи поприветствовал гостя.

— Мы недовольны, что Нодан не привёз с охотниками тела детей Арэнка.

— Нодан был переполнен гнева, он не смог укротить свою ненависть.

— И что должна сделать Войбисен с твоим гневом? – во взгляде и голосе вождя появились привычное выражение – так же настороженно вёл себя и Кита. Но Арэнк был воином, он всегда выбирал путь томагавка, а не Красной Дороги.

— Мы похороним Войбисен под Белой горой, как и положено. Нодан будет чтить её память и скорбить много месяцев!

— Сегодня слишком много говорят те, у кого вообще нет права говорить, — вождь посмотрел на зятя с презрением и кивнул в сторону выхода.

Нодан быстро поднялся и вышел. Он сам прекрасно знал о своих недостатках: вспыльчивость и болтливость. Но когда о них говорил вождь чужого ему племени, Нодану было неприятно. Он уже решил направиться к своей лошади, когда его остановил Коггин.

— Войбиго была моей сестрой, Иси – любимым братом. — начал он с ходу, уводя Нодана дальше от жилища вождя.

— Нодан просит прощения и у тебя за своё непочтение…

— Ты говорил, что переполнен ненавистью. Достаточно ли в тебе ненависти сейчас? — спросил абенак и Нодан сразу кивнул.

Сын вождя вёл его всё дальше в лес и, вдали от любопытных взоров деревенских, их встретили ещё трое воинов волоначи.

— Коггин не оставит дела йенги безнаказанными, — сказал воин и Нодан почувствовал, как в предвкушении закипает его кровь. Кита никогда бы такого не позволил, но сейчас отец был далеко, и Нодан действовал по велению своего озлобленного духа.

— Мы отправимся в путь небольшой группой. Тихий, незаметный отряд, чтобы никто не смог нас выследить, и чтобы йенги не заметили нас, пока не стало слишком поздно. Войдём в Берлин и убьём сколько можем, — рассказал Коггин свой план.

— Кита торгует с Берлином, — заметил Нодан.

— Ты отказываешься? — спросил один из группы с вызовом.

— Нодан пойдёт с вами!

Коггин удовлетворённо кивнул.

— Нас поведёт луна.

Мужчины быстро нанесли боевую раскраску, подготовили своё оружие и уже очень скоро направились к городу белых, что лежал между деревней Долины ветра и под Белой горой.

Нодан чувствовал, как замирает его сердце в предвкушении мести, он поигрывал мышцами на предплечьях, вспоминая поучительные истории, что рассказывала ему мать. Истории абенаков, сражающихся на стороне французов и убивающих англичан. Тогда их племя было многочисленным, и их по-настоящему боялись. Теперь же на битву шло всего пятеро воинов – все, кто согласился отправиться на войну.

До города они добрались за пару часов, небо было ясным, звёзды и луна освещали им путь. Коггин постоянно повторял, что их ведут на войну сами духи. И Нодан так же чувствовал их присутствие, над ними несколько раз промелькнула большое тёмное пятно, и юноша был уверен, что это орёл, и что Грозовые птицы подбадривают его.

Город спал. Мирно, спокойно. На улице не было ни души. Коггин направил своих братьев по одному в разные точки города, чтобы поджечь несколько домов по правую сторону реки, Нодана же послал с левой стороны. Так, разделившись, они надеялись нанести максимальный урон и привлечь меньше внимания. Настоящая партизанская вылазка, и у Нодана от ажиотажа загорелись глаза.

Нодан выбрал один из дальних домов, за ним тянулась цепочка маленьких пристроек, и юноша надеялся разнести огонь дальше, как только пламя охватит первое строение. Юноша подготовил факел и стал поджигать здание, когда заметил пламя на другой стороне реки. Воины воналанчи уже действовали.

Нодан спешно объезжал дом, надеясь закончить с ним и перейти ко второму, когда в городе зазвучал колокол – жителей извещали о пожаре. Почти одновременно с первым ударом из дома выбежало трое: девочка лет семи и её родители. Нодан сразу натянул тетиву, его меткая стрела пробила сердце йенги, и он радостно испустил вопль победителя. Женщина кричала, склоняясь рядом с мужем, и Нодан выстрелил и в неё. Ребёнок, испугавшись, бросился бежать, но в разгоревшемся пламени было достаточно света. Нодан легко попал в цель, и девочка упала с пробитой головой.

Ударив коленями по бокам лошади, он направил её к следующим строениям. Из домов выходили люди, и ему нужно было поспешить. Коггин предполагал, что Нодан лишь зачнёт пожарище и присоединится к ним, но юноше хотелось убивать. Но украденные жизни не восполняли его потери. Завидев следующего белого, он выпустил стрелу на ходу. Сосредоточившись на луке, он выронил факел, но теперь огонь не имел значения, потому что из домов посыпали перепуганные люди, и Нодан, переполненный жаждой крови, бросался на них, посылая стрелы. Когда стрел не осталось, он вытащил короткий и очень острый нож для скальпов. Орудуя им, он убил ещё двоих, когда ему в спину стали палить.

Вновь издав боевой клич, Нодан развернулся, покидая город. Где-то из леса он услышал ответный клич, значит, Коггин с товарищами уже покинули город.

В душе Нодан чувствовал ликование, его нож был в крови врага, и он надеялся, что воналанчи позволят ему остаться и повторить подобную вылазку ещё несколько раз.

Настигнув других всадников, он заметил, что Коггин захватил двух пленников. Мужчину лет тридцати он привязал за руки и пояс к лошади и теперь тащил через лес, задавая слишком большой темп, чтобы человек не мог остаться на ногах. Второй пленник, точнее пленница, была перекинута через лошадь, и, подъехав поближе, Нодан разглядел в пленнице девушку лет пятнадцати, светловолосую и невысокую. Почти такая же, как и его.

Когда они вернулись в селение, мужчина был без сознания. Его тело было сильно избито, половину дороги его волокла лошадь.

***

Воинов встречали. Их воодушевлённые крики разбудили деревню, и индейцы вышли навстречу всадникам. Арэнк появился лишь для того, чтобы бросить на сына недовольный взгляд. Но вождь не стал прилюдно отчитывать воина. Сделанного не воротишь, а наказание за глупость следовало давать с холодным рассудком и выспавшись.

Опознав приезжих, большая часть деревни отправилось на покой, но около двадцати остались, и все они были настроено воинственно. Детей вождя почитали, и их жестокое убийство индейцы не могли принять, и потому пленные белые могли остудить их пламя мести.

Коггин спустил девушку с лошади, она оказалась слишком смелой и гордой. Подняв подбородок, белая с ненавистью смотрела на похитителей.

— Что ты будешь делать с пленными? — спросил Нодан, чувствуя, что ему нужны советы, как поступить со своей.

— Мы казним мужчину, — спокойно ответил абенак. — А женщину я оставлю себе.

— Абенаки больше не продают рабов, — заметил Нодан.

— Коггин сделает её своей женой. Она хороша собой, и Коггину нравится, как она на него смотрит, — в доказательство своих слов, он приподнял её подбородок, но девушка вырвалась, оскалилась.

— Грязные ублюдки, все вы будете гореть в аду, — прокричала она на английском.

Коггин лишь рассмеялся.

— Она сильная. Коггин хочет себе сильную жену! — объявил он по-английски.

Племя поддерживающее загрохотало, издавая громкие вопли и отбивая ногами по земле. Нодан спешился, его ликование проявлялось довольной улыбкой, по указу одного из воинов он и ещё двое мужчин подхватили белого и привязали его к наспех сооружённому пыточному столбу.

С белого мужчины грубо срезали одежды и, пытаясь привести в чувство, плеснули на него ледяной водой. Он вздрогнул, открыл глаза, и Нодан недовольно свёл брови – он узнал мужчину.

— Моя дочь, — чуть слышно произнёс белый и вскрикнул, когда кто-то из индейцев швырнул в него камнем.

Нодан отошёл в сторону, и индейцы стали кидать в пленника камнями. Девушка, которую оставили наблюдать, отчаянно кричала.

Нодан вспомнил их обоих.

Пару лет назад этот белый приезжал к ним в деревню торговать. Кита сам показал ему дорогу, приглашал в свой вигвам. Белый возил конфеты для Кины и Вабаны и смеялся, когда девушки заталкивали леденцов себе полный рот. Нередко он возил и свою дочь – тогда она была ребёнком, и Вабана вплетала в её светлые кудряшки пёрышки сороки.

Нодан не помнил, как звали йенги, но пеннакуки называли белого Большой мешок. Он был один из немногих, кто не брезговал торговать, приезжая в деревню Под Белой горой.

Камни разбили мужчине лицо, он постоянно всхлипывал, роняя на грудь окровавленные слёзы. Его дочь тоже плакала. Коггин оставил её и, подойдя к пленнику, стал делать у него на коже надрезы ножом, к нему присоединились остальные. Ещё один воин в прорезы запихивал небольшие деревянные палочки, которые тут же поджигал. Белый стал кричать, когда пламя начало обжигать его, поджаривая заживо. Когда щепки прогорели, белому стали совать горящие палочки в глаза, продолжая его страдания. Девушка более не кричала, она упала на землю и тихо всхлипывала.

— Не добивайте его, — велел Коггин, — пусть завтра племя решит его судьбу.

Нодан не стал дожидаться утра. Теперь он понимал, чем был так недоволен Арэнк. Молодые индейцы выплеснули свой гнев, но сделали это необдуманно и теперь белые наверняка придут мстить. Чувствуя раскаянье, он попрощался с Арэнком – вождь сообщил, что приедет в деревню под Белой горой через пару дней, чтобы похоронить дух его дочери. А так же намекнул, что воналанчи покинут Долину ветра. Теперь им придётся искать новый приют, подальше от поселения белых, и Нодан чувствовал в его словах обвинение.

Стараясь не наделать ещё больше глупостей, не оправдываться и не защищать поступки Коггина, Нодан направился в свою деревню. Его жажда крови была удовлетворена. Но внутри остался неприятный осадок – Коггин наказал совсем не тех, кого требовалось.

***

Уже подъезжая к своей деревне, его конь встревожился, стал нервно фыркать и дёргаться, пытаясь сбросить наездника. Нодан спешился, боясь свалиться в ледяную реку при переправе. Поглаживая животное и успокаивая его, он довёл коня до реки. Но вода не прибавила лошади покоя, напротив, конь стал поднимать копыта, брыкаться и казалось, совершенно сошёл с ума. Не удержав поводья, Нодан упустил животное, и конь с громким ржанием понёсся прочь.

За его спиной раздалось рычание. Быстро обернувшись, Нодан выхватил нож. На берегу реки, прижав лапой тело енота, сидел огромный волк. Хищник был столь огромен, что Нодан, пригнувшись для атаки, был с ним одного роста. Жёлтые глаза волка искрились, и огоньки ядовитого пламени падали на труп енота маленькими звёздочкам.

— Малсумиса! — с ужасом произнёс юноша, отступая. — Зачем ты явился сюда, зачем убил Мать всего живого[4]?

Волк зарычал громче, показывая свои огромные клыки, и клацнул зубами, отпугивая человека.

— Уходи с Белой горы! Мы не звали тебя.

«Разве?» — прорычало чудовище, — «меня приманил твой гнев».

Волк схватил зубами свою добычу и, сделав большой прыжок, скрылся в темноте ночи. Как только волк исчез, к реке выбежал его конь и, прося прощения, стал тыкать мордой в хозяина.

Нодан обессилено опустил руки. Его била дрожь – он притянул в Войбиасен несчастья.

______________________________

[1] Кина – смотрите, я красивая

[2] Омаки – испуганная лягушка

[3] Коггин – большое сердце

[4] Енот у абенаков священное животное – матерь всех зверей.

========== Глава 5. Женщины Белой горы ==========

Белые горы, горный перевал Пинкхэм, штат Нью-Гэмпшир,

Апрель 1848 года.

Роза пришла в себя под тёплой уютной шкурой, завёрнутая в мягкую кожаную ткань, рядом с пылающим костром. Наконец-то ей было тепло и уютно. И почти ничего не болело. Осторожно вытянув ноги, она приподнялась на локтях. Она лежала в небольшом вигваме, чуть больше пяти футов высотой и шести футов в диаметре. Две центральные палки поддерживали свод, а под дымовым окошком был разложен небольшой костерок, обложенный камнями. Рядом с костром дремала незнакомая девушка, молоденькая, с круглым лицом и большим острым носом. Услышав движение пленницы, индианка встрепенулась, покрепче взялась за ружьё и сердито свела брови.

— Сиди на постели и не двигайся! — голос индианки прозвучал испуганно, кажется, девушка очень боялась, что пленница сбежит во время её дежурства.

— Можно мне воды? — попросила Роза на абенаки, с трудом вспоминая слова, заученные в детстве.

Индианка задумчиво посмотрела на вход и покачала головой. Оставлять Розу без надзирателя она побоялась. Но, к счастью, вскоре пришла Вабана, принесла чашку горячего чая и кукурузных лепёшек.

— Кина, ты можешь идти, — велела Вабана и заняла её место. — А тебе, Кохаку, не советую двигаться, я хорошо стреляю, в отличие от Кины.

— Спасибо, что заботишься обо мне, — сказала Роза.

Индианка с презрением вскинула подбородок.

— Вабана просто хочет, чтобы ты дожила до суда!

— И за что меня будут судить?

Вабана не ответила. Она могла бы назвать сотни причин, по которым белые люди в её глазах должны быть осуждены, но Роза не сделала ей ничего дурного. Пока не сделала. Вабана протянула девушке чарку с густым супом.

— Зачем? — с разочарованием произнесла Роза. — Меня всё равно убьют, не проще ли было дать мне умереть, чем кормить и следить за мной?

— Сначала мы будем судить тебя, — Вабана сердито свела брови, но, заметив разочарование на детском личике пленницы, почему-то смягчилась, — и мы не будем тебя убивать. Ты нам не враг, тот кто нарушил наш покой – это Рей Хамерман, и мы обменяем твою жизнь на его. Тебя же просто высекут или пустят через строй[1].

— Мужчина, который меня похитил, Нодан, сказал, что меня повесят, — шёпотом сказала Роза.

— Нодан переполнен гневом, Малсумиса говорит за него. После похорон Войбиго его гнев вернётся в землю. Тогда он сможет успокоиться и обдумать свои решения. Вождь не будет проводить суд, пока разум Нодана затуманен. И ты смелая, потому что не кричала и не плакала, как другие йенги, когда тебя похитили. Мы ценим смелость и не будем обращаться с тобой как с жабой.

Роза смущённо опустила взгляд. Она не кричала и не возмущалась, потому что была до безумия напугана, и потому, что ей заткнули рот кляпом.

— Значит, меня высекут и отправят домой? — в голосе девушки появилась надежда.

— Возможно, — уклончиво ответила Вабана.

Индианка понимала, что решать судьбу девушки будет Нодан, а тот слишком жесток и озлоблен, чтобы позволить белой уйти. Если бы Вабана была мужчиной, она бы забрала пленницу себе и сделала своей рабыней. Но так как она женщина, ей никто этого не позволит.

***

Церемония похорон вызвала уныние у маленького села. Смерть Маэру и Хоку потревожила размеренную жизнь племени. Пеннакуки давно не воевали и давно не теряли своих близких. Маэру был хорошим мужчиной, охотником и другом, поэтому многие пришли его проводить. Тело Маэру осталось в Рочестере, и Кита хоронил завёрнутую в бересту одежду сына. Рядом с могилой Маэру вырыли небольшую яму для ящика с телом Хоку. Нодан со дня возвращения из деревни Быстрого ветра не произнёс ни слова, а когда вечером все собрались у костра танцевать и петь прощальные песни, юноша взял бутыль огненной воды и спрятался в вигваме брата. Эту бутылку он приготовил как подарок для Арэнка на свадебной церемонии. Старый вождь любил дурную воду белых, и это задобрило бы его. Но свадьбы больше не будет. Арэнк приедет в Белые горы хоронить свою дочь, а не сватать.

Обстановка в доме брата почти не изменилась. Вабана не забрала вещи, переезжая в вигвам Киты. Даже люлька, любовно сколоченная Винэ лет двадцать назад осталась стоять рядом с входом. Нодан сел на постель брата и, откупорив бутылку, залпом осушил четверть. Когда-то в этом вигваме Маэру под одобрительные крики семьи передавал сына из рук в руки, и бледная, уставшая после родов Вабана умоляла быть аккуратней с красным вопящим сынишкой.

Кита был так счастлив первому внуку. Улыбался и смеялся. Нодан не видел, как он улыбался с тех пор как погибла его жена Ахасо. И наверно больше и не увидит…

Мысли о Вабане напомнили, что девушка уже четвёртый день без перерыва сторожит его пленницу. Белую девушку следовало бы вернуть в её старую хижину. «Время крови» прошло, и Вабану скорее всего захочет видеть Кита в кругу семьи.

Юноша допил бутылку, хотя жгучий напиток уже с трудом лез в него. Оставив дом брата, он направился в лес, где располагался небольшой вигвам, в котором держали пленницу. Из-за выпитого голова кружилась, а ноги казались деревянными, но тоску алкоголь смыть не смог.

Вабана не выразила удовольствия с его появлением, девушки замолчали, хотя до этого Нодан слышал, как они говорили что-то о плетении и вышивке. Невестка всё ещё была на него сердита, и когда юноша попросил оставить его с пленницей наедине, индианка молча вышла. Роза же натянула на себя шкуру и почти полностью спряталась, со страхом глядя на мужчину.

— Кохаку, о чём вы беседовали с Вабаной? — спросил он, чувствуя некую ревность, ведь сноха так легко нашла общий язык с чужеземкой.

— Она попросила меня помогать ей с работой, чтобы я не питалась зазря, — тихо ответила Роза на английском, понимать разговоры ей было проще, чем говорить самой.

— Хорошее решение, — одобрил Нодан. — Суд состоится лишь через пару недель. Сначала мы проведём церемонию похорон Войбиго, потом приедет Арэнк, возможно, он тоже захочет судить тебя.

Девушка не ответила, лишь кивнула. Обсуждать свой возможный приговор с Ноданом ей не хотелось. Юноша же расслабленно лёг около костра и стал подбрасывать выпавшие сучки и листья в огонь. Взгляд у него был такой же отстранённый, как и в первый раз, когда он остался с ней, а потом поколотил, поэтому Розе становилось всё страшнее. Она ещё сильнее укуталась в шкуру. Но Нодан не двигался, клевал носом и не обращал на пленницу внимания. Индеец был поглощён своим горем и девушку он просто не замечал.

Сейчас она впервые могла хорошо разглядеть его, но при свете огня индеец не стал менее пугающим. Его кожа была тёмной, лицо похоже на тяжёлый камень – неподвижное, угловатое. Все его черты казались острыми, словно лезвие ножа. И индеец был выше и крупнее любого мужчины, что она встречала в Рочестере. При этом Роза видела его рядом с другими охотниками – Нодан не был выдающимся. От него сильно пахло животным жиром и свежей кровью. Почему-то мысль о крови заставила девушку думать, что Нодан убивает людей в городе. От этого ей стало дурно.

Почти час они просидели так, костёр стал потухать, и Роза, осмелев, попросила подбросить ещё дров. Нодан, словно проснувшись, удивлено на неё взглянул, а потом вышел из вигвама и вернулся с большой охапкой веток. Сложив их рядом с её постелью, он лёг на прежнее место.

— Подкидывай сколько нужно, только не сожги нас, — английский в его устах звучал странно, непривычно спокойно.

Роза положила несколько веточек в затухающий огонёк, и пламя тут же проснулось.

— А вам не холодно? — разговоров вести ей не хотелось, но вбитая матушкой вежливость не позволила промолчать.

— Не знаю.

Голос у него был мрачный, и Роза испугалась, что разбудила спящее в индейце чудовище. Она бы предпочла, чтобы её сторожила Вабана или Кина. Рядом с Ноданом ей было до отвращения неуютно.

— Нодан потерял брата и невесту, — сразу продолжил он. — Это причинило боль. Ахасо всегда говорила, что боль не может убить воина, и меня злит, что Кита не позволил Нодану сражаться и умереть. Теперь Маэру постепенно исчезает, так же как и исчезают воспоминания о нём.

Нодан тяжело вздохнул, поднялся и сел напротив Розы, смотря на неё в упор. Алкоголь пробуждал в нём воспоминания, слова рвались наружу и он чувствовал себя йенги – болтуном. Юноша совсем не собирался делиться с белой своими мыслями, но они сами выплывали из его рта, вылетали вместе с парами огненной воды.

— Брат был Нодану даже ближе чем отец. Маэру растил Нодана с младенчества, обучал всему: как лук натягивать, как по следам зверя выслеживать, как сети закидывать и как лучше рыбу потрошить. Кита всегда занят был – дела племени, дела деревни, дела, дела. Он был так занят, что матери приходилось ходить в город, когда нашей семье требовалась соль или мука, — Нодан вздохнул, в его глазах отражалась пламя, но было оно не агрессивным, а саморазрушающим. — В городе Ахасо и убили.

— Сожалею, — тихо сказала девушка, опять-таки из вежливости и с надеждой, что юноша замолчит и оставит свои мысли при себе.

— Вряд ли ты можешь сожалеть. Мать пристрелил Рей. В своё оправдание он сказал, что перепутал её с разыскиваемой преступницей. Вот и всё. И никто даже не пытался осудить убийцу. А он продолжал убивать и убивает до сих пор, — его голос стал жёстче, старые обиды вспыхнули с новой силой.

— Возможно, тебе всё равно, но я никогда не одобряла методов Рея, — поспешила она заверить его.

— Почему же ты его не останавливала? — с гневом произнёс юноша, и Роза сжалась, вновь прячась от него под выцветшей шкурой.

Нодан опустил голову, заставляя себя успокоиться.

— Отец говорит, что ненависти не место в душе воина, но Нодан ненавидит белых всем сердцем. И ты тут не причём. И даже Рей не причём. Нодан помнит истории своих предков, Нодан знает, что раньше эта земля была наша, и мы могли ходить и охотиться там, где вздумается, а не там, где нам укажут белые. Вы приехали и отобрали у нас всё что дорого. Сначала вы просто гнали нас прочь от охотничьих угодий и богатых плодородных земель, потом вы стали навязывать нам свою религию и законы, вы убивали нас, вели за собой на войны, обещая свободу и права. Почему мы должны делать то, что скажут бледнолицые? Чем ты лучше меня?

Роза молча сжалась. Сейчас к её страху присоединилось непонимание и откровенное презрение. Юноша говорил ей то, что давно желал сказать кому-то другому. Но другие его слушать не хотели.

— Когда мать Нодана погибла, он пытался собрать мужчин, пытался найти в них смелость чтобы противостоять белым. Ты знаешь, что Нодану отвечали? Что воин не тот, кто бессмысленно губит свою жизнь, а тот, кто хранит племя. И как они сохранили племя, позволив умереть моей матери!

Нодан разошёлся не на шутку, но гнева в нём больше не было, это было разочарование.

— Тело матери не вернули в деревню, — Нодан расстроено свёл брови. — Так же, как и брата. Они остались в Рочестере, похороненные как вор и убийца. А ведь Маэру всего лишь подстрелил козу. Никто не знал их имён, никто не пел им прощальных песен. И Нодан может лишь надеяться, что души их найдут дорогу домой. Особенно Маэру. Он так часто блуждал в лесу, что Вабана не хотела отпускать его на охоту. А Нодан присматривал за старшим братом. Это делало Нодана лучше, и он мог этим гордиться. Гордился собой, в то время как Маэру всегда гордился Ноданом.

Нодан шмыгнул носом и опустил голову на грудь. От дальнейших его жалоб спасла Вабана, что явилась с кувшином сладкого чая и большим мешком. Сев рядом с костром она подкинула туда пару веток.

— Почему ты не пошёл поддержать Киту? — сурово спросила индианка Нодана.

— Нодану было слишком больно там быть. А ты?

— Вабане тоже, брат.

Нодан обнял её за плечи и прижался лбом к её лбу, индианка ответила на объятия, словно заключая безгласный договор, и принимая друг друга как родственников.

— Через три дня будет церемония похорон Войбиго. Тебе придётся присутствовать, говорить и петь со всеми.

— Знаю, это будет проще. Ведь Нодан даже не был с ней знаком.

— Да.

Вабана кивнула и, потянувшись к брату, сняла с его волос ленту. Сжав в кулак кожаный шнурок, она бросила его в огонь.

— Спасибо, забыл о ней, — Нодан немного растрогано смотрел, как догорает его лента венчания. Он повязал её в тот же день, когда получил свадебный сундучок от Арэнка. Это значило, что семья невесты согласна на брак но, к сожалению, старый вождь воналанчи не захотел спешить с церемонией.

— Уверена, Кита договорится с Арэнком, и тот предложит тебе другую девушку из своего племени. И теперь Кита не позволит тянуть. Уже к осени ты станешь мужем, а потом и отцом.

— Спасибо Вабана, ты всегда поддерживала Нодана.

— Кстати об Арэнке, Кита попросил оставить пленницу тут, он не хочет гневить вождя воналанчи зазря, — Вабана посмотрела на девушку с какой-то жалостью.

— Нодан думал, Арэнк будет её судить.

— Он так сильно опечален смертью дочери, что не сможет принять разумных решений. Это будет не суд, а казнь!

— Думаешь, Нодан может быть трезвым в такой ситуации? — голос Нодана сорвался.

— Тебе вообще не стоило её похищать! — внезапно разозлилась Вабана. — Ты даже толком не знаешь, что с ней делать. Если хотел отомстить, мог бы убить сразу, а так ты её только мучаешь! — Вабана глубоко вздохнула и посмотрела на пленницу, которая спряталась и пыталась быть как можно менее заметной. — Девушка останется тут, и не будет встречаться с Арэнком! И Бинэ передал мне цепи для пленной.

Девушка вытряхнула из мешка крепкую цепь для вьючных буйволов. Поднявшись, Вабана закрепила один конец на центральном столбе, со вторым подошла к Розе и та протянула ей руку, как послушная собачка, позволяя себя сковать.

— Лучше за ноги, — строго велела Вабана и откинула шкуру, обнажая белые девичьи голени.

Роза пискнула, пытаясь прикрыться, но Вабана с усмешкой схватила сильной рукой дёргающуюся лодыжку и быстро приковала девушку.

— Так ты сможешь работать руками, — пояснила индианка. — Завтра принесу тебе бересты, ты поможешь нам плести корзины.

— Да, спасибо, — закивала девушка, прикрываясь, наконец, шкурой.

— Смешная ты, Кохаку, — рассмеялась индианка, — благодаришь нас всё время, а мы же тебя в плен взяли.

— Ты добра ко мне, — пояснила Роза и покосилась на Нодана. Девушка всё надеялась, что злобный индеец уйдёт.

— Откуда ты так хорошо знаешь наш язык? — резко перевёл тему Нодан.

Роза посмотрела на Вабану, словно ища поддержки и, когда индианка кивнула, Роза ответила частично на языке абенаки, частично на английском.

— Когда Роза жила в Бостоне, в соседнем доме жил старый абенак, он был украден из своего племени в детстве англичанами, но французский священник выкупил его, дал приют в приходе. Этого индейца звали Гичибинеси – Громовая птица. Но мой отец звал его просто Джон. Джон помогал в приходе, и местные относились к нему как к обычному пастору, но Роза часто задерживалась после мессы и слушала его сказки. Он рассказывал мне о гордом сильном народе полулюдей-полуволков. Гичибинеси знал сотни историй, и Роза слушала его, затаив дыхание. В его легендах абенаки не знали ни забот, ни голода. Они жили в гармонии с природой и верили, что являются частью этой природы. Но Гичибинеси так же рассказывал и о войнах, которые велись между племенами, о том, как эти войны прекратились, когда на континент высадись белые люди, — Роза сделала небольшую паузу и мельком глянула на Нодана.

— Глупец твой Гичибинеси. Почему он не вернулся на родину, после того как его освободили? — сердито спросил юноша.

— Он говорил, что ему некуда было возвращаться. Его деревню сожгли, родных убили.

— Как он мог жить в городе, после всего случившегося? — воскликнула Вабана.

— Гичибинеси говорил, что нашёл в себе прощение.

— Прощение? Как можно простить тех, кто лишил тебя дома, семьи, родины? — выдохнул Нодан.

— Прощение – единственное спасение от жестокости, ненависти и зла, что поедают сердце и душу изнутри. Люди, не умеющие прощать, будут вечными рабами своего гнева.

— Иногда простить очень сложно, — вздохнула Вабана, устремляя взгляд на огонь.

— Гичибинеси часто собирал детей и рассказывал всем легенды абенаки и сказания прошлого. Он рассказывал о реках, которые великие духи поворачивали вспять, о землях, что приносили людям жизнь или отбирали еду. Его рассказы были поучительными, добрыми, волшебными. И все его герои рано или поздно отказывались от благ, познавали себя и шли по доброй Красной дороге. Моя любимая легенда о белой горлице, что попала в стаю ворон, но птицы приняли её, помогли заживить её раны, а когда пришла осень отпустили на юг. Гичибинеси говорил, что эта легенда поясняет, что абенаки гостеприимный и добрый народ, готовый помочь в любой беде.

Вабана при этих словах нахмурилась, а потом взяла узенькую руку белой девушки в свою и дружески её пожала. Этот жест вызвал у Нодана какие-то смешанные чувства, он покраснел и, опустив взгляд стал смотреть на пляшущее пламя.

— Абенаки во многих историях олицетворяли себя с животными, часто они сравнивали свои характеры с поведением диких зверей. Гичибинеси сам видел себя орлом и нередко рассказывал детям, что в прошлой жизни летал и любовался миром с высоты небес, — продолжила Роза. — Розе также нравились сказки про Глускапа – сына Табалдака[2]. Гичибинеси говорил, что они похожи на христианского создателя и его сына, только Табалдак создал и плохого сына – Малсумису.

— Он похож на вашего дьявола, — перебил её Нодан, его лицо стало суровым, и Вабана похлопала его по плечу, словно пытаясь подбодрить.

— Иди спать, сестра, — велел юноша. — Нодан принесёт пленнице ещё дров.

Вабана согласно кивнула и покинула вигвам, Роза бросила ей «спокойной ночи» на прощание. Нодан, как и обещал, принёс дров и немного маисовых лепёшек. Перед уходом он сел перед девушкой на корточки и тихо отрывисто произнёс:

— Нодан просит прощения за свой гнев и необдуманные поступки.

Девушка подняла на него взгляд, встретившись с её светло-серыми глазами, он невольно вздрогнул, в них был страх.

— Прошу, не говори никому. Роза хочет вернуться домой и забыть обо всём, — прошептала она, и Нодану стало отчего-то неуютно рядом с ней.

______________________________

[1] Вид казни у абенаков, когда пленного заставляют бежать через строй людей, которые его в этот момент избивают

[2] Табалдак создал людей, пыль от его тела создала Глускапа и его брата-близнеца, Малсумиса. Табалдак наделил Глускапа силой создать хороший мир, а Малсумиса стал отрицательным персонажем, стремящимся к злу.

========== Глава 6. Новый приговор ==========

Белые горы, горный перевал Пинкхэм, штат Нью-Гэмпшир,

Май 1848 года

Роза старательно проталкивала кусок бересты в тонкую щель между прутьями и пыталась отвечать на все вопросы Кины. Девушка очень интересовалась жизнью белых и большими городами. Индианка плохо знала английский, и Роза, путаясь в словах, говорила с ней на языке абенаки. От этого Кина прониклась к ней ещё большей симпатией. Индианка с открытым ртом слушала истории про газовые фонари, велосипеды и поезда. Но больше всего девушку интересовали светские вечера, балы и опера. Вабана изредка поддерживала беседу, но иногда задавала уточняющие вопросы или помогала с переводом.

Вабана была удивительной девушкой. Высокая, крупная, она, казалось, наполняла собой всё пространство вокруг. В ней был неиссякаемый источник жизни и доброты, от которого у Розы щемило сердце и болели глаза. Вабану хотелось обнимать, засыпать на её полной груди, забыв о доме, холоде, боли.

Дом. Роза не могла понять, скучает ли она по своей крошечной, но намного шире вигвама, комнате. По закопчённым от свечей стенам и пахнущим каким-то средством от блох и клопов простыням. По мирно тикающим часам, которые всегда точно, неизменно знали, куда Розе надо идти, что делать и во сколько ложиться спать. По пяльцам с резной ручкой, на которых девушка оставила недоделанное вышивание. Воспоминания о доме не были столь приятными, как Розе хотелось бы. Иногда девушке хотелось скучать по привычному порядку, но воспоминания превращались в серые обрывочные картинки, когда Вабана своим громким, полным жизни голосом наполняла вигвам песнями о бесконечных долинах и бескрайних лесах. Иногда Роза плакала по ночам, чувствуя, что ей не хватает нежного голоса отца, говорящего ей «спокойной ночи». Тогда девушка забирала в свою постель рубашку Вабаны или оставленную ей работу и, вдыхая странный кисломолочный запах индианки, забывалась, словно в объятьях матери.

Вабана была странной, слишком притягательной и обаятельной, чтобы не думать о ней. И её все обожали. Все без исключения. Совсем иным был Нодан. В нём ещё горели огоньки детского задора и весёлости, но, даже приходя в их дом, он оставался мрачным, пытаясь подражать поведению старших охотников. Юноша не смеялся над весёлыми шутками, лишь сдержанно дёргал уголками губ, не рассказывал забавных историй но, когда в вигваме оставались лишь Вабана и Роза, Нодан расслаблялся, начинал рассказывать про охоту и хорошую добычу. Однако стоило Розе обратить на него внимание, как он тут же зажимался, вновь становился сердитым, грубым, отстранённым. Словно боялся её.

Нодан заглянул к ним когда начало вечереть. Он всегда заходил в это время, после того как охотники возвращались в деревню. Сейчас дичи было много, и мужчины прибывали ещё засветло. Нодан передавал добычу Мигуен, которая распределяла мясо по домам, близким по родству к Ките, и давала распоряжения по поводу выделки шкур. Мигуен много времени проводила с вождём, пытаясь поддержать его. Для племени Кита остался серьёзным и полным понимания и знаний лидером, но близкие видели, что потеря сына и внука тяжело сказалась на старике. За пару недель на нём отразились десятилетия.

— Опять языком работаете, а не руками? — с порога шикнул Нодан на девиц. В ответ раздались смешки, а Омаки проворчала, что места в вигваме мало и, забрав свою работу и пятилетнюю дочь, покинула маленький домик.

— Зачем пришёл? — неприветливо встретила брата Вабана.

— Вернулся с охоты. Проверяю пленницу, — привычной фразой ответил юноша.

Церемония похорон Войбиго прошла два дня назад. Нодан, как и подобает обычаям, встречал Арэнка. Вождь воналанчи ни словом не обмолвился о ночном набеге на Берлин, но Нодан видел, что оба вождя надолго отлучались и о чём-то беседовали в большом вигваме Киты. После этой беседы Кита отложил торговую процессию в Берлин, а также велел воинам Войбиасен быть начеку и не оставлять следов. Деревня под Белой Горой была хорошо спрятана рекой и непроходимыми лесами, но было видно, что осторожный вождь напуган, и беспокойство его не беспочвенно. Воналанчи покинули обжитые места и отправились на север, спасаясь от гнева белолицых. О причинах переезда никто вслух не говорил, но многие догадывались, что если Рей продолжит бесчинствовать в Нью-Гемпшире, и пеннакукам так же придётся искать более безопасное место.

Зато Коггин долго и подробно рассказывал воинам Войбиасен как убивал белого в течении четырёх дней. Он также пригласил мужчин с Белой горы участвовать в его набегах на йенги, но Кита строго пресек все попытки юноши.. У вождя всегда находились веские доводы против столкновений, но никто не считал его трусом. Кита был разумным сахем[1], и потому его деревня процветала.

Нодан поинтересовался белой девушкой Коггина, и воин ответил, что новая жена оказалась неудержимой – перерезала себе горло[2] после первой брачной ночи.

Для погибшей Войбиго подготовили неглубокую могилу, Нодан завернув в бересту платье невесты, положил его в сырую землю. Тело Войбиго похоронили в родной деревне, но дух должен был знать дорогу и в деревню её жениха. После этого гости из Долины ветра и жители Белой горы исполнили прощальный танец, Нодан бил в барабаны и пел песню Громовых Птиц. Юноша скорбел по своей невесте, но эта тоска скорее была связана с несостоявшимся браком. Сердце Войбиго ушло в землю, а дух отправился в мир диких рек. Душа Нодана больше не болела за погибшую, ведь девушка обрела покой.

Теперь душа Нодана была занята пленницей.

Что-то незнакомое и тревожное было в ямочках на её щеках, когда она улыбалась вместе с Киной. Серые глаза чужеземки напоминали ему крыльясеверных орлов, и иногда он замечал, как молнии искрятся в уголках её глаз, когда она поднимала на него взгляд. Что-то страшное, чужеродное и поглощающее, словно водоворот, ныло в его паху. Роза болезненно привлекала, вызывая странные, неподвластные желания. Чужеземку следовало казнить как можно скорее. Закончить с судом и решить её судьбу до того, как девушка начала решать его.

Нодан привычным движением подёргал цепь у главного столба и проверил её по всей длине. Вабана одела девушку в одно из своих старых детских платьев – Роза была маленькая, хрупкая, совсем не похожая на сильную и стремительную Вабану. Юноша уверенным движением схватил девушку за лодыжку и осмотрел цепь. Её жемчужная кожа немного покраснела в месте прикосновения железа, Нодан покрутил оковы и отпустил девушку. Касаться её было неудержимо приятно, словно трогать мягкую шкуру удивительного животного. Её кожа была необычайно светлая, почти белая с лёгким жёлто-розовым оттенком и очень нежная. И Кохаку обольстительно пахла. Нодан резко выдохнул, пытаясь избавиться от йенги у себя внутри. Роза смущённо спрятала босые ступни под короткое индейское платье, и юноша занял место Омаки.

Разговор вернулся в прежнее русло. Роза за последнее время стала говорить намного свободнее, её речь наполнилась красивыми сказочными словами, и Нодан стал заслушиваться историями, которые ему в детстве рассказывала Ахасо. Кина задавала всё больше и больше вопросов, девушки смеялись. А Нодан делал вид, что недоволен их беспечным поведением.

Но сегодня их весёлое времяпрепровождение прервал Маконс. Юноша резким движением откинул полог, впуская в интимную обстановку свет заходящего солнца, и, срывающимся из-за быстрого бега голосом, крикнул:

— Арэнку сообщили о пленнице, он идёт сюда!

Вабана спешно собрала свою работу. Нодан притушил костёр и, нервно осматриваясь, решил связать пленнице руки . Девушка не сопротивлялась, но из-за спешки он стянул ей руки слишком сильно и, ещё не закончив с узлами, заметил, что пальцы у неё синеют. Но времени исправлять что-либо не было. Вожди вошли в вигвам ещё до того, как Нодан успел вернуться на своё место. Оба вождя были одеты в церемониальные нарядные одежды, и у Нодана невольно пробежал холодок по спине – ему вспомнились истории Киты о том, что Арэнк лет тридцать назад славился своей жестокостью. Когда вождь воналанчей был молод, он в одиночку устраивал набеги на белых рейнджеров и мог пытать пленников, месяцами сохраняя им жизнь. Сейчас Арэнк потерял прежний пыл, но Коггин перенял его жестокость, и Нодану совершенно не хотелось, чтобы его пленница попала к ним в руки.

Двое крепких мужчин заняли собой всё пространство и, склонившись над молодёжью как рассерженные боги, стали рассматривать то одного, то другого.

— Странно пахнет, — сказал Арэнк.

— Свежей берестой и смолой, — ответил Кита с лёгкой улыбкой, словно вспомнив что-то приятное.

— Нодан, — обратился к юноше вождь воналанчей, — твой отец рассказал мне о белой пленнице, что ты захватил почти месяц назад. Кита также сказал, что ты желаешь судить её, но хочешь моего участия. Это так?

— Да, — Нодан всё ещё сидел на земле и потому ему приходилось смотреть на вождей снизу вверх, но когда он поднялся на ноги, ситуация изменилась, — Нодан поймал её, и мне решать её судьбу.

— Наши люди говорят, она связана со смертью Войбиго. Арэнк должен влиять на твоё решение.

Нодан бросил взгляд на пленницу: бледная, испуганная Роза беззвучно шептала молитвы. Если Нодан позволит Арэнку решать, старый вождь либо велит замучить девушку до смерти, как Коггин поступил с Большой сумкой, либо отдаст в жёны своим воинам. Нодан понял, что хочет оставить её для себя, но обманывать старших он не мог - как и любой индеец, он с огромным уважением относился к старшим.

— Нодан похитил её за пять дней до смерти Войбиго, — признался юноша.

Арэнк, прищурясь, посмотрел на полную ужаса белокожую. Девушка была одета в индейскую одежду, обращались с ней тут хорошо и нужды она не знала. Словно почувствовав взгляд, пленница подняла на него глаза, и вождь, оценив её, одобрительно кивнул. Сероглазая йенги, очевидно, была непричастна к убийству Войбиго. Возможно, похищение девушки и заставило Рея отправиться на её поиски, но шериф и раньше охотился и убивал воналанчей. Этот мужчина потерял всякую человечность, творил бесчинства на их земле и убивал людей Арэнка безнаказанно. Это его следовало схватить и казнить, и Арэнк только тратил время, надеясь, что Кита окажет ему поддержку.

— Как твоё имя? — спросил вождь белую и взглянул на Нодана, надеясь, что тот переведёт его слова.

— Розмари, но пеннакуки называют меня Кохаку, — опередила его девушка, ответив на языке абенаки, и Арэнк принял решение.

Пленница была примерно одного возраста с его погибшей дочерью и, после того как его старший сын самовольно учудил зверства в Берлине, ему не хотелось быть причастным к убийству ещё одного неповинного человека.

Отвернувшись от Нодана и его маленькой пленницы, Арэнк обратился к вождю пеннакуков:

— Что будет с этой белой?

—Сын и племя желают повесить её, — ответил Кита. — Все единогласно приняли это решение, и мы лишь ждали, когда духи заберут наших мёртвых, дабы успокоиться, чтобы казнить пленницу.

— Понимаю. И не буду более задерживать вас. Вижу, что Нодан не готов объявить о своём решении пока Арэнк в Белых горах. Арэнк и его племя отправляются с рассветом. Пусть пеннакуки сами держат ответ перед Малсумисой.

— Ты всё верно понял, Арэнк, — кивнул Кита и, стараясь не задеть высоким головным убором низкий проход вигвама, выбрался наружу. Вождь воналанчей последовал за ним. Нодан посмотрел им вслед, а потом со вздохом опустился на землю.

— Розу казнят? — чуть слышно спросила девушка.

Нодан устало посмотрел на пленницу. Девушка побледнела, и её жемчужная кожа казалась светлее луны в ясном небе. Большие серые глаза наполнились слезами, и Нодан приблизился к ней, распуская ремни на запястьях. Кожа совсем посинела там, где он передавил её, и когда её руки освободились, девушка стала судорожно тереть повреждённые участки.

— Розу казнят? — повторила она вопрос, беззвучно заливаясь слезами.

— Тихо, — шепнул он, не зная, как успокоить пленницу.

Поддавшись эмоциям, он прижался к её лбу своим и схватил её за затылок, не позволяя отпрянуть. Роза ахнула, страх перед смертью сменился страхом перед индейцем. Она боялась пошевелиться, а юноша, словно показывая ей своё расположение, удерживал её голову, как если бы Роза была его соплеменницей.

— Нодан принимает решение!

— Но ведь ты и хотел казнить меня… — Роза осторожно попыталась отодвинуться, но юноша держал её крепко. Почему индеец сменил гнев на милость, она не могла понять, но внутри неё вспыхнула надежда, что все действительно закончится для неё хорошо. Нодан проявил к ней великодушие, и теперь ей хотелось ответить ему тем же и постараться забыть о его грехах. Но сделать это было сложнее, чем просто подумать.

— Это было месяц назад, — он поднял на неё взгляд и тут же отвернулся, смущаясь грозовых туч в её глазах. — Гнев Нодана успокоился, и Нодан теперь должен всё обдумать.

Нодан отпустил её и встал поодаль, сосредоточено сведя брови и пытаясь решить, что с ней делать.

— Если Рея убьют, мой отец отправится искать Розу сам… — Роза покусывала губы, морщась от боли в руках и пытаясь придумать, как теперь лучше с ним себя вести. — Но Роза не уверена, что её отец жив, — последнее она сказала с неподдельной печалью.

— Он жив, — Нодан резко к ней обернулся, и девушка заметила нескрываемый гнев, — наши разведчики видели его.

— Если ты не хочешь казнить меня, возможно, тебе стоит меня отпустить? — с мольбой попросила Роза, надеясь, что если он сегодня в хорошем расположении духа, то ей удастся его уговорить.

— Нет! — сердито ответил индеец и, поднявшись, вышел.

***

Арэнк действительно покинул Белую гору с рассветом. Он и его племя, прибывшие на прощальную церемонию, собрали свои типи[3] ещё до восхода солнца и, оседлав коней, направились к переправе. Нодан, Кита и старший охотник сопровождали их. К концу пути два вождя решили объединить силы в борьбе против общего врага. Вождь из деревни Войбиасен не горел желанием доставать топор войны, ведь пеннакуки не воевали уже третье поколение[4]. Арэнк был настойчив, и Кита всё же согласился, но просил отложить войну до осени – ведь в Войбиасен надо обработать землю и собрать урожай, а для этого нужны мужчины[5].

Нодан несколько раз пытался заговорить с вождём, но Кита намеренно избегал сына, и лишь когда они вернулись в посёлок, Нодан смог встретиться с отцом в его вигваме. В доме вождя как всегда было людно, и сегодня два молодых охотника принесли для Киты прошения: один хотел жениться и просил Киту выбрать для него подходящую девушку, второй тоже хотел жениться, но избранница у него уже была, а вот её отец не был благосклонен к жениху, и молодой охотник надеялся на справедливость вождя.

— Пусть всё решает семья, — ответил Кита второму, первому же предложил младшую внучку Мигуен.

Когда охотники ушли, пришли два правнука знахарки и принесли вождю свой первый в жизни улов. Кита с благодарной улыбкой принял их дары и позволил рассказать, как прошла первая рыбалка.

Нодан терпеливо ждал. У вождя всегда было много дел. И он привык ждать.

— Чего ты хотел? — спросил вождь, когда его жилище опустело, и он смог снять нарядный убор, который Мигуен заставила его надеть в честь прибытия Арэнка.

— Можно ли оставить пленницу в качестве рабы? — напрямую спросил Нодан.

— У Нодана нет жены, но он захотел рабыню, — сухо заметил вождь. — Белой рабыне не место в доме неженатого мужчины. С йенги надо поступить иначе.

Он сел скрестив ноги перед затухшим костерком и стал подкладывать туда щепки и разбитую кору, немного сухой травы и огонёк вспыхнул, зародившись из тлевшего уголька. Кита вытащил трубку и стал медленно её набивать травами, Нодан наблюдал, не мешая и дожидаясь решения отца. Юноша знал, что молод, и если Кита позволит оставить рабыню, то скорее всего оставит её в своём доме. А Нодан желал Кохаку для себя.

Наконец трубка набита, Кита глубоко вдохнул и протянул её сыну. Табак был несвежим, или Мигуен снова что-то подсыпала вождю в трубку, но Нодану запах не понравился.

— Арэнк уехал. Когда ты хочешь провести казнь?

— Нодан больше не хочет её казнить! — сказал юноша, стараясь сохранить спокойствие.

— Вот как? — Кита выпустил несколько клубков дыма и посмотрел на небо, в которое уходил белый дым. — Скоро летняя сушь. Уровень воды упадёт, и Пискатаку будет проще пересечь.

— Нодан это знает.

— И Рей знает. Нам следует обменять пленницу на наши жизни. Когда явится Рей, она станет нашей защитой.

— Значит никакой казни! — с облегчением произнёс Нодан, мысль о расправе уже давно тяготила его.

Вождь опустил своё усталое лицо и сердито посмотрел на сына.

— Лишь ты желал её убить, но Кита бы не позволил Малсумисе захватить твою душу. Племя разделило бы твой гнев и грех, а когда проклятый сын Табалдака явился бы выбирать своего приспешника, он бы не смог отыскать тебя.

Нодан, пристыдившись, опустил голову. Отец был прав, его безудержный гнев навлёк беду на деревню. И теперь не имело смысла объяснять, что Нодан выплеснул свою ярость, убивая йенги в Берлине, и волк Малсумиса явился за ним и лишь ожидает его следующей ошибки.

Когда сын ушёл, Кита с тоской посмотрел на опустевший вигвам. Всего пару месяцев назад тут нянчила внука Вабана и любил понежиться у костра спокойный Маэру. Теперь здесь было слишком тихо, и одиноко. Нодан – непокорный и непослушный мальчишка и Кита очень надеялся, что его младший сын женится и станет семьянином. Только не было девушки, что привлекала бы юного бунтаря.

***

С уходом Арэнка и его воинов в селе сразу стало спокойно, тихо. Нодан сразу направился к домику пленницы, но с удивлением обнаружил там двух женщин, которые тут же прогнали его. На его вопросы они ответили, что Вабана забрала пленницу, так как этот вигвам был нужен другим и для других целей.

На мгновение юноша рассердился, что сестра увела его пленницу, он обежал деревушку, прошёлся по полям, которые готовили к посадке маиса и тыквы, вышел в лес, полный терпких весенних запахов. Не найдя Вабану, он серьёзно встревожился, решив, что добросердечная девушка отпустила пленницу, и он Кохаку больше не увидит.

Нодан нашёл их у реки. С пленницы сняли кандалы, Вабана, Кина и одна из внучек Мигуен – Аниби[6] плескались в реке нагишом. Кохаку в светлой тонкой сорочке пыталась следовать их примеру, но вода была ледяной, только спустившись с гор, обжигала кожу, и белая девушка выглядела посиневшей. Но сейчас она смеялась, и Нодан, спрятавшись в траве, бесстыже наблюдал за купальщицами, не в силах отвести взгляда от бледной, непохожей на всех остальных жительниц деревни, девушки. Ткань её сорочки намокла, облепила тело, и Нодан пытался разглядеть скрытые от него прелести.

Когда девушки вышли на берег, обсохли и оделись, он вышел из своего укрытия и, стараясь не глазеть на пленницу, сел рядом. Кина и Аниби играли в верёвочку, слушая наставления белой, которая и показала им эту игру. Вабана села у ног юноши и, стряхнув воду с волос ему на мокасины, хитро подмигнула.

— Вабана тебя видела.

— Что? — Нодан попытался сделать удивлённое лицо, но лишь покраснел.

— Кохаку будет жить теперь в доме Маэру, — сразу сменила она тему, продолжая хитро улыбаться.

— Кита сказал, мы обменяем пленницу у Рея, пусть белые её выкупают.

— Вабана бы дорого за неё просила, — с серьёзным лицом сказала Вабана.

— Дорого это сколько?

Девушка задумалась. Словно занятая подсчётами, она загибала пальцы и смотрела на заплывающее грозовыми тучами небо.

— За смерть Маэру, за смерть Хоку, — тихо сказала индианка. — Вабана не хочет, чтобы она уезжала, — добавила Вабана, опуская голову. — Вабана к ней привязалась.

Нодан вновь бросил взгляд на девушек и замер от ужаса – по другую сторону реки сидела огромная чёрная тень. Среди ветвей можно было разглядеть силуэт волка.

— Ты просто тоскуешь, сестра, — попытался успокоить её и себя Нодан. — И Кита сказал, что до конца лета Кохаку скорее всего пробудет здесь.

— Хотелось бы.

Вабана вскинула голову, наблюдая, как скручиваются и темнеют облака.

— Громовой орёл прилетел в Белые горы. Время пахать.

______________________________

[1] Сахем — титул вождя

[2] Абенаки ценят право выбора, самоубийство не считается зазорным. И окружающие должны прививать индейцу с детства любовь к жизни – считается, что мир духов намного прекраснее, и если ребёнку не понравится настоящий мир, он уйдёт сам. Индейцы не боятся смерти, так как верят, что попадут в лучшее место.

[3] Типи — повсеместно принятое название для традиционного переносного жилища кочевых индейцев Великих равнин

[4] В конце 18 века они были почти полностью уничтожены

[5] Многие племена занимались земледелием, и мужчины (особенно слабые) помогали, когда рук не хватало

[6] Аниби – вяз

========== Глава 7. Охота ==========

Бинэ выследил медведя. Не зря его считали лучшим охотником в Белых горах. Он, а также двое старших сыновей Мигуен кормили посёлок своей добычей уже не первый год. Но Бинэ чувствовал, что его время отправиться на покой приближается и много времени тратил на обучение молодых. Старший охотник взял след на севере от Белой горы и вёл за собой подростков, надеясь, что это будет для них полезный опыт.

Нодан заметил, что Гагонс и Маконс вздрагивают при каждом шорохе – эти двое ещё ни разу не убивали такую крупную дичь. Нодан же чувствовал себя уверенным - как-то ему довелось столкнуться с бродячим барибалом. Медведь был некрупный, медвежонок, и они с братом легко его завалили. Нодан с удивлением отметил, что воспоминания о брате больше не причиняют ему боль.

Молодые охотники двигались осторожно, высоко поднимая ноги, старались не издавать лишнего шума и осматривались, готовясь к встрече с хищником. Шкура медведя крепкая и плохо пущенная стрела могла лишь разозлить барибала. А если они забрели на его территорию, зверь мог воспринять их агрессивно и внезапно напасть.

Из кустов выскочил тетерев и быстро скрылся, заставив Гагонса вздрогнуть и поднять свой натянутый лук. Бинэ недовольно ухмыльнулся, его сын был слишком напряжён, и даже обильное количество жира енота, которым намазали охотники свои тела, не мог скрыть запаха испуганного человека.

Медведей в этом году в Нью-Гэмпшире было много, и наставник многое рассказывал о повадках и нравах дикого зверя. Мясо медведя было жестковато, но готовить из него солонину на зиму – самое то. Кроме того, его шкура была прочная и тёплая, и её можно было неплохо обменять. А внутренности большого хищника были ценны как деликатесы.

Встреча оказалась неприятной: как Бинэ ни старался, он не смог скрыть своих шагов – возраст давал знать. Медведь услышал их и с рёвом бросился на индейцев. Старшему охотнику удалось отскочить от удара, но медведь задел его, и Бинэ сразу лишился уха. Мужчина упал, пополз, пытаясь уйти от следующей атаки животного. Гагонс и Маконс словно маленькие зверюшки сжались и стали натягивать луки, беспорядочно пуская стрелы. Стрела Нодана попала медведю в лапу, и лишь стрела Бинэ, который, казалось, слился с кровавым духом охоты, попала чёрному противнику в холку.

Медведь рыкнул, получив болезненную и опасную рану, и бросился наутёк.

— Не дайте ему уйти, — велел Бинэ, стараясь остановить кровь. Двое молодых охотников бросились за ним следом. Гагонс остался с отцом.

Медведь, проворно виляя задницей, кружил между берёзками и можжевельником с такой скоростью, словно спасался от настигающей его смерти. И он был прав, индейцы не собирались давать ему шанса выжить. Нужно было только выбрать правильный момент, хорошо прицелиться, чтобы не испортить драгоценную шкуру.

Барибал ушёл на полмили[1], прежде чем ослабел от кровопотери. Стрела Бинэ сделала своё дело, и Маконс, наконец, смог прицелиться и добить зверя. Издав короткий рык, медведь повалился на мох, заливая его алой кровью. Нодан с радостным воплем бросился к его телу. Медведь последний раз блеснул глазами, ища своих убийц, и испустил дух. Индейцы спешно попрощались с его душой и поблагодарили матерь землю за еду, а потом Нодан вскрыл зверю грудную клетку и вынул горячее сердце.

К тому моменту подоспел Гагонс, он с восторженными криками, словно ребёнок, осматривал красивое большое тело. Следом шёл Бинэ и вёл за собой лошадь. К уху охотник привязал кусок мха, чтобы хоть как-то остановить кровотечение.

Трое молодых охотников опустились перед телом и с радостью вкусили горячее сердце молодого медведя. Теперь тушу следовало освежевать и дотащить до деревни – работа непростая. Зверь был ростом с мужчину и весил не менее пятисот фунтов. Избавив тело от потрохов и сложив все самые ценные внутренности в свой кожаный мешок, Бинэ присел отдохнуть и раздал поручения младшим. Гагонс и Маконс принялись изготовлять носилки, а Нодану пришлось вернуться к месту, где он оставил своего коня.

Юноша двигался спешно, не обращая внимания на шум, который создаёт. Пройдя менее половины пути, Нодан услышал рычание за спиной. В первое мгновение он решил, что его выследил другой хищник. Резко развернувшись, он натянул тетиву, направляя стрелу на ожидаемого врага. Невдалеке, между корнями старого дуба, прикрытый ельником, сидел огромный волк и недобро смотрел на юношу.

— Малсумиса! — испуганно выдохнул Нодан и сделал быстрый шаг назад, опуская лук.

Но бежать было бесполезно, если разгневанный дух явился за его душой, то он получит её, независимо от того, хочет ли того индеец или нет. Волк сделал шаг ему на встречу, выходя на свет. Но его шкура задымилась, зашипела и стала оползать чёрной горелой смесью на траву. Волк замер.

— Ты не выйдешь на солнечный свет! — Нодан тут же почувствовал себя смелее и снова поднял лук. — Нодан убил медведя для еды, Нодан не желал ему зла, я поблагодарил его за отданную жизнь, — оправдывался он, всё ещё держа на прицеле волка.

«Авасос[2] не насытит твой голод».

— Нодан больше не голоден, — юноша стёр с лица остатки крови.

«Молсем[3] голоден».

Волк неожиданно двинулся, ветки, скрывающие его, задрожали, словно рассыпаясь, и животное приготовилось к прыжку. Нодан не собирался сдаваться, он выпустил стрелу и тут же достал новую. Первая угодила волку в глаз, и животное взревело, поднимаясь на задние лапы. Сейчас он казался даже больше медведя, что убили охотники.

Вторая стрела попала волку в грудь, и тот испустил протяжный вой, от которого у Нодана заложило уши. Сделав неуверенный шаг, зверь упал на землю, покрывая траву чёрной смолью своей шерсти.

— Нодан убил Малсумису! — прошептал юноша в ужасе.

К телу зверя стали подползать гады, мыши и жуки. Собирая куски плоти, они разносили волка прочь. Тело изгнило и рассыпалось за считанные секунды, и вскоре на траве осталась лишь кучка сырой чёрной плесени, словно от скопления старых коприновых[4] грибов.

— Нодан убил Малсумису! — прокричал он так, что птицы с криками слетели с деревьев.

Его переполняла гордость. Нодан уничтожил врага и защитил свой дом. Теперь злой дух не будет преследовать жителей под Белой горой. Теперь беды обойдут его племя. Но за любую взятую жизнь нужно платить. А Нодан совсем не подумал о плате…

За лошадью юноша шёл почти полчаса. Ноги не слушались, казались ватными после пережитого потрясения. Возвращался Нодан ещё медленней. Но именно поэтому на подходе к охотникам заметил группу индейцев, что следили за расслабившимися пеннакуками.

Всего в нескольких метрах от Бинэ, прячась в кустах, сидели четверо индейцев. Почти полностью выбритые головы с вплетёнными оленьим хвостиком в пучки чёрных волос, были украшены перьями. Юноша не видел их лицевых отличительных знаков, но Нодан узнал их и со спины – могавки[5]. Пеннакуки воевали с могавками с тех пор, как Глускап победил Великую Жабу и создал эту землю. Их вражда была настолько древней, что никто из ныне живущих не помнил даже её причин. Могавки просто были врагами и всегда ими будут. Только что они сегодня делали на территории пеннакуков, Нодан понять не мог. Да и времени задаваться этим вопросом не было.

Его рука потянулась к колчану – последняя стрела. Остальные ушли на медведя да на проклятого духа. Нодан издал громкий клич, привлекая внимание своих соплеменников и врагов. Все семеро одновременно вскочили на ноги. Гагонс и Маконс выхватили свои топорики. Могавки бросились в атаку на замешкавшегося раненного Бинэ.

Сын вождя быстро выпустил стрелу, почти не целясь, ведь расстояние было невелико, стрела вошла в спину самому высокому, несчастный сразу упал на землю хрипя и отплёвываясь кровью. Стрел больше не осталось, и Нодан выхватил нож и с диким воплем бросился на врага.

Маконс метнул топорик в выбранную жертву, попал могавку в плечо и тот, взвыв от боли, упал на землю. Подбежав к раненному и не давая ему опомниться, юноша вытащил своё оружие из плеча врага, и опустил топор на голову могавка. Бинэ пришлось отбиваться от двоих. Выставив перед собой лук, он смог уйти от одного из ударов, второй сбил ему повязку с лица. К счастью, на помощь подоспел сын и, пробив топориком шею могавка, испуганно смотрел то на отца, то на поверженного врага.

Нодан наскочил на последнего нападавшего, пытаясь сбить его с ног. Но могавк развернулся и взмахнул широким ножом, стараясь достать молодого охотника. Со спины могавка попытался ударить Маконс, но тот дёрнулся в сторону и бросился бежать. Ему не удалось скрыться. Меткая стрела Бинэ сбила его, отняв жизнь.

Пеннакуки медленно успокаивались, переглядывались, проверяя, не пострадал ли кто из своих.

Могавк со стрелой в груди хрипел и пытался уползти. Старший охотник поймал взгляд своего ученика и кивнул. Теперь жизнь бедолаги принадлежала Нодану. Юноша подошёл к поверженному. Могавк развернулся на спину, оставив попытки сбежать, и теперь с вызовом смотрел на Нодана. Это был молодой мужчина, немногим старше самого Нодана, сейчас он тяжело, с хрипом дышал, ритуальные узоры на голой груди размазались из-за крови, обильно хлеставшей из раны. Недолго думая, юноша прицелился и ударил ножом раненному в печень. Так, говорила мать, ты лишаешь его сил. Могавк, стиснув зубы, глухо застонал и схватился за рану. Вторым ударом Нодан проткнул его лёгкие. Так, рассказывала Ахасо, ты воруешь его дыхание. Ещё один колющий удар в промежность, чтобы лишить его духа потомков.

— Будь проклят, мальчишка… — прохрипел могавк, испуская дух, когда нож Нодана перерезал ему горло.

Глядя как расправляется с врагом молодой охотник, Бинэ прищурился. На мгновение ему показалось, что над юношей нависла тёмная лохматая тень с большой пастью и острыми зубами. Но когда могавк умер, тень рассеялась, словно видения и не было.

Выпрямившись, юноша обернулся к товарищам. Светлая поляна была багряной от крови, а кровь врагов – пища для матери земли. Маконс с торжественной улыбкой снимал скальп со своего врага – первого в его жизни. Потом он подошёл ко второму и сделал то же самое. Гагонс своего убитого не тронул, словно его победа не интересовала. Но Бинэ заметил, как дрожат руки сына после того, как его томагавк отведал человеческой крови.

Нодан разжал руки, нож упал на землю, позволяя ей насытиться кровью. Свежие, яркие листья потянулись к влаге, впитывая её, и отчищая землю от следов борьбы. Солнце, проникающее сквозь листву, согревало, освобождая, успокаивая. Нодан облегчённо вздохнул. Это была долгая охота. И закончилась она удачно.

Приподняв голову убитого могавка, Нодан срезал с него скальп. Его первый скальп. И пусть мать гордится, что сын не стал скорбной овечкой умирающего стада в руках йенги.

***

Молодые охотники въехали в Войбиасен, подняв насаженные на палки скальпы врагов, как белые поднимают свои флаги. Знак их силы, их победы. Ребятишки с восхищением бежали за охотниками, разглядывая огромную тушу на самодельных носилках позади лошади и висящие на поясах трофеи – отрезанные кисти рук могавков. Бинэ, перевязанный, с оцарапанным лицом, был мрачен и шёл в конце процессии.

Их встречали почти все жители деревни. Гнутая вишня – отец Маконса, звал себя воином, но в мирное время рыбачил и приносил неплохой улов, был горд за своего сына. А двое других охотников, что сегодня отправились к горам и привезли тушку молодого козла и пару гуменников[6], одобрительно хлопали Бинэ по коленям.

Все с завистью любовались на шкуру чёрного медведя.

— Авасоса убил Бинэ, — объявил Гагонс, хвастая своим отцом. — А Нодан и Маконс привезли троих могавков!

Индейцы и с гордостью подняли свои палки с насаженными скальпами.

— Вы наткнулись на могавков? — с удивлением спросил Конаэри[7] – муж Омаки.

— Да, их следопыты рыскали на нашей земле, — ответил Нодан.

— Теперь они пошлют к нам воинов, — услышал он сердитый, не одобряющий голос отца.

Толпа расступилась.

— Нодан встретит их воинов и привезёт в деревню и их скальпы.

Его голос сорвался на боевой клич, и несколько воинов поддержали его.

— Иди за мной, — велел Кита.

***

Вигвам вождя как всегда был полон приятных запахов трав Мигуен и её хвойных напитков. Нодан небрежно кинул трофеи перед огнём и сел на землю. Кита тяжело опустился напротив и снова молчаливо уставился на сына. Еще с детства мальчика при таких встречах Кита молчал, а Нодан ждал, но потом начинал ругаться и кричать, за что и получил своё имя.

— Нодан знает, что ты скажешь, но могавки не вернутся. Они не найдут нас, и не посмеют искать: Лига ирокезов перебралась в Квебек, а почти все могавки отправились в Канаду.

Кита холодно перевёл взгляд на трофеи.

— И всё это не имеет значения, отец, — Нодан покачал головой. — Нодан понимает, что должен был рассказать об этом раньше: к деревне приходил Малсумиса. Но сегодня в лесу я убил его! Это правда, я видел, как гады растащили его тело, оставив на земле пятно гнили!

— И чем ты заплатишь за убийство духа? — спокойно произнёс Кита.

Нодан глубоко вздохнул.

— Нодан зароет топор войны. Я оставлю желание мстить и убивать, покуда это не потребуется моей семье.

Юноша снял с пояса топор и передал его отцу. Кита не шевельнулся.

— А что ты будешь делать с Кохаку?

Нодан на секунду замер, о девушке он забыл. Забыл, пока бился с могавком и сражался с Малсумисой в себе.

— Нодан решил жениться на белой девушке!

— Она слишком молода, — заметил Кита, но прищурился, задумчиво оценивая сына. Насколько Нодан был серьёзен, Кита понять не мог, но в душе его загорелась надежда, что ещё в этом году духи порадуют его новой счастливой невесткой.

— Кохаку будет рожать тебе внуков, разве не этого ты хотел? — возмутился Нодан препятствию отца.

— Кита собирался обменять Кохаку на свободу. Мы должны вернуть пленницу, чтобы успокоить гнев Рея. А ещё тебе надо отправиться в Берлин и найти нового торговца. Кто-то убил Большую сумку, — Кита продолжал гнуть свою линию, испытывая сына. В то, что Рей сможет отыскать Войбиасен, сахем не верил.

Нодан озлобленно дёрнул губой. Он не собирался отдавать свою пленницу. Кохаку была его, он выкрал её, держал рядом, он кормил её и заботился о ней почти два месяца. О каком обмене теперь может идти речь!

— Плевать на торговцев! Нодан решил жениться на Кохаку, а если ты не позволишь, я сбегу к микмакам, и они будут воспитывать твоих внуков! — прокричал Нодан и, забыв о трофее, выбежал из вигвама вождя.

— Он снова кричит, — заметила Мигуен, заползая в дом на четвереньках.

— У меня нет сил ему противостоять, — Кита передёрнул плечами. К выходкам сына он уже привык, но снисходительно относиться к такому поведению не хотел.

— Нодан обещал зарыть топор войны, если ты позволишь ему жениться. Он поедет в Берлин и найдёт замену Большой сумке.

Кита устало и громко вздохнул. Если сын женится, если перестанет твердить о войне и походах на белых, возможно, мир вернётся в Белые горы, и внуки Киты будут рыхлить плодородную землю у Пискатаки своими руками. Даже если это будут светлокожие дети. Разве это имеет значение, если и Кита, и Нодан смогут обрести своё счастье.

Мигуен с ожиданием смотрела на вождя, но Кита не собирался высказывать знахарке своё мнение.

— Иногда Киту тошнит от того, что ты всех подслушиваешь.

***

Нодан хотел идти к вигваму Маэру, чтобы побыть одному, но там теперь жила Кохаку, и слишком часто её гостями были другие подростки деревни. А сейчас ему не хотелось видеть даже её. Хотя напротив, ему хотелось, чтобы Кохаку прозрела и отблагодарила за его внимание. Отблагодарила собой.

Нодан отправился к реке. Солнце садилось. Рядом с берегом паслись лошади племени. Всего двадцать четыре скотины. И с каждым годом их становилось всё меньше, потому что охотой и землёй не удавалось прокормить растущее племя. Кита гордился, что пеннакуков становилось больше. Мигуен расцветала при рождении очередного потомка. Старики деревни работали, засыпая на солнце, и просыпались, играя с детьми.

Не о таком ли мире должны мечтать индейцы? Почему Нодану не хватает крови, что он уже пролил?

Юноша обречённо запустил камушек в воду.

«Молсем всё ещё голоден»

Нодан завопил, отпрыгивая от воды. С гладкой поверхности на него, вместо отражения, смотрела морда волка.

______________________________

[1] Полмили = 800 метров

[2] Авасос — медведь

[3] Молсем — волк

[4] Коприновые грибы — навозники

[5] Могавки — племя североамериканских индейцев, входившее в союз Лиги ирокезов.

[6] Гуменник — птица из семейства утиных.

[7] Конаэри — безголосая птица

========== Глава 8. Горные орлы ==========

Ее новый дом был больше, просторнее и теплее. На полу было множество шкур, и для костра вырыто углубление. Тепла от него было много, а дым стремительно ускользал в небольшое отверстие в крыше. Розу снова приковали. Но теперь Вабана брала ее на прогулки и в поле каждый день. Нодан после охоты бродил следом, наблюдал. Она все еще побаивалась его, хотя юноша больше не грозился убить ее, он странно на нее косился, когда они веселились с Вабаной, и все время норовил отобрать у индианки веревку, на которой та водила пленницу.

Роза помогала собирать травы, убирала камни с полей, носила воду для поливки. Жизнь в деревне ей нравилась с каждым днем все сильней. Никто не говорил ей носить корсеты, кушать по расписанию и проводить с пяльцами несколько часов в день. Роза могла бегать с молодыми индианками по берегу бурной реки, которая не грелась летом и не замерзала зимой. Могла скинуть с себя легкое платье и окунуться в ледяную, безумствующую реку. Могла плескаться и визжать, не думая, что скоро ей замуж и мужчинам не понравится такое поведение.

Когда местные мужчины замечали проказы девиц, они хлопали им, махали руками, подзывая к себе, и одобрительно смеялись. В деревне все смеялись: старушка Мигуен, пропахшая табаком и хвоей; охотники с тяжелыми топорами и короткими луками; девушки, что работали в поле; мальчишки, что сушили рыбу; девчонки, собирающие травы; дети в деревянных коробах; птицы в небе и горный хребет, на котором, по рассказам Кины, жили древние Громовые Орлы.

В городе у Розы не было времени лежать в траве и смотреть, как божьи коровки поедают тлю. Не было времени собирать цветы и вплетать их подружкам в косы. В городе у Розы не было подружек. Уж очень высоко было ее положение. В деревне она давно не чувствовала себя пленницей, она стала гостьей с тех пор, как Вабана сняла с нее путы.

— Завтра последний день Кикас, — сказал Нодан, отыскав Розу и Вабану у кромки леса. Солнце безжалостно палило, и девушки спрятались в тени деревьев. Роза была одета в легкую рубашку с вышивкой, которую делала сама, и мокасины из тонкой кожи, подшитые у лодыжек. Скорее всего, они принадлежали Вабане.

— День пашни, последний день весны, — кивнула Вабана. Вместе с Кохаку они мешали краски и сушили охру для летних рубашек.

— Нодан хочет отвести Кохаку на Вершину Духов, — Нодан, махнул рукой в сторону темнеющих массивов и уставился на девушку, словно пытаясь прожечь ее взглядом. — Она живет в деревне уже два месяца, возможно, Вавобеданик[1] захочет с ней познакомиться.

— Это хорошая идея, — кивнула Вабана и слегка подтолкнула девушку. — А ты что думаешь, Кохаку?

Роза замялась. С испуганно расширенными глазами уставилась на подругу, идти куда-либо с Ноданом ей не хотелось.

— Конечно, она пойдет! — ответила за нее индианка и, сделав сердитое лицо, заставила Розу согласиться.

— Хорошо, Нодан разбудит тебя с рассветом, — с приподнятым настроением сказал Нодан.

***

Роза спала плохо. Отправиться в горы с Ноданом казалось ей плохой идеей, но перечить Вабане она не могла. Молодой индеец казался мстительным и грубым, и пусть прошло много времени, и он больше не проявлял к ней агрессии, Роза помнила, как он с ней обошелся. Зачем ему понадобилось вести ее так далеко от деревни, она не понимала. Возможно, Нодан решил исполнить свои мстительные планы и убить девушку, раз уж Вабана смогла отстоять ее жизнь. А Роза была уверена, что именно добродушная, сильная и смелая Вабана отвоевала для Розы у абенаков свободу и дружелюбие.

Сон пришел неожиданно. Розе снились величественные птицы, кружившие над деревней. Девушка видела селение с высоты птичьего полета, видела его в необычных ярких красках, и ей нестерпимо хотелось спуститься и окунуться в это море цветов. С земли ей махали руками индейцы, звали к себе, приглашали в круг, где молодые танцевали, били в бубны и выкрикивали что-то веселое. Роза отыскала взглядом Вабану и Кину, девушки работали в поле и, заметив Розу-птицу, стали кидать ей в небо семена тыквы, приглашая спуститься. Но Роза не могла, грозовое небо затягивало ее все сильнее, не позволяя приблизиться к деревне, которая казалась райским уголком. Ветер уносил ее прочь, швырял между облаков, и, наконец, ее выбросило на камни Белой горы. Один из Орлов опустился перед ней, принимая человеческое обличье. Перед ней стоял Нодан, гордо задрав голову, и его большой нос, напоминающий орлиный клюв, сердито смотрел в небо.

Когда Нодан пришел к ней, девушка с трудом смогла открыть глаза, сон сковывал ее, она вновь и вновь проваливалась в темно-серое небо. Но когда юноша стащил с нее покрывало, Роза стала судорожно отбиваться. Ее единственная сорочка висела на улице – сушилась. Индейцы почти не носили нижнего белья, и девушка сегодня спала в короткой нательной рубашке. Нодан же бестактно вытащил ее из постели и теперь пытался одеть.

Роза пыталась быстрее одеться и спрятаться от него, но запуталась во множестве завязок на рубашке и штанах, и Нодан стал ей помогать, поторапливая. Юноша стоял к ней слишком близко и от его присутствия Розе казалось, что в вигваме нечем дышать.

— В горах будет прохладно, — сообщил он, беря с собой мокасины с пухом, что Вабана сшила для Розы, и шерстяной плед.

***

Белые горы, горный перевал Пинкам, штат Нью-Гэмпшир,

Июнь 1848 года.

За первые несколько часов пока они добирались по подножья и поднимались по пологому склону, Роза успела устать и сбить ноги. Нодану пришлось сбавить шаг, подстраиваясь под девушку. Он обвязал ее за пояс веревкой, и Роза была уверена, что он сделал это, чтобы она не убежала, но когда вид деревни стал открываться из-за густых веток высоких сосен, она поняла, что не знает, в какую сторону идти.

Когда солнце стояло в зените, Нодан сделал небольшой перерыв, позволяя Розе отдохнуть. Он достал ей немного вяленого мяса и маисовых лепешек, а так же ключевой воды. После привала они вновь продолжили путь, и гора становилось все более покатой, трудной. Роза просила останавливаться все чаще, но Нодан давал ей воды и гнал дальше. К счастью, им не пришлось карабкаться, на это у Розы точно не было сил. Нодан хорошо знал тропинки, легкие переходы и дорога для него не было испытанием, как это было для белой девушки. К вечеру индеец, наконец, остановился и сообщил, что тут они будут ночевать, так как до вершины таким темпом они до заката не доберутся. Роза благодарно упала на землю и сказала, что больше не поднимется. Нодан собрал немного хвороста и развел костер.

— Еды у нас немного, Нодан пойдет кругами, возможно, он сможет подстрелить какую-либо дичь.

— Хорошо.

— Но ты пойдешь с Ноданом, — добавил он сурово.

— Роза почти не может стоять на ногах.

— Нодан не хочет, чтобы Кохаку сбежала.

Роза тяжело вздохнула. Сейчас она и шагу ступить не могла, не то, что бежать. Но Нодан был тверд в своем решении, и ей пришлось снова подниматься. К счастью, юноша вскоре углядел зайца и, быстро вскинув лук, точной стрелой поразил животное.

— Ты метко стреляешь.

— Это будет наш обед.

Розу передернуло, она смотрела на тушку с отвращением, ей не приходилось видеть, как убивают и разделывают дичь.

— Роза не будет это есть.

Нодан рассмеялся, резким движением он вспорол зайцу пузо и стал выковыривать кишки и легкие. Внутренности плюхались на землю, и Роза нервно схватилась за рот, ей казалось, что ее сейчас вырвет.

— Нодан спрячет мясо под землю на ночь, а утром сам поджарит. Ведь Кохаку не умеет готовить.

***

Когда стемнело, воздух стал холодным, ледяным. Роза пыталась согреться у костра, но это слабо помогало. Хотя она не выспалась, она не представляла, как можно уснуть в такой холод. Нодан же спокойно чистил шкурку убитого кролика, словно не замечая холода.

— Мне очень холодно, — призналась она, — можно ли добавить веток в огонь?

— Нам надо будет подкидывать дров всю ночь, не сжигай все сейчас, к утру будет еще холоднее.

Девушка со стоном вздохнула.

— Еще холоднее?

Нодан утвердительно кивнул. На его лице мелькнула улыбка, словно индейца забавляло, что Роза замерзнет тут насмерть. В отблеске костра блеснули его белые зубы. Он отложил мертвого кролика и поднес окровавленный нож ко рту. Горло Розы сдавило спазмами, когда Нодан облизнул кровавое лезвие.

— Расскажи мне что-нибудь, — произнес он, поигрывая ножом в руке, — так тебе будет теплее.

Роза невольно сжалась. Нодан хотел ее историй, а его устрашающий вид сейчас говорил только об одном: не угодишь мне – прирежу. А рядом никого: на мили лесные трущобы и пологие склоны. Роза нервно сглотнула, а индеец подсел к ней, усиливая ее тревогу.

— О чем мне рассказать? Роза так много говорила про Бостон для Кины, что, кажется,рассказала все, что знала.

Нодан положил ей руку на плечо, и она почувствовала резкий запах крови. Внутри все застыло. Холод ее более не тревожил - ее тело превратилось в неподвижную ледышку.

— Просто говори, Кохаку, — велел он голосом, требующим повиновения.

— Говорить? — Роза нервно хихикнула. Ей нужно срочно было придумать что-то приятное. Волшебное. Такое, чтобы жестокому индейцу пришлось по душе. — У тебя есть мечта?

— У Нодана? Не знаю, — он расслаблено положил ей голову на плечо: кажется, юноша пытался показать ей свою расположенность, но Роза от прикосновений чувствовала лишь ужас, растекающийся по всему телу.

— А у Розы есть, — сказала она, стараясь дышать спокойнее. Девушка стала вспоминать свои приятные наивные фантазии, которые согревали ее одинокими ночами и избавляли от страхов, когда она была ребенком. — С детства хотела, чтобы у меня был свой салун. И… — она на минуту замолкла, прислушалась к его реакции.

— Дальше, — сказал он требовательно.

— И Роза хотела, чтобы туда мог прийти любой, совершенно любой человек, и чтобы даже для черных был уголок. Хотела, чтобы люди встречались там, мирно беседовали и не думали о войнах и о плохом. Чтобы важные бизнесмены попивали виски и курили сигары, скромные леди делились впечатлениями о прочитанных романах, дети покупали бы печенья и рисовали мелками на грифельной доске. Чтобы индейцы могли продать там свежую добычу и выпить чашку чая, а чернокожие рабы могли бы поделиться советами, как лучше выполнять свою работу. И чтобы не было споров и ссор, никто бы не вспоминал о ненависти и вражде. Роза подносила бы им чай со свежеиспеченным печеньем и читала библию. А на вырученные деньги Роза бы отправлялась в путешествия и помогала людям: обездоленным, больным и страждущим. Ведь любое доброе дело зарождает любвь в сердце. И после того как Роза поможет людям, каждый из них поможет еще кому-то, и так рука помощи протянется по всему миру, люди станут теплее относиться друг к другу, ценить жизнь. И больше не будет войны… ты меня слушаешь?

Нодан засопел и удивленно поднял голову, вырванный из сна.

— Конечно, но ты спи, Кохаку. Тебе отдохнуть надо…

***

Роза проснулась от громких трелей соловьев, что решили устроить соревнование на полянке. Девушка лежала рядом с тлеющим костром, от которого еще шло тепло. Со спины ее обнимал Нодан, и тело его было намного жарче, чем засыпающие угольки. Роза осторожно выбралась из его объятий, желая размяться и сходить в туалет, но отойдя на пару шагов, она почувствовала, как что-то сильно дернуло ее за поясницу – она все еще была привязана. Этот толчок разбудил Нодана, он приподнялся, удивленно смотря на девушку, которая судорожно пыталась развязаться, и вскочил на ноги.

— В туалет, — быстро объяснилась Роза, боясь вновь рассердить Нодана.

Юноша молча отвязал от себя веревку.

— Со скал не упади, — предупредил он и вернулся к костру подбросить веток.

Роза осторожно отошла к деревьям, скрылась, следя за действиями индейца. Нодан достал из-под камней спрятанного кролика и стал обжаривать приготовленные вчера куски мяса. Внезапно девушка поняла, что это ее шанс, что если она решила сбежать, то сейчас – самый лучший момент. Развернувшись, она бросилась в кусты. Она бежала сломя голову, отчаянно отталкивая ветки со своего пути. Роза даже не представляла, куда ей идти, просто хотела спуститься с гор, а там уж надеялась, что Рей или отец ее отыщут.

Ей удалось убежать на четверть мили, когда она услышала быстрые шаги за спиной. Нодан выпрыгнул из-за кустов и повалил ее на землю. Роза сильно ударилась локтем о какой-то камень, юноша придавил ее, лишая дыхания. Девушка вскрикнула от отчаяния и боли, а он обхватил ее руками, не позволяя двигаться. Нодан смотрел на нее то ли сердито, то ли обижено. Из глаз девушки хлынули слезы, а юноша внезапно лег на нее и, прижимаясь всем телом, и накрыл ее губы своим горячим ртом.

Девушка опешила, на мгновение перестала вырываться, замерла от неожиданности. Нодан же это воспринял как призыв к действиям. Он страстно сопел, целовал ее шею, щеки, уши, его ладони осторожно поглаживали ее тело, прижимая к себе все сильней. Роза чувствовала, как он нагревается, словно растопленная печь, как становится тверже и настойчивей. Вслед за смятением пришел ужас.

— Нет, не надо, — попросила она тихо и испуганно.

Он не отреагировал, возможно, даже не услышал, его руки стали снимать с нее одежду, поднимать платье.

— Нет! Не делай это снова! — отчаянно воскликнула она.

Нодан замер. Приподнялся над ней и, заглянув ей в глаза и заметив ее страх, отошел, скорее отшатнулся, словно и сам испугался. В отражении ее глаз он увидел волчью морду.

Тяжело сглотнув, он сделал несколько шагов от нее.

— Ты свободна. Можешь идти домой, — хриплым шепотом произнес он.

Роза громко выдохнула. Онемевшая рука не слушалась, но сейчас она не чувствовала боли.

— Спустишься с горы, пойдешь на север, через десять миль Берлин – оттуда тебя довезут, — быстро пояснил он дорогу и, не смотря на нее, быстрым шагом скрылся в лесу.

Роза еще несколько раз глубоко вздохнула и снова бросилась бежать. Куда – не важно. Она хотела вернуться в город, к отцу, запереться в своей крохотной комнате и, забравшись на перину со знакомыми клопами, реветь, пока слезы не перестанут резать ее изнутри. Ей безудержно хотелось чтобы ее пожалели, чтобы все трудности, лишения, что ей пришлось пережить, остались позади. А еще ей хотелось, сразу после того, как она обнимет отца, вернуться в небольшую деревню, где веселые девушки будут плескаться с ней в реке, а красивая, сильная Вабана будет заплетать ей косы на индейский манер и помогать окрашивать рубашки.

Роза преодолела спуск и добралась до реки еще засветло. Она пыталась ориентироваться по солнцу, но спустившись в долину, яркий диск стал мелькать то с одной стороны утеса, то с другой. Когда она вошла в лес, солнце и вовсе исчезло, и Роза никак не могла определить с какой стороны река. Она бродила пока, наконец, не вышла к берегу и, обрадовавшись, быстро зашагала на север. Девушка прошла не более часа, как впереди показались огни. Она ускорила шаг, снова плача, сама не зная почему.

Оставив реку, вдоль которой ей требовалось двигаться, она стремительно приближалась к горящим кострам, и чем ближе она была, тем яснее вырисовывалось селение. Роза остановилась. Как ни пыталась она сбежать, ее ноги, словно ведомые судьбой, привели ее назад к индейцам, и сейчас она оказалась у края поселка, совсем недалеко от домика Маэру, где прожила последние недели.

Почти не осознавая своих решений, она приблизилась к вигваму: внутри горел огонь, и девушка, снова расплакавшись, вошла вовнутрь. У огня сидела Вабана и с тоской рассматривала перья и стрелы. Когда Роза нарушила ее одиночество, девушка с удивлением и радостным криком обняла ее.

— Вабана так волновалась! — произнесла Вабана вместо приветствия, и Роза разревелась. — Нодан, глупый мальчишка, сказал, что ты ушла.

— Роза хотела, — всхлипывала Роза, не в силах остановить слезы, — но заплутала и случайно вернулась.

Она не понимала, почему плачет. Потому ли, что не смогла вернуться домой, или от радости, что снова может остаться в этом удобном, пахнущем шкурами и берестой вигваме. А может от того, что Вабана ее ждала, и что завтра она сможет бегать с ней по полю, собирать цветы и не думать ни о чем, кроме семян тыквы, слушать разговоры Кины о мальчиках и плести пояса.

— О ужас, что с твоей рукой?

Только теперь Роза почувствовала, что рука действительно болит. Индианка осторожно осматривала ее почерневший от крови рукав и, отлепив ткань от кожи, открыла ее рану: локоть опух и девушка сильно ободрала кожу.

— Садись, милая сердцу, Вабана тебя перевяжет, — велела Вабана и выскользнула из вигвама.

Вернулась индианка с полосками ткани и какой-то мазью, быстро перевязала Розе руку и накормила сушеной лососиной. Роза сразу пригрелась, раскраснелась и прилегла подруге на колени, слушая ее нежные песни. Почти сразу девушка начала дремать, но уснуть ей не дали. Явился Нодан.

Он пришел забрать сестрицу и отправить ее в вигвам Киты, но, увидев белую девушку, замер у входа, оцепенев. Роза поднялась, чувствуя страх и обиду.

— Кохаку?! — выдохнул он удивленно. — Нодан позаботится о ней, — неожиданно строго и сурово произнес Нодан, обращаясь к Вабане. — А ты ступай к отцу, время сна!

Вабана возмущенно подняла брови, но уловив что-то в его глазах, быстро сдалась и отступила. Когда индианка покинула вигвам, Роза вновь почувствовала себя загнанной и беззащитной. Нодан продолжал смотреть на нее, пожирая взглядом. А потом внезапно шагнул к ней и сильно обнял. Юноша до боли сжал ее, снова прижал ее лоб к своему и с горечью произнес:

— Прости, что отпустил тебя одну. Мы очень волновались.

В его глазах отсвечивало пламя, он притягивал ее к себе за затылок, и на мгновение она испугалась, что он вновь станет ее целовать.

— Пусти, рука болит, — испуганно прошептала она.

Юноша прищурился, изучая ее, а потом подошел к постели и стал готовить ей место для сна. Встряхнул покрывало, на котором девушка обычно спала, и уложил на него широкий плед и мягкую шкуру. Хотя уже наступило лето, по ночам было все еще холодно даже в долине.

— Нодан уложит тебя, — произнес индеец и попытался притронуться к девушке, но она отпрянула.

— Не бойся, Кохаку. Нодан больше никогда не обидит тебя, — произнес он ласково, словно приманивал зверька. — Никто тебя больше не обидит.

Юноша попытался ее раздеть, но Роза, стиснув зубы, отстранилась, отталкивала его руки.

— Раздевайся, — велел он, и девушка отчаянно затрясла головой.

Он опустил глаза и сердито уставился на нее, словно пытался заставить ее мысленным приказом. И Роза смогла противостоять этому черному, непроницаемому взгляду лишь пару минут. Чувствуя, как дрожит всем телом, она стала стягивать с себя одежду. Расплела пояс, развязала ремешки и крепежи на расписной рубахе. Оставшись без верхней одежды ее тут же пробрал озноб, а Нодан нагло и жадно осматривал ее.

— Все снимай! — последовал следующий приказ, и Роза от этих слов вздрогнула, как ужаленная.

— Нет, нет, — затрясла она головой.

А руки, подчиненные страху уже развязывали штаны и стягивали мокасины. Оставив одежду у своих ног, она сжалась, готовая разревется, тело дрожало, она не могла взять себя в руки. Горло обжигал ужас, и она не могла ни говорить, ни кричать. Нодан подошел, осторожно положил руки ей на плечи, и у Розы мелькнула мысль, что сейчас она должна потерять сознание. Это было бы спасением от всего: от его присутствия и от его прикосновений.

— Ложись Кохаку, никто не потревожит твой сон, — склонившись к ее уху, прошептал он.

Девушка послушно плюхнулась на постель, тело ей почти не подчинялось, и если б Нодан приказал ей сейчас перерезать себе горло, она бы сделала это, не способная сопротивляться из-за животного ужаса, который испытывала к этому мужчине. Сейчас она полностью в его власти, ей просто некуда деться, и если парень решит ею воспользоваться, она даже не сможет возразить, не сможет и звука из себя выдавить. И кто ей поможет? Вабана? Роза даже не знала, как у индейцев воспринимали соитие, насилие, и как делили они постель.

Прикрывшись покрывалом, она с ужасом наблюдала, как раздевается Нодан. Кожа у него была темная, не красная, как говорили белые, а смуглая, с оттенком бронзы. И тело у него было крепкое, сильное, не похожее на городских щеголей из Бостона. Он обнажился, оставив на себе лишь набедренную повязку, и лег с ней рядом. Розу тут начало трясти, страх не позволял ей шевельнуться. Она боялась до ужаса, боялась его прикосновений, боялась, что ей снова будет больно, как и в прошлый раз.

Юноша заботливо прикрыл девушку шкурой, думая, что она мерзнет, подвинулся поближе и прижался к ней. Роза, почти теряя сознание, чувствовала его обжигающее тело, что заставляло ее щеки гореть.

— Не бойся, — снова повторил он, поглаживая своей шершавой ладонью ее зажатые плечи. — Нодан не прикоснется к тебе без твоего желания, пока мы не поженимся.

— Поженимся? — Розе показалось, что она ослышалась.

— Ты была первой женщиной Нодана, а Нодан – твоим первым мужчиной. По нашим обычаям мы стали мужем и женой. Осталось лишь закрепить брак церемонией, и завтра Нодан сострижет волосы, чтобы об этом решении знало все племя.

______________________________

[1] Вавобеданик – горные орлы

========== Глава 9. Рабыня или жена ==========

Белые горы, горный перевал Пинкам, штат Нью-Гэмпшир.

Июнь 1848 года.

Кохаку проснулась поздно, ее никто не будил, и после трудного дня она спала крепко. В вигваме было тихо, пусто, костер давно потух, но рядом с ее постелью стоял кувшин с теплым чаем и миска с дольками маринованной дыни. Запах от дыни шел сладкий, притягивающий, и девушка села на шкуры и стала жадно глотать угощение. За тонкими стенами вигвама громко щебетали птицы, и обжигающее солнце пробиралось через окошко на крыше. Лето согревало землю. Кохаку потянулась, чувствуя, как невольно улыбается теплому дню. Рука еще немного побаливала, но чудотворные мази Вабаны делали свое дело, и опухлость спала.

Девушка потянулась за своей одеждой, но в вигвам вошел Нодан, и Кохаку тут же спряталась под шкуры.

— Доброе утро, — произнес он, и на его лице появилась довольная ухмылка.

— Доброе, — тихо ответила она. Сегодня его разговор о замужестве казался сном.

— Вабана скоро придет и поможет тебе одеться. Племя ждет тебя.

— Ждет? — Кохаку удивленно посмотрела на приподнятый полог.

— Нодан представит тебя всем как свою невесту, — спокойно пояснил он.

— Зачем? А если Роза не хочет?

Нодан вздохнул, опустил взгляд и сердито сжал губы – ее слова ему не понравились.

— Ты здесь пленница, ты принадлежишь Нодану, Нодан будет решать, — в его словах слышалась угроза, и Роза поморщилась, пряча свои возражения. — И твое имя – Кохаку, не упоминай больше о Розе.

Пришла Вабана, прерывая их неловкий разговор. Девушка принесла с собой светлое платье, иголки и нитки. Индианка села подле постели Кохаку и разложила перед ней платье.

— Нодан сказал, вы поженитесь, — ее голос не был радостным. — Вабана принесла тебе свое свадебное платье.

— Может ли Кохаку возразить? — тихо спросила Кохаку, и Вабана посмотрела на мужчину.

— Уже все свершилось, — произнес он, то бледнея, то краснея.

Нодан и подумать не мог, что девушка будет возражать. Ему казалось, что он делает ей огромное одолжение, а ее протесты вызывали в нем негодование.

— Свадебное платье Вабаны тебе будет большим, хочу его ушить, — Вабана вновь посмотрела на Кохаку и предложила ей примерить светлое одеяние.

Кохаку быстро забралась в просторное белое платье из плотного льна и светлой, отбеленной кожи. Вабана была полнее и выше, не мудрено, что оно оказалось большим. Индианка стала закалывать ткань с боков, пристраивая платье по фигуре.

Нодан вышел, и Роза решила поговорить с подругой, надеясь, что Вабана не позволит Нодану взять ее в жены силой.

— Розе совсем не нравится Нодан, — тихо объяснялась она, позволяя Вабане делать мерки. — Роза его боится… даже ненавидит, — добавила она шепотом.

Вабана внезапно помрачнела.

— Когда я приехала в Войбисен, я не знала своего мужа, он тоже мне сначала был не люб, но мы жили в мире и согласии.

Роза тяжело вздохнула, и индианка сердито погрозила ей пальцем.

— Нодан – хороший человек, может немного шумный и болтливый не в меру, но он заботлив, и отличный охотник. Он – сын вождя, ты будешь хорошо жить и сытно есть. Что тебе еще желать?

Роза от таких слов расстроилась.

— Роза ненавидит Нодана. Он бессердечный. Он сделал мне очень больно.

Вабана не ответила. Резко поднявшись, девушка вышла, и Роза лишь еще печальней вздохнула.

***

Индианка встретилась с Ноданом рядом с вигвамом – он делал стрелы. Когда Вабана встала над ним, уперев руки в бока и сердито прожигая взглядом, он поморщился и, смутившись, как наказанный ребенок, отложил работу.

— Тебе надо подготовить свадебные дары, — громко объявила девушка.

— Нодан знает, не маленький.

— И что ты будешь дарить за Кохаку?

— Кому дарить? — Нодан поднял на нее покрасневшее от гнева лицо. — Ты пригласишь в деревню мэра Рочестера? Она уже моя! Нодан ее похитил для себя! И теперь Нодан хочет пользоваться ей как женой!

— А если Кохаку этого не хочет?

— Она привыкнет, — отмахнулся Нодан. — А тебе стоит поговорить с ней и объяснить, как женщина должна получать удовольствие.

— Даже маленький паук имеет право на ярость! — сердито сказала ему Вабана и направилась к вигваму будущей невесты.

Нодан расстроено покачал головой. Работать больше не хотелось, Вабана выбила его из колеи.

Белая девушка была очень красива и покладиста. Намного более покладиста, чем молоденькие жительницы деревни. Кохаку не спорила, легко подчинялась, и Нодану виделась прекрасной и послушной женой. Девушка будет дарить ему ласки, а он наконец-то получит ее прекрасное тело. Возможно, ему большего и не надо, просто любиться с ней и слушать ее сказки.

А Вабана вечно лезет не в свое дело.

Но в одном она была права – нужно было подготовить подарки. Если уж Нодан решил провести церемонию и сделать все по правилам, то и подарки нужно дарить, а уж кто попросит выкуп за белую девушку – решать Ките. Поэтому юноша, собрав свои стрелы, направился к дому вождя.

Киты не было, он что-то решал с Бинэ насчет охоты на большое стадо оленей. Нодана тоже пригласили на большую охоту. Но Нодан не имел пока права указывать, как лучше загонять дичь.

В вигваме сидела Мигуен. Старуха молча поманила его пальцем и предложила сбрить волосы и заплести косу женатого мужчины. Нодан согласился. Ответить ей отказом – проявить большое неуважение, но и сидеть со знахаркой рядом – значит слушать ее наставления, от которых у Нодана вечно болела голова.

— Нодан пришел с холодным сердцем, ты нашел прощение? — начала допрос старуха, срезая ножом ему волосы на затылке и висках.

— Нодан старается не вспоминать.

— Забывать о любимых – плохо.

— Нодан не забывает, мне просто тяжело думать о них.

— Тогда подумай о белой пленнице.

— Кохаку будет моей женой, — со вздохом произнес Нодан, — родит Ките внуков, он ведь так желал этого, будет помогать Вабане с хозяйством. Она многого не умеет, но быстро учится. Почему все так тревожатся об этом?

Мигуен потянула его за косу и сердито дунула в глаза.

— Зачем ты берешь силой то, что мог бы получить любовью?

— Я не буду любить дочь своего врага. Она красивая и будет хорошей женой. Остальное неважно.

— Природа – хороший пример того, как мы должны жить друг с другом. Насекомые дают жизнь птицам, которые дают жизнь четвероногим, которые дают жизнь двуногим. Глускап все создал совершенным. Если твои мысли злы, дай им замениться на любовь.

Нодан небрежно отмахнулся. В глубине души что-то давно теплилось в нем, когда речь заходила о Кохаку, но он не желал в этом признаваться.

— Посели в своей душе любовь – и любовью тебе ответят, - Мигуен похлопала юношу по плечу. - Но Кохаку излечит твое сердце и погубит племя, — тихо добавила она.

— Зачем ты так говоришь?

— Я много сплю мальчик, знания приходят к нам во снах.

Нодан ничего не ответил. Старуха давно перестала его понимать, откуда ей знать, что способно излечить сердце?

***

На что может быть похожа привычка? Привычка жить рядом с незнакомым, неприятным тебе мужчиной? Роза не хотела привыкать. Но воспитание и нравы, впитавшиеся с молоком матери делали свое дело.

Сначала ей казалось, что Нодан посмеивается, издевается, проявляя свою доброту и ухаживая за ней. Она сопротивлялась, сбегала к Вабане и пряталась в ее мягких объятьях, желая быть рядом с любимой индианкой, а не страшным, как черт, будущим мужем.

Каждый день девушка молилась, вспоминая псалмы и слова из священных книг. Она пыталась найти ответы в заученных строфах и в своем сердце. Бытие молодой девушки в волшебной деревне сильно изменилось. Изменился ее взгляд на жизнь и сама жизнь. Природа, красота и гармония, духовность и открытость местных жителей, а так же сказки, что рассказывала она сама, и что шептала Мигуен своим внукам, наполнили ее сердце безграничной любовью к этому селу. Но девушка не верила, что в ее сердце найдется место для любви к мужчине.

За неделю, пока шла подготовка к свадьбе и собирались гости, Роза привыкла к постоянному присутствию будущего мужа. Она не могла понять, что он чувствует и почему решил жениться. Он вел себя с ней как хозяин, дрессировал ее, как послушного питомца, и ожидал от нее повиновения. В ответ на ее покорность он дарил ей редкие улыбки, больше напоминающие звериный оскал, поверхностные прикосновения, от которых девушка все еще вздрагивала. И томные, печальные вздохи, когда он ложился подле нее ночью. От этих вздохов ей было тепло, и немного его жаль.

Днем индеец обучал ее хозяйству: приносил с охоты дичь, раскладывал перед бледнеющей девушкой трупики и медленно объяснял ей, как правильно свежевать обед, как снимать шкуру и как потом ее обрабатывать. Он рассказывал, как разжигать огонь в очаге, рассказывал о ее обязанностях. Каждодневный труд индейцев не был таким уж обременяющим. Аборигены брали то, что давала земля, и не пытались выжать из нее последние соки, как делали это белые. И земля с легкостью отдавала им все, что могла. Тот факт, что на жизнь этого не хватало, мать-природу не тревожило – значит, выживут лишь сильнейшие.

Волей-неволей Роза привыкла к покрытому жиром и красками загорелому и угрюмому юноше. Потому что он никогда перед ней не притворялся. И она стала ему верить.

За день до свадьбы Нодан расплел свою косу, передал Розе острый как бритва нож и попросил ее побрить проросшие волоски. Этот знак доверия невероятно сильно тронул молодую девушку. Она постаралась сделать все наилучшим образом, а потом вплела в его волосы шнурок, что сама сделала. Нодан повернулся к ней и мягко поблагодарил.

========== Глава 10. Рабыня или жена - 2 ==========

***

В день свадьбы Роза чувствовала нарастающую тревогу и вместе с тем воодушевление.

К вечеру в центре деревни собрались почти все жители – событие большое – свадьба сына вождя племени. Приехали и гости из племени кочеко. Гости привезли неприятные новости: на их стоянку напали, убили около десяти безоружных. Хорошо, что охотники и воины были в тот момент в селе и смогли отогнать бледнолицых. Теперь Кохаку было неприятно слышать, что это сделали люди Рея. Поступали они подло – убивали безоружных, женщин, детей. Кочеко привезли и другие плохие вести: Коггин был убит синими мундирами, теперь Арэнк окончательно потерял терпение, скрыл всех мужчин в лесах, отправив детей и женщин в резервации лакоты, и готовится к войне.

Так же приехал в гости белый член племени Микмаков. Около тридцати лет назад этому племени и близкородственным племенам английское правительство предложило занять земли в Вермонте, в то время как племена абенаков вообще вычеркнули из истории, назвав их «кочующими семьями». Белый был одет в традиционный наряд северо-западных племен и, как пояснила Вабана, имел праздничную раскраску на лице. Мужчина представился как Быстрый Конь, или Фредди. Сообщил Кохаку, что будет представлять на свадьбе ее сторону и на английском добавил, что она очень красива. Кохаку улыбнулась и вежливо сделала книксен.

На поляне разложили костры, но, пока солнце не село, их не разжигали. Кохаку, наконец, заметила Нодана, который с утра пропал и не появлялся рядом с ней, словно боялся, что она вновь начнет возражать. Теперь же, с высоким головным убором из орлиных перьев, он сел рядом с невестой и сосредоточенно смотрел вперед, словно не замечая девушку.

— Кохаку не знает, что делать и что говорить, — тихо сказала Кохаку, надеясь, что грозный жених хоть что-то ей объяснит.

— Быстрый Конь будет говорить за тебя, — коротко ответил Нодан, даже не поворачиваясь к ней.

По правую руку от жениха и невесты село четверо юношей, по левую – четверо девушек. Напротив них сели Кита и Быстрый Конь. Старшие мужчины коротко кивнули друг другу, и Кита повернулся к сыну.

— Белый мужчина по имени Быстрый Конь, — стал медленно говорить вождь, — представляет сегодня отца Кохаку, что ты зовешь в жены. Быстрый Конь готов отдать тебе девушку за дар, который ты сам готов за нее отдать. Во что ты ее ценишь? Мы ждем твой платы.

— Белая женщина ценна для Нодана, — ответил Нодан и девушка, покраснев, опустила голову. — И Нодан отдаст за нее своего коня.

Кита с серьезным лицом закивал.

— Белая женщина красива и умна, — заговорила Омаки, сидящая в кругу женщина, — она покорила нас своими сказками и добротой, одного коня недостаточно.

— Нодан признает ее ум и красоту, — ответил Нодан, — и Нодан отдаст за нее две шкуры буйвола, что сам убил на охоте.

Кита снова закивал, хотя было видно, что Омаки его удивила.

— Белая женщина – хорошая работница, — сказал Бинэ, сидящий в кругу мужчин — Мы все пользуемся корзинами, что она плела и рубашками, что она раскрашивала. А еще она работала в поле с детьми. Когда Кохаку обучится земледелию, она будет кормить твоих детей.

Нодан удивленно взглянул на старшего охотника. Юноша знал, что мужчины недолюбливали белую девушку, потому как твердили, что Кохаку забрала твердость духа Нодана. Но юноша был уверен, что это сделала встреча с волком Малумисой.

— Нодан восхищен ее работой и трудолюбием, — ответил Нодан, встречаясь с сердитым взглядом Бинэ – охотник что-то задумал, но Нодан не собирался отступать. Кохаку же от этих слов покраснела еще сильнее, — Нодан отдаст за нее свой лук и стрелы.

— Нодан, ты будешь плохим охотником без коня и без лука, — заметил Кита.

— Нодан будет работать в поле, пока не сделает себе новый лук и не заработает на нового коня.

Кита кивнул. Сына без коня он бы не оставил, но ему требовалось знать, что Нодан готов работать за такие блага.

— Что ж, — произнес Быстрый Конь, — Быстрый Конь принимает плату за названную дочь. И за жениха готов отдать ящик с железными инструментами, мешки с пшеном и солью.

— Это хороший дар, — сразу согласился Кита и грозно посмотрел на Маконса, который хотел что-то возразить. — Мы все знаем, что Нодан сильный и быстрый охотник, меткий стрелок и следопыт. Мы все гордимся его навыками и способностями, мы примем дар от Быстрого коня и не будем просить большего. Но Кита просит обещания у Кохаку подарить ему внуков.

Вождь вперил взгляд в девушку, и она, заикаясь, ответила согласием.

После этого Кита вонзил в землю «спорную ветку» – палку, ударив по которой любой мог возразить женитьбе и велел ждать заката. Теперь, если хоть кто-то ударит по палке, свадьба не состоится, пока все споры не будут решены. Свидетели покинули свои места, и Кохаку осталась сидеть один на один с Ноданом и “спорной веткой”. Юноша напряженно сидел все в той же позе, а девушка надеялась, что он хоть чем-то ее поддержит или скажет доброе слово.

— Позволишь ли поговорить с Кохаку? — спросил Быстрый Конь, незаметно подкравшись к паре. Нодан вздрогнул и перевел взгляд на мужчину, и Кохаку заметила, что вся шея и спина индейца покрылась потом, словно он волнуется и переживает сильнее нее.

— Разрешаю, — сухо ответил Нодан.

Фредди протянул руку Розе и, как галантный джентльмен, поклонился даме. Девушка покорно поднялась и отошла с ним.

— Твой жених выглядит напуганным, словно его заставили жениться, — усмехнулся Фредди.

— Это Кохаку тут подневольная.

— Вот как?

— Кохаку похитили чуть более двух месяцев назад из Рочестера, и не так давно Нодан сообщил, что сделает Кохаку своей женой, так как Кохаку его пленница.

— Тогда мне понятны его страхи. Ведь ты можешь ударить по ветке и отменить эту свадьбу, — тихо рассмеялся Быстрый Конь.

— Я имею на это право? — от удивления она перешла на английский.

— Да, только обычно невесты не слишком возражают – они принадлежат отцам, покуда не выйдут замуж, а в браке женщины свободны в выборе и желаниях. Замужество – это освобождение от указов отца. А муж должен слушать свою супругу.

— Но если я не желаю выходить замуж, я могу остановить все это?

— Можешь, — кивнул Быстрый Конь, но ободрения в его взгляде она не увидела.

Кохаку остановилась и, обернувшись, посмотрела на замершего как изваяние Нодана и палку рядом с ним. Что будет с ней, если она откажет? Станет ли она снова пленницей? Проведет ли Нодан обещанный суд и отпустит ее домой?..

Хотела ли она вообще возвращаться, хотела ли объяснять Морису, что Рей – изверг, убивающий невинных людей? Девушка верила, что отец этого не знал. Хотела ли Кохаку снова стать Розой и жить по указке матери, хотела ли она выйти замуж по выбору отца, и оказаться такой же проданной невестой, как и сейчас, но в современном американском городе, где права жены сравнимы с правами чернокожей любовницы? Девушка поежилась. Она хотела остаться и ради этого была согласна стать женой Нодана, но ее пугала приближающаяся ночь и необходимость близости.

Фредди вернул невесту к Нодану, который все так же напряженно сторожил палку.

— Быстрый Конь сказал, что Кохаку может ударить по палке и возразить против свадьбы, — тихо сообщила Кохаку, когда они остались одни.

Нодан вздрогнул, опустил плечи и сердито посмотрел на невесту.

— Ты пленница в этой деревне, — жестко ответил он. — Если ты откажешься, то станешь рабыней или мы продадим тебя Арэнку.

— Ты хочешь обидеть Кохаку или просто запугиваешь?

— Нодан достаточно за тебя заплатил, чем ты не довольна?

— У нас так не принято, — расстроено опустила она голову.

— А как принято у вас?

Кохаку открыла рот, чтобы рассказать о любви, о прекрасных романах, в которых воспевались нежные чувства, которые она читала в Бостоне, но ничего не сказала. Ее отец продал бы дочь точно так же, как и Быстрый Конь продавал ее Нодану. Морис получил бы наследство, влияние или хорошую репутацию за любимую дочь. А Роза оказалась бы в руках пожилого, сердитого вояки, который не говорил бы с ней, а лишь указывал и требовал.

— Ты будешь держать меня на цепи? – тихо спросила она.

Нодан внимательно на нее посмотрел, и Роза заметила, как блеснули его глаза, и на губах мелькнула усмешка. Неужели она подсказала ему эту идею, и теперь он исполнит то, чего она боялась?

— Кохаку не хочет уезжать из деревни, мне нравятся Белые горы, и Кохаку хочет сходить туда с тобой еще раз, — быстро, примиряющее зашептала она, стараясь унять гнев мужа.

Нодан коротко кивнул. Значило ли это его согласие, или он просто принимал ее слова, она не поняла.

— И Кохаку хочет стать твоей женой, — произнесла она, понимая, что врет, и что выдавливает из себя это признание лишь бы не сердить сурового мужчину.

Он снова ухмыльнулся.

— Это хорошо, — его голос не был ласковым, но Роза смогла уловить в его интонации одобрение. — Нодан ценит твое желание, — он прикоснулся к ней, погладил по руке и она невольно вздрогнула - в этом прикосновении проявлялись его намерения, и именно они пугали ее сейчас сильнее всего. — Нодан бы хотел, чтобы ты рассказывала ему свои истории каждый вечер, — произнес он, наклоняясь к ней ближе, и она смогла ощутить его горячее дыхание на своей коже.

— Только ли историй ты ждешь от Кохаку? — спросила она дрожащим голосом, снова чувствуя как страх обволакивает ее холодными лапами. Нодан не ответил, положил руку ей на спину, и Роза вздрогнула, покрываясь мурашками. Ночь приближалась.

К ним вернулись Кита и Минуен. Старейшины сели по разные стороны от жениха и невесты, а солнце, внезапно, словно почувствовав, что пришло время, спряталось за горами, накрывая деревню черным полотном.

Тотчас на поляне разожгли множество костров, мужчины стали бить в бубны и запевать протяжные, мелодичные песни. Вокруг костров индейцы стали танцевать, подпевая, и водить хороводы вокруг огня. Вскоре на поляне не было свободного места, и Кохаку с интересом рассматривала танцующих, пытаясь понять движения. Один из охотников водил за собой сцепленных за руки людей и, образуя спирали, люди шли вокруг огня, отстукивая что-то ногами, поднимая руки в такт загадочной песне и что-то выкрикивая.

Нодан заметно расслабился, а Кита вытащил палку, избавляя несчастного жениха от возможного разрыва. В кругу танцевала Вабана, и, заметив ее подзывающий жест, Нодан поднялся и направился к сестре. Но девушка не осталась у костра, а отошла к вигвамам, прячась от посторонних глаз. Когда Нодан догнал ее, Вабана обняла брата.

— Ты так сильно похож на Маэру, — со вздохом произнесла девушка, проведя пальцами по выбритым вискам Нодана. — Вабана смотрит на вас и вспоминает, как сама была молодой, полной надежд на будущее.

— Кита найдет для тебя жениха, и он заплатит за тебя его отцу, — попытался ее утешить Нодан.

— Кита добр ко мне, но дети, которые у меня будут, не станут его внуками, — ответила она, и Нодан заметил, что она плачет.

— Нодан подарит Ките внуков, ты можешь не переживать.

— Уверена, подаришь, — с вызовом ответила она. — Но ты отберешь у меня Кохаку. Вабана знает, что ты спрячешь девушку в своем вигваме и не позволишь наслаждаться другим ее сказками и красотой.

— Нодан не заберет Кохаку, клянусь.

— Ты так же говорил про Маэру и день изо дня воровал мужа у Вабаны. Вабана плакала, оставаясь одна, когда ты уводил Маэру. Мне будет больно терять Кохаку.

— Нодан не забирал Маэру! Нодан любил Вабану и желал ей счастья.

— Ты просто хотел подражать брату. Нодану требовалось забрать себе и Маэру и Вабану. Тебе неизвестна любовь.

— Мигуен велела мне найти равновесие. Старуха сказала, что любовь к Кохаку спасет меня и погубит племя. Нодан не знает, как поступить! — прервал он ее слезные причитания.

Вабана удивленно посмотрела на юношу. Мигуен не была провидицей, она лишь лечила раны, душевные и телесные.

—Нодан решил жениться, потому что желал подарить Ките внуков, — сказал он, успокаивая и стирая слезы с лица сестры. — Нодану нравится белая девушка и он хочет быть с ней рядом.

— Но ты не завоевал ее сердца.

— Нодан будет стараться, чтобы это исправить.

Вабана вздохнула и, всхлипнув в последний раз, вытерла лицо.

— Вабана запомнит твое обещание. Если ты будешь отбирать у меня Кохаку, Вабана расскажет всем, что ты нарушил свое слово!

— Ты можешь играть с ней днем, Нодан же будет с женой утром и вечером, — и, немного замявшись, добавил: — Ты ведь поговорила с ней о том, что делают мужчина и женщина под пологом ночи?

— Поговорила, — Вабана устало вздохнула. — Не понимаю, чему учат белые женщины своих белых дочерей? Она ничего не знает. Ты сказал, у вас все случилось, но Кохаку не знает, как появляются дети, и зачем муж ложится на свою жену. Я объясняла все долго и подробно, показала, как это делают козы. Кохаку не готова стать матерью, она не понимает твоих желаний. Женщина в ней еще не проснулась.

— Но ведь у нее были кровотечения!

— Значит, тебе придется воспитать ее разум самому, — Вабана с упреком посмотрела на брата и отступила. — Веселись, это твоя свадьба, и ты достойно за нее заплатил. Кохаку должна гордиться твоими дарами. А Вабана пойдет печалиться к реке. Ты напомнил ей о Маэру.

***

Кохаку продолжала сидеть на шкуре, не зная, может ли она танцевать со всеми, и не уверенная, что знает, как танцевать. Мигуен ушла к огням, подкидывая в пламя какие-то травы, от чего из костра в небо взметались разноцветные искры. Кита следил за знахаркой и недовольно покачивал головой.

— Белая девушка будет принята в нашу семью, — произнес тихо Кита, привлекая внимание невесты, — правильное ли это решение?

— Ты хочешь знать, хочет ли Кохаку стать женой твоего сына?

— Кита хочет знать, поможет ли белая девушка воинам с Белой горы защититься, когда в деревню придет Рей Хамермэн и его жестокие люди с ружьями.

— Кохаку счастлива рядом с быстрой рекой, шумными лесами и высокими горами. Кохаку прогонит Рея, если он явится.

— Белая девушка счастлива? — одобрительно повторил Кита. — Мы рады твоему присутствию, пусть знакомство наше и произошло в недружелюбной обстановке. Белая девушка заполнила пустоту в душе Нодана. Но сможешь ли ты заполнить мою пустоту?

Кохаку попыталась поймать взгляд старика, но тот смотрел на танцующих.

— Почему бы тебе не жениться на Мигуен? — спросила Кохаку.

— На бабушке Мигуен? — старик удивленно вскинул брови. — Она мне как мать!

— Нодан сказал, что она старше тебя всего на два года. Вы все время проводите вместе, и все знают, что ты и шагу без нее ступить не можешь.

— Мигуен не зря зовут бабушкой. Пол деревни вышло из ее чрева. Она дала жизнь семи мужчинам и семи женщинам, а те следом породили еще сорок. Мигуен была так плодовита, что муж ее звал «вечнобеременной», и все верили, что Мигуен с рождения была благословлена. И даже теперь, когда она овдовела, все уважают Мугуен как мать этого народа. Кто же женится на святых женщинах? — Кита поерзал на шкуре и указал куда-то в темноту. — К тебе пришли, Кохаку.

Девушка заметила мужчину, приближающегося к ней. На голове у незнакомца была убор из черепа орла и длинных перьев. Его рубашка была расшита и украшена летящими птицами, а бахрома на рукавах была сделана из перьев и свисала вдоль его тела словно крылья.

— Он пришел к Кохаку? — удивилась девушка, но Кита не ответил. Поднявшись, он покинул ее.

Незнакомец же замер в темноте, и Кохаку, поднявшись, направилась к нему. Мужчина развернулся и зашагал прочь, удаляясь от света, скрываясь в тенях и звуках наступившей ночи. Девушка шла следом, спотыкаясь и неуверенно вытягивая перед собой руки, боясь упасть. Силуэт незнакомца слабо выделялся на сером фоне облачного неба и казался темным пятном.

Наконец он остановился, и Кохаку услышала, что где-то совсем рядом бежит река, но не увидела ее. Почти наткнувшись на сидящего мужчину, девушка села с ним рядом. Мужчина разжег трубку, и теперь маленький огонек освещал его суровое, исчерченное складками времени лицо.

— Кто вы?

— Мы ждали тебя в горах, — ответил незнакомец и выдохнул густой белый дым, который, извиваясь, поплыл к реке, сливаясь с белым туманом.

— Вы – боги, о которых говорила Вабана?

Незнакомец рассмеялся.

— Разве боги привели тебя сюда? Мы охраняем гору – наше священное место. Мы – Вавобеданик, — мужчина вновь выпустил струйку дыма, и Кохаку заметила, как орлиный череп сползает незнакомцу на глаза, превращая его лицо в округлую голову с острым клювом.

— Горный орел! — испуганно и восторженно воскликнула девушка.

— Ты принесешь большую беду этому племени, — произнес орел.

— Что Кохаку должна сделать, чтобы это исправить?

— Разве можно изменить свою судьбу? Местные жители знали, чем грозит твое пребывание, но они приняли тебя, несмотря на предупреждения.

— Кохаку вернется домой и постарается защитить людей от бед! — девушка чувствовала отчаяние.

— На земле все может измениться, но там, на небе – все постоянно. Небо, реки, горы – это сила. Ты не сможешь остановить шторм.

— Кохаку снилось, что шторм унесет ее в горы, — с надеждой произнесла девушка. — Лишь Кохаку уйдет в небо.

— Сны священны, белая девочка. Они – наши учителя. Слушай свои сны.

Кохаку кивнула. Во сне она спустилась на Белые Горы, где встретил ее Нодан. Девушка повернулась к незнакомцу, чтобы рассказать и об этом, но на месте мужчины сидел огромный орел и, встретившись с ее взглядом, он взмахнул огромными крыльями, задевая Кохаку перьями, и, быстро поднявшись в небо, исчез в темноте.

— Почему ты сидишь тут одна? — услышала она за спиной голос Нодана.

— Кохаку говорила с Громовым Орлом.

— Вот как? — с недоверием произнес Нодан и присел подле нее. — Когда Нодан проходил обряд посвящения в мужчины, он отправился в Белые горы без еды и воды на четыре дня. Нодан ждал видения, но духи не были к нему благосклонны. Когда Нодан решил отправиться назад, небо вздрогнуло, и Нодан увидел девушку, сотканную из облаков. Она спустила Нодану веревку, и Нодан схватился за нее, уверенный, что ему надо подняться. Но, потянув за веревку, Нодан притянул к себе девушку. Она спустилась в платье изоблаков, ее глаза были серые, как грозовые тучи, а в волосы цвета облаков были вплетены птицы. Нодан рассказал о своем видении бабушке Мигуен, и она ответила, что Нодану сужено жениться на девушке из другого племени. Поэтому Кита искал Нодану невесту вне дома. Но теперь Нодан понял, что ты и есть девушка из другого племени. Это ты - небесная дева, что спустилась ко мне.

Роза, не ожидая столь откровенного признания, удивленно посмотрела на мужа. В темноте при слабом свете луны она видела, как блестят его глаза – словно желтые глаза зверя, и поспешила отвернуться.

— Орел сказал, что Кохаку принесет вам несчастья, — сообщила она, решив, что это должно отпугнуть индейца.

Нодан хохотнул - он ей не верил - Вавобеданик не стал бы запугивать жителей долины. Орлы – великие духи, им нет дела до смертных.

—Нодан о тебе позаботится, — успокаивающе, но равнодушно произнес он. — А сейчас пойдем в наш вигвам.

Девушка покраснела, ее тело напряглось, ей безумно хотелось оттянуть этот момент.

— Тебя не смущает, что твою жену зовут Кохаку – вонючий скунс?

— Это твое имя, — пожал он плечами, как делают это белые. — Я дал тебе его, когда ты еще не носила одежды индейцев и пахла как мертвое животное.

Роза невольно поежилась, потому что вспомнила, когда он впервые ее так назвал.

До дома Нодан вел жену за руку, удерживая, словно боясь, что девушка снова попытается сбежать. И ей действительно сейчас хотелось сбежать. Вабана долго рассказывала ей о соитии и о том, что должно ее ждать сегодня ночью. По словам индианки, таинство брака не должно приносить боли и страха, но воспоминания о том, что случилось в прошлом, казались ужасным сном.

Вигвам Маэру стал их домом, теперь новая семья будет растить тут детей. Мысли о детях заставляли сердце Кохаку безудержно колотиться.

Нодан разжег огонь, расправил ложе и стал в стороне, беззвучно наблюдая, как она снимает с себя свадебный наряд. Девушка боялась смотреть в его сторону, чуть слышно повторяла молитвы. «Спаси и сохрани», — шептала она снова и снова. Сейчас Нодан казался ей воплощением дьявола, и то, что он собирался с ней делать – грехопадение. Когда она разделась и легла, вытянувшись в неподвижную струну, он довольно усмехнулся и, скинув одежду, запрыгнул в постель. Нодан долго ждал и теперь собирался получить вознаграждение за свое терпение. В пламени костра Кохаку четко видела его выпирающую плоть. Острая, словно нож, как и все его тело. Девушка затряслась, когда он положил на нее ладони. Сжав до боли губы и кулаки, она надеялась просто перетерпеть, выдержать эту маленькую пытку и надеяться, что он не будет повторять это часто.

Мужчина не обратил внимание на ее поведение, он поглаживал ее грудь, целовал соски и шею, мелкие мурашки на ее шее он воспринимал с восхищением как ответ на его страсть. То, что она была суха, его не смутило, он проникал все глубже, вздрагивая от наслаждения и от того, как она закусывала губы. Нодан знал, как должен действовать мужчина. Его отец и мать были вместе, пока сыновья спали рядом с ними в одном вигваме. Ничего не было зазорного рассказывать детям и друзьям о том, как следует вести себя в постели. Но Нодан не знал, как должна вести себя йенги, он желал ее слишком давно, и сейчас его интересовали лишь собственные желания. И он получил то, чего ждал.

Когда он достиг пика, по его лицу скользнула острая улыбка-бритва. Роза закрыла глаза, боясь, что он сейчас вонзится ей в глотку и убьет. Она не желала видеть его лица, она хотела, чтобы он ушел и позвал к ней Вабану, которой она сможет пожаловаться на свою боль и страх.

— Почему Кохаку плачет? — спросил он голосом таким же жестким, как и его движения.

— Мне больно, — тихо призналась она.

— Тебе надо расслабиться.

— Кохаку не желает любви.

— Ты - моя жена. И Нодан этого желает, — сухо ответил он.

Девушка снова закрыла глаза и сжала губы, позволяя ему положить ее руку на свой горячий пенис.

— Посмотри на меня, Кохаку. Ты - моя жена, — велел он, чувствуя раздражение.

— Меня это пугает, — произнесла она, растопыривая пальцы и отодвигая от него ладонь.

— Ты привыкнешь, — произнес он злобно.

Его не устраивало поведение жены, но и церемониться с ней он не собирался. Раздвинув ей с силой ноги, он снова вошел. Ему не хотелось намеренно делать ей больно, но девушка вскрикнула, и он резко отпрянул и поднялся.

Кохаку свернулась в клубок, закрывая себя шкурой.

— Ну и отлично! — воскликнул он и стал быстро одеваться. Ругаться с девчонкой он не собирался, он просто приучит ее к соитию. Только не сейчас. Сейчас он слишком зол.

Отбросив полог, он высунул голову из вигвама, но резкий порыв ветра буквально втолкнул его вовнутрь. Ледяной ветер вцепился когтями в пламя костра и разорвал свет, погружая вигвам во тьму. Над затухшим костром поднялся зверь, свитый из дыма. Нодан с ужасом узнал в его очертаниях Малсумису и бросился к лежащей на шкурах жене.

— Кохаку! — он подхватил ее с постели и прижал к себе, закрывая ее от злого духа.

Воздух в вигваме наполнился запахом гари, дым проникал в легкие, и юноше нечем было дышать. Девушка же словно не замечала злого колдовства. Она мелко дрожала, тихонько плакала и обнимала его, бережно и испуганно, словно искала защиты.

— Не бойся, — шепнул он ей в ухо, хотя сам был напуган до ужаса.

— Все хорошо, Нодан, — прошептала она и обреченно добавила: — Кохаку будет хорошей женой.

Девушке казалось, что сердитый муж, наконец, понял ее чувства и пришел извиниться за свою грубость и ее боль. Но Нодан не слышал ее слов, он с ужасом следил, как медленно переставляет огромные лапы ночное чудовище. Дымовой волк склонил над ним свою голову, и Нодан почувствовал зловонное дыхание смерти.

— Ее не трогай, — прошептал он, словно дух мог прислушаться к его словам. — Прости меня, Кохаку, — судорожно прошептал он, веря, что это последние его минуты.

Девушка всхлипнула, ее грубый и бессердечный муж сейчас казался ей таким ранимым, и ее сердце тревожно билось. Наивная, – она чувствовала свою вину в его переживаниях.

— Кохаку прощает тебя, Нодан, — ответила девушка, обняв его, словно защищая от всего злого, — Кохаку прощает тебя.

Темный дух, сжавшись, скрутился в черную головешку, что с треском упала в разгоревшееся пламя.

— Кохаку не будет больше мешать твоим желаниям.

Юноша обнял её лишь сильнее. Облегченный вздох вырвался из его груди. Прощение, подаренное йенги освободило Нодана от гнева. Теперь сквозь пламя он видел улыбающихся Маэру и Ахасо.

— Нодан тебя больше не обидит.

========== Глава 11. Зелёная трава (R) ==========

Когда Розе было десять, ей очень хотелось завести собаку. Не просто собаку, а симпатичного пушистого терьера, который играл б в ее комнате, приносил мячик и танцевал ради вкусной косточки. С трудом, но девочке удалось уговорить родителей подарить ей щенка. Через неделю родители с раздражением заметили, что пес писает на дорогие ковры и спит с ребенком в постели. Несчастное животное передали садовнику и велели поселить в будке. Роза печально вздыхала, сидя рядом с непонимающим щенком, поглаживала его мягкие пушистые колечки на ушах и рассказывала ему свои истории.

Еще через пару месяцев родители с негодованием отметили, что собака без позволения пробирается в дом и ходит к дочери, и велели посадить его на цепь. Роза приходила к маленькому другу, кормила его сахаром и ласково учила давать лапу и подвывать ее песенкам. Щенок на цепи чувствовал себя плохо, часто скулил и лаял без повода, и господа пожелали надеть на него намордник и приделать к будке двери, чтобы собака не мешала им жить.

Через год щенок стал огрызаться и пытаться укусить всех, кто подходил к нему, только Розу он встречал приветливо, и от садовника принимал пищу. Слуги негодовали: как такая грязная и страшная собака вообще была допущена на господский двор? Роза пыталась его защищать, объясняла, что он тоскует, и старалась проводить с ним больше времени. Но зверь рос, становился все агрессивнее и опаснее. Однажды псина оцарапала дворецкого, и родители запретили девочке приближаться к щенку, так как побаивались, что собака укусит и их дитя. Роза продолжала кидать четвероногому другу сахар с расстояния, а тот бился в истерике и старался сорвать цепь, чтобы подойти к своей любимой хозяйке.

Вскоре семья Балтимор переехала в Рочестер, и родители не пожелали брать собаку с собой. Роза со слезами на глазах прощалась со своим другом, а потом покинула город. И девочке, конечно, не сообщили, что пса почти сразу после их отъезда пристрелили…

Попав в плен, Роза чувствовала себя псом на цепи. А Вабана стала для нее доброй хозяйкой, что приносила сахар. И Розе хотелось быть злой и кусать каждого, кто приблизится. Но очень скоро с Розы сняли оковы, позволили гулять на свободе и наслаждаться красотой природы и добротой ее новых подруг. Роза была уверена, что ее маленький щенок стал бы покладистым и милым, если бы родители позволили снять с него цепь. И поэтому Розе очень хотелось быть покладистой и милой, чтобы ее вновь не связали.

Новая жизнь воодушевляла. У индейцев не было запретов и строгого режима, они не прятались от дождя и слушали ветер. Индейцы обращались с животными как с любимыми, ухаживали за деревьями и травой, говорили о жуках как о частице своего существования. Индейцы ценили жизнь, мерили ее дыханием оленей, что пробегали мимо их села, светом светляков в траве и звезд в небе, ценили рассвет и радовались закату. Они любили и ценили землю и все живое, что было вокруг них, и Роза восхищалась этими настоящими и открытыми чувствами, которые не существовали в мире белых.

У индейцев не было денег, они занимались обменом и добывали пропитание сами. Мигуен часто замечала, что деньги нельзя есть, и цену имеют лишь вода и поля. Индейцы не умели лгать, поэтому каждое их слово было правдой. Они поклонялись мудрости, а не знаниям, ведь знания – это прошлое, а мудрость – это будущее. Индейцы уважали своих врагов, гордились ими, как и своими предками и любили их, как и всех, кто окружал их.

Роза поняла, что любит эту жизнь, любит индейцев, которые играли с ней, как со спущенным с цепи радостным щенком, и даже любит Нодана.

Муж изменился, невероятным образом заставил забыть обо всем, что случилось ранее. Семья для индейцев - самое ценное и великое богатство, и Нодан ценил свое богатство. Со временем Роза стала понимать, что его холодный взгляд – это понимание ее целостности; его жесткая улыбка – знак его одобрения; а его редкие объятья – признак глубокой привязанности. Почти сразу после свадьбы Роза поняла, что не может его ненавидеть. Молодая девушка из аристократической семьи, где проявление эмоций и выказывание своих чувств являлось невежеством, не умела ненавидеть. И не умела по-настоящему любить. Но глубокая привязанность, такая же, как и к Вабане, заставляла сердце девушки вздрагивать от радости, когда она видела своего хозяина, протягивающего ей кусок сахара-любви.

Прошло несколько месяцев после свадьбы и, встречаясь взглядом со своим мужем, она чувствовала счастье. Такое же, как преданный пес чувствует при появлении своего господина.

***

Белые горы, горный перевал Пинкам, штат Нью-Гэмпшир,

Август 1848 года.

Кохаку бежала через поле, длинная острая трава била её по рукам, но девушка лишь смеялась, вплетаясь в непроходимые джунгли летнего буйства. Горячее солнце обжигало кожу, слепило глаза и где-то там перед ней яркими вспышками отражала солнце река. Кохаку бежала к воде, не обращая внимания на заросли крапивы, что кусали её за ноги, не обращая внимания на сбившееся дыхание и пот, заливающий глаза. Кохаку знала, что река спасёт её от летнего зноя.

— Стой, Кохаку, — кричала за её спиной Кина.

Но девушка не останавливалась. Она смеялась, наслаждаясь свободой, словно полётом среди ярких красок офитовой травы, цветущего амаранта и высохшими на солнце стеблями осоки. Она смотрела на небо, где кружили серые птицы, усталые от жары. Им тоже хотелось спуститься к реке, но берег заняли рыбаки и купальщицы.

Кохаку выбежала на берег, резко сорвала с себя платье и бросилась в ледяную, сковывающую руки и ноги воду. За ней к берегу подбежала Кина и запыхавшаяся Вабана. Девушки последовали примеру подруги, и вскоре три обнажённых девушки плескались в замедлившей свой бег реке.

Обмывшись и успокоив жар, девушки выбрались на бережок, растянулись под голубым небом и, расслабленно жуя травинки, болтали ножками и разговаривали. Ничего их не тревожило, ничего не имело значения кроме травы, воды и солнца. Кохаку была счастлива, мир скрутился в жёсткую пружину и выгнулся для неё безустанным смехом и нежными объятьями мужа.

— Ты такая быстрая, Кохаку, нам за тобой не угнаться, — сказала Кина.

— Вабана просто перегрелась в поле, — рассмеялась Вабана, — и Кохаку ушла раньше Вабаны!

— Через пару месяцев Кина легко обгонит Кохаку, — тоже смеялась Кина.

— А что будет через пару месяцев?

— Мигуен сказала, ты потяжелеешь. Кохаку ждёт ребёнка?

Девушка улыбнулась и погладила себя по плоскому животу.

— Кохаку чувствует себя прекрасно, а Мигуен слишком много мечтает.

— Бабушка в этом никогда не ошибается, — покачала головой Кина. — Ты сделаешь Нодана счастливым отцом.

— А Вабану счастливой тётушкой, — подбодрила Кохаку Вабана.

— Кстати о моём муже, скоро мужчины вернутся с охоты и пройдут через реку, нам надо бы одеться.

— Пусть они смотрят, Кина не боится их взглядов, — хитро подмигнула молоденькая индианка.

— Кина хочет соблазнить Маконса, — сердито заметила Вабана.

Поднявшись, она стала собираться, надевать горячую ткань на ещё мокрое тело было неприятно. Когда Вабана закончила с одеянием, она стала помогать и Кохаку, которая все еще путалась в простых одеждах индейцев. Кина продолжала лежать на земле и, когда Вабана подошла к ней, хихикая и выкрикивая что-то о «раздевающем взгляде мужчин», пыталась отбиваться.

— Маконсу всё равно не позволят на Кине жениться, — расстроено заметила девушка, когда Вабана справилась с её одеждой. — Мой отец просит за Кину дорогую цену, у Маконса нет коня.

— Повезло Кохаку, за неё дали коня, — со вздохом заметила Вабана.

— Нодан - хороший охотник, он подстрелил лося на прошлой неделе, — с завистью сказала Кина.

— И всё равно Кита зря дал ему новую лошадь так спешно, Нодану нужно было поработать в поле! — отметила Вабана.

Кохаку молчала. Она любовалась небом и стройными полосками бегущих облаков. Нодан был нежным и любящим супругом. Белая девушка никогда не знала такой любви, даже красивые книги в библиотеках Бостона не могли описать то, что дарил ей Нодан. Не было ни секунды в её новой жизни, чтобы Кохаку не чувствовала его внимание. Индейцы не показывали свое влечение публично. Но индейцы показывали своё покровительство, заботу и нежность. Кохаку ощущала себя хрупкой вазой из дорогого стекла - её носили на руках, придерживали за плечи, вели за руку. Кохаку не умела так любить, но Нодан мог любить за двоих, и Кохаку чувствовала себя счастливой.

Первую неделю после замужества Нодан, как и боялась того Вабана, спрятал жену от посторонних глаз в своём вигваме. И как бы Вабана ни сердилась, как бы она ни ругалась, суровый мужчина лишь гнал её, объясняя тем, что должен обучить жену домашнему хозяйству. Но Нодан учил свою скромную, воспитанную в целомудренном обществе Викторианской эпохи жену лишь прелестям любви на их супружеском ложе. Кохаку не видела смысла в соитии. Она выполняла желания мужа, словно заученные движения танца, словно необходимую церемонию. Кохаку не понимала желания, страсти и, через неделю, не выдержав столь любвеобильного мужчину подле себя, наконец, осмелилась говорить. К ее удивлению, муж покорно выполнил ее желание.

Нодан отправился охотиться, а Кохаку вернулась к подругам, делиться впечатлениями и слушать наставления.

Теперь существовали лишь солнце, небо и вода.

Кохаку жила. Наслаждалась жизнью. Наслаждалась работой. Наслаждалась каждым днём.

В полях поднимались стебли маиса, большие листья тыквы наливались соками, и работа девушек заключалась лишь в разрыхлении земли и удалении сорняков. Индейцы не поливали свои посевы - для земледелия они выбирали плодородные, влажные земли на берегах рек. И сама река, лес и горы питали землю и плоды. Индейцы ели то, что давала им природа. И отдавали природе свою дань. Раз в неделю, иногда реже, индейцы пели благодарные песни матери-земле. Приносили в жертву свежее мясо и делили добычу охотников на всех, как огромная семья.

Кохаку плакала на этих церемониях. Она никогда не знала, как приятно может быть в кругу любящих людей. Никто никогда не любил Кохаку так, как любили жители этого села. Даже отец и мать были холодны, суровы и равнодушны. Тут, в глуши, где-то между небом и горами Кохаку обрела своё настоящее счастье.

Вдалеке послышался стук копыт. Земля сообщала им о приближении всадников тихим гулом. Кина поднялась, стала поправлять волосы и расправлять вышивку на платье. Она ждала Маконса, которому много придётся поработать, чтобы добиться расположения отца Кины. Вабана тоже поднялась. Её зоркий глаз рассматривал приближающихся охотников. Добыча, не очень богатая, но всё же была.

Помахав девушкам руками, всадники промчались мимо. Лишь один направился к ним.

Кохаку встрепенулась. Приближение лошади почувствовала и она. Вскочив на ноги, девушка расплылась в улыбке. Сжав коленями круп небольшой лошадки, разрезая высокую ярко-зелёную траву, к ним приближался всадник. Его тёмные волосы были выбриты на висках и затылке, оставшиеся собраны в тугой пучок и заплетены в косу. На плечах и груди - охотничьи рисунки, помогающие в поиске добычи. От жаркого солнца кожа всадника покраснела, лицо, несмотря на юный возраст, казалось суровым, сердитым. Но, подъехав к своей жене, Нодан улыбнулся. Спрыгнув с лошадки, он крепко ее обнял.

— Кохаку скучала, — произнесла девушка.

— Нодан вернулся с добычей, любимая женщина, он привёз тебе мягких шкур белок, и к зиме Нодан сделает тебе тёплую шубу, чтобы любимая женщина не знала холода.

— Кохаку очень благодарна.

— Только скажи, что ты хочешь, Нодан всё сделает для любимой женщины.

— Кохаку хочет, чтобы Нодан её целовал.

***

Белые горы, горный перевал Пинкам, штат Нью-Гэмпшир,

Ноябрь 1848 года. Четыре месяца спустя.

Кохаку проснулась, осторожно вытащила руки из-под шкуры и потянулась к кувшину с чаем, что готовила для неё бабушка Мигуен. Сделав глоток, Кохаку поморщилась – вода была ледяной.

— Ты проснулась, — раздался тихий шёпот над ухом, — как твоё самочувствие?

— Малыш не давал мне спать, — сонно пожаловалась девушка, — и мне холодно.

— Нодан отвёз вчера твоё письмо Морису в город, это должно поднять тебе настроение.

— А отец? Он так и не отвечает? — девушка тяжело вздохнула.

Мужчина поднялся, откидывая тяжёлую шкуру и впуская в её укромное гнёздышко ледяной воздух, взял побольше хвороста, что был сложен у края вигвама и подкинул в тлеющий костёр. Не дожидаясь, когда огонь разгорится, Нодан вернулся в постель.

— Теперь и ты холодный, — попыталась отодвинуться от него девушка, но он обхватил её руками, прижимая к себе, словно хотел согреться, забрать её последнее тепло.

Кохаку мелко задрожала, ощущая, как его промёрзшие руки сжимают её под грудью и обхватывают бёдра. Осень в Белых горах выдалась холодной и ветреной, в конце октября выпал первый снег, но Мигуен обещала, что в декабре снова станет теплее, и Кохаку надеялась, что старушка не ошибётся и в этот раз.

— Кохаку бы ещё поспала, — попыталась Кохаку остановить мужа.

— Нодан согреет тебя, — в ответ он прижался губами к её шее.

Его дыхание было тёплым, срывающим с её кожи остужающую осень. Мужчина целовал её плечи, медленно скользя губами по мягкой белой коже, слегка потемневшей после обжигающего лета. Девушка замерла, расслабилась, отдаваясь желаниям мужчины. Желаниям, которые с каждым днём дарили всё больше понимания, и пробуждали в ней что-то неизвестное, невысказанное в высшем обществе Бостона, не написанное в красивых английских книгах. Мужчина проник в неё, и, слившись с любимой женщиной, он замер, ожидая, когда её тело начнёт отвечать. Кохаку слушала его тепло, впитывала его горячую плоть и позволяла себе чувствовать. Он знал, когда можно продолжать. Беззвучная незаметная команда, когда её тело становиться немного мягче. Нодан перешёл в движение, прижимая её к себе, лишь на столько, чтобы каждый дюйм её кожи соприкасался с его, чтобы не повредить малыша, чтобы она не почувствовала дискомфорт и не попыталась отстраниться.

Его дыхание участилось, чуть заметные, еле слышные стоны слетали с его губ и терялись в сплетённых белых косах. Кохаку нравились эти стоны, они щекотали ей нёбо, сжимали лёгкие, и она стала тяжелее дышать, поддаваясь его плавному танцу. Вскоре под шкурой стало жарко. Так жарко, что его обжигающие руки стали скользить по её намокшей коже, чуть заметно, еле уловимо он перебирал её пальцами, словно ощупывал целостность, запоминал мягкими подушечками поверхность. Кохаку обожала эти незаметные движения. Она вцеплялась в его руки, надеясь, что он не остановится. Но Нодан двигался вперёд, то спеша, то снова замирая, он мчался к вершине и вновь отпускал её, заставляя двигаться за ним.

Мужчина прикоснулся к мягкой нежной плоти между её ног, осторожно, чтобы не вызвать её стеснения.

«Нет, не надо», — говорит её рука и ложится сверху на его. Кохаку боится, всё ещё зажата.

Нодан не слушает. Ещё немного и она ему всё позволит. Несколько мгновений и она наполняется теплом. Стеснение замирает где-то в дальней части затылка, сжимается в маленький пучок смазанных образов: «то, что не позволено леди!». Кохаку больше не леди. И руки мужа дарят ей наслаждение, о котором она прежде не слышала. Любимая женщина в его руках теперь тоже стонет. Осторожно, словно боясь, что её кто-то услышит, она прикусывает нижнюю губу и закрывает глаза. На её прекрасном лице отражение его любви. Её горячее, вздрагивающее и выгибающееся тело – подтверждение её любви.

Нодан пробирается всё глубже, позволяя себе всё больше. Кохаку уже не сопротивляется, викторианская красавица сдалась, попала в цепкие руки страсти и похоти, и никакие предостережения церкви о грехе её более не остановят. Мужчина улыбается, он видит, как дрожат её губы, трепещут обожжённые его дыханием ресницы, как маленькими толчками она зовет его в себя. Кохаку больше не будет сдерживаться. И Нодан дрожит от удовольствия, когда любимая женщина, вскрикивая, сжимает его руку, вцепляется пальцами, пронизывая ногтями тонкий слой пота.

Нодан бежит вперёд, гонит коня галопом, врезаясь в ярко-зелёную траву и разрывая копытами упрямые стебельки. Девушка медленно расслабляется. Её тело сжимается, теряет тепло, словно бутон розы, встречающий закат. Теперь он спешит. Торопится достичь цели, прежде чем она потеряет к нему интерес, прежде чем ей станет скучно и она отстранится. Ему нужно спешить, чтобы вечером она вновь отдалась ему.

Достигнув пика, он прижимает её к себе, прижимается лицом к её белой коже, вдыхает аромат сладкого пота, не похожего на все другие знакомые ему запахи. Он готов отдать ей целую вечность за это мгновение. Теперь ей тепло, тошнота отступила, и она действительно будет спать.

Мужчина поднялся, собрал свою одежду и покинул вигвам. Его ждала охота.

***

Её разбудила Вабана. Нодана рядом не было, и Кохаку сразу поникла. Её красивые серые глаза наполнились слезами - неуловимое, переменчивое настроение будущей мамочки полностью зависело от присутствия любимого мужчины. Вабана принесла горячих лепёшек, чаю, разожгла огонь и завернула Кохаку в тёплый плед. Сев рядом с подругой, она стала заплетать ей косы. Волосы у Вабаны тоже отросли, и теперь индианка убирала их в тугой пучок. Белая девушка обожала, когда старшая сестра приходила её будить. В её быстрых и точных движениях чувствовалась сила и жизнь. И этой силой индианка заражала Кохаку, спасая от печали.

— Не грусти, — утешала её Вабана, уловив тоскующее настроение Кохаку, — наши воины уехали, охотникам не много работы. А значит, Нодан вернётся рано.

Кохаку растерянно кивнула. Воины из деревни Белой горы отправились в деревню к Арэнку. Абенаки собирались, чтобы выследить и убить Рея. Старый вояка окончательно обезумел – напал на деревню воналанчей, убил дюжину, стрелял без разбору в мирных людей. Хорошо, что Арэнк успел увести свое племя. Теперь индейцы были очень злы. Сколько Роза ни писала отцу, сколько ни просила его успокоить зверствующего Рея, это не приносило результаты. А теперь индейцы пойдут войной на Рочестер, чтобы добраться до ненавистного врага. В своём последнем письме Кохаку предупредила об этом Мориса, надеясь, что всё же сможет достучаться до его очерствевшего сердца. Но с каждым днём она всё больше убеждалась, что дома её не ждут, и Мориса не волнует пропажа дочери. Старый мэр желал лишь бессмысленной мести и войны.

После завтрака девушки вышли к лесу. Урожай был собран, и работы рядом с деревней было немного. Кохаку же любила собирать грибы и ягоды. Рядом с кромкой заалевших деревьев их встретила Кина. На ней был новый тёплый плащ - скорее всего, подарок от очередного завоевателя сердца. Но завоёвывать нужно было расположение упрямого отца девушки. Здесь Вабана оставила их. Она занималась дублением шкур, и работы к зиме прибавилось. Кина и Кохаку вдвоём отправились в лес, но Кохаку не боялась, она знала, что Кина - прекрасный следопыт, индианка отлично ориентировалась в лесу.

К обеду девушки стали возвращаться. Им оставалось не больше мили до села, как они услышали выстрелы. Кина замерла, прислушиваясь, она крутила головой, пытаясь определить направление. Наконец она замерла, как замерла и Кохаку, лишь их сердца всё быстрее и с ужасом стучали, ожидая новых выстрелов.

— В деревню! — крикнула Кина и, бросив свою корзину, побежала через лес.

Кохаку старалась не отставать, но её тело стало неуклюжим, тяжёлым. Она не поспевала за юной подругой, и вышла к деревне на пару минут позже. По знакомой до боли поляне скакали наездники, одетые в синие мундиры. К ним, не сбавляя шага, бежала Кина. Когда девушка приблизилась, один из всадников поднял ружьё.

— Стойте! — крикнула Кохаку, бросив и свою корзину. — Прекратите!

Кохаку не видела Рея, но была уверена, что это его люди. Грянул выстрел, Кохаку замерла, с ужасом смотря, как новый плащ Кины обагряется кровью.

— Нет! — закричала она, ускоряя шаг.

Ей наперерез выскочил тёмный конь, кто-то попытался схватить её, но Кохаку спешила к Кине, спешила туда, где продолжались выстрелы.

Всадник вновь преградил ей путь, ударил прикладом по голове, и девушка потеряла сознание.

========== Глава 12. Красная трава (NC-17) ==========

Белые горы, штат Нью-Гэмпшир.

Ноябрь 1848 года.

Massive Attack – False Flags

Кохаку пришла в себя, когда стемнело. Она лежала в открытой телеге, укутанная как младенец, почти не в состоянии пошевелиться. С трудом она высвободила руку и приподнялась, выглядывая из-за бортика повозки. Вокруг был разбит лагерь. Около дюжины мужчин расселись вокруг костерка, шумели и перебрасывались шутками. Рядом с ней сидел еще один и, заметив ее движение, буркнул:

— Пришла-таки в себя. Рей! — позвал он старшего.

Крупный, грузный мужчина вылез из-под тента и, побрякивая шпорами, подошел к повозке. На его груди блестел значок шерифа. Кохаку мутило, голова кружилась, и сильная слабость говорила о сотрясении. Но сейчас ее больше беспокоила деревня у Белой горы и раненная Кина.

— Как самочувствие, — произнес хмуро Рей, — Розмари Балтимор? Мы порядочно намучились, разыскивая тебя.

— Что случилось? Что с деревней? — с трудом произнесла девушка – во рту пересохло.

Рей бросил взгляд на свою палатку - рядом с ней присел индеец из могавков, но рассказывать глупой девчонке о том, что им помогает индеец, не было желания.

— Выследили твоего посыльного, что письмо пару дней назад привез.

Рей сделал презрительное лицо и внимательно посмотрел на Розу: девушка побледнела, ее глаза от ужаса расширились, и Рею показалось, что он видит в них скорбь. Но разве можно было сочувствовать тем, кто украл тебя? Рей много лет ненавидел аборигенов, ненавидел и искал любые способы их уничтожить. Это его месть – месть краснокожим. И плевать, что те, кто вырезал его семью, давно поплатились за это своей жизнью… так же, как поплатились похитители Розы Балтимор. То, что девчонка была дочкой мэра, не имело никакого значения – будь она хоть девкой из публичного дома, Рей не позволил бы умереть ей в руках дикарей. Больше он этого не допустит.

— Шли по его следу. Индейцы, твари, умеют скрываться, но, — Рей хмыкнул, а Роза почувствовала, как тошнота подступает к горлу, — кажется, твой посыльный не учел, что наш следопыт тоже краснокожий, — он кивнул на могавка, который исподлобья покосился на них. — Чертов ублюдок, пристрелить бы его, но пока полезен. Бьюсь об заклад, краснокожий тоже мечтает о моем скальпе…

— Что с деревней? — еще раз повторила она чуть громче, не слушая рассуждения шерифа.

— Сожгли все к чертям, — Рей презрительно сплюнул.

Если бы много лет назад, когда он был еще молод, когда помогал обустраиваться молодым переселенцам, когда его красавица жена подарила ему наследника сына и маленькую принцессу дочку, в которой он души не чаял; если бы ему тогда сказали, что он будет вырезать индейцев целыми поселками, Рей просто рассмеялся бы этому сумасшедшему в лицо. Двадцать лет назад все боялись аборигенов, многие ненавидели, но Рей пытался спокойно относиться к диким соседям. Тогда, много лет назад, он считал себя примерным семьянином. Но с гибелью его семьи все изменилось. Не стоит думать, что, убивая краснокожих, мужчина ничего не чувствовал. Он чувствовал удовлетворение. Уверенность в своей правоте. И холодную решимость. В такие моменты даже его помощники не знали, что творилось в душе шерифа. Они не знали, что душа его осталась в маленькой ферме рядом с истерзанной женой, рядом с истыканным стрелами тельцем дочери. А его сердце очерствело, когда индейцы заставляли его смотреть на смерть сына.

Страшные новости о погибшей деревне почти лишили девушку чувств, в голове мелькали картинки былого счастья, погибшего в одночасье в бушующем пламени. Розу вырвало, она попала мужчине на ботинки, и Рей, чертыхаясь, отошел. В поведении девушки было много необъяснимого, и у него появились подозрения, что глупая малолетняя дочь мэра неспроста бегала по деревне без надзора. Возможно, наивная девчонка поддалась на сладкие истории индейцев и их обман. Рей велел одному из помощников принести Розе воды и приставить к ней караульного, а сам отправился в свою палатку.

От воды Роза не отказалась, но от тошноты это не спасло. Вновь спрятавшись под покрывала, Роза попыталась успокоиться, сосредоточиться на своих мыслях, желаниях. Она хотела выбраться их повозки, оставить записку для Рея, чтобы он ее не искал, и отправиться в горы. Там, вернувшись с охоты, ее будет искать Нодан, там, где-то в лесах спряталась Вабана. Роза была уверена, что сильная индианка смогла ускользнуть. Ведь в крови абенаков текла сила Громовых Птиц.

Решившись, девушка осторожно распутала свой кокон и, оглядываясь по сторонам, стала спускаться с телеги. Тогда-то она и заметила связанную пленницу. На земле рядом с телегой лежала индианка, спутанная по рукам и ногам и с большим кляпом во рту. Роза подползла к ней и пригляделась, боясь узнать в девушке знакомую. У Розы защемило сердце.

— Вабана, милая сердцу Вабана, — шептала Роза, пытаясь вытащить тряпку из ее рта. Индианка открыла глаза – уставшие, помутневшие, словно выцветшие.

— Кохаку, — произнесла она, устремляя взор в небо.

— Кохаку освободит тебя, мы сбежим, вернемся домой вместе!

— Нет больше дома, Кохаку. Они все сожгли, — казалось, она говорила не дыша. — Воинов не было в деревне, и некому было нас защитить. Белые схватили детей и женщин, убили тех, кто пытался сопротивляться. Тех же, кто подчинился, они посадили на поляне. В том числе и Киту, его связали и избили. Потом белые стали сжигать наши дома. Мы видели, как в пламени погибают наши братья, как горят те, кто был убит ранее. Тогда Кита поднялся и стал петь, призывая Громовых Птиц. Его расстреляли, а когда остальные абенаки стали кричать, убили и их. Даже младенца Омаки. Убили каждого, скинули тела в огонь. Вабану же забрали для развлечения.

Розу затрясло. Она не хотела верить, но Вабана не стала бы лгать. С ужасом вспомнив слова Рея, Роза почувствовала комок в горле.

— Это моя вина, — всхлипнула девушка.

— Нет, белая девушка. Это злые люди совершают плохие поступки. Ты – хороший человек. Не вини себя, твои ошибки, возможно, сыграли роковую роль в жизни нашего племени, но не ты уничтожила наше племя… – Вабана посмотрела на девушку, ее темно-карие глаза были наполнены черным небом.

— Кохаку должна вернуться к Нодану… — шепотом, отказываясь верить, повторяла Роза.

— Вабане жаль, Кохаку. Но Нодан мертв, — голос Вабаны казался чужим, бесцветным.

— Неправда…

— Вабана видела, люди Рея привезли его тело, его и других охотников. Их свалили в кучу, как убитый скот. Рей снял с них скальпы, а потом всех сожгли.

— Нодан… Нодан…. он должен был выжить, нет, Вабана, я не верю…

— Вабана понимает твою боль, милая сердцу…

Роза уронила голову на руки и разрыдалась. Стараясь скрыть свои стоны и не привлечь внимание мужчин, что мелькали то тут, то там, Роза кусала руки, с силой сжимала свой рот.

— Расскажи мне о прощении теперь, белая девушка, — словно с насмешкой сказала Вабана, но в ее глазах стояли слезы.

Роза не слышала индианку, она хваталась за спутанное веревками тело Вабаны, сжав зубы, беззвучно рыдая, стучала кулаками по подгнивающим доскам повозки, снова хватала Вабану, словно пытаясь заставить ее забрать слова обратно. Словно это могло что-то изменить.

— Ты должна помочь мне, Кохаку, — попросила Вабана, пытаясь вытащить девушку из истерики. — Ты знаешь, что сделают люди Рея. Нодан говорил тебе, как они поступили с Войбиго. Кохаку, прошу, послушай меня, прошу, помоги мне.

Роза не могла услышать, не хотела. Ее Нодан, ее кусок мира исчез, и Вабана, ее названная сестра, подруга, помощница…

— Не смогу, — заливаясь слезами, ответила девушка.

— Сядь у моего изголовья, — велела Вабана.

Роза подчинилась. Приподняв голову индианки, она уложила ее себе на колени, продолжая рыдать. Стараясь не подниматься над бортиками телеги, она нагибалась к подруге, роняя на нее крупные слезы.

— Зажми мне голову коленями, — продолжала давать указания индианка.

Роза гладила ее по щекам, таким до боли знакомым и родным. Раздвинув ноги, она уложила ее голову на свое платье и сдавила ногами, уже понимая, что другого выхода нет. Вабана сама это решила, Кохаку знала, и если индианка попытается бежать, люди Рея догонят и убьют ее еще более жестоким способом.

— Не могу, Вабана. Кохаку любит тебя, сестрица, — шептала Кохаку, срываясь на всхлипы.

— Сейчас, Кохаку. Сейчас.

Роза приподнялась, позволяя Вабане последний раз взглянуть на небо. Губы индианки дрогнули: «Мы будем ждать тебя», — произнесла она, и Кохаку прикрыла ее рот ладонью. Второй она сжала ей нос. Индианка, покорившись судьбе, закрыла глаза.

— Нет, смотри на Кохаку, хочу быть с тобой… – Роза коснулась губами ее щеки и поняла, что уже не в силах подняться.

Вабана пыталась помочь, удерживала себя, не сопротивлялась. Будучи связанной, она и не смогла сопротивляться, но все равно девушка лежала неподвижно, стараясь не дышать. Так прошла минута. Индианка инстинктивно попыталась освободить рот. Роза поднялась, сжимая руки сильнее, взгляд Вабаны стал испуганным, зрачки сузились, превращаясь в маленькие точки, несмотря на темноту ночи. Еще один рывок. Большая, сильная, смелая Вабана пыталась жить…

Роза всхлипнула. Девушка в ее руках больше не шевелилась. И не дышала. Отпустив ее рот, Роза осторожно поцеловала подругу в губы. Слезы лились, текли ручьями, вымывая из ее души все: и плохое, и хорошее.

— О, Вабана, — срываясь на вой, выдавила из себя Кохаку.

Вабана обняла ее теплыми крыльями и прижала к своей груди.

Сколько времени так просидела, Роза не знала. Луна стояла высоко, когда малыш стал толкать ее, устав лежать в неудобной позе. Девушка осторожно переложила индианку на землю и поднялась.

Не все мужчины спали, хотя была глубокая ночь. С трудом сохраняя спокойный шаг, девушка направилась в сторону палатки Рея. Недалеко стояла его лошадь, и, девушка, испуганно оглядываясь, отрыла сумку с трофеями и высыпала на землю смятые, окровавленные пучки волос.

— Где же ты, Нодан, мой Нодан… — шептала она, с замиранием сердца перекладывая и разбирая скальпы.

Заметив знакомую ленту, она вздрогнула. Последняя толика надежды, что теплилась в ее груди пропала – Нодан был мертв, и его длинный хвост сейчас лежал в груде срезанных с голов волос.

Одеревеневшими пальцами Кохаку распустила ленту и прижала ее к груди. Слез больше не было, Роза чувствовала, как медленно и безысходно ее наполняет пустота.

Вернувшись в повозку, девушка вплела ленту Нодана в свои пальцы и целуя, шепча его имя, она уснула.

Ей снилось зеленое поле, бесконечное, прекрасное, как жизнь. Ей снилось синее небо, по которому скользили птицы с серыми крыльями. Снился смех Кины, что бежала за ней; полная охапка цветов, прижатая к груди Вабаны; и Нодан. Без рубашки, с летним рисунком на груди – словно божество, принадлежавшее лишь ей. Он спрыгнул с лошади, обхватил ее, обнял. В его глазах – она, и он – весь ее мир. Юноша поднял ее на руки, целовал ее плечи, целовал ее губы, целовал… целовал… целовал…

— Кохаку, — шептало ей небо.

— Кохаку, — повторял ей любимый.

— Кохаку!

Девушка проснулась.

— Кархаку! — раздалось над самым ухом. Большая черная ворона скакала по бортику повозки и выковыривала жуков из дерева.

— Кархаку! — раздалось у нее из-за спины, и девушка резко обернулась. Вторая ворона клевала что-то из миски, явно приготовленной для Розы в качестве завтрака. Девушка поднялась. Вабаны больше не было в повозке, и Роза почувствовала облегчение, что ей не нужно больше смотреть сестре в глаза. С трудом поборов отвращение, девушка выпила немного супа. Ее снова тошнило, но это уже не имело никакого значения. Лагерь собирался. Люди свернули свои спальные мешки, грузили вещи на лошадей. Роза огляделась.

Всего в десяти метрах от ее повозки, на высохшей ели висело истерзанное, изнасилованное тело Вабаны. Люди Рея не побрезговали и мертвой девушкой. Роза спешно спустилась с повозки и подошла к индианке. Ее глаза были все еще открыты, и в них все еще было ночное небо. Роза пошатнулась и упала на траву, ее вырвало. Теперь во рту была горечь.

Вытерев губы рукой, Роза встала на колени и, сложив ладони перед собой, стала читать молитву.

========== Глава 13. Красная трава - 2 ==========

Прошу, Господь, спаси нас, наши души,

Прошу избавь нас от лукавого и мглы,

Холодным вечером пошли всем теплоты,

И состраданья ты страждущим пошли,

Забудь о гневе и пролитой крови,

Забудь о сóжженых мечтах в порыве мщенья

И научи убийц просить прощения,

И научи прощать, забыв о боли.

Прошу за тех, кто потерял терпенье,

Прошу я за осужденных и невинных,

Верни улыбку дней счастливых, мирных,

Верни родных, убитых до рожденья.

Прошу, пошли терпения и сил,

Чтобы хранить любовь к врагам и к ближним,

Я поделюсь теплом душевным лишним

Со всеми кто б тепла ни попросил.

И милости, о Господи, прощать.

Чтобы душа моя не очерствела,

Чтоб руки, что я кровью обогрела,

Смогла умыть и зла не возвращать.

И дай возможность получить прощенье,

Всем тем, кто зла хотел, и кто его творил.

Всем, кто чернеющею мглой глаза затмил

И совершил душой те преступленья.

Пошли, Господь, прошенья, простоты,

Дождя пошли, чтоб смыл потоком быстрым,

Чтоб грешный мир стал наконец-то чистым,

Пошли всем грешным душам доброты…

========== Глава 14. Гичибинеси ==========

Рочестер, штат Нью-Гэмпшир,

Ноябрь 1848 года

Роза стояла в гостиной, перед глазами – мутная пелена. Она с трудом могла различить тикающие ходики на стене, узор резных ножек обеденного стола, разводы ярких красок на дорогих обоях. Слишком много неестественных, бессмысленныхцветов. Её платье почти не затянуто, но корсет болезненно впивается в бока и давит на малыша. Ребёнок, испуганный таким положением, пытается выбраться и бьёт её куда-то в область сердца. А может это и не малыш. Просто что-то тяжёлое давит на девушку, сжимает её изнутри и пытается разорвать внутренности. Горе.

Роза не чувствовала горя. Её наполняла пустота, которая была тяжелее и жёстче, чем пронзительная боль. Но слёз больше не было, она оставила свои слёзы у тела Вабаны. Залила слезами ленту Нодана и больше не могла плакать. Лента была обвязана вокруг её лодыжки, и лишь это помогало ей стоять.

В комнату вошли Морис и Рей. Мужчины приветственно поклонились девушке, но Роза даже не шевельнулась.

— Она многое пережила, — попытался оправдать дочь Морис, но оправдание и не потребовалось.

Рея не волновали формальности. Он раскурил сигару и сел в высокое кресло. Закинув ногу на ногу, он с пренебрежением посмотрел на беременную Розу.

— За тобой должок, дружище. Я потратил полгода, разыскивая твою дочурку и потерял пять людей, сражаясь с этими дикарями.

— Я понимаю и благодарен. Будь уверен, я смогу вернуть тебе долги.

Рей кивнул – Морису было чем платить. Мэр располагал крупными вкладами, что предназначались в приданое дочери. Но теперь девочка никак не годилась для замужества. Подпорченный товар.

— Возможно, ты сможешь предложить мне свою дочь, — задумчиво произнес Рей, поглядывая на миловидное личико девушки, ставшее еще более привлекательным в период беременности. — Розмари родит ублюдка и потеряет свою ценность. Я могу взять её под крыло и избавить от позора.

Шериф предлагал помощь другу от чистого сердца, уверенный, что делает одолжение. По мнению Рея, никто не заслуживал такой судьбы – стать жертвой похищения аборигенов. И он был готов помочь, хотя девушка казалась немного умалишенной после пережитых трудностей.

— Я обдумаю твоё предложение, — Морис взглянул на Розу, но та всё так же стояла неподвижно и смотрела в окно. Теперь придется как-то избавляться от ребенка и искать неразборчивого мужа для обесчещенной дочери. Но Рей был беден, безроден и в зятья никак не годился.

— Кажется, Розмари пострадала, пока ты пытался её вернуть, — со вздохом продолжил Морис. Спустя три месяца он потерял надежду, что его девочку вернут, но теперь, видя ее положение, ему думалось, что лучше бы она не возвращалась. По-своему он любил дочь, но положение в обществе было для него всегда важнее семьи, и позор, который Розмари могла принести, сильно подорвет статус Мориса. — У неё рана на затылке. Твои ребята были неаккуратны.

— Мне пришлось забирать ее силой. Индейцы встретили меня не слишком приветливо. Я с трудом её узнал - она носила их одежду, и лишь цвет волос её спас. — Рей выпустил огромное кольцо дыма и стряхнул пепел. — Мне повезло отыскать группу их охотников в лесу. Всех вооружённых мужчин поселения я обезвредил еще до того, как они успели натянуть луки, — Рей усмехнулся, вспомнив, как прошла встреча с охотниками пеннакуков. — Эти глупцы были уверены, что твоя пленная дочь даст им защиту. Один из охотников пошёл к нам на встречу, подняв руки. Он думал, что мы его не тронем, пока девушка спрятана в их деревне. Но спасение твоей дочери требовало серьезных решений. Мы убили мужчин, благо, обстоятельства были на нашей стороне, а потом беспрепятственно вошли в их селение. Встреть мы сопротивление, боюсь, я бы с тобой сейчас не разговаривал, мой друг – числом краснокожих было больше, чем нас. С воинов мы сняли скальпы – правительство все еще платит за них по двадцать долларов. Это оправдало бы мои потери, но в пути куница забралась в мешок и раскидала мою добычу.

Роза вздрогнула. Рей говорил о Нодане. Об охотниках, что ушли в лес и что рассчитывали закончить этот бой без кровопролития – так просила Нодана Кохаку. Просила довериться ей и позволить переговорить с Реем. Шериф не дал им шанса. Ни им, ни ей. В её взгляде сверкнула молния, она почувствовала ужас от собственного бессилия и от того, что снова и снова осознавала, что виновна в смерти своей семьи.

— Ты снова охотишься на индейцев? Кажется, мы договорились прекратить их истребление, по крайней мере на время выборов! — с возмущением воскликнул Морис.

Рей с удивлением взглянул на друга. Раньше Морис никогда не протестовал против жестоких мер Рея, но с тех пор, как правительство Новой Англии стало выдавать земли аборигенам и признавать их права, Морис стал показательно поддерживать политику Гранитного Штата, очевидно, рассчитывая получить место в сенате.

— А то, что эти ублюдки насиловали твою дочурку, заделали ей ребёночка и держали в плену полгода, не требует такого же обращения в ответ? — с раздражение выкрикнул Рей. Внезапно ему стало жаль глупую девчонку, что превратилась в душе в индианку. Вернувшись домой, она оказалась без поддержки отца. Тот даже не удосужился собрать армейских, чтобы перебить краснокожих, как рассчитывал на то Рей.

— Я хотел взять краснокожую девку в плен, допросить её тут и судить, чтобы показать грязным выродкам, что мы не потерпим, чтобы наших дочерей похищали, — шериф проговорил это, глядя мэру в глаза. Всего полгода назад, когда его Розмари увезли на невысоких лошадках группа индейцев, Морис клялся, что убьет каждого, всех до единого. Теперь же мэр проявлял сочувствие к чудовищам, что нападали на их караваны, похищали детей и истребляли золотодобытчиков. — Но сучка сдохла по дороге! — Рей сплюнул на пол, и служанка возмущённо подняла брови.

— Нет… — голос Розы был всё ещё слаб, но он вырывался откуда-то изнутри её души. — Гичибинеси, помоги мне, — прошептала она сама себе.

Сделав шаг навстречу своим страхам, переборов обычное смущение перед старшими мужчинами и расправив плечи, как делали это все индианские женщины, Роза заговорила:

— Нодан вышел встречать тебя, потому что он был моим мужем, он поднял руки, приветствуя тебя безоружным, а ты убил их, не позволив сказать и слова! В деревне не было воинов, они отправились на тропу войны, и ты знал об этом, Рей! Отец не получал моих писем, ты забирал его корреспонденцию и ты знал, что деревня не защищена!

— О каком письме она говорит? — Морис искренне удивился.

Роза всхлипнула, её охватил ужас от понимания того, что она сгубила людей, которые стали ей ближе, чем семья. Отец не получал её письма, не останавливал Рея, потому что Хамермэн перехватывал её послания и знал обо всём, что происходило с ней и деревней. И Рей, и его следопыт так же смогли проследить за Ноданом, и люди шерифа явились к беззащитным абенакам лишь с одной целью – уничтожить.

— Ты убил женщин и детей, вырезал их как скот, — кричала Роза, чувствуя как негодует в ней Кохаку, — в этом нет ни достоинства, ни славы. Ты - убийца, Рей, и тебе, Морис, должно быть стыдно, что ты пускаешь этого монстра на порог. Он сам вершил самосуд, убивая на дороге невинных! Рей убил мать Нодана, он поймал и надругался над его невестой, девушка была ни в чём не виновна, а он сделал с ней ужасные вещи!

— Не указывай мне, тупая индейская шлюха! — в ярости выкрикнул Рей.

Девушка, ради которой он рисковал своей шкурой, много месяцев скитаясь по диким лесам и горам, сейчас обвиняла его в жестокости. Рей не видел нормальной еды и не спал в человеческой постели, пока искал ее, и вот ее благодарность! В ушах зашумел привычный гнев, тот, что охватывал его, когда он встречался лицом к лицу с индейцами.

Его семья переселилась в Вермонт, когда только началась золотая лихорадка. Тогда-то он и столкнулся с абенаками, что, сохраняя свои земли и семьи, бились бесстрашно, бездумно, безумно. Однажды, когда Рей с сыном были на охоте, индейцы напали на его дом. В тот страшный день жена не встретила его у порога, не выбежала на встречу любимая дочь. Его встретили пепелище и тела любимых. И пока Рей оплакивал близких, абенаки выскочили из леса и взяли их в заложники. На глазах Рея убили его сына. Мальчика кромсали, издевались и пытали. Подросток был ещё жив, когда его облили кипящим маслом, а потом подожгли. Тогда Рей поклялся выжить, выжить и отомстить. Жажда мести помогла ему бежать. Но после стольких лет он не мог насытиться, месть дарила облегчение, пусть и недолгое, но с каждым убийством требовала все больше крови.

— Она говорит правду? — Морис поднялся, в глазах мэра блеснул предательский огонек.

Это было только на руку Морису. Рей, со своими радикальными идеями, давно мешал мэру, а при новой политике правительства нужно было следить, куда дует ветер. И если объявлена лояльность к краснокожим, то мэр будет лоялен. Морис только и ждал, когда Рей оступится.

— Я сделал то, что считал правильным, — холодно произнес Хаммермэн.

— Вабана была мертва, но ты не побрезговал её мёртвым телом, я видела, что твои люди сделали с ней! Индейцы не способны на подобные зверства! Индейцы чтут своих пленников! — продолжала кричать Кохаку.

— Да что ты знаешь об индейцах?! — взревел Рей. — Я видел, как они истребляли наших лишь потому, что мы зашли на их, якобы, территорию! Я видел, как они живьем сдирали с людей кожу, как убивали младенцев и похищали женщин! Я видел такие зверства, что ты и вообразить себе не сможешь! Я сделал благое дело: чем больше я убью этих выродков, тем меньше они убьют наших людей!

— Так это правда, — голос Мориса приобрёл суровые ноты, он говорил как судья, собирающийся подписать приговор.

— В Белых горах жило сто восемнадцать человек! — истерично вопила Кохаку.

— Я не узнаю тебя, Морис, - удивленно протянул Рей, чувствуя, как в нем нарастает возмущение. - Где все твои печальные песни о том, что твоя единственная девочка в руках дикарей и ты жаждешь отомстить? Посмотри на себя: ты отвернулся от дочери ради кресла в сенате! Как я сказал, я сделал благое дело и горжусь этим, черт побери! А письма забирал мой человек, сразу после того, как индейский следопыт покидал Рочестер. Нам необходимо было его выследить, а в письмах была информация!

— Все это время я думал, что моя дочь мертва, я молился за ее душу, и София уже похоронила ее, а ты знал что с ней, в каком она положении, и даже весточку мне не отправил! Ты больной, помешанный на индейцах, ублюдок!

— Не говори мне о индейцах, Морис! — Рей грозно зарычал. — Ты большую часть своей жизни прожил в уютном Бостоне и, пока я скитался по горам, ты сидел в своем роскошном особняке, планируя, как умостить задницу в сенаторское кресло. Тебе не важна твоя семья, а я ради нее боролся и сражался! И будь уверен, если у меня появится шанс подпортить тебе карты и не дать войти в силу всем тем идиотским законам, которыми ты хочешь защищать индейцев, я сделаю все, что в моих силах!

— Ты не достоин этого знака, — Морис резко сорвал с груди друга шерифскую звезду, и Рей вздрогнул, заметив, что мэр положил знак его власти в свой карман. Вот что было нужно мэру – влияние на правопорядок штата.

От злости и раздражения бывший шериф скрипнул зубами, его рука интуитивно потянулась к оружию.

Что-то с грохотом ударило в окно.

Мужчины повернулись к источнику звука. На подоконнике сидела огромная птица, её серые крылья закрывали окна, а коричневые глаза, казалось, проникают в душу. Птица снова ударила клювом по стеклу, и на окне появились трещинки.

— Что за дьявольщина! — воскликнул Рей, вынимая оружие.

— Гичибинеси! — произнесла Кохаку и упала на пол, потеряв сознание.

***

Роза лежала на своей постели. Ужасный корсет с неё сняли, и теперь девушка могла дышать. Осторожно потянувшись к ноге, она сняла ленту и прижала её к груди. Из глаз вновь полились слезы, и она уткнулась в подушку, пытаясь скрыть от домашних свои всхлипы. В комнату вошла мать. Осторожно присев на край постели, она стала поглаживать сгорбившуюся девушку.

— Всё будет хорошо, милая, — шептала ей София. — Вот увидишь, мы сможем всё наладить. Теперь ты дома, и все старые проблемы забудутся, — её голос тонул где-то в ярко-зелёной траве и бесконечно голубом небе. — Мы избавимся от ребёночка, я найду ему приёмную семью, и никто не узнает о твоём позоре. А в Бостоне у твоего отца есть старый друг, он вновь овдовел, и ты станешь хорошей женой для генерала. Он тебе понравится, он всегда был вежливым кавалером и настоящим джентльменом. Он не расскажет, что ты досталась ему не девушкой, и твоё имя будет чисто.

Мать продолжала гладить её, шепча слова утешения. Но Роза не слушала её. Одной рукой девушка сжимала ленту, второй поглаживала успокоившееся дитя. Казалось, сын уснул, даруя покой и своей матери. Закрыв глаза, Роза видела, как красивый гнедой конь останавливается рядом с ней на поляне, и любимый мужчина с летним рисунком на плечах спрыгивает рядом с ней. Нодан обнимает её, прижимает к своей груди, и Кохаку чувствует, как от радости наружу рвётся её сердце.

— Всё будет хорошо, Кохаку, — шептал ей муж.

— Всё будет хорошо, — повторяла Кохаку своему сыну.

— Никто тебя больше никогда не обидит.

— Никто тебя не обидит, крошка, — шептала она ребёночку.

— Я всегда буду рядом, Кохаку.

— Я буду рядом, мой любимый Нодан, никто и никогда не заберёт тебя, мой сынок.

========== Эпилог ==========

— Нодан хочет, чтобы твоя мечта исполнилась, Кохаку. Чтобы ты открыла свой собственный салун, чтобы туда мог прийти любой, совершенно любой человек, и чтобы даже для черных был уголок. Чтобы люди встречались там, мирно беседовали и не думали о войнах и о плохом. Чтобы важные бизнесмены попивали виски и курили сигары, скромные леди делились впечатлениями о прочитанных романах, дети покупали бы печенье и рисовали мелками на грифельной доске. Чтобы индейцы могли продать там свежую добычу и выпить чашку чая, а чернокожие рабы могли поделиться советами как лучше выполнять свою работу. И чтобы не было споров и ссор, никто бы не вспоминал о ненависти и вражде. А ты бы подносила им чай со свежеиспеченным печеньем и читала библию. А на вырученные деньги Кохаку могла бы путешествовать по миру и помогать людям: обездоленным, больным и страждущим. Ведь любое доброе дело зарождает любовь в сердце. И после того как Кохаку поможет людям, каждый из них поможет еще кому-то, и так рука помощи протянется по всему миру, люди станут теплее относиться друг к другу, ценить жизнь. И больше не будет войны.

— А Кохаку хочет, чтобы ты укачал нашего сына, лег со мной рядом и целовал меня, целовал… целовал… целовал.

Посвящается Натальи Емец и Евгении Светличной

========== Персонажи ==========

Перед контактом с европейцами абенаки приблизительно насчитывали около 40 000 человек.

После нескольких столетий эпидемий и войн, их осталось меньше чем 1 000. В настоящее время в Америке насчитывается 12 000 представителей племен абенаков.

Ссылки на источники:

http://www.mezoamerica.ru/indians/north/abenaki.html

http://web.archive.org/web/20080330033227/http://www.geocities.com/CapitolHill/9118/history1.html

http://www.cowasuck.org/lifestyle.cfm

http://www.native-languages.org/abenaki.htm

Фильмы:

«Танцующий с волками»

«Властелин легенд»

«Похороните моё сердце в Вундед-Ни»

Книги:

A History of the Narragansett Tribe of Rhode Island: Keepers of the Bay. Авторы: Robert A. Geake

“Сын Утренней Звезды. Сказки индейцев Нового Света”

Индейские сказки. Джейми де Ангуло

Фанфик, комментарии:

Рей Хамерман — шериф штата Нью-Гэмпшир.

Морис Балтимор — мэр города Рочестер в штате Нью-Гэмпшир.

Розмари Балтимор — дочь Мориса Балтимор, пленница Нодана.

София Балтимор — жена Мориса Балтимор.

Абенаки — Термин «абенаки» происходит от слова языка монтанье, означающий «люди восточной земли». Проживали в северной части Новой Англии в США и граничащих с ней прибрежных районах Канады.

Пеннакуки — племя западных абенаков. Действие происходит в деревне пеннакуков.

Абенаки, микмаки, ирокезы и кри относятся к одной языковой группе алгонкинских языков. Практически все народы прибрежных алгонкинов говорили на диалектах одного языка.

Пенобскоты — племя восточных абенаков.

Воналанчи — племя западных абенаков.

Кочеко — племя западных абенаков.

Могавки — племя североамериканских индейцев, входившее в союз Лиги ирокезов.

Берлин — город, расположенный вдоль реки Андроскоггин в округе Коос штата Нью-Гэмпшир.

Белые горы — Уайт-Маунтинс или Белые горы (англ. The White Mountains) — горный хребет, расположенный в США и занимающий четверть площади штата Нью-Гэмпшир и небольшую территорию на западе штата Мэн. Входит в горную систему Аппалачи, которая считается наиболее труднопроходимой в Новой Англии.

Пинкхэм — (высота 619 м) горный перевал в Белых горах в северо-центральной части штата Нью-Гемпшир, США.

Пискатака — «ветка». Один из притоков реки Пресумпскот. Пресумпскот является частью водораздела залива Каско, впадает в Атлантический океан.

Кочеко — река, приток реки Пискатака.

Войбиасен — название деревни пеннакуков, в которой происходит история. Переводиться как «под Белой горой».

Йенги — Так абенаки называют белых. Это означает «молчаливые», так как они не умеют держать язык за зубами.

Табалдак создал людей, пыль от его тела создала Глускапа и его брата-близнеца, Малсумису. Табалдак наделил Глускапа силой создать хороший мир, а Малсумиса стал отрицательным персонажем, стремящимся к злу.

Малсумиса — альтернатива дьявола у абенаков. Плохой брат Глускапа, злой дух, хранитель земли мертвых.

Глускап — бог, создатель и волшебный повелитель индейцев.

Гичибинеси — «громовая птица». Индеец-пастор из Бостона.

Кита — «слушайте меня». Вождь, или сахем племени пеннакуков.

Нодан — «громкий крик». Сын вождя деревни Войбиасен.

Войбиго — «белый лебедь». Невеста Нодана. Дочь вождя племени воналанчи.

Маэру — «тихий как ветер». Старший сын вождя деревни Войбиасен.

Вабана — «солнечный свет». Жена Маэру. Младшая дочь вождя из племени кочеко

Хоке — «медовый». Сын Вабаны и Маэру.

Мигуен — «пёрышко чибиса». Знахарка и прародительница в деревне Войбиасен.

Ахасо — «быстрая пони». Мать Нодана и Маэру. Женщина из племени микмаков.

Маконс — «медвежонок». Товарищ Нодана, один из охотников.

Иси — «быстрый олень». Сын вождя племени воналанчи.

Коггин – «большое сердце». Сын вождя племени воналанчи.

Арэнк — «падающая звезда». Вождь племени воналанчи.

Бинэ — «голова тетерева». Старший охотник деревни Войбиасен.

Гагонс — «маленький дикобраз». Сын Бинэ, внук Мигуен.

Кина — «смотрите, я красивая». Подруга Вабаны. Внучка Мигуен.

Омаки — «испуганная лягушка». Женщина деревни Войбиасен.

Аниби — «вяз». Девушка деревни Войбиасен. Внучка Мигуен.

Гнутая вишня — отец Маконса. Воин деревни Войбиасен.

Конаэри — «безголосая птица». Муж Омаки, сын Мигуен.

Сахем — титул вождя

Типи — повсеместно принятое название для традиционного переносного жилища кочевых индейцев Великих равнин

Авасос — медведь

Молсем — волк

Вабеданик — горные орлы.

Большой мешок — белый торговец из Берлина.

Быстрый Конь — белый член племени микмаков, Фредди.