КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706105 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124642

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Тень за троном (Альтернативная история)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

Сразу скажу — я

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Азъ есмь Софья. Государыня (Героическая фантастика)

Данная книга была «крайней» (из данного цикла), которую я купил на бумаге... И хотя (как и в прошлые разы) несмотря на наличие «цифрового варианта» я специально заказывал их (и ждал доставки не один день), все же некое «послевкусие» (по итогу чтения) оставило некоторый... осадок))

С одной стороны — о покупке данной части я все же не пожалел (ибо фактически) - это как раз была последняя часть, где «помимо всей пьесы А.И» раскрыта тема именно

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Гарри Поттер для взрослых или КАК ОНО БЫЛО (СИ) [Татьяна Уревич] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

====== До... ======

<Гарри Поттер для взрослых

или

КАК ОНО БЫЛО.

Сказка

СОДЕРЖАНИЕ.

Предисловие

Часть первая. ДО…

Глава 1. Последнее прибежище

Глава 2. Аттестация по трансгрессии

Глава 3. Эликсир любви

Глава 4. Р.А.Б.

Глава 5. В тридевятом царстве

Глава 6. Перемены в Хогвартсе

Глава 7. Санкт — Петербург

Глава 8. Чуть белоглазая

Глава 9. Новые союзники

Глава 10. Чаша Пуффендуй

Глава 11. Who is your angel?

Глава 12. Доспехи Бога

Глава 13. Ящик Пандоры

Глава 14. Звезда Сиона

Глава 15. Волшебный кворум

Глава 16. Большой Тёмный совет

Глава 17. В сердце Африки

Глава 18. Восток — дело тонкое

Глава 19. На карнавале

Глава 20. Атлантида

Глава 21. Плутония

Глава 22. Развязка

Глава 23. В больнице «Святого Мунго»

Предисловие.

Гарри отложил последнюю книгу Джинни Уизли о юном волшебнике, победившем вселенское зло, и задумался. Сколько же лет прошло с тех пор? … Его внуки зачитываются романами мисс Уизли и не подозревают, что сие сказание не что иное как повесть о похождениях их деда… изрядно перевранная.

— Ты жесток в своих суждениях, — раздался голос жены. Она только что вошла в комнату.

— Привет, — Гарри поймал руку любимой женщины и прижал к щеке. — Давно приехала? Я не слышал, как ты открывала дверь.

— Я её и не открывала. Решила застать тебя врасплох, — улыбнулась та. — И, похоже, мне это удалось.

Анастасия взглянула на обложку только что изданной книжки.

— И как тебе? — она кивнула в сторону бестселлера.

— С литературной точки зрения весьма занимательно, но справедливости ради стоит заметить…

— Бог мой! Не собираешься же ты оспоривать написанное! Хотя бы в память о Джин! В конце концов, это литературное произведение, а не документальный опус!

— Так-то оно так, — кисло согласился Гарри. — Однако мне не даёт покоя…

— Вот и отлично! — не дослушав мужа, Анастасия стала облачаться в униформу домашней хозяйки. — Напиши что-нибудь встречное. Мне всегда казалось, что тебе пора взяться за мемуары.

Напевая, она подбирала разбросанные вещи, а Гарри не уставал любоваться ею. Анастасия не была той редкой красавицей, какой, без сомнения, являлась её мать. Строго говоря, Настя не отличалась особой женственностью: крупные черты лица, резкие суждения. Но все без исключения знакомые — Гарри был в этом уверен — завидовали его удачной женитьбе. Неистощимое жизнелюбие, энергия, бьющая ключом, открытость и необыкновенная доброта — вот, что привлекало в этой удивительной женщине. В этом году ей исполнилось шестьдесят — а разве скажешь? В любом смысле она могла бы дать фору и тридцатилетней. Сейчас Анастасия Поттер — крупнейший учёный. У неё сотни последователей. Она без устали мотается по Земле, проводя научные конференции и продолжая свои изыскания. В то время как сам он — всего лишь скромный директор школы.

— Да, «директор»! — с гордостью повторила миссис Поттер (ей не требовалась вербализация мыслей мужа). — Но какой?! Слушай, по-моему, тебе и правда следует взяться за перо и поведать миру, КАК оно было. Что скажешь?

— Не уверен, что мне подвластно художественное слово. Выйдет слишком коряво, чтобы кто-нибудь взял за труд прочесть мою писанину.

— Ну, а я на что? — Анастасия, всё ещё с ворохом одежды в руках, присела к мужу на край кресла. — Ум хорошо, а два лучше. Отредактирую шероховатости на «раз — два».

— Действительно, что я теряю? — приободрился Гарри. — А то прямо с души воротит, читая ЭТО.

— Не стоит осуждать брошенную женщину. Так она сублимировала несостоявшуюся жизнь… Мисс Уизли поступила благородно: вместо того, чтобы чернить тебя, она сделала из тебя героя. Для женщины это, знаешь ли, подвиг.

— Мне так кажется, подвиг — то, что ты говоришь о ней в таком тоне. Ведь Джинни ни словом не обмолвилась о роли твоей матери во всей этой истории.

— Это объяснимо, — спокойно отреагировала Анастасия. — Мама послужила причиной вашего разрыва. Косвенной, конечно. Но Джинни так не считала… Держи!

Анастасия вручила мужу стопку бумаги и ручку.

— Ты ведь предпочтёшь писать от руки, не так ли? С компьютером у вас по-прежнему сложные отношения. И вот ещё что: мы напишем воспоминания в соавторстве: ты будешь писать от своего лица, а я — от лица матери.

— Отца привлечь не желаешь? — усмехнулся Дэни.

— Не ёрничай! — одёрнула его Анастасия. — Из папы беллетрист, как… сам знаешь из чего что. К тому же он до сих пор не может смириться со смертью мамы. Ему будет нелегко вспоминать былое.

— Да-а? — деланно удивился Гарри. — А я думал, почётный член Всемирной лиги чародейства всё же смирился со своей незавидной долей…

Он, конечно, намекал на недавнюю женитьбу тестя (это на пороге-то столетия!). Анастасия укоризненно взглянула на мужа, поднялась с кресла и бодро зашагала на кухню. Гарри пододвинул к себе бумажную кипу и, не откладывая дела в долгий ящик, начертал на первом листе: КАК ОНО БЫЛО. Глава первая: Последнее прибежище.

Часть 1-я. ДО…

Глава 1. Последнее прибежище.

Худощавый черноволосый мужчина сидел за грубо оструганным столом, сплошь заставленным пустыми бутылками из-под спиртного различной степени крепости. Он развлекался тем, что гонял между ними с помощью небольшой палочки довольно упитанного крысёнка, который припадал на одну лапу и жалобно попискивал. Пронзительно чёрные глаза мужчины недобро поблёскивали. И было непонятно: то ли он садист, получающий удовольствие от мучений зверька, то ли алкоголик, допившийся до чёртиков. Однако на алкоголика он похож не был: движения его холёных рук оставались выверенно точными, а глаза — мрачно трезвыми. Наконец это занятие ему надоело. Он ухватил одной рукой крысу за хвост, а другой взмахом палочки распахнул дверь. Не вставая, он бросил несчастного грызуна в дверной проём. Сам же встал и неверным шагом подошёл к пылающему камину. Сцепив руки на затылке, он откинул голову и застонал. Стон этот скорее напоминал рык раненого зверя. Мужчина был никем иным, как Северусом Снеггом. А крыса, столь безжалостно выкинутая им, Хвостом. Вот уже месяц как Снегг торчал в своём убогом домишке в Паучьем тупике и ждал указаний сверху. Казалось, все о нём забыли. После шумных поздравлений в день смерти Дамблдора ему было велено ждать дальнейших распоряжений на свой счёт. А в качестве верного слуги (по совместительству — соглядатая) к нему приставили Петтигрю. С грохотом Снегг отодвинул стул (под стать уроду-столу) и грузно шлёпнулся на него лицом к огню. Языки пламени высвечивали его крупные черты, наделяя их дьявольским сиянием. В дверь тихонько постучали. «Ну, сейчас я ему устрою», — нахмурился Снегг, думая, что вернулся Петтигрю. Но на пороге возникла фигура то ли женщины, то ли девушки, то ли вовсе подростка. Она была одета в нелепо кричащие тряпки. Ядовито зелёные штанцы сидели на ней точно это была её вторая кожа, грудь едва прикрывал топик, состроченный из тысячи разноцветных лоскутов.

— May I come in? — довольно заносчиво спросила она.

Снегг молча взирал на это чудо… в тряпках.

— Боже! Вот несчастье-то! — закатила она глаза. — Бедняга наверняка глуховат.

— May I come in? — повторила она громче.

— Что Вам угодно? — холодно осведомился Снегг.

— Мне «угодно» снять у Вас комнату, конечно. Что же ещё? — удивилась та.

— Комнату? У меня? С какой стати?

— С той самой, что Вы, если не ошибаюсь, хозяин… хм-хм… гостиницы.

Странная гостья нахально прошествовала к столу и уселась напротив, не сводя с него золотисто-карих глаз.

— Объяснитесь, что всё это значит? Кто Вы? Какого лешего Вам здесь надо? — изумлению его не было предела. Казалось, появись тут Волан-де-Морт, он был бы и то меньше растерян.

— Удивительный приём! — пожала плечами незнакомка.

Но, тем не менее, завела рассказ. По её словам выходило, что она русская туристка, рассорившаяся со своим приятелем. Спрыгнув с поезда, она очутилась в незнакомой местности. И тут какой-то старичок с длинной бородой, в очках с половинчатыми стёклами и в остроконечной шляпе направил её сюда, подробно описав дорогу…

— Никогда не слышал более идиотской истории, — перебил её Снегг. Но тут у него ёкнуло под ложечкой: «старичок с длинной бородой…»

Не тратя времени на объяснения, он схватил «то ли женщину, то ли девушку» за руку и выволок на крыльцо. Молча он смотрел на округлую вывеску, украшающую фасад его дома, далёкого от фешенебельности: ТРАКТИР «ПОСЛЕДНЕЕ ПРИБЕЖИЩЕ». Рядом болтался рекламный плакат:

Посетите наш милый трактирчик!

Вы будете тут встречены с чисто английским радушием и гостеприимством.

Вам предоставят здесь кров и пропитание без особых изысков, но от чистого сердца. Губы Северуса непроизвольно растянулись в улыбке. Он отпустил руку своей непрошенной гостьи и прошёл в дом. «Знак! Наконец-то! Несомненно, это одна из шуточек Дамблдора! Он где-то рядом!» — лихорадочно размышлял он.

— Послушайте! — ворвался в его размышления высокий женский голос. — Вы, в конце концов, скажете что-нибудь вразумительное?

В голосе явственно проступали гневливые нотки. Северус обернулся и оглядел ещё раз с ног до головы посланницу… судя по всему, Дамблдора.

— Я бы хотел, чтоб Вы, милейшая, озвучили свою невероятную историю ещё раз.

— Да-а, — протянула она, — в чём — в чём, а в «чисто английском радушии и гостеприимстве» Вам не откажешь… Впрочем, как и в умении быстро соображать (весьма скептически закончила она).

С этими словами нахалка приблизила своё лицо к лицу Снегга и яростно прошипела:

— У Вас есть комната, чёрт побери? Или я буду препираться с Вами до утра, пока до Вас, наконец, дойдёт смысл сказанного?!

Северус отшатнулся. С ним в таком тоне не дозволялось говорить никому уже давно. «Она уверена, что, взглянув на её смазливое личико и миленькую фигурку, все начнут плясать под её дудку? Вот уж нет!» Он не замечал, что строй его мыслей подобен подростковому. Впрочем, не поддаться её чарам было весьма затруднительно. Облик молодой женщины в целом являлся на редкость гармоничным (несмотря на безвкусную одежду): ни одна черта не была отмечена оскорбительной неправильностью или грубостью формы.

— Идите наверх. Там Вы найдёте спальню, — хмуро возвестил он, отводя глаза. Но не смог не проследить за ней взглядом. Торжествующей походкой она легко поднималась по лестнице, а перед дверью спальни повернулась к нему (словно зная, что он наблюдает) и, улыбнувшись, произнесла:

— Спокойной ночи.

Странное свечение исходило от её блестящих волос вкупе с сиянием янтарных глаз и ослепительной белизной зубов. Этот эффект продолжался не больше мгновения — пока Северус не тряхнул в замешательстве головой. «Что-то в ней есть… такое…». Но ЧТО, вывести не смог. И вновь рухнул на то место, с которого началось знакомство, ставшее для него знаковым.


Остаток ночи Северус провёл, не смыкая глаз. То и дело он вставал и в возбуждении мерил шагами гостиную. А потом вновь садился и, откупоривая очередную бутылку, пил, не сводя глаз с двери. Утром он уже был не так уверен, что всё случившееся этой ночью не привиделось ему.

«Постой-ка! Может, несмотря на свой невинный вид, ЭТА — агентесса с другой стороны…»

Не успев закончить свою мысль, Северус отвлёкся на скрип нисходящих шагов. Позёвывая, к нему спускалась ТА САМАЯ, вчерашняя. Она подошла к столу, небрежно облокотилась о спинку стула и фыркнула:

— Что, всю ночь тут наливались?

Северус поднялся и, крепко взяв её за запястья, подтянул к себе.

— Милочка, Вы не поинтересовались платой, которую я взимаю со своих постоялиц.

— Не дышите на меня — иначе я воспламенюсь, — с редким присутствием духа сказала она, бесстрашно устремив на него свои жёлтые глаза.

Это, как ни странно, его уязвило.

— Ну, так что же в отношении платы? Из Вашего сумбурного рассказа я понял, что денег у Вас вроде бы как и нет?

Он стискивал ей руки всё сильней. Нежный запах весенней листвы, струящийся от её волос, не давал ему сосредоточиться. «Этот запах был в моём экзаменационном зелье по приворотам», — мелькнуло у него.

— Деньги будут, — вырвав руки, заверила она. — Беда в том, что я не могу от Вас дозвониться.

Она бросила на стол крохотный телефонный аппаратик.

— Что у вас со связью? До появления в Вашем доме у меня таких проблем не было, — и сердито потёрла онемевшие запястья.

— А проблемы будут. Обязательно, — ласково пообещал Северус. — Если немедленно не признаешься, кто ты такая.

— Псих, — равнодушно пожала она плечами.

— Ты очень самоуверенна, не правда ли?

Снегг схватил её за плечи, стремясь причинить физическую боль, напрочь позабыв о том, что владеет волшебной палочкой. Его волновал запах её загорелой кожи. Этот запах проникал в мозг, отбивая способность соображать. Не отдавая себе отчёта, он наклонился ближе… и тут же был отрезвлён следующей её фразой:

— Считаю до трёх: раз, два…

— И что же предпримет наша маленькая героиня? — закончить он не успел — его обступила тьма.

Когда Северус пришёл в себя, первое, что он увидел, — встревоженное женское лицо.

— Очнулся! — лицо просветлело. — Ну, как так можно!

ОНА смотрела на него с укором.

— Ты меня просто вынудил к этому своими пьяными выходками!.. Подняться можешь?

Северус закряхтел, пытаясь встать на ноги. Голова гудела.

— Какое заклятие ты применила? — едва прошелестел он.

ОНА странно посмотрела на него и покачала головой.

— Благодарение Богу, до этого дело не дошло. Лишь огрела тебя бутылкой. Как я и предполагала, голова у тебя крепкая — бутылка вдребезги, — усмехнулась ОНА. — Ну что, идти можешь? Нет? Держись тогда за меня.

ОНА перекинула его руку себе на плечо и обхватила за пояс.

— Так, так. Давай, миленький, старайся, шевели ножками, — приговаривала ОНА, волоча его по лестнице. — Сейчас холодный душ… он тебе поможет. В любом случае, освежиться тебе не помешает.

С этими словами ОНА выразительно посмотрела на его засаленные волосы и жёваную мантию. Пропихнув его в дверь ванной, примыкающей к крошечной спальне, ОНА усадила его на обшарпанный табурет. И, присев перед ним на корточки, принялась расшнуровывать завязки на воротнике его мантии. Северус дёрнулся и отвёл её руки.

— Я сам.

Женщина заглянула ему в глаза.

— Злишься на меня? — спросила ОНА.

— Сам виноват, — буркнул он и, чтобы побороть смущение, гаркнул: — Так и будешь тут сидеть?

— Я тебе что, мешаю? Вдруг ты упадёшь в обморок?

— Удивительно трогательная забота. Особенно, если учесть, что не более четверти часа назад ты чуть не размозжила мне голову.

— Да-да, — назидательно произнесла ОНА (а в глазах загорелись смешинки). — Наглецам нужно уметь давать отпор.

ОНА с достоинством удалилась. Северус не смог удержаться от улыбки: «Этакий миленький наглец… это как раз про меня».

Северус уже был готов залезть в ванну…

— Давай принесу тебе сменное бельё, — донеслось до него из-за двери. — Скажи только, где…

— Не смей рыться в моих вещах! — обозлился он, едва перекрикивая шум льющейся воды.

— Что-что? — её голова возникла в приоткрытой двери.

— С ума сошла? — взвизгнул Северус и метнул в неё куском мыла.

— Успокойся, — продолжила ОНА со смехом уже за дверью. — Я ничего не увидела… ну-у, скажем, такого, чего не видала раньше.

«Поразительное бесстыдство!» — чуть было не сорвалось у него с языка. Но, вспомнив сцену, предшествующую его бесславному оглушению бутылкой, вовремя заткнулся. Когда минут через десять он вышел (во всём чистом и уже с сухими волосами), его новая знакомая сидела за круглым столиком и нажимала кнопочки на своём миниатюрном телефоне, то и дело поднося его к уху.

— Ничего не понимаю, — поморщилась ОНА. — Никакого сигнала!

Когда Северус наблюдал за её манипуляциями с телефоном, у него шевельнулась какая-то смутная догадка. «Но нет! Если ОНА магла, то не смогла бы увидеть мой жуткий клоповник!»

И всё ж решился спросить:

— Какое место ты занимаешь в волшебном мире? Откуда тебя знает Дамблдор?

ОНА с сожалением посмотрела на него.

— Я занимаю СВОЁ место. А Дамблдор, может, и знает, кто такая я. Только Я понятия не имею, кто он такой.

«Нет, её определённо надо проверить, — с возрастающей тревогой думал Северус, машинально теребя перстень на указательном пальце. — Точно! Перстень!» Под камнем перстня по-прежнему находилась малая толика недавно изобретённого им средства с рабочим названием Будь самим собой. А вслух произнёс:

— По-моему, не мешало бы выпить чая.

— Ага, наконец-то я дождалась «чисто английского гостеприимства» — ну, как было обещано в рекламном буклете Вашей гостиницы. Чай, надеюсь, с сахаром? Если, конечно, это не идёт вразрез с понятием «без особых изысков»?

— Как пожелает леди, — Северус напрягся. Он поражался своему терпению.

«Ничего. Я тебе припомню все твои ужимки и прыжки», — мстительно подумал он, снимая с подоконника электрический чайник (точь-в-точь такой, как был в доме его родителей лет, этак, 30 тому назад). Сделав вид, что вынимает чашки из шкафа, он услыхал позади себя лёгкие шаги.

— Так вот почему мне нельзя было «рыться» в твоих вещах — тут полно бесценных раритетов, — ОНА указала на алюминиевые кружки, которые он держал в руках.

Как-то само собой получилось, что и сосуды для питья стали копией той незатейливой посуды, бывшей в обиходе его семьи. Разозлившись на себя, Северус плеснул кипятку в обе кружки и искал, чем бы отвлечь вездесущую особу. Ему нужно было влить Будь самим собой.

— Возьми заварочный чайник и сахарницу… там же, в шкафу, — буркнул он.

— Изумительный сервис, — хмыкнула та, но спорить не стала. — Называется обслужи себя сам.

Пока ОНА возилась у шкафа, Северус влил в её кружку изрядную порцию средства. «Прекрасно! Ни вкуса, ни цвета, ни запаха! Единственное упущение: не знаю пока срока его действия».

— У тебя тут целый армейский сервиз! — восхитилась ОНА, выставляя помятую сахарницу и чайничек на стол. — Скромненько и со вкусом!

— Вообще-то ты в гостях, — напомнил он.

— А чувствую себя, как дома, — перебила ОНА его, — году, примерно, в 70-м. Когда я была маленькой, бабушка приобрела это чудо эстетики, попрятав от меня весь фарфор. Я била всю посуду… Нечаянно, конечно… Тебе это тоже досталось по наследству?

Северус напряжённо смотрел на неё, почти не вникая в её болтовню (в то время как вот он, ответ на вопрос: девочка перед ним, женщина или подросток. ОНА сказала «году в 70-м!»; стало быть, они ровесники). ОНА уже сделала пару глотков… Северус резко встал, ощущая, как горячая влага идёт по пищеводу, и почувствовал дурноту. Видимо, он побледнел, потому что его собеседница тоже вскочила и бросилась к нему:

— Тебе плохо? Голова кружится? Тошнит?

После упоминания «тошнит» Северус почувствовал, что его сейчас вывернет наизнанку. Причём прямо на неё. Видимо, вся гамма чувств отразилась у него на лице, так как, не мешкая, ОНА потащила его в ванную и, парализовав всякую возможность сопротивления, намотала его длинные волосы себе на кулак и наклонила голову над раковиной. «Просто караул… И ведь есть же свидетель этого кошмара — эта чёртова баба! — он покосился на ту, по чьей вине его гордость была растоптана. — Видели бы меня сейчас мои многочисленные недруги — то-то бы порадовались!» Но на лице его сестры милосердия радости не наблюдалось (впрочем, и особой брезгливости тоже). ОНА деловито смывала рвоту, которая серо-буро-малиновым потоком уходила в сливную трубу.

— Пойдём, провожу тебя в твою спальню. Ляжешь. Тебе сейчас надо полежать.

— Мы в моей спальне, — слабо проговорил он. — Другой у меня нет.

— Так, выходит, ты не спал из-за меня? — ОНА была удивлена безмерно. — Значит, ты не сдаёшь комнаты? Но почему не сказал этого раньше?

— Ты не дала мне возможности, — попытался он отшутиться. — И у меня было, чем заняться.

— Это не смешно! Сколько ты пил? День, два, неделю? Я что-то не заметила на столе никакой закуски… И вообще… может, у тебя сотрясение мозга… Тошнит сейчас? — аккуратно усадив его на кровать, ОНА со всей беспристрастностью продолжила допрос. — Что сейчас чувствуешь? Голова болит?.. Может, помочь тебе раздеться?

Северус усмехнулся:

— Обычно это не дамский вопрос.

— Ладно, — ОНА махнула рукой, — чего уж тут выпендриваться.

И, освободив его шею от шнурков мантии, помогла лечь, не забыв при этом стащить далеко не щёгольские ботинки.

— Ловко у тебя получается управляться с пьяными мужиками… Как будто всю жизнь этим занималась.

— Фу-у, как грубо! — ОНА поднесла к его губам кружку с недопитым чаем. — Выпей. Пусть желудок успокоится.

ОНА приподняла его голову и ободряюще улыбнулась. Как только он сделал последний глоток, ОНА удовлетворённо отняла питьё и произнесла:

— Спи. Тебе надо окрепнуть.


Юля сидела в обшарпанном кресле, поджав ноги, и изучала в полумраке комнаты лицо мужчины, который спал очень тихо — не слышно было даже характерного для спящего посапывания. Прошло уже около суток, но ОН ни разу не перевернулся. Руки по-солдатски вытянуты вдоль тела поверх одеяла, чёрные волосы разметались по подушке. «Он вообще жив?» — она наклонилась. Его дыхание защекотало ей шею. Юлия улыбнулась и вспомнила, что когда её сынишка был маленьким, она то и дело подходила к его кроватке, проверяя: дышит ли он — боясь за это только что народившееся, ещё хрупкое, существование. У мужчины (который так и не соизволил представиться) имелся в наличии высокий лоб, крупный нос, смуглая шея и густые волосы. Продолжая его разглядывать, Юлька невольно провела пальцем по щеке спящего. И тут же её рука попала в капкан его железной хватки. После чего глаза хозяина мнимой гостиницы открылись и минуту-другую смотрели на неё с осуждением.

— Что? Что-нибудь опять не так? — пытаясь высвободить запястье из его холодных пальцев, спросила Юля.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Может, я нахожу тебя привлекательным, — усмехнулась она.

— Издеваешься? — он отшвырнул её руку, которую всё ещё держал.

— Ты меня ненавидишь? — полуутвердительно сказала она.

— Нет, — удивился он.

— А должен бы, — тихо и грустно сказала Юлька. — Подожди-ка. У меня кое-что есть для тебя.

Она метнулась к столу.

— Смотри, я нашла это у себя в сумке.

Юлия протянула ему конфету. «Мишка на севере» — прочёл он на фантике.

— Ешь, — приказала она. — У тебя-то нечем разжиться… Извини, я всё же «порылась» у тебя в кухонных шкафчиках.

Северус жевал конфету и смотрел на свечение, исходившее волнами от её волос.

— Ты светишься, — неожиданно сказал он.

— Да. Уже, наверно, свечусь… Я ведь не ела уже двое суток, — она тихонько засмеялась. — Боялась оставить тебя одного — вдруг тебе стало бы плохо во сне? Мой дядя так умер… Но поход по магазинам ничего бы не дал — у меня почти нет денег. Кроме того, ты мне так и не сказал, как тут пользоваться телефоном.

— А если бы нашла возможность воспользоваться своим телефоном… бросила бы меня? — почему-то этот вопрос волновал его больше всего остального.

— Нет, — вздохнула она. — У меня бы сил не хватило.

— В смысле? — живо откликнулся он.

— Думаю, я нужна тебе…

И опять этот ответ вовсе не показался ему странным.

— А я? Разве Я тебе нужен: жалкий, злобный и некрасивый? — Северус поразился своему самобичеванию. И хоть так оно и было, произносить эти слова вслух…. немыслимо!

— Ты не жалкий, не злобный и не некрасивый. Просто ты одинок. И считаешь, что тебя никто не любит.

— Это правда. Меня никто не любит, — понуро согласился он («Да что это я? С ума, что ли, сошел?»).

— На твоём месте я бы не говорила этого с такой уверенностью…

— Ты фея? — озадаченно пробормотал Северус.

— Нет. Просто женщина, — она заправила ему выбившуюся прядь волос за ухо и поцеловала.

— Послушай, — почти жалобно попросил он. — Этого просто не может быть. Скажи, что мне это снится.

— Нет, — Юля прижала его руку к своей щеке, и Северус почувствовал, какая горячая у неё кожа.

Он хотел убрать руку, но та не дала.

— Послушай, я всё-таки мужчина, несмотря на мой непрезентабельный вид.

— Неужели? — она смотрела на него не отводя глаз, пока, наконец, смысл сказанного не укоренился в нём и он не привлёк её к себе.

Тотчас же его мрачная комнатёнка наполнилась тысячами бликов от солнечных зайчиков, заскользивших по полу и стенам…. А в потолке зажглись две звезды. И если присмотреться, в них угадывались глаза самой прекрасной женщины на свете — той, что была рядом.

— Ещё! — услышал он и почувствовал на своей шее прикосновение женских губ.

«Значит, мне это не приснилось». Это ощущение наполнило его счастьем. Северус поднял её смеющееся лицо и внимательно посмотрел ей в глаза. Но она поспешила спрятаться у него на груди. Однако по тому, как крепко она его обнимала, можно было сделать вывод, что та ни о чём не жалеет. Северус чуть переместился — так, что его подбородок касался её головы, — и легонько поцеловал её в макушку. Он боялся какой-нибудь нечаянной грубостью разрушить то безмятежное чувство, которым было пронизано всё его тело. «Что она чувствует?» — беспокоило его. С другой стороны, спрашивать об этом было бы непростительной глупостью, и он это понимал. И всё же: такая красавица, умная, бесстрашная…. что ОНА могла найти в НЁМ? Или, может, она преследует какую-то цель? Да нет, не такой уж он невероятно соблазнительный в сексуальном плане объект, чтобы добиваться от него чего-то через постель. Северус попытался проникнуть в её сознание, но безуспешно: там вращался огненный шар, переливаясь всеми цветами радуги. «Защита», — догадался он.

— Кто же ты? — наконец спросил он.

— Что ты хочешь услышать?

— Что ты нашла во мне?

— А ты?

Этот вопрос вызвал у него замешательство. С одной стороны, он был почему-то уверен: нет на Земле ни одного мужчины, который по каким-либо причинам отверг бы эту женщину. С другой — сам он был весьма стоек в вопросах женского пола. Как бы не была привлекательна женщина, он ровно никаких чувств не испытывал… ни разу. Исключением стала разве что Лили Эванс. Может, как раз в этом всё дело? Женщины были похожи… на первый взгляд. Скорее, это даже не сходство, а общность, проявляющаяся в манере слушать тебя так, будто ты говоришь невероятно умные вещи, мило наклонив при этом голову (и от этого ты раздуваешься от сознания собственной значимости), в привычке во всём находить забавное или становиться без видимых причин необыкновенно серьёзной…

— Как тебя зовут? И откуда ты так хорошо знаешь русский? — вдруг спросила его новоявленная «Лили», вплетая свои пальцы в его.

— Что? Действительно, мы ведь так и не познакомились. Северус. А тебя?

— Ю-ЛИ…- по слогам начала проговаривать она своё имя.

Северус вздрогнул.

— Ты что? Всего лишь Юлия… Так что там с русским?

— «Русским» — что, языком?

— Ну да.

— Я его не знаю.

— На каком же языке мы, по-твоему, всю дорогу разговариваем?

— Не знаю, — пожал он плечами.

— Чудеса, — без всякого удивления констатировала Юля.

— Дамблдор! — осенило Северуса.

— А, — так же, ничуть не удивившись, откликнулась она.

— Осторожно! — встрепенулся Северус, высвобождая руку с перстнем. — Можешь пораниться!

— А ты, как Цезарь Борджиа, носишь яд в перстне?

— Не яд. Всего лишь «Будь самим собой». Что-то вроде сыворотки правды.

— Выходит, мы с тобой не можем быть самими собой без того, чтобы не испить сыворотки правды?

— Ты пила его одна.

Юлия промолчала.

— Ты что молчишь?

Своим молчанием она разбудила его худшие подозрения: «Вот откуда эти мысли вслух! Значит, недаром мне показалась странной моя редкая словоохотливость».

— Так ты видела, что я что-то вливаю в твою чашку?

— Да.

— И выпила?

— Да.

— Мало того, дала мне потом допить свой чай?

— Мне было интересно, как ты выкрутишься, когда я буду корчиться в предсмертных судорогах у тебя на глазах.

— Это не смертельно!.. Постой-ка, а как бы выкрутилась ты? Ты же не знала противоядия!

— Ты же сказал, что это не смертельно, — парировала она.

— Но ты-то этого не знала!.. В жизни не видал такой авантюристки!

— Это не авантюризм, а фатализм.

— Один чёрт.

— Ничего подобного. Не искушай судьбу.

— Как это понимать?

— Похоже, тот старик на дороге направил меня к тебе неслучайно.

— Это уж точно. Можешь не сомневаться. Но ты-то как пришла к такому выводу?

— Калики перехожие — люди мудрые! — философски заметила она.

— Кто?

— Волхвы.

— Не скажу, чтобы это так уж сильно прояснило смысл сказанного… Ты в какой области специализируешься?

— В основном, в области музыки.

— У-у, — с уважением протянул он. — А что значит «в основном»?

— Кроме того, я отчасти психолог.

— Понятно. Видел твою защиту (он имел в виду тот светящийся шар, на который наткнулся, когда хотел прогуляться по её мыслям).

— А у тебя какая защита?

— Стена.

— Неплохо… Ты всё узнал, что хотел? — снисходительно бросила Юля.

— Ничего, — нехотя признался Северус. Вообще-то ты так и не ответила на первый вопрос… Вернее, на второй.

— «На первый, на второй»… — передразнила она его. Ты, как ребёнок, ей-богу.

И, внезапно посерьёзнев, добавила:

— Ещё слов таких не придумано, чтобы выразить вербально то, что сейчас между нами происходит. Ты ведь и сам это чувствуешь, верно? Но, если честно, острее всего я сейчас чувствую голод. Хоть, к сожалению, ты и не русский, но какие-то зачатки хлебосольства есть и у британцев… надеюсь.

Юлька ухватила его за локоть и сдёрнула одеяло. К её немалому удивлению, она увидела Северуса полностью одетым.

— Должны же быть у английского джентльмена какие-то преимущества перед русским мужиком, — ухмыльнулся он, опуская ноги в туфли. — А вот за тебя я серьёзно опасаюсь… Простудиться не боишься?

И, очень довольный собой, вышел из спальни.


Прошло два дня. В доме, казалось, не осталось ни одного места, которое было не опробовано в качестве любовного ложа. Отношения двух любовников находились в той фазе, которую именуют идиллией. Но всему приходит конец. Окончание безоблачного счастья принесла на своих крыльях (вернее, в своём клюве) большая бурая сова. Она прилетела ранним утром, когда Юлия ещё сладко спала, уткнув нос в плечо Северуса. Ещё до того, как письмоносица клюнула стекло, он уже что-то такое почувствовал. Такая порция счастья, нежданно-негаданно свалившаяся ему на голову, была ничем не оправдана, если бы теперь не наступила череда крупных неприятностей. Чтобы, так сказать, восстановить равновесие в природе. И неприятности не заставили себя ждать. Пришло письмо от Тёмного Лорда.

Мой драгоценный друг!

С глубоким прискорбием мною был встречен Петтигрю, который был рекомендован Вам как помощник и соратник. Он был вынужден рассказать мне о том, как Вы с ним обращались. К моему неудовольствию, Вы пренебрегли моим советом всегда выказывать уважение к тому, кто оказал НАМ величайшую услугу в то время, как многие вели успешную и вполне благополучную жизнь. Не думайте, что я это забыл. Я ничего не забываю. Надеюсь, после того, как ответ будет отправлен, мы с Вами сможем обсудить условия Вашего дальнейшего пребывания в Паучьем тупике.

С уважением.

Лорд Волан — де — Морт.

«Петтигрю — „помощник и соратник“… „Я ничего не забываю“… — цитировал он зловещие строки. — Что ещё такого наплёл Хвост, чтобы вызвать „неудовольствие“ Лорда?» Времени хорошенько обдумать ответ не было. Он знал: Тёмный Лорд ждать не любит. «Хозяин! — начал он письмо. — Питер очень раним последнее время. Думаю, что свои заслуги он превозносит премного выше всех прочих. Разумеется, не моё дело укрощать его разыгравшееся тщеславие. Но, как выяснилось, он разучился понимать и дружескую шутку. Впрочем, чего же ещё Вы могли ожидать от двух чародеев, которые вынуждены в бездействии прозябать вот уже месяц? Интриги и злоязычие берут истоки в ничегонеделаньи. Всё ещё мечтаю приносить пользу Вашей милости. Преданный Вам слуга Северус Снегг».

Он сунул письмо в птичий клюв и с треском закрыл окно.

— Что-нибудь случилось? — Юля уже сидела в кровати, с беспокойством вглядываясь в его хмурое лицо.

— Нет, — бросил он. — Пока нет. Юлья… (она с нежностью отметила его мягкий выговор «л´» — как у всех иностранцев) Боюсь, оставаться тебе здесь дольше небезопасно…

— Это как-то связано с тем, что ты беглый уголовник?

— Именно… Хотя всё, конечно, намного сложнее. У нас не было с тобой времени поговорить…

— Ну да. Времени у нас с тобой не было. Точно, — она прижалась к его плечу.

— Не дразни меня, — отстранился Северус. — У тебя пять минут на сборы. И дай мне слово, что не будешь задавать вопросы сейчас… Я сам всё объясню. Со временем, — голос у него сорвался.

— Как скажешь, — холодно произнесла Юлька.

Чтобы избежать объяснений, Северус предпочёл спуститься вниз. Предстояло подготовить ей билеты. Ровно через пять минут Юлия появилась в кухне–тире–гостиной. Она молча обняла его и протянула руку — будто знала, что он ей вручит билеты.

— Что ж, как говорят русские, «долгие проводы — лишние слёзы», — она попыталась улыбнуться. — Присядем на дорожку.

Не понимая, зачем ей понадобилось вдруг присесть, Северус всё же подчинился. Спустя ровно минуту, Юля поднялась и сказала то, что он подспудно ждал:

— Я буду ждать тебя… Поцелуешь меня на прощание?

Она подставила ему щёку и пробормотала:

— Чтоб не так горько было.

Потом всё же не выдержала и взяла его за руку.

— Всё будет хорошо. Я знаю. Даже лучше, чем ты себе можешь представить. Ровно в два раза.

С этими словами Юлия вышла из дома. А Северус в растерянности сел за чисто прибранный стол и повторил вслух:

— «Ровно в два раза»… И что это значит?

«Наверно, какая-то русская поговорка», — решил он. Теперь оставалось только ждать. Ждать, пока Тёмный Лорд призовёт к себе, чтобы погрузить его из тёплых любовных грёз в холодный, липкий ужас — мир Волан-де-Морта и его приспешников.

Глава 2. Аттестация по трансгрессии.

В тягостный час прощания Северуса и Юлии Гарри Поттер прощался с семьёй Дурслей. Навсегда. И если дядя Вернон и Дадли выглядели счастливыми, то тётя Петунья была растеряна и явно искала слова, чтобы выразить своё отношение к этому факту.

— Береги себя, — наконец выдавила она. — Честное слово, мы не хотели для тебя такой судьбы. Так что…

Она запнулась и неуверенно подошла к племяннику.

— Как говорят: не поминай лихом. Что было, то прошло, — и тётушка робко поцеловала Гарри в щёку — для чего ей потребовалось приподняться на носки.

— Петунья! — глаза дядюшки буквально выпрыгнули из орбит.

— Да, Вернон, да! — с вызывом произнесла она и повернулась к Гарри. — Удачи тебе, мальчик.

Она махала рукой своему приёмному сыну, пока тот не скрылся из вида за поворотом Тиссовой аллеи (и глаза у неё при этом были на мокром месте). Дядюшка Вернон и Дадлик замерли, будто в немой сцене. «Наверно, такими я их и запомню», — ухмыльнулся Гарри. Он был растроган речью немногословной Петуньи и размышлял на тему: как много закоулков в душе человеческой… Мог ли он предположить, что чопорная тётка даст волю слезам при прощании с ним? Ему казалось, что родственных чувств она испытывала к нему не больше, чем к его сове, Букле. Однако же, как сказал Дамблдор: «Она приняла тебя, Гарри….». При мысли о Дамблдоре сердце у Гарри сжалось, и он, выйдя на шоссе, так взмахнул палочкой, что воздух вокруг неё заискрился. Тут же (недаром простецы говорят: «по мановению волшебной палочки») перед ним резко затормозил трёхэтажный автобус. Это был «Ночной рыцарь».

— Хай, Гарри! — жизнерадостно приветствовал его водитель.

— Что, есть повод для радости? — мрачно смерил его взглядом Гарри, передавая плату за проезд.

— Да нет, — скуксился тот. — Стэнли всё ещё под арестом. Так что одному приходится управляться. Совсем запарился… Купишь «Пророк»?

— Не надо. Я в курсе.

Что правда — то правда. «Пророк» приходил к нему ежедневно. Причём, вот загадка: и Рон, и Гермиона отрицали своё отношение к этому. Сам он тоже газету не выписывал. Может быть, Джинни? Настроение совсем упало до нуля — с Джинни они не общались. «Стоп! Не буду сейчас думать ни о Джинни, ни о Дамблдоре. Подумаю лучше о том, что сегодня я уже буду в Хогвартсе». Действительно, он направлялся на Кингстоунский вокзал, откуда через каких-нибудь полчаса отойдёт экспресс в хогвартскую школу. На платформе 9¾ он встретится с Роном, Гермионой и Невиллом (с которым переписывался этим летом). А в школе — с Хагридом… Нет, пожалуй, Хагрид и Грохх уже на пути в колонию великанов, о которой узнали буквально на днях. Так что Хагрид отменяется. Но другие должны быть на месте: профессор МакГонагалл, которая теперь замещает Дамблдора (тут Гарри захлестнула волна необъяснимого гнева), профессор Стебль («Мы, в общем-то, никогда не были с ней близки»), профессор Флитвик («С ним, пожалуй, будет приятно повидаться»), Слизнорт (Гарри поморщился: «Он собирается стать деканом Слизерина»), Аргус Филч (Гарри развеселился: «Да уж, с ним мы всегда были друзьями… примерно такими, как кошка с собакой). Не встретит он только отвратительного „тёмноискуссника“, Снегга. Вот уж чему бы он искренне порадовался на курсе… с первого по шестой. „Но сейчас я хотел бы его встретить… И как можно скорее!.. Чтобы свернуть ему шею!.. Или удавить голыми руками! Вот так!“ Гарри услышал лязгающий звук и с удивлением посмотрел на свои руки — оказывается, он сломал поручень в автобусе, размечтавшись, как будет расправляться со Снеггом. Это вернуло его к реальности: на деле он никогда не мог одолеть Снегга. В этом стоило признаться. … А он ещё собирается биться с Волан — де — Мортом!.. Гарри опять упал духом: „Нет, я так, пожалуй, и трансгрессию завалю“. О чём бы подумать? Разве что о свадьбе Флер и Билла? Нет! На самом деле эта свадьба лишь напоминала о времени, в которое проходила. По изуродованному лицу Билла нельзя было даже понять: рад ли он? Флер, конечно, выглядела прелестно — и не последнюю роль в этом сыграла диадема, подаренная ей тётушкой Мюриэль Уизли… Впрочем, надо отдать должное мистеру и миссис Уизли: все приглашённые были людьми порядочными (и хорошими знакомыми Гарри). Правда, выглядели они не намного лучше Билла. Взять хотя бы Грюма: недавно он полез в драку против целой своры Пожирателей и еле унёс оттуда свою единственную ногу (деревяшку, заменяющую ему вторую конечность, в этой схватке спалили). Тонкс опять сидела старушонка-старушонкой с пепельными волосами — причиной тому был, разумеется, Римус. По слухам, Люпин в обличье оборотня творил какие-то бесчинства в стае себе подобных. Проверить это пока не представлялось возможным. Сразу после официальной церемонии гости разбились на группки и стали с жаром обсуждать последние сногсшибательные новости. Гоблины готовы заключить сделку с Тем-кого-нельзя-называть! Банк работает из рук вон плохо. Все в панике. Пока ещё возможно, вкладчики спешат аннулировать свои вклады. Как следствие, крушение банка повлекло безработицу… ну, и всё в таком духе. Гарри полагал, что останется в „Норе“ хотя бы дня на три. Но обилие гостей и куча новостей (одна другой хуже) нагнали на него такое уныние, чтоодиночество на Тиссовой показалось ему панацеей. Он даже отговорил Рона с Гермионой следовать за ним, как это предполагалось вначале. Друзья договорились встретиться на вокзале спустя месяц. Автобус сначала занесло, потом как следует тряхануло, и Гарри услыхал: „Кингстоунский вокзал!“ Он протянул на прощание руку Эрни Прэнгу и вышел.


В поезде, оправляющемся на Хогвартс, оказалось немноголюдно. Большинство пассажиров переговаривались вполголоса и выглядели озабоченными. Из хороших новостей была та, что отыскался Люпин. Они с Тонкс, тихо поженившись, стали жить в её доме. Плохие — все остальные. Гоблины всё же предпочли работать на Волан-де-Морта. В один из июльских дней банк просто взлетел на воздух — в буквальном смысле слова.

— Хорошо, что в здании никого не было. Дело происходило ночью, — вращая глазами, рассказывал Рон. — Благодаря Биллу, все сбережения нашей семьи — и твои, Гарри, тоже — успели перевести во Французское отделение. Там сейчас работает Флер. Зовёт Билла к себе.

— А что Билл? — спросил Гарри.

— Ну, Билл, конечно, не поедет. Он сейчас сотрудник Министерства 2-го уровня, — в голосе Рона ощущалась гордость за брата.

— Это значит, его взяли в мракоборцы? — удивился Гарри.

Он знал: иерархия должностей в магическом мире ещё почище, чем в магловском. Несмотря на то, что Билл был некогда блестящим учеником Хогвартса, получив одну специальность, переквалифицироваться на другую очень сложно.

— Да. Фадж походатайствовал, — отводя глаза, промямлил Рон.

— И вы приняли эту помощь? — сверля его глазами, повысил голос Гарри.

— Ах, Гарри, — вмешалась Гермиона, — ты же ничего не знаешь! Во-первых, ещё непонятно, что там со здоровьем Билла. А во-вторых… ну, словом, они с Флер ждут ребёнка.

— Так скоро?.. Во-от почему она не отказалась от Билла, — протянул Гарри.

— Ты несправедлив! — Рон покраснел. — У Флер совсем маленький срок. Но она знает, потому что колдунья.

— Да, — подхватила Гермиона. — Именно на малых сроках младенец наиболее уязвим. Поэтому Билл настоял, чтобы она уехала к матери. Флер хотела остаться…

— Кто такая Флер? — рассеянно спросил Невилл. Всё это время он читал „Руководство по трансгрессии“.

Разговор переключился на экзамен. Гермиона, как всегда, попав в свою стихию, раздавала практические советы. Гарри в разговоре не участвовал. Он замкнулся и думал, что, вероятно, что-то надломилось в нём. Теперь он видит в людях только тёмную сторону. Вот Флер, скажем: что такого она ему сделала, что он заподозрил её в неискренности чувств? Виной всему проклятый Принц — полукровка. Он же Снегг. Какая тут прорисовывается параллель, Гарри ещё не додумал. Но всё, что случилось плохого в его жизни, он так или иначе связывал со Снеггом: по его навету Волан — де — Морт убил родителей Гарри; из-за Снегга погиб Сириус; он бросил заклятие „Авада Кедавра“ в Дамлдора; Люпин нищенствует тоже не без его участия… Гарри вдруг приоткрыл рот от внезапного озарения: выходит, Снегг отомстил всем своим недругам! Остался только он — сын Джеймса Поттера! Значит, и искать, скорее всего, будет не Гарри Снегга, а наоборот! Так сбудется пророчество (о том, что напару с Тёмным Лордом Гарри нет места на Земле), и воцарится безграничная власть Волан — де — Морта… Ну, уж нет! Так просто он не даст себя убить!


Экзамен должен был проходить в Хогсмите. Деревушка показалась ему полной уныния и разорения. Совсем недавно тут состоялся налёт дементоров. Был похищен хозяин „Кабаньей головы“. Так что его заведение не работало. Кабачок „Три метлы“ также был заколочен — мадам Розмерту арестовали. Жители Хогсмита, ранее постоянно сновавшие из одного заведения в другое, чувствовали себя осиротевшими. И если ситуация с Розмертой была более или менее ясна, то вопрос зачем дементорам понадобился Аберфорт, оставался открытым. Педагоги Хогвартса — все, за исключением Трелони и, конечно, Флоренца — примкнули к Ордену. Для Слизнорта это был, прямо скажем, подвиг. Он даже немного похудел и осунулся. Но, пожалуй, оставался единственным, не растерявшим привычное жизнелюбие. МакГонагалл Гарри ещё не видел — поговаривали, что нынешний директор Хогвартса отправилась в одну из магических школ. Но куда? Никто или не знал, или не хотел говорить. А с ней надо бы повидаться. Хотя бы для того, чтобы выяснить: не знает ли она, что могло сохраниться из вещей Годрика Гриффиндора. И, может, у достославного Мага и Чародея есть потомки в каком-нибудь поколении пра-пра-пра… Что ж, если нет возможности переговорить с МакГонагалл, по-крайней мере, профессор Флитвик здесь. Он декан Когтеврана и всегда симпатизировал гриффиндорцам. За этими размышлениями Гарри застал тот самый бестелесный волшебник, который уже приезжал в Хогвартс в прошлом семестре (Уилки Двукрест, кажется). Рон был на него бесконечно зол. Не получить аттестацию из-за половинки брови, которая не поспела за своим хозяином! Совершеннейшее свинство! Особых опасений у Гарри экзамен по трансгрессии не вызывал. Но всё же стоило послушать, что говорил экзаменатор.

— Итак, — вещал тот, — каждому из вас будет задана цель, на которой вы должны будете сосредоточиться. Три „эН“ (нацеленность, настойчивость, неспешность) — и квалификация у вас в кармане!

Двукрест обходил участников и вручал каждому карточку, на которой была обозначена цель.

— Помните: цель должна быть выражена словесно в первом туре испытания, а во втором — невербально. Второй тур, разумеется, труднее. Вам следует со всей скрупулёзностью отобразить в своём сознании место, куда собираетесь трансгрессировать… надеюсь, вы это знаете…

— У вас так же проходили испытания? — шепнул Гарри Гермионе (её тоже пропустили к экзаменующимся; такая лояльность была не понятна до тех пор, пока не выяснилось, что комиссии по начислению баллов не хватает одного члена — им-то и стала Гермиона).

— Нет, — она явно недоумевала.

Целью Невилла явилось „Королевство сладостей“, Рона — лавка „Зонко“, а Гарри … Визжащая хижина. „Любопытно, как бы я представил её ‚со всей скрупулёзностью‘, если хотя бы раз в ней не побывал, — озадаченно покачал он головой. — Или, может, каждое задание подбирается индивидуально под каждого участника…. Скорее всего, так оно и есть“. Но вот испытания для первого из участников (парня с Когтевранского факультета, Гарри его толком не знал) начались. Когтевранец с успехом трансгрессировал до заданного ему места и обратно, набрал необходимое для аттестации количество баллов и на радостях хотел было трансгрессировать в когтевранскую гостиную. Но тут его тело — хлоп! — два раза подбросило, и он заскакал мячиком по тропинке из деревни в школу.

— За такое надо бы лишить его права трансгрессировать вовсе! — негодовал Флитвик. — Ведь должен же он помнить, что правило трансгрессии на Хогвартс не распространяется! Слава богу, мы здесь для того, чтобы подстраховывать учащихся!

Невилл, к его огромной радости, прошёл оба тура без каких бы то ни было осложнений — ведь он столько раз был в „Сладком королевстве“! Долгопупс не стал дожидаться товарищей. Профессор Стебль приготовила для него какой-то сюрприз, и он рванул в теплицы.

Следующим был Гарри.

 — Давайте начнём сразу со второго тура. Столь одарённому студенту ничего не стоит побывать там, используя вербальные возможности, — неприятно сладким голосом предложил „прозрачный“.

Гермиона метнула на него негодующий взгляд. Но другие преподаватели не выказали никакого неодобрения. „Они, пожалуй, и не знают моей цели“ — мелькнуло у Гарри. Он на секунду прикрыл глаза, чтобы восстановить в памяти обстановку той разгромленной комнаты, в которой впервые увидел своего крёстного. Гарри почувствовал, как его внутренности на мгновение сжало… И вот он уже внутри Хижины. Гарри огляделся: пыль ровным слоем покрывала все предметы. Он обошёл комнату. Внимание привлекла стоящая на столе тарелка. На ней пыли не было. Мало того, на ней лежало яблоко! Не думая о том, что это может за собой повлечь, Гарри дотронулся до спелого плода. Яблоко покатилось по краю тарелки с мелодичным пением: Я не яблоко простое — Сочное да наливное — Моё предназначение иное: Вам действие любое Покажет яблоко златое!

Голос яблока был нежный и протяжный:

Лишь прикоснись ко мне, — Тогда В любое место по желанью Отправлюсь я, отправлюсь я…

„Отправлюсь я…“ — всё звучало и звучало, как заезженная пластинка.

И Гарри решился.

— Куда спрятал Волан-де-Морт крестраж „Чаша Пуффендуй“?

Тут же яблоко завертелось волчком. Когда оно остановилось, Гарри заглянул в тарелку — дно её заволокло молочно — белой дымкой. „Яблоку не под силу показать то, что я попросил“, — подумал он. Но, присмотревшись, увидел, что дымка — это туман над лесом. Величественные сосны и ели уходили в небесную синь своими заснеженными вершинами. Под ними раскинулась деревенька. По ней сновали людишки малого роста. Один из них указывал наверх. Гарри показалось, что глаза этого маленького человечка будто затянуты пеленой — они были абсолютно белыми! Он отвлёкся от рассматривания белоглазого чудика и увидал, на что тот показывал. На самой верхушке ёлки сидел крупный ворон. В гнезде что-то сверкнуло…

Видение прервали крики:

— Гарри! Гарри! Что случилось? Ты жив? — звуки были извне.

Не думая об опасности, Гарри хотел было прихватить с собой волшебную тарелку, но она словно приросла к столу! Самое удивительное, что и яблоко, только что свободно перемещавшееся по ней, отковырять не удалось. „Ладно, вернусь сюда потом!“ — решил он. Хлоп! В следующий миг Гарри уже стоял перед лицом комиссии. Оно, это лицо, состояло сразу из шести разгневанных физиономий.

— Прошу Вас объясниться! — требовательно сверкнул очами Двукрест. — Вы заставили нас поволноваться!

— Нет причин для волнений, сэр! — отрапортовал Гарри. — Просто мне захотелось задержаться там подольше. Дело в том, что в этой Хижине я познакомился с Сириусом Блэком. Я — может быть, Вы знаете — был его крёстником. Теперь его уже нет…

Гарри опустил глаза. Конечно, это контрход. Спекулировать именем Сириуса, по-меньшей мере, некрасиво… Но возвращаться на пересдачу „такому одарённому студенту“, в общем-то, тоже как бы не очень…

Профессор Стебль зашмыгала носом.

— Хм… Хм… Ладно, Поттер. Аттестация у Вас в кармане, — пробурчал министерский волшебник.

— Что значит „в кармане“? — спросил Гарри друзей, когда они свернули на тропинку к Хогвартсу.

— А то и значит. Опусти руку в карман — сам увидишь, — хохотнул Рон.

Гарри последовал его совету и обнаружил диплом об аттестации (по правде говоря, „Диплом“ — слишком громко сказано. Всего лишь карточка, напоминающая водительское удостоверение).

— Здорово! — тем не менее, обрадовался он.

— Это традиция, — важно пояснил Рон. — Ещё Билл мне рассказывал…

— Хотите послушать, что в действительности произошло в Визжащей Хижине? — Гарри так не терпелось поделиться с друзьями своей чудесной находкой, что он пренебрёг семейными ценностями Уизли.

Склонив голову к Рону и Гермионе, Гарри посвятил друзей в тайну, которую ему открыли яблоко и тарелка.

— Ты собираешься рассказать о крестражах Невиллу? — задала вопрос, который её давно мучил, Гермиона.

— Нет, пока нет необходимости. Но если вспомнить, что его родители не выдали секретов Ордена даже под пыткой Круциатус…

— Дети за родителей не отвечают, — перебила его Гермиона.

— Ещё как отвечают, — сквозь зубы процедил Гарри, думая о Снегге.

— Ты уверен, что можно доверять на все сто тому, что увидел на этом блюде? — с сомнением высказался Рон.

— Всё это очень странно, Гарри. Как будто по заказу: тебе достаётся трансгрессия в Визжащую Хижину, а там для тебя уже выставлена тарелочка с голубой каёмочкой, — хмыкнула Гермиона.

— Вот и я о том же! — поддержал её Рон.

Во всём, что не касалось дел сердечных, Рон и Гермиона выражали редкостное единодушие. Это Гарри давно заметил.

— Вы напоминаете мне временами Трелони. Ваше внутреннее око способно улавливать только дурные предзнаменования, — не удержался от издёвки Гарри. — К тому же, если не ошибаюсь, в отношении Малфоя и Снегга вы также давали оптимистические прогнозы.

Видя, что приятели приуныли, он поспешил переменить тему.

— При следующем посещении хижины, где обретался когда-то Люпин, обязательно попрошу яблоко показать, чем заняты оба этих гада.

— Но, Гарри, не намерен ли ты… — начала Гермиона.

— … ещё раз влезть в Визжащую Хижину? — закончил, округлив глаза, Рон.

— Вот именно. Намерен! — упрямо сжал губы Гарри (и в его чертах появилось что-то от тёти Петуньи). — А пока я намерен потолковать с Флитвиком. Вы со мной?

Друзья согласно кивнули, и они направились прямиком в кабинет профессора заклинаний. Флитвик был один. Он настраивал какую-то штуковину, более всего похожую на магловский бинокль. При их появлении он торопливо накрыл „бинокль“ платком, мягко спланировавшим на стол.

— А-а, это вы, — с облегчением вздохнул он. — Спешу поздравить, молодые люди! Теперь вы можете успешно трансгрессировать в любую точку Земного шара. Однако помните, что перемещаться таким образом не рекомендуется через океан или на расстояние, большее ста тысяч миль. В первом случае губительным для трансгрессирующего может оказаться влияние влаги. А во втором — длительность расстояния может вызвать закупорку кровеносных сосудов из-за высокого давления, которое вы, наверное, ощущали.

Рон переглянулся с Гарри. И то, и другое замечание они слышали впервые.

— Да, профессор, мы, БЕЗУСЛОВНО читали об этом в „Руководстве по трансгрессии“, — Гермиона выделила безусловно, с превосходством глядя на мальчишек. — Но мы пришли спросить у Вас: с чем связаны перемены для проходящих трансгрессию?

— Ах, вот вы о чём! Я, признаться, и сам был немало удивлён. Как же: само Министерство занимается такими вопросами! Но теперь, когда Дамблдора не стало, думаю, вмешательство Министерства будет для нас делом обычным.

— При чём тут Министерство? — не выдержал Гарри.

— Я думал, вы знаете: Министерство и придумало эти карточки с заданиями. А то, что ты, Гарри, должен был оказаться в Визжащей Хижине — это вообще нонсенс, я бы сказал.

Флитвик почесал себе нос волшебной палочкой.

— А какой отдел контролирует Хогвартс? — Гермиона прищурила свои вездесущие очи.

— Административные службы Визельгамота, — развёл руками профессор — лилипут. — Я сам, видите ли, в растерянности.

С минуту все помолчали. Гарри тем временем обмозговывал: как бы поделикатней приступить к вопросу, который его интересовал?

— Собственно, профессор, мы пришли с Вами поговорить о том, чем в последнее время занимался директор… наш бывший директор, — осторожно начал Гарри.

— Говори, говори, Гарри. Я понимаю, — подбодрил его Флитвик.

Рон с Гермионой ушам своим не могли поверить: неужели Гарри расскажет сейчас декану (даже не их факультета!) то, в чём было отказано Долгопупсу?!

Гарри тем временем невозмутимо продолжал:

— Профессор Дамблдор собирал редкостные вещицы, которые остались от основателей школы. Ну, Вы понимаете: меч Гриффиндора, кольцо Слизерина — которое он носил в последнее время.

— Да-да. Оно появилось незадолго до его смерти… — и умолк, осознав свою бестактность.

— Так вот, — не останавливался Гарри. — Профессор Дамблдор хотел создать в Хогвартсе что-то вроде коллекции… скорее, музея. И мы (он оглядел своих друзей) могли бы быть продолжателями его начинания. Вы, как декан Когтеврана, можете, наверно, назвать предметы, которые передавались из поколения от Кандиды Когтевран.

— Благородная миссия, — всегда доверявший своим ученикам Флитвик, ничего не заподозрил. — Только я мало что знаю. Мало, знаете ли, на свете мужчин, способных мириться с чрезмерно умными женщинами…

Он выразительно посмотрел на Гермиону.

— Это к тому, что прямых наследников у Когтевран не было. Была, правда, сестра. Они очень дружили. Сестринским детям досталась брошь Кандиды в форме орла. Очень искусной работы. До поры до времени брошка хранилась в семье как реликвия. Передавалась из поколения в поколение. Но вот незадача! Когда дело дошло до меня, то мне не повезло: футляр оказался пуст. Так что я теперь хранитель лишь пустого футляра, — грустно закончил Флитвик.

— Но при чём тут Вы, сэр? — вытаращил глаза Рон.

— О! Вы, наверно, не знаете, что ваш покорный слуга и есть последний — очень, конечно, дальний — родственник достославной Кандиды, — волшебник чуть склонил голову в поклоне. — Не люблю афишировать свою причастность к этой фамилии. Сразу, знаете ли, начинаются расспросы. Всех почему-то волнует была ли известная волшебница такой же коротышкой, как я.

И он невесело рассмеялся. Друзья потупились.

— Да, — продолжал Флитвик, — мы сначала думали, что брошь выпала из футляра в один из наших бесконечных переездов. Но отец потом вспомнил, что сломанный замок на футляре совсем недавно работал исправно. Следовательно, он был кем-то взломан. Сам футляр, видимо, не взяли, чтобы мы не сразу хватились пропажи… Так оно и вышло.

— Вы кого-нибудь подозреваете? — спросил Гарри.

— Были кое-какие мысли… Но это не слишком порядочно: возводить напраслину, не зная точно… — он запнулся.

— „Очень просто манипулировать порядочными людьми“, — сказал незадолго до разоблачения Барти Крауч — младший, — припомнил Гарри.

 — Так вы уже что-то слышали, не так ли? — оживился Флитвик. — Тогда слушайте. Мы с семьёй жили достаточно уединённо. Гости бывали редко. Дом у нас достаточно своеобразный: низкие потолки, мебель небольших габаритов… А тут, знаете ли, зашёл как-то Крауч-старший с сыном. По делу. Сынок его — ещё ученик Хогвартса, но уже тогда порядком долговязый… Ну, вот он и смотрел на наше убранство с таким презрительным превосходством (свысока), что матушка моя не выдержала и решила поставить наглеца на место. Говорит: в наших жилах, дескать, течёт благородная кровь самой Кандиды Когтевран; а доказательство тому — антикварная брошь. И, чтобы не быть голословной, брошь ему и показала…. Ну, а после этого инцидента брошку уже никто не видел.

Флитвик закончил повествование и горестно вздохнул.

— А других вещей, принадлежащих Когтевран, Вы не знаете?

— Нет, не знаю. Вряд ли они существуют. Говорят, Кандида всё своё состояние вложила в Хогвартс.

— Как выглядела брошь? Вы можете описать?

— Да. Платиновая. Клюв, когти и глаза орла из бриллиантов. Перья выполнены в такой манере, что казались живыми. И ещё… пожалуй, самое главное. Настоящий когтевранский орёл способен увеличиваться до размеров настоящего. Застёжка его (это ведь брошь) пристегнётся только к одежде того, кто обладает качествами подлинного когтевранца.

— А кто не обладает? — спросил, краснея, Рон.

— Ну-у, — улыбнулся Флитвик. — Тому придётся несладко.

— Профессор! Вы уже посмотрели „Орлиный глаз“? — в класс вошла профессор Стебль. Она осеклась, увидев неразлучную троицу. — Извините, я только хотела пригласить Вас к чаю, дорогой профессор.

Она торопливо подобрала свои юбки и ретировалась.

— Что это, „Орлиный глаз“? — атаковал Флитвика новым вопросом Рон.

Но тот поднял обе руки вверх.

— Всё, всё, всё! Что знал, юные друзья мои, то рассказал. А теперь, прошу… — и он распахнул перед ними дверь.

Ничего не оставалось, как выйти.

Стоя в коридоре, ребята обсуждали услышанное.

— Кто бы мог подумать, что Флитвик приходится родственником самой Когтевран! — всплеснула руками Гермиона.

— В таком случае, МакГонагалл, может, родственница Гриффиндора? — высказал предположение Рон.

— Ну да. Стебль — прапраправнучка Пуффендуй. А Снегг — внучатый племянник Слизерина, — усмехнулся Гарри.

— Ага! — решил развить тему Рон. — В таком случае приверженность Снегга тёмным искусствам вполне объяснима. Ведь тогда выходит, что он в родстве с Лордом В-в-вы понимаете, о ком я!

— Не смешно! — пресекла их трёп Гермиона. — Мне лично было стыдно обманывать наивного Флитвика!

— Знаешь, Герми, и ложь бывает святою, как правда! — заржал Рон.

— Оказывается, малыш–Флитвик расстраивается из-за своего роста — так же, как и Хагрид, — продолжала мучиться угрызениями совести Гермиона.

Так они болтали, пока не отошли на приличное расстояние от кабинета профессора заклинаний. Тут Гарри решил посвятить друзей в свои планы.

— У меня есть кое-какие намётки относительно того, как начать действовать… Я ещё раз хочу спросить: вы со мной?

Рон в знак согласия стукнул Гарри по плечу. Гермиона кивнула.

— Нам нужно выяснить, кто эти белоглазые волшебники, — заговорил Гарри.

— Почему ты решил, что это волшебники? Может, просто слепцы? — возразил Рон.

— Слепцы, которые любуются зимним пейзажем. При чём их там целая деревня, — не согласился Гарри. — Выяснить, кто они такие, поможет нам Слизнорт.

— Нет, только не это, — простонала Гермиона.

— И сделаем мы вот что, — проигнорировал Гарри возглас Гермионы.

Он предложил зайти в гости к Слизнорту. Принести какую-нибудь диковинку, угостить старика последними сплетнями и перевести стрелки на последние известия о Том-кого-все-и-так-знают. В качестве „диковинки“ Гермиона предложила натащить магловских сладостей: нугу, шербет, козинаки, халву и т.п. (всем известно, какой Слизнорт сладкоежка!). Для „сплетен“ как нельзя лучше подходит предательство гоблинов. Ну, и здесь появится возможность поговорить о возможных союзниках Волан-де-Морта. Там, глядишь, разговор и перекинется на тех, кого показала волшебная тарелочка. Сказать, что Гораций Слизнорт рад был их увидеть — значит, не сказать ничего. И если год назад его едва удалось уговорить приехать в Хогвартс, то сейчас он не мыслил себя вне той гущи событий, которыми всегда кишела школа. Если „диковинки“, принесённые ребятами, и и выглядели довольно блекло в сравнении с яствами, выставленные самим Горацием, то профессор был достаточно воспитан, чтобы не высказать этого вслух. В любом случае, Слизнорт был тронут вниманием своих воспитанников. Тема „сплетен“ казалась неисчерпаемой… Когда же Гермиона робко заикнулась о тех волшебниках, которые могли бы примкнуть к армии Волан-де-Морта, к их большому удивлению, Слизнорт сам рассказал ребятам (не преминув упомянуть, что это ба-а-льшая тайна!) о переговорах с русскими чародеями, которых именуют в народе „чутью белоглазой“.

— Почему их так называют? — простодушно спросил Рон.

— Видишь ли, Рейнальдо (Гермиона захихикала)… из-за их глаз. Они у них действительно белые. Сами волшебники небольшого роста — примерно с нашего профессора заклинаний. Живут в тайге. Где находится их поселение, никто не знает.

— Что такое „тайга“? — спросил Гарри.

— Это дремучий лес за Уральскими горами… Самое поразительное, что ВСЕ они провидцы. „Чуть“, в переводе с русского, означает „чутьё“. Очень они маглов не любят. И презирают всех тех, кто вступает с ними в контакт. „Чуть“ очень сильна в магии. Им не требуется даже волшебная палочка для осуществления заклятий. Сила их мысли убийственна. Видят они, по слухам, человека насквозь. А слышат за многие мили. Живут обособленно от местного волшебного сообщества. Но, что касается русского сообщества как такового… Руфус Скримджер, кстати, готовит визит в Россию… Вы что-нибудь об этом слышали?

— Нет, — смущённо ответили они.

— Ну, конечно! Это — тс-с! — ещё одна тайна! — и Гораций раздулся от важности.

Вскоре они стали прощаться. Слизнорт проводил ребят до входа в Гриффиндорскую башню и пошёл обратно.

— Ещё одно небольшое дельце — и можем отправляться в дорогу! — заговорчески подмигнул друзьям Гарри.

— Что за „дельце“? „В дорогу“ — куда? — вразнобой закричали Рон и Гермиона.

— Должен же я узнать, что поделывают Малфой со своим любимым учителем или нет, как по-вашему?

— Если ты о Визжащей Хижине, то я против этой затеи, — сразу отрезала Гермиона.

— Рон, собирайся! Идём вдвоём — без Гермионы.

— Нет! Никуда я Рона с тобой не отпущу!.. То есть без меня он с тобой не пойдёт, — поправилась она.

— Ревнуешь? — подколол её Гарри.

— Ещё чего! — вспыхнула она.

В итоге они зашагали к Гремучей иве втроём.

Как сторукий неприступный великан, возвышалась ива перед входом на территорию школы. Но они знали её секрет. И то ли руки у них стали длиннее, то ли ребята просто знали, куда ткнуть веткой, чтобы дерево замерло, но попали они в лаз, ведущий в „дом без окон — без дверей“, достаточно легко.

— Здесь всё так же, — с благоговением прошептал Рон.

— Всё — да не всё, — Гарри указал на стол, где по-прежнему стояла тарелочка с золотым яблочком.

Он дотронулся до яблока, и оно заговорило:

Я не яблоко простое — Сочное да наливное — Моё предназначение иное: Вам действие любое Покажет яблоко златое! Лишь прикоснись ко мне, — Тогда В любое место по желанью Отправлюсь я, отправлюсь я…

— Покажи нам, пожалуйста, чем сейчас занят мистер Драко Малфой, — попросил Гарри.

Яблочко закружилось волчком и остановилось. Из самого центра тарелки возникла картинка, которая постепенно заполнила всё её дно: на фоне ослепительно голубого неба стоял монумент исполинской женщины с факелом. У подножия — крохотный, размером с муравья, человечек. Если присмотреться, можно вполне узнать (по спесивому выражению остренького личика) Малфоя — младшего. По мере того, как вся их троица вдоволь насмотрелась на своего сокурсника, изображение стало меркнуть.

— Удрал, — констатировал Рон.

— Ага, — подтвердила Гермиона. — В Штаты.

— Что ж, думается мне, Снегг проводит время куда как веселее, — вымолвил Гарри.

После незамысловатой песенки, которую вновь для них исполнило яблоко, он дал задание найти Северуса Снегга. И вот что узрел: Снегг сидел в комнате, сплошь заставленной колбами, пробирками и ретортами. Он опускал голубоватые нити своих воспоминаний в специально приготовленный сосуд. Затем, слегка перемешав, заглядывал в него… Гарри, Рон и Гермиона наклонились, чтобы увидеть то, что видел Снегг. Но ничего (если не считать, что они стукнулись лбами) не произошло. Изображение растаяло.

— Что бы это значило? — Гермиона была озадачена.

— Всё мысли свои прячет. Ничего удивительного, что на окклюменции я ничего не мог… за исключением пары моментов… Как прочесть то, чего нет? — пытаясь отодрать тарелку от стола, яростно шипел Гарри.

— Только зачем ему прятать свои мысли СЕЙЧАС? Как ты думаешь, а, Гарри? От кого? — Гермиона побарабанила пальцами по столу.

— Больше мне делать нечего, как думать от кого наш „уважаемый профессор“ прячет на сей раз свои мысли! — огрызнулся Гарри. — Это меня волнует меньше всего! Гораздо интереснее было бы узнать, где его секретная лаборатория!

— Так ничего не выйдет, — Гермиона отстранила его от изуверских попыток завладеть тарелкой с яблоком. — Дай я. „Экскуро!“ — Гермиона направила палочку на тарелку.

„Эванеско!“ — безрезультатно.

— Нет, — заключила она. — Тут, видно, наложены те же чары, что и на портрет матери Сириуса Блэка. В любом случае, вытащить отсюда эту тарелку можно только со столом.

— Ладно. Обойдёмся и без неё, — пришлось согласиться Гарри.

Глава 3. Эликсир любви.

— Северус, сегодня, когда Вы сортировали воспоминания, надеюсь, Вы всё истолковали, как надо? — голос раздавался как эхо в пустом кинотеатре.

Вопреки законам физики сначала возник звук, и только потом появилось доброе лицо очень пожилого человека с озорными молодыми глазами за очками-половинками.

— Я очень рад, что наши вкусы в отношении женщин совпадают. Ну, это так, к слову пришлось… Надеюсь, Вы всё помните, что говорила Юлия? Вам надлежит серьёзная работа. И чем скорее Вы к ней приступите, тем лучше…»

Вдруг появилась серая рябь — совсем как на стареньком телевизоре, который был у него в детстве. И голос, и изображение пропали. Северус проснулся. «Следовательно, ТАК Дамблдор будет выходить со мной на связь… Умно!» Было такое чувство, что в комнате он не один. Только он об этом подумал, как фигура в плаще с капюшоном отделилась от стены и пошла на него. Северус выхватил палочку и озарил весь этаж. Фигура замерла и одним движением сбросила плащ. Под ним скрывалась Нарцисса Малфой… абсолютно голая.

— Нарцисса? — удивился он. — Что ты тут делаешь? И чем объяснить твоё скудное одеяние? Неужели твоё материальное положение столь плачевно?

— Я пришла отблагодарить тебя, Северус… за Драко… по-женски, — она шагнула к нему.

Северус был вынужден встать и накинуть на неё плащ.

— Довольно безрассудный поступок, Цисси, — являться в таком виде в дом холостого мужчины. Да ещё посреди ночи. Тебе не приходило в голову, что я могу быть не один?

Северус смотрел на неё с возрастающей неприязнью. Что-то ей надо было от него… Что? Пока неясно.

— Оденься. Не явилась же ты сюда в костюме Евы. Я буду ждать тебя внизу.

Он завязал кушак халата и спустился в гостиную. Через пять минут появилась миссис Малфой. Щёки её пылали.

— Значит, у нашего затворника появилась пассия? — довольно развязно заявила Нарцисса. — С каких это пор тебя интересуют женщины?

— А ты, конечно, полагала, что меня могут интересовать мальчики… вроде твоего сына? — в тон ей ответил Северус.

Она подскочила к нему с явным намереньем расцарапать лицо. Но Северус вовремя уклонился.

— Успокойся. Я пошутил. Мне, разумеется, лестен внезапно вспыхнувший интерес к моей скромной персоне. И всё же: чем он вызван?

Он налил ей вина и знаком предложил сесть, внимательно наблюдая за действием напитка (секунду назад он влил туда оставшийся в перстне «Будь самим собой»). В прошлый раз отследить действие зелья не представилось возможным — Юлия сразу уложила его спать. Что же будет сейчас?

Нарцисса вдруг расслабилась и, облокотясь о спинку дивана, внезапно расхохоталась.

— Знаешь, не представляю женщину, которая могла бы с тобой поладить!

— Отчего же? — ему стало вдруг любопытно.

— Оттого, что ты холоден, как лёд! — выпалила она.

— А Люциус, стало быть, горяч, как печка? — не удержался Северус.

— Ах, не о нём речь! — она махнула рукой.

— Ну да. Речь сегодня обо мне. С чего бы это?

— Беллатрисса попросила, — беспечно выболтала Нарцисса. — Она хотела узнать, как ты тут… справляешься.

— «Справляешься» с чем?

— Да Петтигрю тут что-то болтал, будто ты вышвырнул его, а сам привёл какую-то девку.

— И что? Кого интересует моя личная жизнь?

— Всех. Ты ни с кем не делишься. О тебе ровным счётом никто ничего не знает. Ты тёмная лошадка. Человек, у которого нет недостатков, внушает тревогу.

— Почему?

— Потому что так не бывает.

— Значит, в этом и была цель твоей экспедиции: выяснить с кем и чем я занимаюсь? И попросила тебя об этом исключительно Беллатрисса?

— Да. Примерно так.

— Что же ты ей ответишь?

— Отвечу, что, во-первых, ненавижу её; во-вторых, ненавижу эту жизнь; в-третьих, ненавижу всех, кто привёл меня и моего сына к такой жизни.

— Ты забыла упомянуть Люциуса.

— Да, — печально согласилась она. — Это он во всём виноват.

— А мне уж показалось, ты винишь кого-то другого… ХОЗЯИНА, например.

— Его-то? В первую очередь! Ему-которому-важно-сохранить-только-собственную-шкуру! Вопрос ЗАЧЕМ? У него нет ни единой родной души, ни человечка, который был бы искренно к нему привязан и тянул бы к нему свои ручонки, говоря «мама, мама!»… (миссис Малфой явно заговаривалась) Ха-ха-ха! Представляю его детёнышей! — она пьяно хрюкнула. — У-у-у! Отвратительная рожа!

Затем Нарцисса свернулась клубочком на его диване, рассчитывая вздремнуть. «Бедняжка, видать, приложилась к бутылочке ещё до визита ко мне… Надо же было ей чем-то сдобрить этот отчаянный шаг, — ему было её жаль. — Интересно, много ли Пожирателей смерти думают то же, что и она? Северус задержался взглядом на её белокурых длинных волосах…- Что бы было, если…»

Но он тотчас прогнал эту мысль и пошёл наверх. Досыпать.

Казалось, только он сомкнул глаза, как в дверь постучали. Однако уже забрезжил рассвет. Значит, ночь на исходе. В спальню зашла Нарцисса.

— Цисси, к чему столь тщетная предосторожность?! — Северус приподнялся на локте и выдумывал: что бы ещё ляпнуть, чтобы её разозлить. — Мы же с тобой без пяти минут любовники… И вдруг эти церемонии со стуком… Вчера ты была смелее.

Он едва успел спрятаться под одеялом, чтобы защитить себя от её острых коготков, и беззвучно рассмеялся.

— Ну же, будь со мной поласковей. Может, тогда я и забуду, что ты тут вчера болтала, — он высунулся, чтобы излить очередную порцию яда в её адрес.

Лицо Нарциссы окаменело.

— Что я болтала? О чём это ты?

— Нет, красавица. Боюсь, я не в силах повторить то, что говорила ты. Я ещё в своём уме. Но память у меня отменная. Не сомневайся.

— Ты не сделаешь этого! — закричала она.

— Почему нет? Что ТЫ можешь предложить МНЕ?

— Я предлагала тебе… Ты отказался…

— ЛЮБОВЬ? — Северус сложил губы в издевательской усмешке. — Меня это не интересует. Во всяком случае, с тобой.

— Чего же ещё? Деньги?

— Я не жаден… Знаешь, Цис — си… А предложи-ка ты мне свою дружбу.

— Ты смеёшься?

— Отнюдь. Будешь приходить сюда раз в неделю… или два… как возникнет у меня надобность в тебе… и дружить со мной.

— Ты маньяк! Чудовище! Я убью тебя, если ты сейчас же не заткнёшься!

Нарцисса попыталась выхватить свою волшебную палочку, но Северус оказался проворнее: он успел отобрать у неё палочку и бросить в угол.

— А теперь выслушай меня спокойно, — уже другим тоном обратился он к своей непрошенной гостье. — Ты говорила опасные вещи. Я тебя не выдам. Но ты выдашь себя сама… если будешь напиваться и посещать дурные компании — что в твоём положении естественно.

Не зная, как закончить (потому что Нарцисса стояла, будто кол проглотив), он решил привести её в чувство обычными колкостями.

— Не желаешь принять со мной ванну, дорогая? Если получать информацию за определённого рода услуги для тебя такое уж пустяшное дело…

Дверь с треском захлопнулась с той стороны. А он удовлетворённо почесал себе шею. В смежном со спальней помещении Северус оборудовал лаборатория. Здесь он занимался научно-исследовательской деятельностью, которая поддерживала его долгие годы. Пожалуй, ВСЮ жизнь. Он сидел сейчас перед большим сосудом (тем самым, который видел Гарри в тарелочке с голубой каёмочкой) и думал над словами Дамблдора. «Что могла говорить Юлия, имеющее значение столь стратегическое?» Он прикрыл глаза. Но непрошенные картины — фрагменты его жизни — то и дело вставали перед ним, внося разброд в его мысли. Северус помнил себя довольно отчётливо лет с трёх. День за днём текла его жизнь в комнате, которая была тупиком коридора, отгороженного стенкой, не доходящей до потолка. Именно это обстоятельство служило причиной того, что он всегда был в курсе бесконечных споров между родителями. Ссоры, как правило, затевал отец. Начинались они из-за того, что мать не содержала в чистоте дом, а её стряпня отвратительна. Неизменным доводом матери в своё оправдание являлось то, что если бы отец, с присущим ему ʺослиным упрямствомʺ, не запрещал ей пользоваться волшебной палочкой, всё было бы как надо. А её, мол, не готовили в прислуги. Будучи ребёнком, Северус не мог принять ни одну из сторон. Ему было непонятно: почему отец не разрешает пользоваться волшебной палочкой, если та может разрешить все их проблемы,? А ещё его мучил вопрос: может ли палочка так же легко устранить каждодневные скандалы родителей, как справиться с бытовыми трудностями? Но выяснить это у матери не получалось. Каждый раз, когда он подступал к ней с этим вопросом, она отмахивалась от него, как от назойливой мухи. Отца же он боялся. Да тот, казалось, если и вспоминал о существовании сына, то лишь за тем, чтобы влепить ему затрещину или оплеуху. Отношения с товарищами тоже как-то не заладились. Однажды (когда он с упоением рассказывал мальчишкам с их улицы, какие чудеса может творить волшебная палочка — а те от удивления даже рты пораскрывали) как из-под земли вырос Тобиас Снегг и силой данного подзатыльника заставил сына замолчать. А потом выдал следующий спитч:

— И вы ему верите? Дурачьё! Он такой же полоумный, как и его мамаша!

После чего уцепил Северуса за ухо и протащил его, сгорающего от унижения, в дом. Там он преподал малолетнему сынишке такой урок, что больше внушений о тайне волшебной палочки делать не потребовалось. Не лучше дела обстояли и в школе. Из-за какого-то внутреннего противостояния своим невзгодам, на все проявления учителями добрых чувств к его персоне, он отвечал дерзостями и неповиновением. Не последнее место в формировании негативных эмоций по отношению к нему сыграл его внешний вид. Видимо, ещё в раннем детстве, когда какие-то зачатки элементарной заботы к нему всё-таки проявляла Эйлин Принц (девическое имя его матери), она поселила в нем стойкую ненависть к гигиене тела. Ванна, наполненная водой, неизменно напоминала ему резервуар с нечистотами. Вонь от воды стояла неимоверная. Мать говорила, что это от укрепляющих настоев, которые она туда добавляла. А температура воды была такова, что в ней запросто можно было варить раков. Каждый раз Северус так орал, вцепившись матери в волосы перед водными процедурами, что в конце концов Эйлин решила этот вопрос очень просто: не хочешь мыться — не надо. Таким он и рос: грязным, неухоженным, нелюбимым. Когда Северус появлялся на улице, знакомые ребята свистели и улюлюкали ему вслед. Он навсегда замкнулся в своём тупике коридора. Перед сном, чтобы не слышать родительской ругани, Северус натягивал себе на голову никогда не видавшее пододеяльника одеяло и фантазировал. В своих фантазиях он видел себя сильным, плечистым, с сияющей улыбкой. Все ищут дружбы с ним, преклоняются перед его умом… Хотя можно что-нибудь и попроще: вот его отец и мать идут по улице рука об руку; они нарядно одеты и мирно беседуют между собой; а он едет впереди на новеньком велосипеде, родители одобрительно провожают его взглядом… Но грёзы, как известно, расходятся с явью. В школе произошёл инцидент, виной которому стал Северус Снегг. Выйдя из кабинета математики, он обнаружил, что оказался в кольце одноклассников, которые явно что-то замышляли. Вдруг, совершенно неожиданно для него, они попадали на пол и стали корчиться, держась за животы. К вечеру у всех его недругов разыгрался жутчайший понос. Его родителей вызвали в школу. Северуса обвиняли, будто он что-то подсыпал в школьные завтраки — ибо других причин не существовало для объяснения столь внезапного кишечного расстройства. Может быть, историю и удалось бы замять. Но в школу явилась его матушка, гневно потрясая волшебной палочкой. И пригрозила всех «маглов», терзающих её сына, превратить в летучих мышей. Она не преминула заметить, что её фамилия ПРИНЦ… и всё в таком духе… Нельзя сказать, чтобы её угрозы кто-то воспринял всерьёз, но слава городской сумасшедшей прочно закрепилась за ней. Северуса отлучили от занятий. И даже Снегг–старший пострадал: не стало больше желающих в местном пабе слушать россказни Тобиаса о его скверной жене. Вся семья Снеггов заняла нишу изгоев. Жизнь дома стала вовсе нестерпимой. Отец бросил работу и скандалы, плавно переходящие в драки, занимали всё его время — с утра до поздней ночи. Северус залезал на чердак и мечтал о сказочном избавлении от этого кошмара. Оно (избавление) являлось к нему то фантастической птицей, которая уносила его на своих крыльях в прекрасную страну, где царят любовь и взаимопонимание. То оно походило на добрую фею, которая сажала его к себе на колени и шептала слова утешения. А он, мучимый какой-то восторженнойжертвенностью, готов был отдать свою никчёмную жизнь, чтобы всё так и было. Как ни странно, мечты его начали сбываться. Сначала его семья переехала. Отец смог найти себе работу в каком-то захолустье, куда ещё не дошли злые вести о его придурковатой жене. На новом месте Северус вновь пошёл в школу. Как-никак, ему нужен был аттестат об окончании начальной школы для перехода на следующую ступень образования. Он извлёк горький опыт на предыдущем месте жительства: больше не болтал о чудодейственных свойствах волшебной палочки и старался не конфликтовать с соучениками и преподавателями. Более того: ему понравилась одна девочка. Хрупкая, как эльф, и весёлая, как мультяшный домовёнок. Она жила через дом от него. Северус часто пробирался к ним на участок и смотрел сквозь кусты, как она играет с сестрой. Заводилой — хоть и была младшей — всегда выступала Лили (так её звали). Во дворе соседского дома был водоём — мама девчушек частенько полоскала там бельё. Как-то раз Лили предложила сестре искупаться. Сестра заартачилась. Лили, желая взбодрить сестрёнку личным примером, бесстрашно полезла в воду. Но что-то пошло не так. Северус понял это, когда сестрица Лили заметалась по берегу, не решаясь тем не менее войти в холодную майскую воду. Время на размышления не было. Он выпрыгнул из-за кустов и, скидывая на ходу башмаки, бросился в пруд. Водоём оказался мелким, как лужа. Но для Северуса купание само по себе уже подвиг. А тут ему (кстати, не умеющему плавать) предстояло вытащить тонущую Лили. По счастию, она всего лишь зацепилась подолом сорочки за торчащую со дна корягу. Следовало отцепить купальный наряд его «принцессы», и та была спасена. Удивляясь, что всё обошлось «малой кровью», Северус чувствовал себя героем. Не говоря уже о Лили и её сестричке. Сестру, как выяснилось, звали Петунья, Петти. Ребята договорились, что сохранят в тайне от взрослых произошедшее. Они стали неразлучны. Считалось, что они дружат втроём. Но на самом деле Северус признавал своей подругой только Лили. Петти не нравилась ему своей трусостью и вечно плохим настроением. Но ради Лили он готов был терпеть Петунью… и ещё сотню таких, как она. В один прекрасный день (и это не расхожая фраза; день был, действительно, прекрасным!) его мать — более торжественная, чем всегда — вручила ему письмо. Он до сих пор помнит его содержание:

Дорогой мистер Северус Снегг!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в школе чародейства и волшебства Хогвартс. Будем рады принять Вас 1-го сентября нынешнего учебного года.

Пожалуйста, ознакомьтесь с приложением к данному письму списком необходимых книг и предметов…

Кажется, мать говорила Северусу, что как только ему исполнится одиннадцать, он будет учиться в школе для волшебников. Но, признаться, Северус не слишком доверял тому, что говорит Эйлин. Видимо, в их семье всё-таки превалировало мнение отца: раз Тобиас Снегг сказал, что его жена дурочка — значит, так оно и есть. Северус устыдился, что не принимал на веру слова матери… и понёсся к Лили, не думая, что это письмо может стать вестником разлуки. Но и тут его ждал приятный сюрприз: Лили держала в руках свиток, весьма похожий на тот, что был у него.

— Ты никогда не говорил мне, что твоя мать — волшебница, — упрекнула его Лили.

— Отец запрещал мне рассказывать об этом, — признался Северус. — Но, по правде говоря, я и сам не верил…

— Неужели в твоей жизни не случалось ничего волшебного? — попеняла ему Лили.

— Случалось. Один раз. Но вряд ли это относится к магии: я встретил тебя, — очень серьёзно ответил Северус.

— Да ну тебя! Я не шучу! — засмеялась Лили.

— Так ведь и я не шучу…

Но, чтобы не смущать Лили своими признаниями, рассказал ей историю со свирепым поносом, уложившим его врагов в постель. Вопреки ожиданиям, его история Лили не понравилась.

— Всё это могло плохо кончиться, — сказала она. — У меня, правда, нет таких ярких примеров, но кое-что всё-таки есть. Например, если сосредоточиться, я могу увидеть со своего места в классе, что пишет наша отличница Джессика Линч у себя в тетради (а она сидит далеко от меня — на первой парте!). Или, скажем, на физкультуре ты никогда не замечал, что прыжки в высоту даются мне чрезвычайно легко? Это потому, что я умею летать… немножко. Вот, смотри. Она взмахнула руками и … оказалась на нижнем суку яблони!

— Чем это вы тут занимаетесь? — недовольно поджала губы только что появившаяся Петунья. — Не иначе, как Лили хвастается своими волшебными умениями… Скоро тебя, сестрица, заберут в школу, где собирают таких же… И неизвестно, дождётся ли тебя твой верный рыцарь.

— А вот и не угадала, — показала сестре язык шалунья Лили. — Северус отправляется вместе со мной!

— В качестве пажа? Будет носить за тобой груды пергамента? — решила поиздеваться Петунья.

— Он получил точно такое же письмо! — торжествующе провозгласила Лили. — Мы будем учиться вместе!

Петти побледнела.

— Как? Выходит, и у него есть волшебный дар? И только я… — невольно сорвалось у неё с языка.

— Да, — безжалостно подтвердила Лили. — Выходит, так!

Вообще-то Лили была доброй девочкой. Но иногда желание подразнить сестру толкало её на необдуманные слова или поступки. Так было и тогда. Знала ли Лили, что зависть, порой, рождает ненависть? Если и знала, то вряд ли об этом задумывалась. В отличие от сестры, которой каждый раз приходилось добывать похвалу потом и кровью, Лили и так была всеобщей любимицей. Её неиссякаемое обаяние и послужило причиной трагедии, разыгравшейся спустя много лет. А пока Северус наслаждался её остроумием и жизнерадостностью. Жизнь, казалось ему, потекла по иному руслу. Наконец-то и ему улыбнулась Удача. Но вскоре Северус понял, что и в Школе чародейства и волшебства его место будет где-то на задворках. Его замусоленность вкупе с высокомерием (которое, конечно, было лишь формой самозащиты) вызывали неприязнь и насмешки. Кроме того, у него не было сановитых родственников в волшебном мире. Он вообще плохо знал свою родословную. То, что его отец из маглов, было понятно. А вот то, что касается матери… кем были её родители? Эйлин, в силу своей «занятости», никогда о них не упоминала. Одна радость — звучная фамилия предков. Принц — это вам не какой-нибудь Долгопупс (хотя колдовские корни последних терялись где-то во глубине веков)! Ну, и конечно, другая его радость — Лили Эванс. Каждый раз, когда её глаза цвета нежной зелени останавливались на нём, Северус был готов резвиться, как молодой щенок. Лили сочувствовала ему во всём. Старалась утешить, когда он, занимаясь самоедством, говорил, что смешон и неуклюж в своей видавшей виды мантии и полурасклеившихся ботинках в сравнении с хогвартскими фатами (не замечая, что уподобляется её сестре Петунье, которую сам же и осуждал). Может, именно своим обожанием и перепадами настроения он и привязал к себе Лили — ведь она скучала по дому, где её боготворили, и по ворчунье Петти… Кто знает? Но факт оставался фактом: с каждым днём они становились всё ближе. Так или иначе, Северус был счастлив. Учиться ему было интересно. И учителя хвалили. Так продолжалось до тех пор, пока его не угораздило попасть в больничное крыло с множественными переломами, ушибами и вывихами. После того, как он пытался поставить скоростной рекорд на старенькой школьной метле. Северус какое-то время находился без сознания. Когда же пришёл в себя, у его постели толпились звёзды гриффиндорского факультета: Римус Люпин, Сириус Блэк, Джеймс Поттер… Он глазам своим не поверил: неужели они пришли его навестить? Но вскоре стало ясно: его и вправду здорово шибануло, если он мог такое себе вообразить.

— Что, втюрился в красотку Эванс? — издевательски хохотнул Поттер. — Знай, приятель, ты опоздал: место занято!

Северус задохнулся от догадки: пока он тут валялся, слабый и беспомощный, эта троица каким-то образом смогла проникнуть в его самые сокровенные мысли. Северуса бросило в жар. А потом он, как мухомор, пошёл белыми пятнами.

— Лили!.. Лили!.. — застонал вдруг его сосед по больничной койке Питер Петтигрю (очень похоже при этом изобразив голос Снегга).

Скрипнув зубами, Северус попытался выхватить из-под подушки волшебную палочку. Тут же на него навалились дружки Поттера Блэк и Люпин. А Петтигрю предусмотрительно спрятался под одеялом.

— Что тут за шум? — строго спросила вошедшая миссис Помфри.

Она тут же прекратила стихийно вспыхнувшую драку и удалила посмеивающихся посетителей. После чего Северус впервые задумался: такая ли уж хорошая штука жизнь? Как посмел этот Поттеришка, которому и так всё дозволено, посягнуть на ЕГО сокровище — Лили? Какое он имел на это право — заносчивый, не знающий жизни, поросёнок? Что он там говорил: «место занято»?.. Это значит, что Поттер тоже симпатичен Лили… так, что ли? Северусу хотелось умереть. И тогда конец всем его несчастьям. Но нет! Он не доставит такого удовольствия Поттеру и его гнусной компании! Он постигнет всю мощь тёмных искусств и превратит их в жаб, в пауков, в склизких тварей! И никто отныне не сможет добраться до его сознания! Ни-ког-да! Это решение и стало отправной точкой для построения всей его дальнейшей жизнедеятельности. Не было в Хогвартсе ни одного студента, который бы с таким усердием конспектировал лекции, столько часов проводил в библиотеке и тратил на самоподготовку в свободных от занятий классах. Сочинение новых заклятий и зелий стало его хобби (и нет нужды добавлять, что эксперименты по апробации их он проводил на себе). За всем этим почти безболезненно он пережил весть о смерти отца и матери. Что там произошло, Северус мог только догадываться. Дело в том, что за последние годы его родители крепко пристрастились к выпивке. Он заметил это во время кратких визитов в отчий дом. Тобиас Снегг уже не был так против, когда их завтрак, обед и ужин, состоявший из N-ного количества бутылок с «огненной водой», доставляла волшебная палочка матери. Видимо, в одно из таких застолий вспыхнула свара, повлекшая за собой совершенно фантастический пожар, в результате которого сгорели все близлежащие дома за считанные минуты. Тут же весь город вспомнил, как Эйлин Снегг похвалялась своей волшебной сущностью (на новом месте она также продолжала просветительскую деятельность относительно кто она такая на самом деле; правда, уважения на этом не заработала) — должно же быть у обывателя какое-то объяснение случившемуся, пусть даже и противоречащее здравому смыслу! Так или иначе, но домашнего очага он лишился. К этому времени семья Эванс переехала. И тот факт, что дом, в котором жила неблагополучная семья Снеггов, сгорел дотла, взволновал Лили не слишком. Взаимоотношения у них на последнем курсе стали более чем прохладными. Виной этому был, конечно, Поттер. Сколько бы не внушал Северус Лили, что она нужна Джеймсу Поттеру как трофей — как кубок за победу в квиддиче — все его доводы она пропускала мимо ушей. Если её послушать, то причиной разлада их с Северусом отношений был не мистер Поттер, а сам Снегг и его немереная увлечённость чёрной магией. Северус апеллировал тем, что «знать — не значит применять на деле». Но Лили оставалась глухой к его оправданиям…. Да и почему он должен был оправдываться? В чём он виноват? В том, что занимается тем, что нравится? Родители Снегга погибли незадолго до его выпускных экзаменов. Северус уже достиг совершеннолетия и причин особо горевать, оплакивая мать и отца, у него не было… так он считал. Это было время, когда Северус увлёкся идеями Волан-де-Морта и хотел вступить в ряды Пожирателей смерти сразу по окончании Хогвартса. Он уже встречался с Великим Тёмным магом и его очаровали светские манеры Т.Лорда и внимание, с которым тот отнёсся к такому юнцу как он. Именно Темный Лорд рекомендовал ему дом в Паучьем тупике («Опять тупик!» — подумал тогда Северус), туманно намекнув, что прежние владельцы дома уже не вернутся. Скоро, правда, иллюзии насчёт светскости и учтивости Лорда растаяли — после первой же оргии, учинённой в разорённом жилище убитых маглов. У Северуса волосы шевелились от ужаса, когда на следующее утро он вспоминал, что вытворяли с несчастными убиенными Пожиратели. Кроме того, ему претила та разнузданность, которая царила на подобного рода мероприятиях. И хоть Волан-де-Морт сравнивал свои вечеринки с римскими оргиями, у Северуса сложилось впечатление, что он побывал в публичном доме, устроенном на скотобойне. Видимо, устроитель подобного рода «вечеринок» что-то подмешивал в напитки… или каким-то другим способом взывал к самым низменным человеческим инстинктам… но никакие доводы типа: «это самоочищение», «путь к настоящей свободе сознания» не могли заморочить настолько, чтобы Северус не осознавал, что совершил ужасную, непростительную ошибку в своей жизни. Стоит добавить, что сам Волан-де-Морт участия ни в массовых соитиях, ни в плясках на мертвецах не принимал. Он только наблюдал. И улыбался (если змея может улыбаться). Всем неженатым членам союза тёмных сил (если только они не были на особых заданиях) предписывалось обязательное посещение этих жутких увеселений. И Снегг — хотя сам не убивал и не мучил — был вынужден являться раз в неделю под наблюдение неусыпного ока своего Хозяина. Покинуть стан Пожирателей можно было только ногами вперёд (примеров тому было немало). Северус ломал голову: что нужно сделать, чтобы освободиться от еженедельных оргий? И такой случай представился. Он случайно подслушал разговор Дамблдора и Трелони в «Кабаньей голове». Прорицание Северус считал одной из самых никчёмных магических наук. Собственно, даже и не наукой, а так… Стоило только посмотреть на эту прорицательницу, как тут же становилось понятно: старая дева находится в плену своих неутолённых фантазий. Единственной целью Северуса, когда он докладывал Волан-де-Морту о состоявшемся на его глазах предсказании, было получить «вольную» от вышеупомянутых «суаре». Но Тёмный Лорд отнёсся к болтовне «больной на голову» Трелони чрезвычайно серьёзно. Более того, разгадать пророчество стало делом его жизни. Северуса Снегга внедрили в преподавательский состав Хогвартса. Правда, неведомо по каким причинам Дамблдор сразу понял, с чьей подачи явился новый преподаватель. А Северус не стал отрицать. Глядя во всепонимающие глаза директора, он всё рассказал. Так он превратился в двойного агента. А потом погибла Лили. Какие механизмы были приведены в действие, что Тёмный Лорд вызнал, кто будет его смертельным врагом, до сих пор остаётся за кадром… Знал ли Северус, когда передавал Лорду сведения, подслушанные в трактире, что они приведут к фатальным последствиям? — Разумеется, нет! Он вообще относился к прорицанию, как к шутке… Но всё, что касалось драгоценной жизни Волан-де-Морта, предметом шутки не являлось… Как поздно он это понял! Вина за содеянное легла на него неподъёмной плитой. Северус не мог заглушить боль ни силой заклятий, ни дозой выпитого алкоголя. Лорд Волан-де-Морт исчез, сгинул. «Но однажды он вернётся. И нужно быть во всеоружии», — говорил ему неоднократно Дамблдор. Минуло десять лет. В Хогвартсе появился Гарри Поттер — сын Джеймса и Лили. Живым укором смотрели на него с лица Гарри глаза Лили. Жаль, что во всём остальном мальчик больше походил на отца. Этот факт вызывал подчас у него неконтролируемое бешенство. Ужасно глупо, но Северус (даже после того, как Лили родила ребёнка) всё ещё мечтал о любви между ними. «Как знать, Поттер такой ветреник…», — думалось ему. Северус пытался оберегать Гарри (со свойственной ему неуклюжестью). Чем вызвал лишь презрение. И, разумеется, Поттер-младший даже не усомнился, что он, Северус Снегг, мог убить Дамблдора. «Ну, так убей меня, как убил ЕГО… трус!» — кричал ему мальчишка … Снегг подошёл к зеркалу. На него смотрел угрюмый худой мужчина с тёмными кругами под глазами. Непостижимо! Как мог Юлии понравиться подобный тип?! Может, Дамблдор как-то причастен к тому, что у неё временно помутился разум? Думать об этом было неприятно. Но всё же это больше походило на правду, чем, то, что такая удивительная женщина его полюбила.

— По-лю-би-ла, — повторил он вслух.

На ум пришли слова Дамблдора: «нужно быть во всеоружии». Оружие против Тёмного Лорда — сама любовь. Кажется, он нащупал почву.

— Любовь обладает огромной силой. Но не все это осознают, — говорила Юлия. — Просыпается огромный потенциал, человек работает на пределе умственной активности, спортсмены ставят небывалые рекорды. Думаю, по этой причине большинство творческих людей имели невероятное число романов — чтобы испытывать состояние влюблённости снова и снова… Это с одной с стороны.

— А с другой? — улыбнулся Северус (его забавляла её горячность).

— Не смейся! — обиделась Юля. — С другой стороны — мощный оберег. Между прочим, доказано: если бойца ждала дома любящая жена, он обязательно возвращался! Вот послушай. Стихотворение Константина Симонова (он, кстати, знал о войне не понаслышке, а сам был фронтовым корреспондентом) «Письмо с фронта»…

— У? Что за война? Между тёмными и светлыми?

— Война — всегда между «тёмными» и «светлыми», потому что одна сторона правая, другая — нет, — просветила его Юля. — Я имею в виду II–ую Мировую. Между прочим, в этой войне мы были союзниками. Уинстон Черчилль… тебе это имя о чём-нибудь говорит?..

— Вроде нет… А что, должно?

— Ладно, проехали, — Юлия махнула рукой.- Слушай стихотворение.

Жди меня, и я вернусь, Жди меня, и я вернусь,

Только очень жди. Всем смертям назло.

Жди, когда наводят грусть Кто не ждал меня, тот пусть

Жёлтые дожди, Скажет: «Повезло».

Жди, когда снега метут, Не понять, не ждавшим им,

Жди, когда жара, Как среди огня

Жди, когда других не ждут, Ожиданием своим

Позабыв вчера. Ты спасла меня.

Жди, когда у дальних мест Как я выжил, будем знать

Писем не придёт, Только мы с тобой, —

Жди, когда уж надоест Просто ты умела ждать,

Всем, кто вместе ждёт… Как никто другой.

— И что, ОН вернулся? — довольно равнодушно спросил Северус.

— Представь себе, да, — ледяным тоном ответила Юля.

— А меня никто не любит, — решился он тогда на провокационный ход.

— Может, ты просто не давал никому шанса? — Юлия насмешливо изогнула брови. — И потом, всё ты врёшь. Я тебя люблю.

Она произнесла это так просто, что было похоже больше на признание в сестринской любви, не более.

— Что ты вкладываешь в понятие «любовь»? — стараясь говорить естественно, поинтересовался Северус.

— Физиологи говорят, что любовь — это свойство кожи. В этом есть здравый смысл, хоть и звучит довольно вульгарно… Ты читал «Парфюмер» Зюскинда?

Он отрицательно покачал головой.

— Ты, по-моему, вообще серый, как осенняя туча, — заметила Юлька. — Так вот, основная идея романа в том, что главенствующим в мире чувств является запах. Смотря на человека, нам кажется, что мы восхищены его внешней красотой. На самом деле мы улавливаем флюиды его кожи и, если они совпадают с нашими, ставим «плюсик»… Понятно?

— Значит, по теории этого Зюскинда, ни ум, ни высокие моральные качества, ни даже внешность роли не играют?

— Ну да! Кстати, это теория не одного только Зюскинда. Например, группа исследователей проводила следующий опыт: бельё женщин разных физических возможностей давали…хм-хм… понюхать мужчинам — дабы они по запаху могли определить, какая из женщин самая красивая. Представляешь, мужчины были единодушны в выборе. Выходит, теория работает? Но, что до моего мнения, это касается только первобытных чувств. Я не имею в виду ВЕЛИКУЮ и ВЕЧНУЮ любовь… — Юлия притихла.

— По-твоему, она есть? — осторожно спросил Северус.

— Давай будем верить, что есть! — вновь воодушевилась Юлька. — Но для этого надо очень много составляющих: тут и ум, и внешность, и наличие чувства юмора понадобится. Ещё доброта, неспособность предать… Вот, пожалуй, и всё.

— Неужели? — скептически хмыкнул он. — Похоже, нелегко тебе будет влюбиться.

— Почему? — удивилась Юлия. — Разве ты способен предать?

— Наверно, нет, — поколебавшись, ответил Северус.

— Вот видишь! Остальное у тебя есть.

— Я ничего не пропустил? Как там в отношении пункта «внешность»?

— Успокойся. Женщины не так придирчивы. Нам не нужны ноги от ушей и бюст пятого номера…

— Которого у тебя, как раз, и нет…

— Ах, ты!..

Но всё остальное к делу уже не относилось.

Итак, составляющие: ум, внешность (дарованная тебе природой), доброта, чувство юмора, неспособность предать и запах. Эти ингредиенты и будут положены в Эликсир любви… для женской половины человечества. А что бы взял он? Пожалуй, то же. Но хотелось бы ещё добавить нежность, отсутствие сварливости, умение заботиться, быть хорошей матерью… Как-то это должно называться одним словом… ЖЕНСТВЕННОСТЬ! И если существует на свете воплощенная женственность — то это как раз и есть Юлия. Следовательно, если ЕЁ взять за эталон женщины, то можно приступать к изготовлению эликсира. Северус вспомнил, что в отделе тайн Министерства магии существует дверь. Она открывается тому, кто любит и любим. Там, по мнению Дамблдора, хранится оружие, с помощью которого будет повержен Лорд Волан-де-Морт. Что там? Этого он не знал.


На этот раз Дамблдор возник отчётливей и выглядел удовлетворённым. «Я знал, Северус, что Вы поймёте. Только Вам под силу составить и приготовить тот неповторимый эликсир, свойства и действие которого хорошо нам знакомы, но умение его приготовлять утрачено не одну сотню лет назад.

Юлия сошла с поезда под влиянием внезапного эмоционального порыва, безотчётного импульса… Но ничего случайного в нашей жизни не бывает, не так ли? Я лишь чуть-чуть скорректировал события, ускорив её желание соединиться с Вами…

А в отделе тайн сложены за ненадобностью те самые атрибуты, напитав которые эликсиром любви, разобьют Волан-де-Морта в пух и прах. Там и стрелы Амура, действующие мгновенно, и мины замедленного действия, несущие неразделённую любовь, взрывчатка — убийственные мысли о суициде в любовной горячке и много-много экзотических плодов, вкусив которые, смертоносной будет уже сама мысль, что ты не любим… Опасное оружие, согласитесь. Особенно, если ты не защищён…» Он сидел в темноте у камина и вспоминал детали сна. Внезапная вспышка пламени стряхнула его дремотное оцепенение. В огне возникло плоское лицо Волан-де-Морта. То, что Северус вскочил на ноги, было, скорее, продиктовано эффектом неожиданности, чем желанием почтить появившегося Хозяина. Но мания величия всегда была слабостью Тёмного Лорда, о которой Северус знал. Впрочем, он знал и другие его слабости: ужас, который тот испытывал при мысли о смерти и боли, боязнь, что тайна его происхождения станет достоянием гласности и предметом обсуждений, стремление окружать себя красивыми вещами и, как уже упоминалось, излишняя самоуверенность. Так что прыжок Северуса был истолкован Т.Лордом как раболепное приветствие.

— Добрый вечер, Северус. Оставьте церемонии и сядьте. У меня есть для Вас работа.

— Я сделаю всё, что Вы скажете, — склонил голову Снегг.

— Я знаю, — снисходительно кивнул тот. — Поэтому и поручаю Вам дело чрезвычайной важности. Мне стало известно, что наш уважаемый министр готовится к встрече с русскими волшебниками. Видимо, Скримжер, наконец, решил создать оппозицию и попытаться перетянуть на свою сторону тех, кто ещё не примкнул ко мне. Нужно узнать о результатах этих переговоров. Действовать Вы будете в обстановке полной секретности в одиночку. Ваша задача: узнать — и вернуться. Ничего более… Сведения, разумеется, должны быть достоверны.

— Да, сэр.

— Удачи Вам, — коротко попрощался Волан-де-Морт, и сноп зелёных искр возвестил о том, что аудиенция закончена.

Глава 4. Р.А.Б.

Следовало обдумать, что делать дальше. Пока же Гарри с друзьями остановились на площади Гриммо. За истекшую неделю они повидали почти всех знакомых им членов Ордена Феникса. Все были озабочены тем, что надлежало выбрать нового Хранителя Тайны Ордена. Однако процедура передачи его полномочий — по неустановленным причинам — каждый раз срывалась. Это могло быть либо в связи с тем, что Дамблдор наметил преемника сам (которому пока такое доверие не оказывалось). Либо в том случае, если бы сам был ещё жив — что, разумеется, исключалось. Пока решалась эта проблема, Гарри писал свой адрес на клочках пергамента новым посетителям, и они приходили как бы с визитом к нему, а не на заседание Совета. С одной стороны, это было даже на руку Гарри — так или иначе, но он сейчас осведомлён обо всём, что происходило в Ордене. Главным событием волшебного мира Британии являлся предстоящий визит Скримджера в Россию. Вокруг этого вопроса горели дебаты: кто поедет, когда, где будет проходить встреча. Фред и Джордж Уизли стали «фениксистами». Они, конечно, не делали из всего секрета… хоть и покуражились для начала. Встречу английского Министра магии с русскими назначили на следующую неделю. Происходить она будет на территории России, и русские волшебники настаивали, чтобы Скримджер прибыл один. Это внушало немалые опасения. Но поговаривали, что Министр готов выполнить все условия. Что ж, отваги ему, в таком случае, не занимать, так как толком никто ничего о русских волшебниках не знал. Все сведения зиждились на уровне слухов: судачили, например, что у русских особый подход к традициям колдовства. Ещё говорили, что никаких школ по обучению магии в России нет — существует жёсткий регламент: передача волшебных умений только из поколения в поколение, и никак иначе! Тем не менее, большинство из них к маглам относилось гораздо терпимее. Они считали, что каждый неволшебник, проявивший себя как доблестный воин, или наделённый какими-либо другими высоко моральными качествами, может быть посвящён в дела волшебного сообщества. Превыше всего русские колдуны ценили чистоту помыслов и патриотические чувства. Гермиона достала книгу «Другие: что мы о них знаем». В ней рассказывалось о волшебниках со всего света. И если всё, что там было, не являлось досужим вымыслом, то злобная нечисть Британии выглядела на их фоне просто милашками. В России были колдуны и ведьмы, жившие со своими отпрысками совместно с простецами. Ходили на простецкую работу и не демонстрировали свои волшебные умения всем и каждому. Но никогда и не отказывали в помощи. Были у них и волшебники высшего порядка. Те жили обособленно — главным образом, в лесах, — и с людьми встречались неохотно. Относились к своим посетителям избирательно. Видимо, тут срабатывали их критерии о наличии «чистоты помыслов» и «патриотизма». Небезынтересен факт, что волшебные палочки они презирали. Вся их сила заключалась в руках и во взгляде. Также любопытно было узнать, что на Руси есть целая плеяда волшебников, управляющих силами природы. А что уж и вовсе казалось невероятным, на помощь им частенько приходили животные и даже… предметы, которые (если верить гермионовой книге) вещали человеческими голосами и были чуть ли не мудрее самих волшебников. Далее шли картинки: трёхглавый Змей Горыныч напоминал дракона; Баба Яга — не слишком опрятную ведьму; Леший, Кикимора и Водяной были сродни британским покровителям леса, болот и водоёмов; Домовики были грузными низкорослыми старичками, а вот на портрете Кощея Бессмертного стоило задержаться. Он представлял собой коронованный скелет, чем-то напоминающий Волан-де-Морта! Ребята просмотрели ещё иллюстрации волшебного Полоза — гигантской змеи, которая появлялась там, где сокрыты клады; Кота Баюна, убаюкивающего своим пением; Чуда-Юда-Рыба-Кит, который заглатывал любопытных мореплавателей; Серебряного Копытца, способного чеканить монеты из драгметалла… И практически всех зверей, которые если и отличались от простой живности, то только своей величиной: Михаила Потапыча (попросту медведя), Серого Волка (размером с оленя), Мудрого Ворона в роговых очках, Рыжей плутовки Лисы. Особняком стояли три богатыря — их имена могла усвоить только Гермиона: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович. Богатыри отличались могучим телосложением, были облачены в кольчуги и кованые шлемы и восседали на красавцах-конях. Приковывала к себе внимание прекрасная волшебница в национальном русском костюме — Василиса Премудрая. Рядом — безобразный Соловей–разбойник (грязное чудище с выступающими передними зубами). Далее шли двенадцать Месяцев — мужчины разных возрастов, и у каждого затейливый посох. Красно Солнышко также было наряжено девицей в сарафане, а от её лица шло нестерпимое сияние. Месяц Месяцович — юноша в серебристом кафтане. Ветер Буян — косматый белоголовый старик. Потом шёл перечень волшебных предметов: разного рода перстни, выполняющие то или иное предназначение (с бриллиантом — для распознавания ядов; с рубином — для пущей отваги; с нефритом — добавляющий мудрости и т.д.); шапки-невидимки — на каждого члена волшебного клана; ковры-самолёты — только у верховных волшебников; скатерти-самобранки — в каждой волшебной семье…

— Смотри, Гарри, — показала Гермиона, — а вот и тарелочка с голубой каёмочкой… Так: артикул — не то… инвентаризационный номер — не то… количество — ОДНА. Как, интересно, она попала в Визжащую Хижину?

— Чего тут только нет, — вздохнул Гарри. — Нет лишь «чути белоглазой».

— Видишь, Гермиона, не всё можно узнать из книжек! — укорил подругу Рон.

— Придётся нам присоединиться к Скримджеру, — в задумчивости проговорил Гарри

— Хочешь завалить тщательно подготовленное мероприятие? — нахмурилась Гермиона.

— Я ж не говорю, что мы будем следовать с ним рука об руку. Мы придумаем что-нибудь другое, — неуверенно произнёс Гарри.

— Ага. Набросишь мантию-невидимку и потопаешь в Россию, — съязвила та. Потом — чисто по-гермионовски — прищурилась и сказала. — Это может подождать.

Рон посмотрел на Гарри. Его взгляд явно говорил: «Она что-то знает!» Но Гермиона не стала мучить мальчишек догадками. Было видно, что ей и самой не терпелось поделиться тем, что узнала.

— У меня есть сведения о Р.А.Б.! — выпалила она.

Выяснилось, что, рьяно наводя порядок в запущенном доме Блэков, Гермиона добралась и до чердака. Там она обнаружила ученические тетради Сириуса. Разумеется, Гермиона не преминула сравнить материал, который давали им, с тем, который изучали ученики Хогвартса 25 лет назад.

— И знаете, что я обнаружила? — с горящими глазами спросила Гермиона.

— Отку-уда?! — иронично протянул Рон.

— Защиту от тёмных искусств преподавал у них Ростислав Апполинарьевич Будогорский! — не обращая внимание на колкость, с торжеством закончила она. — Аббревиатура его фамилии, имени, отчества даёт сокращённое Р.А.Б.! Вчера, когда сюда заходили Тонкс и Люпин, мне удалось переговорить с Римусом. Он сказал, что Будогорский преподавал у них недолго. Что профессор по защите был буквально одержим идеей найти верное средство, чтобы, наконец, оградить мир от бесчинств Волан-де-Морта. В связи с труднопроизносимым именем ученики звали его Р.А.Б. Этот Р.А.Б. постоянно вёл изыскательскую работу и время от времени пропадал из Хогвартса. А как-то раз исчез навсегда… Но в день падения Тёмного Лорда Будогорский опять возник, произнёс что-то вроде: «Все, писающие сейчас в штаны от счастья, — ни дать ни взять придурки. И не понимают, что Волан-де-Морт бессмертен. А если вы хотите избавиться от него навсегда, нужно не вопить от радости, а пытаться уничтожить Волан-де-Морта навсегда». Однако все были настолько опьянены праздником, что не захотели прислушаться к его словам… ВСЕ — если не считать Дамблдора и Грозного Глаза. Но Дамблдор своими измышлениями, как правило, не делился. А Грюма и без того считали сумасшедшим. С тех пор Будогорского никто не видел.

Гарри сглотнул.

— Грозный Глаз сегодня придёт. Я с ним поговорю.

Забренчал входной колокольчик — кто-то пришёл. С тех пор, как Гарри откомандировал Кикимера в Хогвартс, в доме стало спокойней. Вступив в права наследования, Гарри наложил на эльфа епитимью отлучением от родного очага. Тот ожидал всего, чего угодно, но не столь сурового наказания. Кикимер валялся у него в ногах, рыдал — но Гарри был непреклонен. Находиться в одном доме с существом, повинном в смерти крёстного, было выше его сил. Занавес, загораживающий портрет миссис Блэк, заколдовали таким образом, чтобы он не позволял услыхать матери Сириуса ни слова из того, что происходило в доме. Изредка из-за него было слышно недовольное мычание, но не более того. Вошедшими были братья Рона — Фред и Джордж. Их магазинчик процветал — наверно, теперь люди нуждались в веселящих штучках как никогда. Весёлость же самих владельцев магазина уже не была столь искромётна, как в былые годы. То ли груз ответственности за семью (материальное положение многодетной семьи Уизли, по-прежнему, не ахти), то ли элементарное взросление поставило на близнецах печать уныния. Вполголоса они сообщили что нового на Косой аллее. Теперь там патрулировали мракоборцы. Они задержали на днях несколько пожирателей смерти, которые под покровом ночи прокрались в Лютный переулок. Говорят, что их схватили в лавке «Флориш и Блоттс». Что им там понадобилось, неизвестно.

— Что, лавка ещё работает? — удивился Рон.

— Да, — скривился Фред. — Никаких улик, что Горбин был в заговоре с пожирателями, найти не удалось.

— Ну да, — фыркнула Гермиона. — А доказательств, что Стэн Шанпайк — агент Волан-де-Морта у них полно.

— По-моему, — заговорил Джордж, — Министерство не лезет на рожон. Прикрывая глаза на некоторые выходки Сами-Знаете-Кого, они сохраняют и без того хлипкое спокойствие.

— Ага! — раздался звонкий голос Молли Уизли. — Вы здесь, голубчики!

Фред с Джорджем беспокойно заёрзали. «Мы не знали, что она здесь», — шепнул Джордж Гарри.

— Что это??? — грозно вопрошала она, держа за хвост невиданное животное, которое извивалось в её руках, норовя вцепиться зубами туда… докуда дотянется.

— Эй, ма! Поосторожней! Чревовещатель такого обращения не терпит! — робко заметил Фред.

В этот момент «чревовещатель» исхитрился-таки дотянуться до руки миссис Уизли и цапнуть её. Из небольшой ранки потекла кровь.

— Гром, сюда! — скомандовал Джордж, и зверёк прыгнул ему на руки.

Гарри, Рон и Гермиона с удивлением смотрели на животное: оно было размером с кошку, чёрное, с белой полосой от морды до пушистого хвоста. И было бы довольно обаятельно, если б не отсутствие глаз.

— Пугало какое-то, — дал исчерпывающую характеристику зверю Рон.

— Вы знаете, что ваш подарок уже предсказал Биллу увечье, Артуру — увольнение, а Джинни сказал, что она никогда не выйдет замуж, — продолжала кипятиться миссис Уизли.

— Что ж, — философски рассудил Фред. — Если посмотреть здраво, в этом есть зерно истины.

— Да, — поддержал брата Джордж. — Билл изувечен. Отца, того и гляди, выпрут из Министерства. А Джинни такая вертушка, что, возможно, никто с ней не рискнёт связаться… Ты ведь уже не встречаешься с нашей сестрицей, а, Гарри?

— А-а-а… Где вы его взяли? — ушёл от ответа Гарри.

— Он пришёл к нам сам, — поведал Фред. — Ревел под дверью магазина, пока мы его не впустили.

— Поэтому мы и назвали его Гром, — пояснил Джордж. — Свалился, как гром среди ясна неба. Кстати, НАМ он предсказал только удачу в делах. И ничего более.

— Какой миленький! — протянула Гермиона руку, чтобы погладить зверька.

— Ты вскоре выйдешь замуж за человека с огненными волосами. Вы будете жить долго и счастливо. И умрёте в один день, — раздалось в комнате.

— Рон, не ты ли тот человек с «огненными волосами»? — задыхаясь от смеха, обратился к брату Фред.

Тот побагровел.

— Мама права. Этот зверь наверняка опасен, — буркнул он, ткнув пальцем в Грома.

— Да. Я вижу. Это тот самый, огненноволосый!

— Не верю! — топнула ногой Гермиона. — Это вы его науськали!

— Это же чрево-ве-щатель! Почти что глас Божий! — сделал попытку прислушаться Гермиону к голосу разума Джордж.

— Ну, что же ты, Гарри. Один ты остался без предсказанья. Обратись к нему — он тебе и выдаст… — попросил Фред.

— Как-нибудь в другой раз, — отказался Гарри.

— Как хочешь, — разочарованно переглянулись братья-близнецы.

— Что тут у вас? — это был Грозный Глаз Грюм. Как человек, получивший разрешение ещё от Дамблдора, он мог трансгрессировать прямо в штаб-квартиру. — Никак чревовещатель? Давненько я их не видел…

Грозный Глаз ласково погладил зверька по голове.

— Раны твои затянутся, старый человек. Ты будешь доволен, — тут же раскрыл единственный глаз Грюма на его дальнейшую судьбу чревовещатель.

— Ну, да. И глаз вернётся. И нога вырастет… Пойдём-ка, Молли…

Подхватив под руку миссис Уизли, Грюм вышел с ней из комнаты.

— Мы, пожалуй, к ним присоединимся, — смущенно сказали близнецы друзьям и с хлопком испарились.

«Как это несправедливо! — который раз подумал Гарри. — Почему нас не берут в Орден? Уже, кажется, все признали справедливость прорицания, сделанного много лет назад Трелони. Мы совершеннолетние. Но для Ордена этого недостаточно. Нужно, чтобы мы покончили с учёбой! Как будто Фред и Джордж закончили школу…».

— Можно подумать, их кто-то звал, — недовольно проворчал Рон, заглядывая через перила на первый этаж.

— Покажи тетради Сириуса, — попросил Гарри Гермиону.

И втроём они пошлёпали на чердак.


После обеда Аластер Грюм развалился в кресле у камина и умиротворённо посасывал вонючую папироску. Гарри подумал, что это удобное время, чтобы порасспросить его о Р.А.Б. (выговорить полное имя профессора он даже не пытался). Гарри молча протянул Грюму старую тетрадь Сириуса по защите от тёмных искусств, раскрыв её на первой странице.

— Это, никак, почерк Сириуса Блэка? — проговорил Грозный Глаз, перелистывая записи. — Занятно…

— Ты ведь что-то хочешь узнать, я прав? — вращая стеклянным глазом, спросил он.

— Что «занятно»? — в свою очередь спросил Гарри.

— Занятно, что я тоже недавно думал о Ростиславе Будогорском. Многие упрекали его, что он был со странностями. Но это норма для такого талантливого человека. Он ведь совсем молод — по нашим волшебным понятиям. И сейчас ещё лет сорок, не больше. А тогда и вовсе был зелёным парнишкой. Никто с должным вниманием не относился к его идеям. Тем более, что он… как бы сказать… разбрасывался. То он исследовал малоизученные зелья, составлял новые формулы. То вдруг ушёл с головой в изучение тёмных искусств. Потом, я слышал, много путешествовал, систематизировал знания о других волшебных сообществах. Книгу даже выпустил: «Другие и что мы о них знаем»… Имечко у него было такое дурацкое — выговорить его толком никто не мог. Вот он и взял себе псевдоним: Русско-Английский Барин. Не любил, чтобы использовали аббревиатуру от его фамилии-имени-отчества. Говорил, что РАБ по-русски означает «бесправный слуга». А для него это было непереносимо.

— Он был русским? — спросил Гарри.

— Русским, — подтвердил Грюм.

— Как же он оказался у нас?

— В этом как раз нет ничего удивительного. В России аналогичной школы нет. А этот молодой человек — филантроп… Это, видишь ли, такой сорт людей, которые хотят своими знаниями осчастливить всё человечество. Вот Дамблдор и пригласил Будогорского в Хогвартс в качестве преподавателя защиты… Да-а, Альбус его любил…

Опасаясь, что Грюм вот-вот свернёт на свою любимую дорожку воспоминаний о днях былой славы (Гарри уже давно заметил, что Грозному Глазу доставляет гораздо большее удовольствие вспоминать мёртвых, чем говорить о живых), он решил направить разговор в нужное русло.

— РАБ… Куда он делся?

— Да никуда не делся. Если опять не мотается по свету в поисках приключений, то строчит сейчас очередной труд. Он, как истинный филантроп, от гонорара отказывается — а издательствам, понятное дело, это только на руку — печатают его книжки под разными фамилиями.

— И как его найти?

Глаз Грюма завращался во сто крат быстрее.

— Зачем тебе это?

— Я бы хотел побеседовать с ним о … Сириусе, — не моргнув глазом, соврал Гарри.

— Что-то ты крутишь, парень… Что такого может знать о Сириусе человек, который его и не знал толком? Скорее всего, он его и не вспомнит.

— Ну, вернее, не совсем о Сириусе, а о его лекциях… В конспекте я нашёл места, которые мне непонятны.

Чувствуя, что зарапортовался, Гарри остановился. Но Грюма почему-то устроило такое толкование. Он успокоился и, потирая култышку правой ноги (новый протез никак не хотел приживаться) охотно ответил:

— К Барину нужно выходить на связь только одним способом — телепортацией. Он, как человек без Родины, может быть где угодно… — Грюм глубокомысленно затянулся и добавил. — Что-то нога разнылась. Брось-ка мне плед. Я тут покемарю часок, если не возражаешь.

Гарри ничего не оставалось, как закончить разговор.

— Что такое телепортация — знают даже маглы. Это передача мыслей на расстоянии, — тут же далаГарри отповедь Гермиона, когда он, передав содержание разговора с Грюмом, выразил недоумение, что такое телепортация.

— Разве передачу мыслей называют не легилименцией? — пробормотал Гарри.

Гермиона презрительно на него посмотрела.

— Легилименция — чтение мыслей.

— Что ж тогда окклюменция? — тоже не разбиравшийся в таких тонкостях, спросил Рон.

— А окклюменция — весь процесс, который и состоит из телепортации и легилименции, — с видом превосходства растолковала Гермиона. — Не удивительно, Гарри, что Снегг был недоволен тобой на своих занятиях.

— Только не говори мне о Снегге! — рявкнул Гарри. — Он был бы доволен мной только в одном случае: если б я уже лежал в гробу!

— Ладно, ладно… Но телепортации, по-моему, научиться не так уж и сложно. Есть масса учебников, где всё это описывается… Сейчас вспомню.

Гермиона энергично зашагала из угла в угол, запустив руку в свои буйные кудри.

— Точно! — засмеялась она и убежала.

Рон неуверенно посмотрел на Гарри.

— Как ты думаешь, Чревовещатель мог говорить правду? — с притворным ужасом вымолвил он.

— В отношении твоего прогноза — даже не сомневайся (прибавив вполголоса: «огненноволосый»)! — не слишком обрадовал его Гарри.

Гермиона тем времени успела притащить ворох ученических тетрадок Сириуса и, сдувая с них пыль, сортировала тетради с необычайным проворством.

— Ты что, все их прочитала? — не веря своим глазам, поинтересовался Рон.

— Вот! — не отвечая Рону, провозгласила она. — Читаю вслух: …при телепортации следует произносить текст, предназначенный конкретному лицу, чётко и внятно. Чтобы информацию получил именно тот адресат, к которому вы обращаетесь, необходимо правильно назвать его имя и фамилию в самом начале сеанса. Для телепортации лучше выбирать ясные безоблачные дни и, желательно, дневные часы (дабы у респондента не возникло сомнений насчёт СОН это либо же ЯВЬ). Адресующий должен владеть даром убеждения и быть убедителен. P.S. Стопроцентной уверенности в том, что адресат получит Ваше сообщение, нет. Поэтому рекомендуем пользоваться более надёжными средствами связи: совами или Патронусом.

— Дальше совсем неразборчиво, — Гермиона наклонилась к тетради: — Нюн-чик… так, вроде бы… да (Гарри напрягся): Нюнчик, мне показалось или нет, что твой Патронус напоминает твою же мосластую, грязную задницу?.. Дальше всё залито чернилами… — закончила в растерянности Гермиона. — Ерунда какая-то… Какое это имеет отношение к телепортации?

Гарри злобно рассмеялся.

— К телепортации — никакого. Это имеет отношение к Северусу Снеггу… Значит, мой отец всё-таки стянул с него штаны.

И Гарри пересказал то, что увидел однажды в чаше воспоминаний. То, что Снегг когда-то категорически запретил об этом упоминать, уже значения не имело.

— По-моему, — медленно подбирая слова, проговорила Гермиона, — это было довольно жестоко.

— В самый раз! — Гарри ударил по столу кулаком.

— Но ведь всё происходило чуть ли не перед всей школой! — возмутилась Гермиона.

— Теперь я понимаю. У Снегга были причины ненавидеть твоего отца, — сказал Рон. — Если бы меня… так… Ведь там могла находиться какая-нибудь девочка, которая ему нравилась…

— Я вас умоляю! — глядя из-под очков, иронично протянул Гарри. — Какие девочки могли быть у Снегга?

— Вот так и происходит рождение злых волшебников! — стояла на своём Гермиона.

— О, конечно! Жалейте его! Тебе, Гермиона, надлежит теперь создать новое ГАВНЭ — по защите прав слизеринцев! Будь уверена, первым к тебе запишется огненноволосый Рон!

Гарри с треском отодвинулся от стола и отшвырнул стул.

— Ты становишься злым! Нельзя так, Гарри! — Гермиона умоляюще смотрела на него, взяв за руку Рона, которого удерживала, чтобы тот не бросился на товарища с кулаками.

— Да идите вы!.. Оба!..

Гарри не нашёл ничего лучшего, как выйти, что было сил при этом хлопнув дверью.


Размолвка продолжалась до вечера. Гарри ужинал один. Рон и Гермиона не появлялись. И вдруг:

Гарри Поттер!

К тебе обращается Гермиона Грейнджер. Мы начали телепортировать. Надеюсь, удачно. Поднимись наверх сейчас, если нас слышишь.

Голос был сухим и отчётливым, как на плёнке автоответчика. Но сомнений не было: он принадлежал Гермионе. Забыв недавние распри, он бросил возиться с бифштексом (который теперь миссис Уизли не пе, ежа, ивала — как ей советовала Флер — из-за чего мясо было не разжевать) и отправился на второй этаж.

Гермиона захлопала в ладоши и обняла Гарри.

— Получилось! Рон пробовал первым… Ты догадался?

— Нет, Рона я не слышал, — к разочарованию друга, честно ответил Гарри.

Они тренировались до полуночи и решили: если до завтра у Гарри телепортация не получится, сообщение отправит Гермиона.

— Может, на всякий случай подстраховаться и отправить сову? — предложил Рон.

— Не стоит. Во-первых, долго. Во-вторых, неизвестно, на каком счету у Министерства этот Ростислав Апполинарьевич Будогорский, — без запинки выговорила Гермиона. — И, в-третьих, о совах Грозный Глаз ничего не говорил.

Что было совершенно точно, так это то, что служащие Министерства устраивали досмотр сов, и послания ко всем неблагонадёжным личностям задерживались. Назавтра Гермиона предложила связаться с кем-нибудь из знакомых, чтобы опробовать этот редкий вид связи. Но ни Фред, ни Джордж, ни Джинни Уизли, ни Невил Долгопупс на её зов не откликнулись. Ребята стали перебирать всех знакомых, кому они могли бы отправилить сообщение. Рон в шутку предложил Полумну Лавгуд. Гермиона пожала плечами и проговорила текст:

Мисс Полумне Лавгуд, студентке VI-го курса школы чародейства и волшебства Хогвартс.

С Вами хочет связаться Гермиона Грейнджер. Дайте ответ в течение десяти минут, если Вы меня слышите! Гермиона махнула рукой — и так было очевидно, что дело безнадёжно. Но тут вдруг она вскинула руку, делая беззвучное «тс-с!», и замолчала. Потом с облегчением рассмеялась.

— Ну, что там? Говори! Полумна тебя слышала? — затормошили ребята Гермиону.

— Мисс Лавгуд на Каймановых островах. Ловит с отцом каких-то «краснозобых цесарок», если не ошибаюсь… А слышимость была прекрасная!.. Почему же остальные мне не ответили?

— Видимо, они не владеют телепортацией… либо у них нет дара убеждения… либо чего-то ещё, — предположил Гарри. — Но, думаю, Р.А.Б. не из их числа.

Тут же была составлена депеша. Гермиона на всякий случай выучила её наизусть и отбарабанила громко и чётко:

Мистер Ростилав Апполинарьевич Будогорский

(он же Русско-Английский Барин),

Вам телепортирует Гермиона Грейнджер, подруга Гарри Поттера. Мы хотели бы встретиться с Вами по важному делу. Сообщите место и время. Буквально через секунду Гермиона услышала ответ. Она прижала пальцы к вискам, давая понять, что не хочет ничего упустить.

— Вот дословно, — наконец сказала она. — Мисс Гермиона Грейнджер! Передайте Гарри Поттеру, что жду вас двоих в 7 часов вечера на выходе со станции метро Тауэр Хилл. Я узнаю вас сам.

— Прости, Рон, — извинилась Гермиона, — но про тебя тут ничего нет. Да и мама тебя вряд ли отпустит.

Рон вспыхнул, но спорить не стал.


На выходе к Тауэру было полно народа. Гарри и Гермиона сомневались: как тут разглядишь кого-то в такой давке? Однако вскоре к ним подошёл загорелый мужчина спортивного телосложения. На нём были потёртые джинсы, мускулистый торс плотно облегала чёрная майка. На шее болтался православный крест. Волнистые русые волосы слегка тронула седина. Но в целом бывший профессор Хогвартса выглядел потрясно (куда моложе Люпина и Снегга — хотя те были его учениками). Его серо-голубые глаза скользнули по Гарри и остановились на Гермионе. Он улыбнулся. Пожалуй, даже профессор Локонс (мистер «магическая улыбка») мог потерпеть фиаско рядом с этим белозубым парнем!

— Вы мисс Гермиона Грейнджер? — доброжелательно обратился он к ней и повернулся к Гарри. — А Вы мистер Поттер-младший?

Барин присмотрелся к Гарри внимательней.

— Знакомый облик! Я отлично помню Вашего отца! Вообще, всю закадычную троицу: Поттера, Блэка и Люпина.

— И Петтигрю, — добавил Гарри.

— Петтигрю, Петтигрю… Нет, его не помню, врать не буду, — и Ростислав Апполинарьевич пожал плечами. — Давайте чуть пройдёмся — до летнего кафе — там вы мне всё и расскажете.

— Но у нас нет денег… — предупредила его Гермиона. — Только на проезд.

— Не знаю, может, британские девушки и более эмансипированы… но у нас было принято так: за даму платит мужчина, — ответил ей Будогорский.

Гарри покраснел (у него ведь тоже не был запланирован поход в кафе).

— Я, конечно, имею в виду себя, — поспешил исправить оплошность Р.А.Б. — Кто приглашает, тот и платит.

Будогорский заказал три порции мороженого и три коктейля.

— Содержимое, — он кивнул на коктейль, — можно изменить. Глаза его засветились лукавством.

Гермиона переглянулась с Гарри. И он её понимал: уж как-то не вязался весь внешний вид и манеры поведения этого человека с тем, что говорил о нём Грюм.

— Понимаю ваши сомнения, молодые люди, — доставая солнцезащитные очки, лучезарно улыбнулся Барин. — Я не похож на привычных вам волшебников. По вашим представлениям я должен быть худым, бледным и, желательно, изуродованным. Но я предпочитаю быть таким, каков есть. И не шокировать своим видом окружающих. Из-за этого, видимо, в волшебном мире я персона «нон грата»…

— А это правда, что Вы написали «Другие: что мы о них знаем»? — с великим почтением спросила Гермиона. — Вы, и правда, видели всех этих волшебников? Сам?

«Наверно, Гермионе он тоже напомнил Локонса, если она делает акцент на том, САМ ли он это видел», — подумал Гарри.

— Конечно, — удивился тот. — Это же авторское издание. Было бы нечестно описывать чьи-то заслуги. Кроме того, нет ничего увлекательнее, чем поверять бумаге свои похождения: уже знаешь, что всё кончится благополучно, и в то же время заново погружаешься в пережитое…

— Ну, надо же! Никогда бы не подумала…

— А почему в Вашей книге нет ни слова о «чути белоглазой»? — влез Гарри в светскую беседу между Барином и Гермионой.

Р.А.Б. достал из кармана пачку Mallboro и, спросив разрешения Гермионы, закурил.

— Извините. Сто раз бросал — и столько же начинал… О «чути» я тогда слышал, но мало. Книга-то старая. Сейчас, конечно, если будет переиздание, попрошу включить то, что нарыл… Но перед тем, как всё рассказать вам, хочу попросить и вас быть со мной откровенными.

Он испытующе переводил взгляд с Гермионы на Гарри. Недолго поразмышляв, Гарри протянул Барину медальон с запиской.

— Теперь понятно, — кивнул он и взял медальон. — Я знаю содержание записки. Это я её писал. Выходит, не Волан-де Морт осушил кубок? Кто же?

Он посмотрел на Гарри. В глубине его зрачков Гарри вдруг совершенно отчётливо увидел силуэт Дамблдора и вздрогнул от неожиданности.

— О, нет! — простонал Барин. — Зачем Дамблдору понадобилось выпивать этот напиток? Он не мог не знать его действия!.. Если только… Расскажи, как было, — потребовал он.

Услыхав конец этой печальной истории, Барин задал совершенно ошеломляющий по своей бестактности вопрос:

— Как его хоронили? Сожгли?

Гермиона была готова расплакаться. Гарри тоже было не по себе. А Русско-Английский Барин, постукивая по столику костяшками пальцев, вдруг опять улыбнулся и, ни с того ни с сего, брякнул:

— Блестяще!.. Значит, Вы говорите, в тот злополучный день, в обстановке полной секретности куда именно вы направляетесь, Дамблдор, тем не менее, у всех на виду продефилировал по хогвартскому холлу (на тебе, Гарри, была надета мантия-невидимка — дабы убедить всех, что Директор покидает школу в одиночестве), объявив при этом, что покидает Хогвартс. Потом он выпивает смертоносный напиток — который был изготовлен при его же содействии — и умирает. Finita la comedia: тело его сжигают на костре…. И ко всему этому причастен профессор по защите от тёмных искусств Снегг. Северус Снегг, доложу я вам, ВЕЛИЧИНА в мире волшебных открытий, человек одарённый. В нём есть все задатки настоящего учёного: ум, сила воли, упорство. У него было не слишком счастливое детство, рано потерял родителей… Впрочем, я не слишком много о нём знаю… Как, думаю, и вы.

— Так или иначе, я с ним поквитаюсь! — Гарри вцепился в край стола и, наклоняясь к Будогорскому, вперил в него горящие злобой глаза.

— Расскажите-ка мне вот ещё что, — не обращая внимания на гневный выпад Гарри, как ни в чём ни бывало, сказал Барин. — Что-нибудь необычное происходило между Альбусом Дамблдором и Снеггом в последнее время, вы не замечали?

Гарри будто парализовало. Какая сейчас разница, что там происходило! Прошлого не вернуть!

— Да, вроде, нет… Если не считать того, что как раз накануне наш лесничий подслушал разговор между Директором и Снеггом… случайно, — припомнила Гермиона. — Вроде, они ссорились и даже кричали друг на друга, что, в общем-то, не свойственно ни тому, ни другому. Дамблдор при любых обстоятельствах оставался корректен… А профессор Снегг если злился, не кричал, а шипел, как разбуженная змея…

— Потрясающе! Просто бездна наблюдательности! … И вы ничего не знаете!.. Но, если так хотел Дамблдор, значит, так тому и быть! — Будогорский, казалось, всё воспринимал как очередное захватывающее приключение. — Тебе, Гарри… разреши мне так тебя называть (тот кивнул)… необходимо усвоить следующее…

Он помолчал и сказал твёрдо:

— Если ты хочешь, чтобы я помог тебе отыскать и уничтожить оставшиеся крестражи, вершить самосуд над Северусом Снеггом ты не станешь.

— Кто же мне помешает? — сузив глаза, сердито бросил Гарри.

Только-только у него начала проклёвываться какая-то смутная догадка по поводу того, что тут болтал этот странный русский, но с упоминаем имени Снегга затухла, так и не успев окончательно оформиться.

— Этому должна помешать Справедливость… Есть, видишь ли, такая фея. И она дружит с ангелами-покровителями. Слышал что-нибудь об этом?

Гарри отрицательно покачал головой.

— Вот видишь! — лицо Барина опять озарила его обаятельная улыбка. — А ты ещё собираешься бросить школу! Ведь VII-ой курс — самый захватывающий! Там вы будете проходить не только азбучные истины, но и экспериментальные науки… Пожалуй, и мне стоит чему-нибудь поучить вас. Как Вы считаете, мисс?

Гермиона неуверенно улыбнулась.

— Вы так ничего и не рассказали нам о «чути»… — напомнила она.

— Действительно. Но нет ничего удивительного, что вы о ней вспомнили именно сейчас, когда в Британии пробудился интерес к русской культуре… Что ж, это ещё один повод, чтобы влиться в преподавательский состав Хогвартса. Кроме того, если я буду вашим учителем, значительно упростится процедура встреч и поисков интересующих нас предметов!.. А сейчас простите, у меня ещё масса нужных и важных дел.

С этими словами Ростислав Апполинарьевич легко поднялся, вскинул на плечо рюкзак и, поцеловав руку Гермионе, помахал на прощание Гарри.

— До встречи в Хогвартсе 1-го сентября! — крикнул он ребятам уже после того, как расплатился с официанткой.

Гарри и Гермиона ещё какое-то время поковыряли расплавившееся мороженое, споря: хорош или плох их будущий профессор по защите от тёмных искусств (в том, что он будет преподавать ЭТОТ предмет, они даже не сомневались).

— Если он будет так же учить, как только что говорил — полунамёками — вряд ли мы сможем что-то усвоить… Но выглядит он… — Гермиона запнулась.

— Очень мужественно, да? — подсказал Гарри. — Остаётся только поздравить Рона с новым соперником.

— С каким ещё «новым»? — надула губы Гермиона.

— Ну, как же: сначала Локонс, потом Крам, теперь вот Будогорский…

— Ты лучше взвесь всё, что он тебе сказал! — оборвала его Гермиона. — Забудь о Снегге!!!

Она выразительно посмотрела на Гарри.

— Посмотрим! — буркнул он, добавив про себя: «как бы не так!»

\

Глава 5. В тридевятом царстве.

Большой ворон замер на ветке раскидистого тиса прямо напротив окон первого лица магического мира Великобритании Руфуса Скримджера. Особнячок министра находился в ближайшем пригороде Лондона и настолько сливался с окружающими его домами, что никому и в голову не приходило, кому он может принадлежать. Единственным отличием являлось то, что вместо привычной для англичан лужайки перед домом всю территорию придомового участка занимали деревья различных пород и заросли жгучей крапивы. Ворон наблюдал, не отрывая глаз, за перемещениями «заоконного» Скримджера. Тот явно нервничал: сложив руки за головой, он ходил из угла в угол… потом подбегал к окну и задирал голову. Ворон на всякий случай отодвигался, пряча свой длинный нос в пыльной тисовой листве. Если приглядеться, то вороний нос сильно смахивал на человечий, а именно на профессорский нос Северуса Снегга. Собственно, это он и был. Принять обличье ворона ему подал мысль Дамблдор («Ворон — весьма почитаемая на Руси птица; думаю, для Вас не составит труда обернуться ею»). Превратиться-то он превратился… да только как бы не пришлось теперь остаться вороном до конца дней своих — ведь он не был ни метаморфом, ни анимагом… кажется. Трансфигурация не входила в число его любимых предметов. В ученичестве он делал только то, что задавали. Но, если вспомнить, на творческих заданиях по превращениям Северус на минуту — на две оборачивался вороном… Можно, правда, вселиться в тело птицы — как это делал Волан-де-Морт. Снегг это тоже умел, но в чужом теле всегда чувствовал себя некомфортно. Так что пришлось прибегнуть к Оборотному зелью. В этом также имелся свой минус: обратно в человека из животного не превратиться без посторонней помощи. А кто при его «обилии» друзей поможет ему? Дамблдор пока не набрал нужной силы… Волан-де-Морт разве что… Подумав, что решать проблемы надо по мере их поступления, он прищурился: что там выглядывает Скримджер? От изумления Северус каркнул — в воздухе висел сказочной красоты корабль! Корпус отливал золотом, с раздутых парусов смотрели диковинные птицы. Летучий корабль стал снижаться и завис прямо на уровне спальни министра. Скримджер высунул в окно свою львинообразную голову и, забравшись на подоконник, пробовал спуститься на палубу. Не хватало длины министерских ног. Тогда, не долго думая, Скримджер схватил корабль за борт, чтобы подтянуть его поближе… Откуда ни возьмись, выскочили проворные вёсла и отходили его по рёбрам. Чертыхнувшись, Скримджер пробормотал заклятие и очутился на корабле. «Он же сейчас улетит!» — заметался в страшном волнении Снегг. Ему ничего не оставалось, как взлететь и приземлиться на капитанскую рубку. Вообще птичий полёт — дело отвратительное: тебя швыряет то вверх — то вниз, а перепонки под крыльями жутко ноют. Северус пытался отвлечься от собственных ощущений, но тщетно. В это время Скримджер яростно махал в воздухе волшебной палочкой, смешно расставив толстые ноги. Но корабль и не думал пускаться в путь. Наконец министр додумался подойти к штурвалу и, только он до него дотронулся, Летучий корабль взмыл под облака и понёсся со скоростью ветра. Вот это был полёт! Он напоминал виражи на американских горках. Руфус Скримджер довольно улыбался, подставив солнцу широкоскулую физиономию. Снегг забился внутрь рубки и сидел молча. Солнце уже было в зените и неизвестно, сколько ещё часов лёта. Вроде, беспосадочный перелёт от Лондона до Москвы на магловском транспорте занимал часа два. Наверно, «Летучему голландцу» нужно примерно столько же… или больше — не в российской же столице обретаются русские волшебники (наверняка прячутся по лесам). Корабль поднялся выше. Стало холоднее. Снегг посмотрел на свою волшебную палочку, которую он уменьшил в размерах и прикрепил к ноге. Надо было обладать ловкостью циркача, чтобы ею воспользоваться. Увы, его потуги колдовать таким образом напоминали слабые попытки школяра. Вообще всё это предприятие по слежению за Министром, отбывающим в Россию, обернулось гораздо большими заморочками, чем он думал. Сначала он ломал голову по поводу своих превращений (личность его самого, как опасного преступника, разыскивалась как магами — так и маглами, при содействии Интерпола). Потом дни и ночи шпионил за Скримджером, поскольку дата отправления держалась в строжайшем секрете. Теперь вот не знал, чем это всё закончится… Единственное, что его привлекало в поездке, так это возможность встретиться с Юлией… Опять же: что проку встречаться, когда он пернатый? Разве что понаблюдать за ней, пока та об этом не догадывается… Да, вот ещё незадача: помимо того, что зовут её Юлия Гончарова и живёт она в Санкт — Петербурге, Северус никакой информацией о ней не владел. Правда, на этот случай существовала Путеводная звезда — помощница всех влюблённых. Теоретически он знал её действие, но на практике (как нетрудно догадаться) имеющихся знаний не применял. Корабль вдруг вошёл в пике — его сильно занесло на левый борт. Снегг, притулившийся в рубке на полочке, съехал в самый угол неглубокой ниши. Пытаясь как-то сохранить равновесие, он растопырил крылья и задел какой-то предмет. Тот напоминал компас: стрелка его была направлена разве что не на латинские, а на русские буквы. Что ж, если он недавно смог прочесть «Мишка на севере», может, справится с русскими письменами и на сей раз? Тридевятое царство тридесятое государство — без особого труда прочитал Северус. Чуть ниже: Избушка на курьих ножках. Это их курс? Надо бы посмотреть, что делает Скримджер. Долго ему, бедняге, ещё стоять, вцепившись в руль корабля? Словно в ответ, «Голландец» резко пошёл на снижение. Снегг поспешил вылететь из своего укрытия и кружил теперь над кораблём, озирая окрестности. Они очутились в лесу. С высоты птичьего полёта лесная чаща была похожа на сочно-зелёную губку — кроны деревьев сплелись воедино и казались отрезом буклированной ткани. По мере снижения деревья стали прорисовываться чётче. Вот и вовсе расступились. Корабль сел на поляну, пестревшую луговыми цветами. Тут же с борта корабля перекинулся трап, и по нему с достоинством прошёл Скримджер. Навстречу ему шагнула горбатая старушонка в платке, повязанном наподобие банданы. Она протянула министру каравай на расшитом полотенце и беззубо прошамкала: «Хлеб — соль, касатик!» Скримжер оторвал краюшку хлеба, обмакнул её в солонку, стоявшую поверх каравая, и отправил себе в рот нехитрое кушанье. Старуха удовлетворённо кивнула.

— Пожалуй в хоромы мои небогатые, — певуче проговорила она, указывая на спрятавшийся под еловыми лапами бревенчатый домик. Дом приподнялся навстречу министру и радостно закудахтал. Скримджер от неожиданности поперхнулся. Избушка тем временем топталась на высоких куриных ногах и зайти в неё не представлялось возможным.

— А ну, встань к лесу задом, ко мне передом! — гаркнула Хозяйка.

Избушка на курьих ножках замерла, и бабуля с министром исчезли в её недрах. Северус всё ещё летал над поляной, выбирая себе место дозора. Вдруг земля задрожала, цветы и трава пригнулись, по окрестным деревам побежали ячычки пламени. На опушке леса приземлился трёхглавый дракон. На каждой из голов красовалась золотая корона. Единственное оконце избёнки распахнулось, из него выглянула уже знакомая Снеггу горбоносая старуха.

— Горыныч! Спалишь ты нас когда-нибудь, дурья твоя башка! — раскричалась Баба Яга. — Входи скорей в дом, гости у нас!

— Ну, чего расшумелась-то! — довольно добродушно проворчал Горыныч, влезая на кривых лапах по ступеням крутой лестницы в избу.

Следом за Змеем Горынычем появилась Василиса Премудрая в золочёной карете. Её сопровождали Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович. За ними пришли заросший мхом Леший и зелёная Кикимора Болотная. Последним прилетел на огненной колеснице Кощей Бессмертный. После чего Баба Яга высунулась по пояс из окна и свистнула. Тут же возникли Баюн (большой чёрный кот) и филин по кличке Ухарь.

— Стеречь! — приказала им Хозяйка и, задёрнув куцую занавеску, скрылась в избушке.

И кот, и филин устроились подле окна. А ворон–Северус, недолго думая, нырнул в трубу камина. Прокувырнувшись несколько раз в замысловатом дымоходе, он оказался за дверцей печи.

— … сейчас идти к чути равносильно самоубийству, — донёсся до него густой бас. — Уж на что они всегда к нам с братьями были благосклонны, а и то в последний раз мы едва ноги унесли.

— Как же их умилостивить? — мужской голос явно принадлежал Руфусу Скримджеру.

— Есть средство, — раздался мелодичный голос молодой женщины. — Для этого надобно Вам выслушать всю историю о чути белоглазой от начала до конца. Когда-то на земле русской обитали два племени. Одни — богатыри святорусские исполинского роста. Другие — люди маленькие да удаленькие. Если первые славились своей отвагой и силушкой, то вторые — умом да хитростью. Жили они дружно. Иногда и в брак между собой вступали. И появился тут третий сорт людей: ни то, ни сё. Ни отвагой они не блистали, ни разумением, ни какой другой доблестью. Но всё ж одно ценное качество у них имелось в наличии: уж больно цепкие до жизни были новые людишки… что и помогло им расплодиться и занять всю нашу Землю-матушку. И их прародители (исполины да карлики) решили не мешать им властвовать. Великаны подались в горы Уральские, а коротышки — в леса таёжные. Однако всё же продолжали опекать их по-родительски. Но детушки неразумные возомнили о себе боле, чем они были на самом-то деле. Решилось потомство своим умом жить. И слово-то какое для этого выдумали — природопользование! Леса они вырубали, болота иссушали, горы взрывали, воду поганили, воздух отравляли. Долгое время чуть (что и была тем малым народом) смотрела сквозь пальцы на это безобразие. Но тут, видишь ли, придумали их дщери да сыновья убивать друг друга — да не в честном открытом бою — а при помощи всяких орудий хитроумных. То уж было выше многовекового терпения наших мудрецов.

— Да-с, — заскрипел безжизненный голос. — Заволокло тогда нашу Родину туманами, разверзлась Земля русская, и полетело всё в тартарары. Начались войны кровопролитные…

— Ты говори яснее, старый чёрт, — забубнила старуха. — Может, непонятно гостю заморскому!

— Я понимаю, — важно заметил Скримджер. — Вы говорите о начале XX века: 1-я Мировая война, революции, Гражданская, затем 2-я Мировая… Так?

У Снегга пробудилось уважение к Министру — видимо, тот готовился к встрече серьёзно: интересовался историей страны, в которую отправился с визитом. Не то, что он сам…

— Да, — подхватил писклявый голос. — А ещё наслала чуть на землю русскую упырей, которые морили и тиранили людей более полувека.

— Погоди, Кикимора, — вновь вмешалась Бабка. — Дай-ка лучше я. Было тут и отрадное: увидали тогда старые волшебники, что эта самая цепкость до жизни очень даже не лишняя. Открылось им, что их отроки никчемушные могут проявлять чудеса смелости. Ну, тут чуть белоглазая на попятную пошла — дала вольную человечишкам. Сами же вновь уединились в лесах дремучих. И вот что приключилася: нашли недавно их поселение не то геологи, не то археологи. Стали они меж собой дружбу водить. Обернулось это страшным делом. Чуть помогла служилам клады найти старинные. Да ещё кое-какие секреты выдала… Вскоре после этого пропали у народа нашего древнего деточки. Все до единого. Увели их в свои города, прости господи, эти учёные. Чуть вызволять их стала. Да только не всех уберегли. Девчоночку зарезали на опытах… Погибла девочка.

Старая женщина заплакала.

— Да. Так оно всё и было, — продолжила Василиса Премудрая. — Вот с той поры и решилась чуть на дело гиблое — мстить людям. Тут и ваш тёмный волшебник подоспел, чтобы, значит, вместе нехорошие дела творить.

— Я что-то пока не понял: где же выход? — проблеял Министр.

— А выход вот в чём: нужно послать к чути белоглазой делегацию. Да из тех, кто сумеет внушить им доверие… Должно убедить их, что не все люди подлые.

— Хм… — усомнился Скримджер. — При их суперчувствительности, как же они не разобрались, что за фрукт Сами-Знаете-Кто?

— Они сейчас в отчаянии. А дров наломают — поздно будет, — мудро заметил один из богатырей. — Теперяча нужно доказать чути, что есть целое поколение молодых волшебников, у которых горячее сердце, полное храбрости и любви к Земле-матушке. И радеют они за жизнь на Земле не меньше тех, кто жил в стародавние времена. Есть у вас такие ребята?

— Найдём, — не стал скромничать Скримждер.

— Они должны быть уже не отроками, но ещё и не взрослыми. Чтоб с лица были милые — очень чутушке это будет приятственно. Ну, и конечно, чтоб помыслы у них были чистые, — наставляла министра Баба Яга. — Если эти условия будут выполнены, им ничего не грозит. А ежели нет… сгинут навсегда!

— Я бы хотел, чтобы и ваши подростки тоже участвовали, — сказал Министр.

— За нашими не заржавеет! — рыкнул Горыныч.

— Тихо! Тихо! — разволновалась Баба Яга. — Дело делать быстрее надо. У нас лето короткое. Того и гляди осень наступит — грязь будет непролазная. А зима придёт — снега навалит.

— Что ж, мы постараемся уладить этот вопрос в ближайшее время. Сентябрь — крайний срок, — согласился Скримджер.

— Вот и ладушки! — обрадовалась Баба Яга. — А сейчас дорогому гостю баньку истопим. Да и за стол сядем.

Северус подумал, что теперь ничего интересного он уже не услышит, и выпорхнул на улицу.

У дымохода сидели Филин и Кот.

— А вот и наш бриллиантовый, — промурлыкал котяра, затачивая о дранку крыши острые когти. — Шпи-ён! Хватай его, Филя!

Ухарь вылупил незрячие днём глаза, глядя мимо него. Кот взвился в прыжке, норовя выцарапать глаза Снеггу. Тот резко снялся с места, и Баюн только цапнул его за ногу.

— Тревога! Тревога! — заметался Кот по крыше, а Филин наугад бросился за ним.

Северус пролетел несколько метров и понял, что так ему не скрыться. Если не удастся сейчас трансгрессировать, то вскоре он станет добычей огнедышащего дракона, ходячего скелета и всех прочих «красавцев», познакомиться с которыми поближе у него не возникало ни малейшего желания. Северус ощутил обжигающее дыхание у себя за спиной и… в следующее мгновение уже сидел на гранитной набережной широкой реки. Лучи высоко стоящего солнца преломлялись в струях фонтана, вздымающегося прямо из речной воды. Об этом месте рассказывала ему Юлия. И называлось оно Стрелка Васильевского острова. «Стрелка» — объясняла Юля — от того, что в этом месте насыпной остров искусственно выдвинут. Сделано это для того, чтобы отчётливей обозначить огни на Ростральных колоннах, которые служили когда-то маяками для проходящих мимо судов. Именно эту картинку он видел на рекламном буклете в туристическом бюро, куда его как-то раз занесло по поручению Дамблдора. Ни для кого не секрет, что Директор — страстный почитатель классической музыки. Он постоянно мотался на концерты известных музыкантов, в какой части света они бы не проходили. После того, как Дамблдор разоружил крестраж Волан-де-Морта, заключённый в фамильном перстне Слизерина, Директор чувствовал себя плохо — настолько, что одно время не мог даже трансгрессировать. Тогда-то Альбус и послал Снегга приобрести для него билеты на самолёт, следующий в Москву (вот почему Северус знал, сколько времени занимает полёт в стольный град русичей), где гастролировал Ростислав Растропович. Северус, неважно ориентирующийся в магловском мире после стольких лет добровольного затворничества в Хогвартсе, заплутал: вместо касс аэрофлота, он забрёл в турбюро. Ласковые до приторности агенты туристической фирмы пытались навязать ему многодневную путёвку по городам и весям России, демонстрируя красочные иллюстрации сказочного пребывания за рубежом. Северус еле от них отвязался. Этот инцидент он хорошо запомнил — хоть и не стал рассказывать о нём Дамблдору. Снегг огляделся. Видимо, здание, стоящее чуть наискось по ту сторону реки, и есть один из самых больших музеев мира — Эрмитаж… И тут же понял, что и прогулки по петербургским набережным, и посещение Эрмитажа придётся отложить до лучших времён. Как и свидание с Юлией. В «Тридевятом царстве» его вычислили и нужно уносить ноги. Следующий пункт трансгрессии — Кале, откуда он морем доберётся до предместий Лондона.


Волан-де-Морт всегда сам призывал своих служителей: назначал встречу или устраивал аудиенцию. Нарушение этой традиции могло вызвать неудовольствие Тёмного Лорда. Однако в данной ситуации Северус решил сразу, не мешкая, отправиться с докладом. Сидя на теплоходе «Новая Англия» (который шёл через пролив Па-де-Кале к Британским островам) у Северуса сложился план. Пожалуй, стоит рассказать де Морту о предстоящем визите целой группы волшебников в Россию. Так или иначе, он всё равно об этом узнает — тот же «Пророк» осветит сей факт на своих страницах. Не следует, однако, упоминать, что делегированы будут юные маги и — главное! — к кому… Существовала, конечно, опасность, что Лорд заподозрит об истинной цели экспедиции. Северус вовсе не собирался упоминать о чути. Лучше описать «Летучего голландца» и волшебников, которых ему довелось увидеть Северус (один из немногих) знал, где находится место пребывания Тёмного Лорда. Этот «родовой замок» представлял собой старинную крепость с осыпающимися стенами, провалившимися потолками и полуразрушенными галереями. Между старыми камнями земляных полов пробивалась чахлая трава. Так, во всяком случае, он выглядел глазами маглов. И когда-то был излюбленным местом встреч местных мальчишек для игр в «войнушку». Но после того как несколько детей таинственным образом исчезли (тела их так и не были найдены), крепостные руины обходили стороной. Волан-де-Морт говорил, что замок некогда принадлежал Салазару Слизерину. Но это выглядело сомнительно: Салазар жил тысячу лет назад, а крепость явно была выстроена в эпоху Средневековья. Но указывать на это, естественно, никто Тёмному Лорду не смел. Если подумать, подобных преувеличений у Волан-де- Морта — пруд пруди. Все они из той же серии, что он никогда «не совершал, не совершает и не совершит никаких ошибок». Также как и уверенность в том, что его подданные просто боготворят Его милость (вспомнить хотя бы, что говорила по этому поводу Нарцисса Малфой). В огромных помещениях замка пригодных для жилья комнат было всего несколько, но оборудованы они были с большим вкусом и комфортом. Во всех прочих залах обитала нечисть, пугающая случайных прохожих и состоявшая в неком союзничестве с нынешним владельцем замка. Снегг влетел во внутренний двор крепости и, сделав пару кругов, приземлился в одной из менее повреждённых бойниц. Он громко каркнул, чтобы привлечь к себе внимание. Тут же из одного из узорчатых окон высунулась голова с жёлтым пушком волос. Это был Петтигрю. Северус подлетел к нему и, не преминув оросить его птичьим помётом, влетел внутрь. Усевшись на резную спинку высокого стула, Снегг безмятежно стал чистить перья.

— С каких это пор мои подчинённые шлют мне сообщения с воронами? — раздался ленивый голос. — Что, совы перевелись в королевстве? Возьми… что там у него, Хвост!

Петтигрю протянул было руку к Северусу, тот, изловчившись, клюнул его побольнее.

— Пр-рочь! — каркнул он. — Я пр-рибыл с пор-ручением к Хозяину!

Затем он обратился к Волан-де-Морту:

— Добр-рый веч-черр, милоррд!

Тот смотрел на него минуту-другую, пока, наконец, не заговорил:

— Северус? Что за маскарад?

— Действие обор-ротного зелья, судар-рь!

— Ах, это, — Тёмный Лорд взмахнул волшебной палочкой.

Перед ним склонился в поклоне очеловеченный Северус Снегг.

— Хвост, выйди, — отдал распоряжение слуге Волан-де-Морт.

После того, как Петтигрю удалился, Лорд небрежно бросил Северусу:

— Вы не были слишком прилежны в трансфигурации, сдаётся мне.

— Отчего же, сэр?

— Оттого, что, по-видимому, не знали о том, что являетесь мезоморфом, — ответил ему Тёмный Лорд, помешивая в камине горящие уголья. — Будь Ваше обличье результатом оборотного зелья, процесс обратного превращения занял бы не один день… Порой мы сами не знаем, на что способны, верно?

Волан-де-Морт пристально смотрел на Снегга. Уголки его рта подрагивали в усмешке.

— Присядем, — предложил он. — У Вас есть для меня новости?

Северус был рад, что Т. Лорд ушёл от скользкой темы, и рассказал то, что собирался рассказать.

— Что ж, сработано чётко. Никакой самодеятельности… Как было в прошлый раз с этим Вашим непреложным обетом. Из-за него я даже не смог наказать мальчишку.

Волан-де-Морт скрипнул зубами.

— По Вашей милости я оказался без посредника между мной и Хогвартсом. А мне он необходим! — он переплёл длинные пальцы и захрустел ими.

Северус хранил молчание.

— Что Вы думаете о России? — внезапно спросил его Волан-де-Морт.

— Я, к сожалению, мало о ней знаю, — развёл руками Северус.

— Вот-вот! Мы слишком невежественны. И в то же время абсолютно самоуверенны! — зрачки его красных глаз встали поперёк. — Знаете ли, Вы, например, то, что в России маги не стесняются использовать магловские новоизобретения?

Волан-де-Морт опустил руку в карман и метнул светящийся неоновым светом шар прямиком в дверь. Послышался визг и поспешно удаляющийся топот.

— Немного физики — и вот вам вполне эффективное средство от шпионов, — удовлетворённо произнёс он. — Как Вы успевали по физике?

Этот вопрос поставил Северуса в тупик.

— Боюсь, сэр, что…

— Понятно, — перебил его Волан-де-Морт. — В связи с этим я хотел бы пуститься в одно предприятие… Россия — коль скоро мы о ней заговорили — страна больших возможностей. И в то же время ни одна цивилизованная страна так попустительски не относится к своим потомкам. Нет ни одного государства, где существовало бы такое количество отказных младенцев… А Вы знаете, что такое сиротство?.. Думаю, что большинство из этих брошенных детей с радостью приняли бы моё покровительство — все они бредят заграницей.

Северуса осенило.

— Вы хотите создать свою школу? — высказал он вслух своё соображение.

— Именно! Пусть это будет не школа волшебников, а плацдарм, где куются характеры воинов и научных кадров! Я обеспечу их всем необходимым, а они взамен отдадут мне свои жизни!

— Но почему Россия? — спросил Снегг.

— А почему бы и нет?.. К тому же, не люблю цветных, — брезгливо поморщился Волан-де-Морт. — К тому же россияне обладают такими неоценимыми качествами как верность и способность к самопожертвованию… Много ли Вы найдёте наших общих друзей, обладающих столь ценными качествами?

И, не дав возможности ответить, продолжил:

— Это будет Ваше задание: отсорбация и доставка новичков из России сюда.

— К Вам? — ужаснулся Северус.

— Пожалуй, нет… — Тёмный Лорд задумался. — Велика честь… Мы что-нибудь подберём для этого.

Волан-де-Морт поднялся и протянул свою длиннопалую руку для поцелуя. Такова была церемония прощания.

После чего Снегг трансгрессировал в Паучий тупик.


«Какой длинный день! — думал Северус, забираясь в постель. Многочисленные события кружились перед его глазами, подхватывая его и погружая в атмосферу сна. Вы всё сделали правильно. И, как верно заметил Волан-де-Морт, обнаружили весьма ценное умение — перевоплощаться по желанию в ворона. Удобная вещь, не правда ли? — поправляя очки, лукаво осведомился Дамблдор. — Значит, теперь Тёмного Лорда интересует школа… Пожалуй, мысль не так уж и плоха… Как бы Вы отнеслись к тому, чтобы возглавить подобную Школу? Я уверен, что Юлия Вам поможет. Кстати, Вам следует повидаться с ней. Приготовление Любовного эликсира может занять не один месяц… В связи с этим (и не только с этим), мне бы хотелось рассказать Вам об этой удивительной женщине. Во-первых, Вам нужно обуздать свою гордыню и принять всё так, как оно есть: Юля не волшебница. Правда, как Вы, наверно, знаете, в России нет школ, где обучали бы магии. Не сомневаюсь, она была бы великолепной ученицей. У Юлии весьма редкий дар: она способна совершенно бессознательно внушать любовь всем от мала до велика — от таракана до самого отъявленного женоненавистника. Кроме того, у неё необыкновенно развита интуиция. А в сфере окклюменции она и сейчас могла бы дать фору любому из нас. Что ещё?.. У Юлии руки настоящей целительницы. И нет, полагаю, нужды говорить, что она обладает отважным сердцем и невероятной лёгкостью характера. То есть, Вы счастливчик, Северус… Я знаю, что… это Вас порадовало бы… Но пусть об этом Вам скажет она сама. Всё. Сеанс был окончен. Северус проснулся, испытывая одновременно восторг иразочарование. Значит, она не волшебница. Магла, попросту говоря. И их дети тоже могут оказаться… Какие дети! Этот вопрос вообще не обсуждается! Что будет, когда узнают, что ОН, декан Слизерина (правда, бывший) женился на магле?! „Почему об этом кто-нибудь должен узнать? — шептал ему внутренний голос. — ОНА обладает столь многими достоинствами, что этого никто и не заметит. Кроме того, Юля из России. А там, как известно, волшебные палочки не в чести“. Северус вспомнил её искреннюю улыбку, непосредственные манеры, заразительный смех… И понял, что никогда не откажется от неё по доброй воле. „Дар влюблять в себя“, — с волнением повторил он. — Пожалуй, жить с подобным созданием будет нелегко. Да! Но как этот жук Дамблдор всё вызнал? Как вообще, всё что происходит там, сям, ему становится известно ранее, чем становится очевидным?» Ответ на вопрос Северуса не был на самом деле большим секретом. Просто Дамлдор был пока ещё в мире теней. А связь параллельного с нами мира происходит повсеместно. Порой мы настолько слепы, что не замечаем чудес, происходящих у себя под носом ежечасно, ежеминутно, если хотите. Северус закрыл глаза и снова заснул. Сны его были наполнены разными образами одной и той же женщины. Она то приближалась к нему, раскрывая объятья, то удалялась, грозя пальцем. А он был маленьким, как гном… и таким же безобразным.

Глава 6. Перемены в Хогвартсе.

Первого сентября Гарри вновь (уже в седьмой раз!) сидел в Большом зале Хогвартской школы и наблюдал церемонию распределения первокурсников. В этом году их было немного: по четыре — пять человек на каждый факультет. Да и ряды учащихся прежних лет заметно оскудели. Его гриффиндорский курс, пожалуй, единственный в полном составе… Хотя нет, не хватало Парвати Патил. И Рона это нисколько не огорчало (если вспомнить, как они расстались в прошлом году). Новая песня распределяющей шляпы была на редкость оптимистична — так, во всяком случае, показалось, Гарри. А вот преподаватели выглядели уныло. Первый учебный день всегда почитался праздником в Хогвартсе. А его распорядителем, разумеется, был Директор. Теперь, когда Дамблдора больше не стало, ход торжественного ужина был подчинён традиции прошлых лет. Но и только. Не хватало директорского юмора, сердечности и такта… Так пусто было за столом учительским столом без него! Гарри с тоской посмотрел на то место, которое обычно занимал профессор Снегг. Ничего не попишешь: в схватках с учителем зельеварения тоже была своя прелесть. Теперь нет ни того, ни другого… Вернее, ДРУГОЙ (т.е. Снегг) есть. И по каким-то непонятным причинам Будогорский запретил искать встреч с ним. Вот он (Р.А.Б.) был здесь. В алой с золотом мантии Русско-Английский Барин более походил на волшебника, чем при первой с ним встрече. И именно на доброго волшебника — такого, каким их рисуют в книгах сказок: обезоруживающая улыбка, мягкий понимающий взгляд и длинные волнистые волосы. Когда профессор МакГонагалл, представив его как профессора Белгородского (далее она запнулась и не озвучила его имя-отчество), сообщила, что он будет преподавать в этом году защиту от тёмных искусств, все недоверчиво замолкли. Одного такого «педагога» они уже видели — небезызвестного профессора Локонса. Девочки-старшекурсницы, правда, были менее критичны. Гарри украдкой посмотрел на Джинни Уизли — та откровенно разглядывала Барина (и на лице её читалось одобрение). Были также представлены два новых декана. Для слизеринцев (и в этом не было ничего удивительного) — Гораций Слизнорт… А вот для гриффиндорцев… всё тот же Будогорский. И хоть все понимали, что совмещать директорскую должность с классным руководством непостижимо, зал неодобрительно завыл. МакГонагалл посмотрела на Барина, ища у него поддержки.

— Дорогие друзья мои! — он встал, обращаясь к ученикам. — Мне радостно сознавать, что вы обладаете столь завидным постоянством. Уверяю вас, что это — лишь временная мера. Рано или поздно всё вернётся на круги своя. Но я всё же выражаю надежду, что мы подружимся. И к концу года вы — по-крайней мере, некоторые из вас — даже смогут запомнить моё имя… Речь держал Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

Он положил руку на сердце и поклонился. По залу прошёл смешок — некоторые поняли, ЧТО он имел в виду, напоминая свою фамилию, имя, отчество — ведь МакГонагалл не смогла их произнести правильно. Далее директор сказала пару слов о квиддиче. Команды могут тренироваться и играть между собой. Но это будет, скорее, на факультативно-любительском уровне, так как по-настоящему сильного состава в этом году — увы! — набрать не удастся.

— Это мы ещё посмотрим! — проворчал Рон.

— В отношении посещения Хогсмита, — тем временем вещала МакГонагалл. — В виду особых обстоятельств, все учащиеся с третьего по пятый курс — разумеется, у кого есть разрешение — будут ходить в Хогсмит в сопровождении своего декана. Учащиеся шестых — седьмых курсов могут посещать деревню самостоятельно, но группой не менее пяти — шести человек.

После шёл целый список ограничений:

— выходить за пределы школы в тёмное время суток НЕЛЬЗЯ;

— ходить по школе после отбоя НЕЛЬЗЯ;

— приносить и использовать любые («Любые!» — грозно нахмурив брови, повторила МакГонагалл) новые волшебные вещи НЕЛЬЗЯ.

— В этом году наш режим будет не мягче, чем в школе для малолетних преступников — где я должен был бы учиться по мнению дядюшки Вернона. Так что его мечта отчасти сбудется, — шепнул Гарри Рону.

МакГонагалл посмотрела строго на Гарри.

— И ещё: в нашей школе есть учащиеся, которые держат за правило подвергать свою жизнь опасности, не считаясь при этом с жизнями других. Я искренне надеюсь, что в нынешнем году эти любители приключений повзрослели и поугомонились.

С этими словами МакГонагалл сошла со своей трибуны и, захлопнув что-то вроде партитуры (видимо, там у неё был план своего обращения), уселась на место. После такого внушения те крохи хорошего настроения, которые теплились в душе Гарри, сошли на нет. Выждав какое-то время, он выскользнул из-за стола и побрёл в Гриффиндорскую гостиную.

— Гарри, подожди! — окликнул его бархатный мужской голос. — Зайди, пожалуйста, в класс по защите от тёмных искусств. Я хотел бы с тобой поговорить.

Гарри посмотрел в спину удаляющегося Будогорского и поплёлся за ним. «Надо же, прямо бежит! Ему и в голову не приходит, что, может, я вовсе и не хочу с ним сейчас никуда идти! Может быть, у меня болит голова… или живот…» С этими мыслями Гарри всё же дошёл до класса. Помещение снова поменяло свой облик. Как в комнате Рона (где всё пространство от пола до потолка занимали плакаты с игроками любимых команд), так и в кабинете Барина на тебя смотрели со стен живые фотографии. На них — волшебники разных стран, совершенно фантастические пейзажи и невиданные посёлки. Гарри проходил по ожившей фотогалерее, с любопытством рассматривая движущиеся предметы и фигурки.

— Это Вы? — спросил он у Будогорского, показывая на обнажённого по пояс молодого человека: невероятно изодранные джинсы подвёрнуты по колено, на голове лихо заломленная бейсболка. Он стоял на вершине горы и, счастливо прищурившись, улыбался.

— Да. Это я в Тибете, — пояснил он. — Мы будем обращаться к некоторым из этих фото на уроках… Сейчас я бы хотел услышать от тебя кое-какую информацию. А потом рассказать, что знаю сам.

— Может, наоборот: сначала Вы, а потом я?

Не зная почему, но Гарри испытывал какое-то недоброе чувство к Барину. Пожалуй, тот его раздражал. Он и сам бы не смог ответить ПОЧЕМУ, но факт оставался фактом.

— Что ж, можно и наоборот, — легко согласился тот. — Недавно мне стало известны результаты пребывания в России нашего многоуважаемого Министра магии Руфуса Скримджера. Скоро он явится в Хогвартс, чтобы набрать команду старшекурсников для повторного дружеского визита. Кого бы ты хотел видеть в качестве своих спутников?

— Сколько нас должно быть?

— Я полагаю, шестеро. Столько же будет со стороны русских.

— Что это значит?

— Это значит, что на вас налагается определённая миссия. Вполне возможно, что вам предстоит встретиться с теми волшебниками, о которых ты меня спрашивал.

— С чутью белоглазой?

— Верно.

— Это должны быть студенты от разных факультетов?

— Совсем необязательно. Главное, чтобы это были проверенные товарищи.

— Тогда, конечно, Гермиона, Рон, Джинни Уизли, Невилл Долгопупс и-и… Полумна Лавгуд — когтевранка.

— Что ж, хорошо… Скажи, Гарри, ты ведь неспроста спросил меня о чути?

— Да, — коротко ответил Гарри, не желая более распространяться на эту тему.

— Подойди сюда. Смотри, — Барин показал на фотокарточку. — Что-нибудь замечаешь?

— Ну-у, — неуверенно протянул Гарри. — Она не такая, как другие.

— Точно. Это компьютерная графика. А кто на ней, знаешь?

Гарри отрицательно помотал головой.

— Это и есть четверо основателей Хогвартса: Салазар Слизерин, Кандида Когтевран, Хельга Пуффендуй и Годрик Гриффиндор. Все они были людьми самоотверженными. И вложили свой капитал в Школу. Слизерин более других любил предметы роскоши. Поэтому от него осталось много реликвий. Но его потомки обращались с ними довольно беспечно. И до наших дней дошли лишь перстень…

— Он был у Дамблдора…

— Я знаю, — живо откликнулся Будогорский. — Так вот… перстень и небезызвестный тебе медальон. Эти крестражи уничтожены и про них можно забыть. Пуффендуй — большая лакомка и отчасти неженка. Она тоже любила окружать себя красивыми вещами. Но вдобавок обладала чрезвычайно доверчивым и добрым сердцем. Несть числа предметам, которые она передарила. Поэтому проследить путь этих сокровищ, боюсь, нам не под силу. Единственное, что мы знаем наверняка, — чаша. Она есть. И мне известно наверняка, что Лорд Волан-де-Морт, заключая договор о взаимосотрудничестве с чутью, брал её с собой. Когтевран. Ты, наверно, уже знаешь, что эта волшебница вела аскетический образ жизни. Кроме того, Кандида считала излишним заниматься самоукрашательством — она ведь была карлицей. От неё осталась только брошь в форме орла. Несомненно, она попала в руки Волан-де-Морта. И, наконец, Годрик Гриффиндор. Чародей — воин. Известно, что у него была полная воинская амуниция. Но в стенах Хогвартса от Годрика остался только меч и, конечно же, распределяющая шляпа. Но шляпа, как ты понимаешь, большого интереса для Темного Лорда не представляла — уж больно она замызганная. А вот доспехи… Вполне вероятно, что это и есть недостающий пазл в нашей картинке.

— А про остальные крестражи Вы знаете? — в замешательстве спросил Гарри.

— «Остальные» — это знаменитая змея Нагайна — о которой мы догадывались и ранее — с ней, я думаю, придётся повозиться. И дневник Тома Реддла, который уже уничтожен тобою на втором курсе. Вот и всё, Гарри.

— И «ВСЁ»?! — Гарри был возмущён до предела.

Значит, то, что ему предстоит вслед за этим убить Волан-де-Морта, уже никого не волнует! Поттер — «избранный», у него пусть и голова болит, как это сделать! Да у него не хватило даже быстроты реакции отследить, какие заклятия бросали Волан-де-Морт и Дамлдор в их кратковременной схватке, не то, чтобы вовремя вспомнить их и применить на деле самому.

— Гарри, — Будогорский приобнял его за плечи. — Ты не один. Ты даже не отдаёшь себе отчёта, какие силы формируются вокруг тебя! Ну же, не кисни!

Он встряхнул Гарри.

— Выше нос, приятель! — и ласково потрепал его за нос.

У Гарри сложилось чувство, что Барин не осознаёт, что семикурсник уже не ребёнок.


Рон и Гермиона раздали расписание. На следующий день первыми двумя уроками была поставлена Защита. Они подошли к классу. В коридоре толпились студенты с параллельных потоков. Весь VII-ой курс объединили для совместных занятий. Их ярых антагонистов — Малфоя, Крэбба и Гойла — в этом году не было. Не об этом ли мечтал Гарри с друзьями все шесть лет учёбы? Но мечты, видимо, не должны сбываться — иначе сладость от предвкушения победы исчезает, оставляя позади себя лишь горькую пустоту.

Дверь класса была открыта на 90°, как бы приглашая войти, но заходить никто не решался. Снегг таких вольностей не допускал.

— Что же вы не проходите? — удивился подошедший Будогорский.

Гарри искоса наблюдал за одноклассниками: какое впечатление произведёт на них новый интерьер? Он-то вчера его уже видел. И «своим» рассказал.

— Ух, ты!

— Ого!

— Ничего себе!

Возгласы неслись отовсюду. Ребята не спешили рассаживаться. А Барин не призывал к порядку. В конце концов, все сели. Будогорский сегодня был в повседневной чёрной мантии. Под ней — джинсы и футболка. Скрестив руки на груди, он ждал, пока класс успокоится.

— Я ознакомился с вашим учебным планом, — заговорил он. — И теперь знаю, что на третьем и четвёртом курсах вы занимались практикой, а в прошлом году систематизировали теоретический материал и освоили азы невербальных заклятий.

Любопытно, что года, когда у них преподавали Квиррел, Локонс и Амбридж, он вовсе не упомянул — видимо, считая ихпустым времяпрепровождением.

— В этом году я намерен значительно расширить ваш понятийный словарь, — продолжал он, — а также остановиться на некоторых заклятиях подробнее: рассмотреть их во всех аспектах. Кроме того, профессор МакГонагалл разрешила организовать факультатив, где желающие смогут ознакомиться с действием некоторых экспериментальных заклятий и контрзаклятий. Помимо этого, на факультативных занятиях мы будем знакомиться с магией других народов. Но это, так сказать, в проекте. А пока вернёмся к уроку. Скажите, какие заклятия вы считаете наиболее эффективными?

— Разумеется, «Авада Кедавра», — презрительно фыркнула слизеринка Пэнси Паркинсон.

— Мисс, Вы не поняли. Мы находимся не на уроке тёмной магии, а всего лишь на защите от неё. Поэтому не говорим о запрещённых заклятиях.

— Но почему, сэр! За зло нужно платить той же монетой! — возмутился когтевранец Стив Редгрейв.

— Это не по-христиански, — мягко возразил Будогорский.

— Отчего же, — подала голос Гермиона. — «Око за око, зуб за зуб…»

Барин пресёк теологическую дискуссию.

— Боюсь, у нас нет времени для богословского спора. Вынесем, если хотите, этот вопрос на внеурочные часы. А сейчас давайте высказываться по делу.

— Экспелиармус! — выкрикнул с места Гарри.

— Хорошо.

— Защитные чары! — поддержал Рон.

— Пока достаточно. Выходите теперь и сразитесь друг с другом, используя два этих заклинания.

— Это будет что-то вроде дуэли, — заблестела глазами Паркинсон.

— Пожалуй, — согласился Будогорский, описав круг рукой — классная комната тут же приобрела сферическое очертание и раздвинулась чуть ли не вдвое.

Рон и Гарри отошли друг от друга и встали наизготовку.

— Начинай, — сказал Гарри другу, выставляя вперёд палочку.

— Экспелиармус! — выкрикнул Рон.

— Протего! — Гарри тут же отбил луч, вылетевший из палочки Рона.

— Отлично, — одобрил профессор. — По десять баллов каждому. Продолжим.

И пошло…

Инкарцеро! — Диффиндо! Это проделали Невилл с Симусом.

Окаменей! — Оживи! : Энди с Дином.

Импедимента! — Петрификус Тоталус! : Гермиона и опять Гарри.

Далее пробовали отбиваться, не произнося заклятие вслух. Потом Будогорский установил мишень и предложил её: а) взорвать; б) заморозить; в) вернуть в исходное положение. Урок прошёл быстро. По его окончании Барин сделал тот же взмах рукой — и аудитория приобрела первоначальный вид.

— Вы это делаете без волшебной палочки? — спросила Гермиона.

— Как видите, мисс, — подтвердил он. — Русские практически не используют палочку. Это считается у них дурным тоном.

— А Вы нас этому научите? — защебетали девочки, окружившие Барина.

«Вот, что мне не нравится в нём, — сообразил Гарри. — Он бабник. Позёр! Выпендривается тут своими мускулами…» Барин провожал Гарри извиняющимся взглядом. Казалось, что всё, что он высказал про себя, каким-то непостижимым образом стало известно Будогорскому. Гарри поспешил укрыться за дверью. «Надо быть с ним поосторожней. Похоже, что для этой чёртовой легилименции ему особо и зрительный контакт не нужен, как Снеггу… Почему я всегда возвращаюсь к воспоминаниям о Снегге? Наверно, он тоже думает обо мне — говорят, есть такая примета… Хотя какая к чёрту примета! Есть вполне научное обоснование: обратная связь называется. Неужели ОН получил задание от своего Хозяина убить меня? Тогда почему не сделал этого, когда у него была такая возможность? Мало того, не дал на растерзание Пожирателям? Барин говорил, что Снегг тоже рано потерял родителей, был несчастлив в детстве…» На ум пришли слова Гермионы: «Вот так и рождаются злые волшебники». Гарри вспомнил о плачущем мальчике из снегговых воспоминаний… После чего встряхнулся и запретил себе думать на эту тему (как это частенько делал в последнее время). За завтраком Гарри ковырялся в яичнице с беконом, вполуха слушая переругивания Рона и Гермионы.

— Ну, а ты чего молчишь? — набросились они на него.

— О чём речь-то? — не поднимая глаз, вздохнул Гарри.

— Ты же не знаешь, за каким чёртом сюда Скримджер пожаловал? Вон он, глаз с тебя не сводит!

— Возможно, — уклончиво ответил Гарри.

Вчера он завалился спать, так и не дождавшись Рона с Гермионой (как он подозревал, с романтического свидания).

— Смотри, к нам идёт МакГонагалл! — шепнул Рон.

— Поттер, Вас просит подойти Министр, — сказала она.

Рон ревнивым взглядом проводил Гарри.

Руфус Скримджер положил Гарри руку на плечо — так они и вышли на улицу.

— Не нравится мне Гарри в последнее время, — поделился Рон с подругой.

— Он очень изменился, — согласилась Гермиона.

— Гарри, — заговорил наконец Скримджер, — хоть ты и отказал мне в просьбе уже два раза, я вынужден вновь к тебе обратиться.

Гарри поднял на него глаза и сглотнул.

— Смотря, что Вы предложите, — твёрдо ответил он.

Взгляд Министра посуровел.

— Я собираюсь предложить тебе побывать в России.

— Это что, экскурсионный тур?

— И да, и нет. Разумеется, эта поездка будет весьма увлекательна. Но и весьма опасна. Не стану от тебя этого скрывать. Русские волшебники требуют, чтобы группа учащихся прибыла без сопровождающих-взрослых. И ещё они настаивают, чтобы во время вашего пребывания в России волшебных палочек у вас не было.

— Но мы в таком случае рискуем оказаться в положении заложников! — воскликнул Гарри.

— Это дружеский визит, — напомнил Скримджер. — Русские не хотят войны, которая непременно развяжется, если с вами что-нибудь случится. В качестве послабления их верховная колдунья согласна, чтобы вы взяли палочки, но перед встречей с остальными волшебниками отдали их на хранение доверенному лицу.

— И кто это доверенное лицо? — ухмыльнулся Гарри, вспомнив «милые» лица русских волшебников на страницах гермионовского учебника.

— Доверенным лицом будет выступать ваш новый учитель по защите от тёмных искусств… никак не могу запомнить его имени… Как он тебе, кстати?

— Девочки от него в восторге, — язвительно сказал Гарри.

— Русские тоже в восторге… При упоминании о нём каждый раз кричат: Слава! Слава!.. Но они вообще, как я заметил, более экспансивны, нежели мы, европейцы. К этому надо привыкнуть.

Скримджер говорил с Гарри чуть ли не на дружеской ноге. Это и удивляло, и настораживало.

— Но вернёмся к нашему делу. Сможешь найти ещё пятерых надёжных ребят: трёх девочек и двух мальчиков?

— Нет проблем, — утвердительно кивнул Гарри.

— Вот и ладненько. Я тогда возвращаться в Хогвартс не буду… Где-то тут должен меня поджидать Перси Уизли, мой личный шофёр. Он почему-то не захотел зайти позавтракать в школу, — пояснил Скримджер. — Так что не буду заставлять его ждать.

С этими словами министр пошёл по направлению к хогвартским воротам. А Гарри вернулся в школу. Урок зельеварения уже начался. Он опять-таки собрал учащихся со всего курса. От котлов поднимались ядовитые клубы пара, в которых Гарри едва разглядел Рона и Гермиону. Протискиваясь к ним, он заметил, как Гермиона толкнула Рона локтём, и тот тотчас захлопнул рот.

— А мы тут как раз обсуждали, что на сей раз предложит тебе Скримджер, — с самым невинным видом заявила Гермиона.

— Ничего нового, — буркнул Гарри.

У него было неприятное ощущение, что друзья обсуждали что-то совсем иное.

К их столу подходил Слизнорт.

— Гарри! — дружелюбно запел он. — Мы разбились на тройки — так что не огорчайся, что пропустил мои объяснения. Мисс Грейнджер тебе расскажет, какие ингредиенты входят в болтушку для молчунов.

«„Болтушка для молчунов“ — о ней походя упоминал Снегг в кабинете Амбридж… Как же это было давно! Ещё был жив Сириус и Дамблдор… Опять Снегг! Сегодня пойду в Визжащую хижину, — решил он. — Если уж Барину так важно, чтобы с головы Снегга не упал ни единый его сальный волос, то помешать посмотреть, по-крайней мере, что он замышляет, мне никто не помешает!» Шварк! Гермиона грохнула перед ним разделочную доску, на которой копошились живые мокрицы.

— Режь! — приказала она. — У меня они все расползаются.

Недолго думая, Гарри наложил на насекомых парализующие чары и стал их мелко крошить.

— Это обязательно: резать их живьём? — поморщился Рон.

— Обязательно! — отрезала Гермиона. — Так сказано в учебнике. Я, кстати, не уверена, что их можно обездвиживать.

Она указала на перепончатые тельца мокриц, замерших в самых нелепых позах. Гермиона, как всегда, оказалась права. Зелье тут же загустело и стало налипать на стенки котла. В конце урока премиальные баллы ушли к слизеринцам.

— Что, работать в паре с Принцем было результативнее? — съязвила она.

Гарри обожгла волна неприязни. Он схватил сумку и бросился к выходу.

— Стой! Гарри! Я ведь пошутила!

Гарри обернулся. На секунду он почувствовал себя просто капризным идиотом — так беспомощно глядела ему вслед Гермиона сквозь пелену всё ещё поднимавшегося от котлов пара. «Будто привидение, — мелькнуло у него. — Привидение былой дружбы».

— Ты идёшь? — ткнул его в спину Блез Забини.

Часы до обеда были отданы под самоподготовку. Чтобы не встречаться со своими, Гарри не пошёл в башню Гриффиндора. Сначала он бесцельно слонялся по этажу, где помещалась школьная больничка — пока не наткнулся на Миссис Норрис. Вслед на ней ковылял, припадая на одну ногу, Аргус Филч. Гарри слышал, что на беднягу–сквиба упал шкаф в Выручай-комнате — тот самый, через который в конце прошлого учебного года проникли в школу Пожиратели смерти. С тех пор школьный завхоз волочил ногу, та никак не хотела заживать.

— Почему не на уроке? — сдвинув кустистые брови, подступил к нему Филч.

— По кочану, — огрызнулся Гарри и дал дёру.

Он мчался на седьмой этаж к Выручай-комнате. Три раза он прошёл мимо глухой стены, бормоча: «Мне нужно забрать „Расширенный курс зельеварения“. Мне нужно забрать…» Перед ним возникла дверь. С замиранием сердца он вошёл в комнату, где проходили встречи с участниками ОД. Тут он впервые поцеловал Чжоу. В прошлом году мисс Чанг закончила школу. Чем теперь она занимается?« — он не знал. Собственно, его это не очень-то и интересовало. Гарри прошёлся по комнате и, преодолев состояние волнения, которое всегда физически выражалось в мурашках, щекочущих внутреннюю часть бедра, подошёл к стеллажам буфета. Присев на корточки, Гарри раздвинул многочисленные буклеты, пергаменты и монографии. А вот и скелет пятипалого животного. За ним должен быть учебник Принца-полукровки. Точно, вот его прошлогодний учебник! Пролистнув его для верности, Гарри убедился, что это именно он: в убористом почерке, испещрившим поля и пробелы, без труда можно узнать руку Снегга. Сунув книжку в сумку, Гарри, озираясь, вышел. До обеда ещё оставалось время. Чем бы себя занять? Он спустился на первый этаж и стал петлять по коридорам, разглядывая живописные полотна на стенах. Натюрморт с фруктами! За ним должна быть потайная дверь! Поддавшись внезапному порыву, он толкнул картину и оказался на школьной кухне. Десятки домашних эльфов буквально порхали над плитой, изобретая кушанья, которые пришлись бы по вкусу прихотливому студенчеству.

— Что угодно Хозяину? — угодливо склонился к нему один из самых уродливых домовиков. Его рыльце было опущено вниз, чтобы Гарри не видел зло поблёскивающих глазёнок. — Неужели Вы будете так добры, что отпустите меня обратно к моей Хозяйке?

— Об этом не может быть и речи, — довольно жёстко поставил его на место Гарри. — Я твой Хозяин. „Хозяйка“ — если ты имеешь в виду миссис Блэк — давно почила в бозе. А теперь немалыми стараниями она ещё вынуждена хранить обет молчания. Мы наконец-то разгребли всё то дерьмо, которое ты копил долгие годы — так что и не мечтай о возвращении. Будешь работать здесь, пока я не решу, что ты искупил вину перед Сириусом… Поди найди мне Добби или Винки.

— Не могу, Хозяин, — вновь низко поклонился ему Кикимер.

— Что это ещё за „не могу“?

— Не могу, потому что их тут нет вовсе. Они ведь поженились. Винки ждёт приплода. Вот Дамблдор их и отпустил, — Кикимер был, казалось, удовлетворён, что не может исполнить волю своего хозяина.

— Ты знаешь, где они?

Гарри эта новость страшно удивила. В конце прошлого учебного года не было никаких признаков, что Винки „ждёт приплода“. Да и Добби, наверно, сообщил бы ему о предстоящей свадьбе.

— Не могу знать! — с видом вышколенного слуги (вновь не без удовольствия) сообщил Кикимер.

— Ну, так узнай! — повысил на него голос Гарри. — Иначе какой от тебя вообще толк?!

Он резко развернулся и оставил зло шамкающего Домового, не преминув заметить, что ни пирожков, никаких других вкусностей эльфы в этот раз ему не предложили. Время тянулось бесконечно медленно. „Пожалуй, я ещё успею сгонять в Визжащую хижину“, — подумал Гарри и… столкнулся в дверях с Полумной Лавгуд. Стопка газет и журналов в её руках разлетелась по полу.

— Полумна, привет! Рад тебя видеть!

Гарри правда рад был повидать человека, перед которым не надо отчитываться за каждый свой поступок.

— Почему? — Полумна подняла на него глаза с поволокой.

Этот вопрос поставил его в тупик.

— Ты что, рассорился со своими друзьями? — напрямик спросила она.

— Нет, — он совсем забыл о её способности указывать на нелицеприятные истины. — Просто они иногда… ну… они…

— Лезут не в своё дело? — подсказала она.

„Это чёрт знает что! Все угадывают мои мысли, словно они пропечатаны у меня на лбу!“ — Гарри сразу замкнулся.

— Пока. Увидимся, — сухо попрощался он и вышел на улицу.

Гарри смерил глазами Гремучую иву. Та шевелила своими живыми ветвями, будто танцуя под одну только ей слышимую мелодию. Он подобрал с земли сухую ветку и ткнул в заветный сучок. Дерево замерло. Гарри прополз под её ветвями и нырнул в дупло между вспучившимися корнями. Поворот — тут голову пониже. Просвет — и он оказался в запущенной комнате с поломанной мебелью. Гарри устремился к столу. Но тот был пуст…

— Здравствуй, Гарри. Мы, кажется, ещё не виделись сегодня? — раздался негромкий голос.

Он резко обернулся. На диване сидел профессор по защите Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

— Вы? Вы что, следите за мной? — Гарри был взбешён.

— Отчасти, — уклончиво ответил тот.

— Зачем Вы здесь?

— Чтобы повидать тебя, — просто ответил Будогорский.

— Других мест нет? — Гарри говорил так, как с Роном — без тени уважения к учительскому чину.

— Мне показалось подходящим ЭТО место, — тепло улыбнувшись, спокойно произнёс Барин.

— Откуда Вы о нём знаете?

— Гарри… — укоризненно покачал головой профессор. — Я всё-таки работал в Хогвартсе, когда здесь учился Римус Люпин… Директор доверял мне.

— Он много кому доверял, — ощетинился Гарри, намекая на Снегга.

— Ты опять за своё? — уже менее миролюбиво осведомился Будогорский.

— Мне надоело, что Вы читаете мои мысли, будто я — это открытая книга! — закричал Гарри.

— Что делать, — развёл он руками, — если так оно и есть.

— Это… это… — задохнулся Гарри, — противоречит…

Он не мог подобрать подходящих слов.

— Ну, мой мальчик, и чему же это противоречит? — не без иронии спросил Барин.

Гарри враждебно молчал. А потом понял, чем он может уязвить Будогорского.

— Вы вор! Вы украли тарелку! — выпалил он.

— Бог с тобой, Гарри! — рассмеялся Барин. — Клянусь тебе, я не такой уж великий чревоугодник, чтобы воровать тарелки с едой!

— Не с едой! — топнул Гарри. — А с золотым яблоком! Попросишь его — и оно показывает любого человека, чем тот в данную минуту занят.

— Значит, тарелочка с голубой каёмочкой, — повторил Будогорский уже звучавшую в устах Гермионы фразу. Он задумался. — Нет, Гарри. Не я её ставил и не мне её забирать. А в отношении желания подсматривать… в этом есть что-то нечистоплотное — вроде чтения чужих писем…

— Я просто желал знать…

— Каждый охотник желает знать, где сидит фазан…

„Это что ещё за белиберда?“

— В отношении желаний вот что я тебе скажу: подчас наши желания могут быть весьма опасны… И как часто желаемое мы принимает за действительное! — впрочем, как и действительное за желаемое!.. Да и знаем ли мы в действительности то, что на САМОМ деле желаем?

У Гарри голова пошла кругом.

— Говорите нормально! Я ровным счётом ничего не понял из того, что Вы сказали!

— Как не понимаешь и того, что с тобой происходит…

— Ничего особенного со мной не происходит…

— Давай тогда проанализируем ситуацию: ты покинул дом, где тебя воспитали… Послушай, Гарри, не перебивай меня! — поднял руку Барин. — Ты расстался со своей девушкой. У друзей ты не находишь понимания. На площади Гриммо тебя преследуют воспоминания о твоём крёстном. А здесь… другие призраки: в первую очередь, конечно, Альбуса Дамблдора. И прочих, не будем называть их имён. Ты растерян. Тебе кажется, что ты в полном одиночестве… Так ведь?

У Гарри не было сил противоречить. Так оно и было — он словно потерял почву под ногами. Казалось, надо учиться жить заново.

Будогорский привлёк его, упирающегося, к себе.

— Будь ты девочкой, я бы посоветовал тебе поплакать, — профессор ободряюще похлопал его по плечу. — Знаешь, говорят, настоящий друг отличается умением СОпереживать и умением СОрадоваться. При чём второе значительно сложнее. Я бы хотел сделать первый шаг к нашей с тобой дружбе. Садись.

Он усадил его на диван рядом с собой.

— Думаю, обед мы уже пропустили.

Барин хлопнул в ладоши, и на стол легла скатерть. На ней были нарисованы разные яства. Стоило Будогорскому произнести несколько слов на чужом Гарри языке, как кушанья материализовались. Профессор взял из чугунка в центре стола дымящуюся картофелину. Перебрасывая её из руки в руку, он подмигнул Гарри.

— Слышал что-нибудь о скатерти-самобранке?

— Читал, — неохотно ответил Гарри.

— Ну, тогда угощайся. Очень рекомендую тебе перепелов на вертеле или во-он того молочного поросёнка, — он привстал и потянул на себя окорок, стряхивая с него кудрявую петрушку.

Еда показалась Гарри СКАЗОЧНО вкусной. Он попробовал и соления, и копчения, и варения — словом, всё, что посоветовал ему Барин. Правда, гордость русской кухни (заливное из стерляди и квашеная капуста с клюквой) не понравились ему. Зато обычный студень и хрустящие солёные грузди были выше всяких похвал. Когда они пили чай, который им наливал с прибаутками весёлый пузатый самовар, Будогорский посерьёзнел и, положив на блюдце недоеденный блин с белужьей икрой, дал понять таким образом, что хочет что-то сказать Гарри.

— Может, ты замечал, Гарри, — заговорил он, — что в начале становления дружбы кто-то один вынужден снимать барьеры, которые мы инстинктивно расставляем, защищая свои скелеты в шкафу? Барьеры снимаются искренностью и откровенностью, ибо какая дружба без взаимодоверия?.. Ну, это так, лирическое отступление… Я хочу тебя спросить: ты никогда не задумывался, почему именно семнадцатилетний рубеж ознаменован как совершеннолетие?.. Пожалуй, я отвечу на этот вопрос сам: в этом возрасте мы уже имеем определённый багаж знаний и накопили тот или иной жизненный опыт. И мы вольны распоряжаться этими знаниями. Нам открываются двери в мир, который подчас встречает нас враждебно. Мы получаем диплом, дающий нам право сделать выбор дальнейшего пути. Увы! Иногда нам кажется, что если ошибусь, перепишу всё наново, да и дело с концом! Ан нет, в жизни так не бывает. Стоит принять неправильное решение, и оно может стать необратимым. Вспомни молодого Барти Крауча или Северуса Снегга — они стали Пожирателями смерти на последнем курсе Хогвартса. Так что не ты один испытываешь муки этого возраста. Хорошо, если рядом есть человек, способный поддержать тебя и направить. А если нет, тогда кричи КАРАУЛ! Русские говорят: „Ум хорошо, а два лучше“. Жить, конечно, надо своим умом, но принимать серьёзные решения, не посоветовавшись, — это история уже совсем другого порядка. Могу сказать тебе, что и я когда-то, обуреваемый тщеславием, сделал роковую ошибку, в результате которой погиб человек… два человека. И был я, к своему стыду, на пару лет старше тебя… Поэтому и спешу предостеречь тебя от подобных глупостей.

Гарри примолк. Его потрясло, что учитель признаётся в подобном: „по моей вине погибло два человека…“

— А если не с кем посоветоваться?

— Тебе-то? Не скромничай! Во-первых, у тебя есть проверенные друзья, которые, по-моему, тебя ещё ни разу не подводили. За что же ты их обижаешь своими недомолвками и дутыми на пустом месте секретами? Во-вторых, у тебя есть девушка, которая тебя любит — и не говори мне, что вы расстались „для её же блага“! Представь, если случится непоправимое, а вы будете в разлуке? И, наконец, у тебя есть я, — Будогорский улыбнулся. — Считай меня своего рода преемником Альбуса. Ведь с ним ты начал расследовать дело о крестражах, а со мной, надеюсь, закончишь. Сегодня после уроков заходи ко мне со всеми, кого утвердил Министр для поездки в Россию. А теперь пойдём-ка, Гарри, мы уже опаздываем — сейчас ведь мой урок.

Ростислав Апполинарьевич махнул рукой — и скатерть-самобранка сложилась.

Глава 7. Санкт — Петербург.

Северус увидел группу хогвартских школьников, которые были в сопровождении приятного мужчины с лучистыми серыми глазами. Их взгляды пересеклись. Снегг равнодушно отвернулся — вернее, сделал вид, что отвернулся. Исподволь он наблюдал, как молодые волшебники Хогвартса протягивали на контроле паспорта и билеты. „Значит, это и есть ‚симпатичные молодые люди с чистыми помыслами и отважными сердцами‘: Гермиона Грейнджер, Рональд Уизли с сестрой, Долгопупс (о, господи!), Лавгуд (эта-то что здесь делает?) и, конечно, Поттер“. Гарри Поттер выглядел интеллигентным юношей, улыбчивым и воспитанным. Все они летели одним рейсом. Северус не опасался, что его узнают. Оборотное зелье вновь до неузнаваемости изменило его внешность. Документы у него, тем не менее, были в полном порядке. Дело в том, что он их попросту украл. Украл у зазевавшегося магла в русском посольстве. И в придачу выклевал у него клок волос. Поступок, прямо скажем, неблаговидный. Но изготавливать фальшивые документы ему показалось опасным. Почему? Он и сам не знал. Но вступать в спор со своей интуицией не рискнул. А так ему достался паспорт на имя Иванова Сергея Ивановича 1960-го года рождения. И Дамблдор сказал, что сочетание фамилии-имени-отчества очень удачное — фамилия Иванов у русских очень распространённая. У Сергея Ивановича Иванова было добродушное круглое лицо, объёмистая лысина и слегка отвислый животик. В целом он производил впечатление добряка с не очень высоким показателем IQ. Это тоже расценивалось как положительный момент (если учесть, что он должен произвести хорошее впечатление на массу канцелярских работников). Тёмный Лорд решил вопрос с размещением ребятишек для своей будущей школы очень просто: он распорядился, чтобы Нарцисса Малфой в 24 часа освободила своё родовое поместье. Северус присутствовал при этом разговоре.

— Зачем Вам такой большой дом, милая? — вкрадчиво осведомился Волан-де-Морт у матери Драко. — Уж не надеетесь ли Вы, что я позволю в скором времени вернуться в Англию Вашему сыну? Знайте, он жив только потому, что мистер Снегг проявил неслыханное благородство! Кстати, Северус, Вы ведь остались без прислуги? Хвост Вас раздражал — и, надо признать, он это умеет, эльфа у Вас нет… Может, Нарцисса Вам подойдёт? А? Что скажете?

Северус не спешил с ответом. Он пакостно улыбался, глядя на дрожащую от унижения Цисси.

— Я подумаю, сэр.

— А пока Вы думаете, миссис Малфой может пожить в доме сестры. Кстати, Беллатриса ещё не собрала свои пожитки? Я же велел ей отправляться стеречь племянника! Пусть поторопится!.. Эти ужасные Малфои — равно как и Лестрейнджи — доставляют мне одни неприятности в последнее время, — пожаловался Волан-де-Морт Северусу.

„Тёмный Лорд явно зарвался, — продолжал размышлять Снегг. — Так, глядишь, он и вовсе останется без единомышленников“. Впрочем, ему это было только на руку. Сам он с недавних пор был в фаворе у Лорда. Именно с его, северусовой, подачи Беллатрису должны удалить с глаз. Стоило Северусу раз-другой намекнуть, что сестра Нарциссы сомневается в некоторых людях тёмного двора, и что именно она вынудила его дать Непреложный обет, её участь была решена. Беллатрисе надлежало покинуть брега туманного Альбиона с тем, чтобы опекать Драко в Соединённых Штатах Америки.

— Мы, оказывается, соседи, — дружелюбно обратился к нему единственный взрослый волшебник из хогвартской команды и протянул руку. — Будем знакомы. Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

Северус посмотрел на него внимательней: вот почему его лицо показалось ему знакомым! На последнем курсе Хогвартса тот преподавал у них защиту от тёмных искусств. Будогорский мало изменился. В двадцать лет он был этаким „качком“ в среде волшебников и проповедником здорового образа жизни. „Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья!“ — вспомнил Северус лозунг молодого профессора. Летом Будогорский жарился на солнце, зимой купался в проруби и круглогодично бегал трусцой. По мнению Снегга, выглядело это по-идиотски.

 — Иванов. Сергей Иваныч, — придав себе глуповатый вид, растянул губы в улыбке Снегг. — Вы по каким делам в Россию?

— Думаю, Вы догадываетесь, — шепнул ему на ухо Будогорский.

Северус подумал, что, наверно, ослышался.

— Что, простите? — спросил он, моргая белёсыми ресницами.

— Думаю, Вы догадываетесь, — более внятно повторил Будогорский.

— О! Боюсь, Вы ошиблись! Не за того приняли! Так бывает! — замахал пухлыми ручонками Иванов — Снегг, приклеив к губам дурацкую улыбочку.

— Бросьте! Я слишком близко от Вас стоял в очереди на контроле, Северус, — так же, шёпотом, сказал Ростислав Апполинарьевич. — Отчего бы Вам не признаться, что Вы это Вы?

— Да. В этом я готов признаться: я — это я, — хмыкнул в ответ Снегг.

— Взгляните: ребята в совершенном восторге. Они первый раз совершают полёт авиалайнером. Им не до нас, если Вы ЭТОГО боитесь, — продолжал Будогорский.

— Я не боюсь. Я просто Вас не понимаю, — холодно сказал Северус, косясь на пассажиров в соседних креслах.

Будогорский махнул рукой — тут же соседка справа пролила кофе на юбку и понеслась в туалет замывать пятно, сосед слева склонил голову на плечо и мгновенно уснул.

— Отчего Вы отвергаете союзничество? — настаивал Барин.

— Какого рода? — осторожно спросил Снегг.

— Пока Дамблдор подобен призраку, а для всех остальных Вы преступник, Вам необходим свой человек, — был ответ Будогорского.

 — И Вы тот самый человек? — вопросительно посмотрел на него Северус.

— Тот самый. Можете на меня положиться, — с готовностью отозвался хогвартский профессор.

Снегг знȧком попросил подойти стюардессу.

— Пожалуйста, будьте так любезны, посмотрите, нет ли свободного места в бизнесклассе. Я доплачу, — попросил он.

— Пройдите за мной, — сказала бортпроводница. — Бизнескласс почти пуст.

— По-крайней мере,дайте мне знать, когда потребуется помощь! — крикнул ему вслед Барин.

Северус ничего не ответил и не обернулся.

При таможенном досмотре он вновь встретил делегацию от Хогвартса. Будогорский пытался поймать взгляд Снегга — Северус старательно прятал глаза. Эта встреча взволновала его. Конечно, союзник был нужен. И Будогорский ему, в общем-то, симпатичен. Но Северус слишком хорошо знал его историю, чтобы поддаться самообольщению. Молоденькая беременная жена Ростислава была убита Пожирателями. Будогорский что-то раскопал, что было не по нутру Тёмному Лорду. Сначала ему пригрозили — тот оставил угрозу без внимания. Тогда-то всё и случилось… Произошло несчастье незадолго до падения Волан-де-Морта. Зная подоплёку этого дела, трудно поверить в отсутствие западни со стороны Будогорского — как пить дать, он осведомлён о прошлом Снегга. И, как следствие, причастности (пусть косвенной!) к смерти его жены. Северус вышел из здания аэропорта и поймал такси. Из окна машины он видел, как Будогорского окружили его ученики. „Его любят, — глядя на лица подростков, с грустью подумал Северус. — Не то, что меня. Если у Юлии, как говорил Дамблдор, ‚дар внушать любовь‘, то у меня, наверно, обратный дар — внушать НЕлюбовь“.

— Куда едем, Командир? — спросил его таксист.

— Не могли бы Вы показать мне город? — неожиданно для себя попросил Снегг.

— Нет проблем. Часа за три осмотрим все достопримечательности, — трогаясь с места, заверил его водитель.

— Я бы не стал так торопиться. Сколько стоит Ваш рабочий день?

— Тыщу баксов, — хитро сощурившись, солгал шофёр.

— Идёт, — не стал с ним торговаться Северус.

Выехав на шоссе, они с ветерком понеслись по асфальтированной трассе с односторонним движением. Через тополиную аллею была встречная полоса. Северус отметил разнообразие моделей автомобилей — большинство немецкого производства. Когда-то, ещё в доме родителей, он собирал вырезки из старых журналов и знал отличительные признаки той или иной модели. Надо сказать, что с тех пор автомобилестроение шагнуло далеко вперёд.

— Домой или в гости? — прервал его наблюдения водила.

Северус посмотрел на него в зеркальце — взгляды их встретились. Они оба усмехнулись.

— В гости, — ответил Снегг.

— В Питере никогда не был?

— Был. Проездом.

— Ты тогда говори, где понравится — будем тормозить.

— При въезде в город остановишь.

— Это правильно. Там у нас мемориал Героическим защитникам Ленинграда. Установлен в одну из годовщин победы над фашистской Германией. А сейчас налево посмотри. Здесь Пулковская обсерватория. Целый учёный городок.

Будучи неуверенным в том, что такое „обсерватория“, Северус не стал переспрашивать.

— Подъезжаем, — проинформировал его водитель такси.

Ещё издали он заметил гранитную стелу, на которой значились цифры 1941 — 1945. Таксист припарковал машину и обернулся к элитному пассажиру.

— Мне с тобой пойти? — спросил он.

— Да. Если Вас не затруднит.

— Не затруднит, — заверил его тот.

Спустившись в подземный переход, водитель купил в цветочном киоске пару гвоздик.

— Я оплачу, — предложил ему Северус.

— Не надо, — строго посмотрел на него шофёр. — Для тебя это так, забава. А у меня, почитай, в годы Великой Отечественной все родичи сгинули.

Они оказались в зале под открытым небом. По форме зал напоминал кольцо. В центре, на постаменте, размещалась скульптура матери, держащей на руках погибшего сына. Памятник был завален цветами. Мимо них прошли совсем ещё желторотые школьники с испуганными мордашками.

— Тут есть небольшой музей. Зайдём?

Северус утвердительно кивнул.

Экспозиция была посвящена Блокаде Ленинграда. В музее звучала скорбная музыка. На одной из стен демонстрировалась кинохроника военных лет. Плёнка шипела, изображение было с пробелами. Снегг присмотрелся: закутанная в платки, по снегу шла женщина. Она тянула за собой санки, на которых лежал ребёнок лет двух. Он был мёртв. Следующий кадр — очередь за хлебом. Длина её казалась неизмеримой. Лица людей, получавших по куску чёрного хлеба, почерневшие, безразличные. Картинка фильма снова переменилась. Северус увидел большеголовых скелетообразных дистрофиков со вспученными животами. Руки — веточки, ноги — палочки, рёбра можно пересчитать — все они на приёме у врача. После очередной чёрно-белой паузы взгляду открывался ров, заваленный истощёнными до крайности мертвецами. Надо рвом стояли гитлеровцы в щёгольской военной форме и начищенных до блеска сапогах. Они глумливо улыбались, глядя, как некоторые из жертв в этом месиве тел ещё подают признаки жизни. Северус вышел на воздух. „И к этой чудовищной бойне причастна чуть! Маглы об этом и не догадываются!“ Он ощутил рядом присутствие другого человека. Это был русский таксист. Молча они дошли до машины.

— Сергей Иванович, — протянул руку таксист.

Северус не помнил, чтобы называл ему своё новое имя. Он с недоумением смотрел в лицо уже немолодого человека, изборождённое глубокими морщинами. Тот пояснил:

— Меня зовут Сергей Иванович… Целый день с тобой бултыхаться будем — так что познакомиться не помешает.

— Меня тоже зовут Сергей Иваныч, — буркнул Северус.

— О! Тёзки, значит! — хохотнул словоохотливый водитель. — Ну, теперь слушай… я тут гидом повыступаю малехо. Мы выезжаем на Московский проспект — одну из крупнейших магистралей города. Слева и справа здания Московского универмага. Это станция метро „Московская“. Там, за фонтаном, Московский райсовет. Перед ним памятник Ленину. Далее — Московский Парк Победы. Если хочешь, выйдем, погуляем, — он посмотрел на Северуса в зеркало (тот покачал головой). — Да там и смотреть-то особенно нечего… аллею Славы, разве что. Вдоль неё установлены бюсты героев Отечественной войны. Меня там в пионеры принимали — это что-то вроде ваших бойскаутов… Я ведь коренной ленинградец — сейчас говорят „петербуржец“. Вся моя жизнь — в городе на Неве.

— Нева — наша главная река. Недлинная, но полноводная, — тут же пояснил водила. — Сейчас, когда дамбу сделали, наводнения хоть и случаются, но уже не такой разрушительной силы — как, скажем, году этак в 1824-м. Это наводнение ещё Пушкин описал в „Медном всаднике“. Ну, мы его сегодня ещё увидим.

— Кого? — спросил Снегг. — Пушкина?

Водитель расхохотался.

— Ты что, приятель! Пушкин давно умер. Его застрелил Дантес. На дуэли. Из-за Гончаровой.

— Из-за кого? — сглотнул Северус.

— Ну, из-за жены своей. Дантес — французский посланник — положил глаз на жену Пушкина, Наталью Гончарову. Александр Сергеевич, знамо дело, такого стерпеть не мог. Кровь его негритянская забурлила — и давай стреляться. Только сам под пулю-то и попал.

— Так этот ваш Пушкин негр был, что ли? — совсем запутался Северус.

— Пушкин — великий русский поэт, — назидательно произнёс Сергей Иванович.

— Вы же сами сказали „негритянская кровь забурлила“…

— Я что-то не пойму, по-русски ты здорово балакаешь, а ничегошеньки из нашей истории не знаешь, — сердито прервал его новый знакомец. — Александр Сергеевич был не то чтобы негр… Дед его, Ганнибал, тот, действительно, африканец по происхождению. Его царь Пётр Великий ещё арапчонком к себе на службу взял. Воспитал. Дал чин дворянский. Вот от Ганнибала-то и пошло потомство с горячей кровью… На Мойке, если тебе интересно, это всё подробно рассказывают.

Зачем и где в процессе мойки рассказывают о русском прославленном поэте, для Северуса опять-таки осталось загадкой, но уточнять он не стал.

— Сейчас мы проезжаем мимо крупного промышленного предприятия „Электросила“. Там у меня батя сорок лет оттрубил. Теперь и не знаю, чем они там занимаются… Утюги, наверно, делают, — недовольно проворчал Сергей Иваныч.

Чем плохи утюги, тоже оставалось неясностью (так же, как и почему для выпуска утюгов выстроен столь гигантский завод).

— Вот уже и Обводный канал. Раньше это был самый край Петербурга. Канал этот — что-то вроде сточной канавы. Все отходы сливаются в него. Он даже зимой не замерзает. Чуть левее — Балтийский и Варшавский вокзалы. Нет нужды туда ехать — один из самых муторных районов. Мы лучше в центр рванём. Там тебе поинтересней будет. Вот уже и Техноложка — большой технический вуз… А теперь я покурю. Устал.

Сергей Иванович откинулся на сиденье и задымил. Северус с любопытством оглядывал архитектуру города. Дома были большей частью серые. Улочки узкие. Юлия рассказывала, что где-то около года жила на Севере (он не выяснял, почему) и больше всего скучала не по друзьям и родственникам, а по Петербургу. Похоже, шофёр тоже искренне привязан к родному городу. И что в нём такого, в этом сдержанном, суровом городе? — нет ответа…

 — Мы тут свернём с Московского. Поедем по набережной Фонтанки. На ней раньше (впрочем, как и сейчас) любили селиться всякие вельможи. Так что много красивых домов увидишь. Смотри: это Большой Драматический Театр. Сокращённо БДТ. Там играли великие мастера сцены: Лебедев, Лавров, Стрежельчик… А это площадь Ломоносова. Про Михаила Васильевича Ломоносова слышал когда-нибудь? Нет? Чему вас только в школах учат! — Сергей Иванович пришёл в раздражение. — У нас вашего Эйнштейна каждый двоечник знает!

„Русский двоечник, может, и знает… А я вот, признаться, с трудом припоминаю, кто это“, — чуть было не ляпнул вслух Снегг. А одержимый русской историей Сергей Иванович уже вещал:

— Михайло Ломоносов — сын простого рыбака. Прошёл пешим ходом за торговым обозом от Архангельска до самой Москвы — столь велико было в нём желание учиться! Был уже молодым человеком — рослым таким детиной! — а сидел за партой с сопляками. Все над ним посмеивались. Да только смеётся тот, кто смеётся последним! Вскорости отправили Михайло Васильича в Германию. А вернувшись в Россию, он много открытий сделал — в самых разных областях: в физике, в химии. Картины складывал из мозаики! Стихи писал! Стал Президентом наук! Основал Московский Университет! Так-то!.. О! Чуть поворот из-за тебя не прозевал. Мы сейчас проедем через Аничков мост, а там по Невскому чуток. И выйдем у Инженерного замка. Я вот уже в туалет захотел, — непринуждённо сообщил он Снеггу.

То, что Невский — центральная улица Санкт — Петербурга, Северус знал. Но они ехали по нему совсем недолго. Такси свернуло на одну из окрестных улочек и остановилось у кирпично-розового монументального здания. На замок, однако, по понятиям британца, оно похоже не было. Скорее, на дворец — несмотря на мрачную историю, которую без промедлений поведал Сергей Иваныч (в замке был убит один из русских царей). В сопровождении таксиста Северус дошёл до Летнего сада — бывшей резиденции основателя города, Петра I. Потом они пересекли Марсово поле, задержавшись у Вечного огня (памяти павшим во время одной из русских революций), и оказались у необычайной красоты русской православной церкви.

— Тут был убит другой русский самодержец — Александр II. Поэтому храм носит название „Спас на крови“ и расположен в необычном для православной церкви месте — практически на воде, — с удовольствием рассказывал Сергей Иванович.

„Русские, похоже, склонны увековечивать всё, что так или иначе связано со смертью“, — отметил Снегг. Возле храма Воскресения Христова (его второе, менее известное название) толпились иностранцы — Северус услыхал английскую речь. На предложение примкнуть к экскурсионной группе он ответил отказом.

Некоторое время они постояли на набережной канала и полюбовались открывающейся перспективой: на фоне фонтана раскрывали свои объятия анфилады Казанского собора. Что-то он уже слышал об этом месте…

— А где тут Педагогический университет? — спросил он.

— Да рядом с Казанским.

— Там учится моя девушка, — зачем-то поделился Северус.

— Ну-ну, — как-то странно хмыкнул шофёр… И сказал, что нужно возвращаться к машине.

Продолжили они свой экскурс, забравшись на крышу Исаакиевского собора. Северус уже жалел, что поддался лёгкому на подъём Сергею Ивановичу. Обещанный вид был НИЖЕ всяких похвал: крыши, крыши, крыши… уходящие за горизонт. Когда спустились с верхотуры собора, Сергей Иваныч поволок его к Медному всаднику. Оказалось, „Медный всадник“ — это памятник их легендарному царю-Петру. Он (Пётр) восседал на лошади, взвившейся на дыбы. Скульптура помещалась на огромном валуне, у которого шумно праздновалась свадьба.

— Встретить брачующихся — хорошая примета, — ввёл его в курс дела Сергей Иванович. — У нас такой обычай: молодожёны едут после ЗАГСа сюда. Пьют шампанское, фотографируются… Ты чегой-то без фотика?

— Успею ещё. Нафотографируюсь.

— Ну, дело, как говорится, хозяйское. Сейчас я тебя на Дворцовую отвезу. Если хочешь, так погуляй. А хочешь — в музей сходи. А я чего покушать соображу.

Северус почувствовал угрызения совести. Совсем он замордовал старика (хотя ещё вопрос: кто кого).

— Нет, — воспротивился он. — Обед за мой счёт. Да и в Эрмитаж я один не пойду — боюсь заблудиться.

— В центре жратва дорогая, — честно предупредил его Сергей Иванович.

— Ничего. Как-нибудь справлюсь, — ответил Снегг, похлопав себя по карману — Тёмный Лорд снабдил его щедрыми командировочными.

Обедали в одном из прибрежных кафе. Северус положился в выборе блюд на „Иваныча“ и понял, что дал маху. Стояла та самая пора, которую именуют на Руси бабьим летом. И жирный шашлык — не самое удачное, что мог бы сейчас переварить его бунтующий желудок. Но для жизнерадостного, краснолицего и коренастого водителя аналогичных проблем не существовало. Будь его воля, он вновь бы полез под исаакиевские купола. Так или иначе, Северус ознакомился ещё со славной историей Адмиралтейства (за время прогулки по Александровскому саду шашлык всё-таки нашёл своё место в его системе пищеварения). Затем они вышли на Дворцовую площадь, и неутомимый Сергей Иванович потащил Северуса к отдельно стоящему зданию Нового Эрмитажа. Надо сказать, на него произвели впечатление атланты, поддерживающие портик входа. Но он уже был так замотан, что пафосные толкования о „единственном в своём роде“… чего-то там… у него в одно ухо влетали, а в другое, не задерживаясь, вылетали. На территории Петропавловской крепости экскурсия длиною в день закончилась. Северус расплатился со своим проводником и, получив от Сергея Иваныча визитку с реквизитами, остался на Петропавловском пляже дожидаться ночи. Времени было около семи вечера. Погода стояла прекрасная. Северус улёгся на один из разбросанных лежаков и, подставив солнцу рыхлую физиономию Иванова Сергея Ивановича, неожиданно для себя задремал. Проснулся он уже в сумерках, изрядно озябнув. Северус пошарил рядом с собой — его ботинки, слава богу, были на месте. Он потёр спросонья глаза — внезапно возникло ощущение, что что-то не так… Ну, конечно! Он проспал три часа — срок оборотного зелья вышел! Пользуясь тем, что поблизости никого нет, Снегг спешно обратился вороном и взлетел на крепостную стену. Вид, который открывался с этого места, не мог приесться: чёрные волны гоняли по реке маленькие судёнышки, на Ростральных колоннах зажглись факелы. Ему предстояло сегодня найти звезду, сопутствующую всем влюблённым. Она приведёт его к Юлии. Ни разу перед ним не стояла подобная задача. Всё это было как-то по-мальчишечьи глупо. И где-то даже стыдно. Скажи кто-нибудь, что он, Северус Снегг, в свои 37 лет будет лазить по крепостным стенам чужой страны в надежде увидеть Путеводную звезду, он бы первым высмеял столь нелепую шутку. Но вот он здесь, глядит в беззвёздное небо и ждёт… не зная чего. Путеводная звезда у каждого своя. Невозможно её описать… Может, ему она и вовсе не явится. Но Северус не сдавался. Ноги уже занемели. Глаза начали слезиться. На другом берегу Невы снопами взлетали розовые искры — наверно, мальчишки взрывали петарды. Но нет, не похоже, чтоб это были петарды — эти взлетали и падали в невские воды совершенно бесшумно. Вдруг одна искорка заплясала над рекой и, скользя по водной глади, стала приближаться. Она становилась всё больше и ярче. Вплотную приблизившись к нему, взметнулась высоко-высоко… и понеслась. Ворон Снегг едва поспевал за ней. Временами звёздочка скрывалась в кронах высоких деревьев — и Северус находил её только по слегка видимому шлейфу, который та за собой оставляла. Они пересекли трамвайные линии. Позади осталась рыночная площадь. Путеводная звезда нырнула в коридор строительной площадки — он за ней. Вот шумное сборище питерской молодёжи у кинотеатра (не успел прочесть какого именно). И тут звезда скрылась в арке петербургского двора. В его кромешной тьме Северус потерял свою путеводительницу. Он кружил над домами, пока не разглядел наконец розовую светящуюся точку. Она висела на уровне последнего этажа и слабо мерцала. Как только он подлетел, Путеводная звезда вспыхнула на прощание и растворилась в ночном воздухе. Северус присел на уличный подоконник и прижался к стеклу. Ничего не разглядеть — всё в комнатных цветах. Во втором и третьем окнах — густая москитная сетка. Четвёртое — тёмное, оно зашторено плотными занавесками. Пятое (похоже, кухня) было распахнуто настежь. Не задумываясь, он влетел в квартиру и превратился в человека. Забыв о правилах хорошего тона (да и об элементарной безопасности тоже), Северус выбежал из кухни и, очутившись в длинном коридоре, стал открывать все встречающиеся на пути двери. Третья дверь принадлежала комнате с цветами. На широком диване, при невыключенном ночнике, спала Юля. Рядом были разбросаны листы её дипломной работы. Снегг опустился на колени и смотрел, как она спит. Юлия открыла глаза и обвила его шею руками.

— Северус! Ты пришёл! — прошептала она.

На следующий день Северус проснулся поздно. Спал он так крепко, что никаких сновидений с Дамблдором, выступающим в главной роли, не видел. Он потянул носом воздух: пахло волшебно. Обмотавшись простынёю, Снегг пошлёпал на кухню. Юля разложила вокруг себя тетради и учебники и делала поспешные правки. Одновременно она жевала блин, не глядя макая его в банку со сметаной.

— Садись, — распорядилась она. — Пока ты спал, я сделала много нужных и полезных дел.

— И каких же? — поинтересовался он, протягивая руку к тарелке с горкой блинов.

И тут же получил шлепок по руке.

— Слушай, ты вообще руки когда-нибудь моешь? — насупилась Юлька. — Мало того, что меня всю ночь грязными руками лапал, так ещё за стол немытым лезешь… Придётся наслать на тебя Мойдодыра!

Юля фыркнула собственной шутке.

— Кто такой Мойдодыр? — Северус, не обращая внимание на её добродушную воркотню, засунул в рот кружевной блинчик.

— „Умывальников начальник и мочалок командир“, конечно, — расхохоталась она. — Вижу, с классикой советской поэзии ты не знаком, мой дорогой невежественный поросёнок.

— Зато я знаю много чего другого, — отбился он.

— Например? — Юлька насмешливо изогнула бровь.

— Например, могу превратить тебя в лягушку! — Северус притянул Юлю к себе и, усадив на колени, потёрся носом о её шею.

— В Царевну — лягушку? — уточнила она.

— Нет, — чмокнул её в щёку Северус. — В обыкновенную болотную квакшу.

— Да. Твой учитель говорил, что ты один из выдающихся магов современности.

— Неужели так и говорил?

Сказать, что ему это не польстило — значит, ничего не сказать.

— Я не знаю, может, он так сказал, чтобы произвести на меня впечатление, — тут же „утешила“ его Юля.

— Стоит ли расценивать это, — притворно зарычал он, — что я произвёл на тебя ещё недостаточное впечатление?

— М-м-м… Определённое впечатление, конечно, произвёл… в тёмное время суток…

— Сейчас дневное время? — перебил он её.

— Вроде, да, — не зная, к чему он клонит, согласилась Юля.

— Ну, тогда ты сейчас будешь вынуждена взять свои слова обратно!

Северус легко подхватил Юльку на руки и понёс в комнату. Юлька заколотила по его груди своими игрушечными кулачками.

— Нет, нет, нет! — мотала она головой, с трудом сдерживая улыбку. — Только через мой душ!

Северус лёг поперёк дивана и стал перебирать её волосы.

— Ну, вот, всё настроение сбила, — разочарованно проговорил он.

— Слушай, сейчас всё масло от блинов будет у меня на волосах. И я буду похожа на ведьму!

— Ты и так ведьма, — улыбнулся он. — Только сама об этом не знаешь.

— Ведьмы злые. А я добрая, — возразила она.

— Ведьмы всякие бывают.

— Но они ведь все уродины, правда?

— Ну-у, далеко не все, не обольщайся.

— Наглец! Иди мойся!.. Я, кстати, давала запрос в Интернет. Сейчас сделаю тебе распечатку всех детских домов Санкт — Петербурга и Ленинградской области.

— Что такое „Интернет“? — с любопытством спросил он, подперев голову согнутой в локте рукой.

— Интернет — это международная информационная паутина, — зловеще прошептала Юлия.

— А серьёзно?

— Серьёзно. Тёмный ты… Принц, — усмехнулась она.

Юля всё-таки загнала его в ванну, а сама села к компьютеру.

— Покажи, как это ты делаешь, — попросил Северус, тряся мокрыми волосами.

— Смотри, — Юля набрала на клавиатуре компьютера комбинацию букв. На экране монитора высветилось: Я тебя люблю. — А теперь скопируем (фраза появилась многократно). А теперь отпечатаем.

Из принтера полетели листы с аршинными буквами. Юлька стала разбрасывать их по комнате.

— Что ж это такое? — хохотала она. — Кто-то признаётся тебе в любви! И в таком объёме… А вот эти уже с другим содержанием.

Юлия посерьёзнела и протянула Снеггу обещанный перечень сиротских приютов. Из дома они вышли только к вечеру. И хотя его выстиранную и высушенную одежду Юля даже успела тщательно отутюжить, она предпочла, чтобы Северус сидел в качестве ворона у неё на плече, а не шествовал рядом в обличье Иванова С.И.

— Терпеть не могу обрюзгших, лысых, бесцветных мужиков! К тому ж ещё кривоногих.

— А как же „свойства кожи“? — подколол её Северус.

— Перед таким обликом меркнут все остальные свойства, — выкрутилась Юлька.

— А каким должен быть облик мужчины, который бы тебя устроил?

— Эй, парень! Посмотри на себя в зеркало… не сейчас.

— Но почему? Я ведь совсем не красавец… Скорее, наоборот.

— Наверно, было бы глупо предположить, что тебе известна фамилия Паганини?

— Вроде, это был музыкант, — неуверенно сказал он.

Юля кивнула.

— Так вот. Он тоже был не красавец.

Она замолчала, как будто это всё объясняло.


Буквально сразу Северусу повезло. В первом же детдоме он встретил девочку, которая подходила ему по всем параметрам. Она только что потеряла родителей и не приобрела ещё комплекса брошенного ребёнка. Валя Агутина (так её звали) была умненькой домашней девчушкой. С характером и остреньким язычком. Что ж, в этом даже была особая пикантность — но, видимо, другие так не считали. И хотели, прикрываясь красивыми фразами, избавиться от девчонки. Так что на уровне местной администрации никто палки в колёса ему не совал. Бумажная волокита началась в районном муниципалитете. Юлия просила его ровно реагировать на обычный в таких случаях бюрократизм. „Ходи с виноватым видом и со всеми соглашайся… Противно, конечно, но иначе не выйдет“, — говорила она. Он так и делал. И, несмотря на мелкие домашние радости, это порядком стало ему надоедать. „Если так пойдёт и дальше, создание школы придётся отложить лет, этак, на двадцать“, — с раздражением думал Северус. Юлия обещала узнать, как можно ускорить процедуру усыновления. И предложила ему… приняв сан священника, основать православную школу. Для этого следовало узнать, есть ли где аналогичная практика. Кроме того, в этом случае требовалось, чтобы всё было по-настоящему — таковые кампании подвергаются тщательной проверке. Сначала Северуса это развеселило. Но теперь он уже всерьёз задумывался над карьерой священнослужителя. Со всеми вытекающими последствиями. „Я мог бы пока что-нибудь сделать для Любовного эликсира, будь у меня подобие лаборатории“, — с тоской думал он, щёлкая пультом с канала на канал основной магловской забавы — телевизора. Всё чаще ему приходило на ум предложение Будогорского о союзничестве. Однажды, изнемогая от вынужденного безделья, он решился и телепортировал ему:

Ростиславу Апполинарьевичу Будогорскому

от Северуса Снегга.

Прошу о встрече. Санкт — Петербург. Станция метро „Горьковская“. На выходе. Сегодня. 17-00.

И тут же получил ответное сообщение:

Северусу Снеггу

от Ростислава Апполинарьевича Будогорского.

Обязательно буду. Спасибо за доверие.

Стоя в холле метро „Горьковская“, Северус стискивал в кармане брюк волшебную палочку, коря себя за неоправданный риск. Будогорский появился не со стороны улицы (как Северус ожидал), а сошёл с эскалатора.

— Давненько я не бывал в переходах питерского метрополитена, — приветствовал он Северуса, протягивая руку для пожатия.

Снегг изучающее смотрел на него. Будогорский улыбнулся.

— Браво, мой друг! Вы сделали поразительные успехи в окклюменции!.. Давайте пройдёмся — тут слишком много народа. Не ровен час, окажется, что ещё кто-нибудь владеет секретом чтения чужих мыслей.

Северус (он же Иванов Сергей Иваныч) шёл молча. Барин пел дифирамбы погоде, природе и прочим вещам, о которых вспоминают, когда говорить не о чем. Наконец, облюбовав тенистую лавочку, мужчины присели.

— Как Вы всё поняли? — напрямик спросил Барина Северус.

— Вы знали, откуда вернулся Дамблдор накануне своей мнимой смерти? — вместо ответа спросил его Будогорский.

— Разумеется, — кивнул Снегг.

— Питьё было составлено мной, Северус.

С этими словами Русско-Английский Барин вынул из кармана медальон Слизерина и протянул Снеггу. Северус пропустил цепочку медальона сквозь пальцы и, положив в ладонь, на мгновение крепко зажал кулак. Будогорский наблюдал за ним.

— Ну, теперь Вы мне верите?

Снегг протянул ему медальон.

— Что Вы! — обаятельно улыбнулся Будогорский. — Я всегда был в душе гриффиндорцем… Да и вообще не имею прав на эту реликвию — я ведь не учился в Хогвартсе. Сохраните это. Может, мы ещё создадим когда-нибудь Музей четырёх волшебников… Мне подал эту мысль Поттер… Гарри Поттер… Он-то и рассказал мне детально, как Альбус, уже впав в полулетаргическое состояние, призвал к себе именно Вас. Как незадолго до этого Вы, Северус, ссорились с Дамблдором и говорили, что делать ЭТО Вам вовсе не хочется (вас нечаянно услышал Хагрид). Ну, и наконец, тело Альбуса Дамблдора, согласно его завещанию, предали сожжению. Почему же, в таком случае, он исчез? То, что Гарри забыл, что волшебник сгореть не может, простительно. Но почему другие не придали этому значения?

— Ответ напрашивается сам собой, — невесело усмехнулся Северус. — Это ведь так легко — обвинить во всём Пожирателя смерти. На мне клеймо…

— А знаете что, дружище, не выпить ли нам чего-нибудь?

— Меня ждут… Я думал, наша встреча будет проходить в более деловой атмосфере. И, соответственно, будет короче… Может, Вы согласитесь пойти со мной?

— Меня не выгонят? — усомнился Р.А.Б.

— Это будет своего рода тест на склочность, — ухмыльнулся Снегг.

Дверь им открыла Юля в неприлично коротком халате, из-под которого кокетливо выглядывала резинка ажурных чулок.

— Северус, ты мог бы и предупредить, что у нас будут гости, — укорила его она.

— Я думал, тебе будет приятно увидеть кого-то из моих знакомых — ты ведь этого хотела. Тем более что Ростислав — твой соотечественник.

— Правда? — Юлька посмотрела на Будогорского в своей обычной манере: чуть склонив голову к плечу, загадочно при этом улыбаясь.

— Будогорский. Ростислав Апполинарьевич, — представился тот.

— Гончарова. Юлия Валентиновна, — в тон ему ответила она.

— Можно просто Слава.

— Можно просто Юля… Мойте руки. Сейчас сядем за стол.

И даже не подумав переодеться, зашагала на кухню.

— Кажется, — вполголоса проговорил Будогорский, — теперь я знаю ещё одну причину, по которой Вы были так привязаны к Дамблдору, что никак не могли быть его убийцей.

Северус удивлённо посмотрел на Барина.

— Девушка с Вашего курса… Её звали, дай бог памяти… Лили… Удивительное сходство! И Дамблдор, конечно, знал…

— Вы бесконечно прозорливы! — довольно ядовито пресёк его измышления Снегг.

Вместе они вошли на кухню. Юля уже накрыла стол.

— Кажется, здесь побывала скатерть-самобранка, — глотая слюнки, сказал Будогорский.

— Всего лишь мои золотые ручки, — Юлия повертела перед его носом своими наманикюренными пальчиками.

После сытного обеда, когда все отдали должное салату из шампиньонов, рыбе под маринадом, картошке с мясом и пирожкам с капустой, Будогорский со Снеггом закурили. Чтобы заполнить образовавшуюся паузу, Северус попросил рассказать, почему он взял себе псевдоним Русско-Английский Барин.

— Моё факсимиле неудобоваримо для иностранца. Конечно, я знал, что ученики, для простоты, зовут меня Раб. Но, чтобы избежать рабства, моя семья эмигрировала из Советов. Поэтому, как понимаете, сия аббревиатура меня никак не устраивала… Русско-Английский — это, я думаю, понятно. А Барином на Руси называли помещика — землевладельца. Мои предки дворяне. Имели усадьбу. Правда, в Гаржданскую всё было разорено. Тем не менее…

— А кем были Ваши родители? — спросила Юля.

Лицо гостя просветлело.

— Они были врачами. Отец работал в Ленинградской Военно-Медицинской Академии. Мама — доктор районной поликлиники. И отец, и мать широко применяли, как сейчас говорят, методы нетрадиционной медицины. Чудом им удалось избежать сталинских репрессий. Поэтому, как только представилась возможность эмигрировать, — с приходом к власти Хрущёва — они это сделали. Родился я уже за рубежом. Кстати, первый мой диплом тоже свидетельствует о медицинском образовании.

— Когда же Вы успели получить специальность врача? — полюбопытствовал Северус. — Насколько я знаю, в Хогвартсе Вы стали преподавать, когда Вам едва исполнилось двадцать. Все в один голос говорили, что Вы самый молодой профессор со дня основания Школы.

— О! Времени у меня было предостаточно! Я окончил обычную школу экстерном. Уже в одиннадцать лет у меня был на руках школьный аттестат. Год я посещал Университет вольнослушателем — никто не принимал меня всерьёз. А потом… потом всё нормализовалось.

— Ваши родители живы? — опустив глаза, тихо спросила Юля.

— Нет. Я поздний ребёнок. Родители прожили длинную и счастливую жизнь. И умерли почти в один день… пусть земля будет им пухом!

Ростислав откупорил бутылку русской водки, невесть откуда взявшейся на столе, и наполнил хрустальные стопки. Все выпили. Сначала за помин души. Потом за здоровье всех собравшихся. Затем за красивых дам… В общем, когда Будогорский поднял тост „за мир во всём мире“, мужчины были уже изрядно навеселе. Разговор переключился на более животрепещущие темы: каковы ближайшие планы Дамблдора и чем сейчас занят Волан-де-Морт.

— Да кто он такой, этот Ваш Волан-де-Морт? Почему его все так боятся? — в сердцах выкрикнула Юлька.

Снегг предостерегающе шевельнул рукой, но Барин остановил его.

— Спокойно, Северус. Дамблдор бы хотел, чтобы Юлия всё знала. Вы, — обратился он к ней, — наверняка, слышали о конце света, пришествии Сатаны и прочей белиберде… Так вот, ответьте мне, почему это страшит?

— Потому что с приходом к власти Сатаны произойдёт переворот общечеловеческих ценностей. Не Добро, Красота, Истина будут править миром, а Зло, Насилие и Жестокость, — без запинки ответила она.

— Умница! — Будогорский поцеловал Юлии руку. — Никто не смог бы сказать точнее! Теперь слушайте внимательно: Лорд Волан-де-Морт и есть посланник Ада! И, что всего хуже, он практически бессмертный.

— Ещё один Бессмертный, — хмыкнула Юлька. — Помните, как у Кощея: дуб стережёт чудище стоглавое, на дубу — сундук, в сундуке утка, в утке щука, в щуке яйцо, в яйце игла…

Будогорский опрокинул ещё одну рюмку водки и крякнул.

— Точно! Что-то такое и измыслил Волан-де-Морт, поместив один из своих крестражей в посёлке чути белоглазой! Мне срочно нужно связаться с Гарри!

— Не делайте этого! — в волнении заговорил Снегг. — Поттер слишком слаб в окклюменции. Укрыть же что-нибудь от чути вообще невозможно. Неизвестно, как складываются у них переговоры.

— Да, верно, — с кислой миной согласился Барин. — Чуть было не напорол горячки.

— А что такое окклюменция? — вновь задала вопрос Юля.

— А вот смотрите, — живо откликнулся Будогорский.

Он пытливо вгляделся в глаза Северусу.

— Ваш благоверный думает сейчас — я вижу только образы, поэтому могу ошибаться. Он думает о… школе. Но не о Хогвартсе. Ага! Вот мелькнул он сам… в чёрной сутане… Северус! — Будогорский изумлённо посмотрел на Снегга. — Неужели Вы всерьёз задумываетесь о монашестве?

Юлия с Северусом рассмеялись и ввели Барина в курс дела. Тот обещал помочь, чем сможет.

— И ещё, — нахмурился Снегг. — Пока тут эта канитель с удочерением, хотелось бы уже вплотную заняться изготовлением Эликсира, который я должен составить и опробовать. Но я здесь как рыба, вытащенная на сушу… У меня нет даже котла!

— Это вообще не проблема. Есть тут у меня кое-какие связи. Пожалуй, я смогу всё устроить уже к завтрашнему дню. А сейчас мне надо возвращаться к моей старушке.

Русско-Английский Барин тепло попрощался с Юлией и Северусом и трансгрессировал в избушку Бабы Яги.

Глава 8. Чуть белоглазая.

Тем временем переговоры у Гарри и его друзей ещё НИКАК не складывались. Не было даже намёка на то, что рано или поздно они встретятся с чутью. Ребята жили в доме Старика Лесовика. Перезнакомились с русскими сверстниками, которые были откомандированы сюда с той же целью. Каждый день ходили по грибы, по ягоды… И никаких указаний, что их группа прибыла в Россию с важным поручением, как бы и не было. Невилл с Полумной с головой ушли в изучение русской флоры и фауны. Гермиона каждый день под вечер с горящими глазами рассказывала, что нового узнала о русских волшебных традициях. Рон считал, что эта поездка что-то вроде дополнительных каникул, нечаянной радостью свалившихся на его „огненноволосую“ голову. Гарри с Джинни тоже весьма мило проводили время. Вот только Гарри начал всерьёз опасаться, если и дальше так пойдёт, то вскоре у его безмятежно отдыхающего друга Рона появится повод его убить. Русский ландшафт как-то особенно способствовал развитию романтических отношений. В неспешных водах лесной речушки, в тихо покачивающихся ветвях исполинских деревьев, в шёлковых травах был будто растворён дурманящий аромат любовного напитка. Куда бы Гарри не отправился с Джинни, повсюду натыкался на целующиеся парочки. Мало того, это было так естественно, что они уже перестали скрывать проявления обоюдной нежности на людях. Гарри спросил, что бы это значило у русского парня, Валентина.

— Природа, — пожал плечами тот — ничего, впрочем, не объясняя.

„Природа — в смысле окружающая среда или природа человеческих отношений?“ — всё же не понял Гарри.

Они сидели с Джинни на стволе поваленного дерева на берегу рыжей речки и считали, сколько кукушка им накукует лет жизни. Белка, распушив хвост, выбирала орешки из кедровой шишки прямо из рук Джинни. На противоположном берегу бурый медведь с урчанием чесал широкую спину о сосну — и та тихонько поскрипывала: „Тихо ты, увалень!“ Не это ли единение человека с природой имел в виду Валентин? Первое время девочки взвизгивали, увидев того же Потапыча. Но каждый раз Миша приносил то мёд диких пчёл (прямо в сотах), то кузовок спелых ягод лесной малины. Это трогало. Серый Волк подарков, правда, не носил, но был неизменно любезен, приходя каждое утро поздороваться.

— Давай поженимся, Гарри, — сказала вдруг Джинни.

— Ты делаешь мне предложение? — улыбнулся Гарри.

— Вот Полумна приняла предложение Невилла, — надула губы Джинни.

Чтобы не расхохотаться, Гарри прикусил губу. Но, видимо, в глазах у него плясали черти, потому что Джинни, нахмурясь, спросила:

— Что смешного?

— Да так, ничего. Представил, какой будет вид у Невилла на свадьбе, увидев невесту с редисками в ушах и в ожерелье из рыбьих костей… А уж у бабушки Невилла… без комментариев.

И они покатились со смеху.

— Клянусь, у меня не будет ни редисок в ушах, ни ожерелья из рыбьих костей!

— И на том спасибо, — Гарри уже не знал, как вывернуться. — Но тут, пожалуй, стоит представить разгневанного Перси и твою маму.

— На Перси мне плевать! — зло ответила Джинни. — А мама ничего не скажет. Она поймёт… Гарри, если с тобой что-нибудь случится! А так, по-крайней мере, у меня останется ребёнок!

Гарри поперхнулся. Перспектива отцовства, если и брезжила, то, во всяком случае, не в ближайшее время. Он встал и помог подняться Джинни.

— Честное слово, ты меня рано хоронишь, Джинни!.. И пожалуйста, давай больше не говорить на эту тему. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Но всему своё время.

Они прошли мимо русской пары. Те их не замечали. Девушка занималась тем, что надевала венок из полевых цветов на голову своего любимого, а юноша его снимал. Она надевала — он снимал… И так до бесконечности. При этом они тихонько перешёптывались.

— Как ты думаешь, почему мы все вдруг заговорили по-русски? — спросила Джинни.

— Мне казалось, это ОНИ, — Гарри кивнул в сторону воркующей парочки, — заговорили по-английски.

— Может быть, — задумчиво сказала Джинни, перекусывая стебелёк какого-то растения. — Но как объяснить, что мы стали понимать язык птиц и зверей?

— Не знаю… Как ты думаешь, когда мы вернёмся домой, это свойство у нас сохранится?

— Как знать… Я тоже об этом думала, — вздохнула Джинни.

Она прислонились к стволу берёзы и закрыла глаза. Гарри обнял её и стал целовать.

— Всё лижитесь? — крикнул ему в самое ухо Рон.

— Ага, — ошалело согласился Гарри.

— Пойдёмте со мной. Наконец-то дело сдвинулось с мёртвой точки. Кикимора письмо принесла.

Кикимора своими повадками напоминала дешёвую шлюху. Сегодня её лицо покрывал толстый слой белил, на щеках красовались румяна, как у сувенирной матрёшки, тени — подобны радуге, а ресницы от неряшливо наложенной туши угрожающе провисали над глазами болотного цвета.

— Ну, миленькие, вот и кончились великие испытания, — вертя тощим задом, захихикала она, обнажив гнилое редколесье зубов.

„Какие ещё испытания? И как они могли кончиться, даже не начавшись?“ — подумал Гарри.

— А вы, слатенькие, небось думали, что чуть вас к себе позовёт? Угощать-потчивать начнёт? — поправляя зелёные водоросли волос, осклабилась Кикимора. — Они теперь горем наученные. Дороги свои заповедные пуще ока берегут.

— Значит, мы их не увидим? — огорчённо протянул один из русских, Евгений.

— Скажи слава богу, золотенький. Видеть-то их невелика радость, — утешила его Кикимора. — Ну-ка, читай, кто грамотный.

Она протянула залитое сургучом письмо девочке, которая стояла рядом. Её (как и её парня) тоже звали Женя. Вообще эта путаница с именами русских вносила в первые дни общения много сумятицы. В конце концов, „англичане“ стали звать юношей полным именем, а девушек — коротким: Евгений — Женя, Александр — Саша, Валентин — Валя.

Женя стала читать вслух:

Юные друзья наши!

Вот уже больше недели мы наблюдаем за вами. Мы удовлетворены результатами наших наблюдений. Более вас не задерживаем.

P.S. Передайте сердечный привет Славику. Рады будем с ним повидаться. Дорогу к нам он знает.

— Это всё? — Рон выхватил письмо из рук Жени и перевернул его. На обороте ничего не было.

Ребята не скрывали разочарования.

— А я вам вот что скажу, — подал голос Старик Лесовик. — Всё очень даже удачно сложилось. То, что чуть вас ДРУЗЬЯМИ назвала, само за себя говорит.

— А кто такой Славик? — спросил Гарри.

Он более других чувствовал неудовлетворённость, возлагая на эту поездку ТАКИЕ надежды!

— Славик — отменный мужчина! — сознанием дела прищёлкнула языком Кикимора.

— Тихо ты, чучело! Тебе, окромя Лешего, никого другого не светит! — осадил её Лесовик. — Славик — он же Ростислав Апполинарьевич… А теперь собирайтесь, прощайтесь друг с дружкой. „Наших“ я сразу по домам отправлю. А гости заморские спервоначалу у Яги появиться должны. Там вас Славик-то и дожидает.


Вечером в избушке Бабы Яги яблоку некуда было упасть. В её скромное жилище набилось столько колдовского народа, что Гарри и его друзьям пришлось ютиться на печке, глядя, как веселятся русские волшебники. Как следует выпив и закусив, они принялись распевать застольные песни. А затем Бабка Ёжка сорвала с головы платок и, тряхнув вздыбленными волосками, кинулась в пляс. Она то величаво плыла „барыней“ (что выглядело довольно комично), то подскакивала, попеременно выставляя ноги, обутые в лапти. Потом её подхватил под „крендель“ Илья Муромец и пошёл с ней кадрильным шагом. Пол в избушке кряхтел и кудахтал. Аккомпанировали им гусли-самогуды, волшебная дудочка и хохломские ложки. Инструменты носились в воздухе над танцующими, а ложки время от времени норовили стукнуть кого-нибудь по голове. В конце концов, изловчившись, их поймал Алёша Попович и стал выкидывать с ними такие коленца, что хогвартцы только диву давались. В центр круга вбежала раскрасневшаяся Василиса Премудрая. Раскинув цветастый полушалок и дробно перестукивая точёными ножками, она озорно глянула на Будогорского и запела:

Ох, Слава, Слава, Славочка —

Посидим на лавочке…

Посидим, поокаем —

Мож, что и наокаем! Эх! — и Василиса вытащила в круг Барина.

К их удивлению, Ростислав Апполинарьевич не стал ломаться и ответил ей приятным баритоном. Василиса, сложив, как школьница, руки „полочкой“, приплясывала перед ним.

Василисушка моя —

Краса ненаглядная —

И румяна, и стройна…

А всё равно — не годная!

И, развернув руки кверху ладонями, прошёлся перед ней „гоголем“.

Чем, скажи, я не годна

Тебе, мой соколик?..

Кто такое говорит,

У того уж не…

Волшебница, под одобрительный смех собравшихся, обошла Будогорского. Тот рассмеялся и, приобняв Василису за талию, запел:

Ну, сама ты посуди,

Что со мною станется?

Мне же тут же, у Яги,

Тумаков достанется!

— От кого достанется?

— От „каво, от каво“… —

От любовничка тваво! Барин выразительно посмотрел на Кощея и нырнул за спины трёх богатырей. Василиса тоже спешно покинула круг. Её место тут же заняла Кикимора. Подбоченившись, она пронзительно заголосила:

У маво милёночка

Шерсть, как у козлёночка.

Голова плешивенька,

Борода паршивенька! Эх!

Тут же, прихрамывая, к ней подвалил Леший и засипел:

А у милой, у моей,

Груди волосаты…

Как на них я погляжу —

Батюшки, святы!

И, обхватив голову, закружился „топотушками“.

Что такое, не пойму,

Что такое я держу?

До колен болтается,

На х… называется! — не осталась в долгу Кикимора.

Мальчишки на печке давились от смеха, девочки смущённо хихикали, но им было явно не по себе. А частушки становились всё фривольнее. Гарри сообразил, что их сочиняют тут же, на ходу. Ясно, что никаких заготовок на этот счёт ранее не имелось. Он подумал, что у него бы так не получилось… Но, может, и не должно… Это их, национальное. Смекнув, наконец, что такое „веселье“ не для аглицких ушей, Баба Яга решила разогнать тёплую компанию. Она задула свечи, и кодла чародеев потекла на поляну. Гарри тоже спустился с печи и подошёл к Барину. Тот ласково потрепал его вихрастую голову и ответил на немой вопрос:

— Завтра, Гарри. Всё завтра.

Назавтра он растолкал Гарри чуть свет и знаком попросил следовать за ним.

— Сегодня, Гарри, мы предпримем то, ради чего и оказались в России. Тебя, правда, чуть не звала… Ну, авось обойдётся… Лучше нам отбыть, пока все спят. Чтобы не было лишних вопросов. Готов?

Будогорский попросил, чтобы Гарри взял его за руку (как они делали когда-то с Дамблдором) и трансгрессировал. Судя по всему, они очутились неподалёку от домика Старика Лесовика. Местность показалась Гарри знакомой. Барин вышел на пригорок и, сняв с шеи шнурок со свистком, которого Гарри раньше не видел, свистнул в него два раза. Тут же трава зашевелилась и разделилась — как волосы на пробор — на три тропинки. Они очутились в центре трёх дорог. Перед ними вырос огромный валун, поросший мхом. Будогорский подошёл к нему и потёр рукавом футболки. На камне обозначились слова:

НАЛЕВО ПОЙДЁШЬ — КОНЯ ПОТЕРЯЕШЬ,

НАПРАВО ПОЙДЁШЬ — ДРУГА УТРАТИШЬ,

ПРЯМО ПОЙДЁШЬ — СЕБЯ НЕ УЗНАЕШЬ,

А НАЗАД ПОВЕРНЁШЬ — НИЧЕГО НЕ НАЙДЁШЬ.

P.S. Верь не глазам своим, а своему сердцу.

— Мы пойдём налево? — робко спросил Гарри. — У нас ведь нет коня — значит, мы ничем не рискуем…

— Ты, наверно, не обратил внимание на приписку, Гарри, — мягко заметил Будогорский. — Что тебе говорит твоё сердце?

— Ну-у, я бы пошёл прямо.

— Правильно. Идти к своей цели надо не кружным путём. Прямота — это честность, правдивость. Качества, которые чуть ценит превыше всего.

Они зашагали по центральной тропе. Вскоре деревья перед ними поредели и обозначилась сложенная из брёвен стена, напоминающая очертаниями старинный форт. В верхнем этаже брёвен были вырублены окошечки бойниц, над которыми возвышались остроконечные маленькие крыши на столбиках-подпорках. Из-за стены форта выглядывали купола церкви. По русскому обычаю, они были крыты щепой — так называемой „дранкой“.

— Перед тобой, Гарри, своего рода памятник русского деревянного зодчества, — сказал Будогорский.

Беспрепятственно они вошли в высокие деревянные ворота в центре постройки и пошли по городку, где, судя по всему, обреталась чуть. Вот мельница. Длинный скотный двор. Художественно выполненный колодец… Пока им не встретилось ни единого человека. От гнетущей тишины у Гарри скребли на душе кошки.

— Может, с ними что-то случилось? — тихо спросил Гарри.

— Подожди, — улыбнулся Барин. — Увидишь.

То, что он увидел, превзошло его ожидания. В один миг поселение ожило. Зазвенела цепь колодца — послышался шум льющейся воды. Мельница заскрипела своими крыльями. Зазвучал детский смех. Послышался звон наковальни. Заржали лошади. Всюду закипела жизнь. На них, казалось, никто не обращал внимания. Маленькие человечки сновали по городку, занимаясь своими делами.

— Идём, — Будогорский потянул за рукав разинувшего от удивления рот Гарри.

Они вошли в здание церкви. Барин размашисто перекрестился и, склонив голову, замер. Гарри стоял рядом, не зная, что ему делать. „По-моему, я не крещён“, — вспоминал он. Дурсли никогда не были особенно набожны и поминали Бога примерно в таком варианте: „Боже, спаси и вознагради!“. „В любом случае, у ЭТИХ, наверняка, другая вера“, — успокоил себя Гарри.

— Вера, мальчик, у всех одна. Все верят в наличие высшей силы, которая руководит нами. Вот только, насколько мы следуем этому руководству… — дело совести каждого.

Гарри уставился на крохотного человечка в чёрной рясе до пола. Глаза у него были белыми как молоко — ни зрачка, ни радужки. И, тем не менее, почему-то казалось, что оценивают его именно эти „слепые“ глаза. Гарри всегда считал, что смотреть пристально на чужое уродство некрасиво — он стыдливо отвёл взгляд в сторону. Волшебник улыбнулся и тоже перевёл глаза на Будогорского.

— Славочка! — обратился он к Барину. — Ты совсем нас позабыл. Мы живём в уединении. Каждый новый человек для нас — событие: есть, кому косточки перемыть нашим старухам… да и молодухам тоже. Ты иди в дом-то. И мальца с собой бери.

— Это старейшина общины чути белоглазой, Ладомир, — просвещал Будогорский Гарри по выходе из церкви.

И продекламировал: Где Волга скажет „ЛЮ“,

Янцзекиянец скажет „БЛЮ“, И Миссисипи скажет „ВЕСЬ“. Старик — Дунай промолвит „Мир“, И воды Ганга скажут „Я“.

Барин, улыбаясь, смотрел на Гарри.

— Ты, похоже, не слишком жалуешь поэзию?

— Я всегда считал, что стишки — это так… для девчонок больше…

— Заблуждение, мой друг! И знаешь, что мне кажется? Что в системе образования юных волшебников есть много упущений.

— Это каких ещё? — ощетинился Гарри.

— У Гитлера, например, была такая позиция: людей высшей расы следует приобщать к культурным ценностям, а всех прочих — нет. Действительно, зачем токарю знать о существовании Вагнера? Ты, надеюсь, не являешься последователем вождя фашистской идеологии в этих вопросах?

— Каждый должен заниматься своим делом, — буркнул Гарри.

— Сдаётся мне, что ты не слишком осведомлён не только в литературе, но и в истории, — Будогорского ничуть не смутил резкий ответ своего воспитанника. — Впрочем, мы уже на пороге дома семейства Ладомира.

Гарри только хотел спросить, как ему следует себя вести, но Будогорский уже переступил порог избы.

— Желаю всем здравствовать! — поприветствовал всех домочадцев Будогорский (Гарри также неуверенно поклонился).

— Бог в помощь! — Барин обратился к старухе, возившейся с ухватом у печи.

— Славушка!

Женщина бросила ухват и троекратно поцеловала Будогорского.

— А мы уж вас со вчерашнего дня поджидаем, — говорила старушенция, выставляя на стол нехитрое угощение. — Присаживайтесь. Трапезничать будем.

Она гостеприимно указала на лавку за длинным столом. К столу подходили члены её семьи. С мужчинами Будогорский обменивался рукопожатием. Женщинам делал какой-либо комплимент. „Они, и правда, миленькие“, — отметил Гарри. Женщины — „чути“ отличались неизменной правильностью черт, хрупкостью сложения и безупречным цветом лица. Вот только их глаза оставляли неприятное впечатление. Казалось, что они видят такое, что вызывает их тайное неодобрение.

— Помолимся! — провозгласил неведомо откель взявшийся Ладомир.

Все склонили головы и стали повторять за ним слова молитвы. Гарри старался повторять вместе с ними, но смысл был ему не понятен: „прииде“, „избави от Лукавого“, „не введи во искушение“ и т.п. Ели из общего котла, поочерёдно опуская туда ложки. По-видимому, за каждым была закреплена определённая очерёдность. В этом была какая-то торжественность. Когда подошла очередь Гарри испробовать кушанье чути, Будогорский слегка толкнул его локтём. Окунув ложку в чугунок, Гарри беспокоился, что не донесёт её до рта — рука его ходила ходуном от волнения. Особенно его смущал тот факт, что все буквально смотрели ему в рот своими пугающими глазами. Что это было за варево, Гарри разобрать не смог, но после первой же ложки почувствовал успокоение. Казалось, общее напряжение тоже ослабло — ложками заработали быстрее. За едой никто не говорил. После того, как котелок опустел, одна из дочерей Ладомира (или внучек) разнесла на всех берестяные кружки. Содержимое в них напоминало пепси без газа. Гарри краем глаза увидал, как оставшимся хлебным мякишем чуть подбирает со стола хлебные крошки и отправляет себе в рот. Он постарался это никак мысленно не комментировать, зная, что его мысли на контроле у хозяев дома. После завтрака женщины удалились по своим делам. Мужчины расходиться не торопились. Все смотрели на Ладомира. Наконец старец изрёк:

— Нет нужды говорить, что мы догадываемся о причинах вашего визита. И нет нужды добавлять, что иногда в минуты потрясений мы способны терять разум.

„Опять эта излюбленная манера русских — говорить загадками“, — с раздражением подумал Гарри.

— Но, — продолжал Хозяин дома, — что сделано, то сделано. Мы не будем чинить вам препятствий. Но и помощи от нас не ждите. Сумеет твой ученик справиться с задачей — Бог ему в помощь. Не сумеет — опять же воля Господня.

— „Твой ученик“… Надо понимать так, что Гарри будет один на один со всеми трудностями? — спросил с тревогой Будогорский.

— Ты, как учитель, можешь напутствовать его советами. Но пойдёт он на дело один. Таков наш сказ, — резюмировал Ладомир и поднялся. — А ежели он будет тут размахивать своей палочкой-помогалочкой, мы и вовсе в два счёта отправим его туда, откуда пришёл. Вместе с тобой, Слава.

Ладомир грозно вперил свои многовидящие очи в Барина.

— Но пользоваться русским волшебством ему, надеюсь, не возбраняется? — цепляясь за последнюю соломинку, спросил Будогорский.

— Не возбраняется, — милостиво согласился Предводитель чути. — Вам приготовлено жилище на околице. Маришка вас проводит.

Совершенно бесшумно (не так, как при трансгрессии) все находящиеся в комнате исчезли — будто растворились в воздухе.

— Пойдёмте, что ли? — спросила молоденькая девушка, подвязывая на голову белую косынку.

— Мариша! Ну и выросла же ты! — восхитился Будогорский, оглядывая бойкую девицу.

Гарри с сомнением смотрел на ростом не более метра крохотулю: „Какая же она была?“

— А была она во-о-т такая! — Будогорский, как всегда, не нуждаясь в озвучании вопроса, показал вершка два от пола.

— А Вы всё такой же, — тихо сказала девушка, прикусывая узелок косынки.

— Да-а, время идёт… Мы, старики, стареем. Вы, молодёжь, молодеете.

— Никакой Вы не старик! — сердито перебила его Маришка.

— Ну, хорошо. Я не старик. А ты, надеюсь, подружишься с Гарри…

— Очень надо! — фыркнула она.

„Девчонки везде одинаковые“, — подумал про себя Гарри.

— Забегай к нам! — крикнул ей вдогонку Будогорский, когда они подошли к отдельно стоящему зданию на краю посёлка (все остальные постройки были объединены в один длинный барак).


Гарри уже тошнило от „советов учителя“. Отправив сову с письмом на поляну, где царствовала Баба Яга (хоть в вопросах почты они были солидарны с русскими!), Гарри с головой ушёл в изучение русской магии. Не имея представления, с чем Гарри придётся столкнуться на пути к крестражу, Будогорский учил его всему подряд. Во-первых, Гарри нужно было худо-бедно справляться с ситуацией без помощи волшебной палочки.

— В твоих руках заключена мощь, о которой ты даже не подозреваешь, — вразумлял его Барин. — Но пока они действуют в разладе с твоей головой, толку от них чуть… прости за каламбур.

Утро Гарри теперь начиналось с силовой зарядки. Будогорский расталкивал его ещё затемно, заставляя умываться росой и бегать босиком по холодной земле. Затем они обливались родниковой водой и начинали разминку. В неё включались подтягивания на суку дуба (не менее двадцати раз!), отжимание от земли (не менее тридцати!), лазанье по корабельным соснам, приседания с бревном на плечах (не менее пятидесяти). И каждый раз Будогорский увеличивал нагрузку. После „лёгкой“ разминки Барин затевал с ним кулачный бой. И всё ему казалось мало! На помощь он призвал Михаила Потапыча. Входя в раж, Медведь был способен так отделать Гарри, что рёбра справа заходили у него за своих братьев слева. „Похоже, я умру не в схватке с Волан-де-Мортом, — с тоской думал он, — а от пыток Будогорского… Или от воспаления лёгких“. Стоял уже октябрь. На траве по утрам уже была не роса, а лёгкая изморозь. А его всё заставляли ходить босиком и обливаться студёной водой на задворках леса. Правду сказать, ступни у него так задубели, что не чувствовали хвойных игл, по которым ступали. Ладони стали твёрдыми, как камень. Гарри подозревал, что если бы не питьё, которое приносила им по вечерам Маришка, его многочисленные раны, порезы и ушибы непременно дали какое-нибудь осложнение. Девушка-чуть приходила к ним каждый день. И по тому, как она замирала при звуке голоса Ростислава, с упоением глядя на него, нетрудно было догадаться, что Маришка влюблена.

Как-то раз Гарри решился спросить профессора:

— Вы ничего не замечаете, Ростислав Апполинарьевич?

— Что я должен замечать, Гарри? — безмятежно улыбнулся Барин.

— По-моему, Маришка Вас любит, — осторожно сказал Гарри.

— А, ты об этом, — легкомысленно кивнул Будогорский.

Гарри озадаченно посмотрел на него.

— Боюсь, Гарри, что мне не сносить головы, если я осмелюсь ответить ей взаимностью. Интрижки не в ходу у чути. А жениться на милейшей Марише у меня нет ни малейшего желания, — усмехнулся он.

— Но Вы любили когда-нибудь? — поборов робость, спросил Гарри.

Лицо у Будогорского омрачилось.

— Любил ли я женщину? — уточнил тот. — Боюсь, что нет — во всяком случае, в том смысле, как ты это понимаешь. Правда, я был женат. Однажды. И потерял жену. Её убили дружки Волан-де-Морта, когда я только начал изыскание крестражей… Но любил ли я её? Разумеется, определённую нежность испытывал… Не скрою однако, что никогда бы на ней не женился, не забеременей она. Я всегда хотел иметь большую семью, как это ни странно. Наверно, сказывалось то, что у меня самого не было ни сестёр, ни братьев… А вот то, что мой эгоизм привёл её к гибели… никогда не прощу себе…

— А потом? — Гарри никогда не вёл разговоры подобного рода ни с кем из взрослых — хотя ему до смерти было любопытно, как поступают мужчины и чем они руководствуются в отношениях с женщинами.

— Потом? — Барин отложил в сторону прохудившиеся сапоги-скороходы, которые на тот момент пытался залатать. — Потом я так же страстно хотел детей — это с одной стороны. А с другой — не мог примириться, что в придачу к ним обязательно получу подругу жизни.

— Разве это так ужасно? — не понял Гарри.

— Скорее, обременительно. Как правило, женщины стремятся переделать нас под себя. Они пытаются переубедить нас, доказать нашу неправоту, настаивают на своём… во всём, даже чего вовсе не разумеют. Честное слово, это утомляет. Но любящие этого не замечают. И я им завидую.

Барин снова взялся за сапоги.

— Выходит, по-Вашему, вообще не стоит влюбляться?

— Да нет же! Напротив! Влюбляться стоит! — Будогорский удивился такой трактовке. — Да к тебе это и не относится. Я ведь русский. С европейским образованием. Да ещё волшебник. Гремучая смесь! Иногда мне кажется, встреть я женщину — обязательно русскую — образованную и не лишённую волшебного дара… может быть… чего загадывать, одним словом!

— Чем же плохи англичанки? — обиделся за своих соотечественниц Гарри.

— Они слишком меркантильны. Слишком деловиты, — начал перечислять Барин.

— Вы говорите о маглах! — в запальчивости крикнул Гарри.

— А волшебницы слишком самоуверенны и слишком, как бы это помягче сказать, не от мира сего, — парировал Будогорский.

— А вот Василиса Премудрая…

— Гарри! Я тебя умоляю! — расхохотался Ростислав Апполинарьевич. — Ей же тыща лет! Волшебницы из высшего эшелона никогда не заведут семьи с простым смертным!.. Кроме того, я забыл упомянуть, что у меня весьма строгий отбор по части внешних данных.

— И что же, у Вас никого не было после смерти Вашей жены? — совсем осмелел Гарри.

— Я этого не говорил, — обаятельно улыбнулся Барин. — Многие находят мою кандидатуру подходящей для определённого сорта отношений… Но я всегда вовремя успевал ретироваться.

— А ну, примерь, — протянул ему скороходы Будогорский.

Гарри с опаской глянул на сапоги. К каждой волшебной вещи русских — как к питомцам Хагрида — у него выработалось стойкое недоверие. Нужно было помнить витиеватое обращение — обязательно в стихотворной форме — чтобы они слушались. Скатерть-самобранка уже надавала ему пощёчин своими накрахмаленными полотнищами, шапка-невидимка едва не оторвала голову. А ковёр-самолёт вовсе чуть не угробил: сначала вознеся его в заоблачные дали, а потом дав увесистый пинок под зад. Да ещё волшебная дубинка так отходила его по спине, что Будогорский лечил его целых три дня, укутывая на ночь какой-то вонючей обёрткой из пергамента.

К Его Величеству Сапогам надлежало обратиться так:

Сапоги вы, сапоги,

Быстроходные.

Как я встану, не беги,

А сделай милость, помоги… И называть станцию назначения.

Гарри попросил перенести его на край леса. Барин тут же очутился рядом.

— Теперь, Гарри, когда ты уже понимаешь значение выражения „всё в твоих руках“, подними-ка вот то брёвнышко и уложи к себе на плечо.

Гарри покосился на „брёвнышко“ — оно бы подошло в основание кладки любой избы.

 — Прочь сомнения! — гаркнул Будогорский.

Гарри без труда поднял бревно, делая руками магический жест… но стоило ему представить, что эта махина бухнется ему на плечо, он бессильно опустил руки.

— Гарри! — угрожающе крикнул Барин. — Ты готов! Ты можешь!

Это вдохнуло ему уверенности и, зажмурившись, он проделал необходимые манипуляции ещё раз. Уйдя чуть ли не по колено в землю, Гарри вновь усомнился в своих способностях… Так продолжалось до глубокой ночи. Пока его почти бездыханное тело Барин не втащил в избу.

— Завтра будет легче, — заверил он, отпаивая Гарри целебным отваром.

Действительно, назавтра было уже лучше. Главное, что он уже не боялся этого бревна и не смотрел на него, как чёрт на ладан. А послезавтра, после упражнений с бревном, Гарри мог поднимать, опускать и перемещать предметы с поразительной ловкостью.

— Гарри, Гарри, — растроганно говорил Будогорский. Глядя на тебя, я вновь начинаю задумываться о женитьбе… Представляешь, какого богатыря я смог бы воспитать, если бы начал тренировать его сызмальства?!

„Если бы он выжил“, — добавил про себя Гарри, укладывая своё натруженное тело в постель.

— Куда бы он делся? — жизнерадостно похохатывал Барин, ложась рядом. — Завтра мы займёмся с тобой окклюменцией. После чего можно будет устроить тебе пробные испытания.

— Больших успехов в области окклюменции Снегг со мной не добился, — предупредил Гарри. — И было бы странно, если б добился… Он же ничего не объяснял!

— Ну, может, он полагался на твою светлую голову? — предположил Будогорский.

— Что? — Гарри не удержался, чтобы не фыркнуть. — Да Снегг считал меня тупее всех тупых!

— Значит, в тебе всегда жило предубеждение по отношению Северусу Снеггу? — Барин оторвал свою красивую голову от подушки и с любопытством изучал Гарри.

— Какое ещё „предубеждение“? КА-КО-Е? — обозлился он. — Дамблдора больше нет!!! Кто в этом виноват?

— Да, вот ещё что: нам будет нужно поупражняться в решении логических задач, — совершенно невозмутимо отреагировал Будогорский. — Спокойной ночи, Гарри.

Окклюменция под руководством нынешнего профессора защиты проходила как игра в „гляделки“. Будогорский попросил, чтобы Гарри воздвиг в своём сознании барьер. „Лучше, если это будет простая геометрическая фигура — дабы не затрачивать усилий на её создание“, — объяснил он. Гарри выстроил куб.

— А теперь всё время возвращайся к нему, когда я буду пытаться его преодолеть.

В первый раз куб разлетелся на мелкие квадратики. Во второй раз Гарри успел сцементировать эти квадратики. В третий раз — когда Барин попытался взорвать его куб — Гарри тут же собрал взорванные элементы и превратил их в ярчайший букет салюта. Будогорский прикрыл глаза рукой, как от яркого солнечного света.

— Ты понял, Гарри! — восхищённо воскликнул Ростислав Апполинарьевич. — Образы при сохранении твоей защиты одновременно служат и оружием!

— Но как сделать так, чтобы этот куб существовал всегда?

 — Ты этого правда хочешь? — Будогоский колебался с ответом. — Таким образом, ты можешь воздвигнуть стену непонимания между тобой и близкими людьми…

— Хотя бы временно.

— Вообще-то, это легко устроить.

Он приложил свою ладонь ко лбу Гарри, и тот почувствовал, как что-то холодное поместилось у него в мозгу.

— Как ощущения? — поинтересовался Барин.

— Холодно, — поёжился Гарри.

— Откуда пошло выражение холодный разум понял теперь?.. К этому привыкаешь, — успокоил его профессор.

Они перешли к решению логических задач. Как ни странно, с „холодным разумом“ решались они проще.

— Наш мозг несёт высокую эмоциональную нагрузку. Освобождённый от чувств, человек, как правило, руководствуется чистой логикой, — поучал его Будогорский. — Вот тебе последняя задача, Гарри. Решишь её, будешь освобождён от экзамена по Защите.

Гарри был заинтригован.

— Задача-вопрос: что станет с телом волшебника, которого сожгли?

— Такая лёгкая задача! — засмеялся Гарри. — Мы проходили это ещё на третьем курсе! Волшебники не горят — это все знают!

— Все знают, да не все об этом помнят! — как назидание, поднял палец Будогорский.

— Я не понимаю… — пробормотал Гарри. — Почему Вы задали этот вопрос? Какая же это логическая задача?

— Это значит только одно: тебе, Гарри, придётся сдавать экзамен по моему предмету! — Барин шутливо щёлкнул его по носу. — Завтра я устрою тебе день испытаний. Справишься с ними — значит, ты готов к встрече с теми неведомыми силами, которые подстерегают тебя на пути к Чаше Пуффендуй. А в ней, как мы знаем, заключена толика бессмертной души Лорда Волан-де-Морта.

Как только занялся рассвет, Гарри распахнул глаза (выработалась привычка вставать ни свет, ни заря) и увидел хлопочущего у печи Будогорского.

— Приятно иногда покухарить, — стягивая с себя фартук, подмигнул ему он. — Тебе надобно сегодня основательно подкрепиться.

Барин навалил Гарри целую плошку золотистой пшёнки и залил её топлёным молоком. Сам устроился напротив, наблюдая, как его воспитанник уплетает кашу.

— Честное слово, Гарри, мне будет грустно с тобой расставаться, — признался он, постукивая по столу деревянной ложкой.

— Почему же „расставаться“? — Гарри даже отставил в сторону тарелку. — Вы ведь не собираетесь уходить из Хогвартса, правда?

И с надеждой ждал, когда тот скажет: „Конечно, нет!“

— Конечно, нет! — обезоруживающе улыбнулся Барин. — Но это будет уже не то. Здесь мы жили с тобой бок о бок. И у меня сложилась иллюзия — глупейшая, конечно — что вместе мы составляем семью: одинокий старик-отец и оставшийся без матери сын.

Гарри сглотнул. С тех пор, как он потерял Сириуса, а вслед ним Дамблдора, он мечтал встретить такого же понимающего друга, какими для него были в своё время они.

— Долой сантименты! — встряхнулся Будогорский. — Просто я немного нервничаю… Хочу тебя попросить о следующем: если завтра, когда всё будет уже не „понарошку“, ты вдруг почувствуешь, что не справляешься… смело телепортируй мне. И плевать на условия чути!

— Я справлюсь! — упрямо сжал губы Гарри.

— Это мы сейчас и проверим, уже с другим настроением сказал Барин.

Он повесил на одно плечо своего ученика увесистую котомку с волшебными вещами. На другое — лук и колчан с золотыми стрелами. Вместе они вышли на опушку, где проходили их занятия. Гарри вынул из походной сумы клубок шерсти и, подбросив его, крикнул:

Ты катись, катись, клубочек,

По тропинке, мой дружочек!

Попроворнее, прошу,

Потому что я спешу!

Клубок замелькал среди травы, оставляя позади себя извилистую тропинку. Гарри устремился за ним. На дороге показался заяц. „Первое испытание!“ — смекнул он. Над рысаком кружил гигантский ворон. Гарри выхватил на бегу стрелу. Прицелился и выстрелил. Ворон, оставляя позади себя клочья перьев, скрылся в кронах деревьев. На минуту Гарри показалось, что он упустил из вида волшебный клубок. Но тут же заметил его между корней могучего пня. Рядом с клубочком лежало перевёрнутое гнездо. В нём копошились неоперившиеся птенцы. Рядом уже щёлкал зубами ранее дружелюбный Серый Волк. Гарри мгновенно развернул ковёр-самолёт и, встав на него, зашептал:

Поднимайся в поднебесье

Побыстрее, самолёт!

Не то сгину я в полесье —

И тогда: прощай полёт!

Умный ковёр взлетел и замер на уровне первых ветвей зелёной красавицы-ёлки, куда Гарри бережно опустил гнездо с птенцами. Когда он заталкивал ковёр-самолёт обратно в сумку, клубок уже катился дальше. Следующим, кого довелось спасти, был маленький медвежонок. Тот попал в глубокую яму, и Гарри вызволил его, взяв на руки, — не прибегая ни к какому волшебству. Тем временем его шерстяной проводник остановился на берегу речки. Поперёк реки был натянут невод. В нём билась крупная рыба. Не задумываясь, Гарри вошёл в ледяную воду и высвободил рыбину из сетей. Стоило только отпустить своенравно бьющуюся в его руках щуку, как вода схлынула, и посреди реки явился дуб. Его листва терялась в облаках. Гарри глянул вверх и тут же упал, словно обухом по голове ударенный. Когда он очнулся, увидел, что на нём сидит нечто, отдалённо напоминающее человека.

— Отгадай мою загадку! — осклабилось НЕЧТО. — В брюхе баня, в носу решето, одна рука — и та на спине.

Это что?

— Чайник, — промямлил Гарри, подбирая разбитые очки.

Чудище испарилось. Гарри уже примеривался, как бы ему влезть на этот дуб, но тут над ним закружила сойка.

— Не трогай дерево, Гарри! Его кора напитана смолами, губительными для человеческой кожи.

— Что же делать? — растерялся он.

— Ищи меч-кладенец в его корнях!

— Легко сказать „ищи“. Ногтями, что ли, землю рыть?

Рыть землю ногтями не пришлось. На помощь к нему пришла Медведица. Урча, она подала меч, который Гарри видел у Ильи Муромца. Усилием воли заставив взять себя меч, Гарри почувствовал, как его занесло в сторону. Рассердившись, Гарри размахнулся и ударил мечом по стволу — дуб зазвенел, будто был из железа. Гарри решил не сдаваться. С каждым ударом ему удавалось всё глубже подрубить упрямое дерево. Наконец вдвоём с Медведицей они упёрлись спинами в ствол — и дуб рухнул. Рухнул — и в ту же минуту раскрылся старинный кованый сундук, который, видимо, был прикован к дереву долгие-долгие лета. Дальше события стали разворачиваться с быстротой молнии. Из сундука (как только ещё он успел заметить!) выбежала ящерица и юркнула между камней дуба. Выскочивший заяц в два прыжка нагнал её и держал лапой до тех пор, пока Гарри не поднял ящерку. Но, поднеся к близоруким глазам, увидал, что в руках у него лишь хвост, который та скинула. Уже отчаявшись найти скрывшуюся ящерицу, он вдруг понял, что хвост этот — вовсе не хвост, а извивающаяся змейка. И зубы её подобны стальным иглам. От неожиданности Гарри разжал руки — и тут же воды ушедшей реки так же внезапно, как исчезли, вернулись. В мгновение ока они сомкнулись у него над головой. В испуге забил он руками по воде и, едва выбравшись на берег, подумал, что с учебным заданием не справился. Но… приплясывая на хвосте, Щука принесла ему в зубах хищную змейку.

— Спасибо тебе, — поблагодарил щуку Гарри.

Он взял змею, покрепче ухватив её за шею (если таковая у змеи есть).

— Что же дальше? — он пристально смотрел в глаза змеи, словно пытаясь проникнуть в ход её мыслей. И услыхал: „Спаси, Господи, мои зубы!“

— Ах, вот чего ты боишься! — рассмеялся Гарри.

Подняв с земли камень, он выбил у змеи два передних, смертоносных зуба. Те, будто наэлектризованные, притянулись друг к другу и составили Чашу.

Гарри улыбнулся и высоко поднял её над головой.

— А вот этого, Гарри, делать не следует, — промолвил Будогорский, вдруг материализовавшись рядом с ним. — Вдруг это обман? Кроме того, чаша может нести в себе ещё какие-то чары. Тебе неизвестные.

— Что же делать?

— Обернёшь её скатертью-самобранкой и положишь в сумку. Руками не трогай… А так ты молодец: вещи использовал по назначению, в помощи страждущим не отказывал, проявил силу и меткость. В отношении смекалки ничего не скажу. Загадка была пустяковой… У меня времени не хватило придумать что-нибудь позаковыристей.

— Так это Вы были тем чучелом?

— По-моему, неплохо получилось? — озорно подмигнул ему Барин.

— А кто будет загадывать мне загадку завтра?

— Скорее всего, Соловей-разбойник. Он из русских волшебников наиболее беспринципный… Да я тебе о нём рассказывал… Смотри, не забудь заткнуть уши, когда он засвищет, — иначе слух может не восстановиться, — озабоченно напомнил ему Будогорский.

К Гарри мало-помалу приходило прозрение.

— Постойте, так это Вы: и Заяц, и Птенцы с Сойкой, и Медведица, и Щука, и Ящерица, и Ворон со Змеёй?

— Ящерица, Змея и Ворон — не моих рук дело. Не буду преувеличивать моих скромных достоинств. А вот всё остальное — я. Совершенно верно.

— Но как? Как Вам удалось раздвоиться… даже растроиться? — спросил Гарри, вспомнив троих беспомощных птенцов сойки.

— Но ты ведь не собираешься уходить из Хогвартса? — задал ему его же вопрос профессор.

— Конечно, нет! — так же, как недавно сам Будогорский, ответил на сей раз Гарри. — А кто был за Ворона, Змею и Ящерицу?

— Я же говорил тебе, Гарри, что ты не одинок… Это один из твоих друзей.

— Рон? — недоверчиво спросил Гарри.

— Почему бы тебе ещё не вспомнить мистера Долгопупса? — насмешливо оглядел его Барин.

Глава 9. Новые союзники.

— По-моему, в твоём УМЕ чего-то не хватает, — выразил сомнение Будогорский, глядя на пузырящуюся серую массу котла. — Такой цвет…

— Мозг — это СЕРОЕ вещество. Во всяком случае, если это вещество способно думать, — незамедлительно расставил приоритеты Северус Снегг.

— Ты озлился из-за того, что потерял горстку перьев? — Будогорский с сожалением дотронулся до проплешины на голове Снегга.

— Я чуть не потерял жизнь из-за твоей выдумки, — отрезал Северус.

— Но всё же обошлось, — виновато развёл руками Барин.

— Чтобы я ещё раз поддался уговорам!.. — процедил Снегг. — Юлия…

— Что Юлия? — оживился Будогорский. — Сказала, что не будет тебя больше любить: лысого и с поломанными зубами?

— Ага, жди больше!.. Хохотала, как безумная, — уже с улыбкой ответил тот, вращая головой.

— Что, болит? — посочувствовал Ростислав. Апполинарьевич.

— Не юродствуй! — строго одёрнул его Северус. — Наверняка, ты знал, что сделает Поттер с вороном и змеёй.

— Не хотел тебя пугать — только и всего.

— Думаю, ты только и мечтал, чтобы меня подстрелили или задушили, — проворчал Снегг. — Но имей в виду, тогда тебе придётся жениться на Юлии и растить моих детей… У нас будет двойня.

— Поздравляю, дружище! — Будогорский сердечно обнял Снегга — тот, не медля, отстранился.

— Никак не могу привыкнуть к твоим „голубым“ замашкам, — объяснил он.

— Мне только показалось, или это намёк?.. Заметь, несмотря на мою бурную личную жизнь, звание почётного Члена Объединённого королевства Великобритании и Северной Ирландии удостоился от Тёмного Лорда не я, а ты…

Северус криво усмехнулся.

— Зря я тебе сказал. Только дал повод лишний раз позубоскалить.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я посягаю на твою целомудренность? — заржал Будогорский. — Поверь, мужеложство — не для меня…

— Иди к чёрту! — бросил в него сухую лягушку Снегг.

— Развлекаетесь? — поинтересовалась Юля, заглянув в комнату. — Через два часа самолёт. Пора бы уже и собираться.

— Нам собраться — только подпоясаться, — заверил её Будогорский. И обратился к Северусу. — Действительно, я засиделся. Гарри недоумевает, наверно, куда я подевался.

— Гарри! — придав своему лицу выражение просветлённого умиления, сложил ладони, как при молитве, Снегг.

— Брось! Гарри — чудесный парень.

— Полностью с тобой согласен. При условии, что я избавлен от его общества.

— Ладно, — махнул на него рукой Барин. — Увидимся в Лондоне.

— Счастливо, — протянул ему руку Северус.

Провожать себя он не дал. Юлька всучила ему на прощание мобильный телефон и сказала: „Если что — звони“. Погрузив багаж в такси, Северус отправился в аэропорт, где должна была состояться встреча с Валей Агутиной. Её провожала целая когорта детдомовского начальства, и ехать с ними до Пулково ему было не с руки. Потому и договорился о встрече прямо в здании Аэропорта, в зале ожидания. В Лондоне Снегг должен бал прибыть в дом Малфой и оставить там девочку. А самому ему надлежало встретиться с Волан-де-Мортом и рассказать о плане, который они выработали совместно с Барином. План касался убыстрения процедуры усыновления. Наедине с девочкой он чувствовал себя неуютно. Та надувала огромные пузыри из жевательной резинки и лопала их с оглушительным треском. На них стали недовольно поглядывать сидящие рядом маглы (вообще-то, это слово бесило Юлию, и он с недавних пор старался его не употреблять).

— Ты что, вести себя не умеешь? — строго спросил он.

Валя презрительно смерила его взглядом и выдула очередной пузырь, нахально глядя ему в глаза, — ба-бах! — пузырь разорвало в клочья.

— Уймите своего ребёнка! — попросила его сердитая дама слева.

„Ну, и что? Читать девчонке сейчас мораль? — уныло подумал Северус. — Вот Барин бы придумал, чем её заинтересовать“. Стоп! „Волшебник ты или нет?“ (всегда говорила в таких случаях Юля). Он сжал в кармане волшебную палочку и заморозил очередной пузырь, который старательно выдувала Валентина. Она тут же потянулась к нему рукой — рука бессильно повисла. Опасаясь, что может напугать ребёнка, Северус снял чары заморозки, отлепил от Валиных губ пузырь и превратил его в вереницу маленьких пузырьков, которые закружили в воздушном хороводе, а потом медленно водрузились на шею той самой пожилой леди, которая сделала им замечание.

— Вы видели? — округлив глаза, Валя изумлённо посмотрела на „бусы“, красовавшиеся на шее соседки по креслу.

— Видел ЧТО? — как можно равнодушнее спросил Снегг.

Валентина недоверчиво глянула на него, но больше не проявляла непослушания. Боясь, как бы она опять чего не выкинула, Северус сунул ей в руки комиксы и напихал всяких сладостей.

— Мне кажется, Вы не жадный, — глубокомысленно изрекла девочка. — Но я Вас всё равно не смогу полюбить, Вы мужчина не моего типа.

Тут уж настало время изумляться Снеггу: „О чём толкует этот сморчок?“

— Ну, и какие же мужчины ТВОЕГО типа?

Валя вознесла глаза к потолку:

— Высокие, худые. Волосы прямые. Глаза чёрные. Нос… такой, с горбинкой, — она водила по своему лицу, рисуя ЕГО портрет.

— Ну, это легко исправить, — сощурился Снегг.

— Неужели Вы согласитесь на пластическую операцию ради меня?

— Если ты не привыкнешь к моему нынешнему облику, то придётся, — смиренно кивнул Северус.

В замке Малфой их встретила Нарцисса.

— Тебя всё же наняли прислугой? — притворно удивился Снегг вместо приветствия. — Познакомься, Валя. Это миссис Малфой. Твоя… хм… компаньонка.

— Что значит „компаньонка“? — взвилась Нарцисса.

— Ты предпочитаешь быть „нянькой“? — холодно осведомился он.

— Я понимаю, у тебя есть повод быть со мной таким… таким безжалостным, — простонала Нарцисса.

— Что на сей раз? — бесстрастно глядя в её бирюзовые глаза, спросил Северус. — Сцену какого жанра ты репетируешь: мелодраму, трагикомедию или, может быть, ужасы?

— Да, с твоей новой „романтической“ внешностью было бы забавно разыграть с тобой мелодраму, — сострила Цисси.

— Ну, вот и славно, — Снегг схватил её за локоть так, что Нарицисса вскрикнула. — Вижу, шутить Вы не разучились, миссис Малфой.

Он отшвырнул её.

— До свидания, милая, — ласково попрощался Северус с Валей.


У Волан-де-Морта всё то же: завораживающие декорации, церемонность процедуры встречи и прощания, философские умствования. Тёмного Лорда немало позабавило, что Снегг собирается рядиться священником. Любого рода святотатство им поощрялось.

— Целый монастырь будет к моим услугам… — его змеиные глаза сузились. — Боюсь, Вы меня не поняли, Северус. ЭТО меня не интересует уже много лет… Хотя, может быть, некоторые из моих друзей и сочтут целесообразным посетить кельи каких-нибудь соблазнительных воспитанниц.

Снегг с трудом себя контролировал.

— Простите, сэр, мою несдержанность, но, думаю, что удочерение Валентины — ошибка. Та школа,которую я выбрал в качестве базовой, при МУЖСКОМ монастыре. Впредь я буду отбирать только мальчиков.

— Что ж, мальчики так мальчики. Мне всё равно.

Волан-де-Морт поднялся и протянул ему руку. Но не для пожатия, а для поцелуя — подчёркивая, таким образом, своё превосходство. Северус преклонил колени и прикоснулся к руке Тёмного Лорда.

В дверях Снегг столкнулся с Хвостом.

— Всё наушничаешь? — поймал его за ухо Северус.

Тот в испуге отпрянул, схватясь за голову.

— Что же ты, Питер, дай мне сдачу, — подначивал его Снегг. — Когда рядом были Поттер и Блэк, ты был смелее.

— Они покойники, — глухо зароптал Петтигрю.

— Не без твоего участия, мой дорогой друг, — процедил Северус и, взмахнув плащом, трансгрессировал.

В Паучьем тупике Снегга ждал Будогорский.

— Как ты живёшь в подобном свинарнике? — с гримасой отвращения встретил его Барин.

— Тёмный Лорд предлагал мне прислугу, — усмехнулся Северус. — Нарциссу Малфой.

— Она хорошенькая? — оживился Будогорский.

— Ничего, — скривился Снегг.

— И что? Ты отказался?

— Ну, если ты до сих пор не встретил сухопарую блондинку с длинным лошадиным лицом — значит, отказался.

— Хороши же у тебя критерии привлекательности: „сухопарая с лошадиным лицом“.

— Да это я так, от злости больше.

— Чем же она тебе досадила?

— Как-нибудь в другой раз, — пообещал Северус.

И они поднялись в лабораторию.

Вместе с Будогорским он ещё раз оглядел составляющие будущего Эликсира. По его мнению, выглядели они замечательно до тех пор, пока их не смешивали. Стоило ингредиентам попасть в один котёл, как спустя минуту превращались в камень. Признаться, в затянувшемся изготовлении Любовного эликсира повинно его „левое“ увлечение. Снегг пытался разобраться, как Дамблдор обучил его столь быстро русскому языку. Долго он не мог понять, что к чему. Пока в квартире Юлии ему не попалась на глаза Библия на иврите. Невероятно! — но он понимал, о чём речь. Разгадка была где-то рядом… Северус вспомнил, что у Юльки есть фильм „Три мушкетёра“ на языке Дюма. Сунув диск в дивидюшник, он утвердился в своих подозрениях — элегантный язык французов стал ему понятен так же, как и родной. „Может, я обрёл теперь умение понимать голоса птиц и зверей?.. Как в сказке ‚Карлик Нос‘? Но нет. Мурлыканье Муськи (Юлиной кошки) казалось ему по-прежнему бессмысленным. ‚С другой стороны, я же понимал, о чём лопочут яговский Кот и Сова…‘. Дамблдор, старый упрямец, будто не замечал, над чем бьётся его великовозрастный ученик. А спросить у него, ясное дело, возможности не представлялось. Чтобы изобретать, надо сначала понять природу этого явления — у кого бы это выяснить? Юлию тоже интересовало: как это так здорово вышло, что она может читать теперь в подлинниках всё — от Вильяма Шекспира до Федерико Гарсия Лорки? Она-то и навела Северуса на мысль, что, скорее всего, это единый язык (скажем, как эсперанто). ‚Эсперанто — наиболее распространённый искусственный международный язык, созданный ещё в 1887 году, — объяснила она. — На едином языке говорили и раньше. Так, например, люди до Всемирного потопа общались на одном языке до тех пор, пока вавилоняне не попытались построить башню до небес. Тогда Бог, разгневанный дерзостью людей, ‚смешал их языки‘, и они перестали понимать друг друга“. Идея понятна — язык един. Но от этого не легче. Ну, ладно, Юлию Дамблдор мог лично заразить этим… Стоп! А если это, действительно, вирус, передающийся, скажем, воздушно-капельным путём? Как всё произошло? Стоило Юле заговорить с ним, как они уже понимали друг друга. Северус, охваченный охотничьим азартом, просиживал дни и ночи, пытаясь вывести этот „вирус“. К слову сказать, ничего у него не вышло. Он был вынужден в конце концов признать, что легче „перезаражать“ тех, кто в этом нуждался, чем создать его самому. Северус вернулся к Любовному эликсиру.

— Может, стоит выпить Эликсир до того, как он превратиться в камень? — предположил Будогорский.

Снегг окатил его презрением.

— Ага, чтобы он упал камнем в желудок… Эликсир — это напиток. И пить его нужно с наслаждением.

— С чего ты взял, что он — жидкость? — не сдавался Барин. — Ты же сам окрестил его ЭЛИКСИРОМ?

— Нет, — упрямо мотнул головой Северус. — Я чувствую. Там чего-то не хватает.

Он в озлоблении тяпнул кулаком по столу, не заметив мелкого стекла разбившейся пробирки. Немедленно рука обагрилась кровью.

— Смотри, Северус! — Барин показал на котёл.

Твердое вещество застывшего Любовного эликсира будто прожгло каплями крови, упавшими на него. Эти капли образовали сначала крошечные отверстия, которые, в свою очередь, дали лучи-трещинки. Они опутали паутинкой всю поверхность котла. Как при весеннем ледоходе, изломы вставали ребром, крошась и образуя торосы. Вскоре брожение закончилось. Всё вновь затвердело.

— В чём дело? — спросил Будогорский.

— Крови мало, — ответил Снегг. — Но, думаю, её хватило бы, если б я успел капнуть её до окаменения.

Незамедлительно он слил несколько пузырьков в небольшую чашу, выцедив в неё из своего пореза пару капель крови. На мгновение жидкость приобрела чёрный цвет, а потом тысячи искр пробежали по её поверхности. На безупречной глади эликсира чётко обозначилось лицо Юлии.

— По-видимому, этот эликсир годен только для тебя, — осторожно заметил Барин.

— Именно чего-то такого я и ждал, — глядя в Юлино лицо, пробормотал Северус.

Он обмакнул палец в зелье и смочил себе мочки ушей.

— Что чувствуешь? — полюбопытствовал Будогорский.

— Ничего, — пожал тот плечами.

В доме послышался неясный шум.

— Что это? — озабоченно проговорил Барин.

— Тихо! — цыкнул на него Снегг, прикладывая ухо к стене.

— Может, он вышел прогуляться? — донёсся до него детский голос.

— Не думаю, — второй голос явно принадлежал Нарциссе Малфой.

— Это пожаловала Нарцисса, о которой я тебе говорил. С ней Валентина — моя приёмная дочь, — прошептал Северус. — Сиди здесь. Сейчас я их выпровожу.

Только он переместился в спальню, как Валентина с проворством слонёнка распахнула двери его холостяцкого будуара.

— Вы дядя Северус? — с порога выпалила девочка.

— Да, дитя моё, это ОН, „дядя Северус“, — с усмешкой ответила за него Нарцисса, возникшая за спиной ребёнка.

Решив опустить нравоучения (что, мол, воспитанные люди предупреждают о своём визите), он поздоровался:

— Добрый день, дамы.

— Так Вы волшебник, правда? — возбуждённо затараторила Валя, смотря на него, как на раритетный экспонат.

— Боюсь, ТЁТЯ Нарцисса преувеличивает мои возможности, — ответил Северус, бросив в сторону Малфой угрожающий взгляд. — В любом случае, она слишком нетерпелива… Но умение ждать никогда не было в числе её достоинств. Ведь так, Цисси?

Он взял её за руку, намереваясь спуститься в гостиную. Та обожгла его страстным взглядом.

— Что? Что такое? — Снегг был в замешательстве.

— Северус! Ты сегодня… ты такой сегодня… — с придыханием заговорила Нарцисса.

— Вы говорили, что дядя Северус некрасивый, — подала голос Валюша, — а мне кажется, что красивый. Даже очень красивый.

И та, и другая смотрели на него с любовью.

— У вас что, коллективное помешательство? — нахмурился Снегг.

— От тебя недолго и с ума сойти! — захихикала миссис Малфой, кокетливо беря его под руку.

— А я с другой стороны! — тут же пристроилась с другого бока Валюшка.

— Послушайте! — стряхнул их с себя Северус. — Что вы делаете у меня дома?

— Девочке было скучно, — надула губы Нарцисса. — Я подумала, что отправиться к тебе — совсем не плохая идея.

— Лучше своди её в зоопарк или на аттракционы… Ко мне не таскайтесь, — отбивался он.

— Как скажешь, дорогой… — печально промолвила Нарцисса.

— Если Вы совсем нас не любите, — зазвеневшим от обиды голоском закончила Валя.

„Это действие Любовного эликсира“, — озарила его догадка.

— Вот что, — Северус наклонился к Валентине, — у меня сейчас много работы. Когда освобожусь, я сам приду к вам в гости. А вы больше ко мне не ходите.

Он строго посмотрел на Нарциссу. Та не стала пререкаться и, взяв свою подопечную за руку, вывела её из дома. На прощание они обе послали Снеггу исполненный немого обожания взгляд. Когда он вновь водворился в лабораторию, Будогорский задыхался от смеха.

— Что это ты так веселишься? — подозрительно глянул на него Северус.

— Представил, как околдованный Волан-де-Морт будет осаждать тебя своей любовью, — едва выговорил сквозь смех Будогорский.

— Ты ещё глупее, чем я думал, — беззлобно отмахнулся от него Снегг.

— Слушай, можно я испробую твой эликсир на себе? — попросил Барин. — Будет ли твой рецепт также действенен и для других? У меня ведь — в отличие от тебя — нет возлюбленной.

— Как нет и некоторых других компонентов… например, УМА, — в свою очередь подшутил над товарищем Северус.

— Это спорный вопрос, — тут же нашёлся Барин.

— Смотри не переборщи, — усмехнулся Снегг, наблюдая, как щедро изливает на себя эликсир Будогорский. — На ком, кстати, будешь пробовать свои чары?

— Потом всё расскажу.

Барин поднял для прощания правую руку, и Северус шлёпнул по ней ладонью.


Вечером того же дня вместе с Ростиславом они отправились окучивать священника, который руководил церковно-приходской школой. Школа находилась при православном монастыре. Настоятелем монастыря был русский эмигрант со столь же труднопроизносимой фамилией, что и Барин, — Миргородский. Правда, с именем-отчеством дело обстояло проще — всего лишь Георгий Алексеевич.

— Ты себе не представляешь, какой фурор я сегодня произвёл в Хогвартсе! — рассказывал Будогорский о своём триумфе. — Жаль, что действие эликсира заканчивается где-то через два — два с половиной часа. И у твоих поклонниц утрачивается даже воспоминание, кто был предметом их вожделения. Так МакГонагалл от сладчайшей улыбки в середине нашей беседы перешла к выговору… Знаешь, в связи с подготовкой Гарри к испытанию за Чашу Пуффендуй, я частенько пропускаю занятия по защите… И Минерва знает, где я! Но вот ведь вредный характер… сказывается её застарелая девственность…

— Вообще-то, меня больше интересует: на мужчин эликсир как-то действует?

— Нет. Вот на мужчин не действует. Это точно.

— Как же тогда?

— Для этого, видимо, и нужно оружие из Тайной комнаты.

— Думаешь, так и становятся педерастами? — ухмыльнулся Снегг.

— Вполне возможно, — никогда не отрицавший даже самую что ни на есть бредятину, если в ней есть малая толика авантюризма, согласился Будогорский. — Кто-то чем-то прогневал богов — и Эрос ранит его неподходящей стрелой.

— Есть немало и других способов покарать грешника, — мудро заметил Северус. — Но ты верно сказал: „НЕПОДХОДЯЩЕЙ стрелой“… Чтобы она была подходящей, надо попросту капнуть в эликсир женской крови… Так мне кажется.

— Что ж, стоит проверить… Остаётся только уповать, что все члены Ордены при возлюбленных.

— Как выяснилось, у нас есть адепт — Юлия, — Снегг мечтательно закатил глаза, подумывая, что, быть может, по мужской части адептом предстоит стать ему.

Заметив ироничный взгляд Барина, он поспешил переменить тему.

— Расскажи-ка мне лучше, что мне следует говорить попу этому.

— Лучше помалкивай, — посоветовал ему Будогорский. — Говорить буду я.

Они уже подходили к городку — как две капли похожему на поселение чути. Только Северус открыл рот, чтобы прокомментировать это вслух, Ростислав ему ответил:

— В этом нет ничего удивительного, потому что… впрочем, сам скоро увидишь… Один совет я тебе всё же дам: не выставляй себя этаким миссионером в деле распространения христианского мировоззрения. Короче, не ври! — рекомендовал он Снеггу перед тем, как постучаться.

Двери будто сами собой разошлись.

— Здравствуйте, люди добрые! — раздалось откуда-то снизу.

Северус понял, в чём его ошибка: он искал незримого собеседника на уровне своих глаз, но их приветствовал коротышка ростом с профессора Флитвика — может, чуть выше.

— Проходите, — позвал их человечек, освещая дорогу высоко поднятой керосиновой лампой.

Войдя в просторную комнату, Северус огляделся. Весь правый угол был занят иконами. Во всю длину покоев стоял чисто выскобленный дощатый стол. Вдоль него — длинные лавки. Большую часть помещения занимала белёная печь. Рядом с ней — кухонная утварь: ухваты, крынки, чугунки.

»«Путешествие во времени», — подумал Снегг. — Век, этак, XVII–XVIII-ый«.

— Да, мы не торопимся жить, — внимательно глядя на него, заговорил маленький священник.

Северус вздрогнул, увидев его молочно-белые глаза. Тот сразу надел тёмные очки.

— Так я избегаю лишних вопросов, — пояснил он. — У нас тут учащиеся — обычные мальчики.

Снегг помнил, что сказал ему Будогорский („Говорить буду я“), но представитель чути, похоже, ждал, что скажет именно ОН, Северус Снегг.

— Вы знаете, что привело нас к Вам? — хрипло начал он.

— Естественно, — довольно равнодушно ответил тот.

„По-видимому, помощи от него не дождёшься. Даже сесть не предложил“, — с раздражением подумал Северус.

— О! Прошу меня извинить! — священник знаком пригласил их садиться.

— Итак… — сказал Настоятель, когда гости сели. — Вы хотите, чтобы я помог Вам (он обращался сугубо к Снеггу) приютить на первое время Ваших подопечных… Где гарантия, что мои люди и Ваши ученики не пострадают от нашествия тёмных сил?

— Гарантий нет, — честно ответил Северус.

— Мне нравится Ваша откровенность, — почему-то подобрел волшебник. И замолчал, играя большими пальцами сцепленных на животе рук.

— Георгий Алексеевич, — решил вмешаться Будогорский. — Предпринимаются конкретные шаги к скорейшему уничтожению Волан-де-Морта…

— Пока ваши шаги „предпринимаются“, его шаги уже могут быть на пороге моего дома, — безапелляционно прервал его Миргородский.

— Но чуть ещё не порвала с НИМ. Теоретически вы союзники, — осторожно заметил Снегг.

— Вот именно, молодой человек, „ТЕОРЕТИЧЕСКИ“. Когда ваш ученик завладеет ещё одним крестражем — это будет равносильно тому, что наш пакт о взаимосотрудничестве аннулирован. Собственно, это случилось сразу, как вышеупомянутый мальчик ступил во владения чути белоглазой.

— Но разве ОН, Вы-понимаете-Кто, уже знает? — поразился Северус.

— Если и не знает, то скоро почувствует, — уверенно сказал тот.

— Значит, Ваш ответ НЕТ? — насупился Снегг.

— Я бы предпочёл нейтралитет, — незамедлительно ответил Георгий Алекссевич. — Моим братьям под сенью таёжных елей бояться нечего. Но моя вотчина послужит удобной мишенью для мести Тёмного Лорда. Так что оптимальным решением будет… принятие под своё крыло ЕГО воспитанников… В конце этой недели я отправляюсь в Москву на заседание священного Синода. Надеюсь, что привезу для Вас необходимые верительные грамоты. Ходатайство на опеку у Вас с собой?

Снегг протянул ему свиток. Миргородский поморщился.

 — И Вы ещё упрекали меня в несовременности! Подобным образом дела не оформляют уже полвека — как минимум. Ну, ладно, я всё исправлю… Вам ведь всё равно под какой фамилией выступать сыном церкви?

— Пожалуй, — согласился Северус.

— Я дам знать, когда что-то прояснится, — попрощался священник, запирая за ними двери.

Во дворе монастыря они расстались и с Барином. Тому не терпелось скорее повидаться с Гарри.

— Будешь трансгрессировать через океан? — неодобрительно спросил его Снегг.

— Я не трансгрессирую. Просто перемещаюсь. Мне не страшны ни влага, ни расстояние, — просветил его Будогорский, исчезая.

А Северусу ничего не оставалось, как именно ТРАНСГРЕССИРОВАТЬ в свой непритязательный тупик. Поразмыслив, он отправил сову с письмом для Тёмного Лорда, прося у него аудиенции. Сам же отправился спать.

 — Поздравляю Вас, Северус! Вы войдёте в историю магии, как создатель Любовного эликсира! — заговорил Дамблдор.

— Но Вы говорили, что я только возвращаю формулу, — напомнил Снегг. — В любом случае, меня волнует не это. Как, когда и кому я должен передать Эликсир?

— Всё очень просто. Вы передаёте только формулу — желательно с подробными комментариями. Как Вы, наверное, уже успели заметить, готовый эликсир быстро выдыхается. А в виде полуфабриката также никуда не годен.

— Кому я должен отдать формулу?

— Конечно же, Ростиславу Апполинарьевичу Будогорскому. Он распространит её. И поможет с изготовлением.

— Хм… — выразил недоверие Северус, но вслух ничего не сказал. — Как же быть с кровью Юлии?

— То есть? — удивился Дамблдор.

— На мужчин эликсир не действует — так сказал Будогорский. Тут, вероятно, нужна толика женской крови, — объяснил Снегг.

— У каждого СВОЯ возлюбленная, — заметил Дамблдор.

— А у кого её нет?

— Значит, есть ангел-хранитель.

— Что-то я не слыхал, чтобы ангелы делились со смертными своей кровью… если она у них есть.

— Собственно, это уже не Ваша забота, — усмехнулся Альбус.- Однако кое в чём Вы можете быть полезным: попробуйте найти способ, дабы каждый, для кого приготовляется Эликсир, мог связаться со своим Ангелом-хранителем. Как Вы изволили заметить, „не у каждого есть возлюбленная“, а своего Ангела-защитника беспечные люди порой даже не замечают, уже не говоря о том, что знают его в лицо.

— Ещё один вопрос! — взмолился Северус. Но обращался уже к пустому месту: Дамблдора за столом не было.

„Эх, так я и не успел спросить Учителя, какую программу он предпринял, обучив его в одночасье иностранному языку… — Северус проснулся с чувством горечи. — Первый раз мы встретились за столом и вели диалог! Когда ещё представится такая возможность?!“ Что помешало связи на сей раз, спрашивать не было нужды: в закрытое окно долбилась сова. Она принесла ответное письмо от Волан-де-Морта.

„Прошу ко мне“, — значилось в нём. Внизу — размашистая подпись Тёмного Лорда.

Вздохнув, Северус облачился в костюм и отбыл к своему Повелителю. Первым, кого он увидел в замке Волан-де-Морта, был повизгивающий Хвост, ничком лежащий у дверей своего Хозяина. Северус переступил через него, не преминув вытереть о его мантию ноги, и постучал.

— Войдите! — раздался глас Лорда.

Северус собрался было приветствовать его в обычной манере, но отшатнулся, увидав протянутую для поцелуя осклизлую лапу (по виду, дементорскую).

— Что, зрелище не из приятных? — зло зашипел Волан-де-Морт.

— Что с Вами? — участливо спросил Северус, стараясь глядеть ему прямо в глаза.

Что-то показалось ему странным и в лице Тёмного Лорда: кожа будто посерела, а голова слегка покачивалась на непомерно длинной шее.

— ЭТО может значить только одно. Кто-то из смертных вплотную приблизился к моей ТАЙНЕ, — заговорил он леденящим шёпотом, со свистом втягивая в себя воздух.

Хлоп! Снегг увидел фигуру, до странности напоминающую ему… самого себя. Раздались хлюпающие звуки — Тёмный Лорд смеялся.

— Это богарт, Северус, — с этими словами он запустил в фигуру его двойника фиолетовый шар — та разлетелась в клочья. — Вы боитесь самого себя… с чего бы это?

Волан-де-Морт размял шею, которая была теперь на редкость гуттаперчева.

— Рассказывайте! — приказал он.

Снегг поведал, что приют для детей-сирот, по-видимому, найден. Как только лично для него будут подготовлены документы, он готов выехать в Россию.

— Что ж, хоть в этом всё идёт по установленному плану, — размеренно произнёс Волан-де-Морт. — Завтра я собираю друзей… Вы присоединитесь?

— Завтра я обещал миссис Малфой навестить девочку, — сказал он полуправду.

— Вам нравится Нарцисса? — Тёмный Лорд растянул губы в безгубой улыбке.

— Скорее, я ей, — нескромно заявил Северус.

— Немного самонадеянно с Вашей стороны… Что ж, было бы не по-джентльменски разочаровывать прекрасную Цисси. Я освобождаю Вас от пирушки. Но знайте, сам я силён только потому, что не подвержен превратностям любви. И постараюсь уберечь от этих пут ещё оставшихся мне верных людей, — угрожающе закончил Волан-де-Морт.

— Помилуйте, сэр, я не собираюсь влюбляться в Нарциссу!

— Было бы непростительной глупостью с Вашей стороны увлечься столь пустой особой. Посмотрите, как она дрожит за своего слабака-сына… Никакого самообладания!

— Это участь всех матерей, — Снегг решился замолвить словечко за Нарциссу.

— Именно об этом я и веду речь. Только свобода делает нас неуязвимыми. Я — живое тому доказательство.

Северус вспоминал потом это смелое заявление о „неуязвимости“ с усмешкой. „Вот, что имел в виду Миргородский. Тёмный Лорд, лишившись большей половины крестражей, почувствовал недомогание… Хорошо“, — подумал он, возвращаясь в свой прерванный сон.

Глава 10. Чаша Пуффендуй.

В день, когда предстояло добыть Чашу Пуффендуй, Гарри встал раньше Будогорского. Он вышел на опушку леса и впервые самостоятельно почувствовал необходимость размяться. После традиционной разминки, которая на сей раз, действительно, показалась лёгкой, Гарри с удовольствием вдохнул пряный запах осенней листвы. Потом на цыпочках прошёл в дом и стал перебирать волшебные вещи, ещё раз мысленно проговаривая четверостишия — обращения к ним.

— Любо-дорого поглядеть, — раздался голос Барина.

Гарри вздрогнул и поглядел на учителя. Будогорский сквозь ресницы наблюдал за его сборами.

— Нет, правда. Очень серьёзный подход, — улыбнулся профессор.

— Я есть не буду, — ответил Гарри на прозвучавшее в мыслях Барина предложение.

— Браво, Гарри! Но, надеюсь, ты позволишь проводить тебя за околицу?

Гарри вскинул на плечи походный рюкзак, лук и стрелы. На всякий случай он прикрылся щитом.

Будогорский плёлся за ним, сонно загребая ногами.

— Вы где-то пропадаете по ночам, — сказал вдруг Гарри, остановившись. — А ещё говорили, что чуть Вам ЭТОГО не простит!

— Гарри! Бог ты мой! Неужели ты не выкинул свои подозрения относительно Маришки? — запрокинув голову, Барин звонко рассмеялся. — Ты бы хоть подумал, что погода уже не благоприятствует такого рода свиданиям! Не в доме же Ладомира мы предаёмся преступным утехам!.. Ха-ха-ха!.. Представил…

Он потёр себе нос, посматривая исподлобья на Гарри.

— Давай лучше поговорим об этом в другой раз, — Барин положил руку на плечо Гарри. — Береги себя…

Гарри ждал, что тот добавит что-то ещё, но так и не дождался. Ему ничего не оставалось, как выпустить нетерпеливо подпрыгивающий клубок на дорожку и заметил, как Будогорский перекрестил его спину. Когда на дорогу выскочил Заяц, Гарри без промедлений выхватил стрелу и поискал глазами Ворона. И увидел: зловещая чёрная птица поджимала свои крылья и упругим броском посылала в него сотни сверкающих на солнце перьеподобных ножей. Гарри едва успел прикрыться щитом и отбежать под защиту пушистой ёлки. Та укрыла его своими лапами. Ворон был вынужден снизиться, шныряя глазами в поисках жертвы. Гарри прицелился — стрела вошла прямо в блестящий вороний глаз. Ослеплённый ворон взвился в поднебесье. Тут только Гарри заметил, что перепуганный клубочек жмётся к его ногам. Он взял в руки волшебный клубок и подышал на него. Тот ожил и, весело подпрыгнув, помчался дальше. Вот вчерашний пень. Рядом — опрокинутое гнездо. Только в этот раз оно, скорее, напоминало шалаш средних размеров. Перевернув его, Гарри увидел маленьких многоголовых дракончиков. „Потомство Змея Горыныча“, — понял он. Гарри раскинул ковёр-самолёт и первым делом водрузил на него гнездо со злобно извергающими искры пламени змеёнышами. Умный ковёр поднялся в воздух и остановился у верхушки самой высокой сосны. Гарри не без труда установил гнездо на место и приземлился. Выискивая яму, в которой застрял медвежонок, Гарри поймал себя на мысли, что подспудно ждёт какого-нибудь подвоха — уж слишком легко он преодолевал пустяшные препятствия. В яме глухо ворчал сынишка (а, может, дочурка) Михаила Потапыча. Гарри заглянул в Мишкину темницу… и тут же отпрянул. Рядом с Мишуткой шевелилась какая-то грязная масса. Сидя на краю ямы, Гарри как никогда сожалел об отсутствии волшебной палочки… пока не учуял запах отвратительно ядовитого табака. Клубы вонючего дыма выходили из медвежьего логова! Не мог же покуривать самокрутку бурый медведь! Вслед за этим открытием его постигло следующее:

— Етит твою налево! До утра мне тут куковать, что ль?.. — далее шла нецензурная брань.

— Ты чего тут делаешь? — Гарри уже без опаски свесился в яму.

Вопрос был адресован Лешему (это был именно он).

— Догадайся с трёх раз, — проскрипел Леший, передавая Гарри медвежонка.

— Страхуешь меня никак? — сдвинул брови Гарри.

— А то! — вылезая из ямы, самодовольно ухмыльнулся Лешак. — Случись с тобой что — международный конфликт грянет, не иначе.

— Кто ещё кроме тебя к этому причастен? — полюбопытствовал Гарри.

— Да все, почитай, — бесхитростно сообщил Леший. — Кощей — то тварь вредная — чуть не порешил тебя своими кинжалищами… но и ты проучил его.

Леший хохотнул и похлопал Гарри по спине, ковыляя рядом.

— Потом, значит, Змей Горыныч должен был огнём тебя потравить — да он тока издалече наблюдал. Чтоб ты его гнездо не уронил, деткам евонным не навредил, — продолжал Леший.

— А потом?

— Ну, потом в игру включался я. Ранее договаривались, что попугаю хорошенько… Но я, знамо дело, не хочу, чтоб ты, Гарри, на всю жисть заикашкой остался… Потом… — Лесной Хозяин становился всё более словоохотливым.

— Ради бога! — взмолился Гарри. — Не собираешься же ты рассказать мне всё до конца?

— Ах, да! — спохватился Леший. — Я просто буду тебя сопровождать… ну, чтоб не скучно было.

— Но это нечестно! — вскипел Гарри.

— Э, нет! Нечестно было бы просто передать тебе тот кубок… или чего там… А так всё по-честному!

— Тогда уйди!

— Гарри, не гони меня! Мне, знаешь, как от Яги нагорит!

— Что там тебе „нагорит“? — покосился на него Гарри.

— Она, ежели прознает, что я тебя бросил… нипочём не выпросишь у неё… понимаешь?

— Само-гонку, — закончил за него Гарри. — Ладно уж, не буду тебя лишать последней радости в жизни. Идём вместе.

Когда они увидели запутавшуюся в сетях Щуку, Гарри, не слушая, что кричит ему Леший, безбоязненно зашёл в речку… И совершенно напрасно. Его вдруг будто парализовало: тело, руки и ноги скрутила страшная судорога. Обездвиженный, Гарри упал в воду. Очнулся он уже на берегу. Косматая борода Лешего щекотала его мокрые щёки.

— Ты спас меня? Что это было? — едва прошелестел Гарри.

— Да Водяной, зараза, забыл свой смертоносный ус с мёртвой водой выдернуть! — проникновенно таращась на него, засипел Леший. — Пока он вспоминал, где у него такой же — только с живой водой — я тебя уже десять раз похоронить успел… Вот ведь.

Он громко высморкался.

— Больше от меня ни на шаг! — затряс Леший мшистым пальцем перед носом Гарри. — Щас Соловей нам на голову свалится — будь готов!

— Всегда готов! — пошутил Гарри и закашлялся.

В груди сильно саднило. Видно, он успел изрядно наглотаться воды… да ещё мёртвой. „Реально, плохо“, — сказал бы Рон… Но через секунду ему стало вдвое, втрое, вчетверо… да что там — в сто раз хуже! Каждая клетка его тела просила о помощи. Гарри задыхался от жжения в груди, от звона в ушах и от запаха болотной хмари (последняя принадлежала, без сомнения, Лешему), который лежал ничком на Гарри и беззвучно шевелил губами. Гарри снова потерял сознание.

— Что делать-то будем, а? — озадаченно спрашивало коренастое приземистое существо с блинообразным монголовидным лицом.

Губы Гарри непроизвольно разъехались в улыбке: »«Соловей», блин! У русских, определённо, своеобразное чувство юмора!«

— О! Смеётся! — осклабился косматый Соловей с разбойничьей рожей.

— Слава тебе, Господи! — перекрестился Леший. — Так бы и дал тебе по зубам! (Это он обращался к Соловью) Так напугать мальца! Тебе это с рук не сойдёт! Забыл, как у Ильи Муромца сто лет в подвале просидел?

— Да ладно тебе! Я ж в полсилы всего и гикнул, — заюлил Соловей-разбойник. — А загадка и вообще проще пареной репы.

— Ну, смотри у меня! — для пущей острастки замахнулся на него Леший.

— Вот, слушай, парень: Стоит дуб.

На дубе 12 веток, На каждой ветке по 4 гнезда, В каждом гнезде по 7 птенцов. У каждого птенца одно крыло белое, другое — чёрное. Что это?

Гарри улыбнулся.

— Дуб — это год, ветки — месяцы, в каждом месяце по 4 недели, в неделе семь суток, в сутках есть день (с белым крылом) и ночь — с чёрным.

Соловей удовлетворённо кивнул и в три прыжка достиг кромки леса, где растворился среди деревьев.

— Видал? Чисто ваш Тарзан. Всю жизнь на верхах дерев обретается, — хмыкнул Леший.

— Ты знаешь, кто такой Тарзан? — удивился Гарри, пытаясь встать на ноги.

— А что? Мы теперяча тоже при цивилизации — Василисушка прикрепила нас к городским волшебникам. Нам вменяется в обязанность посещать их не реже одного раза в месяц. Ну, они нас… ватого-этого… просвещают.

Гарри представил Горыныча (или Кощея) в гостях у тёти Петуньи и зашёлся в смехе.

— Чаво смешного? — тоже начиная хихикать, спросил Леший.

— Да вот представил, как выглядит просвещение Горыныча с Кощеем.

— Тут, конечно, есть определённые сложности, — задумчиво поскрёб себе бурую шерсть на груди Леший. — Но в целом справляемся. А ты не об том думай… Хотя я рад, что ты вот уже и смеёшься. Но пора и Медведицу звать.

— Как „звать“? — растерялся Гарри. — Вчера она сама явилась.

— Эх, твою мать! Ты хоть не скажешь, что и знать-не знаешь, как её призывать?

Гарри потупился.

Леший взвыл:

— И что? Чё делать-то? Не могу ж я тебе открытым текстом подсказки давать?!

— Обойдусь! — процедил Гарри и стряхнул с плеч суму перемётную.

Он выудил из её бездонных недр книгу Будогорского „Другие…“ и стал быстро перелистывать. Так, так, так. Волшебники кончились. Вот! — волшебное зверьё.

Михаил Потапыч. Жена его, Марфа Петровна. К ней испокон веков обращаются с такими словами:

Эй, Марфушечка-дружок,

Приходи-ка во лесок.

Помоги, косматая,

Как велит должок!

Свет померк. Его заслонила фигура-колосс. Это явилась Марфа Петровна. Не тратя лишних слов, она упёрла могучее плечо в ствол дуба и, отворотив корни, подала ему богатырский меч. Гарри рассёк им воздух — и то ли сталь волшебного оружия, то ли сам воздух (а, может, и то, и другое) зазвенели. А Медведица тем временем не отступалась от дуба, а с остервенением вырывала дубовые корни.

— Руби их! — рыкнула она Гарри.

Гарри рубанул дубовые корневища, и многовековой красавец-дуб с предсмертным хрипом завалился на бок. Гарри зажмурился. А зря. Потому что в этот миг старинный сундук треснул надвое, и из него выползла громадная змея. Гарри с ужасом взирал на это Змеиное Величество (голову гигантского Полоза венчала корона). „Вчерашняя ящерка — просто насмешка по сравнению с этим диназавром!“ — успел-таки подумать он. А меч-кладенец заставил вдруг подняться его руку и, вне его сознания, опустился на голову коронованной особы. Корона слетела с головы змеи, а сама она с завидной ловкостью проскользнула меж донных каменьев. Свет от Полозовой короны вспыхнул с неестественной яркостью и устремился к самому солнцу. Гарри поднял глаза. Ему почудилось, что Солнце, вперив в него безжалостно жгучие очи, опутывает его, будто паучиха, огненной паутиной. Гарри вскрикнул от боли. Тут картина неба круто изменилась: солнце заволокло тучами, и налетел неистовой силы ураган. Гарри едва успел уцепиться за ветви поваленного дуба. Секунда — и небо будто прорвало: хлынул ливень. Только что обнажённое русло реки заполнилось бурлящей, пузырящейся водой. Гарри сбило с ног. Он снова тонул. Второй раз за день.

Опять тошнотворное пробуждение. Воркотня Лешего:

— Чему тебя только Славка обучал? Ни одного величального стиха не упомянул: ни к Красну Солнышку, ни к Буяну Ветру, ни к Дождю Долговязу. Ты уже трижды мертвец! ТРИЖДЫ! Ещё меня хотел спровадить!

Гарри взял руку Лешего — шерсть на ней была похожа на волокна старых-престарых деревьев — и произнёс:

— Спасибо тебе. Правда: без тебя бы мне хана… Да только-то Чашу я всё равно упустил… Не выполнил задания…

— Ха! — хмыкнул Леший. — Смотри, что Щука тебе принесла. Он протянул Гарри корону Полоза.

Он равнодушно скользнул по ней взглядом.

— Зачем она мне? Ты король леса. Тебе по праву она и принадлежит.

— А я тебе говорю — БЕРИ! — топнул ногой Леший.

Гарри пожал плечами.

— Ну, если это для тебя так важно… Ладно…

Он со стоном дотянулся до короны и подтащил её к себе. Зубцы короны вдруг капканом сошлись на его запястье, и ледяной холод сковал его члены. „Ты теперь мой! Мой! Будешь делать всё по моему приказу: убивать, жечь, мучить…“ — леденящий душу голос заползал в мозг как червь — как та самая змея, которая исчезла на дне каменистой реки.

— НЕ-Е-ЕТ! — истошно заорал Гарри и, схватив меч правой рукой, отсёк левую, ставшую ему чужой и враждебной.

И тут произошло чудо: зубья короны превратились в ручки чаши, а его рука вернулась на своё место. Не веря глазам своим, Гарри сжал в кулак и разжал пальцы левой руки. Они безболезненно повиновались.

— Что это? — ошарашенно спросил Гарри, глядя на Лешего. — Что это значит?

— Это значит, что мы в тебе не ошиблись. Бери чашу. Она твоя.

— Мне это не причудилось? — Гарри всё же хотел разобраться в том, что произошло.

— И да, и нет, — Леший глубокомысленно сделал затяжку.

— И да, и нет, — вновь повторил он. — Всё это произошло в параллельном измерении. Но, поскольку мы всё же живём в ЭТОМ, ты остался и с чашей, и с рукой.

— При чём тут параллельное измерение?

— Чаша — крестраж, как ты понимаешь. В ней есть жизнь. Но она не соразмерима с нашей, земной.

— Но как же тогда Волан-де-Морту удалось вернуться в наше измерение? — недоумевал Гарри.

— Этого я не знаю, — по-прежнему пыхтя своей пахитоской (как он её называл), ответствовал Леший. — Я в этих штуках не силён… Да и вообще, Гарри, я тебе помог. А теперь наши дорожки врозь. У меня тут ещё деловая встреча… с Кикиморой.

— Ну-ну, — ухмыльнулся Гарри. — Так уж и „деловая“.

— Прощай, дружище. Удачи тебе, — сердечно напутствовал его Леший.

— Ну, почему же „прощай“? Надеюсь, мы ещё увидимся.

— Прости, — шмыгнул носом Леший. — Сорвалось.

Они обнялись на прощание.


— Чуть задействовала силы природы… Я должен был догадаться. Извини, Гарри.

Это говорил Будогорский, смазывая ожоги на теле Гарри — те самые, которые оставило „Красно Солнышко“.

— Почему вы, русские, наделяете всех злобствующих существ такими ласковыми именами: Соловей-разбойник, Красно Солнышко… С-сь! — зашипел Гарри, когда Барин очередной раз провёл пальцем по его израненному плечу.

Будогорский отставил мазь и уселся в позу роденовского мыслителя.

— Знаешь, Гарик… то есть, Гарри… Сам об этом задумывался… Это, наверно, одна из характерных чёрточек русского человека. И ты её приметил… Кстати, ты помнишь, какое самое лучшее оружие против боггарта?

— Смех, — ответил Гарри, не понимая, при чём тут это.

— А вот при чём: если не принимать во внимание всю опасность некоторых, скажем, персонажей, они перестают быть столь зловещими… Ясно излагаю?

— Более или менее, — устало вздохнул Гарри. — Может, „не стоит принимать во внимание“ Волан-де-Морта? Как-нибудь само собой рассосётся?

Он грустно усмехнулся.

— Гарри, в тебе нет тонкости… — Барин приготовился к длинной тираде.

— Во-во! Это же говорил профессор Снегг, — Гарри издевательски выделил должность Снегга.

— Не начинай, — Будогорский толкнулся своим плечом о плечо Гарри.

— Я не начинаю, — Гарри отвернулся, чтобы Барин не видел, как он улыбнулся.

Что ни говори, но дружба с новым профессором вносила в его жизнь дотоле неведомые ему отношения „ОТЕЦ — СЫН“. Это грело душу. Не поворачивая свою растроганно-умилённую физиономию, Гарри буркнул:

— Я пошёл.

— Пока, — махнул ему рукой Ростислав Апполинарьевич (этот жест Гарри усёк в остеклённой раме одного из снимков, украшающих кабинет Русско-Английского Барина).

Да. Они уже в Хогвартсе. После расставания с Лешим Гарри незамедлительно трансгрессировал к Будогорскому. Тот ощупывал Гарри (всё его тело покрывали раны, синяки и ушибы), шумно радуясь его возвращению. Потом в их хижину на краю леса потекли посетители: Ладомир, его сыновья, Маришка. Все искренне радовались, что Гарри справился с заданием. Каждый из гостей заглянул в чашу, попробовал поднять меч и попросил Гарри поведать, КАК ОНО БЫЛО. Повторяя в третий раз эту историю, Гарри почувствовал большую значимость своего поступка. А на пятый уже и сам мнил себя героем. Будогорский посмеивался над ним. В то же время ощущалось, что его распирает от гордости за своего ученика. На следующее утро они расквартировались у Бабы Яги. Кратко поведав ей хронику ПОБЕДЫ Гарри (а это величалось именно так), они забрали свои волшебные палочки, а взамен отдали меч — кладенец. Меч являлся русской реликвией, и вывозить его за пределы Руси почлось бы кощунством. Бабка Ёжка расчувствовалась, засуетилась. Но Будогорский дал тактично понять, что они не задержатся. Он глянул при этом на Гарри. „Или хочешь?“ — взял Гарри его мысленную подачу. „Я бы не отказался“, — сознался Гарри, смотря Будогорскому в глаза.

— Ладно, — произнёс Барин, отвечая не то Гарри, не то Бабе Яге. — Зови каких-нибудь симпатичных ведьмочек. Мы остаёмся. Только уговор: будут все твои фирменные блюда. А сперва в баню!

— В баню, в баньку, в банечку, — забегала Бабуля, снимая с печки веники. — Ох, робята, и попарю же я вас!

Гарри умоляюще взглянул на Барина.

— Ты, Бабуня, не забывайся! Тут дети, — строго сказал Будогорский, пряча в ладони ухмылку.

После того, как Ёжка вышла из избы, он внимательно посмотрел на Гарри.

— Я тебя правильно понял?

— Yes, — утвердительно-отважно кивнул тот.

Да. Барин всё понял верно. Вечером за столом, сплошь заставленным национальными — далеко не диетическими — кушаньями, перемежающимися с ужасающими бутылями самогона, рядом с уже знакомыми Кикиморой, Лешим (эта парочка наверняка ни одной тусовки не пропускает!) и Василисой, мило воркующей с Барином, сидели смазливые девицы — отпрыски русских чистокровных волшебников. Выглядели они вполне светски. И казались Гарри, который впервые отведал русскую водку, милашками. Одна из них села к нему на колени, сняла его очки и стала к нему ластиться, как кошка. И хотя он понимал совершенно отчётливо, что это не Джинни, ему было приятно. „Пусть ВСЁ случится, — стучало у него. — Я так хочу!“ Девица увела его в баню… вроде бы… Во всяком случае, проснулся он именно там. „Как всё прошло? — мучило его. — И БЫЛО ли?!“ Гарри слышал, что после бурно проведённой вечеринки бывает плохо. Вроде, голова болит, тошнит, слабость, дрожь в конечностях… Ничего такого у него не наблюдалось. Но тело горело. Гарри ощупал себя и застонал, глядя на красные рубцы, пересекающие наискось, будто верёвки, его грудь и руки. Необходимость выяснить ЧТО ЭТО погнала его на поиски Будогорского. Долго искать не пришлось. Только войдя в избёнку, Гарри столкнулся с её хозяйкой. Баба Яга, поправив свой замасленный платок,закатила глаза и пальцем указала на потолок.

— Тут есть чердак? — осенило Гарри.

— А то, — хмыкнула старушка.

Гарри шмыгнул за дверь и осмотрелся. Где ж тут вход? Сразу под соломенную крышу вела приставная лестница. Гарри взобрался по шатким ступеням и задержался на последней.

— Ростислав Апполинарьевич? — крикнул он. — Вы тут?

— Тут мы. Тут, — заспанно пробормотал Барин. — Иди пока завтракай. Мы скоро присоединимся.

Гарри спустился и стал в нетерпении маршировать перед взволнованно квохчущей избушкой. Вскоре показался спортивный торс Будогорского. Спускаясь первым, он прихватывал хорошенькую девчонку за её миленький задик, а она дурашливо хихикала. Увидев Гарри, профессор нимало не смутился.

— Знакомься, Гарри. Это Верочка, — представил он свою спутницу.

— Мы знакомы, — окинув Гарри цепким взглядом, поморщилась та.

— Вряд ли молодой человек это помнит, — снисходительно пояснил ей Будогорский.

Гарри вспыхнул.

— Да мне, собственно, пора. Василиса, возможно, будет за завтраком. Не хочу её видеть, — скривилась Верочка.

— Веруня, дай знать, если что, — целуя ручку своей даме, поспешил распрощаться с ней Барин. — Пока, родная.

Будогорский сжал на мгновение её ручки и отвернулся. Его красивое лицо не выражало никаких чувств. Гарри загородил собою дверь, преграждая таким образом путь в дом.

— В чём дело? — удивился Будогорский.

— Поговорить надо, — зло бросил Гарри.

Барин облокотился ногой о крутой подъём так называемого „крылечка“. Выглядел он, как всегда, потрясно. Гарри вспомнил, как его раздражал Барин, когда только появился в Хогвартсе. „Всё же я реже НЕ ошибаюсь, чем ошибаюсь“, — подумал он. Его жгла обида. За то, что Будогорский совсем не так безупречен, как ему бы хотелось. Что он, его учитель, нисколько не стесняясь своего воспитанника, с кем попало… А в отношении самого Гарри? Разве настоящий отец допустил бы подобную оргию в присутствии сына?.. На миг перед ним промелькнуло лицо Сириуса, который тоже не был образцом нравственности для своего крестника… Но тут же поспешил отогнать эту неприятную мысль. Это значит, что Будогорскому попросту плевать, что о нём подумает Гарри. Да что там… вообще Барину на всех плевать! Живёт в своё удовольствие, ни с кем не считаясь. Даже не побоялся признаться, что никого никогда не любил… оральный облик, так сказать, налицо.

— Та-ак, — Будогорский внимательно наблюдал за Гарри. — Разговор, похоже, будет долгим. Давай-ка присядем.

Он сел на верхнюю ступень крыльца, а Гарри указал на сваленное бревно подле входа. Гарри сел и сложил крестом на груди руки.

— Ты знаешь, что значит этот жест? — улыбнулся Будогорский.

— Какой ещё жест?

— Вот этот, — Барин скрестил, как Гарри, руки.

— И что?

— То, что ты закрыт для общения… И знаешь ещё что: я рад, что тебя бесит мой образ жизни… С другой стороны, в жизни нужно попробовать всё… или почти всё. Чтобы понять, что ЭТО не твоё. Однако путь этот довольно скользкий. В твоём, как бы это сказать, внутреннем стержне я уверен. Поэтому и допустил сегодняшнюю ночь… Это ведь не твоё, Гарри, так?

Тот молча кивнул и поднял на профессора осуждающий взгляд.

— А Вы?

— Я конченый человек в этом смысле, — усмехнулся Будогорский. — Тебе не стоит так реагировать. Нужно быть терпимым к слабостям других, Гарри. Кроме того, я никого не обманываю: у меня нет ни жены, ни невесты. Эта Верочка имеет прозвище… впрочем, лучше его не озвучивать. Какой бы она не была, она всё же женщина… Мир?

Барин протянул ему пятерню. Гарри ответил тем же. А потом, задрав свитер, обнажил свой поджарый живот, исполосованный красными полосами.

— Бедный мальчик! Тебя славно попарили… да на солнечные ожоги… — Будогорский озабоченно зацокал языком.

Бабка Ёжка выдала им склянку самопальной мази, и вечером того же дня началось лечение. Вот уже неделя прошла. Раны заживали медленно. Одно утешение: Рон с Гермионой встретили его как героя. Джинни смотрела на него недвусмысленно влюблённым взглядом. А Полумна с Невиллом готовы были носить на руках. Чашу Будогорский поместил в директорском кабинете, не зная пока, как поступить с ней в дальнейшем. Зато МакГонагалл казалось, будто она знает. Нынешний Директор (исполненный, конечно же, самых благородных побуждений) решила создать музей хогвартских раритетов — идею, без сомнения, ей подкинул Флитвик. Туда, разумеется, будет входить всё, так или иначе связанное с историей Хогвартса: меч Гриффиндора, чаша Пуффендуй… ну, и что-нибудь от каждого директора. Что конкретно — она пока не придумала.

— Ну? Что? — встретили его неспящие друзья.

— Что „что“? — вопросом на вопрос ответил Гарри.

— Что ОН решил предпринять сейчас? Вслед за чашей? — пояснила Гермиона.

Его и самого мучило: сколько можно упиваться этой победой? „Завтра поговорю с ним. Обстоятельно“ — решил он. И вновь перед его глазами предисловием ко сну закружились калейдоскопом дневник Тома Реддла — раз! перстень Салазара Слизерина — два! слизеринский медальон — три! чаша Пуффендуй — четыре!.. и дальше, чуть в отдалении, брошь Кандиды Когтевран — пять, доспехи Годрика Гриффиндора — шесть, Нагайна — семь. И всё! Всё! Когда-то это случится? Но ни завтра, ни послезавтра поговорить с Будогорским не представилось возможности. Дело в том, что семикурсникам вменялось в обязанности дважды в год пробовать себя в качестве преподавателей. Фокус был в том, что проводить следовало ВСЕ дисциплины — вне зависимости от того, как ты по ним успеваешь. Причём: объяснив новую тему, на втором занятии ты должен устроить опрос с практическими заданиями, а на последующих провести опытно-экспериментальную работу. Последнее, что тебя ждало: закрепление материала в творческих заданиях. Для чего требовалось самостоятельно разработать конспект, представить его на обсуждение курирующему тебя специалисту, а потом уже выходить на арену. Всё это занимало четыре дня. В пятницу проверялись творческие работы учащихся и вывешивались результаты. Если оценки учеников были низкими, то итоговая отметка стажёру тоже была таковой. Эта педагогическая практика именовалась „Программой повышения квалификации начинающего мага“ (или „курсом молодого бойца“). Большим подспорьем были рукописи прошлых лет. На их основе легко можно было составить свой конспект. Большинство ребят так и делали. Но не Гарри. У Дурслей ему негде было складировать свои свитки — все пергаменты прошлых лет он уничтожил. А сейчас, соответственно, приходилось пыхтеть самому да ещё и без подсказок. Из ложной гордости Гарри ни к кому не обращался за помощью. Неудивительно, что некоторые конспекты ему приходилось переписывать по два, а то и три раза. И если занятия по защите давались ему сравнительно легко — Будогорский никогда не придирался, отдавая дань умению Гарри давать материал в практике; со Слизнортом проблем также не возникало — главным образом потому, что Гарри, скрывая ото всех (а в первую очередь от Гермионы), вновь завладел учебником Принца, пойдя на своего рода сделку с совестью: мол, Принц — это Принц, а Снегг — это Снегг=две большие разницы; с Флитвиком они всегда ладили (равно, как и с его предметом); да и с мадам Стебль не было особой головной боли: она, будучи фанаткой своих питомцев, львиную долю урока проводила сама (и так же ревностно и вдохновенно сочиняла конспекты лекций — всем без исключения студентам); а вот МакГонагалл доставляла ему немало неприятных минут. В этот году на своем курсе они начали осваивать трансфигурацию себя, любимого. И казалось невероятным, что эта сложнейшая часть магической трансфигурации, получалась у него лучше, нежели превращение какой-нибудь финтифлюшки в чашку или ложку, как того требовал учебный план младших курсов, где они преподавали. Но куда там! Стоило только Джинни обратить на него свой взор, как он начинал краснеть и заикаться. Ведущий педагог присутствовал на всех занятиях своих подопечных — таков был порядок. И каждый раз после урока МакГонагалл выговаривала Гарри, что „для мракоборческой карьеры нужно получить по моему предмету хотя бы ‚выше ожидаемого‘! Пока я эту оценку — увы! — поставить не имею права“. Получив от неё последнее предупреждение, Гарри решил, что просто не имеет права предавать свою мечту. В связи с этим, он засунул свою гордость куда подальше и отправился к Будогорскому. Дверь в кабинет профессора распахнулась, и на пороге возник сияющий Барин.

— Гарри! Проходи! — радушно пригласил он его.

Класс оказался полон.

— О-о-о! — пронеслось по аудитории.

Гарри ничего не понимал. Он присмотрелся: „Ага! ОД в полном составе!“ Гарри вопросительно посмотрел на Будогорского.

— Я тут — уж не обессудь — кое-что рассказывал о нашем с тобой пребывании в России. Ребята теперь знают, что научиться владеть своими руками — тяжкий труд. Но, в принципе, это в пределах возможностей каждого.

Гарри промычал что-то вроде: „А-а, у-у“. Барин поднял руку, призывая всех к молчанию.

— Послушайте! Со следующей недели, по окончании практики VII-го курса, начнутся регулярные занятия нашего факультатива. Милости прошу всех желающих!

Студенты начали расходиться. Гарри остался наедине с Будогорским.

— Что у тебя? — не поднимая глаз, деловито спросил Барин, приводя в порядок бумаги на столе.

— Вот, — Гарри протянул ему черновик последнего конспекта по трансфигурации.

Будогорский пробежал его глазами и охарактеризовал так:

— Что ж, неплохо. Но без выдумки. Давай-ка мы сделаем так…

В четверг МакГонагалл ненадолго задержалась. Войдя в класс, она замерла. За столами не было ни единого ученика. Зато тут и там громоздились композиции из самых невероятных предметов. На одной из них, на фоне бархатной шторки, сидел орёл и невозмутимо чистил перья.

— Добрый день, профессор! Проходите, присаживайтесь, пожалуйста, — важно поздоровалась птица.

— Гарри! — всплеснула руками Минерва МакГонагалл. — Это Вы?

Гарри (а это был, действительно, он) обернулся самим собой.

— Профессор, на опытно-экспериментальном занятии мы довольно успешно превращали животных в предметы и обратно. И обратили внимание, что черты животного отображаются в предмете, который получается в результате опыта. Так, кисточки на ушах рыси нашли своё выражение в кистях по углам подушки; когтистая лапа беркута так и осталась ею в ноге напольного торшера… И так далее (МакГонагалл кивнула). В связи с этим мною была выдвинута следующая гипотеза: личностные черты человека, подвергнутого трансфигурации, также находят отражение в получившихся предметах. Более того, они узнаваемы…

— Поттер! — МакГонагалл сдвинула брови. — Не хотите ли Вы сказать, что предметы выставленных здесь, так сказать, „натюрмортов“ — учащиеся VI-го курса?

— Верно.

— Но… как?

Гарри дотронулся палочкой до мягкой игрушки волка с буйной шевелюрой. Тут же игрушечный волчок стал профессором по защите от тёмных искусств.

— Приветствую Вас, Минерва. Я был рецензентом этого молодого человека, — отрекомендовался Будогорский. — Так что волноваться абсолютно не о чем.

МакГонагалл вздохнула.

— Вам, профессор, — обратился к ней Гарри, — предлагаются анкеты, которые Вы будете заполнять по ходу занятия.

Росчерком волшебной палочки он уложил стопку анкет на стол Председателю жюри (в качестве которого выступала МакГонагалл).

— Завтра, — продолжал он, — я обработаю данные исследования и представлю Вам в виде сводной таблицы.

МакГонагалл едва заметно улыбнулась.

— Это материал не VI-го курса, а Вашего, Поттер. Ну, что ж. Вы заработаете высший балл, если Ваша гипотеза подтвердится… хотя… ладно. Все комментарии позже… Так, например, я уверена, что это никто иной, как Полумна Лавгуд (Директор указала на престраннейшие часы — ходики, зыркавшие туда–сюда глазами Полумны).

Гарри дотронулся до ходиков и перед ним появилась мисс Лавгуд собственной персоной.

— Браво! — скромно поаплодировал Будогорский. — Что мы пишем в анкете, Гарри?

Гарри пояснил.

Следующей была опознана слизеринка Матильда Бигхаус — она была заколдована в вазу с фруктами: фрукты были поедены червяками и выглядели так, будто их начинили ядом (точь-в-точь, как её глаза). Дальше пошло по отработанной схеме: наблюдение — анализ — опознание — заполнение анкеты. МакГонагалл увлеклась и раскраснелась. Студенты, которых уже опознали, пытались её сбить с толку, но она отшучивалась и на провокации не поддавалась. Сдвоенная трансфигурация прошла на одном дыхании. МакГонагалл забрала заполненные анкеты и сказала, что сама обработает данные. Отличную оценку она поставила ему заочно, пожурив, однако, за то, что Гарри обратился не к ней, а к Будогорскому. Рон с Гермионой уже обедали, когда к их столу присоединились Гарри и Джинни. Рон выглядел всклокоченным и смущённым. Гермиона, наклоняясь к ним, сказала вполголоса:

— Мандрагора нагадила ему на руки. V-ый курс так хохотал, что Рон сбежал от стыда с урока. Поэтому профессор Стебль не сразу оказала ему помощь. Взгляни на его руки.

Гарри покосился на руки друга. Пальцы у того страшно раздулись в суставах — как у больного артритом старика — и были такого цвета, если бы он родился чернокожим. Заметив, что на него смотрят, Рон отшвырнул ложку и спрятал руки меж колен. Гермиона покачала головой.

— Рон! Это же глупо! Мы ведь только учимся. У всех бывают курьёзные промахи…

— Что-то я не помню таких „промахов“ ни у тебя, ни у Гарри. Даже у Невилла сошло всё более или менее благополучно… Эх, плакала моя мечта стать мракоборцем! По практике, похоже, зачёта не получу… Да я больше и не сунусь к этим противным малявкам!

— Никакие они не малявки! — вступилась за V-ый курс Джинни. — Гарри в их возрасте уже участвовал в турнире трёх волшебников!

— Ты пойдёшь, Рон! — схватила его за руку Гермиона. — Пойдёшь!.. Или я…

Но она не успела закончить.

— Фу-у! — послышался насмешливый голос Забини. — Чем это так воняет?

Группа слизеринцев загоготала. Рон стал цвета спелого помидора.

— Не обращай внимания, Рон. Если хочешь, я могу пойти с тобой вместе, — шепнула ему Гермиона. — Что у тебя там после обеда?

— Защита, — промямлил Рон, глядя в сторону.

— Вот видишь! — обрадовалась она. — Скажешь, что ты будешь сегодня работать с ассистенткой. В ходе твоего занятия это вполне допустимо.

— Хм-хм, — закашлялся Рон, пугливо озираясь по сторонам.

„Значит, в написании конспектов для Рона участвовала Гермиона“, — отметил Гарри и переглянулся с Джинни. Но вслух произнёс:

— Не дрейфь, старик. Спорим, что всё будет тип-топ?

Рон кисло улыбнулся, а Гарри поднялся из-за стола. У него оставалось ещё одно занятие: „Квиддич для начинающих“. Было бы глупо предположить, что он как-то специально к нему готовился. Но всё же следовало составить нечто вроде плана урока. „Как это Гермиона успела уже всё сдать? Всё-таки она невероятная девчонка!“ — размышлял он на пути к стадиону.

— Гарри! — окликнул его густой бас. — Гарри, стой же!

Гарри обернулся. К нему спешил Хагрид.

— Хагрид, привет! — Гарри бросился в объятия к великану. — Давно вернулся?

— Да ты что, Гарри, не в курсе? Неделю стажировки семикурсников не начали бы, если б не было на месте всех преподавателей!

— А у тебя что, тоже кто-нибудь стажируется? — довольно бестактно сболтнул Гарри.

Хагрид обиженно поджал губы.

— Конечно, вашей троице мой предмет неинтересен. Как, наверно, и я сам. А я ещё хотел пригласить вас к себе в субботу… Дай, думаю, соберу всех друзей в первый выходной… Теперь вижу, какие у меня друзья.

У Хагрида, всегда немного сентиментального, на глаза навернулись слёзы. Гарри смотрел на здоровяка — профессора и его переполняла нежность. Он погладил Хагрида по плечу (вернее, по локтю — выше дотянуться не смог).

— Ну что ты, Хагрид. Ты же знаешь, как мы тебя любим. Я вот, например, в этом году вообще не хотел возвращаться в школу. Если бы не ты…

Хагрид замер, навострив уши.

— Ладно, — проворчал он. — Приходите, значится… в субботу. В три часа дня.

Потом развернулся и потопал к своей хижине.

Гарри удивился — с чего это вдруг такая пунктуальность? Но, по большому счёту, какого-либо значения этому факту не придал. А зря. Потому что, когда они с Роном и Гермионой явились в субботу к трём, увидели нечто небывалое. Жилище Хагрида разукрасили подобно пряничному домику. На улицу выставили столы со всякой снедью. А рядом с этим великолепием прохаживался неузнаваемый Хагрид. Он был…. во фраке! Неведомо, кто сварганил ему подобный прикид, но сидел он на нём отменно. Кудлатая голова Лесничего тоже была приведена в порядок. А сам он постоянно поглядывал на ручные часы размером с хороший будильник. Всё прояснилось в тот момент, когда в небе появились точки, которые, по мере приближения, превратились в знаменитую колесницу madam Maxim. Хагрид помог сойти этой величественной женщине со ступеней кареты со всей почтительностью. И со всей своей немного неуклюжей предупредительностью подвёл её к столу.

— Друзья мои! — обратился Хагрид к собравшимся (тут, к удивлению Гарри, был весь педсостав Хогвартса). — В этот торжественный день… нет, не так… САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ день я объявляю вам всем, что Олимпия согласилась стать моей женой!

— Ура! — грянул хор преподавательских голосов, перемежающихся с хлопками открывающегося шампанского и аплодисментами.

Хагрид, как это за ним водится, всплакнул, прижав к глазам белоснежный (?!) платок. После чего чмокнул в щёку порозовевшую невесту.

Рон, открыв рот, наблюдал эту мизансцену.

— Чёрте что! — наконец вымолвил он. — Какая-то эпидемия свадеб: Билл, потом Люпин, теперь вот Хагрид. Кто на очереди?

Глава 11. WHO IS YOUR ANGEL?

А на очереди был, как бы кому-то не показалось это странным, Северус Снегг. Ничего он не хотел столь страстно, как узаконить свои отношения с Юлией (дабы закрепить своё право на неё). Но сие было невозможно сразу по нескольким причинам. Во-первых, Юля не желала выходить за него замуж, когда он вовсе не он, а некто Черных Иван Григорьевич (такие уж документы на сей раз достал ему Миргородский вкупе с внешностью дебелого украинца с залихватскими усищами и толстущими ляжками). Во-вторых, препятствием к свадьбе была какая-никакая предосторожность. Отправив его в Россию, Тёмный Лорд мог вести за ним наблюдение. Хоть Снегг и научился нескольким фокусам, помогающим установить заслон от всяких там „тарелочек с голубой каёмочкой“ и её аналогам (Будогорский рассказывал, что Баба Яга владеет секретом обращения воды в подобие такого зеркала — для этого только надобен специальный котёл, которых по свету раз, два — да обчёлся). Ну, а в-третьих, Северус втайне мечтал о большой свадьбе. Когда он, реабилитированный, сможет отпраздновать её с размахом. Собственно, он всегда жил скромно, даже аскетично. В связи с чем у него скопилось достаточно средств. Можно даже сказать, состояние. Часть его он с удовольствием пустил бы на организацию роскошной женитьбы. На берегу океана, например. Или в какой-нибудь экзотической стране. Десятки приглашённых, фейерверк…. А что? Пусть! Глядя на Юлию, он испытывал восхищение и страх. Ему казалось, что ещё чуть-чуть, и она поймёт, как она ошиблась в своём выборе. Что он — это всего лишь он. Он, которого никогда не любили. Обижали в детстве. Дразнили в отрочестве. В юности попросту отворачивались. Что по его вине погибла Лили. А ещё он ходил на сборища, устраиваемые Тёмным Лордом. Если Юля узнает об этом, она наверняка его бросит. И он снова будет один. Только это будет во сто крат хуже, чем ДО встречи с ней. Он разом останется без её глаз, в свете которых он теперь живёт, без её нежной кожи, лёгкого дыхания, мягких ароматных волос, звука её жизнерадостного голоса… Нет, эти мысли непереносимы! Бывали моменты, когда Северус хотел опоить её каким-нибудь приворотным зельем. И, по правде говоря, останавливало его только сознание, что вечного приворота не бывает. Так получалось, что он хотел жениться… и в то же время не хотел. Испытывая постоянные муки ревности и неуверенности, он настоял на знакомстве с Юлькиными родителями. Её отец и мать были простыми людьми (раньше бы он сказал „маглами“). Но мать — так же, как и дочь, — обладала высокоразвитой интуицией и предвиденьем. Отец — очень добрый, интеллигентный человек — не обладал никаким даром вовсе. Брат — молодой учёный, специалист в области компьютерных технологий, тоже никакой не волшебник. Большой неожиданностью явился для Снегга тот факт, что у Юлии есть сын. Более того, взрослый сын. Студент университета и уже жених. По последней причине они и не познакомились ранее — Юра жил у своей невесты (тоже студентки). Так Северус узнал, что его будущей жене лет больше, чем ему самому. А на вопрос „не в морозильной ли камере она сохранила свою молодость и красоту“ выдала на-гора сверхсшибательную теорию: дескать, злобствующие ненавистники всегда выглядят старше своих лет, в то время как люди, „возлюбившие ближнего своего“ (как советуют божьи заповеди), живут долго, оставаясь при этом молодыми и лицом, и душой, и телом. И приводила в пример волшебников. Впрочем, пример этот весьма спорный. Волшебники, действительно, живут долго. Но только и добрые, и злые (Волан-де-Морту уже за семьдесят — а разве скажешь?). Вместе с Юлькой они фантазировали о будущей школе Северуса. Наверно, потому, что у самой было педагогическое образование, она горячо поддерживала его педагогические начинания. Выслушав, ЧЕМУ и КАК учат молодых волшебников, Юлия заявила, что освоит это экстерном. С тех пор по вечерам у них вошли в систему занятия магией. Сначала Северус посмеивался над её самоуверенностью. Но вскоре был вынужден признать, что более толковой ученицы у него не было за всю его педагогическую практику. Даже его собственная волшебная палочка слушалась Юлию безоговорочно. По выходным к ним присоединялся Будогорский, и они совместно принимались разрабатывать программу, коей должны овладеть юные чародеи. Юлька утверждала, что помимо специальных предметов детей необходимо учить тысячам вещей, которые расширили бы кругозор ребят и обогатили бы опыт общения с миром: естествознанию, истории мировой культуры, информатике… Будогорский также обучал Юлию. Русское волшебное наследие Юля вообще улавливала на ходу, попутно совершенствуя его. Так, к примеру, она теперь могла засунуть то или иное кулинарное изделие в навороченные ультрасовременные прибамбасы по одному только щелчку или хлопку и так же ловко управляться с кухонной утварью.

— Слушай, — говорил ей Северус, — у волшебников так не принято. Ты или пользуешься магией во всём или не пользуешься ей вовсе.

— Почему? — смеялась она. — Вы, волшебники, настолько спесивы, что готовы отринуть все лучшие достижения человечества?

— Ты рассуждаешь, как… как Тёмный Лорд!

— Это лишний раз доказывает, что он не дурак, твой Тёмный Лорд, — говорила на это Юлия.

Несмотря на то что она хохотала, готовилась к защите дипломной работы, а ещё при этом пела и танцевала (как того требовала её должность — ведь она была детским хореографом), Северус понимал, что чувствует себя Юля неважно. С утра она тайком мерила температуру. У неё отекали ноги — и она ежедневно делала себе массаж. И её по-прежнему мучили токсикозы — хотя уже шёл пятый (!) месяц беременности. Не зная, чем он может помочь, Северус молча страдал вместе с ней. В целом всё у них было замечательно. Утром Северуса ждал потрясающий завтрак и чистая отглаженная одежда. Юлька гнала его в ванную — это, пожалуй, был её „пунктик“. День он проводил в казённых хлопотах. А если не надо было никуда идти, то сидел в комнате, которую при помощи Ростислава оборудовали под лабораторию. Время от времени Снегг наведывался к своему другу — холодильнику и вытаскивал оттуда что-нибудь вкусненькое (ветчинку, колбаску, яблочко) и вновь воссоединялся со своими колбами. Вечером прибегала Юлька с полными сумками. Бросала свои авоськи, засыпала его вопросами (пополам с поцелуями), тащила на кухню. Начинала там что-то готовить, не переставая его тормошить. Северус слушал её и не слышал. Было очень тепло от её ауры, волнами расходившейся по всей квартире. Временами ей кто-нибудь звонил. И Северус ревностно следил за выражением её лица. Иногда ему это надоедало, он отбирал у неё телефон, сажал на колени и, прижав к себе, прислушивался к её мыслям. Бывало, что они просиживали так час — и более! — пока опять кто-нибудь не звонил или не являлся в гости: Юрик (с невестой) или Будогорский (один). Пару слов о её сыне. Он — впрочем, как и все остальные (и сам Северус тоже) — стремился попасть в сияние материнского ореола: чтобы она обратилась к нему, прикоснулась, похвалила, посмеялась с ним. Стоило ей отвлечься, выйти из комнаты — ощущалось всеобщее разочарование. Снегг искренне восхищался этим её талантом. Впрочем, Юлия не предпринимала для этого ничего. Она с этим родилась. Северусу довелось (заочно, разумеется) познакомиться с отцом Юрия — первым мужем Юлии. И со вторым также — брак с которым был непродолжительным. И тот, и другой испытывал светлые чувства к бывшей своей половине. Северус ревновал её и к первому (он был высоким, видным мужчиной) и ко второму (язвительному, лохматому музыканту). Снегг долго выспрашивал Юлию: зачем они приходят? Ну, допустим, первый пришёл, чтобы передать деньги Юре (хотя почему бы ему не встретиться непосредственно с сыном?). Но второй-то? Что их связывает? И что, чёрт побери, за объяснение: „пришёл пообщаться“? Если есть потребность общаться, зачем тогда разводиться? Кстати, понятие „общение“ у русских довольно многомерно: это обильное питание, питьё, длительные разговоры ни о чём, а потом ещё кулёк с собой опять-таки еды, питья и кое-чего из одежды. Юля говорила, что Витька (№2) очень несчастлив. И напоминает мерой своей неухоженности самого Северуса… Нельзя сказать, чтобы сие признание его утешило (скорее, наоборот). Но Снегг решил больше не муссировать эту тему. Интересно, что во время визитов и того, и другого Северус находился в квартире. Он применил дезаиллюминационное заклятие. Сидел за столом, уплетал тот же обед, что и „бывшие“, и норовил их причесать внезапным сквознячком или ошеломить внезапно падающим предметом (когда их шуточки становились чересчур фривольными). Юлька веселилась, глядя на это, а сам он чувствовал себя на двадцать лет моложе. Барин, между прочим, тоже отмечал, что Северус перестал ему напоминать этакого пасынка семейки Аддамс. Безумный Будогорский советовал ему ещё приобщиться к здоровому образу жизни, полюбить зарядку и тренажёрный зал. „Для более успешной социализации“ — говорил он. Но это был бы уже перебор. Юлия, даже беременная, не переставала делать утреннюю гимнастику и комплекс упражнений на растяжку. Кроме того, по воскресеньям она ходила в бассейн, а каждое утро начинала с контрастного душа. Её энергия била ключом (и временами его пугала). Но каждому своё. Северус пытался как можно больше узнать об ангелах-хранителях. Дамблдор упомянул, будто тем, кто не имеет возлюбленной, на помощь придёт его ангел–хранитель. Но далеко не все были с ним знакомы (начиная с него самого). Да что там!.. Ни Будогорский, ни кто иной не знали своего хранителя. Да и вообще Северус мало что знал об ангелах. К примеру, он был очень удивлён, узнав, что они есть у каждого. Даже у самого что ни на есть несчастливца. „Мой, видимо, сладко почивал все мои тридцать семь лет, — не без иронии подумал Снегг. — Хорошо, что хоть сейчас вышел из анабиоза“. Также он узнал, что у каждого ангела есть свой характер: один ленивец, другой ворчун и т.п. Этим и объясняется, что их подопечные не вечно как сыр в масле катаются. Ещё больше он удивился, когда узнал что ангел-хранитель — реально существующий человек: либо ныне живущий, либо когда-то живший. Все эти сведения он почерпнул из разных источников: Юля, Будогорский и книги, которые натащил последний. Собственно, этой информации было мало. Страшно мало, чтобы решить, чем заменить ингредиент крови в Любовном эликсире. Вот, допустим, хранитель — умерший. Что тогда?.. С усыновлением дело продвигалось. Но не так быстро, как хотелось бы. Северус хотел набрать человек пятьдесят. Юлия говорила, что он сдурел: никто не даст ему вывезти из страны такое количество детей. Но он упёрся. Чем больше Северус думал о собственной школе, тем больше входил в раж. „50“ казалось ему подходящим числом, с которого можно открывать школу. Юля советовала ему приглядеться в первую очередь к тем интернатам, которые находятся в области. Она считала, что там хуже материальная база и, следовательно, скорее можно заручиться согласием как Директора детского дома, так и самих детдомовцев (а это было непременным условием соглашения об усыновлении). Но сельские детдома не все оказались зачуханными. Так, детский дом в Ивангороде имел свою ферму и мастерскую. Их внебюджетных средств вполне хватало на безбедное существование. Да ещё государство отпускало кое-какие деньжата. Молодая и предприимчивая заведующая сумела обустроить весьма комфортабельное проживание своих воспитанников. Из ивангородского детского дома Снегг взял сразу десять детей. И Директриса так прониклась идеей православного воспитания за рубежом (не иначе, как под воздействием Любовного эликсира, на употребление которого он не скупился, собираясь на очередную вылазку), что дала бы и больше. Но больше ему никто не приглянулся. Северуса огорчало, что дети большей частью будут „неволшебные“. Может, это и отвечало потребностям Тёмного Лорда, но не его самого. Им вдруг овладело экспериментальное эго: а что будет, если обучить магла азам магии? Юлия говорила, что ребёнку свойственны мифотворество и олицетворение. Детей начинают учить ремеслу чародея в одиннадцать лет. Может, это не случайно? Может, с одиннадцати по семнадцать тот самый сензитивный период для постижения магических искусств? Ведь начинают же ВСЕ дети (или почти все) около двух лет говорить? Вроде бы даже есть такой педагогический метод — „метод родного языка“ (или „метод воспитания таланта“). Поэтому Северус спешил набирать детей преимущественно смышлёных, хорошо успевающих и нравственно чистых. Здорово помогал Любовный эликсир. Руководителями интернатов для детей-сирот были в основном тётки (он заметил, что вообще в российском образовании 90% — женщины; видимо, это объяснялось низкой заработной платой), и эликсир был способен придать его не самой обольстительной роже необходимый шарм. Подчас его обаяние оказывалось столь значительным, что „педагогини“ назначали ему свидания. Ходить на них было, конечно, немыслимо. Это понятно. Но отчего-то сами предложения казались заманчиво-приятными. Юлька, видимо, что-то такое чувствовала, потому что смотрела на его очередные сборы всегда как-то особенно загадочно. Но ничего не говорила. Временами ему чудилось, что она видит его насквозь — чему подтверждением были их молчаливые диалоги. Она рекомендовала ему тщательно просматривать медкарты детей. Все диагнозы он уточнял у Юлии, не доверяя местным медицинским светилам. После педиатрического консультирования Снегг безапелляционно откладывал то или иное дело — подчас под осуждающие взгляды. Но он знал точно, что ослабленные дети не потянут ту нагрузку, которую на них возложат. И так адаптация предстоит нешуточная. Кроме того, существовала реальная угроза, что к этим детям будет проявлять внимание сам Волан-де-Морт. А это уж испытание не для тех, кто болен энурезом. Северус содрогнулся, представив, что сделает Тёмный Лорд с ребёнком, напустившим при нём лужу.

Так что в этом смысле он всё делал правильно.

Сейчас у него в активе было двадцать семь человек. Помимо десяти ивангородских ребят были двое из посёлка Волосово — звёзд с неба не хватали, но мальчишки славные: близнецы, Гуревич Гена (старший) и Боря. Трое — из Капорья: Яцун Алёшка, Вася Бирюков и Калинов Паша. Четверо из Выборга: Фролов Женя, Ферулёв Женя, Синайко Рома и Сомов Антон (их Северус окрестил „командой интеллектуалов“). Один из Приозерска — сильный такой пацан, Иванов Саня. Был паренёк из местечка со смешным названием Мартышкино — чудаковатый Коля Шацков. Разношёрстная троица из Лодейного Поля: Шумилов Саша, Васильев Лёша и задиристый Артём Шелехов (к ним особенно было неудобно добираться — и Юля советовала Северусу научиться, наконец, водить автомобиль). Парочка из Луги: Григорьев Сергей и Шеркевич Кирилл (бессменные КВНщики). И последний, самый ему полюбившийся, мальчишечка из деревни Токсово. Директором Токсовского детдома был как раз-таки мужчина. Северус видел его два раза и оба раза тот был в невменяемом состоянии (пьян, как сапожник). Токсово — курортное место в Ленинградской области. Тем более странно, что детский интернат был в таком плачевном состоянии: длинное бревенчатое здание с удобствами на улице и настоящей русской печью. Более всего детский дом напоминал барак для гастарбайтеров… Короче, мрак. И именно там обитало это солнечное существо. С любопытными зелёными глазищами, рыжими вихрами и россыпью весёлых веснушек. Учителя жаловались, что рот у него не закрывается ни на минуту. Что он успевает делать одновременно тысячу дел: говорить, хохотать, писать, грызть ногти, толкать ногой соседа, корчить рожи, читать под партой книжку, перестраивать в портфеле солдатиков, жевать пирог, оставшийся от завтрака… и т.д. и т.п. И при этом успевать по всем предметам на „отлично“! Почему-то Северуса привлекали люди, являющиеся его полной противоположностью: Лили, Юлия, Будогорский… теперь вот ещё этот мальчуган. Видимо, в этом и состоит „единство и борьба противоположностей“: тянет к тому, что есть полная твоя противоположность. Только так слагается одно целое… Возвращаясь к мальчонке, надо сказать, что и нарекли его вполне подходяще: Денис Мультфильмов. Воспитатели рассказывали, что когда он был детсадовцем, выглядел, словно герой мультика: большеголовый, глазастый, кудрявый, на крепких коротких ножках. Итак, у него двадцать семь человек. Двадцать семь… Теперь предстоит осмотреться в городе — что ТУТ твориться в подобных учреждениях. Ранее Северус кое-что слышал о бесчеловечном обращении к детям-сиротам (в частности в России). Так вот, на деле оказалось, что это не более чем досужий вымысел сердобольных обывателей. Юлия иногда читала ему вслух (если считала, что это его „разовьёт“). Северусу нравилась русская речь, и чаще всего он просто слушал звук её голоса, не вникая в суть. Но в этом случае постарался проникнуть в сердце прочитанного. Книга называлась как-то витиевато, он не запомнил. А вот автора запомнил хорошо — Марсель Пруст. Пруст описывал состояние женщины, которая рыдала, читая медицинскую энциклопедию, оставаясь при этом равнодушной к действительным страданиям своей сослуживицы… Как часто мы упиваемся надуманными страстями, не замечая боли ближних своих!.. Всё это к тому, что люди жалеют бедных, брошенных деток, издеваясь при этом над своими. Он встречал директоров детдомов „любителей заложить за воротник“, безучастных, занимающихся не своим делом… но не садистов. Ради справедливости стоит заметить, что и НЕувлечённые своей профессией были в меньшинстве. Так вот. Когда наберётся воспитанников числом 50, он отдаст документы сирот на рассмотрение в Святейший Синод для подписания их митрополитом Петербургским и Новгородским. Дети были трудные — „дички“ — одним словом. Глядя на них, он вспоминал себя в их возрасте, и сердце сразу начинало щемить. А он отчаянно начинал любить своих ещё не рождённых малышей. В воскресенье Юлия с утра унеслась в бассейн. Оттуда она собиралась заехать к „сватье“ (так, кажется, она называла свою будущую родственницу, мать Юриной невесты). Снегг лежал в спальне и тупо пялился в телевизор, к которому пристрастился в магловском мире. Шёл „Телемагазин“. „Интересно, какой дурак всё это покупает?.. — лениво думал он, глядя на экран. — Хоть бы Будогорский весточку подал…“ Северус вздрогнул — дверь приоткрылась, и в комнату вплыла Юлькина кошка. Она подняла изящную головку и осуждающе посмотрела на него.

— Прости, Муська, я забыл тебя покормить, — Снегг опустил руку, думая, что та потрётся о неё носом.

Но не тут-то было. Муся развернулась и величественно прошествовала на кухню.

— О-хо-хо, — закряхтел Северус, спуская худые ноги на ковёр. Тапки как всегда куда-то задевались. Он встал на четвереньки и стал вслепую шарить под диваном. Когда наконец обувка была найдена, ещё стоя на карачках, он увидал две ноги, ОБУТЫХ, МУЖСКИХ. Снегг поднял глаза. Перед ним стоял ухмыляющийся Барин.

— Привет, старина! — Ростислав протянул ему руку.

— Я бы посоветовал обратиться тебе к психиатру, — буркнул Северус, поднимаясь с колен. — Может, он вправит тебе мозги.

— Что опять не так?

— Смерти моей желаешь — вот чего, — оттеснив плечом Будогорского, Снегг прошёл на кухню, запахивая на ходу халат.

— Какой ты! — прищёлкнул языком Барин.

— Какой?

— НЕ-любезный.

Будогорский уселся на кухонный табурет и вытащил из одного кармана сигареты, а из другого серебряную ладанку, увитую финифтью. Северус поставил кошачью миску на газетку и вопросительно глянул на гостя.

— Это ещё что?

— А это, милый друг, „сурприз“! Даю три попытки: итак, это…

— Мощи твоей бабушки.

— Неинтеллигентно и неправильно.

— Вторичный продукт?

— Ответ неверный.

— Тогда сдаюсь.

— Держи, — Будогорский протянул ему флакон. — Открой его.

Северус пожал плечами и выдернул пробку. По кухне поплыло розовое марево. Постепенно оно сгустилось до состояния материальной субстанции. Будогорский преклонил колени и дёрнул Снегга за полу халата. Тот неуклюже примостился рядом.

— Что за цирк? — нахмурился он. — Выглядим, как два олуха…

Будогорский ткнул его локтём.

— Увидишь… Приветствуем тебя, о Фея Вдохновение! — Будогорский склонил голову (в то время как Снеггом овладел приступ истеричного смеха).

— Поднимитесь с колен, — мягко и в то же время властно прозвучал женский голос. — Вы одни из немногих, на кого я могу смотреть не сверху вниз, а глаза в глаза.

Северус с изумлением взглянул на „Вдохновение“, которое, казалось, было соткано из тумана, подцвеченного розовой акварелью.

— Вы не замечали меня, верно? — обратилась она к Сверусу с улыбкой. — И, тем не менее, работали со мной рука об руку. Даже самые талантливые и трудолюбивые не обходятся без меня… хоть и не видят. Сейчас у вас, правда, другая Муза — и я вам не нужна. Но это вовсе не означает, что вы выпали из моего поля зрения… Так что же вы хотите?

Снегг повёл плечами — Будогорскому виднее, для чего он притащил сюда Фею, словно глюк, в своей ладанке.

Тот начал издалека.

— Глубокоуважаемая Муза! Вы со своими сёстрами, несомненно, дружны с ангелами-хранителями, ибо и те, и другие призваны покровительствовать людям?

Фея молча кивнула.

— В таком случае, — продолжал Барин, — не окажете ли Вы содействие двум нуждающимся?

— Можете не продолжать. Я помогу вам. Речь идёт о Хранителях, не правда ли? Так вот: в ночь с четверга на пятницу каждый член Ордена их увидит своего ангела-хранителя в ночных сновидениях.

— Как мы поймём, что это он? — с раздражением вскинулся Снегг.

— Поймёте, — снисходительно наклонила голову Вдохновение и рассыпалась на тысячи искр, которые, подобно хвосту кометы, закружились по спирали, прежде чем влететь в изразцовый флакон.

Будогорский потряс ладанкой и деловито изрёк:

— Когда у нас четверг?

— Завтра… вроде.

— Ну, вот. Значит, завтра мы и узнаем своих небесных покровителей.

— Лучше скажи, как ты загнал Фею, как джинна, в бутылку?

— Сева, ну как ты всё-таки прямолинеен, ей-богу! — с деланной досадой воскликнул Барин. — Это же не Фея Вдохновение, а всего лишь её голограмма. Её слабый отклик, как эхо… Однако, как видишь, и этого хватило, чтобы произвести на тебя впечатление. Я бы мог, между прочим, пересказать тебе всё это на пальцах. Но ты же, право слово, Фома неверующий…

Северус тупо смотрел на него.

— Я что-то не пойму… Это блеф?

— Послушайте, Снегг! Вы в кого трансфигурируетесь — не в барана, часом? — хохотнул Будогорский.

— Сам ты баран! Русско-Английский Баран, — разозлился Северус.

— Ладно, ладно. Внимай моим словам, неразумный. Я работал над одной штукой… Конкретно: над прохождением сквозь стены…

Снегг фыркнул.

— Какого дьявола тебе это надо, если можно просто-напросто трансгрессировать?

— Не трансгрессировать, а переместиться, — поправил его Барин. — Но и перемещение не всегда возможно. Поэтому-то мне и пришло в голову, как решить сей деликатный вопрос: так сказать, „привиденческим“ образом. Для чего надобно и самому уподобиться призраку: обесцветить себя (это умеешь даже ты — через дезиллюминацию), какое-то время непринимать пищу и, желательно, при выключенном свете… последнее я выяснил путём многократных опытов. Признаюсь, что удалось мне эта задумка не сразу. Но результата, после многочисленных проб и ошибок, я достиг… Тут-то ко мне и явилась прекрасная незнакомка. Завязался непринуждённый разговор, как это бывает (у меня, во всяком случае), в ходе которого я выяснил, с кем имею дело. Оказывается, при наборе нескольких слагаемых — а именно: отсутствие яркого освещения, некоторое воздержание и, главное, наличие научного или какого-либо другого достижения — глазам смертного предстаёт одна из Муз — Фея Вдохновение (она идёт на контакт охотнее её девяти сестёр)…

— Насколько мне известно, Муз всего девять. Ты сбился со счёта, — проворчал Снегг.

— Заблуждение, мой друг! Ошибка древних эллинов! — вскричал Будогорский. — И об этом упущении есть уже немало публикаций… Ты просто не сведущ во всём, что не касается сугубо матерьяльного… Ну, да я не об этом… Мне пришла в голову гениальная идея: что если выспросить Вдохновение об ангелах-хранителях — коль Дамблдор считает, что они заменят отсутствующих во плоти любимых?.. Резонанс был положителен — она их знала и согласилась разузнать имена всех, интересующих нас. Дело за малым: как довести информацию до твоего сведения, чтобы заслужить хотя бы малую толику благодарности за проделанную работу? Пришлось потрудиться ещё над созданием голограммы. Эта область была мною уже мало-мальски изучена, посему много времени не заняла. И вот: „чуть свет уж на ногах — и я у Ваших ног…“ Жду оваций.

— Жди, — лаконично оценил его „выступление“ Снегг.

— Понятно. Другого я от тебя и не ожидал… — притворно вздохнул Барин. — Что ж, Вдохновение — это хорошая новость. Теперь, как водится, плохая. Волан-де-Морт активизировался. Его оргии приобрели поистине чудовищные масштабы. Ходят слухи, что он купается в крови во время своих пиршеств подобно самым ужасающим упырям.

— Эка новость, — устало отмахнулся Северус.

— Да нет, ты не понял. „Купается в крови“ — не метафора. Так и есть. Он принимает ванны из крови младенцев, которых в большом количестве поставляет ему Фенрир Сивый. В стране началась паника. Дети исчезают из-за школьных парт среди бела дня. Наш Министр магии вошёл в сношения с Министром „маглии“. Пора действовать сообща — считают они.

Снегг обхватил себя за плечи и подошёл к окну. В окнах напротив мелькали люди. Некоторых из них он знал (визуально): на четвёртом этаже у лифта жил художник со смешной фамилией Борщ, на этом же этаже, но слева от лифтовой кабины, жили молодожёны — большую часть своего времени они проводили в спальне… Десятки окон — сотни людей. И каждый из них мнит себя центром Вселенной. А сами так уязвимы! Отними у них любимого человека, ребёнка — и они разбиты, обескровлены… Чтобы сделать этот вывод, можно, собственно, и не заглядывать в чужие окна. Сколько лет сердце его самого обливалось кровью при воспоминании о той роковой роли, которую сыграл в судьбе Поттеров. Можно ли такое искупить?.. Выходит, можно, если ему послан ныне сущий на Земле прообраз Лили — Юлия.

Он обернулся к Будогорскому.

— Я знаю, зачем ему это. Он начал разлагаться. Шутка ли: большая его половина мертва. Забыл тебе рассказать, каков он был при нашей последней встрече — впечатление, знаешь ли, не из приятных. Любопытно, что омовение кровью — часть древней магии. Той самой, которую Тёмный Лорд презирает, так как ядром её является самопожертвование. Он неверно всё понял — всегда, кстати, был дилетантом…

— Что же он понял неверно? — серьёзно спросил Ростислав.

— Всегда были демагоги от науки. Болтают, болтают… Опираются на псевдонаучные факты. Кем была эта кровожадная венгерка, которая без устали плескалась в крови девственниц? … забыл её имя… — извращённой личностью и садисткой. То же можно сказать и о небезызвестном тебе Маркизе де Саде: психика нарушена, нетрадиционные сексуальные ориентации… Отсюда и вытекают соответствующие последствия. Де Морт в этом смысле подлинный их преемник. Сам он никогда не был силён в определённом смысле. Но окружи себя пугающими ритуалами, возьми в культ насилие, замешанное на крови, — вот тебе и слава героя-искусителя. И вся идеология.

— Северус! — картинно всплеснул руками Будогорский. — Ты прямо ритор! Что ж тебя подвигло на сей монолог?

Снегг сделал кислую мину.

— А потому что… Нечего…

— Ну, допустим, — принял это невразумительное объяснение Барин. — Но я тебе ещё не всё сказал. Я не сказал, собственно, САМОЙ новости.

Он подошёл к Северусу и положил ему на плечо руку.

— Тебя скоро запросит к себе Тёмный Лорд. С завербованными учениками.

— Ты откуда знаешь?

Будогорский опустил глаза.

— Нарцисса сказала.

Недосказанное Снегг прочёл в беспутных глазах приятеля.

— Хорошо, что предупредил. Сегодня же переберусь в гостиницу. Вероятно, что Сам-Знаешь-Кто захочет выйти на связь.

И вот Черных Иван Григорьевич стоит в аэропорту. Один. Хоть в этом вопросе удалось отбиться от Тёмного Лорда. Набор детей в школу Миргородского приостановили. Документы подали на рассмотрение. А самому Снеггу, наскоро простившемуся с Юлией, пришлось собираться. Сейчас он был мрачен и сосредоточен. Что, прямо скажем, никак не вязалось с его дебиловатой внешностью (вернее, с внешностью Ивана Григорьевича). „Э-хе-хе. Что-то мне предстоит увидеть в туманном Альбионе?“ То, что ничего хорошего, можно не сомневаться. А конкретнее? Через три часа Северуса уже принимал Волан-де-Морт. Лорд был страшен: его лицо заметно оплыло и стало влажным, несмотря на толстый слой пудры. Но и сквозь грим проглядывали зеленовато-бурые участки кожи — так что весь этот макияж был тщетен и по-клоунски нелеп. Наверно, Тёмный Лорд об этом догадывался, так как в его залах царил полумрак.

— Вы простыли? — участливо поинтересовался Снегг.

— Глупости! — рявкнул Волан-де-Морт, зябко кутаясь в утеплённый плащ. — Вы прекрасно знаете, что я никогда не болею!

— Нет, я не знал, — стараясь держаться как можно естественней, ответил Северус.

— Это другое, — просипел Тёмный ЛОРД, — ГОЛОС ЕГО ПОСТОЯННО МЕНЯЛ ТЕМБР: ОТ РУССКОГО БАСА до дисканта „а ля Форинелли“. — Вы нужны мне. Кругом одни болваны! Ни на кого нельзя положиться!

— Чем я могу быть Вам полезен, сэр?

— Вы просто будете рядом. Ничего другого не требуется. Мне нужен советник… друг… — поколебавшись, — выдавил он, — если желаете.

Это был удар ниже пояса. Быть двадцать четыре часа рядом с Волан-де-Мортом! За что ему это наказание? Но вслух Снегг благоразумно произнёс:

— Благодарю покорно за оказанное доверие. Разрешите собрать кое-какие вещи? Завтра я прибуду… Во сколько Вы назначите?

— Я встаю рано. Если откровенно, я не сплю вовсе. Поэтому буду Вам обязан, если Вы явитесь к 8-и утра.

— Слушаюсь, сэр.

Северус подошёл к руке Хозяина и заранее прикрыл глаза, зная, что его ожидает. Трансгрессируя в свой Паучий тупик, Северус уже приготовился вдохнуть знакомый запах пыли пополам с сыростью. Чёрт бы с ними, с этими ароматами одиночества и заброшенности, но только не та жизнь, которую уготовил для него Тёмный Лорд! Он в отчаяньи швырнул мантию на диван и хотел было по стародавней привычке щёлкнуть пальцами, чтобы материализовалась бутылочка шотландского виски. Но что-то было не так в его холостяцкой берлоге… Запах! Как раз запаха, в предвкушении которого у него возникло желание назюзюкаться до бесчувствия… его не было! Мало того, в помещении витал какой-то другой аромат. Он бы даже сказал приятный. И не совсем чужой. Северус взбежал по лестнице и распахнул дверь в свою спальню.

— Тьфу на тебя! — он собирался приложить ещё словечко покрепче, как вдруг одеяло зашевелилось и рядом с Будогорским возникла голова Нарциссы Малфой.

Лицо его окаменело.

— Будогорский, жду Вас внизу, — холодно сказал Снегг, оставляя их с Нарциссой наедине.

„Всё-таки без бутылки здесь не обойтись“, — и откупорил шотландское.

Появление Барина он проигнорировал.

— Ну, может, хватит дуться? — жеманно надув губы, спросил Будогорский, присаживаясь напротив. — А?

Он по-мальчишески подпёр кулаком щёку.

Северус залпом опрокинул рюмку неразбавленного виски.

— Дуться??? — взревел он. — Дуться?!

Снегг подлетел к Будогорскому и схватил его за грудки.

— Ты идиот или прикидываешься?

— А ты не ори! — оторвав его руки от лацканов своего пиджака, тоже повысил голос Будогорский. — Во-первых, твоя квартира под печатью Хранителя, коим является Дамблдор. Во-вторых, Нарцисса под заклятьем Империус. В-третьих, нам же нужен свой человек в волчьем логове?.. Так что я делаю благое дело. Между прочим, даже жертвую собой.

Обаянию Будогорского невозможно было противостоять.

— Отдалась она тебе тоже под заклятьем Империус? — смягчился Снегг.

— Это нет! — горделиво выпятил грудь Барин. — Произвёл на даму неизгладимое впечатление.

— За что и поплатился, — съязвил Северус. — Хочу тебе сказать, что Империус — не панацея.

— Только не моё заклятье. Империус — это для вас, дурачков. У нас же существует „заклинание забвения“. У человека зомбируются некоторые участки памяти, а в остальном он ведёт обычный образ жизни. Для миссис Малфой я — по одну сторону её сознания (и это держится в величайшем секрете от Тёмного Лорда, мужа, сестры, сына — короче, ото всех). Все остальные — по другую. Впрочем, ей лучше не ведать о некоторых моментах твоей, богатой на приключения, жизни… Параллельные прямые не пересекаются. Потому-то она никогда не выдаст ни меня, ни тебя. Кстати, она всё время твердит, что обязана тебе. Чем только? — Я так и не понял. Может, расскажешь?..

— В другой раз, — буркнул Северус.

— В другой, так в другой, — не стал настаивать Будогорский. — О! Гляди! Спускается! Как сомнамбула!

Нарцисса шла будто наощупь. Или как Русалочка, только что обретшая ноги.

— Домой! К ребёнку! — приказал ей Будогорский. И она тут же трансгрессировала.

— Да-а… Информатор из неё ещё тот, — в замешательстве промямлил Снегг. — Слушай, а ты не считаешь, что это бесчеловечно: ТАК использовать Малфой?.. Да и вообще… тебе что, баб мало? На мой взгляд, всё это попахивает извращенством.

— Ты думаешь?.. Строго говоря, ты прав: жаль, что она не помнит в полной мере, какое наслаждение получает от общения со мной.

Барин внезапно расхохотался и так же внезапно посуровел.

— Вероятно, в каждом из нас живёт частичка Волан-де-Морта… Правда, одному противно её носить в себе, а другой её холит и лелеет.

Снегг решил переменить тему.

— Ты сказал ей „к ребёнку“… Как это понимать? Какой ещё ребенок?

— Ну, так Валя же. Девочку теперь надо стеречь более, чем всегда. Сивый лютует. Я даже предложил Нарциссе устроить Валентину к нам в Хогвартс. Но как она объяснит её отсутствие Волан-де-Морту? Хотя, похоже, ничего кроме своего пошатнувшегося здоровья Лорда не интересует.

— Я с завтрашнего дня буду вынужден жить в замке Тёмного Лорда, — вспомнил вдруг Северус. — Сейчас собираюсь выбросить все лишние воспоминания…

— Нет, Сев, не сейчас, — обеспокоился Барин. — Сегодня четверг.

— Да, да, понял. Хорошо, тогда завтра… Как быть со связью?

— Никак, — отрезал Ростислав. — Тебе нельзя рисковать.

— Согласен, — поколебавшись, кивнул Снегг. — Ты позаботься о Юлии. Объясни ей. И поторопи там всех с Эликсиром… Знаешь что? Думаю всё же Т. Лорд будет меня изредка отпускать… Пойдём-ка.

Он провёл Будогорского в лабораторию и отодвинул стену между спальней и собственно лабораторией. Нарисовался сейф величиной с хороший шкаф. Северус положил руку на дверь сейфа — скрипнув, она приотворилась. Взгляду открылись десятки полочек. На каждой — столько же ящичков. В каждом ящичке что-то было.

— Здесь, — сухо произнёс Снегг и указал второй ящик на самой верхней полке. — Здесь будешь оставлять сообщения в случае крайней нужды. Я буду поступать так же… Давай прощаться, что ли.

Северус протянул Будогорскому руку… А потом передумал и сердечно обнял, похлопав по спине. Ночью к Снеггу „явился“ Дамблдор. Он, как всегда, уже был в курсе всего произошедшего. Обещал в ближайшее время не беспокоить. Остаток ночи снилась Юлия — и так, и этак. В разных, так сказать, ракурсах. Она присела к нему на колени, прижала к себе его голову (как часто делала наяву) и прошептала: „Я твой ангел — хранитель. Я защищу тебя. Ничего не бойся… И выкинь всё из головы!“ — Что он и сделал первым делом на следующий день. Перед тем, как отправиться на плаху.

Глава 12. Доспехи Бога.

Теперь вернёмся немного назад. В Хогвартс. К Дню всех святых. В Британии (так же, как и в России) по-прежнему стояли удивительно ясные, солнечные дни. Хотя по утрам всё ещё буйную зелень прихватывал самый настоящий морозец. В этом году Хэллоуин решили сделать выходным днём. Более того, утро последнего дня октября должно было быть ознаменовано как битва двух команд по квиддичу. В связи с тем, что лучшие игроки выбыли, а новые должным образом не тренировались, в результате долгих дебатов объединили оставшихся членов гриффиндорской команды с когтевранской; а слизеринский факультет — с пуффендуйским. Всё это было достаточно странно… Но за бесподобные минуты полёта, захват снитча и общий, ни с чем не сравнимый азарт игры, Гарри готов был соединиться и со слизеринцами. На двух объединённых репетициях Большой игры всё было не так уж и плохо. Конечно, он сознавал, что для победы готовиться надо было серьёзнее, но… Гарри было доверено выступать капитаном „Когтей Грифов“ против Забини, капитана „Пуф — Слизи!“. „Пуф! Слизь!“ — как вы догадываетесь — не было названием команды противника. Это имечко присвоили им игроки Когтеврана и Гриффиндора. Сами же они гордо именовали себя „Салазар+…“. Поистине только незлобивые студенты Пуффендуя могли выносить вздорный нрав слизеринцев, которые без конца награждали вновь приобретённых товарищей глупыми кличками, насмешками и издёвками… но играли, надо признать, неплохо. Пуффендуй подарил команде выдержку и настойчивость, Слизерин — напористость и самоуверенность. В целом это давало неплохие результаты. Гарри нервничал. Хотелось выиграть, но не любой ценой. Известно, что Рон — игрок страстный, но человек настроения, играет неровно. Поскольку Когтевран славился своим голкипером, его решено было поставить на ворота, а Уизли оставить в запасе. Каким это явилось ударом по самолюбию Рона, говорить не надо. От Гарри в данном случае ничего не зависело, но он отчего-то чувствовал себя виноватым… Однако (что радовало) дружба на сей раз не разладилась. Они по-прежнему вместе занимались, острили, сидели рядом на уроках, собирались в Хогсмит (в Хэлоуин планировалось первое посещение деревни). Вне зависимости от того, будет пойман снитч или нет, игру решено было прекратить к 15-и часам. Победителем назовут того, кто наберёт наибольшее количество очков. Гарри не собирался уступать „Пуф — Слизи“. Пусть его команда играет отнюдь не блистательно, всё же один козырь у неё есть наверняка. Пуффендуйский ловец, Мартин Корвин, — слабачок. И Гарри хотел взять реванш, поймав снитч… Только бы успеть! Размышляя таким образом, он не заметил, что уже несколько минут шкрябает ложечкой по дну пустого стаканчика с йогуртом.

— Гарри! Ты слышишь меня? — донёсся до него голос Будогорского.

Гарри вопросительно посмотрел на склонившегося к его столу профессора.

— Зайди ко мне в кабинет после завтрака, — улыбнулся ему Ростислав Апполинарьевич и лёгкой походкой прошёл к столу преподавателей.

— Наконец-то, — проворчал Рон, размазывая желток по тарелке.

— Что ты делаешь?! — брезгливо передёрнулась Гермиона.

— Да ну его, — отодвигая глазунью, пробурчал Рон.

— Между прочим, желток — кладезь витаминов… — начала свою просветительскую деятельность Гермиона.

— Оставь, Гермиона, — поморщился Гарри. — Давайте лучше прикинем, что такого мог нарыть Барин.

— Думаю, что… — задумчиво произнесла она и осеклась. Возле их стола стоял Забини.

— Поттер, у тебя озабоченный вид. Предчувствуешь поражение? — красивое лицо слизеринца искривилось в усмешке.

— Смеётся тот, кто смеётся последним, — парировал Гарри.

— Ну-ну, — Забини подбросил в воздух маленький мячик — наподобие теннисного — и тут же его поймал.

— Лавры Малфоя не дают покоя? — подколол его Рон.

— То есть? — нахмурился капитан противников.

— То и есть. До своего знаменитого сокурсника тебе далеко… слава богу, — пояснил Рон.

— Пойдёмте, ребята, — поставил точку в словесной перепалке Гарри.

Неразлучная троица с шумом отодвинула скамью и встала в свой немалый рост: Гарри был всего лишь чуть-чуть ниже Рона (а тот — не много, не мало — метр восемьдесят пять!), Гермиона за последний год тоже вытянулась до метра семидесяти пяти. Так что выглядели они солидно. Джинни посматривала как бы мимо, но в то же время ревниво. Будогорского в столовой уже не было. Гарри вздохнул и, шлёпнув Рона по руке, поплёлся в кабинет профессора один. Когда он заглянул к Барину, тот стоял у одной из своих фотографий и, сжав ладонями виски, что-то сосредоточенно шептал себе под нос.

— Сэр? — дал о себе знать Гарри.

Будогорский отнял ладони. Лицо его прояснилось.

— Предпочитаю „господин“, — поправил его Барин.

— Что? — Гарри никак не мог привыкнуть к оборотам речи учителя.

— Неважно, — отмахнулся Будогорский. — Подойди сюда.

Он поманил Гарри пальцем и указал на фотографию довольно мрачного содержания: сельский погост (причём в сумерках). Стоило только сфокусировать взгляд на каком-нибудь объекте, он зрительно увеличивался в размерах и как будто приближался. Такого фотографического эффекта Гарри ещё не видел.

— Это Годрикова впадина, — торжественно изрёк Ростислав Апполинарьевич.

Гарри вздрогнул.

— Ты хотел туда поехать. И поедешь. Вернее, поедем МЫ. Я и ты, — уточнил Будогорский (давая этим понять, что Рон и Гермиона остаются в Хогвартсе).

— Но почему? — взбунтовался Гарри.

— Потому, что наш визит придётся на 31 октября. Думаю, Рон захочет защищать честь команды „Когти Грифа“. Он встанет на ворота. Голкипер временно переквалифицируется в нападающего — вместо Джинни Уизли. Сама Джинни заменит ловца. То есть тебя. Она уже дала согласие.

Гарри задохнулся от возмущения: „дала согласие“. Интересно, как давно она согласилась? Не далее как вчера они тренировались, и Джинни словом не обмолвилась.

— Вчера она ещё ничего не знала. Я сообщил это Джинни буквально перед твоим приходом, — ворвался, как всегда, в вихрь его мыслей Будогорский.

Гарри застонал от разочарования.

— Ну почему? Зачем это нужно делать в первый праздник? Да ещё вместо матча по квиддичу? Как-никак я капитан!

— Я уверен, что Рон согласится принять на себя эту ношу… А Гермиона его поддержит, — улыбнулся Барин.

— Я тоже так думаю, — язвительно передразнив интонацию профессора, Гарри стоял уже на пути к дверям.

— У меня есть веские причины на то. Поверь мне, Гарри.

— Вот как?! Может быть, Вы соблаговолите их поведать? — всё с тем же сарказмом бросил ему Гарри, даже не обернувшись…

И вдруг ноги понесли его вспять. Он так и вернулся к учительскому столу — спиной вперёд. Недоумевая, он повернул негодующее лицо к Будогорскому.

— Вы применили заклятие Империус?

— Конечно, нет. У русских нет такого заклятья, — посмеиваясь, Барин охорашивал свой чисто выбритый подбородок.

— Какая разница, как оно называется! Суть от этого не меняется!

— Не буду с тобой спорить, — промурлыкал Барин. — И это первая причина, по которой я выбрал 31-е. Нам нельзя пропускать учебные дни: это заклинание вы могли бы уже знать, не просиди мы с тобой месяц в тайге.

— Но я-то тут при чём?! — начал было возмущаться Гарри, но Ростислав Апполинарьевич дал знак, чтобы он помолчал.

— Во-вторых: мы все в смертельной опасности. С другой стороны, такое положение вещей уже третий год сряду… Но в моём распоряжении оказались новые сведения, и нам надо торопиться… И, наконец, в-третьих… — Будогорский протянул Гарри номер „Ежедневного пророка“.

Гарри развернул газету. На первой странице красовался шарж на Тёмного Лорда. Выполнен он был с большим мастерством: дементорские осклизлые лапы судорожно сжимали ворот на непомерно длинной шее, норовившей уронить маленькую змеиную головку… на которой, тем не менее, красовалась корона. Гарри хмыкнул и посмотрел на фамилию журналиста: бессменный репортёр Рита Скитер. Гарри глазам своим не верил…

— Она всего лишь женщина…не смогла устоять против моего чертовского обаяния, — смущённо крякнул Барин. — По-моему, шарж вышел удачным.

Будогорский явно ждал похвалы и, ей-богу, он её заслуживал! „Наш пострел везде поспел“, — припомнилась Гарри пословица, которую он слышал от русских.

— Откуда такие душераздирающие подробности? — Гарри ткнул с омерзением в карикатуру Волан-де-Морта.

— Что тебе сказать, мой дорогой мальчик… Не перевелись ещё богатыри на земле аглицкой, — глаза профессора засветились лукавством.

— Вы хотите сказать, что у Тёмного Лорда кто-то шпионит на нас?

— Заметь: не я это сказал! — захохотал Барин. — Иди. Бери газету и прощайся с друзьями.

Гарри машинально взял „Пророк“ и на ватных ногах отправился в Гриффиндорскую гостиную. „Кто? — сверлила его мысль. — Я его знаю? Нужно быть поразительным смельчаком… или двойным агентом, как Северус Снегг“. Снова всплыло ненавистное лицо: желтушного цвета кожа, мешки под глазами… эти глаза никогда не смотрят просто, а будто пронзают тебя неприятно-тяжёлым взглядом. Жёсткая линия рта. Характерный — „снегговский“ — нос, который то понуро свисает вниз, то (в случае душевного подъёма) задран кверху как вороний клюв. Любопытно, что лицо Сириуса всегда ассоциируется только с теми фотками, которые остались у него после смерти крёстного. А вот Снегг… прямо как живой стоит у него перед глазами! Гарри потряс газетой перед портретом Полной дамы — та без разговоров уехала в сторону. В последнее время она стала чересчур пугливой и не терпела, когда на неё повышали голос или замахивались. Гарри сообразил, что на этот рпаз причиной её ретировки стал портрет Волан-де-Морта в газете. Он усмехнулся и перешагнул через порог-раму.

— Гарри! — это был удивлённый возглас Гермионы. — Вот удача, что у всех нас окна в расписании!

— Ага! — Рон заметил „Ежедневный пророк“ в руке Гарри. — Так ты уже знаешь?!

— Гарри, ты понял? — захлёбываясь от радости, лепетала Гермиона. — Это значит, что в стане Тёмного Лорда есть человек, который работает на нас!

— Да. Барин сказал мне, — подтвердил Гарри. — Но это также может значить, что кто-то работает на два фронта.

— Да ладно тебе, Гарри! — жизнерадостно похлопал его по спине Рон. — Не будь пессимистом!

Гарри окинул друзей насмешливым взглядом и прошёл в спальню. Нужно было приготовить кое-какие причиндалы на завтра. Он вытащил из-под кровати чемодан и присел на край постели. Вещи — в крайнем беспорядке. „Надо бы прибрать здесь“, — с тоской вздохнул он, вытягивая из этого вороха мантию-невидимку. Дзинькнул какой-то стеклянный предмет. Гарри с недоумением пошарил по дну чемодана. „Зеркало! Это то самое, которое подарил мне Сириус незадолго до… Где теперь вторая его половина?..“ Он выудил из кучи тряпья зеркальце и замер: какая-то тень мелькнула по его поверхности… Нет. Не может быть. Наверно, показалось… И всё же: где сейчас другое зеркало? Наверняка так и осталось в доме Сириуса на площади Гриммо. Жаль, что Гарри не пришло в голову поискать его там — можно было бы пользоваться… А ведь Северус Снегг по-прежнему может появиться на площади… Или нет? В любом случае следует поставить в известность классного руководителя — если Снегг завладеет зеркалом, за Гарри можно будет установить слежку… наверно.

— Гарри! — позвал его Рон.

Гарри и не заметил, что друзья стоят и наблюдают за ним („Интересно, сколько времени они здесь?“). На всякий случай Гарри поспешил снова убрать зеркальце в чемодан.

— У тебя что, прыщик вскочил? Ты его так серьёзно рассматривал! — Рон кивнул на зеркало.

— Навроде того, — Гарри деланно рассмеялся.

— Слушай, Гарри, — обратилась к нему Гермиона, — ты ведь так ничего и не сказал: зачем тебя вызывал к себе Будогорский?

— Он говорит, нужно смотаться в одно место. Так что извините, ребята, поход в Хогвартс состоится, похоже, без меня, — попытался улыбнуться Гарри.

— А как же матч? — задал Рон свой главный вопрос.

— Придётся тебе, Ронни, примерить на себя капитанский титул и побороться за честь Гриффиндора, — держась бодрячком, сказал Гарри.

Рон смотрел на Гарри исподлобья.

— Ты серьёзно?

— Какие уж тут шутки! Мы отправляемся завтра в Годрикову впадину. Барин возлагает на эту поездку большие надежды. Вы остаётесь здесь — что будет служить также и отвлекающим манёвром… Да и вообще… матч ведь тоже важно… Верно, Рон?

Рон кивнул. И, не сдержав переполняющих его эмоций, кинулся в объятия Гарри. А Гермиона, глядя на них, шмыгала носом. Гарри ходил из угла в угол по спальне ЕГО дома. Как-то само собой подразумевалось, что этот дом — его дом. Фамильный дом Поттеров. Гарри не знал, при каких обстоятельствах умерли его дедушка и бабушка. И почему-то ни разу Альбус Дамблдор не упомянул о них… а он не спросил. Здесь, в этой комнате, каким-то непостижимым образом годовалый Гарри смог отразить заклятие „Авада Кедавра“. Он и сейчас помнил ту ослепительную вспышку бледно-зелёного света. А прожитые годы помогли воссоздать картину гибели его родителей. Мало-помалу у Гарри сложилось даже некое подобие короткометражного фильма: Лорд Волан-де-Морт заглядывает в окна его дома. Тут же на фоне освещённой комнаты в дверном проёме возникает фигура отца. Отец как символ света, Волан-де-Морт — тьмы. Рука Тёмного Лорда взлетает в страшном посыле: из широкого рукава его плаща появляется волшебная палочка, направленная в грудь Джеймса Поттера. „Лили! Бери Гарри и беги!“ — кричит его отец, и крик замирает у него на губах… Он падает, пронзённый смертоносным заклятьем. Волан-де-Морт запрокидывает голову и хохочет. Капюшон падает с лысой головы ужасного посетителя. Его жуткий смех разносится эхом по пустырю, посреди которого одиноко высится особняк Поттеров. Лили Поттер подбегает к маленькому Гарри. Он сидит на высоком детском стульчике и стучит ложкой по его бортику. Мама хочет взять его на руки, но в ту же минуту рука получеловека ложится ей на плечо.

— Отойди, и я оставлю тебя в живых.

— Нет! — волосы матери разметались по плечам, зрачки сузились как у кошки.

— Тогда ты умрёшь первой! — выносит смертельный вердикт Волан-де-Морт. — Авада Кедавра!

Младенец смотрит на гостя с удивлением, но без испуга. Видимо, он уверен, что с ним ничего не случится.

— AVADA KEDAVRA!

Гарри вновь видит сноп золотисто-зелёного света и чувствует сильное жжение в шраме…

Он потряс головой и приложил ладонь ко лбу.

— Тебя что-то беспокоит? — серые глаза Барина следили за ним с беспокойством.

Гарри помотал головой.

— Хотя… да, — решился он. — Вы что-нибудь знаете о моих дедушке и бабушке?

— Какие именно тебя интересуют дедушка с бабушкой?

Гарри устыдился. Он, сохраняя настороженное отношение к тётушке Петунье и дяде Верноне, игнорировал и память об отце и матери Лили Эванс.

— В общем, меня интересуют и те, и другие, — немного слукавил Гарри. — Но спрашивал я о родителях отца.

Ростислав Апполинарьевич, смахнув белоснежным носовым платком пыль со стула, уселся и пристально посмотрел на Гарри. Выдержав паузу, он сказал:

— Я проделал кое-какую работу, дабы узнать как можно больше о том, что могло связывать тебя и Волан-де-Морта. Не скрою, мне помогали… Но!..

Будогорский порывисто встал и наклонился к самому лицу Гарри.

— Пока я не намерен тебе об этом рассказывать! — торжествующе закончил он.

— Как? — разинул рот Гарри.

— Ты должен дойти до всего своим умом. Поэтому мы здесь… Тихо!

Барин встал у простенка между окнами и бросил в Гарри заклятие, которое сделало его бестелесным. Сам же словно вошёл в стену (и сделал это чрезвычайно своевременно). Окно вспучилось — будто на него натянули бычий пузырь. К своему ужасу Гарри увидел, как в стекле, ставшим вдруг резиновым, прорисовываются черты человека… Они были ему незнакомы. Вслед за лицом появилось и туловище. Его голова была бы пропорциональна для человека ста семидесяти сантиметров, но рост этого незнакомца составлял не более метра. Черты монстра обозначились резче. Оконная резина (та, которая должна быть стеклом) лопнула, и показались яркие клоунские глаза — такие, как на „ходиках“ в квартире Рона. Глазищи шныряли по комнате, выискивая нечто. Взгляд этих неестественно синих с зелёными тенями глаз в обрамлении намалёванных поверх век ресниц постепенно становился отсутствующим. В конце концов он померк, а потом и вовсе потух. Стекло распрямилось и приобрело свой первозданный вид.

Барин отлепился от стены и снял с Гарри заклинание.

— Ч-что это б-было? — заикаясь, Гарри указал на окно.

— Джокер. Никогда не слышал о нём?

— Разве что в „Бэтмене“, — Гарри поёжился.

Он удивлялся, что никто в его волшебной бытности не упоминал нечто, явившееся сюда пару минут назад. Честное слово, впечатлений от увиденного хватит до конца жизни!

— Любая фантазия, как правило, родится не на пустом месте, — назидательно произнёс Будогорский.

— Джок-кер служит Волан-де-Морту? — всё ещё запинаясь, спросил Гарри.

— Джокер продажный. Служит тому, кто платит.

— Почему я до сих пор о нём не слышал?

— Джокер — редчайший экспонат даже в нашем волшебном мире. Ты думаешь, это карлик, раскрасивший себе лицо?

— Ну да, примерно так…

— Ан нет. Представь себе жуть: новорожденный Джокер выглядит так же. Но, конечно, меньше в размерах. Собственно, размер Джокера — показатель людской подлости. Этот был весьма скромен. Так что я склонен скорее радоваться, чем огорчаться. Хотя все и уверяют, что мир катится ко всем чертям, но, судя по Джокеру, всё не так уж и плохо.

Барин засунул руки в карманы джинсов и возбуждённо мерил шагами комнату.

— Садись, — бросил он. — Слушай.

Гарри послушно сел.

— XVIII век — век картёжников. Игра. Азарт. Шулера высочайшего класса. Издаётся множество законов, карающих нечистоплотных игроков… И в то же время отдать долг — дело чести. Парадокс! Поэтому обманные ухищрения неисчислимы: система знаков, наколки, крап… Всё это в большом ходу. Тогда-то, по государеву высочайшему повелению, клонировали первого Джокера. Его миссия заключалась в разоблачении нечестных игроков. Так что создан изначально он во благо. Но вскоре Джокер стал властолюбив. Он начал диктовать свои условия. А если его, мягко говоря, встречали непониманием, Джокер шёл напролом, угрожая и подличая. Наконец его наглость разрослась до небывалых размеров. Он не мог уже помещаться в обычном помещении. И он… лопнул.

Гарри прыснул. Барин строго посмотрел на него.

— Именно „лопнул“. И ничего смешного в этом нет — Большой Джокер превратился в десяток мелких. Они входят в доверие, притворяясь этакими контролёрами нравственности. А потом с удивлением узнаёшь: они оборачивают всё, что вызнали о тебе, во зло тебе же. Лицемеры, сладкоязычные и лживые ханжи — вот кто такие Джокеры. Да, совсем забыл: поначалу Джокеры были миловидны. Но впоследствии, чтобы люди не обманывались на их счёт, волшебники раскрасили им лица. Так, по-крайней мере, сразу знаешь, с кем имеешь дело. И вот ещё что: если тебе когда-нибудь понадобится шпион, лучше Джокера эту работу никто не сделает.

— Ничего не понимаю!

— Чего ты не понимаешь?

— Почему, если Джокер так хорош, его услугами всё-таки пользуются редко?

— Значит, не понимаешь?

— Нет.

— Раскинь мозгами, Гарри. Джокер, безусловно, выследит, вынюхает всё, что пожелаешь. Но первым же тебя и предаст, продаст… со всеми потрохами. Причём с превеликой радостью… Разумеется, за бóльшую цену.

— А-а… Волан-де-Морт не боится…

— Что Джокер его предаст? — усмехнулся Барин. — Нет. Для Тёмного Лорда Джокер — одноразового пользования… Я, правда, доподлинно этого не знаю, но думаю, что не ошибаюсь…

— Что же нам делать?

— То, что и собирались. Только в более плотном режиме. Короче, собирайся. Сходим в одно место. Кстати, тебе надо и самому как-то освоить заклятие дезиллюминации. Надоело всё время обращать тебя в воздух.

Ростислав Апполинарьевич картинно взмахнул полой мантии, сделав и себя, и Гарри невидимыми. Вслед за этим превращением они рука об руку трансгрессировали. Гарри оглянулся. Будогорский перенёс его на кладбище. Не торопясь, он переходил от одной могилы к другой. Гарри пошёл следом. Джон Поттер 27 января 1927 г. — 30 октября 1980 г. Маргарет Поттер 1 мая 1927 г. — 30 октября 1980 г. И краткая эпитафия: ПОКОЙТЕСЬ С МИРОМ!

— Что ж, с полным основанием можно сказать, что „они жили счастливо и умерли в один день“… — произнёс Будогорский. — Но могли бы прожить и подольше… Ты как считаешь?

— Наверно…. — прошептал Гарри. — К их смерти причастен Волан-де-Морт?

— Без комментариев… пока. Следуем дальше.

У Барина, видимо, был выработан маршрут. Время от времени он притормаживал и просил Гарри запомнить ту или иную фамилию: Энджи Симпсон (скончавшейся в 1966), Энтони Смит (дата смерти: 1943), Аманда Маккой (1900)… Мало-помалу они оказались в той части кладбища, где захоронения уходили вглубь веков. Глаза выхватили из сгущающейся темноты заколоченный склеп. Барин подтолкнул его к нему.

— Ну же, приятель… Нам именно туда. Заходи!

У Гари пересохло во рту: „Как это — ‚заходи‘?“. Порой легкомысленный профессор поражал его своей бесшабашностью. Не желая показывать, что обескуражен, Гарри попытался отодрать доску от заколоченной крестом двери. Спиной он почувствовал сдавленный смешок Барина.

— Что? — Гарри сердито посмотрел на него.

Тот подмигнул.

— Как говорит одна моя знакомая… которая, кстати, близко знакома с одним нашим ОБЩИМ знакомым, — понизив голос, добавил он, — В конце концов: ты волшебник или нет?

Автоматически Будогорский придал своему тембру интонации Юлькиного жизнерадостного голоса.

Гарри расслабился и достал волшебную палочку.

— Погоди, Гарри. Не торопись, — Барин остановил его руку. — Давай-ка вот что предпримем.

Он взял Гарри за руку и неожиданно взлетел с ним на куполообразную крышу ветхого строения. Будогорский подтащил к себе ускользающего Гарри и заглянул в чудом сохранившийся витраж фальшивого второго этажа. По тому, как он отшатнулся, Гарри понял: что-то не ладно. Не удержавшись, он припал к разноцветным стёклам.

— Ай! — заорал Гарри, проваливаясь внутрь и пытаясь отодрать чью-то руку, сдавившую ему горло.

Очнулся он с чувством, что его изодрали на мелкие клочья взбесившиеся коты. На самом деле, это были тысячи стекольных осколков, впившихся в его тело и лицо. Гарри поднёс руки к глазам. Он их видел — значит, действие дезиллюминирующего заклятия окончилось. Видеть-то видел… но смутно: очки — в который раз! — разбились. Будогорского рядом не было. Но и один Гарри не был. Лицо, которое он теперь знал как Джокера, смотрело на него с глумливой улыбкой.

— „Мальчик, который выжил“, — приторно прогнусавил Джокер.

Гарри отвернулся.

— Что здесь забыл „мальчик, который выжил“? — наклонясь ещё ниже и, продолжая улыбаться, пропел монстр. — Отвечай же. Я жду. Будешь упрямиться, я дам знак Сам-Знаешь-Кому. Тогда тебе не поздоровится.

Самое интересное, что, угрожая, Джокер сохранял свою нарисованную улыбку.

— Пошёл к чёрту! — процедил Гарри.

— Ты сделал свой выбор, — Джокер выпрямился. — И ты пожалеешь.

Он воздел руки к небу (вернее, к потолку) и зашевелил губами… Но буквально сразу же был сбит с ног кем-то быстрым и точным. Оглушён. И обвит верёвками наподобие кокона. В рот Джокера влетел вместительный кляп — так что его и без того большие глаза просто вывалились из орбит. На нос Гарри водрузились очки, и он получил возможность осмотреться. Кряхтя, он кое-как встал. Ноги разъезжались на полу, усеянном разбитыми стёклами. К немалому своему унижению, Гарри почувствовал, как крепкая рука Барина удерживает его за шкирку. Но глядя в широко распахнутые глаза противного Джокера, Гарри постарался ни словом, ни взглядом, ни вздохом не выдать присутствие другого человека. Гарри ощутил, как его слегка встряхнули за шиворот и развернули лицом к многоярусной домовине. Он вздрогнул. А ноги сами понесли к последнему прибежищу кого бы то ни было. Затаив дыхание, Гарри провёл рукой по краю гроба. Обозначилась едва различимая надпись. Он наклонился ниже, чтобы разобрать. „Прадеду — правнук“ — гласила она.

— Открывай! — дохнул ему в ухо Барин.

Гарри передёрнуло. Но, сосредоточившись на мысли о безвременно ушедших родителях, погибшем Дамблдоре, отдавшем за него жизнь Сириусе, Гарри усилием воли заставил себя притронуться к крышке. И ничуть не удивился, когда та не поддалась.

— М-м! — выпучив глаза, Джокер пытался привлечь внимание Гарри.

— Выслушай его мысли. Не вынимай кляп из его лживого рта, иначе он обморочит тебя, — предостерёг его шёпотом Будогорский.

Гарри установил зрительный контакт. Мысли у Джокера путались: страх, сквозь него пробиваются картинки, казалось бы, не относящиеся к делу… „Весёлый Роджер“… нет, это не печально известный пиратский флаг — а просто горка костей, увенчанная черепом… Скачущий всадник с „саблей наголо“… Всадник — средневековый рыцарь, а в руках у него… меч Гриффиндора! Рыцарь поднимает забрало и… на него смотрят глаза… страшно знакомые… Бог мой, это глаза его отца! Рыцарь снимает шлем… Нет! Гарри вскрикнул. А Джокер, почуяв неладное, прикрыл сине-зелёные очи. Но Гарри уже увидел всё, что должен был увидеть: во всаднике в рыцарских доспехах он узнал Годрика Гриффиндора и, похоже, Гарри состоит с ним в родстве — недаром же глаза Гриффиндора так напоминают глаза Джеймса Поттера!.. А меч? Может, им следует открыть гробницу? Но где его взять?

— Ищущий да обрящет! — прошипел Будогорский.

„На что он намекает? — Гарри уже отчаялся найти ответ. — Попробовать манящие чары?“ Гарри даже развеселился. Шутка ли! — подманить меч, находящийся за сотни миль! И, дурачась, он выкрикнул:

— Акцио, меч Гриффиндора! — видя корчи Джокера, Гарри уже не был уверен, что затея такая уж дурацкая.

Он прислушался. Характерный свист возвестил, что приближающийся клинок рассекает воздух. Гарри выставил руку — его пальцы сжали рукоять великолепного оружия. Чудеса! Он и не знал: то ли ему восхищаться собственным мастерством, то ли невероятной удачей… Скорее второе… Стоп! О каких таких таинственных помощниках толковал ему Будогорский? Сегодня, чёрт возьми, он заставит сказать ему всё! Гарри с ожесточением рубанул по замку саркофага. Только меч коснулся благородного дерева, рубины на эфесе холодного оружия зажглись кровавым цветом. Мычание Джокера стало так выразительно, что походило на классические вокализы.

— Гарри, поторопись! — вновь зашелестел Барин.

Гарри сунул в образовавшийся проём между крышкой и основанием гроба руку — та коснулась холодного гладкого металла. Доспехи! Это они! „Как же мы их потащим, прости господи!“ — ужаснулся Гарри.

— А вот как, — ему в руку упал спичечный коробок. — Вспоминай уменьшающее заклятие!

Но вспомнить нужное заклинание ему так и не удалось. Вокализ Джокера исполнялся уже на „фортиссимо“. Дверь в усыпальницу распахнулась настежь. В обозначившемся на фоне чёрного неба силуэте мужчины Гарри узнал… Сами-Догадываетесь-Кого. „На сей раз он меня прикончит… Сколько уже может везти?“ — обречённо подумал Гарри и опустил волшебную палочку… И вслед за этой упаднической мыслью понял, что трансгрессирует. Ещё до того, как осознал, что спасся, Гарри почувствовал на своём лице пощёчину.

— За что? — взвыл он, хватаясь за щёку.

— Затрусость, — безапелляционно заявил Будогорский. — Для „пра-пра-правнука Гриффиндора ты слишком малодушен.

Обычно мягкий тон Барина был суров.

— Волан-де-Морт прав: никаких особых талантов у меня нет. Просто мне всегда помогали, — Гарри опустил голову.

— Ну же, сынок! — глаза Будогорского вновь засветились добротой. — Не знаю, что на тебя нашло. Смотри, меч Гриффиндора по-прежнему у тебя в руках, никуда не делся. А ну-ка, припомни, кому даётся в руки реликвия твоего славного предка? — Только достойным!

Гарри слегка приободрился.

— Но мы так и не добыли доспехи, — вздохнул он.

— С чего ты взял? — Барин протянул ему коробок. — А это ты видел? К счастью, я соображаю быстрее… чуть-чуть.

Оглядевшись, Гарри только теперь сообразил, что они в доме Джона и Маргарет Поттер.

— ‚Сматываем удочки‘, — в ответ на немой вопрос Гарри, сказал Будогорский.

Через пару минут они уже находились у ворот Хогвартса.

— У тебя есть вопросы? — невозмутимо отряхивая обшлага мантии, зайдя в свой кабинет, поинтересовался Барин.

Гарри уселся в учительское кресло и, воспользовавшись тем, что его не ругают, закинул ноги на стол.

— Вопрос первый: что Вы знаете о моих предках: как близких, так и дальних? Второй: что ещё за таинственные ‚помощники‘, о которых я ровным счётом ничего не знаю? И, наконец, вопрос третий: доспехи — действительно крестраж? И если это так, как Вы об этом догадались и что надо сделать, чтобы его уничтожить?

Будогорский провёл по волосам.

— Я отвечу тебе, невежественный, невоспитанный поросёнок. Когда скинешь свои ноги с кладбищенской землёй (между прочим, с прахом ТВОИХ предков) с моего стола.

— Ну, уж и ‚с прахом‘, — проворчал Гарри, убирая, тем не менее, ноги.

— А теперь мы пройдём в директорский кабинет. Думаю, тебе знаком ОМУТ ПАМЯТИ… Как говорится, ‚лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать‘.

Дважды повторять было не надо. Гарри бежал впереди Будогорского, с готовностью открывая перед ним все попадающиеся на пути двери. А вот и знакомая статуя Горгульи.

— МЫ! — Ростислав Апполинарьевич приветственно махнул ей рукой, та беспрекословно открыла вход. Они оказались на лестнице, ведущей в покои Директора.

С тех пор, как здесь поселилась МакГонагалл, тут мало что изменилось. Казалось, кабинет всё ещё ждал своего прежнего хозяина. Гарри провёл рукой по письменному столу с привычными безделушками.

— Ты забыл, где стоит ЧАША? — Будогорский взял его за руку, и они вместе подошли к Омуту…

Вновь директорский кабинет. Однако нет в нём ни милых штучек Альбуса Дамблдора, ни портрета его самого. Из тени шкафа вышел Том Реддл. На вид ему лет пятнадцать. В руках Реддла гусиное перо. Он нервно его покручивает. Дверь скрипнула. Гарри не успел отстраниться — сквозь него прошёл Финеас Найджелус.

— В чём дело, Том? — на лице Финеаса печать озабоченности. — Поступил сигнал, что у детей пропадают вещи.

— Этот сигнал поступил от Джона Поттера, не так ли? — придав своему лицу самое благостное выражение, спросил Реддл.

— Допустим, — неосмотрительно согласился Директор.

— Я могу объяснить, — вкрадчиво сказал Том. — Всё дело в том, что нам нравится одна и та же девушка — Маргарет Симпсон.

— Маргарет? — оживился Найджелус. — Думается, она покорила не только ваши сердца… Однако это не повод для наговора.

— Совершенно с Вами согласен, — смиренно склонил голову юный Волан-де-Морт (Гарри готов был поклясться, что в глазах у него плясали черти).

— Можешь идти, Том, — проговорил Директор. — Я поговорю с Поттером.

Пряча усмешку в углах красиво очерченного рта, Реддл вышел за дверь. Будогорский и Гарри, переглянувшись, последовали за ним. Не успел Реддл выйти в коридор, как черноволосый худенький паренёк остановил его сильным тычком в плечо. Глаза будущего Тёмного Лорда загорелись злобой.

— Ты даже не пользуешься волшебной палочкой, Поттер?

— Чтобы набить тебе морду, палочки не надо. И так справлюсь. Это даже доставит мне удовольствие, — отвечал задира-дед, поплевав себе на ладони.

— Сказывается твоё плебейское происхождение, — процедил Реддл.

— Уж чья бы корова мычала…

— Ты на что намекаешь? — сжал кулаки несостоявшийся пока Лорд.

— Не ‚намекаю‘, а заявляю! — вскинул голову Джон Поттер.

— Ах ты, свинья! — вышел из себя Волан-де-Морт и бросился на своего собеседника.

Будогорский взял Гарри за руку, и они вновь очутились в кабинете Директора конца 20-го века. Просто нет слов! Ещё вчера казалось невероятным, что заключённый Сириус Блэк оказался лучшим другом его отца и — мало того! — одноклассником Снегга… А сегодня выяснилось, что его дедушка (который по его подсчётам должен быть чуть ли не ровесником Альбуса Дамблдора) хорошо знаком с Волан-де-Мортом!.. Чёрт возьми, почему Дамблдор никогда не рассказывал ему об этом?.. Да и Хагрид тоже… Что за манера! — окружать всё ореолом таинственности? В конце концов, что с того, что Том Реддл знал деда Гарри?.. Получается, Маргарет Симпсон — его ветреная бабка? Неужели, по словам Финеаса Найджела, она ‚вскружила голову‘ самому Тёмному Лорду?

— Нет, — бесцеремонно ворвался в поток его мыслей Будогорский. — Реддл и в юности был на редкость хладнокровен: блестящий ум, староста школы, красавец… Девушки были не прочь закрутить с ним роман. Но они его не интересовали. Хотя не отрицаю, до сих пор живы очевидицы, которые свидетельствуют, что по ЭТОЙ части у Волан-де-Морта всё как у всех. Кстати, будучи чрезвычайно любознательным молодым человеком, он попробовал себя на всех любовных фронтах. Этот интерес сублимировал потом в интерес наблюдателя… Так что воздержание Тёмного Лорда исчисляется десятилетиями. Но, как это не покажется тебе странным, многие до сих пор вожделеют тела Волан-де-Морта. Знаешь, Беллатриса Лестрейндж…

— Знаю, знаю, — не вытерпел Гарри. — На эту тему Вы готовы говорить часами.

— Ты полагаешь? — хмыкнул Барин. — Хорошо. Давай отвлечёмся от гниющего тела Лорда (Гарри изобразил рвотный позыв). — Поговорим лучше о твоей бабушке. Сейчас ты её увидишь.

Вновь они нырнули в чьи-то воспоминания (‚Интересно, ЧЬИ?‘). У окна сидела беременная женщина. ОЧЕНЬ беременная. Прямо-таки на сносях. Тем не менее лицо её выражало живость. Светлые волнистые волосы волнами сбегали с плеч и заканчивались ниже талии. Взор голубых глаз незнакомки был обращён к чему-то (или кому-то) за окном. Гарри подошёл на шаг ближе. Во дворе он увидал молодую женщину. Та в одной руке несла крынку, а другой придерживала пуховый платок, маскирующий округлую фигуру женщины, которая в скором времени станет матерью… Что-то знакомое почудилось Гарри в её движениях… ‚Фу-у!‘ — выдохнул он. — Ну и глупость же пришла ему в голову!.. Точно такое же сосредоточенно-упрямое выражение было иногда у его тётушки Петуньи, когда она решала какую-нибудь хозяйственную задачу. ‚А что, если?..‘ — Гарри взглянул на Ростислава Апполинарьевича — тот, как бы невзначай, отвернулся. В этот момент женщина в комнате распахнуло окно.

— Элиссон, не звони! Дверь открыта! Поднимайся! — крикнула она подруге, которая согласно кивнула.

— Марго, зачем ты открывала окно? Простудишься, — начала с укора вошедшая. — Держи. Это тебе. Козье молоко.

Она поставила крынку с молоком на стол. После чего подружки обнялись и одновременно рассмеялись.

— Ну, как ты? — Элиссон кивнула на живот Марго.

— Нормально. А ты?

— Мне-то что…

Гарри даже рот приоткрыл. Потому как теперь сомнений не было: так могла выглядеть его собственная тётка, прибавь ей доброты в глазах да оживи её рот улыбкой. Оказывается, Петунья могла быть красавицей — если б не желчный характер!.. Гарри почувствовал тычок в рёбра — это Барин тронул его локтём. Видимо, более ничего интересного здесь увидеть и услышать не ожидалось.

На этот раз Будогорский спросил Гарри:

— Ты понял кто есть кто?

Гарри кивнул.

— Только… Я не понял… Родителями моей матери ведь были маглы, так?

— Так.

— Почему в таком случае они дружили с Поттерами, которые были волшебниками?

— Что ж, многие волшебники считали Поттеров экстравагантной парой… Мне кажется, они просто были лишены снобизма, присущего, скажем, семье Малфоев… или твоему домовому эльфу… Нам предстоит ещё пару раз окунуться в омут памяти. Готов?

— Готов! — зажмурившись, Гарри вновь склонился над чашей.

Они оказались в доме, бедность которого рвалась наружу из облупившейся мебели (хоть её и прятали под тщательно вывязанными салфетками), щербатых полов (но старательно натёртых), вылинявших ситцевых занавесок (стоявших дыбом от крахмала).

— Петти! — слабым голосом позвал дочку ещё не старый, но крайне измождённый мужчина. — Будь добра, принеси мне воды.

— Сейчас, папочка! — этот надтреснутый голос принадлежал, несомненно, его тётке. Ей лет десять. Странно, то же озабоченное выражение лица, что присутствовало у неё в сорок, было уже в детстве.

В комнату вошла Элиссон. На руках она держала Лили. Девочка выглядела больной. Рыжеволосые обычно и так бледнокожи, но в лице этого ребёнка, что называется, ‚не было ни кровинки‘. Глаза смотрели тускло. Ротиком она делала посасывающие движения. Вновь появилась Петунья. Она подняла голову отца и помогла ему напиться.

— Мамочка, ты говорила, если я буду хорошей девочкой, то могу взять яблоко. Я сделала уроки и покормила курочек… — Петунья пытливо взглянула на мать. Та опустила глаза.

— Петти, детка… Дело в том, что я отдала твоё яблоко Лили. Крошка так тянула к нему свои ручонки, что я не смогла ей отказать. Ты же знаешь, доктор сказал, если она будет хорошо питаться, есть надежда, что когда-нибудь она сможет ходить… А ты… Бог и так дал тебе здоровье….

Глаза Петуньи налились злыми слезами.

— Скоро и я буду больной — как она! Мне тоже нужны витамины! Я ребёнок! — выкрикивала Петти, захлёбываясь слезами. — Всё из-за неё! Это её год назад понесло на дорогу, где проезжал этот чёртов грузовик! Спасая её, отец стал калекой! А у нас совсем нет денег!.. Ей всё равно уже не поможешь!

— Петти, — мать подошла к старшей дочери и погладила её жёсткие кудри. — Если бы не папа, твоей сестрёнки могло бы уже и не быть. А отец поправится… Надо только верить…

Элиссон замолчала на полуслове и задумалась.

— Э-ге-гей! — в комнату заглянул ещё один персонаж.

Со встречи с ним в коридорах Хогвартса его дед изменился. Но не настолько, чтобы его нельзя было узнать: угольно-чёрные волосы топорщились в разные стороны, а глаза смотрели весело. За руку он держал… ну, точно свою маленькую копию! Вихрастый, черноглазый… это был, конечно же, Джеймс Поттер.

— Друзья, хорошие новости! Я нашёл одного чудака, который за вашу халупу предлагает сумасшедшие деньги!

— Сколько? — слегка оживился другой его дед.

— 100 тысяч фунтов!

— Он ненормальный? — выразил сомнение Том Эванс.

— Похоже на то, — не стал спорить Джон.- А ещё он отдаёт в придачу дом в Лессингтоне. Место там не ах… но городишка маленький, зелёный. Рядом с домом приусадебный участок. В огороде что-то посажено.

— Джон! Ты волшебник! — счастливо засмеялась Элиссон.

— Да, — серьёзно подтвердил маленький Поттер. — Самый лучший волшебник!

Петунья, которая по-прежнему хмуро подпирала стену, услышав заявление Поттера-младшего, развеселилась. Прикрыв рукой кривоватые зубы, она захихикала…

Туман окутал Гарри. Он потерял из виду Будогорского.

— Что такое?

— Просто воспоминание закончилось слишком резко, — ответил ему Барин.

Ростислав Апполинарьевич взял с директорского стола последний пузырёк и вылил его содержимое в Омут. Не дав Гарри задать ни единого вопроса, они провалились в пучину безвестных воспоминаний. Серый осенний день. Люди в плащах под зонтами столпились у свежевырытой могилы. Гарри поёжился: у них с Будогорским зонта не было. Ливень, словно почуяв, что они уязвимы более остальных, хлестал по ним с удвоенной энергией. Барин описал над ними дугу — дождь прекратил падать им на головы. У Гарри появилась возможность взглянуть повнимательнее на державшего речь у края насыпного холмика человека. Это была молодая, даже юная женщина.

— Они были прекрасными людьми! — голос оратора сорвался. — ПРЕКРАСНЫМИ! Благодаря их поддержке я и мой отец встали на ноги — в буквальном смысле этого слова. Причём действовали они совершенно бескорыстно. Велик не тот, кто может посочувствовать в горести, а кто порадуется в радости! И не было людей более искренних четы Поттеров!.. Я говорю так совсем не потому, что они были мне родственниками…

Лили заплакала, но не остановилась.

— Может, я знала их и меньше, чем некоторые из вас, но не хуже! И я даю слово, что отомщу их убийце!

Она подняла тоненькую руку и сжала её в кулак. Но никому этот жест не показался смехотворным.

— Лили! Тебе нельзя волноваться! — к жене подходил Джеймс. Обняв её, он отвел её в сторону. Тут только Гарри сообразил, что его мать беременна… им.

К надгробию вышел незнакомый Гарри волшебник… Или знакомый? Ба! Да это же Аластер Грюм — без своего вращающегося глаза, зато с родной ногой.

— Не будем размазывать сопли! — рубанул он рукой сырой воздух. — Лили с Джеймсом дали серьёзный отпор Волан-де-Морту. Жаль, что не уберегли стариков… Ну, я думаю, что ни Маргарет с Джоном, ни Элиссон с Томом не жалеют, что их жизнь закончилась так же славно, как и все прожитые годы! Наше дело: походить на них не только мужеством, но и тем, как они принимали и жизнь, и смерть… Да-с…

Немного нелепо закончил он, отворачиваясь от глаз, устремлённых на него. Гарри понял, что ‚железный‘ Грюм пустил слезу. У него тоже защипало в носу. Но в следующее мгновение Гарри уже видел серо-голубые глаза Будогорского. Они уже были ‚на берегу‘, вне омута.

— Садись, — Барин указал Гарри на стул.

Гарри опустился в кресло.

— Итак, я поясню: мир чародеев не был для Эвансов чем-то фантастическим. Ещё до того, как Лили пошла учиться в Хогвартс. Может, теперь ты лучше поймёшь и свою тётю: она была лишена детства отчасти по вине твоей матери (так, по-крайней мере, она считала). Если Лили доставалась львиная доля заботы, ласки и вкусненького, то Петунье оставались только стирка, уборка, готовка и уход за больными… Пожалуй, не слишком весёлые занятия, а?

— Значит, мои отец и мать знакомы с детства?

— Так-то оно так, — задумчиво побарабанил по краю стола Будогорский. — Но вряд ли они это помнили, когда встретились в Хогвартсе… Какое-то (и весьма продолжительное время) Эвансы не общались с Поттерами. А на чём бы я действительно хотел остановиться, так это на убийстве старшего поколения Поттеров и Эвансов. Их убил Волан-де-Морт. Это ясно. Почему не руками своих пособников, а лично? Чем ему помешали Эвансы? Связаны ли между собой эти смерти? Непонятно. Твоим родителям по двадцать. Они выпускники Хогвартса и смогли — по словам Грюма — противостоять Сам-Знаешь-Кому. Опираясь на пророчество, это был уже второй случай их противостояния… Хотелось бы узнать обо всё этом больше. Охочусь за свидетелями, готовыми поделиться воспоминаниями… Пока таковых не находится.

Будогорский глубоко вздохнул. Гарри подошёл к нему и пожал руку.

— Ростислав Апполинарьевич, спасибо Вам. Вы знаете… это очень важно для меня.

— Знаю, мальчик мой.

— И спасибо за сегодня. И вообще…

Барин положил руку поверх руки Гарри и пожал её.

— Иди, отдыхай. У нас ещё полно дел: тебе — узнать, чем закончился матч по квиддичу, мне — поломать голову, как вскрыть крестраж, заключённый в доспехах.

И Будогорский легонько подтолкнул Гарри к выходу.

Глава 13. Ящик Пандоры.

Снегг стоял на балконе православного храма, где обычно размещаются певчие во время службы. Он не был крещён. Но, поскольку с недавних пор волею судеб стал русским священником, всерьёз заинтересовался религиозными традициями. Вначале чтобы утереть нос Юльке и её верному пажу Будогорскому. Потом зацепило по-настоящему — когда понял, что богословские вопросы сродни философским. Северус пришёл к выводу, что православное христианство как нельзя лучше соответствовало духу русских. А уж об этом особом ‚духе‘ Снегг наслушался достаточно. Практически каждое застолье заканчивалось одинаково: Юлия со Славкой начинали спорить, всё более ожесточаясь и переходя в конце концов на крик. В центре их споров были две животрепещущие темы: ‚Кто виноват?‘ и ‚Что делать?‘ (с их же слов). С одной стороны он не понимал зачем так кипятиться, а с другой — ощущал зависть к этим двоим: что-то незримое связывало их… Может, любовь к живописи, музыке, литературе… Тысяча других мелочей: отношение к своей стране, своему городу, своей нации… Они находили забавными одни и те же вещи и даже смеялись над одним и тем же… Вначале Северуса утешал тот факт, что Юля — профан в делах волшебства (тут уж ОН мог дать ей фору!). Но теперь его подруга знала чуть ли не больше его самого. И вот теперь, своими собственными руками (вернее, языком), он, считай, вырыл себе могилу — из одного только стремления показать, как уверен в самом себе, — поручив ПРИСМАТРИВАТЬ Будогорского за Юлией… Ну, что за идиот?! (он, не Будогорский, конечно) Или он не знает Славкину репутацию? ‚Конечно, я должен доверять Юле… Да и не в том она положении, чтобы флиртовать с мужчинами‘… Но доводы разума подчас бессильны перед сердцем, которое, казалось, увеличивалось в размерах, стоило ему только подумать о Юлии и Будогорском… Вот и сейчас он пытался заставить себя думать о великолепии убранства русской церкви… но мысли опять и опять возвращали его обратно в Россию.

— Спускайтесь к нам, Северус! — крикнули снизу.

Голос принадлежал Тёмному Лорду. Он возлежал на кресте, который низвергли с алтаря. Крест положили перед входом в райские врата. А над ним, под высоким куполом собора, без какого бы то ни было крепежа, болталась гигантская клетка, набитая людскими телами для сегодняшнего жертвоприношения. Стены клетки были сплошь утыканы кинжалами, которые выпускали свои клинки по мере того, как клеть опускалась. Волан-де-Морта готовила к омовению парочка вампирш. Девчонки с высоты балкона выглядели прелестно. Но Снегг прекрасно знал, что вблизи у них мертвенно-бледные лица, отдающие синевой, устрашающе-красные глаза и не уменьшающиеся во рту клыки… Что ж, эти твари не омерзительнее того, с кого они стаскивали влажные от постоянно мокнущего тела тряпки. Дистрофичный в своей наготе, Волан-де Морт выглядел бы смешно, если б не то, что должно было свершиться с минуты на минуту. С замиранием сердца все ждали кровавый дождь, готовый пролиться на жалкие члены Тёмного Лорда. Жуткий крик отозвался стократным эхом в замечательном с точки зрения акустики старинном здании церкви. Северус прикрыл глаза. Но ненадолго. Неусыпное око Сивого (пожалуй, единственно стопроцентно верного слуги из свиты Лорда) неотступно следит за ним, надо быть начеку. Северус научился смотреть и не видеть… Как сейчас: масса серовато-голубых тел копошится под ним, спариваясь, грубо лапая друг друга. Он на особом положении. Имеет право не участвовать. Но дурнота от подобного рода ‚вечеринок‘ не позволяют ему спокойно спать и аппетитом есть. Да и какой, к чёртовой матери, аппетит и здоровый сон, когда ты справляешь эти надобности под кровом Тёмного Лорда! Ему обещан отпуск в Рождество ‚за особые заслуги‘, кои заключались в разоблачении заговора великанов. На самом деле никакого заговора не существовало. Но Северусу, когда он выступал послом от Тёмного Лорда, удалось так заморочить головы этим дурням, что они пошли войной на всех и вся (и в первую очередь на самоё себя). Великаны перебили чуть ли не всю колонию, примкнувшую к воинам Волан-де-Морта. Тот готов был кусать себе локти: самые сильные из его солдат так бесславно истребили друг друга!.. Однако утешил себя тем, что великаны всегда отличались исключительной безмозглостью. Северус подкинул своему Хозяину идею, что упадок сил того может быть связан с расплодившимися без меры дементорами. Они, получив свободу, теперь везде шлялись и обескровливали каждого, кого видели. Он надоумил Тёмного Лорда заключить бывших стражников Азкабана в тюрьму и вызывать их только по высочайшему повелению. Сказано — сделано. И, благодарение заклятиям Волан-де-Морта, ещё ни один из них не смог покинуть страшных застенков. Ещё одно из деяний Снегга: заклятие Империус по отношению ко всем вампирам королевства (неудивительно, что это стало причиной ненависти к нему Фенрира). А все оборотни в это время попали под влияние Люпина. Его бывший однокашник и не догадывался, кому он обязан своим относительным спокойствием. Северус неустанно сеял распри среди тёмных магов, стравливая их и раздувая искры тлеющей ненависти между кланами родовитых волшебников. Он так преуспел в этом, что чувствовал себя интриганом-профи. Играя на слабых сторонах натуры Волан-де-Морта, Снегг сумел сделать так, что ни одно решение, предпринятое Тёмным Лордом, не обговаривалось бы предварительно с ним. Несмотря на своё прямо-таки плачевное состояние, Тёмный Лорд по-прежнему вынашивал идеи властителя мира. ‚Мы и только мы, чародеи, — говорил Волан-де-Мрт, — должны управлять многомиллионным стадом маглов. Только достойных, отмеченных сверхспособностями следует назначать министрами, президентами, королями. Большинство из нынешних недоумков ничего не видят, не слышат, не замечают. Все их чувства на самом примитивном уровне — уровне ощущений. Они не могут понять природу происходящего. Объяснять же им — занятие крайне неблагодарное: всё равно, что метать бисер пред свиньями. Посему: только ПОЛНОЕ повиновение высшему разуму приведёт общество к развитию. А за ослушание — порка, суровое наказание. Только так будет порядок на Земле‘. Никакие доводы, что мечты о завоевании мира питал не он один, на Тёмного Лорда не действовали. Напротив, приводя в пример Гитлера и Наполеона, он с пеной у рта доказывал, что их методы были слишком гуманны. А вот лидер большевиков Ленин во главу угла ставил террор, потому и установил на одной шестой части суши власть Советов. И продержалась эта система только благодаря культу личности своего вождя и исключению всякой толерантности по отношению к любому ДРУГОМУ мнению. Без сомнения, кругозор Снегга в сравнении с кругозором его нынешнего хозяина был узок. На фоне Волан-де-Морта Северус выглядел серой мышью. Тёмный Лорд оборудовал в замке прекрасную библиотеку. И если раньше Снегга привлекала главным образом специальная литература, то теперь он постигал мировую художественную классику, начав её изучение с рассказов Чехова. Прочитав их запоем, Северус обратился к ‚Преступлению и наказанию‘ Достоевского. Увидев этот роман в руках своего ученика, Лорд произнёс что-то вроде:

— Читайте внимательно, мой друг. Этот русский писатель как нельзя лучше обосновал, чем отличается ‚тварь дрожащая‘ от тех, кто ‚право имеет‘.

Но, признаться, Снегг не совсем уразумел ЧЕМ. Отложив чтиво до поры до времени, он стал постигать музыкальные шедевры (в замке существовала студия с тысячами записей). Вслед за этим Северус открыл для себя мир живописи. В своей картинной галерее Волан-де-Морт собрал раритеты, давно считавшиеся пропавшими. Леонардо, Ван Гог, Гойя, Веласкес, Рубенс, Рафаэль были особенно любимы Тёмным Лордом, и он мог говорить о них часами. Большое место в его экспозиции занимали также полотна импрессионистов: Мане и Моне, Ренуар, Дега, Писсарро. Особый интерес вызывали у Снегга рисовальщики из России: Репин, Васнецов, Шишкин. Он не мог взять в толк, почему французы величают себя ‚импрессионистами‘, а русские — ‚передвижниками‘. На его взгляд, манера письма тех и других неразличима… В библиотеке, правда, присутствовали альбомы, раскрывающие суть и историю создания каждого полотна, но Северус ленился их полистать. Всё-таки удивительно, что столь широко образованный человек как Волан-де-Морт всё же увечен душой… А Снеггу ещё талдычили, что искусство, мол, пробуждает чувства добрые (причём в один голос: и Юлия, и Будогорский, и Дамблдор). Тёмный Лорд как сфинкс — человек-загадка. Почему его глаза зашорены страхом смерти? Откуда это всенепременное желание выжить любой ценой? Нарцисса, которая имела диплом психолога, считала, что, вероятно, Меропа Мракс (мать Реддла) хотела избавиться от плода. Том выжил, но страх смерти остался на всю жизнь. Поскольку Волан-де-Морт — человек необыкновенных способностей, где-то на бессознательном уровне он это помнит… Увы, даже если и так, исправить уже ничего нельзя. Для терапии такого рода нужна мать… и желание поменять судьбу. И первой, и второго нет и в помине. Странную жизнь вели они в замке, принадлежавшем по преданию Салазару Слизерину. Ночь здесь была временем встреч и переговоров. Ночью вершились все неблаговидные дела. Днём же тёмный двор отсыпался. Северус долго не мог втянуться в такой распорядок. А сейчас его самого мучила бессонница в томительные ночные часы. И он убивал их, дискутируя с Волан-де-Мортом. Когда Тёмный Лорд приглашал на чашку кофе кого-то ещё, Снегг удалялся. Как и у себя дома, Северус оборудовал в стенах замка собственную лабораторию (независимую от ‚лордской‘). Сейчас он бился над препаратом Будогорского, позволяющим проходить сквозь стены. Подобно привидениям. Своему Хозяину Северус не докладывал, какое зелье составляет. Ещё не хватало, чтоб тот проникал сквозь стены и приходил к нему по ночам, дабы послушать бред его сновидений! В эти чёрные дни Снегг находил отдохновение в обществе… Нарциссы Малфой. Цисси обладала остреньким язычком и неплохим чувством юмора. Узнав её лучше, Северус стал более терпим к снобизму и высокомерию Нарциссы. Что ж, она такова, как все члены её семьи. Её выдали замуж на последнем курсе Хогвартса — и в Люциусе она видела скорее брата, чем мужа. Сестру побаивалась. И научилась сызмальства водить за нос мать с отцом. Только сын являлся единственной её любовью. Она во всём потакала Драко. Баловала его, как могла. Вот вам и результат. Не была никого в волшебном мире, о ком бы Нарцисса не знала какой-либо пикантной подробности. Так, например, немало интересного Снегг узнал и о самом себе. Оказывается, факт его участия в пиршествах Волан-де-Морта не был простой данностью. Дело в том, что Северус никогда не задумывался, кем являлись женщины на вечеринках Тёмного Лорда. Ему и в голову не приходило, что подобные существа всё же одушествлены. Что ‚в свободное от работы время‘ они могут обсуждать своих клиентов и даже иметь собственное мнение на тот или иной счёт. Так вот: Малфой утверждала, что с их помощью за ним закрепилась слава героя-любовника (у Снегга возникла мысль: зачем Нарциссе якшаться с женщинами такого рода). Когда Северус, опешив, попросил её приглядеться — так ли должен выглядеть герой-любовник? — она ответила примерно следующее:

— Подумай, почему Тёмный Лорд так ценит тебя? — Потому что ты можешь то, чего не может он. ОН всегда выделял сильных людей… Говорят, наш хозяин не слишком вынослив в постели. В то время как ты способен заниматься ЭТИМ ночь напролёт.

Нарцисса уставилась на него, не мигая.

— Уж не проверить ли ты это явилась в ту незабываемую ночь? — усмехнулся Северус.

 — Пожалуй… — Нарцисса присела к нему на край кресла. — Знаешь, Беллатриса тоже желала бы это проверить, но ты ведь не замечаешь женщин… Странный ты…

Миссис Малфой провела рукой по его волосам.

— О, боги! — отпрянул Северус. — Наверно, после того, как поимеешь дело с твоей сестрицей, уже никогда никого не захочешь.

Нарцисса рассмеялась.

— Примерно так и говорил мой зять Лестрейндж.

Разрядку в подобного рода разговоры вносила Валя. Девочка порхала по необъятному дому Малфоев как мотылёк. Она уже вполне сносно болтала на английском. А Нарцисса обучила её некоторым чародейским фокусам. Волшебницы — увы! — из мисс Агутиной не получится, но азы некоторых наук она могла освоить. Валюша очень расстроилась, что Нарцисса (к которой она искренне привязалась) и Северус никогда не были и не будут женаты. Да и полноценной семьи ей не светит… Жаль разочаровывать ребёнка, но сказать правду всё же было необходимо… Осталось пережить рождественский бал и можно вдыхать свободу полной грудью целую неделю! Северус скользнул взглядом по так называемым ‚сильным мира сего‘ и усмехнулся.

— Вы находите это смешным? — на него смотрел Волан-де-Морт. Невозможно было угадать, что таилось за его усмешкой.

— Пожалуй, — склонил голову Снегг.

— Что ж, меня самого это забавляет, — неожиданно согласился Волан-де-Морт. — Но! ‚Богу богово, а кесарю — кесарево‘. Ваш ответ, несмотря на явное моё к вам расположение, кажется мне дерзостным.

— Ну, так наложите на меня епитимью, сэр, — попытался обратить всё в шутку Северус.

— Я так и сделаю, — холодно кивнул Волан-де-Морт. — У меня давно чешутся руки заполучить ящик Пандоры. По-моему, пришла пора. И, пока я занят, пусть поработают на общее благо другие.

Северус вопросительно смотрел на своего работодателя.

— Вы окаменели, мой друг? — издевательски-учтиво прогнусавил Тёмный Лорд. — Собирайтесь!

рявкнув, он развернулся и стремительно зашагал прочь.

‚Чем вызвана эта внезапная перемена? — ломал себе голову Снегг. — ‚Чешется‘ у него, видите ли, в одном месте! Ящик Пандоры! Бред! Если это даже не миф (как я считал до сей поры), то где его искать?.. Надо вызывать Будогорского!“. Сложился план. Перво-наперво следовало разыскать Нарциссу — может, они договаривались с Барином о встрече. Во-вторых, надо наведаться в паучий тупик. В-третьих: о свидании с Юлей придётся забыть. Стоя на холме, Северус оглядывал Вечный город. Нет, Нероном он себя не воображал (сие имя ему было неведомо). Снегг пытался понять, как на месте применить тот ключ, что был у него в руках… Какой ключ? — На этом стоит остановиться подробнее. Когда он отправился с визитом к Нарциссе, та как раз собиралась с Будогорским… в театр. В „Ковент-Гарден“. „Все будто с ума посходили, — помнится, с раздражением подумал он тогда. — Просвещены буквально все. Один я неуч“. Так или иначе, Нарцисса соблаговолила взять и его. Театр ошеломил Северуса. Давали „Свадьбу Фигаро“ на родном „итальяно“. Миланская труппа — и, судя по тому, как Барин захлёбывался от восторга, — ОЧЕНЬ хорошая. На Северуса музыка оказывала либо будоражащее действие: он становился нервным и не мог потом долго заснуть, либо — эффект снотворного. Тут возобладало первое. У него так разболелась голова, что он с трудом сдерживался, дабы не выместить злобу на Будогорском или Нарциссе. Снегг не любил большие скопища людей, громкие голоса и духоту. Тут присутствовало всё: полный зал, мощные звуки оркестра, спёртый воздух.

— Зачем ты меня сюда притащил? — вцепился он в антракте в Будогорского.

— Пóлно, — отрывая его руку от безупречного смокинга, натужно улыбнулся Ростислав. — Юля велела мне немного понатаскать тебя, чтобы ты не выглядел этаким медведем по сравнению с учёной женой.

Упоминание о Юлии слегка утишило страдания Северуса.

— И всё же? — он подозрительно оглядел баламута Будогорского. — Я ведь знаю, ты ничего не делаешь просто так.

— Всему своё время… Всему своё время, — повторил Барин, очаровывая проходящих безупречной улыбкой.

— Господи! На вас нельзя смотреть без смеха! — защебетала подошедшая Нарцисса (она отходила в дамскую комнату „попудрить носик“). — Один напоминает мне павлина, другой — сыча… ха-ха-ха!

— „Сыч“, надо полагать, я? — хмуро процедил Снегг.

— Ты догадлив, — игриво взмахнула ресницами Цисси. И, подхватив под руку Будогорского, удалилась.

Северус мысленно послал её… куда подальше и пошёл в буфет испробовать магловского коньячка. Когда представление закончилось, Барин потащил его за кулисы, оставив Нарциссу „подышать воздухом“.

-Джузеппо! — окликнул Будогорский пышнотелого итальянца, смахивающего на фавна…

Дальше — непереводимый местный фольклор. По тому, как Славка с „Микеле“ тыкали в него пальцем, Северус догадывался, что речь идёт о нём. Облобызавшись на прощание с золотым голосом „La skаlа“, Ростислав поспешил к выходу, где их поджидала Малфой.

— Ты объяснишься наконец? — проворчал Снегг, догоняя приятеля.

— Если ты присоединишься к нам за ужином, — промурлыкал Барин.

— Есть на ночь вредно, — пробурчал Северус.

— Не занудничай. Кроме того, девушки предпочитают выпуклые попки, а не тощие, плоские зады…. Так ведь, моя прелесть? — неутомимый Ловелас Будогорский ущипнул свою даму за пятую точку.

— С этим надо родиться, — жеманно изрекла Нарцисса. — Вот у Люциуса….

— Я тебя умоляю! — насмешливо прервал её Будогорский. — Это вульгарно: упоминать имя мужа в присутствии любовника.

— Прекратите свой дурацкий трёп! — вскипел Снегг. — Или я никуда не пойду!

— Нарцисса! — брови Барина поползли вверх. — Мне показалось, или этот мрачный субъект нам угрожает?

— „Или я никуда не пойду“, — передразнила Северуса Малфой. — Напугал!

— Нет, милая, — вступился за товарища Будогорский, — ты не права. Без Снегга скучно. И посмеяться-то будет не над кем.

Они с Нарциссой заливисто рассмеялись.

Северус засунул руки в карманы и зашагал прочь. Но Ростислав успел подхватить его с одной стороны, Нарцисса — с другой, и вместе они трансгрессировали в одно милое местечко, где Снегг узнал, о чём Барин беседовал с итальянцем. Джузеппо Антонио Феррари — глубоко верующий человек, католик. Благодаря своему звёздному статусу, принят папой, как родной сын. Под величайшим секретом, из первых рук, доподлинно известно, что Ящик Пандоры находится на территории Ватикана. Подробнее может знать только Папа. И заставить его говорить может человек, владеющий даром убеждения и определённым обаянием (Будогорский значительно посмотрел на Северуса: „Эликсир!“ — прочёл он в глазах друга). „До этого я бы додумался и без подсказки любезного Будогорского“. А вот мысль посетить перед поездкой в Рим Миргородского возникла лично у него. И он спровоцировал на это посещение Ростислава, обманывая себя, что Барин ему нужен не „за компанию“, а как „идейный вдохновитель“. Впрочем, Будогорский, будучи человеком открытым, не лукавил. Он искренне признавался, что привязался к Снеггу и даже скучает без него (облекая, конечно, свои признания в сардонически-юмористическую форму). Вообще-то, Северус был постоянным объектом его шуточек. В этой словесной перепалке Снегг без конца срывался. Он не мог быть одновременно милым и ироничным, как Будогорский. А тот мог. Славка вообще был очень лёгким человеком, сразу возбуждающим симпатию… как Джеймс Поттер, пожалуй. Но вот парадокс: нынешняя Лили предпочла его, неуклюжего Северуса Снегга… Ростислав передал ему от Юлии мобильный телефон и напомнил, как им пользоваться. Юлька звонила каждый день и посылала ММС-ки. Всегда в одно и то же время. А он ждал. И нервничал, когда звонок задерживался. Славка сравнивал его с какой-то „собакой Павлова“. На вопрос „Почему?“, тот лишь отшучивался: „Не бери в голову. Она тебе ещё пригодится“. Миргородский встретил их очень сердечно. Сказал, что рад образовавшемуся тандему: мол, наконец-то „Славик“ обрёл друга. И относился к Северусу с неизбывным вниманием. Но ничего существенного по поводу Ящика священник сообщить не смог. Правда, подтвердил, что Ящик Пандоры существует. Однако теперь он ценен только как историческая реликвия и реальной угрозы не представляет — поскольку вышеупомянутая любопытная дамочка выпустила все несчастья рода человеческого на землю обетованную, оставив одну лишь надежду (которая, судя по всему, там до сих пор).

Что ж, тем лучше.

В столицу солнечной Италии Северус отправился самостоятельно. Будогорский обещал ему телепортировать, а Юлька — звонить. Так что рождественские каникулы отчасти всё же состоялись. Руководствуясь тем, что информацией о злополучном Ящике располагает глава католической Церкви, можно было бы дезиллюминировать и поселиться в кабинете у Папы… И что потом? Ждать случайно оброненной фразы из уст наисвятейшего, которая бы стала неким ключом? „Боюсь, что Ящик Пандоры не самая актуальная тема для беседы с кем бы то ни было, — усмехнулся Северус. — Если только каким-то образом навести на этот разговор“… Допустим, у него был бы рисунок этого чёртова ящика… Кстати: он ведь и сам не представлял, как выглядит это вместилище неприятностей. „Ящик“ — наверняка иносказательно. Люди античности не довольствовались в изготовлении подобных вещиц нестругаными досками. Как пить дать, Пандору так и подмывало открыть этот ларчик, чтобы лишний раз прикоснуться к прекрасному… Где бы получить сведения о нём? Напрашивается один ответ: у ровесницы (-ка) Пандоры (ХА-ХА!). Кто это может быть? Как не продолжителен век волшебника, ни тысячу, ни, тем более, две, не удалось прожить ещё никому — даже Фламелю, владеющему философским камнем… Но помимо смертных есть феи, музы — которые не спешат являться к таким трудоголикам, каким являлся Снегг… Может, выдернуть Будогорского? Но что-то уж слишком тяжёлая ноша легла на плечи Ростислава: и проблемы, связанные Юлькой, и проблемы Тёмного Лорда (которые опять-таки поставлял ему Северус)… У Барина всегда была бурная личная жизнь. А есть ещё жизнь Хогвартса, его учеников… теперь вот ещё Снегговы беды. Но, если не обращаться к Славке, как договориться с Вдохновением или с одной из 9-и её сестёр? В то время, как Будогорский живописал свою удачу по поимке феи, он представлял, как Юлька, дурачась, выставляла, раздвигала и перекидывала ножки, парадируя Шерон Стоун. Так что помнил он весьма смутно содержание славкиного обращения. И всё-таки… следует вытащить из подсознания то, о чём вещал Будогорский. Сначала, вроде бы, он толковал, какая это была удача: добиться голограммы вполне материальной. Потом его осенило… И создать таковую ему помогла Вдохновение… И где же она? И как её изловить?.. Вот тут пробел. Совершеннейший. Наверно, в этот момент Юлька проделала какой-то особенно эффектный финт ногами… в его голове. Снегг-Черных потёр виски, вспоминая, что делал Барин, дабы обнаружить Вдохновение. Пошагово это выглядело так: перед началом своего эксперимента Будогорский придал герметичность кубатуре, в которой ставил опыт. Потом высветил лазерной указкой каждый кубический сантиметр помещения (указка была сделана по образу и подобию той, которой пользуются магловские ученики, но способная делать невидимое видимым — на её создание его подтолкнула мантия-невидимка Гарри). Вдохновение, особо не таясь, занимала выжидательную позицию, сидя на лабораторном столе. Там её Будогорский и увидел. Стоило ему галантно расшаркаться, как фея завела с ним непринуждённую беседу. В таком случае ничего не мешает Снеггу пойти уже проторенной дорогой. Вопрос только в том, что такого может изобрести ОН (это было обязательным условием), чтобы к нему явилась Вдохновение? Может, зрительная телепортация? Пожалуй. Но где провести опыт?.. Боже, ну какой же он болван! Ведь в кармане у него адресок одного знакомого Барина — мага средней руки. Правда, живёт он не в Риме, а в Венеции. Что ж, заодно представится возможность взглянуть на город, воспетый Будогорским и Гончаровой. Пошуровав у себя в карманах, Северус выудил бумажонку с адресом и трансгрессировал на улицу Святого Франциска к дому № 5. Через минуту Северус ощутил под ногами твёрдую почву — мало того, АСФАЛЬТИРОВАННУЮ! По его разумению, он должен был очутиться либо барахтающимся в водах венецианского канала, либо (в крайнем случае) — сидящим в одной из бесчисленных гондол города на воде. Как будет выглядеть вход в жилое помещение, он слабо представлял. Во всяком случае, не исключал возможности подплыть непосредственно к парадной на утлой лодчонке. Слава богу, всё оказалось более или менее цивилизованно. Как везде. Ещё раз сверив по бумажке адрес, Снегг поднялся на второй этаж облупившегося от влаги палаццо. Звонок. Вслед за ним послышался темпераментный итальянский говор. Дверь распахнулась. На пороге стоял колоритный мужчина: голову его венчала шапочка, подобная судейским, из-под которой буйно выбивались смоляные кудри, тёмно-вишнёвая шёлковая мантия была накинута на голое тело (и растительность на груди разве что чуть-чуть уступала волосяному покрову на голове); глаза — чёрные до синевы — смотрели настороженно.

— Good day, sir. My name is Иван Черных, — лицо итальянца ничего не выражало. — Sorry, do you speak English?

Искра понимания промелькнула в глазах его собеседника.

— O! I don’t! — отрицательно покачал он головой и жестом пригласил войти.

Северус перешагнул порог и решил внести ясность:

— Будогорский…

— А-а! Будогорский! — итальянец стукнул себя в грудь и расхохотался.

Он поманил Снегга вглубь квартиры, которая начиналась узким, извилистым коридором. Мало-помалу коридор расширился ипревратился в комнату, более всего похожую на класс химии. На кафедре находилась больших размеров динамомашина, всё пространство рядом занимали колбы, пробирки, реторты. Хозяин квартиры привёл свою машину в действие, усадив гостя по одну от неё сторону, сам разместившись по другую. Северус наблюдал, как возникшее напряжение разорвалось электрическим разрядом, мелькнула молния.

— Изобретение Альбуса Дамблдора, — услыхал он уже знакомый тенорок. — Но срабатывает только тогда, когда люди обоюдно настроены на взаимопонимание.

— Никогда не слышал о подобном, — пробормотал Снегг.

— А вы думаете, как Дамблдор выучил 82 языка?.. Всё-таки человеческий потенциал ограничен.

— Да-да, — машинально согласился Северус. А сам вспомнил появление Юлии. Оно было отмечено именно такой молнией: короткой и с характерным треском.

Он часто мысленно возвращался к этому эпизоду. Для самого себя Снегг решил, что столь сильные ощущения были испытаны им в связи с тем, что Юля похожа на Лили. Но, если подумать, сходство не такое уж и очевидное. Лили отличалась большей женственностью: выше ростом, бёдра шире, грудь пышнее, ноги длиннее, движения размеренно-плавные… Юлька порывистая, тонкокостная, узенькая, как подросток. У Лили даже волосы блестящие и гладкие, как озёрная гладь, а взор — мягкий, как бы ласкающий. У Юльки же буйно вьющаяся шевелюра, а глаза — ух! — огонь, фейерверк!.. Но стоило Юле забраться с ногами в кресло, наклонить голову или обернуться, как две его любимые женщины становились неразличимы… Значит, в этом деле не обошлось без Дамблдора. Это, конечно, не новость. Но старик не оставил Юльку где-то на полдороге к его дому. Он сопроводил её до самой калитки. Недаром Юля говорила, что ни разу не усомнилась в правильности пути.

Снегг увидел перед собой пощёлкивающие пальцы.

— Эй, приятель, ты здорово отвлёкся, — прозвучал голос над ним.

Северус откашлялся.

— Извините. Наверно, нужно объяснить, кто я. Меня зовут Иван Григорьевич Черных. Можно просто Иван.

— Джакомо. Друзья зовут меня Джанни.

Они скрепили знакомство пожатием рук.

— Что Вас привело в нашу страну?

— У меня назначена аудиенция с Папой. Я, видите ли, лицо духовное…

Джакомо изучающее посмотрел Снегга.

— Что ж, если Вас рекомендовал мой друг, можете остановиться здесь, пока не решится Ваш вопрос… Моя лаборатория к Вашим услугам.

И, запахнув мантию, скрылся в недрах квартиры.

„Чокнутый профессор, — мысленно окрестил его Северус. — Мог хотя бы показать мне комнату, чтобы распаковать вещи“. По правде говоря, вещей — кроме дорожного сака — у него не было. Да и чувствовал он себя, невзирая ни на что, премного лучше, чем в замке Тёмного Лорда. Северус прошёл вдоль лабораторного стола, перебирая пробирки с наклеенными на них формулами. Одна его заинтересовала: по виду ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР, но формула на стекле отсутствовала.

— Что скажете? — вновь возник „чокнутый“.

— Это что? — Снегг поболтал жидкостью под носом профессора.

— Прелюбопытнейшая штука, доложу я Вам. Рабочее название ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР. Действие чрезвычайно широкого спектра. А изготовил его один из самых талантливых учёных современности.

— О ком Вы говорите? — с недоумением спросил Северус.

— О Северусе Снегге, — ответил Джакомо. — Ростислав сказал, что это творение его рук. Рук и УМА. Кстати, здесь есть и другие его изобретения…

— И зачем он создал этот… как Вы говорите… ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР? — перебил его Снегг.

Джанни засунул большие пальцы за проймы своего жилета и пожал плечами.

— Вы знали лично Северуса Снегга? — глянул на него исподлобья автор Эликсира.

— Н-нет, — помявшись, признался тот. — К сожалению. Похоже, его оклеветали. Его разыскивает Интерпол… Неужели не слышали?

— Слышать-то слышал, — промямлил Северус. — Но…

— Вот и я говорю „НО“. Во-первых, сам Дамблдор ему доверял. А Альбуса обмануть не то что трудно — я бы сказал невозможно. Во-вторых, все, кто знал Снегга, отзывались о нём как о человеке порядочном и надёжном.

Северус невольно улыбнулся, польщённый:

— А есть ещё и в-третьих?

— Есть. Будогорский самого высокого мнения о Северусе Снегге.

— Что Вы говорите?! — ухмыльнулся псевдоЧерных. — Неужели САМ Будогорский?!

— Не ёрничайте, молодой человек, — одёрнул его священник. — Второго такого, как Ростислав, просто нет.

— Согласен, — посерьёзнел Северус. Все его идиотские домыслы в отношении Юлии мгновенно угасли. — Я бы хотел тут поработать, если позволите.

Синьор Джакомо поднял вверх ладони.

— Всё. Испаряюсь! — и „испарился“ в буквальном смысле слова.

А Снегг с вдохновением стал материализовывать свои телепортации. Окрылённый добрым словом профессора Джанни (которое, как известно, „и кошке приятно“), Северус в два счёта смешал ингредиенты. При смешении они давали некий наркотический эффект — однако совершенно безвредный. Работа пошла споро. Северус задёрнул плотные шторы и залпом выпил галлюциногенную болтушку, которая заменяла очки, позволяющие видеть в темноте. После секундной эйфории (прозвучавшей сегодня особенно остро) он связался с Барином. Через пару минут уже пришёл ответ — увы, ответной картинки послание не содержало.

Сева, ты гений!

Такое впечатление, что сидишь в к/т „Стерео“, когда читаешь твои записки.

.

Северус ребром ладони очертил площадь комнаты. В воздухе почувствовалось замкнутость пространства. Снегг взмахнул палочкой: „Акцио, указка!“ — та упала ему в руку. Исследовать класс на нахождение Вдохновения не пришлось слишком долго. Фея грациозно восседала на столе между химпрепаратами, весьма художественно при этом скрестив стройные ноги. С её колпачка спускался голубовато-прозрачный шлейф — такой длинный, что в его складках терялись близлежащие метры паркета.

— Мисс, — Снегг весьма почтительно склонил голову.

— Никогда не делайте то, что Вам претит, — назидательно произнесла Вдохновение, поигрывая то ли стеком, то ли волшебной палочкой. — Вы никогда не были особенно галантны. Может, не стоит и начинать?

Фея спрыгнула со стола, подобрав бесчисленные фалды своего сногсшибательного наряда. Сегодня она показалась Северусу гораздо ниже ростом, чем тогда, при встрече с её голограммой.

Вдохновение поправила палочкой завиток у ушка.

— Разумеется, — ответила она его мысленному замечанию. — Мой рост зависим от значимости открытия. Ваше, сэр, согласитесь, не для номинации на Нобелевскую премию.

— Тем не менее, Вы здесь, — стараясь быть любезным, растянул губы в улыбке Снегг.

— Приступим к делу, молодой человек. Вам ведь что-то надо, я не ошиблась?

— Да, — не стал лукавить Северус. — Меня интересует Ящик Пандоры. Где я могу его найти, и как он выглядит?

— Выглядит он так, — Фея взмахнула своей палочкой, и в воздухе повисло голографическое изображение резного сундучка-бонбоньерки. — Запомнили?

Он кивнул. Следующим взмахом Вдохновение смыла голограмму.

— Что же касается ГДЕ, то по просьбе Иоанна Павла II Гефестом была выкована гробница, способная открываться взору только светлого человека. Аполлон нашёл ей достойное укрытие. И Афина всегда сможет отомстить любопытному, посмевшему нарушить уединение этого местечка. Другие боги-олимпийцы также принимают участие в охранении Ящика Пандоры: так Гермес, будучи самым легконогим, тотчас информирует своих могущественных братьев и сестёр о нарушении заповедных границ.

— Зачем охранять этот чёртов ящик, если ничего, окромя надежды, в нём нет?

— Э, нет. Тут Вы ошибаетесь, — Вдохновение прищёлкнула язычком. — Более двух тысяч лет собирали боги по всему свету беды и невзгоды человеческие. И собрали! — Буквально несколько лет назад. В мире воцарилось хрупкое спокойствие… Продолжать?

— Нет нужды, — хмуро ответил Северус. — Моё предприятие безнадёжно. У меня есть большие сомнения по поводу моей „светлости“… За Ящиком меня послал… Сами-Догадываетесь-Кто.

— Недурной ход… А знаете, я подскажу Вам, что следует делать. А дальше уж поступайте, как считаете нужным. Ступайте к горе Геликон. Там течёт источник Гиппокрена. Напейтесь из него. К Вам явится конь, Пегас. Седлайте его. Он переправит Вас на Олимп. Да, вот ещё что, — Фея сняла с шеи свой талисман. — Вам надлежит поцеловать мой оберег — и я явлюсь по Вашему зову… БЕЗ каких бы то ни было открытий.

— Мисс… Я был бы счастлив сделать не одно открытие… ради того, чтобы увидеть Вас снова.

— Да Вы комплементщик! — кокетливо ахнула Вдохновение. — Что ж, желаю Вам „ни пуха, ни пера“.

— К чёрту, — машинально ответил Снегг.

Но „к чёрту“ он отправил уже пустое место — Фея растворилась. „И где, скажите на милость, эта гора Геликон? Хотя какая мне разница — трансгрессирую, и дело с концом“. Что он и сделал. Не особо предаваясь красотам средиземноморского климата, Северус с удовлетворением отметил, как всё-таки правдива поговорка „ни ума, ни фантазии“. Действительно, вряд ли фантазёр начисто лишён соображения… Это к тому, что в традиции британской трансгрессии есть существенный недостаток: следует представлять себе место, куда собираешься отправиться. Снегг с лихвой компенсировал этот пробел тем, что обладал развитым воображением. Так что перенёсся он прямо к ручью, сочившемуся из расщелины (так называемому „священному источнику“). Далее родник сбегал по каменистому склону и, расширяясь, превращался в каменистую речушку. Северус сейчас находился у истока. Наколдовав пластиковый стакан, он подставил его под бурливые струи. Понюхав воду, — более по привычке, чем из осторожности — он залпом осушил стакан. Вода была ледяная. Зубы тотчас свело. Помимо ощущения холода он чувствовал что-то ещё… вроде какой-то призвук…. точно, ржание! Через некоторое время Снегг имел удовольствие лицезреть довольно-таки страшненького жеребчика — приземистого и кургузого. Минуты две он и конь смотрели в глаза друг другу. „Ну, и как себя вести с этим уродцем?“ — Северус просто не знал. О чём думал конь, до поры до времени оставалось за кадром…

— Садись же. Не медли, — молвила, к немалому удивлению Снегга, лошадь.

— Ты… то есть Вы — Пегас? — решил внести ясность Северус.

— Не трать времени понапрасну, человек. Разумеется, я Пегас. Кого же ты мог ещё лицезреть на горе Геликон, испив из источника вдохновения Гиппокрена?

Снегг хмыкнул. Конь, в отличие от него самого, не церемонясь, обращался к нему на „ты“. С другой стороны, это оправдано. Кто он такой? Всего лишь смертный. В то время как Пегас — существо мифологическое. И Северус стал неуклюже карабкаться на круп коня. „Какую надо иметь растяжку, чтобы забросить ногу на спину этого зверя?!“ — со злостью думал Снегг, предпринимая очередную попытку. Пегас, вероятно, обладал незаурядным интеллектом, потому как, вздохнув (совершенно по-человечески), он преклонил колени. Северус был искренне ему за это благодарен.

— Спасибо, дружище, — он похлопал коня по холке.

На что тот тряхнул гривой и фыркнул:

— Первый раз ничтожнейший человечишка позволяет себе такую фамильярность, — и взмыл, расправив крылья, под облака.

Полёт был непродолжителен. Только Северус осмыслил унижение, которое из-за боязни быть сброшенным на скалы, молча проглотил, как Пегас стал кружить на одном месте — видимо, выискивая место для посадки. Красотами Эллады полюбоваться не удалось. Вдруг нестерпимо яркий свет ослепил его, Северус непроизвольно прикрыл глаза рукой… и слетел с лошади. Очнулся он в кресле, по конструкции напоминающее стоматологическое (подголовник, подлокотники, площадка для ног), но во много раз превосходящее дизайнерским замыслом. Опершись на резные подлокотники, Северус собрался уж встать, но не тут-то было: его тело опутали тугие верёвки.

Раздался каркающий смех.

— Познакомился уже с недремлющим оком моего дядюшки? Как тебе ложе моего друга? По-моему, слегка великовато. Предлагаю вытянуть тебя до правильных размеров, — тут Северус увидел смуглого незнакомца в красной, как у палача, рубахе, со спутанной курчавой бородой и длинными нечесаными волосами. В руках мужчина держал огромные клещи самого устрашающего вида.

— Что это ты делаешь, муженёк? — с другой стороны к Северусу подходила высокая стройная блондинка. Лёгкая ткань тоги не скрывала, а подчёркивала её безупречные формы.

— А-а! — уродливое лицо первого исказила гримаса. — Стоит только появиться каким-либо штанам на Олимпе, моя шлюха-жена уже тут как тут!

Снегг подумал, что мужчина, скорее всего, Гефест, а его жена, судя по всему, Афродита. Богиня, не мешкая, отреагировала на „шлюху“, влепив оплеуху супругу. Тот, бросив щипцы, схватил её за горло. Неизвестно, чем бы это кончилось, если б не нарисовался ещё один персонаж — юноша в крылатых сандалиях (похоже, Гермес). Он направил свой волшебный жезл на „сладкую парочку“ — тех отшвырнуло друг от друга.

— Объяснитесь: что здесь происходит? Почему ОН, — Гермес ткнул пальцем в Северуса, — в ложе Прокруста?

— Свалился, как снег на голову, — проворчал Гефест. — Кто? Откуда? Это я и собирался выяснить.

— Твой каламбур, братец, весьма удачен: это и есть Снегг. О его визите предупреждала Вдохновение… или ты забыл?

— „Не знал, не знал — да и забыл“, — скривилась Афродита. — Гермес, ты меня удивляешь. Мой муж в опале. Уже несколько веков его не зовут на Заседание богов.

— Вот как? — удивился Божий посланник. — Почему?

— „Почему“? — всплеснула руками прекрасная Афродита. — Да потому, что он примитивен, как ремесленник — собственно, таковым он и является, — необуздан и груб, как сапожник… Продолжать?

„Обратите наконец на меня внимание!“ — взмолился Северус.

Трое родственников-богов разом повернулись к нему.

— О! Простите великодушно! — Гермес взмахом жезла освободил пленника от пут.

Северус сполз со злосчастного ложа.

— Поведём его к отцу? — Гефест колебался.

— Нет, — поморщилась Афродита. — Папенька с мамулей скандалят с самого утра. Отца опять куда-то занесло на ночь. Решим вопрос локально. Пригласим только Афину с Артемидой и Аполлона.

С этими словами она подошла к мужу и, как ни в чём не бывало, чмокнула его в морщинистую щёку. Они удалились вместе под ручку (что ничуть не удивило Гермеса).

— Не хотите ли осмотреться? — любезно предложил он.

— Пожалуй, — согласился Северус.

Бесчисленные анфилады, изукрашенные драгоценными камнями, дворцовые стены в живых гобеленах, расписные потолки, полы с причудливым орнаментом из разных пород деревьев и близлежащие холмы с замечательными скульптурами — всё дышало изяществом и гармонией.

— На кой-ляд Вам понадобился Ящик? — поинтересовался Гермес.

— Как? Вы не знаете? — Северус немало озадачился. — Разве Фея Вдохновение не рассказала, что Ящик нужен не мне?

Гермес внимательно вгляделся в глаза собеседника.

— Она говорила не со мной, а с моей старшей сестрой, Афиной. Да вот и она сама, собственной персоной, — Гермес обернулся на звук шагов.

Снегг увидел рослую женщину в короне русых волос. За ней шествовала босая Артемида: её тело прикрывала леопардовая шкура лишь в двух местах — грудь и линия бикини; длинные, слегка вьющиеся волосы, были распущены. Чуть поодаль от женщин шёл юноша в коротком платье, туго перехваченным в талии, голову украшала тиара из лавра. Следом за ними величественно плыла Афродита с прихрамывающим Гефестом. Северус склонился в поклоне. Те чуть кивнули в ответ. „Более непохожих братьев и сестёр мне, пожалуй, видеть не доводилось“.

— Расскажите нам, юноша, что привело Вас на Олимп? — властный голос принадлежал старшей, Афине.

Северус вздрогнул: „юноша“… кто, он? Но, если разобраться, так оно и есть: что такое 37 лет в сравнении с вечностью?

— Меня зовут Северус Снегг. Я британец. Прибыл при посредничестве Феи Вдохновение по приказу Лорда Волан-де-Морта.

— Вы состоите у него на службе? — с любопытством воззрилась на него Афродита.

— Да, моя богиня, — Снегг опустил глаза.

— И Вы посмели?!. — грозно начала Афина, но её грозную тираду прервало появление знакомой Северусу Феи.

— Не утруждая себя приветствием, — Вдохновение наклонилась к Афине и что-то прошептала ей.

— Фея утверждает, что Вы служите справедливости. Так ли это? И чем Вы можете поклясться? — Афина взглянула на Северуса уже с другим выражением.

— Это так, многомудрая Афина. Я могу поклясться в этом своей беременной женой, — ни минуты не колеблясь, ответил Снегг.

Афина удовлетворённо кивнула.

— Для каких целей понадобился Ящик Вашему Тёмному хозяину? — спросила она.

— Я слышал, в нём заключены страх, зависть, ненависть, злоба… и другие человеческие недостатки. Все они в той или иной степени присущи каждому. Однако, выпустив их из Ящика вторично, людской род поразит настоящая эпидемия порока. Это весьма на руку моему, как Вы изволили выразиться, Хозяину. Но я слышал также, что на каждый порок есть противоядие: так, на страх — доблесть, на ненависть — любовь… Они ведь заключены все в одном месте?

Боги переглянулись.

— Это так, — подтвердил Аполлон. — Мы руководствовались элементарными правилами безопасности: Ящик разлетелся бы вдребезги, помести мы там лютую злобу без вселенской доброты, а чёрную зависть — без святой любви.

— То есть существовать эти чувства друг без друга не могут?

— Отчего же… могут, — чуть поколебавшись, ответила Снеггу Артемида. — Но мы хотели сохранить некий баланс — на тот случай, если Ящик всё же откроют.

— А отделить негативные чувства от позитивных кто-нибудь смог бы?

На лицах богов появились снисходительные улыбки.

— Это не составит труда даже для моего мужа, — сказала Афродита. — Ведь у каждого чувства есть своё лицо.

— И вы его видите? — изумился Северус.

— Ко-неч-но, — пропела Афродита. — Недаром же в Греции удовольствия носят утончённый характер.

— А другие — скажем, Волан-де-Морт — смогут понять, что в Ящике заключён один лишь позитив?

— Не думаю… — неуверенно произнёс Аполлон. — Правда, он может почувствовать… Но ведь, кроме олимпийских богов, никому доподлинно неизвестно, что именно содержит Ящик Пандоры.

— А нельзя ли навсегда освободить человечество от этих пороков? Раздавить их, утопить, уничтожить? — Снегг обратился с вопросом к Афине, справедливо полагая, что она тут главная.

Но та лишь покачала головой.

— Нет. Их можно только до поры до времени запереть на ключ.

— Но обмануть де Морта ведь мы сумеем? — спросил Северус.

Тотчас выражение лица Афины стало отчуждённым.

— Не вмешивайте нас в свои дела, молодой человек, — сурово произнесла богиня.

— Боюсь, что следующий, кого направит к вам Тёмный Лорд, не будет столь лоялен. Во всяком случае, мысль вести с вами переговоры у него может и не возникнуть.

— Для этого надо знать, где хранится Ящик Пандоры, — парировала Афина (мало-помалу разговор с богами свёлся к диалогу между ней и Снеггом).

— Труда не составит. Наш общий друг Гефест столь импульсивен, что сообщить, ГДЕ находится Пандорин Ящик, доставит ему удовольствие, — язвительно произнёс Северус.

— Постойте! Что же Вы предлагаете? — вскричала Афина.

— Разделите чувства. Все со знаком „минус“ поместите в фальшивый ларец и оставьте там же под своим надзором. Остальные передайте мне в настоящем Ящике — дабы Волан-де-Морт тут же не разоблачил меня.

Вдохновение опять что-то горячо зашептала Афине на ушко.

— Фея предупреждает, что твой нынешний Хозяин опасен. Разоблачение грозит тебе гибелью, — озвучила Афина шёпот Вдохновения.

— Знаю, — скромно ответил Северус. — Однако в противном случае гибель ждёт всё человечество.

Видимо, его последняя фраза возымела должный эффект. Потому как к концу дня Снегг был уже счастливым обладателем пресловутого Ящика. Не решившись заночевать с таким ценным грузом у Джакомо, он незамедлительно отправился в Лондон. Так у него образовался один выходной. Прибыв в Паучий тупик, Северус с наслаждением развалился на диване (который теперь был задрапирован велюром, а на полу примостилась шкура белого медведя). Он утопил дурно попахивающие ноги в густой и жёсткий мех. Тут же медвежья башка, злобно ощеряясь, попыталась ухватить его за несвежие носки. Северус едва успел увернуться, запрыгнув с ногами на диван. В отместку он стащил носки и швырнул их в морду зверя. Тот, урча, заглотил их и стал неспешно пережёвывать. Ухмыльнувшись, Снегг заморозил и без того мёртвое млекопитающее и поднялся в спальню. Ящик — с тех пор, как заполучил его, — он так и держал под мышкой. „Надо бы пристроить его… в лабораторию, в сейф“. В спальне пахло духами Нарциссы. „Будогорский всё резвится“, — устало подумал Снегг. Полочки в ванной теперь пестрели шампунями, кремами, гелями во флаконах разного цвета и калибра. Северус включил воду и отнёс Ящик в кратковременное хранилище. В заветном месте лежала карикатура от Будогорского: внизу, в грязи, корчился Волан-де-Морт, а сверху, под облаками, парил ангелоподобный Северус Снегг. Последний дёргал за ниточки Тёмного Лорда, тот ритмично подёргивался. Северус захватил рисунок в ванную и, повесив его на ручку шкафчика, погрузился в ароматную пену.

Как это водится, вода на него подействовала как настой пиона. Он задремал.

— Тщательно освобождайте свой мозг. Контролируйте свою память! Осталось не так долго, — наставлял его Альбус Дамблдор. — Вы должны быть осторожны ВДВОЙНЕ, ВТРОЙНЕ!

Альбус понизил голос.

— Я узнал, что хранитель Тома Реддла — Салазар Слизерин, — (даже во сне Северус почувствовал беспокойство).

Я нетрадиционно начал с плохой новости. Но есть и хорошая: я ощущаю себя почти настоящим. С этого времени буду помогать Вам активнее.

Снегг проснулся от прикосновения старческой щеки к его лицу. Это Дамблдор поцеловал его в лоб.

Глава 14. Звезда Сиона.

Зачёты, лабораторные, лекции, рефераты… Будто и не было никакой угрозы. Никакого Волан-де-Морта. Рон считал, что это затишье перед бурей. Гермиона полагала, что первоочередная задача Лорда укрепить своё пошатнувшееся здоровье, а потом „он ещё покажет“… Гарри же думал, что здоровья Тёмному Лорду уже не восстановить. И если он это поймёт, тогда и начнётся

III

мировая. Будогорский тоже был того же мнения. Гарри знал, что друзья ревнуют его к Барину. Хотя это было по меньшей мере странно: он же не ревновал их к собственным родителям! Доходило до того, что иногда Гарри чувствовал себя лишним в присутствии друзей: какие-то перемигивания, многозначительные ухмылки, рукопожатия под столом… Всё это казалось ему по-детски смешным и нелепым. С Джинни тоже отношения были хуже некуда. Гарри замечал за собой, что частенько в середине их разговора ему становилось скучно, он отключался… а когда приходил в себя, её уже рядом не было. Вот с Будогорским Гарри всегда чувствовал себя „в своей тарелке“. Иногда он брал учебники и шёл заниматься в профессорский кабинет, иногда — просто поболтать. Восхищаясь собственным отцом, так сказать, заочно, Гарри, по сути, не знал его. Мысленно он воздвиг Джеймса не пьедестал, и посему образ отца стал для него иконописным, почти библейским. Барин на этот счёт говорил: „Не сотвори себе кумира!“ — и посмеивался. Казалось, он знает что-то такое про Поттера-старшего, чего не знает Гарри. Ростислава Апполинарьевича любили все. И он знал это. Говорил, что это своего рода дар. Довольно редкий. По его словам, он знаком лишь с одним человеком, который обладает тем же даром… Однажды он обмолвился, что Лили Эванс — как ему кажется — тоже имела в арсенале сие замечательное свойство. Будогорский часто отлучался из Хогвартса. А когда появлялся, бывал рассеян и меланхоличен. На вопрос „не влюблён ли он, часом?“ Барин криво усмехнулся и ничего не ответил. Гарри решил, что обязательно вернётся к этому разговору. Большой популярностью среди студентов пользовался кружок Будогорского. Первоначально планировалось, что он будет существовать только для семикурсников. Позднее Ростислава Апполинарьевича уговорили ещё и учащиеся VI-го курса. А после этого стали проситься и с V-го, и с IV-го и даже с III-го. Барин принял соломоново решение: кто пройдёт составленный им тест, тот и будет посещать его занятия. В результате отсеялись некоторые старшекурсники, зато прибавилось студентов с III-го и V-го. Ученики IV-го курса оказались слабаками. Занятия носили чаще всего практический характер. Труднее всего осваивались манипуляции с руками: щелчок пальцами — и перед тобой наполненные шампанским фужеры; хлопок в ладоши — к твоим услугам исходящий паром обед (к примеру)… Ребятам, привыкшим к волшебным палочкам, эта наука давалась тяжело. Дело в том, что тут действовало не конкретное заклятие, а жест. И он должен быть предельно чётким — а нюансов тысячи. Так, например, хлопок перед собой — сигнал к появлению жаркого, а скользящий парный хлопок (так называемые „тарелочки“) — установка рождественской ёлки. И так далее. Барин учил такому, что классифицировалось кодексом волшебников, как магия, применяющаяся в ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ случаях: прохождение сквозь стены, обезличивание… Что касается последнего, то Будогорскому пришло на ум научить этому магическому приёму, когда Гарри спросил, что такое предпринял его учитель, когда им довелось повстречать Джокера.

— А-а! Помнится, я вошёл в стену, — Будогорский живо продемонстрировал ошеломлённым студентам своё мастерство.

Сливаться с большим пространством, соответствующим человеку в натуральную величину (двери, стена, пол), научились практически все. Барин же мог поместить себя на обложку книги и даже на спичечную головку! Это давалось единицам (Геримионе, конечно, Джинни — которая вообще была очень способной, Гарри — с натяжкой, и двум-трём когтевранцам — в том числе Полумне). Рону очень хотелось овладеть сиим искусством — таким образом ему хотелось подурачить Фреда с Джорджем… ну, и не отставать от друзей — но, к сожалению, пока его успехи равнялись нулю. Иногда Будогорский предавался воспоминаниям — когда его об этом просили. И в этом было его главное отличие от прочих преподавателей. Если остальные учителя тут же на вопрос „Каково это было на самом деле?“ тут же принимали неприступный вид, то Барин с удовольствием делился своим опытом. Как правило, в своих рассказах он выглядел этаким дурачком — простофилей, которому просто везло. Но хогвартцы прекрасно понимали: равного их профессору надо поискать. Приближалось Рождество, перед которым была запланирована встреча Высшей лиги по квиддичу. В прошлый раз на Хэллоуин (когда Гарри с Будогорским были в Годриковой впадине) команда „Когти Грифа“ всё-таки продула. Все говорили, что играли они здорово, но ловцу — пуффендуйцу повезло больше: он сумел поймать снич, когда счёт был 80:10 в пользу „Когтей…“. Он к тому же признался, что схватил мячик совершено машинально — так ловят надоедливую муху у себя под носом. Но с фактом не поспоришь: команда противника одержала верх. Рон очень убивался по этому поводу, хотя его никто и не думал винить. Тем не менее, жажда вырвать реванш у Слизерина была огромной (почему-то команду „Слизерин и Ко“ так и считали слизеринской, несмотря на равное по количеству в ней игроков от Пуффендуя). Игру назначили на 24-е декабря. Один из загонщиков, когтевранец Норман Винсент на уроках по трансфигурации нечаянно сунул голову в кувшин, который его товарищ превращал в сову, в результате чего сам подвергся трансфигурации. Сейчас внешний облик его полностью восстановили, но разум оставался серьёзно повреждённым. Бедолага! Рождественские каникулы ему суждено было встретить на больничной койке. Всё это к тому, что загонщиком Гарри поставил бывшего голкипера, а Рон вновь очутился на воротах. При таком раскладе вся команда надеялась на выигрыш.

— Гермиона, сегодня у меня была молниеносная реакция… Гарри сказал, — хвастал Рон (только что команда вернулась с тренировочного матча).

Гермиона одарила его взглядом, напоминающим материнский: любящим и в то же время чуть насмешливым.

— Ну-у, если случится так, что вы выиграете, у меня есть сюрприз, — лукаво проворила она.

Рон незамедлительно отреагировал:

— Для меня?

— Увидишь.

Она прошествовала к себе в спальню, Рон — точно загипнотизированный — провожал её глазами.

Гарри провёл ладонью перед его лицом:

— А-ля, у-лю! Очнись! Ты всё помнишь, что я тебе сказал?

— Ну да, — кисло подтвердил Рони. — Не отвлекаться. Не слушать выкрики с трибун. Не расслабляться.

— Точно, — Гарри легонько ткнул приятеля в плечо и отправился в душевую.

— Эй! Гарри! — окликнул его Ростислав Апполинарьевич.

Гарри чуть не завыл от нехорошего предчувствия — точно так же Барин отозвал его накануне игры по квиддичу в День всех Святых. Однако когда повернулся лицом к учителю, уже смог взять себя в руки.

— Молодец, Гарри, — протянул ему для приветствия руку Будогорский. — Контролируешь свои чувства. Впрочем, ты волновался совершенно напрасно. Просто я хотел пожелать удачи перед ТВОИМ матчем.

— Вы уезжаете? — лицо у Гарри вытянулось.

— Возможно… — Будогорский рассеянно оглянулся. Потом сфокусировал взгляд на Гарри и повторил. — Возможно, меня не будет к началу игры. Но я обязательно вернусь до того, как ты поймаешь снич. „Ни пуха, ни пера“!

Барин подмигнул Гарри и свернул в смежный коридор. Настроение было испорчено. Когда Гарри окунулся в тёплую, пенистую воду бассейна, им вдруг овладел безотчётный страх: что будет, если с Будогорским что-нибудь случится? Он потерял родителей, Сириуса, Дамблдора… Если на этот раз будет Барин… Нет… Гарри схватил одежду и, напялив её кое-как на мокрое тело, бросился в кабинет профессора защиты.

Увы! Кабинет оказался заперт.

За учительским столом на следующее утро место Будогорского пустовало. Нервничая, Гарри беспричинно гаркнул на Рона и оставил без ответа „здравствуй!“ Джинни. В раздевалке он переодевался молча — команда тотчас переняла этот угрюмо-упаднический настрой. После традиционного приветствия капитанов игроки взмыли в воздух.

— Итак, игра начата. Цифры таблоида 0: 0. Шансы равны, — зазвучал размеренно-слащавый голос комментатора.

Гарри с удивлением свесил голову вниз. Он не ошибся. Действительно, голос принадлежал декану Слизерина, Горацию Слизнорту. Ну, и дела! Ни разу ещё на его памяти педагог не выступал в этой роли.

Будто отвечая ему, Слизнорт возвестил:

— Рад вас приветствовать, друзья! Хоть многим и покажется неуместным мой репортаж, смею вас уверить, что я здесь не по своей воле, а токмо по распоряжению нашего Директора. Для пущей, так сказать, беспристрастности.

Бац! Бладжер просвистел прямо над ухом Гарри. Он едва успел увернуться.

— У-уй! — просипел где-то рядом знакомый голос.

Видимо, не он один заслушался певучим тембром Слизнорта. Гарри встряхнулся и оценил положение на небесном поле: все были на своих местах и чётко выполняли свои функции. Но чего-то не хватало. Азарта, пожалуй. С утра стоял лёгкий морозец — градусов этак минус пять по Цельсию. Ясный солнечный день. Ветра не наблюдалось. Погода — более чем благоприятная. Тем не менее, провисев на мётлах с час, конечности онемели, щёки покалывало от мороза, глаза слезились. Гарри поднял руку, прося небольшой тайм-аут. Счёт всё ещё не был открыт. Вялая диспозиция игроков рождала столь же безэмоциольный отклик зала.

— Капитан команды „Когти Грифа“ Гарри Поттер запросил посадку, — объявил декан Слизерина. — Судейство не возражает.

Один за другим члены команды Гарри приземлялись возле своего капитана.

— В чём дело? — хмуро спросил Гарри, не поднимая глаз.

Ребята смущённо переминались с ноги на ногу. Девчонки сосредоточенно дышали на руки в перчатках.

 — В общем, пора стряхнуть оцепенение и начать играть, — вынес вердикт Гарри.

— Ты это себе говоришь? — язвительно произнесла Джинни.

— Всем, — коротко бросил Гарри и дал знать, что их команда готова.

„Когти Грифа“ лучше всех!

Знаем мы, вас ждёт успех! — скандировала группа поддержки.

Гарри глянул вниз: к Слизнорту, пригнувшись, подходил Будогорский. Каким-то шестым чувством, Барин понял, что на него смотрят, и приветственно помахал рукой. Тотчас Гарри почувствовал, что сердцу мало места в груди — его будто раздуло от радости. И, точно в состоянии невесомости, метлу понесло вверх. Сперва ему показалось, что он чуть ли не на солнечной орбите — таким ослепительным показалось ему сияние… но нет, он ошибался. То был свет не солнца. Это золотой снич возник прямо у него перед глазами! Гарри протянул руку за крылатым мячиком и… игра была закончена через один час пять минут со счётом 150: 0 в пользу „Когтей…“ Его игроки были и довольны и раздосадованы одновременно. Довольны — потому что выиграли. Раздосадованы — уж слишком легко далась победа. А лёгкая победа, как известно, оставляет разочарование. Слизнорт ещё резюмировал итоги, а Гарри уже сломя голову нёсся к Будогорскому. Буквально воткнувшись в него, Гарри остановился как вкопанный.

— Привет! — Барин тряхнул его за плечо. — Ну, ты красавец! Поздравляю!

— Вы где были? Где Вас постоянно носит? — Гарри словно прорвало.

У Слизнорта брови поползли наверх.

— Молодой человек! Выбирайте, пожалуйста, выражения!

— Ничего, — Ростислав Апполинарьевич тронул коллегу за локоть. — Вы же видите, Гарри ещё возбуждён игрой.

— Ничего я не возбуждён!

— Ну, ну, — миролюбиво похлопал его по плечу Слизнорт. — Теперь-то и я вижу… Я пойду, пожалуй…

— Так что? — вперил свои кошачьи глаза в переносицу Будогорского Гарри.

— Если бы ты потрудился, дружок, разгадать мою загадку, то и сам бы до всего додумался, — Барин насмешливо приставил указательный палец ко лбу своего воспитанника.

Как раз в это время сзади навалились игроки, товарищи по факультету и болельщики — так что палец Будогорского, казалось, вошёл в него, как нож в масло.

— Гарри! — радостно верещала Гермиона. — Представь только: Одни! Две недели в Карпатах! Красота! Кэмпинг забронировали мои родители, а сами поехать не смогли!

— О чём это она? — Гарри бросил недоумённый взгляд на Рона.

— Гермиона купила путёвки на какой-то лыжный курорт, — кисло промямлил в ответ Рон.

Похоже, их подружка была в восторге от своей придумки. Чего нельзя сказать о Роне: в отличие от Уизли-старшего, перспектива прожить полмесяца бок о бок с маглами по их законам его не слишком прельщала. Так или иначе, утром они втроём — Гермиона и Гарри с Роном — упаковывали чемоданы, чтобы, выйдя за ворота Хогвартса, трансгрессировать в Карпаты, на территорию Западной Украины. Они отчаянно зевали — ведь накануне их чествовала бóльшая половина Хогвартса. В конце концов Будогорскому — который также являлся членом ученической вечеринки — надоело, что гриффиндорская башня стала похожа на проходной двор, и он обратил всех старшекурсников в фосфорицирующие привидения. Под предводительством своего безалаберного педагога группа мерцающих студентов носилась с гиканьем и уханьем по всему замку, проходя сквозь стены и сворачивая на бегу доспехи, статуи и прочие предметы гордости древней школы. Они насмерть перепугали Хагрида (тот пришёл поздравить Гарри), и, преследуя улепётывающего лесничего, громыхающего метровыми подошвами, валялись потом от хохота. Сам Пивз забился на антресоли и оттуда молча потрясал кулаками, вертя пальцем возле своего призрачного виска. Если бы МакГонагалл поймала их за этими занятиями, Будогорского, пожалуй, могли бы и уволить. Но он намекнул, что Минерва не проснётся, даже если в Великобритании этой ночью начнётся атомная война. Что явилось причиной столь крепкого сна Директрисы, Барин пояснять не стал. Вот так весело начались зимние каникулы. Плетясь в сумерках к воротам, Гарри как бы ещё раз прокручивал в памяти вчерашние события и усмехался. Оказавшись вне запрета на трансгрессию, друзья взялись за руки и покинули Хогвартс.

P.S. „Трансгрессии по-русски“ стопроцентно обучилась только Гермиона, она-то и помогла мальчишкам переправиться через океан.

— У-уй! Холодно! — потирая плечи, сморщился Рон.

— Не ной! — оборвала его Гермиона. — Тут два шага до кемпинга.

На вершине пологого холма возвышался туристический комплекс. Сейчас ребята стояли у заснеженного изножия — им предстоял подъём.

— Где ж тут кататься на лыжах? — проворчал Рон, цепляясь за Гермиону.

— Эй! — стряхнула она его с рукава. — Я полагала, что ты, как мужчина, будешь мне помогать, а не наоборот.

— Ты ошибалась, — не упустил возможности позубоскалить Рон. — И я поддался на твою авантюру, зная, что ты вытащишь нас с Гарри из любой пропасти.

— Не такая уж я и бывалая альпинистка, как тебе кажется. Я и в горах-то бывала всего раза два. Правда, Альпы, где я отдыхала, круче Карпат… во всех смыслах… Чёрт! Могли бы хоть оборудовать подъёмники!

— Наверно, подъёмники всё же есть, — подал голос Гарри и указал на воздушную дорогу. — Просто мы зашли не с той стороны.

— Ладно… Рону полезно немного размяться.

Гарри переглянулся с Роном: в этом была вся Гермиона, никогда не признáет собственных ошибок.

— Размяться — так размяться… А скажи-ка нам, Герми, на каком языке нам прикажешь обращаться к хозяину гостиницы?

— Не к „хозяину“, а к администратору, — поправила Рона Гермиона. — Скорее всего, это будет милая девушка.

— Не суть, — отмахнулся Рон.

Гермиона посмотрела на него с интересом.

— С каких это пор тебя не волнуют „милые девушки“?

— С тех самых, как понял, что от судьбы не уйдёшь. Милые девушки везде и повсюду, а ты одна-единственная… Для меня, по-крайней мере.

Гарри подумал, что Рон по обыкновению шутит. И хотел было уже присвистнуть, но увидел, как встретились взгляды его друзей, и в месте их пересечения возникла маленькая молния.

„Может, им стоило поехать без меня?“ — подумал он. Но вслух произнёс:

— И всё же… ты не ответила на вопрос. Может, ты знаешь украинский язык?

Гермиона фыркнула и посмотрела своим характерным „гермионовским“ взглядом

— Я знаю русский… Впрочем, как и вы. Этого достаточно. Все украинцы прекрасно понимают русский язык.

Рон наклонился к уху Гарри и голосом Гермионы прошептал:

— Не ожидала, Гарри, что ты такой же олух, как Рон.

Во дворе кемпинга (который был похож на самый обычный загородный коттедж) работали два дворника — по виду отец и сын. Они убирали снег вручную — широкими деревянными лопатами. Рон скривился. Но тем, похоже, работа доставляла удовольствие. Во всяком случае, никакого внешнего неприятия они не выказывали.

— Каки гарны хлопцы!

Ребята встали, как вкопанные.

— Батя, то ж дивчина, ти шо?! — мальчишка бесцеремонно ткнул в Гермиону пальцем.

Родственнички, опершись на рукояти лопат, заливисто заржали. Гермиона нахмурилась и, сдвинув брови, решительно шагнула вперёд.

— Разрешите пройти. У нас забронировано здесь два номера на мистера и миссис Грейнджер.

— О-о! Важна цаца! — прищёлкнул языком папаша и церемонно раскланялся. В этом нарочитом поклоне прочитывалась издёвка.

С неприятным осадком от состоявшегося полилога Гарри, Рон и Гермиона перешагнули через порог гостиницы (швейцар, разумеется, отсутствовал).

— День добрый, — приветливо поздоровался мужчина средних лет, сидевший за конторкой в прихожей. Он прихлёбывал чай из внушительного бокала. — Желаете номер? Два? Три? По счастию, у нас освободилось несколько номеров сегодня утром.

— Здравствуйте, — кивнула в ответ Гермиона. — Взгляните в регистрационный журнал. Для нас должно быть оставлено два номера: один двухместный и один одноместный.

Администратор посмотрел в глаза Гермионе и, ничего не говоря, протянул ей два ключа.

— Я помню, — коротко пояснил он. — Супружеская пара оплатила два номера до Рождества, а сами съехали ещё до Нового года.

— Это значит, что мы должны доплатить? — зашипел Рон, когда они поднимались полестнице на второй этаж.

— Тебе же сказано: за всё заплачено, — с раздражением отрезала Гермиона.

— Но ведь он сказал „до Рождества“. А Рождество, как-никак, уже прошло, — упёрся Рон.

Гарри помалкивал. Он смутно ощущал, что в этом есть какой-то подвох, но остерегался острого язычка Гермионы.

— Ну, хоть ты ему скажи, Гарри! — в сердцах топнула она ногой. — Нельзя же быть таким идиотом! Ему 125 раз объясняли, что православное Рождество отмечают 7-го января — уже в новом году! До него ещё пять дней!

— С меня хватит! — прокряхтел Рон, поднимаясь на ноги после очередного падения. — Если я вдобавок сломаю эти чёртовы лыжи, мои родители полгода будут жить впроголодь, выплачивая их стоимость.

Он с остервенением зашвырнул лыжные палки в сугроб.

— Ну, и зачем ты это сделал? — нахмурилась Гермиона. — Починить сломанное проще, чем отыскать потерянное.

— Акцио! — Рон сделал взмах, и лыжные палки устремились к нему по воздуху.

— Де факто! — одновременно взметнули свои волшебные палочки Гарри и Гермиона — лыжные палки вновь рухнули в снег.

 — С ума сошёл?! — заскрипела зубами Гермиона. — Давно не привлекался к ответственности за злоупотребление волшебством? Забыл, где у тебя работает отец?

— Ладно, ладно, — Рон поднял обе руки кверху, соглашаясь, что не прав.

— Какого чёрта мы с тобой вообще подписались на эту поездку, будь она неладна! — заклокотал Рон в ухо Гарри.

Гарри покосился на горе-лыжника: тот стащил с себя лыжи и, прихрамывая (причём на обе ноги — поскольку лыжные ботинки, хоть и самого большого размера, а всё-таки были ему малы!), едва волочил свои длинные ноги, опираясь на вновь обретённые палки.

— Я всё слышу! — погрозила ему через плечо Гермиона.

— Гермиона, сжалилась бы ты над ним, что ли, — вступился за друга Гарри. — Видно же, что спортсмен из него никакой.

— И что мне прикажешь делать? — полюбопытствовала их суровая проводница.

— Ну-у, он давно просится к Чарли — тут ведь рукой подать, — неуверенно развивал свою мысль Гарри.

— ТЫ что скажешь? — обратилась Гермиона к Рону.

Тот лишь хлопал своими длинными рыжими ресницами, покрытыми ледяными шариками.

— Я что… — замялся он. — Но… Гермиона, ей-богу, надоели эти лыжи хуже горькой редьки!

— Как скажете, — Гермиона холодно кивнула и, высоко подняв гривастую голову, зашагала к кемпингу.

— Смотри, как вышагивает… — с восторгом прошептал Рон.

— Да… уж, — согласился Гарри.

Понятно, Гермиона обиделась. Это ведь была её идея: поехать кататься на лыжах. Она вдруг круто развернулась — парни едва не врезались в неё.

— Как говорится: хотела как лучше — получилось как всегда, — Гермиона тряхнула головой и протянула мальчишкам руки.

Те с радостью шлёпнули её по ладошкам.

— Что будем делать? Может, стоит телепортировать Чарли? — предложил Гарри.

— Не уверен, что он знает о телепортации, — засомневался Рон.

— Остаётся одно: нагрянуть внезапно. Не выгонит же он нас! — и с этими словами Гермиона лихо съехала с горы.

— Вот это да! Вот это я понимаю! Честное слово, Гарри, когда она такая, я её обожаю!

Рон бросил свои лыжные принадлежности и отправился за своей подружкой на пятой точке. К вечеру они собрали весь свой немудрёный скарб, а наутро сдали гостиничные номера. Выйдя на крыльцо, ребята окинули прощальным взором заснеженные вершины невысоких гор, пологие холмы и домики в долине, кажущиеся крошечными с высоты их кемпинга.

Рон почесал в затылке.

— Надо сказать, здесь было не так и плохо… если бы не лыжи.

Гермиона фыркнула. Рон с Гарри переглянулись — их разобрал такой смех, что они рисковали привлечь внимание жильцов тех самых домиков снизу. Прекратив смеяться, друзья взялись за руки и … на крыльце остался только дворовый пёс. А будучи не самой сообразительной собакой, барбос не слишком озаботился внезапным исчезновением целой группы людей. Во всяком случае, кость, которую он стащил накануне у соседской дворняги, интересовала его куда больше.

— И где тут драконий питомник? — забрасывая сумку за плечи, поинтересовался Гарри.

Рон осмотрелся — пейзаж совершенно городской. Совершенно очевидно, что создания, подобные Змею Горынычу, здесь содержаться не могут.

Гермиона выглядела растерянной.

— И какие будут предложения? — спросила она. — Ты что загадывал, отправляя нас сюда?

— Трансильванию, — потупился Рон.

Гермиона сначала хмыкнула, а потом глаза её округлились, и она ахнула.

— Ну же, Рон, неужели у тебя никаких ассоциаций не возникает?

Рон пошёл пятнами.

— Если ты о том, что здесь замок Дракулы, то об этом знают все. Но где его всамделешное место обитания, не знаю.

— Что значит „всамделешное“?

— То и значит. Замок — фальшивка. Это обманка для туристов. А вот где настоящий замок? — Вопрос!

— Я думаю… — Гермиона облокотилась об изящную оградку какого-то бронзового изваяния. — Думаю, что как-раз-таки недалеко от обители короля вампиров могли бы разместиться и другие твари…

— Имеешь в виду драконов?

— Кого же ещё? — Гермиона стащила зубами варежку и потёрла лоб. — Я тут кое-что читала про тайные знаки, которые существуют при въезде на территорию Дракулы. Так-так-так… Дайте вспомнить. Во-первых, это должна быть скалистая местность. Рядом никакого жилья. Дорога идёт по самому краю пропасти…

— Вот так „тайные“ знаки, — усмехнулся Рон.

Гермиона бросила на него уничтожающий взгляд.

— Не только это. Слушайте дальше. Родовой герб Дракулы похож на государственную символику Израиля… Вот, примерно так, — она присела на корточки и начертила на земле два перекрещивающихся треугольника. — Это ещё называют „семитской“ звездой… Ну, неважно. Эта наскальная метка будет сопровождать тебя всю дорогу — вплоть до ущелья, над которой в полночь появится точь-в-точь такой же символ. „И свет от него разойдётся шестью лучами, которые и укажут путь к замку чудовища, где творились самые гнусные бесчинства и ужасы“.

Гермиона понизила голос до шёпота с присвистом и схватила Рона за руку — тот её выдернул, прошептав: „Сумасшедшая“. Гермиона разулыбалась — видимо, такого эффекта она и добивалась.

— Гермиона, а ты не придумала всё это прямо сейчас? — покачал головой Гарри. — Уж больно складно у тебя получается.

— Другие варианты есть? — вызывающе спросила мисс Грейнджер.

Мальчишки пожали плечами.

— Тогда положитесь на меня, — сказала она.

Они вновь сплелись в тройчатый круг. Однако обычное ощущение не пришло. Гарри открыл глаза (почему-то на время трансгрессии он их закрывал). Гермиона всё ещё стояла зажмурившись. Рон, напротив, вытаращил свои по-кошачьи жёлто-зелёные глазищи и чуть приоткрыл рот. В общем, было довольно потешно наблюдать, как справляются с такого рода полётами другие. Но одно Гарри понял точно: ни он, ни Гермиона, ни Рон никуда не переместились. Гарри тронул за руку Гермиону и мотнул головой в сторону огороженного постамента (давая таким образом понять, что они не двинулись с места).

— Почему это случилось, как считаешь? — обратился он к Гермионе.

— Думаю, что дело во времени.

— То есть?

— То есть я представила ущелье, напоминающее арку, а над ним — Звезду, — она провела в воздухе пальцем, воспроизводя герб семьи Дракула. — Но я представила картинку такой, какой видела её в книжке… Там была нарисована ночь… НОЧЬ, понимаешь?

Гарри выпустил локоть Гермионы.

— Понимаем, — упавшим голосом отозвался он.

— Так представь теперь день, — Рон с готовностью опять схватился за Гермиону.

— Где это ты видел звёзды днём? — не без иронии поинтересовалась у него Гермиона.

— Но тогда… — и без того большие глаза Рона стали огромными и круглыми, как блюдца.

— Тогда мы прибудем на это место как раз в то самое время, когда оживают вампиры, — закончила за него Гермиона.

— Что ты там рассказывал о приятеле Малфоя… как его там… Сивом, кажется… А, Гарри? Ничего, говоришь, парнишка? — попытался пошутить Рон.

— Тебе о нём лучше расскажет Билл, — довольно жестоко напомнил ему Гарри. — Или Люпин…

— Хватит, Гарри! — оборвала его Гермиона. — Раз уж мы здесь, то…

— Может, всё же стоит бросить всё это и продолжить лыжные катания? — робко предложил Рон.

— Мы же сдали номера, забыл? — язвительно напомнила ему Гермиона.

— Вот незадача, — Рон запустил свою лапищу в огненную шевелюру. — Что ж, придётся как-нибудь поладить с этими вампирами… Ваше решение, сэр?

Рон и Гермиона воззрились на Гарри. Тот поморщился.

— Решение должно быть не моим, а совместным. Может, бросим монету?

Он с готовностью вытащил из кармана кнат, на котором величаво поворачивался один из родоначальников волшебного сообщества, 1-й министр магии Торонтус Сибелиус. Гермиона сжала пальцы Гарри в кулак.

— Не надо, Гарри… Может, это судьба… Возможно, это шанс узнать, верно ли, что вампиры вышли из-под контроля Тёмного Лорда.

— Ты имеешь в виду ту статью в „Пророке“, — догадался Гарри, — где рассказывалось, будто Волан-де-Морт обещал им существование при свете без угрозы для жизни, но что-то там не срослось… Большинство чистокровных вампиров — если мне не изменяет память — погибли. Их доверие к Тёмному Лорду было подорвано, и они вновь стали жить по законам своей общины. Обособленно.

— Да, — кивнул Рон. — И только такие отщепенцы как Сивый и ему подобные остались на стороне В…волан-де-Морта.

— Мы отправимся ТУДА. Но никаких разведывательных операций производить не станем, — твёрдо сказал Гарри. — Это и так опасное предприятие.

Они хлопнули по рукам и остаток дня провели, осматривая городок. Небольшое поселение, особо не отмеченное никакими историческими и культурными ценностями, тем не менее производило приятное впечатление. Главной заслугой в том принадлежала его жителям. На языке жестов и при помощи интернациональных слов ребятам разъяснили, где можно поесть и отдохнуть. Никто не спешил от них отделаться — напротив, горожане были милы, приветливы и доброжелательны. Да и городок в целом был таким славным, чистеньким и ухоженным — под стать его обитателям.

— Жаль всё-таки, что мы не владеем техникой полиглотизма, — вздохнула Гермиона.

Друзья сидели за столом таверны, куда зашли посмотреть вечерние новости и перекусить.

— Чего-чего? Техникой идиотизма? — поперхнулся Рон (он как-раз-таки пробовал местный минеральный напиток). — Должно быть, полезная техника: когда нужно, включать идиота.

— Что, ты тоже не знаешь, что это такое? — осуждающе посмотрела на Гарри Гермиона.

— Не буду тебе врать, Гермиона, — развёл руками Гарри, — не знаю.

— А ведь вы совсем недавно научились говорить по-русски, не предпринимая для этого ровно никаких усилий. Так? Неужели не задумывались, как к вам пришло это умение? — донимала их Гермиона.

— Да нет, отчего же, задумывались. Даже говорили на эту тему… с Джинни, — признался Гарри.

— Вот и я задумывалась. И пришла к выводу, что это довольно сложный магический ритуал, но… вполне осваиваемый! — победоносно закончила она.

— Ты что же, освоила его? — буднично спросил Рон. — Вот уж ни капли бы не удивился.

— Нет… к сожалению. Не нашла никакой литературы. Да и времени хорошенько поискать не было. Но одно знаю точно: никому не под силу выучить более десятка полярных языков.

— Это ещё что за зверь такой: „полярные“ языки? — вмешался Рон.

— Ну, подумай сам, — Гермиона постучала костяшкой согнутого пальца по лбу Рона. — Например русский, белорусский, украинский — смежные языки, а вот японский, английский и, скажем, русалочий — полярные. Понял теперь? А вот Дамблдор знал не менее 80-и языков… Ой, что-то я опять не то говорю…

Гермиона осеклась, глядя в остекленевшие при слове „Дамблдор“ глаза Гарри.

— Знаешь, когда ты вот так смотришь, у тебя глаза напоминают бутылочные стёкла, — попыталась пошутить она.

— Не-на-ви-жу! — по складам произнёс он.

— Что?! — попятилась Гермиона.

— Ненавижу, — отчётливо повторил Гарри, — Северуса Снегга. И клянусь отомстить за смерть Дамблдора.

— Ну-ка, кто тут поминает Дамблдора? — к троице подходил плотный краснолицый мужчина с рыжей вьющейся бородой.

— Вы говорите по-английски? — опешил Рон.

— Почему нет, если я британец, чёрт подери?!.. И я ни разу ещё не слышал однофамильца великого Альбуса Дамблдора, если не брать в расчёт его брата Аберфорта, конечно.

— Альбус Дамблдор был директором нашей школы, — осторожно начала Гермиона.

— Так вы хогвартцы? — вскричал незнакомец и снял свою остроконечную шляпу, обнажив объёмистую лысину. — Позвольте представиться: Михась Махульски.

— Гермиона Грейнджер, — кивнула Гермиона.

— Рональд Уизли, — протянул руку Рон.

— Гарри… — и почувствовал, как каблук Гермионы наступил ему на ногу. — Гарри… Малфой.

— Кхе-кхе! — выразительно прокомментировала Гермиона его выпад, закатывая глаза. Рон поперхнулся вторично.

Махульски внимательно посмотрел на Гарри и сказал обычное в таких случаях:

— Очень приятно.

— Если Вы урождённый Королевства, каким образом Вы оказались здесь? — завела светскую беседу Гермиона.

— Я не сказал, что я „урождённый Королевства“ — как Вы изволили выразиться, — не согласился их собеседник. — Я лишь сказал, что являюсь британцем, поскольку прожил там бóльшую часть своей жизни. Так же, как вы, я учился в Хогвартсе — отсюда и знаю Дамблдора… и ужасно скорблю о его кончине.

Махульски почтительно опустил глаза.

„Что-то в этом есть наигранное, ненастоящее“, — подумал Гарри. Видимо, это же почувствовала и Гермиона.

— Вы не ответили на вопрос, — она настойчиво направляла разговор в интересующее русло.

— Ах, да, — сладко запел новый знакомый, — разве я не сказал? Я работаю в здешнем питомнике. Ухаживаю за драконами.

— Вот так удача! Мой брат Чарльз работает там же! Мы как раз собирались навестить его… — выпалил Рон.

Он тут же пожалел о сказанном, так как Гермиона наступила ему на ногу (и совсем не так деликатно, как пятью минутами ранее).

— Ну, конечно! Чарли Уизли! Как это я сразу не сообразил! — удовлетворённо промолвил Михась.

Все немного расслабились.

— Пойду покурю на свежем воздухе. Никто не составит мне компанию? — спросил Махульски, обводя неразлучную троицу мутноватым взглядом.

— Нет, благодарим. Мы не курим, — ответила за всех Гермиона.

— Теперь я не понадоблюсь ни одной девчонке — рыжий да ещё и хромой, — заныл Рон, когда Михась Махульски вышел из таверны. — Чего топталась, как слон, на моей ноге?

— В одном ты прав: ни одной девчонке не понадобится такой тупой парень, — согласилась Гермиона. — С какой стати ты решил первому встречному выложить всю правду?

— А что такого? — возмутился Рон. — Нам же надо как-то добраться до Чарли. И желательно — минуя этих вонючих вампиров.

— Откуда ты знаешь, что он не один из них? — набросилась на него Гермиона.

— Михась сейчас вернётся, — пресёк назревающую ссору Гарри. — Давайте выработаем единый подход к решению этой проблемы. Не знаю, что предложит Махульски. Но мы должны настаивать на трансгрессии. Гермиона представит ту картину… понятно, какую. А ты, Рони, не вздумай проболтаться, что мы дороги не знаем…

— А что это нам даст-то? — недоумённо спросил Рон.

— Если Махульски тот, за кого он действительно себя выдаёт, то он проведёт нас к Чарли. Если же он один из ЭТИХ, то мы будем достаточно далеко от гнезда Дракулы, чтобы избежать ловушки.

Дверь хлопнула. Это вернулся Михась.

— Можно отправляться, если вы не против, — потирая руки, проговорил он. — Тут, буквально в паре метров, есть подходящий портал…

— Нам не нужен портал. Мы прибегнем к трансгрессии, — твёрдо сказал Гарри.

— Вот так, — Гермиона схватила Махульского за одну руку, Гарри — за другую, а Рон навалился сверху. Тот задёргался из стороны в сторону. Но было уже поздно — расцепились они уже под аркой выщербленного в скале ущелья. Над головой их сияла шестиконечная Звезда Давида.

Михась сбросил их руки с лёгкостью, свидетельствующей о нечеловеческой силе.

— Благодарите вашего грёбаного Бога за то, что застали меня врасплох, — ощерился он.

В мгновение ока у Махульски выросли клыки — так, что челюсть нависала над губой, делая похожим его рот на чемодан с двумя замками. Запрокинув голову, он рванул на себе одежду и расцарапал поросшую рыжей щетиной грудь. Из глубоких борозд, оставленных ногтями, потекла чёрная кровь. После чего вампир издал звероподобный рык, на который пришёл такой же отклик.

— Надеюсь, что это эхо, — пробормотал Рон, пятясь.

Но спины их были припёрты к скале — отступать некуда. Махульскти плотоядно сощурился и… тут же оказался под плотной сетью. Тем временем звуки так называемого „эха“ неумолимо приближались.

— Хватай их! Не мешкай! — раздался откуда-то сверху клокочущий голос.

Гарри ощутил, как чьи-то сильные руки больно сдавили его грудь и бросили на какой-то наждак… или тёрку. Потом свет померк. Очнулся он лежащим на чем-то жёстком, но, судя по ощущениям, не на том самом, на что был брошен перед потерей сознания. Над ним склонились три по-пиратски бородатые физиономии. Они выглядели диспропорционально большими по сравнению с тощими ногами и коротенькими туловищами. „Эффект дверного ‚глазка‘… — подумал Гарри. — Интересно, я уже укушен?“

— Очнулся, — констатировал один из бородачей. — Эй, Чарли, тащи своего брата — пусть убедится, что с его приятелем полный порядок.

Гарри помогли принять сидячую позу. Он увидел достаточно прозаичный скарб сельской избы: стол, два табурета и топчан. По-мужски скупой интерьер.

— Гарри, дружище! — несомненно, это был Рон с его круглыми, как плошки, глазами.

— Что произошло? — пролепетал Гарри. Губы всё ещё не слушались его.

— Клювокрыл не сдержал эмоций, — хмыкнул Рон, — поцеловал тебя — вот ты и отрубился.

Гарри ещё раз обвёл глазами присутствующих.

— Чарли? — не поверил он своим глазам, узрев ещё одного Уизли. — Но как?!

— Гермиона тебе обо всём расскажет. А мы, извини, спешим… Тут пошло всё вверх тормашками, как мы получили сообщение, — смущённо топтался на месте Чарльз Уизли. — Вечером поболтаем.

Молодые люди расступились, и на первый план выступила Гермиона. В руках она держала глубокую миску.

— Ты просто мать Тереза, — усмехнулся Рон.

— Для вас я и есть мать Тереза, — парировала она. — Садись к столу, Гарри. Поешь.

— Ага, меня, значит, не приглашают, — проворчал Рон, примостившись рядом с Гарри.

— Ну, и что всё это значит? — привыкший в своей жизни ко всякого рода передрягам, Гарри уже с аппетитом уплетал незнакомое блюдо (по виду суп, но почему-то с плавающими в нём комочками теста).

— Вообще-то, я не мать Тереза, — призналась Гермиона и, поймав ироничный взгляд Гарри, вспыхнула. — Я всего лишь ангел — хранитель. Правда, не твой, Гарри, а Рональда Уизли. Видимо, поэтому я не стала доверять ему на слово, что Чарли, видите ли, не знаком с техникой телепортации. Я всё же выслала Чарльзу коротенькую мысленную передачу. Но ответ не получила. Оттого и пребывала в неведеньи: дошло моё послание до адресата или нет? … И, как видите, дошло. Кроме того, меня заверили, что телепортация сейчас у магов — то же, что мобильный телефон у маглов. Владеет каждый. Так что мы снова выпутались.

Друзья обнялись.

Вечером, как и обещал, Чарли рассказывал последние новости.

— Хорошо, что ты прибыл со своими друзьями, Рон. Фред с Джорджем настаивали, чтобы за тобой послали. Но ты, видно, наделён шестым чувством…

— Фред и Джорж здесь? — разинул рот Рон.

— Конечно. Такое важное событие не оставит без внимания ни один уважающий себя член Ордена, — кивнул Чарльз.

— О каком таком „важном событии“ ты говоришь? — набросился на брата Рон. — Как всегда, „малышу“ — Рону никто не удосужился ничего сообщить!

— Чёрт! — прикусил язык Чарли. — Я должен был догадаться, что ты не знаешь… Знал бы — не пустился б в дорогу через ущелье… Но, как всегда, поддался обаянию близнецов! У них просто гипнотический дар, ей-богу!

— Чарли! Ты поминаешь и Бога, и чёрта — не узнаю тебя! — улыбнулся Рон.

— Многое изменилось. Многое… Ну, да ладно… — Чарли махнул рукой. — Я принял решение. И пусть меня за это лишат наследства, но я всё же тебе расскажу, Рон… и Гарри, и Гермионе, конечно, тоже… В дни рождественских каникул было решено созвать всех членов „Большой восьмёрки“. Это союз, в который входят Ирландия, Исландия, Дания… в общем, все островные государства; Соединённые Штаты и все государства, находящиеся на материках обеих Америк. А также Австралия и Новая Зеландия; Россия и страны бывшего соцлагеря Восточной Европы: Болгария, Румыния, Польша и т.д.; Африка; Азия (не только Ближняя и Средняя, но и Китай, и Япония, и Индонезия); Эльфийский и Водяной народы; Гномы. Ещё будут представители гоблинов, оборотней, кентавров, даже великанов… много кого. Любопытное, прямо скажем, зрелище. Честно говоря, я не всех и знаю… Просто книга Будогорского „Другие…“ да и только — ожившая книга монстров и чудовищ!

— Ух, ты! — возглас принадлежал Гермионе.

Все присутствующие были заворожены предстоящей встречей не меньше её.

— Слушай, а почему выбрали ЭТО место?.. Если я правильно понял, Джорж с Фредом тут — значит, сборище всех перечисленных тобою уродов состоится здесь? — спросил Рон.

— Своего рода хитрость. То, что маглы сюда не сунутся, понятно. А вот то, что вампиры разосрались Сами-Знаете-с Кем, не каждому известно… хоть „Пророк“ и намекал… Вампиров остерегаются даже „тёмные“. Поэтому здесь не увидишь Пожирателей смерти… С другой стороны, я бы не был в этом так уверен, — поколебавшись, добавил Чарли.

— Намекаешь на вороньё? Брось, Чарли! — заговорил один из друзей Чарльза. — Это всего лишь суеверие. Люди отчего-то недолюбливают ворон. Хоть и почитают ворона за мудрую птицу.

— Скажите, — осторожно подбирая слова, заговорила Гермиона. — Почему путь к замку Дракулы отмечен Звездой Давида?

— Неужели ты что-то не знаешь? — улыбнулся Чарли. — Рон говорил, ты знаешь всё.

— Исключения лишь составляют правила, — ничуть не смутившись, парировала Гермиона и села напротив брата Рона, скрестив руки.

— Ладно, — тот последовал её примеру, заняв такую же позу. — Ответ прост: Дракула — еврей.

Рон покосился на Чарльза:

— Это анекдот?

Гарри уронил лицо в ладони и захохотал. Он не смеялся так уже давно. К нему тут же присоединились Рон и Гермиона. Когда он наконец успокоился, у Рона ещё ходил ходуном кадык, а Гермиона утирала слёзы от смеха ладошкой. Смотрители драконов, напротив, выглядели удивленными.

— Что такого я сказал? — изумился Чарли. — Вы видели хотя бы одного еврея, который, бия себя в грудь, кричал гордо: „Я еврей!“? Нет! За всю свою многовековую историю они затаивались, маскировались. Не этим ли объясняется их живучесть? Общая численность этой нации исчисляется где-то чёртовой дюжиной миллионов (тоже ведь совпаденьице, а?!), но реально их больше. Наверно, раз в десять!

Ребята с любопытством наблюдали за Чарли. Сослуживцы с рассеянным видом стали расходиться по углам. Один из них (тот самый, который выступил в защиту ворон) подошёл к Гарри и шепнул:

— Чарли оседлал своего конька. Еврейский вопрос для него — больная тема.

— Эй, Том! — крикнул Чарли. — Ты, верно, решил, что я глухой?

— С чего это ты стал таким расистом? — буркнул Рон.

— Не расистом. Националистом, — поправил его старший брат. Он повернулся к Гермионе и произнёс: — Не смотри так. Поверь, у меня есть причины, чтобы ненавидеть евреев…

— Всех? — тихо спросила она.

Чарли отвернулся и ответил „мимо“ вопроса:

— Конечно, большинство из тех, кто живёт в образованном по инициативе евреев Израиле знали, кем являлся Дракула. Поэтому и взяли его фамильный герб за свою символику… Это ведь так отвечает их сущности: вживаться, приспосабливаться, а потом рвать тебе глотку…

— Бог ты мой! — всплеснул руками, появившийся „откуда ни возьмись“ Джордж.

— Какая горячность! — в ту же минуту высунулся из-за него Фред. — Браво, Чарли!

И близнецы деланно зааплодировали.

— Фред! Джордж! Как же я рад вас видеть! — Рон бросился к ним в объятия.

— Ого! Да тут и Гарри! И несравненная Гермиона! — Фред многозначительно прикрыл глаза.

— О, Гермиона! Королева сновидений… — стал было вещать Джордж, молитвенно сложив руки перед грудью, но закончить не успел — его сбил с ног покрасневший Рон. Хотя „покрасневший“ — не тот термин, чтобы передать тот ало-кумачовый окрас Роновых щёк, лба, подбородка и даже шеи.

Началась дружеская потасовка, в которой вскоре посчитали забавным поучаствовать и Гарри, и Чарли, и даже Гермиона.

Глава 15. Волшебный кворум.

У Снегга всё ещё продолжались „каникулы“, и он находился у себя в Тупике. Стоя перед зеркалом, Северус завязывал галстук. Отражение говорило ему, что он устал и не выспался. „Идиотство! Какая муха укусила Тёмного Лорда? Он, видите ли, хочет лицезреть подле себя не средневековых колдунов, а изысканных денди! — кое-как справившись с узлом, Снегг прыснул на себя одеколон и поморщился. — По-моему, эта атрибутика не спасёт общее положение вещей“. Он с огорчением потрепал себя за обвисшие щёки, провёл пальцем по набрякшим векам и потрогал глубокую складку на переносице. „Лицо отёкшее, как у старого алкаша… — без особой жалости вынес он себе приговор. — Так или иначе, а я всё ж отражаюсь в зеркале… в отличие от Сивого“. Тут же губы его сложились в презрительной усмешке. „Хорошенько я поглумился над его сородичами. Славная работёнка“. Память услужливо нарисовала картинку: Новый год (Тёмный Лорд любил приобщать свои победы к каким-нибудь праздникам или знаменательным датам). Трансильвания. Вурдалаки всего мира собрались в древнем замке Дракулы. Любопытно, что женщины показались ему достаточно изысканными, а мужчины — элегантными. Весь шарм испарился, когда Волан-де-Морт призвал их вкусить „напиток жизни“ — чудесную амброзию, составленную по рецептам Книги таинств — добытую одним из приверженцев Тёмного Лорда из гробницы египетского фараона Аменхотепа

III

. Человек, передавший Лорду книгу, уже умер к несчастью (а, может, и к счастью). А Волан-де-Морт, честолюбивый и самоуверенный, не допускал и мысли, что кто-то может лучше него справиться с той или иной задачей. Хотя в этот раз де Морт действовал в соответствии со своим профилем (совсем недавно Снегг узнал, что юный Том Реддл специализировался на зельях). Видимо, из желания уязвить Северуса, Волан-де-Морт не посвятил его в свои планы (не больно-то и хотелось). В отличие от Тёмного Лорда, который знал обо всём по чуть-чуть (и ничего толком), Снегг знал ВСЁ о предметах, его интересующих. Почуяв приторно-сладкий запах гниющего мяса (из-за плоти инфернала, которая добавлялась в варево), Северус тут же определил, что это за снадобье. Тёмный Лорд всё ещё тщетно пытался привлечь на свою сторону как можно больше сторонников. Нетрудно было догадаться, для кого это зелье предназначалось. Нельзя сказать, что Северус долго раздумывал, как испортить настой — скорее, он действовал по наитию. Дело в том, что его глаза от сумеречного света в покоях Тёмного Лорда от недосыпа и постоянного напряжения были постоянно воспалены. Он таскал с собой что-то вроде „Визина“ — с той лишь разницей, что его вариант был его собственного изготовления. „Это средство позволяет адаптироваться к тьме — жизни БЕЗ солнца. А наш многоуважаемый Лорд хочет помочь вампирам преодолеть светобоязнь… И именно в роговице вурдалаков заключена причина светонепереносимости… Посмотрим, что будет“. — И Снегг походя выплеснул флакон „Визина“ в котёл с амброзией. Воланд-де-Морт многократно увеличил исходное зелье, и толпа алчущих упырей выстроилась, дабы заполучить чудодейственный напиток. Северуса приставили к котлу с обязанностями „виночерпия“. Тут-то и обнажились истинные лица вурдалаков всех времён и народов: сливового цвета, с наползающими на подбородок клыками, с костисто-когтистыми пальцами и, конечно же, вонью — такой, что развороченный помойный контейнер недельной давности — бахчисарайские розы в сравнении с ним. Очередь норовила сбиться в кучу. И если бы не удары магического бича в руках Сивого, вампиры бы уже поливались снадобьем, а не получали его по напёрстку из рук Снегга. Вампиры и вампирихи с вампирёнышами хлынули на улицу под струи дневного света. Была такая сумятица и неразбериха, что какое-то время факт их падения с последующим таяньем игнорировался. Подобно Снегурочке, от них оставалась лишь пустая одежда. Вскоре одежды без хозяев стало так много, что о неё стали спотыкаться и путаться в ней. Первым это заметил Северус (так как подспудно ждал чего-то такого) и поспешил подставить котёл с зельем под ноги любителей кровушки. Чан с отравой тут же опрокинули, чем ликвидировали улики. Тёмный Лорд был в бешенстве от того, что так ославился. Он призвал все проклятия на голову „чернокнижника“, который доставил ему КНИГУ ТАЙН. Кстати, саму книгу отправили в огонь. Вечером того же дня Северус, помешивая угли в камине Волан-де-Морта, лишний раз убедился в том, что „рукописи не горят“. Посмеиваясь, Снегг выудил почерневший фолиант и уволок к себе в келью. Отведённая ему комнатуха в родовом замке Слизерина постепенно превращалась во владения Плюшкина. Пожалуй, из собранного им добра можно было открыть лавку старьёвщика. Слава богу, у Волан-де-Морта были свои представления о чести, кои укладывались даже в какой-то там кодекс. Следуя которому, Тёмный Лорд не беспокоил своих подданных нечаянными визитами. Он посылал за ними в случае надобности Хвоста. Правда, Сивый имел привычку нежданно-негаданно завалить в гости, чем серьёзно портил кровь. Фенрир крепко подозревал Северуса после случая в Трансильвании (а если уж совсем начистоту — то и раньше не слишком доверял ему). О разочаровании Лорда нечего было даже говорить. Он хотел укрепить свою мощь — вместо чего потерял целую армию! Разумеется, Сивый не забывал регулярно „подкручивать хвост“ Лорду по поводу причастности Снегга к этой истории… Про „хвост“ де Морта это, конечно, образно. Но Хозяин стал так близок Нагайне, что, казалось, положи его на брюхо — и отличить одно от другого будет трудно. Нельзя сказать, чтобы он отчаивался. Нет. Он хотел жить так рьяно, что согласен был существовать на бренной земле пусть даже в облике червя. А его кровотерапия тем временем продолжалась. На положительный резонанс мало кто надеялся. Но мероприятия проводились свято и с большим рвением. „Багровые реки“, одним словом. Если вернуться к тому, что Сивый постоянно лил дерьмо в уши Волан-де-Морта, своего он добился: Северус чувствовал по отношению к себе со стороны Лорда некоторое отчуждение. Но особо не волновался по этому поводу. Что делать, фавориты меняются. Его это даже устраивало: меньше общения с этой малопривлекательной личностью (Сами-Знаете-с-Кем) — больше времени в лаборатории. А лаборатория у Тёмного Лорда была ой-ёй-ёй!.. пожалуй, не хуже, чем в Хогвартсе (а может, и лучше) — ведь Хогвартс — оплот ЗАЩИТЫ от тёмных искусств, а здесь — их кузница. Что поделать? Снеггу нравились тёмные искусства… теоретически. Для того, чтобы понимать „что такое хорошо и что такое плоха“, необходимо всё в жизни попробовать… Тут Северус почувствовал, что переигрывает. Он уже доигрался раз — потерял Лили (когда та прознала о его мало популярном увлечении)… Но теперь всё не так… Боже правый, как он скучал по Юлии! Что не говори, но ему всегда была нужна женщина. Северус невесело рассмеялся, вспомнив Бэлл Джонс (одну из своих подружек). Бесшабашную и ветреную, приторговывавшую в свободное от Снегга время своим телом. Но проституция была не единственным её занятием. Основное — это постоянное ввязывание во все сомнительные предприятия, когда-либо существующие. Наземникус — вот кто был бы ей подходящей партией. Но она выбрала Северуса. Именно ОНА выбрала его. Их знакомство состоялось на одной из тех вечеринок, которые устраивал Т.Лорд, где Северус произвёл на неё „неизгладимое впечатление“ (по её словам). С тех пор она появлялась и пропадала в его жизни. Их связь продолжалась почти десять (!) лет, пока Бэлл не нашла свою смерть под перекрёстным огнём заклятий двух перепившихся волшебников. Жутко неряшливая и абсолютно бесхозяйственная, она одновременно была забавной и неглупой. Может, ночь, проведённая с ней, и не была бы уж такой серьёзной изменой… но её нет. И это вынужденное монашество сводило его с ума. Северус пристрастился к коньячку и вот результат: отёчность и утомлённый вид… Хотя в логовище Волан-де-Морта трудно выглядеть свежим и отдохнувшим.

Пора!.. И он трансрессировал.

Тёмный Лорд был раздражён и недоверчив (как и всегда в последнее время). Он изобрёл какую-то дрянь, которой тут же вспрыскивал в каждого своего посетителя — и тут же высвечивалось не только содержимое карманов вошедшего, но и его желудка. Что до содержания мыслей, то для Волан-де-Морта никаких ухищрений на этот счёт не требовалось… Хоть Снегг и говорил Гарри, что окклюменция не чтение мыслей, но только не для Тёмного Лорда. Для всех, кто владел этой техникой, окклюменция — это прочитывание образов, хранившихся в памяти: боль или радость, отчаяние или любовь… Северус раз и навсегда заблокировал сознание наружным видом замка Слизерин — это был единственный выход, чтобы избежать участи „прочитанной книги“. Волан-де-Морт хмурился, пытаясь пробиться сквозь картинку. Наконец не удержался, спросил:

— Вы так очарованы видом моего родового поместья, что оно не выходит у Вас из головы, сэр?

Северус решил не пререкаться — лишь ниже склонил голову.

— Итак, слушайте моё поручение, — продолжил по-деловому Волан-де-Морт. — Вы с Фенриром — И НЕМЕДЛЯ! — отправляетесь в Трансильванию…

Де Морт сделал паузу и впился глазами в чёрные очи Снегга. Тот смиренно выдержал этот взгляд, припоминая детали декора мрачной резиденции Лорда.

Волан-де-Морт скрипнул зубами и продолжил:

— Ваша цель — кворум. Наш друг Сивый на нём присутствовать не может… по понятным причинам. Так же, как и другие Пожиратели смерти. Вы же недавно обнаружили в себе способности анимага. Так что используйте их. Всё на этом. Более Вас не задерживаю.

Следующие свои слова он обратил к Нагайне.

Задерживаться не имело смысла.


— Где же будешь ты, новый советник, когда другие будут выполнять ОСНОВНУЮ работу? — с издёвкой спросил Северус Сивого.

— Неподалёку, — заверил тот. — Так что будь осторожен.

— ТАК ты даёшь понять, что ЧТО-ТО знаешь? — Северус не смог подавить желания посыпать соль на его свежую рану. — Будешь у своих родственничков? Не все ещё вымерли?

— Ну, пагати, я тепя фыфету на цыстую воту, — прошепелявил Фенрир (у него был странный дефект речи: обнаруживался только тогда, когда Сивый злился).

— Что-что, милый? — глумливо промурлыкал Снегг. — Разъясни-ка мне вот что: почему святая вода, коей окропил Тёмный Лорд твоих собратьев, воздействовала избирательно?

— Она убила всех родовитых, из знатных старинных фамилий…

— А-а-а, ясно, почему тебя это не коснулось! — и Северус небрежно сдул со своего плеча несуществующую пылинку.

— Шапака! Я сатушу тепя! — Фенрир ощерился, а Снегг только того и ждал. Выставив вперёд волшебную палочку, он быстро произнёс заклятие — Сивый опустился на колени и завыл.

Дверь приоткрылась — показалась змеиноподобная голова Лорда.

— Что здесь происходит?

Северус пожал плечами.

— Любезный Фенрир скорбит об утере своих близких… там, в Трансильвании. А на четвереньках, вероятнее всего, потому что вспомнил: по матери он оборотень.

— А я-то ещё считал кровосмесительные браки более стрессоустойчивыми, — с сожалением произнёс Тёмный Лорд.

— Мне тоже кажется это разумным, Ваша милость, — сказал Снегг. — Подтверждение тому — недавняя история: чистокровные вампиры погибли, в то время как полукровки живут и здравствуют.

— С этим нельзя не согласиться… взять хотя бы Вас, Снегг … — Волан-де-Морт нагло осклабился и закрыл за собою дверь.

„И тебя тоже“, — продолжил мысленно Северус.

— Ладно, чёрт с тобой, — он поднял Сивого. — Вставай на задние лапы, вурдалакооборотень! Вставай и ничего не бойся! Я с тобой.

Вместе они трансгрессировали в порт, где Сивый немедленно вошёл в тело какого-то матроса, а Снегг, уже птица-ворон, не привлекая внимания, залетел на борт торгового судна. „Смешно: преступники блюдут Волшебный кодекс, не пересекая океан в трансгрессии… Всё-таки тринадцать лет без Волан-де-Морта укоренили кое-какие привычки порядочного человека… даже в Сивом“. Решив поразмяться, Северус пошёл взглянуть на того плюгавого моряка, в чьём теле был Сивый. Понять это можно было сразу по двум признакам: по зловонию — во-первых, а во-вторых — бедняга явно скис. Он привалился к борту и был бел, как полотно. Желание покуражиться сразу исчезло. Снегг-ворон уселся на аккуратно свитые кольцами канаты на палубе, положил голову под крыло и задремал. Проснулся интуитивно… „Прибыли“, — подумал он. Корабль причаливал берегам Франции. Северусу надлежало разыскать Сивого. Ждать долго ему не пришлось — тот объявился сам. Незадачливый матросик, тело которого только что покинул Фенрир, слегка покачивался, и его все толкали. Похоже, от такого кратковременного жильца, каким являлся Сивый, моряка слегка мутило. „Сейчас, старина… Ещё немного и ты о нас никогда не вспомнишь…“ — и в тот момент, когда Фенрир отсоединился от тела, Снегг взмахнул волшебной палочкой, даруя простаку забвение. Следующим пунктом их путешествия являлся небезызвестный замок родоначальника „Ноmo sapiens кровососущие“. Однако очутившись в том зале, где организовывалась раздача злосчастного зелья, Северус не обнаружил рядом своего спутника. Вместе с этим страшный лязгающий звук покоробил его слух. Скрежет раздавался откуда-то снизу, из подземелья.

„Доподлинно знаю, что в замке сейчас никого нет… Проклятое отродье рассредоточилось по своим звериным надобностям… Может, сам Граф?.. Чушь! Дракула убит Ван Хельсингом!“

Несмотря на все свои умозаключения, Северус почувствовал, как его бросило в жар.

Возник Сивый.

Никогда доселе Снегг не предполагал, что появление этого отвратного типа может доставить ему радость.

— Что это было? — не удержался он от вопроса.

— А Вы как думаете? — сардонически рассмеялся тот.

„У Сивого сейчас звёздный час. Кретин я, что спросил“.

— Вам будет оказана сейчас великая честь — Вас представят моему Господину, — важно произнёс Фенрир.

— Так Вы слуга двух господ? И Вам не страшно признаваться в этом?

— Не беспокойтесь за меня. Я — в отличие от Вас — на СВОЁМ месте. А Вы… что такое ВЫ? — Ни там, ни сям.

— Не умничайте, Фенрир, — осадил его Северус. — Не время.

— И правда, — Сивый стремительно обернулся. — Ваша светлость, извините за причиненные неудобства…

Северус всматривался в подходившего к ним человека: благородные черты, безупречно одет… пожалуй, слишком бледен… Но ничего ужасного он в нём не заметил. На вид мужчине было около сорока.

Северус учтиво поклонился.

— Граф? Счастлив видеть Вас в добром здравии. А то, знаете ли, ходят всякие слухи…

— Вы имеете в виду этого сморчка Ван Хельсинга? Нет. Для этого надобно нечто большее: МОЁ раскаяние и отречение от всего, что кажется ЕМУ, — Дракула возвёл глаза к куполообразному потолку, — грешным. А тот, кто вкусил крови человеческой, совсем не спешит отказаться от прелестей жизни. Северус… Вы позволите Вас так называть?

Снегг положил руку на сердце, изобразив признательность. Дракула усмехнулся и обратился к Сивому.

— Фенрир, я оставил свои сигары… Вы знаете, где… Будьте любезны, принесите мне их, пожалуйста.

Сивый удалился.

— Итак, Северус, — Дракула вновь поднял глаза на Снегга, — на чьей стороне Вы играете?

— Странный вопрос, милорд…

— Отчего же странный? Кстати, я не милорд. Граф, всего лишь.

— Есть разница?

— Я трансильванец и люблю свою родину — как бы странно Вам это не показалось. Страна моя обескровлена (простите за каламбур) долгими годами социалистического режима. Сознание моих соотечественников искорёжено. Вот Вам пример не физического вампиризма, но нравственного. Хочу наказать ИХ вождей за их злодеяния.

— Вы считаете себя вправе вершить судьбы людские? А это ЕМУ, — Северус заговорил на языке графа, — понравилась бы?

Дракула захохотал, и гулкое эхо побежало по коридорам старинного замка. Северус не без зависти рассматривал эту легендарную фигуру. И фигура, надо сказать, у него была в полном порядке. А кроме того густые волосы, белоснежные зубы, проницательные чёрные глаза, нос с горбинкой… портрет дамского угодника.

— Вы не испытываете страха, глядя на меня? — полуутвердительно спросил прóклятый граф.

Северус не знал, что ответить (да, похоже, Дракула и не ждал ответа).

— Может, потому, что Вы ещё не видели моего истинного лица?

Внезапно стало очень холодно. Порывом сильного ветра задуло все факелы, установленные по периметру зала. Точно молнией пронзили темноту два луча. Это был огонь из глаз хищника исполинского роста. Распространился запах сырого мяса. В следующее мгновение Снегг увидел пламя, вырвавшееся из уст чудовища… Если бы Северус не успел трансгрессировать на второй этаж, сгорел бы заживо. С высоты ему хорошо были видны подлинные размеры монстра, покрытого густой, серо-бурой шерстью. Морда чудища напомнила ему комиксы, прочитанные в детстве (основная идея которых — победа Супергероя над исчадием ада). Так вот, Дракула — таким, каков был сейчас — и являлся этим самым „исчадием“. И ОНО тянуло к Северусу свои мощные лапы с загнутыми когтями… Он не успел даже испугаться… как ощутил, что тело его повисло в воздухе. А через секунду Северус стоял в ярко освещённом зале и рядом с ним — Вацлав Дракула, славный парень лет сорока.

— ЭТО Ваше истинное лицо? — удостоверился Северус.

Тот развёл руками.

— Возможно. Я не знаю. Иногда мне кажется так, иногда — иначе… У Вас так бывает? — Дракула с любопытством изучал Снегга.

— БываЛО. Раньше. Теперь я знаю определённо, — ответил он.

Двое мужчин смотрели друг на друга и, казалось, понимали без слов. Да и внешне они были схожи: одного роста, одинаковой комплекции, черноволосые и кареглазые, с высоким лбом и орлиным носом, чувственным ртом и мужественным подбородком.

— Э-э… Северус, кем были Ваши родители?

Снегга передёрнуло.

— Не вампирами. Точно.

Их диалог прервал Сивый.

— Ваши сигары, граф.

Хозяин предложил гостям сесть. Его лакей принёс всем присутствующим выпить.

— Если вы голодны, ничем не могу помочь, — извинился Дракула.

— Не беспокойтесь, Ваша светлость, я найду себе пропитание сам, — хмыкнул Сивый. — Что до моего друга, то он вегетарианец… ха-ха… Ко всему прочему, вороньё неприхотливо: здесь ведь много падали — что остаётся от наших обедов.

— О! Пусть Вас не заботит такая малость! Как известно, ЛЮДИ живут не для того, чтобы есть, — парировал Снегг.

— Для чего же?

Вопрос был задан Дракулой.

Все эти словопрения стали напоминать Северусу умствования в гостиной Тёмного Лорда, от которых он смертельно устал. Поэтому, игнорируя вопрос, перешёл к делу.

— Когда начинается кворум?

Дракула мило улыбнулся.

— Пять минут назад.

— Где?

— Я провожу, — граф с лёгким хлопком превратился в летучую мышь, которая с писком устремилась под потолочные балки. Чертыхнувшись, Снегг обернулся вороном и полетел за ним.

Лететь пришлось недолго. Небо было облачное, и свет от полной луны то и дело исчезал за лохматыми тучами. По этой причине Северус то и дело терял из вида своего проводника.

„Никогда не думал, что летучие мыши способны к такому быстрому полёту… Впрочем, это не обычная мышь, а Мышиный король“.

Наконец Дракула пошёл на снижение.

Они оказались на поляне, со всех сторон окружённой горами. Горы были изрыты пещерами, обращенными лицом к долине. Сверху сей ландшафт напомнал огромную арену, окружённую естественным барьером. „Вероятно, в пещерах содержатся драконы“, — догадался Северус. Домики в долине напоминали загородные коттеджи средних британцев. „Должно быть ещё какое-то место. Где у них драконий выгон. Достаточно просторное. Вероятнее всего, там и состоится кворум“, — пришло ему в голову. И точно, Дракула влетел в одну из пещер. Пещера оказалась обманкой: даже не начавшись, она обрывалась, и за ней расстилалась равнина. Тут и там в ней просматривались родники, источающие пар. Именно благодаря гейзерам в долине был мягкий и влажный, почти средиземноморский климат. Удивительно! — ведь в замке Дракулы, казалось, вечно царит зима. В клубах пара и в сумраке он не сразу разглядел, что буквально каждый сантиметр внизу занят: ведьмы и колдуны, эльфы, гоблины, великаны, кентавры… кого здесь только не было! Внимание Снегга привлекла одна из самых живописных групп. Посреди неё важно вышагивал многоголовый дракон, каждую из голов которого венчала маленькая золотая корона. Северус узнал в нём Горыныча. И тощего высокого волшебника рядом с ним. И статную красавицу, кокетничающую с… Будогорским… А также замшелого лесного колдуна, беседующего с Поттером. И неопрятную старуху из избушки на курьих ножках (сейчас она говорила с Грейнджер). На руках у русской ведьмы возлежал кот Баюн. Снегг заволновался: „Стоит ли подлетать ближе? Может, остеречься?“

— Встретили знакомых? — пропищала человекообразный Мышиный король. — Мне более оставаться здесь нельзя — боюсь не сдержаться… столько живой плоти… Это было бы неразумно… Прощайте. Завтра нам не доведётся увидеться. Было приятно познакомиться.

Северус не успел ответить какой-нибудь галантностью — мышь Дракула испарилась.

— ВНИМАНИЕ! Первый беспрецедентный Волшебный кворум прошу считать открытым! — голос, многократно усиленный волшебным заклинанием, принадлежал, без сомнения, Руфусу Скримджеру. — Тихо, господа! Вам и без того были даны 10 минут вежливости — дабы все, кто не видел давно друзей, смог засвидетельствовать своё почтение.

Гул понемногу утих. Снегг продолжал изучать тех, кто приехал на кворум. Присмотревшись, он понял, что буруны в гейзерах — не что иное, как белоголовые головы русалок и наяд (первые отличаются от вторых наличием рыбьего хвоста). Кстати, русалочье племя — это не только очаровательные полурыбы-полуженщины, но и представители мужского пола тоже. Следующее заблуждение на счёт этих созданий то, что на суше они, якобы, нежизнеспособны. Жизнеспособны, да ещё как! Кроме того, что своему злобному нраву они не изменяют ни в той, ни в другой стихии. Размножаются они именно на земле (ибо органы детопроизводства появляются у них вместе с ногами на твёрдой почве). Впрочем, сейчас водяной народ был настроен миролюбиво — что улавливалась посредством их рокочущего говора. Группа тритонов, вооруженных трезубцами, восседала на валунах, торчавших из воды. Похоже, их предводителем являлся сам Морской Царь (во всяком случае, на голове у него была самая настоящая корона). Выглядел он весьма представительно: мощный кудлатый старец в небрежно наброшенной тоге, державшейся на плече при помощи морской звезды. Его трезубец по величине напоминал сельские вилы — но обильно посыпанные жемчугом. Северус поискал глазами, куда бы ему присесть. И облюбовал рельефную каменную глыбу. Однако, приблизившись, он сообразил, что это не что иное, как обнаженная грудь Великана. „Эге, — смекнул он. — Мои труды не пошли прахом. Часть наиболее разумных из этого племени громил всё-таки присоединились к Дамблдору“. Он вспомнил свою изматывающую поездку к тупоголовым исполинам. Северус нашёл их достаточно быстро, опираясь на россказни Хагрида. А установить контакт с ними помог недавно освоенный им секрет „полиглота“ (да-да, тот самый, который он узнал у Джакомо, учёного итальянца). Снегг выслушал пятичасовой поток жалоб и стенаний великанов друг на друга. А удержать их от преждевременной драки могла только волшебная палочка, зажатая в кармане на всё время переговоров. Северус принял тогда решение согласиться на все их дурацкие требования. Согласиться с тем, что все они по-своему правы. И правоту им следует ДОКАЗАТЬ силой своих кулаков: у кого они окажутся крепче, та правда и сокрушительнее. В тех, кто не бросился с воплями бутузить своих соплеменников, Снегг увидел более одарённых особей и провёл с ними II-ой вариант беседы: дескать, все мы братья, и нет для людей большей радости, чем приобретение такого друга, как ВЕЛИКАН (тем более, что и великаны могут извлечь пользу из этого союза: они нам силу, а мы — хитрость). После этой тирады Северус поспешил отчалить и дать им время для обдумывания. Что ж, вот и плоды. Так сказать, не заставили себя ждать. Впрочем, тут не только его заслуга. Неоценим вклад Хагрида в дело братания (в буквальном смысле слова) с великанами. И мадам Максим — хоть та и отрицала свои родственные узы с великанами, а всё ж-таки способствовала укреплению связей меж НАМИ и НИМИ. „Ага! Вижу тут и гоблины… Да их тут полно!“ — Северус живо припомнил, как обольщал этих алчных уродцев кладами, кои охраняют драконы. Драконы — это знают все — не в ладах с Тёмным Лордом. Почти каждый ныне живущий на земле дракон — выходец из румынского питомника. Здесь их натаскивают как ищеек, а затем приставляют „чахнуть над златом“.

— Вы могли бы завладеть чуть ли не всем золотом мира, зная, куда отправляют того или иного дракона из Трансильвании, — соблазнял их Снегг (отлично понимая, что выведать сие практически невозможно).

Гоблины умны. Поэтому первый вопрос, который они задали, был:

— Мы не уверены, что узнаем, где конкретно спрятан клад — ведь нас не учили, как драконов, искать сокровища. А ящеры, кроме всего прочего, имеют способность становиться невидимыми, когда чуют опасность… что, надо сказать, совершенно излишне: каким надо быть идиотом, чтобы связаться с драконом?!

Признаться, Северуса они поставили этим в тупик. Он вынужден был долго и нудно изворачиваться. Хорошо ещё, что гоблины — несмотря на их выдающийся ум — не слишком прозорливы (а уж если где забрезжит луч света от драгоценностей, то затмит все прочие доводы рассудка)… Но именно этот факт и сыграл на руку Северусу. Он напомнил присланным к нему делегатам (большинство из которых служили в „Гринготсе“), что самые значительные состояния не у опальных тёмных князей, а у законопослушных граждан — не прожигающих, а сохраняющих имущество своих предков. Да, им это было хорошо известно. Взвесив все „за“ и „против“, гоблины приняли предложение Снегга. Единственным желанием с его стороны после такой великодушной наводки являлась просьба сообщать лично ему о каждом обнаруженном кладе. Что это дало? — Таким образом он узнал, у кого из „министерских“ рыльце в пушку — так как большинство состояний делается не чистыми руками… „Хм!“ — Снегг заприметил Римуса Люпина. Тот сидел в кругу таких же потрёпанных бедняков. Северус догадался, что это оборотни. Несчастные захотели быть по ЭТУ сторону баррикад. Решение они приняли самостоятельно. Многие руководствовались мнением общества, в котором их семьи пользовались уважением (а сами они, по вине этого же общества, изгоями). Но подавляющее большинство знали, что в кругу Волан-де-Морта к ним будут относиться не лучше, чем к грязи на сапогах. Главная же причина состояла в том, что ТАК они вели образ жизни, подобающий ЧЕЛОВЕКУ. И только на время полной луны существовала угроза принять зверообразный облик (что, впрочем, регулировалось настоем, который изготавливался по рецепту „доктора Снегга“). Повсюду, словно крысы, шныряли гномы. Северусу было любопытно: какие гномы в других странах, если их почитают там мудрецами? В Британии гномов, как мелких грызунов, интересовала лишь порча чужого имущества. Домашних эльфов тоже хватало. Как правило, домовики не выходят из своих жилищ. Но охотно сопровождают хозяев. Здесь знакомые Снеггу британские домовые были в компании высоких величавых красавцев. Северус слышал о дальних родственниках привычных ему эльфов — отважный и мудрый народ. И сейчас имел удовольствие впервые их лицезреть. Только он собрался рассмотреть получше представителей древнего германского эпоса, как чуть не был сбит вставшим на дыбы кентавром. Их было немного (и все, наверняка, из Запретного леса — уж больно морды знакомые). Как не прискорбно, кентавры не примкнули ни к кому. Были сами по себе. Так же, как и вампиры. Последних он не заметил ни одного. Впрочем, так сразу их от обычного человека и не отличишь. „Похоже, узрел всех, кого знаю… Бо-оже, кто это?!“ — на него шла маска. Жуткая. Высотой в полтора (не менее!) метра. В мелких витиеватых узорах, форфорицирующих ядовитыми цветами индиго и цикламена… Маска оказалась жрецом (или как его там… шаманом, что ли?) какого-то африканского племени. В долине бродило немало и других страшилищ, в определении которых он затруднялся… Однако стоило, наконец, прислушаться к тому, что говорит Министр. Руфус Скримджер стоял на трибуне, возведённой самой природой, — на уступе скалы. Ветер трепал его буйные кудри, а голос вибрировал подобно раскатам грома. „Выглядит впечатляюще“, — думал Гарри, глядя на министра. Всю его речь Гарри знал почти наизусть (Будогорский привёз образцы выступления). На вопрос „откуда?“ Барин ответил как всегда присказкой:

— Не имей сто рублей, а имей сто друзей.

Их бывший профессор привёз также разрешение на Рона, Гермиону и Гарри, которое давало полномочия присутствовать на кворуме. Кстати, особое разрешение полагалось иметь всем — даже членам Ордена (не говоря уже об учениках). МакГонагалл не стала вредничать и подписала им своё „добро“ на бланке, смахивающим на простую квитанцию, благо она имела такое право. О Будогорском: он приехал вчера. Как всегда, Ростислав Апполинарьевич привёз ворох новостей и хорошее настроение. Все искали расположения Барина с тем, чтоб снискать толику его обаяния. Будогорский провёл больше всего времени с ребятами. Вместе они посетили подопечных Чарли (а на попечении брата Рона были 10 драконов!). Помимо уже знакомых Клювокрыла и Хвостороги (с которыми Гарри познакомился на турнире трёх волшебников) они увидели карликового Чешуекрылого, панцирного Драко (тут Рон напомнил, как при первой встрече с Малфоем-младшим он хмыкнул — потому что знал от Чарли имя старейшего обитателя драконьей долины); были тут и дети Змея Горыныча — близнецы Коля и Оля и другие близняшки — низкорослые и коренастые малазийцы Йоко и Оно. Ну, и наконец весьма милая мохноухая Ля (Чарльз уверял в её необычайной музыкальности) и апатичный Броненосец — большой любитель покушать и подремать. Чарли прочёл ребятам обычную в таких случаях лекцию. Почему обычную? Потому что сюда часто приезжают экскурсии с любопытствующими.

— Правда, не всех пускаем, — тут же добавил Чарли.

Что интересно, этот питомник являлся не единственным. Практически на всех континентах существовали аналогичные — за исключением, конечно, Антарктиды. Владельцы драконьих выводков старались не допускать скрещивания — поэтому особи одного вида не содержались в одном и том же месте. Надо сказать, что за их численностью был установлен жесткий контроль (что совершенно оправдано). И что вовсе удивительно, драконы не проявляли сексуального аппетита к противоположному полу другой породы.

— Неужели ты специализировался по уходу за магическими существами? — поразилась Гермиона, когда Чарли рассказывал о своей дипломной работе.

— Конечно, — удивился тот. — Иначе как бы я здесь работал? Надо очень многое знать, чтобы ухаживать за драконами.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул Рон. — Гермиону просто удивляет, отчего ты выбрал ТАКОЙ предмет.

— Какой „такой“? — недоумевал Чарльз. — Этот предмет был одним из самых интересных. Многие ребята с нашего курса очень его любили. И многие, кстати, выбрали его в качестве профилирующего.

— А кто у вас преподавал? — задала вопрос Гермиона.

— О! Это была чудесная женщина…

— Стефания Новак, — подсказал Будогорский (он также присутствовал на экскурсии). — Чешка.

— Кто? — не понял Рон.

— Чешка, — повторил Будогорский. — Из Чехии. Видишь ли, Рон, есть такая страна.

— Да знаю я! — досадливо отмахнулся Рон. — Что уж я, совсем, что ли…

Все рассмеялись.

— Но почему ты, Гермиона, удивлена, что Чарльз выбрал уход за магическими существами? Разве вам не нравится этот предмет?

— Ага, — усмехнулся Гарри. — Особенно соплохвосты.

— Как ты сказал: „соплохвосты“? — переспросил Чарли. — Первый раз слышу о таких животных.

— А флобер-черви какие милашки! — подхватил Рон.

Ребята захихикали.

— Недаром в списке ваших уроков нет этого предмета, — сухо заметил Барин.

— Это ещё ни о чём не говорит! — Гермиона опомнилась первой. — Зато мы все очень любим Хагрида!

— Вот в этом я ничуть не сомневаюсь! — улыбнулся Ростислав Апполинарьевич. — И всё же мне, как завучу, надлежит ознакомиться поподробнее с учебным планом вашего любимого учителя.

— Вы… этот, как его… ЗАУЧ? — опешил Рон.

— Буду. Со следующего семестра… Меня надоумила одна милая особа… Я поделился своими соображениями с МакГонагалл — она одобрила моё предложение. Так что готовьтесь: скоро у вас добавится уйма предметов.

Гермиона заинтересовалась, каких именно. И Будогорский стал перечислять:

— Информатика, алгебра, геометрия, история мировой культуры, биология, география, физика, химия… по-моему, всё… пока… А! Ещё музыка.

— Что-о? Мало нам того, что есть?! — взревел Рон. Казалось, он готов рвать на себе от отчаянья волосы.

— Так вот, — невозмутимо продолжал Барин. — Я убедил МакГонагалл в том, что большинство из вас — страшные невежды и с этим надо что-то делать. Мы единодушно пришли к мнению, что всем желающим получить аттестат об окончании школы надлежит проучиться в Хогвартсе ещё один год — всего лишь до следующего Рождества… Ну, и конечно, успешно сдать экзамены по всем перечисленным мною дисциплинам.

— Как Вы могли! — поджав губы, горько проговорила Гермиона.

Будогорский растерялся (а что он ждал? Уж не благодарности же!).

— Поймите! Это для вашего же блага!

Вечером они помирились. Барин рассказывал за ужином, как в ближайшее время будет реорганизована школа. Ребят заинтересовал проект, согласно которому предусматривалось наличие как магических, так и магловских штучек. Последние будут нужны для ряда новых предметов. Также предполагалось расширение штата Школы за счёт сокращения министерских работников (Гарри тут же вспомнил Амбридж). Дело в том, что многие чародеи занимают весьма высокие посты в обычном мире — и никто не должен догадываться об их волшебной сути. Им на первых порах приходилось ой как несладко: следовало овладевать самостоятельно всем тем, чему в Хогвартсе не учили. Соответственно, обучение происходило путём проб и ошибок. Будогорский предлагал ликвидировать этот пробел, проводя так называемые „уроки социализации“. В какой форме они будут проходить, сейчас решается.

— Значит, в Хогвартсе теперь будет электричество? — не удержалась Гермиона (хоть первоначально они и собирались объявить бойкот Будогорскому).

— Разумеется, мисс, — насмешливо ответил тот.

— И компьютеры?

— И телевизоры?

— И сотовые телефоны?

— Ну, конечно! Представляете, как будет здорово?!

Они все вместе стали фантазировать, чем бы ещё оснастить старомодный Хогвартс…

Гарри встряхнулся. Надо, всё же, послушать Скримджера. Может, скажет что-то, чего не было ранее запланировано.

— Итак. В ходе предварительного слушания были определены следующие приоритетные регионы: Амазония, экваториальная Африка, Тибет, Плутония и Атлантида.

Слух Гарри резанули два последних наименования. И если об Атлантиде он что-то слышал, то в отношении Плутонии не мог сказать ничего. Он обернулся, чтобы спросить об этом у Будогорского, но того рядом не оказалось. Поискав его глазами, Гарри не без труда разглядел Барина за спиной Грохха. Что-то в облике Ростислава Апполинарьевича показалось ему странным — вроде как одно плечо у него было выше другого… или это тень от гигантского братика Хагрида… или…

— Дер-ржи вор-ра! Дер-ржи! — пронзительный вопль спутал его мысли.

В следующее мгновение глаз Гарри зафиксировал невероятный прыжок огромного чёрного кота из свиты русских волшебников. Трудно было разобраться, что случилось потом: внезапно сгустившаяся мгла стала вдруг осязаемой — плотной и липкой шевелящейся массой. А ещё она свистела, шипела и улюлюкала. В воздухе будто порхали тысячи бритв, которые резали всё, что попадало под их лезвия. Чуть позже ощущений включилось мышление. Ну, конечно, это всего лишь летучие мыши. Но их так много, что они застили и без того тусклый свет. Не только к нему пришло прозрение: тысячи молний от волшебных палочек взметнулись ввысь. Гарри знал, что это стрелы Летучемышиного сглаза — тот самый случай, когда „клин клином вышибают“. Но летучие твари, почуяв опасность, растворились. И на смену их перепончатым и слегка влажным крыльям пришли жёсткие и хлёсткие — вороньи. А ещё твердокаменные клювы, так и норовившие долбануть в голову и лицо. Птиц были тысячи и тысячи… сонмы! Когда они приближались, что-то жуткое читалось в их круглых мёртвых глазах — будто нашитых, как пуговицы, на воронью голову. И опять та же ситуация: пока волшебники смекнули, как с ними расправиться, тех и след простыл. Только одиноко кружащееся у самой земли воронье перо напомнило о нежданном нашествии.

— Дети Сатаны! — прошелестело в ночном небе.

Вдалеке, словно в ответ, прозвучал отголосок волчьего стона.

— Как ты? — к Гарри подбежал взволнованный Будогорский.

— Что… что это было? — Гарри с трудом разлепил запёкшиеся губы.

Только сейчас он понял, что Барин спрашивал его одного, хотя их троица стояла, тесно прижавшись друг к другу. Будогорский тем временем уже оправился, к нему вернулся его циничный полуприщур:

— А признайтесь, страшно было?.. Не надо, не отвечайте… Но знайте: за нами следят. И РАЗУМ этот, если вы успели заметить, премного быстрее, чем наш с вами.

— Вы не ответили, кто это был, — напомнила Гермиона.

— Тут не надо быть семи пядей во лбу. Ясно, как божий день: дело приспешников Тёмного Лорда.

— Но Вы говорили, что вампиры заняли отстранённую позицию, — неуверенно произнёс Гарри.

— Верно, — подтвердил Барин. — А кто сказал, что это были вампиры?..

Глава 16. Большой Темный Совет.

— Признайтесь, Северус, внезапно сгустившаяся тьма явилась для Вас полной неожиданностью? — Дракула взял Снегга за руку, и крупный рубин графского перстня полыхнул адским пламенем.

Северус чуть отстранился. Догадливый граф тут же убрал свою руку с его запястья.

— Неужели ты, Снегг, думал, что мы оставим тебя наедине с твоими приятелями? Без присмотра? — осклабился Сивый, находившийся в этом же зале.

— Молодой человек на плохом счету у Тёмного Лорда? — приподнял брови граф.

Сивый скривился.

— Мой Господин бывает слишком доверчив.

— Вот как? — Дракула иронично поиграл бровями.

— То есть я хотел сказать, что Снегг слишком хитёр, — пробормотал Сивый.

Снегг повернулся к Сивому спиной (так, чтобы заслонить его собою).

— Вы всё-таки приняли мудрое решение присоединиться к рати Тёмного Лорда? — обратился он к графу.

— Нет. Вы не поняли, — довольно резко остановил Северуса Дракула. — Просто мы не хотим войны на СВОЕЙ территории. Мы живём практически в резервации… Люди так гуманны, что касается всего живого… кроме нас Но мы тоже имеем право на существование.

И Дракула сложил губы куриной гузкой.

— Объяснитесь, — потребовал Северус.

Дракула отставил в сторону бокал с вином и опустился в кресло.

— Мы продумали всё до мелочей. Заранее. Тысячи летучих мышей повисли гирляндами в переходах гротов Питомника. Волки затаились в пещерах. Вороньё облюбовало кроны дубов. Все наблюдали. При малейшем подозрении мы должны были устроить шум. НЕ БОЛЕЕ. Кстати, Ваш друг был в курсе, — Дракула вопросительно посмотрел на Сивого.

Снегг обернулся и скользнул по тому таким взглядом, как будто видел перед собой мокрицу.

— Спасибо, Ваша светлость, — поспешил распрощаться Сивый. — Мы с „приятелем“ потолкуем обо всём в дороге.

Он неприятно растянул губы в улыбке, обнажив неровные острые зубы. Северусу ничего не оставалось, как раскланяться. С трудом преодолев отвращение, он взял своего напарника за руку чуть выше локтя. Вместе они трансгрессировали. Очутившись на берегу океана, Северус ещё сжимал плечо Фенрира. Судя по перекошенной мине последнего, ощущения он испытывал не из приятных.

— Иди к чёрту! — отпихнул Северуса Сивый. — Чего прилип?

Он сощурил красноватые хищные глазки и ковырнул мантию Снегга длинным ногтем мизинца.

— Небось думаешь, как бы избавиться от старины Сивого? — он зло зыркнул на Северуса. — Не-ет, ты не дурак. Не будешь обнаруживать себя раньше времени.

— Я избавлюсь от тебя, — зашипел Снегг, приблизив своё лицо вплотную к лицу Сивого. — Но по-другому…

— Это как же?

Казалось, ещё минута — и они вцепятся друг другу в глотку.

— Сэр Северус… Сэр Фенрир, — пропел им почти в ухо слащавый тенор. — Рад видеть вас живыми и невредимыми.

Одновременно со своим неприятелем Северус выхватил волшебную палочку и направил её в сторону жалкого, разрисованного как клоун, существа.

— Тьфу ты, Джокер! — сплюнул Сивый. — Какого чёрта тебя принесло?

— Хозяин прислал, — всё так же слащаво промурлыкал тот.

Джокер многозначительно повёл подведёнными глазами и сложил руки на животе, переплетя пальцы.

— Что говорит Хозяин?

— Говорит, море сегодня тихое, — Джокер, не торопясь, облизнул губы и закатил глаза.

Сивый брезгливо отвернулся.

— Могу вновь предложить вам руку, коллега, — очень нежно сказал ему Северус.

— Перебьюсь, — Сивый на всякий случай сделал шаг назад и трансгрессировал.

Северус повернулся к Джокеру.

— Вас подбросить?

— Премного благодарен… Но я уж сам уж как-нибудь, — и испарился вслед за Сивым.

Северусу осталось лишь пожать плечами…

Через мгновение берег снова был пустынен.

Когда Снегг имел несчастье видеть Волан-де-Морта, каждый раз он удивлялся, что ЭТО — человек… Не совсем, конечно… Но всё же. Вот уж Тёмному Лорду можно и не поворачиваться — его змеиноподобная шея способна теперь изгибаться на все 360°. Надо сказать, что Волан-де-Морт не терпел подле себя людей, чуравшихся его жуткого внешнего вида. Видимо, Северус чувствовал по отношению к Лорду что-то сродни удивления: будто он в зоосаде и разглядывает диковинного зверя. Сие позволяло ему оставаться при дворе. Тёмный Лорд по обыкновению последнего времени находился в состоянии сосредоточенного озлобления.

— Извольте докладывать по форме! — рявкнул он на Снегга.

Не глядя на адресата его неудовольствия, Волан-де-Морт сделал неуловимое движение пальцами, и оголодавший Сивый, пощипывающий ветчинку с барского стола, упал навзничь.

— Хам! — поморщился де Морт, наблюдая за поверженным.

Поводя наугол вырезанными ноздрями, в Снегга полетели словесные камни:

— Я Вас слушаю… пока. Но терпение моё небеспредельно!

В это время Сивый пошевелился. Вновь щелчок пальцами от Лорда — и Фенрир в глубокой отключке. Только глухой стук упавшего тела оповестил о том, что в комнате их трое. Снегг не стал долее нервировать сиятельную особу и, преклонив колени у любимого кресла Господина, со смаком поведал о многочисленных сторонниках Скримджера и о том, что вербовка „светлых“ продолжается по всем странам и континентам. Во время рассказа Северуса Волан-де-Морт вытащил что-то из кармана и стал перебирать, явно злясь. Северуса осенила догадка: „Боже правый! Это чётки!“… Он вздрогнул — в один из моментов его „печального“ повествования бусины брызнули во все стороны и поскакали по полу.

— Зна-ачит, Вы полага-аете, что перевес си-ил на ИХ стороне? — растягивая слова, прогнусавил Волан-де-Морт.

— Нет, — подумав, заявил Снегг. — ЕЩЁ нет.

— Когда же будет организован вояж в поисках дураков- сторонников нашего любезного Министра?

— Про это они умолчали, — (и Северус не лукавил).

— Хорошо. Ступайте. Можете вновь вернуться к себе на квартиру, — добавил Лорд, когда Северус был уже в дверях.

Он хотел напоследок посмотреть в глаза этого получеловека — полупресмыкающегося, но гибкая шея де Морта проделала очередной финт — и Снегг увидал только его затылок. Северус шёл гулкими коридорами замка. Его мантия развевалась подобно крыльям Архангела. „ОН отправил меня домой. Это неспроста. Сивый сделал своё дело. Тёмный Лорд перестал мне доверять… А почему, собственно, я иду?“ — его размышления прервались на полуслове. Северус трансгрессировал. Волан-де-Морт наклонился к Сивому и протянул ему узкую ладонь:

— Надеюсь, Вы не слишком пострадали?

— Не беспокойтесь, сэр. Я в полном порядке… Вы отпустили его?

Тёмный Лорд отвернулся, не удостоив того ответом.

— Что ж, пусть чешет к себе и ни о чём не подозревает, — злобно прошипел Сивый. — А мы тем временем обратим себе на службу каждый камень, каждую травинку в округе.

— Посмотрим, посмотрим, — Т.Лорд повёл шеей и хрустнул пальцами — как гвоздём по стеклу.

Северус жестоко не выспался. Плеснув в лицо холодной водой, он по привычке оперся обеими руками о края раковины и уставился в зеркало. „Выгляжу так, будто вчера меня плохо сложили. Результат налицо: наутро всё в складках и заломах“, — невольно улыбнулся он пришедшему на ум каламбуру. Тут же лицо его разгладилось и преобразилось. Ему очень шла улыбка. Он и сам это признавал. Тем не менее, своим обаянием не злоупотреблял. Пожалуй, некоторые коллеги по Хогвартсу (уже не говоря об учениках) и вовсе не видели его улыбающимся… Другое дело Юлия. Ю-Ли… Ему доставляло особенное удовольствие называть её так. Будто две женщины слились воедино: Юлия и Лили. И если Лили он потерял безвозвратно, то в отношении Юлии такого не допустит… Как она там? Как с ней связаться, не навредив ей? В передней раздался звонок. Северус незамедлительно переместился к входной двери. Оказалось, это всего лишь Нарцисса. Но выглядела она странно. Складывалось впечатление, что миссис Малфой в трансе: двигалась чуть не наощупь и глаза белые, как у чути.

— Цисси? — позвал её Снегг после того, как она молча прошествовала до дивана и села.

Губы её пришли в движение.

— Положи руку в левый карман, — произнесла Нарцисса чужим голосом.

Поколебавшись, Северус сделал, о чём его просили. Нащупав небольшой твёрдый предмет, он подался любопытству. Это был мобильный телефон, который ему подарила перед отъездом из России Юля. Северус почувствовал, что аппаратик вибрирует в его ладони.

— Ответь, — вновь подала голос Нарцисса.

В принципе он собирался это сделать, только забыл КАК. На лице Малфой вдруг появилось осмысленно-насмешливое выражение. Северус обозлился, и память тут же вернулась. Нажав на зелёную кнопку с изображением телефонной трубки, он услышал голос жены.

— Северус, выслушай меня до конца. И молча. Сегодня в 6 часов утра было взорвано Министерство магии. По счастию, никто из порядочных волшебников не пострадал. Сегодня, думаю, эту новость ты ещё услышишь неоднократно. Это раз. Два: Тёмный Лорд больше никому не доверяет. За тобой установлена слежка. Посему Ростиславу и Нарциссе видится с тобой будет небезопасно. Так что сворачивай свою антидеятельность до минимума. Три: все „правые“ силы снабжены эликсиром. Скоро можно будет начинать контратаку. Однако не уничтожены ещё два крестража: брошь и Нагайна. Только после того, как они будут обезврежены, состоится Генеральное сражение. Четыре: ты видишь сейчас Будогорского в теле Нарциссы. Когда он выйдет, та ничего помнить не будет. И, наконец, последнее: сейчас Славик продемонстрирует чудо техники посредством которого сможет с тобой в дальнейшем держать связь. Связь будет односторонней — как с Дамблдором… Кстати, Дамблдор более не призрак — он стал слишком тяжеловесен, чтобы посещать твои сны. Так что мужайся: ты остался один. Будем надеяться, что ненадолго. В крайнем случае, ты можешь оставить сообщение Джакомо (он всё знает). И в самом крайнем случае я позвоню тебе. Так что телефон пока не выбрасывай… Сейчас пришлю тебе ММS.

Раздались короткие гудки. Северус закрыл „раскладушку“. Через секунду вновь раздалось пик — он машинально принял сообщение. На Юльке была мужская рубашка и чёрные колготки. Живот впечатляющих размеров. Лицо прекрасное, как всегда. Если бы не Будогорский-тире-Нарцисса он не удержался бы и погладил изображение.

— Смотри! — приказала ему Лженарцисса и соткала из воздуха маленький телевизорик. Водрузила его на столик и щёлкнула перстами.

На экране замелькали бело-серые блики. Более всего это напоминало ультразвуковое обследование: явно что-то показывает, но разобрать что-либо невозможно. Замешательство Снегга не осталось без внимания Будогорского. Он (или Она?) подошёл к столику и стал водить розовым ноготком Цисси по экрану:

— Это дисплей. На него проецируются твои мысли. Вот тут — в дальнем углу — образы разрушенного Министерства со знаком вопроса (никто из ПОРЯДОЧНЫХ людей?). Далее Фенрир Сивый: и если мне не изменяет зрение, то он почему-то в образе змеи… Да. Потом (палец переместился в левый верхний угол) два обнимающихся старца… хм-хм… Просто Гендальф Белый — Гендальф Серый… Дружище, неужто ты не читал „Властелина колец“? Нет? Впрочем, я так и думал… Продолжим… Хотя, собственно, что тут ещё можно сказать? — Свет застит женский лик. Поэтому и видимость такая никчёмная. Стало быть, по-твоему, „гори оно всё синим пламенем“? оно и верно: „своя-то рубашка ближе к телу“. А?

… „Всё же Будогорского в этом ‚созданьи‘ гораздо больше, чем всех вместе взятых Нарциссиных ужимок“, — и Северус с лёгким сердцем замахнулся на явившегося к нему гостя.

Тот увернулся, увлекая за собой чудо инженерной мысли Будогорского.

— Э-э! Только не бей по голове! Кто за мной, дурачком, ухаживать станет? Тебе-то хорошо — у тебя жена любящая есть! — услышал он голос настоящего Барина.

С хлопком, подобным тому, что бывает при трансгрессии, Будогорский вышел из тела Нарциссы. Та беспомощно осела на пол.

— Береги себя, — серьёзно проговорил Ростислав, глядя в глаза Северусу. — Обнимемся, что ли?

Презиравший с детства „телячьи нежности“, Северус, тем не менее, принял объятия друга.

Будогорский недолго оставался серьёзным.

— Ну же, не раздави меня в порыве чувств! — не удержался он при взгляде на кислую мину Снегга.

Северус незамедлительно пихнул его в плечо и рассмеялся.

— Мне пора, — Барин с сожалением посмотрел на Нарциссу. — Позаботься о ней. Бедняжка…

Северус взглянул на скрючившуюся на вытертом ковре Нарциссу и вздохнул. Когда он поднял голову, Будогорского уже не было. Как не было и волшебного маленького телевизора, способного улавливать и отображать тайны чужих душ. Поздравив друга с очередным открытием, Северус занялся Нарциссой. „Интересное средство связи… Но как им пользоваться, если Барин забрал его с собой? Каков же радиус его действия?“ — размышлял он, укладывая обмякшую Нарциссу на свой облезлый диван. По-видимому, столь радостное событие как физическая расправа с Министерством, должно было войти в сердце каждого Пожирателя смерти — даже не вполне благонадёжного, каким в последнее являлся Снегг с точки зрения Тёмного Лорда… Хотя где они, „благонадёжные вполне“? Сивый продолжал напитывать Волан-де-Морта идеями, шедшими вразрез с теми, когда в фаворе был он сам. Мол, пришла пора отозвать из Штатов Беллатриссу и воссоединить семейство Малфой, да и вообще пора совершить марш-бросок на Азкабан, где томятся Крэбб, Гойл и прочие верные товарищи. Вечеринка по случаю уничтожения Министерства магии и чародейства проходила в недавно расчищенных апартаментах замка Слизерин, в помещении, служившем некогда бальной залой. Северус с плохо замаскированной ненавистью поглядывал на царственно вышагивающего по сверкающему паркету Лорда и семенящего рядом низкорослого Петтигрю. „Театр уродов“, — не смог удержаться от внутреннего замечания Снегг, оглядывая приглашённых. „Тёмные“ заметно активизировались. Это было понятно по группе дементоров, разместившихся в одном из уголков зала. Дело в том, что действо, затеянное Волан-де-Мортом, называлось КАРНАВАЛ. „Карнавал животных“, — вспомнил он некстати название музыкальной композиции Сен-Сенса… О чём бишь он? Ах, да. Дементоры. Для карнавала эти твари нацепили маски, ставшие популярными в магазинчиках ужасов после хоррора „Крик“, — на что Северус не смог сдержать саркастическую улыбку. Прихлёбывая вино из подвалов родовитого предка Волан-де-Морта (что наверняка являлось художественным преувеличением), Снегг наблюдал, как его змеевидный Хозяин выстроил себе что-то вроде трибуны в центре зала и взлетел на неё.

— Леди и джентльмены! — помпезно обратился Тёмный Лорд к собравшимся. — Наконец я чувствую себя поздоровевшим и энергичным — более чем обычно /раздались аплодисменты/.

— Был предпринят очередной шаг на пути к осуществлению нашей миссии, — провозгласил Лорд /вновь аплодисменты/.

— Это хороший момент, чтобы сплотиться и пополнить наши ряды новобранцами! — голос Тёмного Лорда сорвался, и он „дал петуха“.

Северус фыркнул в свой бокал, и по игристому вину побежали пузырьки — вышло довольно шумно. Многие обернулись, чтобы выразить своё неодобрение. Сивый так и вцепился в него глазами. Один лишь Волан-де-Морт упивался „минутой славы“. Он ещё более возвысил голос и зарокотал с новой силой.

— Пройдёт три раза по шесть дней и наступит 29-е февраля. На этот день мы назначаем Большой Тёмный Совет. Он пройдёт на Острове Погибших Кораблей — в самом сердце Бермудского треугольника.

Волшебники заклокотали. „Это же океан. Как в таком количестве переправиться на этот чёртов остров?!“

— Вам не стоит ни о чём беспокоиться, — повёл шеей Т.Лорд. — 28-го февраля вы ляжете спать, а 29-го вы окажетесь уже там /шквал аплодисментов/.

Снегг на этот раз всерьёз поперхнулся и был вынужден выйти под осуждающие взгляды вон. „Ну и ну… Что за страсть к дешёвым трюкам?.. Хотя почему же ‚дешёвым‘? Со спящими волшебниками придётся повозиться. Все эти фокусы как-то очеловечивают Лорда, ей-богу!“ Так думал Северус, сидя в обшарпанном кресле у себя в Паучьем. Впереди оставалось „три раза по шесть дней“ (как изящно выразился Тёмный Лорд) и следовало чем-то заняться. Пожалуй, особо выбирать не из чего… Снегг на 18 дней заперся в своей лаборатории.


Так и не дождавшись от своего плагиастического изобретения той реакции, что была у Будогорского, Северус плюнул на убогий телевизорик, смахивающий на TV-40-х г.г. — тот и расплавился. Подивившись незапланированному побочному эффекту, он отправился в свою холостяцкую постель и, натянув одеяло до самого носа, немедленно заснул. Как и было обещано, в ночь с 28-го на 29-е февраля Северус пробудился уже не дома. Рядом лежали штабеля таких как он идиотов. Вернее, это ОН идиот. Потому как всё понимает, но продолжает вариться в этом котле… А что делать? Основную массу приверженцев де Морта всё-таки составляли фанатики… Впрочем, они тоже, конечно же, идиоты. Но по-другому. Вредные идиоты. И опасные. Так вот, ВСЕ эти идиоты почти одномоментно расстались с ночными бдениями и начались охи, ахи и т.д. и т.п. Устав от притворных лобызаний, Северус захотел выйти на воздух. Но, покинув одно помещение, оказался в другом. И если в первом царила ночь, то в следующем — слепящий от яркого света день. Там, откуда он вышел, не было никакой мебели — люди лежали на каких-то подстилках прямо на полу. Обстановка, где он очутился теперь, послужила бы неплохой иллюстрацией комнаты с первыми компьютерами (кажется, в ту эпоху они назывались ЭВМ): мигающие ламповые приёмники, громоздкая аппаратура и серьёзные люди в белых халатах.

— Не подскажете, что это за место?— задал он вопрос проходящему мужчине.

На что мужчина лишь скользнул по нему взглядом, ничего не ответив.

— А Вы сомневались в моих словах? — Северус услышал подле себя гнусавый низкий голос.

Рядом стоял Волан-де-Морт и взирал на Снегга сверху вниз.

Северус поклонился и опустил глаза.

— Мне только кажется, или Вы и правда прячете от меня свой взгляд? — взвизгнул Тёмный Лорд.

— Вам кажется, сэр, — смиренно поднял глаза на Хозяина Северус Снегг.

Волан-де-Морт смерил его взглядом и, взмахнув полой плаща, исчез из вида. Люди в лаборатории не обратили на произошедшую сцену ни малейшего внимания. „Может, они сосуществуют в каком-нибудь параллельном измерении?“ — пришла на ум нелепая мысль. На всякий случай Северус ущипнул за попку проходившую мимо толстушку в форменном халатике. Недолго думая, та влепила ему пощёчину. Причём совершено безэмоционально. И пошла дальше. „Люди в плену обычных стереотипов. Но лишены чувств: страха при виде Волан-де-Морта, удивления от происходящего, негодования от того, что незнакомый мужчина щиплет тебя за неподобающие места… Надо выяснить, что всё это значит“. Снегг поспешно покинул операторов и оказался в коридоре, по двум сторонам которого находились круглые оконца вроде корабельных иллюминаторов.

— Вы на третьем уровне. Сейчас Вы на пути ко второму. Уровень радиации в пределах норы…. в пределах нормы… В пределах нормы, — вторил механический голос.

— Любопытно, — проговорил Северус, продвигаясь по коридору.

На его пути вырос громадный тролль. Без лишних слов чудище занесло свою дубину над головой непрошенного гостя. Северус тотчас парализовал нерасторопного тролля заклятием — тот так и застыл в позе игрока в бейсбол.

От стены отделился Джокер.

— Проход закрыт, — угрожающе-льстиво предупредил он. — И не пытайтесь поступать со мной так же, как Вы проделали это с Горным троллем. Сделаете только хуже себе.

— Люди, как правило, учатся на собственных ошибках, — не согласился Снегг (который никогда не отличался покладистостью).

Джокер фыркнул.

— Глупцы!

— Ты знаешь, что ТАМ? — Северус указал на запертую дверь в конце коридора.

— Ничего, что Вам бы понравилось.

— А ты знаешь, что мне нравится?

Тот закивал мелко и часто, как китайский болванчик, и снова влип в стену. Снегг стукнул по стене и внезапно услыхал свист сверху. Доля секунды — и „Патронус!“ — оземь шлёпнулась пара дементоров. Пришлось посторониться… Так второй раз за едва начавшиеся сутки он столкнулся с Тёмным Лордом.

Раздувая узкие ноздри, тот зашипел:

— Снегг, я в крайнем раздражении от Ваших поступков! Что Вы себе позволяете?! Кто дал Вам право калечить наших соратников?

— Эти, с Вашего позволения, „соратники“ оскорбляют честь и достоинство… — он запнулся, осознав, до чего нелепо подобное обвинение.

Внезапно расхохотавшись, Волан-де-Морт недвусмысленно перевёл свои гноящиеся глаза на то место, где у мужчин по общему признанию помещается достоинство.

— Каким же образом тролль и, тем более, бесполые дементоры посягали на Вашу честь и достоинство?

„Тёмный Лорд совсем деградировал, — подумалось Северусу. — Раньше он избегал сальностей“.

— Вы правы, — Т. Лорд вновь придал своему лицу выражение денди на отдыхе. — Эта шутка дурного толка.

Волан-де-Морт отвернулся и резко изменил траекторию своего движения. „Театр одного актёра… Надо всё же посмотреть, что ТАМ, за дверью. Алахомора!“ — дверь без труда поддалась. Северус выглянул наружу и зажмурился. Бог мой! Хорошо, что он не шагнул за дверь сразу! — Там простиралось море до самого горизонта. Но не таким, как на курортной открытке — чистеньким и ухоженным. Это был пейзаж, более всего напоминающий грузовой порт. С той лишь разницей, что ЭТОТ порт не кончался. Остовы кораблей, старые баржи, проржавленная арматура судов повсюду торчала из водной глади, нарушая гармонию двух стихий — воды и неба. „Выходит, Остров погибших кораблей не иносказание?! Вот он. Но почему…“

— Почему мы собрались здесь? Или почему остров возник здесь?

Северус вздрогнул. На него смотрели безжизненные глаза Волан-де-Морта.

— Я вернулся, дабы предотвратить то, что Вы чуть было не сотворили, — ответил он на немой вопрос Северуса. — Что ж, Вы лишний раз убедились: лишнее знание — лишние вопросы, не так ли?

— Сожалею, милорд, о собственной дерзости.

— Вы не единственный любопытствующий. С этого сообщения я должен был начать Большой совет. Однако Вы ослушались. Несмотря ни на что, Вы, Северус, всегда были мне симпатичны, поэтому Вам я отвечу прямо сейчас…

По словам Тёмного Лорда выходило, что магнитная аномалия Бермудского треугольника не что иное, как работа Посейдона и его дочерей-русалок. Дело в том, что именно здесь у повелителя морей выстроен дворец, где случаются приёмы и, порой, весьма шумные. Вот в такие дни и происходят кораблекрушения. Гости у морского царя бывают разные. Некоторые — так просто человеконенавистники. Вот они-то и устраивают кровавые проказы с корабельным людом. Отсюда и небылицы о гибельном месте. Но эти слухи не лишены смысла. Сейчас, когда этот участок так загажен обломками судов, не хватало ещё, чтобы какая-нибудь экспедиция „зелёных“ недоумков — экологов свалилась, как снег на голову! Тем временем и тут, в этом богом забытом месте теплится жизнь. Те, кому удалось выжить, создали на острове колонию. Бедолаги ведут полудикарский образ жизни без всякой надежды на спасение, т.к. если Посейдон и был так милостлив, что не тронул их, то он не настолько великодушен, чтобы отпустить их вовсе.

— Всё гениальное просто, — заключил Лорд, наблюдая, как Снегг уже минут пять сжимает и разжимает в кармане пачку сигарет.

— Курите, — разрешил ему Хозяин. — Я же предпочитаю сигары, посему удаляюсь.

„Неудивительно, что люди любят отдых на тропических островах… Здесь такое море… — покуривая в открытую дверь, размышлял Северус. — Но Лорд умолчал, почему ИМ выбраны Бермуды для проведения Тёмного Совета. Продиктовано ли это только страстью к импозантности? Или чем-то ещё?“

Он задраил люк и вернулся в первое помещение.

В большинстве своём волшебники, которых он тут видел, представляли жалкое зрелище: помятые, всклокоченные, невыспавшиеся. Вполголоса они переговаривались меж собой.

— Вы слышали: сам Бруствер приедет из Африки, — говорил неизвестный Снеггу маленький человечек. — У него полно последователей.

— Я правильно Вас понял, это тот самый Бруствер, который создал Корабль „Желание“? — оживился его собеседник: зеленоволосый и синебородый (что немного шокировало).

— А из Антарктики вернётся Шлиммель.

— Как??? Он тоже из „наших“?!

— Тоже, тоже.

— Ну, а Беллатрисса будет?

Народ, прислушивающийся к их диалогу, ещё более навострил уши. Северус понял, что здесь собраны те колдуны и колдуньи, которых брали в Пожиратели для числа. Вряд ли эти люди могли принести Волан-де-Морту какую-либо реальную пользу. Странно, что его поместили к ним. Или наоборот — ничего странного… в его положении. Поэтому-то ему и не попалось до сих пор ни одного знакомого лица. Впрочем, он не особо переживал по данному поводу.

— Простите, Вы не Северус Снегг? — робко обратилась к нему пожилая волшебница.

Северус молча смотрел, а неё и думал, что большинство людей всё-таки мазохисты. Все они кричат о любви к власти, деньгам, комфорту… А вот ведь валяются здесь на полу — бабы вперемешку с мужиками — нечёсаные, неумытые, мучающиеся от неудовлетворения естественных надобностей…

— Извините, я, наверно, ошиблась, — произнесла она и отошла.

— Добро пожаловать, дорогие коллеги! — проворковал — кто бы вы думали?! — Хвост.

„Стало быть, опять в чести…“

— Прошу пройти за мной всех желающих посетить туалет, — провозгласил Петтигрю.

Плотная толпа проследовала за ним. Снегг остался один. Правда, ненадолго. Нарисовался другой его „приятель“ — Фенрир Сивый.

— Что, фортуна переменчива? — хмыкнул Сивый. — Не успел ты оглянуться, как уже на самом дне.

— Странно, — сказал Северус, — я только что об этом думал. Этими же самыми словами.

— Сожалеешь? — с любопытством взглянул на него Сивый.

Северус ничего не ответил и отвернулся: „Надо бы ему сказать, что ни на каком я не на дне. Тёмный Лорд за сегодняшний день целых три раза удостаивал меня аудиенции… Тьфу ты, глупость какая, считать знаки внимания!“ Когда же он повернулся для ответа, в комнате уже никого не было. „Да и плевать… Где же всё-таки состоится Совет? — вот вопрос…“

— Объявляется большой сбор в холле на первом уровне, — возвестил роботоподобный голос (Северус не сразу понял: то он возник в его голове, то ли проистекал откуда-то сверху). — Будьте внимательны. Указатели помогут вам сориентироваться.

Многократно усиленный динамиками голос заполнил „спальню“.

Надо идти.

Указатели не лепились сиротливо, как у маглов, на стенах, а вели себя довольно нахально. Светящиеся, будто неоновые, вывески бежали впереди того, кому должны были указывать дорогу и весело подмигивали. Северус миновал лабораторию со старыми компьютерами. Спустился по лестнице (которую в первый раз не приметил) в другую такую же лабораторию, где так же равнодушно сновали люди в белых халатах. Единственным отличием ЭТОЙ лаборатории от ТОЙ было окно во всю стену, сквозь которое просматривался „Водный мир“.

Пока Северус понимал происходящее плохо.

— Предупреждая ваши вопросы „ПОЧЕМУ ЗДЕСЬ“, отвечу сразу всем: нашими многочисленными союзниками населена не только суша, но и другие стихии: водное, подводное и надводное пространства… Вас ждёт, связанный с этим сюрприз.

Этот спич принадлежал Т.Лорду. Слово „сюрприз“ он произнёс по-детски непривычно — шаловливо. Волан-де-Морт был сегодня в чёрной атласной мантии, подбитой красным шёлком (подражая в этом цирковым иллюзионистам). После его слов комната стала стремительно увеличиваться, одновременно приобретая форму многоярусного театра. Тяжёлый бархатный занавес закрывал центральную стену — видимо, там предполагалось основать сцену. Северус почувствовал беспокойство. Раньше Тёмный Лорд любил делиться с ним своими планами. Это же широкомасштабное действо подготовили без его участия. Мало того, всё здесь являлось для него неожиданностью. Свет потихоньку стал приглушаться (а он только собрался получше рассмотреть собравшихся!). Раздались аплодисменты. Под звуки оркестра (невесть откуда взявшегося!) занавес пополз в разные стороны. Оказывается, он закрывал огромное окно во всю стену. И стекла в этом окне не существовало! Удивительно, но вода не перетекала на сцену. В ней мирно барахтались русалки и тритоны. На самой сцене красовался длинный стол, за которым сидели почётные гости. Наверно, этот стол по протяжённости легко мог бы попасть в Книгу рекордов Гиннеса. Вмещал он „каждой твари по паре“: вот парочка великанов средней величины, двое продажных гоблинов, несколько индейцев в национальных одеждах совершенно безумного вида (по всей видимости, шаманы), чернокожие волшебники, прибывшие, судя по всему, с „чёрного“ континента, рядом с ними существа, напоминающие инферналов (настоящие инферналы должны были находиться за пределами здания, для охраны). Были тут и весьма воинственные на вид лилипуты (Снегг припомнил, что в своей книге Будогорский называл их гномами, но славянской разновидности). С торца по одну сторону стола восседал Джокер, а по другую — троица дементоров. Это те, которых Северус мог назвать. Но были и такие, кого он либо вовсе не знал, либо затруднялся с определением вида. Так, например, семья грибов — кто они? Чёрт его знает. Кстати, черти тоже присутствовали (во всяком случае, вряд ли те лохматые и чумазые рожи могли называться как-то иначе). Вот с египетскими богами дело обстояло сложнее: кто тот рогатый двуликий исполин? И если вот эти, кажется, обзывались сфинксами, то кто те чудики, донимавшие всех проходивших немыслимыми загадками?.. А некоторые из магов, находящихся на сцене, сидели спиной к зрителям. „Наверно, эти уж совсем страшные“, — решил Северус. Но, как выяснилось, они просто обернулись в ту сторону, откуда должны были появиться следующие гости. Северус не придал значения словам Тёмного Лорда „Вас ждёт ещё один сюрприз“. А зря. На сей раз это не было привычным для Волан-де-Морта бахвальством. Волны „вспенились бурливо“ и выбросили на сцену что-то вроде морской раковины, которая встала на попа, и из неё с проворством спортсменов выпрыгнули… зелёные человечки. От неожиданности Северус приоткрыл рот.

— Марсиане! — зашептали его соседи по ложе.

Северус скользнул по шептунам взглядом: чета пожилых волшебников, чернокожий колдун, группа подростков и он сам, разумеется. Похоже, что все англичане. Пришельцы (если только это не ловкий фокус) лопоча что-то на своём „марсианском“, рассаживались неподалёку от Тёмного Лорда. Их насчитывалось аж пятнадцать человек… хм-хм.

— Земля всегда была лакомым кусочком для инопланетян, продолжал рокотать Волан-де-Морт. — Не всякая планета столь благодатна для жизни. Тут есть питьевая вода, воздух, насыщенный кислородом, умеренно тёплый климат… Настоящий рай. И мы готовы стать добрыми соседями тем, кто протянет нам руку помощи в непростое время.

Марсиане затрясли головёнками. Ребята, сидящие в зале рядом со Снеггом, захихикали.

— А они настоящие? — пропищала девчушка, которой, наверно, только-только исполнилось 17.

Северус ухмыльнулся — он думал о том же.

— Как ОН думает потом от них избавиться? — чернокожий, будучи одиноким, решил поделиться своими соображениями со Снеггом.

Северус подозрительно оглядел его.

— О! Не беспокойтесь, я не шпион! — замахал тот руками. И, озабоченно добавил. — Я слышал, будто инопланетяне очень плодовиты.

На всякий случай Северус отодвинулся от него и устремил глаза на сцену. Там опять всё пришло в движение. На сей раз виной тому явился крупный кудрявый мужчина, прокладывающий себе дорогу при помощи посоха. На плечах вновь прибывшего красовалась тога, а голову венчала тиара.

— Гляди, Нико! — указывала трепещущей рукой женщина на величавого грека, обращаясь, по-видимому, к своему супругу. — Даю слово, это сам Посейдон!

Посейдону тем временем домовой эльф — интересно, чей? — втыкал в уши миниатюрные наушники. Скорее всего, это был адаптер, позволяющий синхронно транслировать услышанное на родной язык. „Выходит, Тёмный Лорд не знает о вирусе полиглотизма“, — отметил Северус.

— Сегодня я присутствую здесь в качестве посредника, — заговорил Владыка морей.

Чернокожий вновь придвинулся.

— Что же Вы? Где Ваши наушники? Сейчас всё прослушаете, — он укоризненно причмокнул.

„Они мне не нужны! Так же, как и тебе, старый осёл!“ — мысленно выругался Северус. Но в карманах всё же пошарил. Рядом с пачкой сигарет лежал небольшой моток проводов — это и были пресловутые наушники. Нетерпеливо он воткнул их в уши и прислушался.

— Я лишь посланник дружественного мне народа. И если вы исполните давнюю мечту атлантов, они одарят вас своей дружбой. А это — учитывая возраст их цивилизации — немало, поверьте!

— Отчего Вы взяли на себя роль роли посредника, не СОЮЗНИКА? — доверительно понизив голос, спросил его Волан-де-Морт.

— Мне ничего не надобно. Я и без того ЦАРЬ, — напомнил с улыбкой седовласый красавец.

Тёмный Лорд щёлкнул пальцами. На стол опустился знакомый Снеггу ларец. Так называемый „ящик Пандоры“. Де Морт, сощурившись, смотрел на Посейдона, поигрывая костяшками пальцев по изразцовой крышке ларца.

— И это тоже? — многозначительно произнёс он, глядя на Царя.

Даже с высоты третьего яруса было видно, как потемнело от гнева лицо Посейдона. Напрасно Волан-де-Морт взялся шантажировать Владыку.

— Я отвечу вам не ранее, чем когда переговорю с братом, — тем не менее спокойно ответил он. — А сейчас вынужден проститься.

Посейдон стукнул посохом и исчез.

После этого всё пошло наперекосяк. Великанам надоело чинно восседать за столами, и Волан-де-Морт сделал знак, чтобы их оглушили на время. Этот инцидент послужил вспышкой к дальнейшим безобразиям: волшебники разных пород и мастей стали выскакивать к Тёмному Лорду и выдвигать свои требования. Поскольку правилам грамотных дебатов их никто не обучал, вели они себя, мягко говоря, некорректно. Так, один из гоблинов встал прямо на стол заседаний и, потрясая кулачонками, стал требовать выплату неустойки: дескать, их племя обманом было вовлечено в преступные деяния Пожирателей смерти — до которых им и дела-то нет! Его братья финансировали безумные идеи Того-Кого-Нельзя-Называть (он так и выразился: „безумные идеи“), а теперь, похоже, их собираются надуть и оставить с носом.

— С носом! Вот именно! — прошипел Волан-де-Морт и, взмахнув палочкой, превратил и без того не малый нос гоблина в слоновий хобот, который потянул беднягу за собой, и тот чебурахнулся на пол.

— Ага! Вот так вы обращаетесь со своими сторонниками! — возопил один из славянских гномов, и его братья ответили воинственным рыком.

Этот боевой клич разогрел сидящих в зале сатиров:

— Подавай сюда обещанное! Выпивку! — загоготали они, застучав козлиными копытами.

— Ни-ка-кого почтения! — восхищённо выдохнул во всеуслышание старичок — сосед Северуса по ярусу.

Учуяв скандал, со своего места сорвались дементоры и взвились под купол театра. Северус сидел в верхнем ярусе, под самым потолком, и грязные тряпки дементоров почти касались его лица. Тут-то и произошёл казус, положивший конец Большому Тёмному Совету. Откуда-то снизу (не из оркестровой ли ямы?) вылетел Красный Дракон и с жутким трубным звуком начал исторгать… каловые массы. Больше всех попало тем, кто находился в партере. Ну, и, конечно, тем, кто сидел за председательским столом. Только слепец мог не заметить, что у Тёмного Лорда так и чешутся руки прикончить несчастного Дракошу, которого чем-то перекормили накануне. Только боязнь окончательно себя скомпрометировать, он этого не делал. Это было смешно: наблюдать космическую степень бешенства де Морта!.. Что до зелёных человечков, так они сочли за благо ретироваться. „Инопланетная военная угроза, похоже, миновала“, — с облегчением вздохнул Северус. И, пока „суть да дело“, Северус решил навестить Юлию.

Глава 17. В сердце Африки.

Если Совет, которому суждено было так бесславно кончиться, Волан-де-Морт гордо именовал БОЛЬШИМ, то Совет, состоявшийся в Хогвартсе, смело можно назвать МАЛЫМ, поскольку присутствовало на нём всего пятеро: директор, завуч (в лице Будогорского) и трое студентов — Гермиона Грейнджер, Рон Уизли и Гарри Поттер. Гарри с любопытством оглядывал директорский кабинет: не так часто он посещал его со дня смерти Дамблдора. Нельзя сказать, чтобы убранство этой комнаты сильно претерпело изменения. На стенах те же портреты, на стеллажах книжного шкафа всё те же „штучки“. Вот только на письменном столе идеальный порядок. И нет Фоукса… Где, кстати, он? Где, вообще, гнездятся фениксы? Наверно, ответ на этот вопрос мог бы дать Хагрид. Но профессор по уходу за магическими существами обычно норовил подсунуть своим студентам что-нибудь более „интересное“, чем пресловутый Феникс, что-нибудь более клыкастое, более кусачее и опасное.

— Если тебя вдруг заинтересовал уход за магическими существами, Гарри, то со следующего года этот предмет у нас будет преподавать твой хороший знакомый — Чарльз Уизли. У Чарли случилась размолвка с одним из коллег, и он решил покинуть Румынию, — как всегда предвосхитил возникшие вопросы Будогорский.

— А как же Хагрид? — в один голос спросили Рон и Гарри.

— Хагрид увольняется. В связи с переменой места жительства, — ответила за Будогорского Гермиона.

— Как?! — у Гарри даже слов не нашлось, чтобы раздраконить Хагрида по всем статьям за его предательство.

— Никакое это не предательство, — парировала Гермиона. — А очень даже благой поступок. Представьте: в школе madam Maxim одни девочки. Если их некому будет защитить, Шармбатон просто-напросто закроют. Хагрид же повёл себя как настоящий джентльмен.

— Хотел бы я посмотреть, кто осмелится обидеть нашу „Дюймовочку“, — проворчал Рон, имея в виду, конечно, Олимпию Максим.

— Да, — попытался спрятать улыбку Будогорский, — но есть ведь ещё её прелестные ученицы.

— Давайте всё же вернёмся к тому, ради чего мы здесь собрались, — постучала по столу МакГонагалл.

— И ради чего? — бесхитростно вытаращился на неё Рон.

Барин выступил вперёд и торжественно произнёс:

— Дорогие друзья мои! На вас возложена миссия необычайной важности и сложности! Не скрою, не сразу мне удалось убедить коллег отпустить вас. Но! Не стоит вмешиваться в то, что предначертано самой судьбой! Такова ваша карма! Мы не вправе менять прошлое. Также мы не можем спорить и с настоящим… каким бы ужасным оно нам не представлялось…

— Кхе-кхе, — так МакГонагалл деликатно напомнила Ростиславу Апполинарьевичу, что пора переходить к сути.

— Итак, вы отправляетесь в самоё сердце Африки! — с чувством закончил Будогорский.

Рон икнул.

— Вместо занятий? — похоже, он просо ошалел от счастья.

Профессор МакГонагалл проигнорировала неприличную радость Уизли и протянула Гермионе свиток.

— Вот примерный маршрут ваших дальнейших перемещений, — произнесла она. — Ознакомьтесь и уничтожьте.

Ребята склонились над столом. Гарри ожидал, что это будет что-то вроде карты, но ошибся. В столбик были перечислены населённые пункты, где им предстояло побывать, а рядом — ориентировочная дата прибытия. Скатав пергамент в трубочку, Гермиона задала вопрос, который парням и в голову бы не пришёл:

— Когда же мы будем успевать ещё и учиться?

— Вы не поняли? — удивился Будогорский. — Вы не будете учиться.

— То есть нам поставят оценки „автоматом“? — уточнила Гермиона.

МакГонагалл фыркнула и стала поправлять и без того ровные стопы тетрадей на своем столе.

— Что же вы молчите? — не отставала Гермиона.

— Мы не можем выставить вам отметки просто так. Приедут чиновники из Министерства… — начал оправдываться Барин.

— Из какого такого „Министерства“? — хлопнул себя по бокам Рон. — Уж не из того ли, что сравняли намедни с землёй?

— Рональд Уизли, — менторским голосом проговорила Директриса. — Вы не знаете, что говорите. Министерство нельзя уничтожить. Это неподвластно даже… Сами-Знаете-Кому. Не прошло и недели, как Министерство регенерировало.

— Что-о? — сглотнул Рон.

— Стало быть, самовосстановилось — как ящерица восстанавливает утраченный хвост, — пояснила Гермиона.

— Давайте уже закончим, — потерял терпение Гарри.

— Действительно, — поддержала его МакГонагал.

И в двух словах объяснила, что никто не имеет права проставить просто так оценки в аттестате зрелости. Их выставляет сама Школа. Именно Школа! Несколько раз за особые заслуги студентов аттестовали, так сказать, заочно. Но на выпуском эти горе-хогвартцы (ещё недавно считавшие себя везунчиками) оказывались без документа об образовании. Он исчезал, испарялся! Недаром Дамблдор говорил, что даже он не знает всех секретов Хогвартса!

— Но, — успокоил ребят Будогорский. — это касается только выпускников — семикурсников. Но прочих учащихся сие правило не распространяется.

— Это что же… — дошло наконец до Рона, который никогда не отличался способностью хватать на лету. — Мы на второй год останемся?

— Ну-у, — заюлил Будогорский, — у вас есть шанс попытаться сдать экзаменационные предметы с общим потоком.

— Нет. Шансов у них нет, — безжалостно вынесла приговор МакГонагалл. — Но вы должны помнить, что вам оказана невероятная честь: сразиться со злом от лица нашей Школы!

— Видимо, от Барина набралась. Раньше я что-то не слыхивал от нашей старушки таких пафосных речей, — шепнул Рон Гарри.

— Но! — их классный руководитель поднял вверх палец. — МОЁ предложение остаётся в силе! Правда, оно касаемо лишь „защиты от тёмных искусств“.

Понятно, что Будогорский решил на прощание „подсластить им пилюлю“. Ребята понуро кивнули и вышли.

— Слушай, о чём говорил твой любимый Ростислав Апполинарьевич? Какую ещё он открывает вакансию на получение отличной оценки?

— Да какая-то опять ерунда, — махнул рукой Гарри.

— И всё же? — настаивала Гермиона.

Гарри остановился, чтобы припомнить, в каком контексте прозвучал вопрос Будогорского: они готовились к встрече с чутью… Это точно… Но вот в связи с чем был задан этот вопрос?

— Просто Будогорский спросил, что случается с волшебниками, если их сжигают на костре?

— И ты ответил? — пытливо взглянула на него Гермиона.

— Ну, конечно! Сказал, что волшебников невозможно сжечь…

— И всё?

— И всё! — развёл руками Гарри.

— Ну, это же Барин! БА-РИН! Пообещать для него — не значит обмануть! — у Рона, как всегда, было всё легко и просто.

Может, просто забыть об очередной блажи Будогорского? Может, Рон на этот раз прав: Барин — он Барин и есть… Но это было не в характере Гермионы. Тем же вечером она отправилась к декану их факультета с ультиматумом: либо Ростислав Апполинарьевич знакомит со своей загадкой „с чувством, с толком, с расстановкой“ — либо… не пудрит им мозги! Постучав и не дождавшись ответа, она рискнула приоткрыть дверь. Ростислав Апполинарьевич стоял у окна, обхватив себя за плечи.

— Профессор? — окликнула его Гермиона — тот не откликнулся.

Она решила не заявлять о своём присутствии… пока. Гермионой овладела идея „проверки связи“ (так Будогорский называл окклюменцию без ведома респондента). Ещё ни разу, ни одному студенту (за исключением, может быть, Гарри) не удавалось проникнуть в сознание своего учителя. А сейчас, похоже, Ростислав Апполинарьевич не включил защиту. Было бы так заманчиво прогуляться по коридорам его сознания… Но! Барин стоял к ней спиной. Без зрительного контакта шансов на успех мало. Вернее, почти нет. Попробовать? В любом случае, что она теряет? Гермиона тряхнула головой, выбрасывая все отягощающие её мысли, и замерла. Даже не дышала. Юная женщина сидела в кресле. Просторный пеньюар не скрывал её „интересного“ положения. Лицо будто списано с лика Мадонны. Картина медленно таяла в розовой дымке. На смену ей из грязно-серого тумана стало вырисовываться лицо улыбающегося мужчины: тёмные густые волосы, большие чёрные глаза… Он был ей знаком. „My Got! — чуть не вырвалось у неё. — Да это же Северус Снегг!“

В ту же минуту обернулся Будогорский.

— Гермиона? — удивился он. — Я не слышал, как ты вошла.

Кое-как справивившись с эмоциями, Гермиона состряпала невинно-безмятежную мину и ляпнула первое, что пришло в голову:

— Мы согласны… согласны на ваше предложение, — „Боже что я говорю!“

По окончании кратковременного визита Гермионы Ростислав вновь подошёл к окну. Недавние воспоминания жгли душу. Снова обозначилась та картинка, которую нечаянно (нечаянно ЛИ?) подсмотрела Грейнджер. Юлия сидит в кресле и вышивает красных петухов на кухонных занавесках. Сам он систематизирует художественную литературу. Работает телевизор. Обстановка почти семейная. И вдруг — щёлк! — из ниотуда появляется Северус (как обычно в черном: ни дать, ни взять — гот!). Тут же петухи летят в сторону. Юля — будто и не на сносях! — вскакивает на кресло, а Снегг, не стесняясь нечаянного свидетеля, кружит свою беременную жену по комнате. Потом осторожно возвращает на место и гладит ей лицо, ловит и целует Юлины руки. Будогорского игнорируют до тех пор, пока он сам не заявляет о своём присутствии:

— Я выйду на лестницу, перекурю.

Юлька опускает руки и растерянно на него смотрит. Лицо Снегга деревенеет, но он заставляет себя ответить:

— Через минуту я к тебе присоединюсь.

Северус выходит на лестничную площадку, как и обещал. Он молча прикуривает от сигареты Ростислава.

— Я только что с Большого Совета. Он с треском провалился, — Снегг решил не тратить попусту слов. Вместо этого открыл коридоры своего сознания, чтобы Славка мог без труда прочесть эту информацию. — Как тебе картинка?

Он довольно хохотнул и тут же посерьёзнел:

— Теперь о Юлии… Как она?

Барин тоже постарался быть краток:

— Скоро ты станешь отцом. Ей не доходить всего срока.

— Пожелаешь мне? — произнёс вслух Северус, затушив сигарету.

— Ни пуха! — кисло улыбнулся Будогорский.

— К чёрту! — от души послал его Снегг и трансгрессировал.


„Нужно прекратить таскаться к Юльке… Хотя, конечно, это было бы форменной трусостью с моей стороны. Сейчас я единственное звено между ЕЁ миром и миром, в котором обретается Севка…“ Получается, ни до, ни после родов Юлии он просто права не имеет её оставлять… Или всё это предлог, чтобы видеться с ней?.. Самое мудрое в такой ситуации — пустить всё на самотёк. О чём действительно сейчас стоит подумать, так почему МакГонагалл сподобилась-таки отпустить знаменитую троицу туда, где их очень даже может быть ждёт лютая смерть? Что заставило Директора Хогвартса дать вольную Поттеру, Грейнджер и Уизли? Может, Минерве тоже явился во сне Дамблдор, с мнением которого (единственного!) она считалась? Стоп! Дамблдор во снах более не является… Что, если МакГонагалл видела его в другой ипостаси? Живого… или полуживого? Ведь она занимает его апартаменты, а это что-нибудь да значит! Там каждый пустяшный предмет хранит память о своём прежнем хозяине. Насколько знал Будогорский, нынешняя директриса Хогвартса ничего не меняла в жилище Дамблдора. Напротив, с педантизмом старой девы она холила и лелеяла вещи Альбуса, протирая их ежедневно с тщательностью, которая в конце концов могла бы нанести ущерб большим и малым дамблдоровским безделушкам, так как она рисковала затереть их до дыр. Упиваясь болью неразделённой любви (сказать кому — не поверят!), Ростислав как-то оставил за кадром то, что раньше бы не обошло его внимания: что предшествовало принятию МакГонагалл решения не чинить препятствий на пути Поттера? Широкими шагами Будогорский преодолел расстояние от своего кабинета до директорского и гаркнул перед входом:

— Десятка червей! — он вошёл в стену.

Лестница-эскалатор доставила его прямёхонько до порога. Он распахнул тяжелые дубовые двери и замер. За письменным столом сидел… Альбус Дамблдор.

— Прошу Вас, Ростислав Апполинарьевич, — услышал Будогорский плаксивый голос Директрисы, — ущипните меня!

Ей-богу, на привидение более походила Минерва: в одной ночной рубашке она была тоща, как жердь, и растрёпана наподобие огородного пугала.

— ОН меня преследует! — МакГонагалл указала дрожащим пальцем на Альбуса.

— Почему! Почему, Минерва, Вы не хотите примириться с тем, что я жив? Неужели эта мысль для Вас столь неприятна?

МакГонагалл всхлипнула. А Будогорский решительно шагнул к столу и протянул руку Дамблдору. Тот улыбнулся и встал во весь рост.

— Благодарю, Ростислав. Как видите, я вышел из подполья. Потому как дела ваши крайне запущены.

Барин удивленно приподнял брови. МакГонагалл всё ещё стояла, прижавшись к стене.

— Да, очень запущены, — повторил Дамблдор — строго и в то же время ласково — вполне в его духе.

Он вышел из-за стола и потянулся. Ростислав отметил, что рука учителя — мёртвая в последние месяцы ТОЙ жизни — вновь выглядела „как новенькая“.

— Готов предупредить некоторые ваши вопросы. Во-первых, отличное снадобье Вы когда-то приготовили, Ростислав Апполинарьевич… Не для слабонервных, да-с… но ведь и я не из таких?! — Дамблдор ухмыльнулся в бороду. — Во-вторых, Ваш рецепт имеет одну особенность… Интересно, Вы знаете о ней?

— То, что существует связь между Вашей силой и слабостью Волан-де-Морта? — вопросом на вопрос ответил Будогорский (в то время как МакГонагалл переводила взгляд, полный непонимания, с одного мужчины на другого).

— Значит, знаете, — Дамблдор разочарованно вздохнул. — Тогда, в-третьих: обо мне не должен знать НИКТО. И так посвященных больше, чем достаточно.

— Я не понимаю, — вмешалась Маконагалл. — Выходит, Поттеру привиделось, будто Вы убиты Снеггом?

— И да, и нет, Минерва. Видите ли, у нас была с Северусом договорённость, о которой ничего не знал Гарри. Вот и всё…

— Всё?! — взвизгнула почтенная дама. — А то, что честный человек оклеветан, Вам всё равно?

— Это ему епитимья. За грехи, — жестоко пошутил старец.

МакГонагалл пошла пятнами и открыла рот, дабы издать вопль справедливого негодования, но Дамблдор упредил её:

— Тихо! Теперь мы действуем сообща. Каждый из нас достаточно силён в окклюменции, чтобы Волан-де-Морт пребывал в неведении относительно моего воскрешения, — он совершенно неожиданно выкинул вперёд правую руку. — Один за всех?

— И все за одного! — МакГонагалл и Будогорский подтвердили мушкетёрский жест, положив свои ладони поверх Директорской.

Наконец стратегия была выработана. Постановили: если Гарри, Рон и Гермиона смогут сдать все экзамены, то закончат Школу со своими одноклассниками. Если нет, их обучение продлится ещё полгода (ровно столько, сколько они пропустят). Их захватывающее приключение (по мнению Рона), опасное предприятие (по словам Гермионы) или смертельная схватка (как выразился Гарри) начиналось в Африке. После их ждала Бразилия, Тибет, Атлантида и Плутония. Надо сказать, что это программа максимум. Основной же их задачей являлось нахождение броши Когтевран. Поэтому всё закончится сразу после нахождения раритета… Так считали Рон и Гермиона. И только Гарри полагал, что ТАК это не может завершиться. Необходим логический конец. КАК это будет, он точно не знал. Но надеялся, что у него достанет времени, чтобы узнать. Или придётся ориентироваться по ходу действий… В крайнем случае, подскажут. Будогорский неоднократно говорил, что физическое уничтожение Волан-де-Морта есть миссия, уготованная младшему Поттеру по предсказанию Трелони (о которой, кстати, был самого высокого мнения), но Гарри слишком молод, чтобы выйти один на один к Тёмному Лорду. Снегг, как провинившийся школяр, стоял в приёмной Тёмного Лорда, послушно склонив голову.

— Ваша задача: всюду — я повторяю — ВСЮДУ следовать за членами Ордена, — гундел его всемогущий Хозяин.

„За всеми сразу?“ — мысленно откомментировал Северус.

— Сейчас, когда Министерство уничтожено…

„Ха! Тебе хотелось бы в это верить…“ — вновь не удержался он от внутреннего комментария.

— … конечный пункт их маршрута предполагается в Отделе Тайн, — продолжал Волан-де-Морт.

Северус вздрогнул: „Откуда он так много знает?“

— Всё! — гавкнул Тёмный Лорд и отвернулся.

Снегг отметил, что с последним „всё!“ де-Морт выплюнул коренной зуб. „Какая гадость!“ — поморщился он. Однако во всякой гадости есть своя доля приятности. Вот, например, сегодня Северус (зная, что играет с огнём!) опробовал новое средство защиты. От нечего делать им был проштудирован курс физики общеобразовательных школ российских маглов. И, удачно скомбинировав законы аэродинамики с магическими преобразованиями, Северус создал интересную штукенцию, напоминающую самый обычный пульт. Нажмёшь на кнопочку — полная блокада твоих мыслей за счёт установления поля, препятствующего каким бы то ни было колебаниям физического происхождения извне. Да, приходится признать, физика — наука, пред которой стоило снять шляпу!

…А поручение Волан-де-Морта не шло вразрез с его собственными чаяньями… Правда, Северус не знал, что как только он покинул апартаменты Лорда, из-за занавески вышел Сивый, которому было поручено проникнуть в замысли „хитреца Снегга“.

— Что скажете? — придерживая челюсть, обратился к нему Волан-де-Морт.

— Ничего, — развёл руками Сивый.

— Согласитесь, мой милый, — прошамкал де Морт, — трудно поверить, чтобы человек неглупый ни о чём не думал.

Под „неглупым“ Хозяин разумел Снегга.

— Ничего, он у нас ещё заплачет кровавыми слезами, — пообещал Сивый.

— Слушайте внимательно, Фенрир. Как нитка за иголкой, так и Вы за ним — следуйте неотступно. Не отставайте ни на шаг! Запомните: он мне нужен!

— Вообще-то жутковато было, — признался Рон, когда Гарри с одной стороны, а Гермиона с другой, помогли ему пересечь океан.

Рон оставался единственным, у кого не всегда получалась трансгрессия „по-русски“. Не всегда здесь не годилось. Надо было наверняка. Поэтому Гермиона и предложила трансгрессию тройками (как они делали неоднократно, скитаясь по Трансильвании). Слава богу, всё получилось.

— Теперь пересекаем Европу, а там — в Каир, — посмотрев на часики, пробормотала Гермиона.

— Нам же в Египет, — счёл своим долгом напомнить Рон.

— Каир — это столица Египта, — походя откликнулась Гермиона, нисколько не удивляясь невежеству друга. — Там мы встретимся на новой штаб-квартире с НАШИМИ. Интересно, какая она, эта явочная квартирка… Похожа на прежнюю?

— Вряд ли, — постарался замять неприятную для Гарри тему Рон и поспешил признаться: — Я, вообще-то не знал, что Египет — это Африка.

— Думаешь, я очень удивилась? — холодно осведомилась Гермиона.

— Не стоило ей в этом признаваться, — дал Рону дружеский совет Гарри перед тем, как вновь трансгрессировать.

„Нашими“ оказались: Грюм (заметно обрюзгший), Люпин (будто выцветший), Тонкс (вот она напротив цвела и пахла), а также Билл Уизли и Кингсли. Билл оставил Флер дома, дабы в случае чего их ребёнок не остался круглым сиротой. Кингли выглядел совершенно убитым (обстоятельства не разглашались). Фреда и Джорджа (к немалому удовольствию их младшего брата) привлекать не стали, посчитали легкомысленными. А вот Чарли должен был присоединиться к ним позднее. Из Хогвартса не прибыл никто… Почему, спрашивается? Гарри чувствовал какую-то странность. „Ко мне относятся как к смертнику, — со злостью подумал он. — Даже охрану сократили… Конечно, чего ради зря тратиться?“ Гермиона незаметно для всех пожала под мантией ему руку — она его услышала. А Рону всё было по барабану. По идее, только он и вселял в Гарри уверенность.

К ним подхромал Грюм.

— Ну что, седлаем мётлы? — подмигнул он ребятам.

— Можно, — вяло согласился Гарри.

— А ну, не киснуть! — гикнул старый забияка, закидывая грузную ногу на древко метлы.

Как ни странно, это помогло.

К вечеру в одной из негритянских деревень в честь гостей устроили маленький праздник. Сидя у костра, Гарри слушал только что прибывшего Барина.

— Это одно из немногих оставшихся селений, где жители исповедуют Вуду. Сейчас считают, что родина этой религии Гаити. Но я провёл некоторые исследования и доказал, что те племена, которые эмигрировали на Гаити, родом из этих мест. Именно здесь родилось то, от одного упоминания которого люди вздрагивают, — Будогорский понизил голос: — ЗОМБИ! Не все знают историю происхождения зомбирования. Ведь создание оживших мертвецов не является самоцелью религии Вуду. У неё — впрочем, как и во многих других мировых религиях — крепкá связь предков с потомками. И если отдельные несознательные пращуры лишали своих родственников наследства, то их обращали в зомби — этакий прообраз библейского Агасфера.

Рон крепился как мог. Но к моменту упоминания Вечного жида глаза его неумолимо начали слипаться.

— Э-эй, не спи, замёрзнешь! — Барин провёл ладонью по лицу спящего.

Тот встрепенулся, но лишь на мгновенье.

— Итак, на чём я остановился? — невозмутимо продолжил Будогорский. — Ах, да! — Агасфер!.. Боюсь, конец истории будет скомкан. Просто мне хотелось довести до вашего сведения, что зомби — не ожившие мертвецы, разгуливающие где им заблагорассудится и творящие что захочется. Зомбирован может быть каждый. При чём совсем необязательно даже предварительно умерший. Выполнение чужой воли и называется зомбированием.

— Чем же тогда ЭТО отличается от действия заклятия Империус? — спросил Гарри.

— Завтра увидишь, — позёвывая, Барин растянулся на циновке, кутаясь в цветную тряпку, заменяющую одеяло.

Гарри последовал его примеру.Любознательная же Гермиона отправилась досматривать ритуальные пляски аборигенов.

— Гарри! Гарри, проснись! — шею обжёг горячий девичий шепот.

Гарри открыл глаза. Гермиона дала знак: мол, надо поговорить. Спорить он не стал, но от досады на виновницу раннего пробуждения тихонько застонал. Барин тут же зашевелился. Гарри виновато посмотрел на подругу — та показала ему кулак. Когда они углубились в лес, отойдя от деревенских хижин на значительное расстояние, Гарри не пожалел, что Гермиона вынудила его встать в такую несусветную рань. Зелень, ещё не уставшая от знойного африканского солнца, сражала своим великолепием. Утренняя влага оросила сочные листья тропических деревьев, и они блестели, будто натёртые воском. Буйство красок поражало. Начни перечислять, и непременно запутаешься: вот, к примеру, цикламен, а вот это… ультрамарин, что ли?.. Да и свежий воздух, казалось, имел свой собственный окрас. Улыбаясь, Гарри смотрел на Гермиону. Хорошо, если б на её месте оказалась Джинни…

— Но я не Джинни, — отрезала она. — И настроена, увы, не на романтический лад.

— Здорово у тебя получается, — не без иронии похвалил Гарри её достижения в чтении чужих мыслей.

Гермиона досадливо поморщилась:

— Ладно тебе… Я вот что хотела рассказать… Предупреждаю: тебе может показаться это странным… И не говори пока Рону, его это мало касается.

— Ты о чём?

— Дело в следующем. Помнишь, вчера — пардон, позавчера! — я заходила к Будогорскому, чтобы подтвердить: мы согласны продлить наше обучение. Я не сказала, но, отправляясь к нему, меня больше всего интересовала загадка, которую он тебе задал.

„Гермиона в своём репертуаре. То, на что другой и внимания бы не обратил, у неё вдруг приобретает архиважный смысл“.

— Не отвлекайся, — перебила она ход мыслей Гарри. — Будогорский не сразу меня заметил. Я смогла увидеть, о чём он думает.

— О какой-нибудь очередной красотке?

— Да. То есть нет. Женщина, о которой он думал, была беременна.

— Остаётся лишь порадоваться за своего учителя. На мой взгляд, ничего удивительного. Барин говорил, что мечтает о ребёнке…

Гермиона покачала головой.

— Что-то там не так. Он был очень расстроен.

— Тогда, может, это была его погибшая беременная жена… Тебе не приходило подобное в голову?

— Думаю, эта женщина постарше. Жена Будогорского умерла в восемнадцать, а этой около тридцати, наверное. И… Гарри, где-то я уже её видела… не могу вспомнить, — Гермиона наморщила лоб.

— Тоже ничего удивительного, — поспешил её утешить Гарри. — Как говорится, мир тесен. Тем более, мир волшебников.

— Это ещё не всё.

— Кто бы сомневался!

— Не упади сейчас. Женщина, о которой я тебе говорю, по-моему, как-то связана со Снеггом.

Гарри замер.

— Я не уверена, — призналась Гермиона.

— С одной стороны сходство мужчины, которого я увидала в воспоминаниях Будогорского, с нашим зельедельцем поразительное… А с другой стороны… у него были чистые волосы, — в замешательстве добавила она.

Гарри расхохотался.

— Ну, знаешь, и Снегг когда-то моет голову.

— Да. Но этот… тот… в общем, он СМЕЯЛСЯ! И глаза у него были добрыми.

— Спятила? — довольно грубо осадил её Гарри. — Извини…. Если оно так, как ты говоришь, значит, ты ошиблась. Это не Снегг.

Гермиона замялась.

— Дело даже не в этом… Я шла к Барину, чтобы узнать ответ на твою загадку. Я спросила: что он имел в виду, когда спрашивал тебя, что происходит с колдунами на костре.

— И?

— И он сказал, что ему очень бы хотелось, чтоб мы сами до всего дошли.

— Ответ, достойный Будогорского, — фыркнул Гарри. — Так ты разбудила меня, чтобы рассказать эту ВЕЛИКУЮ тайну?

— Подумай сам, Гарри, — Гермиона топнула в раздражении ногой. — Сначала я вижу женщину, о которой грезит Барин. Следом за ней — Снегга… Да ещё этот вопрос, за решение которого — с ума можно сойти! — Будогорский ставит на экзамене высший балл!

— Ага, вот где собака зарыта! Более всего тебя волнует отличная отметка!

— Иногда я думаю, — высокомерно проговорила Гермиона, — что все мальчишки, втемяшив себе что-то раз и навсегда в башку, ничего другого уже не видят и видеть не хотят. Повторяю ещё раз — для ОСОБО одарённых! — всё это неспроста! Очевидно, Будогорский знает что-то такое, чего не знаем мы!

— Ты намекаешь, — мало-помалу прозревал Гарри, — что та женщина — жена Снегга?!. Она что, полная уродина?

— Она красавица, — безапелляционно заявила Гермиона.

— Ладно, оставим это… Получается… Будогорский — предатель? Это ты хочешь до меня донести?

— Как всё-таки по-разному устроены мужские и женские мозги! — в сердцах прикрикнула Гермиона. — Снегг — профессор ЗЕЛЬЕВАРЕНИЯ! Он попросту мог заморочить ту женщину! А Барин знает больше, чем говорит. Ты сам как-то упоминал, что нашего классного нет по вечерам в Хогвартсе. Где, спрашивается, он болтается? Нужно взять это на заметку!..

Из кустов высунулась огненная голова Рона.

— Кого тут нужно взять на заметку? — сонно пробормотал он.

— Тебя что тут носит? — накинулась на приятеля Гермиона.

— Пошёл отлить, — смущённо промямлил он.

— Какие душещипательные подробности! — хихикнула Гермиона. — Слушайте вы… ОБА. Вчера, когда вы дрыхли без задних ног, я смотрела концерт местных. Их ритуальные пляски, согласно религии вуду, посвящены воскрешению. Сначала танцующие делают вид, будто пьют какой-то дурманящий напиток. Затем слабеют. Падают. А потом, через некоторое время, становятся…

— Зомби, — подсказал Рон.

— Дурак! — дала ему щелчок Гермиона.

Тот обижено засопел.

— По окончании обряда опоенные зельем становятся ещё более могучими воинами! Вам это ничего не напоминает?

— Не-а, — одинаково помотали головами Рон и Гарри.

Гермиона приблизила к ним лицо и таиственно прошептала:

— Я отгадала загадку Барина!

И, помолчав для пущего эффекта, выпалила:

— Дамблдор жив!

После этого обескураживающего заявления Гарри развернулся и, ломая мясистую зелень, отправился в дом. „Этим не шутят, чёрт побери! Гермиона, похоже, совсем заучилась! Надо же: Дамблдор жив!..“ Вытерев башмаки о циновку при входе, он услыхал знакомые голоса. Бамбуковая соломка при входе служила плохой преградой для хорошо поставленных голосов хогвартских педагогов. Стоило только Гарри войти, оживлённый разговор тут же свёрнули.

— Ну, значит, договорились, — проговорила МакГонагалл (именно она являлась вторым лицом в диалоге с Будогорским).

— Очень жаль, Минерва, что Вы не останетесь до вечера, — посетовал Барин. — В нашу честь предполагается устроить грандиозный праздник… О-о-о! Гарри!

Его удивление выглядело на редкость фальшиво.

— Мистер Поттер, здравствуйте, — поприветствовала Гарри Директриса. Даже в неофициальной обстановке МакГонагалл не допускала панибратства.

— Здравствуйте, — ответил Гарри. — Не знал, что Вы здесь.

— Да-а… я, в общем ненадолго. Я тут проездом.

В эту минуту, раздвинув бамбуковые шторки, в комнату вошли Гермиона и Рон.

— Профессор! Не ожидала Вас здесь увидеть, — Гермиона, похоже, была искренне рада повидать МакГонагалл.

— Здравствуйте и до свидания, — неловко улыбнулась Минерва. В своей остроконечной шляпе и бессменной чёрной мантии МакГонагалл выглядела в обстановке африканских джунглей довольно нелепо.

Никто не сделал попытку задержать учёную даму и она, пятясь, дабы ничего не свернуть в тесном жилище, поспешила к выходу.

— Позвольте, я провожу Вас, — Будогорский вышел вслед за ней.

— Вы вчера завалились спать рано и не знаете сегодняшней программы, — как ни в чём не бывало, заговорила Гермиона. — Утром из соседней деревни должны прийти женихи. Они намерены свататься к местным красавицам. Представляете, как природа распорядилась: испокон веков в этом селении рождаются сплошь одни девочки, а у соседей — наоборот!

— Ты почерпнула эти сведения из ритуального танца? — хмуро поинтересовался Гарри.

Гермиона захихикала.

— Да нет. Вчера ко мне подсела одна из здешних невест. Ей очень хотелось заполучить что-нибудь из современных прибамбасов: плеер или мобильник… но у нас же этого нет. Поэтому я предложила погадать ей накануне свадьбы. Она согласилась…

— Что ты ей предложила? — Гарри подумал, что ослышался.

— По-га-дать. Так вот, Зейнаб…

— Как-как? — переспросил Рон.

— Может, уже хватит перебивать? — нахмурилась Гермиона. — Зей-наб. Имя местной девушки Зейнаб… Но, может, я ошибаюсь. Неважно. Короче, она была так поражена моими способностями гадалки, что даже не захотела выслушать, что её ждёт в будущем: удовольствовалась рассказами о настоящем.

— Один вопрос, — вклинился Гарри. — На каком языке вы общались?

Вместо ответа Гермиона вынула из уха вкладыш, напоминающий деталь аппарата для слабослышащих, и горделиво продемонстрировала его.

— Мартышка к старости слаба ушами стала? — не удержался Рон.

— Сейчас получишь, — огрызнулась Гермиона. — Мне, между прочим, дала это профессор МакГонагалл.

Гарри взял округлую с одной стороны и испещрённую маленькими дырочками — с другой штукенцию в руки и уже хотел поместить её себе в ухо, как Гермиона коршуном налетела на него:

— Ты что?! Это негигиенично! — с этими словами она вырвала у Гарри своего „переводчика“.

— Это нечестно! — Рон чуть не плакал. — Почему тебе?

Гермиона показала ему язык.

— Если будешь паинькой, так и быть, переведу тебе ключевые моменты.

— Похоже, я здесь вообще для мебели! — буркнул Рон.

— Ты наша сила. Физическая, — утешила его Гермиона.

— Ага, много проку от физической силы в схватке с магами!

— Не скажи. Может пригодиться. Во всяком случае, понятно, чего народ от тебя ждёт: ты сила, Гермиона — мозг. А я? — развёл руками Гарри.

— Ты — наше всё! — примирительно сказал Рон.

Тут послышались громкие возгласы, зазвучал тамтам. Ребята вышли на крыльцо. Все строения деревни образовывали кольцо. Позади хижин простирались джунгли. В центре селения красовалась площадь. Наверно, излишне говорить, что она была земляной (правда, утрамбованной не хуже асфальта). На имеющейся площади отсутствовали неизменные атрибуты приключенческих фильмов, повествующих о жизни диких народов. Во всяком случае, в пределах видимости не наблюдалось ни пыточного столба, ни бассейна с крокодилами, ни трона для верховного жреца, ни деревянных идолов. Просто ровная площадка, и всё. Сейчас, правда, она выглядела по-киношному живописно. На юношах-женихах красовались набедренные повязки из перьев диковинных птиц (вот уж никогда Гарри бы не подумал, что существуют на свете птицы с таким густым оперением! Несмотря на ветерок, сквозь набедренную повязку невозможно было ничего углядеть!). Головы молодых людей венчали повязки, украшенные всё тем же пером. А тела расписаны самым причудливым образом. И хоть наш современный вестник образования (читай: „телевизор“) не раз демонстрировал аборигенов, разрисованных подобно тому, что наблюдал тут вживую Гарри, эффект от увиденного можно было сравнить разве что с живым звуком и фонограммой. Голые африканцы на TV выглядели жалкими заморышами, в то время как эти — красавцы-гиганты, с лица которых впору иконы писать (так они были величественны и одухотворены). На запястьях, шее, икрах были надеты браслеты — деревянные, металлические, нитяные… Резкий звук заставил обернуться. На площади появился ещё один персонаж — тощий, кривоногий и низкорослый уродец. Однако с его появлением установилась почтительная тишина.

Тот удовлетворенно кивнул и воздел руки к небу:

— Ас-сейн!

Звук голоса лилипута, подобный трубному слоновьему рыку, вызывал уважение. Из хижин стали выходить невесты. Девушки были, так сказать, „топлес“. Гарри чувствовал неловкость, и в т же время не мог заставить себя не смотреть на обнаженные груди девиц. Честно говоря, в его представлении женская грудь была похожа на мячики с двумя пупырышками посередине. Стоило признать, что в жизни наблюдалось куда большее разнообразие: вот у той, с красным цветком в распущенных волосах, груди торчат в разные стороны, как у козы; а у этой полненькой лежат, будто груши, на животе…

— Хорош глазеть! — ущипнула его Гермиона.

— Ты это Рону скажи, — Гарри показал глазами на приятеля, у которого аж челюсть отвисла — причём не в переносном, а в буквальном смысле.

— Смотрите, что будет дальше, — голос принадлежал вроде бы Будогорскому — хотя тот рта не раскрывал.

— Хаш-ми! — взревел шаман.

Тут же молодые люди встали в круг, в центре которого оказался местный шаман. Юноши встали плечом к плечу спиной к мудрому старцу и опустились на одно колено. Позади них вдруг взметнулись языки пламени — колдун растворился. Ребята переглянулись. Но остальные не выказали никакого удивления. Так же внезапно, как возникло, пламя утихло. Женихи поднялись с колен и, повернувшись к тому месту, где только что стоял шаман, стали разбирать луки и стрелы.

— Идите за ними, — шепнул Барин. — Я вас догоню.

Гарри, Рон и Гермиона проследовали за молодёжью. Лесная тропка вскоре вывела их к обрыву. Под ним, на глубине метров двадцати, мутнела некрупная речушка.

— Что это они собираются делать, не знаешь? — с опаской спросил Рон, глядя, как девушки выстраиваются в шеренгу на краю обрыва.

У девушек было чудесное настроение (в отличие от Рона). Они игриво хихикали, стреляя глазами на парней, занявших места в оппозиции. Судя по всему, последние… прицеливались!

— Нужно их остановить! — гневно воскликнула Гермиона и подалась вперёд.

— Нет, — удержал её Гарри. — Не будем вмешиваться.

Но чувствовал какой-то душевный трепет.

В это время молодые мужчины выпустили свои стрелы. Их наконечники вонзились в невинные жертвы. Гермиона завизжала. И тут случилось вовсе невероятное. Парни побросали оружие и бросились за своими невестами с обрыва.

— Массовый суицид, — пролепетала Гермиона.

— Ну, офигеть! — присвистнул Рон. — А попроще что-нибудь они не могли придумать?

Гарри подошёл к краю обрыва: практически каждый из молодых людей нашёл себе пару. Только одна из девиц — та самая, с грушевидной грудью — бултыхалась в речонке. Юноша, кому она предназначалась, плыл в диаметрально противоположном направлении. „А ещё говорят, что, мол, не все мужчины любят полных женщин… некоторые любят ОЧЕНЬ полных“, — ухмыльнулся Гарри. На деле выглядит с точностью наоборот: „Не все любят худых, некоторые — ОЧЕНЬ худых“. Вот и эта толстушка никому не приглянулась… Остальные парочки в это время легко парили под облаками (!).

— Как это у них получается? — Рон наблюдал из-под козырька ладони романтическую сцену „парения“ с видимым удовольствием.

— Любовь окрыляет, — мечтательно произнесла Гермиона. — А я-то думала, что это метафора.

— „Мета…“ — что? — Рон выпучил свои прозрачные голубые глаза и уставился на подругу.

— Забудь, — раздражённо буркнула она.

Вернувшись в деревню, ребята увидели вновь прибывших волшебников и волшебниц. Рон пошёл пообщаться с братьями. Чарли прилетел на драконе (одному богу ведомо, как такое расстояние он преодолел на подобном монстре!). Рону не терпелось узнать: действительно ли Чарльз собирается бросить такое увлекательное занятие как дрессура драконов и начать преподавательскую деятельность в Хогвартсе, да ещё такой скучнейший предмет — уход за магическими существами! И где собирается жить новоиспечённый педагог? Уж не в хижине ли Хагрида?

Гарри смотрел издали, как Рон размахивал своими длинными граблями прямо перед носом Чарли, пока тот не вышел из себя и не хлопнул младшего братца по рукам. К ним подошёл Билл. Что было дальше, Гарри не суждено было увидеть. Нарисовалась Василиса Прекрасная. К ней поспешила Гермиона. Обе красотки заслонили собой братьев Уизли и завели жеманный разговор.

„А где же Будогорский?“ — Гарри обвёл глазами видимое пространство. Бог мой! Кого здесь только не было: гоблины и эльфы, люди и великаны. В самом начале знакомства с Будогорским Гарри услышал от своего будущего учителя, что настоящий волшебник должен быть худ, бледен и измождён. А он, дескать, исключение из правил. Глядя на это разношёрстное собрание, приходилось признать правоту их профессора… Но где он сам? Гарри решил потолкаться среди волшебников — авось, услышит что-нибудь интересное или встретит кого-нибудь из знакомых. Нечто необычное, но уже виденное им ранее, привлекло внимание Гарри. В зарослях буйной зелени стоял Ростислав Апполинарьевич. На плече у него сидел ворон. Точно такую же картинку видел Гарри в Румынии — перед тем, как всё смешалось (летучие мыши, вороньё, волки). Ровнёхонько перед нашествием этого зоопарка на плече Барина сидел крупный носатый ворон. Страшная мысль полоснула Гарри. „Может, Будогорский не тот, за которого себя выдаёт? Как Грюм… или ещё того хлеще — подлый оборотень, подобный Петтигрю. Нет, пожалуйста! Только не Барин!“ — взмолился он. У Гарри заныло сердце. Сколько раз ему ещё придётся разочаровываться?! Он так верил Грюму — а тот оказался ставленником Волан-де-Морта! Так был привязан к Дамблдору и к Сириусу!.. Если до кучи что-то не так с Будогорским, он просто сойдёт с ума! Словно подслушав мысли Гарри, Барин согнал с плеча птицу, угостив её на прощание сухариком. Улыбаясь, Ростислав Апполинарьевич протянул Гарри сложенное треугольником письмо:

— Тебе. В Хогвартсе новая мода: письма переправляют вóроны. Весьма импозантно.

У Гарри отлегло от сердца.

— От кого, не знаете? — спросил он. — Все, вроде бы, здесь.

Барин вновь улыбнулся.

— Значит, не все. Я пойду… с твоего разрешения.

Гарри опустился на траву и разорвал верхний слой бумаги. Письмо было от Джинни.

Гарри!

Последнее время мы не очень ладили. Не слишком много разговаривали. Только сейчас я поняла, как ты дорог мне.

Пожалуйста, напиши ответ.

И береги себя.

Твоя Джинни. Гарри в задумчивости сложил письмо. »«Твоя» Джинни«, — повторил он. Так ли это? На все его попытки близости она отвечала резким отказом: „Только после свадьбы!“ Вот оно — то, что так бесило Будогорского в соотечественницах Гарри: никогда, ни при каких обстоятельствах не терять головы. Трезвость и холодный расчёт. Может, он не так уж и нужен Джин. Не так „дорог“, как она пишет, если не в состоянии отринуть маменькины запреты. Волшебники и волшебницы стали кучковаться вокруг объявившегося шамана.

— Брак на небесах свершился! — торжественно провозгласил верховный жрец.

— Мы это успели заметить, — хмыкнул Рон.

— Что ты там успел заметить?! — цыкнула на него Гермиона. — Тебе же мало один раз увидеть — нужно ещё сто раз пояснить!

— Ну, это как раз мне объяснять не надо, — парировал Рон, недвусмысленно изобразив акт „любви на небесах“. — Ты видел, Гарри, как у этих болванов перья встопорщились?

— Скабрезник! Прекрати немедленно! — щёки Гермионы пылали.

— Па-жалоста! — Рон отвернулся с деланным равнодушием.

С небес стали спускаться парочки: охотник и его „трофей“. Чуть поодаль стояли одинокий воин, рядом — нахмурившаяся девушка, которую никто не возжелал.

— Сегодня вы — собравшиеся — будете свидетелями нашего великого таинства! — пророкотал жрец. — Мы решили показать нашу силу не для того, чтобы испугать, а для того, чтоб вы знали: кто дружен с нами — так же силён, как мы! Сегодня — великий день!

Негритянский колдун привычно-театральным жестом обратил руки к небу. Гарри невольно поднял глаза вверх. Одна из планет медленно застилала диск Солнца. Стало интенсивно темнеть.

— Ас-сейн! — воззвал шаман.

Тьма накрыла посёлок. Никто не издал вопль ужаса — видимо, племя было подготовлено к затмению. Но вот у Гарри почему-то волосы зашевелились на затылке от кошмарного предчувствия. Ледяной ветер пробежал по ногам. И только ладонь Будогорского, своевременно прикрывшая ему рот, помешала ему заорать во всё горло, когда чья-то холодная рука взяла его за запястье.

— Тише, дурачок, — услыхал он голос Барина. — Что бы сейчас не произошло, сохраняй спокойствие.

Это предупреждение прозвучало вовремя. И всё же удержать крик страха было непросто. Земля под ногами вдруг зашевелилась, и Гарри отпрыгнул в сторону. Деревянный настил во дворе стал ломаться с чудовищным хрустом.

— Ай! — уцепилась за его рукав Гермиона.

— Что за чертовщина! — попятился Рон.

Зловещий сумрак чуть рассеялся — дневное светило выступило из-за заслонившего его чёрного круга, образовав грязно-оранжевый серп света. В этом сумрачном свете обнаружилось, что между коренными жителями и их гостями выстроились в шеренгу… инферналы (!).

— Нет, это не инферналы, Гарри. Это зомби, — „успокоил“ его Будогорский.

И правда, хоть новоявленные выходцы из-под земли и имели бледно-зеленоватый оттенок, но кожные покровы их оставались чистыми, а ткани — целостными. А вот таких глаз, как у них, Гарри не доводилось видеть ещё ни у кого. Это были глаза потенциальных убийц: с остановившимися зрачками, жуткие, безжизненные.

— Повелеваю! — протрубил Шаман своим зычным голосом. — Отныне и навсегда! Служить армии правых сил, с представителями которых вам оказана честь сегодня познакомиться!

„Эта речь обращена к зомби?!“

— Р-разойдись! — гаркнул жрец, и ходячие мертвецы стали разбредаться среди гостей.

Зомби шли будто на ощупь, поводя носом, точно ищейки, вышедшие на охоту. Гарри боковым зрением отметил, что Гермиона зажмурилась, а Рон, которого обычно бросало в краску по любому поводу, стал белее постельного белья тётушки Петуньи. Гарри сжал кулаки и напрягся. Зомби прочёсывали их ряды, не останавливаясь и нигде не задерживаясь — судя по всему, самих их ничего не интересовало.

— Как они разберутся потом: кто „правые силы, а кто — ‚левые‘? — спросила Гермиона Будогорского.

— Разберутся, — туманно ответил тот, не поясняя. — А сейчас, если не ошибаюсь, нас ждёт экзотическое угощенье.

— ЭТИ тоже будут угощаться? Вместе со всеми? — пробурчал Рон, кивая в сторону зомби.

— Не думаю… хотя точно не знаю. Посидим — увидим, — ответил Барин.

Откуда ни возьмись, появились вертела с тушами кабанчиков. Под ними — свежевырытые ямы с горящими угольями. Потянуло шашлычком.

У ребят потекли слюнки.

— Есть как хочется, — заныл Рон.

— Тебя не останавливает даже то, что это барбекю приготовлено на костях, в прямом смысле! Обжора! — воскликнула Гермиона с видом оскорбленной добродетели.

— Ой, а сама-то! Слепой — и тот заметит — как ты слюни распустила. Подбери, а то поскользнешься! — заржал Рон.

— Давайте не будем задирать друг друга. Лучше присядем, и я расскажу подробнее, кто такие зомби, — купировал назревающий скандал Будогорский.

— ‚Присядем‘ на могильник? — заносчиво спросила Гермиона, скрестив на груди руки.

— Тебе следует вспомнить недавние наши уроки по материализации нематериального и организовать нам туристический набор из четырёх скамеечек и столика. Только и всего, — Ростислав Апполинарьевич, как всегда, являл собой мягкость и деликатность.

После того, как все расселись, Будогорский рассказал им, что зомби — особая категория людей, способных на феноменальные вещи (с точки зрения магии). В обычной жизни потенциальные зомби своим даром не пользовались — лишь после того, как впали в летаргический сон.

— С чего бы это им впадать поголовно в летаргический сон? — встряла Гермиона.

— Не иначе, как им помогли, — брякнул Ро

— Вопрос по существу. И идея Рона также имеет право на жизнь… отчасти. Дело в том, что бóльшая часть зомби — добровольцы. В их жизни случилось нечто ужасное, и они испытывают по этому поводу непереносимые муки совести. Чувство вины настолько гложет несчастных, что они решаются испить ‚чашу смерти‘ (специально составленного напитка). Следующий шаг: их хоронят. Это очень важный этап зомбирования: надо, чтобы человек созрел до настоящего зомби…

— Поэтому надо было зарывать этих идиотов прямо во дворе, — с отвращением скорчился Рон.

— Думаю, это сделано для пущего эффекта. Так сказать, напоказ, — усмехнулся Будогорский. — Обычно так не поступают. Напротив, выбирают местечко поукромнее.

— Погодите, погодите, — вновь вклинилась в плавный рассказ Будогорского Гермиона. — Скажите, нужен какой-то специальный ритуал погребения или важен сам факт пребывания под землёй?

— Хороший вопрос! — поднял вверх палец Барин. — Я начал с того, что будущие зомби — при жизни люди, не использовавшие свой магический дар (грубо говоря, маглы). Но были случаи, когда волшебники сами себя подвергали зомбированию — к примеру, если возникала необходимость залечь на дно. Им, конечно, не требовалось дозревать, как овощу, под землёй.

— Понятно, — у Гермионы вдруг стал странно рассеянный вид.

Она встала из-за столика и, пробормотав:

— Мне надо позвонить родителям… срочно, — скрылась в чаще.

— Странная она, — пожаловался на подругу Рон.

— Женщины кажутся странными нам, а мы — им, — философски заметил Будогорский. — Глядите: некоторые уже пробуют мясо. Давайте воспользуемся отлучкой Гермионы и оторвём самые сладкие кусочки!

Глава 18. Восток — дело тонкое.

Посреди ночи вдруг зазвонил мобильный. Северус схватил его и допустил ляп — нажал не на ту кнопку. Чертыхнувшись, он нащупал в темноте очки, которые подарила ему Юля, и нацепил их на нос.

— Зелёная трубка, зе-лё-на-я! — сказал он вслух.

И тут же раздалась мелодичная трель повторного вызова. На этот раз он не сплоховал — ткнул куда надо.

— Поздравляю, милый. Мы с тобой — родители, — Юлька счастливо засмеялась. — Ты что молчишь?

— Ты… ты как? — голос его сорвался до хрипоты.

— Нормально! Малютки совсем крошечные, но здоровенькие. Когда выпишут, не знаю. За нас не волнуйся. Береги себя. Целую.

Только Северус справился с волнением, как услышал по ту сторону ‚пик-пик-пик‘. Разговор был закончен. А кто-то ему говорил, что все женщины обожают болтать по телефону. Впрочем, Юлия — это вам не ‚все‘. Но она, может, и поболтала бы с ним по телефону, если б не Будогорский, который стерёг её пуще стоглазого Аргуса. Он дал ей на всё про всё 50 секунд.

— У вас как в уголовке? За время свыше минуты устанавливается адрес, с которого прозвучал звонок?.. Но сейчас-то намного проще: набрал телефон — высветился номер. Так что твоя конспирация коту под хвост.

— Не утомляй себя разговорами. Спи, — бдительно оборвал Будогорский её монолог.

— И правда, спать так хочется, — сладко потянулась Юлька.

Ростислав поправил ей одеяло и подмигнул — но, наверно, она этого уже не видела. Измученная двенадцатичасовыми родами, Юля уснула. Будогорский тоже обмяк. За этот день он так изнервничался, что мог уснуть и стоя. ‚Какой кошмар!‘ — поёжился он, вспоминая, что довелось ЕМУ пережить. Весь вчерашний день Юле нездоровилось. В общем-то, нездоровилось ей уже давно, но тут сил превозмогать боль у неё не было. Бросив печатать ВКР, она легла на диван и кусала губы. Будогорский, конечно, забегал: водички там поднести, потом Юре позвонить узнать, что делать, потом — её матери (хоть Юлька и запретила ему это строго-настрого).Людмила Семёновна обеспокоилась: не начались ли роды?.. А Юлия знай твердит: ‚нет, нет — рано‘. В конце концов, Ростислав вызвал такси, и после умопомрачительных уговоров, посылов и угроз от Юльки они отправились в роддом, которому уже была проплачена N-ная сумма. Юлю препроводили в смотровую, а Будогорского — в родильное отделение. Никому и в голову не пришло, что сопровождающий мог быть и не мужем роженицы.

После осмотра Юлия была в подавленном состоянии — Ростислав сразу это отметил. Хмурый молодой доктор отозвал его в сторону и начал ему выговарить:

— Вы что же, не видели, что у супруги матка чуть ли не на четверть открылась?

Будогорский опешил.

— Как, по-вашему, я мог это видеть?

— Не умничайте! — осадил его акушер. — Теперь ни за жизнь ребёнка, ни за жизнь Вашей жены я не отвечаю!

— То есть, помимо того, что Вы нарушаете подобными разговорами профессиональную этику — а это как минимум дисквалификация (так, к слову), так Вы ещё вдобавок расторгаете Договор, заключённый между генеральным директором вашего учреждения и Гончаровой Ю.В. Соответственно, Вы обязуетесь вернуть нам тысячу долларов, которые в общей сложности переданы Вашему родильному дому.

— Я?.. Кто?.. — начал заикаться наглец. — Да кто Вы такой?

— Вот кто ТЫ такой? — рявкнул Барин. — А ну, ноги в руки и пошёл быстро к женщине! И если хоть один волос с её головы… убью!

Будогорский толканул врача в спину, и пошёл тот, ‚солнцем палимый‘… А внимающая каждому слову медсестра решила высказать свои соображения:

— Давно пора нахала на место поставить. А то папаши как только услышат первый стон своей благоверной, так сразу кошельки раскрывают. Вот теперь наш Евгений Владимирович и не ждёт, когда богатенькие Буратино начнут деньгами швыряться. Пару фраз — и будущие папочки рады стараться подарить пару стен ‚зелёных‘… Вообще-то специалист он неплохой… человек, правда, — и сестрица многозначительно закатила глаза.

Поражаясь, как можно в профессии врача быть хорошим специалистом, а человеком неважным, Будогорский направился в палату. К Юльке уже подкатили капельницу. До этого ей проткнули околоплодный пузырь и подпихнули судно.

— Так надо? — Ростислав со страхом наблюдал за этими манипуляциями.

— Вы бы встали в изголовье, взяли жёнушку за ручку и не задавали глупых вопросов, — осадил любознательного Будогорского доктор.

Как только по тонким прозрачным проводкам капельницы побежала жидкость, у Юли начались схватки. Сначала она сдерживалась. Потом, видимо, боль стала нестерпимой, и Юлия закричала. Боже мой, как страшно она кричала! Будогорский хотел внять совету врача и взять её за руку, но, наверно, у него было при этом такое страдальческое выражение лица, что Юлька вырвала свою руку и, зло посмотрев на него, бросила:

— Уйди!

После четырёх часов нескончаемых Юлиных криков Ростиславу хотелось одного: перемотать время назад, чтобы уведомить каждого в этом учреждении о том, что он не муж роженицы и присутствовать при родах ему никак нельзя. Будогорский затаился в уголке палаты и с тоской посматривал на Юлию, сомневаясь, что это действительно она — весёлая, отважная, независимая Юлька, какую он знал. Время от времени он пытался взять Юлю за руку или приободрить словами. Но она, сцепив зубы, стонала:

— Славка, почему ты до сих пор тут? Уйди, меня от тебя тошнит!

Тошнило её, наверно, всё же не от него, а от чего-то другого. И в результате вырвало. После чего заботливые нянечки хотели сменить под ней простынь, но Юлька так завизжала, что они ограничились тем, что подпихнули под её щёку пелёнку. Любое движение доставляло Юлии муку, и она не позволяла до себя дотрагиваться. Так и лежала: мокрая от перевёрнутого под ней судна с околоплодными водами, с дурно пахнущей пелёнкой под щекой. Противореча сама себе, Юля со странной настойчивостью просила медперсонал разрешить ей походить. На что ей отвечали НЕТ. Медицинские работники, на его взгляд, вообще отличались крайним бездушием. Между делом они гоняли чаи, решали сканворды и перелистывали глянец. С другой стороны, может, это часть терапии? Так или иначе, Ростислав чувствовал себя отвратительно. И не находил ответа: зачем он здесь?! Но, наверно, во всём есть смысл. Так, например, он теперь был почти уверен, что никогда не возжелает жены ближнего. ‚Слава Богу, тут нет впечатлительного Севы. Представляю, что было бы с ним… и со всеми теми, кто посмел пустить процесс родов его жены на самотёк‘. В конце концов, всё плохое когда-нибудь кончается. Вот и срок Юлиных родов подошёл к логическому финалу. К ней в очередной раз подошёл молодой хамоватый доктор, которого величали Евгением Владимировичем, и после беглого осмотра подал знак тащить роженицу в операционную. Запинающуюся, в мешковатой ситцевой рубахе, Юльку под белы рученьки уволокли в соседнее помещение. В ‚родилку‘ Барина не пустили. Он наблюдал через стекло, как на упирающуюся Юльку напялили шапочку самого нелепого вида и, уложив на высокое кресло, принялись натягивать ей на ноги шитые белые сапоги (у него были такие же, когда играл в школьном спектакле снеговика). Зачем, спрашивается?!. Жалость — вот что он испытывал к Юльке сейчас: беспомощная, страшненькая, страдающая. Как мало надо, чтобы гордого, смеющегося человека превратить в такое вот кровоточащее… нет слов! Юлия замолчала. Больше не орала. Будогорскому были видны только спины врачей и сестёр. Господи, сколько же их! Акушер и акушерка, педиатр, сестра педиатрического отделения, анестезиолог и ещё кто-то, кто прошёл прямо в операционную. Интересно, если б Юля находилась в больнице ‚Святого Мунго‘, чем бы это отличалось от того, что он видит сейчас? Наверно, колдуньи способны оказать более квалифицированную помощь, чем эти ‚эскулапы‘. Конечно, рожать завещано ‚в муках‘, но не в таких же… Кстати, некий господин Никитин (который наплодил чёртову кучу детей и выпустил прорву педагогической литературы) собирал свидетельства рожениц о ‚приятности родов‘. Изданы они были в книжице величиной с брошюру, и как-то она попала в руки Будогорского. Будучи человеком любознательным и неленивым, Ростислав её прочёл. Что ж, сегодня этот миф полностью развенчали. Буквально у него на глазах. Так же, как и тот, что роды благотворно влияют на организм женщины. Собственно, последнее утверждение — это официальная версия. Как, например, и то, что большевики в своё время горячо приветствовали смешение благородной дворянской крови с пролетарской. С другой стороны сами высокопоставленные большевики — тоже не из ‚простых‘ — никогда (или почти никогда) на тётеньках из народа не женились. Если таковой брак всё же имел место, то супруга занимала место прислуги. Так-то. Поэтому стоило задуматься, из чего формируется будущий человек и откуда чего берётся. Недаром извечно желание гурманов-мужчин иметь в любовницах женщину нерожавшую — без отвислых грудей, дряблого зада и растяжек на бёдрах. Современные женщины, правда, борются с издержками природы: диета, пластика. Взять хотя бы Юлию: выглядит лет на двадцать пять… в одежде. Подробностей он не знает. Может, и слава богу? Что-то слишком тихо там, за стеклом… Дверь распахнулась:

— Нина, капельницу! — крикнула женщина — анестезиолог.

— Что случилось? — схватил её за рукав Ростислав.

— Схватки прекратились — вот что случилось, — с досадой прокричала врачиха.

— Ну, ладно, хватит! — Будогорский взял себя в руки и, решительно отстранив женщину в белом халате, вошёл в операционную.

Дальнейшее произошло на автопилоте. Чтобы избежать ‚охов‘, ‚нельзя‘ и прочего, он наложил заклятие обездвиживания на весь клинический персонал и подошёл к Юле. Она была без сознания. Кровь багровым пятном расползалась по гинекологическому креслу. Ростислав принял решение спонтанно. Он телепортировал Бабе Яге, и через минуту та уже была на месте.

— Э-эх! — только и смогла крякнуть старушка и принялась за ворожбу.

Кровотечение остановилось. На щёки Юлии вернулась краска. Яга положила ей руку на живот и тихо сказала Будогорскому:

— А теперь считай со мной до десяти. Ежели не срастётся у нас с тобой — считай, потеряли мы девку.

— Раз… — медленно начал он считать.

На счёт ‚шесть‘ Юля открыла глаза, а на ‚семь‘ раздалось тоненькое попискивание — это родился первенец, девочка. К концу десятка на свет появился и второй ребёнок, мальчик. Бабка ловкими руками повитухи уложила детей на стол, обтёрла их своим передником и завернула в платок.

— Смотри, чтоб платок мой не сымали, — наказала Баба Яга. — Да детей чтоб не разлучали. А то беда будет. Ну всё, милок. Обращайся, коли что. А меня здесь видеть не должны.

Она провернулась на пятке костяной ноги и была такова. Будогорский снял заморозку с практикующих ‚гиппократов‘, и они закрутились возле пациентки.

— Это ещё что за грязная тряпица на новорожденных? — гневно вопрошал медсестру педиатр. — И почему они спелёнуты друг с другом?

Ростислав посмотрел докторице прямо в лицо и внушительно произнёс:

— Так надо, доктор.

Та моргнула:

— Ну, надо так надо… Леночка, в детскую ребятишек.

У Юлии благополучно закончились роды, и она стала приходить в себя:

— Что с малышами? — был первый осмысленный вопрос, который она дала своим обычным голосом.

— Дети полностью жизнеспособны. Нужды помещать их под колпак нет. Девочка 2 кг, 49 сантиметров. Мальчик такого же роста, но чуть поменьше весом — кило девятьсот пятьдесят. Поздравляю Вас, Вы отлично справились! — произнёс Евгений Владимирович, довольно потирая руки. — Дети будут находиться в смежной с Вами палате. Так что сразу, как только Вас переведут на отделение, Вы их увидите.

— Вы тоже молодец, папаша. Обошлись без истерик, — обратился к Ростиславу доктор. — Следуйте в палату.

Юлька нащупала руку Будогорского и тихо засмеялась:

— Что, теперь ты меня больше не любишь?

Она стащила с волос позорную шапочку и попросила:

— Побудь со мной.

Шагая рядом с её каталкой, Ростислав улыбался. Теперь он твёрдо знал, ЗАЧЕМ он здесь: чтобы спасти её жизнь. Её и её детей. И ещё убедился в том, что больше не любит её. Не любит так, как до этого… но, может, и не меньше, просто по-другому. За пять дней, которые Юлия провела с близнецами в больнице, Будогорскому нужно было приобрести всё для малышей: кроватку, коляску, пелёнки, распашонки, ползунки, чепчики, рожки… всё по километровому списку, составленному Юлей. До родов она ничего не приобретала. Дурная примета, видите ли. Из-за её странной причуды Ростиславу пришлось долго юлить, упрашивая МакГонагалл дать ему отпуск на недельку. А ведь помимо Школы была ещё кампания Гарри (к слову, в последнее время ребята проявляли активный интерес к личной жизни своего учителя). Подростки сейчас находились в Тибете в одной тихой обители. Они постигали тайны, необходимые для воспитания духа и тела. Гарри, Рон и Гермиона относились к Будогорскому столь же ревностно, будь он их любимой вещью. Да, Ростислав был им нужен. Но Юлии ещё нужнее. Поэтому он и разрывался на два фронта. Спал по два — три часа. Вот и сегодня сразу после рандеву с будущей помощницей по хозяйству (Катериной, Юлиной знакомой) Будогорскому надлежало сразу же отправляться на Восток. Он уже успел побывать у Юльки и притащить ей соки, фрукты, йогурты. Похоже, несмотря на обилие питья, молока у неё нет и не будет. Жаль, малыши будут на искусственном вскармливании. Грудное молоко быстрее поставило бы их на ножки. А вот, кажется и тётенька, которая будет нянькать Асю и Гошу (Юля так решила назвать ребятишек). По оценке Юлии Катя — super. Но, поскольку у Будогорского как ни у кого работала поговорка ‚по одёжке встречают‘, он разглядывал женщину с откровенным скептицизмом: лет сорока пяти, кожа серая, круги под глазами коричневые, волосы пегие, широкая в кости, в бесформенной немодной одежде…

Чувствуя, что её бесцеремонно разглядывают, будущая няня от смущения заикалась:

— К-катя, — она протянула узкую ладошку. — М-мы договаривались с В-вами о встрече.

Барин взял себя в руки.

— Да. Конечно. Вот Вам предоплата, — он отсчитал пятьсот баксов. — И честное слово, Вы здорово облегчите мне жизнь, если заступите на службу прямо сейчас.

Катерина застенчиво улыбнулась.

— Я Вас представляла совсем другим.

— Почему же? — удивился Будогорский.

— Видите ли, — робко заговорила она. — Я давно знаю Юлию. Она терпеть не может красавчиков. И вот Вы… её муж.

— Вы ошиблись. Я не её муж, — у Будогорского отчего-то испортилось настроение.

Он коротко попрощался и зашагал прочь. Кажется, эта бабёнка брякает первое, что приходит в голову!.. Что ж, Юлия более-менее благополучно разрешилась от бремени. Вот удобный момент, чтобы свестик минимуму общение с ней и заняться своими непосредственными обязанностями.

— Тётя Петунья сейчас осталась бы довольна твоей причёской, — Рон провёл рукой по бритой голове Гарри и расхохотался.

— На себя посмотри, — проворчал Гарри, машинально дотрагиваясь до макушки.

Тут уж вытянулось лицо Рона:

— Что верно, то верно. Видок у меня того… — вынужден был признаться он и озабоченно поскрёб в затылке. — Но Гермионе и того хуже.

Вспомнив стриженную под ноль подругу, приятели загрустили. Вот уж почти месяц они жили в общине тибетских монахов близ местечка с труднопроизносимым названием Ту-тянь Хэянь. Монашье братство разместилось в обители невероятной красоты, выстроенной руками монахов ещё в первом веке до нашей эры. Чуждый язык, чужая культура и чужеродная природа — всё это, как ни странно, завораживало. И если к непривычным европейцу ландшафтам Гарри привык (хотя и не уставал ими восхищаться), а с китайским языком они справились с помощью магии, то с освоением восточной культуры дело обстояло сложнее. Гарри уже проходил ускоренный курс русской магии. Но вот у Рона и Гермионы такой практики не было. Им приходилось туго. Да и вообще, постигать искусство боя в кратком экскурсе — это вам не научение некоторым штучкам под руководством такого либерала как Будогорский. Надо сказать, что в понятие ‚искусство боя‘ входило не только умение красиво драться, но и вести аскетический образ жизни. Плюс к этому: владеть собой и правильно питаться. Согласно местным обычаям женщина не является слабым соперником, если прошла обучение в такой школе. И она должна во всём соответствовать мужчине — никаких послаблений. Их сенсей всячески подчёркивал, что любая самка, защищая своего детёныша, способна на такие чудеса ловкости, силы и выносливости, которые и не снились мужчинам. В обычной же жизни самки (он так и говорил: ‚самки‘) ленивы, капризны и изнеженны. Видимо, поэтому для девушек (помимо Гермионы курс обучения проходила ещё пара послушниц) в его колонии были созданы экстремальные условия. Спали они на дощатом полу — и Рон боялся, что Гермина того и гляди заболеет. Ходили исключительно босиком. Никаких специально отведённых мест для соблюдения правил личной гигиены у них не было, из-за чего девчонкам приходилось вставать раньше парней (это притом, что подъём и так был с восходом солнца). В результате Гермиона имела вид детдомовского ребёнка: худая, лысая, бледная и, как следствие, злая. С первого дня у неё сложились особые отношения с учителем. Она категорически отказалась от бритья головы, а просто убрала волосы под бандану. В самом начале занятия она сделала шаг вперёд и задала вопрос (по-английски, разумеется).

— Скажите, пожалуйста, каким именно видом борьбы мы будем овладевать?

Старец взглянул на неё как на таракана. Истолковав это как немой вопрос, Гермиона пояснила:

— Ушу, кун-фу, каратэ или джиу-джицу…

Она могла бы продолжить, но мощный рык, напоминающий львиный, заставил её замолчать. А в следующий момент Гермиона уже лежала поверженная, не понимая, что происходит. Лежать, однако, ей пришлось не долго. Наклоняясь к ней на мгновение, сенсей успел намотать длинные волосы Гермионы на кулак, а ещё через мгновенье их подружка болталась в воздухе, визжа, что есть мочи. Учитель брезгливо сморщился и отшвырнул её. Ударившись оземь, Гермиона тут же вскочила и бросилась прочь.

— Стой! — на чистейшем английском крикнул ей вдогонку старец. — Уйдёшь — уже не вернёшься никогда.

Всхлипывая, Гермиона безропотно встала в строй. Ребята были так поражены послушанием Гермионы… и произошло всё так быстро, что они и опомниться не успели — не то, что броситься ей на помощь!

— И думать забудьте! — Гермиона дернула их за руки.

‚Ну да, ей ведь теперь не составляет труда прочесть их мысли… совсем как Барину. Где-то он теперь? Уже два дня его не видно‘. Гермиона в тот же день обрилась, дала обет ходить исключительно босиком и заложила программу ‚Разговорник‘ по адаптации тибетского. После чего отправилась в библиотеку, чтобы раз и навсегда усвоить, что из себя представляет та или иная борьба. Очень скоро она уже могла дать фору не только прибывшим с ней Рону и Гарри, но и некоторым старожилам Школы. Режим дня в монастырских стенах был простой и в то же время напряжённый: в пять утра — холодный душ, затем разминка и лёгкий завтрак; в два часа — искусство боя в гимнастическом зале, потом работа по дому, обед и тренировка на воздухе. Вечером — так называемые ‚чтения‘ (что подразумевало самообразование). Ужин отсутствовал. Сначала без ужина было очень голодно. Но вскоре втянулись и не замечали отсутствия третьей трапезы. Вначале ребята искренне полагали (коль их обучение было ускоренным), что их не будут так уж сильно дрючить. Не тут-то было. В том, что фокусы, которые им демонстрировал Учитель с ломкой кирпичей, пробежками по толчёному стеклу и лезвиям кинжалов, станут подвластны им силой определённых заклинаний, они жестоко ошиблись. Стоило Гарри мысленно отдать приказ разломать один из чёртовых кирпичей — тут же получил сильнейший тычок в лоб и, не удержавшись, шлёпнулся на пятую точку. В эту же минуту над ним материализовался грозный Старец, глаза которого метали молнии. Гарри понял его без слов. Рон предпочитал учиться на собственных ошибках. Когда все учились ходить по коврикам, утыканным гвоздями, Рон сделал незаметный (так ему казалось) посыл — и гвоздики чудесным образом перевернулись шляпками вверх. Немного ловкости — и никакой травмоопасности такой коврик уже не представлял. Но в этом случае источник травм стал их дорогой Учитель — он так отдубасил Рона, что его и без того неровная голова была похожа теперь на шишковатый картофель.

— Снегг был просто милашкой по сравнению с ЭТИМ, — прошепелявил Рон, мотнув головой в сторону сенсея.

В это самое время их Учитель с самым свирепым выражением лица обрубал верхние ветки деревьев, которые, по его мнению, загораживали свет солнца. Чтобы проделать этот финт, каждый раз почтенный старец подлетал (!) к верхушке дерева и ребром ладони отсекал ветвь. Некоторое время Рон и Гарри следили за полётами сердитого монаха — вверх-вниз, вверх-вниз — потом их взгляды сфокусировались на худеньком подростке.

— Почему не работаете? — заговорил тот. — Дождётесь, пока вас опять взгреют.

Это была Гермиона. Из-за того что сильно похудела она выглядела ниже ростом. Но её замечание справедливо. Кряхтя, мальчишки взялись за лопаты. Ещё немного и они, побросав ненавистную утварь в специально приспособленный для этого сарай, могут идти в читальный зал. Вот уж не думали, что посещение библиотеки будет для них почти праздником.

— Не вешайте носы! — подбодрила их Гермиона. — Сегодня вас ждёт сюрприз.

В последнее время немногословная, она поставила на крыльцо вёдра, и пошла за следующими. Вёдра были со снегом. В монастыре отсутствовал водопровод. Монахи растапливали снег для всего: умывания, готовки, стирки. Ежедневно натаскивалось столько вёдер, чтобы заполнить чан, стоящий в холле. А в него входило тысяча литров — адский труд! Помнится, в начале обучения Рон спросил Будогорского: для чего это надо вручную перетаскивать вёдра со снегом, не проще ли использовать магию? Ответ Барина их немного уязвил.

— Умелые руки, как известно, не знают скуки. В то время, как блудливые… сами знаете. Яркий пример тому — сентябрьские каникулы в России. Чем вы там занимались большей частью, а?

‚Кто бы читал нам мораль!‘ — подумал тогда Гарри. Впрочем, теперь он был бы не против послушать Барина… пусть даже и чтение нотаций. В этот вечер Бог внял просьбе Гарри — в библиотеке их ждал Ростислав Апполинарьевич.

— Вечер добрый, — приветствовал ребят Будогорский. — Что-то вы невесёлые. А между тем обучение подошло к концу. Завтра последнее испытание.

— ‚Последнее‘ говорите? — усмехнулся Гарри: сколько их уже было, ‚последних‘!

— Вы даже не хотите узнать, в чём оно будет заключаться? — Будогорский потянулся и потёр виски.

Глядя на него, Гарри почувствовал укол зависти: болтается где хочет, влюбляется, наверное. А ещё знает что-то, о чём умалчивает… ‚Всё! Стоп! Остальное додумаю позже!‘ Барин, вроде бы, ничего не заметил. Он с юношеским жаром переубеждал Рона, что восточные премудрости важны не только для расширения кругозора, но и на практике.

— Бросьте! — бесцеремонно перебил профессора Рон. — Э-ээ… Волан-де-Морт разве что посмеётся, глядя на эти выкрутасы.

— Знаешь, Рон, если тебе удастся рассмешить Темного Лорда, это будет не так уж плохо. Кроме того, при помощи нескольких сальто, которым ты здесь научился, можно быстрее ретироваться — до того, как тебя настигнет смертельное заклинание.

— Весёленькая шуточка, — присвистнул Рон.

— Я считаю, что никакое знание не бывает бесполезным, — подала голос Гермиона.

— Ну, то, что ТЫ так считаешь, это ещё ничего не значит, — вступил с ней в привычный спор Рон.

— Давайте всё же послушаем Ростислава Аполинарьевича, — по непонятной причине не стала связываться с приятелем Гермиона.

Будогорский разъяснил им, что каждая вновь прибывшая группа преследует свои цели. В зависимости от этого некоторые обучаются месяц, другие — год или три… или всю жизнь. Следовательно, у всех разные экзаменационные программы.

— У вас задания самые простые, — пел соловьём Барин. — Сначала вас доставят на высокогорное плато. Там вас будут ожидать рыцари в медвежьих шкурах. Их будет трое — столько же, сколько и вас. Главный их козырь — физическая сила. Ваш — ловкость и смекалка. После того, как вы успешно справитесь с первым заданием, вас проводят в ущелье ламаистских орлов, гнездящихся там. Победить их нелегко, но, надеюсь, брат Рона — Чарли — расскажет, как это можно сделать. И, наконец, 3-ий тур. Он может быть как очень простым, так и очень сложным. Вам предстоит сразиться с самим Учителем. Он сам выберет оружие.

— О-о-о, нет! — выдохнула Гермиона.

— Мисс Грейнджер, Вам ли бояться? — Будогорский ласково потрепал девушку по плечу.

Вместо того чтобы утешиться, Гермиона в отчаянии схватилась за щёки:

— Что делать? Что же делать?!

— Утро вечера мудренее. Ступайте-ка спать, — зевнул Будогорский и раскрыл том, лежащий перед ним с начала встречи. Гарри успел прочесть название: ‚ВОСКРШЕНИЕ. Книга таинств‘.

Ростислав попытался сосредоточиться на той главе, где рассказывалось, как обрести былую силу зомбированному волшебнику. Дело в том, что физически Дамблдор почти оправился. Провидческий дар у него развился необыкновенно, а вот с заклинаниями была полнейшая путаница. Вроде того, что ‚сделать хотел грозу — а получил козу‘, в таком духе. Будогорский хотел выяснить: нормально ли это? Поддаётся ли коррекции? Или проходит само по себе, как временный побочный эффект… Рассеянно полистав книгу, он понял, что не в состоянии сосредоточиться. Глаза закрывались сами собой. Что ж, действительно, ‚утро вечера мудренее‘. Отложим до завтра. Прежде, однако, надо известить Севу.

— Акцио! — с верхней полки книжного шкафа слетела тарелочка. Та самая, ‚с голубой каёмочкой‘. Оставленная Дамблдором при посредничестве Снегга в Визжащей хижине.

Яблочко мелодично звякнуло. Ростислав тронул его. Оно покатилось по кругу со знакомой песенкой.

— Покажи мне, чем сейчас занимается Северус Снегг, — попросил он.

На дне тарелки стали вырисовываться резкие черты Северуса. Он (благодарение Богу!) был один на один со своими колбами.

Будогорский незамедлительно телепортировал ему:

Мы в Школе Фадзя Шан Яна близ Ту-Тянь Хэ Яня. Жду.

Отправив тарелку туда откуда взял, Ростислав закрыл глаза и стал считать: ‚Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один‘. Он открыл глаза и ощутил на своём плече руку друга. Рядом стоял Снегг. Собственной персоной.

— Немедленно измени облик! — зашипел на него Будогорский, заслышав невнятный шорох.

В ту же минуту рядом с ножкой стула затаилась крупная чёрная крыса.

— Профессор, — из темно коридора донёсся до него голос Гермионы. — Вы здесь?

— Я здесь, — ровным голосом ответил Будогорский, чувствуя, как крыса забирается ему в штанину. — Что ты хотела?

— Я хотела узнать: можно ли будет взять на испытание какое-нибудь оружие?

— Ты узнаешь об этом завтра. Иди, Гермиона. Я ещё немного поработаю.

Девушка кивнула и вышла. Ростислав, прихрамывая, прошёл вглубь хранилища и только тут сбросил покрывало с прибора, стоившего ему долгих бессонных ночей. Это был монитор, способный улавливать и передавать мысли того, на чью волну он настроен. Крыса высунула длинный нос из-под брючины Будогорского и вскарабкалась по мантии ему на плечо.

— Поздравляю тебя с отцовством и искренне завидую тебе, дружище, — Барин не удержался и щёлкнул зверька по носу. — Пойдём, посмотришь видео, чтобы не тратить слов понапрасну. А я покамест покемарю… Честное слово, очень спать хочется!

В глубине читального зала размещался топчан, где примостился Ростислав. Рядом, на подоконнике, стоял прибор, напоминающий телевизор (однажды Северус уже имел удовольствие видеть это изобретение Будогорского). Крысиные глазки-бусинки впились в экран телевизора. ‚Ага, — по-детски обрадовался Северус, — вижу! Площадка, по которой расхаживают… три медведя?! Что бы это значило? Завтра спрошу у Славки, о чём он грезит по ночам…‘

На протяжении часов трёх Снегг расшифровывал историю появления на свет Аси и Гоши. Не зная, можно ли включить звук к имеющемуся изображению, до конца он так всё и не понял. Но в этом были и свои плюсы: ‚фильм‘ не произвёл того гнетущего впечатления, что осталось от Юлиных родов у Будогорского. Более всего Северусу запомнился финал: две сморщенные красные рожицы новорожденных и счастливое лицо Юлии.

Барин вдруг вздрогнул всем телом и резко сел.

— Посмотрел?

Снегг кивнул.

— Тогда спим, — Ростислав отключил устройство и снова растянулся на топчане.

Но сон больше не шёл. Он покосился на крысу: та устроилась у него на груди, свернувшись клубком, как котёнок.

— Извини-ка, приятель, не привык я коротать ночи в обнимку с крысой, — Ростислав взял Снегга за шкирку и спустил на пол. — Эй, осторожней! Крысы, между прочим, переносчики заразных заболеваний!

Будогорский обернул палец, за который его только что цапнула мстительная крыса, носовым платком.

— Не смей лезть ко мне! — пригрозил он Снеггу. — Помни: твоё место в норе!

О чём он только думал, позволив Севке шарить у него в мозгах! Мало ли, что тот мог там узреть! ‚Надо выспаться, — в конце концов решил он. — Завтра будет трудный день… Хотя, когда он был в последний раз лёгким?‘ На этот раз Будогорский крепко уснул. Утром его разбудил звон колоколов — особенных, не православных. Он потряс головой. Необходимо было освежиться. ‚Чёрт! Я совсем забыл о Снегге!‘

— Эгей! Где ты, друг? Уж не воспринял ли ты мою идею с норой всерьёз?

— С кем это Вы разговариваете, профессор?

Конечно, это явилась с утра пораньше вездесущая Гермиона. Барин тихонько застонал от досады (что не укрылось от его ученицы).

— И-извините, сэр, — запинаясь, она употребила не к месту ‚сэр‘, — не хотела Вас доставать. Я просто хотела…

— Опять что-то узнать, — язвительно подсказал Будогорский. — Что на сей раз?

— Нет, — растерялась Гермиона. — Хотела пригласить Вас к завтраку.

Гермиона — худенькая до прозрачности — наверно, только и думала, что о еде. И вот пришла звать его к столу. А он, неблагодарная, бесчувственная скотина, наорал на девушку!

— Извини, — Будогорский приобнял Гермиону, чувствуя, какие острые ключицы и выпирающие лопатки у неё под тонким кимоно. — Мне бы проспать ещё часиков так –дцать, чтобы выспаться! Ну, ничего. Холодный душ приведёт меня в чувство.

Всё ещё обиженная, Гермиона прошла вперёд, а Барин, чуть помедлив, поискал глазами Снегга. Тот, казалось, только того и ждал. Одна минута — и крыса уже сидела в кармане пиджака Будогорского. На завтрак пришлось опоздать (без бодрящего душа Ростислав чувствовал бы себя разбитым весь день). Его извинения большого впечатления на Ламу не произвели. Для проступков такого рода Старец оправданий не находил. Посему весь завтрак прошёл в суровом молчании. Кстати говоря, Будогорский ухитрился оскорбить Учителя дважды. За столь короткое время это был рекорд. Дело в том, что Лама ел буквально по рисинке, причём тщательно пережёвывая. Ростислав же всё проглотил за две минуты и теперь сидел, маясь вопросом: ‚Удобно ли попросить добавки?‘ ‚Наверно, всё же, нет‘, — пришёл он к мнению. Испытывая угрызения совести, что был так нетерпелив, он прислушивался, как возилась крыса в его внутреннем кармане. ‚Собирает там крошки, бедолага, — сообразил он. — Голодная ведь‘. Наконец оттрапезничали. Будогорского в качестве почётного гостя пригласили в молельню, святая святых монастыря. Простых учеников (типа студентов Хогвартса) в святилище не допускали. Послушники не знали роздыха в тихой обители, где можно преклонить колени и подумать о вечном. Сейчас их информировали на тему ЧТО? ГДЕ? КОГДА? предстоит сделать на грядущих испытаниях. То, что существуют различные способы мгновенного перемещения в пространстве, Гарри знал ещё с прошлого года — Гермиона просветила. Трансгрессия не являлась самой совершенной. Но ещё хуже, на его взгляд, был способ, принятый на Востоке. Собственно, он представлял собой полёт. Но с какой-то чудовищной скоростью, от которой сердце подкатывало куда-то к горлу и перекрывало доступ кислорода. Откуда он знает? — Пробовал. Но зарёкся больше этого не делать. Всё-таки каждая нация специфична, и есть ареал, где она дееспособна, а где — нет. Хогвартцы были проинструктированы и около полудня отправлены туда, откуда должны начаться испытания (“…на прочность» — добавил Рон). А именно: в нескольких километрах от монастыря существовала гора Безымянная. На ней плато — ровная площадка периметром шесть на восемь, не более. Площадка — чистая, будто специально выскобленная для этой встречи. Ни кустика, ни деревца, за которые можно было бы уцепиться или спрятаться. Так вот. Им надлежало ДОЛЕТЕТЬ до туда («И вот зарекался же!» — чертыхнулся Гарри)… а там видно будет. В дорогу ребят снабдили мечами, которые раздражали Гарри безмерно. «Конечно, можно кривляться, корчить страшные рожи и испускать жуткие крики, но это всё курам на смех, если имеешь дело с Волан-де-Мортом!» Гарри был уверен, что их обучение — лишь часть стратегии, которая заключается в перетягивании на свою сторону волшебных сил. «Светлые» занимаются, по сути, тем же, что и «тёмные» — вербовкой. А как привлечь на свою сторону восточных мудрецов? Внедрение учеников в одну из тибетских школ — тоже метод… Так или иначе, но поиск крестражей затягивался на неопределённый срок. Неужели они не понимают, что живут на пороховой бочке?! Или он не понимает чего-то? Надо бы поговорить с Будогорским или, по-крайней мере, с Гермионой… Но у неё в последнее время слишком много разных теорий, чтобы считать её оценку происходящего адекватной… Скорей всего, это происходит с их подружкой от постоянного недоедания. Да и в отношении Будогорского что-то не так. Вывести бы его на чистую воду — многое бы прояснилось. Но это мечта, конечно. «Вывести на чистую воду» Будогорского — всё равно что вывести туда же… м-мм… Снегга, скажем… С характерным свистом на плато спускались воины. Как и предупреждал Будогорский, их было трое. Издали Гарри показалось, что парни о двух головах. Но, приглядевшись, понял: то, что он принял за вторую голову, — медвежья морда. На спине каждого из них болталась шкура медведя. В руках — по мечу (аналогичному тому, что имел Гарри, Рон или Гермиона). «Что ж, дабы произвести впечатление, они пожертвовали самым необходимым в рукопашной схватке — мобильностью», — подумал Гарри. Но вскоре понял, что жестоко ошибался. Мобильности им было не занимать. И уж, конечно, эти мóлодцы превосходили нашу троицу во владении мечом. Однако, объединив усилия, друзья добились определённых успехов и оттеснили своих соперников к краю пропасти. Или это был только трюк? — Потому что, зависнув в воздухе, медвежьи шкуры ожили. И вот уже не люди атаковали их, а опасные звери. Клыки их — точно стальные — лязгали, нагоняя ужас.

— Я не могу убить невинное животное! Мне ужасно их жалко! — работая мечом, как молохом, выпалила Гермиона.

— А мне нет! — Рон сделал выпад и вонзил меч в медвежуть.

Боковым зрением Гарри увидел, что в схватке на земле остался он один (вернее, двое: он и его медведь). Разозлившись, Гарри поднялся в воздух помимо своей воли. Оказавшись таким образом НАД своим противником, он гаркнул: «Сдавайся!» — и приставил меч к горлу витязя в медвежьей шкуре. Тут же на плато появилась Комиссия, состоящая из двух членов: собственно Ламы и Будогорского. Воины сбросили шкуры и приняли участие в обсуждении. В итоге за первое задание Гарри получил девять баллов (из десяти возможных; балл с него сняли за некоторую проволочку); Гермиона — семь («Нельзя раскрывать своих планов неприятелю — а она во всеуслышанье призналась в том, что ей, видите-ли, жаль животное»), а Рон — пять.

— Почему? — кипятился тот. — Я же знаю, что на нём всё заживёт, как на собаке!

И тут же получил шлепок по губам невидимой рукой. «Собака» — страшное ругательство на Востоке. И, конечно, применять его по отношению к воинам фадзя по меньшей мере неэтично.

— Ты же знал, что враг, так сказать, понарошку. Должен был поступить как Гарри, — укорил Рона Будогорский, протягивая ему платок.

Губы Рона были разбиты и раздулись после наставления Старца до размеров подушки (который к тому времени уже соблаговолил их оставить). Рон пытался что-то сказать, но у него не получалось.

— Ну, хорошо, — заговорила Гермиона. — Допустим, я согласна с оценкой Рона…

На что Рон пробубнил «То ба табнибалса» (кто бы сомневался).

— … я спасовала — тоже признаю. Но почему снизили балл Гарри?

— Он вышел за рамки временного лимита, — спокойно ответил Барин.

— Но нас же никто не предупреждал, что он вообще существует! — возразила Гермиона.

Будогорский лишь развёл руками.

— Зато сегодня специально для вас праздничный обед! — И, понизив голос, добавил: — И без нашего многоуважаемого сенсея!..

Улыбнувшись, он дал команду трансгрессировать. Сам же остался, чтобы передать Снеггу последние известия. Плато являлось тем местом, где трудно было установить слежку (о которой он догадывался, но Северусу ничего сказал). За обедом было оживлённее обычного. Виной тому послужил Чарльз Уизли, прибывший сюда на Китайском Красном драконе. Монахи были в восторге. Некоторые даже, чтобы увидеть дракона, опоздали на обед, что было бы ужасной дерзостью, будь тут Учитель. Но Лама готовил испытания для студентов Хорватса. За обедом его не было (что значит отсутствие твёрдой руки — тут же всё пошло кувырком!). Пока внимание было приковано к редкостному уроду (по мнению Рона) Китайскому Красному, Гарри и Рон подошли побеседовать с Чарли. Гермиона предпочла спрятаться (оказывается — вот уж новость! — она стеснялась своего внешнего вида).

— Что это с тобой? — Чарли хотел дотронуться до губ брата. Но тот отпрянул.

— Путики.

— Пустяки, — Гарри временно исполнял при нём функции переводчика.

— То та таи, а кааэфс, ки аах?

— Что ты знаешь о королевских орлах? — пояснил Гарри.

Чарли уже было раскрыл рот, как Рон спохватился:

— Тока-ка упи? (Только как убить?)

Гарри повернулся к Рону.

— «Убить»?! Сегодня ты чересчур кровожаден, тебе не кажется? Об убийстве речи не было.

— А фо фэ? (А что же?)

— СПРАВИТЬСЯ. ПОБЕДИТЬ. Чувствуешь разницу? — Гарри дирижировал указательным пальцем перед носом Рона в ритме произносимой фразы.

Этот разговор всё более походил на диалог двух идиотов.

— Я понял, понял! — взмолился Чарли. — И вы наконец поймите: королевские орлы не птицы. Это племя, которое неуловимо. Скорее всего, вам придётся изловить отдельную особь… надеюсь, что пленять всех аборигенов вам не придётся.

— Фа? (Как?)

— А вот так. Есть способ. У королевских орлов редкий вид фобии. Они боятся дневного света. Стоит их только вывести на свет божий, они тут же слепнут и теряют всю свою агрессию. Вот и всё… Пойду посмотрю на своего Китайского Красного. Как бы его не замучили здешние любители животных.

«Вот и всё» обошлось для Рона, Гарри и Гермионы не малой кровью. Чтобы выманить дикое племя на солнце, пришлось разыграть настоящее театрализованное действо. Не зная насколько это допустимо, ребята всё же сварганили себе костюмы, используя волшебную силу. Гермионе выпало быть гейшей. Она обольщала Рона. А Гарри играл злодея (вроде как сутенёра, но на восточный лад). Судя по всему, пещерный народ являлся достаточно продвинутым в смысле секса (оно и понятно, чем ещё заниматься в потёмках?), и действие захватило доверчивых аборигенов. Взрослое население (в основном, заметим, мужского пола) повылазило из своих уютных нор под слепящие лучи дневного светила и, кто вовремя не успел просечь ситуацию, попался в сети. Причём не в фигуральном, а самом вещественном смысле. Сети — самые настоящие, ламаистские. Правда, хогвартцы опять нарушили правила: каждый должен был задержать племенную особь самолично. Но, поскольку попались аж двенадцать таковых, то существенно на их оценке этот факт не сказался. Все они получили по восемь баллов. Два очка сняли за использование магии. Им объяснили, что костюмы можно было попросту заказать (вопрос: кому и когда?). С итогами семнадцать, пятнадцать и тринадцать баллов (соответственно семнадцать у Гарри, пятнадцать у Гермионы и тринадцать у Рона) ребята вышли к финалу, готовые к тому, что Лама будет трепать их до утра. Но боялись они совершенно напрасно. Напротив, услышали много лестного в свой адрес: дескать, и мужественны они, и отважны, и почтительны. Однако каждый получил и назидание. Рону надлежало стать серьёзнее, Гермионе — приобрести больше уверенности в себе (?!), а Гарри пожелали прозорливости. «Ну, и как это понимать?!» — спрашивал себя Гарри, разглядывая диплом, полученный в монастырской обители. Символы Монастыря были чем-то схожи с хогватскими: в дружном объятии сплелись крыса, дракон, орёл и конь. Гарри потрогал пальцем надпись на корешке диплома и она зазвучала как рождественская музыкальная открытка: «Будь прозорлив, Гарри Поттер, будь прозорлив!»

Глава 19. На карнавале.

И вновь резиденция Волан-де-Морта. Северус Снегг у него на приёме. Докладывает, так сказать, обстановку. Кратко излагая что он видел в Тибете, Северус лишний раз убедился, что этим вопросом кроме него никто не занимался. Почему, спрашивается, если ему не доверяют? Камерность первых приёмов в наследных владениях Лорда сменилась помпезностью нынешних. Теперь Волан-де-Морт назначал свидания в недавно отреставрированном Большом зале. Чисто психологически это вполне закономерно: раньше Тёмному Лорду не приходилось доказывать свою мощь. Теперь другое дело. Орнаментальный пол, мозаичные окна, мраморные колонны и высота купола, равная десяти метам! Нет слов, парадный зал выглядел впечатляюще. Посетителей Волан-де-Морт встречал сидящим на троне, который витал в искусственно выращенных облаках на высоте двух метров от пола. Иные времена — иные нравы. Если раньше нужно было следить за оборотами речи Владыки, буквально заглядывая ему в рот, то нынешнее положение обязывало вновь вошедшего остановиться у обозначенного места, пасть ниц и не сметь поднимать взора на Хозяина до тех пор, пока звучит его голос. О том, что аудиенция закончена, извещал Хвост. Он дотрагивался до плеча или до руки коленопреклонённого — это значило, что можно идти на выход. «Верно, Тёмный Лорд выглядит сейчас как сифилитик на последней стадии», — думал Северус, шагая за Петтигрю. Он был недалёк от истины. Волан-де-Морт разлагался заживо. Смрад от гниения его тела уже было сложно замаскировать. К приходу каждого посетителя он готовился более тщательно, чем стареющая шлюха: накладывал тональный крем и румяна, припудривался, красил ресницы… Единственным, кому он являл своё истинное лицо, были Петтигрю и Сивый. И если к Петтигрю большинство посетителей относились как к неодушевлённому предмету, то Фенрир Сивый находился на особом положении. Первый министр, доверенное лицо Тёмного Лорда и его фаворит — таковы были его должностные обязанности. Сивого наделили сверхполномочиямии и он пользовался безграничным доверием своего Господина (как Снегг когда-то). Ныне людоед по имени Фенрир Сивый карал и миловал. И частенько делал это, не заручившись поддержкой Лорда. Ему всё сходило с рук. И только в отношении Северуса Снегга Волан-де-Морт выказал твёрдость: «Никаких несанкционированных действий!» И это после того, как все улики были налицо! Когда Северус Снегг так спешно покинул Тёмный Совет, Сивый (не спускавший с него глаз) устремился было за ним, но вовремя спохватился. Это не требовалось. Снегга не случайно посадили с ничем не примечательными волшебниками. Таких проще запугать. Один из них — тот, что был мужем пожилой леди — услыхав, что его жену может настигнуть безвременная кончина (а он будет тому виной, если не положит в карман Северуса маленькую штучку), тут же согласился на сотрудничество. И сделал это так виртуозно, что сам Северус Снегг ничего не заприметил. О штучке: не бог весть что. Всего лишь маячок из магазина «Частный сыщик», позволяющий засечь подозреваемого, где бы тот не находился. Так Северус, сам того не подозревая, одним своим неосторожным шагом подверг опасности и Юлию, и Будогорского.

— Вам мало доказательств? — возопил Сивый, роняя слюну. Он бросил на стол Т.Лорда пачку фотографий с Будогорским и Юлией. — Эту девку я не знаю. Но ЭТОГО-то вы узнали?

— Русско-Английский Барин, — задумчиво проговорил Волан-де-Морт, беря фото в руки (тут же на снимке остался влажный след). — Давненько мы не пересекались. Смотри-ка, снова с беременной. Жизнь, увы, ничему его не научила.

— Баба не его! — завизжал Сивый. — А Снегга!

— Что-о?! Какие у тебя доказательства?

— Задницей чую!

— Извини, милый, но твою задницу к делу не пришьёшь.

С той поры минул месяц. Всё это время Сивый положил на то, чтобы нарыть как можно больше компромата на своего «товарища». В результате слежки было установлено, что женщина по имени Юлия Валентиновна Гончарова, в браке официально не зарегистрированная, недавно произвела на свет близнецов, мальчика и девочку. Её постоянный гость — давно исчезнувший Ростислав Будогорский. О-о! Имя последнего внушало страх Самому… знаете кому. История, связанная с Будогорским, — одна из тех, упоминание о которых могло стоить тебе жизни. Почему? — Тайна, покрытая мраком. Только сейчас у Фенрира открылись глаза на некоторые вещи. Почти четверть века минуло с тех пор, как первый раз была предпринята попытка посягнуть на самое святое — жизнь Тёмного Лорда. Хозяин смог внушить всем, что он бессмертен. Но как? Каким образом? — Его Тёмность, понятное дело, обнародовать объяснение сему не спешил. Большинство Пожирателей смерти считали, что Т.Лорд изобрёл снадобье, дающее бессмертие. Теперь-то Сивый знал, что ничего такого не было. Весь фокус в крестражах. А вот Будогорский проник в тайну их повелителя намного раньше. То-то Тёмный Лорд лютовал! Даже видавший виды Сивый был смущён, когда юную беременную жену Будогорского притащили на оргию. Только ленивый не изнасиловал тогда бедняжку. Когда очередь дошла до САМОГО, все мгновенно протрезвели. Обычно Лорд убивал своих жертв с известной долей изящества. Реки крови — не его стиль. Тут же он словно обезумел. Сжав живот несчастной, Волан-де-Морт буквально выдавил из неё ребёнка. Несчастная кричала так, что свет электрических лампочек мерцал в соседних домах маглов. Но организм молодой женщины был на удивление крепок: и она, и безвременно родившееся дитя оказались живы. Тогда в бешенстве (какой никогда до этого Сивый у него не видел) Тёмный Лорд вырвал у несчастной матери малютку и затолкал его ей же в рот. Будогорская умерла бы от асфиксии. Но взбесившийся Воланд-де-Морт всё ж таки кинул в неё смертельное заклятие… Он сетовал потом, что «тварь издохла» так быстро. Барина предупредили, что если он не образумится, такой же смертью умрёт его мать. Которая в то время была ещё жива. Угроза подействовала. Будогорский словно сгинул… и воскрес спустя двадцать пять лет. И опять повторение той самой истории: он вновь в компании беременной, а крестражи Тёмного Лорда разрушают. Какая тут связь? Анализы крови двойняшек показали, что присутствующий при родах мужчина (а это был Будогорский) с вероятностью 99,9% не является отцом новорожденных. Фенрир, с самого начала подозревавший, что Снегг и есть отец малюток, придумал для «Пожирателей…» новый тест. Он заключался в том, что каждый член секты должен был сдать некоторое количество своей крови. Сивый хотел тут же её испробовать. Вся операция затеивалась ради одного: подтвердить версию отцовства Снегга. И когда Северус протягивал руку для дачи крови, Фенрира даже не вывела из себя кривая улыбочка Снегга при этой процедуре.

— Что, Сивый, зубы затупились? Пробавляешься теперь кровью из пробирок? — не удержался Северус.

— Отнюдь. Крови скоро будет столько, что тебе и не снилось… Топить будем в крови тебе подобных.

— Ну-ну. Вот тогда-то я тебе зубы и обломаю. Обещаю, — процедил Снегг, рывком опуская рукав рубашки.

Они обменялись ненавидящими взглядами.

— Как только Хозяин не видит лживости этого подонка! — бухтел Сивый, когда к нему подошёл Хвост.

— Снегг нас презирает! — подхватил Петтигрю. — И почти не скрывает этого.

Внезапная догадка осенила Сивого.

— Вот, — он вытащил фото Юлии и Будогорского. — Взгляни: кого из них знаешь?

— Я не уверен, — испуганно пролепетал Хвост. — Но мужчина кажется мне знаком… Точно! Он же преподавал у нас «Защиту» на последнем курсе! Да и женщину вроде бы видел… Кажется, в последний день моего пребывания в доме Снегга. Он вышвырнул меня. А она как раз явилась.

— Ага! — торжествующе объявил Сивый, потрясая фотографиями. — Что и требовалось доказать!

Он уже хотел бежать к Тёмному Лорду, да призадумался. Хвост — персонаж комический. Местный дурачок. Никто с его мнением не считается. Равно, как не прислушивается и к тому, что тот говорит. Нет, надо немедленно отправить полученную кровь к тому же эксперту, который уже взял мзду за ответы на первый запрос. Да-да. Фенрир Сивый не пускался на сей раз в магические хитрости. Слегка загримировавшись, он сначала поболтал с соседкой Юлии. Потом сходил в паспортный стол. Почерпнул там кое-какие сведения из домовой книги. И, наконец, не поленился съездить в больницу, где рожала интересующая его женщинам. В клинике он отыскал врача-акушера и потолковал с ним. Вот о Будогорском — хоть и видел его неоднократно у дверей квартиры на Большом проспекте — не удалось узнать ничего (так же, как и что происходит за стенами этой квартиры). Понятно, что применено то же Оберегающее заклятие, но другого свойства, не знакомое Сивому. Проникнуть в квартиру гражданки Гончаровой не удалось даже Джокеру. В то время как желание узнать что-то из частной жизни Будогорского оказалось столь велико, что Фенрир телепортировал ему. Разумеется, на обратную связь никто не вышел. Более того, при повторной попытке Сивый получил сильнейший удар током. Очнувшись, он понял, что сделал невероятную глупость: теперь Будогорский знал, кто им заинтересовался. Зная пристрастие Тёмного Лорда болтать о чести и великом предназначении ИХ ДЕЛА, Сивый подумал, что это шанс — преподать именно под таким соусом его промах. Конечной целью его тирады являлась, конечно, расправа над Снеггом, который раздражал его безмерно, смертельно, космически. Почему? Он и сам не понимал. Скорее всего, основная причина — банальная зависть. Снегга знали и ценили как в «тёмном», так и «белом» мире. Тысячи волшебников изучали открытия и изобретения Северуса Снегга. Его имя было в Большой магической энциклопедии. Он пользовался успехом у женщин. А если проклятый Снегг ещё благополучно женится, заведёт семью… Нельзя же, чтоб одному было всё, а другому (то есть ему, Фенриру) — ничего!

— Сэр, — осторожно подбирая слова, обратился он к Волан-де-Морту, — я раздобыл неоспоримые доказательства того, что Северус Снегг и есть гражданский муж той особы… если Вы помните.

 — Я помню, — Волан-де-Морт сделал театральный взмах платком, который всё время держал в руке, чтобы промокать кровавую испарину. Он был слаб. В середине дня его клонило в сон. А к вечеру бил озноб.

— У меня появилась идея, — Сивый подбирался всё ближе. — Что, если испытать Снегга? Если НАШЕ дело для него действительно что-то значит, он откажется от жены и детей. Если нет… Вам решать.

Волан-де-Морт благосклонно кивнул.

— Ситуация почти библейская. Господь уже испытывал подобным образом одного из своих сыновей. Что ж, блаославляю тебя, сын мой… — он поднял руку для благословления.

Сивый изумлённо попятился и заморгал.

— Ах, ну да, — замялся Тёмный Лорд, опуская руку.

Так или иначе, «добро» Фенрир получил. План его был прост: подкараулить, когда Будогорский покинет свою пассию (кстати, какую роль играет при ней Барин? — Шведская семья?), надо проникнуть в квартиру. Как? Честно говоря, Сивый ещё не знал. Пока это ему ни разу не удавалось. Но, как говорится, «под лежачий камень вода не течёт». Надо что-то делать. И не откладывая дела в долгий ящик. К середине следующего дня он уже околачивался возле парадной госпожи Гончаровой. Хотел было посидеть в тепле — в подъезде на подоконнике, да какая-то старушенция проявила бдительность:

— Вы к кому, товарищ? — прошамкала она.

— К кому надо, — буркнул Сивый.

Но препираться не стал, дабы не привлекать внимания. Надвинув на глаза кепку, Сивый поднял воротник и засунул руки поглубже в карманы. Серое питерское небо сыпало мелкий, как крупа, дождь. Во дворе ни зелени, ни лавочки. И градусов не больше пяти.

— Проклятый город… и проклятые маглы!

Сивый с удовольствием подумал, что подруга Снегга обыкновенная магла. С чего он взял? Да просто волшебники не живут в таких домах. Даже русские. Дверь подъезда запикала. Сивый спрятал глаза под бейсболкой. Он уже знал, кто выходит… — Будогорский. Насвистывая, Барин беспечно зашагал на выход — к арке, над которой почему-то болталась вывеска ПРАЧЕЧНАЯ. Сегодня у Ростислава было приподнятое настроение. Первый раз после выписки Юлии из роддома он остался с ней наедине. Всё остальное время, как верная клуша, при Юле находилась Катерина. И то ли Барин отвык от русского прямодушия, живя долгое время за границей, то ли потому что Юлька сказала, будто Катя влюблена в него, но сегодня наконец он чувствовал себя свободным от постоянных Катиных: «Ах, Ростислав Апполинарьевич, Вы неважно выглядите», «У Вас усталый вид, Ростислав Апполинарьевич…», «Юля сказала, что Вы не работаете, это правда? Как Вы себя чувствуете при этом в моральном плане, Ростислав Апполинарьевич?..» Юлька посмеивалась, глядя, как он беспокойно ёрзает на кухонной табуретке.

Зато сегодня он услышал то, чего подспудно ждал.

— Ты наш самый дорогой друг, Славик. Я знаю, что ты всё время был на страже моего здоровья и спокойствия Северуса. Мы бы хотели, чтоб ты был крёстным наших детей. Похоже, ты их ангел-хранитель, — Юля нежно дотронулась до его руки.

Будогорский зажмурился от счастья. Не тогда. Теперь. Юлия совершенно оправилась от родов. Даже стала лучше. Порывистые движения были сейчас мягче, а взгляд глубже. Видимо, эйфория от проведенного вдвоём с любимой женщиной вечера вскружила ему голову и на время лишила разума. Барин забыл обезопасить вход от Сивого и ему подобных. Юлька прибралась на кухне и пошла посмотреть на детей. Щёчки её малышей заметно округлились. Она наклонилась, чтобы поправить им одеялки… и вдруг, поддавшись внезапному импульсу, подхватила их на руки и перенесла к себе на кровать. Сама легла рядом и, окружив рукой свои сопящие сокровища, стала целовать мелко и часто их наивные головёнки в чепчиках. Потом засунула руку под подушку и, нащупав там пистолет, успокоилась. Его Юле притащил Будогорский. И не какой-нибудь, а с серебряными пулями. Это было так, «на всякий случай» (как сказал Барин). Но магия магией, а какие-то более вещественные меры защиты должны же существовать! Вот она и взяла у Славика пистолет, а у матери попросила осиновое брёвнышко и заточила его под колышек. Теперь колышек всегда лежал у неё под кроватью, а пистолет под подушкой. Юлька машинально провела рукой по полу. Всё на месте (иногда Муська точила об него когти и закатывала либо под пианино, либо под телевизионную тумбу). Интересно, каков он, этот Сивый? И почему Сивый? Он вампир по рождению или жизнь его сделала таковым? Сколько лет он уже пьёт людскую кровь? А больше ему ничего не хочется? Ведь есть же масса вкусняшек… Она прислушалась. Вот, похоже, ответы и явились к ней на домсобственной персоной. Отпихнув Асю и Гошу к стене, Юля натянула на голову одеяло и сжала рукоять пистолета. Её восприятие обострилось невероятно. Она чувствовала не только крадущиеся шаги Сивого, но даже его дыхание. Вот он подошёл к детской кроватке и обнюхал её (жуткий запах чуть не лишил её обоняния). Видимо, его целью являлись только дети — как и предупреждал Будогорский. Фенрир Сивый перегнулся через неё, чтобы дотянуться до младенцев. Юлина реакция была мгновенной. Она не была ворошиловским стрелком, поэтому стреляла в упор до тех пор, пока не кончились патроны.

— Вот так-то, милок, — пробормотала она, вылезая из-под тела вампира.

Дети, конечно, проснулись и заплакали.

Хорошо помня, что в фильмах ужасов подобные твари проявляют чудеса живучести, она своротила Сивого с постели и, не медля, вбила ему в грудь остро заточенный кол.

— Кошмар! — ужаснулась Юлька «деяниям рук своих». — Мне даже его не жаль. А ведь это живое существо… было. Наверно, я могла бы быть киллершей.

Дети продолжали кричать. Юля, не обращая внимания на такие мелочи, оглядела комнату. Всё было в крови: постельное бельё, ковёр, её одежда и она сама. «До чего легко можно убить человека… Все неприятности героев жанра „хоррор“ от того, что его герои ведут со своими потенциальными убийцами душеспасительные беседы. Не иначе, как для сценического эффекта. Я не была такой дурой…», — с удовольствием отметила Юлька. К её удивлению, кровь у Сивого была красного цвета и по-видимому, имела те же свойства, что и у обычных людей — например, плохо отстирывалась. «Хорошо ещё, что я живу в старом фонде. Здесь стены толстые. Но кто-нибудь из соседей всё равно может позвонить куда надо (вернее, куда НЕ надо). Выхода нет. Надо телепортировать Славке». Она прикрыла глаза и сосредоточилась. Так сказать, отключилась от внешних раздражителей.

Ростиславу Апполинарьевичу Будогорскому от

Юлии Валентиновны Гончаровой.

Срочно надо увидеться! Жду.

Юля взяла малышей на руки и стала ходить с ними по комнате. Собственно, «ходить» не получилось. Потому что через пару минут возник Будогорский. Мгновенно оценив обстановку, он, ни слова не говоря, застелил постель свежим бельём и… /смотри следующую страницу/

уничтожил старое. Кровь Сивого, продолжавшаяся сочиться из ужасающих ран на его груди, чудесным образом была остановлена, а многочисленные пятна на ковре выведены.

Раздался звонок. Аська опять захныкала. Юля передала её Будогорскому. Сама же, положив в кроватку Гошу, пошла открывать.

— Кто? — приглушив голос, спросила она.

— Серый Волк, — был ответ.

— Шутники, блин! — разворачиваясь, проворчала Юлька.

— Что у вас происходит? — вновь раздалось из-за двери. — То пожар, то потоп, то грохот… Вы видели, который час?

Юля покусала губы и открыла дверь. На пороге в растянутых трениках и вылинявшей майке стоял сосед снизу.

— Денис? — притворно удивилась она. — Чем обязана? На сей раз сантехника у нас в полном порядке, а на плите ничего не стоит. Вам так мешает плач детей, что Вы нанесли мне визит в такое время?

— Какой там плач?! — взорвался парень. — Такое впечатление, что тут палили из пистолета!

— Из пистолета? — переспросил подошедший Будогорский. — А может, из револьвера?

— Есть разница?

— Специалисты говорят есть. Правда, мы не в курсе. Но, заверяю Вас, ни из пистолета, ни из револьвера, ни из какого другого оружия здесь не стреляли.

К ужасу Юлии, Денис не поверил на слово, а сделал решительный шаг вперёд. Она обменялась взглядом с Будогорским. «Всё в порядке», — мысленно заверил её тот и, подхватив беспокойного соседа под руку, повёл в детскую. «Что Славка намерен делать? Стукнуть непрошенного гостя по голове?» Разумеется, нет. Барин был, как всегда, безукоризненно любезен.

— Надеюсь, никого из Ваших домашних мы не побеспокоили?

— Нет, все на даче, — простодушно поведал ему Денис.

— Вот и хорошо, — Будогорский произнёс что-то вроде «кабала фортунато» и повёл соседа к выходу.

— Спокойной ночи, — миролюбиво попрощался Денис.

— Всего доброго, — ласково напутствовал его Ростислав.

Притворив дверь, он ободряюще улыбнулся Юлии.

— Слушай, а где труп? Ты что, растворил его в кислоте?

— В кислоте, кума, так быстро органические ткани не распадаются, — и он, как фокусник, обнажил пригвождённого осиновым колом к полу Сивого. — Да уж. Он и при жизни-то красавцем не был, а теперь…

— Прекрати! — взмолилась Юля. — Скажи лучше: зачем ты потащил Дениса в комнату? Он элементарно мог бы споткнуться о тело!.. И откуда у тебя плащ-невидимка?

— У Гарри позаимствовал. И мне надо вернуть его, пока он не заметил. Парень очень дорожит этой вещью. Дело в том, что мантия когда-то принадлежала его отцу, который погиб.

— Знаю, — вздохнула Юля. — Из этого я делаю вывод, что ты меня сейчас оставишь… Мне надо позвонить Катерине. Хотя это, конечно свинство выдёргивать её сюда в первом часу ночи. Обещай, что побудешь со мной, пока она не приедет.

— Побуду.

— И ещё. Ты найдёшь способ известить Северуса о том, что произошло.

— Годится, — согласился Будогорский. — Собственно, ты можешь позвонить ему сама. Он должен быть дома.

— Уверен?

— «Сто пудов», — на подростковом сленге заверил её Барин. — Но вот стоит ли? Я предлагаю поступить так: дождёмся Катерину и введём её в курс дела.

— Кхе-кхе, — прокомментировала Юля его предложение.

— А что делать? — задал риторический вопрос Будогорский. — Тебе нужна помощница. И лучше, если это близкий человек. Кроме того, Катя одинока. Это гарантия, что лишнего говорить не будет — просто некому. Да и убедить в существовании волшебного мира столь экзальтированную особу, мне кажется, не будет так уж сложно. Так что твою скептическую ухмылку припрячь до лучших времён.

— Ну, положим… Что дальше?

— Дальше я переправлю вас в Бразилию. Завтра 23 апреля — последний день карнавала, своего рода карнавальный апофеоз. У меня забронирован номер в гостинице — так, на всякий случай. Поселитесь там. И завтра же, в Рио-де-Жанейро, у нас запланирована встреча с Северусом… Ну, что, подождёшь до завтра?

Юлька бросилась к нему на шею и расцеловала.

— Славка, ты волшебник!

Назавтра, разбирая вещи в номере гостиницы «Бразилия», Юлия в сотый раз повторяла легенду, придуманную специально для Катерины.

— М-м… ничего страшного. Просто у меня послеродовая депрессия. Порекомендовали сменить обстановку. На что ты жалуешься? Когда бы ты ещё увидела настоящий бразильский карнавал?

— Боюсь, что я его не увижу.

— Это ещё почему? Сейчас зайдёт Будогорский, и вы пойдёте гулять.

— Разве его теперь не стоит опасаться?

— Что за ерунда! С чего ты взяла?

— Как это?! Вспомни, что он вчера наговорил!

— Хорошо, — Юля устало опустилась в кресло. — Как, в таком случае, ты объяснишь чудесное перемещение из Петербурга в Рио?

— Думаю, никакого перемещения и не было. Это, — Катя обвела рукой обстановку гостиничного номера, — не более, чем галлюцинация.

— Ну, скажи, галлюцинация, по крайней мере, приятная?

Катерина кивнула.

— Ростислав тебе нравится?

Катя вновь кивнула.

— Всё, разговор окончен. Иди гуляй, — и Юлька решительно выставила Катерину за дверь. — Будогорский ждёт!

В коридоре действительно стоял Барин.

— Привет, — улыбнулся он. — Как устроились?

— Нормально, — ответила Юля. — Забирай Катерину и объясняйся с ней сам. Я больше не могу.

Оставив их наедине, она вернулась в номер.

— Так-так-так…

Юлька внимательно оглядела себя в зеркале.

— Ах! Красота — страшная сила! — сказала она вслух, взбивая и без того пышную шевелюру.

— Совершенно с тобой согласен, — раздалось позади неё.

— Северус! — Юлька, как обезьяна, прыгнула к нему, уцепившись за его пояс руками и ногами. — Ты что, не отражаешься теперь в зеркале? Я тебя не видела!

— Это называется эгоцентризм: не слышать и не видеть никого, кроме себя, — рассмеялся Снегг.

— Боже! — развела руками Юлия. — Неужели ты стал читать что-то, кроме специальной литературы по зельям и заклинаниям?

— Это и есть специальная литература, — буркнул Северус, — по психологии.

— Честное слово, я тебя люблю!

— В таком случае можно раздеваться?

— Пошляк! — Юлия шутливо ударила его по рукам.

Она не знала, что этот непринуждённо-легкомысленный тон, в каком сейчас с ней разговаривал Северус, — результат проведённой работы Будогорского. Накануне Ростислав встретил Снегга у хогвартских ворот, и Северус рвал и метал. Досталось всем: и Дамблдору, который втравил его в это мероприятие, и Будогорскому, который вёл себя, как «безалаберный школьник», и, конечно, Волан-де-Морту.

— Я убью эту скотину! Нет, сначала разобью в кровь его змееподобную харю! — лютовал Снегг, изображая что-то похожее на отжимание белья.

— Ну, что ты мелешь! — рассердился Барин. — Хочешь загубить всё, что было сделано! Немедленно возьми себя в руки!

Северус замкнулся и отстранённо смотрел на Ростислава.

— Ну же, — встряхнул его Будогорский. — Всё же обошлось!

— Где этот ублюдок? — взревел Снегг.

— Не собираешься же ты надругаться над мертвецом? Успокойся, тело Сивого в Запретном лесу… было, во всяком случае. Думаю, что теперь уже переваривается в желудке арахнидов.

Северус заметно повеселел. Больше его не посещали мысли о скорой расправе с Тёмным Лордом. Они обсудили подробности встречи в Бразилии и разошлись. Северус потрусил к ближайшему кустарнику (дело в том, что он был не он, а большая чёрная крыса). Что любопытно. Экспериментируя с трансфигурацией, он вывел следующую закономерность: если спрыснуть себя любовным эликсиром, желаемый объект будет хранить свою форму до обратного превращения без каких бы то ни было осложнений (каким, к примеру, подверглась Гермиона в результате пития оборотного зелья с кошачьей шерстинкой). И не нужно быть метаморфом, чтобы принимать любое обличье. Пока, правда, он видоизменял себя только в живое. Опыты по превращению в неодушевлённые предметы оставил на потом. Надо сказать, что Барину попало не только от Снегга. По приезду в Бразилию на него налетел Гарри.

— У меня пропала мантия — невидимка. Вот что!

Будогорский молча протянул ему мантию. Гарри кинул на него уничтожающий взгляд и принялся читать нотации.

— Неужели трудно было попросить? Или Вы боялись, что я посмею задать несколько вопросов? Конечно, моё дело маленькое: всего лишь убить Волан-де-Морта. Остальное решают мудрые ВЗРОСЛЫЕ волшебники. А мы кто? — Так, мелкая сошка. Зачем нам знать, доколь ещё предстоит таскаться по городам и весям? Или зачем потребовался этот чёртов ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР? Или вот ещё вопрос на засыпку: мне только кажется или всё же мы ищем крестраж? Пока никаких действий по его обнаружению я не наблюдал. Не пора ли дать хоть какие-то объяснения?

После того как он выпалил свою обличительную тираду, Гарри почувствовал облегчение.

— На некоторые твои вопросы я, пожалуй, отвечу сейчас. Присядем, — предложил Барин.

В результате полуторачасового повествования Гарри услышал тайные и явные замысли Будогорского и… МакГонагалл. Не все, конечно. Выглядело это так. После того, как будут активизированы все силы, которые удалось собрать на протяжении последних двух лет, надлежит устроить встречу лидеров двух партий: от «светлых» будет Гарри, от «тёмных», разумеется, Волан-де-Морт. Этой встрече должно предшествовать уничтожение всех крестражей. По последним данным брошь в форме орла была замечена здесь, в Рио, у одой у местных предсказательниц. «Прощённое воскресенье» (последний день Масленицы) — самое лучшее время, чтобы забрать раритетную брошку. Так сказали ведущие астрологи мира. Это раз. Два: змею (седьмой и последний крестраж) следует уничтожить в день падения Тёмного Лорда. Так как в последнее время он не расстаётся со своей Нагайной. И три: до решающей встречи нужно посетить Министерство магии. Там Гарри поймёт, КАК он победит Волан-де-Морта.

— А раньше мне этого не понять? — язвительно процедил Гарри.

— Боюсь, что нет, мой мальчик, — покачал головой Будогорский.

— Когда мы навестим прорицательницу?

— Вифанию?

— Вифания она или нет, мне всё равно. Пора уже что-то делать, а не сидеть сиднем!

— У русских есть на этот счёт хорошая присказка: поспешишь — людей насмешишь. Но в данном случае ты прав. Мы отправляемся сейчас. Руку, мой юный друг!

Они оказались на узкой улочке. Барин жестом пригласил Гарри войти в дверцу, напоминающую вход в погреб. Гарри взглянул на свежепобеленный двухэтажный дом: весь второй этаж увит плющом, в цветнике — розы. Что ж, это вселяло надежду, что встреча не будет такой уж пугающей. Поднявшись по скрипучей деревянной лестнице, они оказались у квартиры № 13. Дверь была не заперта. Небольшую комнатку отделяла от холла занавеска из бутылочных пробок. Ростислав Апполинарьевич раздвинул пробочные нити и позвал:

— Вифания, Вы здесь? Я привёл к Вам молодого человека, жаждущего узнать свою судьбу.

— Ещё чего! — фыркнул Гарри.

Будогорский прикрыл ему рот и впихнул в апартаменты гадалки. По виду помещение напоминало классную комнату Трелони: темнота, духота, пылающий камин, на круглом столике хрустальный шар.

— Присаживайтесь, — раздался утробный голос.

Гарри повиновался.

— Вы пришли сюда из желания узнать о себе правду?

— Э-э, — замялся Гарри, — нет. Я пришёл узнать ответ на конкретный вопрос.

— А именно: не владею ли я брошью Когтевран, так?

Гарри заёрзал на стуле.

— Извините, но меня беспокоят люди, с которыми я разговариваю, когда не вижу их.

Тут же перед ним материализовалась женщина средних лет, одетая как цыганка.

— Так лучше? — спросила она.

«Тётка, вроде бы, настроена вполне миролюбиво», — подумал Гарри.

— Почему бы и нет? — ответила его мыслям прорицательница.

— Что Вы сказали? — удивился он.

— Почему я должна быть настроена враждебно? Ростислав — мой друг. А ведь это он привёл тебя ко мне.

— У Вас брошь Кандиды Когтевран? — прямо спросил Гарри. Словесные игры порядком ему надоели.

— Увы, уже нет, — вздохнула Вифания.

— Как она попала к Вам? И куда делась?

— Дело в том, что уже много лет мы дружим с Кандидой…

«Чокнутая, — решил Гарри. — Кандида жила тыщу лет назад».

— Нет, я не чокнутая. Я медиум. Могу говорить с духами умерших. Чтобы тебе было понятно, скажу так: ты ведь признаёшь, что можно завести друга по переписке. Допустим, общаешься с кем-то в INTERNЕТе и чувствуешь духовную близость. В то же время никогда этого человека не видел. Ясно?

— В общих чертах, — согласился Гарри.

— Вот и со мной произошло нечто подобное. Выйдя как-то раз на связь с великой волшебницей (по просьбе одного молодого человека), я ощутила, что Когтевран очень близка мне. Юноша ушёл, а я с тех пор регулярно общаюсь с Кандидой. Поверяем друг другу сокровенные мысли. Кое-какие женские секреты. Один раз она поведала мне, зачем приходил тот молодой человек. Оказалось, он завладел её талисманом — брошью в форме орла. Украшение до поры до времени хранилось в лоне семьи Когтевран. Человек по имени Барти Крауч сумел похитить реликвию и передал её Вашему ужасному волшебнику — тому, кого называть не принято. Этот тёмный маг поместил в брошь что-то страшное.

— Как в брошь можно что-то спрятать? — прервал её Гарри.

— Вопрос разумный, — Вифания встала и, поднеся папиросу к горящей свече, закурила. — Эта брошь — медальон. Внутри неё находился локон… не Кандиды… Впрочем, это неважно. Но с тех пор, как брошь оказалась в руках злых волшебников, медальон стал вместилищем частицы жизни… хм… сам знаешь кого. Крауча назначили хранителем броши. Никто не мог бы отнять у него броши, не отняв у него самого жизнь. А сделать это было непросто, потому что Тот Самый Могущественный Тёмный Колдун наделил Барти Крауча сверхсилой. И Кандида научила меня, как выманить её у Крауча.

— Как же? — поинтересовался Гарри.

— Неважно, — сдержанно ответила она. — Но с брошью Краучу пришлось расстаться. Говорят, до конца своих дней он чувствовал вину за то, что не сумел сохранить столь дорогой предмет для своего Хозяина. А Крауч не помнил даже, как он утерял брошку. С той поры я являлась хранительницей драгоценной броши. И вот, несколько дней назад, открываю заветную шкатулку… а брошки нет.

Прорицательница горестно вздохнула. Гарри испытующе смотрел на неё.

— Вы можете вызвать дух Когтевран сейчас?

— Да. Я была готова, что ты не поверишь мне на слово. Дай мне пару минут.

Вифания устроилась за столиком напротив Гарри, взяла в руки хрустальный шар и замерла. Глаза её остекленели. Она погрузилась в транс.

— Вспомни, Гарри, — чужим голосом заговорила гадалка, — заветы старцев Востока. Надо научиться верить людям. Не всем. Но достойным. Отличать подлинное золото от подделки. Всё, от первого до последнего слова, что сказала Вифания, — правда. К сожалению, брошь утеряна. Мы даже не знаем точно, где она. Одни лишь предположения. Мы с твоим учителем никак не придём к единому мнению. То ли она под землёй, то ли под водой. Скорее всего, тебе придётся побывать и в Атлантиде, и в Плутонии. Таков твой путь. Прощай, Гарри.

Голова медиума запрокинулась. Глаза закатились. Изо рта вытекла струйка слюны.

— Пойдём, — тихо сказал Будогорский. — Ей нужно время, чтобы прийти в себя.

Спускаясь по лесенке, Гарри вдруг озарило:

— Про какого учителя говорила … ЭТА?

— Весьма неуважительно ты называешь основательницу Хогвартса «ЭТА», — заметил Барин. — Хочу обратить твоё внимание, что отгадав, о каком учителе шла речь, найдёшь ответ на мою загадку. Помнишь её?

Выйдя на улицу, Будогорский спрятал глаза за солнцезащитными очков. Понять, что там, за их стёклами — совершенно невозможно.

— Как всегда — на самом интересном месте… — проворчал Гарри.

Вечером три товарища (Гарри, Рон и Гермиона) отправились на улицы Рио-де-Жанейро, чтобы вкусить карнавальных прелестей. Они жались друг к другу, стараясь, чтобы их не унесла веселящаяся толпа. Смех, горячительные напитки, языческие маски древнеиндейских богов, латиноамериканская музыка… Широкомасштабное действо оглушало. Несколько раз прохожие разных мастей пытались вовлечь их в гудящий улей праздника. Одна из девушек на мгновение распахнула свою атласную мантию — под ней красовалось голое тело утрированных форм. Рон остолбенел. Гермиона засмеялась.

— Эй, Рон! — она пощёлкала перед его носом пальцами. — Очнись! Груди у этой девицы накладные, а трусы — меховые. Всего лишь иллюзия… но как она на тебя подействовала!

— Иллюзия, говоришь? Почему бы тебе как-нибудь не устроить такую иллюзию?

Гермиона зарделась и пихнула Рона в грудь. Тот поймал её пальчик и поцеловал. Грудь Гарри опять сжали тиски обиды. Почему ОН должен сражаться с Волан-де-Мортом? За что ему такая ноша? В конце концов, он не просил о такой чести! Глядя на своих беспечных друзей, Гарри понимал, что последние новости (что они будут волочиться по всему свету в поисках крестражей) ничуть не испортили им настроения. Напротив: как же, захватывающее приключение! Повсюду Гарри натыкался на целующиеся парочки. Только он, как дурак, с унылым видом и тяжкими думами. Что-то его зацепило. Он не сразу понял, что именно. Стоп! Тыл того черноволосого пирата кажется ему знакомым. (Надо ли говорить, что большинство гуляк нарядились в самые немыслимые костюмы!). Он присмотрелся повнимательнее. Этот пират кого-то ему напоминал. Догадка уже вот-вот должна была озарить его дремлющий разум. Но тут взрыв смеха женщины, которую доморощенный Джек Воробей бессовестно прижимал к стене, погасил все здравые мысли. Юная женщина проворно наклонилась за оброненной маской, на миг мелькнуло её лицо. Боже правый! Это же лицо его матери! Только… только в более ярких красках. В это время женщина, подобрав пышные юбки эпохи бесстрашных конкистадоров, побежала по улице. Мужчина в костюме пирата — за ней. Ветер сорвал с его головы треуголку и растрепал чёрные, как смоль, волосы. Шляпа, сделав пируэт (не иначе как при помощи манящих чар!), укрыла столь знакомую причёску. Лжепират, точно почуяв, что за ним пристально наблюдают, оглянулся. Глаза Гарри на секунду встретились с угольно-чёрными глазами бывшего профессора по защите от тёмных искусств… Снегга! Слова застряли в горле. Гарри сунул руку в карман за палочкой. Откуда ни возьмись, появился Будогорский.

— Гарри? — Барин цепко перехватил его руку. — Что ты делаешь?

У Гарри прорезался голос:

— Держите его! Держите! — завопил он, выворачиваясь из крепких объятий Будогорского.

— Кого, Гарри?

— Снегга! Там Снегг!

Так получилось, что Гарри встал вспять движению карнавала. Снегг и его спутница потонули в водовороте движущейся толпы. Гарри бессильно опустил палочку. Каким-то образом Будогорский опять оказался в непосредственной близости от «тёмных». Во всяком случае, от одного из самых страшных его представителей. «Не верю!» — хотел уже выкрикнуть Гарри в лицо профессору. Но тут вспомнил напутствие тибетского сенсея. А потом ещё Когтевран, практически слово в слово повторившая предсказания Великого учителя. Гарри сжал зубы и зашагал прочь. Пожалуй, даже больше, чем встреча со Снеггом, его поразила женщина, бывшая с тем. И если по закону о «тесности мира» Гарри рано или поздно должен был встретиться со Снеггом, то встреча с двойником его матери потрясла его. Реинкарнация или переселение душ — вот как это называется. Надо побольше об этом узнать. Но встретить ЕЁ в такой компании! Бред какой-то! Отчего Снегг так ненавидел его отца? — впервые задумался Гарри… Слишком много загадок… Но он обязательно доберётся до сути!

Глава 20. Атлантида.

Гарри бросился колесить по улицам Рио — словно у него включился реактивный движок. В себя он пришёл только когда понял, что окончательно заплутал. Желание участвовать в карнавале испарилось. Убедившись, что рядом никого нет, он трансгрессировал в дом, куда их поселили. Домишко был довольно странный… хотя где вы видели НОРМАЛЬНЫЕ дома волшебников?! В зарослях, напоминающих сад Спящей красавицы (каким он стал за сто лет спячки принцессы), прятался особнячок в стиле… вообще непонятно, в каком стиле. Больше всего он напоминал курятник — правда, достаточно просторный. К остову этого жилища лепилось невероятное количество пристроек: мансарда, терраса, веранды, флигели… И всё это громоздилось в таком безвкусии, что напоминало детище Франкенштейна. «Доктором» этого архитектурного кошмара был пожилой метис. «Пожилой» — это мягко говоря. Впрочем, старый — тоже. Древний — ближе к истине. Более всего он напоминал Лешего — если б последний сильно загорел. Дон Педро (бразильский Леший) был один. Ни Рон, ни Гермиона, и уж конечно ни Будогорский ещё не приходили.

— Желаете перекусить? — подмигнул Гарри дон Педро.

— А что есть?

— Мясо и овощи, — Педро прохромал к плите, где шкворчали на сковородке только что поджаренные отбивные.

— Вы готовите сами? — изумился Гарри.

— А что? — вопросом на вопрос ответил хозяин. — Или не доверяете моей стряпне?

— Ну-у, — смутился Гарри (так оно и было — но не говорить же об этом вслух?!).

— Брось, парень. Доверяй людям, — посоветовал ему старик.

«Они что, сговорились? — с раздражением подумал Гарри. — В какой раз за день мне об этом говорят?!»

— Не обижайся. Но так оно и есть. Всё написано у тебя на челе — ты сейчас как шкаф, — и бразильянец начертил в воздухе квадрат.

— Это шутка? — Гарри был озадачен: что значит «как шкаф»?

— Сядь, — распорядился дон Педро и, подхватив сковороду, водрузил её на стол. — Ешь. Голодный человек — глупый человек. И злой.

Гарри поискал глазами столовые приборы.

— Чем есть-то? Нет ни ножа, ни вилки.

— «Ни ножа, ни вилки», — передразнил его Педро. — Так ешь.

Гарри нехотя взял со сковородки кусок мяса и тут же выронил. Брызги кипящего масла заляпали даже стёкла очков — когда шмат мяса шлёпнулся аккурат на то место, откуда был взят.

— Ауч! Горячее! — пожаловался Гарри, дуя на обожжённые пальцы.

Грустный «Леший» смотрел на него с укоризной.

— Ты в смятении, парень. Тебе надо сначала поесть, — настаивал дон. — И без этих твоих штучек: вилочек, ножичков… Вот тебе миска с салатом. Вот ложка. Мясо перед тобой. Давай работай. А я, если не возражаешь, сяду к камину греть свои старые косточки. Ты будешь есть и слушать. Старики вроде меня обожают болтать. А тебе надобно кого-то послушать, чтобы понять: не один ты такой горемыка.

Хозяин проковылял до кресла-качалки и заговорил. Поначалу Гарри брезгливо ковырялся в салате (как знать, может, овощи там напополам со старческими ногтями?), но потом увлёкся и ел с аппетитом. Да и рассказ был занимательный.

— На заре нового, 16-го, века я получил место матроса в команде самого Христофора Колумба, — начал своё повествование старик…

Гарри мысленно сделал акцент на «16-м веке» и «команде Колумба», но от комментариев воздержался. Более всего юный Педро ценил свободу и независимость. Жажда приключений заставила покинуть его солнечную Кастилию и отправиться навстречу великим испытаниям… Но тогда он ещё не знал, КАКИМ. Дабы набрать желающих в команду Колумба, распускали слухи, что путешествие будет приятным, словно прогулка по дворцовому парку. Нельзя сказать, чтобы Педро купился. Однако не предполагал, что будет ТАК трудно прижиться в стае морских волков, каковыми являлись прожжённые мореманы. Они считали молодого матросика букашкой, всячески насмехались над ним, придумывая тысячу бесполезных и глупых занятий… Зато благодаря флотской выучке Педро враз стал самостоятельным: научился латать одежду и готовить. Карабкался по вантам с ловкостью обезьяны и давал отпор желающим над ним поглумиться. На борту корабля донельзя обострились его чувства. Запах с камбуза Педро улавливал из трюма, а услышать, о чём говорят в рубке капитана, мог из своей каюты. Мог увидеть кита с расстояния двух миль!.. Да и много чего. Этим он снискал уважение среди бывалых мореплавателей, и они оставили его в покое. Но по-настоящему силу своих ощущений Педро осознал во время первого в его жизни шторма. Их корабль, казалось, вырвался на волю. Попал наконец в свою стихию. Он будто зажил собственною жизнью, освободившись от докучливых людишек. «Святая Мария» то взлетала вверх на головокружительную высоту, то падала вниз как с отвесной скалы. И было непонятно, как это до сих пор она не выплюнула оставшихся моряков за борт. Искатель приключений Педро элементарно струсил. И зачем это его понесло на край света? Верно говорят: что имеем не храним, потерявши — плачем. Он не хотел умирать вдали от милой Кастилиьи. Боялся смерти. Педро поклялся: если только он уцелеет, в ближайшем же порту сойдёт на берег и никогда больше не ступит на палубу корабля. Педро упал на колени и стал молиться. Он молился истово. До тех пор, пока не впал в состояние, близкое к нирване. За стеной ливня ему вдруг почудилось лицо Громовержца, готового выпустить в насмерть перепуганного Педро огненную стрелу.

— Не убивай меня! — взмолился он. — Я сделаю всё, что попросишь!

— Ты украдёшь для меня золотую стрелу Майи и будешь проклят навеки. Либо умрёшь сейчас незапятнанный, — поставил ему условие сын Олимпа.

Педро смотрел на божество, как кролик на удава.

— Ты понял меня, ничтожный? — взревел плод его видений.

— Почему я? — заплакал юноша. — Почему-у?

С ним случилась истерика. Он выл и катался по скользкому от дождя полу, пока не разверзлось небо, и не вонзился в доски палубы пучок раскалённых стрел. Во власти припадка Педро, не ведая, что творит, выдернул стрелы и, запрокинув голову, прокричал:

— Я выбираю жизнь!

— Ты сделал выбор. Да будет так! — грохот стихий сменился шумом дождя, а потом и вовсе всё стихло. Установился полный штиль.

Команда мало-помалу приходила в себя. Корабль обуздали. А Педро слёг с сильнейшим приступом лихорадки. Оклемался он только у берегов Южной Америки. Помнил это, как сейчас. К нему ворвался его дружок Карлос и выпалил:

— Земля! — и, захлёбываясь от волнения, потряс его за плечо. — Ты понимаешь? — Земля!

Карлос выбежал, оставив дверь открытой. Свежий бриз влетел в лазарет и взъерошил волосы Педро. Он вдохнул морской воздух и со всей остротой почувствовал вкус жизни. Покачиваясь от слабости, юный Педро сошёл на берег. У него кружилась голова, он шёл почти на ощупь. Не дойдя до прибрежных кустов, где затеивалось строительство лагеря, Педро упал на песок и заплакал. Теперь он не сомневался, что Зевс, насылающий на него проклятие, — лихорадочный бред, не более того. Весть о том, что высадились белые, быстро распространилась по побережью. Прослышав, что чужестранцы предлагают диковинные вещи в обмен на кое-какие местные побрякушки, привела туземцев в восторг. К ним потекли аборигены. Обмен товарами должен был стать залогом доверительных отношений между дикарями и европейскими цивилизованным народом. Однако местная знать не спешила раскрывать им объятья. Тогда Колумб повелел устроить что-то вроде ярмарки с бесплатным театрализованным представлением для всех коренных жителей. Педро — будучи самым молодым — играл в этом спектакле невесту моряка. Сюжет был банален. Мария любит Луиса, простого моряка. Отец Марии — капитан. Он запрещает дочери выходить замуж за бедного матроса. Девушка упрямится. Возлюбленный предлагает Марии бежать. Но вечером условленного дня коварный капитан забирает Луиса в плавание. Корабль — увы! — тонет. Когда приходит известие о случившемся, Мария не может пережить потерю отца и любимого друга. Она идёт к морю, чтобы то поглотило и её. Разыгранное действие произвёло большое впечатление на собравшихся. Одна из индианок по окончании спектакля подошла к Педро. По её выразительным жестам юноша понял, что девушка предлагает ему дружбу… Ну, какая может быть дружба между двумя юными созданиями в вечнозелёных лесах Америки (особенно если учесть, что первое время они не понимали ни бельмеса на языке друг друга)? Очень скоро Майя (так звали девушку) захотела познакомить Педро со своим отцом, дабы испросить согласия на брак. Он чувствовал, что Майя выше его по рождению. В ней ощущалось какое-то внутреннее благородство. Но Педро и не подозревал, что она — дочь вождя племени. Как ни странно, он произвёл благоприятное впечатление на будущего тестя. Но чувства эти не стали обоюдными. Вождь (он же папа Майи) был страшен. К встрече с потенциальным мужем единственной дочери папаша подготовился изрядно: его тело сплошь было покрыто нательной живописью. Он встречал будущего зятя в кресле, выставленном на улице. Если бы жених не приглянулся, это кончилось бы для него полной катастрофой: он был бы пронзён копьём, которое глава племени держал наготове наподобие королевского жезла. Педро довольно быстро освоил основы языка коренных американцев. Может, это, а может то, что сам Христофор Колумб почтил «великого вождя» в роли свата, упрочило положение Педро Кальвáдоса… Его официально признали наречённым Майи. Вскоре состоялась свадьба, устроенная в соответствии с местными традициями. А на праздник Весеннего равноденствия Педро в числе немногих пригласили в Великий город. Переход туда обставили с большой помпезностью. «Рядовые» индейцы несли на одних носилках вождя, на других — Майю с новоиспечённым мужем. Их эскорт продвигался семь дней. При входе в город простые индейцы поставили носилки и удалились. Почётных гостей уже встречали воины Великого города. Педро завязали глаза и сняли повязку только при представлении Верховному жрецу, который был разукрашен почище его тестя при первой встрече. Однако вид индейского жреца поразил его куда меньше самого города, который был выстроен из… хрусталя! Башенки на дворцах преломляли солнечный свет и казались то фиолетовыми, то розовыми, то золотыми. От этих нежных цветов над городом стояла вечная радуга. Педро зажмурился. А когда открыл глаза, видение не исчезло. Индейцы взирали на его с видом превосходства. И чтобы показать, как ничтожен ОН в сравнении с НИМИ, повели показать главную достопримечательность города — ЗОЛОТУЮ СТРЕЛУ. Стоило Педро взглянуть на неё, и сердце у него ушло в пятки. Та сцена на корабле… она ему не пригрезилась! Именно эту стрелу ему предстояло украсть. Но зачем? Почему ему? И для кого? Ответы на эти вопросы Педро получил тут же: будто кто-то повернул рычажок внутри него — вновь зазвучал властный рокочущий голос, который он уже раз слышал. «Помни о своём поручении! Оно является и твоим проклятием и величайшей честью! Золотую стрелу Афродиты поручено похитить тебе с тем, чтобы поместить её навеки в отдел тайн, где хранится секретное оружие магов». Теперь Педро знал, «зачем» и «для кого» нужна стрела. Оставалось лишь догадаться «почему». Его избрали из простых смертных не случайно. Никто другой не наделён столь острым зрением, прекрасным слухом и тонким обонянием. Как это связано с его заданием, Педро пока не знал. Но больше никакими талантами он не обладал… Разумеется, Педро понимал, что кража — крайне неблаговидный поступок. Тем более — в подобных обстоятельствах. Но отступать было некуда. Жизнь свою без Майи он уже не мыслил. Поэтому, скрепив сердце, рассказал ей обо всём. И, невзирая на предупреждения жены, на её мольбы и слёзы, улучил момент и украл стрелу. А потом бежал вместе с Майей в леса Амазонии. И жил там, как дикий зверь, долгие лета. Что до стрелы, то она исчезла во время его следующего транса. ГОЛОС поздравил его с успешно проведённой операцией и никогда более не беспокоил никакими просьбами. Доверчивые индейцы не смогли настичь их. Они укрылись надёжно. Вот только Майя утратила свою прежнюю весёлость и беззаботность. Бог не дал им детей, и Педро жил для своей красавицы-жены. Впрочем, вскоре Майя перестала быть красавицей… и женой (в буквальном смысле этого слова) тоже. Она дала обет целомудрия за совершённое ими святотатство. Дни и ночи Майя проводила в молениях, а Педро — охотясь в бескрайних лесах амазонской долины. Семейная чета потеряла счёт прожитым годам. Иногда Педро казалось, что он и не знал другой жизни. Но пробил смертный час Майи. А он жил, и жил, и жил… до тех пор, пока не устал от жизни. И стал он искать смерти: выходил на охоту без оружия в надежде, что какой-нибудь дикий зверь растерзает его. Он купался с голодными крокодилами и не разводил на ночь костра… Всё зря! Тогда Педро решился выйти к людям. Хотел отдать себя на их суд. Что же он увидел? Много времени утекло с тех пор, как они с женой предали свой род!.. Да и индейцев, как таковых, почти не осталось. Те немногие, что выжили, были загнаны в резервации. А новоявленные хозяева Америки вели себя так, будто сам черт им не брат, не чтя ни старых порядков, ни законов. Украсть у своих не считалось таким уж бесчестьем… да никто и не воспринимал россказни Педро всерьёз — мало ли что придёт в голову выжившему из ума старику, похожему на доисторическую мумию! Озлобленный и одинокий, Педро поселился в Бразилии среди людей. Он мог бы ступить на скользкую дорожку, попадись ему на тот момент подходящий человечек. Но случилось иначе. В его жизнь вошёл Дамблдор. Альбус Дамблдор раскрыл ему глаза на многие вещи — ведь Педро, потерявший счёт времени, до сих пор не знал, в чём состоит проклятие, наложенное на него, и как его искупить. Дамблдор рассказал, что дон Педро Кальвадос обречён жить вечно, подобно Агасферу, до той поры, пока ЗОЛОТАЯ стрела не достигнет своей цели. Как только цель будет повержена, Педро сможет наконец воссоединиться со своей дорогой Майей.

— Недавно до меня дошла благая весть. Скоро… — старик поднял вверх заскорузлый палец. — Скоро свершится правосудие. Я смогу отдохнуть от земной жизни.

— Вы сказали «недавно дошла благая весть»…

— А?

— То есть Вы получили эту весть буквально на днях? — уточнил Гарри.

— Точно так, — дон Педро прикрыл слезящиеся глаза.

— Кто принёс Вам это известие?

— Есть люди… — был дан расплывчатый ответ.

Гарри захотелось выпытать у старика КТО и КОГДА конкретно, но тут дверь распахнулась, и в комнату влетели разгорячённые праздником (и наверняка карнавальным пуншем) Рон и Гермиона.

— Гарри, где ты был? Мы тебя везде искали… А чем вы тут занимаетесь? — Гермиона бросила взгляд на скрючившегося у камина дона Педро и перевела разговор на другую тему. — Ах, какой чудесный праздник! Правда, Рон?

Тот смотрел на свою подружку откровенно влюбленными глазами и тихонько пожимал ей руку.

— Надо поговорить, — делая вид, что ничего не замечает, деловито сказал Гарри. Он обернулся к Педро, который — невероятно! — оказался первооткрывателем Америки (если это, конечно, не бред) и извинился за то, что прервал рассказал старика на полуслове.

Ребята вышли на балкон.

— Я видел Снегга! — выпалил Гарри. — Представляете, этот урод был с дамой!

— Представляя-ю! — заулюлюкал Рон и получил подзатыльник от Гарри.

— Ничего ты не представляешь! — обозлился Гарри. — Женщина, к твоему сведению, ему не чета… И вообще: по-моему, она похожа на мою мать.

— Гарри! — укоризненно покачала головой Гермиона. — Не думаешь же ты, что твоя мама жива?

Гарри досадливо отмахнулся.

— Я что, похож на полоумного?! Речь не об этом. Мне пришло в голову другое. За что, спрашивается, Снегг так ненавидел моего отца? И ненависть, похоже, была у них взаимной… Не доходит?

Гермиона наморщила лоб, пристально глядя на Гарри.

— Поняла! — воскликнула она. — Как говорят французы, «шерше ля фам» — ищите женщину. И твой отец, и Снегг были влюблены в твою мать, Гарри! О, Боже! Когда Снегг окончательно убедился, что Лили никогда не покинет Джеймса, он предпочёл увидеть её мёртвой!.. Так, наверно.

— Что ж, в таком случае у него есть оправдание, — произнёс Рон.

— Признаться, я так далеко не заглядывал… Но кое с чем я согласен.

Он задумался.

— Нет, определённо тут концы с концами не сходятся… Впрочем, я могу ошибаться…

— «Ошибаться» в чём? У? — на балкон выглянул Будогорский.

— Странно, как это Вас не занесло в какой-нибудь злачный притон, — ревниво процедил Гарри.

Будогорский проигнорировал издёвку. Он вытряхнул из пачки Mallboro сигарету и, облокотясь о перила балкона, смачно затянулся.

— Мне казалось, что карнавалы как раз для этого и созданы. «Злачные притоны» — как ты изволил изящно выразиться — много ли их ещё осталось? Практически все стали легальны. Только запретный плод сладок по-настоящему… К счастью, я успел изведать все наслаждения до того, как они превратились в вульгарно-народные увеселения. Ей-богу, мир опять перевернулся! К чему этот возврат к пуританскому образу жизни?! Мне куда как более по нраву свободные шестидесятые. Приятно вспомнить, знаете ли, кубинские дома терпимости (это в то время как остров Свободы является оплотом социализма) или подвалы Шанхая…

— Ростислав Апполинарьевич! Не Вы ли говорили, что между учителем и учениками должна существовать дистанция! — изумилась Гермиона.

— Не надо было ей этого говорить, — проворчал Рон. — теперь мы не услышим продолжения.

Но Барина, видать, понесло.

— Я говорил, что между учениками и учителем должна быть дистанция? — удивился он, выискивая, обо что бы затушить сигарету. — В любом случае, с этим покончено. Разврат остался в прошлом. Друзья мои, хочу сделать признание: я влюблён. Влюблён, увы, безответно… Так Афродита карает тех, кто слишком часто пренебрегает её дарами.

Ребята завороженно смотрели ему в рот. Всё, что не говорил и не делал их новый профессор защиты, казалось не то что бы странным, а просто невероятным! В конце концов, так не поступают взрослые умные люди… да ещё преподы!

— Сегодня, часом, не День Святого Валентина? Рон с Гермионой — это я ещё могу понять… Снегг с подругой, даже этот дед… И вот теперь ещё Вы, — Гарри был в замешательстве. — Что же это такое?!

— Это называется весна, Гарри, — улыбнулся Барин. — Пробуждение природы… А что ты там говорил о нашем славном хозяине… ведь ЕГО ты назвал «дедом»?

— Да болтал какую-то ересь: будто ему 500 лет и он вместе с дочерью краснокожего вождя украл какую-то стрелу… Я особо не вслушивался.

— Иными словами, ты не связал стрелу Афродиты, секретное оружие, отдел тайн и уничтожение Волан-де-Морта? — спросил его с насмешкой Будогорский.

— Выходит, всё правда? — Гарри почувствовал себя дураком.

— А ты как думал?

Насвистывая, Барин (довольный, что так удачно отвертелся от вопросов о Снегге) отправился в гостиную. Ребята плелись за ним.

— Любезный хозяин, — обратился Будогорский к дону Педро, — мы злоупотребим Вашим гостеприимством до утра. Завтра отбудем.

— Как угодно, — равнодушно ответил тот.


Умение перемещаться в любую точку планеты, конечно, здоровски. Раз! — и ты уже на западной оконечности африканского континента. Но путешествовать неторопливо, поглядывая из окон вагона на мелькающие пейзажи… в этом, что не говори, есть своя прелесть: видишь, как сменяются климатические пояса, изменяется ландшафт… Поэтому Будогорский использовал те и другие виды перемещения. Когда же Рон после очередной трансгрессии в изнеможении разминал шею, Ростислав Апполинарьевич понял: любые путешествия — как бы неи были они увлекательны –надоедают.

— Надеюсь, мы уже в Атлантиде, — буркнул Уизли-младший.

— Мой друг, неужели ты ничего не слышал об Атлантиде? — спросил его Будогорский.

— Я? Конечно, слышал! — храбро ответил Рон.

— В любом случае, краткий экскурс в историю, думаю, вам не повредит. Не хотелось бы оскорбить атлантов вашим невежеством, — и Барин рассказал им историю, ставшую легендой.

Возраст Земли исчисляется четырьмя миллиардами лет. Где-то три — три с половиной миллиарда на Земле существует жизнь. Предполагается, что человек разумный появился не более сорока тысяч лет назад.

— Мы с вами ещё вернёмся к этому разговору, КАК это произошло… — заметил Будогорский. — И только три тысячи лет человек занимается активной хозяйственной деятельностью…

Время от времени Ростислав Апполинарьевич останавливался, чтобы задать своим ученикам какой-нибудь каверзный вопрос, однако сам же на него и отвечал.

— Вы, вероятно, знаете, что некогда наша суша не была столь сильно изрезана. Её причудливый рисунок со временем стал помехой для резвых мореплавателей. И они задумали сделать Панамский канал, Суэцкий… Они бы соорудили и Гибралтарский — если бы он не был так заботливо предоставлен самой природой. Разумеется, наши далёкие предки не заглядывали так далеко… Но им вовремя подсказывали…

— Кто? — не удержался Рон.

— Терпение! — дал знак Будогорский. — Скоро вы всё узнаете… В принципе ты должен был задать мне другой вопрос: КОМУ в первую очередь оказывается помощь? Сам как думаешь?

Рон помотал головой.

— Обидно, что вы растёте безбожниками. Совсем не знакомы со Священным писанием. А ведь там чёрным по белому написано: «да воздастся праведникам»! Ну-ка, припомните, кого называют «праведниками»?

— Тех, кто ведёт правильную жизнь? — предположила Гермиона.

— Точно, девочка. Только много ли ты знаешь таких, которые не злобствуют, не завидуют, даже не сквернословят?

— Трудно сказать. Надо пожить с человеком, чтобы узнать его до конца. Но из близких людей… нет, никого.

— Вот! — Будогорский по привычке поднял палец кверху. — Но такие есть. Есть даже целый народ праведников. Когда-то они жили на перешейке, который соединял Евразию с Африкой в районе Гибралтара.

— То есть… Вы хотите сказать… — Гермиона как всегда поняла учителя первой. — Атлантида не была островом?

— Она стала таковым. Когда опустилась на дно океана, — пояснил Будогорский. — На Атлантиде живут исключительно добропорядочные люди. Они очень привязаны к своему краю. У них не было ни войн, ни вражды. Словом, рай на Земле. Жаль было бы утерять навсегда эту цивилизацию. Или подвергнуть ассимиляции с простыми смертными — вроде нас с вами. Хотя, пожалуй, в отношении «простых смертных» это я зря. Таким, как мы, было оказано величайшее доверие: нанести визит атлантам. Правда, разгуливать там везде, где заблагорассудится, нам не позволят. С нами будет проводник и покажет нам всё, что посчитает нужным.

— Но если остров на дне океана, как мы будем там дышать? — вопрос, прозвучавший в устах Рона, волновал не его одного.

— Один раз Гарри удалось пробыть под водой без кислорода при помощи жаброслей. Остальные участники испытаний Кубка использовали другие способы, — вспомнила Гермиона. — Крам превратился в акулу, а у Флер был головной пузырь…

— Видите, — подхватил Будогорский. — Если ты чародей, то можно существовать и под водой. Но нам не придётся приспосабливаться к жизни в водном пространстве.

— Что-нибудь другое? Как же тогда? А как? — прозвучал нестройный хор голосов.

— Сами увидите, — уклончиво ответил Барин.

— Ну же, Ростислав Апполинарьевич, — заныли ребята.

Он вздохнул.

— Ну, ладно. Вы когда-нибудь видели иконы?.. Над головами святых изображается нимб… Такими наши далёкие предки видели своих прародителей. Воздух Земли в те давние времени был перенасыщен кислородом, поэтому инопланетяне, прибывшие сюда, ходили в космических шлемах. Земля показалась им благодатной для жизни планетой. И они стали готовить её как платформу будущего для своих детей. Они подарили нашей планете жизнь и стали наблюдать. Но люди в своём большинстве не эволюционировали. По-прежнему они глупы и кровожадны. Даже в инопланетных формах жизни человечество видит лишь плоть, которую надо резать для своих низкопробных исследований. Однако мы являемся детьми наших создателей. Значит, в этом отчасти виновны и они. Поэтому чувствуют ответственность за нас… И в то же время не могут быть рядом без угрозы для собственной жизни. Благодаря своим сверхспособностям, наши отцы могут существовать сразу в трёх измерениях.

— Но нам… разве МЫ можем попасть в другое измерение? — спросила Гермиона.

— Как тебе сказать, — улыбнулся Будогорский, — рано или поздно мы все попадаем в другое измерение… после смерти.

— Но я ещё не планировал туда попадать! — горячо возразил Рон.

— Нет, дорой мой Рон. Во всяком случае, вам троим умирать ещё рановато. Обойдёмся без этого. Мы не случайно оказались именно здесь, на нулевом меридиане экватора. Если ровно в полдень встать лицом к Солнцу и показать талисман наших предков, — Гарри вспомнил, как перед встречей с «чутью» Барин использовал свисток подаренный ему белоглазыми волшебниками, — этого будет достаточно, чтобы попасть в третье измерение.

Будогорский снял с шеи ладанку и предъявил её Солнцу. Она словно магнитом притянула к себе солнечные лучи, вонзившиеся в неё сотнями тысяч игл, мгновенно изрешетив. Руку Будогорского-то ли ожгло солнечным жаром, то ли она порозовела от ослепительного света. Друзья инстинктивно взялись за руки, крепко зажмурившись… Всё-таки это был ожог. При чём сильный. Они закричали так, будто черти жарили их на сковородке. И потеряли сознание. Когда Гарри очнулся, первым делом он задрал на себе рубаху (нет ли на нём тех ужасающих рубцов, которые достались ему на память о «Красном российском Солнышке»). Нет. Ничего подобного. Напротив, чувствовал он себя превосходно. Рядом, как ни в чём не бывало, прохаживался Будогорский, посматривая на часы. Рон и Гермиона только что пришли в себя.

— Ну, вы как? — спросил Гарри друзей.

— Ничего… кажется, — Гермиона вынула из кармана зеркальце (кто бы мог подумать, что она носит с собой подобные вещи!) и поправила растрёпанные волосы.

— Рад приветствовать дорогих гостей на нашей земле! — это произнёс высокий златокудрый красавец в засборенном на манер тоги куске материи.

Юноша (его звали Эль) повёл их по парку, в котором гуляли такие же как он прекрасные молодые люди, обворожительные женщины с детьми, похожими на ангелов, и богоподные старики. Ни у одного их встретившихся им не было недовольного или хотя бы озабоченного выражения лица. Как и предупреждал Барин, гостям не позволялось вступать с местными жителями в прямой контакт. Так что оставалось только глазеть. Но посмотреть было на что. Помимо всеобщего благодушия поражала ухоженность. Видимо, духовная чистота атлантов как-то перекликалась с чистотой на улицах. Всё благоухало, цвело, радовало глаз. Повсюду были разбиты цветники, дорожки выложены плиткой, кусты подстрижены. Старики мило полемизировали за партией шахмат на вечные темы: политика, воспитание детей. У детей и их матерей счастливые лица. Не слышно окриков и разговоров «что почём». Гарри отважился спросить дорогое ли жильё в Атлантиде? Эль вопросительно поднял брови, и в разговор включился Будогорский.

— Из обихода атлантов деньги изъяты. У них, видишь ли, давно наступил коммунизм — в то время как пессимисты утверждали, что он недостижим. Всего лишь утопия.

Помимо того, что в Атлантиде нет денег, хогвартцы больше ничего не поняли. Если «коммунизм» и «пессимизм» — более-менее понятно, то что ещё за «утопия»?.. Поэтому философские диалоги не вели. Так они получили большую возможность осмотреться.

— Угощайтесь! — к ним подошла девушка в костюме римлянки. Она протянула им мороженое.

Рон и Гарри просто проглотили языки. Ясно как день: у красотки под полупрозрачной тканью голое тело! Никакого нижнего белья! Гермиона бросила на них сердитый взгляд. Эль по-своему истолковал этот взор.

— У нас очень красивые женщины, правда?

Мальчишки согласно закивали. Они и сами это заметили. Как в голливудском боевике, им до сих пор не попалось ни одной прыщавой толстушки. Парни так увлеклись рассматриванием проходящих девиц, что пропустили половину из того, что им рассказывал их гид. «Старейший театр, изумительные голоса… Не желают ли они посетить концерт симфонической музыки?.. Библиотека. Тут собраны бесценные фолианты: Книга судеб, Велесова книга, шумерские скрижали, дневник царя Соломона — всего лишь некоторые из них… Стадион. В Атлантиде много талантливых спортсменов. Особенно выдающиеся рекорды поставлены по прыжкам в высоту… Атланты заботятся об образовании своих детей. Школы оборудованы по последнему слову науки и техники. Можно в какой-нибудь день предпринять целевую экскурсию в учебные заведения Атлантиды…»

— Хотите?

— Непременно! — (Рона и Гарри слегка перекосило)

Гермиона показала им кулак:

— Хочешь пойти по стопам своих братцев — раздолбаев? — прошипела она Рону.

— А что? По-моему, они неплохо устроились… У-уй! — Рон потёр ягодицу, за которую его ущипнула Гермиона.

Эль в качестве экскурсовода был безупречен: внимательный, тактичный, широко образованный. В конце экскурсии он вывел гостей на идеально выстриженный луг. Площадку посреди него закрывала гигантская металлическая плита.

— Космодром, — буднично сказал Эль.

Рон с Гарри переглянулись.

— Отцы только вчера улетели к себе домой, — посвятил их Эль в детали расчудесно-волшебной жизни атлантов.

— А где их дом? — поинтересовалась Гермиона.

— На третьей планете системы Альтаир. Они называют её «Z».

— А Вы откуда: отсюда или оттуда? — Рон ткнул пальцем в небо (или что тут у них?).

— Я отсюда. Коренной житель Атлантиды, — без капли раздражения ответил Эль. Он вообще ни разу их не одёрнул, не поправил, не поставил на место. Просто удивительно, какие нервы у человека!

— Вы будете гостить у нас до тех пор, пока корабль не вернётся, — добавил он.

— Впечатлений на первый раз им хватит. Проводи ребят, пожалуйста, в гостиницу, — прервал его Барин. — А я вас оставляю. Меня, увы, никто не освобождал от преподавательской работы. Так что я в Хогвартс. Завтра меня не ждите.

Эль не стал уговаривать Будогорского задержаться.

— Надо так надо, — сказал он, протягивая руку.

— Увидимся, — профессор помахал им на прощание и развернулся в противоположную сторону.

Гостиница представляла собой стройное двухэтажное здание с галереей, увенчанное декоративным фронтоном. На барельефах фронтона — сцены античных мифов.

— Красиво, — желая сделать приятное, похвалил строение Рон.

— Пройдите внутрь. Там вам понравится больше, — распахнув перед ними двери, пригласил войти Эль.

Ребятам предложили остановиться в двух номерах, соединённых проходной комнатой, оборудованной под гостиную. Ретро с модерном сочетались в оформлении интерьера с большим вкусом. Эль прошёл по комнатам, включая повсюду свет.

— Свет (он поиграл выключателем). Телефон. Телевизор. Музыкальный центр. DVD. Компьютер, — попутно Эль включал имеющуюся оргтехнику. — Думаю, разберётесь… У нас запланирована обширная культурная программа. А пока отдыхайте. Еду найдёте в холодильнике. Разогреть можно в СВЧ-печи.

Гермиона шла, дотрагиваясь до того или иного предмета, что-то бормоча себе под нос.

— Но как? Как это всё тут работает? По каким законам?

Рон, не заморачиваясь, плюхнулся на диван, забрасывая ноги выше головы, и врубил телик на максимум. Гермиона подскочила к нему, выхватила пульт и отрегулировала звук.

— Запомни: ничего не трогай, ни до чего не до-тра-ги-вай-ся! — она произнесла это как ритмизированный стих, дирижируя перед носом Рона указательным пальцем.

— Ты не права, Гермиона. Просто покажи ему магловские премудрости. Рон давно хотел, — вступился Гарри за друга, пока тот обиженно сопел.

— Смотри и запоминай Рон, — менторским тоном начала Гермиона, указывая на микроволновку, — это — СВЧ — печка. С помощью неё готовят и разогревают пищу. Ну-ка, что там у нас?

Она подошла к холодильнику и поискала, что бы такое подогреть.

— Вот! — Гермиона подтащила блюдо с мясом. — Ставишь. Устанавливаешь нужное время. И запускаешь. Всего делов!

Рон восхитился:

— Это прямо-таки волшебство!

— Скажешь тоже, — подобрела Гермиона.

— Что в тебе хорошо, Гермиона, так это, похоже, голодным с тобой не останешься, — набивая рот снедью, засмеялся Рон.

Все расслабились. Развалясь на диване, Рон забавлялся пультом от телевизора.

— С ума сойти! Сколько всяких передач! — ликовал он. — А у нас только новости на местном канале да «центральное вещание» — ещё хуже новостей.

— Из тебя выйдет отличный обывательский муж: сытный ужин м телевизор — всё что нужно для счастья, — скептически заметила Гермиона. — Но, честно говоря, и сама поражена: откуда столько программ?

Гарри не хотелось ни о чём думать. Он мечтал вытянуться на отведённой ему кровати и тупо смотреть какой-нибудь фильм, что-нибудь жуя в постели. Или включить тихую музычку и листать мужской журнал… Жаль, что он не один в комнате…

— А знаете что? — Рон соскочил с дивана (крошки градом полетели в разные стороны). — Если уж нам запрещено гулять по ихним атлантическим улицам («Их», — машинально поправила Гермиона), то пройтись по этажам гостиницы нам ведь никто не запретит, верно?

— А пойдём! — Гарри залихватски хлопнул себя по коленям и направился к выходу.

— Это будет даже полезно… с точки зрения обмена культурным опытом, — хихикнула Гермиона.

Но смотреть, как оказалось, было не на что. На втором этаже располагались только их апартаменты, а на первом — холл с пальмами в кадках и прочими комнатными растениями. Не солоно хлебавши, друзья вернулись к себе. Но жажда приключений обуревала. Гермиона толкнула дверь, ведущую на балкон, и та поддалась. Каждая деталь её гибкого тела высвечивалась в лучах заходящего солнца.

Гарри кивнул Рону:

— Хороша! — и поднял вверх большой палец.

— А то! — Рон, польщённый, выпятил живот.

— Смотрите, — Гермиона скосила глаза на соседствующий с ними балкон.

— Если перелезть через это заграждение, можно взглянуть на наших соседей, — шепнула Гермиона.

— Вдруг там маленькие зелёненькие человечки? — сделал страшные глаза Рон.

Но покажись там те самые человечки, это не так бы поразило Гарри, как-то зрелище, что он там увидел. Рыжеволосая искрящаяся женщина, которую он встретил со Снеггом в Бразилии, стояла сейчас за стеклом номера по соседству с ними! Она держала на руках ребёнка, нежно его убаюкивая и целуя. К ней подошла другая особа — невзрачная и широкая в кости. У неё также был на руках младенец. Подруги склонились друг к другу, что-то оживлённо обсуждая.

— Пора возвращаться. А то ещё чего подумают, — беззвучно проговорил Рон.

— Смотри, — толкнул его Гарри, — эта женщина, с рыжими волосами…

— Красивая… но старовата, не находишь? — безразлично пожал плечами Рон. — У неё, гляди, вроде ребёнок… или даже два.

— Это женщина Снегга! — зашипел Гарри. — Это с ней он был в Бразилии!

— Да ну?! — Рон прилип к стеклу. — Во даёт Снегг! Губа у него не дура… Смотри-ка, у неё, похоже, под этой штучкой ничего нет…

— Вы что застряли? Хотите, чтобы нас тут поймали? Вот будет здорово! Нужно уходить.

Это подошла Гермиона. Она потянула Рона за рукав. Тот безропотно подчинился. Гарри пришлось последовать их примеру. Вернувшись в номер, Гарри объяснил Гермионе, что это была за женщина. И если ОНА здесь, не исключено, что и господин Снегг тут же.

— Я пройду по карнизу и посмотрю, что происходит в другой их комнате, — решительно заявил Гарри.

— Я подстрахую! — вызвался Рон.

— Вы не отдаёте сами себе отчёта! Снегг — преступник! Как он может тут оказаться?!

— Вот мы и проверим! — упёрся Гарри.

Зная «поттеровское» упрямство, Гермиона махнула рукой.

— Лезьте. Только не сверните себе шеи!

Гермиона выглянула на балкон и убедилась, что переполох ещё не поднят. Не удержавшись, она прошла до окна, где мальчишки видели двух женщин и невольно залюбовалась линиями той, которой приписывалась близость со Снеггом. Гермиона поморщилась: бывший профессор был ей неприятен. Непроизвольно она дотронулась со своей груди. Пожалуй, если бы Снегг прикоснулся к ней, она лишилась чувств от страха. С другой стороны, он волшебник… Может, Снегг опоил эту женщину приворотным зельем? Гермиона вспомнила безумное лицо Рона, когда тот испробовал на себе приворот. Нет, эта рыжеволосая красавица выглядит спокойной и уверенной в себе женщиной. Пожалуй, она даже внушает некую уверенность тем, кто просто на неё смотрит… Гарри и Рон и тем временем жались друг к другу, пытаясь удержаться на узком карнизе. Вдвоём им было неудобно смотреть в маленькую щель, оставленную между шторами. Они заглядывали в неё по очереди. За столом, накрытом на двоих, сидел Снегг с… Будогорским! Когда Гарри карабкался сюда, он уже предчувствовал, что увидит. Но оказалось, что не готов видеть это воочию. Он вцепился что есть мочи в край слива и сдавленно прошептал:

— Рон, достань из моего кармана волшебную палочку.

Тот не стал задавать лишних вопросов. Но, шуруя в карманах Гарри, потерял равновесие и рухнул вниз, увлекая за собой друга. Благодарение богу, он успел-таки достать палочку и произнёс «Ретарданте!» (заклятие, замедляющее падение). Брякнувшись прямо на розовую клумбу, мальчишки отползли в ближайшие кусты.

— Ты наложил защитное заклятие? — Северус наградил Будогорского тяжёлым взглядом.

— Ну, забыл… с кем не бывает!.. — Ростислав развёл руками и, подойдя к окну, выглянул наружу.

На самом деле он не наложил заклятие намеренно. Ему хотелось вывести из подполья Снегга и его семью. Пусть бы уже Гарри знал, кто ему друг, а кто враг. Кроме того, изучив своенравный характер своего воспитанника, он опасался, что Поттер может натворить непоправимых глупостей. О которых сам же будет потом сожалеть. Ростиславу была непонятна позиция Дамблдора и Северуса. И тот, и другой запретили раскрывать Гарри их тайны… Но, может, если бы всё произошло как бы невзначай, ему сошло это с рук? Потому-то Барин и подстроил «нечаянную» встречу… Но, как видно, напрасно. Снегг сделал два резких взмаха палочкой: сверху-вниз и справа-налево. Тут же пространство комнаты словно съёжилось. И даже воздух загустел — стал как будто зримым. Северус сам обезопасил своё жилище.

— Он «забыл». Всегда при тебе только твой нижний отдел. Но проверь на всякий случай: вдруг чего-либо не хватает? — как всегда в минуты раздражения Северус слегка брызгал слюной.

«Увы, мой план не сработал!» — признал своё поражение Будогорский. Смеясь, Барин достал белоснежный платок и промокнул им лицо.

— Сева, как бы ты не был зол, всё же не стоит плевать на меня. Вернёмся лучше к нашему разговору, — он как раз посвящал Северуса в то, что Дамблдор называл «генеральным сражением».

Через неделю прибудет корабль с Альтаира. Предстоит согласовать с «отцами» выработанную ими стратегию. Только тогда можно будет отправляться в Плутонию, дабы уничтожить брошь-крестраж (в Атлантиде, к сожалению, её не оказалось). После чего Гарри в сопровождении эскорта из членов Ордена феникса прибудет в отдел тайн Министерства магии за стрелой Афродиты. Дамблдор просит Снегга накануне этого мероприятия посетить Волан-де-Морта с целью разведки: знает тот о предстоящем сражении либо нет. Сие опасно, как никогда. Северус должен трактовать это как просьбу, ни в коем случае не как приказ.

Лицо Снегга потемнело.

— Я согласен, — твёрдо сказал он.

— Ты хорошо подумал? — Будогорский смотрел на него с тревогой. — Помни, это всего лишь перестраховка. Волан-де-Морт не знает, что Министерство восстановлено. Тем более что существует теперь в другом измерении. На твоём месте я бы подумал…

— Хватит, — прервал его Снегг. — Я уже подумал.

— Смотри, — Ростислав поднялся из-за стола. У тебя ещё есть неделя… Мне пора.

И, не прощаясь с дамами, трансгрессировал в Хогвартс.


После того, что Гарри увидел в окне соседней комнаты, он замкнулся. Пару раз пытался подсмотреть, что там твориться, но натыкался на тёмную завесу. Ясно, как день: на помещение наложено заклятие непроникновения. Эль каждый день придумывал для них развлечение, сообразное их возрасту: театр, цирк, зоопарк, планетарий… даже поход по школам устроил, как обещал. Гарри же под различными предлогами оставался в номере. Он валялся в кровати, бездумно переключая телик с одного канала на другой, и мечтал. Но радости это занятие ему доставляло мало. Постоянно он возвращался мыслями к тому, что увидел… Его мозг напоминал Гарри старый заржавленный механизм: каждая идея — словно вышедшая из строя шестерёнка — с трудом проворачивалась вперёд… по кругу… а потом в обратном направлении… и так без конца. Как Будогорский мог сидеть со Снеггом за одним столом? Говорить с этим убийцей? И, кажется, что-то даже распивать вместе с ним?! Плевать он хотел на доводы Гермионы, что, скорее всего, это какой-то хитроумный ход… например, переговоры… А может, Снегг опять переметнулся на светлую сторону, предвидя скорое поражение своего Хозяина… кто-то же поставлял сведения для «Ежедневного пророка».

— И что? — свирепствовал Гарри. — Если Снегг такой пройдоха, он вновь избежит наказания… Один раз Дамблдор уже поверил ему и поплатился!

Нет, никогда им не понять, что чувствует человек, когда на его глазах убивают другого, близкого ему, человека. Гарри содрогнулся, вспомнив жалкий, молящий голос старика, и без того стоящего на пороге смерти: «Северус… пожалуйста!» А Будогорский… Русско-Английский Барин… Он тебе и русский (когда надо), и английский (когда удобно) — то есть ни вашим, ни нашим… И везде-то у него связи!.. В пронырливости он не уступает своему дружку — Снеггу. Гарри столько раз убеждался в беспринципности Будогорского! А тот всё же сумел заморочить ему голову своей ласковостью и речистостью. Ведь чувствовал же Гарри, что на самом деле Будогорский холоден и равнодушен! «Нельзя никому верить!» — лишний раз убедился Гарри. Наверно, это Барин подговорил тибетских монахов и прорицательницу Вифанию дать ему совет побольше доверять людям. Слава богу, Гарри не такой дурак. Его научила сама жизнь всё подвергать сомнению. Теперь его не обольстить лживыми посулами. И он вновь обособился от Рона и Гермионы. И не делился мыслями вслух.

— Гарри! Гарри, пойдём быстрее! Ты должен это видеть! — к нему в комнату вбежала Гермиона.

— Что ещё? — лениво потянулся Гарри, делая вид, что дремлет.

— Летят ОТЦЫ! — «„Отцы!“ — ухмыльнулся Гарри. Гермиона уже говорит на сленге атлантов».

Но напялил кроссовки и отправился за Гермионой.

— Как это Эль отпустил тебя одну?

— Ой, у них там такая суматоха! Ты себе не представляешь! А Рон отказался бежать за тобой. Он хотел во что бы то ни стало дождаться, когда прилетят ЭТИ, — щебетала Гермиона по пути к космодрому.

— Значит, корабль ещё не приземлился? — удивился Гарри. — Откуда же известно, что они вот-вот прибудут?

 — Выходит, у них есть какая-то связь, — как само собой разумеющееся сказала Гермиона. — Да и Будогорский сказал…

Она осеклась. Но Гарри и вида не подал, что его взволновало известие о прибытии профессора. Ещё в парке они услыхали рёв ликующей толпы. Когда Гарри и Гермиона вышли на огромную зелёную поляну, посреди неё уже красовалась летающая тарелка. Именно такая, какими их обычно изображают в фантастических фильмах. У Гарри даже мелькнула мысль: «Может, это инопланетяне позаимствовали режиссёрскую выдумку, а не наоборот?» Он смотрел, как радуются атланты, и недоумевал: ЧЕМУ? Они же являлись свидетелями приземления пришельцев многократно?! Но когда к нему приблизился рослый белокурый мужчина, одетый в серебристый комбинезон, волнение захватило и его. Дядька был на редкость обаятелен. От него шло слабое свечение (видимо, этот свет наши предки принимали за божественное сияние, отсюда и выражение: ПРОСВЕТЛЁННЫЙ). Попав в круг этого света, всё виделось немного в ином ракурсе, более совершенным, что ли… Наверно, благодаря возникшей эйфории встреча с Будогорским прошла нормально. Гарри бы даже сказал на дружеской ноге. «Хорошо, — анализировал потом это Гарри. — Пока ОН ничего не заподозрил». Барин и правда не склонен был замечать какой бы то ни было негатив. Ему всё виделось в розовом цвете. Днём организовали грандиозный фуршет, на который пришли все атланты и их гости из Хогвартса. Но Снегга с семьёй нигде не наблюдалось. Впрочем, это ничего не значило. Наверняка, затаился в своих апартаментах. Но даже этот факт не испортил Гарри настроения. Впервые за минувшую неделю он наслаждался жизнью, купаясь в лучах благодати, исходившей от ОТЦОВ. Кстати, почему только «отцов»? Среди них он видел и женщин — прекрасных, как майское утро. Все они были высокими (около двух метров, плюс-минус сантиметров десять) с пышными шевелюрами преимущественно белого цвета. Здоровый цвет лица, ясные голубые глаза, правильные черты, приятная улыбка, пропорциональное сложение… словом, само совершенство! Гарри предпочитал наблюдать за ними издалека. Гермиона, конечно, нет. Рон, как ревнивый пёс (хотя сам тоже был не прочь поглазеть на красоток — инопланетянок поближе), следовал след в след за подругой.

— Иди сюда! — позвали они Гарри.

С ним хотел побеседовать один из ОТЦОВ, Дакар. Как выяснилось, его назначили главой их экспедиции в Плутонию.

— Только нам под силу проникнуть в земные недра, — объяснил Дакар. — Именно там располагается девственная земля Плутонии. Её история восходит к глубокой древности. Когда люди планеты «Z» заселили землю людьми, молодая планета ещё претерпевала весьма ощутимые изменения. Её сотрясали землетрясения и разрушались с трудом возведённые жилища, извергались вулканы, и раскалённая лава заливала некогда плодородные долины. Воды мирового океана то и дело выходили из берегов и затопляли обжитые земли. ОТЦЫ не могли без боли в сердце наблюдать, как гибнут их дети.

Когда же климат Земли начал кардинально меняться, альтаирцы не смогли смириться с тем, что, возможно, потеряют выпестованных ими сынов и дочерей. ОТЦЫ пробили брешь во времени и решили спасти хотя бы избранных. Был сформирован отряд землян, который перенесли под толщу антарктического льда, образовавшегося в результате оледенения. Следовало переместиться во времени, чтобы миновать ледниковый период. Что и было сделано.

— Мы создали город на глубине свыше четырёх тысяч метров. Это чудесный оазис с садами, озёрами… и даже с искусственным Солнцем. Время там замедлило свой ход, и люди города вечно молоды. На страже их здоровья и благоденствия сам бог подземного царства — Плутон. Отсюда и название полиса — Плутония. Если в Атлантиду можно попасть, имея наш амулет, в любой день года (находясь в известной вам точке в двенадцать часов по полудни), то вход в Плутонию открывается раз в год — в день, когда мы проложили коридор во временном пространстве. А именно первого мая.

— А выйти оттуда мы сможем тоже спустя год? — спросил Рон.

— Нет, — улыбнулся Дакар. — Мы не можем терять столько времени. На обратном пути нам поможет «Служба времени». Кстати, это вполне легальная служба, представляющая собой совокупность специализированных лабораторий, обсерваторий и прочих учреждений, осуществляющих определение и хранение времени.

— Завтра первое мая, — напомнил им Будогорский (он недавно присоединился к ним в качестве слушателя). — Так что пора спать. Всем на боковую!

— Интересно, что ж это за служба такая, которая работает только в одну сторону?! — ворчал Рон по дороге к гостинице.

Глава 21. Плутония.

«Ага! Отправляет нас, как маленьких, „на боковую“, а сам, наверняка, пойдёт к Снеггу! — негодовал Гарри. — Я просто уверен, что ТОТ до сих пор занимает половину жилых покоев на втором этаже — тут только одна гостиница… наверное. ОТЦЫ живут в семьях атлантов — они-то достаточно добропорядочны, чтобы не развратить невинных жителей Атлантиды… в отличие от нас. Всё-таки, как сюда попал Снегг со своим гаремом? Вот загадка!» Гарри не хотел признаваться, но с тех пор как увидел ЭТУ женщину на карнавале, он хотел проникнуть в снеггово жилище главным образом из-за неё. Будет ли она вблизи так же похожа на его мать?.. Чьи это дети?.. И какое отношение ко всему этому имеет их нынешний профессор защиты? Он не верил в версию Гермионы, будто Будогорский ведёт переговоры с пожирателем смерти. Да и какого чёрта тогда Снеггу таскать за собой женщин и детей? Вообще, это даже забавно: Снегг — благостный семьянин. «Может, у них шведская семья?» — предположил Рон. Гарри представил… Омерзительно! А каков Барин! Разглагольствовал в Бразилии, что, дескать, влюблён. Скорее всего, это являлось искусным манёвром. Так он хотел отвлечь ребят от вопросов о Снегге (что ему блестяще удалось). Но сейчас Гарри готов был поверить, что Будогорский, и правда влюбился… И он бы его не осуждал, если б тот увлёкся женщиной, бывшей со Снеггом. То, что возлюбленной Русско-Английского Барина может быть вторая особа, Гарри и в голову не приходило. Как можно любить серую, как ненастный день, сорокалетнюю тётку?.. Судя по тому, что ОНА целовалась со Снеггом («Бр-р!»), Барин, действительно, отвержен. Гарри ухмыльнулся: поделом ему!.. Нет, ничего он не может с собой поделать!.. Учили его, учили… но не верится ему, что Будогорский — подлец!.. Иногда его многомудрый учитель казался ему младше его самого… Вспомнить, хотя бы, как они праздновали окончание семестра… А его шуточки… а подростковая манера одеваться!.. Может, в этом и заключается секрет его обаяния — оставаться вечно молодым? Даже больше: может, учитель (настоящий учитель) и должен быть немного инфантилен… то есть, получается, чего не имеем, тому и научаем… Это как сапожник без сапог… Что-то совсем он зафилософствовался. Вот Гермиона — единственная, кто читал Большую Магическую энциклопедию (БМЭ), — говорила, что Северусу Снеггу там отведена целая страница. Им изобретены и опробованы десятки заклятий, а зелий — и того больше. Вот тебе и ответ: Снегг мог заполучить эту женщину, прибегнув к какому-нибудь заклинанию или снадобью. Приворотное зелье — это вчерашний день. И если это действительно так, то надо раскрыть ЕЙ глаза! Смешно, но Барина также поселили в гостинице. Наверно, ОТЦЫ, зная похотливость Будогорского, не отважились поселить его в доме атлантов, где есть симпатичные девушки. Увы, профессор тоже был небезупречен. Другое дело, Гермиона. Её можно было упрекнуть разве что за жестокосердие по отношению к Рону. Выждав пару часов, Гарри оставил дремлющего Рона и спустился на первый этаж (там обретался Барин). Комната оказалась заперта. «Коммунизм коммунизмом, а дверцу на ключик, — усмехнулся Гарри. — Что ж, наш уважаемый Ростислав Апполинарьевч может быть только в одном месте». Гарри вышел на улицу и прикинул, как можно добраться до комнат Снегга. «Чёрт! Долгий запрет, а пользование магией вне Школы, видно, совсем лишил меня разума… В конце концов, волшебник я или нет?!» Гарри сосредоточился, чтобы трансгрессировать… Ещё раз… И ещё… Даже при его упрямстве стало понятно, что это бесполезно. Так же, как в Хогвартсе, здесь можно передвигаться только своим ходом. «Что ж, мы не привыкли отступать… — Гарри обхватил водосточную трубу и с величайшей осторожностью полез наверх. — Надо было снять кроссовки… Поздно… Ещё чуть-чуть и я встану на карниз… Как бы чуткий нос Снегга не уловил его присутствия до того, как он вскарабкается к этим чёртовым окнам!» Как только Гарри там очутился, понял сразу: вход блокирован. Стёкла — будто тонированные. Но ясно, что дело не в стеклопакетах. Просто наложено заклятие непроникновения… или что-то другое. Вон сколько этих заклятий у Снегга — сотни! Испытывая разочарование, Гарри заскользил по трубе вниз. «Что ж, этого следовало ожидать», — вынужден был он признать. Насвистывая, Гарри отправился, чтобы составить сонную компанию Рону. Уже поднимаясь по лестнице, Гарри пришло в голову: а не нагрянуть ли в комнату Будогорского, когда его там нет? Говорят, «что не делается — к лучшему». Если б он об этом подумал раньше, не пришлось ему висеть, как мартышке, на карнизе второго этажа, рискуя привлечь внимание Снегга. «Алахомора!» — щёлкнул замок. Дверь, приоткрывшись, заскрипела. Гарри оглянулся на всякий случай и прошмыгнул в номер Барина. Комната — один в один, как у них с Роном. Вещей немного. Где тут что-либо спрячешь? Гарри обошёл номер и стал методично осматривать шкафчики. Наконец на книжной полке между «Мифами Древней Греции» и «Ста великими путешественниками» что-то нащупал. Гарри потянул это «что-то» на себя. В руках оказалась… тарелочка с голубой каёмочкой. Вот, кто её приватизировал! Уж конечно, у Будогорского было время, чтобы расколдовать тарелку, намертво прилипшую к столу! Однако теперь тарелочка претерпела существенные изменения. Вернее, не сама она, а яблоко, ставшее почему-то плоским, будто нарисованным. Интересно, в таком виде оно действует? Стоило попробовать… Тут Гарри опомнился: яблоко имеет свойство петь! Что, как его услышат?.. А, может, и не услышат. Он прокрался к двери и высунулся наружу — пусто!.. Да что он голову ломает! Посмотрит быстренько, чем занят его профессор защиты… ОБА профессора… и дело с концом! Завтра до полуночи они должны попасть в Плутонию, иначе временной коридор закроется до следующего года, а он так ничего и не узнает о своём заклятом враге! В плоскостном варианте яблочко не перекатывалось, а лишь мерцало по краю тарелки со знакомой песенкой:

Я не яблочко простое —

Сочное да наливное —

У меня значение иное:

Вам действие любое

Покажет яблоко златое.

Лишь прикоснись ко мне, Тогда В любое место по желанью Отправлюсь я, отправлюсь я…

— Будь так любезно, покажи мне, чем сейчас занят Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

На дне тарелки в молочно-белой пелене постепенно вырисовывался силуэт Будогорского. Он сидел за столом с ОТЦАМИ. Атлантов (впрочем, как и атланток) среди них не наблюдалось. Жестикулируя, Барин что-то доказывал альтаирцам. Те с вниманием его слушали… Картинка так же внезапно, как появилась, растаяла. У Гарри отлегло от сердца: «Значит, ОНИ не вместе».

Он вновь дотронулся до яблока:

— Покажи мне теперь Северуса Снегга!..

Гарри долго не мог понять, что он видит: густой чёрный цвет, больше всего напоминающий шёлк, пронзило вдруг пламя рыжих колец. Золотые колечки перемежались с чёрным шёлком и взметнулись в пронзительно-голубое небо тысячами искр. Эти искры салютовали снопами красного, оранжевого, жёлтого… Все цвета сплелись в радугу, которая тут же распалась на розовые лепестки… Казалось, он вот-вот разберётся что к чему, как прямо у него над ухом раздался насмешливый голос Будогорского:

— Ты, конечно, в курсе, Гарри, что есть такая лёгкая степень сексуального извращения, как подглядывание?

Уши Гарри запылали. Он стремглав выбежал из комнаты (не забыв, тем не менее, от души хлопнуть дверью). Было стыдно. Но разве он знал?! Время-то ещё детское… Он взглянул на часы. Да нет, около полуночи… Самое время. Тьфу ты! Ещё хорошо, что он не увидел ЭТО, так сказать, в полный рост… Гарри задумался: а что, собственно, он видел? Вопрос предполагал дивергентное решение: или Снегг обезопасил себя от всяких там тарелочек и иже с ними… или любовь двух волшебников, действительно, столь волшебна… А может так происходит лишь у избранных — таких, как наше «светило» Северус Снегг… или у тех, кто любит эту невероятную женщину… Скорее, второе. Хорошо было бы спросить у того, кто обладает опытом более обширным, чем имелся у него самого… Только как сунуться к Барину? Теперь и в глаза-то ему смотреть боязно… Может, у Рона спросить?.. Или это не слишком деликатно? Не долго думая, Гарри растолкал приятеля. Когда тот немного очухался, задал ему сакраментальный вопрос. Рон отреагировал странным образом: сначала долго ржал, а затем помрачнел, взял Гарри за локоть и признался, что у них с Гермионой ничего ТАКОГО не было. Ну, целовались… Ещё она позволяла дотрагиваться до себя… несколько раз. Вот и всё! «Значит, у Рона развиваются отношения по такому же сценарию, как и у меня с Джинни», — с тоской резюмировал Гарри откровения Рона.

— Давай лучше спать, — буркнул он, стаскивая с себя одежду.

Наутро к ним зашёл Будогорский.

— Что невесёлые? Не выспались? — он внимательно посмотрел на Гарри.

Тот поспешил отвернуться, прикинувшись, что ничего не слышит. Но Барин не отставал.

— Гарри, ты ничего не хочешь мне сказать?

Гарри непонимающе развёл руками. На помощь ему неожиданно пришла Гермиона.

— Ребята! — позвала она с улицы.- Скорее спускайтесь! Даккар рассказывает об Альтаире. Так интересно!

Гарри опрометью бросился на зов подруги.

Альтаирец, затягивая шнуровку на рюкзаке, говорил:

— Взбираться на горы для тех, кто рождён на нашей планете, не в новинку. «Z» преимущественно имеет горный ландшафт. Плодородные долины там редки. Зато уж мы постарались благоустроить их на славу: экзотические растения со всей Вселенной цветут и плодоносят там словно в райских кущах, редкостные животные приручены и разгуливают, где им заблагорассудится… Хотя адаптироваться к климату Альтаира живым организмам непросто: планета старая, атмосферный слой тонкий, обескислороженный…

Сами же ОТЦЫ первое время чувствовали себя неважно на Земле. Перенасыщенный кислородом воздух в буквальном смысле кружил им головы и валил с ног. Теперь, когда научно-техническая революция сделала своё дело, альтаирцы ощущают себя, как дома (увы!). По сравнению с ними земляне, конечно, находятся лишь на первой ступени познания. На Земле ещё немало мест, где отсутствуют дороги… да и водительские права есть примерно у пяти процентов населения земного шара. А средства передвижения! Альтаирцы находят их просто изуверскими! Но люди упорны, любознательны и… необыкновенно жизнелюбивы. Этим они и симпатичны.

— А Плутония, какая она? — спросила Гермиона. Разговор о землянах как о людях низшей расы, был ей неприятен.

— Увидите, — улыбнулся Дакар. — Не хочу предвосхищать ваши собственные впечатления… Но дорога туда будет непростой для вас. Сразу предупреждаю.

— Вы много путешествуете? — Гермиона поддерживала, как могла, разговор, ставший натужным.

— Пожалуй, да… С другой стороны, уже нет. Дом — работа — дом. «Дом» — это планета «Z», работа — Земля, — Даккар посмотрел на Гермиону. — Но Вас ведь интересуют другие формы неземной цивилизации, не так ли?

Та согласно кивнула.

— Видите ли, мисс, наша цивилизация в середине пути. У нас пик развития. Ваша планета молодая, вы находитесь в начале пути. А вот цивилизации древние, как правило, регрессируют, впадают в маразм. Есть, правда, и такие, которые не молоды и не стары, но изжили себя бесконечными междоусобицами. Как правило, это те, которые изначально были менее приспособлены для жизни: разумные членистоногие, земноводные и т.п. Единственный совершенный вид разума должен быть заключён в такую же совершенную оболочку — тело человека. Как бы скептически вы не относились к тому, что человек — венец мироздания, но так онои есть. И даже после смерти душа человеческая при реинкарнации никогда не переселяется в тело змеи или лягушки… Слишком уж большой сгусток энергии.

— Как знать. Есть у нас, на несовершенной планете Земля, индивид, который уже при жизни переродился в змею… почти, — скептически заметил Гарри.

— Вы, молодой человек, имеете в виду Тома Реддла? — довольно буднично поинтересовался Даккар.

Гарри поразился даже не тому, что ОТЦЫ знают о существовании Волан-де-Морта, но факт, что ещё кто-то величает Тёмного Лорда его юношеским именем…

— Вас что-то беспокоит? — спросил Дакар.

— «Беспокоит»… как это Вы догадались?

— Я вижу, — просто ответил альтаирец. Он взглянул на солнце Атлантиды. — Не желаете перекусить? Время обеденное…

— Неужели мы посетим наконец святилище? — вполголоса сказал Рон, следуя за астронавтом (он, конечно, имел в виду кров атлантов).

Однако Даккар пригласил их на борт корабля. В отсек, где были оборудованы комнаты отдыха. К разочарованию Рона, внутренние покои корабля мало отличались от гостиничных апартаментов. Разве что мебель расставлена по-другому. Дакар подал меню. Каждый сделал индивидуальный заказ. Еда тут же материализовалась на столе.

— Пища приготовлена одной из самых славных девушек Атлантиды. У неё настоящий талант по части готовки, — пояснил Дакар и с аппетитом принялся за еду.

Ребята последовали его примеру.

— А где другие «ваши»? — спросил Рон.

— Кто где, — лаконично ответил Дакар. Он промокнул губы салфеткой и вопросительно посмотрел на ребят. — Выбирайте, как мы построим наше общение: либо ВЫ будете задавать вопросы, либо я сам расскажу то, что посчитаю нужным.

— Сначала расскажите Вы. Если у нас появятся вопросы, мы их зададим, — предложил Гарри.

Дакар как-то странно на него посмотрел, но ничего сказал.

— Думаю, вы догадываетесь, что наша встреча из разряда чрезвычайных, — начал говорить Дакар. — При обычных обстоятельствах мы вряд ли когда-нибудь пересеклись. Мы не склонны афишировать свою деятельность, но чувствуем ответственность за род человеческий и не можем допустить, чтобы один из талантливых земных сыновей погубил всех остальных — пусть и менее одарённых.

— Это Вы о ком? О Том… Кого-Нельзя-Называть? — запинаясь, произнёс Рон.

Дакар снисходительно рассмеялся.

— Да. И хоть сейчас Том ослаб физически, магической своей власти не растерял ни на йоту. Мало того, вошёл в сношения с инопланетными существами, способными оказать ему посильную помощь. Однако новые крестражи он создавать более не рискует, опасаясь полного перерождения. Он достаточно умён и понимает: чтобы управлять людьми, нужно и самому быть человеком… или отдалённо напоминать его. Потому-то Лорд Волан-де-Морт — как вы его теперь называете — стережёт оставшиеся крестражи пуще глаза своего. Но! Он не подозревает, что в игру включились мы. Только нам под силу укрыть орёл Кандиды так, как не смог никакой смертный. Правда, с последним крестражем вам надлежит справиться самостоятельно… так же, как и самим Воландом.

— Но почему? Почему бы вам не пойти до конца, чтобы бедным глупым людишкам ничего не угрожало? — Гарри продолжал придерживаться выбранного им тона (несмотря на укоризненные взгляды Гермионы).

— Именно потому, чтобы они себя таковыми не считали.

Гермиона искала, чем бы загладить бестактность Гарри.

— А вы у себя на планете… вы все волшебники? — нашлась она.

— Вы слышали что-нибудь об анабиозе? — немного поразмыслив, спросил в свою очередь Дакар. — Нет? Это превращение неживого в живое. Эволюция — более знакомый вам термин… Так вот. Люди эволюционируют. Очень медленно. Но, благодаря усилиям Салазара Слизерина, который до конца своих дней боролся за нескрещивание ценного вида (надеясь таким образом улучшить породу людей), возможности некоторых людей значительно возросли. Их-то вы и называете волшебниками.

«Он так и сказал ПО-РО-ДА. А ещё считает себя добропорядочным гражданином… — фыркнул Гарри. — Нацист!»

— Гарри, стоит ли возмущаться?.. Мы всего лишь скептики от науки. На самом деле земляне нам очень симпатичны. Страсти на вашей планете так и кипят… Это так притягательно! Но вечное кипение чревато испарением сильных эмоций, и тогда остаётся лишь «пшик». А надо чтобы жизнь продолжалась, планета цвела, рождались дети…

— Выходит, волшебники — это всего лишь эволюционирующий тип людей? — Гермиона пытливо взглянула в глаза Даккару.

Он будто невзначай отвернулся и нехотя проговорил:

— Ты чем-то недовольна?.. Впрочем, я вижу Микаэла и Сильфиду. Нам пора.

Взмахом руки Дакар убрал со стола остатки их обеда.


Полёт оставлял желать лучшего, мягко говоря…

На взлёте Гарри так вдавило в спинку кресла, что он подумал: его вот-вот сплющит. Корабль был похож на сигару, поставленную вертикально. Когда он переворачивался, чтобы принять горизонтальное положение, Гарри услышал сдавленное кряхтение — это Рон пытался удержать в желудке свой недавний обед. Судя по поплывшему аромату, его попытки не увенчались успехом…

Что там пару минут неприятных ощущений во время трансгрессии в сравнении с мучительными двадцатью тремя минутами лёта в космическом корабле!

Гермиона так вцепилась в ручки кресла, что костяшки её пальцев стали белыми, а лицо по цвету напоминало простыни тёти Петуньи после кипячения… «ОТЦЫ» же в это самое время попивали кофеёк из наперсточных чашечек, непринуждённо переговариваясь меж собой, словно сам чёрт им не брат! У Гарри к исходу полёта так заложило уши, что, казалось, голова сейчас взорвётся! У Гермионы пошла носом кровь.

Но и это, как оказалось, «всё ещё цветочки».

Корабль вновь перевернуло носом вверх. С кресла Рона послышалось хлюпанье. Складывалось такое впечатление, что он втягивал в себя то, что недавно им было исторгнуто.

Кресла вдруг начали менять своё положение.

— Это невыносимо! — простонала Гермиона.

Ракету сильно тряхнуло. Похоже, она ударилась о поверхность шестого континента.

— Включить сопла двигателей на полную мощность! — отдал команду механический голос внутри салона.

— Всем оставаться на местах! — распорядился Дакар, видя, что Рон начинает отстёгивать страховочные ремни. — Идёт погружение в толщу антарктического льда.

Гарри наблюдал через стекло иллюминатора (кстати, за весь полёт он не удосужился взглянуть туда ни разу!), как пейзаж зимней пустыни постепенно становится морским.

— По-моему, стало теплее, — слабо проговорила Гермиона, когда мутная вода уже плескалась на уровне окон.

— Это нормально. Наружные стенки корабля разогреты, так как огонь сопел распространяется лилейно.

— ЛиНейно, Вы хотели сказать, — внесла поправку Гермиона.

— Я сказал то, что хотел сказать. Лилейно — значит, в форме лилии. Представили?.. Отсюда и жар, — пояснил Дакар. — Однако повода для волнения нет. Когда лёд сокроет ракету полностью, мы сможем выйти.

Гарри недоумённо смотрел на ОТЦОВ: «Они что, смеются? ″Лёд сомкнётся…″ — а мы выйдем. Куда это, спрашивается?!»

— Полно, Гарри. Всё-таки чему-то вас должны были научить в Хогвартсе, — вступил с ним в невербальное общение Даккар.

— Мы преодолеем ледяной покров Антарктиды НА корабле. Далее можно будет двигаться СВОИМ ходом, — подал голос Будогорский.

Судя по тому, что Барин не зубоскалил во время их воздушного путешествия, ему тоже недужилось, как и всем прочим землянам (Гермионе, самому Гарри, Рону). «Выходит, профессор, и Вы бываете слабым», — отчего-то с удовлетворением отметил Гарри.

— Рон! Ты приберёшь за собой наконец?! — раздражённо буркнула Гермиона. — Можно повеситься от этой вони!

— Девушка права, — сдержанно поддержала её Сильфида, напарница Дакара.

— И как, по-вашему, я займусь сейчас уборкой? — прокаркал Рон. — Вы же сами запретили трогать эти ремни!

Гермиона закатила глаза и махнула палочкой. Тут же из бокового кармана на кресле выпрыгнул мешочек, предназначенный для такого рода казусов, и ловко собрал растёкшуюся по салону рвоту. Гермиона вздохнула и поймала взгляд Будогорского.

— Я не поняла Вас, профессор, что значит «покинем корабль и отправимся пешим ходом»? КАК мы это сделаем? — спросила она.

— Мы пройдём через стенки корабля, после чего превратимся… м-мм, скажем в соль, чтобы раствориться в воде. Сделать это надо быстро. Ракета должна покинуть Антарктиду и вернуться в Атлантиду до темноты. Мы же с помощью трансфигурации вновь станем теми, кто мы есть. Вода к тому времени застынет, и мы войдём в лёд так же, как мы это делали на занятиях по защите. Дверь в Плутонию, которая является коридором времени, будет открыта.

— Ну, хорошо. Допустим, мы смогли бы войти в ледяную стену, — Гермиона тщательно подбирала слова — и по этому было видно, как она волнуется, — Но ДО этого мы будем погибнуть уже ДВАЖДЫ! Даже трижды! Сначала, когда попытаемся пройти сквозь раскалённые стенки корабля. Затем, когда растворимся в воде. Ну, и наконец, когда решим опять (из растворённой в воде соли!!!) стать людьми.

Она обвела негодующим взглядом присутствующих.

— Чтобы не случилось того, что ты так красочно живописала, у меня есть вот это, — Будогорский щёлкнул пальцами.

Перед каждым из хогвартцев возник пузырёк с бесцветной жидкостью.

— Это на первый случай (покидая корабль иными словами), — сказал Барин. — Такой же пузырёк, но с другим снадобьем вы получите при выходе наружу… Что ещё? Ещё, Гермиона, тебе следует повторить законы трансфигурации. Ну-ка…

— После трансфигурации, если выбранный тобою облик принят тобой по собственному желанию, обратное превращение необратимо и наступает через две-три минуты… если, конечно, ты не анимаг, — кисло пробубнила Гермиона, отводя глаза. — Но мы превратимся в… хм… соль с помощью той жидкости, которую Вы нам дали, так получается, не по своему желанию, а по ВАШЕМУ.

— Во-первых, зелье, которое Гермиона назвала жидкостью, предназначено для другого. А во-вторых, даже если каждый из вас — анимаг, вряд ли ваше второе Я — соль, — улыбнулся Будогорский.

— Странно, что Вы решили ознакомить нас с этими чудесными превращениями НАКАНУНЕ, а не прямо по ходу действия, — ухмыльнулся Гарри. — Большое Вам за это — Вашими же словами — человеческое СПАСИБО.

— Пожалуйста, — чинно ответил Будогорский. — А теперь пьём… не чокаясь.

Он первым опрокинул пузырёк. Ребята последовали его примеру.

— «Вектор Сэв»! — Ростислав Апполинарьевич вслух произнёс заклинание, делая крест на стенке корабля, одновременно дотрагиваясь до неё палочкой.

Значило это только одно: заклятие — новодел. И не он его изобрел. Что Гарри понял, как только Барин вербализировал слова заклинания. Профессор Будогорский никогда не произносил заклинания вслух — разве что в обучающих целях. Да и в сочинениях зелий Ростислав Апполинарьевич не силён (сам признавался)… Снова таинственные ДРУЗЬЯ?.. Просто детский сад, честное слово! Это там любят игры в «секретики». Однако хорошенько поразмышлять по этому поводу ему не дали.

— Встаньте за мной! Пошли! — Будогорский сделал шаг в стену первым.

Когда Гарри шагнул за ним, возникло ощущение, будто он увяз в жидком цементе.

— Не задерживайтесь! — прокричал Барин. — Засосёт!

Голос их учителя звучал как из-под воды. Шаг наружу дался нелегко. Гарри действительно чувствовал, как его засасывает. Если бы не Будогорский, который вытолкнул Рона, схватив за шкирку, а Гарри с Гермионой — за руки, приятели могли бы стать частью корабельной стены. Хорошо, что криминальные авторитеты не знают этого заклинания, а то бы их грабительская деятельность значительно упростилась.

— Быстрей, быстрей! — Барин уже совал им пузырьки с желтоватой субстанцией.

— Надеюсь, это не моча? — Рон опасливо нюхнул содержимое.

— Не болтать! Пить! — Будогорский сердился.

— По вкусу похож на аспирин УПСА… немного солоноватый, — успела сказать Гермиона.

Впрочем, последние её слова отозвались лёгкой рябью по воде, в которой они бултыхались. «Значит, я — соль. Ха-ха! Очень смешно. Как там учила мадмуазель Стебль? — Царство — животные, тип — хордовые, класс — млекопитающие, отряд — приматы, вид — человек-соль… И всё же я мыслю, стало быть, существую!» — заключил Гарри. Мало-помалу к нему (наверно, и к остальным тоже) возвращалась чувствительность. Руки занемели, ноги сводило судорогой. Рот, нос, уши заливала ледяная вода, которая почему-то казалась кипятком (?). Ещё немного, и он пойдёт на дно… если оно тут есть.

— Гарри, не спи — замёрзнешь! — расхожая фраза в устах Будогорского в данном случае имела прямой смысл.

— Мобилизуй свои силы, Гарри! — кричал профессор. — Рон! Гермиона! Это и вас касается!

Сделав глубокий вдох, Гарри чудовищным усилием воли заставил себя вынырнуть на поверхность, которая уже начала покрываться тонким ледком. Он нащупал у себя в кармане палочку и поднял её высоко над головой. «Ястилс!» — срывающимся голосом прохрипел Гарри. «Ястилс! Ястилс! Ястилс!» — услышал он трижды. За пять минут Гарри побывал во всех стихиях: расплавленный металл, вода и грунт ледяного материка. Почти бездыханный он лежал на снегу и силился собраться с мыслями. «Почему это должно быть так болезненно?! Вот бы нашим гениальным изобретателям ещё чуть-чуть поднапрячься и адаптировать свои заклятия применительно к живым организмам, а не к биороботам».

— Спускайтесь сюда! — раздался голос Дакара откуда-то снизу.

— Он в аду? — ужаснулся Рон (сам он был сине-зелёного цвета и трясся в ознобе).

— С каких это пор, мистер Уизли, вы стали ортодоксом? — спросил Будогорский, оглядывая своих воспитанников. — Я вижу, все живы-здоровы?

— Более-менее, — буркнул Гарри.

— Поздравляю вас. Только что вы благополучно преодолели тяжелейшую полосу препятствий на пути в Плутонию, — говорил появившийся вдруг Дакар. — Итак, мы в начале коридора времени. В конце него нас встретит Проводник.

Дакар опустился на одно колено и стал расшнуровывать рюкзак.

— Вам понадобится вот это, — он раздал хогватцам альпинистское снаряжение, включая каски со встроенными фонариками. — Мы пойдём в одной связке. Если сорвётся один, он может потянуть за собой всех остальных.

— Прогулка обещает быть приятной, — хмыкнул Рон, поглядывая на Гермиону.

Та после череды «чудесных превращений» не проронила ни слова. На неё это было не похоже.

— Эй, — позвал он подружку, — ты в порядке?

— Тебя это, правда, интересует? — Гермиона постаралась вложить в ответ весь сарказм, на который была способна.

— Значит, нормально, — успокоился Рон.

— Говорят, что дружбы существует только между разными по характеру людьми. Согласно законам физики «разноименные заряды притягиваются». Но «волна и камень, //лёд и пламень// не столь различны меж собой…» — так полагал Александр Сергеевич. Я же считаю, что только общность взглядов является гарантом близких отношений — дружбы, любви… Каково Ваше мнение, мой друг? — обратился Будогорский к Дакару.

Дакар шёл первым. Спуск был пологим. Тем не менее он счёл нужным остановиться, чтобы дать исчерпывающий ответ. Облокотясь о заступ, он охотно поддержал мудрствования Барина.

— Давайте посмотрим на это с другой стороны. Предположим, один и тот же человек в ситуации опасности ведёт себя агрессивно, в домашней обстановке — пассивно. Спрашивается, кто он: холерик или флегматик?.. Почему бы не принять обе точки зрения?

Рон, который шёл за Дакаром, обернулся к Гарри и не без издёвки процитировал:

Два мудреца в одном тазу

Пустились по морю в грозу…

— Рональд Уизли, Вы могли бы и поделикатнее намекнуть, что эта тема Вам неинтересна, — заметил Дакар.

— Ага! Это Я, оказывается, должен быть «поделикатнее»… Рассуждая о совместимости, не меня ли вы имели в виду?

— Поговорим о чём-нибудь более животрепещущем, — сменил тему Будогорский. — Например, как Вы, Дакар, перенесли препятствия, которые изрядно потрепали нас, землян?

— Лично я их НЕ проходил, — коротко ответил Дакар. — Наше тело более совершенно, чем ваше. Этим объясняется то, что я уже поджидал вас во временном коридоре, пока вы боролись с физическими перегрузками. Я не получил никакого ущерба для своего здоровья… А пропустив ваши эмоции через себя, даже получил удовольствие.

— Получили удовольствие от нашей боли? — поразилась Гермиона.

— Господи! Конечно, нет! Просто мы не умеем чувствовать столь глубоко и сильно, как вы. А это необходимо, чтобы вырабатывался адреналин. Для чего нужен адреналин, нужно объяснять?.. думаю, нет.

«Думаю, ″да″», — мысленно внёс поправку Гарри. Но не стал демонстрировать своё невежество.

— Вот и славно. Спуск начнётся скоро. Мужайтесь, — предупредил их Дакар.

Путник появился внезапно. Словно вырос из-под земли. Он кратко поприветствовал Дакара, не сочтя при этом нужным поздороваться с остальными.

Дакар повернулся к землянам.

— Не обижайтесь. Путник живёт по-отшельнически. Каждое новое лицо для него — потрясение, — проговорил Дакар одними губами.

— Если появился этот Путник, — значит, мы прошли Коридор времени? — задал вопрос Дакару Рон.

— Обернитесь, — попросил тот.

Все как один посмотрели назад. Там, где они только что прошли, красовалась вековая скала. Коридор времени закрылся. Пути назад не было. Вздохнув, ребята поплелись за Дакаром (вернее, теперь уже за Проводником). Начался спуск. С каждым шагом становилось идти труднее. Безымянный проводник вывел их из тоннеля на узкую тропку, идущую вдоль каменной стены. Именно СТЕНЫ, воздвигнутой не природой, а homo sapiens. Так вот: по одну сторону от тропинки — эта самая стена, по другую — обрыв над пропастью. Гарри осторожно подошёл к самому краю. Над пропастью плавали обрывки рваного тумана.

— Мы уже в Плутонии? — спросила Гермиона.

— В её надземной части, — был ответ Дакара.

Их группа продвигалась в постепенно сгущающихся сумерках. И это путешествие запомнилось Гарри как кошмарный сон — вязкий и липкий. Тропа пошла резко вниз. Камни поминутно срывались из-под ног и улетали в пропасть. Зацепиться не за что. Верёвка, которой они были связаны, натянулась до предела. У Гарри от напряжения взмокла спина. «Бедная Гермиона. Ей труднее всех. Хорошо, что она идёт рядом с Будогорским», — подумалось ему.

— Легли все! Быстро! — закричал вдруг Проводник.

Гарри не внял предупреждению сразу. Сперва он услыхал как будто хлопанье крыльев, потом визг, подобный тому, с которым открывалось магическое яйцо на турнире трёх волшебников… И только потом увидел летящего на него ящера. Дакар потянул страховочный трос, Гарри непроизвольно упал на колени и накрыл голову руками.

— Этим ты вряд ли себе поможешь, — иронично заметил Дакар. — Птеродактиль — тварь чрезвычайно злобная… но и чрезвычайно глупая. Совершенно не учится на собственных ошибках.

С этими словами он выбросил вперёд руку и стал медленно сжимать её в кулак, вращая кистью. Голова динозавра (если Гарри правильно понял альтаирца) в точности повторяла пассы, которые вытворял Дакар со своей рукой. Но выглядело это намного страшнее: звук ломающихся позвонков чудовища походил на рубку леса. Изрыгая предсмертные хрипы, птеродактиль рухнул вниз.

— Там что, кладбище диких животных? — Гермиона кивнула вниз, в пропасть.

— Там есть и другие. Те, кто пожирают падаль, — равнодушно произнёс Дакар.

Будогорский подошёл к краю обрыва.

— Не слышно звука падения, — заметил он. — На какой, примерно, мы высоте?

— Назад! — захрипел Проводник

Предупреждение прозвучало с опозданием. Внезапно появившийся ещё один летающий ящер клацнул зубами буквально у ног профессора. Барин неминуемо бы разбился, если б не связка… Короче, все они оказались на краю пропасти.

— Цепляйтесь заступом за камни! — Проводник был единственным, кого не связывала верёвка.

Легко сказать «цепляйтесь»! А если отвес гладкий, будто отшлифованный?!. Но топорик альпиниста, как ни странно, легко входил в камень. Тем не менее, опасность не миновала. Птеродактиль кружил над ними с жуткими воплями, выбирая себе жертву. Проводник, не теряя времени даром, вытащил из колчана стрелу и натянул тетиву лука. «Где он отрыл этот раритет?! — удивился Гарри. — В данной ситуации, боюсь, это мало эффективно». Когда же стрела вошла динозавру прямиком меж глаз, Гарри вынужден был признать, что ошибался насчёт возможностей такого оружия… или насчёт возможностей хозяина оружия. Древняя птица отправилась за предыдущей. Мало-помалу все участники экспедиции выкарабкались. Рон дул на пальцы Гермионы, которые были содраны до крови. В её глазах стояли слёзы, которые Гермиона с трудом сдерживала.

— А Вы как думали, мисс? — сказал Проводник, презрительно посмотрев на обломанные ногти Гермионы. — Это Вам не прогулка по загородному парку… как Вы, наверно, воображали.

— Ничего такого я себе не воображала! — возразила Гермиона.

— Тихо, тихо! — Будогорский положил колючую после тибетской причёски под ноль голову Гермионы себе на плечо. — Каюсь, я виноват. Во-первых, в том, что оступился. А во-вторых, что вовлёк вас в это предприятие.

— Хватит болтать! — рявкнул Проводник. — Так мы никогда не доберёмся!

Какое-то время шли молча. До тех пор, пока не дошли до расщелины, которая будто бы разломила надвое и без того узкую тропу. Верёвка, связующая их, могла стать серьёзной помехой для её преодоления. Дакар предложил перевязаться.

— Освободитесь от неё на время, — посоветовал Проводник. — Или даже насовсем. Тут каждый сам за себя.

— Похоже, время тебя не лечит, Динго, — строго посмотрел на него Дакар. — хочешь ещё послужить проводником?

— Мне всё равно, — процедил тот, отворачиваясь. Глаза его метали молнии.

От страховки всё же освободились и начали прыгать через разлом в той последовательности, в которой шли: Проводник, Дакар, Гарри… Когда очередь дошла до Рона, земля под ними задрожала. Из расщелины стали вырываться клубы пара.

— Поторопитесь! — нетерпеливо крикнул Проводник. — сейчас будет толчок!

Рон подхватил на руки Гермиону и прыгнул. Одновременно с его приземлением расщелина разошлась ровно вдвое. На той стороне оставался Барин. Он разогнался и благополучно пересёк разлом.

— А теперь бежим! — скомандовал Дакар.

Гарри обернулся: воздух позади них воспламенился. Гигантский огненный шар преследовал их по пятам. Они неслись по тропинке, по которой шли вначале буквально на ощупь, со скоростью лани.

— Сюда! — задыхаясь, прокричал Проводник.

Он присел за большущим валуном, выступающим как будто нарочно из полированной стены. Шар докатился до огромного камня и разбился о него. Лопнул, как мыльный пузырь. Только тысяча язычков пламени, кружащихся в воздухе, свидетельствовали о том, что он не пригрезился им.

— Фу! — выдохнул Рон.

Горе-путешественники повалилсь на бок, давая роздых натруженным за день ногам.

— Можно отдохнуть и перекусить, — разрешил Проводник.

Будогорский достал из рюкзака скатерть-самобранку (сейчас, правда, размерами она больше напоминала рушник). На сей раз чудо — скатерть выдала им хлеб с ветчиной, яйца, сваренные вкрутую, свежие огурцы и помидоры, квас. Кушанье нехитрое, но обильное. После того, как поели, Проводник хотел вытереть скатёркой руки, да только та таких вольностей не дозволяла. Хлестнула Динго своими накрахмаленными кистями так, что на его лице осталась красная отметина.

— А, чёрт! — схватился он за щеку.

— Гляди-ка: все против тебя, Динго, — усмехнулся Даккар.

— Пора выдвигаться, — хмуро сказал тот, поправляя ремень на брюках.

Подкрепившись, спуск не казался Гарри уже таким крутым. Да и на горизонте просветлело.

— А теперь проверьте свои бутсы и накиньте капюшоны штормовок, — распорядился Проводник.

— Что ещё?! — проворчал Рон, опускаясь на корточки. — Э-эй!

Он вдруг упал на спину и захрипел.

В мгновение ока Проводник оказался верхом на Роне и сорвал с него капюшон. Таким образом выявилась причина внезапного удушения Рона — змея, обвившая тугим кольцом шею друга. Нельзя было ничего сделать, не подвергнув опасности жизнь самого Рона. А змея уже подобралась к самому его лицу и смотрела на Уизли-младшего гипнотическим взглядом. Рукой в кожаной перчатке Динго сжал намертво змеиную морду (или что там у неё?) и раздавил гадину.

Пресмыкающееся полетело вслед за своими собратьями — ящерами. В пропасть.

— Если увидите змею, сразу бейте по ней заступом. Вот так! — показал он (под его топориком погибла ещё одна тварь ползучая).

Дальше их торный путь состоял из убиенных ими же змей. Расшвыривая их длинные, ещё извивающиеся тушки, группа продвигалась медленно. Но всему есть предел. Вот пришёл конец и их ужасам… так они думали, пока земля не стала буквально разверзаться у них под ногами, выплёвывая расплавленную магму.

— Земля ещё молодая — вот и шалит, — с нежностью сказал Дакар. — Однако нам нельзя потакать её капризам. Слушайте внимательно: через пару километров будет заслон от тех неприятностей, которые нам сулят эти крохотные пока плевочки лавы.

— Господи! — взвыл Рон. — Что ж ещё может произойти за эти два километра?! Просто не представляю: землетрясение, тайфун или, может, цунами?

— Лучше думать о том, что БУДЕТ, вместо того, что МОГЛО БЫ БЫТЬ, — подбодрил Рона Будогорский.

— На мудрствования времени нет, — пресёк философствующего Барина Проводник. — Вдохните глубже. Впереди у нас бег с препятствиями.

Скачками они неслись по пересечённой местности. Тропинки, как таковой, не существовало. Только скальные обломки да кипящая лава меж ними. Оказывается, наша планета на глубине всё ещё шипит и пузырится… Или это в прошлом? Время-то здесь другое. Они бежали минут двадцать пять без передышки — пока не упёрлись в чёрные ворота высотой… до неба. Дакар начертал на створках ворот неведомую хогвартцам каббалистическую формулу. Странные символы загорелись пронзительно-голубым, будто неоновым, светом. Буквы разъедали броню ворот с той же лёгкостью, что и гиперболоид инженера Гарина. Клокочущая лава подбиралась к ним всё ближе. На уровне инстинкта самосохранения Гарри сделал шаг вперёд (а за ним и остальные) — и тотчас же все оказался вне досягаемости перипетий строительства новой жизни. Ворота — подобно мощному шлюзу — сомкнули свои створы и можно было наконец перевести дыхание. Гарри посмотрел на безоблачное, акварельно-голубое небо. С краю, как на детских рисунках, смеялось лучистое солнышко.

— Откуда здесь солнце? — беззвучно прошелестел он.

Но Дакар его услышал.

— Мы создали тут источник света, чтобы поддерживать круглосуточно постоянную температуру: + 22 — + 25°С. Мы постарались сделать условия для проживания оптимальными, — дал исчерпывающий ответ Дакар.

— ТЕПЛИЧНЫЕ условия, — улыбнулся Будогорский. — Вы не находите?

— Э, нет. Позвольте с Вами не согласиться…

Двое «мудрецов» отделились от них, дабы прийти к консенсусу.

— Ну, всё. Пришли, значит. Располагайтесь, — буркнул Динго, стаскивая с себя штормовку.

Оставшись одни, друзья оглядели друг друга и расхохотались.

— Гарри, посмотри на Гермиону! — тыча пальцем в подругу, икал от смеха Рон.

Сам он выглядел не лучше: его круглые голубые глаза на сером от сажи лице выглядели диковато. Волосы посерели от пепла (выхлопов действующих на Плутонии вулканов). Гарри (который раз?!) разбил очки и подслеповато щурился на солнце. Он был не более лохмат, чем всегда. И не более грязен, чем в годы, когда работал в саду Дурслей. Рон упал на изумрудную траву и стонал от хохота.

— Ни-ког-да! Никогда я больше не подряжусь ни в какие экспедиции, которые снаряжает Будогорский! — похоже, у него началась истерика.

Гермиона с грустью посмотрела на товарища и очень серьёзно сказала:

— Знаешь, Гарри, оказывается, я ненавижу путешествовать. Я совершенно солидарна в этом вопросе с Роном.

К ним начали подходить местные жители. Видимо, альтаирцы питали слабость к некой театральности. Если атланты были одеты в полупрозрачные туники, то ЭТИ нарядились в шкуры животных. Правда, из одежды на них присутствовали только набедренные повязки да «топик» у женщин. Большинство «плутониек» держали на руках прелестных малышей. Одна девочка лет восьми подошла к Гермионе и взяла её за руку.

— Нам поручили провести вас к нашим жилищам, — проговорила девчушка на певучем языке туземцев.

Благодарение Богу, теперь для хогватцев не существовало языкового барьера. В окружении туземцев друзья побрели в деревню. Домả детей Плутонии были лишены прелестей комфорта и представляли собой что-то вроде хижин африканских аборигенов. Пищу принимали, сидя на циновках. Еда — совсем простая: свежие фрукты и овощи (которые выращивались на своих огородах и собирались в лесах), мясо, изжаренное на кострах прямо во дворе. Спали на полу на шкурах убитых животных. На вопрос «какие здесь водятся звери?», лаконично ответили «разные». «Водится ли у них рыба?» — «Да, много». «Где?» — «В озёрах»… И всё в таком духе. Поистине английская сдержанность. Вот только вопрос «куда можно пойти, чтобы принять ванну или душ» поставил их в тупик. Потом одна сообразительная селянка предложила сходить на озеро, другая — помыться на заднем дворе. Последнее показалось более разумным (шастать по территории Плутонии, пока они не изучили обстановку, было рискованно)… Эх, жаль, нет чистого — во что можно переодеться. Пришёл Будогорский. Он предложил ребятам (наверно, для смеху) примерить одежду туземцев.

— Вы волшебники или нет? Я всё больше начинаю в этом сомневаться, — посмеялся он, напоминая, как выстирать и высушить платье в мгновение ока.

— Тут все заклинания из головы вылетят, — жаловался Рон, выливая на себя воду, которую грели на солнце специально для таких нужд (помыться, постирать).

— Как сказала бы Гермиона, они у тебя никогда особо не задерживались, — поёживаясь от прохладной воды, подколол друга Гарри.

Гермиона предпочла отложить водные процедуры до похода на озеро. Пока же ограничилась чисткой платья. Когда Рон и Гарри вернулись, она под руководством хозяйки уже плела какие-то немыслимые бусы.

— Представляете, это когти саблезубых тигров, — потрясла она ожерельем перед носом парней. — Говорят, они добавляют хитрости и отваги.

— Зачем это тебе? — спросил Рон, пропуская нить бус сквозь пальцы.

— Надо, — кокетливо ответила Гермиона, отбирая от него поделку.

Когда Дакар с Будогорским разобрали свои рюкзаки и раздали их содержимое жителям деревни, было решено снарядить мини-экспедицию по окрестностям Плутонии. Гермиона смотрела во все глаза, как Дакар обучает женщин деревни прясть пряжу и ткать холсты.

— Почему бы им не дать современные, автоматизированные станки? — спросила она.

— Потому что всё должно идти своим чередом. Сейчас в Плутонии начало железного века. Мужчины селения только-только научились выплавлять металл… и то с нашей помощью. Их орудия труда несовершенны, поэтому мы и доставляем им ножи и ножницы, пилы и топоры. Если мы обеспечим их современной техникой, а люди не будут знать, как она устроена, толка не будет.

— Но почему они так отстали? — спросил теперь Рон.

Дакар посмотрел на часы.

— Вы помните, какой сегодня день? — спросил он в свою очередь.

— Первое мая… По-крайней мере, было с утра, — ответил Гарри.

— Это хорошо, что ты сделал оговорку: было с утра. Так вот: сейчас уже первое июня. Мы добирались сюда месяц по земным часам. На обратный путь уйдёт правда, меньше времени. Но надо торопиться… Тем не менее, оказавшись на этой девственной земле, было грех не осмотреть её. Хотя бы поверхностно. Поэтому времени на отдых не остаётся. Вы ещё не забыли, зачем мы здесь?

— Чтобы добыть крестраж, — припомнил Гарри (действительно, он почти и забыл о цели поездки).

— Да. И мы совместим приятное с полезным. Наш путь лежит через вечно-зелёный лес Плутонии к озёрам. Женщины — плутонийки готовят для вас освежающий напиток. Он поможет вернуть бодрость духа и тела.

Точно услышав, что он говорит, девушка из хижины, где они гостили около часа, вынесла на подносе четыре чаши: Будогорскому, Рону, Гермионе и Гарри. Выпив залпом напиток, они готовы были выступить в поход. От усталости, вот-вот грозящей перерасти в здоровый сон, не осталось и следа.

— Значит, мы на ногах уже целый месяц? — восхитился Рон.

Ребята бодро шагали вглубь леса, рассекая волшебной палочкой нахальные лианы, закрывающие едва заметную тропинку. Гермиона что-то напевала, теребя недавно обретённое ожерелье.

— Вы ничего не слышите? — навострила она уши.

— Не бойтесь. Впереди идёт Проводник. Он устранит все неприятности, — сказал Дакар.

— С удачной охотой! — Барин указал на мёртвую пантеру, покоившуюся на плечах Динго наподобие меховой горжетки.

— Что мне с ней делать? — осведомился он, сваливая мёртвое животное к изножию дерев.

— Отнесёшь потом в деревню, — посоветовал ему Дакар. — Пройди-ка вперёд. Может, ещё чего…

Как только Динго отошёл, Гермиона повернулась к Дакару.

— Вы можете сказать, на каком основании Вы его эксплуатируете? Ясно, как божий день, что ему это не нравится.

— Он совершил страшный проступок: бросил своих товарищей и скрылся. Теперь наказан: Динго будет вечно спасать чужие жизни, работая проводником, — не стал раскрывать подоплёку дела Дакар. И тут же переменил тему: — Смотрите, не правда ли Плутония прекрасна?

В лучах яркого плутонийского светила в раме бескрайних лесов серебрились бесчисленные источники подземного царства. Голубое и зелёное. Свежесть и чистота. Поистине, прекрасное зрелище.

— Наша цель во-от то озеро, — ОТЕЦ указал на ближайшее. — Там нас ожидают две вещи… не будем же заставлять себя ждать.

В этот раз переход не представлял сложности. Шли они по мягкой траве. Гермиона собирала цветы. Гарри с упоением прислушивался к щебечущим птицам и к биению своего сердца.

— Что ни говори, молодость бесподобна… — завёл Будогорский.

Ребята поспешили присоединиться к Проводнику. Его молчаливость им импонировала более умствований пофессора.

Ну, вот и озёро.

— Никто тут нас не ждёт, — огляделся Рон. — Никакие такие «две вещи». Враки это всё.

Но друзья были не правы. Совсем скоро им предстояло в этом убедиться — сразу, как только подошли УЧИТЕЛЬ и ОТЕЦ.

— Недавно наш друг Рональд декламировал известное стихотворение, — заметив снисхотительную улыбку своих воспитанников, обратился к ребятам Будогорский. — Не помните?

— Нет, — холодно отрезала Гермиона.

— Что ж, беру на себя смелость напомнить:

Два мудреца в одном тазу

Пустились по морю в грозу.

Будь попрочнее старый таз,

Длиннее был бы наш рассказ…

— И что? При чём здесь какие-то тазы? — обозлился Гарри.

— Пожалуй, ни при чём… Но поплавать сегодня вам придётся. Вы что-нибудь слышали от профессора заклинаний, что брошь позволит взять себя в руки не всякому. Доплыть до места, где сокрыта брошь, предстоит вам всем, так как у вас на всех три попытки, — инструктировал их Будогорский. — Что дальше, я не знаю.

— Посреди озера вы увидите обломок скалы… — принял эстафету инструктажа Дакар.

— Озеро маленькое, — вмешалась Гермиона. — Если бы из воды торчала скала, мы бы её увидали с берега.

— Нет, — невозмутимо продолжил Дакар. — Она явится вам, когда вы будете на полпути к ней. Вы доберётесь до вершины. Там гнездилище орлов. Тридцать два обычных, а тридцать третий — орёл-брошь. Вам дóлжно отыскать его и доставить сюда. По окончании операции мы незамедлительно отправляемся на большую землю. Вопросы есть?

— Мы даже не поедим, как следует? — обиженно шмыгнул носом Рон.

— Вопрос не по существу. Отклоняется, — безэмоционально ответил Дакар. — Что-нибудь ещё?

— Так сразу не сообразишь, — буркнул Гарри. — Ладно. Разберёмся по ходу действий.

— Удачи, — напутствовал их Проводник.

— Ни пуха, ни пера! — пожелал Барин.

— И возвращайтесь «на коне»! — добавил Дакар.

— Откуда мы его возьмём? — удивился Рон. — Или Вы имели в виду морского конька?

— Я хотел сказать «с богом», — поправился Дакар (а в глазах его заплясали смешинки).

— У меня есть вопрос! — ожила Гермиона. — Можно нам пользоваться магией?

— Попробуйте, — не стал прекословить ОТЕЦ.

Ребята тут же попробовали трансгрессировать и потерепели сокрушительную неудачу.

— Понятно. Придётся плыть вручную, — бросив очередной перл, Рон полез в воду.

— Воообще-то я плохо плаваю, — признался он.

— Что ты делаешь хорошо? — поддела его Гермиона.

Но держаться на плаву было совсем нетрудно — казалось, вода сама их держит. Где-то минут через десять из туманного марева озера выплыла чёрная скала. «Это ʺобломокʺ?! — поразился Гарри. — Да из-за него противоположного берега не видать!» Скала стремительно приближалась: будто не они плыли к ней, а она двигалась на них. Путь на вершину не представлял бы сложности, если б ребята не разулись на берегу скалистого островка. Вода, конечно, тут же унесла их обувку. Теперь приходилось шлёпать босиком, морщась от боли. Тем не менее, подъём не был крут, и горе-путешественники потихоньку лезли всё выше и выше… пока не очутились на самом верху горной кручи. Клёкот орлов (который они поначалу приняли за рокот бьющихся о берег волн) слышался отовсюду.

— Они нагадили мне на голову! — возмутился Рон.

— Что ты хочешь, тридцать два из них — живые, — пожала плечами Гермиона.

— Кажется, я вижу НАШЕГО! — крикнул Рон. — Когтевранского!

Не долго думая, он протянул руку к орлу, который выглядел компьютерным на фоне остальных. Но безуспешно. Когтевранский орёл растаял, как в видеоигре.

— Сейчас, сейчас! — Гарри подкрался к гигантской броши, которую теперь и сам увидел.

— Цып, цып, цып, — окликнул он гордую птицу.

Хлоп! — видение исчезло. Гарри понял — он совершил непростительную ошибку. Разве может орёл Кандиды откликаться на куриную манилку? И у них осталась всего одна попытка.

— Ко мне! — почти в ту же минуту властно сказала Гермиона, выставляя руку так, как это делают охотники на соколиной охоте.

— Ты думаешь, здесь сработает колдовство? — скептически начал Рон, но осёкся… — орёл послушно опустился ей на плечо.

— Распределяющая шляпа говорила мне, что я могла бы учиться на факультете Флитвика, — похвасталась Гермиона.

Она плотнее запахнула ворот кофты, к которой прикрепила когтевранского орла. Орлы-«обманки» тем временем поднялись в воздух. Провожая их взглядом, ребята обратили внимание на неуклонно приближающийся к Орлиному острову предмет, отдалённо напоминащий самокат.

Рон затрясся в беззвучном смехе.

— Это… ха-ха… и есть ʺмашина времениʺ?

— Похоже на то, — протянул Гарри.

У руля «самоката» стоял Дакар. Позади пристроился Будогорский.

— Прыгайте сюда! — позвал их ОТЕЦ.

— Куда? Тут и места-то нет! — растерялся Гарри.

— Прыгай! — настаивал Дакар.

Один за другим ребята встали на панель самоката по принципу «паровозика». Платформа тут же раздвинулась по количеству ездоков. Альтаирец покрутил колесо-регулятор на ручке своей машины, после чего их будто засосал спиралеобразный вихрь.

— А-а-а! — дружным трио отозвалось эхо хогватцев над прекрасной страной Плутонией.

(И Гарри показалось, что к их нестройному хору присоединились голоса УЧИТЕЛЯ и ОТЦА).

Глава 22. Развязка.

Юлия водила пальцем по стеклянной поверхности журнального столика, выводя замысловатый рисунок. Получившиеся узоры превращались в кружева,которые повисали в воздухе. Пространство комнаты уже заполнилось до отказа её «рукоделием», а она всё плела и плела…

— Не понимаю, зачем так распаляться? — пожала Юлька плечами, избегая смотреть мужу в глаза. — Нет — так нет. Я же понимаю…

— Нет, ты не понимаешь! — Северус гневно потрясал указательным пальцем прямо перед её носом. — Ты думаешь, это так, шуточки!

Юля отклонила его палец и, чмокнув в щёку, прошла в спальню. Катерина едва успела отскочить от двери.

— Что, ругался? — понизив голос, спросила Катя.

— Ну-у, так…

Юлька плюхнулась на диван, подбирая под себя ноги. Она заправила выбившийся локон в причёску и, покусывая губы, вдруг расхохоталась. Катерина, глядя на неё, стала тоже неуверенно улыбаться. Дело происходило в гостиничном номере лондонской гостиницы «Биг Бэн», в котором они остановились по прибытии в Британию. Номер для них заблаговременно забронировал Будогорский на своё имя. В Атлантиде семья скитальцев-Снеггов была заперта на замок (фигурально). Юлия справедливо полагала, что здесь им будет дарована свобода перемещений. Но нет! Северус не разрешал даже носа казать из «Большого Бэна».

— Каков сатрап, а?! — Юля хлопнула себя по коленям и порывисто встала. — Мои бедные малютки! Они скоро забудут, что такое свежий воздух.

Юлия наклонилась над кроваткой малышей. Они бодрствовали. Ася тянула ручки к погремушкам, которые Катя натянула вдоль ребристой спинки кровати. Гоша наблюдал за сестрицей. Черты лица близнецов отличались так же, как и характер. Если девочка унаследовала внешность отца, Гоша был копией матери. Юлька протянула Аське палец — та схватила его и стала жадно сосать.

— Она не голодная? — спросила Юля, высвобождая палец.

— Аська-то? Да она всегда голодная, — усмехнулась Катя и взяла малышку на руки.

Та немедленно схватила нянюшку за волосы. Катерина, ворча, попыталась вытащить липкие пальчики младенца из своих поредевших за последнее время кудрей. Но не так-то просто избавиться от цепких Аськиных объятий. За этим милым занятием их и застал Северус.

— Было совсем необязательно так долго топтаться под дверью, — невинно заметила Юлия. — Мог бы и раньше войти. Я на тебя не сержусь. Возьми-ка Аську у Кати. Да не вздумай сажать ребёнка на свои костлявые коленки — не то девчушка будет горбата впридачу к физиономии, данной ей от природы.

— То есть? — не понял он.

— Видишь ли, дорогой мой супруг, детей не сажают так рано. Скелет в три месяца ещё не сформирован, его легко деформировать при посадке.

Снегг застенчиво улыбался, неуклюже поддерживая ребёнка. Ася потянулась к отцовскому носу.

— Да, дорогая моя девочка, — притворно вздохнула Юлька. — Боюсь, тебе досталось такое же богатство…

Женщины захихикали.

— Ещё непонятно, — парировал Северус. — Слушай, что ты всё время смеёшься над моим носом? Тебе что-то не нравится?

— Ты знаешь, что мне не нравится: я не люблю, когда меня запирают.

Лицо Северуса омрачилось.

— Я думал, этот вопрос снят с повестки дня, — он повернулся к Катерине. — Извините, дамы, мне нужно вас покинуть.

Он передал девочку няне и хотел идти, но Юля поймала его за рукав.

— Погоди, куда ты идёшь? Будогорский говорил, что ты собираешься встретиться с Волан-де-Мортом… Неужели это правда?

Северус поморщился. Он по-прежнему не любил, когда Тёмного Лорда называли полным именем.

— Мог хотя бы попрощаться, — мягко упрекнукла его Юлия.

— Это дурная примета.

Но привлёк к себе жену. Юлька обхватилап его, насколько хватило рук, и уткнулась в плечо.

— Ну, пока, — Северус поцеловал Юлю в маковку.

— Ни пуха, ни пера, — проговорила Юлька, перекрестив троекратно уже пустое место.

Она повернулась к подруге.

— Я сойду с ума, сидя в этой проклятой комнате!.. Или отправлюсь в Лас-Вегас одна!

— Тебе влетит, — предупредила её Катя.

— Я тебя умоляю! Что мне можно сделать? Отшлёпать по попе?!

— Но Ростислав…

— Ах, Ростислав… Конечно, если ОН, тогда да.

— Не ёрничай! — Катерина отвернулась от Юли, демонстрируя крайнюю степень рассерженности.

— Вот и отлично! Если мне объявлен бойкот, отпрашиваться ни у кого не придётся! Сегодня я опробую трансгрессию… — как бы сама с собой продолжала говорить Юлька. — Где там мои украшения, которые мне подарил Северус на день рождения детей?.. Как думаешь, они подойдут к моему золотому платью?

— Тебя интересует моё мнение?.. — хмыкнула Катя. — Да и зачем спрашивать меня, если сама прекрасно знаешь, что где лежит… Тем более, что я не одобряю твоего решения.

Юля примостилась рядом с Катериной и положила ей голову на плечо.

— Катька, ты перестраховщица, — Юля перебирала Катюшины пегие с проседью волосы. — Помнишь, как ты цеплялась за мои юбки, не отпуская меня — подумать только! — на госэкзамен и защиту диплома! Ты трусиха: бросила Консерваторию, родив свою Машку. И что в результате? Развод через два года замужества, карьера воспитателя детсада и одиночество на всю жизнь.

— Это другое, — тихо, но твёрдо сказала Катя.

— Мне трудно объяснить, но так надо… — с трудом подбирая слова, произнесла Юлька. — Я это чувствую. Поэтому не останавливай меня.

Катя упорно смотрела в сторону.

— Ну, и ладно…

Юля подошла к шкафу и, освободившись от домашнего халатика, натянула на голое тело платье цвета золота. Подойдя к зеркалу, она стала красить ресницы.

— О, боги! — всплеснукла руками Катерина. — Ты себя видела в этом платье? Да тебя в нём не изнасилует разве что ленивый!

— А что? — Юлия натянула на бёдрах платье. — По-моему, выглядит неплохо. К тому же: горе тому, кому доведётся меня обидеть!

— Одень хотя бы нижнее бельё! — взмолилась Катерина.

— Смеёшься?! Это же трикотаж! Видна каждая складка! — и она ещё раз придирчиво осмотрела себя в зеркале.

Как спереди, так и сзади платье украшал большой треугольный вырез (если на груди он доходил до пупка, то на спине он заканчивался в области ягодиц) — не понятно, как оно вообще держалось на ней. Юлия открывала один за другим футляры с бриллиантовыми серёжками, ожерельем, кольцами и надевала на себя.

Катя лишь качала головой.

— Ты похожа на новогоднюю ёлку, — сказала она.

— Бриллианты — лучшие друзья девушек, — процитировала Юлька Мэрилин Монро и напялила золотые лодочки на шпильке. Затем подкрасила губы и, подхватив пелерину из белой норки, затянула шнурок на сумочке.

— Я готова, — весьма довольная собой, она подошла прощаться.

— Целуйте мамочку, — она подставила губы по очереди Гоше и Асе (последняя незамедлительно засунула переливающиеся камушки материнского ожерелья в рот).

— Видишь, — посмеялась Юля, вытаскивая колье. — Аська на моей стороне.

— Асе три месяца! — возмутилась Катя

— Ну, и что? Тебе тоже не триста лет!..

— А всего лишь сорок пять лет, — грустно закончила Катерина.

— Не горюй! Сорок пять — баба ягодка опять! — Юлька щёлкнула каблуками, как Элли из «Волшебника Изумруднуго города», и… испарилась.


Снегг стоял на коленях в большом зале замка Слизерин. Он старался не встречаться глазами с Тёмным Лордом. Достаточно было и того, что Северус видел в его чешуйчатых лапах «Ежедневный пророк». Многократно увеличив невербальныфм заклятием текст заметки, которую читал Волан-де-Морт, он смог разобрать следующее: Доподлинно известно, что один из опаснейших пожирателей смерти по имени Фенрир Сивый пропал. И пропал, по-видимому, навсегда. След Сивого теряется в снегах России — именно там его видели в последний раз…

— Стоит ли так напрягать зрение, мой друг? — прошипел Т. Лорд. — Попросите меня, и я охотно прочту Вам то, что силитесь разглядеть.

— Я не хотел расстраивать Вас, — кротко ответствовал Северус.

— Но Вы-то, Вы САМИ, не расстроились? — голос Волан-де-Морта сорвался на визг. — Признавайтесь!

— Как сказать… Мы с Фенриром в последнее время не слишком ладили, — Северус осторожно подбирал слова. — Но это не значит, что я не скорблю…

— Молчать!!! — завизжал Т.Лорд. — Вас противно слушать! Чушь! Ложь! Подите вон! Ещё одно слово и я… и Вы не выйдите отсюда живым! Хвост, выпроводи Снегга! И чтобы я никогда… Вы слышите? — НИКОГДА! — Вас подле себя не видел!

Северус вжал голову и поспешил к выходу. Внутри у него всё пело и ликовало: кто бы мог подумать, что он так легка отделается? Одна беда: он не уяснил толком, знает ли что-нибудь Тёмный Лорд о предстоящей операции. Похоже, сейчас его заботит только исчезновение Сивого. Волан-де-Морт опустил трон и с трудом встал. Ноги в последнее время не слушались: они странно выворачивались в суставах, и он становился похож на осьминога, неумело бредущего по суше. «Проклятый Сивый! Вечно искал себе приключений! И вот результат: придётся действовать в одиночку. Совсем не осталось надёжных людей. Вот и Снегг… Так ли он был верен все эти годы? По подсказке Снегга Беллатриссу Лестрейндж отправили в Америку, дементоров заключили в Азкабан, великаны ведут кровопролитнвые войны между собой после визита к ним всё того же Северуса Снегга. Зелье для вампиров многократно проверялось, но стоило оказаться рядом Снеггу, как всё пошло прахом… И несть числа всем провалам, к которым так или иначе причастен его зам. Взять, хотя бы, знакомство с Будогорским. Снегг объяснил это тем, что русский доверчив и не знает, кем является Снегг, а с его помощью у Северуса всегда свежие новости из Хогвартса… Если Будоорский так наивен, каким образом он вычислил где спрятана часть души САМОГО ЛОРДА ВОЛАН-ДЕ-МОРТА?! И вот пропажа Фенрира: случайно ли его след „теряется в снегах России“? С одной стороны бред: какие могут быть снега в России в это время года?! А с другой стороны дыма без огня не бывает… Может, недаром ошивался Снегг в этой гиблой стране месяцами? Каких он завёл там друзей?.. Кстати, этих приютских ублюдков я так и не увидел. Надо бы дать ход этому делу…» Волан-де-Морт заскрежетал зубами. Если волею судеб он осталася практически без единомышленников — пусть же придут ему на помощь людские пороки: ненависть, злоба, зависть… Он доподлинно знал, что после продолжительных поисков эти чувства были заперты в Ящике Пандоры (не все на Олимпе умеют хранить тайны, особенно под хмельком — как недавно заметила Афродита).

— Хвост! — гаркнул Т.Лорд.

— Я здесь, Хозяин! — подобострастно вытянулся перед ним Петтигрю.

— Ящик Пандоры! — захрипел де Морт. — Неси его сюда!

Он оперся на подлокотники трона и вытер лицо. На платке остался кровавый след пополам с гримом.

— Сию минуту, сэр!

Ящик до сих пор не был открыт, потому что Волан-де-Морт попросту не знал КАК. Из ложной гордости он не обратился к Снеггу и искал подходящее заклинание сам. И вот, кажется, нашёл: Уна, секунда, терция — гибнет цивилизация;

Кварта, квинта, секста — каждому своё место!

Септима и октава — вот она, ОТРАВА!

Замки щёлкнули. Крышка сундучка откинулась. Голубоватой дымкой вытекли оттуда несчастья рода человеческого (во всяком случае, так считал Реддл). Не зная почему — скорее на инстинктивном уровне — Тёмный Лорд ощутил, что тут что-то не так. Чёрти что! И здесь не обошлось без Снегга! Одно остаётся несомненным: Снегг убил Дамблдора. И этот факт перевешивает всё остальное, поскольку есть подлинный, а всё остальное — догадки. Он смял газету, всё ещё лежащую на кресле — та с шуршанием снова разгладилась. В глаза непроизвольно босились строки:

«…падение Того-Кого-Нельзя-Называть не за горами. После того, как будет активизировано секретное оружие, мы наконец вздохнём свободно…»

Как он мог быть так слеп?! Вот же, чёрным по белому написано: СЕКРЕТНОЕ ОРУЖИЕ. То самое, про которое постоянно болтал Дамблдор. Где же оно? Конечно в Отделе Тайн. А где сей Отдел? Конечно, в Министерстве Магии! Значит, каким-то образом Министерство уцелело… Нужно немедленно отправить в город Петтигрю!

— Хвост! — заревел Т.Лорд.

Петтигрю, с самым разнесчастным видом, уже стоял перед ним.

— Немедленно отправляйся к вратам Министерства!

— К какому ещё Министерству, сэр? — залепетал Хвост. — Вы же сами…

— К ТОМУ САМОМУ, единственному Министерству магии и чародейства в Лондоне, дубина! — захлёбываясь от ярости, просипел Волан-де-Морт. — И избавь меня от твоих дурацких вопросов! Твоя задача: караулить там Поттера. Да смотри: упустишь мальчишку — поплатишься!

— Слушаюсь, сэр!

— Что ж тогда до сих пор тут прохлаждаешься? — Волан-де-Морт направил на Петтигрю для острастки волшебную палочку — тот не медля ретировался.


Гарри всё ещё не мог прийти в себя после потрясений, пережитых во время путешествия в Плутонию и обратно. Машина времени доставила их прямёхонько в дом Гарри на площади Гриммо и, бесцеремонно сбросив путников на пол в коридоре, самокат будущего умчался прочь. Оставалось только сказать «ну и машина» и развести руками (что, кстати, и сделал Рон).

— А ты её, конечно, представлял похожей на межпланетный корабль? — усмехнулся Будогорский, отряхивая колени.

— Ну да, как-то так, — пробурчал Рон, поднимаясь с пола.

Гермиона, Дакар и Гарри — все они, кяхтя и стеная (да-да, и Дакар тоже!), переходили в гостиную.

— Мы исчерпали лимит, который нам отпустила «Служба времени», до следующего года, — сказал Дакар. — Так что ничего, связанного с перемещением во времени даже не просите.

— Да мы и не собирались, — испуганно пробормотал Рон. — Хватит с нас.

Гарри встрепенулся. Нечаянная мысль, как скальпелем, полоснула его. Он обернулся к Дакару.

— Но как Вы смогли нарушить табу на посещение штаб-квартиры Ордена? Вам ведь не выдавалось разрешения?

— Оно мне и не нужно. Я ведь ОТЕЦ…

Что-то неискреннее почудилось в его словах Гарри. Он смотрел на Дакара во все глаза, пытаясь понять ЧТО. Но тот поспешил переменить тему.

— Давайте-ка поедим и устроим послеобеденную сиесту.

— Сеста — это послеобеденный сон, — пояснил Будогорский, заметив недоумение в глазах парней. — Порой вы удручаете меня своим невежеством… Извините, я, наверно, устрою себе сиесту без обеда.

Он тяжело встал и, волоча ноги, прошёл к тахте. Лёг лицом к стене и моментально засопел.

— Ростислав мог хотя бы научить, как пользоваться скатертью-самобранкой, — посетовал Дакар.

— Я всё сделаю, — вызвался Гарри. — «Акцио!»

Скатерть расстелилась на столе.

Гарри произнёс про себя волшебные слова, и самобранка выставила скромную трапезу: жареный картофель с сосисками, салат, соки, булочки. Кусок не лез в горло. Гарри намазал горчицу на сосиску, откусил и выплюнул. То же — с булочками. То ли он что-то напортачил со словами, то ли усталость отравила ему вкус еды. Он ототдвинулся от стола, и, извинившись, покинул товарищей.

Гарри с трудом добрёл до кровати, рухнул на неё, не раздеваясь, и уснул мгновенно.

— Такое впечатление, что меня били долго и со смаком. Болит всё… даже пальцы на ногах, — жаловалась Гермиона.

— Дай поцелую — всё пройдёт, — Гарри усомнился: Рон ли это? — и открыл глаза.

Действительно, разговор происходил между его друзьями.

— Гарри, ты проснулся? — смутилась Гермиона.

— Почти… Сколько я спал?

— Если верить Дакару, целые сутки. Давай спускайся, не то пропустишь кое-что интересное, — потащил его Рон вниз.

В гостиной Будогорский с Дакаром колдавали над брошью. Открыть-то они её открыли. Но сразу после этого по комнате закружил чёрный смерч, поднявший в воздух все мало-мальски лёгкие предметы: посуду, ножи, вилки, ложки, сувениры и прочее. Пришлось вернуть крестраж в исходное положение.

— Есть идеи? — обратился к ребятам Будогорский.

— Может, не стоит ЕЁ открывать, а лучше сразу уничтожить? — выдвинул гипотезу Рон.

— Тебе не жаль профессора Флитвика? — полунасмешливо спросил его Барин.

— А что делать?

— Вот и я о том же, — сам себе ответил Будогорский.

— А как Вы уничтожили предыдущие крестражи? — поинтересовалась Гермиона.

— Во-первых, напоминаю: я уничтожил только два крестража. С чашей Пуффендуй, честно говоря, получилось случайно. Я принёс её к Минерве в кабинет (мы хотели вместе подумать, что с ней делать). А МакГонагалл уронила чашу в Омут памяти. И воспоминания разъели крестраж. Иными словами: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся…». А Доспехи я пронзил мечом Гриффиндора. Признаться, действовал по наитию… К остальному я не причастен: с Дневником Тома Реддла разделался Гарри, проткнув его клыком Василиска. Что делал Дамблдор с перстнем Слизерина, я не знаю.

— А медальон? — вспомнил Гарри.

Будогорский помрачнел.

— Медальон Волан-де-Морт устранил собственными руками, сам того не ведая.

— Как это произошло? — опешил Гарри.

— Мне тяжело об этом вспоминать… Ну, да ладно… — и Будогорский рассказал историю, произошедшую с ним много лет назад.

Придя в Хогвартс, он получил доступ к таким материалам, о коих и не мечтал. На тот момент двадцатилетний Ростислав изучал вопросы долголетия. Почему волшебники живут долго? Отчего одни в двадцать выглядят на сорок, а другие наоборот?.. В конце концов в хогвартских анналах он наткнулся на упоминание о некой органицаии, члены которой именовали себя «Победившие смерть» (в другой редакции — «пожиратели смерти»). В корне их идеологии лежала теория вечной жизни — в этом они не были оригинальны. Однако, в отличие от прочий религий, «победившие смерть» сделали в этом направлении реальный шаг вперёд. Не все. А их предводитель. Поскольку Будогорский главным образом вращался среди русских переселенцев, он не был заражён вирусом паники при одном только упоминании имени Лорда Волан-де-Морта. Юный Ростислав бесцеремонно вторгся в мир научного детектива (так ему казалось): параллельно с изучением вопроса Вечной жизни его живо интересовала и сама организация «Пожирателей смерти». Так или иначе, он вышел на место, где хранился один из позднезахороненных крестражей — медальон Слизерина. Если первые крестражи Волан-де-Морт не прятал с такой тщательностью, то постепенно им овладевала паранойя на этой почве. Медальон — тому подтверждение. Каких только оберегов де Морт не придумал: само место, вход в него, сторожа-инферналы… в общем, все дела. Пройти незамеченным в хранилище было почти невозможно. Будогорскиго обнаружили… но не на месте преступления, а гораздо позднее. Хогвартс — убежище вполне надёжное, выцарапать оттуда человечка трудно. Но Будогорский был женат. В этом и состояла его уязвимость. Мало того, они с женой ждали первенца. Пожиратели смерти похитили жену Ростислава из их лондонской квартиры и доставили к Тёмному Лорду. После её трагической смерти Волан-де-Морт захотел увидеть самогó Будогорского.

— И Вы пошли? — ахнула Гермиона.

— Да. Он выдал мне тело… вернее, то, что от него осталось, — Будогорский помолчал. — Гнев — плохой советчик. Волан-де-Морт ошибся дважды. Во-первых, он приобрёл в моём лице смертельного врага. А во-вторых, он не заметил, что на убитой им женщине его фамильный медальон… После всего того, что с ней вытворяли, это было невероятно. Но факт остаётся фактом: медальон всё ещё оставался на ней. Непреложное правило крестража такое: он существует, пока его не ликвидирует сам создатель. «Авада Кедавра» сразила не только ту, против которой было направлено, но и убило крестраж. Мне, таким образом, медальон достался уже чистым.

— А где он теперь? — спросил Гарри.

— Он у моего доверенного лица, — сказал Будоорский.

— Первоначальную информацию о крестражах нам выдал Слизнорт, — вспомнила Гермиона. — Может, ЕГО как-то подключить?

Будогорский переглянулся с Дакаром.

— А что, это мысль, — подержал Гермиону ОТЕЦ. — Телепортируйте ему.

Будогорский слегка замялся.

— Будет лучше, если я встречусь с ним лично. Я постараюсь быстро.

Дакар посмотрел на друзей.

— Похоже, мы будем голодными — Ростилав опять нас покинул.

— Вот уж нет! — Гермиона бысто соорудила всем по гамбургеру и раздала пепси.

Перекусив, Дакар решил скоротать время, пересказывая план дальнейших действий. Поскольку Волан-де-Морт никогда не расстаётся с Нагайной, ликвидация последнего крестража будет происходить в присутствии самого Лорда. В качестве эскорта Гарри отведут лучшие силы Ордена Феникса. Все — его хорошие знакомые. Лорда Волан-де-Морта можно убить только стрелой Афродиты. Одна из них хранится в Отделе тайн Лондонского филиала Министерства магии и чародейства. Наконечник стрелы будет смочен эликсиром любви. Каждый из сопровождающих Избранного также запасётся оружием из Отдела тайн (которое будет пропитано тем же эликсиром). Помимо того, всех участников будет сопровождать их ангел-хранитель. Поблизости стянут пограничные силы: великанов, драконов, гаитян и многих других, кого будут контролировать ОТЦЫ.

— Что такое Эликсир любви? — спросила Гермиона. Неужели тот самый?

— Именно, — кивнул Дакар, не вдаваясь в подробности. — Он необходим для того, чтобы создать атмосферу всеоблемлющей ЛЮБВИ. Тёмному Лорду грозит по-меньшей мере упадок сил. А это станет ещё одним бонусом для звёздного часа Гарри… Пророчество сбудется с вероятностью девяносто девять и девять десятых процента!

Закончил он на оптимистической ноте.

 — А я бы сказал не «девяносто девять и девять десятых», а девятьсот девяносто девять процентов! — вмешался только что материализовавшийся Будогорский.

— Ну? Что? — накинулись на него с вопросами Рон, Гарри и Гермиона.

— Мы решили не мудрствовать, — пожал плечами Барин. — Что помогло один раз, должно сработать и на сей раз. Мы проткнули сердце крестража мечом Годрика Гриффиндора… Вот и всё.

В дом на площади Гриммо один за другим стали прибывать «фениксисты»: Грюм, Люпин, Тонкс, Кингсли, семейка Уизли (кроме младшей, Джинни). Гвалт и хохот не замолкали далеко за полночь. У каждого был припасён занимательный случай о встрече со своим ангелом-хранителем или о перепетиях с изготовлением Эликсира любви.

— Но… Вы понимаете о ком я… имеет покровителя гораздо более могущественного, чем все наши дедушки и бабушки… Салазар Слизерин — это вам не шутки, — выразил опасение Кингсли.

Для кого-то это известие явилось новостью: «Как?»; «Сам Слизерин?» — «А вы не знали?»; «Да что Вы?!» и т.п.

— Неужели такому красавцу, как я, может помешать покойный? — Грюм потешно выпятил грудь и, раскачиваясь, прошёл по кухне походкой бравого моряка, нарочито припадая на одну ногу.

— Аластер, по-моему у тебя налицо побочный эффект эликсира: ты влюблён в самоё себя! — смеясь, проговорил Артур Уизли.

У Гарри, несмотря на предстоящее, тоже было хорошее настроение.

— Так кто же воспроизвёл формулу Эликсира? — задал он невинный, казалось бы, вопрос.

Но волшебники как-то сразу примолкли.

— Тьфу ты, мать твою! — чертыхнулся Грюм.

— Может, пора прекратить этот балаган? — обратился ко всем Люпин.

— О чём это вы? — насторожился Гарри, оглядывая публику.

У него сложилось впечатление, что только младшее поколение Уизли да он с Гермионой не знают, о чём речь.

— Есть, видишь ли, два упрямца, — заговорил Будогорский. — Один стар — и посему ему простительно упрямство, а вот второй…

— Ни слова больше! — возвысила голос миссис Уизли.

— Мы просто не имеем права говорить то, о чём нас просили молчать! — поддержала подругу Нимфадора.

— Если так, нам остаётся одно: спать! — Барин поднял бокал и залпом выпил.

Гости стали расходиться по комнатам. Гарри ненадолго задержался у дверей своей комнаты и услышал обрывок разговора.

— Эти недомолвки в конце концов и погубили Сириуса, — недовольно произнёс Люпин.

— Римус, хватит! — (голос принадлежал Тонкс).

— Довольно каркать! — пресёк назревающую ссору Грюм. — Спать — так спать.

Хлопнула дверь. Разговор был закончен.

Гарри не спалось. То ли его будоражил завтрашний визит в Министерство, то ли он просто выспался за минувшие сутки. «Почему должны ДРУГИЕ рисковать своей жизнью, если всё равно МНЕ предначертано убить Волан-де-Морта? — мучило его. — Все и так достаточно пострадали: начиная от его собственных родителей и кончая Дамблдором… Что опять скрывают от меня? И зачем?» Чем больше вопросов — тем меньше ему хотелось оставаться в постели. Не выдержав, Гарри встал. Часы показывали ДВА. Он нервно зашагал из угла в угол. Половицы нещадно скрипели. «Надо выйти из дома. Подышу воздухом и вернусь», — решил он. Неожиданно для себя Гарри трансгрессировал. У Министерства. Всё-таки эта дверь в Отдел тайн продолжала жить где-то на задворках его сознания, и сейчас он уже не мог от неё отвлечься. «Что будет, если я заберу стрелу сегодня? Кто мне помешает?» — посетила его шальная мысль. Она настолько захватила его, что Петтигрю, крадущегося вдоль стены, он и не приметил. И только когда железная рука сомкнулась вокруг его шеи, Гарри понял, чей голос неотвязно нашёптывал ему: «Иди к Министерству! Иди туда! Иди туда сегодня! Иди!..» — ВОЛАН-ДЕ-МОРТА! Довольно потирая руки, Тёмный Лорд залезал на кресло. Он и не ожидал, что мальчишку так легко будет обмануть. А ещё говорят, что «нельзя войти дважды в одну и ту же воду»! Нет, определённо парень ничему не учится!.. А связь между ними по-прежнему сильна! Хвост от души швырнул Гарри. Тот проехал на животе по безупречному паркету прямо к ногам Волан-де-Морта. Тёмный Лорд ухмыльнулся и носком домашней туфли повернул лицо Гарри к стене.

— Бедный мальчик, ты устал, как я вижу, — ласково начал он и тут же взревел: — Так отдохни же у позорного столба!

Не щадя раритетного паркета, Волан-де-Морт вбил посреди зала пыточный столб и пригвоздил к нему Гарри.

— Садист, — сквозь зубы процедил Гарри.

Т.Лорд задумчиво смотрел на него, постукивая пальцами по валикам кресла.

— А знаешь, Гарри, мне пришло в голову вот что: твоя мамочка, помимо оберега материнской любви, наградила тебя и врождённой удачливостью. Иначе как объяснить твою невероятную живучесть? Сколько раз ты уходил от меня? Пять? Или того больше? Это при том, что сам ты весьма посредственный волшебник. Таково мнение и Бартоломео Крауча, и Северуса Снегга…

Как всегда, при упоминании Снегга у Гарри сорвало крышу.

— Ваш Северус Снегг — оборотень, проститутка! Каким образом «Пророк» добывал сведения, которые печатались там весь минувший год? Кто, если не Снегг, работал на двух фронтах? Сейчас, почуя падение тёмного мира, он вновь переметнулся на другую сторону и старательно зарабатывает себе прощение. Даже не поленился смотаться в Атлантиду, войдя в сношения с ОТЦАМИ! Вот только не понимаю, как он смог умаслить их — по-видимому, не без помощи своих милых малюток и очаровательной жены! Которая, кстати, весьма напоминает мою покойную мать! Не значит ли это, что в глубине он всё-таки чувствует вину за её гибель?..

Гарри осёкся. Чёрт его дёрнул откровенничать с Лордом! Но, видя ошеломление, написанное на изуродованном лице Ворлан-де-Морта, остался доволен. Может, всё правильно: так всем и надо!

— Молодец, Гарри! — неожиданно похвалил его Тёмный Лорд. — Я чувствовал, что место моего первого советника не будет пустовать долго… Занять его не желаешь?.. Хвост!

У трона вырос Петтигрю.

— Руку! — приказал Лорд.

Дрожащий Хвост, засучив рукав, протянул руку. Влан-де-Морт воткнул в живую плоть слуги волшебную палочку. Кожа на руке Петтигрю взбугрилась и на ней проступила татуировка Пожирателя смерти.


Северус, окрылённый последними словами Тёмного Лорда (о том, чтобы его больше никогда не видели), появился в гостинице в самом распрекрасном расположении духа.

— Ю-Ли! — крикнул он. — Можешь меня поздравить…

— Что ты так кричишь? — это вышла Катерина. — Дети только что уснули.

— А где Юлья? — настоение сразу упало.

— Твоя Юлья отправилась в казино. Напялила все драгоценности и… тю-тю! Я её предупреждала! Но сам знаешь: если она что-нибудь втемяшит себе в голову, то фиг её остановишь! — всё ещё ворча, Катя вернулась в детскую.

Северус подумал, что эту новость ему надо было бы выслушать сидя, потому что после Катиного сообщения у него просто отнялись ноги. Он упал в кресло и стал машинально снимать и одевать кольцо, подаренное ему Юлей. На глаза попалась тарелочка (с голубой каёмочкой), которую ему отдал в Атлантиде Будогорский. «Надо посмотреть, чем она там занимается»… Но, выслушав песенку золотого яблока, передумал и назвал… Гарри Поттера.

— Паршивец! — сорвалось у него с языка, когда он увидел прогуливающегося возле Министертва Поттера.

Следующим кадром следовал Поттер в железных объятьях Петтигрю. Северус заметался по гостиничному номеру. «Эликсир! — он сгрёб все существующие пузырьки и сунул в карман (отметив при этом, что двух-трёх не хватает). — Юле мало своего природного очарования. Вероятно, она поставила себе цель уложить в штабеля всех имеющихся там особей мужского пола!.. Нужно срочно связаться с Будогорским!» Выход один — телепортировать. «Только бы этот полуночник ещё не лёг — иначе с телепортацией ничего не выйдет!»

Слава!

Срочно стягивай все имеющиеся в арсенале силы. Поттер попался.

Теперь что? Трансгрессировать?.. Рука внезапно заныла, как от ожога. Знак причастности к союзу Победивших смерть обозначился так резко, что пояснять не требовалось — Тёмный Лорд призывает к себе. Что ж, так тому и быть. Когда-то он обещал защищать сына Лили. Сейчас самое подходящее время. Он хотел зайти попрощаться к Катерине. Но в последнюю минуту передумал. И, пожелав сам себе «ни пуха, ни пера», трансгрессировал. Ещё не успев прийти в себя после ставшей привычной дурноты во время трансгрессии, Северус почувствовал, как в его запястья вошли раскалённые гвозди, а тело сковали цепи. Он оказался распятым подобно Иисусу. Рядом высился похожий столб. На нём болтался Поттер-младший.

— А вот и Вы, Северус, — вкрадчиво зашипел Т.Лорд. — Признаться, я не планировал нашей встречи так скоро. Но Гарри открыл мне такие потрясающие вещи, что я захотел Вас поздравить: с женитьбой и отцовством. Отчего же Вы не захотели поделиться радостью со мной?

Северус исподлобья посмотрел на Поттера.

— Мальчишка ошибся, — выдавил он.

— А я так думаю, что нет. На этот раз — нет. «Круцио!» — вскричал Волан-де-Морт, направляя палочку на Снегга.

Гарри видел, как задёргались конечности его врага — будто его ударило током. Снегг смертельно побледнел, но не издал ни звука.

— Вы всегда отличались выносливостью, — де Морт прервал пытку. — Этим Вы мне понравились, когда были ещё юношей. Мне также импонировала Ваша сдержанность, тонкое чувство юмора. За что бы Вы не брались, делали это талантливо… видите, я вижу то, что хорошо. Но я увлёкся в своих предпочтениях. Вы так убивались по грязнокровке — его мамочке — это должно было отрезвить меня, — Тёмный Лорд повысил голос. — Нет! Я продолжал любоваться своим учеником!.. Но никогда, даже в самых своих страшных снах, я не предполагал, что у Вас хватит наглости вредить мне! Это ведь Вы уговорили выслать Беллатриссу вслед за юным Малфоем, Вы сделали так, что дементоры стали узниками Азкабана, Вы рассорили великанов и что-то подмешали в отвар, приготовленный для вампиров, отвернув их тем самым от моего двора. Вы убили Фенрира Сивого, который стал слишком подозрителен на Ваш счёт. Вы каким-то образом вскрыли ящик Пандоры и подменили чувства!.. Но сейчас Вы на собственной шкуре ощутите ненависть, ярость и гнев своего Господина. Ибо ещё Я Ваш господин, поскольку Вы явились сюда по первому же моему зову!.. Имейте же смелость признаться в грехах, перечисленных мною! Запираться долее бессмысленно! Я прав?

У Гарри пересохло во рту. «Что это? Что же это? — беспомощно бормотал он, силясь понять. — Выходит, Снегг не враг, а… друг?» Гарри смотрел на своего бывшего профессора и глазам своим не верил: тот… улыбался?!

— Что?! Над чем Вы смеётесь? — завизжал Волан-де-Морт.

— Вы не правы, — пытаясь отбросить с лица волосы, чтобы смотреть прямо в глаза Тёмному Лорду. — Не правы в двух вещах: во-первых, Вашего вонючего вампира Сивого убил не я… а моя жена. А во-вторых, я не явился бы сюда, если б не он (Снегг мотнул головой в сторону Гарри), и сто раз бы наплевал на Ваши дурацкие метки… какого бы цвета они не были.

— Значит, Вы бросились на помощь ЕМУ! Ему, который ни в грош не ставил Вас всегда! ЕМУ, кто не более пяти минут назад выдал Вас с головой! Ведь это он объявил, что Вы не спешите выполнять моих заданий, в то время как успели обзавестись женой и потомством. Да, вот ещё что — так, пару строчек мелким шрифтом — женщина-то, оказывается, как две капли воды похожа на его мать! Слова Поттера помогли мне прозреть: все эти годы Вы мстили за смерть той, кого любили. Вы — человек Дамблдора! — бросил он в лицо Снегга сомнительное обвинение. — Не пойму только, КАК же Вы решились убить своего любимого учителя? Или он тоже Вам чем-то насолил?

Для Гарри вдруг всё встало на свои места. Намёки Будогорского приобрели осязаемый смысл. А это значило: Дамблдор жив! Гарри видел, как Тёмный Лорд опустил витающий в фальшивых облаках трон и, раскачиваясь, подошёл к Снеггу. Он поднял пальцем подбородок Снегга, чтобы тот смотрел ему в глаза.

— Я выпущу из тебя всю кровь! Ты умрёшь, как простой магл. «Авада Кедавра» от моей руки — слишком большая честь для предателя!

С этими словами Волан-де-Морт разорвал своими когтистыми лапами вены на руках Северуса. Тот потерял сознание. Зелёная вспышка опрокинула от заклятия отвлекла Гарри от наблюдения за страданиями Снегга — в зале появился ещё один персонаж, Будогорский.

— Гарри, держись! Помощь уже близка!

Не нужно было ему тратить времени на подбадривания. Волан-де-Морт успел подняться на ноги и перевернул Барина вверх тормашками. Палочка того тут же выпала.

— Какая удача! — Волан-де-Морт чуть не пел от предвкушения тройного убийства. — сегодня я поквитаюсь со всеми. Тебя, Гарри, стоит отблагодарить за такой щедрый подарок… Ты, наверно, и не подозревал, как однажды избежал гибели твой новый учитель, а? Так я раскрою тебе его тайну. Ахиллес научил его, как стать неуязвимым. И всё ж одно уязвимое место у него есть… ну-ка, припомни, где оно было у героя Эллады? Не знаешь? Не беда, Нагайна тебе покажет…

С тихим свистом вползла ручная змея Волан-де-Морта. Выглядела она ещё страшнее русского Великого полоза. Нагайна выбросила своё тело вверх и в прыжке обвилась кольцами вокруг Будогорского. С Барина, как с покойника, слетели ботинки, когда он упал на пол. Змея выпустила жало и влила свой яд в «ахиллесову пяту». Тело Будогорского свело судорогой. Потом он замер, уставившись пустыми глазами в куполообразный потолок. Леденящий смех змеиного Лорда помог Гарри выйти из состояния прострации.

— Что я наделал? Что я наделал? — в отчаяньи повторял он, ненавидя себя в этот момент куда больше Волан-де-Морта.


Юлия отлично проводила время. Немного попрыскав за ушками Любовным эликсиром, она огребла солидный куш на всех игральных автоматах («Неужели техника тоже поддаётся чарам Эликсира?»). Больше всего её прельщала рулетка. Несколько игроков, видя, что красивой посетительнице сопутствует такая сногшибательная удача, ставили на те же цифры, что и она. Раскрасневшись от азарта и выпитого вина, Юля не видела, как к ней подошла женщина, которая могла бы стать соперницей ей по красоте и богатству наряда. Афодита (а это была она) — тоже страстная игрунья — подошла посмотреть, кому сегодня улыбается Фортуна.

— Боже правый! Северус, когда узнает какой я тут произвела фурор, просто взбесится! — радостно поделилась Юлька с Афродитой, собирая жетоны.

— Северус… Довольно редкое имя, — заметила богиня.

— Да, довольно редкое, — согласилась Юлия, уже нацеливаясь, куда пристроить фишки.

— Похоже, Ваш муж ошибался, говоря, что у Вас неплохая интуиция, — сказала Афродита. — Бывает, что чувства нас подводят… Вот, например, сейчас Вы уже не сможете выиграть.

Юля тут же свернула игру.

— Кто Вы? — она поставила руки на стройные бока. — Откуда знаете Северуса?

Афродита взяла Юлию за руку и отправилась в дамскую комнату, где их поджидали Вдохновение и Фортуна.

Афродита положила руку Юли ей на грудь.

— Ничего не чувствуешь? — спросила богиня.

— Северус! — вздрогнула Юлька. — Я вижу…

Не договорив, она подобрала полы длинного платья и бросилась к выходу. Вдохновение едва успела её остановить.

— Стой, безумная! Тебе же нужно оружие!

Афродита протянула ей руку, и Юле показалось, будто она поймала золотой луч. То была знаменитая стрела Афродиты.

— Дай сюда Любовное зелье! — приказала ей Фортуна.

Юля вынула из сумочки эликсир. Фортуна обмакнула в нём стрелу.

— Но это ещё не всё, — предостерегла её Фортуна. — Вот крем. Тебе стоит его опробовать.

— Что мазать? — деловито спросила Юля, чисто по-женски нухнув содержимое баночки.

— Всё! — ответили хором богини.

Не препираясь и не деликатничая, Юлька сбросила платье и начала втирать волшебный крем. Через пару минут всё было готово. Юлька потянулась за своим золотым нарядом, но Афродита взяла его из рук Юлии и отложила в сторону.

— Грех прятать такую красоту. Взгляни на себя.

Юля глянула в зеркало. Свечение от её кожи было столь сильным, что она прикрыла глаза.

— Просто булгаковская Маргарита, — пролепетала она.

Афродита снисходительно кивнула головой.

— Маргарита пользовала именно этот крем. Я рекомендовала его Воланду, а тот — известной тебе героине. А теперь ты используешь его в борьбе… не с Сатаной, правда, но с его подобием.

— Каким образом? Говорите быстрей, не тяните! — взвилась Юля.

Вдохновение выдернула заколки из Юлькиных волос и накинула на неё тончайшую мантию из прозрачного шифона.

— Бери стрелу Афродиты и действуй по наитию. Мы будем рядом! — напутствовала её Вдохновение. — Проводим её, сестрицы?

Взявшись малым кругом, волшебницы вылетели в окно. Как говорится в русских сказках, «долго ли, коротко ли» (скорее, однако, КОРОТКО) Юлия в компании олимпийских богинь оказалась у руин старого замка.

— Лети во-он к тому куполу, — указали ей на близстоящую башню.

— Ты пройдёшь сквозь световое окно в крыше купола и окажешься там, где тебе надлежит быть в эту минуту, — услышала Юля удаляющийся голос Вдохновения.

— Ни пуха, ни пера, — пожелала Юле на прощание Фортуна.

Не задумываясь ни на минуту, Юлия пролетела ещё сотню метров и без малейшего урона для здоровья прошла стеклянный купол. Звон разбитого стекла заставил Гарри поднять глаза. Слепящий свет застил ему глаза. Тот же эффект произвёл он и на Т.Лорда — Волан-де-Морт зажмурился. Дальше события развивались так быстро, что Гарри не успевал их отслеживать. Луч света — или чего-то другого (было не разобрать) — разрезал тьму замка и вонзился в цепи Гарри. Оковы пали, и он кулём свалился у столба. Теперь в этом свечении он разобрал, что перед ним обнажённая женщина. И она столь прекрасна, что её нагота не смущает — так же, как полотна Рафаэля, к примеру. «Мадонна» взмахнула рукой, и кровь прекратила хлестать из ран Снегга. Тут же она бросила какой-то предмет — и он разбился на тысячи осколков, каждый из которых устремился к Волан-де-Морту. Аромат разлившейся жидкости поднялся вверх, образуя розовый туман. Нега сковала члены Гарри… Однако наступившие розовые сумерки, видимо, были приятны не всем. Зашуршало тело Нагайны — она покинула своего Хозяина. А тот, ощерившись стёклами, схватился за горло — так, будто его душили. Из глаз Т.Лорда лились кровавые слёзы. Прекрасная женщина отбросила свои рыжие кудри и… припала к устам Волан-де-Морта. Гарри не мог поверить своим глазам! Мало-помалу женщина стала утрачивать божественное сияние. Она серела и даже как будто становилась меньше. Волосы из огненных превращались в седые. Слабея, она оторвалась от Прóклятого Лорда и проговорила:

— Прикончи его, Гарри.

Как только она отпустила де Морта, тот зарычал инашёл в себе силы отпихнуть женщину от себя. Та упала навзничь. Лицо её было в страшных ожогах. Ожоги были повсюду. Они разъедали её тело, превращая его из произведения искусства в грязное месиво.

— А-аа! — с остервенением Гарри вырвал стрелу Афродиты из столба (он догадался, что именно она освободила его от цепей) и метнул её в голову Волан-де-Морта.

Он не видел, куда она вошла, потому что Т.Лорд стал вдруг стремительно оседать, превращаясь в лужу жидкой субстанции, сдобренной пеплом. В конце концов на месте тёмного мага осталось лишь… мокрое место. И тут же раздался рвущий душу крик боли, горя и отчаянья. Кричал Снегг. Каким-то чудом он дополз до Юлии и гладил её искалеченное лицо. В зал вбежал сначала Дамблдор. За ним Тонкс, Люпин, Грюм, Билл и Чарли Уизли… и много кого. Гарри закрыл глаза. Он не мог смотреть на друзей, которые, наверно, никогда не простят его. Дамблдор подошёл к Снеггу и оторвал его от тела жены. Затем взглянул на Будогорского и которко бросил:

— Живы все. Срочно пострадавших отправить в больницу «Святого Мунго»

После чего подошёл к Гарри. Тот ждал, что лицо Дамблдора посуровеет, и он скажет что-нибудь, что посрамит Гарри…

— Прости меня, мальчик мой. Я так виноват перед тобой, — и привлёк его к себе. — Клянусь, что впредь стану больше тебе доверять.

Глава 23. В больнице «Святого Мунго»

Прошёл месяц. Легче всего отделался Гарри. Телесных повреждений он не получил. То, что касается психического здоровья… Гарри ругал себя на все корки. «Остолоп, кретин, идиот, полное ничтожество! — какой, к чёртовой матери, из него мракоборец, если не замечает того, что творится у него под носом!» Особенно противно, что все носятся с ним, как курица с яйцом. Как же: «мальчик, который выжил», «избранный»! «Ежедневный пророк» по такому случаю напечатал его фото в цвете — хоть это было и не принято. Скитер постараль окружить Гарри ореолом мученика. В широких массах чествование Гарри являлось беспрецедентым: восторженные статьи, митинги, дебаты, посвящённые исключительно освободителю Поттеру… В узком кругу, правда, сожалели, что Поттер поспешил. В результате чего маленькая толика души Волан-де-Морта ещё жива — Нагайна и Хвост скрылись. Дамблдор, посмеиваясь, говорил, что народу необходимо наличие героя, дабы чувствовать себя защищённым. А Гарри оставалось лишь хамить и вести себя нахально (он всегда так поступал, когда испытывал вину). Когда Снегга с трудом оторвали от Юлии, а Люпин и Грюм подхватили бесчувенных Будогорского и Юлию, чтобы отправить в больницу «Святого Мунго», Дамблдор хотел последовать за ними. Но Гарри, вцепившись в рукав профессора, зашипел:

— Нет, Вы останетесь. Останетесь и объясните мне на этот раз ВСЁ!

Дамблдор, к его удивлению, не стал прекословить. Через минуту они беседовали, сидя в удобных креслах директора хогватской школы.

— Вот профессор МакГонагалл удивится, увидев Вас на своём месте, — попытался съязвить Гарри.

— Бог с тобой, Гарри! Конечно, Минерва уже давно всё знает.

— Отлично! — вскипел Гарри. — Выходит, я один в идиотском положении!

— Может, тебя успокоит, Гарри, — мягко заговорил Дамблдор, — но себя я считаю куда бóльшим идиотом… Старость эгоистична. Порой мы, старики, незаслуженно считаем себя мудрецами… Стоило мне чуть приоткрыть завесу — трагических событий сегодняшнего дня как не бывало…

И он рассказал всё. Действительно, ВСЁ.

— Двадцать шесть лет назад в Хогвартскую школу влились очень талантливые волшебники: Сириус Блэк, Римус Люпин, Джеймс Поттер, Лили Эванс, Северус Снегг.

Парочка последних прибыла вместе. Они соседствовали и дружили. С первых же дней у Северуса появился соперник… ты догадываешься, кто. Малыш Снегг никогда не был баловнем судьбы. Пожалуй, Лили — единственное живое существо, относившееся к нему с добротой. Не знаю, насколько это походило на любовь… с её стороны. Но для Северуса твоя мать была всем: олицетворением света, тепла, красоты. Все общечеловеческие ценности слились в ней… по-крайней мере, для мальчика Северуса Снегга… Джеймса это мало заботило. Он добивался Лили с настойчивостью одержимого. Причём стоило Северусу чуть-чуть отстраниться, Джеймс тут же терял к ней интерес… Поэтому Снегг-взрослый всё ещё мечтал, что когда-нибудь твой ветреный отец устанет от долговременности их отношений, и тогда, возможно… такой самообман помогал Северусу жить…

— Но как он тогда мог…

— … рассказать о пророчестве Волан-де-Морту? Видишь ли, во многом увлечение тёмными искусствами Северуса опять-таки связано с твоей матерью. Он искал научное обоснование любви. Именно поэтому, спустя годы, я поручил ему создание Любовного эликсира.

А Том Реддл в те годы был популярен (не один Снегг обманывался на его счёт)! Этакий борец за чистоту крови — многих это привлекало в нём. Кроме того образован, речист, с внешностью аристократа и безупречными манерами! Армия его поклонников росла благодаря ЛИЧНОМУ ОБАЯНИЮ Тёмного Лорда. Тебе покажется это невероятным, но факт остаётся фактом: Пожирателями смерти становились только из желания бять рядом с Волан-де-Мортом… Прозрение наступало. Но слишком поздно… Положение обязывало каждого члена … хм-хм… общества бывать на так наваемых приёмах, которые устраивал Тёмный Лорд. В этом и заключалась ловушка. Побывав там, мало-мальски порядочный человек лелеял надежду выбраться из этой трясины, но таковая возможность предоставлялась только тем, кто выполнял особые задания. Ты знаешь, как многие относятся к предсказаниям — в частности, к предсказаниям профессора Трелони. Поэтому, сболтнув о подслушанном разоворе, Северус и не помышлял, какие это будет иметь последствия. Он несказанно обрадовался, когда Т.Лод поставил в ранг «особо важного задания» дослушать пророчество до конца. Двадцатилетнего Снегга откомандировали в Хогвартс и я принял его на вакантную должность профессора зельеварения. Мне не нужно было докладывать, что «казачок-то засланный». Мой брат сказал мне, кем являлся тот человек в плаще с капюшоном, кому удалось услышать пророчество Сивиллы.

— Постойте, профессор, Вы сказали «Ваш брат»?

— Ты не знал? Мой родой брат Аберфорт — он же хозяин «Кабаньей головы». Но, Гарри, пойми: ни Северус, ни Аберфорт, ни я даже не догадывались, что предвиденье Трелони каким-то образом касается тебя. Как ты понимаешь, если б Северус Снегг знал, кому уготована судьба быть растерзанным Волан-де-Мортом, он был бы нем, как рыба.

— Как же вышло, что никто не сказал мне, из-за чего Снегг и мой отец ненавидели друг друга?

— О покойниках не говорят плохо: либо хорошо, либо ничего. Ты теперь понимаешь, твой отец не был образцом добродетели — скорее, жизнелюбивым язычником… Да и как тут судить? — В любви все средства хороши.

— Но почему Снегг так легко отступился?

— Ты можешь мне не поверить, но профессор Снегг — не слишком уверенный в себе человек… Хотя, почему же «отступился сразу»? Он ходил даже просить Джеймса оставить в покое Лили. Нельзя сказать, чтобы твой отец оценил этот поступок. Напротив, с тех пор компания Поттера окрестила Северуса Снегга «нюниусом».

Гарри вскочил.

— Мне противно всё это слышать!

— Ты же посил «ВСЁ». Так что изволь… Но мне бы не хотелось, чтобы у тебя вновь произошёл кувырок в сознании: чёрное стало белым, а белое — чёрным… С твоего позволения я продолжу. Итак, потеряв Лили, молодой профессор Снегг утрачивает интерес к жизни. Поддерживает его только жажда мщения. Поэтому я не сомневался в нём ни минуты. Никогда. Совместно с Северусом мы разработали план, который сработал безотказно. Чтобы тебе стало понятней, я вернусь в своём повествовании немного назад.

— Когда-то, — невозмутимо продолжал Дамблдор, — в Хогвартсе служил учитель, который даже не достиг двадцатилетнего возраста — самый молодой за всю историю Школы. Но юнец был так ретив, что сумел докопаться, почему «Победившие смерть» присвоили себе такое название. Ты понимаешь, о ком я говорю?

— О профессоре Будогорском.

— Да. Ростислав Апполинарьевич, конечно, осознавал, что дело, за которое он взялся, опасное. И защитил себя, войдя в сношения с олимпийскими богами (а хорош он в ту пору был не менее, чем олимпийские божества). Его красота — к которой неавнодушны на Олимпе — или что-то другое прельстили Ахиллеса, но герой Эллады поведал Ростиславу тайну состава, коим когда-то (когда тот был ребёнком) врачевала его мать — колдунья. Профессор Будогорский не рассказывал тебе, отчего Волан-де-Морт не убил его тогда? — и сам же ответил: — От того, что не смог. ТОГДА он не знал Ахиллова секрета Ростислава.

Гарри озадаченно покачал головой. «Значит, что я не единственный, кому удалось избежать смерти после „Авада Кедавра“?»

— Дело о крестражах не получило широкой огласки. Таково было условие Волан-де-Морта. И Будогорский на него пошёл, дабы не подвергать опасности жизнь своих близких… тех, кто остался жив. Ростислав прекращает расследование тайны бессмертия Тёмного Лорда, покидает Хогвартс и ведёт жизнь отшельника… Ты тронул очерствевшее сердце Русско-Английского Барина, — улыбнулся Дамблдор. — Он вернулся в Хогвартс благодаря тебе, Гарри.

— Так вот, — стараясь не упустить канву повествования, продолжил Дамблдор, — расследуя факты тёмной биографии Волан-де-Морта, я вспомнил, что Ростислав рассказывал мне как-то о жутком месте, где якобы хранилось зелье, действие которого может вызвать летаргический сон — не вполне обычный. Двадцать лет назад Ростислав предложил мне химико-физическую выкладку, и я внёс туда кое-какие поправки. Спустя годы, я обратился к Чаше воспоминаний и вышел на пещеру, где нам довелось побывать вдвоём с тобой, Гарри.

Дамблдор сделал едва заметный взмах — тут же на столе появился стакан с водой. Он отпил из него и, устроившись поудобнее, зажурчал.

— На момент воскрешения Т.Лорда Северусу необходимо было упрочить своё положение в свите Пожирателей смерти — многие ему не доверяли. А мне следовало поправить здоровье после неосторожного обращения с крестражем, помещённом в перстне Слизерина. Устроив мистификацию с моей смертью, мы убили сразу двух зайцев… По правде говоря, зайцев было больше. Этот шаг защитил Драко и его мать от мести Волан-де-Морта за промах Люциуса в Министерстве… Кстати, Северусу с большим трудом удалось убедить Т.Лорда оставить мальчика в покое — и то только потому, что вовремя отправили за границу… Впрочем, я опять отвлёкся. В день, когда мы отправились за крестражем, я велел накинуть тебе мантию-невидимку, а сам демонстративно прошёл через ворота Школы. Для того, чтобы все видели: меня в Хогвартсе нет… Ну, а уже после того что случилось, Северус действовал в одиночку.

— Один вопрос, сэр…

— Да, Гарри.

— Кикимер сказал мне, что Вы благославили брак между Добби и Винки… летом — то есть тогда, когда вас уже не было… не должно было быть… Я хочу спросить КАК? Как Вы это сделали?

Дамблдор погладил свою окладистую бороду.

— Видишь ли, Гарри, несмотря на то что план был тщательно продуман, определённые сложности, конечно, существовали. Например, что будет с моей бессмертной душой. Будет ли она так же неподвижна, как тело? К счастью, оказалось что нет. Я смог обратить свой дух в действие — и, заявляю без ложной скромности, — служил ангелом-хранителем для всех нуждающихся. В первую очередь, конечно, для Северуса Снегга — ведь он был ему необходим более других. Во-вторых, его жене, Юлии. Её нужно было подготовить к тому, что ей предстояло…

— Вы знали, какую роль она сыграет в уничтожении Волан-де-Морта?

— Ты переоцениваешь мои способности, Гарри. Никто не мог этого предвидеть. Я имел в виду другое. Северус должен был восстановить рецепт Любовного эликсира. Сдлать это можно только в состоянии влюблённости.

Гарри хлопнул себя по коленям и рассмеялся.

— Ну, конечно! А я-то думал, как такая красивая женщина сошлась со Снеггом!

— Ты о чём? Боюсь, ты меня не понял. Я лишь подсказал ей, как найти Северуса. Браки заключаются на небесах. Даже мне это неподвластно.

— Ага! — скептически хмыкнул Гарри. — Скажете, что не заметили, как ОНА похожа на мою мать?

— Не скажу. Более того, признаюсь, как только её увидел, сразу подумал о Северусе… Знаешь, дỳши тех, кто волей-неволей помещён в межпараллельное пространство (т.е. ни жив, ни мёртв), очень подвижны — в отличие от призраков, оживших мертвецов и просто людей. Целыми днями я разгуливал по местам, которые любил — при этом мне не надо было тратить время на сон и еду… прекрасное состояние! — (Гарри не смог удержаться, чтобы не фыркнуть: как это похоже на его учителя!)

А Дамблдор рассказывал дальше:

— И вот представь: в толпе туристов перед Букингемским дворцом я вижу одну из своих любимых студенток — Лили Эванс!.. Вернее, так мне показалось в первую минуту. С тех пор мне не терпелось познакомить Северуса с Юлией. К счастью, — Дамблдор лукаво посмотрел на Гарри, — она вскоре поругалась со своим спутником и сошла с поезда…неподалёку от того места, где жил Северус Снегг… Мне пришлось ненадолго материализоваться. Я был похож, скорее, на бесплотный дух… и только силой данного мне дара убеждения, я заставил поверить Юлию, что я — человек. Подсказав ей дорогу к жилищу Северуса, я был спокоен за судьбу этих двоих.

— Вы были уверены, что Снегг понравится ЕЙ? — признавая достоинства Снегга как волшебника, в голове Гарри всё же не укладывалось, что тот мог нравиться как мужчина.

— В тебе говорит предубеждение, Гарри, — пожурил его Дамблдор. — Многие женщины находят Северуса привлекательным: Нарцисса Малфой, к примеру, или Беллатрисса Лейстрендж…

У Гарри очки поползли на лоб.

— Не понимаю…

— Ты не обязан понимать женщин. Их психология отлична от нашей. Кроме того, Северус Снегг являлся когда-то Пожирателем смерти.

— Вы считаете, что это может прельщать женщин?

Дамблдор вздохнул.

— Не знаю, прилично ли это говорить тебе, мой мальчик… Скажи, ты что-нибудь слышал о сатанинских оргиях?

— Ну-у, вроде они приносят в жертву животных и даже людей, устраивают массовые… как это… в общем, безобразия. Так? — Гарри исподлобья глянул на директора.

— В общих чертах. Похожие «безобразия» устраивал и Тёмный Лорд… И Северус числился там не последним, — Дамблдор усмехнулся.

Гарри передёрнуло.

— Это гнусно.

— Согласен. Но не забывай, что действовали члены секты Пожирателей смерти под влиянием психотропных средств, которыми пичкал их Волан-де-Морт. Сам он был не слишком силён по этой части… Впрочем, это не обсуждается… Тем более, ценил мужскую силу в других. Отчасти поэтому юный Снегг пришёлся ему по вкусу.

— Не понимаю, зачем Вы мне это рассказываете, — поморщился Гарри.

— Я всего лишь отвечаю на твой вопрос. Юлия — зрелая женщина. А вопросы интимной сферы немаловажны в отношениях двух взрослых людей.

— Я спрашивал о Добби и Винки, — поспешил переменить тему Гарри; ему было бы неприятно обсуждать близкие отношения женщины, столь похожей на его мать, и Снегга (фу-у!).

— Что верно, то верно. У домашних эльфов своя магия. И где-то она сильнее, чем наша. Подчас они видят то, что сокрыто от волшебников. Однажды, наблюдая за работой домовиков на хогвартской кухне, я лишний раз в этом убедился. Благодарение Богу, эльфы немногословны, тайну своего хозяина они готовы унести в могилу (а меня, несмотря ни на что, они именно таковым и считают). Я помог Добби и Винки создать настоящую семью, поселив их в своём доме. Они живут там и по сей день. Даю слово, ты с ними повидаешься, когда я приглашу тебя в гости.

— Значит, Кикимер тоже Вас видел?

— Думаю, да.

 — Старый плут! Он будет работать в Хогвартсе до своего последнего вздоха! — сквозь зубы, пробормотал Гарри.

— Злопамятность — плохая черта, Гарри… Разве ты в этом не убедился?

— Ещё вопрос, сэр: Сириус подарил мне два зеркала. С их помощью мы могли общаться друг с другом. Правда, так и не вопользовались, — Гарри вновь ощутил горечь при воспоминании о крёстном. — Как-то раз я наткнулся на осколки своего зеркала. Мне показалось …

— Тебе не показалось. Ты видел меня. Мне хотелось убедиться, что у тебя всё в порядке.

— Столько подсказок! — схватился за голову Гарри. — А я ничего так и не понял! А тарелка? С золотым яблоком? Тоже Ваша работа?

— И да, и нет. Идея моя. В день нашего с тобой последнего путешествия я оставил её профессору Снеггу. Тот поставил её в Визжащей хижине. Мне надлежало внедриться в умы министерских работников и навязать им новые правила прохождения экзамена по трансгрессии. Оставалось лишь подтасовать карточки — с тем, чтобы тебе досталась нужная.

— Снегг… э-э профессор Снегг… он простит меня когда-либо? — боясь своего голоса, тихо спросил Гарри.

Дамблдор задумался.

— Заметь, Гарри, только такие цельные личности как Ростислав и Юлия смогли увидеть Северуса в его истинном свете. Если ты оценил наконец профессора Снегга по достоинству, надеюсь, и ты приблизился к планке цельности характера. По поводу твоего вопроса… что ж, надо пытаться. Но ты покусился на самое дорогое, что у него есть –любимую женщину. Так он считает. Во всяком случае, сейчас не самое удачное время для примирения.

Но Гарри уже закусил удила. Завтра он отправится в больницу просить прощения у Снегга… за всё.


Теперь Гарри знал, в чём смысл финта, который проделал Волан-де-Морт с Русско-Английским Барином, когда подвешивал его вниз головой. Требовалось, чтобы Нагайна имела возможность ужалить Будогорского в единственное уязвимое место на его теле. Ростислав Апполинарьевич — человек исключительных магических способностей, здоровья и выносливости. Он смог затормозить продвижение отравы по своему организму. Змеиный яд не распространился, а застрял где-то на уровне лодыжки. Ногу до этого места пришлось ампутировать. Никакие ухищрения лекарей «Святого Мунго» не помогли.

— Видимо, у Боженьки на меня свои виды, — смеясь, говорил Будогорский. — Во что бы то ни стало, Создатель хочет превратить меня в праведного человека. И где-то он прав: в любовных утехах я уже не буду столь ловок. Придётся остепениться. Собственно, у меня есть на примете одна тётенька…

При этом Будогорский заметно погрустнел. Гарри знал женщину, о которой говорил профессор. Она приходила в больницу каждый день и сидела сначала с Юлией (недолго), а потом, до вечера, с Барином. Катя — та самая тётка, нянчившая детей Снегга. «Как её может любить Будогорский?» — ломал голову Гарри. Да, она надёжна, как добротно срубленная изба… Но и только.

— Ты не понимаешь, — говорил неунывающий Будогорский. — Катерина — мой оплот: честная, верная, безыскусная. Что ещё нужно человеку, который мечтает о крепкой семье? Вот сделаю себе железную пяту и буду — о-го-го!.. Но ты ведь пришёл сегодня не ко мне… то есть не ТОЛЬКО ко мне, так?

Глаза Барина, как всегда, излучали тепло и доброту. Гарри вспомнил, как обычно на него смотрел Снегг — холодно, неприязненно — и поёжился.

— Боишься идти к нему? — спросил Будогорский.

— Да, — сознался Гарри.

— И правильно делаешь, — не стал утешать его Барин. — У Северуса характер и так не сахар… А в связи с последними событиями… от него тут весь персонал стонет. Я бы сто раз подумал, стоит ли лезть на рожон. Может, повременишь со своими благими намерениями? Они зачастную ведут нас… сам знаешь куда.

«Может, этого-то мне и не хватает, — злясь на самого себя, подумал Гарри, — хорошей трёпки от Снегга! А то все нянчатся со мной: уси-пуси!» Гарри угнетал тот факт, что никто его не обвинял. Напротив, все как будто чувствовали свою вину перед ним: Дамблдор — за то, что держал в неведеньи, Люпин — за историю с любовным треугольником Джеймс Поттер — Лили — Снегг, Грюм — за бремя, возложенное на школяра. Но Гарри не искал для себя оправданий. Исполненный вины, он пошёл-таки в палату, где неотлучно подле жены находился Снегг. Подойдя к двери, он уже не был так уверен в том, что ему следует повидаться со Снеггом сегодня. «Тебя предупредили. Дважды. Что было, когда ты не слушал то, что тебе говорили? Ну-ка, вспомни…»

Резко развернувшись, он пошёл прочь. Чем больше Гарри удалялся от злополучных дверей, тем легче ему становилось. И тем быстрее у него становился шаг.

«Я вернусь. Позже», — пообещал он самому себе.

С тех пор, как «Ежедневный пророк» напечатал опровержение публикаций, вовсю чернивших Снегга, каждый причастный (и непричастный) к этим событиям гражданин считал своим долгом нанести визит вежливости Северусу. Эти визиты были скоротечны. На повторные решались только самые близкие: Дамблдор, Будогорский и Катерина. Их Снегг молча игнорировал. Если же кто-нибудь другой пытался выразить ему соболезнования или проявить участие, тут уж — мама не горюй! — Северус Снегг расправлялся с непрошенными гостями быстро. Люпин одним посылом палочки был отправлен в морг (не в качестве покойника, но всё же…), Грюм — спущен с лестницы, а о Скиттер взбесившийся Северус чуть не изломал табурет.

Хуже всего приходилось медсёстрам. Те были вынуждены мириться с причудами Снегга круглосуточно. Когда кто-то из персонала робко заикнулся об установленном для посетителей времени посещений, Северус пришёл в такую ярость, что чуть не придушил несчастного. К счастью, вовремя приковылял Будогорский (который к этому времени довольно ловко управлялся с костылями). С тех пор Снегга оставили в покое. Он не ел, не пил, не спал, дни и ночи просиживая в больнице. Он словно впал в кому. Северус чувствовал в своём сердце дырку, через которую утекает его кровь, постепенно наполняя грудь обжигающей, как кипяток, жидкостью. Было больно и трудно говорить, двигаться, даже дышать. Как в анабиозе он прожил месяц.

Детей отправили к бабушке. В Россию препровожала их Катерина. Они свалились к ничего не подозревающим Гончаровым как снег на голову. Катя позвонила родителям Юлии из Пулково и сказала «Мы едем».

— Что? — не расслышала баба Люся. — Кто говорит? Где вы?

Но Катерина успела повесить трубку. Когда, спустя час, они с детьмя появились в доме на Счастливой улице, в квартире их, не считая Людмилы Семёновны и Валентина Ефимовича, встречали Юлин брат, сын с невестой и лучшая Юлина подруга Лена Васильева.

— Где же Юлия? — спросил Валентин Ефимович (папа). — Мы думали, она сама приедет на свой день рожденья.

— Да, действительно… сегодня ведь её день рождения, — Катя растерялась не меньше Юлькиных родственников. — Простите, я так хочу в туалет… не могла оставить детей ни на минуту… терплю с самого Лондона.

Первой пришла в себя Юлина мать.

— Давайте, — распорядиолась она, принимая из рук Кати Асю и Гошу. И тут же умилилась: — Боже! Какие хорошенькие!

Близнецы, почуяв незнакомые руки, открыли глазки и молча взирали на бабушку, которую не видели чуть ли не со дня своего рождения.

— Смотри-ка, не плачут, — оценил молчание малюток Юрий.

— А ты считал, что все младенцы плачут сутки напролёт? — насупилась Маша, его невеста.

— Я не знаю. Ты лучше у Боба спроси. Он большой специалист по этой части, — этим Юрик хотел уязвить своего дядюшку — тридцатилетнего холостяка. За Борисом (иначе БОБОМ) прочно закрепилось прозвище «девственник» — нетрудно было догадаться, кто ему его дал.

Бабушка Люся тем временем хлопотала над внучатами. Она усадила их в подушки и проверяла подгузники.

— О! А я думала, что это девочка. Оказывается, наоборот, — удивилась Ленка.

Все норовили потискать Юлькиных ребятишек. Аська по своей привычке схватила бабкины серёжки с крупными камнями, пятаясь сорвать их с ушей.

— Шустрая, — похвалила девочку Людмила Семёновна, отцепляя маленькие цепкие пальчики.

— Да, она такая. Не в пример брату. Тот тихоня, — Катерина присела на край постели, вытирая потное лицо ладонью.

— Катюша, милая, объясните наконец, что это значит? В последнем письме Юля ни словом не обмолвилась, что в скором времени приедет на родину… А потом эти разговоры по телефону… довольно странные — будто и не с дочерью говорю, а с кем-то, у кого по чистой случайности её голос… и где она сама, в конце концов?

Катерина смущённо молчала. Она знала, что «всё это значит». Действительно, она говорила не с дочерью. Вот уже месяц с Людмилой Семёновной общался Будолгорский, искусно меняющий голос. Неудивительно, что сердце матери почуяло подвох. Врать Катя не любила и не умела. Поэтому сочла за благо переменить тему.

— Я так устала с дороги… Могу я принять душ?

На неё уставились, как будто она произнесла нечто неприличное.

— Э-э. Конечно. Хорошо. Сейчас дам Вам полотенце, — пришла в себя Людмила Сесёновна. — Скажите, а ваш багаж? Я гляжу, вы налегке.

Напряжение нарастало. Катька поспешила укрыться за дверью ванной. Раздеваясь, она тревожно прислушивалась к тому, о чём говорят Юлины родные. Ничего нельзя разобрать: бу-бу-бу… бла-бла-бла. Вздохнув, она стала репетировать то, что должна была сказать: «Юлия и Северус поехали в свадебное путешествие. Я выхожу замуж. Поэтому дети временно поживут у вас… то есть молодожёны приняли решение поместить… нет, поселить детей у вас… Чёрт-те что! Дальше-то как будем выпутываться?! Если Юля не придёт в себя…»

Катерина торопливо перекрестилась, молясь, чтобы Юлька быстрее пошла на поправку.

Когда всякий лимит времени, отпущенный на помывку, вышел, Катерина выглянула из ванной комнаты. Её встретили шесть пар недобожелательных глаз. Выбрав себе самый индифферентный объект (двойняшек) Катя начала вдохновенно врать.

— Юлия и Северус поехали в свадебное путешествие. Я выхожу замуж. Поэтому меня попросили оставить детей у вас… на некоторое время. Северус передал мне деньги. Вы можете нанять другую няню…

— Значит, СЕВЕРУС, — глаза Юлиной матери полыхали ненавистью. — Хотела бы я посмотреть в бесстыжие глаза этого афериста!

— Но почему же «афериста»? — слабо отбивалась от её нападок Катя.

— Да потому! — пророкотала Людмила Семёновна. — Он дал наш телефон всем сущетсвующим детским домам Ленинграда и Ленинградской области, и теперь нам беспрестанно трезвонят директора этих детдомов — такие же аферюги. Он что, промышляет тем, что распродаёт детишек на органы?

— Бог с Вами, — ужаснулась Катерина. — Что Вы такое говорите! Северус — порядочный человек. Он просто собирается открыть школу для обездоленных детей.

— Да?! — усомнилась баба Люся. — Мне так не показалось. Может, Вы привезли моих внуков, чтобы уберечь их от этого чудовища?

— Нет! — Катя заломила руки. — Вы неправильно поняли!

— ГДЕ МОЯ ДОЧЬ?

Людмила Семёновна подступила к Кате с явным намерением её потрясти. Катерина, не терпевшая никакого насилия, сдалась.

— Хорошо. Я всё расскажу. Юля заболела. Северус — как и подобает мужу — ухаживает за ней. Им некогда заниматься детьми.

— Вот значит в какое «свадебное путешествие» они отправились! — зарыдала Людмила Семёновна. — Я как чувствовала, когда отпускала Юлечку с НИМ… добром это не кончится… Вы тоже хороши: оставили подругу в минуту опасности… бежите, как крыса с тонущего корабля…

— Люся! — вмешался Валентин Ефимович. — Надо же разобраться!

— Поздно разбираться! Надо ехать и спасать ребёнка! — в Юлиной матери проснулась жажда действий.

— Но в этом нет смысла! — пыталась образумить неуёмную Северусову тёщу Катерина. — Вы всё равно ничем не сможете помочь сейчас своей дочери!

— А-а! — заголосила Людмила Семёновна, не способная воспринимать всю последующую информацию после слов «ничем не сможете помочь».

— Господи! Да жива она, жива! — рассердилась Катерина. — Почему Вы всё так превратно понимаете?

— Вот я поеду и посмотрю, насколько превратно я всё понимаю! — неожиданно ледяным тоном произнесла Юлина мама.

— Спорить бесполезно, — вполголоса сказал «Девственник» — Боб.

Было принято соломоново решение: двойняшки остаются на попечение мужчин (деда, брата и дядюшки), курировать ситуацию будет Ленка. А бабушка Люся с Катериной поедут в Британию.

Как только уладились формальности, Катя с Людмилой Семёновной отправились в Объединённое Королевство Великобритании и Северной Ирландии. Рейс попался не самый удачный — с двумя пересадками. Когда их самолёт наконец приземлился в Хитроу, Юлия в больнице «Святого Мунго» открыла глаза. Она шевельнула губами, но не смогла произнести то, что хотела. Северус встрепенулся — может, просто показалось? Все сомнения отпали, когда из уголка Юлиного глаза выкатилась слезинка. Чёрно-белый мир вновь засиял красками. Он взял туго забинтованные руки жены и поднёс к губам. «Спасибо тебе, господи, — шептал Северус. — Спасибо!» Лицо у него при этом сморщилось — он с трудом сдерживал слёзы. Он вдруг вскочил.

— Сейчас, родная, сейчас. Я быстро!

Ему не терпелось поделиться радостью с Ростиславом.

К нему тут же вернулись ощущения. Во-первых, было такое чувство, что от него смердит. Когда он последний раз мылся или хотя бы менял носки?.. Он не помнил.

На полпути к Славкиной палате Северус обратил внимание, что на него смотрят… как-то странно. Он списал это на «ароматы», исходящие от него. «Теперь, когда Юля пришла в себя, надо бы привести себя в порядок. Ей будет неприятно видеть меня неопрятным». Насколько неприятно было видеть его таким всем прочим в течение прошедшего месяца, его мало волновало.

— Слав! — окликнул приятеля Северус, войдя в палату. — Ты где?

— Ба! — раздался голос Будогорского из туалета (оттуда явно несло табачным дымком). — Кто это к нам пришёл?! Севка! Никак ты вышел из комы?

Барин наполовину высунулся из туалета.

— Из комы вышла Юлия!

Дверь с грохотом распахнулась на все сто. На лице Будогорского отразилась целая гамма чувств: недоверие, изумление, оторопь, волнение и радость.

— Слава Богу! — на ходу застёгивая брюки, Ростислав прыгал на одной ноге в поисках костылей.

Северус не стал дожидаться, пока тот отыщет свою опору, взвалил его к себе на плечи и поволок по коридору.

— Фу! — Будогорский театрально обмахнулся ладошкой. — Не хочу сказать ничего дурного, но запашок от тебя, мой друг, как от козла — не побоюсь этого слова. Не потому ли Юля так долго не могла прийти в себя?

— Заткнись, — беззлобно цыкнул на него Снегг.

Когда он дотащил Будогорского до палаты жены, у постели Юлии, пользуясь его отсутствием собрался целый консилиум. Завидев Северуса, многие тут же испарились. Сбросив своего товарища как куль с мукой на соседнюю пустующую койку, Снегг враждебно уставился в лица целителей. Казалось, на них он наложил заклятие оцепенения.

— Да, приятель, нагнал ты на них страха! — хмыкнул Будогорский.

В этот момент подошёл Гарри. Он стал невольным свидетелем этой немой сцены и последовавшими за ней событиями.

— Кхе-кхе, — откашлялся главный целитель. — Кризис миновал. Теперь, без сомнения, она пойдёт на поправку. Но Вы должны знать… Говорят, Ваша жена была красивой женщиной. Так вот. Такой ей уже не быть. Никогда. Но в основном она сможет привычный образ жизни.

Снегг в ярости схватил его за грудки.

— Что ты сказал, мерзкий ты ублюдок? Как она сможет вести «привычный образ жизни» — изъязвленная и гниющая?

— Процесс удалось затормозить, — пытался вырваться несчастный.

Не внимая голосу разума, Северус набросился на лекаришку и стал его душить. Консилиум как ветром сдуло. Неизвестно, чем бы это всё кончилось, если бы Гарри и Будогорский не оторвали Снегга от полузадохшегося доктора.

— Сумасшедший! Хулиган! — лекарь подобрал свою шапочку и бросился наутёк.

Северус всё ещё сжимал кулаки. Взгляд его остановился на Гарри.

— А-а! — лицо его побелело. — Гарри несравненный! Пришёл полюбоваться на деяния рук своих? Теперь ты доволен? Закончил дело, которое так славно начал твой отец?

С каждым вопросом — хотя, казалось, это было невозможно — он белел всё больше.

— Северус, — Будогорский взял его за руку. — Ты доведёшь себя до приступа. Успокойся!

Снегг стряхнул его, как букашку.

— Не трогай меня! Все носились с Поттером, как дураки с писаной торбой… и вот она благодарность! Смотри! Радуйся! — он подтащил Гарри к койке жены и ткнул его в намокшие от крови и гноя бинты Юлии. Затем задрал штанину Будогорского, под которой торчала култышка ампутированной ноги. — Полюбуйся! Что-то ещё?

— Нет, сэр, нет… — лепетал Гарри. — Наоборот, я хотел…

— Что ты хотел, Поттер? Что-о? — взревел он. — Ты отомстил сполна. Тебе уже нечего тут делать. Твои амбиции должны быть удовлетворены.

Он рухнул на стул рядом и уронил лицо в ладони.

— Пусть он уйдёт, — слабым голосом попросил Будогорского Снегг.

— Я тебя предупреждал, — тихо сказал Барин Гарри, опираясь на его плечи.

Но выйти они не успели. В дверях возникла полная женщина. Её сопровождала Катерина, которая глазами делала какие-то знаки Будогорскому.

— Задержись, — шепнул Барин Гарри. — По-моему, сейчас нашему грозному профессору будет задана взбучка.

— А-а, — зловеще прогудела толстуха. — Я гляжу, вся тёпленькая компания в сборе!

Северус отнял ладони от лица. У него появилось невиданное доселе выражение нашкодившего ученика. Снегг поднялся, безвольно опустив руки вдоль туловища. Гарри изумился, наблюдая столь чудесное превращение: ещё минуту назад Снегг способен был внушить ужас, сейчас — только жалость.

— Людмила Семёновна? — Северус криво улыбнулся. — Что Вы тут делаете?

— У-у? — грозно набычившись, тёща пошла на Снегга, с трудом переставляя артритные ноги.

Он всё больше съёживался под её неумолимым взглядом.

— Ну, вот и свиделись! — Людмила Семёновна, напротив, всё более разрасталась в размерах (или это только казалось Гарри — ибо он впервые видел человека, который смог напугать самого Снегга).

Женщина обошла Снегга, повесившего голову… Она будто прикидывала, откуда его лучше начать есть.

— Зятёк дорогой! — как можно было в это простое словосочетание влить столько сарказма, яда и иронии — непостижимо! — впору поучиться голливудским кинозвёздам. — Ну, вот и свиделись.

«Нет, это бесподобно! Каждая её интонация — просто перл. Жаль, что у меня нет с собой диктофона», — помечтал Гарри, по-прежнему жавшийся к дверям. Уйти он был не в силах. Этот день был бы праздником для папарацци — жаль, что Скиттер находилась на другом объекте. Потом это обсуждали долго. Как говорится, «история стала легендой, а легенда — мифом». В действительности всё выглядело так.

— Знаешь, — обратилась Людмила Семёновна к зятю, уронив своё массивное тело на стул, ножки которого тут же подогнулись, — от первых двух мужей своей дочери я тоже была не в восторге. Но ты… (она нацелила пухлый палец в лоб незадачливого зятя)… ты… ТЫ что себе позволяешь?!!

Северус промямлил что-то вроде «быр-быр-быр».

— ТЫ увёз мою дочь и моих внуков, чтобы тут издеваться над ними?

— Нет, мэм, — пробормотал Снегг и рискнул поднять на «маменьку» глаза.

— Ка-ак? У тебя хватает наглости смотреть мне в глаза? — заревела Людмила Семёновна. — Ну, что ж, смотри, смотри… да только узоров-то на мне нет!

Тут она обратила внимание на неподвижо лежащую в постели забинтованную фигуру.

— Ты хочешь сказать, что эта мумия и есть моя дочь?

С этими словами — совсем неожиданно для дамы её комплекции — Людмила Семёновна проворно выхватила из-под головы соседки по больничной койке подушку и остервенением стала бить ею слабо защищавшегося Снегга до тех пор, пока наволочка не порвалась, и он не оказался весь в пуху. При этом продолжала сыпать афоризмами:

— Ах ты, зараза иностранная! Что качаешься, как ветошь на пару? Зенки твои бесстыжие! Я тебе покажу! — бросив, ставшую бесполезной, пустую наволочку, неистовая тёща подскочила к Северусу и вцепилась ему в щёки.

Послышались сдавленные всхлипы — все разом обернулись к кровати Юлии. Она смеялась. Из глаз её лились слёзы. Через неделю Юлия могла сидеть в подушках и есть жидкую пищу. Бинты частично сняли. Раны, оставленные поцелуем Волан-де-Морта, выглядели устрашающе. Но она, как Будогорский, не теряла присутствия духа. Её мать и её муж успели помириться и даже подружиться. Волшебные «штучки» зятя её восхищали, но Людмила Семёновна просила не злоупотреблять ими в её присутствии. На предложение Будогорского попробовать что-нибудь эдакое самой она, смеясь, отвечала: «В моём-то возрасте? Помилуй!» Для «знатной дамы» (так Юлину мать величали в больнице) оборудовали комнату и она быстро вошла в контакт со всеми служащими «Святого Мунго». А её присутствие благотворно влияло на самых тяжелобольных. Юлия ещё плохо говорила. Она предпочитала молчать и слушать. Единственное, о чём она просила, так это чтобы её не беспокоили журналисты. И это правило свято блюли близкие: Северус, мать, Катерина, Будогорский. Один раз приходил Альбус. После приватного разговора наедине Снегг, сгорая от любопытства, поймал Дамблдора с целью вызнать, о чём они беседовали.

Дамблдор, загадочно посмотев на Северуса, сказал:

— Семья Гончаровых примирила Вас с маглами, Северус? Видите, простые люди любят волшебников и даже восхищаются ими. Недаром же простецами написано столько сказок, где ДОБРО неизменно торжествует над ЗЛОМ?

Северус, изучая носы своих ботинок, в это время думал: «Нет ли у Дамблдора русских корней? Откуда эта приверженность к пышным фразам?» Гарри больше к Снеггам не совался.

— Когда-нибудь вы простите друг друга, — пообещал ему Будогорский.

— А Вы… простили меня?

— Ты не виноват. Мы хотели от тебя взрослого поступка, а держались с тобой, как с ребёнком.

— Зачем ОНА, — Гарри не мог заставить себя произнести имя жены Снегга, — сделала это?

— Юлия сделала то, что подсказывало ей её сердце. Слабость… любовная истома, которую на миг ощутил Волан-де-Морт, стала в конечном итоге для него гибельной. Он потерял ориентациию. Заблудился, как ребёнок, не знающий ласки. Был ослеплён, опьянён и обессилен одновременно. Юлия ведь разбила пузырёк с Любовным эликсиром. А его хватило бы, чтобы поразить целую дивизию, — Будогорский мечтательно улыбнулся. — Знаешь, Гарри, я принял решение вернуться на историческую Родину.

— В Россию? — упавшим голосом уточнил Гарри.

— В неё, голубушку.

— Что Вы будете там делать? — скучным голосом спросил Гарри.

— Работать. Я ведь врач по первому образованию… Растить детей… если повезёт.

— А как же волшебство? Как же Ваши ученики?.. Как же Я? Неужели Вы ни капельки к нам не привязались?

Гарри — как это не стыдно — хотелось заплакать. Даже зареветь. В голос.

— Ну, что ты, — Будогорский привлёк его к себе. — Боюсь, что я привязался даже слишком: к Хогвартсу, к тебе и твоей честной компании… Слышал когда-нибудь, что у кошки девять жизней? У человека столько же — если не больше. Каждая веха — новая жизнь. Так что пора мне начинать новую жизнь.

— Вы всё-таки женитесь?

— Мы уже поженились, — Барин продемонстрировал золотой ободок на безымянном пальце.

— Когда вы успели? — ахнул Гарри.

— Дурное дело не хитрое, — усмехнулся Будогорский. — Шучу.

— Я знаю, что всё это значит! — озарило вдруг Гарри. — Вы любите жену Снегга. И бежите отсюда по этой причине. И готовы бросить из-за этого…

— Тихо-тихо-тихо… — поспешил утихомирить его Ростислав Апполинарьевич. — Вот ты и научился читать в сердце, как в открытой книге.

— Для этого не надо быть чародеем.

— Думаешь, Северус тоже может о чём-нибудь догадываться? — Барин подозрительно посмотрел на Гарри.

— Я не знаю.

— Значит, надо быстрее сматываться, — и он откинулся на подушки.

— Я увожу Юлю с собой, — безапелляционнм тоном заявила Людмила Семёновна Северусу.

— Но…

— Что «но»? — брови тёщи сошлись на переносице.

— Северус, — Юлия погладила мужа по руке, — так будет лучше. Дома я быстрее оклемаюсь.

— Разве тут не твой дом?

— Чужая сторона и без ветра сушит, — едва слышно прошелестела Юлия.

— Что верно, то верно: родная сторона — мать, чужая — мачеха.

Это приковылял Будогорский. Он галантно поцеловал Юлькиной матери руку и увёл её от назревающей ссоры. В последнее время то и дело между супругами возникало, мягкоговоря, недопонимание. Будто тот поцелуй установил меж ними стену. Снегг — так же как и Гарри — не понимал, зачем это нужно было делать, а Юля не могла объяснить. Импульс… Тогда это казалось единственно правильным, теперь — глупым. В итоге они признали, что расстаться на время будет им на пользу. Хоть и он, и она ссылались на благотворное влияние Родины на ход лечения Юли. Через несколько дней Будогорский с Катериной и Людимила Семёновна с Юлией прощались в Хитроу с Северусом. Их пришли проводить многие, но присутствие Снегга — как сторожевого пса — пугȧло. Они предпочитали наблюдать сцену прощания издалека. Юлия сидела в инвалидном кресле. Лицо Снегга, по обыкновению, оставалось непроницаемым. Лишь когда мать Юли покатила коляску с дочерью к самолёту, хогвартцы рискнули подойти к Будогорскому. Было заметно, как Катерине приятно, что её обожаемый муж столь любим всеми. На её некрасивое лицо, казалось, падал отблеск красоты её супруга. В свете последних событий что-то мученическое появилось в благородных чертах Ростислава, от чего он стал схож с Иисусом (каковым его изображают в библейских сюжетах). Северус промаршировал мимо своих экс-учеников, не обменявшись ни единым словом приветствия.

— Эй, упрямец! — крикнул ему вдогонку Будогорский. — Миргородский ждёт тебя! Как только уладишь с ним все дела, телепортируй. Мы встретим тебя в Пулково!

Нечто человеческое шевельнулось в лице Снегга, когда он обернулся к другу. Но, видя, как все взоры обратились к нему, ссутулился и зашагал прочь.

Гарри Поттер для взрослых

или

КАК ОНО БЫЛО.

Сказка

СОДЕРЖАНИЕ.

Предисловие

Часть первая. ДО…

Глава 1. Последнее прибежище

Глава 2. Аттестация по трансгрессии

Глава 3. Эликсир любви

Глава 4. Р.А.Б.

Глава 5. В тридевятом царстве

Глава 6. Перемены в Хогвартсе

Глава 7. Санкт — Петербург

Глава 8. Чуть белоглазая

Глава 9. Новые союзники

Глава 10. Чаша Пуффендуй

Глава 11. Who is your angel?

Глава 12. Доспехи Бога

Глава 13. Ящик Пандоры

Глава 14. Звезда Сиона

Глава 15. Волшебный кворум

Глава 16. Большой Тёмный совет

Глава 17. В сердце Африки

Глава 18. Восток — дело тонкое

Глава 19. На карнавале

Глава 20. Атлантида

Глава 21. Плутония

Глава 22. Развязка

Глава 23. В больнице «Святого Мунго»

Предисловие.

Гарри отложил последнюю книгу Джинни Уизли о юном волшебнике, победившем вселенское зло, и задумался. Сколько же лет прошло с тех пор? … Его внуки зачитываются романами мисс Уизли и не подозревают, что сие сказание не что иное как повесть о похождениях их деда… изрядно перевранная.

— Ты жесток в своих суждениях, — раздался голос жены. Она только что вошла в комнату.

— Привет, — Гарри поймал руку любимой женщины и прижал к щеке. — Давно приехала? Я не слышал, как ты открывала дверь.

— Я её и не открывала. Решила застать тебя врасплох, — улыбнулась та. — И, похоже, мне это удалось.

Анастасия взглянула на обложку только что изданной книжки.

— И как тебе? — она кивнула в сторону бестселлера.

— С литературной точки зрения весьма занимательно, но справедливости ради стоит заметить…

— Бог мой! Не собираешься же ты оспоривать написанное! Хотя бы в память о Джин! В конце концов, это литературное произведение, а не документальный опус!

— Так-то оно так, — кисло согласился Гарри. — Однако мне не даёт покоя…

— Вот и отлично! — не дослушав мужа, Анастасия стала облачаться в униформу домашней хозяйки. — Напиши что-нибудь встречное. Мне всегда казалось, что тебе пора взяться за мемуары.

Напевая, она подбирала разбросанные вещи, а Гарри не уставал любоваться ею. Анастасия не была той редкой красавицей, какой, без сомнения, являлась её мать. Строго говоря, Настя не отличалась особой женственностью: крупные черты лица, резкие суждения. Но все без исключения знакомые — Гарри был в этом уверен — завидовали его удачной женитьбе. Неистощимое жизнелюбие, энергия, бьющая ключом, открытость и необыкновенная доброта — вот, что привлекало в этой удивительной женщине. В этом году ей исполнилось шестьдесят — а разве скажешь? В любом смысле она могла бы дать фору и тридцатилетней. Сейчас Анастасия Поттер — крупнейший учёный. У неё сотни последователей. Она без устали мотается по Земле, проводя научные конференции и продолжая свои изыскания. В то время как сам он — всего лишь скромный директор школы.

— Да, «директор»! — с гордостью повторила миссис Поттер (ей не требовалась вербализация мыслей мужа). — Но какой?! Слушай, по-моему, тебе и правда следует взяться за перо и поведать миру, КАК оно было. Что скажешь?

— Не уверен, что мне подвластно художественное слово. Выйдет слишком коряво, чтобы кто-нибудь взял за труд прочесть мою писанину.

— Ну, а я на что? — Анастасия, всё ещё с ворохом одежды в руках, присела к мужу на край кресла. — Ум хорошо, а два лучше. Отредактирую шероховатости на «раз — два».

— Действительно, что я теряю? — приободрился Гарри. — А то прямо с души воротит, читая ЭТО.

— Не стоит осуждать брошенную женщину. Так она сублимировала несостоявшуюся жизнь… Мисс Уизли поступила благородно: вместо того, чтобы чернить тебя, она сделала из тебя героя. Для женщины это, знаешь ли, подвиг.

— Мне так кажется, подвиг — то, что ты говоришь о ней в таком тоне. Ведь Джинни ни словом не обмолвилась о роли твоей матери во всей этой истории.

— Это объяснимо, — спокойно отреагировала Анастасия. — Мама послужила причиной вашего разрыва. Косвенной, конечно. Но Джинни так не считала… Держи!

Анастасия вручила мужу стопку бумаги и ручку.

— Ты ведь предпочтёшь писать от руки, не так ли? С компьютером у вас по-прежнему сложные отношения. И вот ещё что: мы напишем воспоминания в соавторстве: ты будешь писать от своего лица, а я — от лица матери.

— Отца привлечь не желаешь? — усмехнулся Дэни.

— Не ёрничай! — одёрнула его Анастасия. — Из папы беллетрист, как… сам знаешь из чего что. К тому же он до сих пор не может смириться со смертью мамы. Ему будет нелегко вспоминать былое.

— Да-а? — деланно удивился Гарри. — А я думал, почётный член Всемирной лиги чародейства всё же смирился со своей незавидной долей…

Он, конечно, намекал на недавнюю женитьбу тестя (это на пороге-то столетия!). Анастасия укоризненно взглянула на мужа, поднялась с кресла и бодро зашагала на кухню. Гарри пододвинул к себе бумажную кипу и, не откладывая дела в долгий ящик, начертал на первом листе: КАК ОНО БЫЛО. Глава первая: Последнее прибежище.

Часть 1-я. ДО…

Глава 1. Последнее прибежище.

Худощавый черноволосый мужчина сидел за грубо оструганным столом, сплошь заставленным пустыми бутылками из-под спиртного различной степени крепости. Он развлекался тем, что гонял между ними с помощью небольшой палочки довольно упитанного крысёнка, который припадал на одну лапу и жалобно попискивал. Пронзительно чёрные глаза мужчины недобро поблёскивали. И было непонятно: то ли он садист, получающий удовольствие от мучений зверька, то ли алкоголик, допившийся до чёртиков. Однако на алкоголика он похож не был: движения его холёных рук оставались выверенно точными, а глаза — мрачно трезвыми. Наконец это занятие ему надоело. Он ухватил одной рукой крысу за хвост, а другой взмахом палочки распахнул дверь. Не вставая, он бросил несчастного грызуна в дверной проём. Сам же встал и неверным шагом подошёл к пылающему камину. Сцепив руки на затылке, он откинул голову и застонал. Стон этот скорее напоминал рык раненого зверя. Мужчина был никем иным, как Северусом Снеггом. А крыса, столь безжалостно выкинутая им, Хвостом. Вот уже месяц как Снегг торчал в своём убогом домишке в Паучьем тупике и ждал указаний сверху. Казалось, все о нём забыли. После шумных поздравлений в день смерти Дамблдора ему было велено ждать дальнейших распоряжений на свой счёт. А в качестве верного слуги (по совместительству — соглядатая) к нему приставили Петтигрю. С грохотом Снегг отодвинул стул (под стать уроду-столу) и грузно шлёпнулся на него лицом к огню. Языки пламени высвечивали его крупные черты, наделяя их дьявольским сиянием. В дверь тихонько постучали. «Ну, сейчас я ему устрою», — нахмурился Снегг, думая, что вернулся Петтигрю. Но на пороге возникла фигура то ли женщины, то ли девушки, то ли вовсе подростка. Она была одета в нелепо кричащие тряпки. Ядовито зелёные штанцы сидели на ней точно это была её вторая кожа, грудь едва прикрывал топик, состроченный из тысячи разноцветных лоскутов.

— May I come in? — довольно заносчиво спросила она.

Снегг молча взирал на это чудо… в тряпках.

— Боже! Вот несчастье-то! — закатила она глаза. — Бедняга наверняка глуховат.

— May I come in? — повторила она громче.

— Что Вам угодно? — холодно осведомился Снегг.

— Мне «угодно» снять у Вас комнату, конечно. Что же ещё? — удивилась та.

— Комнату? У меня? С какой стати?

— С той самой, что Вы, если не ошибаюсь, хозяин… хм-хм… гостиницы.

Странная гостья нахально прошествовала к столу и уселась напротив, не сводя с него золотисто-карих глаз.

— Объяснитесь, что всё это значит? Кто Вы? Какого лешего Вам здесь надо? — изумлению его не было предела. Казалось, появись тут Волан-де-Морт, он был бы и то меньше растерян.

— Удивительный приём! — пожала плечами незнакомка.

Но, тем не менее, завела рассказ. По её словам выходило, что она русская туристка, рассорившаяся со своим приятелем. Спрыгнув с поезда, она очутилась в незнакомой местности. И тут какой-то старичок с длинной бородой, в очках с половинчатыми стёклами и в остроконечной шляпе направил её сюда, подробно описав дорогу…

— Никогда не слышал более идиотской истории, — перебил её Снегг. Но тут у него ёкнуло под ложечкой: «старичок с длинной бородой…»

Не тратя времени на объяснения, он схватил «то ли женщину, то ли девушку» за руку и выволок на крыльцо. Молча он смотрел на округлую вывеску, украшающую фасад его дома, далёкого от фешенебельности: ТРАКТИР «ПОСЛЕДНЕЕ ПРИБЕЖИЩЕ». Рядом болтался рекламный плакат:

Посетите наш милый трактирчик!

Вы будете тут встречены с чисто английским радушием и гостеприимством.

Вам предоставят здесь кров и пропитание без особых изысков, но от чистого сердца. Губы Северуса непроизвольно растянулись в улыбке. Он отпустил руку своей непрошенной гостьи и прошёл в дом. «Знак! Наконец-то! Несомненно, это одна из шуточек Дамблдора! Он где-то рядом!» — лихорадочно размышлял он.

— Послушайте! — ворвался в его размышления высокий женский голос. — Вы, в конце концов, скажете что-нибудь вразумительное?

В голосе явственно проступали гневливые нотки. Северус обернулся и оглядел ещё раз с ног до головы посланницу… судя по всему, Дамблдора.

— Я бы хотел, чтоб Вы, милейшая, озвучили свою невероятную историю ещё раз.

— Да-а, — протянула она, — в чём — в чём, а в «чисто английском радушии и гостеприимстве» Вам не откажешь… Впрочем, как и в умении быстро соображать (весьма скептически закончила она).

С этими словами нахалка приблизила своё лицо к лицу Снегга и яростно прошипела:

— У Вас есть комната, чёрт побери? Или я буду препираться с Вами до утра, пока до Вас, наконец, дойдёт смысл сказанного?!

Северус отшатнулся. С ним в таком тоне не дозволялось говорить никому уже давно. «Она уверена, что, взглянув на её смазливое личико и миленькую фигурку, все начнут плясать под её дудку? Вот уж нет!» Он не замечал, что строй его мыслей подобен подростковому. Впрочем, не поддаться её чарам было весьма затруднительно. Облик молодой женщины в целом являлся на редкость гармоничным (несмотря на безвкусную одежду): ни одна черта не была отмечена оскорбительной неправильностью или грубостью формы.

— Идите наверх. Там Вы найдёте спальню, — хмуро возвестил он, отводя глаза. Но не смог не проследить за ней взглядом. Торжествующей походкой она легко поднималась по лестнице, а перед дверью спальни повернулась к нему (словно зная, что он наблюдает) и, улыбнувшись, произнесла:

— Спокойной ночи.

Странное свечение исходило от её блестящих волос вкупе с сиянием янтарных глаз и ослепительной белизной зубов. Этот эффект продолжался не больше мгновения — пока Северус не тряхнул в замешательстве головой. «Что-то в ней есть… такое…». Но ЧТО, вывести не смог. И вновь рухнул на то место, с которого началось знакомство, ставшее для него знаковым.


Остаток ночи Северус провёл, не смыкая глаз. То и дело он вставал и в возбуждении мерил шагами гостиную. А потом вновь садился и, откупоривая очередную бутылку, пил, не сводя глаз с двери. Утром он уже был не так уверен, что всё случившееся этой ночью не привиделось ему.

«Постой-ка! Может, несмотря на свой невинный вид, ЭТА — агентесса с другой стороны…»

Не успев закончить свою мысль, Северус отвлёкся на скрип нисходящих шагов. Позёвывая, к нему спускалась ТА САМАЯ, вчерашняя. Она подошла к столу, небрежно облокотилась о спинку стула и фыркнула:

— Что, всю ночь тут наливались?

Северус поднялся и, крепко взяв её за запястья, подтянул к себе.

— Милочка, Вы не поинтересовались платой, которую я взимаю со своих постоялиц.

— Не дышите на меня — иначе я воспламенюсь, — с редким присутствием духа сказала она, бесстрашно устремив на него свои жёлтые глаза.

Это, как ни странно, его уязвило.

— Ну, так что же в отношении платы? Из Вашего сумбурного рассказа я понял, что денег у Вас вроде бы как и нет?

Он стискивал ей руки всё сильней. Нежный запах весенней листвы, струящийся от её волос, не давал ему сосредоточиться. «Этот запах был в моём экзаменационном зелье по приворотам», — мелькнуло у него.

— Деньги будут, — вырвав руки, заверила она. — Беда в том, что я не могу от Вас дозвониться.

Она бросила на стол крохотный телефонный аппаратик.

— Что у вас со связью? До появления в Вашем доме у меня таких проблем не было, — и сердито потёрла онемевшие запястья.

— А проблемы будут. Обязательно, — ласково пообещал Северус. — Если немедленно не признаешься, кто ты такая.

— Псих, — равнодушно пожала она плечами.

— Ты очень самоуверенна, не правда ли?

Снегг схватил её за плечи, стремясь причинить физическую боль, напрочь позабыв о том, что владеет волшебной палочкой. Его волновал запах её загорелой кожи. Этот запах проникал в мозг, отбивая способность соображать. Не отдавая себе отчёта, он наклонился ближе… и тут же был отрезвлён следующей её фразой:

— Считаю до трёх: раз, два…

— И что же предпримет наша маленькая героиня? — закончить он не успел — его обступила тьма.

Когда Северус пришёл в себя, первое, что он увидел, — встревоженное женское лицо.

— Очнулся! — лицо просветлело. — Ну, как так можно!

ОНА смотрела на него с укором.

— Ты меня просто вынудил к этому своими пьяными выходками!.. Подняться можешь?

Северус закряхтел, пытаясь встать на ноги. Голова гудела.

— Какое заклятие ты применила? — едва прошелестел он.

ОНА странно посмотрела на него и покачала головой.

— Благодарение Богу, до этого дело не дошло. Лишь огрела тебя бутылкой. Как я и предполагала, голова у тебя крепкая — бутылка вдребезги, — усмехнулась ОНА. — Ну что, идти можешь? Нет? Держись тогда за меня.

ОНА перекинула его руку себе на плечо и обхватила за пояс.

— Так, так. Давай, миленький, старайся, шевели ножками, — приговаривала ОНА, волоча его по лестнице. — Сейчас холодный душ… он тебе поможет. В любом случае, освежиться тебе не помешает.

С этими словами ОНА выразительно посмотрела на его засаленные волосы и жёваную мантию. Пропихнув его в дверь ванной, примыкающей к крошечной спальне, ОНА усадила его на обшарпанный табурет. И, присев перед ним на корточки, принялась расшнуровывать завязки на воротнике его мантии. Северус дёрнулся и отвёл её руки.

— Я сам.

Женщина заглянула ему в глаза.

— Злишься на меня? — спросила ОНА.

— Сам виноват, — буркнул он и, чтобы побороть смущение, гаркнул: — Так и будешь тут сидеть?

— Я тебе что, мешаю? Вдруг ты упадёшь в обморок?

— Удивительно трогательная забота. Особенно, если учесть, что не более четверти часа назад ты чуть не размозжила мне голову.

— Да-да, — назидательно произнесла ОНА (а в глазах загорелись смешинки). — Наглецам нужно уметь давать отпор.

ОНА с достоинством удалилась. Северус не смог удержаться от улыбки: «Этакий миленький наглец… это как раз про меня».

Северус уже был готов залезть в ванну…

— Давай принесу тебе сменное бельё, — донеслось до него из-за двери. — Скажи только, где…

— Не смей рыться в моих вещах! — обозлился он, едва перекрикивая шум льющейся воды.

— Что-что? — её голова возникла в приоткрытой двери.

— С ума сошла? — взвизгнул Северус и метнул в неё куском мыла.

— Успокойся, — продолжила ОНА со смехом уже за дверью. — Я ничего не увидела… ну-у, скажем, такого, чего не видала раньше.

«Поразительное бесстыдство!» — чуть было не сорвалось у него с языка. Но, вспомнив сцену, предшествующую его бесславному оглушению бутылкой, вовремя заткнулся. Когда минут через десять он вышел (во всём чистом и уже с сухими волосами), его новая знакомая сидела за круглым столиком и нажимала кнопочки на своём миниатюрном телефоне, то и дело поднося его к уху.

— Ничего не понимаю, — поморщилась ОНА. — Никакого сигнала!

Когда Северус наблюдал за её манипуляциями с телефоном, у него шевельнулась какая-то смутная догадка. «Но нет! Если ОНА магла, то не смогла бы увидеть мой жуткий клоповник!»

И всё ж решился спросить:

— Какое место ты занимаешь в волшебном мире? Откуда тебя знает Дамблдор?

ОНА с сожалением посмотрела на него.

— Я занимаю СВОЁ место. А Дамблдор, может, и знает, кто такая я. Только Я понятия не имею, кто он такой.

«Нет, её определённо надо проверить, — с возрастающей тревогой думал Северус, машинально теребя перстень на указательном пальце. — Точно! Перстень!» Под камнем перстня по-прежнему находилась малая толика недавно изобретённого им средства с рабочим названием Будь самим собой. А вслух произнёс:

— По-моему, не мешало бы выпить чая.

— Ага, наконец-то я дождалась «чисто английского гостеприимства» — ну, как было обещано в рекламном буклете Вашей гостиницы. Чай, надеюсь, с сахаром? Если, конечно, это не идёт вразрез с понятием «без особых изысков»?

— Как пожелает леди, — Северус напрягся. Он поражался своему терпению.

«Ничего. Я тебе припомню все твои ужимки и прыжки», — мстительно подумал он, снимая с подоконника электрический чайник (точь-в-точь такой, как был в доме его родителей лет, этак, 30 тому назад). Сделав вид, что вынимает чашки из шкафа, он услыхал позади себя лёгкие шаги.

— Так вот почему мне нельзя было «рыться» в твоих вещах — тут полно бесценных раритетов, — ОНА указала на алюминиевые кружки, которые он держал в руках.

Как-то само собой получилось, что и сосуды для питья стали копией той незатейливой посуды, бывшей в обиходе его семьи. Разозлившись на себя, Северус плеснул кипятку в обе кружки и искал, чем бы отвлечь вездесущую особу. Ему нужно было влить Будь самим собой.

— Возьми заварочный чайник и сахарницу… там же, в шкафу, — буркнул он.

— Изумительный сервис, — хмыкнула та, но спорить не стала. — Называется обслужи себя сам.

Пока ОНА возилась у шкафа, Северус влил в её кружку изрядную порцию средства. «Прекрасно! Ни вкуса, ни цвета, ни запаха! Единственное упущение: не знаю пока срока его действия».

— У тебя тут целый армейский сервиз! — восхитилась ОНА, выставляя помятую сахарницу и чайничек на стол. — Скромненько и со вкусом!

— Вообще-то ты в гостях, — напомнил он.

— А чувствую себя, как дома, — перебила ОНА его, — году, примерно, в 70-м. Когда я была маленькой, бабушка приобрела это чудо эстетики, попрятав от меня весь фарфор. Я била всю посуду… Нечаянно, конечно… Тебе это тоже досталось по наследству?

Северус напряжённо смотрел на неё, почти не вникая в её болтовню (в то время как вот он, ответ на вопрос: девочка перед ним, женщина или подросток. ОНА сказала «году в 70-м!»; стало быть, они ровесники). ОНА уже сделала пару глотков… Северус резко встал, ощущая, как горячая влага идёт по пищеводу, и почувствовал дурноту. Видимо, он побледнел, потому что его собеседница тоже вскочила и бросилась к нему:

— Тебе плохо? Голова кружится? Тошнит?

После упоминания «тошнит» Северус почувствовал, что его сейчас вывернет наизнанку. Причём прямо на неё. Видимо, вся гамма чувств отразилась у него на лице, так как, не мешкая, ОНА потащила его в ванную и, парализовав всякую возможность сопротивления, намотала его длинные волосы себе на кулак и наклонила голову над раковиной. «Просто караул… И ведь есть же свидетель этого кошмара — эта чёртова баба! — он покосился на ту, по чьей вине его гордость была растоптана. — Видели бы меня сейчас мои многочисленные недруги — то-то бы порадовались!» Но на лице его сестры милосердия радости не наблюдалось (впрочем, и особой брезгливости тоже). ОНА деловито смывала рвоту, которая серо-буро-малиновым потоком уходила в сливную трубу.

— Пойдём, провожу тебя в твою спальню. Ляжешь. Тебе сейчас надо полежать.

— Мы в моей спальне, — слабо проговорил он. — Другой у меня нет.

— Так, выходит, ты не спал из-за меня? — ОНА была удивлена безмерно. — Значит, ты не сдаёшь комнаты? Но почему не сказал этого раньше?

— Ты не дала мне возможности, — попытался он отшутиться. — И у меня было, чем заняться.

— Это не смешно! Сколько ты пил? День, два, неделю? Я что-то не заметила на столе никакой закуски… И вообще… может, у тебя сотрясение мозга… Тошнит сейчас? — аккуратно усадив его на кровать, ОНА со всей беспристрастностью продолжила допрос. — Что сейчас чувствуешь? Голова болит?.. Может, помочь тебе раздеться?

Северус усмехнулся:

— Обычно это не дамский вопрос.

— Ладно, — ОНА махнула рукой, — чего уж тут выпендриваться.

И, освободив его шею от шнурков мантии, помогла лечь, не забыв при этом стащить далеко не щёгольские ботинки.

— Ловко у тебя получается управляться с пьяными мужиками… Как будто всю жизнь этим занималась.

— Фу-у, как грубо! — ОНА поднесла к его губам кружку с недопитым чаем. — Выпей. Пусть желудок успокоится.

ОНА приподняла его голову и ободряюще улыбнулась. Как только он сделал последний глоток, ОНА удовлетворённо отняла питьё и произнесла:

— Спи. Тебе надо окрепнуть.


Юля сидела в обшарпанном кресле, поджав ноги, и изучала в полумраке комнаты лицо мужчины, который спал очень тихо — не слышно было даже характерного для спящего посапывания. Прошло уже около суток, но ОН ни разу не перевернулся. Руки по-солдатски вытянуты вдоль тела поверх одеяла, чёрные волосы разметались по подушке. «Он вообще жив?» — она наклонилась. Его дыхание защекотало ей шею. Юлия улыбнулась и вспомнила, что когда её сынишка был маленьким, она то и дело подходила к его кроватке, проверяя: дышит ли он — боясь за это только что народившееся, ещё хрупкое, существование. У мужчины (который так и не соизволил представиться) имелся в наличии высокий лоб, крупный нос, смуглая шея и густые волосы. Продолжая его разглядывать, Юлька невольно провела пальцем по щеке спящего. И тут же её рука попала в капкан его железной хватки. После чего глаза хозяина мнимой гостиницы открылись и минуту-другую смотрели на неё с осуждением.

— Что? Что-нибудь опять не так? — пытаясь высвободить запястье из его холодных пальцев, спросила Юля.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Может, я нахожу тебя привлекательным, — усмехнулась она.

— Издеваешься? — он отшвырнул её руку, которую всё ещё держал.

— Ты меня ненавидишь? — полуутвердительно сказала она.

— Нет, — удивился он.

— А должен бы, — тихо и грустно сказала Юлька. — Подожди-ка. У меня кое-что есть для тебя.

Она метнулась к столу.

— Смотри, я нашла это у себя в сумке.

Юлия протянула ему конфету. «Мишка на севере» — прочёл он на фантике.

— Ешь, — приказала она. — У тебя-то нечем разжиться… Извини, я всё же «порылась» у тебя в кухонных шкафчиках.

Северус жевал конфету и смотрел на свечение, исходившее волнами от её волос.

— Ты светишься, — неожиданно сказал он.

— Да. Уже, наверно, свечусь… Я ведь не ела уже двое суток, — она тихонько засмеялась. — Боялась оставить тебя одного — вдруг тебе стало бы плохо во сне? Мой дядя так умер… Но поход по магазинам ничего бы не дал — у меня почти нет денег. Кроме того, ты мне так и не сказал, как тут пользоваться телефоном.

— А если бы нашла возможность воспользоваться своим телефоном… бросила бы меня? — почему-то этот вопрос волновал его больше всего остального.

— Нет, — вздохнула она. — У меня бы сил не хватило.

— В смысле? — живо откликнулся он.

— Думаю, я нужна тебе…

И опять этот ответ вовсе не показался ему странным.

— А я? Разве Я тебе нужен: жалкий, злобный и некрасивый? — Северус поразился своему самобичеванию. И хоть так оно и было, произносить эти слова вслух…. немыслимо!

— Ты не жалкий, не злобный и не некрасивый. Просто ты одинок. И считаешь, что тебя никто не любит.

— Это правда. Меня никто не любит, — понуро согласился он («Да что это я? С ума, что ли, сошел?»).

— На твоём месте я бы не говорила этого с такой уверенностью…

— Ты фея? — озадаченно пробормотал Северус.

— Нет. Просто женщина, — она заправила ему выбившуюся прядь волос за ухо и поцеловала.

— Послушай, — почти жалобно попросил он. — Этого просто не может быть. Скажи, что мне это снится.

— Нет, — Юля прижала его руку к своей щеке, и Северус почувствовал, какая горячая у неё кожа.

Он хотел убрать руку, но та не дала.

— Послушай, я всё-таки мужчина, несмотря на мой непрезентабельный вид.

— Неужели? — она смотрела на него не отводя глаз, пока, наконец, смысл сказанного не укоренился в нём и он не привлёк её к себе.

Тотчас же его мрачная комнатёнка наполнилась тысячами бликов от солнечных зайчиков, заскользивших по полу и стенам…. А в потолке зажглись две звезды. И если присмотреться, в них угадывались глаза самой прекрасной женщины на свете — той, что была рядом.

— Ещё! — услышал он и почувствовал на своей шее прикосновение женских губ.

«Значит, мне это не приснилось». Это ощущение наполнило его счастьем. Северус поднял её смеющееся лицо и внимательно посмотрел ей в глаза. Но она поспешила спрятаться у него на груди. Однако по тому, как крепко она его обнимала, можно было сделать вывод, что та ни о чём не жалеет. Северус чуть переместился — так, что его подбородок касался её головы, — и легонько поцеловал её в макушку. Он боялся какой-нибудь нечаянной грубостью разрушить то безмятежное чувство, которым было пронизано всё его тело. «Что она чувствует?» — беспокоило его. С другой стороны, спрашивать об этом было бы непростительной глупостью, и он это понимал. И всё же: такая красавица, умная, бесстрашная…. что ОНА могла найти в НЁМ? Или, может, она преследует какую-то цель? Да нет, не такой уж он невероятно соблазнительный в сексуальном плане объект, чтобы добиваться от него чего-то через постель. Северус попытался проникнуть в её сознание, но безуспешно: там вращался огненный шар, переливаясь всеми цветами радуги. «Защита», — догадался он.

— Кто же ты? — наконец спросил он.

— Что ты хочешь услышать?

— Что ты нашла во мне?

— А ты?

Этот вопрос вызвал у него замешательство. С одной стороны, он был почему-то уверен: нет на Земле ни одного мужчины, который по каким-либо причинам отверг бы эту женщину. С другой — сам он был весьма стоек в вопросах женского пола. Как бы не была привлекательна женщина, он ровно никаких чувств не испытывал… ни разу. Исключением стала разве что Лили Эванс. Может, как раз в этом всё дело? Женщины были похожи… на первый взгляд. Скорее, это даже не сходство, а общность, проявляющаяся в манере слушать тебя так, будто ты говоришь невероятно умные вещи, мило наклонив при этом голову (и от этого ты раздуваешься от сознания собственной значимости), в привычке во всём находить забавное или становиться без видимых причин необыкновенно серьёзной…

— Как тебя зовут? И откуда ты так хорошо знаешь русский? — вдруг спросила его новоявленная «Лили», вплетая свои пальцы в его.

— Что? Действительно, мы ведь так и не познакомились. Северус. А тебя?

— Ю-ЛИ…- по слогам начала проговаривать она своё имя.

Северус вздрогнул.

— Ты что? Всего лишь Юлия… Так что там с русским?

— «Русским» — что, языком?

— Ну да.

— Я его не знаю.

— На каком же языке мы, по-твоему, всю дорогу разговариваем?

— Не знаю, — пожал он плечами.

— Чудеса, — без всякого удивления констатировала Юля.

— Дамблдор! — осенило Северуса.

— А, — так же, ничуть не удивившись, откликнулась она.

— Осторожно! — встрепенулся Северус, высвобождая руку с перстнем. — Можешь пораниться!

— А ты, как Цезарь Борджиа, носишь яд в перстне?

— Не яд. Всего лишь «Будь самим собой». Что-то вроде сыворотки правды.

— Выходит, мы с тобой не можем быть самими собой без того, чтобы не испить сыворотки правды?

— Ты пила его одна.

Юлия промолчала.

— Ты что молчишь?

Своим молчанием она разбудила его худшие подозрения: «Вот откуда эти мысли вслух! Значит, недаром мне показалась странной моя редкая словоохотливость».

— Так ты видела, что я что-то вливаю в твою чашку?

— Да.

— И выпила?

— Да.

— Мало того, дала мне потом допить свой чай?

— Мне было интересно, как ты выкрутишься, когда я буду корчиться в предсмертных судорогах у тебя на глазах.

— Это не смертельно!.. Постой-ка, а как бы выкрутилась ты? Ты же не знала противоядия!

— Ты же сказал, что это не смертельно, — парировала она.

— Но ты-то этого не знала!.. В жизни не видал такой авантюристки!

— Это не авантюризм, а фатализм.

— Один чёрт.

— Ничего подобного. Не искушай судьбу.

— Как это понимать?

— Похоже, тот старик на дороге направил меня к тебе неслучайно.

— Это уж точно. Можешь не сомневаться. Но ты-то как пришла к такому выводу?

— Калики перехожие — люди мудрые! — философски заметила она.

— Кто?

— Волхвы.

— Не скажу, чтобы это так уж сильно прояснило смысл сказанного… Ты в какой области специализируешься?

— В основном, в области музыки.

— У-у, — с уважением протянул он. — А что значит «в основном»?

— Кроме того, я отчасти психолог.

— Понятно. Видел твою защиту (он имел в виду тот светящийся шар, на который наткнулся, когда хотел прогуляться по её мыслям).

— А у тебя какая защита?

— Стена.

— Неплохо… Ты всё узнал, что хотел? — снисходительно бросила Юля.

— Ничего, — нехотя признался Северус. Вообще-то ты так и не ответила на первый вопрос… Вернее, на второй.

— «На первый, на второй»… — передразнила она его. Ты, как ребёнок, ей-богу.

И, внезапно посерьёзнев, добавила:

— Ещё слов таких не придумано, чтобы выразить вербально то, что сейчас между нами происходит. Ты ведь и сам это чувствуешь, верно? Но, если честно, острее всего я сейчас чувствую голод. Хоть, к сожалению, ты и не русский, но какие-то зачатки хлебосольства есть и у британцев… надеюсь.

Юлька ухватила его за локоть и сдёрнула одеяло. К её немалому удивлению, она увидела Северуса полностью одетым.

— Должны же быть у английского джентльмена какие-то преимущества перед русским мужиком, — ухмыльнулся он, опуская ноги в туфли. — А вот за тебя я серьёзно опасаюсь… Простудиться не боишься?

И, очень довольный собой, вышел из спальни.


Прошло два дня. В доме, казалось, не осталось ни одного места, которое было не опробовано в качестве любовного ложа. Отношения двух любовников находились в той фазе, которую именуют идиллией. Но всему приходит конец. Окончание безоблачного счастья принесла на своих крыльях (вернее, в своём клюве) большая бурая сова. Она прилетела ранним утром, когда Юлия ещё сладко спала, уткнув нос в плечо Северуса. Ещё до того, как письмоносица клюнула стекло, он уже что-то такое почувствовал. Такая порция счастья, нежданно-негаданно свалившаяся ему на голову, была ничем не оправдана, если бы теперь не наступила череда крупных неприятностей. Чтобы, так сказать, восстановить равновесие в природе. И неприятности не заставили себя ждать. Пришло письмо от Тёмного Лорда.

Мой драгоценный друг!

С глубоким прискорбием мною был встречен Петтигрю, который был рекомендован Вам как помощник и соратник. Он был вынужден рассказать мне о том, как Вы с ним обращались. К моему неудовольствию, Вы пренебрегли моим советом всегда выказывать уважение к тому, кто оказал НАМ величайшую услугу в то время, как многие вели успешную и вполне благополучную жизнь. Не думайте, что я это забыл. Я ничего не забываю. Надеюсь, после того, как ответ будет отправлен, мы с Вами сможем обсудить условия Вашего дальнейшего пребывания в Паучьем тупике.

С уважением.

Лорд Волан — де — Морт.

«Петтигрю — „помощник и соратник“… „Я ничего не забываю“… — цитировал он зловещие строки. — Что ещё такого наплёл Хвост, чтобы вызвать „неудовольствие“ Лорда?» Времени хорошенько обдумать ответ не было. Он знал: Тёмный Лорд ждать не любит. «Хозяин! — начал он письмо. — Питер очень раним последнее время. Думаю, что свои заслуги он превозносит премного выше всех прочих. Разумеется, не моё дело укрощать его разыгравшееся тщеславие. Но, как выяснилось, он разучился понимать и дружескую шутку. Впрочем, чего же ещё Вы могли ожидать от двух чародеев, которые вынуждены в бездействии прозябать вот уже месяц? Интриги и злоязычие берут истоки в ничегонеделаньи. Всё ещё мечтаю приносить пользу Вашей милости. Преданный Вам слуга Северус Снегг».

Он сунул письмо в птичий клюв и с треском закрыл окно.

— Что-нибудь случилось? — Юля уже сидела в кровати, с беспокойством вглядываясь в его хмурое лицо.

— Нет, — бросил он. — Пока нет. Юлья… (она с нежностью отметила его мягкий выговор «л´» — как у всех иностранцев) Боюсь, оставаться тебе здесь дольше небезопасно…

— Это как-то связано с тем, что ты беглый уголовник?

— Именно… Хотя всё, конечно, намного сложнее. У нас не было с тобой времени поговорить…

— Ну да. Времени у нас с тобой не было. Точно, — она прижалась к его плечу.

— Не дразни меня, — отстранился Северус. — У тебя пять минут на сборы. И дай мне слово, что не будешь задавать вопросы сейчас… Я сам всё объясню. Со временем, — голос у него сорвался.

— Как скажешь, — холодно произнесла Юлька.

Чтобы избежать объяснений, Северус предпочёл спуститься вниз. Предстояло подготовить ей билеты. Ровно через пять минут Юлия появилась в кухне–тире–гостиной. Она молча обняла его и протянула руку — будто знала, что он ей вручит билеты.

— Что ж, как говорят русские, «долгие проводы — лишние слёзы», — она попыталась улыбнуться. — Присядем на дорожку.

Не понимая, зачем ей понадобилось вдруг присесть, Северус всё же подчинился. Спустя ровно минуту, Юля поднялась и сказала то, что он подспудно ждал:

— Я буду ждать тебя… Поцелуешь меня на прощание?

Она подставила ему щёку и пробормотала:

— Чтоб не так горько было.

Потом всё же не выдержала и взяла его за руку.

— Всё будет хорошо. Я знаю. Даже лучше, чем ты себе можешь представить. Ровно в два раза.

С этими словами Юлия вышла из дома. А Северус в растерянности сел за чисто прибранный стол и повторил вслух:

— «Ровно в два раза»… И что это значит?

«Наверно, какая-то русская поговорка», — решил он. Теперь оставалось только ждать. Ждать, пока Тёмный Лорд призовёт к себе, чтобы погрузить его из тёплых любовных грёз в холодный, липкий ужас — мир Волан-де-Морта и его приспешников.

Глава 2. Аттестация по трансгрессии.

В тягостный час прощания Северуса и Юлии Гарри Поттер прощался с семьёй Дурслей. Навсегда. И если дядя Вернон и Дадли выглядели счастливыми, то тётя Петунья была растеряна и явно искала слова, чтобы выразить своё отношение к этому факту.

— Береги себя, — наконец выдавила она. — Честное слово, мы не хотели для тебя такой судьбы. Так что…

Она запнулась и неуверенно подошла к племяннику.

— Как говорят: не поминай лихом. Что было, то прошло, — и тётушка робко поцеловала Гарри в щёку — для чего ей потребовалось приподняться на носки.

— Петунья! — глаза дядюшки буквально выпрыгнули из орбит.

— Да, Вернон, да! — с вызывом произнесла она и повернулась к Гарри. — Удачи тебе, мальчик.

Она махала рукой своему приёмному сыну, пока тот не скрылся из вида за поворотом Тиссовой аллеи (и глаза у неё при этом были на мокром месте). Дядюшка Вернон и Дадлик замерли, будто в немой сцене. «Наверно, такими я их и запомню», — ухмыльнулся Гарри. Он был растроган речью немногословной Петуньи и размышлял на тему: как много закоулков в душе человеческой… Мог ли он предположить, что чопорная тётка даст волю слезам при прощании с ним? Ему казалось, что родственных чувств она испытывала к нему не больше, чем к его сове, Букле. Однако же, как сказал Дамблдор: «Она приняла тебя, Гарри….». При мысли о Дамблдоре сердце у Гарри сжалось, и он, выйдя на шоссе, так взмахнул палочкой, что воздух вокруг неё заискрился. Тут же (недаром простецы говорят: «по мановению волшебной палочки») перед ним резко затормозил трёхэтажный автобус. Это был «Ночной рыцарь».

— Хай, Гарри! — жизнерадостно приветствовал его водитель.

— Что, есть повод для радости? — мрачно смерил его взглядом Гарри, передавая плату за проезд.

— Да нет, — скуксился тот. — Стэнли всё ещё под арестом. Так что одному приходится управляться. Совсем запарился… Купишь «Пророк»?

— Не надо. Я в курсе.

Что правда — то правда. «Пророк» приходил к нему ежедневно. Причём, вот загадка: и Рон, и Гермиона отрицали своё отношение к этому. Сам он тоже газету не выписывал. Может быть, Джинни? Настроение совсем упало до нуля — с Джинни они не общались. «Стоп! Не буду сейчас думать ни о Джинни, ни о Дамблдоре. Подумаю лучше о том, что сегодня я уже буду в Хогвартсе». Действительно, он направлялся на Кингстоунский вокзал, откуда через каких-нибудь полчаса отойдёт экспресс в хогвартскую школу. На платформе 9¾ он встретится с Роном, Гермионой и Невиллом (с которым переписывался этим летом). А в школе — с Хагридом… Нет, пожалуй, Хагрид и Грохх уже на пути в колонию великанов, о которой узнали буквально на днях. Так что Хагрид отменяется. Но другие должны быть на месте: профессор МакГонагалл, которая теперь замещает Дамблдора (тут Гарри захлестнула волна необъяснимого гнева), профессор Стебль («Мы, в общем-то, никогда не были с ней близки»), профессор Флитвик («С ним, пожалуй, будет приятно повидаться»), Слизнорт (Гарри поморщился: «Он собирается стать деканом Слизерина»), Аргус Филч (Гарри развеселился: «Да уж, с ним мы всегда были друзьями… примерно такими, как кошка с собакой). Не встретит он только отвратительного „тёмноискуссника“, Снегга. Вот уж чему бы он искренне порадовался на курсе… с первого по шестой. „Но сейчас я хотел бы его встретить… И как можно скорее!.. Чтобы свернуть ему шею!.. Или удавить голыми руками! Вот так!“ Гарри услышал лязгающий звук и с удивлением посмотрел на свои руки — оказывается, он сломал поручень в автобусе, размечтавшись, как будет расправляться со Снеггом. Это вернуло его к реальности: на деле он никогда не мог одолеть Снегга. В этом стоило признаться. … А он ещё собирается биться сВолан — де — Мортом!.. Гарри опять упал духом: „Нет, я так, пожалуй, и трансгрессию завалю“. О чём бы подумать? Разве что о свадьбе Флер и Билла? Нет! На самом деле эта свадьба лишь напоминала о времени, в которое проходила. По изуродованному лицу Билла нельзя было даже понять: рад ли он? Флер, конечно, выглядела прелестно — и не последнюю роль в этом сыграла диадема, подаренная ей тётушкой Мюриэль Уизли… Впрочем, надо отдать должное мистеру и миссис Уизли: все приглашённые были людьми порядочными (и хорошими знакомыми Гарри). Правда, выглядели они не намного лучше Билла. Взять хотя бы Грюма: недавно он полез в драку против целой своры Пожирателей и еле унёс оттуда свою единственную ногу (деревяшку, заменяющую ему вторую конечность, в этой схватке спалили). Тонкс опять сидела старушонка-старушонкой с пепельными волосами — причиной тому был, разумеется, Римус. По слухам, Люпин в обличье оборотня творил какие-то бесчинства в стае себе подобных. Проверить это пока не представлялось возможным. Сразу после официальной церемонии гости разбились на группки и стали с жаром обсуждать последние сногсшибательные новости. Гоблины готовы заключить сделку с Тем-кого-нельзя-называть! Банк работает из рук вон плохо. Все в панике. Пока ещё возможно, вкладчики спешат аннулировать свои вклады. Как следствие, крушение банка повлекло безработицу… ну, и всё в таком духе. Гарри полагал, что останется в „Норе“ хотя бы дня на три. Но обилие гостей и куча новостей (одна другой хуже) нагнали на него такое уныние, что одиночество на Тиссовой показалось ему панацеей. Он даже отговорил Рона с Гермионой следовать за ним, как это предполагалось вначале. Друзья договорились встретиться на вокзале спустя месяц. Автобус сначала занесло, потом как следует тряхануло, и Гарри услыхал: „Кингстоунский вокзал!“ Он протянул на прощание руку Эрни Прэнгу и вышел.


В поезде, оправляющемся на Хогвартс, оказалось немноголюдно. Большинство пассажиров переговаривались вполголоса и выглядели озабоченными. Из хороших новостей была та, что отыскался Люпин. Они с Тонкс, тихо поженившись, стали жить в её доме. Плохие — все остальные. Гоблины всё же предпочли работать на Волан-де-Морта. В один из июльских дней банк просто взлетел на воздух — в буквальном смысле слова.

— Хорошо, что в здании никого не было. Дело происходило ночью, — вращая глазами, рассказывал Рон. — Благодаря Биллу, все сбережения нашей семьи — и твои, Гарри, тоже — успели перевести во Французское отделение. Там сейчас работает Флер. Зовёт Билла к себе.

— А что Билл? — спросил Гарри.

— Ну, Билл, конечно, не поедет. Он сейчас сотрудник Министерства 2-го уровня, — в голосе Рона ощущалась гордость за брата.

— Это значит, его взяли в мракоборцы? — удивился Гарри.

Он знал: иерархия должностей в магическом мире ещё почище, чем в магловском. Несмотря на то, что Билл был некогда блестящим учеником Хогвартса, получив одну специальность, переквалифицироваться на другую очень сложно.

— Да. Фадж походатайствовал, — отводя глаза, промямлил Рон.

— И вы приняли эту помощь? — сверля его глазами, повысил голос Гарри.

— Ах, Гарри, — вмешалась Гермиона, — ты же ничего не знаешь! Во-первых, ещё непонятно, что там со здоровьем Билла. А во-вторых… ну, словом, они с Флер ждут ребёнка.

— Так скоро?.. Во-от почему она не отказалась от Билла, — протянул Гарри.

— Ты несправедлив! — Рон покраснел. — У Флер совсем маленький срок. Но она знает, потому что колдунья.

— Да, — подхватила Гермиона. — Именно на малых сроках младенец наиболее уязвим. Поэтому Билл настоял, чтобы она уехала к матери. Флер хотела остаться…

— Кто такая Флер? — рассеянно спросил Невилл. Всё это время он читал „Руководство по трансгрессии“.

Разговор переключился на экзамен. Гермиона, как всегда, попав в свою стихию, раздавала практические советы. Гарри в разговоре не участвовал. Он замкнулся и думал, что, вероятно, что-то надломилось в нём. Теперь он видит в людях только тёмную сторону. Вот Флер, скажем: что такого она ему сделала, что он заподозрил её в неискренности чувств? Виной всему проклятый Принц — полукровка. Он же Снегг. Какая тут прорисовывается параллель, Гарри ещё не додумал. Но всё, что случилось плохого в его жизни, он так или иначе связывал со Снеггом: по его навету Волан — де — Морт убил родителей Гарри; из-за Снегга погиб Сириус; он бросил заклятие „Авада Кедавра“ в Дамлдора; Люпин нищенствует тоже не без его участия… Гарри вдруг приоткрыл рот от внезапного озарения: выходит, Снегг отомстил всем своим недругам! Остался только он — сын Джеймса Поттера! Значит, и искать, скорее всего, будет не Гарри Снегга, а наоборот! Так сбудется пророчество (о том, что напару с Тёмным Лордом Гарри нет места на Земле), и воцарится безграничная власть Волан — де — Морта… Ну, уж нет! Так просто он не даст себя убить!


Экзамен должен был проходить в Хогсмите. Деревушка показалась ему полной уныния и разорения. Совсем недавно тут состоялся налёт дементоров. Был похищен хозяин „Кабаньей головы“. Так что его заведение не работало. Кабачок „Три метлы“ также был заколочен — мадам Розмерту арестовали. Жители Хогсмита, ранее постоянно сновавшие из одного заведения в другое, чувствовали себя осиротевшими. И если ситуация с Розмертой была более или менее ясна, то вопрос зачем дементорам понадобился Аберфорт, оставался открытым. Педагоги Хогвартса — все, за исключением Трелони и, конечно, Флоренца — примкнули к Ордену. Для Слизнорта это был, прямо скажем, подвиг. Он даже немного похудел и осунулся. Но, пожалуй, оставался единственным, не растерявшим привычное жизнелюбие. МакГонагалл Гарри ещё не видел — поговаривали, что нынешний директор Хогвартса отправилась в одну из магических школ. Но куда? Никто или не знал, или не хотел говорить. А с ней надо бы повидаться. Хотя бы для того, чтобы выяснить: не знает ли она, что могло сохраниться из вещей Годрика Гриффиндора. И, может, у достославного Мага и Чародея есть потомки в каком-нибудь поколении пра-пра-пра… Что ж, если нет возможности переговорить с МакГонагалл, по-крайней мере, профессор Флитвик здесь. Он декан Когтеврана и всегда симпатизировал гриффиндорцам. За этими размышлениями Гарри застал тот самый бестелесный волшебник, который уже приезжал в Хогвартс в прошлом семестре (Уилки Двукрест, кажется). Рон был на него бесконечно зол. Не получить аттестацию из-за половинки брови, которая не поспела за своим хозяином! Совершеннейшее свинство! Особых опасений у Гарри экзамен по трансгрессии не вызывал. Но всё же стоило послушать, что говорил экзаменатор.

— Итак, — вещал тот, — каждому из вас будет задана цель, на которой вы должны будете сосредоточиться. Три „эН“ (нацеленность, настойчивость, неспешность) — и квалификация у вас в кармане!

Двукрест обходил участников и вручал каждому карточку, на которой была обозначена цель.

— Помните: цель должна быть выражена словесно в первом туре испытания, а во втором — невербально. Второй тур, разумеется, труднее. Вам следует со всей скрупулёзностью отобразить в своём сознании место, куда собираетесь трансгрессировать… надеюсь, вы это знаете…

— У вас так же проходили испытания? — шепнул Гарри Гермионе (её тоже пропустили к экзаменующимся; такая лояльность была не понятна до тех пор, пока не выяснилось, что комиссии по начислению баллов не хватает одного члена — им-то и стала Гермиона).

— Нет, — она явно недоумевала.

Целью Невилла явилось „Королевство сладостей“, Рона — лавка „Зонко“, а Гарри … Визжащая хижина. „Любопытно, как бы я представил её ‚со всей скрупулёзностью‘, если хотя бы раз в ней не побывал, — озадаченно покачал он головой. — Или, может, каждое задание подбирается индивидуально под каждого участника…. Скорее всего, так оно и есть“. Но вот испытания для первого из участников (парня с Когтевранского факультета, Гарри его толком не знал) начались. Когтевранец с успехом трансгрессировал до заданного ему места и обратно, набрал необходимое для аттестации количество баллов и на радостях хотел было трансгрессировать в когтевранскую гостиную. Но тут его тело — хлоп! — два раза подбросило, и он заскакал мячиком по тропинке из деревни в школу.

— За такое надо бы лишить его права трансгрессировать вовсе! — негодовал Флитвик. — Ведь должен же он помнить, что правило трансгрессии на Хогвартс не распространяется! Слава богу, мы здесь для того, чтобы подстраховывать учащихся!

Невилл, к его огромной радости, прошёл оба тура без каких бы то ни было осложнений — ведь он столько раз был в „Сладком королевстве“! Долгопупс не стал дожидаться товарищей. Профессор Стебль приготовила для него какой-то сюрприз, и он рванул в теплицы.

Следующим был Гарри.

 — Давайте начнём сразу со второго тура. Столь одарённому студенту ничего не стоит побывать там, используя вербальные возможности, — неприятно сладким голосом предложил „прозрачный“.

Гермиона метнула на него негодующий взгляд. Но другие преподаватели не выказали никакого неодобрения. „Они, пожалуй, и не знают моей цели“ — мелькнуло у Гарри. Он на секунду прикрыл глаза, чтобы восстановить в памяти обстановку той разгромленной комнаты, в которой впервые увидел своего крёстного. Гарри почувствовал, как его внутренности на мгновение сжало… И вот он уже внутри Хижины. Гарри огляделся: пыль ровным слоем покрывала все предметы. Он обошёл комнату. Внимание привлекла стоящая на столе тарелка. На ней пыли не было. Мало того, на ней лежало яблоко! Не думая о том, что это может за собой повлечь, Гарри дотронулся до спелого плода. Яблоко покатилось по краю тарелки с мелодичным пением: Я не яблоко простое — Сочное да наливное — Моё предназначение иное: Вам действие любое Покажет яблоко златое!

Голос яблока был нежный и протяжный:

Лишь прикоснись ко мне, — Тогда В любое место по желанью Отправлюсь я, отправлюсь я…

„Отправлюсь я…“ — всё звучало и звучало, как заезженная пластинка.

И Гарри решился.

— Куда спрятал Волан-де-Морт крестраж „Чаша Пуффендуй“?

Тут же яблоко завертелось волчком. Когда оно остановилось, Гарри заглянул в тарелку — дно её заволокло молочно — белой дымкой. „Яблоку не под силу показать то, что я попросил“, — подумал он. Но, присмотревшись, увидел, что дымка — это туман над лесом. Величественные сосны и ели уходили в небесную синь своими заснеженными вершинами. Под ними раскинулась деревенька. По ней сновали людишки малого роста. Один из них указывал наверх. Гарри показалось, что глаза этого маленького человечка будто затянуты пеленой — они были абсолютно белыми! Он отвлёкся от рассматривания белоглазого чудика и увидал, на что тот показывал. На самой верхушке ёлки сидел крупный ворон. В гнезде что-то сверкнуло…

Видение прервали крики:

— Гарри! Гарри! Что случилось? Ты жив? — звуки были извне.

Не думая об опасности, Гарри хотел было прихватить с собой волшебную тарелку, но она словно приросла к столу! Самое удивительное, что и яблоко, только что свободно перемещавшееся по ней, отковырять не удалось. „Ладно, вернусь сюда потом!“ — решил он. Хлоп! В следующий миг Гарри уже стоял перед лицом комиссии. Оно, это лицо, состояло сразу из шести разгневанных физиономий.

— Прошу Вас объясниться! — требовательно сверкнул очами Двукрест. — Вы заставили нас поволноваться!

— Нет причин для волнений, сэр! — отрапортовал Гарри. — Просто мне захотелось задержаться там подольше. Дело в том, что в этой Хижине я познакомился с Сириусом Блэком. Я — может быть, Вы знаете — был его крёстником. Теперь его уже нет…

Гарри опустил глаза. Конечно, это контрход. Спекулировать именем Сириуса, по-меньшей мере, некрасиво… Но возвращаться на пересдачу „такому одарённому студенту“, в общем-то, тоже как бы не очень…

Профессор Стебль зашмыгала носом.

— Хм… Хм… Ладно, Поттер. Аттестация у Вас в кармане, — пробурчал министерский волшебник.

— Что значит „в кармане“? — спросил Гарри друзей, когда они свернули на тропинку к Хогвартсу.

— А то и значит. Опусти руку в карман — сам увидишь, — хохотнул Рон.

Гарри последовал его совету и обнаружил диплом об аттестации (по правде говоря, „Диплом“ — слишком громко сказано. Всего лишь карточка, напоминающая водительское удостоверение).

— Здорово! — тем не менее, обрадовался он.

— Это традиция, — важно пояснил Рон. — Ещё Билл мне рассказывал…

— Хотите послушать, что в действительности произошло в Визжащей Хижине? — Гарри так не терпелось поделиться с друзьями своей чудесной находкой, что он пренебрёг семейными ценностями Уизли.

Склонив голову к Рону и Гермионе, Гарри посвятил друзей в тайну, которую ему открыли яблоко и тарелка.

— Ты собираешься рассказать о крестражах Невиллу? — задала вопрос, который её давно мучил, Гермиона.

— Нет, пока нет необходимости. Но если вспомнить, что его родители не выдали секретов Ордена даже под пыткой Круциатус…

— Дети за родителей не отвечают, — перебила его Гермиона.

— Ещё как отвечают, — сквозь зубы процедил Гарри, думая о Снегге.

— Ты уверен, что можно доверять на все сто тому, что увидел на этом блюде? — с сомнением высказался Рон.

— Всё это очень странно, Гарри. Как будто по заказу: тебе достаётся трансгрессия в Визжащую Хижину, а там для тебя уже выставлена тарелочка с голубой каёмочкой, — хмыкнула Гермиона.

— Вот и я о том же! — поддержал её Рон.

Во всём, что не касалось дел сердечных, Рон и Гермиона выражали редкостное единодушие. Это Гарри давно заметил.

— Вы напоминаете мне временами Трелони. Ваше внутреннее око способно улавливать только дурные предзнаменования, — не удержался от издёвки Гарри. — К тому же, если не ошибаюсь, в отношении Малфоя и Снегга вы также давали оптимистические прогнозы.

Видя, что приятели приуныли, он поспешил переменить тему.

— При следующем посещении хижины, где обретался когда-то Люпин, обязательно попрошу яблоко показать, чем заняты оба этих гада.

— Но, Гарри, не намерен ли ты… — начала Гермиона.

— … ещё раз влезть в Визжащую Хижину? — закончил, округлив глаза, Рон.

— Вот именно. Намерен! — упрямо сжал губы Гарри (и в его чертах появилось что-то от тёти Петуньи). — А пока я намерен потолковать с Флитвиком. Вы со мной?

Друзья согласно кивнули, и они направились прямиком в кабинет профессора заклинаний. Флитвик был один. Он настраивал какую-то штуковину, более всего похожую на магловский бинокль. При их появлении он торопливо накрыл „бинокль“ платком, мягко спланировавшим на стол.

— А-а, это вы, — с облегчением вздохнул он. — Спешу поздравить, молодые люди! Теперь вы можете успешно трансгрессировать в любую точку Земного шара. Однако помните, что перемещаться таким образом не рекомендуется через океан или на расстояние, большее ста тысяч миль. В первом случае губительным для трансгрессирующего может оказаться влияние влаги. А во втором — длительность расстояния может вызвать закупорку кровеносных сосудов из-за высокого давления, которое вы, наверное, ощущали.

Рон переглянулся с Гарри. И то, и другое замечание они слышали впервые.

— Да, профессор, мы, БЕЗУСЛОВНО читали об этом в „Руководстве по трансгрессии“, — Гермиона выделила безусловно, с превосходством глядя на мальчишек. — Но мы пришли спросить у Вас: с чем связаны перемены для проходящих трансгрессию?

— Ах, вот вы о чём! Я, признаться, и сам был немало удивлён. Как же: само Министерство занимается такими вопросами! Но теперь, когда Дамблдора не стало, думаю, вмешательство Министерства будет для нас делом обычным.

— При чём тут Министерство? — не выдержал Гарри.

— Я думал, вы знаете: Министерство и придумало эти карточки с заданиями. А то, что ты, Гарри, должен был оказаться в Визжащей Хижине — это вообще нонсенс, я бы сказал.

Флитвик почесал себе нос волшебной палочкой.

— А какой отдел контролирует Хогвартс? — Гермиона прищурила свои вездесущие очи.

— Административные службы Визельгамота, — развёл руками профессор — лилипут. — Я сам, видите ли, в растерянности.

С минуту все помолчали. Гарри тем временем обмозговывал: как бы поделикатней приступить к вопросу, который его интересовал?

— Собственно, профессор, мы пришли с Вами поговорить о том, чем в последнее время занимался директор… наш бывший директор, — осторожно начал Гарри.

— Говори, говори, Гарри. Я понимаю, — подбодрил его Флитвик.

Рон с Гермионой ушам своим не могли поверить: неужели Гарри расскажет сейчас декану (даже не их факультета!) то, в чём было отказано Долгопупсу?!

Гарри тем временем невозмутимо продолжал:

— Профессор Дамблдор собирал редкостные вещицы, которые остались от основателей школы. Ну, Вы понимаете: меч Гриффиндора, кольцо Слизерина — которое он носил в последнее время.

— Да-да. Оно появилось незадолго до его смерти… — и умолк, осознав свою бестактность.

— Так вот, — не останавливался Гарри. — Профессор Дамблдор хотел создать в Хогвартсе что-то вроде коллекции… скорее, музея. И мы (он оглядел своих друзей) могли бы быть продолжателями его начинания. Вы, как декан Когтеврана, можете, наверно, назвать предметы, которые передавались из поколения от Кандиды Когтевран.

— Благородная миссия, — всегда доверявший своим ученикам Флитвик, ничего не заподозрил. — Только я мало что знаю. Мало, знаете ли, на свете мужчин, способных мириться с чрезмерно умными женщинами…

Он выразительно посмотрел на Гермиону.

— Это к тому, что прямых наследников у Когтевран не было. Была, правда, сестра. Они очень дружили. Сестринским детям досталась брошь Кандиды в форме орла. Очень искусной работы. До поры до времени брошка хранилась в семье как реликвия. Передавалась из поколения в поколение. Но вот незадача! Когда дело дошло до меня, то мне не повезло: футляр оказался пуст. Так что я теперь хранитель лишь пустого футляра, — грустно закончил Флитвик.

— Но при чём тут Вы, сэр? — вытаращил глаза Рон.

— О! Вы, наверно, не знаете, что ваш покорный слуга и есть последний — очень, конечно, дальний — родственник достославной Кандиды, — волшебник чуть склонил голову в поклоне. — Не люблю афишировать свою причастность к этой фамилии. Сразу, знаете ли, начинаются расспросы. Всех почему-то волнует была ли известная волшебница такой же коротышкой, как я.

И он невесело рассмеялся. Друзья потупились.

— Да, — продолжал Флитвик, — мы сначала думали, что брошь выпала из футляра в один из наших бесконечных переездов. Но отец потом вспомнил, что сломанный замок на футляре совсем недавно работал исправно. Следовательно, он был кем-то взломан. Сам футляр, видимо, не взяли, чтобы мы не сразу хватились пропажи… Так оно и вышло.

— Вы кого-нибудь подозреваете? — спросил Гарри.

— Были кое-какие мысли… Но это не слишком порядочно: возводить напраслину, не зная точно… — он запнулся.

— „Очень просто манипулировать порядочными людьми“, — сказал незадолго до разоблачения Барти Крауч — младший, — припомнил Гарри.

 — Так вы уже что-то слышали, не так ли? — оживился Флитвик. — Тогда слушайте. Мы с семьёй жили достаточно уединённо. Гости бывали редко. Дом у нас достаточно своеобразный: низкие потолки, мебель небольших габаритов… А тут, знаете ли, зашёл как-то Крауч-старший с сыном. По делу. Сынок его — ещё ученик Хогвартса, но уже тогда порядком долговязый… Ну, вот он и смотрел на наше убранство с таким презрительным превосходством (свысока), что матушка моя не выдержала и решила поставить наглеца на место. Говорит: в наших жилах, дескать, течёт благородная кровь самой Кандиды Когтевран; а доказательство тому — антикварная брошь. И, чтобы не быть голословной, брошь ему и показала…. Ну, а после этого инцидента брошку уже никто не видел.

Флитвик закончил повествование и горестно вздохнул.

— А других вещей, принадлежащих Когтевран, Вы не знаете?

— Нет, не знаю. Вряд ли они существуют. Говорят, Кандида всё своё состояние вложила в Хогвартс.

— Как выглядела брошь? Вы можете описать?

— Да. Платиновая. Клюв, когти и глаза орла из бриллиантов. Перья выполнены в такой манере, что казались живыми. И ещё… пожалуй, самое главное. Настоящий когтевранский орёл способен увеличиваться до размеров настоящего. Застёжка его (это ведь брошь) пристегнётся только к одежде того, кто обладает качествами подлинного когтевранца.

— А кто не обладает? — спросил, краснея, Рон.

— Ну-у, — улыбнулся Флитвик. — Тому придётся несладко.

— Профессор! Вы уже посмотрели „Орлиный глаз“? — в класс вошла профессор Стебль. Она осеклась, увидев неразлучную троицу. — Извините, я только хотела пригласить Вас к чаю, дорогой профессор.

Она торопливо подобрала свои юбки и ретировалась.

— Что это, „Орлиный глаз“? — атаковал Флитвика новым вопросом Рон.

Но тот поднял обе руки вверх.

— Всё, всё, всё! Что знал, юные друзья мои, то рассказал. А теперь, прошу… — и он распахнул перед ними дверь.

Ничего не оставалось, как выйти.

Стоя в коридоре, ребята обсуждали услышанное.

— Кто бы мог подумать, что Флитвик приходится родственником самой Когтевран! — всплеснула руками Гермиона.

— В таком случае, МакГонагалл, может, родственница Гриффиндора? — высказал предположение Рон.

— Ну да. Стебль — прапраправнучка Пуффендуй. А Снегг — внучатый племянник Слизерина, — усмехнулся Гарри.

— Ага! — решил развить тему Рон. — В таком случае приверженность Снегга тёмным искусствам вполне объяснима. Ведь тогда выходит, что он в родстве с Лордом В-в-вы понимаете, о ком я!

— Не смешно! — пресекла их трёп Гермиона. — Мне лично было стыдно обманывать наивного Флитвика!

— Знаешь, Герми, и ложь бывает святою, как правда! — заржал Рон.

— Оказывается, малыш–Флитвик расстраивается из-за своего роста — так же, как и Хагрид, — продолжала мучиться угрызениями совести Гермиона.

Так они болтали, пока не отошли на приличное расстояние от кабинета профессора заклинаний. Тут Гарри решил посвятить друзей в свои планы.

— У меня есть кое-какие намётки относительно того, как начать действовать… Я ещё раз хочу спросить: вы со мной?

Рон в знак согласия стукнул Гарри по плечу. Гермиона кивнула.

— Нам нужно выяснить, кто эти белоглазые волшебники, — заговорил Гарри.

— Почему ты решил, что это волшебники? Может, просто слепцы? — возразил Рон.

— Слепцы, которые любуются зимним пейзажем. При чём их там целая деревня, — не согласился Гарри. — Выяснить, кто они такие, поможет нам Слизнорт.

— Нет, только не это, — простонала Гермиона.

— И сделаем мы вот что, — проигнорировал Гарри возглас Гермионы.

Он предложил зайти в гости к Слизнорту. Принести какую-нибудь диковинку, угостить старика последними сплетнями и перевести стрелки на последние известия о Том-кого-все-и-так-знают. В качестве „диковинки“ Гермиона предложила натащить магловских сладостей: нугу, шербет, козинаки, халву и т.п. (всем известно, какой Слизнорт сладкоежка!). Для „сплетен“ как нельзя лучше подходит предательство гоблинов. Ну, и здесь появится возможность поговорить о возможных союзниках Волан-де-Морта. Там, глядишь, разговор и перекинется на тех, кого показала волшебная тарелочка. Сказать, что Гораций Слизнорт рад был их увидеть — значит, не сказать ничего. И если год назад его едва удалось уговорить приехать в Хогвартс, то сейчас он не мыслил себя вне той гущи событий, которыми всегда кишела школа. Если „диковинки“, принесённые ребятами, и и выглядели довольно блекло в сравнении с яствами, выставленные самим Горацием, то профессор был достаточно воспитан, чтобы не высказать этого вслух. В любом случае, Слизнорт был тронут вниманием своих воспитанников. Тема „сплетен“ казалась неисчерпаемой… Когда же Гермиона робко заикнулась о тех волшебниках, которые могли бы примкнуть к армии Волан-де-Морта, к их большому удивлению, Слизнорт сам рассказал ребятам (не преминув упомянуть, что это ба-а-льшая тайна!) о переговорах с русскими чародеями, которых именуют в народе „чутью белоглазой“.

— Почему их так называют? — простодушно спросил Рон.

— Видишь ли, Рейнальдо (Гермиона захихикала)… из-за их глаз. Они у них действительно белые. Сами волшебники небольшого роста — примерно с нашего профессора заклинаний. Живут в тайге. Где находится их поселение, никто не знает.

— Что такое „тайга“? — спросил Гарри.

— Это дремучий лес за Уральскими горами… Самое поразительное, что ВСЕ они провидцы. „Чуть“, в переводе с русского, означает „чутьё“. Очень они маглов не любят. И презирают всех тех, кто вступает с ними в контакт. „Чуть“ очень сильна в магии. Им не требуется даже волшебная палочка для осуществления заклятий. Сила их мысли убийственна. Видят они, по слухам, человека насквозь. А слышат за многие мили. Живут обособленно от местного волшебного сообщества. Но, что касается русского сообщества как такового… Руфус Скримджер, кстати, готовит визит в Россию… Вы что-нибудь об этом слышали?

— Нет, — смущённо ответили они.

— Ну, конечно! Это — тс-с! — ещё одна тайна! — и Гораций раздулся от важности.

Вскоре они стали прощаться. Слизнорт проводил ребят до входа в Гриффиндорскую башню и пошёл обратно.

— Ещё одно небольшое дельце — и можем отправляться в дорогу! — заговорчески подмигнул друзьям Гарри.

— Что за „дельце“? „В дорогу“ — куда? — вразнобой закричали Рон и Гермиона.

— Должен же я узнать, что поделывают Малфой со своим любимым учителем или нет, как по-вашему?

— Если ты о Визжащей Хижине, то я против этой затеи, — сразу отрезала Гермиона.

— Рон, собирайся! Идём вдвоём — без Гермионы.

— Нет! Никуда я Рона с тобой не отпущу!.. То есть без меня он с тобой не пойдёт, — поправилась она.

— Ревнуешь? — подколол её Гарри.

— Ещё чего! — вспыхнула она.

В итоге они зашагали к Гремучей иве втроём.

Как сторукий неприступный великан, возвышалась ива перед входом на территорию школы. Но они знали её секрет. И то ли руки у них стали длиннее, то ли ребята просто знали, куда ткнуть веткой, чтобы дерево замерло, но попали они в лаз, ведущий в „дом без окон — без дверей“, достаточно легко.

— Здесь всё так же, — с благоговением прошептал Рон.

— Всё — да не всё, — Гарри указал на стол, где по-прежнему стояла тарелочка с золотым яблочком.

Он дотронулся до яблока, и оно заговорило:

Я не яблоко простое — Сочное да наливное — Моё предназначение иное: Вам действие любое Покажет яблоко златое! Лишь прикоснись ко мне, — Тогда В любое место по желанью Отправлюсь я, отправлюсь я…

— Покажи нам, пожалуйста, чем сейчас занят мистер Драко Малфой, — попросил Гарри.

Яблочко закружилось волчком и остановилось. Из самого центра тарелки возникла картинка, которая постепенно заполнила всё её дно: на фоне ослепительно голубого неба стоял монумент исполинской женщины с факелом. У подножия — крохотный, размером с муравья, человечек. Если присмотреться, можно вполне узнать (по спесивому выражению остренького личика) Малфоя — младшего. По мере того, как вся их троица вдоволь насмотрелась на своего сокурсника, изображение стало меркнуть.

— Удрал, — констатировал Рон.

— Ага, — подтвердила Гермиона. — В Штаты.

— Что ж, думается мне, Снегг проводит время куда как веселее, — вымолвил Гарри.

После незамысловатой песенки, которую вновь для них исполнило яблоко, он дал задание найти Северуса Снегга. И вот что узрел: Снегг сидел в комнате, сплошь заставленной колбами, пробирками и ретортами. Он опускал голубоватые нити своих воспоминаний в специально приготовленный сосуд. Затем, слегка перемешав, заглядывал в него… Гарри, Рон и Гермиона наклонились, чтобы увидеть то, что видел Снегг. Но ничего (если не считать, что они стукнулись лбами) не произошло. Изображение растаяло.

— Что бы это значило? — Гермиона была озадачена.

— Всё мысли свои прячет. Ничего удивительного, что на окклюменции я ничего не мог… за исключением пары моментов… Как прочесть то, чего нет? — пытаясь отодрать тарелку от стола, яростно шипел Гарри.

— Только зачем ему прятать свои мысли СЕЙЧАС? Как ты думаешь, а, Гарри? От кого? — Гермиона побарабанила пальцами по столу.

— Больше мне делать нечего, как думать от кого наш „уважаемый профессор“ прячет на сей раз свои мысли! — огрызнулся Гарри. — Это меня волнует меньше всего! Гораздо интереснее было бы узнать, где его секретная лаборатория!

— Так ничего не выйдет, — Гермиона отстранила его от изуверских попыток завладеть тарелкой с яблоком. — Дай я. „Экскуро!“ — Гермиона направила палочку на тарелку.

„Эванеско!“ — безрезультатно.

— Нет, — заключила она. — Тут, видно, наложены те же чары, что и на портрет матери Сириуса Блэка. В любом случае, вытащить отсюда эту тарелку можно только со столом.

— Ладно. Обойдёмся и без неё, — пришлось согласиться Гарри.

Глава 3. Эликсир любви.

— Северус, сегодня, когда Вы сортировали воспоминания, надеюсь, Вы всё истолковали, как надо? — голос раздавался как эхо в пустом кинотеатре.

Вопреки законам физики сначала возник звук, и только потом появилось доброе лицо очень пожилого человека с озорными молодыми глазами за очками-половинками.

— Я очень рад, что наши вкусы в отношении женщин совпадают. Ну, это так, к слову пришлось… Надеюсь, Вы всё помните, что говорила Юлия? Вам надлежит серьёзная работа. И чем скорее Вы к ней приступите, тем лучше…»

Вдруг появилась серая рябь — совсем как на стареньком телевизоре, который был у него в детстве. И голос, и изображение пропали. Северус проснулся. «Следовательно, ТАК Дамблдор будет выходить со мной на связь… Умно!» Было такое чувство, что в комнате он не один. Только он об этом подумал, как фигура в плаще с капюшоном отделилась от стены и пошла на него. Северус выхватил палочку и озарил весь этаж. Фигура замерла и одним движением сбросила плащ. Под ним скрывалась Нарцисса Малфой… абсолютно голая.

— Нарцисса? — удивился он. — Что ты тут делаешь? И чем объяснить твоё скудное одеяние? Неужели твоё материальное положение столь плачевно?

— Я пришла отблагодарить тебя, Северус… за Драко… по-женски, — она шагнула к нему.

Северус был вынужден встать и накинуть на неё плащ.

— Довольно безрассудный поступок, Цисси, — являться в таком виде в дом холостого мужчины. Да ещё посреди ночи. Тебе не приходило в голову, что я могу быть не один?

Северус смотрел на неё с возрастающей неприязнью. Что-то ей надо было от него… Что? Пока неясно.

— Оденься. Не явилась же ты сюда в костюме Евы. Я буду ждать тебя внизу.

Он завязал кушак халата и спустился в гостиную. Через пять минут появилась миссис Малфой. Щёки её пылали.

— Значит, у нашего затворника появилась пассия? — довольно развязно заявила Нарцисса. — С каких это пор тебя интересуют женщины?

— А ты, конечно, полагала, что меня могут интересовать мальчики… вроде твоего сына? — в тон ей ответил Северус.

Она подскочила к нему с явным намереньем расцарапать лицо. Но Северус вовремя уклонился.

— Успокойся. Я пошутил. Мне, разумеется, лестен внезапно вспыхнувший интерес к моей скромной персоне. И всё же: чем он вызван?

Он налил ей вина и знаком предложил сесть, внимательно наблюдая за действием напитка (секунду назад он влил туда оставшийся в перстне «Будь самим собой»). В прошлый раз отследить действие зелья не представилось возможным — Юлия сразу уложила его спать. Что же будет сейчас?

Нарцисса вдруг расслабилась и, облокотясь о спинку дивана, внезапно расхохоталась.

— Знаешь, не представляю женщину, которая могла бы с тобой поладить!

— Отчего же? — ему стало вдруг любопытно.

— Оттого, что ты холоден, как лёд! — выпалила она.

— А Люциус, стало быть, горяч, как печка? — не удержался Северус.

— Ах, не о нём речь! — она махнула рукой.

— Ну да. Речь сегодня обо мне. С чего бы это?

— Беллатрисса попросила, — беспечно выболтала Нарцисса. — Она хотела узнать, как ты тут… справляешься.

— «Справляешься» с чем?

— Да Петтигрю тут что-то болтал, будто ты вышвырнул его, а сам привёл какую-то девку.

— И что? Кого интересует моя личная жизнь?

— Всех. Ты ни с кем не делишься. О тебе ровным счётом никто ничего не знает. Ты тёмная лошадка. Человек, у которого нет недостатков, внушает тревогу.

— Почему?

— Потому что так не бывает.

— Значит, в этом и была цель твоей экспедиции: выяснить с кем и чем я занимаюсь? И попросила тебя об этом исключительно Беллатрисса?

— Да. Примерно так.

— Что же ты ей ответишь?

— Отвечу, что, во-первых, ненавижу её; во-вторых, ненавижу эту жизнь; в-третьих, ненавижу всех, кто привёл меня и моего сына к такой жизни.

— Ты забыла упомянуть Люциуса.

— Да, — печально согласилась она. — Это он во всём виноват.

— А мне уж показалось, ты винишь кого-то другого… ХОЗЯИНА, например.

— Его-то? В первую очередь! Ему-которому-важно-сохранить-только-собственную-шкуру! Вопрос ЗАЧЕМ? У него нет ни единой родной души, ни человечка, который был бы искренно к нему привязан и тянул бы к нему свои ручонки, говоря «мама, мама!»… (миссис Малфой явно заговаривалась) Ха-ха-ха! Представляю его детёнышей! — она пьяно хрюкнула. — У-у-у! Отвратительная рожа!

Затем Нарцисса свернулась клубочком на его диване, рассчитывая вздремнуть. «Бедняжка, видать, приложилась к бутылочке ещё до визита ко мне… Надо же было ей чем-то сдобрить этот отчаянный шаг, — ему было её жаль. — Интересно, много ли Пожирателей смерти думают то же, что и она? Северус задержался взглядом на её белокурых длинных волосах…- Что бы было, если…»

Но он тотчас прогнал эту мысль и пошёл наверх. Досыпать.

Казалось, только он сомкнул глаза, как в дверь постучали. Однако уже забрезжил рассвет. Значит, ночь на исходе. В спальню зашла Нарцисса.

— Цисси, к чему столь тщетная предосторожность?! — Северус приподнялся на локте и выдумывал: что бы ещё ляпнуть, чтобы её разозлить. — Мы же с тобой без пяти минут любовники… И вдруг эти церемонии со стуком… Вчера ты была смелее.

Он едва успел спрятаться под одеялом, чтобы защитить себя от её острых коготков, и беззвучно рассмеялся.

— Ну же, будь со мной поласковей. Может, тогда я и забуду, что ты тут вчера болтала, — он высунулся, чтобы излить очередную порцию яда в её адрес.

Лицо Нарциссы окаменело.

— Что я болтала? О чём это ты?

— Нет, красавица. Боюсь, я не в силах повторить то, что говорила ты. Я ещё в своём уме. Но память у меня отменная. Не сомневайся.

— Ты не сделаешь этого! — закричала она.

— Почему нет? Что ТЫ можешь предложить МНЕ?

— Я предлагала тебе… Ты отказался…

— ЛЮБОВЬ? — Северус сложил губы в издевательской усмешке. — Меня это не интересует. Во всяком случае, с тобой.

— Чего же ещё? Деньги?

— Я не жаден… Знаешь, Цис — си… А предложи-ка ты мне свою дружбу.

— Ты смеёшься?

— Отнюдь. Будешь приходить сюда раз в неделю… или два… как возникнет у меня надобность в тебе… и дружить со мной.

— Ты маньяк! Чудовище! Я убью тебя, если ты сейчас же не заткнёшься!

Нарцисса попыталась выхватить свою волшебную палочку, но Северус оказался проворнее: он успел отобрать у неё палочку и бросить в угол.

— А теперь выслушай меня спокойно, — уже другим тоном обратился он к своей непрошенной гостье. — Ты говорила опасные вещи. Я тебя не выдам. Но ты выдашь себя сама… если будешь напиваться и посещать дурные компании — что в твоём положении естественно.

Не зная, как закончить (потому что Нарцисса стояла, будто кол проглотив), он решил привести её в чувство обычными колкостями.

— Не желаешь принять со мной ванну, дорогая? Если получать информацию за определённого рода услуги для тебя такое уж пустяшное дело…

Дверь с треском захлопнулась с той стороны. А он удовлетворённо почесал себе шею. В смежном со спальней помещении Северус оборудовал лаборатория. Здесь он занимался научно-исследовательской деятельностью, которая поддерживала его долгие годы. Пожалуй, ВСЮ жизнь. Он сидел сейчас перед большим сосудом (тем самым, который видел Гарри в тарелочке с голубой каёмочкой) и думал над словами Дамблдора. «Что могла говорить Юлия, имеющее значение столь стратегическое?» Он прикрыл глаза. Но непрошенные картины — фрагменты его жизни — то и дело вставали перед ним, внося разброд в его мысли. Северус помнил себя довольно отчётливо лет с трёх. День за днём текла его жизнь в комнате, которая была тупиком коридора, отгороженного стенкой, не доходящей до потолка. Именно это обстоятельство служило причиной того, что он всегда был в курсе бесконечных споров между родителями. Ссоры, как правило, затевал отец. Начинались они из-за того, что мать не содержала в чистоте дом, а её стряпня отвратительна. Неизменным доводом матери в своё оправдание являлось то, что если бы отец, с присущим ему ʺослиным упрямствомʺ, не запрещал ей пользоваться волшебной палочкой, всё было бы как надо. А её, мол, не готовили в прислуги. Будучи ребёнком, Северус не мог принять ни одну из сторон. Ему было непонятно: почему отец не разрешает пользоваться волшебной палочкой, если та может разрешить все их проблемы,? А ещё его мучил вопрос: может ли палочка так же легко устранить каждодневные скандалы родителей, как справиться с бытовыми трудностями? Но выяснить это у матери не получалось. Каждый раз, когда он подступал к ней с этим вопросом, она отмахивалась от него, как от назойливой мухи. Отца же он боялся. Да тот, казалось, если и вспоминал о существовании сына, то лишь за тем, чтобы влепить ему затрещину или оплеуху. Отношения с товарищами тоже как-то не заладились. Однажды (когда он с упоением рассказывал мальчишкам с их улицы, какие чудеса может творить волшебная палочка — а те от удивления даже рты пораскрывали) как из-под земли вырос Тобиас Снегг и силой данного подзатыльника заставил сына замолчать. А потом выдал следующий спитч:

— И вы ему верите? Дурачьё! Он такой же полоумный, как и его мамаша!

После чего уцепил Северуса за ухо и протащил его, сгорающего от унижения, в дом. Там он преподал малолетнему сынишке такой урок, что больше внушений о тайне волшебной палочки делать не потребовалось. Не лучше дела обстояли и в школе. Из-за какого-то внутреннего противостояния своим невзгодам, на все проявления учителями добрых чувств к его персоне, он отвечал дерзостями и неповиновением. Не последнее место в формировании негативных эмоций по отношению к нему сыграл его внешний вид. Видимо, ещё в раннем детстве, когда какие-то зачатки элементарной заботы к нему всё-таки проявляла Эйлин Принц (девическое имя его матери), она поселила в нем стойкую ненависть к гигиене тела. Ванна, наполненная водой, неизменно напоминала ему резервуар с нечистотами. Вонь от воды стояла неимоверная. Мать говорила, что это от укрепляющих настоев, которые она туда добавляла. А температура воды была такова, что в ней запросто можно было варить раков. Каждый раз Северус так орал, вцепившись матери в волосы перед водными процедурами, что в конце концов Эйлин решила этот вопрос очень просто: не хочешь мыться — не надо. Таким он и рос: грязным, неухоженным, нелюбимым. Когда Северус появлялся на улице, знакомые ребята свистели и улюлюкали ему вслед. Он навсегда замкнулся в своём тупике коридора. Перед сном, чтобы не слышать родительской ругани, Северус натягивал себе на голову никогда не видавшее пододеяльника одеяло и фантазировал. В своих фантазиях он видел себя сильным, плечистым, с сияющей улыбкой. Все ищут дружбы с ним, преклоняются перед его умом… Хотя можно что-нибудь и попроще: вот его отец и мать идут по улице рука об руку; они нарядно одеты и мирно беседуют между собой; а он едет впереди на новеньком велосипеде, родители одобрительно провожают его взглядом… Но грёзы, как известно, расходятся с явью. В школе произошёл инцидент, виной которому стал СеверусСнегг. Выйдя из кабинета математики, он обнаружил, что оказался в кольце одноклассников, которые явно что-то замышляли. Вдруг, совершенно неожиданно для него, они попадали на пол и стали корчиться, держась за животы. К вечеру у всех его недругов разыгрался жутчайший понос. Его родителей вызвали в школу. Северуса обвиняли, будто он что-то подсыпал в школьные завтраки — ибо других причин не существовало для объяснения столь внезапного кишечного расстройства. Может быть, историю и удалось бы замять. Но в школу явилась его матушка, гневно потрясая волшебной палочкой. И пригрозила всех «маглов», терзающих её сына, превратить в летучих мышей. Она не преминула заметить, что её фамилия ПРИНЦ… и всё в таком духе… Нельзя сказать, чтобы её угрозы кто-то воспринял всерьёз, но слава городской сумасшедшей прочно закрепилась за ней. Северуса отлучили от занятий. И даже Снегг–старший пострадал: не стало больше желающих в местном пабе слушать россказни Тобиаса о его скверной жене. Вся семья Снеггов заняла нишу изгоев. Жизнь дома стала вовсе нестерпимой. Отец бросил работу и скандалы, плавно переходящие в драки, занимали всё его время — с утра до поздней ночи. Северус залезал на чердак и мечтал о сказочном избавлении от этого кошмара. Оно (избавление) являлось к нему то фантастической птицей, которая уносила его на своих крыльях в прекрасную страну, где царят любовь и взаимопонимание. То оно походило на добрую фею, которая сажала его к себе на колени и шептала слова утешения. А он, мучимый какой-то восторженной жертвенностью, готов был отдать свою никчёмную жизнь, чтобы всё так и было. Как ни странно, мечты его начали сбываться. Сначала его семья переехала. Отец смог найти себе работу в каком-то захолустье, куда ещё не дошли злые вести о его придурковатой жене. На новом месте Северус вновь пошёл в школу. Как-никак, ему нужен был аттестат об окончании начальной школы для перехода на следующую ступень образования. Он извлёк горький опыт на предыдущем месте жительства: больше не болтал о чудодейственных свойствах волшебной палочки и старался не конфликтовать с соучениками и преподавателями. Более того: ему понравилась одна девочка. Хрупкая, как эльф, и весёлая, как мультяшный домовёнок. Она жила через дом от него. Северус часто пробирался к ним на участок и смотрел сквозь кусты, как она играет с сестрой. Заводилой — хоть и была младшей — всегда выступала Лили (так её звали). Во дворе соседского дома был водоём — мама девчушек частенько полоскала там бельё. Как-то раз Лили предложила сестре искупаться. Сестра заартачилась. Лили, желая взбодрить сестрёнку личным примером, бесстрашно полезла в воду. Но что-то пошло не так. Северус понял это, когда сестрица Лили заметалась по берегу, не решаясь тем не менее войти в холодную майскую воду. Время на размышления не было. Он выпрыгнул из-за кустов и, скидывая на ходу башмаки, бросился в пруд. Водоём оказался мелким, как лужа. Но для Северуса купание само по себе уже подвиг. А тут ему (кстати, не умеющему плавать) предстояло вытащить тонущую Лили. По счастию, она всего лишь зацепилась подолом сорочки за торчащую со дна корягу. Следовало отцепить купальный наряд его «принцессы», и та была спасена. Удивляясь, что всё обошлось «малой кровью», Северус чувствовал себя героем. Не говоря уже о Лили и её сестричке. Сестру, как выяснилось, звали Петунья, Петти. Ребята договорились, что сохранят в тайне от взрослых произошедшее. Они стали неразлучны. Считалось, что они дружат втроём. Но на самом деле Северус признавал своей подругой только Лили. Петти не нравилась ему своей трусостью и вечно плохим настроением. Но ради Лили он готов был терпеть Петунью… и ещё сотню таких, как она. В один прекрасный день (и это не расхожая фраза; день был, действительно, прекрасным!) его мать — более торжественная, чем всегда — вручила ему письмо. Он до сих пор помнит его содержание:

Дорогой мистер Северус Снегг!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в школе чародейства и волшебства Хогвартс. Будем рады принять Вас 1-го сентября нынешнего учебного года.

Пожалуйста, ознакомьтесь с приложением к данному письму списком необходимых книг и предметов…

Кажется, мать говорила Северусу, что как только ему исполнится одиннадцать, он будет учиться в школе для волшебников. Но, признаться, Северус не слишком доверял тому, что говорит Эйлин. Видимо, в их семье всё-таки превалировало мнение отца: раз Тобиас Снегг сказал, что его жена дурочка — значит, так оно и есть. Северус устыдился, что не принимал на веру слова матери… и понёсся к Лили, не думая, что это письмо может стать вестником разлуки. Но и тут его ждал приятный сюрприз: Лили держала в руках свиток, весьма похожий на тот, что был у него.

— Ты никогда не говорил мне, что твоя мать — волшебница, — упрекнула его Лили.

— Отец запрещал мне рассказывать об этом, — признался Северус. — Но, по правде говоря, я и сам не верил…

— Неужели в твоей жизни не случалось ничего волшебного? — попеняла ему Лили.

— Случалось. Один раз. Но вряд ли это относится к магии: я встретил тебя, — очень серьёзно ответил Северус.

— Да ну тебя! Я не шучу! — засмеялась Лили.

— Так ведь и я не шучу…

Но, чтобы не смущать Лили своими признаниями, рассказал ей историю со свирепым поносом, уложившим его врагов в постель. Вопреки ожиданиям, его история Лили не понравилась.

— Всё это могло плохо кончиться, — сказала она. — У меня, правда, нет таких ярких примеров, но кое-что всё-таки есть. Например, если сосредоточиться, я могу увидеть со своего места в классе, что пишет наша отличница Джессика Линч у себя в тетради (а она сидит далеко от меня — на первой парте!). Или, скажем, на физкультуре ты никогда не замечал, что прыжки в высоту даются мне чрезвычайно легко? Это потому, что я умею летать… немножко. Вот, смотри. Она взмахнула руками и … оказалась на нижнем суку яблони!

— Чем это вы тут занимаетесь? — недовольно поджала губы только что появившаяся Петунья. — Не иначе, как Лили хвастается своими волшебными умениями… Скоро тебя, сестрица, заберут в школу, где собирают таких же… И неизвестно, дождётся ли тебя твой верный рыцарь.

— А вот и не угадала, — показала сестре язык шалунья Лили. — Северус отправляется вместе со мной!

— В качестве пажа? Будет носить за тобой груды пергамента? — решила поиздеваться Петунья.

— Он получил точно такое же письмо! — торжествующе провозгласила Лили. — Мы будем учиться вместе!

Петти побледнела.

— Как? Выходит, и у него есть волшебный дар? И только я… — невольно сорвалось у неё с языка.

— Да, — безжалостно подтвердила Лили. — Выходит, так!

Вообще-то Лили была доброй девочкой. Но иногда желание подразнить сестру толкало её на необдуманные слова или поступки. Так было и тогда. Знала ли Лили, что зависть, порой, рождает ненависть? Если и знала, то вряд ли об этом задумывалась. В отличие от сестры, которой каждый раз приходилось добывать похвалу потом и кровью, Лили и так была всеобщей любимицей. Её неиссякаемое обаяние и послужило причиной трагедии, разыгравшейся спустя много лет. А пока Северус наслаждался её остроумием и жизнерадостностью. Жизнь, казалось ему, потекла по иному руслу. Наконец-то и ему улыбнулась Удача. Но вскоре Северус понял, что и в Школе чародейства и волшебства его место будет где-то на задворках. Его замусоленность вкупе с высокомерием (которое, конечно, было лишь формой самозащиты) вызывали неприязнь и насмешки. Кроме того, у него не было сановитых родственников в волшебном мире. Он вообще плохо знал свою родословную. То, что его отец из маглов, было понятно. А вот то, что касается матери… кем были её родители? Эйлин, в силу своей «занятости», никогда о них не упоминала. Одна радость — звучная фамилия предков. Принц — это вам не какой-нибудь Долгопупс (хотя колдовские корни последних терялись где-то во глубине веков)! Ну, и конечно, другая его радость — Лили Эванс. Каждый раз, когда её глаза цвета нежной зелени останавливались на нём, Северус был готов резвиться, как молодой щенок. Лили сочувствовала ему во всём. Старалась утешить, когда он, занимаясь самоедством, говорил, что смешон и неуклюж в своей видавшей виды мантии и полурасклеившихся ботинках в сравнении с хогвартскими фатами (не замечая, что уподобляется её сестре Петунье, которую сам же и осуждал). Может, именно своим обожанием и перепадами настроения он и привязал к себе Лили — ведь она скучала по дому, где её боготворили, и по ворчунье Петти… Кто знает? Но факт оставался фактом: с каждым днём они становились всё ближе. Так или иначе, Северус был счастлив. Учиться ему было интересно. И учителя хвалили. Так продолжалось до тех пор, пока его не угораздило попасть в больничное крыло с множественными переломами, ушибами и вывихами. После того, как он пытался поставить скоростной рекорд на старенькой школьной метле. Северус какое-то время находился без сознания. Когда же пришёл в себя, у его постели толпились звёзды гриффиндорского факультета: Римус Люпин, Сириус Блэк, Джеймс Поттер… Он глазам своим не поверил: неужели они пришли его навестить? Но вскоре стало ясно: его и вправду здорово шибануло, если он мог такое себе вообразить.

— Что, втюрился в красотку Эванс? — издевательски хохотнул Поттер. — Знай, приятель, ты опоздал: место занято!

Северус задохнулся от догадки: пока он тут валялся, слабый и беспомощный, эта троица каким-то образом смогла проникнуть в его самые сокровенные мысли. Северуса бросило в жар. А потом он, как мухомор, пошёл белыми пятнами.

— Лили!.. Лили!.. — застонал вдруг его сосед по больничной койке Питер Петтигрю (очень похоже при этом изобразив голос Снегга).

Скрипнув зубами, Северус попытался выхватить из-под подушки волшебную палочку. Тут же на него навалились дружки Поттера Блэк и Люпин. А Петтигрю предусмотрительно спрятался под одеялом.

— Что тут за шум? — строго спросила вошедшая миссис Помфри.

Она тут же прекратила стихийно вспыхнувшую драку и удалила посмеивающихся посетителей. После чего Северус впервые задумался: такая ли уж хорошая штука жизнь? Как посмел этот Поттеришка, которому и так всё дозволено, посягнуть на ЕГО сокровище — Лили? Какое он имел на это право — заносчивый, не знающий жизни, поросёнок? Что он там говорил: «место занято»?.. Это значит, что Поттер тоже симпатичен Лили… так, что ли? Северусу хотелось умереть. И тогда конец всем его несчастьям. Но нет! Он не доставит такого удовольствия Поттеру и его гнусной компании! Он постигнет всю мощь тёмных искусств и превратит их в жаб, в пауков, в склизких тварей! И никто отныне не сможет добраться до его сознания! Ни-ког-да! Это решение и стало отправной точкой для построения всей его дальнейшей жизнедеятельности. Не было в Хогвартсе ни одного студента, который бы с таким усердием конспектировал лекции, столько часов проводил в библиотеке и тратил на самоподготовку в свободных от занятий классах. Сочинение новых заклятий и зелий стало его хобби (и нет нужды добавлять, что эксперименты по апробации их он проводил на себе). За всем этим почти безболезненно он пережил весть о смерти отца и матери. Что там произошло, Северус мог только догадываться. Дело в том, что за последние годы его родители крепко пристрастились к выпивке. Он заметил это во время кратких визитов в отчий дом. Тобиас Снегг уже не был так против, когда их завтрак, обед и ужин, состоявший из N-ного количества бутылок с «огненной водой», доставляла волшебная палочка матери. Видимо, в одно из таких застолий вспыхнула свара, повлекшая за собой совершенно фантастический пожар, в результате которого сгорели все близлежащие дома за считанные минуты. Тут же весь город вспомнил, как Эйлин Снегг похвалялась своей волшебной сущностью (на новом месте она также продолжала просветительскую деятельность относительно кто она такая на самом деле; правда, уважения на этом не заработала) — должно же быть у обывателя какое-то объяснение случившемуся, пусть даже и противоречащее здравому смыслу! Так или иначе, но домашнего очага он лишился. К этому времени семья Эванс переехала. И тот факт, что дом, в котором жила неблагополучная семья Снеггов, сгорел дотла, взволновал Лили не слишком. Взаимоотношения у них на последнем курсе стали более чем прохладными. Виной этому был, конечно, Поттер. Сколько бы не внушал Северус Лили, что она нужна Джеймсу Поттеру как трофей — как кубок за победу в квиддиче — все его доводы она пропускала мимо ушей. Если её послушать, то причиной разлада их с Северусом отношений был не мистер Поттер, а сам Снегг и его немереная увлечённость чёрной магией. Северус апеллировал тем, что «знать — не значит применять на деле». Но Лили оставалась глухой к его оправданиям…. Да и почему он должен был оправдываться? В чём он виноват? В том, что занимается тем, что нравится? Родители Снегга погибли незадолго до его выпускных экзаменов. Северус уже достиг совершеннолетия и причин особо горевать, оплакивая мать и отца, у него не было… так он считал. Это было время, когда Северус увлёкся идеями Волан-де-Морта и хотел вступить в ряды Пожирателей смерти сразу по окончании Хогвартса. Он уже встречался с Великим Тёмным магом и его очаровали светские манеры Т.Лорда и внимание, с которым тот отнёсся к такому юнцу как он. Именно Темный Лорд рекомендовал ему дом в Паучьем тупике («Опять тупик!» — подумал тогда Северус), туманно намекнув, что прежние владельцы дома уже не вернутся. Скоро, правда, иллюзии насчёт светскости и учтивости Лорда растаяли — после первой же оргии, учинённой в разорённом жилище убитых маглов. У Северуса волосы шевелились от ужаса, когда на следующее утро он вспоминал, что вытворяли с несчастными убиенными Пожиратели. Кроме того, ему претила та разнузданность, которая царила на подобного рода мероприятиях. И хоть Волан-де-Морт сравнивал свои вечеринки с римскими оргиями, у Северуса сложилось впечатление, что он побывал в публичном доме, устроенном на скотобойне. Видимо, устроитель подобного рода «вечеринок» что-то подмешивал в напитки… или каким-то другим способом взывал к самым низменным человеческим инстинктам… но никакие доводы типа: «это самоочищение», «путь к настоящей свободе сознания» не могли заморочить настолько, чтобы Северус не осознавал, что совершил ужасную, непростительную ошибку в своей жизни. Стоит добавить, что сам Волан-де-Морт участия ни в массовых соитиях, ни в плясках на мертвецах не принимал. Он только наблюдал. И улыбался (если змея может улыбаться). Всем неженатым членам союза тёмных сил (если только они не были на особых заданиях) предписывалось обязательное посещение этих жутких увеселений. И Снегг — хотя сам не убивал и не мучил — был вынужден являться раз в неделю под наблюдение неусыпного ока своего Хозяина. Покинуть стан Пожирателей можно было только ногами вперёд (примеров тому было немало). Северус ломал голову: что нужно сделать, чтобы освободиться от еженедельных оргий? И такой случай представился. Он случайно подслушал разговор Дамблдора и Трелони в «Кабаньей голове». Прорицание Северус считал одной из самых никчёмных магических наук. Собственно, даже и не наукой, а так… Стоило только посмотреть на эту прорицательницу, как тут же становилось понятно: старая дева находится в плену своих неутолённых фантазий. Единственной целью Северуса, когда он докладывал Волан-де-Морту о состоявшемся на его глазах предсказании, было получить «вольную» от вышеупомянутых «суаре». Но Тёмный Лорд отнёсся к болтовне «больной на голову» Трелони чрезвычайно серьёзно. Более того, разгадать пророчество стало делом его жизни. Северуса Снегга внедрили в преподавательский состав Хогвартса. Правда, неведомо по каким причинам Дамблдор сразу понял, с чьей подачи явился новый преподаватель. А Северус не стал отрицать. Глядя во всепонимающие глаза директора, он всё рассказал. Так он превратился в двойного агента. А потом погибла Лили. Какие механизмы были приведены в действие, что Тёмный Лорд вызнал, кто будет его смертельным врагом, до сих пор остаётся за кадром… Знал ли Северус, когда передавал Лорду сведения, подслушанные в трактире, что они приведут к фатальным последствиям? — Разумеется, нет! Он вообще относился к прорицанию, как к шутке… Но всё, что касалось драгоценной жизни Волан-де-Морта, предметом шутки не являлось… Как поздно он это понял! Вина за содеянное легла на него неподъёмной плитой. Северус не мог заглушить боль ни силой заклятий, ни дозой выпитого алкоголя. Лорд Волан-де-Морт исчез, сгинул. «Но однажды он вернётся. И нужно быть во всеоружии», — говорил ему неоднократно Дамблдор. Минуло десять лет. В Хогвартсе появился Гарри Поттер — сын Джеймса и Лили. Живым укором смотрели на него с лица Гарри глаза Лили. Жаль, что во всём остальном мальчик больше походил на отца. Этот факт вызывал подчас у него неконтролируемое бешенство. Ужасно глупо, но Северус (даже после того, как Лили родила ребёнка) всё ещё мечтал о любви между ними. «Как знать, Поттер такой ветреник…», — думалось ему. Северус пытался оберегать Гарри (со свойственной ему неуклюжестью). Чем вызвал лишь презрение. И, разумеется, Поттер-младший даже не усомнился, что он, Северус Снегг, мог убить Дамблдора. «Ну, так убей меня, как убил ЕГО… трус!» — кричал ему мальчишка … Снегг подошёл к зеркалу. На него смотрел угрюмый худой мужчина с тёмными кругами под глазами. Непостижимо! Как мог Юлии понравиться подобный тип?! Может, Дамблдор как-то причастен к тому, что у неё временно помутился разум? Думать об этом было неприятно. Но всё же это больше походило на правду, чем, то, что такая удивительная женщина его полюбила.

— По-лю-би-ла, — повторил он вслух.

На ум пришли слова Дамблдора: «нужно быть во всеоружии». Оружие против Тёмного Лорда — сама любовь. Кажется, он нащупал почву.

— Любовь обладает огромной силой. Но не все это осознают, — говорила Юлия. — Просыпается огромный потенциал, человек работает на пределе умственной активности, спортсмены ставят небывалые рекорды. Думаю, по этой причине большинство творческих людей имели невероятное число романов — чтобы испытывать состояние влюблённости снова и снова… Это с одной с стороны.

— А с другой? — улыбнулся Северус (его забавляла её горячность).

— Не смейся! — обиделась Юля. — С другой стороны — мощный оберег. Между прочим, доказано: если бойца ждала дома любящая жена, он обязательно возвращался! Вот послушай. Стихотворение Константина Симонова (он, кстати, знал о войне не понаслышке, а сам был фронтовым корреспондентом) «Письмо с фронта»…

— У? Что за война? Между тёмными и светлыми?

— Война — всегда между «тёмными» и «светлыми», потому что одна сторона правая, другая — нет, — просветила его Юля. — Я имею в виду II–ую Мировую. Между прочим, в этой войне мы были союзниками. Уинстон Черчилль… тебе это имя о чём-нибудь говорит?..

— Вроде нет… А что, должно?

— Ладно, проехали, — Юлия махнула рукой.- Слушай стихотворение.

Жди меня, и я вернусь, Жди меня, и я вернусь,

Только очень жди. Всем смертям назло.

Жди, когда наводят грусть Кто не ждал меня, тот пусть

Жёлтые дожди, Скажет: «Повезло».

Жди, когда снега метут, Не понять, не ждавшим им,

Жди, когда жара, Как среди огня

Жди, когда других не ждут, Ожиданием своим

Позабыв вчера. Ты спасла меня.

Жди, когда у дальних мест Как я выжил, будем знать

Писем не придёт, Только мы с тобой, —

Жди, когда уж надоест Просто ты умела ждать,

Всем, кто вместе ждёт… Как никто другой.

— И что, ОН вернулся? — довольно равнодушно спросил Северус.

— Представь себе, да, — ледяным тоном ответила Юля.

— А меня никто не любит, — решился он тогда на провокационный ход.

— Может, ты просто не давал никому шанса? — Юлия насмешливо изогнула брови. — И потом, всё ты врёшь. Я тебя люблю.

Она произнесла это так просто, что было похоже больше на признание в сестринской любви, не более.

— Что ты вкладываешь в понятие «любовь»? — стараясь говорить естественно, поинтересовался Северус.

— Физиологи говорят, что любовь — это свойство кожи. В этом есть здравый смысл, хоть и звучит довольно вульгарно… Ты читал «Парфюмер» Зюскинда?

Он отрицательно покачал головой.

— Ты, по-моему, вообще серый, как осенняя туча, — заметила Юлька. — Так вот, основная идея романа в том, что главенствующим в мире чувств является запах. Смотря на человека, нам кажется, что мы восхищены его внешней красотой. На самом деле мы улавливаем флюиды его кожи и, если они совпадают с нашими, ставим «плюсик»… Понятно?

— Значит, по теории этого Зюскинда, ни ум, ни высокие моральные качества, ни даже внешность роли не играют?

— Ну да! Кстати, это теория не одного только Зюскинда. Например, группа исследователей проводила следующий опыт: бельё женщин разных физических возможностей давали…хм-хм… понюхать мужчинам — дабы они по запаху могли определить, какая из женщин самая красивая. Представляешь, мужчины были единодушны в выборе. Выходит, теория работает? Но, что до моего мнения, это касается только первобытных чувств. Я не имею в виду ВЕЛИКУЮ и ВЕЧНУЮ любовь… — Юлия притихла.

— По-твоему, она есть? — осторожно спросил Северус.

— Давай будем верить, что есть! — вновь воодушевилась Юлька. — Но для этого надо очень много составляющих: тут и ум, и внешность, и наличие чувства юмора понадобится. Ещё доброта, неспособность предать… Вот, пожалуй, и всё.

— Неужели? — скептически хмыкнул он. — Похоже, нелегко тебе будет влюбиться.

— Почему? — удивилась Юлия. — Разве ты способен предать?

— Наверно, нет, — поколебавшись, ответил Северус.

— Вот видишь! Остальное у тебя есть.

— Я ничего не пропустил? Как там в отношении пункта «внешность»?

— Успокойся. Женщины не так придирчивы. Нам не нужны ноги от ушей и бюст пятого номера…

— Которого у тебя, как раз, и нет…

— Ах, ты!..

Но всё остальное к делу уже не относилось.

Итак, составляющие: ум, внешность (дарованная тебе природой), доброта, чувство юмора, неспособность предать и запах. Эти ингредиенты и будут положены в Эликсир любви… для женской половины человечества. А что бы взял он? Пожалуй, то же. Но хотелось бы ещё добавить нежность, отсутствие сварливости, умение заботиться, быть хорошей матерью… Как-то это должно называться одним словом… ЖЕНСТВЕННОСТЬ! И если существует на свете воплощенная женственность — то это как раз и есть Юлия. Следовательно, если ЕЁ взять за эталон женщины, то можно приступать к изготовлению эликсира. Северус вспомнил, что в отделе тайн Министерства магии существует дверь. Она открывается тому, кто любит и любим. Там, по мнению Дамблдора, хранится оружие, с помощью которого будет повержен Лорд Волан-де-Морт. Что там? Этого он не знал.


На этот раз Дамблдор возник отчётливей и выглядел удовлетворённым. «Я знал, Северус, что Вы поймёте. Только Вам под силу составить и приготовить тот неповторимый эликсир, свойства и действие которого хорошо нам знакомы, но умение его приготовлять утрачено не одну сотню лет назад.

Юлия сошла с поезда под влиянием внезапного эмоционального порыва, безотчётного импульса… Но ничего случайного в нашей жизни не бывает, не так ли? Я лишь чуть-чуть скорректировал события, ускорив её желание соединиться с Вами…

А в отделе тайн сложены за ненадобностью те самые атрибуты, напитав которые эликсиром любви, разобьют Волан-де-Морта в пух и прах. Там и стрелы Амура, действующие мгновенно, и мины замедленного действия, несущие неразделённую любовь, взрывчатка — убийственные мысли о суициде в любовной горячке и много-много экзотических плодов, вкусив которые, смертоносной будет уже сама мысль, что ты не любим… Опасное оружие, согласитесь. Особенно, если ты не защищён…» Он сидел в темноте у камина и вспоминал детали сна. Внезапная вспышка пламени стряхнула его дремотное оцепенение. В огне возникло плоское лицо Волан-де-Морта. То, что Северус вскочил на ноги, было, скорее, продиктовано эффектом неожиданности, чем желанием почтить появившегося Хозяина. Но мания величия всегда была слабостью Тёмного Лорда, о которой Северус знал. Впрочем, он знал и другие его слабости: ужас, который тот испытывал при мысли о смерти и боли, боязнь, что тайна его происхождения станет достоянием гласности и предметом обсуждений, стремление окружать себя красивыми вещами и, как уже упоминалось, излишняя самоуверенность. Так что прыжок Северуса был истолкован Т.Лордом как раболепное приветствие.

— Добрый вечер, Северус. Оставьте церемонии и сядьте. У меня есть для Вас работа.

— Я сделаю всё, что Вы скажете, — склонил голову Снегг.

— Я знаю, — снисходительно кивнул тот. — Поэтому и поручаю Вам дело чрезвычайной важности. Мне стало известно, что наш уважаемый министр готовится к встрече с русскими волшебниками. Видимо, Скримжер, наконец, решил создать оппозицию и попытаться перетянуть на свою сторону тех, кто ещё не примкнул ко мне. Нужно узнать о результатах этих переговоров. Действовать Вы будете в обстановке полной секретности в одиночку. Ваша задача: узнать — и вернуться. Ничего более… Сведения, разумеется, должны быть достоверны.

— Да, сэр.

— Удачи Вам, — коротко попрощался Волан-де-Морт, и сноп зелёных искр возвестил о том, что аудиенция закончена.

Глава 4. Р.А.Б.

Следовало обдумать, что делать дальше. Пока же Гарри с друзьями остановились на площади Гриммо. За истекшую неделю они повидали почти всех знакомых им членов Ордена Феникса. Все были озабочены тем, что надлежало выбрать нового Хранителя Тайны Ордена. Однако процедура передачи его полномочий — по неустановленным причинам — каждый раз срывалась. Это могло быть либо в связи с тем, что Дамблдор наметил преемника сам (которому пока такое доверие не оказывалось). Либо в том случае, если бы сам был ещё жив — что, разумеется, исключалось. Пока решалась эта проблема, Гарри писал свой адрес на клочках пергамента новым посетителям, и они приходили как бы с визитом к нему, а не на заседание Совета. С одной стороны, это было даже на руку Гарри — так или иначе, но он сейчас осведомлён обо всём, что происходило в Ордене. Главным событием волшебного мира Британии являлся предстоящий визит Скримджера в Россию. Вокруг этого вопроса горели дебаты: кто поедет, когда, где будет проходить встреча. Фред и Джордж Уизли стали «фениксистами». Они, конечно, не делали из всего секрета… хоть и покуражились для начала. Встречу английского Министра магии с русскими назначили на следующую неделю. Происходить она будет на территории России, и русские волшебники настаивали, чтобы Скримджер прибыл один. Это внушало немалые опасения. Но поговаривали, что Министр готов выполнить все условия. Что ж, отваги ему, в таком случае, не занимать, так как толком никто ничего о русских волшебниках не знал. Все сведения зиждились на уровне слухов: судачили, например, что у русских особый подход к традициям колдовства. Ещё говорили, что никаких школ по обучению магии в России нет — существует жёсткий регламент: передача волшебных умений только из поколения в поколение, и никак иначе! Тем не менее, большинство из них к маглам относилось гораздо терпимее. Они считали, что каждый неволшебник, проявивший себя как доблестный воин, или наделённый какими-либо другими высоко моральными качествами, может быть посвящён в дела волшебного сообщества. Превыше всего русские колдуны ценили чистоту помыслов и патриотические чувства. Гермиона достала книгу «Другие: что мы о них знаем». В ней рассказывалось о волшебниках со всего света. И если всё, что там было, не являлось досужим вымыслом, то злобная нечисть Британии выглядела на их фоне просто милашками. В России были колдуны и ведьмы, жившие со своими отпрысками совместно с простецами. Ходили на простецкую работу и не демонстрировали свои волшебные умения всем и каждому. Но никогда и не отказывали в помощи. Были у них и волшебники высшего порядка. Те жили обособленно — главным образом, в лесах, — и с людьми встречались неохотно. Относились к своим посетителям избирательно. Видимо, тут срабатывали их критерии о наличии «чистоты помыслов» и «патриотизма». Небезынтересен факт, что волшебные палочки они презирали. Вся их сила заключалась в руках и во взгляде. Также любопытно было узнать, что на Руси есть целая плеяда волшебников, управляющих силами природы. А что уж и вовсе казалось невероятным, на помощь им частенько приходили животные и даже… предметы, которые (если верить гермионовой книге) вещали человеческими голосами и были чуть ли не мудрее самих волшебников. Далее шли картинки: трёхглавый Змей Горыныч напоминал дракона; Баба Яга — не слишком опрятную ведьму; Леший, Кикимора и Водяной были сродни британским покровителям леса, болот и водоёмов; Домовики были грузными низкорослыми старичками, а вот на портрете Кощея Бессмертного стоило задержаться. Он представлял собой коронованный скелет, чем-то напоминающий Волан-де-Морта! Ребята просмотрели ещё иллюстрации волшебного Полоза — гигантской змеи, которая появлялась там, где сокрыты клады; Кота Баюна, убаюкивающего своим пением; Чуда-Юда-Рыба-Кит, который заглатывал любопытных мореплавателей; Серебряного Копытца, способного чеканить монеты из драгметалла… И практически всех зверей, которые если и отличались от простой живности, то только своей величиной: Михаила Потапыча (попросту медведя), Серого Волка (размером с оленя), Мудрого Ворона в роговых очках, Рыжей плутовки Лисы. Особняком стояли три богатыря — их имена могла усвоить только Гермиона: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович. Богатыри отличались могучим телосложением, были облачены в кольчуги и кованые шлемы и восседали на красавцах-конях. Приковывала к себе внимание прекрасная волшебница в национальном русском костюме — Василиса Премудрая. Рядом — безобразный Соловей–разбойник (грязное чудище с выступающими передними зубами). Далее шли двенадцать Месяцев — мужчины разных возрастов, и у каждого затейливый посох. Красно Солнышко также было наряжено девицей в сарафане, а от её лица шло нестерпимое сияние. Месяц Месяцович — юноша в серебристом кафтане. Ветер Буян — косматый белоголовый старик. Потом шёл перечень волшебных предметов: разного рода перстни, выполняющие то или иное предназначение (с бриллиантом — для распознавания ядов; с рубином — для пущей отваги; с нефритом — добавляющий мудрости и т.д.); шапки-невидимки — на каждого члена волшебного клана; ковры-самолёты — только у верховных волшебников; скатерти-самобранки — в каждой волшебной семье…

— Смотри, Гарри, — показала Гермиона, — а вот и тарелочка с голубой каёмочкой… Так: артикул — не то… инвентаризационный номер — не то… количество — ОДНА. Как, интересно, она попала в Визжащую Хижину?

— Чего тут только нет, — вздохнул Гарри. — Нет лишь «чути белоглазой».

— Видишь, Гермиона, не всё можно узнать из книжек! — укорил подругу Рон.

— Придётся нам присоединиться к Скримджеру, — в задумчивости проговорил Гарри

— Хочешь завалить тщательно подготовленное мероприятие? — нахмурилась Гермиона.

— Я ж не говорю, что мы будем следовать с ним рука об руку. Мы придумаем что-нибудь другое, — неуверенно произнёс Гарри.

— Ага. Набросишь мантию-невидимку и потопаешь в Россию, — съязвила та. Потом — чисто по-гермионовски — прищурилась и сказала. — Это может подождать.

Рон посмотрел на Гарри. Его взгляд явно говорил: «Она что-то знает!» Но Гермиона не стала мучить мальчишек догадками. Было видно, что ей и самой не терпелось поделиться тем, что узнала.

— У меня есть сведения о Р.А.Б.! — выпалила она.

Выяснилось, что, рьяно наводя порядок в запущенном доме Блэков, Гермиона добралась и до чердака. Там она обнаружила ученические тетради Сириуса. Разумеется, Гермиона не преминула сравнить материал, который давали им, с тем, который изучали ученики Хогвартса 25 лет назад.

— И знаете, что я обнаружила? — с горящими глазами спросила Гермиона.

— Отку-уда?! — иронично протянул Рон.

— Защиту от тёмных искусств преподавал у них Ростислав Апполинарьевич Будогорский! — не обращая внимание на колкость, с торжеством закончила она. — Аббревиатура его фамилии, имени, отчества даёт сокращённое Р.А.Б.! Вчера, когда сюда заходили Тонкс и Люпин, мне удалось переговорить с Римусом. Он сказал, что Будогорский преподавал у них недолго. Что профессор по защите был буквально одержим идеей найти верное средство, чтобы, наконец, оградить мир от бесчинств Волан-де-Морта. В связи с труднопроизносимым именем ученики звали его Р.А.Б. Этот Р.А.Б. постоянно вёл изыскательскую работу и время от времени пропадал из Хогвартса. А как-то раз исчез навсегда… Но в день падения Тёмного Лорда Будогорский опять возник, произнёс что-то вроде: «Все, писающие сейчас в штаны от счастья, — ни дать ни взять придурки. И не понимают, что Волан-де-Морт бессмертен. А если вы хотите избавиться от него навсегда, нужно не вопить от радости, а пытаться уничтожить Волан-де-Морта навсегда». Однако все были настолько опьянены праздником, что не захотели прислушаться к его словам… ВСЕ — если не считать Дамблдора и Грозного Глаза. Но Дамблдор своими измышлениями, как правило, не делился. А Грюма и без того считали сумасшедшим. С тех пор Будогорского никто не видел.

Гарри сглотнул.

— Грозный Глаз сегодня придёт. Я с ним поговорю.

Забренчал входной колокольчик — кто-то пришёл. С тех пор, как Гарри откомандировал Кикимера в Хогвартс, в доме стало спокойней. Вступив в права наследования, Гарри наложил на эльфа епитимью отлучением от родного очага. Тот ожидал всего, чего угодно, но не столь сурового наказания. Кикимер валялся у него в ногах, рыдал — но Гарри был непреклонен. Находиться в одном доме с существом, повинном в смерти крёстного, было выше его сил. Занавес, загораживающий портрет миссис Блэк, заколдовали таким образом, чтобы он не позволял услыхать матери Сириуса ни слова из того, что происходило в доме. Изредка из-за него было слышно недовольное мычание, но не более того. Вошедшими были братья Рона — Фред и Джордж. Их магазинчик процветал — наверно, теперь люди нуждались в веселящих штучках как никогда. Весёлость же самих владельцев магазина уже не была столь искромётна, как в былые годы. То ли груз ответственности за семью (материальное положение многодетной семьи Уизли, по-прежнему, не ахти), то ли элементарное взросление поставило на близнецах печать уныния. Вполголоса они сообщили что нового на Косой аллее. Теперь там патрулировали мракоборцы. Они задержали на днях несколько пожирателей смерти, которые под покровом ночи прокрались в Лютный переулок. Говорят, что их схватили в лавке «Флориш и Блоттс». Что им там понадобилось, неизвестно.

— Что, лавка ещё работает? — удивился Рон.

— Да, — скривился Фред. — Никаких улик, что Горбин был в заговоре с пожирателями, найти не удалось.

— Ну да, — фыркнула Гермиона. — А доказательств, что Стэн Шанпайк — агент Волан-де-Морта у них полно.

— По-моему, — заговорил Джордж, — Министерство не лезет на рожон. Прикрывая глаза на некоторые выходки Сами-Знаете-Кого, они сохраняют и без того хлипкое спокойствие.

— Ага! — раздался звонкий голос Молли Уизли. — Вы здесь, голубчики!

Фред с Джорджем беспокойно заёрзали. «Мы не знали, что она здесь», — шепнул Джордж Гарри.

— Что это??? — грозно вопрошала она, держа за хвост невиданное животное, которое извивалось в её руках, норовя вцепиться зубами туда… докуда дотянется.

— Эй, ма! Поосторожней! Чревовещатель такого обращения не терпит! — робко заметил Фред.

В этот момент «чревовещатель» исхитрился-таки дотянуться до руки миссис Уизли и цапнуть её. Из небольшой ранки потекла кровь.

— Гром, сюда! — скомандовал Джордж, и зверёк прыгнул ему на руки.

Гарри, Рон и Гермиона с удивлением смотрели на животное: оно было размером с кошку, чёрное, с белой полосой от морды до пушистого хвоста. И было бы довольно обаятельно, если б не отсутствие глаз.

— Пугало какое-то, — дал исчерпывающую характеристику зверю Рон.

— Вы знаете, что ваш подарок уже предсказал Биллу увечье, Артуру — увольнение, а Джинни сказал, что она никогда не выйдет замуж, — продолжала кипятиться миссис Уизли.

— Что ж, — философски рассудил Фред. — Если посмотреть здраво, в этом есть зерно истины.

— Да, — поддержал брата Джордж. — Билл изувечен. Отца, того и гляди, выпрут из Министерства. А Джинни такая вертушка, что, возможно, никто с ней не рискнёт связаться… Ты ведь уже не встречаешься с нашей сестрицей, а, Гарри?

— А-а-а… Где вы его взяли? — ушёл от ответа Гарри.

— Он пришёл к нам сам, — поведал Фред. — Ревел под дверью магазина, пока мы его не впустили.

— Поэтому мы и назвали его Гром, — пояснил Джордж. — Свалился, как гром среди ясна неба. Кстати, НАМ он предсказал только удачу в делах. И ничего более.

— Какой миленький! — протянула Гермиона руку, чтобы погладить зверька.

— Ты вскоре выйдешь замуж за человека с огненными волосами. Вы будете жить долго и счастливо. И умрёте в один день, — раздалось в комнате.

— Рон, не ты ли тот человек с «огненными волосами»? — задыхаясь от смеха, обратился к брату Фред.

Тот побагровел.

— Мама права. Этот зверь наверняка опасен, — буркнул он, ткнув пальцем в Грома.

— Да. Я вижу. Это тот самый, огненноволосый!

— Не верю! — топнула ногой Гермиона. — Это вы его науськали!

— Это же чрево-ве-щатель! Почти что глас Божий! — сделал попытку прислушаться Гермиону к голосу разума Джордж.

— Ну, что же ты, Гарри. Один ты остался без предсказанья. Обратись к нему — он тебе и выдаст… — попросил Фред.

— Как-нибудь в другой раз, — отказался Гарри.

— Как хочешь, — разочарованно переглянулись братья-близнецы.

— Что тут у вас? — это был Грозный Глаз Грюм. Как человек, получивший разрешение ещё от Дамблдора, он мог трансгрессировать прямо в штаб-квартиру. — Никак чревовещатель? Давненько я их не видел…

Грозный Глаз ласково погладил зверька по голове.

— Раны твои затянутся, старый человек. Ты будешь доволен, — тут же раскрыл единственный глаз Грюма на его дальнейшую судьбу чревовещатель.

— Ну, да. И глаз вернётся. И нога вырастет… Пойдём-ка, Молли…

Подхватив под руку миссис Уизли, Грюм вышел с ней из комнаты.

— Мы, пожалуй, к ним присоединимся, — смущенно сказали близнецы друзьям и с хлопком испарились.

«Как это несправедливо! — который раз подумал Гарри. — Почему нас не берут в Орден? Уже, кажется, все признали справедливость прорицания, сделанного много лет назад Трелони. Мы совершеннолетние. Но для Ордена этого недостаточно. Нужно, чтобы мы покончили с учёбой! Как будто Фред и Джордж закончили школу…».

— Можно подумать, их кто-то звал, — недовольно проворчал Рон, заглядывая через перила на первый этаж.

— Покажи тетради Сириуса, — попросил Гарри Гермиону.

И втроём они пошлёпали на чердак.


После обеда Аластер Грюм развалился в кресле у камина и умиротворённо посасывал вонючую папироску. Гарри подумал, что это удобное время, чтобы порасспросить его о Р.А.Б. (выговорить полное имя профессора он даже не пытался). Гарри молча протянул Грюму старую тетрадь Сириуса по защите от тёмных искусств, раскрыв её на первой странице.

— Это, никак, почерк Сириуса Блэка? — проговорил Грозный Глаз, перелистывая записи. — Занятно…

— Ты ведь что-то хочешь узнать, я прав? — вращая стеклянным глазом, спросил он.

— Что «занятно»? — в свою очередь спросил Гарри.

— Занятно, что я тоже недавно думал о Ростиславе Будогорском. Многие упрекали его, что он был со странностями. Но это норма для такого талантливого человека. Он ведь совсем молод — по нашим волшебным понятиям. И сейчас ещё лет сорок, не больше. А тогда и вовсе был зелёным парнишкой. Никто с должным вниманием не относился к его идеям. Тем более, что он… как бы сказать… разбрасывался. То он исследовал малоизученные зелья, составлял новые формулы. То вдруг ушёл с головой в изучение тёмных искусств. Потом, я слышал, много путешествовал, систематизировал знания о других волшебных сообществах. Книгу даже выпустил: «Другие и что мы о них знаем»… Имечко у него было такое дурацкое — выговорить его толком никто не мог. Вот он и взял себе псевдоним: Русско-Английский Барин. Не любил, чтобы использовали аббревиатуру от его фамилии-имени-отчества. Говорил, что РАБ по-русски означает «бесправный слуга». А для него это было непереносимо.

— Он был русским? — спросил Гарри.

— Русским, — подтвердил Грюм.

— Как же он оказался у нас?

— В этом как раз нет ничего удивительного. В России аналогичной школы нет. А этот молодой человек — филантроп… Это, видишь ли, такой сорт людей, которые хотят своими знаниями осчастливить всё человечество. Вот Дамблдор и пригласил Будогорского в Хогвартс в качестве преподавателя защиты… Да-а, Альбус его любил…

Опасаясь, что Грюм вот-вот свернёт на свою любимую дорожку воспоминаний о днях былой славы (Гарри уже давно заметил, что Грозному Глазу доставляет гораздо большее удовольствие вспоминать мёртвых,чем говорить о живых), он решил направить разговор в нужное русло.

— РАБ… Куда он делся?

— Да никуда не делся. Если опять не мотается по свету в поисках приключений, то строчит сейчас очередной труд. Он, как истинный филантроп, от гонорара отказывается — а издательствам, понятное дело, это только на руку — печатают его книжки под разными фамилиями.

— И как его найти?

Глаз Грюма завращался во сто крат быстрее.

— Зачем тебе это?

— Я бы хотел побеседовать с ним о … Сириусе, — не моргнув глазом, соврал Гарри.

— Что-то ты крутишь, парень… Что такого может знать о Сириусе человек, который его и не знал толком? Скорее всего, он его и не вспомнит.

— Ну, вернее, не совсем о Сириусе, а о его лекциях… В конспекте я нашёл места, которые мне непонятны.

Чувствуя, что зарапортовался, Гарри остановился. Но Грюма почему-то устроило такое толкование. Он успокоился и, потирая култышку правой ноги (новый протез никак не хотел приживаться) охотно ответил:

— К Барину нужно выходить на связь только одним способом — телепортацией. Он, как человек без Родины, может быть где угодно… — Грюм глубокомысленно затянулся и добавил. — Что-то нога разнылась. Брось-ка мне плед. Я тут покемарю часок, если не возражаешь.

Гарри ничего не оставалось, как закончить разговор.

— Что такое телепортация — знают даже маглы. Это передача мыслей на расстоянии, — тут же дала Гарри отповедь Гермиона, когда он, передав содержание разговора с Грюмом, выразил недоумение, что такое телепортация.

— Разве передачу мыслей называют не легилименцией? — пробормотал Гарри.

Гермиона презрительно на него посмотрела.

— Легилименция — чтение мыслей.

— Что ж тогда окклюменция? — тоже не разбиравшийся в таких тонкостях, спросил Рон.

— А окклюменция — весь процесс, который и состоит из телепортации и легилименции, — с видом превосходства растолковала Гермиона. — Не удивительно, Гарри, что Снегг был недоволен тобой на своих занятиях.

— Только не говори мне о Снегге! — рявкнул Гарри. — Он был бы доволен мной только в одном случае: если б я уже лежал в гробу!

— Ладно, ладно… Но телепортации, по-моему, научиться не так уж и сложно. Есть масса учебников, где всё это описывается… Сейчас вспомню.

Гермиона энергично зашагала из угла в угол, запустив руку в свои буйные кудри.

— Точно! — засмеялась она и убежала.

Рон неуверенно посмотрел на Гарри.

— Как ты думаешь, Чревовещатель мог говорить правду? — с притворным ужасом вымолвил он.

— В отношении твоего прогноза — даже не сомневайся (прибавив вполголоса: «огненноволосый»)! — не слишком обрадовал его Гарри.

Гермиона тем времени успела притащить ворох ученических тетрадок Сириуса и, сдувая с них пыль, сортировала тетради с необычайным проворством.

— Ты что, все их прочитала? — не веря своим глазам, поинтересовался Рон.

— Вот! — не отвечая Рону, провозгласила она. — Читаю вслух: …при телепортации следует произносить текст, предназначенный конкретному лицу, чётко и внятно. Чтобы информацию получил именно тот адресат, к которому вы обращаетесь, необходимо правильно назвать его имя и фамилию в самом начале сеанса. Для телепортации лучше выбирать ясные безоблачные дни и, желательно, дневные часы (дабы у респондента не возникло сомнений насчёт СОН это либо же ЯВЬ). Адресующий должен владеть даром убеждения и быть убедителен. P.S. Стопроцентной уверенности в том, что адресат получит Ваше сообщение, нет. Поэтому рекомендуем пользоваться более надёжными средствами связи: совами или Патронусом.

— Дальше совсем неразборчиво, — Гермиона наклонилась к тетради: — Нюн-чик… так, вроде бы… да (Гарри напрягся): Нюнчик, мне показалось или нет, что твой Патронус напоминает твою же мосластую, грязную задницу?.. Дальше всё залито чернилами… — закончила в растерянности Гермиона. — Ерунда какая-то… Какое это имеет отношение к телепортации?

Гарри злобно рассмеялся.

— К телепортации — никакого. Это имеет отношение к Северусу Снеггу… Значит, мой отец всё-таки стянул с него штаны.

И Гарри пересказал то, что увидел однажды в чаше воспоминаний. То, что Снегг когда-то категорически запретил об этом упоминать, уже значения не имело.

— По-моему, — медленно подбирая слова, проговорила Гермиона, — это было довольно жестоко.

— В самый раз! — Гарри ударил по столу кулаком.

— Но ведь всё происходило чуть ли не перед всей школой! — возмутилась Гермиона.

— Теперь я понимаю. У Снегга были причины ненавидеть твоего отца, — сказал Рон. — Если бы меня… так… Ведь там могла находиться какая-нибудь девочка, которая ему нравилась…

— Я вас умоляю! — глядя из-под очков, иронично протянул Гарри. — Какие девочки могли быть у Снегга?

— Вот так и происходит рождение злых волшебников! — стояла на своём Гермиона.

— О, конечно! Жалейте его! Тебе, Гермиона, надлежит теперь создать новое ГАВНЭ — по защите прав слизеринцев! Будь уверена, первым к тебе запишется огненноволосый Рон!

Гарри с треском отодвинулся от стола и отшвырнул стул.

— Ты становишься злым! Нельзя так, Гарри! — Гермиона умоляюще смотрела на него, взяв за руку Рона, которого удерживала, чтобы тот не бросился на товарища с кулаками.

— Да идите вы!.. Оба!..

Гарри не нашёл ничего лучшего, как выйти, что было сил при этом хлопнув дверью.


Размолвка продолжалась до вечера. Гарри ужинал один. Рон и Гермиона не появлялись. И вдруг:

Гарри Поттер!

К тебе обращается Гермиона Грейнджер. Мы начали телепортировать. Надеюсь, удачно. Поднимись наверх сейчас, если нас слышишь.

Голос был сухим и отчётливым, как на плёнке автоответчика. Но сомнений не было: он принадлежал Гермионе. Забыв недавние распри, он бросил возиться с бифштексом (который теперь миссис Уизли не пе, ежа, ивала — как ей советовала Флер — из-за чего мясо было не разжевать) и отправился на второй этаж.

Гермиона захлопала в ладоши и обняла Гарри.

— Получилось! Рон пробовал первым… Ты догадался?

— Нет, Рона я не слышал, — к разочарованию друга, честно ответил Гарри.

Они тренировались до полуночи и решили: если до завтра у Гарри телепортация не получится, сообщение отправит Гермиона.

— Может, на всякий случай подстраховаться и отправить сову? — предложил Рон.

— Не стоит. Во-первых, долго. Во-вторых, неизвестно, на каком счету у Министерства этот Ростислав Апполинарьевич Будогорский, — без запинки выговорила Гермиона. — И, в-третьих, о совах Грозный Глаз ничего не говорил.

Что было совершенно точно, так это то, что служащие Министерства устраивали досмотр сов, и послания ко всем неблагонадёжным личностям задерживались. Назавтра Гермиона предложила связаться с кем-нибудь из знакомых, чтобы опробовать этот редкий вид связи. Но ни Фред, ни Джордж, ни Джинни Уизли, ни Невил Долгопупс на её зов не откликнулись. Ребята стали перебирать всех знакомых, кому они могли бы отправилить сообщение. Рон в шутку предложил Полумну Лавгуд. Гермиона пожала плечами и проговорила текст:

Мисс Полумне Лавгуд, студентке VI-го курса школы чародейства и волшебства Хогвартс.

С Вами хочет связаться Гермиона Грейнджер. Дайте ответ в течение десяти минут, если Вы меня слышите! Гермиона махнула рукой — и так было очевидно, что дело безнадёжно. Но тут вдруг она вскинула руку, делая беззвучное «тс-с!», и замолчала. Потом с облегчением рассмеялась.

— Ну, что там? Говори! Полумна тебя слышала? — затормошили ребята Гермиону.

— Мисс Лавгуд на Каймановых островах. Ловит с отцом каких-то «краснозобых цесарок», если не ошибаюсь… А слышимость была прекрасная!.. Почему же остальные мне не ответили?

— Видимо, они не владеют телепортацией… либо у них нет дара убеждения… либо чего-то ещё, — предположил Гарри. — Но, думаю, Р.А.Б. не из их числа.

Тут же была составлена депеша. Гермиона на всякий случай выучила её наизусть и отбарабанила громко и чётко:

Мистер Ростилав Апполинарьевич Будогорский

(он же Русско-Английский Барин),

Вам телепортирует Гермиона Грейнджер, подруга Гарри Поттера. Мы хотели бы встретиться с Вами по важному делу. Сообщите место и время. Буквально через секунду Гермиона услышала ответ. Она прижала пальцы к вискам, давая понять, что не хочет ничего упустить.

— Вот дословно, — наконец сказала она. — Мисс Гермиона Грейнджер! Передайте Гарри Поттеру, что жду вас двоих в 7 часов вечера на выходе со станции метро Тауэр Хилл. Я узнаю вас сам.

— Прости, Рон, — извинилась Гермиона, — но про тебя тут ничего нет. Да и мама тебя вряд ли отпустит.

Рон вспыхнул, но спорить не стал.


На выходе к Тауэру было полно народа. Гарри и Гермиона сомневались: как тут разглядишь кого-то в такой давке? Однако вскоре к ним подошёл загорелый мужчина спортивного телосложения. На нём были потёртые джинсы, мускулистый торс плотно облегала чёрная майка. На шее болтался православный крест. Волнистые русые волосы слегка тронула седина. Но в целом бывший профессор Хогвартса выглядел потрясно (куда моложе Люпина и Снегга — хотя те были его учениками). Его серо-голубые глаза скользнули по Гарри и остановились на Гермионе. Он улыбнулся. Пожалуй, даже профессор Локонс (мистер «магическая улыбка») мог потерпеть фиаско рядом с этим белозубым парнем!

— Вы мисс Гермиона Грейнджер? — доброжелательно обратился он к ней и повернулся к Гарри. — А Вы мистер Поттер-младший?

Барин присмотрелся к Гарри внимательней.

— Знакомый облик! Я отлично помню Вашего отца! Вообще, всю закадычную троицу: Поттера, Блэка и Люпина.

— И Петтигрю, — добавил Гарри.

— Петтигрю, Петтигрю… Нет, его не помню, врать не буду, — и Ростислав Апполинарьевич пожал плечами. — Давайте чуть пройдёмся — до летнего кафе — там вы мне всё и расскажете.

— Но у нас нет денег… — предупредила его Гермиона. — Только на проезд.

— Не знаю, может, британские девушки и более эмансипированы… но у нас было принято так: за даму платит мужчина, — ответил ей Будогорский.

Гарри покраснел (у него ведь тоже не был запланирован поход в кафе).

— Я, конечно, имею в виду себя, — поспешил исправить оплошность Р.А.Б. — Кто приглашает, тот и платит.

Будогорский заказал три порции мороженого и три коктейля.

— Содержимое, — он кивнул на коктейль, — можно изменить. Глаза его засветились лукавством.

Гермиона переглянулась с Гарри. И он её понимал: уж как-то не вязался весь внешний вид и манеры поведения этого человека с тем, что говорил о нём Грюм.

— Понимаю ваши сомнения, молодые люди, — доставая солнцезащитные очки, лучезарно улыбнулся Барин. — Я не похож на привычных вам волшебников. По вашим представлениям я должен быть худым, бледным и, желательно, изуродованным. Но я предпочитаю быть таким, каков есть. И не шокировать своим видом окружающих. Из-за этого, видимо, в волшебном мире я персона «нон грата»…

— А это правда, что Вы написали «Другие: что мы о них знаем»? — с великим почтением спросила Гермиона. — Вы, и правда, видели всех этих волшебников? Сам?

«Наверно, Гермионе он тоже напомнил Локонса, если она делает акцент на том, САМ ли он это видел», — подумал Гарри.

— Конечно, — удивился тот. — Это же авторское издание. Было бы нечестно описывать чьи-то заслуги. Кроме того, нет ничего увлекательнее, чем поверять бумаге свои похождения: уже знаешь, что всё кончится благополучно, и в то же время заново погружаешься в пережитое…

— Ну, надо же! Никогда бы не подумала…

— А почему в Вашей книге нет ни слова о «чути белоглазой»? — влез Гарри в светскую беседу между Барином и Гермионой.

Р.А.Б. достал из кармана пачку Mallboro и, спросив разрешения Гермионы, закурил.

— Извините. Сто раз бросал — и столько же начинал… О «чути» я тогда слышал, но мало. Книга-то старая. Сейчас, конечно, если будет переиздание, попрошу включить то, что нарыл… Но перед тем, как всё рассказать вам, хочу попросить и вас быть со мной откровенными.

Он испытующе переводил взгляд с Гермионы на Гарри. Недолго поразмышляв, Гарри протянул Барину медальон с запиской.

— Теперь понятно, — кивнул он и взял медальон. — Я знаю содержание записки. Это я её писал. Выходит, не Волан-де Морт осушил кубок? Кто же?

Он посмотрел на Гарри. В глубине его зрачков Гарри вдруг совершенно отчётливо увидел силуэт Дамблдора и вздрогнул от неожиданности.

— О, нет! — простонал Барин. — Зачем Дамблдору понадобилось выпивать этот напиток? Он не мог не знать его действия!.. Если только… Расскажи, как было, — потребовал он.

Услыхав конец этой печальной истории, Барин задал совершенно ошеломляющий по своей бестактности вопрос:

— Как его хоронили? Сожгли?

Гермиона была готова расплакаться. Гарри тоже было не по себе. А Русско-Английский Барин, постукивая по столику костяшками пальцев, вдруг опять улыбнулся и, ни с того ни с сего, брякнул:

— Блестяще!.. Значит, Вы говорите, в тот злополучный день, в обстановке полной секретности куда именно вы направляетесь, Дамблдор, тем не менее, у всех на виду продефилировал по хогвартскому холлу (на тебе, Гарри, была надета мантия-невидимка — дабы убедить всех, что Директор покидает школу в одиночестве), объявив при этом, что покидает Хогвартс. Потом он выпивает смертоносный напиток — который был изготовлен при его же содействии — и умирает. Finita la comedia: тело его сжигают на костре…. И ко всему этому причастен профессор по защите от тёмных искусств Снегг. Северус Снегг, доложу я вам, ВЕЛИЧИНА в мире волшебных открытий, человек одарённый. В нём есть все задатки настоящего учёного: ум, сила воли, упорство. У него было не слишком счастливое детство, рано потерял родителей… Впрочем, я не слишком много о нём знаю… Как, думаю, и вы.

— Так или иначе, я с ним поквитаюсь! — Гарри вцепился в край стола и, наклоняясь к Будогорскому, вперил в него горящие злобой глаза.

— Расскажите-ка мне вот ещё что, — не обращая внимания на гневный выпад Гарри, как ни в чём ни бывало, сказал Барин. — Что-нибудь необычное происходило между Альбусом Дамблдором и Снеггом в последнее время, вы не замечали?

Гарри будто парализовало. Какая сейчас разница, что там происходило! Прошлого не вернуть!

— Да, вроде, нет… Если не считать того, что как раз накануне наш лесничий подслушал разговор между Директором и Снеггом… случайно, — припомнила Гермиона. — Вроде, они ссорились и даже кричали друг на друга, что, в общем-то, не свойственно ни тому, ни другому. Дамблдор при любых обстоятельствах оставался корректен… А профессор Снегг если злился, не кричал, а шипел, как разбуженная змея…

— Потрясающе! Просто бездна наблюдательности! … И вы ничего не знаете!.. Но, если так хотел Дамблдор, значит, так тому и быть! — Будогорский, казалось, всё воспринимал как очередное захватывающее приключение. — Тебе, Гарри… разреши мне так тебя называть (тот кивнул)… необходимо усвоить следующее…

Он помолчал и сказал твёрдо:

— Если ты хочешь, чтобы я помог тебе отыскать и уничтожить оставшиеся крестражи, вершить самосуд над Северусом Снеггом ты не станешь.

— Кто же мне помешает? — сузив глаза, сердито бросил Гарри.

Только-только у него начала проклёвываться какая-то смутная догадка по поводу того, что тут болтал этот странный русский, но с упоминаем имени Снегга затухла, так и не успев окончательно оформиться.

— Этому должна помешать Справедливость… Есть, видишь ли, такая фея. И она дружит с ангелами-покровителями. Слышал что-нибудь об этом?

Гарри отрицательно покачал головой.

— Вот видишь! — лицо Барина опять озарила его обаятельная улыбка. — А ты ещё собираешься бросить школу! Ведь VII-ой курс — самый захватывающий! Там вы будете проходить не только азбучные истины, но и экспериментальные науки… Пожалуй, и мне стоит чему-нибудь поучить вас. Как Вы считаете, мисс?

Гермиона неуверенно улыбнулась.

— Вы так ничего и не рассказали нам о «чути»… — напомнила она.

— Действительно. Но нет ничего удивительного, что вы о ней вспомнили именно сейчас, когда в Британии пробудился интерес к русской культуре… Что ж, это ещё один повод, чтобы влиться в преподавательский состав Хогвартса. Кроме того, если я буду вашим учителем, значительно упростится процедура встреч и поисков интересующих нас предметов!.. А сейчас простите, у меня ещё масса нужных и важных дел.

С этими словами Ростислав Апполинарьевич легко поднялся, вскинул на плечо рюкзак и, поцеловав руку Гермионе, помахал на прощание Гарри.

— До встречи в Хогвартсе 1-го сентября! — крикнул он ребятам уже после того, как расплатился с официанткой.

Гарри и Гермиона ещё какое-то время поковыряли расплавившееся мороженое, споря: хорош или плох их будущий профессор по защите от тёмных искусств (в том, что он будет преподавать ЭТОТ предмет, они даже не сомневались).

— Если он будет так же учить, как только что говорил — полунамёками — вряд ли мы сможем что-то усвоить… Но выглядит он… — Гермиона запнулась.

— Очень мужественно, да? — подсказал Гарри. — Остаётся только поздравить Рона с новым соперником.

— С каким ещё «новым»? — надула губы Гермиона.

— Ну, как же: сначала Локонс, потом Крам, теперь вот Будогорский…

— Ты лучше взвесь всё, что он тебе сказал! — оборвала его Гермиона. — Забудь о Снегге!!!

Она выразительно посмотрела на Гарри.

— Посмотрим! — буркнул он, добавив про себя: «как бы не так!»

\

Глава 5. В тридевятом царстве.

Большой ворон замер на ветке раскидистого тиса прямо напротив окон первого лица магического мира Великобритании Руфуса Скримджера. Особнячок министра находился в ближайшем пригороде Лондона и настолько сливался с окружающими его домами, что никому и в голову не приходило, кому он может принадлежать. Единственным отличием являлось то, что вместо привычной для англичан лужайки перед домом всю территорию придомового участка занимали деревья различных пород и заросли жгучей крапивы. Ворон наблюдал, не отрывая глаз, за перемещениями «заоконного» Скримджера. Тот явно нервничал: сложив руки за головой, он ходил из угла в угол… потом подбегал к окну и задирал голову. Ворон на всякий случай отодвигался, пряча свой длинный нос в пыльной тисовой листве. Если приглядеться, то вороний нос сильно смахивал на человечий, а именно на профессорский нос Северуса Снегга. Собственно, это он и был. Принять обличье ворона ему подал мысль Дамблдор («Ворон — весьма почитаемая на Руси птица; думаю, для Вас не составит труда обернуться ею»). Превратиться-то он превратился… да только как бы не пришлось теперь остаться вороном до конца дней своих — ведь он не был ни метаморфом, ни анимагом… кажется. Трансфигурация не входила в число его любимых предметов. В ученичестве он делал только то, что задавали. Но, если вспомнить, на творческих заданиях по превращениям Северус на минуту — на две оборачивался вороном… Можно, правда, вселиться в тело птицы — как это делал Волан-де-Морт. Снегг это тоже умел, но в чужом теле всегда чувствовал себя некомфортно. Так что пришлось прибегнуть к Оборотному зелью. В этом также имелся свой минус: обратно в человека из животного не превратиться без посторонней помощи. А кто при его «обилии» друзей поможет ему? Дамблдор пока не набрал нужной силы… Волан-де-Морт разве что… Подумав, что решать проблемы надо по мере их поступления, он прищурился: что там выглядывает Скримджер? От изумления Северус каркнул — в воздухе висел сказочной красоты корабль! Корпус отливал золотом, с раздутых парусов смотрели диковинные птицы. Летучий корабль стал снижаться и завис прямо на уровне спальни министра. Скримджер высунул в окно свою львинообразную голову и, забравшись на подоконник, пробовал спуститься на палубу. Не хватало длины министерских ног. Тогда, не долго думая, Скримджер схватил корабль за борт, чтобы подтянуть его поближе… Откуда ни возьмись, выскочили проворные вёсла и отходили его по рёбрам. Чертыхнувшись, Скримджер пробормотал заклятие и очутился на корабле. «Он же сейчас улетит!» — заметался в страшном волнении Снегг. Ему ничего не оставалось, как взлететь и приземлиться на капитанскую рубку. Вообще птичий полёт — дело отвратительное: тебя швыряет то вверх — то вниз, а перепонки под крыльями жутко ноют. Северус пытался отвлечься от собственных ощущений, но тщетно. В это время Скримджер яростно махал в воздухе волшебной палочкой, смешно расставив толстые ноги. Но корабль и не думал пускаться в путь. Наконец министр додумался подойти к штурвалу и, только он до него дотронулся, Летучий корабль взмыл под облака и понёсся со скоростью ветра. Вот это был полёт! Он напоминал виражи на американских горках. Руфус Скримджер довольно улыбался, подставив солнцу широкоскулую физиономию. Снегг забился внутрь рубки и сидел молча. Солнце уже было в зените и неизвестно, сколько ещё часов лёта. Вроде, беспосадочный перелёт от Лондона до Москвы на магловском транспорте занимал часа два. Наверно, «Летучему голландцу» нужно примерно столько же… или больше — не в российской же столице обретаются русские волшебники (наверняка прячутся по лесам). Корабль поднялся выше. Стало холоднее. Снегг посмотрел на свою волшебную палочку, которую он уменьшил в размерах и прикрепил к ноге. Надо было обладать ловкостью циркача, чтобы ею воспользоваться. Увы, его потуги колдовать таким образом напоминали слабые попытки школяра. Вообще всё это предприятие по слежению за Министром, отбывающим в Россию, обернулось гораздо большими заморочками, чем он думал. Сначала он ломал голову по поводу своих превращений (личность его самого, как опасного преступника, разыскивалась как магами — так и маглами, при содействии Интерпола). Потом дни и ночи шпионил за Скримджером, поскольку дата отправления держалась в строжайшем секрете. Теперь вот не знал, чем это всё закончится… Единственное, что его привлекало в поездке, так это возможность встретиться с Юлией… Опять же: что проку встречаться, когда он пернатый? Разве что понаблюдать за ней, пока та об этом не догадывается… Да, вот ещё незадача: помимо того, что зовут её Юлия Гончарова и живёт она в Санкт — Петербурге, Северус никакой информацией о ней не владел. Правда, на этот случай существовала Путеводная звезда — помощница всех влюблённых. Теоретически он знал её действие, но на практике (как нетрудно догадаться) имеющихся знаний не применял. Корабль вдруг вошёл в пике — его сильно занесло на левый борт. Снегг, притулившийся в рубке на полочке, съехал в самый угол неглубокой ниши. Пытаясь как-то сохранить равновесие, он растопырил крылья и задел какой-то предмет. Тот напоминал компас: стрелка его была направлена разве что не на латинские, а на русские буквы. Что ж, если он недавно смог прочесть «Мишка на севере», может, справится с русскими письменами и на сей раз? Тридевятое царство тридесятое государство — без особого труда прочитал Северус. Чуть ниже: Избушка на курьих ножках. Это их курс? Надо бы посмотреть, что делает Скримджер. Долго ему, бедняге, ещё стоять, вцепившись в руль корабля? Словно в ответ, «Голландец» резко пошёл на снижение. Снегг поспешил вылететь из своего укрытия и кружил теперь над кораблём, озирая окрестности. Они очутились в лесу. С высоты птичьего полёта лесная чаща была похожа на сочно-зелёную губку — кроны деревьев сплелись воедино и казались отрезом буклированной ткани. По мере снижения деревья стали прорисовываться чётче. Вот и вовсе расступились. Корабль сел на поляну, пестревшую луговыми цветами. Тут же с борта корабля перекинулся трап, и по нему с достоинством прошёл Скримджер. Навстречу ему шагнула горбатая старушонка в платке, повязанном наподобие банданы. Она протянула министру каравай на расшитом полотенце и беззубо прошамкала: «Хлеб — соль, касатик!» Скримжер оторвал краюшку хлеба, обмакнул её в солонку, стоявшую поверх каравая, и отправил себе в рот нехитрое кушанье. Старуха удовлетворённо кивнула.

— Пожалуй в хоромы мои небогатые, — певуче проговорила она, указывая на спрятавшийся под еловыми лапами бревенчатый домик. Дом приподнялся навстречу министру и радостно закудахтал. Скримджер от неожиданности поперхнулся. Избушка тем временем топталась на высоких куриных ногах и зайти в неё не представлялось возможным.

— А ну, встань к лесу задом, ко мне передом! — гаркнула Хозяйка.

Избушка на курьих ножках замерла, и бабуля с министром исчезли в её недрах. Северус всё ещё летал над поляной, выбирая себе место дозора. Вдруг земля задрожала, цветы и трава пригнулись, по окрестным деревам побежали ячычки пламени. На опушке леса приземлился трёхглавый дракон. На каждой из голов красовалась золотая корона. Единственное оконце избёнки распахнулось, из него выглянула уже знакомая Снеггу горбоносая старуха.

— Горыныч! Спалишь ты нас когда-нибудь, дурья твоя башка! — раскричалась Баба Яга. — Входи скорей в дом, гости у нас!

— Ну, чего расшумелась-то! — довольно добродушно проворчал Горыныч, влезая на кривых лапах по ступеням крутой лестницы в избу.

Следом за Змеем Горынычем появилась Василиса Премудрая в золочёной карете. Её сопровождали Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович. За ними пришли заросший мхом Леший и зелёная Кикимора Болотная. Последним прилетел на огненной колеснице Кощей Бессмертный. После чего Баба Яга высунулась по пояс из окна и свистнула. Тут же возникли Баюн (большой чёрный кот) и филин по кличке Ухарь.

— Стеречь! — приказала им Хозяйка и, задёрнув куцую занавеску, скрылась в избушке.

И кот, и филин устроились подле окна. А ворон–Северус, недолго думая, нырнул в трубу камина. Прокувырнувшись несколько раз в замысловатом дымоходе, он оказался за дверцей печи.

— … сейчас идти к чути равносильно самоубийству, — донёсся до него густой бас. — Уж на что они всегда к нам с братьями были благосклонны, а и то в последний раз мы едва ноги унесли.

— Как же их умилостивить? — мужской голос явно принадлежал Руфусу Скримджеру.

— Есть средство, — раздался мелодичный голос молодой женщины. — Для этого надобно Вам выслушать всю историю о чути белоглазой от начала до конца. Когда-то на земле русской обитали два племени. Одни — богатыри святорусские исполинского роста. Другие — люди маленькие да удаленькие. Если первые славились своей отвагой и силушкой, то вторые — умом да хитростью. Жили они дружно. Иногда и в брак между собой вступали. И появился тут третий сорт людей: ни то, ни сё. Ни отвагой они не блистали, ни разумением, ни какой другой доблестью. Но всё ж одно ценное качество у них имелось в наличии: уж больно цепкие до жизни были новые людишки… что и помогло им расплодиться и занять всю нашу Землю-матушку. И их прародители (исполины да карлики) решили не мешать им властвовать. Великаны подались в горы Уральские, а коротышки — в леса таёжные. Однако всё же продолжали опекать их по-родительски. Но детушки неразумные возомнили о себе боле, чем они были на самом-то деле. Решилось потомство своим умом жить. И слово-то какое для этого выдумали — природопользование! Леса они вырубали, болота иссушали, горы взрывали, воду поганили, воздух отравляли. Долгое время чуть (что и была тем малым народом) смотрела сквозь пальцы на это безобразие. Но тут, видишь ли, придумали их дщери да сыновья убивать друг друга — да не в честном открытом бою — а при помощи всяких орудий хитроумных. То уж было выше многовекового терпения наших мудрецов.

— Да-с, — заскрипел безжизненный голос. — Заволокло тогда нашу Родину туманами, разверзлась Земля русская, и полетело всё в тартарары. Начались войны кровопролитные…

— Ты говори яснее, старый чёрт, — забубнила старуха. — Может, непонятно гостю заморскому!

— Я понимаю, — важно заметил Скримджер. — Вы говорите о начале XX века: 1-я Мировая война, революции, Гражданская, затем 2-я Мировая… Так?

У Снегга пробудилось уважение к Министру — видимо, тот готовился к встрече серьёзно: интересовался историей страны, в которую отправился с визитом. Не то, что он сам…

— Да, — подхватил писклявый голос. — А ещё наслала чуть на землю русскую упырей, которые морили и тиранили людей более полувека.

— Погоди, Кикимора, — вновь вмешалась Бабка. — Дай-ка лучше я. Было тут и отрадное: увидали тогда старые волшебники, что эта самая цепкость до жизни очень даже не лишняя. Открылось им, что их отроки никчемушные могут проявлять чудеса смелости. Ну, тут чуть белоглазая на попятную пошла — дала вольную человечишкам. Сами же вновь уединились в лесах дремучих. И вот что приключилася: нашли недавно их поселение не то геологи, не то археологи. Стали они меж собой дружбу водить. Обернулось это страшным делом. Чуть помогла служилам клады найти старинные. Да ещё кое-какие секреты выдала… Вскоре после этого пропали у народа нашего древнего деточки. Все до единого. Увели их в свои города, прости господи, эти учёные. Чуть вызволять их стала. Да только не всех уберегли. Девчоночку зарезали на опытах… Погибла девочка.

Старая женщина заплакала.

— Да. Так оно всё и было, — продолжила Василиса Премудрая. — Вот с той поры и решилась чуть на дело гиблое — мстить людям. Тут и ваш тёмный волшебник подоспел, чтобы, значит, вместе нехорошие дела творить.

— Я что-то пока не понял: где же выход? — проблеял Министр.

— А выход вот в чём: нужно послать к чути белоглазой делегацию. Да из тех, кто сумеет внушить им доверие… Должно убедить их, что не все люди подлые.

— Хм… — усомнился Скримджер. — При их суперчувствительности, как же они не разобрались, что за фрукт Сами-Знаете-Кто?

— Они сейчас в отчаянии. А дров наломают — поздно будет, — мудро заметил один из богатырей. — Теперяча нужно доказать чути, что есть целое поколение молодых волшебников, у которых горячее сердце, полное храбрости и любви к Земле-матушке. И радеют они за жизнь на Земле не меньше тех, кто жил в стародавние времена. Есть у вас такие ребята?

— Найдём, — не стал скромничать Скримждер.

— Они должны быть уже не отроками, но ещё и не взрослыми. Чтоб с лица были милые — очень чутушке это будет приятственно. Ну, и конечно, чтоб помыслы у них были чистые, — наставляла министра Баба Яга. — Если эти условия будут выполнены, им ничего не грозит. А ежели нет… сгинут навсегда!

— Я бы хотел, чтобы и ваши подростки тоже участвовали, — сказал Министр.

— За нашими не заржавеет! — рыкнул Горыныч.

— Тихо! Тихо! — разволновалась Баба Яга. — Дело делать быстрее надо. У нас лето короткое. Того и гляди осень наступит — грязь будет непролазная. А зима придёт — снега навалит.

— Что ж, мы постараемся уладить этот вопрос в ближайшее время. Сентябрь — крайний срок, — согласился Скримджер.

— Вот и ладушки! — обрадовалась Баба Яга. — А сейчас дорогому гостю баньку истопим. Да и за стол сядем.

Северус подумал, что теперь ничего интересного он уже не услышит, и выпорхнул на улицу.

У дымохода сидели Филин и Кот.

— А вот и наш бриллиантовый, — промурлыкал котяра, затачивая о дранку крыши острые когти. — Шпи-ён! Хватай его, Филя!

Ухарь вылупил незрячие днём глаза, глядя мимо него. Кот взвился в прыжке, норовя выцарапать глаза Снеггу. Тот резко снялся с места, и Баюн только цапнул его за ногу.

— Тревога! Тревога! — заметался Кот по крыше, а Филин наугад бросился за ним.

Северус пролетел несколько метров и понял, что так ему не скрыться. Если не удастся сейчас трансгрессировать, то вскоре он станет добычей огнедышащего дракона, ходячего скелета и всех прочих «красавцев», познакомиться с которыми поближе у него не возникало ни малейшего желания. Северус ощутил обжигающее дыхание у себя за спиной и… в следующее мгновение уже сидел на гранитной набережной широкой реки. Лучи высоко стоящего солнца преломлялись в струях фонтана, вздымающегося прямо из речной воды. Об этом месте рассказывала ему Юлия. И называлось оно Стрелка Васильевского острова. «Стрелка» — объясняла Юля — от того, что в этом месте насыпной остров искусственно выдвинут. Сделано это для того, чтобы отчётливей обозначить огни на Ростральных колоннах, которые служили когда-то маяками для проходящих мимо судов. Именно эту картинку он видел на рекламном буклете в туристическом бюро, куда его как-то раз занесло по поручению Дамблдора. Ни для кого не секрет, что Директор — страстный почитатель классической музыки. Он постоянно мотался на концерты известных музыкантов, в какой части света они бы не проходили. После того, как Дамблдор разоружил крестраж Волан-де-Морта, заключённый в фамильном перстне Слизерина, Директор чувствовал себя плохо — настолько, что одно время не мог даже трансгрессировать. Тогда-то Альбус и послал Снегга приобрести для него билеты на самолёт, следующий в Москву (вот почему Северус знал, сколько времени занимает полёт в стольный град русичей), где гастролировал Ростислав Растропович. Северус, неважно ориентирующийся в магловском мире после стольких лет добровольного затворничества в Хогвартсе, заплутал: вместо касс аэрофлота, он забрёл в турбюро. Ласковые до приторности агенты туристической фирмы пытались навязать ему многодневную путёвку по городам и весям России, демонстрируя красочные иллюстрации сказочного пребывания за рубежом. Северус еле от них отвязался. Этот инцидент он хорошо запомнил — хоть и не стал рассказывать о нём Дамблдору. Снегг огляделся. Видимо, здание, стоящее чуть наискось по ту сторону реки, и есть один из самых больших музеев мира — Эрмитаж… И тут же понял, что и прогулки по петербургским набережным, и посещение Эрмитажа придётся отложить до лучших времён. Как и свидание с Юлией. В «Тридевятом царстве» его вычислили и нужно уносить ноги. Следующий пункт трансгрессии — Кале, откуда он морем доберётся до предместий Лондона.


Волан-де-Морт всегда сам призывал своих служителей: назначал встречу или устраивал аудиенцию. Нарушение этой традиции могло вызвать неудовольствие Тёмного Лорда. Однако в данной ситуации Северус решил сразу, не мешкая, отправиться с докладом. Сидя на теплоходе «Новая Англия» (который шёл через пролив Па-де-Кале к Британским островам) у Северуса сложился план. Пожалуй, стоит рассказать де Морту о предстоящем визите целой группы волшебников в Россию. Так или иначе, он всё равно об этом узнает — тот же «Пророк» осветит сей факт на своих страницах. Не следует, однако, упоминать, что делегированы будут юные маги и — главное! — к кому… Существовала, конечно, опасность, что Лорд заподозрит об истинной цели экспедиции. Северус вовсе не собирался упоминать о чути. Лучше описать «Летучего голландца» и волшебников, которых ему довелось увидеть Северус (один из немногих) знал, где находится место пребывания Тёмного Лорда. Этот «родовой замок» представлял собой старинную крепость с осыпающимися стенами, провалившимися потолками и полуразрушенными галереями. Между старыми камнями земляных полов пробивалась чахлая трава. Так, во всяком случае, он выглядел глазами маглов. И когда-то был излюбленным местом встреч местных мальчишек для игр в «войнушку». Но после того как несколько детей таинственным образом исчезли (тела их так и не были найдены), крепостные руины обходили стороной. Волан-де-Морт говорил, что замок некогда принадлежал Салазару Слизерину. Но это выглядело сомнительно: Салазар жил тысячу лет назад, а крепость явно была выстроена в эпоху Средневековья. Но указывать на это, естественно, никто Тёмному Лорду не смел. Если подумать, подобных преувеличений у Волан-де- Морта — пруд пруди. Все они из той же серии, что он никогда «не совершал, не совершает и не совершит никаких ошибок». Также как и уверенность в том, что его подданные просто боготворят Его милость (вспомнить хотя бы, что говорила по этому поводу Нарцисса Малфой). В огромных помещениях замка пригодных для жилья комнат было всего несколько, но оборудованы они были с большим вкусом и комфортом. Во всех прочих залах обитала нечисть, пугающая случайных прохожих и состоявшая в неком союзничестве с нынешним владельцем замка. Снегг влетел во внутренний двор крепости и, сделав пару кругов, приземлился в одной из менее повреждённых бойниц. Он громко каркнул, чтобы привлечь к себе внимание. Тут же из одного из узорчатых окон высунулась голова с жёлтым пушком волос. Это был Петтигрю. Северус подлетел к нему и, не преминув оросить его птичьим помётом, влетел внутрь. Усевшись на резную спинку высокого стула, Снегг безмятежно стал чистить перья.

— С каких это пор мои подчинённые шлют мне сообщения с воронами? — раздался ленивый голос. — Что, совы перевелись в королевстве? Возьми… что там у него, Хвост!

Петтигрю протянул было руку к Северусу, тот, изловчившись, клюнул его побольнее.

— Пр-рочь! — каркнул он. — Я пр-рибыл с пор-ручением к Хозяину!

Затем он обратился к Волан-де-Морту:

— Добр-рый веч-черр, милоррд!

Тот смотрел на него минуту-другую, пока, наконец, не заговорил:

— Северус? Что за маскарад?

— Действие обор-ротного зелья, судар-рь!

— Ах, это, — Тёмный Лорд взмахнул волшебной палочкой.

Перед ним склонился в поклоне очеловеченный Северус Снегг.

— Хвост, выйди, — отдал распоряжение слуге Волан-де-Морт.

После того, как Петтигрю удалился, Лорд небрежно бросил Северусу:

— Вы не были слишком прилежны в трансфигурации, сдаётся мне.

— Отчего же, сэр?

— Оттого, что, по-видимому, не знали о том, что являетесь мезоморфом, — ответил ему Тёмный Лорд, помешивая в камине горящие уголья. — Будь Ваше обличье результатом оборотного зелья, процесс обратного превращения занял бы не один день… Порой мы сами не знаем, на что способны, верно?

Волан-де-Морт пристально смотрел на Снегга. Уголки его рта подрагивали в усмешке.

— Присядем, — предложил он. — У Вас есть для меня новости?

Северус был рад, что Т. Лорд ушёл от скользкой темы, и рассказал то, что собирался рассказать.

— Что ж, сработано чётко. Никакой самодеятельности… Как было в прошлый раз с этим Вашим непреложным обетом. Из-за него я даже не смог наказать мальчишку.

Волан-де-Морт скрипнул зубами.

— По Вашей милости я оказался без посредника между мной и Хогвартсом. А мне он необходим! — он переплёл длинные пальцы и захрустел ими.

Северус хранил молчание.

— Что Вы думаете о России? — внезапно спросил его Волан-де-Морт.

— Я, к сожалению, мало о ней знаю, — развёл руками Северус.

— Вот-вот! Мы слишком невежественны. И в то же время абсолютно самоуверенны! — зрачки его красных глаз встали поперёк. — Знаете ли, Вы, например, то, что в России маги не стесняются использовать магловские новоизобретения?

Волан-де-Морт опустил руку в карман и метнул светящийся неоновым светом шар прямиком в дверь. Послышался визг и поспешно удаляющийся топот.

— Немного физики — и вот вам вполне эффективное средство от шпионов, — удовлетворённо произнёс он. — Как Вы успевали по физике?

Этот вопрос поставил Северуса в тупик.

— Боюсь, сэр, что…

— Понятно, — перебил его Волан-де-Морт. — В связи с этим я хотел бы пуститься в одно предприятие… Россия — коль скоро мы о ней заговорили — страна больших возможностей. И в то же время ни одна цивилизованная страна так попустительски не относится к своим потомкам. Нет ни одного государства, где существовало бы такое количество отказных младенцев… А Вы знаете, что такое сиротство?.. Думаю, что большинство из этих брошенных детей с радостью приняли бы моё покровительство — все они бредят заграницей.

Северуса осенило.

— Вы хотите создать свою школу? — высказал он вслух своё соображение.

— Именно! Пусть это будет не школа волшебников, а плацдарм, где куются характеры воинов и научных кадров! Я обеспечу их всем необходимым, а они взамен отдадут мне свои жизни!

— Но почему Россия? — спросил Снегг.

— А почему бы и нет?.. К тому же, не люблю цветных, — брезгливо поморщился Волан-де-Морт. — К тому же россияне обладают такими неоценимыми качествами как верность и способность к самопожертвованию… Много ли Вы найдёте наших общих друзей, обладающих столь ценными качествами?

И, не дав возможности ответить, продолжил:

— Это будет Ваше задание: отсорбация и доставка новичков из России сюда.

— К Вам? — ужаснулся Северус.

— Пожалуй, нет… — Тёмный Лорд задумался. — Велика честь… Мы что-нибудь подберём для этого.

Волан-де-Морт поднялся и протянул свою длиннопалую руку для поцелуя. Такова была церемония прощания.

После чего Снегг трансгрессировал в Паучий тупик.


«Какой длинный день! — думал Северус, забираясь впостель. Многочисленные события кружились перед его глазами, подхватывая его и погружая в атмосферу сна. Вы всё сделали правильно. И, как верно заметил Волан-де-Морт, обнаружили весьма ценное умение — перевоплощаться по желанию в ворона. Удобная вещь, не правда ли? — поправляя очки, лукаво осведомился Дамблдор. — Значит, теперь Тёмного Лорда интересует школа… Пожалуй, мысль не так уж и плоха… Как бы Вы отнеслись к тому, чтобы возглавить подобную Школу? Я уверен, что Юлия Вам поможет. Кстати, Вам следует повидаться с ней. Приготовление Любовного эликсира может занять не один месяц… В связи с этим (и не только с этим), мне бы хотелось рассказать Вам об этой удивительной женщине. Во-первых, Вам нужно обуздать свою гордыню и принять всё так, как оно есть: Юля не волшебница. Правда, как Вы, наверно, знаете, в России нет школ, где обучали бы магии. Не сомневаюсь, она была бы великолепной ученицей. У Юлии весьма редкий дар: она способна совершенно бессознательно внушать любовь всем от мала до велика — от таракана до самого отъявленного женоненавистника. Кроме того, у неё необыкновенно развита интуиция. А в сфере окклюменции она и сейчас могла бы дать фору любому из нас. Что ещё?.. У Юлии руки настоящей целительницы. И нет, полагаю, нужды говорить, что она обладает отважным сердцем и невероятной лёгкостью характера. То есть, Вы счастливчик, Северус… Я знаю, что… это Вас порадовало бы… Но пусть об этом Вам скажет она сама. Всё. Сеанс был окончен. Северус проснулся, испытывая одновременно восторг и разочарование. Значит, она не волшебница. Магла, попросту говоря. И их дети тоже могут оказаться… Какие дети! Этот вопрос вообще не обсуждается! Что будет, когда узнают, что ОН, декан Слизерина (правда, бывший) женился на магле?! „Почему об этом кто-нибудь должен узнать? — шептал ему внутренний голос. — ОНА обладает столь многими достоинствами, что этого никто и не заметит. Кроме того, Юля из России. А там, как известно, волшебные палочки не в чести“. Северус вспомнил её искреннюю улыбку, непосредственные манеры, заразительный смех… И понял, что никогда не откажется от неё по доброй воле. „Дар влюблять в себя“, — с волнением повторил он. — Пожалуй, жить с подобным созданием будет нелегко. Да! Но как этот жук Дамблдор всё вызнал? Как вообще, всё что происходит там, сям, ему становится известно ранее, чем становится очевидным?» Ответ на вопрос Северуса не был на самом деле большим секретом. Просто Дамлдор был пока ещё в мире теней. А связь параллельного с нами мира происходит повсеместно. Порой мы настолько слепы, что не замечаем чудес, происходящих у себя под носом ежечасно, ежеминутно, если хотите. Северус закрыл глаза и снова заснул. Сны его были наполнены разными образами одной и той же женщины. Она то приближалась к нему, раскрывая объятья, то удалялась, грозя пальцем. А он был маленьким, как гном… и таким же безобразным.

Глава 6. Перемены в Хогвартсе.

Первого сентября Гарри вновь (уже в седьмой раз!) сидел в Большом зале Хогвартской школы и наблюдал церемонию распределения первокурсников. В этом году их было немного: по четыре — пять человек на каждый факультет. Да и ряды учащихся прежних лет заметно оскудели. Его гриффиндорский курс, пожалуй, единственный в полном составе… Хотя нет, не хватало Парвати Патил. И Рона это нисколько не огорчало (если вспомнить, как они расстались в прошлом году). Новая песня распределяющей шляпы была на редкость оптимистична — так, во всяком случае, показалось, Гарри. А вот преподаватели выглядели уныло. Первый учебный день всегда почитался праздником в Хогвартсе. А его распорядителем, разумеется, был Директор. Теперь, когда Дамблдора больше не стало, ход торжественного ужина был подчинён традиции прошлых лет. Но и только. Не хватало директорского юмора, сердечности и такта… Так пусто было за столом учительским столом без него! Гарри с тоской посмотрел на то место, которое обычно занимал профессор Снегг. Ничего не попишешь: в схватках с учителем зельеварения тоже была своя прелесть. Теперь нет ни того, ни другого… Вернее, ДРУГОЙ (т.е. Снегг) есть. И по каким-то непонятным причинам Будогорский запретил искать встреч с ним. Вот он (Р.А.Б.) был здесь. В алой с золотом мантии Русско-Английский Барин более походил на волшебника, чем при первой с ним встрече. И именно на доброго волшебника — такого, каким их рисуют в книгах сказок: обезоруживающая улыбка, мягкий понимающий взгляд и длинные волнистые волосы. Когда профессор МакГонагалл, представив его как профессора Белгородского (далее она запнулась и не озвучила его имя-отчество), сообщила, что он будет преподавать в этом году защиту от тёмных искусств, все недоверчиво замолкли. Одного такого «педагога» они уже видели — небезызвестного профессора Локонса. Девочки-старшекурсницы, правда, были менее критичны. Гарри украдкой посмотрел на Джинни Уизли — та откровенно разглядывала Барина (и на лице её читалось одобрение). Были также представлены два новых декана. Для слизеринцев (и в этом не было ничего удивительного) — Гораций Слизнорт… А вот для гриффиндорцев… всё тот же Будогорский. И хоть все понимали, что совмещать директорскую должность с классным руководством непостижимо, зал неодобрительно завыл. МакГонагалл посмотрела на Барина, ища у него поддержки.

— Дорогие друзья мои! — он встал, обращаясь к ученикам. — Мне радостно сознавать, что вы обладаете столь завидным постоянством. Уверяю вас, что это — лишь временная мера. Рано или поздно всё вернётся на круги своя. Но я всё же выражаю надежду, что мы подружимся. И к концу года вы — по-крайней мере, некоторые из вас — даже смогут запомнить моё имя… Речь держал Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

Он положил руку на сердце и поклонился. По залу прошёл смешок — некоторые поняли, ЧТО он имел в виду, напоминая свою фамилию, имя, отчество — ведь МакГонагалл не смогла их произнести правильно. Далее директор сказала пару слов о квиддиче. Команды могут тренироваться и играть между собой. Но это будет, скорее, на факультативно-любительском уровне, так как по-настоящему сильного состава в этом году — увы! — набрать не удастся.

— Это мы ещё посмотрим! — проворчал Рон.

— В отношении посещения Хогсмита, — тем временем вещала МакГонагалл. — В виду особых обстоятельств, все учащиеся с третьего по пятый курс — разумеется, у кого есть разрешение — будут ходить в Хогсмит в сопровождении своего декана. Учащиеся шестых — седьмых курсов могут посещать деревню самостоятельно, но группой не менее пяти — шести человек.

После шёл целый список ограничений:

— выходить за пределы школы в тёмное время суток НЕЛЬЗЯ;

— ходить по школе после отбоя НЕЛЬЗЯ;

— приносить и использовать любые («Любые!» — грозно нахмурив брови, повторила МакГонагалл) новые волшебные вещи НЕЛЬЗЯ.

— В этом году наш режим будет не мягче, чем в школе для малолетних преступников — где я должен был бы учиться по мнению дядюшки Вернона. Так что его мечта отчасти сбудется, — шепнул Гарри Рону.

МакГонагалл посмотрела строго на Гарри.

— И ещё: в нашей школе есть учащиеся, которые держат за правило подвергать свою жизнь опасности, не считаясь при этом с жизнями других. Я искренне надеюсь, что в нынешнем году эти любители приключений повзрослели и поугомонились.

С этими словами МакГонагалл сошла со своей трибуны и, захлопнув что-то вроде партитуры (видимо, там у неё был план своего обращения), уселась на место. После такого внушения те крохи хорошего настроения, которые теплились в душе Гарри, сошли на нет. Выждав какое-то время, он выскользнул из-за стола и побрёл в Гриффиндорскую гостиную.

— Гарри, подожди! — окликнул его бархатный мужской голос. — Зайди, пожалуйста, в класс по защите от тёмных искусств. Я хотел бы с тобой поговорить.

Гарри посмотрел в спину удаляющегося Будогорского и поплёлся за ним. «Надо же, прямо бежит! Ему и в голову не приходит, что, может, я вовсе и не хочу с ним сейчас никуда идти! Может быть, у меня болит голова… или живот…» С этими мыслями Гарри всё же дошёл до класса. Помещение снова поменяло свой облик. Как в комнате Рона (где всё пространство от пола до потолка занимали плакаты с игроками любимых команд), так и в кабинете Барина на тебя смотрели со стен живые фотографии. На них — волшебники разных стран, совершенно фантастические пейзажи и невиданные посёлки. Гарри проходил по ожившей фотогалерее, с любопытством рассматривая движущиеся предметы и фигурки.

— Это Вы? — спросил он у Будогорского, показывая на обнажённого по пояс молодого человека: невероятно изодранные джинсы подвёрнуты по колено, на голове лихо заломленная бейсболка. Он стоял на вершине горы и, счастливо прищурившись, улыбался.

— Да. Это я в Тибете, — пояснил он. — Мы будем обращаться к некоторым из этих фото на уроках… Сейчас я бы хотел услышать от тебя кое-какую информацию. А потом рассказать, что знаю сам.

— Может, наоборот: сначала Вы, а потом я?

Не зная почему, но Гарри испытывал какое-то недоброе чувство к Барину. Пожалуй, тот его раздражал. Он и сам бы не смог ответить ПОЧЕМУ, но факт оставался фактом.

— Что ж, можно и наоборот, — легко согласился тот. — Недавно мне стало известны результаты пребывания в России нашего многоуважаемого Министра магии Руфуса Скримджера. Скоро он явится в Хогвартс, чтобы набрать команду старшекурсников для повторного дружеского визита. Кого бы ты хотел видеть в качестве своих спутников?

— Сколько нас должно быть?

— Я полагаю, шестеро. Столько же будет со стороны русских.

— Что это значит?

— Это значит, что на вас налагается определённая миссия. Вполне возможно, что вам предстоит встретиться с теми волшебниками, о которых ты меня спрашивал.

— С чутью белоглазой?

— Верно.

— Это должны быть студенты от разных факультетов?

— Совсем необязательно. Главное, чтобы это были проверенные товарищи.

— Тогда, конечно, Гермиона, Рон, Джинни Уизли, Невилл Долгопупс и-и… Полумна Лавгуд — когтевранка.

— Что ж, хорошо… Скажи, Гарри, ты ведь неспроста спросил меня о чути?

— Да, — коротко ответил Гарри, не желая более распространяться на эту тему.

— Подойди сюда. Смотри, — Барин показал на фотокарточку. — Что-нибудь замечаешь?

— Ну-у, — неуверенно протянул Гарри. — Она не такая, как другие.

— Точно. Это компьютерная графика. А кто на ней, знаешь?

Гарри отрицательно помотал головой.

— Это и есть четверо основателей Хогвартса: Салазар Слизерин, Кандида Когтевран, Хельга Пуффендуй и Годрик Гриффиндор. Все они были людьми самоотверженными. И вложили свой капитал в Школу. Слизерин более других любил предметы роскоши. Поэтому от него осталось много реликвий. Но его потомки обращались с ними довольно беспечно. И до наших дней дошли лишь перстень…

— Он был у Дамблдора…

— Я знаю, — живо откликнулся Будогорский. — Так вот… перстень и небезызвестный тебе медальон. Эти крестражи уничтожены и про них можно забыть. Пуффендуй — большая лакомка и отчасти неженка. Она тоже любила окружать себя красивыми вещами. Но вдобавок обладала чрезвычайно доверчивым и добрым сердцем. Несть числа предметам, которые она передарила. Поэтому проследить путь этих сокровищ, боюсь, нам не под силу. Единственное, что мы знаем наверняка, — чаша. Она есть. И мне известно наверняка, что Лорд Волан-де-Морт, заключая договор о взаимосотрудничестве с чутью, брал её с собой. Когтевран. Ты, наверно, уже знаешь, что эта волшебница вела аскетический образ жизни. Кроме того, Кандида считала излишним заниматься самоукрашательством — она ведь была карлицей. От неё осталась только брошь в форме орла. Несомненно, она попала в руки Волан-де-Морта. И, наконец, Годрик Гриффиндор. Чародей — воин. Известно, что у него была полная воинская амуниция. Но в стенах Хогвартса от Годрика остался только меч и, конечно же, распределяющая шляпа. Но шляпа, как ты понимаешь, большого интереса для Темного Лорда не представляла — уж больно она замызганная. А вот доспехи… Вполне вероятно, что это и есть недостающий пазл в нашей картинке.

— А про остальные крестражи Вы знаете? — в замешательстве спросил Гарри.

— «Остальные» — это знаменитая змея Нагайна — о которой мы догадывались и ранее — с ней, я думаю, придётся повозиться. И дневник Тома Реддла, который уже уничтожен тобою на втором курсе. Вот и всё, Гарри.

— И «ВСЁ»?! — Гарри был возмущён до предела.

Значит, то, что ему предстоит вслед за этим убить Волан-де-Морта, уже никого не волнует! Поттер — «избранный», у него пусть и голова болит, как это сделать! Да у него не хватило даже быстроты реакции отследить, какие заклятия бросали Волан-де-Морт и Дамлдор в их кратковременной схватке, не то, чтобы вовремя вспомнить их и применить на деле самому.

— Гарри, — Будогорский приобнял его за плечи. — Ты не один. Ты даже не отдаёшь себе отчёта, какие силы формируются вокруг тебя! Ну же, не кисни!

Он встряхнул Гарри.

— Выше нос, приятель! — и ласково потрепал его за нос.

У Гарри сложилось чувство, что Барин не осознаёт, что семикурсник уже не ребёнок.


Рон и Гермиона раздали расписание. На следующий день первыми двумя уроками была поставлена Защита. Они подошли к классу. В коридоре толпились студенты с параллельных потоков. Весь VII-ой курс объединили для совместных занятий. Их ярых антагонистов — Малфоя, Крэбба и Гойла — в этом году не было. Не об этом ли мечтал Гарри с друзьями все шесть лет учёбы? Но мечты, видимо, не должны сбываться — иначе сладость от предвкушения победы исчезает, оставляя позади себя лишь горькую пустоту.

Дверь класса была открыта на 90°, как бы приглашая войти, но заходить никто не решался. Снегг таких вольностей не допускал.

— Что же вы не проходите? — удивился подошедший Будогорский.

Гарри искоса наблюдал за одноклассниками: какое впечатление произведёт на них новый интерьер? Он-то вчера его уже видел. И «своим» рассказал.

— Ух, ты!

— Ого!

— Ничего себе!

Возгласы неслись отовсюду. Ребята не спешили рассаживаться. А Барин не призывал к порядку. В конце концов, все сели. Будогорский сегодня был в повседневной чёрной мантии. Под ней — джинсы и футболка. Скрестив руки на груди, он ждал, пока класс успокоится.

— Я ознакомился с вашим учебным планом, — заговорил он. — И теперь знаю, что на третьем и четвёртом курсах вы занимались практикой, а в прошлом году систематизировали теоретический материал и освоили азы невербальных заклятий.

Любопытно, что года, когда у них преподавали Квиррел, Локонс и Амбридж, он вовсе не упомянул — видимо, считая ихпустым времяпрепровождением.

— В этом году я намерен значительно расширить ваш понятийный словарь, — продолжал он, — а также остановиться на некоторых заклятиях подробнее: рассмотреть их во всех аспектах. Кроме того, профессор МакГонагалл разрешила организовать факультатив, где желающие смогут ознакомиться с действием некоторых экспериментальных заклятий и контрзаклятий. Помимо этого, на факультативных занятиях мы будем знакомиться с магией других народов. Но это, так сказать, в проекте. А пока вернёмся к уроку. Скажите, какие заклятия вы считаете наиболее эффективными?

— Разумеется, «Авада Кедавра», — презрительно фыркнула слизеринка Пэнси Паркинсон.

— Мисс, Вы не поняли. Мы находимся не на уроке тёмной магии, а всего лишь на защите от неё. Поэтому не говорим о запрещённых заклятиях.

— Но почему, сэр! За зло нужно платить той же монетой! — возмутился когтевранец Стив Редгрейв.

— Это не по-христиански, — мягко возразил Будогорский.

— Отчего же, — подала голос Гермиона. — «Око за око, зуб за зуб…»

Барин пресёк теологическую дискуссию.

— Боюсь, у нас нет времени для богословского спора. Вынесем, если хотите, этот вопрос на внеурочные часы. А сейчас давайте высказываться по делу.

— Экспелиармус! — выкрикнул с места Гарри.

— Хорошо.

— Защитные чары! — поддержал Рон.

— Пока достаточно. Выходите теперь и сразитесь друг с другом, используя два этих заклинания.

— Это будет что-то вроде дуэли, — заблестела глазами Паркинсон.

— Пожалуй, — согласился Будогорский, описав круг рукой — классная комната тут же приобрела сферическое очертание и раздвинулась чуть ли не вдвое.

Рон и Гарри отошли друг от друга и встали наизготовку.

— Начинай, — сказал Гарри другу, выставляя вперёд палочку.

— Экспелиармус! — выкрикнул Рон.

— Протего! — Гарри тут же отбил луч, вылетевший из палочки Рона.

— Отлично, — одобрил профессор. — По десять баллов каждому. Продолжим.

И пошло…

Инкарцеро! — Диффиндо! Это проделали Невилл с Симусом.

Окаменей! — Оживи! : Энди с Дином.

Импедимента! — Петрификус Тоталус! : Гермиона и опять Гарри.

Далее пробовали отбиваться, не произнося заклятие вслух. Потом Будогорский установил мишень и предложил её: а) взорвать; б) заморозить; в) вернуть в исходное положение. Урок прошёл быстро. По его окончании Барин сделал тот же взмах рукой — и аудитория приобрела первоначальный вид.

— Вы это делаете без волшебной палочки? — спросила Гермиона.

— Как видите, мисс, — подтвердил он. — Русские практически не используют палочку. Это считается у них дурным тоном.

— А Вы нас этому научите? — защебетали девочки, окружившие Барина.

«Вот, что мне не нравится в нём, — сообразил Гарри. — Он бабник. Позёр! Выпендривается тут своими мускулами…» Барин провожал Гарри извиняющимся взглядом. Казалось, что всё, что он высказал про себя, каким-то непостижимым образом стало известно Будогорскому. Гарри поспешил укрыться за дверью. «Надо быть с ним поосторожней. Похоже, что для этой чёртовой легилименции ему особо и зрительный контакт не нужен, как Снеггу… Почему я всегда возвращаюсь к воспоминаниям о Снегге? Наверно, он тоже думает обо мне — говорят, есть такая примета… Хотя какая к чёрту примета! Есть вполне научное обоснование: обратная связь называется. Неужели ОН получил задание от своего Хозяина убить меня? Тогда почему не сделал этого, когда у него была такая возможность? Мало того, не дал на растерзание Пожирателям? Барин говорил, что Снегг тоже рано потерял родителей, был несчастлив в детстве…» На ум пришли слова Гермионы: «Вот так и рождаются злые волшебники». Гарри вспомнил о плачущем мальчике из снегговых воспоминаний… После чего встряхнулся и запретил себе думать на эту тему (как это частенько делал в последнее время). За завтраком Гарри ковырялся в яичнице с беконом, вполуха слушая переругивания Рона и Гермионы.

— Ну, а ты чего молчишь? — набросились они на него.

— О чём речь-то? — не поднимая глаз, вздохнул Гарри.

— Ты же не знаешь, за каким чёртом сюда Скримджер пожаловал? Вон он, глаз с тебя не сводит!

— Возможно, — уклончиво ответил Гарри.

Вчера он завалился спать, так и не дождавшись Рона с Гермионой (как он подозревал, с романтического свидания).

— Смотри, к нам идёт МакГонагалл! — шепнул Рон.

— Поттер, Вас просит подойти Министр, — сказала она.

Рон ревнивым взглядом проводил Гарри.

Руфус Скримджер положил Гарри руку на плечо — так они и вышли на улицу.

— Не нравится мне Гарри в последнее время, — поделился Рон с подругой.

— Он очень изменился, — согласилась Гермиона.

— Гарри, — заговорил наконец Скримджер, — хоть ты и отказал мне в просьбе уже два раза, я вынужден вновь к тебе обратиться.

Гарри поднял на него глаза и сглотнул.

— Смотря, что Вы предложите, — твёрдо ответил он.

Взгляд Министра посуровел.

— Я собираюсь предложить тебе побывать в России.

— Это что, экскурсионный тур?

— И да, и нет. Разумеется, эта поездка будет весьма увлекательна. Но и весьма опасна. Не стану от тебя этого скрывать. Русские волшебники требуют, чтобы группа учащихся прибыла без сопровождающих-взрослых. И ещё они настаивают, чтобы во время вашего пребывания в России волшебных палочек у вас не было.

— Но мы в таком случае рискуем оказаться в положении заложников! — воскликнул Гарри.

— Это дружеский визит, — напомнил Скримджер. — Русские не хотят войны, которая непременно развяжется, если с вами что-нибудь случится. В качестве послабления их верховная колдунья согласна, чтобы вы взяли палочки, но перед встречей с остальными волшебниками отдали их на хранение доверенному лицу.

— И кто это доверенное лицо? — ухмыльнулся Гарри, вспомнив «милые» лица русских волшебников на страницах гермионовского учебника.

— Доверенным лицом будет выступать ваш новый учитель по защите от тёмных искусств… никак не могу запомнить его имени… Как он тебе, кстати?

— Девочки от него в восторге, — язвительно сказал Гарри.

— Русские тоже в восторге… При упоминании о нём каждый раз кричат: Слава! Слава!.. Но они вообще, как я заметил, более экспансивны, нежели мы, европейцы. К этому надо привыкнуть.

Скримджер говорил с Гарри чуть ли не на дружеской ноге. Это и удивляло, и настораживало.

— Но вернёмся к нашему делу. Сможешь найти ещё пятерых надёжных ребят: трёх девочек и двух мальчиков?

— Нет проблем, — утвердительно кивнул Гарри.

— Вот и ладненько. Я тогда возвращаться в Хогвартс не буду… Где-то тут должен меня поджидать Перси Уизли, мой личный шофёр. Он почему-то не захотел зайти позавтракать в школу, — пояснил Скримджер. — Так что не буду заставлять его ждать.

С этими словами министр пошёл по направлению к хогвартским воротам. А Гарри вернулся в школу. Урок зельеварения уже начался. Он опять-таки собрал учащихся со всего курса. От котлов поднимались ядовитые клубы пара, в которых Гарри едва разглядел Рона и Гермиону. Протискиваясь к ним, он заметил, как Гермиона толкнула Рона локтём, и тот тотчас захлопнул рот.

— А мы тут как раз обсуждали, что на сей раз предложит тебе Скримджер, — с самым невинным видом заявила Гермиона.

— Ничего нового, — буркнул Гарри.

У него было неприятное ощущение, что друзья обсуждали что-то совсем иное.

К их столу подходил Слизнорт.

— Гарри! — дружелюбно запел он. — Мы разбились на тройки — так что не огорчайся, что пропустил мои объяснения. Мисс Грейнджер тебе расскажет, какие ингредиенты входят в болтушку для молчунов.

«„Болтушка для молчунов“ — о ней походя упоминал Снегг в кабинете Амбридж… Как же это было давно! Ещё был жив Сириус и Дамблдор… Опять Снегг! Сегодня пойду в Визжащую хижину, — решил он. — Если уж Барину так важно, чтобы с головы Снегга не упал ни единый его сальный волос, то помешать посмотреть, по-крайней мере, что он замышляет, мне никто не помешает!» Шварк! Гермиона грохнула перед ним разделочную доску, на которой копошились живые мокрицы.

— Режь! — приказала она. — У меня они все расползаются.

Недолго думая, Гарри наложил на насекомых парализующие чары и стал их мелко крошить.

— Это обязательно: резать их живьём? — поморщился Рон.

— Обязательно! — отрезала Гермиона. — Так сказано в учебнике. Я, кстати, не уверена, что их можно обездвиживать.

Она указала на перепончатые тельца мокриц, замерших в самых нелепых позах. Гермиона, как всегда, оказалась права. Зелье тут же загустело и стало налипать на стенки котла. В конце урока премиальные баллы ушли к слизеринцам.

— Что, работать в паре с Принцем было результативнее? — съязвила она.

Гарри обожгла волна неприязни. Он схватил сумку и бросился к выходу.

— Стой! Гарри! Я ведь пошутила!

Гарри обернулся. На секунду он почувствовал себя просто капризным идиотом — так беспомощно глядела ему вслед Гермиона сквозь пелену всё ещё поднимавшегося от котлов пара. «Будто привидение, — мелькнуло у него. — Привидение былой дружбы».

— Ты идёшь? — ткнул его в спину Блез Забини.

Часы до обеда были отданы под самоподготовку. Чтобы не встречаться со своими, Гарри не пошёл в башню Гриффиндора. Сначала он бесцельно слонялся по этажу, где помещалась школьная больничка — пока не наткнулся на Миссис Норрис. Вслед на ней ковылял, припадая на одну ногу, Аргус Филч. Гарри слышал, что на беднягу–сквиба упал шкаф в Выручай-комнате — тот самый, через который в конце прошлого учебного года проникли в школу Пожиратели смерти. С тех пор школьный завхоз волочил ногу, та никак не хотела заживать.

— Почему не на уроке? — сдвинув кустистые брови, подступил к нему Филч.

— По кочану, — огрызнулся Гарри и дал дёру.

Он мчался на седьмой этаж к Выручай-комнате. Три раза он прошёл мимо глухой стены, бормоча: «Мне нужно забрать „Расширенный курс зельеварения“. Мне нужно забрать…» Перед ним возникла дверь. С замиранием сердца он вошёл в комнату, где проходили встречи с участниками ОД. Тут он впервые поцеловал Чжоу. В прошлом году мисс Чанг закончила школу. Чем теперь она занимается?« — он не знал. Собственно, его это не очень-то и интересовало. Гарри прошёлся по комнате и, преодолев состояние волнения, которое всегда физически выражалось в мурашках, щекочущих внутреннюю часть бедра, подошёл к стеллажам буфета. Присев на корточки, Гарри раздвинул многочисленные буклеты, пергаменты и монографии. А вот и скелет пятипалого животного. За ним должен быть учебник Принца-полукровки. Точно, вот его прошлогодний учебник! Пролистнув его для верности, Гарри убедился, что это именно он: в убористом почерке, испещрившим поля и пробелы, без труда можно узнать руку Снегга. Сунув книжку в сумку, Гарри, озираясь, вышел. До обеда ещё оставалось время. Чем бы себя занять? Он спустился на первый этаж и стал петлять по коридорам, разглядывая живописные полотна на стенах. Натюрморт с фруктами! За ним должна быть потайная дверь! Поддавшись внезапному порыву, он толкнул картину и оказался на школьной кухне. Десятки домашних эльфов буквально порхали над плитой, изобретая кушанья, которые пришлись бы по вкусу прихотливому студенчеству.

— Что угодно Хозяину? — угодливо склонился к нему один из самых уродливых домовиков. Его рыльце было опущено вниз, чтобы Гарри не видел зло поблёскивающих глазёнок. — Неужели Вы будете так добры, что отпустите меня обратно к моей Хозяйке?

— Об этом не может быть и речи, — довольно жёстко поставил его на место Гарри. — Я твой Хозяин. „Хозяйка“ — если ты имеешь в виду миссис Блэк — давно почила в бозе. А теперь немалыми стараниями она ещё вынуждена хранить обет молчания. Мы наконец-то разгребли всё то дерьмо, которое ты копил долгие годы — так что и не мечтай о возвращении. Будешь работать здесь, пока я не решу, что ты искупил вину перед Сириусом… Поди найди мне Добби или Винки.

— Не могу, Хозяин, — вновь низко поклонился ему Кикимер.

— Что это ещё за „не могу“?

— Не могу, потому что их тут нет вовсе. Они ведь поженились. Винки ждёт приплода. Вот Дамблдор их и отпустил, — Кикимер был, казалось, удовлетворён, что не может исполнить волю своего хозяина.

— Ты знаешь, где они?

Гарри эта новость страшно удивила. В конце прошлого учебного года не было никаких признаков, что Винки „ждёт приплода“. Да и Добби, наверно, сообщил бы ему о предстоящей свадьбе.

— Не могу знать! — с видом вышколенного слуги (вновь не без удовольствия) сообщил Кикимер.

— Ну, так узнай! — повысил на него голос Гарри. — Иначе какой от тебя вообще толк?!

Он резко развернулся и оставил зло шамкающего Домового, не преминув заметить, что ни пирожков, никаких других вкусностей эльфы в этот раз ему не предложили. Время тянулось бесконечно медленно. „Пожалуй, я ещё успею сгонять в Визжащую хижину“, — подумал Гарри и… столкнулся в дверях с Полумной Лавгуд. Стопка газет и журналов в её руках разлетелась по полу.

— Полумна, привет! Рад тебя видеть!

Гарри правда рад был повидать человека, перед которым не надо отчитываться за каждый свой поступок.

— Почему? — Полумна подняла на него глаза с поволокой.

Этот вопрос поставил его в тупик.

— Ты что, рассорился со своими друзьями? — напрямик спросила она.

— Нет, — он совсем забыл о её способности указывать на нелицеприятные истины. — Просто они иногда… ну… они…

— Лезут не в своё дело? — подсказала она.

„Это чёрт знает что! Все угадывают мои мысли, словно они пропечатаны у меня на лбу!“ — Гарри сразу замкнулся.

— Пока. Увидимся, — сухо попрощался он и вышел на улицу.

Гарри смерил глазами Гремучую иву. Та шевелила своими живыми ветвями, будто танцуя под одну только ей слышимую мелодию. Он подобрал с земли сухую ветку и ткнул в заветный сучок. Дерево замерло. Гарри прополз под её ветвями и нырнул в дупло между вспучившимися корнями. Поворот — тут голову пониже. Просвет — и он оказался в запущенной комнате с поломанной мебелью. Гарри устремился к столу. Но тот был пуст…

— Здравствуй, Гарри. Мы, кажется, ещё не виделись сегодня? — раздался негромкий голос.

Он резко обернулся. На диване сидел профессор по защите Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

— Вы? Вы что, следите за мной? — Гарри был взбешён.

— Отчасти, — уклончиво ответил тот.

— Зачем Вы здесь?

— Чтобы повидать тебя, — просто ответил Будогорский.

— Других мест нет? — Гарри говорил так, как с Роном — без тени уважения к учительскому чину.

— Мне показалось подходящим ЭТО место, — тепло улыбнувшись, спокойно произнёс Барин.

— Откуда Вы о нём знаете?

— Гарри… — укоризненно покачал головой профессор. — Я всё-таки работал в Хогвартсе, когда здесь учился Римус Люпин… Директор доверял мне.

— Он много кому доверял, — ощетинился Гарри, намекая на Снегга.

— Ты опять за своё? — уже менее миролюбиво осведомился Будогорский.

— Мне надоело, что Вы читаете мои мысли, будто я — это открытая книга! — закричал Гарри.

— Что делать, — развёл он руками, — если так оно и есть.

— Это… это… — задохнулся Гарри, — противоречит…

Он не мог подобрать подходящих слов.

— Ну, мой мальчик, и чему же это противоречит? — не без иронии спросил Барин.

Гарри враждебно молчал. А потом понял, чем он может уязвить Будогорского.

— Вы вор! Вы украли тарелку! — выпалил он.

— Бог с тобой, Гарри! — рассмеялся Барин. — Клянусь тебе, я не такой уж великий чревоугодник, чтобы воровать тарелки с едой!

— Не с едой! — топнул Гарри. — А с золотым яблоком! Попросишь его — и оно показывает любого человека, чем тот в данную минуту занят.

— Значит, тарелочка с голубой каёмочкой, — повторил Будогорский уже звучавшую в устах Гермионы фразу. Он задумался. — Нет, Гарри. Не я её ставил и не мне её забирать. А в отношении желания подсматривать… в этом есть что-то нечистоплотное — вроде чтения чужих писем…

— Я просто желал знать…

— Каждый охотник желает знать, где сидит фазан…

„Это что ещё за белиберда?“

— В отношении желаний вот что я тебе скажу: подчас наши желания могут быть весьма опасны… И как часто желаемое мы принимает за действительное! — впрочем, как и действительное за желаемое!.. Да и знаем ли мы в действительности то, что на САМОМ деле желаем?

У Гарри голова пошла кругом.

— Говорите нормально! Я ровным счётом ничего не понял из того, что Вы сказали!

— Как не понимаешь и того, что с тобой происходит…

— Ничего особенного со мной не происходит…

— Давай тогда проанализируем ситуацию: ты покинул дом, где тебя воспитали… Послушай, Гарри, не перебивай меня! — поднял руку Барин. — Ты расстался со своей девушкой. У друзей ты не находишь понимания. На площади Гриммо тебя преследуют воспоминания о твоём крёстном. А здесь… другие призраки: в первую очередь, конечно, Альбуса Дамблдора. И прочих, не будем называть их имён. Ты растерян. Тебе кажется, что ты в полном одиночестве… Так ведь?

У Гарри не было сил противоречить. Так оно и было — он словно потерял почву под ногами. Казалось, надо учиться жить заново.

Будогорский привлёк его, упирающегося, к себе.

— Будь ты девочкой, я бы посоветовал тебе поплакать, — профессор ободряюще похлопал его по плечу. — Знаешь, говорят, настоящий друг отличается умением СОпереживать и умением СОрадоваться. При чём второе значительно сложнее. Я бы хотел сделать первый шаг к нашей с тобой дружбе. Садись.

Он усадил его на диван рядом с собой.

— Думаю, обед мы уже пропустили.

Барин хлопнул в ладоши, и на стол легла скатерть. На ней были нарисованы разные яства. Стоило Будогорскому произнести несколько слов на чужом Гарри языке, как кушанья материализовались. Профессор взял из чугунка в центре стола дымящуюся картофелину. Перебрасывая её из руки в руку, он подмигнул Гарри.

— Слышал что-нибудь о скатерти-самобранке?

— Читал, — неохотно ответил Гарри.

— Ну, тогда угощайся. Очень рекомендую тебе перепелов на вертеле или во-он того молочного поросёнка, — он привстал и потянул на себя окорок, стряхивая с него кудрявую петрушку.

Еда показалась Гарри СКАЗОЧНО вкусной. Он попробовал и соления, и копчения, и варения — словом, всё, что посоветовал ему Барин. Правда, гордость русской кухни (заливное из стерляди и квашеная капуста с клюквой) не понравились ему. Зато обычный студень и хрустящие солёные грузди были выше всяких похвал. Когда они пили чай, который им наливал с прибаутками весёлый пузатый самовар, Будогорский посерьёзнел и, положив на блюдце недоеденный блин с белужьей икрой, дал понять таким образом, что хочет что-то сказать Гарри.

— Может, ты замечал, Гарри, — заговорил он, — что в начале становления дружбы кто-то один вынужден снимать барьеры, которые мы инстинктивно расставляем, защищая свои скелеты в шкафу? Барьеры снимаются искренностью и откровенностью, ибо какая дружба без взаимодоверия?.. Ну, это так, лирическое отступление… Я хочу тебя спросить: ты никогда не задумывался, почему именно семнадцатилетний рубеж ознаменован как совершеннолетие?.. Пожалуй, я отвечу на этот вопрос сам: в этом возрасте мы уже имеем определённый багаж знаний и накопили тот или иной жизненный опыт. И мы вольны распоряжаться этими знаниями. Нам открываются двери в мир, который подчас встречает нас враждебно. Мы получаем диплом, дающий нам право сделать выбор дальнейшего пути. Увы! Иногда нам кажется, что если ошибусь, перепишу всё наново, да и дело с концом! Ан нет, в жизни так не бывает. Стоит принять неправильное решение, и оно может стать необратимым. Вспомни молодого Барти Крауча или Северуса Снегга — они стали Пожирателями смерти на последнем курсе Хогвартса. Так что не ты один испытываешь муки этого возраста. Хорошо, если рядом есть человек, способный поддержать тебя и направить. А если нет, тогда кричи КАРАУЛ! Русские говорят: „Ум хорошо, а два лучше“. Жить, конечно, надо своим умом, но принимать серьёзные решения, не посоветовавшись, — это история уже совсем другого порядка. Могу сказать тебе, что и я когда-то, обуреваемый тщеславием, сделал роковую ошибку, в результате которой погиб человек… два человека. И был я, к своему стыду, на пару лет старше тебя… Поэтому и спешу предостеречь тебя от подобных глупостей.

Гарри примолк. Его потрясло, что учитель признаётся в подобном: „по моей вине погибло два человека…“

— А если не с кем посоветоваться?

— Тебе-то? Не скромничай! Во-первых, у тебя есть проверенные друзья, которые, по-моему, тебя ещё ни разу не подводили. За что же ты их обижаешь своими недомолвками и дутыми на пустом месте секретами? Во-вторых, у тебя есть девушка, которая тебя любит — и не говори мне, что вы расстались „для её же блага“! Представь, если случится непоправимое, а вы будете в разлуке? И, наконец, у тебя есть я, — Будогорский улыбнулся. — Считай меня своего рода преемником Альбуса. Ведь с ним ты начал расследовать дело о крестражах, а со мной, надеюсь, закончишь. Сегодня после уроков заходи ко мне со всеми, кого утвердил Министр для поездки в Россию. А теперь пойдём-ка, Гарри, мы уже опаздываем — сейчас ведь мой урок.

Ростислав Апполинарьевич махнул рукой — и скатерть-самобранка сложилась.

Глава 7. Санкт — Петербург.

Северус увидел группу хогвартских школьников, которые были в сопровождении приятного мужчины с лучистыми серыми глазами. Их взгляды пересеклись. Снегг равнодушно отвернулся — вернее, сделал вид, что отвернулся. Исподволь он наблюдал, как молодые волшебники Хогвартса протягивали на контроле паспорта и билеты. „Значит, это и есть ‚симпатичные молодые люди с чистыми помыслами и отважными сердцами‘: Гермиона Грейнджер, Рональд Уизли с сестрой, Долгопупс (о, господи!), Лавгуд (эта-то что здесь делает?) и, конечно, Поттер“. Гарри Поттер выглядел интеллигентным юношей, улыбчивым и воспитанным. Все они летели одним рейсом. Северус не опасался, что его узнают. Оборотное зелье вновь до неузнаваемости изменило его внешность. Документы у него, тем не менее, были в полном порядке. Дело в том, что он их попросту украл. Украл у зазевавшегося магла в русском посольстве. И в придачу выклевал у него клок волос. Поступок, прямо скажем, неблаговидный. Но изготавливать фальшивые документы ему показалось опасным. Почему? Он и сам не знал. Но вступать в спор со своей интуицией не рискнул. А так ему достался паспорт на имя Иванова Сергея Ивановича 1960-го года рождения. И Дамблдор сказал, что сочетание фамилии-имени-отчества очень удачное — фамилия Иванов у русских очень распространённая. У Сергея Ивановича Иванова было добродушное круглое лицо, объёмистая лысина и слегка отвислый животик. В целом он производил впечатление добряка с не очень высоким показателем IQ. Это тоже расценивалось как положительный момент (если учесть, что он должен произвести хорошее впечатление на массу канцелярских работников). Тёмный Лорд решил вопрос с размещением ребятишек для своей будущей школы очень просто: он распорядился, чтобы Нарцисса Малфой в 24 часа освободила своё родовое поместье. Северус присутствовал при этом разговоре.

— Зачем Вам такой большой дом, милая? — вкрадчиво осведомился Волан-де-Морт у матери Драко. — Уж не надеетесь ли Вы, что я позволю в скором времени вернуться в Англию Вашему сыну? Знайте, он жив только потому, что мистер Снегг проявил неслыханное благородство! Кстати, Северус, Вы ведь остались без прислуги? Хвост Вас раздражал — и, надо признать, он это умеет, эльфа у Вас нет… Может, Нарцисса Вам подойдёт? А? Что скажете?

Северус не спешил с ответом. Он пакостно улыбался, глядя на дрожащую от унижения Цисси.

— Я подумаю, сэр.

— А пока Вы думаете, миссис Малфой может пожить в доме сестры. Кстати, Беллатриса ещё не собрала свои пожитки? Я же велел ей отправляться стеречь племянника! Пусть поторопится!.. Эти ужасные Малфои — равно как и Лестрейнджи — доставляют мне одни неприятности в последнее время, — пожаловался Волан-де-Морт Северусу.

„Тёмный Лорд явно зарвался, — продолжал размышлять Снегг. — Так, глядишь, он и вовсе останется без единомышленников“. Впрочем, ему это было только на руку. Сам он с недавних пор был в фаворе у Лорда. Именно с его, северусовой, подачи Беллатрису должны удалить с глаз. Стоило Северусу раз-другой намекнуть, что сестра Нарциссы сомневается в некоторых людях тёмного двора, и что именно она вынудила его дать Непреложный обет, её участь была решена. Беллатрисе надлежало покинуть брега туманного Альбиона с тем, чтобы опекать Драко в Соединённых Штатах Америки.

— Мы, оказывается, соседи, — дружелюбно обратился к нему единственный взрослый волшебник из хогвартской команды и протянул руку. — Будем знакомы. Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

Северус посмотрел на него внимательней: вот почему его лицо показалось ему знакомым! На последнем курсе Хогвартса тот преподавал у них защиту от тёмных искусств. Будогорский мало изменился. В двадцать лет он был этаким „качком“ в среде волшебников и проповедником здорового образа жизни. „Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья!“ — вспомнил Северус лозунг молодого профессора. Летом Будогорский жарился на солнце, зимой купался в проруби и круглогодично бегал трусцой. По мнению Снегга, выглядело это по-идиотски.

 — Иванов. Сергей Иваныч, — придав себе глуповатый вид, растянул губы в улыбке Снегг. — Вы по каким делам в Россию?

— Думаю, Вы догадываетесь, — шепнул ему на ухо Будогорский.

Северус подумал, что, наверно, ослышался.

— Что, простите? — спросил он, моргая белёсыми ресницами.

— Думаю, Вы догадываетесь, — более внятно повторил Будогорский.

— О! Боюсь, Вы ошиблись! Не за того приняли! Так бывает! — замахал пухлыми ручонками Иванов — Снегг, приклеив к губам дурацкуюулыбочку.

— Бросьте! Я слишком близко от Вас стоял в очереди на контроле, Северус, — так же, шёпотом, сказал Ростислав Апполинарьевич. — Отчего бы Вам не признаться, что Вы это Вы?

— Да. В этом я готов признаться: я — это я, — хмыкнул в ответ Снегг.

— Взгляните: ребята в совершенном восторге. Они первый раз совершают полёт авиалайнером. Им не до нас, если Вы ЭТОГО боитесь, — продолжал Будогорский.

— Я не боюсь. Я просто Вас не понимаю, — холодно сказал Северус, косясь на пассажиров в соседних креслах.

Будогорский махнул рукой — тут же соседка справа пролила кофе на юбку и понеслась в туалет замывать пятно, сосед слева склонил голову на плечо и мгновенно уснул.

— Отчего Вы отвергаете союзничество? — настаивал Барин.

— Какого рода? — осторожно спросил Снегг.

— Пока Дамблдор подобен призраку, а для всех остальных Вы преступник, Вам необходим свой человек, — был ответ Будогорского.

 — И Вы тот самый человек? — вопросительно посмотрел на него Северус.

— Тот самый. Можете на меня положиться, — с готовностью отозвался хогвартский профессор.

Снегг знȧком попросил подойти стюардессу.

— Пожалуйста, будьте так любезны, посмотрите, нет ли свободного места в бизнесклассе. Я доплачу, — попросил он.

— Пройдите за мной, — сказала бортпроводница. — Бизнескласс почти пуст.

— По-крайней мере, дайте мне знать, когда потребуется помощь! — крикнул ему вслед Барин.

Северус ничего не ответил и не обернулся.

При таможенном досмотре он вновь встретил делегацию от Хогвартса. Будогорский пытался поймать взгляд Снегга — Северус старательно прятал глаза. Эта встреча взволновала его. Конечно, союзник был нужен. И Будогорский ему, в общем-то, симпатичен. Но Северус слишком хорошо знал его историю, чтобы поддаться самообольщению. Молоденькая беременная жена Ростислава была убита Пожирателями. Будогорский что-то раскопал, что было не по нутру Тёмному Лорду. Сначала ему пригрозили — тот оставил угрозу без внимания. Тогда-то всё и случилось… Произошло несчастье незадолго до падения Волан-де-Морта. Зная подоплёку этого дела, трудно поверить в отсутствие западни со стороны Будогорского — как пить дать, он осведомлён о прошлом Снегга. И, как следствие, причастности (пусть косвенной!) к смерти его жены. Северус вышел из здания аэропорта и поймал такси. Из окна машины он видел, как Будогорского окружили его ученики. „Его любят, — глядя на лица подростков, с грустью подумал Северус. — Не то, что меня. Если у Юлии, как говорил Дамблдор, ‚дар внушать любовь‘, то у меня, наверно, обратный дар — внушать НЕлюбовь“.

— Куда едем, Командир? — спросил его таксист.

— Не могли бы Вы показать мне город? — неожиданно для себя попросил Снегг.

— Нет проблем. Часа за три осмотрим все достопримечательности, — трогаясь с места, заверил его водитель.

— Я бы не стал так торопиться. Сколько стоит Ваш рабочий день?

— Тыщу баксов, — хитро сощурившись, солгал шофёр.

— Идёт, — не стал с ним торговаться Северус.

Выехав на шоссе, они с ветерком понеслись по асфальтированной трассе с односторонним движением. Через тополиную аллею была встречная полоса. Северус отметил разнообразие моделей автомобилей — большинство немецкого производства. Когда-то, ещё в доме родителей, он собирал вырезки из старых журналов и знал отличительные признаки той или иной модели. Надо сказать, что с тех пор автомобилестроение шагнуло далеко вперёд.

— Домой или в гости? — прервал его наблюдения водила.

Северус посмотрел на него в зеркальце — взгляды их встретились. Они оба усмехнулись.

— В гости, — ответил Снегг.

— В Питере никогда не был?

— Был. Проездом.

— Ты тогда говори, где понравится — будем тормозить.

— При въезде в город остановишь.

— Это правильно. Там у нас мемориал Героическим защитникам Ленинграда. Установлен в одну из годовщин победы над фашистской Германией. А сейчас налево посмотри. Здесь Пулковская обсерватория. Целый учёный городок.

Будучи неуверенным в том, что такое „обсерватория“, Северус не стал переспрашивать.

— Подъезжаем, — проинформировал его водитель такси.

Ещё издали он заметил гранитную стелу, на которой значились цифры 1941 — 1945. Таксист припарковал машину и обернулся к элитному пассажиру.

— Мне с тобой пойти? — спросил он.

— Да. Если Вас не затруднит.

— Не затруднит, — заверил его тот.

Спустившись в подземный переход, водитель купил в цветочном киоске пару гвоздик.

— Я оплачу, — предложил ему Северус.

— Не надо, — строго посмотрел на него шофёр. — Для тебя это так, забава. А у меня, почитай, в годы Великой Отечественной все родичи сгинули.

Они оказались в зале под открытым небом. По форме зал напоминал кольцо. В центре, на постаменте, размещалась скульптура матери, держащей на руках погибшего сына. Памятник был завален цветами. Мимо них прошли совсем ещё желторотые школьники с испуганными мордашками.

— Тут есть небольшой музей. Зайдём?

Северус утвердительно кивнул.

Экспозиция была посвящена Блокаде Ленинграда. В музее звучала скорбная музыка. На одной из стен демонстрировалась кинохроника военных лет. Плёнка шипела, изображение было с пробелами. Снегг присмотрелся: закутанная в платки, по снегу шла женщина. Она тянула за собой санки, на которых лежал ребёнок лет двух. Он был мёртв. Следующий кадр — очередь за хлебом. Длина её казалась неизмеримой. Лица людей, получавших по куску чёрного хлеба, почерневшие, безразличные. Картинка фильма снова переменилась. Северус увидел большеголовых скелетообразных дистрофиков со вспученными животами. Руки — веточки, ноги — палочки, рёбра можно пересчитать — все они на приёме у врача. После очередной чёрно-белой паузы взгляду открывался ров, заваленный истощёнными до крайности мертвецами. Надо рвом стояли гитлеровцы в щёгольской военной форме и начищенных до блеска сапогах. Они глумливо улыбались, глядя, как некоторые из жертв в этом месиве тел ещё подают признаки жизни. Северус вышел на воздух. „И к этой чудовищной бойне причастна чуть! Маглы об этом и не догадываются!“ Он ощутил рядом присутствие другого человека. Это был русский таксист. Молча они дошли до машины.

— Сергей Иванович, — протянул руку таксист.

Северус не помнил, чтобы называл ему своё новое имя. Он с недоумением смотрел в лицо уже немолодого человека, изборождённое глубокими морщинами. Тот пояснил:

— Меня зовут Сергей Иванович… Целый день с тобой бултыхаться будем — так что познакомиться не помешает.

— Меня тоже зовут Сергей Иваныч, — буркнул Северус.

— О! Тёзки, значит! — хохотнул словоохотливый водитель. — Ну, теперь слушай… я тут гидом повыступаю малехо. Мы выезжаем на Московский проспект — одну из крупнейших магистралей города. Слева и справа здания Московского универмага. Это станция метро „Московская“. Там, за фонтаном, Московский райсовет. Перед ним памятник Ленину. Далее — Московский Парк Победы. Если хочешь, выйдем, погуляем, — он посмотрел на Северуса в зеркало (тот покачал головой). — Да там и смотреть-то особенно нечего… аллею Славы, разве что. Вдоль неё установлены бюсты героев Отечественной войны. Меня там в пионеры принимали — это что-то вроде ваших бойскаутов… Я ведь коренной ленинградец — сейчас говорят „петербуржец“. Вся моя жизнь — в городе на Неве.

— Нева — наша главная река. Недлинная, но полноводная, — тут же пояснил водила. — Сейчас, когда дамбу сделали, наводнения хоть и случаются, но уже не такой разрушительной силы — как, скажем, году этак в 1824-м. Это наводнение ещё Пушкин описал в „Медном всаднике“. Ну, мы его сегодня ещё увидим.

— Кого? — спросил Снегг. — Пушкина?

Водитель расхохотался.

— Ты что, приятель! Пушкин давно умер. Его застрелил Дантес. На дуэли. Из-за Гончаровой.

— Из-за кого? — сглотнул Северус.

— Ну, из-за жены своей. Дантес — французский посланник — положил глаз на жену Пушкина, Наталью Гончарову. Александр Сергеевич, знамо дело, такого стерпеть не мог. Кровь его негритянская забурлила — и давай стреляться. Только сам под пулю-то и попал.

— Так этот ваш Пушкин негр был, что ли? — совсем запутался Северус.

— Пушкин — великий русский поэт, — назидательно произнёс Сергей Иванович.

— Вы же сами сказали „негритянская кровь забурлила“…

— Я что-то не пойму, по-русски ты здорово балакаешь, а ничегошеньки из нашей истории не знаешь, — сердито прервал его новый знакомец. — Александр Сергеевич был не то чтобы негр… Дед его, Ганнибал, тот, действительно, африканец по происхождению. Его царь Пётр Великий ещё арапчонком к себе на службу взял. Воспитал. Дал чин дворянский. Вот от Ганнибала-то и пошло потомство с горячей кровью… На Мойке, если тебе интересно, это всё подробно рассказывают.

Зачем и где в процессе мойки рассказывают о русском прославленном поэте, для Северуса опять-таки осталось загадкой, но уточнять он не стал.

— Сейчас мы проезжаем мимо крупного промышленного предприятия „Электросила“. Там у меня батя сорок лет оттрубил. Теперь и не знаю, чем они там занимаются… Утюги, наверно, делают, — недовольно проворчал Сергей Иваныч.

Чем плохи утюги, тоже оставалось неясностью (так же, как и почему для выпуска утюгов выстроен столь гигантский завод).

— Вот уже и Обводный канал. Раньше это был самый край Петербурга. Канал этот — что-то вроде сточной канавы. Все отходы сливаются в него. Он даже зимой не замерзает. Чуть левее — Балтийский и Варшавский вокзалы. Нет нужды туда ехать — один из самых муторных районов. Мы лучше в центр рванём. Там тебе поинтересней будет. Вот уже и Техноложка — большой технический вуз… А теперь я покурю. Устал.

Сергей Иванович откинулся на сиденье и задымил. Северус с любопытством оглядывал архитектуру города. Дома были большей частью серые. Улочки узкие. Юлия рассказывала, что где-то около года жила на Севере (он не выяснял, почему) и больше всего скучала не по друзьям и родственникам, а по Петербургу. Похоже, шофёр тоже искренне привязан к родному городу. И что в нём такого, в этом сдержанном, суровом городе? — нет ответа…

 — Мы тут свернём с Московского. Поедем по набережной Фонтанки. На ней раньше (впрочем, как и сейчас) любили селиться всякие вельможи. Так что много красивых домов увидишь. Смотри: это Большой Драматический Театр. Сокращённо БДТ. Там играли великие мастера сцены: Лебедев, Лавров, Стрежельчик… А это площадь Ломоносова. Про Михаила Васильевича Ломоносова слышал когда-нибудь? Нет? Чему вас только в школах учат! — Сергей Иванович пришёл в раздражение. — У нас вашего Эйнштейна каждый двоечник знает!

„Русский двоечник, может, и знает… А я вот, признаться, с трудом припоминаю, кто это“, — чуть было не ляпнул вслух Снегг. А одержимый русской историей Сергей Иванович уже вещал:

— Михайло Ломоносов — сын простого рыбака. Прошёл пешим ходом за торговым обозом от Архангельска до самой Москвы — столь велико было в нём желание учиться! Был уже молодым человеком — рослым таким детиной! — а сидел за партой с сопляками. Все над ним посмеивались. Да только смеётся тот, кто смеётся последним! Вскорости отправили Михайло Васильича в Германию. А вернувшись в Россию, он много открытий сделал — в самых разных областях: в физике, в химии. Картины складывал из мозаики! Стихи писал! Стал Президентом наук! Основал Московский Университет! Так-то!.. О! Чуть поворот из-за тебя не прозевал. Мы сейчас проедем через Аничков мост, а там по Невскому чуток. И выйдем у Инженерного замка. Я вот уже в туалет захотел, — непринуждённо сообщил он Снеггу.

То, что Невский — центральная улица Санкт — Петербурга, Северус знал. Но они ехали по нему совсем недолго. Такси свернуло на одну из окрестных улочек и остановилось у кирпично-розового монументального здания. На замок, однако, по понятиям британца, оно похоже не было. Скорее, на дворец — несмотря на мрачную историю, которую без промедлений поведал Сергей Иваныч (в замке был убит один из русских царей). В сопровождении таксиста Северус дошёл до Летнего сада — бывшей резиденции основателя города, Петра I. Потом они пересекли Марсово поле, задержавшись у Вечного огня (памяти павшим во время одной из русских революций), и оказались у необычайной красоты русской православной церкви.

— Тут был убит другой русский самодержец — Александр II. Поэтому храм носит название „Спас на крови“ и расположен в необычном для православной церкви месте — практически на воде, — с удовольствием рассказывал Сергей Иванович.

„Русские, похоже, склонны увековечивать всё, что так или иначе связано со смертью“, — отметил Снегг. Возле храма Воскресения Христова (его второе, менее известное название) толпились иностранцы — Северус услыхал английскую речь. На предложение примкнуть к экскурсионной группе он ответил отказом.

Некоторое время они постояли на набережной канала и полюбовались открывающейся перспективой: на фоне фонтана раскрывали свои объятия анфилады Казанского собора. Что-то он уже слышал об этом месте…

— А где тут Педагогический университет? — спросил он.

— Да рядом с Казанским.

— Там учится моя девушка, — зачем-то поделился Северус.

— Ну-ну, — как-то странно хмыкнул шофёр… И сказал, что нужно возвращаться к машине.

Продолжили они свой экскурс, забравшись на крышу Исаакиевского собора. Северус уже жалел, что поддался лёгкому на подъём Сергею Ивановичу. Обещанный вид был НИЖЕ всяких похвал: крыши, крыши, крыши… уходящие за горизонт. Когда спустились с верхотуры собора, Сергей Иваныч поволок его к Медному всаднику. Оказалось, „Медный всадник“ — это памятник их легендарному царю-Петру. Он (Пётр) восседал на лошади, взвившейся на дыбы. Скульптура помещалась на огромном валуне, у которого шумно праздновалась свадьба.

— Встретить брачующихся — хорошая примета, — ввёл его в курс дела Сергей Иванович. — У нас такой обычай: молодожёны едут после ЗАГСа сюда. Пьют шампанское, фотографируются… Ты чегой-то без фотика?

— Успею ещё. Нафотографируюсь.

— Ну, дело, как говорится, хозяйское. Сейчас я тебя на Дворцовую отвезу. Если хочешь, так погуляй. А хочешь — в музей сходи. А я чего покушать соображу.

Северус почувствовал угрызения совести. Совсем он замордовал старика (хотя ещё вопрос: кто кого).

— Нет, — воспротивился он. — Обед за мой счёт. Да и в Эрмитаж я один не пойду — боюсь заблудиться.

— В центре жратва дорогая, — честно предупредил его Сергей Иванович.

— Ничего. Как-нибудь справлюсь, — ответил Снегг, похлопав себя по карману — Тёмный Лорд снабдил его щедрыми командировочными.

Обедали в одном из прибрежных кафе. Северус положился в выборе блюд на „Иваныча“ и понял, что дал маху. Стояла та самая пора, которую именуют на Руси бабьим летом. И жирный шашлык — не самое удачное, что мог бы сейчас переварить его бунтующий желудок. Но для жизнерадостного, краснолицего и коренастого водителя аналогичных проблем не существовало. Будь его воля, он вновь бы полез под исаакиевские купола. Так или иначе, Северус ознакомился ещё со славной историей Адмиралтейства (за время прогулки по Александровскому саду шашлык всё-таки нашёл своё место в его системе пищеварения). Затем они вышли на Дворцовую площадь, и неутомимый Сергей Иванович потащил Северуса к отдельно стоящему зданию Нового Эрмитажа. Надо сказать, на него произвели впечатление атланты, поддерживающие портик входа. Но он уже был так замотан, что пафосные толкования о „единственном в своём роде“… чего-то там… у него в одно ухо влетали, а в другое, не задерживаясь, вылетали. На территории Петропавловской крепости экскурсия длиною в день закончилась. Северус расплатился со своим проводником и, получив от Сергея Иваныча визитку с реквизитами, остался на Петропавловском пляже дожидаться ночи. Времени было около семи вечера. Погода стояла прекрасная. Северус улёгся на один из разбросанных лежаков и, подставив солнцу рыхлую физиономию Иванова Сергея Ивановича, неожиданно для себя задремал. Проснулся он уже в сумерках, изрядно озябнув. Северус пошарил рядом с собой — его ботинки, слава богу, были на месте. Он потёр спросонья глаза — внезапно возникло ощущение, что что-то не так… Ну, конечно! Он проспал три часа — срок оборотного зелья вышел! Пользуясь тем, что поблизости никого нет, Снегг спешно обратился вороном и взлетел на крепостную стену. Вид, который открывался с этого места, не мог приесться: чёрные волны гоняли по реке маленькие судёнышки, на Ростральных колоннах зажглись факелы. Ему предстояло сегодня найти звезду, сопутствующую всем влюблённым. Она приведёт его к Юлии. Ни разу перед ним не стояла подобная задача. Всё это было как-то по-мальчишечьи глупо. И где-то даже стыдно. Скажи кто-нибудь, что он, Северус Снегг, в свои 37 лет будет лазить по крепостным стенам чужой страны в надежде увидеть Путеводную звезду, он бы первым высмеял столь нелепую шутку. Но вот он здесь, глядит в беззвёздное небо и ждёт… не зная чего. Путеводная звезда у каждого своя. Невозможно её описать… Может, ему она и вовсе не явится. Но Северус не сдавался. Ноги уже занемели. Глаза начали слезиться. На другом берегу Невы снопами взлетали розовые искры — наверно, мальчишки взрывали петарды. Но нет, не похоже, чтоб это были петарды — эти взлетали и падали в невские воды совершенно бесшумно. Вдруг одна искорка заплясала над рекой и, скользя по водной глади, стала приближаться. Она становилась всё больше и ярче. Вплотную приблизившись к нему, взметнулась высоко-высоко… и понеслась. Ворон Снегг едва поспевал за ней. Временами звёздочка скрывалась в кронах высоких деревьев — и Северус находил её только по слегка видимому шлейфу, который та за собой оставляла. Они пересекли трамвайные линии. Позади осталась рыночная площадь. Путеводная звезда нырнула в коридор строительной площадки — он за ней. Вот шумное сборище питерской молодёжи у кинотеатра (не успел прочесть какого именно). И тут звезда скрылась в арке петербургского двора. В его кромешной тьме Северус потерял свою путеводительницу. Он кружил над домами, пока не разглядел наконец розовую светящуюся точку. Она висела на уровне последнего этажа и слабо мерцала. Как только он подлетел, Путеводная звезда вспыхнула на прощание и растворилась в ночном воздухе. Северус присел на уличный подоконник и прижался к стеклу. Ничего не разглядеть — всё в комнатных цветах. Во втором и третьем окнах — густая москитная сетка. Четвёртое — тёмное, оно зашторено плотными занавесками. Пятое (похоже, кухня) было распахнуто настежь. Не задумываясь, он влетел в квартиру и превратился в человека. Забыв о правилах хорошего тона (да и об элементарной безопасности тоже), Северус выбежал из кухни и, очутившись в длинном коридоре, стал открывать все встречающиеся на пути двери. Третья дверь принадлежала комнате с цветами. На широком диване, при невыключенном ночнике, спала Юля. Рядом были разбросаны листы её дипломной работы. Снегг опустился на колени и смотрел, как она спит. Юлия открыла глаза и обвила его шею руками.

— Северус! Ты пришёл! — прошептала она.

На следующий день Северус проснулся поздно. Спал он так крепко, что никаких сновидений с Дамблдором, выступающим в главной роли, не видел. Он потянул носом воздух: пахло волшебно. Обмотавшись простынёю, Снегг пошлёпал на кухню. Юля разложила вокруг себя тетради и учебники и делала поспешные правки. Одновременно она жевала блин, не глядя макая его в банку со сметаной.

— Садись, — распорядилась она. — Пока ты спал, я сделала много нужных и полезных дел.

— И каких же? — поинтересовался он, протягивая руку к тарелке с горкой блинов.

И тут же получил шлепок по руке.

— Слушай, ты вообще руки когда-нибудь моешь? — насупилась Юлька. — Мало того, что меня всю ночь грязными руками лапал, так ещё за стол немытым лезешь… Придётся наслать на тебя Мойдодыра!

Юля фыркнула собственной шутке.

— Кто такой Мойдодыр? — Северус, не обращая внимание на её добродушную воркотню, засунул в рот кружевной блинчик.

— „Умывальников начальник и мочалок командир“, конечно, — расхохоталась она. — Вижу, с классикой советской поэзии ты не знаком, мой дорогой невежественный поросёнок.

— Зато я знаю много чего другого, — отбился он.

— Например? — Юлька насмешливо изогнула бровь.

— Например, могу превратить тебя в лягушку! — Северус притянул Юлю к себе и, усадив на колени, потёрся носом о её шею.

— В Царевну — лягушку? — уточнила она.

— Нет, — чмокнул её в щёку Северус. — В обыкновенную болотную квакшу.

— Да. Твой учитель говорил, что ты один из выдающихся магов современности.

— Неужели так и говорил?

Сказать, что ему это не польстило — значит, ничего не сказать.

— Я не знаю, может, он так сказал, чтобы произвести на меня впечатление, — тут же „утешила“ его Юля.

— Стоит ли расценивать это, — притворно зарычал он, — что я произвёл на тебя ещё недостаточное впечатление?

— М-м-м… Определённое впечатление, конечно, произвёл… в тёмное время суток…

— Сейчас дневное время? — перебил он её.

— Вроде, да, — не зная, к чему он клонит, согласилась Юля.

— Ну, тогда ты сейчас будешь вынуждена взять свои слова обратно!

Северус легко подхватил Юльку на руки и понёс в комнату. Юлька заколотила по его груди своими игрушечными кулачками.

— Нет, нет, нет! — мотала она головой, с трудом сдерживая улыбку. — Только через мой душ!

Северус лёг поперёк дивана и стал перебирать её волосы.

— Ну, вот, всё настроение сбила, — разочарованно проговорил он.

— Слушай, сейчас всё масло от блинов будет у меня на волосах. И я буду похожа на ведьму!

— Ты и так ведьма, — улыбнулся он. — Только сама об этом не знаешь.

— Ведьмы злые. А я добрая, — возразила она.

— Ведьмы всякие бывают.

— Но они ведь все уродины, правда?

— Ну-у, далеко не все, не обольщайся.

— Наглец! Иди мойся!.. Я, кстати, давала запрос в Интернет. Сейчас сделаю тебе распечатку всех детских домов Санкт — Петербурга и Ленинградской области.

— Что такое „Интернет“? — с любопытством спросил он, подперев голову согнутой в локте рукой.

— Интернет — это международная информационная паутина, — зловеще прошептала Юлия.

— А серьёзно?

— Серьёзно. Тёмный ты… Принц, — усмехнулась она.

Юля всё-таки загнала его в ванну, а сама села к компьютеру.

— Покажи, как это ты делаешь, — попросил Северус, тряся мокрыми волосами.

— Смотри, — Юля набрала на клавиатуре компьютера комбинацию букв. На экране монитора высветилось: Я тебя люблю. — А теперь скопируем (фраза появилась многократно). А теперь отпечатаем.

Из принтера полетели листы с аршинными буквами. Юлька стала разбрасывать их по комнате.

— Что ж это такое? — хохотала она. — Кто-то признаётся тебе в любви! И в таком объёме… А вот эти уже с другим содержанием.

Юлия посерьёзнела и протянула Снеггу обещанный перечень сиротских приютов. Из дома они вышли только к вечеру. И хотя его выстиранную и высушенную одежду Юля даже успела тщательно отутюжить, она предпочла, чтобы Северус сидел в качестве ворона у неё на плече, а не шествовал рядом в обличье Иванова С.И.

— Терпеть не могу обрюзгших, лысых, бесцветных мужиков! К тому ж ещё кривоногих.

— А как же „свойства кожи“? — подколол её Северус.

— Перед таким обликом меркнут все остальные свойства, — выкрутилась Юлька.

— А каким должен быть облик мужчины, который бы тебя устроил?

— Эй, парень! Посмотри на себя в зеркало… не сейчас.

— Но почему? Я ведь совсем не красавец… Скорее, наоборот.

— Наверно, было бы глупо предположить, что тебе известна фамилия Паганини?

— Вроде, это был музыкант, — неуверенно сказал он.

Юля кивнула.

— Так вот. Он тоже был не красавец.

Она замолчала, как будто это всё объясняло.


Буквально сразу Северусу повезло. В первом же детдоме он встретил девочку, которая подходила ему по всем параметрам. Она только что потеряла родителей и не приобрела ещё комплекса брошенного ребёнка. Валя Агутина (так её звали) была умненькой домашней девчушкой. С характером и остреньким язычком. Что ж, в этом даже была особая пикантность — но, видимо, другие так не считали. И хотели, прикрываясь красивыми фразами, избавиться от девчонки. Так что на уровне местной администрации никто палки в колёса ему не совал. Бумажная волокита началась в районном муниципалитете. Юлия просила его ровно реагировать на обычный в таких случаях бюрократизм. „Ходи с виноватым видом и со всеми соглашайся… Противно, конечно, но иначе не выйдет“, — говорила она. Он так и делал. И, несмотря на мелкие домашние радости, это порядком стало ему надоедать. „Если так пойдёт и дальше, создание школы придётся отложить лет, этак, на двадцать“, — с раздражением думал Северус. Юлия обещала узнать, как можно ускорить процедуру усыновления. И предложила ему… приняв сан священника, основать православную школу. Для этого следовало узнать, есть ли где аналогичная практика. Кроме того, в этом случае требовалось, чтобы всё было по-настоящему — таковые кампании подвергаются тщательной проверке. Сначала Северуса это развеселило. Но теперь он уже всерьёз задумывался над карьерой священнослужителя. Со всеми вытекающими последствиями. „Я мог бы пока что-нибудь сделать для Любовного эликсира, будь у меня подобие лаборатории“, — с тоской думал он, щёлкая пультом с канала на канал основной магловской забавы — телевизора. Всё чаще ему приходило на ум предложение Будогорского о союзничестве. Однажды, изнемогая от вынужденного безделья, он решился и телепортировал ему:

Ростиславу Апполинарьевичу Будогорскому

от Северуса Снегга.

Прошу о встрече. Санкт — Петербург. Станция метро „Горьковская“. На выходе. Сегодня. 17-00.

И тут же получил ответное сообщение:

Северусу Снеггу

от Ростислава Апполинарьевича Будогорского.

Обязательно буду. Спасибо за доверие.

Стоя в холле метро „Горьковская“, Северус стискивал в кармане брюк волшебную палочку, коря себя за неоправданный риск. Будогорский появился не со стороны улицы (как Северус ожидал), а сошёл с эскалатора.

— Давненько я не бывал в переходах питерского метрополитена, — приветствовал он Северуса, протягивая руку для пожатия.

Снегг изучающее смотрел на него. Будогорский улыбнулся.

— Браво, мой друг! Вы сделали поразительные успехи в окклюменции!.. Давайте пройдёмся — тут слишком много народа. Не ровен час, окажется, что ещё кто-нибудь владеет секретом чтения чужих мыслей.

Северус (он же Иванов Сергей Иваныч) шёл молча. Барин пел дифирамбы погоде, природе и прочим вещам, о которых вспоминают, когда говорить не о чем. Наконец, облюбовав тенистую лавочку, мужчины присели.

— Как Вы всё поняли? — напрямик спросил Барина Северус.

— Вы знали, откуда вернулся Дамблдор накануне своей мнимой смерти? — вместо ответа спросил его Будогорский.

— Разумеется, — кивнул Снегг.

— Питьё было составлено мной, Северус.

С этими словами Русско-Английский Барин вынул из кармана медальон Слизерина и протянул Снеггу. Северус пропустил цепочку медальона сквозь пальцы и, положив в ладонь, на мгновение крепко зажал кулак. Будогорский наблюдал за ним.

— Ну, теперь Вы мне верите?

Снегг протянул ему медальон.

— Что Вы! — обаятельно улыбнулся Будогорский. — Я всегда был в душе гриффиндорцем… Да и вообще не имею прав на эту реликвию — я ведь не учился в Хогвартсе. Сохраните это. Может, мы ещё создадим когда-нибудь Музей четырёх волшебников… Мне подал эту мысль Поттер… Гарри Поттер… Он-то и рассказал мне детально, как Альбус, уже впав в полулетаргическое состояние, призвал к себе именно Вас. Как незадолго до этого Вы, Северус, ссорились с Дамблдором и говорили, что делать ЭТО Вам вовсе не хочется (вас нечаянно услышал Хагрид). Ну, и наконец, тело Альбуса Дамблдора, согласно его завещанию, предали сожжению. Почему же, в таком случае, он исчез? То, что Гарри забыл, что волшебник сгореть не может, простительно. Но почему другие не придали этому значения?

— Ответ напрашивается сам собой, — невесело усмехнулся Северус. — Это ведь так легко — обвинить во всём Пожирателя смерти. На мне клеймо…

— А знаете что, дружище, не выпить ли нам чего-нибудь?

— Меня ждут… Я думал, наша встреча будет проходить в более деловой атмосфере. И, соответственно, будет короче… Может, Вы согласитесь пойти со мной?

— Меня не выгонят? — усомнился Р.А.Б.

— Это будет своего рода тест на склочность, — ухмыльнулся Снегг.

Дверь им открыла Юля в неприлично коротком халате, из-под которого кокетливо выглядывала резинка ажурных чулок.

— Северус, ты мог бы и предупредить, что у нас будут гости, — укорила его она.

— Я думал, тебе будет приятно увидеть кого-то из моих знакомых — ты ведь этого хотела. Тем более что Ростислав — твой соотечественник.

— Правда? — Юлька посмотрела на Будогорского в своей обычной манере: чуть склонив голову к плечу, загадочно при этом улыбаясь.

— Будогорский. Ростислав Апполинарьевич, — представился тот.

— Гончарова. Юлия Валентиновна, — в тон ему ответила она.

— Можно просто Слава.

— Можно просто Юля… Мойте руки. Сейчас сядем за стол.

И даже не подумав переодеться, зашагала на кухню.

— Кажется, — вполголоса проговорил Будогорский, — теперь я знаю ещё одну причину, по которой Вы были так привязаны к Дамблдору, что никак не могли быть его убийцей.

Северус удивлённо посмотрел на Барина.

— Девушка с Вашего курса… Её звали, дай бог памяти… Лили… Удивительное сходство! И Дамблдор, конечно, знал…

— Вы бесконечно прозорливы! — довольно ядовито пресёк его измышления Снегг.

Вместе они вошли на кухню. Юля уже накрыла стол.

— Кажется, здесь побывала скатерть-самобранка, — глотая слюнки, сказал Будогорский.

— Всего лишь мои золотые ручки, — Юлия повертела перед его носом своими наманикюренными пальчиками.

После сытного обеда, когда все отдали должное салату из шампиньонов, рыбе под маринадом, картошке с мясом и пирожкам с капустой, Будогорский со Снеггом закурили. Чтобы заполнить образовавшуюся паузу, Северус попросил рассказать, почему он взял себе псевдоним Русско-Английский Барин.

— Моё факсимиле неудобоваримо для иностранца. Конечно, я знал, что ученики, для простоты, зовут меня Раб. Но, чтобы избежать рабства, моя семья эмигрировала из Советов. Поэтому, как понимаете, сия аббревиатура меня никак не устраивала… Русско-Английский — это, я думаю, понятно. А Барином на Руси называли помещика — землевладельца. Мои предки дворяне. Имели усадьбу. Правда, в Гаржданскую всё было разорено. Тем не менее…

— А кем были Ваши родители? — спросила Юля.

Лицо гостя просветлело.

— Они были врачами. Отец работал в Ленинградской Военно-Медицинской Академии. Мама — доктор районной поликлиники. И отец, и мать широко применяли, как сейчас говорят, методы нетрадиционной медицины. Чудом им удалось избежать сталинских репрессий. Поэтому, как только представилась возможность эмигрировать, — с приходом к власти Хрущёва — они это сделали. Родился я уже за рубежом. Кстати, первый мой диплом тоже свидетельствует о медицинском образовании.

— Когда же Вы успели получить специальность врача? — полюбопытствовал Северус. — Насколько я знаю, в Хогвартсе Вы стали преподавать, когда Вам едва исполнилось двадцать. Все в один голос говорили, что Вы самый молодой профессор со дня основания Школы.

— О! Времени у меня было предостаточно! Я окончил обычную школу экстерном. Уже в одиннадцать лет у меня был на руках школьный аттестат. Год я посещал Университет вольнослушателем — никто не принимал меня всерьёз. А потом… потом всё нормализовалось.

— Ваши родители живы? — опустив глаза, тихо спросила Юля.

— Нет. Я поздний ребёнок. Родители прожили длинную и счастливую жизнь. И умерли почти в один день… пусть земля будет им пухом!

Ростислав откупорил бутылку русской водки, невесть откуда взявшейся на столе, и наполнил хрустальные стопки. Все выпили. Сначала за помин души. Потом за здоровье всех собравшихся. Затем за красивых дам… В общем, когда Будогорский поднял тост „за мир во всём мире“, мужчины были уже изрядно навеселе. Разговор переключился на более животрепещущие темы: каковы ближайшие планы Дамблдора и чем сейчас занят Волан-де-Морт.

— Да кто он такой, этот Ваш Волан-де-Морт? Почему его все так боятся? — в сердцах выкрикнула Юлька.

Снегг предостерегающе шевельнул рукой, но Барин остановил его.

— Спокойно, Северус. Дамблдор бы хотел, чтобы Юлия всё знала. Вы, — обратился он к ней, — наверняка, слышали о конце света, пришествии Сатаны и прочей белиберде… Так вот, ответьте мне, почему это страшит?

— Потому что с приходом к власти Сатаны произойдёт переворот общечеловеческих ценностей. Не Добро, Красота, Истина будут править миром, а Зло, Насилие и Жестокость, — без запинки ответила она.

— Умница! — Будогорский поцеловал Юлии руку. — Никто не смог бы сказать точнее! Теперь слушайте внимательно: Лорд Волан-де-Морт и есть посланник Ада! И, что всего хуже, он практически бессмертный.

— Ещё один Бессмертный, — хмыкнула Юлька. — Помните, как у Кощея: дуб стережёт чудище стоглавое, на дубу — сундук, в сундуке утка, в утке щука, в щуке яйцо, в яйце игла…

Будогорский опрокинул ещё одну рюмку водки и крякнул.

— Точно! Что-то такое и измыслил Волан-де-Морт, поместив один из своих крестражей в посёлке чути белоглазой! Мне срочно нужно связаться с Гарри!

— Не делайте этого! — в волнении заговорил Снегг. — Поттер слишком слаб в окклюменции. Укрыть же что-нибудь от чути вообще невозможно. Неизвестно, как складываются у них переговоры.

— Да, верно, — с кислой миной согласился Барин. — Чуть было не напорол горячки.

— А что такое окклюменция? — вновь задала вопрос Юля.

— А вот смотрите, — живо откликнулся Будогорский.

Он пытливо вгляделся в глаза Северусу.

— Ваш благоверный думает сейчас — я вижу только образы, поэтому могу ошибаться. Он думает о… школе. Но не о Хогвартсе. Ага! Вот мелькнул он сам… в чёрной сутане… Северус! — Будогорский изумлённо посмотрел на Снегга. — Неужели Вы всерьёз задумываетесь о монашестве?

Юлия с Северусом рассмеялись и ввели Барина в курс дела. Тот обещал помочь, чем сможет.

— И ещё, — нахмурился Снегг. — Пока тут эта канитель с удочерением, хотелось бы уже вплотную заняться изготовлением Эликсира, который я должен составить и опробовать. Но я здесь как рыба, вытащенная на сушу… У меня нет даже котла!

— Это вообще не проблема. Есть тут у меня кое-какие связи. Пожалуй, я смогу всё устроить уже к завтрашнему дню. А сейчас мне надо возвращаться к моей старушке.

Русско-Английский Барин тепло попрощался с Юлией и Северусом и трансгрессировал в избушку Бабы Яги.

Глава 8. Чуть белоглазая.

Тем временем переговоры у Гарри и его друзей ещё НИКАК не складывались. Не было даже намёка на то, что рано или поздно они встретятся с чутью. Ребята жили в доме Старика Лесовика. Перезнакомились с русскими сверстниками, которые были откомандированы сюда с той же целью. Каждый день ходили по грибы, по ягоды… И никаких указаний, что их группа прибыла в Россию с важным поручением, как бы и не было. Невилл с Полумной с головой ушли в изучение русской флоры и фауны. Гермиона каждый день под вечер с горящими глазами рассказывала, что нового узнала о русских волшебных традициях. Рон считал, что эта поездка что-то вроде дополнительных каникул, нечаянной радостью свалившихся на его „огненноволосую“ голову. Гарри с Джинни тоже весьма мило проводили время. Вот только Гарри начал всерьёз опасаться, если и дальше так пойдёт, то вскоре у его безмятежно отдыхающего друга Рона появится повод его убить. Русский ландшафт как-то особенно способствовал развитию романтических отношений. В неспешных водах лесной речушки, в тихо покачивающихся ветвях исполинских деревьев, в шёлковых травах был будто растворён дурманящий аромат любовного напитка. Куда бы Гарри не отправился с Джинни, повсюду натыкался на целующиеся парочки. Мало того, это было так естественно, что они уже перестали скрывать проявления обоюдной нежности на людях. Гарри спросил, что бы это значило у русского парня, Валентина.

— Природа, — пожал плечами тот — ничего, впрочем, не объясняя.

„Природа — в смысле окружающая среда или природа человеческих отношений?“ — всё же не понял Гарри.

Они сидели с Джинни на стволе поваленного дерева на берегу рыжей речки и считали, сколько кукушка им накукует лет жизни. Белка, распушив хвост, выбирала орешки из кедровой шишки прямо из рук Джинни. На противоположном берегу бурый медведь с урчанием чесал широкую спину о сосну — и та тихонько поскрипывала: „Тихо ты, увалень!“ Не это ли единение человека с природой имел в виду Валентин? Первое время девочки взвизгивали, увидев того же Потапыча. Но каждый раз Миша приносил то мёд диких пчёл (прямо в сотах), то кузовок спелых ягод лесной малины. Это трогало. Серый Волк подарков, правда, не носил, но был неизменно любезен, приходя каждое утро поздороваться.

— Давай поженимся, Гарри, — сказала вдруг Джинни.

— Ты делаешь мне предложение? — улыбнулся Гарри.

— Вот Полумна приняла предложение Невилла, — надула губы Джинни.

Чтобы не расхохотаться, Гарри прикусил губу. Но, видимо, в глазах у него плясали черти, потому что Джинни, нахмурясь, спросила:

— Что смешного?

— Да так, ничего. Представил, какой будет вид у Невилла на свадьбе, увидев невесту с редисками в ушах и в ожерелье из рыбьих костей… А уж у бабушки Невилла… без комментариев.

И они покатились со смеху.

— Клянусь, у меня не будет ни редисок в ушах, ни ожерелья из рыбьих костей!

— И на том спасибо, — Гарри уже не знал, как вывернуться. — Но тут, пожалуй, стоит представить разгневанного Перси и твою маму.

— На Перси мне плевать! — зло ответила Джинни. — А мама ничего не скажет. Она поймёт… Гарри, если с тобой что-нибудь случится! А так, по-крайней мере, у меня останется ребёнок!

Гарри поперхнулся. Перспектива отцовства, если и брезжила, то, во всяком случае, не в ближайшее время. Он встал и помог подняться Джинни.

— Честное слово, ты меня рано хоронишь, Джинни!.. И пожалуйста, давай больше не говорить на эту тему. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Но всему своё время.

Они прошли мимо русской пары. Те их не замечали. Девушка занималась тем, что надевала венок из полевых цветов на голову своего любимого, а юноша его снимал. Она надевала — он снимал… И так до бесконечности. При этом они тихонько перешёптывались.

— Как ты думаешь, почему мы все вдруг заговорили по-русски? — спросила Джинни.

— Мне казалось, это ОНИ, — Гарри кивнул в сторону воркующей парочки, — заговорили по-английски.

— Может быть, — задумчиво сказала Джинни, перекусывая стебелёк какого-то растения. — Но как объяснить, что мы стали понимать язык птиц и зверей?

— Не знаю… Как ты думаешь, когда мы вернёмся домой, это свойство у нас сохранится?

— Как знать… Я тоже об этом думала, — вздохнула Джинни.

Она прислонились к стволу берёзы и закрыла глаза. Гарри обнял её и стал целовать.

— Всё лижитесь? — крикнул ему в самое ухо Рон.

— Ага, — ошалело согласился Гарри.

— Пойдёмте со мной. Наконец-то дело сдвинулось с мёртвой точки. Кикимора письмо принесла.

Кикимора своими повадками напоминала дешёвую шлюху. Сегодня её лицо покрывал толстый слой белил, на щеках красовались румяна, как у сувенирной матрёшки, тени — подобны радуге, а ресницы от неряшливо наложенной туши угрожающе провисали над глазами болотного цвета.

— Ну, миленькие, вот и кончились великие испытания, — вертя тощим задом, захихикала она, обнажив гнилое редколесье зубов.

„Какие ещё испытания? И как они могли кончиться, даже не начавшись?“ — подумал Гарри.

— А вы, слатенькие, небось думали, что чуть вас к себе позовёт? Угощать-потчивать начнёт? — поправляязелёные водоросли волос, осклабилась Кикимора. — Они теперь горем наученные. Дороги свои заповедные пуще ока берегут.

— Значит, мы их не увидим? — огорчённо протянул один из русских, Евгений.

— Скажи слава богу, золотенький. Видеть-то их невелика радость, — утешила его Кикимора. — Ну-ка, читай, кто грамотный.

Она протянула залитое сургучом письмо девочке, которая стояла рядом. Её (как и её парня) тоже звали Женя. Вообще эта путаница с именами русских вносила в первые дни общения много сумятицы. В конце концов, „англичане“ стали звать юношей полным именем, а девушек — коротким: Евгений — Женя, Александр — Саша, Валентин — Валя.

Женя стала читать вслух:

Юные друзья наши!

Вот уже больше недели мы наблюдаем за вами. Мы удовлетворены результатами наших наблюдений. Более вас не задерживаем.

P.S. Передайте сердечный привет Славику. Рады будем с ним повидаться. Дорогу к нам он знает.

— Это всё? — Рон выхватил письмо из рук Жени и перевернул его. На обороте ничего не было.

Ребята не скрывали разочарования.

— А я вам вот что скажу, — подал голос Старик Лесовик. — Всё очень даже удачно сложилось. То, что чуть вас ДРУЗЬЯМИ назвала, само за себя говорит.

— А кто такой Славик? — спросил Гарри.

Он более других чувствовал неудовлетворённость, возлагая на эту поездку ТАКИЕ надежды!

— Славик — отменный мужчина! — со знанием дела прищёлкнула языком Кикимора.

— Тихо ты, чучело! Тебе, окромя Лешего, никого другого не светит! — осадил её Лесовик. — Славик — он же Ростислав Апполинарьевич… А теперь собирайтесь, прощайтесь друг с дружкой. „Наших“ я сразу по домам отправлю. А гости заморские спервоначалу у Яги появиться должны. Там вас Славик-то и дожидает.


Вечером в избушке Бабы Яги яблоку некуда было упасть. В её скромное жилище набилось столько колдовского народа, что Гарри и его друзьям пришлось ютиться на печке, глядя, как веселятся русские волшебники. Как следует выпив и закусив, они принялись распевать застольные песни. А затем Бабка Ёжка сорвала с головы платок и, тряхнув вздыбленными волосками, кинулась в пляс. Она то величаво плыла „барыней“ (что выглядело довольно комично), то подскакивала, попеременно выставляя ноги, обутые в лапти. Потом её подхватил под „крендель“ Илья Муромец и пошёл с ней кадрильным шагом. Пол в избушке кряхтел и кудахтал. Аккомпанировали им гусли-самогуды, волшебная дудочка и хохломские ложки. Инструменты носились в воздухе над танцующими, а ложки время от времени норовили стукнуть кого-нибудь по голове. В конце концов, изловчившись, их поймал Алёша Попович и стал выкидывать с ними такие коленца, что хогвартцы только диву давались. В центр круга вбежала раскрасневшаяся Василиса Премудрая. Раскинув цветастый полушалок и дробно перестукивая точёными ножками, она озорно глянула на Будогорского и запела:

Ох, Слава, Слава, Славочка —

Посидим на лавочке…

Посидим, поокаем —

Мож, что и наокаем! Эх! — и Василиса вытащила в круг Барина.

К их удивлению, Ростислав Апполинарьевич не стал ломаться и ответил ей приятным баритоном. Василиса, сложив, как школьница, руки „полочкой“, приплясывала перед ним.

Василисушка моя —

Краса ненаглядная —

И румяна, и стройна…

А всё равно — не годная!

И, развернув руки кверху ладонями, прошёлся перед ней „гоголем“.

Чем, скажи, я не годна

Тебе, мой соколик?..

Кто такое говорит,

У того уж не…

Волшебница, под одобрительный смех собравшихся, обошла Будогорского. Тот рассмеялся и, приобняв Василису за талию, запел:

Ну, сама ты посуди,

Что со мною станется?

Мне же тут же, у Яги,

Тумаков достанется!

— От кого достанется?

— От „каво, от каво“… —

От любовничка тваво! Барин выразительно посмотрел на Кощея и нырнул за спины трёх богатырей. Василиса тоже спешно покинула круг. Её место тут же заняла Кикимора. Подбоченившись, она пронзительно заголосила:

У маво милёночка

Шерсть, как у козлёночка.

Голова плешивенька,

Борода паршивенька! Эх!

Тут же, прихрамывая, к ней подвалил Леший и засипел:

А у милой, у моей,

Груди волосаты…

Как на них я погляжу —

Батюшки, святы!

И, обхватив голову, закружился „топотушками“.

Что такое, не пойму,

Что такое я держу?

До колен болтается,

На х… называется! — не осталась в долгу Кикимора.

Мальчишки на печке давились от смеха, девочки смущённо хихикали, но им было явно не по себе. А частушки становились всё фривольнее. Гарри сообразил, что их сочиняют тут же, на ходу. Ясно, что никаких заготовок на этот счёт ранее не имелось. Он подумал, что у него бы так не получилось… Но, может, и не должно… Это их, национальное. Смекнув, наконец, что такое „веселье“ не для аглицких ушей, Баба Яга решила разогнать тёплую компанию. Она задула свечи, и кодла чародеев потекла на поляну. Гарри тоже спустился с печи и подошёл к Барину. Тот ласково потрепал его вихрастую голову и ответил на немой вопрос:

— Завтра, Гарри. Всё завтра.

Назавтра он растолкал Гарри чуть свет и знаком попросил следовать за ним.

— Сегодня, Гарри, мы предпримем то, ради чего и оказались в России. Тебя, правда, чуть не звала… Ну, авось обойдётся… Лучше нам отбыть, пока все спят. Чтобы не было лишних вопросов. Готов?

Будогорский попросил, чтобы Гарри взял его за руку (как они делали когда-то с Дамблдором) и трансгрессировал. Судя по всему, они очутились неподалёку от домика Старика Лесовика. Местность показалась Гарри знакомой. Барин вышел на пригорок и, сняв с шеи шнурок со свистком, которого Гарри раньше не видел, свистнул в него два раза. Тут же трава зашевелилась и разделилась — как волосы на пробор — на три тропинки. Они очутились в центре трёх дорог. Перед ними вырос огромный валун, поросший мхом. Будогорский подошёл к нему и потёр рукавом футболки. На камне обозначились слова:

НАЛЕВО ПОЙДЁШЬ — КОНЯ ПОТЕРЯЕШЬ,

НАПРАВО ПОЙДЁШЬ — ДРУГА УТРАТИШЬ,

ПРЯМО ПОЙДЁШЬ — СЕБЯ НЕ УЗНАЕШЬ,

А НАЗАД ПОВЕРНЁШЬ — НИЧЕГО НЕ НАЙДЁШЬ.

P.S. Верь не глазам своим, а своему сердцу.

— Мы пойдём налево? — робко спросил Гарри. — У нас ведь нет коня — значит, мы ничем не рискуем…

— Ты, наверно, не обратил внимание на приписку, Гарри, — мягко заметил Будогорский. — Что тебе говорит твоё сердце?

— Ну-у, я бы пошёл прямо.

— Правильно. Идти к своей цели надо не кружным путём. Прямота — это честность, правдивость. Качества, которые чуть ценит превыше всего.

Они зашагали по центральной тропе. Вскоре деревья перед ними поредели и обозначилась сложенная из брёвен стена, напоминающая очертаниями старинный форт. В верхнем этаже брёвен были вырублены окошечки бойниц, над которыми возвышались остроконечные маленькие крыши на столбиках-подпорках. Из-за стены форта выглядывали купола церкви. По русскому обычаю, они были крыты щепой — так называемой „дранкой“.

— Перед тобой, Гарри, своего рода памятник русского деревянного зодчества, — сказал Будогорский.

Беспрепятственно они вошли в высокие деревянные ворота в центре постройки и пошли по городку, где, судя по всему, обреталась чуть. Вот мельница. Длинный скотный двор. Художественно выполненный колодец… Пока им не встретилось ни единого человека. От гнетущей тишины у Гарри скребли на душе кошки.

— Может, с ними что-то случилось? — тихо спросил Гарри.

— Подожди, — улыбнулся Барин. — Увидишь.

То, что он увидел, превзошло его ожидания. В один миг поселение ожило. Зазвенела цепь колодца — послышался шум льющейся воды. Мельница заскрипела своими крыльями. Зазвучал детский смех. Послышался звон наковальни. Заржали лошади. Всюду закипела жизнь. На них, казалось, никто не обращал внимания. Маленькие человечки сновали по городку, занимаясь своими делами.

— Идём, — Будогорский потянул за рукав разинувшего от удивления рот Гарри.

Они вошли в здание церкви. Барин размашисто перекрестился и, склонив голову, замер. Гарри стоял рядом, не зная, что ему делать. „По-моему, я не крещён“, — вспоминал он. Дурсли никогда не были особенно набожны и поминали Бога примерно в таком варианте: „Боже, спаси и вознагради!“. „В любом случае, у ЭТИХ, наверняка, другая вера“, — успокоил себя Гарри.

— Вера, мальчик, у всех одна. Все верят в наличие высшей силы, которая руководит нами. Вот только, насколько мы следуем этому руководству… — дело совести каждого.

Гарри уставился на крохотного человечка в чёрной рясе до пола. Глаза у него были белыми как молоко — ни зрачка, ни радужки. И, тем не менее, почему-то казалось, что оценивают его именно эти „слепые“ глаза. Гарри всегда считал, что смотреть пристально на чужое уродство некрасиво — он стыдливо отвёл взгляд в сторону. Волшебник улыбнулся и тоже перевёл глаза на Будогорского.

— Славочка! — обратился он к Барину. — Ты совсем нас позабыл. Мы живём в уединении. Каждый новый человек для нас — событие: есть, кому косточки перемыть нашим старухам… да и молодухам тоже. Ты иди в дом-то. И мальца с собой бери.

— Это старейшина общины чути белоглазой, Ладомир, — просвещал Будогорский Гарри по выходе из церкви.

И продекламировал: Где Волга скажет „ЛЮ“,

Янцзекиянец скажет „БЛЮ“, И Миссисипи скажет „ВЕСЬ“. Старик — Дунай промолвит „Мир“, И воды Ганга скажут „Я“.

Барин, улыбаясь, смотрел на Гарри.

— Ты, похоже, не слишком жалуешь поэзию?

— Я всегда считал, что стишки — это так… для девчонок больше…

— Заблуждение, мой друг! И знаешь, что мне кажется? Что в системе образования юных волшебников есть много упущений.

— Это каких ещё? — ощетинился Гарри.

— У Гитлера, например, была такая позиция: людей высшей расы следует приобщать к культурным ценностям, а всех прочих — нет. Действительно, зачем токарю знать о существовании Вагнера? Ты, надеюсь, не являешься последователем вождя фашистской идеологии в этих вопросах?

— Каждый должен заниматься своим делом, — буркнул Гарри.

— Сдаётся мне, что ты не слишком осведомлён не только в литературе, но и в истории, — Будогорского ничуть не смутил резкий ответ своего воспитанника. — Впрочем, мы уже на пороге дома семейства Ладомира.

Гарри только хотел спросить, как ему следует себя вести, но Будогорский уже переступил порог избы.

— Желаю всем здравствовать! — поприветствовал всех домочадцев Будогорский (Гарри также неуверенно поклонился).

— Бог в помощь! — Барин обратился к старухе, возившейся с ухватом у печи.

— Славушка!

Женщина бросила ухват и троекратно поцеловала Будогорского.

— А мы уж вас со вчерашнего дня поджидаем, — говорила старушенция, выставляя на стол нехитрое угощение. — Присаживайтесь. Трапезничать будем.

Она гостеприимно указала на лавку за длинным столом. К столу подходили члены её семьи. С мужчинами Будогорский обменивался рукопожатием. Женщинам делал какой-либо комплимент. „Они, и правда, миленькие“, — отметил Гарри. Женщины — „чути“ отличались неизменной правильностью черт, хрупкостью сложения и безупречным цветом лица. Вот только их глаза оставляли неприятное впечатление. Казалось, что они видят такое, что вызывает их тайное неодобрение.

— Помолимся! — провозгласил неведомо откель взявшийся Ладомир.

Все склонили головы и стали повторять за ним слова молитвы. Гарри старался повторять вместе с ними, но смысл был ему не понятен: „прииде“, „избави от Лукавого“, „не введи во искушение“ и т.п. Ели из общего котла, поочерёдно опуская туда ложки. По-видимому, за каждым была закреплена определённая очерёдность. В этом была какая-то торжественность. Когда подошла очередь Гарри испробовать кушанье чути, Будогорский слегка толкнул его локтём. Окунув ложку в чугунок, Гарри беспокоился, что не донесёт её до рта — рука его ходила ходуном от волнения. Особенно его смущал тот факт, что все буквально смотрели ему в рот своими пугающими глазами. Что это было за варево, Гарри разобрать не смог, но после первой же ложки почувствовал успокоение. Казалось, общее напряжение тоже ослабло — ложками заработали быстрее. За едой никто не говорил. После того, как котелок опустел, одна из дочерей Ладомира (или внучек) разнесла на всех берестяные кружки. Содержимое в них напоминало пепси без газа. Гарри краем глаза увидал, как оставшимся хлебным мякишем чуть подбирает со стола хлебные крошки и отправляет себе в рот. Он постарался это никак мысленно не комментировать, зная, что его мысли на контроле у хозяев дома. После завтрака женщины удалились по своим делам. Мужчины расходиться не торопились. Все смотрели на Ладомира. Наконец старец изрёк:

— Нет нужды говорить, что мы догадываемся о причинах вашего визита. И нет нужды добавлять, что иногда в минуты потрясений мы способны терять разум.

„Опять эта излюбленная манера русских — говорить загадками“, — с раздражением подумал Гарри.

— Но, — продолжал Хозяин дома, — что сделано, то сделано. Мы не будем чинить вам препятствий. Но и помощи от нас не ждите. Сумеет твой ученик справиться с задачей — Бог ему в помощь. Не сумеет — опять же воля Господня.

— „Твой ученик“… Надо понимать так, что Гарри будет один на один со всеми трудностями? — спросил с тревогой Будогорский.

— Ты, как учитель, можешь напутствовать его советами. Но пойдёт он на дело один. Таков наш сказ, — резюмировал Ладомир и поднялся. — А ежели он будет тут размахивать своей палочкой-помогалочкой, мы и вовсе в два счёта отправим его туда, откуда пришёл. Вместе с тобой, Слава.

Ладомир грозно вперил свои многовидящие очи в Барина.

— Но пользоваться русским волшебством ему, надеюсь, не возбраняется? — цепляясь за последнюю соломинку, спросил Будогорский.

— Не возбраняется, — милостиво согласился Предводитель чути. — Вам приготовлено жилище на околице. Маришка вас проводит.

Совершенно бесшумно (не так, как при трансгрессии) все находящиеся в комнате исчезли — будто растворились в воздухе.

— Пойдёмте, что ли? — спросила молоденькая девушка, подвязывая на голову белую косынку.

— Мариша! Ну и выросла же ты! — восхитился Будогорский, оглядывая бойкую девицу.

Гарри с сомнением смотрел на ростом не более метра крохотулю: „Какая же она была?“

— А была она во-о-т такая! — Будогорский, как всегда, не нуждаясь в озвучании вопроса, показал вершка два от пола.

— А Вы всё такой же, — тихо сказала девушка, прикусывая узелок косынки.

— Да-а, время идёт… Мы, старики, стареем. Вы, молодёжь, молодеете.

— Никакой Вы не старик! — сердито перебила его Маришка.

— Ну, хорошо. Я не старик. А ты, надеюсь, подружишься с Гарри…

— Очень надо! — фыркнула она.

„Девчонки везде одинаковые“, — подумал про себя Гарри.

— Забегай к нам! — крикнул ей вдогонку Будогорский, когда они подошли к отдельно стоящему зданию на краю посёлка (все остальные постройки были объединены в один длинный барак).


Гарри уже тошнило от „советов учителя“. Отправив сову с письмом на поляну, где царствовала Баба Яга (хоть в вопросах почты они были солидарны с русскими!), Гарри с головой ушёл в изучение русской магии. Не имея представления, с чем Гарри придётся столкнуться на пути к крестражу, Будогорский учил его всему подряд. Во-первых, Гарри нужно было худо-бедно справляться с ситуацией без помощи волшебной палочки.

— В твоих руках заключена мощь, о которой ты даже не подозреваешь, — вразумлял его Барин. — Но пока они действуют в разладе с твоей головой, толку от них чуть… прости за каламбур.

Утро Гарри теперь начиналось с силовой зарядки. Будогорский расталкивал его ещё затемно, заставляя умываться росой и бегать босиком по холодной земле. Затем они обливались родниковой водой и начинали разминку. В неё включались подтягивания на суку дуба (не менее двадцати раз!), отжимание от земли (не менее тридцати!), лазанье по корабельным соснам, приседания с бревном на плечах (не менее пятидесяти). И каждый раз Будогорский увеличивал нагрузку. После „лёгкой“ разминки Барин затевал с ним кулачный бой. И всё ему казалось мало! На помощь он призвал Михаила Потапыча. Входя в раж, Медведь был способен так отделать Гарри, что рёбра справа заходили у него за своих братьев слева. „Похоже, я умру не в схватке с Волан-де-Мортом, — с тоской думал он, — а от пыток Будогорского… Или от воспаления лёгких“. Стоял уже октябрь. На траве по утрам уже была не роса, а лёгкая изморозь. А его всё заставляли ходить босиком и обливаться студёной водой на задворках леса. Правду сказать, ступни у него так задубели, что не чувствовали хвойных игл, по которым ступали. Ладони стали твёрдыми, как камень. Гарри подозревал, что если бы не питьё, которое приносила им по вечерам Маришка, его многочисленные раны, порезы и ушибы непременно дали какое-нибудь осложнение. Девушка-чуть приходила к ним каждый день. И по тому, как она замирала при звуке голоса Ростислава, с упоением глядя на него, нетрудно было догадаться, что Маришка влюблена.

Как-то раз Гарри решился спросить профессора:

— Вы ничего не замечаете, Ростислав Апполинарьевич?

— Что я должен замечать, Гарри? — безмятежно улыбнулся Барин.

— По-моему, Маришка Вас любит, — осторожно сказал Гарри.

— А, ты об этом, — легкомысленно кивнул Будогорский.

Гарри озадаченно посмотрел на него.

— Боюсь, Гарри, что мне не сносить головы, если я осмелюсь ответить ей взаимностью. Интрижки не в ходу у чути. А жениться на милейшей Марише у меня нет ни малейшего желания, — усмехнулся он.

— Но Вы любили когда-нибудь? — поборов робость, спросил Гарри.

Лицо у Будогорского омрачилось.

— Любил ли я женщину? — уточнил тот. — Боюсь, что нет — во всяком случае, в том смысле, как ты это понимаешь. Правда, я был женат. Однажды. И потерял жену. Её убили дружки Волан-де-Морта, когда я только начал изыскание крестражей… Но любил ли я её? Разумеется, определённую нежность испытывал… Не скрою однако, что никогда бы на ней не женился, не забеременей она. Я всегда хотел иметь большую семью, как это ни странно. Наверно, сказывалось то, что у меня самого не было ни сестёр, ни братьев… А вот то, что мой эгоизм привёл её к гибели… никогда не прощу себе…

— А потом? — Гарри никогда не вёл разговоры подобного рода ни с кем из взрослых — хотя ему до смерти было любопытно, как поступают мужчины и чем они руководствуются в отношениях с женщинами.

— Потом? — Барин отложил в сторону прохудившиеся сапоги-скороходы, которые на тот момент пытался залатать. — Потом я так же страстно хотел детей — это с одной стороны. А с другой — не мог примириться, что в придачу к ним обязательно получу подругу жизни.

— Разве это так ужасно? — не понял Гарри.

— Скорее, обременительно. Как правило, женщины стремятся переделать нас под себя. Они пытаются переубедить нас, доказать нашу неправоту, настаивают на своём… во всём, даже чего вовсе не разумеют. Честное слово, это утомляет. Но любящие этого не замечают. И я им завидую.

Барин снова взялся за сапоги.

— Выходит, по-Вашему, вообще не стоит влюбляться?

— Да нет же! Напротив! Влюбляться стоит! — Будогорский удивился такой трактовке. — Да к тебе это и не относится. Я ведь русский. С европейским образованием. Да ещё волшебник. Гремучая смесь! Иногда мне кажется, встреть я женщину — обязательно русскую — образованную и не лишённую волшебного дара… может быть… чего загадывать, одним словом!

— Чем же плохи англичанки? — обиделся за своих соотечественниц Гарри.

— Они слишком меркантильны. Слишком деловиты, — начал перечислять Барин.

— Вы говорите о маглах! — в запальчивости крикнул Гарри.

— А волшебницы слишком самоуверенны и слишком, как бы это помягче сказать, не от мира сего, — парировал Будогорский.

— А вот Василиса Премудрая…

— Гарри! Я тебя умоляю! — расхохотался Ростислав Апполинарьевич. — Ей же тыща лет! Волшебницы из высшего эшелона никогда не заведут семьи с простым смертным!.. Кроме того, я забыл упомянуть, что у меня весьма строгий отбор по части внешних данных.

— И что же, у Вас никого не было после смерти Вашей жены? — совсем осмелел Гарри.

— Я этого не говорил, — обаятельно улыбнулся Барин. — Многие находят мою кандидатуру подходящей для определённого сорта отношений… Но я всегда вовремя успевал ретироваться.

— А ну, примерь, — протянул ему скороходы Будогорский.

Гарри с опаской глянул на сапоги. К каждой волшебной вещи русских — как к питомцам Хагрида — у него выработалось стойкое недоверие. Нужно было помнить витиеватое обращение — обязательно в стихотворной форме — чтобы они слушались. Скатерть-самобранка уже надавала ему пощёчин своими накрахмаленными полотнищами, шапка-невидимка едва не оторвала голову. А ковёр-самолёт вовсе чуть не угробил: сначала вознеся его в заоблачные дали, а потом дав увесистый пинок под зад. Да ещё волшебная дубинка так отходила его по спине, что Будогорский лечил его целых три дня, укутывая на ночь какой-то вонючей обёрткой из пергамента.

К Его Величеству Сапогам надлежало обратиться так:

Сапоги вы, сапоги,

Быстроходные.

Как я встану, не беги,

А сделай милость, помоги… И называть станцию назначения.

Гарри попросил перенести его на край леса. Барин тут же очутился рядом.

— Теперь, Гарри, когда ты уже понимаешь значение выражения „всё в твоих руках“, подними-ка вот то брёвнышко и уложи к себе на плечо.

Гарри покосился на „брёвнышко“ — оно бы подошло в основание кладки любой избы.

 — Прочь сомнения! — гаркнул Будогорский.

Гарри без труда поднял бревно, делая руками магический жест… но стоило ему представить, что эта махина бухнется ему на плечо, он бессильно опустил руки.

— Гарри! — угрожающе крикнул Барин. — Ты готов! Ты можешь!

Это вдохнуло ему уверенности и, зажмурившись, он проделал необходимые манипуляции ещё раз. Уйдя чуть ли не по колено в землю, Гарри вновь усомнился в своих способностях… Так продолжалось до глубокой ночи. Пока его почти бездыханное тело Барин не втащил в избу.

— Завтра будет легче, — заверил он, отпаивая Гарри целебным отваром.

Действительно, назавтра было уже лучше. Главное, что он уже не боялся этого бревна и не смотрел на него, как чёрт на ладан. А послезавтра, после упражнений с бревном, Гарри мог поднимать, опускать и перемещать предметы с поразительной ловкостью.

— Гарри, Гарри, — растроганно говорил Будогорский. Глядя на тебя, я вновь начинаю задумываться о женитьбе… Представляешь, какого богатыря я смог бы воспитать, если бы начал тренировать его сызмальства?!

„Если бы он выжил“, — добавил про себя Гарри, укладывая своё натруженное тело в постель.

— Куда бы он делся? — жизнерадостно похохатывал Барин, ложась рядом. — Завтра мы займёмся с тобой окклюменцией. После чего можно будет устроить тебе пробные испытания.

— Больших успехов в области окклюменции Снегг со мной не добился, — предупредил Гарри. — И было бы странно, если б добился… Он же ничего не объяснял!

— Ну, может, он полагался на твою светлую голову? — предположил Будогорский.

— Что? — Гарри не удержался, чтобы не фыркнуть. — Да Снегг считал меня тупее всех тупых!

— Значит, в тебе всегда жило предубеждение по отношению Северусу Снеггу? — Барин оторвал свою красивую голову от подушки и с любопытством изучал Гарри.

— Какое ещё „предубеждение“? КА-КО-Е? — обозлился он. — Дамблдора больше нет!!! Кто в этом виноват?

— Да, вот ещё что: нам будет нужно поупражняться в решении логических задач, — совершенно невозмутимо отреагировал Будогорский. — Спокойной ночи, Гарри.

Окклюменция под руководством нынешнего профессора защиты проходила как игра в „гляделки“. Будогорский попросил, чтобы Гарри воздвиг в своём сознании барьер. „Лучше, если это будет простая геометрическая фигура — дабы не затрачивать усилий на её создание“, — объяснил он. Гарри выстроил куб.

— А теперь всё время возвращайся к нему, когда я буду пытаться его преодолеть.

В первый раз куб разлетелся на мелкие квадратики. Во второй раз Гарри успел сцементировать эти квадратики. В третий раз — когда Барин попытался взорвать его куб — Гарри тут же собрал взорванные элементы и превратил их в ярчайший букет салюта. Будогорский прикрыл глаза рукой, как от яркого солнечного света.

— Ты понял, Гарри! — восхищённо воскликнул Ростислав Апполинарьевич. — Образы при сохранении твоей защиты одновременно служат и оружием!

— Но как сделать так, чтобы этот куб существовал всегда?

 — Ты этого правда хочешь? — Будогоский колебался с ответом. — Таким образом, ты можешь воздвигнуть стену непонимания между тобой и близкими людьми…

— Хотя бы временно.

— Вообще-то, это легко устроить.

Он приложил свою ладонь ко лбу Гарри, и тот почувствовал, как что-то холодное поместилось у него в мозгу.

— Как ощущения? — поинтересовался Барин.

— Холодно, — поёжился Гарри.

— Откуда пошло выражение холодный разум понял теперь?.. К этому привыкаешь, — успокоил его профессор.

Они перешли к решению логических задач. Как ни странно, с „холодным разумом“ решались они проще.

— Наш мозг несёт высокую эмоциональную нагрузку. Освобождённый от чувств, человек, как правило, руководствуется чистой логикой, — поучал его Будогорский. — Вот тебе последняя задача, Гарри. Решишь её, будешь освобождён от экзамена по Защите.

Гарри был заинтригован.

— Задача-вопрос: что станет с телом волшебника, которого сожгли?

— Такая лёгкая задача! — засмеялся Гарри. — Мы проходили это ещё на третьем курсе! Волшебники не горят — это все знают!

— Все знают, да не все об этом помнят! — как назидание, поднял палец Будогорский.

— Я не понимаю… — пробормотал Гарри. — Почему Вы задали этот вопрос? Какая же это логическая задача?

— Это значит только одно: тебе, Гарри, придётся сдавать экзамен по моему предмету! — Барин шутливо щёлкнул его по носу. — Завтра я устрою тебе день испытаний. Справишься с ними — значит, ты готов к встрече с теми неведомыми силами, которые подстерегают тебя на пути к Чаше Пуффендуй. А в ней, как мы знаем, заключена толика бессмертной души Лорда Волан-де-Морта.

Как только занялся рассвет, Гарри распахнул глаза (выработалась привычка вставать ни свет, ни заря) и увидел хлопочущего у печи Будогорского.

— Приятно иногда покухарить, — стягивая с себя фартук, подмигнул ему он. — Тебе надобно сегодня основательно подкрепиться.

Барин навалил Гарри целую плошку золотистой пшёнки и залил её топлёным молоком. Сам устроился напротив, наблюдая, как его воспитанник уплетает кашу.

— Честное слово, Гарри, мне будет грустно с тобой расставаться, — признался он, постукивая по столу деревянной ложкой.

— Почему же „расставаться“? — Гарри даже отставил в сторону тарелку. — Вы ведь не собираетесь уходить из Хогвартса, правда?

И с надеждой ждал, когда тот скажет: „Конечно, нет!“

— Конечно, нет! — обезоруживающе улыбнулся Барин. — Но это будет уже не то. Здесь мы жили с тобой бок о бок. И у меня сложилась иллюзия — глупейшая, конечно — что вместе мы составляем семью: одинокий старик-отец и оставшийся без матери сын.

Гарри сглотнул. С тех пор, как он потерял Сириуса, а вслед ним Дамблдора, он мечтал встретить такого же понимающего друга, какими для него были в своё время они.

— Долой сантименты! — встряхнулся Будогорский. — Просто я немного нервничаю… Хочу тебя попросить о следующем: если завтра, когда всё будет уже не „понарошку“, ты вдруг почувствуешь, что не справляешься… смело телепортируй мне. И плевать на условия чути!

— Я справлюсь! — упрямо сжал губы Гарри.

— Это мы сейчас и проверим, уже с другим настроением сказал Барин.

Он повесил на одно плечо своего ученика увесистую котомку с волшебными вещами. На другое — лук и колчан с золотыми стрелами. Вместе они вышли на опушку, где проходили их занятия. Гарри вынул из походной сумы клубок шерсти и, подбросив его, крикнул:

Ты катись, катись, клубочек,

По тропинке, мой дружочек!

Попроворнее, прошу,

Потому что я спешу!

Клубок замелькал среди травы, оставляя позади себя извилистую тропинку. Гарри устремился за ним. На дороге показался заяц. „Первое испытание!“ — смекнул он. Над рысаком кружил гигантский ворон. Гарри выхватил на бегу стрелу. Прицелился и выстрелил. Ворон, оставляя позади себя клочья перьев, скрылся в кронах деревьев. На минуту Гарри показалось, что он упустил из вида волшебный клубок. Но тут же заметил его между корней могучего пня. Рядом с клубочком лежало перевёрнутое гнездо. В нём копошились неоперившиеся птенцы. Рядом уже щёлкал зубами ранее дружелюбный Серый Волк. Гарри мгновенно развернул ковёр-самолёт и, встав на него, зашептал:

Поднимайся в поднебесье

Побыстрее, самолёт!

Не то сгину я в полесье —

И тогда: прощай полёт!

Умный ковёр взлетел и замер на уровне первых ветвей зелёной красавицы-ёлки, куда Гарри бережно опустил гнездо с птенцами. Когда он заталкивал ковёр-самолёт обратно в сумку, клубок уже катился дальше. Следующим, кого довелось спасти, был маленький медвежонок. Тот попал в глубокую яму, и Гарри вызволил его, взяв на руки, — не прибегая ни к какому волшебству. Тем временем его шерстяной проводник остановился на берегу речки. Поперёк реки был натянут невод. В нём билась крупная рыба. Не задумываясь, Гарри вошёл в ледяную воду и высвободил рыбину из сетей. Стоило только отпустить своенравно бьющуюся в его руках щуку, как вода схлынула, и посреди реки явился дуб. Его листва терялась в облаках. Гарри глянул вверх и тут же упал, словно обухом по голове ударенный. Когда он очнулся, увидел, что на нём сидит нечто, отдалённо напоминающее человека.

— Отгадай мою загадку! — осклабилось НЕЧТО. — В брюхе баня, в носу решето, одна рука — и та на спине.

Это что?

— Чайник, — промямлил Гарри, подбирая разбитые очки.

Чудище испарилось. Гарри уже примеривался, как бы ему влезть на этот дуб, но тут над ним закружила сойка.

— Не трогай дерево, Гарри! Его кора напитана смолами, губительными для человеческой кожи.

— Что же делать? — растерялся он.

— Ищи меч-кладенец в его корнях!

— Легко сказать „ищи“. Ногтями, что ли, землю рыть?

Рыть землю ногтями не пришлось. На помощь к нему пришла Медведица. Урча, она подала меч, который Гарри видел у Ильи Муромца. Усилием воли заставив взять себя меч, Гарри почувствовал, как его занесло в сторону. Рассердившись, Гарри размахнулся и ударил мечом по стволу — дуб зазвенел, будто был из железа. Гарри решил не сдаваться. С каждым ударом ему удавалось всё глубже подрубить упрямое дерево. Наконец вдвоём с Медведицей они упёрлись спинами в ствол — и дуб рухнул. Рухнул — и в ту же минуту раскрылся старинный кованый сундук, который, видимо, был прикован к дереву долгие-долгие лета. Дальше события стали разворачиваться с быстротой молнии. Из сундука (как только ещё он успел заметить!) выбежала ящерица и юркнула между камней дуба. Выскочивший заяц в два прыжка нагнал её и держал лапой до тех пор, пока Гарри не поднял ящерку. Но, поднеся к близоруким глазам, увидал, что в руках у него лишь хвост, который та скинула. Уже отчаявшись найти скрывшуюся ящерицу, он вдруг понял, что хвост этот — вовсе не хвост, а извивающаяся змейка. И зубы её подобны стальным иглам. От неожиданности Гарри разжал руки — и тут же воды ушедшей реки так же внезапно, как исчезли, вернулись. В мгновение ока они сомкнулись у него над головой. В испуге забил он руками по воде и, едва выбравшись на берег, подумал, что с учебным заданием не справился. Но… приплясывая на хвосте, Щука принесла ему в зубах хищную змейку.

— Спасибо тебе, — поблагодарил щуку Гарри.

Он взял змею, покрепче ухватив её за шею (если таковая у змеи есть).

— Что же дальше? — он пристально смотрел в глаза змеи, словно пытаясь проникнуть в ход её мыслей. И услыхал: „Спаси, Господи, мои зубы!“

— Ах, вот чего ты боишься! — рассмеялся Гарри.

Подняв с земли камень, он выбил у змеи два передних, смертоносных зуба. Те, будто наэлектризованные, притянулись друг к другу и составили Чашу.

Гарри улыбнулся и высоко поднял её над головой.

— А вот этого, Гарри, делать не следует, — промолвил Будогорский, вдруг материализовавшись рядом с ним. — Вдруг это обман? Кроме того, чаша может нести в себе ещё какие-то чары. Тебе неизвестные.

— Что же делать?

— Обернёшь её скатертью-самобранкой и положишь в сумку. Руками не трогай… А так ты молодец: вещи использовал по назначению, в помощи страждущим не отказывал, проявил силу и меткость. В отношении смекалки ничего не скажу. Загадка была пустяковой… У меня времени не хватило придумать что-нибудь позаковыристей.

— Так это Вы были тем чучелом?

— По-моему, неплохо получилось? — озорно подмигнул ему Барин.

— А кто будет загадывать мне загадку завтра?

— Скорее всего, Соловей-разбойник. Он из русских волшебников наиболее беспринципный… Да я тебе о нём рассказывал… Смотри, не забудь заткнуть уши, когда он засвищет, — иначе слух может не восстановиться, — озабоченно напомнил ему Будогорский.

К Гарри мало-помалу приходило прозрение.

— Постойте, так это Вы: и Заяц, и Птенцы с Сойкой, и Медведица, и Щука, и Ящерица, и Ворон со Змеёй?

— Ящерица, Змея и Ворон — не моих рук дело. Не буду преувеличивать моих скромных достоинств. А вот всё остальное — я. Совершенно верно.

— Но как? Как Вам удалось раздвоиться… даже растроиться? — спросил Гарри, вспомнив троих беспомощных птенцов сойки.

— Но ты ведь не собираешься уходить из Хогвартса? — задал ему его же вопрос профессор.

— Конечно, нет! — так же, как недавно сам Будогорский, ответил на сей раз Гарри. — А кто был за Ворона, Змею и Ящерицу?

— Я же говорил тебе, Гарри, что ты не одинок… Это один из твоих друзей.

— Рон? — недоверчиво спросил Гарри.

— Почему бы тебе ещё не вспомнить мистера Долгопупса? — насмешливо оглядел его Барин.

Глава 9. Новые союзники.

— По-моему, в твоём УМЕ чего-то не хватает, — выразил сомнение Будогорский, глядя на пузырящуюся серую массу котла. — Такой цвет…

— Мозг — это СЕРОЕ вещество. Во всяком случае, если это вещество способно думать, — незамедлительно расставил приоритеты Северус Снегг.

— Ты озлился из-за того, что потерял горстку перьев? — Будогорский с сожалением дотронулся до проплешины на голове Снегга.

— Я чуть не потерял жизнь из-за твоей выдумки, — отрезал Северус.

— Но всё же обошлось, — виновато развёл руками Барин.

— Чтобы я ещё раз поддался уговорам!.. — процедил Снегг. — Юлия…

— Что Юлия? — оживился Будогорский. — Сказала, что не будет тебя больше любить: лысого и с поломанными зубами?

— Ага, жди больше!.. Хохотала, как безумная, — уже с улыбкой ответил тот, вращая головой.

— Что, болит? — посочувствовал Ростислав. Апполинарьевич.

— Не юродствуй! — строго одёрнул его Северус. — Наверняка, ты знал, что сделает Поттер с вороном и змеёй.

— Не хотел тебя пугать — только и всего.

— Думаю, ты только и мечтал, чтобы меня подстрелили или задушили, — проворчал Снегг. — Но имей в виду, тогда тебе придётся жениться на Юлии и растить моих детей… У нас будет двойня.

— Поздравляю, дружище! — Будогорский сердечно обнял Снегга — тот, не медля, отстранился.

— Никак не могу привыкнуть к твоим „голубым“ замашкам, — объяснил он.

— Мне только показалось, или это намёк?.. Заметь, несмотря на мою бурную личную жизнь, звание почётного Члена Объединённого королевства Великобритании и Северной Ирландии удостоился от Тёмного Лорда не я, а ты…

Северус криво усмехнулся.

— Зря я тебе сказал. Только дал повод лишний раз позубоскалить.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я посягаю на твою целомудренность? — заржал Будогорский. — Поверь, мужеложство — не для меня…

— Иди к чёрту! — бросил в него сухую лягушку Снегг.

— Развлекаетесь? — поинтересовалась Юля, заглянув в комнату. — Через два часа самолёт. Пора бы уже и собираться.

— Нам собраться — только подпоясаться, — заверил её Будогорский. И обратился к Северусу. — Действительно, я засиделся. Гарри недоумевает, наверно, куда я подевался.

— Гарри! — придав своему лицу выражение просветлённого умиления, сложил ладони, как при молитве, Снегг.

— Брось! Гарри — чудесный парень.

— Полностью с тобой согласен. При условии, что я избавлен от его общества.

— Ладно, — махнул на него рукой Барин. — Увидимся в Лондоне.

— Счастливо, — протянул ему руку Северус.

Провожать себя он не дал. Юлька всучила ему на прощание мобильный телефон и сказала: „Если что — звони“. Погрузив багаж в такси, Северус отправился в аэропорт, где должна была состояться встреча с Валей Агутиной. Её провожала целая когорта детдомовского начальства, и ехать с ними до Пулково ему было не с руки. Потому и договорился о встрече прямо в здании Аэропорта, в зале ожидания. В Лондоне Снегг должен бал прибыть в дом Малфой и оставить там девочку. А самому ему надлежало встретиться с Волан-де-Мортом и рассказать о плане, который они выработали совместно с Барином. План касался убыстрения процедуры усыновления. Наедине с девочкой он чувствовал себя неуютно. Та надувала огромные пузыри из жевательной резинки и лопала их с оглушительным треском. На них стали недовольно поглядывать сидящие рядом маглы (вообще-то, это слово бесило Юлию, и он с недавних пор старался его не употреблять).

— Ты что, вести себя не умеешь? — строго спросил он.

Валя презрительно смерила его взглядом и выдула очередной пузырь, нахально глядя ему в глаза, — ба-бах! — пузырь разорвало в клочья.

— Уймите своего ребёнка! — попросила его сердитая дама слева.

„Ну, и что? Читать девчонке сейчас мораль? — уныло подумал Северус. — Вот Барин бы придумал, чем её заинтересовать“. Стоп! „Волшебник ты или нет?“ (всегда говорила в таких случаях Юля). Он сжал в кармане волшебную палочку и заморозил очередной пузырь, который старательно выдувала Валентина. Она тут же потянулась к нему рукой — рука бессильно повисла. Опасаясь, что может напугать ребёнка, Северус снял чары заморозки, отлепил от Валиных губ пузырь и превратил его в вереницу маленьких пузырьков, которые закружили в воздушном хороводе, а потом медленно водрузились на шею той самой пожилой леди, которая сделала им замечание.

— Вы видели? — округлив глаза, Валя изумлённо посмотрела на „бусы“, красовавшиеся на шее соседки по креслу.

— Видел ЧТО? — как можно равнодушнее спросил Снегг.

Валентина недоверчиво глянула на него, но больше не проявляла непослушания. Боясь, как бы она опять чего не выкинула, Северус сунул ей в руки комиксы и напихал всяких сладостей.

— Мне кажется, Вы не жадный, — глубокомысленно изрекла девочка. — Но я Вас всё равно не смогу полюбить, Вы мужчина не моего типа.

Тут уж настало время изумляться Снеггу: „О чём толкует этот сморчок?“

— Ну, и какие же мужчины ТВОЕГО типа?

Валя вознесла глаза к потолку:

— Высокие, худые. Волосы прямые. Глаза чёрные. Нос… такой, с горбинкой, — она водила по своему лицу, рисуя ЕГО портрет.

— Ну, это легко исправить, — сощурился Снегг.

— Неужели Вы согласитесь на пластическую операцию ради меня?

— Если ты не привыкнешь к моему нынешнему облику, то придётся, — смиренно кивнул Северус.

В замке Малфой их встретила Нарцисса.

— Тебя всё же наняли прислугой? — притворно удивился Снегг вместо приветствия. — Познакомься, Валя. Это миссис Малфой. Твоя… хм… компаньонка.

— Что значит „компаньонка“? — взвилась Нарцисса.

— Ты предпочитаешь быть „нянькой“? — холодно осведомился он.

— Я понимаю, у тебя есть повод быть со мной таким… таким безжалостным, — простонала Нарцисса.

— Что на сей раз? — бесстрастно глядя в её бирюзовые глаза, спросил Северус. — Сцену какого жанра ты репетируешь: мелодраму, трагикомедию или, может быть, ужасы?

— Да, с твоей новой „романтической“ внешностью было бы забавно разыграть с тобой мелодраму, — сострила Цисси.

— Ну, вот и славно, — Снегг схватил её за локоть так, что Нарицисса вскрикнула. — Вижу, шутить Вы не разучились, миссис Малфой.

Он отшвырнул её.

— До свидания, милая, — ласково попрощался Северус с Валей.


У Волан-де-Морта всё то же: завораживающие декорации, церемонность процедуры встречи и прощания, философские умствования. Тёмного Лорда немало позабавило, что Снегг собирается рядиться священником. Любого рода святотатство им поощрялось.

— Целый монастырь будет к моим услугам… — его змеиные глаза сузились. — Боюсь, Вы меня не поняли, Северус. ЭТО меня не интересует уже много лет… Хотя, может быть, некоторые из моих друзей и сочтут целесообразным посетить кельи каких-нибудь соблазнительных воспитанниц.

Снегг с трудом себя контролировал.

— Простите, сэр, мою несдержанность, но, думаю, что удочерение Валентины — ошибка. Та школа, которую я выбрал в качестве базовой, при МУЖСКОМ монастыре. Впредь я буду отбирать только мальчиков.

— Что ж, мальчики так мальчики. Мне всё равно.

Волан-де-Морт поднялся и протянул ему руку. Но не для пожатия, а для поцелуя — подчёркивая, таким образом, своё превосходство. Северус преклонил колени и прикоснулся к руке Тёмного Лорда.

В дверях Снегг столкнулся с Хвостом.

— Всё наушничаешь? — поймал его за ухо Северус.

Тот в испуге отпрянул, схватясь за голову.

— Что же ты, Питер, дай мне сдачу, — подначивал его Снегг. — Когда рядом были Поттер и Блэк, ты был смелее.

— Они покойники, — глухо зароптал Петтигрю.

— Не без твоего участия, мой дорогой друг, — процедил Северус и, взмахнув плащом, трансгрессировал.

В Паучьем тупике Снегга ждал Будогорский.

— Как ты живёшь в подобном свинарнике? — с гримасой отвращения встретил его Барин.

— Тёмный Лорд предлагал мне прислугу, — усмехнулся Северус. — Нарциссу Малфой.

— Она хорошенькая? — оживился Будогорский.

— Ничего, — скривился Снегг.

— И что? Ты отказался?

— Ну, если ты до сих пор не встретил сухопарую блондинку с длинным лошадиным лицом — значит, отказался.

— Хороши же у тебя критерии привлекательности: „сухопарая с лошадиным лицом“.

— Да это я так, от злости больше.

— Чем же она тебе досадила?

— Как-нибудь в другой раз, — пообещал Северус.

И они поднялись в лабораторию.

Вместе с Будогорским он ещё раз оглядел составляющие будущего Эликсира. По его мнению, выглядели они замечательно до тех пор, пока их не смешивали. Стоило ингредиентам попасть в один котёл, как спустя минуту превращались в камень. Признаться, в затянувшемся изготовлении Любовного эликсира повинно его „левое“ увлечение. Снегг пытался разобраться, как Дамблдор обучил его столь быстро русскому языку. Долго он не мог понять, что к чему. Пока в квартире Юлии ему не попалась на глаза Библия на иврите. Невероятно! — но он понимал, о чём речь. Разгадка была где-то рядом… Северус вспомнил, что у Юльки есть фильм „Три мушкетёра“ на языке Дюма. Сунув диск в дивидюшник, он утвердился в своих подозрениях — элегантный язык французов стал ему понятен так же, как и родной. „Может, я обрёл теперь умение понимать голоса птиц и зверей?.. Как в сказке ‚Карлик Нос‘? Но нет. Мурлыканье Муськи (Юлиной кошки) казалось ему по-прежнему бессмысленным. ‚С другой стороны, я же понимал, о чём лопочут яговский Кот и Сова…‘. Дамблдор, старый упрямец, будто не замечал, над чем бьётся его великовозрастный ученик. А спросить у него, ясное дело, возможности не представлялось. Чтобы изобретать, надо сначала понять природу этого явления — у кого бы это выяснить? Юлию тоже интересовало: как это так здорово вышло, что она может читать теперь в подлинниках всё — от Вильяма Шекспира до Федерико Гарсия Лорки? Она-то и навела Северуса на мысль, что, скорее всего, это единый язык (скажем, как эсперанто). ‚Эсперанто — наиболее распространённый искусственный международный язык, созданный ещё в 1887 году, — объяснила она. — На едином языке говорили и раньше. Так, например, люди до Всемирного потопа общались на одном языке до тех пор, пока вавилоняне не попытались построить башню до небес. Тогда Бог, разгневанный дерзостью людей, ‚смешал их языки‘, и они перестали понимать друг друга“. Идея понятна — язык един. Но от этого не легче. Ну, ладно, Юлию Дамблдор мог лично заразить этим… Стоп! А если это, действительно, вирус, передающийся, скажем, воздушно-капельным путём? Как всё произошло? Стоило Юле заговорить с ним, как они уже понимали друг друга. Северус, охваченный охотничьим азартом, просиживал дни и ночи, пытаясь вывести этот „вирус“. К слову сказать, ничего у него не вышло. Он был вынужден в конце концов признать, что легче „перезаражать“ тех, кто в этом нуждался, чем создать его самому. Северус вернулся к Любовному эликсиру.

— Может, стоит выпить Эликсир до того, как он превратиться в камень? — предположил Будогорский.

Снегг окатил его презрением.

— Ага, чтобы он упал камнем в желудок… Эликсир — это напиток. И пить его нужно с наслаждением.

— С чего ты взял, что он — жидкость? — не сдавался Барин. — Ты же сам окрестил его ЭЛИКСИРОМ?

— Нет, — упрямо мотнул головой Северус. — Я чувствую. Там чего-то не хватает.

Он в озлоблении тяпнул кулаком по столу, не заметив мелкого стекла разбившейся пробирки. Немедленно рука обагрилась кровью.

— Смотри, Северус! — Барин показал на котёл.

Твердое вещество застывшего Любовного эликсира будто прожгло каплями крови, упавшими на него. Эти капли образовали сначала крошечные отверстия, которые, в свою очередь, дали лучи-трещинки. Они опутали паутинкой всю поверхность котла. Как при весеннем ледоходе, изломы вставали ребром, крошась и образуя торосы. Вскоре брожение закончилось. Всё вновь затвердело.

— В чём дело? — спросил Будогорский.

— Крови мало, — ответил Снегг. — Но, думаю, её хватило бы, если б я успел капнуть её до окаменения.

Незамедлительно он слил несколько пузырьков в небольшую чашу, выцедив в неё из своего пореза пару капель крови. На мгновение жидкость приобрела чёрный цвет, а потом тысячи искр пробежали по её поверхности. На безупречной глади эликсира чётко обозначилось лицо Юлии.

— По-видимому, этот эликсир годен только для тебя, — осторожно заметил Барин.

— Именно чего-то такого я и ждал, — глядя в Юлино лицо, пробормотал Северус.

Он обмакнул палец в зелье и смочил себе мочки ушей.

— Что чувствуешь? — полюбопытствовал Будогорский.

— Ничего, — пожал тот плечами.

В доме послышался неясный шум.

— Что это? — озабоченно проговорил Барин.

— Тихо! — цыкнул на него Снегг, прикладывая ухо к стене.

— Может, он вышел прогуляться? — донёсся до него детский голос.

— Не думаю, — второй голос явно принадлежал Нарциссе Малфой.

— Это пожаловала Нарцисса, о которой я тебе говорил. С ней Валентина — моя приёмная дочь, — прошептал Северус. — Сиди здесь. Сейчас я их выпровожу.

Только он переместился в спальню, как Валентина с проворством слонёнка распахнула двери его холостяцкого будуара.

— Вы дядя Северус? — с порога выпалила девочка.

— Да, дитя моё, это ОН, „дядя Северус“, — с усмешкой ответила за него Нарцисса, возникшая за спиной ребёнка.

Решив опустить нравоучения (что, мол, воспитанные люди предупреждают о своём визите), он поздоровался:

— Добрый день, дамы.

— Так Вы волшебник, правда? — возбуждённо затараторила Валя, смотря на него, как на раритетный экспонат.

— Боюсь, ТЁТЯ Нарцисса преувеличивает мои возможности, — ответил Северус, бросив в сторону Малфой угрожающий взгляд. — В любом случае, она слишком нетерпелива… Но умение ждать никогда не было в числе её достоинств. Ведь так, Цисси?

Он взял её за руку, намереваясь спуститься в гостиную. Та обожгла его страстным взглядом.

— Что? Что такое? — Снегг был в замешательстве.

— Северус! Ты сегодня… ты такой сегодня… — с придыханием заговорила Нарцисса.

— Вы говорили, что дядя Северус некрасивый, — подала голос Валюша, — а мне кажется, что красивый. Даже очень красивый.

И та, и другая смотрели на него с любовью.

— У вас что, коллективное помешательство? — нахмурился Снегг.

— От тебя недолго и с ума сойти! — захихикала миссис Малфой, кокетливо беря его под руку.

— А я с другой стороны! — тут же пристроилась с другого бока Валюшка.

— Послушайте! — стряхнул их с себя Северус. — Что вы делаете у меня дома?

— Девочке было скучно, — надула губы Нарцисса. — Я подумала, что отправиться к тебе — совсем не плохая идея.

— Лучше своди её в зоопарк или на аттракционы… Ко мне не таскайтесь, — отбивался он.

— Как скажешь, дорогой… — печально промолвила Нарцисса.

— Если Вы совсем нас не любите, — зазвеневшим от обиды голоском закончила Валя.

„Это действие Любовного эликсира“, — озарила его догадка.

— Вот что, — Северус наклонился к Валентине, — у меня сейчас много работы. Когда освобожусь, я сам приду к вам в гости. А вы больше ко мне не ходите.

Он строго посмотрел на Нарциссу. Та не стала пререкаться и, взяв свою подопечную за руку, вывела её из дома. На прощание они обе послали Снеггу исполненный немого обожания взгляд. Когда он вновь водворился в лабораторию, Будогорский задыхался от смеха.

— Что это ты так веселишься? — подозрительно глянул на него Северус.

— Представил, как околдованный Волан-де-Морт будет осаждать тебя своей любовью, — едва выговорил сквозь смех Будогорский.

— Ты ещё глупее, чем я думал, — беззлобно отмахнулся от него Снегг.

— Слушай, можно я испробую твой эликсир на себе? — попросил Барин. — Будет ли твой рецепт также действенен и для других? У меня ведь — в отличие от тебя — нет возлюбленной.

— Как нет и некоторых других компонентов… например, УМА, — в свою очередь подшутил над товарищем Северус.

— Это спорный вопрос, — тут же нашёлся Барин.

— Смотри не переборщи, — усмехнулся Снегг, наблюдая, как щедро изливает на себя эликсир Будогорский. — На ком, кстати, будешь пробовать свои чары?

— Потом всё расскажу.

Барин поднял для прощания правую руку, и Северус шлёпнул по ней ладонью.


Вечером того же дня вместе с Ростиславом они отправились окучивать священника, который руководил церковно-приходской школой. Школа находилась при православном монастыре. Настоятелем монастыря был русский эмигрант со столь же труднопроизносимой фамилией, что и Барин, — Миргородский. Правда, с именем-отчеством дело обстояло проще — всего лишь Георгий Алексеевич.

— Ты себе не представляешь, какой фурор я сегодня произвёл в Хогвартсе! — рассказывал Будогорский о своём триумфе. — Жаль, что действие эликсира заканчивается где-то через два — два с половиной часа. И у твоих поклонниц утрачивается даже воспоминание, кто был предметом их вожделения. Так МакГонагалл от сладчайшей улыбки в середине нашей беседы перешла к выговору… Знаешь, в связи с подготовкой Гарри к испытанию за Чашу Пуффендуй, я частенько пропускаю занятия по защите… И Минерва знает, где я! Но вот ведь вредный характер… сказывается её застарелая девственность…

— Вообще-то, меня больше интересует: на мужчин эликсир как-то действует?

— Нет. Вот на мужчин не действует. Это точно.

— Как же тогда?

— Для этого, видимо, и нужно оружие из Тайной комнаты.

— Думаешь, так и становятся педерастами? — ухмыльнулся Снегг.

— Вполне возможно, — никогда не отрицавший даже самую что ни на есть бредятину, если в ней есть малая толика авантюризма, согласился Будогорский. — Кто-то чем-то прогневал богов — и Эрос ранит его неподходящей стрелой.

— Есть немало и других способов покарать грешника, — мудро заметил Северус. — Но ты верно сказал: „НЕПОДХОДЯЩЕЙ стрелой“… Чтобы она была подходящей, надо попросту капнуть в эликсир женской крови… Так мне кажется.

— Что ж, стоит проверить… Остаётся только уповать, что все члены Ордены при возлюбленных.

— Как выяснилось, у нас есть адепт — Юлия, — Снегг мечтательно закатил глаза, подумывая, что, быть может, по мужской части адептом предстоит стать ему.

Заметив ироничный взгляд Барина, он поспешил переменить тему.

— Расскажи-ка мне лучше, что мне следует говорить попу этому.

— Лучше помалкивай, — посоветовал ему Будогорский. — Говорить буду я.

Они уже подходили к городку — как две капли похожему на поселение чути. Только Северус открыл рот, чтобы прокомментировать это вслух, Ростислав ему ответил:

— В этом нет ничего удивительного, потому что… впрочем, сам скоро увидишь… Один совет я тебе всё же дам: не выставляй себя этаким миссионером в деле распространения христианского мировоззрения. Короче, не ври! — рекомендовал он Снеггу перед тем, как постучаться.

Двери будто сами собой разошлись.

— Здравствуйте, люди добрые! — раздалось откуда-то снизу.

Северус понял, в чём его ошибка: он искал незримого собеседника на уровне своих глаз, но их приветствовал коротышка ростом с профессора Флитвика — может, чуть выше.

— Проходите, — позвал их человечек, освещая дорогу высоко поднятой керосиновой лампой.

Войдя в просторную комнату, Северус огляделся. Весь правый угол был занят иконами. Во всю длину покоев стоял чисто выскобленный дощатый стол. Вдоль него — длинные лавки. Большую часть помещения занимала белёная печь. Рядом с ней — кухонная утварь: ухваты, крынки, чугунки.

»«Путешествие во времени», — подумал Снегг. — Век, этак, XVII–XVIII-ый«.

— Да, мы не торопимся жить, — внимательно глядя на него, заговорил маленький священник.

Северус вздрогнул, увидев его молочно-белые глаза. Тот сразу надел тёмные очки.

— Так я избегаю лишних вопросов, — пояснил он. — У нас тут учащиеся — обычные мальчики.

Снегг помнил, что сказал ему Будогорский („Говорить буду я“), но представитель чути, похоже, ждал, что скажет именно ОН, Северус Снегг.

— Вы знаете, что привело нас к Вам? — хрипло начал он.

— Естественно, — довольно равнодушно ответил тот.

„По-видимому, помощи от него не дождёшься. Даже сесть не предложил“, — с раздражением подумал Северус.

— О! Прошу меня извинить! — священник знаком пригласил их садиться.

— Итак… — сказал Настоятель, когда гости сели. — Вы хотите, чтобы я помог Вам (он обращался сугубо к Снеггу) приютить на первое время Ваших подопечных… Где гарантия, что мои люди и Ваши ученики не пострадают от нашествия тёмных сил?

— Гарантий нет, — честно ответил Северус.

— Мне нравится Ваша откровенность, — почему-то подобрел волшебник. И замолчал, играя большими пальцами сцепленных на животе рук.

— Георгий Алексеевич, — решил вмешаться Будогорский. — Предпринимаются конкретные шаги к скорейшему уничтожению Волан-де-Морта…

— Пока ваши шаги „предпринимаются“, его шаги уже могут быть на пороге моего дома, — безапелляционно прервал его Миргородский.

— Но чуть ещё не порвала с НИМ. Теоретически вы союзники, — осторожно заметил Снегг.

— Вот именно, молодой человек, „ТЕОРЕТИЧЕСКИ“. Когда ваш ученик завладеет ещё одним крестражем — это будет равносильно тому, что наш пакт о взаимосотрудничестве аннулирован. Собственно, это случилось сразу, как вышеупомянутый мальчик ступил во владения чути белоглазой.

— Но разве ОН, Вы-понимаете-Кто, уже знает? — поразился Северус.

— Если и не знает, то скоро почувствует, — уверенно сказал тот.

— Значит, Ваш ответ НЕТ? — насупился Снегг.

— Я бы предпочёл нейтралитет, — незамедлительно ответил Георгий Алекссевич. — Моим братьям под сенью таёжных елей бояться нечего. Но моя вотчина послужит удобной мишенью для мести Тёмного Лорда. Так что оптимальным решением будет… принятие под своё крыло ЕГО воспитанников… В конце этой недели я отправляюсь в Москву на заседание священного Синода. Надеюсь, что привезу для Вас необходимые верительные грамоты. Ходатайство на опеку у Вас с собой?

Снегг протянул ему свиток. Миргородский поморщился.

 — И Вы ещё упрекали меня в несовременности! Подобным образом дела не оформляют уже полвека — как минимум. Ну, ладно, я всё исправлю… Вам ведь всё равно под какой фамилией выступать сыном церкви?

— Пожалуй, — согласился Северус.

— Я дам знать, когда что-то прояснится, — попрощался священник, запирая за ними двери.

Во дворе монастыря они расстались и с Барином. Тому не терпелось скорее повидаться с Гарри.

— Будешь трансгрессировать через океан? — неодобрительно спросил его Снегг.

— Я не трансгрессирую. Просто перемещаюсь. Мне не страшны ни влага, ни расстояние, — просветил его Будогорский, исчезая.

А Северусу ничего не оставалось, как именно ТРАНСГРЕССИРОВАТЬ в свой непритязательный тупик. Поразмыслив, он отправил сову с письмом для Тёмного Лорда, прося у него аудиенции. Сам же отправился спать.

 — Поздравляю Вас, Северус! Вы войдёте в историю магии, как создатель Любовного эликсира! — заговорил Дамблдор.

— Но Вы говорили, что я только возвращаю формулу, — напомнил Снегг. — В любом случае, меня волнует не это. Как, когда и кому я должен передать Эликсир?

— Всё очень просто. Вы передаёте только формулу — желательно с подробными комментариями. Как Вы, наверное, уже успели заметить, готовый эликсир быстро выдыхается. А в виде полуфабриката также никуда не годен.

— Кому я должен отдать формулу?

— Конечно же, Ростиславу Апполинарьевичу Будогорскому. Он распространит её. И поможет с изготовлением.

— Хм… — выразил недоверие Северус, но вслух ничего не сказал. — Как же быть с кровью Юлии?

— То есть? — удивился Дамблдор.

— На мужчин эликсир не действует — так сказал Будогорский. Тут, вероятно, нужна толика женской крови, — объяснил Снегг.

— У каждого СВОЯ возлюбленная, — заметил Дамблдор.

— А у кого её нет?

— Значит, есть ангел-хранитель.

— Что-то я не слыхал, чтобы ангелы делились со смертными своей кровью… если она у них есть.

— Собственно, это уже не Ваша забота, — усмехнулся Альбус.- Однако кое в чём Вы можете быть полезным: попробуйте найти способ, дабы каждый, для кого приготовляется Эликсир, мог связаться со своим Ангелом-хранителем. Как Вы изволили заметить, „не у каждого есть возлюбленная“, а своего Ангела-защитника беспечные люди порой даже не замечают, уже не говоря о том, что знают его в лицо.

— Ещё один вопрос! — взмолился Северус. Но обращался уже к пустому месту: Дамблдора за столом не было.

„Эх, так я и не успел спросить Учителя, какую программу он предпринял, обучив его в одночасье иностранному языку… — Северус проснулся с чувством горечи. — Первый раз мы встретились за столом и вели диалог! Когда ещё представится такая возможность?!“ Что помешало связи на сей раз, спрашивать не было нужды: в закрытое окно долбилась сова. Она принесла ответное письмо от Волан-де-Морта.

„Прошу ко мне“, — значилось в нём. Внизу — размашистая подпись Тёмного Лорда.

Вздохнув, Северус облачился в костюм и отбыл к своему Повелителю. Первым, кого он увидел в замке Волан-де-Морта, был повизгивающий Хвост, ничком лежащий у дверей своего Хозяина. Северус переступил через него, не преминув вытереть о его мантию ноги, и постучал.

— Войдите! — раздался глас Лорда.

Северус собрался было приветствовать его в обычной манере, но отшатнулся, увидав протянутую для поцелуя осклизлую лапу (по виду, дементорскую).

— Что, зрелище не из приятных? — зло зашипел Волан-де-Морт.

— Что с Вами? — участливо спросил Северус, стараясь глядеть ему прямо в глаза.

Что-то показалось ему странным и в лице Тёмного Лорда: кожа будто посерела, а голова слегка покачивалась на непомерно длинной шее.

— ЭТО может значить только одно. Кто-то из смертных вплотную приблизился к моей ТАЙНЕ, — заговорил он леденящим шёпотом, со свистом втягивая в себя воздух.

Хлоп! Снегг увидел фигуру, до странности напоминающую ему… самого себя. Раздались хлюпающие звуки — Тёмный Лорд смеялся.

— Это богарт, Северус, — с этими словами он запустил в фигуру его двойника фиолетовый шар — та разлетелась в клочья. — Вы боитесь самого себя… с чего бы это?

Волан-де-Морт размял шею, которая была теперь на редкость гуттаперчева.

— Рассказывайте! — приказал он.

Снегг поведал, что приют для детей-сирот, по-видимому, найден. Как только лично для него будут подготовлены документы, он готов выехать в Россию.

— Что ж, хоть в этом всё идёт по установленному плану, — размеренно произнёс Волан-де-Морт. — Завтра я собираю друзей… Вы присоединитесь?

— Завтра я обещал миссис Малфой навестить девочку, — сказал он полуправду.

— Вам нравится Нарцисса? — Тёмный Лорд растянул губы в безгубой улыбке.

— Скорее, я ей, — нескромно заявил Северус.

— Немного самонадеянно с Вашей стороны… Что ж, было бы не по-джентльменски разочаровывать прекрасную Цисси. Я освобождаю Вас от пирушки. Но знайте, сам я силён только потому, что не подвержен превратностям любви. И постараюсь уберечь от этих пут ещё оставшихся мне верных людей, — угрожающе закончил Волан-де-Морт.

— Помилуйте, сэр, я не собираюсь влюбляться в Нарциссу!

— Было бы непростительной глупостью с Вашей стороны увлечься столь пустой особой. Посмотрите, как она дрожит за своего слабака-сына… Никакого самообладания!

— Это участь всех матерей, — Снегг решился замолвить словечко за Нарциссу.

— Именно об этом я и веду речь. Только свобода делает нас неуязвимыми. Я — живое тому доказательство.

Северус вспоминал потом это смелое заявление о „неуязвимости“ с усмешкой. „Вот, что имел в виду Миргородский. Тёмный Лорд, лишившись большей половины крестражей, почувствовал недомогание… Хорошо“, — подумал он, возвращаясь в свой прерванный сон.

Глава 10. Чаша Пуффендуй.

В день, когда предстояло добыть Чашу Пуффендуй, Гарри встал раньше Будогорского. Он вышел на опушку леса и впервые самостоятельно почувствовал необходимость размяться. После традиционной разминки, которая на сей раз, действительно, показалась лёгкой, Гарри с удовольствием вдохнул пряный запах осенней листвы. Потом на цыпочках прошёл в дом и стал перебирать волшебные вещи, ещё раз мысленно проговаривая четверостишия — обращения к ним.

— Любо-дорого поглядеть, — раздался голос Барина.

Гарри вздрогнул и поглядел на учителя. Будогорский сквозь ресницы наблюдал за его сборами.

— Нет, правда. Очень серьёзный подход, — улыбнулся профессор.

— Я есть не буду, — ответил Гарри на прозвучавшее в мыслях Барина предложение.

— Браво, Гарри! Но, надеюсь, ты позволишь проводить тебя за околицу?

Гарри вскинул на плечи походный рюкзак, лук и стрелы. На всякий случай он прикрылся щитом.

Будогорский плёлся за ним, сонно загребая ногами.

— Вы где-то пропадаете по ночам, — сказал вдруг Гарри, остановившись. — А ещё говорили, что чуть Вам ЭТОГО не простит!

— Гарри! Бог ты мой! Неужели ты не выкинул свои подозрения относительно Маришки? — запрокинув голову, Барин звонко рассмеялся. — Ты бы хоть подумал, что погода уже не благоприятствует такого рода свиданиям! Не в доме же Ладомира мы предаёмся преступным утехам!.. Ха-ха-ха!.. Представил…

Он потёр себе нос, посматривая исподлобья на Гарри.

— Давай лучше поговорим об этом в другой раз, — Барин положил руку на плечо Гарри. — Береги себя…

Гарри ждал, что тот добавит что-то ещё, но так и не дождался. Ему ничего не оставалось, как выпустить нетерпеливо подпрыгивающий клубок на дорожку и заметил, как Будогорский перекрестил его спину. Когда на дорогу выскочил Заяц, Гарри без промедлений выхватил стрелу и поискал глазами Ворона. И увидел: зловещая чёрная птица поджимала свои крылья и упругим броском посылала в него сотни сверкающих на солнце перьеподобных ножей. Гарри едва успел прикрыться щитом и отбежать под защиту пушистой ёлки. Та укрыла его своими лапами. Ворон был вынужден снизиться, шныряя глазами в поисках жертвы. Гарри прицелился — стрела вошла прямо в блестящий вороний глаз. Ослеплённый ворон взвился в поднебесье. Тут только Гарри заметил, что перепуганный клубочек жмётся к его ногам. Он взял в руки волшебный клубок и подышал на него. Тот ожил и, весело подпрыгнув, помчался дальше. Вот вчерашний пень. Рядом — опрокинутое гнездо. Только в этот раз оно, скорее, напоминало шалаш средних размеров. Перевернув его, Гарри увидел маленьких многоголовых дракончиков. „Потомство Змея Горыныча“, — понял он. Гарри раскинул ковёр-самолёт и первым делом водрузил на него гнездо со злобно извергающими искры пламени змеёнышами. Умный ковёр поднялся в воздух и остановился у верхушки самой высокой сосны. Гарри не без труда установил гнездо на место и приземлился. Выискивая яму, в которой застрял медвежонок, Гарри поймал себя на мысли, что подспудно ждёт какого-нибудь подвоха — уж слишком легко он преодолевал пустяшные препятствия. В яме глухо ворчал сынишка (а, может, дочурка) Михаила Потапыча. Гарри заглянул в Мишкину темницу… и тут же отпрянул. Рядом с Мишуткой шевелилась какая-то грязная масса. Сидя на краю ямы, Гарри как никогда сожалел об отсутствии волшебной палочки… пока не учуял запах отвратительно ядовитого табака. Клубы вонючего дыма выходили из медвежьего логова! Не мог же покуривать самокрутку бурый медведь! Вслед за этим открытием его постигло следующее:

— Етит твою налево! До утра мне тут куковать, что ль?.. — далее шла нецензурная брань.

— Ты чего тут делаешь? — Гарри уже без опаски свесился в яму.

Вопрос был адресован Лешему (это был именно он).

— Догадайся с трёх раз, — проскрипел Леший, передавая Гарри медвежонка.

— Страхуешь меня никак? — сдвинул брови Гарри.

— А то! — вылезая из ямы, самодовольно ухмыльнулся Лешак. — Случись с тобой что — международный конфликт грянет, не иначе.

— Кто ещё кроме тебя к этому причастен? — полюбопытствовал Гарри.

— Да все, почитай, — бесхитростно сообщил Леший. — Кощей — то тварь вредная — чуть не порешил тебя своими кинжалищами… но и ты проучил его.

Леший хохотнул и похлопал Гарри по спине, ковыляя рядом.

— Потом, значит, Змей Горыныч должен был огнём тебя потравить — да он тока издалече наблюдал. Чтоб ты его гнездо не уронил, деткам евонным не навредил, — продолжал Леший.

— А потом?

— Ну, потом в игру включался я. Ранее договаривались, что попугаю хорошенько… Но я, знамо дело, не хочу, чтоб ты, Гарри, на всю жисть заикашкой остался… Потом… — Лесной Хозяин становился всё более словоохотливым.

— Ради бога! — взмолился Гарри. — Не собираешься же ты рассказать мне всё до конца?

— Ах, да! — спохватился Леший. — Я просто буду тебя сопровождать… ну, чтоб не скучно было.

— Но это нечестно! — вскипел Гарри.

— Э, нет! Нечестно было бы просто передать тебе тот кубок… или чего там… А так всё по-честному!

— Тогда уйди!

— Гарри, не гони меня! Мне, знаешь, как от Яги нагорит!

— Что там тебе „нагорит“? — покосился на него Гарри.

— Она, ежели прознает, что я тебя бросил… нипочём не выпросишь у неё… понимаешь?

— Само-гонку, — закончил за него Гарри. — Ладно уж, не буду тебя лишать последней радости в жизни. Идём вместе.

Когда они увидели запутавшуюся в сетях Щуку, Гарри, не слушая, что кричит ему Леший, безбоязненно зашёл в речку… И совершенно напрасно. Его вдруг будто парализовало: тело, руки и ноги скрутила страшная судорога. Обездвиженный, Гарри упал в воду. Очнулся он уже на берегу. Косматая борода Лешего щекотала его мокрые щёки.

— Ты спас меня? Что это было? — едва прошелестел Гарри.

— Да Водяной, зараза, забыл свой смертоносный ус с мёртвой водой выдернуть! — проникновенно таращась на него, засипел Леший. — Пока он вспоминал, где у него такой же — только с живой водой — я тебя уже десять раз похоронить успел… Вот ведь.

Он громко высморкался.

— Больше от меня ни на шаг! — затряс Леший мшистым пальцем перед носом Гарри. — Щас Соловей нам на голову свалится — будь готов!

— Всегда готов! — пошутил Гарри и закашлялся.

В груди сильно саднило. Видно, он успел изрядно наглотаться воды… да ещё мёртвой. „Реально, плохо“, — сказал бы Рон… Но через секунду ему стало вдвое, втрое, вчетверо… да что там — в сто раз хуже! Каждая клетка его тела просила о помощи. Гарри задыхался от жжения в груди, от звона в ушах и от запаха болотной хмари (последняя принадлежала, без сомнения, Лешему), который лежал ничком на Гарри и беззвучно шевелил губами. Гарри снова потерял сознание.

— Что делать-то будем, а? — озадаченно спрашивало коренастое приземистое существо с блинообразным монголовидным лицом.

Губы Гарри непроизвольно разъехались в улыбке: »«Соловей», блин! У русских, определённо, своеобразное чувство юмора!«

— О! Смеётся! — осклабился косматый Соловей с разбойничьей рожей.

— Слава тебе, Господи! — перекрестился Леший. — Так бы и дал тебе по зубам! (Это он обращался к Соловью) Так напугать мальца! Тебе это с рук не сойдёт! Забыл, как у Ильи Муромца сто лет в подвале просидел?

— Да ладно тебе! Я ж в полсилы всего и гикнул, — заюлил Соловей-разбойник. — А загадка и вообще проще пареной репы.

— Ну, смотри у меня! — для пущей острастки замахнулся на него Леший.

— Вот, слушай, парень: Стоит дуб.

На дубе 12 веток, На каждой ветке по 4 гнезда, В каждом гнезде по 7 птенцов. У каждого птенца одно крыло белое, другое — чёрное. Что это?

Гарри улыбнулся.

— Дуб — это год, ветки — месяцы, в каждом месяце по 4 недели, в неделе семь суток, в сутках есть день (с белым крылом) и ночь — с чёрным.

Соловей удовлетворённо кивнул и в три прыжка достиг кромки леса, где растворился среди деревьев.

— Видал? Чисто ваш Тарзан. Всю жизнь на верхах дерев обретается, — хмыкнул Леший.

— Ты знаешь, кто такой Тарзан? — удивился Гарри, пытаясь встать на ноги.

— А что? Мы теперяча тоже при цивилизации — Василисушка прикрепила нас к городским волшебникам. Нам вменяется в обязанность посещать их не реже одного раза в месяц. Ну, они нас… ватого-этого… просвещают.

Гарри представил Горыныча (или Кощея) в гостях у тёти Петуньи и зашёлся в смехе.

— Чаво смешного? — тоже начиная хихикать, спросил Леший.

— Да вот представил, как выглядит просвещение Горыныча с Кощеем.

— Тут, конечно, есть определённые сложности, — задумчиво поскрёб себе бурую шерсть на груди Леший. — Но в целом справляемся. А ты не об том думай… Хотя я рад, что ты вот уже и смеёшься. Но пора и Медведицу звать.

— Как „звать“? — растерялся Гарри. — Вчера она сама явилась.

— Эх, твою мать! Ты хоть не скажешь, что и знать-не знаешь, как её призывать?

Гарри потупился.

Леший взвыл:

— И что? Чё делать-то? Не могу ж я тебе открытым текстом подсказки давать?!

— Обойдусь! — процедил Гарри и стряхнул с плеч суму перемётную.

Он выудил из её бездонных недр книгу Будогорского „Другие…“ и стал быстро перелистывать. Так, так, так. Волшебники кончились. Вот! — волшебное зверьё.

Михаил Потапыч. Жена его, Марфа Петровна. К ней испокон веков обращаются с такими словами:

Эй, Марфушечка-дружок,

Приходи-ка во лесок.

Помоги, косматая,

Как велит должок!

Свет померк. Его заслонила фигура-колосс. Это явилась Марфа Петровна. Не тратя лишних слов, она упёрла могучее плечо в ствол дуба и, отворотив корни, подала ему богатырский меч. Гарри рассёк им воздух — и то ли сталь волшебного оружия, то ли сам воздух (а, может, и то, и другое) зазвенели. А Медведица тем временем не отступалась от дуба, а с остервенением вырывала дубовые корни.

— Руби их! — рыкнула она Гарри.

Гарри рубанул дубовые корневища, и многовековой красавец-дуб с предсмертным хрипом завалился на бок. Гарри зажмурился. А зря. Потому что в этот миг старинный сундук треснул надвое, и из него выползла громадная змея. Гарри с ужасом взирал на это Змеиное Величество (голову гигантского Полоза венчала корона). „Вчерашняя ящерка — просто насмешка по сравнению с этим диназавром!“ — успел-таки подумать он. А меч-кладенец заставил вдруг подняться его руку и, вне его сознания, опустился на голову коронованной особы. Корона слетела с головы змеи, а сама она с завидной ловкостью проскользнула меж донных каменьев. Свет от Полозовой короны вспыхнул с неестественной яркостью и устремился к самому солнцу. Гарри поднял глаза. Ему почудилось, что Солнце, вперив в него безжалостно жгучие очи, опутывает его, будто паучиха, огненной паутиной. Гарри вскрикнул от боли. Тут картина неба круто изменилась: солнце заволокло тучами, и налетел неистовой силы ураган. Гарри едва успел уцепиться за ветви поваленного дуба. Секунда — и небо будто прорвало: хлынул ливень. Только что обнажённое русло реки заполнилось бурлящей, пузырящейся водой. Гарри сбило с ног. Он снова тонул. Второй раз за день.

Опять тошнотворное пробуждение. Воркотня Лешего:

— Чему тебя только Славка обучал? Ни одного величального стиха не упомянул: ни к Красну Солнышку, ни к Буяну Ветру, ни к Дождю Долговязу. Ты уже трижды мертвец! ТРИЖДЫ! Ещё меня хотел спровадить!

Гарри взял руку Лешего — шерсть на ней была похожа на волокна старых-престарых деревьев — и произнёс:

— Спасибо тебе. Правда: без тебя бы мне хана… Да только-то Чашу я всё равно упустил… Не выполнил задания…

— Ха! — хмыкнул Леший. — Смотри, что Щука тебе принесла. Он протянул Гарри корону Полоза.

Он равнодушно скользнул по ней взглядом.

— Зачем она мне? Ты король леса. Тебе по праву она и принадлежит.

— А я тебе говорю — БЕРИ! — топнул ногой Леший.

Гарри пожал плечами.

— Ну, если это для тебя так важно… Ладно…

Он со стоном дотянулся до короны и подтащил её к себе. Зубцы короны вдруг капканом сошлись на его запястье, и ледяной холод сковал его члены. „Ты теперь мой! Мой! Будешь делать всё по моему приказу: убивать, жечь, мучить…“ — леденящий душу голос заползал в мозг как червь — как та самая змея, которая исчезла на дне каменистой реки.

— НЕ-Е-ЕТ! — истошно заорал Гарри и, схватив меч правой рукой, отсёк левую, ставшую ему чужой и враждебной.

И тут произошло чудо: зубья короны превратились в ручки чаши, а его рука вернулась на своё место. Не веря глазам своим, Гарри сжал в кулак и разжал пальцы левой руки. Они безболезненно повиновались.

— Что это? — ошарашенно спросил Гарри, глядя на Лешего. — Что это значит?

— Это значит, что мы в тебе не ошиблись. Бери чашу. Она твоя.

— Мне это не причудилось? — Гарри всё же хотел разобраться в том, что произошло.

— И да, и нет, — Леший глубокомысленно сделал затяжку.

— И да, и нет, — вновь повторил он. — Всё это произошло в параллельном измерении. Но, поскольку мы всё же живём в ЭТОМ, ты остался и с чашей, и с рукой.

— При чём тут параллельное измерение?

— Чаша — крестраж, как ты понимаешь. В ней есть жизнь. Но она не соразмерима с нашей, земной.

— Но как же тогда Волан-де-Морту удалось вернуться в наше измерение? — недоумевал Гарри.

— Этого я не знаю, — по-прежнему пыхтя своей пахитоской (как он её называл), ответствовал Леший. — Я в этих штуках не силён… Да и вообще, Гарри, я тебе помог. А теперь наши дорожки врозь. У меня тут ещё деловая встреча… с Кикиморой.

— Ну-ну, — ухмыльнулся Гарри. — Так уж и „деловая“.

— Прощай, дружище. Удачи тебе, — сердечно напутствовал его Леший.

— Ну, почему же „прощай“? Надеюсь, мы ещё увидимся.

— Прости, — шмыгнул носом Леший. — Сорвалось.

Они обнялись на прощание.


— Чуть задействовала силы природы… Я должен был догадаться. Извини, Гарри.

Это говорил Будогорский, смазывая ожоги на теле Гарри — те самые, которые оставило „Красно Солнышко“.

— Почему вы, русские, наделяете всех злобствующих существ такими ласковыми именами: Соловей-разбойник, Красно Солнышко… С-сь! — зашипел Гарри, когда Барин очередной раз провёл пальцем по его израненному плечу.

Будогорский отставил мазь и уселся в позу роденовского мыслителя.

— Знаешь, Гарик… то есть, Гарри… Сам об этом задумывался… Это, наверно, одна из характерных чёрточек русского человека. И ты её приметил… Кстати, ты помнишь, какое самое лучшее оружие против боггарта?

— Смех, — ответил Гарри, не понимая, при чём тут это.

— А вот при чём: если не принимать во внимание всю опасность некоторых, скажем, персонажей, они перестают быть столь зловещими… Ясно излагаю?

— Более или менее, — устало вздохнул Гарри. — Может, „не стоит принимать во внимание“ Волан-де-Морта? Как-нибудь само собой рассосётся?

Он грустно усмехнулся.

— Гарри, в тебе нет тонкости… — Барин приготовился к длинной тираде.

— Во-во! Это же говорил профессор Снегг, — Гарри издевательски выделил должность Снегга.

— Не начинай, — Будогорский толкнулся своим плечом о плечо Гарри.

— Я не начинаю, — Гарри отвернулся, чтобы Барин не видел, как он улыбнулся.

Что ни говори, но дружба с новым профессором вносила в его жизнь дотоле неведомые ему отношения „ОТЕЦ — СЫН“. Это грело душу. Не поворачивая свою растроганно-умилённую физиономию, Гарри буркнул:

— Я пошёл.

— Пока, — махнул ему рукой Ростислав Апполинарьевич (этот жест Гарри усёк в остеклённой раме одного из снимков, украшающих кабинет Русско-Английского Барина).

Да. Они уже в Хогвартсе. После расставания с Лешим Гарри незамедлительно трансгрессировал к Будогорскому. Тот ощупывал Гарри (всё его тело покрывали раны, синяки и ушибы), шумно радуясь его возвращению. Потом в их хижину на краю леса потекли посетители: Ладомир, его сыновья, Маришка. Все искренне радовались, что Гарри справился с заданием. Каждый из гостей заглянул в чашу, попробовал поднять меч и попросил Гарри поведать, КАК ОНО БЫЛО. Повторяя в третий раз эту историю, Гарри почувствовал большую значимость своего поступка. А на пятый уже и сам мнил себя героем. Будогорский посмеивался над ним. В то же время ощущалось, что его распирает от гордости за своего ученика. На следующее утро они расквартировались у Бабы Яги. Кратко поведав ей хронику ПОБЕДЫ Гарри (а это величалось именно так), они забрали свои волшебные палочки, а взамен отдали меч — кладенец. Меч являлся русской реликвией, и вывозить его за пределы Руси почлось бы кощунством. Бабка Ёжка расчувствовалась, засуетилась. Но Будогорский дал тактично понять, что они не задержатся. Он глянул при этом на Гарри. „Или хочешь?“ — взял Гарри его мысленную подачу. „Я бы не отказался“, — сознался Гарри, смотря Будогорскому в глаза.

— Ладно, — произнёс Барин, отвечая не то Гарри, не то Бабе Яге. — Зови каких-нибудь симпатичных ведьмочек. Мы остаёмся. Только уговор: будут все твои фирменные блюда. А сперва в баню!

— В баню, в баньку, в банечку, — забегала Бабуля, снимая с печки веники. — Ох, робята, и попарю же я вас!

Гарри умоляюще взглянул на Барина.

— Ты, Бабуня, не забывайся! Тут дети, — строго сказал Будогорский, пряча владони ухмылку.

После того, как Ёжка вышла из избы, он внимательно посмотрел на Гарри.

— Я тебя правильно понял?

— Yes, — утвердительно-отважно кивнул тот.

Да. Барин всё понял верно. Вечером за столом, сплошь заставленным национальными — далеко не диетическими — кушаньями, перемежающимися с ужасающими бутылями самогона, рядом с уже знакомыми Кикиморой, Лешим (эта парочка наверняка ни одной тусовки не пропускает!) и Василисой, мило воркующей с Барином, сидели смазливые девицы — отпрыски русских чистокровных волшебников. Выглядели они вполне светски. И казались Гарри, который впервые отведал русскую водку, милашками. Одна из них села к нему на колени, сняла его очки и стала к нему ластиться, как кошка. И хотя он понимал совершенно отчётливо, что это не Джинни, ему было приятно. „Пусть ВСЁ случится, — стучало у него. — Я так хочу!“ Девица увела его в баню… вроде бы… Во всяком случае, проснулся он именно там. „Как всё прошло? — мучило его. — И БЫЛО ли?!“ Гарри слышал, что после бурно проведённой вечеринки бывает плохо. Вроде, голова болит, тошнит, слабость, дрожь в конечностях… Ничего такого у него не наблюдалось. Но тело горело. Гарри ощупал себя и застонал, глядя на красные рубцы, пересекающие наискось, будто верёвки, его грудь и руки. Необходимость выяснить ЧТО ЭТО погнала его на поиски Будогорского. Долго искать не пришлось. Только войдя в избёнку, Гарри столкнулся с её хозяйкой. Баба Яга, поправив свой замасленный платок, закатила глаза и пальцем указала на потолок.

— Тут есть чердак? — осенило Гарри.

— А то, — хмыкнула старушка.

Гарри шмыгнул за дверь и осмотрелся. Где ж тут вход? Сразу под соломенную крышу вела приставная лестница. Гарри взобрался по шатким ступеням и задержался на последней.

— Ростислав Апполинарьевич? — крикнул он. — Вы тут?

— Тут мы. Тут, — заспанно пробормотал Барин. — Иди пока завтракай. Мы скоро присоединимся.

Гарри спустился и стал в нетерпении маршировать перед взволнованно квохчущей избушкой. Вскоре показался спортивный торс Будогорского. Спускаясь первым, он прихватывал хорошенькую девчонку за её миленький задик, а она дурашливо хихикала. Увидев Гарри, профессор нимало не смутился.

— Знакомься, Гарри. Это Верочка, — представил он свою спутницу.

— Мы знакомы, — окинув Гарри цепким взглядом, поморщилась та.

— Вряд ли молодой человек это помнит, — снисходительно пояснил ей Будогорский.

Гарри вспыхнул.

— Да мне, собственно, пора. Василиса, возможно, будет за завтраком. Не хочу её видеть, — скривилась Верочка.

— Веруня, дай знать, если что, — целуя ручку своей даме, поспешил распрощаться с ней Барин. — Пока, родная.

Будогорский сжал на мгновение её ручки и отвернулся. Его красивое лицо не выражало никаких чувств. Гарри загородил собою дверь, преграждая таким образом путь в дом.

— В чём дело? — удивился Будогорский.

— Поговорить надо, — зло бросил Гарри.

Барин облокотился ногой о крутой подъём так называемого „крылечка“. Выглядел он, как всегда, потрясно. Гарри вспомнил, как его раздражал Барин, когда только появился в Хогвартсе. „Всё же я реже НЕ ошибаюсь, чем ошибаюсь“, — подумал он. Его жгла обида. За то, что Будогорский совсем не так безупречен, как ему бы хотелось. Что он, его учитель, нисколько не стесняясь своего воспитанника, с кем попало… А в отношении самого Гарри? Разве настоящий отец допустил бы подобную оргию в присутствии сына?.. На миг перед ним промелькнуло лицо Сириуса, который тоже не был образцом нравственности для своего крестника… Но тут же поспешил отогнать эту неприятную мысль. Это значит, что Будогорскому попросту плевать, что о нём подумает Гарри. Да что там… вообще Барину на всех плевать! Живёт в своё удовольствие, ни с кем не считаясь. Даже не побоялся признаться, что никого никогда не любил… оральный облик, так сказать, налицо.

— Та-ак, — Будогорский внимательно наблюдал за Гарри. — Разговор, похоже, будет долгим. Давай-ка присядем.

Он сел на верхнюю ступень крыльца, а Гарри указал на сваленное бревно подле входа. Гарри сел и сложил крестом на груди руки.

— Ты знаешь, что значит этот жест? — улыбнулся Будогорский.

— Какой ещё жест?

— Вот этот, — Барин скрестил, как Гарри, руки.

— И что?

— То, что ты закрыт для общения… И знаешь ещё что: я рад, что тебя бесит мой образ жизни… С другой стороны, в жизни нужно попробовать всё… или почти всё. Чтобы понять, что ЭТО не твоё. Однако путь этот довольно скользкий. В твоём, как бы это сказать, внутреннем стержне я уверен. Поэтому и допустил сегодняшнюю ночь… Это ведь не твоё, Гарри, так?

Тот молча кивнул и поднял на профессора осуждающий взгляд.

— А Вы?

— Я конченый человек в этом смысле, — усмехнулся Будогорский. — Тебе не стоит так реагировать. Нужно быть терпимым к слабостям других, Гарри. Кроме того, я никого не обманываю: у меня нет ни жены, ни невесты. Эта Верочка имеет прозвище… впрочем, лучше его не озвучивать. Какой бы она не была, она всё же женщина… Мир?

Барин протянул ему пятерню. Гарри ответил тем же. А потом, задрав свитер, обнажил свой поджарый живот, исполосованный красными полосами.

— Бедный мальчик! Тебя славно попарили… да на солнечные ожоги… — Будогорский озабоченно зацокал языком.

Бабка Ёжка выдала им склянку самопальной мази, и вечером того же дня началось лечение. Вот уже неделя прошла. Раны заживали медленно. Одно утешение: Рон с Гермионой встретили его как героя. Джинни смотрела на него недвусмысленно влюблённым взглядом. А Полумна с Невиллом готовы были носить на руках. Чашу Будогорский поместил в директорском кабинете, не зная пока, как поступить с ней в дальнейшем. Зато МакГонагалл казалось, будто она знает. Нынешний Директор (исполненный, конечно же, самых благородных побуждений) решила создать музей хогвартских раритетов — идею, без сомнения, ей подкинул Флитвик. Туда, разумеется, будет входить всё, так или иначе связанное с историей Хогвартса: меч Гриффиндора, чаша Пуффендуй… ну, и что-нибудь от каждого директора. Что конкретно — она пока не придумала.

— Ну? Что? — встретили его неспящие друзья.

— Что „что“? — вопросом на вопрос ответил Гарри.

— Что ОН решил предпринять сейчас? Вслед за чашей? — пояснила Гермиона.

Его и самого мучило: сколько можно упиваться этой победой? „Завтра поговорю с ним. Обстоятельно“ — решил он. И вновь перед его глазами предисловием ко сну закружились калейдоскопом дневник Тома Реддла — раз! перстень Салазара Слизерина — два! слизеринский медальон — три! чаша Пуффендуй — четыре!.. и дальше, чуть в отдалении, брошь Кандиды Когтевран — пять, доспехи Годрика Гриффиндора — шесть, Нагайна — семь. И всё! Всё! Когда-то это случится? Но ни завтра, ни послезавтра поговорить с Будогорским не представилось возможности. Дело в том, что семикурсникам вменялось в обязанности дважды в год пробовать себя в качестве преподавателей. Фокус был в том, что проводить следовало ВСЕ дисциплины — вне зависимости от того, как ты по ним успеваешь. Причём: объяснив новую тему, на втором занятии ты должен устроить опрос с практическими заданиями, а на последующих провести опытно-экспериментальную работу. Последнее, что тебя ждало: закрепление материала в творческих заданиях. Для чего требовалось самостоятельно разработать конспект, представить его на обсуждение курирующему тебя специалисту, а потом уже выходить на арену. Всё это занимало четыре дня. В пятницу проверялись творческие работы учащихся и вывешивались результаты. Если оценки учеников были низкими, то итоговая отметка стажёру тоже была таковой. Эта педагогическая практика именовалась „Программой повышения квалификации начинающего мага“ (или „курсом молодого бойца“). Большим подспорьем были рукописи прошлых лет. На их основе легко можно было составить свой конспект. Большинство ребят так и делали. Но не Гарри. У Дурслей ему негде было складировать свои свитки — все пергаменты прошлых лет он уничтожил. А сейчас, соответственно, приходилось пыхтеть самому да ещё и без подсказок. Из ложной гордости Гарри ни к кому не обращался за помощью. Неудивительно, что некоторые конспекты ему приходилось переписывать по два, а то и три раза. И если занятия по защите давались ему сравнительно легко — Будогорский никогда не придирался, отдавая дань умению Гарри давать материал в практике; со Слизнортом проблем также не возникало — главным образом потому, что Гарри, скрывая ото всех (а в первую очередь от Гермионы), вновь завладел учебником Принца, пойдя на своего рода сделку с совестью: мол, Принц — это Принц, а Снегг — это Снегг=две большие разницы; с Флитвиком они всегда ладили (равно, как и с его предметом); да и с мадам Стебль не было особой головной боли: она, будучи фанаткой своих питомцев, львиную долю урока проводила сама (и так же ревностно и вдохновенно сочиняла конспекты лекций — всем без исключения студентам); а вот МакГонагалл доставляла ему немало неприятных минут. В этот году на своем курсе они начали осваивать трансфигурацию себя, любимого. И казалось невероятным, что эта сложнейшая часть магической трансфигурации, получалась у него лучше, нежели превращение какой-нибудь финтифлюшки в чашку или ложку, как того требовал учебный план младших курсов, где они преподавали. Но куда там! Стоило только Джинни обратить на него свой взор, как он начинал краснеть и заикаться. Ведущий педагог присутствовал на всех занятиях своих подопечных — таков был порядок. И каждый раз после урока МакГонагалл выговаривала Гарри, что „для мракоборческой карьеры нужно получить по моему предмету хотя бы ‚выше ожидаемого‘! Пока я эту оценку — увы! — поставить не имею права“. Получив от неё последнее предупреждение, Гарри решил, что просто не имеет права предавать свою мечту. В связи с этим, он засунул свою гордость куда подальше и отправился к Будогорскому. Дверь в кабинет профессора распахнулась, и на пороге возник сияющий Барин.

— Гарри! Проходи! — радушно пригласил он его.

Класс оказался полон.

— О-о-о! — пронеслось по аудитории.

Гарри ничего не понимал. Он присмотрелся: „Ага! ОД в полном составе!“ Гарри вопросительно посмотрел на Будогорского.

— Я тут — уж не обессудь — кое-что рассказывал о нашем с тобой пребывании в России. Ребята теперь знают, что научиться владеть своими руками — тяжкий труд. Но, в принципе, это в пределах возможностей каждого.

Гарри промычал что-то вроде: „А-а, у-у“. Барин поднял руку, призывая всех к молчанию.

— Послушайте! Со следующей недели, по окончании практики VII-го курса, начнутся регулярные занятия нашего факультатива. Милости прошу всех желающих!

Студенты начали расходиться. Гарри остался наедине с Будогорским.

— Что у тебя? — не поднимая глаз, деловито спросил Барин, приводя в порядок бумаги на столе.

— Вот, — Гарри протянул ему черновик последнего конспекта по трансфигурации.

Будогорский пробежал его глазами и охарактеризовал так:

— Что ж, неплохо. Но без выдумки. Давай-ка мы сделаем так…

В четверг МакГонагалл ненадолго задержалась. Войдя в класс, она замерла. За столами не было ни единого ученика. Зато тут и там громоздились композиции из самых невероятных предметов. На одной из них, на фоне бархатной шторки, сидел орёл и невозмутимо чистил перья.

— Добрый день, профессор! Проходите, присаживайтесь, пожалуйста, — важно поздоровалась птица.

— Гарри! — всплеснула руками Минерва МакГонагалл. — Это Вы?

Гарри (а это был, действительно, он) обернулся самим собой.

— Профессор, на опытно-экспериментальном занятии мы довольно успешно превращали животных в предметы и обратно. И обратили внимание, что черты животного отображаются в предмете, который получается в результате опыта. Так, кисточки на ушах рыси нашли своё выражение в кистях по углам подушки; когтистая лапа беркута так и осталась ею в ноге напольного торшера… И так далее (МакГонагалл кивнула). В связи с этим мною была выдвинута следующая гипотеза: личностные черты человека, подвергнутого трансфигурации, также находят отражение в получившихся предметах. Более того, они узнаваемы…

— Поттер! — МакГонагалл сдвинула брови. — Не хотите ли Вы сказать, что предметы выставленных здесь, так сказать, „натюрмортов“ — учащиеся VI-го курса?

— Верно.

— Но… как?

Гарри дотронулся палочкой до мягкой игрушки волка с буйной шевелюрой. Тут же игрушечный волчок стал профессором по защите от тёмных искусств.

— Приветствую Вас, Минерва. Я был рецензентом этого молодого человека, — отрекомендовался Будогорский. — Так что волноваться абсолютно не о чем.

МакГонагалл вздохнула.

— Вам, профессор, — обратился к ней Гарри, — предлагаются анкеты, которые Вы будете заполнять по ходу занятия.

Росчерком волшебной палочки он уложил стопку анкет на стол Председателю жюри (в качестве которого выступала МакГонагалл).

— Завтра, — продолжал он, — я обработаю данные исследования и представлю Вам в виде сводной таблицы.

МакГонагалл едва заметно улыбнулась.

— Это материал не VI-го курса, а Вашего, Поттер. Ну, что ж. Вы заработаете высший балл, если Ваша гипотеза подтвердится… хотя… ладно. Все комментарии позже… Так, например, я уверена, что это никто иной, как Полумна Лавгуд (Директор указала на престраннейшие часы — ходики, зыркавшие туда–сюда глазами Полумны).

Гарри дотронулся до ходиков и перед ним появилась мисс Лавгуд собственной персоной.

— Браво! — скромно поаплодировал Будогорский. — Что мы пишем в анкете, Гарри?

Гарри пояснил.

Следующей была опознана слизеринка Матильда Бигхаус — она была заколдована в вазу с фруктами: фрукты были поедены червяками и выглядели так, будто их начинили ядом (точь-в-точь, как её глаза). Дальше пошло по отработанной схеме: наблюдение — анализ — опознание — заполнение анкеты. МакГонагалл увлеклась и раскраснелась. Студенты, которых уже опознали, пытались её сбить с толку, но она отшучивалась и на провокации не поддавалась. Сдвоенная трансфигурация прошла на одном дыхании. МакГонагалл забрала заполненные анкеты и сказала, что сама обработает данные. Отличную оценку она поставила ему заочно, пожурив, однако, за то, что Гарри обратился не к ней, а к Будогорскому. Рон с Гермионой уже обедали, когда к их столу присоединились Гарри и Джинни. Рон выглядел всклокоченным и смущённым. Гермиона, наклоняясь к ним, сказала вполголоса:

— Мандрагора нагадила ему на руки. V-ый курс так хохотал, что Рон сбежал от стыда с урока. Поэтому профессор Стебль не сразу оказала ему помощь. Взгляни на его руки.

Гарри покосился на руки друга. Пальцы у того страшно раздулись в суставах — как у больного артритом старика — и были такого цвета, если бы он родился чернокожим. Заметив, что на него смотрят, Рон отшвырнул ложку и спрятал руки меж колен. Гермиона покачала головой.

— Рон! Это же глупо! Мы ведь только учимся. У всех бывают курьёзные промахи…

— Что-то я не помню таких „промахов“ ни у тебя, ни у Гарри. Даже у Невилла сошло всё более или менее благополучно… Эх, плакала моя мечта стать мракоборцем! По практике, похоже, зачёта не получу… Да я больше и не сунусь к этим противным малявкам!

— Никакие они не малявки! — вступилась за V-ый курс Джинни. — Гарри в их возрасте уже участвовал в турнире трёх волшебников!

— Ты пойдёшь, Рон! — схватила его за руку Гермиона. — Пойдёшь!.. Или я…

Но она не успела закончить.

— Фу-у! — послышался насмешливый голос Забини. — Чем это так воняет?

Группа слизеринцев загоготала. Рон стал цвета спелого помидора.

— Не обращай внимания, Рон. Если хочешь, я могу пойти с тобой вместе, — шепнула ему Гермиона. — Что у тебя там после обеда?

— Защита, — промямлил Рон, глядя в сторону.

— Вот видишь! — обрадовалась она. — Скажешь, что ты будешь сегодня работать с ассистенткой. В ходе твоего занятия это вполне допустимо.

— Хм-хм, — закашлялся Рон, пугливо озираясь по сторонам.

„Значит, в написании конспектов для Рона участвовала Гермиона“, — отметил Гарри и переглянулся с Джинни. Но вслух произнёс:

— Не дрейфь, старик. Спорим, что всё будет тип-топ?

Рон кисло улыбнулся, а Гарри поднялся из-за стола. У него оставалось ещё одно занятие: „Квиддич для начинающих“. Было бы глупо предположить, что он как-то специально к нему готовился. Но всё же следовало составить нечто вроде плана урока. „Как это Гермиона успела уже всё сдать? Всё-таки она невероятная девчонка!“ — размышлял он на пути к стадиону.

— Гарри! — окликнул его густой бас. — Гарри, стой же!

Гарри обернулся. К нему спешил Хагрид.

— Хагрид, привет! — Гарри бросился в объятия к великану. — Давно вернулся?

— Да ты что, Гарри, не в курсе? Неделю стажировки семикурсников не начали бы, если б не было на месте всех преподавателей!

— А у тебя что, тоже кто-нибудь стажируется? — довольно бестактно сболтнул Гарри.

Хагрид обиженно поджал губы.

— Конечно, вашей троице мой предмет неинтересен. Как, наверно, и я сам. А я ещё хотел пригласить вас к себе в субботу… Дай, думаю, соберу всех друзей в первый выходной… Теперь вижу, какие у меня друзья.

У Хагрида, всегда немного сентиментального, на глаза навернулись слёзы. Гарри смотрел на здоровяка — профессора и его переполняла нежность. Он погладил Хагрида по плечу (вернее, по локтю — выше дотянуться не смог).

— Ну что ты, Хагрид. Ты же знаешь, как мы тебя любим. Я вот, например, в этом году вообще не хотел возвращаться в школу. Если бы не ты…

Хагрид замер, навострив уши.

— Ладно, — проворчал он. — Приходите, значится… в субботу. В три часа дня.

Потом развернулся и потопал к своей хижине.

Гарри удивился — с чего это вдруг такая пунктуальность? Но, по большому счёту, какого-либо значения этому факту не придал. А зря. Потому что, когда они с Роном и Гермионой явились в субботу к трём, увидели нечто небывалое. Жилище Хагрида разукрасили подобно пряничному домику. На улицу выставили столы со всякой снедью. А рядом с этим великолепием прохаживался неузнаваемый Хагрид. Он был…. во фраке! Неведомо, кто сварганил ему подобный прикид, но сидел он на нём отменно. Кудлатая голова Лесничего тоже была приведена в порядок. А сам он постоянно поглядывал на ручные часы размером с хороший будильник. Всё прояснилось в тот момент, когда в небе появились точки, которые, по мере приближения, превратились в знаменитую колесницу madam Maxim. Хагрид помог сойти этой величественной женщине со ступеней кареты со всей почтительностью. И со всей своей немного неуклюжей предупредительностью подвёл её к столу.

— Друзья мои! — обратился Хагрид к собравшимся (тут, к удивлению Гарри, был весь педсостав Хогвартса). — В этот торжественный день… нет, не так… САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ день я объявляю вам всем, что Олимпия согласилась стать моей женой!

— Ура! — грянул хор преподавательских голосов, перемежающихся с хлопками открывающегося шампанского и аплодисментами.

Хагрид, как это за ним водится, всплакнул, прижав к глазам белоснежный (?!) платок. После чего чмокнул в щёку порозовевшую невесту.

Рон, открыв рот, наблюдал эту мизансцену.

— Чёрте что! — наконец вымолвил он. — Какая-то эпидемия свадеб: Билл, потом Люпин, теперь вот Хагрид. Кто на очереди?

Глава 11. WHO IS YOUR ANGEL?

А на очереди был, как бы кому-то не показалось это странным, Северус Снегг. Ничего он не хотел столь страстно, как узаконить свои отношения с Юлией (дабы закрепить своё право на неё). Но сие было невозможно сразу по нескольким причинам. Во-первых, Юля не желала выходить за него замуж, когда он вовсе не он, а некто Черных Иван Григорьевич (такие уж документы на сей раз достал ему Миргородский вкупе с внешностью дебелого украинца с залихватскими усищами и толстущими ляжками). Во-вторых, препятствием к свадьбе была какая-никакая предосторожность. Отправив его в Россию, Тёмный Лорд мог вести за ним наблюдение. Хоть Снегг и научился нескольким фокусам, помогающим установить заслон от всяких там „тарелочек с голубой каёмочкой“ и её аналогам (Будогорский рассказывал, что Баба Яга владеет секретом обращения воды в подобие такого зеркала — для этого только надобен специальный котёл, которых по свету раз, два — да обчёлся). Ну, а в-третьих, Северус втайне мечтал о большой свадьбе. Когда он, реабилитированный, сможет отпраздновать её с размахом. Собственно, он всегда жил скромно, даже аскетично. В связи с чем у него скопилось достаточно средств. Можно даже сказать, состояние. Часть его он с удовольствием пустил бы на организацию роскошной женитьбы. На берегу океана, например. Или в какой-нибудь экзотической стране. Десятки приглашённых, фейерверк…. А что? Пусть! Глядя на Юлию, он испытывал восхищение и страх. Ему казалось, что ещё чуть-чуть, и она поймёт, как она ошиблась в своём выборе. Что он — это всего лишь он. Он, которого никогда не любили. Обижали в детстве. Дразнили в отрочестве. В юности попросту отворачивались. Что по его вине погибла Лили. А ещё он ходил на сборища, устраиваемые Тёмным Лордом. Если Юля узнает об этом, она наверняка его бросит. И он снова будет один. Только это будет во сто крат хуже, чем ДО встречи с ней. Он разом останется без её глаз, в свете которых он теперь живёт, без её нежной кожи, лёгкого дыхания, мягких ароматных волос, звука её жизнерадостного голоса… Нет, эти мысли непереносимы! Бывали моменты, когда Северус хотел опоить её каким-нибудь приворотным зельем. И, по правде говоря, останавливало его только сознание, что вечного приворота не бывает. Так получалось, что он хотел жениться… и в то же время не хотел. Испытывая постоянные муки ревности и неуверенности, он настоял на знакомстве с Юлькиными родителями. Её отец и мать были простыми людьми (раньше бы он сказал „маглами“). Но мать — так же, как и дочь, — обладала высокоразвитой интуицией и предвиденьем. Отец — очень добрый, интеллигентный человек — не обладал никаким даром вовсе. Брат — молодой учёный, специалист в области компьютерных технологий, тоже никакой не волшебник. Большой неожиданностью явился для Снегга тот факт, что у Юлии есть сын. Более того, взрослый сын. Студент университета и уже жених. По последней причине они и не познакомились ранее — Юра жил у своей невесты (тоже студентки). Так Северус узнал, что его будущей жене лет больше, чем ему самому. А на вопрос „не в морозильной ли камере она сохранила свою молодость и красоту“ выдала на-гора сверхсшибательную теорию: дескать, злобствующие ненавистники всегда выглядят старше своих лет, в то время как люди, „возлюбившие ближнего своего“ (как советуют божьи заповеди), живут долго, оставаясь при этом молодыми и лицом, и душой, и телом. И приводила в пример волшебников. Впрочем, пример этот весьма спорный. Волшебники, действительно, живут долго. Но только и добрые, и злые (Волан-де-Морту уже за семьдесят — а разве скажешь?). Вместе с Юлькой они фантазировали о будущей школе Северуса. Наверно, потому, что у самой было педагогическое образование, она горячо поддерживала его педагогические начинания. Выслушав, ЧЕМУ и КАК учат молодых волшебников, Юлия заявила, что освоит это экстерном. С тех пор по вечерам у них вошли в систему занятия магией. Сначала Северус посмеивался над её самоуверенностью. Но вскоре был вынужден признать, что более толковой ученицы у него не было за всю его педагогическую практику. Даже его собственная волшебная палочка слушалась Юлию безоговорочно. По выходным к ним присоединялся Будогорский, и они совместно принимались разрабатывать программу, коей должны овладеть юные чародеи. Юлька утверждала, что помимо специальных предметов детей необходимо учить тысячам вещей, которые расширили бы кругозор ребят и обогатили бы опыт общения с миром: естествознанию, истории мировой культуры, информатике… Будогорский также обучал Юлию. Русское волшебное наследие Юля вообще улавливала на ходу, попутно совершенствуя его. Так, к примеру, она теперь могла засунуть то или иное кулинарное изделие в навороченные ультрасовременные прибамбасы по одному только щелчку или хлопку и так же ловко управляться с кухонной утварью.

— Слушай, — говорил ей Северус, — у волшебников так не принято. Ты или пользуешься магией во всём или не пользуешься ей вовсе.

— Почему? — смеялась она. — Вы, волшебники, настолько спесивы, что готовы отринуть все лучшие достижения человечества?

— Ты рассуждаешь, как… как Тёмный Лорд!

— Это лишний раз доказывает, что он не дурак, твой Тёмный Лорд, — говорила на это Юлия.

Несмотря на то что она хохотала, готовилась к защите дипломной работы, а ещё при этом пела и танцевала (как того требовала её должность — ведь она была детским хореографом), Северус понимал, что чувствует себя Юля неважно. С утра она тайком мерила температуру. У неё отекали ноги — и она ежедневно делала себе массаж. И её по-прежнему мучили токсикозы — хотя уже шёл пятый (!) месяц беременности. Не зная, чем он может помочь, Северус молча страдал вместе с ней. В целом всё у них было замечательно. Утром Северуса ждал потрясающий завтрак и чистая отглаженная одежда. Юлька гнала его в ванную — это, пожалуй, был её „пунктик“. День он проводил в казённых хлопотах. А если не надо было никуда идти, то сидел в комнате, которую при помощи Ростислава оборудовали под лабораторию. Время от времени Снегг наведывался к своему другу — холодильнику и вытаскивал оттуда что-нибудь вкусненькое (ветчинку, колбаску, яблочко) и вновь воссоединялся со своими колбами. Вечером прибегала Юлька с полными сумками. Бросала свои авоськи, засыпала его вопросами (пополам с поцелуями), тащила на кухню. Начинала там что-то готовить, не переставая его тормошить. Северус слушал её и не слышал. Было очень тепло от её ауры, волнами расходившейся по всей квартире. Временами ей кто-нибудь звонил. И Северус ревностно следил за выражением её лица. Иногда ему это надоедало, он отбирал у неё телефон, сажал на колени и, прижав к себе, прислушивался к её мыслям. Бывало, что они просиживали так час — и более! — пока опять кто-нибудь не звонил или не являлся в гости: Юрик (с невестой) или Будогорский (один). Пару слов о её сыне. Он — впрочем, как и все остальные (и сам Северус тоже) — стремился попасть в сияние материнского ореола: чтобы она обратилась к нему, прикоснулась, похвалила, посмеялась с ним. Стоило ей отвлечься, выйти из комнаты — ощущалось всеобщее разочарование. Снегг искренне восхищался этим её талантом. Впрочем, Юлия не предпринимала для этого ничего. Она с этим родилась. Северусу довелось (заочно, разумеется) познакомиться с отцом Юрия — первым мужем Юлии. И со вторым также — брак с которым был непродолжительным. И тот, и другой испытывал светлые чувства к бывшей своей половине. Северус ревновал её и к первому (он был высоким, видным мужчиной) и ко второму (язвительному, лохматому музыканту). Снегг долго выспрашивал Юлию: зачем они приходят? Ну, допустим, первый пришёл, чтобы передать деньги Юре (хотя почему бы ему не встретиться непосредственно с сыном?). Но второй-то? Что их связывает? И что, чёрт побери, за объяснение: „пришёл пообщаться“? Если есть потребность общаться, зачем тогда разводиться? Кстати, понятие „общение“ у русских довольно многомерно: это обильное питание, питьё, длительные разговоры ни о чём, а потом ещё кулёк с собой опять-таки еды, питья и кое-чего из одежды. Юля говорила, что Витька (№2) очень несчастлив. И напоминает мерой своей неухоженности самого Северуса… Нельзя сказать, чтобы сие признание его утешило (скорее, наоборот). Но Снегг решил больше не муссировать эту тему. Интересно, что во время визитов и того, и другого Северус находился в квартире. Он применил дезаиллюминационное заклятие. Сидел за столом, уплетал тот же обед, что и „бывшие“, и норовил их причесать внезапным сквознячком или ошеломить внезапно падающим предметом (когда их шуточки становились чересчур фривольными). Юлька веселилась, глядя на это, а сам он чувствовал себя на двадцать лет моложе. Барин, между прочим, тоже отмечал, что Северус перестал ему напоминать этакого пасынка семейки Аддамс. Безумный Будогорский советовал ему ещё приобщиться к здоровому образу жизни, полюбить зарядку и тренажёрный зал. „Для более успешной социализации“ — говорил он. Но это был бы уже перебор. Юлия, даже беременная, не переставала делать утреннюю гимнастику и комплекс упражнений на растяжку. Кроме того, по воскресеньям она ходила в бассейн, а каждое утро начинала с контрастного душа. Её энергия била ключом (и временами его пугала). Но каждому своё. Северус пытался как можно больше узнать об ангелах-хранителях. Дамблдор упомянул, будто тем, кто не имеет возлюбленной, на помощь придёт его ангел–хранитель. Но далеко не все были с ним знакомы (начиная с него самого). Да что там!.. Ни Будогорский, ни кто иной не знали своего хранителя. Да и вообще Северус мало что знал об ангелах. К примеру, он был очень удивлён, узнав, что они есть у каждого. Даже у самого что ни на есть несчастливца. „Мой, видимо, сладко почивал все мои тридцать семь лет, — не без иронии подумал Снегг. — Хорошо, что хоть сейчас вышел из анабиоза“. Также он узнал, что у каждого ангела есть свой характер: один ленивец, другой ворчун и т.п. Этим и объясняется, что их подопечные не вечно как сыр в масле катаются. Ещё больше он удивился, когда узнал что ангел-хранитель — реально существующий человек: либо ныне живущий, либо когда-то живший. Все эти сведения он почерпнул из разных источников: Юля, Будогорский и книги, которые натащил последний. Собственно, этой информации было мало. Страшно мало, чтобы решить, чем заменить ингредиент крови в Любовном эликсире. Вот, допустим, хранитель — умерший. Что тогда?.. С усыновлением дело продвигалось. Но не так быстро, как хотелось бы. Северус хотел набрать человек пятьдесят. Юлия говорила, что он сдурел: никто не даст ему вывезти из страны такое количество детей. Но он упёрся. Чем больше Северус думал о собственной школе, тем больше входил в раж. „50“ казалось ему подходящим числом, с которого можно открывать школу. Юля советовала ему приглядеться в первую очередь к тем интернатам, которые находятся в области. Она считала, что там хуже материальная база и, следовательно, скорее можно заручиться согласием как Директора детского дома, так и самих детдомовцев (а это было непременным условием соглашения об усыновлении). Но сельские детдома не все оказались зачуханными. Так, детский дом в Ивангороде имел свою ферму и мастерскую. Их внебюджетных средств вполне хватало на безбедное существование. Да ещё государство отпускало кое-какие деньжата. Молодая и предприимчивая заведующая сумела обустроить весьма комфортабельное проживание своих воспитанников. Из ивангородского детского дома Снегг взял сразу десять детей. И Директриса так прониклась идеей православного воспитания за рубежом (не иначе, как под воздействием Любовного эликсира, на употребление которого он не скупился, собираясь на очередную вылазку), что дала бы и больше. Но больше ему никто не приглянулся. Северуса огорчало, что дети большей частью будут „неволшебные“. Может, это и отвечало потребностям Тёмного Лорда, но не его самого. Им вдруг овладело экспериментальное эго: а что будет, если обучить магла азам магии? Юлия говорила, что ребёнку свойственны мифотворество и олицетворение. Детей начинают учить ремеслу чародея в одиннадцать лет. Может, это не случайно? Может, с одиннадцати по семнадцать тот самый сензитивный период для постижения магических искусств? Ведь начинают же ВСЕ дети (или почти все) около двух лет говорить? Вроде бы даже есть такой педагогический метод — „метод родного языка“ (или „метод воспитания таланта“). Поэтому Северус спешил набирать детей преимущественно смышлёных, хорошо успевающих и нравственно чистых. Здорово помогал Любовный эликсир. Руководителями интернатов для детей-сирот были в основном тётки (он заметил, что вообще в российском образовании 90% — женщины; видимо, это объяснялось низкой заработной платой), и эликсир был способен придать его не самой обольстительной роже необходимый шарм. Подчас его обаяние оказывалось столь значительным, что „педагогини“ назначали ему свидания. Ходить на них было, конечно, немыслимо. Это понятно. Но отчего-то сами предложения казались заманчиво-приятными. Юлька, видимо, что-то такое чувствовала, потому что смотрела на его очередные сборы всегда как-то особенно загадочно. Но ничего не говорила. Временами ему чудилось, что она видит его насквозь — чему подтверждением были их молчаливые диалоги. Она рекомендовала ему тщательно просматривать медкарты детей. Все диагнозы он уточнял у Юлии, не доверяя местным медицинским светилам. После педиатрического консультирования Снегг безапелляционно откладывал то или иное дело — подчас под осуждающие взгляды. Но он знал точно, что ослабленные дети не потянут ту нагрузку, которую на них возложат. И так адаптация предстоит нешуточная. Кроме того, существовала реальная угроза, что к этим детям будет проявлять внимание сам Волан-де-Морт. А это уж испытание не для тех, кто болен энурезом. Северус содрогнулся, представив, что сделает Тёмный Лорд с ребёнком, напустившим при нём лужу.

Так что в этом смысле он всё делал правильно.

Сейчас у него в активе было двадцать семь человек. Помимо десяти ивангородских ребят были двое из посёлка Волосово — звёзд с неба не хватали, но мальчишки славные: близнецы, Гуревич Гена (старший) и Боря. Трое — из Капорья: Яцун Алёшка, Вася Бирюков и Калинов Паша. Четверо из Выборга: Фролов Женя, Ферулёв Женя, Синайко Рома и Сомов Антон (их Северус окрестил „командой интеллектуалов“). Один из Приозерска — сильный такой пацан, Иванов Саня. Был паренёк из местечка со смешным названием Мартышкино — чудаковатый Коля Шацков. Разношёрстная троица из Лодейного Поля: Шумилов Саша, Васильев Лёша и задиристый Артём Шелехов (к ним особенно было неудобно добираться — и Юля советовала Северусу научиться, наконец, водить автомобиль). Парочка из Луги: Григорьев Сергей и Шеркевич Кирилл (бессменные КВНщики). И последний, самый ему полюбившийся, мальчишечка из деревни Токсово. Директором Токсовского детдома был как раз-таки мужчина. Северус видел его два раза и оба раза тот был в невменяемом состоянии (пьян, как сапожник). Токсово — курортное место в Ленинградской области. Тем более странно, что детский интернат был в таком плачевном состоянии: длинное бревенчатое здание с удобствами на улице и настоящей русской печью. Более всего детский дом напоминал барак для гастарбайтеров… Короче, мрак. И именно там обитало это солнечное существо. С любопытными зелёными глазищами, рыжими вихрами и россыпью весёлых веснушек. Учителя жаловались, что рот у него не закрывается ни на минуту. Что он успевает делать одновременно тысячу дел: говорить, хохотать, писать, грызть ногти, толкать ногой соседа, корчить рожи, читать под партой книжку, перестраивать в портфеле солдатиков, жевать пирог, оставшийся от завтрака… и т.д. и т.п. И при этом успевать по всем предметам на „отлично“! Почему-то Северуса привлекали люди, являющиеся его полной противоположностью: Лили, Юлия, Будогорский… теперь вот ещё этот мальчуган. Видимо, в этом и состоит „единство и борьба противоположностей“: тянет к тому, что есть полная твоя противоположность. Только так слагается одно целое… Возвращаясь к мальчонке, надо сказать, что и нарекли его вполне подходяще: Денис Мультфильмов. Воспитатели рассказывали, что когда он был детсадовцем, выглядел, словно герой мультика: большеголовый, глазастый, кудрявый, на крепких коротких ножках. Итак, у него двадцать семь человек. Двадцать семь… Теперь предстоит осмотреться в городе — что ТУТ твориться в подобных учреждениях. Ранее Северус кое-что слышал о бесчеловечном обращении к детям-сиротам (в частности в России). Так вот, на деле оказалось, что это не более чем досужий вымысел сердобольных обывателей. Юлия иногда читала ему вслух (если считала, что это его „разовьёт“). Северусу нравилась русская речь, и чаще всего он просто слушал звук её голоса, не вникая в суть. Но в этом случае постарался проникнуть в сердце прочитанного. Книга называлась как-то витиевато, он не запомнил. А вот автора запомнил хорошо — Марсель Пруст. Пруст описывал состояние женщины, которая рыдала, читая медицинскую энциклопедию, оставаясь при этом равнодушной к действительным страданиям своей сослуживицы… Как часто мы упиваемся надуманными страстями, не замечая боли ближних своих!.. Всё это к тому, что люди жалеют бедных, брошенных деток, издеваясь при этом над своими. Он встречал директоров детдомов „любителей заложить за воротник“, безучастных, занимающихся не своим делом… но не садистов. Ради справедливости стоит заметить, что и НЕувлечённые своей профессией были в меньшинстве. Так вот. Когда наберётся воспитанников числом 50, он отдаст документы сирот на рассмотрение в Святейший Синод для подписания их митрополитом Петербургским и Новгородским. Дети были трудные — „дички“ — одним словом. Глядя на них, он вспоминал себя в их возрасте, и сердце сразу начинало щемить. А он отчаянно начинал любить своих ещё не рождённых малышей. В воскресенье Юлия с утра унеслась в бассейн. Оттуда она собиралась заехать к „сватье“ (так, кажется, она называла свою будущую родственницу, мать Юриной невесты). Снегг лежал в спальне и тупо пялился в телевизор, к которому пристрастился в магловском мире. Шёл „Телемагазин“. „Интересно, какой дурак всё это покупает?.. — лениво думал он, глядя на экран. — Хоть бы Будогорский весточку подал…“ Северус вздрогнул — дверь приоткрылась, и в комнату вплыла Юлькина кошка. Она подняла изящную головку и осуждающе посмотрела на него.

— Прости, Муська, я забыл тебя покормить, — Снегг опустил руку, думая, что та потрётся о неё носом.

Но не тут-то было. Муся развернулась и величественно прошествовала на кухню.

— О-хо-хо, — закряхтел Северус, спуская худые ноги на ковёр. Тапки как всегда куда-то задевались. Он встал на четвереньки и стал вслепую шарить под диваном. Когда наконец обувка была найдена, ещё стоя на карачках, он увидал две ноги, ОБУТЫХ, МУЖСКИХ. Снегг поднял глаза. Перед ним стоял ухмыляющийся Барин.

— Привет, старина! — Ростислав протянул ему руку.

— Я бы посоветовал обратиться тебе к психиатру, — буркнул Северус, поднимаясь с колен. — Может, он вправит тебе мозги.

— Что опять не так?

— Смерти моей желаешь — вот чего, — оттеснив плечом Будогорского, Снегг прошёл на кухню, запахивая на ходу халат.

— Какой ты! — прищёлкнул языком Барин.

— Какой?

— НЕ-любезный.

Будогорский уселся на кухонный табурет и вытащил из одного кармана сигареты, а из другого серебряную ладанку, увитую финифтью. Северус поставил кошачью миску на газетку и вопросительно глянул на гостя.

— Это ещё что?

— А это, милый друг, „сурприз“! Даю три попытки: итак, это…

— Мощи твоей бабушки.

— Неинтеллигентно и неправильно.

— Вторичный продукт?

— Ответ неверный.

— Тогда сдаюсь.

— Держи, — Будогорский протянул ему флакон. — Открой его.

Северус пожал плечами и выдернул пробку. По кухне поплыло розовое марево. Постепенно оно сгустилось до состояния материальной субстанции. Будогорский преклонил колени и дёрнул Снегга за полу халата. Тот неуклюже примостился рядом.

— Что за цирк? — нахмурился он. — Выглядим, как два олуха…

Будогорский ткнул его локтём.

— Увидишь… Приветствуем тебя, о Фея Вдохновение! — Будогорский склонил голову (в то время как Снеггом овладел приступ истеричного смеха).

— Поднимитесь с колен, — мягко и в то же время властно прозвучал женский голос. — Вы одни из немногих, на кого я могу смотреть не сверху вниз, а глаза в глаза.

Северус с изумлением взглянул на „Вдохновение“, которое, казалось, было соткано из тумана, подцвеченного розовой акварелью.

— Вы не замечали меня, верно? — обратилась она к Сверусу с улыбкой. — И, тем не менее, работали со мной рука об руку. Даже самые талантливые и трудолюбивые не обходятся без меня… хоть и не видят. Сейчас у вас, правда, другая Муза — и я вам не нужна. Но это вовсе не означает, что вы выпали из моего поля зрения… Так что же вы хотите?

Снегг повёл плечами — Будогорскому виднее, для чего он притащил сюда Фею, словно глюк, в своей ладанке.

Тот начал издалека.

— Глубокоуважаемая Муза! Вы со своими сёстрами, несомненно, дружны с ангелами-хранителями, ибо и те, и другие призваны покровительствовать людям?

Фея молча кивнула.

— В таком случае, — продолжал Барин, — не окажете ли Вы содействие двум нуждающимся?

— Можете не продолжать. Я помогу вам. Речь идёт о Хранителях, не правда ли? Так вот: в ночь с четверга на пятницу каждый член Ордена их увидит своего ангела-хранителя в ночных сновидениях.

— Как мы поймём, что это он? — с раздражением вскинулся Снегг.

— Поймёте, — снисходительно наклонила голову Вдохновение и рассыпалась на тысячи искр, которые, подобно хвосту кометы, закружились по спирали, прежде чем влететь в изразцовый флакон.

class="book">Будогорский потряс ладанкой и деловито изрёк:

— Когда у нас четверг?

— Завтра… вроде.

— Ну, вот. Значит, завтра мы и узнаем своих небесных покровителей.

— Лучше скажи, как ты загнал Фею, как джинна, в бутылку?

— Сева, ну как ты всё-таки прямолинеен, ей-богу! — с деланной досадой воскликнул Барин. — Это же не Фея Вдохновение, а всего лишь её голограмма. Её слабый отклик, как эхо… Однако, как видишь, и этого хватило, чтобы произвести на тебя впечатление. Я бы мог, между прочим, пересказать тебе всё это на пальцах. Но ты же, право слово, Фома неверующий…

Северус тупо смотрел на него.

— Я что-то не пойму… Это блеф?

— Послушайте, Снегг! Вы в кого трансфигурируетесь — не в барана, часом? — хохотнул Будогорский.

— Сам ты баран! Русско-Английский Баран, — разозлился Северус.

— Ладно, ладно. Внимай моим словам, неразумный. Я работал над одной штукой… Конкретно: над прохождением сквозь стены…

Снегг фыркнул.

— Какого дьявола тебе это надо, если можно просто-напросто трансгрессировать?

— Не трансгрессировать, а переместиться, — поправил его Барин. — Но и перемещение не всегда возможно. Поэтому-то мне и пришло в голову, как решить сей деликатный вопрос: так сказать, „привиденческим“ образом. Для чего надобно и самому уподобиться призраку: обесцветить себя (это умеешь даже ты — через дезиллюминацию), какое-то время не принимать пищу и, желательно, при выключенном свете… последнее я выяснил путём многократных опытов. Признаюсь, что удалось мне эта задумка не сразу. Но результата, после многочисленных проб и ошибок, я достиг… Тут-то ко мне и явилась прекрасная незнакомка. Завязался непринуждённый разговор, как это бывает (у меня, во всяком случае), в ходе которого я выяснил, с кем имею дело. Оказывается, при наборе нескольких слагаемых — а именно: отсутствие яркого освещения, некоторое воздержание и, главное, наличие научного или какого-либо другого достижения — глазам смертного предстаёт одна из Муз — Фея Вдохновение (она идёт на контакт охотнее её девяти сестёр)…

— Насколько мне известно, Муз всего девять. Ты сбился со счёта, — проворчал Снегг.

— Заблуждение, мой друг! Ошибка древних эллинов! — вскричал Будогорский. — И об этом упущении есть уже немало публикаций… Ты просто не сведущ во всём, что не касается сугубо матерьяльного… Ну, да я не об этом… Мне пришла в голову гениальная идея: что если выспросить Вдохновение об ангелах-хранителях — коль Дамблдор считает, что они заменят отсутствующих во плоти любимых?.. Резонанс был положителен — она их знала и согласилась разузнать имена всех, интересующих нас. Дело за малым: как довести информацию до твоего сведения, чтобы заслужить хотя бы малую толику благодарности за проделанную работу? Пришлось потрудиться ещё над созданием голограммы. Эта область была мною уже мало-мальски изучена, посему много времени не заняла. И вот: „чуть свет уж на ногах — и я у Ваших ног…“ Жду оваций.

— Жди, — лаконично оценил его „выступление“ Снегг.

— Понятно. Другого я от тебя и не ожидал… — притворно вздохнул Барин. — Что ж, Вдохновение — это хорошая новость. Теперь, как водится, плохая. Волан-де-Морт активизировался. Его оргии приобрели поистине чудовищные масштабы. Ходят слухи, что он купается в крови во время своих пиршеств подобно самым ужасающим упырям.

— Эка новость, — устало отмахнулся Северус.

— Да нет, ты не понял. „Купается в крови“ — не метафора. Так и есть. Он принимает ванны из крови младенцев, которых в большом количестве поставляет ему Фенрир Сивый. В стране началась паника. Дети исчезают из-за школьных парт среди бела дня. Наш Министр магии вошёл в сношения с Министром „маглии“. Пора действовать сообща — считают они.

Снегг обхватил себя за плечи и подошёл к окну. В окнах напротив мелькали люди. Некоторых из них он знал (визуально): на четвёртом этаже у лифта жил художник со смешной фамилией Борщ, на этом же этаже, но слева от лифтовой кабины, жили молодожёны — большую часть своего времени они проводили в спальне… Десятки окон — сотни людей. И каждый из них мнит себя центром Вселенной. А сами так уязвимы! Отними у них любимого человека, ребёнка — и они разбиты, обескровлены… Чтобы сделать этот вывод, можно, собственно, и не заглядывать в чужие окна. Сколько лет сердце его самого обливалось кровью при воспоминании о той роковой роли, которую сыграл в судьбе Поттеров. Можно ли такое искупить?.. Выходит, можно, если ему послан ныне сущий на Земле прообраз Лили — Юлия.

Он обернулся к Будогорскому.

— Я знаю, зачем ему это. Он начал разлагаться. Шутка ли: большая его половина мертва. Забыл тебе рассказать, каков он был при нашей последней встрече — впечатление, знаешь ли, не из приятных. Любопытно, что омовение кровью — часть древней магии. Той самой, которую Тёмный Лорд презирает, так как ядром её является самопожертвование. Он неверно всё понял — всегда, кстати, был дилетантом…

— Что же он понял неверно? — серьёзно спросил Ростислав.

— Всегда были демагоги от науки. Болтают, болтают… Опираются на псевдонаучные факты. Кем была эта кровожадная венгерка, которая без устали плескалась в крови девственниц? … забыл её имя… — извращённой личностью и садисткой. То же можно сказать и о небезызвестном тебе Маркизе де Саде: психика нарушена, нетрадиционные сексуальные ориентации… Отсюда и вытекают соответствующие последствия. Де Морт в этом смысле подлинный их преемник. Сам он никогда не был силён в определённом смысле. Но окружи себя пугающими ритуалами, возьми в культ насилие, замешанное на крови, — вот тебе и слава героя-искусителя. И вся идеология.

— Северус! — картинно всплеснул руками Будогорский. — Ты прямо ритор! Что ж тебя подвигло на сей монолог?

Снегг сделал кислую мину.

— А потому что… Нечего…

— Ну, допустим, — принял это невразумительное объяснение Барин. — Но я тебе ещё не всё сказал. Я не сказал, собственно, САМОЙ новости.

Он подошёл к Северусу и положил ему на плечо руку.

— Тебя скоро запросит к себе Тёмный Лорд. С завербованными учениками.

— Ты откуда знаешь?

Будогорский опустил глаза.

— Нарцисса сказала.

Недосказанное Снегг прочёл в беспутных глазах приятеля.

— Хорошо, что предупредил. Сегодня же переберусь в гостиницу. Вероятно, что Сам-Знаешь-Кто захочет выйти на связь.

И вот Черных Иван Григорьевич стоит в аэропорту. Один. Хоть в этом вопросе удалось отбиться от Тёмного Лорда. Набор детей в школу Миргородского приостановили. Документы подали на рассмотрение. А самому Снеггу, наскоро простившемуся с Юлией, пришлось собираться. Сейчас он был мрачен и сосредоточен. Что, прямо скажем, никак не вязалось с его дебиловатой внешностью (вернее, с внешностью Ивана Григорьевича). „Э-хе-хе. Что-то мне предстоит увидеть в туманном Альбионе?“ То, что ничего хорошего, можно не сомневаться. А конкретнее? Через три часа Северуса уже принимал Волан-де-Морт. Лорд был страшен: его лицо заметно оплыло и стало влажным, несмотря на толстый слой пудры. Но и сквозь грим проглядывали зеленовато-бурые участки кожи — так что весь этот макияж был тщетен и по-клоунски нелеп. Наверно, Тёмный Лорд об этом догадывался, так как в его залах царил полумрак.

— Вы простыли? — участливо поинтересовался Снегг.

— Глупости! — рявкнул Волан-де-Морт, зябко кутаясь в утеплённый плащ. — Вы прекрасно знаете, что я никогда не болею!

— Нет, я не знал, — стараясь держаться как можно естественней, ответил Северус.

— Это другое, — просипел Тёмный ЛОРД, — ГОЛОС ЕГО ПОСТОЯННО МЕНЯЛ ТЕМБР: ОТ РУССКОГО БАСА до дисканта „а ля Форинелли“. — Вы нужны мне. Кругом одни болваны! Ни на кого нельзя положиться!

— Чем я могу быть Вам полезен, сэр?

— Вы просто будете рядом. Ничего другого не требуется. Мне нужен советник… друг… — поколебавшись, — выдавил он, — если желаете.

Это был удар ниже пояса. Быть двадцать четыре часа рядом с Волан-де-Мортом! За что ему это наказание? Но вслух Снегг благоразумно произнёс:

— Благодарю покорно за оказанное доверие. Разрешите собрать кое-какие вещи? Завтра я прибуду… Во сколько Вы назначите?

— Я встаю рано. Если откровенно, я не сплю вовсе. Поэтому буду Вам обязан, если Вы явитесь к 8-и утра.

— Слушаюсь, сэр.

Северус подошёл к руке Хозяина и заранее прикрыл глаза, зная, что его ожидает. Трансгрессируя в свой Паучий тупик, Северус уже приготовился вдохнуть знакомый запах пыли пополам с сыростью. Чёрт бы с ними, с этими ароматами одиночества и заброшенности, но только не та жизнь, которую уготовил для него Тёмный Лорд! Он в отчаяньи швырнул мантию на диван и хотел было по стародавней привычке щёлкнуть пальцами, чтобы материализовалась бутылочка шотландского виски. Но что-то было не так в его холостяцкой берлоге… Запах! Как раз запаха, в предвкушении которого у него возникло желание назюзюкаться до бесчувствия… его не было! Мало того, в помещении витал какой-то другой аромат. Он бы даже сказал приятный. И не совсем чужой. Северус взбежал по лестнице и распахнул дверь в свою спальню.

— Тьфу на тебя! — он собирался приложить ещё словечко покрепче, как вдруг одеяло зашевелилось и рядом с Будогорским возникла голова Нарциссы Малфой.

Лицо его окаменело.

— Будогорский, жду Вас внизу, — холодно сказал Снегг, оставляя их с Нарциссой наедине.

„Всё-таки без бутылки здесь не обойтись“, — и откупорил шотландское.

Появление Барина он проигнорировал.

— Ну, может, хватит дуться? — жеманно надув губы, спросил Будогорский, присаживаясь напротив. — А?

Он по-мальчишески подпёр кулаком щёку.

Северус залпом опрокинул рюмку неразбавленного виски.

— Дуться??? — взревел он. — Дуться?!

Снегг подлетел к Будогорскому и схватил его за грудки.

— Ты идиот или прикидываешься?

— А ты не ори! — оторвав его руки от лацканов своего пиджака, тоже повысил голос Будогорский. — Во-первых, твоя квартира под печатью Хранителя, коим является Дамблдор. Во-вторых, Нарцисса под заклятьем Империус. В-третьих, нам же нужен свой человек в волчьем логове?.. Так что я делаю благое дело. Между прочим, даже жертвую собой.

Обаянию Будогорского невозможно было противостоять.

— Отдалась она тебе тоже под заклятьем Империус? — смягчился Снегг.

— Это нет! — горделиво выпятил грудь Барин. — Произвёл на даму неизгладимое впечатление.

— За что и поплатился, — съязвил Северус. — Хочу тебе сказать, что Империус — не панацея.

— Только не моё заклятье. Империус — это для вас, дурачков. У нас же существует „заклинание забвения“. У человека зомбируются некоторые участки памяти, а в остальном он ведёт обычный образ жизни. Для миссис Малфой я — по одну сторону её сознания (и это держится в величайшем секрете от Тёмного Лорда, мужа, сестры, сына — короче, ото всех). Все остальные — по другую. Впрочем, ей лучше не ведать о некоторых моментах твоей, богатой на приключения, жизни… Параллельные прямые не пересекаются. Потому-то она никогда не выдаст ни меня, ни тебя. Кстати, она всё время твердит, что обязана тебе. Чем только? — Я так и не понял. Может, расскажешь?..

— В другой раз, — буркнул Северус.

— В другой, так в другой, — не стал настаивать Будогорский. — О! Гляди! Спускается! Как сомнамбула!

Нарцисса шла будто наощупь. Или как Русалочка, только что обретшая ноги.

— Домой! К ребёнку! — приказал ей Будогорский. И она тут же трансгрессировала.

— Да-а… Информатор из неё ещё тот, — в замешательстве промямлил Снегг. — Слушай, а ты не считаешь, что это бесчеловечно: ТАК использовать Малфой?.. Да и вообще… тебе что, баб мало? На мой взгляд, всё это попахивает извращенством.

— Ты думаешь?.. Строго говоря, ты прав: жаль, что она не помнит в полной мере, какое наслаждение получает от общения со мной.

Барин внезапно расхохотался и так же внезапно посуровел.

— Вероятно, в каждом из нас живёт частичка Волан-де-Морта… Правда, одному противно её носить в себе, а другой её холит и лелеет.

Снегг решил переменить тему.

— Ты сказал ей „к ребёнку“… Как это понимать? Какой ещё ребенок?

— Ну, так Валя же. Девочку теперь надо стеречь более, чем всегда. Сивый лютует. Я даже предложил Нарциссе устроить Валентину к нам в Хогвартс. Но как она объяснит её отсутствие Волан-де-Морту? Хотя, похоже, ничего кроме своего пошатнувшегося здоровья Лорда не интересует.

— Я с завтрашнего дня буду вынужден жить в замке Тёмного Лорда, — вспомнил вдруг Северус. — Сейчас собираюсь выбросить все лишние воспоминания…

— Нет, Сев, не сейчас, — обеспокоился Барин. — Сегодня четверг.

— Да, да, понял. Хорошо, тогда завтра… Как быть со связью?

— Никак, — отрезал Ростислав. — Тебе нельзя рисковать.

— Согласен, — поколебавшись, кивнул Снегг. — Ты позаботься о Юлии. Объясни ей. И поторопи там всех с Эликсиром… Знаешь что? Думаю всё же Т. Лорд будет меня изредка отпускать… Пойдём-ка.

Он провёл Будогорского в лабораторию и отодвинул стену между спальней и собственно лабораторией. Нарисовался сейф величиной с хороший шкаф. Северус положил руку на дверь сейфа — скрипнув, она приотворилась. Взгляду открылись десятки полочек. На каждой — столько же ящичков. В каждом ящичке что-то было.

— Здесь, — сухо произнёс Снегг и указал второй ящик на самой верхней полке. — Здесь будешь оставлять сообщения в случае крайней нужды. Я буду поступать так же… Давай прощаться, что ли.

Северус протянул Будогорскому руку… А потом передумал и сердечно обнял, похлопав по спине. Ночью к Снеггу „явился“ Дамблдор. Он, как всегда, уже был в курсе всего произошедшего. Обещал в ближайшее время не беспокоить. Остаток ночи снилась Юлия — и так, и этак. В разных, так сказать, ракурсах. Она присела к нему на колени, прижала к себе его голову (как часто делала наяву) и прошептала: „Я твой ангел — хранитель. Я защищу тебя. Ничего не бойся… И выкинь всё из головы!“ — Что он и сделал первым делом на следующий день. Перед тем, как отправиться на плаху.

Глава 12. Доспехи Бога.

Теперь вернёмся немного назад. В Хогвартс. К Дню всех святых. В Британии (так же, как и в России) по-прежнему стояли удивительно ясные, солнечные дни. Хотя по утрам всё ещё буйную зелень прихватывал самый настоящий морозец. В этом году Хэллоуин решили сделать выходным днём. Более того, утро последнего дня октября должно было быть ознаменовано как битва двух команд по квиддичу. В связи с тем, что лучшие игроки выбыли, а новые должным образом не тренировались, в результате долгих дебатов объединили оставшихся членов гриффиндорской команды с когтевранской; а слизеринский факультет — с пуффендуйским. Всё это было достаточно странно… Но за бесподобные минуты полёта, захват снитча и общий, ни с чем не сравнимый азарт игры, Гарри готов был соединиться и со слизеринцами. На двух объединённых репетициях Большой игры всё было не так уж и плохо. Конечно, он сознавал, что для победы готовиться надо было серьёзнее, но… Гарри было доверено выступать капитаном „Когтей Грифов“ против Забини, капитана „Пуф — Слизи!“. „Пуф! Слизь!“ — как вы догадываетесь — не было названием команды противника. Это имечко присвоили им игроки Когтеврана и Гриффиндора. Сами же они гордо именовали себя „Салазар+…“. Поистине только незлобивые студенты Пуффендуя могли выносить вздорный нрав слизеринцев, которые без конца награждали вновь приобретённых товарищей глупыми кличками, насмешками и издёвками… но играли, надо признать, неплохо. Пуффендуй подарил команде выдержку и настойчивость, Слизерин — напористость и самоуверенность. В целом это давало неплохие результаты. Гарри нервничал. Хотелось выиграть, но не любой ценой. Известно, что Рон — игрок страстный, но человек настроения, играет неровно. Поскольку Когтевран славился своим голкипером, его решено было поставить на ворота, а Уизли оставить в запасе. Каким это явилось ударом по самолюбию Рона, говорить не надо. От Гарри в данном случае ничего не зависело, но он отчего-то чувствовал себя виноватым… Однако (что радовало) дружба на сей раз не разладилась. Они по-прежнему вместе занимались, острили, сидели рядом на уроках, собирались в Хогсмит (в Хэлоуин планировалось первое посещение деревни). Вне зависимости от того, будет пойман снитч или нет, игру решено было прекратить к 15-и часам. Победителем назовут того, кто наберёт наибольшее количество очков. Гарри не собирался уступать „Пуф — Слизи“. Пусть его команда играет отнюдь не блистательно, всё же один козырь у неё есть наверняка. Пуффендуйский ловец, Мартин Корвин, — слабачок. И Гарри хотел взять реванш, поймав снитч… Только бы успеть! Размышляя таким образом, он не заметил, что уже несколько минут шкрябает ложечкой по дну пустого стаканчика с йогуртом.

— Гарри! Ты слышишь меня? — донёсся до него голос Будогорского.

Гарри вопросительно посмотрел на склонившегося к его столу профессора.

— Зайди ко мне в кабинет после завтрака, — улыбнулся ему Ростислав Апполинарьевич и лёгкой походкой прошёл к столу преподавателей.

— Наконец-то, — проворчал Рон, размазывая желток по тарелке.

— Что ты делаешь?! — брезгливо передёрнулась Гермиона.

— Да ну его, — отодвигая глазунью, пробурчал Рон.

— Между прочим, желток — кладезь витаминов… — начала свою просветительскую деятельность Гермиона.

— Оставь, Гермиона, — поморщился Гарри. — Давайте лучше прикинем, что такого мог нарыть Барин.

— Думаю, что… — задумчиво произнесла она и осеклась. Возле их стола стоял Забини.

— Поттер, у тебя озабоченный вид. Предчувствуешь поражение? — красивое лицо слизеринца искривилось в усмешке.

— Смеётся тот, кто смеётся последним, — парировал Гарри.

— Ну-ну, — Забини подбросил в воздух маленький мячик — наподобие теннисного — и тут же его поймал.

— Лавры Малфоя не дают покоя? — подколол его Рон.

— То есть? — нахмурился капитан противников.

— То и есть. До своего знаменитого сокурсника тебе далеко… слава богу, — пояснил Рон.

— Пойдёмте, ребята, — поставил точку в словесной перепалке Гарри.

Неразлучная троица с шумом отодвинула скамью и встала в свой немалый рост: Гарри был всего лишь чуть-чуть ниже Рона (а тот — не много, не мало — метр восемьдесят пять!), Гермиона за последний год тоже вытянулась до метра семидесяти пяти. Так что выглядели они солидно. Джинни посматривала как бы мимо, но в то же время ревниво. Будогорского в столовой уже не было. Гарри вздохнул и, шлёпнув Рона по руке, поплёлся в кабинет профессора один. Когда он заглянул к Барину, тот стоял у одной из своих фотографий и, сжав ладонями виски, что-то сосредоточенно шептал себе под нос.

— Сэр? — дал о себе знать Гарри.

Будогорский отнял ладони. Лицо его прояснилось.

— Предпочитаю „господин“, — поправил его Барин.

— Что? — Гарри никак не мог привыкнуть к оборотам речи учителя.

— Неважно, — отмахнулся Будогорский. — Подойди сюда.

Он поманил Гарри пальцем и указал на фотографию довольно мрачного содержания: сельский погост (причём в сумерках). Стоило только сфокусировать взгляд на каком-нибудь объекте, он зрительно увеличивался в размерах и как будто приближался. Такого фотографического эффекта Гарри ещё не видел.

— Это Годрикова впадина, — торжественно изрёк Ростислав Апполинарьевич.

Гарри вздрогнул.

— Ты хотел туда поехать. И поедешь. Вернее, поедем МЫ. Я и ты, — уточнил Будогорский (давая этим понять, что Рон и Гермиона остаются в Хогвартсе).

— Но почему? — взбунтовался Гарри.

— Потому, что наш визит придётся на 31 октября. Думаю, Рон захочет защищать честь команды „Когти Грифа“. Он встанет на ворота. Голкипер временно переквалифицируется в нападающего — вместо Джинни Уизли. Сама Джинни заменит ловца. То есть тебя. Она уже дала согласие.

Гарри задохнулся от возмущения: „дала согласие“. Интересно, как давно она согласилась? Не далее как вчера они тренировались, и Джинни словом не обмолвилась.

— Вчера она ещё ничего не знала. Я сообщил это Джинни буквально перед твоим приходом, — ворвался, как всегда, в вихрь его мыслей Будогорский.

Гарри застонал от разочарования.

— Ну почему? Зачем это нужно делать в первый праздник? Да ещё вместо матча по квиддичу? Как-никак я капитан!

— Я уверен, что Рон согласится принять на себя эту ношу… А Гермиона его поддержит, — улыбнулся Барин.

— Я тоже так думаю, — язвительно передразнив интонацию профессора, Гарри стоял уже на пути к дверям.

— У меня есть веские причины на то. Поверь мне, Гарри.

— Вот как?! Может быть, Вы соблаговолите их поведать? — всё с тем же сарказмом бросил ему Гарри, даже не обернувшись…

И вдруг ноги понесли его вспять. Он так и вернулся к учительскому столу — спиной вперёд. Недоумевая, он повернул негодующее лицо к Будогорскому.

— Вы применили заклятие Империус?

— Конечно, нет. У русских нет такого заклятья, — посмеиваясь, Барин охорашивал свой чисто выбритый подбородок.

— Какая разница, как оно называется! Суть от этого не меняется!

— Не буду с тобой спорить, — промурлыкал Барин. — И это первая причина, по которой я выбрал 31-е. Нам нельзя пропускать учебные дни: это заклинание вы могли бы уже знать, не просиди мы с тобой месяц в тайге.

— Но я-то тут при чём?! — начал было возмущаться Гарри, но Ростислав Апполинарьевич дал знак, чтобы он помолчал.

— Во-вторых: мы все в смертельной опасности. С другой стороны, такое положение вещей уже третий год сряду… Но в моём распоряжении оказались новые сведения, и нам надо торопиться… И, наконец, в-третьих… — Будогорский протянул Гарри номер „Ежедневного пророка“.

Гарри развернул газету. На первой странице красовался шарж на Тёмного Лорда. Выполнен он был с большим мастерством: дементорские осклизлые лапы судорожно сжимали ворот на непомерно длинной шее, норовившей уронить маленькую змеиную головку… на которой, тем не менее, красовалась корона. Гарри хмыкнул и посмотрел на фамилию журналиста: бессменный репортёр Рита Скитер. Гарри глазам своим не верил…

— Она всего лишь женщина…не смогла устоять против моего чертовского обаяния, — смущённо крякнул Барин. — По-моему, шарж вышел удачным.

Будогорский явно ждал похвалы и, ей-богу, он её заслуживал! „Наш пострел везде поспел“, — припомнилась Гарри пословица, которую он слышал от русских.

— Откуда такие душераздирающие подробности? — Гарри ткнул с омерзением в карикатуру Волан-де-Морта.

— Что тебе сказать, мой дорогой мальчик… Не перевелись ещё богатыри на земле аглицкой, — глаза профессора засветились лукавством.

— Вы хотите сказать, что у Тёмного Лорда кто-то шпионит на нас?

— Заметь: не я это сказал! — захохотал Барин. — Иди. Бери газету и прощайся с друзьями.

Гарри машинально взял „Пророк“ и на ватных ногах отправился в Гриффиндорскую гостиную. „Кто? — сверлила его мысль. — Я его знаю? Нужно быть поразительным смельчаком… или двойным агентом, как Северус Снегг“. Снова всплыло ненавистное лицо: желтушного цвета кожа, мешки под глазами… эти глаза никогда не смотрят просто, а будто пронзают тебя неприятно-тяжёлым взглядом. Жёсткая линия рта. Характерный — „снегговский“ — нос, который то понуро свисает вниз, то (в случае душевного подъёма) задран кверху как вороний клюв. Любопытно, что лицо Сириуса всегда ассоциируется только с теми фотками, которые остались у него после смерти крёстного. А вот Снегг… прямо как живой стоит у него перед глазами! Гарри потряс газетой перед портретом Полной дамы — та без разговоров уехала в сторону. В последнее время она стала чересчур пугливой и не терпела, когда на неё повышали голос или замахивались. Гарри сообразил, что на этот рпаз причиной её ретировки стал портрет Волан-де-Морта в газете. Он усмехнулся и перешагнул через порог-раму.

— Гарри! — это был удивлённый возглас Гермионы. — Вот удача, что у всех нас окна в расписании!

— Ага! — Рон заметил „Ежедневный пророк“ в руке Гарри. — Так ты уже знаешь?!

— Гарри, ты понял? — захлёбываясь от радости, лепетала Гермиона. — Это значит, что в стане Тёмного Лорда есть человек, который работает на нас!

— Да. Барин сказал мне, — подтвердил Гарри. — Но это также может значить, что кто-то работает на два фронта.

— Да ладно тебе, Гарри! — жизнерадостно похлопал его по спине Рон. — Не будь пессимистом!

Гарри окинул друзей насмешливым взглядом и прошёл в спальню. Нужно было приготовить кое-какие причиндалы на завтра. Он вытащил из-под кровати чемодан и присел на край постели. Вещи — в крайнем беспорядке. „Надо бы прибрать здесь“, — с тоской вздохнул он, вытягивая из этого вороха мантию-невидимку. Дзинькнул какой-то стеклянный предмет. Гарри с недоумением пошарил по дну чемодана. „Зеркало! Это то самое, которое подарил мне Сириус незадолго до… Где теперь вторая его половина?..“ Он выудил из кучи тряпья зеркальце и замер: какая-то тень мелькнула по его поверхности… Нет. Не может быть. Наверно, показалось… И всё же: где сейчас другое зеркало? Наверняка так и осталось в доме Сириуса на площади Гриммо. Жаль, что Гарри не пришло в голову поискать его там — можно было бы пользоваться… А ведь Северус Снегг по-прежнему может появиться на площади… Или нет? В любом случае следует поставить в известность классного руководителя — если Снегг завладеет зеркалом, за Гарри можно будет установить слежку… наверно.

— Гарри! — позвал его Рон.

Гарри и не заметил, что друзья стоят и наблюдают за ним („Интересно, сколько времени они здесь?“). На всякий случай Гарри поспешил снова убрать зеркальце в чемодан.

— У тебя что, прыщик вскочил? Ты его так серьёзно рассматривал! — Рон кивнул на зеркало.

— Навроде того, — Гарри деланно рассмеялся.

— Слушай, Гарри, — обратилась к нему Гермиона, — ты ведь так ничего и не сказал: зачем тебя вызывал к себе Будогорский?

— Он говорит, нужно смотаться в одно место. Так что извините, ребята, поход в Хогвартс состоится, похоже, без меня, — попытался улыбнуться Гарри.

— А как же матч? — задал Рон свой главный вопрос.

— Придётся тебе, Ронни, примерить на себя капитанский титул и побороться за честь Гриффиндора, — держась бодрячком, сказал Гарри.

Рон смотрел на Гарри исподлобья.

— Ты серьёзно?

— Какие уж тут шутки! Мы отправляемся завтра в Годрикову впадину. Барин возлагает на эту поездку большие надежды. Вы остаётесь здесь — что будет служить также и отвлекающим манёвром… Да и вообще… матч ведь тоже важно… Верно, Рон?

Рон кивнул. И, не сдержав переполняющих его эмоций, кинулся в объятия Гарри. А Гермиона, глядя на них, шмыгала носом. Гарри ходил из угла в угол по спальне ЕГО дома. Как-то само собой подразумевалось, что этот дом — его дом. Фамильный дом Поттеров. Гарри не знал, при каких обстоятельствах умерли его дедушка и бабушка. И почему-то ни разу Альбус Дамблдор не упомянул о них… а он не спросил. Здесь, в этой комнате, каким-то непостижимым образом годовалый Гарри смог отразить заклятие „Авада Кедавра“. Он и сейчас помнил ту ослепительную вспышку бледно-зелёного света. А прожитые годы помогли воссоздать картину гибели его родителей. Мало-помалу у Гарри сложилось даже некое подобие короткометражного фильма: Лорд Волан-де-Морт заглядывает в окна его дома. Тут же на фоне освещённой комнаты в дверном проёме возникает фигура отца. Отец как символ света, Волан-де-Морт — тьмы. Рука Тёмного Лорда взлетает в страшном посыле: из широкого рукава его плаща появляется волшебная палочка, направленная в грудь Джеймса Поттера. „Лили! Бери Гарри и беги!“ — кричит его отец, и крик замирает у него на губах… Он падает, пронзённый смертоносным заклятьем. Волан-де-Морт запрокидывает голову и хохочет. Капюшон падает с лысой головы ужасного посетителя. Его жуткий смех разносится эхом по пустырю, посреди которого одиноко высится особняк Поттеров. Лили Поттер подбегает к маленькому Гарри. Он сидит на высоком детском стульчике и стучит ложкой по его бортику. Мама хочет взять его на руки, но в ту же минуту рука получеловека ложится ей на плечо.

— Отойди, и я оставлю тебя в живых.

— Нет! — волосы матери разметались по плечам, зрачки сузились как у кошки.

— Тогда ты умрёшь первой! — выносит смертельный вердикт Волан-де-Морт. — Авада Кедавра!

Младенец смотрит на гостя с удивлением, но без испуга. Видимо, он уверен, что с ним ничего не случится.

— AVADA KEDAVRA!

Гарри вновь видит сноп золотисто-зелёного света и чувствует сильное жжение в шраме…

Он потряс головой и приложил ладонь ко лбу.

— Тебя что-то беспокоит? — серые глаза Барина следили за ним с беспокойством.

Гарри помотал головой.

— Хотя… да, — решился он. — Вы что-нибудь знаете о моих дедушке и бабушке?

— Какие именно тебя интересуют дедушка с бабушкой?

Гарри устыдился. Он, сохраняя настороженное отношение к тётушке Петунье и дяде Верноне, игнорировал и память об отце и матери Лили Эванс.

— В общем, меня интересуют и те, и другие, — немного слукавил Гарри. — Но спрашивал я о родителях отца.

Ростислав Апполинарьевич, смахнув белоснежным носовым платком пыль со стула, уселся и пристально посмотрел на Гарри. Выдержав паузу, он сказал:

— Я проделал кое-какую работу, дабы узнать как можно больше о том, что могло связывать тебя и Волан-де-Морта. Не скрою, мне помогали… Но!..

Будогорский порывисто встал и наклонился к самому лицу Гарри.

— Пока я не намерен тебе об этом рассказывать! — торжествующе закончил он.

— Как? — разинул рот Гарри.

— Ты должен дойти до всего своим умом. Поэтому мы здесь… Тихо!

Барин встал у простенка между окнами и бросил в Гарри заклятие, которое сделало его бестелесным. Сам же словно вошёл в стену (и сделал это чрезвычайно своевременно). Окно вспучилось — будто на него натянули бычий пузырь. К своему ужасу Гарри увидел, как в стекле, ставшим вдруг резиновым, прорисовываются черты человека… Они были ему незнакомы. Вслед за лицом появилось и туловище. Его голова была бы пропорциональна для человека ста семидесяти сантиметров, но рост этого незнакомца составлял не более метра. Черты монстра обозначились резче. Оконная резина (та, которая должна быть стеклом) лопнула, и показались яркие клоунские глаза — такие, как на „ходиках“ в квартире Рона. Глазищи шныряли по комнате, выискивая нечто. Взгляд этих неестественно синих с зелёными тенями глаз в обрамлении намалёванных поверх век ресниц постепенно становился отсутствующим. В конце концов он померк, а потом и вовсе потух. Стекло распрямилось и приобрело свой первозданный вид.

Барин отлепился от стены и снял с Гарри заклинание.

— Ч-что это б-было? — заикаясь, Гарри указал на окно.

— Джокер. Никогда не слышал о нём?

— Разве что в „Бэтмене“, — Гарри поёжился.

Он удивлялся, что никто в его волшебной бытности не упоминал нечто, явившееся сюда пару минут назад. Честное слово, впечатлений от увиденного хватит до конца жизни!

— Любая фантазия, как правило, родится не на пустом месте, — назидательно произнёс Будогорский.

— Джок-кер служит Волан-де-Морту? — всё ещё запинаясь, спросил Гарри.

— Джокер продажный. Служит тому, кто платит.

— Почему я до сих пор о нём не слышал?

— Джокер — редчайший экспонат даже в нашем волшебном мире. Ты думаешь, это карлик, раскрасивший себе лицо?

— Ну да, примерно так…

— Ан нет. Представь себе жуть: новорожденный Джокер выглядит так же. Но, конечно, меньше в размерах. Собственно, размер Джокера — показатель людской подлости. Этот был весьма скромен. Так что я склонен скорее радоваться, чем огорчаться. Хотя все и уверяют, что мир катится ко всем чертям, но, судя по Джокеру, всё не так уж и плохо.

Барин засунул руки в карманы джинсов и возбуждённо мерил шагами комнату.

— Садись, — бросил он. — Слушай.

Гарри послушно сел.

— XVIII век — век картёжников. Игра. Азарт. Шулера высочайшего класса. Издаётся множество законов, карающих нечистоплотных игроков… И в то же время отдать долг — дело чести. Парадокс! Поэтому обманные ухищрения неисчислимы: система знаков, наколки, крап… Всё это в большом ходу. Тогда-то, по государеву высочайшему повелению, клонировали первого Джокера. Его миссия заключалась в разоблачении нечестных игроков. Так что создан изначально он во благо. Но вскоре Джокер стал властолюбив. Он начал диктовать свои условия. А если его, мягко говоря, встречали непониманием, Джокер шёл напролом, угрожая и подличая. Наконец его наглость разрослась до небывалых размеров. Он не мог уже помещаться в обычном помещении. И он… лопнул.

Гарри прыснул. Барин строго посмотрел на него.

— Именно „лопнул“. И ничего смешного в этом нет — Большой Джокер превратился в десяток мелких. Они входят в доверие, притворяясь этакими контролёрами нравственности. А потом с удивлением узнаёшь: они оборачивают всё, что вызнали о тебе, во зло тебе же. Лицемеры, сладкоязычные и лживые ханжи — вот кто такие Джокеры. Да, совсем забыл: поначалу Джокеры были миловидны. Но впоследствии, чтобы люди не обманывались на их счёт, волшебники раскрасили им лица. Так, по-крайней мере, сразу знаешь, с кем имеешь дело. И вот ещё что: если тебе когда-нибудь понадобится шпион, лучше Джокера эту работу никто не сделает.

— Ничего не понимаю!

— Чего ты не понимаешь?

— Почему, если Джокер так хорош, его услугами всё-таки пользуются редко?

— Значит, не понимаешь?

— Нет.

— Раскинь мозгами, Гарри. Джокер, безусловно, выследит, вынюхает всё, что пожелаешь. Но первым же тебя и предаст, продаст… со всеми потрохами. Причём с превеликой радостью… Разумеется, за бóльшую цену.

— А-а… Волан-де-Морт не боится…

— Что Джокер его предаст? — усмехнулся Барин. — Нет. Для Тёмного Лорда Джокер — одноразового пользования… Я, правда, доподлинно этого не знаю, но думаю, что не ошибаюсь…

— Что же нам делать?

— То, что и собирались. Только в более плотном режиме. Короче, собирайся. Сходим в одно место. Кстати, тебе надо и самому как-то освоить заклятие дезиллюминации. Надоело всё время обращать тебя в воздух.

Ростислав Апполинарьевич картинно взмахнул полой мантии, сделав и себя, и Гарри невидимыми. Вслед за этим превращением они рука об руку трансгрессировали. Гарри оглянулся. Будогорский перенёс его на кладбище. Не торопясь, он переходил от одной могилы к другой. Гарри пошёл следом. Джон Поттер 27 января 1927 г. — 30 октября 1980 г. Маргарет Поттер 1 мая 1927 г. — 30 октября 1980 г. И краткая эпитафия: ПОКОЙТЕСЬ С МИРОМ!

— Что ж, с полным основанием можно сказать, что „они жили счастливо и умерли в один день“… — произнёс Будогорский. — Но могли бы прожить и подольше… Ты как считаешь?

— Наверно…. — прошептал Гарри. — К их смерти причастен Волан-де-Морт?

— Без комментариев… пока. Следуем дальше.

У Барина, видимо, был выработан маршрут. Время от времени он притормаживал и просил Гарри запомнить ту или иную фамилию: Энджи Симпсон (скончавшейся в 1966), Энтони Смит (дата смерти: 1943), Аманда Маккой (1900)… Мало-помалу они оказались в той части кладбища, где захоронения уходили вглубь веков. Глаза выхватили из сгущающейся темноты заколоченный склеп. Барин подтолкнул его к нему.

— Ну же, приятель… Нам именно туда. Заходи!

У Гари пересохло во рту: „Как это — ‚заходи‘?“. Порой легкомысленный профессор поражал его своей бесшабашностью. Не желая показывать, что обескуражен, Гарри попытался отодрать доску от заколоченной крестом двери. Спиной он почувствовал сдавленный смешок Барина.

— Что? — Гарри сердито посмотрел на него.

Тот подмигнул.

— Как говорит одна моя знакомая… которая, кстати, близко знакома с одним нашим ОБЩИМ знакомым, — понизив голос, добавил он, — В конце концов: ты волшебник или нет?

Автоматически Будогорский придал своему тембру интонации Юлькиного жизнерадостного голоса.

Гарри расслабился и достал волшебную палочку.

— Погоди, Гарри. Не торопись, — Барин остановил его руку. — Давай-ка вот что предпримем.

Он взял Гарри за руку и неожиданно взлетел с ним на куполообразную крышу ветхого строения. Будогорский подтащил к себе ускользающего Гарри и заглянул в чудом сохранившийся витраж фальшивого второго этажа. По тому, как он отшатнулся, Гарри понял: что-то не ладно. Не удержавшись, он припал к разноцветным стёклам.

— Ай! — заорал Гарри, проваливаясь внутрь и пытаясь отодрать чью-то руку, сдавившую ему горло.

Очнулся он с чувством, что его изодрали на мелкие клочья взбесившиеся коты. На самом деле, это были тысячи стекольных осколков, впившихся в его тело и лицо. Гарри поднёс руки к глазам. Он их видел — значит, действие дезиллюминирующего заклятия окончилось. Видеть-то видел… но смутно: очки — в который раз! — разбились. Будогорского рядом не было. Но и один Гарри не был. Лицо, которое он теперь знал как Джокера, смотрело на него с глумливой улыбкой.

— „Мальчик, который выжил“, — приторно прогнусавил Джокер.

Гарри отвернулся.

— Что здесь забыл „мальчик, который выжил“? — наклонясь ещё ниже и, продолжая улыбаться, пропел монстр. — Отвечай же. Я жду. Будешь упрямиться, я дам знак Сам-Знаешь-Кому. Тогда тебе не поздоровится.

Самое интересное, что, угрожая, Джокер сохранял свою нарисованную улыбку.

— Пошёл к чёрту! — процедил Гарри.

— Ты сделал свой выбор, — Джокер выпрямился. — И ты пожалеешь.

Он воздел руки к небу (вернее, к потолку) и зашевелил губами… Но буквально сразу же был сбит с ног кем-то быстрым и точным. Оглушён. И обвит верёвками наподобие кокона. В рот Джокера влетел вместительный кляп — так что его и без того большие глаза просто вывалились из орбит. На нос Гарри водрузились очки, и он получил возможность осмотреться. Кряхтя, он кое-как встал. Ноги разъезжались на полу, усеянном разбитыми стёклами. К немалому своему унижению, Гарри почувствовал, как крепкая рука Барина удерживает его за шкирку. Но глядя в широко распахнутые глаза противного Джокера, Гарри постарался ни словом, ни взглядом, ни вздохом не выдать присутствие другого человека. Гарри ощутил, как его слегка встряхнули за шиворот и развернули лицом к многоярусной домовине. Он вздрогнул. А ноги сами понесли к последнему прибежищу кого бы то ни было. Затаив дыхание, Гарри провёл рукой по краю гроба. Обозначилась едва различимая надпись. Он наклонился ниже, чтобы разобрать. „Прадеду — правнук“ — гласила она.

— Открывай! — дохнул ему в ухо Барин.

Гарри передёрнуло. Но, сосредоточившись на мысли о безвременно ушедших родителях, погибшем Дамблдоре, отдавшем за него жизнь Сириусе, Гарри усилием воли заставил себя притронуться к крышке. И ничуть не удивился, когда та не поддалась.

— М-м! — выпучив глаза, Джокер пытался привлечь внимание Гарри.

— Выслушай его мысли. Не вынимай кляп из его лживого рта, иначе он обморочит тебя, — предостерёг его шёпотом Будогорский.

Гарри установил зрительный контакт. Мысли у Джокера путались: страх, сквозь него пробиваются картинки, казалось бы, не относящиеся к делу… „Весёлый Роджер“… нет, это не печально известный пиратский флаг — а просто горка костей, увенчанная черепом… Скачущий всадник с „саблей наголо“… Всадник — средневековый рыцарь, а в руках у него… меч Гриффиндора! Рыцарь поднимает забрало и… на него смотрят глаза… страшно знакомые… Бог мой, это глаза его отца! Рыцарь снимает шлем… Нет! Гарри вскрикнул. А Джокер, почуяв неладное, прикрыл сине-зелёные очи. Но Гарри уже увидел всё, что должен был увидеть: во всаднике в рыцарских доспехах он узнал Годрика Гриффиндора и, похоже, Гарри состоит с ним в родстве — недаром же глаза Гриффиндора так напоминают глаза Джеймса Поттера!.. А меч? Может, им следует открыть гробницу? Но где его взять?

— Ищущий да обрящет! — прошипел Будогорский.

„На что он намекает? — Гарри уже отчаялся найти ответ. — Попробовать манящие чары?“ Гарри даже развеселился. Шутка ли! — подманить меч, находящийся за сотни миль! И, дурачась, он выкрикнул:

— Акцио, меч Гриффиндора! — видя корчи Джокера, Гарри уже не был уверен, что затея такая уж дурацкая.

Он прислушался. Характерный свист возвестил, что приближающийся клинокрассекает воздух. Гарри выставил руку — его пальцы сжали рукоять великолепного оружия. Чудеса! Он и не знал: то ли ему восхищаться собственным мастерством, то ли невероятной удачей… Скорее второе… Стоп! О каких таких таинственных помощниках толковал ему Будогорский? Сегодня, чёрт возьми, он заставит сказать ему всё! Гарри с ожесточением рубанул по замку саркофага. Только меч коснулся благородного дерева, рубины на эфесе холодного оружия зажглись кровавым цветом. Мычание Джокера стало так выразительно, что походило на классические вокализы.

— Гарри, поторопись! — вновь зашелестел Барин.

Гарри сунул в образовавшийся проём между крышкой и основанием гроба руку — та коснулась холодного гладкого металла. Доспехи! Это они! „Как же мы их потащим, прости господи!“ — ужаснулся Гарри.

— А вот как, — ему в руку упал спичечный коробок. — Вспоминай уменьшающее заклятие!

Но вспомнить нужное заклинание ему так и не удалось. Вокализ Джокера исполнялся уже на „фортиссимо“. Дверь в усыпальницу распахнулась настежь. В обозначившемся на фоне чёрного неба силуэте мужчины Гарри узнал… Сами-Догадываетесь-Кого. „На сей раз он меня прикончит… Сколько уже может везти?“ — обречённо подумал Гарри и опустил волшебную палочку… И вслед за этой упаднической мыслью понял, что трансгрессирует. Ещё до того, как осознал, что спасся, Гарри почувствовал на своём лице пощёчину.

— За что? — взвыл он, хватаясь за щёку.

— За трусость, — безапелляционно заявил Будогорский. — Для „пра-пра-правнука Гриффиндора ты слишком малодушен.

Обычно мягкий тон Барина был суров.

— Волан-де-Морт прав: никаких особых талантов у меня нет. Просто мне всегда помогали, — Гарри опустил голову.

— Ну же, сынок! — глаза Будогорского вновь засветились добротой. — Не знаю, что на тебя нашло. Смотри, меч Гриффиндора по-прежнему у тебя в руках, никуда не делся. А ну-ка, припомни, кому даётся в руки реликвия твоего славного предка? — Только достойным!

Гарри слегка приободрился.

— Но мы так и не добыли доспехи, — вздохнул он.

— С чего ты взял? — Барин протянул ему коробок. — А это ты видел? К счастью, я соображаю быстрее… чуть-чуть.

Оглядевшись, Гарри только теперь сообразил, что они в доме Джона и Маргарет Поттер.

— ‚Сматываем удочки‘, — в ответ на немой вопрос Гарри, сказал Будогорский.

Через пару минут они уже находились у ворот Хогвартса.

— У тебя есть вопросы? — невозмутимо отряхивая обшлага мантии, зайдя в свой кабинет, поинтересовался Барин.

Гарри уселся в учительское кресло и, воспользовавшись тем, что его не ругают, закинул ноги на стол.

— Вопрос первый: что Вы знаете о моих предках: как близких, так и дальних? Второй: что ещё за таинственные ‚помощники‘, о которых я ровным счётом ничего не знаю? И, наконец, вопрос третий: доспехи — действительно крестраж? И если это так, как Вы об этом догадались и что надо сделать, чтобы его уничтожить?

Будогорский провёл по волосам.

— Я отвечу тебе, невежественный, невоспитанный поросёнок. Когда скинешь свои ноги с кладбищенской землёй (между прочим, с прахом ТВОИХ предков) с моего стола.

— Ну, уж и ‚с прахом‘, — проворчал Гарри, убирая, тем не менее, ноги.

— А теперь мы пройдём в директорский кабинет. Думаю, тебе знаком ОМУТ ПАМЯТИ… Как говорится, ‚лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать‘.

Дважды повторять было не надо. Гарри бежал впереди Будогорского, с готовностью открывая перед ним все попадающиеся на пути двери. А вот и знакомая статуя Горгульи.

— МЫ! — Ростислав Апполинарьевич приветственно махнул ей рукой, та беспрекословно открыла вход. Они оказались на лестнице, ведущей в покои Директора.

С тех пор, как здесь поселилась МакГонагалл, тут мало что изменилось. Казалось, кабинет всё ещё ждал своего прежнего хозяина. Гарри провёл рукой по письменному столу с привычными безделушками.

— Ты забыл, где стоит ЧАША? — Будогорский взял его за руку, и они вместе подошли к Омуту…

Вновь директорский кабинет. Однако нет в нём ни милых штучек Альбуса Дамблдора, ни портрета его самого. Из тени шкафа вышел Том Реддл. На вид ему лет пятнадцать. В руках Реддла гусиное перо. Он нервно его покручивает. Дверь скрипнула. Гарри не успел отстраниться — сквозь него прошёл Финеас Найджелус.

— В чём дело, Том? — на лице Финеаса печать озабоченности. — Поступил сигнал, что у детей пропадают вещи.

— Этот сигнал поступил от Джона Поттера, не так ли? — придав своему лицу самое благостное выражение, спросил Реддл.

— Допустим, — неосмотрительно согласился Директор.

— Я могу объяснить, — вкрадчиво сказал Том. — Всё дело в том, что нам нравится одна и та же девушка — Маргарет Симпсон.

— Маргарет? — оживился Найджелус. — Думается, она покорила не только ваши сердца… Однако это не повод для наговора.

— Совершенно с Вами согласен, — смиренно склонил голову юный Волан-де-Морт (Гарри готов был поклясться, что в глазах у него плясали черти).

— Можешь идти, Том, — проговорил Директор. — Я поговорю с Поттером.

Пряча усмешку в углах красиво очерченного рта, Реддл вышел за дверь. Будогорский и Гарри, переглянувшись, последовали за ним. Не успел Реддл выйти в коридор, как черноволосый худенький паренёк остановил его сильным тычком в плечо. Глаза будущего Тёмного Лорда загорелись злобой.

— Ты даже не пользуешься волшебной палочкой, Поттер?

— Чтобы набить тебе морду, палочки не надо. И так справлюсь. Это даже доставит мне удовольствие, — отвечал задира-дед, поплевав себе на ладони.

— Сказывается твоё плебейское происхождение, — процедил Реддл.

— Уж чья бы корова мычала…

— Ты на что намекаешь? — сжал кулаки несостоявшийся пока Лорд.

— Не ‚намекаю‘, а заявляю! — вскинул голову Джон Поттер.

— Ах ты, свинья! — вышел из себя Волан-де-Морт и бросился на своего собеседника.

Будогорский взял Гарри за руку, и они вновь очутились в кабинете Директора конца 20-го века. Просто нет слов! Ещё вчера казалось невероятным, что заключённый Сириус Блэк оказался лучшим другом его отца и — мало того! — одноклассником Снегга… А сегодня выяснилось, что его дедушка (который по его подсчётам должен быть чуть ли не ровесником Альбуса Дамблдора) хорошо знаком с Волан-де-Мортом!.. Чёрт возьми, почему Дамблдор никогда не рассказывал ему об этом?.. Да и Хагрид тоже… Что за манера! — окружать всё ореолом таинственности? В конце концов, что с того, что Том Реддл знал деда Гарри?.. Получается, Маргарет Симпсон — его ветреная бабка? Неужели, по словам Финеаса Найджела, она ‚вскружила голову‘ самому Тёмному Лорду?

— Нет, — бесцеремонно ворвался в поток его мыслей Будогорский. — Реддл и в юности был на редкость хладнокровен: блестящий ум, староста школы, красавец… Девушки были не прочь закрутить с ним роман. Но они его не интересовали. Хотя не отрицаю, до сих пор живы очевидицы, которые свидетельствуют, что по ЭТОЙ части у Волан-де-Морта всё как у всех. Кстати, будучи чрезвычайно любознательным молодым человеком, он попробовал себя на всех любовных фронтах. Этот интерес сублимировал потом в интерес наблюдателя… Так что воздержание Тёмного Лорда исчисляется десятилетиями. Но, как это не покажется тебе странным, многие до сих пор вожделеют тела Волан-де-Морта. Знаешь, Беллатриса Лестрейндж…

— Знаю, знаю, — не вытерпел Гарри. — На эту тему Вы готовы говорить часами.

— Ты полагаешь? — хмыкнул Барин. — Хорошо. Давай отвлечёмся от гниющего тела Лорда (Гарри изобразил рвотный позыв). — Поговорим лучше о твоей бабушке. Сейчас ты её увидишь.

Вновь они нырнули в чьи-то воспоминания (‚Интересно, ЧЬИ?‘). У окна сидела беременная женщина. ОЧЕНЬ беременная. Прямо-таки на сносях. Тем не менее лицо её выражало живость. Светлые волнистые волосы волнами сбегали с плеч и заканчивались ниже талии. Взор голубых глаз незнакомки был обращён к чему-то (или кому-то) за окном. Гарри подошёл на шаг ближе. Во дворе он увидал молодую женщину. Та в одной руке несла крынку, а другой придерживала пуховый платок, маскирующий округлую фигуру женщины, которая в скором времени станет матерью… Что-то знакомое почудилось Гарри в её движениях… ‚Фу-у!‘ — выдохнул он. — Ну и глупость же пришла ему в голову!.. Точно такое же сосредоточенно-упрямое выражение было иногда у его тётушки Петуньи, когда она решала какую-нибудь хозяйственную задачу. ‚А что, если?..‘ — Гарри взглянул на Ростислава Апполинарьевича — тот, как бы невзначай, отвернулся. В этот момент женщина в комнате распахнуло окно.

— Элиссон, не звони! Дверь открыта! Поднимайся! — крикнула она подруге, которая согласно кивнула.

— Марго, зачем ты открывала окно? Простудишься, — начала с укора вошедшая. — Держи. Это тебе. Козье молоко.

Она поставила крынку с молоком на стол. После чего подружки обнялись и одновременно рассмеялись.

— Ну, как ты? — Элиссон кивнула на живот Марго.

— Нормально. А ты?

— Мне-то что…

Гарри даже рот приоткрыл. Потому как теперь сомнений не было: так могла выглядеть его собственная тётка, прибавь ей доброты в глазах да оживи её рот улыбкой. Оказывается, Петунья могла быть красавицей — если б не желчный характер!.. Гарри почувствовал тычок в рёбра — это Барин тронул его локтём. Видимо, более ничего интересного здесь увидеть и услышать не ожидалось.

На этот раз Будогорский спросил Гарри:

— Ты понял кто есть кто?

Гарри кивнул.

— Только… Я не понял… Родителями моей матери ведь были маглы, так?

— Так.

— Почему в таком случае они дружили с Поттерами, которые были волшебниками?

— Что ж, многие волшебники считали Поттеров экстравагантной парой… Мне кажется, они просто были лишены снобизма, присущего, скажем, семье Малфоев… или твоему домовому эльфу… Нам предстоит ещё пару раз окунуться в омут памяти. Готов?

— Готов! — зажмурившись, Гарри вновь склонился над чашей.

Они оказались в доме, бедность которого рвалась наружу из облупившейся мебели (хоть её и прятали под тщательно вывязанными салфетками), щербатых полов (но старательно натёртых), вылинявших ситцевых занавесок (стоявших дыбом от крахмала).

— Петти! — слабым голосом позвал дочку ещё не старый, но крайне измождённый мужчина. — Будь добра, принеси мне воды.

— Сейчас, папочка! — этот надтреснутый голос принадлежал, несомненно, его тётке. Ей лет десять. Странно, то же озабоченное выражение лица, что присутствовало у неё в сорок, было уже в детстве.

В комнату вошла Элиссон. На руках она держала Лили. Девочка выглядела больной. Рыжеволосые обычно и так бледнокожи, но в лице этого ребёнка, что называется, ‚не было ни кровинки‘. Глаза смотрели тускло. Ротиком она делала посасывающие движения. Вновь появилась Петунья. Она подняла голову отца и помогла ему напиться.

— Мамочка, ты говорила, если я буду хорошей девочкой, то могу взять яблоко. Я сделала уроки и покормила курочек… — Петунья пытливо взглянула на мать. Та опустила глаза.

— Петти, детка… Дело в том, что я отдала твоё яблоко Лили. Крошка так тянула к нему свои ручонки, что я не смогла ей отказать. Ты же знаешь, доктор сказал, если она будет хорошо питаться, есть надежда, что когда-нибудь она сможет ходить… А ты… Бог и так дал тебе здоровье….

Глаза Петуньи налились злыми слезами.

— Скоро и я буду больной — как она! Мне тоже нужны витамины! Я ребёнок! — выкрикивала Петти, захлёбываясь слезами. — Всё из-за неё! Это её год назад понесло на дорогу, где проезжал этот чёртов грузовик! Спасая её, отец стал калекой! А у нас совсем нет денег!.. Ей всё равно уже не поможешь!

— Петти, — мать подошла к старшей дочери и погладила её жёсткие кудри. — Если бы не папа, твоей сестрёнки могло бы уже и не быть. А отец поправится… Надо только верить…

Элиссон замолчала на полуслове и задумалась.

— Э-ге-гей! — в комнату заглянул ещё один персонаж.

Со встречи с ним в коридорах Хогвартса его дед изменился. Но не настолько, чтобы его нельзя было узнать: угольно-чёрные волосы топорщились в разные стороны, а глаза смотрели весело. За руку он держал… ну, точно свою маленькую копию! Вихрастый, черноглазый… это был, конечно же, Джеймс Поттер.

— Друзья, хорошие новости! Я нашёл одного чудака, который за вашу халупу предлагает сумасшедшие деньги!

— Сколько? — слегка оживился другой его дед.

— 100 тысяч фунтов!

— Он ненормальный? — выразил сомнение Том Эванс.

— Похоже на то, — не стал спорить Джон.- А ещё он отдаёт в придачу дом в Лессингтоне. Место там не ах… но городишка маленький, зелёный. Рядом с домом приусадебный участок. В огороде что-то посажено.

— Джон! Ты волшебник! — счастливо засмеялась Элиссон.

— Да, — серьёзно подтвердил маленький Поттер. — Самый лучший волшебник!

Петунья, которая по-прежнему хмуро подпирала стену, услышав заявление Поттера-младшего, развеселилась. Прикрыв рукой кривоватые зубы, она захихикала…

Туман окутал Гарри. Он потерял из виду Будогорского.

— Что такое?

— Просто воспоминание закончилось слишком резко, — ответил ему Барин.

Ростислав Апполинарьевич взял с директорского стола последний пузырёк и вылил его содержимое в Омут. Не дав Гарри задать ни единого вопроса, они провалились в пучину безвестных воспоминаний. Серый осенний день. Люди в плащах под зонтами столпились у свежевырытой могилы. Гарри поёжился: у них с Будогорским зонта не было. Ливень, словно почуяв, что они уязвимы более остальных, хлестал по ним с удвоенной энергией. Барин описал над ними дугу — дождь прекратил падать им на головы. У Гарри появилась возможность взглянуть повнимательнее на державшего речь у края насыпного холмика человека. Это была молодая, даже юная женщина.

— Они были прекрасными людьми! — голос оратора сорвался. — ПРЕКРАСНЫМИ! Благодаря их поддержке я и мой отец встали на ноги — в буквальном смысле этого слова. Причём действовали они совершенно бескорыстно. Велик не тот, кто может посочувствовать в горести, а кто порадуется в радости! И не было людей более искренних четы Поттеров!.. Я говорю так совсем не потому, что они были мне родственниками…

Лили заплакала, но не остановилась.

— Может, я знала их и меньше, чем некоторые из вас, но не хуже! И я даю слово, что отомщу их убийце!

Она подняла тоненькую руку и сжала её в кулак. Но никому этот жест не показался смехотворным.

— Лили! Тебе нельзя волноваться! — к жене подходил Джеймс. Обняв её, он отвел её в сторону. Тут только Гарри сообразил, что его мать беременна… им.

К надгробию вышел незнакомый Гарри волшебник… Или знакомый? Ба! Да это же Аластер Грюм — без своего вращающегося глаза, зато с родной ногой.

— Не будем размазывать сопли! — рубанул он рукой сырой воздух. — Лили с Джеймсом дали серьёзный отпор Волан-де-Морту. Жаль, что не уберегли стариков… Ну, я думаю, что ни Маргарет с Джоном, ни Элиссон с Томом не жалеют, что их жизнь закончилась так же славно, как и все прожитые годы! Наше дело: походить на них не только мужеством, но и тем, как они принимали и жизнь, и смерть… Да-с…

Немного нелепо закончил он, отворачиваясь от глаз, устремлённых на него. Гарри понял, что ‚железный‘ Грюм пустил слезу. У него тоже защипало в носу. Но в следующее мгновение Гарри уже видел серо-голубые глаза Будогорского. Они уже были ‚на берегу‘, вне омута.

— Садись, — Барин указал Гарри на стул.

Гарри опустился в кресло.

— Итак, я поясню: мир чародеев не был для Эвансов чем-то фантастическим. Ещё до того, как Лили пошла учиться в Хогвартс. Может, теперь ты лучше поймёшь и свою тётю: она была лишена детства отчасти по вине твоей матери (так, по-крайней мере, она считала). Если Лили доставалась львиная доля заботы, ласки и вкусненького, то Петунье оставались только стирка, уборка, готовка и уход за больными… Пожалуй, не слишком весёлые занятия, а?

— Значит, мои отец и мать знакомы с детства?

— Так-то оно так, — задумчиво побарабанил по краю стола Будогорский. — Но вряд ли они это помнили, когда встретились в Хогвартсе… Какое-то (и весьма продолжительное время) Эвансы не общались с Поттерами. А на чём бы я действительно хотел остановиться, так это на убийстве старшего поколения Поттеров и Эвансов. Их убил Волан-де-Морт. Это ясно. Почему не руками своих пособников, а лично? Чем ему помешали Эвансы? Связаны ли между собой эти смерти? Непонятно. Твоим родителям по двадцать. Они выпускники Хогвартса и смогли — по словам Грюма — противостоять Сам-Знаешь-Кому. Опираясь на пророчество, это был уже второй случай их противостояния… Хотелось бы узнать обо всё этом больше. Охочусь за свидетелями, готовыми поделиться воспоминаниями… Пока таковых не находится.

Будогорский глубоко вздохнул. Гарри подошёл к нему и пожал руку.

— Ростислав Апполинарьевич, спасибо Вам. Вы знаете… это очень важно для меня.

— Знаю, мальчик мой.

— И спасибо за сегодня. И вообще…

Барин положил руку поверх руки Гарри и пожал её.

— Иди, отдыхай. У нас ещё полно дел: тебе — узнать, чем закончился матч по квиддичу, мне — поломать голову, как вскрыть крестраж, заключённый в доспехах.

И Будогорский легонько подтолкнул Гарри к выходу.

Глава 13. Ящик Пандоры.

Снегг стоял на балконе православного храма, где обычно размещаются певчие во время службы. Он не был крещён. Но, поскольку с недавних пор волею судеб стал русским священником, всерьёз заинтересовался религиозными традициями. Вначале чтобы утереть нос Юльке и её верному пажу Будогорскому. Потом зацепило по-настоящему — когда понял, что богословские вопросы сродни философским. Северус пришёл к выводу, что православное христианство как нельзя лучше соответствовало духу русских. А уж об этом особом ‚духе‘ Снегг наслушался достаточно. Практически каждое застолье заканчивалось одинаково: Юлия со Славкой начинали спорить, всё более ожесточаясь и переходя в конце концов на крик. В центре их споров были две животрепещущие темы: ‚Кто виноват?‘ и ‚Что делать?‘ (с их же слов). С одной стороны он не понимал зачем так кипятиться, а с другой — ощущал зависть к этим двоим: что-то незримое связывало их… Может, любовь к живописи, музыке, литературе… Тысяча других мелочей: отношение к своей стране, своему городу, своей нации… Они находили забавными одни и те же вещи и даже смеялись над одним и тем же… Вначале Северуса утешал тот факт, что Юля — профан в делах волшебства (тут уж ОН мог дать ей фору!). Но теперь его подруга знала чуть ли не больше его самого. И вот теперь, своими собственными руками (вернее, языком), он, считай, вырыл себе могилу — из одного только стремления показать, как уверен в самом себе, — поручив ПРИСМАТРИВАТЬ Будогорского за Юлией… Ну, что за идиот?! (он, не Будогорский, конечно) Или он не знает Славкину репутацию? ‚Конечно, я должен доверять Юле… Да и не в том она положении, чтобы флиртовать с мужчинами‘… Но доводы разума подчас бессильны перед сердцем, которое, казалось, увеличивалось в размерах, стоило ему только подумать о Юлии и Будогорском… Вот и сейчас он пытался заставить себя думать о великолепии убранства русской церкви… но мысли опять и опять возвращали его обратно в Россию.

— Спускайтесь к нам, Северус! — крикнули снизу.

Голос принадлежал Тёмному Лорду. Он возлежал на кресте, который низвергли с алтаря. Крест положили перед входом в райские врата. А над ним, под высоким куполом собора, без какого бы то ни было крепежа, болталась гигантская клетка, набитая людскими телами для сегодняшнего жертвоприношения. Стены клетки были сплошь утыканы кинжалами, которые выпускали свои клинки по мере того, как клеть опускалась. Волан-де-Морта готовила к омовению парочка вампирш. Девчонки с высоты балкона выглядели прелестно. Но Снегг прекрасно знал, что вблизи у них мертвенно-бледные лица, отдающие синевой, устрашающе-красные глаза и не уменьшающиеся во рту клыки… Что ж, эти твари не омерзительнее того, с кого они стаскивали влажные от постоянно мокнущего тела тряпки. Дистрофичный в своей наготе, Волан-де Морт выглядел бы смешно, если б не то, что должно было свершиться с минуты на минуту. С замиранием сердца все ждали кровавый дождь, готовый пролиться на жалкие члены Тёмного Лорда. Жуткий крик отозвался стократным эхом в замечательном с точки зрения акустики старинном здании церкви. Северус прикрыл глаза. Но ненадолго. Неусыпное око Сивого (пожалуй, единственно стопроцентно верного слуги из свиты Лорда) неотступно следит за ним, надо быть начеку. Северус научился смотреть и не видеть… Как сейчас: масса серовато-голубых тел копошится под ним, спариваясь, грубо лапая друг друга. Он на особом положении. Имеет право не участвовать. Но дурнота от подобного рода ‚вечеринок‘ не позволяют ему спокойно спать и аппетитом есть. Да и какой, к чёртовой матери, аппетит и здоровый сон, когда ты справляешь эти надобности под кровом Тёмного Лорда! Ему обещан отпуск в Рождество ‚за особые заслуги‘, кои заключались в разоблачении заговора великанов. На самом деле никакого заговора не существовало. Но Северусу, когда он выступал послом от Тёмного Лорда, удалось так заморочить головы этим дурням, что они пошли войной на всех и вся (и в первую очередь на самоё себя). Великаны перебили чуть ли не всю колонию, примкнувшую к воинам Волан-де-Морта. Тот готов был кусать себе локти: самые сильные из его солдат так бесславно истребили друг друга!.. Однако утешил себя тем, что великаны всегда отличались исключительной безмозглостью. Северус подкинул своему Хозяину идею, что упадок сил того может быть связан с расплодившимися без меры дементорами. Они, получив свободу, теперь везде шлялись и обескровливали каждого, кого видели. Он надоумил Тёмного Лорда заключить бывших стражников Азкабана в тюрьму и вызывать их только по высочайшему повелению. Сказано — сделано. И, благодарение заклятиям Волан-де-Морта, ещё ни один из них не смог покинуть страшных застенков. Ещё одно из деяний Снегга: заклятие Империус по отношению ко всем вампирам королевства (неудивительно, что это стало причиной ненависти к нему Фенрира). А все оборотни в это время попали под влияние Люпина. Его бывший однокашник и не догадывался, кому он обязан своим относительным спокойствием. Северус неустанно сеял распри среди тёмных магов, стравливая их и раздувая искры тлеющей ненависти между кланами родовитых волшебников. Он так преуспел в этом, что чувствовал себя интриганом-профи. Играя на слабых сторонах натуры Волан-де-Морта, Снегг сумел сделать так, что ни одно решение, предпринятое Тёмным Лордом, не обговаривалось бы предварительно с ним. Несмотря на своё прямо-таки плачевное состояние, Тёмный Лорд по-прежнему вынашивал идеи властителя мира. ‚Мы и только мы, чародеи, — говорил Волан-де-Мрт, — должны управлять многомиллионным стадом маглов. Только достойных, отмеченных сверхспособностями следует назначать министрами, президентами, королями. Большинство из нынешних недоумков ничего не видят, не слышат, не замечают. Все их чувства на самом примитивном уровне — уровне ощущений. Они не могут понять природу происходящего. Объяснять же им — занятие крайне неблагодарное: всё равно, что метать бисер пред свиньями. Посему: только ПОЛНОЕ повиновение высшему разуму приведёт общество к развитию. А за ослушание — порка, суровое наказание. Только так будет порядок на Земле‘. Никакие доводы, что мечты о завоевании мира питал не он один, на Тёмного Лорда не действовали. Напротив, приводя в пример Гитлера и Наполеона, он с пеной у рта доказывал, что их методы были слишком гуманны. А вот лидер большевиков Ленин во главу угла ставил террор, потому и установил на одной шестой части суши власть Советов. И продержалась эта система только благодаря культу личности своего вождя и исключению всякой толерантности по отношению к любому ДРУГОМУ мнению. Без сомнения, кругозор Снегга в сравнении с кругозором его нынешнего хозяина был узок. На фоне Волан-де-Морта Северус выглядел серой мышью. Тёмный Лорд оборудовал в замке прекрасную библиотеку. И если раньше Снегга привлекала главным образом специальная литература, то теперь он постигал мировую художественную классику, начав её изучение с рассказов Чехова. Прочитав их запоем, Северус обратился к ‚Преступлению и наказанию‘ Достоевского. Увидев этот роман в руках своего ученика, Лорд произнёс что-то вроде:

— Читайте внимательно, мой друг. Этот русский писатель как нельзя лучше обосновал, чем отличается ‚тварь дрожащая‘ от тех, кто ‚право имеет‘.

Но, признаться, Снегг не совсем уразумел ЧЕМ. Отложив чтиво до поры до времени, он стал постигать музыкальные шедевры (в замке существовала студия с тысячами записей). Вслед за этим Северус открыл для себя мир живописи. В своей картинной галерее Волан-де-Морт собрал раритеты, давно считавшиеся пропавшими. Леонардо, Ван Гог, Гойя, Веласкес, Рубенс, Рафаэль были особенно любимы Тёмным Лордом, и он мог говорить о них часами. Большое место в его экспозиции занимали также полотна импрессионистов: Мане и Моне, Ренуар, Дега, Писсарро. Особый интерес вызывали у Снегга рисовальщики из России: Репин, Васнецов, Шишкин. Он не мог взять в толк, почему французы величают себя ‚импрессионистами‘, а русские — ‚передвижниками‘. На его взгляд, манера письма тех и других неразличима… В библиотеке, правда, присутствовали альбомы, раскрывающие суть и историю создания каждого полотна, но Северус ленился их полистать. Всё-таки удивительно, что столь широко образованный человек как Волан-де-Морт всё же увечен душой… А Снеггу ещё талдычили, что искусство, мол, пробуждает чувства добрые (причём в один голос: и Юлия, и Будогорский, и Дамблдор). Тёмный Лорд как сфинкс — человек-загадка. Почему его глаза зашорены страхом смерти? Откуда это всенепременное желание выжить любой ценой? Нарцисса, которая имела диплом психолога, считала, что, вероятно, Меропа Мракс (мать Реддла) хотела избавиться от плода. Том выжил, но страх смерти остался на всю жизнь. Поскольку Волан-де-Морт — человек необыкновенных способностей, где-то на бессознательном уровне он это помнит… Увы, даже если и так, исправить уже ничего нельзя. Для терапии такого рода нужна мать… и желание поменять судьбу. И первой, и второго нет и в помине. Странную жизнь вели они в замке, принадлежавшем по преданию Салазару Слизерину. Ночь здесь была временем встреч и переговоров. Ночью вершились все неблаговидные дела. Днём же тёмный двор отсыпался. Северус долго не мог втянуться в такой распорядок. А сейчас его самого мучила бессонница в томительные ночные часы. И он убивал их, дискутируя с Волан-де-Мортом. Когда Тёмный Лорд приглашал на чашку кофе кого-то ещё, Снегг удалялся. Как и у себя дома, Северус оборудовал в стенах замка собственную лабораторию (независимую от ‚лордской‘). Сейчас он бился над препаратом Будогорского, позволяющим проходить сквозь стены. Подобно привидениям. Своему Хозяину Северус не докладывал, какое зелье составляет. Ещё не хватало, чтоб тот проникал сквозь стены и приходил к нему по ночам, дабы послушать бред его сновидений! В эти чёрные дни Снегг находил отдохновение в обществе… Нарциссы Малфой. Цисси обладала остреньким язычком и неплохим чувством юмора. Узнав её лучше, Северус стал более терпим к снобизму и высокомерию Нарциссы. Что ж, она такова, как все члены её семьи. Её выдали замуж на последнем курсе Хогвартса — и в Люциусе она видела скорее брата, чем мужа. Сестру побаивалась. И научилась сызмальства водить за нос мать с отцом. Только сын являлся единственной её любовью. Она во всём потакала Драко. Баловала его, как могла. Вот вам и результат. Не была никого в волшебном мире, о ком бы Нарцисса не знала какой-либо пикантной подробности. Так, например, немало интересного Снегг узнал и о самом себе. Оказывается, факт его участия в пиршествах Волан-де-Морта не был простой данностью. Дело в том, что Северус никогда не задумывался, кем являлись женщины на вечеринках Тёмного Лорда. Ему и в голову не приходило, что подобные существа всё же одушествлены. Что ‚в свободное от работы время‘ они могут обсуждать своих клиентов и даже иметь собственное мнение на тот или иной счёт. Так вот: Малфой утверждала, что с их помощью за ним закрепилась слава героя-любовника (у Снегга возникла мысль: зачем Нарциссе якшаться с женщинами такого рода). Когда Северус, опешив, попросил её приглядеться — так ли должен выглядеть герой-любовник? — она ответила примерно следующее:

— Подумай, почему Тёмный Лорд так ценит тебя? — Потому что ты можешь то, чего не может он. ОН всегда выделял сильных людей… Говорят, наш хозяин не слишком вынослив в постели. В то время как ты способен заниматься ЭТИМ ночь напролёт.

Нарцисса уставилась на него, не мигая.

— Уж не проверить ли ты это явилась в ту незабываемую ночь? — усмехнулся Северус.

 — Пожалуй… — Нарцисса присела к нему на край кресла. — Знаешь, Беллатриса тоже желала бы это проверить, но ты ведь не замечаешь женщин… Странный ты…

Миссис Малфой провела рукой по его волосам.

— О, боги! — отпрянул Северус. — Наверно, после того, как поимеешь дело с твоей сестрицей, уже никогда никого не захочешь.

Нарцисса рассмеялась.

— Примерно так и говорил мой зять Лестрейндж.

Разрядку в подобного рода разговоры вносила Валя. Девочка порхала по необъятному дому Малфоев как мотылёк. Она уже вполне сносно болтала на английском. А Нарцисса обучила её некоторым чародейским фокусам. Волшебницы — увы! — из мисс Агутиной не получится, но азы некоторых наук она могла освоить. Валюша очень расстроилась, что Нарцисса (к которой она искренне привязалась) и Северус никогда не были и не будут женаты. Да и полноценной семьи ей не светит… Жаль разочаровывать ребёнка, но сказать правду всё же было необходимо… Осталось пережить рождественский бал и можно вдыхать свободу полной грудью целую неделю! Северус скользнул взглядом по так называемым ‚сильным мира сего‘ и усмехнулся.

— Вы находите это смешным? — на него смотрел Волан-де-Морт. Невозможно было угадать, что таилось за его усмешкой.

— Пожалуй, — склонил голову Снегг.

— Что ж, меня самого это забавляет, — неожиданно согласился Волан-де-Морт. — Но! ‚Богу богово, а кесарю — кесарево‘. Ваш ответ, несмотря на явное моё к вам расположение, кажется мне дерзостным.

— Ну, так наложите на меня епитимью, сэр, — попытался обратить всё в шутку Северус.

— Я так и сделаю, — холодно кивнул Волан-де-Морт. — У меня давно чешутся руки заполучить ящик Пандоры. По-моему, пришла пора. И, пока я занят, пусть поработают на общее благо другие.

Северус вопросительно смотрел на своего работодателя.

— Вы окаменели, мой друг? — издевательски-учтиво прогнусавил Тёмный Лорд. — Собирайтесь!

рявкнув, он развернулся и стремительно зашагал прочь.

‚Чем вызвана эта внезапная перемена? — ломал себе голову Снегг. — ‚Чешется‘ у него, видите ли, в одном месте! Ящик Пандоры! Бред! Если это даже не миф (как я считал до сей поры), то где его искать?.. Надо вызывать Будогорского!“. Сложился план. Перво-наперво следовало разыскать Нарциссу — может, они договаривались с Барином о встрече. Во-вторых, надо наведаться в паучий тупик. В-третьих: о свидании с Юлей придётся забыть. Стоя на холме, Северус оглядывал Вечный город. Нет, Нероном он себя не воображал (сие имя ему было неведомо). Снегг пытался понять, как на месте применить тот ключ, что был у него в руках… Какой ключ? — На этом стоит остановиться подробнее. Когда он отправился с визитом к Нарциссе, та как раз собиралась с Будогорским… в театр. В „Ковент-Гарден“. „Все будто с ума посходили, — помнится, с раздражением подумал он тогда. — Просвещены буквально все. Один я неуч“. Так или иначе, Нарцисса соблаговолила взять и его. Театр ошеломил Северуса. Давали „Свадьбу Фигаро“ на родном „итальяно“. Миланская труппа — и, судя по тому, как Барин захлёбывался от восторга, — ОЧЕНЬ хорошая. На Северуса музыка оказывала либо будоражащее действие: он становился нервным и не мог потом долго заснуть, либо — эффект снотворного. Тут возобладало первое. У него так разболелась голова, что он с трудом сдерживался, дабы не выместить злобу на Будогорском или Нарциссе. Снегг не любил большие скопища людей, громкие голоса и духоту. Тут присутствовало всё: полный зал, мощные звуки оркестра, спёртый воздух.

— Зачем ты меня сюда притащил? — вцепился он в антракте в Будогорского.

— Пóлно, — отрывая его руку от безупречного смокинга, натужно улыбнулся Ростислав. — Юля велела мне немного понатаскать тебя, чтобы ты не выглядел этаким медведем по сравнению с учёной женой.

Упоминание о Юлии слегка утишило страдания Северуса.

— И всё же? — он подозрительно оглядел баламута Будогорского. — Я ведь знаю, ты ничего не делаешь просто так.

— Всему своё время… Всему своё время, — повторил Барин, очаровывая проходящих безупречной улыбкой.

— Господи! На вас нельзя смотреть без смеха! — защебетала подошедшая Нарцисса (она отходила в дамскую комнату „попудрить носик“). — Один напоминает мне павлина, другой — сыча… ха-ха-ха!

— „Сыч“, надо полагать, я? — хмуро процедил Снегг.

— Ты догадлив, — игриво взмахнула ресницами Цисси. И, подхватив под руку Будогорского, удалилась.

Северус мысленно послал её… куда подальше и пошёл в буфет испробовать магловского коньячка. Когда представление закончилось, Барин потащил его за кулисы, оставив Нарциссу „подышать воздухом“.

-Джузеппо! — окликнул Будогорский пышнотелого итальянца, смахивающего на фавна…

Дальше — непереводимый местный фольклор. По тому, как Славка с „Микеле“ тыкали в него пальцем, Северус догадывался, что речь идёт о нём. Облобызавшись на прощание с золотым голосом „La skаlа“, Ростислав поспешил к выходу, где их поджидала Малфой.

— Ты объяснишься наконец? — проворчал Снегг, догоняя приятеля.

— Если ты присоединишься к нам за ужином, — промурлыкал Барин.

— Есть на ночь вредно, — пробурчал Северус.

— Не занудничай. Кроме того, девушки предпочитают выпуклые попки, а не тощие, плоские зады…. Так ведь, моя прелесть? — неутомимый Ловелас Будогорский ущипнул свою даму за пятую точку.

— С этим надо родиться, — жеманно изрекла Нарцисса. — Вот у Люциуса….

— Я тебя умоляю! — насмешливо прервал её Будогорский. — Это вульгарно: упоминать имя мужа в присутствии любовника.

— Прекратите свой дурацкий трёп! — вскипел Снегг. — Или я никуда не пойду!

— Нарцисса! — брови Барина поползли вверх. — Мне показалось, или этот мрачный субъект нам угрожает?

— „Или я никуда не пойду“, — передразнила Северуса Малфой. — Напугал!

— Нет, милая, — вступился за товарища Будогорский, — ты не права. Без Снегга скучно. И посмеяться-то будет не над кем.

Они с Нарциссой заливисто рассмеялись.

Северус засунул руки в карманы и зашагал прочь. Но Ростислав успел подхватить его с одной стороны, Нарцисса — с другой, и вместе они трансгрессировали в одно милое местечко, где Снегг узнал, о чём Барин беседовал с итальянцем. Джузеппо Антонио Феррари — глубоко верующий человек, католик. Благодаря своему звёздному статусу, принят папой, как родной сын. Под величайшим секретом, из первых рук, доподлинно известно, что Ящик Пандоры находится на территории Ватикана. Подробнее может знать только Папа. И заставить его говорить может человек, владеющий даром убеждения и определённым обаянием (Будогорский значительно посмотрел на Северуса: „Эликсир!“ — прочёл он в глазах друга). „До этого я бы додумался и без подсказки любезного Будогорского“. А вот мысль посетить перед поездкой в Рим Миргородского возникла лично у него. И он спровоцировал на это посещение Ростислава, обманывая себя, что Барин ему нужен не „за компанию“, а как „идейный вдохновитель“. Впрочем, Будогорский, будучи человеком открытым, не лукавил. Он искренне признавался, что привязался к Снеггу и даже скучает без него (облекая, конечно, свои признания в сардонически-юмористическую форму). Вообще-то, Северус был постоянным объектом его шуточек. В этой словесной перепалке Снегг без конца срывался. Он не мог быть одновременно милым и ироничным, как Будогорский. А тот мог. Славка вообще был очень лёгким человеком, сразу возбуждающим симпатию… как Джеймс Поттер, пожалуй. Но вот парадокс: нынешняя Лили предпочла его, неуклюжего Северуса Снегга… Ростислав передал ему от Юлии мобильный телефон и напомнил, как им пользоваться. Юлька звонила каждый день и посылала ММС-ки. Всегда в одно и то же время. А он ждал. И нервничал, когда звонок задерживался. Славка сравнивал его с какой-то „собакой Павлова“. На вопрос „Почему?“, тот лишь отшучивался: „Не бери в голову. Она тебе ещё пригодится“. Миргородский встретил их очень сердечно. Сказал, что рад образовавшемуся тандему: мол, наконец-то „Славик“ обрёл друга. И относился к Северусу с неизбывным вниманием. Но ничего существенного по поводу Ящика священник сообщить не смог. Правда, подтвердил, что Ящик Пандоры существует. Однако теперь он ценен только как историческая реликвия и реальной угрозы не представляет — поскольку вышеупомянутая любопытная дамочка выпустила все несчастья рода человеческого на землю обетованную, оставив одну лишь надежду (которая, судя по всему, там до сих пор).

Что ж, тем лучше.

В столицу солнечной Италии Северус отправился самостоятельно. Будогорский обещал ему телепортировать, а Юлька — звонить. Так что рождественские каникулы отчасти всё же состоялись. Руководствуясь тем, что информацией о злополучном Ящике располагает глава католической Церкви, можно было бы дезиллюминировать и поселиться в кабинете у Папы… И что потом? Ждать случайно оброненной фразы из уст наисвятейшего, которая бы стала неким ключом? „Боюсь, что Ящик Пандоры не самая актуальная тема для беседы с кем бы то ни было, — усмехнулся Северус. — Если только каким-то образом навести на этот разговор“… Допустим, у него был бы рисунок этого чёртова ящика… Кстати: он ведь и сам не представлял, как выглядит это вместилище неприятностей. „Ящик“ — наверняка иносказательно. Люди античности не довольствовались в изготовлении подобных вещиц нестругаными досками. Как пить дать, Пандору так и подмывало открыть этот ларчик, чтобы лишний раз прикоснуться к прекрасному… Где бы получить сведения о нём? Напрашивается один ответ: у ровесницы (-ка) Пандоры (ХА-ХА!). Кто это может быть? Как не продолжителен век волшебника, ни тысячу, ни, тем более, две, не удалось прожить ещё никому — даже Фламелю, владеющему философским камнем… Но помимо смертных есть феи, музы — которые не спешат являться к таким трудоголикам, каким являлся Снегг… Может, выдернуть Будогорского? Но что-то уж слишком тяжёлая ноша легла на плечи Ростислава: и проблемы, связанные Юлькой, и проблемы Тёмного Лорда (которые опять-таки поставлял ему Северус)… У Барина всегда была бурная личная жизнь. А есть ещё жизнь Хогвартса, его учеников… теперь вот ещё Снегговы беды. Но, если не обращаться к Славке, как договориться с Вдохновением или с одной из 9-и её сестёр? В то время, как Будогорский живописал свою удачу по поимке феи, он представлял, как Юлька, дурачась, выставляла, раздвигала и перекидывала ножки, парадируя Шерон Стоун. Так что помнил он весьма смутно содержание славкиного обращения. И всё-таки… следует вытащить из подсознания то, о чём вещал Будогорский. Сначала, вроде бы, он толковал, какая это была удача: добиться голограммы вполне материальной. Потом его осенило… И создать таковую ему помогла Вдохновение… И где же она? И как её изловить?.. Вот тут пробел. Совершеннейший. Наверно, в этот момент Юлька проделала какой-то особенно эффектный финт ногами… в его голове. Снегг-Черных потёр виски, вспоминая, что делал Барин, дабы обнаружить Вдохновение. Пошагово это выглядело так: перед началом своего эксперимента Будогорский придал герметичность кубатуре, в которой ставил опыт. Потом высветил лазерной указкой каждый кубический сантиметр помещения (указка была сделана по образу и подобию той, которой пользуются магловские ученики, но способная делать невидимое видимым — на её создание его подтолкнула мантия-невидимка Гарри). Вдохновение, особо не таясь, занимала выжидательную позицию, сидя на лабораторном столе. Там её Будогорский и увидел. Стоило ему галантно расшаркаться, как фея завела с ним непринуждённую беседу. В таком случае ничего не мешает Снеггу пойти уже проторенной дорогой. Вопрос только в том, что такого может изобрести ОН (это было обязательным условием), чтобы к нему явилась Вдохновение? Может, зрительная телепортация? Пожалуй. Но где провести опыт?.. Боже, ну какой же он болван! Ведь в кармане у него адресок одного знакомого Барина — мага средней руки. Правда, живёт он не в Риме, а в Венеции. Что ж, заодно представится возможность взглянуть на город, воспетый Будогорским и Гончаровой. Пошуровав у себя в карманах, Северус выудил бумажонку с адресом и трансгрессировал на улицу Святого Франциска к дому № 5. Через минуту Северус ощутил под ногами твёрдую почву — малотого, АСФАЛЬТИРОВАННУЮ! По его разумению, он должен был очутиться либо барахтающимся в водах венецианского канала, либо (в крайнем случае) — сидящим в одной из бесчисленных гондол города на воде. Как будет выглядеть вход в жилое помещение, он слабо представлял. Во всяком случае, не исключал возможности подплыть непосредственно к парадной на утлой лодчонке. Слава богу, всё оказалось более или менее цивилизованно. Как везде. Ещё раз сверив по бумажке адрес, Снегг поднялся на второй этаж облупившегося от влаги палаццо. Звонок. Вслед за ним послышался темпераментный итальянский говор. Дверь распахнулась. На пороге стоял колоритный мужчина: голову его венчала шапочка, подобная судейским, из-под которой буйно выбивались смоляные кудри, тёмно-вишнёвая шёлковая мантия была накинута на голое тело (и растительность на груди разве что чуть-чуть уступала волосяному покрову на голове); глаза — чёрные до синевы — смотрели настороженно.

— Good day, sir. My name is Иван Черных, — лицо итальянца ничего не выражало. — Sorry, do you speak English?

Искра понимания промелькнула в глазах его собеседника.

— O! I don’t! — отрицательно покачал он головой и жестом пригласил войти.

Северус перешагнул порог и решил внести ясность:

— Будогорский…

— А-а! Будогорский! — итальянец стукнул себя в грудь и расхохотался.

Он поманил Снегга вглубь квартиры, которая начиналась узким, извилистым коридором. Мало-помалу коридор расширился и превратился в комнату, более всего похожую на класс химии. На кафедре находилась больших размеров динамомашина, всё пространство рядом занимали колбы, пробирки, реторты. Хозяин квартиры привёл свою машину в действие, усадив гостя по одну от неё сторону, сам разместившись по другую. Северус наблюдал, как возникшее напряжение разорвалось электрическим разрядом, мелькнула молния.

— Изобретение Альбуса Дамблдора, — услыхал он уже знакомый тенорок. — Но срабатывает только тогда, когда люди обоюдно настроены на взаимопонимание.

— Никогда не слышал о подобном, — пробормотал Снегг.

— А вы думаете, как Дамблдор выучил 82 языка?.. Всё-таки человеческий потенциал ограничен.

— Да-да, — машинально согласился Северус. А сам вспомнил появление Юлии. Оно было отмечено именно такой молнией: короткой и с характерным треском.

Он часто мысленно возвращался к этому эпизоду. Для самого себя Снегг решил, что столь сильные ощущения были испытаны им в связи с тем, что Юля похожа на Лили. Но, если подумать, сходство не такое уж и очевидное. Лили отличалась большей женственностью: выше ростом, бёдра шире, грудь пышнее, ноги длиннее, движения размеренно-плавные… Юлька порывистая, тонкокостная, узенькая, как подросток. У Лили даже волосы блестящие и гладкие, как озёрная гладь, а взор — мягкий, как бы ласкающий. У Юльки же буйно вьющаяся шевелюра, а глаза — ух! — огонь, фейерверк!.. Но стоило Юле забраться с ногами в кресло, наклонить голову или обернуться, как две его любимые женщины становились неразличимы… Значит, в этом деле не обошлось без Дамблдора. Это, конечно, не новость. Но старик не оставил Юльку где-то на полдороге к его дому. Он сопроводил её до самой калитки. Недаром Юля говорила, что ни разу не усомнилась в правильности пути.

Снегг увидел перед собой пощёлкивающие пальцы.

— Эй, приятель, ты здорово отвлёкся, — прозвучал голос над ним.

Северус откашлялся.

— Извините. Наверно, нужно объяснить, кто я. Меня зовут Иван Григорьевич Черных. Можно просто Иван.

— Джакомо. Друзья зовут меня Джанни.

Они скрепили знакомство пожатием рук.

— Что Вас привело в нашу страну?

— У меня назначена аудиенция с Папой. Я, видите ли, лицо духовное…

Джакомо изучающее посмотрел Снегга.

— Что ж, если Вас рекомендовал мой друг, можете остановиться здесь, пока не решится Ваш вопрос… Моя лаборатория к Вашим услугам.

И, запахнув мантию, скрылся в недрах квартиры.

„Чокнутый профессор, — мысленно окрестил его Северус. — Мог хотя бы показать мне комнату, чтобы распаковать вещи“. По правде говоря, вещей — кроме дорожного сака — у него не было. Да и чувствовал он себя, невзирая ни на что, премного лучше, чем в замке Тёмного Лорда. Северус прошёл вдоль лабораторного стола, перебирая пробирки с наклеенными на них формулами. Одна его заинтересовала: по виду ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР, но формула на стекле отсутствовала.

— Что скажете? — вновь возник „чокнутый“.

— Это что? — Снегг поболтал жидкостью под носом профессора.

— Прелюбопытнейшая штука, доложу я Вам. Рабочее название ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР. Действие чрезвычайно широкого спектра. А изготовил его один из самых талантливых учёных современности.

— О ком Вы говорите? — с недоумением спросил Северус.

— О Северусе Снегге, — ответил Джакомо. — Ростислав сказал, что это творение его рук. Рук и УМА. Кстати, здесь есть и другие его изобретения…

— И зачем он создал этот… как Вы говорите… ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР? — перебил его Снегг.

Джанни засунул большие пальцы за проймы своего жилета и пожал плечами.

— Вы знали лично Северуса Снегга? — глянул на него исподлобья автор Эликсира.

— Н-нет, — помявшись, признался тот. — К сожалению. Похоже, его оклеветали. Его разыскивает Интерпол… Неужели не слышали?

— Слышать-то слышал, — промямлил Северус. — Но…

— Вот и я говорю „НО“. Во-первых, сам Дамблдор ему доверял. А Альбуса обмануть не то что трудно — я бы сказал невозможно. Во-вторых, все, кто знал Снегга, отзывались о нём как о человеке порядочном и надёжном.

Северус невольно улыбнулся, польщённый:

— А есть ещё и в-третьих?

— Есть. Будогорский самого высокого мнения о Северусе Снегге.

— Что Вы говорите?! — ухмыльнулся псевдоЧерных. — Неужели САМ Будогорский?!

— Не ёрничайте, молодой человек, — одёрнул его священник. — Второго такого, как Ростислав, просто нет.

— Согласен, — посерьёзнел Северус. Все его идиотские домыслы в отношении Юлии мгновенно угасли. — Я бы хотел тут поработать, если позволите.

Синьор Джакомо поднял вверх ладони.

— Всё. Испаряюсь! — и „испарился“ в буквальном смысле слова.

А Снегг с вдохновением стал материализовывать свои телепортации. Окрылённый добрым словом профессора Джанни (которое, как известно, „и кошке приятно“), Северус в два счёта смешал ингредиенты. При смешении они давали некий наркотический эффект — однако совершенно безвредный. Работа пошла споро. Северус задёрнул плотные шторы и залпом выпил галлюциногенную болтушку, которая заменяла очки, позволяющие видеть в темноте. После секундной эйфории (прозвучавшей сегодня особенно остро) он связался с Барином. Через пару минут уже пришёл ответ — увы, ответной картинки послание не содержало.

Сева, ты гений!

Такое впечатление, что сидишь в к/т „Стерео“, когда читаешь твои записки.

.

Северус ребром ладони очертил площадь комнаты. В воздухе почувствовалось замкнутость пространства. Снегг взмахнул палочкой: „Акцио, указка!“ — та упала ему в руку. Исследовать класс на нахождение Вдохновения не пришлось слишком долго. Фея грациозно восседала на столе между химпрепаратами, весьма художественно при этом скрестив стройные ноги. С её колпачка спускался голубовато-прозрачный шлейф — такой длинный, что в его складках терялись близлежащие метры паркета.

— Мисс, — Снегг весьма почтительно склонил голову.

— Никогда не делайте то, что Вам претит, — назидательно произнесла Вдохновение, поигрывая то ли стеком, то ли волшебной палочкой. — Вы никогда не были особенно галантны. Может, не стоит и начинать?

Фея спрыгнула со стола, подобрав бесчисленные фалды своего сногсшибательного наряда. Сегодня она показалась Северусу гораздо ниже ростом, чем тогда, при встрече с её голограммой.

Вдохновение поправила палочкой завиток у ушка.

— Разумеется, — ответила она его мысленному замечанию. — Мой рост зависим от значимости открытия. Ваше, сэр, согласитесь, не для номинации на Нобелевскую премию.

— Тем не менее, Вы здесь, — стараясь быть любезным, растянул губы в улыбке Снегг.

— Приступим к делу, молодой человек. Вам ведь что-то надо, я не ошиблась?

— Да, — не стал лукавить Северус. — Меня интересует Ящик Пандоры. Где я могу его найти, и как он выглядит?

— Выглядит он так, — Фея взмахнула своей палочкой, и в воздухе повисло голографическое изображение резного сундучка-бонбоньерки. — Запомнили?

Он кивнул. Следующим взмахом Вдохновение смыла голограмму.

— Что же касается ГДЕ, то по просьбе Иоанна Павла II Гефестом была выкована гробница, способная открываться взору только светлого человека. Аполлон нашёл ей достойное укрытие. И Афина всегда сможет отомстить любопытному, посмевшему нарушить уединение этого местечка. Другие боги-олимпийцы также принимают участие в охранении Ящика Пандоры: так Гермес, будучи самым легконогим, тотчас информирует своих могущественных братьев и сестёр о нарушении заповедных границ.

— Зачем охранять этот чёртов ящик, если ничего, окромя надежды, в нём нет?

— Э, нет. Тут Вы ошибаетесь, — Вдохновение прищёлкнула язычком. — Более двух тысяч лет собирали боги по всему свету беды и невзгоды человеческие. И собрали! — Буквально несколько лет назад. В мире воцарилось хрупкое спокойствие… Продолжать?

— Нет нужды, — хмуро ответил Северус. — Моё предприятие безнадёжно. У меня есть большие сомнения по поводу моей „светлости“… За Ящиком меня послал… Сами-Догадываетесь-Кто.

— Недурной ход… А знаете, я подскажу Вам, что следует делать. А дальше уж поступайте, как считаете нужным. Ступайте к горе Геликон. Там течёт источник Гиппокрена. Напейтесь из него. К Вам явится конь, Пегас. Седлайте его. Он переправит Вас на Олимп. Да, вот ещё что, — Фея сняла с шеи свой талисман. — Вам надлежит поцеловать мой оберег — и я явлюсь по Вашему зову… БЕЗ каких бы то ни было открытий.

— Мисс… Я был бы счастлив сделать не одно открытие… ради того, чтобы увидеть Вас снова.

— Да Вы комплементщик! — кокетливо ахнула Вдохновение. — Что ж, желаю Вам „ни пуха, ни пера“.

— К чёрту, — машинально ответил Снегг.

Но „к чёрту“ он отправил уже пустое место — Фея растворилась. „И где, скажите на милость, эта гора Геликон? Хотя какая мне разница — трансгрессирую, и дело с концом“. Что он и сделал. Не особо предаваясь красотам средиземноморского климата, Северус с удовлетворением отметил, как всё-таки правдива поговорка „ни ума, ни фантазии“. Действительно, вряд ли фантазёр начисто лишён соображения… Это к тому, что в традиции британской трансгрессии есть существенный недостаток: следует представлять себе место, куда собираешься отправиться. Снегг с лихвой компенсировал этот пробел тем, что обладал развитым воображением. Так что перенёсся он прямо к ручью, сочившемуся из расщелины (так называемому „священному источнику“). Далее родник сбегал по каменистому склону и, расширяясь, превращался в каменистую речушку. Северус сейчас находился у истока. Наколдовав пластиковый стакан, он подставил его под бурливые струи. Понюхав воду, — более по привычке, чем из осторожности — он залпом осушил стакан. Вода была ледяная. Зубы тотчас свело. Помимо ощущения холода он чувствовал что-то ещё… вроде какой-то призвук…. точно, ржание! Через некоторое время Снегг имел удовольствие лицезреть довольно-таки страшненького жеребчика — приземистого и кургузого. Минуты две он и конь смотрели в глаза друг другу. „Ну, и как себя вести с этим уродцем?“ — Северус просто не знал. О чём думал конь, до поры до времени оставалось за кадром…

— Садись же. Не медли, — молвила, к немалому удивлению Снегга, лошадь.

— Ты… то есть Вы — Пегас? — решил внести ясность Северус.

— Не трать времени понапрасну, человек. Разумеется, я Пегас. Кого же ты мог ещё лицезреть на горе Геликон, испив из источника вдохновения Гиппокрена?

Снегг хмыкнул. Конь, в отличие от него самого, не церемонясь, обращался к нему на „ты“. С другой стороны, это оправдано. Кто он такой? Всего лишь смертный. В то время как Пегас — существо мифологическое. И Северус стал неуклюже карабкаться на круп коня. „Какую надо иметь растяжку, чтобы забросить ногу на спину этого зверя?!“ — со злостью думал Снегг, предпринимая очередную попытку. Пегас, вероятно, обладал незаурядным интеллектом, потому как, вздохнув (совершенно по-человечески), он преклонил колени. Северус был искренне ему за это благодарен.

— Спасибо, дружище, — он похлопал коня по холке.

На что тот тряхнул гривой и фыркнул:

— Первый раз ничтожнейший человечишка позволяет себе такую фамильярность, — и взмыл, расправив крылья, под облака.

Полёт был непродолжителен. Только Северус осмыслил унижение, которое из-за боязни быть сброшенным на скалы, молча проглотил, как Пегас стал кружить на одном месте — видимо, выискивая место для посадки. Красотами Эллады полюбоваться не удалось. Вдруг нестерпимо яркий свет ослепил его, Северус непроизвольно прикрыл глаза рукой… и слетел с лошади. Очнулся он в кресле, по конструкции напоминающее стоматологическое (подголовник, подлокотники, площадка для ног), но во много раз превосходящее дизайнерским замыслом. Опершись на резные подлокотники, Северус собрался уж встать, но не тут-то было: его тело опутали тугие верёвки.

Раздался каркающий смех.

— Познакомился уже с недремлющим оком моего дядюшки? Как тебе ложе моего друга? По-моему, слегка великовато. Предлагаю вытянуть тебя до правильных размеров, — тут Северус увидел смуглого незнакомца в красной, как у палача, рубахе, со спутанной курчавой бородой и длинными нечесаными волосами. В руках мужчина держал огромные клещи самого устрашающего вида.

— Что это ты делаешь, муженёк? — с другой стороны к Северусу подходила высокая стройная блондинка. Лёгкая ткань тоги не скрывала, а подчёркивала её безупречные формы.

— А-а! — уродливое лицо первого исказила гримаса. — Стоит только появиться каким-либо штанам на Олимпе, моя шлюха-жена уже тут как тут!

Снегг подумал, что мужчина, скорее всего, Гефест, а его жена, судя по всему, Афродита. Богиня, не мешкая, отреагировала на „шлюху“, влепив оплеуху супругу. Тот, бросив щипцы, схватил её за горло. Неизвестно, чем бы это кончилось, если б не нарисовался ещё один персонаж — юноша в крылатых сандалиях (похоже, Гермес). Он направил свой волшебный жезл на „сладкую парочку“ — тех отшвырнуло друг от друга.

— Объяснитесь: что здесь происходит? Почему ОН, — Гермес ткнул пальцем в Северуса, — в ложе Прокруста?

— Свалился, как снег на голову, — проворчал Гефест. — Кто? Откуда? Это я и собирался выяснить.

— Твой каламбур, братец, весьма удачен: это и есть Снегг. О его визите предупреждала Вдохновение… или ты забыл?

— „Не знал, не знал — да и забыл“, — скривилась Афродита. — Гермес, ты меня удивляешь. Мой муж в опале. Уже несколько веков его не зовут на Заседание богов.

— Вот как? — удивился Божий посланник. — Почему?

— „Почему“? — всплеснула руками прекрасная Афродита. — Да потому, что он примитивен, как ремесленник — собственно, таковым он и является, — необуздан и груб, как сапожник… Продолжать?

„Обратите наконец на меня внимание!“ — взмолился Северус.

Трое родственников-богов разом повернулись к нему.

— О! Простите великодушно! — Гермес взмахом жезла освободил пленника от пут.

Северус сполз со злосчастного ложа.

— Поведём его к отцу? — Гефест колебался.

— Нет, — поморщилась Афродита. — Папенька с мамулей скандалят с самого утра. Отца опять куда-то занесло на ночь. Решим вопрос локально. Пригласим только Афину с Артемидой и Аполлона.

С этими словами она подошла к мужу и, как ни в чём не бывало, чмокнула его в морщинистую щёку. Они удалились вместе под ручку (что ничуть не удивило Гермеса).

— Не хотите ли осмотреться? — любезно предложил он.

— Пожалуй, — согласился Северус.

Бесчисленные анфилады, изукрашенные драгоценными камнями, дворцовые стены в живых гобеленах, расписные потолки, полы с причудливым орнаментом из разных пород деревьев и близлежащие холмы с замечательными скульптурами — всё дышало изяществом и гармонией.

— На кой-ляд Вам понадобился Ящик? — поинтересовался Гермес.

— Как? Вы не знаете? — Северус немало озадачился. — Разве Фея Вдохновение не рассказала, что Ящик нужен не мне?

Гермес внимательно вгляделся в глаза собеседника.

— Она говорила не со мной, а с моей старшей сестрой, Афиной. Да вот и она сама, собственной персоной, — Гермес обернулся на звук шагов.

Снегг увидел рослую женщину в короне русых волос. За ней шествовала босая Артемида: её тело прикрывала леопардовая шкура лишь в двух местах — грудь и линия бикини; длинные, слегка вьющиеся волосы, были распущены. Чуть поодаль от женщин шёл юноша в коротком платье, туго перехваченным в талии, голову украшала тиара из лавра. Следом за ними величественно плыла Афродита с прихрамывающим Гефестом. Северус склонился в поклоне. Те чуть кивнули в ответ. „Более непохожих братьев и сестёр мне, пожалуй, видеть не доводилось“.

— Расскажите нам, юноша, что привело Вас на Олимп? — властный голос принадлежал старшей, Афине.

Северус вздрогнул: „юноша“… кто, он? Но, если разобраться, так оно и есть: что такое 37 лет в сравнении с вечностью?

— Меня зовут Северус Снегг. Я британец. Прибыл при посредничестве Феи Вдохновение по приказу Лорда Волан-де-Морта.

— Вы состоите у него на службе? — с любопытством воззрилась на него Афродита.

— Да, моя богиня, — Снегг опустил глаза.

— И Вы посмели?!. — грозно начала Афина, но её грозную тираду прервало появление знакомой Северусу Феи.

— Не утруждая себя приветствием, — Вдохновение наклонилась к Афине и что-то прошептала ей.

— Фея утверждает, что Вы служите справедливости. Так ли это? И чем Вы можете поклясться? — Афина взглянула на Северуса уже с другим выражением.

— Это так, многомудрая Афина. Я могу поклясться в этом своей беременной женой, — ни минуты не колеблясь, ответил Снегг.

Афина удовлетворённо кивнула.

— Для каких целей понадобился Ящик Вашему Тёмному хозяину? — спросила она.

— Я слышал, в нём заключены страх, зависть, ненависть, злоба… и другие человеческие недостатки. Все они в той или иной степени присущи каждому. Однако, выпустив их из Ящика вторично, людской род поразит настоящая эпидемия порока. Это весьма на руку моему, как Вы изволили выразиться, Хозяину. Но я слышал также, что на каждый порок есть противоядие: так, на страх — доблесть, на ненависть — любовь… Они ведь заключены все в одном месте?

Боги переглянулись.

— Это так, — подтвердил Аполлон. — Мы руководствовались элементарными правилами безопасности: Ящик разлетелся бы вдребезги, помести мы там лютую злобу без вселенской доброты, а чёрную зависть — без святой любви.

— То есть существовать эти чувства друг без друга не могут?

— Отчего же… могут, — чуть поколебавшись, ответила Снеггу Артемида. — Но мы хотели сохранить некий баланс — на тот случай, если Ящик всё же откроют.

— А отделить негативные чувства от позитивных кто-нибудь смог бы?

На лицах богов появились снисходительные улыбки.

— Это не составит труда даже для моего мужа, — сказала Афродита. — Ведь у каждого чувства есть своё лицо.

— И вы его видите? — изумился Северус.

— Ко-неч-но, — пропела Афродита. — Недаром же в Греции удовольствия носят утончённый характер.

— А другие — скажем, Волан-де-Морт — смогут понять, что в Ящике заключён один лишь позитив?

— Не думаю… — неуверенно произнёс Аполлон. — Правда, он может почувствовать… Но ведь, кроме олимпийских богов, никому доподлинно неизвестно, что именно содержит Ящик Пандоры.

— А нельзя ли навсегда освободить человечество от этих пороков? Раздавить их, утопить, уничтожить? — Снегг обратился с вопросом к Афине, справедливо полагая, что она тут главная.

Но та лишь покачала головой.

— Нет. Их можно только до поры до времени запереть на ключ.

— Но обмануть де Морта ведь мы сумеем? — спросил Северус.

Тотчас выражение лица Афины стало отчуждённым.

— Не вмешивайте нас в свои дела, молодой человек, — сурово произнесла богиня.

— Боюсь, что следующий, кого направит к вам Тёмный Лорд, не будет столь лоялен. Во всяком случае, мысль вести с вами переговоры у него может и не возникнуть.

— Для этого надо знать, где хранится Ящик Пандоры, — парировала Афина (мало-помалу разговор с богами свёлся к диалогу между ней и Снеггом).

— Труда не составит. Наш общий друг Гефест столь импульсивен, что сообщить, ГДЕ находится Пандорин Ящик, доставит ему удовольствие, — язвительно произнёс Северус.

— Постойте! Что же Вы предлагаете? — вскричала Афина.

— Разделите чувства. Все со знаком „минус“ поместите в фальшивый ларец и оставьте там же под своим надзором. Остальные передайте мне в настоящем Ящике — дабы Волан-де-Морт тут же не разоблачил меня.

Вдохновение опять что-то горячо зашептала Афине на ушко.

— Фея предупреждает, что твой нынешний Хозяин опасен. Разоблачение грозит тебе гибелью, — озвучила Афина шёпот Вдохновения.

— Знаю, — скромно ответил Северус. — Однако в противном случае гибель ждёт всё человечество.

Видимо, его последняя фраза возымела должный эффект. Потому как к концу дня Снегг был уже счастливым обладателем пресловутого Ящика. Не решившись заночевать с таким ценным грузом у Джакомо, он незамедлительно отправился в Лондон. Так у него образовался один выходной. Прибыв в Паучий тупик, Северус с наслаждением развалился на диване (который теперь был задрапирован велюром, а на полу примостилась шкура белого медведя). Он утопил дурно попахивающие ноги в густой и жёсткий мех. Тут же медвежья башка, злобно ощеряясь, попыталась ухватить его за несвежие носки. Северус едва успел увернуться, запрыгнув с ногами на диван. В отместку он стащил носки и швырнул их в морду зверя. Тот, урча, заглотил их и стал неспешно пережёвывать. Ухмыльнувшись, Снегг заморозил и без того мёртвое млекопитающее и поднялся в спальню. Ящик — с тех пор, как заполучил его, — он так и держал под мышкой. „Надо бы пристроить его… в лабораторию, в сейф“. В спальне пахло духами Нарциссы. „Будогорский всё резвится“, — устало подумал Снегг. Полочки в ванной теперь пестрели шампунями, кремами, гелями во флаконах разного цвета и калибра. Северус включил воду и отнёс Ящик в кратковременное хранилище. В заветном месте лежала карикатура от Будогорского: внизу, в грязи, корчился Волан-де-Морт, а сверху, под облаками, парил ангелоподобный Северус Снегг. Последний дёргал за ниточки Тёмного Лорда, тот ритмично подёргивался. Северус захватил рисунок в ванную и, повесив его на ручку шкафчика, погрузился в ароматную пену.

Как это водится, вода на него подействовала как настой пиона. Он задремал.

— Тщательно освобождайте свой мозг. Контролируйте свою память! Осталось не так долго, — наставлял его Альбус Дамблдор. — Вы должны быть осторожны ВДВОЙНЕ, ВТРОЙНЕ!

Альбус понизил голос.

— Я узнал, что хранитель Тома Реддла — Салазар Слизерин, — (даже во сне Северус почувствовал беспокойство).

Я нетрадиционно начал с плохой новости. Но есть и хорошая: я ощущаю себя почти настоящим. С этого времени буду помогать Вам активнее.

Снегг проснулся от прикосновения старческой щеки к его лицу. Это Дамблдор поцеловал его в лоб.

Глава 14. Звезда Сиона.

Зачёты, лабораторные, лекции, рефераты… Будто и не было никакой угрозы. Никакого Волан-де-Морта. Рон считал, что это затишье перед бурей. Гермиона полагала, что первоочередная задача Лорда укрепить своё пошатнувшееся здоровье, а потом „он ещё покажет“… Гарри же думал, что здоровья Тёмному Лорду уже не восстановить. И если он это поймёт, тогда и начнётся

III

мировая. Будогорский тоже был того же мнения. Гарри знал, что друзья ревнуют его к Барину. Хотя это было по меньшей мере странно: он же не ревновал их к собственным родителям! Доходило до того, что иногда Гарри чувствовал себя лишним в присутствии друзей: какие-то перемигивания, многозначительные ухмылки, рукопожатия под столом… Всё это казалось ему по-детски смешным и нелепым. С Джинни тоже отношения были хуже некуда. Гарри замечал за собой, что частенько в середине их разговора ему становилось скучно, он отключался… а когда приходил в себя, её уже рядом не было. Вот с Будогорским Гарри всегда чувствовал себя „в своей тарелке“. Иногда он брал учебники и шёл заниматься в профессорский кабинет, иногда — просто поболтать. Восхищаясь собственным отцом, так сказать, заочно, Гарри, по сути, не знал его. Мысленно он воздвиг Джеймса не пьедестал, и посему образ отца стал для него иконописным, почти библейским. Барин на этот счёт говорил: „Не сотвори себе кумира!“ — и посмеивался. Казалось, он знает что-то такое про Поттера-старшего, чего не знает Гарри. Ростислава Апполинарьевича любили все. И он знал это. Говорил, что это своего рода дар. Довольно редкий. По его словам, он знаком лишь с одним человеком, который обладает тем же даром… Однажды он обмолвился, что Лили Эванс — как ему кажется — тоже имела в арсенале сие замечательное свойство. Будогорский часто отлучался из Хогвартса. А когда появлялся, бывал рассеян и меланхоличен. На вопрос „не влюблён ли он, часом?“ Барин криво усмехнулся и ничего не ответил. Гарри решил, что обязательно вернётся к этому разговору. Большой популярностью среди студентов пользовался кружок Будогорского. Первоначально планировалось, что он будет существовать только для семикурсников. Позднее Ростислава Апполинарьевича уговорили ещё и учащиеся VI-го курса. А после этого стали проситься и с V-го, и с IV-го и даже с III-го. Барин принял соломоново решение: кто пройдёт составленный им тест, тот и будет посещать его занятия. В результате отсеялись некоторые старшекурсники, зато прибавилось студентов с III-го и V-го. Ученики IV-го курса оказались слабаками. Занятия носили чаще всего практический характер. Труднее всего осваивались манипуляции с руками: щелчок пальцами — и перед тобой наполненные шампанским фужеры; хлопок в ладоши — к твоим услугам исходящий паром обед (к примеру)… Ребятам, привыкшим к волшебным палочкам, эта наука давалась тяжело. Дело в том, что тут действовало не конкретное заклятие, а жест. И он должен быть предельно чётким — а нюансов тысячи. Так, например, хлопок перед собой — сигнал к появлению жаркого, а скользящий парный хлопок (так называемые „тарелочки“) — установка рождественской ёлки. И так далее. Барин учил такому, что классифицировалось кодексом волшебников, как магия, применяющаяся в ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ случаях: прохождение сквозь стены, обезличивание… Что касается последнего, то Будогорскому пришло на ум научить этому магическому приёму, когда Гарри спросил, что такое предпринял его учитель, когда им довелось повстречать Джокера.

— А-а! Помнится, я вошёл в стену, — Будогорский живо продемонстрировал ошеломлённым студентам своё мастерство.

Сливаться с большим пространством, соответствующим человеку в натуральную величину (двери, стена, пол), научились практически все. Барин же мог поместить себя на обложку книги и даже на спичечную головку! Это давалось единицам (Геримионе, конечно, Джинни — которая вообще была очень способной, Гарри — с натяжкой, и двум-трём когтевранцам — в том числе Полумне). Рону очень хотелось овладеть сиим искусством — таким образом ему хотелось подурачить Фреда с Джорджем… ну, и не отставать от друзей — но, к сожалению, пока его успехи равнялись нулю. Иногда Будогорский предавался воспоминаниям — когда его об этом просили. И в этом было его главное отличие от прочих преподавателей. Если остальные учителя тут же на вопрос „Каково это было на самом деле?“ тут же принимали неприступный вид, то Барин с удовольствием делился своим опытом. Как правило, в своих рассказах он выглядел этаким дурачком — простофилей, которому просто везло. Но хогвартцы прекрасно понимали: равного их профессору надо поискать. Приближалось Рождество, перед которым была запланирована встреча Высшей лиги по квиддичу. В прошлый раз на Хэллоуин (когда Гарри с Будогорским были в Годриковой впадине) команда „Когти Грифа“ всё-таки продула. Все говорили, что играли они здорово, но ловцу — пуффендуйцу повезло больше: он сумел поймать снич, когда счёт был 80:10 в пользу „Когтей…“. Он к тому же признался, что схватил мячик совершено машинально — так ловят надоедливую муху у себя под носом. Но с фактом не поспоришь: команда противника одержала верх. Рон очень убивался по этому поводу, хотя его никто и не думал винить. Тем не менее, жажда вырвать реванш у Слизерина была огромной (почему-то команду „Слизерин и Ко“ так и считали слизеринской, несмотря на равное по количеству в ней игроков от Пуффендуя). Игру назначили на 24-е декабря. Один из загонщиков, когтевранец Норман Винсент на уроках по трансфигурации нечаянно сунул голову в кувшин, который его товарищ превращал в сову, в результате чего сам подвергся трансфигурации. Сейчас внешний облик его полностью восстановили, но разум оставался серьёзно повреждённым. Бедолага! Рождественские каникулы ему суждено было встретить на больничной койке. Всё это к тому, что загонщиком Гарри поставил бывшего голкипера, а Рон вновь очутился на воротах. При таком раскладе вся команда надеялась на выигрыш.

— Гермиона, сегодня у меня была молниеносная реакция… Гарри сказал, — хвастал Рон (только что команда вернулась с тренировочного матча).

Гермиона одарила его взглядом, напоминающим материнский: любящим и в то же время чуть насмешливым.

— Ну-у, если случится так, что вы выиграете, у меня есть сюрприз, — лукаво проворила она.

Рон незамедлительно отреагировал:

— Для меня?

— Увидишь.

Она прошествовала к себе в спальню, Рон — точно загипнотизированный — провожал её глазами.

Гарри провёл ладонью перед его лицом:

— А-ля, у-лю! Очнись! Ты всё помнишь, что я тебе сказал?

— Ну да, — кисло подтвердил Рони. — Не отвлекаться. Не слушать выкрики с трибун. Не расслабляться.

— Точно, — Гарри легонько ткнул приятеля в плечо и отправился в душевую.

— Эй! Гарри! — окликнул его Ростислав Апполинарьевич.

Гарри чуть не завыл от нехорошего предчувствия — точно так же Барин отозвал его накануне игры по квиддичу в День всех Святых. Однако когда повернулся лицом к учителю, уже смог взять себя в руки.

— Молодец, Гарри, — протянул ему для приветствия руку Будогорский. — Контролируешь свои чувства. Впрочем, ты волновался совершенно напрасно. Просто я хотел пожелать удачи перед ТВОИМ матчем.

— Вы уезжаете? — лицо у Гарри вытянулось.

— Возможно… — Будогорский рассеянно оглянулся. Потом сфокусировал взгляд на Гарри и повторил. — Возможно, меня не будет к началу игры. Но я обязательно вернусь до того, как ты поймаешь снич. „Ни пуха, ни пера“!

Барин подмигнул Гарри и свернул в смежный коридор. Настроение было испорчено. Когда Гарри окунулся в тёплую, пенистую воду бассейна, им вдруг овладел безотчётный страх: что будет, если с Будогорским что-нибудь случится? Он потерял родителей, Сириуса, Дамблдора… Если на этот раз будет Барин… Нет… Гарри схватил одежду и, напялив её кое-как на мокрое тело, бросился в кабинет профессора защиты.

Увы! Кабинет оказался заперт.

За учительским столом на следующее утро место Будогорского пустовало. Нервничая, Гарри беспричинно гаркнул на Рона и оставил без ответа „здравствуй!“ Джинни. В раздевалке он переодевался молча — команда тотчас переняла этот угрюмо-упаднический настрой. После традиционного приветствия капитанов игроки взмыли в воздух.

— Итак, игра начата. Цифры таблоида 0: 0. Шансы равны, — зазвучал размеренно-слащавый голос комментатора.

Гарри с удивлением свесил голову вниз. Он не ошибся. Действительно, голос принадлежал декану Слизерина, Горацию Слизнорту. Ну, и дела! Ни разу ещё на его памяти педагог не выступал в этой роли.

Будто отвечая ему, Слизнорт возвестил:

— Рад вас приветствовать, друзья! Хоть многим и покажется неуместным мой репортаж, смею вас уверить, что я здесь не по своей воле, а токмо по распоряжению нашего Директора. Для пущей, так сказать, беспристрастности.

Бац! Бладжер просвистел прямо над ухом Гарри. Он едва успел увернуться.

— У-уй! — просипел где-то рядом знакомый голос.

Видимо, не он один заслушался певучим тембром Слизнорта. Гарри встряхнулся и оценил положение на небесном поле: все были на своих местах и чётко выполняли свои функции. Но чего-то не хватало. Азарта, пожалуй. С утра стоял лёгкий морозец — градусов этак минус пять по Цельсию. Ясный солнечный день. Ветра не наблюдалось. Погода — более чем благоприятная. Тем не менее, провисев на мётлах с час, конечности онемели, щёки покалывало от мороза, глаза слезились. Гарри поднял руку, прося небольшой тайм-аут. Счёт всё ещё не был открыт. Вялая диспозиция игроков рождала столь же безэмоциольный отклик зала.

— Капитан команды „Когти Грифа“ Гарри Поттер запросил посадку, — объявил декан Слизерина. — Судейство не возражает.

Один за другим члены команды Гарри приземлялись возле своего капитана.

— В чём дело? — хмуро спросил Гарри, не поднимая глаз.

Ребята смущённо переминались с ноги на ногу. Девчонки сосредоточенно дышали на руки в перчатках.

 — В общем, пора стряхнуть оцепенение и начать играть, — вынес вердикт Гарри.

— Ты это себе говоришь? — язвительно произнесла Джинни.

— Всем, — коротко бросил Гарри и дал знать, что их команда готова.

„Когти Грифа“ лучше всех!

Знаем мы, вас ждёт успех! — скандировала группа поддержки.

Гарри глянул вниз: к Слизнорту, пригнувшись, подходил Будогорский. Каким-то шестым чувством, Барин понял, что на него смотрят, и приветственно помахал рукой. Тотчас Гарри почувствовал, что сердцу мало места в груди — его будто раздуло от радости. И, точно в состоянии невесомости, метлу понесло вверх. Сперва ему показалось, что он чуть ли не на солнечной орбите — таким ослепительным показалось ему сияние… но нет, он ошибался. То был свет не солнца. Это золотой снич возник прямо у него перед глазами! Гарри протянул руку за крылатым мячиком и… игра была закончена через один час пять минут со счётом 150: 0 в пользу „Когтей…“ Его игроки были и довольны и раздосадованы одновременно. Довольны — потому что выиграли. Раздосадованы — уж слишком легко далась победа. А лёгкая победа, как известно, оставляет разочарование. Слизнорт ещё резюмировал итоги, а Гарри уже сломя голову нёсся к Будогорскому. Буквально воткнувшись в него, Гарри остановился как вкопанный.

— Привет! — Барин тряхнул его за плечо. — Ну, ты красавец! Поздравляю!

— Вы где были? Где Вас постоянно носит? — Гарри словно прорвало.

У Слизнорта брови поползли наверх.

— Молодой человек! Выбирайте, пожалуйста, выражения!

— Ничего, — Ростислав Апполинарьевич тронул коллегу за локоть. — Вы же видите, Гарри ещё возбуждён игрой.

— Ничего я не возбуждён!

— Ну, ну, — миролюбиво похлопал его по плечу Слизнорт. — Теперь-то и я вижу… Я пойду, пожалуй…

— Так что? — вперил свои кошачьи глаза в переносицу Будогорского Гарри.

— Если бы ты потрудился, дружок, разгадать мою загадку, то и сам бы до всего додумался, — Барин насмешливо приставил указательный палец ко лбу своего воспитанника.

Как раз в это время сзади навалились игроки, товарищи по факультету и болельщики — так что палец Будогорского, казалось, вошёл в него, как нож в масло.

— Гарри! — радостно верещала Гермиона. — Представь только: Одни! Две недели в Карпатах! Красота! Кэмпинг забронировали мои родители, а сами поехать не смогли!

— О чём это она? — Гарри бросил недоумённый взгляд на Рона.

— Гермиона купила путёвки на какой-то лыжный курорт, — кисло промямлил в ответ Рон.

Похоже, их подружка была в восторге от своей придумки. Чего нельзя сказать о Роне: в отличие от Уизли-старшего, перспектива прожить полмесяца бок о бок с маглами по их законам его не слишком прельщала. Так или иначе, утром они втроём — Гермиона и Гарри с Роном — упаковывали чемоданы, чтобы, выйдя за ворота Хогвартса, трансгрессировать в Карпаты, на территорию Западной Украины. Они отчаянно зевали — ведь накануне их чествовала бóльшая половина Хогвартса. В конце концов Будогорскому — который также являлся членом ученической вечеринки — надоело, что гриффиндорская башня стала похожа на проходной двор, и он обратил всех старшекурсников в фосфорицирующие привидения. Под предводительством своего безалаберного педагога группа мерцающих студентов носилась с гиканьем и уханьем по всему замку, проходя сквозь стены и сворачивая на бегу доспехи, статуи и прочие предметы гордости древней школы. Они насмерть перепугали Хагрида (тот пришёл поздравить Гарри), и, преследуя улепётывающего лесничего, громыхающего метровыми подошвами, валялись потом от хохота. Сам Пивз забился на антресоли и оттуда молча потрясал кулаками, вертя пальцем возле своего призрачного виска. Если бы МакГонагалл поймала их за этими занятиями, Будогорского, пожалуй, могли бы и уволить. Но он намекнул, что Минерва не проснётся, даже если в Великобритании этой ночью начнётся атомная война. Что явилось причиной столь крепкого сна Директрисы, Барин пояснять не стал. Вот так весело начались зимние каникулы. Плетясь в сумерках к воротам, Гарри как бы ещё раз прокручивал в памяти вчерашние события и усмехался. Оказавшись вне запрета на трансгрессию, друзья взялись за руки и покинули Хогвартс.

P.S. „Трансгрессии по-русски“ стопроцентно обучилась только Гермиона, она-то и помогла мальчишкам переправиться через океан.

— У-уй! Холодно! — потирая плечи, сморщился Рон.

— Не ной! — оборвала его Гермиона. — Тут два шага до кемпинга.

На вершине пологого холма возвышался туристический комплекс. Сейчас ребята стояли у заснеженного изножия — им предстоял подъём.

— Где ж тут кататься на лыжах? — проворчал Рон, цепляясь за Гермиону.

— Эй! — стряхнула она его с рукава. — Я полагала, что ты, как мужчина, будешь мне помогать, а не наоборот.

— Ты ошибалась, — не упустил возможности позубоскалить Рон. — И я поддался на твою авантюру, зная, что ты вытащишь нас с Гарри из любой пропасти.

— Не такая уж я и бывалая альпинистка, как тебе кажется. Я и в горах-то бывала всего раза два. Правда, Альпы, где я отдыхала, круче Карпат… во всех смыслах… Чёрт! Могли бы хоть оборудовать подъёмники!

— Наверно, подъёмники всё же есть, — подал голос Гарри и указал на воздушную дорогу. — Просто мы зашли не с той стороны.

— Ладно… Рону полезно немного размяться.

Гарри переглянулся с Роном: в этом была вся Гермиона, никогда не признáет собственных ошибок.

— Размяться — так размяться… А скажи-ка нам, Герми, на каком языке нам прикажешь обращаться к хозяину гостиницы?

— Не к „хозяину“, а к администратору, — поправила Рона Гермиона. — Скорее всего, это будет милая девушка.

— Не суть, — отмахнулся Рон.

Гермиона посмотрела на него с интересом.

— С каких это пор тебя не волнуют „милые девушки“?

— С тех самых, как понял, что от судьбы не уйдёшь. Милые девушки везде и повсюду, а ты одна-единственная… Для меня, по-крайней мере.

Гарри подумал, что Рон по обыкновению шутит. И хотел было уже присвистнуть, но увидел, как встретились взгляды его друзей, и в месте их пересечения возникла маленькая молния.

„Может, им стоило поехать без меня?“ — подумал он. Но вслух произнёс:

— И всё же… ты не ответила на вопрос. Может, ты знаешь украинский язык?

Гермиона фыркнула и посмотрела своим характерным „гермионовским“ взглядом

— Я знаю русский… Впрочем, как и вы. Этого достаточно. Все украинцы прекрасно понимают русский язык.

Рон наклонился к уху Гарри и голосом Гермионы прошептал:

— Не ожидала, Гарри, что ты такой же олух, как Рон.

Во дворе кемпинга (который был похож на самый обычный загородный коттедж) работали два дворника — по виду отец и сын. Они убирали снег вручную — широкими деревянными лопатами. Рон скривился. Но тем, похоже, работа доставляла удовольствие. Во всяком случае,никакого внешнего неприятия они не выказывали.

— Каки гарны хлопцы!

Ребята встали, как вкопанные.

— Батя, то ж дивчина, ти шо?! — мальчишка бесцеремонно ткнул в Гермиону пальцем.

Родственнички, опершись на рукояти лопат, заливисто заржали. Гермиона нахмурилась и, сдвинув брови, решительно шагнула вперёд.

— Разрешите пройти. У нас забронировано здесь два номера на мистера и миссис Грейнджер.

— О-о! Важна цаца! — прищёлкнул языком папаша и церемонно раскланялся. В этом нарочитом поклоне прочитывалась издёвка.

С неприятным осадком от состоявшегося полилога Гарри, Рон и Гермиона перешагнули через порог гостиницы (швейцар, разумеется, отсутствовал).

— День добрый, — приветливо поздоровался мужчина средних лет, сидевший за конторкой в прихожей. Он прихлёбывал чай из внушительного бокала. — Желаете номер? Два? Три? По счастию, у нас освободилось несколько номеров сегодня утром.

— Здравствуйте, — кивнула в ответ Гермиона. — Взгляните в регистрационный журнал. Для нас должно быть оставлено два номера: один двухместный и один одноместный.

Администратор посмотрел в глаза Гермионе и, ничего не говоря, протянул ей два ключа.

— Я помню, — коротко пояснил он. — Супружеская пара оплатила два номера до Рождества, а сами съехали ещё до Нового года.

— Это значит, что мы должны доплатить? — зашипел Рон, когда они поднимались по лестнице на второй этаж.

— Тебе же сказано: за всё заплачено, — с раздражением отрезала Гермиона.

— Но ведь он сказал „до Рождества“. А Рождество, как-никак, уже прошло, — упёрся Рон.

Гарри помалкивал. Он смутно ощущал, что в этом есть какой-то подвох, но остерегался острого язычка Гермионы.

— Ну, хоть ты ему скажи, Гарри! — в сердцах топнула она ногой. — Нельзя же быть таким идиотом! Ему 125 раз объясняли, что православное Рождество отмечают 7-го января — уже в новом году! До него ещё пять дней!

— С меня хватит! — прокряхтел Рон, поднимаясь на ноги после очередного падения. — Если я вдобавок сломаю эти чёртовы лыжи, мои родители полгода будут жить впроголодь, выплачивая их стоимость.

Он с остервенением зашвырнул лыжные палки в сугроб.

— Ну, и зачем ты это сделал? — нахмурилась Гермиона. — Починить сломанное проще, чем отыскать потерянное.

— Акцио! — Рон сделал взмах, и лыжные палки устремились к нему по воздуху.

— Де факто! — одновременно взметнули свои волшебные палочки Гарри и Гермиона — лыжные палки вновь рухнули в снег.

 — С ума сошёл?! — заскрипела зубами Гермиона. — Давно не привлекался к ответственности за злоупотребление волшебством? Забыл, где у тебя работает отец?

— Ладно, ладно, — Рон поднял обе руки кверху, соглашаясь, что не прав.

— Какого чёрта мы с тобой вообще подписались на эту поездку, будь она неладна! — заклокотал Рон в ухо Гарри.

Гарри покосился на горе-лыжника: тот стащил с себя лыжи и, прихрамывая (причём на обе ноги — поскольку лыжные ботинки, хоть и самого большого размера, а всё-таки были ему малы!), едва волочил свои длинные ноги, опираясь на вновь обретённые палки.

— Я всё слышу! — погрозила ему через плечо Гермиона.

— Гермиона, сжалилась бы ты над ним, что ли, — вступился за друга Гарри. — Видно же, что спортсмен из него никакой.

— И что мне прикажешь делать? — полюбопытствовала их суровая проводница.

— Ну-у, он давно просится к Чарли — тут ведь рукой подать, — неуверенно развивал свою мысль Гарри.

— ТЫ что скажешь? — обратилась Гермиона к Рону.

Тот лишь хлопал своими длинными рыжими ресницами, покрытыми ледяными шариками.

— Я что… — замялся он. — Но… Гермиона, ей-богу, надоели эти лыжи хуже горькой редьки!

— Как скажете, — Гермиона холодно кивнула и, высоко подняв гривастую голову, зашагала к кемпингу.

— Смотри, как вышагивает… — с восторгом прошептал Рон.

— Да… уж, — согласился Гарри.

Понятно, Гермиона обиделась. Это ведь была её идея: поехать кататься на лыжах. Она вдруг круто развернулась — парни едва не врезались в неё.

— Как говорится: хотела как лучше — получилось как всегда, — Гермиона тряхнула головой и протянула мальчишкам руки.

Те с радостью шлёпнули её по ладошкам.

— Что будем делать? Может, стоит телепортировать Чарли? — предложил Гарри.

— Не уверен, что он знает о телепортации, — засомневался Рон.

— Остаётся одно: нагрянуть внезапно. Не выгонит же он нас! — и с этими словами Гермиона лихо съехала с горы.

— Вот это да! Вот это я понимаю! Честное слово, Гарри, когда она такая, я её обожаю!

Рон бросил свои лыжные принадлежности и отправился за своей подружкой на пятой точке. К вечеру они собрали весь свой немудрёный скарб, а наутро сдали гостиничные номера. Выйдя на крыльцо, ребята окинули прощальным взором заснеженные вершины невысоких гор, пологие холмы и домики в долине, кажущиеся крошечными с высоты их кемпинга.

Рон почесал в затылке.

— Надо сказать, здесь было не так и плохо… если бы не лыжи.

Гермиона фыркнула. Рон с Гарри переглянулись — их разобрал такой смех, что они рисковали привлечь внимание жильцов тех самых домиков снизу. Прекратив смеяться, друзья взялись за руки и … на крыльце остался только дворовый пёс. А будучи не самой сообразительной собакой, барбос не слишком озаботился внезапным исчезновением целой группы людей. Во всяком случае, кость, которую он стащил накануне у соседской дворняги, интересовала его куда больше.

— И где тут драконий питомник? — забрасывая сумку за плечи, поинтересовался Гарри.

Рон осмотрелся — пейзаж совершенно городской. Совершенно очевидно, что создания, подобные Змею Горынычу, здесь содержаться не могут.

Гермиона выглядела растерянной.

— И какие будут предложения? — спросила она. — Ты что загадывал, отправляя нас сюда?

— Трансильванию, — потупился Рон.

Гермиона сначала хмыкнула, а потом глаза её округлились, и она ахнула.

— Ну же, Рон, неужели у тебя никаких ассоциаций не возникает?

Рон пошёл пятнами.

— Если ты о том, что здесь замок Дракулы, то об этом знают все. Но где его всамделешное место обитания, не знаю.

— Что значит „всамделешное“?

— То и значит. Замок — фальшивка. Это обманка для туристов. А вот где настоящий замок? — Вопрос!

— Я думаю… — Гермиона облокотилась об изящную оградку какого-то бронзового изваяния. — Думаю, что как-раз-таки недалеко от обители короля вампиров могли бы разместиться и другие твари…

— Имеешь в виду драконов?

— Кого же ещё? — Гермиона стащила зубами варежку и потёрла лоб. — Я тут кое-что читала про тайные знаки, которые существуют при въезде на территорию Дракулы. Так-так-так… Дайте вспомнить. Во-первых, это должна быть скалистая местность. Рядом никакого жилья. Дорога идёт по самому краю пропасти…

— Вот так „тайные“ знаки, — усмехнулся Рон.

Гермиона бросила на него уничтожающий взгляд.

— Не только это. Слушайте дальше. Родовой герб Дракулы похож на государственную символику Израиля… Вот, примерно так, — она присела на корточки и начертила на земле два перекрещивающихся треугольника. — Это ещё называют „семитской“ звездой… Ну, неважно. Эта наскальная метка будет сопровождать тебя всю дорогу — вплоть до ущелья, над которой в полночь появится точь-в-точь такой же символ. „И свет от него разойдётся шестью лучами, которые и укажут путь к замку чудовища, где творились самые гнусные бесчинства и ужасы“.

Гермиона понизила голос до шёпота с присвистом и схватила Рона за руку — тот её выдернул, прошептав: „Сумасшедшая“. Гермиона разулыбалась — видимо, такого эффекта она и добивалась.

— Гермиона, а ты не придумала всё это прямо сейчас? — покачал головой Гарри. — Уж больно складно у тебя получается.

— Другие варианты есть? — вызывающе спросила мисс Грейнджер.

Мальчишки пожали плечами.

— Тогда положитесь на меня, — сказала она.

Они вновь сплелись в тройчатый круг. Однако обычное ощущение не пришло. Гарри открыл глаза (почему-то на время трансгрессии он их закрывал). Гермиона всё ещё стояла зажмурившись. Рон, напротив, вытаращил свои по-кошачьи жёлто-зелёные глазищи и чуть приоткрыл рот. В общем, было довольно потешно наблюдать, как справляются с такого рода полётами другие. Но одно Гарри понял точно: ни он, ни Гермиона, ни Рон никуда не переместились. Гарри тронул за руку Гермиону и мотнул головой в сторону огороженного постамента (давая таким образом понять, что они не двинулись с места).

— Почему это случилось, как считаешь? — обратился он к Гермионе.

— Думаю, что дело во времени.

— То есть?

— То есть я представила ущелье, напоминающее арку, а над ним — Звезду, — она провела в воздухе пальцем, воспроизводя герб семьи Дракула. — Но я представила картинку такой, какой видела её в книжке… Там была нарисована ночь… НОЧЬ, понимаешь?

Гарри выпустил локоть Гермионы.

— Понимаем, — упавшим голосом отозвался он.

— Так представь теперь день, — Рон с готовностью опять схватился за Гермиону.

— Где это ты видел звёзды днём? — не без иронии поинтересовалась у него Гермиона.

— Но тогда… — и без того большие глаза Рона стали огромными и круглыми, как блюдца.

— Тогда мы прибудем на это место как раз в то самое время, когда оживают вампиры, — закончила за него Гермиона.

— Что ты там рассказывал о приятеле Малфоя… как его там… Сивом, кажется… А, Гарри? Ничего, говоришь, парнишка? — попытался пошутить Рон.

— Тебе о нём лучше расскажет Билл, — довольно жестоко напомнил ему Гарри. — Или Люпин…

— Хватит, Гарри! — оборвала его Гермиона. — Раз уж мы здесь, то…

— Может, всё же стоит бросить всё это и продолжить лыжные катания? — робко предложил Рон.

— Мы же сдали номера, забыл? — язвительно напомнила ему Гермиона.

— Вот незадача, — Рон запустил свою лапищу в огненную шевелюру. — Что ж, придётся как-нибудь поладить с этими вампирами… Ваше решение, сэр?

Рон и Гермиона воззрились на Гарри. Тот поморщился.

— Решение должно быть не моим, а совместным. Может, бросим монету?

Он с готовностью вытащил из кармана кнат, на котором величаво поворачивался один из родоначальников волшебного сообщества, 1-й министр магии Торонтус Сибелиус. Гермиона сжала пальцы Гарри в кулак.

— Не надо, Гарри… Может, это судьба… Возможно, это шанс узнать, верно ли, что вампиры вышли из-под контроля Тёмного Лорда.

— Ты имеешь в виду ту статью в „Пророке“, — догадался Гарри, — где рассказывалось, будто Волан-де-Морт обещал им существование при свете без угрозы для жизни, но что-то там не срослось… Большинство чистокровных вампиров — если мне не изменяет память — погибли. Их доверие к Тёмному Лорду было подорвано, и они вновь стали жить по законам своей общины. Обособленно.

— Да, — кивнул Рон. — И только такие отщепенцы как Сивый и ему подобные остались на стороне В…волан-де-Морта.

— Мы отправимся ТУДА. Но никаких разведывательных операций производить не станем, — твёрдо сказал Гарри. — Это и так опасное предприятие.

Они хлопнули по рукам и остаток дня провели, осматривая городок. Небольшое поселение, особо не отмеченное никакими историческими и культурными ценностями, тем не менее производило приятное впечатление. Главной заслугой в том принадлежала его жителям. На языке жестов и при помощи интернациональных слов ребятам разъяснили, где можно поесть и отдохнуть. Никто не спешил от них отделаться — напротив, горожане были милы, приветливы и доброжелательны. Да и городок в целом был таким славным, чистеньким и ухоженным — под стать его обитателям.

— Жаль всё-таки, что мы не владеем техникой полиглотизма, — вздохнула Гермиона.

Друзья сидели за столом таверны, куда зашли посмотреть вечерние новости и перекусить.

— Чего-чего? Техникой идиотизма? — поперхнулся Рон (он как-раз-таки пробовал местный минеральный напиток). — Должно быть, полезная техника: когда нужно, включать идиота.

— Что, ты тоже не знаешь, что это такое? — осуждающе посмотрела на Гарри Гермиона.

— Не буду тебе врать, Гермиона, — развёл руками Гарри, — не знаю.

— А ведь вы совсем недавно научились говорить по-русски, не предпринимая для этого ровно никаких усилий. Так? Неужели не задумывались, как к вам пришло это умение? — донимала их Гермиона.

— Да нет, отчего же, задумывались. Даже говорили на эту тему… с Джинни, — признался Гарри.

— Вот и я задумывалась. И пришла к выводу, что это довольно сложный магический ритуал, но… вполне осваиваемый! — победоносно закончила она.

— Ты что же, освоила его? — буднично спросил Рон. — Вот уж ни капли бы не удивился.

— Нет… к сожалению. Не нашла никакой литературы. Да и времени хорошенько поискать не было. Но одно знаю точно: никому не под силу выучить более десятка полярных языков.

— Это ещё что за зверь такой: „полярные“ языки? — вмешался Рон.

— Ну, подумай сам, — Гермиона постучала костяшкой согнутого пальца по лбу Рона. — Например русский, белорусский, украинский — смежные языки, а вот японский, английский и, скажем, русалочий — полярные. Понял теперь? А вот Дамблдор знал не менее 80-и языков… Ой, что-то я опять не то говорю…

Гермиона осеклась, глядя в остекленевшие при слове „Дамблдор“ глаза Гарри.

— Знаешь, когда ты вот так смотришь, у тебя глаза напоминают бутылочные стёкла, — попыталась пошутить она.

— Не-на-ви-жу! — по складам произнёс он.

— Что?! — попятилась Гермиона.

— Ненавижу, — отчётливо повторил Гарри, — Северуса Снегга. И клянусь отомстить за смерть Дамблдора.

— Ну-ка, кто тут поминает Дамблдора? — к троице подходил плотный краснолицый мужчина с рыжей вьющейся бородой.

— Вы говорите по-английски? — опешил Рон.

— Почему нет, если я британец, чёрт подери?!.. И я ни разу ещё не слышал однофамильца великого Альбуса Дамблдора, если не брать в расчёт его брата Аберфорта, конечно.

— Альбус Дамблдор был директором нашей школы, — осторожно начала Гермиона.

— Так вы хогвартцы? — вскричал незнакомец и снял свою остроконечную шляпу, обнажив объёмистую лысину. — Позвольте представиться: Михась Махульски.

— Гермиона Грейнджер, — кивнула Гермиона.

— Рональд Уизли, — протянул руку Рон.

— Гарри… — и почувствовал, как каблук Гермионы наступил ему на ногу. — Гарри… Малфой.

— Кхе-кхе! — выразительно прокомментировала Гермиона его выпад, закатывая глаза. Рон поперхнулся вторично.

Махульски внимательно посмотрел на Гарри и сказал обычное в таких случаях:

— Очень приятно.

— Если Вы урождённый Королевства, каким образом Вы оказались здесь? — завела светскую беседу Гермиона.

— Я не сказал, что я „урождённый Королевства“ — как Вы изволили выразиться, — не согласился их собеседник. — Я лишь сказал, что являюсь британцем, поскольку прожил там бóльшую часть своей жизни. Так же, как вы, я учился в Хогвартсе — отсюда и знаю Дамблдора… и ужасно скорблю о его кончине.

Махульски почтительно опустил глаза.

„Что-то в этом есть наигранное, ненастоящее“, — подумал Гарри. Видимо, это же почувствовала и Гермиона.

— Вы не ответили на вопрос, — она настойчиво направляла разговор в интересующее русло.

— Ах, да, — сладко запел новый знакомый, — разве я не сказал? Я работаю в здешнем питомнике. Ухаживаю за драконами.

— Вот так удача! Мой брат Чарльз работает там же! Мы как раз собирались навестить его… — выпалил Рон.

Он тут же пожалел о сказанном, так как Гермиона наступила ему на ногу (и совсем не так деликатно, как пятью минутами ранее).

— Ну, конечно! Чарли Уизли! Как это я сразу не сообразил! — удовлетворённо промолвил Михась.

Все немного расслабились.

— Пойду покурю на свежем воздухе. Никто не составит мне компанию? — спросил Махульски, обводя неразлучную троицу мутноватым взглядом.

— Нет, благодарим. Мы не курим, — ответила за всех Гермиона.

— Теперь я не понадоблюсь ни одной девчонке — рыжий да ещё и хромой, — заныл Рон, когда Михась Махульски вышел из таверны. — Чего топталась, как слон, на моей ноге?

— В одном ты прав: ни одной девчонке не понадобится такой тупой парень, — согласилась Гермиона. — С какой стати ты решил первому встречному выложить всю правду?

— А что такого? — возмутился Рон. — Нам же надо как-то добраться до Чарли. И желательно — минуя этих вонючих вампиров.

— Откуда ты знаешь, что он не один из них? — набросилась на него Гермиона.

— Михась сейчас вернётся, — пресёк назревающую ссору Гарри. — Давайте выработаем единый подход к решению этой проблемы. Не знаю, что предложит Махульски. Но мы должны настаивать на трансгрессии. Гермиона представит ту картину… понятно, какую. А ты, Рони, не вздумай проболтаться, что мы дороги не знаем…

— А что это нам даст-то? — недоумённо спросил Рон.

— Если Махульски тот, за кого он действительно себя выдаёт, то он проведёт нас к Чарли. Если же он один из ЭТИХ, то мы будем достаточно далеко от гнезда Дракулы, чтобы избежать ловушки.

Дверь хлопнула. Это вернулся Михась.

— Можно отправляться, если вы не против, — потирая руки, проговорил он. — Тут, буквально в паре метров, есть подходящий портал…

— Нам не нужен портал. Мы прибегнем к трансгрессии, — твёрдо сказал Гарри.

— Вот так, — Гермиона схватила Махульского за одну руку, Гарри — за другую, а Рон навалился сверху. Тот задёргался из стороны в сторону. Но было уже поздно — расцепились они уже под аркой выщербленного в скале ущелья. Над головой их сияла шестиконечная Звезда Давида.

Михась сбросил их руки с лёгкостью, свидетельствующей о нечеловеческой силе.

— Благодарите вашего грёбаного Бога за то, что застали меня врасплох, — ощерился он.

В мгновение ока у Махульски выросли клыки — так, что челюсть нависала над губой, делая похожим его рот на чемодан с двумя замками. Запрокинув голову, он рванул на себе одежду и расцарапал поросшую рыжей щетиной грудь. Из глубоких борозд, оставленных ногтями, потекла чёрная кровь. После чего вампир издал звероподобный рык, на который пришёл такой же отклик.

— Надеюсь, что это эхо, — пробормотал Рон, пятясь.

Но спины их были припёрты к скале — отступать некуда. Махульскти плотоядно сощурился и… тут же оказался под плотной сетью. Тем временем звуки так называемого „эха“ неумолимо приближались.

— Хватай их! Не мешкай! — раздался откуда-то сверху клокочущий голос.

Гарри ощутил, как чьи-то сильные руки больно сдавили его грудь и бросили на какой-то наждак… или тёрку. Потом свет померк. Очнулся он лежащим на чем-то жёстком, но, судя по ощущениям, не на том самом, на что был брошен перед потерей сознания. Над ним склонились три по-пиратски бородатые физиономии. Они выглядели диспропорционально большими по сравнению с тощими ногами и коротенькими туловищами. „Эффект дверного ‚глазка‘… — подумал Гарри. — Интересно, я уже укушен?“

— Очнулся, — констатировал один из бородачей. — Эй, Чарли, тащи своего брата — пусть убедится, что с его приятелем полный порядок.

Гарри помогли принять сидячую позу. Он увидел достаточно прозаичный скарб сельской избы: стол, два табурета и топчан. По-мужски скупой интерьер.

— Гарри, дружище! — несомненно, это был Рон с его круглыми, как плошки, глазами.

— Что произошло? — пролепетал Гарри. Губы всё ещё не слушались его.

— Клювокрыл не сдержал эмоций, — хмыкнул Рон, — поцеловал тебя — вот ты и отрубился.

Гарри ещё раз обвёл глазами присутствующих.

— Чарли? — не поверил он своим глазам, узрев ещё одного Уизли. — Но как?!

— Гермиона тебе обо всём расскажет. А мы, извини, спешим… Тут пошло всё вверх тормашками, как мы получили сообщение, — смущённо топтался на месте Чарльз Уизли. — Вечером поболтаем.

Молодые люди расступились, и на первый план выступила Гермиона. В руках она держала глубокую миску.

— Ты просто мать Тереза, — усмехнулся Рон.

— Для вас я и есть мать Тереза, — парировала она. — Садись к столу, Гарри. Поешь.

— Ага, меня, значит, не приглашают, — проворчал Рон, примостившись рядом с Гарри.

— Ну, и что всё это значит? — привыкший в своей жизни ко всякого рода передрягам, Гарри уже с аппетитом уплетал незнакомое блюдо (по виду суп, но почему-то с плавающими в нём комочками теста).

— Вообще-то, я не мать Тереза, — призналась Гермиона и, поймав ироничный взгляд Гарри, вспыхнула. — Я всего лишь ангел — хранитель. Правда, не твой, Гарри, а Рональда Уизли. Видимо, поэтому я не стала доверять ему на слово, что Чарли, видите ли, не знаком с техникой телепортации. Я всё же выслала Чарльзу коротенькую мысленную передачу. Но ответ не получила. Оттого и пребывала в неведеньи: дошло моё послание до адресата или нет? … И, как видите, дошло. Кроме того, меня заверили, что телепортация сейчас у магов — то же, что мобильный телефон у маглов. Владеет каждый. Так что мы снова выпутались.

Друзья обнялись.

Вечером, как и обещал, Чарли рассказывал последние новости.

— Хорошо, что ты прибыл со своими друзьями, Рон. Фред с Джорджем настаивали, чтобы за тобой послали. Но ты, видно, наделён шестым чувством…

— Фред и Джорж здесь? — разинул рот Рон.

— Конечно. Такое важное событие не оставит без внимания ни один уважающий себя член Ордена, — кивнул Чарльз.

— О каком таком „важном событии“ ты говоришь? — набросился на брата Рон. — Как всегда, „малышу“ — Рону никто не удосужился ничего сообщить!

— Чёрт! — прикусил язык Чарли. — Я должен был догадаться, что ты не знаешь… Знал бы — не пустился б в дорогу через ущелье… Но, как всегда, поддался обаянию близнецов! У них просто гипнотический дар, ей-богу!

— Чарли! Ты поминаешь и Бога, и чёрта — не узнаю тебя! — улыбнулся Рон.

— Многое изменилось. Многое… Ну, да ладно… — Чарли махнул рукой. — Я принял решение. И пусть меня за это лишат наследства, но я всё же тебе расскажу, Рон… и Гарри, и Гермионе, конечно, тоже… В дни рождественских каникул было решено созвать всех членов „Большой восьмёрки“. Это союз, в который входят Ирландия, Исландия, Дания… в общем, все островные государства; Соединённые Штаты и все государства, находящиеся на материках обеих Америк. А также Австралия и Новая Зеландия; Россия и страны бывшего соцлагеря Восточной Европы: Болгария, Румыния, Польша и т.д.; Африка; Азия (не только Ближняя и Средняя, но и Китай, и Япония, и Индонезия); Эльфийский и Водяной народы; Гномы. Ещё будут представители гоблинов, оборотней, кентавров, даже великанов… много кого. Любопытное, прямо скажем, зрелище. Честно говоря, я не всех и знаю… Просто книга Будогорского „Другие…“ да и только — ожившая книга монстров и чудовищ!

— Ух, ты! — возглас принадлежал Гермионе.

Все присутствующие были заворожены предстоящей встречей не меньше её.

— Слушай, а почему выбрали ЭТО место?.. Если я правильно понял, Джорж с Фредом тут — значит, сборище всех перечисленных тобою уродов состоится здесь? — спросил Рон.

— Своего рода хитрость. То, что маглы сюда не сунутся, понятно. А вот то, что вампиры разосрались Сами-Знаете-с Кем, не каждому известно… хоть „Пророк“ и намекал… Вампиров остерегаются даже „тёмные“. Поэтому здесь не увидишь Пожирателей смерти… С другой стороны, я бы не был в этом так уверен, — поколебавшись, добавил Чарли.

— Намекаешь на вороньё? Брось, Чарли! — заговорил один из друзей Чарльза. — Это всего лишь суеверие. Люди отчего-то недолюбливают ворон. Хоть и почитают ворона за мудрую птицу.

— Скажите, — осторожно подбирая слова, заговорила Гермиона. — Почему путь к замку Дракулы отмечен Звездой Давида?

— Неужели ты что-то не знаешь? — улыбнулся Чарли. — Рон говорил, ты знаешь всё.

— Исключения лишь составляют правила, — ничуть не смутившись, парировала Гермиона и села напротив брата Рона, скрестив руки.

— Ладно, — тот последовал её примеру, заняв такую же позу. — Ответ прост: Дракула — еврей.

Рон покосился на Чарльза:

— Это анекдот?

Гарри уронил лицо в ладони и захохотал. Он не смеялся так уже давно. К нему тут же присоединились Рон и Гермиона. Когда он наконец успокоился, у Рона ещё ходил ходуном кадык, а Гермиона утирала слёзы от смеха ладошкой. Смотрители драконов, напротив, выглядели удивленными.

— Что такого я сказал? — изумился Чарли. — Вы видели хотя бы одного еврея, который, бия себя в грудь, кричал гордо: „Я еврей!“? Нет! За всю свою многовековую историю они затаивались, маскировались. Не этим ли объясняется их живучесть? Общая численность этой нации исчисляется где-то чёртовой дюжиной миллионов (тоже ведь совпаденьице, а?!), но реально их больше. Наверно, раз в десять!

Ребята с любопытством наблюдали за Чарли. Сослуживцы с рассеянным видом стали расходиться по углам. Один из них (тот самый, который выступил в защиту ворон) подошёл к Гарри и шепнул:

— Чарли оседлал своего конька. Еврейский вопрос для него — больная тема.

— Эй, Том! — крикнул Чарли. — Ты, верно, решил, что я глухой?

— С чего это ты стал таким расистом? — буркнул Рон.

— Не расистом. Националистом, — поправил его старший брат. Он повернулся к Гермионе и произнёс: — Не смотри так. Поверь, у меня есть причины, чтобы ненавидеть евреев…

— Всех? — тихо спросила она.

Чарли отвернулся и ответил „мимо“ вопроса:

— Конечно, большинство из тех, кто живёт в образованном по инициативе евреев Израиле знали, кем являлся Дракула. Поэтому и взяли его фамильный герб за свою символику… Это ведь так отвечает их сущности: вживаться, приспосабливаться, а потом рвать тебе глотку…

— Бог ты мой! — всплеснул руками, появившийся „откуда ни возьмись“ Джордж.

— Какая горячность! — в ту же минуту высунулся из-за него Фред. — Браво, Чарли!

И близнецы деланно зааплодировали.

— Фред! Джордж! Как же я рад вас видеть! — Рон бросился к ним в объятия.

— Ого! Да тут и Гарри! И несравненная Гермиона! — Фред многозначительно прикрыл глаза.

— О, Гермиона! Королева сновидений… — стал было вещать Джордж, молитвенно сложив руки перед грудью, но закончить не успел — его сбил с ног покрасневший Рон. Хотя „покрасневший“ — не тот термин, чтобы передать тот ало-кумачовый окрас Роновых щёк, лба, подбородка и даже шеи.

Началась дружеская потасовка, в которой вскоре посчитали забавным поучаствовать и Гарри, и Чарли, и даже Гермиона.

Глава 15. Волшебный кворум.

У Снегга всё ещё продолжались „каникулы“, и он находился у себя в Тупике. Стоя перед зеркалом, Северус завязывал галстук. Отражение говорило ему, что он устал и не выспался. „Идиотство! Какая муха укусила Тёмного Лорда? Он, видите ли, хочет лицезреть подле себя не средневековых колдунов, а изысканных денди! — кое-как справившись с узлом, Снегг прыснул на себя одеколон и поморщился. — По-моему, эта атрибутика не спасёт общее положение вещей“. Он с огорчением потрепал себя за обвисшие щёки, провёл пальцем по набрякшим векам и потрогал глубокую складку на переносице. „Лицо отёкшее, как у старого алкаша… — без особой жалости вынес он себе приговор. — Так или иначе, а я всё ж отражаюсь в зеркале… в отличие от Сивого“. Тут же губы его сложились в презрительной усмешке. „Хорошенько я поглумился над его сородичами. Славная работёнка“. Память услужливо нарисовала картинку: Новый год (Тёмный Лорд любил приобщать свои победы к каким-нибудь праздникам или знаменательным датам). Трансильвания. Вурдалаки всего мира собрались в древнем замке Дракулы. Любопытно, что женщины показались ему достаточно изысканными, а мужчины — элегантными. Весь шарм испарился, когда Волан-де-Морт призвал их вкусить „напиток жизни“ — чудесную амброзию, составленную по рецептам Книги таинств — добытую одним из приверженцев Тёмного Лорда из гробницы египетского фараона Аменхотепа

III

. Человек, передавший Лорду книгу, уже умер к несчастью (а, может, и к счастью). А Волан-де-Морт, честолюбивый и самоуверенный, не допускал и мысли, что кто-то может лучше него справиться с той или иной задачей. Хотя в этот раз де Морт действовал в соответствии со своим профилем (совсем недавно Снегг узнал, что юный Том Реддл специализировался на зельях). Видимо, из желания уязвить Северуса, Волан-де-Морт не посвятил его в свои планы (не больно-то и хотелось). В отличие от Тёмного Лорда, который знал обо всём по чуть-чуть (и ничего толком), Снегг знал ВСЁ о предметах, его интересующих. Почуяв приторно-сладкий запах гниющего мяса (из-за плоти инфернала, которая добавлялась в варево), Северус тут же определил, что это за снадобье. Тёмный Лорд всё ещё тщетно пытался привлечь на свою сторону как можно больше сторонников. Нетрудно было догадаться, для кого это зелье предназначалось. Нельзя сказать, что Северус долго раздумывал, как испортить настой — скорее, он действовал по наитию. Дело в том, что его глаза от сумеречного света в покоях Тёмного Лорда от недосыпа и постоянного напряжения были постоянно воспалены. Он таскал с собой что-то вроде „Визина“ — с той лишь разницей, что его вариант был его собственного изготовления. „Это средство позволяет адаптироваться к тьме — жизни БЕЗ солнца. А наш многоуважаемый Лорд хочет помочь вампирам преодолеть светобоязнь… И именно в роговице вурдалаков заключена причина светонепереносимости… Посмотрим, что будет“. — И Снегг походя выплеснул флакон „Визина“ в котёл с амброзией. Воланд-де-Морт многократно увеличил исходное зелье, и толпа алчущих упырей выстроилась, дабы заполучить чудодейственный напиток. Северуса приставили к котлу с обязанностями „виночерпия“. Тут-то и обнажились истинные лица вурдалаков всех времён и народов: сливового цвета, с наползающими на подбородок клыками, с костисто-когтистыми пальцами и, конечно же, вонью — такой, что развороченный помойный контейнер недельной давности — бахчисарайские розы в сравнении с ним. Очередь норовила сбиться в кучу. И если бы не удары магического бича в руках Сивого, вампиры бы уже поливались снадобьем, а не получали его по напёрстку из рук Снегга. Вампиры и вампирихи с вампирёнышами хлынули на улицу под струи дневного света. Была такая сумятица и неразбериха, что какое-то время факт их падения с последующим таяньем игнорировался. Подобно Снегурочке, от них оставалась лишь пустая одежда. Вскоре одежды без хозяев стало так много, что о неё стали спотыкаться и путаться в ней. Первым это заметил Северус (так как подспудно ждал чего-то такого) и поспешил подставить котёл с зельем под ноги любителей кровушки. Чан с отравой тут же опрокинули, чем ликвидировали улики. Тёмный Лорд был в бешенстве от того, что так ославился. Он призвал все проклятия на голову „чернокнижника“, который доставил ему КНИГУ ТАЙН. Кстати, саму книгу отправили в огонь. Вечером того же дня Северус, помешивая угли в камине Волан-де-Морта, лишний раз убедился в том, что „рукописи не горят“. Посмеиваясь, Снегг выудил почерневший фолиант и уволок к себе в келью. Отведённая ему комнатуха в родовом замке Слизерина постепенно превращалась во владения Плюшкина. Пожалуй, из собранного им добра можно было открыть лавку старьёвщика. Слава богу, у Волан-де-Морта были свои представления о чести, кои укладывались даже в какой-то там кодекс. Следуя которому, Тёмный Лорд не беспокоил своих подданных нечаянными визитами. Он посылал за ними в случае надобности Хвоста. Правда, Сивый имел привычку нежданно-негаданно завалить в гости, чем серьёзно портил кровь. Фенрир крепко подозревал Северуса после случая в Трансильвании (а если уж совсем начистоту — то и раньше не слишком доверял ему). О разочаровании Лорда нечего было даже говорить. Он хотел укрепить свою мощь — вместо чего потерял целую армию! Разумеется, Сивый не забывал регулярно „подкручивать хвост“ Лорду по поводу причастности Снегга к этой истории… Про „хвост“ де Морта это, конечно, образно. Но Хозяин стал так близок Нагайне, что, казалось, положи его на брюхо — и отличить одно от другого будет трудно. Нельзя сказать, чтобы он отчаивался. Нет. Он хотел жить так рьяно, что согласен был существовать на бренной земле пусть даже в облике червя. А его кровотерапия тем временем продолжалась. На положительный резонанс мало кто надеялся. Но мероприятия проводились свято и с большим рвением. „Багровые реки“, одним словом. Если вернуться к тому, что Сивый постоянно лил дерьмо в уши Волан-де-Морта, своего он добился: Северус чувствовал по отношению к себе со стороны Лорда некоторое отчуждение. Но особо не волновался по этому поводу. Что делать, фавориты меняются. Его это даже устраивало: меньше общения с этой малопривлекательной личностью (Сами-Знаете-с-Кем) — больше времени в лаборатории. А лаборатория у Тёмного Лорда была ой-ёй-ёй!.. пожалуй, не хуже, чем в Хогвартсе (а может, и лучше) — ведь Хогвартс — оплот ЗАЩИТЫ от тёмных искусств, а здесь — их кузница. Что поделать? Снеггу нравились тёмные искусства… теоретически. Для того, чтобы понимать „что такое хорошо и что такое плоха“, необходимо всё в жизни попробовать… Тут Северус почувствовал, что переигрывает. Он уже доигрался раз — потерял Лили (когда та прознала о его мало популярном увлечении)… Но теперь всё не так… Боже правый, как он скучал по Юлии! Что не говори, но ему всегда была нужна женщина. Северус невесело рассмеялся, вспомнив Бэлл Джонс (одну из своих подружек). Бесшабашную и ветреную, приторговывавшую в свободное от Снегга время своим телом. Но проституция была не единственным её занятием. Основное — это постоянное ввязывание во все сомнительные предприятия, когда-либо существующие. Наземникус — вот кто был бы ей подходящей партией. Но она выбрала Северуса. Именно ОНА выбрала его. Их знакомство состоялось на одной из тех вечеринок, которые устраивал Т.Лорд, где Северус произвёл на неё „неизгладимое впечатление“ (по её словам). С тех пор она появлялась и пропадала в его жизни. Их связь продолжалась почти десять (!) лет, пока Бэлл не нашла свою смерть под перекрёстным огнём заклятий двух перепившихся волшебников. Жутко неряшливая и абсолютно бесхозяйственная, она одновременно была забавной и неглупой. Может, ночь, проведённая с ней, и не была бы уж такой серьёзной изменой… но её нет. И это вынужденное монашество сводило его с ума. Северус пристрастился к коньячку и вот результат: отёчность и утомлённый вид… Хотя в логовище Волан-де-Морта трудно выглядеть свежим и отдохнувшим.

Пора!.. И он трансрессировал.

Тёмный Лорд был раздражён и недоверчив (как и всегда в последнее время). Он изобрёл какую-то дрянь, которой тут же вспрыскивал в каждого своего посетителя — и тут же высвечивалось не только содержимое карманов вошедшего, но и его желудка. Что до содержания мыслей, то для Волан-де-Морта никаких ухищрений на этот счёт не требовалось… Хоть Снегг и говорил Гарри, что окклюменция не чтение мыслей, но только не для Тёмного Лорда. Для всех, кто владел этой техникой, окклюменция — это прочитывание образов, хранившихся в памяти: боль или радость, отчаяние или любовь… Северус раз и навсегда заблокировал сознание наружным видом замка Слизерин — это был единственный выход, чтобы избежать участи „прочитанной книги“. Волан-де-Морт хмурился, пытаясь пробиться сквозь картинку. Наконец не удержался, спросил:

— Вы так очарованы видом моего родового поместья, что оно не выходит у Вас из головы, сэр?

Северус решил не пререкаться — лишь ниже склонил голову.

— Итак, слушайте моё поручение, — продолжил по-деловому Волан-де-Морт. — Вы с Фенриром — И НЕМЕДЛЯ! — отправляетесь в Трансильванию…

Де Морт сделал паузу и впился глазами в чёрные очи Снегга. Тот смиренно выдержал этот взгляд, припоминая детали декора мрачной резиденции Лорда.

Волан-де-Морт скрипнул зубами и продолжил:

— Ваша цель — кворум. Наш друг Сивый на нём присутствовать не может… по понятным причинам. Так же, как и другие Пожиратели смерти. Вы же недавно обнаружили в себе способности анимага. Так что используйте их. Всё на этом. Более Вас не задерживаю.

Следующие свои слова он обратил к Нагайне.

Задерживаться не имело смысла.


— Где же будешь ты, новый советник, когда другие будут выполнять ОСНОВНУЮ работу? — с издёвкой спросил Северус Сивого.

— Неподалёку, — заверил тот. — Так что будь осторожен.

— ТАК ты даёшь понять, что ЧТО-ТО знаешь? — Северус не смог подавить желания посыпать соль на его свежую рану. — Будешь у своих родственничков? Не все ещё вымерли?

— Ну, пагати, я тепя фыфету на цыстую воту, — прошепелявил Фенрир (у него был странный дефект речи: обнаруживался только тогда, когда Сивый злился).

— Что-что, милый? — глумливо промурлыкал Снегг. — Разъясни-ка мне вот что: почему святая вода, коей окропил Тёмный Лорд твоих собратьев, воздействовала избирательно?

— Она убила всех родовитых, из знатных старинных фамилий…

— А-а-а, ясно, почему тебя это не коснулось! — и Северус небрежно сдул со своего плеча несуществующую пылинку.

— Шапака! Я сатушу тепя! — Фенрир ощерился, а Снегг только того и ждал. Выставив вперёд волшебную палочку, он быстро произнёс заклятие — Сивый опустился на колени и завыл.

Дверь приоткрылась — показалась змеиноподобная голова Лорда.

— Что здесь происходит?

Северус пожал плечами.

— Любезный Фенрир скорбит об утере своих близких… там, в Трансильвании. А на четвереньках, вероятнее всего, потому что вспомнил: по матери он оборотень.

— А я-то ещё считал кровосмесительные браки более стрессоустойчивыми, — с сожалением произнёс Тёмный Лорд.

— Мне тоже кажется это разумным, Ваша милость, — сказал Снегг. — Подтверждение тому — недавняя история: чистокровные вампиры погибли, в то время как полукровки живут и здравствуют.

— С этим нельзя не согласиться… взять хотя бы Вас, Снегг … — Волан-де-Морт нагло осклабился и закрыл за собою дверь.

„И тебя тоже“, — продолжил мысленно Северус.

— Ладно, чёрт с тобой, — он поднял Сивого. — Вставай на задние лапы, вурдалакооборотень! Вставай и ничего не бойся! Я с тобой.

Вместе они трансгрессировали в порт, где Сивый немедленно вошёл в тело какого-то матроса, а Снегг, уже птица-ворон, не привлекая внимания, залетел на борт торгового судна. „Смешно: преступники блюдут Волшебный кодекс, не пересекая океан в трансгрессии… Всё-таки тринадцать лет без Волан-де-Морта укоренили кое-какие привычки порядочного человека… даже в Сивом“. Решив поразмяться, Северус пошёл взглянуть на того плюгавого моряка, в чьём теле был Сивый. Понять это можно было сразу по двум признакам: по зловонию — во-первых, а во-вторых — бедняга явно скис. Он привалился к борту и был бел, как полотно. Желание покуражиться сразу исчезло. Снегг-ворон уселся на аккуратно свитые кольцами канаты на палубе, положил голову под крыло и задремал. Проснулся интуитивно… „Прибыли“, — подумал он. Корабль причаливал берегам Франции. Северусу надлежало разыскать Сивого. Ждать долго ему не пришлось — тот объявился сам. Незадачливый матросик, тело которого только что покинул Фенрир, слегка покачивался, и его все толкали. Похоже, от такого кратковременного жильца, каким являлся Сивый, моряка слегка мутило. „Сейчас, старина… Ещё немного и ты о нас никогда не вспомнишь…“ — и в тот момент, когда Фенрир отсоединился от тела, Снегг взмахнул волшебной палочкой, даруя простаку забвение. Следующим пунктом их путешествия являлся небезызвестный замок родоначальника „Ноmo sapiens кровососущие“. Однако очутившись в том зале, где организовывалась раздача злосчастного зелья, Северус не обнаружил рядом своего спутника. Вместе с этим страшный лязгающий звук покоробил его слух. Скрежет раздавался откуда-то снизу, из подземелья.

„Доподлинно знаю, что в замке сейчас никого нет… Проклятое отродье рассредоточилось по своим звериным надобностям… Может, сам Граф?.. Чушь! Дракула убит Ван Хельсингом!“

Несмотря на все свои умозаключения, Северус почувствовал, как его бросило в жар.

Возник Сивый.

Никогда доселе Снегг не предполагал, что появление этого отвратного типа может доставить ему радость.

— Что это было? — не удержался он от вопроса.

— А Вы как думаете? — сардонически рассмеялсятот.

„У Сивого сейчас звёздный час. Кретин я, что спросил“.

— Вам будет оказана сейчас великая честь — Вас представят моему Господину, — важно произнёс Фенрир.

— Так Вы слуга двух господ? И Вам не страшно признаваться в этом?

— Не беспокойтесь за меня. Я — в отличие от Вас — на СВОЁМ месте. А Вы… что такое ВЫ? — Ни там, ни сям.

— Не умничайте, Фенрир, — осадил его Северус. — Не время.

— И правда, — Сивый стремительно обернулся. — Ваша светлость, извините за причиненные неудобства…

Северус всматривался в подходившего к ним человека: благородные черты, безупречно одет… пожалуй, слишком бледен… Но ничего ужасного он в нём не заметил. На вид мужчине было около сорока.

Северус учтиво поклонился.

— Граф? Счастлив видеть Вас в добром здравии. А то, знаете ли, ходят всякие слухи…

— Вы имеете в виду этого сморчка Ван Хельсинга? Нет. Для этого надобно нечто большее: МОЁ раскаяние и отречение от всего, что кажется ЕМУ, — Дракула возвёл глаза к куполообразному потолку, — грешным. А тот, кто вкусил крови человеческой, совсем не спешит отказаться от прелестей жизни. Северус… Вы позволите Вас так называть?

Снегг положил руку на сердце, изобразив признательность. Дракула усмехнулся и обратился к Сивому.

— Фенрир, я оставил свои сигары… Вы знаете, где… Будьте любезны, принесите мне их, пожалуйста.

Сивый удалился.

— Итак, Северус, — Дракула вновь поднял глаза на Снегга, — на чьей стороне Вы играете?

— Странный вопрос, милорд…

— Отчего же странный? Кстати, я не милорд. Граф, всего лишь.

— Есть разница?

— Я трансильванец и люблю свою родину — как бы странно Вам это не показалось. Страна моя обескровлена (простите за каламбур) долгими годами социалистического режима. Сознание моих соотечественников искорёжено. Вот Вам пример не физического вампиризма, но нравственного. Хочу наказать ИХ вождей за их злодеяния.

— Вы считаете себя вправе вершить судьбы людские? А это ЕМУ, — Северус заговорил на языке графа, — понравилась бы?

Дракула захохотал, и гулкое эхо побежало по коридорам старинного замка. Северус не без зависти рассматривал эту легендарную фигуру. И фигура, надо сказать, у него была в полном порядке. А кроме того густые волосы, белоснежные зубы, проницательные чёрные глаза, нос с горбинкой… портрет дамского угодника.

— Вы не испытываете страха, глядя на меня? — полуутвердительно спросил прóклятый граф.

Северус не знал, что ответить (да, похоже, Дракула и не ждал ответа).

— Может, потому, что Вы ещё не видели моего истинного лица?

Внезапно стало очень холодно. Порывом сильного ветра задуло все факелы, установленные по периметру зала. Точно молнией пронзили темноту два луча. Это был огонь из глаз хищника исполинского роста. Распространился запах сырого мяса. В следующее мгновение Снегг увидел пламя, вырвавшееся из уст чудовища… Если бы Северус не успел трансгрессировать на второй этаж, сгорел бы заживо. С высоты ему хорошо были видны подлинные размеры монстра, покрытого густой, серо-бурой шерстью. Морда чудища напомнила ему комиксы, прочитанные в детстве (основная идея которых — победа Супергероя над исчадием ада). Так вот, Дракула — таким, каков был сейчас — и являлся этим самым „исчадием“. И ОНО тянуло к Северусу свои мощные лапы с загнутыми когтями… Он не успел даже испугаться… как ощутил, что тело его повисло в воздухе. А через секунду Северус стоял в ярко освещённом зале и рядом с ним — Вацлав Дракула, славный парень лет сорока.

— ЭТО Ваше истинное лицо? — удостоверился Северус.

Тот развёл руками.

— Возможно. Я не знаю. Иногда мне кажется так, иногда — иначе… У Вас так бывает? — Дракула с любопытством изучал Снегга.

— БываЛО. Раньше. Теперь я знаю определённо, — ответил он.

Двое мужчин смотрели друг на друга и, казалось, понимали без слов. Да и внешне они были схожи: одного роста, одинаковой комплекции, черноволосые и кареглазые, с высоким лбом и орлиным носом, чувственным ртом и мужественным подбородком.

— Э-э… Северус, кем были Ваши родители?

Снегга передёрнуло.

— Не вампирами. Точно.

Их диалог прервал Сивый.

— Ваши сигары, граф.

Хозяин предложил гостям сесть. Его лакей принёс всем присутствующим выпить.

— Если вы голодны, ничем не могу помочь, — извинился Дракула.

— Не беспокойтесь, Ваша светлость, я найду себе пропитание сам, — хмыкнул Сивый. — Что до моего друга, то он вегетарианец… ха-ха… Ко всему прочему, вороньё неприхотливо: здесь ведь много падали — что остаётся от наших обедов.

— О! Пусть Вас не заботит такая малость! Как известно, ЛЮДИ живут не для того, чтобы есть, — парировал Снегг.

— Для чего же?

Вопрос был задан Дракулой.

Все эти словопрения стали напоминать Северусу умствования в гостиной Тёмного Лорда, от которых он смертельно устал. Поэтому, игнорируя вопрос, перешёл к делу.

— Когда начинается кворум?

Дракула мило улыбнулся.

— Пять минут назад.

— Где?

— Я провожу, — граф с лёгким хлопком превратился в летучую мышь, которая с писком устремилась под потолочные балки. Чертыхнувшись, Снегг обернулся вороном и полетел за ним.

Лететь пришлось недолго. Небо было облачное, и свет от полной луны то и дело исчезал за лохматыми тучами. По этой причине Северус то и дело терял из вида своего проводника.

„Никогда не думал, что летучие мыши способны к такому быстрому полёту… Впрочем, это не обычная мышь, а Мышиный король“.

Наконец Дракула пошёл на снижение.

Они оказались на поляне, со всех сторон окружённой горами. Горы были изрыты пещерами, обращенными лицом к долине. Сверху сей ландшафт напомнал огромную арену, окружённую естественным барьером. „Вероятно, в пещерах содержатся драконы“, — догадался Северус. Домики в долине напоминали загородные коттеджи средних британцев. „Должно быть ещё какое-то место. Где у них драконий выгон. Достаточно просторное. Вероятнее всего, там и состоится кворум“, — пришло ему в голову. И точно, Дракула влетел в одну из пещер. Пещера оказалась обманкой: даже не начавшись, она обрывалась, и за ней расстилалась равнина. Тут и там в ней просматривались родники, источающие пар. Именно благодаря гейзерам в долине был мягкий и влажный, почти средиземноморский климат. Удивительно! — ведь в замке Дракулы, казалось, вечно царит зима. В клубах пара и в сумраке он не сразу разглядел, что буквально каждый сантиметр внизу занят: ведьмы и колдуны, эльфы, гоблины, великаны, кентавры… кого здесь только не было! Внимание Снегга привлекла одна из самых живописных групп. Посреди неё важно вышагивал многоголовый дракон, каждую из голов которого венчала маленькая золотая корона. Северус узнал в нём Горыныча. И тощего высокого волшебника рядом с ним. И статную красавицу, кокетничающую с… Будогорским… А также замшелого лесного колдуна, беседующего с Поттером. И неопрятную старуху из избушки на курьих ножках (сейчас она говорила с Грейнджер). На руках у русской ведьмы возлежал кот Баюн. Снегг заволновался: „Стоит ли подлетать ближе? Может, остеречься?“

— Встретили знакомых? — пропищала человекообразный Мышиный король. — Мне более оставаться здесь нельзя — боюсь не сдержаться… столько живой плоти… Это было бы неразумно… Прощайте. Завтра нам не доведётся увидеться. Было приятно познакомиться.

Северус не успел ответить какой-нибудь галантностью — мышь Дракула испарилась.

— ВНИМАНИЕ! Первый беспрецедентный Волшебный кворум прошу считать открытым! — голос, многократно усиленный волшебным заклинанием, принадлежал, без сомнения, Руфусу Скримджеру. — Тихо, господа! Вам и без того были даны 10 минут вежливости — дабы все, кто не видел давно друзей, смог засвидетельствовать своё почтение.

Гул понемногу утих. Снегг продолжал изучать тех, кто приехал на кворум. Присмотревшись, он понял, что буруны в гейзерах — не что иное, как белоголовые головы русалок и наяд (первые отличаются от вторых наличием рыбьего хвоста). Кстати, русалочье племя — это не только очаровательные полурыбы-полуженщины, но и представители мужского пола тоже. Следующее заблуждение на счёт этих созданий то, что на суше они, якобы, нежизнеспособны. Жизнеспособны, да ещё как! Кроме того, что своему злобному нраву они не изменяют ни в той, ни в другой стихии. Размножаются они именно на земле (ибо органы детопроизводства появляются у них вместе с ногами на твёрдой почве). Впрочем, сейчас водяной народ был настроен миролюбиво — что улавливалась посредством их рокочущего говора. Группа тритонов, вооруженных трезубцами, восседала на валунах, торчавших из воды. Похоже, их предводителем являлся сам Морской Царь (во всяком случае, на голове у него была самая настоящая корона). Выглядел он весьма представительно: мощный кудлатый старец в небрежно наброшенной тоге, державшейся на плече при помощи морской звезды. Его трезубец по величине напоминал сельские вилы — но обильно посыпанные жемчугом. Северус поискал глазами, куда бы ему присесть. И облюбовал рельефную каменную глыбу. Однако, приблизившись, он сообразил, что это не что иное, как обнаженная грудь Великана. „Эге, — смекнул он. — Мои труды не пошли прахом. Часть наиболее разумных из этого племени громил всё-таки присоединились к Дамблдору“. Он вспомнил свою изматывающую поездку к тупоголовым исполинам. Северус нашёл их достаточно быстро, опираясь на россказни Хагрида. А установить контакт с ними помог недавно освоенный им секрет „полиглота“ (да-да, тот самый, который он узнал у Джакомо, учёного итальянца). Снегг выслушал пятичасовой поток жалоб и стенаний великанов друг на друга. А удержать их от преждевременной драки могла только волшебная палочка, зажатая в кармане на всё время переговоров. Северус принял тогда решение согласиться на все их дурацкие требования. Согласиться с тем, что все они по-своему правы. И правоту им следует ДОКАЗАТЬ силой своих кулаков: у кого они окажутся крепче, та правда и сокрушительнее. В тех, кто не бросился с воплями бутузить своих соплеменников, Снегг увидел более одарённых особей и провёл с ними II-ой вариант беседы: дескать, все мы братья, и нет для людей большей радости, чем приобретение такого друга, как ВЕЛИКАН (тем более, что и великаны могут извлечь пользу из этого союза: они нам силу, а мы — хитрость). После этой тирады Северус поспешил отчалить и дать им время для обдумывания. Что ж, вот и плоды. Так сказать, не заставили себя ждать. Впрочем, тут не только его заслуга. Неоценим вклад Хагрида в дело братания (в буквальном смысле слова) с великанами. И мадам Максим — хоть та и отрицала свои родственные узы с великанами, а всё ж-таки способствовала укреплению связей меж НАМИ и НИМИ. „Ага! Вижу тут и гоблины… Да их тут полно!“ — Северус живо припомнил, как обольщал этих алчных уродцев кладами, кои охраняют драконы. Драконы — это знают все — не в ладах с Тёмным Лордом. Почти каждый ныне живущий на земле дракон — выходец из румынского питомника. Здесь их натаскивают как ищеек, а затем приставляют „чахнуть над златом“.

— Вы могли бы завладеть чуть ли не всем золотом мира, зная, куда отправляют того или иного дракона из Трансильвании, — соблазнял их Снегг (отлично понимая, что выведать сие практически невозможно).

Гоблины умны. Поэтому первый вопрос, который они задали, был:

— Мы не уверены, что узнаем, где конкретно спрятан клад — ведь нас не учили, как драконов, искать сокровища. А ящеры, кроме всего прочего, имеют способность становиться невидимыми, когда чуют опасность… что, надо сказать, совершенно излишне: каким надо быть идиотом, чтобы связаться с драконом?!

Признаться, Северуса они поставили этим в тупик. Он вынужден был долго и нудно изворачиваться. Хорошо ещё, что гоблины — несмотря на их выдающийся ум — не слишком прозорливы (а уж если где забрезжит луч света от драгоценностей, то затмит все прочие доводы рассудка)… Но именно этот факт и сыграл на руку Северусу. Он напомнил присланным к нему делегатам (большинство из которых служили в „Гринготсе“), что самые значительные состояния не у опальных тёмных князей, а у законопослушных граждан — не прожигающих, а сохраняющих имущество своих предков. Да, им это было хорошо известно. Взвесив все „за“ и „против“, гоблины приняли предложение Снегга. Единственным желанием с его стороны после такой великодушной наводки являлась просьба сообщать лично ему о каждом обнаруженном кладе. Что это дало? — Таким образом он узнал, у кого из „министерских“ рыльце в пушку — так как большинство состояний делается не чистыми руками… „Хм!“ — Снегг заприметил Римуса Люпина. Тот сидел в кругу таких же потрёпанных бедняков. Северус догадался, что это оборотни. Несчастные захотели быть по ЭТУ сторону баррикад. Решение они приняли самостоятельно. Многие руководствовались мнением общества, в котором их семьи пользовались уважением (а сами они, по вине этого же общества, изгоями). Но подавляющее большинство знали, что в кругу Волан-де-Морта к ним будут относиться не лучше, чем к грязи на сапогах. Главная же причина состояла в том, что ТАК они вели образ жизни, подобающий ЧЕЛОВЕКУ. И только на время полной луны существовала угроза принять зверообразный облик (что, впрочем, регулировалось настоем, который изготавливался по рецепту „доктора Снегга“). Повсюду, словно крысы, шныряли гномы. Северусу было любопытно: какие гномы в других странах, если их почитают там мудрецами? В Британии гномов, как мелких грызунов, интересовала лишь порча чужого имущества. Домашних эльфов тоже хватало. Как правило, домовики не выходят из своих жилищ. Но охотно сопровождают хозяев. Здесь знакомые Снеггу британские домовые были в компании высоких величавых красавцев. Северус слышал о дальних родственниках привычных ему эльфов — отважный и мудрый народ. И сейчас имел удовольствие впервые их лицезреть. Только он собрался рассмотреть получше представителей древнего германского эпоса, как чуть не был сбит вставшим на дыбы кентавром. Их было немного (и все, наверняка, из Запретного леса — уж больно морды знакомые). Как не прискорбно, кентавры не примкнули ни к кому. Были сами по себе. Так же, как и вампиры. Последних он не заметил ни одного. Впрочем, так сразу их от обычного человека и не отличишь. „Похоже, узрел всех, кого знаю… Бо-оже, кто это?!“ — на него шла маска. Жуткая. Высотой в полтора (не менее!) метра. В мелких витиеватых узорах, форфорицирующих ядовитыми цветами индиго и цикламена… Маска оказалась жрецом (или как его там… шаманом, что ли?) какого-то африканского племени. В долине бродило немало и других страшилищ, в определении которых он затруднялся… Однако стоило, наконец, прислушаться к тому, что говорит Министр. Руфус Скримджер стоял на трибуне, возведённой самой природой, — на уступе скалы. Ветер трепал его буйные кудри, а голос вибрировал подобно раскатам грома. „Выглядит впечатляюще“, — думал Гарри, глядя на министра. Всю его речь Гарри знал почти наизусть (Будогорский привёз образцы выступления). На вопрос „откуда?“ Барин ответил как всегда присказкой:

— Не имей сто рублей, а имей сто друзей.

Их бывший профессор привёз также разрешение на Рона, Гермиону и Гарри, которое давало полномочия присутствовать на кворуме. Кстати, особое разрешение полагалось иметь всем — даже членам Ордена (не говоря уже об учениках). МакГонагалл не стала вредничать и подписала им своё „добро“ на бланке, смахивающим на простую квитанцию, благо она имела такое право. О Будогорском: он приехал вчера. Как всегда, Ростислав Апполинарьевич привёз ворох новостей и хорошее настроение. Все искали расположения Барина с тем, чтоб снискать толику его обаяния. Будогорский провёл больше всего времени с ребятами. Вместе они посетили подопечных Чарли (а на попечении брата Рона были 10 драконов!). Помимо уже знакомых Клювокрыла и Хвостороги (с которыми Гарри познакомился на турнире трёх волшебников) они увидели карликового Чешуекрылого, панцирного Драко (тут Рон напомнил, как при первой встрече с Малфоем-младшим он хмыкнул — потому что знал от Чарли имя старейшего обитателя драконьей долины); были тут и дети Змея Горыныча — близнецы Коля и Оля и другие близняшки — низкорослые и коренастые малазийцы Йоко и Оно. Ну, и наконец весьма милая мохноухая Ля (Чарльз уверял в её необычайной музыкальности) и апатичный Броненосец — большой любитель покушать и подремать. Чарли прочёл ребятам обычную в таких случаях лекцию. Почему обычную? Потому что сюда часто приезжают экскурсии с любопытствующими.

— Правда, не всех пускаем, — тут же добавил Чарли.

Что интересно, этот питомник являлся не единственным. Практически на всех континентах существовали аналогичные — за исключением, конечно, Антарктиды. Владельцы драконьих выводков старались не допускать скрещивания — поэтому особи одного вида не содержались в одном и том же месте. Надо сказать, что за их численностью был установлен жесткий контроль (что совершенно оправдано). И что вовсе удивительно, драконы не проявляли сексуального аппетита к противоположному полу другой породы.

— Неужели ты специализировался по уходу за магическими существами? — поразилась Гермиона, когда Чарли рассказывал о своей дипломной работе.

— Конечно, — удивился тот. — Иначе как бы я здесь работал? Надо очень многое знать, чтобы ухаживать за драконами.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул Рон. — Гермиону просто удивляет, отчего ты выбрал ТАКОЙ предмет.

— Какой „такой“? — недоумевал Чарльз. — Этот предмет был одним из самых интересных. Многие ребята с нашего курса очень его любили. И многие, кстати, выбрали его в качестве профилирующего.

— А кто у вас преподавал? — задала вопрос Гермиона.

— О! Это была чудесная женщина…

— Стефания Новак, — подсказал Будогорский (он также присутствовал на экскурсии). — Чешка.

— Кто? — не понял Рон.

— Чешка, — повторил Будогорский. — Из Чехии. Видишь ли, Рон, есть такая страна.

— Да знаю я! — досадливо отмахнулся Рон. — Что уж я, совсем, что ли…

Все рассмеялись.

— Но почему ты, Гермиона, удивлена, что Чарльз выбрал уход за магическими существами? Разве вам не нравится этот предмет?

— Ага, — усмехнулся Гарри. — Особенно соплохвосты.

— Как ты сказал: „соплохвосты“? — переспросил Чарли. — Первый раз слышу о таких животных.

— А флобер-черви какие милашки! — подхватил Рон.

Ребята захихикали.

— Недаром в списке ваших уроков нет этого предмета, — сухо заметил Барин.

— Это ещё ни о чём не говорит! — Гермиона опомнилась первой. — Зато мы все очень любим Хагрида!

— Вот в этом я ничуть не сомневаюсь! — улыбнулся Ростислав Апполинарьевич. — И всё же мне, как завучу, надлежит ознакомиться поподробнее с учебным планом вашего любимого учителя.

— Вы… этот, как его… ЗАУЧ? — опешил Рон.

— Буду. Со следующего семестра… Меня надоумила одна милая особа… Я поделился своими соображениями с МакГонагалл — она одобрила моё предложение. Так что готовьтесь: скоро у вас добавится уйма предметов.

Гермиона заинтересовалась, каких именно. И Будогорский стал перечислять:

— Информатика, алгебра, геометрия, история мировой культуры, биология, география, физика, химия… по-моему, всё… пока… А! Ещё музыка.

— Что-о? Мало нам того, что есть?! — взревел Рон. Казалось, он готов рвать на себе от отчаянья волосы.

— Так вот, — невозмутимо продолжал Барин. — Я убедил МакГонагалл в том, что большинство из вас — страшные невежды и с этим надо что-то делать. Мы единодушно пришли к мнению, что всем желающим получить аттестат об окончании школы надлежит проучиться в Хогвартсе ещё один год — всего лишь до следующего Рождества… Ну, и конечно, успешно сдать экзамены по всем перечисленным мною дисциплинам.

— Как Вы могли! — поджав губы, горько проговорила Гермиона.

Будогорский растерялся (а что он ждал? Уж не благодарности же!).

— Поймите! Это для вашего же блага!

Вечером они помирились. Барин рассказывал за ужином, как в ближайшее время будет реорганизована школа. Ребят заинтересовал проект, согласно которому предусматривалось наличие как магических, так и магловских штучек. Последние будут нужны для ряда новых предметов. Также предполагалось расширение штата Школы за счёт сокращения министерских работников (Гарри тут же вспомнил Амбридж). Дело в том, что многие чародеи занимают весьма высокие посты в обычном мире — и никто не должен догадываться об их волшебной сути. Им на первых порах приходилось ой как несладко: следовало овладевать самостоятельно всем тем, чему в Хогвартсе не учили. Соответственно, обучение происходило путём проб и ошибок. Будогорский предлагал ликвидировать этот пробел, проводя так называемые „уроки социализации“. В какой форме они будут проходить, сейчас решается.

— Значит, в Хогвартсе теперь будет электричество? — не удержалась Гермиона (хоть первоначально они и собирались объявить бойкот Будогорскому).

— Разумеется, мисс, — насмешливо ответил тот.

— И компьютеры?

— И телевизоры?

— И сотовые телефоны?

— Ну, конечно! Представляете, как будет здорово?!

Они все вместе стали фантазировать, чем бы ещё оснастить старомодный Хогвартс…

Гарри встряхнулся. Надо, всё же, послушать Скримджера. Может, скажет что-то, чего не было ранее запланировано.

— Итак. В ходе предварительного слушания были определены следующие приоритетные регионы: Амазония, экваториальная Африка, Тибет, Плутония и Атлантида.

Слух Гарри резанули два последних наименования. И если об Атлантиде он что-то слышал, то в отношении Плутонии не мог сказать ничего. Он обернулся, чтобы спросить об этом у Будогорского, но того рядом не оказалось. Поискав его глазами, Гарри не без труда разглядел Барина за спиной Грохха. Что-то в облике Ростислава Апполинарьевича показалось ему странным — вроде как одно плечо у него было выше другого… или это тень от гигантского братика Хагрида… или…

— Дер-ржи вор-ра! Дер-ржи! — пронзительный вопль спутал его мысли.

В следующее мгновение глаз Гарри зафиксировал невероятный прыжок огромного чёрного кота из свиты русских волшебников. Трудно было разобраться, что случилось потом: внезапно сгустившаяся мгла стала вдруг осязаемой — плотной и липкой шевелящейся массой. А ещё она свистела, шипела и улюлюкала. В воздухе будто порхали тысячи бритв, которые резали всё, что попадало под их лезвия. Чуть позже ощущений включилось мышление. Ну, конечно, это всего лишь летучие мыши. Но их так много, что они застили и без того тусклый свет. Не только к нему пришло прозрение: тысячи молний от волшебных палочек взметнулись ввысь. Гарри знал, что это стрелы Летучемышиного сглаза — тот самый случай, когда „клин клином вышибают“. Но летучие твари, почуяв опасность, растворились. И на смену их перепончатым и слегка влажным крыльям пришли жёсткие и хлёсткие — вороньи. А ещё твердокаменные клювы, так и норовившие долбануть в голову и лицо. Птиц были тысячи и тысячи… сонмы! Когда они приближались, что-то жуткое читалось в их круглых мёртвых глазах — будто нашитых, как пуговицы, на воронью голову. И опять та же ситуация: пока волшебники смекнули, как с ними расправиться, тех и след простыл. Только одиноко кружащееся у самой земли воронье перо напомнило о нежданном нашествии.

— Дети Сатаны! — прошелестело в ночном небе.

Вдалеке, словно в ответ, прозвучал отголосок волчьего стона.

— Как ты? — к Гарри подбежал взволнованный Будогорский.

— Что… что это было? — Гарри с трудом разлепил запёкшиеся губы.

Только сейчас он понял, что Барин спрашивал его одного, хотя их троица стояла, тесно прижавшись друг к другу. Будогорский тем временем уже оправился, к нему вернулся его циничный полуприщур:

— А признайтесь, страшно было?.. Не надо, не отвечайте… Но знайте: за нами следят. И РАЗУМ этот, если вы успели заметить, премного быстрее, чем наш с вами.

— Вы не ответили, кто это был, — напомнила Гермиона.

— Тут не надо быть семи пядей во лбу. Ясно, как божий день: дело приспешников Тёмного Лорда.

— Но Вы говорили, что вампиры заняли отстранённую позицию, — неуверенно произнёс Гарри.

— Верно, — подтвердил Барин. — А кто сказал, что это были вампиры?..

Глава 16. Большой Темный Совет.

— Признайтесь, Северус, внезапно сгустившаяся тьма явилась для Вас полной неожиданностью? — Дракула взял Снегга за руку, и крупный рубин графского перстня полыхнул адским пламенем.

Северус чуть отстранился. Догадливый граф тут же убрал свою руку с его запястья.

— Неужели ты, Снегг, думал, что мы оставим тебя наедине с твоими приятелями? Без присмотра? — осклабился Сивый, находившийся в этом же зале.

— Молодой человек на плохом счету у Тёмного Лорда? — приподнял брови граф.

Сивый скривился.

— Мой Господин бывает слишком доверчив.

— Вот как? — Дракула иронично поиграл бровями.

— То есть я хотел сказать, что Снегг слишком хитёр, — пробормотал Сивый.

Снегг повернулся к Сивому спиной (так, чтобы заслонить его собою).

— Вы всё-таки приняли мудрое решение присоединиться к рати Тёмного Лорда? — обратился он к графу.

— Нет. Вы не поняли, — довольно резко остановил Северуса Дракула. — Просто мы не хотим войны на СВОЕЙ территории. Мы живём практически в резервации… Люди так гуманны, что касается всего живого… кроме нас Но мы тоже имеем право на существование.

И Дракула сложил губы куриной гузкой.

— Объяснитесь, — потребовал Северус.

Дракула отставил в сторону бокал с вином и опустился в кресло.

— Мы продумали всё до мелочей. Заранее. Тысячи летучих мышей повисли гирляндами в переходах гротов Питомника. Волки затаились в пещерах. Вороньё облюбовало кроны дубов. Все наблюдали. При малейшем подозрении мы должны были устроить шум. НЕ БОЛЕЕ. Кстати, Ваш друг был в курсе, — Дракула вопросительно посмотрел на Сивого.

Снегг обернулся и скользнул по тому таким взглядом, как будто видел перед собой мокрицу.

— Спасибо, Ваша светлость, — поспешил распрощаться Сивый. — Мы с „приятелем“ потолкуем обо всём в дороге.

Он неприятно растянул губы в улыбке, обнажив неровные острые зубы. Северусу ничего не оставалось, как раскланяться. С трудом преодолев отвращение, он взял своего напарника за руку чуть выше локтя. Вместе они трансгрессировали. Очутившись на берегу океана, Северус ещё сжимал плечо Фенрира. Судя по перекошенной мине последнего, ощущения он испытывал не из приятных.

— Иди к чёрту! — отпихнул Северуса Сивый. — Чего прилип?

Он сощурил красноватые хищные глазки и ковырнул мантию Снегга длинным ногтем мизинца.

— Небось думаешь, как бы избавиться от старины Сивого? — он зло зыркнул на Северуса. — Не-ет, ты не дурак. Не будешь обнаруживать себя раньше времени.

— Я избавлюсь от тебя, — зашипел Снегг, приблизив своё лицо вплотную к лицу Сивого. — Но по-другому…

— Это как же?

Казалось, ещё минута — и они вцепятся друг другу в глотку.

— Сэр Северус… Сэр Фенрир, — пропел им почти в ухо слащавый тенор. — Рад видеть вас живыми и невредимыми.

Одновременно со своим неприятелем Северус выхватил волшебную палочку и направил её в сторону жалкого, разрисованного как клоун, существа.

— Тьфу ты, Джокер! — сплюнул Сивый. — Какого чёрта тебя принесло?

— Хозяин прислал, — всё так же слащаво промурлыкал тот.

Джокер многозначительно повёл подведёнными глазами и сложил руки на животе, переплетя пальцы.

— Что говорит Хозяин?

— Говорит, море сегодня тихое, — Джокер, не торопясь, облизнул губы и закатил глаза.

Сивый брезгливо отвернулся.

— Могу вновь предложить вам руку, коллега, — очень нежно сказал ему Северус.

— Перебьюсь, — Сивый на всякий случай сделал шаг назад и трансгрессировал.

Северус повернулся к Джокеру.

— Вас подбросить?

— Премного благодарен… Но я уж сам уж как-нибудь, — и испарился вслед за Сивым.

Северусу осталось лишь пожать плечами…

Через мгновение берег снова был пустынен.

Когда Снегг имел несчастье видеть Волан-де-Морта, каждый раз он удивлялся, что ЭТО — человек… Не совсем, конечно… Но всё же. Вот уж Тёмному Лорду можно и не поворачиваться — его змеиноподобная шея способна теперь изгибаться на все 360°. Надо сказать, что Волан-де-Морт не терпел подле себя людей, чуравшихся его жуткого внешнего вида. Видимо, Северус чувствовал по отношению к Лорду что-то сродни удивления: будто он в зоосаде и разглядывает диковинного зверя. Сие позволяло ему оставаться при дворе. Тёмный Лорд по обыкновению последнего времени находился в состоянии сосредоточенного озлобления.

— Извольте докладывать по форме! — рявкнул он на Снегга.

Не глядя на адресата его неудовольствия, Волан-де-Морт сделал неуловимое движение пальцами, и оголодавший Сивый, пощипывающий ветчинку с барского стола, упал навзничь.

— Хам! — поморщился де Морт, наблюдая за поверженным.

Поводя наугол вырезанными ноздрями, в Снегга полетели словесные камни:

— Я Вас слушаю… пока. Но терпение моё небеспредельно!

В это время Сивый пошевелился. Вновь щелчок пальцами от Лорда — и Фенрир в глубокой отключке. Только глухой стук упавшего тела оповестил о том, что в комнате их трое. Снегг не стал долее нервировать сиятельную особу и, преклонив колени у любимого кресла Господина, со смаком поведал о многочисленных сторонниках Скримджера и о том, что вербовка „светлых“ продолжается по всем странам и континентам. Во время рассказа Северуса Волан-де-Морт вытащил что-то из кармана и стал перебирать, явно злясь. Северуса осенила догадка: „Боже правый! Это чётки!“… Он вздрогнул — в один из моментов его „печального“ повествования бусины брызнули во все стороны и поскакали по полу.

— Зна-ачит, Вы полага-аете, что перевес си-ил на ИХ стороне? — растягивая слова, прогнусавил Волан-де-Морт.

— Нет, — подумав, заявил Снегг. — ЕЩЁ нет.

— Когда же будет организован вояж в поисках дураков- сторонников нашего любезного Министра?

— Про это они умолчали, — (и Северус не лукавил).

— Хорошо. Ступайте. Можете вновь вернуться к себе на квартиру, — добавил Лорд, когда Северус был уже в дверях.

Он хотел напоследок посмотреть в глаза этого получеловека — полупресмыкающегося, но гибкая шея де Морта проделала очередной финт — и Снегг увидал только его затылок. Северус шёл гулкими коридорами замка. Его мантия развевалась подобно крыльям Архангела. „ОН отправил меня домой. Это неспроста. Сивый сделал своё дело. Тёмный Лорд перестал мне доверять… А почему, собственно, я иду?“ — его размышления прервались на полуслове. Северус трансгрессировал. Волан-де-Морт наклонился к Сивому и протянул ему узкую ладонь:

— Надеюсь, Вы не слишком пострадали?

— Не беспокойтесь, сэр. Я в полном порядке… Вы отпустили его?

Тёмный Лорд отвернулся, не удостоив того ответом.

— Что ж, пусть чешет к себе и ни о чём не подозревает, — злобно прошипел Сивый. — А мы тем временем обратим себе на службу каждый камень, каждую травинку в округе.

— Посмотрим, посмотрим, — Т.Лорд повёл шеей и хрустнул пальцами — как гвоздём по стеклу.

Северус жестоко не выспался. Плеснув в лицо холодной водой, он по привычке оперся обеими руками о края раковины и уставился в зеркало. „Выгляжу так, будто вчера меня плохо сложили. Результат налицо: наутро всё в складках и заломах“, — невольно улыбнулся он пришедшему на ум каламбуру. Тут же лицо его разгладилось и преобразилось. Ему очень шла улыбка. Он и сам это признавал. Тем не менее, своим обаянием не злоупотреблял. Пожалуй, некоторые коллеги по Хогвартсу (уже не говоря об учениках) и вовсе не видели его улыбающимся… Другое дело Юлия. Ю-Ли… Ему доставляло особенное удовольствие называть её так. Будто две женщины слились воедино: Юлия и Лили. И если Лили он потерял безвозвратно, то в отношении Юлии такого не допустит… Как она там? Как с ней связаться, не навредив ей? В передней раздался звонок. Северус незамедлительно переместился к входной двери. Оказалось, это всего лишь Нарцисса. Но выглядела она странно. Складывалось впечатление, что миссис Малфой в трансе: двигалась чуть не наощупь и глаза белые, как у чути.

— Цисси? — позвал её Снегг после того, как она молча прошествовала до дивана и села.

Губы её пришли в движение.

— Положи руку в левый карман, — произнесла Нарцисса чужим голосом.

Поколебавшись, Северус сделал, о чём его просили. Нащупав небольшой твёрдый предмет, он подался любопытству. Это был мобильный телефон, который ему подарила перед отъездом из России Юля. Северус почувствовал, что аппаратик вибрирует в его ладони.

— Ответь, — вновь подала голос Нарцисса.

В принципе он собирался это сделать, только забыл КАК. На лице Малфой вдруг появилось осмысленно-насмешливое выражение. Северус обозлился, и память тут же вернулась. Нажав на зелёную кнопку с изображением телефонной трубки, он услышал голос жены.

— Северус, выслушай меня до конца. И молча. Сегодня в 6 часов утра было взорвано Министерство магии. По счастию, никто из порядочных волшебников не пострадал. Сегодня, думаю, эту новость ты ещё услышишь неоднократно. Это раз. Два: Тёмный Лорд больше никому не доверяет. За тобой установлена слежка. Посему Ростиславу и Нарциссе видится с тобой будет небезопасно. Так что сворачивай свою антидеятельность до минимума. Три: все „правые“ силы снабжены эликсиром. Скоро можно будет начинать контратаку. Однако не уничтожены ещё два крестража: брошь и Нагайна. Только после того, как они будут обезврежены, состоится Генеральное сражение. Четыре: ты видишь сейчас Будогорского в теле Нарциссы. Когда он выйдет, та ничего помнить не будет. И, наконец, последнее: сейчас Славик продемонстрирует чудо техники посредством которого сможет с тобой в дальнейшем держать связь. Связь будет односторонней — как с Дамблдором… Кстати, Дамблдор более не призрак — он стал слишком тяжеловесен, чтобы посещать твои сны. Так что мужайся: ты остался один. Будем надеяться, что ненадолго. В крайнем случае, ты можешь оставить сообщение Джакомо (он всё знает). И в самом крайнем случае я позвоню тебе. Так что телефон пока не выбрасывай… Сейчас пришлю тебе ММS.

Раздались короткие гудки. Северус закрыл „раскладушку“. Через секунду вновь раздалось пик — он машинально принял сообщение. На Юльке была мужская рубашка и чёрные колготки. Живот впечатляющих размеров. Лицо прекрасное, как всегда. Если бы не Будогорский-тире-Нарцисса он не удержался бы и погладил изображение.

— Смотри! — приказала ему Лженарцисса и соткала из воздуха маленький телевизорик. Водрузила его на столик и щёлкнула перстами.

На экране замелькали бело-серые блики. Более всего это напоминало ультразвуковое обследование: явно что-то показывает, но разобрать что-либо невозможно. Замешательство Снегга не осталось без внимания Будогорского. Он (или Она?) подошёл к столику и стал водить розовым ноготком Цисси по экрану:

— Это дисплей. На него проецируются твои мысли. Вот тут — в дальнем углу — образы разрушенного Министерства со знаком вопроса (никто из ПОРЯДОЧНЫХ людей?). Далее Фенрир Сивый: и если мне не изменяет зрение, то он почему-то в образе змеи… Да. Потом (палец переместился в левый верхний угол) два обнимающихся старца… хм-хм… Просто Гендальф Белый — Гендальф Серый… Дружище, неужто ты не читал „Властелина колец“? Нет? Впрочем, я так и думал… Продолжим… Хотя, собственно, что тут ещё можно сказать? — Свет застит женский лик. Поэтому и видимость такая никчёмная. Стало быть, по-твоему, „гори оно всё синим пламенем“? оно и верно: „своя-то рубашка ближе к телу“. А?

… „Всё же Будогорского в этом ‚созданьи‘ гораздо больше, чем всех вместе взятых Нарциссиных ужимок“, — и Северус с лёгким сердцем замахнулся на явившегося к нему гостя.

Тот увернулся, увлекая за собой чудо инженерной мысли Будогорского.

— Э-э! Только не бей по голове! Кто за мной, дурачком, ухаживать станет? Тебе-то хорошо — у тебя жена любящая есть! — услышал он голос настоящего Барина.

С хлопком, подобным тому, что бывает при трансгрессии, Будогорский вышел из тела Нарциссы. Та беспомощно осела на пол.

— Береги себя, — серьёзно проговорил Ростислав, глядя в глаза Северусу. — Обнимемся, что ли?

Презиравший с детства „телячьи нежности“, Северус, тем не менее, принял объятия друга.

Будогорский недолго оставался серьёзным.

— Ну же, не раздави меня в порыве чувств! — не удержался он при взгляде на кислую мину Снегга.

Северус незамедлительно пихнул его в плечо и рассмеялся.

— Мне пора, — Барин с сожалением посмотрел на Нарциссу. — Позаботься о ней. Бедняжка…

Северус взглянул на скрючившуюся на вытертом ковре Нарциссу и вздохнул. Когда он поднял голову, Будогорского уже не было. Как не было и волшебного маленького телевизора, способного улавливать и отображать тайны чужих душ. Поздравив друга с очередным открытием, Северус занялся Нарциссой. „Интересное средство связи… Но как им пользоваться, если Барин забрал его с собой? Каков же радиус его действия?“ — размышлял он, укладывая обмякшую Нарциссу на свой облезлый диван. По-видимому, столь радостное событие как физическая расправа с Министерством, должно было войти в сердце каждого Пожирателя смерти — даже не вполне благонадёжного, каким в последнее являлся Снегг с точки зрения Тёмного Лорда… Хотя где они, „благонадёжные вполне“? Сивый продолжал напитывать Волан-де-Морта идеями, шедшими вразрез с теми, когда в фаворе был он сам. Мол, пришла пора отозвать из Штатов Беллатриссу и воссоединить семейство Малфой, да и вообще пора совершить марш-бросок на Азкабан, где томятся Крэбб, Гойл и прочие верные товарищи. Вечеринка по случаю уничтожения Министерства магии и чародейства проходила в недавно расчищенных апартаментах замка Слизерин, в помещении, служившем некогда бальной залой. Северус с плохо замаскированной ненавистью поглядывал на царственно вышагивающего по сверкающему паркету Лорда и семенящего рядом низкорослого Петтигрю. „Театр уродов“, — не смог удержаться от внутреннего замечания Снегг, оглядывая приглашённых. „Тёмные“ заметно активизировались. Это было понятно по группе дементоров, разместившихся в одном из уголков зала. Дело в том, что действо, затеянное Волан-де-Мортом, называлось КАРНАВАЛ. „Карнавал животных“, — вспомнил он некстати название музыкальной композиции Сен-Сенса… О чём бишь он? Ах, да. Дементоры. Для карнавала эти твари нацепили маски, ставшие популярными в магазинчиках ужасов после хоррора „Крик“, — на что Северус не смог сдержать саркастическую улыбку. Прихлёбывая вино из подвалов родовитого предка Волан-де-Морта (что наверняка являлось художественным преувеличением), Снегг наблюдал, как его змеевидный Хозяин выстроил себе что-то вроде трибуны в центре зала и взлетел на неё.

— Леди и джентльмены! — помпезно обратился Тёмный Лорд к собравшимся. — Наконец я чувствую себя поздоровевшим и энергичным — более чем обычно /раздались аплодисменты/.

— Был предпринят очередной шаг на пути к осуществлению нашей миссии, — провозгласил Лорд /вновь аплодисменты/.

— Это хороший момент, чтобы сплотиться и пополнить наши ряды новобранцами! — голос Тёмного Лорда сорвался, и он „дал петуха“.

Северус фыркнул в свой бокал, и по игристому вину побежали пузырьки — вышло довольно шумно. Многие обернулись, чтобы выразить своё неодобрение. Сивый так и вцепился в него глазами. Один лишь Волан-де-Морт упивался „минутой славы“. Он ещё более возвысил голос и зарокотал с новой силой.

— Пройдёт три раза по шесть дней и наступит 29-е февраля. На этот день мы назначаем Большой Тёмный Совет. Он пройдёт на Острове Погибших Кораблей — в самом сердце Бермудского треугольника.

Волшебники заклокотали. „Это же океан. Как в таком количестве переправиться на этот чёртов остров?!“

— Вам не стоит ни о чём беспокоиться, — повёл шеей Т.Лорд. — 28-го февраля вы ляжете спать, а 29-го вы окажетесь уже там /шквал аплодисментов/.

Снегг на этот раз всерьёз поперхнулся и был вынужден выйти под осуждающие взгляды вон. „Ну и ну… Что за страсть к дешёвым трюкам?.. Хотя почему же ‚дешёвым‘? Со спящими волшебниками придётся повозиться. Все эти фокусы как-то очеловечивают Лорда, ей-богу!“ Так думал Северус, сидя в обшарпанном кресле у себя в Паучьем. Впереди оставалось „три раза по шесть дней“ (как изящновыразился Тёмный Лорд) и следовало чем-то заняться. Пожалуй, особо выбирать не из чего… Снегг на 18 дней заперся в своей лаборатории.


Так и не дождавшись от своего плагиастического изобретения той реакции, что была у Будогорского, Северус плюнул на убогий телевизорик, смахивающий на TV-40-х г.г. — тот и расплавился. Подивившись незапланированному побочному эффекту, он отправился в свою холостяцкую постель и, натянув одеяло до самого носа, немедленно заснул. Как и было обещано, в ночь с 28-го на 29-е февраля Северус пробудился уже не дома. Рядом лежали штабеля таких как он идиотов. Вернее, это ОН идиот. Потому как всё понимает, но продолжает вариться в этом котле… А что делать? Основную массу приверженцев де Морта всё-таки составляли фанатики… Впрочем, они тоже, конечно же, идиоты. Но по-другому. Вредные идиоты. И опасные. Так вот, ВСЕ эти идиоты почти одномоментно расстались с ночными бдениями и начались охи, ахи и т.д. и т.п. Устав от притворных лобызаний, Северус захотел выйти на воздух. Но, покинув одно помещение, оказался в другом. И если в первом царила ночь, то в следующем — слепящий от яркого света день. Там, откуда он вышел, не было никакой мебели — люди лежали на каких-то подстилках прямо на полу. Обстановка, где он очутился теперь, послужила бы неплохой иллюстрацией комнаты с первыми компьютерами (кажется, в ту эпоху они назывались ЭВМ): мигающие ламповые приёмники, громоздкая аппаратура и серьёзные люди в белых халатах.

— Не подскажете, что это за место? — задал он вопрос проходящему мужчине.

На что мужчина лишь скользнул по нему взглядом, ничего не ответив.

— А Вы сомневались в моих словах? — Северус услышал подле себя гнусавый низкий голос.

Рядом стоял Волан-де-Морт и взирал на Снегга сверху вниз.

Северус поклонился и опустил глаза.

— Мне только кажется, или Вы и правда прячете от меня свой взгляд? — взвизгнул Тёмный Лорд.

— Вам кажется, сэр, — смиренно поднял глаза на Хозяина Северус Снегг.

Волан-де-Морт смерил его взглядом и, взмахнув полой плаща, исчез из вида. Люди в лаборатории не обратили на произошедшую сцену ни малейшего внимания. „Может, они сосуществуют в каком-нибудь параллельном измерении?“ — пришла на ум нелепая мысль. На всякий случай Северус ущипнул за попку проходившую мимо толстушку в форменном халатике. Недолго думая, та влепила ему пощёчину. Причём совершено безэмоционально. И пошла дальше. „Люди в плену обычных стереотипов. Но лишены чувств: страха при виде Волан-де-Морта, удивления от происходящего, негодования от того, что незнакомый мужчина щиплет тебя за неподобающие места… Надо выяснить, что всё это значит“. Снегг поспешно покинул операторов и оказался в коридоре, по двум сторонам которого находились круглые оконца вроде корабельных иллюминаторов.

— Вы на третьем уровне. Сейчас Вы на пути ко второму. Уровень радиации в пределах норы…. в пределах нормы… В пределах нормы, — вторил механический голос.

— Любопытно, — проговорил Северус, продвигаясь по коридору.

На его пути вырос громадный тролль. Без лишних слов чудище занесло свою дубину над головой непрошенного гостя. Северус тотчас парализовал нерасторопного тролля заклятием — тот так и застыл в позе игрока в бейсбол.

От стены отделился Джокер.

— Проход закрыт, — угрожающе-льстиво предупредил он. — И не пытайтесь поступать со мной так же, как Вы проделали это с Горным троллем. Сделаете только хуже себе.

— Люди, как правило, учатся на собственных ошибках, — не согласился Снегг (который никогда не отличался покладистостью).

Джокер фыркнул.

— Глупцы!

— Ты знаешь, что ТАМ? — Северус указал на запертую дверь в конце коридора.

— Ничего, что Вам бы понравилось.

— А ты знаешь, что мне нравится?

Тот закивал мелко и часто, как китайский болванчик, и снова влип в стену. Снегг стукнул по стене и внезапно услыхал свист сверху. Доля секунды — и „Патронус!“ — оземь шлёпнулась пара дементоров. Пришлось посторониться… Так второй раз за едва начавшиеся сутки он столкнулся с Тёмным Лордом.

Раздувая узкие ноздри, тот зашипел:

— Снегг, я в крайнем раздражении от Ваших поступков! Что Вы себе позволяете?! Кто дал Вам право калечить наших соратников?

— Эти, с Вашего позволения, „соратники“ оскорбляют честь и достоинство… — он запнулся, осознав, до чего нелепо подобное обвинение.

Внезапно расхохотавшись, Волан-де-Морт недвусмысленно перевёл свои гноящиеся глаза на то место, где у мужчин по общему признанию помещается достоинство.

— Каким же образом тролль и, тем более, бесполые дементоры посягали на Вашу честь и достоинство?

„Тёмный Лорд совсем деградировал, — подумалось Северусу. — Раньше он избегал сальностей“.

— Вы правы, — Т. Лорд вновь придал своему лицу выражение денди на отдыхе. — Эта шутка дурного толка.

Волан-де-Морт отвернулся и резко изменил траекторию своего движения. „Театр одного актёра… Надо всё же посмотреть, что ТАМ, за дверью. Алахомора!“ — дверь без труда поддалась. Северус выглянул наружу и зажмурился. Бог мой! Хорошо, что он не шагнул за дверь сразу! — Там простиралось море до самого горизонта. Но не таким, как на курортной открытке — чистеньким и ухоженным. Это был пейзаж, более всего напоминающий грузовой порт. С той лишь разницей, что ЭТОТ порт не кончался. Остовы кораблей, старые баржи, проржавленная арматура судов повсюду торчала из водной глади, нарушая гармонию двух стихий — воды и неба. „Выходит, Остров погибших кораблей не иносказание?! Вот он. Но почему…“

— Почему мы собрались здесь? Или почему остров возник здесь?

Северус вздрогнул. На него смотрели безжизненные глаза Волан-де-Морта.

— Я вернулся, дабы предотвратить то, что Вы чуть было не сотворили, — ответил он на немой вопрос Северуса. — Что ж, Вы лишний раз убедились: лишнее знание — лишние вопросы, не так ли?

— Сожалею, милорд, о собственной дерзости.

— Вы не единственный любопытствующий. С этого сообщения я должен был начать Большой совет. Однако Вы ослушались. Несмотря ни на что, Вы, Северус, всегда были мне симпатичны, поэтому Вам я отвечу прямо сейчас…

По словам Тёмного Лорда выходило, что магнитная аномалия Бермудского треугольника не что иное, как работа Посейдона и его дочерей-русалок. Дело в том, что именно здесь у повелителя морей выстроен дворец, где случаются приёмы и, порой, весьма шумные. Вот в такие дни и происходят кораблекрушения. Гости у морского царя бывают разные. Некоторые — так просто человеконенавистники. Вот они-то и устраивают кровавые проказы с корабельным людом. Отсюда и небылицы о гибельном месте. Но эти слухи не лишены смысла. Сейчас, когда этот участок так загажен обломками судов, не хватало ещё, чтобы какая-нибудь экспедиция „зелёных“ недоумков — экологов свалилась, как снег на голову! Тем временем и тут, в этом богом забытом месте теплится жизнь. Те, кому удалось выжить, создали на острове колонию. Бедолаги ведут полудикарский образ жизни без всякой надежды на спасение, т.к. если Посейдон и был так милостлив, что не тронул их, то он не настолько великодушен, чтобы отпустить их вовсе.

— Всё гениальное просто, — заключил Лорд, наблюдая, как Снегг уже минут пять сжимает и разжимает в кармане пачку сигарет.

— Курите, — разрешил ему Хозяин. — Я же предпочитаю сигары, посему удаляюсь.

„Неудивительно, что люди любят отдых на тропических островах… Здесь такое море… — покуривая в открытую дверь, размышлял Северус. — Но Лорд умолчал, почему ИМ выбраны Бермуды для проведения Тёмного Совета. Продиктовано ли это только страстью к импозантности? Или чем-то ещё?“

Он задраил люк и вернулся в первое помещение.

В большинстве своём волшебники, которых он тут видел, представляли жалкое зрелище: помятые, всклокоченные, невыспавшиеся. Вполголоса они переговаривались меж собой.

— Вы слышали: сам Бруствер приедет из Африки, — говорил неизвестный Снеггу маленький человечек. — У него полно последователей.

— Я правильно Вас понял, это тот самый Бруствер, который создал Корабль „Желание“? — оживился его собеседник: зеленоволосый и синебородый (что немного шокировало).

— А из Антарктики вернётся Шлиммель.

— Как??? Он тоже из „наших“?!

— Тоже, тоже.

— Ну, а Беллатрисса будет?

Народ, прислушивающийся к их диалогу, ещё более навострил уши. Северус понял, что здесь собраны те колдуны и колдуньи, которых брали в Пожиратели для числа. Вряд ли эти люди могли принести Волан-де-Морту какую-либо реальную пользу. Странно, что его поместили к ним. Или наоборот — ничего странного… в его положении. Поэтому-то ему и не попалось до сих пор ни одного знакомого лица. Впрочем, он не особо переживал по данному поводу.

— Простите, Вы не Северус Снегг? — робко обратилась к нему пожилая волшебница.

Северус молча смотрел, а неё и думал, что большинство людей всё-таки мазохисты. Все они кричат о любви к власти, деньгам, комфорту… А вот ведь валяются здесь на полу — бабы вперемешку с мужиками — нечёсаные, неумытые, мучающиеся от неудовлетворения естественных надобностей…

— Извините, я, наверно, ошиблась, — произнесла она и отошла.

— Добро пожаловать, дорогие коллеги! — проворковал — кто бы вы думали?! — Хвост.

„Стало быть, опять в чести…“

— Прошу пройти за мной всех желающих посетить туалет, — провозгласил Петтигрю.

Плотная толпа проследовала за ним. Снегг остался один. Правда, ненадолго. Нарисовался другой его „приятель“ — Фенрир Сивый.

— Что, фортуна переменчива? — хмыкнул Сивый. — Не успел ты оглянуться, как уже на самом дне.

— Странно, — сказал Северус, — я только что об этом думал. Этими же самыми словами.

— Сожалеешь? — с любопытством взглянул на него Сивый.

Северус ничего не ответил и отвернулся: „Надо бы ему сказать, что ни на каком я не на дне. Тёмный Лорд за сегодняшний день целых три раза удостаивал меня аудиенции… Тьфу ты, глупость какая, считать знаки внимания!“ Когда же он повернулся для ответа, в комнате уже никого не было. „Да и плевать… Где же всё-таки состоится Совет? — вот вопрос…“

— Объявляется большой сбор в холле на первом уровне, — возвестил роботоподобный голос (Северус не сразу понял: то он возник в его голове, то ли проистекал откуда-то сверху). — Будьте внимательны. Указатели помогут вам сориентироваться.

Многократно усиленный динамиками голос заполнил „спальню“.

Надо идти.

Указатели не лепились сиротливо, как у маглов, на стенах, а вели себя довольно нахально. Светящиеся, будто неоновые, вывески бежали впереди того, кому должны были указывать дорогу и весело подмигивали. Северус миновал лабораторию со старыми компьютерами. Спустился по лестнице (которую в первый раз не приметил) в другую такую же лабораторию, где так же равнодушно сновали люди в белых халатах. Единственным отличием ЭТОЙ лаборатории от ТОЙ было окно во всю стену, сквозь которое просматривался „Водный мир“.

Пока Северус понимал происходящее плохо.

— Предупреждая ваши вопросы „ПОЧЕМУ ЗДЕСЬ“, отвечу сразу всем: нашими многочисленными союзниками населена не только суша, но и другие стихии: водное, подводное и надводное пространства… Вас ждёт, связанный с этим сюрприз.

Этот спич принадлежал Т.Лорду. Слово „сюрприз“ он произнёс по-детски непривычно — шаловливо. Волан-де-Морт был сегодня в чёрной атласной мантии, подбитой красным шёлком (подражая в этом цирковым иллюзионистам). После его слов комната стала стремительно увеличиваться, одновременно приобретая форму многоярусного театра. Тяжёлый бархатный занавес закрывал центральную стену — видимо, там предполагалось основать сцену. Северус почувствовал беспокойство. Раньше Тёмный Лорд любил делиться с ним своими планами. Это же широкомасштабное действо подготовили без его участия. Мало того, всё здесь являлось для него неожиданностью. Свет потихоньку стал приглушаться (а он только собрался получше рассмотреть собравшихся!). Раздались аплодисменты. Под звуки оркестра (невесть откуда взявшегося!) занавес пополз в разные стороны. Оказывается, он закрывал огромное окно во всю стену. И стекла в этом окне не существовало! Удивительно, но вода не перетекала на сцену. В ней мирно барахтались русалки и тритоны. На самой сцене красовался длинный стол, за которым сидели почётные гости. Наверно, этот стол по протяжённости легко мог бы попасть в Книгу рекордов Гиннеса. Вмещал он „каждой твари по паре“: вот парочка великанов средней величины, двое продажных гоблинов, несколько индейцев в национальных одеждах совершенно безумного вида (по всей видимости, шаманы), чернокожие волшебники, прибывшие, судя по всему, с „чёрного“ континента, рядом с ними существа, напоминающие инферналов (настоящие инферналы должны были находиться за пределами здания, для охраны). Были тут и весьма воинственные на вид лилипуты (Снегг припомнил, что в своей книге Будогорский называл их гномами, но славянской разновидности). С торца по одну сторону стола восседал Джокер, а по другую — троица дементоров. Это те, которых Северус мог назвать. Но были и такие, кого он либо вовсе не знал, либо затруднялся с определением вида. Так, например, семья грибов — кто они? Чёрт его знает. Кстати, черти тоже присутствовали (во всяком случае, вряд ли те лохматые и чумазые рожи могли называться как-то иначе). Вот с египетскими богами дело обстояло сложнее: кто тот рогатый двуликий исполин? И если вот эти, кажется, обзывались сфинксами, то кто те чудики, донимавшие всех проходивших немыслимыми загадками?.. А некоторые из магов, находящихся на сцене, сидели спиной к зрителям. „Наверно, эти уж совсем страшные“, — решил Северус. Но, как выяснилось, они просто обернулись в ту сторону, откуда должны были появиться следующие гости. Северус не придал значения словам Тёмного Лорда „Вас ждёт ещё один сюрприз“. А зря. На сей раз это не было привычным для Волан-де-Морта бахвальством. Волны „вспенились бурливо“ и выбросили на сцену что-то вроде морской раковины, которая встала на попа, и из неё с проворством спортсменов выпрыгнули… зелёные человечки. От неожиданности Северус приоткрыл рот.

— Марсиане! — зашептали его соседи по ложе.

Северус скользнул по шептунам взглядом: чета пожилых волшебников, чернокожий колдун, группа подростков и он сам, разумеется. Похоже, что все англичане. Пришельцы (если только это не ловкий фокус) лопоча что-то на своём „марсианском“, рассаживались неподалёку от Тёмного Лорда. Их насчитывалось аж пятнадцать человек… хм-хм.

— Земля всегда была лакомым кусочком для инопланетян, продолжал рокотать Волан-де-Морт. — Не всякая планета столь благодатна для жизни. Тут есть питьевая вода, воздух, насыщенный кислородом, умеренно тёплый климат… Настоящий рай. И мы готовы стать добрыми соседями тем, кто протянет нам руку помощи в непростое время.

Марсиане затрясли головёнками. Ребята, сидящие в зале рядом со Снеггом, захихикали.

— А они настоящие? — пропищала девчушка, которой, наверно, только-только исполнилось 17.

Северус ухмыльнулся — он думал о том же.

— Как ОН думает потом от них избавиться? — чернокожий, будучи одиноким, решил поделиться своими соображениями со Снеггом.

Северус подозрительно оглядел его.

— О! Не беспокойтесь, я не шпион! — замахал тот руками. И, озабоченно добавил. — Я слышал, будто инопланетяне очень плодовиты.

На всякий случай Северус отодвинулся от него и устремил глаза на сцену. Там опять всё пришло в движение. На сей раз виной тому явился крупный кудрявый мужчина, прокладывающий себе дорогу при помощи посоха. На плечах вновь прибывшего красовалась тога, а голову венчала тиара.

— Гляди, Нико! — указывала трепещущей рукой женщина на величавого грека, обращаясь, по-видимому, к своему супругу. — Даю слово, это сам Посейдон!

Посейдону тем временем домовой эльф — интересно, чей? — втыкал в уши миниатюрные наушники. Скорее всего, это был адаптер, позволяющий синхронно транслировать услышанное на родной язык. „Выходит, Тёмный Лорд не знает о вирусе полиглотизма“, — отметил Северус.

— Сегодня я присутствую здесь в качестве посредника, — заговорил Владыка морей.

Чернокожий вновь придвинулся.

— Что же Вы? Где Ваши наушники? Сейчас всё прослушаете, — он укоризненно причмокнул.

„Они мне не нужны! Так же, как и тебе, старый осёл!“ — мысленно выругался Северус. Но в карманах всё же пошарил. Рядом с пачкой сигарет лежал небольшой моток проводов — это и были пресловутые наушники. Нетерпеливо он воткнул их в уши и прислушался.

— Я лишь посланник дружественного мне народа. И если вы исполните давнюю мечту атлантов, они одарят вас своей дружбой. А это — учитывая возраст их цивилизации — немало, поверьте!

— Отчего Вы взяли на себя роль роли посредника, не СОЮЗНИКА? — доверительно понизив голос, спросил его Волан-де-Морт.

— Мне ничего не надобно. Я и без того ЦАРЬ, — напомнил с улыбкой седовласый красавец.

Тёмный Лорд щёлкнул пальцами. На стол опустился знакомый Снеггу ларец. Так называемый „ящик Пандоры“. Де Морт, сощурившись, смотрел на Посейдона, поигрывая костяшками пальцев по изразцовой крышке ларца.

— И это тоже? — многозначительно произнёс он, глядя на Царя.

Даже с высоты третьего яруса было видно, как потемнело от гнева лицо Посейдона. Напрасно Волан-де-Морт взялся шантажировать Владыку.

— Я отвечу вам не ранее, чем когда переговорю с братом, — тем не менее спокойно ответил он. — А сейчас вынужден проститься.

Посейдон стукнул посохом и исчез.

После этого всё пошло наперекосяк. Великанам надоело чинно восседать за столами, и Волан-де-Морт сделал знак, чтобы их оглушили на время. Этот инцидент послужил вспышкой к дальнейшим безобразиям: волшебники разных пород и мастей стали выскакивать к Тёмному Лорду и выдвигать свои требования. Поскольку правилам грамотных дебатов их никто не обучал, вели они себя, мягко говоря, некорректно. Так, один из гоблинов встал прямо на стол заседаний и, потрясая кулачонками, стал требовать выплату неустойки: дескать, их племя обманом было вовлечено в преступные деяния Пожирателей смерти — до которых им и дела-то нет! Его братья финансировали безумные идеи Того-Кого-Нельзя-Называть (он так и выразился: „безумные идеи“), а теперь, похоже, их собираются надуть и оставить с носом.

— С носом! Вот именно! — прошипел Волан-де-Морт и, взмахнув палочкой, превратил и без того не малый нос гоблина в слоновий хобот, который потянул беднягу за собой, и тот чебурахнулся на пол.

— Ага! Вот так вы обращаетесь со своими сторонниками! — возопил один из славянских гномов, и его братья ответили воинственным рыком.

Этот боевой клич разогрел сидящих в зале сатиров:

— Подавай сюда обещанное! Выпивку! — загоготали они, застучав козлиными копытами.

— Ни-ка-кого почтения! — восхищённо выдохнул во всеуслышание старичок — сосед Северуса по ярусу.

Учуяв скандал, со своего места сорвались дементоры и взвились под купол театра. Северус сидел в верхнем ярусе, под самым потолком, и грязные тряпки дементоров почти касались его лица. Тут-то и произошёл казус, положивший конец Большому Тёмному Совету. Откуда-то снизу (не из оркестровой ли ямы?) вылетел Красный Дракон и с жутким трубным звуком начал исторгать… каловые массы. Больше всех попало тем, кто находился в партере. Ну, и, конечно, тем, кто сидел за председательским столом. Только слепец мог не заметить, что у Тёмного Лорда так и чешутся руки прикончить несчастного Дракошу, которого чем-то перекормили накануне. Только боязнь окончательно себя скомпрометировать, он этого не делал. Это было смешно: наблюдать космическую степень бешенства де Морта!.. Что до зелёных человечков, так они сочли за благо ретироваться. „Инопланетная военная угроза, похоже, миновала“, — с облегчением вздохнул Северус. И, пока „суть да дело“, Северус решил навестить Юлию.

Глава 17. В сердце Африки.

Если Совет, которому суждено было так бесславно кончиться, Волан-де-Морт гордо именовал БОЛЬШИМ, то Совет, состоявшийся в Хогвартсе, смело можно назвать МАЛЫМ, поскольку присутствовало на нём всего пятеро: директор, завуч (в лице Будогорского) и трое студентов — Гермиона Грейнджер, Рон Уизли и Гарри Поттер. Гарри с любопытством оглядывал директорский кабинет: не так часто он посещал его со дня смерти Дамблдора. Нельзя сказать, чтобы убранство этой комнаты сильно претерпело изменения. На стенах те же портреты, на стеллажах книжного шкафа всё те же „штучки“. Вот только на письменном столе идеальный порядок. И нет Фоукса… Где, кстати, он? Где, вообще, гнездятся фениксы? Наверно, ответ на этот вопрос мог бы дать Хагрид. Но профессор по уходу за магическими существами обычно норовил подсунуть своим студентам что-нибудь более „интересное“, чем пресловутый Феникс, что-нибудь более клыкастое, более кусачее и опасное.

— Если тебя вдруг заинтересовал уход за магическими существами, Гарри, то со следующего года этот предмет у нас будет преподавать твой хороший знакомый — Чарльз Уизли. У Чарли случилась размолвка с одним из коллег, и он решил покинуть Румынию, — как всегда предвосхитил возникшие вопросы Будогорский.

— А как же Хагрид? — в один голос спросили Рон и Гарри.

— Хагрид увольняется. В связи с переменой места жительства, — ответила за Будогорского Гермиона.

— Как?! — у Гарри даже слов не нашлось, чтобы раздраконить Хагрида по всем статьям за его предательство.

— Никакое это не предательство, — парировала Гермиона. — А очень даже благой поступок. Представьте: в школе madam Maxim одни девочки. Если их некому будет защитить, Шармбатон просто-напросто закроют. Хагрид же повёл себя как настоящий джентльмен.

— Хотел бы я посмотреть, кто осмелится обидеть нашу „Дюймовочку“, — проворчал Рон, имея в виду, конечно, Олимпию Максим.

— Да, — попытался спрятать улыбку Будогорский, — но есть ведь ещё её прелестные ученицы.

— Давайте всё же вернёмся к тому, ради чего мы здесь собрались, — постучала по столу МакГонагалл.

— И ради чего? — бесхитростно вытаращился на неё Рон.

Барин выступил вперёд и торжественно произнёс:

— Дорогие друзья мои! На вас возложена миссия необычайной важности и сложности! Не скрою, не сразу мне удалось убедить коллег отпустить вас. Но! Не стоит вмешиваться в то, что предначертано самой судьбой! Такова ваша карма! Мы не вправе менять прошлое. Также мы не можем спорить и с настоящим… каким бы ужасным оно нам не представлялось…

— Кхе-кхе, — так МакГонагалл деликатно напомнила Ростиславу Апполинарьевичу, что пора переходить к сути.

— Итак, вы отправляетесь в самоё сердце Африки! — с чувством закончил Будогорский.

Рон икнул.

— Вместо занятий? — похоже, он просо ошалел от счастья.

Профессор МакГонагалл проигнорировала неприличную радость Уизли и протянула Гермионе свиток.

— Вот примерный маршрут ваших дальнейших перемещений, — произнесла она. — Ознакомьтесь и уничтожьте.

Ребята склонились над столом. Гарри ожидал, что это будет что-то вроде карты, но ошибся. В столбик были перечислены населённые пункты, где им предстояло побывать, а рядом — ориентировочная дата прибытия. Скатав пергамент в трубочку, Гермиона задала вопрос, который парням и в голову бы не пришёл:

— Когда же мы будем успевать ещё и учиться?

— Вы не поняли? — удивился Будогорский. — Вы не будете учиться.

— То есть нам поставят оценки „автоматом“? — уточнила Гермиона.

МакГонагалл фыркнула и стала поправлять и без того ровные стопы тетрадей на своем столе.

— Что же вы молчите? — не отставала Гермиона.

— Мы не можем выставить вам отметки просто так. Приедут чиновники из Министерства… — начал оправдываться Барин.

— Из какого такого „Министерства“? — хлопнул себя по бокам Рон. — Уж не из того ли, что сравняли намедни с землёй?

— Рональд Уизли, — менторским голосом проговорила Директриса. — Вы не знаете, что говорите. Министерство нельзя уничтожить. Это неподвластно даже… Сами-Знаете-Кому. Не прошло и недели, как Министерство регенерировало.

— Что-о? — сглотнул Рон.

— Стало быть, самовосстановилось — как ящерица восстанавливает утраченный хвост, — пояснила Гермиона.

— Давайте уже закончим, — потерял терпение Гарри.

— Действительно, — поддержала его МакГонагал.

И в двух словах объяснила, что никто не имеет права проставить просто так оценки в аттестате зрелости. Их выставляет сама Школа. Именно Школа! Несколько раз за особые заслуги студентов аттестовали, так сказать, заочно. Но на выпуском эти горе-хогвартцы (ещё недавно считавшие себя везунчиками) оказывались без документа об образовании. Он исчезал, испарялся! Недаром Дамблдор говорил, что даже он не знает всех секретов Хогвартса!

— Но, — успокоил ребят Будогорский. — это касается только выпускников — семикурсников. Но прочих учащихся сие правило не распространяется.

— Это что же… — дошло наконец до Рона, который никогда не отличался способностью хватать на лету. — Мы на второй год останемся?

— Ну-у, — заюлил Будогорский, — у вас есть шанс попытаться сдать экзаменационные предметы с общим потоком.

— Нет. Шансов у них нет, — безжалостно вынесла приговор МакГонагалл. — Но вы должны помнить, что вам оказана невероятная честь: сразиться со злом от лица нашей Школы!

— Видимо, от Барина набралась. Раньше я что-то не слыхивал от нашей старушки таких пафосных речей, — шепнул Рон Гарри.

— Но! — их классный руководитель поднял вверх палец. — МОЁ предложение остаётся в силе! Правда, оно касаемо лишь „защиты от тёмных искусств“.

Понятно, что Будогорский решил на прощание „подсластить им пилюлю“. Ребята понуро кивнули и вышли.

— Слушай, о чём говорил твой любимый Ростислав Апполинарьевич? Какую ещё он открывает вакансию на получение отличной оценки?

— Да какая-то опять ерунда, — махнул рукой Гарри.

— И всё же? — настаивала Гермиона.

Гарри остановился, чтобы припомнить, в каком контексте прозвучал вопрос Будогорского: они готовились к встрече с чутью… Это точно… Но вот в связи с чем был задан этот вопрос?

— Просто Будогорский спросил, что случается с волшебниками, если их сжигают на костре?

— И ты ответил? — пытливо взглянула на него Гермиона.

— Ну, конечно! Сказал, что волшебников невозможно сжечь…

— И всё?

— И всё! — развёл руками Гарри.

— Ну, это же Барин! БА-РИН! Пообещать для него — не значит обмануть! — у Рона, как всегда, было всё легко и просто.

Может, просто забыть об очередной блажи Будогорского? Может, Рон на этот раз прав: Барин — он Барин и есть… Но это было не в характере Гермионы. Тем же вечером она отправилась к декану их факультета с ультиматумом: либо Ростислав Апполинарьевич знакомит со своей загадкой „с чувством, с толком, с расстановкой“ — либо… не пудрит им мозги! Постучав и не дождавшись ответа, она рискнула приоткрыть дверь. Ростислав Апполинарьевич стоял у окна, обхватив себя за плечи.

— Профессор? — окликнула его Гермиона — тот не откликнулся.

Она решила не заявлять о своём присутствии… пока. Гермионой овладела идея „проверки связи“ (так Будогорский называл окклюменцию без ведома респондента). Ещё ни разу, ни одному студенту (за исключением, может быть, Гарри) не удавалось проникнуть в сознание своего учителя. А сейчас, похоже, Ростислав Апполинарьевич не включил защиту. Было бы так заманчиво прогуляться по коридорам его сознания… Но! Барин стоял к ней спиной. Без зрительного контакта шансов на успех мало. Вернее, почти нет. Попробовать? В любом случае, что она теряет? Гермиона тряхнула головой, выбрасывая все отягощающие её мысли, и замерла. Даже не дышала. Юная женщина сидела в кресле. Просторный пеньюар не скрывал её „интересного“ положения. Лицо будто списано с лика Мадонны. Картина медленно таяла в розовой дымке. На смену ей из грязно-серого тумана стало вырисовываться лицо улыбающегося мужчины: тёмные густые волосы, большие чёрные глаза… Он был ей знаком. „My Got! — чуть не вырвалось у неё. — Да это же Северус Снегг!“

В ту же минуту обернулся Будогорский.

— Гермиона? — удивился он. — Я не слышал, как ты вошла.

Кое-как справивившись с эмоциями, Гермиона состряпала невинно-безмятежную мину и ляпнула первое, что пришло в голову:

— Мы согласны… согласны на ваше предложение, — „Боже что я говорю!“

По окончании кратковременного визита Гермионы Ростислав вновь подошёл к окну. Недавние воспоминания жгли душу. Снова обозначилась та картинка, которую нечаянно (нечаянно ЛИ?) подсмотрела Грейнджер. Юлия сидит в кресле и вышивает красных петухов на кухонных занавесках. Сам он систематизирует художественную литературу. Работает телевизор. Обстановка почти семейная. И вдруг — щёлк! — из ниотуда появляется Северус (как обычно в черном: ни дать, ни взять — гот!). Тут же петухи летят в сторону. Юля — будто и не на сносях! — вскакивает на кресло, а Снегг, не стесняясь нечаянного свидетеля, кружит свою беременную жену по комнате. Потом осторожно возвращает на место и гладит ей лицо, ловит и целует Юлины руки. Будогорского игнорируют до тех пор, пока он сам не заявляет о своём присутствии:

— Я выйду на лестницу, перекурю.

Юлька опускает руки и растерянно на него смотрит. Лицо Снегга деревенеет, но он заставляет себя ответить:

— Через минуту я к тебе присоединюсь.

Северус выходит на лестничную площадку, как и обещал. Он молча прикуривает от сигареты Ростислава.

— Я только что с Большого Совета. Он с треском провалился, — Снегг решил не тратить попусту слов. Вместо этого открыл коридоры своего сознания, чтобы Славка мог без труда прочесть эту информацию. — Как тебе картинка?

Он довольно хохотнул и тут же посерьёзнел:

— Теперь о Юлии… Как она?

Барин тоже постарался быть краток:

— Скоро ты станешь отцом. Ей не доходить всего срока.

— Пожелаешь мне? — произнёс вслух Северус, затушив сигарету.

— Ни пуха! — кисло улыбнулся Будогорский.

— К чёрту! — от души послал его Снегг и трансгрессировал.


„Нужно прекратить таскаться к Юльке… Хотя, конечно, это было бы форменной трусостью с моей стороны. Сейчас я единственное звено между ЕЁ миром и миром, в котором обретается Севка…“ Получается, ни до, ни после родов Юлии он просто права не имеет её оставлять… Или всё это предлог, чтобы видеться с ней?.. Самое мудрое в такой ситуации — пустить всё на самотёк. О чём действительно сейчас стоит подумать, так почему МакГонагалл сподобилась-таки отпустить знаменитую троицу туда, где их очень даже может быть ждёт лютая смерть? Что заставило Директора Хогвартса дать вольную Поттеру, Грейнджер и Уизли? Может, Минерве тоже явился во сне Дамблдор, с мнением которого (единственного!) она считалась? Стоп! Дамблдор во снах более не является… Что, если МакГонагалл видела его в другой ипостаси? Живого… или полуживого? Ведь она занимает его апартаменты, а это что-нибудь да значит! Там каждый пустяшный предмет хранит память о своём прежнем хозяине. Насколько знал Будогорский, нынешняя директриса Хогвартса ничего не меняла в жилище Дамблдора. Напротив, с педантизмом старой девы она холила и лелеяла вещи Альбуса, протирая их ежедневно с тщательностью, которая в конце концов могла бы нанести ущерб большим и малым дамблдоровским безделушкам, так как она рисковала затереть их до дыр. Упиваясь болью неразделённой любви (сказать кому — не поверят!), Ростислав как-то оставил за кадром то, что раньше бы не обошло его внимания: что предшествовало принятию МакГонагалл решения не чинить препятствий на пути Поттера? Широкими шагами Будогорский преодолел расстояние от своего кабинета до директорского и гаркнул перед входом:

— Десятка червей! — он вошёл в стену.

Лестница-эскалатор доставила его прямёхонько до порога. Он распахнул тяжелые дубовые двери и замер. За письменным столом сидел… Альбус Дамблдор.

— Прошу Вас, Ростислав Апполинарьевич, — услышал Будогорский плаксивый голос Директрисы, — ущипните меня!

Ей-богу, на привидение более походила Минерва: в одной ночной рубашке она была тоща, как жердь, и растрёпана наподобие огородного пугала.

— ОН меня преследует! — МакГонагалл указала дрожащим пальцем на Альбуса.

— Почему! Почему, Минерва, Вы не хотите примириться с тем, что я жив? Неужели эта мысль для Вас столь неприятна?

МакГонагалл всхлипнула. А Будогорский решительно шагнул к столу и протянул руку Дамблдору. Тот улыбнулся и встал во весь рост.

— Благодарю, Ростислав. Как видите, я вышел из подполья. Потому как дела ваши крайне запущены.

Барин удивленно приподнял брови. МакГонагалл всё ещё стояла, прижавшись к стене.

— Да, очень запущены, — повторил Дамблдор — строго и в то же время ласково — вполне в его духе.

Он вышел из-за стола и потянулся. Ростислав отметил, что рука учителя — мёртвая в последние месяцы ТОЙ жизни — вновь выглядела „как новенькая“.

— Готов предупредить некоторые ваши вопросы. Во-первых, отличное снадобье Вы когда-то приготовили, Ростислав Апполинарьевич… Не для слабонервных, да-с… но ведь и я не из таких?! — Дамблдор ухмыльнулся в бороду. — Во-вторых, Ваш рецепт имеет одну особенность… Интересно, Вы знаете о ней?

— То, что существует связь между Вашей силой и слабостью Волан-де-Морта? — вопросом на вопрос ответил Будогорский (в то время как МакГонагалл переводила взгляд, полный непонимания, с одного мужчины на другого).

— Значит, знаете, — Дамблдор разочарованно вздохнул. — Тогда, в-третьих: обо мне не должен знать НИКТО. И так посвященных больше, чем достаточно.

— Я не понимаю, — вмешалась Маконагалл. — Выходит, Поттеру привиделось, будто Вы убиты Снеггом?

— И да, и нет, Минерва. Видите ли, у нас была с Северусом договорённость, о которой ничего не знал Гарри. Вот и всё…

— Всё?! — взвизгнула почтенная дама. — А то, что честный человек оклеветан, Вам всё равно?

— Это ему епитимья. За грехи, — жестоко пошутил старец.

МакГонагалл пошла пятнами и открыла рот, дабы издать вопль справедливого негодования, но Дамблдор упредил её:

— Тихо! Теперь мы действуем сообща. Каждый из нас достаточно силён в окклюменции, чтобы Волан-де-Морт пребывал в неведении относительно моего воскрешения, — он совершенно неожиданно выкинул вперёд правую руку. — Один за всех?

— И все за одного! — МакГонагалл и Будогорский подтвердили мушкетёрский жест, положив свои ладони поверх Директорской.

Наконец стратегия была выработана. Постановили: если Гарри, Рон и Гермиона смогут сдать все экзамены, то закончат Школу со своими одноклассниками. Если нет, их обучение продлится ещё полгода (ровно столько, сколько они пропустят). Их захватывающее приключение (по мнению Рона), опасное предприятие (по словам Гермионы) или смертельная схватка (как выразился Гарри) начиналось в Африке. После их ждала Бразилия, Тибет, Атлантида и Плутония. Надо сказать, что это программа максимум. Основной же их задачей являлось нахождение броши Когтевран. Поэтому всё закончится сразу после нахождения раритета… Так считали Рон и Гермиона. И только Гарри полагал, что ТАК это не может завершиться. Необходим логический конец. КАК это будет, он точно не знал. Но надеялся, что у него достанет времени, чтобы узнать. Или придётся ориентироваться по ходу действий… В крайнем случае, подскажут. Будогорский неоднократно говорил, что физическое уничтожение Волан-де-Морта есть миссия, уготованная младшему Поттеру по предсказанию Трелони (о которой, кстати, был самого высокого мнения), но Гарри слишком молод, чтобы выйти один на один к Тёмному Лорду. Снегг, как провинившийся школяр, стоял в приёмной Тёмного Лорда, послушно склонив голову.

— Ваша задача: всюду — я повторяю — ВСЮДУ следовать за членами Ордена, — гундел его всемогущий Хозяин.

„За всеми сразу?“ — мысленно откомментировал Северус.

— Сейчас, когда Министерство уничтожено…

„Ха! Тебе хотелось бы в это верить…“ — вновь не удержался он от внутреннего комментария.

— … конечный пункт их маршрута предполагается в Отделе Тайн, — продолжал Волан-де-Морт.

Северус вздрогнул: „Откуда он так много знает?“

— Всё! — гавкнул Тёмный Лорд и отвернулся.

Снегг отметил, что с последним „всё!“ де-Морт выплюнул коренной зуб. „Какая гадость!“ — поморщился он. Однако во всякой гадости есть своя доля приятности. Вот, например, сегодня Северус (зная, что играет с огнём!) опробовал новое средство защиты. От нечего делать им был проштудирован курс физики общеобразовательных школ российских маглов. И, удачно скомбинировав законы аэродинамики с магическими преобразованиями, Северус создал интересную штукенцию, напоминающую самый обычный пульт. Нажмёшь на кнопочку — полная блокада твоих мыслей за счёт установления поля, препятствующего каким бы то ни было колебаниям физического происхождения извне. Да, приходится признать, физика — наука, пред которой стоило снять шляпу!

…А поручение Волан-де-Морта не шло вразрез с его собственными чаяньями… Правда, Северус не знал, что как только он покинул апартаменты Лорда, из-за занавески вышел Сивый, которому было поручено проникнуть в замысли „хитреца Снегга“.

— Что скажете? — придерживая челюсть, обратился к нему Волан-де-Морт.

— Ничего, — развёл руками Сивый.

— Согласитесь, мой милый, — прошамкал де Морт, — трудно поверить, чтобы человек неглупый ни о чём не думал.

Под „неглупым“ Хозяин разумел Снегга.

— Ничего, он у нас ещё заплачет кровавыми слезами, — пообещал Сивый.

— Слушайте внимательно, Фенрир. Как нитка за иголкой, так и Вы за ним — следуйте неотступно. Не отставайте ни на шаг! Запомните: он мне нужен!

— Вообще-то жутковато было, — признался Рон, когда Гарри с одной стороны, а Гермиона с другой, помогли ему пересечь океан.

Рон оставался единственным, у кого не всегда получалась трансгрессия „по-русски“. Не всегда здесь не годилось. Надо было наверняка. Поэтому Гермиона и предложила трансгрессию тройками (как они делали неоднократно, скитаясь по Трансильвании). Слава богу, всё получилось.

— Теперь пересекаем Европу, а там — в Каир, — посмотрев на часики, пробормотала Гермиона.

— Нам же в Египет, — счёл своим долгом напомнить Рон.

— Каир — это столица Египта, — походя откликнулась Гермиона, нисколько не удивляясь невежеству друга. — Там мы встретимся на новой штаб-квартире с НАШИМИ. Интересно, какая она, эта явочная квартирка… Похожа на прежнюю?

— Вряд ли, — постарался замять неприятную для Гарри тему Рон и поспешил признаться: — Я, вообще-то не знал, что Египет — это Африка.

— Думаешь, я очень удивилась? — холодно осведомилась Гермиона.

— Не стоило ей в этом признаваться, — дал Рону дружеский совет Гарри перед тем, как вновь трансгрессировать.

„Нашими“ оказались: Грюм (заметно обрюзгший), Люпин (будто выцветший), Тонкс (вот она напротив цвела и пахла), а также Билл Уизли и Кингсли. Билл оставил Флер дома, дабы в случае чего их ребёнок не остался круглым сиротой. Кингли выглядел совершенно убитым (обстоятельства не разглашались). Фреда и Джорджа (к немалому удовольствию их младшего брата) привлекать не стали, посчитали легкомысленными. А вот Чарли должен был присоединиться к ним позднее. Из Хогвартса не прибыл никто… Почему, спрашивается? Гарри чувствовал какую-то странность. „Ко мне относятся как к смертнику, — со злостью подумал он. — Даже охрану сократили… Конечно, чего ради зря тратиться?“ Гермиона незаметно для всех пожала под мантией ему руку — она его услышала. А Рону всё было по барабану. По идее, только он и вселял в Гарри уверенность.

К ним подхромал Грюм.

— Ну что, седлаем мётлы? — подмигнул он ребятам.

— Можно, — вяло согласился Гарри.

— А ну, не киснуть! — гикнул старый забияка, закидывая грузную ногу на древко метлы.

Как ни странно, это помогло.

К вечеру в одной из негритянских деревень в честь гостей устроили маленький праздник. Сидя у костра, Гарри слушал только что прибывшего Барина.

— Это одно из немногих оставшихся селений, где жители исповедуют Вуду. Сейчас считают, что родина этой религии Гаити. Но я провёлнекоторые исследования и доказал, что те племена, которые эмигрировали на Гаити, родом из этих мест. Именно здесь родилось то, от одного упоминания которого люди вздрагивают, — Будогорский понизил голос: — ЗОМБИ! Не все знают историю происхождения зомбирования. Ведь создание оживших мертвецов не является самоцелью религии Вуду. У неё — впрочем, как и во многих других мировых религиях — крепкá связь предков с потомками. И если отдельные несознательные пращуры лишали своих родственников наследства, то их обращали в зомби — этакий прообраз библейского Агасфера.

Рон крепился как мог. Но к моменту упоминания Вечного жида глаза его неумолимо начали слипаться.

— Э-эй, не спи, замёрзнешь! — Барин провёл ладонью по лицу спящего.

Тот встрепенулся, но лишь на мгновенье.

— Итак, на чём я остановился? — невозмутимо продолжил Будогорский. — Ах, да! — Агасфер!.. Боюсь, конец истории будет скомкан. Просто мне хотелось довести до вашего сведения, что зомби — не ожившие мертвецы, разгуливающие где им заблагорассудится и творящие что захочется. Зомбирован может быть каждый. При чём совсем необязательно даже предварительно умерший. Выполнение чужой воли и называется зомбированием.

— Чем же тогда ЭТО отличается от действия заклятия Империус? — спросил Гарри.

— Завтра увидишь, — позёвывая, Барин растянулся на циновке, кутаясь в цветную тряпку, заменяющую одеяло.

Гарри последовал его примеру. Любознательная же Гермиона отправилась досматривать ритуальные пляски аборигенов.

— Гарри! Гарри, проснись! — шею обжёг горячий девичий шепот.

Гарри открыл глаза. Гермиона дала знак: мол, надо поговорить. Спорить он не стал, но от досады на виновницу раннего пробуждения тихонько застонал. Барин тут же зашевелился. Гарри виновато посмотрел на подругу — та показала ему кулак. Когда они углубились в лес, отойдя от деревенских хижин на значительное расстояние, Гарри не пожалел, что Гермиона вынудила его встать в такую несусветную рань. Зелень, ещё не уставшая от знойного африканского солнца, сражала своим великолепием. Утренняя влага оросила сочные листья тропических деревьев, и они блестели, будто натёртые воском. Буйство красок поражало. Начни перечислять, и непременно запутаешься: вот, к примеру, цикламен, а вот это… ультрамарин, что ли?.. Да и свежий воздух, казалось, имел свой собственный окрас. Улыбаясь, Гарри смотрел на Гермиону. Хорошо, если б на её месте оказалась Джинни…

— Но я не Джинни, — отрезала она. — И настроена, увы, не на романтический лад.

— Здорово у тебя получается, — не без иронии похвалил Гарри её достижения в чтении чужих мыслей.

Гермиона досадливо поморщилась:

— Ладно тебе… Я вот что хотела рассказать… Предупреждаю: тебе может показаться это странным… И не говори пока Рону, его это мало касается.

— Ты о чём?

— Дело в следующем. Помнишь, вчера — пардон, позавчера! — я заходила к Будогорскому, чтобы подтвердить: мы согласны продлить наше обучение. Я не сказала, но, отправляясь к нему, меня больше всего интересовала загадка, которую он тебе задал.

„Гермиона в своём репертуаре. То, на что другой и внимания бы не обратил, у неё вдруг приобретает архиважный смысл“.

— Не отвлекайся, — перебила она ход мыслей Гарри. — Будогорский не сразу меня заметил. Я смогла увидеть, о чём он думает.

— О какой-нибудь очередной красотке?

— Да. То есть нет. Женщина, о которой он думал, была беременна.

— Остаётся лишь порадоваться за своего учителя. На мой взгляд, ничего удивительного. Барин говорил, что мечтает о ребёнке…

Гермиона покачала головой.

— Что-то там не так. Он был очень расстроен.

— Тогда, может, это была его погибшая беременная жена… Тебе не приходило подобное в голову?

— Думаю, эта женщина постарше. Жена Будогорского умерла в восемнадцать, а этой около тридцати, наверное. И… Гарри, где-то я уже её видела… не могу вспомнить, — Гермиона наморщила лоб.

— Тоже ничего удивительного, — поспешил её утешить Гарри. — Как говорится, мир тесен. Тем более, мир волшебников.

— Это ещё не всё.

— Кто бы сомневался!

— Не упади сейчас. Женщина, о которой я тебе говорю, по-моему, как-то связана со Снеггом.

Гарри замер.

— Я не уверена, — призналась Гермиона.

— С одной стороны сходство мужчины, которого я увидала в воспоминаниях Будогорского, с нашим зельедельцем поразительное… А с другой стороны… у него были чистые волосы, — в замешательстве добавила она.

Гарри расхохотался.

— Ну, знаешь, и Снегг когда-то моет голову.

— Да. Но этот… тот… в общем, он СМЕЯЛСЯ! И глаза у него были добрыми.

— Спятила? — довольно грубо осадил её Гарри. — Извини…. Если оно так, как ты говоришь, значит, ты ошиблась. Это не Снегг.

Гермиона замялась.

— Дело даже не в этом… Я шла к Барину, чтобы узнать ответ на твою загадку. Я спросила: что он имел в виду, когда спрашивал тебя, что происходит с колдунами на костре.

— И?

— И он сказал, что ему очень бы хотелось, чтоб мы сами до всего дошли.

— Ответ, достойный Будогорского, — фыркнул Гарри. — Так ты разбудила меня, чтобы рассказать эту ВЕЛИКУЮ тайну?

— Подумай сам, Гарри, — Гермиона топнула в раздражении ногой. — Сначала я вижу женщину, о которой грезит Барин. Следом за ней — Снегга… Да ещё этот вопрос, за решение которого — с ума можно сойти! — Будогорский ставит на экзамене высший балл!

— Ага, вот где собака зарыта! Более всего тебя волнует отличная отметка!

— Иногда я думаю, — высокомерно проговорила Гермиона, — что все мальчишки, втемяшив себе что-то раз и навсегда в башку, ничего другого уже не видят и видеть не хотят. Повторяю ещё раз — для ОСОБО одарённых! — всё это неспроста! Очевидно, Будогорский знает что-то такое, чего не знаем мы!

— Ты намекаешь, — мало-помалу прозревал Гарри, — что та женщина — жена Снегга?!. Она что, полная уродина?

— Она красавица, — безапелляционно заявила Гермиона.

— Ладно, оставим это… Получается… Будогорский — предатель? Это ты хочешь до меня донести?

— Как всё-таки по-разному устроены мужские и женские мозги! — в сердцах прикрикнула Гермиона. — Снегг — профессор ЗЕЛЬЕВАРЕНИЯ! Он попросту мог заморочить ту женщину! А Барин знает больше, чем говорит. Ты сам как-то упоминал, что нашего классного нет по вечерам в Хогвартсе. Где, спрашивается, он болтается? Нужно взять это на заметку!..

Из кустов высунулась огненная голова Рона.

— Кого тут нужно взять на заметку? — сонно пробормотал он.

— Тебя что тут носит? — накинулась на приятеля Гермиона.

— Пошёл отлить, — смущённо промямлил он.

— Какие душещипательные подробности! — хихикнула Гермиона. — Слушайте вы… ОБА. Вчера, когда вы дрыхли без задних ног, я смотрела концерт местных. Их ритуальные пляски, согласно религии вуду, посвящены воскрешению. Сначала танцующие делают вид, будто пьют какой-то дурманящий напиток. Затем слабеют. Падают. А потом, через некоторое время, становятся…

— Зомби, — подсказал Рон.

— Дурак! — дала ему щелчок Гермиона.

Тот обижено засопел.

— По окончании обряда опоенные зельем становятся ещё более могучими воинами! Вам это ничего не напоминает?

— Не-а, — одинаково помотали головами Рон и Гарри.

Гермиона приблизила к ним лицо и таиственно прошептала:

— Я отгадала загадку Барина!

И, помолчав для пущего эффекта, выпалила:

— Дамблдор жив!

После этого обескураживающего заявления Гарри развернулся и, ломая мясистую зелень, отправился в дом. „Этим не шутят, чёрт побери! Гермиона, похоже, совсем заучилась! Надо же: Дамблдор жив!..“ Вытерев башмаки о циновку при входе, он услыхал знакомые голоса. Бамбуковая соломка при входе служила плохой преградой для хорошо поставленных голосов хогвартских педагогов. Стоило только Гарри войти, оживлённый разговор тут же свёрнули.

— Ну, значит, договорились, — проговорила МакГонагалл (именно она являлась вторым лицом в диалоге с Будогорским).

— Очень жаль, Минерва, что Вы не останетесь до вечера, — посетовал Барин. — В нашу честь предполагается устроить грандиозный праздник… О-о-о! Гарри!

Его удивление выглядело на редкость фальшиво.

— Мистер Поттер, здравствуйте, — поприветствовала Гарри Директриса. Даже в неофициальной обстановке МакГонагалл не допускала панибратства.

— Здравствуйте, — ответил Гарри. — Не знал, что Вы здесь.

— Да-а… я, в общем ненадолго. Я тут проездом.

В эту минуту, раздвинув бамбуковые шторки, в комнату вошли Гермиона и Рон.

— Профессор! Не ожидала Вас здесь увидеть, — Гермиона, похоже, была искренне рада повидать МакГонагалл.

— Здравствуйте и до свидания, — неловко улыбнулась Минерва. В своей остроконечной шляпе и бессменной чёрной мантии МакГонагалл выглядела в обстановке африканских джунглей довольно нелепо.

Никто не сделал попытку задержать учёную даму и она, пятясь, дабы ничего не свернуть в тесном жилище, поспешила к выходу.

— Позвольте, я провожу Вас, — Будогорский вышел вслед за ней.

— Вы вчера завалились спать рано и не знаете сегодняшней программы, — как ни в чём не бывало, заговорила Гермиона. — Утром из соседней деревни должны прийти женихи. Они намерены свататься к местным красавицам. Представляете, как природа распорядилась: испокон веков в этом селении рождаются сплошь одни девочки, а у соседей — наоборот!

— Ты почерпнула эти сведения из ритуального танца? — хмуро поинтересовался Гарри.

Гермиона захихикала.

— Да нет. Вчера ко мне подсела одна из здешних невест. Ей очень хотелось заполучить что-нибудь из современных прибамбасов: плеер или мобильник… но у нас же этого нет. Поэтому я предложила погадать ей накануне свадьбы. Она согласилась…

— Что ты ей предложила? — Гарри подумал, что ослышался.

— По-га-дать. Так вот, Зейнаб…

— Как-как? — переспросил Рон.

— Может, уже хватит перебивать? — нахмурилась Гермиона. — Зей-наб. Имя местной девушки Зейнаб… Но, может, я ошибаюсь. Неважно. Короче, она была так поражена моими способностями гадалки, что даже не захотела выслушать, что её ждёт в будущем: удовольствовалась рассказами о настоящем.

— Один вопрос, — вклинился Гарри. — На каком языке вы общались?

Вместо ответа Гермиона вынула из уха вкладыш, напоминающий деталь аппарата для слабослышащих, и горделиво продемонстрировала его.

— Мартышка к старости слаба ушами стала? — не удержался Рон.

— Сейчас получишь, — огрызнулась Гермиона. — Мне, между прочим, дала это профессор МакГонагалл.

Гарри взял округлую с одной стороны и испещрённую маленькими дырочками — с другой штукенцию в руки и уже хотел поместить её себе в ухо, как Гермиона коршуном налетела на него:

— Ты что?! Это негигиенично! — с этими словами она вырвала у Гарри своего „переводчика“.

— Это нечестно! — Рон чуть не плакал. — Почему тебе?

Гермиона показала ему язык.

— Если будешь паинькой, так и быть, переведу тебе ключевые моменты.

— Похоже, я здесь вообще для мебели! — буркнул Рон.

— Ты наша сила. Физическая, — утешила его Гермиона.

— Ага, много проку от физической силы в схватке с магами!

— Не скажи. Может пригодиться. Во всяком случае, понятно, чего народ от тебя ждёт: ты сила, Гермиона — мозг. А я? — развёл руками Гарри.

— Ты — наше всё! — примирительно сказал Рон.

Тут послышались громкие возгласы, зазвучал тамтам. Ребята вышли на крыльцо. Все строения деревни образовывали кольцо. Позади хижин простирались джунгли. В центре селения красовалась площадь. Наверно, излишне говорить, что она была земляной (правда, утрамбованной не хуже асфальта). На имеющейся площади отсутствовали неизменные атрибуты приключенческих фильмов, повествующих о жизни диких народов. Во всяком случае, в пределах видимости не наблюдалось ни пыточного столба, ни бассейна с крокодилами, ни трона для верховного жреца, ни деревянных идолов. Просто ровная площадка, и всё. Сейчас, правда, она выглядела по-киношному живописно. На юношах-женихах красовались набедренные повязки из перьев диковинных птиц (вот уж никогда Гарри бы не подумал, что существуют на свете птицы с таким густым оперением! Несмотря на ветерок, сквозь набедренную повязку невозможно было ничего углядеть!). Головы молодых людей венчали повязки, украшенные всё тем же пером. А тела расписаны самым причудливым образом. И хоть наш современный вестник образования (читай: „телевизор“) не раз демонстрировал аборигенов, разрисованных подобно тому, что наблюдал тут вживую Гарри, эффект от увиденного можно было сравнить разве что с живым звуком и фонограммой. Голые африканцы на TV выглядели жалкими заморышами, в то время как эти — красавцы-гиганты, с лица которых впору иконы писать (так они были величественны и одухотворены). На запястьях, шее, икрах были надеты браслеты — деревянные, металлические, нитяные… Резкий звук заставил обернуться. На площади появился ещё один персонаж — тощий, кривоногий и низкорослый уродец. Однако с его появлением установилась почтительная тишина.

Тот удовлетворенно кивнул и воздел руки к небу:

— Ас-сейн!

Звук голоса лилипута, подобный трубному слоновьему рыку, вызывал уважение. Из хижин стали выходить невесты. Девушки были, так сказать, „топлес“. Гарри чувствовал неловкость, и в т же время не мог заставить себя не смотреть на обнаженные груди девиц. Честно говоря, в его представлении женская грудь была похожа на мячики с двумя пупырышками посередине. Стоило признать, что в жизни наблюдалось куда большее разнообразие: вот у той, с красным цветком в распущенных волосах, груди торчат в разные стороны, как у козы; а у этой полненькой лежат, будто груши, на животе…

— Хорош глазеть! — ущипнула его Гермиона.

— Ты это Рону скажи, — Гарри показал глазами на приятеля, у которого аж челюсть отвисла — причём не в переносном, а в буквальном смысле.

— Смотрите, что будет дальше, — голос принадлежал вроде бы Будогорскому — хотя тот рта не раскрывал.

— Хаш-ми! — взревел шаман.

Тут же молодые люди встали в круг, в центре которого оказался местный шаман. Юноши встали плечом к плечу спиной к мудрому старцу и опустились на одно колено. Позади них вдруг взметнулись языки пламени — колдун растворился. Ребята переглянулись. Но остальные не выказали никакого удивления. Так же внезапно, как возникло, пламя утихло. Женихи поднялись с колен и, повернувшись к тому месту, где только что стоял шаман, стали разбирать луки и стрелы.

— Идите за ними, — шепнул Барин. — Я вас догоню.

Гарри, Рон и Гермиона проследовали за молодёжью. Лесная тропка вскоре вывела их к обрыву. Под ним, на глубине метров двадцати, мутнела некрупная речушка.

— Что это они собираются делать, не знаешь? — с опаской спросил Рон, глядя, как девушки выстраиваются в шеренгу на краю обрыва.

У девушек было чудесное настроение (в отличие от Рона). Они игриво хихикали, стреляя глазами на парней, занявших места в оппозиции. Судя по всему, последние… прицеливались!

— Нужно их остановить! — гневно воскликнула Гермиона и подалась вперёд.

— Нет, — удержал её Гарри. — Не будем вмешиваться.

Но чувствовал какой-то душевный трепет.

В это время молодые мужчины выпустили свои стрелы. Их наконечники вонзились в невинные жертвы. Гермиона завизжала. И тут случилось вовсе невероятное. Парни побросали оружие и бросились за своими невестами с обрыва.

— Массовый суицид, — пролепетала Гермиона.

— Ну, офигеть! — присвистнул Рон. — А попроще что-нибудь они не могли придумать?

Гарри подошёл к краю обрыва: практически каждый из молодых людей нашёл себе пару. Только одна из девиц — та самая, с грушевидной грудью — бултыхалась в речонке. Юноша, кому она предназначалась, плыл в диаметрально противоположном направлении. „А ещё говорят, что, мол, не все мужчины любят полных женщин… некоторые любят ОЧЕНЬ полных“, — ухмыльнулся Гарри. На деле выглядит с точностью наоборот: „Не все любят худых, некоторые — ОЧЕНЬ худых“. Вот и эта толстушка никому не приглянулась… Остальные парочки в это время легко парили под облаками (!).

— Как это у них получается? — Рон наблюдал из-под козырька ладони романтическую сцену „парения“ с видимым удовольствием.

— Любовь окрыляет, — мечтательно произнесла Гермиона. — А я-то думала, что это метафора.

— „Мета…“ — что? — Рон выпучил свои прозрачные голубые глаза и уставился на подругу.

— Забудь, — раздражённо буркнула она.

Вернувшись в деревню, ребята увидели вновь прибывших волшебников и волшебниц. Рон пошёл пообщаться с братьями. Чарли прилетел на драконе (одному богу ведомо, как такое расстояние он преодолел на подобном монстре!). Рону не терпелось узнать: действительно ли Чарльз собирается бросить такое увлекательное занятие как дрессура драконов и начать преподавательскую деятельность в Хогвартсе, да ещё такой скучнейший предмет — уход за магическими существами! И где собирается жить новоиспечённый педагог? Уж не в хижине ли Хагрида?

Гарри смотрел издали, как Рон размахивал своими длинными граблями прямо перед носом Чарли, пока тот не вышел из себя и не хлопнул младшего братца по рукам. К ним подошёл Билл. Что было дальше, Гарри не суждено было увидеть. Нарисовалась Василиса Прекрасная. К ней поспешила Гермиона. Обе красотки заслонили собой братьев Уизли и завели жеманный разговор.

„А где же Будогорский?“ — Гарри обвёл глазами видимое пространство. Бог мой! Кого здесь только не было: гоблины и эльфы, люди и великаны. В самом начале знакомства с Будогорским Гарри услышал от своего будущего учителя, что настоящий волшебник должен быть худ, бледен и измождён. А он, дескать, исключение из правил. Глядя на это разношёрстное собрание, приходилось признать правоту их профессора… Но где он сам? Гарри решил потолкаться среди волшебников — авось, услышит что-нибудь интересное или встретит кого-нибудь из знакомых. Нечто необычное, но уже виденное им ранее, привлекло внимание Гарри. В зарослях буйной зелени стоял Ростислав Апполинарьевич. На плече у него сидел ворон. Точно такую же картинку видел Гарри в Румынии — перед тем, как всё смешалось (летучие мыши, вороньё, волки). Ровнёхонько перед нашествием этого зоопарка на плече Барина сидел крупный носатый ворон. Страшная мысль полоснула Гарри. „Может, Будогорский не тот, за которого себя выдаёт? Как Грюм… или ещё того хлеще — подлый оборотень, подобный Петтигрю. Нет, пожалуйста! Только не Барин!“ — взмолился он. У Гарри заныло сердце. Сколько раз ему ещё придётся разочаровываться?! Он так верил Грюму — а тот оказался ставленником Волан-де-Морта! Так был привязан к Дамблдору и к Сириусу!.. Если до кучи что-то не так с Будогорским, он просто сойдёт с ума! Словно подслушав мысли Гарри, Барин согнал с плеча птицу, угостив её на прощание сухариком. Улыбаясь, Ростислав Апполинарьевич протянул Гарри сложенное треугольником письмо:

— Тебе. В Хогвартсе новая мода: письма переправляют вóроны. Весьма импозантно.

У Гарри отлегло от сердца.

— От кого, не знаете? — спросил он. — Все, вроде бы, здесь.

Барин вновь улыбнулся.

— Значит, не все. Я пойду… с твоего разрешения.

Гарри опустился на траву и разорвал верхний слой бумаги. Письмо было от Джинни.

Гарри!

Последнее время мы не очень ладили. Не слишком много разговаривали. Только сейчас я поняла, как ты дорог мне.

Пожалуйста, напиши ответ.

И береги себя.

Твоя Джинни. Гарри в задумчивости сложил письмо. »«Твоя» Джинни«, — повторил он. Так ли это? На все его попытки близости она отвечала резким отказом: „Только после свадьбы!“ Вот оно — то, что так бесило Будогорского в соотечественницах Гарри: никогда, ни при каких обстоятельствах не терять головы. Трезвость и холодный расчёт. Может, он не так уж и нужен Джин. Не так „дорог“, как она пишет, если не в состоянии отринуть маменькины запреты. Волшебники и волшебницы стали кучковаться вокруг объявившегося шамана.

— Брак на небесах свершился! — торжественно провозгласил верховный жрец.

— Мы это успели заметить, — хмыкнул Рон.

— Что ты там успел заметить?! — цыкнула на него Гермиона. — Тебе же мало один раз увидеть — нужно ещё сто раз пояснить!

— Ну, это как раз мне объяснять не надо, — парировал Рон, недвусмысленно изобразив акт „любви на небесах“. — Ты видел, Гарри, как у этих болванов перья встопорщились?

— Скабрезник! Прекрати немедленно! — щёки Гермионы пылали.

— Па-жалоста! — Рон отвернулся с деланным равнодушием.

С небес стали спускаться парочки: охотник и его „трофей“. Чуть поодаль стояли одинокий воин, рядом — нахмурившаяся девушка, которую никто не возжелал.

— Сегодня вы — собравшиеся — будете свидетелями нашего великого таинства! — пророкотал жрец. — Мы решили показать нашу силу не для того, чтобы испугать, а для того, чтоб вы знали: кто дружен с нами — так же силён, как мы! Сегодня — великий день!

Негритянский колдун привычно-театральным жестом обратил руки к небу. Гарри невольно поднял глаза вверх. Одна из планет медленно застилала диск Солнца. Стало интенсивно темнеть.

— Ас-сейн! — воззвал шаман.

Тьма накрыла посёлок. Никто не издал вопль ужаса — видимо, племя было подготовлено к затмению. Но вот у Гарри почему-то волосы зашевелились на затылке от кошмарного предчувствия. Ледяной ветер пробежал по ногам. И только ладонь Будогорского, своевременно прикрывшая ему рот, помешала ему заорать во всё горло, когда чья-то холодная рука взяла его за запястье.

— Тише, дурачок, — услыхал он голос Барина. — Что бы сейчас не произошло, сохраняй спокойствие.

Это предупреждение прозвучало вовремя. И всё же удержать крик страха было непросто. Земля под ногами вдруг зашевелилась, и Гарри отпрыгнул в сторону. Деревянный настил во дворе стал ломаться с чудовищным хрустом.

— Ай! — уцепилась за его рукав Гермиона.

— Что за чертовщина! — попятился Рон.

Зловещий сумрак чуть рассеялся — дневное светило выступило из-за заслонившего его чёрного круга, образовав грязно-оранжевый серп света. В этом сумрачном свете обнаружилось, что между коренными жителями и их гостями выстроились в шеренгу… инферналы (!).

— Нет, это не инферналы, Гарри. Это зомби, — „успокоил“ его Будогорский.

И правда, хоть новоявленные выходцы из-под земли и имели бледно-зеленоватый оттенок, но кожные покровы их оставались чистыми, а ткани — целостными. А вот таких глаз, как у них, Гарри не доводилось видеть ещё ни у кого. Это были глаза потенциальных убийц: с остановившимися зрачками, жуткие, безжизненные.

— Повелеваю! — протрубил Шаман своим зычным голосом. — Отныне и навсегда! Служить армии правых сил, с представителями которых вам оказана честь сегодня познакомиться!

„Эта речь обращена к зомби?!“

— Р-разойдись! — гаркнул жрец, и ходячие мертвецы стали разбредаться среди гостей.

Зомби шли будто на ощупь, поводя носом, точно ищейки, вышедшие на охоту. Гарри боковым зрением отметил, что Гермиона зажмурилась, а Рон, которого обычно бросало в краску по любому поводу, стал белее постельного белья тётушки Петуньи. Гарри сжал кулаки и напрягся. Зомби прочёсывали их ряды, не останавливаясь и нигде не задерживаясь — судя по всему, самих их ничего не интересовало.

— Как они разберутся потом: кто „правые силы, а кто — ‚левые‘? — спросила Гермиона Будогорского.

— Разберутся, — туманно ответил тот, не поясняя. — А сейчас, если не ошибаюсь, нас ждёт экзотическое угощенье.

— ЭТИ тоже будут угощаться? Вместе со всеми? — пробурчал Рон, кивая в сторону зомби.

— Не думаю… хотя точно не знаю. Посидим — увидим, — ответил Барин.

Откуда ни возьмись, появились вертела с тушами кабанчиков. Под ними — свежевырытые ямы с горящими угольями. Потянуло шашлычком.

У ребят потекли слюнки.

— Есть как хочется, — заныл Рон.

— Тебя не останавливает даже то, что это барбекю приготовлено на костях, в прямом смысле! Обжора! — воскликнула Гермиона с видом оскорбленной добродетели.

— Ой, а сама-то! Слепой — и тот заметит — как ты слюни распустила. Подбери, а то поскользнешься! — заржал Рон.

— Давайте не будем задирать друг друга. Лучше присядем, и я расскажу подробнее, кто такие зомби, — купировал назревающий скандал Будогорский.

— ‚Присядем‘ на могильник? — заносчиво спросила Гермиона, скрестив на груди руки.

— Тебе следует вспомнить недавние наши уроки по материализации нематериального и организовать нам туристический набор из четырёх скамеечек и столика. Только и всего, — Ростислав Апполинарьевич, как всегда, являл собой мягкость и деликатность.

После того, как все расселись, Будогорский рассказал им, что зомби — особая категория людей, способных на феноменальные вещи (с точки зрения магии). В обычной жизни потенциальные зомби своим даром не пользовались — лишь после того, как впали в летаргический сон.

— С чего бы это им впадать поголовно в летаргический сон? — встряла Гермиона.

— Не иначе, как им помогли, — брякнул Ро

— Вопрос по существу. И идея Рона также имеет право на жизнь… отчасти. Дело в том, что бóльшая часть зомби — добровольцы. В их жизни случилось нечто ужасное, и они испытывают по этому поводу непереносимые муки совести. Чувство вины настолько гложет несчастных, что они решаются испить ‚чашу смерти‘ (специально составленного напитка). Следующий шаг: их хоронят. Это очень важный этап зомбирования: надо, чтобы человек созрел до настоящего зомби…

— Поэтому надо было зарывать этих идиотов прямо во дворе, — с отвращением скорчился Рон.

— Думаю, это сделано для пущего эффекта. Так сказать, напоказ, — усмехнулся Будогорский. — Обычно так не поступают. Напротив, выбирают местечко поукромнее.

— Погодите, погодите, — вновь вклинилась в плавный рассказ Будогорского Гермиона. — Скажите, нужен какой-то специальный ритуал погребения или важен сам факт пребывания под землёй?

— Хороший вопрос! — поднял вверх палец Барин. — Я начал с того, что будущие зомби — при жизни люди, не использовавшие свой магический дар (грубо говоря, маглы). Но были случаи, когда волшебники сами себя подвергали зомбированию — к примеру, если возникала необходимость залечь на дно. Им, конечно, не требовалось дозревать, как овощу, под землёй.

— Понятно, — у Гермионы вдруг стал странно рассеянный вид.

Она встала из-за столика и, пробормотав:

— Мне надо позвонить родителям… срочно, — скрылась в чаще.

— Странная она, — пожаловался на подругу Рон.

— Женщины кажутся странными нам, а мы — им, — философски заметил Будогорский. — Глядите: некоторые уже пробуют мясо. Давайте воспользуемся отлучкой Гермионы и оторвём самые сладкие кусочки!

Глава 18. Восток — дело тонкое.

Посреди ночи вдруг зазвонил мобильный. Северус схватил его и допустил ляп — нажал не на ту кнопку. Чертыхнувшись, он нащупал в темноте очки, которые подарила ему Юля, и нацепил их на нос.

— Зелёная трубка, зе-лё-на-я! — сказал он вслух.

И тут же раздалась мелодичная трель повторного вызова. На этот раз он не сплоховал — ткнул куда надо.

— Поздравляю, милый. Мы с тобой — родители, — Юлька счастливо засмеялась. — Ты что молчишь?

— Ты… ты как? — голос его сорвался до хрипоты.

— Нормально! Малютки совсем крошечные, но здоровенькие. Когда выпишут, не знаю. За нас не волнуйся. Береги себя. Целую.

Только Северус справился с волнением, как услышал по ту сторону ‚пик-пик-пик‘. Разговор был закончен. А кто-то ему говорил, что все женщины обожают болтать по телефону. Впрочем, Юлия — это вам не ‚все‘. Но она, может, и поболтала бы с ним по телефону, если б не Будогорский, который стерёг её пуще стоглазого Аргуса. Он дал ей на всё про всё 50 секунд.

— У вас как в уголовке? За время свыше минуты устанавливается адрес, с которого прозвучал звонок?.. Но сейчас-то намного проще: набрал телефон — высветился номер. Так что твоя конспирация коту под хвост.

— Не утомляй себя разговорами. Спи, — бдительно оборвал Будогорский её монолог.

— И правда, спать так хочется, — сладко потянулась Юлька.

Ростислав поправил ей одеяло и подмигнул — но, наверно, она этого уже не видела. Измученная двенадцатичасовыми родами, Юля уснула. Будогорский тоже обмяк. За этот день он так изнервничался, что мог уснуть и стоя. ‚Какой кошмар!‘ — поёжился он, вспоминая, что довелось ЕМУ пережить. Весь вчерашний день Юле нездоровилось. В общем-то, нездоровилось ей уже давно, но тут сил превозмогать боль у неё не было. Бросив печатать ВКР, она легла на диван и кусала губы. Будогорский, конечно, забегал: водички там поднести, потом Юре позвонить узнать, что делать, потом — её матери (хоть Юлька и запретила ему это строго-настрого).Людмила Семёновна обеспокоилась: не начались ли роды?.. А Юлия знай твердит: ‚нет, нет — рано‘. В конце концов, Ростислав вызвал такси, и после умопомрачительных уговоров, посылов и угроз от Юльки они отправились в роддом, которому уже была проплачена N-ная сумма. Юлю препроводили в смотровую, а Будогорского — в родильное отделение. Никому и в голову не пришло, что сопровождающий мог быть и не мужем роженицы.

После осмотра Юлия была в подавленном состоянии — Ростислав сразу это отметил. Хмурый молодой доктор отозвал его в сторону и начал ему выговарить:

— Вы что же, не видели, что у супруги матка чуть ли не на четверть открылась?

Будогорский опешил.

— Как, по-вашему, я мог это видеть?

— Не умничайте! — осадил его акушер. — Теперь ни за жизнь ребёнка, ни за жизнь Вашей жены я не отвечаю!

— То есть, помимо того, что Вы нарушаете подобными разговорами профессиональную этику — а это как минимум дисквалификация (так, к слову), так Вы ещё вдобавок расторгаете Договор, заключённый между генеральным директором вашего учреждения и Гончаровой Ю.В. Соответственно, Вы обязуетесь вернуть нам тысячу долларов, которые в общей сложности переданы Вашему родильному дому.

— Я?.. Кто?.. — начал заикаться наглец. — Да кто Вы такой?

— Вот кто ТЫ такой? — рявкнул Барин. — А ну, ноги в руки и пошёл быстро к женщине! И если хоть один волос с её головы… убью!

Будогорский толканул врача в спину, и пошёл тот, ‚солнцем палимый‘… А внимающая каждому слову медсестра решила высказать свои соображения:

— Давно пора нахала на место поставить. А то папаши как только услышат первый стон своей благоверной, так сразу кошельки раскрывают. Вот теперь наш Евгений Владимирович и не ждёт, когда богатенькие Буратино начнут деньгами швыряться. Пару фраз — и будущие папочки рады стараться подарить пару стен ‚зелёных‘… Вообще-то специалист он неплохой… человек, правда, — и сестрица многозначительно закатила глаза.

Поражаясь, как можно в профессии врача быть хорошим специалистом, а человеком неважным, Будогорский направился в палату. К Юльке уже подкатили капельницу. До этого ей проткнули околоплодный пузырь и подпихнули судно.

— Так надо? — Ростислав со страхом наблюдал за этими манипуляциями.

— Вы бы встали в изголовье, взяли жёнушку за ручку и не задавали глупых вопросов, — осадил любознательного Будогорского доктор.

Как только по тонким прозрачным проводкам капельницы побежала жидкость, у Юли начались схватки. Сначала она сдерживалась. Потом, видимо, боль стала нестерпимой, и Юлия закричала. Боже мой, как страшно она кричала! Будогорский хотел внять совету врача и взять её за руку, но, наверно, у него было при этом такое страдальческое выражение лица, что Юлька вырвала свою руку и, зло посмотрев на него, бросила:

— Уйди!

После четырёх часов нескончаемых Юлиных криков Ростиславу хотелось одного: перемотать время назад, чтобы уведомить каждого в этом учреждении о том, что он не муж роженицы и присутствовать при родах ему никак нельзя. Будогорский затаился в уголке палаты и с тоской посматривал на Юлию, сомневаясь, что это действительно она — весёлая, отважная, независимая Юлька, какую он знал. Время от времени он пытался взять Юлю за руку или приободрить словами. Но она, сцепив зубы, стонала:

— Славка, почему ты до сих пор тут? Уйди, меня от тебя тошнит!

Тошнило её, наверно, всё же не от него, а от чего-то другого. И в результате вырвало. После чего заботливые нянечки хотели сменить под ней простынь, но Юлька так завизжала, что они ограничились тем, что подпихнули под её щёку пелёнку. Любое движение доставляло Юлии муку, и она не позволяла до себя дотрагиваться. Так и лежала: мокрая от перевёрнутого под ней судна с околоплодными водами, с дурно пахнущей пелёнкой под щекой. Противореча сама себе, Юля со странной настойчивостью просила медперсонал разрешить ей походить. На что ей отвечали НЕТ. Медицинские работники, на его взгляд, вообще отличались крайним бездушием. Между делом они гоняли чаи, решали сканворды и перелистывали глянец. С другой стороны, может, это часть терапии? Так или иначе, Ростислав чувствовал себя отвратительно. И не находил ответа: зачем он здесь?! Но, наверно, во всём есть смысл. Так, например, он теперь был почти уверен, что никогда не возжелает жены ближнего. ‚Слава Богу, тут нет впечатлительного Севы. Представляю, что было бы с ним… и со всеми теми, кто посмел пустить процесс родов его жены на самотёк‘. В конце концов, всё плохое когда-нибудь кончается. Вот и срок Юлиных родов подошёл к логическому финалу. К ней в очередной раз подошёл молодой хамоватый доктор, которого величали Евгением Владимировичем, и после беглого осмотра подал знак тащить роженицу в операционную. Запинающуюся, в мешковатой ситцевой рубахе, Юльку под белы рученьки уволокли в соседнее помещение. В ‚родилку‘ Барина не пустили. Он наблюдал через стекло, как на упирающуюся Юльку напялили шапочку самого нелепого вида и, уложив на высокое кресло, принялись натягивать ей на ноги шитые белые сапоги (у него были такие же, когда играл в школьном спектакле снеговика). Зачем, спрашивается?!. Жалость — вот что он испытывал к Юльке сейчас: беспомощная, страшненькая, страдающая. Как мало надо, чтобы гордого, смеющегося человека превратить в такое вот кровоточащее… нет слов! Юлия замолчала. Больше не орала. Будогорскому были видны только спины врачей и сестёр. Господи, сколько же их! Акушер и акушерка, педиатр, сестра педиатрического отделения, анестезиолог и ещё кто-то, кто прошёл прямо в операционную. Интересно, если б Юля находилась в больнице ‚Святого Мунго‘, чем бы это отличалось от того, что он видит сейчас? Наверно, колдуньи способны оказать более квалифицированную помощь, чем эти ‚эскулапы‘. Конечно, рожать завещано ‚в муках‘, но не в таких же… Кстати, некий господин Никитин (который наплодил чёртову кучу детей и выпустил прорву педагогической литературы) собирал свидетельства рожениц о ‚приятности родов‘. Изданы они были в книжице величиной с брошюру, и как-то она попала в руки Будогорского. Будучи человеком любознательным и неленивым, Ростислав её прочёл. Что ж, сегодня этот миф полностью развенчали. Буквально у него на глазах. Так же, как и тот, что роды благотворно влияют на организм женщины. Собственно, последнее утверждение — это официальная версия. Как, например, и то, что большевики в своё время горячо приветствовали смешение благородной дворянской крови с пролетарской. С другой стороны сами высокопоставленные большевики — тоже не из ‚простых‘ — никогда (или почти никогда) на тётеньках из народа не женились. Если таковой брак всё же имел место, то супруга занимала место прислуги. Так-то. Поэтому стоило задуматься, из чего формируется будущий человек и откуда чего берётся. Недаром извечно желание гурманов-мужчин иметь в любовницах женщину нерожавшую — без отвислых грудей, дряблого зада и растяжек на бёдрах. Современные женщины, правда, борются с издержками природы: диета, пластика. Взять хотя бы Юлию: выглядит лет на двадцать пять… в одежде. Подробностей он не знает. Может, и слава богу? Что-то слишком тихо там, за стеклом… Дверь распахнулась:

— Нина, капельницу! — крикнула женщина — анестезиолог.

— Что случилось? — схватил её за рукав Ростислав.

— Схватки прекратились — вот что случилось, — с досадой прокричала врачиха.

— Ну, ладно, хватит! — Будогорский взял себя в руки и, решительно отстранив женщину в белом халате, вошёл в операционную.

Дальнейшее произошло на автопилоте. Чтобы избежать ‚охов‘, ‚нельзя‘ и прочего, он наложил заклятие обездвиживания на весь клинический персонал и подошёл к Юле. Она была без сознания. Кровь багровым пятном расползалась по гинекологическому креслу. Ростислав принял решение спонтанно. Он телепортировал Бабе Яге, и через минуту та уже была на месте.

— Э-эх! — только и смогла крякнуть старушка и принялась за ворожбу.

Кровотечение остановилось. На щёки Юлии вернулась краска. Яга положила ей руку на живот и тихо сказала Будогорскому:

— А теперь считай со мной до десяти. Ежели не срастётся у нас с тобой — считай, потеряли мы девку.

— Раз… — медленно начал он считать.

На счёт ‚шесть‘ Юля открыла глаза, а на ‚семь‘ раздалось тоненькое попискивание — это родился первенец, девочка. К концу десятка на свет появился и второй ребёнок, мальчик. Бабка ловкими руками повитухи уложила детей на стол, обтёрла их своим передником и завернула в платок.

— Смотри, чтоб платок мой не сымали, — наказала Баба Яга. — Да детей чтоб не разлучали. А то беда будет. Ну всё, милок. Обращайся, коли что. А меня здесь видеть не должны.

Она провернулась на пятке костяной ноги и была такова. Будогорский снял заморозку с практикующих ‚гиппократов‘, и они закрутились возле пациентки.

— Это ещё что за грязная тряпица на новорожденных? — гневно вопрошал медсестру педиатр. — И почему они спелёнуты друг с другом?

Ростислав посмотрел докторице прямо в лицо и внушительно произнёс:

— Так надо, доктор.

Та моргнула:

— Ну, надо так надо… Леночка, в детскую ребятишек.

У Юлии благополучно закончились роды, и она стала приходить в себя:

— Что с малышами? — был первый осмысленный вопрос, который она дала своим обычным голосом.

— Дети полностью жизнеспособны. Нужды помещать их под колпак нет. Девочка 2 кг, 49 сантиметров. Мальчик такого же роста, но чуть поменьше весом — кило девятьсот пятьдесят. Поздравляю Вас, Вы отлично справились! — произнёс Евгений Владимирович, довольно потирая руки. — Дети будут находиться в смежной с Вами палате. Так что сразу, как только Вас переведут на отделение, Вы их увидите.

— Вы тоже молодец, папаша. Обошлись без истерик, — обратился к Ростиславу доктор. — Следуйте в палату.

Юлька нащупала руку Будогорского и тихо засмеялась:

— Что, теперь ты меня больше не любишь?

Она стащила с волос позорную шапочку и попросила:

— Побудь со мной.

Шагая рядом с её каталкой, Ростислав улыбался. Теперь он твёрдо знал, ЗАЧЕМ он здесь: чтобы спасти её жизнь. Её и её детей. И ещё убедился в том, что больше не любит её. Не любит так, как до этого… но, может, и не меньше, просто по-другому. За пять дней, которые Юлия провела с близнецами в больнице, Будогорскому нужно было приобрести всё для малышей: кроватку, коляску, пелёнки, распашонки, ползунки, чепчики, рожки… всё по километровому списку, составленному Юлей. До родов она ничего не приобретала. Дурная примета, видите ли. Из-за её странной причуды Ростиславу пришлось долго юлить, упрашивая МакГонагалл дать ему отпуск на недельку. А ведь помимо Школы была ещё кампания Гарри (к слову, в последнее время ребята проявляли активный интерес к личной жизни своего учителя). Подростки сейчас находились в Тибете в одной тихой обители. Они постигали тайны, необходимые для воспитания духа и тела. Гарри, Рон и Гермиона относились к Будогорскому столь же ревностно, будь он их любимой вещью. Да, Ростислав был им нужен. Но Юлии ещё нужнее. Поэтому он и разрывался на два фронта. Спал по два — три часа. Вот и сегодня сразу после рандеву с будущей помощницей по хозяйству (Катериной, Юлиной знакомой) Будогорскому надлежало сразу же отправляться на Восток. Он уже успел побывать у Юльки и притащить ей соки, фрукты, йогурты. Похоже,несмотря на обилие питья, молока у неё нет и не будет. Жаль, малыши будут на искусственном вскармливании. Грудное молоко быстрее поставило бы их на ножки. А вот, кажется и тётенька, которая будет нянькать Асю и Гошу (Юля так решила назвать ребятишек). По оценке Юлии Катя — super. Но, поскольку у Будогорского как ни у кого работала поговорка ‚по одёжке встречают‘, он разглядывал женщину с откровенным скептицизмом: лет сорока пяти, кожа серая, круги под глазами коричневые, волосы пегие, широкая в кости, в бесформенной немодной одежде…

Чувствуя, что её бесцеремонно разглядывают, будущая няня от смущения заикалась:

— К-катя, — она протянула узкую ладошку. — М-мы договаривались с В-вами о встрече.

Барин взял себя в руки.

— Да. Конечно. Вот Вам предоплата, — он отсчитал пятьсот баксов. — И честное слово, Вы здорово облегчите мне жизнь, если заступите на службу прямо сейчас.

Катерина застенчиво улыбнулась.

— Я Вас представляла совсем другим.

— Почему же? — удивился Будогорский.

— Видите ли, — робко заговорила она. — Я давно знаю Юлию. Она терпеть не может красавчиков. И вот Вы… её муж.

— Вы ошиблись. Я не её муж, — у Будогорского отчего-то испортилось настроение.

Он коротко попрощался и зашагал прочь. Кажется, эта бабёнка брякает первое, что приходит в голову!.. Что ж, Юлия более-менее благополучно разрешилась от бремени. Вот удобный момент, чтобы свести к минимуму общение с ней и заняться своими непосредственными обязанностями.

— Тётя Петунья сейчас осталась бы довольна твоей причёской, — Рон провёл рукой по бритой голове Гарри и расхохотался.

— На себя посмотри, — проворчал Гарри, машинально дотрагиваясь до макушки.

Тут уж вытянулось лицо Рона:

— Что верно, то верно. Видок у меня того… — вынужден был признаться он и озабоченно поскрёб в затылке. — Но Гермионе и того хуже.

Вспомнив стриженную под ноль подругу, приятели загрустили. Вот уж почти месяц они жили в общине тибетских монахов близ местечка с труднопроизносимым названием Ту-тянь Хэянь. Монашье братство разместилось в обители невероятной красоты, выстроенной руками монахов ещё в первом веке до нашей эры. Чуждый язык, чужая культура и чужеродная природа — всё это, как ни странно, завораживало. И если к непривычным европейцу ландшафтам Гарри привык (хотя и не уставал ими восхищаться), а с китайским языком они справились с помощью магии, то с освоением восточной культуры дело обстояло сложнее. Гарри уже проходил ускоренный курс русской магии. Но вот у Рона и Гермионы такой практики не было. Им приходилось туго. Да и вообще, постигать искусство боя в кратком экскурсе — это вам не научение некоторым штучкам под руководством такого либерала как Будогорский. Надо сказать, что в понятие ‚искусство боя‘ входило не только умение красиво драться, но и вести аскетический образ жизни. Плюс к этому: владеть собой и правильно питаться. Согласно местным обычаям женщина не является слабым соперником, если прошла обучение в такой школе. И она должна во всём соответствовать мужчине — никаких послаблений. Их сенсей всячески подчёркивал, что любая самка, защищая своего детёныша, способна на такие чудеса ловкости, силы и выносливости, которые и не снились мужчинам. В обычной же жизни самки (он так и говорил: ‚самки‘) ленивы, капризны и изнеженны. Видимо, поэтому для девушек (помимо Гермионы курс обучения проходила ещё пара послушниц) в его колонии были созданы экстремальные условия. Спали они на дощатом полу — и Рон боялся, что Гермина того и гляди заболеет. Ходили исключительно босиком. Никаких специально отведённых мест для соблюдения правил личной гигиены у них не было, из-за чего девчонкам приходилось вставать раньше парней (это притом, что подъём и так был с восходом солнца). В результате Гермиона имела вид детдомовского ребёнка: худая, лысая, бледная и, как следствие, злая. С первого дня у неё сложились особые отношения с учителем. Она категорически отказалась от бритья головы, а просто убрала волосы под бандану. В самом начале занятия она сделала шаг вперёд и задала вопрос (по-английски, разумеется).

— Скажите, пожалуйста, каким именно видом борьбы мы будем овладевать?

Старец взглянул на неё как на таракана. Истолковав это как немой вопрос, Гермиона пояснила:

— Ушу, кун-фу, каратэ или джиу-джицу…

Она могла бы продолжить, но мощный рык, напоминающий львиный, заставил её замолчать. А в следующий момент Гермиона уже лежала поверженная, не понимая, что происходит. Лежать, однако, ей пришлось не долго. Наклоняясь к ней на мгновение, сенсей успел намотать длинные волосы Гермионы на кулак, а ещё через мгновенье их подружка болталась в воздухе, визжа, что есть мочи. Учитель брезгливо сморщился и отшвырнул её. Ударившись оземь, Гермиона тут же вскочила и бросилась прочь.

— Стой! — на чистейшем английском крикнул ей вдогонку старец. — Уйдёшь — уже не вернёшься никогда.

Всхлипывая, Гермиона безропотно встала в строй. Ребята были так поражены послушанием Гермионы… и произошло всё так быстро, что они и опомниться не успели — не то, что броситься ей на помощь!

— И думать забудьте! — Гермиона дернула их за руки.

‚Ну да, ей ведь теперь не составляет труда прочесть их мысли… совсем как Барину. Где-то он теперь? Уже два дня его не видно‘. Гермиона в тот же день обрилась, дала обет ходить исключительно босиком и заложила программу ‚Разговорник‘ по адаптации тибетского. После чего отправилась в библиотеку, чтобы раз и навсегда усвоить, что из себя представляет та или иная борьба. Очень скоро она уже могла дать фору не только прибывшим с ней Рону и Гарри, но и некоторым старожилам Школы. Режим дня в монастырских стенах был простой и в то же время напряжённый: в пять утра — холодный душ, затем разминка и лёгкий завтрак; в два часа — искусство боя в гимнастическом зале, потом работа по дому, обед и тренировка на воздухе. Вечером — так называемые ‚чтения‘ (что подразумевало самообразование). Ужин отсутствовал. Сначала без ужина было очень голодно. Но вскоре втянулись и не замечали отсутствия третьей трапезы. Вначале ребята искренне полагали (коль их обучение было ускоренным), что их не будут так уж сильно дрючить. Не тут-то было. В том, что фокусы, которые им демонстрировал Учитель с ломкой кирпичей, пробежками по толчёному стеклу и лезвиям кинжалов, станут подвластны им силой определённых заклинаний, они жестоко ошиблись. Стоило Гарри мысленно отдать приказ разломать один из чёртовых кирпичей — тут же получил сильнейший тычок в лоб и, не удержавшись, шлёпнулся на пятую точку. В эту же минуту над ним материализовался грозный Старец, глаза которого метали молнии. Гарри понял его без слов. Рон предпочитал учиться на собственных ошибках. Когда все учились ходить по коврикам, утыканным гвоздями, Рон сделал незаметный (так ему казалось) посыл — и гвоздики чудесным образом перевернулись шляпками вверх. Немного ловкости — и никакой травмоопасности такой коврик уже не представлял. Но в этом случае источник травм стал их дорогой Учитель — он так отдубасил Рона, что его и без того неровная голова была похожа теперь на шишковатый картофель.

— Снегг был просто милашкой по сравнению с ЭТИМ, — прошепелявил Рон, мотнув головой в сторону сенсея.

В это самое время их Учитель с самым свирепым выражением лица обрубал верхние ветки деревьев, которые, по его мнению, загораживали свет солнца. Чтобы проделать этот финт, каждый раз почтенный старец подлетал (!) к верхушке дерева и ребром ладони отсекал ветвь. Некоторое время Рон и Гарри следили за полётами сердитого монаха — вверх-вниз, вверх-вниз — потом их взгляды сфокусировались на худеньком подростке.

— Почему не работаете? — заговорил тот. — Дождётесь, пока вас опять взгреют.

Это была Гермиона. Из-за того что сильно похудела она выглядела ниже ростом. Но её замечание справедливо. Кряхтя, мальчишки взялись за лопаты. Ещё немного и они, побросав ненавистную утварь в специально приспособленный для этого сарай, могут идти в читальный зал. Вот уж не думали, что посещение библиотеки будет для них почти праздником.

— Не вешайте носы! — подбодрила их Гермиона. — Сегодня вас ждёт сюрприз.

В последнее время немногословная, она поставила на крыльцо вёдра, и пошла за следующими. Вёдра были со снегом. В монастыре отсутствовал водопровод. Монахи растапливали снег для всего: умывания, готовки, стирки. Ежедневно натаскивалось столько вёдер, чтобы заполнить чан, стоящий в холле. А в него входило тысяча литров — адский труд! Помнится, в начале обучения Рон спросил Будогорского: для чего это надо вручную перетаскивать вёдра со снегом, не проще ли использовать магию? Ответ Барина их немного уязвил.

— Умелые руки, как известно, не знают скуки. В то время, как блудливые… сами знаете. Яркий пример тому — сентябрьские каникулы в России. Чем вы там занимались большей частью, а?

‚Кто бы читал нам мораль!‘ — подумал тогда Гарри. Впрочем, теперь он был бы не против послушать Барина… пусть даже и чтение нотаций. В этот вечер Бог внял просьбе Гарри — в библиотеке их ждал Ростислав Апполинарьевич.

— Вечер добрый, — приветствовал ребят Будогорский. — Что-то вы невесёлые. А между тем обучение подошло к концу. Завтра последнее испытание.

— ‚Последнее‘ говорите? — усмехнулся Гарри: сколько их уже было, ‚последних‘!

— Вы даже не хотите узнать, в чём оно будет заключаться? — Будогорский потянулся и потёр виски.

Глядя на него, Гарри почувствовал укол зависти: болтается где хочет, влюбляется, наверное. А ещё знает что-то, о чём умалчивает… ‚Всё! Стоп! Остальное додумаю позже!‘ Барин, вроде бы, ничего не заметил. Он с юношеским жаром переубеждал Рона, что восточные премудрости важны не только для расширения кругозора, но и на практике.

— Бросьте! — бесцеремонно перебил профессора Рон. — Э-ээ… Волан-де-Морт разве что посмеётся, глядя на эти выкрутасы.

— Знаешь, Рон, если тебе удастся рассмешить Темного Лорда, это будет не так уж плохо. Кроме того, при помощи нескольких сальто, которым ты здесь научился, можно быстрее ретироваться — до того, как тебя настигнет смертельное заклинание.

— Весёленькая шуточка, — присвистнул Рон.

— Я считаю, что никакое знание не бывает бесполезным, — подала голос Гермиона.

— Ну, то, что ТЫ так считаешь, это ещё ничего не значит, — вступил с ней в привычный спор Рон.

— Давайте всё же послушаем Ростислава Аполинарьевича, — по непонятной причине не стала связываться с приятелем Гермиона.

Будогорский разъяснил им, что каждая вновь прибывшая группа преследует свои цели. В зависимости от этого некоторые обучаются месяц, другие — год или три… или всю жизнь. Следовательно, у всех разные экзаменационные программы.

— У вас задания самые простые, — пел соловьём Барин. — Сначала вас доставят на высокогорное плато. Там вас будут ожидать рыцари в медвежьих шкурах. Их будет трое — столько же, сколько и вас. Главный их козырь — физическая сила. Ваш — ловкость и смекалка. После того, как вы успешно справитесь с первым заданием, вас проводят в ущелье ламаистских орлов, гнездящихся там. Победить их нелегко, но, надеюсь, брат Рона — Чарли — расскажет, как это можно сделать. И, наконец, 3-ий тур. Он может быть как очень простым, так и очень сложным. Вам предстоит сразиться с самим Учителем. Он сам выберет оружие.

— О-о-о, нет! — выдохнула Гермиона.

— Мисс Грейнджер, Вам ли бояться? — Будогорский ласково потрепал девушку по плечу.

Вместо того чтобы утешиться, Гермиона в отчаянии схватилась за щёки:

— Что делать? Что же делать?!

— Утро вечера мудренее. Ступайте-ка спать, — зевнул Будогорский и раскрыл том, лежащий перед ним с начала встречи. Гарри успел прочесть название: ‚ВОСКРШЕНИЕ. Книга таинств‘.

Ростислав попытался сосредоточиться на той главе, где рассказывалось, как обрести былую силу зомбированному волшебнику. Дело в том, что физически Дамблдор почти оправился. Провидческий дар у него развился необыкновенно, а вот с заклинаниями была полнейшая путаница. Вроде того, что ‚сделать хотел грозу — а получил козу‘, в таком духе. Будогорский хотел выяснить: нормально ли это? Поддаётся ли коррекции? Или проходит само по себе, как временный побочный эффект… Рассеянно полистав книгу, он понял, что не в состоянии сосредоточиться. Глаза закрывались сами собой. Что ж, действительно, ‚утро вечера мудренее‘. Отложим до завтра. Прежде, однако, надо известить Севу.

— Акцио! — с верхней полки книжного шкафа слетела тарелочка. Та самая, ‚с голубой каёмочкой‘. Оставленная Дамблдором при посредничестве Снегга в Визжащей хижине.

Яблочко мелодично звякнуло. Ростислав тронул его. Оно покатилось по кругу со знакомой песенкой.

— Покажи мне, чем сейчас занимается Северус Снегг, — попросил он.

На дне тарелки стали вырисовываться резкие черты Северуса. Он (благодарение Богу!) был один на один со своими колбами.

Будогорский незамедлительно телепортировал ему:

Мы в Школе Фадзя Шан Яна близ Ту-Тянь Хэ Яня. Жду.

Отправив тарелку туда откуда взял, Ростислав закрыл глаза и стал считать: ‚Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один‘. Он открыл глаза и ощутил на своём плече руку друга. Рядом стоял Снегг. Собственной персоной.

— Немедленно измени облик! — зашипел на него Будогорский, заслышав невнятный шорох.

В ту же минуту рядом с ножкой стула затаилась крупная чёрная крыса.

— Профессор, — из темно коридора донёсся до него голос Гермионы. — Вы здесь?

— Я здесь, — ровным голосом ответил Будогорский, чувствуя, как крыса забирается ему в штанину. — Что ты хотела?

— Я хотела узнать: можно ли будет взять на испытание какое-нибудь оружие?

— Ты узнаешь об этом завтра. Иди, Гермиона. Я ещё немного поработаю.

Девушка кивнула и вышла. Ростислав, прихрамывая, прошёл вглубь хранилища и только тут сбросил покрывало с прибора, стоившего ему долгих бессонных ночей. Это был монитор, способный улавливать и передавать мысли того, на чью волну он настроен. Крыса высунула длинный нос из-под брючины Будогорского и вскарабкалась по мантии ему на плечо.

— Поздравляю тебя с отцовством и искренне завидую тебе, дружище, — Барин не удержался и щёлкнул зверька по носу. — Пойдём, посмотришь видео, чтобы не тратить слов понапрасну. А я покамест покемарю… Честное слово, очень спать хочется!

В глубине читального зала размещался топчан, где примостился Ростислав. Рядом, на подоконнике, стоял прибор, напоминающий телевизор (однажды Северус уже имел удовольствие видеть это изобретение Будогорского). Крысиные глазки-бусинки впились в экран телевизора. ‚Ага, — по-детски обрадовался Северус, — вижу! Площадка, по которой расхаживают… три медведя?! Что бы это значило? Завтра спрошу у Славки, о чём он грезит по ночам…‘

На протяжении часов трёх Снегг расшифровывал историю появления на свет Аси и Гоши. Не зная, можно ли включить звук к имеющемуся изображению, до конца он так всё и не понял. Но в этом были и свои плюсы: ‚фильм‘ не произвёл того гнетущего впечатления, что осталось от Юлиных родов у Будогорского. Более всего Северусу запомнился финал: две сморщенные красные рожицы новорожденных и счастливое лицо Юлии.

Барин вдруг вздрогнул всем телом и резко сел.

— Посмотрел?

Снегг кивнул.

— Тогда спим, — Ростислав отключил устройство и снова растянулся на топчане.

Но сон больше не шёл. Он покосился на крысу: та устроилась у него на груди, свернувшись клубком, как котёнок.

— Извини-ка, приятель, не привык я коротать ночи в обнимку с крысой, — Ростислав взял Снегга за шкирку и спустил на пол. — Эй, осторожней! Крысы, между прочим, переносчики заразных заболеваний!

Будогорский обернул палец, за который его только что цапнула мстительная крыса, носовым платком.

— Не смей лезть ко мне! — пригрозил он Снеггу. — Помни: твоё место в норе!

О чём он только думал, позволив Севке шарить у него в мозгах! Мало ли, что тот мог там узреть! ‚Надо выспаться, — в конце концов решил он. — Завтра будет трудный день… Хотя, когда он был в последний раз лёгким?‘ На этот раз Будогорский крепко уснул. Утром его разбудил звон колоколов — особенных, не православных. Он потряс головой. Необходимо было освежиться. ‚Чёрт! Я совсем забыл о Снегге!‘

— Эгей! Где ты, друг? Уж не воспринял ли ты мою идею с норой всерьёз?

— С кем это Вы разговариваете, профессор?

Конечно, это явилась с утра пораньше вездесущая Гермиона. Барин тихонько застонал от досады (что не укрылось от его ученицы).

— И-извините, сэр, — запинаясь, она употребила не к месту ‚сэр‘, — не хотела Вас доставать. Я просто хотела…

— Опять что-то узнать, — язвительно подсказал Будогорский. — Что на сей раз?

— Нет, — растерялась Гермиона. — Хотела пригласить Вас к завтраку.

Гермиона — худенькая до прозрачности — наверно, только и думала, что о еде. И вот пришла звать его к столу. А он, неблагодарная, бесчувственная скотина, наорал на девушку!

— Извини, — Будогорский приобнял Гермиону, чувствуя, какие острые ключицы и выпирающие лопатки у неё под тонким кимоно. — Мне бы проспать ещё часиков так –дцать, чтобы выспаться! Ну, ничего. Холодный душ приведёт меня в чувство.

Всё ещё обиженная, Гермиона прошла вперёд, а Барин, чуть помедлив, поискал глазами Снегга. Тот, казалось, только того и ждал. Одна минута — и крыса уже сидела в кармане пиджака Будогорского. На завтрак пришлось опоздать (без бодрящего душа Ростислав чувствовал бы себя разбитым весь день). Его извинения большого впечатления на Ламу не произвели. Для проступков такого рода Старец оправданий не находил. Посему весь завтрак прошёл в суровом молчании. Кстати говоря, Будогорский ухитрился оскорбить Учителя дважды. За столь короткое время это был рекорд. Дело в том, что Лама ел буквально по рисинке, причём тщательно пережёвывая. Ростислав же всё проглотил за две минуты и теперь сидел, маясь вопросом: ‚Удобно ли попросить добавки?‘ ‚Наверно, всё же, нет‘, — пришёл он к мнению. Испытывая угрызения совести, что был так нетерпелив, он прислушивался, как возилась крыса в его внутреннем кармане. ‚Собирает там крошки, бедолага, — сообразил он. — Голодная ведь‘. Наконец оттрапезничали. Будогорского в качестве почётного гостя пригласили в молельню, святая святых монастыря. Простых учеников (типа студентов Хогвартса) в святилище не допускали. Послушники не знали роздыха в тихой обители, где можно преклонить колени и подумать о вечном. Сейчас их информировали на тему ЧТО? ГДЕ? КОГДА? предстоит сделать на грядущих испытаниях. То, что существуют различные способы мгновенного перемещения в пространстве, Гарри знал ещё с прошлого года — Гермиона просветила. Трансгрессия не являлась самой совершенной. Но ещё хуже, на его взгляд, был способ, принятый на Востоке. Собственно, он представлял собой полёт. Но с какой-то чудовищной скоростью, от которой сердце подкатывало куда-то к горлу и перекрывало доступ кислорода. Откуда он знает? — Пробовал. Но зарёкся больше этого не делать. Всё-таки каждая нация специфична, и есть ареал, где она дееспособна, а где — нет. Хогвартцы были проинструктированы и около полудня отправлены туда, откуда должны начаться испытания (“…на прочность» — добавил Рон). А именно: в нескольких километрах от монастыря существовала гора Безымянная. На ней плато — ровная площадка периметром шесть на восемь, не более. Площадка — чистая, будто специально выскобленная для этой встречи. Ни кустика, ни деревца, за которые можно было бы уцепиться или спрятаться. Так вот. Им надлежало ДОЛЕТЕТЬ до туда («И вот зарекался же!» — чертыхнулся Гарри)… а там видно будет. В дорогу ребят снабдили мечами, которые раздражали Гарри безмерно. «Конечно, можно кривляться, корчить страшные рожи и испускать жуткие крики, но это всё курам на смех, если имеешь дело с Волан-де-Мортом!» Гарри был уверен, что их обучение — лишь часть стратегии, которая заключается в перетягивании на свою сторону волшебных сил. «Светлые» занимаются, по сути, тем же, что и «тёмные» — вербовкой. А как привлечь на свою сторону восточных мудрецов? Внедрение учеников в одну из тибетских школ — тоже метод… Так или иначе, но поиск крестражей затягивался на неопределённый срок. Неужели они не понимают, что живут на пороховой бочке?! Или он не понимает чего-то? Надо бы поговорить с Будогорским или, по-крайней мере, с Гермионой… Но у неё в последнее время слишком много разных теорий, чтобы считать её оценку происходящего адекватной… Скорей всего, это происходит с их подружкой от постоянного недоедания. Да и в отношении Будогорского что-то не так. Вывести бы его на чистую воду — многое бы прояснилось. Но это мечта, конечно. «Вывести на чистую воду» Будогорского — всё равно что вывести туда же… м-мм… Снегга, скажем… С характерным свистом на плато спускались воины. Как и предупреждал Будогорский, их было трое. Издали Гарри показалось, что парни о двух головах. Но, приглядевшись, понял: то, что он принял за вторую голову, — медвежья морда. На спине каждого из них болталась шкура медведя. В руках — по мечу (аналогичному тому, что имел Гарри, Рон или Гермиона). «Что ж, дабы произвести впечатление, они пожертвовали самым необходимым в рукопашной схватке — мобильностью», — подумал Гарри. Но вскоре понял, что жестоко ошибался. Мобильности им было не занимать. И уж, конечно, эти мóлодцы превосходили нашу троицу во владении мечом. Однако, объединив усилия, друзья добились определённых успехов и оттеснили своих соперников к краю пропасти. Или это был только трюк? — Потому что, зависнув в воздухе, медвежьи шкуры ожили. И вот уже не люди атаковали их, а опасные звери. Клыки их — точно стальные — лязгали, нагоняя ужас.

— Я не могу убить невинное животное! Мне ужасно их жалко! — работая мечом, как молохом, выпалила Гермиона.

— А мне нет! — Рон сделал выпад и вонзил меч в медвежуть.

Боковым зрением Гарри увидел, что в схватке на земле остался он один (вернее, двое: он и его медведь). Разозлившись, Гарри поднялся в воздух помимо своей воли. Оказавшись таким образом НАД своим противником, он гаркнул: «Сдавайся!» — и приставил меч к горлу витязя в медвежьей шкуре. Тут же на плато появилась Комиссия, состоящая из двух членов: собственно Ламы и Будогорского. Воины сбросили шкуры и приняли участие в обсуждении. В итоге за первое задание Гарри получил девять баллов (из десяти возможных; балл с него сняли за некоторую проволочку); Гермиона — семь («Нельзя раскрывать своих планов неприятелю — а она во всеуслышанье призналась в том, что ей, видите-ли, жаль животное»), а Рон — пять.

— Почему? — кипятился тот. — Я же знаю, что на нём всё заживёт, как на собаке!

И тут же получил шлепок по губам невидимой рукой. «Собака» — страшное ругательство на Востоке. И, конечно, применять его по отношению к воинам фадзя по меньшей мере неэтично.

— Ты же знал, что враг, так сказать, понарошку. Должен был поступить как Гарри, — укорил Рона Будогорский, протягивая ему платок.

Губы Рона были разбиты и раздулись после наставления Старца до размеров подушки (который к тому времени уже соблаговолил их оставить). Рон пытался что-то сказать, но у него не получалось.

— Ну, хорошо, — заговорила Гермиона. — Допустим, я согласна с оценкой Рона…

На что Рон пробубнил «То ба табнибалса» (кто бы сомневался).

— … я спасовала — тоже признаю. Но почему снизили балл Гарри?

— Он вышел за рамки временного лимита, — спокойно ответил Барин.

— Но нас же никто не предупреждал, что он вообще существует! — возразила Гермиона.

Будогорский лишь развёл руками.

— Зато сегодня специально для вас праздничный обед! — И, понизив голос, добавил: — И без нашего многоуважаемого сенсея!..

Улыбнувшись, он дал команду трансгрессировать. Сам же остался, чтобы передать Снеггу последние известия. Плато являлось тем местом, где трудно было установить слежку (о которой он догадывался, но Северусу ничего сказал). За обедом было оживлённее обычного. Виной тому послужил Чарльз Уизли, прибывший сюда на Китайском Красном драконе. Монахи были в восторге. Некоторые даже, чтобы увидеть дракона, опоздали на обед, что было бы ужасной дерзостью, будь тут Учитель. Но Лама готовил испытания для студентов Хорватса. За обедом его не было (что значит отсутствие твёрдой руки — тут же всё пошло кувырком!). Пока внимание было приковано к редкостному уроду (по мнению Рона) Китайскому Красному, Гарри и Рон подошли побеседовать с Чарли. Гермиона предпочла спрятаться (оказывается — вот уж новость! — она стеснялась своего внешнего вида).

— Что это с тобой? — Чарли хотел дотронуться до губ брата. Но тот отпрянул.

— Путики.

— Пустяки, — Гарри временно исполнял при нём функции переводчика.

— То та таи, а кааэфс, ки аах?

— Что ты знаешь о королевских орлах? — пояснил Гарри.

Чарли уже было раскрыл рот, как Рон спохватился:

— Тока-ка упи? (Только как убить?)

Гарри повернулся к Рону.

— «Убить»?! Сегодня ты чересчур кровожаден, тебе не кажется? Об убийстве речи не было.

— А фо фэ? (А что же?)

— СПРАВИТЬСЯ. ПОБЕДИТЬ. Чувствуешь разницу? — Гарри дирижировал указательным пальцем перед носом Рона в ритме произносимой фразы.

Этот разговор всё более походил на диалог двух идиотов.

— Я понял, понял! — взмолился Чарли. — И вы наконец поймите: королевские орлы не птицы. Это племя, которое неуловимо. Скорее всего, вам придётся изловить отдельную особь… надеюсь, что пленять всех аборигенов вам не придётся.

— Фа? (Как?)

— А вот так. Есть способ. У королевских орлов редкий вид фобии. Они боятся дневного света. Стоит их только вывести на свет божий, они тут же слепнут и теряют всю свою агрессию. Вот и всё… Пойду посмотрю на своего Китайского Красного. Как бы его не замучили здешние любители животных.

«Вот и всё» обошлось для Рона, Гарри и Гермионы не малой кровью. Чтобы выманить дикое племя на солнце, пришлось разыграть настоящее театрализованное действо. Не зная насколько это допустимо, ребята всё же сварганили себе костюмы, используя волшебную силу. Гермионе выпало быть гейшей. Она обольщала Рона. А Гарри играл злодея (вроде как сутенёра, но на восточный лад). Судя по всему, пещерный народ являлся достаточно продвинутым в смысле секса (оно и понятно, чем ещё заниматься в потёмках?), и действие захватило доверчивых аборигенов. Взрослое население (в основном, заметим, мужского пола) повылазило из своих уютных нор под слепящие лучи дневного светила и, кто вовремя не успел просечь ситуацию, попался в сети. Причём не в фигуральном, а самом вещественном смысле. Сети — самые настоящие, ламаистские. Правда, хогвартцы опять нарушили правила: каждый должен был задержать племенную особь самолично. Но, поскольку попались аж двенадцать таковых, то существенно на их оценке этот факт не сказался. Все они получили по восемь баллов. Два очка сняли за использование магии. Им объяснили, что костюмы можно было попросту заказать (вопрос: кому и когда?). С итогами семнадцать, пятнадцать и тринадцать баллов (соответственно семнадцать у Гарри, пятнадцать у Гермионы и тринадцать у Рона) ребята вышли к финалу, готовые к тому, что Лама будет трепать их до утра. Но боялись они совершенно напрасно. Напротив, услышали много лестного в свой адрес: дескать, и мужественны они, и отважны, и почтительны. Однако каждый получил и назидание. Рону надлежало стать серьёзнее, Гермионе — приобрести больше уверенности в себе (?!), а Гарри пожелали прозорливости. «Ну, и как это понимать?!» — спрашивал себя Гарри, разглядывая диплом, полученный в монастырской обители. Символы Монастыря были чем-то схожи с хогватскими: в дружном объятии сплелись крыса, дракон, орёл и конь. Гарри потрогал пальцем надпись на корешке диплома и она зазвучала как рождественская музыкальная открытка: «Будь прозорлив, Гарри Поттер, будь прозорлив!»

Глава 19. На карнавале.

И вновь резиденция Волан-де-Морта. Северус Снегг у него на приёме. Докладывает, так сказать, обстановку. Кратко излагая что он видел в Тибете, Северус лишний раз убедился, что этим вопросом кроме него никто не занимался. Почему, спрашивается, если ему не доверяют? Камерность первых приёмов в наследных владениях Лорда сменилась помпезностью нынешних. Теперь Волан-де-Морт назначал свидания в недавно отреставрированном Большом зале. Чисто психологически это вполне закономерно: раньше Тёмному Лорду не приходилось доказывать свою мощь. Теперь другое дело. Орнаментальный пол, мозаичные окна, мраморные колонны и высота купола, равная десяти метам! Нет слов, парадный зал выглядел впечатляюще. Посетителей Волан-де-Морт встречал сидящим на троне, который витал в искусственно выращенных облаках на высоте двух метров от пола. Иные времена — иные нравы. Если раньше нужно было следить за оборотами речи Владыки, буквально заглядывая ему в рот, то нынешнее положение обязывало вновь вошедшего остановиться у обозначенного места, пасть ниц и не сметь поднимать взора на Хозяина до тех пор, пока звучит его голос. О том, что аудиенция закончена, извещал Хвост. Он дотрагивался до плеча или до руки коленопреклонённого — это значило, что можно идти на выход. «Верно, Тёмный Лорд выглядит сейчас как сифилитик на последней стадии», — думал Северус, шагая за Петтигрю. Он был недалёк от истины. Волан-де-Морт разлагался заживо. Смрад от гниения его тела уже было сложно замаскировать. К приходу каждого посетителя он готовился более тщательно, чем стареющая шлюха: накладывал тональный крем и румяна, припудривался, красил ресницы… Единственным, кому он являл своё истинное лицо, были Петтигрю и Сивый. И если к Петтигрю большинство посетителей относились как к неодушевлённому предмету, то Фенрир Сивый находился на особом положении. Первый министр, доверенное лицо Тёмного Лорда и его фаворит — таковы были его должностные обязанности. Сивого наделили сверхполномочиямии и он пользовался безграничным доверием своего Господина (как Снегг когда-то). Ныне людоед по имени Фенрир Сивый карал и миловал. И частенько делал это, не заручившись поддержкой Лорда. Ему всё сходило с рук. И только в отношении Северуса Снегга Волан-де-Морт выказал твёрдость: «Никаких несанкционированных действий!» И это после того, как все улики были налицо! Когда Северус Снегг так спешно покинул Тёмный Совет, Сивый (не спускавший с него глаз) устремился было за ним, но вовремя спохватился. Это не требовалось. Снегга не случайно посадили с ничем не примечательными волшебниками. Таких проще запугать. Один из них — тот, что был мужем пожилой леди — услыхав, что его жену может настигнуть безвременная кончина (а он будет тому виной, если не положит в карман Северуса маленькую штучку), тут же согласился на сотрудничество. И сделал это так виртуозно, что сам Северус Снегг ничего не заприметил. О штучке: не бог весть что. Всего лишь маячок из магазина «Частный сыщик», позволяющий засечь подозреваемого, где бы тот не находился. Так Северус, сам того не подозревая, одним своим неосторожным шагом подверг опасности и Юлию, и Будогорского.

— Вам мало доказательств? — возопил Сивый, роняя слюну. Он бросил на стол Т.Лорда пачку фотографий с Будогорским и Юлией. — Эту девку я не знаю. Но ЭТОГО-то вы узнали?

— Русско-Английский Барин, — задумчиво проговорил Волан-де-Морт, беря фото в руки (тут же на снимке остался влажный след). — Давненько мы не пересекались. Смотри-ка, снова с беременной. Жизнь, увы, ничему его не научила.

— Баба не его! — завизжал Сивый. — А Снегга!

— Что-о?! Какие у тебя доказательства?

— Задницей чую!

— Извини, милый, но твою задницу к делу не пришьёшь.

С той поры минул месяц. Всё это время Сивый положил на то, чтобы нарыть как можно больше компромата на своего «товарища». В результате слежки было установлено, что женщина по имени Юлия Валентиновна Гончарова, в браке официально не зарегистрированная, недавно произвела на свет близнецов, мальчика и девочку. Её постоянный гость — давно исчезнувший Ростислав Будогорский. О-о! Имя последнего внушало страх Самому… знаете кому. История, связанная с Будогорским, — одна из тех, упоминание о которых могло стоить тебе жизни. Почему? — Тайна, покрытая мраком. Только сейчас у Фенрира открылись глаза на некоторые вещи. Почти четверть века минуло с тех пор, как первый раз была предпринята попытка посягнуть на самое святое — жизнь Тёмного Лорда. Хозяин смог внушить всем, что он бессмертен. Но как? Каким образом? — Его Тёмность, понятное дело, обнародовать объяснение сему не спешил. Большинство Пожирателей смерти считали, что Т.Лорд изобрёл снадобье, дающее бессмертие. Теперь-то Сивый знал, что ничего такого не было. Весь фокус в крестражах. А вот Будогорский проник в тайну их повелителя намного раньше. То-то Тёмный Лорд лютовал! Даже видавший виды Сивый был смущён, когда юную беременную жену Будогорского притащили на оргию. Только ленивый не изнасиловал тогда бедняжку. Когда очередь дошла до САМОГО, все мгновенно протрезвели. Обычно Лорд убивал своих жертв с известной долей изящества. Реки крови — не его стиль. Тут же он словно обезумел. Сжав живот несчастной, Волан-де-Морт буквально выдавил из неё ребёнка. Несчастная кричала так, что свет электрических лампочек мерцал в соседних домах маглов. Но организм молодой женщины был на удивление крепок: и она, и безвременно родившееся дитя оказались живы. Тогда в бешенстве (какой никогда до этого Сивый у него не видел) Тёмный Лорд вырвал у несчастной матери малютку и затолкал его ей же в рот. Будогорская умерла бы от асфиксии. Но взбесившийся Воланд-де-Морт всё ж таки кинул в неё смертельное заклятие… Он сетовал потом, что «тварь издохла» так быстро. Барина предупредили, что если он не образумится, такой же смертью умрёт его мать. Которая в то время была ещё жива. Угроза подействовала. Будогорский словно сгинул… и воскрес спустя двадцать пять лет. И опять повторение той самой истории: он вновь в компании беременной, а крестражи Тёмного Лорда разрушают. Какая тут связь? Анализы крови двойняшек показали, что присутствующий при родах мужчина (а это был Будогорский) с вероятностью 99,9% не является отцом новорожденных. Фенрир, с самого начала подозревавший, что Снегг и есть отец малюток, придумал для «Пожирателей…» новый тест. Он заключался в том, что каждый член секты должен был сдать некоторое количество своей крови. Сивый хотел тут же её испробовать. Вся операция затеивалась ради одного: подтвердить версию отцовства Снегга. И когда Северус протягивал руку для дачи крови, Фенрира даже не вывела из себя кривая улыбочка Снегга при этой процедуре.

— Что, Сивый, зубы затупились? Пробавляешься теперь кровью из пробирок? — не удержался Северус.

— Отнюдь. Крови скоро будет столько, что тебе и не снилось… Топить будем в крови тебе подобных.

— Ну-ну. Вот тогда-то я тебе зубы и обломаю. Обещаю, — процедил Снегг, рывком опуская рукав рубашки.

Они обменялись ненавидящими взглядами.

— Как только Хозяин не видит лживости этого подонка! — бухтел Сивый, когда к нему подошёл Хвост.

— Снегг нас презирает! — подхватил Петтигрю. — И почти не скрывает этого.

Внезапная догадка осенила Сивого.

— Вот, — он вытащил фото Юлии и Будогорского. — Взгляни: кого из них знаешь?

— Я не уверен, — испуганно пролепетал Хвост. — Но мужчина кажется мне знаком… Точно! Он же преподавал у нас «Защиту» на последнем курсе! Да и женщину вроде бы видел… Кажется, в последний день моего пребывания в доме Снегга. Он вышвырнул меня. А она как раз явилась.

— Ага! — торжествующе объявил Сивый, потрясая фотографиями. — Что и требовалось доказать!

Он уже хотел бежать к Тёмному Лорду, да призадумался. Хвост — персонаж комический. Местный дурачок. Никто с его мнением не считается. Равно, как не прислушивается и к тому, что тот говорит. Нет, надо немедленно отправить полученную кровь к тому же эксперту, который уже взял мзду за ответы на первый запрос. Да-да. Фенрир Сивый не пускался на сей раз в магические хитрости. Слегка загримировавшись, он сначала поболтал с соседкой Юлии. Потом сходил в паспортный стол. Почерпнул там кое-какие сведения из домовой книги. И, наконец, не поленился съездить в больницу, где рожала интересующая его женщинам. В клинике он отыскал врача-акушера и потолковал с ним. Вот о Будогорском — хоть и видел его неоднократно у дверей квартиры на Большом проспекте — не удалось узнать ничего (так же, как и что происходит за стенами этой квартиры). Понятно, что применено то же Оберегающее заклятие, но другого свойства, не знакомое Сивому. Проникнуть в квартиру гражданки Гончаровой не удалось даже Джокеру. В то время как желание узнать что-то из частной жизни Будогорского оказалось столь велико, что Фенрир телепортировал ему. Разумеется, на обратную связь никто не вышел. Более того, при повторной попытке Сивый получил сильнейший удар током. Очнувшись, он понял, что сделал невероятную глупость: теперь Будогорский знал, кто им заинтересовался. Зная пристрастие Тёмного Лорда болтать о чести и великом предназначении ИХ ДЕЛА, Сивый подумал, что это шанс — преподать именно под таким соусом его промах. Конечной целью его тирады являлась, конечно, расправа над Снеггом, который раздражал его безмерно, смертельно, космически. Почему? Он и сам не понимал. Скорее всего, основная причина — банальная зависть. Снегга знали и ценили как в «тёмном», так и «белом» мире. Тысячи волшебников изучали открытия и изобретения Северуса Снегга. Его имя было в Большой магической энциклопедии. Он пользовался успехом у женщин. А если проклятый Снегг ещё благополучно женится, заведёт семью… Нельзя же, чтоб одному было всё, а другому (то есть ему, Фенриру) — ничего!

— Сэр, — осторожно подбирая слова, обратился он к Волан-де-Морту, — я раздобыл неоспоримые доказательства того, что Северус Снегг и есть гражданский муж той особы… если Вы помните.

 — Я помню, — Волан-де-Морт сделал театральный взмах платком, который всё время держал в руке, чтобы промокать кровавую испарину. Он был слаб. В середине дня его клонило в сон. А к вечеру бил озноб.

— У меня появилась идея, — Сивый подбирался всё ближе. — Что, если испытать Снегга? Если НАШЕ дело для него действительно что-то значит, он откажется от жены и детей. Если нет… Вам решать.

Волан-де-Морт благосклонно кивнул.

— Ситуация почти библейская. Господь уже испытывал подобным образом одного из своих сыновей. Что ж, блаославляю тебя, сын мой… — он поднял руку для благословления.

Сивый изумлённо попятился и заморгал.

— Ах, ну да, — замялся Тёмный Лорд, опуская руку.

Так или иначе, «добро» Фенрир получил. План его был прост: подкараулить, когда Будогорский покинет свою пассию (кстати, какую роль играет при ней Барин? — Шведская семья?), надо проникнуть в квартиру. Как? Честно говоря, Сивый ещё не знал. Пока это ему ни разу не удавалось. Но, как говорится, «под лежачий камень вода не течёт». Надо что-то делать. И не откладывая дела в долгий ящик. К середине следующего дня он уже околачивался возле парадной госпожи Гончаровой. Хотел было посидеть в тепле — в подъезде на подоконнике, да какая-то старушенция проявила бдительность:

— Вы к кому, товарищ? — прошамкала она.

— К кому надо, — буркнул Сивый.

Но препираться не стал, дабы не привлекать внимания. Надвинув на глаза кепку, Сивый поднял воротник и засунул руки поглубже в карманы. Серое питерское небо сыпало мелкий, как крупа, дождь. Во дворе ни зелени, ни лавочки. И градусов не больше пяти.

— Проклятый город… и проклятые маглы!

Сивый с удовольствием подумал, что подруга Снегга обыкновенная магла. С чего он взял? Да просто волшебники не живут в таких домах. Даже русские. Дверь подъезда запикала. Сивый спрятал глаза под бейсболкой. Он уже знал, кто выходит… — Будогорский. Насвистывая, Барин беспечно зашагал на выход — к арке, над которой почему-то болталась вывеска ПРАЧЕЧНАЯ. Сегодня у Ростислава было приподнятое настроение. Первый раз после выписки Юлии из роддома он остался с ней наедине. Всё остальное время, как верная клуша, при Юле находилась Катерина. И то ли Барин отвык от русского прямодушия, живя долгое время за границей, то ли потому что Юлька сказала, будто Катя влюблена в него, но сегодня наконец он чувствовал себя свободным от постоянных Катиных: «Ах, Ростислав Апполинарьевич, Вы неважно выглядите», «У Вас усталый вид, Ростислав Апполинарьевич…», «Юля сказала, что Вы не работаете, это правда? Как Вы себя чувствуете при этом в моральном плане, Ростислав Апполинарьевич?..» Юлька посмеивалась, глядя, как он беспокойно ёрзает на кухонной табуретке.

Зато сегодня он услышал то, чего подспудно ждал.

— Ты наш самый дорогой друг, Славик. Я знаю, что ты всё время был на страже моего здоровья и спокойствия Северуса. Мы бы хотели, чтоб ты был крёстным наших детей. Похоже, ты их ангел-хранитель, — Юля нежно дотронулась до его руки.

Будогорский зажмурился от счастья. Нетогда. Теперь. Юлия совершенно оправилась от родов. Даже стала лучше. Порывистые движения были сейчас мягче, а взгляд глубже. Видимо, эйфория от проведенного вдвоём с любимой женщиной вечера вскружила ему голову и на время лишила разума. Барин забыл обезопасить вход от Сивого и ему подобных. Юлька прибралась на кухне и пошла посмотреть на детей. Щёчки её малышей заметно округлились. Она наклонилась, чтобы поправить им одеялки… и вдруг, поддавшись внезапному импульсу, подхватила их на руки и перенесла к себе на кровать. Сама легла рядом и, окружив рукой свои сопящие сокровища, стала целовать мелко и часто их наивные головёнки в чепчиках. Потом засунула руку под подушку и, нащупав там пистолет, успокоилась. Его Юле притащил Будогорский. И не какой-нибудь, а с серебряными пулями. Это было так, «на всякий случай» (как сказал Барин). Но магия магией, а какие-то более вещественные меры защиты должны же существовать! Вот она и взяла у Славика пистолет, а у матери попросила осиновое брёвнышко и заточила его под колышек. Теперь колышек всегда лежал у неё под кроватью, а пистолет под подушкой. Юлька машинально провела рукой по полу. Всё на месте (иногда Муська точила об него когти и закатывала либо под пианино, либо под телевизионную тумбу). Интересно, каков он, этот Сивый? И почему Сивый? Он вампир по рождению или жизнь его сделала таковым? Сколько лет он уже пьёт людскую кровь? А больше ему ничего не хочется? Ведь есть же масса вкусняшек… Она прислушалась. Вот, похоже, ответы и явились к ней на дом собственной персоной. Отпихнув Асю и Гошу к стене, Юля натянула на голову одеяло и сжала рукоять пистолета. Её восприятие обострилось невероятно. Она чувствовала не только крадущиеся шаги Сивого, но даже его дыхание. Вот он подошёл к детской кроватке и обнюхал её (жуткий запах чуть не лишил её обоняния). Видимо, его целью являлись только дети — как и предупреждал Будогорский. Фенрир Сивый перегнулся через неё, чтобы дотянуться до младенцев. Юлина реакция была мгновенной. Она не была ворошиловским стрелком, поэтому стреляла в упор до тех пор, пока не кончились патроны.

— Вот так-то, милок, — пробормотала она, вылезая из-под тела вампира.

Дети, конечно, проснулись и заплакали.

Хорошо помня, что в фильмах ужасов подобные твари проявляют чудеса живучести, она своротила Сивого с постели и, не медля, вбила ему в грудь остро заточенный кол.

— Кошмар! — ужаснулась Юлька «деяниям рук своих». — Мне даже его не жаль. А ведь это живое существо… было. Наверно, я могла бы быть киллершей.

Дети продолжали кричать. Юля, не обращая внимания на такие мелочи, оглядела комнату. Всё было в крови: постельное бельё, ковёр, её одежда и она сама. «До чего легко можно убить человека… Все неприятности героев жанра „хоррор“ от того, что его герои ведут со своими потенциальными убийцами душеспасительные беседы. Не иначе, как для сценического эффекта. Я не была такой дурой…», — с удовольствием отметила Юлька. К её удивлению, кровь у Сивого была красного цвета и по-видимому, имела те же свойства, что и у обычных людей — например, плохо отстирывалась. «Хорошо ещё, что я живу в старом фонде. Здесь стены толстые. Но кто-нибудь из соседей всё равно может позвонить куда надо (вернее, куда НЕ надо). Выхода нет. Надо телепортировать Славке». Она прикрыла глаза и сосредоточилась. Так сказать, отключилась от внешних раздражителей.

Ростиславу Апполинарьевичу Будогорскому от

Юлии Валентиновны Гончаровой.

Срочно надо увидеться! Жду.

Юля взяла малышей на руки и стала ходить с ними по комнате. Собственно, «ходить» не получилось. Потому что через пару минут возник Будогорский. Мгновенно оценив обстановку, он, ни слова не говоря, застелил постель свежим бельём и… /смотри следующую страницу/

уничтожил старое. Кровь Сивого, продолжавшаяся сочиться из ужасающих ран на его груди, чудесным образом была остановлена, а многочисленные пятна на ковре выведены.

Раздался звонок. Аська опять захныкала. Юля передала её Будогорскому. Сама же, положив в кроватку Гошу, пошла открывать.

— Кто? — приглушив голос, спросила она.

— Серый Волк, — был ответ.

— Шутники, блин! — разворачиваясь, проворчала Юлька.

— Что у вас происходит? — вновь раздалось из-за двери. — То пожар, то потоп, то грохот… Вы видели, который час?

Юля покусала губы и открыла дверь. На пороге в растянутых трениках и вылинявшей майке стоял сосед снизу.

— Денис? — притворно удивилась она. — Чем обязана? На сей раз сантехника у нас в полном порядке, а на плите ничего не стоит. Вам так мешает плач детей, что Вы нанесли мне визит в такое время?

— Какой там плач?! — взорвался парень. — Такое впечатление, что тут палили из пистолета!

— Из пистолета? — переспросил подошедший Будогорский. — А может, из револьвера?

— Есть разница?

— Специалисты говорят есть. Правда, мы не в курсе. Но, заверяю Вас, ни из пистолета, ни из револьвера, ни из какого другого оружия здесь не стреляли.

К ужасу Юлии, Денис не поверил на слово, а сделал решительный шаг вперёд. Она обменялась взглядом с Будогорским. «Всё в порядке», — мысленно заверил её тот и, подхватив беспокойного соседа под руку, повёл в детскую. «Что Славка намерен делать? Стукнуть непрошенного гостя по голове?» Разумеется, нет. Барин был, как всегда, безукоризненно любезен.

— Надеюсь, никого из Ваших домашних мы не побеспокоили?

— Нет, все на даче, — простодушно поведал ему Денис.

— Вот и хорошо, — Будогорский произнёс что-то вроде «кабала фортунато» и повёл соседа к выходу.

— Спокойной ночи, — миролюбиво попрощался Денис.

— Всего доброго, — ласково напутствовал его Ростислав.

Притворив дверь, он ободряюще улыбнулся Юлии.

— Слушай, а где труп? Ты что, растворил его в кислоте?

— В кислоте, кума, так быстро органические ткани не распадаются, — и он, как фокусник, обнажил пригвождённого осиновым колом к полу Сивого. — Да уж. Он и при жизни-то красавцем не был, а теперь…

— Прекрати! — взмолилась Юля. — Скажи лучше: зачем ты потащил Дениса в комнату? Он элементарно мог бы споткнуться о тело!.. И откуда у тебя плащ-невидимка?

— У Гарри позаимствовал. И мне надо вернуть его, пока он не заметил. Парень очень дорожит этой вещью. Дело в том, что мантия когда-то принадлежала его отцу, который погиб.

— Знаю, — вздохнула Юля. — Из этого я делаю вывод, что ты меня сейчас оставишь… Мне надо позвонить Катерине. Хотя это, конечно свинство выдёргивать её сюда в первом часу ночи. Обещай, что побудешь со мной, пока она не приедет.

— Побуду.

— И ещё. Ты найдёшь способ известить Северуса о том, что произошло.

— Годится, — согласился Будогорский. — Собственно, ты можешь позвонить ему сама. Он должен быть дома.

— Уверен?

— «Сто пудов», — на подростковом сленге заверил её Барин. — Но вот стоит ли? Я предлагаю поступить так: дождёмся Катерину и введём её в курс дела.

— Кхе-кхе, — прокомментировала Юля его предложение.

— А что делать? — задал риторический вопрос Будогорский. — Тебе нужна помощница. И лучше, если это близкий человек. Кроме того, Катя одинока. Это гарантия, что лишнего говорить не будет — просто некому. Да и убедить в существовании волшебного мира столь экзальтированную особу, мне кажется, не будет так уж сложно. Так что твою скептическую ухмылку припрячь до лучших времён.

— Ну, положим… Что дальше?

— Дальше я переправлю вас в Бразилию. Завтра 23 апреля — последний день карнавала, своего рода карнавальный апофеоз. У меня забронирован номер в гостинице — так, на всякий случай. Поселитесь там. И завтра же, в Рио-де-Жанейро, у нас запланирована встреча с Северусом… Ну, что, подождёшь до завтра?

Юлька бросилась к нему на шею и расцеловала.

— Славка, ты волшебник!

Назавтра, разбирая вещи в номере гостиницы «Бразилия», Юлия в сотый раз повторяла легенду, придуманную специально для Катерины.

— М-м… ничего страшного. Просто у меня послеродовая депрессия. Порекомендовали сменить обстановку. На что ты жалуешься? Когда бы ты ещё увидела настоящий бразильский карнавал?

— Боюсь, что я его не увижу.

— Это ещё почему? Сейчас зайдёт Будогорский, и вы пойдёте гулять.

— Разве его теперь не стоит опасаться?

— Что за ерунда! С чего ты взяла?

— Как это?! Вспомни, что он вчера наговорил!

— Хорошо, — Юля устало опустилась в кресло. — Как, в таком случае, ты объяснишь чудесное перемещение из Петербурга в Рио?

— Думаю, никакого перемещения и не было. Это, — Катя обвела рукой обстановку гостиничного номера, — не более, чем галлюцинация.

— Ну, скажи, галлюцинация, по крайней мере, приятная?

Катерина кивнула.

— Ростислав тебе нравится?

Катя вновь кивнула.

— Всё, разговор окончен. Иди гуляй, — и Юлька решительно выставила Катерину за дверь. — Будогорский ждёт!

В коридоре действительно стоял Барин.

— Привет, — улыбнулся он. — Как устроились?

— Нормально, — ответила Юля. — Забирай Катерину и объясняйся с ней сам. Я больше не могу.

Оставив их наедине, она вернулась в номер.

— Так-так-так…

Юлька внимательно оглядела себя в зеркале.

— Ах! Красота — страшная сила! — сказала она вслух, взбивая и без того пышную шевелюру.

— Совершенно с тобой согласен, — раздалось позади неё.

— Северус! — Юлька, как обезьяна, прыгнула к нему, уцепившись за его пояс руками и ногами. — Ты что, не отражаешься теперь в зеркале? Я тебя не видела!

— Это называется эгоцентризм: не слышать и не видеть никого, кроме себя, — рассмеялся Снегг.

— Боже! — развела руками Юлия. — Неужели ты стал читать что-то, кроме специальной литературы по зельям и заклинаниям?

— Это и есть специальная литература, — буркнул Северус, — по психологии.

— Честное слово, я тебя люблю!

— В таком случае можно раздеваться?

— Пошляк! — Юлия шутливо ударила его по рукам.

Она не знала, что этот непринуждённо-легкомысленный тон, в каком сейчас с ней разговаривал Северус, — результат проведённой работы Будогорского. Накануне Ростислав встретил Снегга у хогвартских ворот, и Северус рвал и метал. Досталось всем: и Дамблдору, который втравил его в это мероприятие, и Будогорскому, который вёл себя, как «безалаберный школьник», и, конечно, Волан-де-Морту.

— Я убью эту скотину! Нет, сначала разобью в кровь его змееподобную харю! — лютовал Снегг, изображая что-то похожее на отжимание белья.

— Ну, что ты мелешь! — рассердился Барин. — Хочешь загубить всё, что было сделано! Немедленно возьми себя в руки!

Северус замкнулся и отстранённо смотрел на Ростислава.

— Ну же, — встряхнул его Будогорский. — Всё же обошлось!

— Где этот ублюдок? — взревел Снегг.

— Не собираешься же ты надругаться над мертвецом? Успокойся, тело Сивого в Запретном лесу… было, во всяком случае. Думаю, что теперь уже переваривается в желудке арахнидов.

Северус заметно повеселел. Больше его не посещали мысли о скорой расправе с Тёмным Лордом. Они обсудили подробности встречи в Бразилии и разошлись. Северус потрусил к ближайшему кустарнику (дело в том, что он был не он, а большая чёрная крыса). Что любопытно. Экспериментируя с трансфигурацией, он вывел следующую закономерность: если спрыснуть себя любовным эликсиром, желаемый объект будет хранить свою форму до обратного превращения без каких бы то ни было осложнений (каким, к примеру, подверглась Гермиона в результате пития оборотного зелья с кошачьей шерстинкой). И не нужно быть метаморфом, чтобы принимать любое обличье. Пока, правда, он видоизменял себя только в живое. Опыты по превращению в неодушевлённые предметы оставил на потом. Надо сказать, что Барину попало не только от Снегга. По приезду в Бразилию на него налетел Гарри.

— У меня пропала мантия — невидимка. Вот что!

Будогорский молча протянул ему мантию. Гарри кинул на него уничтожающий взгляд и принялся читать нотации.

— Неужели трудно было попросить? Или Вы боялись, что я посмею задать несколько вопросов? Конечно, моё дело маленькое: всего лишь убить Волан-де-Морта. Остальное решают мудрые ВЗРОСЛЫЕ волшебники. А мы кто? — Так, мелкая сошка. Зачем нам знать, доколь ещё предстоит таскаться по городам и весям? Или зачем потребовался этот чёртов ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР? Или вот ещё вопрос на засыпку: мне только кажется или всё же мы ищем крестраж? Пока никаких действий по его обнаружению я не наблюдал. Не пора ли дать хоть какие-то объяснения?

После того как он выпалил свою обличительную тираду, Гарри почувствовал облегчение.

— На некоторые твои вопросы я, пожалуй, отвечу сейчас. Присядем, — предложил Барин.

В результате полуторачасового повествования Гарри услышал тайные и явные замысли Будогорского и… МакГонагалл. Не все, конечно. Выглядело это так. После того, как будут активизированы все силы, которые удалось собрать на протяжении последних двух лет, надлежит устроить встречу лидеров двух партий: от «светлых» будет Гарри, от «тёмных», разумеется, Волан-де-Морт. Этой встрече должно предшествовать уничтожение всех крестражей. По последним данным брошь в форме орла была замечена здесь, в Рио, у одой у местных предсказательниц. «Прощённое воскресенье» (последний день Масленицы) — самое лучшее время, чтобы забрать раритетную брошку. Так сказали ведущие астрологи мира. Это раз. Два: змею (седьмой и последний крестраж) следует уничтожить в день падения Тёмного Лорда. Так как в последнее время он не расстаётся со своей Нагайной. И три: до решающей встречи нужно посетить Министерство магии. Там Гарри поймёт, КАК он победит Волан-де-Морта.

— А раньше мне этого не понять? — язвительно процедил Гарри.

— Боюсь, что нет, мой мальчик, — покачал головой Будогорский.

— Когда мы навестим прорицательницу?

— Вифанию?

— Вифания она или нет, мне всё равно. Пора уже что-то делать, а не сидеть сиднем!

— У русских есть на этот счёт хорошая присказка: поспешишь — людей насмешишь. Но в данном случае ты прав. Мы отправляемся сейчас. Руку, мой юный друг!

Они оказались на узкой улочке. Барин жестом пригласил Гарри войти в дверцу, напоминающую вход в погреб. Гарри взглянул на свежепобеленный двухэтажный дом: весь второй этаж увит плющом, в цветнике — розы. Что ж, это вселяло надежду, что встреча не будет такой уж пугающей. Поднявшись по скрипучей деревянной лестнице, они оказались у квартиры № 13. Дверь была не заперта. Небольшую комнатку отделяла от холла занавеска из бутылочных пробок. Ростислав Апполинарьевич раздвинул пробочные нити и позвал:

— Вифания, Вы здесь? Я привёл к Вам молодого человека, жаждущего узнать свою судьбу.

— Ещё чего! — фыркнул Гарри.

Будогорский прикрыл ему рот и впихнул в апартаменты гадалки. По виду помещение напоминало классную комнату Трелони: темнота, духота, пылающий камин, на круглом столике хрустальный шар.

— Присаживайтесь, — раздался утробный голос.

Гарри повиновался.

— Вы пришли сюда из желания узнать о себе правду?

— Э-э, — замялся Гарри, — нет. Я пришёл узнать ответ на конкретный вопрос.

— А именно: не владею ли я брошью Когтевран, так?

Гарри заёрзал на стуле.

— Извините, но меня беспокоят люди, с которыми я разговариваю, когда не вижу их.

Тут же перед ним материализовалась женщина средних лет, одетая как цыганка.

— Так лучше? — спросила она.

«Тётка, вроде бы, настроена вполне миролюбиво», — подумал Гарри.

— Почему бы и нет? — ответила его мыслям прорицательница.

— Что Вы сказали? — удивился он.

— Почему я должна быть настроена враждебно? Ростислав — мой друг. А ведь это он привёл тебя ко мне.

— У Вас брошь Кандиды Когтевран? — прямо спросил Гарри. Словесные игры порядком ему надоели.

— Увы, уже нет, — вздохнула Вифания.

— Как она попала к Вам? И куда делась?

— Дело в том, что уже много лет мы дружим с Кандидой…

«Чокнутая, — решил Гарри. — Кандида жила тыщу лет назад».

— Нет, я не чокнутая. Я медиум. Могу говорить с духами умерших. Чтобы тебе было понятно, скажу так: ты ведь признаёшь, что можно завести друга по переписке. Допустим, общаешься с кем-то в INTERNЕТе и чувствуешь духовную близость. В то же время никогда этого человека не видел. Ясно?

— В общих чертах, — согласился Гарри.

— Вот и со мной произошло нечто подобное. Выйдя как-то раз на связь с великой волшебницей (по просьбе одного молодого человека), я ощутила, что Когтевран очень близка мне. Юноша ушёл, а я с тех пор регулярно общаюсь с Кандидой. Поверяем друг другу сокровенные мысли. Кое-какие женские секреты. Один раз она поведала мне, зачем приходил тот молодой человек. Оказалось, он завладел её талисманом — брошью в форме орла. Украшение до поры до времени хранилось в лоне семьи Когтевран. Человек по имени Барти Крауч сумел похитить реликвию и передал её Вашему ужасному волшебнику — тому, кого называть не принято. Этот тёмный маг поместил в брошь что-то страшное.

— Как в брошь можно что-то спрятать? — прервал её Гарри.

— Вопрос разумный, — Вифания встала и, поднеся папиросу к горящей свече, закурила. — Эта брошь — медальон. Внутри неё находился локон… не Кандиды… Впрочем, это неважно. Но с тех пор, как брошь оказалась в руках злых волшебников, медальон стал вместилищем частицы жизни… хм… сам знаешь кого. Крауча назначили хранителем броши. Никто не мог бы отнять у него броши, не отняв у него самого жизнь. А сделать это было непросто, потому что Тот Самый Могущественный Тёмный Колдун наделил Барти Крауча сверхсилой. И Кандида научила меня, как выманить её у Крауча.

— Как же? — поинтересовался Гарри.

— Неважно, — сдержанно ответила она. — Но с брошью Краучу пришлось расстаться. Говорят, до конца своих дней он чувствовал вину за то, что не сумел сохранить столь дорогой предмет для своего Хозяина. А Крауч не помнил даже, как он утерял брошку. С той поры я являлась хранительницей драгоценной броши. И вот, несколько дней назад, открываю заветную шкатулку… а брошки нет.

Прорицательница горестно вздохнула. Гарри испытующе смотрел на неё.

— Вы можете вызвать дух Когтевран сейчас?

— Да. Я была готова, что ты не поверишь мне на слово. Дай мне пару минут.

Вифания устроилась за столиком напротив Гарри, взяла в руки хрустальный шар и замерла. Глаза её остекленели. Она погрузилась в транс.

— Вспомни, Гарри, — чужим голосом заговорила гадалка, — заветы старцев Востока. Надо научиться верить людям. Не всем. Но достойным. Отличать подлинное золото от подделки. Всё, от первого до последнего слова, что сказала Вифания, — правда. К сожалению, брошь утеряна. Мы даже не знаем точно, где она. Одни лишь предположения. Мы с твоим учителем никак не придём к единому мнению. То ли она под землёй, то ли под водой. Скорее всего, тебе придётся побывать и в Атлантиде, и в Плутонии. Таков твой путь. Прощай, Гарри.

Голова медиума запрокинулась. Глаза закатились. Изо рта вытекла струйка слюны.

— Пойдём, — тихо сказал Будогорский. — Ей нужно время, чтобы прийти в себя.

Спускаясь по лесенке, Гарри вдруг озарило:

— Про какого учителя говорила … ЭТА?

— Весьма неуважительно ты называешь основательницу Хогвартса «ЭТА», — заметил Барин. — Хочу обратить твоё внимание, что отгадав, о каком учителе шла речь, найдёшь ответ на мою загадку. Помнишь её?

Выйдя на улицу, Будогорский спрятал глаза за солнцезащитными очков. Понять, что там, за их стёклами — совершенно невозможно.

— Как всегда — на самом интересном месте… — проворчал Гарри.

Вечером три товарища (Гарри, Рон и Гермиона) отправились на улицы Рио-де-Жанейро, чтобы вкусить карнавальных прелестей. Они жались друг к другу, стараясь, чтобы их не унесла веселящаяся толпа. Смех, горячительные напитки, языческие маски древнеиндейских богов, латиноамериканская музыка… Широкомасштабное действо оглушало. Несколько раз прохожие разных мастей пытались вовлечь их в гудящий улей праздника. Одна из девушек на мгновение распахнула свою атласную мантию — под ней красовалось голое тело утрированных форм. Рон остолбенел. Гермиона засмеялась.

— Эй, Рон! — она пощёлкала перед его носом пальцами. — Очнись! Груди у этой девицы накладные, а трусы — меховые. Всего лишь иллюзия… но как она на тебя подействовала!

— Иллюзия, говоришь? Почему бы тебе как-нибудь не устроить такую иллюзию?

Гермиона зарделась и пихнула Рона в грудь. Тот поймал её пальчик и поцеловал. Грудь Гарри опять сжали тиски обиды. Почему ОН должен сражаться с Волан-де-Мортом? За что ему такая ноша? В конце концов, он не просил о такой чести! Глядя на своих беспечных друзей, Гарри понимал, что последние новости (что они будут волочиться по всему свету в поисках крестражей) ничуть не испортили им настроения. Напротив: как же, захватывающее приключение! Повсюду Гарри натыкался на целующиеся парочки. Только он, как дурак, с унылым видом и тяжкими думами. Что-то его зацепило. Он не сразу понял, что именно. Стоп! Тыл того черноволосого пирата кажется ему знакомым. (Надо ли говорить, что большинство гуляк нарядились в самые немыслимые костюмы!). Он присмотрелся повнимательнее. Этот пират кого-то ему напоминал. Догадка уже вот-вот должна была озарить его дремлющий разум. Но тут взрыв смеха женщины, которую доморощенный Джек Воробей бессовестно прижимал к стене, погасил все здравые мысли. Юная женщина проворно наклонилась за оброненной маской, на миг мелькнуло её лицо. Боже правый! Это же лицо его матери! Только… только в более ярких красках. В это время женщина, подобрав пышные юбки эпохи бесстрашных конкистадоров, побежала по улице. Мужчина в костюме пирата — за ней. Ветер сорвал с его головы треуголку и растрепал чёрные, как смоль, волосы. Шляпа, сделав пируэт (не иначе как при помощи манящих чар!), укрыла столь знакомую причёску. Лжепират, точно почуяв, что за ним пристально наблюдают, оглянулся. Глаза Гарри на секунду встретились с угольно-чёрными глазами бывшего профессора по защите от тёмных искусств… Снегга! Слова застряли в горле. Гарри сунул руку в карман за палочкой. Откуда ни возьмись, появился Будогорский.

— Гарри? — Барин цепко перехватил его руку. — Что ты делаешь?

У Гарри прорезался голос:

— Держите его! Держите! — завопил он, выворачиваясь из крепких объятий Будогорского.

— Кого, Гарри?

— Снегга! Там Снегг!

Так получилось, что Гарри встал вспять движению карнавала. Снегг и его спутница потонули в водовороте движущейся толпы. Гарри бессильно опустил палочку. Каким-то образом Будогорский опять оказался в непосредственной близости от «тёмных». Во всяком случае, от одного из самых страшных его представителей. «Не верю!» — хотел уже выкрикнуть Гарри в лицо профессору. Но тут вспомнил напутствие тибетского сенсея. А потом ещё Когтевран, практически слово в слово повторившая предсказания Великого учителя. Гарри сжал зубы и зашагал прочь. Пожалуй, даже больше, чем встреча со Снеггом, его поразила женщина, бывшая с тем. И если по закону о «тесности мира» Гарри рано или поздно должен был встретиться со Снеггом, то встреча с двойником его матери потрясла его. Реинкарнация или переселение душ — вот как это называется. Надо побольше об этом узнать. Но встретить ЕЁ в такой компании! Бред какой-то! Отчего Снегг так ненавидел его отца? — впервые задумался Гарри… Слишком много загадок… Но он обязательно доберётся до сути!

Глава 20. Атлантида.

Гарри бросился колесить по улицам Рио — словно у него включился реактивный движок. В себя он пришёл только когда понял, что окончательно заплутал. Желание участвовать в карнавале испарилось. Убедившись, что рядом никого нет, он трансгрессировал в дом, куда их поселили. Домишко был довольно странный… хотя где вы видели НОРМАЛЬНЫЕ дома волшебников?! В зарослях, напоминающих сад Спящей красавицы (каким он стал за сто лет спячки принцессы), прятался особнячок в стиле… вообще непонятно, в каком стиле. Больше всего он напоминал курятник — правда, достаточно просторный. К остову этого жилища лепилось невероятное количество пристроек: мансарда, терраса, веранды, флигели… И всё это громоздилось в таком безвкусии, что напоминало детище Франкенштейна. «Доктором» этого архитектурного кошмара был пожилой метис. «Пожилой» — это мягко говоря. Впрочем, старый — тоже. Древний — ближе к истине. Более всего он напоминал Лешего — если б последний сильно загорел. Дон Педро (бразильский Леший) был один. Ни Рон, ни Гермиона, и уж конечно ни Будогорский ещё не приходили.

— Желаете перекусить? — подмигнул Гарри дон Педро.

— А что есть?

— Мясо и овощи, — Педро прохромал к плите, где шкворчали на сковородке только что поджаренные отбивные.

— Вы готовите сами? — изумился Гарри.

— А что? — вопросом на вопрос ответил хозяин. — Или не доверяете моей стряпне?

— Ну-у, — смутился Гарри (так оно и было — но не говорить же об этом вслух?!).

— Брось, парень. Доверяй людям, — посоветовал ему старик.

«Они что, сговорились? — с раздражением подумал Гарри. — В какой раз за день мне об этом говорят?!»

— Не обижайся. Но так оно и есть. Всё написано у тебя на челе — ты сейчас как шкаф, — и бразильянец начертил в воздухе квадрат.

— Это шутка? — Гарри был озадачен: что значит «как шкаф»?

— Сядь, — распорядился дон Педро и, подхватив сковороду, водрузил её на стол. — Ешь. Голодный человек — глупый человек. И злой.

Гарри поискал глазами столовые приборы.

— Чем есть-то? Нет ни ножа, ни вилки.

— «Ни ножа, ни вилки», — передразнил его Педро. — Так ешь.

Гарри нехотя взял со сковородки кусок мяса и тут же выронил. Брызги кипящего масла заляпали даже стёкла очков — когда шмат мяса шлёпнулся аккурат на то место, откуда был взят.

— Ауч! Горячее! — пожаловался Гарри, дуя на обожжённые пальцы.

Грустный «Леший» смотрел на него с укоризной.

— Ты в смятении, парень. Тебе надо сначала поесть, — настаивал дон. — И без этих твоих штучек: вилочек, ножичков… Вот тебе миска с салатом. Вот ложка. Мясо перед тобой. Давай работай. А я, если не возражаешь, сяду к камину греть свои старые косточки. Ты будешь есть и слушать. Старики вроде меня обожают болтать. А тебе надобно кого-то послушать, чтобы понять: не один ты такой горемыка.

Хозяин проковылял до кресла-качалки и заговорил. Поначалу Гарри брезгливо ковырялся в салате (как знать, может, овощи там напополам со старческими ногтями?), но потом увлёкся и ел с аппетитом. Да и рассказ был занимательный.

— На заре нового, 16-го, века я получил место матроса в команде самого Христофора Колумба, — начал своё повествование старик…

Гарри мысленно сделал акцент на «16-м веке» и «команде Колумба», но от комментариев воздержался. Более всего юный Педро ценил свободу и независимость. Жажда приключений заставила покинуть его солнечную Кастилию и отправиться навстречу великим испытаниям… Но тогда он ещё не знал, КАКИМ. Дабы набрать желающих в команду Колумба, распускали слухи, что путешествие будет приятным, словно прогулка по дворцовому парку. Нельзя сказать, чтобы Педро купился. Однако не предполагал, что будет ТАК трудно прижиться в стае морских волков, каковыми являлись прожжённые мореманы. Они считали молодого матросика букашкой, всячески насмехались над ним, придумывая тысячу бесполезных и глупых занятий… Зато благодаря флотской выучке Педро враз стал самостоятельным: научился латать одежду и готовить. Карабкался по вантам с ловкостью обезьяны и давал отпор желающим над ним поглумиться. На борту корабля донельзя обострились его чувства. Запах с камбуза Педро улавливал из трюма, а услышать, о чём говорят в рубке капитана, мог из своей каюты. Мог увидеть кита с расстояния двух миль!.. Да и много чего. Этим он снискал уважение среди бывалых мореплавателей, и они оставили его в покое. Но по-настоящему силу своих ощущений Педро осознал во время первого в его жизни шторма. Их корабль, казалось, вырвался на волю. Попал наконец в свою стихию. Он будто зажил собственною жизнью, освободившись от докучливых людишек. «Святая Мария» то взлетала вверх на головокружительную высоту, то падала вниз как с отвесной скалы. И было непонятно, как это до сих пор она не выплюнула оставшихся моряков за борт. Искатель приключений Педро элементарно струсил. И зачем это его понесло на край света? Верно говорят: что имеем не храним, потерявши — плачем. Он не хотел умирать вдали от милой Кастилиьи. Боялся смерти. Педро поклялся: если только он уцелеет, в ближайшем же порту сойдёт на берег и никогда больше не ступит на палубу корабля. Педро упал на колени и стал молиться. Он молился истово. До тех пор, пока не впал в состояние, близкое к нирване. За стеной ливня ему вдруг почудилось лицо Громовержца, готового выпустить в насмерть перепуганного Педро огненную стрелу.

— Не убивай меня! — взмолился он. — Я сделаю всё, что попросишь!

— Ты украдёшь для меня золотую стрелу Майи и будешь проклят навеки. Либо умрёшь сейчас незапятнанный, — поставил ему условие сын Олимпа.

Педро смотрел на божество, как кролик на удава.

— Ты понял меня, ничтожный? — взревел плод его видений.

— Почему я? — заплакал юноша. — Почему-у?

С ним случилась истерика. Он выл и катался по скользкому от дождя полу, пока не разверзлось небо, и не вонзился в доски палубы пучок раскалённых стрел. Во власти припадка Педро, не ведая, что творит, выдернул стрелы и, запрокинув голову, прокричал:

— Я выбираю жизнь!

— Ты сделал выбор. Да будет так! — грохот стихий сменился шумом дождя, а потом и вовсе всё стихло. Установился полный штиль.

Команда мало-помалу приходила в себя. Корабль обуздали. А Педро слёг с сильнейшим приступом лихорадки. Оклемался он только у берегов Южной Америки. Помнил это, как сейчас. К нему ворвался его дружок Карлос и выпалил:

— Земля! — и, захлёбываясь от волнения, потряс его за плечо. — Ты понимаешь? — Земля!

Карлос выбежал, оставив дверь открытой. Свежий бриз влетел в лазарет и взъерошил волосы Педро. Он вдохнул морской воздух и со всей остротой почувствовал вкус жизни. Покачиваясь от слабости, юный Педро сошёл на берег. У него кружилась голова, он шёл почти на ощупь. Не дойдя до прибрежных кустов, где затеивалось строительство лагеря, Педро упал на песок и заплакал. Теперь он не сомневался, что Зевс, насылающий на него проклятие, — лихорадочный бред, не более того. Весть о том, что высадились белые, быстро распространилась по побережью. Прослышав, что чужестранцы предлагают диковинные вещи в обмен на кое-какие местные побрякушки, привела туземцев в восторг. К ним потекли аборигены. Обмен товарами должен был стать залогом доверительных отношений между дикарями и европейскими цивилизованным народом. Однако местная знать не спешила раскрывать им объятья. Тогда Колумб повелел устроить что-то вроде ярмарки с бесплатным театрализованным представлением для всех коренных жителей. Педро — будучи самым молодым — играл в этом спектакле невесту моряка. Сюжет был банален. Мария любит Луиса, простого моряка. Отец Марии — капитан. Он запрещает дочери выходить замуж за бедного матроса. Девушка упрямится. Возлюбленный предлагает Марии бежать. Но вечером условленного дня коварный капитан забирает Луиса в плавание. Корабль — увы! — тонет. Когда приходит известие о случившемся, Мария не может пережить потерю отца и любимого друга. Она идёт к морю, чтобы то поглотило и её. Разыгранное действие произвёло большое впечатление на собравшихся. Одна из индианок по окончании спектакля подошла к Педро. По её выразительным жестам юноша понял, что девушка предлагает ему дружбу… Ну, какая может быть дружба между двумя юными созданиями в вечнозелёных лесах Америки (особенно если учесть, что первое время они не понимали ни бельмеса на языке друг друга)? Очень скоро Майя (так звали девушку) захотела познакомить Педро со своим отцом, дабы испросить согласия на брак. Он чувствовал, что Майя выше его по рождению. В ней ощущалось какое-то внутреннее благородство. Но Педро и не подозревал, что она — дочь вождя племени. Как ни странно, он произвёл благоприятное впечатление на будущего тестя. Но чувства эти не стали обоюдными. Вождь (он же папа Майи) был страшен. К встрече с потенциальным мужем единственной дочери папаша подготовился изрядно: его тело сплошь было покрыто нательной живописью. Он встречал будущего зятя в кресле, выставленном на улице. Если бы жених не приглянулся, это кончилось бы для него полной катастрофой: он был бы пронзён копьём, которое глава племени держал наготове наподобие королевского жезла. Педро довольно быстро освоил основы языка коренных американцев. Может, это, а может то, что сам Христофор Колумб почтил «великого вождя» в роли свата, упрочило положение Педро Кальвáдоса… Его официально признали наречённым Майи. Вскоре состоялась свадьба, устроенная в соответствии с местными традициями. А на праздник Весеннего равноденствия Педро в числе немногих пригласили в Великий город. Переход туда обставили с большой помпезностью. «Рядовые» индейцы несли на одних носилках вождя, на других — Майю с новоиспечённым мужем. Их эскорт продвигался семь дней. При входе в город простые индейцы поставили носилки и удалились. Почётных гостей уже встречали воины Великого города. Педро завязали глаза и сняли повязку только при представлении Верховному жрецу, который был разукрашен почище его тестя при первой встрече. Однако вид индейского жреца поразил его куда меньше самого города, который был выстроен из… хрусталя! Башенки на дворцах преломляли солнечный свет и казались то фиолетовыми, то розовыми, то золотыми. От этих нежных цветов над городом стояла вечная радуга. Педро зажмурился. А когда открыл глаза, видение не исчезло. Индейцы взирали на его с видом превосходства. И чтобы показать, как ничтожен ОН в сравнении с НИМИ, повели показать главную достопримечательность города — ЗОЛОТУЮ СТРЕЛУ. Стоило Педро взглянуть на неё, и сердце у него ушло в пятки. Та сцена на корабле… она ему не пригрезилась! Именно эту стрелу ему предстояло украсть. Но зачем? Почему ему? И для кого? Ответы на эти вопросы Педро получил тут же: будто кто-то повернул рычажок внутри него — вновь зазвучал властный рокочущий голос, который он уже раз слышал. «Помни о своём поручении! Оно является и твоим проклятием и величайшей честью! Золотую стрелу Афродиты поручено похитить тебе с тем, чтобы поместить её навеки в отдел тайн, где хранится секретное оружие магов». Теперь Педро знал, «зачем» и «для кого» нужна стрела. Оставалось лишь догадаться «почему». Его избрали из простых смертных не случайно. Никто другой не наделён столь острым зрением, прекрасным слухом и тонким обонянием. Как это связано с его заданием, Педро пока не знал. Но больше никакими талантами он не обладал… Разумеется, Педро понимал, что кража — крайне неблаговидный поступок. Тем более — в подобных обстоятельствах. Но отступать было некуда. Жизнь свою без Майи он уже не мыслил. Поэтому, скрепив сердце, рассказал ей обо всём. И, невзирая на предупреждения жены, на её мольбы и слёзы, улучил момент и украл стрелу. А потом бежал вместе с Майей в леса Амазонии. И жил там, как дикий зверь, долгие лета. Что до стрелы, то она исчезла во время его следующего транса. ГОЛОС поздравил его с успешно проведённой операцией и никогда более не беспокоил никакими просьбами. Доверчивые индейцы не смогли настичь их. Они укрылись надёжно. Вот только Майя утратила свою прежнюю весёлость и беззаботность. Бог не дал им детей, и Педро жил для своей красавицы-жены. Впрочем, вскоре Майя перестала быть красавицей… и женой (в буквальном смысле этого слова) тоже. Она дала обет целомудрия за совершённое ими святотатство. Дни и ночи Майя проводила в молениях, а Педро — охотясь в бескрайних лесах амазонской долины. Семейная чета потеряла счёт прожитым годам. Иногда Педро казалось, что он и не знал другой жизни. Но пробил смертный час Майи. А он жил, и жил, и жил… до тех пор, пока не устал от жизни. И стал он искать смерти: выходил на охоту без оружия в надежде, что какой-нибудь дикий зверь растерзает его. Он купался с голодными крокодилами и не разводил на ночь костра… Всё зря! Тогда Педро решился выйти к людям. Хотел отдать себя на их суд. Что же он увидел? Много времени утекло с тех пор, как они с женой предали свой род!.. Да и индейцев, как таковых, почти не осталось. Те немногие, что выжили, были загнаны в резервации. А новоявленные хозяева Америки вели себя так, будто сам черт им не брат, не чтя ни старых порядков, ни законов. Украсть у своих не считалось таким уж бесчестьем… да никто и не воспринимал россказни Педро всерьёз — мало ли что придёт в голову выжившему из ума старику, похожему на доисторическую мумию! Озлобленный и одинокий, Педро поселился в Бразилии среди людей. Он мог бы ступить на скользкую дорожку, попадись ему на тот момент подходящий человечек. Но случилось иначе. В его жизнь вошёл Дамблдор. Альбус Дамблдор раскрыл ему глаза на многие вещи — ведь Педро, потерявший счёт времени, до сих пор не знал, в чём состоит проклятие, наложенное на него, и как его искупить. Дамблдор рассказал, что дон Педро Кальвадос обречён жить вечно, подобно Агасферу, до той поры, пока ЗОЛОТАЯ стрела не достигнет своей цели. Как только цель будет повержена, Педро сможет наконец воссоединиться со своей дорогой Майей.

— Недавно до меня дошла благая весть. Скоро… — старик поднял вверх заскорузлый палец. — Скоро свершится правосудие. Я смогу отдохнуть от земной жизни.

— Вы сказали «недавно дошла благая весть»…

— А?

— То есть Вы получили эту весть буквально на днях? — уточнил Гарри.

— Точно так, — дон Педро прикрыл слезящиеся глаза.

— Кто принёс Вам это известие?

— Есть люди… — был дан расплывчатый ответ.

Гарри захотелось выпытать у старика КТО и КОГДА конкретно, но тут дверь распахнулась, и в комнату влетели разгорячённые праздником (и наверняка карнавальным пуншем) Рон и Гермиона.

— Гарри, где ты был? Мы тебя везде искали… А чем вы тут занимаетесь? — Гермиона бросила взгляд на скрючившегося у камина дона Педро и перевела разговор на другую тему. — Ах, какой чудесный праздник! Правда, Рон?

Тот смотрел на свою подружку откровенно влюбленными глазами и тихонько пожимал ей руку.

— Надо поговорить, — делая вид, что ничего не замечает, деловито сказал Гарри. Он обернулся к Педро, который — невероятно! — оказался первооткрывателем Америки (если это, конечно, не бред) и извинился за то, что прервал рассказал старика на полуслове.

Ребята вышли на балкон.

— Я видел Снегга! — выпалил Гарри. — Представляете, этот урод был с дамой!

— Представляя-ю! — заулюлюкал Рон и получил подзатыльник от Гарри.

— Ничего ты не представляешь! — обозлился Гарри. — Женщина, к твоему сведению, ему не чета… И вообще: по-моему, она похожа на мою мать.

— Гарри! — укоризненно покачала головой Гермиона. — Не думаешь же ты, что твоя мама жива?

Гарри досадливо отмахнулся.

— Я что, похож на полоумного?! Речь не об этом. Мне пришло в голову другое. За что, спрашивается, Снегг так ненавидел моего отца? И ненависть, похоже, была у них взаимной… Не доходит?

Гермиона наморщила лоб, пристально глядя на Гарри.

— Поняла! — воскликнула она. — Как говорят французы, «шерше ля фам» — ищите женщину. И твой отец, и Снегг были влюблены в твою мать, Гарри! О, Боже! Когда Снегг окончательно убедился, что Лили никогда не покинет Джеймса, он предпочёл увидеть её мёртвой!.. Так, наверно.

— Что ж, в таком случае у него есть оправдание, — произнёс Рон.

— Признаться, я так далеко не заглядывал… Но кое с чем я согласен.

Он задумался.

— Нет, определённо тут концы с концами не сходятся… Впрочем, я могу ошибаться…

— «Ошибаться» в чём? У? — на балкон выглянул Будогорский.

— Странно, как это Вас не занесло в какой-нибудь злачный притон, — ревниво процедил Гарри.

Будогорский проигнорировал издёвку. Он вытряхнул из пачки Mallboro сигарету и, облокотясь о перила балкона, смачно затянулся.

— Мне казалось, что карнавалы как раз для этого и созданы. «Злачные притоны» — как ты изволил изящно выразиться — много ли их ещё осталось? Практически все стали легальны. Только запретный плод сладок по-настоящему… К счастью, я успел изведать все наслаждения до того, как они превратились в вульгарно-народные увеселения. Ей-богу, мир опять перевернулся! К чему этот возврат к пуританскому образу жизни?! Мне куда как более по нраву свободные шестидесятые. Приятновспомнить, знаете ли, кубинские дома терпимости (это в то время как остров Свободы является оплотом социализма) или подвалы Шанхая…

— Ростислав Апполинарьевич! Не Вы ли говорили, что между учителем и учениками должна существовать дистанция! — изумилась Гермиона.

— Не надо было ей этого говорить, — проворчал Рон. — теперь мы не услышим продолжения.

Но Барина, видать, понесло.

— Я говорил, что между учениками и учителем должна быть дистанция? — удивился он, выискивая, обо что бы затушить сигарету. — В любом случае, с этим покончено. Разврат остался в прошлом. Друзья мои, хочу сделать признание: я влюблён. Влюблён, увы, безответно… Так Афродита карает тех, кто слишком часто пренебрегает её дарами.

Ребята завороженно смотрели ему в рот. Всё, что не говорил и не делал их новый профессор защиты, казалось не то что бы странным, а просто невероятным! В конце концов, так не поступают взрослые умные люди… да ещё преподы!

— Сегодня, часом, не День Святого Валентина? Рон с Гермионой — это я ещё могу понять… Снегг с подругой, даже этот дед… И вот теперь ещё Вы, — Гарри был в замешательстве. — Что же это такое?!

— Это называется весна, Гарри, — улыбнулся Барин. — Пробуждение природы… А что ты там говорил о нашем славном хозяине… ведь ЕГО ты назвал «дедом»?

— Да болтал какую-то ересь: будто ему 500 лет и он вместе с дочерью краснокожего вождя украл какую-то стрелу… Я особо не вслушивался.

— Иными словами, ты не связал стрелу Афродиты, секретное оружие, отдел тайн и уничтожение Волан-де-Морта? — спросил его с насмешкой Будогорский.

— Выходит, всё правда? — Гарри почувствовал себя дураком.

— А ты как думал?

Насвистывая, Барин (довольный, что так удачно отвертелся от вопросов о Снегге) отправился в гостиную. Ребята плелись за ним.

— Любезный хозяин, — обратился Будогорский к дону Педро, — мы злоупотребим Вашим гостеприимством до утра. Завтра отбудем.

— Как угодно, — равнодушно ответил тот.


Умение перемещаться в любую точку планеты, конечно, здоровски. Раз! — и ты уже на западной оконечности африканского континента. Но путешествовать неторопливо, поглядывая из окон вагона на мелькающие пейзажи… в этом, что не говори, есть своя прелесть: видишь, как сменяются климатические пояса, изменяется ландшафт… Поэтому Будогорский использовал те и другие виды перемещения. Когда же Рон после очередной трансгрессии в изнеможении разминал шею, Ростислав Апполинарьевич понял: любые путешествия — как бы неи были они увлекательны –надоедают.

— Надеюсь, мы уже в Атлантиде, — буркнул Уизли-младший.

— Мой друг, неужели ты ничего не слышал об Атлантиде? — спросил его Будогорский.

— Я? Конечно, слышал! — храбро ответил Рон.

— В любом случае, краткий экскурс в историю, думаю, вам не повредит. Не хотелось бы оскорбить атлантов вашим невежеством, — и Барин рассказал им историю, ставшую легендой.

Возраст Земли исчисляется четырьмя миллиардами лет. Где-то три — три с половиной миллиарда на Земле существует жизнь. Предполагается, что человек разумный появился не более сорока тысяч лет назад.

— Мы с вами ещё вернёмся к этому разговору, КАК это произошло… — заметил Будогорский. — И только три тысячи лет человек занимается активной хозяйственной деятельностью…

Время от времени Ростислав Апполинарьевич останавливался, чтобы задать своим ученикам какой-нибудь каверзный вопрос, однако сам же на него и отвечал.

— Вы, вероятно, знаете, что некогда наша суша не была столь сильно изрезана. Её причудливый рисунок со временем стал помехой для резвых мореплавателей. И они задумали сделать Панамский канал, Суэцкий… Они бы соорудили и Гибралтарский — если бы он не был так заботливо предоставлен самой природой. Разумеется, наши далёкие предки не заглядывали так далеко… Но им вовремя подсказывали…

— Кто? — не удержался Рон.

— Терпение! — дал знак Будогорский. — Скоро вы всё узнаете… В принципе ты должен был задать мне другой вопрос: КОМУ в первую очередь оказывается помощь? Сам как думаешь?

Рон помотал головой.

— Обидно, что вы растёте безбожниками. Совсем не знакомы со Священным писанием. А ведь там чёрным по белому написано: «да воздастся праведникам»! Ну-ка, припомните, кого называют «праведниками»?

— Тех, кто ведёт правильную жизнь? — предположила Гермиона.

— Точно, девочка. Только много ли ты знаешь таких, которые не злобствуют, не завидуют, даже не сквернословят?

— Трудно сказать. Надо пожить с человеком, чтобы узнать его до конца. Но из близких людей… нет, никого.

— Вот! — Будогорский по привычке поднял палец кверху. — Но такие есть. Есть даже целый народ праведников. Когда-то они жили на перешейке, который соединял Евразию с Африкой в районе Гибралтара.

— То есть… Вы хотите сказать… — Гермиона как всегда поняла учителя первой. — Атлантида не была островом?

— Она стала таковым. Когда опустилась на дно океана, — пояснил Будогорский. — На Атлантиде живут исключительно добропорядочные люди. Они очень привязаны к своему краю. У них не было ни войн, ни вражды. Словом, рай на Земле. Жаль было бы утерять навсегда эту цивилизацию. Или подвергнуть ассимиляции с простыми смертными — вроде нас с вами. Хотя, пожалуй, в отношении «простых смертных» это я зря. Таким, как мы, было оказано величайшее доверие: нанести визит атлантам. Правда, разгуливать там везде, где заблагорассудится, нам не позволят. С нами будет проводник и покажет нам всё, что посчитает нужным.

— Но если остров на дне океана, как мы будем там дышать? — вопрос, прозвучавший в устах Рона, волновал не его одного.

— Один раз Гарри удалось пробыть под водой без кислорода при помощи жаброслей. Остальные участники испытаний Кубка использовали другие способы, — вспомнила Гермиона. — Крам превратился в акулу, а у Флер был головной пузырь…

— Видите, — подхватил Будогорский. — Если ты чародей, то можно существовать и под водой. Но нам не придётся приспосабливаться к жизни в водном пространстве.

— Что-нибудь другое? Как же тогда? А как? — прозвучал нестройный хор голосов.

— Сами увидите, — уклончиво ответил Барин.

— Ну же, Ростислав Апполинарьевич, — заныли ребята.

Он вздохнул.

— Ну, ладно. Вы когда-нибудь видели иконы?.. Над головами святых изображается нимб… Такими наши далёкие предки видели своих прародителей. Воздух Земли в те давние времени был перенасыщен кислородом, поэтому инопланетяне, прибывшие сюда, ходили в космических шлемах. Земля показалась им благодатной для жизни планетой. И они стали готовить её как платформу будущего для своих детей. Они подарили нашей планете жизнь и стали наблюдать. Но люди в своём большинстве не эволюционировали. По-прежнему они глупы и кровожадны. Даже в инопланетных формах жизни человечество видит лишь плоть, которую надо резать для своих низкопробных исследований. Однако мы являемся детьми наших создателей. Значит, в этом отчасти виновны и они. Поэтому чувствуют ответственность за нас… И в то же время не могут быть рядом без угрозы для собственной жизни. Благодаря своим сверхспособностям, наши отцы могут существовать сразу в трёх измерениях.

— Но нам… разве МЫ можем попасть в другое измерение? — спросила Гермиона.

— Как тебе сказать, — улыбнулся Будогорский, — рано или поздно мы все попадаем в другое измерение… после смерти.

— Но я ещё не планировал туда попадать! — горячо возразил Рон.

— Нет, дорой мой Рон. Во всяком случае, вам троим умирать ещё рановато. Обойдёмся без этого. Мы не случайно оказались именно здесь, на нулевом меридиане экватора. Если ровно в полдень встать лицом к Солнцу и показать талисман наших предков, — Гарри вспомнил, как перед встречей с «чутью» Барин использовал свисток подаренный ему белоглазыми волшебниками, — этого будет достаточно, чтобы попасть в третье измерение.

Будогорский снял с шеи ладанку и предъявил её Солнцу. Она словно магнитом притянула к себе солнечные лучи, вонзившиеся в неё сотнями тысяч игл, мгновенно изрешетив. Руку Будогорского-то ли ожгло солнечным жаром, то ли она порозовела от ослепительного света. Друзья инстинктивно взялись за руки, крепко зажмурившись… Всё-таки это был ожог. При чём сильный. Они закричали так, будто черти жарили их на сковородке. И потеряли сознание. Когда Гарри очнулся, первым делом он задрал на себе рубаху (нет ли на нём тех ужасающих рубцов, которые достались ему на память о «Красном российском Солнышке»). Нет. Ничего подобного. Напротив, чувствовал он себя превосходно. Рядом, как ни в чём не бывало, прохаживался Будогорский, посматривая на часы. Рон и Гермиона только что пришли в себя.

— Ну, вы как? — спросил Гарри друзей.

— Ничего… кажется, — Гермиона вынула из кармана зеркальце (кто бы мог подумать, что она носит с собой подобные вещи!) и поправила растрёпанные волосы.

— Рад приветствовать дорогих гостей на нашей земле! — это произнёс высокий златокудрый красавец в засборенном на манер тоги куске материи.

Юноша (его звали Эль) повёл их по парку, в котором гуляли такие же как он прекрасные молодые люди, обворожительные женщины с детьми, похожими на ангелов, и богоподные старики. Ни у одного их встретившихся им не было недовольного или хотя бы озабоченного выражения лица. Как и предупреждал Барин, гостям не позволялось вступать с местными жителями в прямой контакт. Так что оставалось только глазеть. Но посмотреть было на что. Помимо всеобщего благодушия поражала ухоженность. Видимо, духовная чистота атлантов как-то перекликалась с чистотой на улицах. Всё благоухало, цвело, радовало глаз. Повсюду были разбиты цветники, дорожки выложены плиткой, кусты подстрижены. Старики мило полемизировали за партией шахмат на вечные темы: политика, воспитание детей. У детей и их матерей счастливые лица. Не слышно окриков и разговоров «что почём». Гарри отважился спросить дорогое ли жильё в Атлантиде? Эль вопросительно поднял брови, и в разговор включился Будогорский.

— Из обихода атлантов деньги изъяты. У них, видишь ли, давно наступил коммунизм — в то время как пессимисты утверждали, что он недостижим. Всего лишь утопия.

Помимо того, что в Атлантиде нет денег, хогвартцы больше ничего не поняли. Если «коммунизм» и «пессимизм» — более-менее понятно, то что ещё за «утопия»?.. Поэтому философские диалоги не вели. Так они получили большую возможность осмотреться.

— Угощайтесь! — к ним подошла девушка в костюме римлянки. Она протянула им мороженое.

Рон и Гарри просто проглотили языки. Ясно как день: у красотки под полупрозрачной тканью голое тело! Никакого нижнего белья! Гермиона бросила на них сердитый взгляд. Эль по-своему истолковал этот взор.

— У нас очень красивые женщины, правда?

Мальчишки согласно закивали. Они и сами это заметили. Как в голливудском боевике, им до сих пор не попалось ни одной прыщавой толстушки. Парни так увлеклись рассматриванием проходящих девиц, что пропустили половину из того, что им рассказывал их гид. «Старейший театр, изумительные голоса… Не желают ли они посетить концерт симфонической музыки?.. Библиотека. Тут собраны бесценные фолианты: Книга судеб, Велесова книга, шумерские скрижали, дневник царя Соломона — всего лишь некоторые из них… Стадион. В Атлантиде много талантливых спортсменов. Особенно выдающиеся рекорды поставлены по прыжкам в высоту… Атланты заботятся об образовании своих детей. Школы оборудованы по последнему слову науки и техники. Можно в какой-нибудь день предпринять целевую экскурсию в учебные заведения Атлантиды…»

— Хотите?

— Непременно! — (Рона и Гарри слегка перекосило)

Гермиона показала им кулак:

— Хочешь пойти по стопам своих братцев — раздолбаев? — прошипела она Рону.

— А что? По-моему, они неплохо устроились… У-уй! — Рон потёр ягодицу, за которую его ущипнула Гермиона.

Эль в качестве экскурсовода был безупречен: внимательный, тактичный, широко образованный. В конце экскурсии он вывел гостей на идеально выстриженный луг. Площадку посреди него закрывала гигантская металлическая плита.

— Космодром, — буднично сказал Эль.

Рон с Гарри переглянулись.

— Отцы только вчера улетели к себе домой, — посвятил их Эль в детали расчудесно-волшебной жизни атлантов.

— А где их дом? — поинтересовалась Гермиона.

— На третьей планете системы Альтаир. Они называют её «Z».

— А Вы откуда: отсюда или оттуда? — Рон ткнул пальцем в небо (или что тут у них?).

— Я отсюда. Коренной житель Атлантиды, — без капли раздражения ответил Эль. Он вообще ни разу их не одёрнул, не поправил, не поставил на место. Просто удивительно, какие нервы у человека!

— Вы будете гостить у нас до тех пор, пока корабль не вернётся, — добавил он.

— Впечатлений на первый раз им хватит. Проводи ребят, пожалуйста, в гостиницу, — прервал его Барин. — А я вас оставляю. Меня, увы, никто не освобождал от преподавательской работы. Так что я в Хогвартс. Завтра меня не ждите.

Эль не стал уговаривать Будогорского задержаться.

— Надо так надо, — сказал он, протягивая руку.

— Увидимся, — профессор помахал им на прощание и развернулся в противоположную сторону.

Гостиница представляла собой стройное двухэтажное здание с галереей, увенчанное декоративным фронтоном. На барельефах фронтона — сцены античных мифов.

— Красиво, — желая сделать приятное, похвалил строение Рон.

— Пройдите внутрь. Там вам понравится больше, — распахнув перед ними двери, пригласил войти Эль.

Ребятам предложили остановиться в двух номерах, соединённых проходной комнатой, оборудованной под гостиную. Ретро с модерном сочетались в оформлении интерьера с большим вкусом. Эль прошёл по комнатам, включая повсюду свет.

— Свет (он поиграл выключателем). Телефон. Телевизор. Музыкальный центр. DVD. Компьютер, — попутно Эль включал имеющуюся оргтехнику. — Думаю, разберётесь… У нас запланирована обширная культурная программа. А пока отдыхайте. Еду найдёте в холодильнике. Разогреть можно в СВЧ-печи.

Гермиона шла, дотрагиваясь до того или иного предмета, что-то бормоча себе под нос.

— Но как? Как это всё тут работает? По каким законам?

Рон, не заморачиваясь, плюхнулся на диван, забрасывая ноги выше головы, и врубил телик на максимум. Гермиона подскочила к нему, выхватила пульт и отрегулировала звук.

— Запомни: ничего не трогай, ни до чего не до-тра-ги-вай-ся! — она произнесла это как ритмизированный стих, дирижируя перед носом Рона указательным пальцем.

— Ты не права, Гермиона. Просто покажи ему магловские премудрости. Рон давно хотел, — вступился Гарри за друга, пока тот обиженно сопел.

— Смотри и запоминай Рон, — менторским тоном начала Гермиона, указывая на микроволновку, — это — СВЧ — печка. С помощью неё готовят и разогревают пищу. Ну-ка, что там у нас?

Она подошла к холодильнику и поискала, что бы такое подогреть.

— Вот! — Гермиона подтащила блюдо с мясом. — Ставишь. Устанавливаешь нужное время. И запускаешь. Всего делов!

Рон восхитился:

— Это прямо-таки волшебство!

— Скажешь тоже, — подобрела Гермиона.

— Что в тебе хорошо, Гермиона, так это, похоже, голодным с тобой не останешься, — набивая рот снедью, засмеялся Рон.

Все расслабились. Развалясь на диване, Рон забавлялся пультом от телевизора.

— С ума сойти! Сколько всяких передач! — ликовал он. — А у нас только новости на местном канале да «центральное вещание» — ещё хуже новостей.

— Из тебя выйдет отличный обывательский муж: сытный ужин м телевизор — всё что нужно для счастья, — скептически заметила Гермиона. — Но, честно говоря, и сама поражена: откуда столько программ?

Гарри не хотелось ни о чём думать. Он мечтал вытянуться на отведённой ему кровати и тупо смотреть какой-нибудь фильм, что-нибудь жуя в постели. Или включить тихую музычку и листать мужской журнал… Жаль, что он не один в комнате…

— А знаете что? — Рон соскочил с дивана (крошки градом полетели в разные стороны). — Если уж нам запрещено гулять по ихним атлантическим улицам («Их», — машинально поправила Гермиона), то пройтись по этажам гостиницы нам ведь никто не запретит, верно?

— А пойдём! — Гарри залихватски хлопнул себя по коленям и направился к выходу.

— Это будет даже полезно… с точки зрения обмена культурным опытом, — хихикнула Гермиона.

Но смотреть, как оказалось, было не на что. На втором этаже располагались только их апартаменты, а на первом — холл с пальмами в кадках и прочими комнатными растениями. Не солоно хлебавши, друзья вернулись к себе. Но жажда приключений обуревала. Гермиона толкнула дверь, ведущую на балкон, и та поддалась. Каждая деталь её гибкого тела высвечивалась в лучах заходящего солнца.

Гарри кивнул Рону:

— Хороша! — и поднял вверх большой палец.

— А то! — Рон, польщённый, выпятил живот.

— Смотрите, — Гермиона скосила глаза на соседствующий с ними балкон.

— Если перелезть через это заграждение, можно взглянуть на наших соседей, — шепнула Гермиона.

— Вдруг там маленькие зелёненькие человечки? — сделал страшные глаза Рон.

Но покажись там те самые человечки, это не так бы поразило Гарри, как-то зрелище, что он там увидел. Рыжеволосая искрящаяся женщина, которую он встретил со Снеггом в Бразилии, стояла сейчас за стеклом номера по соседству с ними! Она держала на руках ребёнка, нежно его убаюкивая и целуя. К ней подошла другая особа — невзрачная и широкая в кости. У неё также был на руках младенец. Подруги склонились друг к другу, что-то оживлённо обсуждая.

— Пора возвращаться. А то ещё чего подумают, — беззвучно проговорил Рон.

— Смотри, — толкнул его Гарри, — эта женщина, с рыжими волосами…

— Красивая… но старовата, не находишь? — безразлично пожал плечами Рон. — У неё, гляди, вроде ребёнок… или даже два.

— Это женщина Снегга! — зашипел Гарри. — Это с ней он был в Бразилии!

— Да ну?! — Рон прилип к стеклу. — Во даёт Снегг! Губа у него не дура… Смотри-ка, у неё, похоже, под этой штучкой ничего нет…

— Вы что застряли? Хотите, чтобы нас тут поймали? Вот будет здорово! Нужно уходить.

Это подошла Гермиона. Она потянула Рона за рукав. Тот безропотно подчинился. Гарри пришлось последовать их примеру. Вернувшись в номер, Гарри объяснил Гермионе, что это была за женщина. И если ОНА здесь, не исключено, что и господин Снегг тут же.

— Я пройду по карнизу и посмотрю, что происходит в другой их комнате, — решительно заявил Гарри.

— Я подстрахую! — вызвался Рон.

— Вы не отдаёте сами себе отчёта! Снегг — преступник! Как он может тут оказаться?!

— Вот мы и проверим! — упёрся Гарри.

Зная «поттеровское» упрямство, Гермиона махнула рукой.

— Лезьте. Только не сверните себе шеи!

Гермиона выглянула на балкон и убедилась, что переполох ещё не поднят. Не удержавшись, она прошла до окна, где мальчишки видели двух женщин и невольно залюбовалась линиями той, которой приписывалась близость со Снеггом. Гермиона поморщилась: бывший профессор был ей неприятен. Непроизвольно она дотронулась со своей груди. Пожалуй, если бы Снегг прикоснулся к ней, она лишилась чувств от страха. С другой стороны, он волшебник… Может, Снегг опоил эту женщину приворотным зельем? Гермиона вспомнила безумное лицо Рона, когда тот испробовал на себе приворот. Нет, эта рыжеволосая красавица выглядит спокойной и уверенной в себе женщиной. Пожалуй, она даже внушает некую уверенность тем, кто просто на неё смотрит… Гарри и Рон и тем временем жались друг к другу, пытаясь удержаться на узком карнизе. Вдвоём им было неудобно смотреть в маленькую щель, оставленную между шторами. Они заглядывали в неё по очереди. За столом, накрытом на двоих, сидел Снегг с… Будогорским! Когда Гарри карабкался сюда, он уже предчувствовал, что увидит. Но оказалось, что не готов видеть это воочию. Он вцепился что есть мочи в край слива и сдавленно прошептал:

— Рон, достань из моего кармана волшебную палочку.

Тот не стал задавать лишних вопросов. Но, шуруя в карманах Гарри, потерял равновесие и рухнул вниз, увлекая за собой друга. Благодарение богу, он успел-таки достать палочку и произнёс «Ретарданте!» (заклятие, замедляющее падение). Брякнувшись прямо на розовую клумбу, мальчишки отползли в ближайшие кусты.

— Ты наложил защитное заклятие? — Северус наградил Будогорского тяжёлым взглядом.

— Ну, забыл… с кем не бывает!.. — Ростислав развёл руками и, подойдя к окну, выглянул наружу.

На самом деле он не наложил заклятие намеренно. Ему хотелось вывести из подполья Снегга и его семью. Пусть бы уже Гарри знал, кто ему друг, а кто враг. Кроме того, изучив своенравный характер своего воспитанника, он опасался, что Поттер может натворить непоправимых глупостей. О которых сам же будет потом сожалеть. Ростиславу была непонятна позиция Дамблдора и Северуса. И тот, и другой запретили раскрывать Гарри их тайны… Но, может, если бы всё произошло как бы невзначай, ему сошло это с рук? Потому-то Барин и подстроил «нечаянную» встречу… Но, как видно, напрасно. Снегг сделал два резких взмаха палочкой: сверху-вниз и справа-налево. Тут же пространство комнаты словно съёжилось. И даже воздух загустел — стал как будто зримым. Северус сам обезопасил своё жилище.

— Он «забыл». Всегда при тебе только твой нижний отдел. Но проверь на всякий случай: вдруг чего-либо не хватает? — как всегда в минуты раздражения Северус слегка брызгал слюной.

«Увы, мой план не сработал!» — признал своё поражение Будогорский. Смеясь, Барин достал белоснежный платок и промокнул им лицо.

— Сева, как бы ты не был зол, всё же не стоит плевать на меня. Вернёмся лучше к нашему разговору, — он как раз посвящал Северуса в то, что Дамблдор называл «генеральным сражением».

Через неделю прибудет корабль с Альтаира. Предстоит согласовать с «отцами» выработанную ими стратегию. Только тогда можно будет отправляться в Плутонию, дабы уничтожить брошь-крестраж (в Атлантиде, к сожалению, её не оказалось). После чего Гарри в сопровождении эскорта из членов Ордена феникса прибудет в отдел тайн Министерства магии за стрелой Афродиты. Дамблдор просит Снегга накануне этого мероприятия посетить Волан-де-Морта с целью разведки: знает тот о предстоящем сражении либо нет. Сие опасно, как никогда. Северус должен трактовать это как просьбу, ни в коем случае не как приказ.

Лицо Снегга потемнело.

— Я согласен, — твёрдо сказал он.

— Ты хорошо подумал? — Будогорский смотрел на него с тревогой. — Помни, это всего лишь перестраховка. Волан-де-Морт не знает, что Министерство восстановлено. Тем более что существует теперь в другом измерении. На твоём месте я бы подумал…

— Хватит, — прервал его Снегг. — Я уже подумал.

— Смотри, — Ростислав поднялся из-за стола. У тебя ещё есть неделя… Мне пора.

И, не прощаясь с дамами, трансгрессировал в Хогвартс.


После того, что Гарри увидел в окне соседней комнаты, он замкнулся. Пару раз пытался подсмотреть, что там твориться, но натыкался на тёмную завесу. Ясно, как день: на помещение наложено заклятие непроникновения. Эль каждый день придумывал для них развлечение, сообразное их возрасту: театр, цирк, зоопарк, планетарий… даже поход по школам устроил, как обещал. Гарри же под различными предлогами оставался в номере. Он валялся в кровати, бездумно переключая телик с одного канала на другой, и мечтал. Но радости это занятие ему доставляло мало. Постоянно он возвращался мыслями к тому, что увидел… Его мозг напоминал Гарри старый заржавленный механизм: каждая идея — словно вышедшая из строя шестерёнка — с трудом проворачивалась вперёд… по кругу… а потом в обратном направлении… и так без конца. Как Будогорский мог сидеть со Снеггом за одним столом? Говорить с этим убийцей? И, кажется, что-то даже распивать вместе с ним?! Плевать он хотел на доводы Гермионы, что, скорее всего, это какой-то хитроумный ход… например, переговоры… А может, Снегг опять переметнулся на светлую сторону, предвидя скорое поражение своего Хозяина… кто-то же поставлял сведения для «Ежедневного пророка».

— И что? — свирепствовал Гарри. — Если Снегг такой пройдоха, он вновь избежит наказания… Один раз Дамблдор уже поверил ему и поплатился!

Нет, никогда им не понять, что чувствует человек, когда на его глазах убивают другого, близкого ему, человека. Гарри содрогнулся, вспомнив жалкий, молящий голос старика, и без того стоящего на пороге смерти: «Северус… пожалуйста!» А Будогорский… Русско-Английский Барин… Он тебе и русский (когда надо), и английский (когда удобно) — то есть ни вашим, ни нашим… И везде-то у него связи!.. В пронырливости он не уступает своему дружку — Снеггу. Гарри столько раз убеждался в беспринципности Будогорского! А тот всё же сумел заморочить ему голову своей ласковостью и речистостью. Ведь чувствовал же Гарри, что на самом деле Будогорский холоден и равнодушен! «Нельзя никому верить!» — лишний раз убедился Гарри. Наверно, это Барин подговорил тибетских монахов и прорицательницу Вифанию дать ему совет побольше доверять людям. Слава богу, Гарри не такой дурак. Его научила сама жизнь всё подвергать сомнению. Теперь его не обольстить лживыми посулами. И он вновь обособился от Рона и Гермионы. И не делился мыслями вслух.

— Гарри! Гарри, пойдём быстрее! Ты должен это видеть! — к нему в комнату вбежала Гермиона.

— Что ещё? — лениво потянулся Гарри, делая вид, что дремлет.

— Летят ОТЦЫ! — «„Отцы!“ — ухмыльнулся Гарри. Гермиона уже говорит на сленге атлантов».

Но напялил кроссовки и отправился за Гермионой.

— Как это Эль отпустил тебя одну?

— Ой, у них там такая суматоха! Ты себе не представляешь! А Рон отказался бежать за тобой. Он хотел во что бы то ни стало дождаться, когда прилетят ЭТИ, — щебетала Гермиона по пути к космодрому.

— Значит, корабль ещё не приземлился? — удивился Гарри. — Откуда же известно, что они вот-вот прибудут?

 — Выходит, у них есть какая-то связь, — как само собой разумеющееся сказала Гермиона. — Да и Будогорский сказал…

Она осеклась. Но Гарри и вида не подал, что его взволновало известие о прибытии профессора. Ещё в парке они услыхали рёв ликующей толпы. Когда Гарри и Гермиона вышли на огромную зелёную поляну, посреди неё уже красовалась летающая тарелка. Именно такая, какими их обычно изображают в фантастических фильмах. У Гарри даже мелькнула мысль: «Может, это инопланетяне позаимствовали режиссёрскую выдумку, а не наоборот?» Он смотрел, как радуются атланты, и недоумевал: ЧЕМУ? Они же являлись свидетелями приземления пришельцев многократно?! Но когда к нему приблизился рослый белокурый мужчина, одетый в серебристый комбинезон, волнение захватило и его. Дядька был на редкость обаятелен. От него шло слабое свечение (видимо, этот свет наши предки принимали за божественное сияние, отсюда и выражение: ПРОСВЕТЛЁННЫЙ). Попав в круг этого света, всё виделось немного в ином ракурсе, более совершенным, что ли… Наверно, благодаря возникшей эйфории встреча с Будогорским прошла нормально. Гарри бы даже сказал на дружеской ноге. «Хорошо, — анализировал потом это Гарри. — Пока ОН ничего не заподозрил». Барин и правда не склонен был замечать какой бы то ни было негатив. Ему всё виделось в розовом цвете. Днём организовали грандиозный фуршет, на который пришли все атланты и их гости из Хогвартса. Но Снегга с семьёй нигде не наблюдалось. Впрочем, это ничего не значило. Наверняка, затаился в своих апартаментах. Но даже этот факт не испортил Гарри настроения. Впервые за минувшую неделю он наслаждался жизнью, купаясь в лучах благодати, исходившей от ОТЦОВ. Кстати, почему только «отцов»? Среди них он видел и женщин — прекрасных, как майское утро. Все они были высокими (около двух метров, плюс-минус сантиметров десять) с пышными шевелюрами преимущественно белого цвета. Здоровый цвет лица, ясные голубые глаза, правильные черты, приятная улыбка, пропорциональное сложение… словом, само совершенство! Гарри предпочитал наблюдать за ними издалека. Гермиона, конечно, нет. Рон, как ревнивый пёс (хотя сам тоже был не прочь поглазеть на красоток — инопланетянок поближе), следовал след в след за подругой.

— Иди сюда! — позвали они Гарри.

С ним хотел побеседовать один из ОТЦОВ, Дакар. Как выяснилось, его назначили главой их экспедиции в Плутонию.

— Только нам под силу проникнуть в земные недра, — объяснил Дакар. — Именно там располагается девственная земля Плутонии. Её история восходит к глубокой древности. Когда люди планеты «Z» заселили землю людьми, молодая планета ещё претерпевала весьма ощутимые изменения. Её сотрясали землетрясения и разрушались с трудом возведённые жилища, извергались вулканы, и раскалённая лава заливала некогда плодородные долины. Воды мирового океана то и дело выходили из берегов и затопляли обжитые земли. ОТЦЫ не могли без боли в сердце наблюдать, как гибнут их дети.

Когда же климат Земли начал кардинально меняться, альтаирцы не смогли смириться с тем, что, возможно, потеряют выпестованных ими сынов и дочерей. ОТЦЫ пробили брешь во времени и решили спасти хотя бы избранных. Был сформирован отряд землян, который перенесли под толщу антарктического льда, образовавшегося в результате оледенения. Следовало переместиться во времени, чтобы миновать ледниковый период. Что и было сделано.

— Мы создали город на глубине свыше четырёх тысяч метров. Это чудесный оазис с садами, озёрами… и даже с искусственным Солнцем. Время там замедлило свой ход, и люди города вечно молоды. На страже их здоровья и благоденствия сам бог подземного царства — Плутон. Отсюда и название полиса — Плутония. Если в Атлантиду можно попасть, имея наш амулет, в любой день года (находясь в известной вам точке в двенадцать часов по полудни), то вход в Плутонию открывается раз в год — в день, когда мы проложили коридор во временном пространстве. А именно первого мая.

— А выйти оттуда мы сможем тоже спустя год? — спросил Рон.

— Нет, — улыбнулся Дакар. — Мы не можем терять столько времени. На обратном пути нам поможет «Служба времени». Кстати, это вполне легальная служба, представляющая собой совокупность специализированных лабораторий, обсерваторий и прочих учреждений, осуществляющих определение и хранение времени.

— Завтра первое мая, — напомнил им Будогорский (он недавно присоединился к ним в качестве слушателя). — Так что пора спать. Всем на боковую!

— Интересно, что ж это за служба такая, которая работает только в одну сторону?! — ворчал Рон по дороге к гостинице.

Глава 21. Плутония.

«Ага! Отправляет нас, как маленьких, „на боковую“, а сам, наверняка, пойдёт к Снеггу! — негодовал Гарри. — Я просто уверен, что ТОТ до сих пор занимает половину жилых покоев на втором этаже — тут только одна гостиница… наверное. ОТЦЫ живут в семьях атлантов — они-то достаточно добропорядочны, чтобы не развратить невинных жителей Атлантиды… в отличие от нас. Всё-таки, как сюда попал Снегг со своим гаремом? Вот загадка!» Гарри не хотел признаваться, но с тех пор как увидел ЭТУ женщину на карнавале, он хотел проникнуть в снеггово жилище главным образом из-за неё. Будет ли она вблизи так же похожа на его мать?.. Чьи это дети?.. И какое отношение ко всему этому имеет их нынешний профессор защиты? Он не верил в версию Гермионы, будто Будогорский ведёт переговоры с пожирателем смерти. Да и какого чёрта тогда Снеггу таскать за собой женщин и детей? Вообще, это даже забавно: Снегг — благостный семьянин. «Может, у них шведская семья?» — предположил Рон. Гарри представил… Омерзительно! А каков Барин! Разглагольствовал в Бразилии, что, дескать, влюблён. Скорее всего, это являлось искусным манёвром. Так он хотел отвлечь ребят от вопросов о Снегге (что ему блестяще удалось). Но сейчас Гарри готов был поверить, что Будогорский, и правда влюбился… И он бы его не осуждал, если б тот увлёкся женщиной, бывшей со Снеггом. То, что возлюбленной Русско-Английского Барина может быть вторая особа, Гарри и в голову не приходило. Как можно любить серую, как ненастный день, сорокалетнюю тётку?.. Судя по тому, что ОНА целовалась со Снеггом («Бр-р!»), Барин, действительно, отвержен. Гарри ухмыльнулся: поделом ему!.. Нет, ничего он не может с собой поделать!.. Учили его, учили… но не верится ему, что Будогорский — подлец!.. Иногда его многомудрый учитель казался ему младше его самого… Вспомнить, хотя бы, как они праздновали окончание семестра… А его шуточки… а подростковая манера одеваться!.. Может, в этом и заключается секрет его обаяния — оставаться вечно молодым? Даже больше: может, учитель (настоящий учитель) и должен быть немного инфантилен… то есть, получается, чего не имеем, тому и научаем… Это как сапожник без сапог… Что-то совсем он зафилософствовался. Вот Гермиона — единственная, кто читал Большую Магическую энциклопедию (БМЭ), — говорила, что Северусу Снеггу там отведена целая страница. Им изобретены и опробованы десятки заклятий, а зелий — и того больше. Вот тебе и ответ: Снегг мог заполучить эту женщину, прибегнув к какому-нибудь заклинанию или снадобью. Приворотное зелье — это вчерашний день. И если это действительно так, то надо раскрыть ЕЙ глаза! Смешно, но Барина также поселили в гостинице. Наверно, ОТЦЫ, зная похотливость Будогорского, не отважились поселить его в доме атлантов, где есть симпатичные девушки. Увы, профессор тоже был небезупречен. Другое дело, Гермиона. Её можно было упрекнуть разве что за жестокосердие по отношению к Рону. Выждав пару часов, Гарри оставил дремлющего Рона и спустился на первый этаж (там обретался Барин). Комната оказалась заперта. «Коммунизм коммунизмом, а дверцу на ключик, — усмехнулся Гарри. — Что ж, наш уважаемый Ростислав Апполинарьевч может быть только в одном месте». Гарри вышел на улицу и прикинул, как можно добраться до комнат Снегга. «Чёрт! Долгий запрет, а пользование магией вне Школы, видно, совсем лишил меня разума… В конце концов, волшебник я или нет?!» Гарри сосредоточился, чтобы трансгрессировать… Ещё раз… И ещё… Даже при его упрямстве стало понятно, что это бесполезно. Так же, как в Хогвартсе, здесь можно передвигаться только своим ходом. «Что ж, мы не привыкли отступать… — Гарри обхватил водосточную трубу и с величайшей осторожностью полез наверх. — Надо было снять кроссовки… Поздно… Ещё чуть-чуть и я встану на карниз… Как бы чуткий нос Снегга не уловил его присутствия до того, как он вскарабкается к этим чёртовым окнам!» Как только Гарри там очутился, понял сразу: вход блокирован. Стёкла — будто тонированные. Но ясно, что дело не в стеклопакетах. Просто наложено заклятие непроникновения… или что-то другое. Вон сколько этих заклятий у Снегга — сотни! Испытывая разочарование, Гарри заскользил по трубе вниз. «Что ж, этого следовало ожидать», — вынужден был он признать. Насвистывая, Гарри отправился, чтобы составить сонную компанию Рону. Уже поднимаясь по лестнице, Гарри пришло в голову: а не нагрянуть ли в комнату Будогорского, когда его там нет? Говорят, «что не делается — к лучшему». Если б он об этом подумал раньше, не пришлось ему висеть, как мартышке, на карнизе второго этажа, рискуя привлечь внимание Снегга. «Алахомора!» — щёлкнул замок. Дверь, приоткрывшись, заскрипела. Гарри оглянулся на всякий случай и прошмыгнул в номер Барина. Комната — один в один, как у них с Роном. Вещей немного. Где тут что-либо спрячешь? Гарри обошёл номер и стал методично осматривать шкафчики. Наконец на книжной полке между «Мифами Древней Греции» и «Ста великими путешественниками» что-то нащупал. Гарри потянул это «что-то» на себя. В руках оказалась… тарелочка с голубой каёмочкой. Вот, кто её приватизировал! Уж конечно, у Будогорского было время, чтобы расколдовать тарелку, намертво прилипшую к столу! Однако теперь тарелочка претерпела существенные изменения. Вернее, не сама она, а яблоко, ставшее почему-то плоским, будто нарисованным. Интересно, в таком виде оно действует? Стоило попробовать… Тут Гарри опомнился: яблоко имеет свойство петь! Что, как его услышат?.. А, может, и не услышат. Он прокрался к двери и высунулся наружу — пусто!.. Да что он голову ломает! Посмотрит быстренько, чем занят его профессор защиты… ОБА профессора… и дело с концом! Завтра до полуночи они должны попасть в Плутонию, иначе временной коридор закроется до следующего года, а он так ничего и не узнает о своём заклятом враге! В плоскостном варианте яблочко не перекатывалось, а лишь мерцало по краю тарелки со знакомой песенкой:

Я не яблочко простое —

Сочное да наливное —

У меня значение иное:

Вам действие любое

Покажет яблоко златое.

Лишь прикоснись ко мне, Тогда В любое место по желанью Отправлюсь я, отправлюсь я…

— Будь так любезно, покажи мне, чем сейчас занят Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

На дне тарелки в молочно-белой пелене постепенно вырисовывался силуэт Будогорского. Он сидел за столом с ОТЦАМИ. Атлантов (впрочем, как и атланток) среди них не наблюдалось. Жестикулируя, Барин что-то доказывал альтаирцам. Те с вниманием его слушали… Картинка так же внезапно, как появилась, растаяла. У Гарри отлегло от сердца: «Значит, ОНИ не вместе».

Он вновь дотронулся до яблока:

— Покажи мне теперь Северуса Снегга!..

Гарри долго не мог понять, что он видит: густой чёрный цвет, больше всего напоминающий шёлк, пронзило вдруг пламя рыжих колец. Золотые колечки перемежались с чёрным шёлком и взметнулись в пронзительно-голубое небо тысячами искр. Эти искры салютовали снопами красного, оранжевого, жёлтого… Все цвета сплелись в радугу, которая тут же распалась на розовые лепестки… Казалось, он вот-вот разберётся что к чему, как прямо у него над ухом раздался насмешливый голос Будогорского:

— Ты, конечно, в курсе, Гарри, что есть такая лёгкая степень сексуального извращения, как подглядывание?

Уши Гарри запылали. Он стремглав выбежал из комнаты (не забыв, тем не менее, от души хлопнуть дверью). Было стыдно. Но разве он знал?! Время-то ещё детское… Он взглянул на часы. Да нет, около полуночи… Самое время. Тьфу ты! Ещё хорошо, что он не увидел ЭТО, так сказать, в полный рост… Гарри задумался: а что, собственно, он видел? Вопрос предполагал дивергентное решение: или Снегг обезопасил себя от всяких там тарелочек и иже с ними… или любовь двух волшебников, действительно, столь волшебна… А может так происходит лишь у избранных — таких, как наше «светило» Северус Снегг… или у тех, кто любит эту невероятную женщину… Скорее, второе. Хорошо было бы спросить у того, кто обладает опытом более обширным, чем имелся у него самого… Только как сунуться к Барину? Теперь и в глаза-то ему смотреть боязно… Может, у Рона спросить?.. Или это не слишком деликатно? Не долго думая, Гарри растолкал приятеля. Когда тот немного очухался, задал ему сакраментальный вопрос. Рон отреагировал странным образом: сначала долго ржал, а затем помрачнел, взял Гарри за локоть и признался, что у них с Гермионой ничего ТАКОГО не было. Ну, целовались… Ещё она позволяла дотрагиваться до себя… несколько раз. Вот и всё! «Значит, у Рона развиваются отношения по такому же сценарию, как и у меня с Джинни», — с тоской резюмировал Гарри откровения Рона.

— Давай лучше спать, — буркнул он, стаскивая с себя одежду.

Наутро к ним зашёл Будогорский.

— Что невесёлые? Не выспались? — он внимательно посмотрел на Гарри.

Тот поспешил отвернуться, прикинувшись, что ничего не слышит. Но Барин не отставал.

— Гарри, ты ничего не хочешь мне сказать?

Гарри непонимающе развёл руками. На помощь ему неожиданно пришла Гермиона.

— Ребята! — позвала она с улицы.- Скорее спускайтесь! Даккар рассказывает об Альтаире. Так интересно!

Гарри опрометью бросился на зов подруги.

Альтаирец, затягивая шнуровку на рюкзаке, говорил:

— Взбираться на горы для тех, кто рождён на нашей планете, не в новинку. «Z» преимущественно имеет горный ландшафт. Плодородные долины там редки. Зато уж мы постарались благоустроить их на славу: экзотические растения со всей Вселенной цветут и плодоносят там словно в райских кущах, редкостные животные приручены и разгуливают, где им заблагорассудится… Хотя адаптироваться к климату Альтаира живым организмам непросто: планета старая, атмосферный слой тонкий, обескислороженный…

Сами же ОТЦЫ первое время чувствовали себя неважно на Земле. Перенасыщенный кислородом воздух в буквальном смысле кружил им головы и валил с ног. Теперь, когда научно-техническая революция сделала своё дело, альтаирцы ощущают себя, как дома (увы!). По сравнению с ними земляне, конечно, находятся лишь на первой ступени познания. На Земле ещё немало мест,где отсутствуют дороги… да и водительские права есть примерно у пяти процентов населения земного шара. А средства передвижения! Альтаирцы находят их просто изуверскими! Но люди упорны, любознательны и… необыкновенно жизнелюбивы. Этим они и симпатичны.

— А Плутония, какая она? — спросила Гермиона. Разговор о землянах как о людях низшей расы, был ей неприятен.

— Увидите, — улыбнулся Дакар. — Не хочу предвосхищать ваши собственные впечатления… Но дорога туда будет непростой для вас. Сразу предупреждаю.

— Вы много путешествуете? — Гермиона поддерживала, как могла, разговор, ставший натужным.

— Пожалуй, да… С другой стороны, уже нет. Дом — работа — дом. «Дом» — это планета «Z», работа — Земля, — Даккар посмотрел на Гермиону. — Но Вас ведь интересуют другие формы неземной цивилизации, не так ли?

Та согласно кивнула.

— Видите ли, мисс, наша цивилизация в середине пути. У нас пик развития. Ваша планета молодая, вы находитесь в начале пути. А вот цивилизации древние, как правило, регрессируют, впадают в маразм. Есть, правда, и такие, которые не молоды и не стары, но изжили себя бесконечными междоусобицами. Как правило, это те, которые изначально были менее приспособлены для жизни: разумные членистоногие, земноводные и т.п. Единственный совершенный вид разума должен быть заключён в такую же совершенную оболочку — тело человека. Как бы скептически вы не относились к тому, что человек — венец мироздания, но так оно и есть. И даже после смерти душа человеческая при реинкарнации никогда не переселяется в тело змеи или лягушки… Слишком уж большой сгусток энергии.

— Как знать. Есть у нас, на несовершенной планете Земля, индивид, который уже при жизни переродился в змею… почти, — скептически заметил Гарри.

— Вы, молодой человек, имеете в виду Тома Реддла? — довольно буднично поинтересовался Даккар.

Гарри поразился даже не тому, что ОТЦЫ знают о существовании Волан-де-Морта, но факт, что ещё кто-то величает Тёмного Лорда его юношеским именем…

— Вас что-то беспокоит? — спросил Дакар.

— «Беспокоит»… как это Вы догадались?

— Я вижу, — просто ответил альтаирец. Он взглянул на солнце Атлантиды. — Не желаете перекусить? Время обеденное…

— Неужели мы посетим наконец святилище? — вполголоса сказал Рон, следуя за астронавтом (он, конечно, имел в виду кров атлантов).

Однако Даккар пригласил их на борт корабля. В отсек, где были оборудованы комнаты отдыха. К разочарованию Рона, внутренние покои корабля мало отличались от гостиничных апартаментов. Разве что мебель расставлена по-другому. Дакар подал меню. Каждый сделал индивидуальный заказ. Еда тут же материализовалась на столе.

— Пища приготовлена одной из самых славных девушек Атлантиды. У неё настоящий талант по части готовки, — пояснил Дакар и с аппетитом принялся за еду.

Ребята последовали его примеру.

— А где другие «ваши»? — спросил Рон.

— Кто где, — лаконично ответил Дакар. Он промокнул губы салфеткой и вопросительно посмотрел на ребят. — Выбирайте, как мы построим наше общение: либо ВЫ будете задавать вопросы, либо я сам расскажу то, что посчитаю нужным.

— Сначала расскажите Вы. Если у нас появятся вопросы, мы их зададим, — предложил Гарри.

Дакар как-то странно на него посмотрел, но ничего сказал.

— Думаю, вы догадываетесь, что наша встреча из разряда чрезвычайных, — начал говорить Дакар. — При обычных обстоятельствах мы вряд ли когда-нибудь пересеклись. Мы не склонны афишировать свою деятельность, но чувствуем ответственность за род человеческий и не можем допустить, чтобы один из талантливых земных сыновей погубил всех остальных — пусть и менее одарённых.

— Это Вы о ком? О Том… Кого-Нельзя-Называть? — запинаясь, произнёс Рон.

Дакар снисходительно рассмеялся.

— Да. И хоть сейчас Том ослаб физически, магической своей власти не растерял ни на йоту. Мало того, вошёл в сношения с инопланетными существами, способными оказать ему посильную помощь. Однако новые крестражи он создавать более не рискует, опасаясь полного перерождения. Он достаточно умён и понимает: чтобы управлять людьми, нужно и самому быть человеком… или отдалённо напоминать его. Потому-то Лорд Волан-де-Морт — как вы его теперь называете — стережёт оставшиеся крестражи пуще глаза своего. Но! Он не подозревает, что в игру включились мы. Только нам под силу укрыть орёл Кандиды так, как не смог никакой смертный. Правда, с последним крестражем вам надлежит справиться самостоятельно… так же, как и самим Воландом.

— Но почему? Почему бы вам не пойти до конца, чтобы бедным глупым людишкам ничего не угрожало? — Гарри продолжал придерживаться выбранного им тона (несмотря на укоризненные взгляды Гермионы).

— Именно потому, чтобы они себя таковыми не считали.

Гермиона искала, чем бы загладить бестактность Гарри.

— А вы у себя на планете… вы все волшебники? — нашлась она.

— Вы слышали что-нибудь об анабиозе? — немного поразмыслив, спросил в свою очередь Дакар. — Нет? Это превращение неживого в живое. Эволюция — более знакомый вам термин… Так вот. Люди эволюционируют. Очень медленно. Но, благодаря усилиям Салазара Слизерина, который до конца своих дней боролся за нескрещивание ценного вида (надеясь таким образом улучшить породу людей), возможности некоторых людей значительно возросли. Их-то вы и называете волшебниками.

«Он так и сказал ПО-РО-ДА. А ещё считает себя добропорядочным гражданином… — фыркнул Гарри. — Нацист!»

— Гарри, стоит ли возмущаться?.. Мы всего лишь скептики от науки. На самом деле земляне нам очень симпатичны. Страсти на вашей планете так и кипят… Это так притягательно! Но вечное кипение чревато испарением сильных эмоций, и тогда остаётся лишь «пшик». А надо чтобы жизнь продолжалась, планета цвела, рождались дети…

— Выходит, волшебники — это всего лишь эволюционирующий тип людей? — Гермиона пытливо взглянула в глаза Даккару.

Он будто невзначай отвернулся и нехотя проговорил:

— Ты чем-то недовольна?.. Впрочем, я вижу Микаэла и Сильфиду. Нам пора.

Взмахом руки Дакар убрал со стола остатки их обеда.


Полёт оставлял желать лучшего, мягко говоря…

На взлёте Гарри так вдавило в спинку кресла, что он подумал: его вот-вот сплющит. Корабль был похож на сигару, поставленную вертикально. Когда он переворачивался, чтобы принять горизонтальное положение, Гарри услышал сдавленное кряхтение — это Рон пытался удержать в желудке свой недавний обед. Судя по поплывшему аромату, его попытки не увенчались успехом…

Что там пару минут неприятных ощущений во время трансгрессии в сравнении с мучительными двадцатью тремя минутами лёта в космическом корабле!

Гермиона так вцепилась в ручки кресла, что костяшки её пальцев стали белыми, а лицо по цвету напоминало простыни тёти Петуньи после кипячения… «ОТЦЫ» же в это самое время попивали кофеёк из наперсточных чашечек, непринуждённо переговариваясь меж собой, словно сам чёрт им не брат! У Гарри к исходу полёта так заложило уши, что, казалось, голова сейчас взорвётся! У Гермионы пошла носом кровь.

Но и это, как оказалось, «всё ещё цветочки».

Корабль вновь перевернуло носом вверх. С кресла Рона послышалось хлюпанье. Складывалось такое впечатление, что он втягивал в себя то, что недавно им было исторгнуто.

Кресла вдруг начали менять своё положение.

— Это невыносимо! — простонала Гермиона.

Ракету сильно тряхнуло. Похоже, она ударилась о поверхность шестого континента.

— Включить сопла двигателей на полную мощность! — отдал команду механический голос внутри салона.

— Всем оставаться на местах! — распорядился Дакар, видя, что Рон начинает отстёгивать страховочные ремни. — Идёт погружение в толщу антарктического льда.

Гарри наблюдал через стекло иллюминатора (кстати, за весь полёт он не удосужился взглянуть туда ни разу!), как пейзаж зимней пустыни постепенно становится морским.

— По-моему, стало теплее, — слабо проговорила Гермиона, когда мутная вода уже плескалась на уровне окон.

— Это нормально. Наружные стенки корабля разогреты, так как огонь сопел распространяется лилейно.

— ЛиНейно, Вы хотели сказать, — внесла поправку Гермиона.

— Я сказал то, что хотел сказать. Лилейно — значит, в форме лилии. Представили?.. Отсюда и жар, — пояснил Дакар. — Однако повода для волнения нет. Когда лёд сокроет ракету полностью, мы сможем выйти.

Гарри недоумённо смотрел на ОТЦОВ: «Они что, смеются? ″Лёд сомкнётся…″ — а мы выйдем. Куда это, спрашивается?!»

— Полно, Гарри. Всё-таки чему-то вас должны были научить в Хогвартсе, — вступил с ним в невербальное общение Даккар.

— Мы преодолеем ледяной покров Антарктиды НА корабле. Далее можно будет двигаться СВОИМ ходом, — подал голос Будогорский.

Судя по тому, что Барин не зубоскалил во время их воздушного путешествия, ему тоже недужилось, как и всем прочим землянам (Гермионе, самому Гарри, Рону). «Выходит, профессор, и Вы бываете слабым», — отчего-то с удовлетворением отметил Гарри.

— Рон! Ты приберёшь за собой наконец?! — раздражённо буркнула Гермиона. — Можно повеситься от этой вони!

— Девушка права, — сдержанно поддержала её Сильфида, напарница Дакара.

— И как, по-вашему, я займусь сейчас уборкой? — прокаркал Рон. — Вы же сами запретили трогать эти ремни!

Гермиона закатила глаза и махнула палочкой. Тут же из бокового кармана на кресле выпрыгнул мешочек, предназначенный для такого рода казусов, и ловко собрал растёкшуюся по салону рвоту. Гермиона вздохнула и поймала взгляд Будогорского.

— Я не поняла Вас, профессор, что значит «покинем корабль и отправимся пешим ходом»? КАК мы это сделаем? — спросила она.

— Мы пройдём через стенки корабля, после чего превратимся… м-мм, скажем в соль, чтобы раствориться в воде. Сделать это надо быстро. Ракета должна покинуть Антарктиду и вернуться в Атлантиду до темноты. Мы же с помощью трансфигурации вновь станем теми, кто мы есть. Вода к тому времени застынет, и мы войдём в лёд так же, как мы это делали на занятиях по защите. Дверь в Плутонию, которая является коридором времени, будет открыта.

— Ну, хорошо. Допустим, мы смогли бы войти в ледяную стену, — Гермиона тщательно подбирала слова — и по этому было видно, как она волнуется, — Но ДО этого мы будем погибнуть уже ДВАЖДЫ! Даже трижды! Сначала, когда попытаемся пройти сквозь раскалённые стенки корабля. Затем, когда растворимся в воде. Ну, и наконец, когда решим опять (из растворённой в воде соли!!!) стать людьми.

Она обвела негодующим взглядом присутствующих.

— Чтобы не случилось того, что ты так красочно живописала, у меня есть вот это, — Будогорский щёлкнул пальцами.

Перед каждым из хогвартцев возник пузырёк с бесцветной жидкостью.

— Это на первый случай (покидая корабль иными словами), — сказал Барин. — Такой же пузырёк, но с другим снадобьем вы получите при выходе наружу… Что ещё? Ещё, Гермиона, тебе следует повторить законы трансфигурации. Ну-ка…

— После трансфигурации, если выбранный тобою облик принят тобой по собственному желанию, обратное превращение необратимо и наступает через две-три минуты… если, конечно, ты не анимаг, — кисло пробубнила Гермиона, отводя глаза. — Но мы превратимся в… хм… соль с помощью той жидкости, которую Вы нам дали, так получается, не по своему желанию, а по ВАШЕМУ.

— Во-первых, зелье, которое Гермиона назвала жидкостью, предназначено для другого. А во-вторых, даже если каждый из вас — анимаг, вряд ли ваше второе Я — соль, — улыбнулся Будогорский.

— Странно, что Вы решили ознакомить нас с этими чудесными превращениями НАКАНУНЕ, а не прямо по ходу действия, — ухмыльнулся Гарри. — Большое Вам за это — Вашими же словами — человеческое СПАСИБО.

— Пожалуйста, — чинно ответил Будогорский. — А теперь пьём… не чокаясь.

Он первым опрокинул пузырёк. Ребята последовали его примеру.

— «Вектор Сэв»! — Ростислав Апполинарьевич вслух произнёс заклинание, делая крест на стенке корабля, одновременно дотрагиваясь до неё палочкой.

Значило это только одно: заклятие — новодел. И не он его изобрел. Что Гарри понял, как только Барин вербализировал слова заклинания. Профессор Будогорский никогда не произносил заклинания вслух — разве что в обучающих целях. Да и в сочинениях зелий Ростислав Апполинарьевич не силён (сам признавался)… Снова таинственные ДРУЗЬЯ?.. Просто детский сад, честное слово! Это там любят игры в «секретики». Однако хорошенько поразмышлять по этому поводу ему не дали.

— Встаньте за мной! Пошли! — Будогорский сделал шаг в стену первым.

Когда Гарри шагнул за ним, возникло ощущение, будто он увяз в жидком цементе.

— Не задерживайтесь! — прокричал Барин. — Засосёт!

Голос их учителя звучал как из-под воды. Шаг наружу дался нелегко. Гарри действительно чувствовал, как его засасывает. Если бы не Будогорский, который вытолкнул Рона, схватив за шкирку, а Гарри с Гермионой — за руки, приятели могли бы стать частью корабельной стены. Хорошо, что криминальные авторитеты не знают этого заклинания, а то бы их грабительская деятельность значительно упростилась.

— Быстрей, быстрей! — Барин уже совал им пузырьки с желтоватой субстанцией.

— Надеюсь, это не моча? — Рон опасливо нюхнул содержимое.

— Не болтать! Пить! — Будогорский сердился.

— По вкусу похож на аспирин УПСА… немного солоноватый, — успела сказать Гермиона.

Впрочем, последние её слова отозвались лёгкой рябью по воде, в которой они бултыхались. «Значит, я — соль. Ха-ха! Очень смешно. Как там учила мадмуазель Стебль? — Царство — животные, тип — хордовые, класс — млекопитающие, отряд — приматы, вид — человек-соль… И всё же я мыслю, стало быть, существую!» — заключил Гарри. Мало-помалу к нему (наверно, и к остальным тоже) возвращалась чувствительность. Руки занемели, ноги сводило судорогой. Рот, нос, уши заливала ледяная вода, которая почему-то казалась кипятком (?). Ещё немного, и он пойдёт на дно… если оно тут есть.

— Гарри, не спи — замёрзнешь! — расхожая фраза в устах Будогорского в данном случае имела прямой смысл.

— Мобилизуй свои силы, Гарри! — кричал профессор. — Рон! Гермиона! Это и вас касается!

Сделав глубокий вдох, Гарри чудовищным усилием воли заставил себя вынырнуть на поверхность, которая уже начала покрываться тонким ледком. Он нащупал у себя в кармане палочку и поднял её высоко над головой. «Ястилс!» — срывающимся голосом прохрипел Гарри. «Ястилс! Ястилс! Ястилс!» — услышал он трижды. За пять минут Гарри побывал во всех стихиях: расплавленный металл, вода и грунт ледяного материка. Почти бездыханный он лежал на снегу и силился собраться с мыслями. «Почему это должно быть так болезненно?! Вот бы нашим гениальным изобретателям ещё чуть-чуть поднапрячься и адаптировать свои заклятия применительно к живым организмам, а не к биороботам».

— Спускайтесь сюда! — раздался голос Дакара откуда-то снизу.

— Он в аду? — ужаснулся Рон (сам он был сине-зелёного цвета и трясся в ознобе).

— С каких это пор, мистер Уизли, вы стали ортодоксом? — спросил Будогорский, оглядывая своих воспитанников. — Я вижу, все живы-здоровы?

— Более-менее, — буркнул Гарри.

— Поздравляю вас. Только что вы благополучно преодолели тяжелейшую полосу препятствий на пути в Плутонию, — говорил появившийся вдруг Дакар. — Итак, мы в начале коридора времени. В конце него нас встретит Проводник.

Дакар опустился на одно колено и стал расшнуровывать рюкзак.

— Вам понадобится вот это, — он раздал хогватцам альпинистское снаряжение, включая каски со встроенными фонариками. — Мы пойдём в одной связке. Если сорвётся один, он может потянуть за собой всех остальных.

— Прогулка обещает быть приятной, — хмыкнул Рон, поглядывая на Гермиону.

Та после череды «чудесных превращений» не проронила ни слова. На неё это было не похоже.

— Эй, — позвал он подружку, — ты в порядке?

— Тебя это, правда, интересует? — Гермиона постаралась вложить в ответ весь сарказм, на который была способна.

— Значит, нормально, — успокоился Рон.

— Говорят, что дружбы существует только между разными по характеру людьми. Согласно законам физики «разноименные заряды притягиваются». Но «волна и камень, //лёд и пламень// не столь различны меж собой…» — так полагал Александр Сергеевич. Я же считаю, что только общность взглядов является гарантом близких отношений — дружбы, любви… Каково Ваше мнение, мой друг? — обратился Будогорский к Дакару.

Дакар шёл первым. Спуск был пологим. Тем не менее он счёл нужным остановиться, чтобы дать исчерпывающий ответ. Облокотясь о заступ, он охотно поддержал мудрствования Барина.

— Давайте посмотрим на это с другой стороны. Предположим, один и тот же человек в ситуации опасности ведёт себя агрессивно, в домашней обстановке — пассивно. Спрашивается, кто он: холерик или флегматик?.. Почему бы не принять обе точки зрения?

Рон, который шёл за Дакаром, обернулся к Гарри и не без издёвки процитировал:

Два мудреца в одном тазу

Пустились по морю в грозу…

— Рональд Уизли, Вы могли бы и поделикатнее намекнуть, что эта тема Вам неинтересна, — заметил Дакар.

— Ага! Это Я, оказывается, должен быть «поделикатнее»… Рассуждая о совместимости, не меня ли вы имели в виду?

— Поговорим о чём-нибудь более животрепещущем, — сменил тему Будогорский. — Например, как Вы, Дакар, перенесли препятствия, которые изрядно потрепали нас, землян?

— Лично я их НЕ проходил, — коротко ответил Дакар. — Наше тело более совершенно, чем ваше. Этим объясняется то, что я уже поджидал вас во временном коридоре, пока вы боролись с физическими перегрузками. Я не получил никакого ущерба для своего здоровья… А пропустив ваши эмоции через себя, даже получил удовольствие.

— Получили удовольствие от нашей боли? — поразилась Гермиона.

— Господи! Конечно, нет! Просто мы не умеем чувствовать столь глубоко и сильно, как вы. А это необходимо, чтобы вырабатывался адреналин. Для чего нужен адреналин, нужно объяснять?.. думаю, нет.

«Думаю, ″да″», — мысленно внёс поправку Гарри. Но не стал демонстрировать своё невежество.

— Вот и славно. Спуск начнётся скоро. Мужайтесь, — предупредил их Дакар.

Путник появился внезапно. Словно вырос из-под земли. Он кратко поприветствовал Дакара, не сочтя при этом нужным поздороваться с остальными.

Дакар повернулся к землянам.

— Не обижайтесь. Путник живёт по-отшельнически. Каждое новое лицо для него — потрясение, — проговорил Дакар одними губами.

— Если появился этот Путник, — значит, мы прошли Коридор времени? — задал вопрос Дакару Рон.

— Обернитесь, — попросил тот.

Все как один посмотрели назад. Там, где они только что прошли, красовалась вековая скала. Коридор времени закрылся. Пути назад не было. Вздохнув, ребята поплелись за Дакаром (вернее, теперь уже за Проводником). Начался спуск. С каждым шагом становилось идти труднее. Безымянный проводник вывел их из тоннеля на узкую тропку, идущую вдоль каменной стены. Именно СТЕНЫ, воздвигнутой не природой, а homo sapiens. Так вот: по одну сторону от тропинки — эта самая стена, по другую — обрыв над пропастью. Гарри осторожно подошёл к самому краю. Над пропастью плавали обрывки рваного тумана.

— Мы уже в Плутонии? — спросила Гермиона.

— В её надземной части, — был ответ Дакара.

Их группа продвигалась в постепенно сгущающихся сумерках. И это путешествие запомнилось Гарри как кошмарный сон — вязкий и липкий. Тропа пошла резко вниз. Камни поминутно срывались из-под ног и улетали в пропасть. Зацепиться не за что. Верёвка, которой они были связаны, натянулась до предела. У Гарри от напряжения взмокла спина. «Бедная Гермиона. Ей труднее всех. Хорошо, что она идёт рядом с Будогорским», — подумалось ему.

— Легли все! Быстро! — закричал вдруг Проводник.

Гарри не внял предупреждению сразу. Сперва он услыхал как будто хлопанье крыльев, потом визг, подобный тому, с которым открывалось магическое яйцо на турнире трёх волшебников… И только потом увидел летящего на него ящера. Дакар потянул страховочный трос, Гарри непроизвольно упал на колени и накрыл голову руками.

— Этим ты вряд ли себе поможешь, — иронично заметил Дакар. — Птеродактиль — тварь чрезвычайно злобная… но и чрезвычайно глупая. Совершенно не учится на собственных ошибках.

С этими словами он выбросил вперёд руку и стал медленно сжимать её в кулак, вращая кистью. Голова динозавра (если Гарри правильно понял альтаирца) в точности повторяла пассы, которые вытворял Дакар со своей рукой. Но выглядело это намного страшнее: звук ломающихся позвонков чудовища походил на рубку леса. Изрыгая предсмертные хрипы, птеродактиль рухнул вниз.

— Там что, кладбище диких животных? — Гермиона кивнула вниз, в пропасть.

— Там есть и другие. Те, кто пожирают падаль, — равнодушно произнёс Дакар.

Будогорский подошёл к краю обрыва.

— Не слышно звука падения, — заметил он. — На какой, примерно, мы высоте?

— Назад! — захрипел Проводник

Предупреждение прозвучало с опозданием. Внезапно появившийся ещё один летающий ящер клацнул зубами буквально у ног профессора. Барин неминуемо бы разбился, если б не связка… Короче, все они оказались на краю пропасти.

— Цепляйтесь заступом за камни! — Проводник был единственным, кого не связывала верёвка.

Легко сказать «цепляйтесь»! А если отвес гладкий, будто отшлифованный?!. Но топорик альпиниста, как ни странно, легко входил в камень. Тем не менее, опасность не миновала. Птеродактиль кружил над ними с жуткими воплями, выбирая себе жертву. Проводник, не теряя времени даром, вытащил из колчана стрелу и натянул тетиву лука. «Где он отрыл этот раритет?! — удивился Гарри. — В данной ситуации, боюсь, это мало эффективно». Когда же стрела вошла динозавру прямиком меж глаз, Гарри вынужден был признать, что ошибался насчёт возможностей такого оружия… или насчёт возможностей хозяина оружия. Древняя птица отправилась за предыдущей. Мало-помалу все участники экспедиции выкарабкались. Рон дул на пальцы Гермионы, которые были содраны до крови. В её глазах стояли слёзы, которые Гермиона с трудом сдерживала.

— А Вы как думали, мисс? — сказал Проводник, презрительно посмотрев на обломанные ногти Гермионы. — Это Вам не прогулка по загородному парку… как Вы, наверно, воображали.

— Ничего такого я себе не воображала! — возразила Гермиона.

— Тихо, тихо! — Будогорский положил колючую после тибетской причёски под ноль голову Гермионы себе на плечо. — Каюсь, я виноват. Во-первых, в том, что оступился. А во-вторых, что вовлёк вас в это предприятие.

— Хватит болтать! — рявкнул Проводник. — Так мы никогда не доберёмся!

Какое-то время шли молча. До тех пор, пока не дошли до расщелины, которая будто бы разломила надвое и без того узкую тропу. Верёвка, связующая их, могла стать серьёзной помехой для её преодоления. Дакар предложил перевязаться.

— Освободитесь от неё на время, — посоветовал Проводник. — Или даже насовсем. Тут каждый сам за себя.

— Похоже, время тебя не лечит, Динго, — строго посмотрел на него Дакар. — хочешь ещё послужить проводником?

— Мне всё равно, — процедил тот, отворачиваясь. Глаза его метали молнии.

От страховки всё же освободились и начали прыгать через разлом в той последовательности, в которой шли: Проводник, Дакар, Гарри… Когда очередь дошла до Рона, земля под ними задрожала. Из расщелины стали вырываться клубы пара.

— Поторопитесь! — нетерпеливо крикнул Проводник. — сейчас будет толчок!

Рон подхватил на руки Гермиону и прыгнул. Одновременно с его приземлением расщелина разошлась ровно вдвое. На той стороне оставался Барин. Он разогнался и благополучно пересёк разлом.

— А теперь бежим! — скомандовал Дакар.

Гарри обернулся: воздух позади них воспламенился. Гигантский огненный шар преследовал их по пятам. Они неслись по тропинке, по которой шли вначале буквально на ощупь, со скоростью лани.

— Сюда! — задыхаясь, прокричал Проводник.

Он присел за большущим валуном, выступающим как будто нарочно из полированной стены. Шар докатился до огромного камня и разбился о него. Лопнул, как мыльный пузырь. Только тысяча язычков пламени, кружащихся в воздухе, свидетельствовали о том, что он не пригрезился им.

— Фу! — выдохнул Рон.

Горе-путешественники повалилсь на бок, давая роздых натруженным за день ногам.

— Можно отдохнуть и перекусить, — разрешил Проводник.

Будогорский достал из рюкзака скатерть-самобранку (сейчас, правда, размерами она больше напоминала рушник). На сей раз чудо — скатерть выдала им хлеб с ветчиной, яйца, сваренные вкрутую, свежие огурцы и помидоры, квас. Кушанье нехитрое, но обильное. После того, как поели, Проводник хотел вытереть скатёркой руки, да только та таких вольностей не дозволяла. Хлестнула Динго своими накрахмаленными кистями так, что на его лице осталась красная отметина.

— А, чёрт! — схватился он за щеку.

— Гляди-ка: все против тебя, Динго, — усмехнулся Даккар.

— Пора выдвигаться, — хмуро сказал тот, поправляя ремень на брюках.

Подкрепившись, спуск не казался Гарри уже таким крутым. Да и на горизонте просветлело.

— А теперь проверьте свои бутсы и накиньте капюшоны штормовок, — распорядился Проводник.

— Что ещё?! — проворчал Рон, опускаясь на корточки. — Э-эй!

Он вдруг упал на спину и захрипел.

В мгновение ока Проводник оказался верхом на Роне и сорвал с него капюшон. Таким образом выявилась причина внезапного удушения Рона — змея, обвившая тугим кольцом шею друга. Нельзя было ничего сделать, не подвергнув опасности жизнь самого Рона. А змея уже подобралась к самому его лицу и смотрела на Уизли-младшего гипнотическим взглядом. Рукой в кожаной перчатке Динго сжал намертво змеиную морду (или что там у неё?) и раздавил гадину.

Пресмыкающееся полетело вслед за своими собратьями — ящерами. В пропасть.

— Если увидите змею, сразу бейте по ней заступом. Вот так! — показал он (под его топориком погибла ещё одна тварь ползучая).

Дальше их торный путь состоял из убиенных ими же змей. Расшвыривая их длинные, ещё извивающиеся тушки, группа продвигалась медленно. Но всему есть предел. Вот пришёл конец и их ужасам… так они думали, пока земля не стала буквально разверзаться у них под ногами, выплёвывая расплавленную магму.

— Земля ещё молодая — вот и шалит, — с нежностью сказал Дакар. — Однако нам нельзя потакать её капризам. Слушайте внимательно: через пару километров будет заслон от тех неприятностей, которые нам сулят эти крохотные пока плевочки лавы.

— Господи! — взвыл Рон. — Что ж ещё может произойти за эти два километра?! Просто не представляю: землетрясение, тайфун или, может, цунами?

— Лучше думать о том, что БУДЕТ, вместо того, что МОГЛО БЫ БЫТЬ, — подбодрил Рона Будогорский.

— На мудрствования времени нет, — пресёк философствующего Барина Проводник. — Вдохните глубже. Впереди у нас бег с препятствиями.

Скачками они неслись по пересечённой местности. Тропинки, как таковой, не существовало. Только скальные обломки да кипящая лава меж ними. Оказывается, наша планета на глубине всё ещё шипит и пузырится… Или это в прошлом? Время-то здесь другое. Они бежали минут двадцать пять без передышки — пока не упёрлись в чёрные ворота высотой… до неба. Дакар начертал на створках ворот неведомую хогвартцам каббалистическую формулу. Странные символы загорелись пронзительно-голубым, будто неоновым, светом. Буквы разъедали броню ворот с той же лёгкостью, что и гиперболоид инженера Гарина. Клокочущая лава подбиралась к ним всё ближе. На уровне инстинкта самосохранения Гарри сделал шаг вперёд (а за ним и остальные) — и тотчас же все оказался вне досягаемости перипетий строительства новой жизни. Ворота — подобно мощному шлюзу — сомкнули свои створы и можно было наконец перевести дыхание. Гарри посмотрел на безоблачное, акварельно-голубое небо. С краю, как на детских рисунках, смеялось лучистое солнышко.

— Откуда здесь солнце? — беззвучно прошелестел он.

Но Дакар его услышал.

— Мы создали тут источник света, чтобы поддерживать круглосуточно постоянную температуру: + 22 — + 25°С. Мы постарались сделать условия для проживания оптимальными, — дал исчерпывающий ответ Дакар.

— ТЕПЛИЧНЫЕ условия, — улыбнулся Будогорский. — Вы не находите?

— Э, нет. Позвольте с Вами не согласиться…

Двое «мудрецов» отделились от них, дабы прийти к консенсусу.

— Ну, всё. Пришли, значит. Располагайтесь, — буркнул Динго, стаскивая с себя штормовку.

Оставшись одни, друзья оглядели друг друга и расхохотались.

— Гарри, посмотри на Гермиону! — тыча пальцем в подругу, икал от смеха Рон.

Сам он выглядел не лучше: его круглые голубые глаза на сером от сажи лице выглядели диковато. Волосы посерели от пепла (выхлопов действующих на Плутонии вулканов). Гарри (который раз?!) разбил очки и подслеповато щурился на солнце. Он был не более лохмат, чем всегда. И не более грязен, чем в годы, когда работал в саду Дурслей. Рон упал на изумрудную траву и стонал от хохота.

— Ни-ког-да! Никогда я больше не подряжусь ни в какие экспедиции, которые снаряжает Будогорский! — похоже, у него началась истерика.

Гермиона с грустью посмотрела на товарища и очень серьёзно сказала:

— Знаешь, Гарри, оказывается, я ненавижу путешествовать. Я совершенно солидарна в этом вопросе с Роном.

К ним начали подходить местные жители. Видимо, альтаирцы питали слабость к некой театральности. Если атланты были одеты в полупрозрачные туники, то ЭТИ нарядились в шкуры животных. Правда, из одежды на них присутствовали только набедренные повязки да «топик» у женщин. Большинство «плутониек» держали на руках прелестных малышей. Одна девочка лет восьми подошла к Гермионе и взяла её за руку.

— Нам поручили провести вас к нашим жилищам, — проговорила девчушка на певучем языке туземцев.

Благодарение Богу, теперь для хогватцев не существовало языкового барьера. В окружении туземцев друзья побрели в деревню. Домả детей Плутонии были лишены прелестей комфорта и представляли собой что-то вроде хижин африканских аборигенов. Пищу принимали, сидя на циновках. Еда — совсем простая: свежие фрукты и овощи (которые выращивались на своих огородах и собирались в лесах), мясо, изжаренное на кострах прямо во дворе. Спали на полу на шкурах убитых животных. На вопрос «какие здесь водятся звери?», лаконично ответили «разные». «Водится ли у них рыба?» — «Да, много». «Где?» — «В озёрах»… И всё в таком духе. Поистине английская сдержанность. Вот только вопрос «куда можно пойти, чтобы принять ванну или душ» поставил их в тупик. Потом одна сообразительная селянка предложила сходить на озеро, другая — помыться на заднем дворе. Последнее показалось более разумным (шастать по территории Плутонии, пока они не изучили обстановку, было рискованно)… Эх, жаль, нет чистого — во что можно переодеться. Пришёл Будогорский. Он предложил ребятам (наверно, для смеху) примерить одежду туземцев.

— Вы волшебники или нет? Я всё больше начинаю в этом сомневаться, — посмеялся он, напоминая, как выстирать и высушить платье в мгновение ока.

— Тут все заклинания из головы вылетят, — жаловался Рон, выливая на себя воду, которую грели на солнце специально для таких нужд (помыться, постирать).

— Как сказала бы Гермиона, они у тебя никогда особо не задерживались, — поёживаясь от прохладной воды, подколол друга Гарри.

Гермиона предпочла отложить водные процедуры до похода на озеро. Пока же ограничилась чисткой платья. Когда Рон и Гарри вернулись, она под руководством хозяйки уже плела какие-то немыслимые бусы.

— Представляете, это когти саблезубых тигров, — потрясла она ожерельем перед носом парней. — Говорят, они добавляют хитрости и отваги.

— Зачем это тебе? — спросил Рон, пропуская нить бус сквозь пальцы.

— Надо, — кокетливо ответила Гермиона, отбирая от него поделку.

Когда Дакар с Будогорским разобрали свои рюкзаки и раздали их содержимое жителям деревни, было решено снарядить мини-экспедицию по окрестностям Плутонии. Гермиона смотрела во все глаза, как Дакар обучает женщин деревни прясть пряжу и ткать холсты.

— Почему бы им не дать современные, автоматизированные станки? — спросила она.

— Потому что всё должно идти своим чередом. Сейчас в Плутонии начало железного века. Мужчины селения только-только научились выплавлять металл… и то с нашей помощью. Их орудия труда несовершенны, поэтому мы и доставляем им ножи и ножницы, пилы и топоры. Если мы обеспечим их современной техникой, а люди не будут знать, как она устроена, толка не будет.

— Но почему они так отстали? — спросил теперь Рон.

Дакар посмотрел на часы.

— Вы помните, какой сегодня день? — спросил он в свою очередь.

— Первое мая… По-крайней мере, было с утра, — ответил Гарри.

— Это хорошо, что ты сделал оговорку: было с утра. Так вот: сейчас уже первое июня. Мы добирались сюда месяц по земным часам. На обратный путь уйдёт правда, меньше времени. Но надо торопиться… Тем не менее, оказавшись на этой девственной земле, было грех не осмотреть её. Хотя бы поверхностно. Поэтому времени на отдых не остаётся. Вы ещё не забыли, зачем мы здесь?

— Чтобы добыть крестраж, — припомнил Гарри (действительно, он почти и забыл о цели поездки).

— Да. И мы совместим приятное с полезным. Наш путь лежит через вечно-зелёный лес Плутонии к озёрам. Женщины — плутонийки готовят для вас освежающий напиток. Он поможет вернуть бодрость духа и тела.

Точно услышав, что он говорит, девушка из хижины, где они гостили около часа, вынесла на подносе четыре чаши: Будогорскому, Рону, Гермионе и Гарри. Выпив залпом напиток, они готовы были выступить в поход. От усталости, вот-вот грозящей перерасти в здоровый сон, не осталось и следа.

— Значит, мы на ногах уже целый месяц? — восхитился Рон.

Ребята бодро шагали вглубь леса, рассекая волшебной палочкой нахальные лианы, закрывающие едва заметную тропинку. Гермиона что-то напевала, теребя недавно обретённое ожерелье.

— Вы ничего не слышите? — навострила она уши.

— Не бойтесь. Впереди идёт Проводник. Он устранит все неприятности, — сказал Дакар.

— С удачной охотой! — Барин указал на мёртвую пантеру, покоившуюся на плечах Динго наподобие меховой горжетки.

— Что мне с ней делать? — осведомился он, сваливая мёртвое животное к изножию дерев.

— Отнесёшь потом в деревню, — посоветовал ему Дакар. — Пройди-ка вперёд. Может, ещё чего…

Как только Динго отошёл, Гермиона повернулась к Дакару.

— Вы можете сказать, на каком основании Вы его эксплуатируете? Ясно, как божий день, что ему это не нравится.

— Он совершил страшный проступок: бросил своих товарищей и скрылся. Теперь наказан: Динго будет вечно спасать чужие жизни, работая проводником, — не стал раскрывать подоплёку дела Дакар. И тут же переменил тему: — Смотрите, не правда ли Плутония прекрасна?

В лучах яркого плутонийского светила в раме бескрайних лесов серебрились бесчисленные источники подземного царства. Голубое и зелёное. Свежесть и чистота. Поистине, прекрасное зрелище.

— Наша цель во-от то озеро, — ОТЕЦ указал на ближайшее. — Там нас ожидают две вещи… не будем же заставлять себя ждать.

В этот раз переход не представлял сложности. Шли они по мягкой траве. Гермиона собирала цветы. Гарри с упоением прислушивался к щебечущим птицам и к биению своего сердца.

— Что ни говори, молодость бесподобна… — завёл Будогорский.

Ребята поспешили присоединиться к Проводнику. Его молчаливость им импонировала более умствований пофессора.

Ну, вот и озёро.

— Никто тут нас не ждёт, — огляделся Рон. — Никакие такие «две вещи». Враки это всё.

Но друзья были не правы. Совсем скоро им предстояло в этом убедиться — сразу, как только подошли УЧИТЕЛЬ и ОТЕЦ.

— Недавно наш друг Рональд декламировал известное стихотворение, — заметив снисхотительную улыбку своих воспитанников, обратился к ребятам Будогорский. — Не помните?

— Нет, — холодно отрезала Гермиона.

— Что ж, беру на себя смелость напомнить:

Два мудреца в одном тазу

Пустились по морю в грозу.

Будь попрочнее старый таз,

Длиннее был бы наш рассказ…

— И что? При чём здесь какие-то тазы? — обозлился Гарри.

— Пожалуй, ни при чём… Но поплавать сегодня вам придётся. Вы что-нибудь слышали от профессора заклинаний, что брошь позволит взять себя в руки не всякому. Доплыть до места, где сокрыта брошь, предстоит вам всем, так как у вас на всех три попытки, — инструктировал их Будогорский. — Что дальше, я не знаю.

— Посреди озера вы увидите обломок скалы… — принял эстафету инструктажа Дакар.

— Озеро маленькое, — вмешалась Гермиона. — Если бы из воды торчала скала, мы бы её увидали с берега.

— Нет, — невозмутимо продолжил Дакар. — Она явится вам, когда вы будете на полпути к ней. Вы доберётесь до вершины. Там гнездилище орлов. Тридцать два обычных, а тридцать третий — орёл-брошь. Вам дóлжно отыскать его и доставить сюда. По окончании операции мы незамедлительно отправляемся на большую землю. Вопросы есть?

— Мы даже не поедим, как следует? — обиженно шмыгнул носом Рон.

— Вопрос не по существу. Отклоняется, — безэмоционально ответил Дакар. — Что-нибудь ещё?

— Так сразу не сообразишь, — буркнул Гарри. — Ладно. Разберёмся по ходу действий.

— Удачи, — напутствовал их Проводник.

— Ни пуха, ни пера! — пожелал Барин.

— И возвращайтесь «на коне»! — добавил Дакар.

— Откуда мы его возьмём? — удивился Рон. — Или Вы имели в виду морского конька?

— Я хотел сказать «с богом», — поправился Дакар (а в глазах его заплясали смешинки).

— У меня есть вопрос! — ожила Гермиона. — Можно нам пользоваться магией?

— Попробуйте, — не стал прекословить ОТЕЦ.

Ребята тут же попробовали трансгрессировать и потерепели сокрушительную неудачу.

— Понятно. Придётся плыть вручную, — бросив очередной перл, Рон полез в воду.

— Воообще-то я плохо плаваю, — признался он.

— Что ты делаешь хорошо? — поддела его Гермиона.

Но держаться на плаву было совсем нетрудно — казалось, вода сама их держит. Где-то минут через десять из туманного марева озера выплыла чёрная скала. «Это ʺобломокʺ?! — поразился Гарри. — Да из-за него противоположного берега не видать!» Скала стремительно приближалась: будто не они плыли к ней, а она двигалась на них. Путь на вершину не представлял бы сложности, если б ребята не разулись на берегу скалистого островка. Вода, конечно, тут же унесла их обувку. Теперь приходилось шлёпать босиком, морщась от боли. Тем не менее, подъём не был крут, и горе-путешественники потихоньку лезли всё выше и выше… пока не очутились на самом верху горной кручи. Клёкот орлов (который они поначалу приняли за рокот бьющихся о берег волн) слышался отовсюду.

— Они нагадили мне на голову! — возмутился Рон.

— Что ты хочешь, тридцать два из них — живые, — пожала плечами Гермиона.

— Кажется, я вижу НАШЕГО! — крикнул Рон. — Когтевранского!

Не долго думая, он протянул руку к орлу, который выглядел компьютерным на фоне остальных. Но безуспешно. Когтевранский орёл растаял, как в видеоигре.

— Сейчас, сейчас! — Гарри подкрался к гигантской броши, которую теперь и сам увидел.

— Цып, цып, цып, — окликнул он гордую птицу.

Хлоп! — видение исчезло. Гарри понял — он совершил непростительную ошибку. Разве может орёл Кандиды откликаться на куриную манилку? И у них осталась всего одна попытка.

— Ко мне! — почти в ту же минуту властно сказала Гермиона, выставляя руку так, как это делают охотники на соколиной охоте.

— Ты думаешь, здесь сработает колдовство?— скептически начал Рон, но осёкся… — орёл послушно опустился ей на плечо.

— Распределяющая шляпа говорила мне, что я могла бы учиться на факультете Флитвика, — похвасталась Гермиона.

Она плотнее запахнула ворот кофты, к которой прикрепила когтевранского орла. Орлы-«обманки» тем временем поднялись в воздух. Провожая их взглядом, ребята обратили внимание на неуклонно приближающийся к Орлиному острову предмет, отдалённо напоминащий самокат.

Рон затрясся в беззвучном смехе.

— Это… ха-ха… и есть ʺмашина времениʺ?

— Похоже на то, — протянул Гарри.

У руля «самоката» стоял Дакар. Позади пристроился Будогорский.

— Прыгайте сюда! — позвал их ОТЕЦ.

— Куда? Тут и места-то нет! — растерялся Гарри.

— Прыгай! — настаивал Дакар.

Один за другим ребята встали на панель самоката по принципу «паровозика». Платформа тут же раздвинулась по количеству ездоков. Альтаирец покрутил колесо-регулятор на ручке своей машины, после чего их будто засосал спиралеобразный вихрь.

— А-а-а! — дружным трио отозвалось эхо хогватцев над прекрасной страной Плутонией.

(И Гарри показалось, что к их нестройному хору присоединились голоса УЧИТЕЛЯ и ОТЦА).

Глава 22. Развязка.

Юлия водила пальцем по стеклянной поверхности журнального столика, выводя замысловатый рисунок. Получившиеся узоры превращались в кружева, которые повисали в воздухе. Пространство комнаты уже заполнилось до отказа её «рукоделием», а она всё плела и плела…

— Не понимаю, зачем так распаляться? — пожала Юлька плечами, избегая смотреть мужу в глаза. — Нет — так нет. Я же понимаю…

— Нет, ты не понимаешь! — Северус гневно потрясал указательным пальцем прямо перед её носом. — Ты думаешь, это так, шуточки!

Юля отклонила его палец и, чмокнув в щёку, прошла в спальню. Катерина едва успела отскочить от двери.

— Что, ругался? — понизив голос, спросила Катя.

— Ну-у, так…

Юлька плюхнулась на диван, подбирая под себя ноги. Она заправила выбившийся локон в причёску и, покусывая губы, вдруг расхохоталась. Катерина, глядя на неё, стала тоже неуверенно улыбаться. Дело происходило в гостиничном номере лондонской гостиницы «Биг Бэн», в котором они остановились по прибытии в Британию. Номер для них заблаговременно забронировал Будогорский на своё имя. В Атлантиде семья скитальцев-Снеггов была заперта на замок (фигурально). Юлия справедливо полагала, что здесь им будет дарована свобода перемещений. Но нет! Северус не разрешал даже носа казать из «Большого Бэна».

— Каков сатрап, а?! — Юля хлопнула себя по коленям и порывисто встала. — Мои бедные малютки! Они скоро забудут, что такое свежий воздух.

Юлия наклонилась над кроваткой малышей. Они бодрствовали. Ася тянула ручки к погремушкам, которые Катя натянула вдоль ребристой спинки кровати. Гоша наблюдал за сестрицей. Черты лица близнецов отличались так же, как и характер. Если девочка унаследовала внешность отца, Гоша был копией матери. Юлька протянула Аське палец — та схватила его и стала жадно сосать.

— Она не голодная? — спросила Юля, высвобождая палец.

— Аська-то? Да она всегда голодная, — усмехнулась Катя и взяла малышку на руки.

Та немедленно схватила нянюшку за волосы. Катерина, ворча, попыталась вытащить липкие пальчики младенца из своих поредевших за последнее время кудрей. Но не так-то просто избавиться от цепких Аськиных объятий. За этим милым занятием их и застал Северус.

— Было совсем необязательно так долго топтаться под дверью, — невинно заметила Юлия. — Мог бы и раньше войти. Я на тебя не сержусь. Возьми-ка Аську у Кати. Да не вздумай сажать ребёнка на свои костлявые коленки — не то девчушка будет горбата впридачу к физиономии, данной ей от природы.

— То есть? — не понял он.

— Видишь ли, дорогой мой супруг, детей не сажают так рано. Скелет в три месяца ещё не сформирован, его легко деформировать при посадке.

Снегг застенчиво улыбался, неуклюже поддерживая ребёнка. Ася потянулась к отцовскому носу.

— Да, дорогая моя девочка, — притворно вздохнула Юлька. — Боюсь, тебе досталось такое же богатство…

Женщины захихикали.

— Ещё непонятно, — парировал Северус. — Слушай, что ты всё время смеёшься над моим носом? Тебе что-то не нравится?

— Ты знаешь, что мне не нравится: я не люблю, когда меня запирают.

Лицо Северуса омрачилось.

— Я думал, этот вопрос снят с повестки дня, — он повернулся к Катерине. — Извините, дамы, мне нужно вас покинуть.

Он передал девочку няне и хотел идти, но Юля поймала его за рукав.

— Погоди, куда ты идёшь? Будогорский говорил, что ты собираешься встретиться с Волан-де-Мортом… Неужели это правда?

Северус поморщился. Он по-прежнему не любил, когда Тёмного Лорда называли полным именем.

— Мог хотя бы попрощаться, — мягко упрекнукла его Юлия.

— Это дурная примета.

Но привлёк к себе жену. Юлька обхватилап его, насколько хватило рук, и уткнулась в плечо.

— Ну, пока, — Северус поцеловал Юлю в маковку.

— Ни пуха, ни пера, — проговорила Юлька, перекрестив троекратно уже пустое место.

Она повернулась к подруге.

— Я сойду с ума, сидя в этой проклятой комнате!.. Или отправлюсь в Лас-Вегас одна!

— Тебе влетит, — предупредила её Катя.

— Я тебя умоляю! Что мне можно сделать? Отшлёпать по попе?!

— Но Ростислав…

— Ах, Ростислав… Конечно, если ОН, тогда да.

— Не ёрничай! — Катерина отвернулась от Юли, демонстрируя крайнюю степень рассерженности.

— Вот и отлично! Если мне объявлен бойкот, отпрашиваться ни у кого не придётся! Сегодня я опробую трансгрессию… — как бы сама с собой продолжала говорить Юлька. — Где там мои украшения, которые мне подарил Северус на день рождения детей?.. Как думаешь, они подойдут к моему золотому платью?

— Тебя интересует моё мнение?.. — хмыкнула Катя. — Да и зачем спрашивать меня, если сама прекрасно знаешь, что где лежит… Тем более, что я не одобряю твоего решения.

Юля примостилась рядом с Катериной и положила ей голову на плечо.

— Катька, ты перестраховщица, — Юля перебирала Катюшины пегие с проседью волосы. — Помнишь, как ты цеплялась за мои юбки, не отпуская меня — подумать только! — на госэкзамен и защиту диплома! Ты трусиха: бросила Консерваторию, родив свою Машку. И что в результате? Развод через два года замужества, карьера воспитателя детсада и одиночество на всю жизнь.

— Это другое, — тихо, но твёрдо сказала Катя.

— Мне трудно объяснить, но так надо… — с трудом подбирая слова, произнесла Юлька. — Я это чувствую. Поэтому не останавливай меня.

Катя упорно смотрела в сторону.

— Ну, и ладно…

Юля подошла к шкафу и, освободившись от домашнего халатика, натянула на голое тело платье цвета золота. Подойдя к зеркалу, она стала красить ресницы.

— О, боги! — всплеснукла руками Катерина. — Ты себя видела в этом платье? Да тебя в нём не изнасилует разве что ленивый!

— А что? — Юлия натянула на бёдрах платье. — По-моему, выглядит неплохо. К тому же: горе тому, кому доведётся меня обидеть!

— Одень хотя бы нижнее бельё! — взмолилась Катерина.

— Смеёшься?! Это же трикотаж! Видна каждая складка! — и она ещё раз придирчиво осмотрела себя в зеркале.

Как спереди, так и сзади платье украшал большой треугольный вырез (если на груди он доходил до пупка, то на спине он заканчивался в области ягодиц) — не понятно, как оно вообще держалось на ней. Юлия открывала один за другим футляры с бриллиантовыми серёжками, ожерельем, кольцами и надевала на себя.

Катя лишь качала головой.

— Ты похожа на новогоднюю ёлку, — сказала она.

— Бриллианты — лучшие друзья девушек, — процитировала Юлька Мэрилин Монро и напялила золотые лодочки на шпильке. Затем подкрасила губы и, подхватив пелерину из белой норки, затянула шнурок на сумочке.

— Я готова, — весьма довольная собой, она подошла прощаться.

— Целуйте мамочку, — она подставила губы по очереди Гоше и Асе (последняя незамедлительно засунула переливающиеся камушки материнского ожерелья в рот).

— Видишь, — посмеялась Юля, вытаскивая колье. — Аська на моей стороне.

— Асе три месяца! — возмутилась Катя

— Ну, и что? Тебе тоже не триста лет!..

— А всего лишь сорок пять лет, — грустно закончила Катерина.

— Не горюй! Сорок пять — баба ягодка опять! — Юлька щёлкнула каблуками, как Элли из «Волшебника Изумруднуго города», и… испарилась.


Снегг стоял на коленях в большом зале замка Слизерин. Он старался не встречаться глазами с Тёмным Лордом. Достаточно было и того, что Северус видел в его чешуйчатых лапах «Ежедневный пророк». Многократно увеличив невербальныфм заклятием текст заметки, которую читал Волан-де-Морт, он смог разобрать следующее: Доподлинно известно, что один из опаснейших пожирателей смерти по имени Фенрир Сивый пропал. И пропал, по-видимому, навсегда. След Сивого теряется в снегах России — именно там его видели в последний раз…

— Стоит ли так напрягать зрение, мой друг? — прошипел Т. Лорд. — Попросите меня, и я охотно прочту Вам то, что силитесь разглядеть.

— Я не хотел расстраивать Вас, — кротко ответствовал Северус.

— Но Вы-то, Вы САМИ, не расстроились? — голос Волан-де-Морта сорвался на визг. — Признавайтесь!

— Как сказать… Мы с Фенриром в последнее время не слишком ладили, — Северус осторожно подбирал слова. — Но это не значит, что я не скорблю…

— Молчать!!! — завизжал Т.Лорд. — Вас противно слушать! Чушь! Ложь! Подите вон! Ещё одно слово и я… и Вы не выйдите отсюда живым! Хвост, выпроводи Снегга! И чтобы я никогда… Вы слышите? — НИКОГДА! — Вас подле себя не видел!

Северус вжал голову и поспешил к выходу. Внутри у него всё пело и ликовало: кто бы мог подумать, что он так легка отделается? Одна беда: он не уяснил толком, знает ли что-нибудь Тёмный Лорд о предстоящей операции. Похоже, сейчас его заботит только исчезновение Сивого. Волан-де-Морт опустил трон и с трудом встал. Ноги в последнее время не слушались: они странно выворачивались в суставах, и он становился похож на осьминога, неумело бредущего по суше. «Проклятый Сивый! Вечно искал себе приключений! И вот результат: придётся действовать в одиночку. Совсем не осталось надёжных людей. Вот и Снегг… Так ли он был верен все эти годы? По подсказке Снегга Беллатриссу Лестрейндж отправили в Америку, дементоров заключили в Азкабан, великаны ведут кровопролитнвые войны между собой после визита к ним всё того же Северуса Снегга. Зелье для вампиров многократно проверялось, но стоило оказаться рядом Снеггу, как всё пошло прахом… И несть числа всем провалам, к которым так или иначе причастен его зам. Взять, хотя бы, знакомство с Будогорским. Снегг объяснил это тем, что русский доверчив и не знает, кем является Снегг, а с его помощью у Северуса всегда свежие новости из Хогвартса… Если Будоорский так наивен, каким образом он вычислил где спрятана часть души САМОГО ЛОРДА ВОЛАН-ДЕ-МОРТА?! И вот пропажа Фенрира: случайно ли его след „теряется в снегах России“? С одной стороны бред: какие могут быть снега в России в это время года?! А с другой стороны дыма без огня не бывает… Может, недаром ошивался Снегг в этой гиблой стране месяцами? Каких он завёл там друзей?.. Кстати, этих приютских ублюдков я так и не увидел. Надо бы дать ход этому делу…» Волан-де-Морт заскрежетал зубами. Если волею судеб он осталася практически без единомышленников — пусть же придут ему на помощь людские пороки: ненависть, злоба, зависть… Он доподлинно знал, что после продолжительных поисков эти чувства были заперты в Ящике Пандоры (не все на Олимпе умеют хранить тайны, особенно под хмельком — как недавно заметила Афродита).

— Хвост! — гаркнул Т.Лорд.

— Я здесь, Хозяин! — подобострастно вытянулся перед ним Петтигрю.

— Ящик Пандоры! — захрипел де Морт. — Неси его сюда!

Он оперся на подлокотники трона и вытер лицо. На платке остался кровавый след пополам с гримом.

— Сию минуту, сэр!

Ящик до сих пор не был открыт, потому что Волан-де-Морт попросту не знал КАК. Из ложной гордости он не обратился к Снеггу и искал подходящее заклинание сам. И вот, кажется, нашёл: Уна, секунда, терция — гибнет цивилизация;

Кварта, квинта, секста — каждому своё место!

Септима и октава — вот она, ОТРАВА!

Замки щёлкнули. Крышка сундучка откинулась. Голубоватой дымкой вытекли оттуда несчастья рода человеческого (во всяком случае, так считал Реддл). Не зная почему — скорее на инстинктивном уровне — Тёмный Лорд ощутил, что тут что-то не так. Чёрти что! И здесь не обошлось без Снегга! Одно остаётся несомненным: Снегг убил Дамблдора. И этот факт перевешивает всё остальное, поскольку есть подлинный, а всё остальное — догадки. Он смял газету, всё ещё лежащую на кресле — та с шуршанием снова разгладилась. В глаза непроизвольно босились строки:

«…падение Того-Кого-Нельзя-Называть не за горами. После того, как будет активизировано секретное оружие, мы наконец вздохнём свободно…»

Как он мог быть так слеп?! Вот же, чёрным по белому написано: СЕКРЕТНОЕ ОРУЖИЕ. То самое, про которое постоянно болтал Дамблдор. Где же оно? Конечно в Отделе Тайн. А где сей Отдел? Конечно, в Министерстве Магии! Значит, каким-то образом Министерство уцелело… Нужно немедленно отправить в город Петтигрю!

— Хвост! — заревел Т.Лорд.

Петтигрю, с самым разнесчастным видом, уже стоял перед ним.

— Немедленно отправляйся к вратам Министерства!!

— К какому ещё Министерству, сэр? — залепетал Хвост. — Вы же сами…

— К ТОМУ САМОМУ, единственному Министерству магии и чародейства в Лондоне, дубина! — захлёбываясь от ярости, просипел Волан-де-Морт. — И избавь меня от твоих дурацких вопросов! Твоя задача: караулить там Поттера. Да смотри: упустишь мальчишку — поплатишься!

— Слушаюсь, сэр!

— Что ж тогда до сих пор тут прохлаждаешься? — Волан-де-Морт направил на Петтигрю для острастки волшебную палочку — тот не медля ретировался.


Гарри всё ещё не мог прийти в себя после потрясений, пережитых во время путешествия в Плутонию и обратно. Машина времени доставила их прямёхонько в дом Гарри на площади Гриммо и, бесцеремонно сбросив путников на пол в коридоре, самокат будущего умчался прочь. Оставалось только сказать «ну и машина» и развести руками (что, кстати, и сделал Рон).

— А ты её, конечно, представлял похожей на межпланетный корабль? — усмехнулся Будогорский, отряхивая колени.

— Ну да, как-то так, — пробурчал Рон, поднимаясь с пола.

Гермиона, Дакар и Гарри — все они, кяхтя и стеная (да-да, и Дакар тоже!), переходили в гостиную.

— Мы исчерпали лимит, который нам отпустила «Служба времени», до следующего года, — сказал Дакар. — Так что ничего, связанного с перемещением во времени даже не просите.

— Да мы и не собирались, — испуганно пробормотал Рон. — Хватит с нас.

Гарри встрепенулся. Нечаянная мысль, как скальпелем, полоснула его. Он обернулся к Дакару.

— Но как Вы смогли нарушить табу на посещение штаб-квартиры Ордена? Вам ведь не выдавалось разрешения?

— Оно мне и не нужно. Я ведь ОТЕЦ…

Что-то неискреннее почудилось в его словах Гарри. Он смотрел на Дакара во все глаза, пытаясь понять ЧТО. Но тот поспешил переменить тему.

— Давайте-ка поедим и устроим послеобеденную сиесту.

— Сеста — это послеобеденный сон, — пояснил Будогорский, заметив недоумение в глазах парней. — Порой вы удручаете меня своим невежеством… Извините, я, наверно, устрою себе сиесту без обеда.

Он тяжело встал и, волоча ноги, прошёл к тахте. Лёг лицом к стене и моментально засопел.

— Ростислав мог хотя бы научить, как пользоваться скатертью-самобранкой, — посетовал Дакар.

— Я всё сделаю, — вызвался Гарри. — «Акцио!»

Скатерть расстелилась на столе.

Гарри произнёс про себя волшебные слова, и самобранка выставила скромную трапезу: жареный картофель с сосисками, салат, соки, булочки. Кусок не лез в горло. Гарри намазал горчицу на сосиску, откусил и выплюнул. То же — с булочками. То ли он что-то напортачил со словами, то ли усталость отравила ему вкус еды. Он ототдвинулся от стола, и, извинившись, покинул товарищей.

Гарри с трудом добрёл до кровати, рухнул на неё, не раздеваясь, и уснул мгновенно.

— Такое впечатление, что меня били долго и со смаком. Болит всё… даже пальцы на ногах, — жаловалась Гермиона.

— Дай поцелую — всё пройдёт, — Гарри усомнился: Рон ли это? — и открыл глаза.

Действительно, разговор происходил между его друзьями.

— Гарри, ты проснулся? — смутилась Гермиона.

— Почти… Сколько я спал?

— Если верить Дакару, целые сутки. Давай спускайся, не то пропустишь кое-что интересное, — потащил его Рон вниз.

В гостиной Будогорский с Дакаром колдавали над брошью. Открыть-то они её открыли. Но сразу после этого по комнате закружил чёрный смерч, поднявший в воздух все мало-мальски лёгкие предметы: посуду, ножи, вилки, ложки, сувениры и прочее. Пришлось вернуть крестраж в исходное положение.

— Есть идеи? — обратился к ребятам Будогорский.

— Может, не стоит ЕЁ открывать, а лучше сразу уничтожить? — выдвинул гипотезу Рон.

— Тебе не жаль профессора Флитвика? — полунасмешливо спросил его Барин.

— А что делать?

— Вот и я о том же, — сам себе ответил Будогорский.

— А как Вы уничтожили предыдущие крестражи? — поинтересовалась Гермиона.

— Во-первых, напоминаю: я уничтожил только два крестража. С чашей Пуффендуй, честно говоря, получилось случайно. Я принёс её к Минерве в кабинет (мы хотели вместе подумать, что с ней делать). А МакГонагалл уронила чашу в Омут памяти. И воспоминания разъели крестраж. Иными словами: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся…». А Доспехи я пронзил мечом Гриффиндора. Признаться, действовал по наитию… К остальному я не причастен: с Дневником Тома Реддла разделался Гарри, проткнув его клыком Василиска. Что делал Дамблдор с перстнем Слизерина, я не знаю.

— А медальон? — вспомнил Гарри.

Будогорский помрачнел.

— Медальон Волан-де-Морт устранил собственными руками, сам того не ведая.

— Как это произошло? — опешил Гарри.

— Мне тяжело об этом вспоминать… Ну, да ладно… — и Будогорский рассказал историю, произошедшую с ним много лет назад.

Придя в Хогвартс, он получил доступ к таким материалам, о коих и не мечтал. На тот момент двадцатилетний Ростислав изучал вопросы долголетия. Почему волшебники живут долго? Отчего одни в двадцать выглядят на сорок, а другие наоборот?.. В конце концов в хогвартских анналах он наткнулся на упоминание о некой органицаии, члены которой именовали себя «Победившие смерть» (в другой редакции — «пожиратели смерти»). В корне их идеологии лежала теория вечной жизни — в этом они не были оригинальны. Однако, в отличие от прочий религий, «победившие смерть» сделали в этом направлении реальный шаг вперёд. Не все. А их предводитель. Поскольку Будогорский главным образом вращался среди русских переселенцев, он не был заражён вирусом паники при одном только упоминании имени Лорда Волан-де-Морта. Юный Ростислав бесцеремонно вторгся в мир научного детектива (так ему казалось): параллельно с изучением вопроса Вечной жизни его живо интересовала и сама организация «Пожирателей смерти». Так или иначе, он вышел на место, где хранился один из позднезахороненных крестражей — медальон Слизерина. Если первые крестражи Волан-де-Морт не прятал с такой тщательностью, то постепенно им овладевала паранойя на этой почве. Медальон — тому подтверждение. Каких только оберегов де Морт не придумал: само место, вход в него, сторожа-инферналы… в общем, все дела. Пройти незамеченным в хранилище было почти невозможно. Будогорскиго обнаружили… но не на месте преступления, а гораздо позднее. Хогвартс — убежище вполне надёжное, выцарапать оттуда человечка трудно. Но Будогорский был женат. В этом и состояла его уязвимость. Мало того, они с женой ждали первенца. Пожиратели смерти похитили жену Ростислава из их лондонской квартиры и доставили к Тёмному Лорду. После её трагической смерти Волан-де-Морт захотел увидеть самогó Будогорского.

— И Вы пошли? — ахнула Гермиона.

— Да. Он выдал мне тело… вернее, то, что от него осталось, — Будогорский помолчал. — Гнев — плохой советчик. Волан-де-Морт ошибся дважды. Во-первых, он приобрёл в моём лице смертельного врага. А во-вторых, он не заметил, что на убитой им женщине его фамильный медальон… После всего того, что с ней вытворяли, это было невероятно. Но факт остаётся фактом: медальон всё ещё оставался на ней. Непреложное правило крестража такое: он существует, пока его не ликвидирует сам создатель. «Авада Кедавра» сразила не только ту, против которой было направлено, но и убило крестраж. Мне, таким образом, медальон достался уже чистым.

— А где он теперь? — спросил Гарри.

— Он у моего доверенного лица, — сказал Будоорский.

— Первоначальную информацию о крестражах нам выдал Слизнорт, — вспомнила Гермиона. — Может, ЕГО как-то подключить?

Будогорский переглянулся с Дакаром.

— А что, это мысль, — подержал Гермиону ОТЕЦ. — Телепортируйте ему.

Будогорский слегка замялся.

— Будет лучше, если я встречусь с ним лично. Я постараюсь быстро.

Дакар посмотрел на друзей.

— Похоже, мы будем голодными — Ростилав опять нас покинул.

— Вот уж нет! — Гермиона бысто соорудила всем по гамбургеру и раздала пепси.

Перекусив, Дакар решил скоротать время, пересказывая план дальнейших действий. Поскольку Волан-де-Морт никогда не расстаётся с Нагайной, ликвидация последнего крестража будет происходить в присутствии самого Лорда. В качестве эскорта Гарри отведут лучшие силы Ордена Феникса. Все — его хорошие знакомые. Лорда Волан-де-Морта можно убить только стрелой Афродиты. Одна из них хранится в Отделе тайн Лондонского филиала Министерства магии и чародейства. Наконечник стрелы будет смочен эликсиром любви. Каждый из сопровождающих Избранного также запасётся оружием из Отдела тайн (которое будет пропитано тем же эликсиром). Помимо того, всех участников будет сопровождать их ангел-хранитель. Поблизости стянут пограничные силы: великанов, драконов, гаитян и многих других, кого будут контролировать ОТЦЫ.

— Что такое Эликсир любви? — спросила Гермиона. Неужели тот самый?

— Именно, — кивнул Дакар, не вдаваясь в подробности. — Он необходим для того, чтобы создать атмосферу всеоблемлющей ЛЮБВИ. Тёмному Лорду грозит по-меньшей мере упадок сил. А это станет ещё одним бонусом для звёздного часа Гарри… Пророчество сбудется с вероятностью девяносто девять и девять десятых процента!

Закончил он на оптимистической ноте.

 — А я бы сказал не «девяносто девять и девять десятых», а девятьсот девяносто девять процентов! — вмешался только что материализовавшийся Будогорский.

— Ну? Что? — накинулись на него с вопросами Рон, Гарри и Гермиона.

— Мы решили не мудрствовать, — пожал плечами Барин. — Что помогло один раз, должно сработать и на сей раз. Мы проткнули сердце крестража мечом Годрика Гриффиндора… Вот и всё.

В дом на площади Гриммо один за другим стали прибывать «фениксисты»: Грюм, Люпин, Тонкс, Кингсли, семейка Уизли (кроме младшей, Джинни). Гвалт и хохот не замолкали далеко за полночь. У каждого был припасён занимательный случай о встрече со своим ангелом-хранителем или о перепетиях с изготовлением Эликсира любви.

— Но… Вы понимаете о ком я… имеет покровителя гораздо более могущественного, чем все наши дедушки и бабушки… Салазар Слизерин — это вам не шутки, — выразил опасение Кингсли.

Для кого-то это известие явилось новостью: «Как?»; «Сам Слизерин?» — «А вы не знали?»; «Да что Вы?!» и т.п.

— Неужели такому красавцу, как я, может помешать покойный? — Грюм потешно выпятил грудь и, раскачиваясь, прошёл по кухне походкой бравого моряка, нарочито припадая на одну ногу.

— Аластер, по-моему у тебя налицо побочный эффект эликсира: ты влюблён в самоё себя! — смеясь, проговорил Артур Уизли.

У Гарри, несмотря на предстоящее, тоже было хорошее настроение.

— Так кто же воспроизвёл формулу Эликсира? — задал он невинный, казалось бы, вопрос.

Но волшебники как-то сразу примолкли.

— Тьфу ты, мать твою! — чертыхнулся Грюм.

— Может, пора прекратить этот балаган? — обратился ко всем Люпин.

— О чём это вы? — насторожился Гарри, оглядывая публику.

У него сложилось впечатление, что только младшее поколение Уизли да он с Гермионой не знают, о чём речь.

— Есть, видишь ли, два упрямца, — заговорил Будогорский. — Один стар — и посему ему простительно упрямство, а вот второй…

— Ни слова больше! — возвысила голос миссис Уизли.

— Мы просто не имеем права говорить то, о чём нас просили молчать! — поддержала подругу Нимфадора.

— Если так, нам остаётся одно: спать! — Барин поднял бокал и залпом выпил.

Гости стали расходиться по комнатам. Гарри ненадолго задержался у дверей своей комнаты и услышал обрывок разговора.

— Эти недомолвки в конце концов и погубили Сириуса, — недовольно произнёс Люпин.

— Римус, хватит! — (голос принадлежал Тонкс).

— Довольно каркать! — пресёк назревающую ссору Грюм. — Спать — так спать.

Хлопнула дверь. Разговор был закончен.

Гарри не спалось. То ли его будоражил завтрашний визит в Министерство, то ли он просто выспался за минувшие сутки. «Почему должны ДРУГИЕ рисковать своей жизнью, если всё равно МНЕ предначертано убить Волан-де-Морта? — мучило его. — Все и так достаточно пострадали: начиная от его собственных родителей и кончая Дамблдором… Что опять скрывают от меня? И зачем?» Чем больше вопросов — тем меньше ему хотелось оставаться в постели. Не выдержав, Гарри встал. Часы показывали ДВА. Он нервно зашагал из угла в угол. Половицы нещадно скрипели. «Надо выйти из дома. Подышу воздухом и вернусь», — решил он. Неожиданно для себя Гарри трансгрессировал. У Министерства. Всё-таки эта дверь в Отдел тайн продолжала жить где-то на задворках его сознания, и сейчас он уже не мог от неё отвлечься. «Что будет, если я заберу стрелу сегодня? Кто мне помешает?» — посетила его шальная мысль. Она настолько захватила его, что Петтигрю, крадущегося вдоль стены, он и не приметил. И только когда железная рука сомкнулась вокруг его шеи, Гарри понял, чей голос неотвязно нашёптывал ему: «Иди к Министерству! Иди туда! Иди туда сегодня! Иди!..» — ВОЛАН-ДЕ-МОРТА! Довольно потирая руки, Тёмный Лорд залезал на кресло. Он и не ожидал, что мальчишку так легко будет обмануть. А ещё говорят, что «нельзя войти дважды в одну и ту же воду»! Нет, определённо парень ничему не учится!.. А связь между ними по-прежнему сильна! Хвост от души швырнул Гарри. Тот проехал на животе по безупречному паркету прямо к ногам Волан-де-Морта. Тёмный Лорд ухмыльнулся и носком домашней туфли повернул лицо Гарри к стене.

— Бедный мальчик, ты устал, как я вижу, — ласково начал он и тут же взревел: — Так отдохни же у позорного столба!

Не щадя раритетного паркета, Волан-де-Морт вбил посреди зала пыточный столб и пригвоздил к нему Гарри.

— Садист, — сквозь зубы процедил Гарри.

Т.Лорд задумчиво смотрел на него, постукивая пальцами по валикам кресла.

— А знаешь, Гарри, мне пришло в голову вот что: твоя мамочка, помимо оберега материнской любви, наградила тебя и врождённой удачливостью. Иначе как объяснить твою невероятную живучесть? Сколько раз ты уходил от меня? Пять? Или того больше? Это при том, что сам ты весьма посредственный волшебник. Таково мнение и Бартоломео Крауча, и Северуса Снегга…

Как всегда, при упоминании Снегга у Гарри сорвало крышу.

— Ваш Северус Снегг — оборотень, проститутка! Каким образом «Пророк» добывал сведения, которые печатались там весь минувший год? Кто, если не Снегг, работал на двух фронтах? Сейчас, почуя падение тёмного мира, он вновь переметнулся на другую сторону и старательно зарабатывает себе прощение. Даже не поленился смотаться в Атлантиду, войдя в сношения с ОТЦАМИ! Вот только не понимаю, как он смог умаслить их — по-видимому, не без помощи своих милых малюток и очаровательной жены! Которая, кстати, весьма напоминает мою покойную мать! Не значит ли это, что в глубине он всё-таки чувствует вину за её гибель?..

Гарри осёкся. Чёрт его дёрнул откровенничать с Лордом! Но, видя ошеломление, написанное на изуродованном лице Ворлан-де-Морта, остался доволен. Может, всё правильно: так всем и надо!

— Молодец, Гарри! — неожиданно похвалил его Тёмный Лорд. — Я чувствовал, что место моего первого советника не будет пустовать долго… Занять его не желаешь?.. Хвост!

У трона вырос Петтигрю.

— Руку! — приказал Лорд.

Дрожащий Хвост, засучив рукав, протянул руку. Влан-де-Морт воткнул в живую плоть слуги волшебную палочку. Кожа на руке Петтигрю взбугрилась и на ней проступила татуировка Пожирателя смерти.


Северус, окрылённый последними словами Тёмного Лорда (о том, чтобы его больше никогда не видели), появился в гостинице в самом распрекрасном расположении духа.

— Ю-Ли! — крикнул он. — Можешь меня поздравить…

— Что ты так кричишь? — это вышла Катерина. — Дети только что уснули.

— А где Юлья? — настоение сразу упало.

— Твоя Юлья отправилась в казино. Напялила все драгоценности и… тю-тю! Я её предупреждала! Но сам знаешь: если она что-нибудь втемяшит себе в голову, то фиг её остановишь! — всё ещё ворча, Катя вернулась в детскую.

Северус подумал, что эту новость ему надо было бы выслушать сидя, потому что после Катиного сообщения у него просто отнялись ноги. Он упал в кресло и стал машинально снимать и одевать кольцо, подаренное ему Юлей. На глаза попалась тарелочка (с голубой каёмочкой), которую ему отдал в Атлантиде Будогорский. «Надо посмотреть, чем она там занимается»… Но, выслушав песенку золотого яблока, передумал и назвал… Гарри Поттера.

— Паршивец! — сорвалось у него с языка, когда он увидел прогуливающегося возле Министертва Поттера.

Следующим кадром следовал Поттер в железных объятьях Петтигрю. Северус заметался по гостиничному номеру. «Эликсир! — он сгрёб все существующие пузырьки и сунул в карман (отметив при этом, что двух-трёх не хватает). — Юле мало своего природного очарования. Вероятно, она поставила себе цель уложить в штабеля всех имеющихся там особей мужского пола!.. Нужно срочно связаться с Будогорским!» Выход один — телепортировать. «Только бы этот полуночник ещё не лёг — иначе с телепортацией ничего не выйдет!»

Слава!

Срочно стягивай все имеющиеся в арсенале силы. Поттер попался.

Теперь что? Трансгрессировать?.. Рука внезапно заныла, как от ожога. Знак причастности к союзу Победивших смерть обозначился так резко, что пояснять не требовалось — Тёмный Лорд призывает к себе. Что ж, так тому и быть. Когда-то он обещал защищать сына Лили. Сейчас самое подходящее время. Он хотел зайти попрощаться к Катерине. Но в последнюю минуту передумал. И, пожелав сам себе «ни пуха, ни пера», трансгрессировал. Ещё не успев прийти в себя после ставшей привычной дурноты во время трансгрессии, Северус почувствовал, как в его запястья вошли раскалённые гвозди, а тело сковали цепи. Он оказался распятым подобно Иисусу. Рядом высился похожий столб. На нём болтался Поттер-младший.

— А вот и Вы, Северус, — вкрадчиво зашипел Т.Лорд. — Признаться, я не планировал нашей встречи так скоро. Но Гарри открыл мне такие потрясающие вещи, что я захотел Вас поздравить: с женитьбой и отцовством. Отчего же Вы не захотели поделиться радостью со мной?

Северус исподлобья посмотрел на Поттера.

— Мальчишка ошибся, — выдавил он.

— А я так думаю, что нет. На этот раз — нет. «Круцио!» — вскричал Волан-де-Морт, направляя палочку на Снегга.

Гарри видел, как задёргались конечности его врага — будто его ударило током. Снегг смертельно побледнел, но не издал ни звука.

— Вы всегда отличались выносливостью, — де Морт прервал пытку. — Этим Вы мне понравились, когда были ещё юношей. Мне также импонировала Ваша сдержанность, тонкое чувство юмора. За что бы Вы не брались, делали это талантливо… видите, я вижу то, что хорошо. Но я увлёкся в своих предпочтениях. Вы так убивались по грязнокровке — его мамочке — это должно было отрезвить меня, — Тёмный Лорд повысил голос. — Нет! Я продолжал любоваться своим учеником!.. Но никогда, даже в самых своих страшных снах, я не предполагал, что у Вас хватит наглости вредить мне! Это ведь Вы уговорили выслать Беллатриссу вслед за юным Малфоем, Вы сделали так, что дементоры стали узниками Азкабана, Вы рассорили великанов и что-то подмешали в отвар, приготовленный для вампиров, отвернув их тем самым от моего двора. Вы убили Фенрира Сивого, который стал слишком подозрителен на Ваш счёт. Вы каким-то образом вскрыли ящик Пандоры и подменили чувства!.. Но сейчас Вы на собственной шкуре ощутите ненависть, ярость и гнев своего Господина. Ибо ещё Я Ваш господин, поскольку Вы явились сюда по первому же моему зову!.. Имейте же смелость признаться в грехах, перечисленных мною! Запираться долее бессмысленно! Я прав?

У Гарри пересохло во рту. «Что это? Что же это? — беспомощно бормотал он, силясь понять. — Выходит, Снегг не враг, а… друг?» Гарри смотрел на своего бывшего профессора и глазам своим не верил: тот… улыбался?!

— Что?! Над чем Вы смеётесь? — завизжал Волан-де-Морт.

— Вы не правы, — пытаясь отбросить с лица волосы, чтобы смотреть прямо в глаза Тёмному Лорду. — Не правы в двух вещах: во-первых, Вашего вонючего вампира Сивого убил не я… а моя жена. А во-вторых, я не явился бы сюда, если б не он (Снегг мотнул головой в сторону Гарри), и сто раз бы наплевал на Ваши дурацкие метки… какого бы цвета они не были.

— Значит, Вы бросились на помощь ЕМУ! Ему, который ни в грош не ставил Вас всегда! ЕМУ, кто не более пяти минут назад выдал Вас с головой! Ведь это он объявил, что Вы не спешите выполнять моих заданий, в то время как успели обзавестись женой и потомством. Да, вот ещё что — так, пару строчек мелким шрифтом — женщина-то, оказывается, как две капли воды похожа на его мать! Слова Поттера помогли мне прозреть: все эти годы Вы мстили за смерть той, кого любили. Вы — человек Дамблдора! — бросил он в лицо Снегга сомнительное обвинение. — Не пойму только, КАК же Вы решились убить своего любимого учителя? Или он тоже Вам чем-то насолил?

Для Гарри вдруг всё встало на свои места. Намёки Будогорского приобрели осязаемый смысл. А это значило: Дамблдор жив! Гарри видел, как Тёмный Лорд опустил витающий в фальшивых облаках трон и, раскачиваясь, подошёл к Снеггу. Он поднял пальцем подбородок Снегга, чтобы тот смотрел ему в глаза.

— Я выпущу из тебя всю кровь! Ты умрёшь, как простой магл. «Авада Кедавра» от моей руки — слишком большая честь для предателя!

С этими словами Волан-де-Морт разорвал своими когтистыми лапами вены на руках Северуса. Тот потерял сознание. Зелёная вспышка опрокинула от заклятия отвлекла Гарри от наблюдения за страданиями Снегга — в зале появился ещё один персонаж, Будогорский.

— Гарри, держись! Помощь уже близка!

Не нужно было ему тратить времени на подбадривания. Волан-де-Морт успел подняться на ноги и перевернул Барина вверх тормашками. Палочка того тут же выпала.

— Какая удача! — Волан-де-Морт чуть не пел от предвкушения тройного убийства. — сегодня я поквитаюсь со всеми. Тебя, Гарри, стоит отблагодарить за такой щедрый подарок… Ты, наверно, и не подозревал, как однажды избежал гибели твой новый учитель, а? Так я раскрою тебе его тайну. Ахиллес научил его, как стать неуязвимым. И всё ж одно уязвимое место у него есть… ну-ка, припомни, где оно было у героя Эллады? Не знаешь? Не беда, Нагайна тебе покажет…

С тихим свистом вползла ручная змея Волан-де-Морта. Выглядела она ещё страшнее русского Великого полоза. Нагайна выбросила своё тело вверх и в прыжке обвилась кольцами вокруг Будогорского. С Барина, как с покойника, слетели ботинки, когда он упал на пол. Змея выпустила жало и влила свой яд в «ахиллесову пяту». Тело Будогорского свело судорогой. Потом он замер, уставившись пустыми глазами в куполообразный потолок. Леденящий смех змеиного Лорда помог Гарри выйти из состояния прострации.

— Что я наделал? Что я наделал? — в отчаяньи повторял он, ненавидя себя в этот момент куда больше Волан-де-Морта.


Юлия отлично проводила время. Немного попрыскав за ушками Любовным эликсиром, она огребла солидный куш на всех игральных автоматах («Неужели техника тоже поддаётся чарам Эликсира?»). Больше всего её прельщала рулетка. Несколько игроков, видя, что красивой посетительнице сопутствует такая сногшибательная удача, ставили на те же цифры, что и она. Раскрасневшись от азарта и выпитого вина, Юля не видела, как к ней подошла женщина, которая могла бы стать соперницей ей по красоте и богатству наряда. Афодита (а это была она) — тоже страстная игрунья — подошла посмотреть, кому сегодня улыбается Фортуна.

— Боже правый! Северус, когда узнает какой я тут произвела фурор, просто взбесится! — радостно поделилась Юлька с Афродитой, собирая жетоны.

— Северус… Довольно редкое имя, — заметила богиня.

— Да, довольно редкое, — согласилась Юлия, уже нацеливаясь, куда пристроить фишки.

— Похоже, Ваш муж ошибался, говоря, что у Вас неплохая интуиция, — сказала Афродита. — Бывает, что чувства нас подводят… Вот, например, сейчас Вы уже не сможете выиграть.

Юля тут же свернула игру.

— Кто Вы? — она поставила руки на стройные бока. — Откуда знаете Северуса?

Афродита взяла Юлию за руку и отправилась в дамскую комнату, где их поджидали Вдохновение и Фортуна.

Афродита положила руку Юли ей на грудь.

— Ничего не чувствуешь? — спросила богиня.

— Северус! — вздрогнула Юлька. — Я вижу…

Не договорив, она подобрала полы длинного платья и бросилась к выходу. Вдохновение едва успела её остановить.

— Стой, безумная! Тебе же нужно оружие!

Афродита протянула ей руку, и Юле показалось, будто она поймала золотой луч. То была знаменитая стрела Афродиты.

— Дай сюда Любовное зелье! — приказала ей Фортуна.

Юля вынула из сумочки эликсир. Фортуна обмакнула в нём стрелу.

— Но это ещё не всё, — предостерегла её Фортуна. — Вот крем. Тебе стоит его опробовать.

— Что мазать? — деловито спросила Юля, чисто по-женски нухнув содержимое баночки.

— Всё! — ответили хором богини.

Не препираясь и не деликатничая, Юлька сбросила платье и начала втирать волшебный крем. Через пару минут всё было готово. Юлька потянулась за своим золотым нарядом, но Афродита взяла его из рук Юлии и отложила в сторону.

— Грех прятать такую красоту. Взгляни на себя.

Юля глянула в зеркало. Свечение от её кожи было столь сильным, что она прикрыла глаза.

— Просто булгаковская Маргарита, — пролепетала она.

Афродита снисходительно кивнула головой.

— Маргарита пользовала именно этот крем. Я рекомендовала его Воланду, а тот — известной тебе героине. А теперь ты используешь его в борьбе… не с Сатаной, правда, но с его подобием.

— Каким образом? Говорите быстрей, не тяните! — взвилась Юля.

Вдохновение выдернула заколки из Юлькиных волос и накинула на неё тончайшую мантию из прозрачного шифона.

— Бери стрелу Афродиты и действуй по наитию. Мы будем рядом! — напутствовала её Вдохновение. — Проводим её, сестрицы?

Взявшись малым кругом, волшебницы вылетели в окно. Как говорится в русских сказках, «долго ли, коротко ли» (скорее, однако, КОРОТКО) Юлия в компании олимпийских богинь оказалась у руин старого замка.

— Лети во-он к тому куполу, — указали ей на близстоящую башню.

— Ты пройдёшь сквозь световое окно в крыше купола и окажешься там, где тебе надлежит быть в эту минуту, — услышала Юля удаляющийся голос Вдохновения.

— Ни пуха, ни пера, — пожелала Юле на прощание Фортуна.

Не задумываясь ни на минуту, Юлия пролетела ещё сотню метров и без малейшего уронадля здоровья прошла стеклянный купол. Звон разбитого стекла заставил Гарри поднять глаза. Слепящий свет застил ему глаза. Тот же эффект произвёл он и на Т.Лорда — Волан-де-Морт зажмурился. Дальше события развивались так быстро, что Гарри не успевал их отслеживать. Луч света — или чего-то другого (было не разобрать) — разрезал тьму замка и вонзился в цепи Гарри. Оковы пали, и он кулём свалился у столба. Теперь в этом свечении он разобрал, что перед ним обнажённая женщина. И она столь прекрасна, что её нагота не смущает — так же, как полотна Рафаэля, к примеру. «Мадонна» взмахнула рукой, и кровь прекратила хлестать из ран Снегга. Тут же она бросила какой-то предмет — и он разбился на тысячи осколков, каждый из которых устремился к Волан-де-Морту. Аромат разлившейся жидкости поднялся вверх, образуя розовый туман. Нега сковала члены Гарри… Однако наступившие розовые сумерки, видимо, были приятны не всем. Зашуршало тело Нагайны — она покинула своего Хозяина. А тот, ощерившись стёклами, схватился за горло — так, будто его душили. Из глаз Т.Лорда лились кровавые слёзы. Прекрасная женщина отбросила свои рыжие кудри и… припала к устам Волан-де-Морта. Гарри не мог поверить своим глазам! Мало-помалу женщина стала утрачивать божественное сияние. Она серела и даже как будто становилась меньше. Волосы из огненных превращались в седые. Слабея, она оторвалась от Прóклятого Лорда и проговорила:

— Прикончи его, Гарри.

Как только она отпустила де Морта, тот зарычал и нашёл в себе силы отпихнуть женщину от себя. Та упала навзничь. Лицо её было в страшных ожогах. Ожоги были повсюду. Они разъедали её тело, превращая его из произведения искусства в грязное месиво.

— А-аа! — с остервенением Гарри вырвал стрелу Афродиты из столба (он догадался, что именно она освободила его от цепей) и метнул её в голову Волан-де-Морта.

Он не видел, куда она вошла, потому что Т.Лорд стал вдруг стремительно оседать, превращаясь в лужу жидкой субстанции, сдобренной пеплом. В конце концов на месте тёмного мага осталось лишь… мокрое место. И тут же раздался рвущий душу крик боли, горя и отчаянья. Кричал Снегг. Каким-то чудом он дополз до Юлии и гладил её искалеченное лицо. В зал вбежал сначала Дамблдор. За ним Тонкс, Люпин, Грюм, Билл и Чарли Уизли… и много кого. Гарри закрыл глаза. Он не мог смотреть на друзей, которые, наверно, никогда не простят его. Дамблдор подошёл к Снеггу и оторвал его от тела жены. Затем взглянул на Будогорского и которко бросил:

— Живы все. Срочно пострадавших отправить в больницу «Святого Мунго»

После чего подошёл к Гарри. Тот ждал, что лицо Дамблдора посуровеет, и он скажет что-нибудь, что посрамит Гарри…

— Прости меня, мальчик мой. Я так виноват перед тобой, — и привлёк его к себе. — Клянусь, что впредь стану больше тебе доверять.

Глава 23. В больнице «Святого Мунго»

Прошёл месяц. Легче всего отделался Гарри. Телесных повреждений он не получил. То, что касается психического здоровья… Гарри ругал себя на все корки. «Остолоп, кретин, идиот, полное ничтожество! — какой, к чёртовой матери, из него мракоборец, если не замечает того, что творится у него под носом!» Особенно противно, что все носятся с ним, как курица с яйцом. Как же: «мальчик, который выжил», «избранный»! «Ежедневный пророк» по такому случаю напечатал его фото в цвете — хоть это было и не принято. Скитер постараль окружить Гарри ореолом мученика. В широких массах чествование Гарри являлось беспрецедентым: восторженные статьи, митинги, дебаты, посвящённые исключительно освободителю Поттеру… В узком кругу, правда, сожалели, что Поттер поспешил. В результате чего маленькая толика души Волан-де-Морта ещё жива — Нагайна и Хвост скрылись. Дамблдор, посмеиваясь, говорил, что народу необходимо наличие героя, дабы чувствовать себя защищённым. А Гарри оставалось лишь хамить и вести себя нахально (он всегда так поступал, когда испытывал вину). Когда Снегга с трудом оторвали от Юлии, а Люпин и Грюм подхватили бесчувенных Будогорского и Юлию, чтобы отправить в больницу «Святого Мунго», Дамблдор хотел последовать за ними. Но Гарри, вцепившись в рукав профессора, зашипел:

— Нет, Вы останетесь. Останетесь и объясните мне на этот раз ВСЁ!

Дамблдор, к его удивлению, не стал прекословить. Через минуту они беседовали, сидя в удобных креслах директора хогватской школы.

— Вот профессор МакГонагалл удивится, увидев Вас на своём месте, — попытался съязвить Гарри.

— Бог с тобой, Гарри! Конечно, Минерва уже давно всё знает.

— Отлично! — вскипел Гарри. — Выходит, я один в идиотском положении!

— Может, тебя успокоит, Гарри, — мягко заговорил Дамблдор, — но себя я считаю куда бóльшим идиотом… Старость эгоистична. Порой мы, старики, незаслуженно считаем себя мудрецами… Стоило мне чуть приоткрыть завесу — трагических событий сегодняшнего дня как не бывало…

И он рассказал всё. Действительно, ВСЁ.

— Двадцать шесть лет назад в Хогвартскую школу влились очень талантливые волшебники: Сириус Блэк, Римус Люпин, Джеймс Поттер, Лили Эванс, Северус Снегг.

Парочка последних прибыла вместе. Они соседствовали и дружили. С первых же дней у Северуса появился соперник… ты догадываешься, кто. Малыш Снегг никогда не был баловнем судьбы. Пожалуй, Лили — единственное живое существо, относившееся к нему с добротой. Не знаю, насколько это походило на любовь… с её стороны. Но для Северуса твоя мать была всем: олицетворением света, тепла, красоты. Все общечеловеческие ценности слились в ней… по-крайней мере, для мальчика Северуса Снегга… Джеймса это мало заботило. Он добивался Лили с настойчивостью одержимого. Причём стоило Северусу чуть-чуть отстраниться, Джеймс тут же терял к ней интерес… Поэтому Снегг-взрослый всё ещё мечтал, что когда-нибудь твой ветреный отец устанет от долговременности их отношений, и тогда, возможно… такой самообман помогал Северусу жить…

— Но как он тогда мог…

— … рассказать о пророчестве Волан-де-Морту? Видишь ли, во многом увлечение тёмными искусствами Северуса опять-таки связано с твоей матерью. Он искал научное обоснование любви. Именно поэтому, спустя годы, я поручил ему создание Любовного эликсира.

А Том Реддл в те годы был популярен (не один Снегг обманывался на его счёт)! Этакий борец за чистоту крови — многих это привлекало в нём. Кроме того образован, речист, с внешностью аристократа и безупречными манерами! Армия его поклонников росла благодаря ЛИЧНОМУ ОБАЯНИЮ Тёмного Лорда. Тебе покажется это невероятным, но факт остаётся фактом: Пожирателями смерти становились только из желания бять рядом с Волан-де-Мортом… Прозрение наступало. Но слишком поздно… Положение обязывало каждого члена … хм-хм… общества бывать на так наваемых приёмах, которые устраивал Тёмный Лорд. В этом и заключалась ловушка. Побывав там, мало-мальски порядочный человек лелеял надежду выбраться из этой трясины, но таковая возможность предоставлялась только тем, кто выполнял особые задания. Ты знаешь, как многие относятся к предсказаниям — в частности, к предсказаниям профессора Трелони. Поэтому, сболтнув о подслушанном разоворе, Северус и не помышлял, какие это будет иметь последствия. Он несказанно обрадовался, когда Т.Лод поставил в ранг «особо важного задания» дослушать пророчество до конца. Двадцатилетнего Снегга откомандировали в Хогвартс и я принял его на вакантную должность профессора зельеварения. Мне не нужно было докладывать, что «казачок-то засланный». Мой брат сказал мне, кем являлся тот человек в плаще с капюшоном, кому удалось услышать пророчество Сивиллы.

— Постойте, профессор, Вы сказали «Ваш брат»?

— Ты не знал? Мой родой брат Аберфорт — он же хозяин «Кабаньей головы». Но, Гарри, пойми: ни Северус, ни Аберфорт, ни я даже не догадывались, что предвиденье Трелони каким-то образом касается тебя. Как ты понимаешь, если б Северус Снегг знал, кому уготована судьба быть растерзанным Волан-де-Мортом, он был бы нем, как рыба.

— Как же вышло, что никто не сказал мне, из-за чего Снегг и мой отец ненавидели друг друга?

— О покойниках не говорят плохо: либо хорошо, либо ничего. Ты теперь понимаешь, твой отец не был образцом добродетели — скорее, жизнелюбивым язычником… Да и как тут судить? — В любви все средства хороши.

— Но почему Снегг так легко отступился?

— Ты можешь мне не поверить, но профессор Снегг — не слишком уверенный в себе человек… Хотя, почему же «отступился сразу»? Он ходил даже просить Джеймса оставить в покое Лили. Нельзя сказать, чтобы твой отец оценил этот поступок. Напротив, с тех пор компания Поттера окрестила Северуса Снегга «нюниусом».

Гарри вскочил.

— Мне противно всё это слышать!

— Ты же посил «ВСЁ». Так что изволь… Но мне бы не хотелось, чтобы у тебя вновь произошёл кувырок в сознании: чёрное стало белым, а белое — чёрным… С твоего позволения я продолжу. Итак, потеряв Лили, молодой профессор Снегг утрачивает интерес к жизни. Поддерживает его только жажда мщения. Поэтому я не сомневался в нём ни минуты. Никогда. Совместно с Северусом мы разработали план, который сработал безотказно. Чтобы тебе стало понятней, я вернусь в своём повествовании немного назад.

— Когда-то, — невозмутимо продолжал Дамблдор, — в Хогвартсе служил учитель, который даже не достиг двадцатилетнего возраста — самый молодой за всю историю Школы. Но юнец был так ретив, что сумел докопаться, почему «Победившие смерть» присвоили себе такое название. Ты понимаешь, о ком я говорю?

— О профессоре Будогорском.

— Да. Ростислав Апполинарьевич, конечно, осознавал, что дело, за которое он взялся, опасное. И защитил себя, войдя в сношения с олимпийскими богами (а хорош он в ту пору был не менее, чем олимпийские божества). Его красота — к которой неавнодушны на Олимпе — или что-то другое прельстили Ахиллеса, но герой Эллады поведал Ростиславу тайну состава, коим когда-то (когда тот был ребёнком) врачевала его мать — колдунья. Профессор Будогорский не рассказывал тебе, отчего Волан-де-Морт не убил его тогда? — и сам же ответил: — От того, что не смог. ТОГДА он не знал Ахиллова секрета Ростислава.

Гарри озадаченно покачал головой. «Значит, что я не единственный, кому удалось избежать смерти после „Авада Кедавра“?»

— Дело о крестражах не получило широкой огласки. Таково было условие Волан-де-Морта. И Будогорский на него пошёл, дабы не подвергать опасности жизнь своих близких… тех, кто остался жив. Ростислав прекращает расследование тайны бессмертия Тёмного Лорда, покидает Хогвартс и ведёт жизнь отшельника… Ты тронул очерствевшее сердце Русско-Английского Барина, — улыбнулся Дамблдор. — Он вернулся в Хогвартс благодаря тебе, Гарри.

— Так вот, — стараясь не упустить канву повествования, продолжил Дамблдор, — расследуя факты тёмной биографии Волан-де-Морта, я вспомнил, что Ростислав рассказывал мне как-то о жутком месте, где якобы хранилось зелье, действие которого может вызвать летаргический сон — не вполне обычный. Двадцать лет назад Ростислав предложил мне химико-физическую выкладку, и я внёс туда кое-какие поправки. Спустя годы, я обратился к Чаше воспоминаний и вышел на пещеру, где нам довелось побывать вдвоём с тобой, Гарри.

Дамблдор сделал едва заметный взмах — тут же на столе появился стакан с водой. Он отпил из него и, устроившись поудобнее, зажурчал.

— На момент воскрешения Т.Лорда Северусу необходимо было упрочить своё положение в свите Пожирателей смерти — многие ему не доверяли. А мне следовало поправить здоровье после неосторожного обращения с крестражем, помещённом в перстне Слизерина. Устроив мистификацию с моей смертью, мы убили сразу двух зайцев… По правде говоря, зайцев было больше. Этот шаг защитил Драко и его мать от мести Волан-де-Морта за промах Люциуса в Министерстве… Кстати, Северусу с большим трудом удалось убедить Т.Лорда оставить мальчика в покое — и то только потому, что вовремя отправили за границу… Впрочем, я опять отвлёкся. В день, когда мы отправились за крестражем, я велел накинуть тебе мантию-невидимку, а сам демонстративно прошёл через ворота Школы. Для того, чтобы все видели: меня в Хогвартсе нет… Ну, а уже после того что случилось, Северус действовал в одиночку.

— Один вопрос, сэр…

— Да, Гарри.

— Кикимер сказал мне, что Вы благославили брак между Добби и Винки… летом — то есть тогда, когда вас уже не было… не должно было быть… Я хочу спросить КАК? Как Вы это сделали?

Дамблдор погладил свою окладистую бороду.

— Видишь ли, Гарри, несмотря на то что план был тщательно продуман, определённые сложности, конечно, существовали. Например, что будет с моей бессмертной душой. Будет ли она так же неподвижна, как тело? К счастью, оказалось что нет. Я смог обратить свой дух в действие — и, заявляю без ложной скромности, — служил ангелом-хранителем для всех нуждающихся. В первую очередь, конечно, для Северуса Снегга — ведь он был ему необходим более других. Во-вторых, его жене, Юлии. Её нужно было подготовить к тому, что ей предстояло…

— Вы знали, какую роль она сыграет в уничтожении Волан-де-Морта?

— Ты переоцениваешь мои способности, Гарри. Никто не мог этого предвидеть. Я имел в виду другое. Северус должен был восстановить рецепт Любовного эликсира. Сдлать это можно только в состоянии влюблённости.

Гарри хлопнул себя по коленям и рассмеялся.

— Ну, конечно! А я-то думал, как такая красивая женщина сошлась со Снеггом!

— Ты о чём? Боюсь, ты меня не понял. Я лишь подсказал ей, как найти Северуса. Браки заключаются на небесах. Даже мне это неподвластно.

— Ага! — скептически хмыкнул Гарри. — Скажете, что не заметили, как ОНА похожа на мою мать?

— Не скажу. Более того, признаюсь, как только её увидел, сразу подумал о Северусе… Знаешь, дỳши тех, кто волей-неволей помещён в межпараллельное пространство (т.е. ни жив, ни мёртв), очень подвижны — в отличие от призраков, оживших мертвецов и просто людей. Целыми днями я разгуливал по местам, которые любил — при этом мне не надо было тратить время на сон и еду… прекрасное состояние! — (Гарри не смог удержаться, чтобы не фыркнуть: как это похоже на его учителя!)

А Дамблдор рассказывал дальше:

— И вот представь: в толпе туристов перед Букингемским дворцом я вижу одну из своих любимых студенток — Лили Эванс!.. Вернее, так мне показалось в первую минуту. С тех пор мне не терпелось познакомить Северуса с Юлией. К счастью, — Дамблдор лукаво посмотрел на Гарри, — она вскоре поругалась со своим спутником и сошла с поезда…неподалёку от того места, где жил Северус Снегг… Мне пришлось ненадолго материализоваться. Я был похож, скорее, на бесплотный дух… и только силой данного мне дара убеждения, я заставил поверить Юлию, что я — человек. Подсказав ей дорогу к жилищу Северуса, я был спокоен за судьбу этих двоих.

— Вы были уверены, что Снегг понравится ЕЙ? — признавая достоинства Снегга как волшебника, в голове Гарри всё же не укладывалось, что тот мог нравиться как мужчина.

— В тебе говорит предубеждение, Гарри, — пожурил его Дамблдор. — Многие женщины находят Северуса привлекательным: Нарцисса Малфой, к примеру, или Беллатрисса Лейстрендж…

У Гарри очки поползли на лоб.

— Не понимаю…

— Ты не обязан понимать женщин. Их психология отлична от нашей. Кроме того, Северус Снегг являлся когда-то Пожирателем смерти.

— Вы считаете, что это может прельщать женщин?

Дамблдор вздохнул.

— Не знаю, прилично ли это говорить тебе, мой мальчик… Скажи, ты что-нибудь слышал о сатанинских оргиях?

— Ну-у, вроде они приносят в жертву животных и даже людей, устраивают массовые… как это… в общем, безобразия. Так? — Гарри исподлобья глянул на директора.

— В общих чертах. Похожие «безобразия» устраивал и Тёмный Лорд… И Северус числился там не последним, — Дамблдор усмехнулся.

Гарри передёрнуло.

— Это гнусно.

— Согласен. Но не забывай, что действовали члены секты Пожирателей смерти под влиянием психотропных средств, которыми пичкал их Волан-де-Морт. Сам он был не слишком силён по этой части… Впрочем, это не обсуждается… Тем более, ценил мужскую силу в других. Отчасти поэтому юный Снегг пришёлся ему по вкусу.

— Не понимаю, зачем Вы мне это рассказываете, — поморщился Гарри.

— Я всего лишь отвечаю на твой вопрос. Юлия — зрелая женщина. А вопросы интимной сферы немаловажны в отношениях двух взрослых людей.

— Я спрашивал о Добби и Винки, — поспешил переменить тему Гарри; ему было бы неприятно обсуждать близкие отношения женщины, столь похожей на его мать, и Снегга (фу-у!).

— Что верно, то верно. У домашних эльфов своя магия. И где-то она сильнее, чем наша. Подчас они видят то, что сокрыто от волшебников. Однажды, наблюдая за работой домовиков на хогвартской кухне, я лишний раз в этом убедился. Благодарение Богу, эльфы немногословны, тайну своего хозяина они готовы унести в могилу (а меня, несмотря ни на что, они именно таковым и считают). Я помог Добби и Винки создать настоящую семью, поселив их в своём доме. Они живут там и по сей день. Даю слово, ты с ними повидаешься, когда я приглашу тебя в гости.

— Значит, Кикимер тоже Вас видел?

— Думаю, да.

 — Старый плут! Он будет работать в Хогвартсе до своего последнего вздоха! — сквозь зубы, пробормотал Гарри.

— Злопамятность — плохая черта, Гарри… Разве ты в этом не убедился?

— Ещё вопрос, сэр: Сириус подарил мне два зеркала. С их помощью мы могли общаться друг с другом. Правда, так и не вопользовались, — Гарри вновь ощутил горечь при воспоминании о крёстном. — Как-то раз я наткнулся на осколки своего зеркала. Мне показалось …

— Тебе не показалось. Ты видел меня. Мне хотелось убедиться, что у тебя всё в порядке.

— Столько подсказок! — схватился за голову Гарри. — А я ничего так и не понял! А тарелка? С золотым яблоком? Тоже Ваша работа?

— И да, и нет. Идея моя. В день нашего с тобой последнего путешествия я оставил её профессору Снеггу. Тот поставил её в Визжащей хижине. Мне надлежало внедриться в умы министерских работников и навязать им новые правила прохождения экзамена по трансгрессии. Оставалось лишь подтасовать карточки — с тем, чтобы тебе досталась нужная.

— Снегг… э-э профессор Снегг… он простит меня когда-либо? — боясь своего голоса, тихо спросил Гарри.

Дамблдор задумался.

— Заметь, Гарри, только такие цельные личности как Ростислав и Юлия смогли увидеть Северуса в его истинном свете. Если ты оценил наконец профессора Снегга по достоинству, надеюсь, и ты приблизился к планке цельности характера. По поводу твоего вопроса… что ж, надо пытаться. Но ты покусился на самое дорогое, что у него есть –любимую женщину. Так он считает. Во всяком случае, сейчас не самое удачное время для примирения.

Но Гарри уже закусил удила. Завтра он отправится в больницу просить прощения у Снегга… за всё.


Теперь Гарри знал, в чём смысл финта, который проделал Волан-де-Морт с Русско-Английским Барином, когда подвешивал его вниз головой. Требовалось, чтобы Нагайна имела возможность ужалить Будогорского в единственное уязвимое место на его теле. Ростислав Апполинарьевич — человек исключительных магических способностей, здоровья и выносливости. Он смог затормозить продвижение отравы по своему организму. Змеиный яд не распространился, а застрял где-то на уровне лодыжки. Ногу до этого места пришлось ампутировать. Никакие ухищрения лекарей «Святого Мунго» не помогли.

— Видимо, у Боженьки на меня свои виды, — смеясь, говорил Будогорский. — Во что бы то ни стало, Создатель хочет превратить меня в праведного человека. И где-то он прав: в любовных утехах я уже не буду столь ловок. Придётся остепениться. Собственно, у меня есть на примете одна тётенька…

При этом Будогорский заметно погрустнел. Гарри знал женщину, о которой говорил профессор. Она приходила в больницу каждый день и сидела сначала с Юлией (недолго), а потом, до вечера, с Барином. Катя — та самая тётка, нянчившая детей Снегга. «Как её может любить Будогорский?» — ломал голову Гарри. Да, она надёжна, как добротно срубленная изба… Но и только.

— Ты не понимаешь, — говорил неунывающий Будогорский. — Катерина — мой оплот: честная, верная, безыскусная. Что ещё нужно человеку, который мечтает о крепкой семье? Вот сделаю себе железную пяту и буду — о-го-го!.. Но ты ведь пришёл сегодня не ко мне… то есть не ТОЛЬКО ко мне, так?

Глаза Барина, как всегда, излучали тепло и доброту. Гарри вспомнил, как обычно на него смотрел Снегг — холодно, неприязненно — и поёжился.

— Боишься идти к нему? — спросил Будогорский.

— Да, — сознался Гарри.

— И правильно делаешь, — не стал утешать его Барин. — У Северуса характер и так не сахар… А в связи с последними событиями… от него тут весь персонал стонет. Я бы сто раз подумал, стоит ли лезть на рожон. Может, повременишь со своими благими намерениями? Они зачастную ведут нас… сам знаешь куда.

«Может, этого-то мне и не хватает, — злясь на самого себя, подумал Гарри, — хорошей трёпки от Снегга! А то все нянчатся со мной: уси-пуси!» Гарри угнетал тот факт, что никто его не обвинял. Напротив, все как будто чувствовали свою вину перед ним: Дамблдор — за то, что держал в неведеньи, Люпин — за историю с любовным треугольником Джеймс Поттер — Лили — Снегг, Грюм — за бремя, возложенное на школяра. Но Гарри не искал для себя оправданий. Исполненный вины, он пошёл-таки в палату, где неотлучно подле жены находился Снегг. Подойдя к двери, он уже не был так уверен в том, что ему следует повидаться со Снеггом сегодня. «Тебя предупредили. Дважды. Что было, когда ты не слушал то, что тебе говорили? Ну-ка, вспомни…»

Резко развернувшись, он пошёл прочь. Чем больше Гарри удалялся от злополучных дверей, тем легче ему становилось. И тем быстрее у него становился шаг.

«Я вернусь. Позже», — пообещал он самому себе.

С тех пор, как «Ежедневный пророк» напечатал опровержение публикаций, вовсю чернивших Снегга, каждый причастный (и непричастный) к этим событиям гражданин считал своим долгом нанести визит вежливости Северусу. Эти визиты были скоротечны. На повторные решались только самые близкие: Дамблдор, Будогорский и Катерина. Их Снегг молча игнорировал. Если же кто-нибудь другой пытался выразить ему соболезнования или проявить участие, тут уж — мама не горюй! — Северус Снегг расправлялся с непрошенными гостями быстро. Люпин одним посылом палочки был отправлен в морг (не в качестве покойника, но всё же…), Грюм — спущен с лестницы, а о Скиттер взбесившийся Северус чуть не изломал табурет.

Хуже всего приходилось медсёстрам. Те были вынуждены мириться с причудами Снегга круглосуточно. Когда кто-то из персонала робко заикнулся об установленном для посетителей времени посещений, Северус пришёл в такую ярость, что чуть не придушил несчастного. К счастью, вовремя приковылял Будогорский (который к этому времени довольно ловко управлялся с костылями). С тех пор Снегга оставили в покое. Он не ел, не пил, не спал, дни и ночи просиживая в больнице. Он словно впал в кому. Северус чувствовал в своём сердце дырку, через которую утекает его кровь, постепенно наполняя грудь обжигающей, как кипяток, жидкостью. Было больно и трудно говорить, двигаться, даже дышать. Как в анабиозе он прожил месяц.

Детей отправили к бабушке. В Россию препровожала их Катерина. Они свалились к ничего не подозревающим Гончаровым как снег на голову. Катя позвонила родителям Юлии из Пулково и сказала «Мы едем».

— Что? — не расслышала баба Люся. — Кто говорит? Где вы?

Но Катерина успела повесить трубку. Когда, спустя час, они с детьмя появились в доме на Счастливой улице, в квартире их, не считая Людмилы Семёновны и Валентина Ефимовича, встречали Юлин брат, сын с невестой и лучшая Юлина подруга Лена Васильева.

— Где же Юлия? — спросил Валентин Ефимович (папа). — Мы думали, она сама приедет на свой день рожденья.

— Да, действительно… сегодня ведь её день рождения, — Катя растерялась не меньше Юлькиных родственников. — Простите, я так хочу в туалет… не могла оставить детей ни на минуту… терплю с самого Лондона.

Первой пришла в себя Юлина мать.

— Давайте, — распорядиолась она, принимая из рук Кати Асю и Гошу. И тут же умилилась: — Боже! Какие хорошенькие!

Близнецы, почуяв незнакомые руки, открыли глазки и молча взирали на бабушку, которую не видели чуть ли не со дня своего рождения.

— Смотри-ка, не плачут, — оценил молчание малюток Юрий.

— А ты считал, что все младенцы плачут сутки напролёт? — насупилась Маша, его невеста.

— Я не знаю. Ты лучше у Боба спроси. Он большой специалист по этой части, — этим Юрик хотел уязвить своего дядюшку — тридцатилетнего холостяка. За Борисом (иначе БОБОМ) прочно закрепилось прозвище «девственник» — нетрудно было догадаться, кто ему его дал.

Бабушка Люся тем временем хлопотала над внучатами. Она усадила их в подушки и проверяла подгузники.

— О! А я думала, что это девочка. Оказывается, наоборот, — удивилась Ленка.

Все норовили потискать Юлькиных ребятишек. Аська по своей привычке схватила бабкины серёжки с крупными камнями, пятаясь сорвать их с ушей.

— Шустрая, — похвалила девочку Людмила Семёновна, отцепляя маленькие цепкие пальчики.

— Да, она такая. Не в пример брату. Тот тихоня, — Катерина присела на край постели, вытирая потное лицо ладонью.

— Катюша, милая, объясните наконец, что это значит? В последнем письме Юля ни словом не обмолвилась, что в скором времени приедет на родину… А потом эти разговоры по телефону… довольно странные — будто и не с дочерью говорю, а с кем-то, у кого по чистой случайности её голос… и где она сама, в конце концов?

Катерина смущённо молчала. Она знала, что «всё это значит». Действительно, она говорила не с дочерью. Вот уже месяц с Людмилой Семёновной общался Будолгорский, искусно меняющий голос. Неудивительно, что сердце матери почуяло подвох. Врать Катя не любила и не умела. Поэтому сочла за благо переменить тему.

— Я так устала с дороги… Могу я принять душ?

На неё уставились, как будто она произнесла нечто неприличное.

— Э-э. Конечно. Хорошо. Сейчас дам Вам полотенце, — пришла в себя Людмила Сесёновна. — Скажите, а ваш багаж? Я гляжу, вы налегке.

Напряжение нарастало. Катька поспешила укрыться за дверью ванной. Раздеваясь, она тревожно прислушивалась к тому, о чём говорят Юлины родные. Ничего нельзя разобрать: бу-бу-бу… бла-бла-бла. Вздохнув, она стала репетировать то, что должна была сказать: «Юлия и Северус поехали в свадебное путешествие. Я выхожу замуж. Поэтому дети временно поживут у вас… то есть молодожёны приняли решение поместить… нет, поселить детей у вас… Чёрт-те что! Дальше-то как будем выпутываться?! Если Юля не придёт в себя…»

Катерина торопливо перекрестилась, молясь, чтобы Юлька быстрее пошла на поправку.

Когда всякий лимит времени, отпущенный на помывку, вышел, Катерина выглянула из ванной комнаты. Её встретили шесть пар недобожелательных глаз. Выбрав себе самый индифферентный объект (двойняшек) Катя начала вдохновенно врать.

— Юлия и Северус поехали в свадебное путешествие. Я выхожу замуж. Поэтому меня попросили оставить детей у вас… на некоторое время. Северус передал мне деньги. Вы можете нанять другую няню…

— Значит, СЕВЕРУС, — глаза Юлиной матери полыхали ненавистью. — Хотела бы я посмотреть в бесстыжие глаза этого афериста!

— Но почему же «афериста»? — слабо отбивалась от её нападок Катя.

— Да потому! — пророкотала Людмила Семёновна. — Он дал наш телефон всем сущетсвующим детским домам Ленинграда и Ленинградской области, и теперь нам беспрестанно трезвонят директора этих детдомов — такие же аферюги. Он что, промышляет тем, что распродаёт детишек на органы?

— Бог с Вами, — ужаснулась Катерина. — Что Вы такое говорите! Северус — порядочный человек. Он просто собирается открыть школу для обездоленных детей.

— Да?! — усомнилась баба Люся. — Мне так не показалось. Может, Вы привезли моих внуков, чтобы уберечь их от этого чудовища?

— Нет! — Катя заломила руки. — Вы неправильно поняли!

— ГДЕ МОЯ ДОЧЬ?

Людмила Семёновна подступила к Кате с явным намерением её потрясти. Катерина, не терпевшая никакого насилия, сдалась.

— Хорошо. Я всё расскажу. Юля заболела. Северус — как и подобает мужу — ухаживает за ней. Им некогда заниматься детьми.

— Вот значит в какое «свадебное путешествие» они отправились! — зарыдала Людмила Семёновна. — Я как чувствовала, когда отпускала Юлечку с НИМ… добром это не кончится… Вы тоже хороши: оставили подругу в минуту опасности… бежите, как крыса с тонущего корабля…

— Люся! — вмешался Валентин Ефимович. — Надо же разобраться!

— Поздно разбираться! Надо ехать и спасать ребёнка! — в Юлиной матери проснулась жажда действий.

— Но в этом нет смысла! — пыталась образумить неуёмную Северусову тёщу Катерина. — Вы всё равно ничем не сможете помочь сейчас своей дочери!

— А-а! — заголосила Людмила Семёновна, не способная воспринимать всю последующую информацию после слов «ничем не сможете помочь».

— Господи! Да жива она, жива! — рассердилась Катерина. — Почему Вы всё так превратно понимаете?

— Вот я поеду и посмотрю, насколько превратно я всё понимаю! — неожиданно ледяным тоном произнесла Юлина мама.

— Спорить бесполезно, — вполголоса сказал «Девственник» — Боб.

Было принято соломоново решение: двойняшки остаются на попечение мужчин (деда, брата и дядюшки), курировать ситуацию будет Ленка. А бабушка Люся с Катериной поедут в Британию.

Как только уладились формальности, Катя с Людмилой Семёновной отправились в Объединённое Королевство Великобритании и Северной Ирландии. Рейс попался не самый удачный — с двумя пересадками. Когда их самолёт наконец приземлился в Хитроу, Юлия в больнице «Святого Мунго» открыла глаза. Она шевельнула губами, но не смогла произнести то, что хотела. Северус встрепенулся — может, просто показалось? Все сомнения отпали, когда из уголка Юлиного глаза выкатилась слезинка. Чёрно-белый мир вновь засиял красками. Он взял туго забинтованные руки жены и поднёс к губам. «Спасибо тебе, господи, — шептал Северус. — Спасибо!» Лицо у него при этом сморщилось — он с трудом сдерживал слёзы. Он вдруг вскочил.

— Сейчас, родная, сейчас. Я быстро!

Ему не терпелось поделиться радостью с Ростиславом.

К нему тут же вернулись ощущения. Во-первых, было такое чувство, что от него смердит. Когда он последний раз мылся или хотя бы менял носки?.. Он не помнил.

На полпути к Славкиной палате Северус обратил внимание, что на него смотрят… как-то странно. Он списал это на «ароматы», исходящие от него. «Теперь, когда Юля пришла в себя, надо бы привести себя в порядок. Ей будет неприятно видеть меня неопрятным». Насколько неприятно было видеть его таким всем прочим в течение прошедшего месяца, его мало волновало.

— Слав! — окликнул приятеля Северус, войдя в палату. — Ты где?

— Ба! — раздался голос Будогорского из туалета (оттуда явно несло табачным дымком). — Кто это к нам пришёл?! Севка! Никак ты вышел из комы?

Барин наполовину высунулся из туалета.

— Из комы вышла Юлия!

Дверь с грохотом распахнулась на все сто. На лице Будогорского отразилась целая гамма чувств: недоверие, изумление, оторопь, волнение и радость.

— Слава Богу! — на ходу застёгивая брюки, Ростислав прыгал на одной ноге в поисках костылей.

Северус не стал дожидаться, пока тот отыщет свою опору, взвалил его к себе на плечи и поволок по коридору.

— Фу! — Будогорский театрально обмахнулся ладошкой. — Не хочу сказать ничего дурного, но запашок от тебя, мой друг, как от козла — не побоюсь этого слова. Не потому ли Юля так долго не могла прийти в себя?

— Заткнись, — беззлобно цыкнул на него Снегг.

Когда он дотащил Будогорского до палаты жены, у постели Юлии, пользуясь его отсутствием собрался целый консилиум. Завидев Северуса, многие тут же испарились. Сбросив своего товарища как куль с мукой на соседнюю пустующую койку, Снегг враждебно уставился в лица целителей. Казалось, на них он наложил заклятие оцепенения.

— Да, приятель, нагнал ты на них страха! — хмыкнул Будогорский.

В этот момент подошёл Гарри. Он стал невольным свидетелем этой немой сцены и последовавшими за ней событиями.

— Кхе-кхе, — откашлялся главный целитель. — Кризис миновал. Теперь, без сомнения, она пойдёт на поправку. Но Вы должны знать… Говорят, Ваша жена была красивой женщиной. Так вот. Такой ей уже не быть. Никогда. Но в основном она сможет привычный образ жизни.

Снегг в ярости схватил его за грудки.

— Что ты сказал, мерзкий ты ублюдок? Как она сможет вести «привычный образ жизни» — изъязвленная и гниющая?

— Процесс удалось затормозить, — пытался вырваться несчастный.

Не внимая голосу разума, Северус набросился на лекаришку и стал его душить. Консилиум как ветром сдуло. Неизвестно, чем бы это всё кончилось, если бы Гарри и Будогорский не оторвали Снегга от полузадохшегося доктора.

— Сумасшедший! Хулиган! — лекарь подобрал свою шапочку и бросился наутёк.

Северус всё ещё сжимал кулаки. Взгляд его остановился на Гарри.

— А-а! — лицо его побелело. — Гарри несравненный! Пришёл полюбоваться на деяния рук своих? Теперь ты доволен? Закончил дело, которое так славно начал твой отец?

С каждым вопросом — хотя, казалось, это было невозможно — он белел всё больше.

— Северус, — Будогорский взял его за руку. — Ты доведёшь себя до приступа. Успокойся!

Снегг стряхнул его, как букашку.

— Не трогай меня! Все носились с Поттером, как дураки с писаной торбой… и вот она благодарность! Смотри! Радуйся! — он подтащил Гарри к койке жены и ткнул его в намокшие от крови и гноя бинты Юлии. Затем задрал штанину Будогорского, под которой торчала култышка ампутированной ноги. — Полюбуйся! Что-то ещё?

— Нет, сэр, нет… — лепетал Гарри. — Наоборот, я хотел…

— Что ты хотел, Поттер? Что-о? — взревел он. — Ты отомстил сполна. Тебе уже нечего тут делать. Твои амбиции должны быть удовлетворены.

Он рухнул на стул рядом и уронил лицо в ладони.

— Пусть он уйдёт, — слабым голосом попросил Будогорского Снегг.

— Я тебя предупреждал, — тихо сказал Барин Гарри, опираясь на его плечи.

Но выйти они не успели. В дверях возникла полная женщина. Её сопровождала Катерина, которая глазами делала какие-то знаки Будогорскому.

— Задержись, — шепнул Барин Гарри. — По-моему, сейчас нашему грозному профессору будет задана взбучка.

— А-а, — зловеще прогудела толстуха. — Я гляжу, вся тёпленькая компания в сборе!

Северус отнял ладони от лица. У него появилось невиданное доселе выражение нашкодившего ученика. Снегг поднялся, безвольно опустив руки вдоль туловища. Гарри изумился, наблюдая столь чудесное превращение: ещё минуту назад Снегг способен был внушить ужас, сейчас — только жалость.

— Людмила Семёновна? — Северус криво улыбнулся. — Что Вы тут делаете?

— У-у? — грозно набычившись, тёща пошла на Снегга, с трудом переставляя артритные ноги.

Он всё больше съёживался под её неумолимым взглядом.

— Ну, вот и свиделись! — Людмила Семёновна, напротив, всё более разрасталась в размерах (или это только казалось Гарри — ибо он впервые видел человека, который смог напугать самого Снегга).

Женщина обошла Снегга, повесившего голову… Она будто прикидывала, откуда его лучше начать есть.

— Зятёк дорогой! — как можно было в это простое словосочетание влить столько сарказма, яда и иронии — непостижимо! — впору поучиться голливудским кинозвёздам. — Ну, вот и свиделись.

«Нет, это бесподобно! Каждая её интонация — просто перл. Жаль, что у меня нет с собой диктофона», — помечтал Гарри, по-прежнему жавшийся к дверям. Уйти он был не в силах. Этот день был бы праздником для папарацци — жаль, что Скиттер находилась на другом объекте. Потом это обсуждали долго. Как говорится, «история стала легендой, а легенда — мифом». В действительности всё выглядело так.

— Знаешь, — обратилась Людмила Семёновна к зятю, уронив своё массивное тело на стул, ножки которого тут же подогнулись, — от первых двух мужей своей дочери я тоже была не в восторге. Но ты… (она нацелила пухлый палец в лоб незадачливого зятя)… ты… ТЫ что себе позволяешь?!!

Северус промямлил что-то вроде «быр-быр-быр».

— ТЫ увёз мою дочь и моих внуков, чтобы тут издеваться над ними?

— Нет, мэм, — пробормотал Снегг и рискнул поднять на «маменьку» глаза.

— Ка-ак? У тебя хватает наглости смотреть мне в глаза? — заревела Людмила Семёновна. — Ну, что ж, смотри, смотри… да только узоров-то на мне нет!

Тут она обратила внимание на неподвижо лежащую в постели забинтованную фигуру.

— Ты хочешь сказать, что эта мумия и есть моя дочь?

С этими словами — совсем неожиданно для дамы её комплекции — Людмила Семёновна проворно выхватила из-под головы соседки по больничной койке подушку и остервенением стала бить ею слабо защищавшегося Снегга до тех пор, пока наволочка не порвалась, и он не оказался весь в пуху. При этом продолжала сыпать афоризмами:

— Ах ты, зараза иностранная! Что качаешься, как ветошь на пару? Зенки твои бесстыжие! Я тебе покажу! — бросив, ставшую бесполезной, пустую наволочку, неистовая тёща подскочила к Северусу и вцепилась ему в щёки.

Послышались сдавленные всхлипы — все разом обернулись к кровати Юлии. Она смеялась. Из глаз её лились слёзы. Через неделю Юлия могла сидеть в подушках и есть жидкую пищу. Бинты частично сняли. Раны, оставленные поцелуем Волан-де-Морта, выглядели устрашающе. Но она, как Будогорский, не теряла присутствия духа. Её мать и её муж успели помириться и даже подружиться. Волшебные «штучки» зятя её восхищали, но Людмила Семёновна просила не злоупотреблять ими в её присутствии. На предложение Будогорского попробовать что-нибудь эдакое самой она, смеясь, отвечала: «В моём-то возрасте? Помилуй!» Для «знатной дамы» (так Юлину мать величали в больнице) оборудовали комнату и она быстро вошла в контакт со всеми служащими «Святого Мунго». А её присутствие благотворно влияло на самых тяжелобольных. Юлия ещё плохо говорила. Она предпочитала молчать и слушать. Единственное, о чём она просила, так это чтобы её не беспокоили журналисты. И это правило свято блюли близкие: Северус, мать, Катерина, Будогорский. Один раз приходил Альбус. После приватного разговора наедине Снегг, сгорая от любопытства, поймал Дамблдора с целью вызнать, о чём они беседовали.

Дамблдор, загадочно посмотев на Северуса, сказал:

— Семья Гончаровых примирила Вас с маглами, Северус? Видите, простые люди любят волшебников и даже восхищаются ими. Недаром же простецами написано столько сказок, где ДОБРО неизменно торжествует над ЗЛОМ?

Северус, изучая носы своих ботинок, в это время думал: «Нет ли у Дамблдора русских корней? Откуда эта приверженность к пышным фразам?» Гарри больше к Снеггам не совался.

— Когда-нибудь вы простите друг друга, — пообещал ему Будогорский.

— А Вы… простили меня?

— Ты не виноват. Мы хотели от тебя взрослого поступка, а держались с тобой, как с ребёнком.

— Зачем ОНА, — Гарри не мог заставить себя произнести имя жены Снегга, — сделала это?

— Юлия сделала то, что подсказывало ей её сердце. Слабость… любовная истома, которую на миг ощутил Волан-де-Морт, стала в конечном итоге для него гибельной. Он потерял ориентациию. Заблудился, как ребёнок, не знающий ласки. Был ослеплён, опьянён и обессилен одновременно. Юлия ведь разбила пузырёк с Любовным эликсиром. А его хватило бы, чтобы поразить целую дивизию, — Будогорский мечтательно улыбнулся. — Знаешь, Гарри, я принял решение вернуться на историческую Родину.

— В Россию? — упавшим голосом уточнил Гарри.

— В неё, голубушку.

— Что Вы будете там делать? — скучным голосом спросил Гарри.

— Работать. Я ведь врач по первому образованию… Растить детей… если повезёт.

— А как же волшебство? Как же Ваши ученики?.. Как же Я? Неужели Вы ни капельки к нам не привязались?

Гарри — как это не стыдно — хотелось заплакать. Даже зареветь. В голос.

— Ну, что ты, — Будогорский привлёк его к себе. — Боюсь, что я привязался даже слишком: к Хогвартсу, к тебе и твоей честной компании… Слышал когда-нибудь, что у кошки девять жизней? У человека столько же — если не больше. Каждая веха — новая жизнь. Так что пора мненачинать новую жизнь.

— Вы всё-таки женитесь?

— Мы уже поженились, — Барин продемонстрировал золотой ободок на безымянном пальце.

— Когда вы успели? — ахнул Гарри.

— Дурное дело не хитрое, — усмехнулся Будогорский. — Шучу.

— Я знаю, что всё это значит! — озарило вдруг Гарри. — Вы любите жену Снегга. И бежите отсюда по этой причине. И готовы бросить из-за этого…

— Тихо-тихо-тихо… — поспешил утихомирить его Ростислав Апполинарьевич. — Вот ты и научился читать в сердце, как в открытой книге.

— Для этого не надо быть чародеем.

— Думаешь, Северус тоже может о чём-нибудь догадываться? — Барин подозрительно посмотрел на Гарри.

— Я не знаю.

— Значит, надо быстрее сматываться, — и он откинулся на подушки.

— Я увожу Юлю с собой, — безапелляционнм тоном заявила Людмила Семёновна Северусу.

— Но…

— Что «но»? — брови тёщи сошлись на переносице.

— Северус, — Юлия погладила мужа по руке, — так будет лучше. Дома я быстрее оклемаюсь.

— Разве тут не твой дом?

— Чужая сторона и без ветра сушит, — едва слышно прошелестела Юлия.

— Что верно, то верно: родная сторона — мать, чужая — мачеха.

Это приковылял Будогорский. Он галантно поцеловал Юлькиной матери руку и увёл её от назревающей ссоры. В последнее время то и дело между супругами возникало, мягко говоря, недопонимание. Будто тот поцелуй установил меж ними стену. Снегг — так же как и Гарри — не понимал, зачем это нужно было делать, а Юля не могла объяснить. Импульс… Тогда это казалось единственно правильным, теперь — глупым. В итоге они признали, что расстаться на время будет им на пользу. Хоть и он, и она ссылались на благотворное влияние Родины на ход лечения Юли. Через несколько дней Будогорский с Катериной и Людимила Семёновна с Юлией прощались в Хитроу с Северусом. Их пришли проводить многие, но присутствие Снегга — как сторожевого пса — пугȧло. Они предпочитали наблюдать сцену прощания издалека. Юлия сидела в инвалидном кресле. Лицо Снегга, по обыкновению, оставалось непроницаемым. Лишь когда мать Юли покатила коляску с дочерью к самолёту, хогвартцы рискнули подойти к Будогорскому. Было заметно, как Катерине приятно, что её обожаемый муж столь любим всеми. На её некрасивое лицо, казалось, падал отблеск красоты её супруга. В свете последних событий что-то мученическое появилось в благородных чертах Ростислава, от чего он стал схож с Иисусом (каковым его изображают в библейских сюжетах). Северус промаршировал мимо своих экс-учеников, не обменявшись ни единым словом приветствия.

— Эй, упрямец! — крикнул ему вдогонку Будогорский. — Миргородский ждёт тебя! Как только уладишь с ним все дела, телепортируй. Мы встретим тебя в Пулково!

Нечто человеческое шевельнулось в лице Снегга, когда он обернулся к другу. Но, видя, как все взоры обратились к нему, ссутулился и зашагал прочь.

Гарри Поттер для взрослых

или

КАК ОНО БЫЛО.

Сказка

СОДЕРЖАНИЕ.

Предисловие

Часть первая. ДО…

Глава 1. Последнее прибежище

Глава 2. Аттестация по трансгрессии

Глава 3. Эликсир любви

Глава 4. Р.А.Б.

Глава 5. В тридевятом царстве

Глава 6. Перемены в Хогвартсе

Глава 7. Санкт — Петербург

Глава 8. Чуть белоглазая

Глава 9. Новые союзники

Глава 10. Чаша Пуффендуй

Глава 11. Who is your angel?

Глава 12. Доспехи Бога

Глава 13. Ящик Пандоры

Глава 14. Звезда Сиона

Глава 15. Волшебный кворум

Глава 16. Большой Тёмный совет

Глава 17. В сердце Африки

Глава 18. Восток — дело тонкое

Глава 19. На карнавале

Глава 20. Атлантида

Глава 21. Плутония

Глава 22. Развязка

Глава 23. В больнице «Святого Мунго»

Предисловие.

Гарри отложил последнюю книгу Джинни Уизли о юном волшебнике, победившем вселенское зло, и задумался. Сколько же лет прошло с тех пор? … Его внуки зачитываются романами мисс Уизли и не подозревают, что сие сказание не что иное как повесть о похождениях их деда… изрядно перевранная.

— Ты жесток в своих суждениях, — раздался голос жены. Она только что вошла в комнату.

— Привет, — Гарри поймал руку любимой женщины и прижал к щеке. — Давно приехала? Я не слышал, как ты открывала дверь.

— Я её и не открывала. Решила застать тебя врасплох, — улыбнулась та. — И, похоже, мне это удалось.

Анастасия взглянула на обложку только что изданной книжки.

— И как тебе? — она кивнула в сторону бестселлера.

— С литературной точки зрения весьма занимательно, но справедливости ради стоит заметить…

— Бог мой! Не собираешься же ты оспоривать написанное! Хотя бы в память о Джин! В конце концов, это литературное произведение, а не документальный опус!

— Так-то оно так, — кисло согласился Гарри. — Однако мне не даёт покоя…

— Вот и отлично! — не дослушав мужа, Анастасия стала облачаться в униформу домашней хозяйки. — Напиши что-нибудь встречное. Мне всегда казалось, что тебе пора взяться за мемуары.

Напевая, она подбирала разбросанные вещи, а Гарри не уставал любоваться ею. Анастасия не была той редкой красавицей, какой, без сомнения, являлась её мать. Строго говоря, Настя не отличалась особой женственностью: крупные черты лица, резкие суждения. Но все без исключения знакомые — Гарри был в этом уверен — завидовали его удачной женитьбе. Неистощимое жизнелюбие, энергия, бьющая ключом, открытость и необыкновенная доброта — вот, что привлекало в этой удивительной женщине. В этом году ей исполнилось шестьдесят — а разве скажешь? В любом смысле она могла бы дать фору и тридцатилетней. Сейчас Анастасия Поттер — крупнейший учёный. У неё сотни последователей. Она без устали мотается по Земле, проводя научные конференции и продолжая свои изыскания. В то время как сам он — всего лишь скромный директор школы.

— Да, «директор»! — с гордостью повторила миссис Поттер (ей не требовалась вербализация мыслей мужа). — Но какой?! Слушай, по-моему, тебе и правда следует взяться за перо и поведать миру, КАК оно было. Что скажешь?

— Не уверен, что мне подвластно художественное слово. Выйдет слишком коряво, чтобы кто-нибудь взял за труд прочесть мою писанину.

— Ну, а я на что? — Анастасия, всё ещё с ворохом одежды в руках, присела к мужу на край кресла. — Ум хорошо, а два лучше. Отредактирую шероховатости на «раз — два».

— Действительно, что я теряю? — приободрился Гарри. — А то прямо с души воротит, читая ЭТО.

— Не стоит осуждать брошенную женщину. Так она сублимировала несостоявшуюся жизнь… Мисс Уизли поступила благородно: вместо того, чтобы чернить тебя, она сделала из тебя героя. Для женщины это, знаешь ли, подвиг.

— Мне так кажется, подвиг — то, что ты говоришь о ней в таком тоне. Ведь Джинни ни словом не обмолвилась о роли твоей матери во всей этой истории.

— Это объяснимо, — спокойно отреагировала Анастасия. — Мама послужила причиной вашего разрыва. Косвенной, конечно. Но Джинни так не считала… Держи!

Анастасия вручила мужу стопку бумаги и ручку.

— Ты ведь предпочтёшь писать от руки, не так ли? С компьютером у вас по-прежнему сложные отношения. И вот ещё что: мы напишем воспоминания в соавторстве: ты будешь писать от своего лица, а я — от лица матери.

— Отца привлечь не желаешь? — усмехнулся Дэни.

— Не ёрничай! — одёрнула его Анастасия. — Из папы беллетрист, как… сам знаешь из чего что. К тому же он до сих пор не может смириться со смертью мамы. Ему будет нелегко вспоминать былое.

— Да-а? — деланно удивился Гарри. — А я думал, почётный член Всемирной лиги чародейства всё же смирился со своей незавидной долей…

Он, конечно, намекал на недавнюю женитьбу тестя (это на пороге-то столетия!). Анастасия укоризненно взглянула на мужа, поднялась с кресла и бодро зашагала на кухню. Гарри пододвинул к себе бумажную кипу и, не откладывая дела в долгий ящик, начертал на первом листе: КАК ОНО БЫЛО. Глава первая: Последнее прибежище.

Часть 1-я. ДО…

Глава 1. Последнее прибежище.

Худощавый черноволосый мужчина сидел за грубо оструганным столом, сплошь заставленным пустыми бутылками из-под спиртного различной степени крепости. Он развлекался тем, что гонял между ними с помощью небольшой палочки довольно упитанного крысёнка, который припадал на одну лапу и жалобно попискивал. Пронзительно чёрные глаза мужчины недобро поблёскивали. И было непонятно: то ли он садист, получающий удовольствие от мучений зверька, то ли алкоголик, допившийся до чёртиков. Однако на алкоголика он похож не был: движения его холёных рук оставались выверенно точными, а глаза — мрачно трезвыми. Наконец это занятие ему надоело. Он ухватил одной рукой крысу за хвост, а другой взмахом палочки распахнул дверь. Не вставая, он бросил несчастного грызуна в дверной проём. Сам же встал и неверным шагом подошёл к пылающему камину. Сцепив руки на затылке, он откинул голову и застонал. Стон этот скорее напоминал рык раненого зверя. Мужчина был никем иным, как Северусом Снеггом. А крыса, столь безжалостно выкинутая им, Хвостом. Вот уже месяц как Снегг торчал в своём убогом домишке в Паучьем тупике и ждал указаний сверху. Казалось, все о нём забыли. После шумных поздравлений в день смерти Дамблдора ему было велено ждать дальнейших распоряжений на свой счёт. А в качестве верного слуги (по совместительству — соглядатая) к нему приставили Петтигрю. С грохотом Снегг отодвинул стул (под стать уроду-столу) и грузно шлёпнулся на него лицом к огню. Языки пламени высвечивали его крупные черты, наделяя их дьявольским сиянием. В дверь тихонько постучали. «Ну, сейчас я ему устрою», — нахмурился Снегг, думая, что вернулся Петтигрю. Но на пороге возникла фигура то ли женщины, то ли девушки, то ли вовсе подростка. Она была одета в нелепо кричащие тряпки. Ядовито зелёные штанцы сидели на ней точно это была её вторая кожа, грудь едва прикрывал топик, состроченный из тысячи разноцветных лоскутов.

— May I come in? — довольно заносчиво спросила она.

Снегг молча взирал на это чудо… в тряпках.

— Боже! Вот несчастье-то! — закатила она глаза. — Бедняга наверняка глуховат.

— May I come in? — повторила она громче.

— Что Вам угодно? — холодно осведомился Снегг.

— Мне «угодно» снять у Вас комнату, конечно. Что же ещё? — удивилась та.

— Комнату? У меня? С какой стати?

— С той самой, что Вы, если не ошибаюсь, хозяин… хм-хм… гостиницы.

Странная гостья нахально прошествовала к столу и уселась напротив, не сводя с него золотисто-карих глаз.

— Объяснитесь, что всё это значит? Кто Вы? Какого лешего Вам здесь надо? — изумлению его не было предела. Казалось, появись тут Волан-де-Морт, он был бы и то меньше растерян.

— Удивительный приём! — пожала плечами незнакомка.

Но, тем не менее, завела рассказ. По её словам выходило, что она русская туристка, рассорившаяся со своим приятелем. Спрыгнув с поезда, она очутилась в незнакомой местности. И тут какой-то старичок с длинной бородой, в очках с половинчатыми стёклами и в остроконечной шляпе направил её сюда, подробно описав дорогу…

— Никогда не слышал более идиотской истории, — перебил её Снегг. Но тут у него ёкнуло под ложечкой: «старичок с длинной бородой…»

Не тратя времени на объяснения, он схватил «то ли женщину, то ли девушку» за руку и выволок на крыльцо. Молча он смотрел на округлую вывеску, украшающую фасад его дома, далёкого от фешенебельности: ТРАКТИР «ПОСЛЕДНЕЕ ПРИБЕЖИЩЕ». Рядом болтался рекламный плакат:

Посетите наш милый трактирчик!

Вы будете тут встречены с чисто английским радушием и гостеприимством.

Вам предоставят здесь кров и пропитание без особых изысков, но от чистого сердца. Губы Северуса непроизвольно растянулись в улыбке. Он отпустил руку своей непрошенной гостьи и прошёл в дом. «Знак! Наконец-то! Несомненно, это одна из шуточек Дамблдора! Он где-то рядом!» — лихорадочно размышлял он.

— Послушайте! — ворвался в его размышления высокий женский голос. — Вы, в конце концов, скажете что-нибудь вразумительное?

В голосе явственно проступали гневливые нотки. Северус обернулся и оглядел ещё раз с ног до головы посланницу… судя по всему, Дамблдора.

— Я бы хотел, чтоб Вы, милейшая, озвучили свою невероятную историю ещё раз.

— Да-а, — протянула она, — в чём — в чём, а в «чисто английском радушии и гостеприимстве» Вам не откажешь… Впрочем, как и в умении быстро соображать (весьма скептически закончила она).

С этими словами нахалка приблизила своё лицо к лицу Снегга и яростно прошипела:

— У Вас есть комната, чёрт побери? Или я буду препираться с Вами до утра, пока до Вас, наконец, дойдёт смысл сказанного?!

Северус отшатнулся. С ним в таком тоне не дозволялось говорить никому уже давно. «Она уверена, что, взглянув на её смазливое личико и миленькую фигурку, все начнут плясать под её дудку? Вот уж нет!» Он не замечал, что строй его мыслей подобен подростковому. Впрочем, не поддаться её чарам было весьма затруднительно. Облик молодой женщины в целом являлся на редкость гармоничным (несмотря на безвкусную одежду): ни одна черта не была отмечена оскорбительной неправильностью или грубостью формы.

— Идите наверх. Там Вы найдёте спальню, — хмуро возвестил он, отводя глаза. Но не смог не проследить за ней взглядом. Торжествующей походкой она легко поднималась по лестнице, а перед дверью спальни повернулась к нему (словно зная, что он наблюдает) и, улыбнувшись, произнесла:

— Спокойной ночи.

Странное свечение исходило от её блестящих волос вкупе с сиянием янтарных глаз и ослепительной белизной зубов. Этот эффект продолжался не больше мгновения — пока Северус не тряхнул в замешательстве головой. «Что-то в ней есть… такое…». Но ЧТО, вывести не смог. И вновь рухнул на то место, с которого началось знакомство, ставшее для него знаковым.


Остаток ночи Северус провёл, не смыкая глаз. То и дело он вставал и в возбуждении мерил шагами гостиную. А потом вновь садился и, откупоривая очередную бутылку, пил, не сводя глаз с двери. Утром он уже был не так уверен, что всё случившееся этой ночью не привиделось ему.

«Постой-ка! Может, несмотря на свой невинный вид, ЭТА — агентесса с другой стороны…»

Не успев закончить свою мысль, Северус отвлёкся на скрип нисходящих шагов. Позёвывая, к нему спускалась ТА САМАЯ, вчерашняя. Она подошла к столу, небрежно облокотилась о спинку стула и фыркнула:

— Что, всю ночь тут наливались?

Северус поднялся и, крепко взяв её за запястья, подтянул к себе.

— Милочка, Вы не поинтересовались платой, которую я взимаю со своих постоялиц.

— Не дышите на меня — иначе я воспламенюсь, — с редким присутствием духа сказала она, бесстрашно устремив на него свои жёлтые глаза.

Это, как ни странно, его уязвило.

— Ну, так что же в отношении платы? Из Вашего сумбурного рассказа я понял, что денег у Вас вроде бы как и нет?

Он стискивал ей руки всё сильней. Нежный запах весенней листвы, струящийся от её волос, не давал ему сосредоточиться. «Этот запах был в моём экзаменационном зелье по приворотам», — мелькнуло у него.

— Деньги будут, — вырвав руки, заверила она. — Беда в том, что я не могу от Вас дозвониться.

Она бросила на стол крохотный телефонный аппаратик.

— Что у вас со связью? До появления в Вашем доме у меня таких проблем не было, — и сердито потёрла онемевшие запястья.

— А проблемы будут. Обязательно, — ласково пообещал Северус. — Если немедленно не признаешься, кто ты такая.

— Псих, — равнодушно пожала она плечами.

— Ты очень самоуверенна, не правда ли?

Снегг схватил её за плечи, стремясь причинить физическую боль, напрочь позабыв о том, что владеет волшебной палочкой. Его волновал запах её загорелой кожи. Этот запах проникал в мозг, отбивая способность соображать. Не отдавая себе отчёта, он наклонился ближе… и тут же был отрезвлён следующей её фразой:

— Считаю до трёх: раз, два…

— И что же предпримет наша маленькая героиня? — закончить он не успел — его обступила тьма.

Когда Северус пришёл в себя, первое, что он увидел, — встревоженное женское лицо.

— Очнулся! — лицо просветлело. — Ну, как так можно!

ОНА смотрела на него с укором.

— Ты меня просто вынудил к этому своими пьяными выходками!.. Подняться можешь?

Северус закряхтел, пытаясь встать на ноги. Голова гудела.

— Какое заклятие ты применила? — едва прошелестел он.

ОНА странно посмотрела на него и покачала головой.

— Благодарение Богу, до этого дело не дошло. Лишь огрела тебя бутылкой. Как я и предполагала, голова у тебя крепкая — бутылка вдребезги, — усмехнулась ОНА. — Ну что, идти можешь? Нет? Держись тогда за меня.

ОНА перекинула его руку себе на плечо и обхватила за пояс.

— Так, так. Давай, миленький, старайся, шевели ножками, — приговаривала ОНА, волоча его по лестнице. — Сейчас холодный душ… он тебе поможет. В любом случае, освежиться тебе не помешает.

С этими словами ОНА выразительно посмотрела на его засаленные волосы и жёваную мантию. Пропихнув его в дверь ванной, примыкающей к крошечной спальне, ОНА усадила его на обшарпанный табурет. И, присев перед ним на корточки, принялась расшнуровывать завязки на воротнике его мантии. Северус дёрнулся и отвёл её руки.

— Я сам.

Женщина заглянула ему в глаза.

— Злишься на меня? — спросила ОНА.

— Сам виноват, — буркнул он и, чтобы побороть смущение, гаркнул: — Так и будешь тут сидеть?

— Я тебе что, мешаю? Вдруг ты упадёшь в обморок?

— Удивительно трогательная забота. Особенно, если учесть, что не более четверти часа назад ты чуть не размозжила мне голову.

— Да-да, — назидательно произнесла ОНА (а в глазах загорелись смешинки). — Наглецам нужно уметь давать отпор.

ОНА с достоинством удалилась. Северус не смог удержаться от улыбки: «Этакий миленький наглец… это как раз про меня».

Северус уже был готов залезть в ванну…

— Давай принесу тебе сменное бельё, — донеслось до него из-за двери. — Скажи только, где…

— Не смей рыться в моих вещах! — обозлился он, едва перекрикивая шум льющейся воды.

— Что-что? — её голова возникла в приоткрытой двери.

— С ума сошла? — взвизгнул Северус и метнул в неё куском мыла.

— Успокойся, — продолжила ОНА со смехом уже за дверью. — Я ничего не увидела… ну-у, скажем, такого, чего не видала раньше.

«Поразительное бесстыдство!» — чуть было не сорвалось у него с языка. Но, вспомнив сцену, предшествующую его бесславному оглушению бутылкой, вовремя заткнулся. Когда минут через десять он вышел (во всём чистом и уже с сухими волосами), его новая знакомая сидела за круглым столиком и нажимала кнопочки на своём миниатюрном телефоне, то и дело поднося его к уху.

— Ничего не понимаю, — поморщилась ОНА. — Никакого сигнала!

Когда Северус наблюдал за её манипуляциями с телефоном, у него шевельнулась какая-то смутная догадка. «Но нет! Если ОНА магла, то не смогла бы увидеть мой жуткий клоповник!»

И всё ж решился спросить:

— Какое место ты занимаешь в волшебном мире? Откуда тебя знает Дамблдор?

ОНА с сожалением посмотрела на него.

— Я занимаю СВОЁ место. А Дамблдор, может, и знает, кто такая я. Только Я понятия не имею, кто он такой.

«Нет, её определённо надо проверить, — с возрастающей тревогой думал Северус, машинально теребя перстень на указательном пальце. — Точно! Перстень!» Под камнем перстня по-прежнему находилась малая толика недавно изобретённого им средства с рабочим названием Будь самим собой. А вслух произнёс:

— По-моему, не мешало бы выпить чая.

— Ага, наконец-то я дождалась «чисто английского гостеприимства» — ну, как было обещано в рекламном буклете Вашей гостиницы. Чай, надеюсь, с сахаром? Если, конечно, это не идёт вразрез с понятием «без особых изысков»?

— Как пожелает леди, — Северус напрягся. Он поражался своему терпению.

«Ничего. Я тебе припомню все твои ужимки и прыжки», — мстительно подумал он, снимая с подоконника электрический чайник (точь-в-точь такой, как был в доме его родителей лет, этак, 30 тому назад). Сделав вид, что вынимает чашки из шкафа, он услыхал позади себя лёгкие шаги.

— Так вот почему мне нельзя было «рыться» в твоих вещах — тут полно бесценных раритетов, — ОНА указала на алюминиевые кружки, которые он держал в руках.

Как-то само собой получилось, что и сосуды для питья стали копией той незатейливой посуды, бывшей в обиходе его семьи. Разозлившись на себя, Северус плеснул кипятку в обе кружки и искал, чем бы отвлечь вездесущую особу. Ему нужно было влить Будь самим собой.

— Возьми заварочный чайник и сахарницу… там же, в шкафу, — буркнул он.

— Изумительный сервис, — хмыкнула та, но спорить не стала. — Называется обслужи себя сам.

Пока ОНА возилась у шкафа, Северус влил в её кружку изрядную порцию средства. «Прекрасно! Ни вкуса, ни цвета, ни запаха! Единственное упущение: не знаю пока срока его действия».

— У тебя тут целый армейский сервиз! — восхитилась ОНА, выставляя помятую сахарницу и чайничек на стол. — Скромненько и со вкусом!

— Вообще-то ты в гостях, — напомнил он.

— А чувствую себя, как дома, — перебила ОНА его, — году, примерно, в 70-м. Когда я была маленькой, бабушка приобрела это чудо эстетики, попрятав от меня весь фарфор. Я била всю посуду… Нечаянно, конечно… Тебе это тоже досталось по наследству?

Северус напряжённо смотрел на неё, почти не вникая в её болтовню (в то время как вот он, ответ на вопрос: девочка перед ним, женщина или подросток. ОНА сказала «году в 70-м!»; стало быть, они ровесники). ОНА уже сделала пару глотков… Северус резко встал, ощущая, как горячая влага идёт по пищеводу, и почувствовал дурноту. Видимо, он побледнел, потому что его собеседница тоже вскочила и бросилась к нему:

— Тебе плохо? Голова кружится? Тошнит?

После упоминания «тошнит» Северус почувствовал, что его сейчас вывернет наизнанку. Причём прямо на неё. Видимо, вся гамма чувств отразилась у него на лице, так как, не мешкая, ОНА потащила его в ванную и, парализовав всякую возможность сопротивления, намотала его длинные волосы себе на кулак и наклонила голову над раковиной. «Просто караул… И ведь есть же свидетель этого кошмара — эта чёртова баба! — он покосился на ту, по чьей вине его гордость была растоптана. — Видели бы меня сейчас мои многочисленные недруги — то-то бы порадовались!» Но на лице его сестры милосердия радости не наблюдалось (впрочем, и особой брезгливости тоже). ОНА деловито смывала рвоту, которая серо-буро-малиновым потоком уходила в сливную трубу.

— Пойдём, провожу тебя в твою спальню. Ляжешь. Тебе сейчас надо полежать.

— Мы в моей спальне, — слабо проговорил он. — Другой у меня нет.

— Так, выходит, ты не спал из-за меня? — ОНА была удивлена безмерно. — Значит, ты не сдаёшь комнаты? Но почему не сказал этого раньше?

— Ты не дала мне возможности, — попытался он отшутиться. — И у меня было, чем заняться.

— Это не смешно! Сколько ты пил? День, два, неделю? Я что-то не заметила на столе никакой закуски… И вообще… может, у тебя сотрясение мозга… Тошнит сейчас? — аккуратно усадив его на кровать, ОНА со всей беспристрастностью продолжила допрос. — Что сейчас чувствуешь? Голова болит?.. Может, помочь тебе раздеться?

Северус усмехнулся:

— Обычно это не дамский вопрос.

— Ладно, — ОНА махнула рукой, — чего уж тут выпендриваться.

И, освободив его шею от шнурков мантии, помогла лечь, не забыв при этом стащить далеко не щёгольские ботинки.

— Ловко у тебя получается управляться с пьяными мужиками… Как будто всю жизнь этим занималась.

— Фу-у, как грубо! — ОНА поднесла к его губам кружку с недопитым чаем. — Выпей. Пусть желудок успокоится.

ОНА приподняла его голову и ободряюще улыбнулась. Как только он сделал последний глоток, ОНА удовлетворённо отняла питьё и произнесла:

— Спи. Тебе надо окрепнуть.


Юля сидела в обшарпанном кресле, поджав ноги, и изучала в полумраке комнаты лицо мужчины, который спал очень тихо — не слышно было даже характерного для спящего посапывания. Прошло уже около суток, но ОН ни разу не перевернулся. Руки по-солдатски вытянуты вдоль тела поверх одеяла, чёрные волосы разметались по подушке. «Он вообще жив?» — она наклонилась. Его дыхание защекотало ей шею. Юлия улыбнулась и вспомнила, что когда её сынишка был маленьким, она то и дело подходила к его кроватке, проверяя: дышит ли он — боясь за это только что народившееся, ещё хрупкое, существование. У мужчины (который так и не соизволил представиться) имелся в наличии высокий лоб, крупный нос, смуглая шея и густые волосы. Продолжая его разглядывать, Юлька невольно провела пальцем по щеке спящего. И тут же её рука попала в капкан его железной хватки. После чего глаза хозяина мнимой гостиницы открылись и минуту-другую смотрели на неё с осуждением.

— Что? Что-нибудь опять не так? — пытаясь высвободить запястье из его холодных пальцев, спросила Юля.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Может, я нахожу тебя привлекательным, — усмехнулась она.

— Издеваешься? — он отшвырнул её руку, которую всё ещё держал.

— Ты меня ненавидишь? — полуутвердительно сказала она.

— Нет, — удивился он.

— А должен бы, — тихо и грустно сказала Юлька. — Подожди-ка. У меня кое-что есть для тебя.

Она метнулась к столу.

— Смотри, я нашла это у себя в сумке.

Юлия протянула ему конфету. «Мишка на севере» — прочёл он на фантике.

— Ешь, — приказала она. — У тебя-то нечем разжиться… Извини, я всё же «порылась» у тебя в кухонных шкафчиках.

Северус жевал конфету и смотрел на свечение, исходившее волнами от её волос.

— Ты светишься, — неожиданно сказал он.

— Да. Уже, наверно, свечусь… Я ведь не ела уже двое суток, — она тихонько засмеялась. — Боялась оставить тебя одного — вдруг тебе стало бы плохо во сне? Мой дядя так умер… Но поход по магазинам ничего бы не дал — у меня почти нет денег. Кроме того, ты мне так и не сказал, как тут пользоваться телефоном.

— А если бы нашла возможность воспользоваться своим телефоном… бросила бы меня? — почему-то этот вопрос волновал его больше всего остального.

— Нет, — вздохнула она. — У меня бы сил не хватило.

— В смысле? — живо откликнулся он.

— Думаю, я нужна тебе…

И опять этот ответ вовсе не показался ему странным.

— А я? Разве Я тебе нужен: жалкий, злобный и некрасивый? — Северус поразился своему самобичеванию. И хоть так оно и было, произносить эти слова вслух…. немыслимо!

— Ты не жалкий, не злобный и не некрасивый. Просто ты одинок. И считаешь, что тебя никто не любит.

— Это правда. Меня никто не любит, — понуро согласился он («Да что это я? С ума, что ли, сошел?»).

— На твоём месте я бы не говорила этого с такой уверенностью…

— Ты фея? — озадаченно пробормотал Северус.

— Нет. Просто женщина, — она заправила ему выбившуюся прядь волос за ухо и поцеловала.

— Послушай, — почти жалобно попросил он. — Этого просто не может быть. Скажи, что мне это снится.

— Нет, — Юля прижала его руку к своей щеке, и Северус почувствовал, какая горячая у неё кожа.

Он хотел убрать руку, но та не дала.

— Послушай, я всё-таки мужчина, несмотря на мой непрезентабельный вид.

— Неужели? — она смотрела на него не отводя глаз, пока, наконец, смысл сказанного не укоренился в нём и он не привлёк её к себе.

Тотчас же его мрачная комнатёнка наполнилась тысячами бликов от солнечных зайчиков, заскользивших по полу и стенам…. А в потолке зажглись две звезды. И если присмотреться, в них угадывались глаза самой прекрасной женщины на свете — той, что была рядом.

— Ещё! — услышал он и почувствовал на своей шее прикосновение женских губ.

«Значит, мне это не приснилось». Это ощущение наполнило его счастьем. Северус поднял её смеющееся лицо и внимательно посмотрел ей в глаза. Но она поспешила спрятаться у него на груди. Однако по тому, как крепко она его обнимала, можно было сделать вывод, что та ни о чём не жалеет. Северус чуть переместился — так, что его подбородок касался её головы, — и легонько поцеловал её в макушку. Он боялся какой-нибудь нечаянной грубостью разрушить то безмятежное чувство, которым было пронизано всё его тело. «Что она чувствует?» — беспокоило его. С другой стороны, спрашивать об этом было бы непростительной глупостью, и он это понимал. И всё же: такая красавица, умная, бесстрашная…. что ОНА могла найти в НЁМ? Или, может, она преследует какую-то цель? Да нет, не такой уж он невероятно соблазнительный в сексуальном плане объект, чтобы добиваться от него чего-то через постель. Северус попытался проникнуть в её сознание, но безуспешно: там вращался огненный шар, переливаясь всеми цветами радуги. «Защита», — догадался он.

— Кто же ты? — наконец спросил он.

— Что ты хочешь услышать?

— Что ты нашла во мне?

— А ты?

Этот вопрос вызвал у него замешательство. С одной стороны, он был почему-то уверен: нет на Земле ни одного мужчины, который по каким-либо причинам отверг бы эту женщину. С другой — сам он был весьма стоек в вопросах женского пола. Как бы не была привлекательна женщина, он ровно никаких чувств не испытывал… ни разу. Исключением стала разве что Лили Эванс. Может, как раз в этом всё дело? Женщины были похожи… на первый взгляд. Скорее, это даже не сходство, а общность, проявляющаяся в манере слушать тебя так, будто ты говоришь невероятно умные вещи, мило наклонив при этом голову (и от этого ты раздуваешься от сознания собственной значимости), в привычке во всём находить забавное или становиться без видимых причин необыкновенно серьёзной…

— Как тебя зовут? И откуда ты так хорошо знаешь русский? — вдруг спросила его новоявленная «Лили», вплетая свои пальцы в его.

— Что? Действительно, мы ведь так и не познакомились. Северус. А тебя?

— Ю-ЛИ…- по слогам начала проговаривать она своё имя.

Северус вздрогнул.

— Ты что? Всего лишь Юлия… Так что там с русским?

— «Русским» — что, языком?

— Ну да.

— Я его не знаю.

— На каком же языке мы, по-твоему, всю дорогу разговариваем?

— Не знаю, — пожал он плечами.

— Чудеса, — без всякого удивления констатировала Юля.

— Дамблдор! — осенило Северуса.

— А, — так же, ничуть не удивившись, откликнулась она.

— Осторожно! — встрепенулся Северус, высвобождая руку с перстнем. — Можешь пораниться!

— А ты, как Цезарь Борджиа, носишь яд в перстне?

— Не яд. Всего лишь «Будь самим собой». Что-то вроде сыворотки правды.

— Выходит, мы с тобой не можем быть самими собой без того, чтобы не испить сыворотки правды?

— Ты пила его одна.

Юлия промолчала.

— Ты что молчишь?

Своим молчанием она разбудила его худшие подозрения: «Вот откуда эти мысли вслух! Значит, недаром мне показалась странной моя редкая словоохотливость».

— Так ты видела, что я что-то вливаю в твою чашку?

— Да.

— И выпила?

— Да.

— Мало того, дала мне потом допить свой чай?

— Мне было интересно, как ты выкрутишься, когда я буду корчиться в предсмертных судорогах у тебя на глазах.

— Это не смертельно!.. Постой-ка, а как бы выкрутилась ты? Ты же не знала противоядия!

— Ты же сказал, что это не смертельно, — парировала она.

— Но ты-то этого не знала!.. В жизни не видал такой авантюристки!

— Это не авантюризм, а фатализм.

— Один чёрт.

— Ничего подобного. Не искушай судьбу.

— Как это понимать?

— Похоже, тот старик на дороге направил меня к тебе неслучайно.

— Это уж точно. Можешь не сомневаться. Но ты-то как пришла к такому выводу?

— Калики перехожие — люди мудрые! — философски заметила она.

— Кто?

— Волхвы.

— Не скажу, чтобы это так уж сильно прояснило смысл сказанного… Ты в какой области специализируешься?

— В основном, в области музыки.

— У-у, — с уважением протянул он. — А что значит «в основном»?

— Кроме того, я отчасти психолог.

— Понятно. Видел твою защиту (он имел в виду тот светящийся шар, на который наткнулся, когда хотел прогуляться по её мыслям).

— А у тебя какая защита?

— Стена.

— Неплохо… Ты всё узнал, что хотел? — снисходительно бросила Юля.

— Ничего, — нехотя признался Северус. Вообще-то ты так и не ответила на первый вопрос… Вернее, на второй.

— «На первый, на второй»… — передразнила она его. Ты, как ребёнок, ей-богу.

И, внезапно посерьёзнев, добавила:

— Ещё слов таких не придумано, чтобы выразить вербально то, что сейчас между нами происходит. Ты ведь и сам это чувствуешь, верно? Но, если честно, острее всего я сейчас чувствую голод. Хоть, к сожалению, ты и не русский, но какие-то зачатки хлебосольства есть и у британцев… надеюсь.

Юлька ухватила его за локоть и сдёрнула одеяло. К её немалому удивлению, она увидела Северуса полностью одетым.

— Должны же быть у английского джентльмена какие-то преимущества перед русским мужиком, — ухмыльнулся он, опуская ноги в туфли. — А вот за тебя я серьёзно опасаюсь… Простудиться не боишься?

И, очень довольный собой, вышел из спальни.


Прошло два дня. В доме, казалось, не осталось ни одного места, которое было не опробовано в качестве любовного ложа. Отношения двух любовников находились в той фазе, которую именуют идиллией. Но всему приходит конец. Окончание безоблачного счастья принесла на своих крыльях (вернее, в своём клюве) большая бурая сова. Она прилетела ранним утром, когда Юлия ещё сладко спала, уткнув нос в плечо Северуса. Ещё до того, как письмоносица клюнула стекло, он уже что-то такое почувствовал. Такая порция счастья, нежданно-негаданно свалившаяся ему на голову, была ничем не оправдана, если бы теперь не наступила череда крупных неприятностей. Чтобы, так сказать, восстановить равновесие в природе. И неприятности не заставили себя ждать. Пришло письмо от Тёмного Лорда.

Мой драгоценный друг!

С глубоким прискорбием мною был встречен Петтигрю, который был рекомендован Вам как помощник и соратник. Он был вынужден рассказать мне о том, как Вы с ним обращались. К моему неудовольствию, Вы пренебрегли моим советом всегда выказывать уважение к тому, кто оказал НАМ величайшую услугу в то время, как многие вели успешную и вполне благополучную жизнь. Не думайте, что я это забыл. Я ничего не забываю. Надеюсь, после того, как ответ будет отправлен, мы с Вами сможем обсудить условия Вашего дальнейшего пребывания в Паучьем тупике.

С уважением.

Лорд Волан — де — Морт.

«Петтигрю — „помощник и соратник“… „Я ничего не забываю“… — цитировал он зловещие строки. — Что ещё такого наплёл Хвост, чтобы вызвать „неудовольствие“ Лорда?» Времени хорошенько обдумать ответ не было. Он знал: Тёмный Лорд ждать не любит. «Хозяин! — начал он письмо. — Питер очень раним последнее время. Думаю, что свои заслуги он превозносит премного выше всех прочих. Разумеется, не моё дело укрощать его разыгравшееся тщеславие. Но, как выяснилось, он разучился понимать и дружескую шутку. Впрочем, чего же ещё Вы могли ожидать от двух чародеев, которые вынуждены в бездействии прозябать вот уже месяц? Интриги и злоязычие берут истоки в ничегонеделаньи. Всё ещё мечтаю приносить пользу Вашей милости. Преданный Вам слуга Северус Снегг».

Он сунул письмо в птичий клюв и с треском закрыл окно.

— Что-нибудь случилось? — Юля уже сидела в кровати, с беспокойством вглядываясь в его хмурое лицо.

— Нет, — бросил он. — Пока нет. Юлья… (она с нежностью отметила его мягкий выговор «л´» — как у всех иностранцев) Боюсь, оставаться тебе здесь дольше небезопасно…

— Это как-то связано с тем, что ты беглый уголовник?

— Именно… Хотя всё, конечно, намного сложнее. У нас не было с тобой времени поговорить…

— Ну да. Времени у нас с тобой не было. Точно, — она прижалась к его плечу.

— Не дразни меня, — отстранился Северус. — У тебя пять минут на сборы. И дай мне слово, что не будешь задавать вопросы сейчас… Я сам всё объясню. Со временем, — голос у него сорвался.

— Как скажешь, — холодно произнесла Юлька.

Чтобы избежать объяснений, Северус предпочёл спуститься вниз. Предстояло подготовить ей билеты. Ровно через пять минут Юлия появилась в кухне–тире–гостиной. Она молча обняла его и протянула руку — будто знала, что он ей вручит билеты.

— Что ж, как говорят русские, «долгие проводы — лишние слёзы», — она попыталась улыбнуться. — Присядем на дорожку.

Не понимая, зачем ей понадобилось вдруг присесть, Северус всё же подчинился. Спустя ровно минуту, Юля поднялась и сказала то, что он подспудно ждал:

— Я буду ждать тебя… Поцелуешь меня на прощание?

Она подставила ему щёку и пробормотала:

— Чтоб не так горько было.

Потом всё же не выдержала и взяла его за руку.

— Всё будет хорошо. Я знаю. Даже лучше, чем ты себе можешь представить. Ровно в два раза.

С этими словами Юлия вышла из дома. А Северус в растерянности сел за чисто прибранный стол и повторил вслух:

— «Ровно в два раза»… И что это значит?

«Наверно, какая-то русская поговорка», — решил он. Теперь оставалось только ждать. Ждать, пока Тёмный Лорд призовёт к себе, чтобы погрузить его из тёплых любовных грёз в холодный, липкий ужас — мир Волан-де-Морта и его приспешников.

Глава 2. Аттестация по трансгрессии.

В тягостный час прощания Северуса и Юлии Гарри Поттер прощался с семьёй Дурслей. Навсегда. И если дядя Вернон и Дадли выглядели счастливыми, то тётя Петунья была растеряна и явно искала слова, чтобы выразить своё отношение к этому факту.

— Береги себя, — наконец выдавила она. — Честное слово, мы не хотели для тебя такой судьбы. Так что…

Она запнулась и неуверенно подошла к племяннику.

— Как говорят: не поминай лихом. Что было, то прошло, — и тётушка робко поцеловала Гарри в щёку — для чего ей потребовалось приподняться на носки.

— Петунья! — глаза дядюшки буквально выпрыгнули из орбит.

— Да, Вернон, да! — с вызывом произнесла она и повернулась к Гарри. — Удачи тебе, мальчик.

Она махала рукой своему приёмному сыну, пока тот не скрылся из вида за поворотом Тиссовой аллеи (и глаза у неё при этом были на мокром месте). Дядюшка Вернон и Дадлик замерли, будто в немой сцене. «Наверно, такими я их и запомню», — ухмыльнулся Гарри. Он был растроган речью немногословной Петуньи и размышлял на тему: как много закоулков в душе человеческой… Мог ли он предположить, что чопорная тётка даст волю слезам при прощании с ним? Ему казалось, что родственных чувств она испытывала к нему не больше, чем к его сове, Букле. Однако же, как сказал Дамблдор: «Она приняла тебя, Гарри….». При мысли о Дамблдоре сердце у Гарри сжалось, и он, выйдя на шоссе, так взмахнул палочкой, что воздух вокруг неё заискрился. Тут же (недаром простецы говорят: «по мановению волшебной палочки») перед ним резко затормозил трёхэтажный автобус. Это был «Ночной рыцарь».

— Хай, Гарри! — жизнерадостно приветствовал его водитель.

— Что, есть повод для радости? — мрачно смерил его взглядом Гарри, передавая плату за проезд.

— Да нет, — скуксился тот. — Стэнли всё ещё под арестом. Так что одному приходится управляться. Совсем запарился… Купишь «Пророк»?

— Не надо. Я в курсе.

Что правда — то правда. «Пророк» приходил к нему ежедневно. Причём, вот загадка: и Рон, и Гермиона отрицали своё отношение к этому. Сам он тоже газету не выписывал. Может быть, Джинни? Настроение совсемупало до нуля — с Джинни они не общались. «Стоп! Не буду сейчас думать ни о Джинни, ни о Дамблдоре. Подумаю лучше о том, что сегодня я уже буду в Хогвартсе». Действительно, он направлялся на Кингстоунский вокзал, откуда через каких-нибудь полчаса отойдёт экспресс в хогвартскую школу. На платформе 9¾ он встретится с Роном, Гермионой и Невиллом (с которым переписывался этим летом). А в школе — с Хагридом… Нет, пожалуй, Хагрид и Грохх уже на пути в колонию великанов, о которой узнали буквально на днях. Так что Хагрид отменяется. Но другие должны быть на месте: профессор МакГонагалл, которая теперь замещает Дамблдора (тут Гарри захлестнула волна необъяснимого гнева), профессор Стебль («Мы, в общем-то, никогда не были с ней близки»), профессор Флитвик («С ним, пожалуй, будет приятно повидаться»), Слизнорт (Гарри поморщился: «Он собирается стать деканом Слизерина»), Аргус Филч (Гарри развеселился: «Да уж, с ним мы всегда были друзьями… примерно такими, как кошка с собакой). Не встретит он только отвратительного „тёмноискуссника“, Снегга. Вот уж чему бы он искренне порадовался на курсе… с первого по шестой. „Но сейчас я хотел бы его встретить… И как можно скорее!.. Чтобы свернуть ему шею!.. Или удавить голыми руками! Вот так!“ Гарри услышал лязгающий звук и с удивлением посмотрел на свои руки — оказывается, он сломал поручень в автобусе, размечтавшись, как будет расправляться со Снеггом. Это вернуло его к реальности: на деле он никогда не мог одолеть Снегга. В этом стоило признаться. … А он ещё собирается биться с Волан — де — Мортом!.. Гарри опять упал духом: „Нет, я так, пожалуй, и трансгрессию завалю“. О чём бы подумать? Разве что о свадьбе Флер и Билла? Нет! На самом деле эта свадьба лишь напоминала о времени, в которое проходила. По изуродованному лицу Билла нельзя было даже понять: рад ли он? Флер, конечно, выглядела прелестно — и не последнюю роль в этом сыграла диадема, подаренная ей тётушкой Мюриэль Уизли… Впрочем, надо отдать должное мистеру и миссис Уизли: все приглашённые были людьми порядочными (и хорошими знакомыми Гарри). Правда, выглядели они не намного лучше Билла. Взять хотя бы Грюма: недавно он полез в драку против целой своры Пожирателей и еле унёс оттуда свою единственную ногу (деревяшку, заменяющую ему вторую конечность, в этой схватке спалили). Тонкс опять сидела старушонка-старушонкой с пепельными волосами — причиной тому был, разумеется, Римус. По слухам, Люпин в обличье оборотня творил какие-то бесчинства в стае себе подобных. Проверить это пока не представлялось возможным. Сразу после официальной церемонии гости разбились на группки и стали с жаром обсуждать последние сногсшибательные новости. Гоблины готовы заключить сделку с Тем-кого-нельзя-называть! Банк работает из рук вон плохо. Все в панике. Пока ещё возможно, вкладчики спешат аннулировать свои вклады. Как следствие, крушение банка повлекло безработицу… ну, и всё в таком духе. Гарри полагал, что останется в „Норе“ хотя бы дня на три. Но обилие гостей и куча новостей (одна другой хуже) нагнали на него такое уныние, что одиночество на Тиссовой показалось ему панацеей. Он даже отговорил Рона с Гермионой следовать за ним, как это предполагалось вначале. Друзья договорились встретиться на вокзале спустя месяц. Автобус сначала занесло, потом как следует тряхануло, и Гарри услыхал: „Кингстоунский вокзал!“ Он протянул на прощание руку Эрни Прэнгу и вышел.


В поезде, оправляющемся на Хогвартс, оказалось немноголюдно. Большинство пассажиров переговаривались вполголоса и выглядели озабоченными. Из хороших новостей была та, что отыскался Люпин. Они с Тонкс, тихо поженившись, стали жить в её доме. Плохие — все остальные. Гоблины всё же предпочли работать на Волан-де-Морта. В один из июльских дней банк просто взлетел на воздух — в буквальном смысле слова.

— Хорошо, что в здании никого не было. Дело происходило ночью, — вращая глазами, рассказывал Рон. — Благодаря Биллу, все сбережения нашей семьи — и твои, Гарри, тоже — успели перевести во Французское отделение. Там сейчас работает Флер. Зовёт Билла к себе.

— А что Билл? — спросил Гарри.

— Ну, Билл, конечно, не поедет. Он сейчас сотрудник Министерства 2-го уровня, — в голосе Рона ощущалась гордость за брата.

— Это значит, его взяли в мракоборцы? — удивился Гарри.

Он знал: иерархия должностей в магическом мире ещё почище, чем в магловском. Несмотря на то, что Билл был некогда блестящим учеником Хогвартса, получив одну специальность, переквалифицироваться на другую очень сложно.

— Да. Фадж походатайствовал, — отводя глаза, промямлил Рон.

— И вы приняли эту помощь? — сверля его глазами, повысил голос Гарри.

— Ах, Гарри, — вмешалась Гермиона, — ты же ничего не знаешь! Во-первых, ещё непонятно, что там со здоровьем Билла. А во-вторых… ну, словом, они с Флер ждут ребёнка.

— Так скоро?.. Во-от почему она не отказалась от Билла, — протянул Гарри.

— Ты несправедлив! — Рон покраснел. — У Флер совсем маленький срок. Но она знает, потому что колдунья.

— Да, — подхватила Гермиона. — Именно на малых сроках младенец наиболее уязвим. Поэтому Билл настоял, чтобы она уехала к матери. Флер хотела остаться…

— Кто такая Флер? — рассеянно спросил Невилл. Всё это время он читал „Руководство по трансгрессии“.

Разговор переключился на экзамен. Гермиона, как всегда, попав в свою стихию, раздавала практические советы. Гарри в разговоре не участвовал. Он замкнулся и думал, что, вероятно, что-то надломилось в нём. Теперь он видит в людях только тёмную сторону. Вот Флер, скажем: что такого она ему сделала, что он заподозрил её в неискренности чувств? Виной всему проклятый Принц — полукровка. Он же Снегг. Какая тут прорисовывается параллель, Гарри ещё не додумал. Но всё, что случилось плохого в его жизни, он так или иначе связывал со Снеггом: по его навету Волан — де — Морт убил родителей Гарри; из-за Снегга погиб Сириус; он бросил заклятие „Авада Кедавра“ в Дамлдора; Люпин нищенствует тоже не без его участия… Гарри вдруг приоткрыл рот от внезапного озарения: выходит, Снегг отомстил всем своим недругам! Остался только он — сын Джеймса Поттера! Значит, и искать, скорее всего, будет не Гарри Снегга, а наоборот! Так сбудется пророчество (о том, что напару с Тёмным Лордом Гарри нет места на Земле), и воцарится безграничная власть Волан — де — Морта… Ну, уж нет! Так просто он не даст себя убить!


Экзамен должен был проходить в Хогсмите. Деревушка показалась ему полной уныния и разорения. Совсем недавно тут состоялся налёт дементоров. Был похищен хозяин „Кабаньей головы“. Так что его заведение не работало. Кабачок „Три метлы“ также был заколочен — мадам Розмерту арестовали. Жители Хогсмита, ранее постоянно сновавшие из одного заведения в другое, чувствовали себя осиротевшими. И если ситуация с Розмертой была более или менее ясна, то вопрос зачем дементорам понадобился Аберфорт, оставался открытым. Педагоги Хогвартса — все, за исключением Трелони и, конечно, Флоренца — примкнули к Ордену. Для Слизнорта это был, прямо скажем, подвиг. Он даже немного похудел и осунулся. Но, пожалуй, оставался единственным, не растерявшим привычное жизнелюбие. МакГонагалл Гарри ещё не видел — поговаривали, что нынешний директор Хогвартса отправилась в одну из магических школ. Но куда? Никто или не знал, или не хотел говорить. А с ней надо бы повидаться. Хотя бы для того, чтобы выяснить: не знает ли она, что могло сохраниться из вещей Годрика Гриффиндора. И, может, у достославного Мага и Чародея есть потомки в каком-нибудь поколении пра-пра-пра… Что ж, если нет возможности переговорить с МакГонагалл, по-крайней мере, профессор Флитвик здесь. Он декан Когтеврана и всегда симпатизировал гриффиндорцам. За этими размышлениями Гарри застал тот самый бестелесный волшебник, который уже приезжал в Хогвартс в прошлом семестре (Уилки Двукрест, кажется). Рон был на него бесконечно зол. Не получить аттестацию из-за половинки брови, которая не поспела за своим хозяином! Совершеннейшее свинство! Особых опасений у Гарри экзамен по трансгрессии не вызывал. Но всё же стоило послушать, что говорил экзаменатор.

— Итак, — вещал тот, — каждому из вас будет задана цель, на которой вы должны будете сосредоточиться. Три „эН“ (нацеленность, настойчивость, неспешность) — и квалификация у вас в кармане!

Двукрест обходил участников и вручал каждому карточку, на которой была обозначена цель.

— Помните: цель должна быть выражена словесно в первом туре испытания, а во втором — невербально. Второй тур, разумеется, труднее. Вам следует со всей скрупулёзностью отобразить в своём сознании место, куда собираетесь трансгрессировать… надеюсь, вы это знаете…

— У вас так же проходили испытания? — шепнул Гарри Гермионе (её тоже пропустили к экзаменующимся; такая лояльность была не понятна до тех пор, пока не выяснилось, что комиссии по начислению баллов не хватает одного члена — им-то и стала Гермиона).

— Нет, — она явно недоумевала.

Целью Невилла явилось „Королевство сладостей“, Рона — лавка „Зонко“, а Гарри … Визжащая хижина. „Любопытно, как бы я представил её ‚со всей скрупулёзностью‘, если хотя бы раз в ней не побывал, — озадаченно покачал он головой. — Или, может, каждое задание подбирается индивидуально под каждого участника…. Скорее всего, так оно и есть“. Но вот испытания для первого из участников (парня с Когтевранского факультета, Гарри его толком не знал) начались. Когтевранец с успехом трансгрессировал до заданного ему места и обратно, набрал необходимое для аттестации количество баллов и на радостях хотел было трансгрессировать в когтевранскую гостиную. Но тут его тело — хлоп! — два раза подбросило, и он заскакал мячиком по тропинке из деревни в школу.

— За такое надо бы лишить его права трансгрессировать вовсе! — негодовал Флитвик. — Ведь должен же он помнить, что правило трансгрессии на Хогвартс не распространяется! Слава богу, мы здесь для того, чтобы подстраховывать учащихся!

Невилл, к его огромной радости, прошёл оба тура без каких бы то ни было осложнений — ведь он столько раз был в „Сладком королевстве“! Долгопупс не стал дожидаться товарищей. Профессор Стебль приготовила для него какой-то сюрприз, и он рванул в теплицы.

Следующим был Гарри.

 — Давайте начнём сразу со второго тура. Столь одарённому студенту ничего не стоит побывать там, используя вербальные возможности, — неприятно сладким голосом предложил „прозрачный“.

Гермиона метнула на него негодующий взгляд. Но другие преподаватели не выказали никакого неодобрения. „Они, пожалуй, и не знают моей цели“ — мелькнуло у Гарри. Он на секунду прикрыл глаза, чтобы восстановить в памяти обстановку той разгромленной комнаты, в которой впервые увидел своего крёстного. Гарри почувствовал, как его внутренности на мгновение сжало… И вот он уже внутри Хижины. Гарри огляделся: пыль ровным слоем покрывала все предметы. Он обошёл комнату. Внимание привлекла стоящая на столе тарелка. На ней пыли не было. Мало того, на ней лежало яблоко! Не думая о том, что это может за собой повлечь, Гарри дотронулся до спелого плода. Яблоко покатилось по краю тарелки с мелодичным пением: Я не яблоко простое — Сочное да наливное — Моё предназначение иное: Вам действие любое Покажет яблоко златое!

Голос яблока был нежный и протяжный:

Лишь прикоснись ко мне, — Тогда В любое место по желанью Отправлюсь я, отправлюсь я…

„Отправлюсь я…“ — всё звучало и звучало, как заезженная пластинка.

И Гарри решился.

— Куда спрятал Волан-де-Морт крестраж „Чаша Пуффендуй“?

Тут же яблоко завертелось волчком. Когда оно остановилось, Гарри заглянул в тарелку — дно её заволокло молочно — белой дымкой. „Яблоку не под силу показать то, что я попросил“, — подумал он. Но, присмотревшись, увидел, что дымка — это туман над лесом. Величественные сосны и ели уходили в небесную синь своими заснеженными вершинами. Под ними раскинулась деревенька. По ней сновали людишки малого роста. Один из них указывал наверх. Гарри показалось, что глаза этого маленького человечка будто затянуты пеленой — они были абсолютно белыми! Он отвлёкся от рассматривания белоглазого чудика и увидал, на что тот показывал. На самой верхушке ёлки сидел крупный ворон. В гнезде что-то сверкнуло…

Видение прервали крики:

— Гарри! Гарри! Что случилось? Ты жив? — звуки были извне.

Не думая об опасности, Гарри хотел было прихватить с собой волшебную тарелку, но она словно приросла к столу! Самое удивительное, что и яблоко, только что свободно перемещавшееся по ней, отковырять не удалось. „Ладно, вернусь сюда потом!“ — решил он. Хлоп! В следующий миг Гарри уже стоял перед лицом комиссии. Оно, это лицо, состояло сразу из шести разгневанных физиономий.

— Прошу Вас объясниться! — требовательно сверкнул очами Двукрест. — Вы заставили нас поволноваться!

— Нет причин для волнений, сэр! — отрапортовал Гарри. — Просто мне захотелось задержаться там подольше. Дело в том, что в этой Хижине я познакомился с Сириусом Блэком. Я — может быть, Вы знаете — был его крёстником. Теперь его уже нет…

Гарри опустил глаза. Конечно, это контрход. Спекулировать именем Сириуса, по-меньшей мере, некрасиво… Но возвращаться на пересдачу „такому одарённому студенту“, в общем-то, тоже как бы не очень…

Профессор Стебль зашмыгала носом.

— Хм… Хм… Ладно, Поттер. Аттестация у Вас в кармане, — пробурчал министерский волшебник.

— Что значит „в кармане“? — спросил Гарри друзей, когда они свернули на тропинку к Хогвартсу.

— А то и значит. Опусти руку в карман — сам увидишь, — хохотнул Рон.

Гарри последовал его совету и обнаружил диплом об аттестации (по правде говоря, „Диплом“ — слишком громко сказано. Всего лишь карточка, напоминающая водительское удостоверение).

— Здорово! — тем не менее, обрадовался он.

— Это традиция, — важно пояснил Рон. — Ещё Билл мне рассказывал…

— Хотите послушать, что в действительности произошло в Визжащей Хижине? — Гарри так не терпелось поделиться с друзьями своей чудесной находкой, что он пренебрёг семейными ценностями Уизли.

Склонив голову к Рону и Гермионе, Гарри посвятил друзей в тайну, которую ему открыли яблоко и тарелка.

— Ты собираешься рассказать о крестражах Невиллу? — задала вопрос, который её давно мучил, Гермиона.

— Нет, пока нет необходимости. Но если вспомнить, что его родители не выдали секретов Ордена даже под пыткой Круциатус…

— Дети за родителей не отвечают, — перебила его Гермиона.

— Ещё как отвечают, — сквозь зубы процедил Гарри, думая о Снегге.

— Ты уверен, что можно доверять на все сто тому, что увидел на этом блюде? — с сомнением высказался Рон.

— Всё это очень странно, Гарри. Как будто по заказу: тебе достаётся трансгрессия в Визжащую Хижину, а там для тебя уже выставлена тарелочка с голубой каёмочкой, — хмыкнула Гермиона.

— Вот и я о том же! — поддержал её Рон.

Во всём, что не касалось дел сердечных, Рон и Гермиона выражали редкостное единодушие. Это Гарри давно заметил.

— Вы напоминаете мне временами Трелони. Ваше внутреннее око способно улавливать только дурные предзнаменования, — не удержался от издёвки Гарри. — К тому же, если не ошибаюсь, в отношении Малфоя и Снегга вы также давали оптимистические прогнозы.

Видя, что приятели приуныли, он поспешил переменить тему.

— При следующем посещении хижины, где обретался когда-то Люпин, обязательно попрошу яблоко показать, чем заняты оба этих гада.

— Но, Гарри, не намерен ли ты… — начала Гермиона.

— … ещё раз влезть в Визжащую Хижину? — закончил, округлив глаза, Рон.

— Вот именно. Намерен! — упрямо сжал губы Гарри (и в его чертах появилось что-то от тёти Петуньи). — А пока я намерен потолковать с Флитвиком. Вы со мной?

Друзья согласно кивнули, и они направились прямиком в кабинет профессора заклинаний. Флитвик был один. Он настраивал какую-то штуковину, более всего похожую на магловский бинокль. При их появлении он торопливо накрыл „бинокль“ платком, мягко спланировавшим на стол.

— А-а, это вы, — с облегчением вздохнул он. — Спешу поздравить, молодые люди! Теперь вы можете успешно трансгрессировать в любую точку Земного шара. Однако помните, что перемещаться таким образом не рекомендуется через океан или на расстояние, большее ста тысяч миль. В первом случае губительным для трансгрессирующего может оказаться влияние влаги. А во втором — длительность расстояния может вызвать закупорку кровеносных сосудов из-за высокого давления, которое вы, наверное, ощущали.

Рон переглянулся с Гарри. И то, и другое замечание они слышали впервые.

— Да, профессор, мы, БЕЗУСЛОВНО читали об этом в „Руководстве по трансгрессии“, — Гермиона выделила безусловно, с превосходством глядя на мальчишек. — Но мы пришли спросить у Вас: с чем связаны перемены для проходящих трансгрессию?

— Ах, вот вы о чём! Я, признаться, и сам был немало удивлён. Как же: само Министерство занимается такими вопросами! Но теперь, когда Дамблдора не стало, думаю, вмешательство Министерства будет для нас делом обычным.

— При чём тут Министерство? — не выдержал Гарри.

— Я думал, вы знаете: Министерство и придумало эти карточки с заданиями. А то, что ты, Гарри, должен был оказаться в Визжащей Хижине — это вообще нонсенс, я бы сказал.

Флитвик почесал себе нос волшебной палочкой.

— А какой отдел контролирует Хогвартс? — Гермиона прищурила свои вездесущие очи.

— Административные службы Визельгамота, — развёл руками профессор — лилипут. — Я сам, видите ли, в растерянности.

С минуту все помолчали. Гарри тем временем обмозговывал: как бы поделикатней приступить к вопросу, который его интересовал?

— Собственно, профессор, мы пришли с Вами поговорить о том, чем в последнее время занимался директор… наш бывший директор, — осторожно начал Гарри.

— Говори, говори, Гарри. Я понимаю, — подбодрил его Флитвик.

Рон с Гермионой ушам своим не могли поверить: неужели Гарри расскажет сейчас декану (даже не их факультета!) то, в чём было отказано Долгопупсу?!

Гарри тем временем невозмутимо продолжал:

— Профессор Дамблдор собирал редкостные вещицы, которые остались от основателей школы. Ну, Вы понимаете: меч Гриффиндора, кольцо Слизерина — которое он носил в последнее время.

— Да-да. Оно появилось незадолго до его смерти… — и умолк, осознав свою бестактность.

— Так вот, — не останавливался Гарри. — Профессор Дамблдор хотел создать в Хогвартсе что-то вроде коллекции… скорее, музея. И мы (он оглядел своих друзей) могли бы быть продолжателями его начинания. Вы, как декан Когтеврана, можете, наверно, назвать предметы, которые передавались из поколения от Кандиды Когтевран.

— Благородная миссия, — всегда доверявший своим ученикам Флитвик, ничего не заподозрил. — Только я мало что знаю. Мало, знаете ли, на свете мужчин, способных мириться с чрезмерно умными женщинами…

Он выразительно посмотрел на Гермиону.

— Это к тому, что прямых наследников у Когтевран не было. Была, правда, сестра. Они очень дружили. Сестринским детям досталась брошь Кандиды в форме орла. Очень искусной работы. До поры до времени брошка хранилась в семье как реликвия. Передавалась из поколения в поколение. Но вот незадача! Когда дело дошло до меня, то мне не повезло: футляр оказался пуст. Так что я теперь хранитель лишь пустого футляра, — грустно закончил Флитвик.

— Но при чём тут Вы, сэр? — вытаращил глаза Рон.

— О! Вы, наверно, не знаете, что ваш покорный слуга и есть последний — очень, конечно, дальний — родственник достославной Кандиды, — волшебник чуть склонил голову в поклоне. — Не люблю афишировать свою причастность к этой фамилии. Сразу, знаете ли, начинаются расспросы. Всех почему-то волнует была ли известная волшебница такой же коротышкой, как я.

И он невесело рассмеялся. Друзья потупились.

— Да, — продолжал Флитвик, — мы сначала думали, что брошь выпала из футляра в один из наших бесконечных переездов. Но отец потом вспомнил, что сломанный замок на футляре совсем недавно работал исправно. Следовательно, он был кем-то взломан. Сам футляр, видимо, не взяли, чтобы мы не сразу хватились пропажи… Так оно и вышло.

— Вы кого-нибудь подозреваете? — спросил Гарри.

— Были кое-какие мысли… Но это не слишком порядочно: возводить напраслину, не зная точно… — он запнулся.

— „Очень просто манипулировать порядочными людьми“, — сказал незадолго до разоблачения Барти Крауч — младший, — припомнил Гарри.

 — Так вы уже что-то слышали, не так ли? — оживился Флитвик. — Тогда слушайте. Мы с семьёй жили достаточно уединённо. Гости бывали редко. Дом у нас достаточно своеобразный: низкие потолки, мебель небольших габаритов… А тут, знаете ли, зашёл как-то Крауч-старший с сыном. По делу. Сынок его — ещё ученик Хогвартса, но уже тогда порядком долговязый… Ну, вот он и смотрел на наше убранство с таким презрительным превосходством (свысока), что матушка моя не выдержала и решила поставить наглеца на место. Говорит: в наших жилах, дескать, течёт благородная кровь самой Кандиды Когтевран; а доказательство тому — антикварная брошь. И, чтобы не быть голословной, брошь ему и показала…. Ну, а после этого инцидента брошку уже никто не видел.

Флитвик закончил повествование и горестно вздохнул.

— А других вещей, принадлежащих Когтевран, Вы не знаете?

— Нет, не знаю. Вряд ли они существуют. Говорят, Кандида всё своё состояние вложила в Хогвартс.

— Как выглядела брошь? Вы можете описать?

— Да. Платиновая. Клюв, когти и глаза орла из бриллиантов. Перья выполнены в такой манере, что казались живыми. И ещё… пожалуй, самое главное. Настоящий когтевранский орёл способен увеличиваться до размеров настоящего. Застёжка его (это ведь брошь) пристегнётся только к одежде того, кто обладает качествами подлинного когтевранца.

— А кто не обладает? — спросил, краснея, Рон.

— Ну-у, — улыбнулся Флитвик. — Тому придётся несладко.

— Профессор! Вы уже посмотрели „Орлиный глаз“? — в класс вошла профессор Стебль. Она осеклась, увидев неразлучную троицу. — Извините, я только хотела пригласить Вас к чаю, дорогой профессор.

Она торопливо подобрала свои юбки и ретировалась.

— Что это, „Орлиный глаз“? — атаковал Флитвика новым вопросом Рон.

Но тот поднял обе руки вверх.

— Всё, всё, всё! Что знал, юные друзья мои, то рассказал. А теперь, прошу… — и он распахнул перед ними дверь.

Ничего не оставалось, как выйти.

Стоя в коридоре, ребята обсуждали услышанное.

— Кто бы мог подумать, что Флитвик приходится родственником самой Когтевран! — всплеснула руками Гермиона.

— В таком случае, МакГонагалл, может, родственница Гриффиндора? — высказал предположение Рон.

— Ну да. Стебль — прапраправнучка Пуффендуй. А Снегг — внучатый племянник Слизерина, — усмехнулся Гарри.

— Ага! — решил развить тему Рон. — В таком случае приверженность Снегга тёмным искусствам вполне объяснима. Ведь тогда выходит, что он в родстве с Лордом В-в-вы понимаете, о ком я!

— Не смешно! — пресекла их трёп Гермиона. — Мне лично было стыдно обманывать наивного Флитвика!

— Знаешь, Герми, и ложь бывает святою, как правда! — заржал Рон.

— Оказывается, малыш–Флитвик расстраивается из-за своего роста — так же, как и Хагрид, — продолжала мучиться угрызениями совести Гермиона.

Так они болтали, пока не отошли на приличное расстояние от кабинета профессора заклинаний. Тут Гарри решил посвятить друзей в свои планы.

— У меня есть кое-какие намётки относительно того, как начать действовать… Я ещё раз хочу спросить: вы со мной?

Рон в знак согласия стукнул Гарри по плечу. Гермиона кивнула.

— Нам нужно выяснить, кто эти белоглазые волшебники, — заговорил Гарри.

— Почему ты решил, что это волшебники? Может, просто слепцы? — возразил Рон.

— Слепцы, которые любуются зимним пейзажем. При чём их там целая деревня, — не согласился Гарри. — Выяснить, кто они такие, поможет нам Слизнорт.

— Нет, только не это, — простонала Гермиона.

— И сделаем мы вот что, — проигнорировал Гарри возглас Гермионы.

Он предложил зайти в гости к Слизнорту. Принести какую-нибудь диковинку, угостить старика последними сплетнями и перевести стрелки на последние известия о Том-кого-все-и-так-знают. В качестве „диковинки“ Гермиона предложила натащить магловских сладостей: нугу, шербет, козинаки, халву и т.п. (всем известно, какой Слизнорт сладкоежка!). Для „сплетен“ как нельзя лучше подходит предательство гоблинов. Ну, и здесь появится возможность поговорить о возможных союзниках Волан-де-Морта. Там, глядишь, разговор и перекинется на тех, кого показала волшебная тарелочка. Сказать, что Гораций Слизнорт рад был их увидеть — значит, не сказать ничего. И если год назад его едва удалось уговорить приехать в Хогвартс, то сейчас он не мыслил себя вне той гущи событий, которыми всегда кишела школа. Если „диковинки“, принесённые ребятами, и и выглядели довольно блекло в сравнении с яствами, выставленные самим Горацием, то профессор был достаточно воспитан, чтобы не высказать этого вслух. В любом случае, Слизнорт был тронут вниманием своих воспитанников. Тема „сплетен“ казалась неисчерпаемой… Когда же Гермиона робко заикнулась о тех волшебниках, которые могли бы примкнуть к армии Волан-де-Морта, к их большому удивлению, Слизнорт сам рассказал ребятам (не преминув упомянуть, что это ба-а-льшая тайна!) о переговорах с русскими чародеями, которых именуют в народе „чутью белоглазой“.

— Почему их так называют? — простодушно спросил Рон.

— Видишь ли, Рейнальдо (Гермиона захихикала)… из-за их глаз. Они у них действительно белые. Сами волшебники небольшого роста — примерно с нашего профессора заклинаний. Живут в тайге. Где находится их поселение, никто не знает.

— Что такое „тайга“? — спросил Гарри.

— Это дремучий лес за Уральскими горами… Самое поразительное, что ВСЕ они провидцы. „Чуть“, в переводе с русского, означает „чутьё“. Очень они маглов не любят. И презирают всех тех, кто вступает с ними в контакт. „Чуть“ очень сильна в магии. Им не требуется даже волшебная палочка для осуществления заклятий. Сила их мысли убийственна. Видят они, по слухам, человека насквозь. А слышат за многие мили. Живут обособленно от местного волшебного сообщества. Но, что касается русского сообщества как такового… Руфус Скримджер, кстати, готовит визит в Россию… Вы что-нибудь об этом слышали?

— Нет, — смущённо ответили они.

— Ну, конечно! Это — тс-с! — ещё одна тайна! — и Гораций раздулся от важности.

Вскоре они стали прощаться. Слизнорт проводил ребят до входа в Гриффиндорскую башню и пошёл обратно.

— Ещё одно небольшое дельце — и можем отправляться в дорогу! — заговорчески подмигнул друзьям Гарри.

— Что за „дельце“? „В дорогу“ — куда? — вразнобой закричали Рон и Гермиона.

— Должен же я узнать, что поделывают Малфой со своим любимым учителем или нет, как по-вашему?

— Если ты о Визжащей Хижине, то я против этой затеи, — сразу отрезала Гермиона.

— Рон, собирайся! Идём вдвоём — без Гермионы.

— Нет! Никуда я Рона с тобой не отпущу!.. То есть без меня он с тобой не пойдёт, — поправилась она.

— Ревнуешь? — подколол её Гарри.

— Ещё чего! — вспыхнула она.

В итоге они зашагали к Гремучей иве втроём.

Как сторукий неприступный великан, возвышалась ива перед входом на территорию школы. Но они знали её секрет. И то ли руки у них стали длиннее, то ли ребята просто знали, куда ткнуть веткой, чтобы дерево замерло, но попали они в лаз, ведущий в „дом без окон — без дверей“, достаточно легко.

— Здесь всё так же, — с благоговением прошептал Рон.

— Всё — да не всё, — Гарри указал на стол, где по-прежнему стояла тарелочка с золотым яблочком.

Он дотронулся до яблока, и оно заговорило:

Я не яблоко простое — Сочное да наливное — Моё предназначение иное: Вам действие любое Покажет яблоко златое! Лишь прикоснись ко мне, — Тогда В любое место по желанью Отправлюсь я, отправлюсь я…

— Покажи нам, пожалуйста, чем сейчас занят мистер Драко Малфой, — попросил Гарри.

Яблочко закружилось волчком и остановилось. Из самого центра тарелки возникла картинка, которая постепенно заполнила всё её дно: на фоне ослепительно голубого неба стоял монумент исполинской женщины с факелом. У подножия — крохотный, размером с муравья, человечек. Если присмотреться, можно вполне узнать (по спесивому выражению остренького личика) Малфоя — младшего. По мере того, как вся их троица вдоволь насмотрелась на своего сокурсника, изображение стало меркнуть.

— Удрал, — констатировал Рон.

— Ага, — подтвердила Гермиона. — В Штаты.

— Что ж, думается мне, Снегг проводит время куда как веселее, — вымолвил Гарри.

После незамысловатой песенки, которую вновь для них исполнило яблоко, он дал задание найти Северуса Снегга. И вот что узрел: Снегг сидел в комнате, сплошь заставленной колбами, пробирками и ретортами. Он опускал голубоватые нити своих воспоминаний в специально приготовленный сосуд. Затем, слегка перемешав, заглядывал в него… Гарри, Рон и Гермиона наклонились, чтобы увидеть то, что видел Снегг. Но ничего (если не считать, что они стукнулись лбами) не произошло. Изображение растаяло.

— Что бы это значило? — Гермиона была озадачена.

— Всё мысли свои прячет. Ничего удивительного, что на окклюменции я ничего не мог… за исключением пары моментов… Как прочесть то, чего нет? — пытаясь отодрать тарелку от стола, яростно шипел Гарри.

— Только зачем ему прятать свои мысли СЕЙЧАС? Как ты думаешь, а, Гарри? От кого? — Гермиона побарабанила пальцами по столу.

— Больше мне делать нечего, как думать от кого наш „уважаемый профессор“ прячет на сей раз свои мысли! — огрызнулся Гарри. — Это меня волнует меньше всего! Гораздо интереснее было бы узнать, где его секретная лаборатория!

— Так ничего не выйдет, — Гермиона отстранила его от изуверских попыток завладеть тарелкой с яблоком. — Дай я. „Экскуро!“ — Гермиона направила палочку на тарелку.

„Эванеско!“ — безрезультатно.

— Нет, — заключила она. — Тут, видно, наложены те же чары, что и на портрет матери Сириуса Блэка. В любом случае, вытащить отсюда эту тарелку можно только со столом.

— Ладно. Обойдёмся и без неё, — пришлось согласиться Гарри.

Глава 3. Эликсир любви.

— Северус, сегодня, когда Вы сортировали воспоминания, надеюсь, Вы всё истолковали, как надо? — голос раздавался как эхо в пустом кинотеатре.

Вопреки законам физики сначала возник звук, и только потом появилось доброе лицо очень пожилого человека с озорными молодыми глазами за очками-половинками.

— Я очень рад, что наши вкусы в отношении женщин совпадают. Ну, это так, к слову пришлось… Надеюсь, Вы всё помните, что говорила Юлия? Вам надлежит серьёзная работа. И чем скорее Вы к ней приступите, тем лучше…»

Вдруг появилась серая рябь — совсем как на стареньком телевизоре, который был у него в детстве. И голос, и изображение пропали. Северус проснулся. «Следовательно, ТАК Дамблдор будет выходить со мной на связь… Умно!» Было такое чувство, что в комнате он не один. Только он об этом подумал, как фигура в плаще с капюшоном отделилась от стены и пошла на него. Северус выхватил палочку и озарил весь этаж. Фигура замерла и одним движением сбросила плащ. Под ним скрывалась Нарцисса Малфой… абсолютно голая.

— Нарцисса? — удивился он. — Что ты тут делаешь? И чем объяснить твоё скудное одеяние? Неужели твоё материальное положение столь плачевно?

— Я пришла отблагодарить тебя, Северус… за Драко… по-женски, — она шагнула к нему.

Северус был вынужден встать и накинуть на неё плащ.

— Довольно безрассудный поступок, Цисси, — являться в таком виде в дом холостого мужчины. Да ещё посреди ночи. Тебе не приходило в голову, что я могу быть не один?

Северус смотрел на неё с возрастающей неприязнью. Что-то ей надо было от него… Что? Пока неясно.

— Оденься. Не явилась же ты сюда в костюме Евы. Я буду ждать тебя внизу.

Он завязал кушак халата и спустился в гостиную. Через пять минут появилась миссис Малфой. Щёки её пылали.

— Значит, у нашего затворника появилась пассия? — довольно развязно заявила Нарцисса. — С каких это пор тебя интересуют женщины?

— А ты, конечно, полагала, что меня могут интересовать мальчики… вроде твоего сына? — в тон ей ответил Северус.

Она подскочила к нему с явным намереньем расцарапать лицо. Но Северус вовремя уклонился.

— Успокойся. Я пошутил. Мне, разумеется, лестен внезапно вспыхнувший интерес к моей скромной персоне. И всё же: чем он вызван?

Он налил ей вина и знаком предложил сесть, внимательно наблюдая за действием напитка (секунду назад он влил туда оставшийся в перстне «Будь самим собой»). В прошлый раз отследить действие зелья не представилось возможным — Юлия сразу уложила его спать. Что же будет сейчас?

Нарцисса вдруг расслабилась и, облокотясь о спинку дивана, внезапно расхохоталась.

— Знаешь, не представляю женщину, которая могла бы с тобой поладить!

— Отчего же? — ему стало вдруг любопытно.

— Оттого, что ты холоден, как лёд! — выпалила она.

— А Люциус, стало быть, горяч, как печка? — не удержался Северус.

— Ах, не о нём речь! — она махнула рукой.

— Ну да. Речь сегодня обо мне. С чего бы это?

— Беллатрисса попросила, — беспечно выболтала Нарцисса. — Она хотела узнать, как ты тут… справляешься.

— «Справляешься» с чем?

— Да Петтигрю тут что-то болтал, будто ты вышвырнул его, а сам привёл какую-то девку.

— И что? Кого интересует моя личная жизнь?

— Всех. Ты ни с кем не делишься. О тебе ровным счётом никто ничего не знает. Ты тёмная лошадка. Человек, у которого нет недостатков, внушает тревогу.

— Почему?

— Потому что так не бывает.

— Значит, в этом и была цель твоей экспедиции: выяснить с кем и чем я занимаюсь? И попросила тебя об этом исключительно Беллатрисса?

— Да. Примерно так.

— Что же ты ей ответишь?

— Отвечу, что, во-первых, ненавижу её; во-вторых, ненавижу эту жизнь; в-третьих, ненавижу всех, кто привёл меня и моего сына к такой жизни.

— Ты забыла упомянуть Люциуса.

— Да, — печально согласилась она. — Это он во всём виноват.

— А мне уж показалось, ты винишь кого-то другого… ХОЗЯИНА, например.

— Его-то? В первую очередь! Ему-которому-важно-сохранить-только-собственную-шкуру! Вопрос ЗАЧЕМ? У него нет ни единой родной души, ни человечка, который был бы искренно к нему привязан и тянул бы к нему свои ручонки, говоря «мама, мама!»… (миссис Малфой явно заговаривалась) Ха-ха-ха! Представляю его детёнышей! — она пьяно хрюкнула. — У-у-у! Отвратительная рожа!

Затем Нарцисса свернулась клубочком на его диване, рассчитывая вздремнуть. «Бедняжка, видать, приложилась к бутылочке ещё до визита ко мне… Надо же было ей чем-то сдобрить этот отчаянный шаг, — ему было её жаль. — Интересно, много ли Пожирателей смерти думают то же, что и она? Северус задержался взглядом на её белокурых длинных волосах…- Что бы было, если…»

Но он тотчас прогнал эту мысль и пошёл наверх. Досыпать.

Казалось, только он сомкнул глаза, как в дверь постучали. Однако уже забрезжил рассвет. Значит, ночь на исходе. В спальню зашла Нарцисса.

— Цисси, к чему столь тщетная предосторожность?! — Северус приподнялся на локте и выдумывал: что бы ещё ляпнуть, чтобы её разозлить. — Мы же с тобой без пяти минут любовники… И вдруг эти церемонии со стуком… Вчера ты была смелее.

Он едва успел спрятаться под одеялом, чтобы защитить себя от её острых коготков, и беззвучно рассмеялся.

— Ну же, будь со мной поласковей. Может, тогда я и забуду, что ты тут вчера болтала, — он высунулся, чтобы излить очередную порцию яда в её адрес.

Лицо Нарциссы окаменело.

— Что я болтала? О чём это ты?

— Нет, красавица. Боюсь, я не в силах повторить то, что говорила ты. Я ещё в своём уме. Но память у меня отменная. Не сомневайся.

— Ты не сделаешь этого! — закричала она.

— Почему нет? Что ТЫ можешь предложить МНЕ?

— Я предлагала тебе… Ты отказался…

— ЛЮБОВЬ? — Северус сложил губы в издевательской усмешке. — Меня это не интересует. Во всяком случае, с тобой.

— Чего же ещё? Деньги?

— Я не жаден… Знаешь, Цис — си… А предложи-ка ты мне свою дружбу.

— Ты смеёшься?

— Отнюдь. Будешь приходить сюда раз в неделю… или два… как возникнет у меня надобность в тебе… и дружить со мной.

— Ты маньяк! Чудовище! Я убью тебя, если ты сейчас же не заткнёшься!

Нарцисса попыталась выхватить свою волшебную палочку, но Северус оказался проворнее: он успел отобрать у неё палочку и бросить в угол.

— А теперь выслушай меня спокойно, — уже другим тоном обратился он к своей непрошенной гостье. — Ты говорила опасные вещи. Я тебя не выдам. Но ты выдашь себя сама… если будешь напиваться и посещать дурные компании — что в твоём положении естественно.

Не зная, как закончить (потому что Нарцисса стояла, будто кол проглотив), он решил привести её в чувство обычными колкостями.

— Не желаешь принять со мной ванну, дорогая? Если получать информацию за определённого рода услуги для тебя такое уж пустяшное дело…

Дверь с треском захлопнулась с той стороны. А он удовлетворённо почесал себе шею. В смежном со спальней помещении Северус оборудовал лаборатория. Здесь он занимался научно-исследовательской деятельностью, которая поддерживала его долгие годы. Пожалуй, ВСЮ жизнь. Он сидел сейчас перед большим сосудом (тем самым, который видел Гарри в тарелочке с голубой каёмочкой) и думал над словами Дамблдора. «Что могла говорить Юлия, имеющее значение столь стратегическое?» Он прикрыл глаза. Но непрошенные картины — фрагменты его жизни — то и дело вставали перед ним, внося разброд в его мысли. Северус помнил себя довольно отчётливо лет с трёх. День за днём текла его жизнь в комнате, которая была тупиком коридора, отгороженного стенкой, не доходящей до потолка. Именно это обстоятельство служило причиной того, что он всегда был в курсе бесконечных споров между родителями. Ссоры, как правило, затевал отец. Начинались они из-за того, что мать не содержала в чистоте дом, а её стряпня отвратительна. Неизменным доводом матери в своё оправдание являлось то, что если бы отец, с присущим ему ʺослиным упрямствомʺ, не запрещал ей пользоваться волшебной палочкой, всё было бы как надо. А её, мол, не готовили в прислуги. Будучи ребёнком, Северус не мог принять ни одну из сторон. Ему было непонятно: почему отец не разрешает пользоваться волшебной палочкой, если та может разрешить все их проблемы,? А ещё его мучил вопрос: может ли палочка так же легко устранить каждодневные скандалы родителей, как справиться с бытовыми трудностями? Но выяснить это у матери не получалось. Каждый раз, когда он подступал к ней с этим вопросом, она отмахивалась от него, как от назойливой мухи. Отца же он боялся. Да тот, казалось, если и вспоминал о существовании сына, то лишь за тем, чтобы влепить ему затрещину или оплеуху. Отношения с товарищами тоже как-то не заладились. Однажды (когда он с упоением рассказывал мальчишкам с их улицы, какие чудеса может творить волшебная палочка — а те от удивления даже рты пораскрывали) как из-под земли вырос Тобиас Снегг и силой данного подзатыльника заставил сына замолчать. А потом выдал следующий спитч:

— И вы ему верите? Дурачьё! Он такой же полоумный, как и его мамаша!

После чего уцепил Северуса за ухо и протащил его, сгорающего от унижения, в дом. Там он преподал малолетнему сынишке такой урок, что больше внушений о тайне волшебной палочки делать не потребовалось. Не лучше дела обстояли и в школе. Из-за какого-то внутреннего противостояния своим невзгодам, на все проявления учителями добрых чувств к его персоне,он отвечал дерзостями и неповиновением. Не последнее место в формировании негативных эмоций по отношению к нему сыграл его внешний вид. Видимо, ещё в раннем детстве, когда какие-то зачатки элементарной заботы к нему всё-таки проявляла Эйлин Принц (девическое имя его матери), она поселила в нем стойкую ненависть к гигиене тела. Ванна, наполненная водой, неизменно напоминала ему резервуар с нечистотами. Вонь от воды стояла неимоверная. Мать говорила, что это от укрепляющих настоев, которые она туда добавляла. А температура воды была такова, что в ней запросто можно было варить раков. Каждый раз Северус так орал, вцепившись матери в волосы перед водными процедурами, что в конце концов Эйлин решила этот вопрос очень просто: не хочешь мыться — не надо. Таким он и рос: грязным, неухоженным, нелюбимым. Когда Северус появлялся на улице, знакомые ребята свистели и улюлюкали ему вслед. Он навсегда замкнулся в своём тупике коридора. Перед сном, чтобы не слышать родительской ругани, Северус натягивал себе на голову никогда не видавшее пододеяльника одеяло и фантазировал. В своих фантазиях он видел себя сильным, плечистым, с сияющей улыбкой. Все ищут дружбы с ним, преклоняются перед его умом… Хотя можно что-нибудь и попроще: вот его отец и мать идут по улице рука об руку; они нарядно одеты и мирно беседуют между собой; а он едет впереди на новеньком велосипеде, родители одобрительно провожают его взглядом… Но грёзы, как известно, расходятся с явью. В школе произошёл инцидент, виной которому стал Северус Снегг. Выйдя из кабинета математики, он обнаружил, что оказался в кольце одноклассников, которые явно что-то замышляли. Вдруг, совершенно неожиданно для него, они попадали на пол и стали корчиться, держась за животы. К вечеру у всех его недругов разыгрался жутчайший понос. Его родителей вызвали в школу. Северуса обвиняли, будто он что-то подсыпал в школьные завтраки — ибо других причин не существовало для объяснения столь внезапного кишечного расстройства. Может быть, историю и удалось бы замять. Но в школу явилась его матушка, гневно потрясая волшебной палочкой. И пригрозила всех «маглов», терзающих её сына, превратить в летучих мышей. Она не преминула заметить, что её фамилия ПРИНЦ… и всё в таком духе… Нельзя сказать, чтобы её угрозы кто-то воспринял всерьёз, но слава городской сумасшедшей прочно закрепилась за ней. Северуса отлучили от занятий. И даже Снегг–старший пострадал: не стало больше желающих в местном пабе слушать россказни Тобиаса о его скверной жене. Вся семья Снеггов заняла нишу изгоев. Жизнь дома стала вовсе нестерпимой. Отец бросил работу и скандалы, плавно переходящие в драки, занимали всё его время — с утра до поздней ночи. Северус залезал на чердак и мечтал о сказочном избавлении от этого кошмара. Оно (избавление) являлось к нему то фантастической птицей, которая уносила его на своих крыльях в прекрасную страну, где царят любовь и взаимопонимание. То оно походило на добрую фею, которая сажала его к себе на колени и шептала слова утешения. А он, мучимый какой-то восторженной жертвенностью, готов был отдать свою никчёмную жизнь, чтобы всё так и было. Как ни странно, мечты его начали сбываться. Сначала его семья переехала. Отец смог найти себе работу в каком-то захолустье, куда ещё не дошли злые вести о его придурковатой жене. На новом месте Северус вновь пошёл в школу. Как-никак, ему нужен был аттестат об окончании начальной школы для перехода на следующую ступень образования. Он извлёк горький опыт на предыдущем месте жительства: больше не болтал о чудодейственных свойствах волшебной палочки и старался не конфликтовать с соучениками и преподавателями. Более того: ему понравилась одна девочка. Хрупкая, как эльф, и весёлая, как мультяшный домовёнок. Она жила через дом от него. Северус часто пробирался к ним на участок и смотрел сквозь кусты, как она играет с сестрой. Заводилой — хоть и была младшей — всегда выступала Лили (так её звали). Во дворе соседского дома был водоём — мама девчушек частенько полоскала там бельё. Как-то раз Лили предложила сестре искупаться. Сестра заартачилась. Лили, желая взбодрить сестрёнку личным примером, бесстрашно полезла в воду. Но что-то пошло не так. Северус понял это, когда сестрица Лили заметалась по берегу, не решаясь тем не менее войти в холодную майскую воду. Время на размышления не было. Он выпрыгнул из-за кустов и, скидывая на ходу башмаки, бросился в пруд. Водоём оказался мелким, как лужа. Но для Северуса купание само по себе уже подвиг. А тут ему (кстати, не умеющему плавать) предстояло вытащить тонущую Лили. По счастию, она всего лишь зацепилась подолом сорочки за торчащую со дна корягу. Следовало отцепить купальный наряд его «принцессы», и та была спасена. Удивляясь, что всё обошлось «малой кровью», Северус чувствовал себя героем. Не говоря уже о Лили и её сестричке. Сестру, как выяснилось, звали Петунья, Петти. Ребята договорились, что сохранят в тайне от взрослых произошедшее. Они стали неразлучны. Считалось, что они дружат втроём. Но на самом деле Северус признавал своей подругой только Лили. Петти не нравилась ему своей трусостью и вечно плохим настроением. Но ради Лили он готов был терпеть Петунью… и ещё сотню таких, как она. В один прекрасный день (и это не расхожая фраза; день был, действительно, прекрасным!) его мать — более торжественная, чем всегда — вручила ему письмо. Он до сих пор помнит его содержание:

Дорогой мистер Северус Снегг!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в школе чародейства и волшебства Хогвартс. Будем рады принять Вас 1-го сентября нынешнего учебного года.

Пожалуйста, ознакомьтесь с приложением к данному письму списком необходимых книг и предметов…

Кажется, мать говорила Северусу, что как только ему исполнится одиннадцать, он будет учиться в школе для волшебников. Но, признаться, Северус не слишком доверял тому, что говорит Эйлин. Видимо, в их семье всё-таки превалировало мнение отца: раз Тобиас Снегг сказал, что его жена дурочка — значит, так оно и есть. Северус устыдился, что не принимал на веру слова матери… и понёсся к Лили, не думая, что это письмо может стать вестником разлуки. Но и тут его ждал приятный сюрприз: Лили держала в руках свиток, весьма похожий на тот, что был у него.

— Ты никогда не говорил мне, что твоя мать — волшебница, — упрекнула его Лили.

— Отец запрещал мне рассказывать об этом, — признался Северус. — Но, по правде говоря, я и сам не верил…

— Неужели в твоей жизни не случалось ничего волшебного? — попеняла ему Лили.

— Случалось. Один раз. Но вряд ли это относится к магии: я встретил тебя, — очень серьёзно ответил Северус.

— Да ну тебя! Я не шучу! — засмеялась Лили.

— Так ведь и я не шучу…

Но, чтобы не смущать Лили своими признаниями, рассказал ей историю со свирепым поносом, уложившим его врагов в постель. Вопреки ожиданиям, его история Лили не понравилась.

— Всё это могло плохо кончиться, — сказала она. — У меня, правда, нет таких ярких примеров, но кое-что всё-таки есть. Например, если сосредоточиться, я могу увидеть со своего места в классе, что пишет наша отличница Джессика Линч у себя в тетради (а она сидит далеко от меня — на первой парте!). Или, скажем, на физкультуре ты никогда не замечал, что прыжки в высоту даются мне чрезвычайно легко? Это потому, что я умею летать… немножко. Вот, смотри. Она взмахнула руками и … оказалась на нижнем суку яблони!

— Чем это вы тут занимаетесь? — недовольно поджала губы только что появившаяся Петунья. — Не иначе, как Лили хвастается своими волшебными умениями… Скоро тебя, сестрица, заберут в школу, где собирают таких же… И неизвестно, дождётся ли тебя твой верный рыцарь.

— А вот и не угадала, — показала сестре язык шалунья Лили. — Северус отправляется вместе со мной!

— В качестве пажа? Будет носить за тобой груды пергамента? — решила поиздеваться Петунья.

— Он получил точно такое же письмо! — торжествующе провозгласила Лили. — Мы будем учиться вместе!

Петти побледнела.

— Как? Выходит, и у него есть волшебный дар? И только я… — невольно сорвалось у неё с языка.

— Да, — безжалостно подтвердила Лили. — Выходит, так!

Вообще-то Лили была доброй девочкой. Но иногда желание подразнить сестру толкало её на необдуманные слова или поступки. Так было и тогда. Знала ли Лили, что зависть, порой, рождает ненависть? Если и знала, то вряд ли об этом задумывалась. В отличие от сестры, которой каждый раз приходилось добывать похвалу потом и кровью, Лили и так была всеобщей любимицей. Её неиссякаемое обаяние и послужило причиной трагедии, разыгравшейся спустя много лет. А пока Северус наслаждался её остроумием и жизнерадостностью. Жизнь, казалось ему, потекла по иному руслу. Наконец-то и ему улыбнулась Удача. Но вскоре Северус понял, что и в Школе чародейства и волшебства его место будет где-то на задворках. Его замусоленность вкупе с высокомерием (которое, конечно, было лишь формой самозащиты) вызывали неприязнь и насмешки. Кроме того, у него не было сановитых родственников в волшебном мире. Он вообще плохо знал свою родословную. То, что его отец из маглов, было понятно. А вот то, что касается матери… кем были её родители? Эйлин, в силу своей «занятости», никогда о них не упоминала. Одна радость — звучная фамилия предков. Принц — это вам не какой-нибудь Долгопупс (хотя колдовские корни последних терялись где-то во глубине веков)! Ну, и конечно, другая его радость — Лили Эванс. Каждый раз, когда её глаза цвета нежной зелени останавливались на нём, Северус был готов резвиться, как молодой щенок. Лили сочувствовала ему во всём. Старалась утешить, когда он, занимаясь самоедством, говорил, что смешон и неуклюж в своей видавшей виды мантии и полурасклеившихся ботинках в сравнении с хогвартскими фатами (не замечая, что уподобляется её сестре Петунье, которую сам же и осуждал). Может, именно своим обожанием и перепадами настроения он и привязал к себе Лили — ведь она скучала по дому, где её боготворили, и по ворчунье Петти… Кто знает? Но факт оставался фактом: с каждым днём они становились всё ближе. Так или иначе, Северус был счастлив. Учиться ему было интересно. И учителя хвалили. Так продолжалось до тех пор, пока его не угораздило попасть в больничное крыло с множественными переломами, ушибами и вывихами. После того, как он пытался поставить скоростной рекорд на старенькой школьной метле. Северус какое-то время находился без сознания. Когда же пришёл в себя, у его постели толпились звёзды гриффиндорского факультета: Римус Люпин, Сириус Блэк, Джеймс Поттер… Он глазам своим не поверил: неужели они пришли его навестить? Но вскоре стало ясно: его и вправду здорово шибануло, если он мог такое себе вообразить.

— Что, втюрился в красотку Эванс? — издевательски хохотнул Поттер. — Знай, приятель, ты опоздал: место занято!

Северус задохнулся от догадки: пока он тут валялся, слабый и беспомощный, эта троица каким-то образом смогла проникнуть в его самые сокровенные мысли. Северуса бросило в жар. А потом он, как мухомор, пошёл белыми пятнами.

— Лили!.. Лили!.. — застонал вдруг его сосед по больничной койке Питер Петтигрю (очень похоже при этом изобразив голос Снегга).

Скрипнув зубами, Северус попытался выхватить из-под подушки волшебную палочку. Тут же на него навалились дружки Поттера Блэк и Люпин. А Петтигрю предусмотрительно спрятался под одеялом.

— Что тут за шум? — строго спросила вошедшая миссис Помфри.

Она тут же прекратила стихийно вспыхнувшую драку и удалила посмеивающихся посетителей. После чего Северус впервые задумался: такая ли уж хорошая штука жизнь? Как посмел этот Поттеришка, которому и так всё дозволено, посягнуть на ЕГО сокровище — Лили? Какое он имел на это право — заносчивый, не знающий жизни, поросёнок? Что он там говорил: «место занято»?.. Это значит, что Поттер тоже симпатичен Лили… так, что ли? Северусу хотелось умереть. И тогда конец всем его несчастьям. Но нет! Он не доставит такого удовольствия Поттеру и его гнусной компании! Он постигнет всю мощь тёмных искусств и превратит их в жаб, в пауков, в склизких тварей! И никто отныне не сможет добраться до его сознания! Ни-ког-да! Это решение и стало отправной точкой для построения всей его дальнейшей жизнедеятельности. Не было в Хогвартсе ни одного студента, который бы с таким усердием конспектировал лекции, столько часов проводил в библиотеке и тратил на самоподготовку в свободных от занятий классах. Сочинение новых заклятий и зелий стало его хобби (и нет нужды добавлять, что эксперименты по апробации их он проводил на себе). За всем этим почти безболезненно он пережил весть о смерти отца и матери. Что там произошло, Северус мог только догадываться. Дело в том, что за последние годы его родители крепко пристрастились к выпивке. Он заметил это во время кратких визитов в отчий дом. Тобиас Снегг уже не был так против, когда их завтрак, обед и ужин, состоявший из N-ного количества бутылок с «огненной водой», доставляла волшебная палочка матери. Видимо, в одно из таких застолий вспыхнула свара, повлекшая за собой совершенно фантастический пожар, в результате которого сгорели все близлежащие дома за считанные минуты. Тут же весь город вспомнил, как Эйлин Снегг похвалялась своей волшебной сущностью (на новом месте она также продолжала просветительскую деятельность относительно кто она такая на самом деле; правда, уважения на этом не заработала) — должно же быть у обывателя какое-то объяснение случившемуся, пусть даже и противоречащее здравому смыслу! Так или иначе, но домашнего очага он лишился. К этому времени семья Эванс переехала. И тот факт, что дом, в котором жила неблагополучная семья Снеггов, сгорел дотла, взволновал Лили не слишком. Взаимоотношения у них на последнем курсе стали более чем прохладными. Виной этому был, конечно, Поттер. Сколько бы не внушал Северус Лили, что она нужна Джеймсу Поттеру как трофей — как кубок за победу в квиддиче — все его доводы она пропускала мимо ушей. Если её послушать, то причиной разлада их с Северусом отношений был не мистер Поттер, а сам Снегг и его немереная увлечённость чёрной магией. Северус апеллировал тем, что «знать — не значит применять на деле». Но Лили оставалась глухой к его оправданиям…. Да и почему он должен был оправдываться? В чём он виноват? В том, что занимается тем, что нравится? Родители Снегга погибли незадолго до его выпускных экзаменов. Северус уже достиг совершеннолетия и причин особо горевать, оплакивая мать и отца, у него не было… так он считал. Это было время, когда Северус увлёкся идеями Волан-де-Морта и хотел вступить в ряды Пожирателей смерти сразу по окончании Хогвартса. Он уже встречался с Великим Тёмным магом и его очаровали светские манеры Т.Лорда и внимание, с которым тот отнёсся к такому юнцу как он. Именно Темный Лорд рекомендовал ему дом в Паучьем тупике («Опять тупик!» — подумал тогда Северус), туманно намекнув, что прежние владельцы дома уже не вернутся. Скоро, правда, иллюзии насчёт светскости и учтивости Лорда растаяли — после первой же оргии, учинённой в разорённом жилище убитых маглов. У Северуса волосы шевелились от ужаса, когда на следующее утро он вспоминал, что вытворяли с несчастными убиенными Пожиратели. Кроме того, ему претила та разнузданность, которая царила на подобного рода мероприятиях. И хоть Волан-де-Морт сравнивал свои вечеринки с римскими оргиями, у Северуса сложилось впечатление, что он побывал в публичном доме, устроенном на скотобойне. Видимо, устроитель подобного рода «вечеринок» что-то подмешивал в напитки… или каким-то другим способом взывал к самым низменным человеческим инстинктам… но никакие доводы типа: «это самоочищение», «путь к настоящей свободе сознания» не могли заморочить настолько, чтобы Северус не осознавал, что совершил ужасную, непростительную ошибку в своей жизни. Стоит добавить, что сам Волан-де-Морт участия ни в массовых соитиях, ни в плясках на мертвецах не принимал. Он только наблюдал. И улыбался (если змея может улыбаться). Всем неженатым членам союза тёмных сил (если только они не были на особых заданиях) предписывалось обязательное посещение этих жутких увеселений. И Снегг — хотя сам не убивал и не мучил — был вынужден являться раз в неделю под наблюдение неусыпного ока своего Хозяина. Покинуть стан Пожирателей можно было только ногами вперёд (примеров тому было немало). Северус ломал голову: что нужно сделать, чтобы освободиться от еженедельных оргий? И такой случай представился. Он случайно подслушал разговор Дамблдора и Трелони в «Кабаньей голове». Прорицание Северус считал одной из самых никчёмных магических наук. Собственно, даже и не наукой, а так… Стоило только посмотреть на эту прорицательницу, как тут же становилось понятно: старая дева находится в плену своих неутолённых фантазий. Единственной целью Северуса, когда он докладывал Волан-де-Морту о состоявшемся на его глазах предсказании, было получить «вольную» от вышеупомянутых «суаре». Но Тёмный Лорд отнёсся к болтовне «больной на голову» Трелони чрезвычайно серьёзно. Более того, разгадать пророчество стало делом его жизни. Северуса Снегга внедрили в преподавательский состав Хогвартса. Правда, неведомо по каким причинам Дамблдор сразу понял, с чьей подачи явился новый преподаватель. А Северус не стал отрицать. Глядя во всепонимающие глаза директора, он всё рассказал. Так он превратился в двойного агента. А потом погибла Лили. Какие механизмы были приведены в действие, что Тёмный Лорд вызнал, кто будет его смертельным врагом, до сих пор остаётся за кадром… Знал ли Северус, когда передавал Лорду сведения, подслушанные в трактире, что они приведут к фатальным последствиям? — Разумеется, нет! Он вообще относился к прорицанию, как к шутке… Но всё, что касалось драгоценной жизни Волан-де-Морта, предметом шутки не являлось… Как поздно он это понял! Вина за содеянное легла на него неподъёмной плитой. Северус не мог заглушить боль ни силой заклятий, ни дозой выпитого алкоголя. Лорд Волан-де-Морт исчез, сгинул. «Но однажды он вернётся. И нужно быть во всеоружии», — говорил ему неоднократно Дамблдор. Минуло десять лет. В Хогвартсе появился Гарри Поттер — сын Джеймса и Лили. Живым укором смотрели на него с лица Гарри глаза Лили. Жаль, что во всём остальном мальчик больше походил на отца. Этот факт вызывал подчас у него неконтролируемое бешенство. Ужасно глупо, но Северус (даже после того, как Лили родила ребёнка) всё ещё мечтал о любви между ними. «Как знать, Поттер такой ветреник…», — думалось ему. Северус пытался оберегать Гарри (со свойственной ему неуклюжестью). Чем вызвал лишь презрение. И, разумеется, Поттер-младший даже не усомнился, что он, Северус Снегг, мог убить Дамблдора. «Ну, так убей меня, как убил ЕГО… трус!» — кричал ему мальчишка … Снегг подошёл к зеркалу. На него смотрел угрюмый худой мужчина с тёмными кругами под глазами. Непостижимо! Как мог Юлии понравиться подобный тип?! Может, Дамблдор как-то причастен к тому, что у неё временно помутился разум? Думать об этом было неприятно. Но всё же это больше походило на правду, чем, то, что такая удивительная женщина его полюбила.

— По-лю-би-ла, — повторил он вслух.

На ум пришли слова Дамблдора: «нужно быть во всеоружии». Оружие против Тёмного Лорда — сама любовь. Кажется, он нащупал почву.

— Любовь обладает огромной силой. Но не все это осознают, — говорила Юлия. — Просыпается огромный потенциал, человек работает на пределе умственной активности, спортсмены ставят небывалые рекорды. Думаю, по этой причине большинство творческих людей имели невероятное число романов — чтобы испытывать состояние влюблённости снова и снова… Это с одной с стороны.

— А с другой? — улыбнулся Северус (его забавляла её горячность).

— Не смейся! — обиделась Юля. — С другой стороны — мощный оберег. Между прочим, доказано: если бойца ждала дома любящая жена, он обязательно возвращался! Вот послушай. Стихотворение Константина Симонова (он, кстати, знал о войне не понаслышке, а сам был фронтовым корреспондентом) «Письмо с фронта»…

— У? Что за война? Между тёмными и светлыми?

— Война — всегда между «тёмными» и «светлыми», потому что одна сторона правая, другая — нет, — просветила его Юля. — Я имею в виду II–ую Мировую. Между прочим, в этой войне мы были союзниками. Уинстон Черчилль… тебе это имя о чём-нибудь говорит?..

— Вроде нет… А что, должно?

— Ладно, проехали, — Юлия махнула рукой.- Слушай стихотворение.

Жди меня, и я вернусь, Жди меня, и я вернусь,

Только очень жди. Всем смертям назло.

Жди, когда наводят грусть Кто не ждал меня, тот пусть

Жёлтые дожди, Скажет: «Повезло».

Жди, когда снега метут, Не понять, не ждавшим им,

Жди, когда жара, Как среди огня

Жди, когда других не ждут, Ожиданием своим

Позабыв вчера. Ты спасла меня.

Жди, когда у дальних мест Как я выжил, будем знать

Писем не придёт, Только мы с тобой, —

Жди, когда уж надоест Просто ты умела ждать,

Всем, кто вместе ждёт… Как никто другой.

— И что, ОН вернулся? — довольно равнодушно спросил Северус.

— Представь себе, да, — ледяным тоном ответила Юля.

— А меня никто не любит, — решился он тогда на провокационный ход.

— Может, ты просто не давал никому шанса? — Юлия насмешливо изогнула брови. — И потом, всё ты врёшь. Я тебя люблю.

Она произнесла это так просто, что было похоже больше на признание в сестринской любви, не более.

— Что ты вкладываешь в понятие «любовь»? — стараясь говорить естественно, поинтересовался Северус.

— Физиологи говорят, что любовь — это свойство кожи. В этом есть здравый смысл, хоть и звучит довольно вульгарно… Ты читал «Парфюмер» Зюскинда?

Он отрицательно покачал головой.

— Ты, по-моему, вообще серый, как осенняя туча, — заметила Юлька. — Так вот, основная идея романа в том, что главенствующим в мире чувств является запах. Смотря на человека, нам кажется, что мы восхищены его внешней красотой. На самом деле мы улавливаем флюиды его кожи и, если они совпадают с нашими, ставим «плюсик»… Понятно?

— Значит, по теории этого Зюскинда, ни ум, ни высокие моральные качества, ни даже внешность роли не играют?

— Ну да! Кстати, это теория не одного только Зюскинда. Например, группа исследователей проводила следующий опыт: бельё женщин разных физических возможностей давали…хм-хм… понюхать мужчинам — дабы они по запаху могли определить, какая из женщин самая красивая. Представляешь, мужчины были единодушны в выборе. Выходит, теория работает? Но, что до моего мнения, это касается только первобытных чувств. Я не имею в виду ВЕЛИКУЮ и ВЕЧНУЮ любовь… — Юлия притихла.

— По-твоему, она есть? — осторожно спросил Северус.

— Давай будем верить, что есть! — вновь воодушевилась Юлька. — Но для этого надо очень много составляющих: тут и ум, и внешность, и наличие чувства юмора понадобится. Ещё доброта, неспособность предать… Вот, пожалуй, и всё.

— Неужели? — скептически хмыкнул он. — Похоже, нелегко тебе будет влюбиться.

— Почему? — удивилась Юлия. — Разве ты способен предать?

— Наверно, нет, — поколебавшись, ответил Северус.

— Вот видишь! Остальное у тебя есть.

— Я ничего не пропустил? Как там в отношении пункта «внешность»?

— Успокойся. Женщины не так придирчивы. Нам не нужны ноги от ушей и бюст пятого номера…

— Которого у тебя, как раз, и нет…

— Ах, ты!..

Но всё остальное к делу уже не относилось.

Итак, составляющие: ум, внешность (дарованная тебе природой), доброта, чувство юмора, неспособность предать и запах. Эти ингредиенты и будут положены в Эликсир любви… для женской половины человечества. А что бы взял он? Пожалуй, то же. Но хотелось бы ещё добавить нежность, отсутствие сварливости, умение заботиться, быть хорошей матерью… Как-то это должно называться одним словом… ЖЕНСТВЕННОСТЬ! И если существует на свете воплощенная женственность — то это как раз и есть Юлия. Следовательно, если ЕЁ взять за эталон женщины, то можно приступать к изготовлению эликсира. Северус вспомнил, что в отделе тайн Министерства магии существует дверь. Она открывается тому, кто любит и любим. Там, по мнению Дамблдора, хранится оружие, с помощью которого будет повержен Лорд Волан-де-Морт. Что там? Этого он не знал.


На этот раз Дамблдор возник отчётливей и выглядел удовлетворённым. «Я знал, Северус, что Вы поймёте. Только Вам под силу составить и приготовить тот неповторимый эликсир, свойства и действие которого хорошо нам знакомы, но умение его приготовлять утрачено не одну сотню лет назад.

Юлия сошла с поезда под влиянием внезапного эмоционального порыва, безотчётного импульса… Но ничего случайного в нашей жизни не бывает, не так ли? Я лишь чуть-чуть скорректировал события, ускорив её желание соединиться с Вами…

А в отделе тайн сложены за ненадобностью те самые атрибуты, напитав которые эликсиром любви, разобьют Волан-де-Морта в пух и прах. Там и стрелы Амура, действующие мгновенно, и мины замедленного действия, несущие неразделённую любовь, взрывчатка — убийственные мысли о суициде в любовной горячке и много-много экзотических плодов, вкусив которые, смертоносной будет уже сама мысль, что ты не любим… Опасное оружие, согласитесь. Особенно, если ты не защищён…» Он сидел в темноте у камина и вспоминал детали сна. Внезапная вспышка пламени стряхнула его дремотное оцепенение. В огне возникло плоское лицо Волан-де-Морта. То, что Северус вскочил на ноги, было, скорее, продиктовано эффектом неожиданности, чем желанием почтить появившегося Хозяина. Но мания величия всегда была слабостью Тёмного Лорда, о которой Северус знал. Впрочем, он знал и другие его слабости: ужас, который тот испытывал при мысли о смерти и боли, боязнь, что тайна его происхождения станет достоянием гласности и предметом обсуждений, стремление окружать себя красивыми вещами и, как уже упоминалось, излишняя самоуверенность. Так что прыжок Северуса был истолкован Т.Лордом как раболепное приветствие.

— Добрый вечер, Северус. Оставьте церемонии и сядьте. У меня есть для Вас работа.

— Я сделаю всё, что Вы скажете, — склонил голову Снегг.

— Я знаю, — снисходительно кивнул тот. — Поэтому и поручаю Вам дело чрезвычайной важности. Мне стало известно, что наш уважаемый министр готовится к встрече с русскими волшебниками. Видимо, Скримжер, наконец, решил создать оппозицию и попытаться перетянуть на свою сторону тех, кто ещё не примкнул ко мне. Нужно узнать о результатах этих переговоров. Действовать Вы будете в обстановке полной секретности в одиночку. Ваша задача: узнать — и вернуться. Ничего более… Сведения, разумеется, должны быть достоверны.

— Да, сэр.

— Удачи Вам, — коротко попрощался Волан-де-Морт, и сноп зелёных искр возвестил о том, что аудиенция закончена.

Глава 4. Р.А.Б.

Следовало обдумать, что делать дальше. Пока же Гарри с друзьями остановились на площади Гриммо. За истекшую неделю они повидали почти всех знакомых им членов Ордена Феникса. Все были озабочены тем, что надлежало выбрать нового Хранителя Тайны Ордена. Однако процедура передачи его полномочий — по неустановленным причинам — каждый раз срывалась. Это могло быть либо в связи с тем, что Дамблдор наметил преемника сам (которому пока такое доверие не оказывалось). Либо в том случае, если бы сам был ещё жив — что, разумеется, исключалось. Пока решалась эта проблема, Гарри писал свой адрес на клочках пергамента новым посетителям, и они приходили как бы с визитом к нему, а не на заседание Совета. С одной стороны, это было даже на руку Гарри — так или иначе, но он сейчас осведомлён обо всём, что происходило в Ордене. Главным событием волшебного мира Британии являлся предстоящий визит Скримджера в Россию. Вокруг этого вопроса горели дебаты: кто поедет, когда, где будет проходить встреча. Фред и Джордж Уизли стали «фениксистами». Они, конечно, не делали из всего секрета… хоть и покуражились для начала. Встречу английского Министра магии с русскими назначили на следующую неделю. Происходить она будет на территории России, и русские волшебники настаивали, чтобы Скримджер прибыл один. Это внушало немалые опасения. Но поговаривали, что Министр готов выполнить все условия. Что ж, отваги ему, в таком случае, не занимать, так как толком никто ничего о русских волшебниках не знал. Все сведения зиждились на уровне слухов: судачили, например, что у русских особый подход к традициям колдовства. Ещё говорили, что никаких школ по обучению магии в России нет — существует жёсткий регламент: передача волшебных умений только из поколения в поколение, и никак иначе! Тем не менее, большинство из них к маглам относилось гораздо терпимее. Они считали, что каждый неволшебник, проявивший себя как доблестный воин, или наделённый какими-либо другими высоко моральными качествами, может быть посвящён в дела волшебного сообщества. Превыше всего русские колдуны ценили чистоту помыслов и патриотические чувства. Гермиона достала книгу «Другие: что мы о них знаем». В ней рассказывалось о волшебниках со всего света. И если всё, что там было, не являлось досужим вымыслом, то злобная нечисть Британии выглядела на их фоне просто милашками. В России были колдуны и ведьмы, жившие со своими отпрысками совместно с простецами. Ходили на простецкую работу и не демонстрировали свои волшебные умения всем и каждому. Но никогда и не отказывали в помощи. Были у них и волшебники высшего порядка. Те жили обособленно — главным образом, в лесах, — и с людьми встречались неохотно. Относились к своим посетителям избирательно. Видимо, тут срабатывали их критерии о наличии «чистоты помыслов» и «патриотизма». Небезынтересен факт, что волшебные палочки они презирали. Вся их сила заключалась в руках и во взгляде. Также любопытно было узнать, что на Руси есть целая плеяда волшебников, управляющих силами природы. А что уж и вовсе казалось невероятным, на помощь им частенько приходили животные и даже… предметы, которые (если верить гермионовой книге) вещали человеческими голосами и были чуть ли не мудрее самих волшебников. Далее шли картинки: трёхглавый Змей Горыныч напоминал дракона; Баба Яга — не слишком опрятную ведьму; Леший, Кикимора и Водяной были сродни британским покровителям леса, болот и водоёмов; Домовики были грузными низкорослыми старичками, а вот на портрете Кощея Бессмертного стоило задержаться. Он представлял собой коронованный скелет, чем-то напоминающий Волан-де-Морта! Ребята просмотрели ещё иллюстрации волшебного Полоза — гигантской змеи, которая появлялась там, где сокрыты клады; Кота Баюна, убаюкивающего своим пением; Чуда-Юда-Рыба-Кит, который заглатывал любопытных мореплавателей; Серебряного Копытца, способного чеканить монеты из драгметалла… И практически всех зверей, которые если и отличались от простой живности, то только своей величиной: Михаила Потапыча (попросту медведя), Серого Волка (размером с оленя), Мудрого Ворона в роговых очках, Рыжей плутовки Лисы. Особняком стояли три богатыря — их имена могла усвоить только Гермиона: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович. Богатыри отличались могучим телосложением, были облачены в кольчуги и кованые шлемы и восседали на красавцах-конях. Приковывала к себе внимание прекрасная волшебница в национальном русском костюме — Василиса Премудрая. Рядом — безобразный Соловей–разбойник (грязное чудище с выступающими передними зубами). Далее шли двенадцать Месяцев — мужчины разных возрастов, и у каждого затейливый посох. Красно Солнышко также было наряжено девицей в сарафане, а от её лица шло нестерпимое сияние. Месяц Месяцович — юноша в серебристом кафтане. Ветер Буян — косматый белоголовый старик. Потом шёл перечень волшебных предметов: разного рода перстни, выполняющие то или иное предназначение (с бриллиантом — для распознавания ядов; с рубином — для пущей отваги; с нефритом — добавляющий мудрости и т.д.); шапки-невидимки — на каждого члена волшебного клана; ковры-самолёты — только у верховных волшебников; скатерти-самобранки — в каждой волшебной семье…

— Смотри, Гарри, — показала Гермиона, — а вот и тарелочка с голубой каёмочкой… Так: артикул — не то… инвентаризационный номер — не то… количество — ОДНА. Как, интересно, она попала в Визжащую Хижину?

— Чего тут только нет, — вздохнул Гарри. — Нет лишь «чути белоглазой».

— Видишь, Гермиона, не всё можно узнать из книжек! — укорил подругу Рон.

— Придётся нам присоединиться к Скримджеру, — в задумчивости проговорил Гарри

— Хочешь завалить тщательно подготовленное мероприятие? — нахмурилась Гермиона.

— Я ж не говорю, что мы будем следовать с ним рука об руку. Мы придумаем что-нибудь другое, — неуверенно произнёс Гарри.

— Ага. Набросишь мантию-невидимку и потопаешь в Россию, — съязвила та. Потом — чисто по-гермионовски — прищурилась и сказала. — Это может подождать.

Рон посмотрел на Гарри. Его взгляд явно говорил: «Она что-то знает!» Но Гермиона не стала мучить мальчишек догадками. Было видно, что ей и самой не терпелось поделиться тем, что узнала.

— У меня есть сведения о Р.А.Б.! — выпалила она.

Выяснилось, что, рьяно наводя порядок в запущенном доме Блэков, Гермиона добралась и до чердака. Там она обнаружила ученические тетради Сириуса. Разумеется, Гермиона не преминула сравнить материал, который давали им, с тем, который изучали ученики Хогвартса 25 лет назад.

— И знаете, что я обнаружила? — с горящими глазами спросила Гермиона.

— Отку-уда?! — иронично протянул Рон.

— Защиту от тёмных искусств преподавал у них Ростислав Апполинарьевич Будогорский! — не обращая внимание на колкость, с торжеством закончила она. — Аббревиатура его фамилии, имени, отчества даёт сокращённое Р.А.Б.! Вчера, когда сюда заходили Тонкс и Люпин, мне удалось переговорить с Римусом. Он сказал, что Будогорский преподавал у них недолго. Что профессор по защите был буквально одержим идеей найти верное средство, чтобы, наконец, оградить мир от бесчинств Волан-де-Морта. В связи с труднопроизносимым именем ученики звали его Р.А.Б. Этот Р.А.Б. постоянно вёл изыскательскую работу и время от времени пропадал из Хогвартса. А как-то раз исчез навсегда… Но в день падения Тёмного Лорда Будогорский опять возник, произнёс что-то вроде: «Все, писающие сейчас в штаны от счастья, — ни дать ни взять придурки. И не понимают, что Волан-де-Морт бессмертен. А если вы хотите избавиться от него навсегда, нужно не вопить от радости, а пытаться уничтожить Волан-де-Морта навсегда». Однако все были настолько опьянены праздником, что не захотели прислушаться к его словам… ВСЕ — если не считать Дамблдора и Грозного Глаза. Но Дамблдор своими измышлениями, как правило, не делился. А Грюма и без того считали сумасшедшим. С тех пор Будогорского никто не видел.

Гарри сглотнул.

— Грозный Глаз сегодня придёт. Я с ним поговорю.

Забренчал входной колокольчик — кто-то пришёл. С тех пор, как Гарри откомандировал Кикимера в Хогвартс, в доме стало спокойней. Вступив в права наследования, Гарри наложил на эльфа епитимью отлучением от родного очага. Тот ожидал всего, чего угодно, но не столь сурового наказания. Кикимер валялся у него в ногах, рыдал — но Гарри был непреклонен. Находиться в одном доме с существом, повинном в смерти крёстного, было выше его сил. Занавес, загораживающий портрет миссис Блэк, заколдовали таким образом, чтобы он не позволял услыхать матери Сириуса ни слова из того, что происходило в доме. Изредка из-за него было слышно недовольное мычание, но не более того. Вошедшими были братья Рона — Фред и Джордж. Их магазинчик процветал — наверно, теперь люди нуждались в веселящих штучках как никогда. Весёлость же самих владельцев магазина уже не была столь искромётна, как в былые годы. То ли груз ответственности за семью (материальное положение многодетной семьи Уизли, по-прежнему, не ахти), то ли элементарное взросление поставило на близнецах печать уныния. Вполголоса они сообщили что нового на Косой аллее. Теперь там патрулировали мракоборцы. Они задержали на днях несколько пожирателей смерти, которые под покровом ночи прокрались в Лютный переулок. Говорят, что их схватили в лавке «Флориш и Блоттс». Что им там понадобилось, неизвестно.

— Что, лавка ещё работает? — удивился Рон.

— Да, — скривился Фред. — Никаких улик, что Горбин был в заговоре с пожирателями, найти не удалось.

— Ну да, — фыркнула Гермиона. — А доказательств, что Стэн Шанпайк — агент Волан-де-Морта у них полно.

— По-моему, — заговорил Джордж, — Министерство не лезет на рожон. Прикрывая глаза на некоторые выходки Сами-Знаете-Кого, они сохраняют и без того хлипкое спокойствие.

— Ага! — раздался звонкий голос Молли Уизли. — Вы здесь, голубчики!

Фред с Джорджем беспокойно заёрзали. «Мы не знали, что она здесь», — шепнул Джордж Гарри.

— Что это??? — грозно вопрошала она, держа за хвост невиданное животное, которое извивалось в её руках, норовя вцепиться зубами туда… докуда дотянется.

— Эй, ма! Поосторожней! Чревовещатель такого обращения не терпит! — робко заметил Фред.

В этот момент «чревовещатель» исхитрился-таки дотянуться до руки миссис Уизли и цапнуть её. Из небольшой ранки потекла кровь.

— Гром, сюда! — скомандовал Джордж, и зверёк прыгнул ему на руки.

Гарри, Рон и Гермиона с удивлением смотрели на животное: оно было размером с кошку, чёрное, с белой полосой от морды до пушистого хвоста. И было бы довольно обаятельно, если б не отсутствие глаз.

— Пугало какое-то, — дал исчерпывающую характеристику зверю Рон.

— Вы знаете, что ваш подарок уже предсказал Биллу увечье, Артуру — увольнение, а Джинни сказал, что она никогда не выйдет замуж, — продолжала кипятиться миссис Уизли.

— Что ж, — философски рассудил Фред. — Если посмотреть здраво, в этом есть зерно истины.

— Да, — поддержал брата Джордж. — Билл изувечен. Отца, того и гляди, выпрут из Министерства. А Джинни такая вертушка, что, возможно, никто с ней не рискнёт связаться… Ты ведь уже не встречаешься с нашей сестрицей, а, Гарри?

— А-а-а… Где вы его взяли? — ушёл от ответа Гарри.

— Он пришёл к нам сам, — поведал Фред. — Ревел под дверью магазина, пока мы его не впустили.

— Поэтому мы и назвали его Гром, — пояснил Джордж. — Свалился, как гром среди ясна неба. Кстати, НАМ он предсказал только удачу в делах. И ничего более.

— Какой миленький! — протянула Гермиона руку, чтобы погладить зверька.

— Ты вскоре выйдешь замуж за человека с огненными волосами. Вы будете жить долго и счастливо. И умрёте в один день, — раздалось в комнате.

— Рон, не ты ли тот человек с «огненными волосами»? — задыхаясь от смеха, обратился к брату Фред.

Тот побагровел.

— Мама права. Этот зверь наверняка опасен, — буркнул он, ткнув пальцем в Грома.

— Да. Я вижу. Это тот самый, огненноволосый!

— Не верю! — топнула ногой Гермиона. — Это вы его науськали!

— Это же чрево-ве-щатель! Почти что глас Божий! — сделал попытку прислушаться Гермиону к голосу разума Джордж.

— Ну, что же ты, Гарри. Один ты остался без предсказанья. Обратись к нему — он тебе и выдаст… — попросил Фред.

— Как-нибудь в другой раз, — отказался Гарри.

— Как хочешь, — разочарованно переглянулись братья-близнецы.

— Что тут у вас? — это был Грозный Глаз Грюм. Как человек, получивший разрешение ещё от Дамблдора, он мог трансгрессировать прямо в штаб-квартиру. — Никак чревовещатель? Давненько я их не видел…

Грозный Глаз ласково погладил зверька по голове.

— Раны твои затянутся, старый человек. Ты будешь доволен, — тут же раскрыл единственный глаз Грюма на его дальнейшую судьбу чревовещатель.

— Ну, да. И глаз вернётся. И нога вырастет… Пойдём-ка, Молли…

Подхватив под руку миссис Уизли, Грюм вышел с ней из комнаты.

— Мы, пожалуй, к ним присоединимся, — смущенно сказали близнецы друзьям и с хлопком испарились.

«Как это несправедливо! — который раз подумал Гарри. — Почему нас не берут в Орден? Уже, кажется, все признали справедливость прорицания, сделанного много лет назад Трелони. Мы совершеннолетние. Но для Ордена этого недостаточно. Нужно, чтобы мы покончили с учёбой! Как будто Фред и Джордж закончили школу…».

— Можно подумать, их кто-то звал, — недовольно проворчал Рон, заглядывая через перила на первый этаж.

— Покажи тетради Сириуса, — попросил Гарри Гермиону.

И втроём они пошлёпали на чердак.


После обеда Аластер Грюм развалился в кресле у камина и умиротворённо посасывал вонючую папироску. Гарри подумал, что это удобное время, чтобы порасспросить его о Р.А.Б. (выговорить полное имя профессора он даже не пытался). Гарри молча протянул Грюму старую тетрадь Сириуса по защите от тёмных искусств, раскрыв её на первой странице.

— Это, никак, почерк Сириуса Блэка? — проговорил Грозный Глаз, перелистывая записи. — Занятно…

— Ты ведь что-то хочешь узнать, я прав? — вращая стеклянным глазом, спросил он.

— Что «занятно»? — в свою очередь спросил Гарри.

— Занятно, что я тоже недавно думал о Ростиславе Будогорском. Многие упрекали его, что он былсо странностями. Но это норма для такого талантливого человека. Он ведь совсем молод — по нашим волшебным понятиям. И сейчас ещё лет сорок, не больше. А тогда и вовсе был зелёным парнишкой. Никто с должным вниманием не относился к его идеям. Тем более, что он… как бы сказать… разбрасывался. То он исследовал малоизученные зелья, составлял новые формулы. То вдруг ушёл с головой в изучение тёмных искусств. Потом, я слышал, много путешествовал, систематизировал знания о других волшебных сообществах. Книгу даже выпустил: «Другие и что мы о них знаем»… Имечко у него было такое дурацкое — выговорить его толком никто не мог. Вот он и взял себе псевдоним: Русско-Английский Барин. Не любил, чтобы использовали аббревиатуру от его фамилии-имени-отчества. Говорил, что РАБ по-русски означает «бесправный слуга». А для него это было непереносимо.

— Он был русским? — спросил Гарри.

— Русским, — подтвердил Грюм.

— Как же он оказался у нас?

— В этом как раз нет ничего удивительного. В России аналогичной школы нет. А этот молодой человек — филантроп… Это, видишь ли, такой сорт людей, которые хотят своими знаниями осчастливить всё человечество. Вот Дамблдор и пригласил Будогорского в Хогвартс в качестве преподавателя защиты… Да-а, Альбус его любил…

Опасаясь, что Грюм вот-вот свернёт на свою любимую дорожку воспоминаний о днях былой славы (Гарри уже давно заметил, что Грозному Глазу доставляет гораздо большее удовольствие вспоминать мёртвых, чем говорить о живых), он решил направить разговор в нужное русло.

— РАБ… Куда он делся?

— Да никуда не делся. Если опять не мотается по свету в поисках приключений, то строчит сейчас очередной труд. Он, как истинный филантроп, от гонорара отказывается — а издательствам, понятное дело, это только на руку — печатают его книжки под разными фамилиями.

— И как его найти?

Глаз Грюма завращался во сто крат быстрее.

— Зачем тебе это?

— Я бы хотел побеседовать с ним о … Сириусе, — не моргнув глазом, соврал Гарри.

— Что-то ты крутишь, парень… Что такого может знать о Сириусе человек, который его и не знал толком? Скорее всего, он его и не вспомнит.

— Ну, вернее, не совсем о Сириусе, а о его лекциях… В конспекте я нашёл места, которые мне непонятны.

Чувствуя, что зарапортовался, Гарри остановился. Но Грюма почему-то устроило такое толкование. Он успокоился и, потирая култышку правой ноги (новый протез никак не хотел приживаться) охотно ответил:

— К Барину нужно выходить на связь только одним способом — телепортацией. Он, как человек без Родины, может быть где угодно… — Грюм глубокомысленно затянулся и добавил. — Что-то нога разнылась. Брось-ка мне плед. Я тут покемарю часок, если не возражаешь.

Гарри ничего не оставалось, как закончить разговор.

— Что такое телепортация — знают даже маглы. Это передача мыслей на расстоянии, — тут же дала Гарри отповедь Гермиона, когда он, передав содержание разговора с Грюмом, выразил недоумение, что такое телепортация.

— Разве передачу мыслей называют не легилименцией? — пробормотал Гарри.

Гермиона презрительно на него посмотрела.

— Легилименция — чтение мыслей.

— Что ж тогда окклюменция? — тоже не разбиравшийся в таких тонкостях, спросил Рон.

— А окклюменция — весь процесс, который и состоит из телепортации и легилименции, — с видом превосходства растолковала Гермиона. — Не удивительно, Гарри, что Снегг был недоволен тобой на своих занятиях.

— Только не говори мне о Снегге! — рявкнул Гарри. — Он был бы доволен мной только в одном случае: если б я уже лежал в гробу!

— Ладно, ладно… Но телепортации, по-моему, научиться не так уж и сложно. Есть масса учебников, где всё это описывается… Сейчас вспомню.

Гермиона энергично зашагала из угла в угол, запустив руку в свои буйные кудри.

— Точно! — засмеялась она и убежала.

Рон неуверенно посмотрел на Гарри.

— Как ты думаешь, Чревовещатель мог говорить правду? — с притворным ужасом вымолвил он.

— В отношении твоего прогноза — даже не сомневайся (прибавив вполголоса: «огненноволосый»)! — не слишком обрадовал его Гарри.

Гермиона тем времени успела притащить ворох ученических тетрадок Сириуса и, сдувая с них пыль, сортировала тетради с необычайным проворством.

— Ты что, все их прочитала? — не веря своим глазам, поинтересовался Рон.

— Вот! — не отвечая Рону, провозгласила она. — Читаю вслух: …при телепортации следует произносить текст, предназначенный конкретному лицу, чётко и внятно. Чтобы информацию получил именно тот адресат, к которому вы обращаетесь, необходимо правильно назвать его имя и фамилию в самом начале сеанса. Для телепортации лучше выбирать ясные безоблачные дни и, желательно, дневные часы (дабы у респондента не возникло сомнений насчёт СОН это либо же ЯВЬ). Адресующий должен владеть даром убеждения и быть убедителен. P.S. Стопроцентной уверенности в том, что адресат получит Ваше сообщение, нет. Поэтому рекомендуем пользоваться более надёжными средствами связи: совами или Патронусом.

— Дальше совсем неразборчиво, — Гермиона наклонилась к тетради: — Нюн-чик… так, вроде бы… да (Гарри напрягся): Нюнчик, мне показалось или нет, что твой Патронус напоминает твою же мосластую, грязную задницу?.. Дальше всё залито чернилами… — закончила в растерянности Гермиона. — Ерунда какая-то… Какое это имеет отношение к телепортации?

Гарри злобно рассмеялся.

— К телепортации — никакого. Это имеет отношение к Северусу Снеггу… Значит, мой отец всё-таки стянул с него штаны.

И Гарри пересказал то, что увидел однажды в чаше воспоминаний. То, что Снегг когда-то категорически запретил об этом упоминать, уже значения не имело.

— По-моему, — медленно подбирая слова, проговорила Гермиона, — это было довольно жестоко.

— В самый раз! — Гарри ударил по столу кулаком.

— Но ведь всё происходило чуть ли не перед всей школой! — возмутилась Гермиона.

— Теперь я понимаю. У Снегга были причины ненавидеть твоего отца, — сказал Рон. — Если бы меня… так… Ведь там могла находиться какая-нибудь девочка, которая ему нравилась…

— Я вас умоляю! — глядя из-под очков, иронично протянул Гарри. — Какие девочки могли быть у Снегга?

— Вот так и происходит рождение злых волшебников! — стояла на своём Гермиона.

— О, конечно! Жалейте его! Тебе, Гермиона, надлежит теперь создать новое ГАВНЭ — по защите прав слизеринцев! Будь уверена, первым к тебе запишется огненноволосый Рон!

Гарри с треском отодвинулся от стола и отшвырнул стул.

— Ты становишься злым! Нельзя так, Гарри! — Гермиона умоляюще смотрела на него, взяв за руку Рона, которого удерживала, чтобы тот не бросился на товарища с кулаками.

— Да идите вы!.. Оба!..

Гарри не нашёл ничего лучшего, как выйти, что было сил при этом хлопнув дверью.


Размолвка продолжалась до вечера. Гарри ужинал один. Рон и Гермиона не появлялись. И вдруг:

Гарри Поттер!

К тебе обращается Гермиона Грейнджер. Мы начали телепортировать. Надеюсь, удачно. Поднимись наверх сейчас, если нас слышишь.

Голос был сухим и отчётливым, как на плёнке автоответчика. Но сомнений не было: он принадлежал Гермионе. Забыв недавние распри, он бросил возиться с бифштексом (который теперь миссис Уизли не пе, ежа, ивала — как ей советовала Флер — из-за чего мясо было не разжевать) и отправился на второй этаж.

Гермиона захлопала в ладоши и обняла Гарри.

— Получилось! Рон пробовал первым… Ты догадался?

— Нет, Рона я не слышал, — к разочарованию друга, честно ответил Гарри.

Они тренировались до полуночи и решили: если до завтра у Гарри телепортация не получится, сообщение отправит Гермиона.

— Может, на всякий случай подстраховаться и отправить сову? — предложил Рон.

— Не стоит. Во-первых, долго. Во-вторых, неизвестно, на каком счету у Министерства этот Ростислав Апполинарьевич Будогорский, — без запинки выговорила Гермиона. — И, в-третьих, о совах Грозный Глаз ничего не говорил.

Что было совершенно точно, так это то, что служащие Министерства устраивали досмотр сов, и послания ко всем неблагонадёжным личностям задерживались. Назавтра Гермиона предложила связаться с кем-нибудь из знакомых, чтобы опробовать этот редкий вид связи. Но ни Фред, ни Джордж, ни Джинни Уизли, ни Невил Долгопупс на её зов не откликнулись. Ребята стали перебирать всех знакомых, кому они могли бы отправилить сообщение. Рон в шутку предложил Полумну Лавгуд. Гермиона пожала плечами и проговорила текст:

Мисс Полумне Лавгуд, студентке VI-го курса школы чародейства и волшебства Хогвартс.

С Вами хочет связаться Гермиона Грейнджер. Дайте ответ в течение десяти минут, если Вы меня слышите! Гермиона махнула рукой — и так было очевидно, что дело безнадёжно. Но тут вдруг она вскинула руку, делая беззвучное «тс-с!», и замолчала. Потом с облегчением рассмеялась.

— Ну, что там? Говори! Полумна тебя слышала? — затормошили ребята Гермиону.

— Мисс Лавгуд на Каймановых островах. Ловит с отцом каких-то «краснозобых цесарок», если не ошибаюсь… А слышимость была прекрасная!.. Почему же остальные мне не ответили?

— Видимо, они не владеют телепортацией… либо у них нет дара убеждения… либо чего-то ещё, — предположил Гарри. — Но, думаю, Р.А.Б. не из их числа.

Тут же была составлена депеша. Гермиона на всякий случай выучила её наизусть и отбарабанила громко и чётко:

Мистер Ростилав Апполинарьевич Будогорский

(он же Русско-Английский Барин),

Вам телепортирует Гермиона Грейнджер, подруга Гарри Поттера. Мы хотели бы встретиться с Вами по важному делу. Сообщите место и время. Буквально через секунду Гермиона услышала ответ. Она прижала пальцы к вискам, давая понять, что не хочет ничего упустить.

— Вот дословно, — наконец сказала она. — Мисс Гермиона Грейнджер! Передайте Гарри Поттеру, что жду вас двоих в 7 часов вечера на выходе со станции метро Тауэр Хилл. Я узнаю вас сам.

— Прости, Рон, — извинилась Гермиона, — но про тебя тут ничего нет. Да и мама тебя вряд ли отпустит.

Рон вспыхнул, но спорить не стал.


На выходе к Тауэру было полно народа. Гарри и Гермиона сомневались: как тут разглядишь кого-то в такой давке? Однако вскоре к ним подошёл загорелый мужчина спортивного телосложения. На нём были потёртые джинсы, мускулистый торс плотно облегала чёрная майка. На шее болтался православный крест. Волнистые русые волосы слегка тронула седина. Но в целом бывший профессор Хогвартса выглядел потрясно (куда моложе Люпина и Снегга — хотя те были его учениками). Его серо-голубые глаза скользнули по Гарри и остановились на Гермионе. Он улыбнулся. Пожалуй, даже профессор Локонс (мистер «магическая улыбка») мог потерпеть фиаско рядом с этим белозубым парнем!

— Вы мисс Гермиона Грейнджер? — доброжелательно обратился он к ней и повернулся к Гарри. — А Вы мистер Поттер-младший?

Барин присмотрелся к Гарри внимательней.

— Знакомый облик! Я отлично помню Вашего отца! Вообще, всю закадычную троицу: Поттера, Блэка и Люпина.

— И Петтигрю, — добавил Гарри.

— Петтигрю, Петтигрю… Нет, его не помню, врать не буду, — и Ростислав Апполинарьевич пожал плечами. — Давайте чуть пройдёмся — до летнего кафе — там вы мне всё и расскажете.

— Но у нас нет денег… — предупредила его Гермиона. — Только на проезд.

— Не знаю, может, британские девушки и более эмансипированы… но у нас было принято так: за даму платит мужчина, — ответил ей Будогорский.

Гарри покраснел (у него ведь тоже не был запланирован поход в кафе).

— Я, конечно, имею в виду себя, — поспешил исправить оплошность Р.А.Б. — Кто приглашает, тот и платит.

Будогорский заказал три порции мороженого и три коктейля.

— Содержимое, — он кивнул на коктейль, — можно изменить. Глаза его засветились лукавством.

Гермиона переглянулась с Гарри. И он её понимал: уж как-то не вязался весь внешний вид и манеры поведения этого человека с тем, что говорил о нём Грюм.

— Понимаю ваши сомнения, молодые люди, — доставая солнцезащитные очки, лучезарно улыбнулся Барин. — Я не похож на привычных вам волшебников. По вашим представлениям я должен быть худым, бледным и, желательно, изуродованным. Но я предпочитаю быть таким, каков есть. И не шокировать своим видом окружающих. Из-за этого, видимо, в волшебном мире я персона «нон грата»…

— А это правда, что Вы написали «Другие: что мы о них знаем»? — с великим почтением спросила Гермиона. — Вы, и правда, видели всех этих волшебников? Сам?

«Наверно, Гермионе он тоже напомнил Локонса, если она делает акцент на том, САМ ли он это видел», — подумал Гарри.

— Конечно, — удивился тот. — Это же авторское издание. Было бы нечестно описывать чьи-то заслуги. Кроме того, нет ничего увлекательнее, чем поверять бумаге свои похождения: уже знаешь, что всё кончится благополучно, и в то же время заново погружаешься в пережитое…

— Ну, надо же! Никогда бы не подумала…

— А почему в Вашей книге нет ни слова о «чути белоглазой»? — влез Гарри в светскую беседу между Барином и Гермионой.

Р.А.Б. достал из кармана пачку Mallboro и, спросив разрешения Гермионы, закурил.

— Извините. Сто раз бросал — и столько же начинал… О «чути» я тогда слышал, но мало. Книга-то старая. Сейчас, конечно, если будет переиздание, попрошу включить то, что нарыл… Но перед тем, как всё рассказать вам, хочу попросить и вас быть со мной откровенными.

Он испытующе переводил взгляд с Гермионы на Гарри. Недолго поразмышляв, Гарри протянул Барину медальон с запиской.

— Теперь понятно, — кивнул он и взял медальон. — Я знаю содержание записки. Это я её писал. Выходит, не Волан-де Морт осушил кубок? Кто же?

Он посмотрел на Гарри. В глубине его зрачков Гарри вдруг совершенно отчётливо увидел силуэт Дамблдора и вздрогнул от неожиданности.

— О, нет! — простонал Барин. — Зачем Дамблдору понадобилось выпивать этот напиток? Он не мог не знать его действия!.. Если только… Расскажи, как было, — потребовал он.

Услыхав конец этой печальной истории, Барин задал совершенно ошеломляющий по своей бестактности вопрос:

— Как его хоронили? Сожгли?

Гермиона была готова расплакаться. Гарри тоже было не по себе. А Русско-Английский Барин, постукивая по столику костяшками пальцев, вдруг опять улыбнулся и, ни с того ни с сего, брякнул:

— Блестяще!.. Значит, Вы говорите, в тот злополучный день, в обстановке полной секретности куда именно вы направляетесь, Дамблдор, тем не менее, у всех на виду продефилировал по хогвартскому холлу (на тебе, Гарри, была надета мантия-невидимка — дабы убедить всех, что Директор покидает школу в одиночестве), объявив при этом, что покидает Хогвартс. Потом он выпивает смертоносный напиток — который был изготовлен при его же содействии — и умирает. Finita la comedia: тело его сжигают на костре…. И ко всему этому причастен профессор по защите от тёмных искусств Снегг. Северус Снегг, доложу я вам, ВЕЛИЧИНА в мире волшебных открытий, человек одарённый. В нём есть все задатки настоящего учёного: ум, сила воли, упорство. У него было не слишком счастливое детство, рано потерял родителей… Впрочем, я не слишком много о нём знаю… Как, думаю, и вы.

— Так или иначе, я с ним поквитаюсь! — Гарри вцепился в край стола и, наклоняясь к Будогорскому, вперил в него горящие злобой глаза.

— Расскажите-ка мне вот ещё что, — не обращая внимания на гневный выпад Гарри, как ни в чём ни бывало, сказал Барин. — Что-нибудь необычное происходило между Альбусом Дамблдором и Снеггом в последнее время, вы не замечали?

Гарри будто парализовало. Какая сейчас разница, что там происходило! Прошлого не вернуть!

— Да, вроде, нет… Если не считать того, что как раз накануне наш лесничий подслушал разговор между Директором и Снеггом… случайно, — припомнила Гермиона. — Вроде, они ссорились и даже кричали друг на друга, что, в общем-то, не свойственно ни тому, ни другому. Дамблдор при любых обстоятельствах оставался корректен… А профессор Снегг если злился, не кричал, а шипел, как разбуженная змея…

— Потрясающе! Просто бездна наблюдательности! … И вы ничего не знаете!.. Но, если так хотел Дамблдор, значит, так тому и быть! — Будогорский, казалось, всё воспринимал как очередное захватывающее приключение. — Тебе, Гарри… разреши мне так тебя называть (тот кивнул)… необходимо усвоить следующее…

Он помолчал и сказал твёрдо:

— Если ты хочешь, чтобы я помог тебе отыскать и уничтожить оставшиеся крестражи, вершить самосуд над Северусом Снеггом ты не станешь.

— Кто же мне помешает? — сузив глаза, сердито бросил Гарри.

Только-только у него начала проклёвываться какая-то смутная догадка по поводу того, что тут болтал этот странный русский, но с упоминаем имени Снегга затухла, так и не успев окончательно оформиться.

— Этому должна помешать Справедливость… Есть, видишь ли, такая фея. И она дружит с ангелами-покровителями. Слышал что-нибудь об этом?

Гарри отрицательно покачал головой.

— Вот видишь! — лицо Барина опять озарила его обаятельная улыбка. — А ты ещё собираешься бросить школу! Ведь VII-ой курс — самый захватывающий! Там вы будете проходить не только азбучные истины, но и экспериментальные науки… Пожалуй, и мне стоит чему-нибудь поучить вас. Как Вы считаете, мисс?

Гермиона неуверенно улыбнулась.

— Вы так ничего и не рассказали нам о «чути»… — напомнила она.

— Действительно. Но нет ничего удивительного, что вы о ней вспомнили именно сейчас, когда в Британии пробудился интерес к русской культуре… Что ж, это ещё один повод, чтобы влиться в преподавательский состав Хогвартса. Кроме того, если я буду вашим учителем, значительно упростится процедура встреч и поисков интересующих нас предметов!.. А сейчас простите, у меня ещё масса нужных и важных дел.

С этими словами Ростислав Апполинарьевич легко поднялся, вскинул на плечо рюкзак и, поцеловав руку Гермионе, помахал на прощание Гарри.

— До встречи в Хогвартсе 1-го сентября! — крикнул он ребятам уже после того, как расплатился с официанткой.

Гарри и Гермиона ещё какое-то время поковыряли расплавившееся мороженое, споря: хорош или плох их будущий профессор по защите от тёмных искусств (в том, что он будет преподавать ЭТОТ предмет, они даже не сомневались).

— Если он будет так же учить, как только что говорил — полунамёками — вряд ли мы сможем что-то усвоить… Но выглядит он… — Гермиона запнулась.

— Очень мужественно, да? — подсказал Гарри. — Остаётся только поздравить Рона с новым соперником.

— С каким ещё «новым»? — надула губы Гермиона.

— Ну, как же: сначала Локонс, потом Крам, теперь вот Будогорский…

— Ты лучше взвесь всё, что он тебе сказал! — оборвала его Гермиона. — Забудь о Снегге!!!

Она выразительно посмотрела на Гарри.

— Посмотрим! — буркнул он, добавив про себя: «как бы не так!»

\

Глава 5. В тридевятом царстве.

Большой ворон замер на ветке раскидистого тиса прямо напротив окон первого лица магического мира Великобритании Руфуса Скримджера. Особнячок министра находился в ближайшем пригороде Лондона и настолько сливался с окружающими его домами, что никому и в голову не приходило, кому он может принадлежать. Единственным отличием являлось то, что вместо привычной для англичан лужайки перед домом всю территорию придомового участка занимали деревья различных пород и заросли жгучей крапивы. Ворон наблюдал, не отрывая глаз, за перемещениями «заоконного» Скримджера. Тот явно нервничал: сложив руки за головой, он ходил из угла в угол… потом подбегал к окну и задирал голову. Ворон на всякий случай отодвигался, пряча свой длинный нос в пыльной тисовой листве. Если приглядеться, то вороний нос сильно смахивал на человечий, а именно на профессорский нос Северуса Снегга. Собственно, это он и был. Принять обличье ворона ему подал мысль Дамблдор («Ворон — весьма почитаемая на Руси птица; думаю, для Вас не составит труда обернуться ею»). Превратиться-то он превратился… да только как бы не пришлось теперь остаться вороном до конца дней своих — ведь он не был ни метаморфом, ни анимагом… кажется. Трансфигурация не входила в число его любимых предметов. В ученичестве он делал только то, что задавали. Но, если вспомнить, на творческих заданиях по превращениям Северус на минуту — на две оборачивался вороном… Можно, правда, вселиться в тело птицы — как это делал Волан-де-Морт. Снегг это тоже умел, но в чужом теле всегда чувствовал себя некомфортно. Так что пришлось прибегнуть к Оборотному зелью. В этом также имелся свой минус: обратно в человека из животного не превратиться без посторонней помощи. А кто при его «обилии» друзей поможет ему? Дамблдор пока не набрал нужной силы… Волан-де-Морт разве что… Подумав, что решать проблемы надо по мере их поступления, он прищурился: что там выглядывает Скримджер? От изумления Северус каркнул — в воздухе висел сказочной красоты корабль! Корпус отливал золотом, с раздутых парусов смотрели диковинные птицы. Летучий корабль стал снижаться и завис прямо на уровне спальни министра. Скримджер высунул в окно свою львинообразную голову и, забравшись на подоконник, пробовал спуститься на палубу. Не хватало длины министерских ног. Тогда, не долго думая, Скримджер схватил корабль за борт, чтобы подтянуть его поближе… Откуда ни возьмись, выскочили проворные вёсла и отходили его по рёбрам. Чертыхнувшись, Скримджер пробормотал заклятие и очутился на корабле. «Он же сейчас улетит!» — заметался в страшном волнении Снегг. Ему ничего не оставалось, как взлететь и приземлиться на капитанскую рубку. Вообще птичий полёт — дело отвратительное: тебя швыряет то вверх — то вниз, а перепонки под крыльями жутко ноют. Северус пытался отвлечься от собственных ощущений, но тщетно. В это время Скримджер яростно махал в воздухе волшебной палочкой, смешно расставив толстые ноги. Но корабль и не думал пускаться в путь. Наконец министр додумался подойти к штурвалу и, только он до него дотронулся, Летучий корабль взмыл под облака и понёсся со скоростью ветра. Вот это был полёт! Он напоминал виражи на американских горках. Руфус Скримджер довольно улыбался, подставив солнцу широкоскулую физиономию. Снегг забился внутрь рубки и сидел молча. Солнце уже было в зените и неизвестно, сколько ещё часов лёта. Вроде, беспосадочный перелёт от Лондона до Москвы на магловском транспорте занимал часа два. Наверно, «Летучему голландцу» нужно примерно столько же… или больше — не в российской же столице обретаются русские волшебники (наверняка прячутся по лесам). Корабль поднялся выше. Стало холоднее. Снегг посмотрел на свою волшебную палочку, которую он уменьшил в размерах и прикрепил к ноге. Надо было обладать ловкостью циркача, чтобы ею воспользоваться. Увы, его потуги колдовать таким образом напоминали слабые попытки школяра. Вообще всё это предприятие по слежению за Министром, отбывающим в Россию, обернулось гораздо большими заморочками, чем он думал. Сначала он ломал голову по поводу своих превращений (личность его самого, как опасного преступника, разыскивалась как магами — так и маглами, при содействии Интерпола). Потом дни и ночи шпионил за Скримджером, поскольку дата отправления держалась в строжайшем секрете. Теперь вот не знал, чем это всё закончится… Единственное, что его привлекало в поездке, так это возможность встретиться с Юлией… Опять же: что проку встречаться, когда он пернатый? Разве что понаблюдать за ней, пока та об этом не догадывается… Да, вот ещё незадача: помимо того, что зовут её Юлия Гончарова и живёт она в Санкт — Петербурге, Северус никакой информацией о ней не владел. Правда, на этот случай существовала Путеводная звезда — помощница всех влюблённых. Теоретически он знал её действие, но на практике (как нетрудно догадаться) имеющихся знаний не применял. Корабль вдруг вошёл в пике — его сильно занесло на левый борт. Снегг, притулившийся в рубке на полочке, съехал в самый угол неглубокой ниши. Пытаясь как-то сохранить равновесие, он растопырил крылья и задел какой-то предмет. Тот напоминал компас: стрелка его была направлена разве что не на латинские, а на русские буквы. Что ж, если он недавно смог прочесть «Мишка на севере», может, справится с русскими письменами и на сей раз? Тридевятое царство тридесятое государство — без особого труда прочитал Северус. Чуть ниже: Избушка на курьих ножках. Это их курс? Надо бы посмотреть, что делает Скримджер. Долго ему, бедняге, ещё стоять, вцепившись в руль корабля? Словно в ответ, «Голландец» резко пошёл на снижение. Снегг поспешил вылететь из своего укрытия и кружил теперь над кораблём, озирая окрестности. Они очутились в лесу. С высоты птичьего полёта лесная чаща была похожа на сочно-зелёную губку — кроны деревьев сплелись воедино и казались отрезом буклированной ткани. По мере снижения деревья стали прорисовываться чётче. Вот и вовсе расступились. Корабль сел на поляну, пестревшую луговыми цветами. Тут же с борта корабля перекинулся трап, и по нему с достоинством прошёл Скримджер. Навстречу ему шагнула горбатая старушонка в платке, повязанном наподобие банданы. Она протянула министру каравай на расшитом полотенце и беззубо прошамкала: «Хлеб — соль, касатик!» Скримжер оторвал краюшку хлеба, обмакнул её в солонку, стоявшую поверх каравая, и отправил себе в рот нехитрое кушанье. Старуха удовлетворённо кивнула.

— Пожалуй в хоромы мои небогатые, — певуче проговорила она, указывая на спрятавшийся под еловыми лапами бревенчатый домик. Дом приподнялся навстречу министру и радостно закудахтал. Скримджер от неожиданности поперхнулся. Избушка тем временем топталась на высоких куриных ногах и зайти в неё не представлялось возможным.

— А ну, встань к лесу задом, ко мне передом! — гаркнула Хозяйка.

Избушка на курьих ножках замерла, и бабуля с министром исчезли в её недрах. Северус всё ещё летал над поляной, выбирая себе место дозора. Вдруг земля задрожала, цветы и трава пригнулись, по окрестным деревам побежали ячычки пламени. На опушке леса приземлился трёхглавый дракон. На каждой из голов красовалась золотая корона. Единственное оконце избёнки распахнулось, из него выглянула уже знакомая Снеггу горбоносая старуха.

— Горыныч! Спалишь ты нас когда-нибудь, дурья твоя башка! — раскричалась Баба Яга. — Входи скорей в дом, гости у нас!

— Ну, чего расшумелась-то! — довольно добродушно проворчал Горыныч, влезая на кривых лапах по ступеням крутой лестницы в избу.

Следом за Змеем Горынычем появилась Василиса Премудрая в золочёной карете. Её сопровождали Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович. За ними пришли заросший мхом Леший и зелёная Кикимора Болотная. Последним прилетел на огненной колеснице Кощей Бессмертный. После чего Баба Яга высунулась по пояс из окна и свистнула. Тут же возникли Баюн (большой чёрный кот) и филин по кличке Ухарь.

— Стеречь! — приказала им Хозяйка и, задёрнув куцую занавеску, скрылась в избушке.

И кот, и филин устроились подле окна. А ворон–Северус, недолго думая, нырнул в трубу камина. Прокувырнувшись несколько раз в замысловатом дымоходе, он оказался за дверцей печи.

— … сейчас идти к чути равносильно самоубийству, — донёсся до него густой бас. — Уж на что они всегда к нам с братьями были благосклонны, а и то в последний раз мы едва ноги унесли.

— Как же их умилостивить? — мужской голос явно принадлежал Руфусу Скримджеру.

— Есть средство, — раздался мелодичный голос молодой женщины. — Для этого надобно Вам выслушать всю историю о чути белоглазой от начала до конца. Когда-то на земле русской обитали два племени. Одни — богатыри святорусские исполинского роста. Другие — люди маленькие да удаленькие. Если первые славились своей отвагой и силушкой, то вторые — умом да хитростью. Жили они дружно. Иногда и в брак между собой вступали. И появился тут третий сорт людей: ни то, ни сё. Ни отвагой они не блистали, ни разумением, ни какой другой доблестью. Но всё ж одно ценное качество у них имелось в наличии: уж больно цепкие до жизни были новые людишки… что и помогло им расплодиться и занять всю нашу Землю-матушку. И их прародители (исполины да карлики) решили не мешать им властвовать. Великаны подались в горы Уральские, а коротышки — в леса таёжные. Однако всё же продолжали опекать их по-родительски. Но детушки неразумные возомнили о себе боле, чем они были на самом-то деле. Решилось потомство своим умом жить. И слово-то какое для этого выдумали — природопользование! Леса они вырубали, болота иссушали, горы взрывали, воду поганили, воздух отравляли. Долгое время чуть (что и была тем малым народом) смотрела сквозь пальцы на это безобразие. Но тут, видишь ли, придумали их дщери да сыновья убивать друг друга — да не в честном открытом бою — а при помощи всяких орудий хитроумных. То уж было выше многовекового терпения наших мудрецов.

— Да-с, — заскрипел безжизненный голос. — Заволокло тогда нашу Родину туманами, разверзлась Земля русская, и полетело всё в тартарары. Начались войны кровопролитные…

— Ты говори яснее, старый чёрт, — забубнила старуха. — Может, непонятно гостю заморскому!

— Я понимаю, — важно заметил Скримджер. — Вы говорите о начале XX века: 1-я Мировая война, революции, Гражданская, затем 2-я Мировая… Так?

У Снегга пробудилось уважение к Министру — видимо, тот готовился к встрече серьёзно: интересовался историей страны, в которую отправился с визитом. Не то, что он сам…

— Да, — подхватил писклявый голос. — А ещё наслала чуть на землю русскую упырей, которые морили и тиранили людей более полувека.

— Погоди, Кикимора, — вновь вмешалась Бабка. — Дай-ка лучше я. Было тут и отрадное: увидали тогда старые волшебники, что эта самая цепкость до жизни очень даже не лишняя. Открылось им, что их отроки никчемушные могут проявлять чудеса смелости. Ну, тут чуть белоглазая на попятную пошла — дала вольную человечишкам. Сами же вновь уединились в лесах дремучих. И вот что приключилася: нашли недавно их поселение не то геологи, не то археологи. Стали они меж собой дружбу водить. Обернулось это страшным делом. Чуть помогла служилам клады найти старинные. Да ещё кое-какие секреты выдала… Вскоре после этого пропали у народа нашего древнего деточки. Все до единого. Увели их в свои города, прости господи, эти учёные. Чуть вызволять их стала. Да только не всех уберегли. Девчоночку зарезали на опытах… Погибла девочка.

Старая женщина заплакала.

— Да. Так оно всё и было, — продолжила Василиса Премудрая. — Вот с той поры и решилась чуть на дело гиблое — мстить людям. Тут и ваш тёмный волшебник подоспел, чтобы, значит, вместе нехорошие дела творить.

— Я что-то пока не понял: где же выход? — проблеял Министр.

— А выход вот в чём: нужно послать к чути белоглазой делегацию. Да из тех, кто сумеет внушить им доверие… Должно убедить их, что не все люди подлые.

— Хм… — усомнился Скримджер. — При их суперчувствительности, как же они не разобрались, что за фрукт Сами-Знаете-Кто?

— Они сейчас в отчаянии. А дров наломают — поздно будет, — мудро заметил один из богатырей. — Теперяча нужно доказать чути, что есть целое поколение молодых волшебников, у которых горячее сердце, полное храбрости и любви к Земле-матушке. И радеют они за жизнь на Земле не меньше тех, кто жил в стародавние времена. Есть у вас такие ребята?

— Найдём, — не стал скромничать Скримждер.

— Они должны быть уже не отроками, но ещё и не взрослыми. Чтоб с лица были милые — очень чутушке это будет приятственно. Ну, и конечно, чтоб помыслы у них были чистые, — наставляла министра Баба Яга. — Если эти условия будут выполнены, им ничего не грозит. А ежели нет… сгинут навсегда!

— Я бы хотел, чтобы и ваши подростки тоже участвовали, — сказал Министр.

— За нашими не заржавеет! — рыкнул Горыныч.

— Тихо! Тихо! — разволновалась Баба Яга. — Дело делать быстрее надо. У нас лето короткое. Того и гляди осень наступит — грязь будет непролазная. А зима придёт — снега навалит.

— Что ж, мы постараемся уладить этот вопрос в ближайшее время. Сентябрь — крайний срок, — согласился Скримджер.

— Вот и ладушки! — обрадовалась Баба Яга. — А сейчас дорогому гостю баньку истопим. Да и за стол сядем.

Северус подумал, что теперь ничего интересного он уже не услышит, и выпорхнул на улицу.

У дымохода сидели Филин и Кот.

— А вот и наш бриллиантовый, — промурлыкал котяра, затачивая о дранку крыши острые когти. — Шпи-ён! Хватай его, Филя!

Ухарь вылупил незрячие днём глаза, глядя мимо него. Кот взвился в прыжке, норовя выцарапать глаза Снеггу. Тот резко снялся с места, и Баюн только цапнул его за ногу.

— Тревога! Тревога! — заметался Кот по крыше, а Филин наугад бросился за ним.

Северус пролетел несколько метров и понял, что так ему не скрыться. Если не удастся сейчас трансгрессировать, то вскоре он станет добычей огнедышащего дракона, ходячего скелета и всех прочих «красавцев», познакомиться с которыми поближе у него не возникало ни малейшего желания. Северус ощутил обжигающее дыхание у себя за спиной и… в следующее мгновение уже сидел на гранитной набережной широкой реки. Лучи высоко стоящего солнца преломлялись в струях фонтана, вздымающегося прямо из речной воды. Об этом месте рассказывала ему Юлия. И называлось оно Стрелка Васильевского острова. «Стрелка» — объясняла Юля — от того, что в этом месте насыпной остров искусственно выдвинут. Сделано это для того, чтобы отчётливей обозначить огни на Ростральных колоннах, которые служили когда-то маяками для проходящих мимо судов. Именно эту картинку он видел на рекламном буклете в туристическом бюро, куда его как-то раз занесло по поручению Дамблдора. Ни для кого не секрет, что Директор — страстный почитатель классической музыки. Он постоянно мотался на концерты известных музыкантов, в какой части света они бы не проходили. После того, как Дамблдор разоружил крестраж Волан-де-Морта, заключённый в фамильном перстне Слизерина, Директор чувствовал себя плохо — настолько, что одно время не мог даже трансгрессировать. Тогда-то Альбус и послал Снегга приобрести для него билеты на самолёт, следующий в Москву (вот почему Северус знал, сколько времени занимает полёт в стольный град русичей), где гастролировал Ростислав Растропович. Северус, неважно ориентирующийся в магловском мире после стольких лет добровольного затворничества в Хогвартсе, заплутал: вместо касс аэрофлота, он забрёл в турбюро. Ласковые до приторности агенты туристической фирмы пытались навязать ему многодневную путёвку по городам и весям России, демонстрируя красочные иллюстрации сказочного пребывания за рубежом. Северус еле от них отвязался. Этот инцидент он хорошо запомнил — хоть и не стал рассказывать о нём Дамблдору. Снегг огляделся. Видимо, здание, стоящее чуть наискось по ту сторону реки, и есть один из самых больших музеев мира — Эрмитаж… И тут же понял, что и прогулки по петербургским набережным, и посещение Эрмитажа придётся отложить до лучших времён. Как и свидание с Юлией. В «Тридевятом царстве» его вычислили и нужно уносить ноги. Следующий пункт трансгрессии — Кале, откуда он морем доберётся до предместий Лондона.


Волан-де-Морт всегда сам призывал своих служителей: назначал встречу или устраивал аудиенцию. Нарушение этой традиции могло вызвать неудовольствие Тёмного Лорда. Однако в данной ситуации Северус решил сразу, не мешкая, отправиться с докладом. Сидя на теплоходе «Новая Англия» (который шёл через пролив Па-де-Кале к Британским островам) у Северуса сложился план. Пожалуй, стоит рассказать де Морту о предстоящем визите целой группы волшебников в Россию. Так или иначе, он всё равно об этом узнает — тот же «Пророк» осветит сей факт на своих страницах. Не следует, однако, упоминать, что делегированы будут юные маги и — главное! — к кому… Существовала, конечно, опасность, что Лорд заподозрит об истинной цели экспедиции. Северус вовсе не собирался упоминать о чути. Лучше описать «Летучего голландца» и волшебников, которых ему довелось увидеть Северус (один из немногих) знал, где находится место пребывания Тёмного Лорда. Этот «родовой замок» представлял собой старинную крепость с осыпающимися стенами, провалившимися потолками и полуразрушенными галереями. Между старыми камнями земляных полов пробивалась чахлая трава. Так, во всяком случае, он выглядел глазами маглов. И когда-то был излюбленным местом встреч местных мальчишек для игр в «войнушку». Но после того как несколько детей таинственным образом исчезли (тела их так и не были найдены), крепостные руины обходили стороной. Волан-де-Морт говорил, что замок некогда принадлежал Салазару Слизерину. Но это выглядело сомнительно: Салазар жил тысячу лет назад, а крепость явно была выстроена в эпоху Средневековья. Но указывать на это, естественно, никто Тёмному Лорду не смел. Если подумать, подобных преувеличений у Волан-де- Морта — пруд пруди. Все они из той же серии, что он никогда «не совершал, не совершает и не совершит никаких ошибок». Также как и уверенность в том, что его подданные просто боготворят Его милость (вспомнить хотя бы, что говорила по этому поводу Нарцисса Малфой). В огромных помещениях замка пригодных для жилья комнат было всего несколько, но оборудованы они были с большим вкусом и комфортом. Во всех прочих залах обитала нечисть, пугающая случайных прохожих и состоявшая в неком союзничестве с нынешним владельцем замка. Снегг влетел во внутренний двор крепости и, сделав пару кругов, приземлился в одной из менее повреждённых бойниц. Он громко каркнул, чтобы привлечь к себе внимание. Тут же из одного из узорчатых окон высунулась голова с жёлтым пушком волос. Это был Петтигрю. Северус подлетел к нему и, не преминув оросить его птичьим помётом, влетел внутрь. Усевшись на резную спинку высокого стула, Снегг безмятежно стал чистить перья.

— С каких это пор мои подчинённые шлют мне сообщения с воронами? — раздался ленивый голос. — Что, совы перевелись в королевстве? Возьми… что там у него, Хвост!

Петтигрю протянул было руку к Северусу, тот, изловчившись, клюнул его побольнее.

— Пр-рочь! — каркнул он. — Я пр-рибыл с пор-ручением к Хозяину!

Затем он обратился к Волан-де-Морту:

— Добр-рый веч-черр, милоррд!

Тот смотрел на него минуту-другую, пока, наконец, не заговорил:

— Северус? Что за маскарад?

— Действие обор-ротного зелья, судар-рь!

— Ах, это, — Тёмный Лорд взмахнул волшебной палочкой.

Перед ним склонился в поклоне очеловеченный Северус Снегг.

— Хвост, выйди, — отдал распоряжение слуге Волан-де-Морт.

После того, как Петтигрю удалился, Лорд небрежно бросил Северусу:

— Вы не были слишком прилежны в трансфигурации, сдаётся мне.

— Отчего же, сэр?

— Оттого, что, по-видимому, не знали о том, что являетесь мезоморфом, — ответил ему Тёмный Лорд, помешивая в камине горящие уголья. — Будь Ваше обличье результатом оборотного зелья, процесс обратного превращения занял бы не один день… Порой мы сами не знаем, на что способны, верно?

Волан-де-Морт пристально смотрел на Снегга. Уголки его рта подрагивали в усмешке.

— Присядем, — предложил он. — У Вас есть для меня новости?

Северус был рад, что Т. Лорд ушёл от скользкой темы, и рассказал то, что собирался рассказать.

— Что ж, сработано чётко. Никакой самодеятельности… Как было в прошлый раз с этим Вашим непреложным обетом. Из-за него я даже не смог наказать мальчишку.

Волан-де-Морт скрипнул зубами.

— По Вашей милости я оказался без посредника между мной и Хогвартсом. А мне он необходим! — он переплёл длинные пальцы и захрустел ими.

Северус хранил молчание.

— Что Вы думаете о России? — внезапно спросил его Волан-де-Морт.

— Я, к сожалению, мало о ней знаю, — развёл руками Северус.

— Вот-вот! Мы слишком невежественны. И в то же время абсолютно самоуверенны! — зрачки его красных глаз встали поперёк. — Знаете ли, Вы, например, то, что в России маги не стесняются использовать магловские новоизобретения?

Волан-де-Морт опустил руку в карман и метнул светящийся неоновым светом шар прямиком в дверь. Послышался визг и поспешно удаляющийся топот.

— Немного физики — и вот вам вполне эффективное средство от шпионов, — удовлетворённо произнёс он. — Как Вы успевали по физике?

Этот вопрос поставил Северуса в тупик.

— Боюсь, сэр, что…

— Понятно, — перебил его Волан-де-Морт. — В связи с этим я хотел бы пуститься в одно предприятие… Россия — коль скоро мы о ней заговорили — страна больших возможностей. И в то же время ниодна цивилизованная страна так попустительски не относится к своим потомкам. Нет ни одного государства, где существовало бы такое количество отказных младенцев… А Вы знаете, что такое сиротство?.. Думаю, что большинство из этих брошенных детей с радостью приняли бы моё покровительство — все они бредят заграницей.

Северуса осенило.

— Вы хотите создать свою школу? — высказал он вслух своё соображение.

— Именно! Пусть это будет не школа волшебников, а плацдарм, где куются характеры воинов и научных кадров! Я обеспечу их всем необходимым, а они взамен отдадут мне свои жизни!

— Но почему Россия? — спросил Снегг.

— А почему бы и нет?.. К тому же, не люблю цветных, — брезгливо поморщился Волан-де-Морт. — К тому же россияне обладают такими неоценимыми качествами как верность и способность к самопожертвованию… Много ли Вы найдёте наших общих друзей, обладающих столь ценными качествами?

И, не дав возможности ответить, продолжил:

— Это будет Ваше задание: отсорбация и доставка новичков из России сюда.

— К Вам? — ужаснулся Северус.

— Пожалуй, нет… — Тёмный Лорд задумался. — Велика честь… Мы что-нибудь подберём для этого.

Волан-де-Морт поднялся и протянул свою длиннопалую руку для поцелуя. Такова была церемония прощания.

После чего Снегг трансгрессировал в Паучий тупик.


«Какой длинный день! — думал Северус, забираясь в постель. Многочисленные события кружились перед его глазами, подхватывая его и погружая в атмосферу сна. Вы всё сделали правильно. И, как верно заметил Волан-де-Морт, обнаружили весьма ценное умение — перевоплощаться по желанию в ворона. Удобная вещь, не правда ли? — поправляя очки, лукаво осведомился Дамблдор. — Значит, теперь Тёмного Лорда интересует школа… Пожалуй, мысль не так уж и плоха… Как бы Вы отнеслись к тому, чтобы возглавить подобную Школу? Я уверен, что Юлия Вам поможет. Кстати, Вам следует повидаться с ней. Приготовление Любовного эликсира может занять не один месяц… В связи с этим (и не только с этим), мне бы хотелось рассказать Вам об этой удивительной женщине. Во-первых, Вам нужно обуздать свою гордыню и принять всё так, как оно есть: Юля не волшебница. Правда, как Вы, наверно, знаете, в России нет школ, где обучали бы магии. Не сомневаюсь, она была бы великолепной ученицей. У Юлии весьма редкий дар: она способна совершенно бессознательно внушать любовь всем от мала до велика — от таракана до самого отъявленного женоненавистника. Кроме того, у неё необыкновенно развита интуиция. А в сфере окклюменции она и сейчас могла бы дать фору любому из нас. Что ещё?.. У Юлии руки настоящей целительницы. И нет, полагаю, нужды говорить, что она обладает отважным сердцем и невероятной лёгкостью характера. То есть, Вы счастливчик, Северус… Я знаю, что… это Вас порадовало бы… Но пусть об этом Вам скажет она сама. Всё. Сеанс был окончен. Северус проснулся, испытывая одновременно восторг и разочарование. Значит, она не волшебница. Магла, попросту говоря. И их дети тоже могут оказаться… Какие дети! Этот вопрос вообще не обсуждается! Что будет, когда узнают, что ОН, декан Слизерина (правда, бывший) женился на магле?! „Почему об этом кто-нибудь должен узнать? — шептал ему внутренний голос. — ОНА обладает столь многими достоинствами, что этого никто и не заметит. Кроме того, Юля из России. А там, как известно, волшебные палочки не в чести“. Северус вспомнил её искреннюю улыбку, непосредственные манеры, заразительный смех… И понял, что никогда не откажется от неё по доброй воле. „Дар влюблять в себя“, — с волнением повторил он. — Пожалуй, жить с подобным созданием будет нелегко. Да! Но как этот жук Дамблдор всё вызнал? Как вообще, всё что происходит там, сям, ему становится известно ранее, чем становится очевидным?» Ответ на вопрос Северуса не был на самом деле большим секретом. Просто Дамлдор был пока ещё в мире теней. А связь параллельного с нами мира происходит повсеместно. Порой мы настолько слепы, что не замечаем чудес, происходящих у себя под носом ежечасно, ежеминутно, если хотите. Северус закрыл глаза и снова заснул. Сны его были наполнены разными образами одной и той же женщины. Она то приближалась к нему, раскрывая объятья, то удалялась, грозя пальцем. А он был маленьким, как гном… и таким же безобразным.

Глава 6. Перемены в Хогвартсе.

Первого сентября Гарри вновь (уже в седьмой раз!) сидел в Большом зале Хогвартской школы и наблюдал церемонию распределения первокурсников. В этом году их было немного: по четыре — пять человек на каждый факультет. Да и ряды учащихся прежних лет заметно оскудели. Его гриффиндорский курс, пожалуй, единственный в полном составе… Хотя нет, не хватало Парвати Патил. И Рона это нисколько не огорчало (если вспомнить, как они расстались в прошлом году). Новая песня распределяющей шляпы была на редкость оптимистична — так, во всяком случае, показалось, Гарри. А вот преподаватели выглядели уныло. Первый учебный день всегда почитался праздником в Хогвартсе. А его распорядителем, разумеется, был Директор. Теперь, когда Дамблдора больше не стало, ход торжественного ужина был подчинён традиции прошлых лет. Но и только. Не хватало директорского юмора, сердечности и такта… Так пусто было за столом учительским столом без него! Гарри с тоской посмотрел на то место, которое обычно занимал профессор Снегг. Ничего не попишешь: в схватках с учителем зельеварения тоже была своя прелесть. Теперь нет ни того, ни другого… Вернее, ДРУГОЙ (т.е. Снегг) есть. И по каким-то непонятным причинам Будогорский запретил искать встреч с ним. Вот он (Р.А.Б.) был здесь. В алой с золотом мантии Русско-Английский Барин более походил на волшебника, чем при первой с ним встрече. И именно на доброго волшебника — такого, каким их рисуют в книгах сказок: обезоруживающая улыбка, мягкий понимающий взгляд и длинные волнистые волосы. Когда профессор МакГонагалл, представив его как профессора Белгородского (далее она запнулась и не озвучила его имя-отчество), сообщила, что он будет преподавать в этом году защиту от тёмных искусств, все недоверчиво замолкли. Одного такого «педагога» они уже видели — небезызвестного профессора Локонса. Девочки-старшекурсницы, правда, были менее критичны. Гарри украдкой посмотрел на Джинни Уизли — та откровенно разглядывала Барина (и на лице её читалось одобрение). Были также представлены два новых декана. Для слизеринцев (и в этом не было ничего удивительного) — Гораций Слизнорт… А вот для гриффиндорцев… всё тот же Будогорский. И хоть все понимали, что совмещать директорскую должность с классным руководством непостижимо, зал неодобрительно завыл. МакГонагалл посмотрела на Барина, ища у него поддержки.

— Дорогие друзья мои! — он встал, обращаясь к ученикам. — Мне радостно сознавать, что вы обладаете столь завидным постоянством. Уверяю вас, что это — лишь временная мера. Рано или поздно всё вернётся на круги своя. Но я всё же выражаю надежду, что мы подружимся. И к концу года вы — по-крайней мере, некоторые из вас — даже смогут запомнить моё имя… Речь держал Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

Он положил руку на сердце и поклонился. По залу прошёл смешок — некоторые поняли, ЧТО он имел в виду, напоминая свою фамилию, имя, отчество — ведь МакГонагалл не смогла их произнести правильно. Далее директор сказала пару слов о квиддиче. Команды могут тренироваться и играть между собой. Но это будет, скорее, на факультативно-любительском уровне, так как по-настоящему сильного состава в этом году — увы! — набрать не удастся.

— Это мы ещё посмотрим! — проворчал Рон.

— В отношении посещения Хогсмита, — тем временем вещала МакГонагалл. — В виду особых обстоятельств, все учащиеся с третьего по пятый курс — разумеется, у кого есть разрешение — будут ходить в Хогсмит в сопровождении своего декана. Учащиеся шестых — седьмых курсов могут посещать деревню самостоятельно, но группой не менее пяти — шести человек.

После шёл целый список ограничений:

— выходить за пределы школы в тёмное время суток НЕЛЬЗЯ;

— ходить по школе после отбоя НЕЛЬЗЯ;

— приносить и использовать любые («Любые!» — грозно нахмурив брови, повторила МакГонагалл) новые волшебные вещи НЕЛЬЗЯ.

— В этом году наш режим будет не мягче, чем в школе для малолетних преступников — где я должен был бы учиться по мнению дядюшки Вернона. Так что его мечта отчасти сбудется, — шепнул Гарри Рону.

МакГонагалл посмотрела строго на Гарри.

— И ещё: в нашей школе есть учащиеся, которые держат за правило подвергать свою жизнь опасности, не считаясь при этом с жизнями других. Я искренне надеюсь, что в нынешнем году эти любители приключений повзрослели и поугомонились.

С этими словами МакГонагалл сошла со своей трибуны и, захлопнув что-то вроде партитуры (видимо, там у неё был план своего обращения), уселась на место. После такого внушения те крохи хорошего настроения, которые теплились в душе Гарри, сошли на нет. Выждав какое-то время, он выскользнул из-за стола и побрёл в Гриффиндорскую гостиную.

— Гарри, подожди! — окликнул его бархатный мужской голос. — Зайди, пожалуйста, в класс по защите от тёмных искусств. Я хотел бы с тобой поговорить.

Гарри посмотрел в спину удаляющегося Будогорского и поплёлся за ним. «Надо же, прямо бежит! Ему и в голову не приходит, что, может, я вовсе и не хочу с ним сейчас никуда идти! Может быть, у меня болит голова… или живот…» С этими мыслями Гарри всё же дошёл до класса. Помещение снова поменяло свой облик. Как в комнате Рона (где всё пространство от пола до потолка занимали плакаты с игроками любимых команд), так и в кабинете Барина на тебя смотрели со стен живые фотографии. На них — волшебники разных стран, совершенно фантастические пейзажи и невиданные посёлки. Гарри проходил по ожившей фотогалерее, с любопытством рассматривая движущиеся предметы и фигурки.

— Это Вы? — спросил он у Будогорского, показывая на обнажённого по пояс молодого человека: невероятно изодранные джинсы подвёрнуты по колено, на голове лихо заломленная бейсболка. Он стоял на вершине горы и, счастливо прищурившись, улыбался.

— Да. Это я в Тибете, — пояснил он. — Мы будем обращаться к некоторым из этих фото на уроках… Сейчас я бы хотел услышать от тебя кое-какую информацию. А потом рассказать, что знаю сам.

— Может, наоборот: сначала Вы, а потом я?

Не зная почему, но Гарри испытывал какое-то недоброе чувство к Барину. Пожалуй, тот его раздражал. Он и сам бы не смог ответить ПОЧЕМУ, но факт оставался фактом.

— Что ж, можно и наоборот, — легко согласился тот. — Недавно мне стало известны результаты пребывания в России нашего многоуважаемого Министра магии Руфуса Скримджера. Скоро он явится в Хогвартс, чтобы набрать команду старшекурсников для повторного дружеского визита. Кого бы ты хотел видеть в качестве своих спутников?

— Сколько нас должно быть?

— Я полагаю, шестеро. Столько же будет со стороны русских.

— Что это значит?

— Это значит, что на вас налагается определённая миссия. Вполне возможно, что вам предстоит встретиться с теми волшебниками, о которых ты меня спрашивал.

— С чутью белоглазой?

— Верно.

— Это должны быть студенты от разных факультетов?

— Совсем необязательно. Главное, чтобы это были проверенные товарищи.

— Тогда, конечно, Гермиона, Рон, Джинни Уизли, Невилл Долгопупс и-и… Полумна Лавгуд — когтевранка.

— Что ж, хорошо… Скажи, Гарри, ты ведь неспроста спросил меня о чути?

— Да, — коротко ответил Гарри, не желая более распространяться на эту тему.

— Подойди сюда. Смотри, — Барин показал на фотокарточку. — Что-нибудь замечаешь?

— Ну-у, — неуверенно протянул Гарри. — Она не такая, как другие.

— Точно. Это компьютерная графика. А кто на ней, знаешь?

Гарри отрицательно помотал головой.

— Это и есть четверо основателей Хогвартса: Салазар Слизерин, Кандида Когтевран, Хельга Пуффендуй и Годрик Гриффиндор. Все они были людьми самоотверженными. И вложили свой капитал в Школу. Слизерин более других любил предметы роскоши. Поэтому от него осталось много реликвий. Но его потомки обращались с ними довольно беспечно. И до наших дней дошли лишь перстень…

— Он был у Дамблдора…

— Я знаю, — живо откликнулся Будогорский. — Так вот… перстень и небезызвестный тебе медальон. Эти крестражи уничтожены и про них можно забыть. Пуффендуй — большая лакомка и отчасти неженка. Она тоже любила окружать себя красивыми вещами. Но вдобавок обладала чрезвычайно доверчивым и добрым сердцем. Несть числа предметам, которые она передарила. Поэтому проследить путь этих сокровищ, боюсь, нам не под силу. Единственное, что мы знаем наверняка, — чаша. Она есть. И мне известно наверняка, что Лорд Волан-де-Морт, заключая договор о взаимосотрудничестве с чутью, брал её с собой. Когтевран. Ты, наверно, уже знаешь, что эта волшебница вела аскетический образ жизни. Кроме того, Кандида считала излишним заниматься самоукрашательством — она ведь была карлицей. От неё осталась только брошь в форме орла. Несомненно, она попала в руки Волан-де-Морта. И, наконец, Годрик Гриффиндор. Чародей — воин. Известно, что у него была полная воинская амуниция. Но в стенах Хогвартса от Годрика остался только меч и, конечно же, распределяющая шляпа. Но шляпа, как ты понимаешь, большого интереса для Темного Лорда не представляла — уж больно она замызганная. А вот доспехи… Вполне вероятно, что это и есть недостающий пазл в нашей картинке.

— А про остальные крестражи Вы знаете? — в замешательстве спросил Гарри.

— «Остальные» — это знаменитая змея Нагайна — о которой мы догадывались и ранее — с ней, я думаю, придётся повозиться. И дневник Тома Реддла, который уже уничтожен тобою на втором курсе. Вот и всё, Гарри.

— И «ВСЁ»?! — Гарри был возмущён до предела.

Значит, то, что ему предстоит вслед за этим убить Волан-де-Морта, уже никого не волнует! Поттер — «избранный», у него пусть и голова болит, как это сделать! Да у него не хватило даже быстроты реакции отследить, какие заклятия бросали Волан-де-Морт и Дамлдор в их кратковременной схватке, не то, чтобы вовремя вспомнить их и применить на деле самому.

— Гарри, — Будогорский приобнял его за плечи. — Ты не один. Ты даже не отдаёшь себе отчёта, какие силы формируются вокруг тебя! Ну же, не кисни!

Он встряхнул Гарри.

— Выше нос, приятель! — и ласково потрепал его за нос.

У Гарри сложилось чувство, что Барин не осознаёт, что семикурсник уже не ребёнок.


Рон и Гермиона раздали расписание. На следующий день первыми двумя уроками была поставлена Защита. Они подошли к классу. В коридоре толпились студенты с параллельных потоков. Весь VII-ой курс объединили для совместных занятий. Их ярых антагонистов — Малфоя, Крэбба и Гойла — в этом году не было. Не об этом ли мечтал Гарри с друзьями все шесть лет учёбы? Но мечты, видимо, не должны сбываться — иначе сладость от предвкушения победы исчезает, оставляя позади себя лишь горькую пустоту.

Дверь класса была открыта на 90°, как бы приглашая войти, но заходить никто не решался. Снегг таких вольностей не допускал.

— Что же вы не проходите? — удивился подошедший Будогорский.

Гарри искоса наблюдал за одноклассниками: какое впечатление произведёт на них новый интерьер? Он-то вчера его уже видел. И «своим» рассказал.

— Ух, ты!

— Ого!

— Ничего себе!

Возгласы неслись отовсюду. Ребята не спешили рассаживаться. А Барин не призывал к порядку. В конце концов, все сели. Будогорский сегодня был в повседневной чёрной мантии. Под ней — джинсы и футболка. Скрестив руки на груди, он ждал, пока класс успокоится.

— Я ознакомился с вашим учебным планом, — заговорил он. — И теперь знаю, что на третьем и четвёртом курсах вы занимались практикой, а в прошлом году систематизировали теоретический материал и освоили азы невербальных заклятий.

Любопытно, что года, когда у них преподавали Квиррел, Локонс и Амбридж, он вовсе не упомянул — видимо, считая ихпустым времяпрепровождением.

— В этом году я намерен значительно расширить ваш понятийный словарь, — продолжал он, — а также остановиться на некоторых заклятиях подробнее: рассмотреть их во всех аспектах. Кроме того, профессор МакГонагалл разрешила организовать факультатив, где желающие смогут ознакомиться с действием некоторых экспериментальных заклятий и контрзаклятий. Помимо этого, на факультативных занятиях мы будем знакомиться с магией других народов. Но это, так сказать, в проекте. А пока вернёмся к уроку. Скажите, какие заклятия вы считаете наиболее эффективными?

— Разумеется, «Авада Кедавра», — презрительно фыркнула слизеринка Пэнси Паркинсон.

— Мисс, Вы не поняли. Мы находимся не на уроке тёмной магии, а всего лишь на защите от неё. Поэтому не говорим о запрещённых заклятиях.

— Но почему, сэр! За зло нужно платить той же монетой! — возмутился когтевранец Стив Редгрейв.

— Это не по-христиански, — мягко возразил Будогорский.

— Отчего же, — подала голос Гермиона. — «Око за око, зуб за зуб…»

Барин пресёк теологическую дискуссию.

— Боюсь, у нас нет времени для богословского спора. Вынесем, если хотите, этот вопрос на внеурочные часы. А сейчас давайте высказываться по делу.

— Экспелиармус! — выкрикнул с места Гарри.

— Хорошо.

— Защитные чары! — поддержал Рон.

— Пока достаточно. Выходите теперь и сразитесь друг с другом, используя два этих заклинания.

— Это будет что-то вроде дуэли, — заблестела глазами Паркинсон.

— Пожалуй, — согласился Будогорский, описав круг рукой — классная комната тут же приобрела сферическое очертание и раздвинулась чуть ли не вдвое.

Рон и Гарри отошли друг от друга и встали наизготовку.

— Начинай, — сказал Гарри другу, выставляя вперёд палочку.

— Экспелиармус! — выкрикнул Рон.

— Протего! — Гарри тут же отбил луч, вылетевший из палочки Рона.

— Отлично, — одобрил профессор. — По десять баллов каждому. Продолжим.

И пошло…

Инкарцеро! — Диффиндо! Это проделали Невилл с Симусом.

Окаменей! — Оживи! : Энди с Дином.

Импедимента! — Петрификус Тоталус! : Гермиона и опять Гарри.

Далее пробовали отбиваться, не произнося заклятие вслух. Потом Будогорский установил мишень и предложил её: а) взорвать; б) заморозить; в) вернуть в исходное положение. Урок прошёл быстро. По его окончании Барин сделал тот же взмах рукой — и аудитория приобрела первоначальный вид.

— Вы это делаете без волшебной палочки? — спросила Гермиона.

— Как видите, мисс, — подтвердил он. — Русские практически не используют палочку. Это считается у них дурным тоном.

— А Вы нас этому научите? — защебетали девочки, окружившие Барина.

«Вот, что мне не нравится в нём, — сообразил Гарри. — Он бабник. Позёр! Выпендривается тут своими мускулами…» Барин провожал Гарри извиняющимся взглядом. Казалось, что всё, что он высказал про себя, каким-то непостижимым образом стало известно Будогорскому. Гарри поспешил укрыться за дверью. «Надо быть с ним поосторожней. Похоже, что для этой чёртовой легилименции ему особо и зрительный контакт не нужен, как Снеггу… Почему я всегда возвращаюсь к воспоминаниям о Снегге? Наверно, он тоже думает обо мне — говорят, есть такая примета… Хотя какая к чёрту примета! Есть вполне научное обоснование: обратная связь называется. Неужели ОН получил задание от своего Хозяина убить меня? Тогда почему не сделал этого, когда у него была такая возможность? Мало того, не дал на растерзание Пожирателям? Барин говорил, что Снегг тоже рано потерял родителей, был несчастлив в детстве…» На ум пришли слова Гермионы: «Вот так и рождаются злые волшебники». Гарри вспомнил о плачущем мальчике из снегговых воспоминаний… После чего встряхнулся и запретил себе думать на эту тему (как это частенько делал в последнее время). За завтраком Гарри ковырялся в яичнице с беконом, вполуха слушая переругивания Рона и Гермионы.

— Ну, а ты чего молчишь? — набросились они на него.

— О чём речь-то? — не поднимая глаз, вздохнул Гарри.

— Ты же не знаешь, за каким чёртом сюда Скримджер пожаловал? Вон он, глаз с тебя не сводит!

— Возможно, — уклончиво ответил Гарри.

Вчера он завалился спать, так и не дождавшись Рона с Гермионой (как он подозревал, с романтического свидания).

— Смотри, к нам идёт МакГонагалл! — шепнул Рон.

— Поттер, Вас просит подойти Министр, — сказала она.

Рон ревнивым взглядом проводил Гарри.

Руфус Скримджер положил Гарри руку на плечо — так они и вышли на улицу.

— Не нравится мне Гарри в последнее время, — поделился Рон с подругой.

— Он очень изменился, — согласилась Гермиона.

— Гарри, — заговорил наконец Скримджер, — хоть ты и отказал мне в просьбе уже два раза, я вынужден вновь к тебе обратиться.

Гарри поднял на него глаза и сглотнул.

— Смотря, что Вы предложите, — твёрдо ответил он.

Взгляд Министра посуровел.

— Я собираюсь предложить тебе побывать в России.

— Это что, экскурсионный тур?

— И да, и нет. Разумеется, эта поездка будет весьма увлекательна. Но и весьма опасна. Не стану от тебя этого скрывать. Русские волшебники требуют, чтобы группа учащихся прибыла без сопровождающих-взрослых. И ещё они настаивают, чтобы во время вашего пребывания в России волшебных палочек у вас не было.

— Но мы в таком случае рискуем оказаться в положении заложников! — воскликнул Гарри.

— Это дружеский визит, — напомнил Скримджер. — Русские не хотят войны, которая непременно развяжется, если с вами что-нибудь случится. В качестве послабления их верховная колдунья согласна, чтобы вы взяли палочки, но перед встречей с остальными волшебниками отдали их на хранение доверенному лицу.

— И кто это доверенное лицо? — ухмыльнулся Гарри, вспомнив «милые» лица русских волшебников на страницах гермионовского учебника.

— Доверенным лицом будет выступать ваш новый учитель по защите от тёмных искусств… никак не могу запомнить его имени… Как он тебе, кстати?

— Девочки от него в восторге, — язвительно сказал Гарри.

— Русские тоже в восторге… При упоминании о нём каждый раз кричат: Слава! Слава!.. Но они вообще, как я заметил, более экспансивны, нежели мы, европейцы. К этому надо привыкнуть.

Скримджер говорил с Гарри чуть ли не на дружеской ноге. Это и удивляло, и настораживало.

— Но вернёмся к нашему делу. Сможешь найти ещё пятерых надёжных ребят: трёх девочек и двух мальчиков?

— Нет проблем, — утвердительно кивнул Гарри.

— Вот и ладненько. Я тогда возвращаться в Хогвартс не буду… Где-то тут должен меня поджидать Перси Уизли, мой личный шофёр. Он почему-то не захотел зайти позавтракать в школу, — пояснил Скримджер. — Так что не буду заставлять его ждать.

С этими словами министр пошёл по направлению к хогвартским воротам. А Гарри вернулся в школу. Урок зельеварения уже начался. Он опять-таки собрал учащихся со всего курса. От котлов поднимались ядовитые клубы пара, в которых Гарри едва разглядел Рона и Гермиону. Протискиваясь к ним, он заметил, как Гермиона толкнула Рона локтём, и тот тотчас захлопнул рот.

— А мы тут как раз обсуждали, что на сей раз предложит тебе Скримджер, — с самым невинным видом заявила Гермиона.

— Ничего нового, — буркнул Гарри.

У него было неприятное ощущение, что друзья обсуждали что-то совсем иное.

К их столу подходил Слизнорт.

— Гарри! — дружелюбно запел он. — Мы разбились на тройки — так что не огорчайся, что пропустил мои объяснения. Мисс Грейнджер тебе расскажет, какие ингредиенты входят в болтушку для молчунов.

«„Болтушка для молчунов“ — о ней походя упоминал Снегг в кабинете Амбридж… Как же это было давно! Ещё был жив Сириус и Дамблдор… Опять Снегг! Сегодня пойду в Визжащую хижину, — решил он. — Если уж Барину так важно, чтобы с головы Снегга не упал ни единый его сальный волос, то помешать посмотреть, по-крайней мере, что он замышляет, мне никто не помешает!» Шварк! Гермиона грохнула перед ним разделочную доску, на которой копошились живые мокрицы.

— Режь! — приказала она. — У меня они все расползаются.

Недолго думая, Гарри наложил на насекомых парализующие чары и стал их мелко крошить.

— Это обязательно: резать их живьём? — поморщился Рон.

— Обязательно! — отрезала Гермиона. — Так сказано в учебнике. Я, кстати, не уверена, что их можно обездвиживать.

Она указала на перепончатые тельца мокриц, замерших в самых нелепых позах. Гермиона, как всегда, оказалась права. Зелье тут же загустело и стало налипать на стенки котла. В конце урока премиальные баллы ушли к слизеринцам.

— Что, работать в паре с Принцем было результативнее? — съязвила она.

Гарри обожгла волна неприязни. Он схватил сумку и бросился к выходу.

— Стой! Гарри! Я ведь пошутила!

Гарри обернулся. На секунду он почувствовал себя просто капризным идиотом — так беспомощно глядела ему вслед Гермиона сквозь пелену всё ещё поднимавшегося от котлов пара. «Будто привидение, — мелькнуло у него. — Привидение былой дружбы».

— Ты идёшь? — ткнул его в спину Блез Забини.

Часы до обеда были отданы под самоподготовку. Чтобы не встречаться со своими, Гарри не пошёл в башню Гриффиндора. Сначала он бесцельно слонялся по этажу, где помещалась школьная больничка — пока не наткнулся на Миссис Норрис. Вслед на ней ковылял, припадая на одну ногу, Аргус Филч. Гарри слышал, что на беднягу–сквиба упал шкаф в Выручай-комнате — тот самый, через который в конце прошлого учебного года проникли в школу Пожиратели смерти. С тех пор школьный завхоз волочил ногу, та никак не хотела заживать.

— Почему не на уроке? — сдвинув кустистые брови, подступил к нему Филч.

— По кочану, — огрызнулся Гарри и дал дёру.

Он мчался на седьмой этаж к Выручай-комнате. Три раза он прошёл мимо глухой стены, бормоча: «Мне нужно забрать „Расширенный курс зельеварения“. Мне нужно забрать…» Перед ним возникла дверь. С замиранием сердца он вошёл в комнату, где проходили встречи с участниками ОД. Тут он впервые поцеловал Чжоу. В прошлом году мисс Чанг закончила школу. Чем теперь она занимается?« — он не знал. Собственно, его это не очень-то и интересовало. Гарри прошёлся по комнате и, преодолев состояние волнения, которое всегда физически выражалось в мурашках, щекочущих внутреннюю часть бедра, подошёл к стеллажам буфета. Присев на корточки, Гарри раздвинул многочисленные буклеты, пергаменты и монографии. А вот и скелет пятипалого животного. За ним должен быть учебник Принца-полукровки. Точно, вот его прошлогодний учебник! Пролистнув его для верности, Гарри убедился, что это именно он: в убористом почерке, испещрившим поля и пробелы, без труда можно узнать руку Снегга. Сунув книжку в сумку, Гарри, озираясь, вышел. До обеда ещё оставалось время. Чем бы себя занять? Он спустился на первый этаж и стал петлять по коридорам, разглядывая живописные полотна на стенах. Натюрморт с фруктами! За ним должна быть потайная дверь! Поддавшись внезапному порыву, он толкнул картину и оказался на школьной кухне. Десятки домашних эльфов буквально порхали над плитой, изобретая кушанья, которые пришлись бы по вкусу прихотливому студенчеству.

— Что угодно Хозяину? — угодливо склонился к нему один из самых уродливых домовиков. Его рыльце было опущено вниз, чтобы Гарри не видел зло поблёскивающих глазёнок. — Неужели Вы будете так добры, что отпустите меня обратно к моей Хозяйке?

— Об этом не может быть и речи, — довольно жёстко поставил его на место Гарри. — Я твой Хозяин. „Хозяйка“ — если ты имеешь в виду миссис Блэк — давно почила в бозе. А теперь немалыми стараниями она ещё вынуждена хранить обет молчания. Мы наконец-то разгребли всё то дерьмо, которое ты копил долгие годы — так что и не мечтай о возвращении. Будешь работать здесь, пока я не решу, что ты искупил вину перед Сириусом… Поди найди мне Добби или Винки.

— Не могу, Хозяин, — вновь низко поклонился ему Кикимер.

— Что это ещё за „не могу“?

— Не могу, потому что их тут нет вовсе. Они ведь поженились. Винки ждёт приплода. Вот Дамблдор их и отпустил, — Кикимер был, казалось, удовлетворён, что не может исполнить волю своего хозяина.

— Ты знаешь, где они?

Гарри эта новость страшно удивила. В конце прошлого учебного года не было никаких признаков, что Винки „ждёт приплода“. Да и Добби, наверно, сообщил бы ему о предстоящей свадьбе.

— Не могу знать! — с видом вышколенного слуги (вновь не без удовольствия) сообщил Кикимер.

— Ну, так узнай! — повысил на него голос Гарри. — Иначе какой от тебя вообще толк?!

Он резко развернулся и оставил зло шамкающего Домового, не преминув заметить, что ни пирожков, никаких других вкусностей эльфы в этот раз ему не предложили. Время тянулось бесконечно медленно. „Пожалуй, я ещё успею сгонять в Визжащую хижину“, — подумал Гарри и… столкнулся в дверях с Полумной Лавгуд. Стопка газет и журналов в её руках разлетелась по полу.

— Полумна, привет! Рад тебя видеть!

Гарри правда рад был повидать человека, перед которым не надо отчитываться за каждый свой поступок.

— Почему? — Полумна подняла на него глаза с поволокой.

Этот вопрос поставил его в тупик.

— Ты что, рассорился со своими друзьями? — напрямик спросила она.

— Нет, — он совсем забыл о её способности указывать на нелицеприятные истины. — Просто они иногда… ну… они…

— Лезут не в своё дело? — подсказала она.

„Это чёрт знает что! Все угадывают мои мысли, словно они пропечатаны у меня на лбу!“ — Гарри сразу замкнулся.

— Пока. Увидимся, — сухо попрощался он и вышел на улицу.

Гарри смерил глазами Гремучую иву. Та шевелила своими живыми ветвями, будто танцуя под одну только ей слышимую мелодию. Он подобрал с земли сухую ветку и ткнул в заветный сучок. Дерево замерло. Гарри прополз под её ветвями и нырнул в дупло между вспучившимися корнями. Поворот — тут голову пониже. Просвет — и он оказался в запущенной комнате с поломанной мебелью. Гарри устремился к столу. Но тот был пуст…

— Здравствуй, Гарри. Мы, кажется, ещё не виделись сегодня? — раздался негромкий голос.

Он резко обернулся. На диване сидел профессор по защите Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

— Вы? Вы что, следите за мной? — Гарри был взбешён.

— Отчасти, — уклончиво ответил тот.

— Зачем Вы здесь?

— Чтобы повидать тебя, — просто ответил Будогорский.

— Других мест нет? — Гарри говорил так, как с Роном — без тени уважения к учительскому чину.

— Мне показалось подходящим ЭТО место, — тепло улыбнувшись, спокойно произнёс Барин.

— Откуда Вы о нём знаете?

— Гарри… — укоризненно покачал головой профессор. — Я всё-таки работал в Хогвартсе, когда здесь учился Римус Люпин… Директор доверял мне.

— Он много кому доверял, — ощетинился Гарри, намекая на Снегга.

— Ты опять за своё? — уже менее миролюбиво осведомился Будогорский.

— Мне надоело, что Вы читаете мои мысли, будто я — это открытая книга! — закричал Гарри.

— Что делать, — развёл он руками, — если так оно и есть.

— Это… это… — задохнулся Гарри, — противоречит…

Он не мог подобрать подходящих слов.

— Ну, мой мальчик, и чему же это противоречит? — не без иронии спросил Барин.

Гарри враждебно молчал. А потом понял, чем он может уязвить Будогорского.

— Вы вор! Вы украли тарелку! — выпалил он.

— Бог с тобой, Гарри! — рассмеялся Барин. — Клянусь тебе, я не такой уж великий чревоугодник, чтобы воровать тарелки с едой!

— Не с едой! — топнул Гарри. — А с золотым яблоком! Попросишь его — и оно показывает любого человека, чем тот в данную минуту занят.

— Значит, тарелочка с голубой каёмочкой, — повторил Будогорский уже звучавшую в устах Гермионы фразу. Он задумался. — Нет, Гарри. Не я её ставил и не мне её забирать. А в отношении желания подсматривать… в этом есть что-то нечистоплотное — вроде чтения чужих писем…

— Я просто желал знать…

— Каждый охотник желает знать, где сидит фазан…

„Это что ещё за белиберда?“

— В отношении желаний вот что я тебе скажу: подчас наши желания могут быть весьма опасны… И как часто желаемое мы принимает за действительное! — впрочем, как и действительное за желаемое!.. Да и знаем ли мы в действительности то, что на САМОМ деле желаем?

У Гарри голова пошла кругом.

— Говорите нормально! Я ровным счётом ничего не понял из того, что Вы сказали!

— Как не понимаешь и того, что с тобой происходит…

— Ничего особенного со мной не происходит…

— Давай тогда проанализируем ситуацию: ты покинул дом, где тебя воспитали… Послушай, Гарри, не перебивай меня! — поднял руку Барин. — Ты расстался со своей девушкой. У друзей ты не находишь понимания. На площади Гриммо тебя преследуют воспоминания о твоём крёстном. А здесь… другие призраки: в первую очередь, конечно, Альбуса Дамблдора. И прочих, не будем называть их имён. Ты растерян. Тебе кажется, что ты в полном одиночестве… Так ведь?

У Гарри не было сил противоречить. Так оно и было — он словно потерял почву под ногами. Казалось, надо учиться жить заново.

Будогорский привлёк его, упирающегося, к себе.

— Будь ты девочкой, я бы посоветовал тебе поплакать, — профессор ободряюще похлопал его по плечу. — Знаешь, говорят, настоящий друг отличается умением СОпереживать и умением СОрадоваться. При чём второе значительно сложнее. Я бы хотел сделать первый шаг к нашей с тобой дружбе. Садись.

Он усадил его на диван рядом с собой.

— Думаю, обед мы уже пропустили.

Барин хлопнул в ладоши, и на стол легла скатерть. На ней были нарисованы разные яства. Стоило Будогорскому произнести несколько слов на чужом Гарри языке, как кушанья материализовались. Профессор взял из чугунка в центре стола дымящуюся картофелину. Перебрасывая её из руки в руку, он подмигнул Гарри.

— Слышал что-нибудь о скатерти-самобранке?

— Читал, — неохотно ответил Гарри.

— Ну, тогда угощайся. Очень рекомендую тебе перепелов на вертеле или во-он того молочного поросёнка, — он привстал и потянул на себя окорок, стряхивая с него кудрявую петрушку.

Еда показалась Гарри СКАЗОЧНО вкусной. Он попробовал и соления, и копчения, и варения — словом, всё, что посоветовал ему Барин. Правда, гордость русской кухни (заливное из стерляди и квашеная капуста с клюквой) не понравились ему. Зато обычный студень и хрустящие солёные грузди были выше всяких похвал. Когда они пили чай, который им наливал с прибаутками весёлый пузатый самовар, Будогорский посерьёзнел и, положив на блюдце недоеденный блин с белужьей икрой, дал понять таким образом, что хочет что-то сказать Гарри.

— Может, ты замечал, Гарри, — заговорил он, — что в начале становления дружбы кто-то один вынужден снимать барьеры, которые мы инстинктивно расставляем, защищая свои скелеты в шкафу? Барьеры снимаются искренностью и откровенностью, ибо какая дружба без взаимодоверия?.. Ну, это так, лирическое отступление… Я хочу тебя спросить: ты никогда не задумывался, почему именно семнадцатилетний рубеж ознаменован как совершеннолетие?.. Пожалуй, я отвечу на этот вопрос сам: в этом возрасте мы уже имеем определённый багаж знаний и накопили тот или иной жизненный опыт. И мы вольны распоряжаться этими знаниями. Нам открываются двери в мир, который подчас встречает нас враждебно. Мы получаем диплом, дающий нам право сделать выбор дальнейшего пути. Увы! Иногда нам кажется, что если ошибусь, перепишу всё наново, да и дело с концом! Ан нет, в жизни так не бывает. Стоит принять неправильное решение, и оно может стать необратимым. Вспомни молодого Барти Крауча или Северуса Снегга — они стали Пожирателями смерти на последнем курсе Хогвартса. Так что не ты один испытываешь муки этого возраста. Хорошо, если рядом есть человек, способный поддержать тебя и направить. А если нет, тогда кричи КАРАУЛ! Русские говорят: „Ум хорошо, а два лучше“. Жить, конечно, надо своим умом, но принимать серьёзные решения, не посоветовавшись, — это история уже совсем другого порядка. Могу сказать тебе, что и я когда-то, обуреваемый тщеславием, сделал роковую ошибку, в результате которой погиб человек… два человека. И был я, к своему стыду, на пару лет старше тебя… Поэтому и спешу предостеречь тебя от подобных глупостей.

Гарри примолк. Его потрясло, что учитель признаётся в подобном: „по моей вине погибло два человека…“

— А если не с кем посоветоваться?

— Тебе-то? Не скромничай! Во-первых, у тебя есть проверенные друзья, которые, по-моему, тебя ещё ни разу не подводили. За что же ты их обижаешь своими недомолвками и дутыми на пустом месте секретами? Во-вторых, у тебя есть девушка, которая тебя любит — и не говори мне, что вы расстались „для её же блага“! Представь, если случится непоправимое, а вы будете в разлуке? И, наконец, у тебя есть я, — Будогорский улыбнулся. — Считай меня своего рода преемником Альбуса. Ведь с ним ты начал расследовать дело о крестражах, а со мной, надеюсь, закончишь. Сегодня после уроков заходи ко мне со всеми, кого утвердил Министр для поездки в Россию. А теперь пойдём-ка, Гарри, мы уже опаздываем — сейчас ведь мой урок.

Ростислав Апполинарьевич махнул рукой — и скатерть-самобранка сложилась.

Глава 7. Санкт — Петербург.

Северус увидел группу хогвартских школьников, которые были в сопровождении приятного мужчины с лучистыми серыми глазами. Их взгляды пересеклись. Снегг равнодушно отвернулся — вернее, сделал вид, что отвернулся. Исподволь он наблюдал, как молодые волшебники Хогвартса протягивали на контроле паспорта и билеты. „Значит, это и есть ‚симпатичные молодые люди с чистыми помыслами и отважными сердцами‘: Гермиона Грейнджер, Рональд Уизли с сестрой, Долгопупс (о, господи!), Лавгуд (эта-то что здесь делает?) и, конечно, Поттер“. Гарри Поттер выглядел интеллигентным юношей, улыбчивым и воспитанным. Все они летели одним рейсом. Северус не опасался, что его узнают. Оборотное зелье вновь до неузнаваемости изменило его внешность. Документы у него, тем не менее, были в полном порядке. Дело в том, что он их попросту украл. Украл у зазевавшегося магла в русском посольстве. И в придачу выклевал у него клок волос. Поступок, прямо скажем, неблаговидный. Но изготавливать фальшивые документы ему показалось опасным. Почему? Он и сам не знал. Но вступать в спор со своей интуицией не рискнул. А так ему достался паспорт на имя Иванова Сергея Ивановича 1960-го года рождения. И Дамблдор сказал, что сочетание фамилии-имени-отчества очень удачное — фамилия Иванов у русских очень распространённая. У Сергея Ивановича Иванова было добродушное круглое лицо, объёмистая лысина и слегка отвислый животик. В целом он производил впечатление добряка с не очень высоким показателем IQ. Это тоже расценивалось как положительный момент (если учесть, что он должен произвести хорошее впечатление на массу канцелярских работников). Тёмный Лорд решил вопрос с размещением ребятишек для своей будущей школы очень просто: он распорядился, чтобы Нарцисса Малфой в 24 часа освободила своё родовое поместье. Северус присутствовал при этом разговоре.

— Зачем Вам такой большой дом, милая? — вкрадчиво осведомился Волан-де-Морт у матери Драко. — Уж не надеетесь ли Вы, что я позволю в скором времени вернуться в Англию Вашему сыну? Знайте, он жив только потому, что мистер Снегг проявил неслыханное благородство! Кстати, Северус, Вы ведь остались без прислуги? Хвост Вас раздражал — и, надо признать, он это умеет, эльфа у Вас нет… Может, Нарцисса Вам подойдёт? А? Что скажете?

Северус не спешил с ответом. Он пакостно улыбался, глядя на дрожащую от унижения Цисси.

— Я подумаю, сэр.

— А пока Вы думаете, миссис Малфой может пожить в доме сестры. Кстати, Беллатриса ещё не собрала свои пожитки? Я же велел ей отправляться стеречь племянника! Пусть поторопится!.. Эти ужасные Малфои — равно как и Лестрейнджи — доставляют мне одни неприятности в последнее время, — пожаловался Волан-де-Морт Северусу.

„Тёмный Лорд явно зарвался, — продолжал размышлять Снегг. — Так, глядишь, он и вовсе останется без единомышленников“. Впрочем, ему это было только на руку. Сам он с недавних пор был в фаворе у Лорда. Именно с его, северусовой, подачи Беллатрису должны удалить с глаз. Стоило Северусу раз-другой намекнуть, что сестра Нарциссысомневается в некоторых людях тёмного двора, и что именно она вынудила его дать Непреложный обет, её участь была решена. Беллатрисе надлежало покинуть брега туманного Альбиона с тем, чтобы опекать Драко в Соединённых Штатах Америки.

— Мы, оказывается, соседи, — дружелюбно обратился к нему единственный взрослый волшебник из хогвартской команды и протянул руку. — Будем знакомы. Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

Северус посмотрел на него внимательней: вот почему его лицо показалось ему знакомым! На последнем курсе Хогвартса тот преподавал у них защиту от тёмных искусств. Будогорский мало изменился. В двадцать лет он был этаким „качком“ в среде волшебников и проповедником здорового образа жизни. „Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья!“ — вспомнил Северус лозунг молодого профессора. Летом Будогорский жарился на солнце, зимой купался в проруби и круглогодично бегал трусцой. По мнению Снегга, выглядело это по-идиотски.

 — Иванов. Сергей Иваныч, — придав себе глуповатый вид, растянул губы в улыбке Снегг. — Вы по каким делам в Россию?

— Думаю, Вы догадываетесь, — шепнул ему на ухо Будогорский.

Северус подумал, что, наверно, ослышался.

— Что, простите? — спросил он, моргая белёсыми ресницами.

— Думаю, Вы догадываетесь, — более внятно повторил Будогорский.

— О! Боюсь, Вы ошиблись! Не за того приняли! Так бывает! — замахал пухлыми ручонками Иванов — Снегг, приклеив к губам дурацкую улыбочку.

— Бросьте! Я слишком близко от Вас стоял в очереди на контроле, Северус, — так же, шёпотом, сказал Ростислав Апполинарьевич. — Отчего бы Вам не признаться, что Вы это Вы?

— Да. В этом я готов признаться: я — это я, — хмыкнул в ответ Снегг.

— Взгляните: ребята в совершенном восторге. Они первый раз совершают полёт авиалайнером. Им не до нас, если Вы ЭТОГО боитесь, — продолжал Будогорский.

— Я не боюсь. Я просто Вас не понимаю, — холодно сказал Северус, косясь на пассажиров в соседних креслах.

Будогорский махнул рукой — тут же соседка справа пролила кофе на юбку и понеслась в туалет замывать пятно, сосед слева склонил голову на плечо и мгновенно уснул.

— Отчего Вы отвергаете союзничество? — настаивал Барин.

— Какого рода? — осторожно спросил Снегг.

— Пока Дамблдор подобен призраку, а для всех остальных Вы преступник, Вам необходим свой человек, — был ответ Будогорского.

 — И Вы тот самый человек? — вопросительно посмотрел на него Северус.

— Тот самый. Можете на меня положиться, — с готовностью отозвался хогвартский профессор.

Снегг знȧком попросил подойти стюардессу.

— Пожалуйста, будьте так любезны, посмотрите, нет ли свободного места в бизнесклассе. Я доплачу, — попросил он.

— Пройдите за мной, — сказала бортпроводница. — Бизнескласс почти пуст.

— По-крайней мере, дайте мне знать, когда потребуется помощь! — крикнул ему вслед Барин.

Северус ничего не ответил и не обернулся.

При таможенном досмотре он вновь встретил делегацию от Хогвартса. Будогорский пытался поймать взгляд Снегга — Северус старательно прятал глаза. Эта встреча взволновала его. Конечно, союзник был нужен. И Будогорский ему, в общем-то, симпатичен. Но Северус слишком хорошо знал его историю, чтобы поддаться самообольщению. Молоденькая беременная жена Ростислава была убита Пожирателями. Будогорский что-то раскопал, что было не по нутру Тёмному Лорду. Сначала ему пригрозили — тот оставил угрозу без внимания. Тогда-то всё и случилось… Произошло несчастье незадолго до падения Волан-де-Морта. Зная подоплёку этого дела, трудно поверить в отсутствие западни со стороны Будогорского — как пить дать, он осведомлён о прошлом Снегга. И, как следствие, причастности (пусть косвенной!) к смерти его жены. Северус вышел из здания аэропорта и поймал такси. Из окна машины он видел, как Будогорского окружили его ученики. „Его любят, — глядя на лица подростков, с грустью подумал Северус. — Не то, что меня. Если у Юлии, как говорил Дамблдор, ‚дар внушать любовь‘, то у меня, наверно, обратный дар — внушать НЕлюбовь“.

— Куда едем, Командир? — спросил его таксист.

— Не могли бы Вы показать мне город? — неожиданно для себя попросил Снегг.

— Нет проблем. Часа за три осмотрим все достопримечательности, — трогаясь с места, заверил его водитель.

— Я бы не стал так торопиться. Сколько стоит Ваш рабочий день?

— Тыщу баксов, — хитро сощурившись, солгал шофёр.

— Идёт, — не стал с ним торговаться Северус.

Выехав на шоссе, они с ветерком понеслись по асфальтированной трассе с односторонним движением. Через тополиную аллею была встречная полоса. Северус отметил разнообразие моделей автомобилей — большинство немецкого производства. Когда-то, ещё в доме родителей, он собирал вырезки из старых журналов и знал отличительные признаки той или иной модели. Надо сказать, что с тех пор автомобилестроение шагнуло далеко вперёд.

— Домой или в гости? — прервал его наблюдения водила.

Северус посмотрел на него в зеркальце — взгляды их встретились. Они оба усмехнулись.

— В гости, — ответил Снегг.

— В Питере никогда не был?

— Был. Проездом.

— Ты тогда говори, где понравится — будем тормозить.

— При въезде в город остановишь.

— Это правильно. Там у нас мемориал Героическим защитникам Ленинграда. Установлен в одну из годовщин победы над фашистской Германией. А сейчас налево посмотри. Здесь Пулковская обсерватория. Целый учёный городок.

Будучи неуверенным в том, что такое „обсерватория“, Северус не стал переспрашивать.

— Подъезжаем, — проинформировал его водитель такси.

Ещё издали он заметил гранитную стелу, на которой значились цифры 1941 — 1945. Таксист припарковал машину и обернулся к элитному пассажиру.

— Мне с тобой пойти? — спросил он.

— Да. Если Вас не затруднит.

— Не затруднит, — заверил его тот.

Спустившись в подземный переход, водитель купил в цветочном киоске пару гвоздик.

— Я оплачу, — предложил ему Северус.

— Не надо, — строго посмотрел на него шофёр. — Для тебя это так, забава. А у меня, почитай, в годы Великой Отечественной все родичи сгинули.

Они оказались в зале под открытым небом. По форме зал напоминал кольцо. В центре, на постаменте, размещалась скульптура матери, держащей на руках погибшего сына. Памятник был завален цветами. Мимо них прошли совсем ещё желторотые школьники с испуганными мордашками.

— Тут есть небольшой музей. Зайдём?

Северус утвердительно кивнул.

Экспозиция была посвящена Блокаде Ленинграда. В музее звучала скорбная музыка. На одной из стен демонстрировалась кинохроника военных лет. Плёнка шипела, изображение было с пробелами. Снегг присмотрелся: закутанная в платки, по снегу шла женщина. Она тянула за собой санки, на которых лежал ребёнок лет двух. Он был мёртв. Следующий кадр — очередь за хлебом. Длина её казалась неизмеримой. Лица людей, получавших по куску чёрного хлеба, почерневшие, безразличные. Картинка фильма снова переменилась. Северус увидел большеголовых скелетообразных дистрофиков со вспученными животами. Руки — веточки, ноги — палочки, рёбра можно пересчитать — все они на приёме у врача. После очередной чёрно-белой паузы взгляду открывался ров, заваленный истощёнными до крайности мертвецами. Надо рвом стояли гитлеровцы в щёгольской военной форме и начищенных до блеска сапогах. Они глумливо улыбались, глядя, как некоторые из жертв в этом месиве тел ещё подают признаки жизни. Северус вышел на воздух. „И к этой чудовищной бойне причастна чуть! Маглы об этом и не догадываются!“ Он ощутил рядом присутствие другого человека. Это был русский таксист. Молча они дошли до машины.

— Сергей Иванович, — протянул руку таксист.

Северус не помнил, чтобы называл ему своё новое имя. Он с недоумением смотрел в лицо уже немолодого человека, изборождённое глубокими морщинами. Тот пояснил:

— Меня зовут Сергей Иванович… Целый день с тобой бултыхаться будем — так что познакомиться не помешает.

— Меня тоже зовут Сергей Иваныч, — буркнул Северус.

— О! Тёзки, значит! — хохотнул словоохотливый водитель. — Ну, теперь слушай… я тут гидом повыступаю малехо. Мы выезжаем на Московский проспект — одну из крупнейших магистралей города. Слева и справа здания Московского универмага. Это станция метро „Московская“. Там, за фонтаном, Московский райсовет. Перед ним памятник Ленину. Далее — Московский Парк Победы. Если хочешь, выйдем, погуляем, — он посмотрел на Северуса в зеркало (тот покачал головой). — Да там и смотреть-то особенно нечего… аллею Славы, разве что. Вдоль неё установлены бюсты героев Отечественной войны. Меня там в пионеры принимали — это что-то вроде ваших бойскаутов… Я ведь коренной ленинградец — сейчас говорят „петербуржец“. Вся моя жизнь — в городе на Неве.

— Нева — наша главная река. Недлинная, но полноводная, — тут же пояснил водила. — Сейчас, когда дамбу сделали, наводнения хоть и случаются, но уже не такой разрушительной силы — как, скажем, году этак в 1824-м. Это наводнение ещё Пушкин описал в „Медном всаднике“. Ну, мы его сегодня ещё увидим.

— Кого? — спросил Снегг. — Пушкина?

Водитель расхохотался.

— Ты что, приятель! Пушкин давно умер. Его застрелил Дантес. На дуэли. Из-за Гончаровой.

— Из-за кого? — сглотнул Северус.

— Ну, из-за жены своей. Дантес — французский посланник — положил глаз на жену Пушкина, Наталью Гончарову. Александр Сергеевич, знамо дело, такого стерпеть не мог. Кровь его негритянская забурлила — и давай стреляться. Только сам под пулю-то и попал.

— Так этот ваш Пушкин негр был, что ли? — совсем запутался Северус.

— Пушкин — великий русский поэт, — назидательно произнёс Сергей Иванович.

— Вы же сами сказали „негритянская кровь забурлила“…

— Я что-то не пойму, по-русски ты здорово балакаешь, а ничегошеньки из нашей истории не знаешь, — сердито прервал его новый знакомец. — Александр Сергеевич был не то чтобы негр… Дед его, Ганнибал, тот, действительно, африканец по происхождению. Его царь Пётр Великий ещё арапчонком к себе на службу взял. Воспитал. Дал чин дворянский. Вот от Ганнибала-то и пошло потомство с горячей кровью… На Мойке, если тебе интересно, это всё подробно рассказывают.

Зачем и где в процессе мойки рассказывают о русском прославленном поэте, для Северуса опять-таки осталось загадкой, но уточнять он не стал.

— Сейчас мы проезжаем мимо крупного промышленного предприятия „Электросила“. Там у меня батя сорок лет оттрубил. Теперь и не знаю, чем они там занимаются… Утюги, наверно, делают, — недовольно проворчал Сергей Иваныч.

Чем плохи утюги, тоже оставалось неясностью (так же, как и почему для выпуска утюгов выстроен столь гигантский завод).

— Вот уже и Обводный канал. Раньше это был самый край Петербурга. Канал этот — что-то вроде сточной канавы. Все отходы сливаются в него. Он даже зимой не замерзает. Чуть левее — Балтийский и Варшавский вокзалы. Нет нужды туда ехать — один из самых муторных районов. Мы лучше в центр рванём. Там тебе поинтересней будет. Вот уже и Техноложка — большой технический вуз… А теперь я покурю. Устал.

Сергей Иванович откинулся на сиденье и задымил. Северус с любопытством оглядывал архитектуру города. Дома были большей частью серые. Улочки узкие. Юлия рассказывала, что где-то около года жила на Севере (он не выяснял, почему) и больше всего скучала не по друзьям и родственникам, а по Петербургу. Похоже, шофёр тоже искренне привязан к родному городу. И что в нём такого, в этом сдержанном, суровом городе? — нет ответа…

 — Мы тут свернём с Московского. Поедем по набережной Фонтанки. На ней раньше (впрочем, как и сейчас) любили селиться всякие вельможи. Так что много красивых домов увидишь. Смотри: это Большой Драматический Театр. Сокращённо БДТ. Там играли великие мастера сцены: Лебедев, Лавров, Стрежельчик… А это площадь Ломоносова. Про Михаила Васильевича Ломоносова слышал когда-нибудь? Нет? Чему вас только в школах учат! — Сергей Иванович пришёл в раздражение. — У нас вашего Эйнштейна каждый двоечник знает!

„Русский двоечник, может, и знает… А я вот, признаться, с трудом припоминаю, кто это“, — чуть было не ляпнул вслух Снегг. А одержимый русской историей Сергей Иванович уже вещал:

— Михайло Ломоносов — сын простого рыбака. Прошёл пешим ходом за торговым обозом от Архангельска до самой Москвы — столь велико было в нём желание учиться! Был уже молодым человеком — рослым таким детиной! — а сидел за партой с сопляками. Все над ним посмеивались. Да только смеётся тот, кто смеётся последним! Вскорости отправили Михайло Васильича в Германию. А вернувшись в Россию, он много открытий сделал — в самых разных областях: в физике, в химии. Картины складывал из мозаики! Стихи писал! Стал Президентом наук! Основал Московский Университет! Так-то!.. О! Чуть поворот из-за тебя не прозевал. Мы сейчас проедем через Аничков мост, а там по Невскому чуток. И выйдем у Инженерного замка. Я вот уже в туалет захотел, — непринуждённо сообщил он Снеггу.

То, что Невский — центральная улица Санкт — Петербурга, Северус знал. Но они ехали по нему совсем недолго. Такси свернуло на одну из окрестных улочек и остановилось у кирпично-розового монументального здания. На замок, однако, по понятиям британца, оно похоже не было. Скорее, на дворец — несмотря на мрачную историю, которую без промедлений поведал Сергей Иваныч (в замке был убит один из русских царей). В сопровождении таксиста Северус дошёл до Летнего сада — бывшей резиденции основателя города, Петра I. Потом они пересекли Марсово поле, задержавшись у Вечного огня (памяти павшим во время одной из русских революций), и оказались у необычайной красоты русской православной церкви.

— Тут был убит другой русский самодержец — Александр II. Поэтому храм носит название „Спас на крови“ и расположен в необычном для православной церкви месте — практически на воде, — с удовольствием рассказывал Сергей Иванович.

„Русские, похоже, склонны увековечивать всё, что так или иначе связано со смертью“, — отметил Снегг. Возле храма Воскресения Христова (его второе, менее известное название) толпились иностранцы — Северус услыхал английскую речь. На предложение примкнуть к экскурсионной группе он ответил отказом.

Некоторое время они постояли на набережной канала и полюбовались открывающейся перспективой: на фоне фонтана раскрывали свои объятия анфилады Казанского собора. Что-то он уже слышал об этом месте…

— А где тут Педагогический университет? — спросил он.

— Да рядом с Казанским.

— Там учится моя девушка, — зачем-то поделился Северус.

— Ну-ну, — как-то странно хмыкнул шофёр… И сказал, что нужно возвращаться к машине.

Продолжили они свой экскурс, забравшись на крышу Исаакиевского собора. Северус уже жалел, что поддался лёгкому на подъём Сергею Ивановичу. Обещанный вид был НИЖЕ всяких похвал: крыши, крыши, крыши… уходящие за горизонт. Когда спустились с верхотуры собора, Сергей Иваныч поволок его к Медному всаднику. Оказалось, „Медный всадник“ — это памятник их легендарному царю-Петру. Он (Пётр) восседал на лошади, взвившейся на дыбы. Скульптура помещалась на огромном валуне, у которого шумно праздновалась свадьба.

— Встретить брачующихся — хорошая примета, — ввёл его в курс дела Сергей Иванович. — У нас такой обычай: молодожёны едут после ЗАГСа сюда. Пьют шампанское, фотографируются… Ты чегой-то без фотика?

— Успею ещё. Нафотографируюсь.

— Ну, дело, как говорится, хозяйское. Сейчас я тебя на Дворцовую отвезу. Если хочешь, так погуляй. А хочешь — в музей сходи. А я чего покушать соображу.

Северус почувствовал угрызения совести. Совсем он замордовал старика (хотя ещё вопрос: кто кого).

— Нет, — воспротивился он. — Обед за мой счёт. Да и в Эрмитаж я один не пойду — боюсь заблудиться.

— В центре жратва дорогая, — честно предупредил его Сергей Иванович.

— Ничего. Как-нибудь справлюсь, — ответил Снегг, похлопав себя по карману — Тёмный Лорд снабдил его щедрыми командировочными.

Обедали в одном из прибрежных кафе. Северус положился в выборе блюд на „Иваныча“ и понял, что дал маху. Стояла та самая пора, которую именуют на Руси бабьим летом. И жирный шашлык — не самое удачное, что мог бы сейчас переварить его бунтующий желудок. Но для жизнерадостного, краснолицего и коренастого водителя аналогичных проблем не существовало. Будь его воля, он вновь бы полез под исаакиевские купола. Так или иначе, Северус ознакомился ещё со славной историей Адмиралтейства (за время прогулки по Александровскому саду шашлык всё-таки нашёл своё место в его системе пищеварения). Затем они вышли на Дворцовую площадь, и неутомимый Сергей Иванович потащил Северуса к отдельно стоящему зданию Нового Эрмитажа. Надо сказать, на него произвели впечатление атланты, поддерживающие портик входа. Но он уже был так замотан, что пафосные толкования о „единственном в своём роде“… чего-то там… у него в одно ухо влетали, а в другое, не задерживаясь, вылетали. На территории Петропавловской крепости экскурсия длиною в день закончилась. Северус расплатился со своим проводником и, получив от Сергея Иваныча визитку с реквизитами, остался на Петропавловском пляже дожидаться ночи. Времени было около семи вечера. Погода стояла прекрасная. Северус улёгся на один из разбросанных лежаков и, подставив солнцу рыхлую физиономию Иванова Сергея Ивановича, неожиданно для себя задремал. Проснулся он уже в сумерках, изрядно озябнув. Северус пошарил рядом с собой — его ботинки, слава богу, были на месте. Он потёр спросонья глаза — внезапно возникло ощущение, что что-то не так… Ну, конечно! Он проспал три часа — срок оборотного зелья вышел! Пользуясь тем, что поблизости никого нет, Снегг спешно обратился вороном и взлетел на крепостную стену. Вид, который открывался с этого места, не мог приесться: чёрные волны гоняли по реке маленькие судёнышки, на Ростральных колоннах зажглись факелы. Ему предстояло сегодня найти звезду, сопутствующую всем влюблённым. Она приведёт его к Юлии. Ни разу перед ним не стояла подобная задача. Всё это было как-то по-мальчишечьи глупо. И где-то даже стыдно. Скажи кто-нибудь, что он, Северус Снегг, в свои 37 лет будет лазить по крепостным стенам чужой страны в надежде увидеть Путеводную звезду, он бы первым высмеял столь нелепую шутку. Но вот он здесь, глядит в беззвёздное небо и ждёт… не зная чего. Путеводная звезда у каждого своя. Невозможно её описать… Может, ему она и вовсе не явится. Но Северус не сдавался. Ноги уже занемели. Глаза начали слезиться. На другом берегу Невы снопами взлетали розовые искры — наверно, мальчишки взрывали петарды. Но нет, не похоже, чтоб это были петарды — эти взлетали и падали в невские воды совершенно бесшумно. Вдруг одна искорка заплясала над рекой и, скользя по водной глади, стала приближаться. Она становилась всё больше и ярче. Вплотную приблизившись к нему, взметнулась высоко-высоко… и понеслась. Ворон Снегг едва поспевал за ней. Временами звёздочка скрывалась в кронах высоких деревьев — и Северус находил её только по слегка видимому шлейфу, который та за собой оставляла. Они пересекли трамвайные линии. Позади осталась рыночная площадь. Путеводная звезда нырнула в коридор строительной площадки — он за ней. Вот шумное сборище питерской молодёжи у кинотеатра (не успел прочесть какого именно). И тут звезда скрылась в арке петербургского двора. В его кромешной тьме Северус потерял свою путеводительницу. Он кружил над домами, пока не разглядел наконец розовую светящуюся точку. Она висела на уровне последнего этажа и слабо мерцала. Как только он подлетел, Путеводная звезда вспыхнула на прощание и растворилась в ночном воздухе. Северус присел на уличный подоконник и прижался к стеклу. Ничего не разглядеть — всё в комнатных цветах. Во втором и третьем окнах — густая москитная сетка. Четвёртое — тёмное, оно зашторено плотными занавесками. Пятое (похоже, кухня) было распахнуто настежь. Не задумываясь, он влетел в квартиру и превратился в человека. Забыв о правилах хорошего тона (да и об элементарной безопасности тоже), Северус выбежал из кухни и, очутившись в длинном коридоре, стал открывать все встречающиеся на пути двери. Третья дверь принадлежала комнате с цветами. На широком диване, при невыключенном ночнике, спала Юля. Рядом были разбросаны листы её дипломной работы. Снегг опустился на колени и смотрел, как она спит. Юлия открыла глаза и обвила его шею руками.

— Северус! Ты пришёл! — прошептала она.

На следующий день Северус проснулся поздно. Спал он так крепко, что никаких сновидений с Дамблдором, выступающим в главной роли, не видел. Он потянул носом воздух: пахло волшебно. Обмотавшись простынёю, Снегг пошлёпал на кухню. Юля разложила вокруг себя тетради и учебники и делала поспешные правки. Одновременно она жевала блин, не глядя макая его в банку со сметаной.

— Садись, — распорядилась она. — Пока ты спал, я сделала много нужных и полезных дел.

— И каких же? — поинтересовался он, протягивая руку к тарелке с горкой блинов.

И тут же получил шлепок по руке.

— Слушай, ты вообще руки когда-нибудь моешь? — насупилась Юлька. — Мало того, что меня всю ночь грязными руками лапал, так ещё за стол немытым лезешь… Придётся наслать на тебя Мойдодыра!

Юля фыркнула собственной шутке.

— Кто такой Мойдодыр? — Северус, не обращая внимание на её добродушную воркотню, засунул в рот кружевной блинчик.

— „Умывальников начальник и мочалок командир“, конечно, — расхохоталась она. — Вижу, с классикой советской поэзии ты не знаком, мой дорогой невежественный поросёнок.

— Зато я знаю много чего другого, — отбился он.

— Например? — Юлька насмешливо изогнула бровь.

— Например, могу превратить тебя в лягушку! — Северус притянул Юлю к себе и, усадив на колени, потёрся носом о её шею.

— В Царевну — лягушку? — уточнила она.

— Нет, — чмокнул её в щёку Северус. — В обыкновенную болотную квакшу.

— Да. Твой учитель говорил, что ты один из выдающихся магов современности.

— Неужели так и говорил?

Сказать, что ему это не польстило — значит, ничего не сказать.

— Я не знаю, может, он так сказал, чтобы произвести на меня впечатление, — тут же „утешила“ его Юля.

— Стоит ли расценивать это, — притворно зарычал он, — что я произвёл на тебя ещё недостаточное впечатление?

— М-м-м… Определённое впечатление, конечно, произвёл… в тёмное время суток…

— Сейчас дневное время? — перебил он её.

— Вроде, да, — не зная, к чему он клонит, согласилась Юля.

— Ну, тогда ты сейчас будешь вынуждена взять свои слова обратно!

Северус легко подхватил Юльку на руки и понёс в комнату. Юлька заколотила по его груди своими игрушечными кулачками.

— Нет, нет, нет! — мотала она головой, с трудом сдерживая улыбку. — Только через мой душ!

Северус лёг поперёк дивана и стал перебирать её волосы.

— Ну, вот, всё настроение сбила, — разочарованно проговорил он.

— Слушай, сейчас всё масло от блинов будет у меня на волосах. И я буду похожа на ведьму!

— Ты и так ведьма, — улыбнулся он. — Только сама об этом не знаешь.

— Ведьмы злые. А я добрая, — возразила она.

— Ведьмы всякие бывают.

— Но они ведь все уродины, правда?

— Ну-у, далеко не все, не обольщайся.

— Наглец! Иди мойся!.. Я, кстати, давала запрос в Интернет. Сейчас сделаю тебе распечатку всех детских домов Санкт — Петербурга и Ленинградской области.

— Что такое „Интернет“? — с любопытством спросил он, подперев голову согнутой в локте рукой.

— Интернет — это международная информационная паутина, — зловеще прошептала Юлия.

— А серьёзно?

— Серьёзно. Тёмный ты… Принц, — усмехнулась она.

Юля всё-таки загнала его в ванну, а сама села к компьютеру.

— Покажи, как это ты делаешь, — попросил Северус, тряся мокрыми волосами.

— Смотри, — Юля набрала на клавиатуре компьютера комбинацию букв. На экране монитора высветилось: Я тебя люблю. — А теперь скопируем (фраза появилась многократно). А теперь отпечатаем.

Из принтера полетели листы с аршинными буквами. Юлька стала разбрасывать их по комнате.

— Что ж это такое? — хохотала она. — Кто-то признаётся тебе в любви! И в таком объёме… А вот эти уже с другим содержанием.

Юлия посерьёзнела и протянула Снеггу обещанный перечень сиротских приютов. Из дома они вышли только к вечеру. И хотя его выстиранную и высушенную одежду Юля даже успела тщательно отутюжить, она предпочла, чтобы Северус сидел в качестве ворона у неё на плече, а не шествовал рядом в обличье Иванова С.И.

— Терпеть не могу обрюзгших, лысых, бесцветных мужиков! К тому ж ещё кривоногих.

— А как же „свойства кожи“? — подколол её Северус.

— Перед таким обликом меркнут все остальные свойства, — выкрутилась Юлька.

— А каким должен быть облик мужчины, который бы тебя устроил?

— Эй, парень! Посмотри на себя в зеркало… не сейчас.

— Но почему? Я ведь совсем не красавец… Скорее, наоборот.

— Наверно, было бы глупо предположить, что тебе известна фамилия Паганини?

— Вроде, это был музыкант, — неуверенно сказал он.

Юля кивнула.

— Так вот. Он тоже был не красавец.

Она замолчала, как будто это всё объясняло.


Буквально сразу Северусу повезло. В первом же детдоме он встретил девочку, которая подходила ему по всем параметрам. Она только что потеряла родителей и не приобрела ещё комплекса брошенного ребёнка. Валя Агутина (так её звали) была умненькой домашней девчушкой. С характером и остреньким язычком. Что ж, в этом даже была особая пикантность — но, видимо, другие так не считали. И хотели, прикрываясь красивыми фразами, избавиться от девчонки. Так что на уровне местной администрации никто палки в колёса ему не совал. Бумажная волокита началась в районном муниципалитете. Юлия просила его ровно реагировать на обычный в таких случаях бюрократизм. „Ходи с виноватым видом и со всеми соглашайся… Противно, конечно, но иначе не выйдет“, — говорила она. Он так и делал. И, несмотря на мелкие домашние радости, это порядком стало ему надоедать. „Если так пойдёт и дальше, создание школы придётся отложить лет, этак, на двадцать“, — с раздражением думал Северус. Юлия обещала узнать, как можно ускорить процедуру усыновления. И предложила ему… приняв сан священника, основать православную школу. Для этого следовало узнать, есть ли где аналогичная практика. Кроме того, в этом случае требовалось, чтобы всё было по-настоящему — таковые кампании подвергаются тщательной проверке. Сначала Северуса это развеселило. Но теперь он уже всерьёз задумывался над карьерой священнослужителя. Со всеми вытекающими последствиями. „Я мог бы пока что-нибудь сделать для Любовного эликсира, будь у меня подобие лаборатории“, — с тоской думал он, щёлкая пультом с канала на канал основной магловской забавы — телевизора. Всё чаще ему приходило на ум предложение Будогорского о союзничестве. Однажды, изнемогая от вынужденного безделья, он решился и телепортировал ему:

Ростиславу Апполинарьевичу Будогорскому

от Северуса Снегга.

Прошу о встрече. Санкт — Петербург. Станция метро „Горьковская“. На выходе. Сегодня. 17-00.

И тут же получил ответное сообщение:

Северусу Снеггу

от Ростислава Апполинарьевича Будогорского.

Обязательно буду. Спасибо за доверие.

Стоя в холле метро „Горьковская“, Северус стискивал в кармане брюк волшебную палочку, коря себя за неоправданный риск. Будогорский появился не со стороны улицы (как Северус ожидал), а сошёл с эскалатора.

— Давненько я не бывал в переходах питерского метрополитена, — приветствовал он Северуса, протягивая руку для пожатия.

Снегг изучающее смотрел на него. Будогорский улыбнулся.

— Браво, мой друг! Вы сделали поразительные успехи в окклюменции!.. Давайте пройдёмся — тут слишком много народа. Не ровен час, окажется, что ещё кто-нибудь владеет секретом чтения чужих мыслей.

Северус (он же Иванов Сергей Иваныч) шёл молча. Барин пел дифирамбы погоде, природе и прочим вещам, о которых вспоминают, когда говорить не о чем. Наконец, облюбовав тенистую лавочку, мужчины присели.

— Как Вы всё поняли? — напрямик спросил Барина Северус.

— Вы знали, откуда вернулся Дамблдор накануне своей мнимой смерти? — вместо ответа спросил его Будогорский.

— Разумеется, — кивнул Снегг.

— Питьё было составлено мной, Северус.

С этими словами Русско-Английский Барин вынул из кармана медальон Слизерина и протянул Снеггу. Северус пропустил цепочку медальона сквозь пальцы и, положив в ладонь, на мгновение крепко зажал кулак. Будогорский наблюдал за ним.

— Ну, теперь Вы мне верите?

Снегг протянул ему медальон.

— Что Вы! — обаятельно улыбнулся Будогорский. — Я всегда был в душе гриффиндорцем… Да и вообще не имею прав на эту реликвию — я ведь не учился в Хогвартсе. Сохраните это. Может, мы ещё создадим когда-нибудь Музей четырёх волшебников… Мне подал эту мысль Поттер… Гарри Поттер… Он-то и рассказал мне детально, как Альбус, уже впав в полулетаргическое состояние, призвал к себе именно Вас. Как незадолго до этого Вы, Северус, ссорились с Дамблдором и говорили, что делать ЭТО Вам вовсе не хочется (вас нечаянно услышал Хагрид). Ну, и наконец, тело Альбуса Дамблдора, согласно его завещанию, предали сожжению. Почему же, в таком случае, он исчез? То, что Гарри забыл, что волшебник сгореть не может, простительно. Но почему другие не придали этому значения?

— Ответ напрашивается сам собой, — невесело усмехнулся Северус. — Это ведь так легко — обвинить во всём Пожирателя смерти. На мне клеймо…

— А знаете что, дружище, не выпить ли нам чего-нибудь?

— Меня ждут… Я думал, наша встреча будет проходить в более деловой атмосфере. И, соответственно, будет короче… Может, Вы согласитесь пойти со мной?

— Меня не выгонят? — усомнился Р.А.Б.

— Это будет своего рода тест на склочность, — ухмыльнулся Снегг.

Дверь им открыла Юля в неприлично коротком халате, из-под которого кокетливо выглядывала резинка ажурных чулок.

— Северус, ты мог бы и предупредить, что у нас будут гости, — укорила его она.

— Я думал, тебе будет приятно увидеть кого-то из моих знакомых — ты ведь этого хотела. Тем более что Ростислав — твой соотечественник.

— Правда? — Юлька посмотрела на Будогорского в своей обычной манере: чуть склонив голову к плечу, загадочно при этом улыбаясь.

— Будогорский. Ростислав Апполинарьевич, — представился тот.

— Гончарова. Юлия Валентиновна, — в тон ему ответила она.

— Можно просто Слава.

— Можно просто Юля… Мойте руки. Сейчас сядем за стол.

И даже не подумав переодеться, зашагала на кухню.

— Кажется, — вполголоса проговорил Будогорский, — теперь я знаю ещё одну причину, по которой Вы были так привязаны к Дамблдору, что никак не могли быть его убийцей.

Северус удивлённо посмотрел на Барина.

— Девушка с Вашего курса… Её звали, дай бог памяти… Лили… Удивительное сходство! И Дамблдор, конечно, знал…

— Вы бесконечно прозорливы! — довольно ядовито пресёк его измышления Снегг.

Вместе они вошли на кухню. Юля уже накрыла стол.

— Кажется, здесь побывала скатерть-самобранка, — глотая слюнки, сказал Будогорский.

— Всего лишь мои золотые ручки, — Юлия повертела перед его носом своими наманикюренными пальчиками.

После сытного обеда, когда все отдали должное салату из шампиньонов, рыбе под маринадом, картошке с мясом и пирожкам с капустой, Будогорский со Снеггом закурили. Чтобы заполнить образовавшуюся паузу, Северус попросил рассказать, почему он взял себе псевдоним Русско-Английский Барин.

— Моё факсимиле неудобоваримо для иностранца. Конечно, я знал, что ученики, для простоты, зовут меня Раб. Но, чтобы избежать рабства, моя семья эмигрировала из Советов. Поэтому, как понимаете, сия аббревиатура меня никак не устраивала… Русско-Английский — это, я думаю, понятно. А Барином на Руси называли помещика — землевладельца. Мои предки дворяне. Имели усадьбу. Правда, в Гаржданскую всё было разорено. Тем не менее…

— А кем были Ваши родители? — спросила Юля.

Лицо гостя просветлело.

— Они были врачами. Отец работал в Ленинградской Военно-Медицинской Академии. Мама — доктор районной поликлиники. И отец, и мать широко применяли, как сейчас говорят, методы нетрадиционной медицины. Чудом им удалось избежать сталинских репрессий. Поэтому, как только представилась возможность эмигрировать, — с приходом к власти Хрущёва — они это сделали. Родился я уже за рубежом. Кстати, первый мой диплом тоже свидетельствует о медицинском образовании.

— Когда же Вы успели получить специальность врача? — полюбопытствовал Северус. — Насколько я знаю, в Хогвартсе Вы стали преподавать, когда Вам едва исполнилось двадцать. Все в один голос говорили, что Вы самый молодой профессор со дня основания Школы.

— О! Времени у меня было предостаточно! Я окончил обычную школу экстерном. Уже в одиннадцать лет у меня был на руках школьный аттестат. Год я посещал Университет вольнослушателем — никто не принимал меня всерьёз. А потом… потом всё нормализовалось.

— Ваши родители живы? — опустив глаза, тихо спросила Юля.

— Нет. Я поздний ребёнок. Родители прожили длинную и счастливую жизнь. И умерли почти в один день… пусть земля будет им пухом!

Ростислав откупорил бутылку русской водки, невесть откуда взявшейся на столе, и наполнил хрустальные стопки. Все выпили. Сначала за помин души. Потом за здоровье всех собравшихся. Затем за красивых дам… В общем, когда Будогорский поднял тост „за мир во всём мире“, мужчины были уже изрядно навеселе. Разговор переключился на более животрепещущие темы: каковы ближайшие планы Дамблдора и чем сейчас занят Волан-де-Морт.

— Да кто он такой, этот Ваш Волан-де-Морт? Почему его все так боятся? — в сердцах выкрикнула Юлька.

Снегг предостерегающе шевельнул рукой, но Барин остановил его.

— Спокойно, Северус. Дамблдор бы хотел, чтобы Юлия всё знала. Вы, — обратился он к ней, — наверняка, слышали о конце света, пришествии Сатаны и прочей белиберде… Так вот, ответьте мне, почему это страшит?

— Потому что с приходом к власти Сатаны произойдёт переворот общечеловеческих ценностей. Не Добро, Красота, Истина будут править миром, а Зло, Насилие и Жестокость, — без запинки ответила она.

— Умница! — Будогорский поцеловал Юлии руку. — Никто не смог бы сказать точнее! Теперь слушайте внимательно: Лорд Волан-де-Морт и есть посланник Ада! И, что всего хуже, он практически бессмертный.

— Ещё один Бессмертный, — хмыкнула Юлька. — Помните, как у Кощея: дуб стережёт чудище стоглавое, на дубу — сундук, в сундуке утка, в утке щука, в щуке яйцо, в яйце игла…

Будогорский опрокинул ещё одну рюмку водки и крякнул.

— Точно! Что-то такое и измыслил Волан-де-Морт, поместив один из своих крестражей в посёлке чути белоглазой! Мне срочно нужно связаться с Гарри!

— Не делайте этого! — в волнении заговорил Снегг. — Поттер слишком слаб в окклюменции. Укрыть же что-нибудь от чути вообще невозможно. Неизвестно, как складываются у них переговоры.

— Да, верно, — с кислой миной согласился Барин. — Чуть было не напорол горячки.

— А что такое окклюменция? — вновь задала вопрос Юля.

— А вот смотрите, — живо откликнулся Будогорский.

Он пытливо вгляделся в глаза Северусу.

— Ваш благоверный думает сейчас — я вижу только образы, поэтому могу ошибаться. Он думает о… школе. Но не о Хогвартсе. Ага! Вот мелькнул он сам… в чёрной сутане… Северус! — Будогорский изумлённо посмотрел на Снегга. — Неужели Вы всерьёз задумываетесь о монашестве?

Юлия с Северусом рассмеялись и ввели Барина в курс дела. Тот обещал помочь, чем сможет.

— И ещё, — нахмурился Снегг. — Пока тут эта канитель с удочерением, хотелось бы уже вплотную заняться изготовлением Эликсира, который я должен составить и опробовать. Но я здесь как рыба, вытащенная на сушу… У меня нет даже котла!

— Это вообще не проблема. Есть тут у меня кое-какие связи. Пожалуй, я смогу всё устроить уже к завтрашнему дню. А сейчас мне надо возвращаться к моей старушке.

Русско-Английский Барин тепло попрощался с Юлией и Северусом и трансгрессировал в избушку Бабы Яги.

Глава 8. Чуть белоглазая.

Тем временем переговоры у Гарри и его друзей ещё НИКАК не складывались. Не было даже намёка на то, что рано или поздно они встретятся с чутью. Ребята жили в доме Старика Лесовика. Перезнакомились с русскими сверстниками, которые были откомандированы сюда с той же целью. Каждый день ходили по грибы, по ягоды… И никаких указаний, что их группа прибыла в Россию с важным поручением, как бы и не было. Невилл с Полумной с головой ушли в изучение русской флоры и фауны. Гермиона каждый день под вечер с горящими глазами рассказывала, что нового узнала о русских волшебных традициях. Рон считал, что эта поездка что-то вроде дополнительных каникул, нечаянной радостью свалившихся на его „огненноволосую“ голову. Гарри с Джинни тоже весьма мило проводили время. Вот только Гарри начал всерьёз опасаться, если и дальше так пойдёт, то вскоре у его безмятежно отдыхающего друга Рона появится повод его убить. Русский ландшафт как-то особенно способствовал развитию романтических отношений. В неспешных водах лесной речушки, в тихо покачивающихся ветвях исполинских деревьев, в шёлковых травах был будто растворён дурманящий аромат любовного напитка. Куда бы Гарри не отправился с Джинни, повсюду натыкался на целующиеся парочки. Мало того, это было так естественно, что они уже перестали скрывать проявления обоюдной нежности на людях. Гарри спросил, что бы это значило у русского парня, Валентина.

— Природа, — пожал плечами тот — ничего, впрочем, не объясняя.

„Природа — в смысле окружающая среда или природа человеческих отношений?“ — всё же не понял Гарри.

Они сидели с Джинни на стволе поваленного дерева на берегу рыжей речки и считали, сколько кукушка им накукует лет жизни. Белка, распушив хвост, выбирала орешки из кедровой шишки прямо из рук Джинни. На противоположном берегу бурый медведь с урчанием чесал широкую спину о сосну — и та тихонько поскрипывала: „Тихо ты, увалень!“ Не это ли единение человека с природой имел в виду Валентин? Первое время девочки взвизгивали, увидев того же Потапыча. Но каждый раз Миша приносил то мёд диких пчёл (прямо в сотах), то кузовок спелых ягод лесной малины. Это трогало. Серый Волк подарков, правда, не носил, но был неизменно любезен, приходя каждое утро поздороваться.

— Давай поженимся, Гарри, — сказала вдруг Джинни.

— Ты делаешь мне предложение? — улыбнулся Гарри.

— Вот Полумна приняла предложение Невилла, — надула губы Джинни.

Чтобы не расхохотаться, Гарри прикусил губу. Но, видимо, в глазах у него плясали черти, потому что Джинни, нахмурясь, спросила:

— Что смешного?

— Да так, ничего. Представил, какой будет вид у Невилла на свадьбе, увидев невесту с редисками в ушах и в ожерелье из рыбьих костей… А уж у бабушки Невилла… без комментариев.

И они покатились со смеху.

— Клянусь, у меня не будет ни редисок в ушах, ни ожерелья из рыбьих костей!

— И на том спасибо, — Гарри уже не знал, как вывернуться. — Но тут, пожалуй, стоит представить разгневанного Перси и твою маму.

— На Перси мне плевать! — зло ответила Джинни. — А мама ничего не скажет. Она поймёт… Гарри, если с тобой что-нибудь случится! А так, по-крайней мере, у меня останется ребёнок!

Гарри поперхнулся. Перспектива отцовства, если и брезжила, то, во всяком случае, не в ближайшее время. Он встал и помог подняться Джинни.

— Честное слово, ты меня рано хоронишь, Джинни!.. И пожалуйста, давай больше не говорить на эту тему. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Но всему своё время.

Они прошли мимо русской пары. Те их не замечали. Девушка занималась тем, что надевала венок из полевых цветов на голову своего любимого, а юноша его снимал. Она надевала — он снимал… И так до бесконечности.При этом они тихонько перешёптывались.

— Как ты думаешь, почему мы все вдруг заговорили по-русски? — спросила Джинни.

— Мне казалось, это ОНИ, — Гарри кивнул в сторону воркующей парочки, — заговорили по-английски.

— Может быть, — задумчиво сказала Джинни, перекусывая стебелёк какого-то растения. — Но как объяснить, что мы стали понимать язык птиц и зверей?

— Не знаю… Как ты думаешь, когда мы вернёмся домой, это свойство у нас сохранится?

— Как знать… Я тоже об этом думала, — вздохнула Джинни.

Она прислонились к стволу берёзы и закрыла глаза. Гарри обнял её и стал целовать.

— Всё лижитесь? — крикнул ему в самое ухо Рон.

— Ага, — ошалело согласился Гарри.

— Пойдёмте со мной. Наконец-то дело сдвинулось с мёртвой точки. Кикимора письмо принесла.

Кикимора своими повадками напоминала дешёвую шлюху. Сегодня её лицо покрывал толстый слой белил, на щеках красовались румяна, как у сувенирной матрёшки, тени — подобны радуге, а ресницы от неряшливо наложенной туши угрожающе провисали над глазами болотного цвета.

— Ну, миленькие, вот и кончились великие испытания, — вертя тощим задом, захихикала она, обнажив гнилое редколесье зубов.

„Какие ещё испытания? И как они могли кончиться, даже не начавшись?“ — подумал Гарри.

— А вы, слатенькие, небось думали, что чуть вас к себе позовёт? Угощать-потчивать начнёт? — поправляя зелёные водоросли волос, осклабилась Кикимора. — Они теперь горем наученные. Дороги свои заповедные пуще ока берегут.

— Значит, мы их не увидим? — огорчённо протянул один из русских, Евгений.

— Скажи слава богу, золотенький. Видеть-то их невелика радость, — утешила его Кикимора. — Ну-ка, читай, кто грамотный.

Она протянула залитое сургучом письмо девочке, которая стояла рядом. Её (как и её парня) тоже звали Женя. Вообще эта путаница с именами русских вносила в первые дни общения много сумятицы. В конце концов, „англичане“ стали звать юношей полным именем, а девушек — коротким: Евгений — Женя, Александр — Саша, Валентин — Валя.

Женя стала читать вслух:

Юные друзья наши!

Вот уже больше недели мы наблюдаем за вами. Мы удовлетворены результатами наших наблюдений. Более вас не задерживаем.

P.S. Передайте сердечный привет Славику. Рады будем с ним повидаться. Дорогу к нам он знает.

— Это всё? — Рон выхватил письмо из рук Жени и перевернул его. На обороте ничего не было.

Ребята не скрывали разочарования.

— А я вам вот что скажу, — подал голос Старик Лесовик. — Всё очень даже удачно сложилось. То, что чуть вас ДРУЗЬЯМИ назвала, само за себя говорит.

— А кто такой Славик? — спросил Гарри.

Он более других чувствовал неудовлетворённость, возлагая на эту поездку ТАКИЕ надежды!

— Славик — отменный мужчина! — со знанием дела прищёлкнула языком Кикимора.

— Тихо ты, чучело! Тебе, окромя Лешего, никого другого не светит! — осадил её Лесовик. — Славик — он же Ростислав Апполинарьевич… А теперь собирайтесь, прощайтесь друг с дружкой. „Наших“ я сразу по домам отправлю. А гости заморские спервоначалу у Яги появиться должны. Там вас Славик-то и дожидает.


Вечером в избушке Бабы Яги яблоку некуда было упасть. В её скромное жилище набилось столько колдовского народа, что Гарри и его друзьям пришлось ютиться на печке, глядя, как веселятся русские волшебники. Как следует выпив и закусив, они принялись распевать застольные песни. А затем Бабка Ёжка сорвала с головы платок и, тряхнув вздыбленными волосками, кинулась в пляс. Она то величаво плыла „барыней“ (что выглядело довольно комично), то подскакивала, попеременно выставляя ноги, обутые в лапти. Потом её подхватил под „крендель“ Илья Муромец и пошёл с ней кадрильным шагом. Пол в избушке кряхтел и кудахтал. Аккомпанировали им гусли-самогуды, волшебная дудочка и хохломские ложки. Инструменты носились в воздухе над танцующими, а ложки время от времени норовили стукнуть кого-нибудь по голове. В конце концов, изловчившись, их поймал Алёша Попович и стал выкидывать с ними такие коленца, что хогвартцы только диву давались. В центр круга вбежала раскрасневшаяся Василиса Премудрая. Раскинув цветастый полушалок и дробно перестукивая точёными ножками, она озорно глянула на Будогорского и запела:

Ох, Слава, Слава, Славочка —

Посидим на лавочке…

Посидим, поокаем —

Мож, что и наокаем! Эх! — и Василиса вытащила в круг Барина.

К их удивлению, Ростислав Апполинарьевич не стал ломаться и ответил ей приятным баритоном. Василиса, сложив, как школьница, руки „полочкой“, приплясывала перед ним.

Василисушка моя —

Краса ненаглядная —

И румяна, и стройна…

А всё равно — не годная!

И, развернув руки кверху ладонями, прошёлся перед ней „гоголем“.

Чем, скажи, я не годна

Тебе, мой соколик?..

Кто такое говорит,

У того уж не…

Волшебница, под одобрительный смех собравшихся, обошла Будогорского. Тот рассмеялся и, приобняв Василису за талию, запел:

Ну, сама ты посуди,

Что со мною станется?

Мне же тут же, у Яги,

Тумаков достанется!

— От кого достанется?

— От „каво, от каво“… —

От любовничка тваво! Барин выразительно посмотрел на Кощея и нырнул за спины трёх богатырей. Василиса тоже спешно покинула круг. Её место тут же заняла Кикимора. Подбоченившись, она пронзительно заголосила:

У маво милёночка

Шерсть, как у козлёночка.

Голова плешивенька,

Борода паршивенька! Эх!

Тут же, прихрамывая, к ней подвалил Леший и засипел:

А у милой, у моей,

Груди волосаты…

Как на них я погляжу —

Батюшки, святы!

И, обхватив голову, закружился „топотушками“.

Что такое, не пойму,

Что такое я держу?

До колен болтается,

На х… называется! — не осталась в долгу Кикимора.

Мальчишки на печке давились от смеха, девочки смущённо хихикали, но им было явно не по себе. А частушки становились всё фривольнее. Гарри сообразил, что их сочиняют тут же, на ходу. Ясно, что никаких заготовок на этот счёт ранее не имелось. Он подумал, что у него бы так не получилось… Но, может, и не должно… Это их, национальное. Смекнув, наконец, что такое „веселье“ не для аглицких ушей, Баба Яга решила разогнать тёплую компанию. Она задула свечи, и кодла чародеев потекла на поляну. Гарри тоже спустился с печи и подошёл к Барину. Тот ласково потрепал его вихрастую голову и ответил на немой вопрос:

— Завтра, Гарри. Всё завтра.

Назавтра он растолкал Гарри чуть свет и знаком попросил следовать за ним.

— Сегодня, Гарри, мы предпримем то, ради чего и оказались в России. Тебя, правда, чуть не звала… Ну, авось обойдётся… Лучше нам отбыть, пока все спят. Чтобы не было лишних вопросов. Готов?

Будогорский попросил, чтобы Гарри взял его за руку (как они делали когда-то с Дамблдором) и трансгрессировал. Судя по всему, они очутились неподалёку от домика Старика Лесовика. Местность показалась Гарри знакомой. Барин вышел на пригорок и, сняв с шеи шнурок со свистком, которого Гарри раньше не видел, свистнул в него два раза. Тут же трава зашевелилась и разделилась — как волосы на пробор — на три тропинки. Они очутились в центре трёх дорог. Перед ними вырос огромный валун, поросший мхом. Будогорский подошёл к нему и потёр рукавом футболки. На камне обозначились слова:

НАЛЕВО ПОЙДЁШЬ — КОНЯ ПОТЕРЯЕШЬ,

НАПРАВО ПОЙДЁШЬ — ДРУГА УТРАТИШЬ,

ПРЯМО ПОЙДЁШЬ — СЕБЯ НЕ УЗНАЕШЬ,

А НАЗАД ПОВЕРНЁШЬ — НИЧЕГО НЕ НАЙДЁШЬ.

P.S. Верь не глазам своим, а своему сердцу.

— Мы пойдём налево? — робко спросил Гарри. — У нас ведь нет коня — значит, мы ничем не рискуем…

— Ты, наверно, не обратил внимание на приписку, Гарри, — мягко заметил Будогорский. — Что тебе говорит твоё сердце?

— Ну-у, я бы пошёл прямо.

— Правильно. Идти к своей цели надо не кружным путём. Прямота — это честность, правдивость. Качества, которые чуть ценит превыше всего.

Они зашагали по центральной тропе. Вскоре деревья перед ними поредели и обозначилась сложенная из брёвен стена, напоминающая очертаниями старинный форт. В верхнем этаже брёвен были вырублены окошечки бойниц, над которыми возвышались остроконечные маленькие крыши на столбиках-подпорках. Из-за стены форта выглядывали купола церкви. По русскому обычаю, они были крыты щепой — так называемой „дранкой“.

— Перед тобой, Гарри, своего рода памятник русского деревянного зодчества, — сказал Будогорский.

Беспрепятственно они вошли в высокие деревянные ворота в центре постройки и пошли по городку, где, судя по всему, обреталась чуть. Вот мельница. Длинный скотный двор. Художественно выполненный колодец… Пока им не встретилось ни единого человека. От гнетущей тишины у Гарри скребли на душе кошки.

— Может, с ними что-то случилось? — тихо спросил Гарри.

— Подожди, — улыбнулся Барин. — Увидишь.

То, что он увидел, превзошло его ожидания. В один миг поселение ожило. Зазвенела цепь колодца — послышался шум льющейся воды. Мельница заскрипела своими крыльями. Зазвучал детский смех. Послышался звон наковальни. Заржали лошади. Всюду закипела жизнь. На них, казалось, никто не обращал внимания. Маленькие человечки сновали по городку, занимаясь своими делами.

— Идём, — Будогорский потянул за рукав разинувшего от удивления рот Гарри.

Они вошли в здание церкви. Барин размашисто перекрестился и, склонив голову, замер. Гарри стоял рядом, не зная, что ему делать. „По-моему, я не крещён“, — вспоминал он. Дурсли никогда не были особенно набожны и поминали Бога примерно в таком варианте: „Боже, спаси и вознагради!“. „В любом случае, у ЭТИХ, наверняка, другая вера“, — успокоил себя Гарри.

— Вера, мальчик, у всех одна. Все верят в наличие высшей силы, которая руководит нами. Вот только, насколько мы следуем этому руководству… — дело совести каждого.

Гарри уставился на крохотного человечка в чёрной рясе до пола. Глаза у него были белыми как молоко — ни зрачка, ни радужки. И, тем не менее, почему-то казалось, что оценивают его именно эти „слепые“ глаза. Гарри всегда считал, что смотреть пристально на чужое уродство некрасиво — он стыдливо отвёл взгляд в сторону. Волшебник улыбнулся и тоже перевёл глаза на Будогорского.

— Славочка! — обратился он к Барину. — Ты совсем нас позабыл. Мы живём в уединении. Каждый новый человек для нас — событие: есть, кому косточки перемыть нашим старухам… да и молодухам тоже. Ты иди в дом-то. И мальца с собой бери.

— Это старейшина общины чути белоглазой, Ладомир, — просвещал Будогорский Гарри по выходе из церкви.

И продекламировал: Где Волга скажет „ЛЮ“,

Янцзекиянец скажет „БЛЮ“, И Миссисипи скажет „ВЕСЬ“. Старик — Дунай промолвит „Мир“, И воды Ганга скажут „Я“.

Барин, улыбаясь, смотрел на Гарри.

— Ты, похоже, не слишком жалуешь поэзию?

— Я всегда считал, что стишки — это так… для девчонок больше…

— Заблуждение, мой друг! И знаешь, что мне кажется? Что в системе образования юных волшебников есть много упущений.

— Это каких ещё? — ощетинился Гарри.

— У Гитлера, например, была такая позиция: людей высшей расы следует приобщать к культурным ценностям, а всех прочих — нет. Действительно, зачем токарю знать о существовании Вагнера? Ты, надеюсь, не являешься последователем вождя фашистской идеологии в этих вопросах?

— Каждый должен заниматься своим делом, — буркнул Гарри.

— Сдаётся мне, что ты не слишком осведомлён не только в литературе, но и в истории, — Будогорского ничуть не смутил резкий ответ своего воспитанника. — Впрочем, мы уже на пороге дома семейства Ладомира.

Гарри только хотел спросить, как ему следует себя вести, но Будогорский уже переступил порог избы.

— Желаю всем здравствовать! — поприветствовал всех домочадцев Будогорский (Гарри также неуверенно поклонился).

— Бог в помощь! — Барин обратился к старухе, возившейся с ухватом у печи.

— Славушка!

Женщина бросила ухват и троекратно поцеловала Будогорского.

— А мы уж вас со вчерашнего дня поджидаем, — говорила старушенция, выставляя на стол нехитрое угощение. — Присаживайтесь. Трапезничать будем.

Она гостеприимно указала на лавку за длинным столом. К столу подходили члены её семьи. С мужчинами Будогорский обменивался рукопожатием. Женщинам делал какой-либо комплимент. „Они, и правда, миленькие“, — отметил Гарри. Женщины — „чути“ отличались неизменной правильностью черт, хрупкостью сложения и безупречным цветом лица. Вот только их глаза оставляли неприятное впечатление. Казалось, что они видят такое, что вызывает их тайное неодобрение.

— Помолимся! — провозгласил неведомо откель взявшийся Ладомир.

Все склонили головы и стали повторять за ним слова молитвы. Гарри старался повторять вместе с ними, но смысл был ему не понятен: „прииде“, „избави от Лукавого“, „не введи во искушение“ и т.п. Ели из общего котла, поочерёдно опуская туда ложки. По-видимому, за каждым была закреплена определённая очерёдность. В этом была какая-то торжественность. Когда подошла очередь Гарри испробовать кушанье чути, Будогорский слегка толкнул его локтём. Окунув ложку в чугунок, Гарри беспокоился, что не донесёт её до рта — рука его ходила ходуном от волнения. Особенно его смущал тот факт, что все буквально смотрели ему в рот своими пугающими глазами. Что это было за варево, Гарри разобрать не смог, но после первой же ложки почувствовал успокоение. Казалось, общее напряжение тоже ослабло — ложками заработали быстрее. За едой никто не говорил. После того, как котелок опустел, одна из дочерей Ладомира (или внучек) разнесла на всех берестяные кружки. Содержимое в них напоминало пепси без газа. Гарри краем глаза увидал, как оставшимся хлебным мякишем чуть подбирает со стола хлебные крошки и отправляет себе в рот. Он постарался это никак мысленно не комментировать, зная, что его мысли на контроле у хозяев дома. После завтрака женщины удалились по своим делам. Мужчины расходиться не торопились. Все смотрели на Ладомира. Наконец старец изрёк:

— Нет нужды говорить, что мы догадываемся о причинах вашего визита. И нет нужды добавлять, что иногда в минуты потрясений мы способны терять разум.

„Опять эта излюбленная манера русских — говорить загадками“, — с раздражением подумал Гарри.

— Но, — продолжал Хозяин дома, — что сделано, то сделано. Мы не будем чинить вам препятствий. Но и помощи от нас не ждите. Сумеет твой ученик справиться с задачей — Бог ему в помощь. Не сумеет — опять же воля Господня.

— „Твой ученик“… Надо понимать так, что Гарри будет один на один со всеми трудностями? — спросил с тревогой Будогорский.

— Ты, как учитель, можешь напутствовать его советами. Но пойдёт он на дело один. Таков наш сказ, — резюмировал Ладомир и поднялся. — А ежели он будет тут размахивать своей палочкой-помогалочкой, мы и вовсе в два счёта отправим его туда, откуда пришёл. Вместе с тобой, Слава.

Ладомир грозно вперил свои многовидящие очи в Барина.

— Но пользоваться русским волшебством ему, надеюсь, не возбраняется? — цепляясь за последнюю соломинку, спросил Будогорский.

— Не возбраняется, — милостиво согласился Предводитель чути. — Вам приготовлено жилище на околице. Маришка вас проводит.

Совершенно бесшумно (не так, как при трансгрессии) все находящиеся в комнате исчезли — будто растворились в воздухе.

— Пойдёмте, что ли? — спросила молоденькая девушка, подвязывая на голову белую косынку.

— Мариша! Ну и выросла же ты! — восхитился Будогорский, оглядывая бойкую девицу.

Гарри с сомнением смотрел на ростом не более метра крохотулю: „Какая же она была?“

— А была она во-о-т такая! — Будогорский, как всегда, не нуждаясь в озвучании вопроса, показал вершка два от пола.

— А Вы всё такой же, — тихо сказала девушка, прикусывая узелок косынки.

— Да-а, время идёт… Мы, старики, стареем. Вы, молодёжь, молодеете.

— Никакой Вы не старик! — сердито перебила его Маришка.

— Ну, хорошо. Я не старик. А ты, надеюсь, подружишься с Гарри…

— Очень надо! — фыркнула она.

„Девчонки везде одинаковые“, — подумал про себя Гарри.

— Забегай к нам! — крикнул ей вдогонку Будогорский, когда они подошли к отдельно стоящему зданию на краю посёлка (все остальные постройки были объединены в один длинный барак).


Гарри уже тошнило от „советов учителя“. Отправив сову с письмом на поляну, где царствовала Баба Яга (хоть в вопросах почты они были солидарны с русскими!), Гарри с головой ушёл в изучение русской магии. Не имея представления, с чем Гарри придётся столкнуться на пути к крестражу, Будогорский учил его всему подряд. Во-первых, Гарри нужно было худо-бедно справляться с ситуацией без помощи волшебной палочки.

— В твоих руках заключена мощь, о которой ты даже не подозреваешь, — вразумлял его Барин. — Но пока они действуют в разладе с твоей головой, толку от них чуть… прости за каламбур.

Утро Гарри теперь начиналось с силовой зарядки. Будогорский расталкивал его ещё затемно, заставляя умываться росой и бегать босиком по холодной земле. Затем они обливались родниковой водой и начинали разминку. В неё включались подтягивания на суку дуба (не менее двадцати раз!), отжимание от земли (не менее тридцати!), лазанье по корабельным соснам, приседания с бревном на плечах (не менее пятидесяти). И каждый раз Будогорский увеличивал нагрузку. После „лёгкой“ разминки Барин затевал с ним кулачный бой. И всё ему казалось мало! На помощь он призвал Михаила Потапыча. Входя в раж, Медведь был способен так отделать Гарри, что рёбра справа заходили у него за своих братьев слева. „Похоже, я умру не в схватке с Волан-де-Мортом, — с тоской думал он, — а от пыток Будогорского… Или от воспаления лёгких“. Стоял уже октябрь. На траве по утрам уже была не роса, а лёгкая изморозь. А его всё заставляли ходить босиком и обливаться студёной водой на задворках леса. Правду сказать, ступни у него так задубели, что не чувствовали хвойных игл, по которым ступали. Ладони стали твёрдыми, как камень. Гарри подозревал, что если бы не питьё, которое приносила им по вечерам Маришка, его многочисленные раны, порезы и ушибы непременно дали какое-нибудь осложнение. Девушка-чуть приходила к ним каждый день. И по тому, как она замирала при звуке голоса Ростислава, с упоением глядя на него, нетрудно было догадаться, что Маришка влюблена.

Как-то раз Гарри решился спросить профессора:

— Вы ничего не замечаете, Ростислав Апполинарьевич?

— Что я должен замечать, Гарри? — безмятежно улыбнулся Барин.

— По-моему, Маришка Вас любит, — осторожно сказал Гарри.

— А, ты об этом, — легкомысленно кивнул Будогорский.

Гарри озадаченно посмотрел на него.

— Боюсь, Гарри, что мне не сносить головы, если я осмелюсь ответить ей взаимностью. Интрижки не в ходу у чути. А жениться на милейшей Марише у меня нет ни малейшего желания, — усмехнулся он.

— Но Вы любили когда-нибудь? — поборов робость, спросил Гарри.

Лицо у Будогорского омрачилось.

— Любил ли я женщину? — уточнил тот. — Боюсь, что нет — во всяком случае, в том смысле, как ты это понимаешь. Правда, я был женат. Однажды. И потерял жену. Её убили дружки Волан-де-Морта, когда я только начал изыскание крестражей… Но любил ли я её? Разумеется, определённую нежность испытывал… Не скрою однако, что никогда бы на ней не женился, не забеременей она. Я всегда хотел иметь большую семью, как это ни странно. Наверно, сказывалось то, что у меня самого не было ни сестёр, ни братьев… А вот то, что мой эгоизм привёл её к гибели… никогда не прощу себе…

— А потом? — Гарри никогда не вёл разговоры подобного рода ни с кем из взрослых — хотя ему до смерти было любопытно, как поступают мужчины и чем они руководствуются в отношениях с женщинами.

— Потом? — Барин отложил в сторону прохудившиеся сапоги-скороходы, которые на тот момент пытался залатать. — Потом я так же страстно хотел детей — это с одной стороны. А с другой — не мог примириться, что в придачу к ним обязательно получу подругу жизни.

— Разве это так ужасно? — не понял Гарри.

— Скорее, обременительно. Как правило, женщины стремятся переделать нас под себя. Они пытаются переубедить нас, доказать нашу неправоту, настаивают на своём… во всём, даже чего вовсе не разумеют. Честное слово, это утомляет. Но любящие этого не замечают. И я им завидую.

Барин снова взялся за сапоги.

— Выходит, по-Вашему, вообще не стоит влюбляться?

— Да нет же! Напротив! Влюбляться стоит! — Будогорский удивился такой трактовке. — Да к тебе это и не относится. Я ведь русский. С европейским образованием. Да ещё волшебник. Гремучая смесь! Иногда мне кажется, встреть я женщину — обязательно русскую — образованную и не лишённую волшебного дара… может быть… чего загадывать, одним словом!

— Чем же плохи англичанки? — обиделся за своих соотечественниц Гарри.

— Они слишком меркантильны. Слишком деловиты, — начал перечислять Барин.

— Вы говорите о маглах! — в запальчивости крикнул Гарри.

— А волшебницы слишком самоуверенны и слишком, как бы это помягче сказать, не от мира сего, — парировал Будогорский.

— А вот Василиса Премудрая…

— Гарри! Я тебя умоляю! — расхохотался Ростислав Апполинарьевич. — Ей же тыща лет! Волшебницы из высшего эшелона никогда не заведут семьи с простым смертным!.. Кроме того, я забыл упомянуть, что у меня весьма строгий отбор по части внешних данных.

— И что же, у Вас никого не было после смерти Вашей жены? — совсем осмелел Гарри.

— Я этого не говорил, — обаятельно улыбнулся Барин. — Многие находят мою кандидатуру подходящей для определённого сорта отношений… Но я всегда вовремя успевал ретироваться.

— А ну, примерь, — протянул ему скороходы Будогорский.

Гарри с опаской глянул на сапоги. К каждой волшебной вещи русских — как к питомцам Хагрида — у него выработалось стойкое недоверие. Нужно было помнить витиеватое обращение — обязательно в стихотворной форме — чтобы они слушались. Скатерть-самобранка уже надавала ему пощёчин своими накрахмаленными полотнищами, шапка-невидимка едва не оторвала голову. А ковёр-самолёт вовсе чуть не угробил: сначала вознеся его в заоблачные дали, а потом дав увесистый пинок под зад. Да ещё волшебная дубинка так отходила его по спине, что Будогорский лечил его целых три дня, укутывая на ночь какой-то вонючей обёрткой из пергамента.

К Его Величеству Сапогам надлежало обратиться так:

Сапоги вы, сапоги,

Быстроходные.

Как я встану, не беги,

А сделай милость, помоги… И называть станцию назначения.

Гарри попросил перенести его на край леса. Барин тут же очутился рядом.

— Теперь, Гарри, когда ты уже понимаешь значение выражения „всё в твоих руках“, подними-ка вот то брёвнышко и уложи к себе на плечо.

Гарри покосился на „брёвнышко“ — оно бы подошло в основание кладки любой избы.

 — Прочь сомнения! — гаркнул Будогорский.

Гарри без труда поднял бревно, делая руками магический жест… но стоило ему представить, что эта махина бухнется ему на плечо, он бессильно опустил руки.

— Гарри! — угрожающе крикнул Барин. — Ты готов! Ты можешь!

Это вдохнуло ему уверенности и, зажмурившись, он проделал необходимые манипуляции ещё раз. Уйдя чуть ли не по колено в землю, Гарри вновь усомнился в своих способностях… Так продолжалось до глубокой ночи. Пока его почти бездыханное тело Барин не втащил в избу.

— Завтра будет легче, — заверил он, отпаивая Гарри целебным отваром.

Действительно, назавтра было уже лучше. Главное, что он уже не боялся этого бревна и не смотрел на него, как чёрт на ладан. А послезавтра, после упражнений с бревном, Гарри мог поднимать, опускать и перемещать предметы с поразительной ловкостью.

— Гарри, Гарри, — растроганно говорил Будогорский. Глядя на тебя, я вновь начинаю задумываться о женитьбе… Представляешь, какого богатыря я смог бы воспитать, если бы начал тренировать его сызмальства?!

„Если бы он выжил“, — добавил про себя Гарри, укладывая своё натруженное тело в постель.

— Куда бы он делся? — жизнерадостно похохатывал Барин, ложась рядом. — Завтра мы займёмся с тобой окклюменцией. После чего можно будет устроить тебе пробные испытания.

— Больших успехов в области окклюменции Снегг со мной не добился, — предупредил Гарри. — И было бы странно, если б добился… Он же ничего не объяснял!

— Ну, может, он полагался на твою светлую голову? — предположил Будогорский.

— Что? — Гарри не удержался, чтобы не фыркнуть. — Да Снегг считал меня тупее всех тупых!

— Значит, в тебе всегда жило предубеждение по отношению Северусу Снеггу? — Барин оторвал свою красивую голову от подушки и с любопытством изучал Гарри.

— Какое ещё „предубеждение“? КА-КО-Е? — обозлился он. — Дамблдора больше нет!!! Кто в этом виноват?

— Да, вот ещё что: нам будет нужно поупражняться в решении логических задач, — совершенно невозмутимо отреагировал Будогорский. — Спокойной ночи, Гарри.

Окклюменция под руководством нынешнего профессора защиты проходила как игра в „гляделки“. Будогорский попросил, чтобы Гарри воздвиг в своём сознании барьер. „Лучше, если это будет простая геометрическая фигура — дабы не затрачивать усилий на её создание“, — объяснил он. Гарри выстроил куб.

— А теперь всё время возвращайся к нему, когда я буду пытаться его преодолеть.

В первый раз куб разлетелся на мелкие квадратики. Во второй раз Гарри успел сцементировать эти квадратики. В третий раз — когда Барин попытался взорвать его куб — Гарри тут же собрал взорванные элементы и превратил их в ярчайший букет салюта. Будогорский прикрыл глаза рукой, как от яркого солнечного света.

— Ты понял, Гарри! — восхищённо воскликнул Ростислав Апполинарьевич. — Образы при сохранении твоей защиты одновременно служат и оружием!

— Но как сделать так, чтобы этот куб существовал всегда?

 — Ты этого правда хочешь? — Будогоский колебался с ответом. — Таким образом, ты можешь воздвигнуть стену непонимания между тобой и близкими людьми…

— Хотя бы временно.

— Вообще-то, это легко устроить.

Он приложил свою ладонь ко лбу Гарри, и тот почувствовал, как что-то холодное поместилось у него в мозгу.

— Как ощущения? — поинтересовался Барин.

— Холодно, — поёжился Гарри.

— Откуда пошло выражение холодный разум понял теперь?.. К этому привыкаешь, — успокоил его профессор.

Они перешли к решению логических задач. Как ни странно, с „холодным разумом“ решались они проще.

— Наш мозг несёт высокую эмоциональную нагрузку. Освобождённый от чувств, человек, как правило, руководствуется чистой логикой, — поучал его Будогорский. — Вот тебе последняя задача, Гарри. Решишь её, будешь освобождён от экзамена по Защите.

Гарри был заинтригован.

— Задача-вопрос: что станет с телом волшебника, которого сожгли?

— Такая лёгкая задача! — засмеялся Гарри. — Мы проходили это ещё на третьем курсе! Волшебники не горят — это все знают!

— Все знают, да не все об этом помнят! — как назидание, поднял палец Будогорский.

— Я не понимаю… — пробормотал Гарри. — Почему Вы задали этот вопрос? Какая же это логическая задача?

— Это значит только одно: тебе, Гарри, придётся сдавать экзамен по моему предмету! — Барин шутливо щёлкнул его по носу. — Завтра я устрою тебе день испытаний. Справишься с ними — значит, ты готов к встрече с теми неведомыми силами, которые подстерегают тебя на пути к Чаше Пуффендуй. А в ней, как мы знаем, заключена толика бессмертной души Лорда Волан-де-Морта.

Как только занялся рассвет, Гарри распахнул глаза (выработалась привычка вставать ни свет, ни заря) и увидел хлопочущего у печи Будогорского.

— Приятно иногда покухарить, — стягивая с себя фартук, подмигнул ему он. — Тебе надобно сегодня основательно подкрепиться.

Барин навалил Гарри целую плошку золотистой пшёнки и залил её топлёным молоком. Сам устроился напротив, наблюдая, как его воспитанник уплетает кашу.

— Честное слово, Гарри, мне будет грустно с тобой расставаться, — признался он, постукивая по столу деревянной ложкой.

— Почему же „расставаться“? — Гарри даже отставил в сторону тарелку. — Вы ведь не собираетесь уходить из Хогвартса, правда?

И с надеждой ждал, когда тот скажет: „Конечно, нет!“

— Конечно, нет! — обезоруживающе улыбнулся Барин. — Но это будет уже не то. Здесь мы жили с тобой бок о бок. И у меня сложилась иллюзия — глупейшая, конечно — что вместе мы составляем семью: одинокий старик-отец и оставшийся без матери сын.

Гарри сглотнул. С тех пор, как он потерял Сириуса, а вслед ним Дамблдора, он мечтал встретить такого же понимающего друга, какими для него были в своё время они.

— Долой сантименты! — встряхнулся Будогорский. — Просто я немного нервничаю… Хочу тебя попросить о следующем: если завтра, когда всё будет уже не „понарошку“, ты вдруг почувствуешь, что не справляешься… смело телепортируй мне. И плевать на условия чути!

— Я справлюсь! — упрямо сжал губы Гарри.

— Это мы сейчас и проверим, уже с другим настроением сказал Барин.

Он повесил на одно плечо своего ученика увесистую котомку с волшебными вещами. На другое — лук и колчан с золотыми стрелами. Вместе они вышли на опушку, где проходили их занятия. Гарри вынул из походной сумы клубок шерсти и, подбросив его, крикнул:

Ты катись, катись, клубочек,

По тропинке, мой дружочек!

Попроворнее, прошу,

Потому что я спешу!

Клубок замелькал среди травы, оставляя позади себя извилистую тропинку. Гарри устремился за ним. На дороге показался заяц. „Первое испытание!“ — смекнул он. Над рысаком кружил гигантский ворон. Гарри выхватил на бегу стрелу. Прицелился и выстрелил. Ворон, оставляя позади себя клочья перьев, скрылся в кронах деревьев. На минуту Гарри показалось, что он упустил из вида волшебный клубок. Но тут же заметил его между корней могучего пня. Рядом с клубочком лежало перевёрнутое гнездо. В нём копошились неоперившиеся птенцы. Рядом уже щёлкал зубами ранее дружелюбный Серый Волк. Гарри мгновенно развернул ковёр-самолёт и, встав на него, зашептал:

Поднимайся в поднебесье

Побыстрее, самолёт!

Не то сгину я в полесье —

И тогда: прощай полёт!

Умный ковёр взлетел и замер на уровне первых ветвей зелёной красавицы-ёлки, куда Гарри бережно опустил гнездо с птенцами. Когда он заталкивал ковёр-самолёт обратно в сумку, клубок уже катился дальше. Следующим, кого довелось спасти, был маленький медвежонок. Тот попал в глубокую яму, и Гарри вызволил его, взяв на руки, — не прибегая ни к какому волшебству. Тем временем его шерстяной проводник остановился на берегу речки. Поперёк реки был натянут невод. В нём билась крупная рыба. Не задумываясь, Гарри вошёл в ледяную воду и высвободил рыбину из сетей. Стоило только отпустить своенравно бьющуюся в его руках щуку, как вода схлынула, и посреди реки явился дуб. Его листва терялась в облаках. Гарри глянул вверх и тут же упал, словно обухом по голове ударенный. Когда он очнулся, увидел, что на нём сидит нечто, отдалённо напоминающее человека.

— Отгадай мою загадку! — осклабилось НЕЧТО. — В брюхе баня, в носу решето, одна рука — и та на спине.

Это что?

— Чайник, — промямлил Гарри, подбирая разбитые очки.

Чудище испарилось. Гарри уже примеривался, как бы ему влезть на этот дуб, но тут над ним закружила сойка.

— Не трогай дерево, Гарри! Его кора напитана смолами, губительными для человеческой кожи.

— Что же делать? — растерялся он.

— Ищи меч-кладенец в его корнях!

— Легко сказать „ищи“. Ногтями, что ли, землю рыть?

Рыть землю ногтями не пришлось. На помощь к нему пришла Медведица. Урча, она подала меч, который Гарри видел у Ильи Муромца. Усилием воли заставив взять себя меч, Гарри почувствовал, как его занесло в сторону. Рассердившись, Гарри размахнулся и ударил мечом по стволу — дуб зазвенел, будто был из железа. Гарри решил не сдаваться. С каждым ударом ему удавалось всё глубже подрубить упрямое дерево. Наконец вдвоём с Медведицей они упёрлись спинами в ствол — и дуб рухнул. Рухнул — и в ту же минуту раскрылся старинный кованый сундук, который, видимо, был прикован к дереву долгие-долгие лета. Дальше события стали разворачиваться с быстротой молнии. Из сундука (как только ещё он успел заметить!) выбежала ящерица и юркнула между камней дуба. Выскочивший заяц в два прыжка нагнал её и держал лапой до тех пор, пока Гарри не поднял ящерку. Но, поднеся к близоруким глазам, увидал, что в руках у него лишь хвост, который та скинула. Уже отчаявшись найти скрывшуюся ящерицу, он вдруг понял, что хвост этот — вовсе не хвост, а извивающаяся змейка. И зубы её подобны стальным иглам. От неожиданности Гарри разжал руки — и тут же воды ушедшей реки так же внезапно, как исчезли, вернулись. В мгновение ока они сомкнулись у него над головой. В испуге забил он руками по воде и, едва выбравшись на берег, подумал, что с учебным заданием не справился. Но… приплясывая на хвосте, Щука принесла ему в зубах хищную змейку.

— Спасибо тебе, — поблагодарил щуку Гарри.

Он взял змею, покрепче ухватив её за шею (если таковая у змеи есть).

— Что же дальше? — он пристально смотрел в глаза змеи, словно пытаясь проникнуть в ход её мыслей. И услыхал: „Спаси, Господи, мои зубы!“

— Ах, вот чего ты боишься! — рассмеялся Гарри.

Подняв с земли камень, он выбил у змеи два передних, смертоносных зуба. Те, будто наэлектризованные, притянулись друг к другу и составили Чашу.

Гарри улыбнулся и высоко поднял её над головой.

— А вот этого, Гарри, делать не следует, — промолвил Будогорский, вдруг материализовавшись рядом с ним. — Вдруг это обман? Кроме того, чаша может нести в себе ещё какие-то чары. Тебе неизвестные.

— Что же делать?

— Обернёшь её скатертью-самобранкой и положишь в сумку. Руками не трогай… А так ты молодец: вещи использовал по назначению, в помощи страждущим не отказывал, проявил силу и меткость. В отношении смекалки ничего не скажу. Загадка была пустяковой… У меня времени не хватило придумать что-нибудь позаковыристей.

— Так это Вы были тем чучелом?

— По-моему, неплохо получилось? — озорно подмигнул ему Барин.

— А кто будет загадывать мне загадку завтра?

— Скорее всего, Соловей-разбойник. Он из русских волшебников наиболее беспринципный… Да я тебе о нём рассказывал… Смотри, не забудь заткнуть уши, когда он засвищет, — иначе слух может не восстановиться, — озабоченно напомнил ему Будогорский.

К Гарри мало-помалу приходило прозрение.

— Постойте, так это Вы: и Заяц, и Птенцы с Сойкой, и Медведица, и Щука, и Ящерица, и Ворон со Змеёй?

— Ящерица, Змея и Ворон — не моих рук дело. Не буду преувеличивать моих скромных достоинств. А вот всё остальное — я. Совершенно верно.

— Но как? Как Вам удалось раздвоиться… даже растроиться? — спросил Гарри, вспомнив троих беспомощных птенцов сойки.

— Но ты ведь не собираешься уходить из Хогвартса? — задал ему его же вопрос профессор.

— Конечно, нет! — так же, как недавно сам Будогорский, ответил на сей раз Гарри. — А кто был за Ворона, Змею и Ящерицу?

— Я же говорил тебе, Гарри, что ты не одинок… Это один из твоих друзей.

— Рон? — недоверчиво спросил Гарри.

— Почему бы тебе ещё не вспомнить мистера Долгопупса? — насмешливо оглядел его Барин.

Глава 9. Новые союзники.

— По-моему, в твоём УМЕ чего-то не хватает, — выразил сомнение Будогорский, глядя на пузырящуюся серую массу котла. — Такой цвет…

— Мозг — это СЕРОЕ вещество. Во всяком случае, если это вещество способно думать, — незамедлительно расставил приоритеты Северус Снегг.

— Ты озлился из-за того, что потерял горстку перьев? — Будогорский с сожалением дотронулся до проплешины на голове Снегга.

— Я чуть не потерял жизнь из-за твоей выдумки, — отрезал Северус.

— Но всё же обошлось, — виновато развёл руками Барин.

— Чтобы я ещё раз поддался уговорам!.. — процедил Снегг. — Юлия…

— Что Юлия? — оживился Будогорский. — Сказала, что не будет тебя больше любить: лысого и с поломанными зубами?

— Ага, жди больше!.. Хохотала, как безумная, — уже с улыбкой ответил тот, вращая головой.

— Что, болит? — посочувствовал Ростислав. Апполинарьевич.

— Не юродствуй! — строго одёрнул его Северус. — Наверняка, ты знал, что сделает Поттер с вороном и змеёй.

— Не хотел тебя пугать — только и всего.

— Думаю, ты только и мечтал, чтобы меня подстрелили или задушили, — проворчал Снегг. — Но имей в виду, тогда тебе придётся жениться на Юлии и растить моих детей… У нас будет двойня.

— Поздравляю, дружище! — Будогорский сердечно обнял Снегга — тот, не медля, отстранился.

— Никак не могу привыкнуть к твоим „голубым“ замашкам, — объяснил он.

— Мне только показалось, или это намёк?.. Заметь, несмотря на мою бурную личную жизнь, звание почётного Члена Объединённого королевства Великобритании и Северной Ирландии удостоился от Тёмного Лорда не я, а ты…

Северус криво усмехнулся.

— Зря я тебе сказал. Только дал повод лишний раз позубоскалить.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я посягаю на твою целомудренность? — заржал Будогорский. — Поверь, мужеложство — не для меня…

— Иди к чёрту! — бросил в него сухую лягушку Снегг.

— Развлекаетесь? — поинтересовалась Юля, заглянув в комнату. — Через два часа самолёт. Пора бы уже и собираться.

— Нам собраться — только подпоясаться, — заверил её Будогорский. И обратился к Северусу. — Действительно, я засиделся. Гарри недоумевает, наверно, куда я подевался.

— Гарри! — придав своему лицу выражение просветлённого умиления, сложил ладони, как при молитве, Снегг.

— Брось! Гарри — чудесный парень.

— Полностью с тобой согласен. При условии, что я избавлен от его общества.

— Ладно, — махнул на него рукой Барин. — Увидимся в Лондоне.

— Счастливо, — протянул ему руку Северус.

Провожать себя он не дал. Юлька всучила ему на прощание мобильный телефон и сказала: „Если что — звони“. Погрузив багаж в такси, Северус отправился в аэропорт, где должна была состояться встреча с Валей Агутиной. Её провожала целая когорта детдомовского начальства, и ехать с ними до Пулково ему было не с руки. Потому и договорился о встрече прямо в здании Аэропорта, в зале ожидания. В Лондоне Снегг должен бал прибыть в дом Малфой и оставить там девочку. А самому ему надлежало встретиться с Волан-де-Мортом и рассказать о плане, который они выработали совместно с Барином. План касался убыстрения процедуры усыновления. Наедине с девочкой он чувствовал себя неуютно. Та надувала огромные пузыри из жевательной резинки и лопала их с оглушительным треском. На них стали недовольно поглядывать сидящие рядом маглы (вообще-то, это слово бесило Юлию, и он с недавних пор старался его не употреблять).

— Ты что, вести себя не умеешь? — строго спросил он.

Валя презрительно смерила его взглядом и выдула очередной пузырь, нахально глядя ему в глаза, — ба-бах! — пузырь разорвало в клочья.

— Уймите своего ребёнка! — попросила его сердитая дама слева.

„Ну, и что? Читать девчонке сейчас мораль? — уныло подумал Северус. — Вот Барин бы придумал, чем её заинтересовать“. Стоп! „Волшебник ты или нет?“ (всегда говорила в таких случаях Юля). Он сжал в кармане волшебную палочку и заморозил очередной пузырь, который старательно выдувала Валентина. Она тут же потянулась к нему рукой — рука бессильно повисла. Опасаясь, что может напугать ребёнка, Северус снялчары заморозки, отлепил от Валиных губ пузырь и превратил его в вереницу маленьких пузырьков, которые закружили в воздушном хороводе, а потом медленно водрузились на шею той самой пожилой леди, которая сделала им замечание.

— Вы видели? — округлив глаза, Валя изумлённо посмотрела на „бусы“, красовавшиеся на шее соседки по креслу.

— Видел ЧТО? — как можно равнодушнее спросил Снегг.

Валентина недоверчиво глянула на него, но больше не проявляла непослушания. Боясь, как бы она опять чего не выкинула, Северус сунул ей в руки комиксы и напихал всяких сладостей.

— Мне кажется, Вы не жадный, — глубокомысленно изрекла девочка. — Но я Вас всё равно не смогу полюбить, Вы мужчина не моего типа.

Тут уж настало время изумляться Снеггу: „О чём толкует этот сморчок?“

— Ну, и какие же мужчины ТВОЕГО типа?

Валя вознесла глаза к потолку:

— Высокие, худые. Волосы прямые. Глаза чёрные. Нос… такой, с горбинкой, — она водила по своему лицу, рисуя ЕГО портрет.

— Ну, это легко исправить, — сощурился Снегг.

— Неужели Вы согласитесь на пластическую операцию ради меня?

— Если ты не привыкнешь к моему нынешнему облику, то придётся, — смиренно кивнул Северус.

В замке Малфой их встретила Нарцисса.

— Тебя всё же наняли прислугой? — притворно удивился Снегг вместо приветствия. — Познакомься, Валя. Это миссис Малфой. Твоя… хм… компаньонка.

— Что значит „компаньонка“? — взвилась Нарцисса.

— Ты предпочитаешь быть „нянькой“? — холодно осведомился он.

— Я понимаю, у тебя есть повод быть со мной таким… таким безжалостным, — простонала Нарцисса.

— Что на сей раз? — бесстрастно глядя в её бирюзовые глаза, спросил Северус. — Сцену какого жанра ты репетируешь: мелодраму, трагикомедию или, может быть, ужасы?

— Да, с твоей новой „романтической“ внешностью было бы забавно разыграть с тобой мелодраму, — сострила Цисси.

— Ну, вот и славно, — Снегг схватил её за локоть так, что Нарицисса вскрикнула. — Вижу, шутить Вы не разучились, миссис Малфой.

Он отшвырнул её.

— До свидания, милая, — ласково попрощался Северус с Валей.


У Волан-де-Морта всё то же: завораживающие декорации, церемонность процедуры встречи и прощания, философские умствования. Тёмного Лорда немало позабавило, что Снегг собирается рядиться священником. Любого рода святотатство им поощрялось.

— Целый монастырь будет к моим услугам… — его змеиные глаза сузились. — Боюсь, Вы меня не поняли, Северус. ЭТО меня не интересует уже много лет… Хотя, может быть, некоторые из моих друзей и сочтут целесообразным посетить кельи каких-нибудь соблазнительных воспитанниц.

Снегг с трудом себя контролировал.

— Простите, сэр, мою несдержанность, но, думаю, что удочерение Валентины — ошибка. Та школа, которую я выбрал в качестве базовой, при МУЖСКОМ монастыре. Впредь я буду отбирать только мальчиков.

— Что ж, мальчики так мальчики. Мне всё равно.

Волан-де-Морт поднялся и протянул ему руку. Но не для пожатия, а для поцелуя — подчёркивая, таким образом, своё превосходство. Северус преклонил колени и прикоснулся к руке Тёмного Лорда.

В дверях Снегг столкнулся с Хвостом.

— Всё наушничаешь? — поймал его за ухо Северус.

Тот в испуге отпрянул, схватясь за голову.

— Что же ты, Питер, дай мне сдачу, — подначивал его Снегг. — Когда рядом были Поттер и Блэк, ты был смелее.

— Они покойники, — глухо зароптал Петтигрю.

— Не без твоего участия, мой дорогой друг, — процедил Северус и, взмахнув плащом, трансгрессировал.

В Паучьем тупике Снегга ждал Будогорский.

— Как ты живёшь в подобном свинарнике? — с гримасой отвращения встретил его Барин.

— Тёмный Лорд предлагал мне прислугу, — усмехнулся Северус. — Нарциссу Малфой.

— Она хорошенькая? — оживился Будогорский.

— Ничего, — скривился Снегг.

— И что? Ты отказался?

— Ну, если ты до сих пор не встретил сухопарую блондинку с длинным лошадиным лицом — значит, отказался.

— Хороши же у тебя критерии привлекательности: „сухопарая с лошадиным лицом“.

— Да это я так, от злости больше.

— Чем же она тебе досадила?

— Как-нибудь в другой раз, — пообещал Северус.

И они поднялись в лабораторию.

Вместе с Будогорским он ещё раз оглядел составляющие будущего Эликсира. По его мнению, выглядели они замечательно до тех пор, пока их не смешивали. Стоило ингредиентам попасть в один котёл, как спустя минуту превращались в камень. Признаться, в затянувшемся изготовлении Любовного эликсира повинно его „левое“ увлечение. Снегг пытался разобраться, как Дамблдор обучил его столь быстро русскому языку. Долго он не мог понять, что к чему. Пока в квартире Юлии ему не попалась на глаза Библия на иврите. Невероятно! — но он понимал, о чём речь. Разгадка была где-то рядом… Северус вспомнил, что у Юльки есть фильм „Три мушкетёра“ на языке Дюма. Сунув диск в дивидюшник, он утвердился в своих подозрениях — элегантный язык французов стал ему понятен так же, как и родной. „Может, я обрёл теперь умение понимать голоса птиц и зверей?.. Как в сказке ‚Карлик Нос‘? Но нет. Мурлыканье Муськи (Юлиной кошки) казалось ему по-прежнему бессмысленным. ‚С другой стороны, я же понимал, о чём лопочут яговский Кот и Сова…‘. Дамблдор, старый упрямец, будто не замечал, над чем бьётся его великовозрастный ученик. А спросить у него, ясное дело, возможности не представлялось. Чтобы изобретать, надо сначала понять природу этого явления — у кого бы это выяснить? Юлию тоже интересовало: как это так здорово вышло, что она может читать теперь в подлинниках всё — от Вильяма Шекспира до Федерико Гарсия Лорки? Она-то и навела Северуса на мысль, что, скорее всего, это единый язык (скажем, как эсперанто). ‚Эсперанто — наиболее распространённый искусственный международный язык, созданный ещё в 1887 году, — объяснила она. — На едином языке говорили и раньше. Так, например, люди до Всемирного потопа общались на одном языке до тех пор, пока вавилоняне не попытались построить башню до небес. Тогда Бог, разгневанный дерзостью людей, ‚смешал их языки‘, и они перестали понимать друг друга“. Идея понятна — язык един. Но от этого не легче. Ну, ладно, Юлию Дамблдор мог лично заразить этим… Стоп! А если это, действительно, вирус, передающийся, скажем, воздушно-капельным путём? Как всё произошло? Стоило Юле заговорить с ним, как они уже понимали друг друга. Северус, охваченный охотничьим азартом, просиживал дни и ночи, пытаясь вывести этот „вирус“. К слову сказать, ничего у него не вышло. Он был вынужден в конце концов признать, что легче „перезаражать“ тех, кто в этом нуждался, чем создать его самому. Северус вернулся к Любовному эликсиру.

— Может, стоит выпить Эликсир до того, как он превратиться в камень? — предположил Будогорский.

Снегг окатил его презрением.

— Ага, чтобы он упал камнем в желудок… Эликсир — это напиток. И пить его нужно с наслаждением.

— С чего ты взял, что он — жидкость? — не сдавался Барин. — Ты же сам окрестил его ЭЛИКСИРОМ?

— Нет, — упрямо мотнул головой Северус. — Я чувствую. Там чего-то не хватает.

Он в озлоблении тяпнул кулаком по столу, не заметив мелкого стекла разбившейся пробирки. Немедленно рука обагрилась кровью.

— Смотри, Северус! — Барин показал на котёл.

Твердое вещество застывшего Любовного эликсира будто прожгло каплями крови, упавшими на него. Эти капли образовали сначала крошечные отверстия, которые, в свою очередь, дали лучи-трещинки. Они опутали паутинкой всю поверхность котла. Как при весеннем ледоходе, изломы вставали ребром, крошась и образуя торосы. Вскоре брожение закончилось. Всё вновь затвердело.

— В чём дело? — спросил Будогорский.

— Крови мало, — ответил Снегг. — Но, думаю, её хватило бы, если б я успел капнуть её до окаменения.

Незамедлительно он слил несколько пузырьков в небольшую чашу, выцедив в неё из своего пореза пару капель крови. На мгновение жидкость приобрела чёрный цвет, а потом тысячи искр пробежали по её поверхности. На безупречной глади эликсира чётко обозначилось лицо Юлии.

— По-видимому, этот эликсир годен только для тебя, — осторожно заметил Барин.

— Именно чего-то такого я и ждал, — глядя в Юлино лицо, пробормотал Северус.

Он обмакнул палец в зелье и смочил себе мочки ушей.

— Что чувствуешь? — полюбопытствовал Будогорский.

— Ничего, — пожал тот плечами.

В доме послышался неясный шум.

— Что это? — озабоченно проговорил Барин.

— Тихо! — цыкнул на него Снегг, прикладывая ухо к стене.

— Может, он вышел прогуляться? — донёсся до него детский голос.

— Не думаю, — второй голос явно принадлежал Нарциссе Малфой.

— Это пожаловала Нарцисса, о которой я тебе говорил. С ней Валентина — моя приёмная дочь, — прошептал Северус. — Сиди здесь. Сейчас я их выпровожу.

Только он переместился в спальню, как Валентина с проворством слонёнка распахнула двери его холостяцкого будуара.

— Вы дядя Северус? — с порога выпалила девочка.

— Да, дитя моё, это ОН, „дядя Северус“, — с усмешкой ответила за него Нарцисса, возникшая за спиной ребёнка.

Решив опустить нравоучения (что, мол, воспитанные люди предупреждают о своём визите), он поздоровался:

— Добрый день, дамы.

— Так Вы волшебник, правда? — возбуждённо затараторила Валя, смотря на него, как на раритетный экспонат.

— Боюсь, ТЁТЯ Нарцисса преувеличивает мои возможности, — ответил Северус, бросив в сторону Малфой угрожающий взгляд. — В любом случае, она слишком нетерпелива… Но умение ждать никогда не было в числе её достоинств. Ведь так, Цисси?

Он взял её за руку, намереваясь спуститься в гостиную. Та обожгла его страстным взглядом.

— Что? Что такое? — Снегг был в замешательстве.

— Северус! Ты сегодня… ты такой сегодня… — с придыханием заговорила Нарцисса.

— Вы говорили, что дядя Северус некрасивый, — подала голос Валюша, — а мне кажется, что красивый. Даже очень красивый.

И та, и другая смотрели на него с любовью.

— У вас что, коллективное помешательство? — нахмурился Снегг.

— От тебя недолго и с ума сойти! — захихикала миссис Малфой, кокетливо беря его под руку.

— А я с другой стороны! — тут же пристроилась с другого бока Валюшка.

— Послушайте! — стряхнул их с себя Северус. — Что вы делаете у меня дома?

— Девочке было скучно, — надула губы Нарцисса. — Я подумала, что отправиться к тебе — совсем не плохая идея.

— Лучше своди её в зоопарк или на аттракционы… Ко мне не таскайтесь, — отбивался он.

— Как скажешь, дорогой… — печально промолвила Нарцисса.

— Если Вы совсем нас не любите, — зазвеневшим от обиды голоском закончила Валя.

„Это действие Любовного эликсира“, — озарила его догадка.

— Вот что, — Северус наклонился к Валентине, — у меня сейчас много работы. Когда освобожусь, я сам приду к вам в гости. А вы больше ко мне не ходите.

Он строго посмотрел на Нарциссу. Та не стала пререкаться и, взяв свою подопечную за руку, вывела её из дома. На прощание они обе послали Снеггу исполненный немого обожания взгляд. Когда он вновь водворился в лабораторию, Будогорский задыхался от смеха.

— Что это ты так веселишься? — подозрительно глянул на него Северус.

— Представил, как околдованный Волан-де-Морт будет осаждать тебя своей любовью, — едва выговорил сквозь смех Будогорский.

— Ты ещё глупее, чем я думал, — беззлобно отмахнулся от него Снегг.

— Слушай, можно я испробую твой эликсир на себе? — попросил Барин. — Будет ли твой рецепт также действенен и для других? У меня ведь — в отличие от тебя — нет возлюбленной.

— Как нет и некоторых других компонентов… например, УМА, — в свою очередь подшутил над товарищем Северус.

— Это спорный вопрос, — тут же нашёлся Барин.

— Смотри не переборщи, — усмехнулся Снегг, наблюдая, как щедро изливает на себя эликсир Будогорский. — На ком, кстати, будешь пробовать свои чары?

— Потом всё расскажу.

Барин поднял для прощания правую руку, и Северус шлёпнул по ней ладонью.


Вечером того же дня вместе с Ростиславом они отправились окучивать священника, который руководил церковно-приходской школой. Школа находилась при православном монастыре. Настоятелем монастыря был русский эмигрант со столь же труднопроизносимой фамилией, что и Барин, — Миргородский. Правда, с именем-отчеством дело обстояло проще — всего лишь Георгий Алексеевич.

— Ты себе не представляешь, какой фурор я сегодня произвёл в Хогвартсе! — рассказывал Будогорский о своём триумфе. — Жаль, что действие эликсира заканчивается где-то через два — два с половиной часа. И у твоих поклонниц утрачивается даже воспоминание, кто был предметом их вожделения. Так МакГонагалл от сладчайшей улыбки в середине нашей беседы перешла к выговору… Знаешь, в связи с подготовкой Гарри к испытанию за Чашу Пуффендуй, я частенько пропускаю занятия по защите… И Минерва знает, где я! Но вот ведь вредный характер… сказывается её застарелая девственность…

— Вообще-то, меня больше интересует: на мужчин эликсир как-то действует?

— Нет. Вот на мужчин не действует. Это точно.

— Как же тогда?

— Для этого, видимо, и нужно оружие из Тайной комнаты.

— Думаешь, так и становятся педерастами? — ухмыльнулся Снегг.

— Вполне возможно, — никогда не отрицавший даже самую что ни на есть бредятину, если в ней есть малая толика авантюризма, согласился Будогорский. — Кто-то чем-то прогневал богов — и Эрос ранит его неподходящей стрелой.

— Есть немало и других способов покарать грешника, — мудро заметил Северус. — Но ты верно сказал: „НЕПОДХОДЯЩЕЙ стрелой“… Чтобы она была подходящей, надо попросту капнуть в эликсир женской крови… Так мне кажется.

— Что ж, стоит проверить… Остаётся только уповать, что все члены Ордены при возлюбленных.

— Как выяснилось, у нас есть адепт — Юлия, — Снегг мечтательно закатил глаза, подумывая, что, быть может, по мужской части адептом предстоит стать ему.

Заметив ироничный взгляд Барина, он поспешил переменить тему.

— Расскажи-ка мне лучше, что мне следует говорить попу этому.

— Лучше помалкивай, — посоветовал ему Будогорский. — Говорить буду я.

Они уже подходили к городку — как две капли похожему на поселение чути. Только Северус открыл рот, чтобы прокомментировать это вслух, Ростислав ему ответил:

— В этом нет ничего удивительного, потому что… впрочем, сам скоро увидишь… Один совет я тебе всё же дам: не выставляй себя этаким миссионером в деле распространения христианского мировоззрения. Короче, не ври! — рекомендовал он Снеггу перед тем, как постучаться.

Двери будто сами собой разошлись.

— Здравствуйте, люди добрые! — раздалось откуда-то снизу.

Северус понял, в чём его ошибка: он искал незримого собеседника на уровне своих глаз, но их приветствовал коротышка ростом с профессора Флитвика — может, чуть выше.

— Проходите, — позвал их человечек, освещая дорогу высоко поднятой керосиновой лампой.

Войдя в просторную комнату, Северус огляделся. Весь правый угол был занят иконами. Во всю длину покоев стоял чисто выскобленный дощатый стол. Вдоль него — длинные лавки. Большую часть помещения занимала белёная печь. Рядом с ней — кухонная утварь: ухваты, крынки, чугунки.

»«Путешествие во времени», — подумал Снегг. — Век, этак, XVII–XVIII-ый«.

— Да, мы не торопимся жить, — внимательно глядя на него, заговорил маленький священник.

Северус вздрогнул, увидев его молочно-белые глаза. Тот сразу надел тёмные очки.

— Так я избегаю лишних вопросов, — пояснил он. — У нас тут учащиеся — обычные мальчики.

Снегг помнил, что сказал ему Будогорский („Говорить буду я“), но представитель чути, похоже, ждал, что скажет именно ОН, Северус Снегг.

— Вы знаете, что привело нас к Вам? — хрипло начал он.

— Естественно, — довольно равнодушно ответил тот.

„По-видимому, помощи от него не дождёшься. Даже сесть не предложил“, — с раздражением подумал Северус.

— О! Прошу меня извинить! — священник знаком пригласил их садиться.

— Итак… — сказал Настоятель, когда гости сели. — Вы хотите, чтобы я помог Вам (он обращался сугубо к Снеггу) приютить на первое время Ваших подопечных… Где гарантия, что мои люди и Ваши ученики не пострадают от нашествия тёмных сил?

— Гарантий нет, — честно ответил Северус.

— Мне нравится Ваша откровенность, — почему-то подобрел волшебник. И замолчал, играя большими пальцами сцепленных на животе рук.

— Георгий Алексеевич, — решил вмешаться Будогорский. — Предпринимаются конкретные шаги к скорейшему уничтожению Волан-де-Морта…

— Пока ваши шаги „предпринимаются“, его шаги уже могут быть на пороге моего дома, — безапелляционно прервал его Миргородский.

— Но чуть ещё не порвала с НИМ. Теоретически вы союзники, — осторожно заметил Снегг.

— Вот именно, молодой человек, „ТЕОРЕТИЧЕСКИ“. Когда ваш ученик завладеет ещё одним крестражем — это будет равносильно тому, что наш пакт о взаимосотрудничестве аннулирован. Собственно, это случилось сразу, как вышеупомянутый мальчик ступил во владения чути белоглазой.

— Но разве ОН, Вы-понимаете-Кто, уже знает? — поразился Северус.

— Если и не знает, то скоро почувствует, — уверенно сказал тот.

— Значит, Ваш ответ НЕТ? — насупился Снегг.

— Я бы предпочёл нейтралитет, — незамедлительно ответил Георгий Алекссевич. — Моим братьям под сенью таёжных елей бояться нечего. Но моя вотчина послужит удобной мишенью для мести Тёмного Лорда. Так что оптимальным решением будет… принятие под своё крыло ЕГО воспитанников… В конце этой недели я отправляюсь в Москву на заседание священного Синода. Надеюсь, что привезу для Вас необходимые верительные грамоты. Ходатайство на опеку у Вас с собой?

Снегг протянул ему свиток. Миргородский поморщился.

 — И Вы ещё упрекали меня в несовременности! Подобным образом дела не оформляют уже полвека — как минимум. Ну, ладно, я всё исправлю… Вам ведь всё равно под какой фамилией выступать сыном церкви?

— Пожалуй, — согласился Северус.

— Я дам знать, когда что-то прояснится, — попрощался священник, запирая за ними двери.

Во дворе монастыря они расстались и с Барином. Тому не терпелось скорее повидаться с Гарри.

— Будешь трансгрессировать через океан? — неодобрительно спросил его Снегг.

— Я не трансгрессирую. Просто перемещаюсь. Мне не страшны ни влага, ни расстояние, — просветил его Будогорский, исчезая.

А Северусу ничего не оставалось, как именно ТРАНСГРЕССИРОВАТЬ в свой непритязательный тупик. Поразмыслив, он отправил сову с письмом для Тёмного Лорда, прося у него аудиенции. Сам же отправился спать.

 — Поздравляю Вас, Северус! Вы войдёте в историю магии, как создатель Любовного эликсира! — заговорил Дамблдор.

— Но Вы говорили, что я только возвращаю формулу, — напомнил Снегг. — В любом случае, меня волнует не это. Как, когда и кому я должен передать Эликсир?

— Всё очень просто. Вы передаёте только формулу — желательно с подробными комментариями. Как Вы, наверное, уже успели заметить, готовый эликсир быстро выдыхается. А в виде полуфабриката также никуда не годен.

— Кому я должен отдать формулу?

— Конечно же, Ростиславу Апполинарьевичу Будогорскому. Он распространит её. И поможет с изготовлением.

— Хм… — выразил недоверие Северус, но вслух ничего не сказал. — Как же быть с кровью Юлии?

— То есть? — удивился Дамблдор.

— На мужчин эликсир не действует — так сказал Будогорский. Тут, вероятно, нужна толика женской крови, — объяснил Снегг.

— У каждого СВОЯ возлюбленная, — заметил Дамблдор.

— А у кого её нет?

— Значит, есть ангел-хранитель.

— Что-то я не слыхал, чтобы ангелы делились со смертными своей кровью… если она у них есть.

— Собственно, это уже не Ваша забота, — усмехнулся Альбус.- Однако кое в чём Вы можете быть полезным: попробуйте найти способ, дабы каждый, для кого приготовляется Эликсир, мог связаться со своим Ангелом-хранителем. Как Вы изволили заметить, „не у каждого есть возлюбленная“, а своего Ангела-защитника беспечные люди порой даже не замечают, уже не говоря о том, что знают его в лицо.

— Ещё один вопрос! — взмолился Северус. Но обращался уже к пустому месту: Дамблдора за столом не было.

„Эх, так я и не успел спросить Учителя, какую программу он предпринял, обучив его в одночасье иностранному языку… — Северус проснулся с чувством горечи. — Первый раз мы встретились за столом и вели диалог! Когда ещё представится такая возможность?!“ Что помешало связи на сей раз, спрашивать не было нужды: в закрытое окно долбилась сова. Она принесла ответное письмо от Волан-де-Морта.

„Прошу ко мне“, — значилось в нём. Внизу — размашистая подпись Тёмного Лорда.

Вздохнув, Северус облачился в костюм и отбыл к своему Повелителю. Первым, кого он увидел в замке Волан-де-Морта, был повизгивающий Хвост, ничком лежащий у дверей своего Хозяина. Северус переступил через него, не преминув вытереть о его мантию ноги, и постучал.

— Войдите! — раздался глас Лорда.

Северус собрался было приветствовать его в обычной манере, но отшатнулся, увидав протянутую для поцелуя осклизлую лапу (по виду, дементорскую).

— Что, зрелище не из приятных? — зло зашипел Волан-де-Морт.

— Что с Вами? — участливо спросил Северус, стараясь глядеть ему прямо в глаза.

Что-то показалось ему странным и в лице Тёмного Лорда: кожа будто посерела, а голова слегка покачивалась на непомерно длинной шее.

— ЭТО может значить только одно. Кто-то из смертных вплотную приблизился к моей ТАЙНЕ, — заговорил он леденящим шёпотом, со свистом втягивая в себя воздух.

Хлоп! Снегг увидел фигуру, до странности напоминающую ему… самого себя. Раздались хлюпающие звуки — Тёмный Лорд смеялся.

— Это богарт, Северус, — с этими словами он запустил в фигуру его двойника фиолетовый шар — та разлетелась в клочья. — Вы боитесь самого себя… с чего бы это?

Волан-де-Морт размял шею, которая была теперь на редкость гуттаперчева.

— Рассказывайте! — приказал он.

Снегг поведал, что приют для детей-сирот, по-видимому, найден. Как только лично для него будут подготовлены документы, он готов выехать в Россию.

— Что ж, хоть в этом всё идёт по установленному плану, — размеренно произнёс Волан-де-Морт. — Завтра я собираю друзей… Вы присоединитесь?

— Завтра я обещал миссис Малфой навестить девочку, — сказал он полуправду.

— Вам нравится Нарцисса? — Тёмный Лорд растянул губы в безгубой улыбке.

— Скорее, я ей, — нескромно заявил Северус.

— Немного самонадеянно с Вашей стороны… Что ж, было бы не по-джентльменски разочаровывать прекрасную Цисси. Я освобождаю Вас от пирушки. Но знайте, сам я силён только потому, что не подвержен превратностям любви. И постараюсь уберечь от этих пут ещё оставшихся мне верных людей, — угрожающе закончил Волан-де-Морт.

— Помилуйте, сэр, я не собираюсь влюбляться в Нарциссу!

— Было бы непростительной глупостью с Вашей стороны увлечься столь пустой особой. Посмотрите, как она дрожит за своего слабака-сына… Никакого самообладания!

— Это участь всех матерей, — Снегг решился замолвить словечко за Нарциссу.

— Именно об этом я и веду речь. Только свобода делает нас неуязвимыми. Я — живое тому доказательство.

Северус вспоминал потом это смелое заявление о „неуязвимости“ с усмешкой. „Вот, что имел в виду Миргородский. Тёмный Лорд, лишившись большей половины крестражей, почувствовал недомогание… Хорошо“, — подумал он, возвращаясь в свой прерванный сон.

Глава 10. Чаша Пуффендуй.

В день, когда предстояло добыть Чашу Пуффендуй, Гарри встал раньше Будогорского. Он вышел на опушку леса и впервые самостоятельно почувствовал необходимость размяться. После традиционной разминки, которая на сей раз, действительно, показалась лёгкой, Гарри с удовольствием вдохнул пряный запах осенней листвы. Потом на цыпочках прошёл в дом и стал перебирать волшебные вещи, ещё раз мысленно проговаривая четверостишия — обращения к ним.

— Любо-дорого поглядеть, — раздался голос Барина.

Гарри вздрогнул и поглядел на учителя. Будогорский сквозь ресницы наблюдал за его сборами.

— Нет, правда. Очень серьёзный подход, — улыбнулся профессор.

— Я есть не буду, — ответил Гарри на прозвучавшее в мыслях Барина предложение.

— Браво, Гарри! Но, надеюсь, ты позволишь проводить тебя за околицу?

Гарри вскинул на плечи походный рюкзак, лук и стрелы. На всякий случай он прикрылся щитом.

Будогорский плёлся за ним, сонно загребая ногами.

— Вы где-то пропадаете по ночам, — сказал вдруг Гарри, остановившись. — А ещё говорили, что чуть Вам ЭТОГО не простит!

— Гарри! Бог ты мой! Неужели ты не выкинул свои подозрения относительно Маришки? — запрокинув голову, Барин звонко рассмеялся. — Ты бы хоть подумал, что погода уже не благоприятствует такого рода свиданиям! Не в доме же Ладомира мы предаёмся преступным утехам!.. Ха-ха-ха!.. Представил…

Он потёр себе нос, посматривая исподлобья на Гарри.

— Давай лучше поговорим об этом в другой раз, — Барин положил руку на плечо Гарри. — Береги себя…

Гарри ждал, что тот добавит что-то ещё, но так и не дождался. Ему ничего не оставалось, как выпустить нетерпеливо подпрыгивающий клубок на дорожку и заметил, как Будогорский перекрестил его спину. Когда на дорогу выскочил Заяц, Гарри без промедлений выхватил стрелу и поискал глазами Ворона. И увидел: зловещая чёрная птица поджимала свои крылья и упругим броском посылала в него сотни сверкающих на солнце перьеподобных ножей. Гарри едва успел прикрыться щитом и отбежать под защиту пушистой ёлки. Та укрыла его своими лапами. Ворон был вынужден снизиться, шныряя глазами в поисках жертвы. Гарри прицелился — стрела вошла прямо в блестящий вороний глаз. Ослеплённый ворон взвился в поднебесье. Тут только Гарри заметил, что перепуганный клубочек жмётся к его ногам. Он взял в руки волшебный клубок и подышал на него. Тот ожил и, весело подпрыгнув, помчался дальше. Вот вчерашний пень. Рядом — опрокинутое гнездо. Только в этот раз оно, скорее, напоминало шалаш средних размеров. Перевернув его, Гарри увидел маленьких многоголовых дракончиков. „Потомство Змея Горыныча“, — понял он. Гарри раскинул ковёр-самолёт и первым делом водрузил на него гнездо со злобно извергающими искры пламени змеёнышами. Умный ковёр поднялся в воздух и остановился у верхушки самой высокой сосны. Гарри не без труда установил гнездо на место и приземлился. Выискивая яму, в которой застрял медвежонок, Гарри поймал себя на мысли, что подспудно ждёт какого-нибудь подвоха — уж слишком легко он преодолевал пустяшные препятствия. В яме глухо ворчал сынишка (а, может, дочурка) Михаила Потапыча. Гарри заглянул в Мишкину темницу… и тут же отпрянул. Рядом с Мишуткой шевелилась какая-то грязная масса. Сидя на краю ямы, Гарри как никогда сожалел об отсутствии волшебной палочки… пока не учуял запах отвратительно ядовитого табака. Клубы вонючего дыма выходили из медвежьего логова! Не мог же покуривать самокрутку бурый медведь! Вслед за этим открытием его постигло следующее:

— Етит твою налево! До утра мне тут куковать, что ль?.. — далее шла нецензурная брань.

— Ты чего тут делаешь? — Гарри уже без опаски свесился в яму.

Вопрос был адресован Лешему (это был именно он).

— Догадайся с трёх раз, — проскрипел Леший, передавая Гарри медвежонка.

— Страхуешь меня никак? — сдвинул брови Гарри.

— А то! — вылезая из ямы, самодовольно ухмыльнулся Лешак. — Случись с тобой что — международный конфликт грянет, не иначе.

— Кто ещё кроме тебя к этому причастен? — полюбопытствовал Гарри.

— Да все, почитай, — бесхитростно сообщил Леший. — Кощей — то тварь вредная — чуть не порешил тебя своими кинжалищами… но и ты проучил его.

Леший хохотнул и похлопал Гарри по спине, ковыляя рядом.

— Потом, значит, Змей Горыныч должен был огнём тебя потравить — да он тока издалече наблюдал. Чтоб ты его гнездо не уронил, деткам евонным не навредил, — продолжал Леший.

— А потом?

— Ну, потом в игру включался я. Ранее договаривались, что попугаю хорошенько… Но я, знамо дело, не хочу, чтоб ты, Гарри, на всю жисть заикашкой остался… Потом… — Лесной Хозяин становился всё более словоохотливым.

— Ради бога! — взмолился Гарри. — Не собираешься же ты рассказать мне всё до конца?

— Ах, да! — спохватился Леший. — Я просто буду тебя сопровождать… ну, чтоб не скучно было.

— Но это нечестно! — вскипел Гарри.

— Э, нет! Нечестно было бы просто передать тебе тот кубок… или чего там… А так всё по-честному!

— Тогда уйди!

— Гарри, не гони меня! Мне, знаешь, как от Яги нагорит!

— Что там тебе „нагорит“? — покосился на него Гарри.

— Она, ежели прознает, что я тебя бросил… нипочём не выпросишь у неё… понимаешь?

— Само-гонку, — закончил за него Гарри. — Ладно уж, не буду тебя лишать последней радости в жизни. Идём вместе.

Когда они увидели запутавшуюся в сетях Щуку, Гарри, не слушая, что кричит ему Леший, безбоязненно зашёл в речку… И совершенно напрасно. Его вдруг будто парализовало: тело, руки и ноги скрутила страшная судорога. Обездвиженный, Гарри упал в воду. Очнулся он уже на берегу. Косматая борода Лешего щекотала его мокрые щёки.

— Ты спас меня? Что это было? — едва прошелестел Гарри.

— Да Водяной, зараза, забыл свой смертоносный ус с мёртвой водой выдернуть! — проникновенно таращась на него, засипел Леший. — Пока он вспоминал, где у него такой же — только с живой водой — я тебя уже десять раз похоронить успел… Вот ведь.

Он громко высморкался.

— Больше от меня ни на шаг! — затряс Леший мшистым пальцем перед носом Гарри. — Щас Соловей нам на голову свалится — будь готов!

— Всегда готов! — пошутил Гарри и закашлялся.

В груди сильно саднило. Видно, он успел изрядно наглотаться воды… да ещё мёртвой. „Реально, плохо“, — сказал бы Рон… Но через секунду ему стало вдвое, втрое, вчетверо… да что там — в сто раз хуже! Каждая клетка его тела просила о помощи. Гарри задыхался от жжения в груди, от звона в ушах и от запаха болотной хмари (последняя принадлежала, без сомнения, Лешему), который лежал ничком на Гарри и беззвучно шевелил губами. Гарри снова потерял сознание.

— Что делать-то будем, а? — озадаченно спрашивало коренастое приземистое существо с блинообразным монголовидным лицом.

Губы Гарри непроизвольно разъехались в улыбке: »«Соловей», блин! У русских, определённо, своеобразное чувство юмора!«

— О! Смеётся! — осклабился косматый Соловей с разбойничьей рожей.

— Слава тебе, Господи! — перекрестился Леший. — Так бы и дал тебе по зубам! (Это он обращался к Соловью) Так напугать мальца! Тебе это с рук не сойдёт! Забыл, как у Ильи Муромца сто лет в подвале просидел?

— Да ладно тебе! Я ж в полсилы всего и гикнул, — заюлил Соловей-разбойник. — А загадка и вообще проще пареной репы.

— Ну, смотри у меня! — для пущей острастки замахнулся на него Леший.

— Вот, слушай, парень: Стоит дуб.

На дубе 12 веток, На каждой ветке по 4 гнезда, В каждом гнезде по 7 птенцов. У каждого птенца одно крыло белое, другое — чёрное. Что это?

Гарри улыбнулся.

— Дуб — это год, ветки — месяцы, в каждом месяце по 4 недели, в неделе семь суток, в сутках есть день (с белым крылом) и ночь — с чёрным.

Соловей удовлетворённо кивнул и в три прыжка достиг кромки леса, где растворился среди деревьев.

— Видал? Чисто ваш Тарзан. Всю жизнь на верхах дерев обретается, — хмыкнул Леший.

— Ты знаешь, кто такой Тарзан? — удивился Гарри, пытаясь встать на ноги.

— А что? Мы теперяча тоже при цивилизации — Василисушка прикрепила нас к городским волшебникам. Нам вменяется в обязанность посещать их не реже одного раза в месяц. Ну, они нас… ватого-этого… просвещают.

Гарри представил Горыныча (или Кощея) в гостях у тёти Петуньи и зашёлся в смехе.

— Чаво смешного? — тоже начиная хихикать, спросил Леший.

— Да вот представил, как выглядит просвещение Горыныча с Кощеем.

— Тут, конечно, есть определённые сложности, — задумчиво поскрёб себе бурую шерсть на груди Леший. — Но в целом справляемся. А ты не об том думай… Хотя я рад, что ты вот уже и смеёшься. Но пора и Медведицу звать.

— Как „звать“? — растерялся Гарри. — Вчера она сама явилась.

— Эх, твою мать! Ты хоть не скажешь, что и знать-не знаешь, как её призывать?

Гарри потупился.

Леший взвыл:

— И что? Чё делать-то? Не могу ж я тебе открытым текстом подсказки давать?!

— Обойдусь! — процедил Гарри и стряхнул с плеч суму перемётную.

Он выудил из её бездонных недр книгу Будогорского „Другие…“ и стал быстро перелистывать. Так, так, так. Волшебники кончились. Вот! — волшебное зверьё.

Михаил Потапыч. Жена его, Марфа Петровна. К ней испокон веков обращаются с такими словами:

Эй, Марфушечка-дружок,

Приходи-ка во лесок.

Помоги, косматая,

Как велит должок!

Свет померк. Его заслонила фигура-колосс. Это явилась Марфа Петровна. Не тратя лишних слов, она упёрла могучее плечо в ствол дуба и, отворотив корни, подала ему богатырский меч. Гарри рассёк им воздух — и то ли сталь волшебного оружия, то ли сам воздух (а, может, и то, и другое) зазвенели. А Медведица тем временем не отступалась от дуба, а с остервенением вырывала дубовые корни.

— Руби их! — рыкнула она Гарри.

Гарри рубанул дубовые корневища, и многовековой красавец-дуб с предсмертным хрипом завалился на бок. Гарри зажмурился. А зря. Потому что в этот миг старинный сундук треснул надвое, и из него выползла громадная змея. Гарри с ужасом взирал на это Змеиное Величество (голову гигантского Полоза венчала корона). „Вчерашняя ящерка — просто насмешка по сравнению с этим диназавром!“ — успел-таки подумать он. А меч-кладенец заставил вдруг подняться его руку и, вне его сознания, опустился на голову коронованной особы. Корона слетела с головы змеи, а сама она с завидной ловкостью проскользнула меж донных каменьев. Свет от Полозовой короны вспыхнул с неестественной яркостью и устремился к самому солнцу. Гарри поднял глаза. Ему почудилось, что Солнце, вперив в него безжалостно жгучие очи, опутывает его, будто паучиха, огненной паутиной. Гарри вскрикнул от боли. Тут картина неба круто изменилась: солнце заволокло тучами, и налетел неистовой силы ураган. Гарри едва успел уцепиться за ветви поваленного дуба. Секунда — и небо будто прорвало: хлынул ливень. Только что обнажённое русло реки заполнилось бурлящей, пузырящейся водой. Гарри сбило с ног. Он снова тонул. Второй раз за день.

Опять тошнотворное пробуждение. Воркотня Лешего:

— Чему тебя только Славка обучал? Ни одного величального стиха не упомянул: ни к Красну Солнышку, ни к Буяну Ветру, ни к Дождю Долговязу. Ты уже трижды мертвец! ТРИЖДЫ! Ещё меня хотел спровадить!

Гарри взял руку Лешего — шерсть на ней была похожа на волокна старых-престарых деревьев — и произнёс:

— Спасибо тебе. Правда: без тебя бы мне хана… Да только-то Чашу я всё равно упустил… Не выполнил задания…

— Ха! — хмыкнул Леший. — Смотри, что Щука тебе принесла. Он протянул Гарри корону Полоза.

Он равнодушно скользнул по ней взглядом.

— Зачем она мне? Ты король леса. Тебе по праву она и принадлежит.

— А я тебе говорю — БЕРИ! — топнул ногой Леший.

Гарри пожал плечами.

— Ну, если это для тебя так важно… Ладно…

Он со стоном дотянулся до короны и подтащил её к себе. Зубцы короны вдруг капканом сошлись на его запястье, и ледяной холод сковал его члены. „Ты теперь мой! Мой! Будешь делать всё по моему приказу: убивать, жечь, мучить…“ — леденящий душу голос заползал в мозг как червь — как та самая змея, которая исчезла на дне каменистой реки.

— НЕ-Е-ЕТ! — истошно заорал Гарри и, схватив меч правой рукой, отсёк левую, ставшую ему чужой и враждебной.

И тут произошло чудо: зубья короны превратились в ручки чаши, а его рука вернулась на своё место. Не веря глазам своим, Гарри сжал в кулак и разжал пальцы левой руки. Они безболезненно повиновались.

— Что это? — ошарашенно спросил Гарри, глядя на Лешего. — Что это значит?

— Это значит, что мы в тебе не ошиблись. Бери чашу. Она твоя.

— Мне это не причудилось? — Гарри всё же хотел разобраться в том, что произошло.

— И да, и нет, — Леший глубокомысленно сделал затяжку.

— И да, и нет, — вновь повторил он. — Всё это произошло в параллельном измерении. Но, поскольку мы всё же живём в ЭТОМ, ты остался и с чашей, и с рукой.

— При чём тут параллельное измерение?

— Чаша — крестраж, как ты понимаешь. В ней есть жизнь. Но она не соразмерима с нашей, земной.

— Но как же тогда Волан-де-Морту удалось вернуться в наше измерение? — недоумевал Гарри.

— Этого я не знаю, — по-прежнему пыхтя своей пахитоской (как он её называл), ответствовал Леший. — Я в этих штуках не силён… Да и вообще, Гарри, я тебе помог. А теперь наши дорожки врозь. У меня тут ещё деловая встреча… с Кикиморой.

— Ну-ну, — ухмыльнулся Гарри. — Так уж и „деловая“.

— Прощай, дружище. Удачи тебе, — сердечно напутствовал его Леший.

— Ну, почему же „прощай“? Надеюсь, мы ещё увидимся.

— Прости, — шмыгнул носом Леший. — Сорвалось.

Они обнялись на прощание.


— Чуть задействовала силы природы… Я должен был догадаться. Извини, Гарри.

Это говорил Будогорский, смазывая ожоги на теле Гарри — те самые, которые оставило „Красно Солнышко“.

— Почему вы, русские, наделяете всех злобствующих существ такими ласковыми именами: Соловей-разбойник, Красно Солнышко… С-сь! — зашипел Гарри, когда Барин очередной раз провёл пальцем по его израненному плечу.

Будогорский отставил мазь и уселся в позу роденовского мыслителя.

— Знаешь, Гарик… то есть, Гарри… Сам об этом задумывался… Это, наверно, одна из характерных чёрточек русского человека. И ты её приметил… Кстати, ты помнишь, какое самое лучшее оружие против боггарта?

— Смех, — ответил Гарри, не понимая, при чём тут это.

— А вот при чём: если не принимать во внимание всю опасность некоторых, скажем, персонажей, они перестают быть столь зловещими… Ясно излагаю?

— Более или менее, — устало вздохнул Гарри. — Может, „не стоит принимать во внимание“ Волан-де-Морта? Как-нибудь само собой рассосётся?

Он грустно усмехнулся.

— Гарри, в тебе нет тонкости… — Барин приготовился к длинной тираде.

— Во-во! Это же говорил профессор Снегг, — Гарри издевательски выделил должность Снегга.

— Не начинай, — Будогорский толкнулся своим плечом о плечо Гарри.

— Я не начинаю, — Гарри отвернулся, чтобы Барин не видел, как он улыбнулся.

Что ни говори, но дружба с новым профессором вносила в его жизнь дотоле неведомые ему отношения „ОТЕЦ — СЫН“. Это грело душу. Не поворачивая свою растроганно-умилённую физиономию, Гарри буркнул:

— Я пошёл.

— Пока, — махнул ему рукой Ростислав Апполинарьевич (этот жест Гарри усёк в остеклённой раме одного из снимков, украшающих кабинет Русско-Английского Барина).

Да. Они уже в Хогвартсе. После расставания с Лешим Гарри незамедлительно трансгрессировал к Будогорскому. Тот ощупывал Гарри(всё его тело покрывали раны, синяки и ушибы), шумно радуясь его возвращению. Потом в их хижину на краю леса потекли посетители: Ладомир, его сыновья, Маришка. Все искренне радовались, что Гарри справился с заданием. Каждый из гостей заглянул в чашу, попробовал поднять меч и попросил Гарри поведать, КАК ОНО БЫЛО. Повторяя в третий раз эту историю, Гарри почувствовал большую значимость своего поступка. А на пятый уже и сам мнил себя героем. Будогорский посмеивался над ним. В то же время ощущалось, что его распирает от гордости за своего ученика. На следующее утро они расквартировались у Бабы Яги. Кратко поведав ей хронику ПОБЕДЫ Гарри (а это величалось именно так), они забрали свои волшебные палочки, а взамен отдали меч — кладенец. Меч являлся русской реликвией, и вывозить его за пределы Руси почлось бы кощунством. Бабка Ёжка расчувствовалась, засуетилась. Но Будогорский дал тактично понять, что они не задержатся. Он глянул при этом на Гарри. „Или хочешь?“ — взял Гарри его мысленную подачу. „Я бы не отказался“, — сознался Гарри, смотря Будогорскому в глаза.

— Ладно, — произнёс Барин, отвечая не то Гарри, не то Бабе Яге. — Зови каких-нибудь симпатичных ведьмочек. Мы остаёмся. Только уговор: будут все твои фирменные блюда. А сперва в баню!

— В баню, в баньку, в банечку, — забегала Бабуля, снимая с печки веники. — Ох, робята, и попарю же я вас!

Гарри умоляюще взглянул на Барина.

— Ты, Бабуня, не забывайся! Тут дети, — строго сказал Будогорский, пряча в ладони ухмылку.

После того, как Ёжка вышла из избы, он внимательно посмотрел на Гарри.

— Я тебя правильно понял?

— Yes, — утвердительно-отважно кивнул тот.

Да. Барин всё понял верно. Вечером за столом, сплошь заставленным национальными — далеко не диетическими — кушаньями, перемежающимися с ужасающими бутылями самогона, рядом с уже знакомыми Кикиморой, Лешим (эта парочка наверняка ни одной тусовки не пропускает!) и Василисой, мило воркующей с Барином, сидели смазливые девицы — отпрыски русских чистокровных волшебников. Выглядели они вполне светски. И казались Гарри, который впервые отведал русскую водку, милашками. Одна из них села к нему на колени, сняла его очки и стала к нему ластиться, как кошка. И хотя он понимал совершенно отчётливо, что это не Джинни, ему было приятно. „Пусть ВСЁ случится, — стучало у него. — Я так хочу!“ Девица увела его в баню… вроде бы… Во всяком случае, проснулся он именно там. „Как всё прошло? — мучило его. — И БЫЛО ли?!“ Гарри слышал, что после бурно проведённой вечеринки бывает плохо. Вроде, голова болит, тошнит, слабость, дрожь в конечностях… Ничего такого у него не наблюдалось. Но тело горело. Гарри ощупал себя и застонал, глядя на красные рубцы, пересекающие наискось, будто верёвки, его грудь и руки. Необходимость выяснить ЧТО ЭТО погнала его на поиски Будогорского. Долго искать не пришлось. Только войдя в избёнку, Гарри столкнулся с её хозяйкой. Баба Яга, поправив свой замасленный платок, закатила глаза и пальцем указала на потолок.

— Тут есть чердак? — осенило Гарри.

— А то, — хмыкнула старушка.

Гарри шмыгнул за дверь и осмотрелся. Где ж тут вход? Сразу под соломенную крышу вела приставная лестница. Гарри взобрался по шатким ступеням и задержался на последней.

— Ростислав Апполинарьевич? — крикнул он. — Вы тут?

— Тут мы. Тут, — заспанно пробормотал Барин. — Иди пока завтракай. Мы скоро присоединимся.

Гарри спустился и стал в нетерпении маршировать перед взволнованно квохчущей избушкой. Вскоре показался спортивный торс Будогорского. Спускаясь первым, он прихватывал хорошенькую девчонку за её миленький задик, а она дурашливо хихикала. Увидев Гарри, профессор нимало не смутился.

— Знакомься, Гарри. Это Верочка, — представил он свою спутницу.

— Мы знакомы, — окинув Гарри цепким взглядом, поморщилась та.

— Вряд ли молодой человек это помнит, — снисходительно пояснил ей Будогорский.

Гарри вспыхнул.

— Да мне, собственно, пора. Василиса, возможно, будет за завтраком. Не хочу её видеть, — скривилась Верочка.

— Веруня, дай знать, если что, — целуя ручку своей даме, поспешил распрощаться с ней Барин. — Пока, родная.

Будогорский сжал на мгновение её ручки и отвернулся. Его красивое лицо не выражало никаких чувств. Гарри загородил собою дверь, преграждая таким образом путь в дом.

— В чём дело? — удивился Будогорский.

— Поговорить надо, — зло бросил Гарри.

Барин облокотился ногой о крутой подъём так называемого „крылечка“. Выглядел он, как всегда, потрясно. Гарри вспомнил, как его раздражал Барин, когда только появился в Хогвартсе. „Всё же я реже НЕ ошибаюсь, чем ошибаюсь“, — подумал он. Его жгла обида. За то, что Будогорский совсем не так безупречен, как ему бы хотелось. Что он, его учитель, нисколько не стесняясь своего воспитанника, с кем попало… А в отношении самого Гарри? Разве настоящий отец допустил бы подобную оргию в присутствии сына?.. На миг перед ним промелькнуло лицо Сириуса, который тоже не был образцом нравственности для своего крестника… Но тут же поспешил отогнать эту неприятную мысль. Это значит, что Будогорскому попросту плевать, что о нём подумает Гарри. Да что там… вообще Барину на всех плевать! Живёт в своё удовольствие, ни с кем не считаясь. Даже не побоялся признаться, что никого никогда не любил… оральный облик, так сказать, налицо.

— Та-ак, — Будогорский внимательно наблюдал за Гарри. — Разговор, похоже, будет долгим. Давай-ка присядем.

Он сел на верхнюю ступень крыльца, а Гарри указал на сваленное бревно подле входа. Гарри сел и сложил крестом на груди руки.

— Ты знаешь, что значит этот жест? — улыбнулся Будогорский.

— Какой ещё жест?

— Вот этот, — Барин скрестил, как Гарри, руки.

— И что?

— То, что ты закрыт для общения… И знаешь ещё что: я рад, что тебя бесит мой образ жизни… С другой стороны, в жизни нужно попробовать всё… или почти всё. Чтобы понять, что ЭТО не твоё. Однако путь этот довольно скользкий. В твоём, как бы это сказать, внутреннем стержне я уверен. Поэтому и допустил сегодняшнюю ночь… Это ведь не твоё, Гарри, так?

Тот молча кивнул и поднял на профессора осуждающий взгляд.

— А Вы?

— Я конченый человек в этом смысле, — усмехнулся Будогорский. — Тебе не стоит так реагировать. Нужно быть терпимым к слабостям других, Гарри. Кроме того, я никого не обманываю: у меня нет ни жены, ни невесты. Эта Верочка имеет прозвище… впрочем, лучше его не озвучивать. Какой бы она не была, она всё же женщина… Мир?

Барин протянул ему пятерню. Гарри ответил тем же. А потом, задрав свитер, обнажил свой поджарый живот, исполосованный красными полосами.

— Бедный мальчик! Тебя славно попарили… да на солнечные ожоги… — Будогорский озабоченно зацокал языком.

Бабка Ёжка выдала им склянку самопальной мази, и вечером того же дня началось лечение. Вот уже неделя прошла. Раны заживали медленно. Одно утешение: Рон с Гермионой встретили его как героя. Джинни смотрела на него недвусмысленно влюблённым взглядом. А Полумна с Невиллом готовы были носить на руках. Чашу Будогорский поместил в директорском кабинете, не зная пока, как поступить с ней в дальнейшем. Зато МакГонагалл казалось, будто она знает. Нынешний Директор (исполненный, конечно же, самых благородных побуждений) решила создать музей хогвартских раритетов — идею, без сомнения, ей подкинул Флитвик. Туда, разумеется, будет входить всё, так или иначе связанное с историей Хогвартса: меч Гриффиндора, чаша Пуффендуй… ну, и что-нибудь от каждого директора. Что конкретно — она пока не придумала.

— Ну? Что? — встретили его неспящие друзья.

— Что „что“? — вопросом на вопрос ответил Гарри.

— Что ОН решил предпринять сейчас? Вслед за чашей? — пояснила Гермиона.

Его и самого мучило: сколько можно упиваться этой победой? „Завтра поговорю с ним. Обстоятельно“ — решил он. И вновь перед его глазами предисловием ко сну закружились калейдоскопом дневник Тома Реддла — раз! перстень Салазара Слизерина — два! слизеринский медальон — три! чаша Пуффендуй — четыре!.. и дальше, чуть в отдалении, брошь Кандиды Когтевран — пять, доспехи Годрика Гриффиндора — шесть, Нагайна — семь. И всё! Всё! Когда-то это случится? Но ни завтра, ни послезавтра поговорить с Будогорским не представилось возможности. Дело в том, что семикурсникам вменялось в обязанности дважды в год пробовать себя в качестве преподавателей. Фокус был в том, что проводить следовало ВСЕ дисциплины — вне зависимости от того, как ты по ним успеваешь. Причём: объяснив новую тему, на втором занятии ты должен устроить опрос с практическими заданиями, а на последующих провести опытно-экспериментальную работу. Последнее, что тебя ждало: закрепление материала в творческих заданиях. Для чего требовалось самостоятельно разработать конспект, представить его на обсуждение курирующему тебя специалисту, а потом уже выходить на арену. Всё это занимало четыре дня. В пятницу проверялись творческие работы учащихся и вывешивались результаты. Если оценки учеников были низкими, то итоговая отметка стажёру тоже была таковой. Эта педагогическая практика именовалась „Программой повышения квалификации начинающего мага“ (или „курсом молодого бойца“). Большим подспорьем были рукописи прошлых лет. На их основе легко можно было составить свой конспект. Большинство ребят так и делали. Но не Гарри. У Дурслей ему негде было складировать свои свитки — все пергаменты прошлых лет он уничтожил. А сейчас, соответственно, приходилось пыхтеть самому да ещё и без подсказок. Из ложной гордости Гарри ни к кому не обращался за помощью. Неудивительно, что некоторые конспекты ему приходилось переписывать по два, а то и три раза. И если занятия по защите давались ему сравнительно легко — Будогорский никогда не придирался, отдавая дань умению Гарри давать материал в практике; со Слизнортом проблем также не возникало — главным образом потому, что Гарри, скрывая ото всех (а в первую очередь от Гермионы), вновь завладел учебником Принца, пойдя на своего рода сделку с совестью: мол, Принц — это Принц, а Снегг — это Снегг=две большие разницы; с Флитвиком они всегда ладили (равно, как и с его предметом); да и с мадам Стебль не было особой головной боли: она, будучи фанаткой своих питомцев, львиную долю урока проводила сама (и так же ревностно и вдохновенно сочиняла конспекты лекций — всем без исключения студентам); а вот МакГонагалл доставляла ему немало неприятных минут. В этот году на своем курсе они начали осваивать трансфигурацию себя, любимого. И казалось невероятным, что эта сложнейшая часть магической трансфигурации, получалась у него лучше, нежели превращение какой-нибудь финтифлюшки в чашку или ложку, как того требовал учебный план младших курсов, где они преподавали. Но куда там! Стоило только Джинни обратить на него свой взор, как он начинал краснеть и заикаться. Ведущий педагог присутствовал на всех занятиях своих подопечных — таков был порядок. И каждый раз после урока МакГонагалл выговаривала Гарри, что „для мракоборческой карьеры нужно получить по моему предмету хотя бы ‚выше ожидаемого‘! Пока я эту оценку — увы! — поставить не имею права“. Получив от неё последнее предупреждение, Гарри решил, что просто не имеет права предавать свою мечту. В связи с этим, он засунул свою гордость куда подальше и отправился к Будогорскому. Дверь в кабинет профессора распахнулась, и на пороге возник сияющий Барин.

— Гарри! Проходи! — радушно пригласил он его.

Класс оказался полон.

— О-о-о! — пронеслось по аудитории.

Гарри ничего не понимал. Он присмотрелся: „Ага! ОД в полном составе!“ Гарри вопросительно посмотрел на Будогорского.

— Я тут — уж не обессудь — кое-что рассказывал о нашем с тобой пребывании в России. Ребята теперь знают, что научиться владеть своими руками — тяжкий труд. Но, в принципе, это в пределах возможностей каждого.

Гарри промычал что-то вроде: „А-а, у-у“. Барин поднял руку, призывая всех к молчанию.

— Послушайте! Со следующей недели, по окончании практики VII-го курса, начнутся регулярные занятия нашего факультатива. Милости прошу всех желающих!

Студенты начали расходиться. Гарри остался наедине с Будогорским.

— Что у тебя? — не поднимая глаз, деловито спросил Барин, приводя в порядок бумаги на столе.

— Вот, — Гарри протянул ему черновик последнего конспекта по трансфигурации.

Будогорский пробежал его глазами и охарактеризовал так:

— Что ж, неплохо. Но без выдумки. Давай-ка мы сделаем так…

В четверг МакГонагалл ненадолго задержалась. Войдя в класс, она замерла. За столами не было ни единого ученика. Зато тут и там громоздились композиции из самых невероятных предметов. На одной из них, на фоне бархатной шторки, сидел орёл и невозмутимо чистил перья.

— Добрый день, профессор! Проходите, присаживайтесь, пожалуйста, — важно поздоровалась птица.

— Гарри! — всплеснула руками Минерва МакГонагалл. — Это Вы?

Гарри (а это был, действительно, он) обернулся самим собой.

— Профессор, на опытно-экспериментальном занятии мы довольно успешно превращали животных в предметы и обратно. И обратили внимание, что черты животного отображаются в предмете, который получается в результате опыта. Так, кисточки на ушах рыси нашли своё выражение в кистях по углам подушки; когтистая лапа беркута так и осталась ею в ноге напольного торшера… И так далее (МакГонагалл кивнула). В связи с этим мною была выдвинута следующая гипотеза: личностные черты человека, подвергнутого трансфигурации, также находят отражение в получившихся предметах. Более того, они узнаваемы…

— Поттер! — МакГонагалл сдвинула брови. — Не хотите ли Вы сказать, что предметы выставленных здесь, так сказать, „натюрмортов“ — учащиеся VI-го курса?

— Верно.

— Но… как?

Гарри дотронулся палочкой до мягкой игрушки волка с буйной шевелюрой. Тут же игрушечный волчок стал профессором по защите от тёмных искусств.

— Приветствую Вас, Минерва. Я был рецензентом этого молодого человека, — отрекомендовался Будогорский. — Так что волноваться абсолютно не о чем.

МакГонагалл вздохнула.

— Вам, профессор, — обратился к ней Гарри, — предлагаются анкеты, которые Вы будете заполнять по ходу занятия.

Росчерком волшебной палочки он уложил стопку анкет на стол Председателю жюри (в качестве которого выступала МакГонагалл).

— Завтра, — продолжал он, — я обработаю данные исследования и представлю Вам в виде сводной таблицы.

МакГонагалл едва заметно улыбнулась.

— Это материал не VI-го курса, а Вашего, Поттер. Ну, что ж. Вы заработаете высший балл, если Ваша гипотеза подтвердится… хотя… ладно. Все комментарии позже… Так, например, я уверена, что это никто иной, как Полумна Лавгуд (Директор указала на престраннейшие часы — ходики, зыркавшие туда–сюда глазами Полумны).

Гарри дотронулся до ходиков и перед ним появилась мисс Лавгуд собственной персоной.

— Браво! — скромно поаплодировал Будогорский. — Что мы пишем в анкете, Гарри?

Гарри пояснил.

Следующей была опознана слизеринка Матильда Бигхаус — она была заколдована в вазу с фруктами: фрукты были поедены червяками и выглядели так, будто их начинили ядом (точь-в-точь, как её глаза). Дальше пошло по отработанной схеме: наблюдение — анализ — опознание — заполнение анкеты. МакГонагалл увлеклась и раскраснелась. Студенты, которых уже опознали, пытались её сбить с толку, но она отшучивалась и на провокации не поддавалась. Сдвоенная трансфигурация прошла на одном дыхании. МакГонагалл забрала заполненные анкеты и сказала, что сама обработает данные. Отличную оценку она поставила ему заочно, пожурив, однако, за то, что Гарри обратился не к ней, а к Будогорскому. Рон с Гермионой уже обедали, когда к их столу присоединились Гарри и Джинни. Рон выглядел всклокоченным и смущённым. Гермиона, наклоняясь к ним, сказала вполголоса:

— Мандрагора нагадила ему на руки. V-ый курс так хохотал, что Рон сбежал от стыда с урока. Поэтому профессор Стебль не сразу оказала ему помощь. Взгляни на его руки.

Гарри покосился на руки друга. Пальцы у того страшно раздулись в суставах — как у больного артритом старика — и были такого цвета, если бы он родился чернокожим. Заметив, что на него смотрят, Рон отшвырнул ложку и спрятал руки меж колен. Гермиона покачала головой.

— Рон! Это же глупо! Мы ведь только учимся. У всех бывают курьёзные промахи…

— Что-то я не помню таких „промахов“ ни у тебя, ни у Гарри. Даже у Невилла сошло всё более или менее благополучно… Эх, плакала моя мечта стать мракоборцем! По практике, похоже, зачёта не получу… Да я больше и не сунусь к этим противным малявкам!

— Никакие они не малявки! — вступилась за V-ый курс Джинни. — Гарри в их возрасте уже участвовал в турнире трёх волшебников!

— Ты пойдёшь, Рон! — схватила его за руку Гермиона. — Пойдёшь!.. Или я…

Но она не успела закончить.

— Фу-у! — послышался насмешливый голос Забини. — Чем это так воняет?

Группа слизеринцев загоготала. Рон стал цвета спелого помидора.

— Не обращай внимания, Рон. Если хочешь, я могу пойти с тобой вместе, — шепнула ему Гермиона. — Что у тебя там после обеда?

— Защита, — промямлил Рон, глядя в сторону.

— Вот видишь! — обрадовалась она. — Скажешь, что ты будешь сегодня работать с ассистенткой. В ходе твоего занятия это вполне допустимо.

— Хм-хм, — закашлялся Рон, пугливо озираясь по сторонам.

„Значит, в написании конспектов для Рона участвовала Гермиона“, — отметил Гарри и переглянулся с Джинни. Но вслух произнёс:

— Не дрейфь, старик. Спорим, что всё будет тип-топ?

Рон кисло улыбнулся, а Гарри поднялся из-за стола. У него оставалось ещё одно занятие: „Квиддич для начинающих“. Было бы глупо предположить, что он как-то специально к нему готовился. Но всё же следовало составить нечто вроде плана урока. „Как это Гермиона успела уже всё сдать? Всё-таки она невероятная девчонка!“ — размышлял он на пути к стадиону.

— Гарри! — окликнул его густой бас. — Гарри, стой же!

Гарри обернулся. К нему спешил Хагрид.

— Хагрид, привет! — Гарри бросился в объятия к великану. — Давно вернулся?

— Да ты что, Гарри, не в курсе? Неделю стажировки семикурсников не начали бы, если б не было на месте всех преподавателей!

— А у тебя что, тоже кто-нибудь стажируется? — довольно бестактно сболтнул Гарри.

Хагрид обиженно поджал губы.

— Конечно, вашей троице мой предмет неинтересен. Как, наверно, и я сам. А я ещё хотел пригласить вас к себе в субботу… Дай, думаю, соберу всех друзей в первый выходной… Теперь вижу, какие у меня друзья.

У Хагрида, всегда немного сентиментального, на глаза навернулись слёзы. Гарри смотрел на здоровяка — профессора и его переполняла нежность. Он погладил Хагрида по плечу (вернее, по локтю — выше дотянуться не смог).

— Ну что ты, Хагрид. Ты же знаешь, как мы тебя любим. Я вот, например, в этом году вообще не хотел возвращаться в школу. Если бы не ты…

Хагрид замер, навострив уши.

— Ладно, — проворчал он. — Приходите, значится… в субботу. В три часа дня.

Потом развернулся и потопал к своей хижине.

Гарри удивился — с чего это вдруг такая пунктуальность? Но, по большому счёту, какого-либо значения этому факту не придал. А зря. Потому что, когда они с Роном и Гермионой явились в субботу к трём, увидели нечто небывалое. Жилище Хагрида разукрасили подобно пряничному домику. На улицу выставили столы со всякой снедью. А рядом с этим великолепием прохаживался неузнаваемый Хагрид. Он был…. во фраке! Неведомо, кто сварганил ему подобный прикид, но сидел он на нём отменно. Кудлатая голова Лесничего тоже была приведена в порядок. А сам он постоянно поглядывал на ручные часы размером с хороший будильник. Всё прояснилось в тот момент, когда в небе появились точки, которые, по мере приближения, превратились в знаменитую колесницу madam Maxim. Хагрид помог сойти этой величественной женщине со ступеней кареты со всей почтительностью. И со всей своей немного неуклюжей предупредительностью подвёл её к столу.

— Друзья мои! — обратился Хагрид к собравшимся (тут, к удивлению Гарри, был весь педсостав Хогвартса). — В этот торжественный день… нет, не так… САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ день я объявляю вам всем, что Олимпия согласилась стать моей женой!

— Ура! — грянул хор преподавательских голосов, перемежающихся с хлопками открывающегося шампанского и аплодисментами.

Хагрид, как это за ним водится, всплакнул, прижав к глазам белоснежный (?!) платок. После чего чмокнул в щёку порозовевшую невесту.

Рон, открыв рот, наблюдал эту мизансцену.

— Чёрте что! — наконец вымолвил он. — Какая-то эпидемия свадеб: Билл, потом Люпин, теперь вот Хагрид. Кто на очереди?

Глава 11. WHO IS YOUR ANGEL?

А на очереди был, как бы кому-то не показалось это странным, Северус Снегг. Ничего он не хотел столь страстно, как узаконить свои отношения с Юлией (дабы закрепить своё право на неё). Но сие было невозможно сразу по нескольким причинам. Во-первых, Юля не желала выходить за него замуж, когда он вовсе не он, а некто Черных Иван Григорьевич (такие уж документы на сей раз достал ему Миргородский вкупе с внешностью дебелого украинца с залихватскими усищами и толстущими ляжками). Во-вторых, препятствием к свадьбе была какая-никакая предосторожность. Отправив его в Россию, Тёмный Лорд мог вести за ним наблюдение. Хоть Снегг и научился нескольким фокусам, помогающим установить заслон от всяких там „тарелочек с голубой каёмочкой“ и её аналогам (Будогорский рассказывал, что Баба Яга владеет секретом обращения воды в подобие такого зеркала — для этого только надобен специальный котёл, которых по свету раз, два — да обчёлся). Ну, а в-третьих, Северус втайне мечтал о большой свадьбе. Когда он, реабилитированный, сможет отпраздновать её с размахом. Собственно, он всегда жил скромно, даже аскетично. В связи с чем у него скопилось достаточно средств. Можно даже сказать, состояние. Часть его он с удовольствием пустил бы на организацию роскошной женитьбы. На берегу океана, например. Или в какой-нибудь экзотической стране. Десятки приглашённых, фейерверк…. А что? Пусть! Глядя на Юлию, он испытывал восхищение и страх. Ему казалось, что ещё чуть-чуть, и она поймёт, как она ошиблась в своём выборе. Что он — это всего лишь он. Он, которого никогда не любили. Обижали в детстве. Дразнили в отрочестве. В юности попросту отворачивались. Что по его вине погибла Лили. А ещё он ходил на сборища, устраиваемые Тёмным Лордом. Если Юля узнает об этом, она наверняка его бросит. И он снова будет один. Только это будет во сто крат хуже, чем ДО встречи с ней. Он разом останется без её глаз, в свете которых он теперь живёт, без её нежной кожи, лёгкого дыхания, мягких ароматных волос, звука её жизнерадостного голоса… Нет, эти мысли непереносимы! Бывали моменты, когда Северус хотел опоить её каким-нибудь приворотным зельем. И, по правде говоря, останавливало его только сознание, что вечного приворота не бывает. Так получалось, что он хотел жениться… и в то же время не хотел. Испытывая постоянные муки ревности и неуверенности, он настоял на знакомстве с Юлькиными родителями. Её отец и мать были простыми людьми (раньше бы он сказал „маглами“). Но мать — так же, как и дочь, — обладала высокоразвитой интуицией и предвиденьем. Отец — очень добрый, интеллигентный человек — не обладал никаким даром вовсе. Брат — молодой учёный, специалист в области компьютерных технологий, тоже никакой не волшебник. Большой неожиданностью явился для Снегга тот факт, что у Юлии есть сын. Более того, взрослый сын. Студент университета и уже жених. По последней причине они и не познакомились ранее — Юра жил у своей невесты (тоже студентки). Так Северус узнал, что его будущей жене лет больше, чем ему самому. А на вопрос „не в морозильной ли камере она сохранила свою молодость и красоту“ выдала на-гора сверхсшибательную теорию: дескать, злобствующие ненавистники всегда выглядят старше своих лет, в то время как люди, „возлюбившие ближнего своего“ (как советуют божьи заповеди), живут долго, оставаясь при этом молодыми и лицом, и душой, и телом. И приводила в пример волшебников. Впрочем, пример этот весьма спорный. Волшебники, действительно, живут долго. Но только и добрые, и злые (Волан-де-Морту уже за семьдесят — а разве скажешь?). Вместе с Юлькой они фантазировали о будущей школе Северуса. Наверно, потому, что у самой было педагогическое образование, она горячо поддерживала его педагогические начинания. Выслушав, ЧЕМУ и КАК учат молодых волшебников, Юлия заявила, что освоит это экстерном. С тех пор по вечерам у них вошли в систему занятия магией. Сначала Северус посмеивался над её самоуверенностью. Но вскоре был вынужден признать, что более толковой ученицы у него не было за всю его педагогическую практику. Даже его собственная волшебная палочка слушалась Юлию безоговорочно. По выходным к ним присоединялся Будогорский, и они совместно принимались разрабатывать программу, коей должны овладеть юные чародеи. Юлька утверждала, что помимо специальных предметов детей необходимо учить тысячам вещей, которые расширили бы кругозор ребят и обогатили бы опыт общения с миром: естествознанию, истории мировой культуры, информатике… Будогорский также обучал Юлию. Русское волшебное наследие Юля вообще улавливала на ходу, попутно совершенствуя его. Так, к примеру, она теперь могла засунуть то или иное кулинарное изделие в навороченные ультрасовременные прибамбасы по одному только щелчку или хлопку и так же ловко управляться с кухонной утварью.

— Слушай, — говорил ей Северус, — у волшебников так не принято. Ты или пользуешься магией во всём или не пользуешься ей вовсе.

— Почему? — смеялась она. — Вы, волшебники, настолько спесивы, что готовы отринуть все лучшие достижения человечества?

— Ты рассуждаешь, как… как Тёмный Лорд!

— Это лишний раз доказывает, что он не дурак, твой Тёмный Лорд, — говорила на это Юлия.

Несмотря на то что она хохотала, готовилась к защите дипломной работы, а ещё при этом пела и танцевала (как того требовала её должность — ведь она была детским хореографом), Северус понимал, что чувствует себя Юля неважно. С утра она тайком мерила температуру. У неё отекали ноги — и она ежедневно делала себе массаж. И её по-прежнему мучили токсикозы — хотя уже шёл пятый (!) месяц беременности. Не зная, чем он может помочь, Северус молча страдал вместе с ней. В целом всё у них было замечательно. Утром Северуса ждал потрясающий завтрак и чистая отглаженная одежда. Юлька гнала его в ванную — это, пожалуй, был её „пунктик“. День он проводил в казённых хлопотах. А если не надо было никуда идти, то сидел в комнате, которую при помощи Ростислава оборудовали под лабораторию. Время от времени Снегг наведывался к своему другу — холодильнику и вытаскивал оттуда что-нибудь вкусненькое (ветчинку, колбаску, яблочко) и вновь воссоединялся со своими колбами. Вечером прибегала Юлька с полными сумками. Бросала свои авоськи, засыпала его вопросами (пополам с поцелуями), тащила на кухню. Начинала там что-то готовить, не переставая его тормошить. Северус слушал её и не слышал. Было очень тепло от её ауры, волнами расходившейся по всей квартире. Временами ей кто-нибудь звонил. И Северус ревностно следил за выражением её лица. Иногда ему это надоедало, он отбирал у неё телефон, сажал на колени и, прижав к себе, прислушивался к её мыслям. Бывало, что они просиживали так час — и более! — пока опять кто-нибудь не звонил или не являлся в гости: Юрик (с невестой) или Будогорский (один). Пару слов о её сыне. Он — впрочем, как и все остальные (и сам Северус тоже) — стремился попасть в сияние материнского ореола: чтобы она обратилась к нему, прикоснулась, похвалила, посмеялась с ним. Стоило ей отвлечься, выйти из комнаты — ощущалось всеобщее разочарование. Снегг искренне восхищался этим её талантом. Впрочем, Юлия не предпринимала для этого ничего. Она с этим родилась. Северусу довелось (заочно, разумеется) познакомиться с отцом Юрия — первым мужем Юлии. И со вторым также — брак с которым был непродолжительным. И тот, и другой испытывал светлые чувства к бывшей своей половине. Северус ревновал её и к первому (он был высоким, видным мужчиной) и ко второму (язвительному, лохматому музыканту). Снегг долго выспрашивал Юлию: зачем они приходят? Ну, допустим, первый пришёл, чтобы передать деньги Юре (хотя почему бы ему не встретиться непосредственно с сыном?). Но второй-то? Что их связывает? И что, чёрт побери, за объяснение: „пришёл пообщаться“? Если есть потребность общаться, зачем тогда разводиться? Кстати, понятие „общение“ у русских довольно многомерно: это обильное питание, питьё, длительные разговоры ни о чём, а потом ещё кулёк с собой опять-таки еды, питья и кое-чего из одежды. Юля говорила, что Витька (№2) очень несчастлив. И напоминает мерой своей неухоженности самого Северуса… Нельзя сказать, чтобы сие признание его утешило (скорее, наоборот). Но Снегг решил больше не муссировать эту тему. Интересно, что во время визитов и того, и другого Северус находился в квартире. Он применил дезаиллюминационное заклятие. Сидел за столом, уплетал тот же обед, что и „бывшие“, и норовил их причесать внезапным сквознячком или ошеломить внезапно падающим предметом (когда их шуточки становились чересчур фривольными). Юлька веселилась, глядя на это, а сам он чувствовал себя на двадцать лет моложе. Барин, между прочим, тоже отмечал, что Северус перестал ему напоминать этакого пасынка семейки Аддамс. Безумный Будогорский советовал ему ещё приобщиться к здоровому образу жизни, полюбить зарядку и тренажёрный зал. „Для более успешной социализации“ — говорил он. Но это был бы уже перебор. Юлия, даже беременная, не переставала делать утреннюю гимнастику и комплекс упражнений на растяжку. Кроме того, по воскресеньям она ходила в бассейн, а каждое утро начинала с контрастного душа. Её энергия била ключом (и временами его пугала). Но каждому своё. Северус пытался как можно больше узнать об ангелах-хранителях. Дамблдор упомянул, будто тем, кто не имеет возлюбленной, на помощь придёт его ангел–хранитель. Но далеко не все были с ним знакомы (начиная с него самого). Да что там!.. Ни Будогорский, ни кто иной не знали своего хранителя. Да и вообще Северус мало что знал об ангелах. К примеру, он был очень удивлён, узнав, что они есть у каждого. Даже у самого что ни на есть несчастливца. „Мой, видимо, сладко почивал все мои тридцать семь лет, — не без иронии подумал Снегг. — Хорошо, что хоть сейчас вышел из анабиоза“. Также он узнал, что у каждого ангела есть свой характер: один ленивец, другой ворчун и т.п. Этим и объясняется, что их подопечные не вечно как сыр в масле катаются. Ещё больше он удивился, когда узнал что ангел-хранитель — реально существующий человек: либо ныне живущий, либо когда-то живший. Все эти сведения он почерпнул из разных источников: Юля, Будогорский и книги, которые натащил последний. Собственно, этой информации было мало. Страшно мало, чтобы решить, чем заменить ингредиент крови в Любовном эликсире. Вот, допустим, хранитель — умерший. Что тогда?.. С усыновлением дело продвигалось. Но не так быстро, как хотелось бы. Северус хотел набрать человек пятьдесят. Юлия говорила, что он сдурел: никто не даст ему вывезти из страны такое количество детей. Но он упёрся. Чем больше Северус думал о собственной школе, тем больше входил в раж. „50“ казалось ему подходящим числом, с которого можно открывать школу. Юля советовала ему приглядеться в первую очередь к тем интернатам, которые находятся в области. Она считала, что там хуже материальная база и, следовательно, скорее можно заручиться согласием как Директора детского дома, так и самих детдомовцев (а это было непременным условием соглашения об усыновлении). Но сельские детдома не все оказались зачуханными. Так, детский дом в Ивангороде имел свою ферму и мастерскую. Их внебюджетных средств вполне хватало на безбедное существование. Да ещё государство отпускало кое-какие деньжата. Молодая и предприимчивая заведующая сумела обустроить весьма комфортабельное проживание своих воспитанников. Из ивангородского детского дома Снегг взял сразу десять детей. И Директриса так прониклась идеей православного воспитания за рубежом (не иначе, как под воздействием Любовного эликсира, на употребление которого он не скупился, собираясь на очередную вылазку), что дала бы и больше. Но больше ему никто не приглянулся. Северуса огорчало, что дети большей частью будут „неволшебные“. Может, это и отвечало потребностям Тёмного Лорда, но не его самого. Им вдруг овладело экспериментальное эго: а что будет, если обучить магла азам магии? Юлия говорила, что ребёнку свойственны мифотворество и олицетворение. Детей начинают учить ремеслу чародея в одиннадцать лет. Может, это не случайно? Может, с одиннадцати по семнадцать тот самый сензитивный период для постижения магических искусств? Ведь начинают же ВСЕ дети (или почти все) около двух лет говорить? Вроде бы даже есть такой педагогический метод — „метод родного языка“ (или „метод воспитания таланта“). Поэтому Северус спешил набирать детей преимущественно смышлёных, хорошо успевающих и нравственно чистых. Здорово помогал Любовный эликсир. Руководителями интернатов для детей-сирот были в основном тётки (он заметил, что вообще в российском образовании 90% — женщины; видимо, это объяснялось низкой заработной платой), и эликсир был способен придать его не самой обольстительной роже необходимый шарм. Подчас его обаяние оказывалось столь значительным, что „педагогини“ назначали ему свидания. Ходить на них было, конечно, немыслимо. Это понятно. Но отчего-то сами предложения казались заманчиво-приятными. Юлька, видимо, что-то такое чувствовала, потому что смотрела на его очередные сборы всегда как-то особенно загадочно. Но ничего не говорила. Временами ему чудилось, что она видит его насквозь — чему подтверждением были их молчаливые диалоги. Она рекомендовала ему тщательно просматривать медкарты детей. Все диагнозы он уточнял у Юлии, не доверяя местным медицинским светилам. После педиатрического консультирования Снегг безапелляционно откладывал то или иное дело — подчас под осуждающие взгляды. Но он знал точно, что ослабленные дети не потянут ту нагрузку, которую на них возложат. И так адаптация предстоит нешуточная. Кроме того, существовала реальная угроза, что к этим детям будет проявлять внимание сам Волан-де-Морт. А это уж испытание не для тех, кто болен энурезом. Северус содрогнулся, представив, что сделает Тёмный Лорд с ребёнком, напустившим при нём лужу.

Так что в этом смысле он всё делал правильно.

Сейчас у него в активе было двадцать семь человек. Помимо десяти ивангородских ребят были двое из посёлка Волосово — звёзд с неба не хватали, но мальчишки славные: близнецы, Гуревич Гена (старший) и Боря. Трое — из Капорья: Яцун Алёшка, Вася Бирюков и Калинов Паша. Четверо из Выборга: Фролов Женя, Ферулёв Женя, Синайко Рома и Сомов Антон (их Северус окрестил „командой интеллектуалов“). Один из Приозерска — сильный такой пацан, Иванов Саня. Был паренёк из местечка со смешным названием Мартышкино — чудаковатый Коля Шацков. Разношёрстная троица из Лодейного Поля: Шумилов Саша, Васильев Лёша и задиристый Артём Шелехов (к ним особенно было неудобно добираться — и Юля советовала Северусу научиться, наконец, водить автомобиль). Парочка из Луги: Григорьев Сергей и Шеркевич Кирилл (бессменные КВНщики). И последний, самый ему полюбившийся, мальчишечка из деревни Токсово. Директором Токсовского детдома был как раз-таки мужчина. Северус видел его два раза и оба раза тот был в невменяемом состоянии (пьян, как сапожник). Токсово — курортное место в Ленинградской области. Тем более странно, что детский интернат был в таком плачевном состоянии: длинное бревенчатое здание с удобствами на улице и настоящей русской печью. Более всего детский дом напоминал барак для гастарбайтеров… Короче, мрак. И именно там обитало это солнечное существо. С любопытными зелёными глазищами, рыжими вихрами и россыпью весёлых веснушек. Учителя жаловались, что рот у него не закрывается ни на минуту. Что он успевает делать одновременно тысячу дел: говорить, хохотать, писать, грызть ногти, толкать ногой соседа, корчить рожи, читать под партой книжку, перестраивать в портфеле солдатиков, жевать пирог, оставшийся от завтрака… и т.д. и т.п. И при этом успевать по всем предметам на „отлично“! Почему-то Северуса привлекали люди, являющиеся его полной противоположностью: Лили, Юлия, Будогорский… теперь вот ещё этот мальчуган. Видимо, в этом и состоит „единство и борьба противоположностей“: тянет к тому, что есть полная твоя противоположность. Только так слагается одно целое… Возвращаясь к мальчонке, надо сказать, что и нарекли его вполне подходяще: Денис Мультфильмов. Воспитатели рассказывали, что когда он был детсадовцем, выглядел, словно герой мультика: большеголовый, глазастый, кудрявый, на крепких коротких ножках. Итак, у него двадцать семь человек. Двадцать семь… Теперь предстоит осмотреться в городе — что ТУТ твориться в подобных учреждениях. Ранее Северус кое-что слышал о бесчеловечном обращении к детям-сиротам (в частности в России). Так вот, на деле оказалось, что это не более чем досужий вымысел сердобольных обывателей. Юлия иногда читала ему вслух (если считала, что это его „разовьёт“). Северусу нравилась русская речь, и чаще всего он просто слушал звук её голоса, не вникая в суть. Но в этом случае постарался проникнуть в сердце прочитанного. Книга называлась как-то витиевато, он не запомнил. А вот автора запомнил хорошо — Марсель Пруст. Пруст описывал состояние женщины, которая рыдала, читая медицинскую энциклопедию, оставаясь при этом равнодушной к действительным страданиям своей сослуживицы… Как часто мы упиваемся надуманными страстями, не замечая боли ближних своих!.. Всё это к тому, что люди жалеют бедных, брошенных деток, издеваясь при этом над своими. Он встречал директоров детдомов „любителей заложить за воротник“, безучастных, занимающихся не своим делом… но не садистов. Ради справедливости стоит заметить, что и НЕувлечённые своей профессией были в меньшинстве. Так вот. Когда наберётся воспитанников числом 50, он отдаст документы сирот на рассмотрение в Святейший Синод для подписания их митрополитом Петербургским и Новгородским. Дети были трудные — „дички“ — одним словом. Глядя на них, он вспоминал себя в их возрасте, и сердце сразу начинало щемить. А он отчаянно начинал любить своих ещё не рождённых малышей. В воскресенье Юлия с утра унеслась в бассейн. Оттуда она собиралась заехать к „сватье“ (так, кажется, она называла свою будущую родственницу, мать Юриной невесты). Снегг лежал в спальне и тупо пялился в телевизор, к которому пристрастился в магловском мире. Шёл „Телемагазин“. „Интересно, какой дурак всё это покупает?.. — лениво думал он, глядя на экран. — Хоть бы Будогорский весточку подал…“ Северус вздрогнул — дверь приоткрылась, и в комнату вплыла Юлькина кошка. Она подняла изящную головку и осуждающе посмотрела на него.

— Прости, Муська, я забыл тебя покормить, — Снегг опустил руку, думая, что та потрётся о неё носом.

Но не тут-то было. Муся развернулась и величественно прошествовала на кухню.

— О-хо-хо, — закряхтел Северус, спуская худые ноги на ковёр. Тапки как всегда куда-то задевались. Он встал на четвереньки и стал вслепую шарить под диваном. Когда наконец обувка была найдена, ещё стоя на карачках, он увидал две ноги, ОБУТЫХ, МУЖСКИХ. Снегг поднял глаза. Перед ним стоял ухмыляющийся Барин.

— Привет, старина! — Ростислав протянул ему руку.

— Я бы посоветовал обратиться тебе к психиатру, — буркнул Северус, поднимаясь с колен. — Может, он вправит тебе мозги.

— Что опять не так?

— Смерти моей желаешь — вот чего, — оттеснив плечом Будогорского, Снегг прошёл на кухню, запахивая на ходу халат.

— Какой ты! — прищёлкнул языком Барин.

— Какой?

— НЕ-любезный.

Будогорский уселся на кухонный табурет и вытащил из одного кармана сигареты, а из другого серебряную ладанку, увитую финифтью. Северус поставил кошачью миску на газетку и вопросительно глянул на гостя.

— Это ещё что?

— А это, милый друг, „сурприз“! Даю три попытки: итак, это…

— Мощи твоей бабушки.

— Неинтеллигентно и неправильно.

— Вторичный продукт?

— Ответ неверный.

— Тогда сдаюсь.

— Держи, — Будогорский протянул ему флакон. — Открой его.

Северус пожал плечами и выдернул пробку. По кухне поплыло розовое марево. Постепенно оно сгустилось до состояния материальной субстанции. Будогорский преклонил колени и дёрнул Снегга за полу халата. Тот неуклюже примостился рядом.

— Что за цирк? — нахмурился он. — Выглядим, как два олуха…

Будогорский ткнул его локтём.

— Увидишь… Приветствуем тебя, о Фея Вдохновение! — Будогорский склонил голову (в то время как Снеггом овладел приступ истеричного смеха).

— Поднимитесь с колен, — мягко и в то же время властнопрозвучал женский голос. — Вы одни из немногих, на кого я могу смотреть не сверху вниз, а глаза в глаза.

Северус с изумлением взглянул на „Вдохновение“, которое, казалось, было соткано из тумана, подцвеченного розовой акварелью.

— Вы не замечали меня, верно? — обратилась она к Сверусу с улыбкой. — И, тем не менее, работали со мной рука об руку. Даже самые талантливые и трудолюбивые не обходятся без меня… хоть и не видят. Сейчас у вас, правда, другая Муза — и я вам не нужна. Но это вовсе не означает, что вы выпали из моего поля зрения… Так что же вы хотите?

Снегг повёл плечами — Будогорскому виднее, для чего он притащил сюда Фею, словно глюк, в своей ладанке.

Тот начал издалека.

— Глубокоуважаемая Муза! Вы со своими сёстрами, несомненно, дружны с ангелами-хранителями, ибо и те, и другие призваны покровительствовать людям?

Фея молча кивнула.

— В таком случае, — продолжал Барин, — не окажете ли Вы содействие двум нуждающимся?

— Можете не продолжать. Я помогу вам. Речь идёт о Хранителях, не правда ли? Так вот: в ночь с четверга на пятницу каждый член Ордена их увидит своего ангела-хранителя в ночных сновидениях.

— Как мы поймём, что это он? — с раздражением вскинулся Снегг.

— Поймёте, — снисходительно наклонила голову Вдохновение и рассыпалась на тысячи искр, которые, подобно хвосту кометы, закружились по спирали, прежде чем влететь в изразцовый флакон.

Будогорский потряс ладанкой и деловито изрёк:

— Когда у нас четверг?

— Завтра… вроде.

— Ну, вот. Значит, завтра мы и узнаем своих небесных покровителей.

— Лучше скажи, как ты загнал Фею, как джинна, в бутылку?

— Сева, ну как ты всё-таки прямолинеен, ей-богу! — с деланной досадой воскликнул Барин. — Это же не Фея Вдохновение, а всего лишь её голограмма. Её слабый отклик, как эхо… Однако, как видишь, и этого хватило, чтобы произвести на тебя впечатление. Я бы мог, между прочим, пересказать тебе всё это на пальцах. Но ты же, право слово, Фома неверующий…

Северус тупо смотрел на него.

— Я что-то не пойму… Это блеф?

— Послушайте, Снегг! Вы в кого трансфигурируетесь — не в барана, часом? — хохотнул Будогорский.

— Сам ты баран! Русско-Английский Баран, — разозлился Северус.

— Ладно, ладно. Внимай моим словам, неразумный. Я работал над одной штукой… Конкретно: над прохождением сквозь стены…

Снегг фыркнул.

— Какого дьявола тебе это надо, если можно просто-напросто трансгрессировать?

— Не трансгрессировать, а переместиться, — поправил его Барин. — Но и перемещение не всегда возможно. Поэтому-то мне и пришло в голову, как решить сей деликатный вопрос: так сказать, „привиденческим“ образом. Для чего надобно и самому уподобиться призраку: обесцветить себя (это умеешь даже ты — через дезиллюминацию), какое-то время не принимать пищу и, желательно, при выключенном свете… последнее я выяснил путём многократных опытов. Признаюсь, что удалось мне эта задумка не сразу. Но результата, после многочисленных проб и ошибок, я достиг… Тут-то ко мне и явилась прекрасная незнакомка. Завязался непринуждённый разговор, как это бывает (у меня, во всяком случае), в ходе которого я выяснил, с кем имею дело. Оказывается, при наборе нескольких слагаемых — а именно: отсутствие яркого освещения, некоторое воздержание и, главное, наличие научного или какого-либо другого достижения — глазам смертного предстаёт одна из Муз — Фея Вдохновение (она идёт на контакт охотнее её девяти сестёр)…

— Насколько мне известно, Муз всего девять. Ты сбился со счёта, — проворчал Снегг.

— Заблуждение, мой друг! Ошибка древних эллинов! — вскричал Будогорский. — И об этом упущении есть уже немало публикаций… Ты просто не сведущ во всём, что не касается сугубо матерьяльного… Ну, да я не об этом… Мне пришла в голову гениальная идея: что если выспросить Вдохновение об ангелах-хранителях — коль Дамблдор считает, что они заменят отсутствующих во плоти любимых?.. Резонанс был положителен — она их знала и согласилась разузнать имена всех, интересующих нас. Дело за малым: как довести информацию до твоего сведения, чтобы заслужить хотя бы малую толику благодарности за проделанную работу? Пришлось потрудиться ещё над созданием голограммы. Эта область была мною уже мало-мальски изучена, посему много времени не заняла. И вот: „чуть свет уж на ногах — и я у Ваших ног…“ Жду оваций.

— Жди, — лаконично оценил его „выступление“ Снегг.

— Понятно. Другого я от тебя и не ожидал… — притворно вздохнул Барин. — Что ж, Вдохновение — это хорошая новость. Теперь, как водится, плохая. Волан-де-Морт активизировался. Его оргии приобрели поистине чудовищные масштабы. Ходят слухи, что он купается в крови во время своих пиршеств подобно самым ужасающим упырям.

— Эка новость, — устало отмахнулся Северус.

— Да нет, ты не понял. „Купается в крови“ — не метафора. Так и есть. Он принимает ванны из крови младенцев, которых в большом количестве поставляет ему Фенрир Сивый. В стране началась паника. Дети исчезают из-за школьных парт среди бела дня. Наш Министр магии вошёл в сношения с Министром „маглии“. Пора действовать сообща — считают они.

Снегг обхватил себя за плечи и подошёл к окну. В окнах напротив мелькали люди. Некоторых из них он знал (визуально): на четвёртом этаже у лифта жил художник со смешной фамилией Борщ, на этом же этаже, но слева от лифтовой кабины, жили молодожёны — большую часть своего времени они проводили в спальне… Десятки окон — сотни людей. И каждый из них мнит себя центром Вселенной. А сами так уязвимы! Отними у них любимого человека, ребёнка — и они разбиты, обескровлены… Чтобы сделать этот вывод, можно, собственно, и не заглядывать в чужие окна. Сколько лет сердце его самого обливалось кровью при воспоминании о той роковой роли, которую сыграл в судьбе Поттеров. Можно ли такое искупить?.. Выходит, можно, если ему послан ныне сущий на Земле прообраз Лили — Юлия.

Он обернулся к Будогорскому.

— Я знаю, зачем ему это. Он начал разлагаться. Шутка ли: большая его половина мертва. Забыл тебе рассказать, каков он был при нашей последней встрече — впечатление, знаешь ли, не из приятных. Любопытно, что омовение кровью — часть древней магии. Той самой, которую Тёмный Лорд презирает, так как ядром её является самопожертвование. Он неверно всё понял — всегда, кстати, был дилетантом…

— Что же он понял неверно? — серьёзно спросил Ростислав.

— Всегда были демагоги от науки. Болтают, болтают… Опираются на псевдонаучные факты. Кем была эта кровожадная венгерка, которая без устали плескалась в крови девственниц? … забыл её имя… — извращённой личностью и садисткой. То же можно сказать и о небезызвестном тебе Маркизе де Саде: психика нарушена, нетрадиционные сексуальные ориентации… Отсюда и вытекают соответствующие последствия. Де Морт в этом смысле подлинный их преемник. Сам он никогда не был силён в определённом смысле. Но окружи себя пугающими ритуалами, возьми в культ насилие, замешанное на крови, — вот тебе и слава героя-искусителя. И вся идеология.

— Северус! — картинно всплеснул руками Будогорский. — Ты прямо ритор! Что ж тебя подвигло на сей монолог?

Снегг сделал кислую мину.

— А потому что… Нечего…

— Ну, допустим, — принял это невразумительное объяснение Барин. — Но я тебе ещё не всё сказал. Я не сказал, собственно, САМОЙ новости.

Он подошёл к Северусу и положил ему на плечо руку.

— Тебя скоро запросит к себе Тёмный Лорд. С завербованными учениками.

— Ты откуда знаешь?

Будогорский опустил глаза.

— Нарцисса сказала.

Недосказанное Снегг прочёл в беспутных глазах приятеля.

— Хорошо, что предупредил. Сегодня же переберусь в гостиницу. Вероятно, что Сам-Знаешь-Кто захочет выйти на связь.

И вот Черных Иван Григорьевич стоит в аэропорту. Один. Хоть в этом вопросе удалось отбиться от Тёмного Лорда. Набор детей в школу Миргородского приостановили. Документы подали на рассмотрение. А самому Снеггу, наскоро простившемуся с Юлией, пришлось собираться. Сейчас он был мрачен и сосредоточен. Что, прямо скажем, никак не вязалось с его дебиловатой внешностью (вернее, с внешностью Ивана Григорьевича). „Э-хе-хе. Что-то мне предстоит увидеть в туманном Альбионе?“ То, что ничего хорошего, можно не сомневаться. А конкретнее? Через три часа Северуса уже принимал Волан-де-Морт. Лорд был страшен: его лицо заметно оплыло и стало влажным, несмотря на толстый слой пудры. Но и сквозь грим проглядывали зеленовато-бурые участки кожи — так что весь этот макияж был тщетен и по-клоунски нелеп. Наверно, Тёмный Лорд об этом догадывался, так как в его залах царил полумрак.

— Вы простыли? — участливо поинтересовался Снегг.

— Глупости! — рявкнул Волан-де-Морт, зябко кутаясь в утеплённый плащ. — Вы прекрасно знаете, что я никогда не болею!

— Нет, я не знал, — стараясь держаться как можно естественней, ответил Северус.

— Это другое, — просипел Тёмный ЛОРД, — ГОЛОС ЕГО ПОСТОЯННО МЕНЯЛ ТЕМБР: ОТ РУССКОГО БАСА до дисканта „а ля Форинелли“. — Вы нужны мне. Кругом одни болваны! Ни на кого нельзя положиться!

— Чем я могу быть Вам полезен, сэр?

— Вы просто будете рядом. Ничего другого не требуется. Мне нужен советник… друг… — поколебавшись, — выдавил он, — если желаете.

Это был удар ниже пояса. Быть двадцать четыре часа рядом с Волан-де-Мортом! За что ему это наказание? Но вслух Снегг благоразумно произнёс:

— Благодарю покорно за оказанное доверие. Разрешите собрать кое-какие вещи? Завтра я прибуду… Во сколько Вы назначите?

— Я встаю рано. Если откровенно, я не сплю вовсе. Поэтому буду Вам обязан, если Вы явитесь к 8-и утра.

— Слушаюсь, сэр.

Северус подошёл к руке Хозяина и заранее прикрыл глаза, зная, что его ожидает. Трансгрессируя в свой Паучий тупик, Северус уже приготовился вдохнуть знакомый запах пыли пополам с сыростью. Чёрт бы с ними, с этими ароматами одиночества и заброшенности, но только не та жизнь, которую уготовил для него Тёмный Лорд! Он в отчаяньи швырнул мантию на диван и хотел было по стародавней привычке щёлкнуть пальцами, чтобы материализовалась бутылочка шотландского виски. Но что-то было не так в его холостяцкой берлоге… Запах! Как раз запаха, в предвкушении которого у него возникло желание назюзюкаться до бесчувствия… его не было! Мало того, в помещении витал какой-то другой аромат. Он бы даже сказал приятный. И не совсем чужой. Северус взбежал по лестнице и распахнул дверь в свою спальню.

— Тьфу на тебя! — он собирался приложить ещё словечко покрепче, как вдруг одеяло зашевелилось и рядом с Будогорским возникла голова Нарциссы Малфой.

Лицо его окаменело.

— Будогорский, жду Вас внизу, — холодно сказал Снегг, оставляя их с Нарциссой наедине.

„Всё-таки без бутылки здесь не обойтись“, — и откупорил шотландское.

Появление Барина он проигнорировал.

— Ну, может, хватит дуться? — жеманно надув губы, спросил Будогорский, присаживаясь напротив. — А?

Он по-мальчишески подпёр кулаком щёку.

Северус залпом опрокинул рюмку неразбавленного виски.

— Дуться??? — взревел он. — Дуться?!

Снегг подлетел к Будогорскому и схватил его за грудки.

— Ты идиот или прикидываешься?

— А ты не ори! — оторвав его руки от лацканов своего пиджака, тоже повысил голос Будогорский. — Во-первых, твоя квартира под печатью Хранителя, коим является Дамблдор. Во-вторых, Нарцисса под заклятьем Империус. В-третьих, нам же нужен свой человек в волчьем логове?.. Так что я делаю благое дело. Между прочим, даже жертвую собой.

Обаянию Будогорского невозможно было противостоять.

— Отдалась она тебе тоже под заклятьем Империус? — смягчился Снегг.

— Это нет! — горделиво выпятил грудь Барин. — Произвёл на даму неизгладимое впечатление.

— За что и поплатился, — съязвил Северус. — Хочу тебе сказать, что Империус — не панацея.

— Только не моё заклятье. Империус — это для вас, дурачков. У нас же существует „заклинание забвения“. У человека зомбируются некоторые участки памяти, а в остальном он ведёт обычный образ жизни. Для миссис Малфой я — по одну сторону её сознания (и это держится в величайшем секрете от Тёмного Лорда, мужа, сестры, сына — короче, ото всех). Все остальные — по другую. Впрочем, ей лучше не ведать о некоторых моментах твоей, богатой на приключения, жизни… Параллельные прямые не пересекаются. Потому-то она никогда не выдаст ни меня, ни тебя. Кстати, она всё время твердит, что обязана тебе. Чем только? — Я так и не понял. Может, расскажешь?..

— В другой раз, — буркнул Северус.

— В другой, так в другой, — не стал настаивать Будогорский. — О! Гляди! Спускается! Как сомнамбула!

Нарцисса шла будто наощупь. Или как Русалочка, только что обретшая ноги.

— Домой! К ребёнку! — приказал ей Будогорский. И она тут же трансгрессировала.

— Да-а… Информатор из неё ещё тот, — в замешательстве промямлил Снегг. — Слушай, а ты не считаешь, что это бесчеловечно: ТАК использовать Малфой?.. Да и вообще… тебе что, баб мало? На мой взгляд, всё это попахивает извращенством.

— Ты думаешь?.. Строго говоря, ты прав: жаль, что она не помнит в полной мере, какое наслаждение получает от общения со мной.

Барин внезапно расхохотался и так же внезапно посуровел.

— Вероятно, в каждом из нас живёт частичка Волан-де-Морта… Правда, одному противно её носить в себе, а другой её холит и лелеет.

Снегг решил переменить тему.

— Ты сказал ей „к ребёнку“… Как это понимать? Какой ещё ребенок?

— Ну, так Валя же. Девочку теперь надо стеречь более, чем всегда. Сивый лютует. Я даже предложил Нарциссе устроить Валентину к нам в Хогвартс. Но как она объяснит её отсутствие Волан-де-Морту? Хотя, похоже, ничего кроме своего пошатнувшегося здоровья Лорда не интересует.

— Я с завтрашнего дня буду вынужден жить в замке Тёмного Лорда, — вспомнил вдруг Северус. — Сейчас собираюсь выбросить все лишние воспоминания…

— Нет, Сев, не сейчас, — обеспокоился Барин. — Сегодня четверг.

— Да, да, понял. Хорошо, тогда завтра… Как быть со связью?

— Никак, — отрезал Ростислав. — Тебе нельзя рисковать.

— Согласен, — поколебавшись, кивнул Снегг. — Ты позаботься о Юлии. Объясни ей. И поторопи там всех с Эликсиром… Знаешь что? Думаю всё же Т. Лорд будет меня изредка отпускать… Пойдём-ка.

Он провёл Будогорского в лабораторию и отодвинул стену между спальней и собственно лабораторией. Нарисовался сейф величиной с хороший шкаф. Северус положил руку на дверь сейфа — скрипнув, она приотворилась. Взгляду открылись десятки полочек. На каждой — столько же ящичков. В каждом ящичке что-то было.

— Здесь, — сухо произнёс Снегг и указал второй ящик на самой верхней полке. — Здесь будешь оставлять сообщения в случае крайней нужды. Я буду поступать так же… Давай прощаться, что ли.

Северус протянул Будогорскому руку… А потом передумал и сердечно обнял, похлопав по спине. Ночью к Снеггу „явился“ Дамблдор. Он, как всегда, уже был в курсе всего произошедшего. Обещал в ближайшее время не беспокоить. Остаток ночи снилась Юлия — и так, и этак. В разных, так сказать, ракурсах. Она присела к нему на колени, прижала к себе его голову (как часто делала наяву) и прошептала: „Я твой ангел — хранитель. Я защищу тебя. Ничего не бойся… И выкинь всё из головы!“ — Что он и сделал первым делом на следующий день. Перед тем, как отправиться на плаху.

Глава 12. Доспехи Бога.

Теперь вернёмся немного назад. В Хогвартс. К Дню всех святых. В Британии (так же, как и в России) по-прежнему стояли удивительно ясные, солнечные дни. Хотя по утрам всё ещё буйную зелень прихватывал самый настоящий морозец. В этом году Хэллоуин решили сделать выходным днём. Более того, утро последнего дня октября должно было быть ознаменовано как битва двух команд по квиддичу. В связи с тем, что лучшие игроки выбыли, а новые должным образом не тренировались, в результате долгих дебатов объединили оставшихся членов гриффиндорской команды с когтевранской; а слизеринский факультет — с пуффендуйским. Всё это было достаточно странно… Но за бесподобные минуты полёта, захват снитча и общий, ни с чем не сравнимый азарт игры, Гарри готов был соединиться и со слизеринцами. На двух объединённых репетициях Большой игры всё было не так уж и плохо. Конечно, он сознавал, что для победы готовиться надо было серьёзнее, но… Гарри было доверено выступать капитаном „Когтей Грифов“ против Забини, капитана „Пуф — Слизи!“. „Пуф! Слизь!“ — как вы догадываетесь — не было названием команды противника. Это имечко присвоили им игроки Когтеврана и Гриффиндора. Сами же они гордо именовали себя „Салазар+…“. Поистине только незлобивые студенты Пуффендуя могли выносить вздорный нрав слизеринцев, которые без конца награждали вновь приобретённых товарищей глупыми кличками, насмешками и издёвками… но играли, надо признать, неплохо. Пуффендуй подарил команде выдержку и настойчивость, Слизерин — напористость и самоуверенность. В целом это давало неплохие результаты. Гарри нервничал. Хотелось выиграть, но не любой ценой. Известно, что Рон — игрок страстный, но человек настроения, играет неровно. Поскольку Когтевран славился своим голкипером, его решено было поставить на ворота, а Уизли оставить в запасе. Каким это явилось ударом по самолюбию Рона, говорить не надо. От Гарри в данном случае ничего не зависело, но он отчего-то чувствовал себя виноватым… Однако (что радовало) дружба на сей раз не разладилась. Они по-прежнему вместе занимались, острили, сидели рядом на уроках, собирались в Хогсмит (в Хэлоуин планировалось первое посещение деревни). Вне зависимости от того, будет пойман снитч или нет, игру решено было прекратить к 15-и часам. Победителем назовут того, кто наберёт наибольшее количество очков. Гарри не собирался уступать „Пуф — Слизи“. Пусть его команда играет отнюдь не блистательно, всё же один козырь у неё есть наверняка. Пуффендуйский ловец, Мартин Корвин, — слабачок. И Гарри хотел взять реванш, поймав снитч… Только бы успеть! Размышляя таким образом, он не заметил, что уже несколько минут шкрябает ложечкой по дну пустого стаканчика с йогуртом.

— Гарри! Ты слышишь меня? — донёсся до него голос Будогорского.

Гарри вопросительно посмотрел на склонившегося к его столу профессора.

— Зайди ко мне в кабинет после завтрака, — улыбнулся ему Ростислав Апполинарьевич и лёгкой походкой прошёл к столу преподавателей.

— Наконец-то, — проворчал Рон, размазывая желток по тарелке.

— Что ты делаешь?! — брезгливо передёрнулась Гермиона.

— Да ну его, — отодвигая глазунью, пробурчал Рон.

— Между прочим, желток — кладезь витаминов… — начала свою просветительскую деятельность Гермиона.

— Оставь, Гермиона, — поморщился Гарри. — Давайте лучше прикинем, что такого мог нарыть Барин.

— Думаю, что… — задумчиво произнесла она и осеклась. Возле их стола стоял Забини.

— Поттер, у тебя озабоченный вид. Предчувствуешь поражение? — красивое лицо слизеринца искривилось в усмешке.

— Смеётся тот, кто смеётся последним, — парировал Гарри.

— Ну-ну, — Забини подбросил в воздух маленький мячик — наподобие теннисного — и тут же его поймал.

— Лавры Малфоя не дают покоя? — подколол его Рон.

— То есть? — нахмурился капитан противников.

— То и есть. До своего знаменитого сокурсника тебе далеко… слава богу, — пояснил Рон.

— Пойдёмте, ребята, — поставил точку в словесной перепалке Гарри.

Неразлучная троица с шумом отодвинула скамью и встала в свой немалый рост: Гарри был всего лишь чуть-чуть ниже Рона (а тот — не много, не мало — метр восемьдесят пять!), Гермиона за последний год тоже вытянулась до метра семидесяти пяти. Так что выглядели они солидно. Джинни посматривала как бы мимо, но в то же время ревниво. Будогорского в столовой уже не было. Гарри вздохнул и, шлёпнув Рона по руке, поплёлся в кабинет профессора один. Когда он заглянул к Барину, тот стоял у одной из своих фотографий и, сжав ладонями виски, что-то сосредоточенно шептал себе под нос.

— Сэр? — дал о себе знать Гарри.

Будогорский отнял ладони. Лицо его прояснилось.

— Предпочитаю „господин“, — поправил его Барин.

— Что? — Гарри никак не мог привыкнуть к оборотам речи учителя.

— Неважно, — отмахнулся Будогорский. — Подойди сюда.

Он поманил Гарри пальцем и указал на фотографию довольно мрачного содержания: сельский погост (причём в сумерках). Стоило только сфокусировать взгляд на каком-нибудь объекте, он зрительно увеличивался в размерах и как будто приближался. Такого фотографического эффекта Гарри ещё не видел.

— Это Годрикова впадина, — торжественно изрёк Ростислав Апполинарьевич.

Гарри вздрогнул.

— Ты хотел туда поехать. И поедешь. Вернее, поедем МЫ. Я и ты, — уточнил Будогорский (давая этим понять, что Рон и Гермиона остаются в Хогвартсе).

— Но почему? — взбунтовался Гарри.

— Потому, что наш визит придётся на 31 октября. Думаю, Рон захочет защищать честь команды „Когти Грифа“. Он встанет на ворота. Голкипер временно переквалифицируется в нападающего — вместо Джинни Уизли. Сама Джинни заменит ловца. То есть тебя. Она уже дала согласие.

Гарри задохнулся от возмущения: „дала согласие“. Интересно, как давно она согласилась? Не далее как вчера они тренировались, и Джинни словом не обмолвилась.

— Вчера она ещё ничего не знала. Я сообщил это Джинни буквально перед твоим приходом, — ворвался, как всегда, в вихрь его мыслей Будогорский.

Гарри застонал от разочарования.

— Ну почему? Зачем это нужно делать в первый праздник? Да ещё вместо матча по квиддичу? Как-никак я капитан!

— Я уверен, что Рон согласится принять на себя эту ношу… А Гермиона его поддержит, — улыбнулся Барин.

— Я тоже так думаю, — язвительно передразнив интонацию профессора, Гарри стоял уже на пути к дверям.

— У меня есть веские причины на то. Поверь мне, Гарри.

— Вот как?! Может быть, Вы соблаговолите их поведать? — всё с тем же сарказмом бросил ему Гарри, даже не обернувшись…

И вдруг ноги понесли его вспять. Он так и вернулся к учительскому столу — спиной вперёд. Недоумевая, он повернул негодующее лицо к Будогорскому.

— Вы применили заклятие Империус?

— Конечно, нет. У русских нет такого заклятья, — посмеиваясь, Барин охорашивал свой чисто выбритый подбородок.

— Какая разница, как оно называется! Суть от этого не меняется!

— Не буду с тобой спорить, — промурлыкал Барин. — И это первая причина, по которой я выбрал 31-е. Нам нельзя пропускать учебные дни: это заклинание вы могли бы уже знать, не просиди мы с тобой месяц в тайге.

— Но я-то тут при чём?! — начал было возмущаться Гарри, но Ростислав Апполинарьевич дал знак, чтобы он помолчал.

— Во-вторых: мы все в смертельной опасности. С другой стороны, такое положение вещей уже третий год сряду… Но в моём распоряжении оказались новые сведения, и нам надо торопиться… И, наконец, в-третьих… — Будогорский протянул Гарри номер „Ежедневного пророка“.

Гарри развернул газету. На первой странице красовался шарж на Тёмного Лорда. Выполнен он был с большим мастерством: дементорские осклизлые лапы судорожно сжимали ворот на непомерно длинной шее, норовившей уронить маленькую змеиную головку… на которой, тем не менее, красовалась корона. Гарри хмыкнул и посмотрел на фамилию журналиста: бессменный репортёр Рита Скитер. Гарри глазам своим не верил…

— Она всего лишь женщина…не смогла устоять против моего чертовского обаяния, — смущённо крякнул Барин. — По-моему, шарж вышел удачным.

Будогорский явно ждал похвалы и, ей-богу, он её заслуживал! „Наш пострел везде поспел“, — припомнилась Гарри пословица, которую он слышал от русских.

— Откуда такие душераздирающие подробности? — Гарри ткнул с омерзением в карикатуру Волан-де-Морта.

— Что тебе сказать, мой дорогой мальчик… Не перевелись ещё богатыри на земле аглицкой, — глаза профессора засветились лукавством.

— Вы хотите сказать, что у Тёмного Лорда кто-то шпионит на нас?

— Заметь: не я это сказал! — захохотал Барин. — Иди. Бери газету и прощайся с друзьями.

Гарри машинально взял „Пророк“ и на ватных ногах отправился в Гриффиндорскую гостиную. „Кто? — сверлила его мысль. — Я его знаю? Нужно быть поразительным смельчаком… или двойным агентом, как Северус Снегг“. Снова всплыло ненавистное лицо: желтушного цвета кожа, мешки под глазами… эти глаза никогда не смотрят просто, а будто пронзают тебя неприятно-тяжёлым взглядом. Жёсткая линия рта. Характерный — „снегговский“ — нос, который то понуро свисает вниз, то (в случае душевного подъёма) задран кверху как вороний клюв. Любопытно, что лицо Сириуса всегда ассоциируется только с теми фотками, которые остались у него после смерти крёстного. А вот Снегг… прямо как живой стоит у него перед глазами! Гарри потряс газетой перед портретом Полной дамы — та без разговоров уехала в сторону. В последнее время она стала чересчур пугливой и не терпела, когда на неё повышали голос или замахивались. Гарри сообразил, что на этот рпаз причиной её ретировки стал портрет Волан-де-Морта в газете. Он усмехнулся и перешагнул через порог-раму.

— Гарри! — это был удивлённый возглас Гермионы. — Вот удача, что у всех нас окна в расписании!

— Ага! — Рон заметил „Ежедневный пророк“ в руке Гарри. — Так ты уже знаешь?!

— Гарри, ты понял? — захлёбываясь от радости, лепетала Гермиона. — Это значит, что в стане Тёмного Лорда есть человек, который работает на нас!

— Да. Барин сказал мне, — подтвердил Гарри. — Но это также может значить, что кто-то работает на два фронта.

— Да ладно тебе, Гарри! — жизнерадостно похлопал его по спине Рон. — Не будь пессимистом!

Гарри окинул друзей насмешливым взглядом и прошёл в спальню. Нужно было приготовить кое-какие причиндалы на завтра. Он вытащил из-под кровати чемодан и присел на край постели. Вещи — в крайнем беспорядке. „Надо бы прибрать здесь“, — с тоской вздохнул он, вытягивая из этого вороха мантию-невидимку. Дзинькнул какой-то стеклянный предмет. Гарри с недоумением пошарил по дну чемодана. „Зеркало! Это то самое, которое подарил мне Сириус незадолго до… Где теперь вторая его половина?..“ Он выудил из кучи тряпья зеркальце и замер: какая-то тень мелькнула по его поверхности… Нет. Не может быть. Наверно, показалось… И всё же: где сейчас другое зеркало? Наверняка так и осталось в доме Сириуса на площади Гриммо. Жаль, что Гарри не пришло в голову поискать его там — можно было бы пользоваться… А ведь Северус Снегг по-прежнему может появиться на площади… Или нет? В любом случае следует поставить в известность классного руководителя — если Снегг завладеет зеркалом, за Гарри можно будет установить слежку… наверно.

— Гарри! — позвал его Рон.

Гарри и не заметил, что друзья стоят и наблюдают за ним („Интересно, сколько времени они здесь?“). На всякий случай Гарри поспешил снова убрать зеркальце в чемодан.

— У тебя что, прыщик вскочил? Ты его так серьёзно рассматривал! — Рон кивнул на зеркало.

— Навроде того, — Гарри деланно рассмеялся.

— Слушай, Гарри, — обратилась к нему Гермиона, — ты ведь так ничего и не сказал: зачем тебя вызывал к себе Будогорский?

— Он говорит, нужно смотаться в одно место. Так что извините, ребята, поход в Хогвартс состоится, похоже, без меня, — попытался улыбнуться Гарри.

— А как же матч? — задал Рон свой главный вопрос.

— Придётся тебе, Ронни, примерить на себя капитанский титул и побороться за честь Гриффиндора, — держась бодрячком, сказал Гарри.

Рон смотрел на Гарри исподлобья.

— Ты серьёзно?

— Какие уж тут шутки! Мы отправляемся завтра в Годрикову впадину. Барин возлагает на эту поездку большие надежды. Вы остаётесь здесь — что будет служить также и отвлекающим манёвром… Да и вообще… матч ведь тоже важно… Верно, Рон?

Рон кивнул. И, не сдержав переполняющих его эмоций, кинулся в объятия Гарри. А Гермиона, глядя на них, шмыгала носом. Гарри ходил из угла в угол по спальне ЕГО дома. Как-то само собой подразумевалось, что этот дом — его дом. Фамильный дом Поттеров. Гарри не знал, при каких обстоятельствах умерли его дедушка и бабушка. И почему-то ни разу Альбус Дамблдор не упомянул о них… а он не спросил. Здесь, в этой комнате, каким-то непостижимым образом годовалый Гарри смог отразить заклятие „Авада Кедавра“. Он и сейчас помнил ту ослепительную вспышку бледно-зелёного света. А прожитые годы помогли воссоздать картину гибели его родителей. Мало-помалу у Гарри сложилось даже некое подобие короткометражного фильма: Лорд Волан-де-Морт заглядывает в окна его дома. Тут же на фоне освещённой комнаты в дверном проёме возникает фигура отца. Отец как символ света, Волан-де-Морт — тьмы. Рука Тёмного Лорда взлетает в страшном посыле: из широкого рукава его плаща появляется волшебная палочка, направленная в грудь Джеймса Поттера. „Лили! Бери Гарри и беги!“ — кричит его отец, и крик замирает у него на губах… Он падает, пронзённый смертоносным заклятьем. Волан-де-Морт запрокидывает голову и хохочет. Капюшон падает с лысой головы ужасного посетителя. Его жуткий смех разносится эхом по пустырю, посреди которого одиноко высится особняк Поттеров. Лили Поттер подбегает к маленькому Гарри. Он сидит на высоком детском стульчике и стучит ложкой по его бортику. Мама хочет взять его на руки, но в ту же минуту рука получеловека ложится ей на плечо.

— Отойди, и я оставлю тебя в живых.

— Нет! — волосы матери разметались по плечам, зрачки сузились как у кошки.

— Тогда ты умрёшь первой! — выносит смертельный вердикт Волан-де-Морт. — Авада Кедавра!

Младенец смотрит на гостя с удивлением, но без испуга. Видимо, он уверен, что с ним ничего не случится.

— AVADA KEDAVRA!

Гарри вновь видит сноп золотисто-зелёного света и чувствует сильное жжение в шраме…

Он потряс головой и приложил ладонь ко лбу.

— Тебя что-то беспокоит? — серые глаза Барина следили за ним с беспокойством.

Гарри помотал головой.

— Хотя… да, — решился он. — Вы что-нибудь знаете о моих дедушке и бабушке?

— Какие именно тебя интересуют дедушка с бабушкой?

Гарри устыдился. Он, сохраняя настороженное отношение к тётушке Петунье и дяде Верноне, игнорировал и память об отце и матери Лили Эванс.

— В общем, меня интересуют и те, и другие, — немного слукавил Гарри. — Но спрашивал я о родителях отца.

Ростислав Апполинарьевич, смахнув белоснежным носовым платком пыль со стула, уселся и пристально посмотрел на Гарри. Выдержав паузу, он сказал:

— Я проделал кое-какую работу, дабы узнать как можно больше о том, что могло связывать тебя и Волан-де-Морта. Не скрою, мне помогали… Но!..

Будогорский порывисто встал и наклонился к самому лицу Гарри.

— Пока я не намерен тебе об этом рассказывать! — торжествующе закончил он.

— Как? — разинул рот Гарри.

— Ты должен дойти до всего своим умом. Поэтому мы здесь… Тихо!

Барин встал у простенка между окнами и бросил в Гарри заклятие, которое сделало его бестелесным. Сам же словно вошёл в стену (и сделал это чрезвычайно своевременно). Окно вспучилось — будто на него натянули бычий пузырь. К своему ужасу Гарри увидел, как в стекле, ставшим вдруг резиновым, прорисовываются черты человека… Они были ему незнакомы. Вслед за лицом появилось и туловище. Его голова была бы пропорциональна для человека ста семидесяти сантиметров, но рост этого незнакомца составлял не более метра. Черты монстра обозначились резче. Оконная резина (та, которая должна быть стеклом) лопнула, и показались яркие клоунские глаза — такие, как на „ходиках“ в квартире Рона. Глазищи шныряли по комнате, выискивая нечто. Взгляд этих неестественно синих с зелёными тенями глаз в обрамлении намалёванных поверх век ресниц постепенно становился отсутствующим. В конце концов он померк, а потом и вовсе потух. Стекло распрямилось и приобрело свой первозданный вид.

Барин отлепился от стены и снял с Гарри заклинание.

— Ч-что это б-было? — заикаясь, Гарри указал на окно.

— Джокер. Никогда не слышал о нём?

— Разве что в „Бэтмене“, — Гарри поёжился.

Он удивлялся, что никто в его волшебной бытности не упоминал нечто, явившееся сюда пару минут назад. Честное слово, впечатлений от увиденного хватит до конца жизни!

— Любая фантазия, как правило, родится не на пустом месте, — назидательно произнёс Будогорский.

— Джок-кер служит Волан-де-Морту? — всё ещё запинаясь, спросил Гарри.

— Джокер продажный. Служит тому, кто платит.

— Почему я до сих пор о нём не слышал?

— Джокер — редчайший экспонат даже в нашем волшебном мире. Ты думаешь, это карлик, раскрасивший себе лицо?

— Ну да, примерно так…

— Ан нет. Представь себе жуть: новорожденный Джокер выглядит так же. Но, конечно, меньше в размерах. Собственно, размер Джокера — показатель людской подлости. Этот был весьма скромен. Так что я склонен скорее радоваться, чем огорчаться. Хотя все и уверяют, что мир катится ко всем чертям, но, судя по Джокеру, всё не так уж и плохо.

Барин засунул руки в карманы джинсов и возбуждённо мерил шагами комнату.

— Садись, — бросил он. — Слушай.

Гарри послушно сел.

— XVIII век — век картёжников. Игра. Азарт. Шулера высочайшего класса. Издаётся множество законов, карающих нечистоплотных игроков… И в то же время отдать долг — дело чести. Парадокс! Поэтому обманные ухищрения неисчислимы: система знаков, наколки, крап… Всё это в большом ходу. Тогда-то, по государеву высочайшему повелению, клонировали первого Джокера. Его миссия заключалась в разоблачении нечестных игроков. Так что создан изначально он во благо. Но вскоре Джокер стал властолюбив. Он начал диктовать свои условия. А если его, мягко говоря, встречали непониманием, Джокер шёл напролом, угрожая и подличая. Наконец его наглость разрослась до небывалых размеров. Он не мог уже помещаться в обычном помещении. И он… лопнул.

Гарри прыснул. Барин строго посмотрел на него.

— Именно „лопнул“. И ничего смешного в этом нет — Большой Джокер превратился в десяток мелких. Они входят в доверие, притворяясь этакими контролёрами нравственности. А потом с удивлением узнаёшь: они оборачивают всё, что вызнали о тебе, во зло тебе же. Лицемеры, сладкоязычные и лживые ханжи — вот кто такие Джокеры. Да, совсем забыл: поначалу Джокеры были миловидны. Но впоследствии, чтобы люди не обманывались на их счёт, волшебники раскрасили им лица. Так, по-крайней мере, сразу знаешь, с кем имеешь дело. И вот ещё что: если тебе когда-нибудь понадобится шпион, лучше Джокера эту работу никто не сделает.

— Ничего не понимаю!

— Чего ты не понимаешь?

— Почему, если Джокер так хорош, его услугами всё-таки пользуются редко?

— Значит, не понимаешь?

— Нет.

— Раскинь мозгами, Гарри. Джокер, безусловно, выследит, вынюхает всё, что пожелаешь. Но первым же тебя и предаст, продаст… со всеми потрохами. Причём с превеликой радостью… Разумеется, за бóльшую цену.

— А-а… Волан-де-Морт не боится…

— Что Джокер его предаст? — усмехнулся Барин. — Нет. Для Тёмного Лорда Джокер — одноразового пользования… Я, правда, доподлинно этого не знаю, но думаю, что не ошибаюсь…

— Что же нам делать?

— То, что и собирались. Только в более плотном режиме. Короче, собирайся. Сходим в одно место. Кстати, тебе надо и самому как-то освоить заклятие дезиллюминации. Надоело всё время обращать тебя в воздух.

Ростислав Апполинарьевич картинно взмахнул полой мантии, сделав и себя, и Гарри невидимыми. Вслед за этим превращением они рука об руку трансгрессировали. Гарри оглянулся. Будогорский перенёс его на кладбище. Не торопясь, он переходил от одной могилы к другой. Гарри пошёл следом. Джон Поттер 27 января 1927 г. — 30 октября 1980 г. Маргарет Поттер 1 мая 1927 г. — 30 октября 1980 г. И краткая эпитафия: ПОКОЙТЕСЬ С МИРОМ!

— Что ж, с полным основанием можно сказать, что „они жили счастливо и умерли в один день“… — произнёс Будогорский. — Но могли бы прожить и подольше… Ты как считаешь?

— Наверно…. — прошептал Гарри. — К их смерти причастен Волан-де-Морт?

— Без комментариев… пока. Следуем дальше.

У Барина, видимо, был выработан маршрут. Время от времени он притормаживал и просил Гарри запомнить ту или иную фамилию: Энджи Симпсон (скончавшейся в 1966), Энтони Смит (дата смерти: 1943), Аманда Маккой (1900)… Мало-помалу они оказались в той части кладбища, где захоронения уходили вглубь веков. Глаза выхватили из сгущающейся темноты заколоченный склеп. Барин подтолкнул его к нему.

— Ну же, приятель… Нам именно туда. Заходи!

У Гари пересохло во рту: „Как это — ‚заходи‘?“. Порой легкомысленный профессор поражал его своей бесшабашностью. Не желая показывать, что обескуражен, Гарри попытался отодрать доску от заколоченной крестом двери. Спиной он почувствовал сдавленный смешок Барина.

— Что? — Гарри сердито посмотрел на него.

Тот подмигнул.

— Как говорит одна моя знакомая… которая, кстати, близко знакома с одним нашим ОБЩИМ знакомым, — понизив голос, добавил он, — В конце концов: ты волшебник или нет?

Автоматически Будогорский придал своему тембру интонации Юлькиного жизнерадостного голоса.

Гарри расслабился и достал волшебную палочку.

— Погоди, Гарри. Не торопись, — Барин остановил его руку. — Давай-ка вот что предпримем.

Он взял Гарри за руку и неожиданно взлетел с ним на куполообразную крышу ветхого строения. Будогорский подтащил к себе ускользающего Гарри и заглянул в чудом сохранившийся витраж фальшивого второго этажа. По тому, как он отшатнулся, Гарри понял: что-то не ладно. Не удержавшись, он припал к разноцветным стёклам.

— Ай! — заорал Гарри, проваливаясь внутрь и пытаясь отодрать чью-то руку, сдавившую ему горло.

Очнулся он с чувством, что его изодрали на мелкие клочья взбесившиеся коты. На самом деле, это были тысячи стекольных осколков, впившихся в его тело и лицо. Гарри поднёс руки к глазам. Он их видел — значит, действие дезиллюминирующего заклятия окончилось. Видеть-то видел… но смутно: очки — в который раз! — разбились. Будогорского рядом не было. Но и один Гарри не был. Лицо, которое он теперь знал как Джокера, смотрело на него с глумливой улыбкой.

— „Мальчик, который выжил“, — приторно прогнусавил Джокер.

Гарри отвернулся.

— Что здесь забыл „мальчик, который выжил“? — наклонясь ещё ниже и, продолжая улыбаться, пропел монстр. — Отвечай же. Я жду. Будешь упрямиться, я дам знак Сам-Знаешь-Кому. Тогда тебе не поздоровится.

Самое интересное, что, угрожая, Джокер сохранял свою нарисованную улыбку.

— Пошёл к чёрту! — процедил Гарри.

— Ты сделал свой выбор, — Джокер выпрямился. — И ты пожалеешь.

Он воздел руки к небу (вернее, к потолку) и зашевелил губами… Но буквально сразу же был сбит с ног кем-то быстрым и точным. Оглушён. И обвит верёвками наподобие кокона. В рот Джокера влетел вместительный кляп — так что его и без того большие глаза просто вывалились из орбит. На нос Гарри водрузились очки, и он получил возможность осмотреться. Кряхтя, он кое-как встал. Ноги разъезжались на полу, усеянном разбитыми стёклами. К немалому своему унижению, Гарри почувствовал, как крепкая рука Барина удерживает его за шкирку. Но глядя в широко распахнутые глаза противного Джокера, Гарри постарался ни словом, ни взглядом, ни вздохом не выдать присутствие другого человека. Гарри ощутил, как его слегка встряхнули за шиворот и развернули лицом к многоярусной домовине. Он вздрогнул. А ноги сами понесли к последнему прибежищу кого бы то ни было. Затаив дыхание, Гарри провёл рукой по краю гроба. Обозначилась едва различимая надпись. Он наклонился ниже, чтобы разобрать. „Прадеду — правнук“ — гласила она.

— Открывай! — дохнул ему в ухо Барин.

Гарри передёрнуло. Но, сосредоточившись на мысли о безвременно ушедших родителях, погибшем Дамблдоре, отдавшем за него жизнь Сириусе, Гарри усилием воли заставил себя притронуться к крышке. И ничуть не удивился, когда та не поддалась.

— М-м!— выпучив глаза, Джокер пытался привлечь внимание Гарри.

— Выслушай его мысли. Не вынимай кляп из его лживого рта, иначе он обморочит тебя, — предостерёг его шёпотом Будогорский.

Гарри установил зрительный контакт. Мысли у Джокера путались: страх, сквозь него пробиваются картинки, казалось бы, не относящиеся к делу… „Весёлый Роджер“… нет, это не печально известный пиратский флаг — а просто горка костей, увенчанная черепом… Скачущий всадник с „саблей наголо“… Всадник — средневековый рыцарь, а в руках у него… меч Гриффиндора! Рыцарь поднимает забрало и… на него смотрят глаза… страшно знакомые… Бог мой, это глаза его отца! Рыцарь снимает шлем… Нет! Гарри вскрикнул. А Джокер, почуяв неладное, прикрыл сине-зелёные очи. Но Гарри уже увидел всё, что должен был увидеть: во всаднике в рыцарских доспехах он узнал Годрика Гриффиндора и, похоже, Гарри состоит с ним в родстве — недаром же глаза Гриффиндора так напоминают глаза Джеймса Поттера!.. А меч? Может, им следует открыть гробницу? Но где его взять?

— Ищущий да обрящет! — прошипел Будогорский.

„На что он намекает? — Гарри уже отчаялся найти ответ. — Попробовать манящие чары?“ Гарри даже развеселился. Шутка ли! — подманить меч, находящийся за сотни миль! И, дурачась, он выкрикнул:

— Акцио, меч Гриффиндора! — видя корчи Джокера, Гарри уже не был уверен, что затея такая уж дурацкая.

Он прислушался. Характерный свист возвестил, что приближающийся клинок рассекает воздух. Гарри выставил руку — его пальцы сжали рукоять великолепного оружия. Чудеса! Он и не знал: то ли ему восхищаться собственным мастерством, то ли невероятной удачей… Скорее второе… Стоп! О каких таких таинственных помощниках толковал ему Будогорский? Сегодня, чёрт возьми, он заставит сказать ему всё! Гарри с ожесточением рубанул по замку саркофага. Только меч коснулся благородного дерева, рубины на эфесе холодного оружия зажглись кровавым цветом. Мычание Джокера стало так выразительно, что походило на классические вокализы.

— Гарри, поторопись! — вновь зашелестел Барин.

Гарри сунул в образовавшийся проём между крышкой и основанием гроба руку — та коснулась холодного гладкого металла. Доспехи! Это они! „Как же мы их потащим, прости господи!“ — ужаснулся Гарри.

— А вот как, — ему в руку упал спичечный коробок. — Вспоминай уменьшающее заклятие!

Но вспомнить нужное заклинание ему так и не удалось. Вокализ Джокера исполнялся уже на „фортиссимо“. Дверь в усыпальницу распахнулась настежь. В обозначившемся на фоне чёрного неба силуэте мужчины Гарри узнал… Сами-Догадываетесь-Кого. „На сей раз он меня прикончит… Сколько уже может везти?“ — обречённо подумал Гарри и опустил волшебную палочку… И вслед за этой упаднической мыслью понял, что трансгрессирует. Ещё до того, как осознал, что спасся, Гарри почувствовал на своём лице пощёчину.

— За что? — взвыл он, хватаясь за щёку.

— За трусость, — безапелляционно заявил Будогорский. — Для „пра-пра-правнука Гриффиндора ты слишком малодушен.

Обычно мягкий тон Барина был суров.

— Волан-де-Морт прав: никаких особых талантов у меня нет. Просто мне всегда помогали, — Гарри опустил голову.

— Ну же, сынок! — глаза Будогорского вновь засветились добротой. — Не знаю, что на тебя нашло. Смотри, меч Гриффиндора по-прежнему у тебя в руках, никуда не делся. А ну-ка, припомни, кому даётся в руки реликвия твоего славного предка? — Только достойным!

Гарри слегка приободрился.

— Но мы так и не добыли доспехи, — вздохнул он.

— С чего ты взял? — Барин протянул ему коробок. — А это ты видел? К счастью, я соображаю быстрее… чуть-чуть.

Оглядевшись, Гарри только теперь сообразил, что они в доме Джона и Маргарет Поттер.

— ‚Сматываем удочки‘, — в ответ на немой вопрос Гарри, сказал Будогорский.

Через пару минут они уже находились у ворот Хогвартса.

— У тебя есть вопросы? — невозмутимо отряхивая обшлага мантии, зайдя в свой кабинет, поинтересовался Барин.

Гарри уселся в учительское кресло и, воспользовавшись тем, что его не ругают, закинул ноги на стол.

— Вопрос первый: что Вы знаете о моих предках: как близких, так и дальних? Второй: что ещё за таинственные ‚помощники‘, о которых я ровным счётом ничего не знаю? И, наконец, вопрос третий: доспехи — действительно крестраж? И если это так, как Вы об этом догадались и что надо сделать, чтобы его уничтожить?

Будогорский провёл по волосам.

— Я отвечу тебе, невежественный, невоспитанный поросёнок. Когда скинешь свои ноги с кладбищенской землёй (между прочим, с прахом ТВОИХ предков) с моего стола.

— Ну, уж и ‚с прахом‘, — проворчал Гарри, убирая, тем не менее, ноги.

— А теперь мы пройдём в директорский кабинет. Думаю, тебе знаком ОМУТ ПАМЯТИ… Как говорится, ‚лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать‘.

Дважды повторять было не надо. Гарри бежал впереди Будогорского, с готовностью открывая перед ним все попадающиеся на пути двери. А вот и знакомая статуя Горгульи.

— МЫ! — Ростислав Апполинарьевич приветственно махнул ей рукой, та беспрекословно открыла вход. Они оказались на лестнице, ведущей в покои Директора.

С тех пор, как здесь поселилась МакГонагалл, тут мало что изменилось. Казалось, кабинет всё ещё ждал своего прежнего хозяина. Гарри провёл рукой по письменному столу с привычными безделушками.

— Ты забыл, где стоит ЧАША? — Будогорский взял его за руку, и они вместе подошли к Омуту…

Вновь директорский кабинет. Однако нет в нём ни милых штучек Альбуса Дамблдора, ни портрета его самого. Из тени шкафа вышел Том Реддл. На вид ему лет пятнадцать. В руках Реддла гусиное перо. Он нервно его покручивает. Дверь скрипнула. Гарри не успел отстраниться — сквозь него прошёл Финеас Найджелус.

— В чём дело, Том? — на лице Финеаса печать озабоченности. — Поступил сигнал, что у детей пропадают вещи.

— Этот сигнал поступил от Джона Поттера, не так ли? — придав своему лицу самое благостное выражение, спросил Реддл.

— Допустим, — неосмотрительно согласился Директор.

— Я могу объяснить, — вкрадчиво сказал Том. — Всё дело в том, что нам нравится одна и та же девушка — Маргарет Симпсон.

— Маргарет? — оживился Найджелус. — Думается, она покорила не только ваши сердца… Однако это не повод для наговора.

— Совершенно с Вами согласен, — смиренно склонил голову юный Волан-де-Морт (Гарри готов был поклясться, что в глазах у него плясали черти).

— Можешь идти, Том, — проговорил Директор. — Я поговорю с Поттером.

Пряча усмешку в углах красиво очерченного рта, Реддл вышел за дверь. Будогорский и Гарри, переглянувшись, последовали за ним. Не успел Реддл выйти в коридор, как черноволосый худенький паренёк остановил его сильным тычком в плечо. Глаза будущего Тёмного Лорда загорелись злобой.

— Ты даже не пользуешься волшебной палочкой, Поттер?

— Чтобы набить тебе морду, палочки не надо. И так справлюсь. Это даже доставит мне удовольствие, — отвечал задира-дед, поплевав себе на ладони.

— Сказывается твоё плебейское происхождение, — процедил Реддл.

— Уж чья бы корова мычала…

— Ты на что намекаешь? — сжал кулаки несостоявшийся пока Лорд.

— Не ‚намекаю‘, а заявляю! — вскинул голову Джон Поттер.

— Ах ты, свинья! — вышел из себя Волан-де-Морт и бросился на своего собеседника.

Будогорский взял Гарри за руку, и они вновь очутились в кабинете Директора конца 20-го века. Просто нет слов! Ещё вчера казалось невероятным, что заключённый Сириус Блэк оказался лучшим другом его отца и — мало того! — одноклассником Снегга… А сегодня выяснилось, что его дедушка (который по его подсчётам должен быть чуть ли не ровесником Альбуса Дамблдора) хорошо знаком с Волан-де-Мортом!.. Чёрт возьми, почему Дамблдор никогда не рассказывал ему об этом?.. Да и Хагрид тоже… Что за манера! — окружать всё ореолом таинственности? В конце концов, что с того, что Том Реддл знал деда Гарри?.. Получается, Маргарет Симпсон — его ветреная бабка? Неужели, по словам Финеаса Найджела, она ‚вскружила голову‘ самому Тёмному Лорду?

— Нет, — бесцеремонно ворвался в поток его мыслей Будогорский. — Реддл и в юности был на редкость хладнокровен: блестящий ум, староста школы, красавец… Девушки были не прочь закрутить с ним роман. Но они его не интересовали. Хотя не отрицаю, до сих пор живы очевидицы, которые свидетельствуют, что по ЭТОЙ части у Волан-де-Морта всё как у всех. Кстати, будучи чрезвычайно любознательным молодым человеком, он попробовал себя на всех любовных фронтах. Этот интерес сублимировал потом в интерес наблюдателя… Так что воздержание Тёмного Лорда исчисляется десятилетиями. Но, как это не покажется тебе странным, многие до сих пор вожделеют тела Волан-де-Морта. Знаешь, Беллатриса Лестрейндж…

— Знаю, знаю, — не вытерпел Гарри. — На эту тему Вы готовы говорить часами.

— Ты полагаешь? — хмыкнул Барин. — Хорошо. Давай отвлечёмся от гниющего тела Лорда (Гарри изобразил рвотный позыв). — Поговорим лучше о твоей бабушке. Сейчас ты её увидишь.

Вновь они нырнули в чьи-то воспоминания (‚Интересно, ЧЬИ?‘). У окна сидела беременная женщина. ОЧЕНЬ беременная. Прямо-таки на сносях. Тем не менее лицо её выражало живость. Светлые волнистые волосы волнами сбегали с плеч и заканчивались ниже талии. Взор голубых глаз незнакомки был обращён к чему-то (или кому-то) за окном. Гарри подошёл на шаг ближе. Во дворе он увидал молодую женщину. Та в одной руке несла крынку, а другой придерживала пуховый платок, маскирующий округлую фигуру женщины, которая в скором времени станет матерью… Что-то знакомое почудилось Гарри в её движениях… ‚Фу-у!‘ — выдохнул он. — Ну и глупость же пришла ему в голову!.. Точно такое же сосредоточенно-упрямое выражение было иногда у его тётушки Петуньи, когда она решала какую-нибудь хозяйственную задачу. ‚А что, если?..‘ — Гарри взглянул на Ростислава Апполинарьевича — тот, как бы невзначай, отвернулся. В этот момент женщина в комнате распахнуло окно.

— Элиссон, не звони! Дверь открыта! Поднимайся! — крикнула она подруге, которая согласно кивнула.

— Марго, зачем ты открывала окно? Простудишься, — начала с укора вошедшая. — Держи. Это тебе. Козье молоко.

Она поставила крынку с молоком на стол. После чего подружки обнялись и одновременно рассмеялись.

— Ну, как ты? — Элиссон кивнула на живот Марго.

— Нормально. А ты?

— Мне-то что…

Гарри даже рот приоткрыл. Потому как теперь сомнений не было: так могла выглядеть его собственная тётка, прибавь ей доброты в глазах да оживи её рот улыбкой. Оказывается, Петунья могла быть красавицей — если б не желчный характер!.. Гарри почувствовал тычок в рёбра — это Барин тронул его локтём. Видимо, более ничего интересного здесь увидеть и услышать не ожидалось.

На этот раз Будогорский спросил Гарри:

— Ты понял кто есть кто?

Гарри кивнул.

— Только… Я не понял… Родителями моей матери ведь были маглы, так?

— Так.

— Почему в таком случае они дружили с Поттерами, которые были волшебниками?

— Что ж, многие волшебники считали Поттеров экстравагантной парой… Мне кажется, они просто были лишены снобизма, присущего, скажем, семье Малфоев… или твоему домовому эльфу… Нам предстоит ещё пару раз окунуться в омут памяти. Готов?

— Готов! — зажмурившись, Гарри вновь склонился над чашей.

Они оказались в доме, бедность которого рвалась наружу из облупившейся мебели (хоть её и прятали под тщательно вывязанными салфетками), щербатых полов (но старательно натёртых), вылинявших ситцевых занавесок (стоявших дыбом от крахмала).

— Петти! — слабым голосом позвал дочку ещё не старый, но крайне измождённый мужчина. — Будь добра, принеси мне воды.

— Сейчас, папочка! — этот надтреснутый голос принадлежал, несомненно, его тётке. Ей лет десять. Странно, то же озабоченное выражение лица, что присутствовало у неё в сорок, было уже в детстве.

В комнату вошла Элиссон. На руках она держала Лили. Девочка выглядела больной. Рыжеволосые обычно и так бледнокожи, но в лице этого ребёнка, что называется, ‚не было ни кровинки‘. Глаза смотрели тускло. Ротиком она делала посасывающие движения. Вновь появилась Петунья. Она подняла голову отца и помогла ему напиться.

— Мамочка, ты говорила, если я буду хорошей девочкой, то могу взять яблоко. Я сделала уроки и покормила курочек… — Петунья пытливо взглянула на мать. Та опустила глаза.

— Петти, детка… Дело в том, что я отдала твоё яблоко Лили. Крошка так тянула к нему свои ручонки, что я не смогла ей отказать. Ты же знаешь, доктор сказал, если она будет хорошо питаться, есть надежда, что когда-нибудь она сможет ходить… А ты… Бог и так дал тебе здоровье….

Глаза Петуньи налились злыми слезами.

— Скоро и я буду больной — как она! Мне тоже нужны витамины! Я ребёнок! — выкрикивала Петти, захлёбываясь слезами. — Всё из-за неё! Это её год назад понесло на дорогу, где проезжал этот чёртов грузовик! Спасая её, отец стал калекой! А у нас совсем нет денег!.. Ей всё равно уже не поможешь!

— Петти, — мать подошла к старшей дочери и погладила её жёсткие кудри. — Если бы не папа, твоей сестрёнки могло бы уже и не быть. А отец поправится… Надо только верить…

Элиссон замолчала на полуслове и задумалась.

— Э-ге-гей! — в комнату заглянул ещё один персонаж.

Со встречи с ним в коридорах Хогвартса его дед изменился. Но не настолько, чтобы его нельзя было узнать: угольно-чёрные волосы топорщились в разные стороны, а глаза смотрели весело. За руку он держал… ну, точно свою маленькую копию! Вихрастый, черноглазый… это был, конечно же, Джеймс Поттер.

— Друзья, хорошие новости! Я нашёл одного чудака, который за вашу халупу предлагает сумасшедшие деньги!

— Сколько? — слегка оживился другой его дед.

— 100 тысяч фунтов!

— Он ненормальный? — выразил сомнение Том Эванс.

— Похоже на то, — не стал спорить Джон.- А ещё он отдаёт в придачу дом в Лессингтоне. Место там не ах… но городишка маленький, зелёный. Рядом с домом приусадебный участок. В огороде что-то посажено.

— Джон! Ты волшебник! — счастливо засмеялась Элиссон.

— Да, — серьёзно подтвердил маленький Поттер. — Самый лучший волшебник!

Петунья, которая по-прежнему хмуро подпирала стену, услышав заявление Поттера-младшего, развеселилась. Прикрыв рукой кривоватые зубы, она захихикала…

Туман окутал Гарри. Он потерял из виду Будогорского.

— Что такое?

— Просто воспоминание закончилось слишком резко, — ответил ему Барин.

Ростислав Апполинарьевич взял с директорского стола последний пузырёк и вылил его содержимое в Омут. Не дав Гарри задать ни единого вопроса, они провалились в пучину безвестных воспоминаний. Серый осенний день. Люди в плащах под зонтами столпились у свежевырытой могилы. Гарри поёжился: у них с Будогорским зонта не было. Ливень, словно почуяв, что они уязвимы более остальных, хлестал по ним с удвоенной энергией. Барин описал над ними дугу — дождь прекратил падать им на головы. У Гарри появилась возможность взглянуть повнимательнее на державшего речь у края насыпного холмика человека. Это была молодая, даже юная женщина.

— Они были прекрасными людьми! — голос оратора сорвался. — ПРЕКРАСНЫМИ! Благодаря их поддержке я и мой отец встали на ноги — в буквальном смысле этого слова. Причём действовали они совершенно бескорыстно. Велик не тот, кто может посочувствовать в горести, а кто порадуется в радости! И не было людей более искренних четы Поттеров!.. Я говорю так совсем не потому, что они были мне родственниками…

Лили заплакала, но не остановилась.

— Может, я знала их и меньше, чем некоторые из вас, но не хуже! И я даю слово, что отомщу их убийце!

Она подняла тоненькую руку и сжала её в кулак. Но никому этот жест не показался смехотворным.

— Лили! Тебе нельзя волноваться! — к жене подходил Джеймс. Обняв её, он отвел её в сторону. Тут только Гарри сообразил, что его мать беременна… им.

К надгробию вышел незнакомый Гарри волшебник… Или знакомый? Ба! Да это же Аластер Грюм — без своего вращающегося глаза, зато с родной ногой.

— Не будем размазывать сопли! — рубанул он рукой сырой воздух. — Лили с Джеймсом дали серьёзный отпор Волан-де-Морту. Жаль, что не уберегли стариков… Ну, я думаю, что ни Маргарет с Джоном, ни Элиссон с Томом не жалеют, что их жизнь закончилась так же славно, как и все прожитые годы! Наше дело: походить на них не только мужеством, но и тем, как они принимали и жизнь, и смерть… Да-с…

Немного нелепо закончил он, отворачиваясь от глаз, устремлённых на него. Гарри понял, что ‚железный‘ Грюм пустил слезу. У него тоже защипало в носу. Но в следующее мгновение Гарри уже видел серо-голубые глаза Будогорского. Они уже были ‚на берегу‘, вне омута.

— Садись, — Барин указал Гарри на стул.

Гарри опустился в кресло.

— Итак, я поясню: мир чародеев не был для Эвансов чем-то фантастическим. Ещё до того, как Лили пошла учиться в Хогвартс. Может, теперь ты лучше поймёшь и свою тётю: она была лишена детства отчасти по вине твоей матери (так, по-крайней мере, она считала). Если Лили доставалась львиная доля заботы, ласки и вкусненького, то Петунье оставались только стирка, уборка, готовка и уход за больными… Пожалуй, не слишком весёлые занятия, а?

— Значит, мои отец и мать знакомы с детства?

— Так-то оно так, — задумчиво побарабанил по краю стола Будогорский. — Но вряд ли они это помнили, когда встретились в Хогвартсе… Какое-то (и весьма продолжительное время) Эвансы не общались с Поттерами. А на чём бы я действительно хотел остановиться, так это на убийстве старшего поколения Поттеров и Эвансов. Их убил Волан-де-Морт. Это ясно. Почему не руками своих пособников, а лично? Чем ему помешали Эвансы? Связаны ли между собой эти смерти? Непонятно. Твоим родителям по двадцать. Они выпускники Хогвартса и смогли — по словам Грюма — противостоять Сам-Знаешь-Кому. Опираясь на пророчество, это был уже второй случай их противостояния… Хотелось бы узнать обо всё этом больше. Охочусь за свидетелями, готовыми поделиться воспоминаниями… Пока таковых не находится.

Будогорский глубоко вздохнул. Гарри подошёл к нему и пожал руку.

— Ростислав Апполинарьевич, спасибо Вам. Вы знаете… это очень важно для меня.

— Знаю, мальчик мой.

— И спасибо за сегодня. И вообще…

Барин положил руку поверх руки Гарри и пожал её.

— Иди, отдыхай. У нас ещё полно дел: тебе — узнать, чем закончился матч по квиддичу, мне — поломать голову, как вскрыть крестраж, заключённый в доспехах.

И Будогорский легонько подтолкнул Гарри к выходу.

Глава 13. Ящик Пандоры.

Снегг стоял на балконе православного храма, где обычно размещаются певчие во время службы. Он не был крещён. Но, поскольку с недавних пор волею судеб стал русским священником, всерьёз заинтересовался религиозными традициями. Вначале чтобы утереть нос Юльке и её верному пажу Будогорскому. Потом зацепило по-настоящему — когда понял, что богословские вопросы сродни философским. Северус пришёл к выводу, что православное христианство как нельзя лучше соответствовало духу русских. А уж об этом особом ‚духе‘ Снегг наслушался достаточно. Практически каждое застолье заканчивалось одинаково: Юлия со Славкой начинали спорить, всё более ожесточаясь и переходя в конце концов на крик. В центре их споров были две животрепещущие темы: ‚Кто виноват?‘ и ‚Что делать?‘ (с их же слов). С одной стороны он не понимал зачем так кипятиться, а с другой — ощущал зависть к этим двоим: что-то незримое связывало их… Может, любовь к живописи, музыке, литературе… Тысяча других мелочей: отношение к своей стране, своему городу, своей нации… Они находили забавными одни и те же вещи и даже смеялись над одним и тем же… Вначале Северуса утешал тот факт, что Юля — профан в делах волшебства (тут уж ОН мог дать ей фору!). Но теперь его подруга знала чуть ли не больше его самого. И вот теперь, своими собственными руками (вернее, языком), он, считай, вырыл себе могилу — из одного только стремления показать, как уверен в самом себе, — поручив ПРИСМАТРИВАТЬ Будогорского за Юлией… Ну, что за идиот?! (он, не Будогорский, конечно) Или он не знает Славкину репутацию? ‚Конечно, я должен доверять Юле… Да и не в том она положении, чтобы флиртовать с мужчинами‘… Но доводы разума подчас бессильны перед сердцем, которое, казалось, увеличивалось в размерах, стоило ему только подумать о Юлии и Будогорском… Вот и сейчас он пытался заставить себя думать о великолепии убранства русской церкви… но мысли опять и опять возвращали его обратно в Россию.

— Спускайтесь к нам, Северус! — крикнули снизу.

Голос принадлежал Тёмному Лорду. Он возлежал на кресте, который низвергли с алтаря. Крест положили перед входом в райские врата. А над ним, под высоким куполом собора, без какого бы то ни было крепежа, болталась гигантская клетка, набитая людскими телами для сегодняшнего жертвоприношения. Стены клетки были сплошь утыканы кинжалами, которые выпускали свои клинки по мере того, как клеть опускалась. Волан-де-Морта готовила к омовению парочка вампирш. Девчонки с высоты балкона выглядели прелестно. Но Снегг прекрасно знал, что вблизи у них мертвенно-бледные лица, отдающие синевой, устрашающе-красные глаза и не уменьшающиеся во рту клыки… Что ж, эти твари не омерзительнее того, с кого они стаскивали влажные от постоянно мокнущего тела тряпки. Дистрофичный в своей наготе, Волан-де Морт выглядел бы смешно, если б не то, что должно было свершиться с минуты на минуту. С замиранием сердца все ждали кровавый дождь, готовый пролиться на жалкие члены Тёмного Лорда. Жуткий крик отозвался стократным эхом в замечательном с точки зрения акустики старинном здании церкви. Северус прикрыл глаза. Но ненадолго. Неусыпное око Сивого (пожалуй, единственно стопроцентно верного слуги из свиты Лорда) неотступно следит за ним, надо быть начеку. Северус научился смотреть и не видеть… Как сейчас: масса серовато-голубых тел копошится под ним, спариваясь, грубо лапая друг друга. Он на особом положении. Имеет право не участвовать. Но дурнота от подобного рода ‚вечеринок‘ не позволяют ему спокойно спать и аппетитом есть. Да и какой, к чёртовой матери, аппетит и здоровый сон, когда ты справляешь эти надобности под кровом Тёмного Лорда! Ему обещан отпуск в Рождество ‚за особые заслуги‘, кои заключались в разоблачении заговора великанов. На самом деле никакого заговора не существовало. Но Северусу, когда он выступал послом от Тёмного Лорда, удалось так заморочить головы этим дурням, что они пошли войной на всех и вся (и в первую очередь на самоё себя). Великаны перебили чуть ли не всю колонию, примкнувшую к воинам Волан-де-Морта. Тот готов был кусать себе локти: самые сильные из его солдат так бесславно истребили друг друга!.. Однако утешил себя тем, что великаны всегда отличались исключительной безмозглостью. Северус подкинул своему Хозяину идею, что упадок сил того может быть связан с расплодившимися без меры дементорами. Они, получив свободу, теперь везде шлялись и обескровливали каждого, кого видели. Он надоумил Тёмного Лорда заключить бывших стражников Азкабана в тюрьму и вызывать их только по высочайшему повелению. Сказано — сделано. И, благодарение заклятиям Волан-де-Морта, ещё ни один из них не смог покинуть страшных застенков. Ещё одно из деяний Снегга: заклятие Империус по отношению ко всем вампирам королевства (неудивительно, что это стало причиной ненависти к нему Фенрира). А все оборотни в это время попали под влияние Люпина. Его бывший однокашник и не догадывался, кому он обязан своим относительным спокойствием. Северус неустанно сеял распри среди тёмных магов, стравливая их и раздувая искры тлеющей ненависти между кланами родовитых волшебников. Он так преуспел в этом, что чувствовал себя интриганом-профи. Играя на слабых сторонах натуры Волан-де-Морта, Снегг сумел сделать так, что ни одно решение, предпринятое Тёмным Лордом, не обговаривалось бы предварительно с ним. Несмотря на своё прямо-таки плачевное состояние, Тёмный Лорд по-прежнему вынашивал идеи властителя мира. ‚Мы и только мы, чародеи, — говорил Волан-де-Мрт, — должны управлять многомиллионным стадом маглов. Только достойных, отмеченных сверхспособностями следует назначать министрами, президентами, королями. Большинство из нынешних недоумков ничего не видят, не слышат, не замечают. Все их чувства на самом примитивном уровне — уровне ощущений. Они не могут понять природу происходящего. Объяснять же им — занятие крайне неблагодарное: всё равно, что метать бисер пред свиньями. Посему: только ПОЛНОЕ повиновение высшему разуму приведёт общество к развитию. А за ослушание — порка, суровое наказание. Только так будет порядок на Земле‘. Никакие доводы, что мечты о завоевании мира питал не он один, на Тёмного Лорда не действовали. Напротив, приводя в пример Гитлера и Наполеона, он с пеной у рта доказывал, что их методы были слишком гуманны. А вот лидер большевиков Ленин во главу угла ставил террор, потому и установил на одной шестой части суши власть Советов. И продержалась эта система только благодаря культу личности своего вождя и исключению всякой толерантности по отношению к любому ДРУГОМУ мнению. Без сомнения, кругозор Снегга в сравнении с кругозором его нынешнего хозяина был узок. На фоне Волан-де-Морта Северус выглядел серой мышью. Тёмный Лорд оборудовал в замке прекрасную библиотеку. И если раньше Снегга привлекала главным образом специальная литература, то теперь он постигал мировую художественную классику, начав её изучение с рассказов Чехова. Прочитав их запоем, Северус обратился к ‚Преступлению и наказанию‘ Достоевского. Увидев этот роман в руках своего ученика, Лорд произнёс что-то вроде:

— Читайте внимательно, мой друг. Этот русский писатель как нельзя лучше обосновал, чем отличается ‚тварь дрожащая‘ от тех, кто ‚право имеет‘.

Но, признаться, Снегг не совсем уразумел ЧЕМ. Отложив чтиво до поры до времени, он стал постигать музыкальные шедевры (в замке существовала студия с тысячами записей). Вслед за этим Северус открыл для себя мир живописи. В своей картинной галерее Волан-де-Морт собрал раритеты, давно считавшиеся пропавшими. Леонардо, Ван Гог, Гойя, Веласкес, Рубенс, Рафаэль были особенно любимы Тёмным Лордом, и он мог говорить о них часами. Большое место в его экспозиции занимали также полотна импрессионистов: Мане и Моне, Ренуар, Дега, Писсарро. Особый интерес вызывали у Снегга рисовальщики из России: Репин, Васнецов, Шишкин. Он не мог взять в толк, почему французы величают себя ‚импрессионистами‘, а русские — ‚передвижниками‘. На его взгляд, манера письма тех и других неразличима… В библиотеке, правда, присутствовали альбомы, раскрывающие суть и историю создания каждого полотна, но Северус ленился их полистать. Всё-таки удивительно, что столь широко образованный человек как Волан-де-Морт всё же увечен душой… А Снеггу ещё талдычили, что искусство, мол, пробуждает чувства добрые (причём в один голос: и Юлия, и Будогорский, и Дамблдор). Тёмный Лорд как сфинкс — человек-загадка. Почему его глаза зашорены страхом смерти? Откуда это всенепременное желание выжить любой ценой? Нарцисса, которая имела диплом психолога, считала, что, вероятно, Меропа Мракс (мать Реддла) хотела избавиться от плода. Том выжил, но страх смерти остался на всю жизнь. Поскольку Волан-де-Морт — человек необыкновенных способностей, где-то на бессознательном уровне он это помнит… Увы, даже если и так, исправить уже ничего нельзя. Для терапии такого рода нужна мать… и желание поменять судьбу. И первой, и второго нет и в помине. Странную жизнь вели они в замке, принадлежавшем по преданию Салазару Слизерину. Ночь здесь была временем встреч и переговоров. Ночью вершились все неблаговидные дела. Днём же тёмный двор отсыпался. Северус долго не мог втянуться в такой распорядок. А сейчас его самого мучила бессонница в томительные ночные часы. И он убивал их, дискутируя с Волан-де-Мортом. Когда Тёмный Лорд приглашал на чашку кофе кого-то ещё, Снегг удалялся. Как и у себя дома, Северус оборудовал в стенах замка собственную лабораторию (независимую от ‚лордской‘). Сейчас он бился над препаратом Будогорского, позволяющим проходить сквозь стены. Подобно привидениям. Своему Хозяину Северус не докладывал, какое зелье составляет. Ещё не хватало, чтоб тот проникал сквозь стены и приходил к нему по ночам, дабы послушать бред его сновидений! В эти чёрные дни Снегг находил отдохновение в обществе… Нарциссы Малфой. Цисси обладала остреньким язычком и неплохим чувством юмора. Узнав её лучше, Северус стал более терпим к снобизму и высокомерию Нарциссы. Что ж, она такова, как все члены её семьи. Её выдали замуж на последнем курсе Хогвартса — и в Люциусе она видела скорее брата, чем мужа. Сестру побаивалась. И научилась сызмальства водить за нос мать с отцом. Только сын являлся единственной её любовью. Она во всём потакала Драко. Баловала его, как могла. Вот вам и результат. Не была никого в волшебном мире, о ком бы Нарцисса не знала какой-либо пикантной подробности. Так, например, немало интересного Снегг узнал и о самом себе. Оказывается, факт его участия в пиршествах Волан-де-Морта не был простой данностью. Дело в том, что Северус никогда не задумывался, кем являлись женщины на вечеринках Тёмного Лорда. Ему и в голову не приходило, что подобные существа всё же одушествлены. Что ‚в свободное от работы время‘ они могут обсуждать своих клиентов и даже иметь собственное мнение на тот или иной счёт. Так вот: Малфой утверждала, что с их помощью за ним закрепилась слава героя-любовника (у Снегга возникла мысль: зачем Нарциссе якшаться с женщинами такого рода). Когда Северус, опешив, попросил её приглядеться — так ли должен выглядеть герой-любовник? — она ответила примерно следующее:

— Подумай, почему Тёмный Лорд так ценит тебя? — Потому что ты можешь то, чего не может он. ОН всегда выделял сильных людей… Говорят, наш хозяин не слишком вынослив в постели. В то время как ты способен заниматься ЭТИМ ночь напролёт.

Нарцисса уставилась на него, не мигая.

— Уж не проверить ли ты это явилась в ту незабываемую ночь? — усмехнулся Северус.

 — Пожалуй… — Нарцисса присела к нему на край кресла. — Знаешь, Беллатриса тоже желала бы это проверить, но ты ведь не замечаешь женщин… Странный ты…

Миссис Малфой провела рукой по его волосам.

— О, боги! — отпрянул Северус. — Наверно, после того, как поимеешь дело с твоей сестрицей, уже никогда никого не захочешь.

Нарцисса рассмеялась.

— Примерно так и говорил мой зять Лестрейндж.

Разрядку в подобного рода разговоры вносила Валя. Девочка порхала по необъятному дому Малфоев как мотылёк. Она уже вполне сносно болтала на английском. А Нарцисса обучила её некоторым чародейским фокусам. Волшебницы — увы! — из мисс Агутиной не получится, но азы некоторых наук она могла освоить. Валюша очень расстроилась, что Нарцисса (к которой она искренне привязалась) и Северус никогда не были и не будут женаты. Да и полноценной семьи ей не светит… Жаль разочаровывать ребёнка, но сказать правду всё же было необходимо… Осталось пережить рождественский бал и можно вдыхать свободу полной грудью целую неделю! Северус скользнул взглядом по так называемым ‚сильным мира сего‘ и усмехнулся.

— Вы находите это смешным? — на него смотрел Волан-де-Морт. Невозможно было угадать, что таилось за его усмешкой.

— Пожалуй, — склонил голову Снегг.

— Что ж, меня самого это забавляет, — неожиданно согласился Волан-де-Морт. — Но! ‚Богу богово, а кесарю — кесарево‘. Ваш ответ, несмотря на явное моё к вам расположение, кажется мне дерзостным.

— Ну, так наложите на меня епитимью, сэр, — попытался обратить всё в шутку Северус.

— Я так и сделаю, — холодно кивнул Волан-де-Морт. — У меня давно чешутся руки заполучить ящик Пандоры. По-моему, пришла пора. И, пока я занят, пусть поработают на общее благо другие.

Северус вопросительно смотрел на своего работодателя.

— Вы окаменели, мой друг? — издевательски-учтиво прогнусавил Тёмный Лорд. — Собирайтесь!

рявкнув, он развернулся и стремительно зашагал прочь.

‚Чем вызвана эта внезапная перемена? — ломал себе голову Снегг. — ‚Чешется‘ у него, видите ли, в одном месте! Ящик Пандоры! Бред! Если это даже не миф (как я считал до сей поры), то где его искать?.. Надо вызывать Будогорского!“. Сложился план. Перво-наперво следовало разыскать Нарциссу — может, они договаривались с Барином о встрече. Во-вторых, надо наведаться в паучий тупик. В-третьих: о свидании с Юлей придётся забыть. Стоя на холме, Северус оглядывал Вечный город. Нет, Нероном он себя не воображал (сие имя ему было неведомо). Снегг пытался понять, как на месте применить тот ключ, что был у него в руках… Какой ключ? — На этом стоит остановиться подробнее. Когда он отправился с визитом к Нарциссе, та как раз собиралась с Будогорским… в театр. В „Ковент-Гарден“. „Все будто с ума посходили, — помнится, с раздражением подумал он тогда. — Просвещены буквально все. Один я неуч“. Так или иначе, Нарцисса соблаговолила взять и его. Театр ошеломил Северуса. Давали „Свадьбу Фигаро“ на родном „итальяно“. Миланская труппа — и, судя по тому, как Барин захлёбывался от восторга, — ОЧЕНЬ хорошая. На Северуса музыка оказывала либо будоражащее действие: он становился нервным и не мог потом долго заснуть, либо — эффект снотворного. Тут возобладало первое. У него так разболелась голова, что он с трудом сдерживался, дабы не выместить злобу на Будогорском или Нарциссе. Снегг не любил большие скопища людей, громкие голоса и духоту. Тут присутствовало всё: полный зал, мощные звуки оркестра, спёртый воздух.

— Зачем ты меня сюда притащил? — вцепился он в антракте в Будогорского.

— Пóлно, — отрывая его руку от безупречного смокинга, натужно улыбнулся Ростислав. — Юля велела мне немного понатаскать тебя, чтобы ты не выглядел этаким медведем по сравнению с учёной женой.

Упоминание о Юлии слегка утишило страдания Северуса.

— И всё же? — он подозрительно оглядел баламута Будогорского. — Я ведь знаю, ты ничего не делаешь просто так.

— Всему своё время… Всему своё время, — повторил Барин, очаровывая проходящих безупречной улыбкой.

— Господи! На вас нельзя смотреть без смеха! — защебетала подошедшая Нарцисса (она отходила в дамскую комнату „попудрить носик“). — Один напоминает мне павлина, другой — сыча… ха-ха-ха!

— „Сыч“, надо полагать, я? — хмуро процедил Снегг.

— Ты догадлив, — игриво взмахнула ресницами Цисси. И, подхватив под руку Будогорского, удалилась.

Северус мысленно послал её… куда подальше и пошёл в буфет испробовать магловского коньячка. Когда представление закончилось, Барин потащил его за кулисы, оставив Нарциссу „подышать воздухом“.

-Джузеппо! — окликнул Будогорский пышнотелого итальянца, смахивающего на фавна…

Дальше — непереводимый местный фольклор. По тому, как Славка с „Микеле“ тыкали в него пальцем, Северус догадывался, что речь идёт о нём. Облобызавшись на прощание с золотым голосом „La skаlа“, Ростислав поспешил к выходу, где их поджидала Малфой.

— Ты объяснишься наконец? — проворчал Снегг, догоняя приятеля.

— Если ты присоединишься к нам за ужином, — промурлыкал Барин.

— Есть на ночь вредно, — пробурчал Северус.

— Не занудничай. Кроме того, девушки предпочитают выпуклые попки, а не тощие, плоские зады…. Так ведь, моя прелесть? — неутомимый Ловелас Будогорский ущипнул свою даму за пятую точку.

— С этим надо родиться, — жеманно изрекла Нарцисса. — Вот у Люциуса….

— Я тебя умоляю! — насмешливо прервал её Будогорский. — Это вульгарно: упоминать имя мужа в присутствии любовника.

— Прекратите свой дурацкий трёп! — вскипел Снегг. — Или я никуда не пойду!

— Нарцисса! — брови Барина поползли вверх. — Мне показалось, или этот мрачный субъект нам угрожает?

— „Или я никуда не пойду“, — передразнила Северуса Малфой. — Напугал!

— Нет, милая, — вступился за товарища Будогорский, — ты не права. Без Снегга скучно. И посмеяться-то будет не над кем.

Они с Нарциссой заливисто рассмеялись.

Северус засунул руки в карманы и зашагал прочь. Но Ростислав успел подхватить его с одной стороны, Нарцисса — с другой, и вместе они трансгрессировали в одно милое местечко, где Снегг узнал, о чём Барин беседовал с итальянцем. Джузеппо Антонио Феррари — глубоко верующий человек, католик. Благодаря своему звёздному статусу, принят папой, как родной сын. Под величайшим секретом, из первых рук, доподлинно известно, что Ящик Пандоры находится на территории Ватикана. Подробнее может знать только Папа. И заставить его говорить может человек, владеющий даром убеждения и определённым обаянием (Будогорский значительно посмотрел на Северуса: „Эликсир!“ — прочёл он в глазах друга). „До этого я бы додумался и без подсказки любезного Будогорского“. А вот мысль посетить перед поездкой в Рим Миргородского возникла лично у него. И он спровоцировал на это посещение Ростислава, обманывая себя, что Барин ему нужен не „за компанию“, а как „идейный вдохновитель“. Впрочем, Будогорский, будучи человеком открытым, не лукавил. Он искренне признавался, что привязался к Снеггу и даже скучает без него (облекая, конечно, свои признания в сардонически-юмористическую форму). Вообще-то, Северус был постоянным объектом его шуточек. В этой словесной перепалке Снегг без конца срывался. Он не мог быть одновременно милым и ироничным, как Будогорский. А тот мог. Славка вообще был очень лёгким человеком, сразу возбуждающим симпатию… как Джеймс Поттер, пожалуй. Но вот парадокс: нынешняя Лили предпочла его, неуклюжего Северуса Снегга… Ростислав передал ему от Юлии мобильный телефон и напомнил, как им пользоваться. Юлька звонила каждый день и посылала ММС-ки. Всегда в одно и то же время. А он ждал. И нервничал, когда звонок задерживался. Славка сравнивал его с какой-то „собакой Павлова“. На вопрос „Почему?“, тот лишь отшучивался: „Не бери в голову. Она тебе ещё пригодится“. Миргородский встретил их очень сердечно. Сказал, что рад образовавшемуся тандему: мол, наконец-то „Славик“ обрёл друга. И относился к Северусу с неизбывным вниманием. Но ничего существенного по поводу Ящика священник сообщить не смог. Правда, подтвердил, что Ящик Пандоры существует. Однако теперь он ценен только как историческая реликвия и реальной угрозы не представляет — поскольку вышеупомянутая любопытная дамочка выпустила все несчастья рода человеческого на землю обетованную, оставив одну лишь надежду (которая, судя по всему, там до сих пор).

Что ж, тем лучше.

В столицу солнечной Италии Северус отправился самостоятельно. Будогорский обещал ему телепортировать, а Юлька — звонить. Так что рождественские каникулы отчасти всё же состоялись. Руководствуясь тем, что информацией о злополучном Ящике располагает глава католической Церкви, можно было бы дезиллюминировать и поселиться в кабинете у Папы… И что потом? Ждать случайно оброненной фразы из уст наисвятейшего, которая бы стала неким ключом? „Боюсь, что Ящик Пандоры не самая актуальная тема для беседы с кем бы то ни было, — усмехнулся Северус. — Если только каким-то образом навести на этот разговор“… Допустим, у него был бы рисунок этого чёртова ящика… Кстати: он ведь и сам не представлял, как выглядит это вместилище неприятностей. „Ящик“ — наверняка иносказательно. Люди античности не довольствовались в изготовлении подобных вещиц нестругаными досками. Как пить дать, Пандору так и подмывало открыть этот ларчик, чтобы лишний раз прикоснуться к прекрасному… Где бы получить сведения о нём? Напрашивается один ответ: у ровесницы (-ка) Пандоры (ХА-ХА!). Кто это может быть? Как не продолжителен век волшебника, ни тысячу, ни, тем более, две, не удалось прожить ещё никому — даже Фламелю, владеющему философским камнем… Но помимо смертных есть феи, музы — которые не спешат являться к таким трудоголикам, каким являлся Снегг… Может, выдернуть Будогорского? Но что-то уж слишком тяжёлая ноша легла на плечи Ростислава: и проблемы, связанные Юлькой, и проблемы Тёмного Лорда (которые опять-таки поставлял ему Северус)… У Барина всегда была бурная личная жизнь. А есть ещё жизнь Хогвартса, его учеников… теперь вот ещё Снегговы беды. Но, если не обращаться к Славке, как договориться с Вдохновением или с одной из 9-и её сестёр? В то время, как Будогорский живописал свою удачу по поимке феи, он представлял, как Юлька, дурачась, выставляла, раздвигала и перекидывала ножки, парадируя Шерон Стоун. Так что помнил он весьма смутно содержание славкиного обращения. И всё-таки… следует вытащить из подсознания то, о чём вещал Будогорский. Сначала, вроде бы, он толковал, какая это была удача: добиться голограммы вполне материальной. Потом его осенило… И создать таковую емупомогла Вдохновение… И где же она? И как её изловить?.. Вот тут пробел. Совершеннейший. Наверно, в этот момент Юлька проделала какой-то особенно эффектный финт ногами… в его голове. Снегг-Черных потёр виски, вспоминая, что делал Барин, дабы обнаружить Вдохновение. Пошагово это выглядело так: перед началом своего эксперимента Будогорский придал герметичность кубатуре, в которой ставил опыт. Потом высветил лазерной указкой каждый кубический сантиметр помещения (указка была сделана по образу и подобию той, которой пользуются магловские ученики, но способная делать невидимое видимым — на её создание его подтолкнула мантия-невидимка Гарри). Вдохновение, особо не таясь, занимала выжидательную позицию, сидя на лабораторном столе. Там её Будогорский и увидел. Стоило ему галантно расшаркаться, как фея завела с ним непринуждённую беседу. В таком случае ничего не мешает Снеггу пойти уже проторенной дорогой. Вопрос только в том, что такого может изобрести ОН (это было обязательным условием), чтобы к нему явилась Вдохновение? Может, зрительная телепортация? Пожалуй. Но где провести опыт?.. Боже, ну какой же он болван! Ведь в кармане у него адресок одного знакомого Барина — мага средней руки. Правда, живёт он не в Риме, а в Венеции. Что ж, заодно представится возможность взглянуть на город, воспетый Будогорским и Гончаровой. Пошуровав у себя в карманах, Северус выудил бумажонку с адресом и трансгрессировал на улицу Святого Франциска к дому № 5. Через минуту Северус ощутил под ногами твёрдую почву — мало того, АСФАЛЬТИРОВАННУЮ! По его разумению, он должен был очутиться либо барахтающимся в водах венецианского канала, либо (в крайнем случае) — сидящим в одной из бесчисленных гондол города на воде. Как будет выглядеть вход в жилое помещение, он слабо представлял. Во всяком случае, не исключал возможности подплыть непосредственно к парадной на утлой лодчонке. Слава богу, всё оказалось более или менее цивилизованно. Как везде. Ещё раз сверив по бумажке адрес, Снегг поднялся на второй этаж облупившегося от влаги палаццо. Звонок. Вслед за ним послышался темпераментный итальянский говор. Дверь распахнулась. На пороге стоял колоритный мужчина: голову его венчала шапочка, подобная судейским, из-под которой буйно выбивались смоляные кудри, тёмно-вишнёвая шёлковая мантия была накинута на голое тело (и растительность на груди разве что чуть-чуть уступала волосяному покрову на голове); глаза — чёрные до синевы — смотрели настороженно.

— Good day, sir. My name is Иван Черных, — лицо итальянца ничего не выражало. — Sorry, do you speak English?

Искра понимания промелькнула в глазах его собеседника.

— O! I don’t! — отрицательно покачал он головой и жестом пригласил войти.

Северус перешагнул порог и решил внести ясность:

— Будогорский…

— А-а! Будогорский! — итальянец стукнул себя в грудь и расхохотался.

Он поманил Снегга вглубь квартиры, которая начиналась узким, извилистым коридором. Мало-помалу коридор расширился и превратился в комнату, более всего похожую на класс химии. На кафедре находилась больших размеров динамомашина, всё пространство рядом занимали колбы, пробирки, реторты. Хозяин квартиры привёл свою машину в действие, усадив гостя по одну от неё сторону, сам разместившись по другую. Северус наблюдал, как возникшее напряжение разорвалось электрическим разрядом, мелькнула молния.

— Изобретение Альбуса Дамблдора, — услыхал он уже знакомый тенорок. — Но срабатывает только тогда, когда люди обоюдно настроены на взаимопонимание.

— Никогда не слышал о подобном, — пробормотал Снегг.

— А вы думаете, как Дамблдор выучил 82 языка?.. Всё-таки человеческий потенциал ограничен.

— Да-да, — машинально согласился Северус. А сам вспомнил появление Юлии. Оно было отмечено именно такой молнией: короткой и с характерным треском.

Он часто мысленно возвращался к этому эпизоду. Для самого себя Снегг решил, что столь сильные ощущения были испытаны им в связи с тем, что Юля похожа на Лили. Но, если подумать, сходство не такое уж и очевидное. Лили отличалась большей женственностью: выше ростом, бёдра шире, грудь пышнее, ноги длиннее, движения размеренно-плавные… Юлька порывистая, тонкокостная, узенькая, как подросток. У Лили даже волосы блестящие и гладкие, как озёрная гладь, а взор — мягкий, как бы ласкающий. У Юльки же буйно вьющаяся шевелюра, а глаза — ух! — огонь, фейерверк!.. Но стоило Юле забраться с ногами в кресло, наклонить голову или обернуться, как две его любимые женщины становились неразличимы… Значит, в этом деле не обошлось без Дамблдора. Это, конечно, не новость. Но старик не оставил Юльку где-то на полдороге к его дому. Он сопроводил её до самой калитки. Недаром Юля говорила, что ни разу не усомнилась в правильности пути.

Снегг увидел перед собой пощёлкивающие пальцы.

— Эй, приятель, ты здорово отвлёкся, — прозвучал голос над ним.

Северус откашлялся.

— Извините. Наверно, нужно объяснить, кто я. Меня зовут Иван Григорьевич Черных. Можно просто Иван.

— Джакомо. Друзья зовут меня Джанни.

Они скрепили знакомство пожатием рук.

— Что Вас привело в нашу страну?

— У меня назначена аудиенция с Папой. Я, видите ли, лицо духовное…

Джакомо изучающее посмотрел Снегга.

— Что ж, если Вас рекомендовал мой друг, можете остановиться здесь, пока не решится Ваш вопрос… Моя лаборатория к Вашим услугам.

И, запахнув мантию, скрылся в недрах квартиры.

„Чокнутый профессор, — мысленно окрестил его Северус. — Мог хотя бы показать мне комнату, чтобы распаковать вещи“. По правде говоря, вещей — кроме дорожного сака — у него не было. Да и чувствовал он себя, невзирая ни на что, премного лучше, чем в замке Тёмного Лорда. Северус прошёл вдоль лабораторного стола, перебирая пробирки с наклеенными на них формулами. Одна его заинтересовала: по виду ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР, но формула на стекле отсутствовала.

— Что скажете? — вновь возник „чокнутый“.

— Это что? — Снегг поболтал жидкостью под носом профессора.

— Прелюбопытнейшая штука, доложу я Вам. Рабочее название ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР. Действие чрезвычайно широкого спектра. А изготовил его один из самых талантливых учёных современности.

— О ком Вы говорите? — с недоумением спросил Северус.

— О Северусе Снегге, — ответил Джакомо. — Ростислав сказал, что это творение его рук. Рук и УМА. Кстати, здесь есть и другие его изобретения…

— И зачем он создал этот… как Вы говорите… ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР? — перебил его Снегг.

Джанни засунул большие пальцы за проймы своего жилета и пожал плечами.

— Вы знали лично Северуса Снегга? — глянул на него исподлобья автор Эликсира.

— Н-нет, — помявшись, признался тот. — К сожалению. Похоже, его оклеветали. Его разыскивает Интерпол… Неужели не слышали?

— Слышать-то слышал, — промямлил Северус. — Но…

— Вот и я говорю „НО“. Во-первых, сам Дамблдор ему доверял. А Альбуса обмануть не то что трудно — я бы сказал невозможно. Во-вторых, все, кто знал Снегга, отзывались о нём как о человеке порядочном и надёжном.

Северус невольно улыбнулся, польщённый:

— А есть ещё и в-третьих?

— Есть. Будогорский самого высокого мнения о Северусе Снегге.

— Что Вы говорите?! — ухмыльнулся псевдоЧерных. — Неужели САМ Будогорский?!

— Не ёрничайте, молодой человек, — одёрнул его священник. — Второго такого, как Ростислав, просто нет.

— Согласен, — посерьёзнел Северус. Все его идиотские домыслы в отношении Юлии мгновенно угасли. — Я бы хотел тут поработать, если позволите.

Синьор Джакомо поднял вверх ладони.

— Всё. Испаряюсь! — и „испарился“ в буквальном смысле слова.

А Снегг с вдохновением стал материализовывать свои телепортации. Окрылённый добрым словом профессора Джанни (которое, как известно, „и кошке приятно“), Северус в два счёта смешал ингредиенты. При смешении они давали некий наркотический эффект — однако совершенно безвредный. Работа пошла споро. Северус задёрнул плотные шторы и залпом выпил галлюциногенную болтушку, которая заменяла очки, позволяющие видеть в темноте. После секундной эйфории (прозвучавшей сегодня особенно остро) он связался с Барином. Через пару минут уже пришёл ответ — увы, ответной картинки послание не содержало.

Сева, ты гений!

Такое впечатление, что сидишь в к/т „Стерео“, когда читаешь твои записки.

.

Северус ребром ладони очертил площадь комнаты. В воздухе почувствовалось замкнутость пространства. Снегг взмахнул палочкой: „Акцио, указка!“ — та упала ему в руку. Исследовать класс на нахождение Вдохновения не пришлось слишком долго. Фея грациозно восседала на столе между химпрепаратами, весьма художественно при этом скрестив стройные ноги. С её колпачка спускался голубовато-прозрачный шлейф — такой длинный, что в его складках терялись близлежащие метры паркета.

— Мисс, — Снегг весьма почтительно склонил голову.

— Никогда не делайте то, что Вам претит, — назидательно произнесла Вдохновение, поигрывая то ли стеком, то ли волшебной палочкой. — Вы никогда не были особенно галантны. Может, не стоит и начинать?

Фея спрыгнула со стола, подобрав бесчисленные фалды своего сногсшибательного наряда. Сегодня она показалась Северусу гораздо ниже ростом, чем тогда, при встрече с её голограммой.

Вдохновение поправила палочкой завиток у ушка.

— Разумеется, — ответила она его мысленному замечанию. — Мой рост зависим от значимости открытия. Ваше, сэр, согласитесь, не для номинации на Нобелевскую премию.

— Тем не менее, Вы здесь, — стараясь быть любезным, растянул губы в улыбке Снегг.

— Приступим к делу, молодой человек. Вам ведь что-то надо, я не ошиблась?

— Да, — не стал лукавить Северус. — Меня интересует Ящик Пандоры. Где я могу его найти, и как он выглядит?

— Выглядит он так, — Фея взмахнула своей палочкой, и в воздухе повисло голографическое изображение резного сундучка-бонбоньерки. — Запомнили?

Он кивнул. Следующим взмахом Вдохновение смыла голограмму.

— Что же касается ГДЕ, то по просьбе Иоанна Павла II Гефестом была выкована гробница, способная открываться взору только светлого человека. Аполлон нашёл ей достойное укрытие. И Афина всегда сможет отомстить любопытному, посмевшему нарушить уединение этого местечка. Другие боги-олимпийцы также принимают участие в охранении Ящика Пандоры: так Гермес, будучи самым легконогим, тотчас информирует своих могущественных братьев и сестёр о нарушении заповедных границ.

— Зачем охранять этот чёртов ящик, если ничего, окромя надежды, в нём нет?

— Э, нет. Тут Вы ошибаетесь, — Вдохновение прищёлкнула язычком. — Более двух тысяч лет собирали боги по всему свету беды и невзгоды человеческие. И собрали! — Буквально несколько лет назад. В мире воцарилось хрупкое спокойствие… Продолжать?

— Нет нужды, — хмуро ответил Северус. — Моё предприятие безнадёжно. У меня есть большие сомнения по поводу моей „светлости“… За Ящиком меня послал… Сами-Догадываетесь-Кто.

— Недурной ход… А знаете, я подскажу Вам, что следует делать. А дальше уж поступайте, как считаете нужным. Ступайте к горе Геликон. Там течёт источник Гиппокрена. Напейтесь из него. К Вам явится конь, Пегас. Седлайте его. Он переправит Вас на Олимп. Да, вот ещё что, — Фея сняла с шеи свой талисман. — Вам надлежит поцеловать мой оберег — и я явлюсь по Вашему зову… БЕЗ каких бы то ни было открытий.

— Мисс… Я был бы счастлив сделать не одно открытие… ради того, чтобы увидеть Вас снова.

— Да Вы комплементщик! — кокетливо ахнула Вдохновение. — Что ж, желаю Вам „ни пуха, ни пера“.

— К чёрту, — машинально ответил Снегг.

Но „к чёрту“ он отправил уже пустое место — Фея растворилась. „И где, скажите на милость, эта гора Геликон? Хотя какая мне разница — трансгрессирую, и дело с концом“. Что он и сделал. Не особо предаваясь красотам средиземноморского климата, Северус с удовлетворением отметил, как всё-таки правдива поговорка „ни ума, ни фантазии“. Действительно, вряд ли фантазёр начисто лишён соображения… Это к тому, что в традиции британской трансгрессии есть существенный недостаток: следует представлять себе место, куда собираешься отправиться. Снегг с лихвой компенсировал этот пробел тем, что обладал развитым воображением. Так что перенёсся он прямо к ручью, сочившемуся из расщелины (так называемому „священному источнику“). Далее родник сбегал по каменистому склону и, расширяясь, превращался в каменистую речушку. Северус сейчас находился у истока. Наколдовав пластиковый стакан, он подставил его под бурливые струи. Понюхав воду, — более по привычке, чем из осторожности — он залпом осушил стакан. Вода была ледяная. Зубы тотчас свело. Помимо ощущения холода он чувствовал что-то ещё… вроде какой-то призвук…. точно, ржание! Через некоторое время Снегг имел удовольствие лицезреть довольно-таки страшненького жеребчика — приземистого и кургузого. Минуты две он и конь смотрели в глаза друг другу. „Ну, и как себя вести с этим уродцем?“ — Северус просто не знал. О чём думал конь, до поры до времени оставалось за кадром…

— Садись же. Не медли, — молвила, к немалому удивлению Снегга, лошадь.

— Ты… то есть Вы — Пегас? — решил внести ясность Северус.

— Не трать времени понапрасну, человек. Разумеется, я Пегас. Кого же ты мог ещё лицезреть на горе Геликон, испив из источника вдохновения Гиппокрена?

Снегг хмыкнул. Конь, в отличие от него самого, не церемонясь, обращался к нему на „ты“. С другой стороны, это оправдано. Кто он такой? Всего лишь смертный. В то время как Пегас — существо мифологическое. И Северус стал неуклюже карабкаться на круп коня. „Какую надо иметь растяжку, чтобы забросить ногу на спину этого зверя?!“ — со злостью думал Снегг, предпринимая очередную попытку. Пегас, вероятно, обладал незаурядным интеллектом, потому как, вздохнув (совершенно по-человечески), он преклонил колени. Северус был искренне ему за это благодарен.

— Спасибо, дружище, — он похлопал коня по холке.

На что тот тряхнул гривой и фыркнул:

— Первый раз ничтожнейший человечишка позволяет себе такую фамильярность, — и взмыл, расправив крылья, под облака.

Полёт был непродолжителен. Только Северус осмыслил унижение, которое из-за боязни быть сброшенным на скалы, молча проглотил, как Пегас стал кружить на одном месте — видимо, выискивая место для посадки. Красотами Эллады полюбоваться не удалось. Вдруг нестерпимо яркий свет ослепил его, Северус непроизвольно прикрыл глаза рукой… и слетел с лошади. Очнулся он в кресле, по конструкции напоминающее стоматологическое (подголовник, подлокотники, площадка для ног), но во много раз превосходящее дизайнерским замыслом. Опершись на резные подлокотники, Северус собрался уж встать, но не тут-то было: его тело опутали тугие верёвки.

Раздался каркающий смех.

— Познакомился уже с недремлющим оком моего дядюшки? Как тебе ложе моего друга? По-моему, слегка великовато. Предлагаю вытянуть тебя до правильных размеров, — тут Северус увидел смуглого незнакомца в красной, как у палача, рубахе, со спутанной курчавой бородой и длинными нечесаными волосами. В руках мужчина держал огромные клещи самого устрашающего вида.

— Что это ты делаешь, муженёк? — с другой стороны к Северусу подходила высокая стройная блондинка. Лёгкая ткань тоги не скрывала, а подчёркивала её безупречные формы.

— А-а! — уродливое лицо первого исказила гримаса. — Стоит только появиться каким-либо штанам на Олимпе, моя шлюха-жена уже тут как тут!

Снегг подумал, что мужчина, скорее всего, Гефест, а его жена, судя по всему, Афродита. Богиня, не мешкая, отреагировала на „шлюху“, влепив оплеуху супругу. Тот, бросив щипцы, схватил её за горло. Неизвестно, чем бы это кончилось, если б не нарисовался ещё один персонаж — юноша в крылатых сандалиях (похоже, Гермес). Он направил свой волшебный жезл на „сладкую парочку“ — тех отшвырнуло друг от друга.

— Объяснитесь: что здесь происходит? Почему ОН, — Гермес ткнул пальцем в Северуса, — в ложе Прокруста?

— Свалился, как снег на голову, — проворчал Гефест. — Кто? Откуда? Это я и собирался выяснить.

— Твой каламбур, братец, весьма удачен: это и есть Снегг. О его визите предупреждала Вдохновение… или ты забыл?

— „Не знал, не знал — да и забыл“, — скривилась Афродита. — Гермес, ты меня удивляешь. Мой муж в опале. Уже несколько веков его не зовут на Заседание богов.

— Вот как? — удивился Божий посланник. — Почему?

— „Почему“? — всплеснула руками прекрасная Афродита. — Да потому, что он примитивен, как ремесленник — собственно, таковым он и является, — необуздан и груб, как сапожник… Продолжать?

„Обратите наконец на меня внимание!“ — взмолился Северус.

Трое родственников-богов разом повернулись к нему.

— О! Простите великодушно! — Гермес взмахом жезла освободил пленника от пут.

Северус сполз со злосчастного ложа.

— Поведём его к отцу? — Гефест колебался.

— Нет, — поморщилась Афродита. — Папенька с мамулей скандалят с самого утра. Отца опять куда-то занесло на ночь. Решим вопрос локально. Пригласим только Афину с Артемидой и Аполлона.

С этими словами она подошла к мужу и, как ни в чём не бывало, чмокнула его в морщинистую щёку. Они удалились вместе под ручку (что ничуть не удивило Гермеса).

— Не хотите ли осмотреться? — любезно предложил он.

— Пожалуй, — согласился Северус.

Бесчисленные анфилады, изукрашенные драгоценными камнями, дворцовые стены в живых гобеленах, расписные потолки, полы с причудливым орнаментом из разных пород деревьев и близлежащие холмы с замечательными скульптурами — всё дышало изяществом и гармонией.

— На кой-ляд Вам понадобился Ящик? — поинтересовался Гермес.

— Как? Вы не знаете? — Северус немало озадачился. — Разве Фея Вдохновение не рассказала, что Ящик нужен не мне?

Гермес внимательно вгляделся в глаза собеседника.

— Она говорила не со мной, а с моей старшей сестрой, Афиной. Да вот и она сама, собственной персоной, — Гермес обернулся на звук шагов.

Снегг увидел рослую женщину в короне русых волос. За ней шествовала босая Артемида: её тело прикрывала леопардовая шкура лишь в двух местах — грудь и линия бикини; длинные, слегка вьющиеся волосы, были распущены. Чуть поодаль от женщин шёл юноша в коротком платье, туго перехваченным в талии, голову украшала тиара из лавра. Следом за ними величественно плыла Афродита с прихрамывающим Гефестом. Северус склонился в поклоне. Те чуть кивнули в ответ. „Более непохожих братьев и сестёр мне, пожалуй, видеть не доводилось“.

— Расскажите нам, юноша, что привело Вас на Олимп? — властный голос принадлежал старшей, Афине.

Северус вздрогнул: „юноша“… кто, он? Но, если разобраться, так оно и есть: что такое 37 лет в сравнении с вечностью?

— Меня зовут Северус Снегг. Я британец. Прибыл при посредничестве Феи Вдохновение по приказу Лорда Волан-де-Морта.

— Вы состоите у него на службе? — с любопытством воззрилась на него Афродита.

— Да, моя богиня, — Снегг опустил глаза.

— И Вы посмели?!. — грозно начала Афина, но её грозную тираду прервало появление знакомой Северусу Феи.

— Не утруждая себя приветствием, — Вдохновение наклонилась к Афине и что-то прошептала ей.

— Фея утверждает, что Вы служите справедливости. Так ли это? И чем Вы можете поклясться? — Афина взглянула на Северуса уже с другим выражением.

— Это так, многомудрая Афина. Я могу поклясться в этом своей беременной женой, — ни минуты не колеблясь, ответил Снегг.

Афина удовлетворённо кивнула.

— Для каких целей понадобился Ящик Вашему Тёмному хозяину? — спросила она.

— Я слышал, в нём заключены страх, зависть, ненависть, злоба… и другие человеческие недостатки. Все они в той или иной степени присущи каждому. Однако, выпустив их из Ящика вторично, людской род поразит настоящая эпидемия порока. Это весьма на руку моему, как Вы изволили выразиться, Хозяину. Но я слышал также, что на каждый порок есть противоядие: так, на страх — доблесть, на ненависть — любовь… Они ведь заключены все в одном месте?

Боги переглянулись.

— Это так, — подтвердил Аполлон. — Мы руководствовались элементарными правилами безопасности: Ящик разлетелся бы вдребезги, помести мы там лютую злобу без вселенской доброты, а чёрную зависть — без святой любви.

— То есть существовать эти чувства друг без друга не могут?

— Отчего же… могут, — чуть поколебавшись, ответила Снеггу Артемида. — Но мы хотели сохранить некий баланс — на тот случай, если Ящик всё же откроют.

— А отделить негативные чувства от позитивных кто-нибудь смог бы?

На лицах богов появились снисходительные улыбки.

— Это не составит труда даже для моего мужа, — сказала Афродита. — Ведь у каждого чувства есть своё лицо.

— И вы его видите? — изумился Северус.

— Ко-неч-но, — пропела Афродита. — Недаром же в Греции удовольствия носят утончённый характер.

— А другие — скажем, Волан-де-Морт — смогут понять, что в Ящике заключён один лишь позитив?

— Не думаю… — неуверенно произнёс Аполлон. — Правда, он может почувствовать… Но ведь, кроме олимпийских богов, никому доподлинно неизвестно, что именно содержит Ящик Пандоры.

— А нельзя ли навсегда освободить человечество от этих пороков? Раздавить их, утопить, уничтожить? — Снегг обратился с вопросом к Афине, справедливо полагая, что она тут главная.

Но та лишь покачала головой.

— Нет. Их можно только до поры до времени запереть на ключ.

— Но обмануть де Морта ведь мы сумеем? — спросил Северус.

Тотчас выражение лица Афины стало отчуждённым.

— Не вмешивайте нас в свои дела, молодой человек, — сурово произнесла богиня.

— Боюсь, что следующий, кого направит к вам Тёмный Лорд, не будет столь лоялен. Во всяком случае, мысль вести с вами переговоры у него может и не возникнуть.

— Для этого надо знать, где хранится Ящик Пандоры, — парировала Афина (мало-помалу разговор с богами свёлся к диалогу между ней и Снеггом).

— Труда не составит. Наш общий друг Гефест столь импульсивен, что сообщить, ГДЕ находится Пандорин Ящик, доставит ему удовольствие, — язвительно произнёс Северус.

— Постойте! Что же Вы предлагаете? — вскричала Афина.

— Разделите чувства. Все со знаком „минус“ поместите в фальшивый ларец и оставьте там же под своим надзором. Остальные передайте мне в настоящем Ящике — дабы Волан-де-Морт тут же не разоблачил меня.

Вдохновение опять что-то горячо зашептала Афине на ушко.

— Фея предупреждает, что твой нынешний Хозяин опасен. Разоблачение грозит тебе гибелью, — озвучила Афина шёпот Вдохновения.

— Знаю, — скромно ответил Северус. — Однако в противном случае гибель ждёт всё человечество.

Видимо, его последняя фраза возымела должный эффект. Потому как к концу дня Снегг был уже счастливым обладателем пресловутого Ящика. Не решившись заночевать с таким ценным грузом у Джакомо, он незамедлительно отправился в Лондон. Так у него образовался один выходной. Прибыв в Паучий тупик, Северус с наслаждением развалился на диване (который теперь был задрапирован велюром, а на полу примостилась шкура белого медведя). Он утопил дурно попахивающие ноги в густой и жёсткий мех. Тут же медвежья башка, злобно ощеряясь, попыталась ухватить его за несвежие носки. Северус едва успел увернуться, запрыгнув с ногами на диван. В отместку он стащил носки и швырнул их в морду зверя. Тот, урча, заглотил их и стал неспешно пережёвывать. Ухмыльнувшись, Снегг заморозил и без того мёртвое млекопитающее и поднялся в спальню. Ящик — с тех пор, как заполучил его, — он так и держал под мышкой. „Надо бы пристроить его… в лабораторию, в сейф“. В спальне пахло духами Нарциссы. „Будогорский всё резвится“, — устало подумал Снегг. Полочки в ванной теперь пестрели шампунями, кремами, гелями во флаконах разного цвета и калибра. Северус включил воду и отнёс Ящик в кратковременное хранилище. В заветном месте лежала карикатура от Будогорского: внизу, в грязи, корчился Волан-де-Морт, а сверху, под облаками, парил ангелоподобный Северус Снегг. Последний дёргал за ниточки Тёмного Лорда, тот ритмично подёргивался. Северус захватил рисунок в ванную и, повесив его на ручку шкафчика, погрузился в ароматную пену.

Как это водится, вода на него подействовала как настой пиона. Он задремал.

— Тщательно освобождайте свой мозг. Контролируйте свою память! Осталось не так долго, — наставлял его Альбус Дамблдор. — Вы должны быть осторожны ВДВОЙНЕ, ВТРОЙНЕ!

Альбус понизил голос.

— Я узнал, что хранитель Тома Реддла — Салазар Слизерин, — (даже во сне Северус почувствовал беспокойство).

Я нетрадиционно начал с плохой новости. Но есть и хорошая: я ощущаю себя почти настоящим. С этого времени буду помогать Вам активнее.

Снегг проснулся от прикосновения старческой щеки к его лицу. Это Дамблдор поцеловал его в лоб.

Глава 14. Звезда Сиона.

Зачёты, лабораторные, лекции, рефераты… Будто и не было никакой угрозы. Никакого Волан-де-Морта. Рон считал, что это затишье перед бурей. Гермиона полагала, что первоочередная задача Лорда укрепить своё пошатнувшееся здоровье, а потом „он ещё покажет“… Гарри же думал, что здоровья Тёмному Лорду уже не восстановить. И если он это поймёт, тогда и начнётся

III

мировая. Будогорский тоже был того же мнения. Гарри знал, что друзья ревнуют его к Барину. Хотя это было по меньшей мере странно: он же не ревновал их к собственным родителям! Доходило до того, что иногда Гарри чувствовал себя лишним в присутствии друзей: какие-то перемигивания, многозначительные ухмылки, рукопожатия под столом… Всё это казалось ему по-детски смешным и нелепым. С Джинни тоже отношения были хуже некуда. Гарри замечал за собой, что частенько в середине их разговора ему становилось скучно, он отключался… а когда приходил в себя, её уже рядом не было. Вот с Будогорским Гарри всегда чувствовал себя „в своей тарелке“. Иногда он брал учебники и шёл заниматься в профессорский кабинет, иногда — просто поболтать. Восхищаясь собственным отцом, так сказать, заочно, Гарри, по сути, не знал его. Мысленно он воздвиг Джеймса не пьедестал, и посему образ отца стал для него иконописным, почти библейским. Барин на этот счёт говорил: „Не сотвори себе кумира!“ — и посмеивался. Казалось, он знает что-то такое про Поттера-старшего, чего не знает Гарри. Ростислава Апполинарьевича любили все. И он знал это. Говорил, что это своего рода дар. Довольно редкий. По его словам, он знаком лишь с одним человеком, который обладает тем же даром… Однажды он обмолвился, что Лили Эванс — как ему кажется — тоже имела в арсенале сие замечательное свойство. Будогорский часто отлучался из Хогвартса. А когда появлялся, бывал рассеян и меланхоличен. На вопрос „не влюблён ли он, часом?“ Барин криво усмехнулся и ничего не ответил. Гарри решил, что обязательно вернётся к этому разговору. Большой популярностью среди студентов пользовался кружок Будогорского. Первоначально планировалось, что он будет существовать только для семикурсников. Позднее Ростислава Апполинарьевича уговорили ещё и учащиеся VI-го курса. А после этого стали проситься и с V-го, и с IV-го и даже с III-го. Барин принял соломоново решение: кто пройдёт составленный им тест, тот и будет посещать его занятия. В результате отсеялись некоторые старшекурсники, зато прибавилось студентов с III-го и V-го. Ученики IV-го курса оказались слабаками. Занятия носили чаще всего практический характер. Труднее всего осваивались манипуляции с руками: щелчок пальцами — и перед тобой наполненные шампанским фужеры; хлопок в ладоши — к твоим услугам исходящий паром обед (к примеру)… Ребятам, привыкшим к волшебным палочкам, эта наука давалась тяжело. Дело в том, что тут действовало не конкретное заклятие, а жест. И он должен быть предельно чётким — а нюансов тысячи. Так, например, хлопок перед собой — сигнал к появлению жаркого, а скользящий парный хлопок (так называемые „тарелочки“) — установка рождественской ёлки. И так далее. Барин учил такому, что классифицировалось кодексом волшебников, как магия, применяющаяся в ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ случаях: прохождение сквозь стены, обезличивание… Что касается последнего, то Будогорскому пришло на ум научить этому магическому приёму, когда Гарри спросил, что такое предпринял его учитель, когда им довелось повстречать Джокера.

— А-а! Помнится, я вошёл в стену, — Будогорский живо продемонстрировал ошеломлённым студентам своё мастерство.

Сливаться с большим пространством, соответствующим человеку в натуральную величину (двери, стена, пол), научились практически все. Барин же мог поместить себя на обложку книги и даже на спичечную головку! Это давалось единицам (Геримионе, конечно, Джинни — которая вообще была очень способной, Гарри — с натяжкой, и двум-трём когтевранцам — в том числе Полумне). Рону очень хотелось овладеть сиим искусством — таким образом ему хотелось подурачить Фреда с Джорджем… ну, и не отставать от друзей — но, к сожалению, пока его успехи равнялись нулю. Иногда Будогорский предавался воспоминаниям — когда его об этом просили. И в этом было его главное отличие от прочих преподавателей. Если остальные учителя тут же на вопрос „Каково это было на самом деле?“ тут же принимали неприступный вид, то Барин с удовольствием делился своим опытом. Как правило, в своих рассказах он выглядел этаким дурачком — простофилей, которому просто везло. Но хогвартцы прекрасно понимали: равного их профессору надо поискать. Приближалось Рождество, перед которым была запланирована встреча Высшей лиги по квиддичу. В прошлый раз на Хэллоуин (когда Гарри с Будогорским были в Годриковой впадине) команда „Когти Грифа“ всё-таки продула. Все говорили, что играли они здорово, но ловцу — пуффендуйцу повезло больше: он сумел поймать снич, когда счёт был 80:10 в пользу „Когтей…“. Он к тому же признался, что схватил мячик совершено машинально — так ловят надоедливую муху у себя под носом. Но с фактом не поспоришь: команда противника одержала верх. Рон очень убивался по этому поводу, хотя его никто и не думал винить. Тем не менее, жажда вырвать реванш у Слизерина была огромной (почему-то команду „Слизерин и Ко“ так и считали слизеринской, несмотря на равное по количеству в ней игроков от Пуффендуя). Игру назначили на 24-е декабря. Один из загонщиков, когтевранец Норман Винсент на уроках по трансфигурации нечаянно сунул голову в кувшин, который его товарищ превращал в сову, в результате чего сам подвергся трансфигурации. Сейчас внешний облик его полностью восстановили, но разум оставался серьёзно повреждённым. Бедолага! Рождественские каникулы ему суждено было встретить на больничной койке. Всё это к тому, что загонщиком Гарри поставил бывшего голкипера, а Рон вновь очутился на воротах. При таком раскладе вся команда надеялась на выигрыш.

— Гермиона, сегодня у меня была молниеносная реакция… Гарри сказал, — хвастал Рон (только что команда вернулась с тренировочного матча).

Гермиона одарила его взглядом, напоминающим материнский: любящим и в то же время чуть насмешливым.

— Ну-у, если случится так, что вы выиграете, у меня есть сюрприз, — лукаво проворила она.

Рон незамедлительно отреагировал:

— Для меня?

— Увидишь.

Она прошествовала к себе в спальню, Рон — точно загипнотизированный — провожал её глазами.

Гарри провёл ладонью перед его лицом:

— А-ля, у-лю! Очнись! Ты всё помнишь, что я тебе сказал?

— Ну да, — кисло подтвердил Рони. — Не отвлекаться. Не слушать выкрики с трибун. Не расслабляться.

— Точно, — Гарри легонько ткнул приятеля в плечо и отправился в душевую.

— Эй! Гарри! — окликнул его Ростислав Апполинарьевич.

Гарри чуть не завыл от нехорошего предчувствия — точно так же Барин отозвал его накануне игры по квиддичу в День всех Святых. Однако когда повернулся лицом к учителю, уже смог взять себя в руки.

— Молодец, Гарри, — протянул ему для приветствия руку Будогорский. — Контролируешь свои чувства. Впрочем, ты волновался совершенно напрасно. Просто я хотел пожелать удачи перед ТВОИМ матчем.

— Вы уезжаете? — лицо у Гарри вытянулось.

— Возможно… — Будогорский рассеянно оглянулся. Потом сфокусировал взгляд на Гарри и повторил. — Возможно, меня не будет к началу игры. Но я обязательно вернусь до того, как ты поймаешь снич. „Ни пуха, ни пера“!

Барин подмигнул Гарри и свернул в смежный коридор. Настроение было испорчено. Когда Гарри окунулся в тёплую, пенистую воду бассейна, им вдруг овладел безотчётный страх: что будет, если с Будогорским что-нибудь случится? Он потерял родителей, Сириуса, Дамблдора… Если на этот раз будет Барин… Нет… Гарри схватил одежду и, напялив её кое-как на мокрое тело, бросился в кабинет профессора защиты.

Увы! Кабинет оказался заперт.

За учительским столом на следующее утро место Будогорского пустовало. Нервничая, Гарри беспричинно гаркнул на Рона и оставил без ответа „здравствуй!“ Джинни. В раздевалке он переодевался молча — команда тотчас переняла этот угрюмо-упаднический настрой. После традиционного приветствия капитанов игроки взмыли в воздух.

— Итак, игра начата. Цифры таблоида 0: 0. Шансы равны, — зазвучал размеренно-слащавый голос комментатора.

Гарри с удивлением свесил голову вниз. Он не ошибся. Действительно, голос принадлежал декану Слизерина, Горацию Слизнорту. Ну, и дела! Ни разу ещё на его памяти педагог не выступал в этой роли.

Будто отвечая ему, Слизнорт возвестил:

— Рад вас приветствовать, друзья! Хоть многим и покажется неуместным мой репортаж, смею вас уверить, что я здесь не по своей воле, а токмо по распоряжению нашего Директора. Для пущей, так сказать, беспристрастности.

Бац! Бладжер просвистел прямо над ухом Гарри. Он едва успел увернуться.

— У-уй! — просипел где-то рядом знакомый голос.

Видимо, не он один заслушался певучим тембром Слизнорта. Гарри встряхнулся и оценил положение на небесном поле: все были на своих местах и чётко выполняли свои функции. Но чего-то не хватало. Азарта, пожалуй. С утра стоял лёгкий морозец — градусов этак минус пять по Цельсию. Ясный солнечный день. Ветра не наблюдалось. Погода — более чем благоприятная. Тем не менее, провисев на мётлах с час, конечности онемели, щёки покалывало от мороза, глаза слезились. Гарри поднял руку, прося небольшой тайм-аут. Счёт всё ещё не был открыт. Вялая диспозиция игроков рождала столь же безэмоциольный отклик зала.

— Капитан команды „Когти Грифа“ Гарри Поттер запросил посадку, — объявил декан Слизерина. — Судейство не возражает.

Один за другим члены команды Гарри приземлялись возле своего капитана.

— В чём дело? — хмуро спросил Гарри, не поднимая глаз.

Ребята смущённо переминались с ноги на ногу. Девчонки сосредоточенно дышали на руки в перчатках.

 — В общем, пора стряхнуть оцепенение и начать играть, — вынес вердикт Гарри.

— Ты это себе говоришь? — язвительно произнесла Джинни.

— Всем, — коротко бросил Гарри и дал знать, что их команда готова.

„Когти Грифа“ лучше всех!

Знаем мы, вас ждёт успех! — скандировала группа поддержки.

Гарри глянул вниз: к Слизнорту, пригнувшись, подходил Будогорский. Каким-то шестым чувством, Барин понял, что на него смотрят, и приветственно помахал рукой. Тотчас Гарри почувствовал, что сердцу мало места в груди — его будто раздуло от радости. И, точно в состоянии невесомости, метлу понесло вверх. Сперва ему показалось, что он чуть ли не на солнечной орбите — таким ослепительным показалось ему сияние… но нет, он ошибался. То был свет не солнца. Это золотой снич возник прямо у него перед глазами! Гарри протянул руку за крылатым мячиком и… игра была закончена через один час пять минут со счётом 150: 0 в пользу „Когтей…“ Его игроки были и довольны и раздосадованы одновременно. Довольны — потому что выиграли. Раздосадованы — уж слишком легко далась победа. А лёгкая победа, как известно, оставляет разочарование. Слизнорт ещё резюмировал итоги, а Гарри уже сломя голову нёсся к Будогорскому. Буквально воткнувшись в него, Гарри остановился как вкопанный.

— Привет! — Барин тряхнул его за плечо. — Ну, ты красавец! Поздравляю!

— Вы где были? Где Вас постоянно носит? — Гарри словно прорвало.

У Слизнорта брови поползли наверх.

— Молодой человек! Выбирайте, пожалуйста, выражения!

— Ничего, — Ростислав Апполинарьевич тронул коллегу за локоть. — Вы же видите, Гарри ещё возбуждён игрой.

— Ничего я не возбуждён!

— Ну, ну, — миролюбиво похлопал его по плечу Слизнорт. — Теперь-то и я вижу… Я пойду, пожалуй…

— Так что? — вперил свои кошачьи глаза в переносицу Будогорского Гарри.

— Если бы ты потрудился, дружок, разгадать мою загадку, то и сам бы до всего додумался, — Барин насмешливо приставил указательный палец ко лбу своего воспитанника.

Как раз в это время сзади навалились игроки, товарищи по факультету и болельщики — так что палец Будогорского, казалось, вошёл в него, как нож в масло.

— Гарри! — радостно верещала Гермиона. — Представь только: Одни! Две недели в Карпатах! Красота! Кэмпинг забронировали мои родители, а сами поехать не смогли!

— О чём это она? — Гарри бросил недоумённый взгляд на Рона.

— Гермиона купила путёвки на какой-то лыжный курорт, — кисло промямлил в ответ Рон.

Похоже, их подружка была в восторге от своей придумки. Чего нельзя сказать о Роне: в отличие от Уизли-старшего, перспектива прожить полмесяца бок о бок с маглами по их законам его не слишком прельщала. Так или иначе, утром они втроём — Гермиона и Гарри с Роном — упаковывали чемоданы, чтобы, выйдя за ворота Хогвартса, трансгрессировать в Карпаты, на территорию Западной Украины. Они отчаянно зевали — ведь накануне их чествовала бóльшая половина Хогвартса. В конце концов Будогорскому — который также являлся членом ученической вечеринки — надоело, что гриффиндорская башня стала похожа на проходной двор, и он обратил всех старшекурсников в фосфорицирующие привидения. Под предводительством своего безалаберного педагога группа мерцающих студентов носилась с гиканьем и уханьем по всему замку, проходя сквозь стены и сворачивая на бегу доспехи, статуи и прочие предметы гордости древней школы. Они насмерть перепугали Хагрида (тот пришёл поздравить Гарри), и, преследуя улепётывающего лесничего, громыхающего метровыми подошвами, валялись потом от хохота. Сам Пивз забился на антресоли и оттуда молча потрясал кулаками, вертя пальцем возле своего призрачного виска. Если бы МакГонагалл поймала их за этими занятиями, Будогорского, пожалуй, могли бы и уволить. Но он намекнул, что Минерва не проснётся, даже если в Великобритании этой ночью начнётся атомная война. Что явилось причиной столь крепкого сна Директрисы, Барин пояснять не стал. Вот так весело начались зимние каникулы. Плетясь в сумерках к воротам, Гарри как бы ещё раз прокручивал в памяти вчерашние события и усмехался. Оказавшись вне запрета на трансгрессию, друзья взялись за руки и покинули Хогвартс.

P.S. „Трансгрессии по-русски“ стопроцентно обучилась только Гермиона, она-то и помогла мальчишкам переправиться через океан.

— У-уй! Холодно! — потирая плечи, сморщился Рон.

— Не ной! — оборвала его Гермиона. — Тут два шага до кемпинга.

На вершине пологого холма возвышался туристический комплекс. Сейчас ребята стояли у заснеженного изножия — им предстоял подъём.

— Где ж тут кататься на лыжах? — проворчал Рон, цепляясь за Гермиону.

— Эй! — стряхнула она его с рукава. — Я полагала, что ты, как мужчина, будешь мне помогать, а не наоборот.

— Ты ошибалась, — не упустил возможности позубоскалить Рон. — И я поддался на твою авантюру, зная, что ты вытащишь нас с Гарри из любой пропасти.

— Не такая уж я и бывалая альпинистка, как тебе кажется. Я и в горах-то бывала всего раза два. Правда, Альпы, где я отдыхала, круче Карпат… во всех смыслах… Чёрт! Могли бы хоть оборудовать подъёмники!

— Наверно, подъёмники всё же есть, — подал голос Гарри и указал на воздушную дорогу. — Просто мы зашли не с той стороны.

— Ладно… Рону полезно немного размяться.

Гарри переглянулся с Роном: в этом была вся Гермиона, никогда не признáет собственных ошибок.

— Размяться —так размяться… А скажи-ка нам, Герми, на каком языке нам прикажешь обращаться к хозяину гостиницы?

— Не к „хозяину“, а к администратору, — поправила Рона Гермиона. — Скорее всего, это будет милая девушка.

— Не суть, — отмахнулся Рон.

Гермиона посмотрела на него с интересом.

— С каких это пор тебя не волнуют „милые девушки“?

— С тех самых, как понял, что от судьбы не уйдёшь. Милые девушки везде и повсюду, а ты одна-единственная… Для меня, по-крайней мере.

Гарри подумал, что Рон по обыкновению шутит. И хотел было уже присвистнуть, но увидел, как встретились взгляды его друзей, и в месте их пересечения возникла маленькая молния.

„Может, им стоило поехать без меня?“ — подумал он. Но вслух произнёс:

— И всё же… ты не ответила на вопрос. Может, ты знаешь украинский язык?

Гермиона фыркнула и посмотрела своим характерным „гермионовским“ взглядом

— Я знаю русский… Впрочем, как и вы. Этого достаточно. Все украинцы прекрасно понимают русский язык.

Рон наклонился к уху Гарри и голосом Гермионы прошептал:

— Не ожидала, Гарри, что ты такой же олух, как Рон.

Во дворе кемпинга (который был похож на самый обычный загородный коттедж) работали два дворника — по виду отец и сын. Они убирали снег вручную — широкими деревянными лопатами. Рон скривился. Но тем, похоже, работа доставляла удовольствие. Во всяком случае, никакого внешнего неприятия они не выказывали.

— Каки гарны хлопцы!

Ребята встали, как вкопанные.

— Батя, то ж дивчина, ти шо?! — мальчишка бесцеремонно ткнул в Гермиону пальцем.

Родственнички, опершись на рукояти лопат, заливисто заржали. Гермиона нахмурилась и, сдвинув брови, решительно шагнула вперёд.

— Разрешите пройти. У нас забронировано здесь два номера на мистера и миссис Грейнджер.

— О-о! Важна цаца! — прищёлкнул языком папаша и церемонно раскланялся. В этом нарочитом поклоне прочитывалась издёвка.

С неприятным осадком от состоявшегося полилога Гарри, Рон и Гермиона перешагнули через порог гостиницы (швейцар, разумеется, отсутствовал).

— День добрый, — приветливо поздоровался мужчина средних лет, сидевший за конторкой в прихожей. Он прихлёбывал чай из внушительного бокала. — Желаете номер? Два? Три? По счастию, у нас освободилось несколько номеров сегодня утром.

— Здравствуйте, — кивнула в ответ Гермиона. — Взгляните в регистрационный журнал. Для нас должно быть оставлено два номера: один двухместный и один одноместный.

Администратор посмотрел в глаза Гермионе и, ничего не говоря, протянул ей два ключа.

— Я помню, — коротко пояснил он. — Супружеская пара оплатила два номера до Рождества, а сами съехали ещё до Нового года.

— Это значит, что мы должны доплатить? — зашипел Рон, когда они поднимались по лестнице на второй этаж.

— Тебе же сказано: за всё заплачено, — с раздражением отрезала Гермиона.

— Но ведь он сказал „до Рождества“. А Рождество, как-никак, уже прошло, — упёрся Рон.

Гарри помалкивал. Он смутно ощущал, что в этом есть какой-то подвох, но остерегался острого язычка Гермионы.

— Ну, хоть ты ему скажи, Гарри! — в сердцах топнула она ногой. — Нельзя же быть таким идиотом! Ему 125 раз объясняли, что православное Рождество отмечают 7-го января — уже в новом году! До него ещё пять дней!

— С меня хватит! — прокряхтел Рон, поднимаясь на ноги после очередного падения. — Если я вдобавок сломаю эти чёртовы лыжи, мои родители полгода будут жить впроголодь, выплачивая их стоимость.

Он с остервенением зашвырнул лыжные палки в сугроб.

— Ну, и зачем ты это сделал? — нахмурилась Гермиона. — Починить сломанное проще, чем отыскать потерянное.

— Акцио! — Рон сделал взмах, и лыжные палки устремились к нему по воздуху.

— Де факто! — одновременно взметнули свои волшебные палочки Гарри и Гермиона — лыжные палки вновь рухнули в снег.

 — С ума сошёл?! — заскрипела зубами Гермиона. — Давно не привлекался к ответственности за злоупотребление волшебством? Забыл, где у тебя работает отец?

— Ладно, ладно, — Рон поднял обе руки кверху, соглашаясь, что не прав.

— Какого чёрта мы с тобой вообще подписались на эту поездку, будь она неладна! — заклокотал Рон в ухо Гарри.

Гарри покосился на горе-лыжника: тот стащил с себя лыжи и, прихрамывая (причём на обе ноги — поскольку лыжные ботинки, хоть и самого большого размера, а всё-таки были ему малы!), едва волочил свои длинные ноги, опираясь на вновь обретённые палки.

— Я всё слышу! — погрозила ему через плечо Гермиона.

— Гермиона, сжалилась бы ты над ним, что ли, — вступился за друга Гарри. — Видно же, что спортсмен из него никакой.

— И что мне прикажешь делать? — полюбопытствовала их суровая проводница.

— Ну-у, он давно просится к Чарли — тут ведь рукой подать, — неуверенно развивал свою мысль Гарри.

— ТЫ что скажешь? — обратилась Гермиона к Рону.

Тот лишь хлопал своими длинными рыжими ресницами, покрытыми ледяными шариками.

— Я что… — замялся он. — Но… Гермиона, ей-богу, надоели эти лыжи хуже горькой редьки!

— Как скажете, — Гермиона холодно кивнула и, высоко подняв гривастую голову, зашагала к кемпингу.

— Смотри, как вышагивает… — с восторгом прошептал Рон.

— Да… уж, — согласился Гарри.

Понятно, Гермиона обиделась. Это ведь была её идея: поехать кататься на лыжах. Она вдруг круто развернулась — парни едва не врезались в неё.

— Как говорится: хотела как лучше — получилось как всегда, — Гермиона тряхнула головой и протянула мальчишкам руки.

Те с радостью шлёпнули её по ладошкам.

— Что будем делать? Может, стоит телепортировать Чарли? — предложил Гарри.

— Не уверен, что он знает о телепортации, — засомневался Рон.

— Остаётся одно: нагрянуть внезапно. Не выгонит же он нас! — и с этими словами Гермиона лихо съехала с горы.

— Вот это да! Вот это я понимаю! Честное слово, Гарри, когда она такая, я её обожаю!

Рон бросил свои лыжные принадлежности и отправился за своей подружкой на пятой точке. К вечеру они собрали весь свой немудрёный скарб, а наутро сдали гостиничные номера. Выйдя на крыльцо, ребята окинули прощальным взором заснеженные вершины невысоких гор, пологие холмы и домики в долине, кажущиеся крошечными с высоты их кемпинга.

Рон почесал в затылке.

— Надо сказать, здесь было не так и плохо… если бы не лыжи.

Гермиона фыркнула. Рон с Гарри переглянулись — их разобрал такой смех, что они рисковали привлечь внимание жильцов тех самых домиков снизу. Прекратив смеяться, друзья взялись за руки и … на крыльце остался только дворовый пёс. А будучи не самой сообразительной собакой, барбос не слишком озаботился внезапным исчезновением целой группы людей. Во всяком случае, кость, которую он стащил накануне у соседской дворняги, интересовала его куда больше.

— И где тут драконий питомник? — забрасывая сумку за плечи, поинтересовался Гарри.

Рон осмотрелся — пейзаж совершенно городской. Совершенно очевидно, что создания, подобные Змею Горынычу, здесь содержаться не могут.

Гермиона выглядела растерянной.

— И какие будут предложения? — спросила она. — Ты что загадывал, отправляя нас сюда?

— Трансильванию, — потупился Рон.

Гермиона сначала хмыкнула, а потом глаза её округлились, и она ахнула.

— Ну же, Рон, неужели у тебя никаких ассоциаций не возникает?

Рон пошёл пятнами.

— Если ты о том, что здесь замок Дракулы, то об этом знают все. Но где его всамделешное место обитания, не знаю.

— Что значит „всамделешное“?

— То и значит. Замок — фальшивка. Это обманка для туристов. А вот где настоящий замок? — Вопрос!

— Я думаю… — Гермиона облокотилась об изящную оградку какого-то бронзового изваяния. — Думаю, что как-раз-таки недалеко от обители короля вампиров могли бы разместиться и другие твари…

— Имеешь в виду драконов?

— Кого же ещё? — Гермиона стащила зубами варежку и потёрла лоб. — Я тут кое-что читала про тайные знаки, которые существуют при въезде на территорию Дракулы. Так-так-так… Дайте вспомнить. Во-первых, это должна быть скалистая местность. Рядом никакого жилья. Дорога идёт по самому краю пропасти…

— Вот так „тайные“ знаки, — усмехнулся Рон.

Гермиона бросила на него уничтожающий взгляд.

— Не только это. Слушайте дальше. Родовой герб Дракулы похож на государственную символику Израиля… Вот, примерно так, — она присела на корточки и начертила на земле два перекрещивающихся треугольника. — Это ещё называют „семитской“ звездой… Ну, неважно. Эта наскальная метка будет сопровождать тебя всю дорогу — вплоть до ущелья, над которой в полночь появится точь-в-точь такой же символ. „И свет от него разойдётся шестью лучами, которые и укажут путь к замку чудовища, где творились самые гнусные бесчинства и ужасы“.

Гермиона понизила голос до шёпота с присвистом и схватила Рона за руку — тот её выдернул, прошептав: „Сумасшедшая“. Гермиона разулыбалась — видимо, такого эффекта она и добивалась.

— Гермиона, а ты не придумала всё это прямо сейчас? — покачал головой Гарри. — Уж больно складно у тебя получается.

— Другие варианты есть? — вызывающе спросила мисс Грейнджер.

Мальчишки пожали плечами.

— Тогда положитесь на меня, — сказала она.

Они вновь сплелись в тройчатый круг. Однако обычное ощущение не пришло. Гарри открыл глаза (почему-то на время трансгрессии он их закрывал). Гермиона всё ещё стояла зажмурившись. Рон, напротив, вытаращил свои по-кошачьи жёлто-зелёные глазищи и чуть приоткрыл рот. В общем, было довольно потешно наблюдать, как справляются с такого рода полётами другие. Но одно Гарри понял точно: ни он, ни Гермиона, ни Рон никуда не переместились. Гарри тронул за руку Гермиону и мотнул головой в сторону огороженного постамента (давая таким образом понять, что они не двинулись с места).

— Почему это случилось, как считаешь? — обратился он к Гермионе.

— Думаю, что дело во времени.

— То есть?

— То есть я представила ущелье, напоминающее арку, а над ним — Звезду, — она провела в воздухе пальцем, воспроизводя герб семьи Дракула. — Но я представила картинку такой, какой видела её в книжке… Там была нарисована ночь… НОЧЬ, понимаешь?

Гарри выпустил локоть Гермионы.

— Понимаем, — упавшим голосом отозвался он.

— Так представь теперь день, — Рон с готовностью опять схватился за Гермиону.

— Где это ты видел звёзды днём? — не без иронии поинтересовалась у него Гермиона.

— Но тогда… — и без того большие глаза Рона стали огромными и круглыми, как блюдца.

— Тогда мы прибудем на это место как раз в то самое время, когда оживают вампиры, — закончила за него Гермиона.

— Что ты там рассказывал о приятеле Малфоя… как его там… Сивом, кажется… А, Гарри? Ничего, говоришь, парнишка? — попытался пошутить Рон.

— Тебе о нём лучше расскажет Билл, — довольно жестоко напомнил ему Гарри. — Или Люпин…

— Хватит, Гарри! — оборвала его Гермиона. — Раз уж мы здесь, то…

— Может, всё же стоит бросить всё это и продолжить лыжные катания? — робко предложил Рон.

— Мы же сдали номера, забыл? — язвительно напомнила ему Гермиона.

— Вот незадача, — Рон запустил свою лапищу в огненную шевелюру. — Что ж, придётся как-нибудь поладить с этими вампирами… Ваше решение, сэр?

Рон и Гермиона воззрились на Гарри. Тот поморщился.

— Решение должно быть не моим, а совместным. Может, бросим монету?

Он с готовностью вытащил из кармана кнат, на котором величаво поворачивался один из родоначальников волшебного сообщества, 1-й министр магии Торонтус Сибелиус. Гермиона сжала пальцы Гарри в кулак.

— Не надо, Гарри… Может, это судьба… Возможно, это шанс узнать, верно ли, что вампиры вышли из-под контроля Тёмного Лорда.

— Ты имеешь в виду ту статью в „Пророке“, — догадался Гарри, — где рассказывалось, будто Волан-де-Морт обещал им существование при свете без угрозы для жизни, но что-то там не срослось… Большинство чистокровных вампиров — если мне не изменяет память — погибли. Их доверие к Тёмному Лорду было подорвано, и они вновь стали жить по законам своей общины. Обособленно.

— Да, — кивнул Рон. — И только такие отщепенцы как Сивый и ему подобные остались на стороне В…волан-де-Морта.

— Мы отправимся ТУДА. Но никаких разведывательных операций производить не станем, — твёрдо сказал Гарри. — Это и так опасное предприятие.

Они хлопнули по рукам и остаток дня провели, осматривая городок. Небольшое поселение, особо не отмеченное никакими историческими и культурными ценностями, тем не менее производило приятное впечатление. Главной заслугой в том принадлежала его жителям. На языке жестов и при помощи интернациональных слов ребятам разъяснили, где можно поесть и отдохнуть. Никто не спешил от них отделаться — напротив, горожане были милы, приветливы и доброжелательны. Да и городок в целом был таким славным, чистеньким и ухоженным — под стать его обитателям.

— Жаль всё-таки, что мы не владеем техникой полиглотизма, — вздохнула Гермиона.

Друзья сидели за столом таверны, куда зашли посмотреть вечерние новости и перекусить.

— Чего-чего? Техникой идиотизма? — поперхнулся Рон (он как-раз-таки пробовал местный минеральный напиток). — Должно быть, полезная техника: когда нужно, включать идиота.

— Что, ты тоже не знаешь, что это такое? — осуждающе посмотрела на Гарри Гермиона.

— Не буду тебе врать, Гермиона, — развёл руками Гарри, — не знаю.

— А ведь вы совсем недавно научились говорить по-русски, не предпринимая для этого ровно никаких усилий. Так? Неужели не задумывались, как к вам пришло это умение? — донимала их Гермиона.

— Да нет, отчего же, задумывались. Даже говорили на эту тему… с Джинни, — признался Гарри.

— Вот и я задумывалась. И пришла к выводу, что это довольно сложный магический ритуал, но… вполне осваиваемый! — победоносно закончила она.

— Ты что же, освоила его? — буднично спросил Рон. — Вот уж ни капли бы не удивился.

— Нет… к сожалению. Не нашла никакой литературы. Да и времени хорошенько поискать не было. Но одно знаю точно: никому не под силу выучить более десятка полярных языков.

— Это ещё что за зверь такой: „полярные“ языки? — вмешался Рон.

— Ну, подумай сам, — Гермиона постучала костяшкой согнутого пальца по лбу Рона. — Например русский, белорусский, украинский — смежные языки, а вот японский, английский и, скажем, русалочий — полярные. Понял теперь? А вот Дамблдор знал не менее 80-и языков… Ой, что-то я опять не то говорю…

Гермиона осеклась, глядя в остекленевшие при слове „Дамблдор“ глаза Гарри.

— Знаешь, когда ты вот так смотришь, у тебя глаза напоминают бутылочные стёкла, — попыталась пошутить она.

— Не-на-ви-жу! — по складам произнёс он.

— Что?! — попятилась Гермиона.

— Ненавижу, — отчётливо повторил Гарри, — Северуса Снегга. И клянусь отомстить за смерть Дамблдора.

— Ну-ка, кто тут поминает Дамблдора? — к троице подходил плотный краснолицый мужчина с рыжей вьющейся бородой.

— Вы говорите по-английски? — опешил Рон.

— Почему нет, если я британец, чёрт подери?!.. И я ни разу ещё не слышал однофамильца великого Альбуса Дамблдора, если не брать в расчёт его брата Аберфорта, конечно.

— Альбус Дамблдор был директором нашей школы, — осторожно начала Гермиона.

— Так вы хогвартцы? — вскричал незнакомец и снял свою остроконечную шляпу, обнажив объёмистую лысину. — Позвольте представиться: Михась Махульски.

— Гермиона Грейнджер, — кивнула Гермиона.

— Рональд Уизли, — протянул руку Рон.

— Гарри… — и почувствовал, как каблук Гермионы наступил ему на ногу. — Гарри… Малфой.

— Кхе-кхе! — выразительно прокомментировала Гермиона его выпад, закатывая глаза. Рон поперхнулся вторично.

Махульски внимательно посмотрел на Гарри и сказал обычное в таких случаях:

— Очень приятно.

— Если Вы урождённый Королевства, каким образом Вы оказались здесь? — завела светскую беседу Гермиона.

— Я не сказал, что я „урождённый Королевства“ — как Вы изволили выразиться, — не согласился их собеседник. — Я лишь сказал, что являюсь британцем, поскольку прожил там бóльшую часть своей жизни. Так же, как вы, я учился в Хогвартсе — отсюда и знаю Дамблдора… и ужасно скорблю о его кончине.

Махульски почтительно опустил глаза.

„Что-то в этом есть наигранное, ненастоящее“, — подумал Гарри. Видимо, это же почувствовала и Гермиона.

— Вы не ответили на вопрос, — она настойчиво направляла разговор в интересующее русло.

— Ах, да, — сладко запел новый знакомый, — разве я не сказал? Я работаю в здешнем питомнике. Ухаживаю за драконами.

— Вот так удача! Мой брат Чарльз работает там же! Мы как раз собирались навестить его… — выпалил Рон.

Он тут же пожалел о сказанном, так как Гермиона наступила ему на ногу (и совсем не так деликатно, как пятью минутами ранее).

— Ну, конечно! Чарли Уизли! Как это я сразу не сообразил! — удовлетворённо промолвил Михась.

Все немного расслабились.

— Пойду покурю на свежем воздухе. Никто не составит мне компанию? — спросил Махульски, обводя неразлучную троицу мутноватым взглядом.

— Нет, благодарим. Мы не курим, — ответила за всех Гермиона.

— Теперь я не понадоблюсь ни одной девчонке — рыжий да ещё и хромой, — заныл Рон, когда Михась Махульски вышел из таверны. — Чего топталась, как слон, на моей ноге?

— В одном ты прав: ни одной девчонке не понадобится такой тупой парень, — согласилась Гермиона. — С какой стати ты решил первому встречному выложить всю правду?

— А что такого? — возмутился Рон. — Нам же надо как-то добраться до Чарли. И желательно — минуя этих вонючих вампиров.

— Откуда ты знаешь, что он не один из них? — набросилась на него Гермиона.

— Михась сейчас вернётся, — пресёк назревающую ссору Гарри. — Давайте выработаем единый подход к решению этой проблемы. Не знаю, что предложит Махульски. Но мы должны настаивать на трансгрессии. Гермиона представит ту картину… понятно, какую. А ты, Рони, не вздумай проболтаться, что мы дороги не знаем…

— А что это нам даст-то? — недоумённо спросил Рон.

— Если Махульски тот, за кого он действительно себя выдаёт, то он проведёт нас к Чарли. Если же он один из ЭТИХ, то мы будем достаточно далеко от гнезда Дракулы, чтобы избежать ловушки.

Дверь хлопнула. Это вернулся Михась.

— Можно отправляться, если вы не против, — потирая руки, проговорил он. — Тут, буквально в паре метров, есть подходящий портал…

— Нам не нужен портал. Мы прибегнем к трансгрессии, — твёрдо сказал Гарри.

— Вот так, — Гермиона схватила Махульского за одну руку, Гарри — за другую, а Рон навалился сверху. Тот задёргался из стороны в сторону. Но было уже поздно — расцепились они уже под аркой выщербленного в скале ущелья. Над головой их сияла шестиконечная Звезда Давида.

Михась сбросил их руки с лёгкостью, свидетельствующей о нечеловеческой силе.

— Благодарите вашего грёбаного Бога за то, что застали меня врасплох, — ощерился он.

В мгновение ока у Махульски выросли клыки — так, что челюсть нависала над губой, делая похожим его рот на чемодан с двумя замками. Запрокинув голову, он рванул на себе одежду и расцарапал поросшую рыжей щетиной грудь. Из глубоких борозд, оставленных ногтями, потекла чёрная кровь. После чего вампир издал звероподобный рык, на который пришёл такой же отклик.

— Надеюсь, что это эхо, — пробормотал Рон, пятясь.

Но спины их были припёрты к скале — отступать некуда. Махульскти плотоядно сощурился и… тут же оказался под плотной сетью. Тем временем звуки так называемого „эха“ неумолимо приближались.

— Хватай их! Не мешкай! — раздался откуда-то сверху клокочущий голос.

Гарри ощутил, как чьи-то сильные руки больно сдавили его грудь и бросили на какой-то наждак… или тёрку. Потом свет померк. Очнулся он лежащим на чем-то жёстком, но, судя по ощущениям, не на том самом, на что был брошен перед потерей сознания. Над ним склонились три по-пиратски бородатые физиономии. Они выглядели диспропорционально большими по сравнению с тощими ногами и коротенькими туловищами. „Эффект дверного ‚глазка‘… — подумал Гарри. — Интересно, я уже укушен?“

— Очнулся, — констатировал один из бородачей. — Эй, Чарли, тащи своего брата — пусть убедится, что с его приятелем полный порядок.

Гарри помогли принять сидячую позу. Он увидел достаточно прозаичный скарб сельской избы: стол, два табурета и топчан. По-мужски скупой интерьер.

— Гарри, дружище! — несомненно, это был Рон с его круглыми, как плошки, глазами.

— Что произошло? — пролепетал Гарри. Губы всё ещё не слушались его.

— Клювокрыл не сдержал эмоций, — хмыкнул Рон, — поцеловал тебя — вот ты и отрубился.

Гарри ещё раз обвёл глазами присутствующих.

— Чарли? — не поверил он своим глазам, узрев ещё одного Уизли. — Но как?!

— Гермиона тебе обо всём расскажет. А мы, извини, спешим… Тут пошло всё вверх тормашками, как мы получили сообщение, — смущённо топтался на месте Чарльз Уизли. — Вечером поболтаем.

Молодые люди расступились, и на первый план выступила Гермиона. В руках она держала глубокую миску.

— Ты просто мать Тереза, — усмехнулся Рон.

— Для вас я и есть мать Тереза, — парировала она. — Садись к столу, Гарри. Поешь.

— Ага, меня, значит, не приглашают, — проворчал Рон, примостившись рядом с Гарри.

— Ну, и что всё это значит? — привыкший в своей жизни ко всякого рода передрягам, Гарри уже с аппетитом уплетал незнакомое блюдо (по виду суп, но почему-то с плавающими в нём комочками теста).

— Вообще-то, я не мать Тереза, — призналась Гермиона и, поймав ироничный взгляд Гарри, вспыхнула. — Я всего лишь ангел — хранитель. Правда, не твой, Гарри, а Рональда Уизли. Видимо, поэтому я не стала доверять ему на слово, что Чарли, видите ли, не знаком с техникой телепортации. Я всё же выслала Чарльзу коротенькую мысленную передачу. Но ответ не получила. Оттого и пребывала в неведеньи: дошло моё послание до адресата или нет? … И, как видите, дошло. Кроме того, меня заверили, что телепортация сейчас у магов — то же, что мобильный телефон у маглов. Владеет каждый. Так что мы снова выпутались.

Друзья обнялись.

Вечером, как и обещал, Чарли рассказывал последние новости.

— Хорошо, что ты прибыл со своими друзьями, Рон. Фред с Джорджем настаивали, чтобы за тобой послали. Но ты, видно, наделён шестым чувством…

— Фред и Джорж здесь? — разинул рот Рон.

— Конечно. Такое важное событие не оставит без внимания ни один уважающий себя член Ордена, — кивнул Чарльз.

— О каком таком „важном событии“ ты говоришь? — набросился на брата Рон. — Как всегда, „малышу“ — Рону никто не удосужился ничего сообщить!

— Чёрт! — прикусил язык Чарли. — Я должен был догадаться, что ты не знаешь… Знал бы — не пустился б в дорогу через ущелье… Но, как всегда, поддался обаянию близнецов! У них просто гипнотический дар, ей-богу!

— Чарли! Ты поминаешь и Бога, и чёрта — не узнаю тебя! — улыбнулся Рон.

— Многое изменилось. Многое… Ну, да ладно… — Чарли махнул рукой. — Я принял решение. И пусть меня за это лишат наследства, но я всё же тебе расскажу, Рон… и Гарри, и Гермионе, конечно, тоже… В дни рождественских каникул было решено созвать всех членов „Большой восьмёрки“. Это союз, в который входят Ирландия, Исландия, Дания… в общем, все островные государства; Соединённые Штаты и все государства, находящиеся на материках обеих Америк. А также Австралия и Новая Зеландия; Россия и страны бывшего соцлагеря Восточной Европы: Болгария, Румыния, Польша и т.д.; Африка; Азия (не только Ближняя и Средняя, но и Китай, и Япония, и Индонезия); Эльфийский и Водяной народы; Гномы. Ещё будут представители гоблинов, оборотней, кентавров, даже великанов… много кого. Любопытное, прямо скажем, зрелище. Честно говоря, я не всех и знаю… Просто книга Будогорского „Другие…“ да и только — ожившая книга монстров и чудовищ!

— Ух, ты! — возглас принадлежал Гермионе.

Все присутствующие были заворожены предстоящей встречей не меньше её.

— Слушай, а почему выбрали ЭТО место?.. Если я правильно понял, Джорж с Фредом тут — значит, сборище всех перечисленных тобою уродов состоится здесь? — спросил Рон.

— Своего рода хитрость. То, что маглы сюда не сунутся, понятно. А вот то, что вампиры разосрались Сами-Знаете-с Кем, не каждому известно… хоть „Пророк“ и намекал… Вампиров остерегаются даже „тёмные“. Поэтому здесь не увидишь Пожирателей смерти… С другой стороны, я бы не был в этом так уверен, — поколебавшись, добавил Чарли.

— Намекаешь на вороньё? Брось, Чарли! — заговорил один из друзей Чарльза. — Это всего лишь суеверие. Люди отчего-то недолюбливают ворон. Хоть и почитают ворона за мудрую птицу.

— Скажите, — осторожно подбирая слова, заговорила Гермиона. — Почему путь к замку Дракулы отмечен Звездой Давида?

— Неужели ты что-то не знаешь? — улыбнулся Чарли. — Рон говорил, ты знаешь всё.

— Исключения лишь составляют правила, — ничуть не смутившись, парировала Гермиона и села напротив брата Рона, скрестив руки.

— Ладно, — тот последовал её примеру, заняв такую же позу. — Ответ прост: Дракула — еврей.

Рон покосился на Чарльза:

— Это анекдот?

Гарри уронил лицо в ладони и захохотал. Он не смеялся так уже давно. К нему тут же присоединились Рон и Гермиона. Когда он наконец успокоился, у Рона ещё ходил ходуном кадык, а Гермиона утирала слёзы от смеха ладошкой. Смотрители драконов, напротив, выглядели удивленными.

— Что такого я сказал? — изумился Чарли. — Вы видели хотя бы одного еврея, который, бия себя в грудь, кричал гордо: „Я еврей!“? Нет! За всю свою многовековую историю они затаивались, маскировались. Не этим ли объясняется их живучесть? Общая численность этой нации исчисляется где-то чёртовой дюжиной миллионов (тоже ведь совпаденьице, а?!), но реально их больше. Наверно, раз в десять!

Ребята с любопытством наблюдали за Чарли. Сослуживцы с рассеянным видом стали расходиться по углам. Один из них (тот самый, который выступил в защиту ворон) подошёл к Гарри и шепнул:

— Чарли оседлал своего конька. Еврейский вопрос для него — больная тема.

— Эй, Том! — крикнул Чарли. — Ты, верно, решил, что я глухой?

— С чего это ты стал таким расистом? — буркнул Рон.

— Не расистом. Националистом, — поправил его старший брат. Он повернулся к Гермионе и произнёс: — Не смотри так. Поверь, у меня есть причины, чтобы ненавидеть евреев…

— Всех? — тихо спросила она.

Чарли отвернулся и ответил „мимо“ вопроса:

— Конечно, большинство из тех, кто живёт в образованном по инициативе евреев Израиле знали, кем являлся Дракула. Поэтому и взяли его фамильный герб за свою символику… Это ведь так отвечает их сущности: вживаться, приспосабливаться, а потом рвать тебе глотку…

— Бог ты мой! — всплеснул руками, появившийся „откуда ни возьмись“ Джордж.

— Какая горячность! — в ту же минуту высунулся из-за него Фред. — Браво, Чарли!

И близнецы деланно зааплодировали.

— Фред! Джордж! Как же я рад вас видеть! — Рон бросился к ним в объятия.

— Ого! Да тут и Гарри! И несравненная Гермиона! — Фред многозначительно прикрыл глаза.

— О, Гермиона! Королева сновидений… — стал было вещать Джордж, молитвенно сложив руки перед грудью, но закончить не успел — его сбил с ног покрасневший Рон. Хотя „покрасневший“ — не тот термин, чтобы передать тот ало-кумачовый окрас Роновых щёк, лба, подбородка и даже шеи.

Началась дружеская потасовка, в которой вскоре посчитали забавным поучаствовать и Гарри, и Чарли, и даже Гермиона.

Глава 15. Волшебный кворум.

У Снегга всё ещё продолжались „каникулы“, и он находился у себя в Тупике. Стоя перед зеркалом, Северус завязывал галстук. Отражение говорило ему, что он устал и не выспался. „Идиотство! Какая муха укусила Тёмного Лорда? Он, видите ли, хочет лицезреть подле себя не средневековых колдунов, а изысканных денди! — кое-как справившись с узлом, Снегг прыснул на себя одеколон и поморщился. — По-моему, эта атрибутика не спасёт общее положение вещей“. Он с огорчением потрепал себя за обвисшие щёки, провёл пальцем по набрякшим векам и потрогал глубокую складку на переносице. „Лицо отёкшее, как у старого алкаша… — без особой жалости вынес он себе приговор. — Так или иначе, а я всё ж отражаюсь в зеркале… в отличие от Сивого“. Тут же губы его сложились в презрительной усмешке. „Хорошенько я поглумился над его сородичами. Славная работёнка“. Память услужливо нарисовала картинку: Новый год (Тёмный Лорд любил приобщать свои победы к каким-нибудь праздникам или знаменательным датам). Трансильвания. Вурдалаки всего мира собрались в древнем замке Дракулы. Любопытно, что женщины показались ему достаточно изысканными, а мужчины — элегантными. Весь шарм испарился, когда Волан-де-Морт призвал их вкусить „напиток жизни“ — чудесную амброзию, составленную по рецептам Книги таинств — добытую одним из приверженцев Тёмного Лорда из гробницы египетского фараона Аменхотепа

III

. Человек, передавший Лорду книгу, уже умер к несчастью (а, может, и к счастью). А Волан-де-Морт, честолюбивый и самоуверенный, не допускал и мысли, что кто-то может лучше него справиться с той или иной задачей. Хотя в этот раз де Морт действовал в соответствии со своим профилем (совсем недавно Снегг узнал, что юный Том Реддл специализировался на зельях). Видимо, из желания уязвить Северуса, Волан-де-Морт не посвятил его в свои планы (не больно-то и хотелось). В отличие от Тёмного Лорда, который знал обо всём по чуть-чуть (и ничего толком), Снегг знал ВСЁ о предметах, его интересующих. Почуяв приторно-сладкий запах гниющего мяса (из-за плоти инфернала, которая добавлялась в варево), Северус тут же определил, что это за снадобье. Тёмный Лорд всё ещё тщетно пытался привлечь на свою сторону как можно больше сторонников. Нетрудно было догадаться, для кого это зелье предназначалось. Нельзя сказать, что Северус долго раздумывал, как испортить настой — скорее, он действовал по наитию. Дело в том, что его глаза от сумеречного света в покоях Тёмного Лорда от недосыпа и постоянного напряжения были постоянно воспалены. Он таскал с собой что-то вроде „Визина“ — с той лишь разницей, что его вариант был его собственного изготовления. „Это средство позволяет адаптироваться к тьме — жизни БЕЗ солнца. А наш многоуважаемый Лорд хочет помочь вампирам преодолеть светобоязнь… И именно в роговице вурдалаков заключена причина светонепереносимости… Посмотрим, что будет“. — И Снегг походя выплеснул флакон „Визина“ в котёл с амброзией. Воланд-де-Морт многократно увеличил исходное зелье, и толпа алчущих упырей выстроилась, дабы заполучить чудодейственный напиток. Северуса приставили к котлу с обязанностями „виночерпия“. Тут-то и обнажились истинные лица вурдалаков всех времён и народов: сливового цвета, с наползающими на подбородок клыками, с костисто-когтистыми пальцами и, конечно же, вонью — такой, что развороченный помойный контейнер недельной давности — бахчисарайские розы в сравнении с ним. Очередь норовила сбиться в кучу. И если бы не удары магического бича в руках Сивого, вампиры бы уже поливались снадобьем, а не получали его по напёрстку из рук Снегга. Вампиры и вампирихи с вампирёнышами хлынули на улицу под струи дневного света. Была такая сумятица и неразбериха, что какое-то время факт их падения с последующим таяньем игнорировался. Подобно Снегурочке, от них оставалась лишь пустая одежда. Вскоре одежды без хозяев стало так много, что о неё стали спотыкаться и путаться в ней. Первым это заметил Северус (так как подспудно ждал чего-то такого) и поспешил подставить котёл с зельем под ноги любителей кровушки. Чан с отравой тут же опрокинули, чем ликвидировали улики. Тёмный Лорд был в бешенстве от того, что так ославился. Он призвал все проклятия на голову „чернокнижника“, который доставил ему КНИГУ ТАЙН. Кстати, саму книгу отправили в огонь. Вечером того же дня Северус, помешивая угли в камине Волан-де-Морта, лишний раз убедился в том, что „рукописи не горят“. Посмеиваясь, Снегг выудил почерневший фолиант и уволок к себе в келью. Отведённая ему комнатуха в родовом замке Слизерина постепенно превращалась во владения Плюшкина. Пожалуй, из собранного им добра можно было открыть лавку старьёвщика. Слава богу, у Волан-де-Морта были свои представления о чести, кои укладывались даже в какой-то там кодекс. Следуя которому, Тёмный Лорд не беспокоил своих подданных нечаянными визитами. Он посылал за ними в случае надобности Хвоста. Правда, Сивый имел привычку нежданно-негаданно завалить в гости, чем серьёзно портил кровь. Фенрир крепко подозревал Северуса после случая в Трансильвании (а если уж совсем начистоту — то и раньше не слишком доверял ему). О разочаровании Лорда нечего было даже говорить. Он хотел укрепить свою мощь — вместо чего потерял целую армию! Разумеется, Сивый не забывал регулярно „подкручивать хвост“ Лорду по поводу причастности Снегга к этой истории… Про „хвост“ де Морта это, конечно, образно. Но Хозяин стал так близок Нагайне, что, казалось, положи его на брюхо — и отличить одно от другого будет трудно. Нельзя сказать, чтобы он отчаивался. Нет. Он хотел жить так рьяно, что согласен был существовать на бренной земле пусть даже в облике червя. А его кровотерапия тем временем продолжалась. На положительный резонанс мало кто надеялся. Но мероприятия проводились свято и с большим рвением. „Багровые реки“, одним словом. Если вернуться к тому, что Сивый постоянно лил дерьмо в уши Волан-де-Морта, своего он добился: Северус чувствовал по отношению к себе со стороны Лорда некоторое отчуждение. Но особо не волновался по этому поводу. Что делать, фавориты меняются. Его это даже устраивало: меньше общения с этой малопривлекательной личностью (Сами-Знаете-с-Кем) — больше времени в лаборатории. А лаборатория у Тёмного Лорда была ой-ёй-ёй!.. пожалуй, не хуже, чем в Хогвартсе (а может, и лучше) — ведь Хогвартс — оплот ЗАЩИТЫ от тёмных искусств, а здесь — их кузница. Что поделать? Снеггу нравились тёмные искусства… теоретически. Для того, чтобы понимать „что такое хорошо и что такое плоха“, необходимо всё в жизни попробовать… Тут Северус почувствовал, что переигрывает. Он уже доигрался раз — потерял Лили (когда та прознала о его мало популярном увлечении)… Но теперь всё не так… Боже правый, как он скучал по Юлии! Что не говори, но ему всегда была нужна женщина. Северус невесело рассмеялся, вспомнив Бэлл Джонс (одну из своих подружек). Бесшабашную и ветреную, приторговывавшую в свободное от Снегга время своим телом. Но проституция была не единственным её занятием. Основное — это постоянное ввязывание во все сомнительные предприятия, когда-либо существующие. Наземникус — вот кто был бы ей подходящей партией. Но она выбрала Северуса. Именно ОНА выбрала его. Их знакомство состоялось на одной из тех вечеринок, которые устраивал Т.Лорд, где Северус произвёл на неё „неизгладимое впечатление“ (по её словам). С тех пор она появлялась и пропадала в его жизни. Их связь продолжалась почти десять (!) лет, пока Бэлл не нашла свою смерть под перекрёстным огнём заклятий двух перепившихся волшебников. Жутко неряшливая и абсолютно бесхозяйственная, она одновременно была забавной и неглупой. Может, ночь, проведённая с ней, и не была бы уж такой серьёзной изменой… но её нет. И это вынужденное монашество сводило его с ума. Северус пристрастился к коньячку и вот результат: отёчность и утомлённый вид… Хотя в логовище Волан-де-Морта трудно выглядеть свежим и отдохнувшим.

Пора!.. И он трансрессировал.

Тёмный Лорд был раздражён и недоверчив (как и всегда в последнее время). Он изобрёл какую-то дрянь, которой тут же вспрыскивал в каждого своего посетителя — и тут же высвечивалось не только содержимое карманов вошедшего, но и его желудка. Что до содержания мыслей, то для Волан-де-Морта никаких ухищрений на этот счёт не требовалось… Хоть Снегг и говорил Гарри, что окклюменция не чтение мыслей, но только не для Тёмного Лорда. Для всех, кто владел этой техникой, окклюменция — это прочитывание образов, хранившихся в памяти: боль или радость, отчаяние или любовь… Северус раз и навсегда заблокировал сознание наружным видом замка Слизерин — это был единственный выход, чтобы избежать участи „прочитанной книги“. Волан-де-Морт хмурился, пытаясь пробиться сквозь картинку. Наконец не удержался, спросил:

— Вы так очарованы видом моего родового поместья, что оно не выходит у Вас из головы, сэр?

Северус решил не пререкаться — лишь ниже склонил голову.

— Итак, слушайте моё поручение, — продолжил по-деловому Волан-де-Морт. — Вы с Фенриром — И НЕМЕДЛЯ! — отправляетесь в Трансильванию…

Де Морт сделал паузу и впился глазами в чёрные очи Снегга. Тот смиренно выдержал этот взгляд, припоминая детали декора мрачной резиденции Лорда.

Волан-де-Морт скрипнул зубами и продолжил:

— Ваша цель — кворум. Наш друг Сивый на нём присутствовать не может… по понятным причинам. Так же, как и другие Пожиратели смерти. Вы же недавно обнаружили в себе способности анимага. Так что используйте их. Всё на этом. Более Вас не задерживаю.

Следующие свои слова он обратил к Нагайне.

Задерживаться не имело смысла.


— Где же будешь ты, новый советник, когда другие будут выполнять ОСНОВНУЮ работу? — с издёвкой спросил Северус Сивого.

— Неподалёку, — заверил тот. — Так что будь осторожен.

— ТАК ты даёшь понять, что ЧТО-ТО знаешь? — Северус не смог подавить желания посыпать соль на его свежую рану. — Будешь у своих родственничков? Не все ещё вымерли?

— Ну, пагати, я тепя фыфету на цыстую воту, — прошепелявил Фенрир (у него был странный дефект речи: обнаруживался только тогда, когда Сивый злился).

— Что-что, милый? — глумливо промурлыкал Снегг. — Разъясни-ка мне вот что: почему святая вода, коей окропил Тёмный Лорд твоих собратьев, воздействовала избирательно?

— Она убила всех родовитых, из знатных старинных фамилий…

— А-а-а, ясно, почему тебя это не коснулось! — и Северус небрежно сдул со своего плеча несуществующую пылинку.

— Шапака! Я сатушу тепя! — Фенрир ощерился, а Снегг только того и ждал. Выставив вперёд волшебную палочку, он быстро произнёс заклятие — Сивый опустился на колени и завыл.

Дверь приоткрылась — показалась змеиноподобная голова Лорда.

— Что здесь происходит?

Северус пожал плечами.

— Любезный Фенрир скорбит об утере своих близких… там, в Трансильвании. А на четвереньках, вероятнее всего, потому что вспомнил: по матери он оборотень.

— А я-то ещё считал кровосмесительные браки более стрессоустойчивыми, — с сожалением произнёс Тёмный Лорд.

— Мне тоже кажется это разумным, Ваша милость, — сказал Снегг. — Подтверждение тому — недавняя история: чистокровные вампиры погибли, в то время как полукровки живут и здравствуют.

— С этим нельзя не согласиться… взять хотя бы Вас, Снегг … — Волан-де-Морт нагло осклабился и закрыл за собою дверь.

„И тебя тоже“, — продолжил мысленно Северус.

— Ладно, чёрт с тобой, — он поднял Сивого. — Вставай на задние лапы, вурдалакооборотень! Вставай и ничего не бойся! Я с тобой.

Вместе они трансгрессировали в порт, где Сивый немедленно вошёл в тело какого-то матроса, а Снегг, уже птица-ворон, не привлекая внимания, залетел на борт торгового судна. „Смешно: преступники блюдут Волшебный кодекс, не пересекая океан в трансгрессии… Всё-таки тринадцать лет без Волан-де-Морта укоренили кое-какие привычки порядочного человека… даже в Сивом“. Решив поразмяться, Северус пошёл взглянуть на того плюгавого моряка, в чьём теле был Сивый. Понять это можно было сразу по двум признакам: по зловонию — во-первых, а во-вторых — бедняга явно скис. Он привалился к борту и был бел, как полотно. Желание покуражиться сразу исчезло. Снегг-ворон уселся на аккуратносвитые кольцами канаты на палубе, положил голову под крыло и задремал. Проснулся интуитивно… „Прибыли“, — подумал он. Корабль причаливал берегам Франции. Северусу надлежало разыскать Сивого. Ждать долго ему не пришлось — тот объявился сам. Незадачливый матросик, тело которого только что покинул Фенрир, слегка покачивался, и его все толкали. Похоже, от такого кратковременного жильца, каким являлся Сивый, моряка слегка мутило. „Сейчас, старина… Ещё немного и ты о нас никогда не вспомнишь…“ — и в тот момент, когда Фенрир отсоединился от тела, Снегг взмахнул волшебной палочкой, даруя простаку забвение. Следующим пунктом их путешествия являлся небезызвестный замок родоначальника „Ноmo sapiens кровососущие“. Однако очутившись в том зале, где организовывалась раздача злосчастного зелья, Северус не обнаружил рядом своего спутника. Вместе с этим страшный лязгающий звук покоробил его слух. Скрежет раздавался откуда-то снизу, из подземелья.

„Доподлинно знаю, что в замке сейчас никого нет… Проклятое отродье рассредоточилось по своим звериным надобностям… Может, сам Граф?.. Чушь! Дракула убит Ван Хельсингом!“

Несмотря на все свои умозаключения, Северус почувствовал, как его бросило в жар.

Возник Сивый.

Никогда доселе Снегг не предполагал, что появление этого отвратного типа может доставить ему радость.

— Что это было? — не удержался он от вопроса.

— А Вы как думаете? — сардонически рассмеялся тот.

„У Сивого сейчас звёздный час. Кретин я, что спросил“.

— Вам будет оказана сейчас великая честь — Вас представят моему Господину, — важно произнёс Фенрир.

— Так Вы слуга двух господ? И Вам не страшно признаваться в этом?

— Не беспокойтесь за меня. Я — в отличие от Вас — на СВОЁМ месте. А Вы… что такое ВЫ? — Ни там, ни сям.

— Не умничайте, Фенрир, — осадил его Северус. — Не время.

— И правда, — Сивый стремительно обернулся. — Ваша светлость, извините за причиненные неудобства…

Северус всматривался в подходившего к ним человека: благородные черты, безупречно одет… пожалуй, слишком бледен… Но ничего ужасного он в нём не заметил. На вид мужчине было около сорока.

Северус учтиво поклонился.

— Граф? Счастлив видеть Вас в добром здравии. А то, знаете ли, ходят всякие слухи…

— Вы имеете в виду этого сморчка Ван Хельсинга? Нет. Для этого надобно нечто большее: МОЁ раскаяние и отречение от всего, что кажется ЕМУ, — Дракула возвёл глаза к куполообразному потолку, — грешным. А тот, кто вкусил крови человеческой, совсем не спешит отказаться от прелестей жизни. Северус… Вы позволите Вас так называть?

Снегг положил руку на сердце, изобразив признательность. Дракула усмехнулся и обратился к Сивому.

— Фенрир, я оставил свои сигары… Вы знаете, где… Будьте любезны, принесите мне их, пожалуйста.

Сивый удалился.

— Итак, Северус, — Дракула вновь поднял глаза на Снегга, — на чьей стороне Вы играете?

— Странный вопрос, милорд…

— Отчего же странный? Кстати, я не милорд. Граф, всего лишь.

— Есть разница?

— Я трансильванец и люблю свою родину — как бы странно Вам это не показалось. Страна моя обескровлена (простите за каламбур) долгими годами социалистического режима. Сознание моих соотечественников искорёжено. Вот Вам пример не физического вампиризма, но нравственного. Хочу наказать ИХ вождей за их злодеяния.

— Вы считаете себя вправе вершить судьбы людские? А это ЕМУ, — Северус заговорил на языке графа, — понравилась бы?

Дракула захохотал, и гулкое эхо побежало по коридорам старинного замка. Северус не без зависти рассматривал эту легендарную фигуру. И фигура, надо сказать, у него была в полном порядке. А кроме того густые волосы, белоснежные зубы, проницательные чёрные глаза, нос с горбинкой… портрет дамского угодника.

— Вы не испытываете страха, глядя на меня? — полуутвердительно спросил прóклятый граф.

Северус не знал, что ответить (да, похоже, Дракула и не ждал ответа).

— Может, потому, что Вы ещё не видели моего истинного лица?

Внезапно стало очень холодно. Порывом сильного ветра задуло все факелы, установленные по периметру зала. Точно молнией пронзили темноту два луча. Это был огонь из глаз хищника исполинского роста. Распространился запах сырого мяса. В следующее мгновение Снегг увидел пламя, вырвавшееся из уст чудовища… Если бы Северус не успел трансгрессировать на второй этаж, сгорел бы заживо. С высоты ему хорошо были видны подлинные размеры монстра, покрытого густой, серо-бурой шерстью. Морда чудища напомнила ему комиксы, прочитанные в детстве (основная идея которых — победа Супергероя над исчадием ада). Так вот, Дракула — таким, каков был сейчас — и являлся этим самым „исчадием“. И ОНО тянуло к Северусу свои мощные лапы с загнутыми когтями… Он не успел даже испугаться… как ощутил, что тело его повисло в воздухе. А через секунду Северус стоял в ярко освещённом зале и рядом с ним — Вацлав Дракула, славный парень лет сорока.

— ЭТО Ваше истинное лицо? — удостоверился Северус.

Тот развёл руками.

— Возможно. Я не знаю. Иногда мне кажется так, иногда — иначе… У Вас так бывает? — Дракула с любопытством изучал Снегга.

— БываЛО. Раньше. Теперь я знаю определённо, — ответил он.

Двое мужчин смотрели друг на друга и, казалось, понимали без слов. Да и внешне они были схожи: одного роста, одинаковой комплекции, черноволосые и кареглазые, с высоким лбом и орлиным носом, чувственным ртом и мужественным подбородком.

— Э-э… Северус, кем были Ваши родители?

Снегга передёрнуло.

— Не вампирами. Точно.

Их диалог прервал Сивый.

— Ваши сигары, граф.

Хозяин предложил гостям сесть. Его лакей принёс всем присутствующим выпить.

— Если вы голодны, ничем не могу помочь, — извинился Дракула.

— Не беспокойтесь, Ваша светлость, я найду себе пропитание сам, — хмыкнул Сивый. — Что до моего друга, то он вегетарианец… ха-ха… Ко всему прочему, вороньё неприхотливо: здесь ведь много падали — что остаётся от наших обедов.

— О! Пусть Вас не заботит такая малость! Как известно, ЛЮДИ живут не для того, чтобы есть, — парировал Снегг.

— Для чего же?

Вопрос был задан Дракулой.

Все эти словопрения стали напоминать Северусу умствования в гостиной Тёмного Лорда, от которых он смертельно устал. Поэтому, игнорируя вопрос, перешёл к делу.

— Когда начинается кворум?

Дракула мило улыбнулся.

— Пять минут назад.

— Где?

— Я провожу, — граф с лёгким хлопком превратился в летучую мышь, которая с писком устремилась под потолочные балки. Чертыхнувшись, Снегг обернулся вороном и полетел за ним.

Лететь пришлось недолго. Небо было облачное, и свет от полной луны то и дело исчезал за лохматыми тучами. По этой причине Северус то и дело терял из вида своего проводника.

„Никогда не думал, что летучие мыши способны к такому быстрому полёту… Впрочем, это не обычная мышь, а Мышиный король“.

Наконец Дракула пошёл на снижение.

Они оказались на поляне, со всех сторон окружённой горами. Горы были изрыты пещерами, обращенными лицом к долине. Сверху сей ландшафт напомнал огромную арену, окружённую естественным барьером. „Вероятно, в пещерах содержатся драконы“, — догадался Северус. Домики в долине напоминали загородные коттеджи средних британцев. „Должно быть ещё какое-то место. Где у них драконий выгон. Достаточно просторное. Вероятнее всего, там и состоится кворум“, — пришло ему в голову. И точно, Дракула влетел в одну из пещер. Пещера оказалась обманкой: даже не начавшись, она обрывалась, и за ней расстилалась равнина. Тут и там в ней просматривались родники, источающие пар. Именно благодаря гейзерам в долине был мягкий и влажный, почти средиземноморский климат. Удивительно! — ведь в замке Дракулы, казалось, вечно царит зима. В клубах пара и в сумраке он не сразу разглядел, что буквально каждый сантиметр внизу занят: ведьмы и колдуны, эльфы, гоблины, великаны, кентавры… кого здесь только не было! Внимание Снегга привлекла одна из самых живописных групп. Посреди неё важно вышагивал многоголовый дракон, каждую из голов которого венчала маленькая золотая корона. Северус узнал в нём Горыныча. И тощего высокого волшебника рядом с ним. И статную красавицу, кокетничающую с… Будогорским… А также замшелого лесного колдуна, беседующего с Поттером. И неопрятную старуху из избушки на курьих ножках (сейчас она говорила с Грейнджер). На руках у русской ведьмы возлежал кот Баюн. Снегг заволновался: „Стоит ли подлетать ближе? Может, остеречься?“

— Встретили знакомых? — пропищала человекообразный Мышиный король. — Мне более оставаться здесь нельзя — боюсь не сдержаться… столько живой плоти… Это было бы неразумно… Прощайте. Завтра нам не доведётся увидеться. Было приятно познакомиться.

Северус не успел ответить какой-нибудь галантностью — мышь Дракула испарилась.

— ВНИМАНИЕ! Первый беспрецедентный Волшебный кворум прошу считать открытым! — голос, многократно усиленный волшебным заклинанием, принадлежал, без сомнения, Руфусу Скримджеру. — Тихо, господа! Вам и без того были даны 10 минут вежливости — дабы все, кто не видел давно друзей, смог засвидетельствовать своё почтение.

Гул понемногу утих. Снегг продолжал изучать тех, кто приехал на кворум. Присмотревшись, он понял, что буруны в гейзерах — не что иное, как белоголовые головы русалок и наяд (первые отличаются от вторых наличием рыбьего хвоста). Кстати, русалочье племя — это не только очаровательные полурыбы-полуженщины, но и представители мужского пола тоже. Следующее заблуждение на счёт этих созданий то, что на суше они, якобы, нежизнеспособны. Жизнеспособны, да ещё как! Кроме того, что своему злобному нраву они не изменяют ни в той, ни в другой стихии. Размножаются они именно на земле (ибо органы детопроизводства появляются у них вместе с ногами на твёрдой почве). Впрочем, сейчас водяной народ был настроен миролюбиво — что улавливалась посредством их рокочущего говора. Группа тритонов, вооруженных трезубцами, восседала на валунах, торчавших из воды. Похоже, их предводителем являлся сам Морской Царь (во всяком случае, на голове у него была самая настоящая корона). Выглядел он весьма представительно: мощный кудлатый старец в небрежно наброшенной тоге, державшейся на плече при помощи морской звезды. Его трезубец по величине напоминал сельские вилы — но обильно посыпанные жемчугом. Северус поискал глазами, куда бы ему присесть. И облюбовал рельефную каменную глыбу. Однако, приблизившись, он сообразил, что это не что иное, как обнаженная грудь Великана. „Эге, — смекнул он. — Мои труды не пошли прахом. Часть наиболее разумных из этого племени громил всё-таки присоединились к Дамблдору“. Он вспомнил свою изматывающую поездку к тупоголовым исполинам. Северус нашёл их достаточно быстро, опираясь на россказни Хагрида. А установить контакт с ними помог недавно освоенный им секрет „полиглота“ (да-да, тот самый, который он узнал у Джакомо, учёного итальянца). Снегг выслушал пятичасовой поток жалоб и стенаний великанов друг на друга. А удержать их от преждевременной драки могла только волшебная палочка, зажатая в кармане на всё время переговоров. Северус принял тогда решение согласиться на все их дурацкие требования. Согласиться с тем, что все они по-своему правы. И правоту им следует ДОКАЗАТЬ силой своих кулаков: у кого они окажутся крепче, та правда и сокрушительнее. В тех, кто не бросился с воплями бутузить своих соплеменников, Снегг увидел более одарённых особей и провёл с ними II-ой вариант беседы: дескать, все мы братья, и нет для людей большей радости, чем приобретение такого друга, как ВЕЛИКАН (тем более, что и великаны могут извлечь пользу из этого союза: они нам силу, а мы — хитрость). После этой тирады Северус поспешил отчалить и дать им время для обдумывания. Что ж, вот и плоды. Так сказать, не заставили себя ждать. Впрочем, тут не только его заслуга. Неоценим вклад Хагрида в дело братания (в буквальном смысле слова) с великанами. И мадам Максим — хоть та и отрицала свои родственные узы с великанами, а всё ж-таки способствовала укреплению связей меж НАМИ и НИМИ. „Ага! Вижу тут и гоблины… Да их тут полно!“ — Северус живо припомнил, как обольщал этих алчных уродцев кладами, кои охраняют драконы. Драконы — это знают все — не в ладах с Тёмным Лордом. Почти каждый ныне живущий на земле дракон — выходец из румынского питомника. Здесь их натаскивают как ищеек, а затем приставляют „чахнуть над златом“.

— Вы могли бы завладеть чуть ли не всем золотом мира, зная, куда отправляют того или иного дракона из Трансильвании, — соблазнял их Снегг (отлично понимая, что выведать сие практически невозможно).

Гоблины умны. Поэтому первый вопрос, который они задали, был:

— Мы не уверены, что узнаем, где конкретно спрятан клад — ведь нас не учили, как драконов, искать сокровища. А ящеры, кроме всего прочего, имеют способность становиться невидимыми, когда чуют опасность… что, надо сказать, совершенно излишне: каким надо быть идиотом, чтобы связаться с драконом?!

Признаться, Северуса они поставили этим в тупик. Он вынужден был долго и нудно изворачиваться. Хорошо ещё, что гоблины — несмотря на их выдающийся ум — не слишком прозорливы (а уж если где забрезжит луч света от драгоценностей, то затмит все прочие доводы рассудка)… Но именно этот факт и сыграл на руку Северусу. Он напомнил присланным к нему делегатам (большинство из которых служили в „Гринготсе“), что самые значительные состояния не у опальных тёмных князей, а у законопослушных граждан — не прожигающих, а сохраняющих имущество своих предков. Да, им это было хорошо известно. Взвесив все „за“ и „против“, гоблины приняли предложение Снегга. Единственным желанием с его стороны после такой великодушной наводки являлась просьба сообщать лично ему о каждом обнаруженном кладе. Что это дало? — Таким образом он узнал, у кого из „министерских“ рыльце в пушку — так как большинство состояний делается не чистыми руками… „Хм!“ — Снегг заприметил Римуса Люпина. Тот сидел в кругу таких же потрёпанных бедняков. Северус догадался, что это оборотни. Несчастные захотели быть по ЭТУ сторону баррикад. Решение они приняли самостоятельно. Многие руководствовались мнением общества, в котором их семьи пользовались уважением (а сами они, по вине этого же общества, изгоями). Но подавляющее большинство знали, что в кругу Волан-де-Морта к ним будут относиться не лучше, чем к грязи на сапогах. Главная же причина состояла в том, что ТАК они вели образ жизни, подобающий ЧЕЛОВЕКУ. И только на время полной луны существовала угроза принять зверообразный облик (что, впрочем, регулировалось настоем, который изготавливался по рецепту „доктора Снегга“). Повсюду, словно крысы, шныряли гномы. Северусу было любопытно: какие гномы в других странах, если их почитают там мудрецами? В Британии гномов, как мелких грызунов, интересовала лишь порча чужого имущества. Домашних эльфов тоже хватало. Как правило, домовики не выходят из своих жилищ. Но охотно сопровождают хозяев. Здесь знакомые Снеггу британские домовые были в компании высоких величавых красавцев. Северус слышал о дальних родственниках привычных ему эльфов — отважный и мудрый народ. И сейчас имел удовольствие впервые их лицезреть. Только он собрался рассмотреть получше представителей древнего германского эпоса, как чуть не был сбит вставшим на дыбы кентавром. Их было немного (и все, наверняка, из Запретного леса — уж больно морды знакомые). Как не прискорбно, кентавры не примкнули ни к кому. Были сами по себе. Так же, как и вампиры. Последних он не заметил ни одного. Впрочем, так сразу их от обычного человека и не отличишь. „Похоже, узрел всех, кого знаю… Бо-оже, кто это?!“ — на него шла маска. Жуткая. Высотой в полтора (не менее!) метра. В мелких витиеватых узорах, форфорицирующих ядовитыми цветами индиго и цикламена… Маска оказалась жрецом (или как его там… шаманом, что ли?) какого-то африканского племени. В долине бродило немало и других страшилищ, в определении которых он затруднялся… Однако стоило, наконец, прислушаться к тому, что говорит Министр. Руфус Скримджер стоял на трибуне, возведённой самой природой, — на уступе скалы. Ветер трепал его буйные кудри, а голос вибрировал подобно раскатам грома. „Выглядит впечатляюще“, — думал Гарри, глядя на министра. Всю его речь Гарри знал почти наизусть (Будогорский привёз образцы выступления). На вопрос „откуда?“ Барин ответил как всегда присказкой:

— Не имей сто рублей, а имей сто друзей.

Их бывший профессор привёз также разрешение на Рона, Гермиону и Гарри, которое давало полномочия присутствовать на кворуме. Кстати, особое разрешение полагалось иметь всем — даже членам Ордена (не говоря уже об учениках). МакГонагалл не стала вредничать и подписала им своё „добро“ на бланке, смахивающим на простую квитанцию, благо она имела такое право. О Будогорском: он приехал вчера. Как всегда, Ростислав Апполинарьевич привёз ворох новостей и хорошее настроение. Все искали расположения Барина с тем, чтоб снискать толику его обаяния. Будогорский провёл больше всего времени с ребятами. Вместе они посетили подопечных Чарли (а на попечении брата Рона были 10 драконов!). Помимо уже знакомых Клювокрыла и Хвостороги (с которыми Гарри познакомился на турнире трёх волшебников) они увидели карликового Чешуекрылого, панцирного Драко (тут Рон напомнил, как при первой встрече с Малфоем-младшим он хмыкнул — потому что знал от Чарли имя старейшего обитателя драконьей долины); были тут и дети Змея Горыныча — близнецы Коля и Оля и другие близняшки — низкорослые и коренастые малазийцы Йоко и Оно. Ну, и наконец весьма милая мохноухая Ля (Чарльз уверял в её необычайной музыкальности) и апатичный Броненосец — большой любитель покушать и подремать. Чарли прочёл ребятам обычную в таких случаях лекцию. Почему обычную? Потому что сюда часто приезжают экскурсии с любопытствующими.

— Правда, не всех пускаем, — тут же добавил Чарли.

Что интересно, этот питомник являлся не единственным. Практически на всех континентах существовали аналогичные — за исключением, конечно, Антарктиды. Владельцы драконьих выводков старались не допускать скрещивания — поэтому особи одного вида не содержались в одном и том же месте. Надо сказать, что за их численностью был установлен жесткий контроль (что совершенно оправдано). И что вовсе удивительно, драконы не проявляли сексуального аппетита к противоположному полу другой породы.

— Неужели ты специализировался по уходу за магическими существами? — поразилась Гермиона, когда Чарли рассказывал о своей дипломной работе.

— Конечно, — удивился тот. — Иначе как бы я здесь работал? Надо очень многое знать, чтобы ухаживать за драконами.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул Рон. — Гермиону просто удивляет, отчего ты выбрал ТАКОЙ предмет.

— Какой „такой“? — недоумевал Чарльз. — Этот предмет был одним из самых интересных. Многие ребята с нашего курса очень его любили. И многие, кстати, выбрали его в качестве профилирующего.

— А кто у вас преподавал? — задала вопрос Гермиона.

— О! Это была чудесная женщина…

— Стефания Новак, — подсказал Будогорский (он также присутствовал на экскурсии). — Чешка.

— Кто? — не понял Рон.

— Чешка, — повторил Будогорский. — Из Чехии. Видишь ли, Рон, есть такая страна.

— Да знаю я! — досадливо отмахнулся Рон. — Что уж я, совсем, что ли…

Все рассмеялись.

— Но почему ты, Гермиона, удивлена, что Чарльз выбрал уход за магическими существами? Разве вам не нравится этот предмет?

— Ага, — усмехнулся Гарри. — Особенно соплохвосты.

— Как ты сказал: „соплохвосты“? — переспросил Чарли. — Первый раз слышу о таких животных.

— А флобер-черви какие милашки! — подхватил Рон.

Ребята захихикали.

— Недаром в списке ваших уроков нет этого предмета, — сухо заметил Барин.

— Это ещё ни о чём не говорит! — Гермиона опомнилась первой. — Зато мы все очень любим Хагрида!

— Вот в этом я ничуть не сомневаюсь! — улыбнулся Ростислав Апполинарьевич. — И всё же мне, как завучу, надлежит ознакомиться поподробнее с учебным планом вашего любимого учителя.

— Вы… этот, как его… ЗАУЧ? — опешил Рон.

— Буду. Со следующего семестра… Меня надоумила одна милая особа… Я поделился своими соображениями с МакГонагалл — она одобрила моё предложение. Так что готовьтесь: скоро у вас добавится уйма предметов.

Гермиона заинтересовалась, каких именно. И Будогорский стал перечислять:

— Информатика, алгебра, геометрия, история мировой культуры, биология, география, физика, химия… по-моему, всё… пока… А! Ещё музыка.

— Что-о? Мало нам того, что есть?! — взревел Рон. Казалось, он готов рвать на себе от отчаянья волосы.

— Так вот, — невозмутимо продолжал Барин. — Я убедил МакГонагалл в том, что большинство из вас — страшные невежды и с этим надо что-то делать. Мы единодушно пришли к мнению, что всем желающим получить аттестат об окончании школы надлежит проучиться в Хогвартсе ещё один год — всего лишь до следующего Рождества… Ну, и конечно, успешно сдать экзамены по всем перечисленным мною дисциплинам.

— Как Вы могли! — поджав губы, горько проговорила Гермиона.

Будогорский растерялся (а что он ждал? Уж не благодарности же!).

— Поймите! Это для вашего же блага!

Вечером они помирились. Барин рассказывал за ужином, как в ближайшее время будет реорганизована школа. Ребят заинтересовал проект, согласно которому предусматривалось наличие как магических, так и магловских штучек. Последние будут нужны для ряда новых предметов. Также предполагалось расширение штата Школы за счёт сокращения министерских работников (Гарри тут же вспомнил Амбридж). Дело в том, что многие чародеи занимают весьма высокие посты в обычном мире — и никто не должен догадываться об их волшебной сути. Им на первых порах приходилось ой как несладко: следовало овладевать самостоятельно всем тем, чему в Хогвартсе не учили. Соответственно, обучение происходило путём проб и ошибок. Будогорский предлагал ликвидировать этот пробел, проводя так называемые „уроки социализации“. В какой форме они будут проходить, сейчас решается.

— Значит, в Хогвартсе теперь будет электричество? — не удержалась Гермиона (хоть первоначально они и собирались объявить бойкот Будогорскому).

— Разумеется, мисс, — насмешливо ответил тот.

— И компьютеры?

— И телевизоры?

— И сотовые телефоны?

— Ну, конечно! Представляете, как будет здорово?!

Они все вместе стали фантазировать, чем бы ещё оснастить старомодный Хогвартс…

Гарри встряхнулся. Надо, всё же, послушать Скримджера. Может, скажет что-то, чего не было ранее запланировано.

— Итак. В ходе предварительного слушания были определены следующие приоритетные регионы: Амазония, экваториальная Африка, Тибет, Плутония и Атлантида.

Слух Гарри резанули два последних наименования. И если об Атлантиде он что-то слышал, то в отношении Плутонии не мог сказать ничего. Он обернулся, чтобы спросить об этом у Будогорского, но того рядом не оказалось. Поискав его глазами, Гарри не без труда разглядел Барина за спиной Грохха. Что-то в облике Ростислава Апполинарьевича показалось ему странным — вроде как одно плечо у него было выше другого… или это тень от гигантского братика Хагрида… или…

— Дер-ржи вор-ра! Дер-ржи! — пронзительный вопль спутал его мысли.

В следующее мгновение глаз Гарри зафиксировал невероятный прыжок огромного чёрного кота из свиты русских волшебников. Трудно было разобраться, что случилось потом: внезапно сгустившаяся мгла стала вдруг осязаемой — плотной и липкой шевелящейся массой. А ещё она свистела, шипела и улюлюкала. В воздухе будто порхали тысячи бритв, которые резали всё, что попадало под их лезвия. Чуть позже ощущений включилось мышление. Ну, конечно, это всего лишь летучие мыши. Но их так много, что они застили и без того тусклый свет. Не только к нему пришло прозрение: тысячи молний от волшебных палочек взметнулись ввысь. Гарри знал, что это стрелы Летучемышиного сглаза — тот самый случай, когда „клин клином вышибают“. Но летучие твари, почуяв опасность, растворились. И на смену их перепончатым и слегка влажным крыльям пришли жёсткие и хлёсткие — вороньи. А ещё твердокаменные клювы, так и норовившие долбануть в голову и лицо. Птиц были тысячи и тысячи… сонмы! Когда они приближались, что-то жуткое читалось в их круглых мёртвых глазах — будто нашитых, как пуговицы, на воронью голову. И опять та же ситуация: пока волшебники смекнули, как с ними расправиться, тех и след простыл. Только одиноко кружащееся у самой земли воронье перо напомнило о нежданном нашествии.

— Дети Сатаны! — прошелестело в ночном небе.

Вдалеке, словно в ответ, прозвучал отголосок волчьего стона.

— Как ты? — к Гарри подбежал взволнованный Будогорский.

— Что… что это было? — Гарри с трудом разлепил запёкшиеся губы.

Только сейчас он понял, что Барин спрашивал его одного, хотя их троица стояла, тесно прижавшись друг к другу. Будогорский тем временем уже оправился, к нему вернулся его циничный полуприщур:

— А признайтесь, страшно было?.. Не надо, не отвечайте… Но знайте: за нами следят. И РАЗУМ этот, если вы успели заметить, премного быстрее, чем наш с вами.

— Вы не ответили, кто это был, — напомнила Гермиона.

— Тут не надо быть семи пядей во лбу. Ясно, как божий день: дело приспешников Тёмного Лорда.

— Но Вы говорили, что вампиры заняли отстранённую позицию, — неуверенно произнёс Гарри.

— Верно, — подтвердил Барин. — А кто сказал, что это были вампиры?..

Глава 16. Большой Темный Совет.

— Признайтесь, Северус, внезапно сгустившаяся тьма явилась для Вас полной неожиданностью? — Дракула взял Снегга за руку, и крупный рубин графского перстня полыхнул адским пламенем.

Северус чуть отстранился. Догадливый граф тут же убрал свою руку с его запястья.

— Неужели ты, Снегг, думал, что мы оставим тебя наедине с твоими приятелями? Без присмотра? — осклабился Сивый, находившийся в этом же зале.

— Молодой человек на плохом счету у Тёмного Лорда? — приподнял брови граф.

Сивый скривился.

— Мой Господин бывает слишком доверчив.

— Вот как? — Дракула иронично поиграл бровями.

— То есть я хотел сказать, что Снегг слишком хитёр, — пробормотал Сивый.

Снегг повернулся к Сивому спиной (так, чтобы заслонить его собою).

— Вы всё-таки приняли мудрое решение присоединиться к рати Тёмного Лорда? — обратился он к графу.

— Нет. Вы не поняли, — довольно резко остановил Северуса Дракула. — Просто мы не хотим войны на СВОЕЙ территории. Мы живём практически в резервации… Люди так гуманны, что касается всего живого… кроме нас Но мы тоже имеем право на существование.

И Дракула сложил губы куриной гузкой.

— Объяснитесь, — потребовал Северус.

Дракула отставил в сторону бокал с вином и опустился в кресло.

— Мы продумали всё до мелочей. Заранее. Тысячи летучих мышей повисли гирляндами в переходах гротов Питомника. Волки затаились в пещерах. Вороньё облюбовало кроны дубов. Все наблюдали. При малейшем подозрении мы должны были устроить шум. НЕ БОЛЕЕ. Кстати, Ваш друг был в курсе, — Дракула вопросительно посмотрел на Сивого.

Снегг обернулся и скользнул по тому таким взглядом, как будто видел перед собой мокрицу.

— Спасибо, Ваша светлость, — поспешил распрощаться Сивый. — Мы с „приятелем“ потолкуем обо всём в дороге.

Он неприятно растянул губы в улыбке, обнажив неровные острые зубы. Северусу ничего не оставалось, как раскланяться. С трудом преодолев отвращение, он взял своего напарника за руку чуть выше локтя. Вместе они трансгрессировали. Очутившись на берегу океана, Северус ещё сжимал плечо Фенрира. Судя по перекошенной мине последнего, ощущения он испытывал не из приятных.

— Иди к чёрту! — отпихнул Северуса Сивый. — Чего прилип?

Он сощурил красноватые хищные глазки и ковырнул мантию Снегга длинным ногтем мизинца.

— Небось думаешь, как бы избавиться от старины Сивого? — он зло зыркнул на Северуса. — Не-ет, ты не дурак. Не будешь обнаруживать себя раньше времени.

— Я избавлюсь от тебя, — зашипел Снегг, приблизив своё лицо вплотную к лицу Сивого. — Но по-другому…

— Это как же?

Казалось, ещё минута — и они вцепятся друг другу в глотку.

— Сэр Северус… Сэр Фенрир, — пропел им почти в ухо слащавый тенор. — Рад видеть вас живыми и невредимыми.

Одновременно со своим неприятелем Северус выхватил волшебную палочку и направил её в сторону жалкого, разрисованного как клоун, существа.

— Тьфу ты, Джокер! — сплюнул Сивый. — Какого чёрта тебя принесло?

— Хозяин прислал, — всё так же слащаво промурлыкал тот.

Джокер многозначительно повёл подведёнными глазами и сложил руки на животе, переплетя пальцы.

— Что говорит Хозяин?

— Говорит, море сегодня тихое, — Джокер, не торопясь, облизнул губы и закатил глаза.

Сивый брезгливо отвернулся.

— Могу вновь предложить вам руку, коллега, — очень нежно сказал ему Северус.

— Перебьюсь, — Сивый на всякий случай сделал шаг назад и трансгрессировал.

Северус повернулся к Джокеру.

— Вас подбросить?

— Премного благодарен… Но я уж сам уж как-нибудь, — и испарился вслед за Сивым.

Северусу осталось лишь пожать плечами…

Через мгновение берег снова был пустынен.

Когда Снегг имел несчастье видеть Волан-де-Морта, каждый раз он удивлялся, что ЭТО — человек… Не совсем, конечно… Но всё же. Вот уж Тёмному Лорду можно и не поворачиваться — его змеиноподобная шея способна теперь изгибаться на все 360°. Надо сказать, что Волан-де-Морт не терпел подле себя людей, чуравшихся его жуткого внешнего вида. Видимо, Северус чувствовал по отношению к Лорду что-то сродни удивления: будто он в зоосаде и разглядывает диковинного зверя. Сие позволяло ему оставаться при дворе. Тёмный Лорд по обыкновению последнего времени находился в состоянии сосредоточенного озлобления.

— Извольте докладывать по форме! — рявкнул он на Снегга.

Не глядя на адресата его неудовольствия, Волан-де-Морт сделал неуловимое движение пальцами, и оголодавший Сивый, пощипывающий ветчинку с барского стола, упал навзничь.

— Хам! — поморщился де Морт, наблюдая за поверженным.

Поводя наугол вырезанными ноздрями, в Снегга полетели словесные камни:

— Я Вас слушаю… пока. Но терпение моё небеспредельно!

В это время Сивый пошевелился. Вновь щелчок пальцами от Лорда — и Фенрир в глубокой отключке. Только глухой стук упавшего тела оповестил о том, что в комнате их трое. Снегг не стал долее нервировать сиятельную особу и, преклонив колени у любимого кресла Господина, со смаком поведал о многочисленных сторонниках Скримджера и о том, что вербовка „светлых“ продолжается по всем странам и континентам. Во время рассказа Северуса Волан-де-Морт вытащил что-то из кармана и стал перебирать, явно злясь. Северуса осенила догадка: „Боже правый! Это чётки!“… Он вздрогнул — в один из моментов его „печального“ повествования бусины брызнули во все стороны и поскакали по полу.

— Зна-ачит, Вы полага-аете, что перевес си-ил на ИХ стороне? — растягивая слова, прогнусавил Волан-де-Морт.

— Нет, — подумав, заявил Снегг. — ЕЩЁ нет.

— Когда же будет организован вояж в поисках дураков- сторонников нашего любезного Министра?

— Про это они умолчали, — (и Северус не лукавил).

— Хорошо. Ступайте. Можете вновь вернуться к себе на квартиру, — добавил Лорд, когда Северус был уже в дверях.

Он хотел напоследок посмотреть в глаза этого получеловека — полупресмыкающегося, но гибкая шея де Морта проделала очередной финт — и Снегг увидал только его затылок. Северус шёл гулкими коридорами замка. Его мантия развевалась подобно крыльям Архангела. „ОН отправил меня домой. Это неспроста. Сивый сделал своё дело. Тёмный Лорд перестал мне доверять… А почему, собственно, я иду?“ — его размышления прервались на полуслове. Северус трансгрессировал. Волан-де-Морт наклонился к Сивому и протянул ему узкую ладонь:

— Надеюсь, Вы не слишком пострадали?

— Не беспокойтесь, сэр. Я в полном порядке… Вы отпустили его?

Тёмный Лорд отвернулся, не удостоив того ответом.

— Что ж, пусть чешет к себе и ни о чём не подозревает, — злобно прошипел Сивый. — А мы тем временем обратим себе на службу каждый камень, каждую травинку в округе.

— Посмотрим, посмотрим, — Т.Лорд повёл шеей и хрустнул пальцами — как гвоздём по стеклу.

Северус жестоко не выспался. Плеснув в лицо холодной водой, он по привычке оперся обеими руками о края раковины и уставился в зеркало. „Выгляжу так, будто вчера меня плохо сложили. Результат налицо: наутро всё в складках и заломах“, — невольно улыбнулся он пришедшему на ум каламбуру. Тут же лицо его разгладилось и преобразилось. Ему очень шла улыбка. Он и сам это признавал. Тем не менее, своим обаянием не злоупотреблял. Пожалуй, некоторые коллеги по Хогвартсу (уже не говоря об учениках) и вовсе не видели его улыбающимся… Другое дело Юлия. Ю-Ли… Ему доставляло особенное удовольствие называть её так. Будто две женщины слились воедино: Юлия и Лили. И если Лили он потерял безвозвратно, то в отношении Юлии такого не допустит… Как она там? Как с ней связаться, не навредив ей? В передней раздался звонок. Северус незамедлительно переместился к входной двери. Оказалось, это всего лишь Нарцисса. Но выглядела она странно. Складывалось впечатление, что миссис Малфой в трансе: двигалась чуть не наощупь и глаза белые, как у чути.

— Цисси? — позвал её Снегг после того, как она молча прошествовала до дивана и села.

Губы её пришли в движение.

— Положи руку в левый карман, — произнесла Нарцисса чужим голосом.

Поколебавшись, Северус сделал, о чём его просили. Нащупав небольшой твёрдый предмет, он подался любопытству. Это был мобильный телефон, который ему подарила перед отъездом из России Юля. Северус почувствовал, что аппаратик вибрирует в его ладони.

— Ответь, — вновь подала голос Нарцисса.

В принципе он собирался это сделать, только забыл КАК. На лице Малфой вдруг появилось осмысленно-насмешливое выражение. Северус обозлился, и память тут же вернулась. Нажав на зелёную кнопку с изображением телефонной трубки, он услышал голос жены.

— Северус, выслушай меня до конца. И молча. Сегодня в 6 часов утра было взорвано Министерство магии. По счастию, никто из порядочных волшебников не пострадал. Сегодня, думаю, эту новость ты ещё услышишь неоднократно. Это раз. Два: Тёмный Лорд больше никому не доверяет. За тобой установлена слежка. Посему Ростиславу и Нарциссе видится с тобой будет небезопасно. Так что сворачивай свою антидеятельность до минимума. Три: все „правые“ силы снабжены эликсиром. Скоро можно будет начинать контратаку. Однако не уничтожены ещё два крестража: брошь и Нагайна. Только после того, как они будут обезврежены, состоится Генеральное сражение. Четыре: ты видишь сейчас Будогорского в теле Нарциссы. Когда он выйдет, та ничего помнить не будет. И, наконец, последнее: сейчас Славик продемонстрирует чудо техники посредством которого сможет с тобой в дальнейшем держать связь. Связь будет односторонней — как с Дамблдором… Кстати, Дамблдор более не призрак — он стал слишком тяжеловесен, чтобы посещать твои сны. Так что мужайся: ты остался один. Будем надеяться, что ненадолго. В крайнем случае, ты можешь оставить сообщение Джакомо (он всё знает). И в самом крайнем случае я позвоню тебе. Так что телефон пока не выбрасывай… Сейчас пришлю тебе ММS.

Раздались короткие гудки. Северус закрыл „раскладушку“. Через секунду вновь раздалось пик — он машинально принял сообщение. На Юльке была мужская рубашка и чёрные колготки. Живот впечатляющих размеров. Лицо прекрасное, как всегда. Если бы не Будогорский-тире-Нарцисса он не удержался бы и погладил изображение.

— Смотри! — приказала ему Лженарцисса и соткала из воздуха маленький телевизорик. Водрузила его на столик и щёлкнула перстами.

На экране замелькали бело-серые блики. Более всего это напоминало ультразвуковое обследование: явно что-то показывает, но разобрать что-либо невозможно. Замешательство Снегга не осталось без внимания Будогорского. Он (или Она?) подошёл к столику и стал водить розовым ноготком Цисси по экрану:

— Это дисплей. На него проецируются твои мысли. Вот тут — в дальнем углу — образы разрушенного Министерства со знаком вопроса (никто из ПОРЯДОЧНЫХ людей?). Далее Фенрир Сивый: и если мне не изменяет зрение, то он почему-то в образе змеи… Да. Потом (палец переместился в левый верхний угол) два обнимающихся старца… хм-хм… Просто Гендальф Белый — Гендальф Серый… Дружище, неужто ты не читал „Властелина колец“? Нет? Впрочем, я так и думал… Продолжим… Хотя, собственно, что тут ещё можно сказать? — Свет застит женский лик. Поэтому и видимость такая никчёмная. Стало быть, по-твоему, „гори оно всё синим пламенем“? оно и верно: „своя-то рубашка ближе к телу“. А?

… „Всё же Будогорского в этом ‚созданьи‘ гораздо больше, чем всех вместе взятых Нарциссиных ужимок“, — и Северус с лёгким сердцем замахнулся на явившегося к нему гостя.

Тот увернулся, увлекая за собой чудо инженерной мысли Будогорского.

— Э-э! Только не бей по голове! Кто за мной, дурачком, ухаживать станет? Тебе-то хорошо — у тебя жена любящая есть! — услышал он голос настоящего Барина.

С хлопком, подобным тому, что бывает при трансгрессии, Будогорский вышел из тела Нарциссы. Та беспомощно осела на пол.

— Береги себя, — серьёзно проговорил Ростислав, глядя в глаза Северусу. — Обнимемся, что ли?

Презиравший с детства „телячьи нежности“, Северус, тем не менее, принял объятия друга.

Будогорский недолго оставался серьёзным.

— Ну же, не раздави меня в порыве чувств! — не удержался он при взгляде на кислую мину Снегга.

Северус незамедлительно пихнул его в плечо и рассмеялся.

— Мне пора, — Барин с сожалением посмотрел на Нарциссу. — Позаботься о ней. Бедняжка…

Северус взглянул на скрючившуюся на вытертом ковре Нарциссу и вздохнул. Когда он поднял голову, Будогорского уже не было. Как не было и волшебного маленького телевизора, способного улавливать и отображать тайны чужих душ. Поздравив друга с очередным открытием, Северус занялся Нарциссой. „Интересное средство связи… Но как им пользоваться, если Барин забрал его с собой? Каков же радиус его действия?“ — размышлял он, укладывая обмякшую Нарциссу на свой облезлый диван. По-видимому, столь радостное событие как физическая расправа с Министерством, должно было войти в сердце каждого Пожирателя смерти — даже не вполне благонадёжного, каким в последнее являлся Снегг с точки зрения Тёмного Лорда… Хотя где они, „благонадёжные вполне“? Сивый продолжал напитывать Волан-де-Морта идеями, шедшими вразрез с теми, когда в фаворе был он сам. Мол, пришла пора отозвать из Штатов Беллатриссу и воссоединить семейство Малфой, да и вообще пора совершить марш-бросок на Азкабан, где томятся Крэбб, Гойл и прочие верные товарищи. Вечеринка по случаю уничтожения Министерства магии и чародейства проходила в недавно расчищенных апартаментах замка Слизерин, в помещении, служившем некогда бальной залой. Северус с плохо замаскированной ненавистью поглядывал на царственно вышагивающего по сверкающему паркету Лорда и семенящего рядом низкорослого Петтигрю. „Театр уродов“, — не смог удержаться от внутреннего замечания Снегг, оглядывая приглашённых. „Тёмные“ заметно активизировались. Это было понятно по группе дементоров, разместившихся в одном из уголков зала. Дело в том, что действо, затеянное Волан-де-Мортом, называлось КАРНАВАЛ. „Карнавал животных“, — вспомнил он некстати название музыкальной композиции Сен-Сенса… О чём бишь он? Ах, да. Дементоры. Для карнавала эти твари нацепили маски, ставшие популярными в магазинчиках ужасов после хоррора „Крик“, — на что Северус не смог сдержать саркастическую улыбку. Прихлёбывая вино из подвалов родовитого предка Волан-де-Морта (что наверняка являлось художественным преувеличением), Снегг наблюдал, как его змеевидный Хозяин выстроил себе что-то вроде трибуны в центре зала и взлетел на неё.

— Леди и джентльмены! — помпезно обратился Тёмный Лорд к собравшимся. — Наконец я чувствую себяпоздоровевшим и энергичным — более чем обычно /раздались аплодисменты/.

— Был предпринят очередной шаг на пути к осуществлению нашей миссии, — провозгласил Лорд /вновь аплодисменты/.

— Это хороший момент, чтобы сплотиться и пополнить наши ряды новобранцами! — голос Тёмного Лорда сорвался, и он „дал петуха“.

Северус фыркнул в свой бокал, и по игристому вину побежали пузырьки — вышло довольно шумно. Многие обернулись, чтобы выразить своё неодобрение. Сивый так и вцепился в него глазами. Один лишь Волан-де-Морт упивался „минутой славы“. Он ещё более возвысил голос и зарокотал с новой силой.

— Пройдёт три раза по шесть дней и наступит 29-е февраля. На этот день мы назначаем Большой Тёмный Совет. Он пройдёт на Острове Погибших Кораблей — в самом сердце Бермудского треугольника.

Волшебники заклокотали. „Это же океан. Как в таком количестве переправиться на этот чёртов остров?!“

— Вам не стоит ни о чём беспокоиться, — повёл шеей Т.Лорд. — 28-го февраля вы ляжете спать, а 29-го вы окажетесь уже там /шквал аплодисментов/.

Снегг на этот раз всерьёз поперхнулся и был вынужден выйти под осуждающие взгляды вон. „Ну и ну… Что за страсть к дешёвым трюкам?.. Хотя почему же ‚дешёвым‘? Со спящими волшебниками придётся повозиться. Все эти фокусы как-то очеловечивают Лорда, ей-богу!“ Так думал Северус, сидя в обшарпанном кресле у себя в Паучьем. Впереди оставалось „три раза по шесть дней“ (как изящно выразился Тёмный Лорд) и следовало чем-то заняться. Пожалуй, особо выбирать не из чего… Снегг на 18 дней заперся в своей лаборатории.


Так и не дождавшись от своего плагиастического изобретения той реакции, что была у Будогорского, Северус плюнул на убогий телевизорик, смахивающий на TV-40-х г.г. — тот и расплавился. Подивившись незапланированному побочному эффекту, он отправился в свою холостяцкую постель и, натянув одеяло до самого носа, немедленно заснул. Как и было обещано, в ночь с 28-го на 29-е февраля Северус пробудился уже не дома. Рядом лежали штабеля таких как он идиотов. Вернее, это ОН идиот. Потому как всё понимает, но продолжает вариться в этом котле… А что делать? Основную массу приверженцев де Морта всё-таки составляли фанатики… Впрочем, они тоже, конечно же, идиоты. Но по-другому. Вредные идиоты. И опасные. Так вот, ВСЕ эти идиоты почти одномоментно расстались с ночными бдениями и начались охи, ахи и т.д. и т.п. Устав от притворных лобызаний, Северус захотел выйти на воздух. Но, покинув одно помещение, оказался в другом. И если в первом царила ночь, то в следующем — слепящий от яркого света день. Там, откуда он вышел, не было никакой мебели — люди лежали на каких-то подстилках прямо на полу. Обстановка, где он очутился теперь, послужила бы неплохой иллюстрацией комнаты с первыми компьютерами (кажется, в ту эпоху они назывались ЭВМ): мигающие ламповые приёмники, громоздкая аппаратура и серьёзные люди в белых халатах.

— Не подскажете, что это за место? — задал он вопрос проходящему мужчине.

На что мужчина лишь скользнул по нему взглядом, ничего не ответив.

— А Вы сомневались в моих словах? — Северус услышал подле себя гнусавый низкий голос.

Рядом стоял Волан-де-Морт и взирал на Снегга сверху вниз.

Северус поклонился и опустил глаза.

— Мне только кажется, или Вы и правда прячете от меня свой взгляд? — взвизгнул Тёмный Лорд.

— Вам кажется, сэр, — смиренно поднял глаза на Хозяина Северус Снегг.

Волан-де-Морт смерил его взглядом и, взмахнув полой плаща, исчез из вида. Люди в лаборатории не обратили на произошедшую сцену ни малейшего внимания. „Может, они сосуществуют в каком-нибудь параллельном измерении?“ — пришла на ум нелепая мысль. На всякий случай Северус ущипнул за попку проходившую мимо толстушку в форменном халатике. Недолго думая, та влепила ему пощёчину. Причём совершено безэмоционально. И пошла дальше. „Люди в плену обычных стереотипов. Но лишены чувств: страха при виде Волан-де-Морта, удивления от происходящего, негодования от того, что незнакомый мужчина щиплет тебя за неподобающие места… Надо выяснить, что всё это значит“. Снегг поспешно покинул операторов и оказался в коридоре, по двум сторонам которого находились круглые оконца вроде корабельных иллюминаторов.

— Вы на третьем уровне. Сейчас Вы на пути ко второму. Уровень радиации в пределах норы…. в пределах нормы… В пределах нормы, — вторил механический голос.

— Любопытно, — проговорил Северус, продвигаясь по коридору.

На его пути вырос громадный тролль. Без лишних слов чудище занесло свою дубину над головой непрошенного гостя. Северус тотчас парализовал нерасторопного тролля заклятием — тот так и застыл в позе игрока в бейсбол.

От стены отделился Джокер.

— Проход закрыт, — угрожающе-льстиво предупредил он. — И не пытайтесь поступать со мной так же, как Вы проделали это с Горным троллем. Сделаете только хуже себе.

— Люди, как правило, учатся на собственных ошибках, — не согласился Снегг (который никогда не отличался покладистостью).

Джокер фыркнул.

— Глупцы!

— Ты знаешь, что ТАМ? — Северус указал на запертую дверь в конце коридора.

— Ничего, что Вам бы понравилось.

— А ты знаешь, что мне нравится?

Тот закивал мелко и часто, как китайский болванчик, и снова влип в стену. Снегг стукнул по стене и внезапно услыхал свист сверху. Доля секунды — и „Патронус!“ — оземь шлёпнулась пара дементоров. Пришлось посторониться… Так второй раз за едва начавшиеся сутки он столкнулся с Тёмным Лордом.

Раздувая узкие ноздри, тот зашипел:

— Снегг, я в крайнем раздражении от Ваших поступков! Что Вы себе позволяете?! Кто дал Вам право калечить наших соратников?

— Эти, с Вашего позволения, „соратники“ оскорбляют честь и достоинство… — он запнулся, осознав, до чего нелепо подобное обвинение.

Внезапно расхохотавшись, Волан-де-Морт недвусмысленно перевёл свои гноящиеся глаза на то место, где у мужчин по общему признанию помещается достоинство.

— Каким же образом тролль и, тем более, бесполые дементоры посягали на Вашу честь и достоинство?

„Тёмный Лорд совсем деградировал, — подумалось Северусу. — Раньше он избегал сальностей“.

— Вы правы, — Т. Лорд вновь придал своему лицу выражение денди на отдыхе. — Эта шутка дурного толка.

Волан-де-Морт отвернулся и резко изменил траекторию своего движения. „Театр одного актёра… Надо всё же посмотреть, что ТАМ, за дверью. Алахомора!“ — дверь без труда поддалась. Северус выглянул наружу и зажмурился. Бог мой! Хорошо, что он не шагнул за дверь сразу! — Там простиралось море до самого горизонта. Но не таким, как на курортной открытке — чистеньким и ухоженным. Это был пейзаж, более всего напоминающий грузовой порт. С той лишь разницей, что ЭТОТ порт не кончался. Остовы кораблей, старые баржи, проржавленная арматура судов повсюду торчала из водной глади, нарушая гармонию двух стихий — воды и неба. „Выходит, Остров погибших кораблей не иносказание?! Вот он. Но почему…“

— Почему мы собрались здесь? Или почему остров возник здесь?

Северус вздрогнул. На него смотрели безжизненные глаза Волан-де-Морта.

— Я вернулся, дабы предотвратить то, что Вы чуть было не сотворили, — ответил он на немой вопрос Северуса. — Что ж, Вы лишний раз убедились: лишнее знание — лишние вопросы, не так ли?

— Сожалею, милорд, о собственной дерзости.

— Вы не единственный любопытствующий. С этого сообщения я должен был начать Большой совет. Однако Вы ослушались. Несмотря ни на что, Вы, Северус, всегда были мне симпатичны, поэтому Вам я отвечу прямо сейчас…

По словам Тёмного Лорда выходило, что магнитная аномалия Бермудского треугольника не что иное, как работа Посейдона и его дочерей-русалок. Дело в том, что именно здесь у повелителя морей выстроен дворец, где случаются приёмы и, порой, весьма шумные. Вот в такие дни и происходят кораблекрушения. Гости у морского царя бывают разные. Некоторые — так просто человеконенавистники. Вот они-то и устраивают кровавые проказы с корабельным людом. Отсюда и небылицы о гибельном месте. Но эти слухи не лишены смысла. Сейчас, когда этот участок так загажен обломками судов, не хватало ещё, чтобы какая-нибудь экспедиция „зелёных“ недоумков — экологов свалилась, как снег на голову! Тем временем и тут, в этом богом забытом месте теплится жизнь. Те, кому удалось выжить, создали на острове колонию. Бедолаги ведут полудикарский образ жизни без всякой надежды на спасение, т.к. если Посейдон и был так милостлив, что не тронул их, то он не настолько великодушен, чтобы отпустить их вовсе.

— Всё гениальное просто, — заключил Лорд, наблюдая, как Снегг уже минут пять сжимает и разжимает в кармане пачку сигарет.

— Курите, — разрешил ему Хозяин. — Я же предпочитаю сигары, посему удаляюсь.

„Неудивительно, что люди любят отдых на тропических островах… Здесь такое море… — покуривая в открытую дверь, размышлял Северус. — Но Лорд умолчал, почему ИМ выбраны Бермуды для проведения Тёмного Совета. Продиктовано ли это только страстью к импозантности? Или чем-то ещё?“

Он задраил люк и вернулся в первое помещение.

В большинстве своём волшебники, которых он тут видел, представляли жалкое зрелище: помятые, всклокоченные, невыспавшиеся. Вполголоса они переговаривались меж собой.

— Вы слышали: сам Бруствер приедет из Африки, — говорил неизвестный Снеггу маленький человечек. — У него полно последователей.

— Я правильно Вас понял, это тот самый Бруствер, который создал Корабль „Желание“? — оживился его собеседник: зеленоволосый и синебородый (что немного шокировало).

— А из Антарктики вернётся Шлиммель.

— Как??? Он тоже из „наших“?!

— Тоже, тоже.

— Ну, а Беллатрисса будет?

Народ, прислушивающийся к их диалогу, ещё более навострил уши. Северус понял, что здесь собраны те колдуны и колдуньи, которых брали в Пожиратели для числа. Вряд ли эти люди могли принести Волан-де-Морту какую-либо реальную пользу. Странно, что его поместили к ним. Или наоборот — ничего странного… в его положении. Поэтому-то ему и не попалось до сих пор ни одного знакомого лица. Впрочем, он не особо переживал по данному поводу.

— Простите, Вы не Северус Снегг? — робко обратилась к нему пожилая волшебница.

Северус молча смотрел, а неё и думал, что большинство людей всё-таки мазохисты. Все они кричат о любви к власти, деньгам, комфорту… А вот ведь валяются здесь на полу — бабы вперемешку с мужиками — нечёсаные, неумытые, мучающиеся от неудовлетворения естественных надобностей…

— Извините, я, наверно, ошиблась, — произнесла она и отошла.

— Добро пожаловать, дорогие коллеги! — проворковал — кто бы вы думали?! — Хвост.

„Стало быть, опять в чести…“

— Прошу пройти за мной всех желающих посетить туалет, — провозгласил Петтигрю.

Плотная толпа проследовала за ним. Снегг остался один. Правда, ненадолго. Нарисовался другой его „приятель“ — Фенрир Сивый.

— Что, фортуна переменчива? — хмыкнул Сивый. — Не успел ты оглянуться, как уже на самом дне.

— Странно, — сказал Северус, — я только что об этом думал. Этими же самыми словами.

— Сожалеешь? — с любопытством взглянул на него Сивый.

Северус ничего не ответил и отвернулся: „Надо бы ему сказать, что ни на каком я не на дне. Тёмный Лорд за сегодняшний день целых три раза удостаивал меня аудиенции… Тьфу ты, глупость какая, считать знаки внимания!“ Когда же он повернулся для ответа, в комнате уже никого не было. „Да и плевать… Где же всё-таки состоится Совет? — вот вопрос…“

— Объявляется большой сбор в холле на первом уровне, — возвестил роботоподобный голос (Северус не сразу понял: то он возник в его голове, то ли проистекал откуда-то сверху). — Будьте внимательны. Указатели помогут вам сориентироваться.

Многократно усиленный динамиками голос заполнил „спальню“.

Надо идти.

Указатели не лепились сиротливо, как у маглов, на стенах, а вели себя довольно нахально. Светящиеся, будто неоновые, вывески бежали впереди того, кому должны были указывать дорогу и весело подмигивали. Северус миновал лабораторию со старыми компьютерами. Спустился по лестнице (которую в первый раз не приметил) в другую такую же лабораторию, где так же равнодушно сновали люди в белых халатах. Единственным отличием ЭТОЙ лаборатории от ТОЙ было окно во всю стену, сквозь которое просматривался „Водный мир“.

Пока Северус понимал происходящее плохо.

— Предупреждая ваши вопросы „ПОЧЕМУ ЗДЕСЬ“, отвечу сразу всем: нашими многочисленными союзниками населена не только суша, но и другие стихии: водное, подводное и надводное пространства… Вас ждёт, связанный с этим сюрприз.

Этот спич принадлежал Т.Лорду. Слово „сюрприз“ он произнёс по-детски непривычно — шаловливо. Волан-де-Морт был сегодня в чёрной атласной мантии, подбитой красным шёлком (подражая в этом цирковым иллюзионистам). После его слов комната стала стремительно увеличиваться, одновременно приобретая форму многоярусного театра. Тяжёлый бархатный занавес закрывал центральную стену — видимо, там предполагалось основать сцену. Северус почувствовал беспокойство. Раньше Тёмный Лорд любил делиться с ним своими планами. Это же широкомасштабное действо подготовили без его участия. Мало того, всё здесь являлось для него неожиданностью. Свет потихоньку стал приглушаться (а он только собрался получше рассмотреть собравшихся!). Раздались аплодисменты. Под звуки оркестра (невесть откуда взявшегося!) занавес пополз в разные стороны. Оказывается, он закрывал огромное окно во всю стену. И стекла в этом окне не существовало! Удивительно, но вода не перетекала на сцену. В ней мирно барахтались русалки и тритоны. На самой сцене красовался длинный стол, за которым сидели почётные гости. Наверно, этот стол по протяжённости легко мог бы попасть в Книгу рекордов Гиннеса. Вмещал он „каждой твари по паре“: вот парочка великанов средней величины, двое продажных гоблинов, несколько индейцев в национальных одеждах совершенно безумного вида (по всей видимости, шаманы), чернокожие волшебники, прибывшие, судя по всему, с „чёрного“ континента, рядом с ними существа, напоминающие инферналов (настоящие инферналы должны были находиться за пределами здания, для охраны). Были тут и весьма воинственные на вид лилипуты (Снегг припомнил, что в своей книге Будогорский называл их гномами, но славянской разновидности). С торца по одну сторону стола восседал Джокер, а по другую — троица дементоров. Это те, которых Северус мог назвать. Но были и такие, кого он либо вовсе не знал, либо затруднялся с определением вида. Так, например, семья грибов — кто они? Чёрт его знает. Кстати, черти тоже присутствовали (во всяком случае, вряд ли те лохматые и чумазые рожи могли называться как-то иначе). Вот с египетскими богами дело обстояло сложнее: кто тот рогатый двуликий исполин? И если вот эти, кажется, обзывались сфинксами, то кто те чудики, донимавшие всех проходивших немыслимыми загадками?.. А некоторые из магов, находящихся на сцене, сидели спиной к зрителям. „Наверно, эти уж совсем страшные“, — решил Северус. Но, как выяснилось, они просто обернулись в ту сторону, откуда должны были появиться следующие гости. Северус не придал значения словам Тёмного Лорда „Вас ждёт ещё один сюрприз“. А зря. На сей раз это не было привычным для Волан-де-Морта бахвальством. Волны „вспенились бурливо“ и выбросили на сцену что-то вроде морской раковины, которая встала на попа, и из неё с проворством спортсменов выпрыгнули… зелёные человечки. От неожиданности Северус приоткрыл рот.

— Марсиане! — зашептали его соседи по ложе.

Северус скользнул по шептунам взглядом: чета пожилых волшебников, чернокожий колдун, группа подростков и он сам, разумеется. Похоже, что все англичане. Пришельцы (если только это не ловкий фокус) лопоча что-то на своём „марсианском“, рассаживались неподалёку от Тёмного Лорда. Их насчитывалось аж пятнадцать человек… хм-хм.

— Земля всегда была лакомым кусочком для инопланетян, продолжал рокотать Волан-де-Морт. — Не всякая планета столь благодатна для жизни. Тут есть питьевая вода, воздух, насыщенный кислородом, умеренно тёплый климат… Настоящий рай. И мы готовы стать добрыми соседями тем, кто протянет нам руку помощи в непростое время.

Марсиане затрясли головёнками. Ребята, сидящие в зале рядом со Снеггом, захихикали.

— А они настоящие? — пропищала девчушка, которой, наверно, только-только исполнилось 17.

Северус ухмыльнулся — он думал о том же.

— Как ОН думает потом от них избавиться? — чернокожий, будучи одиноким, решил поделиться своими соображениями со Снеггом.

Северус подозрительно оглядел его.

— О! Не беспокойтесь, я не шпион! — замахал тот руками. И, озабоченно добавил. — Я слышал, будто инопланетяне очень плодовиты.

На всякий случай Северус отодвинулся от него и устремил глаза на сцену. Там опять всё пришло в движение. На сей раз виной тому явился крупный кудрявый мужчина, прокладывающий себе дорогу при помощи посоха. На плечах вновь прибывшего красовалась тога, а голову венчала тиара.

— Гляди, Нико! — указывала трепещущей рукой женщина на величавого грека, обращаясь, по-видимому, к своему супругу. — Даю слово, это сам Посейдон!

Посейдону тем временем домовой эльф — интересно, чей? — втыкал в уши миниатюрные наушники. Скорее всего, это был адаптер, позволяющий синхронно транслировать услышанное на родной язык. „Выходит, Тёмный Лорд не знает о вирусе полиглотизма“, — отметил Северус.

— Сегодня я присутствую здесь в качестве посредника, — заговорил Владыка морей.

Чернокожий вновь придвинулся.

— Что же Вы? Где Ваши наушники? Сейчас всё прослушаете, — он укоризненно причмокнул.

„Они мне не нужны! Так же, как и тебе, старый осёл!“ — мысленно выругался Северус. Но в карманах всё же пошарил. Рядом с пачкой сигарет лежал небольшой моток проводов — это и были пресловутые наушники. Нетерпеливо он воткнул их в уши и прислушался.

— Я лишь посланник дружественного мне народа. И если вы исполните давнюю мечту атлантов, они одарят вас своей дружбой. А это — учитывая возраст их цивилизации — немало, поверьте!

— Отчего Вы взяли на себя роль роли посредника, не СОЮЗНИКА? — доверительно понизив голос, спросил его Волан-де-Морт.

— Мне ничего не надобно. Я и без того ЦАРЬ, — напомнил с улыбкой седовласый красавец.

Тёмный Лорд щёлкнул пальцами. На стол опустился знакомый Снеггу ларец. Так называемый „ящик Пандоры“. Де Морт, сощурившись, смотрел на Посейдона, поигрывая костяшками пальцев по изразцовой крышке ларца.

— И это тоже? — многозначительно произнёс он, глядя на Царя.

Даже с высоты третьего яруса было видно, как потемнело от гнева лицо Посейдона. Напрасно Волан-де-Морт взялся шантажировать Владыку.

— Я отвечу вам не ранее, чем когда переговорю с братом, — тем не менее спокойно ответил он. — А сейчас вынужден проститься.

Посейдон стукнул посохом и исчез.

После этого всё пошло наперекосяк. Великанам надоело чинно восседать за столами, и Волан-де-Морт сделал знак, чтобы их оглушили на время. Этот инцидент послужил вспышкой к дальнейшим безобразиям: волшебники разных пород и мастей стали выскакивать к Тёмному Лорду и выдвигать свои требования. Поскольку правилам грамотных дебатов их никто не обучал, вели они себя, мягко говоря, некорректно. Так, один из гоблинов встал прямо на стол заседаний и, потрясая кулачонками, стал требовать выплату неустойки: дескать, их племя обманом было вовлечено в преступные деяния Пожирателей смерти — до которых им и дела-то нет! Его братья финансировали безумные идеи Того-Кого-Нельзя-Называть (он так и выразился: „безумные идеи“), а теперь, похоже, их собираются надуть и оставить с носом.

— С носом! Вот именно! — прошипел Волан-де-Морт и, взмахнув палочкой, превратил и без того не малый нос гоблина в слоновий хобот, который потянул беднягу за собой, и тот чебурахнулся на пол.

— Ага! Вот так вы обращаетесь со своими сторонниками! — возопил один из славянских гномов, и его братья ответили воинственным рыком.

Этот боевой клич разогрел сидящих в зале сатиров:

— Подавай сюда обещанное! Выпивку! — загоготали они, застучав козлиными копытами.

— Ни-ка-кого почтения! — восхищённо выдохнул во всеуслышание старичок — сосед Северуса по ярусу.

Учуяв скандал, со своего места сорвались дементоры и взвились под купол театра. Северус сидел в верхнем ярусе, под самым потолком, и грязные тряпки дементоров почти касались его лица. Тут-то и произошёл казус, положивший конец Большому Тёмному Совету. Откуда-то снизу (не из оркестровой ли ямы?) вылетел Красный Дракон и с жутким трубным звуком начал исторгать… каловые массы. Больше всех попало тем, кто находился в партере. Ну, и, конечно, тем, кто сидел за председательским столом. Только слепец мог не заметить, что у Тёмного Лорда так и чешутся руки прикончить несчастного Дракошу, которого чем-то перекормили накануне. Только боязнь окончательно себя скомпрометировать, он этого не делал. Это было смешно: наблюдать космическую степень бешенства де Морта!.. Что до зелёных человечков, так они сочли за благо ретироваться. „Инопланетная военная угроза, похоже, миновала“, — с облегчением вздохнул Северус. И, пока „суть да дело“, Северус решил навестить Юлию.

Глава 17. В сердце Африки.

Если Совет, которому суждено было так бесславно кончиться, Волан-де-Морт гордо именовал БОЛЬШИМ, то Совет, состоявшийся в Хогвартсе, смело можно назвать МАЛЫМ, поскольку присутствовало на нём всего пятеро: директор, завуч (в лице Будогорского) и трое студентов — Гермиона Грейнджер, Рон Уизли и Гарри Поттер. Гарри с любопытством оглядывал директорский кабинет: не так часто он посещал его со дня смерти Дамблдора. Нельзя сказать, чтобы убранство этой комнаты сильно претерпело изменения. На стенах те же портреты, на стеллажах книжного шкафа всё те же „штучки“. Вот только на письменном столе идеальный порядок. И нет Фоукса… Где, кстати, он? Где, вообще, гнездятся фениксы? Наверно, ответ на этот вопрос мог бы дать Хагрид. Но профессор по уходу за магическими существами обычно норовил подсунуть своим студентам что-нибудь более „интересное“, чем пресловутый Феникс, что-нибудь более клыкастое, более кусачее и опасное.

— Если тебя вдруг заинтересовал уход за магическими существами, Гарри, то со следующего года этот предмет у нас будет преподавать твой хороший знакомый — Чарльз Уизли. У Чарли случилась размолвка с одним из коллег, и он решил покинуть Румынию, — как всегда предвосхитил возникшие вопросы Будогорский.

— А как же Хагрид? — в один голос спросили Рон и Гарри.

— Хагрид увольняется. В связи с переменой места жительства, — ответила за Будогорского Гермиона.

— Как?! — у Гарри даже слов не нашлось, чтобы раздраконить Хагрида по всем статьям за его предательство.

— Никакое это не предательство, — парировала Гермиона. — А очень даже благой поступок. Представьте: в школе madam Maxim одни девочки. Если их некому будет защитить, Шармбатон просто-напросто закроют. Хагрид же повёл себя как настоящий джентльмен.

— Хотел бы я посмотреть, кто осмелится обидеть нашу „Дюймовочку“, — проворчал Рон, имея в виду, конечно, Олимпию Максим.

— Да, — попытался спрятать улыбку Будогорский, — но есть ведь ещё её прелестные ученицы.

— Давайте всё же вернёмся к тому, ради чего мы здесь собрались, — постучала по столу МакГонагалл.

— И ради чего? — бесхитростно вытаращился на неё Рон.

Барин выступил вперёд и торжественно произнёс:

— Дорогие друзья мои! На вас возложена миссия необычайной важности и сложности! Не скрою, не сразу мне удалось убедить коллег отпустить вас. Но! Не стоит вмешиваться в то, что предначертано самой судьбой! Такова ваша карма! Мы не вправе менять прошлое. Также мы не можем спорить и с настоящим… каким бы ужасным оно нам не представлялось…

— Кхе-кхе, — так МакГонагалл деликатно напомнила Ростиславу Апполинарьевичу, что пора переходить к сути.

— Итак, вы отправляетесь в самоё сердце Африки! — с чувством закончил Будогорский.

Рон икнул.

— Вместо занятий? — похоже, он просо ошалел от счастья.

Профессор МакГонагалл проигнорировала неприличную радость Уизли и протянула Гермионе свиток.

— Вот примерный маршрут ваших дальнейших перемещений, — произнесла она. — Ознакомьтесь и уничтожьте.

Ребята склонились над столом. Гарри ожидал, что это будет что-то вроде карты, но ошибся. В столбик были перечислены населённые пункты, где им предстояло побывать, а рядом — ориентировочная дата прибытия. Скатав пергамент в трубочку, Гермиона задала вопрос, который парням и в голову бы не пришёл:

— Когда же мы будем успевать ещё и учиться?

— Вы не поняли? — удивился Будогорский. — Вы не будете учиться.

— То есть нам поставят оценки „автоматом“? — уточнила Гермиона.

МакГонагалл фыркнула и стала поправлять и без того ровные стопы тетрадей на своем столе.

— Что же вы молчите? — не отставала Гермиона.

— Мы не можем выставить вам отметки просто так. Приедут чиновники из Министерства… — начал оправдываться Барин.

— Из какого такого „Министерства“? — хлопнул себя по бокам Рон. — Уж не из того ли, что сравняли намедни с землёй?

— Рональд Уизли, — менторским голосом проговорила Директриса. — Вы не знаете, что говорите. Министерство нельзя уничтожить. Это неподвластно даже… Сами-Знаете-Кому. Не прошло и недели, как Министерство регенерировало.

— Что-о? — сглотнул Рон.

— Стало быть, самовосстановилось — как ящерица восстанавливает утраченный хвост, — пояснила Гермиона.

— Давайте уже закончим, — потерял терпение Гарри.

— Действительно, — поддержала его МакГонагал.

И в двух словах объяснила, что никто не имеет права проставить просто так оценки в аттестате зрелости. Их выставляет сама Школа. Именно Школа! Несколько раз за особые заслуги студентов аттестовали, так сказать, заочно. Но на выпуском эти горе-хогвартцы (ещё недавно считавшие себя везунчиками) оказывались без документа об образовании. Он исчезал, испарялся! Недаром Дамблдор говорил, что даже он не знает всех секретов Хогвартса!

— Но, — успокоил ребят Будогорский. — это касается только выпускников — семикурсников. Но прочих учащихся сие правило не распространяется.

— Это что же… — дошло наконец до Рона, который никогда не отличался способностью хватать на лету. — Мы на второй год останемся?

— Ну-у, — заюлил Будогорский, — у вас есть шанс попытаться сдать экзаменационные предметы с общим потоком.

— Нет. Шансов у них нет, — безжалостно вынесла приговор МакГонагалл. — Но вы должны помнить, что вам оказана невероятная честь: сразиться со злом от лица нашей Школы!

— Видимо, от Барина набралась. Раньше я что-то не слыхивал от нашей старушки таких пафосных речей, — шепнул Рон Гарри.

— Но! — их классный руководитель поднял вверх палец. — МОЁ предложение остаётся в силе! Правда, оно касаемо лишь „защиты от тёмных искусств“.

Понятно, что Будогорский решил на прощание „подсластить им пилюлю“. Ребята понуро кивнули и вышли.

— Слушай, о чём говорил твой любимый Ростислав Апполинарьевич? Какую ещё он открывает вакансию на получение отличной оценки?

— Да какая-то опять ерунда, — махнул рукой Гарри.

— И всё же? — настаивала Гермиона.

Гарри остановился, чтобы припомнить, в каком контексте прозвучал вопрос Будогорского: они готовились к встрече с чутью… Это точно… Но вот в связи с чем был задан этот вопрос?

— Просто Будогорский спросил, что случается с волшебниками, если их сжигают на костре?

— И ты ответил? — пытливо взглянула на него Гермиона.

— Ну, конечно! Сказал, что волшебников невозможно сжечь…

— И всё?

— И всё! — развёл руками Гарри.

— Ну, это же Барин! БА-РИН! Пообещать для него — не значит обмануть! — у Рона, как всегда, было всё легко и просто.

Может, просто забыть об очередной блажи Будогорского? Может, Рон на этот раз прав: Барин — он Барин и есть… Но это было не в характере Гермионы. Тем же вечером она отправилась к декану их факультета с ультиматумом: либо Ростислав Апполинарьевич знакомит со своей загадкой „с чувством, с толком, с расстановкой“ — либо… не пудрит им мозги! Постучав и не дождавшись ответа, она рискнула приоткрыть дверь. Ростислав Апполинарьевич стоял у окна, обхватив себя за плечи.

— Профессор? — окликнула его Гермиона — тот не откликнулся.

Она решила не заявлять о своём присутствии… пока. Гермионой овладела идея „проверки связи“ (так Будогорский называл окклюменцию без ведома респондента). Ещё ни разу, ни одному студенту (за исключением, может быть, Гарри) не удавалось проникнуть в сознание своего учителя. А сейчас, похоже, Ростислав Апполинарьевич не включил защиту. Было бы так заманчиво прогуляться по коридорам его сознания… Но! Барин стоял к ней спиной. Без зрительного контакта шансов на успех мало. Вернее, почти нет. Попробовать? В любом случае, что она теряет? Гермиона тряхнула головой, выбрасывая все отягощающие её мысли, и замерла. Даже не дышала. Юная женщина сидела в кресле. Просторный пеньюар не скрывал её „интересного“ положения. Лицо будто списано с лика Мадонны. Картина медленно таяла в розовой дымке. На смену ей из грязно-серого тумана стало вырисовываться лицо улыбающегося мужчины: тёмные густые волосы, большие чёрные глаза… Он был ей знаком. „My Got! — чуть не вырвалось у неё. — Да это же Северус Снегг!“

В ту же минуту обернулся Будогорский.

— Гермиона? — удивился он. — Я не слышал, как ты вошла.

Кое-как справивившись с эмоциями, Гермиона состряпала невинно-безмятежную мину и ляпнула первое, что пришло в голову:

— Мы согласны… согласны на ваше предложение, — „Боже что я говорю!“

По окончании кратковременного визита Гермионы Ростислав вновь подошёл к окну. Недавние воспоминания жгли душу. Снова обозначилась та картинка, которую нечаянно (нечаянно ЛИ?) подсмотрела Грейнджер. Юлия сидит в кресле и вышивает красных петухов на кухонных занавесках. Сам он систематизирует художественную литературу. Работает телевизор. Обстановка почти семейная. И вдруг — щёлк! — из ниотуда появляется Северус (как обычно в черном: ни дать, ни взять — гот!). Тут же петухи летят в сторону. Юля — будто и не на сносях! — вскакивает на кресло, а Снегг, не стесняясь нечаянного свидетеля, кружит свою беременную жену по комнате. Потом осторожно возвращает на место и гладит ей лицо, ловит и целует Юлины руки. Будогорского игнорируют до тех пор, пока он сам не заявляет о своём присутствии:

— Я выйду на лестницу, перекурю.

Юлька опускает руки и растерянно на него смотрит. Лицо Снегга деревенеет, но он заставляет себя ответить:

— Через минуту я к тебе присоединюсь.

Северус выходит на лестничную площадку, как и обещал. Он молча прикуривает от сигареты Ростислава.

— Я только что с Большого Совета. Он с треском провалился, — Снегг решил не тратить попусту слов. Вместо этого открыл коридоры своего сознания, чтобы Славка мог без труда прочесть эту информацию. — Как тебе картинка?

Он довольно хохотнул и тут же посерьёзнел:

— Теперь о Юлии… Как она?

Барин тоже постарался быть краток:

— Скоро ты станешь отцом. Ей не доходить всего срока.

— Пожелаешь мне? — произнёс вслух Северус, затушив сигарету.

— Ни пуха! — кисло улыбнулся Будогорский.

— К чёрту! — от души послал его Снегг и трансгрессировал.


„Нужно прекратить таскаться к Юльке… Хотя, конечно, это было бы форменной трусостью с моей стороны. Сейчас я единственное звено между ЕЁ миром и миром, в котором обретается Севка…“ Получается, ни до, ни после родов Юлии он просто права не имеет её оставлять… Или всё это предлог, чтобы видеться с ней?.. Самое мудрое в такой ситуации — пустить всё на самотёк. О чём действительно сейчас стоит подумать, так почему МакГонагалл сподобилась-таки отпустить знаменитую троицу туда, где их очень даже может быть ждёт лютая смерть? Что заставило Директора Хогвартса дать вольную Поттеру, Грейнджер и Уизли? Может, Минерве тоже явился во сне Дамблдор, с мнением которого (единственного!) она считалась? Стоп! Дамблдор во снах более не является… Что, если МакГонагалл видела его в другой ипостаси? Живого… или полуживого? Ведь она занимает его апартаменты, а это что-нибудь да значит! Там каждый пустяшный предмет хранит память о своём прежнем хозяине. Насколько знал Будогорский, нынешняя директриса Хогвартса ничего не меняла в жилище Дамблдора. Напротив, с педантизмом старой девы она холила и лелеяла вещи Альбуса, протирая их ежедневно с тщательностью, которая в конце концов могла бы нанести ущерб большим и малым дамблдоровским безделушкам, так как она рисковала затереть их до дыр. Упиваясь болью неразделённой любви (сказать кому — не поверят!), Ростислав как-то оставил за кадром то, что раньше бы не обошло его внимания: что предшествовало принятию МакГонагалл решения не чинить препятствий на пути Поттера? Широкими шагами Будогорский преодолел расстояние от своего кабинета до директорского и гаркнул перед входом:

— Десятка червей! — он вошёл в стену.

Лестница-эскалатор доставила его прямёхонько до порога. Он распахнул тяжелые дубовые двери и замер. За письменным столом сидел… Альбус Дамблдор.

— Прошу Вас, Ростислав Апполинарьевич, — услышал Будогорский плаксивый голос Директрисы, — ущипните меня!

Ей-богу, на привидение более походила Минерва: в одной ночной рубашке она была тоща, как жердь, и растрёпана наподобие огородного пугала.

— ОН меня преследует! — МакГонагалл указала дрожащим пальцем на Альбуса.

— Почему! Почему, Минерва, Вы не хотите примириться с тем, что я жив? Неужели эта мысль для Вас столь неприятна?

МакГонагалл всхлипнула. А Будогорский решительно шагнул к столу и протянул руку Дамблдору. Тот улыбнулся и встал во весь рост.

— Благодарю, Ростислав. Как видите, я вышел из подполья. Потому как дела ваши крайне запущены.

Барин удивленно приподнял брови. МакГонагалл всё ещё стояла, прижавшись к стене.

— Да, очень запущены, — повторил Дамблдор — строго и в то же время ласково — вполне в его духе.

Он вышел из-за стола и потянулся. Ростислав отметил, что рука учителя — мёртвая в последние месяцы ТОЙ жизни — вновь выглядела „как новенькая“.

— Готов предупредить некоторые ваши вопросы. Во-первых, отличное снадобье Вы когда-то приготовили, Ростислав Апполинарьевич… Не для слабонервных, да-с… но ведь и я не из таких?! — Дамблдор ухмыльнулся в бороду. — Во-вторых, Ваш рецепт имеет одну особенность… Интересно, Вы знаете о ней?

— То, что существует связь между Вашей силой и слабостью Волан-де-Морта? — вопросом на вопрос ответил Будогорский (в то время как МакГонагалл переводила взгляд, полный непонимания, с одного мужчины на другого).

— Значит, знаете, — Дамблдор разочарованно вздохнул. — Тогда, в-третьих: обо мне не должен знать НИКТО. И так посвященных больше, чем достаточно.

— Я не понимаю, — вмешалась Маконагалл. — Выходит, Поттеру привиделось, будто Вы убиты Снеггом?

— И да, и нет, Минерва. Видите ли, у нас была с Северусом договорённость, о которой ничего не знал Гарри. Вот и всё…

— Всё?! — взвизгнула почтенная дама. — А то, что честный человек оклеветан, Вам всё равно?

— Это ему епитимья. За грехи, — жестоко пошутил старец.

МакГонагалл пошла пятнами и открыла рот, дабы издать вопль справедливого негодования, но Дамблдор упредил её:

— Тихо! Теперь мы действуем сообща. Каждый из нас достаточно силён в окклюменции, чтобы Волан-де-Морт пребывал в неведении относительно моего воскрешения, — он совершенно неожиданно выкинул вперёд правую руку. — Один за всех?

— И все за одного! — МакГонагалл и Будогорский подтвердили мушкетёрский жест, положив свои ладони поверх Директорской.

Наконец стратегия была выработана. Постановили: если Гарри, Рон и Гермиона смогут сдать все экзамены, то закончат Школу со своими одноклассниками. Если нет, их обучение продлится ещё полгода (ровно столько, сколько они пропустят). Их захватывающее приключение (по мнению Рона), опасное предприятие (по словам Гермионы) или смертельная схватка (как выразился Гарри) начиналось в Африке. После их ждала Бразилия, Тибет, Атлантида и Плутония. Надо сказать, что это программа максимум. Основной же их задачей являлось нахождение броши Когтевран. Поэтому всё закончится сразу после нахождения раритета… Так считали Рон и Гермиона. И только Гарри полагал, что ТАК это не может завершиться. Необходим логический конец. КАК это будет, он точно не знал. Но надеялся, что у него достанет времени, чтобы узнать. Или придётся ориентироваться по ходу действий… В крайнем случае, подскажут. Будогорский неоднократно говорил, что физическое уничтожение Волан-де-Морта есть миссия, уготованная младшему Поттеру по предсказанию Трелони (о которой, кстати, был самого высокого мнения), но Гарри слишком молод, чтобы выйти один на один к Тёмному Лорду. Снегг, как провинившийся школяр, стоял в приёмной Тёмного Лорда, послушно склонив голову.

— Ваша задача: всюду — я повторяю — ВСЮДУ следовать за членами Ордена, — гундел его всемогущий Хозяин.

„За всеми сразу?“ — мысленно откомментировал Северус.

— Сейчас, когда Министерство уничтожено…

„Ха! Тебе хотелось бы в это верить…“ — вновь не удержался он от внутреннего комментария.

— … конечный пункт их маршрута предполагается в Отделе Тайн, — продолжал Волан-де-Морт.

Северус вздрогнул: „Откуда он так много знает?“

— Всё! — гавкнул Тёмный Лорд и отвернулся.

Снегг отметил, что с последним „всё!“ де-Морт выплюнул коренной зуб. „Какая гадость!“ — поморщился он. Однако во всякой гадости есть своя доля приятности. Вот, например, сегодня Северус (зная, что играет с огнём!) опробовал новое средство защиты. От нечего делать им был проштудирован курс физики общеобразовательных школ российских маглов. И, удачно скомбинировав законы аэродинамики с магическими преобразованиями, Северус создал интересную штукенцию, напоминающую самый обычный пульт. Нажмёшь на кнопочку — полная блокада твоих мыслей за счёт установления поля, препятствующего каким бы то ни было колебаниям физического происхождения извне. Да, приходится признать, физика — наука, пред которой стоило снять шляпу!

…А поручение Волан-де-Морта не шло вразрез с его собственными чаяньями… Правда, Северус не знал, что как только он покинул апартаменты Лорда, из-за занавески вышел Сивый, которому было поручено проникнуть в замысли „хитреца Снегга“.

— Что скажете? — придерживая челюсть, обратился к нему Волан-де-Морт.

— Ничего, — развёл руками Сивый.

— Согласитесь, мой милый, — прошамкал де Морт, — трудно поверить, чтобы человек неглупый ни о чём не думал.

Под „неглупым“ Хозяин разумел Снегга.

— Ничего, он у нас ещё заплачет кровавыми слезами, — пообещал Сивый.

— Слушайте внимательно, Фенрир. Как нитка за иголкой, так и Вы за ним — следуйте неотступно. Не отставайте ни на шаг! Запомните: он мне нужен!

— Вообще-то жутковато было, — признался Рон, когда Гарри с одной стороны, а Гермиона с другой, помогли ему пересечь океан.

Рон оставался единственным, у кого не всегда получалась трансгрессия „по-русски“. Не всегда здесь не годилось. Надо было наверняка. Поэтому Гермиона и предложила трансгрессию тройками (как они делали неоднократно, скитаясь по Трансильвании). Слава богу, всё получилось.

— Теперь пересекаем Европу, а там — в Каир, — посмотрев на часики, пробормотала Гермиона.

— Нам же в Египет, — счёл своим долгом напомнить Рон.

— Каир — это столица Египта, — походя откликнулась Гермиона, нисколько не удивляясь невежеству друга. — Там мы встретимся на новой штаб-квартире с НАШИМИ. Интересно, какая она, эта явочная квартирка… Похожа на прежнюю?

— Вряд ли, — постарался замять неприятную для Гарри тему Рон и поспешил признаться: — Я, вообще-то не знал, что Египет — это Африка.

— Думаешь, я очень удивилась? — холодно осведомилась Гермиона.

— Не стоило ей вэтом признаваться, — дал Рону дружеский совет Гарри перед тем, как вновь трансгрессировать.

„Нашими“ оказались: Грюм (заметно обрюзгший), Люпин (будто выцветший), Тонкс (вот она напротив цвела и пахла), а также Билл Уизли и Кингсли. Билл оставил Флер дома, дабы в случае чего их ребёнок не остался круглым сиротой. Кингли выглядел совершенно убитым (обстоятельства не разглашались). Фреда и Джорджа (к немалому удовольствию их младшего брата) привлекать не стали, посчитали легкомысленными. А вот Чарли должен был присоединиться к ним позднее. Из Хогвартса не прибыл никто… Почему, спрашивается? Гарри чувствовал какую-то странность. „Ко мне относятся как к смертнику, — со злостью подумал он. — Даже охрану сократили… Конечно, чего ради зря тратиться?“ Гермиона незаметно для всех пожала под мантией ему руку — она его услышала. А Рону всё было по барабану. По идее, только он и вселял в Гарри уверенность.

К ним подхромал Грюм.

— Ну что, седлаем мётлы? — подмигнул он ребятам.

— Можно, — вяло согласился Гарри.

— А ну, не киснуть! — гикнул старый забияка, закидывая грузную ногу на древко метлы.

Как ни странно, это помогло.

К вечеру в одной из негритянских деревень в честь гостей устроили маленький праздник. Сидя у костра, Гарри слушал только что прибывшего Барина.

— Это одно из немногих оставшихся селений, где жители исповедуют Вуду. Сейчас считают, что родина этой религии Гаити. Но я провёл некоторые исследования и доказал, что те племена, которые эмигрировали на Гаити, родом из этих мест. Именно здесь родилось то, от одного упоминания которого люди вздрагивают, — Будогорский понизил голос: — ЗОМБИ! Не все знают историю происхождения зомбирования. Ведь создание оживших мертвецов не является самоцелью религии Вуду. У неё — впрочем, как и во многих других мировых религиях — крепкá связь предков с потомками. И если отдельные несознательные пращуры лишали своих родственников наследства, то их обращали в зомби — этакий прообраз библейского Агасфера.

Рон крепился как мог. Но к моменту упоминания Вечного жида глаза его неумолимо начали слипаться.

— Э-эй, не спи, замёрзнешь! — Барин провёл ладонью по лицу спящего.

Тот встрепенулся, но лишь на мгновенье.

— Итак, на чём я остановился? — невозмутимо продолжил Будогорский. — Ах, да! — Агасфер!.. Боюсь, конец истории будет скомкан. Просто мне хотелось довести до вашего сведения, что зомби — не ожившие мертвецы, разгуливающие где им заблагорассудится и творящие что захочется. Зомбирован может быть каждый. При чём совсем необязательно даже предварительно умерший. Выполнение чужой воли и называется зомбированием.

— Чем же тогда ЭТО отличается от действия заклятия Империус? — спросил Гарри.

— Завтра увидишь, — позёвывая, Барин растянулся на циновке, кутаясь в цветную тряпку, заменяющую одеяло.

Гарри последовал его примеру. Любознательная же Гермиона отправилась досматривать ритуальные пляски аборигенов.

— Гарри! Гарри, проснись! — шею обжёг горячий девичий шепот.

Гарри открыл глаза. Гермиона дала знак: мол, надо поговорить. Спорить он не стал, но от досады на виновницу раннего пробуждения тихонько застонал. Барин тут же зашевелился. Гарри виновато посмотрел на подругу — та показала ему кулак. Когда они углубились в лес, отойдя от деревенских хижин на значительное расстояние, Гарри не пожалел, что Гермиона вынудила его встать в такую несусветную рань. Зелень, ещё не уставшая от знойного африканского солнца, сражала своим великолепием. Утренняя влага оросила сочные листья тропических деревьев, и они блестели, будто натёртые воском. Буйство красок поражало. Начни перечислять, и непременно запутаешься: вот, к примеру, цикламен, а вот это… ультрамарин, что ли?.. Да и свежий воздух, казалось, имел свой собственный окрас. Улыбаясь, Гарри смотрел на Гермиону. Хорошо, если б на её месте оказалась Джинни…

— Но я не Джинни, — отрезала она. — И настроена, увы, не на романтический лад.

— Здорово у тебя получается, — не без иронии похвалил Гарри её достижения в чтении чужих мыслей.

Гермиона досадливо поморщилась:

— Ладно тебе… Я вот что хотела рассказать… Предупреждаю: тебе может показаться это странным… И не говори пока Рону, его это мало касается.

— Ты о чём?

— Дело в следующем. Помнишь, вчера — пардон, позавчера! — я заходила к Будогорскому, чтобы подтвердить: мы согласны продлить наше обучение. Я не сказала, но, отправляясь к нему, меня больше всего интересовала загадка, которую он тебе задал.

„Гермиона в своём репертуаре. То, на что другой и внимания бы не обратил, у неё вдруг приобретает архиважный смысл“.

— Не отвлекайся, — перебила она ход мыслей Гарри. — Будогорский не сразу меня заметил. Я смогла увидеть, о чём он думает.

— О какой-нибудь очередной красотке?

— Да. То есть нет. Женщина, о которой он думал, была беременна.

— Остаётся лишь порадоваться за своего учителя. На мой взгляд, ничего удивительного. Барин говорил, что мечтает о ребёнке…

Гермиона покачала головой.

— Что-то там не так. Он был очень расстроен.

— Тогда, может, это была его погибшая беременная жена… Тебе не приходило подобное в голову?

— Думаю, эта женщина постарше. Жена Будогорского умерла в восемнадцать, а этой около тридцати, наверное. И… Гарри, где-то я уже её видела… не могу вспомнить, — Гермиона наморщила лоб.

— Тоже ничего удивительного, — поспешил её утешить Гарри. — Как говорится, мир тесен. Тем более, мир волшебников.

— Это ещё не всё.

— Кто бы сомневался!

— Не упади сейчас. Женщина, о которой я тебе говорю, по-моему, как-то связана со Снеггом.

Гарри замер.

— Я не уверена, — призналась Гермиона.

— С одной стороны сходство мужчины, которого я увидала в воспоминаниях Будогорского, с нашим зельедельцем поразительное… А с другой стороны… у него были чистые волосы, — в замешательстве добавила она.

Гарри расхохотался.

— Ну, знаешь, и Снегг когда-то моет голову.

— Да. Но этот… тот… в общем, он СМЕЯЛСЯ! И глаза у него были добрыми.

— Спятила? — довольно грубо осадил её Гарри. — Извини…. Если оно так, как ты говоришь, значит, ты ошиблась. Это не Снегг.

Гермиона замялась.

— Дело даже не в этом… Я шла к Барину, чтобы узнать ответ на твою загадку. Я спросила: что он имел в виду, когда спрашивал тебя, что происходит с колдунами на костре.

— И?

— И он сказал, что ему очень бы хотелось, чтоб мы сами до всего дошли.

— Ответ, достойный Будогорского, — фыркнул Гарри. — Так ты разбудила меня, чтобы рассказать эту ВЕЛИКУЮ тайну?

— Подумай сам, Гарри, — Гермиона топнула в раздражении ногой. — Сначала я вижу женщину, о которой грезит Барин. Следом за ней — Снегга… Да ещё этот вопрос, за решение которого — с ума можно сойти! — Будогорский ставит на экзамене высший балл!

— Ага, вот где собака зарыта! Более всего тебя волнует отличная отметка!

— Иногда я думаю, — высокомерно проговорила Гермиона, — что все мальчишки, втемяшив себе что-то раз и навсегда в башку, ничего другого уже не видят и видеть не хотят. Повторяю ещё раз — для ОСОБО одарённых! — всё это неспроста! Очевидно, Будогорский знает что-то такое, чего не знаем мы!

— Ты намекаешь, — мало-помалу прозревал Гарри, — что та женщина — жена Снегга?!. Она что, полная уродина?

— Она красавица, — безапелляционно заявила Гермиона.

— Ладно, оставим это… Получается… Будогорский — предатель? Это ты хочешь до меня донести?

— Как всё-таки по-разному устроены мужские и женские мозги! — в сердцах прикрикнула Гермиона. — Снегг — профессор ЗЕЛЬЕВАРЕНИЯ! Он попросту мог заморочить ту женщину! А Барин знает больше, чем говорит. Ты сам как-то упоминал, что нашего классного нет по вечерам в Хогвартсе. Где, спрашивается, он болтается? Нужно взять это на заметку!..

Из кустов высунулась огненная голова Рона.

— Кого тут нужно взять на заметку? — сонно пробормотал он.

— Тебя что тут носит? — накинулась на приятеля Гермиона.

— Пошёл отлить, — смущённо промямлил он.

— Какие душещипательные подробности! — хихикнула Гермиона. — Слушайте вы… ОБА. Вчера, когда вы дрыхли без задних ног, я смотрела концерт местных. Их ритуальные пляски, согласно религии вуду, посвящены воскрешению. Сначала танцующие делают вид, будто пьют какой-то дурманящий напиток. Затем слабеют. Падают. А потом, через некоторое время, становятся…

— Зомби, — подсказал Рон.

— Дурак! — дала ему щелчок Гермиона.

Тот обижено засопел.

— По окончании обряда опоенные зельем становятся ещё более могучими воинами! Вам это ничего не напоминает?

— Не-а, — одинаково помотали головами Рон и Гарри.

Гермиона приблизила к ним лицо и таиственно прошептала:

— Я отгадала загадку Барина!

И, помолчав для пущего эффекта, выпалила:

— Дамблдор жив!

После этого обескураживающего заявления Гарри развернулся и, ломая мясистую зелень, отправился в дом. „Этим не шутят, чёрт побери! Гермиона, похоже, совсем заучилась! Надо же: Дамблдор жив!..“ Вытерев башмаки о циновку при входе, он услыхал знакомые голоса. Бамбуковая соломка при входе служила плохой преградой для хорошо поставленных голосов хогвартских педагогов. Стоило только Гарри войти, оживлённый разговор тут же свёрнули.

— Ну, значит, договорились, — проговорила МакГонагалл (именно она являлась вторым лицом в диалоге с Будогорским).

— Очень жаль, Минерва, что Вы не останетесь до вечера, — посетовал Барин. — В нашу честь предполагается устроить грандиозный праздник… О-о-о! Гарри!

Его удивление выглядело на редкость фальшиво.

— Мистер Поттер, здравствуйте, — поприветствовала Гарри Директриса. Даже в неофициальной обстановке МакГонагалл не допускала панибратства.

— Здравствуйте, — ответил Гарри. — Не знал, что Вы здесь.

— Да-а… я, в общем ненадолго. Я тут проездом.

В эту минуту, раздвинув бамбуковые шторки, в комнату вошли Гермиона и Рон.

— Профессор! Не ожидала Вас здесь увидеть, — Гермиона, похоже, была искренне рада повидать МакГонагалл.

— Здравствуйте и до свидания, — неловко улыбнулась Минерва. В своей остроконечной шляпе и бессменной чёрной мантии МакГонагалл выглядела в обстановке африканских джунглей довольно нелепо.

Никто не сделал попытку задержать учёную даму и она, пятясь, дабы ничего не свернуть в тесном жилище, поспешила к выходу.

— Позвольте, я провожу Вас, — Будогорский вышел вслед за ней.

— Вы вчера завалились спать рано и не знаете сегодняшней программы, — как ни в чём не бывало, заговорила Гермиона. — Утром из соседней деревни должны прийти женихи. Они намерены свататься к местным красавицам. Представляете, как природа распорядилась: испокон веков в этом селении рождаются сплошь одни девочки, а у соседей — наоборот!

— Ты почерпнула эти сведения из ритуального танца? — хмуро поинтересовался Гарри.

Гермиона захихикала.

— Да нет. Вчера ко мне подсела одна из здешних невест. Ей очень хотелось заполучить что-нибудь из современных прибамбасов: плеер или мобильник… но у нас же этого нет. Поэтому я предложила погадать ей накануне свадьбы. Она согласилась…

— Что ты ей предложила? — Гарри подумал, что ослышался.

— По-га-дать. Так вот, Зейнаб…

— Как-как? — переспросил Рон.

— Может, уже хватит перебивать? — нахмурилась Гермиона. — Зей-наб. Имя местной девушки Зейнаб… Но, может, я ошибаюсь. Неважно. Короче, она была так поражена моими способностями гадалки, что даже не захотела выслушать, что её ждёт в будущем: удовольствовалась рассказами о настоящем.

— Один вопрос, — вклинился Гарри. — На каком языке вы общались?

Вместо ответа Гермиона вынула из уха вкладыш, напоминающий деталь аппарата для слабослышащих, и горделиво продемонстрировала его.

— Мартышка к старости слаба ушами стала? — не удержался Рон.

— Сейчас получишь, — огрызнулась Гермиона. — Мне, между прочим, дала это профессор МакГонагалл.

Гарри взял округлую с одной стороны и испещрённую маленькими дырочками — с другой штукенцию в руки и уже хотел поместить её себе в ухо, как Гермиона коршуном налетела на него:

— Ты что?! Это негигиенично! — с этими словами она вырвала у Гарри своего „переводчика“.

— Это нечестно! — Рон чуть не плакал. — Почему тебе?

Гермиона показала ему язык.

— Если будешь паинькой, так и быть, переведу тебе ключевые моменты.

— Похоже, я здесь вообще для мебели! — буркнул Рон.

— Ты наша сила. Физическая, — утешила его Гермиона.

— Ага, много проку от физической силы в схватке с магами!

— Не скажи. Может пригодиться. Во всяком случае, понятно, чего народ от тебя ждёт: ты сила, Гермиона — мозг. А я? — развёл руками Гарри.

— Ты — наше всё! — примирительно сказал Рон.

Тут послышались громкие возгласы, зазвучал тамтам. Ребята вышли на крыльцо. Все строения деревни образовывали кольцо. Позади хижин простирались джунгли. В центре селения красовалась площадь. Наверно, излишне говорить, что она была земляной (правда, утрамбованной не хуже асфальта). На имеющейся площади отсутствовали неизменные атрибуты приключенческих фильмов, повествующих о жизни диких народов. Во всяком случае, в пределах видимости не наблюдалось ни пыточного столба, ни бассейна с крокодилами, ни трона для верховного жреца, ни деревянных идолов. Просто ровная площадка, и всё. Сейчас, правда, она выглядела по-киношному живописно. На юношах-женихах красовались набедренные повязки из перьев диковинных птиц (вот уж никогда Гарри бы не подумал, что существуют на свете птицы с таким густым оперением! Несмотря на ветерок, сквозь набедренную повязку невозможно было ничего углядеть!). Головы молодых людей венчали повязки, украшенные всё тем же пером. А тела расписаны самым причудливым образом. И хоть наш современный вестник образования (читай: „телевизор“) не раз демонстрировал аборигенов, разрисованных подобно тому, что наблюдал тут вживую Гарри, эффект от увиденного можно было сравнить разве что с живым звуком и фонограммой. Голые африканцы на TV выглядели жалкими заморышами, в то время как эти — красавцы-гиганты, с лица которых впору иконы писать (так они были величественны и одухотворены). На запястьях, шее, икрах были надеты браслеты — деревянные, металлические, нитяные… Резкий звук заставил обернуться. На площади появился ещё один персонаж — тощий, кривоногий и низкорослый уродец. Однако с его появлением установилась почтительная тишина.

Тот удовлетворенно кивнул и воздел руки к небу:

— Ас-сейн!

Звук голоса лилипута, подобный трубному слоновьему рыку, вызывал уважение. Из хижин стали выходить невесты. Девушки были, так сказать, „топлес“. Гарри чувствовал неловкость, и в т же время не мог заставить себя не смотреть на обнаженные груди девиц. Честно говоря, в его представлении женская грудь была похожа на мячики с двумя пупырышками посередине. Стоило признать, что в жизни наблюдалось куда большее разнообразие: вот у той, с красным цветком в распущенных волосах, груди торчат в разные стороны, как у козы; а у этой полненькой лежат, будто груши, на животе…

— Хорош глазеть! — ущипнула его Гермиона.

— Ты это Рону скажи, — Гарри показал глазами на приятеля, у которого аж челюсть отвисла — причём не в переносном, а в буквальном смысле.

— Смотрите, что будет дальше, — голос принадлежал вроде бы Будогорскому — хотя тот рта не раскрывал.

— Хаш-ми! — взревел шаман.

Тут же молодые люди встали в круг, в центре которого оказался местный шаман. Юноши встали плечом к плечу спиной к мудрому старцу и опустились на одно колено. Позади них вдруг взметнулись языки пламени — колдун растворился. Ребята переглянулись. Но остальные не выказали никакого удивления. Так же внезапно, как возникло, пламя утихло. Женихи поднялись с колен и, повернувшись к тому месту, где только что стоял шаман, стали разбирать луки и стрелы.

— Идите за ними, — шепнул Барин. — Я вас догоню.

Гарри, Рон и Гермиона проследовали за молодёжью. Лесная тропка вскоре вывела их к обрыву. Под ним, на глубине метров двадцати, мутнела некрупная речушка.

— Что это они собираются делать, не знаешь? — с опаской спросил Рон, глядя, как девушки выстраиваются в шеренгу на краю обрыва.

У девушек было чудесное настроение (в отличие от Рона). Они игриво хихикали, стреляя глазами на парней, занявших места в оппозиции. Судя по всему, последние… прицеливались!

— Нужно их остановить! — гневно воскликнула Гермиона и подалась вперёд.

— Нет, — удержал её Гарри. — Не будем вмешиваться.

Но чувствовал какой-то душевный трепет.

В это время молодые мужчины выпустили свои стрелы. Их наконечники вонзились в невинные жертвы. Гермиона завизжала. И тут случилось вовсе невероятное. Парни побросали оружие и бросились за своими невестами с обрыва.

— Массовый суицид, — пролепетала Гермиона.

— Ну, офигеть! — присвистнул Рон. — А попроще что-нибудь они не могли придумать?

Гарри подошёл к краю обрыва: практически каждый из молодых людей нашёл себе пару. Только одна из девиц — та самая, с грушевидной грудью — бултыхалась в речонке. Юноша, кому она предназначалась, плыл в диаметрально противоположном направлении. „А ещё говорят, что, мол, не все мужчины любят полных женщин… некоторые любят ОЧЕНЬ полных“, — ухмыльнулся Гарри. На деле выглядит с точностью наоборот: „Не все любят худых, некоторые — ОЧЕНЬ худых“. Вот и эта толстушка никому не приглянулась… Остальные парочки в это время легко парили под облаками (!).

— Как это у них получается? — Рон наблюдал из-под козырька ладони романтическую сцену „парения“ с видимым удовольствием.

— Любовь окрыляет, — мечтательно произнесла Гермиона. — А я-то думала, что это метафора.

— „Мета…“ — что? — Рон выпучил свои прозрачные голубые глаза и уставился на подругу.

— Забудь, — раздражённо буркнула она.

Вернувшись в деревню, ребята увидели вновь прибывших волшебников и волшебниц. Рон пошёл пообщаться с братьями. Чарли прилетел на драконе (одному богу ведомо, как такое расстояние он преодолел на подобном монстре!). Рону не терпелось узнать: действительно ли Чарльз собирается бросить такое увлекательное занятие как дрессура драконов и начать преподавательскую деятельность в Хогвартсе, да ещё такой скучнейший предмет — уход за магическими существами! И где собирается жить новоиспечённый педагог? Уж не в хижине ли Хагрида?

Гарри смотрел издали, как Рон размахивал своими длинными граблями прямо перед носом Чарли, пока тот не вышел из себя и не хлопнул младшего братца по рукам. К ним подошёл Билл. Что было дальше, Гарри не суждено было увидеть. Нарисовалась Василиса Прекрасная. К ней поспешила Гермиона. Обе красотки заслонили собой братьев Уизли и завели жеманный разговор.

„А где же Будогорский?“ — Гарри обвёл глазами видимое пространство. Бог мой! Кого здесь только не было: гоблины и эльфы, люди и великаны. В самом начале знакомства с Будогорским Гарри услышал от своего будущего учителя, что настоящий волшебник должен быть худ, бледен и измождён. А он, дескать, исключение из правил. Глядя на это разношёрстное собрание, приходилось признать правоту их профессора… Но где он сам? Гарри решил потолкаться среди волшебников — авось, услышит что-нибудь интересное или встретит кого-нибудь из знакомых. Нечто необычное, но уже виденное им ранее, привлекло внимание Гарри. В зарослях буйной зелени стоял Ростислав Апполинарьевич. На плече у него сидел ворон. Точно такую же картинку видел Гарри в Румынии — перед тем, как всё смешалось (летучие мыши, вороньё, волки). Ровнёхонько перед нашествием этого зоопарка на плече Барина сидел крупный носатый ворон. Страшная мысль полоснула Гарри. „Может, Будогорский не тот, за которого себя выдаёт? Как Грюм… или ещё того хлеще — подлый оборотень, подобный Петтигрю. Нет, пожалуйста! Только не Барин!“ — взмолился он. У Гарри заныло сердце. Сколько раз ему ещё придётся разочаровываться?! Он так верил Грюму — а тот оказался ставленником Волан-де-Морта! Так был привязан к Дамблдору и к Сириусу!.. Если до кучи что-то не так с Будогорским, он просто сойдёт с ума! Словно подслушав мысли Гарри, Барин согнал с плеча птицу, угостив её на прощание сухариком. Улыбаясь, Ростислав Апполинарьевич протянул Гарри сложенное треугольником письмо:

— Тебе. В Хогвартсе новая мода: письма переправляют вóроны. Весьма импозантно.

У Гарри отлегло от сердца.

— От кого, не знаете? — спросил он. — Все, вроде бы, здесь.

Барин вновь улыбнулся.

— Значит, не все. Я пойду… с твоего разрешения.

Гарри опустился на траву и разорвал верхний слой бумаги. Письмо было от Джинни.

Гарри!

Последнее время мы не очень ладили. Не слишком много разговаривали. Только сейчас я поняла, как ты дорог мне.

Пожалуйста, напиши ответ.

И береги себя.

Твоя Джинни. Гарри в задумчивости сложил письмо. »«Твоя» Джинни«, — повторил он. Так ли это? На все его попытки близости она отвечала резким отказом: „Только после свадьбы!“ Вот оно — то, что так бесило Будогорского в соотечественницах Гарри: никогда, ни при каких обстоятельствах не терять головы. Трезвость и холодный расчёт. Может, он не так уж и нужен Джин. Не так „дорог“, как она пишет, если не в состоянии отринуть маменькины запреты. Волшебники и волшебницы стали кучковаться вокруг объявившегося шамана.

— Брак на небесах свершился! — торжественно провозгласил верховный жрец.

— Мы это успели заметить, — хмыкнул Рон.

— Что ты там успел заметить?! — цыкнула на него Гермиона. — Тебе же мало один раз увидеть — нужно ещё сто раз пояснить!

— Ну, это как раз мне объяснять не надо, — парировал Рон, недвусмысленно изобразив акт „любви на небесах“. — Ты видел, Гарри, как у этих болванов перья встопорщились?

— Скабрезник! Прекрати немедленно! — щёки Гермионы пылали.

— Па-жалоста! — Рон отвернулся с деланным равнодушием.

С небес стали спускаться парочки: охотник и его „трофей“. Чуть поодаль стояли одинокий воин, рядом — нахмурившаяся девушка, которую никто не возжелал.

— Сегодня вы — собравшиеся — будете свидетелями нашего великого таинства! — пророкотал жрец. — Мы решили показать нашу силу не для того, чтобы испугать, а для того, чтоб вы знали: кто дружен с нами — так же силён, как мы! Сегодня — великий день!

Негритянский колдун привычно-театральным жестом обратил руки к небу. Гарри невольно поднял глаза вверх. Одна из планет медленно застилала диск Солнца. Стало интенсивно темнеть.

— Ас-сейн! — воззвал шаман.

Тьма накрыла посёлок. Никто не издал вопль ужаса — видимо, племя было подготовлено к затмению. Но вот у Гарри почему-то волосы зашевелились на затылке от кошмарного предчувствия. Ледяной ветер пробежал по ногам. И только ладонь Будогорского, своевременно прикрывшая ему рот, помешала ему заорать во всё горло, когда чья-то холодная рука взяла его за запястье.

— Тише, дурачок, — услыхал он голос Барина. — Что бы сейчас не произошло, сохраняй спокойствие.

Это предупреждение прозвучало вовремя. И всё же удержать крик страха было непросто. Земля под ногами вдруг зашевелилась, и Гарри отпрыгнул в сторону. Деревянный настил во дворе стал ломаться с чудовищным хрустом.

— Ай! — уцепилась за его рукав Гермиона.

— Что за чертовщина! — попятился Рон.

Зловещий сумрак чуть рассеялся — дневное светило выступило из-за заслонившего его чёрного круга, образовав грязно-оранжевый серп света. В этом сумрачном свете обнаружилось, что между коренными жителями и их гостями выстроились в шеренгу… инферналы (!).

— Нет, это не инферналы, Гарри. Это зомби, — „успокоил“ его Будогорский.

И правда, хоть новоявленные выходцы из-под земли и имели бледно-зеленоватый оттенок, но кожные покровы их оставались чистыми, а ткани — целостными. А вот таких глаз, как у них, Гарри не доводилось видеть ещё ни у кого. Это были глаза потенциальных убийц: с остановившимися зрачками, жуткие, безжизненные.

— Повелеваю! — протрубил Шаман своим зычным голосом. — Отныне и навсегда! Служить армии правых сил, с представителями которых вам оказана честь сегодня познакомиться!

„Эта речь обращена к зомби?!“

— Р-разойдись! — гаркнул жрец, и ходячие мертвецы стали разбредаться среди гостей.

Зомби шли будто на ощупь, поводя носом, точно ищейки, вышедшие на охоту. Гарри боковым зрением отметил, что Гермиона зажмурилась, а Рон, которого обычно бросало в краску по любому поводу, стал белее постельного белья тётушки Петуньи. Гарри сжал кулаки и напрягся. Зомби прочёсывали их ряды, не останавливаясь и нигде не задерживаясь — судя по всему, самих их ничего не интересовало.

— Как они разберутся потом: кто „правые силы, а кто — ‚левые‘? — спросила Гермиона Будогорского.

— Разберутся, — туманно ответил тот, не поясняя. — А сейчас, если не ошибаюсь, нас ждёт экзотическое угощенье.

— ЭТИ тоже будут угощаться? Вместе со всеми? — пробурчал Рон, кивая в сторону зомби.

— Не думаю… хотя точно не знаю. Посидим — увидим, — ответил Барин.

Откуда ни возьмись, появились вертела с тушами кабанчиков. Под ними — свежевырытые ямы с горящими угольями. Потянуло шашлычком.

У ребят потекли слюнки.

— Есть как хочется, — заныл Рон.

— Тебя не останавливает даже то, что это барбекю приготовлено на костях, в прямом смысле! Обжора! — воскликнула Гермиона с видом оскорбленной добродетели.

— Ой, а сама-то! Слепой — и тот заметит — как ты слюни распустила. Подбери, а то поскользнешься! — заржал Рон.

— Давайте не будем задирать друг друга. Лучше присядем, и я расскажу подробнее, кто такие зомби, — купировал назревающий скандал Будогорский.

— ‚Присядем‘ на могильник? — заносчиво спросила Гермиона, скрестив на груди руки.

— Тебе следует вспомнить недавние наши уроки по материализации нематериального и организовать нам туристический набор из четырёх скамеечек и столика. Только и всего, — Ростислав Апполинарьевич, как всегда, являл собой мягкость и деликатность.

После того, как все расселись, Будогорский рассказал им, что зомби — особая категория людей, способных на феноменальные вещи (с точки зрения магии). В обычной жизни потенциальные зомби своим даром не пользовались — лишь после того, как впали в летаргический сон.

— С чего бы это им впадать поголовно в летаргический сон? — встряла Гермиона.

— Не иначе, как им помогли, — брякнул Ро

— Вопрос по существу. И идея Рона также имеет право на жизнь… отчасти. Дело в том, что бóльшая часть зомби — добровольцы. В их жизни случилось нечто ужасное, и они испытывают по этому поводу непереносимые муки совести. Чувство вины настолько гложет несчастных, что они решаются испить ‚чашу смерти‘ (специально составленного напитка). Следующий шаг: их хоронят. Это очень важный этап зомбирования: надо, чтобы человек созрел до настоящего зомби…

— Поэтому надо было зарывать этих идиотов прямо во дворе, — с отвращением скорчился Рон.

— Думаю, это сделано для пущего эффекта. Так сказать, напоказ, — усмехнулся Будогорский. — Обычно так не поступают. Напротив, выбирают местечко поукромнее.

— Погодите, погодите, — вновь вклинилась в плавный рассказ Будогорского Гермиона. — Скажите, нужен какой-то специальный ритуал погребения или важен сам факт пребывания под землёй?

— Хороший вопрос! — поднял вверх палец Барин. — Я начал с того, что будущие зомби — при жизни люди, не использовавшие свой магический дар (грубо говоря, маглы). Но были случаи, когда волшебники сами себя подвергали зомбированию — к примеру, если возникала необходимость залечь на дно. Им, конечно, не требовалось дозревать, как овощу, под землёй.

— Понятно, — у Гермионы вдруг стал странно рассеянный вид.

Она встала из-за столика и, пробормотав:

— Мне надо позвонить родителям… срочно, — скрылась в чаще.

— Странная она, — пожаловался на подругу Рон.

— Женщины кажутся странными нам, а мы — им, — философски заметил Будогорский. — Глядите: некоторые уже пробуют мясо. Давайте воспользуемся отлучкой Гермионы и оторвём самые сладкие кусочки!

Глава 18. Восток — дело тонкое.

Посреди ночи вдруг зазвонил мобильный. Северус схватил его и допустил ляп — нажал не на ту кнопку. Чертыхнувшись, он нащупал в темноте очки, которые подарила ему Юля, и нацепил их на нос.

— Зелёная трубка, зе-лё-на-я! — сказал он вслух.

И тут же раздалась мелодичная трель повторного вызова. На этот раз он не сплоховал — ткнул куда надо.

— Поздравляю, милый. Мы с тобой — родители, — Юлька счастливо засмеялась. — Ты что молчишь?

— Ты… ты как? — голос его сорвался до хрипоты.

— Нормально! Малютки совсем крошечные, но здоровенькие. Когда выпишут, не знаю. За нас не волнуйся. Береги себя. Целую.

Только Северус справился с волнением, как услышал по ту сторону ‚пик-пик-пик‘. Разговор был закончен. А кто-то ему говорил, что все женщины обожают болтать по телефону. Впрочем, Юлия — это вам не ‚все‘. Но она, может, и поболтала бы с ним по телефону, если б не Будогорский, который стерёг её пуще стоглазого Аргуса. Он дал ей на всё про всё 50 секунд.

— У вас как в уголовке? За время свыше минуты устанавливается адрес, с которого прозвучал звонок?.. Но сейчас-то намного проще: набрал телефон — высветился номер. Так что твоя конспирация коту под хвост.

— Не утомляй себя разговорами. Спи, — бдительно оборвал Будогорский её монолог.

— И правда, спать так хочется, — сладко потянулась Юлька.

Ростислав поправил ей одеяло и подмигнул — но, наверно, она этого уже не видела. Измученная двенадцатичасовыми родами, Юля уснула. Будогорский тоже обмяк. За этот день он так изнервничался, что мог уснуть и стоя. ‚Какой кошмар!‘ — поёжился он, вспоминая, что довелось ЕМУ пережить. Весь вчерашний день Юле нездоровилось. В общем-то, нездоровилось ей уже давно, но тут сил превозмогать боль у неё не было. Бросив печатать ВКР, она легла на диван и кусала губы. Будогорский, конечно, забегал: водички там поднести, потом Юре позвонить узнать, что делать, потом — её матери (хоть Юлька и запретила ему это строго-настрого).Людмила Семёновна обеспокоилась: не начались ли роды?.. А Юлия знай твердит: ‚нет, нет — рано‘. В конце концов, Ростислав вызвал такси, и после умопомрачительных уговоров, посылов и угроз от Юльки они отправились в роддом, которому уже была проплачена N-ная сумма. Юлю препроводили в смотровую, а Будогорского — в родильное отделение. Никому и в голову не пришло, что сопровождающий мог быть и не мужем роженицы.

После осмотра Юлия была в подавленном состоянии — Ростислав сразу это отметил. Хмурый молодой доктор отозвал его в сторону и начал ему выговарить:

— Вы что же, не видели, что у супруги матка чуть ли не на четверть открылась?

Будогорский опешил.

— Как, по-вашему, я мог это видеть?

— Не умничайте! — осадил его акушер. — Теперь ни за жизнь ребёнка, ни за жизнь Вашей жены я не отвечаю!

— То есть, помимо того, что Вы нарушаете подобными разговорами профессиональную этику — а это как минимум дисквалификация (так, к слову), так Вы ещё вдобавок расторгаете Договор, заключённый между генеральным директором вашего учреждения и Гончаровой Ю.В. Соответственно, Вы обязуетесь вернуть нам тысячу долларов, которые в общей сложности переданы Вашему родильному дому.

— Я?.. Кто?.. — начал заикаться наглец. — Да кто Вы такой?

— Вот кто ТЫ такой? — рявкнул Барин. — А ну, ноги в руки и пошёл быстро к женщине! И если хоть один волос с её головы… убью!

Будогорский толканул врача в спину, и пошёл тот, ‚солнцем палимый‘… А внимающая каждому слову медсестра решила высказать свои соображения:

— Давно пора нахала на место поставить. А то папаши как только услышат первый стон своей благоверной, так сразу кошельки раскрывают. Вот теперь наш Евгений Владимирович и не ждёт, когда богатенькие Буратино начнут деньгами швыряться. Пару фраз — и будущие папочки рады стараться подарить пару стен ‚зелёных‘… Вообще-то специалист он неплохой… человек, правда, — и сестрица многозначительно закатила глаза.

Поражаясь, как можно в профессии врача быть хорошим специалистом, а человеком неважным, Будогорский направился в палату. К Юльке уже подкатили капельницу. До этого ей проткнули околоплодный пузырь и подпихнули судно.

— Так надо? — Ростислав со страхом наблюдал за этими манипуляциями.

— Вы бы встали в изголовье, взяли жёнушку за ручку и не задавали глупых вопросов, — осадил любознательного Будогорского доктор.

Как только по тонким прозрачным проводкам капельницы побежала жидкость, у Юли начались схватки. Сначала она сдерживалась. Потом, видимо, боль стала нестерпимой, и Юлия закричала. Боже мой, как страшно она кричала! Будогорский хотел внять совету врача и взять её за руку, но, наверно, у него было при этом такое страдальческое выражение лица, что Юлька вырвала свою руку и, зло посмотрев на него, бросила:

— Уйди!

После четырёх часов нескончаемых Юлиных криков Ростиславу хотелось одного: перемотать время назад, чтобы уведомить каждого в этом учреждении о том, что он не муж роженицы и присутствовать при родах ему никак нельзя. Будогорский затаился в уголке палаты и с тоской посматривал на Юлию, сомневаясь, что это действительно она — весёлая, отважная, независимая Юлька, какую он знал. Время от времени он пытался взять Юлю за руку или приободрить словами. Но она, сцепив зубы, стонала:

— Славка, почему ты до сих пор тут? Уйди, меня от тебя тошнит!

Тошнило её, наверно, всё же не от него, а от чего-то другого. И в результате вырвало. После чего заботливые нянечки хотели сменить под ней простынь, но Юлька так завизжала, что они ограничились тем, что подпихнули под её щёку пелёнку. Любое движение доставляло Юлии муку, и она не позволяла до себя дотрагиваться. Так и лежала: мокрая от перевёрнутого под ней судна с околоплодными водами, с дурно пахнущей пелёнкой под щекой. Противореча сама себе, Юля со странной настойчивостью просила медперсонал разрешить ей походить. На что ей отвечали НЕТ. Медицинские работники, на его взгляд, вообще отличались крайним бездушием. Между делом они гоняли чаи, решали сканворды и перелистывали глянец. С другой стороны, может, это часть терапии? Так или иначе, Ростислав чувствовал себя отвратительно. И не находил ответа: зачем он здесь?! Но, наверно, во всём есть смысл. Так, например, он теперь был почти уверен, что никогда не возжелает жены ближнего. ‚Слава Богу, тут нет впечатлительного Севы. Представляю, что было бы с ним… и со всеми теми, кто посмел пустить процесс родов его жены на самотёк‘. В конце концов, всё плохое когда-нибудь кончается. Вот и срок Юлиных родов подошёл к логическому финалу. К ней в очередной раз подошёл молодой хамоватый доктор, которого величали Евгением Владимировичем, и после беглого осмотра подал знак тащить роженицу в операционную. Запинающуюся, в мешковатой ситцевой рубахе, Юльку под белы рученьки уволокли в соседнее помещение. В ‚родилку‘ Барина не пустили. Он наблюдал через стекло, как на упирающуюся Юльку напялили шапочку самого нелепого вида и, уложив на высокое кресло, принялись натягивать ей на ноги шитые белые сапоги (у него были такие же, когда играл в школьном спектакле снеговика). Зачем, спрашивается?!. Жалость — вот что он испытывал к Юльке сейчас: беспомощная, страшненькая, страдающая. Как мало надо, чтобы гордого, смеющегося человека превратить в такое вот кровоточащее… нет слов! Юлия замолчала. Больше не орала. Будогорскому были видны только спины врачей и сестёр. Господи, сколько же их! Акушер и акушерка, педиатр, сестра педиатрического отделения, анестезиолог и ещё кто-то, кто прошёл прямо в операционную. Интересно, если б Юля находилась в больнице ‚Святого Мунго‘, чем бы это отличалось от того, что он видит сейчас? Наверно, колдуньи способны оказать более квалифицированную помощь, чем эти ‚эскулапы‘. Конечно, рожать завещано ‚в муках‘, но не в таких же… Кстати, некий господин Никитин (который наплодил чёртову кучу детей и выпустил прорву педагогической литературы) собирал свидетельства рожениц о ‚приятности родов‘. Изданы они были в книжице величиной с брошюру, и как-то она попала в руки Будогорского. Будучи человеком любознательным и неленивым, Ростислав её прочёл. Что ж, сегодня этот миф полностью развенчали. Буквально у него на глазах. Так же, как и тот, что роды благотворно влияют на организм женщины. Собственно, последнее утверждение — это официальная версия. Как, например, и то, что большевики в своё время горячо приветствовали смешение благородной дворянской крови с пролетарской. С другой стороны сами высокопоставленные большевики — тоже не из ‚простых‘ — никогда (или почти никогда) на тётеньках из народа не женились. Если таковой брак всё же имел место, то супруга занимала место прислуги. Так-то. Поэтому стоило задуматься, из чего формируется будущий человек и откуда чего берётся. Недаром извечно желание гурманов-мужчин иметь в любовницах женщину нерожавшую — без отвислых грудей, дряблого зада и растяжек на бёдрах. Современные женщины, правда, борются с издержками природы: диета, пластика. Взять хотя бы Юлию: выглядит лет на двадцать пять… в одежде. Подробностей он не знает. Может, и слава богу? Что-то слишком тихо там, за стеклом… Дверь распахнулась:

— Нина, капельницу! — крикнула женщина — анестезиолог.

— Что случилось? — схватил её за рукав Ростислав.

— Схватки прекратились — вот что случилось, — с досадой прокричала врачиха.

— Ну, ладно, хватит! — Будогорский взял себя в руки и, решительно отстранив женщину в белом халате, вошёл в операционную.

Дальнейшее произошло на автопилоте. Чтобы избежать ‚охов‘, ‚нельзя‘ и прочего, он наложил заклятие обездвиживания на весь клинический персонал и подошёл к Юле. Она была без сознания. Кровь багровым пятном расползалась по гинекологическому креслу. Ростислав принял решение спонтанно. Он телепортировал Бабе Яге, и через минуту та уже была на месте.

— Э-эх! — только и смогла крякнуть старушка и принялась за ворожбу.

Кровотечение остановилось. На щёки Юлии вернулась краска. Яга положила ей руку на живот и тихо сказала Будогорскому:

— А теперь считай со мной до десяти. Ежели не срастётся у нас с тобой — считай, потеряли мы девку.

— Раз… — медленно начал он считать.

На счёт ‚шесть‘ Юля открыла глаза, а на ‚семь‘ раздалось тоненькое попискивание — это родился первенец, девочка. К концу десятка на свет появился и второй ребёнок, мальчик. Бабка ловкими руками повитухи уложила детей на стол, обтёрла их своим передником и завернула в платок.

— Смотри, чтоб платок мой не сымали, — наказала Баба Яга. — Да детей чтоб не разлучали. А то беда будет. Ну всё, милок. Обращайся, коли что. А меня здесь видеть не должны.

Она провернулась на пятке костяной ноги и была такова. Будогорский снял заморозку с практикующих ‚гиппократов‘, и они закрутились возле пациентки.

— Это ещё что за грязная тряпица на новорожденных? — гневно вопрошал медсестру педиатр. — И почему они спелёнуты друг с другом?

Ростислав посмотрел докторице прямо в лицо и внушительно произнёс:

— Так надо, доктор.

Та моргнула:

— Ну, надо так надо… Леночка, в детскую ребятишек.

У Юлии благополучно закончились роды, и она стала приходить в себя:

— Что с малышами? — был первый осмысленный вопрос, который она дала своим обычным голосом.

— Дети полностью жизнеспособны. Нужды помещать их под колпак нет. Девочка 2 кг, 49 сантиметров. Мальчик такого же роста, но чуть поменьше весом — кило девятьсот пятьдесят. Поздравляю Вас, Вы отлично справились! — произнёс Евгений Владимирович, довольно потирая руки. — Дети будут находиться в смежной с Вами палате. Так что сразу, как только Вас переведут на отделение, Вы их увидите.

— Вы тоже молодец, папаша. Обошлись без истерик, — обратился к Ростиславу доктор. — Следуйте в палату.

Юлька нащупала рукуБудогорского и тихо засмеялась:

— Что, теперь ты меня больше не любишь?

Она стащила с волос позорную шапочку и попросила:

— Побудь со мной.

Шагая рядом с её каталкой, Ростислав улыбался. Теперь он твёрдо знал, ЗАЧЕМ он здесь: чтобы спасти её жизнь. Её и её детей. И ещё убедился в том, что больше не любит её. Не любит так, как до этого… но, может, и не меньше, просто по-другому. За пять дней, которые Юлия провела с близнецами в больнице, Будогорскому нужно было приобрести всё для малышей: кроватку, коляску, пелёнки, распашонки, ползунки, чепчики, рожки… всё по километровому списку, составленному Юлей. До родов она ничего не приобретала. Дурная примета, видите ли. Из-за её странной причуды Ростиславу пришлось долго юлить, упрашивая МакГонагалл дать ему отпуск на недельку. А ведь помимо Школы была ещё кампания Гарри (к слову, в последнее время ребята проявляли активный интерес к личной жизни своего учителя). Подростки сейчас находились в Тибете в одной тихой обители. Они постигали тайны, необходимые для воспитания духа и тела. Гарри, Рон и Гермиона относились к Будогорскому столь же ревностно, будь он их любимой вещью. Да, Ростислав был им нужен. Но Юлии ещё нужнее. Поэтому он и разрывался на два фронта. Спал по два — три часа. Вот и сегодня сразу после рандеву с будущей помощницей по хозяйству (Катериной, Юлиной знакомой) Будогорскому надлежало сразу же отправляться на Восток. Он уже успел побывать у Юльки и притащить ей соки, фрукты, йогурты. Похоже, несмотря на обилие питья, молока у неё нет и не будет. Жаль, малыши будут на искусственном вскармливании. Грудное молоко быстрее поставило бы их на ножки. А вот, кажется и тётенька, которая будет нянькать Асю и Гошу (Юля так решила назвать ребятишек). По оценке Юлии Катя — super. Но, поскольку у Будогорского как ни у кого работала поговорка ‚по одёжке встречают‘, он разглядывал женщину с откровенным скептицизмом: лет сорока пяти, кожа серая, круги под глазами коричневые, волосы пегие, широкая в кости, в бесформенной немодной одежде…

Чувствуя, что её бесцеремонно разглядывают, будущая няня от смущения заикалась:

— К-катя, — она протянула узкую ладошку. — М-мы договаривались с В-вами о встрече.

Барин взял себя в руки.

— Да. Конечно. Вот Вам предоплата, — он отсчитал пятьсот баксов. — И честное слово, Вы здорово облегчите мне жизнь, если заступите на службу прямо сейчас.

Катерина застенчиво улыбнулась.

— Я Вас представляла совсем другим.

— Почему же? — удивился Будогорский.

— Видите ли, — робко заговорила она. — Я давно знаю Юлию. Она терпеть не может красавчиков. И вот Вы… её муж.

— Вы ошиблись. Я не её муж, — у Будогорского отчего-то испортилось настроение.

Он коротко попрощался и зашагал прочь. Кажется, эта бабёнка брякает первое, что приходит в голову!.. Что ж, Юлия более-менее благополучно разрешилась от бремени. Вот удобный момент, чтобы свести к минимуму общение с ней и заняться своими непосредственными обязанностями.

— Тётя Петунья сейчас осталась бы довольна твоей причёской, — Рон провёл рукой по бритой голове Гарри и расхохотался.

— На себя посмотри, — проворчал Гарри, машинально дотрагиваясь до макушки.

Тут уж вытянулось лицо Рона:

— Что верно, то верно. Видок у меня того… — вынужден был признаться он и озабоченно поскрёб в затылке. — Но Гермионе и того хуже.

Вспомнив стриженную под ноль подругу, приятели загрустили. Вот уж почти месяц они жили в общине тибетских монахов близ местечка с труднопроизносимым названием Ту-тянь Хэянь. Монашье братство разместилось в обители невероятной красоты, выстроенной руками монахов ещё в первом веке до нашей эры. Чуждый язык, чужая культура и чужеродная природа — всё это, как ни странно, завораживало. И если к непривычным европейцу ландшафтам Гарри привык (хотя и не уставал ими восхищаться), а с китайским языком они справились с помощью магии, то с освоением восточной культуры дело обстояло сложнее. Гарри уже проходил ускоренный курс русской магии. Но вот у Рона и Гермионы такой практики не было. Им приходилось туго. Да и вообще, постигать искусство боя в кратком экскурсе — это вам не научение некоторым штучкам под руководством такого либерала как Будогорский. Надо сказать, что в понятие ‚искусство боя‘ входило не только умение красиво драться, но и вести аскетический образ жизни. Плюс к этому: владеть собой и правильно питаться. Согласно местным обычаям женщина не является слабым соперником, если прошла обучение в такой школе. И она должна во всём соответствовать мужчине — никаких послаблений. Их сенсей всячески подчёркивал, что любая самка, защищая своего детёныша, способна на такие чудеса ловкости, силы и выносливости, которые и не снились мужчинам. В обычной же жизни самки (он так и говорил: ‚самки‘) ленивы, капризны и изнеженны. Видимо, поэтому для девушек (помимо Гермионы курс обучения проходила ещё пара послушниц) в его колонии были созданы экстремальные условия. Спали они на дощатом полу — и Рон боялся, что Гермина того и гляди заболеет. Ходили исключительно босиком. Никаких специально отведённых мест для соблюдения правил личной гигиены у них не было, из-за чего девчонкам приходилось вставать раньше парней (это притом, что подъём и так был с восходом солнца). В результате Гермиона имела вид детдомовского ребёнка: худая, лысая, бледная и, как следствие, злая. С первого дня у неё сложились особые отношения с учителем. Она категорически отказалась от бритья головы, а просто убрала волосы под бандану. В самом начале занятия она сделала шаг вперёд и задала вопрос (по-английски, разумеется).

— Скажите, пожалуйста, каким именно видом борьбы мы будем овладевать?

Старец взглянул на неё как на таракана. Истолковав это как немой вопрос, Гермиона пояснила:

— Ушу, кун-фу, каратэ или джиу-джицу…

Она могла бы продолжить, но мощный рык, напоминающий львиный, заставил её замолчать. А в следующий момент Гермиона уже лежала поверженная, не понимая, что происходит. Лежать, однако, ей пришлось не долго. Наклоняясь к ней на мгновение, сенсей успел намотать длинные волосы Гермионы на кулак, а ещё через мгновенье их подружка болталась в воздухе, визжа, что есть мочи. Учитель брезгливо сморщился и отшвырнул её. Ударившись оземь, Гермиона тут же вскочила и бросилась прочь.

— Стой! — на чистейшем английском крикнул ей вдогонку старец. — Уйдёшь — уже не вернёшься никогда.

Всхлипывая, Гермиона безропотно встала в строй. Ребята были так поражены послушанием Гермионы… и произошло всё так быстро, что они и опомниться не успели — не то, что броситься ей на помощь!

— И думать забудьте! — Гермиона дернула их за руки.

‚Ну да, ей ведь теперь не составляет труда прочесть их мысли… совсем как Барину. Где-то он теперь? Уже два дня его не видно‘. Гермиона в тот же день обрилась, дала обет ходить исключительно босиком и заложила программу ‚Разговорник‘ по адаптации тибетского. После чего отправилась в библиотеку, чтобы раз и навсегда усвоить, что из себя представляет та или иная борьба. Очень скоро она уже могла дать фору не только прибывшим с ней Рону и Гарри, но и некоторым старожилам Школы. Режим дня в монастырских стенах был простой и в то же время напряжённый: в пять утра — холодный душ, затем разминка и лёгкий завтрак; в два часа — искусство боя в гимнастическом зале, потом работа по дому, обед и тренировка на воздухе. Вечером — так называемые ‚чтения‘ (что подразумевало самообразование). Ужин отсутствовал. Сначала без ужина было очень голодно. Но вскоре втянулись и не замечали отсутствия третьей трапезы. Вначале ребята искренне полагали (коль их обучение было ускоренным), что их не будут так уж сильно дрючить. Не тут-то было. В том, что фокусы, которые им демонстрировал Учитель с ломкой кирпичей, пробежками по толчёному стеклу и лезвиям кинжалов, станут подвластны им силой определённых заклинаний, они жестоко ошиблись. Стоило Гарри мысленно отдать приказ разломать один из чёртовых кирпичей — тут же получил сильнейший тычок в лоб и, не удержавшись, шлёпнулся на пятую точку. В эту же минуту над ним материализовался грозный Старец, глаза которого метали молнии. Гарри понял его без слов. Рон предпочитал учиться на собственных ошибках. Когда все учились ходить по коврикам, утыканным гвоздями, Рон сделал незаметный (так ему казалось) посыл — и гвоздики чудесным образом перевернулись шляпками вверх. Немного ловкости — и никакой травмоопасности такой коврик уже не представлял. Но в этом случае источник травм стал их дорогой Учитель — он так отдубасил Рона, что его и без того неровная голова была похожа теперь на шишковатый картофель.

— Снегг был просто милашкой по сравнению с ЭТИМ, — прошепелявил Рон, мотнув головой в сторону сенсея.

В это самое время их Учитель с самым свирепым выражением лица обрубал верхние ветки деревьев, которые, по его мнению, загораживали свет солнца. Чтобы проделать этот финт, каждый раз почтенный старец подлетал (!) к верхушке дерева и ребром ладони отсекал ветвь. Некоторое время Рон и Гарри следили за полётами сердитого монаха — вверх-вниз, вверх-вниз — потом их взгляды сфокусировались на худеньком подростке.

— Почему не работаете? — заговорил тот. — Дождётесь, пока вас опять взгреют.

Это была Гермиона. Из-за того что сильно похудела она выглядела ниже ростом. Но её замечание справедливо. Кряхтя, мальчишки взялись за лопаты. Ещё немного и они, побросав ненавистную утварь в специально приспособленный для этого сарай, могут идти в читальный зал. Вот уж не думали, что посещение библиотеки будет для них почти праздником.

— Не вешайте носы! — подбодрила их Гермиона. — Сегодня вас ждёт сюрприз.

В последнее время немногословная, она поставила на крыльцо вёдра, и пошла за следующими. Вёдра были со снегом. В монастыре отсутствовал водопровод. Монахи растапливали снег для всего: умывания, готовки, стирки. Ежедневно натаскивалось столько вёдер, чтобы заполнить чан, стоящий в холле. А в него входило тысяча литров — адский труд! Помнится, в начале обучения Рон спросил Будогорского: для чего это надо вручную перетаскивать вёдра со снегом, не проще ли использовать магию? Ответ Барина их немного уязвил.

— Умелые руки, как известно, не знают скуки. В то время, как блудливые… сами знаете. Яркий пример тому — сентябрьские каникулы в России. Чем вы там занимались большей частью, а?

‚Кто бы читал нам мораль!‘ — подумал тогда Гарри. Впрочем, теперь он был бы не против послушать Барина… пусть даже и чтение нотаций. В этот вечер Бог внял просьбе Гарри — в библиотеке их ждал Ростислав Апполинарьевич.

— Вечер добрый, — приветствовал ребят Будогорский. — Что-то вы невесёлые. А между тем обучение подошло к концу. Завтра последнее испытание.

— ‚Последнее‘ говорите? — усмехнулся Гарри: сколько их уже было, ‚последних‘!

— Вы даже не хотите узнать, в чём оно будет заключаться? — Будогорский потянулся и потёр виски.

Глядя на него, Гарри почувствовал укол зависти: болтается где хочет, влюбляется, наверное. А ещё знает что-то, о чём умалчивает… ‚Всё! Стоп! Остальное додумаю позже!‘ Барин, вроде бы, ничего не заметил. Он с юношеским жаром переубеждал Рона, что восточные премудрости важны не только для расширения кругозора, но и на практике.

— Бросьте! — бесцеремонно перебил профессора Рон. — Э-ээ… Волан-де-Морт разве что посмеётся, глядя на эти выкрутасы.

— Знаешь, Рон, если тебе удастся рассмешить Темного Лорда, это будет не так уж плохо. Кроме того, при помощи нескольких сальто, которым ты здесь научился, можно быстрее ретироваться — до того, как тебя настигнет смертельное заклинание.

— Весёленькая шуточка, — присвистнул Рон.

— Я считаю, что никакое знание не бывает бесполезным, — подала голос Гермиона.

— Ну, то, что ТЫ так считаешь, это ещё ничего не значит, — вступил с ней в привычный спор Рон.

— Давайте всё же послушаем Ростислава Аполинарьевича, — по непонятной причине не стала связываться с приятелем Гермиона.

Будогорский разъяснил им, что каждая вновь прибывшая группа преследует свои цели. В зависимости от этого некоторые обучаются месяц, другие — год или три… или всю жизнь. Следовательно, у всех разные экзаменационные программы.

— У вас задания самые простые, — пел соловьём Барин. — Сначала вас доставят на высокогорное плато. Там вас будут ожидать рыцари в медвежьих шкурах. Их будет трое — столько же, сколько и вас. Главный их козырь — физическая сила. Ваш — ловкость и смекалка. После того, как вы успешно справитесь с первым заданием, вас проводят в ущелье ламаистских орлов, гнездящихся там. Победить их нелегко, но, надеюсь, брат Рона — Чарли — расскажет, как это можно сделать. И, наконец, 3-ий тур. Он может быть как очень простым, так и очень сложным. Вам предстоит сразиться с самим Учителем. Он сам выберет оружие.

— О-о-о, нет! — выдохнула Гермиона.

— Мисс Грейнджер, Вам ли бояться? — Будогорский ласково потрепал девушку по плечу.

Вместо того чтобы утешиться, Гермиона в отчаянии схватилась за щёки:

— Что делать? Что же делать?!

— Утро вечера мудренее. Ступайте-ка спать, — зевнул Будогорский и раскрыл том, лежащий перед ним с начала встречи. Гарри успел прочесть название: ‚ВОСКРШЕНИЕ. Книга таинств‘.

Ростислав попытался сосредоточиться на той главе, где рассказывалось, как обрести былую силу зомбированному волшебнику. Дело в том, что физически Дамблдор почти оправился. Провидческий дар у него развился необыкновенно, а вот с заклинаниями была полнейшая путаница. Вроде того, что ‚сделать хотел грозу — а получил козу‘, в таком духе. Будогорский хотел выяснить: нормально ли это? Поддаётся ли коррекции? Или проходит само по себе, как временный побочный эффект… Рассеянно полистав книгу, он понял, что не в состоянии сосредоточиться. Глаза закрывались сами собой. Что ж, действительно, ‚утро вечера мудренее‘. Отложим до завтра. Прежде, однако, надо известить Севу.

— Акцио! — с верхней полки книжного шкафа слетела тарелочка. Та самая, ‚с голубой каёмочкой‘. Оставленная Дамблдором при посредничестве Снегга в Визжащей хижине.

Яблочко мелодично звякнуло. Ростислав тронул его. Оно покатилось по кругу со знакомой песенкой.

— Покажи мне, чем сейчас занимается Северус Снегг, — попросил он.

На дне тарелки стали вырисовываться резкие черты Северуса. Он (благодарение Богу!) был один на один со своими колбами.

Будогорский незамедлительно телепортировал ему:

Мы в Школе Фадзя Шан Яна близ Ту-Тянь Хэ Яня. Жду.

Отправив тарелку туда откуда взял, Ростислав закрыл глаза и стал считать: ‚Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один‘. Он открыл глаза и ощутил на своём плече руку друга. Рядом стоял Снегг. Собственной персоной.

— Немедленно измени облик! — зашипел на него Будогорский, заслышав невнятный шорох.

В ту же минуту рядом с ножкой стула затаилась крупная чёрная крыса.

— Профессор, — из темно коридора донёсся до него голос Гермионы. — Вы здесь?

— Я здесь, — ровным голосом ответил Будогорский, чувствуя, как крыса забирается ему в штанину. — Что ты хотела?

— Я хотела узнать: можно ли будет взять на испытание какое-нибудь оружие?

— Ты узнаешь об этом завтра. Иди, Гермиона. Я ещё немного поработаю.

Девушка кивнула и вышла. Ростислав, прихрамывая, прошёл вглубь хранилища и только тут сбросил покрывало с прибора, стоившего ему долгих бессонных ночей. Это был монитор, способный улавливать и передавать мысли того, на чью волну он настроен. Крыса высунула длинный нос из-под брючины Будогорского и вскарабкалась по мантии ему на плечо.

— Поздравляю тебя с отцовством и искренне завидую тебе, дружище, — Барин не удержался и щёлкнул зверька по носу. — Пойдём, посмотришь видео, чтобы не тратить слов понапрасну. А я покамест покемарю… Честное слово, очень спать хочется!

В глубине читального зала размещался топчан, где примостился Ростислав. Рядом, на подоконнике, стоял прибор, напоминающий телевизор (однажды Северус уже имел удовольствие видеть это изобретение Будогорского). Крысиные глазки-бусинки впились в экран телевизора. ‚Ага, — по-детски обрадовался Северус, — вижу! Площадка, по которой расхаживают… три медведя?! Что бы это значило? Завтра спрошу у Славки, о чём он грезит по ночам…‘

На протяжении часов трёх Снегг расшифровывал историю появления на свет Аси и Гоши. Не зная, можно ли включить звук к имеющемуся изображению, до конца он так всё и не понял. Но в этом были и свои плюсы: ‚фильм‘ не произвёл того гнетущего впечатления, что осталось от Юлиных родов у Будогорского. Более всего Северусу запомнился финал: две сморщенные красные рожицы новорожденных и счастливое лицо Юлии.

Барин вдруг вздрогнул всем телом и резко сел.

— Посмотрел?

Снегг кивнул.

— Тогда спим, — Ростислав отключил устройство и снова растянулся на топчане.

Но сон больше не шёл. Он покосился на крысу: та устроилась у него на груди, свернувшись клубком, как котёнок.

— Извини-ка, приятель, не привык я коротать ночи в обнимку с крысой, — Ростислав взял Снегга за шкирку и спустил на пол. — Эй, осторожней! Крысы, между прочим, переносчики заразных заболеваний!

Будогорский обернул палец, за который его только что цапнула мстительная крыса, носовым платком.

— Не смей лезть ко мне! — пригрозил он Снеггу. — Помни: твоё место в норе!

О чём он только думал, позволив Севке шарить у него в мозгах! Мало ли, что тот мог там узреть! ‚Надо выспаться, — в конце концов решил он. — Завтра будет трудный день… Хотя, когда он был в последний раз лёгким?‘ На этот раз Будогорский крепко уснул. Утром его разбудил звон колоколов — особенных, не православных. Он потряс головой. Необходимо было освежиться. ‚Чёрт! Я совсем забыл о Снегге!‘

— Эгей! Где ты, друг? Уж не воспринял ли ты мою идею с норой всерьёз?

— С кем это Вы разговариваете, профессор?

Конечно, это явилась с утра пораньше вездесущая Гермиона. Барин тихонько застонал от досады (что не укрылось от его ученицы).

— И-извините, сэр, — запинаясь, она употребила не к месту ‚сэр‘, — не хотела Вас доставать. Я просто хотела…

— Опять что-то узнать, — язвительно подсказал Будогорский. — Что на сей раз?

— Нет, — растерялась Гермиона. — Хотела пригласить Вас к завтраку.

Гермиона — худенькая до прозрачности — наверно, только и думала, что о еде. И вот пришла звать его к столу. А он, неблагодарная, бесчувственная скотина, наорал на девушку!

— Извини, — Будогорский приобнял Гермиону, чувствуя, какие острые ключицы и выпирающие лопатки у неё под тонким кимоно. — Мне бы проспать ещё часиков так –дцать, чтобы выспаться! Ну, ничего. Холодный душ приведёт меня в чувство.

Всё ещё обиженная, Гермиона прошла вперёд, а Барин, чуть помедлив, поискал глазами Снегга. Тот, казалось, только того и ждал. Одна минута — и крыса уже сидела в кармане пиджака Будогорского. На завтрак пришлось опоздать (без бодрящего душа Ростислав чувствовал бы себя разбитым весь день). Его извинения большого впечатления на Ламу не произвели. Для проступков такого рода Старец оправданий не находил. Посему весь завтрак прошёл в суровом молчании. Кстати говоря, Будогорский ухитрился оскорбить Учителя дважды. За столь короткое время это был рекорд. Дело в том, что Лама ел буквально по рисинке, причём тщательно пережёвывая. Ростислав же всё проглотил за две минуты и теперь сидел, маясь вопросом: ‚Удобно ли попросить добавки?‘ ‚Наверно, всё же, нет‘, — пришёл он к мнению. Испытывая угрызения совести, что был так нетерпелив, он прислушивался, как возилась крыса в его внутреннем кармане. ‚Собирает там крошки, бедолага, — сообразил он. — Голодная ведь‘. Наконец оттрапезничали. Будогорского в качестве почётного гостя пригласили в молельню, святая святых монастыря. Простых учеников (типа студентов Хогвартса) в святилище не допускали. Послушники не знали роздыха в тихой обители, где можно преклонить колени и подумать о вечном. Сейчас их информировали на тему ЧТО? ГДЕ? КОГДА? предстоит сделать на грядущих испытаниях. То, что существуют различные способы мгновенного перемещения в пространстве, Гарри знал ещё с прошлого года — Гермиона просветила. Трансгрессия не являлась самой совершенной. Но ещё хуже, на его взгляд, был способ, принятый на Востоке. Собственно, он представлял собой полёт. Но с какой-то чудовищной скоростью, от которой сердце подкатывало куда-то к горлу и перекрывало доступ кислорода. Откуда он знает? — Пробовал. Но зарёкся больше этого не делать. Всё-таки каждая нация специфична, и есть ареал, где она дееспособна, а где — нет. Хогвартцы были проинструктированы и около полудня отправлены туда, откуда должны начаться испытания (“…на прочность» — добавил Рон). А именно: в нескольких километрах от монастыря существовала гора Безымянная. На ней плато — ровная площадка периметром шесть на восемь, не более. Площадка — чистая, будто специально выскобленная для этой встречи. Ни кустика, ни деревца, за которые можно было бы уцепиться или спрятаться. Так вот. Им надлежало ДОЛЕТЕТЬ до туда («И вот зарекался же!» — чертыхнулся Гарри)… а там видно будет. В дорогу ребят снабдили мечами, которые раздражали Гарри безмерно. «Конечно, можно кривляться, корчить страшные рожи и испускать жуткие крики, но это всё курам на смех, если имеешь дело с Волан-де-Мортом!» Гарри был уверен, что их обучение — лишь часть стратегии, которая заключается в перетягивании на свою сторону волшебных сил. «Светлые» занимаются, по сути, тем же, что и «тёмные» — вербовкой. А как привлечь на свою сторону восточных мудрецов? Внедрение учеников в одну из тибетских школ — тоже метод… Так или иначе, но поиск крестражей затягивался на неопределённый срок. Неужели они не понимают, что живут на пороховой бочке?! Или он не понимает чего-то? Надо бы поговорить с Будогорским или, по-крайней мере, с Гермионой… Но у неё в последнее время слишком много разных теорий, чтобы считать её оценку происходящего адекватной… Скорей всего, это происходит с их подружкой от постоянного недоедания. Да и в отношении Будогорского что-то не так. Вывести бы его на чистую воду — многое бы прояснилось. Но это мечта, конечно. «Вывести на чистую воду» Будогорского — всё равно что вывести туда же… м-мм… Снегга, скажем… С характерным свистом на плато спускались воины. Как и предупреждал Будогорский, их было трое. Издали Гарри показалось, что парни о двух головах. Но, приглядевшись, понял: то, что он принял за вторую голову, — медвежья морда. На спине каждого из них болталась шкура медведя. В руках — по мечу (аналогичному тому, что имел Гарри, Рон или Гермиона). «Что ж, дабы произвести впечатление, они пожертвовали самым необходимым в рукопашной схватке — мобильностью», — подумал Гарри. Но вскоре понял, что жестоко ошибался. Мобильности им было не занимать. И уж, конечно, эти мóлодцы превосходили нашу троицу во владении мечом. Однако, объединив усилия, друзья добились определённых успехов и оттеснили своих соперников к краю пропасти. Или это был только трюк? — Потому что, зависнув в воздухе, медвежьи шкуры ожили. И вот уже не люди атаковали их, а опасные звери. Клыки их — точно стальные — лязгали, нагоняя ужас.

— Я не могу убить невинное животное! Мне ужасно их жалко! — работая мечом, как молохом, выпалила Гермиона.

— А мне нет! — Рон сделал выпад и вонзил меч в медвежуть.

Боковым зрением Гарри увидел, что в схватке на земле остался он один (вернее, двое: он и его медведь). Разозлившись, Гарри поднялся в воздух помимо своей воли. Оказавшись таким образом НАД своим противником, он гаркнул: «Сдавайся!» — и приставил меч к горлу витязя в медвежьей шкуре. Тут же на плато появилась Комиссия, состоящая из двух членов: собственно Ламы и Будогорского. Воины сбросили шкуры и приняли участие в обсуждении. В итоге за первое задание Гарри получил девять баллов (из десяти возможных; балл с него сняли за некоторую проволочку); Гермиона — семь («Нельзя раскрывать своих планов неприятелю — а она во всеуслышанье призналась в том, что ей, видите-ли, жаль животное»), а Рон — пять.

— Почему? — кипятился тот. — Я же знаю, что на нём всё заживёт, как на собаке!

И тут же получил шлепок по губам невидимой рукой. «Собака» — страшное ругательство на Востоке. И, конечно, применять его по отношению к воинам фадзя по меньшей мере неэтично.

— Ты же знал, что враг, так сказать, понарошку. Должен был поступить как Гарри, — укорил Рона Будогорский, протягивая ему платок.

Губы Рона были разбиты и раздулись после наставления Старца до размеров подушки (который к тому времени уже соблаговолил их оставить). Рон пытался что-то сказать, но у него не получалось.

— Ну, хорошо, — заговорила Гермиона. — Допустим, я согласна с оценкой Рона…

На что Рон пробубнил «То ба табнибалса» (кто бы сомневался).

— … я спасовала — тоже признаю. Но почему снизили балл Гарри?

— Он вышел за рамки временного лимита, — спокойно ответил Барин.

— Но нас же никто не предупреждал, что он вообще существует! — возразила Гермиона.

Будогорский лишь развёл руками.

— Зато сегодня специально для вас праздничный обед! — И, понизив голос, добавил: — И без нашего многоуважаемого сенсея!..

Улыбнувшись, он дал команду трансгрессировать. Сам же остался, чтобы передать Снеггу последние известия. Плато являлось тем местом, где трудно было установить слежку (о которой он догадывался, но Северусу ничего сказал). За обедом было оживлённее обычного. Виной тому послужил Чарльз Уизли, прибывший сюда на Китайском Красном драконе. Монахи были в восторге. Некоторые даже, чтобы увидеть дракона, опоздали на обед, что было бы ужасной дерзостью, будь тут Учитель. Но Лама готовил испытания для студентов Хорватса. За обедом его не было (что значит отсутствие твёрдой руки — тут же всё пошло кувырком!). Пока внимание было приковано к редкостному уроду (по мнению Рона) Китайскому Красному, Гарри и Рон подошли побеседовать с Чарли. Гермиона предпочла спрятаться (оказывается — вот уж новость! — она стеснялась своего внешнего вида).

— Что это с тобой? — Чарли хотел дотронуться до губ брата. Но тот отпрянул.

— Путики.

— Пустяки, — Гарри временно исполнял при нём функции переводчика.

— То та таи, а кааэфс, ки аах?

— Что ты знаешь о королевских орлах? — пояснил Гарри.

Чарли уже было раскрыл рот, как Рон спохватился:

— Тока-ка упи? (Только как убить?)

Гарри повернулся к Рону.

— «Убить»?! Сегодня ты чересчур кровожаден, тебе не кажется? Об убийстве речи не было.

— А фо фэ? (А что же?)

— СПРАВИТЬСЯ. ПОБЕДИТЬ. Чувствуешь разницу? — Гарри дирижировал указательным пальцем перед носом Рона в ритме произносимой фразы.

Этот разговор всё более походил на диалог двух идиотов.

— Я понял, понял! — взмолился Чарли. — И вы наконец поймите: королевские орлы не птицы. Это племя, которое неуловимо. Скорее всего, вам придётся изловить отдельную особь… надеюсь, что пленять всех аборигенов вам не придётся.

— Фа? (Как?)

— А вот так. Есть способ. У королевских орлов редкий вид фобии. Они боятся дневного света. Стоит их только вывести на свет божий, они тут же слепнут и теряют всю свою агрессию. Вот и всё… Пойду посмотрю на своего Китайского Красного. Как бы его не замучили здешние любители животных.

«Вот и всё» обошлось для Рона, Гарри и Гермионы не малой кровью. Чтобы выманить дикое племя на солнце, пришлось разыграть настоящее театрализованное действо. Не зная насколько это допустимо, ребята всё же сварганили себе костюмы, используя волшебную силу. Гермионе выпало быть гейшей. Она обольщала Рона. А Гарри играл злодея (вроде как сутенёра, но на восточный лад). Судя по всему, пещерный народ являлся достаточно продвинутым в смысле секса (оно и понятно, чем ещё заниматься в потёмках?), и действие захватило доверчивых аборигенов. Взрослое население (в основном, заметим, мужского пола) повылазило из своих уютных нор под слепящие лучи дневного светила и, кто вовремя не успел просечь ситуацию, попался в сети. Причём не в фигуральном, а самом вещественном смысле. Сети — самые настоящие, ламаистские. Правда, хогвартцы опять нарушили правила: каждый должен был задержать племенную особь самолично. Но, поскольку попались аж двенадцать таковых, то существенно на их оценке этот факт не сказался. Все они получили по восемь баллов. Два очка сняли за использование магии. Им объяснили, что костюмы можно было попросту заказать (вопрос: кому и когда?). С итогами семнадцать, пятнадцать и тринадцать баллов (соответственно семнадцать у Гарри, пятнадцать у Гермионы и тринадцать у Рона) ребята вышли к финалу, готовые к тому, что Лама будет трепать их до утра. Но боялись они совершенно напрасно. Напротив, услышали много лестного в свой адрес: дескать, и мужественны они, и отважны, и почтительны. Однако каждый получил и назидание. Рону надлежало стать серьёзнее, Гермионе — приобрести больше уверенности в себе (?!), а Гарри пожелали прозорливости. «Ну, и как это понимать?!» — спрашивал себя Гарри, разглядывая диплом, полученный в монастырской обители. Символы Монастыря были чем-то схожи с хогватскими: в дружном объятии сплелись крыса, дракон, орёл и конь. Гарри потрогал пальцем надпись на корешке диплома и она зазвучала как рождественская музыкальная открытка: «Будь прозорлив, Гарри Поттер, будь прозорлив!»

Глава 19. На карнавале.

И вновь резиденция Волан-де-Морта. Северус Снегг у него на приёме. Докладывает, так сказать, обстановку. Кратко излагая что он видел в Тибете, Северус лишний раз убедился, что этим вопросом кроме него никто не занимался. Почему, спрашивается, если ему не доверяют? Камерность первых приёмов в наследных владениях Лорда сменилась помпезностью нынешних. Теперь Волан-де-Морт назначал свидания в недавно отреставрированном Большом зале. Чисто психологически это вполне закономерно: раньше Тёмному Лорду не приходилось доказывать свою мощь. Теперь другое дело. Орнаментальный пол, мозаичные окна, мраморные колонны и высота купола, равная десяти метам! Нет слов, парадный зал выглядел впечатляюще. Посетителей Волан-де-Морт встречал сидящим на троне, который витал в искусственно выращенных облаках на высоте двух метров от пола. Иные времена — иные нравы. Если раньше нужно было следить за оборотами речи Владыки, буквально заглядывая ему в рот, то нынешнее положение обязывало вновь вошедшего остановиться у обозначенного места, пасть ниц и не сметь поднимать взора на Хозяина до тех пор, пока звучит его голос. О том, что аудиенция закончена, извещал Хвост. Он дотрагивался до плеча или до руки коленопреклонённого — это значило, что можно идти на выход. «Верно, Тёмный Лорд выглядит сейчас как сифилитик на последней стадии», — думал Северус, шагая за Петтигрю. Он был недалёк от истины. Волан-де-Морт разлагался заживо. Смрад от гниения его тела уже было сложно замаскировать. К приходу каждого посетителя он готовился более тщательно, чем стареющая шлюха: накладывал тональный крем и румяна, припудривался, красил ресницы… Единственным, кому он являл своё истинное лицо, были Петтигрю и Сивый. И если к Петтигрю большинство посетителей относились как к неодушевлённому предмету, то Фенрир Сивый находился на особом положении. Первый министр, доверенное лицо Тёмного Лорда и его фаворит — таковы были его должностные обязанности. Сивого наделили сверхполномочиямии и он пользовался безграничным доверием своего Господина (как Снегг когда-то). Ныне людоед по имени Фенрир Сивый карал и миловал. И частенько делал это, не заручившись поддержкой Лорда. Ему всё сходило с рук. И только в отношении Северуса Снегга Волан-де-Морт выказал твёрдость: «Никаких несанкционированных действий!» И это после того, как все улики были налицо! Когда Северус Снегг так спешно покинул Тёмный Совет, Сивый (не спускавший с него глаз) устремился было за ним, но вовремя спохватился. Это не требовалось. Снегга не случайно посадили с ничем не примечательными волшебниками. Таких проще запугать. Один из них — тот, что был мужем пожилой леди — услыхав, что его жену может настигнуть безвременная кончина (а он будет тому виной, если не положит в карман Северуса маленькую штучку), тут же согласился на сотрудничество. И сделал это так виртуозно, что сам Северус Снегг ничего не заприметил. О штучке: не бог весть что. Всего лишь маячок из магазина «Частный сыщик», позволяющий засечь подозреваемого, где бы тот не находился. Так Северус, сам того не подозревая, одним своим неосторожным шагом подверг опасности и Юлию, и Будогорского.

— Вам мало доказательств? — возопил Сивый, роняя слюну. Он бросил на стол Т.Лорда пачку фотографий с Будогорским и Юлией. — Эту девку я не знаю. Но ЭТОГО-то вы узнали?

— Русско-Английский Барин, — задумчиво проговорил Волан-де-Морт, беря фото в руки (тут же на снимке остался влажный след). — Давненько мы не пересекались. Смотри-ка, снова с беременной. Жизнь, увы, ничему его не научила.

— Баба не его! — завизжал Сивый. — А Снегга!

— Что-о?! Какие у тебя доказательства?

— Задницей чую!

— Извини, милый, но твою задницу к делу не пришьёшь.

С той поры минул месяц. Всё это время Сивый положил на то, чтобы нарыть как можно больше компромата на своего «товарища». В результате слежки было установлено, что женщина по имени Юлия Валентиновна Гончарова, в браке официально не зарегистрированная, недавно произвела на свет близнецов, мальчика и девочку. Её постоянный гость — давно исчезнувший Ростислав Будогорский. О-о! Имя последнего внушало страх Самому… знаете кому. История, связанная с Будогорским, — одна из тех, упоминание о которых могло стоить тебе жизни. Почему? — Тайна, покрытая мраком. Только сейчас у Фенрира открылись глаза на некоторые вещи. Почти четверть века минуло с тех пор, как первый раз была предпринята попытка посягнуть на самое святое — жизнь Тёмного Лорда. Хозяин смог внушить всем, что он бессмертен. Но как? Каким образом? — Его Тёмность, понятное дело, обнародовать объяснение сему не спешил. Большинство Пожирателей смерти считали, что Т.Лорд изобрёл снадобье, дающее бессмертие. Теперь-то Сивый знал, что ничего такого не было. Весь фокус в крестражах. А вот Будогорский проник в тайну их повелителя намного раньше. То-то Тёмный Лорд лютовал! Даже видавший виды Сивый был смущён, когда юную беременную жену Будогорского притащили на оргию. Только ленивый не изнасиловал тогда бедняжку. Когда очередь дошла до САМОГО, все мгновенно протрезвели. Обычно Лорд убивал своих жертв с известной долей изящества. Реки крови — не его стиль. Тут же он словно обезумел. Сжав живот несчастной, Волан-де-Морт буквально выдавил из неё ребёнка. Несчастная кричала так, что свет электрических лампочек мерцал в соседних домах маглов. Но организм молодой женщины был на удивление крепок: и она, и безвременно родившееся дитя оказались живы. Тогда в бешенстве (какой никогда до этого Сивый у него не видел) Тёмный Лорд вырвал у несчастной матери малютку и затолкал его ей же в рот. Будогорская умерла бы от асфиксии. Но взбесившийся Воланд-де-Морт всё ж таки кинул в неё смертельное заклятие… Он сетовал потом, что «тварь издохла» так быстро. Барина предупредили, что если он не образумится, такой же смертью умрёт его мать. Которая в то время была ещё жива. Угроза подействовала. Будогорский словно сгинул… и воскрес спустя двадцать пять лет. И опять повторение той самой истории: он вновь в компании беременной, а крестражи Тёмного Лорда разрушают. Какая тут связь? Анализы крови двойняшек показали, что присутствующий при родах мужчина (а это был Будогорский) с вероятностью 99,9% не является отцом новорожденных. Фенрир, с самого начала подозревавший, что Снегг и есть отец малюток, придумал для «Пожирателей…» новый тест. Он заключался в том, что каждый член секты должен был сдать некоторое количество своей крови. Сивый хотел тут же её испробовать. Вся операция затеивалась ради одного: подтвердить версию отцовства Снегга. И когда Северус протягивал руку для дачи крови, Фенрира даже не вывела из себя кривая улыбочка Снегга при этой процедуре.

— Что, Сивый, зубы затупились? Пробавляешься теперь кровью из пробирок? — не удержался Северус.

— Отнюдь. Крови скоро будет столько, что тебе и не снилось… Топить будем в крови тебе подобных.

— Ну-ну. Вот тогда-то я тебе зубы и обломаю. Обещаю, — процедил Снегг, рывком опуская рукав рубашки.

Они обменялись ненавидящими взглядами.

— Как только Хозяин не видит лживости этого подонка! — бухтел Сивый, когда к нему подошёл Хвост.

— Снегг нас презирает! — подхватил Петтигрю. — И почти не скрывает этого.

Внезапная догадка осенила Сивого.

— Вот, — он вытащил фото Юлии и Будогорского. — Взгляни: кого из них знаешь?

— Я не уверен, — испуганно пролепетал Хвост. — Но мужчина кажется мне знаком… Точно! Он же преподавал у нас «Защиту» на последнем курсе! Да и женщину вроде бы видел… Кажется, в последний день моего пребывания в доме Снегга. Он вышвырнул меня. А она как раз явилась.

— Ага! — торжествующе объявил Сивый, потрясая фотографиями. — Что и требовалось доказать!

Он уже хотел бежать к Тёмному Лорду, да призадумался. Хвост — персонаж комический. Местный дурачок. Никто с его мнением не считается. Равно, как не прислушивается и к тому, что тот говорит. Нет, надо немедленно отправить полученную кровь к тому же эксперту, который уже взял мзду за ответы на первый запрос. Да-да. Фенрир Сивый не пускался на сей раз в магические хитрости. Слегка загримировавшись, он сначала поболтал с соседкой Юлии. Потом сходил в паспортный стол. Почерпнул там кое-какие сведения из домовой книги. И, наконец, не поленился съездить в больницу, где рожала интересующая его женщинам. В клинике он отыскал врача-акушера и потолковал с ним. Вот о Будогорском — хоть и видел его неоднократно у дверей квартиры на Большом проспекте — не удалось узнать ничего (так же, как и что происходит за стенами этой квартиры). Понятно, что применено то же Оберегающее заклятие, но другого свойства, не знакомое Сивому. Проникнуть в квартиру гражданки Гончаровой не удалось даже Джокеру. В то время как желание узнать что-то из частной жизни Будогорского оказалось столь велико, что Фенрир телепортировал ему. Разумеется, на обратную связь никто не вышел. Более того, при повторной попытке Сивый получил сильнейший удар током. Очнувшись, он понял, что сделал невероятную глупость: теперь Будогорский знал, кто им заинтересовался. Зная пристрастие Тёмного Лорда болтать о чести и великом предназначении ИХ ДЕЛА, Сивый подумал, что это шанс — преподать именно под таким соусом его промах. Конечной целью его тирады являлась, конечно, расправа над Снеггом, который раздражал его безмерно, смертельно, космически. Почему? Он и сам не понимал. Скорее всего, основная причина — банальная зависть. Снегга знали и ценили как в «тёмном», так и «белом» мире. Тысячи волшебников изучали открытия и изобретения Северуса Снегга. Его имя было в Большой магической энциклопедии. Он пользовался успехом у женщин. А если проклятый Снегг ещё благополучно женится, заведёт семью… Нельзя же, чтоб одному было всё, а другому (то есть ему, Фенриру) — ничего!

— Сэр, — осторожно подбирая слова, обратился он к Волан-де-Морту, — я раздобыл неоспоримые доказательства того, что Северус Снегг и есть гражданский муж той особы… если Вы помните.

 — Я помню, — Волан-де-Морт сделал театральный взмах платком, который всё время держал в руке, чтобы промокать кровавую испарину. Он был слаб. В середине дня его клонило в сон. А к вечеру бил озноб.

— У меня появилась идея, — Сивый подбирался всё ближе. — Что, если испытать Снегга? Если НАШЕ дело для него действительно что-то значит, он откажется от жены и детей. Если нет… Вам решать.

Волан-де-Морт благосклонно кивнул.

— Ситуация почти библейская. Господь уже испытывал подобным образом одного из своих сыновей. Что ж, блаославляю тебя, сын мой… — он поднял руку для благословления.

Сивый изумлённо попятился и заморгал.

— Ах, ну да, — замялся Тёмный Лорд, опуская руку.

Так или иначе, «добро» Фенрир получил. План его был прост: подкараулить, когда Будогорский покинет свою пассию (кстати, какую роль играет при ней Барин? — Шведская семья?), надо проникнуть в квартиру. Как? Честно говоря, Сивый ещё не знал. Пока это ему ни разу не удавалось. Но, как говорится, «под лежачий камень вода не течёт». Надо что-то делать. И не откладывая дела в долгий ящик. К середине следующего дня он уже околачивался возле парадной госпожи Гончаровой. Хотел было посидеть в тепле — в подъезде на подоконнике, да какая-то старушенция проявила бдительность:

— Вы к кому, товарищ? — прошамкала она.

— К кому надо, — буркнул Сивый.

Но препираться не стал, дабы не привлекать внимания. Надвинув на глаза кепку, Сивый поднял воротник и засунул руки поглубже в карманы. Серое питерское небо сыпало мелкий, как крупа, дождь. Во дворе низелени, ни лавочки. И градусов не больше пяти.

— Проклятый город… и проклятые маглы!

Сивый с удовольствием подумал, что подруга Снегга обыкновенная магла. С чего он взял? Да просто волшебники не живут в таких домах. Даже русские. Дверь подъезда запикала. Сивый спрятал глаза под бейсболкой. Он уже знал, кто выходит… — Будогорский. Насвистывая, Барин беспечно зашагал на выход — к арке, над которой почему-то болталась вывеска ПРАЧЕЧНАЯ. Сегодня у Ростислава было приподнятое настроение. Первый раз после выписки Юлии из роддома он остался с ней наедине. Всё остальное время, как верная клуша, при Юле находилась Катерина. И то ли Барин отвык от русского прямодушия, живя долгое время за границей, то ли потому что Юлька сказала, будто Катя влюблена в него, но сегодня наконец он чувствовал себя свободным от постоянных Катиных: «Ах, Ростислав Апполинарьевич, Вы неважно выглядите», «У Вас усталый вид, Ростислав Апполинарьевич…», «Юля сказала, что Вы не работаете, это правда? Как Вы себя чувствуете при этом в моральном плане, Ростислав Апполинарьевич?..» Юлька посмеивалась, глядя, как он беспокойно ёрзает на кухонной табуретке.

Зато сегодня он услышал то, чего подспудно ждал.

— Ты наш самый дорогой друг, Славик. Я знаю, что ты всё время был на страже моего здоровья и спокойствия Северуса. Мы бы хотели, чтоб ты был крёстным наших детей. Похоже, ты их ангел-хранитель, — Юля нежно дотронулась до его руки.

Будогорский зажмурился от счастья. Не тогда. Теперь. Юлия совершенно оправилась от родов. Даже стала лучше. Порывистые движения были сейчас мягче, а взгляд глубже. Видимо, эйфория от проведенного вдвоём с любимой женщиной вечера вскружила ему голову и на время лишила разума. Барин забыл обезопасить вход от Сивого и ему подобных. Юлька прибралась на кухне и пошла посмотреть на детей. Щёчки её малышей заметно округлились. Она наклонилась, чтобы поправить им одеялки… и вдруг, поддавшись внезапному импульсу, подхватила их на руки и перенесла к себе на кровать. Сама легла рядом и, окружив рукой свои сопящие сокровища, стала целовать мелко и часто их наивные головёнки в чепчиках. Потом засунула руку под подушку и, нащупав там пистолет, успокоилась. Его Юле притащил Будогорский. И не какой-нибудь, а с серебряными пулями. Это было так, «на всякий случай» (как сказал Барин). Но магия магией, а какие-то более вещественные меры защиты должны же существовать! Вот она и взяла у Славика пистолет, а у матери попросила осиновое брёвнышко и заточила его под колышек. Теперь колышек всегда лежал у неё под кроватью, а пистолет под подушкой. Юлька машинально провела рукой по полу. Всё на месте (иногда Муська точила об него когти и закатывала либо под пианино, либо под телевизионную тумбу). Интересно, каков он, этот Сивый? И почему Сивый? Он вампир по рождению или жизнь его сделала таковым? Сколько лет он уже пьёт людскую кровь? А больше ему ничего не хочется? Ведь есть же масса вкусняшек… Она прислушалась. Вот, похоже, ответы и явились к ней на дом собственной персоной. Отпихнув Асю и Гошу к стене, Юля натянула на голову одеяло и сжала рукоять пистолета. Её восприятие обострилось невероятно. Она чувствовала не только крадущиеся шаги Сивого, но даже его дыхание. Вот он подошёл к детской кроватке и обнюхал её (жуткий запах чуть не лишил её обоняния). Видимо, его целью являлись только дети — как и предупреждал Будогорский. Фенрир Сивый перегнулся через неё, чтобы дотянуться до младенцев. Юлина реакция была мгновенной. Она не была ворошиловским стрелком, поэтому стреляла в упор до тех пор, пока не кончились патроны.

— Вот так-то, милок, — пробормотала она, вылезая из-под тела вампира.

Дети, конечно, проснулись и заплакали.

Хорошо помня, что в фильмах ужасов подобные твари проявляют чудеса живучести, она своротила Сивого с постели и, не медля, вбила ему в грудь остро заточенный кол.

— Кошмар! — ужаснулась Юлька «деяниям рук своих». — Мне даже его не жаль. А ведь это живое существо… было. Наверно, я могла бы быть киллершей.

Дети продолжали кричать. Юля, не обращая внимания на такие мелочи, оглядела комнату. Всё было в крови: постельное бельё, ковёр, её одежда и она сама. «До чего легко можно убить человека… Все неприятности героев жанра „хоррор“ от того, что его герои ведут со своими потенциальными убийцами душеспасительные беседы. Не иначе, как для сценического эффекта. Я не была такой дурой…», — с удовольствием отметила Юлька. К её удивлению, кровь у Сивого была красного цвета и по-видимому, имела те же свойства, что и у обычных людей — например, плохо отстирывалась. «Хорошо ещё, что я живу в старом фонде. Здесь стены толстые. Но кто-нибудь из соседей всё равно может позвонить куда надо (вернее, куда НЕ надо). Выхода нет. Надо телепортировать Славке». Она прикрыла глаза и сосредоточилась. Так сказать, отключилась от внешних раздражителей.

Ростиславу Апполинарьевичу Будогорскому от

Юлии Валентиновны Гончаровой.

Срочно надо увидеться! Жду.

Юля взяла малышей на руки и стала ходить с ними по комнате. Собственно, «ходить» не получилось. Потому что через пару минут возник Будогорский. Мгновенно оценив обстановку, он, ни слова не говоря, застелил постель свежим бельём и… /смотри следующую страницу/

уничтожил старое. Кровь Сивого, продолжавшаяся сочиться из ужасающих ран на его груди, чудесным образом была остановлена, а многочисленные пятна на ковре выведены.

Раздался звонок. Аська опять захныкала. Юля передала её Будогорскому. Сама же, положив в кроватку Гошу, пошла открывать.

— Кто? — приглушив голос, спросила она.

— Серый Волк, — был ответ.

— Шутники, блин! — разворачиваясь, проворчала Юлька.

— Что у вас происходит? — вновь раздалось из-за двери. — То пожар, то потоп, то грохот… Вы видели, который час?

Юля покусала губы и открыла дверь. На пороге в растянутых трениках и вылинявшей майке стоял сосед снизу.

— Денис? — притворно удивилась она. — Чем обязана? На сей раз сантехника у нас в полном порядке, а на плите ничего не стоит. Вам так мешает плач детей, что Вы нанесли мне визит в такое время?

— Какой там плач?! — взорвался парень. — Такое впечатление, что тут палили из пистолета!

— Из пистолета? — переспросил подошедший Будогорский. — А может, из револьвера?

— Есть разница?

— Специалисты говорят есть. Правда, мы не в курсе. Но, заверяю Вас, ни из пистолета, ни из револьвера, ни из какого другого оружия здесь не стреляли.

К ужасу Юлии, Денис не поверил на слово, а сделал решительный шаг вперёд. Она обменялась взглядом с Будогорским. «Всё в порядке», — мысленно заверил её тот и, подхватив беспокойного соседа под руку, повёл в детскую. «Что Славка намерен делать? Стукнуть непрошенного гостя по голове?» Разумеется, нет. Барин был, как всегда, безукоризненно любезен.

— Надеюсь, никого из Ваших домашних мы не побеспокоили?

— Нет, все на даче, — простодушно поведал ему Денис.

— Вот и хорошо, — Будогорский произнёс что-то вроде «кабала фортунато» и повёл соседа к выходу.

— Спокойной ночи, — миролюбиво попрощался Денис.

— Всего доброго, — ласково напутствовал его Ростислав.

Притворив дверь, он ободряюще улыбнулся Юлии.

— Слушай, а где труп? Ты что, растворил его в кислоте?

— В кислоте, кума, так быстро органические ткани не распадаются, — и он, как фокусник, обнажил пригвождённого осиновым колом к полу Сивого. — Да уж. Он и при жизни-то красавцем не был, а теперь…

— Прекрати! — взмолилась Юля. — Скажи лучше: зачем ты потащил Дениса в комнату? Он элементарно мог бы споткнуться о тело!.. И откуда у тебя плащ-невидимка?

— У Гарри позаимствовал. И мне надо вернуть его, пока он не заметил. Парень очень дорожит этой вещью. Дело в том, что мантия когда-то принадлежала его отцу, который погиб.

— Знаю, — вздохнула Юля. — Из этого я делаю вывод, что ты меня сейчас оставишь… Мне надо позвонить Катерине. Хотя это, конечно свинство выдёргивать её сюда в первом часу ночи. Обещай, что побудешь со мной, пока она не приедет.

— Побуду.

— И ещё. Ты найдёшь способ известить Северуса о том, что произошло.

— Годится, — согласился Будогорский. — Собственно, ты можешь позвонить ему сама. Он должен быть дома.

— Уверен?

— «Сто пудов», — на подростковом сленге заверил её Барин. — Но вот стоит ли? Я предлагаю поступить так: дождёмся Катерину и введём её в курс дела.

— Кхе-кхе, — прокомментировала Юля его предложение.

— А что делать? — задал риторический вопрос Будогорский. — Тебе нужна помощница. И лучше, если это близкий человек. Кроме того, Катя одинока. Это гарантия, что лишнего говорить не будет — просто некому. Да и убедить в существовании волшебного мира столь экзальтированную особу, мне кажется, не будет так уж сложно. Так что твою скептическую ухмылку припрячь до лучших времён.

— Ну, положим… Что дальше?

— Дальше я переправлю вас в Бразилию. Завтра 23 апреля — последний день карнавала, своего рода карнавальный апофеоз. У меня забронирован номер в гостинице — так, на всякий случай. Поселитесь там. И завтра же, в Рио-де-Жанейро, у нас запланирована встреча с Северусом… Ну, что, подождёшь до завтра?

Юлька бросилась к нему на шею и расцеловала.

— Славка, ты волшебник!

Назавтра, разбирая вещи в номере гостиницы «Бразилия», Юлия в сотый раз повторяла легенду, придуманную специально для Катерины.

— М-м… ничего страшного. Просто у меня послеродовая депрессия. Порекомендовали сменить обстановку. На что ты жалуешься? Когда бы ты ещё увидела настоящий бразильский карнавал?

— Боюсь, что я его не увижу.

— Это ещё почему? Сейчас зайдёт Будогорский, и вы пойдёте гулять.

— Разве его теперь не стоит опасаться?

— Что за ерунда! С чего ты взяла?

— Как это?! Вспомни, что он вчера наговорил!

— Хорошо, — Юля устало опустилась в кресло. — Как, в таком случае, ты объяснишь чудесное перемещение из Петербурга в Рио?

— Думаю, никакого перемещения и не было. Это, — Катя обвела рукой обстановку гостиничного номера, — не более, чем галлюцинация.

— Ну, скажи, галлюцинация, по крайней мере, приятная?

Катерина кивнула.

— Ростислав тебе нравится?

Катя вновь кивнула.

— Всё, разговор окончен. Иди гуляй, — и Юлька решительно выставила Катерину за дверь. — Будогорский ждёт!

В коридоре действительно стоял Барин.

— Привет, — улыбнулся он. — Как устроились?

— Нормально, — ответила Юля. — Забирай Катерину и объясняйся с ней сам. Я больше не могу.

Оставив их наедине, она вернулась в номер.

— Так-так-так…

Юлька внимательно оглядела себя в зеркале.

— Ах! Красота — страшная сила! — сказала она вслух, взбивая и без того пышную шевелюру.

— Совершенно с тобой согласен, — раздалось позади неё.

— Северус! — Юлька, как обезьяна, прыгнула к нему, уцепившись за его пояс руками и ногами. — Ты что, не отражаешься теперь в зеркале? Я тебя не видела!

— Это называется эгоцентризм: не слышать и не видеть никого, кроме себя, — рассмеялся Снегг.

— Боже! — развела руками Юлия. — Неужели ты стал читать что-то, кроме специальной литературы по зельям и заклинаниям?

— Это и есть специальная литература, — буркнул Северус, — по психологии.

— Честное слово, я тебя люблю!

— В таком случае можно раздеваться?

— Пошляк! — Юлия шутливо ударила его по рукам.

Она не знала, что этот непринуждённо-легкомысленный тон, в каком сейчас с ней разговаривал Северус, — результат проведённой работы Будогорского. Накануне Ростислав встретил Снегга у хогвартских ворот, и Северус рвал и метал. Досталось всем: и Дамблдору, который втравил его в это мероприятие, и Будогорскому, который вёл себя, как «безалаберный школьник», и, конечно, Волан-де-Морту.

— Я убью эту скотину! Нет, сначала разобью в кровь его змееподобную харю! — лютовал Снегг, изображая что-то похожее на отжимание белья.

— Ну, что ты мелешь! — рассердился Барин. — Хочешь загубить всё, что было сделано! Немедленно возьми себя в руки!

Северус замкнулся и отстранённо смотрел на Ростислава.

— Ну же, — встряхнул его Будогорский. — Всё же обошлось!

— Где этот ублюдок? — взревел Снегг.

— Не собираешься же ты надругаться над мертвецом? Успокойся, тело Сивого в Запретном лесу… было, во всяком случае. Думаю, что теперь уже переваривается в желудке арахнидов.

Северус заметно повеселел. Больше его не посещали мысли о скорой расправе с Тёмным Лордом. Они обсудили подробности встречи в Бразилии и разошлись. Северус потрусил к ближайшему кустарнику (дело в том, что он был не он, а большая чёрная крыса). Что любопытно. Экспериментируя с трансфигурацией, он вывел следующую закономерность: если спрыснуть себя любовным эликсиром, желаемый объект будет хранить свою форму до обратного превращения без каких бы то ни было осложнений (каким, к примеру, подверглась Гермиона в результате пития оборотного зелья с кошачьей шерстинкой). И не нужно быть метаморфом, чтобы принимать любое обличье. Пока, правда, он видоизменял себя только в живое. Опыты по превращению в неодушевлённые предметы оставил на потом. Надо сказать, что Барину попало не только от Снегга. По приезду в Бразилию на него налетел Гарри.

— У меня пропала мантия — невидимка. Вот что!

Будогорский молча протянул ему мантию. Гарри кинул на него уничтожающий взгляд и принялся читать нотации.

— Неужели трудно было попросить? Или Вы боялись, что я посмею задать несколько вопросов? Конечно, моё дело маленькое: всего лишь убить Волан-де-Морта. Остальное решают мудрые ВЗРОСЛЫЕ волшебники. А мы кто? — Так, мелкая сошка. Зачем нам знать, доколь ещё предстоит таскаться по городам и весям? Или зачем потребовался этот чёртов ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР? Или вот ещё вопрос на засыпку: мне только кажется или всё же мы ищем крестраж? Пока никаких действий по его обнаружению я не наблюдал. Не пора ли дать хоть какие-то объяснения?

После того как он выпалил свою обличительную тираду, Гарри почувствовал облегчение.

— На некоторые твои вопросы я, пожалуй, отвечу сейчас. Присядем, — предложил Барин.

В результате полуторачасового повествования Гарри услышал тайные и явные замысли Будогорского и… МакГонагалл. Не все, конечно. Выглядело это так. После того, как будут активизированы все силы, которые удалось собрать на протяжении последних двух лет, надлежит устроить встречу лидеров двух партий: от «светлых» будет Гарри, от «тёмных», разумеется, Волан-де-Морт. Этой встрече должно предшествовать уничтожение всех крестражей. По последним данным брошь в форме орла была замечена здесь, в Рио, у одой у местных предсказательниц. «Прощённое воскресенье» (последний день Масленицы) — самое лучшее время, чтобы забрать раритетную брошку. Так сказали ведущие астрологи мира. Это раз. Два: змею (седьмой и последний крестраж) следует уничтожить в день падения Тёмного Лорда. Так как в последнее время он не расстаётся со своей Нагайной. И три: до решающей встречи нужно посетить Министерство магии. Там Гарри поймёт, КАК он победит Волан-де-Морта.

— А раньше мне этого не понять? — язвительно процедил Гарри.

— Боюсь, что нет, мой мальчик, — покачал головой Будогорский.

— Когда мы навестим прорицательницу?

— Вифанию?

— Вифания она или нет, мне всё равно. Пора уже что-то делать, а не сидеть сиднем!

— У русских есть на этот счёт хорошая присказка: поспешишь — людей насмешишь. Но в данном случае ты прав. Мы отправляемся сейчас. Руку, мой юный друг!

Они оказались на узкой улочке. Барин жестом пригласил Гарри войти в дверцу, напоминающую вход в погреб. Гарри взглянул на свежепобеленный двухэтажный дом: весь второй этаж увит плющом, в цветнике — розы. Что ж, это вселяло надежду, что встреча не будет такой уж пугающей. Поднявшись по скрипучей деревянной лестнице, они оказались у квартиры № 13. Дверь была не заперта. Небольшую комнатку отделяла от холла занавеска из бутылочных пробок. Ростислав Апполинарьевич раздвинул пробочные нити и позвал:

— Вифания, Вы здесь? Я привёл к Вам молодого человека, жаждущего узнать свою судьбу.

— Ещё чего! — фыркнул Гарри.

Будогорский прикрыл ему рот и впихнул в апартаменты гадалки. По виду помещение напоминало классную комнату Трелони: темнота, духота, пылающий камин, на круглом столике хрустальный шар.

— Присаживайтесь, — раздался утробный голос.

Гарри повиновался.

— Вы пришли сюда из желания узнать о себе правду?

— Э-э, — замялся Гарри, — нет. Я пришёл узнать ответ на конкретный вопрос.

— А именно: не владею ли я брошью Когтевран, так?

Гарри заёрзал на стуле.

— Извините, но меня беспокоят люди, с которыми я разговариваю, когда не вижу их.

Тут же перед ним материализовалась женщина средних лет, одетая как цыганка.

— Так лучше? — спросила она.

«Тётка, вроде бы, настроена вполне миролюбиво», — подумал Гарри.

— Почему бы и нет? — ответила его мыслям прорицательница.

— Что Вы сказали? — удивился он.

— Почему я должна быть настроена враждебно? Ростислав — мой друг. А ведь это он привёл тебя ко мне.

— У Вас брошь Кандиды Когтевран? — прямо спросил Гарри. Словесные игры порядком ему надоели.

— Увы, уже нет, — вздохнула Вифания.

— Как она попала к Вам? И куда делась?

— Дело в том, что уже много лет мы дружим с Кандидой…

«Чокнутая, — решил Гарри. — Кандида жила тыщу лет назад».

— Нет, я не чокнутая. Я медиум. Могу говорить с духами умерших. Чтобы тебе было понятно, скажу так: ты ведь признаёшь, что можно завести друга по переписке. Допустим, общаешься с кем-то в INTERNЕТе и чувствуешь духовную близость. В то же время никогда этого человека не видел. Ясно?

— В общих чертах, — согласился Гарри.

— Вот и со мной произошло нечто подобное. Выйдя как-то раз на связь с великой волшебницей (по просьбе одного молодого человека), я ощутила, что Когтевран очень близка мне. Юноша ушёл, а я с тех пор регулярно общаюсь с Кандидой. Поверяем друг другу сокровенные мысли. Кое-какие женские секреты. Один раз она поведала мне, зачем приходил тот молодой человек. Оказалось, он завладел её талисманом — брошью в форме орла. Украшение до поры до времени хранилось в лоне семьи Когтевран. Человек по имени Барти Крауч сумел похитить реликвию и передал её Вашему ужасному волшебнику — тому, кого называть не принято. Этот тёмный маг поместил в брошь что-то страшное.

— Как в брошь можно что-то спрятать? — прервал её Гарри.

— Вопрос разумный, — Вифания встала и, поднеся папиросу к горящей свече, закурила. — Эта брошь — медальон. Внутри неё находился локон… не Кандиды… Впрочем, это неважно. Но с тех пор, как брошь оказалась в руках злых волшебников, медальон стал вместилищем частицы жизни… хм… сам знаешь кого. Крауча назначили хранителем броши. Никто не мог бы отнять у него броши, не отняв у него самого жизнь. А сделать это было непросто, потому что Тот Самый Могущественный Тёмный Колдун наделил Барти Крауча сверхсилой. И Кандида научила меня, как выманить её у Крауча.

— Как же? — поинтересовался Гарри.

— Неважно, — сдержанно ответила она. — Но с брошью Краучу пришлось расстаться. Говорят, до конца своих дней он чувствовал вину за то, что не сумел сохранить столь дорогой предмет для своего Хозяина. А Крауч не помнил даже, как он утерял брошку. С той поры я являлась хранительницей драгоценной броши. И вот, несколько дней назад, открываю заветную шкатулку… а брошки нет.

Прорицательница горестно вздохнула. Гарри испытующе смотрел на неё.

— Вы можете вызвать дух Когтевран сейчас?

— Да. Я была готова, что ты не поверишь мне на слово. Дай мне пару минут.

Вифания устроилась за столиком напротив Гарри, взяла в руки хрустальный шар и замерла. Глаза её остекленели. Она погрузилась в транс.

— Вспомни, Гарри, — чужим голосом заговорила гадалка, — заветы старцев Востока. Надо научиться верить людям. Не всем. Но достойным. Отличать подлинное золото от подделки. Всё, от первого до последнего слова, что сказала Вифания, — правда. К сожалению, брошь утеряна. Мы даже не знаем точно, где она. Одни лишь предположения. Мы с твоим учителем никак не придём к единому мнению. То ли она под землёй, то ли под водой. Скорее всего, тебе придётся побывать и в Атлантиде, и в Плутонии. Таков твой путь. Прощай, Гарри.

Голова медиума запрокинулась. Глаза закатились. Изо рта вытекла струйка слюны.

— Пойдём, — тихо сказал Будогорский. — Ей нужно время, чтобы прийти в себя.

Спускаясь по лесенке, Гарри вдруг озарило:

— Про какого учителя говорила … ЭТА?

— Весьма неуважительно ты называешь основательницу Хогвартса «ЭТА», — заметил Барин. — Хочу обратить твоё внимание, что отгадав, о каком учителе шла речь, найдёшь ответ на мою загадку. Помнишь её?

Выйдя на улицу, Будогорский спрятал глаза за солнцезащитными очков. Понять, что там, за их стёклами — совершенно невозможно.

— Как всегда — на самом интересном месте… — проворчал Гарри.

Вечером три товарища (Гарри, Рон и Гермиона) отправились на улицы Рио-де-Жанейро, чтобы вкусить карнавальных прелестей. Они жались друг к другу, стараясь, чтобы их не унесла веселящаяся толпа. Смех, горячительные напитки, языческие маски древнеиндейских богов, латиноамериканская музыка… Широкомасштабное действо оглушало. Несколько раз прохожие разных мастей пытались вовлечь их в гудящий улей праздника. Одна из девушек на мгновение распахнула свою атласную мантию — под ней красовалось голое тело утрированных форм. Рон остолбенел. Гермиона засмеялась.

— Эй, Рон! — она пощёлкала перед его носом пальцами. — Очнись! Груди у этой девицы накладные, а трусы — меховые. Всего лишь иллюзия… но как она на тебя подействовала!

— Иллюзия, говоришь? Почему бы тебе как-нибудь не устроить такую иллюзию?

Гермиона зарделась и пихнула Рона в грудь. Тот поймал её пальчик и поцеловал. Грудь Гарри опять сжали тиски обиды. Почему ОН должен сражаться с Волан-де-Мортом? За что ему такая ноша? В конце концов, он не просил о такой чести! Глядя на своих беспечных друзей, Гарри понимал, что последние новости (что они будут волочиться по всему свету в поисках крестражей) ничуть не испортили им настроения. Напротив: как же, захватывающее приключение! Повсюду Гарри натыкался на целующиеся парочки. Только он, как дурак, с унылым видом и тяжкими думами. Что-то его зацепило. Он не сразу понял, что именно. Стоп! Тыл того черноволосого пирата кажется ему знакомым. (Надо ли говорить, что большинство гуляк нарядились в самые немыслимые костюмы!). Он присмотрелся повнимательнее. Этот пират кого-то ему напоминал. Догадка уже вот-вот должна была озарить его дремлющий разум. Но тут взрыв смеха женщины, которую доморощенный Джек Воробей бессовестно прижимал к стене, погасил все здравые мысли. Юная женщина проворно наклонилась за оброненной маской, на миг мелькнуло её лицо. Боже правый! Это же лицо его матери! Только… только в более ярких красках. В это время женщина, подобрав пышные юбки эпохи бесстрашных конкистадоров, побежала по улице. Мужчина в костюме пирата — за ней. Ветер сорвал с его головы треуголку и растрепал чёрные, как смоль, волосы. Шляпа, сделав пируэт (не иначе как при помощи манящих чар!), укрыла столь знакомую причёску. Лжепират, точно почуяв, что за ним пристально наблюдают, оглянулся. Глаза Гарри на секунду встретились с угольно-чёрными глазами бывшего профессора по защите от тёмных искусств… Снегга! Слова застряли в горле. Гарри сунул руку в карман за палочкой. Откуда ни возьмись, появился Будогорский.

— Гарри? — Барин цепко перехватил его руку. — Что ты делаешь?

У Гарри прорезался голос:

— Держите его! Держите! — завопил он, выворачиваясь из крепких объятий Будогорского.

— Кого, Гарри?

— Снегга! Там Снегг!

Так получилось, что Гарри встал вспять движению карнавала. Снегг и его спутница потонули в водовороте движущейся толпы. Гарри бессильно опустил палочку. Каким-то образом Будогорский опять оказался в непосредственной близости от «тёмных». Во всяком случае, от одного из самых страшных его представителей. «Не верю!» — хотел уже выкрикнуть Гарри в лицо профессору. Но тут вспомнил напутствие тибетского сенсея. А потом ещё Когтевран, практически слово в слово повторившая предсказания Великого учителя. Гарри сжал зубы и зашагал прочь. Пожалуй, даже больше, чем встреча со Снеггом, его поразила женщина, бывшая с тем. И если по закону о «тесности мира» Гарри рано или поздно должен был встретиться со Снеггом, то встреча с двойником его матери потрясла его. Реинкарнация или переселение душ — вот как это называется. Надо побольше об этом узнать. Но встретить ЕЁ в такой компании! Бред какой-то! Отчего Снегг так ненавидел его отца? — впервые задумался Гарри… Слишком много загадок… Но он обязательно доберётся до сути!

Глава 20. Атлантида.

Гарри бросился колесить по улицам Рио — словно у него включился реактивный движок. В себя он пришёл только когда понял, что окончательно заплутал. Желание участвовать в карнавале испарилось. Убедившись, что рядом никого нет, он трансгрессировал в дом, куда их поселили. Домишко был довольно странный… хотя где вы видели НОРМАЛЬНЫЕ дома волшебников?! В зарослях, напоминающих сад Спящей красавицы (каким он стал за сто лет спячки принцессы), прятался особнячок в стиле… вообще непонятно, в каком стиле. Больше всего он напоминал курятник — правда, достаточно просторный. К остову этого жилища лепилось невероятное количество пристроек: мансарда, терраса, веранды, флигели… И всё это громоздилось в таком безвкусии, что напоминало детище Франкенштейна. «Доктором» этого архитектурного кошмара был пожилой метис. «Пожилой» — это мягко говоря. Впрочем, старый — тоже. Древний — ближе к истине. Более всего он напоминал Лешего — если б последний сильно загорел. Дон Педро (бразильский Леший) был один. Ни Рон, ни Гермиона, и уж конечно ни Будогорский ещё не приходили.

— Желаете перекусить? — подмигнул Гарри дон Педро.

— А что есть?

— Мясо и овощи, — Педро прохромал к плите, где шкворчали на сковородке только что поджаренные отбивные.

— Вы готовите сами? — изумился Гарри.

— А что? — вопросом на вопрос ответил хозяин. — Или не доверяете моей стряпне?

— Ну-у, — смутился Гарри (так оно и было — но не говорить же об этом вслух?!).

— Брось, парень. Доверяй людям, — посоветовал ему старик.

«Они что, сговорились? — с раздражением подумал Гарри. — В какой раз за день мне об этом говорят?!»

— Не обижайся. Но так оно и есть. Всё написано у тебя на челе — ты сейчас как шкаф, — и бразильянец начертил в воздухе квадрат.

— Это шутка? — Гарри был озадачен: что значит «как шкаф»?

— Сядь, — распорядился дон Педро и, подхватив сковороду, водрузил её на стол. — Ешь. Голодный человек — глупый человек. И злой.

Гарри поискал глазами столовые приборы.

— Чем есть-то? Нет ни ножа, ни вилки.

— «Ни ножа, ни вилки», — передразнил его Педро. — Так ешь.

Гарри нехотя взял со сковородки кусок мяса и тут же выронил. Брызги кипящего масла заляпали даже стёкла очков — когда шмат мяса шлёпнулся аккурат на то место, откуда был взят.

— Ауч! Горячее! — пожаловался Гарри, дуя на обожжённые пальцы.

Грустный «Леший» смотрел на него с укоризной.

— Ты в смятении, парень. Тебе надо сначала поесть, — настаивал дон. — И без этих твоих штучек: вилочек, ножичков… Вот тебе миска с салатом. Вот ложка. Мясо перед тобой. Давай работай. А я, если не возражаешь, сяду к камину греть свои старые косточки. Ты будешь есть и слушать. Старики вроде меня обожают болтать. А тебе надобно кого-то послушать, чтобы понять: не один ты такой горемыка.

Хозяин проковылял до кресла-качалки и заговорил. Поначалу Гарри брезгливо ковырялся в салате (как знать, может, овощи там напополам со старческими ногтями?), но потом увлёкся и ел с аппетитом. Да и рассказ был занимательный.

— На заре нового, 16-го, века я получил место матроса в команде самого Христофора Колумба, — начал своё повествование старик…

Гарри мысленно сделал акцент на «16-м веке» и «команде Колумба», но от комментариев воздержался. Более всего юный Педро ценил свободу и независимость. Жажда приключений заставила покинуть его солнечную Кастилию и отправиться навстречу великим испытаниям… Но тогда он ещё не знал, КАКИМ. Дабы набрать желающих в команду Колумба, распускали слухи, что путешествие будет приятным, словно прогулка по дворцовому парку. Нельзя сказать, чтобы Педро купился. Однако не предполагал, что будет ТАК трудно прижиться в стае морских волков, каковыми являлись прожжённые мореманы. Они считали молодого матросика букашкой, всячески насмехались над ним, придумывая тысячу бесполезных и глупых занятий… Зато благодаря флотской выучке Педро враз стал самостоятельным: научился латать одежду и готовить. Карабкался по вантам с ловкостью обезьяны и давал отпор желающим над ним поглумиться. На борту корабля донельзя обострились его чувства. Запах с камбуза Педро улавливал из трюма, а услышать, о чём говорят в рубке капитана, мог из своей каюты. Мог увидеть кита с расстояния двух миль!.. Да и много чего. Этим он снискал уважение среди бывалых мореплавателей, и они оставили его в покое. Но по-настоящему силу своих ощущений Педро осознал во время первого в его жизни шторма. Их корабль, казалось, вырвался на волю. Попал наконец в свою стихию. Он будто зажил собственною жизнью, освободившись от докучливых людишек. «Святая Мария» то взлетала вверх на головокружительную высоту, то падала вниз как с отвесной скалы. И было непонятно, как это до сих пор она не выплюнула оставшихся моряков за борт. Искатель приключений Педро элементарно струсил. И зачем это его понесло на край света? Верно говорят: что имеем не храним, потерявши — плачем. Он не хотел умирать вдали от милой Кастилиьи. Боялся смерти. Педро поклялся: если только он уцелеет, в ближайшем же порту сойдёт на берег и никогда больше не ступит на палубу корабля. Педро упал на колени и стал молиться. Он молился истово. До тех пор, пока не впал в состояние, близкое к нирване. За стеной ливня ему вдруг почудилось лицо Громовержца, готового выпустить в насмерть перепуганного Педро огненную стрелу.

— Не убивай меня! — взмолился он. — Я сделаю всё, что попросишь!

— Ты украдёшь для меня золотую стрелу Майи и будешь проклят навеки. Либо умрёшь сейчас незапятнанный, — поставил ему условие сын Олимпа.

Педро смотрел на божество, как кролик на удава.

— Ты понял меня, ничтожный? — взревел плод его видений.

— Почему я? — заплакал юноша. — Почему-у?

С ним случилась истерика. Он выл и катался по скользкому от дождя полу, пока не разверзлось небо, и не вонзился в доски палубы пучок раскалённых стрел. Во власти припадка Педро, не ведая, что творит, выдернул стрелы и, запрокинув голову, прокричал:

— Я выбираю жизнь!

— Ты сделал выбор. Да будет так! — грохот стихий сменился шумом дождя, а потом и вовсе всё стихло. Установился полный штиль.

Команда мало-помалу приходила в себя. Корабль обуздали. А Педро слёг с сильнейшим приступом лихорадки. Оклемался он только у берегов Южной Америки. Помнил это, как сейчас. К нему ворвался его дружок Карлос и выпалил:

— Земля! — и, захлёбываясь от волнения, потряс его за плечо. — Ты понимаешь? — Земля!

Карлос выбежал, оставив дверь открытой. Свежий бриз влетел в лазарет и взъерошил волосы Педро. Он вдохнул морской воздух и со всей остротой почувствовал вкус жизни. Покачиваясь от слабости, юный Педро сошёл на берег. У него кружилась голова, он шёл почти на ощупь. Не дойдя до прибрежных кустов, где затеивалось строительство лагеря, Педро упал на песок и заплакал. Теперь он не сомневался, что Зевс, насылающий на него проклятие, — лихорадочный бред, не более того. Весть о том, что высадились белые, быстро распространилась по побережью. Прослышав, что чужестранцы предлагают диковинные вещи в обмен на кое-какие местные побрякушки, привела туземцев в восторг. К ним потекли аборигены. Обмен товарами должен был стать залогом доверительных отношений между дикарями и европейскими цивилизованным народом. Однако местная знать не спешила раскрывать им объятья. Тогда Колумб повелел устроить что-то вроде ярмарки с бесплатным театрализованным представлением для всех коренных жителей. Педро — будучи самым молодым — играл в этом спектакле невесту моряка. Сюжет был банален. Мария любит Луиса, простого моряка. Отец Марии — капитан. Он запрещает дочери выходить замуж за бедного матроса. Девушка упрямится. Возлюбленный предлагает Марии бежать. Но вечером условленного дня коварный капитан забирает Луиса в плавание. Корабль — увы! — тонет. Когда приходит известие о случившемся, Мария не может пережить потерю отца и любимого друга. Она идёт к морю, чтобы то поглотило и её. Разыгранное действие произвёло большое впечатление на собравшихся. Одна из индианок по окончании спектакля подошла к Педро. По её выразительным жестам юноша понял, что девушка предлагает ему дружбу… Ну, какая может быть дружба между двумя юными созданиями в вечнозелёных лесах Америки (особенно если учесть, что первое время они не понимали ни бельмеса на языке друг друга)? Очень скоро Майя (так звали девушку) захотела познакомить Педро со своим отцом, дабы испросить согласия на брак. Он чувствовал, что Майя выше его по рождению. В ней ощущалось какое-то внутреннее благородство. Но Педро и не подозревал, что она — дочь вождя племени. Как ни странно, он произвёл благоприятное впечатление на будущего тестя. Но чувства эти не стали обоюдными. Вождь (он же папа Майи) был страшен. К встрече с потенциальным мужем единственной дочери папаша подготовился изрядно: его тело сплошь было покрыто нательной живописью. Он встречал будущего зятя в кресле, выставленном на улице. Если бы жених не приглянулся, это кончилось бы для него полной катастрофой: он был бы пронзён копьём, которое глава племени держал наготове наподобие королевского жезла. Педро довольно быстро освоил основы языка коренных американцев. Может, это, а может то, что сам Христофор Колумб почтил «великого вождя» в роли свата, упрочило положение Педро Кальвáдоса… Его официально признали наречённым Майи. Вскоре состоялась свадьба, устроенная в соответствии с местными традициями. А на праздник Весеннего равноденствия Педро в числе немногих пригласили в Великий город. Переход туда обставили с большой помпезностью. «Рядовые» индейцы несли на одних носилках вождя, на других — Майю с новоиспечённым мужем. Их эскорт продвигался семь дней. При входе в город простые индейцы поставили носилки и удалились. Почётных гостей уже встречали воины Великого города. Педро завязали глаза и сняли повязку только при представлении Верховному жрецу, который был разукрашен почище его тестя при первой встрече. Однако вид индейского жреца поразил его куда меньше самого города, который был выстроен из… хрусталя! Башенки на дворцах преломляли солнечный свет и казались то фиолетовыми, то розовыми, то золотыми. От этих нежных цветов над городом стояла вечная радуга. Педро зажмурился. А когда открыл глаза, видение не исчезло. Индейцы взирали на его с видом превосходства. И чтобы показать, как ничтожен ОН в сравнении с НИМИ, повели показать главную достопримечательность города — ЗОЛОТУЮ СТРЕЛУ. Стоило Педро взглянуть на неё, и сердце у него ушло в пятки. Та сцена на корабле… она ему не пригрезилась! Именно эту стрелу ему предстояло украсть. Но зачем? Почему ему? И для кого? Ответы на эти вопросы Педро получил тут же: будто кто-то повернул рычажок внутри него — вновь зазвучал властный рокочущий голос, который он уже раз слышал. «Помни о своём поручении! Оно является и твоим проклятием и величайшей честью! Золотую стрелу Афродиты поручено похитить тебе с тем, чтобы поместить её навеки в отдел тайн, где хранится секретное оружие магов». Теперь Педро знал, «зачем» и «для кого» нужна стрела. Оставалось лишь догадаться «почему». Его избрали из простых смертных не случайно. Никто другой не наделён столь острым зрением, прекрасным слухом и тонким обонянием. Как это связано с его заданием, Педро пока не знал. Но больше никакими талантами он не обладал… Разумеется, Педро понимал, что кража — крайне неблаговидный поступок. Тем более — в подобных обстоятельствах. Но отступать было некуда. Жизнь свою без Майи он уже не мыслил. Поэтому, скрепив сердце, рассказал ей обо всём. И, невзирая на предупреждения жены, на её мольбы и слёзы, улучил момент и украл стрелу. А потом бежал вместе с Майей в леса Амазонии. И жил там, как дикий зверь, долгие лета. Что до стрелы, то она исчезла во время его следующего транса. ГОЛОС поздравил его с успешно проведённой операцией и никогда более не беспокоил никакими просьбами. Доверчивые индейцы не смогли настичь их. Они укрылись надёжно. Вот только Майя утратила свою прежнюю весёлость и беззаботность. Бог не дал им детей, и Педро жил для своей красавицы-жены. Впрочем, вскоре Майя перестала быть красавицей… и женой (в буквальном смысле этого слова) тоже. Она дала обет целомудрия за совершённое ими святотатство. Дни и ночи Майя проводила в молениях, а Педро — охотясь в бескрайних лесах амазонской долины. Семейная чета потеряла счёт прожитым годам. Иногда Педро казалось, что он и не знал другой жизни. Но пробил смертный час Майи. А он жил, и жил, и жил… до тех пор, пока не устал от жизни. И стал он искать смерти: выходил на охоту без оружия в надежде, что какой-нибудь дикий зверь растерзает его. Он купался с голодными крокодилами и не разводил на ночь костра… Всё зря! Тогда Педро решился выйти к людям. Хотел отдать себя на их суд. Что же он увидел? Много времени утекло с тех пор, как они с женой предали свой род!.. Да и индейцев, как таковых, почти не осталось. Те немногие, что выжили, были загнаны в резервации. А новоявленные хозяева Америки вели себя так, будто сам черт им не брат, не чтя ни старых порядков, ни законов. Украсть у своих не считалось таким уж бесчестьем… да никто и не воспринимал россказни Педро всерьёз — мало ли что придёт в голову выжившему из ума старику, похожему на доисторическую мумию! Озлобленный и одинокий, Педро поселился в Бразилии среди людей. Он мог бы ступить на скользкую дорожку, попадись ему на тот момент подходящий человечек. Но случилось иначе. В его жизнь вошёл Дамблдор. Альбус Дамблдор раскрыл ему глаза на многие вещи — ведь Педро, потерявший счёт времени, до сих пор не знал, в чём состоит проклятие, наложенное на него, и как его искупить. Дамблдор рассказал, что дон Педро Кальвадос обречён жить вечно, подобно Агасферу, до той поры, пока ЗОЛОТАЯ стрела не достигнет своей цели. Как только цель будет повержена, Педро сможет наконец воссоединиться со своей дорогой Майей.

— Недавно до меня дошла благая весть. Скоро… — старик поднял вверх заскорузлый палец. — Скоро свершится правосудие. Я смогу отдохнуть от земной жизни.

— Вы сказали «недавно дошла благая весть»…

— А?

— То есть Вы получили эту весть буквально на днях? — уточнил Гарри.

— Точно так, — дон Педро прикрыл слезящиеся глаза.

— Кто принёс Вам это известие?

— Есть люди… — был дан расплывчатый ответ.

Гарри захотелось выпытать у старика КТО и КОГДА конкретно, но тут дверь распахнулась, и в комнату влетели разгорячённые праздником (и наверняка карнавальным пуншем) Рон и Гермиона.

— Гарри, где ты был? Мы тебя везде искали… А чем вы тут занимаетесь? — Гермиона бросила взгляд на скрючившегося у камина дона Педро и перевела разговор на другую тему. — Ах, какой чудесный праздник! Правда, Рон?

Тот смотрел на свою подружку откровенно влюбленными глазами и тихонько пожимал ей руку.

— Надо поговорить, — делая вид, что ничего не замечает, деловито сказал Гарри. Он обернулся к Педро, который — невероятно! — оказался первооткрывателем Америки (если это, конечно, не бред) и извинился за то, что прервал рассказал старика на полуслове.

Ребята вышли на балкон.

— Я видел Снегга! — выпалил Гарри. — Представляете, этот урод был с дамой!

— Представляя-ю! — заулюлюкал Рон и получил подзатыльник от Гарри.

— Ничего ты не представляешь! — обозлился Гарри. — Женщина, к твоему сведению, ему не чета… И вообще: по-моему, она похожа на мою мать.

— Гарри! — укоризненно покачала головой Гермиона. — Не думаешь же ты, что твоя мама жива?

Гарри досадливо отмахнулся.

— Я что, похож на полоумного?! Речь не об этом. Мне пришло в голову другое. За что,спрашивается, Снегг так ненавидел моего отца? И ненависть, похоже, была у них взаимной… Не доходит?

Гермиона наморщила лоб, пристально глядя на Гарри.

— Поняла! — воскликнула она. — Как говорят французы, «шерше ля фам» — ищите женщину. И твой отец, и Снегг были влюблены в твою мать, Гарри! О, Боже! Когда Снегг окончательно убедился, что Лили никогда не покинет Джеймса, он предпочёл увидеть её мёртвой!.. Так, наверно.

— Что ж, в таком случае у него есть оправдание, — произнёс Рон.

— Признаться, я так далеко не заглядывал… Но кое с чем я согласен.

Он задумался.

— Нет, определённо тут концы с концами не сходятся… Впрочем, я могу ошибаться…

— «Ошибаться» в чём? У? — на балкон выглянул Будогорский.

— Странно, как это Вас не занесло в какой-нибудь злачный притон, — ревниво процедил Гарри.

Будогорский проигнорировал издёвку. Он вытряхнул из пачки Mallboro сигарету и, облокотясь о перила балкона, смачно затянулся.

— Мне казалось, что карнавалы как раз для этого и созданы. «Злачные притоны» — как ты изволил изящно выразиться — много ли их ещё осталось? Практически все стали легальны. Только запретный плод сладок по-настоящему… К счастью, я успел изведать все наслаждения до того, как они превратились в вульгарно-народные увеселения. Ей-богу, мир опять перевернулся! К чему этот возврат к пуританскому образу жизни?! Мне куда как более по нраву свободные шестидесятые. Приятно вспомнить, знаете ли, кубинские дома терпимости (это в то время как остров Свободы является оплотом социализма) или подвалы Шанхая…

— Ростислав Апполинарьевич! Не Вы ли говорили, что между учителем и учениками должна существовать дистанция! — изумилась Гермиона.

— Не надо было ей этого говорить, — проворчал Рон. — теперь мы не услышим продолжения.

Но Барина, видать, понесло.

— Я говорил, что между учениками и учителем должна быть дистанция? — удивился он, выискивая, обо что бы затушить сигарету. — В любом случае, с этим покончено. Разврат остался в прошлом. Друзья мои, хочу сделать признание: я влюблён. Влюблён, увы, безответно… Так Афродита карает тех, кто слишком часто пренебрегает её дарами.

Ребята завороженно смотрели ему в рот. Всё, что не говорил и не делал их новый профессор защиты, казалось не то что бы странным, а просто невероятным! В конце концов, так не поступают взрослые умные люди… да ещё преподы!

— Сегодня, часом, не День Святого Валентина? Рон с Гермионой — это я ещё могу понять… Снегг с подругой, даже этот дед… И вот теперь ещё Вы, — Гарри был в замешательстве. — Что же это такое?!

— Это называется весна, Гарри, — улыбнулся Барин. — Пробуждение природы… А что ты там говорил о нашем славном хозяине… ведь ЕГО ты назвал «дедом»?

— Да болтал какую-то ересь: будто ему 500 лет и он вместе с дочерью краснокожего вождя украл какую-то стрелу… Я особо не вслушивался.

— Иными словами, ты не связал стрелу Афродиты, секретное оружие, отдел тайн и уничтожение Волан-де-Морта? — спросил его с насмешкой Будогорский.

— Выходит, всё правда? — Гарри почувствовал себя дураком.

— А ты как думал?

Насвистывая, Барин (довольный, что так удачно отвертелся от вопросов о Снегге) отправился в гостиную. Ребята плелись за ним.

— Любезный хозяин, — обратился Будогорский к дону Педро, — мы злоупотребим Вашим гостеприимством до утра. Завтра отбудем.

— Как угодно, — равнодушно ответил тот.


Умение перемещаться в любую точку планеты, конечно, здоровски. Раз! — и ты уже на западной оконечности африканского континента. Но путешествовать неторопливо, поглядывая из окон вагона на мелькающие пейзажи… в этом, что не говори, есть своя прелесть: видишь, как сменяются климатические пояса, изменяется ландшафт… Поэтому Будогорский использовал те и другие виды перемещения. Когда же Рон после очередной трансгрессии в изнеможении разминал шею, Ростислав Апполинарьевич понял: любые путешествия — как бы неи были они увлекательны –надоедают.

— Надеюсь, мы уже в Атлантиде, — буркнул Уизли-младший.

— Мой друг, неужели ты ничего не слышал об Атлантиде? — спросил его Будогорский.

— Я? Конечно, слышал! — храбро ответил Рон.

— В любом случае, краткий экскурс в историю, думаю, вам не повредит. Не хотелось бы оскорбить атлантов вашим невежеством, — и Барин рассказал им историю, ставшую легендой.

Возраст Земли исчисляется четырьмя миллиардами лет. Где-то три — три с половиной миллиарда на Земле существует жизнь. Предполагается, что человек разумный появился не более сорока тысяч лет назад.

— Мы с вами ещё вернёмся к этому разговору, КАК это произошло… — заметил Будогорский. — И только три тысячи лет человек занимается активной хозяйственной деятельностью…

Время от времени Ростислав Апполинарьевич останавливался, чтобы задать своим ученикам какой-нибудь каверзный вопрос, однако сам же на него и отвечал.

— Вы, вероятно, знаете, что некогда наша суша не была столь сильно изрезана. Её причудливый рисунок со временем стал помехой для резвых мореплавателей. И они задумали сделать Панамский канал, Суэцкий… Они бы соорудили и Гибралтарский — если бы он не был так заботливо предоставлен самой природой. Разумеется, наши далёкие предки не заглядывали так далеко… Но им вовремя подсказывали…

— Кто? — не удержался Рон.

— Терпение! — дал знак Будогорский. — Скоро вы всё узнаете… В принципе ты должен был задать мне другой вопрос: КОМУ в первую очередь оказывается помощь? Сам как думаешь?

Рон помотал головой.

— Обидно, что вы растёте безбожниками. Совсем не знакомы со Священным писанием. А ведь там чёрным по белому написано: «да воздастся праведникам»! Ну-ка, припомните, кого называют «праведниками»?

— Тех, кто ведёт правильную жизнь? — предположила Гермиона.

— Точно, девочка. Только много ли ты знаешь таких, которые не злобствуют, не завидуют, даже не сквернословят?

— Трудно сказать. Надо пожить с человеком, чтобы узнать его до конца. Но из близких людей… нет, никого.

— Вот! — Будогорский по привычке поднял палец кверху. — Но такие есть. Есть даже целый народ праведников. Когда-то они жили на перешейке, который соединял Евразию с Африкой в районе Гибралтара.

— То есть… Вы хотите сказать… — Гермиона как всегда поняла учителя первой. — Атлантида не была островом?

— Она стала таковым. Когда опустилась на дно океана, — пояснил Будогорский. — На Атлантиде живут исключительно добропорядочные люди. Они очень привязаны к своему краю. У них не было ни войн, ни вражды. Словом, рай на Земле. Жаль было бы утерять навсегда эту цивилизацию. Или подвергнуть ассимиляции с простыми смертными — вроде нас с вами. Хотя, пожалуй, в отношении «простых смертных» это я зря. Таким, как мы, было оказано величайшее доверие: нанести визит атлантам. Правда, разгуливать там везде, где заблагорассудится, нам не позволят. С нами будет проводник и покажет нам всё, что посчитает нужным.

— Но если остров на дне океана, как мы будем там дышать? — вопрос, прозвучавший в устах Рона, волновал не его одного.

— Один раз Гарри удалось пробыть под водой без кислорода при помощи жаброслей. Остальные участники испытаний Кубка использовали другие способы, — вспомнила Гермиона. — Крам превратился в акулу, а у Флер был головной пузырь…

— Видите, — подхватил Будогорский. — Если ты чародей, то можно существовать и под водой. Но нам не придётся приспосабливаться к жизни в водном пространстве.

— Что-нибудь другое? Как же тогда? А как? — прозвучал нестройный хор голосов.

— Сами увидите, — уклончиво ответил Барин.

— Ну же, Ростислав Апполинарьевич, — заныли ребята.

Он вздохнул.

— Ну, ладно. Вы когда-нибудь видели иконы?.. Над головами святых изображается нимб… Такими наши далёкие предки видели своих прародителей. Воздух Земли в те давние времени был перенасыщен кислородом, поэтому инопланетяне, прибывшие сюда, ходили в космических шлемах. Земля показалась им благодатной для жизни планетой. И они стали готовить её как платформу будущего для своих детей. Они подарили нашей планете жизнь и стали наблюдать. Но люди в своём большинстве не эволюционировали. По-прежнему они глупы и кровожадны. Даже в инопланетных формах жизни человечество видит лишь плоть, которую надо резать для своих низкопробных исследований. Однако мы являемся детьми наших создателей. Значит, в этом отчасти виновны и они. Поэтому чувствуют ответственность за нас… И в то же время не могут быть рядом без угрозы для собственной жизни. Благодаря своим сверхспособностям, наши отцы могут существовать сразу в трёх измерениях.

— Но нам… разве МЫ можем попасть в другое измерение? — спросила Гермиона.

— Как тебе сказать, — улыбнулся Будогорский, — рано или поздно мы все попадаем в другое измерение… после смерти.

— Но я ещё не планировал туда попадать! — горячо возразил Рон.

— Нет, дорой мой Рон. Во всяком случае, вам троим умирать ещё рановато. Обойдёмся без этого. Мы не случайно оказались именно здесь, на нулевом меридиане экватора. Если ровно в полдень встать лицом к Солнцу и показать талисман наших предков, — Гарри вспомнил, как перед встречей с «чутью» Барин использовал свисток подаренный ему белоглазыми волшебниками, — этого будет достаточно, чтобы попасть в третье измерение.

Будогорский снял с шеи ладанку и предъявил её Солнцу. Она словно магнитом притянула к себе солнечные лучи, вонзившиеся в неё сотнями тысяч игл, мгновенно изрешетив. Руку Будогорского-то ли ожгло солнечным жаром, то ли она порозовела от ослепительного света. Друзья инстинктивно взялись за руки, крепко зажмурившись… Всё-таки это был ожог. При чём сильный. Они закричали так, будто черти жарили их на сковородке. И потеряли сознание. Когда Гарри очнулся, первым делом он задрал на себе рубаху (нет ли на нём тех ужасающих рубцов, которые достались ему на память о «Красном российском Солнышке»). Нет. Ничего подобного. Напротив, чувствовал он себя превосходно. Рядом, как ни в чём не бывало, прохаживался Будогорский, посматривая на часы. Рон и Гермиона только что пришли в себя.

— Ну, вы как? — спросил Гарри друзей.

— Ничего… кажется, — Гермиона вынула из кармана зеркальце (кто бы мог подумать, что она носит с собой подобные вещи!) и поправила растрёпанные волосы.

— Рад приветствовать дорогих гостей на нашей земле! — это произнёс высокий златокудрый красавец в засборенном на манер тоги куске материи.

Юноша (его звали Эль) повёл их по парку, в котором гуляли такие же как он прекрасные молодые люди, обворожительные женщины с детьми, похожими на ангелов, и богоподные старики. Ни у одного их встретившихся им не было недовольного или хотя бы озабоченного выражения лица. Как и предупреждал Барин, гостям не позволялось вступать с местными жителями в прямой контакт. Так что оставалось только глазеть. Но посмотреть было на что. Помимо всеобщего благодушия поражала ухоженность. Видимо, духовная чистота атлантов как-то перекликалась с чистотой на улицах. Всё благоухало, цвело, радовало глаз. Повсюду были разбиты цветники, дорожки выложены плиткой, кусты подстрижены. Старики мило полемизировали за партией шахмат на вечные темы: политика, воспитание детей. У детей и их матерей счастливые лица. Не слышно окриков и разговоров «что почём». Гарри отважился спросить дорогое ли жильё в Атлантиде? Эль вопросительно поднял брови, и в разговор включился Будогорский.

— Из обихода атлантов деньги изъяты. У них, видишь ли, давно наступил коммунизм — в то время как пессимисты утверждали, что он недостижим. Всего лишь утопия.

Помимо того, что в Атлантиде нет денег, хогвартцы больше ничего не поняли. Если «коммунизм» и «пессимизм» — более-менее понятно, то что ещё за «утопия»?.. Поэтому философские диалоги не вели. Так они получили большую возможность осмотреться.

— Угощайтесь! — к ним подошла девушка в костюме римлянки. Она протянула им мороженое.

Рон и Гарри просто проглотили языки. Ясно как день: у красотки под полупрозрачной тканью голое тело! Никакого нижнего белья! Гермиона бросила на них сердитый взгляд. Эль по-своему истолковал этот взор.

— У нас очень красивые женщины, правда?

Мальчишки согласно закивали. Они и сами это заметили. Как в голливудском боевике, им до сих пор не попалось ни одной прыщавой толстушки. Парни так увлеклись рассматриванием проходящих девиц, что пропустили половину из того, что им рассказывал их гид. «Старейший театр, изумительные голоса… Не желают ли они посетить концерт симфонической музыки?.. Библиотека. Тут собраны бесценные фолианты: Книга судеб, Велесова книга, шумерские скрижали, дневник царя Соломона — всего лишь некоторые из них… Стадион. В Атлантиде много талантливых спортсменов. Особенно выдающиеся рекорды поставлены по прыжкам в высоту… Атланты заботятся об образовании своих детей. Школы оборудованы по последнему слову науки и техники. Можно в какой-нибудь день предпринять целевую экскурсию в учебные заведения Атлантиды…»

— Хотите?

— Непременно! — (Рона и Гарри слегка перекосило)

Гермиона показала им кулак:

— Хочешь пойти по стопам своих братцев — раздолбаев? — прошипела она Рону.

— А что? По-моему, они неплохо устроились… У-уй! — Рон потёр ягодицу, за которую его ущипнула Гермиона.

Эль в качестве экскурсовода был безупречен: внимательный, тактичный, широко образованный. В конце экскурсии он вывел гостей на идеально выстриженный луг. Площадку посреди него закрывала гигантская металлическая плита.

— Космодром, — буднично сказал Эль.

Рон с Гарри переглянулись.

— Отцы только вчера улетели к себе домой, — посвятил их Эль в детали расчудесно-волшебной жизни атлантов.

— А где их дом? — поинтересовалась Гермиона.

— На третьей планете системы Альтаир. Они называют её «Z».

— А Вы откуда: отсюда или оттуда? — Рон ткнул пальцем в небо (или что тут у них?).

— Я отсюда. Коренной житель Атлантиды, — без капли раздражения ответил Эль. Он вообще ни разу их не одёрнул, не поправил, не поставил на место. Просто удивительно, какие нервы у человека!

— Вы будете гостить у нас до тех пор, пока корабль не вернётся, — добавил он.

— Впечатлений на первый раз им хватит. Проводи ребят, пожалуйста, в гостиницу, — прервал его Барин. — А я вас оставляю. Меня, увы, никто не освобождал от преподавательской работы. Так что я в Хогвартс. Завтра меня не ждите.

Эль не стал уговаривать Будогорского задержаться.

— Надо так надо, — сказал он, протягивая руку.

— Увидимся, — профессор помахал им на прощание и развернулся в противоположную сторону.

Гостиница представляла собой стройное двухэтажное здание с галереей, увенчанное декоративным фронтоном. На барельефах фронтона — сцены античных мифов.

— Красиво, — желая сделать приятное, похвалил строение Рон.

— Пройдите внутрь. Там вам понравится больше, — распахнув перед ними двери, пригласил войти Эль.

Ребятам предложили остановиться в двух номерах, соединённых проходной комнатой, оборудованной под гостиную. Ретро с модерном сочетались в оформлении интерьера с большим вкусом. Эль прошёл по комнатам, включая повсюду свет.

— Свет (он поиграл выключателем). Телефон. Телевизор. Музыкальный центр. DVD. Компьютер, — попутно Эль включал имеющуюся оргтехнику. — Думаю, разберётесь… У нас запланирована обширная культурная программа. А пока отдыхайте. Еду найдёте в холодильнике. Разогреть можно в СВЧ-печи.

Гермиона шла, дотрагиваясь до того или иного предмета, что-то бормоча себе под нос.

— Но как? Как это всё тут работает? По каким законам?

Рон, не заморачиваясь, плюхнулся на диван, забрасывая ноги выше головы, и врубил телик на максимум. Гермиона подскочила к нему, выхватила пульт и отрегулировала звук.

— Запомни: ничего не трогай, ни до чего не до-тра-ги-вай-ся! — она произнесла это как ритмизированный стих, дирижируя перед носом Рона указательным пальцем.

— Ты не права, Гермиона. Просто покажи ему магловские премудрости. Рон давно хотел, — вступился Гарри за друга, пока тот обиженно сопел.

— Смотри и запоминай Рон, — менторским тоном начала Гермиона, указывая на микроволновку, — это — СВЧ — печка. С помощью неё готовят и разогревают пищу. Ну-ка, что там у нас?

Она подошла к холодильнику и поискала, что бы такое подогреть.

— Вот! — Гермиона подтащила блюдо с мясом. — Ставишь. Устанавливаешь нужное время. И запускаешь. Всего делов!

Рон восхитился:

— Это прямо-таки волшебство!

— Скажешь тоже, — подобрела Гермиона.

— Что в тебе хорошо, Гермиона, так это, похоже, голодным с тобой не останешься, — набивая рот снедью, засмеялся Рон.

Все расслабились. Развалясь на диване, Рон забавлялся пультом от телевизора.

— С ума сойти! Сколько всяких передач! — ликовал он. — А у нас только новости на местном канале да «центральное вещание» — ещё хуже новостей.

— Из тебя выйдет отличный обывательский муж: сытный ужин м телевизор — всё что нужно для счастья, — скептически заметила Гермиона. — Но, честно говоря, и сама поражена: откуда столько программ?

Гарри не хотелось ни о чём думать. Он мечтал вытянуться на отведённой ему кровати и тупо смотреть какой-нибудь фильм, что-нибудь жуя в постели. Или включить тихую музычку и листать мужской журнал… Жаль, что он не один в комнате…

— А знаете что? — Рон соскочил с дивана (крошки градом полетели в разные стороны). — Если уж нам запрещено гулять по ихним атлантическим улицам («Их», — машинально поправила Гермиона), то пройтись по этажам гостиницы нам ведь никто не запретит, верно?

— А пойдём! — Гарри залихватски хлопнул себя по коленям и направился к выходу.

— Это будет даже полезно… с точки зрения обмена культурным опытом, — хихикнула Гермиона.

Но смотреть, как оказалось, было не на что. На втором этаже располагались только их апартаменты, а на первом — холл с пальмами в кадках и прочими комнатными растениями. Не солоно хлебавши, друзья вернулись к себе. Но жажда приключений обуревала. Гермиона толкнула дверь, ведущую на балкон, и та поддалась. Каждая деталь её гибкого тела высвечивалась в лучах заходящего солнца.

Гарри кивнул Рону:

— Хороша! — и поднял вверх большой палец.

— А то! — Рон, польщённый, выпятил живот.

— Смотрите, — Гермиона скосила глаза на соседствующий с ними балкон.

— Если перелезть через это заграждение, можно взглянуть на наших соседей, — шепнула Гермиона.

— Вдруг там маленькие зелёненькие человечки? — сделал страшные глаза Рон.

Но покажись там те самые человечки, это не так бы поразило Гарри, как-то зрелище, что он там увидел. Рыжеволосая искрящаяся женщина, которую он встретил со Снеггом в Бразилии, стояла сейчас за стеклом номера по соседству с ними! Она держала на руках ребёнка, нежно его убаюкивая и целуя. К ней подошла другая особа — невзрачная и широкая в кости. У неё также был на руках младенец. Подруги склонились друг к другу, что-то оживлённо обсуждая.

— Пора возвращаться. А то ещё чего подумают, — беззвучно проговорил Рон.

— Смотри, — толкнул его Гарри, — эта женщина, с рыжими волосами…

— Красивая… но старовата, не находишь? — безразлично пожал плечами Рон. — У неё, гляди, вроде ребёнок… или даже два.

— Это женщина Снегга! — зашипел Гарри. — Это с ней он был в Бразилии!

— Да ну?! — Рон прилип к стеклу. — Во даёт Снегг! Губа у него не дура… Смотри-ка, у неё, похоже, под этой штучкой ничего нет…

— Вы что застряли? Хотите, чтобы нас тут поймали? Вот будет здорово! Нужно уходить.

Это подошла Гермиона. Она потянула Рона за рукав. Тот безропотно подчинился. Гарри пришлось последовать их примеру. Вернувшись в номер, Гарри объяснил Гермионе, что это была за женщина. И если ОНА здесь, не исключено, что и господин Снегг тут же.

— Я пройду по карнизу и посмотрю, что происходит в другой их комнате, — решительно заявил Гарри.

— Я подстрахую! — вызвался Рон.

— Вы не отдаёте сами себе отчёта! Снегг — преступник! Как он может тут оказаться?!

— Вот мы и проверим! — упёрся Гарри.

Зная «поттеровское» упрямство, Гермиона махнула рукой.

— Лезьте. Только не сверните себе шеи!

Гермиона выглянула на балкон и убедилась, что переполох ещё не поднят. Не удержавшись, она прошла до окна, где мальчишки видели двух женщин и невольно залюбовалась линиями той, которой приписывалась близость со Снеггом. Гермиона поморщилась: бывший профессор был ей неприятен. Непроизвольно она дотронулась со своей груди. Пожалуй, если бы Снегг прикоснулся к ней, она лишилась чувств от страха. С другой стороны, он волшебник… Может, Снегг опоил эту женщину приворотным зельем? Гермиона вспомнила безумное лицо Рона, когда тот испробовал на себе приворот. Нет, эта рыжеволосая красавица выглядит спокойной и уверенной в себе женщиной. Пожалуй, она даже внушает некую уверенность тем, кто просто на неё смотрит… Гарри и Рон и тем временем жались друг к другу, пытаясь удержаться на узком карнизе. Вдвоём им было неудобно смотреть в маленькую щель, оставленную между шторами. Они заглядывали в неё по очереди. За столом, накрытом на двоих, сидел Снегг с… Будогорским! Когда Гарри карабкался сюда, он уже предчувствовал, что увидит. Но оказалось, что не готов видеть это воочию. Он вцепился что есть мочи в край слива и сдавленно прошептал:

— Рон, достань из моего кармана волшебную палочку.

Тот не стал задавать лишних вопросов. Но, шуруя в карманах Гарри, потерял равновесие и рухнул вниз, увлекая за собой друга. Благодарение богу, он успел-таки достать палочку и произнёс «Ретарданте!» (заклятие, замедляющее падение). Брякнувшись прямо на розовую клумбу, мальчишки отползли в ближайшие кусты.

— Ты наложил защитное заклятие? — Северус наградил Будогорского тяжёлым взглядом.

— Ну, забыл… с кем не бывает!.. — Ростислав развёл руками и, подойдя к окну, выглянул наружу.

На самом деле он не наложил заклятие намеренно. Ему хотелось вывести из подполья Снегга и его семью. Пусть бы уже Гарри знал, кто ему друг, а кто враг. Кроме того, изучив своенравный характер своего воспитанника, он опасался, что Поттер может натворить непоправимых глупостей. О которых сам же будет потом сожалеть. Ростиславу была непонятна позиция Дамблдора и Северуса. И тот, и другой запретили раскрывать Гарри их тайны… Но, может, если бы всё произошло как бы невзначай, ему сошло это с рук? Потому-то Барин и подстроил «нечаянную» встречу… Но, как видно, напрасно. Снегг сделал два резких взмаха палочкой: сверху-вниз и справа-налево. Тут же пространство комнаты словно съёжилось. И даже воздух загустел — стал как будто зримым. Северус сам обезопасил своё жилище.

— Он «забыл». Всегда при тебе только твой нижний отдел. Но проверь на всякий случай: вдруг чего-либо не хватает? — как всегда в минуты раздражения Северус слегка брызгал слюной.

«Увы, мой план не сработал!» — признал своё поражение Будогорский. Смеясь, Барин достал белоснежный платок и промокнул им лицо.

— Сева, как бы ты не был зол, всё же не стоит плевать на меня. Вернёмся лучше к нашему разговору, — он как раз посвящал Северуса в то, что Дамблдор называл «генеральным сражением».

Через неделю прибудет корабль с Альтаира. Предстоит согласовать с «отцами» выработанную ими стратегию. Только тогда можно будет отправляться в Плутонию, дабы уничтожить брошь-крестраж (в Атлантиде, к сожалению, её не оказалось). После чего Гарри в сопровождении эскорта из членов Ордена феникса прибудет в отдел тайн Министерства магии за стрелой Афродиты. Дамблдор просит Снегга накануне этого мероприятия посетить Волан-де-Морта с целью разведки: знает тот о предстоящем сражении либо нет. Сие опасно, как никогда. Северус должен трактовать это как просьбу, ни в коем случае не как приказ.

Лицо Снегга потемнело.

— Я согласен, — твёрдо сказал он.

— Ты хорошо подумал? — Будогорский смотрел на него с тревогой. — Помни, это всего лишь перестраховка. Волан-де-Морт не знает, что Министерство восстановлено. Тем более что существует теперь в другом измерении. На твоём месте я бы подумал…

— Хватит, — прервал его Снегг. — Я уже подумал.

— Смотри, — Ростислав поднялся из-за стола. У тебя ещё есть неделя… Мне пора.

И, не прощаясь с дамами, трансгрессировал в Хогвартс.


После того, что Гарри увидел в окне соседней комнаты, он замкнулся. Пару раз пытался подсмотреть, что там твориться, но натыкался на тёмную завесу. Ясно, как день: на помещение наложено заклятие непроникновения. Эль каждый день придумывал для них развлечение, сообразное их возрасту: театр, цирк, зоопарк, планетарий… даже поход по школам устроил, как обещал. Гарри же под различными предлогами оставался в номере. Он валялся в кровати, бездумно переключая телик с одного канала на другой, и мечтал. Но радости это занятие ему доставляло мало. Постоянно он возвращался мыслями к тому, что увидел… Его мозг напоминал Гарри старый заржавленный механизм: каждая идея — словно вышедшая из строя шестерёнка — с трудом проворачивалась вперёд… по кругу… а потом в обратном направлении… и так без конца. Как Будогорский мог сидеть со Снеггом за одним столом? Говорить с этим убийцей? И, кажется, что-то даже распивать вместе с ним?! Плевать он хотел на доводы Гермионы, что, скорее всего, это какой-то хитроумный ход… например, переговоры… А может, Снегг опять переметнулся на светлую сторону, предвидя скорое поражение своего Хозяина… кто-то же поставлял сведения для «Ежедневного пророка».

— И что? — свирепствовал Гарри. — Если Снегг такой пройдоха, он вновь избежит наказания… Один раз Дамблдор уже поверил ему и поплатился!

Нет, никогда им не понять, что чувствует человек, когда на его глазах убивают другого, близкого ему, человека. Гарри содрогнулся, вспомнив жалкий, молящий голос старика, и без того стоящего на пороге смерти: «Северус… пожалуйста!» А Будогорский… Русско-Английский Барин… Он тебе и русский (когда надо), и английский (когда удобно) — то есть ни вашим, ни нашим… И везде-то у него связи!.. В пронырливости он не уступает своему дружку — Снеггу. Гарри столько раз убеждался в беспринципности Будогорского! А тот всё же сумел заморочить ему голову своей ласковостью и речистостью. Ведь чувствовал же Гарри, что на самом деле Будогорский холоден и равнодушен! «Нельзя никому верить!» — лишний раз убедился Гарри. Наверно, это Барин подговорил тибетских монахов и прорицательницу Вифанию дать ему совет побольше доверять людям. Слава богу, Гарри не такой дурак. Его научила сама жизнь всё подвергать сомнению. Теперь его не обольстить лживыми посулами. И он вновь обособился от Рона и Гермионы. И не делился мыслями вслух.

— Гарри! Гарри, пойдём быстрее! Ты должен это видеть! — к нему в комнату вбежала Гермиона.

— Что ещё? — лениво потянулся Гарри, делая вид, что дремлет.

— Летят ОТЦЫ! — «„Отцы!“ — ухмыльнулся Гарри. Гермиона уже говорит на сленге атлантов».

Но напялил кроссовки и отправился за Гермионой.

— Как это Эль отпустил тебя одну?

— Ой, у них там такая суматоха! Ты себе не представляешь! А Рон отказался бежать за тобой. Он хотел во что бы то ни стало дождаться, когда прилетят ЭТИ, — щебетала Гермиона по пути к космодрому.

— Значит, корабль ещё не приземлился? — удивился Гарри. — Откуда же известно, что они вот-вот прибудут?

 — Выходит, у них есть какая-то связь, — как само собой разумеющееся сказала Гермиона. — Да и Будогорский сказал…

Она осеклась. Но Гарри и вида не подал, что его взволновало известие о прибытии профессора. Ещё в парке они услыхали рёв ликующей толпы. Когда Гарри и Гермиона вышли на огромную зелёную поляну, посреди неё уже красовалась летающая тарелка. Именно такая, какими их обычно изображают в фантастических фильмах. У Гарри даже мелькнула мысль: «Может, это инопланетяне позаимствовали режиссёрскую выдумку, а не наоборот?» Он смотрел, как радуются атланты, и недоумевал: ЧЕМУ? Они же являлись свидетелями приземления пришельцев многократно?! Но когда к нему приблизился рослый белокурый мужчина, одетый в серебристый комбинезон, волнение захватило и его. Дядька был на редкость обаятелен. От него шло слабое свечение (видимо, этот свет наши предки принимали за божественное сияние, отсюда и выражение: ПРОСВЕТЛЁННЫЙ). Попав в круг этого света, всё виделось немного в ином ракурсе, более совершенным, что ли… Наверно, благодаря возникшей эйфории встреча с Будогорским прошла нормально. Гарри бы даже сказал на дружеской ноге. «Хорошо, — анализировал потом это Гарри. — Пока ОН ничего не заподозрил». Барин и правда не склонен был замечать какой бы то ни было негатив. Ему всё виделось в розовом цвете. Днём организовали грандиозный фуршет, на который пришли все атланты и их гости из Хогвартса. Но Снегга с семьёй нигде не наблюдалось. Впрочем, это ничего не значило. Наверняка, затаился в своих апартаментах. Но даже этот факт не испортил Гарри настроения. Впервые за минувшую неделю он наслаждался жизнью, купаясь в лучах благодати, исходившей от ОТЦОВ. Кстати, почему только «отцов»? Среди них он видел и женщин — прекрасных, как майское утро. Все они были высокими (около двух метров, плюс-минус сантиметров десять) с пышными шевелюрами преимущественно белого цвета. Здоровый цвет лица, ясные голубые глаза, правильные черты, приятная улыбка, пропорциональное сложение… словом, само совершенство! Гарри предпочитал наблюдать за ними издалека. Гермиона, конечно, нет. Рон, как ревнивый пёс (хотя сам тоже был не прочь поглазеть на красоток — инопланетянок поближе), следовал след в след за подругой.

— Иди сюда! — позвали они Гарри.

С ним хотел побеседовать один из ОТЦОВ, Дакар. Как выяснилось, его назначили главой их экспедиции в Плутонию.

— Только нам под силу проникнуть в земные недра, — объяснил Дакар. — Именно там располагается девственная земля Плутонии. Её история восходит к глубокой древности. Когда люди планеты «Z» заселили землю людьми, молодая планета ещё претерпевала весьма ощутимые изменения. Её сотрясали землетрясения и разрушались с трудом возведённые жилища, извергались вулканы, и раскалённая лава заливала некогда плодородные долины. Воды мирового океана то и дело выходили из берегов и затопляли обжитые земли. ОТЦЫ не могли без боли в сердце наблюдать, как гибнут их дети.

Когда же климат Земли начал кардинально меняться, альтаирцы не смогли смириться с тем, что, возможно, потеряют выпестованных ими сынов и дочерей. ОТЦЫ пробили брешь во времени и решили спасти хотя бы избранных. Был сформирован отряд землян, который перенесли под толщу антарктического льда, образовавшегося в результате оледенения. Следовало переместиться во времени, чтобы миновать ледниковый период. Что и было сделано.

— Мы создали город на глубине свыше четырёх тысяч метров. Это чудесный оазис с садами, озёрами… и даже с искусственным Солнцем. Время там замедлило свой ход, и люди города вечно молоды. На страже их здоровья и благоденствия сам бог подземного царства — Плутон. Отсюда и название полиса — Плутония. Если в Атлантиду можно попасть, имея наш амулет, в любой день года (находясь в известной вам точке в двенадцать часов по полудни), то вход в Плутонию открывается раз в год — в день, когда мы проложили коридор во временном пространстве. А именно первого мая.

— А выйти оттуда мы сможем тоже спустя год? — спросил Рон.

— Нет, — улыбнулся Дакар. — Мы не можем терять столько времени. На обратном пути нам поможет «Служба времени». Кстати, это вполне легальная служба, представляющая собой совокупность специализированных лабораторий, обсерваторий и прочих учреждений, осуществляющих определение и хранение времени.

— Завтра первое мая, — напомнил им Будогорский (он недавно присоединился к ним в качестве слушателя). — Так что пора спать. Всем на боковую!

— Интересно, что ж это за служба такая, которая работает только в одну сторону?! — ворчал Рон по дороге к гостинице.

Глава 21. Плутония.

«Ага! Отправляет нас, как маленьких, „на боковую“, а сам, наверняка, пойдёт к Снеггу! — негодовал Гарри. — Я просто уверен, что ТОТ до сих пор занимает половину жилых покоев на втором этаже — тут только одна гостиница… наверное. ОТЦЫ живут в семьях атлантов — они-то достаточно добропорядочны, чтобы не развратить невинных жителей Атлантиды… в отличие от нас. Всё-таки, как сюда попал Снегг со своим гаремом? Вот загадка!» Гарри не хотел признаваться, но с тех пор как увидел ЭТУ женщину на карнавале, он хотел проникнуть в снеггово жилище главным образом из-за неё. Будет ли она вблизи так же похожа на его мать?.. Чьи это дети?.. И какое отношение ко всему этому имеет их нынешний профессор защиты? Он не верил в версию Гермионы, будто Будогорский ведёт переговоры с пожирателем смерти. Да и какого чёрта тогда Снеггу таскать за собой женщин и детей? Вообще, это даже забавно: Снегг — благостный семьянин. «Может, у них шведская семья?» — предположил Рон. Гарри представил… Омерзительно! А каков Барин! Разглагольствовал в Бразилии, что, дескать, влюблён. Скорее всего, это являлось искусным манёвром. Так он хотел отвлечь ребят от вопросов о Снегге (что ему блестяще удалось). Но сейчас Гарри готов был поверить, что Будогорский, и правда влюбился… И он бы его не осуждал, если б тот увлёкся женщиной, бывшей со Снеггом. То, что возлюбленной Русско-Английского Барина может быть вторая особа, Гарри и в голову не приходило. Как можно любить серую, как ненастный день, сорокалетнюю тётку?.. Судя по тому, что ОНА целовалась со Снеггом («Бр-р!»), Барин, действительно, отвержен. Гарри ухмыльнулся: поделом ему!.. Нет, ничего он не может с собой поделать!.. Учили его, учили… но не верится ему, что Будогорский — подлец!.. Иногда его многомудрый учитель казался ему младше его самого… Вспомнить, хотя бы, как они праздновали окончание семестра… А его шуточки… а подростковая манера одеваться!.. Может, в этом и заключается секрет его обаяния — оставаться вечно молодым? Даже больше: может, учитель (настоящий учитель) и должен быть немного инфантилен… то есть, получается, чего не имеем, тому и научаем… Это как сапожник без сапог… Что-то совсем он зафилософствовался. Вот Гермиона — единственная, кто читал Большую Магическую энциклопедию (БМЭ), — говорила, что Северусу Снеггу там отведена целая страница. Им изобретены и опробованы десятки заклятий, а зелий — и того больше. Вот тебе и ответ: Снегг мог заполучить эту женщину, прибегнув к какому-нибудь заклинанию или снадобью. Приворотное зелье — это вчерашний день. И если это действительно так, то надо раскрыть ЕЙ глаза! Смешно, но Барина также поселили в гостинице. Наверно, ОТЦЫ, зная похотливость Будогорского, не отважились поселить его в доме атлантов, где есть симпатичные девушки. Увы, профессор тоже был небезупречен. Другое дело, Гермиона. Её можно было упрекнуть разве что за жестокосердие по отношению к Рону. Выждав пару часов, Гарри оставил дремлющего Рона и спустился на первый этаж (там обретался Барин). Комната оказалась заперта. «Коммунизм коммунизмом, а дверцу на ключик, — усмехнулся Гарри. — Что ж, наш уважаемый Ростислав Апполинарьевч может быть только в одном месте». Гарри вышел на улицу и прикинул, как можно добраться до комнат Снегга. «Чёрт! Долгий запрет, а пользование магией вне Школы, видно, совсем лишил меня разума… В конце концов, волшебник я или нет?!» Гарри сосредоточился, чтобы трансгрессировать… Ещё раз… И ещё… Даже при его упрямстве стало понятно, что это бесполезно. Так же, как в Хогвартсе, здесь можно передвигаться только своим ходом. «Что ж, мы не привыкли отступать… — Гарри обхватил водосточную трубу и с величайшей осторожностью полез наверх. — Надо было снять кроссовки… Поздно… Ещё чуть-чуть и я встану на карниз… Как бы чуткий нос Снегга не уловил его присутствия до того, как он вскарабкается к этим чёртовым окнам!» Как только Гарри там очутился, понял сразу: вход блокирован. Стёкла — будто тонированные. Но ясно, что дело не в стеклопакетах. Просто наложено заклятие непроникновения… или что-то другое. Вон сколько этих заклятий у Снегга — сотни! Испытывая разочарование, Гарри заскользил по трубе вниз. «Что ж, этого следовало ожидать», — вынужден был он признать. Насвистывая, Гарри отправился, чтобы составить сонную компанию Рону. Уже поднимаясь по лестнице, Гарри пришло в голову: а не нагрянуть ли в комнату Будогорского, когда его там нет? Говорят, «что не делается — к лучшему». Если б он об этом подумал раньше, не пришлось ему висеть, как мартышке, на карнизе второго этажа, рискуя привлечь внимание Снегга. «Алахомора!» — щёлкнул замок. Дверь, приоткрывшись, заскрипела. Гарри оглянулся на всякий случай и прошмыгнул в номер Барина. Комната — один в один, как у них с Роном. Вещей немного. Где тут что-либо спрячешь? Гарри обошёл номер и стал методично осматривать шкафчики. Наконец на книжной полке между «Мифами Древней Греции» и «Ста великими путешественниками» что-то нащупал. Гарри потянул это «что-то» на себя. В руках оказалась… тарелочка с голубой каёмочкой. Вот, кто её приватизировал! Уж конечно, у Будогорского было время, чтобы расколдовать тарелку, намертво прилипшую к столу! Однако теперь тарелочка претерпела существенные изменения. Вернее, не сама она, а яблоко, ставшее почему-то плоским, будто нарисованным. Интересно, в таком виде оно действует? Стоило попробовать… Тут Гарри опомнился: яблоко имеет свойство петь! Что, как его услышат?.. А, может, и не услышат. Он прокрался к двери и высунулся наружу — пусто!.. Да что он голову ломает! Посмотрит быстренько, чем занят его профессор защиты… ОБА профессора… и дело с концом! Завтра до полуночи они должны попасть в Плутонию, иначе временной коридор закроется до следующего года, а он так ничего и не узнает о своём заклятом враге! В плоскостном варианте яблочко не перекатывалось, а лишь мерцало по краю тарелки со знакомой песенкой:

Я не яблочко простое —

Сочное да наливное —

У меня значение иное:

Вам действие любое

Покажет яблоко златое.

Лишь прикоснись ко мне, Тогда В любое место по желанью Отправлюсь я, отправлюсь я…

— Будь так любезно, покажи мне, чем сейчас занят Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

На дне тарелки в молочно-белой пелене постепенно вырисовывался силуэт Будогорского. Он сидел за столом с ОТЦАМИ. Атлантов (впрочем, как и атланток) среди них не наблюдалось. Жестикулируя, Барин что-то доказывал альтаирцам. Те с вниманием его слушали… Картинка так же внезапно, как появилась, растаяла. У Гарри отлегло от сердца: «Значит, ОНИ не вместе».

Он вновь дотронулся до яблока:

— Покажи мне теперь Северуса Снегга!..

Гарри долго не мог понять, что он видит: густой чёрный цвет, больше всего напоминающий шёлк, пронзило вдруг пламя рыжих колец. Золотые колечки перемежались с чёрным шёлком и взметнулись в пронзительно-голубое небо тысячами искр. Эти искры салютовали снопами красного, оранжевого, жёлтого… Все цвета сплелись в радугу, которая тут же распалась на розовые лепестки… Казалось, он вот-вот разберётся что к чему, как прямо у него над ухом раздался насмешливый голос Будогорского:

— Ты, конечно, в курсе, Гарри, что есть такая лёгкая степень сексуального извращения, как подглядывание?

Уши Гарри запылали. Он стремглав выбежал из комнаты (не забыв, тем не менее, от души хлопнуть дверью). Было стыдно. Но разве он знал?! Время-то ещё детское… Он взглянул на часы. Да нет, около полуночи… Самое время. Тьфу ты! Ещё хорошо, что он не увидел ЭТО, так сказать, в полный рост… Гарри задумался: а что, собственно, он видел? Вопрос предполагал дивергентное решение: или Снегг обезопасил себя от всяких там тарелочек и иже с ними… или любовь двух волшебников, действительно, столь волшебна… А может так происходит лишь у избранных — таких, как наше «светило» Северус Снегг… или у тех, кто любит эту невероятную женщину… Скорее, второе. Хорошо было бы спросить у того, кто обладает опытом более обширным, чем имелся у него самого… Только как сунуться к Барину? Теперь и в глаза-то ему смотреть боязно… Может, у Рона спросить?.. Или это не слишком деликатно? Не долго думая, Гарри растолкал приятеля. Когда тот немного очухался, задал ему сакраментальный вопрос. Рон отреагировал странным образом: сначала долго ржал, а затем помрачнел, взял Гарри за локоть и признался, что у них с Гермионой ничего ТАКОГО не было. Ну, целовались… Ещё она позволяла дотрагиваться до себя… несколько раз. Вот и всё! «Значит, у Рона развиваются отношения по такому же сценарию, как и у меня с Джинни», — с тоской резюмировал Гарри откровения Рона.

— Давай лучшеспать, — буркнул он, стаскивая с себя одежду.

Наутро к ним зашёл Будогорский.

— Что невесёлые? Не выспались? — он внимательно посмотрел на Гарри.

Тот поспешил отвернуться, прикинувшись, что ничего не слышит. Но Барин не отставал.

— Гарри, ты ничего не хочешь мне сказать?

Гарри непонимающе развёл руками. На помощь ему неожиданно пришла Гермиона.

— Ребята! — позвала она с улицы.- Скорее спускайтесь! Даккар рассказывает об Альтаире. Так интересно!

Гарри опрометью бросился на зов подруги.

Альтаирец, затягивая шнуровку на рюкзаке, говорил:

— Взбираться на горы для тех, кто рождён на нашей планете, не в новинку. «Z» преимущественно имеет горный ландшафт. Плодородные долины там редки. Зато уж мы постарались благоустроить их на славу: экзотические растения со всей Вселенной цветут и плодоносят там словно в райских кущах, редкостные животные приручены и разгуливают, где им заблагорассудится… Хотя адаптироваться к климату Альтаира живым организмам непросто: планета старая, атмосферный слой тонкий, обескислороженный…

Сами же ОТЦЫ первое время чувствовали себя неважно на Земле. Перенасыщенный кислородом воздух в буквальном смысле кружил им головы и валил с ног. Теперь, когда научно-техническая революция сделала своё дело, альтаирцы ощущают себя, как дома (увы!). По сравнению с ними земляне, конечно, находятся лишь на первой ступени познания. На Земле ещё немало мест, где отсутствуют дороги… да и водительские права есть примерно у пяти процентов населения земного шара. А средства передвижения! Альтаирцы находят их просто изуверскими! Но люди упорны, любознательны и… необыкновенно жизнелюбивы. Этим они и симпатичны.

— А Плутония, какая она? — спросила Гермиона. Разговор о землянах как о людях низшей расы, был ей неприятен.

— Увидите, — улыбнулся Дакар. — Не хочу предвосхищать ваши собственные впечатления… Но дорога туда будет непростой для вас. Сразу предупреждаю.

— Вы много путешествуете? — Гермиона поддерживала, как могла, разговор, ставший натужным.

— Пожалуй, да… С другой стороны, уже нет. Дом — работа — дом. «Дом» — это планета «Z», работа — Земля, — Даккар посмотрел на Гермиону. — Но Вас ведь интересуют другие формы неземной цивилизации, не так ли?

Та согласно кивнула.

— Видите ли, мисс, наша цивилизация в середине пути. У нас пик развития. Ваша планета молодая, вы находитесь в начале пути. А вот цивилизации древние, как правило, регрессируют, впадают в маразм. Есть, правда, и такие, которые не молоды и не стары, но изжили себя бесконечными междоусобицами. Как правило, это те, которые изначально были менее приспособлены для жизни: разумные членистоногие, земноводные и т.п. Единственный совершенный вид разума должен быть заключён в такую же совершенную оболочку — тело человека. Как бы скептически вы не относились к тому, что человек — венец мироздания, но так оно и есть. И даже после смерти душа человеческая при реинкарнации никогда не переселяется в тело змеи или лягушки… Слишком уж большой сгусток энергии.

— Как знать. Есть у нас, на несовершенной планете Земля, индивид, который уже при жизни переродился в змею… почти, — скептически заметил Гарри.

— Вы, молодой человек, имеете в виду Тома Реддла? — довольно буднично поинтересовался Даккар.

Гарри поразился даже не тому, что ОТЦЫ знают о существовании Волан-де-Морта, но факт, что ещё кто-то величает Тёмного Лорда его юношеским именем…

— Вас что-то беспокоит? — спросил Дакар.

— «Беспокоит»… как это Вы догадались?

— Я вижу, — просто ответил альтаирец. Он взглянул на солнце Атлантиды. — Не желаете перекусить? Время обеденное…

— Неужели мы посетим наконец святилище? — вполголоса сказал Рон, следуя за астронавтом (он, конечно, имел в виду кров атлантов).

Однако Даккар пригласил их на борт корабля. В отсек, где были оборудованы комнаты отдыха. К разочарованию Рона, внутренние покои корабля мало отличались от гостиничных апартаментов. Разве что мебель расставлена по-другому. Дакар подал меню. Каждый сделал индивидуальный заказ. Еда тут же материализовалась на столе.

— Пища приготовлена одной из самых славных девушек Атлантиды. У неё настоящий талант по части готовки, — пояснил Дакар и с аппетитом принялся за еду.

Ребята последовали его примеру.

— А где другие «ваши»? — спросил Рон.

— Кто где, — лаконично ответил Дакар. Он промокнул губы салфеткой и вопросительно посмотрел на ребят. — Выбирайте, как мы построим наше общение: либо ВЫ будете задавать вопросы, либо я сам расскажу то, что посчитаю нужным.

— Сначала расскажите Вы. Если у нас появятся вопросы, мы их зададим, — предложил Гарри.

Дакар как-то странно на него посмотрел, но ничего сказал.

— Думаю, вы догадываетесь, что наша встреча из разряда чрезвычайных, — начал говорить Дакар. — При обычных обстоятельствах мы вряд ли когда-нибудь пересеклись. Мы не склонны афишировать свою деятельность, но чувствуем ответственность за род человеческий и не можем допустить, чтобы один из талантливых земных сыновей погубил всех остальных — пусть и менее одарённых.

— Это Вы о ком? О Том… Кого-Нельзя-Называть? — запинаясь, произнёс Рон.

Дакар снисходительно рассмеялся.

— Да. И хоть сейчас Том ослаб физически, магической своей власти не растерял ни на йоту. Мало того, вошёл в сношения с инопланетными существами, способными оказать ему посильную помощь. Однако новые крестражи он создавать более не рискует, опасаясь полного перерождения. Он достаточно умён и понимает: чтобы управлять людьми, нужно и самому быть человеком… или отдалённо напоминать его. Потому-то Лорд Волан-де-Морт — как вы его теперь называете — стережёт оставшиеся крестражи пуще глаза своего. Но! Он не подозревает, что в игру включились мы. Только нам под силу укрыть орёл Кандиды так, как не смог никакой смертный. Правда, с последним крестражем вам надлежит справиться самостоятельно… так же, как и самим Воландом.

— Но почему? Почему бы вам не пойти до конца, чтобы бедным глупым людишкам ничего не угрожало? — Гарри продолжал придерживаться выбранного им тона (несмотря на укоризненные взгляды Гермионы).

— Именно потому, чтобы они себя таковыми не считали.

Гермиона искала, чем бы загладить бестактность Гарри.

— А вы у себя на планете… вы все волшебники? — нашлась она.

— Вы слышали что-нибудь об анабиозе? — немного поразмыслив, спросил в свою очередь Дакар. — Нет? Это превращение неживого в живое. Эволюция — более знакомый вам термин… Так вот. Люди эволюционируют. Очень медленно. Но, благодаря усилиям Салазара Слизерина, который до конца своих дней боролся за нескрещивание ценного вида (надеясь таким образом улучшить породу людей), возможности некоторых людей значительно возросли. Их-то вы и называете волшебниками.

«Он так и сказал ПО-РО-ДА. А ещё считает себя добропорядочным гражданином… — фыркнул Гарри. — Нацист!»

— Гарри, стоит ли возмущаться?.. Мы всего лишь скептики от науки. На самом деле земляне нам очень симпатичны. Страсти на вашей планете так и кипят… Это так притягательно! Но вечное кипение чревато испарением сильных эмоций, и тогда остаётся лишь «пшик». А надо чтобы жизнь продолжалась, планета цвела, рождались дети…

— Выходит, волшебники — это всего лишь эволюционирующий тип людей? — Гермиона пытливо взглянула в глаза Даккару.

Он будто невзначай отвернулся и нехотя проговорил:

— Ты чем-то недовольна?.. Впрочем, я вижу Микаэла и Сильфиду. Нам пора.

Взмахом руки Дакар убрал со стола остатки их обеда.


Полёт оставлял желать лучшего, мягко говоря…

На взлёте Гарри так вдавило в спинку кресла, что он подумал: его вот-вот сплющит. Корабль был похож на сигару, поставленную вертикально. Когда он переворачивался, чтобы принять горизонтальное положение, Гарри услышал сдавленное кряхтение — это Рон пытался удержать в желудке свой недавний обед. Судя по поплывшему аромату, его попытки не увенчались успехом…

Что там пару минут неприятных ощущений во время трансгрессии в сравнении с мучительными двадцатью тремя минутами лёта в космическом корабле!

Гермиона так вцепилась в ручки кресла, что костяшки её пальцев стали белыми, а лицо по цвету напоминало простыни тёти Петуньи после кипячения… «ОТЦЫ» же в это самое время попивали кофеёк из наперсточных чашечек, непринуждённо переговариваясь меж собой, словно сам чёрт им не брат! У Гарри к исходу полёта так заложило уши, что, казалось, голова сейчас взорвётся! У Гермионы пошла носом кровь.

Но и это, как оказалось, «всё ещё цветочки».

Корабль вновь перевернуло носом вверх. С кресла Рона послышалось хлюпанье. Складывалось такое впечатление, что он втягивал в себя то, что недавно им было исторгнуто.

Кресла вдруг начали менять своё положение.

— Это невыносимо! — простонала Гермиона.

Ракету сильно тряхнуло. Похоже, она ударилась о поверхность шестого континента.

— Включить сопла двигателей на полную мощность! — отдал команду механический голос внутри салона.

— Всем оставаться на местах! — распорядился Дакар, видя, что Рон начинает отстёгивать страховочные ремни. — Идёт погружение в толщу антарктического льда.

Гарри наблюдал через стекло иллюминатора (кстати, за весь полёт он не удосужился взглянуть туда ни разу!), как пейзаж зимней пустыни постепенно становится морским.

— По-моему, стало теплее, — слабо проговорила Гермиона, когда мутная вода уже плескалась на уровне окон.

— Это нормально. Наружные стенки корабля разогреты, так как огонь сопел распространяется лилейно.

— ЛиНейно, Вы хотели сказать, — внесла поправку Гермиона.

— Я сказал то, что хотел сказать. Лилейно — значит, в форме лилии. Представили?.. Отсюда и жар, — пояснил Дакар. — Однако повода для волнения нет. Когда лёд сокроет ракету полностью, мы сможем выйти.

Гарри недоумённо смотрел на ОТЦОВ: «Они что, смеются? ″Лёд сомкнётся…″ — а мы выйдем. Куда это, спрашивается?!»

— Полно, Гарри. Всё-таки чему-то вас должны были научить в Хогвартсе, — вступил с ним в невербальное общение Даккар.

— Мы преодолеем ледяной покров Антарктиды НА корабле. Далее можно будет двигаться СВОИМ ходом, — подал голос Будогорский.

Судя по тому, что Барин не зубоскалил во время их воздушного путешествия, ему тоже недужилось, как и всем прочим землянам (Гермионе, самому Гарри, Рону). «Выходит, профессор, и Вы бываете слабым», — отчего-то с удовлетворением отметил Гарри.

— Рон! Ты приберёшь за собой наконец?! — раздражённо буркнула Гермиона. — Можно повеситься от этой вони!

— Девушка права, — сдержанно поддержала её Сильфида, напарница Дакара.

— И как, по-вашему, я займусь сейчас уборкой? — прокаркал Рон. — Вы же сами запретили трогать эти ремни!

Гермиона закатила глаза и махнула палочкой. Тут же из бокового кармана на кресле выпрыгнул мешочек, предназначенный для такого рода казусов, и ловко собрал растёкшуюся по салону рвоту. Гермиона вздохнула и поймала взгляд Будогорского.

— Я не поняла Вас, профессор, что значит «покинем корабль и отправимся пешим ходом»? КАК мы это сделаем? — спросила она.

— Мы пройдём через стенки корабля, после чего превратимся… м-мм, скажем в соль, чтобы раствориться в воде. Сделать это надо быстро. Ракета должна покинуть Антарктиду и вернуться в Атлантиду до темноты. Мы же с помощью трансфигурации вновь станем теми, кто мы есть. Вода к тому времени застынет, и мы войдём в лёд так же, как мы это делали на занятиях по защите. Дверь в Плутонию, которая является коридором времени, будет открыта.

— Ну, хорошо. Допустим, мы смогли бы войти в ледяную стену, — Гермиона тщательно подбирала слова — и по этому было видно, как она волнуется, — Но ДО этого мы будем погибнуть уже ДВАЖДЫ! Даже трижды! Сначала, когда попытаемся пройти сквозь раскалённые стенки корабля. Затем, когда растворимся в воде. Ну, и наконец, когда решим опять (из растворённой в воде соли!!!) стать людьми.

Она обвела негодующим взглядом присутствующих.

— Чтобы не случилось того, что ты так красочно живописала, у меня есть вот это, — Будогорский щёлкнул пальцами.

Перед каждым из хогвартцев возник пузырёк с бесцветной жидкостью.

— Это на первый случай (покидая корабль иными словами), — сказал Барин. — Такой же пузырёк, но с другим снадобьем вы получите при выходе наружу… Что ещё? Ещё, Гермиона, тебе следует повторить законы трансфигурации. Ну-ка…

— После трансфигурации, если выбранный тобою облик принят тобой по собственному желанию, обратное превращение необратимо и наступает через две-три минуты… если, конечно, ты не анимаг, — кисло пробубнила Гермиона, отводя глаза. — Но мы превратимся в… хм… соль с помощью той жидкости, которую Вы нам дали, так получается, не по своему желанию, а по ВАШЕМУ.

— Во-первых, зелье, которое Гермиона назвала жидкостью, предназначено для другого. А во-вторых, даже если каждый из вас — анимаг, вряд ли ваше второе Я — соль, — улыбнулся Будогорский.

— Странно, что Вы решили ознакомить нас с этими чудесными превращениями НАКАНУНЕ, а не прямо по ходу действия, — ухмыльнулся Гарри. — Большое Вам за это — Вашими же словами — человеческое СПАСИБО.

— Пожалуйста, — чинно ответил Будогорский. — А теперь пьём… не чокаясь.

Он первым опрокинул пузырёк. Ребята последовали его примеру.

— «Вектор Сэв»! — Ростислав Апполинарьевич вслух произнёс заклинание, делая крест на стенке корабля, одновременно дотрагиваясь до неё палочкой.

Значило это только одно: заклятие — новодел. И не он его изобрел. Что Гарри понял, как только Барин вербализировал слова заклинания. Профессор Будогорский никогда не произносил заклинания вслух — разве что в обучающих целях. Да и в сочинениях зелий Ростислав Апполинарьевич не силён (сам признавался)… Снова таинственные ДРУЗЬЯ?.. Просто детский сад, честное слово! Это там любят игры в «секретики». Однако хорошенько поразмышлять по этому поводу ему не дали.

— Встаньте за мной! Пошли! — Будогорский сделал шаг в стену первым.

Когда Гарри шагнул за ним, возникло ощущение, будто он увяз в жидком цементе.

— Не задерживайтесь! — прокричал Барин. — Засосёт!

Голос их учителя звучал как из-под воды. Шаг наружу дался нелегко. Гарри действительно чувствовал, как его засасывает. Если бы не Будогорский, который вытолкнул Рона, схватив за шкирку, а Гарри с Гермионой — за руки, приятели могли бы стать частью корабельной стены. Хорошо, что криминальные авторитеты не знают этого заклинания, а то бы их грабительская деятельность значительно упростилась.

— Быстрей, быстрей! — Барин уже совал им пузырьки с желтоватой субстанцией.

— Надеюсь, это не моча? — Рон опасливо нюхнул содержимое.

— Не болтать! Пить! — Будогорский сердился.

— По вкусу похож на аспирин УПСА… немного солоноватый, — успела сказать Гермиона.

Впрочем, последние её слова отозвались лёгкой рябью по воде, в которой они бултыхались. «Значит, я — соль. Ха-ха! Очень смешно. Как там учила мадмуазель Стебль? — Царство — животные, тип — хордовые, класс — млекопитающие, отряд — приматы, вид — человек-соль… И всё же я мыслю, стало быть, существую!» — заключил Гарри. Мало-помалу к нему (наверно, и к остальным тоже) возвращалась чувствительность. Руки занемели, ноги сводило судорогой. Рот, нос, уши заливала ледяная вода, которая почему-то казалась кипятком (?). Ещё немного, и он пойдёт на дно… если оно тут есть.

— Гарри, не спи — замёрзнешь! — расхожая фраза в устах Будогорского в данном случае имела прямой смысл.

— Мобилизуй свои силы, Гарри! — кричал профессор. — Рон! Гермиона! Это и вас касается!

Сделав глубокий вдох, Гарри чудовищным усилием воли заставил себя вынырнуть на поверхность, которая уже начала покрываться тонким ледком. Он нащупал у себя в кармане палочку и поднял её высоко над головой. «Ястилс!» — срывающимся голосом прохрипел Гарри. «Ястилс! Ястилс! Ястилс!» — услышал он трижды. За пять минут Гарри побывал во всех стихиях: расплавленный металл, вода и грунт ледяного материка. Почти бездыханный он лежал на снегу и силился собраться с мыслями. «Почему это должно быть так болезненно?! Вот бы нашим гениальным изобретателям ещё чуть-чуть поднапрячься и адаптировать свои заклятия применительно к живым организмам, а не к биороботам».

— Спускайтесь сюда! — раздался голос Дакара откуда-то снизу.

— Он в аду? — ужаснулся Рон (сам он был сине-зелёного цвета и трясся в ознобе).

— С каких это пор, мистер Уизли, вы стали ортодоксом? — спросил Будогорский, оглядывая своих воспитанников. — Я вижу, все живы-здоровы?

— Более-менее, — буркнул Гарри.

— Поздравляю вас. Только что вы благополучно преодолели тяжелейшую полосу препятствий на пути в Плутонию, — говорил появившийся вдруг Дакар. — Итак, мы в начале коридора времени. В конце него нас встретит Проводник.

Дакар опустился на одно колено и стал расшнуровывать рюкзак.

— Вам понадобится вот это, — он раздал хогватцам альпинистское снаряжение, включая каски со встроенными фонариками. — Мы пойдём в одной связке. Если сорвётся один, он может потянуть за собой всех остальных.

— Прогулка обещает быть приятной, — хмыкнул Рон, поглядывая на Гермиону.

Та после череды «чудесных превращений» не проронила ни слова. На неё это было не похоже.

— Эй, — позвал он подружку, — ты в порядке?

— Тебя это, правда, интересует? — Гермиона постаралась вложить в ответ весь сарказм, на который была способна.

— Значит, нормально, — успокоился Рон.

— Говорят, что дружбы существует только между разными по характеру людьми. Согласно законам физики «разноименные заряды притягиваются». Но «волна и камень, //лёд и пламень// не столь различны меж собой…» — так полагал Александр Сергеевич. Я же считаю, что только общность взглядов является гарантом близких отношений — дружбы, любви… Каково Ваше мнение, мой друг? — обратился Будогорский к Дакару.

Дакар шёл первым. Спуск был пологим. Тем не менее он счёл нужным остановиться, чтобы дать исчерпывающий ответ. Облокотясь о заступ, он охотно поддержал мудрствования Барина.

— Давайте посмотрим на это с другой стороны. Предположим, один и тот же человек в ситуации опасности ведёт себя агрессивно, в домашней обстановке — пассивно. Спрашивается, кто он: холерик или флегматик?.. Почему бы не принять обе точки зрения?

Рон, который шёл за Дакаром, обернулся к Гарри и не без издёвки процитировал:

Два мудреца в одном тазу

Пустились по морю в грозу…

— Рональд Уизли, Вы могли бы и поделикатнее намекнуть, что эта тема Вам неинтересна, — заметил Дакар.

— Ага! Это Я, оказывается, должен быть «поделикатнее»… Рассуждая о совместимости, не меня ли вы имели в виду?

— Поговорим о чём-нибудь более животрепещущем, — сменил тему Будогорский. — Например, как Вы, Дакар, перенесли препятствия, которые изрядно потрепали нас, землян?

— Лично я их НЕ проходил, — коротко ответил Дакар. — Наше тело более совершенно, чем ваше. Этим объясняется то, что я уже поджидал вас во временном коридоре, пока вы боролись с физическими перегрузками. Я не получил никакого ущерба для своего здоровья… А пропустив ваши эмоции через себя, даже получил удовольствие.

— Получили удовольствие от нашей боли? — поразилась Гермиона.

— Господи! Конечно, нет! Просто мы не умеем чувствовать столь глубоко и сильно, как вы. А это необходимо, чтобы вырабатывался адреналин. Для чего нужен адреналин, нужно объяснять?.. думаю, нет.

«Думаю, ″да″», — мысленно внёс поправку Гарри. Но не стал демонстрировать своё невежество.

— Вот и славно. Спуск начнётся скоро. Мужайтесь, — предупредил их Дакар.

Путник появился внезапно. Словно вырос из-под земли. Он кратко поприветствовал Дакара, не сочтя при этом нужным поздороваться с остальными.

Дакар повернулся к землянам.

— Не обижайтесь. Путник живёт по-отшельнически. Каждое новое лицо для него — потрясение, — проговорил Дакар одними губами.

— Если появился этот Путник, — значит, мы прошли Коридор времени? — задал вопрос Дакару Рон.

— Обернитесь, — попросил тот.

Все как один посмотрели назад. Там, где они только что прошли, красовалась вековая скала. Коридор времени закрылся. Пути назад не было. Вздохнув, ребята поплелись за Дакаром (вернее, теперь уже за Проводником). Начался спуск. С каждым шагом становилось идти труднее. Безымянный проводник вывел их из тоннеля на узкую тропку, идущую вдоль каменной стены. Именно СТЕНЫ, воздвигнутой не природой, а homo sapiens. Так вот: по одну сторону от тропинки — эта самая стена, по другую — обрыв над пропастью. Гарри осторожно подошёл к самому краю. Над пропастью плавали обрывки рваного тумана.

— Мы уже в Плутонии? — спросила Гермиона.

— В её надземной части, — был ответ Дакара.

Их группа продвигалась в постепенно сгущающихся сумерках. И это путешествие запомнилось Гарри как кошмарный сон — вязкий и липкий. Тропа пошла резко вниз. Камни поминутно срывались из-под ног и улетали в пропасть. Зацепиться не за что. Верёвка, которой они были связаны, натянулась до предела. У Гарри от напряжения взмокла спина. «Бедная Гермиона. Ей труднее всех. Хорошо, что она идёт рядом с Будогорским», — подумалось ему.

— Легли все! Быстро! — закричал вдруг Проводник.

Гарри не внял предупреждению сразу. Сперва он услыхал как будто хлопанье крыльев, потом визг, подобный тому, с которым открывалось магическое яйцо на турнире трёх волшебников… И только потом увидел летящего на него ящера. Дакар потянул страховочный трос, Гарри непроизвольно упал на колени и накрыл голову руками.

— Этим ты вряд ли себе поможешь, — иронично заметил Дакар. — Птеродактиль — тварь чрезвычайно злобная… но и чрезвычайно глупая. Совершенно не учится на собственных ошибках.

С этими словами он выбросил вперёд руку и стал медленно сжимать её в кулак, вращая кистью. Голова динозавра (если Гарри правильно понял альтаирца) в точности повторяла пассы, которые вытворял Дакар со своей рукой. Но выглядело это намного страшнее: звук ломающихся позвонков чудовища походил на рубку леса. Изрыгая предсмертные хрипы, птеродактиль рухнул вниз.

— Там что, кладбище диких животных? — Гермиона кивнула вниз, в пропасть.

— Там есть и другие. Те, кто пожирают падаль, — равнодушно произнёс Дакар.

Будогорский подошёл к краю обрыва.

— Не слышно звука падения, — заметил он. — На какой, примерно, мы высоте?

— Назад! — захрипел Проводник

Предупреждение прозвучало с опозданием. Внезапно появившийся ещё один летающий ящер клацнул зубами буквально у ног профессора. Барин неминуемо бы разбился, если б не связка… Короче, все они оказались на краю пропасти.

— Цепляйтесь заступом за камни! — Проводник был единственным, кого не связывала верёвка.

Легко сказать «цепляйтесь»! А если отвес гладкий, будто отшлифованный?!. Но топорик альпиниста, как ни странно, легко входил в камень. Тем не менее, опасность не миновала. Птеродактиль кружил над ними с жуткими воплями, выбирая себе жертву. Проводник, не теряя времени даром, вытащил из колчана стрелу и натянул тетиву лука. «Где он отрыл этот раритет?! — удивился Гарри. — В данной ситуации, боюсь, это мало эффективно». Когда же стрела вошла динозавру прямиком меж глаз, Гарри вынужден был признать, что ошибался насчёт возможностей такого оружия… или насчёт возможностей хозяина оружия. Древняя птица отправилась за предыдущей. Мало-помалу все участники экспедиции выкарабкались. Рон дул на пальцы Гермионы, которые были содраны до крови. В её глазах стояли слёзы, которые Гермиона с трудом сдерживала.

— А Вы как думали, мисс? — сказал Проводник, презрительно посмотрев на обломанные ногти Гермионы. — Это Вам не прогулка по загородному парку… как Вы, наверно, воображали.

— Ничего такого я себе не воображала! — возразила Гермиона.

— Тихо, тихо! — Будогорский положил колючую после тибетской причёски под ноль голову Гермионы себе на плечо. — Каюсь, я виноват. Во-первых, в том, что оступился. А во-вторых, что вовлёк вас в это предприятие.

— Хватит болтать! — рявкнул Проводник. — Так мы никогда не доберёмся!

Какое-то время шли молча. До тех пор, пока не дошли до расщелины, которая будто бы разломила надвое и без того узкую тропу. Верёвка, связующая их, могла стать серьёзной помехой для её преодоления. Дакар предложил перевязаться.

— Освободитесь от неё на время, — посоветовал Проводник. — Или даже насовсем. Тут каждый сам за себя.

— Похоже, время тебя не лечит, Динго, — строго посмотрел на него Дакар. — хочешь ещё послужить проводником?

— Мне всё равно, — процедил тот, отворачиваясь. Глаза его метали молнии.

От страховки всё же освободились и начали прыгать через разлом в той последовательности, в которой шли: Проводник, Дакар, Гарри… Когда очередь дошла до Рона, земля под ними задрожала. Из расщелины стали вырываться клубы пара.

— Поторопитесь! — нетерпеливо крикнул Проводник. — сейчас будет толчок!

Рон подхватил на руки Гермиону и прыгнул. Одновременно с его приземлением расщелина разошлась ровно вдвое. На той стороне оставался Барин. Он разогнался и благополучно пересёк разлом.

— А теперь бежим! — скомандовал Дакар.

Гарри обернулся: воздух позади них воспламенился. Гигантский огненный шар преследовал их по пятам. Они неслись по тропинке, по которой шли вначале буквально на ощупь, со скоростью лани.

— Сюда! — задыхаясь, прокричал Проводник.

Он присел за большущим валуном, выступающим как будто нарочно из полированной стены. Шар докатился до огромного камня и разбился о него. Лопнул, как мыльный пузырь. Только тысяча язычков пламени, кружащихся в воздухе, свидетельствовали о том, что он не пригрезился им.

— Фу! — выдохнул Рон.

Горе-путешественники повалилсь на бок, давая роздых натруженным за день ногам.

— Можно отдохнуть и перекусить, — разрешил Проводник.

Будогорский достал из рюкзака скатерть-самобранку (сейчас, правда, размерами она больше напоминала рушник). На сей раз чудо — скатерть выдала им хлеб с ветчиной, яйца, сваренные вкрутую, свежие огурцы и помидоры, квас. Кушанье нехитрое, но обильное. После того, как поели, Проводник хотел вытереть скатёркой руки, да только та таких вольностей не дозволяла. Хлестнула Динго своими накрахмаленными кистями так, что на его лице осталась красная отметина.

— А, чёрт! — схватился он за щеку.

— Гляди-ка: все против тебя, Динго, — усмехнулся Даккар.

— Пора выдвигаться, — хмуро сказал тот, поправляя ремень на брюках.

Подкрепившись, спуск не казался Гарри уже таким крутым. Да и на горизонте просветлело.

— А теперь проверьте свои бутсы и накиньте капюшоны штормовок, — распорядился Проводник.

— Что ещё?! — проворчал Рон, опускаясь на корточки. — Э-эй!

Он вдруг упал на спину и захрипел.

В мгновение ока Проводник оказался верхом на Роне и сорвал с него капюшон. Таким образом выявилась причина внезапного удушения Рона — змея, обвившая тугим кольцом шею друга. Нельзя было ничего сделать, не подвергнув опасности жизнь самого Рона. А змея уже подобралась к самому его лицу и смотрела на Уизли-младшего гипнотическим взглядом. Рукой в кожаной перчатке Динго сжал намертво змеиную морду (или что там у неё?) и раздавил гадину.

Пресмыкающееся полетело вслед за своими собратьями — ящерами. В пропасть.

— Если увидите змею, сразу бейте по ней заступом. Вот так! — показал он (под его топориком погибла ещё одна тварь ползучая).

Дальше их торный путь состоял из убиенных ими же змей. Расшвыривая их длинные, ещё извивающиеся тушки, группа продвигалась медленно. Но всему есть предел. Вот пришёл конец и их ужасам… так они думали, пока земля не стала буквально разверзаться у них под ногами, выплёвывая расплавленную магму.

— Земля ещё молодая — вот и шалит, — с нежностью сказал Дакар. — Однако нам нельзя потакать её капризам. Слушайте внимательно: через пару километров будет заслон от тех неприятностей, которые нам сулят эти крохотные пока плевочки лавы.

— Господи! — взвыл Рон. — Что ж ещё может произойти за эти два километра?! Просто не представляю: землетрясение, тайфун или, может, цунами?

— Лучше думать о том, что БУДЕТ, вместо того, что МОГЛО БЫ БЫТЬ, — подбодрил Рона Будогорский.

— На мудрствования времени нет, — пресёк философствующего Барина Проводник. — Вдохните глубже. Впереди у нас бег с препятствиями.

Скачками они неслись по пересечённой местности. Тропинки, как таковой, не существовало. Только скальные обломки да кипящая лава меж ними. Оказывается, наша планета на глубине всё ещё шипит и пузырится… Или это в прошлом? Время-то здесь другое. Они бежали минут двадцать пять без передышки — пока не упёрлись в чёрные ворота высотой… до неба. Дакар начертал на створках ворот неведомую хогвартцам каббалистическую формулу. Странные символы загорелись пронзительно-голубым, будто неоновым, светом. Буквы разъедали броню ворот с той же лёгкостью, что и гиперболоид инженера Гарина. Клокочущая лава подбиралась к ним всё ближе. На уровне инстинкта самосохранения Гарри сделал шаг вперёд (а за ним и остальные) — и тотчас же все оказался вне досягаемости перипетий строительства новой жизни. Ворота — подобно мощному шлюзу — сомкнули свои створы и можно было наконец перевести дыхание. Гарри посмотрел на безоблачное, акварельно-голубое небо. С краю, как на детских рисунках, смеялось лучистое солнышко.

— Откуда здесь солнце? — беззвучно прошелестел он.

Но Дакар его услышал.

— Мы создали тут источник света, чтобы поддерживать круглосуточно постоянную температуру: + 22 — + 25°С. Мы постарались сделать условия для проживания оптимальными, — дал исчерпывающий ответ Дакар.

— ТЕПЛИЧНЫЕ условия, — улыбнулся Будогорский. — Вы не находите?

— Э, нет. Позвольте с Вами не согласиться…

Двое «мудрецов» отделились от них, дабы прийти к консенсусу.

— Ну, всё. Пришли, значит. Располагайтесь, — буркнул Динго, стаскивая с себя штормовку.

Оставшись одни, друзья оглядели друг друга и расхохотались.

— Гарри, посмотри на Гермиону! — тыча пальцем в подругу, икал от смеха Рон.

Сам он выглядел не лучше: его круглые голубые глаза на сером от сажи лице выглядели диковато. Волосы посерели от пепла (выхлопов действующих на Плутонии вулканов). Гарри (который раз?!) разбил очки и подслеповато щурился на солнце. Он был не более лохмат, чем всегда. И не более грязен, чем в годы, когда работал в саду Дурслей. Рон упал на изумрудную траву и стонал от хохота.

— Ни-ког-да! Никогда я больше не подряжусь ни в какие экспедиции, которые снаряжает Будогорский! — похоже, у него началась истерика.

Гермиона с грустью посмотрела на товарища и очень серьёзно сказала:

— Знаешь, Гарри, оказывается, я ненавижу путешествовать. Я совершенно солидарна в этом вопросе с Роном.

К ним начали подходить местные жители. Видимо, альтаирцы питали слабость к некой театральности. Если атланты были одеты в полупрозрачные туники, то ЭТИ нарядились в шкуры животных. Правда, из одежды на них присутствовали только набедренные повязки да «топик» у женщин. Большинство «плутониек» держали на руках прелестных малышей. Одна девочка лет восьми подошла к Гермионе и взяла её за руку.

— Нам поручили провести вас к нашим жилищам, — проговорила девчушка на певучем языке туземцев.

Благодарение Богу, теперь для хогватцев не существовало языкового барьера. В окружении туземцев друзья побрели в деревню. Домả детей Плутонии были лишены прелестей комфорта и представляли собой что-то вроде хижин африканских аборигенов. Пищу принимали, сидя на циновках. Еда — совсем простая: свежие фрукты и овощи (которые выращивались на своих огородах и собирались в лесах), мясо, изжаренное на кострах прямо во дворе. Спали на полу на шкурах убитых животных. На вопрос «какие здесь водятся звери?», лаконично ответили «разные». «Водится ли у них рыба?» — «Да, много». «Где?» — «В озёрах»… И всё в таком духе. Поистине английская сдержанность. Вот только вопрос «куда можно пойти, чтобы принять ванну или душ» поставил их в тупик. Потом одна сообразительная селянка предложила сходить на озеро, другая — помыться на заднем дворе. Последнее показалось более разумным (шастать по территории Плутонии, пока они не изучили обстановку, было рискованно)… Эх, жаль, нет чистого — во что можно переодеться. Пришёл Будогорский. Он предложил ребятам (наверно, для смеху) примерить одежду туземцев.

— Вы волшебники или нет? Я всё больше начинаю в этом сомневаться, — посмеялся он, напоминая, как выстирать и высушить платье в мгновение ока.

— Тут все заклинания из головы вылетят, — жаловался Рон, выливая на себя воду, которую грели на солнце специально для таких нужд (помыться, постирать).

— Как сказала бы Гермиона, они у тебя никогда особо не задерживались, — поёживаясь от прохладной воды, подколол друга Гарри.

Гермиона предпочла отложить водные процедуры до похода на озеро. Пока же ограничилась чисткой платья. Когда Рон и Гарри вернулись, она под руководством хозяйки уже плела какие-то немыслимые бусы.

— Представляете, это когти саблезубых тигров, — потрясла она ожерельем перед носом парней. — Говорят, они добавляют хитрости и отваги.

— Зачем это тебе? — спросил Рон, пропуская нить бус сквозь пальцы.

— Надо, — кокетливо ответила Гермиона, отбирая от него поделку.

Когда Дакар с Будогорским разобрали свои рюкзаки и раздали их содержимое жителям деревни, было решено снарядить мини-экспедицию по окрестностям Плутонии. Гермиона смотрела во все глаза, как Дакар обучает женщин деревни прясть пряжу и ткать холсты.

— Почему бы им не дать современные, автоматизированные станки? — спросила она.

— Потому что всё должно идти своим чередом. Сейчас в Плутонии начало железного века. Мужчины селения только-только научились выплавлять металл… и то с нашей помощью. Их орудия труда несовершенны, поэтому мы и доставляем им ножи и ножницы, пилы и топоры. Если мы обеспечим их современной техникой, а люди не будут знать, как она устроена, толка не будет.

— Но почему они так отстали? — спросил теперь Рон.

Дакар посмотрел на часы.

— Вы помните, какой сегодня день? — спросил он в свою очередь.

— Первое мая… По-крайней мере, было с утра, — ответил Гарри.

— Это хорошо, что ты сделал оговорку: было с утра. Так вот: сейчас уже первое июня. Мы добирались сюда месяц по земным часам. На обратный путь уйдёт правда, меньше времени. Но надо торопиться… Тем не менее, оказавшись на этой девственной земле, было грех не осмотреть её. Хотя бы поверхностно. Поэтому времени на отдых не остаётся. Вы ещё не забыли, зачем мы здесь?

— Чтобы добыть крестраж, — припомнил Гарри (действительно, он почти и забыл о цели поездки).

— Да. И мы совместим приятное с полезным. Наш путь лежит через вечно-зелёный лес Плутонии к озёрам. Женщины — плутонийки готовят для вас освежающий напиток. Он поможет вернуть бодрость духа и тела.

Точно услышав, что он говорит, девушка из хижины, где они гостили около часа, вынесла на подносе четыре чаши: Будогорскому, Рону, Гермионе и Гарри. Выпив залпом напиток, они готовы были выступить в поход. От усталости, вот-вот грозящей перерасти в здоровый сон, не осталось и следа.

— Значит, мы на ногах уже целый месяц? — восхитился Рон.

Ребята бодро шагали вглубь леса, рассекая волшебной палочкой нахальные лианы, закрывающие едва заметную тропинку. Гермиона что-то напевала, теребя недавно обретённое ожерелье.

— Вы ничего не слышите? — навострила она уши.

— Не бойтесь. Впереди идёт Проводник. Он устранит все неприятности, — сказал Дакар.

— С удачной охотой! — Барин указал на мёртвую пантеру, покоившуюся на плечах Динго наподобие меховой горжетки.

— Что мне с ней делать? — осведомился он, сваливая мёртвое животное к изножию дерев.

— Отнесёшь потом в деревню, — посоветовал ему Дакар. — Пройди-ка вперёд. Может, ещё чего…

Как только Динго отошёл, Гермиона повернулась к Дакару.

— Вы можете сказать, на каком основании Вы его эксплуатируете? Ясно, как божий день, что ему это не нравится.

— Он совершил страшный проступок: бросил своих товарищей и скрылся. Теперь наказан: Динго будет вечно спасать чужие жизни, работая проводником, — не стал раскрывать подоплёку дела Дакар. И тут же переменил тему: — Смотрите, не правда ли Плутония прекрасна?

В лучах яркого плутонийского светила в раме бескрайних лесов серебрились бесчисленные источники подземного царства. Голубое и зелёное. Свежесть и чистота. Поистине, прекрасное зрелище.

— Наша цель во-от то озеро, — ОТЕЦ указал на ближайшее. — Там нас ожидают две вещи… не будем же заставлять себя ждать.

В этот раз переход не представлял сложности. Шли они по мягкой траве. Гермиона собирала цветы. Гарри с упоением прислушивался к щебечущим птицам и к биению своего сердца.

— Что ни говори, молодость бесподобна… — завёл Будогорский.

Ребята поспешили присоединиться к Проводнику. Его молчаливость им импонировала более умствований пофессора.

Ну, вот и озёро.

— Никто тут нас не ждёт, — огляделся Рон. — Никакие такие «две вещи». Враки это всё.

Но друзья были не правы. Совсем скоро им предстояло в этом убедиться — сразу, как только подошли УЧИТЕЛЬ и ОТЕЦ.

— Недавно наш друг Рональд декламировал известное стихотворение, — заметив снисхотительную улыбку своих воспитанников, обратился к ребятам Будогорский. — Не помните?

— Нет, — холодно отрезала Гермиона.

— Что ж, беру на себя смелость напомнить:

Два мудреца в одном тазу

Пустились по морю в грозу.

Будь попрочнее старый таз,

Длиннее был бы наш рассказ…

— И что? При чём здесь какие-то тазы? — обозлился Гарри.

— Пожалуй, ни при чём… Но поплавать сегодня вам придётся. Вы что-нибудь слышали от профессора заклинаний, что брошь позволит взять себя в руки не всякому. Доплыть до места, где сокрыта брошь, предстоит вам всем, так как у вас на всех три попытки, — инструктировал их Будогорский. — Что дальше, я не знаю.

— Посреди озера вы увидите обломок скалы… — принял эстафету инструктажа Дакар.

— Озеро маленькое, — вмешалась Гермиона. — Если бы из воды торчала скала, мы бы её увидали с берега.

— Нет, — невозмутимо продолжил Дакар. — Она явится вам, когда вы будете на полпути к ней. Вы доберётесь до вершины. Там гнездилище орлов. Тридцать два обычных, а тридцать третий — орёл-брошь. Вам дóлжно отыскать его и доставить сюда. По окончании операции мы незамедлительно отправляемся на большую землю. Вопросы есть?

— Мы даже не поедим, как следует? — обиженно шмыгнул носом Рон.

— Вопрос не по существу. Отклоняется, — безэмоционально ответил Дакар. — Что-нибудь ещё?

— Так сразу не сообразишь, — буркнул Гарри. — Ладно. Разберёмся по ходу действий.

— Удачи, — напутствовал их Проводник.

— Ни пуха, ни пера! — пожелал Барин.

— И возвращайтесь «на коне»! — добавил Дакар.

— Откуда мы его возьмём? — удивился Рон. — Или Вы имели в виду морского конька?

— Я хотел сказать «с богом», — поправился Дакар (а в глазах его заплясали смешинки).

— У меня есть вопрос! — ожила Гермиона. — Можно нам пользоваться магией?

— Попробуйте, — не стал прекословить ОТЕЦ.

Ребята тут же попробовали трансгрессировать и потерепели сокрушительную неудачу.

— Понятно. Придётся плыть вручную, — бросив очередной перл, Рон полез в воду.

— Воообще-то я плохо плаваю, — признался он.

— Что ты делаешь хорошо? — поддела его Гермиона.

Но держаться на плаву было совсем нетрудно — казалось, вода сама их держит. Где-то минут через десять из туманного марева озера выплыла чёрная скала. «Это ʺобломокʺ?! — поразился Гарри. — Да из-за него противоположного берега не видать!» Скала стремительно приближалась: будто не они плыли к ней, а она двигалась на них. Путь на вершину не представлял бы сложности, если б ребята не разулись на берегу скалистого островка. Вода, конечно, тут же унесла их обувку. Теперь приходилось шлёпать босиком, морщась от боли. Тем не менее, подъём не был крут, и горе-путешественники потихоньку лезли всё выше и выше… пока не очутились на самом верху горной кручи. Клёкот орлов (который они поначалу приняли за рокот бьющихся о берег волн) слышался отовсюду.

— Они нагадили мне на голову! — возмутился Рон.

— Что ты хочешь, тридцать два из них — живые, — пожала плечами Гермиона.

— Кажется, я вижу НАШЕГО! — крикнул Рон. — Когтевранского!

Не долго думая, он протянул руку к орлу, который выглядел компьютерным на фоне остальных. Но безуспешно. Когтевранский орёл растаял, как в видеоигре.

— Сейчас, сейчас! — Гарри подкрался к гигантской броши, которую теперь и сам увидел.

— Цып, цып, цып, — окликнул он гордую птицу.

Хлоп! — видение исчезло. Гарри понял — он совершил непростительную ошибку. Разве может орёл Кандиды откликаться на куриную манилку? И у них осталась всего одна попытка.

— Ко мне! — почти в ту же минуту властно сказала Гермиона, выставляя руку так, как это делают охотники на соколиной охоте.

— Ты думаешь, здесь сработает колдовство? — скептически начал Рон, но осёкся… — орёл послушно опустился ей на плечо.

— Распределяющая шляпа говорила мне, что я могла бы учиться на факультете Флитвика, — похвасталась Гермиона.

Она плотнее запахнула ворот кофты, к которой прикрепила когтевранского орла. Орлы-«обманки» тем временем поднялись в воздух. Провожая их взглядом, ребята обратили внимание на неуклонно приближающийся к Орлиному острову предмет, отдалённо напоминащий самокат.

Рон затрясся в беззвучном смехе.

— Это… ха-ха… и есть ʺмашина времениʺ?

— Похоже на то, — протянул Гарри.

У руля «самоката» стоял Дакар. Позади пристроился Будогорский.

— Прыгайте сюда! — позвал их ОТЕЦ.

— Куда? Тут и места-то нет! — растерялся Гарри.

— Прыгай! — настаивал Дакар.

Один за другим ребята встали на панель самоката по принципу «паровозика». Платформа тут же раздвинулась по количеству ездоков. Альтаирец покрутил колесо-регулятор на ручке своей машины, после чего их будто засосал спиралеобразный вихрь.

— А-а-а! — дружным трио отозвалось эхо хогватцев над прекрасной страной Плутонией.

(И Гарри показалось, что к их нестройному хору присоединились голоса УЧИТЕЛЯ и ОТЦА).

Глава 22. Развязка.

Юлия водила пальцем по стеклянной поверхности журнального столика, выводя замысловатый рисунок. Получившиеся узоры превращались в кружева, которые повисали в воздухе. Пространство комнаты уже заполнилось до отказа её «рукоделием», а она всё плела и плела…

— Не понимаю, зачем так распаляться? — пожала Юлька плечами, избегая смотреть мужу в глаза. — Нет — так нет. Я же понимаю…

— Нет, ты не понимаешь! — Северус гневно потрясал указательным пальцем прямо перед её носом. — Ты думаешь, это так, шуточки!

Юля отклонила его палец и, чмокнув в щёку, прошла в спальню. Катерина едва успела отскочить от двери.

— Что, ругался? — понизив голос, спросила Катя.

— Ну-у, так…

Юлька плюхнулась на диван, подбирая под себя ноги. Она заправила выбившийся локон в причёску и, покусывая губы, вдруг расхохоталась. Катерина, глядя на неё, стала тоже неуверенно улыбаться. Дело происходило в гостиничном номере лондонской гостиницы «Биг Бэн», в котором они остановились по прибытии в Британию. Номер для них заблаговременно забронировал Будогорский на своё имя. В Атлантиде семья скитальцев-Снеггов была заперта на замок (фигурально). Юлия справедливо полагала, что здесь им будет дарована свобода перемещений. Но нет! Северус не разрешал даже носа казать из «Большого Бэна».

— Каков сатрап, а?! — Юля хлопнула себя по коленям и порывисто встала. — Мои бедные малютки! Они скоро забудут, что такое свежий воздух.

Юлия наклонилась над кроваткой малышей. Они бодрствовали. Ася тянула ручки к погремушкам, которые Катя натянула вдоль ребристой спинки кровати. Гоша наблюдал за сестрицей. Черты лица близнецов отличались так же, как и характер. Если девочка унаследовала внешность отца, Гоша был копией матери. Юлька протянула Аське палец — та схватила его и стала жадно сосать.

— Она не голодная? — спросила Юля, высвобождая палец.

— Аська-то? Да она всегда голодная, — усмехнулась Катя и взяла малышку на руки.

Та немедленно схватила нянюшку за волосы. Катерина, ворча, попыталась вытащить липкие пальчики младенца из своих поредевших за последнее время кудрей. Но не так-то просто избавиться от цепких Аськиных объятий. За этим милым занятием их и застал Северус.

— Было совсем необязательно так долго топтаться под дверью, — невинно заметила Юлия. — Мог бы и раньше войти. Я на тебя не сержусь. Возьми-ка Аську у Кати. Да не вздумай сажать ребёнка на свои костлявые коленки — не то девчушка будет горбата впридачу к физиономии, данной ей от природы.

— То есть? — не понял он.

— Видишь ли, дорогой мой супруг, детей не сажают так рано. Скелет в три месяца ещё не сформирован, его легко деформировать при посадке.

Снегг застенчиво улыбался, неуклюже поддерживая ребёнка. Ася потянулась к отцовскому носу.

— Да, дорогая моя девочка, — притворно вздохнула Юлька. — Боюсь, тебе досталось такое же богатство…

Женщины захихикали.

— Ещё непонятно, — парировал Северус. — Слушай, что ты всё время смеёшься над моим носом? Тебе что-то не нравится?

— Ты знаешь, что мне не нравится: я не люблю, когда меня запирают.

Лицо Северуса омрачилось.

— Я думал, этот вопрос снят с повестки дня, — он повернулся к Катерине. — Извините, дамы, мне нужно вас покинуть.

Он передал девочку няне и хотел идти, но Юля поймала его за рукав.

— Погоди, куда ты идёшь? Будогорский говорил, что ты собираешься встретиться с Волан-де-Мортом… Неужели это правда?

Северус поморщился. Он по-прежнему не любил, когда Тёмного Лорда называли полным именем.

— Мог хотя бы попрощаться, — мягко упрекнукла его Юлия.

— Это дурная примета.

Но привлёк к себе жену. Юлька обхватилап его, насколько хватило рук, и уткнулась в плечо.

— Ну, пока, — Северус поцеловал Юлю в маковку.

— Ни пуха, ни пера, — проговорила Юлька, перекрестив троекратно уже пустое место.

Она повернулась к подруге.

— Я сойду с ума, сидя в этой проклятой комнате!.. Или отправлюсь в Лас-Вегас одна!

— Тебе влетит, — предупредила её Катя.

— Я тебя умоляю! Что мне можно сделать? Отшлёпать по попе?!

— Но Ростислав…

— Ах, Ростислав… Конечно, если ОН, тогда да.

— Не ёрничай! — Катерина отвернулась от Юли, демонстрируя крайнюю степень рассерженности.

— Вот и отлично! Если мне объявлен бойкот, отпрашиваться ни у кого не придётся! Сегодня я опробую трансгрессию… — как бы сама с собой продолжала говорить Юлька. — Где там мои украшения, которые мне подарил Северус на день рождения детей?.. Как думаешь, они подойдут к моему золотому платью?

— Тебя интересует моё мнение?.. — хмыкнула Катя. — Да и зачем спрашивать меня, если сама прекрасно знаешь, что где лежит… Тем более, что я не одобряю твоего решения.

Юля примостилась рядом с Катериной и положила ей голову на плечо.

— Катька, ты перестраховщица, — Юля перебирала Катюшины пегие с проседью волосы. — Помнишь, как ты цеплялась за мои юбки, не отпуская меня — подумать только! — на госэкзамен и защиту диплома! Ты трусиха: бросила Консерваторию, родив свою Машку. И что в результате? Развод через два года замужества, карьера воспитателя детсада и одиночество на всю жизнь.

— Это другое, — тихо, но твёрдо сказала Катя.

— Мне трудно объяснить, но так надо… — с трудом подбирая слова, произнесла Юлька. — Я это чувствую. Поэтому не останавливай меня.

Катя упорно смотрела в сторону.

— Ну, и ладно…

Юля подошла к шкафу и, освободившись от домашнего халатика, натянула на голое тело платье цвета золота. Подойдя к зеркалу, она стала красить ресницы.

— О, боги! — всплеснукла руками Катерина. — Ты себя видела в этом платье? Да тебя в нём не изнасилует разве что ленивый!

— А что? — Юлия натянула на бёдрах платье. — По-моему, выглядит неплохо. К тому же: горе тому, кому доведётся меня обидеть!

— Одень хотя бы нижнее бельё! — взмолилась Катерина.

— Смеёшься?! Это же трикотаж! Видна каждая складка! — и она ещё раз придирчиво осмотрела себя в зеркале.

Как спереди, так и сзади платье украшал большой треугольный вырез (если на груди он доходил до пупка, то на спине он заканчивался в области ягодиц) — не понятно, как оно вообще держалось на ней. Юлия открывала один за другим футляры с бриллиантовыми серёжками, ожерельем, кольцами и надевала на себя.

Катя лишь качала головой.

— Ты похожа на новогоднюю ёлку, — сказала она.

— Бриллианты — лучшие друзья девушек, — процитировала Юлька Мэрилин Монро и напялила золотые лодочки на шпильке. Затем подкрасила губы и, подхватив пелерину из белой норки, затянула шнурок на сумочке.

— Я готова, — весьма довольная собой, она подошла прощаться.

— Целуйте мамочку, — она подставила губы по очереди Гоше и Асе (последняя незамедлительно засунула переливающиеся камушки материнского ожерелья в рот).

— Видишь, — посмеялась Юля, вытаскивая колье. — Аська на моей стороне.

— Асе три месяца! — возмутилась Катя

— Ну, и что? Тебе тоже не триста лет!..

— А всего лишь сорок пять лет, — грустно закончила Катерина.

— Не горюй! Сорок пять — баба ягодка опять! — Юлька щёлкнула каблуками, как Элли из «Волшебника Изумруднуго города», и… испарилась.


Снегг стоял на коленях в большом зале замка Слизерин. Он старался не встречаться глазами с Тёмным Лордом. Достаточно было и того, что Северус видел в его чешуйчатых лапах «Ежедневный пророк». Многократно увеличив невербальныфм заклятием текст заметки, которую читал Волан-де-Морт, он смог разобрать следующее: Доподлинно известно, что один из опаснейших пожирателей смерти по имени Фенрир Сивый пропал. И пропал, по-видимому, навсегда. След Сивого теряется в снегах России — именно там его видели в последний раз…

— Стоит ли так напрягать зрение, мой друг? — прошипел Т. Лорд. — Попросите меня, и я охотно прочту Вам то, что силитесь разглядеть.

— Я не хотел расстраивать Вас, — кротко ответствовал Северус.

— Но Вы-то, Вы САМИ, не расстроились? — голос Волан-де-Морта сорвался на визг. — Признавайтесь!

— Как сказать… Мы с Фенриром в последнее время не слишком ладили, — Северус осторожно подбирал слова. — Но это не значит, что я не скорблю…

— Молчать!!! — завизжал Т.Лорд. — Вас противно слушать! Чушь! Ложь! Подите вон! Ещё одно слово и я… и Вы не выйдите отсюда живым! Хвост, выпроводи Снегга! И чтобы я никогда… Вы слышите? — НИКОГДА! — Вас подле себя не видел!

Северус вжал голову и поспешил к выходу. Внутри у него всё пело и ликовало: кто бы мог подумать, что он так легка отделается? Одна беда: он не уяснил толком, знает ли что-нибудь Тёмный Лорд о предстоящей операции. Похоже, сейчас его заботит только исчезновение Сивого. Волан-де-Морт опустил трон и с трудом встал. Ноги в последнее время не слушались: они странно выворачивались в суставах, и он становился похож на осьминога, неумело бредущего по суше. «Проклятый Сивый! Вечно искал себе приключений! И вот результат: придётся действовать в одиночку. Совсем не осталось надёжных людей. Вот и Снегг… Так ли он был верен все эти годы? По подсказке Снегга Беллатриссу Лестрейндж отправили в Америку, дементоров заключили в Азкабан, великаны ведут кровопролитнвые войны между собой после визита к ним всё того же Северуса Снегга. Зелье для вампиров многократно проверялось, но стоило оказаться рядом Снеггу, как всё пошло прахом… И несть числа всем провалам, к которым так или иначе причастен его зам. Взять, хотя бы, знакомство с Будогорским. Снегг объяснил это тем, что русский доверчив и не знает, кем является Снегг, а с его помощью у Северуса всегда свежие новости из Хогвартса… Если Будоорский так наивен, каким образом он вычислил где спрятана часть души САМОГО ЛОРДА ВОЛАН-ДЕ-МОРТА?! И вот пропажа Фенрира: случайно ли его след „теряется в снегах России“? С одной стороны бред: какие могут быть снега в России в это время года?! А с другой стороны дыма без огня не бывает… Может, недаром ошивался Снегг в этой гиблой стране месяцами? Каких он завёл там друзей?.. Кстати, этих приютских ублюдков я так и не увидел. Надо бы дать ход этому делу…» Волан-де-Морт заскрежетал зубами. Если волею судеб он осталася практически без единомышленников — пусть же придут ему на помощь людские пороки: ненависть, злоба, зависть… Он доподлинно знал, что после продолжительных поисков эти чувства были заперты в Ящике Пандоры (не все на Олимпе умеют хранить тайны, особенно под хмельком — как недавно заметила Афродита).

— Хвост! — гаркнул Т.Лорд.

— Я здесь, Хозяин! — подобострастно вытянулся перед ним Петтигрю.

— Ящик Пандоры! — захрипел де Морт. — Неси его сюда!

Он оперся на подлокотники трона и вытер лицо. На платке остался кровавый след пополам с гримом.

— Сию минуту, сэр!

Ящик до сих пор не был открыт, потому что Волан-де-Морт попросту не знал КАК. Из ложной гордости он не обратился к Снеггу и искал подходящее заклинание сам. И вот, кажется, нашёл: Уна, секунда, терция — гибнет цивилизация;

Кварта, квинта, секста — каждому своё место!

Септима и октава — вот она, ОТРАВА!

Замки щёлкнули. Крышка сундучка откинулась. Голубоватой дымкой вытекли оттуда несчастья рода человеческого (во всяком случае, так считал Реддл). Не зная почему — скорее на инстинктивном уровне — Тёмный Лорд ощутил, что тут что-то не так. Чёрти что! И здесь не обошлось без Снегга! Одно остаётся несомненным: Снегг убил Дамблдора. И этот факт перевешивает всё остальное, поскольку есть подлинный, а всё остальное — догадки. Он смял газету, всё ещё лежащую на кресле — та с шуршанием снова разгладилась. В глаза непроизвольно босились строки:

«…падение Того-Кого-Нельзя-Называть не за горами. После того, как будет активизировано секретное оружие, мы наконец вздохнём свободно…»

Как он мог быть так слеп?! Вот же, чёрным по белому написано: СЕКРЕТНОЕ ОРУЖИЕ. То самое, про которое постоянно болтал Дамблдор. Где же оно? Конечно в Отделе Тайн. А где сей Отдел? Конечно, в Министерстве Магии! Значит, каким-то образом Министерство уцелело… Нужно немедленно отправить в город Петтигрю!

— Хвост! — заревел Т.Лорд.

Петтигрю, с самым разнесчастным видом, уже стоял перед ним.

— Немедленно отправляйся к вратам Министерства!!

— К какому ещё Министерству, сэр? — залепетал Хвост. — Вы же сами…

— К ТОМУ САМОМУ, единственному Министерству магии и чародейства в Лондоне, дубина! — захлёбываясь от ярости, просипел Волан-де-Морт. — И избавь меня от твоих дурацких вопросов! Твоя задача: караулить там Поттера. Да смотри: упустишь мальчишку — поплатишься!

— Слушаюсь, сэр!

— Что ж тогда до сих пор тут прохлаждаешься? — Волан-де-Морт направил на Петтигрю для острастки волшебную палочку — тот не медля ретировался.


Гарри всё ещё не мог прийти в себя после потрясений, пережитых во время путешествия в Плутонию и обратно. Машина времени доставила их прямёхонько в дом Гарри на площади Гриммо и, бесцеремонно сбросив путников на пол в коридоре, самокат будущего умчался прочь. Оставалось только сказать «ну и машина» и развести руками (что, кстати, и сделал Рон).

— А ты её, конечно, представлял похожей на межпланетный корабль? — усмехнулся Будогорский, отряхивая колени.

— Ну да, как-то так, — пробурчал Рон, поднимаясь с пола.

Гермиона, Дакар и Гарри — все они, кяхтя и стеная (да-да, и Дакар тоже!), переходили в гостиную.

— Мы исчерпали лимит, который нам отпустила «Служба времени», до следующего года, — сказал Дакар. — Так что ничего, связанного с перемещением во времени даже не просите.

— Да мы и не собирались, — испуганно пробормотал Рон. — Хватит с нас.

Гарри встрепенулся. Нечаянная мысль, как скальпелем, полоснула его. Он обернулся к Дакару.

— Но как Вы смогли нарушить табу на посещение штаб-квартиры Ордена? Вам ведь не выдавалось разрешения?

— Оно мне и не нужно. Я ведь ОТЕЦ…

Что-то неискреннее почудилось в его словах Гарри. Он смотрел на Дакара во все глаза, пытаясь понять ЧТО. Но тот поспешил переменить тему.

— Давайте-ка поедим и устроим послеобеденную сиесту.

— Сеста — это послеобеденный сон, — пояснил Будогорский, заметив недоумение в глазах парней. — Порой вы удручаете меня своим невежеством… Извините, я, наверно, устрою себе сиесту без обеда.

Он тяжело встал и, волоча ноги, прошёл к тахте. Лёг лицом к стене и моментально засопел.

— Ростислав мог хотя бы научить, как пользоваться скатертью-самобранкой, — посетовал Дакар.

— Я всё сделаю, — вызвался Гарри. — «Акцио!»

Скатерть расстелилась на столе.

Гарри произнёс про себя волшебные слова, и самобранка выставила скромную трапезу: жареный картофель с сосисками, салат, соки, булочки. Кусок не лез в горло. Гарри намазал горчицу на сосиску, откусил и выплюнул. То же — с булочками. То ли он что-то напортачил со словами, то ли усталость отравила ему вкус еды. Он ототдвинулся от стола, и, извинившись, покинул товарищей.

Гарри с трудом добрёл до кровати, рухнул на неё, не раздеваясь, и уснул мгновенно.

— Такое впечатление, что меня били долго и со смаком. Болит всё… даже пальцы на ногах, — жаловалась Гермиона.

— Дай поцелую — всё пройдёт, — Гарри усомнился: Рон ли это? — и открыл глаза.

Действительно, разговор происходил между его друзьями.

— Гарри, ты проснулся? — смутилась Гермиона.

— Почти… Сколько я спал?

— Если верить Дакару, целые сутки. Давай спускайся, не то пропустишь кое-что интересное, — потащил его Рон вниз.

В гостиной Будогорский с Дакаром колдавали над брошью. Открыть-то они её открыли. Но сразу после этого по комнате закружил чёрный смерч, поднявший в воздух все мало-мальски лёгкие предметы: посуду, ножи, вилки, ложки, сувениры и прочее. Пришлось вернуть крестраж в исходное положение.

— Есть идеи? — обратился к ребятам Будогорский.

— Может, не стоит ЕЁ открывать, а лучше сразу уничтожить? — выдвинул гипотезу Рон.

— Тебе не жаль профессора Флитвика? — полунасмешливо спросил его Барин.

— А что делать?

— Вот и я о том же, — сам себе ответил Будогорский.

— А как Вы уничтожили предыдущие крестражи? — поинтересовалась Гермиона.

— Во-первых, напоминаю: я уничтожил только два крестража. С чашей Пуффендуй, честно говоря, получилось случайно. Я принёс её к Минерве в кабинет (мы хотели вместе подумать, что с ней делать). А МакГонагалл уронила чашу в Омут памяти. И воспоминания разъели крестраж. Иными словами: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся…». А Доспехи я пронзил мечом Гриффиндора. Признаться, действовал по наитию… К остальному я не причастен: с Дневником Тома Реддла разделался Гарри, проткнув его клыком Василиска. Что делал Дамблдор с перстнем Слизерина, я не знаю.

— А медальон? — вспомнил Гарри.

Будогорский помрачнел.

— Медальон Волан-де-Морт устранил собственными руками, сам того не ведая.

— Как это произошло? — опешил Гарри.

— Мне тяжело об этом вспоминать… Ну, да ладно… — и Будогорский рассказал историю, произошедшую с ним много лет назад.

Придя в Хогвартс, он получил доступ к таким материалам, о коих и не мечтал. На тот момент двадцатилетний Ростислав изучал вопросы долголетия. Почему волшебники живут долго? Отчего одни в двадцать выглядят на сорок, а другие наоборот?.. В конце концов в хогвартских анналах он наткнулся на упоминание о некой органицаии, члены которой именовали себя «Победившие смерть» (в другой редакции — «пожиратели смерти»). В корне их идеологии лежала теория вечной жизни — в этом они не были оригинальны. Однако, в отличие от прочий религий, «победившие смерть» сделали в этом направлении реальный шаг вперёд. Не все. А их предводитель. Поскольку Будогорский главным образом вращался среди русских переселенцев, он не был заражён вирусом паники при одном только упоминании имени Лорда Волан-де-Морта. Юный Ростислав бесцеремонно вторгся в мир научного детектива (так ему казалось): параллельно с изучением вопроса Вечной жизни его живо интересовала и сама организация «Пожирателей смерти». Так или иначе, он вышел на место, где хранился один из позднезахороненных крестражей — медальон Слизерина. Если первые крестражи Волан-де-Морт не прятал с такой тщательностью, то постепенно им овладевала паранойя на этой почве. Медальон — тому подтверждение. Каких только оберегов де Морт не придумал: само место, вход в него, сторожа-инферналы… в общем, все дела. Пройти незамеченным в хранилище было почти невозможно. Будогорскиго обнаружили… но не на месте преступления, а гораздо позднее. Хогвартс — убежище вполне надёжное, выцарапать оттуда человечка трудно. Но Будогорский был женат. В этом и состояла его уязвимость. Мало того, они с женой ждали первенца. Пожиратели смерти похитили жену Ростислава из их лондонской квартиры и доставили к Тёмному Лорду. После её трагической смерти Волан-де-Морт захотел увидеть самогó Будогорского.

— И Вы пошли? — ахнула Гермиона.

— Да. Он выдал мне тело… вернее, то, что от него осталось, — Будогорский помолчал. — Гнев — плохой советчик. Волан-де-Морт ошибся дважды. Во-первых, он приобрёл в моём лице смертельного врага. А во-вторых, он не заметил, что на убитой им женщине его фамильный медальон… После всего того, что с ней вытворяли, это было невероятно. Но факт остаётся фактом: медальон всё ещё оставался на ней. Непреложное правило крестража такое: он существует, пока его не ликвидирует сам создатель. «Авада Кедавра» сразила не только ту, против которой было направлено, но и убило крестраж. Мне, таким образом, медальон достался уже чистым.

— А где он теперь? — спросил Гарри.

— Он у моего доверенного лица, — сказал Будоорский.

— Первоначальную информацию о крестражах нам выдал Слизнорт, — вспомнила Гермиона. — Может, ЕГО как-то подключить?

Будогорский переглянулся с Дакаром.

— А что, это мысль, — подержал Гермиону ОТЕЦ. — Телепортируйте ему.

Будогорский слегка замялся.

— Будет лучше, если я встречусь с ним лично. Я постараюсь быстро.

Дакар посмотрел на друзей.

— Похоже, мы будем голодными — Ростилав опять нас покинул.

— Вот уж нет! — Гермиона бысто соорудила всем по гамбургеру и раздала пепси.

Перекусив, Дакар решил скоротать время, пересказывая план дальнейших действий. Поскольку Волан-де-Морт никогда не расстаётся с Нагайной, ликвидация последнего крестража будет происходить в присутствии самого Лорда. В качестве эскорта Гарри отведут лучшие силы Ордена Феникса. Все — его хорошие знакомые. Лорда Волан-де-Морта можно убить только стрелой Афродиты. Одна из них хранится в Отделе тайн Лондонского филиала Министерства магии и чародейства. Наконечник стрелы будет смочен эликсиром любви. Каждый из сопровождающих Избранного также запасётся оружием из Отдела тайн (которое будет пропитано тем же эликсиром). Помимо того, всех участников будет сопровождать их ангел-хранитель. Поблизости стянут пограничные силы: великанов, драконов, гаитян и многих других, кого будут контролировать ОТЦЫ.

— Что такое Эликсир любви? — спросила Гермиона. Неужели тот самый?

— Именно, — кивнул Дакар, не вдаваясь в подробности. — Он необходим для того, чтобы создать атмосферу всеоблемлющей ЛЮБВИ. Тёмному Лорду грозит по-меньшей мере упадок сил. А это станет ещё одним бонусом для звёздного часа Гарри… Пророчество сбудется с вероятностью девяносто девять и девять десятых процента!

Закончил он на оптимистической ноте.

 — А я бы сказал не «девяносто девять и девять десятых», а девятьсот девяносто девять процентов! — вмешался только что материализовавшийся Будогорский.

— Ну? Что? — накинулись на него с вопросами Рон, Гарри и Гермиона.

— Мы решили не мудрствовать, — пожал плечами Барин. — Что помогло один раз, должно сработать и на сей раз. Мы проткнули сердце крестража мечом Годрика Гриффиндора… Вот и всё.

В дом на площади Гриммо один за другим стали прибывать «фениксисты»: Грюм, Люпин, Тонкс, Кингсли, семейка Уизли (кроме младшей, Джинни). Гвалт и хохот не замолкали далеко за полночь. У каждого был припасён занимательный случай о встрече со своим ангелом-хранителем или о перепетиях с изготовлением Эликсира любви.

— Но… Вы понимаете о ком я… имеет покровителя гораздо более могущественного, чем все наши дедушки и бабушки… Салазар Слизерин — это вам не шутки, — выразил опасение Кингсли.

Для кого-то это известие явилось новостью: «Как?»; «Сам Слизерин?» — «А вы не знали?»; «Да что Вы?!» и т.п.

— Неужели такому красавцу, как я, может помешать покойный? — Грюм потешно выпятил грудь и, раскачиваясь, прошёл по кухне походкой бравого моряка, нарочито припадая на одну ногу.

— Аластер, по-моему у тебя налицо побочный эффект эликсира: ты влюблён в самоё себя! — смеясь, проговорил Артур Уизли.

У Гарри, несмотря на предстоящее, тоже было хорошее настроение.

— Так кто же воспроизвёл формулу Эликсира? — задал он невинный, казалось бы, вопрос.

Но волшебники как-то сразу примолкли.

— Тьфу ты, мать твою! — чертыхнулся Грюм.

— Может, пора прекратить этот балаган? — обратился ко всем Люпин.

— О чём это вы? — насторожился Гарри, оглядывая публику.

У него сложилось впечатление, что только младшее поколение Уизли да он с Гермионой не знают, о чём речь.

— Есть, видишь ли, два упрямца, — заговорил Будогорский. — Один стар — и посему ему простительно упрямство, а вот второй…

— Ни слова больше! — возвысила голос миссис Уизли.

— Мы просто не имеем права говорить то, о чём нас просили молчать! — поддержала подругу Нимфадора.

— Если так, нам остаётся одно: спать! — Барин поднял бокал и залпом выпил.

Гости стали расходиться по комнатам. Гарри ненадолго задержался у дверей своей комнаты и услышал обрывок разговора.

— Эти недомолвки в конце концов и погубили Сириуса, — недовольно произнёс Люпин.

— Римус, хватит! — (голос принадлежал Тонкс).

— Довольно каркать! — пресёк назревающую ссору Грюм. — Спать — так спать.

Хлопнула дверь. Разговор был закончен.

Гарри не спалось. То ли его будоражил завтрашний визит в Министерство, то ли он просто выспался за минувшие сутки. «Почему должны ДРУГИЕ рисковать своей жизнью, если всё равно МНЕ предначертано убить Волан-де-Морта? — мучило его. — Все и так достаточно пострадали: начиная от его собственных родителей и кончая Дамблдором… Что опять скрывают от меня? И зачем?» Чем больше вопросов — тем меньше ему хотелось оставаться в постели. Не выдержав, Гарри встал. Часы показывали ДВА. Он нервно зашагал из угла в угол. Половицы нещадно скрипели. «Надо выйти из дома. Подышу воздухом и вернусь», — решил он. Неожиданно для себя Гарри трансгрессировал. У Министерства. Всё-таки эта дверь в Отдел тайн продолжала жить где-то на задворках его сознания, и сейчас он уже не мог от неё отвлечься. «Что будет, если я заберу стрелу сегодня? Кто мне помешает?» — посетила его шальная мысль. Она настолько захватила его, что Петтигрю, крадущегося вдоль стены, он и не приметил. И только когда железная рука сомкнулась вокруг его шеи, Гарри понял, чей голос неотвязно нашёптывал ему: «Иди к Министерству! Иди туда! Иди туда сегодня! Иди!..» — ВОЛАН-ДЕ-МОРТА! Довольно потирая руки, Тёмный Лорд залезал на кресло. Он и не ожидал, что мальчишку так легко будет обмануть. А ещё говорят, что «нельзя войти дважды в одну и ту же воду»! Нет, определённо парень ничему не учится!.. А связь между ними по-прежнему сильна! Хвост от души швырнул Гарри. Тот проехал на животе по безупречному паркету прямо к ногам Волан-де-Морта. Тёмный Лорд ухмыльнулся и носком домашней туфли повернул лицо Гарри к стене.

— Бедный мальчик, ты устал, как я вижу, — ласково начал он и тут же взревел: — Так отдохни же у позорного столба!

Не щадя раритетного паркета, Волан-де-Морт вбил посреди зала пыточный столб и пригвоздил к нему Гарри.

— Садист, — сквозь зубы процедил Гарри.

Т.Лорд задумчиво смотрел на него, постукивая пальцами по валикам кресла.

— А знаешь, Гарри, мне пришло в голову вот что: твоя мамочка, помимо оберега материнской любви, наградила тебя и врождённой удачливостью. Иначе как объяснить твою невероятную живучесть? Сколько раз ты уходил от меня? Пять? Или того больше? Это при том, что сам ты весьма посредственный волшебник. Таково мнение и Бартоломео Крауча, и Северуса Снегга…

Как всегда, при упоминании Снегга у Гарри сорвало крышу.

— Ваш Северус Снегг — оборотень, проститутка! Каким образом «Пророк» добывал сведения, которые печатались там весь минувший год? Кто, если не Снегг, работал на двух фронтах? Сейчас, почуя падение тёмного мира, он вновь переметнулся на другую сторону и старательно зарабатывает себе прощение. Даже не поленился смотаться в Атлантиду, войдя в сношения с ОТЦАМИ! Вот только не понимаю, как он смог умаслить их — по-видимому, не без помощи своих милых малюток и очаровательной жены! Которая, кстати, весьма напоминает мою покойную мать! Не значит ли это, что в глубине он всё-таки чувствует вину за её гибель?..

Гарри осёкся. Чёрт его дёрнул откровенничать с Лордом! Но, видя ошеломление, написанное на изуродованном лице Ворлан-де-Морта, остался доволен. Может, всё правильно: так всем и надо!

— Молодец, Гарри! — неожиданно похвалил его Тёмный Лорд. — Я чувствовал, что место моего первого советника не будет пустовать долго… Занять его не желаешь?.. Хвост!

У трона вырос Петтигрю.

— Руку! — приказал Лорд.

Дрожащий Хвост, засучив рукав, протянул руку. Влан-де-Морт воткнул в живую плоть слуги волшебную палочку. Кожа на руке Петтигрю взбугрилась и на ней проступила татуировка Пожирателя смерти.


Северус, окрылённый последними словами Тёмного Лорда (о том, чтобы его больше никогда не видели), появился в гостинице в самом распрекрасном расположении духа.

— Ю-Ли! — крикнул он. — Можешь меня поздравить…

— Что ты так кричишь? — это вышла Катерина. — Дети только что уснули.

— А где Юлья? — настоение сразу упало.

— Твоя Юлья отправилась в казино. Напялила все драгоценности и… тю-тю! Я её предупреждала! Но сам знаешь: если она что-нибудь втемяшит себе в голову, то фиг её остановишь! — всё ещё ворча, Катя вернулась в детскую.

Северус подумал, что эту новость ему надо было бы выслушать сидя, потому что после Катиного сообщения у него просто отнялись ноги. Он упал в кресло и стал машинально снимать и одевать кольцо, подаренное ему Юлей. На глаза попалась тарелочка (с голубой каёмочкой), которую ему отдал в Атлантиде Будогорский. «Надо посмотреть, чем она там занимается»… Но, выслушав песенку золотого яблока, передумал и назвал… Гарри Поттера.

— Паршивец! — сорвалось у него с языка, когда он увидел прогуливающегося возле Министертва Поттера.

Следующим кадром следовал Поттер в железных объятьях Петтигрю. Северус заметался по гостиничному номеру. «Эликсир! — он сгрёб все существующие пузырьки и сунул в карман (отметив при этом, что двух-трёх не хватает). — Юле мало своего природного очарования. Вероятно, она поставила себе цель уложить в штабеля всех имеющихся там особей мужского пола!.. Нужно срочно связаться с Будогорским!» Выход один — телепортировать. «Только бы этот полуночник ещё не лёг — иначе с телепортацией ничего не выйдет!»

Слава!

Срочно стягивай все имеющиеся в арсенале силы. Поттер попался.

Теперь что? Трансгрессировать?.. Рука внезапно заныла, как от ожога. Знак причастности к союзу Победивших смерть обозначился так резко, что пояснять не требовалось — Тёмный Лорд призывает к себе. Что ж, так тому и быть. Когда-то он обещал защищать сына Лили. Сейчас самое подходящее время. Он хотел зайти попрощаться к Катерине. Но в последнюю минуту передумал. И, пожелав сам себе «ни пуха, ни пера», трансгрессировал. Ещё не успев прийти в себя после ставшей привычной дурноты во время трансгрессии, Северус почувствовал, как в его запястья вошли раскалённые гвозди, а тело сковали цепи. Он оказался распятым подобно Иисусу. Рядом высился похожий столб. На нём болтался Поттер-младший.

— А вот и Вы, Северус, — вкрадчиво зашипел Т.Лорд. — Признаться, я не планировал нашей встречи так скоро. Но Гарри открыл мне такие потрясающие вещи, что я захотел Вас поздравить: с женитьбой и отцовством. Отчего же Вы не захотели поделиться радостью со мной?

Северус исподлобья посмотрел на Поттера.

— Мальчишка ошибся, — выдавил он.

— А я так думаю, что нет. На этот раз — нет. «Круцио!» — вскричал Волан-де-Морт, направляя палочку на Снегга.

Гарри видел, как задёргались конечности его врага — будто его ударило током. Снегг смертельно побледнел, но не издал ни звука.

— Вы всегда отличались выносливостью, — де Морт прервал пытку. — Этим Вы мне понравились, когда были ещё юношей. Мне также импонировала Ваша сдержанность, тонкое чувство юмора. За что бы Вы не брались, делали это талантливо… видите, я вижу то, что хорошо. Но я увлёкся в своих предпочтениях. Вы так убивались по грязнокровке — его мамочке — это должно было отрезвить меня, — Тёмный Лорд повысил голос. — Нет! Я продолжал любоваться своим учеником!.. Но никогда, даже в самых своих страшных снах, я не предполагал, что у Вас хватит наглости вредить мне! Это ведь Вы уговорили выслать Беллатриссу вслед за юным Малфоем, Вы сделали так, что дементоры стали узниками Азкабана, Вы рассорили великанов и что-то подмешали в отвар, приготовленный для вампиров, отвернув их тем самым от моего двора. Вы убили Фенрира Сивого, который стал слишком подозрителен на Ваш счёт. Вы каким-то образом вскрыли ящик Пандоры и подменили чувства!.. Но сейчас Вы на собственной шкуре ощутите ненависть, ярость и гнев своего Господина. Ибо ещё Я Ваш господин, поскольку Вы явились сюда по первому же моему зову!.. Имейте же смелость признаться в грехах, перечисленных мною! Запираться долее бессмысленно! Я прав?

У Гарри пересохло во рту. «Что это? Что же это? — беспомощно бормотал он, силясь понять. — Выходит, Снегг не враг, а… друг?» Гарри смотрел на своего бывшего профессора и глазам своим не верил: тот… улыбался?!

— Что?! Над чем Вы смеётесь? — завизжал Волан-де-Морт.

— Вы не правы, — пытаясь отбросить с лица волосы, чтобы смотреть прямо в глаза Тёмному Лорду. — Не правы в двух вещах: во-первых, Вашего вонючего вампира Сивого убил не я… а моя жена. А во-вторых, я не явился бы сюда, если б не он (Снегг мотнул головой в сторону Гарри), и сто раз бы наплевал на Ваши дурацкие метки… какого бы цвета они не были.

— Значит, Вы бросились на помощь ЕМУ! Ему, который ни в грош не ставил Вас всегда! ЕМУ, кто не более пяти минут назад выдал Вас с головой! Ведь это он объявил, что Вы не спешите выполнять моих заданий, в то время как успели обзавестись женой и потомством. Да, вот ещё что — так, пару строчек мелким шрифтом — женщина-то, оказывается, как две капли воды похожа на его мать! Слова Поттера помогли мне прозреть: все эти годы Вы мстили за смерть той, кого любили. Вы — человек Дамблдора! — бросил он в лицо Снегга сомнительное обвинение. — Не пойму только, КАК же Вы решились убить своего любимого учителя? Или он тоже Вам чем-то насолил?

Для Гарри вдруг всё встало на свои места. Намёки Будогорского приобрели осязаемый смысл. А это значило: Дамблдор жив! Гарри видел, как Тёмный Лорд опустил витающий в фальшивых облаках трон и, раскачиваясь, подошёл к Снеггу. Он поднял пальцем подбородок Снегга, чтобы тот смотрел ему в глаза.

— Я выпущу из тебя всю кровь! Ты умрёшь, как простой магл. «Авада Кедавра» от моей руки — слишком большая честь для предателя!

С этими словами Волан-де-Морт разорвал своими когтистыми лапами вены на руках Северуса. Тот потерял сознание. Зелёная вспышка опрокинула от заклятия отвлекла Гарри от наблюдения за страданиями Снегга — в зале появился ещё один персонаж, Будогорский.

— Гарри, держись! Помощь уже близка!

Не нужно было ему тратить времени на подбадривания. Волан-де-Морт успел подняться на ноги и перевернул Барина вверх тормашками. Палочка того тут же выпала.

— Какая удача! — Волан-де-Морт чуть не пел от предвкушения тройного убийства. — сегодня я поквитаюсь со всеми. Тебя, Гарри, стоит отблагодарить за такой щедрый подарок… Ты, наверно, и не подозревал, как однажды избежал гибели твой новый учитель, а? Так я раскрою тебе его тайну. Ахиллес научил его, как стать неуязвимым. И всё ж одно уязвимое место у него есть… ну-ка, припомни, где оно было у героя Эллады? Не знаешь? Не беда, Нагайна тебе покажет…

С тихим свистом вползла ручная змея Волан-де-Морта. Выглядела она ещё страшнее русского Великого полоза. Нагайна выбросила своё тело вверх и в прыжке обвилась кольцами вокруг Будогорского. С Барина, как с покойника, слетели ботинки, когда он упал на пол. Змея выпустила жало и влила свой яд в «ахиллесову пяту». Тело Будогорского свело судорогой. Потом он замер, уставившись пустыми глазами в куполообразный потолок. Леденящий смех змеиного Лорда помог Гарри выйти из состояния прострации.

— Что я наделал? Что я наделал? — в отчаяньи повторял он, ненавидя себя в этот момент куда больше Волан-де-Морта.


Юлия отлично проводила время. Немного попрыскав за ушками Любовным эликсиром, она огребла солидный куш на всех игральных автоматах («Неужели техника тоже поддаётся чарам Эликсира?»). Больше всего её прельщала рулетка. Несколько игроков, видя, что красивой посетительнице сопутствует такая сногшибательная удача, ставили на те же цифры, что и она. Раскрасневшись от азарта и выпитого вина, Юля не видела, как к ней подошла женщина, которая могла бы стать соперницей ей по красоте и богатству наряда. Афодита (а это была она) — тоже страстная игрунья — подошла посмотреть, кому сегодня улыбается Фортуна.

— Боже правый! Северус, когда узнает какой я тут произвела фурор, просто взбесится! — радостно поделилась Юлька с Афродитой, собирая жетоны.

— Северус… Довольно редкое имя, — заметила богиня.

— Да, довольно редкое, — согласилась Юлия, уже нацеливаясь, куда пристроить фишки.

— Похоже, Ваш муж ошибался, говоря, что у Вас неплохая интуиция, — сказала Афродита. — Бывает, что чувства нас подводят… Вот, например, сейчас Вы уже не сможете выиграть.

Юля тут же свернула игру.

— Кто Вы? — она поставила руки на стройные бока. — Откуда знаете Северуса?

Афродита взяла Юлию за руку и отправилась в дамскую комнату, где их поджидали Вдохновение и Фортуна.

Афродита положила руку Юли ей на грудь.

— Ничего не чувствуешь? — спросила богиня.

— Северус! — вздрогнула Юлька. — Я вижу…

Не договорив, она подобрала полы длинного платья и бросилась к выходу. Вдохновение едва успела её остановить.

— Стой, безумная! Тебе же нужно оружие!

Афродита протянула ей руку, и Юле показалось, будто она поймала золотой луч. То была знаменитая стрела Афродиты.

— Дай сюда Любовное зелье! — приказала ей Фортуна.

Юля вынула из сумочки эликсир. Фортуна обмакнула в нём стрелу.

— Но это ещё не всё, — предостерегла её Фортуна. — Вот крем. Тебе стоит его опробовать.

— Что мазать? — деловито спросила Юля, чисто по-женски нухнув содержимое баночки.

— Всё! — ответили хором богини.

Не препираясь и не деликатничая, Юлька сбросила платье и начала втирать волшебный крем. Через пару минут всё было готово. Юлькапотянулась за своим золотым нарядом, но Афродита взяла его из рук Юлии и отложила в сторону.

— Грех прятать такую красоту. Взгляни на себя.

Юля глянула в зеркало. Свечение от её кожи было столь сильным, что она прикрыла глаза.

— Просто булгаковская Маргарита, — пролепетала она.

Афродита снисходительно кивнула головой.

— Маргарита пользовала именно этот крем. Я рекомендовала его Воланду, а тот — известной тебе героине. А теперь ты используешь его в борьбе… не с Сатаной, правда, но с его подобием.

— Каким образом? Говорите быстрей, не тяните! — взвилась Юля.

Вдохновение выдернула заколки из Юлькиных волос и накинула на неё тончайшую мантию из прозрачного шифона.

— Бери стрелу Афродиты и действуй по наитию. Мы будем рядом! — напутствовала её Вдохновение. — Проводим её, сестрицы?

Взявшись малым кругом, волшебницы вылетели в окно. Как говорится в русских сказках, «долго ли, коротко ли» (скорее, однако, КОРОТКО) Юлия в компании олимпийских богинь оказалась у руин старого замка.

— Лети во-он к тому куполу, — указали ей на близстоящую башню.

— Ты пройдёшь сквозь световое окно в крыше купола и окажешься там, где тебе надлежит быть в эту минуту, — услышала Юля удаляющийся голос Вдохновения.

— Ни пуха, ни пера, — пожелала Юле на прощание Фортуна.

Не задумываясь ни на минуту, Юлия пролетела ещё сотню метров и без малейшего урона для здоровья прошла стеклянный купол. Звон разбитого стекла заставил Гарри поднять глаза. Слепящий свет застил ему глаза. Тот же эффект произвёл он и на Т.Лорда — Волан-де-Морт зажмурился. Дальше события развивались так быстро, что Гарри не успевал их отслеживать. Луч света — или чего-то другого (было не разобрать) — разрезал тьму замка и вонзился в цепи Гарри. Оковы пали, и он кулём свалился у столба. Теперь в этом свечении он разобрал, что перед ним обнажённая женщина. И она столь прекрасна, что её нагота не смущает — так же, как полотна Рафаэля, к примеру. «Мадонна» взмахнула рукой, и кровь прекратила хлестать из ран Снегга. Тут же она бросила какой-то предмет — и он разбился на тысячи осколков, каждый из которых устремился к Волан-де-Морту. Аромат разлившейся жидкости поднялся вверх, образуя розовый туман. Нега сковала члены Гарри… Однако наступившие розовые сумерки, видимо, были приятны не всем. Зашуршало тело Нагайны — она покинула своего Хозяина. А тот, ощерившись стёклами, схватился за горло — так, будто его душили. Из глаз Т.Лорда лились кровавые слёзы. Прекрасная женщина отбросила свои рыжие кудри и… припала к устам Волан-де-Морта. Гарри не мог поверить своим глазам! Мало-помалу женщина стала утрачивать божественное сияние. Она серела и даже как будто становилась меньше. Волосы из огненных превращались в седые. Слабея, она оторвалась от Прóклятого Лорда и проговорила:

— Прикончи его, Гарри.

Как только она отпустила де Морта, тот зарычал и нашёл в себе силы отпихнуть женщину от себя. Та упала навзничь. Лицо её было в страшных ожогах. Ожоги были повсюду. Они разъедали её тело, превращая его из произведения искусства в грязное месиво.

— А-аа! — с остервенением Гарри вырвал стрелу Афродиты из столба (он догадался, что именно она освободила его от цепей) и метнул её в голову Волан-де-Морта.

Он не видел, куда она вошла, потому что Т.Лорд стал вдруг стремительно оседать, превращаясь в лужу жидкой субстанции, сдобренной пеплом. В конце концов на месте тёмного мага осталось лишь… мокрое место. И тут же раздался рвущий душу крик боли, горя и отчаянья. Кричал Снегг. Каким-то чудом он дополз до Юлии и гладил её искалеченное лицо. В зал вбежал сначала Дамблдор. За ним Тонкс, Люпин, Грюм, Билл и Чарли Уизли… и много кого. Гарри закрыл глаза. Он не мог смотреть на друзей, которые, наверно, никогда не простят его. Дамблдор подошёл к Снеггу и оторвал его от тела жены. Затем взглянул на Будогорского и которко бросил:

— Живы все. Срочно пострадавших отправить в больницу «Святого Мунго»

После чего подошёл к Гарри. Тот ждал, что лицо Дамблдора посуровеет, и он скажет что-нибудь, что посрамит Гарри…

— Прости меня, мальчик мой. Я так виноват перед тобой, — и привлёк его к себе. — Клянусь, что впредь стану больше тебе доверять.

Глава 23. В больнице «Святого Мунго»

Прошёл месяц. Легче всего отделался Гарри. Телесных повреждений он не получил. То, что касается психического здоровья… Гарри ругал себя на все корки. «Остолоп, кретин, идиот, полное ничтожество! — какой, к чёртовой матери, из него мракоборец, если не замечает того, что творится у него под носом!» Особенно противно, что все носятся с ним, как курица с яйцом. Как же: «мальчик, который выжил», «избранный»! «Ежедневный пророк» по такому случаю напечатал его фото в цвете — хоть это было и не принято. Скитер постараль окружить Гарри ореолом мученика. В широких массах чествование Гарри являлось беспрецедентым: восторженные статьи, митинги, дебаты, посвящённые исключительно освободителю Поттеру… В узком кругу, правда, сожалели, что Поттер поспешил. В результате чего маленькая толика души Волан-де-Морта ещё жива — Нагайна и Хвост скрылись. Дамблдор, посмеиваясь, говорил, что народу необходимо наличие героя, дабы чувствовать себя защищённым. А Гарри оставалось лишь хамить и вести себя нахально (он всегда так поступал, когда испытывал вину). Когда Снегга с трудом оторвали от Юлии, а Люпин и Грюм подхватили бесчувенных Будогорского и Юлию, чтобы отправить в больницу «Святого Мунго», Дамблдор хотел последовать за ними. Но Гарри, вцепившись в рукав профессора, зашипел:

— Нет, Вы останетесь. Останетесь и объясните мне на этот раз ВСЁ!

Дамблдор, к его удивлению, не стал прекословить. Через минуту они беседовали, сидя в удобных креслах директора хогватской школы.

— Вот профессор МакГонагалл удивится, увидев Вас на своём месте, — попытался съязвить Гарри.

— Бог с тобой, Гарри! Конечно, Минерва уже давно всё знает.

— Отлично! — вскипел Гарри. — Выходит, я один в идиотском положении!

— Может, тебя успокоит, Гарри, — мягко заговорил Дамблдор, — но себя я считаю куда бóльшим идиотом… Старость эгоистична. Порой мы, старики, незаслуженно считаем себя мудрецами… Стоило мне чуть приоткрыть завесу — трагических событий сегодняшнего дня как не бывало…

И он рассказал всё. Действительно, ВСЁ.

— Двадцать шесть лет назад в Хогвартскую школу влились очень талантливые волшебники: Сириус Блэк, Римус Люпин, Джеймс Поттер, Лили Эванс, Северус Снегг.

Парочка последних прибыла вместе. Они соседствовали и дружили. С первых же дней у Северуса появился соперник… ты догадываешься, кто. Малыш Снегг никогда не был баловнем судьбы. Пожалуй, Лили — единственное живое существо, относившееся к нему с добротой. Не знаю, насколько это походило на любовь… с её стороны. Но для Северуса твоя мать была всем: олицетворением света, тепла, красоты. Все общечеловеческие ценности слились в ней… по-крайней мере, для мальчика Северуса Снегга… Джеймса это мало заботило. Он добивался Лили с настойчивостью одержимого. Причём стоило Северусу чуть-чуть отстраниться, Джеймс тут же терял к ней интерес… Поэтому Снегг-взрослый всё ещё мечтал, что когда-нибудь твой ветреный отец устанет от долговременности их отношений, и тогда, возможно… такой самообман помогал Северусу жить…

— Но как он тогда мог…

— … рассказать о пророчестве Волан-де-Морту? Видишь ли, во многом увлечение тёмными искусствами Северуса опять-таки связано с твоей матерью. Он искал научное обоснование любви. Именно поэтому, спустя годы, я поручил ему создание Любовного эликсира.

А Том Реддл в те годы был популярен (не один Снегг обманывался на его счёт)! Этакий борец за чистоту крови — многих это привлекало в нём. Кроме того образован, речист, с внешностью аристократа и безупречными манерами! Армия его поклонников росла благодаря ЛИЧНОМУ ОБАЯНИЮ Тёмного Лорда. Тебе покажется это невероятным, но факт остаётся фактом: Пожирателями смерти становились только из желания бять рядом с Волан-де-Мортом… Прозрение наступало. Но слишком поздно… Положение обязывало каждого члена … хм-хм… общества бывать на так наваемых приёмах, которые устраивал Тёмный Лорд. В этом и заключалась ловушка. Побывав там, мало-мальски порядочный человек лелеял надежду выбраться из этой трясины, но таковая возможность предоставлялась только тем, кто выполнял особые задания. Ты знаешь, как многие относятся к предсказаниям — в частности, к предсказаниям профессора Трелони. Поэтому, сболтнув о подслушанном разоворе, Северус и не помышлял, какие это будет иметь последствия. Он несказанно обрадовался, когда Т.Лод поставил в ранг «особо важного задания» дослушать пророчество до конца. Двадцатилетнего Снегга откомандировали в Хогвартс и я принял его на вакантную должность профессора зельеварения. Мне не нужно было докладывать, что «казачок-то засланный». Мой брат сказал мне, кем являлся тот человек в плаще с капюшоном, кому удалось услышать пророчество Сивиллы.

— Постойте, профессор, Вы сказали «Ваш брат»?

— Ты не знал? Мой родой брат Аберфорт — он же хозяин «Кабаньей головы». Но, Гарри, пойми: ни Северус, ни Аберфорт, ни я даже не догадывались, что предвиденье Трелони каким-то образом касается тебя. Как ты понимаешь, если б Северус Снегг знал, кому уготована судьба быть растерзанным Волан-де-Мортом, он был бы нем, как рыба.

— Как же вышло, что никто не сказал мне, из-за чего Снегг и мой отец ненавидели друг друга?

— О покойниках не говорят плохо: либо хорошо, либо ничего. Ты теперь понимаешь, твой отец не был образцом добродетели — скорее, жизнелюбивым язычником… Да и как тут судить? — В любви все средства хороши.

— Но почему Снегг так легко отступился?

— Ты можешь мне не поверить, но профессор Снегг — не слишком уверенный в себе человек… Хотя, почему же «отступился сразу»? Он ходил даже просить Джеймса оставить в покое Лили. Нельзя сказать, чтобы твой отец оценил этот поступок. Напротив, с тех пор компания Поттера окрестила Северуса Снегга «нюниусом».

Гарри вскочил.

— Мне противно всё это слышать!

— Ты же посил «ВСЁ». Так что изволь… Но мне бы не хотелось, чтобы у тебя вновь произошёл кувырок в сознании: чёрное стало белым, а белое — чёрным… С твоего позволения я продолжу. Итак, потеряв Лили, молодой профессор Снегг утрачивает интерес к жизни. Поддерживает его только жажда мщения. Поэтому я не сомневался в нём ни минуты. Никогда. Совместно с Северусом мы разработали план, который сработал безотказно. Чтобы тебе стало понятней, я вернусь в своём повествовании немного назад.

— Когда-то, — невозмутимо продолжал Дамблдор, — в Хогвартсе служил учитель, который даже не достиг двадцатилетнего возраста — самый молодой за всю историю Школы. Но юнец был так ретив, что сумел докопаться, почему «Победившие смерть» присвоили себе такое название. Ты понимаешь, о ком я говорю?

— О профессоре Будогорском.

— Да. Ростислав Апполинарьевич, конечно, осознавал, что дело, за которое он взялся, опасное. И защитил себя, войдя в сношения с олимпийскими богами (а хорош он в ту пору был не менее, чем олимпийские божества). Его красота — к которой неавнодушны на Олимпе — или что-то другое прельстили Ахиллеса, но герой Эллады поведал Ростиславу тайну состава, коим когда-то (когда тот был ребёнком) врачевала его мать — колдунья. Профессор Будогорский не рассказывал тебе, отчего Волан-де-Морт не убил его тогда? — и сам же ответил: — От того, что не смог. ТОГДА он не знал Ахиллова секрета Ростислава.

Гарри озадаченно покачал головой. «Значит, что я не единственный, кому удалось избежать смерти после „Авада Кедавра“?»

— Дело о крестражах не получило широкой огласки. Таково было условие Волан-де-Морта. И Будогорский на него пошёл, дабы не подвергать опасности жизнь своих близких… тех, кто остался жив. Ростислав прекращает расследование тайны бессмертия Тёмного Лорда, покидает Хогвартс и ведёт жизнь отшельника… Ты тронул очерствевшее сердце Русско-Английского Барина, — улыбнулся Дамблдор. — Он вернулся в Хогвартс благодаря тебе, Гарри.

— Так вот, — стараясь не упустить канву повествования, продолжил Дамблдор, — расследуя факты тёмной биографии Волан-де-Морта, я вспомнил, что Ростислав рассказывал мне как-то о жутком месте, где якобы хранилось зелье, действие которого может вызвать летаргический сон — не вполне обычный. Двадцать лет назад Ростислав предложил мне химико-физическую выкладку, и я внёс туда кое-какие поправки. Спустя годы, я обратился к Чаше воспоминаний и вышел на пещеру, где нам довелось побывать вдвоём с тобой, Гарри.

Дамблдор сделал едва заметный взмах — тут же на столе появился стакан с водой. Он отпил из него и, устроившись поудобнее, зажурчал.

— На момент воскрешения Т.Лорда Северусу необходимо было упрочить своё положение в свите Пожирателей смерти — многие ему не доверяли. А мне следовало поправить здоровье после неосторожного обращения с крестражем, помещённом в перстне Слизерина. Устроив мистификацию с моей смертью, мы убили сразу двух зайцев… По правде говоря, зайцев было больше. Этот шаг защитил Драко и его мать от мести Волан-де-Морта за промах Люциуса в Министерстве… Кстати, Северусу с большим трудом удалось убедить Т.Лорда оставить мальчика в покое — и то только потому, что вовремя отправили за границу… Впрочем, я опять отвлёкся. В день, когда мы отправились за крестражем, я велел накинуть тебе мантию-невидимку, а сам демонстративно прошёл через ворота Школы. Для того, чтобы все видели: меня в Хогвартсе нет… Ну, а уже после того что случилось, Северус действовал в одиночку.

— Один вопрос, сэр…

— Да, Гарри.

— Кикимер сказал мне, что Вы благославили брак между Добби и Винки… летом — то есть тогда, когда вас уже не было… не должно было быть… Я хочу спросить КАК? Как Вы это сделали?

Дамблдор погладил свою окладистую бороду.

— Видишь ли, Гарри, несмотря на то что план был тщательно продуман, определённые сложности, конечно, существовали. Например, что будет с моей бессмертной душой. Будет ли она так же неподвижна, как тело? К счастью, оказалось что нет. Я смог обратить свой дух в действие — и, заявляю без ложной скромности, — служил ангелом-хранителем для всех нуждающихся. В первую очередь, конечно, для Северуса Снегга — ведь он был ему необходим более других. Во-вторых, его жене, Юлии. Её нужно было подготовить к тому, что ей предстояло…

— Вы знали, какую роль она сыграет в уничтожении Волан-де-Морта?

— Ты переоцениваешь мои способности, Гарри. Никто не мог этого предвидеть. Я имел в виду другое. Северус должен был восстановить рецепт Любовного эликсира. Сдлать это можно только в состоянии влюблённости.

Гарри хлопнул себя по коленям и рассмеялся.

— Ну, конечно! А я-то думал, как такая красивая женщина сошлась со Снеггом!

— Ты о чём? Боюсь, ты меня не понял. Я лишь подсказал ей, как найти Северуса. Браки заключаются на небесах. Даже мне это неподвластно.

— Ага! — скептически хмыкнул Гарри. — Скажете, что не заметили, как ОНА похожа на мою мать?

— Не скажу. Более того, признаюсь, как только её увидел, сразу подумал о Северусе… Знаешь, дỳши тех, кто волей-неволей помещён в межпараллельное пространство (т.е. ни жив, ни мёртв), очень подвижны — в отличие от призраков, оживших мертвецов и просто людей. Целыми днями я разгуливал по местам, которые любил — при этом мне не надо было тратить время на сон и еду… прекрасное состояние! — (Гарри не смог удержаться, чтобы не фыркнуть: как это похоже на его учителя!)

А Дамблдор рассказывал дальше:

— И вот представь: в толпе туристов перед Букингемским дворцом я вижу одну из своих любимых студенток — Лили Эванс!.. Вернее, так мне показалось в первую минуту. С тех пор мне не терпелось познакомить Северуса с Юлией. К счастью, — Дамблдор лукаво посмотрел на Гарри, — она вскоре поругалась со своим спутником и сошла с поезда…неподалёку от того места, где жил Северус Снегг… Мне пришлось ненадолго материализоваться. Я был похож, скорее, на бесплотный дух… и только силой данного мне дара убеждения, я заставил поверить Юлию, что я — человек. Подсказав ей дорогу к жилищу Северуса, я был спокоен за судьбу этих двоих.

— Вы были уверены, что Снегг понравится ЕЙ? — признавая достоинства Снегга как волшебника, в голове Гарри всё же не укладывалось, что тот мог нравиться как мужчина.

— В тебе говорит предубеждение, Гарри, — пожурил его Дамблдор. — Многие женщины находят Северуса привлекательным: Нарцисса Малфой, к примеру, или Беллатрисса Лейстрендж…

У Гарри очки поползли на лоб.

— Не понимаю…

— Ты не обязан понимать женщин. Их психология отлична от нашей. Кроме того, Северус Снегг являлся когда-то Пожирателем смерти.

— Вы считаете, что это может прельщать женщин?

Дамблдор вздохнул.

— Не знаю, прилично ли это говорить тебе, мой мальчик… Скажи, ты что-нибудь слышал о сатанинских оргиях?

— Ну-у, вроде они приносят в жертву животных и даже людей, устраивают массовые… как это… в общем, безобразия. Так? — Гарри исподлобья глянул на директора.

— В общих чертах. Похожие «безобразия» устраивал и Тёмный Лорд… И Северус числился там не последним, — Дамблдор усмехнулся.

Гарри передёрнуло.

— Это гнусно.

— Согласен. Но не забывай, что действовали члены секты Пожирателей смерти под влиянием психотропных средств, которыми пичкал их Волан-де-Морт. Сам он был не слишком силён по этой части… Впрочем, это не обсуждается… Тем более, ценил мужскую силу в других. Отчасти поэтому юный Снегг пришёлся ему по вкусу.

— Не понимаю, зачем Вы мне это рассказываете, — поморщился Гарри.

— Я всего лишь отвечаю на твой вопрос. Юлия — зрелая женщина. А вопросы интимной сферы немаловажны в отношениях двух взрослых людей.

— Я спрашивал о Добби и Винки, — поспешил переменить тему Гарри; ему было бы неприятно обсуждать близкие отношения женщины, столь похожей на его мать, и Снегга (фу-у!).

— Что верно, то верно. У домашних эльфов своя магия. И где-то она сильнее, чем наша. Подчас они видят то, что сокрыто от волшебников. Однажды, наблюдая за работой домовиков на хогвартской кухне, я лишний раз в этом убедился. Благодарение Богу, эльфы немногословны, тайну своего хозяина они готовы унести в могилу (а меня, несмотря ни на что, они именно таковым и считают). Я помог Добби и Винки создать настоящую семью, поселив их в своём доме. Они живут там и по сей день. Даю слово, ты с ними повидаешься, когда я приглашу тебя в гости.

— Значит, Кикимер тоже Вас видел?

— Думаю, да.

 — Старый плут! Он будет работать в Хогвартсе до своего последнего вздоха! — сквозь зубы, пробормотал Гарри.

— Злопамятность — плохая черта, Гарри… Разве ты в этом не убедился?

— Ещё вопрос, сэр: Сириус подарил мне два зеркала. С их помощью мы могли общаться друг с другом. Правда, так и не вопользовались, — Гарри вновь ощутил горечь при воспоминании о крёстном. — Как-то раз я наткнулся на осколки своего зеркала. Мне показалось …

— Тебе не показалось. Ты видел меня. Мне хотелось убедиться, что у тебя всё в порядке.

— Столько подсказок! — схватился за голову Гарри. — А я ничего так и не понял! А тарелка? С золотым яблоком? Тоже Ваша работа?

— И да, и нет. Идея моя. В день нашего с тобой последнего путешествия я оставил её профессору Снеггу. Тот поставил её в Визжащей хижине. Мне надлежало внедриться в умы министерских работников и навязать им новые правила прохождения экзамена по трансгрессии. Оставалось лишь подтасовать карточки — с тем, чтобы тебе досталась нужная.

— Снегг… э-э профессор Снегг… он простит меня когда-либо? — боясь своего голоса, тихо спросил Гарри.

Дамблдор задумался.

— Заметь, Гарри, только такие цельные личности как Ростислав и Юлия смогли увидеть Северуса в его истинном свете. Если ты оценил наконец профессора Снегга по достоинству, надеюсь, и ты приблизился к планке цельности характера. По поводу твоего вопроса… что ж, надо пытаться. Но ты покусился на самое дорогое, что у него есть –любимую женщину. Так он считает. Во всяком случае, сейчас не самое удачное время для примирения.

Но Гарри уже закусил удила. Завтра он отправится в больницу просить прощения у Снегга… за всё.


Теперь Гарри знал, в чём смысл финта, который проделал Волан-де-Морт с Русско-Английским Барином, когда подвешивал его вниз головой. Требовалось, чтобы Нагайна имела возможность ужалить Будогорского в единственное уязвимое место на его теле. Ростислав Апполинарьевич — человек исключительных магических способностей, здоровья и выносливости. Он смог затормозить продвижение отравы по своему организму. Змеиный яд не распространился, а застрял где-то на уровне лодыжки. Ногу до этого места пришлось ампутировать. Никакие ухищрения лекарей «Святого Мунго» не помогли.

— Видимо, у Боженьки на меня свои виды, — смеясь, говорил Будогорский. — Во что бы то ни стало, Создатель хочет превратить меня в праведного человека. И где-то он прав: в любовных утехах я уже не буду столь ловок. Придётся остепениться. Собственно, у меня есть на примете одна тётенька…

При этом Будогорский заметно погрустнел. Гарри знал женщину, о которой говорил профессор. Она приходила в больницу каждый день и сидела сначала с Юлией (недолго), а потом, до вечера, с Барином. Катя — та самая тётка, нянчившая детей Снегга. «Как её может любить Будогорский?» — ломал голову Гарри. Да, она надёжна, как добротно срубленная изба… Но и только.

— Ты не понимаешь, — говорил неунывающий Будогорский. — Катерина — мой оплот: честная, верная, безыскусная. Что ещё нужно человеку, который мечтает о крепкой семье? Вот сделаю себе железную пяту и буду — о-го-го!.. Но ты ведь пришёл сегодня не ко мне… то есть не ТОЛЬКО ко мне, так?

Глаза Барина, как всегда, излучали тепло и доброту. Гарри вспомнил, как обычно на него смотрел Снегг — холодно, неприязненно — и поёжился.

— Боишься идти к нему? — спросил Будогорский.

— Да, — сознался Гарри.

— И правильно делаешь, — не стал утешать его Барин. — У Северуса характер и так не сахар… А в связи с последними событиями… от него тут весь персонал стонет. Я бы сто раз подумал, стоит ли лезть на рожон. Может, повременишь со своими благими намерениями? Они зачастную ведут нас… сам знаешь куда.

«Может, этого-то мне и не хватает, — злясь на самого себя, подумал Гарри, — хорошей трёпки от Снегга! А то все нянчатся со мной: уси-пуси!» Гарри угнетал тот факт, что никто его не обвинял. Напротив, все как будто чувствовали свою вину перед ним: Дамблдор — за то, что держал в неведеньи, Люпин — за историю с любовным треугольником Джеймс Поттер — Лили — Снегг, Грюм — за бремя, возложенное на школяра. Но Гарри не искал для себя оправданий. Исполненный вины, он пошёл-таки в палату, где неотлучно подле жены находился Снегг. Подойдя к двери, он уже не был так уверен в том, что ему следует повидаться со Снеггом сегодня. «Тебя предупредили. Дважды. Что было, когда ты не слушал то, что тебе говорили? Ну-ка, вспомни…»

Резко развернувшись, он пошёл прочь. Чем больше Гарри удалялся от злополучных дверей, тем легче ему становилось. И тем быстрее у него становился шаг.

«Я вернусь. Позже», — пообещал он самому себе.

С тех пор, как «Ежедневный пророк» напечатал опровержение публикаций, вовсю чернивших Снегга, каждый причастный (и непричастный) к этим событиям гражданин считал своим долгом нанести визит вежливости Северусу. Эти визиты были скоротечны. На повторные решались только самые близкие: Дамблдор, Будогорский и Катерина. Их Снегг молча игнорировал. Если же кто-нибудь другой пытался выразить ему соболезнования или проявить участие, тут уж — мама не горюй! — Северус Снегг расправлялся с непрошенными гостями быстро. Люпин одним посылом палочки был отправлен в морг (не в качестве покойника, но всё же…), Грюм — спущен с лестницы, а о Скиттер взбесившийся Северус чуть не изломал табурет.

Хуже всего приходилось медсёстрам. Те были вынуждены мириться с причудами Снегга круглосуточно. Когда кто-то из персонала робко заикнулся об установленном для посетителей времени посещений, Северус пришёл в такую ярость, что чуть не придушил несчастного. К счастью, вовремя приковылял Будогорский (который к этому времени довольно ловко управлялся с костылями). С тех пор Снегга оставили в покое. Он не ел, не пил, не спал, дни и ночи просиживая в больнице. Он словно впал в кому. Северус чувствовал в своём сердце дырку, через которую утекает его кровь, постепенно наполняя грудь обжигающей, как кипяток, жидкостью. Было больно и трудно говорить, двигаться, даже дышать. Как в анабиозе он прожил месяц.

Детей отправили к бабушке. В Россию препровожала их Катерина. Они свалились к ничего не подозревающим Гончаровым как снег на голову. Катя позвонила родителям Юлии из Пулково и сказала «Мы едем».

— Что? — не расслышала баба Люся. — Кто говорит? Где вы?

Но Катерина успела повесить трубку. Когда, спустя час, они с детьмя появились в доме на Счастливой улице, в квартире их, не считая Людмилы Семёновны и Валентина Ефимовича, встречали Юлин брат, сын с невестой и лучшая Юлина подруга Лена Васильева.

— Где же Юлия? — спросил Валентин Ефимович (папа). — Мы думали, она сама приедет на свой день рожденья.

— Да, действительно… сегодня ведь её день рождения, — Катя растерялась не меньше Юлькиных родственников. — Простите, я так хочу в туалет… не могла оставить детей ни на минуту… терплю с самого Лондона.

Первой пришла в себя Юлина мать.

— Давайте, — распорядиолась она, принимая из рук Кати Асю и Гошу. И тут же умилилась: — Боже! Какие хорошенькие!

Близнецы, почуяв незнакомые руки, открыли глазки и молча взирали на бабушку, которую не видели чуть ли не со дня своего рождения.

— Смотри-ка, не плачут, — оценил молчание малюток Юрий.

— А ты считал, что все младенцы плачут сутки напролёт? — насупилась Маша, его невеста.

— Я не знаю. Ты лучше у Боба спроси. Он большой специалист по этой части, — этим Юрик хотел уязвить своего дядюшку — тридцатилетнего холостяка. За Борисом (иначе БОБОМ) прочно закрепилось прозвище «девственник» — нетрудно было догадаться, кто ему его дал.

Бабушка Люся тем временем хлопотала над внучатами. Она усадила их в подушки и проверяла подгузники.

— О! А я думала, что это девочка. Оказывается, наоборот, — удивилась Ленка.

Все норовили потискать Юлькиных ребятишек. Аська по своей привычке схватила бабкины серёжки с крупными камнями, пятаясь сорвать их с ушей.

— Шустрая, — похвалила девочку Людмила Семёновна, отцепляя маленькие цепкие пальчики.

— Да, она такая. Не в пример брату. Тот тихоня, — Катерина присела на край постели, вытирая потное лицо ладонью.

— Катюша, милая, объясните наконец, что это значит? В последнем письме Юля ни словом не обмолвилась, что в скором времени приедет на родину… А потом эти разговоры по телефону… довольно странные — будто и не с дочерью говорю, а с кем-то, у кого по чистой случайности её голос… и где она сама, в конце концов?

Катерина смущённо молчала. Она знала, что «всё это значит». Действительно, она говорила не с дочерью. Вот уже месяц с Людмилой Семёновной общался Будолгорский, искусно меняющий голос. Неудивительно, что сердце матери почуяло подвох. Врать Катя не любила и не умела. Поэтому сочла за благо переменить тему.

— Я так устала с дороги… Могу я принять душ?

На неё уставились, как будто она произнесла нечто неприличное.

— Э-э. Конечно. Хорошо. Сейчас дам Вам полотенце, — пришла в себя Людмила Сесёновна. — Скажите, а ваш багаж? Я гляжу, вы налегке.

Напряжение нарастало. Катька поспешила укрыться за дверью ванной. Раздеваясь, она тревожно прислушивалась к тому, о чём говорят Юлины родные. Ничего нельзя разобрать: бу-бу-бу… бла-бла-бла. Вздохнув, она стала репетировать то, что должна была сказать: «Юлия и Северус поехали в свадебное путешествие. Я выхожу замуж. Поэтому дети временно поживут у вас… то есть молодожёны приняли решение поместить… нет, поселить детей у вас… Чёрт-те что! Дальше-то как будем выпутываться?! Если Юля не придёт в себя…»

Катерина торопливо перекрестилась, молясь, чтобы Юлька быстрее пошла на поправку.

Когда всякий лимит времени, отпущенный на помывку, вышел, Катерина выглянула из ванной комнаты. Её встретили шесть пар недобожелательных глаз. Выбрав себе самый индифферентный объект (двойняшек) Катя начала вдохновенно врать.

— Юлия и Северус поехали в свадебное путешествие. Я выхожу замуж. Поэтому меня попросили оставить детей у вас… на некоторое время. Северус передал мне деньги. Вы можете нанять другую няню…

— Значит, СЕВЕРУС, — глаза Юлиной матери полыхали ненавистью. — Хотела бы я посмотреть в бесстыжие глаза этого афериста!

— Но почему же «афериста»? — слабо отбивалась от её нападок Катя.

— Да потому! — пророкотала Людмила Семёновна. — Он дал наш телефон всем сущетсвующим детским домам Ленинграда и Ленинградской области, и теперь нам беспрестанно трезвонят директора этих детдомов — такие же аферюги. Он что, промышляет тем, что распродаёт детишек на органы?

— Бог с Вами, — ужаснулась Катерина. — Что Вы такое говорите! Северус — порядочный человек. Он просто собирается открыть школу для обездоленных детей.

— Да?! — усомнилась баба Люся. — Мне так не показалось. Может, Вы привезли моих внуков, чтобы уберечь их от этого чудовища?

— Нет! — Катя заломила руки. — Вы неправильно поняли!

— ГДЕ МОЯ ДОЧЬ?

Людмила Семёновна подступила к Кате с явным намерением её потрясти. Катерина, не терпевшая никакого насилия, сдалась.

— Хорошо. Я всё расскажу. Юля заболела. Северус — как и подобает мужу — ухаживает за ней. Им некогда заниматься детьми.

— Вот значит в какое «свадебное путешествие» они отправились! — зарыдала Людмила Семёновна. — Я как чувствовала, когда отпускала Юлечку с НИМ… добром это не кончится… Вы тоже хороши: оставили подругу в минуту опасности… бежите, как крыса с тонущего корабля…

— Люся! — вмешался Валентин Ефимович. — Надо же разобраться!

— Поздно разбираться! Надо ехать и спасать ребёнка! — в Юлиной матери проснулась жажда действий.

— Но в этом нет смысла! — пыталась образумить неуёмную Северусову тёщу Катерина. — Вы всё равно ничем не сможете помочь сейчас своей дочери!

— А-а! — заголосила Людмила Семёновна, не способная воспринимать всю последующую информацию после слов «ничем не сможете помочь».

— Господи! Да жива она, жива! — рассердилась Катерина. — Почему Вы всё так превратно понимаете?

— Вот я поеду и посмотрю, насколько превратно я всё понимаю! — неожиданно ледяным тоном произнесла Юлина мама.

— Спорить бесполезно, — вполголоса сказал «Девственник» — Боб.

Было принято соломоново решение: двойняшки остаются на попечение мужчин (деда, брата и дядюшки), курировать ситуацию будет Ленка. А бабушка Люся с Катериной поедут в Британию.

Как только уладились формальности, Катя с Людмилой Семёновной отправились в Объединённое Королевство Великобритании и Северной Ирландии. Рейс попался не самый удачный — с двумя пересадками. Когда их самолёт наконец приземлился в Хитроу, Юлия в больнице «Святого Мунго» открыла глаза. Она шевельнула губами, но не смогла произнести то, что хотела. Северус встрепенулся — может, просто показалось? Все сомнения отпали, когда из уголка Юлиного глаза выкатилась слезинка. Чёрно-белый мир вновь засиял красками. Он взял туго забинтованные руки жены и поднёс к губам. «Спасибо тебе, господи, — шептал Северус. — Спасибо!» Лицо у него при этом сморщилось — он с трудом сдерживал слёзы. Он вдруг вскочил.

— Сейчас, родная, сейчас. Я быстро!

Ему не терпелось поделиться радостью с Ростиславом.

К нему тут же вернулись ощущения. Во-первых, было такое чувство, что от него смердит. Когда он последний раз мылся или хотя бы менял носки?.. Он не помнил.

На полпути к Славкиной палате Северус обратил внимание, что на него смотрят… как-то странно. Он списал это на «ароматы», исходящие от него. «Теперь, когда Юля пришла в себя, надо бы привести себя в порядок. Ей будет неприятно видеть меня неопрятным». Насколько неприятно было видеть его таким всем прочим в течение прошедшего месяца, его мало волновало.

— Слав! — окликнул приятеля Северус, войдя в палату. — Ты где?

— Ба! — раздался голос Будогорского из туалета (оттуда явно несло табачным дымком). — Кто это к нам пришёл?! Севка! Никак ты вышел из комы?

Барин наполовину высунулся из туалета.

— Из комы вышла Юлия!

Дверь с грохотом распахнулась на все сто. На лице Будогорского отразилась целая гамма чувств: недоверие, изумление, оторопь, волнение и радость.

— Слава Богу! — на ходу застёгивая брюки, Ростислав прыгал на одной ноге в поисках костылей.

Северус не стал дожидаться, пока тот отыщет свою опору, взвалил его к себе на плечи и поволок по коридору.

— Фу! — Будогорский театрально обмахнулся ладошкой. — Не хочу сказать ничего дурного, но запашок от тебя, мой друг, как от козла — не побоюсь этого слова. Не потому ли Юля так долго не могла прийти в себя?

— Заткнись, — беззлобно цыкнул на него Снегг.

Когда он дотащил Будогорского до палаты жены, у постели Юлии, пользуясь его отсутствием собрался целый консилиум. Завидев Северуса, многие тут же испарились. Сбросив своего товарища как куль с мукой на соседнюю пустующую койку, Снегг враждебно уставился в лица целителей. Казалось, на них он наложил заклятие оцепенения.

— Да, приятель, нагнал ты на них страха! — хмыкнул Будогорский.

В этот момент подошёл Гарри. Он стал невольным свидетелем этой немой сцены и последовавшими за ней событиями.

— Кхе-кхе, — откашлялся главный целитель. — Кризис миновал. Теперь, без сомнения, она пойдёт на поправку. Но Вы должны знать… Говорят, Ваша жена была красивой женщиной. Так вот. Такой ей уже не быть. Никогда. Но в основном она сможет привычный образ жизни.

Снегг в ярости схватил его за грудки.

— Что ты сказал, мерзкий ты ублюдок? Как она сможет вести «привычный образ жизни» — изъязвленная и гниющая?

— Процесс удалось затормозить, — пытался вырваться несчастный.

Не внимая голосу разума, Северус набросился на лекаришку и стал его душить. Консилиум как ветром сдуло. Неизвестно, чем бы это всё кончилось, если бы Гарри и Будогорский не оторвали Снегга от полузадохшегося доктора.

— Сумасшедший! Хулиган! — лекарь подобрал свою шапочку и бросился наутёк.

Северус всё ещё сжимал кулаки. Взгляд его остановился на Гарри.

— А-а! — лицо его побелело. — Гарри несравненный! Пришёл полюбоваться на деяния рук своих? Теперь ты доволен? Закончил дело, которое так славно начал твой отец?

С каждым вопросом — хотя, казалось, это было невозможно — он белел всё больше.

— Северус, — Будогорский взял его за руку. — Ты доведёшь себя до приступа. Успокойся!

Снегг стряхнул его, как букашку.

— Не трогай меня! Все носились с Поттером, как дураки с писаной торбой… и вот она благодарность! Смотри! Радуйся! — он подтащил Гарри к койке жены и ткнул его в намокшие от крови и гноя бинты Юлии. Затем задрал штанину Будогорского, под которой торчала култышка ампутированной ноги. — Полюбуйся! Что-то ещё?

— Нет, сэр, нет… — лепетал Гарри. — Наоборот, я хотел…

— Что ты хотел, Поттер? Что-о? — взревел он. — Ты отомстил сполна. Тебе уже нечего тут делать. Твои амбиции должны быть удовлетворены.

Он рухнул на стул рядом и уронил лицо в ладони.

— Пусть он уйдёт, — слабым голосом попросил Будогорского Снегг.

— Я тебя предупреждал, — тихо сказал Барин Гарри, опираясь на его плечи.

Но выйти они не успели. В дверях возникла полная женщина. Её сопровождала Катерина, которая глазами делала какие-то знаки Будогорскому.

— Задержись, — шепнул Барин Гарри. — По-моему, сейчас нашему грозному профессору будет задана взбучка.

— А-а, — зловеще прогудела толстуха. — Я гляжу, вся тёпленькая компания в сборе!

Северус отнял ладони от лица. У него появилось невиданное доселе выражение нашкодившего ученика. Снегг поднялся, безвольно опустив руки вдоль туловища. Гарри изумился, наблюдая столь чудесное превращение: ещё минуту назад Снегг способен был внушить ужас, сейчас — только жалость.

— Людмила Семёновна? — Северус криво улыбнулся. — Что Вы тут делаете?

— У-у? — грозно набычившись, тёща пошла на Снегга, с трудом переставляя артритные ноги.

Он всё больше съёживался под её неумолимым взглядом.

— Ну, вот и свиделись! — Людмила Семёновна, напротив, всё более разрасталась в размерах (или это только казалось Гарри — ибо он впервые видел человека, который смог напугать самого Снегга).

Женщина обошла Снегга, повесившего голову… Она будто прикидывала, откуда его лучше начать есть.

— Зятёк дорогой! — как можно было в это простое словосочетание влить столько сарказма, яда и иронии — непостижимо! — впору поучиться голливудским кинозвёздам. — Ну, вот и свиделись.

«Нет, это бесподобно! Каждая её интонация — просто перл. Жаль, что у меня нет с собой диктофона», — помечтал Гарри, по-прежнему жавшийся к дверям. Уйти он был не в силах. Этот день был бы праздником для папарацци — жаль, что Скиттер находилась на другом объекте. Потом это обсуждали долго. Как говорится, «история стала легендой, а легенда — мифом». В действительности всё выглядело так.

— Знаешь, — обратилась Людмила Семёновна к зятю, уронив своё массивное тело на стул, ножки которого тут же подогнулись, — от первых двух мужей своей дочери я тоже была не в восторге. Но ты… (она нацелила пухлый палец в лоб незадачливого зятя)… ты… ТЫ что себе позволяешь?!!

Северус промямлил что-то вроде «быр-быр-быр».

— ТЫ увёз мою дочь и моих внуков, чтобы тут издеваться над ними?

— Нет, мэм, — пробормотал Снегг и рискнул поднять на «маменьку» глаза.

— Ка-ак? У тебя хватает наглости смотреть мне в глаза? — заревела Людмила Семёновна. — Ну, что ж, смотри, смотри… да только узоров-то на мне нет!

Тут она обратила внимание на неподвижо лежащую в постели забинтованную фигуру.

— Ты хочешь сказать, что эта мумия и есть моя дочь?

С этими словами — совсем неожиданно для дамы её комплекции — Людмила Семёновна проворно выхватила из-под головы соседки по больничной койке подушку и остервенением стала бить ею слабо защищавшегося Снегга до тех пор, пока наволочка не порвалась, и он не оказался весь в пуху. При этом продолжала сыпать афоризмами:

— Ах ты, зараза иностранная! Что качаешься, как ветошь на пару? Зенки твои бесстыжие! Я тебе покажу! — бросив, ставшую бесполезной, пустую наволочку, неистовая тёща подскочила к Северусу и вцепилась ему в щёки.

Послышались сдавленные всхлипы — все разом обернулись к кровати Юлии. Она смеялась. Из глаз её лились слёзы. Через неделю Юлия могла сидеть в подушках и есть жидкую пищу. Бинты частично сняли. Раны, оставленные поцелуем Волан-де-Морта, выглядели устрашающе. Но она, как Будогорский, не теряла присутствия духа. Её мать и её муж успели помириться и даже подружиться. Волшебные «штучки» зятя её восхищали, но Людмила Семёновна просила не злоупотреблять ими в её присутствии. На предложение Будогорского попробовать что-нибудь эдакое самой она, смеясь, отвечала: «В моём-то возрасте? Помилуй!» Для «знатной дамы» (так Юлину мать величали в больнице) оборудовали комнату и она быстро вошла в контакт со всеми служащими «Святого Мунго». А её присутствие благотворно влияло на самых тяжелобольных. Юлия ещё плохо говорила. Она предпочитала молчать и слушать. Единственное, о чём она просила, так это чтобы её не беспокоили журналисты. И это правило свято блюли близкие: Северус, мать, Катерина, Будогорский. Один раз приходил Альбус. После приватного разговора наедине Снегг, сгорая от любопытства, поймал Дамблдора с целью вызнать, о чём они беседовали.

Дамблдор, загадочно посмотев на Северуса, сказал:

— Семья Гончаровых примирила Вас с маглами, Северус? Видите, простые люди любят волшебников и даже восхищаются ими. Недаром же простецами написано столько сказок, где ДОБРО неизменно торжествует над ЗЛОМ?

Северус, изучая носы своих ботинок, в это время думал: «Нет ли у Дамблдора русских корней? Откуда эта приверженность к пышным фразам?» Гарри больше к Снеггам не совался.

class="book">— Когда-нибудь вы простите друг друга, — пообещал ему Будогорский.

— А Вы… простили меня?

— Ты не виноват. Мы хотели от тебя взрослого поступка, а держались с тобой, как с ребёнком.

— Зачем ОНА, — Гарри не мог заставить себя произнести имя жены Снегга, — сделала это?

— Юлия сделала то, что подсказывало ей её сердце. Слабость… любовная истома, которую на миг ощутил Волан-де-Морт, стала в конечном итоге для него гибельной. Он потерял ориентациию. Заблудился, как ребёнок, не знающий ласки. Был ослеплён, опьянён и обессилен одновременно. Юлия ведь разбила пузырёк с Любовным эликсиром. А его хватило бы, чтобы поразить целую дивизию, — Будогорский мечтательно улыбнулся. — Знаешь, Гарри, я принял решение вернуться на историческую Родину.

— В Россию? — упавшим голосом уточнил Гарри.

— В неё, голубушку.

— Что Вы будете там делать? — скучным голосом спросил Гарри.

— Работать. Я ведь врач по первому образованию… Растить детей… если повезёт.

— А как же волшебство? Как же Ваши ученики?.. Как же Я? Неужели Вы ни капельки к нам не привязались?

Гарри — как это не стыдно — хотелось заплакать. Даже зареветь. В голос.

— Ну, что ты, — Будогорский привлёк его к себе. — Боюсь, что я привязался даже слишком: к Хогвартсу, к тебе и твоей честной компании… Слышал когда-нибудь, что у кошки девять жизней? У человека столько же — если не больше. Каждая веха — новая жизнь. Так что пора мне начинать новую жизнь.

— Вы всё-таки женитесь?

— Мы уже поженились, — Барин продемонстрировал золотой ободок на безымянном пальце.

— Когда вы успели? — ахнул Гарри.

— Дурное дело не хитрое, — усмехнулся Будогорский. — Шучу.

— Я знаю, что всё это значит! — озарило вдруг Гарри. — Вы любите жену Снегга. И бежите отсюда по этой причине. И готовы бросить из-за этого…

— Тихо-тихо-тихо… — поспешил утихомирить его Ростислав Апполинарьевич. — Вот ты и научился читать в сердце, как в открытой книге.

— Для этого не надо быть чародеем.

— Думаешь, Северус тоже может о чём-нибудь догадываться? — Барин подозрительно посмотрел на Гарри.

— Я не знаю.

— Значит, надо быстрее сматываться, — и он откинулся на подушки.

— Я увожу Юлю с собой, — безапелляционнм тоном заявила Людмила Семёновна Северусу.

— Но…

— Что «но»? — брови тёщи сошлись на переносице.

— Северус, — Юлия погладила мужа по руке, — так будет лучше. Дома я быстрее оклемаюсь.

— Разве тут не твой дом?

— Чужая сторона и без ветра сушит, — едва слышно прошелестела Юлия.

— Что верно, то верно: родная сторона — мать, чужая — мачеха.

Это приковылял Будогорский. Он галантно поцеловал Юлькиной матери руку и увёл её от назревающей ссоры. В последнее время то и дело между супругами возникало, мягко говоря, недопонимание. Будто тот поцелуй установил меж ними стену. Снегг — так же как и Гарри — не понимал, зачем это нужно было делать, а Юля не могла объяснить. Импульс… Тогда это казалось единственно правильным, теперь — глупым. В итоге они признали, что расстаться на время будет им на пользу. Хоть и он, и она ссылались на благотворное влияние Родины на ход лечения Юли. Через несколько дней Будогорский с Катериной и Людимила Семёновна с Юлией прощались в Хитроу с Северусом. Их пришли проводить многие, но присутствие Снегга — как сторожевого пса — пугȧло. Они предпочитали наблюдать сцену прощания издалека. Юлия сидела в инвалидном кресле. Лицо Снегга, по обыкновению, оставалось непроницаемым. Лишь когда мать Юли покатила коляску с дочерью к самолёту, хогвартцы рискнули подойти к Будогорскому. Было заметно, как Катерине приятно, что её обожаемый муж столь любим всеми. На её некрасивое лицо, казалось, падал отблеск красоты её супруга. В свете последних событий что-то мученическое появилось в благородных чертах Ростислава, от чего он стал схож с Иисусом (каковым его изображают в библейских сюжетах). Северус промаршировал мимо своих экс-учеников, не обменявшись ни единым словом приветствия.

— Эй, упрямец! — крикнул ему вдогонку Будогорский. — Миргородский ждёт тебя! Как только уладишь с ним все дела, телепортируй. Мы встретим тебя в Пулково!

Нечто человеческое шевельнулось в лице Снегга, когда он обернулся к другу. Но, видя, как все взоры обратились к нему, ссутулился и зашагал прочь.

Гарри Поттер для взрослых

или

КАК ОНО БЫЛО.

Сказка

СОДЕРЖАНИЕ.

Предисловие

Часть первая. ДО…

Глава 1. Последнее прибежище

Глава 2. Аттестация по трансгрессии

Глава 3. Эликсир любви

Глава 4. Р.А.Б.

Глава 5. В тридевятом царстве

Глава 6. Перемены в Хогвартсе

Глава 7. Санкт — Петербург

Глава 8. Чуть белоглазая

Глава 9. Новые союзники

Глава 10. Чаша Пуффендуй

Глава 11. Who is your angel?

Глава 12. Доспехи Бога

Глава 13. Ящик Пандоры

Глава 14. Звезда Сиона

Глава 15. Волшебный кворум

Глава 16. Большой Тёмный совет

Глава 17. В сердце Африки

Глава 18. Восток — дело тонкое

Глава 19. На карнавале

Глава 20. Атлантида

Глава 21. Плутония

Глава 22. Развязка

Глава 23. В больнице «Святого Мунго»

Предисловие.

Гарри отложил последнюю книгу Джинни Уизли о юном волшебнике, победившем вселенское зло, и задумался. Сколько же лет прошло с тех пор? … Его внуки зачитываются романами мисс Уизли и не подозревают, что сие сказание не что иное как повесть о похождениях их деда… изрядно перевранная.

— Ты жесток в своих суждениях, — раздался голос жены. Она только что вошла в комнату.

— Привет, — Гарри поймал руку любимой женщины и прижал к щеке. — Давно приехала? Я не слышал, как ты открывала дверь.

— Я её и не открывала. Решила застать тебя врасплох, — улыбнулась та. — И, похоже, мне это удалось.

Анастасия взглянула на обложку только что изданной книжки.

— И как тебе? — она кивнула в сторону бестселлера.

— С литературной точки зрения весьма занимательно, но справедливости ради стоит заметить…

— Бог мой! Не собираешься же ты оспоривать написанное! Хотя бы в память о Джин! В конце концов, это литературное произведение, а не документальный опус!

— Так-то оно так, — кисло согласился Гарри. — Однако мне не даёт покоя…

— Вот и отлично! — не дослушав мужа, Анастасия стала облачаться в униформу домашней хозяйки. — Напиши что-нибудь встречное. Мне всегда казалось, что тебе пора взяться за мемуары.

Напевая, она подбирала разбросанные вещи, а Гарри не уставал любоваться ею. Анастасия не была той редкой красавицей, какой, без сомнения, являлась её мать. Строго говоря, Настя не отличалась особой женственностью: крупные черты лица, резкие суждения. Но все без исключения знакомые — Гарри был в этом уверен — завидовали его удачной женитьбе. Неистощимое жизнелюбие, энергия, бьющая ключом, открытость и необыкновенная доброта — вот, что привлекало в этой удивительной женщине. В этом году ей исполнилось шестьдесят — а разве скажешь? В любом смысле она могла бы дать фору и тридцатилетней. Сейчас Анастасия Поттер — крупнейший учёный. У неё сотни последователей. Она без устали мотается по Земле, проводя научные конференции и продолжая свои изыскания. В то время как сам он — всего лишь скромный директор школы.

— Да, «директор»! — с гордостью повторила миссис Поттер (ей не требовалась вербализация мыслей мужа). — Но какой?! Слушай, по-моему, тебе и правда следует взяться за перо и поведать миру, КАК оно было. Что скажешь?

— Не уверен, что мне подвластно художественное слово. Выйдет слишком коряво, чтобы кто-нибудь взял за труд прочесть мою писанину.

— Ну, а я на что? — Анастасия, всё ещё с ворохом одежды в руках, присела к мужу на край кресла. — Ум хорошо, а два лучше. Отредактирую шероховатости на «раз — два».

— Действительно, что я теряю? — приободрился Гарри. — А то прямо с души воротит, читая ЭТО.

— Не стоит осуждать брошенную женщину. Так она сублимировала несостоявшуюся жизнь… Мисс Уизли поступила благородно: вместо того, чтобы чернить тебя, она сделала из тебя героя. Для женщины это, знаешь ли, подвиг.

— Мне так кажется, подвиг — то, что ты говоришь о ней в таком тоне. Ведь Джинни ни словом не обмолвилась о роли твоей матери во всей этой истории.

— Это объяснимо, — спокойно отреагировала Анастасия. — Мама послужила причиной вашего разрыва. Косвенной, конечно. Но Джинни так не считала… Держи!

Анастасия вручила мужу стопку бумаги и ручку.

— Ты ведь предпочтёшь писать от руки, не так ли? С компьютером у вас по-прежнему сложные отношения. И вот ещё что: мы напишем воспоминания в соавторстве: ты будешь писать от своего лица, а я — от лица матери.

— Отца привлечь не желаешь? — усмехнулся Дэни.

— Не ёрничай! — одёрнула его Анастасия. — Из папы беллетрист, как… сам знаешь из чего что. К тому же он до сих пор не может смириться со смертью мамы. Ему будет нелегко вспоминать былое.

— Да-а? — деланно удивился Гарри. — А я думал, почётный член Всемирной лиги чародейства всё же смирился со своей незавидной долей…

Он, конечно, намекал на недавнюю женитьбу тестя (это на пороге-то столетия!). Анастасия укоризненно взглянула на мужа, поднялась с кресла и бодро зашагала на кухню. Гарри пододвинул к себе бумажную кипу и, не откладывая дела в долгий ящик, начертал на первом листе: КАК ОНО БЫЛО. Глава первая: Последнее прибежище.

Часть 1-я. ДО…

Глава 1. Последнее прибежище.

Худощавый черноволосый мужчина сидел за грубо оструганным столом, сплошь заставленным пустыми бутылками из-под спиртного различной степени крепости. Он развлекался тем, что гонял между ними с помощью небольшой палочки довольно упитанного крысёнка, который припадал на одну лапу и жалобно попискивал. Пронзительно чёрные глаза мужчины недобро поблёскивали. И было непонятно: то ли он садист, получающий удовольствие от мучений зверька, то ли алкоголик, допившийся до чёртиков. Однако на алкоголика он похож не был: движения его холёных рук оставались выверенно точными, а глаза — мрачно трезвыми. Наконец это занятие ему надоело. Он ухватил одной рукой крысу за хвост, а другой взмахом палочки распахнул дверь. Не вставая, он бросил несчастного грызуна в дверной проём. Сам же встал и неверным шагом подошёл к пылающему камину. Сцепив руки на затылке, он откинул голову и застонал. Стон этот скорее напоминал рык раненого зверя. Мужчина был никем иным, как Северусом Снеггом. А крыса, столь безжалостно выкинутая им, Хвостом. Вот уже месяц как Снегг торчал в своём убогом домишке в Паучьем тупике и ждал указаний сверху. Казалось, все о нём забыли. После шумных поздравлений в день смерти Дамблдора ему было велено ждать дальнейших распоряжений на свой счёт. А в качестве верного слуги (по совместительству — соглядатая) к нему приставили Петтигрю. С грохотом Снегг отодвинул стул (под стать уроду-столу) и грузно шлёпнулся на него лицом к огню. Языки пламени высвечивали его крупные черты, наделяя их дьявольским сиянием. В дверь тихонько постучали. «Ну, сейчас я ему устрою», — нахмурился Снегг, думая, что вернулся Петтигрю. Но на пороге возникла фигура то ли женщины, то ли девушки, то ли вовсе подростка. Она была одета в нелепо кричащие тряпки. Ядовито зелёные штанцы сидели на ней точно это была её вторая кожа, грудь едва прикрывал топик, состроченный из тысячи разноцветных лоскутов.

— May I come in? — довольно заносчиво спросила она.

Снегг молча взирал на это чудо… в тряпках.

— Боже! Вот несчастье-то! — закатила она глаза. — Бедняга наверняка глуховат.

— May I come in? — повторила она громче.

— Что Вам угодно? — холодно осведомился Снегг.

— Мне «угодно» снять у Вас комнату, конечно. Что же ещё? — удивилась та.

— Комнату? У меня? С какой стати?

— С той самой, что Вы, если не ошибаюсь, хозяин… хм-хм… гостиницы.

Странная гостья нахально прошествовала к столу и уселась напротив, не сводя с него золотисто-карих глаз.

— Объяснитесь, что всё это значит? Кто Вы? Какого лешего Вам здесь надо? — изумлению его не было предела. Казалось, появись тут Волан-де-Морт, он был бы и то меньше растерян.

— Удивительный приём! — пожала плечами незнакомка.

Но, тем не менее, завела рассказ. По её словам выходило, что она русская туристка, рассорившаяся со своим приятелем. Спрыгнув с поезда, она очутилась в незнакомой местности. И тут какой-то старичок с длинной бородой, в очках с половинчатыми стёклами и в остроконечной шляпе направил её сюда, подробно описав дорогу…

— Никогда не слышал более идиотской истории, — перебил её Снегг. Но тут у него ёкнуло под ложечкой: «старичок с длинной бородой…»

Не тратя времени на объяснения, он схватил «то ли женщину, то ли девушку» за руку и выволок на крыльцо. Молча он смотрел на округлую вывеску, украшающую фасад его дома, далёкого от фешенебельности: ТРАКТИР «ПОСЛЕДНЕЕ ПРИБЕЖИЩЕ». Рядом болтался рекламный плакат:

Посетите наш милый трактирчик!

Вы будете тут встречены с чисто английским радушием и гостеприимством.

Вам предоставят здесь кров и пропитание без особых изысков, но от чистого сердца. Губы Северуса непроизвольно растянулись в улыбке. Он отпустил руку своей непрошенной гостьи и прошёл в дом. «Знак! Наконец-то! Несомненно, это одна из шуточек Дамблдора! Он где-то рядом!» — лихорадочно размышлял он.

— Послушайте! — ворвался в его размышления высокий женский голос. — Вы, в конце концов, скажете что-нибудь вразумительное?

В голосе явственно проступали гневливые нотки. Северус обернулся и оглядел ещё раз с ног до головы посланницу… судя по всему, Дамблдора.

— Я бы хотел, чтоб Вы, милейшая, озвучили свою невероятную историю ещё раз.

— Да-а, — протянула она, — в чём — в чём, а в «чисто английском радушии и гостеприимстве» Вам не откажешь… Впрочем, как и в умении быстро соображать (весьма скептически закончила она).

С этими словами нахалка приблизила своё лицо к лицу Снегга и яростно прошипела:

— У Вас есть комната, чёрт побери? Или я буду препираться с Вами до утра, пока до Вас, наконец, дойдёт смысл сказанного?!

Северус отшатнулся. С ним в таком тоне не дозволялось говорить никому уже давно. «Она уверена, что, взглянув на её смазливое личико и миленькую фигурку, все начнут плясать под её дудку? Вот уж нет!» Он не замечал, что строй его мыслей подобен подростковому. Впрочем, не поддаться её чарам было весьма затруднительно. Облик молодой женщины в целом являлся на редкость гармоничным (несмотря на безвкусную одежду): ни одна черта не была отмечена оскорбительной неправильностью или грубостью формы.

— Идите наверх. Там Вы найдёте спальню, — хмуро возвестил он, отводя глаза. Но не смог не проследить за ней взглядом. Торжествующей походкой она легко поднималась по лестнице, а перед дверью спальни повернулась к нему (словно зная, что он наблюдает) и, улыбнувшись, произнесла:

— Спокойной ночи.

Странное свечение исходило от её блестящих волос вкупе с сиянием янтарных глаз и ослепительной белизной зубов. Этот эффект продолжался не больше мгновения — пока Северус не тряхнул в замешательстве головой. «Что-то в ней есть… такое…». Но ЧТО, вывести не смог. И вновь рухнул на то место, с которого началось знакомство, ставшее для него знаковым.


Остаток ночи Северус провёл, не смыкая глаз. То и дело он вставал и в возбуждении мерил шагами гостиную. А потом вновь садился и, откупоривая очередную бутылку, пил, не сводя глаз с двери. Утром он уже был не так уверен, что всё случившееся этой ночью не привиделось ему.

«Постой-ка! Может, несмотря на свой невинный вид, ЭТА — агентесса с другой стороны…»

Не успев закончить свою мысль, Северус отвлёкся на скрип нисходящих шагов. Позёвывая, к нему спускалась ТА САМАЯ, вчерашняя. Она подошла к столу, небрежно облокотилась о спинку стула и фыркнула:

— Что, всю ночь тут наливались?

Северус поднялся и, крепко взяв её за запястья, подтянул к себе.

— Милочка, Вы не поинтересовались платой, которую я взимаю со своих постоялиц.

— Не дышите на меня — иначе я воспламенюсь, — с редким присутствием духа сказала она, бесстрашно устремив на него свои жёлтые глаза.

Это, как ни странно, его уязвило.

— Ну, так что же в отношении платы? Из Вашего сумбурного рассказа я понял, что денег у Вас вроде бы как и нет?

Он стискивал ей руки всё сильней. Нежный запах весенней листвы, струящийся от её волос, не давал ему сосредоточиться. «Этот запах был в моём экзаменационном зелье по приворотам», — мелькнуло у него.

— Деньги будут, — вырвав руки, заверила она. — Беда в том, что я не могу от Вас дозвониться.

Она бросила на стол крохотный телефонный аппаратик.

— Что у вас со связью? До появления в Вашем доме у меня таких проблем не было, — и сердито потёрла онемевшие запястья.

— А проблемы будут. Обязательно, — ласково пообещал Северус. — Если немедленно не признаешься, кто ты такая.

— Псих, — равнодушно пожала она плечами.

— Ты очень самоуверенна, не правда ли?

Снегг схватил её за плечи, стремясь причинить физическую боль, напрочь позабыв о том, что владеет волшебной палочкой. Его волновал запах её загорелой кожи. Этот запах проникал в мозг, отбивая способность соображать. Не отдавая себе отчёта, он наклонился ближе… и тут же был отрезвлён следующей её фразой:

— Считаю до трёх: раз, два…

— И что же предпримет наша маленькая героиня? — закончить он не успел — его обступила тьма.

Когда Северус пришёл в себя, первое, что он увидел, — встревоженное женское лицо.

— Очнулся! — лицо просветлело. — Ну, как так можно!

ОНА смотрела на него с укором.

— Ты меня просто вынудил к этому своими пьяными выходками!.. Подняться можешь?

Северус закряхтел, пытаясь встать на ноги. Голова гудела.

— Какое заклятие ты применила? — едва прошелестел он.

ОНА странно посмотрела на него и покачала головой.

— Благодарение Богу, до этого дело не дошло. Лишь огрела тебя бутылкой. Как я и предполагала, голова у тебя крепкая — бутылка вдребезги, — усмехнулась ОНА. — Ну что, идти можешь? Нет? Держись тогда за меня.

ОНА перекинула его руку себе на плечо и обхватила за пояс.

— Так, так. Давай, миленький, старайся, шевели ножками, — приговаривала ОНА, волоча его по лестнице. — Сейчас холодный душ… он тебе поможет. В любом случае, освежиться тебе не помешает.

С этими словами ОНА выразительно посмотрела на его засаленные волосы и жёваную мантию. Пропихнув его в дверь ванной, примыкающей к крошечной спальне, ОНА усадила его на обшарпанный табурет. И, присев перед ним на корточки, принялась расшнуровывать завязки на воротнике его мантии. Северус дёрнулся и отвёл её руки.

— Я сам.

Женщина заглянула ему в глаза.

— Злишься на меня? — спросила ОНА.

— Сам виноват, — буркнул он и, чтобы побороть смущение, гаркнул: — Так и будешь тут сидеть?

— Я тебе что, мешаю? Вдруг ты упадёшь в обморок?

— Удивительно трогательная забота. Особенно, если учесть, что не более четверти часа назад ты чуть не размозжила мне голову.

— Да-да, — назидательно произнесла ОНА (а в глазах загорелись смешинки). — Наглецам нужно уметь давать отпор.

ОНА с достоинством удалилась. Северус не смог удержаться от улыбки: «Этакий миленький наглец… это как раз про меня».

Северус уже был готов залезть в ванну…

— Давай принесу тебе сменное бельё, — донеслось до него из-за двери. — Скажи только, где…

— Не смей рыться в моих вещах! — обозлился он, едва перекрикивая шум льющейся воды.

— Что-что? — её голова возникла в приоткрытой двери.

— С ума сошла? — взвизгнул Северус и метнул в неё куском мыла.

— Успокойся, — продолжила ОНА со смехом уже за дверью. — Я ничего не увидела… ну-у, скажем, такого, чего не видала раньше.

«Поразительное бесстыдство!» — чуть было не сорвалось у него с языка. Но, вспомнив сцену, предшествующую его бесславному оглушению бутылкой, вовремя заткнулся. Когда минут через десять он вышел (во всём чистом и уже с сухими волосами), его новая знакомая сидела за круглым столиком и нажимала кнопочки на своём миниатюрном телефоне, то и дело поднося его к уху.

— Ничего не понимаю, — поморщилась ОНА. — Никакого сигнала!

Когда Северус наблюдал за её манипуляциями с телефоном, у него шевельнулась какая-то смутная догадка. «Но нет! Если ОНА магла, то не смогла бы увидеть мой жуткий клоповник!»

И всё ж решился спросить:

— Какое место ты занимаешь в волшебном мире? Откуда тебя знает Дамблдор?

ОНА с сожалением посмотрела на него.

— Я занимаю СВОЁ место. А Дамблдор, может, и знает, кто такая я. Только Я понятия не имею, кто он такой.

«Нет, её определённо надо проверить, — с возрастающей тревогой думал Северус, машинально теребя перстень на указательном пальце. — Точно! Перстень!» Под камнем перстня по-прежнему находилась малая толика недавно изобретённого им средства с рабочим названием Будь самим собой. А вслух произнёс:

— По-моему, не мешало бы выпить чая.

— Ага, наконец-то я дождалась «чисто английского гостеприимства» — ну, как было обещано в рекламном буклете Вашей гостиницы. Чай, надеюсь, с сахаром? Если, конечно, это не идёт вразрез с понятием «без особых изысков»?

— Как пожелает леди, — Северус напрягся. Он поражался своему терпению.

«Ничего. Я тебе припомню все твои ужимки и прыжки», — мстительно подумал он, снимая с подоконника электрический чайник (точь-в-точь такой, как был в доме его родителей лет, этак, 30 тому назад). Сделав вид, что вынимает чашки из шкафа, он услыхал позади себя лёгкие шаги.

— Так вот почему мне нельзя было «рыться» в твоих вещах — тут полно бесценных раритетов, — ОНА указала на алюминиевые кружки, которые он держал в руках.

Как-то само собой получилось, что и сосуды для питья стали копией той незатейливой посуды, бывшей в обиходе его семьи. Разозлившись на себя, Северус плеснул кипятку в обе кружки и искал, чем бы отвлечь вездесущую особу. Ему нужно было влить Будь самим собой.

— Возьми заварочный чайник и сахарницу… там же, в шкафу, — буркнул он.

— Изумительный сервис, — хмыкнула та, но спорить не стала. — Называется обслужи себя сам.

Пока ОНА возилась у шкафа, Северус влил в её кружку изрядную порцию средства. «Прекрасно! Ни вкуса, ни цвета, ни запаха! Единственное упущение: не знаю пока срока его действия».

— У тебя тут целый армейский сервиз! — восхитилась ОНА, выставляя помятую сахарницу и чайничек на стол. — Скромненько и со вкусом!

— Вообще-то ты в гостях, — напомнил он.

— А чувствую себя, как дома, — перебила ОНА его, — году, примерно, в 70-м. Когда я была маленькой, бабушка приобрела это чудо эстетики, попрятав от меня весь фарфор. Я била всю посуду… Нечаянно, конечно… Тебе это тоже досталось по наследству?

Северус напряжённо смотрел на неё, почти не вникая в её болтовню (в то время как вот он, ответ на вопрос: девочка перед ним, женщина или подросток. ОНА сказала «году в 70-м!»; стало быть, они ровесники). ОНА уже сделала пару глотков… Северус резко встал, ощущая, как горячая влага идёт по пищеводу, и почувствовал дурноту. Видимо, он побледнел, потому что его собеседница тоже вскочила и бросилась к нему:

— Тебе плохо? Голова кружится? Тошнит?

После упоминания «тошнит» Северус почувствовал, что его сейчас вывернет наизнанку. Причём прямо на неё. Видимо, вся гамма чувств отразилась у него на лице, так как, не мешкая, ОНА потащила его в ванную и, парализовав всякую возможность сопротивления, намотала его длинные волосы себе на кулак и наклонила голову над раковиной. «Просто караул… И ведь есть же свидетель этого кошмара — эта чёртова баба! — он покосился на ту, по чьей вине его гордость была растоптана. — Видели бы меня сейчас мои многочисленные недруги — то-то бы порадовались!» Но на лице его сестры милосердия радости не наблюдалось (впрочем, и особой брезгливости тоже). ОНА деловито смывала рвоту, которая серо-буро-малиновым потоком уходила в сливную трубу.

— Пойдём, провожу тебя в твою спальню. Ляжешь. Тебе сейчас надо полежать.

— Мы в моей спальне, — слабо проговорил он. — Другой у меня нет.

— Так, выходит, ты не спал из-за меня? — ОНА была удивлена безмерно. — Значит, ты не сдаёшь комнаты? Но почему не сказал этого раньше?

— Ты не дала мне возможности, — попытался он отшутиться. — И у меня было, чем заняться.

— Это не смешно! Сколько ты пил? День, два, неделю? Я что-то не заметила на столе никакой закуски… И вообще… может, у тебя сотрясение мозга… Тошнит сейчас? — аккуратно усадив его на кровать, ОНА со всей беспристрастностью продолжила допрос. — Что сейчас чувствуешь? Голова болит?.. Может, помочь тебе раздеться?

Северус усмехнулся:

— Обычно это не дамский вопрос.

— Ладно, — ОНА махнула рукой, — чего уж тут выпендриваться.

И, освободив его шею от шнурков мантии, помогла лечь, не забыв при этом стащить далеко не щёгольские ботинки.

— Ловко у тебя получается управляться с пьяными мужиками… Как будто всю жизнь этим занималась.

— Фу-у, как грубо! — ОНА поднесла к его губам кружку с недопитым чаем. — Выпей. Пусть желудок успокоится.

ОНА приподняла его голову и ободряюще улыбнулась. Как только он сделал последний глоток, ОНА удовлетворённо отняла питьё и произнесла:

— Спи. Тебе надо окрепнуть.


Юля сидела в обшарпанном кресле, поджав ноги, и изучала в полумраке комнаты лицо мужчины, который спал очень тихо — не слышно было даже характерного для спящего посапывания. Прошло уже около суток, но ОН ни разу не перевернулся. Руки по-солдатски вытянуты вдоль тела поверх одеяла, чёрные волосы разметались по подушке. «Он вообще жив?» — она наклонилась. Его дыхание защекотало ей шею. Юлия улыбнулась и вспомнила, что когда её сынишка был маленьким, она то и дело подходила к его кроватке, проверяя: дышит ли он — боясь за это только что народившееся, ещё хрупкое, существование. У мужчины (который так и не соизволил представиться) имелся в наличии высокий лоб, крупный нос, смуглая шея и густые волосы. Продолжая его разглядывать, Юлька невольно провела пальцем по щеке спящего. И тут же её рука попала в капкан его железной хватки. После чего глаза хозяина мнимой гостиницы открылись и минуту-другую смотрели на неё с осуждением.

— Что? Что-нибудь опять не так? — пытаясь высвободить запястье из его холодных пальцев, спросила Юля.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Может, я нахожу тебя привлекательным, — усмехнулась она.

— Издеваешься? — он отшвырнул её руку, которую всё ещё держал.

— Ты меня ненавидишь? — полуутвердительно сказала она.

— Нет, — удивился он.

— А должен бы, — тихо и грустно сказала Юлька. — Подожди-ка. У меня кое-что есть для тебя.

Она метнулась к столу.

— Смотри, я нашла это у себя в сумке.

Юлия протянула ему конфету. «Мишка на севере» — прочёл он на фантике.

— Ешь, — приказала она. — У тебя-то нечем разжиться… Извини, я всё же «порылась» у тебя в кухонных шкафчиках.

Северус жевал конфету и смотрел на свечение, исходившее волнами от её волос.

— Ты светишься, — неожиданно сказал он.

— Да. Уже, наверно, свечусь… Я ведь не ела уже двое суток, — она тихонько засмеялась. — Боялась оставить тебя одного — вдруг тебе стало бы плохо во сне? Мой дядя так умер… Но поход по магазинам ничего бы не дал — у меня почти нет денег. Кроме того, ты мне так и не сказал, как тут пользоваться телефоном.

— А если бы нашла возможность воспользоваться своим телефоном… бросила бы меня? — почему-то этот вопрос волновал его больше всего остального.

— Нет, — вздохнула она. — У меня бы сил не хватило.

— В смысле? — живо откликнулся он.

— Думаю, я нужна тебе…

И опять этот ответ вовсе не показался ему странным.

— А я? Разве Я тебе нужен: жалкий, злобный и некрасивый? — Северус поразился своему самобичеванию. И хоть так оно и было, произносить эти слова вслух…. немыслимо!

— Ты не жалкий, не злобный и не некрасивый. Просто ты одинок. И считаешь, что тебя никто не любит.

— Это правда. Меня никто не любит, — понуро согласился он («Да что это я? С ума, что ли, сошел?»).

— На твоём месте я бы не говорила этого с такой уверенностью…

— Ты фея? — озадаченно пробормотал Северус.

— Нет. Просто женщина, — она заправила ему выбившуюся прядь волос за ухо и поцеловала.

— Послушай, — почти жалобно попросил он. — Этого просто не может быть. Скажи, что мне это снится.

— Нет, — Юля прижала его руку к своей щеке, и Северус почувствовал, какая горячая у неё кожа.

Он хотел убрать руку, но та не дала.

— Послушай, я всё-таки мужчина, несмотря на мой непрезентабельный вид.

— Неужели? — она смотрела на него не отводя глаз, пока, наконец, смысл сказанного не укоренился в нём и он не привлёк её к себе.

Тотчас же его мрачная комнатёнка наполнилась тысячами бликов от солнечных зайчиков, заскользивших по полу и стенам…. А в потолке зажглись две звезды. И если присмотреться, в них угадывались глаза самой прекрасной женщины на свете — той, что была рядом.

— Ещё! — услышал он и почувствовал на своей шее прикосновение женских губ.

«Значит, мне это не приснилось». Это ощущение наполнило его счастьем. Северус поднял её смеющееся лицо и внимательно посмотрел ей в глаза. Но она поспешила спрятаться у него на груди. Однако по тому, как крепко она его обнимала, можно было сделать вывод, что та ни о чём не жалеет. Северус чуть переместился — так, что его подбородок касался её головы, — и легонько поцеловал её в макушку. Он боялся какой-нибудь нечаянной грубостью разрушить то безмятежное чувство, которым было пронизано всё его тело. «Что она чувствует?» — беспокоило его. С другой стороны, спрашивать об этом было бы непростительной глупостью, и он это понимал. И всё же: такая красавица, умная, бесстрашная…. что ОНА могла найти в НЁМ? Или, может, она преследует какую-то цель? Да нет, не такой уж он невероятно соблазнительный в сексуальном плане объект, чтобы добиваться от него чего-то через постель. Северус попытался проникнуть в её сознание, но безуспешно: там вращался огненный шар, переливаясь всеми цветами радуги. «Защита», — догадался он.

— Кто же ты? — наконец спросил он.

— Что ты хочешь услышать?

— Что ты нашла во мне?

— А ты?

Этот вопрос вызвал у него замешательство. С одной стороны, он был почему-то уверен: нет на Земле ни одного мужчины, который по каким-либо причинам отверг бы эту женщину. С другой — сам он был весьма стоек в вопросах женского пола. Как бы не была привлекательна женщина, он ровно никаких чувств не испытывал… ни разу. Исключением стала разве что Лили Эванс. Может, как раз в этом всё дело? Женщины были похожи… на первый взгляд. Скорее, это даже не сходство, а общность, проявляющаяся в манере слушать тебя так, будто ты говоришь невероятно умные вещи, мило наклонив при этом голову (и от этого ты раздуваешься от сознания собственной значимости), в привычке во всём находить забавное или становиться без видимых причин необыкновенно серьёзной…

— Как тебя зовут? И откуда ты так хорошо знаешь русский? — вдруг спросила его новоявленная «Лили», вплетая свои пальцы в его.

— Что? Действительно, мы ведь так и не познакомились. Северус. А тебя?

— Ю-ЛИ…- по слогам начала проговаривать она своё имя.

Северус вздрогнул.

— Ты что? Всего лишь Юлия… Так что там с русским?

— «Русским» — что, языком?

— Ну да.

— Я его не знаю.

— На каком же языке мы, по-твоему, всю дорогу разговариваем?

— Не знаю, — пожал он плечами.

— Чудеса, — без всякого удивления констатировала Юля.

— Дамблдор! — осенило Северуса.

— А, — так же, ничуть не удивившись, откликнулась она.

— Осторожно! — встрепенулся Северус, высвобождая руку с перстнем. — Можешь пораниться!

— А ты, как Цезарь Борджиа, носишь яд в перстне?

— Не яд. Всего лишь «Будь самим собой». Что-то вроде сыворотки правды.

— Выходит, мы с тобой не можем быть самими собой без того, чтобы не испить сыворотки правды?

— Ты пила его одна.

Юлия промолчала.

— Ты что молчишь?

Своим молчанием она разбудила его худшие подозрения: «Вот откуда эти мысли вслух! Значит, недаром мне показалась странной моя редкая словоохотливость».

— Так ты видела, что я что-то вливаю в твою чашку?

— Да.

— И выпила?

— Да.

— Мало того, дала мне потом допить свой чай?

— Мне было интересно, как ты выкрутишься, когда я буду корчиться в предсмертных судорогах у тебя на глазах.

— Это не смертельно!.. Постой-ка, а как бы выкрутилась ты? Ты же не знала противоядия!

— Ты же сказал, что это не смертельно, — парировала она.

— Но ты-то этого не знала!.. В жизни не видал такой авантюристки!

— Это не авантюризм, а фатализм.

— Один чёрт.

— Ничего подобного. Не искушай судьбу.

— Как это понимать?

— Похоже, тот старик на дороге направил меня к тебе неслучайно.

— Это уж точно. Можешь не сомневаться. Но ты-то как пришла к такому выводу?

— Калики перехожие — люди мудрые! — философски заметила она.

— Кто?

— Волхвы.

— Не скажу, чтобы это так уж сильно прояснило смысл сказанного… Ты в какой области специализируешься?

— В основном, в области музыки.

— У-у, — с уважением протянул он. — А что значит «в основном»?

— Кроме того, я отчасти психолог.

— Понятно. Видел твою защиту (он имел в виду тот светящийся шар, на который наткнулся, когда хотел прогуляться по её мыслям).

— А у тебя какая защита?

— Стена.

— Неплохо… Ты всё узнал, что хотел? — снисходительно бросила Юля.

— Ничего, — нехотя признался Северус. Вообще-то ты так и не ответила на первый вопрос… Вернее, на второй.

— «На первый, на второй»… — передразнила она его. Ты, как ребёнок, ей-богу.

И, внезапно посерьёзнев, добавила:

— Ещё слов таких не придумано, чтобы выразить вербально то, что сейчас между нами происходит. Ты ведь и сам это чувствуешь, верно? Но, если честно, острее всего я сейчас чувствую голод. Хоть, к сожалению, ты и не русский, но какие-то зачатки хлебосольства есть и у британцев… надеюсь.

Юлька ухватила его за локоть и сдёрнула одеяло. К её немалому удивлению, она увидела Северуса полностью одетым.

— Должны же быть у английского джентльмена какие-то преимущества перед русским мужиком, — ухмыльнулся он, опуская ноги в туфли. — А вот за тебя я серьёзно опасаюсь… Простудиться не боишься?

И, очень довольный собой, вышел из спальни.


Прошло два дня. В доме, казалось, не осталось ни одного места, которое было не опробовано в качестве любовного ложа. Отношения двух любовников находились в той фазе, которую именуют идиллией. Но всему приходит конец. Окончание безоблачного счастья принесла на своих крыльях (вернее, в своём клюве) большая бурая сова. Она прилетела ранним утром, когда Юлия ещё сладко спала, уткнув нос в плечо Северуса. Ещё до того, как письмоносица клюнула стекло, он уже что-то такое почувствовал. Такая порция счастья, нежданно-негаданно свалившаяся ему на голову, была ничем не оправдана, если бы теперь не наступила череда крупных неприятностей. Чтобы, так сказать, восстановить равновесие в природе. И неприятности не заставили себя ждать. Пришло письмо от Тёмного Лорда.

Мой драгоценный друг!

С глубоким прискорбием мною был встречен Петтигрю, который был рекомендован Вам как помощник и соратник. Он был вынужден рассказать мне о том, как Вы с ним обращались. К моему неудовольствию, Вы пренебрегли моим советом всегда выказывать уважение к тому, кто оказал НАМ величайшую услугу в то время, как многие вели успешную и вполне благополучную жизнь. Не думайте, что я это забыл. Я ничего не забываю. Надеюсь, после того, как ответ будет отправлен, мы с Вами сможем обсудить условия Вашего дальнейшего пребывания в Паучьем тупике.

С уважением.

Лорд Волан — де — Морт.

«Петтигрю — „помощник и соратник“… „Я ничего не забываю“… — цитировал он зловещие строки. — Что ещё такого наплёл Хвост, чтобы вызвать „неудовольствие“ Лорда?» Времени хорошенько обдумать ответ не было. Он знал: Тёмный Лорд ждать не любит. «Хозяин! — начал он письмо. — Питер очень раним последнее время. Думаю, что свои заслуги он превозносит премного выше всех прочих. Разумеется, не моё дело укрощать его разыгравшееся тщеславие. Но, как выяснилось, он разучился понимать и дружескую шутку. Впрочем, чего же ещё Вы могли ожидать от двух чародеев, которые вынуждены в бездействии прозябать вот уже месяц? Интриги и злоязычие берут истоки в ничегонеделаньи. Всё ещё мечтаю приносить пользу Вашей милости. Преданный Вам слуга Северус Снегг».

Он сунул письмо в птичий клюв и с треском закрыл окно.

— Что-нибудь случилось? — Юля уже сидела в кровати, с беспокойством вглядываясь в его хмурое лицо.

— Нет, — бросил он. — Пока нет. Юлья… (она с нежностью отметила его мягкий выговор «л´» — как у всех иностранцев) Боюсь, оставаться тебе здесь дольше небезопасно…

— Это как-то связано с тем, что ты беглый уголовник?

— Именно… Хотя всё, конечно, намного сложнее. У нас не было с тобой времени поговорить…

— Ну да. Времени у нас с тобой не было. Точно, — она прижалась к его плечу.

— Не дразни меня, — отстранился Северус. — У тебя пять минут на сборы. И дай мне слово, что не будешь задавать вопросы сейчас… Я сам всё объясню. Со временем, — голос у него сорвался.

— Как скажешь, — холодно произнесла Юлька.

Чтобы избежать объяснений, Северус предпочёл спуститься вниз. Предстояло подготовить ей билеты. Ровно через пять минут Юлия появилась в кухне–тире–гостиной. Она молча обняла его и протянула руку — будто знала, что он ей вручит билеты.

— Что ж, как говорят русские, «долгие проводы — лишние слёзы», — она попыталась улыбнуться. — Присядем на дорожку.

Не понимая, зачем ей понадобилось вдруг присесть, Северус всё же подчинился. Спустя ровно минуту, Юля поднялась и сказала то, что он подспудно ждал:

— Я буду ждать тебя… Поцелуешь меня на прощание?

Она подставила ему щёку и пробормотала:

— Чтоб не так горько было.

Потом всё же не выдержала и взяла его за руку.

— Всё будет хорошо. Я знаю. Даже лучше, чем ты себе можешь представить. Ровно в два раза.

С этими словами Юлия вышла из дома. А Северус в растерянности сел за чисто прибранный стол и повторил вслух:

— «Ровно в два раза»… И что это значит?

«Наверно, какая-то русская поговорка», — решил он. Теперь оставалось только ждать. Ждать, пока Тёмный Лорд призовёт к себе, чтобы погрузить его из тёплых любовных грёз в холодный, липкий ужас — мир Волан-де-Морта и его приспешников.

Глава 2. Аттестация по трансгрессии.

В тягостный час прощания Северуса и Юлии Гарри Поттер прощался с семьёй Дурслей. Навсегда. И если дядя Вернон и Дадли выглядели счастливыми, то тётя Петунья была растеряна и явно искала слова, чтобы выразить своё отношение к этому факту.

— Береги себя, — наконец выдавила она. — Честное слово, мы не хотели для тебя такой судьбы. Так что…

Она запнулась и неуверенно подошла к племяннику.

— Как говорят: не поминай лихом. Что было, то прошло, — и тётушка робко поцеловала Гарри в щёку — для чего ей потребовалось приподняться на носки.

— Петунья! — глаза дядюшки буквально выпрыгнули из орбит.

class="book">— Да, Вернон, да! — с вызывом произнесла она и повернулась к Гарри. — Удачи тебе, мальчик.

Она махала рукой своему приёмному сыну, пока тот не скрылся из вида за поворотом Тиссовой аллеи (и глаза у неё при этом были на мокром месте). Дядюшка Вернон и Дадлик замерли, будто в немой сцене. «Наверно, такими я их и запомню», — ухмыльнулся Гарри. Он был растроган речью немногословной Петуньи и размышлял на тему: как много закоулков в душе человеческой… Мог ли он предположить, что чопорная тётка даст волю слезам при прощании с ним? Ему казалось, что родственных чувств она испытывала к нему не больше, чем к его сове, Букле. Однако же, как сказал Дамблдор: «Она приняла тебя, Гарри….». При мысли о Дамблдоре сердце у Гарри сжалось, и он, выйдя на шоссе, так взмахнул палочкой, что воздух вокруг неё заискрился. Тут же (недаром простецы говорят: «по мановению волшебной палочки») перед ним резко затормозил трёхэтажный автобус. Это был «Ночной рыцарь».

— Хай, Гарри! — жизнерадостно приветствовал его водитель.

— Что, есть повод для радости? — мрачно смерил его взглядом Гарри, передавая плату за проезд.

— Да нет, — скуксился тот. — Стэнли всё ещё под арестом. Так что одному приходится управляться. Совсем запарился… Купишь «Пророк»?

— Не надо. Я в курсе.

Что правда — то правда. «Пророк» приходил к нему ежедневно. Причём, вот загадка: и Рон, и Гермиона отрицали своё отношение к этому. Сам он тоже газету не выписывал. Может быть, Джинни? Настроение совсем упало до нуля — с Джинни они не общались. «Стоп! Не буду сейчас думать ни о Джинни, ни о Дамблдоре. Подумаю лучше о том, что сегодня я уже буду в Хогвартсе». Действительно, он направлялся на Кингстоунский вокзал, откуда через каких-нибудь полчаса отойдёт экспресс в хогвартскую школу. На платформе 9¾ он встретится с Роном, Гермионой и Невиллом (с которым переписывался этим летом). А в школе — с Хагридом… Нет, пожалуй, Хагрид и Грохх уже на пути в колонию великанов, о которой узнали буквально на днях. Так что Хагрид отменяется. Но другие должны быть на месте: профессор МакГонагалл, которая теперь замещает Дамблдора (тут Гарри захлестнула волна необъяснимого гнева), профессор Стебль («Мы, в общем-то, никогда не были с ней близки»), профессор Флитвик («С ним, пожалуй, будет приятно повидаться»), Слизнорт (Гарри поморщился: «Он собирается стать деканом Слизерина»), Аргус Филч (Гарри развеселился: «Да уж, с ним мы всегда были друзьями… примерно такими, как кошка с собакой). Не встретит он только отвратительного „тёмноискуссника“, Снегга. Вот уж чему бы он искренне порадовался на курсе… с первого по шестой. „Но сейчас я хотел бы его встретить… И как можно скорее!.. Чтобы свернуть ему шею!.. Или удавить голыми руками! Вот так!“ Гарри услышал лязгающий звук и с удивлением посмотрел на свои руки — оказывается, он сломал поручень в автобусе, размечтавшись, как будет расправляться со Снеггом. Это вернуло его к реальности: на деле он никогда не мог одолеть Снегга. В этом стоило признаться. … А он ещё собирается биться с Волан — де — Мортом!.. Гарри опять упал духом: „Нет, я так, пожалуй, и трансгрессию завалю“. О чём бы подумать? Разве что о свадьбе Флер и Билла? Нет! На самом деле эта свадьба лишь напоминала о времени, в которое проходила. По изуродованному лицу Билла нельзя было даже понять: рад ли он? Флер, конечно, выглядела прелестно — и не последнюю роль в этом сыграла диадема, подаренная ей тётушкой Мюриэль Уизли… Впрочем, надо отдать должное мистеру и миссис Уизли: все приглашённые были людьми порядочными (и хорошими знакомыми Гарри). Правда, выглядели они не намного лучше Билла. Взять хотя бы Грюма: недавно он полез в драку против целой своры Пожирателей и еле унёс оттуда свою единственную ногу (деревяшку, заменяющую ему вторую конечность, в этой схватке спалили). Тонкс опять сидела старушонка-старушонкой с пепельными волосами — причиной тому был, разумеется, Римус. По слухам, Люпин в обличье оборотня творил какие-то бесчинства в стае себе подобных. Проверить это пока не представлялось возможным. Сразу после официальной церемонии гости разбились на группки и стали с жаром обсуждать последние сногсшибательные новости. Гоблины готовы заключить сделку с Тем-кого-нельзя-называть! Банк работает из рук вон плохо. Все в панике. Пока ещё возможно, вкладчики спешат аннулировать свои вклады. Как следствие, крушение банка повлекло безработицу… ну, и всё в таком духе. Гарри полагал, что останется в „Норе“ хотя бы дня на три. Но обилие гостей и куча новостей (одна другой хуже) нагнали на него такое уныние, что одиночество на Тиссовой показалось ему панацеей. Он даже отговорил Рона с Гермионой следовать за ним, как это предполагалось вначале. Друзья договорились встретиться на вокзале спустя месяц. Автобус сначала занесло, потом как следует тряхануло, и Гарри услыхал: „Кингстоунский вокзал!“ Он протянул на прощание руку Эрни Прэнгу и вышел.


В поезде, оправляющемся на Хогвартс, оказалось немноголюдно. Большинство пассажиров переговаривались вполголоса и выглядели озабоченными. Из хороших новостей была та, что отыскался Люпин. Они с Тонкс, тихо поженившись, стали жить в её доме. Плохие — все остальные. Гоблины всё же предпочли работать на Волан-де-Морта. В один из июльских дней банк просто взлетел на воздух — в буквальном смысле слова.

— Хорошо, что в здании никого не было. Дело происходило ночью, — вращая глазами, рассказывал Рон. — Благодаря Биллу, все сбережения нашей семьи — и твои, Гарри, тоже — успели перевести во Французское отделение. Там сейчас работает Флер. Зовёт Билла к себе.

— А что Билл? — спросил Гарри.

— Ну, Билл, конечно, не поедет. Он сейчас сотрудник Министерства 2-го уровня, — в голосе Рона ощущалась гордость за брата.

— Это значит, его взяли в мракоборцы? — удивился Гарри.

Он знал: иерархия должностей в магическом мире ещё почище, чем в магловском. Несмотря на то, что Билл был некогда блестящим учеником Хогвартса, получив одну специальность, переквалифицироваться на другую очень сложно.

— Да. Фадж походатайствовал, — отводя глаза, промямлил Рон.

— И вы приняли эту помощь? — сверля его глазами, повысил голос Гарри.

— Ах, Гарри, — вмешалась Гермиона, — ты же ничего не знаешь! Во-первых, ещё непонятно, что там со здоровьем Билла. А во-вторых… ну, словом, они с Флер ждут ребёнка.

— Так скоро?.. Во-от почему она не отказалась от Билла, — протянул Гарри.

— Ты несправедлив! — Рон покраснел. — У Флер совсем маленький срок. Но она знает, потому что колдунья.

— Да, — подхватила Гермиона. — Именно на малых сроках младенец наиболее уязвим. Поэтому Билл настоял, чтобы она уехала к матери. Флер хотела остаться…

— Кто такая Флер? — рассеянно спросил Невилл. Всё это время он читал „Руководство по трансгрессии“.

Разговор переключился на экзамен. Гермиона, как всегда, попав в свою стихию, раздавала практические советы. Гарри в разговоре не участвовал. Он замкнулся и думал, что, вероятно, что-то надломилось в нём. Теперь он видит в людях только тёмную сторону. Вот Флер, скажем: что такого она ему сделала, что он заподозрил её в неискренности чувств? Виной всему проклятый Принц — полукровка. Он же Снегг. Какая тут прорисовывается параллель, Гарри ещё не додумал. Но всё, что случилось плохого в его жизни, он так или иначе связывал со Снеггом: по его навету Волан — де — Морт убил родителей Гарри; из-за Снегга погиб Сириус; он бросил заклятие „Авада Кедавра“ в Дамлдора; Люпин нищенствует тоже не без его участия… Гарри вдруг приоткрыл рот от внезапного озарения: выходит, Снегг отомстил всем своим недругам! Остался только он — сын Джеймса Поттера! Значит, и искать, скорее всего, будет не Гарри Снегга, а наоборот! Так сбудется пророчество (о том, что напару с Тёмным Лордом Гарри нет места на Земле), и воцарится безграничная власть Волан — де — Морта… Ну, уж нет! Так просто он не даст себя убить!


Экзамен должен был проходить в Хогсмите. Деревушка показалась ему полной уныния и разорения. Совсем недавно тут состоялся налёт дементоров. Был похищен хозяин „Кабаньей головы“. Так что его заведение не работало. Кабачок „Три метлы“ также был заколочен — мадам Розмерту арестовали. Жители Хогсмита, ранее постоянно сновавшие из одного заведения в другое, чувствовали себя осиротевшими. И если ситуация с Розмертой была более или менее ясна, то вопрос зачем дементорам понадобился Аберфорт, оставался открытым. Педагоги Хогвартса — все, за исключением Трелони и, конечно, Флоренца — примкнули к Ордену. Для Слизнорта это был, прямо скажем, подвиг. Он даже немного похудел и осунулся. Но, пожалуй, оставался единственным, не растерявшим привычное жизнелюбие. МакГонагалл Гарри ещё не видел — поговаривали, что нынешний директор Хогвартса отправилась в одну из магических школ. Но куда? Никто или не знал, или не хотел говорить. А с ней надо бы повидаться. Хотя бы для того, чтобы выяснить: не знает ли она, что могло сохраниться из вещей Годрика Гриффиндора. И, может, у достославного Мага и Чародея есть потомки в каком-нибудь поколении пра-пра-пра… Что ж, если нет возможности переговорить с МакГонагалл, по-крайней мере, профессор Флитвик здесь. Он декан Когтеврана и всегда симпатизировал гриффиндорцам. За этими размышлениями Гарри застал тот самый бестелесный волшебник, который уже приезжал в Хогвартс в прошлом семестре (Уилки Двукрест, кажется). Рон был на него бесконечно зол. Не получить аттестацию из-за половинки брови, которая не поспела за своим хозяином! Совершеннейшее свинство! Особых опасений у Гарри экзамен по трансгрессии не вызывал. Но всё же стоило послушать, что говорил экзаменатор.

— Итак, — вещал тот, — каждому из вас будет задана цель, на которой вы должны будете сосредоточиться. Три „эН“ (нацеленность, настойчивость, неспешность) — и квалификация у вас в кармане!

Двукрест обходил участников и вручал каждому карточку, на которой была обозначена цель.

— Помните: цель должна быть выражена словесно в первом туре испытания, а во втором — невербально. Второй тур, разумеется, труднее. Вам следует со всей скрупулёзностью отобразить в своём сознании место, куда собираетесь трансгрессировать… надеюсь, вы это знаете…

— У вас так же проходили испытания? — шепнул Гарри Гермионе (её тоже пропустили к экзаменующимся; такая лояльность была не понятна до тех пор, пока не выяснилось, что комиссии по начислению баллов не хватает одного члена — им-то и стала Гермиона).

— Нет, — она явно недоумевала.

Целью Невилла явилось „Королевство сладостей“, Рона — лавка „Зонко“, а Гарри … Визжащая хижина. „Любопытно, как бы я представил её ‚со всей скрупулёзностью‘, если хотя бы раз в ней не побывал, — озадаченно покачал он головой. — Или, может, каждое задание подбирается индивидуально под каждого участника…. Скорее всего, так оно и есть“. Но вот испытания для первого из участников (парня с Когтевранского факультета, Гарри его толком не знал) начались. Когтевранец с успехом трансгрессировал до заданного ему места и обратно, набрал необходимое для аттестации количество баллов и на радостях хотел было трансгрессировать в когтевранскую гостиную. Но тут его тело — хлоп! — два раза подбросило, и он заскакал мячиком по тропинке из деревни в школу.

— За такое надо бы лишить его права трансгрессировать вовсе! — негодовал Флитвик. — Ведь должен же он помнить, что правило трансгрессии на Хогвартс не распространяется! Слава богу, мы здесь для того, чтобы подстраховывать учащихся!

Невилл, к его огромной радости, прошёл оба тура без каких бы то ни было осложнений — ведь он столько раз был в „Сладком королевстве“! Долгопупс не стал дожидаться товарищей. Профессор Стебль приготовила для него какой-то сюрприз, и он рванул в теплицы.

Следующим был Гарри.

 — Давайте начнём сразу со второго тура. Столь одарённому студенту ничего не стоит побывать там, используя вербальные возможности, — неприятно сладким голосом предложил „прозрачный“.

Гермиона метнула на него негодующий взгляд. Но другие преподаватели не выказали никакого неодобрения. „Они, пожалуй, и не знают моей цели“ — мелькнуло у Гарри. Он на секунду прикрыл глаза, чтобы восстановить в памяти обстановку той разгромленной комнаты, в которой впервые увидел своего крёстного. Гарри почувствовал, как его внутренности на мгновение сжало… И вот он уже внутри Хижины. Гарри огляделся: пыль ровным слоем покрывала все предметы. Он обошёл комнату. Внимание привлекла стоящая на столе тарелка. На ней пыли не было. Мало того, на ней лежало яблоко! Не думая о том, что это может за собой повлечь, Гарри дотронулся до спелого плода. Яблоко покатилось по краю тарелки с мелодичным пением: Я не яблоко простое — Сочное да наливное — Моё предназначение иное: Вам действие любое Покажет яблоко златое!

Голос яблока был нежный и протяжный:

Лишь прикоснись ко мне, — Тогда В любое место по желанью Отправлюсь я, отправлюсь я…

„Отправлюсь я…“ — всё звучало и звучало, как заезженная пластинка.

И Гарри решился.

— Куда спрятал Волан-де-Морт крестраж „Чаша Пуффендуй“?

Тут же яблоко завертелось волчком. Когда оно остановилось, Гарри заглянул в тарелку — дно её заволокло молочно — белой дымкой. „Яблоку не под силу показать то, что я попросил“, — подумал он. Но, присмотревшись, увидел, что дымка — это туман над лесом. Величественные сосны и ели уходили в небесную синь своими заснеженными вершинами. Под ними раскинулась деревенька. По ней сновали людишки малого роста. Один из них указывал наверх. Гарри показалось, что глаза этого маленького человечка будто затянуты пеленой — они были абсолютно белыми! Он отвлёкся от рассматривания белоглазого чудика и увидал, на что тот показывал. На самой верхушке ёлки сидел крупный ворон. В гнезде что-то сверкнуло…

Видение прервали крики:

— Гарри! Гарри! Что случилось? Ты жив? — звуки были извне.

Не думая об опасности, Гарри хотел было прихватить с собой волшебную тарелку, но она словно приросла к столу! Самое удивительное, что и яблоко, только что свободно перемещавшееся по ней, отковырять не удалось. „Ладно, вернусь сюда потом!“ — решил он. Хлоп! В следующий миг Гарри уже стоял перед лицом комиссии. Оно, это лицо, состояло сразу из шести разгневанных физиономий.

— Прошу Вас объясниться! — требовательно сверкнул очами Двукрест. — Вы заставили нас поволноваться!

— Нет причин для волнений, сэр! — отрапортовал Гарри. — Просто мне захотелось задержаться там подольше. Дело в том, что в этой Хижине я познакомился с Сириусом Блэком. Я — может быть, Вы знаете — был его крёстником. Теперь его уже нет…

Гарри опустил глаза. Конечно, это контрход. Спекулировать именем Сириуса, по-меньшей мере, некрасиво… Но возвращаться на пересдачу „такому одарённому студенту“, в общем-то, тоже как бы не очень…

Профессор Стебль зашмыгала носом.

— Хм… Хм… Ладно, Поттер. Аттестация у Вас в кармане, — пробурчал министерский волшебник.

— Что значит „в кармане“? — спросил Гарри друзей, когда они свернули на тропинку к Хогвартсу.

— А то и значит. Опусти руку в карман — сам увидишь, — хохотнул Рон.

Гарри последовал его совету и обнаружил диплом об аттестации (по правде говоря, „Диплом“ — слишком громко сказано. Всего лишь карточка, напоминающая водительское удостоверение).

— Здорово! — тем не менее, обрадовался он.

— Это традиция, — важно пояснил Рон. — Ещё Билл мне рассказывал…

— Хотите послушать, что в действительности произошло в Визжащей Хижине? — Гарри так не терпелось поделиться с друзьями своей чудесной находкой, что он пренебрёг семейными ценностями Уизли.

Склонив голову к Рону и Гермионе, Гарри посвятил друзей в тайну, которую ему открыли яблоко и тарелка.

— Ты собираешься рассказать о крестражах Невиллу? — задала вопрос, который её давно мучил, Гермиона.

— Нет, пока нет необходимости. Но если вспомнить, что его родители не выдали секретов Ордена даже под пыткой Круциатус…

— Дети за родителей не отвечают, — перебила его Гермиона.

— Ещё как отвечают, — сквозь зубы процедил Гарри, думая о Снегге.

— Ты уверен, что можно доверять на все сто тому, что увидел на этом блюде? — с сомнением высказался Рон.

— Всё это очень странно, Гарри. Как будто по заказу: тебе достаётся трансгрессия в Визжащую Хижину, а там для тебя уже выставлена тарелочка с голубой каёмочкой, — хмыкнула Гермиона.

— Вот и я о том же! — поддержал её Рон.

Во всём, что не касалось дел сердечных, Рон и Гермиона выражали редкостное единодушие. Это Гарри давно заметил.

— Вы напоминаете мне временами Трелони. Ваше внутреннее око способно улавливать только дурные предзнаменования, — не удержался от издёвки Гарри. — К тому же, если не ошибаюсь, в отношении Малфоя и Снегга вы также давали оптимистические прогнозы.

Видя, что приятели приуныли, он поспешил переменить тему.

— При следующем посещении хижины, где обретался когда-то Люпин, обязательно попрошу яблоко показать, чем заняты оба этих гада.

— Но, Гарри, не намерен ли ты… — начала Гермиона.

— … ещё раз влезть в Визжащую Хижину? — закончил, округлив глаза, Рон.

— Вот именно. Намерен! — упрямо сжал губы Гарри (и в его чертах появилось что-то от тёти Петуньи). — А пока я намерен потолковать с Флитвиком. Вы со мной?

Друзья согласно кивнули, и они направились прямиком в кабинет профессора заклинаний. Флитвик был один. Он настраивал какую-то штуковину, более всего похожую на магловский бинокль. При их появлении он торопливо накрыл „бинокль“ платком, мягко спланировавшим на стол.

— А-а, это вы, — с облегчением вздохнул он. — Спешу поздравить, молодые люди! Теперь вы можете успешно трансгрессировать в любую точку Земного шара. Однако помните, что перемещаться таким образом не рекомендуется через океан или на расстояние, большее ста тысяч миль. В первом случае губительным для трансгрессирующего может оказаться влияние влаги. А во втором — длительность расстояния может вызвать закупорку кровеносных сосудов из-за высокого давления, которое вы, наверное, ощущали.

Рон переглянулся с Гарри. И то, и другое замечание они слышали впервые.

— Да, профессор, мы, БЕЗУСЛОВНО читали об этом в „Руководстве по трансгрессии“, — Гермиона выделила безусловно, с превосходством глядя на мальчишек. — Но мы пришли спросить у Вас: с чем связаны перемены для проходящих трансгрессию?

— Ах, вот вы о чём! Я, признаться, и сам был немало удивлён. Как же: само Министерство занимается такими вопросами! Но теперь, когда Дамблдора не стало, думаю, вмешательство Министерства будет для нас делом обычным.

— При чём тут Министерство? — не выдержал Гарри.

— Я думал, вы знаете: Министерство и придумало эти карточки с заданиями. А то, что ты, Гарри, должен был оказаться в Визжащей Хижине — это вообще нонсенс, я бы сказал.

Флитвик почесал себе нос волшебной палочкой.

— А какой отдел контролирует Хогвартс? — Гермиона прищурила свои вездесущие очи.

— Административные службы Визельгамота, — развёл руками профессор — лилипут. — Я сам, видите ли, в растерянности.

С минуту все помолчали. Гарри тем временем обмозговывал: как бы поделикатней приступить к вопросу, который его интересовал?

— Собственно, профессор, мы пришли с Вами поговорить о том, чем в последнее время занимался директор… наш бывший директор, — осторожно начал Гарри.

— Говори, говори, Гарри. Я понимаю, — подбодрил его Флитвик.

Рон с Гермионой ушам своим не могли поверить: неужели Гарри расскажет сейчас декану (даже не их факультета!) то, в чём было отказано Долгопупсу?!

Гарри тем временем невозмутимо продолжал:

— Профессор Дамблдор собирал редкостные вещицы, которые остались от основателей школы. Ну, Вы понимаете: меч Гриффиндора, кольцо Слизерина — которое он носил в последнее время.

— Да-да. Оно появилось незадолго до его смерти… — и умолк, осознав свою бестактность.

— Так вот, — не останавливался Гарри. — Профессор Дамблдор хотел создать в Хогвартсе что-то вроде коллекции… скорее, музея. И мы (он оглядел своих друзей) могли бы быть продолжателями его начинания. Вы, как декан Когтеврана, можете, наверно, назвать предметы, которые передавались из поколения от Кандиды Когтевран.

— Благородная миссия, — всегда доверявший своим ученикам Флитвик, ничего не заподозрил. — Только я мало что знаю. Мало, знаете ли, на свете мужчин, способных мириться с чрезмерно умными женщинами…

Он выразительно посмотрел на Гермиону.

— Это к тому, что прямых наследников у Когтевран не было. Была, правда, сестра. Они очень дружили. Сестринским детям досталась брошь Кандиды в форме орла. Очень искусной работы. До поры до времени брошка хранилась в семье как реликвия. Передавалась из поколения в поколение. Но вот незадача! Когда дело дошло до меня, то мне не повезло: футляр оказался пуст. Так что я теперь хранитель лишь пустого футляра, — грустно закончил Флитвик.

— Но при чём тут Вы, сэр? — вытаращил глаза Рон.

— О! Вы, наверно, не знаете, что ваш покорный слуга и есть последний — очень, конечно, дальний — родственник достославной Кандиды, — волшебник чуть склонил голову в поклоне. — Не люблю афишировать свою причастность к этой фамилии. Сразу, знаете ли, начинаются расспросы. Всех почему-то волнует была ли известная волшебница такой же коротышкой, как я.

И он невесело рассмеялся. Друзья потупились.

— Да, — продолжал Флитвик, — мы сначала думали, что брошь выпала из футляра в один из наших бесконечных переездов. Но отец потом вспомнил, что сломанный замок на футляре совсем недавно работал исправно. Следовательно, он был кем-то взломан. Сам футляр, видимо, не взяли, чтобы мы не сразу хватились пропажи… Так оно и вышло.

— Вы кого-нибудь подозреваете? — спросил Гарри.

— Были кое-какие мысли… Но это не слишком порядочно: возводить напраслину, не зная точно… — он запнулся.

— „Очень просто манипулировать порядочными людьми“, — сказал незадолго до разоблачения Барти Крауч — младший, — припомнил Гарри.

 — Так вы уже что-то слышали, не так ли? — оживился Флитвик. — Тогда слушайте. Мы с семьёй жили достаточно уединённо. Гости бывали редко. Дом у нас достаточно своеобразный: низкие потолки, мебель небольших габаритов… А тут, знаете ли, зашёл как-то Крауч-старший с сыном. По делу. Сынок его — ещё ученик Хогвартса, но уже тогда порядком долговязый… Ну, вот он и смотрел на наше убранство с таким презрительным превосходством (свысока), что матушка моя не выдержала и решила поставить наглеца на место. Говорит: в наших жилах, дескать, течёт благородная кровь самой Кандиды Когтевран; а доказательство тому — антикварная брошь. И, чтобы не быть голословной, брошь ему и показала…. Ну, а после этого инцидента брошку уже никто не видел.

Флитвик закончил повествование и горестно вздохнул.

— А других вещей, принадлежащих Когтевран, Вы не знаете?

— Нет, не знаю. Вряд ли они существуют. Говорят, Кандида всё своё состояние вложила в Хогвартс.

— Как выглядела брошь? Вы можете описать?

— Да. Платиновая. Клюв, когти и глаза орла из бриллиантов. Перья выполнены в такой манере, что казались живыми. И ещё… пожалуй, самое главное. Настоящий когтевранский орёл способен увеличиваться до размеров настоящего. Застёжка его (это ведь брошь) пристегнётся только к одежде того, кто обладает качествами подлинного когтевранца.

— А кто не обладает? — спросил, краснея, Рон.

— Ну-у, — улыбнулся Флитвик. — Тому придётся несладко.

— Профессор! Вы уже посмотрели „Орлиный глаз“? — в класс вошла профессор Стебль. Она осеклась, увидев неразлучную троицу. — Извините, я только хотела пригласить Вас к чаю, дорогой профессор.

Она торопливо подобрала свои юбки и ретировалась.

— Что это, „Орлиный глаз“? — атаковал Флитвика новым вопросом Рон.

Но тот поднял обе руки вверх.

— Всё, всё, всё! Что знал, юные друзья мои, то рассказал. А теперь, прошу… — и он распахнул перед ними дверь.

Ничего не оставалось, как выйти.

Стоя в коридоре, ребята обсуждали услышанное.

— Кто бы мог подумать, что Флитвик приходится родственником самой Когтевран! — всплеснула руками Гермиона.

— В таком случае, МакГонагалл, может, родственница Гриффиндора? — высказал предположение Рон.

— Ну да. Стебль — прапраправнучка Пуффендуй. А Снегг — внучатый племянник Слизерина, — усмехнулся Гарри.

— Ага! — решил развить тему Рон. — В таком случае приверженность Снегга тёмным искусствам вполне объяснима. Ведь тогда выходит, что он в родстве с Лордом В-в-вы понимаете, о ком я!

— Не смешно! — пресекла их трёп Гермиона. — Мне лично было стыдно обманывать наивного Флитвика!

— Знаешь, Герми, и ложь бывает святою, как правда! — заржал Рон.

— Оказывается, малыш–Флитвик расстраивается из-за своего роста — так же, как и Хагрид, — продолжала мучиться угрызениями совести Гермиона.

Так они болтали, пока не отошли на приличное расстояние от кабинета профессора заклинаний. Тут Гарри решил посвятить друзей в свои планы.

— У меня есть кое-какие намётки относительно того, как начать действовать… Я ещё раз хочу спросить: вы со мной?

Рон в знак согласия стукнул Гарри по плечу. Гермиона кивнула.

— Нам нужно выяснить, кто эти белоглазые волшебники, — заговорил Гарри.

— Почему ты решил, что это волшебники? Может, просто слепцы? — возразил Рон.

— Слепцы, которые любуются зимним пейзажем. При чём их там целая деревня, — не согласился Гарри. — Выяснить, кто они такие, поможет нам Слизнорт.

— Нет, только не это, — простонала Гермиона.

— И сделаем мы вот что, — проигнорировал Гарри возглас Гермионы.

Он предложил зайти в гости к Слизнорту. Принести какую-нибудь диковинку, угостить старика последними сплетнями и перевести стрелки на последние известия о Том-кого-все-и-так-знают. В качестве „диковинки“ Гермиона предложила натащить магловских сладостей: нугу, шербет, козинаки, халву и т.п. (всем известно, какой Слизнорт сладкоежка!). Для „сплетен“ как нельзя лучше подходит предательство гоблинов. Ну, и здесь появится возможность поговорить о возможных союзниках Волан-де-Морта. Там, глядишь, разговор и перекинется на тех, кого показала волшебная тарелочка. Сказать, что Гораций Слизнорт рад был их увидеть — значит, не сказать ничего. И если год назад его едва удалось уговорить приехать в Хогвартс, то сейчас он не мыслил себя вне той гущи событий, которыми всегда кишела школа. Если „диковинки“, принесённые ребятами, и и выглядели довольно блекло в сравнении с яствами, выставленные самим Горацием, то профессор был достаточно воспитан, чтобы не высказать этого вслух. В любом случае, Слизнорт был тронут вниманием своих воспитанников. Тема „сплетен“ казалась неисчерпаемой… Когда же Гермиона робко заикнулась о тех волшебниках, которые могли бы примкнуть к армии Волан-де-Морта, к их большому удивлению, Слизнорт сам рассказал ребятам (не преминув упомянуть, что это ба-а-льшая тайна!) о переговорах с русскими чародеями, которых именуют в народе „чутью белоглазой“.

— Почему их так называют? — простодушно спросил Рон.

— Видишь ли, Рейнальдо (Гермиона захихикала)… из-за их глаз. Они у них действительно белые. Сами волшебники небольшого роста — примерно с нашего профессора заклинаний. Живут в тайге. Где находится их поселение, никто не знает.

— Что такое „тайга“? — спросил Гарри.

— Это дремучий лес за Уральскими горами… Самое поразительное, что ВСЕ они провидцы. „Чуть“, в переводе с русского, означает „чутьё“. Очень они маглов не любят. И презирают всех тех, кто вступает с ними в контакт. „Чуть“ очень сильна в магии. Им не требуется даже волшебная палочка для осуществления заклятий. Сила их мысли убийственна. Видят они, по слухам, человека насквозь. А слышат за многие мили. Живут обособленно от местного волшебного сообщества. Но, что касается русского сообщества как такового… Руфус Скримджер, кстати, готовит визит в Россию… Вы что-нибудь об этом слышали?

— Нет, — смущённо ответили они.

— Ну, конечно! Это — тс-с! — ещё одна тайна! — и Гораций раздулся от важности.

Вскоре они стали прощаться. Слизнорт проводил ребят до входа в Гриффиндорскую башню и пошёл обратно.

— Ещё одно небольшое дельце — и можем отправляться в дорогу! — заговорчески подмигнул друзьям Гарри.

— Что за „дельце“? „В дорогу“ — куда? — вразнобой закричали Рон и Гермиона.

— Должен же я узнать, что поделывают Малфой со своим любимым учителем или нет, как по-вашему?

— Если ты о Визжащей Хижине, то я против этой затеи, — сразу отрезала Гермиона.

— Рон, собирайся! Идём вдвоём — без Гермионы.

— Нет! Никуда я Рона с тобой не отпущу!.. То есть без меня он с тобой не пойдёт, — поправилась она.

— Ревнуешь? — подколол её Гарри.

— Ещё чего! — вспыхнула она.

В итоге они зашагали к Гремучей иве втроём.

Как сторукий неприступный великан, возвышалась ива перед входом на территорию школы. Но они знали её секрет. И то ли руки у них стали длиннее, то ли ребята просто знали, куда ткнуть веткой, чтобы дерево замерло, но попали они в лаз, ведущий в „дом без окон — без дверей“, достаточно легко.

— Здесь всё так же, — с благоговением прошептал Рон.

— Всё — да не всё, — Гарри указал на стол, где по-прежнему стояла тарелочка с золотым яблочком.

Он дотронулся до яблока, и оно заговорило:

Я не яблоко простое — Сочное да наливное — Моё предназначение иное: Вам действие любое Покажет яблоко златое! Лишь прикоснись ко мне, — Тогда В любое место по желанью Отправлюсь я, отправлюсь я…

— Покажи нам, пожалуйста, чем сейчас занят мистер Драко Малфой, — попросил Гарри.

Яблочко закружилось волчком и остановилось. Из самого центра тарелки возникла картинка, которая постепенно заполнила всё её дно: на фоне ослепительно голубого неба стоял монумент исполинской женщины с факелом. У подножия — крохотный, размером с муравья, человечек. Если присмотреться, можно вполне узнать (по спесивому выражению остренького личика) Малфоя — младшего. По мере того, как вся их троица вдоволь насмотрелась на своего сокурсника, изображение стало меркнуть.

— Удрал, — констатировал Рон.

— Ага, — подтвердила Гермиона. — В Штаты.

— Что ж, думается мне, Снегг проводит время куда как веселее, — вымолвил Гарри.

После незамысловатой песенки, которую вновь для них исполнило яблоко, он дал задание найти Северуса Снегга. И вот что узрел: Снегг сидел в комнате, сплошь заставленной колбами, пробирками и ретортами. Он опускал голубоватые нити своих воспоминаний в специально приготовленный сосуд. Затем, слегка перемешав, заглядывал в него… Гарри, Рон и Гермиона наклонились, чтобы увидеть то, что видел Снегг. Но ничего (если не считать, что они стукнулись лбами) не произошло. Изображение растаяло.

— Что бы это значило? — Гермиона была озадачена.

— Всё мысли свои прячет. Ничего удивительного, что на окклюменции я ничего не мог… за исключением пары моментов… Как прочесть то, чего нет? — пытаясь отодрать тарелку от стола, яростно шипел Гарри.

— Только зачем ему прятать свои мысли СЕЙЧАС? Как ты думаешь, а, Гарри? От кого? — Гермиона побарабанила пальцами по столу.

— Больше мне делать нечего, как думать от кого наш „уважаемый профессор“ прячет на сей раз свои мысли! — огрызнулся Гарри. — Это меня волнует меньше всего! Гораздо интереснее было бы узнать, где его секретная лаборатория!

— Так ничего не выйдет, — Гермиона отстранила его от изуверских попыток завладеть тарелкой с яблоком. — Дай я. „Экскуро!“ — Гермиона направила палочку на тарелку.

„Эванеско!“ — безрезультатно.

— Нет, — заключила она. — Тут, видно, наложены те же чары, что и на портрет матери Сириуса Блэка. В любом случае, вытащить отсюда эту тарелку можно только со столом.

— Ладно. Обойдёмся и без неё, — пришлось согласиться Гарри.

Глава 3. Эликсир любви.

— Северус, сегодня, когда Вы сортировали воспоминания, надеюсь, Вы всё истолковали, как надо? — голос раздавался как эхо в пустом кинотеатре.

Вопреки законам физики сначала возник звук, и только потом появилось доброе лицо очень пожилого человека с озорными молодыми глазами за очками-половинками.

— Я очень рад, что наши вкусы в отношении женщин совпадают. Ну, это так, к слову пришлось… Надеюсь, Вы всё помните, что говорила Юлия? Вам надлежит серьёзная работа. И чем скорее Вы к ней приступите, тем лучше…»

Вдруг появилась серая рябь — совсем как на стареньком телевизоре, который был у него в детстве. И голос, и изображение пропали. Северус проснулся. «Следовательно, ТАК Дамблдор будет выходить со мной на связь… Умно!» Было такое чувство, что в комнате он не один. Только он об этом подумал, как фигура в плаще с капюшоном отделилась от стены и пошла на него. Северус выхватил палочку и озарил весь этаж. Фигура замерла и одним движением сбросила плащ. Под ним скрывалась Нарцисса Малфой… абсолютно голая.

— Нарцисса? — удивился он. — Что ты тут делаешь? И чем объяснить твоё скудное одеяние? Неужели твоё материальное положение столь плачевно?

— Я пришла отблагодарить тебя, Северус… за Драко… по-женски, — она шагнула к нему.

Северус был вынужден встать и накинуть на неё плащ.

— Довольно безрассудный поступок, Цисси, — являться в таком виде в дом холостого мужчины. Да ещё посреди ночи. Тебе не приходило в голову, что я могу быть не один?

Северус смотрел на неё с возрастающей неприязнью. Что-то ей надо было от него… Что? Пока неясно.

— Оденься. Не явилась же ты сюда в костюме Евы. Я буду ждать тебя внизу.

Он завязал кушак халата и спустился в гостиную. Через пять минут появилась миссис Малфой. Щёки её пылали.

— Значит, у нашего затворника появилась пассия? — довольно развязно заявила Нарцисса. — С каких это пор тебя интересуют женщины?

— А ты, конечно, полагала, что меня могут интересовать мальчики… вроде твоего сына? — в тон ей ответил Северус.

Она подскочила к нему с явным намереньем расцарапать лицо. Но Северус вовремя уклонился.

— Успокойся. Я пошутил. Мне, разумеется, лестен внезапно вспыхнувший интерес к моей скромной персоне. И всё же: чем он вызван?

Он налил ей вина и знаком предложил сесть, внимательно наблюдая за действием напитка (секунду назад он влил туда оставшийся в перстне «Будь самим собой»). В прошлый раз отследить действие зелья не представилось возможным — Юлия сразу уложила его спать. Что же будет сейчас?

Нарцисса вдруг расслабилась и, облокотясь о спинку дивана, внезапно расхохоталась.

— Знаешь, не представляю женщину, которая могла бы с тобой поладить!

— Отчего же? — ему стало вдруг любопытно.

— Оттого, что ты холоден, как лёд! — выпалила она.

— А Люциус, стало быть, горяч, как печка? — не удержался Северус.

— Ах, не о нём речь! — она махнула рукой.

— Ну да. Речь сегодня обо мне. С чего бы это?

— Беллатрисса попросила, — беспечно выболтала Нарцисса. — Она хотела узнать, как ты тут… справляешься.

— «Справляешься» с чем?

— Да Петтигрю тут что-то болтал, будто ты вышвырнул его, а сам привёл какую-то девку.

— И что? Кого интересует моя личная жизнь?

— Всех. Ты ни с кем не делишься. О тебе ровным счётом никто ничего не знает. Ты тёмная лошадка. Человек, у которого нет недостатков, внушает тревогу.

— Почему?

— Потому что так не бывает.

— Значит, в этом и была цель твоей экспедиции: выяснить с кем и чем я занимаюсь? И попросила тебя об этом исключительно Беллатрисса?

— Да. Примерно так.

— Что же ты ей ответишь?

— Отвечу, что, во-первых, ненавижу её; во-вторых, ненавижу эту жизнь; в-третьих, ненавижу всех, кто привёл меня и моего сына к такой жизни.

— Ты забыла упомянуть Люциуса.

— Да, — печально согласилась она. — Это он во всём виноват.

— А мне уж показалось, ты винишь кого-то другого… ХОЗЯИНА, например.

— Его-то? В первую очередь! Ему-которому-важно-сохранить-только-собственную-шкуру! Вопрос ЗАЧЕМ? У него нет ни единой родной души, ни человечка, который был бы искренно к нему привязан и тянул бы к нему свои ручонки, говоря «мама, мама!»… (миссис Малфой явно заговаривалась) Ха-ха-ха! Представляю его детёнышей! — она пьяно хрюкнула. — У-у-у! Отвратительная рожа!

Затем Нарцисса свернулась клубочком на его диване, рассчитывая вздремнуть. «Бедняжка, видать, приложилась к бутылочке ещё до визита ко мне… Надо же было ей чем-то сдобрить этот отчаянный шаг, — ему было её жаль. — Интересно, много ли Пожирателей смерти думают то же, что и она? Северус задержался взглядом на её белокурых длинных волосах…- Что бы было, если…»

Но он тотчас прогнал эту мысль и пошёл наверх. Досыпать.

Казалось, только он сомкнул глаза, как в дверь постучали. Однако уже забрезжил рассвет. Значит, ночь на исходе. В спальню зашла Нарцисса.

— Цисси, к чему столь тщетная предосторожность?! — Северус приподнялся на локте и выдумывал: что бы ещё ляпнуть, чтобы её разозлить. — Мы же с тобой без пяти минут любовники… И вдруг эти церемонии со стуком… Вчера ты была смелее.

Он едва успел спрятаться под одеялом, чтобы защитить себя от её острых коготков, и беззвучно рассмеялся.

— Ну же, будь со мной поласковей. Может, тогда я и забуду, что ты тут вчера болтала, — он высунулся, чтобы излить очередную порцию яда в её адрес.

Лицо Нарциссы окаменело.

— Что я болтала? О чём это ты?

— Нет, красавица. Боюсь, я не в силах повторить то, что говорила ты. Я ещё в своём уме. Но память у меня отменная. Не сомневайся.

— Ты не сделаешь этого! — закричала она.

— Почему нет? Что ТЫ можешь предложить МНЕ?

— Я предлагала тебе… Ты отказался…

— ЛЮБОВЬ? — Северус сложил губы в издевательской усмешке. — Меня это не интересует. Во всяком случае, с тобой.

— Чего же ещё? Деньги?

— Я не жаден… Знаешь, Цис — си… А предложи-ка ты мне свою дружбу.

— Ты смеёшься?

— Отнюдь. Будешь приходить сюда раз в неделю… или два… как возникнет у меня надобность в тебе… и дружить со мной.

— Ты маньяк! Чудовище! Я убью тебя, если ты сейчас же не заткнёшься!

Нарцисса попыталась выхватить свою волшебную палочку, но Северус оказался проворнее: он успел отобрать у неё палочку и бросить в угол.

— А теперь выслушай меня спокойно, — уже другим тоном обратился он к своей непрошенной гостье. — Ты говорила опасные вещи. Я тебя не выдам. Но ты выдашь себя сама… если будешь напиваться и посещать дурные компании — что в твоём положении естественно.

Не зная, как закончить (потому что Нарцисса стояла, будто кол проглотив), он решил привести её в чувство обычными колкостями.

— Не желаешь принять со мной ванну, дорогая? Если получать информацию за определённого рода услуги для тебя такое уж пустяшное дело…

Дверь с треском захлопнулась с той стороны. А он удовлетворённо почесал себе шею. В смежном со спальней помещении Северус оборудовал лаборатория. Здесь он занимался научно-исследовательской деятельностью, которая поддерживала его долгие годы. Пожалуй, ВСЮ жизнь. Он сидел сейчас перед большим сосудом (тем самым, который видел Гарри в тарелочке с голубой каёмочкой) и думал над словами Дамблдора. «Что могла говорить Юлия, имеющее значение столь стратегическое?» Он прикрыл глаза. Но непрошенные картины — фрагменты его жизни — то и дело вставали перед ним, внося разброд в его мысли. Северус помнил себя довольно отчётливо лет с трёх. День за днём текла его жизнь в комнате, которая была тупиком коридора, отгороженного стенкой, не доходящей до потолка. Именно это обстоятельство служило причиной того, что он всегда был в курсе бесконечных споров между родителями. Ссоры, как правило, затевал отец. Начинались они из-за того, что мать не содержала в чистоте дом, а её стряпня отвратительна. Неизменным доводом материв своё оправдание являлось то, что если бы отец, с присущим ему ʺослиным упрямствомʺ, не запрещал ей пользоваться волшебной палочкой, всё было бы как надо. А её, мол, не готовили в прислуги. Будучи ребёнком, Северус не мог принять ни одну из сторон. Ему было непонятно: почему отец не разрешает пользоваться волшебной палочкой, если та может разрешить все их проблемы,? А ещё его мучил вопрос: может ли палочка так же легко устранить каждодневные скандалы родителей, как справиться с бытовыми трудностями? Но выяснить это у матери не получалось. Каждый раз, когда он подступал к ней с этим вопросом, она отмахивалась от него, как от назойливой мухи. Отца же он боялся. Да тот, казалось, если и вспоминал о существовании сына, то лишь за тем, чтобы влепить ему затрещину или оплеуху. Отношения с товарищами тоже как-то не заладились. Однажды (когда он с упоением рассказывал мальчишкам с их улицы, какие чудеса может творить волшебная палочка — а те от удивления даже рты пораскрывали) как из-под земли вырос Тобиас Снегг и силой данного подзатыльника заставил сына замолчать. А потом выдал следующий спитч:

— И вы ему верите? Дурачьё! Он такой же полоумный, как и его мамаша!

После чего уцепил Северуса за ухо и протащил его, сгорающего от унижения, в дом. Там он преподал малолетнему сынишке такой урок, что больше внушений о тайне волшебной палочки делать не потребовалось. Не лучше дела обстояли и в школе. Из-за какого-то внутреннего противостояния своим невзгодам, на все проявления учителями добрых чувств к его персоне, он отвечал дерзостями и неповиновением. Не последнее место в формировании негативных эмоций по отношению к нему сыграл его внешний вид. Видимо, ещё в раннем детстве, когда какие-то зачатки элементарной заботы к нему всё-таки проявляла Эйлин Принц (девическое имя его матери), она поселила в нем стойкую ненависть к гигиене тела. Ванна, наполненная водой, неизменно напоминала ему резервуар с нечистотами. Вонь от воды стояла неимоверная. Мать говорила, что это от укрепляющих настоев, которые она туда добавляла. А температура воды была такова, что в ней запросто можно было варить раков. Каждый раз Северус так орал, вцепившись матери в волосы перед водными процедурами, что в конце концов Эйлин решила этот вопрос очень просто: не хочешь мыться — не надо. Таким он и рос: грязным, неухоженным, нелюбимым. Когда Северус появлялся на улице, знакомые ребята свистели и улюлюкали ему вслед. Он навсегда замкнулся в своём тупике коридора. Перед сном, чтобы не слышать родительской ругани, Северус натягивал себе на голову никогда не видавшее пододеяльника одеяло и фантазировал. В своих фантазиях он видел себя сильным, плечистым, с сияющей улыбкой. Все ищут дружбы с ним, преклоняются перед его умом… Хотя можно что-нибудь и попроще: вот его отец и мать идут по улице рука об руку; они нарядно одеты и мирно беседуют между собой; а он едет впереди на новеньком велосипеде, родители одобрительно провожают его взглядом… Но грёзы, как известно, расходятся с явью. В школе произошёл инцидент, виной которому стал Северус Снегг. Выйдя из кабинета математики, он обнаружил, что оказался в кольце одноклассников, которые явно что-то замышляли. Вдруг, совершенно неожиданно для него, они попадали на пол и стали корчиться, держась за животы. К вечеру у всех его недругов разыгрался жутчайший понос. Его родителей вызвали в школу. Северуса обвиняли, будто он что-то подсыпал в школьные завтраки — ибо других причин не существовало для объяснения столь внезапного кишечного расстройства. Может быть, историю и удалось бы замять. Но в школу явилась его матушка, гневно потрясая волшебной палочкой. И пригрозила всех «маглов», терзающих её сына, превратить в летучих мышей. Она не преминула заметить, что её фамилия ПРИНЦ… и всё в таком духе… Нельзя сказать, чтобы её угрозы кто-то воспринял всерьёз, но слава городской сумасшедшей прочно закрепилась за ней. Северуса отлучили от занятий. И даже Снегг–старший пострадал: не стало больше желающих в местном пабе слушать россказни Тобиаса о его скверной жене. Вся семья Снеггов заняла нишу изгоев. Жизнь дома стала вовсе нестерпимой. Отец бросил работу и скандалы, плавно переходящие в драки, занимали всё его время — с утра до поздней ночи. Северус залезал на чердак и мечтал о сказочном избавлении от этого кошмара. Оно (избавление) являлось к нему то фантастической птицей, которая уносила его на своих крыльях в прекрасную страну, где царят любовь и взаимопонимание. То оно походило на добрую фею, которая сажала его к себе на колени и шептала слова утешения. А он, мучимый какой-то восторженной жертвенностью, готов был отдать свою никчёмную жизнь, чтобы всё так и было. Как ни странно, мечты его начали сбываться. Сначала его семья переехала. Отец смог найти себе работу в каком-то захолустье, куда ещё не дошли злые вести о его придурковатой жене. На новом месте Северус вновь пошёл в школу. Как-никак, ему нужен был аттестат об окончании начальной школы для перехода на следующую ступень образования. Он извлёк горький опыт на предыдущем месте жительства: больше не болтал о чудодейственных свойствах волшебной палочки и старался не конфликтовать с соучениками и преподавателями. Более того: ему понравилась одна девочка. Хрупкая, как эльф, и весёлая, как мультяшный домовёнок. Она жила через дом от него. Северус часто пробирался к ним на участок и смотрел сквозь кусты, как она играет с сестрой. Заводилой — хоть и была младшей — всегда выступала Лили (так её звали). Во дворе соседского дома был водоём — мама девчушек частенько полоскала там бельё. Как-то раз Лили предложила сестре искупаться. Сестра заартачилась. Лили, желая взбодрить сестрёнку личным примером, бесстрашно полезла в воду. Но что-то пошло не так. Северус понял это, когда сестрица Лили заметалась по берегу, не решаясь тем не менее войти в холодную майскую воду. Время на размышления не было. Он выпрыгнул из-за кустов и, скидывая на ходу башмаки, бросился в пруд. Водоём оказался мелким, как лужа. Но для Северуса купание само по себе уже подвиг. А тут ему (кстати, не умеющему плавать) предстояло вытащить тонущую Лили. По счастию, она всего лишь зацепилась подолом сорочки за торчащую со дна корягу. Следовало отцепить купальный наряд его «принцессы», и та была спасена. Удивляясь, что всё обошлось «малой кровью», Северус чувствовал себя героем. Не говоря уже о Лили и её сестричке. Сестру, как выяснилось, звали Петунья, Петти. Ребята договорились, что сохранят в тайне от взрослых произошедшее. Они стали неразлучны. Считалось, что они дружат втроём. Но на самом деле Северус признавал своей подругой только Лили. Петти не нравилась ему своей трусостью и вечно плохим настроением. Но ради Лили он готов был терпеть Петунью… и ещё сотню таких, как она. В один прекрасный день (и это не расхожая фраза; день был, действительно, прекрасным!) его мать — более торжественная, чем всегда — вручила ему письмо. Он до сих пор помнит его содержание:

Дорогой мистер Северус Снегг!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в школе чародейства и волшебства Хогвартс. Будем рады принять Вас 1-го сентября нынешнего учебного года.

Пожалуйста, ознакомьтесь с приложением к данному письму списком необходимых книг и предметов…

Кажется, мать говорила Северусу, что как только ему исполнится одиннадцать, он будет учиться в школе для волшебников. Но, признаться, Северус не слишком доверял тому, что говорит Эйлин. Видимо, в их семье всё-таки превалировало мнение отца: раз Тобиас Снегг сказал, что его жена дурочка — значит, так оно и есть. Северус устыдился, что не принимал на веру слова матери… и понёсся к Лили, не думая, что это письмо может стать вестником разлуки. Но и тут его ждал приятный сюрприз: Лили держала в руках свиток, весьма похожий на тот, что был у него.

— Ты никогда не говорил мне, что твоя мать — волшебница, — упрекнула его Лили.

— Отец запрещал мне рассказывать об этом, — признался Северус. — Но, по правде говоря, я и сам не верил…

— Неужели в твоей жизни не случалось ничего волшебного? — попеняла ему Лили.

— Случалось. Один раз. Но вряд ли это относится к магии: я встретил тебя, — очень серьёзно ответил Северус.

— Да ну тебя! Я не шучу! — засмеялась Лили.

— Так ведь и я не шучу…

Но, чтобы не смущать Лили своими признаниями, рассказал ей историю со свирепым поносом, уложившим его врагов в постель. Вопреки ожиданиям, его история Лили не понравилась.

— Всё это могло плохо кончиться, — сказала она. — У меня, правда, нет таких ярких примеров, но кое-что всё-таки есть. Например, если сосредоточиться, я могу увидеть со своего места в классе, что пишет наша отличница Джессика Линч у себя в тетради (а она сидит далеко от меня — на первой парте!). Или, скажем, на физкультуре ты никогда не замечал, что прыжки в высоту даются мне чрезвычайно легко? Это потому, что я умею летать… немножко. Вот, смотри. Она взмахнула руками и … оказалась на нижнем суку яблони!

— Чем это вы тут занимаетесь? — недовольно поджала губы только что появившаяся Петунья. — Не иначе, как Лили хвастается своими волшебными умениями… Скоро тебя, сестрица, заберут в школу, где собирают таких же… И неизвестно, дождётся ли тебя твой верный рыцарь.

— А вот и не угадала, — показала сестре язык шалунья Лили. — Северус отправляется вместе со мной!

— В качестве пажа? Будет носить за тобой груды пергамента? — решила поиздеваться Петунья.

— Он получил точно такое же письмо! — торжествующе провозгласила Лили. — Мы будем учиться вместе!

Петти побледнела.

— Как? Выходит, и у него есть волшебный дар? И только я… — невольно сорвалось у неё с языка.

— Да, — безжалостно подтвердила Лили. — Выходит, так!

Вообще-то Лили была доброй девочкой. Но иногда желание подразнить сестру толкало её на необдуманные слова или поступки. Так было и тогда. Знала ли Лили, что зависть, порой, рождает ненависть? Если и знала, то вряд ли об этом задумывалась. В отличие от сестры, которой каждый раз приходилось добывать похвалу потом и кровью, Лили и так была всеобщей любимицей. Её неиссякаемое обаяние и послужило причиной трагедии, разыгравшейся спустя много лет. А пока Северус наслаждался её остроумием и жизнерадостностью. Жизнь, казалось ему, потекла по иному руслу. Наконец-то и ему улыбнулась Удача. Но вскоре Северус понял, что и в Школе чародейства и волшебства его место будет где-то на задворках. Его замусоленность вкупе с высокомерием (которое, конечно, было лишь формой самозащиты) вызывали неприязнь и насмешки. Кроме того, у него не было сановитых родственников в волшебном мире. Он вообще плохо знал свою родословную. То, что его отец из маглов, было понятно. А вот то, что касается матери… кем были её родители? Эйлин, в силу своей «занятости», никогда о них не упоминала. Одна радость — звучная фамилия предков. Принц — это вам не какой-нибудь Долгопупс (хотя колдовские корни последних терялись где-то во глубине веков)! Ну, и конечно, другая его радость — Лили Эванс. Каждый раз, когда её глаза цвета нежной зелени останавливались на нём, Северус был готов резвиться, как молодой щенок. Лили сочувствовала ему во всём. Старалась утешить, когда он, занимаясь самоедством, говорил, что смешон и неуклюж в своей видавшей виды мантии и полурасклеившихся ботинках в сравнении с хогвартскими фатами (не замечая, что уподобляется её сестре Петунье, которую сам же и осуждал). Может, именно своим обожанием и перепадами настроения он и привязал к себе Лили — ведь она скучала по дому, где её боготворили, и по ворчунье Петти… Кто знает? Но факт оставался фактом: с каждым днём они становились всё ближе. Так или иначе, Северус был счастлив. Учиться ему было интересно. И учителя хвалили. Так продолжалось до тех пор, пока его не угораздило попасть в больничное крыло с множественными переломами, ушибами и вывихами. После того, как он пытался поставить скоростной рекорд на старенькой школьной метле. Северус какое-то время находился без сознания. Когда же пришёл в себя, у его постели толпились звёзды гриффиндорского факультета: Римус Люпин, Сириус Блэк, Джеймс Поттер… Он глазам своим не поверил: неужели они пришли его навестить? Но вскоре стало ясно: его и вправду здорово шибануло, если он мог такое себе вообразить.

— Что, втюрился в красотку Эванс? — издевательски хохотнул Поттер. — Знай, приятель, ты опоздал: место занято!

Северус задохнулся от догадки: пока он тут валялся, слабый и беспомощный, эта троица каким-то образом смогла проникнуть в его самые сокровенные мысли. Северуса бросило в жар. А потом он, как мухомор, пошёл белыми пятнами.

— Лили!.. Лили!.. — застонал вдруг его сосед по больничной койке Питер Петтигрю (очень похоже при этом изобразив голос Снегга).

Скрипнув зубами, Северус попытался выхватить из-под подушки волшебную палочку. Тут же на него навалились дружки Поттера Блэк и Люпин. А Петтигрю предусмотрительно спрятался под одеялом.

— Что тут за шум? — строго спросила вошедшая миссис Помфри.

Она тут же прекратила стихийно вспыхнувшую драку и удалила посмеивающихся посетителей. После чего Северус впервые задумался: такая ли уж хорошая штука жизнь? Как посмел этот Поттеришка, которому и так всё дозволено, посягнуть на ЕГО сокровище — Лили? Какое он имел на это право — заносчивый, не знающий жизни, поросёнок? Что он там говорил: «место занято»?.. Это значит, что Поттер тоже симпатичен Лили… так, что ли? Северусу хотелось умереть. И тогда конец всем его несчастьям. Но нет! Он не доставит такого удовольствия Поттеру и его гнусной компании! Он постигнет всю мощь тёмных искусств и превратит их в жаб, в пауков, в склизких тварей! И никто отныне не сможет добраться до его сознания! Ни-ког-да! Это решение и стало отправной точкой для построения всей его дальнейшей жизнедеятельности. Не было в Хогвартсе ни одного студента, который бы с таким усердием конспектировал лекции, столько часов проводил в библиотеке и тратил на самоподготовку в свободных от занятий классах. Сочинение новых заклятий и зелий стало его хобби (и нет нужды добавлять, что эксперименты по апробации их он проводил на себе). За всем этим почти безболезненно он пережил весть о смерти отца и матери. Что там произошло, Северус мог только догадываться. Дело в том, что за последние годы его родители крепко пристрастились к выпивке. Он заметил это во время кратких визитов в отчий дом. Тобиас Снегг уже не был так против, когда их завтрак, обед и ужин, состоявший из N-ного количества бутылок с «огненной водой», доставляла волшебная палочка матери. Видимо, в одно из таких застолий вспыхнула свара, повлекшая за собой совершенно фантастический пожар, в результате которого сгорели все близлежащие дома за считанные минуты. Тут же весь город вспомнил, как Эйлин Снегг похвалялась своей волшебной сущностью (на новом месте она также продолжала просветительскую деятельность относительно кто она такая на самом деле; правда, уважения на этом не заработала) — должно же быть у обывателя какое-то объяснение случившемуся, пусть даже и противоречащее здравому смыслу! Так или иначе, но домашнего очага он лишился. К этому времени семья Эванс переехала. И тот факт, что дом, в котором жила неблагополучная семья Снеггов, сгорел дотла, взволновал Лили не слишком. Взаимоотношения у них на последнем курсе стали более чем прохладными. Виной этому был, конечно, Поттер. Сколько бы не внушал Северус Лили, что она нужна Джеймсу Поттеру как трофей — как кубок за победу в квиддиче — все его доводы она пропускала мимо ушей. Если её послушать, то причиной разлада их с Северусом отношений был не мистер Поттер, а сам Снегг и его немереная увлечённость чёрной магией. Северус апеллировал тем, что «знать — не значит применять на деле». Но Лили оставалась глухой к его оправданиям…. Да и почему он должен был оправдываться? В чём он виноват? В том, что занимается тем, что нравится? Родители Снегга погибли незадолго до его выпускных экзаменов. Северус уже достиг совершеннолетия и причин особо горевать, оплакивая мать и отца, у него не было… так он считал. Это было время, когда Северус увлёкся идеями Волан-де-Морта и хотел вступить в ряды Пожирателей смерти сразу по окончании Хогвартса. Он уже встречался с Великим Тёмным магом и его очаровали светские манеры Т.Лорда и внимание, с которым тот отнёсся к такому юнцу как он. Именно Темный Лорд рекомендовал ему дом в Паучьем тупике («Опять тупик!» — подумал тогда Северус), туманно намекнув, что прежние владельцы дома уже не вернутся. Скоро, правда, иллюзии насчёт светскости и учтивости Лорда растаяли — после первой же оргии, учинённой в разорённом жилище убитых маглов. У Северуса волосы шевелились от ужаса, когда на следующее утро он вспоминал, что вытворяли с несчастными убиенными Пожиратели. Кроме того, ему претила та разнузданность, которая царила на подобного рода мероприятиях. И хоть Волан-де-Морт сравнивал свои вечеринки с римскими оргиями, у Северуса сложилось впечатление, что он побывал в публичном доме, устроенном на скотобойне. Видимо, устроитель подобного рода «вечеринок» что-то подмешивал в напитки… или каким-то другим способом взывал к самым низменным человеческим инстинктам… но никакие доводы типа: «это самоочищение», «путь к настоящей свободе сознания» не могли заморочить настолько, чтобы Северус не осознавал, что совершил ужасную, непростительную ошибку в своей жизни. Стоит добавить, что сам Волан-де-Морт участия ни в массовых соитиях, ни в плясках на мертвецах не принимал. Он только наблюдал. И улыбался (если змея может улыбаться). Всем неженатым членам союза тёмных сил (если только они не были на особых заданиях) предписывалось обязательное посещение этих жутких увеселений. И Снегг — хотя сам не убивал и не мучил — был вынужден являться раз в неделю под наблюдение неусыпного ока своего Хозяина. Покинуть стан Пожирателей можно было только ногами вперёд (примеров тому было немало). Северус ломал голову: что нужно сделать, чтобы освободиться от еженедельных оргий? И такой случай представился. Он случайно подслушал разговор Дамблдора и Трелони в «Кабаньей голове». Прорицание Северус считал одной из самых никчёмных магических наук. Собственно, даже и не наукой, а так… Стоило только посмотреть на эту прорицательницу, как тут же становилось понятно: старая дева находится в плену своих неутолённых фантазий. Единственной целью Северуса, когда он докладывал Волан-де-Морту о состоявшемся на его глазах предсказании, было получить «вольную» от вышеупомянутых «суаре». Но Тёмный Лорд отнёсся к болтовне «больной на голову» Трелони чрезвычайно серьёзно. Более того, разгадать пророчество стало делом его жизни. Северуса Снегга внедрили в преподавательский состав Хогвартса. Правда, неведомо по каким причинам Дамблдор сразу понял, с чьей подачи явился новый преподаватель. А Северус не стал отрицать. Глядя во всепонимающие глаза директора, он всё рассказал. Так он превратился в двойного агента. А потом погибла Лили. Какие механизмы были приведены в действие, что Тёмный Лорд вызнал, кто будет его смертельным врагом, до сих пор остаётся за кадром… Знал ли Северус, когда передавал Лорду сведения, подслушанные в трактире, что они приведут к фатальным последствиям? — Разумеется, нет! Он вообще относился к прорицанию, как к шутке… Но всё, что касалось драгоценной жизни Волан-де-Морта, предметом шутки не являлось… Как поздно он это понял! Вина за содеянное легла на него неподъёмной плитой. Северус не мог заглушить боль ни силой заклятий, ни дозой выпитого алкоголя. Лорд Волан-де-Морт исчез, сгинул. «Но однажды он вернётся. И нужно быть во всеоружии», — говорил ему неоднократно Дамблдор. Минуло десять лет. В Хогвартсе появился Гарри Поттер — сын Джеймса и Лили. Живым укором смотрели на него с лица Гарри глаза Лили. Жаль, что во всём остальном мальчик больше походил на отца. Этот факт вызывал подчас у него неконтролируемое бешенство. Ужасно глупо, но Северус (даже после того, как Лили родила ребёнка) всё ещё мечтал о любви между ними. «Как знать, Поттер такой ветреник…», — думалось ему. Северус пытался оберегать Гарри (со свойственной ему неуклюжестью). Чем вызвал лишь презрение. И, разумеется, Поттер-младший даже не усомнился, что он, Северус Снегг, мог убить Дамблдора. «Ну, так убей меня, как убил ЕГО… трус!» — кричал ему мальчишка … Снегг подошёл к зеркалу. На него смотрел угрюмый худой мужчина с тёмными кругами под глазами. Непостижимо! Как мог Юлии понравиться подобный тип?! Может, Дамблдор как-то причастен к тому, что у неё временно помутился разум? Думать об этом было неприятно. Но всё же это больше походило на правду, чем, то, что такая удивительная женщина его полюбила.

— По-лю-би-ла, — повторил он вслух.

На ум пришли слова Дамблдора: «нужно быть во всеоружии». Оружие против Тёмного Лорда — сама любовь. Кажется, он нащупал почву.

— Любовь обладает огромной силой. Но не все это осознают, — говорила Юлия. — Просыпается огромный потенциал, человек работает на пределе умственной активности, спортсмены ставят небывалые рекорды. Думаю, по этой причине большинство творческих людей имели невероятное число романов — чтобы испытывать состояние влюблённости снова и снова… Это с одной с стороны.

— А с другой? — улыбнулся Северус (его забавляла её горячность).

— Не смейся! — обиделась Юля. — С другой стороны — мощный оберег. Между прочим, доказано: если бойца ждала дома любящая жена, он обязательно возвращался! Вот послушай. Стихотворение Константина Симонова (он, кстати, знал о войне не понаслышке, а сам был фронтовым корреспондентом) «Письмо с фронта»…

— У? Что за война? Между тёмными и светлыми?

— Война — всегда между «тёмными» и «светлыми», потому что одна сторона правая, другая — нет, — просветила его Юля. — Я имею в виду II–ую Мировую. Между прочим, в этой войне мы были союзниками. Уинстон Черчилль… тебе это имя о чём-нибудь говорит?..

— Вроде нет… А что, должно?

— Ладно, проехали, — Юлия махнула рукой.- Слушай стихотворение.

Жди меня, и я вернусь, Жди меня, и я вернусь,

Только очень жди. Всем смертям назло.

Жди, когда наводят грусть Кто не ждал меня, тот пусть

Жёлтые дожди, Скажет: «Повезло».

Жди, когда снега метут, Не понять, не ждавшим им,

Жди, когда жара, Как среди огня

Жди, когда других не ждут, Ожиданием своим

Позабыв вчера. Ты спасла меня.

Жди, когда у дальних мест Как я выжил, будем знать

Писем не придёт, Только мы с тобой, —

Жди, когда уж надоест Просто ты умела ждать,

Всем, кто вместе ждёт… Как никто другой.

— И что, ОН вернулся? — довольно равнодушно спросил Северус.

— Представь себе, да, — ледяным тоном ответила Юля.

— А меня никто не любит, — решился он тогда на провокационный ход.

— Может, ты просто не давал никому шанса? — Юлия насмешливо изогнула брови. — И потом, всё ты врёшь. Я тебя люблю.

Она произнесла это так просто, что было похоже больше на признание в сестринской любви, не более.

— Что ты вкладываешь в понятие «любовь»? — стараясь говорить естественно, поинтересовался Северус.

— Физиологи говорят, что любовь — это свойство кожи. В этом есть здравый смысл, хоть и звучит довольно вульгарно… Ты читал «Парфюмер» Зюскинда?

Он отрицательно покачал головой.

— Ты, по-моему, вообще серый, как осенняя туча, — заметила Юлька. — Так вот, основная идея романа в том, что главенствующим в мире чувств является запах. Смотря на человека, нам кажется, что мы восхищены его внешней красотой. На самом деле мы улавливаем флюиды его кожи и, если они совпадают с нашими, ставим «плюсик»… Понятно?

— Значит, по теории этого Зюскинда, ни ум, ни высокие моральные качества, ни даже внешность роли не играют?

— Ну да! Кстати, это теория не одного только Зюскинда. Например, группа исследователей проводила следующий опыт: бельё женщин разных физических возможностей давали…хм-хм… понюхать мужчинам — дабы они по запаху могли определить, какая из женщин самая красивая. Представляешь, мужчины были единодушны в выборе. Выходит, теория работает? Но, что до моего мнения, это касается только первобытных чувств. Я не имею в виду ВЕЛИКУЮ и ВЕЧНУЮ любовь… — Юлия притихла.

— По-твоему, она есть? — осторожно спросил Северус.

— Давай будем верить, что есть! — вновь воодушевилась Юлька. — Но для этого надо очень много составляющих: тут и ум, и внешность, и наличие чувства юмора понадобится. Ещё доброта, неспособность предать… Вот, пожалуй, и всё.

— Неужели? — скептически хмыкнул он. — Похоже, нелегко тебе будет влюбиться.

— Почему? — удивилась Юлия. — Разве ты способен предать?

— Наверно, нет, — поколебавшись, ответил Северус.

— Вот видишь! Остальное у тебя есть.

— Я ничего не пропустил? Как там в отношении пункта «внешность»?

— Успокойся. Женщины не так придирчивы. Нам не нужны ноги от ушей и бюст пятого номера…

— Которого у тебя, как раз, и нет…

— Ах, ты!..

Но всё остальное к делу уже не относилось.

Итак, составляющие: ум, внешность (дарованная тебе природой), доброта, чувство юмора, неспособность предать и запах. Эти ингредиенты и будут положены в Эликсир любви… для женской половины человечества. А что бы взял он? Пожалуй, то же. Но хотелось бы ещё добавить нежность, отсутствие сварливости, умение заботиться, быть хорошей матерью… Как-то это должно называться одним словом… ЖЕНСТВЕННОСТЬ! И если существует на свете воплощенная женственность — то это как раз и есть Юлия. Следовательно, если ЕЁ взять за эталон женщины, то можно приступать к изготовлению эликсира. Северус вспомнил, что в отделе тайн Министерства магии существует дверь. Она открывается тому, кто любит и любим. Там, по мнению Дамблдора, хранится оружие, с помощью которого будет повержен Лорд Волан-де-Морт. Что там? Этого он не знал.


На этот раз Дамблдор возник отчётливей и выглядел удовлетворённым. «Я знал, Северус, что Вы поймёте. Только Вам под силу составить и приготовить тот неповторимый эликсир, свойства и действие которого хорошо нам знакомы, но умение его приготовлять утрачено не одну сотню лет назад.

Юлия сошла с поезда под влиянием внезапного эмоционального порыва, безотчётного импульса… Но ничего случайного в нашей жизни не бывает, не так ли? Я лишь чуть-чуть скорректировал события, ускорив её желание соединиться с Вами…

А в отделе тайн сложены за ненадобностью те самые атрибуты, напитав которые эликсиром любви, разобьют Волан-де-Морта в пух и прах. Там и стрелы Амура, действующие мгновенно, и мины замедленного действия, несущие неразделённую любовь, взрывчатка — убийственные мысли о суициде в любовной горячке и много-много экзотических плодов, вкусив которые, смертоносной будет уже сама мысль, что ты не любим… Опасное оружие, согласитесь. Особенно, если ты не защищён…» Он сидел в темноте у камина и вспоминал детали сна. Внезапная вспышка пламени стряхнула его дремотное оцепенение. В огне возникло плоское лицо Волан-де-Морта. То, что Северус вскочил на ноги, было, скорее, продиктовано эффектом неожиданности, чем желанием почтить появившегося Хозяина. Но мания величия всегда была слабостью Тёмного Лорда, о которой Северус знал. Впрочем, он знал и другие его слабости: ужас, который тот испытывал при мысли о смерти и боли, боязнь, что тайна его происхождения станет достоянием гласности и предметом обсуждений, стремление окружать себя красивыми вещами и, как уже упоминалось, излишняя самоуверенность. Так что прыжок Северуса был истолкован Т.Лордом как раболепное приветствие.

— Добрый вечер, Северус. Оставьте церемонии и сядьте. У меня есть для Вас работа.

— Я сделаю всё, что Вы скажете, — склонил голову Снегг.

— Я знаю, — снисходительно кивнул тот. — Поэтому и поручаю Вам дело чрезвычайной важности. Мне стало известно, что наш уважаемый министр готовится к встрече с русскими волшебниками. Видимо, Скримжер, наконец, решил создать оппозицию и попытаться перетянуть на свою сторону тех, кто ещё не примкнул ко мне. Нужно узнать о результатах этих переговоров. Действовать Вы будете в обстановке полной секретности в одиночку. Ваша задача: узнать — и вернуться. Ничего более… Сведения, разумеется, должны быть достоверны.

— Да, сэр.

— Удачи Вам, — коротко попрощался Волан-де-Морт, и сноп зелёных искр возвестил о том, что аудиенция закончена.

Глава 4. Р.А.Б.

Следовало обдумать, что делать дальше. Пока же Гарри с друзьями остановились на площади Гриммо. За истекшую неделю они повидали почти всех знакомых им членов Ордена Феникса. Все были озабочены тем, что надлежало выбрать нового Хранителя Тайны Ордена. Однако процедура передачи его полномочий — по неустановленным причинам — каждый раз срывалась. Это могло быть либо в связи с тем, что Дамблдор наметил преемника сам (которому пока такое доверие не оказывалось). Либо в том случае, если бы сам был ещё жив — что, разумеется, исключалось. Пока решалась эта проблема, Гарри писал свой адрес на клочках пергамента новым посетителям, и они приходили как бы с визитом к нему, а не на заседание Совета. С одной стороны, это было даже на руку Гарри — так или иначе, но он сейчас осведомлён обо всём, что происходило в Ордене. Главным событием волшебного мира Британии являлся предстоящий визит Скримджера в Россию. Вокруг этого вопроса горели дебаты: кто поедет, когда, где будет проходить встреча. Фред и Джордж Уизли стали «фениксистами». Они, конечно, не делали из всего секрета… хоть и покуражились для начала. Встречу английского Министра магии с русскими назначили на следующую неделю. Происходить она будет на территории России, и русские волшебники настаивали, чтобы Скримджер прибыл один. Это внушало немалые опасения. Но поговаривали, что Министр готов выполнить все условия. Что ж, отваги ему, в таком случае, не занимать, так как толком никто ничего о русских волшебниках не знал. Все сведения зиждились на уровне слухов: судачили, например, что у русских особый подход к традициям колдовства. Ещё говорили, что никаких школ по обучению магии в России нет — существует жёсткий регламент: передача волшебных умений только из поколения в поколение, и никак иначе! Тем не менее, большинство из них к маглам относилось гораздо терпимее. Они считали, что каждый неволшебник, проявивший себя как доблестный воин, или наделённый какими-либо другими высоко моральными качествами, может быть посвящён в дела волшебного сообщества. Превыше всего русские колдуны ценили чистоту помыслов и патриотические чувства. Гермиона достала книгу «Другие: что мы о них знаем». В ней рассказывалось о волшебниках со всего света. И если всё, что там было, не являлось досужим вымыслом, то злобная нечисть Британии выглядела на их фоне просто милашками. В России были колдуны и ведьмы, жившие со своими отпрысками совместно с простецами. Ходили на простецкую работу и не демонстрировали свои волшебные умения всем и каждому. Но никогда и не отказывали в помощи. Были у них и волшебники высшего порядка. Те жили обособленно — главным образом, в лесах, — и с людьми встречались неохотно. Относились к своим посетителям избирательно. Видимо, тут срабатывали их критерии о наличии «чистоты помыслов» и «патриотизма». Небезынтересен факт, что волшебные палочки они презирали. Вся их сила заключалась в руках и во взгляде. Также любопытно было узнать, что на Руси есть целая плеяда волшебников, управляющих силами природы. А что уж и вовсе казалось невероятным, на помощь им частенько приходили животные и даже… предметы, которые (если верить гермионовой книге) вещали человеческими голосами и были чуть ли не мудрее самих волшебников. Далее шли картинки: трёхглавый Змей Горыныч напоминал дракона; Баба Яга — не слишком опрятную ведьму; Леший, Кикимора и Водяной были сродни британским покровителям леса, болот и водоёмов; Домовики были грузными низкорослыми старичками, а вот на портрете Кощея Бессмертного стоило задержаться. Он представлял собой коронованный скелет, чем-то напоминающий Волан-де-Морта! Ребята просмотрели ещё иллюстрации волшебного Полоза — гигантской змеи, которая появлялась там, где сокрыты клады; Кота Баюна, убаюкивающего своим пением; Чуда-Юда-Рыба-Кит, который заглатывал любопытных мореплавателей; Серебряного Копытца, способного чеканить монеты из драгметалла… И практически всех зверей, которые если и отличались от простой живности, то только своей величиной: Михаила Потапыча (попросту медведя), Серого Волка (размером с оленя), Мудрого Ворона в роговых очках, Рыжей плутовки Лисы. Особняком стояли три богатыря — их имена могла усвоить только Гермиона: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович. Богатыри отличались могучим телосложением, были облачены в кольчуги и кованые шлемы и восседали на красавцах-конях. Приковывала к себе внимание прекрасная волшебница в национальном русском костюме — Василиса Премудрая. Рядом — безобразный Соловей–разбойник (грязное чудище с выступающими передними зубами). Далее шли двенадцать Месяцев — мужчины разных возрастов, и у каждого затейливый посох. Красно Солнышко также было наряжено девицей в сарафане, а от её лица шло нестерпимое сияние. Месяц Месяцович — юноша в серебристом кафтане. Ветер Буян — косматый белоголовый старик. Потом шёл перечень волшебных предметов: разного рода перстни, выполняющие то или иное предназначение (с бриллиантом — для распознавания ядов; с рубином — для пущей отваги; с нефритом — добавляющий мудрости и т.д.); шапки-невидимки — на каждого члена волшебного клана; ковры-самолёты — только у верховных волшебников; скатерти-самобранки — в каждой волшебной семье…

— Смотри, Гарри, — показала Гермиона, — а вот и тарелочка с голубой каёмочкой… Так: артикул — не то… инвентаризационный номер — не то… количество — ОДНА. Как, интересно, она попала в Визжащую Хижину?

— Чего тут только нет, — вздохнул Гарри. — Нет лишь «чути белоглазой».

— Видишь, Гермиона, не всё можно узнать из книжек! — укорил подругу Рон.

— Придётся нам присоединиться к Скримджеру, — в задумчивости проговорил Гарри

— Хочешь завалить тщательно подготовленное мероприятие? — нахмурилась Гермиона.

— Я ж не говорю, что мы будем следовать с ним рука об руку. Мы придумаем что-нибудь другое, — неуверенно произнёс Гарри.

— Ага. Набросишь мантию-невидимку и потопаешь в Россию, — съязвила та. Потом — чисто по-гермионовски — прищурилась и сказала. — Это может подождать.

Рон посмотрел на Гарри. Его взгляд явно говорил: «Она что-то знает!» Но Гермиона не стала мучить мальчишек догадками. Было видно, что ей и самой не терпелось поделиться тем, что узнала.

— У меня есть сведения о Р.А.Б.! — выпалила она.

Выяснилось, что, рьяно наводя порядок в запущенном доме Блэков, Гермиона добралась и до чердака. Там она обнаружила ученические тетради Сириуса. Разумеется, Гермиона не преминула сравнить материал, который давали им, с тем, который изучали ученики Хогвартса 25 лет назад.

— И знаете, что я обнаружила? — с горящими глазами спросила Гермиона.

— Отку-уда?! — иронично протянул Рон.

— Защиту от тёмных искусств преподавал у них Ростислав Апполинарьевич Будогорский! — не обращая внимание на колкость, с торжеством закончила она. — Аббревиатура его фамилии, имени, отчества даёт сокращённое Р.А.Б.! Вчера, когда сюда заходили Тонкс и Люпин, мне удалось переговорить с Римусом. Он сказал, что Будогорский преподавал у них недолго. Что профессор по защите был буквально одержим идеей найти верное средство, чтобы, наконец, оградить мир от бесчинств Волан-де-Морта. В связи с труднопроизносимым именем ученики звали его Р.А.Б. Этот Р.А.Б. постоянно вёл изыскательскую работу и время от времени пропадал из Хогвартса. А как-то раз исчез навсегда… Но в день падения Тёмного Лорда Будогорский опять возник, произнёс что-то вроде: «Все, писающие сейчас в штаны от счастья, — ни дать ни взять придурки. И не понимают, что Волан-де-Морт бессмертен. А если вы хотите избавиться от него навсегда, нужно не вопить от радости, а пытаться уничтожить Волан-де-Морта навсегда». Однако все были настолько опьянены праздником, что не захотели прислушаться к его словам… ВСЕ — если не считать Дамблдора и Грозного Глаза. Но Дамблдор своими измышлениями, как правило, не делился. А Грюма и без того считали сумасшедшим. С тех пор Будогорского никто не видел.

Гарри сглотнул.

— Грозный Глаз сегодня придёт. Я с ним поговорю.

Забренчал входной колокольчик — кто-то пришёл. С тех пор, как Гарри откомандировал Кикимера в Хогвартс, в доме стало спокойней. Вступив в права наследования, Гарри наложил на эльфа епитимью отлучением от родного очага. Тот ожидал всего, чего угодно, но не столь сурового наказания. Кикимер валялся у него в ногах, рыдал — но Гарри был непреклонен. Находиться в одном доме с существом, повинном в смерти крёстного, было выше его сил. Занавес, загораживающий портрет миссис Блэк, заколдовали таким образом, чтобы он не позволял услыхать матери Сириуса ни слова из того, что происходило в доме. Изредка из-за него было слышно недовольное мычание, но не более того. Вошедшими были братья Рона — Фред и Джордж. Их магазинчик процветал — наверно, теперь люди нуждались в веселящих штучках как никогда. Весёлость же самих владельцев магазина уже не была столь искромётна, как в былые годы. То ли груз ответственности за семью (материальное положение многодетной семьи Уизли, по-прежнему, не ахти), то ли элементарное взросление поставило на близнецах печать уныния. Вполголоса они сообщили что нового на Косой аллее. Теперь там патрулировали мракоборцы. Они задержали на днях несколько пожирателей смерти, которые под покровом ночи прокрались в Лютный переулок. Говорят, что их схватили в лавке «Флориш и Блоттс». Что им там понадобилось, неизвестно.

— Что, лавка ещё работает? — удивился Рон.

— Да, — скривился Фред. — Никаких улик, что Горбин был в заговоре с пожирателями, найти не удалось.

— Ну да, — фыркнула Гермиона. — А доказательств, что Стэн Шанпайк — агент Волан-де-Морта у них полно.

— По-моему, — заговорил Джордж, — Министерство не лезет на рожон. Прикрывая глаза на некоторые выходки Сами-Знаете-Кого, они сохраняют и без того хлипкое спокойствие.

— Ага! — раздался звонкий голос Молли Уизли. — Вы здесь, голубчики!

Фред с Джорджем беспокойно заёрзали. «Мы не знали, что она здесь», — шепнул Джордж Гарри.

— Что это??? — грозно вопрошала она, держа за хвост невиданное животное, которое извивалось в её руках, норовя вцепиться зубами туда… докуда дотянется.

— Эй, ма! Поосторожней! Чревовещатель такого обращения не терпит! — робко заметил Фред.

В этот момент «чревовещатель» исхитрился-таки дотянуться до руки миссис Уизли и цапнуть её. Из небольшой ранки потекла кровь.

— Гром, сюда! — скомандовал Джордж, и зверёк прыгнул ему на руки.

Гарри, Рон и Гермиона с удивлением смотрели на животное: оно было размером с кошку, чёрное, с белой полосой от морды до пушистого хвоста. И было бы довольно обаятельно, если б не отсутствие глаз.

— Пугало какое-то, — дал исчерпывающую характеристику зверю Рон.

— Вы знаете, что ваш подарок уже предсказал Биллу увечье, Артуру — увольнение, а Джинни сказал, что она никогда не выйдет замуж, — продолжала кипятиться миссис Уизли.

— Что ж, — философски рассудил Фред. — Если посмотреть здраво, в этом есть зерно истины.

— Да, — поддержал брата Джордж. — Билл изувечен. Отца, того и гляди, выпрут из Министерства. А Джинни такая вертушка, что, возможно, никто с ней не рискнёт связаться… Ты ведь уже не встречаешься с нашей сестрицей, а, Гарри?

— А-а-а… Где вы его взяли? — ушёл от ответа Гарри.

— Он пришёл к нам сам, — поведал Фред. — Ревел под дверью магазина, пока мы его не впустили.

— Поэтому мы и назвали его Гром, — пояснил Джордж. — Свалился, как гром среди ясна неба. Кстати, НАМ он предсказал только удачу в делах. И ничего более.

— Какой миленький! — протянула Гермиона руку, чтобы погладить зверька.

— Ты вскоре выйдешь замуж за человека с огненными волосами. Вы будете жить долго и счастливо. И умрёте в один день, — раздалось в комнате.

— Рон, не ты ли тот человек с «огненными волосами»? — задыхаясь от смеха, обратился к брату Фред.

Тот побагровел.

— Мама права. Этот зверь наверняка опасен, — буркнул он, ткнув пальцем в Грома.

— Да. Я вижу. Это тот самый, огненноволосый!

— Не верю! — топнула ногой Гермиона. — Это вы его науськали!

— Это же чрево-ве-щатель! Почти что глас Божий! — сделал попытку прислушаться Гермиону к голосу разума Джордж.

— Ну, что же ты, Гарри. Один ты остался без предсказанья. Обратись к нему — он тебе и выдаст… — попросил Фред.

— Как-нибудь в другой раз, — отказался Гарри.

— Как хочешь, — разочарованно переглянулись братья-близнецы.

— Что тут у вас? — это был Грозный Глаз Грюм. Как человек, получивший разрешение ещё от Дамблдора, он мог трансгрессировать прямо в штаб-квартиру. — Никак чревовещатель? Давненько я их не видел…

Грозный Глаз ласково погладил зверька по голове.

— Раны твои затянутся, старый человек. Ты будешь доволен, — тут же раскрыл единственный глаз Грюма на его дальнейшую судьбу чревовещатель.

— Ну, да. И глаз вернётся. И нога вырастет… Пойдём-ка, Молли…

Подхватив под руку миссис Уизли, Грюм вышел с ней из комнаты.

— Мы, пожалуй, к ним присоединимся, — смущенно сказали близнецы друзьям и с хлопком испарились.

«Как это несправедливо! — который раз подумал Гарри. — Почему нас не берут в Орден? Уже, кажется, все признали справедливость прорицания, сделанного много лет назад Трелони. Мы совершеннолетние. Но для Ордена этого недостаточно. Нужно, чтобы мы покончили с учёбой! Как будто Фред и Джордж закончили школу…».

— Можно подумать, их кто-то звал, — недовольно проворчал Рон, заглядывая через перила на первый этаж.

— Покажи тетради Сириуса, — попросил Гарри Гермиону.

И втроём они пошлёпали на чердак.


После обеда Аластер Грюм развалился в кресле у камина и умиротворённо посасывал вонючую папироску. Гарри подумал, что это удобное время, чтобы порасспросить его о Р.А.Б. (выговорить полное имя профессора он даже не пытался). Гарри молча протянул Грюму старую тетрадь Сириуса по защите от тёмных искусств, раскрыв её на первой странице.

— Это, никак, почерк Сириуса Блэка? — проговорил Грозный Глаз, перелистывая записи. — Занятно…

— Ты ведь что-то хочешь узнать, я прав? — вращая стеклянным глазом, спросил он.

— Что «занятно»? — в свою очередь спросил Гарри.

— Занятно, что я тоже недавно думал о Ростиславе Будогорском. Многие упрекали его, что он был со странностями. Но это норма для такого талантливого человека. Он ведь совсем молод — по нашим волшебным понятиям. И сейчас ещё лет сорок, не больше. А тогда и вовсе был зелёным парнишкой. Никто с должным вниманием не относился к его идеям. Тем более, что он… как бы сказать… разбрасывался. То он исследовал малоизученные зелья, составлял новые формулы. То вдруг ушёл с головой в изучение тёмных искусств. Потом, я слышал, много путешествовал, систематизировал знания о других волшебных сообществах. Книгу даже выпустил: «Другие и что мы о них знаем»… Имечко у него было такое дурацкое — выговорить его толком никто не мог. Вот он и взял себе псевдоним: Русско-Английский Барин. Не любил, чтобы использовали аббревиатуру от его фамилии-имени-отчества. Говорил, что РАБ по-русски означает «бесправный слуга». А для него это было непереносимо.

— Он был русским? — спросил Гарри.

— Русским, — подтвердил Грюм.

— Как же он оказался у нас?

— В этом как раз нет ничего удивительного. В России аналогичной школы нет. А этот молодой человек — филантроп… Это, видишь ли, такой сорт людей, которые хотят своими знаниями осчастливить всё человечество. Вот Дамблдор и пригласил Будогорского в Хогвартс в качестве преподавателя защиты… Да-а, Альбус его любил…

Опасаясь, что Грюм вот-вот свернёт на свою любимую дорожку воспоминаний о днях былой славы (Гарри уже давно заметил, что Грозному Глазу доставляет гораздо большее удовольствие вспоминать мёртвых, чем говорить о живых), он решил направить разговор в нужное русло.

— РАБ… Куда он делся?

— Да никуда не делся. Если опять не мотается по свету в поисках приключений, то строчит сейчас очередной труд. Он, как истинный филантроп, от гонорара отказывается — а издательствам, понятное дело, это только на руку — печатают его книжки под разными фамилиями.

— И как его найти?

Глаз Грюма завращался во сто крат быстрее.

— Зачем тебе это?

— Я бы хотел побеседовать с ним о … Сириусе, — не моргнув глазом, соврал Гарри.

— Что-то ты крутишь, парень… Что такого может знать о Сириусе человек, который его и не знал толком? Скорее всего, он его и не вспомнит.

— Ну, вернее, не совсем о Сириусе, а о его лекциях… В конспекте я нашёл места, которые мне непонятны.

Чувствуя, что зарапортовался, Гарри остановился. Но Грюма почему-то устроило такое толкование. Он успокоился и, потирая култышку правой ноги (новый протез никак не хотел приживаться) охотно ответил:

— К Барину нужно выходить на связь только одним способом — телепортацией. Он, как человек без Родины, может быть где угодно… — Грюм глубокомысленно затянулся и добавил. — Что-то нога разнылась. Брось-ка мне плед. Я тут покемарю часок, если не возражаешь.

Гарри ничего не оставалось, как закончить разговор.

— Что такое телепортация — знают даже маглы. Это передача мыслей на расстоянии, — тут же дала Гарри отповедь Гермиона, когда он, передав содержание разговора с Грюмом, выразил недоумение, что такое телепортация.

— Разве передачу мыслей называют не легилименцией? — пробормотал Гарри.

Гермиона презрительно на него посмотрела.

— Легилименция — чтение мыслей.

— Что ж тогда окклюменция? — тоже не разбиравшийся в таких тонкостях, спросил Рон.

— А окклюменция — весь процесс, который и состоит из телепортации и легилименции, — с видом превосходства растолковала Гермиона. — Не удивительно, Гарри, что Снегг был недоволен тобой на своих занятиях.

— Только не говори мне о Снегге! — рявкнул Гарри. — Он был бы доволен мной только в одном случае: если б я уже лежал в гробу!

— Ладно, ладно… Но телепортации, по-моему, научиться не так уж и сложно. Есть масса учебников, где всё это описывается… Сейчас вспомню.

Гермиона энергично зашагала из угла в угол, запустив руку в свои буйные кудри.

— Точно! — засмеялась она и убежала.

Рон неуверенно посмотрел на Гарри.

— Как ты думаешь, Чревовещатель мог говорить правду? — с притворным ужасом вымолвил он.

— В отношении твоего прогноза — даже не сомневайся (прибавив вполголоса: «огненноволосый»)! — не слишком обрадовал его Гарри.

Гермиона тем времени успела притащить ворох ученических тетрадок Сириуса и, сдувая с них пыль, сортировала тетради с необычайным проворством.

— Ты что, все их прочитала? — не веря своим глазам, поинтересовался Рон.

— Вот! — не отвечая Рону, провозгласила она. — Читаю вслух: …при телепортации следует произносить текст, предназначенный конкретному лицу, чётко и внятно. Чтобы информацию получил именно тот адресат, к которому вы обращаетесь, необходимо правильно назвать его имя и фамилию в самом начале сеанса. Для телепортации лучше выбирать ясные безоблачные дни и, желательно, дневные часы (дабы у респондента не возникло сомнений насчёт СОН это либо же ЯВЬ). Адресующий должен владеть даром убеждения и быть убедителен. P.S. Стопроцентной уверенности в том, что адресат получит Ваше сообщение, нет. Поэтому рекомендуем пользоваться более надёжными средствами связи: совами или Патронусом.

— Дальше совсем неразборчиво, — Гермиона наклонилась к тетради: — Нюн-чик… так, вроде бы… да (Гарри напрягся): Нюнчик, мне показалось или нет, что твой Патронус напоминает твою же мосластую, грязную задницу?.. Дальше всё залито чернилами… — закончила в растерянности Гермиона. — Ерунда какая-то… Какое это имеет отношение к телепортации?

Гарри злобно рассмеялся.

— К телепортации — никакого. Это имеет отношение к Северусу Снеггу… Значит, мой отец всё-таки стянул с него штаны.

И Гарри пересказал то, что увидел однажды в чаше воспоминаний. То, что Снегг когда-то категорически запретил об этом упоминать, уже значения не имело.

— По-моему, — медленно подбирая слова, проговорила Гермиона, — это было довольно жестоко.

— В самый раз! — Гарри ударил по столу кулаком.

— Но ведь всё происходило чуть ли не перед всей школой! — возмутилась Гермиона.

— Теперь я понимаю. У Снегга были причины ненавидеть твоего отца, — сказал Рон. — Если бы меня… так… Ведь там могла находиться какая-нибудь девочка, которая ему нравилась…

— Я вас умоляю! — глядя из-под очков, иронично протянул Гарри. — Какие девочки могли быть у Снегга?

— Вот так и происходит рождение злых волшебников! — стояла на своём Гермиона.

— О, конечно! Жалейте его! Тебе, Гермиона, надлежит теперь создать новое ГАВНЭ — по защите прав слизеринцев! Будь уверена, первым к тебе запишется огненноволосый Рон!

Гарри с треском отодвинулся от стола и отшвырнул стул.

— Ты становишься злым! Нельзя так, Гарри! — Гермиона умоляюще смотрела на него, взяв за руку Рона, которого удерживала, чтобы тот не бросился на товарища с кулаками.

— Да идите вы!.. Оба!..

Гарри не нашёл ничего лучшего, как выйти, что было сил при этом хлопнув дверью.


Размолвка продолжалась до вечера. Гарри ужинал один. Рон и Гермиона не появлялись. И вдруг:

Гарри Поттер!

К тебе обращается Гермиона Грейнджер. Мы начали телепортировать. Надеюсь, удачно. Поднимись наверх сейчас, если нас слышишь.

Голос был сухим и отчётливым, как на плёнке автоответчика. Но сомнений не было: он принадлежал Гермионе. Забыв недавние распри, он бросил возиться с бифштексом (который теперь миссис Уизли не пе, ежа, ивала — как ей советовала Флер — из-за чего мясо было не разжевать) и отправился на второй этаж.

Гермиона захлопала в ладоши и обняла Гарри.

— Получилось! Рон пробовал первым… Ты догадался?

— Нет, Рона я не слышал, — к разочарованию друга, честно ответил Гарри.

Они тренировались до полуночи и решили: если до завтра у Гарри телепортация не получится, сообщение отправит Гермиона.

— Может, на всякий случай подстраховаться и отправить сову? — предложил Рон.

— Не стоит. Во-первых, долго. Во-вторых, неизвестно, на каком счету у Министерства этот Ростислав Апполинарьевич Будогорский, — без запинки выговорила Гермиона. — И, в-третьих, о совах Грозный Глаз ничего не говорил.

Что было совершенно точно, так это то, что служащие Министерства устраивали досмотр сов, и послания ко всем неблагонадёжным личностям задерживались. Назавтра Гермиона предложила связаться с кем-нибудь из знакомых, чтобы опробовать этот редкий вид связи. Но ни Фред, ни Джордж, ни Джинни Уизли, ни Невил Долгопупс на её зов не откликнулись. Ребята стали перебирать всех знакомых, кому они могли бы отправилить сообщение. Рон в шутку предложил Полумну Лавгуд. Гермиона пожала плечами и проговорила текст:

Мисс Полумне Лавгуд, студентке VI-го курса школы чародейства и волшебства Хогвартс.

С Вами хочет связаться Гермиона Грейнджер. Дайте ответ в течение десяти минут, если Вы меня слышите! Гермиона махнула рукой — и так было очевидно, что дело безнадёжно. Но тут вдруг она вскинула руку, делая беззвучное «тс-с!», и замолчала. Потом с облегчением рассмеялась.

— Ну, что там? Говори! Полумна тебя слышала? — затормошили ребята Гермиону.

— Мисс Лавгуд на Каймановых островах. Ловит с отцом каких-то «краснозобых цесарок», если не ошибаюсь… А слышимость была прекрасная!.. Почему же остальные мне не ответили?

— Видимо, они не владеют телепортацией… либо у них нет дара убеждения… либо чего-то ещё, — предположил Гарри. — Но, думаю, Р.А.Б. не из их числа.

Тут же была составлена депеша. Гермиона на всякий случай выучила её наизусть и отбарабанила громко и чётко:

Мистер Ростилав Апполинарьевич Будогорский

(он же Русско-Английский Барин),

Вам телепортирует Гермиона Грейнджер, подруга Гарри Поттера. Мы хотели бы встретиться с Вами по важному делу. Сообщите место и время. Буквально через секунду Гермиона услышала ответ. Она прижала пальцы к вискам, давая понять, что не хочет ничего упустить.

— Вот дословно, — наконец сказала она. — Мисс Гермиона Грейнджер! Передайте Гарри Поттеру, что жду вас двоих в 7 часов вечера на выходе со станции метро Тауэр Хилл. Я узнаю вас сам.

— Прости, Рон, — извинилась Гермиона, — но про тебя тут ничего нет. Да и мама тебя вряд ли отпустит.

Рон вспыхнул, но спорить не стал.


На выходе к Тауэру было полно народа. Гарри и Гермиона сомневались: как тут разглядишь кого-то в такой давке? Однако вскоре к ним подошёл загорелый мужчина спортивного телосложения. На нём были потёртые джинсы, мускулистый торс плотно облегала чёрная майка. На шее болтался православный крест. Волнистые русые волосы слегка тронула седина. Но в целом бывший профессор Хогвартса выглядел потрясно (куда моложе Люпина и Снегга — хотя те были его учениками). Его серо-голубые глаза скользнули по Гарри и остановились на Гермионе. Он улыбнулся. Пожалуй, даже профессор Локонс (мистер «магическая улыбка») мог потерпеть фиаско рядом с этим белозубым парнем!

— Вы мисс Гермиона Грейнджер? — доброжелательно обратился он к ней и повернулся к Гарри. — А Вы мистер Поттер-младший?

Барин присмотрелся к Гарри внимательней.

— Знакомый облик! Я отлично помню Вашего отца! Вообще, всю закадычную троицу: Поттера, Блэка и Люпина.

— И Петтигрю, — добавил Гарри.

— Петтигрю, Петтигрю… Нет, его не помню, врать не буду, — и Ростислав Апполинарьевич пожал плечами. — Давайте чуть пройдёмся — до летнего кафе — там вы мне всё и расскажете.

— Но у нас нет денег… — предупредила его Гермиона. — Только на проезд.

— Не знаю, может, британские девушки и более эмансипированы… но у нас было принято так: за даму платит мужчина, — ответил ей Будогорский.

Гарри покраснел (у него ведь тоже не был запланирован поход в кафе).

— Я, конечно, имею в виду себя, — поспешил исправить оплошность Р.А.Б. — Кто приглашает, тот и платит.

Будогорский заказал три порции мороженого и три коктейля.

— Содержимое, — он кивнул на коктейль, — можно изменить. Глаза его засветились лукавством.

Гермиона переглянулась с Гарри. И он её понимал: уж как-то не вязался весь внешний вид и манеры поведения этого человека с тем, что говорил о нём Грюм.

— Понимаю ваши сомнения, молодые люди, — доставая солнцезащитные очки, лучезарно улыбнулся Барин. — Я не похож на привычных вам волшебников. По вашим представлениям я должен быть худым, бледным и, желательно, изуродованным. Но я предпочитаю быть таким, каков есть. И не шокировать своим видом окружающих. Из-за этого, видимо, в волшебном мире я персона «нон грата»…

— А это правда, что Вы написали «Другие: что мы о них знаем»? — с великим почтением спросила Гермиона. — Вы, и правда, видели всех этих волшебников? Сам?

«Наверно, Гермионе он тоже напомнил Локонса, если она делает акцент на том, САМ ли он это видел», — подумал Гарри.

— Конечно, — удивился тот. — Это же авторское издание. Было бы нечестно описывать чьи-то заслуги. Кроме того, нет ничего увлекательнее, чем поверять бумаге свои похождения: уже знаешь, что всё кончится благополучно, и в то же время заново погружаешься в пережитое…

— Ну, надо же! Никогда бы не подумала…

— А почему в Вашей книге нет ни слова о «чути белоглазой»? — влез Гарри в светскую беседу между Барином и Гермионой.

Р.А.Б. достал из кармана пачку Mallboro и, спросив разрешения Гермионы, закурил.

— Извините. Сто раз бросал — и столько же начинал… О «чути» я тогда слышал, но мало. Книга-то старая. Сейчас, конечно, если будет переиздание, попрошу включить то, что нарыл… Но перед тем, как всё рассказать вам, хочу попросить и вас быть со мной откровенными.

Он испытующе переводил взгляд с Гермионы на Гарри. Недолго поразмышляв, Гарри протянул Барину медальон с запиской.

— Теперь понятно, — кивнул он и взял медальон. — Я знаю содержание записки. Это я её писал. Выходит, не Волан-де Морт осушил кубок? Кто же?

Он посмотрел на Гарри. В глубине его зрачков Гарри вдруг совершенно отчётливо увидел силуэт Дамблдора и вздрогнул от неожиданности.

— О, нет! — простонал Барин. — Зачем Дамблдору понадобилось выпивать этот напиток? Он не мог не знать его действия!.. Если только… Расскажи, как было, — потребовал он.

Услыхав конец этой печальной истории, Барин задал совершенно ошеломляющий по своей бестактности вопрос:

— Как его хоронили? Сожгли?

Гермиона была готова расплакаться. Гарри тоже было не по себе. А Русско-Английский Барин, постукивая по столику костяшками пальцев, вдруг опять улыбнулся и, ни с того ни с сего, брякнул:

— Блестяще!.. Значит, Вы говорите, в тот злополучный день, в обстановке полной секретности куда именно вы направляетесь, Дамблдор, тем не менее, у всех на виду продефилировал по хогвартскому холлу (на тебе, Гарри, была надета мантия-невидимка — дабы убедить всех, что Директор покидает школу в одиночестве), объявив при этом, что покидает Хогвартс. Потом он выпивает смертоносный напиток — который был изготовлен при его же содействии — и умирает. Finita la comedia: тело его сжигают на костре…. И ко всему этому причастен профессор по защите от тёмных искусств Снегг. Северус Снегг, доложу я вам, ВЕЛИЧИНА в мире волшебных открытий, человек одарённый. В нём есть все задатки настоящего учёного: ум, сила воли, упорство. У него было не слишком счастливое детство, рано потерял родителей… Впрочем, я не слишком много о нём знаю… Как, думаю, и вы.

— Так или иначе, я с ним поквитаюсь! — Гарри вцепился в край стола и, наклоняясь к Будогорскому, вперил в него горящие злобой глаза.

— Расскажите-ка мне вот ещё что, — не обращая внимания на гневный выпад Гарри, как ни в чём ни бывало, сказал Барин. — Что-нибудь необычное происходило между Альбусом Дамблдором и Снеггом в последнее время, вы не замечали?

Гарри будто парализовало. Какая сейчас разница, что там происходило! Прошлого не вернуть!

— Да, вроде, нет… Если не считать того, что как раз накануне наш лесничий подслушал разговор между Директором и Снеггом… случайно, — припомнила Гермиона. — Вроде, они ссорились и даже кричали друг на друга, что, в общем-то, не свойственно ни тому, ни другому. Дамблдор при любых обстоятельствах оставался корректен… А профессор Снегг если злился, не кричал, а шипел, как разбуженная змея…

— Потрясающе! Просто бездна наблюдательности! … И вы ничего не знаете!.. Но, если так хотел Дамблдор, значит, так тому и быть! — Будогорский, казалось, всё воспринимал как очередное захватывающее приключение. — Тебе, Гарри… разреши мне так тебя называть (тот кивнул)… необходимо усвоить следующее…

Он помолчал и сказал твёрдо:

— Если ты хочешь, чтобы я помог тебе отыскать и уничтожить оставшиеся крестражи, вершить самосуд над Северусом Снеггом ты не станешь.

— Кто же мне помешает? — сузив глаза, сердито бросил Гарри.

Только-только у него начала проклёвываться какая-то смутная догадка по поводу того, что тут болтал этот странный русский, но с упоминаем имени Снегга затухла, так и не успев окончательно оформиться.

— Этому должна помешать Справедливость… Есть, видишь ли, такая фея. И она дружит с ангелами-покровителями. Слышал что-нибудь об этом?

Гарри отрицательно покачал головой.

— Вот видишь! — лицо Барина опять озарила его обаятельная улыбка. — А ты ещё собираешься бросить школу! Ведь VII-ой курс — самый захватывающий! Там вы будете проходить не только азбучные истины, но и экспериментальные науки… Пожалуй, и мне стоит чему-нибудь поучить вас. Как Вы считаете, мисс?

Гермиона неуверенно улыбнулась.

— Вы так ничего и не рассказали нам о «чути»… — напомнила она.

— Действительно. Но нет ничего удивительного, что вы о ней вспомнили именно сейчас, когда в Британии пробудился интерес к русской культуре… Что ж, это ещё один повод, чтобы влиться в преподавательский состав Хогвартса. Кроме того, если я буду вашим учителем, значительно упростится процедура встреч и поисков интересующих нас предметов!.. А сейчас простите, у меня ещё масса нужных и важных дел.

С этими словами Ростислав Апполинарьевич легко поднялся, вскинул на плечо рюкзак и, поцеловав руку Гермионе, помахал на прощание Гарри.

— До встречи в Хогвартсе 1-го сентября! — крикнул он ребятам уже после того, как расплатился с официанткой.

Гарри и Гермиона ещё какое-то время поковыряли расплавившееся мороженое, споря: хорош или плох их будущий профессор по защите от тёмных искусств (в том, что он будет преподавать ЭТОТ предмет, они даже не сомневались).

— Если он будет так же учить, как только что говорил — полунамёками — вряд ли мы сможем что-то усвоить… Но выглядит он… — Гермиона запнулась.

— Очень мужественно, да? — подсказал Гарри. — Остаётся только поздравить Рона с новым соперником.

— С каким ещё «новым»? — надула губы Гермиона.

— Ну, как же: сначала Локонс, потом Крам, теперь вот Будогорский…

— Ты лучше взвесь всё, что он тебе сказал! — оборвала его Гермиона. — Забудь о Снегге!!!

Она выразительно посмотрела на Гарри.

— Посмотрим! — буркнул он, добавив про себя: «как бы не так!»

\

Глава 5. В тридевятом царстве.

Большой ворон замер на ветке раскидистого тиса прямо напротив окон первого лица магического мира Великобритании Руфуса Скримджера. Особнячок министра находился в ближайшем пригороде Лондона и настолько сливался с окружающими его домами, что никому и в голову не приходило, кому он может принадлежать. Единственным отличием являлось то, что вместо привычной для англичан лужайки перед домом всю территорию придомового участка занимали деревья различных пород и заросли жгучей крапивы. Ворон наблюдал, не отрывая глаз, за перемещениями «заоконного» Скримджера. Тот явно нервничал: сложив руки за головой, он ходил из угла в угол… потом подбегал к окну и задирал голову. Ворон на всякий случай отодвигался, пряча свой длинный нос в пыльной тисовой листве. Если приглядеться, то вороний нос сильно смахивал на человечий, а именно на профессорский нос Северуса Снегга. Собственно, это он и был. Принять обличье ворона ему подал мысль Дамблдор («Ворон — весьма почитаемая на Руси птица; думаю, для Вас не составит труда обернуться ею»). Превратиться-то он превратился… да только как бы не пришлось теперь остаться вороном до конца дней своих — ведь он не был ни метаморфом, ни анимагом… кажется. Трансфигурация не входила в число его любимых предметов. В ученичестве он делал только то, что задавали. Но, если вспомнить, на творческих заданиях по превращениям Северус на минуту — на две оборачивался вороном… Можно, правда, вселиться в тело птицы — как это делал Волан-де-Морт. Снегг это тоже умел, но в чужом теле всегда чувствовал себя некомфортно. Так что пришлось прибегнуть к Оборотному зелью. В этом также имелся свой минус: обратно в человека из животного не превратиться без посторонней помощи. А кто при его «обилии» друзей поможет ему? Дамблдор пока не набрал нужной силы… Волан-де-Морт разве что… Подумав, что решать проблемы надо по мере их поступления, он прищурился: что там выглядывает Скримджер? От изумления Северус каркнул — в воздухе висел сказочной красоты корабль! Корпус отливал золотом, с раздутых парусов смотрели диковинные птицы. Летучий корабль стал снижаться и завис прямо на уровне спальни министра. Скримджер высунул в окно свою львинообразную голову и, забравшись на подоконник, пробовал спуститься на палубу. Не хватало длины министерских ног. Тогда, не долго думая, Скримджер схватил корабль за борт, чтобы подтянуть его поближе… Откуда ни возьмись, выскочили проворные вёсла и отходили его по рёбрам. Чертыхнувшись, Скримджер пробормотал заклятие и очутился на корабле. «Он же сейчас улетит!» — заметался в страшном волнении Снегг. Ему ничего не оставалось, как взлететь и приземлиться на капитанскую рубку. Вообще птичий полёт — дело отвратительное: тебя швыряет то вверх — то вниз, а перепонки под крыльями жутко ноют. Северус пытался отвлечься от собственных ощущений, но тщетно. В это время Скримджер яростно махал в воздухе волшебной палочкой, смешно расставив толстые ноги. Но корабль и не думал пускаться в путь. Наконец министр додумался подойти к штурвалу и, только он до него дотронулся, Летучий корабль взмыл под облака и понёсся со скоростью ветра. Вот это был полёт! Он напоминал виражи на американских горках. Руфус Скримджер довольно улыбался, подставив солнцу широкоскулую физиономию. Снегг забился внутрь рубки и сидел молча. Солнце уже было в зените и неизвестно, сколько ещё часов лёта. Вроде, беспосадочный перелёт от Лондона до Москвы на магловском транспорте занимал часа два. Наверно, «Летучему голландцу» нужно примерно столько же… или больше — не в российской же столице обретаются русские волшебники (наверняка прячутся по лесам). Корабль поднялся выше. Стало холоднее. Снегг посмотрел на свою волшебную палочку, которую он уменьшил в размерах и прикрепил к ноге. Надо было обладать ловкостью циркача, чтобы ею воспользоваться. Увы, его потуги колдовать таким образом напоминали слабые попытки школяра. Вообще всё это предприятие по слежению за Министром, отбывающим в Россию, обернулось гораздо большими заморочками, чем он думал. Сначала он ломал голову по поводу своих превращений (личность его самого, как опасного преступника, разыскивалась как магами — так и маглами, при содействии Интерпола). Потом дни и ночи шпионил за Скримджером, поскольку дата отправления держалась в строжайшем секрете. Теперь вот не знал, чем это всё закончится… Единственное, что его привлекало в поездке, так это возможность встретиться с Юлией… Опять же: что проку встречаться, когда он пернатый? Разве что понаблюдать за ней, пока та об этом не догадывается… Да, вот ещё незадача: помимо того, что зовут её Юлия Гончарова и живёт она в Санкт — Петербурге, Северус никакой информацией о ней не владел. Правда, на этот случай существовала Путеводная звезда — помощница всех влюблённых. Теоретически он знал её действие, но на практике (как нетрудно догадаться) имеющихся знаний не применял. Корабль вдруг вошёл в пике — его сильно занесло на левый борт. Снегг, притулившийся в рубке на полочке, съехал в самый угол неглубокой ниши. Пытаясь как-то сохранить равновесие, он растопырил крылья и задел какой-то предмет. Тот напоминал компас: стрелка его была направлена разве что не на латинские, а на русские буквы. Что ж, если он недавно смог прочесть «Мишка на севере», может, справится с русскими письменами и на сей раз? Тридевятое царство тридесятое государство — без особого труда прочитал Северус. Чуть ниже: Избушка на курьих ножках. Это их курс? Надо бы посмотреть, что делает Скримджер. Долго ему, бедняге, ещё стоять, вцепившись в руль корабля? Словно в ответ, «Голландец» резко пошёл на снижение. Снегг поспешил вылететь из своего укрытия и кружил теперь над кораблём, озирая окрестности. Они очутились в лесу. С высоты птичьего полёта лесная чаща была похожа на сочно-зелёную губку — кроны деревьев сплелись воедино и казались отрезом буклированной ткани. По мере снижения деревья стали прорисовываться чётче. Вот и вовсе расступились. Корабль сел на поляну, пестревшую луговыми цветами. Тут же с борта корабля перекинулся трап, и по нему с достоинством прошёл Скримджер. Навстречу ему шагнула горбатая старушонка в платке, повязанном наподобие банданы. Она протянула министру каравай на расшитом полотенце и беззубо прошамкала: «Хлеб — соль, касатик!» Скримжер оторвал краюшку хлеба, обмакнул её в солонку, стоявшую поверх каравая, и отправил себе в рот нехитрое кушанье. Старуха удовлетворённо кивнула.

— Пожалуй в хоромы мои небогатые, — певуче проговорила она, указывая на спрятавшийся под еловыми лапами бревенчатый домик. Дом приподнялся навстречу министру и радостно закудахтал. Скримджер от неожиданности поперхнулся. Избушка тем временем топталась на высоких куриных ногах и зайти в неё не представлялось возможным.

— А ну, встань к лесу задом, ко мне передом! — гаркнула Хозяйка.

Избушка на курьих ножках замерла, и бабуля с министром исчезли в её недрах. Северус всё ещё летал над поляной, выбирая себе место дозора. Вдруг земля задрожала, цветы и трава пригнулись, по окрестным деревам побежали ячычки пламени. На опушке леса приземлился трёхглавый дракон. На каждой из голов красовалась золотая корона. Единственное оконце избёнки распахнулось, из него выглянула уже знакомая Снеггу горбоносая старуха.

— Горыныч! Спалишь ты нас когда-нибудь, дурья твоя башка! — раскричалась Баба Яга. — Входи скорей в дом, гости у нас!

— Ну, чего расшумелась-то! — довольно добродушно проворчал Горыныч, влезая на кривых лапах по ступеням крутой лестницы в избу.

Следом за Змеем Горынычем появилась Василиса Премудрая в золочёной карете. Её сопровождали Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович. За ними пришли заросший мхом Леший и зелёная Кикимора Болотная. Последним прилетел на огненной колеснице Кощей Бессмертный. После чего Баба Яга высунулась по пояс из окна и свистнула. Тут же возникли Баюн (большой чёрный кот) и филин по кличке Ухарь.

— Стеречь! — приказала им Хозяйка и, задёрнув куцую занавеску, скрылась в избушке.

И кот, и филин устроились подле окна. А ворон–Северус, недолго думая, нырнул в трубу камина. Прокувырнувшись несколько раз в замысловатом дымоходе, он оказался за дверцей печи.

— … сейчас идти к чути равносильно самоубийству, — донёсся до него густой бас. — Уж на что они всегда к нам с братьями были благосклонны, а и то в последний раз мы едва ноги унесли.

— Как же их умилостивить? — мужской голос явно принадлежал Руфусу Скримджеру.

— Есть средство, — раздался мелодичный голос молодой женщины. — Для этого надобно Вам выслушать всю историю о чути белоглазой от начала до конца. Когда-то на земле русской обитали два племени. Одни — богатыри святорусские исполинского роста. Другие — люди маленькие да удаленькие. Если первые славились своей отвагой и силушкой, то вторые — умом да хитростью. Жили они дружно. Иногда и в брак между собой вступали. И появился тут третий сорт людей: ни то, ни сё. Ни отвагой они не блистали, ни разумением, ни какой другой доблестью. Но всё ж одно ценное качество у них имелось в наличии: уж больно цепкие до жизни были новые людишки… что и помогло им расплодиться и занять всю нашу Землю-матушку. И их прародители (исполины да карлики) решили не мешать им властвовать. Великаны подались в горы Уральские, а коротышки — в леса таёжные. Однако всё же продолжали опекать их по-родительски. Но детушки неразумные возомнили о себе боле, чем они были на самом-то деле. Решилось потомство своим умом жить. И слово-то какое для этого выдумали — природопользование! Леса они вырубали, болота иссушали, горы взрывали, воду поганили, воздух отравляли. Долгое время чуть (что и была тем малым народом) смотрела сквозь пальцы на это безобразие. Но тут, видишь ли, придумали их дщери да сыновья убивать друг друга — да не в честном открытом бою — а при помощи всяких орудий хитроумных. То уж было выше многовекового терпения наших мудрецов.

— Да-с, — заскрипел безжизненный голос. — Заволокло тогда нашу Родину туманами, разверзлась Земля русская, и полетело всё в тартарары. Начались войны кровопролитные…

— Ты говори яснее, старый чёрт, — забубнила старуха. — Может, непонятно гостю заморскому!

— Я понимаю, — важно заметил Скримджер. — Вы говорите о начале XX века: 1-я Мировая война, революции, Гражданская, затем 2-я Мировая… Так?

У Снегга пробудилось уважение к Министру — видимо, тот готовился к встрече серьёзно: интересовался историей страны, в которую отправился с визитом. Не то, что он сам…

— Да, — подхватил писклявый голос. — А ещё наслала чуть на землю русскую упырей, которые морили и тиранили людей более полувека.

— Погоди, Кикимора, — вновь вмешалась Бабка. — Дай-ка лучше я. Было тут и отрадное: увидали тогда старые волшебники, что эта самая цепкость до жизни очень даже не лишняя. Открылось им, что их отроки никчемушные могут проявлять чудеса смелости. Ну, тут чуть белоглазая на попятную пошла — дала вольную человечишкам. Сами же вновь уединились в лесах дремучих. И вот что приключилася: нашли недавно их поселение не то геологи, не то археологи. Стали они меж собой дружбу водить. Обернулось это страшным делом. Чуть помогла служилам клады найти старинные. Да ещё кое-какие секреты выдала… Вскоре после этого пропали у народа нашего древнего деточки. Все до единого. Увели их в свои города, прости господи, эти учёные. Чуть вызволять их стала. Да только не всех уберегли. Девчоночку зарезали на опытах… Погибла девочка.

Старая женщина заплакала.

— Да. Так оно всё и было, — продолжила Василиса Премудрая. — Вот с той поры и решилась чуть на дело гиблое — мстить людям. Тут и ваш тёмный волшебник подоспел, чтобы, значит, вместе нехорошие дела творить.

— Я что-то пока не понял: где же выход? — проблеял Министр.

— А выход вот в чём: нужно послать к чути белоглазой делегацию. Да из тех, кто сумеет внушить им доверие… Должно убедить их, что не все люди подлые.

— Хм… — усомнился Скримджер. — При их суперчувствительности, как же они не разобрались, что за фрукт Сами-Знаете-Кто?

— Они сейчас в отчаянии. А дров наломают — поздно будет, — мудро заметил один из богатырей. — Теперяча нужно доказать чути, что есть целое поколение молодых волшебников, у которых горячее сердце, полное храбрости и любви к Земле-матушке. И радеют они за жизнь на Земле не меньше тех, кто жил в стародавние времена. Есть у вас такие ребята?

— Найдём, — не стал скромничать Скримждер.

— Они должны быть уже не отроками, но ещё и не взрослыми. Чтоб с лица были милые — очень чутушке это будет приятственно. Ну, и конечно, чтоб помыслы у них были чистые, — наставляла министра Баба Яга. — Если эти условия будут выполнены, им ничего не грозит. А ежели нет… сгинут навсегда!

— Я бы хотел, чтобы и ваши подростки тоже участвовали, — сказал Министр.

— За нашими не заржавеет! — рыкнул Горыныч.

— Тихо! Тихо! — разволновалась Баба Яга. — Дело делать быстрее надо. У нас лето короткое. Того и гляди осень наступит — грязь будет непролазная. А зима придёт — снега навалит.

— Что ж, мы постараемся уладить этот вопрос в ближайшее время. Сентябрь — крайний срок, — согласился Скримджер.

— Вот и ладушки! — обрадовалась Баба Яга. — А сейчас дорогому гостю баньку истопим. Да и за стол сядем.

Северус подумал, что теперь ничего интересного он уже не услышит, и выпорхнул на улицу.

У дымохода сидели Филин и Кот.

— А вот и наш бриллиантовый, — промурлыкал котяра, затачивая о дранку крыши острые когти. — Шпи-ён! Хватай его, Филя!

Ухарь вылупил незрячие днём глаза, глядя мимо него. Кот взвился в прыжке, норовя выцарапать глаза Снеггу. Тот резко снялся с места, и Баюн только цапнул его за ногу.

— Тревога! Тревога! — заметался Кот по крыше, а Филин наугад бросился за ним.

Северус пролетел несколько метров и понял, что так ему не скрыться. Если не удастся сейчас трансгрессировать, то вскоре он станет добычей огнедышащего дракона, ходячего скелета и всех прочих «красавцев», познакомиться с которыми поближе у него не возникало ни малейшего желания. Северус ощутил обжигающее дыхание у себя за спиной и… в следующее мгновение уже сидел на гранитной набережной широкой реки. Лучи высоко стоящего солнца преломлялись в струях фонтана, вздымающегося прямо из речной воды. Об этом месте рассказывала ему Юлия. И называлось оно Стрелка Васильевского острова. «Стрелка» — объясняла Юля — от того, что в этом месте насыпной остров искусственно выдвинут. Сделано это для того, чтобы отчётливей обозначить огни на Ростральных колоннах, которые служили когда-то маяками для проходящих мимо судов. Именно эту картинку он видел на рекламном буклете в туристическом бюро, куда его как-то раз занесло по поручению Дамблдора. Ни для кого не секрет, что Директор — страстный почитатель классической музыки. Он постоянно мотался на концерты известных музыкантов, в какой части света они бы не проходили. После того, как Дамблдор разоружил крестраж Волан-де-Морта, заключённый в фамильном перстне Слизерина, Директор чувствовал себя плохо — настолько, что одно время не мог даже трансгрессировать. Тогда-то Альбус и послал Снегга приобрести для него билеты на самолёт, следующий в Москву (вот почему Северус знал, сколько времени занимает полёт в стольный град русичей), где гастролировал Ростислав Растропович. Северус, неважно ориентирующийся в магловском мире после стольких лет добровольного затворничества в Хогвартсе, заплутал: вместо касс аэрофлота, он забрёл в турбюро. Ласковые до приторности агенты туристической фирмы пытались навязать ему многодневную путёвку по городам и весям России, демонстрируя красочные иллюстрации сказочного пребывания за рубежом. Северус еле от них отвязался. Этот инцидент он хорошо запомнил — хоть и не стал рассказывать о нём Дамблдору. Снегг огляделся. Видимо, здание, стоящее чуть наискось по ту сторону реки, и есть один из самых больших музеев мира — Эрмитаж… И тут же понял, что и прогулки по петербургским набережным, и посещение Эрмитажа придётся отложить до лучших времён. Как и свидание с Юлией. В «Тридевятом царстве» его вычислили и нужно уносить ноги. Следующий пункт трансгрессии — Кале, откуда он морем доберётся до предместий Лондона.


Волан-де-Морт всегда сам призывал своих служителей: назначал встречу или устраивал аудиенцию. Нарушение этой традиции могло вызвать неудовольствие Тёмного Лорда. Однако в данной ситуации Северус решил сразу, не мешкая, отправиться с докладом. Сидя на теплоходе «Новая Англия» (который шёл через пролив Па-де-Кале к Британским островам) у Северуса сложился план. Пожалуй, стоит рассказать де Морту о предстоящем визите целой группы волшебников в Россию. Так или иначе, он всё равно об этом узнает — тот же «Пророк» осветит сей факт на своих страницах. Не следует, однако, упоминать, что делегированы будут юные маги и — главное! — к кому… Существовала, конечно, опасность, что Лорд заподозрит об истинной цели экспедиции. Северус вовсе не собирался упоминать о чути. Лучше описать «Летучего голландца» и волшебников, которых ему довелось увидеть Северус (один из немногих) знал, где находится место пребывания Тёмного Лорда. Этот «родовой замок» представлял собой старинную крепость с осыпающимися стенами, провалившимися потолками и полуразрушенными галереями. Между старыми камнями земляных полов пробивалась чахлая трава. Так, во всяком случае, он выглядел глазами маглов. И когда-то был излюбленным местом встреч местных мальчишек для игр в «войнушку». Но после того как несколько детей таинственным образом исчезли (тела их так и не были найдены), крепостные руины обходили стороной. Волан-де-Морт говорил, что замок некогда принадлежал Салазару Слизерину. Но это выглядело сомнительно: Салазар жил тысячу лет назад, а крепость явно была выстроена в эпоху Средневековья. Но указывать на это, естественно, никто Тёмному Лорду не смел. Если подумать, подобных преувеличений у Волан-де- Морта — пруд пруди. Все они из той же серии, что он никогда «не совершал, не совершает и не совершит никаких ошибок». Также как и уверенность в том, что его подданные просто боготворят Его милость (вспомнить хотя бы, что говорила по этому поводу Нарцисса Малфой). В огромных помещениях замка пригодных для жилья комнат было всего несколько, но оборудованы они были с большим вкусом и комфортом. Во всех прочих залах обитала нечисть, пугающая случайных прохожих и состоявшая в неком союзничестве с нынешним владельцем замка. Снегг влетел во внутренний двор крепости и, сделав пару кругов, приземлился в одной из менее повреждённых бойниц. Он громко каркнул, чтобы привлечь к себе внимание. Тут же из одного из узорчатых окон высунулась голова с жёлтым пушком волос. Это был Петтигрю. Северус подлетел к нему и, не преминув оросить его птичьим помётом, влетел внутрь. Усевшись на резную спинку высокого стула, Снегг безмятежно стал чистить перья.

— С каких это пор мои подчинённые шлют мне сообщения с воронами? — раздался ленивый голос. — Что, совы перевелись в королевстве? Возьми… что там у него, Хвост!

Петтигрю протянул было руку к Северусу, тот, изловчившись, клюнул его побольнее.

— Пр-рочь! — каркнул он. — Я пр-рибыл с пор-ручением к Хозяину!

Затем он обратился к Волан-де-Морту:

— Добр-рый веч-черр, милоррд!

Тот смотрел на него минуту-другую, пока, наконец, не заговорил:

— Северус? Что за маскарад?

— Действие обор-ротного зелья, судар-рь!

— Ах, это, — Тёмный Лорд взмахнул волшебной палочкой.

Перед ним склонился в поклоне очеловеченный Северус Снегг.

— Хвост, выйди, — отдал распоряжение слуге Волан-де-Морт.

После того, как Петтигрю удалился, Лорд небрежно бросил Северусу:

— Вы не были слишком прилежны в трансфигурации, сдаётся мне.

— Отчего же, сэр?

— Оттого, что, по-видимому, не знали о том, что являетесь мезоморфом, — ответил ему Тёмный Лорд, помешивая в камине горящие уголья. — Будь Ваше обличье результатом оборотного зелья, процесс обратного превращения занял бы не один день… Порой мы сами не знаем, на что способны, верно?

Волан-де-Морт пристально смотрел на Снегга. Уголки его рта подрагивали в усмешке.

class="book">— Присядем, — предложил он. — У Вас есть для меня новости?

Северус был рад, что Т. Лорд ушёл от скользкой темы, и рассказал то, что собирался рассказать.

— Что ж, сработано чётко. Никакой самодеятельности… Как было в прошлый раз с этим Вашим непреложным обетом. Из-за него я даже не смог наказать мальчишку.

Волан-де-Морт скрипнул зубами.

— По Вашей милости я оказался без посредника между мной и Хогвартсом. А мне он необходим! — он переплёл длинные пальцы и захрустел ими.

Северус хранил молчание.

— Что Вы думаете о России? — внезапно спросил его Волан-де-Морт.

— Я, к сожалению, мало о ней знаю, — развёл руками Северус.

— Вот-вот! Мы слишком невежественны. И в то же время абсолютно самоуверенны! — зрачки его красных глаз встали поперёк. — Знаете ли, Вы, например, то, что в России маги не стесняются использовать магловские новоизобретения?

Волан-де-Морт опустил руку в карман и метнул светящийся неоновым светом шар прямиком в дверь. Послышался визг и поспешно удаляющийся топот.

— Немного физики — и вот вам вполне эффективное средство от шпионов, — удовлетворённо произнёс он. — Как Вы успевали по физике?

Этот вопрос поставил Северуса в тупик.

— Боюсь, сэр, что…

— Понятно, — перебил его Волан-де-Морт. — В связи с этим я хотел бы пуститься в одно предприятие… Россия — коль скоро мы о ней заговорили — страна больших возможностей. И в то же время ни одна цивилизованная страна так попустительски не относится к своим потомкам. Нет ни одного государства, где существовало бы такое количество отказных младенцев… А Вы знаете, что такое сиротство?.. Думаю, что большинство из этих брошенных детей с радостью приняли бы моё покровительство — все они бредят заграницей.

Северуса осенило.

— Вы хотите создать свою школу? — высказал он вслух своё соображение.

— Именно! Пусть это будет не школа волшебников, а плацдарм, где куются характеры воинов и научных кадров! Я обеспечу их всем необходимым, а они взамен отдадут мне свои жизни!

— Но почему Россия? — спросил Снегг.

— А почему бы и нет?.. К тому же, не люблю цветных, — брезгливо поморщился Волан-де-Морт. — К тому же россияне обладают такими неоценимыми качествами как верность и способность к самопожертвованию… Много ли Вы найдёте наших общих друзей, обладающих столь ценными качествами?

И, не дав возможности ответить, продолжил:

— Это будет Ваше задание: отсорбация и доставка новичков из России сюда.

— К Вам? — ужаснулся Северус.

— Пожалуй, нет… — Тёмный Лорд задумался. — Велика честь… Мы что-нибудь подберём для этого.

Волан-де-Морт поднялся и протянул свою длиннопалую руку для поцелуя. Такова была церемония прощания.

После чего Снегг трансгрессировал в Паучий тупик.


«Какой длинный день! — думал Северус, забираясь в постель. Многочисленные события кружились перед его глазами, подхватывая его и погружая в атмосферу сна. Вы всё сделали правильно. И, как верно заметил Волан-де-Морт, обнаружили весьма ценное умение — перевоплощаться по желанию в ворона. Удобная вещь, не правда ли? — поправляя очки, лукаво осведомился Дамблдор. — Значит, теперь Тёмного Лорда интересует школа… Пожалуй, мысль не так уж и плоха… Как бы Вы отнеслись к тому, чтобы возглавить подобную Школу? Я уверен, что Юлия Вам поможет. Кстати, Вам следует повидаться с ней. Приготовление Любовного эликсира может занять не один месяц… В связи с этим (и не только с этим), мне бы хотелось рассказать Вам об этой удивительной женщине. Во-первых, Вам нужно обуздать свою гордыню и принять всё так, как оно есть: Юля не волшебница. Правда, как Вы, наверно, знаете, в России нет школ, где обучали бы магии. Не сомневаюсь, она была бы великолепной ученицей. У Юлии весьма редкий дар: она способна совершенно бессознательно внушать любовь всем от мала до велика — от таракана до самого отъявленного женоненавистника. Кроме того, у неё необыкновенно развита интуиция. А в сфере окклюменции она и сейчас могла бы дать фору любому из нас. Что ещё?.. У Юлии руки настоящей целительницы. И нет, полагаю, нужды говорить, что она обладает отважным сердцем и невероятной лёгкостью характера. То есть, Вы счастливчик, Северус… Я знаю, что… это Вас порадовало бы… Но пусть об этом Вам скажет она сама. Всё. Сеанс был окончен. Северус проснулся, испытывая одновременно восторг и разочарование. Значит, она не волшебница. Магла, попросту говоря. И их дети тоже могут оказаться… Какие дети! Этот вопрос вообще не обсуждается! Что будет, когда узнают, что ОН, декан Слизерина (правда, бывший) женился на магле?! „Почему об этом кто-нибудь должен узнать? — шептал ему внутренний голос. — ОНА обладает столь многими достоинствами, что этого никто и не заметит. Кроме того, Юля из России. А там, как известно, волшебные палочки не в чести“. Северус вспомнил её искреннюю улыбку, непосредственные манеры, заразительный смех… И понял, что никогда не откажется от неё по доброй воле. „Дар влюблять в себя“, — с волнением повторил он. — Пожалуй, жить с подобным созданием будет нелегко. Да! Но как этот жук Дамблдор всё вызнал? Как вообще, всё что происходит там, сям, ему становится известно ранее, чем становится очевидным?» Ответ на вопрос Северуса не был на самом деле большим секретом. Просто Дамлдор был пока ещё в мире теней. А связь параллельного с нами мира происходит повсеместно. Порой мы настолько слепы, что не замечаем чудес, происходящих у себя под носом ежечасно, ежеминутно, если хотите. Северус закрыл глаза и снова заснул. Сны его были наполнены разными образами одной и той же женщины. Она то приближалась к нему, раскрывая объятья, то удалялась, грозя пальцем. А он был маленьким, как гном… и таким же безобразным.

Глава 6. Перемены в Хогвартсе.

Первого сентября Гарри вновь (уже в седьмой раз!) сидел в Большом зале Хогвартской школы и наблюдал церемонию распределения первокурсников. В этом году их было немного: по четыре — пять человек на каждый факультет. Да и ряды учащихся прежних лет заметно оскудели. Его гриффиндорский курс, пожалуй, единственный в полном составе… Хотя нет, не хватало Парвати Патил. И Рона это нисколько не огорчало (если вспомнить, как они расстались в прошлом году). Новая песня распределяющей шляпы была на редкость оптимистична — так, во всяком случае, показалось, Гарри. А вот преподаватели выглядели уныло. Первый учебный день всегда почитался праздником в Хогвартсе. А его распорядителем, разумеется, был Директор. Теперь, когда Дамблдора больше не стало, ход торжественного ужина был подчинён традиции прошлых лет. Но и только. Не хватало директорского юмора, сердечности и такта… Так пусто было за столом учительским столом без него! Гарри с тоской посмотрел на то место, которое обычно занимал профессор Снегг. Ничего не попишешь: в схватках с учителем зельеварения тоже была своя прелесть. Теперь нет ни того, ни другого… Вернее, ДРУГОЙ (т.е. Снегг) есть. И по каким-то непонятным причинам Будогорский запретил искать встреч с ним. Вот он (Р.А.Б.) был здесь. В алой с золотом мантии Русско-Английский Барин более походил на волшебника, чем при первой с ним встрече. И именно на доброго волшебника — такого, каким их рисуют в книгах сказок: обезоруживающая улыбка, мягкий понимающий взгляд и длинные волнистые волосы. Когда профессор МакГонагалл, представив его как профессора Белгородского (далее она запнулась и не озвучила его имя-отчество), сообщила, что он будет преподавать в этом году защиту от тёмных искусств, все недоверчиво замолкли. Одного такого «педагога» они уже видели — небезызвестного профессора Локонса. Девочки-старшекурсницы, правда, были менее критичны. Гарри украдкой посмотрел на Джинни Уизли — та откровенно разглядывала Барина (и на лице её читалось одобрение). Были также представлены два новых декана. Для слизеринцев (и в этом не было ничего удивительного) — Гораций Слизнорт… А вот для гриффиндорцев… всё тот же Будогорский. И хоть все понимали, что совмещать директорскую должность с классным руководством непостижимо, зал неодобрительно завыл. МакГонагалл посмотрела на Барина, ища у него поддержки.

— Дорогие друзья мои! — он встал, обращаясь к ученикам. — Мне радостно сознавать, что вы обладаете столь завидным постоянством. Уверяю вас, что это — лишь временная мера. Рано или поздно всё вернётся на круги своя. Но я всё же выражаю надежду, что мы подружимся. И к концу года вы — по-крайней мере, некоторые из вас — даже смогут запомнить моё имя… Речь держал Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

Он положил руку на сердце и поклонился. По залу прошёл смешок — некоторые поняли, ЧТО он имел в виду, напоминая свою фамилию, имя, отчество — ведь МакГонагалл не смогла их произнести правильно. Далее директор сказала пару слов о квиддиче. Команды могут тренироваться и играть между собой. Но это будет, скорее, на факультативно-любительском уровне, так как по-настоящему сильного состава в этом году — увы! — набрать не удастся.

— Это мы ещё посмотрим! — проворчал Рон.

— В отношении посещения Хогсмита, — тем временем вещала МакГонагалл. — В виду особых обстоятельств, все учащиеся с третьего по пятый курс — разумеется, у кого есть разрешение — будут ходить в Хогсмит в сопровождении своего декана. Учащиеся шестых — седьмых курсов могут посещать деревню самостоятельно, но группой не менее пяти — шести человек.

После шёл целый список ограничений:

— выходить за пределы школы в тёмное время суток НЕЛЬЗЯ;

— ходить по школе после отбоя НЕЛЬЗЯ;

— приносить и использовать любые («Любые!» — грозно нахмурив брови, повторила МакГонагалл) новые волшебные вещи НЕЛЬЗЯ.

— В этом году наш режим будет не мягче, чем в школе для малолетних преступников — где я должен был бы учиться по мнению дядюшки Вернона. Так что его мечта отчасти сбудется, — шепнул Гарри Рону.

МакГонагалл посмотрела строго на Гарри.

— И ещё: в нашей школе есть учащиеся, которые держат за правило подвергать свою жизнь опасности, не считаясь при этом с жизнями других. Я искренне надеюсь, что в нынешнем году эти любители приключений повзрослели и поугомонились.

С этими словами МакГонагалл сошла со своей трибуны и, захлопнув что-то вроде партитуры (видимо, там у неё был план своего обращения), уселась на место. После такого внушения те крохи хорошего настроения, которые теплились в душе Гарри, сошли на нет. Выждав какое-то время, он выскользнул из-за стола и побрёл в Гриффиндорскую гостиную.

— Гарри, подожди! — окликнул его бархатный мужской голос. — Зайди, пожалуйста, в класс по защите от тёмных искусств. Я хотел бы с тобой поговорить.

Гарри посмотрел в спину удаляющегося Будогорского и поплёлся за ним. «Надо же, прямо бежит! Ему и в голову не приходит, что, может, я вовсе и не хочу с ним сейчас никуда идти! Может быть, у меня болит голова… или живот…» С этими мыслями Гарри всё же дошёл до класса. Помещение снова поменяло свой облик. Как в комнате Рона (где всё пространство от пола до потолка занимали плакаты с игроками любимых команд), так и в кабинете Барина на тебя смотрели со стен живые фотографии. На них — волшебники разных стран, совершенно фантастические пейзажи и невиданные посёлки. Гарри проходил по ожившей фотогалерее, с любопытством рассматривая движущиеся предметы и фигурки.

— Это Вы? — спросил он у Будогорского, показывая на обнажённого по пояс молодого человека: невероятно изодранные джинсы подвёрнуты по колено, на голове лихо заломленная бейсболка. Он стоял на вершине горы и, счастливо прищурившись, улыбался.

— Да. Это я в Тибете, — пояснил он. — Мы будем обращаться к некоторым из этих фото на уроках… Сейчас я бы хотел услышать от тебя кое-какую информацию. А потом рассказать, что знаю сам.

— Может, наоборот: сначала Вы, а потом я?

Не зная почему, но Гарри испытывал какое-то недоброе чувство к Барину. Пожалуй, тот его раздражал. Он и сам бы не смог ответить ПОЧЕМУ, но факт оставался фактом.

— Что ж, можно и наоборот, — легко согласился тот. — Недавно мне стало известны результаты пребывания в России нашего многоуважаемого Министра магии Руфуса Скримджера. Скоро он явится в Хогвартс, чтобы набрать команду старшекурсников для повторного дружеского визита. Кого бы ты хотел видеть в качестве своих спутников?

— Сколько нас должно быть?

— Я полагаю, шестеро. Столько же будет со стороны русских.

— Что это значит?

— Это значит, что на вас налагается определённая миссия. Вполне возможно, что вам предстоит встретиться с теми волшебниками, о которых ты меня спрашивал.

— С чутью белоглазой?

— Верно.

— Это должны быть студенты от разных факультетов?

— Совсем необязательно. Главное, чтобы это были проверенные товарищи.

— Тогда, конечно, Гермиона, Рон, Джинни Уизли, Невилл Долгопупс и-и… Полумна Лавгуд — когтевранка.

— Что ж, хорошо… Скажи, Гарри, ты ведь неспроста спросил меня о чути?

— Да, — коротко ответил Гарри, не желая более распространяться на эту тему.

— Подойди сюда. Смотри, — Барин показал на фотокарточку. — Что-нибудь замечаешь?

— Ну-у, — неуверенно протянул Гарри. — Она не такая, как другие.

— Точно. Это компьютерная графика. А кто на ней, знаешь?

Гарри отрицательно помотал головой.

— Это и есть четверо основателей Хогвартса: Салазар Слизерин, Кандида Когтевран, Хельга Пуффендуй и Годрик Гриффиндор. Все они были людьми самоотверженными. И вложили свой капитал в Школу. Слизерин более других любил предметы роскоши. Поэтому от него осталось много реликвий. Но его потомки обращались с ними довольно беспечно. И до наших дней дошли лишь перстень…

— Он был у Дамблдора…

— Я знаю, — живо откликнулся Будогорский. — Так вот… перстень и небезызвестный тебе медальон. Эти крестражи уничтожены и про них можно забыть. Пуффендуй — большая лакомка и отчасти неженка. Она тоже любила окружать себя красивыми вещами. Но вдобавок обладала чрезвычайно доверчивым и добрым сердцем. Несть числа предметам, которые она передарила. Поэтому проследить путь этих сокровищ, боюсь, нам не под силу. Единственное, что мы знаем наверняка, — чаша. Она есть. И мне известно наверняка, что Лорд Волан-де-Морт, заключая договор о взаимосотрудничестве с чутью, брал её с собой. Когтевран. Ты, наверно, уже знаешь, что эта волшебница вела аскетический образ жизни. Кроме того, Кандида считала излишним заниматься самоукрашательством — она ведь была карлицей. От неё осталась только брошь в форме орла. Несомненно, она попала в руки Волан-де-Морта. И, наконец, Годрик Гриффиндор. Чародей — воин. Известно, что у него была полная воинская амуниция. Но в стенах Хогвартса от Годрика остался только меч и, конечно же, распределяющая шляпа. Но шляпа, как ты понимаешь, большого интереса для Темного Лорда не представляла — уж больно она замызганная. А вот доспехи… Вполне вероятно, что это и есть недостающий пазл в нашей картинке.

— А про остальные крестражи Вы знаете? — в замешательстве спросил Гарри.

— «Остальные» — это знаменитая змея Нагайна — о которой мы догадывались и ранее — с ней, я думаю, придётся повозиться. И дневник Тома Реддла, который уже уничтожен тобою на втором курсе. Вот и всё, Гарри.

— И «ВСЁ»?! — Гарри был возмущён до предела.

Значит, то, что ему предстоит вслед за этим убить Волан-де-Морта, уже никого не волнует! Поттер — «избранный», у него пусть и голова болит, как это сделать! Да у него не хватило даже быстроты реакции отследить, какие заклятия бросали Волан-де-Морт и Дамлдор в их кратковременной схватке, не то, чтобы вовремя вспомнить их и применить на деле самому.

— Гарри, — Будогорский приобнял его за плечи. — Ты не один. Ты даже не отдаёшь себе отчёта, какие силы формируются вокруг тебя! Ну же, не кисни!

Он встряхнул Гарри.

— Выше нос, приятель! — и ласково потрепал его за нос.

У Гарри сложилось чувство, что Барин не осознаёт, что семикурсник уже не ребёнок.


Рон и Гермиона раздали расписание. На следующий день первыми двумя уроками была поставлена Защита. Они подошли к классу. В коридоре толпились студенты с параллельных потоков. Весь VII-ой курс объединили для совместных занятий. Их ярых антагонистов — Малфоя, Крэбба и Гойла — в этом году не было. Не об этом ли мечтал Гарри с друзьями все шесть лет учёбы? Но мечты, видимо, не должны сбываться — иначе сладость от предвкушения победы исчезает, оставляя позади себя лишь горькую пустоту.

Дверь класса была открыта на 90°, как бы приглашая войти, но заходить никто не решался. Снегг таких вольностей не допускал.

— Что же вы не проходите? — удивился подошедший Будогорский.

Гарри искоса наблюдал за одноклассниками: какое впечатление произведёт на них новый интерьер? Он-то вчера его уже видел. И «своим» рассказал.

— Ух, ты!

— Ого!

— Ничего себе!

Возгласы неслись отовсюду. Ребята не спешили рассаживаться. А Барин не призывал к порядку. В конце концов, все сели. Будогорский сегодня был в повседневной чёрной мантии. Под ней — джинсы и футболка. Скрестив руки на груди, он ждал, пока класс успокоится.

— Я ознакомился с вашим учебным планом, — заговорил он. — И теперь знаю, что на третьем и четвёртом курсах вы занимались практикой, а в прошлом году систематизировали теоретический материал и освоили азы невербальных заклятий.

Любопытно, что года, когда у них преподавали Квиррел, Локонс и Амбридж, он вовсе не упомянул — видимо, считая ихпустым времяпрепровождением.

— В этом году я намерен значительно расширить ваш понятийный словарь, — продолжал он, — а также остановиться на некоторых заклятиях подробнее: рассмотреть их во всех аспектах. Кроме того, профессор МакГонагалл разрешила организовать факультатив, где желающие смогут ознакомиться с действием некоторых экспериментальных заклятий и контрзаклятий. Помимо этого, на факультативных занятиях мы будем знакомиться с магией других народов. Но это, так сказать, в проекте. А пока вернёмся к уроку. Скажите, какие заклятия вы считаете наиболее эффективными?

— Разумеется, «Авада Кедавра», — презрительно фыркнула слизеринка Пэнси Паркинсон.

— Мисс, Вы не поняли. Мы находимся не на уроке тёмной магии, а всего лишь на защите от неё. Поэтому не говорим о запрещённых заклятиях.

— Но почему, сэр! За зло нужно платить той же монетой! — возмутился когтевранец Стив Редгрейв.

— Это не по-христиански, — мягко возразил Будогорский.

— Отчего же, — подала голос Гермиона. — «Око за око, зуб за зуб…»

Барин пресёк теологическую дискуссию.

— Боюсь, у нас нет времени для богословского спора. Вынесем, если хотите, этот вопрос на внеурочные часы. А сейчас давайте высказываться по делу.

— Экспелиармус! — выкрикнул с места Гарри.

— Хорошо.

— Защитные чары! — поддержал Рон.

— Пока достаточно. Выходите теперь и сразитесь друг с другом, используя два этих заклинания.

— Это будет что-то вроде дуэли, — заблестела глазами Паркинсон.

— Пожалуй, — согласился Будогорский, описав круг рукой — классная комната тут же приобрела сферическое очертание и раздвинулась чуть ли не вдвое.

Рон и Гарри отошли друг от друга и встали наизготовку.

— Начинай, — сказал Гарри другу, выставляя вперёд палочку.

— Экспелиармус! — выкрикнул Рон.

— Протего! — Гарри тут же отбил луч, вылетевший из палочки Рона.

— Отлично, — одобрил профессор. — По десять баллов каждому. Продолжим.

И пошло…

Инкарцеро! — Диффиндо! Это проделали Невилл с Симусом.

Окаменей! — Оживи! : Энди с Дином.

Импедимента! — Петрификус Тоталус! : Гермиона и опять Гарри.

Далее пробовали отбиваться, не произнося заклятие вслух. Потом Будогорский установил мишень и предложил её: а) взорвать; б) заморозить; в) вернуть в исходное положение. Урок прошёл быстро. По его окончании Барин сделал тот же взмах рукой — и аудитория приобрела первоначальный вид.

— Вы это делаете без волшебной палочки? — спросила Гермиона.

— Как видите, мисс, — подтвердил он. — Русские практически не используют палочку. Это считается у них дурным тоном.

— А Вы нас этому научите? — защебетали девочки, окружившие Барина.

«Вот, что мне не нравится в нём, — сообразил Гарри. — Он бабник. Позёр! Выпендривается тут своими мускулами…» Барин провожал Гарри извиняющимся взглядом. Казалось, что всё, что он высказал про себя, каким-то непостижимым образом стало известно Будогорскому. Гарри поспешил укрыться за дверью. «Надо быть с ним поосторожней. Похоже, что для этой чёртовой легилименции ему особо и зрительный контакт не нужен, как Снеггу… Почему я всегда возвращаюсь к воспоминаниям о Снегге? Наверно, он тоже думает обо мне — говорят, есть такая примета… Хотя какая к чёрту примета! Есть вполне научное обоснование: обратная связь называется. Неужели ОН получил задание от своего Хозяина убить меня? Тогда почему не сделал этого, когда у него была такая возможность? Мало того, не дал на растерзание Пожирателям? Барин говорил, что Снегг тоже рано потерял родителей, был несчастлив в детстве…» На ум пришли слова Гермионы: «Вот так и рождаются злые волшебники». Гарри вспомнил о плачущем мальчике из снегговых воспоминаний… После чего встряхнулся и запретил себе думать на эту тему (как это частенько делал в последнее время). За завтраком Гарри ковырялся в яичнице с беконом, вполуха слушая переругивания Рона и Гермионы.

— Ну, а ты чего молчишь? — набросились они на него.

— О чём речь-то? — не поднимая глаз, вздохнул Гарри.

— Ты же не знаешь, за каким чёртом сюда Скримджер пожаловал? Вон он, глаз с тебя не сводит!

— Возможно, — уклончиво ответил Гарри.

Вчера он завалился спать, так и не дождавшись Рона с Гермионой (как он подозревал, с романтического свидания).

— Смотри, к нам идёт МакГонагалл! — шепнул Рон.

— Поттер, Вас просит подойти Министр, — сказала она.

Рон ревнивым взглядом проводил Гарри.

Руфус Скримджер положил Гарри руку на плечо — так они и вышли на улицу.

— Не нравится мне Гарри в последнее время, — поделился Рон с подругой.

— Он очень изменился, — согласилась Гермиона.

— Гарри, — заговорил наконец Скримджер, — хоть ты и отказал мне в просьбе уже два раза, я вынужден вновь к тебе обратиться.

Гарри поднял на него глаза и сглотнул.

— Смотря, что Вы предложите, — твёрдо ответил он.

Взгляд Министра посуровел.

— Я собираюсь предложить тебе побывать в России.

— Это что, экскурсионный тур?

— И да, и нет. Разумеется, эта поездка будет весьма увлекательна. Но и весьма опасна. Не стану от тебя этого скрывать. Русские волшебники требуют, чтобы группа учащихся прибыла без сопровождающих-взрослых. И ещё они настаивают, чтобы во время вашего пребывания в России волшебных палочек у вас не было.

— Но мы в таком случае рискуем оказаться в положении заложников! — воскликнул Гарри.

— Это дружеский визит, — напомнил Скримджер. — Русские не хотят войны, которая непременно развяжется, если с вами что-нибудь случится. В качестве послабления их верховная колдунья согласна, чтобы вы взяли палочки, но перед встречей с остальными волшебниками отдали их на хранение доверенному лицу.

— И кто это доверенное лицо? — ухмыльнулся Гарри, вспомнив «милые» лица русских волшебников на страницах гермионовского учебника.

— Доверенным лицом будет выступать ваш новый учитель по защите от тёмных искусств… никак не могу запомнить его имени… Как он тебе, кстати?

— Девочки от него в восторге, — язвительно сказал Гарри.

— Русские тоже в восторге… При упоминании о нём каждый раз кричат: Слава! Слава!.. Но они вообще, как я заметил, более экспансивны, нежели мы, европейцы. К этому надо привыкнуть.

Скримджер говорил с Гарри чуть ли не на дружеской ноге. Это и удивляло, и настораживало.

— Но вернёмся к нашему делу. Сможешь найти ещё пятерых надёжных ребят: трёх девочек и двух мальчиков?

— Нет проблем, — утвердительно кивнул Гарри.

— Вот и ладненько. Я тогда возвращаться в Хогвартс не буду… Где-то тут должен меня поджидать Перси Уизли, мой личный шофёр. Он почему-то не захотел зайти позавтракать в школу, — пояснил Скримджер. — Так что не буду заставлять его ждать.

С этими словами министр пошёл по направлению к хогвартским воротам. А Гарри вернулся в школу. Урок зельеварения уже начался. Он опять-таки собрал учащихся со всего курса. От котлов поднимались ядовитые клубы пара, в которых Гарри едва разглядел Рона и Гермиону. Протискиваясь к ним, он заметил, как Гермиона толкнула Рона локтём, и тот тотчас захлопнул рот.

— А мы тут как раз обсуждали, что на сей раз предложит тебе Скримджер, — с самым невинным видом заявила Гермиона.

— Ничего нового, — буркнул Гарри.

У него было неприятное ощущение, что друзья обсуждали что-то совсем иное.

К их столу подходил Слизнорт.

— Гарри! — дружелюбно запел он. — Мы разбились на тройки — так что не огорчайся, что пропустил мои объяснения. Мисс Грейнджер тебе расскажет, какие ингредиенты входят в болтушку для молчунов.

«„Болтушка для молчунов“ — о ней походя упоминал Снегг в кабинете Амбридж… Как же это было давно! Ещё был жив Сириус и Дамблдор… Опять Снегг! Сегодня пойду в Визжащую хижину, — решил он. — Если уж Барину так важно, чтобы с головы Снегга не упал ни единый его сальный волос, то помешать посмотреть, по-крайней мере, что он замышляет, мне никто не помешает!» Шварк! Гермиона грохнула перед ним разделочную доску, на которой копошились живые мокрицы.

— Режь! — приказала она. — У меня они все расползаются.

Недолго думая, Гарри наложил на насекомых парализующие чары и стал их мелко крошить.

— Это обязательно: резать их живьём? — поморщился Рон.

— Обязательно! — отрезала Гермиона. — Так сказано в учебнике. Я, кстати, не уверена, что их можно обездвиживать.

Она указала на перепончатые тельца мокриц, замерших в самых нелепых позах. Гермиона, как всегда, оказалась права. Зелье тут же загустело и стало налипать на стенки котла. В конце урока премиальные баллы ушли к слизеринцам.

— Что, работать в паре с Принцем было результативнее? — съязвила она.

Гарри обожгла волна неприязни. Он схватил сумку и бросился к выходу.

— Стой! Гарри! Я ведь пошутила!

Гарри обернулся. На секунду он почувствовал себя просто капризным идиотом — так беспомощно глядела ему вслед Гермиона сквозь пелену всё ещё поднимавшегося от котлов пара. «Будто привидение, — мелькнуло у него. — Привидение былой дружбы».

— Ты идёшь? — ткнул его в спину Блез Забини.

Часы до обеда были отданы под самоподготовку. Чтобы не встречаться со своими, Гарри не пошёл в башню Гриффиндора. Сначала он бесцельно слонялся по этажу, где помещалась школьная больничка — пока не наткнулся на Миссис Норрис. Вслед на ней ковылял, припадая на одну ногу, Аргус Филч. Гарри слышал, что на беднягу–сквиба упал шкаф в Выручай-комнате — тот самый, через который в конце прошлого учебного года проникли в школу Пожиратели смерти. С тех пор школьный завхоз волочил ногу, та никак не хотела заживать.

— Почему не на уроке? — сдвинув кустистые брови, подступил к нему Филч.

— По кочану, — огрызнулся Гарри и дал дёру.

Он мчался на седьмой этаж к Выручай-комнате. Три раза он прошёл мимо глухой стены, бормоча: «Мне нужно забрать „Расширенный курс зельеварения“. Мне нужно забрать…» Перед ним возникла дверь. С замиранием сердца он вошёл в комнату, где проходили встречи с участниками ОД. Тут он впервые поцеловал Чжоу. В прошлом году мисс Чанг закончила школу. Чем теперь она занимается?« — он не знал. Собственно, его это не очень-то и интересовало. Гарри прошёлся по комнате и, преодолев состояние волнения, которое всегда физически выражалось в мурашках, щекочущих внутреннюю часть бедра, подошёл к стеллажам буфета. Присев на корточки, Гарри раздвинул многочисленные буклеты, пергаменты и монографии. А вот и скелет пятипалого животного. За ним должен быть учебник Принца-полукровки. Точно, вот его прошлогодний учебник! Пролистнув его для верности, Гарри убедился, что это именно он: в убористом почерке, испещрившим поля и пробелы, без труда можно узнать руку Снегга. Сунув книжку в сумку, Гарри, озираясь, вышел. До обеда ещё оставалось время. Чем бы себя занять? Он спустился на первый этаж и стал петлять по коридорам, разглядывая живописные полотна на стенах. Натюрморт с фруктами! За ним должна быть потайная дверь! Поддавшись внезапному порыву, он толкнул картину и оказался на школьной кухне. Десятки домашних эльфов буквально порхали над плитой, изобретая кушанья, которые пришлись бы по вкусу прихотливому студенчеству.

— Что угодно Хозяину? — угодливо склонился к нему один из самых уродливых домовиков. Его рыльце было опущено вниз, чтобы Гарри не видел зло поблёскивающих глазёнок. — Неужели Вы будете так добры, что отпустите меня обратно к моей Хозяйке?

— Об этом не может быть и речи, — довольно жёстко поставил его на место Гарри. — Я твой Хозяин. „Хозяйка“ — если ты имеешь в виду миссис Блэк — давно почила в бозе. А теперь немалыми стараниями она ещё вынуждена хранить обет молчания. Мы наконец-то разгребли всё то дерьмо, которое ты копил долгие годы — так что и не мечтай о возвращении. Будешь работать здесь, пока я не решу, что ты искупил вину перед Сириусом… Поди найди мне Добби или Винки.

— Не могу, Хозяин, — вновь низко поклонился ему Кикимер.

— Что это ещё за „не могу“?

— Не могу, потому что их тут нет вовсе. Они ведь поженились. Винки ждёт приплода. Вот Дамблдор их и отпустил, — Кикимер был, казалось, удовлетворён, что не может исполнить волю своего хозяина.

— Ты знаешь, где они?

Гарри эта новость страшно удивила. В конце прошлого учебного года не было никаких признаков, что Винки „ждёт приплода“. Да и Добби, наверно, сообщил бы ему о предстоящей свадьбе.

— Не могу знать! — с видом вышколенного слуги (вновь не без удовольствия) сообщил Кикимер.

— Ну, так узнай! — повысил на него голос Гарри. — Иначе какой от тебя вообще толк?!

Он резко развернулся и оставил зло шамкающего Домового, не преминув заметить, что ни пирожков, никаких других вкусностей эльфы в этот раз ему не предложили. Время тянулось бесконечно медленно. „Пожалуй, я ещё успею сгонять в Визжащую хижину“, — подумал Гарри и… столкнулся в дверях с Полумной Лавгуд. Стопка газет и журналов в её руках разлетелась по полу.

— Полумна, привет! Рад тебя видеть!

Гарри правда рад был повидать человека, перед которым не надо отчитываться за каждый свой поступок.

— Почему? — Полумна подняла на него глаза с поволокой.

Этот вопрос поставил его в тупик.

— Ты что, рассорился со своими друзьями? — напрямик спросила она.

— Нет, — он совсем забыл о её способности указывать на нелицеприятные истины. — Просто они иногда… ну… они…

— Лезут не в своё дело? — подсказала она.

„Это чёрт знает что! Все угадывают мои мысли, словно они пропечатаны у меня на лбу!“ — Гарри сразу замкнулся.

— Пока. Увидимся, — сухо попрощался он и вышел на улицу.

Гарри смерил глазами Гремучую иву. Та шевелила своими живыми ветвями, будто танцуя под одну только ей слышимую мелодию. Он подобрал с земли сухую ветку и ткнул в заветный сучок. Дерево замерло. Гарри прополз под её ветвями и нырнул в дупло между вспучившимися корнями. Поворот — тут голову пониже. Просвет — и он оказался в запущенной комнате с поломанной мебелью. Гарри устремился к столу. Но тот был пуст…

— Здравствуй, Гарри. Мы, кажется, ещё не виделись сегодня? — раздался негромкий голос.

Он резко обернулся. На диване сидел профессор по защите Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

— Вы? Вы что, следите за мной? — Гарри был взбешён.

— Отчасти, — уклончиво ответил тот.

— Зачем Вы здесь?

— Чтобы повидать тебя, — просто ответил Будогорский.

— Других мест нет? — Гарри говорил так, как с Роном — без тени уважения к учительскому чину.

— Мне показалось подходящим ЭТО место, — тепло улыбнувшись, спокойно произнёс Барин.

— Откуда Вы о нём знаете?

— Гарри… — укоризненно покачал головой профессор. — Я всё-таки работал в Хогвартсе, когда здесь учился Римус Люпин… Директор доверял мне.

— Он много кому доверял, — ощетинился Гарри, намекая на Снегга.

— Ты опять за своё? — уже менее миролюбиво осведомился Будогорский.

— Мне надоело, что Вы читаете мои мысли, будто я — это открытая книга! — закричал Гарри.

— Что делать, — развёл он руками, — если так оно и есть.

— Это… это… — задохнулся Гарри, — противоречит…

Он не мог подобрать подходящих слов.

— Ну, мой мальчик, и чему же это противоречит? — не без иронии спросил Барин.

Гарри враждебно молчал. А потом понял, чем он может уязвить Будогорского.

— Вы вор! Вы украли тарелку! — выпалил он.

— Бог с тобой, Гарри! — рассмеялся Барин. — Клянусь тебе, я не такой уж великий чревоугодник, чтобы воровать тарелки с едой!

— Не с едой! — топнул Гарри. — А с золотым яблоком! Попросишь его — и оно показывает любого человека, чем тот в данную минуту занят.

— Значит, тарелочка с голубой каёмочкой, — повторил Будогорский уже звучавшую в устах Гермионы фразу. Он задумался. — Нет, Гарри. Не я её ставил и не мне её забирать. А в отношении желания подсматривать… в этом есть что-то нечистоплотное — вроде чтения чужих писем…

— Я просто желал знать…

— Каждый охотник желает знать, где сидит фазан…

„Это что ещё за белиберда?“

— В отношении желаний вот что я тебе скажу: подчас наши желания могут быть весьма опасны… И как часто желаемое мы принимает за действительное! — впрочем, как и действительное за желаемое!.. Да и знаем ли мы в действительности то, что на САМОМ деле желаем?

У Гарри голова пошла кругом.

— Говорите нормально! Я ровным счётом ничего не понял из того, что Вы сказали!

— Как не понимаешь и того, что с тобой происходит…

— Ничего особенного со мной не происходит…

— Давай тогда проанализируем ситуацию: ты покинул дом, где тебя воспитали… Послушай, Гарри, не перебивай меня! — поднял руку Барин. — Ты расстался со своей девушкой. У друзей ты не находишь понимания. На площади Гриммо тебя преследуют воспоминания о твоём крёстном. А здесь… другие призраки: в первую очередь, конечно, Альбуса Дамблдора. И прочих, не будем называть их имён. Ты растерян. Тебе кажется, что ты в полном одиночестве… Так ведь?

У Гарри не было сил противоречить. Так оно и было — он словно потерял почву под ногами. Казалось, надо учиться жить заново.

Будогорский привлёк его, упирающегося, к себе.

— Будь ты девочкой, я бы посоветовал тебе поплакать, — профессор ободряюще похлопал его по плечу. — Знаешь, говорят, настоящий друг отличается умением СОпереживать и умением СОрадоваться. При чём второе значительно сложнее. Я бы хотел сделать первый шаг к нашей с тобой дружбе. Садись.

Он усадил его на диван рядом с собой.

— Думаю, обед мы уже пропустили.

Барин хлопнул в ладоши, и на стол легла скатерть. На ней были нарисованы разные яства. Стоило Будогорскому произнести несколько слов на чужом Гарри языке, как кушанья материализовались. Профессор взял из чугунка в центре стола дымящуюся картофелину. Перебрасывая её из руки в руку, он подмигнул Гарри.

— Слышал что-нибудь о скатерти-самобранке?

— Читал, — неохотно ответил Гарри.

— Ну, тогда угощайся. Очень рекомендую тебе перепелов на вертеле или во-он того молочного поросёнка, — он привстал и потянул на себя окорок, стряхивая с него кудрявую петрушку.

Еда показалась Гарри СКАЗОЧНО вкусной. Он попробовал и соления, и копчения, и варения — словом, всё, что посоветовал ему Барин. Правда, гордость русской кухни (заливное из стерляди и квашеная капуста с клюквой) не понравились ему. Зато обычный студень и хрустящие солёные грузди были выше всяких похвал. Когда они пили чай, который им наливал с прибаутками весёлый пузатый самовар, Будогорский посерьёзнел и, положив на блюдце недоеденный блин с белужьей икрой, дал понять таким образом, что хочет что-то сказать Гарри.

— Может, ты замечал, Гарри, — заговорил он, — что в начале становления дружбы кто-то один вынужден снимать барьеры, которые мы инстинктивно расставляем, защищая свои скелеты в шкафу? Барьеры снимаются искренностью и откровенностью, ибо какая дружба без взаимодоверия?.. Ну, это так, лирическое отступление… Я хочу тебя спросить: ты никогда не задумывался, почему именно семнадцатилетний рубеж ознаменован как совершеннолетие?.. Пожалуй, я отвечу на этот вопрос сам: в этом возрасте мы уже имеем определённый багаж знаний и накопили тот или иной жизненный опыт. И мы вольны распоряжаться этими знаниями. Нам открываются двери в мир, который подчас встречает нас враждебно. Мы получаем диплом, дающий нам право сделать выбор дальнейшего пути. Увы! Иногда нам кажется, что если ошибусь, перепишу всё наново, да и дело с концом! Ан нет, в жизни так не бывает. Стоит принять неправильное решение, и оно может стать необратимым. Вспомни молодого Барти Крауча или Северуса Снегга — они стали Пожирателями смерти на последнем курсе Хогвартса. Так что не ты один испытываешь муки этого возраста. Хорошо, если рядом есть человек, способный поддержать тебя и направить. А если нет, тогда кричи КАРАУЛ! Русские говорят: „Ум хорошо, а два лучше“. Жить, конечно, надо своим умом, но принимать серьёзные решения, не посоветовавшись, — это история уже совсем другого порядка. Могу сказать тебе, что и я когда-то, обуреваемый тщеславием, сделал роковую ошибку, в результате которой погиб человек… два человека. И был я, к своему стыду, на пару лет старше тебя… Поэтому и спешу предостеречь тебя от подобных глупостей.

Гарри примолк. Его потрясло, что учитель признаётся в подобном: „по моей вине погибло два человека…“

— А если не с кем посоветоваться?

— Тебе-то? Не скромничай! Во-первых, у тебя есть проверенные друзья, которые, по-моему, тебя ещё ни разу не подводили. За что же ты их обижаешь своими недомолвками и дутыми на пустом месте секретами? Во-вторых, у тебя есть девушка, которая тебя любит — и не говори мне, что вы расстались „для её же блага“! Представь, если случится непоправимое, а вы будете в разлуке? И, наконец, у тебя есть я, — Будогорский улыбнулся. — Считай меня своего рода преемником Альбуса. Ведь с ним ты начал расследовать дело о крестражах, а со мной, надеюсь, закончишь. Сегодня после уроков заходи ко мне со всеми, кого утвердил Министр для поездки в Россию. А теперь пойдём-ка, Гарри, мы уже опаздываем — сейчас ведь мой урок.

Ростислав Апполинарьевич махнул рукой — и скатерть-самобранка сложилась.

Глава 7. Санкт — Петербург.

Северус увидел группу хогвартских школьников, которые были в сопровождении приятного мужчины с лучистыми серыми глазами. Их взгляды пересеклись. Снегг равнодушно отвернулся — вернее, сделал вид, что отвернулся. Исподволь он наблюдал, как молодые волшебники Хогвартса протягивали на контроле паспорта и билеты. „Значит, это и есть ‚симпатичные молодые люди с чистыми помыслами и отважными сердцами‘: Гермиона Грейнджер, Рональд Уизли с сестрой, Долгопупс (о, господи!), Лавгуд (эта-то что здесь делает?) и, конечно, Поттер“. Гарри Поттер выглядел интеллигентным юношей, улыбчивым и воспитанным. Все они летели одним рейсом. Северус не опасался, что его узнают. Оборотное зелье вновь до неузнаваемости изменило его внешность. Документы у него, тем не менее, были в полном порядке. Дело в том, что он их попросту украл. Украл у зазевавшегося магла в русском посольстве. И в придачу выклевал у него клок волос. Поступок, прямо скажем, неблаговидный. Но изготавливать фальшивые документы ему показалось опасным. Почему? Он и сам не знал. Но вступать в спор со своей интуицией не рискнул. А так ему достался паспорт на имя Иванова Сергея Ивановича 1960-го года рождения. И Дамблдор сказал, что сочетание фамилии-имени-отчества очень удачное — фамилия Иванов у русских очень распространённая. У Сергея Ивановича Иванова было добродушное круглое лицо, объёмистая лысина и слегка отвислый животик. В целом он производил впечатление добряка с не очень высоким показателем IQ. Это тоже расценивалось как положительный момент (еслиучесть, что он должен произвести хорошее впечатление на массу канцелярских работников). Тёмный Лорд решил вопрос с размещением ребятишек для своей будущей школы очень просто: он распорядился, чтобы Нарцисса Малфой в 24 часа освободила своё родовое поместье. Северус присутствовал при этом разговоре.

— Зачем Вам такой большой дом, милая? — вкрадчиво осведомился Волан-де-Морт у матери Драко. — Уж не надеетесь ли Вы, что я позволю в скором времени вернуться в Англию Вашему сыну? Знайте, он жив только потому, что мистер Снегг проявил неслыханное благородство! Кстати, Северус, Вы ведь остались без прислуги? Хвост Вас раздражал — и, надо признать, он это умеет, эльфа у Вас нет… Может, Нарцисса Вам подойдёт? А? Что скажете?

Северус не спешил с ответом. Он пакостно улыбался, глядя на дрожащую от унижения Цисси.

— Я подумаю, сэр.

— А пока Вы думаете, миссис Малфой может пожить в доме сестры. Кстати, Беллатриса ещё не собрала свои пожитки? Я же велел ей отправляться стеречь племянника! Пусть поторопится!.. Эти ужасные Малфои — равно как и Лестрейнджи — доставляют мне одни неприятности в последнее время, — пожаловался Волан-де-Морт Северусу.

„Тёмный Лорд явно зарвался, — продолжал размышлять Снегг. — Так, глядишь, он и вовсе останется без единомышленников“. Впрочем, ему это было только на руку. Сам он с недавних пор был в фаворе у Лорда. Именно с его, северусовой, подачи Беллатрису должны удалить с глаз. Стоило Северусу раз-другой намекнуть, что сестра Нарциссы сомневается в некоторых людях тёмного двора, и что именно она вынудила его дать Непреложный обет, её участь была решена. Беллатрисе надлежало покинуть брега туманного Альбиона с тем, чтобы опекать Драко в Соединённых Штатах Америки.

— Мы, оказывается, соседи, — дружелюбно обратился к нему единственный взрослый волшебник из хогвартской команды и протянул руку. — Будем знакомы. Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

Северус посмотрел на него внимательней: вот почему его лицо показалось ему знакомым! На последнем курсе Хогвартса тот преподавал у них защиту от тёмных искусств. Будогорский мало изменился. В двадцать лет он был этаким „качком“ в среде волшебников и проповедником здорового образа жизни. „Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья!“ — вспомнил Северус лозунг молодого профессора. Летом Будогорский жарился на солнце, зимой купался в проруби и круглогодично бегал трусцой. По мнению Снегга, выглядело это по-идиотски.

 — Иванов. Сергей Иваныч, — придав себе глуповатый вид, растянул губы в улыбке Снегг. — Вы по каким делам в Россию?

— Думаю, Вы догадываетесь, — шепнул ему на ухо Будогорский.

Северус подумал, что, наверно, ослышался.

— Что, простите? — спросил он, моргая белёсыми ресницами.

— Думаю, Вы догадываетесь, — более внятно повторил Будогорский.

— О! Боюсь, Вы ошиблись! Не за того приняли! Так бывает! — замахал пухлыми ручонками Иванов — Снегг, приклеив к губам дурацкую улыбочку.

— Бросьте! Я слишком близко от Вас стоял в очереди на контроле, Северус, — так же, шёпотом, сказал Ростислав Апполинарьевич. — Отчего бы Вам не признаться, что Вы это Вы?

— Да. В этом я готов признаться: я — это я, — хмыкнул в ответ Снегг.

— Взгляните: ребята в совершенном восторге. Они первый раз совершают полёт авиалайнером. Им не до нас, если Вы ЭТОГО боитесь, — продолжал Будогорский.

— Я не боюсь. Я просто Вас не понимаю, — холодно сказал Северус, косясь на пассажиров в соседних креслах.

Будогорский махнул рукой — тут же соседка справа пролила кофе на юбку и понеслась в туалет замывать пятно, сосед слева склонил голову на плечо и мгновенно уснул.

— Отчего Вы отвергаете союзничество? — настаивал Барин.

— Какого рода? — осторожно спросил Снегг.

— Пока Дамблдор подобен призраку, а для всех остальных Вы преступник, Вам необходим свой человек, — был ответ Будогорского.

 — И Вы тот самый человек? — вопросительно посмотрел на него Северус.

— Тот самый. Можете на меня положиться, — с готовностью отозвался хогвартский профессор.

Снегг знȧком попросил подойти стюардессу.

— Пожалуйста, будьте так любезны, посмотрите, нет ли свободного места в бизнесклассе. Я доплачу, — попросил он.

— Пройдите за мной, — сказала бортпроводница. — Бизнескласс почти пуст.

— По-крайней мере, дайте мне знать, когда потребуется помощь! — крикнул ему вслед Барин.

Северус ничего не ответил и не обернулся.

При таможенном досмотре он вновь встретил делегацию от Хогвартса. Будогорский пытался поймать взгляд Снегга — Северус старательно прятал глаза. Эта встреча взволновала его. Конечно, союзник был нужен. И Будогорский ему, в общем-то, симпатичен. Но Северус слишком хорошо знал его историю, чтобы поддаться самообольщению. Молоденькая беременная жена Ростислава была убита Пожирателями. Будогорский что-то раскопал, что было не по нутру Тёмному Лорду. Сначала ему пригрозили — тот оставил угрозу без внимания. Тогда-то всё и случилось… Произошло несчастье незадолго до падения Волан-де-Морта. Зная подоплёку этого дела, трудно поверить в отсутствие западни со стороны Будогорского — как пить дать, он осведомлён о прошлом Снегга. И, как следствие, причастности (пусть косвенной!) к смерти его жены. Северус вышел из здания аэропорта и поймал такси. Из окна машины он видел, как Будогорского окружили его ученики. „Его любят, — глядя на лица подростков, с грустью подумал Северус. — Не то, что меня. Если у Юлии, как говорил Дамблдор, ‚дар внушать любовь‘, то у меня, наверно, обратный дар — внушать НЕлюбовь“.

— Куда едем, Командир? — спросил его таксист.

— Не могли бы Вы показать мне город? — неожиданно для себя попросил Снегг.

— Нет проблем. Часа за три осмотрим все достопримечательности, — трогаясь с места, заверил его водитель.

— Я бы не стал так торопиться. Сколько стоит Ваш рабочий день?

— Тыщу баксов, — хитро сощурившись, солгал шофёр.

— Идёт, — не стал с ним торговаться Северус.

Выехав на шоссе, они с ветерком понеслись по асфальтированной трассе с односторонним движением. Через тополиную аллею была встречная полоса. Северус отметил разнообразие моделей автомобилей — большинство немецкого производства. Когда-то, ещё в доме родителей, он собирал вырезки из старых журналов и знал отличительные признаки той или иной модели. Надо сказать, что с тех пор автомобилестроение шагнуло далеко вперёд.

— Домой или в гости? — прервал его наблюдения водила.

Северус посмотрел на него в зеркальце — взгляды их встретились. Они оба усмехнулись.

— В гости, — ответил Снегг.

— В Питере никогда не был?

— Был. Проездом.

— Ты тогда говори, где понравится — будем тормозить.

— При въезде в город остановишь.

— Это правильно. Там у нас мемориал Героическим защитникам Ленинграда. Установлен в одну из годовщин победы над фашистской Германией. А сейчас налево посмотри. Здесь Пулковская обсерватория. Целый учёный городок.

Будучи неуверенным в том, что такое „обсерватория“, Северус не стал переспрашивать.

— Подъезжаем, — проинформировал его водитель такси.

Ещё издали он заметил гранитную стелу, на которой значились цифры 1941 — 1945. Таксист припарковал машину и обернулся к элитному пассажиру.

— Мне с тобой пойти? — спросил он.

— Да. Если Вас не затруднит.

— Не затруднит, — заверил его тот.

Спустившись в подземный переход, водитель купил в цветочном киоске пару гвоздик.

— Я оплачу, — предложил ему Северус.

— Не надо, — строго посмотрел на него шофёр. — Для тебя это так, забава. А у меня, почитай, в годы Великой Отечественной все родичи сгинули.

Они оказались в зале под открытым небом. По форме зал напоминал кольцо. В центре, на постаменте, размещалась скульптура матери, держащей на руках погибшего сына. Памятник был завален цветами. Мимо них прошли совсем ещё желторотые школьники с испуганными мордашками.

— Тут есть небольшой музей. Зайдём?

Северус утвердительно кивнул.

Экспозиция была посвящена Блокаде Ленинграда. В музее звучала скорбная музыка. На одной из стен демонстрировалась кинохроника военных лет. Плёнка шипела, изображение было с пробелами. Снегг присмотрелся: закутанная в платки, по снегу шла женщина. Она тянула за собой санки, на которых лежал ребёнок лет двух. Он был мёртв. Следующий кадр — очередь за хлебом. Длина её казалась неизмеримой. Лица людей, получавших по куску чёрного хлеба, почерневшие, безразличные. Картинка фильма снова переменилась. Северус увидел большеголовых скелетообразных дистрофиков со вспученными животами. Руки — веточки, ноги — палочки, рёбра можно пересчитать — все они на приёме у врача. После очередной чёрно-белой паузы взгляду открывался ров, заваленный истощёнными до крайности мертвецами. Надо рвом стояли гитлеровцы в щёгольской военной форме и начищенных до блеска сапогах. Они глумливо улыбались, глядя, как некоторые из жертв в этом месиве тел ещё подают признаки жизни. Северус вышел на воздух. „И к этой чудовищной бойне причастна чуть! Маглы об этом и не догадываются!“ Он ощутил рядом присутствие другого человека. Это был русский таксист. Молча они дошли до машины.

— Сергей Иванович, — протянул руку таксист.

Северус не помнил, чтобы называл ему своё новое имя. Он с недоумением смотрел в лицо уже немолодого человека, изборождённое глубокими морщинами. Тот пояснил:

— Меня зовут Сергей Иванович… Целый день с тобой бултыхаться будем — так что познакомиться не помешает.

— Меня тоже зовут Сергей Иваныч, — буркнул Северус.

— О! Тёзки, значит! — хохотнул словоохотливый водитель. — Ну, теперь слушай… я тут гидом повыступаю малехо. Мы выезжаем на Московский проспект — одну из крупнейших магистралей города. Слева и справа здания Московского универмага. Это станция метро „Московская“. Там, за фонтаном, Московский райсовет. Перед ним памятник Ленину. Далее — Московский Парк Победы. Если хочешь, выйдем, погуляем, — он посмотрел на Северуса в зеркало (тот покачал головой). — Да там и смотреть-то особенно нечего… аллею Славы, разве что. Вдоль неё установлены бюсты героев Отечественной войны. Меня там в пионеры принимали — это что-то вроде ваших бойскаутов… Я ведь коренной ленинградец — сейчас говорят „петербуржец“. Вся моя жизнь — в городе на Неве.

— Нева — наша главная река. Недлинная, но полноводная, — тут же пояснил водила. — Сейчас, когда дамбу сделали, наводнения хоть и случаются, но уже не такой разрушительной силы — как, скажем, году этак в 1824-м. Это наводнение ещё Пушкин описал в „Медном всаднике“. Ну, мы его сегодня ещё увидим.

— Кого? — спросил Снегг. — Пушкина?

Водитель расхохотался.

— Ты что, приятель! Пушкин давно умер. Его застрелил Дантес. На дуэли. Из-за Гончаровой.

— Из-за кого? — сглотнул Северус.

— Ну, из-за жены своей. Дантес — французский посланник — положил глаз на жену Пушкина, Наталью Гончарову. Александр Сергеевич, знамо дело, такого стерпеть не мог. Кровь его негритянская забурлила — и давай стреляться. Только сам под пулю-то и попал.

— Так этот ваш Пушкин негр был, что ли? — совсем запутался Северус.

— Пушкин — великий русский поэт, — назидательно произнёс Сергей Иванович.

— Вы же сами сказали „негритянская кровь забурлила“…

— Я что-то не пойму, по-русски ты здорово балакаешь, а ничегошеньки из нашей истории не знаешь, — сердито прервал его новый знакомец. — Александр Сергеевич был не то чтобы негр… Дед его, Ганнибал, тот, действительно, африканец по происхождению. Его царь Пётр Великий ещё арапчонком к себе на службу взял. Воспитал. Дал чин дворянский. Вот от Ганнибала-то и пошло потомство с горячей кровью… На Мойке, если тебе интересно, это всё подробно рассказывают.

Зачем и где в процессе мойки рассказывают о русском прославленном поэте, для Северуса опять-таки осталось загадкой, но уточнять он не стал.

— Сейчас мы проезжаем мимо крупного промышленного предприятия „Электросила“. Там у меня батя сорок лет оттрубил. Теперь и не знаю, чем они там занимаются… Утюги, наверно, делают, — недовольно проворчал Сергей Иваныч.

Чем плохи утюги, тоже оставалось неясностью (так же, как и почему для выпуска утюгов выстроен столь гигантский завод).

— Вот уже и Обводный канал. Раньше это был самый край Петербурга. Канал этот — что-то вроде сточной канавы. Все отходы сливаются в него. Он даже зимой не замерзает. Чуть левее — Балтийский и Варшавский вокзалы. Нет нужды туда ехать — один из самых муторных районов. Мы лучше в центр рванём. Там тебе поинтересней будет. Вот уже и Техноложка — большой технический вуз… А теперь я покурю. Устал.

Сергей Иванович откинулся на сиденье и задымил. Северус с любопытством оглядывал архитектуру города. Дома были большей частью серые. Улочки узкие. Юлия рассказывала, что где-то около года жила на Севере (он не выяснял, почему) и больше всего скучала не по друзьям и родственникам, а по Петербургу. Похоже, шофёр тоже искренне привязан к родному городу. И что в нём такого, в этом сдержанном, суровом городе? — нет ответа…

 — Мы тут свернём с Московского. Поедем по набережной Фонтанки. На ней раньше (впрочем, как и сейчас) любили селиться всякие вельможи. Так что много красивых домов увидишь. Смотри: это Большой Драматический Театр. Сокращённо БДТ. Там играли великие мастера сцены: Лебедев, Лавров, Стрежельчик… А это площадь Ломоносова. Про Михаила Васильевича Ломоносова слышал когда-нибудь? Нет? Чему вас только в школах учат! — Сергей Иванович пришёл в раздражение. — У нас вашего Эйнштейна каждый двоечник знает!

„Русский двоечник, может, и знает… А я вот, признаться, с трудом припоминаю, кто это“, — чуть было не ляпнул вслух Снегг. А одержимый русской историей Сергей Иванович уже вещал:

— Михайло Ломоносов — сын простого рыбака. Прошёл пешим ходом за торговым обозом от Архангельска до самой Москвы — столь велико было в нём желание учиться! Был уже молодым человеком — рослым таким детиной! — а сидел за партой с сопляками. Все над ним посмеивались. Да только смеётся тот, кто смеётся последним! Вскорости отправили Михайло Васильича в Германию. А вернувшись в Россию, он много открытий сделал — в самых разных областях: в физике, в химии. Картины складывал из мозаики! Стихи писал! Стал Президентом наук! Основал Московский Университет! Так-то!.. О! Чуть поворот из-за тебя не прозевал. Мы сейчас проедем через Аничков мост, а там по Невскому чуток. И выйдем у Инженерного замка. Я вот уже в туалет захотел, — непринуждённо сообщил он Снеггу.

То, что Невский — центральная улица Санкт — Петербурга, Северус знал. Но они ехали по нему совсем недолго. Такси свернуло на одну из окрестных улочек и остановилось у кирпично-розового монументального здания. На замок, однако, по понятиям британца, оно похоже не было. Скорее, на дворец — несмотря на мрачную историю, которую без промедлений поведал Сергей Иваныч (в замке был убит один из русских царей). В сопровождении таксиста Северус дошёл до Летнего сада — бывшей резиденции основателя города, Петра I. Потом они пересекли Марсово поле, задержавшись у Вечного огня (памяти павшим во время одной из русских революций), и оказались у необычайной красоты русской православной церкви.

— Тут был убит другой русский самодержец — Александр II. Поэтому храм носит название „Спас на крови“ и расположен в необычном для православной церкви месте — практически на воде, — с удовольствием рассказывал Сергей Иванович.

„Русские, похоже, склонны увековечивать всё, что так или иначе связано со смертью“, — отметил Снегг. Возле храма Воскресения Христова (его второе, менее известное название) толпились иностранцы — Северус услыхал английскую речь. На предложение примкнуть к экскурсионной группе он ответил отказом.

Некоторое время они постояли на набережной канала и полюбовались открывающейся перспективой: на фоне фонтана раскрывали свои объятия анфилады Казанского собора. Что-то он уже слышал об этом месте…

— А где тут Педагогический университет? — спросил он.

— Да рядом с Казанским.

— Там учится моя девушка, — зачем-то поделился Северус.

— Ну-ну, — как-то странно хмыкнул шофёр… И сказал, что нужно возвращаться к машине.

Продолжили они свой экскурс, забравшись на крышу Исаакиевского собора. Северус уже жалел, что поддался лёгкому на подъём Сергею Ивановичу. Обещанный вид был НИЖЕ всяких похвал: крыши, крыши, крыши… уходящие за горизонт. Когда спустились с верхотуры собора, Сергей Иваныч поволок его к Медному всаднику. Оказалось, „Медный всадник“ — это памятник их легендарному царю-Петру. Он (Пётр) восседал на лошади, взвившейся на дыбы. Скульптура помещалась на огромном валуне, у которого шумно праздновалась свадьба.

— Встретить брачующихся — хорошая примета, — ввёл его в курс дела Сергей Иванович. — У нас такой обычай: молодожёны едут после ЗАГСа сюда. Пьют шампанское, фотографируются… Ты чегой-то без фотика?

— Успею ещё. Нафотографируюсь.

— Ну, дело, как говорится, хозяйское. Сейчас я тебя на Дворцовую отвезу. Если хочешь, так погуляй. А хочешь — в музей сходи. А я чего покушать соображу.

Северус почувствовал угрызения совести. Совсем он замордовал старика (хотя ещё вопрос: кто кого).

— Нет, — воспротивился он. — Обед за мой счёт. Да и в Эрмитаж я один не пойду — боюсь заблудиться.

— В центре жратва дорогая, — честно предупредил его Сергей Иванович.

— Ничего. Как-нибудь справлюсь, — ответил Снегг, похлопав себя по карману — Тёмный Лорд снабдил его щедрыми командировочными.

Обедали в одном из прибрежных кафе. Северус положился в выборе блюд на „Иваныча“ и понял, что дал маху. Стояла та самая пора, которую именуют на Руси бабьим летом. И жирный шашлык — не самое удачное, что мог бы сейчас переварить его бунтующий желудок. Но для жизнерадостного, краснолицего и коренастого водителя аналогичных проблем не существовало. Будь его воля, он вновь бы полез под исаакиевские купола. Так или иначе, Северус ознакомился ещё со славной историей Адмиралтейства (за время прогулки по Александровскому саду шашлык всё-таки нашёл своё место в его системе пищеварения). Затем они вышли на Дворцовую площадь, и неутомимый Сергей Иванович потащил Северуса к отдельно стоящему зданию Нового Эрмитажа. Надо сказать, на него произвели впечатление атланты, поддерживающие портик входа. Но он уже был так замотан, что пафосные толкования о „единственном в своём роде“… чего-то там… у него в одно ухо влетали, а в другое, не задерживаясь, вылетали. На территории Петропавловской крепости экскурсия длиною в день закончилась. Северус расплатился со своим проводником и, получив от Сергея Иваныча визитку с реквизитами, остался на Петропавловском пляже дожидаться ночи. Времени было около семи вечера. Погода стояла прекрасная. Северус улёгся на один из разбросанных лежаков и, подставив солнцу рыхлую физиономию Иванова Сергея Ивановича, неожиданно для себя задремал. Проснулся он уже в сумерках, изрядно озябнув. Северус пошарил рядом с собой — его ботинки, слава богу, были на месте. Он потёр спросонья глаза — внезапно возникло ощущение, что что-то не так… Ну, конечно! Он проспал три часа — срок оборотного зелья вышел! Пользуясь тем, что поблизости никого нет, Снегг спешно обратился вороном и взлетел на крепостную стену. Вид, который открывался с этого места, не мог приесться: чёрные волны гоняли по реке маленькие судёнышки, на Ростральных колоннах зажглись факелы. Ему предстояло сегодня найти звезду, сопутствующую всем влюблённым. Она приведёт его к Юлии. Ни разу перед ним не стояла подобная задача. Всё это было как-то по-мальчишечьи глупо. И где-то даже стыдно. Скажи кто-нибудь, что он, Северус Снегг, в свои 37 лет будет лазить по крепостным стенам чужой страны в надежде увидеть Путеводную звезду, он бы первым высмеял столь нелепую шутку. Но вот он здесь, глядит в беззвёздное небо и ждёт… не зная чего. Путеводная звезда у каждого своя. Невозможно её описать… Может, ему она и вовсе не явится. Но Северус не сдавался. Ноги уже занемели. Глаза начали слезиться. На другом берегу Невы снопами взлетали розовые искры — наверно, мальчишки взрывали петарды. Но нет, не похоже, чтоб это были петарды — эти взлетали и падали в невские воды совершенно бесшумно. Вдруг одна искорка заплясала над рекой и, скользя по водной глади, стала приближаться. Она становилась всё больше и ярче. Вплотную приблизившись к нему, взметнулась высоко-высоко… и понеслась. Ворон Снегг едва поспевал за ней. Временами звёздочка скрывалась в кронах высоких деревьев — и Северус находил её только по слегка видимому шлейфу, который та за собой оставляла. Они пересекли трамвайные линии. Позади осталась рыночная площадь. Путеводная звезда нырнула в коридор строительной площадки — он за ней. Вот шумное сборище питерской молодёжи у кинотеатра (не успел прочесть какого именно). И тут звезда скрылась в арке петербургского двора. В его кромешной тьме Северус потерял свою путеводительницу. Он кружил над домами, пока не разглядел наконец розовую светящуюся точку. Она висела на уровне последнего этажа и слабо мерцала. Как только он подлетел, Путеводная звезда вспыхнула на прощание и растворилась в ночном воздухе. Северус присел на уличный подоконник и прижался к стеклу. Ничего не разглядеть — всё в комнатных цветах. Во втором и третьем окнах — густая москитная сетка. Четвёртое — тёмное, оно зашторено плотными занавесками. Пятое (похоже, кухня) было распахнуто настежь. Не задумываясь, он влетел в квартиру и превратился в человека. Забыв о правилах хорошего тона (да и об элементарной безопасности тоже), Северус выбежал из кухни и, очутившись в длинном коридоре, стал открывать все встречающиеся на пути двери. Третья дверь принадлежала комнате с цветами. На широком диване, при невыключенном ночнике, спала Юля. Рядом были разбросаны листы её дипломной работы. Снегг опустился на колени и смотрел, как она спит. Юлия открыла глаза и обвила его шею руками.

— Северус! Ты пришёл! — прошептала она.

На следующий день Северус проснулся поздно. Спал он так крепко, что никаких сновидений с Дамблдором, выступающим в главной роли, не видел. Он потянул носом воздух: пахло волшебно. Обмотавшись простынёю, Снегг пошлёпал на кухню. Юля разложила вокруг себя тетради и учебники и делала поспешные правки. Одновременно она жевала блин, не глядя макая его в банку со сметаной.

— Садись, — распорядилась она. — Пока ты спал, я сделала много нужных и полезных дел.

— И каких же? — поинтересовался он, протягивая руку к тарелке с горкой блинов.

И тут же получил шлепок по руке.

— Слушай, ты вообще руки когда-нибудь моешь? — насупилась Юлька. — Мало того, что меня всю ночь грязными руками лапал, так ещё за стол немытым лезешь… Придётся наслать на тебя Мойдодыра!

Юля фыркнула собственной шутке.

— Кто такой Мойдодыр? — Северус, не обращая внимание на её добродушную воркотню, засунул в рот кружевной блинчик.

— „Умывальников начальник и мочалок командир“, конечно, — расхохоталась она. — Вижу, с классикой советской поэзии ты не знаком, мой дорогой невежественный поросёнок.

— Зато я знаю много чего другого, — отбился он.

— Например? — Юлька насмешливо изогнула бровь.

— Например, могу превратить тебя в лягушку! — Северус притянул Юлю к себе и, усадив на колени, потёрся носом о её шею.

— В Царевну — лягушку? — уточнила она.

— Нет, — чмокнул её в щёку Северус. — В обыкновенную болотную квакшу.

— Да. Твой учитель говорил, что ты один из выдающихся магов современности.

— Неужели так и говорил?

Сказать, что ему это не польстило — значит, ничего не сказать.

— Я не знаю, может, он так сказал, чтобы произвести на меня впечатление, — тут же „утешила“ его Юля.

— Стоит ли расценивать это, — притворно зарычал он, — что я произвёл на тебя ещё недостаточное впечатление?

— М-м-м… Определённое впечатление, конечно, произвёл… в тёмное время суток…

— Сейчас дневное время? — перебил он её.

— Вроде, да, — не зная, к чему он клонит, согласилась Юля.

— Ну, тогда ты сейчас будешь вынуждена взять свои слова обратно!

Северус легко подхватил Юльку на руки и понёс в комнату. Юлька заколотила по его груди своими игрушечными кулачками.

— Нет, нет, нет! — мотала она головой, с трудом сдерживая улыбку. — Только через мой душ!

Северус лёг поперёк дивана и стал перебирать её волосы.

— Ну, вот, всё настроение сбила, — разочарованно проговорил он.

— Слушай, сейчас всё масло от блинов будет у меня на волосах. И я буду похожа на ведьму!

— Ты и так ведьма, — улыбнулся он. — Только сама об этом не знаешь.

— Ведьмы злые. А я добрая, — возразила она.

— Ведьмы всякие бывают.

— Но они ведь все уродины, правда?

— Ну-у, далеко не все, не обольщайся.

— Наглец! Иди мойся!.. Я, кстати, давала запрос в Интернет. Сейчас сделаю тебе распечатку всех детских домов Санкт — Петербурга и Ленинградской области.

— Что такое „Интернет“? — с любопытством спросил он, подперев голову согнутой в локте рукой.

— Интернет — это международная информационная паутина, — зловеще прошептала Юлия.

— А серьёзно?

— Серьёзно. Тёмный ты… Принц, — усмехнулась она.

Юля всё-таки загнала его в ванну, а сама села к компьютеру.

— Покажи, как это ты делаешь, — попросил Северус, тряся мокрыми волосами.

— Смотри, — Юля набрала на клавиатуре компьютера комбинацию букв. На экране монитора высветилось: Я тебя люблю. — А теперь скопируем (фраза появилась многократно). А теперь отпечатаем.

Из принтера полетели листы с аршинными буквами. Юлька стала разбрасывать их по комнате.

— Что ж это такое? — хохотала она. — Кто-то признаётся тебе в любви! И в таком объёме… А вот эти уже с другим содержанием.

Юлия посерьёзнела и протянула Снеггу обещанный перечень сиротских приютов. Из дома они вышли только к вечеру. И хотя его выстиранную и высушенную одежду Юля даже успела тщательно отутюжить, она предпочла, чтобы Северус сидел в качестве ворона у неё на плече, а не шествовал рядом в обличье Иванова С.И.

— Терпеть не могу обрюзгших, лысых, бесцветных мужиков! К тому ж ещё кривоногих.

— А как же „свойства кожи“? — подколол её Северус.

— Перед таким обликом меркнут все остальные свойства, — выкрутилась Юлька.

— А каким должен быть облик мужчины, который бы тебя устроил?

— Эй, парень! Посмотри на себя в зеркало… не сейчас.

— Но почему? Я ведь совсем не красавец… Скорее, наоборот.

— Наверно, было бы глупо предположить, что тебе известна фамилия Паганини?

— Вроде, это был музыкант, — неуверенно сказал он.

Юля кивнула.

— Так вот. Он тоже был не красавец.

Она замолчала, как будто это всё объясняло.


Буквально сразу Северусу повезло. В первом же детдоме он встретил девочку, которая подходила ему по всем параметрам. Она только что потеряла родителей и не приобрела ещё комплекса брошенного ребёнка. Валя Агутина (так её звали) была умненькой домашней девчушкой. С характером и остреньким язычком. Что ж, в этом даже была особая пикантность — но, видимо, другие так не считали. И хотели, прикрываясь красивыми фразами, избавиться от девчонки. Так что на уровне местной администрации никто палки в колёса ему не совал. Бумажная волокита началась в районном муниципалитете. Юлия просила его ровно реагировать на обычный в таких случаях бюрократизм. „Ходи с виноватым видом и со всеми соглашайся… Противно, конечно, но иначе не выйдет“, — говорила она. Он так и делал. И, несмотря на мелкие домашние радости, это порядком стало ему надоедать. „Если так пойдёт и дальше, создание школы придётся отложить лет, этак, на двадцать“, — с раздражением думал Северус. Юлия обещала узнать, как можно ускорить процедуру усыновления. И предложила ему… приняв сан священника, основать православную школу. Для этого следовало узнать, есть ли где аналогичная практика. Кроме того, в этом случае требовалось, чтобы всё было по-настоящему — таковые кампании подвергаются тщательной проверке. Сначала Северуса это развеселило. Но теперь он уже всерьёз задумывался над карьерой священнослужителя. Со всеми вытекающими последствиями. „Я мог бы пока что-нибудь сделать для Любовного эликсира, будь у меня подобие лаборатории“, — с тоской думал он, щёлкая пультом с канала на канал основной магловской забавы — телевизора. Всё чаще ему приходило на ум предложение Будогорского о союзничестве. Однажды, изнемогая от вынужденного безделья, он решился и телепортировал ему:

Ростиславу Апполинарьевичу Будогорскому

от Северуса Снегга.

Прошу о встрече. Санкт — Петербург. Станция метро „Горьковская“. На выходе. Сегодня. 17-00.

И тут же получил ответное сообщение:

Северусу Снеггу

от Ростислава Апполинарьевича Будогорского.

Обязательно буду. Спасибо за доверие.

Стоя в холле метро „Горьковская“, Северус стискивал в кармане брюк волшебную палочку, коря себя за неоправданный риск. Будогорский появился не со стороны улицы (как Северус ожидал), а сошёл с эскалатора.

— Давненько я не бывал в переходах питерского метрополитена, — приветствовал он Северуса, протягивая руку для пожатия.

Снегг изучающее смотрел на него. Будогорский улыбнулся.

— Браво, мой друг! Вы сделали поразительные успехи в окклюменции!.. Давайте пройдёмся — тут слишком много народа. Не ровен час, окажется, что ещё кто-нибудь владеет секретом чтения чужих мыслей.

Северус (он же Иванов Сергей Иваныч) шёл молча. Барин пел дифирамбы погоде, природе и прочим вещам, о которых вспоминают, когда говорить не о чем. Наконец, облюбовав тенистую лавочку, мужчины присели.

— Как Вы всё поняли? — напрямик спросил Барина Северус.

— Вы знали, откуда вернулся Дамблдор накануне своей мнимой смерти? — вместо ответа спросил его Будогорский.

— Разумеется, — кивнул Снегг.

— Питьё было составлено мной, Северус.

С этими словами Русско-Английский Барин вынул из кармана медальон Слизерина и протянул Снеггу. Северус пропустил цепочку медальона сквозь пальцы и, положив в ладонь, на мгновение крепко зажал кулак. Будогорский наблюдал за ним.

— Ну, теперь Вы мне верите?

Снегг протянул ему медальон.

— Что Вы! — обаятельно улыбнулся Будогорский. — Я всегда был в душе гриффиндорцем… Да и вообще не имею прав на эту реликвию — я ведь не учился в Хогвартсе. Сохраните это. Может, мы ещё создадим когда-нибудь Музей четырёх волшебников… Мне подал эту мысль Поттер… Гарри Поттер… Он-то и рассказал мне детально, как Альбус, уже впав в полулетаргическое состояние, призвал к себе именно Вас. Как незадолго до этого Вы, Северус, ссорились с Дамблдором и говорили, что делать ЭТО Вам вовсе не хочется (вас нечаянно услышал Хагрид). Ну, и наконец, тело Альбуса Дамблдора, согласно его завещанию, предали сожжению. Почему же, в таком случае, он исчез? То, что Гарри забыл, что волшебник сгореть не может, простительно. Но почему другие не придали этому значения?

— Ответ напрашивается сам собой, — невесело усмехнулся Северус. — Это ведь так легко — обвинить во всём Пожирателя смерти. На мне клеймо…

— А знаете что, дружище, не выпить ли нам чего-нибудь?

— Меня ждут… Я думал, наша встреча будет проходить в более деловой атмосфере. И, соответственно, будет короче… Может, Вы согласитесь пойти со мной?

— Меня не выгонят? — усомнился Р.А.Б.

— Это будет своего рода тест на склочность, — ухмыльнулся Снегг.

Дверь им открыла Юля в неприлично коротком халате, из-под которого кокетливо выглядывала резинка ажурных чулок.

— Северус, ты мог бы и предупредить, что у нас будут гости, — укорила его она.

— Я думал, тебе будет приятно увидеть кого-то из моих знакомых — ты ведь этого хотела. Тем более что Ростислав — твой соотечественник.

— Правда? — Юлька посмотрела на Будогорского в своей обычной манере: чуть склонив голову к плечу, загадочно при этом улыбаясь.

— Будогорский. Ростислав Апполинарьевич, — представился тот.

— Гончарова. Юлия Валентиновна, — в тон ему ответила она.

— Можно просто Слава.

— Можно просто Юля… Мойте руки. Сейчас сядем за стол.

И даже не подумав переодеться, зашагала на кухню.

— Кажется, — вполголоса проговорил Будогорский, — теперь я знаю ещё одну причину, по которой Вы были так привязаны к Дамблдору, что никак не могли быть его убийцей.

Северус удивлённо посмотрел на Барина.

— Девушка с Вашего курса… Её звали, дай бог памяти… Лили… Удивительное сходство! И Дамблдор, конечно, знал…

— Вы бесконечно прозорливы! — довольно ядовито пресёк его измышления Снегг.

Вместе они вошли на кухню. Юля уже накрыла стол.

— Кажется, здесь побывала скатерть-самобранка, — глотая слюнки, сказал Будогорский.

— Всего лишь мои золотые ручки, — Юлия повертела перед его носом своими наманикюренными пальчиками.

После сытного обеда, когда все отдали должное салату из шампиньонов, рыбе под маринадом, картошке с мясом и пирожкам с капустой, Будогорский со Снеггом закурили. Чтобы заполнить образовавшуюся паузу, Северус попросил рассказать, почему он взял себе псевдоним Русско-Английский Барин.

— Моё факсимиле неудобоваримо для иностранца. Конечно, я знал, что ученики, для простоты, зовут меня Раб. Но, чтобы избежать рабства, моя семья эмигрировала из Советов. Поэтому, как понимаете, сия аббревиатура меня никак не устраивала… Русско-Английский — это, я думаю, понятно. А Барином на Руси называли помещика — землевладельца. Мои предки дворяне. Имели усадьбу. Правда, в Гаржданскую всё было разорено. Тем не менее…

— А кем были Ваши родители? — спросила Юля.

Лицо гостя просветлело.

— Они были врачами. Отец работал в Ленинградской Военно-Медицинской Академии. Мама — доктор районной поликлиники. И отец, и мать широко применяли, как сейчас говорят, методы нетрадиционной медицины. Чудом им удалось избежать сталинских репрессий. Поэтому, как только представилась возможность эмигрировать, — с приходом к власти Хрущёва — они это сделали. Родился я уже за рубежом. Кстати, первый мой диплом тоже свидетельствует о медицинском образовании.

— Когда же Вы успели получить специальность врача? — полюбопытствовал Северус. — Насколько я знаю, в Хогвартсе Вы стали преподавать, когда Вам едва исполнилось двадцать. Все в один голос говорили, что Вы самый молодой профессор со дня основания Школы.

— О! Времени у меня было предостаточно! Я окончил обычную школу экстерном. Уже в одиннадцать лет у меня был на руках школьный аттестат. Год я посещал Университет вольнослушателем — никто не принимал меня всерьёз. А потом… потом всё нормализовалось.

— Ваши родители живы? — опустив глаза, тихо спросила Юля.

— Нет. Я поздний ребёнок. Родители прожили длинную и счастливую жизнь. И умерли почти в один день… пусть земля будет им пухом!

Ростислав откупорил бутылку русской водки, невесть откуда взявшейся на столе, и наполнил хрустальные стопки. Все выпили. Сначала за помин души. Потом за здоровье всех собравшихся. Затем за красивых дам… В общем, когда Будогорский поднял тост „за мир во всём мире“, мужчины были уже изрядно навеселе. Разговор переключился на более животрепещущие темы: каковы ближайшие планы Дамблдора и чем сейчас занят Волан-де-Морт.

— Да кто он такой, этот Ваш Волан-де-Морт? Почему его все так боятся? — в сердцах выкрикнула Юлька.

Снегг предостерегающе шевельнул рукой, но Барин остановил его.

— Спокойно, Северус. Дамблдор бы хотел, чтобы Юлия всё знала. Вы, — обратился он к ней, — наверняка, слышали о конце света, пришествии Сатаны и прочей белиберде… Так вот, ответьте мне, почему это страшит?

— Потому что с приходом к власти Сатаны произойдёт переворот общечеловеческих ценностей. Не Добро, Красота, Истина будут править миром, а Зло, Насилие и Жестокость, — без запинки ответила она.

— Умница! — Будогорский поцеловал Юлии руку. — Никто не смог бы сказать точнее! Теперь слушайте внимательно: Лорд Волан-де-Морт и есть посланник Ада! И, что всего хуже, он практически бессмертный.

— Ещё один Бессмертный, — хмыкнула Юлька. — Помните, как у Кощея: дуб стережёт чудище стоглавое, на дубу — сундук, в сундуке утка, в утке щука, в щуке яйцо, в яйце игла…

Будогорский опрокинул ещё одну рюмку водки и крякнул.

— Точно! Что-то такое и измыслил Волан-де-Морт, поместив один из своих крестражей в посёлке чути белоглазой! Мне срочно нужно связаться с Гарри!

— Не делайте этого! — в волнении заговорил Снегг. — Поттер слишком слаб в окклюменции. Укрыть же что-нибудь от чути вообще невозможно. Неизвестно, как складываются у них переговоры.

— Да, верно, — с кислой миной согласился Барин. — Чуть было не напорол горячки.

— А что такое окклюменция? — вновь задала вопрос Юля.

— А вот смотрите, — живо откликнулся Будогорский.

Он пытливо вгляделся в глаза Северусу.

— Ваш благоверный думает сейчас — я вижу только образы, поэтому могу ошибаться. Он думает о… школе. Но не о Хогвартсе. Ага! Вот мелькнул он сам… в чёрной сутане… Северус! — Будогорский изумлённо посмотрел на Снегга. — Неужели Вы всерьёз задумываетесь о монашестве?

Юлия с Северусом рассмеялись и ввели Барина в курс дела. Тот обещал помочь, чем сможет.

— И ещё, — нахмурился Снегг. — Пока тут эта канитель с удочерением, хотелось бы уже вплотную заняться изготовлением Эликсира, который я должен составить и опробовать. Но я здесь как рыба, вытащенная на сушу… У меня нет даже котла!

— Это вообще не проблема. Есть тут у меня кое-какие связи. Пожалуй, я смогу всё устроить уже к завтрашнему дню. А сейчас мне надо возвращаться к моей старушке.

Русско-Английский Барин тепло попрощался с Юлией и Северусом и трансгрессировал в избушку Бабы Яги.

Глава 8. Чуть белоглазая.

Тем временем переговоры у Гарри и его друзей ещё НИКАК не складывались. Не было даже намёка на то, что рано или поздно они встретятся с чутью. Ребята жили в доме Старика Лесовика. Перезнакомились с русскими сверстниками, которые были откомандированы сюда с той же целью. Каждый день ходили по грибы, по ягоды… И никаких указаний, что их группа прибыла в Россию с важным поручением, как бы и не было. Невилл с Полумной с головой ушли в изучение русской флоры и фауны. Гермиона каждый день под вечер с горящими глазами рассказывала, что нового узнала о русских волшебных традициях. Рон считал, что эта поездка что-то вроде дополнительных каникул, нечаянной радостью свалившихся на его „огненноволосую“ голову. Гарри с Джинни тоже весьма мило проводили время. Вот только Гарри начал всерьёз опасаться, если и дальше так пойдёт, то вскоре у его безмятежно отдыхающего друга Рона появится повод его убить. Русский ландшафт как-то особенно способствовал развитию романтических отношений. В неспешных водах лесной речушки, в тихо покачивающихся ветвях исполинских деревьев, в шёлковых травах был будто растворён дурманящий аромат любовного напитка. Куда бы Гарри не отправился с Джинни, повсюду натыкался на целующиеся парочки. Мало того, это было так естественно, что они уже перестали скрывать проявления обоюдной нежности на людях. Гарри спросил, что бы это значило у русского парня, Валентина.

— Природа, — пожал плечами тот — ничего, впрочем, не объясняя.

„Природа — в смысле окружающая среда или природа человеческих отношений?“ — всё же не понял Гарри.

Они сидели с Джинни на стволе поваленного дерева на берегу рыжей речки и считали, сколько кукушка им накукует лет жизни. Белка, распушив хвост, выбирала орешки из кедровой шишки прямо из рук Джинни. На противоположном берегу бурый медведь с урчанием чесал широкую спину о сосну — и та тихонько поскрипывала: „Тихо ты, увалень!“ Не это ли единение человека с природой имел в виду Валентин? Первое время девочки взвизгивали, увидев того же Потапыча. Но каждый раз Миша приносил то мёд диких пчёл (прямо в сотах), то кузовок спелых ягод лесной малины. Это трогало. Серый Волк подарков, правда, не носил, но был неизменно любезен, приходя каждое утро поздороваться.

— Давайпоженимся, Гарри, — сказала вдруг Джинни.

— Ты делаешь мне предложение? — улыбнулся Гарри.

— Вот Полумна приняла предложение Невилла, — надула губы Джинни.

Чтобы не расхохотаться, Гарри прикусил губу. Но, видимо, в глазах у него плясали черти, потому что Джинни, нахмурясь, спросила:

— Что смешного?

— Да так, ничего. Представил, какой будет вид у Невилла на свадьбе, увидев невесту с редисками в ушах и в ожерелье из рыбьих костей… А уж у бабушки Невилла… без комментариев.

И они покатились со смеху.

— Клянусь, у меня не будет ни редисок в ушах, ни ожерелья из рыбьих костей!

— И на том спасибо, — Гарри уже не знал, как вывернуться. — Но тут, пожалуй, стоит представить разгневанного Перси и твою маму.

— На Перси мне плевать! — зло ответила Джинни. — А мама ничего не скажет. Она поймёт… Гарри, если с тобой что-нибудь случится! А так, по-крайней мере, у меня останется ребёнок!

Гарри поперхнулся. Перспектива отцовства, если и брезжила, то, во всяком случае, не в ближайшее время. Он встал и помог подняться Джинни.

— Честное слово, ты меня рано хоронишь, Джинни!.. И пожалуйста, давай больше не говорить на эту тему. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Но всему своё время.

Они прошли мимо русской пары. Те их не замечали. Девушка занималась тем, что надевала венок из полевых цветов на голову своего любимого, а юноша его снимал. Она надевала — он снимал… И так до бесконечности. При этом они тихонько перешёптывались.

— Как ты думаешь, почему мы все вдруг заговорили по-русски? — спросила Джинни.

— Мне казалось, это ОНИ, — Гарри кивнул в сторону воркующей парочки, — заговорили по-английски.

— Может быть, — задумчиво сказала Джинни, перекусывая стебелёк какого-то растения. — Но как объяснить, что мы стали понимать язык птиц и зверей?

— Не знаю… Как ты думаешь, когда мы вернёмся домой, это свойство у нас сохранится?

— Как знать… Я тоже об этом думала, — вздохнула Джинни.

Она прислонились к стволу берёзы и закрыла глаза. Гарри обнял её и стал целовать.

— Всё лижитесь? — крикнул ему в самое ухо Рон.

— Ага, — ошалело согласился Гарри.

— Пойдёмте со мной. Наконец-то дело сдвинулось с мёртвой точки. Кикимора письмо принесла.

Кикимора своими повадками напоминала дешёвую шлюху. Сегодня её лицо покрывал толстый слой белил, на щеках красовались румяна, как у сувенирной матрёшки, тени — подобны радуге, а ресницы от неряшливо наложенной туши угрожающе провисали над глазами болотного цвета.

— Ну, миленькие, вот и кончились великие испытания, — вертя тощим задом, захихикала она, обнажив гнилое редколесье зубов.

„Какие ещё испытания? И как они могли кончиться, даже не начавшись?“ — подумал Гарри.

— А вы, слатенькие, небось думали, что чуть вас к себе позовёт? Угощать-потчивать начнёт? — поправляя зелёные водоросли волос, осклабилась Кикимора. — Они теперь горем наученные. Дороги свои заповедные пуще ока берегут.

— Значит, мы их не увидим? — огорчённо протянул один из русских, Евгений.

— Скажи слава богу, золотенький. Видеть-то их невелика радость, — утешила его Кикимора. — Ну-ка, читай, кто грамотный.

Она протянула залитое сургучом письмо девочке, которая стояла рядом. Её (как и её парня) тоже звали Женя. Вообще эта путаница с именами русских вносила в первые дни общения много сумятицы. В конце концов, „англичане“ стали звать юношей полным именем, а девушек — коротким: Евгений — Женя, Александр — Саша, Валентин — Валя.

Женя стала читать вслух:

Юные друзья наши!

Вот уже больше недели мы наблюдаем за вами. Мы удовлетворены результатами наших наблюдений. Более вас не задерживаем.

P.S. Передайте сердечный привет Славику. Рады будем с ним повидаться. Дорогу к нам он знает.

— Это всё? — Рон выхватил письмо из рук Жени и перевернул его. На обороте ничего не было.

Ребята не скрывали разочарования.

— А я вам вот что скажу, — подал голос Старик Лесовик. — Всё очень даже удачно сложилось. То, что чуть вас ДРУЗЬЯМИ назвала, само за себя говорит.

— А кто такой Славик? — спросил Гарри.

Он более других чувствовал неудовлетворённость, возлагая на эту поездку ТАКИЕ надежды!

— Славик — отменный мужчина! — со знанием дела прищёлкнула языком Кикимора.

— Тихо ты, чучело! Тебе, окромя Лешего, никого другого не светит! — осадил её Лесовик. — Славик — он же Ростислав Апполинарьевич… А теперь собирайтесь, прощайтесь друг с дружкой. „Наших“ я сразу по домам отправлю. А гости заморские спервоначалу у Яги появиться должны. Там вас Славик-то и дожидает.


Вечером в избушке Бабы Яги яблоку некуда было упасть. В её скромное жилище набилось столько колдовского народа, что Гарри и его друзьям пришлось ютиться на печке, глядя, как веселятся русские волшебники. Как следует выпив и закусив, они принялись распевать застольные песни. А затем Бабка Ёжка сорвала с головы платок и, тряхнув вздыбленными волосками, кинулась в пляс. Она то величаво плыла „барыней“ (что выглядело довольно комично), то подскакивала, попеременно выставляя ноги, обутые в лапти. Потом её подхватил под „крендель“ Илья Муромец и пошёл с ней кадрильным шагом. Пол в избушке кряхтел и кудахтал. Аккомпанировали им гусли-самогуды, волшебная дудочка и хохломские ложки. Инструменты носились в воздухе над танцующими, а ложки время от времени норовили стукнуть кого-нибудь по голове. В конце концов, изловчившись, их поймал Алёша Попович и стал выкидывать с ними такие коленца, что хогвартцы только диву давались. В центр круга вбежала раскрасневшаяся Василиса Премудрая. Раскинув цветастый полушалок и дробно перестукивая точёными ножками, она озорно глянула на Будогорского и запела:

Ох, Слава, Слава, Славочка —

Посидим на лавочке…

Посидим, поокаем —

Мож, что и наокаем! Эх! — и Василиса вытащила в круг Барина.

К их удивлению, Ростислав Апполинарьевич не стал ломаться и ответил ей приятным баритоном. Василиса, сложив, как школьница, руки „полочкой“, приплясывала перед ним.

Василисушка моя —

Краса ненаглядная —

И румяна, и стройна…

А всё равно — не годная!

И, развернув руки кверху ладонями, прошёлся перед ней „гоголем“.

Чем, скажи, я не годна

Тебе, мой соколик?..

Кто такое говорит,

У того уж не…

Волшебница, под одобрительный смех собравшихся, обошла Будогорского. Тот рассмеялся и, приобняв Василису за талию, запел:

Ну, сама ты посуди,

Что со мною станется?

Мне же тут же, у Яги,

Тумаков достанется!

— От кого достанется?

— От „каво, от каво“… —

От любовничка тваво! Барин выразительно посмотрел на Кощея и нырнул за спины трёх богатырей. Василиса тоже спешно покинула круг. Её место тут же заняла Кикимора. Подбоченившись, она пронзительно заголосила:

У маво милёночка

Шерсть, как у козлёночка.

Голова плешивенька,

Борода паршивенька! Эх!

Тут же, прихрамывая, к ней подвалил Леший и засипел:

А у милой, у моей,

Груди волосаты…

Как на них я погляжу —

Батюшки, святы!

И, обхватив голову, закружился „топотушками“.

Что такое, не пойму,

Что такое я держу?

До колен болтается,

На х… называется! — не осталась в долгу Кикимора.

Мальчишки на печке давились от смеха, девочки смущённо хихикали, но им было явно не по себе. А частушки становились всё фривольнее. Гарри сообразил, что их сочиняют тут же, на ходу. Ясно, что никаких заготовок на этот счёт ранее не имелось. Он подумал, что у него бы так не получилось… Но, может, и не должно… Это их, национальное. Смекнув, наконец, что такое „веселье“ не для аглицких ушей, Баба Яга решила разогнать тёплую компанию. Она задула свечи, и кодла чародеев потекла на поляну. Гарри тоже спустился с печи и подошёл к Барину. Тот ласково потрепал его вихрастую голову и ответил на немой вопрос:

— Завтра, Гарри. Всё завтра.

Назавтра он растолкал Гарри чуть свет и знаком попросил следовать за ним.

— Сегодня, Гарри, мы предпримем то, ради чего и оказались в России. Тебя, правда, чуть не звала… Ну, авось обойдётся… Лучше нам отбыть, пока все спят. Чтобы не было лишних вопросов. Готов?

Будогорский попросил, чтобы Гарри взял его за руку (как они делали когда-то с Дамблдором) и трансгрессировал. Судя по всему, они очутились неподалёку от домика Старика Лесовика. Местность показалась Гарри знакомой. Барин вышел на пригорок и, сняв с шеи шнурок со свистком, которого Гарри раньше не видел, свистнул в него два раза. Тут же трава зашевелилась и разделилась — как волосы на пробор — на три тропинки. Они очутились в центре трёх дорог. Перед ними вырос огромный валун, поросший мхом. Будогорский подошёл к нему и потёр рукавом футболки. На камне обозначились слова:

НАЛЕВО ПОЙДЁШЬ — КОНЯ ПОТЕРЯЕШЬ,

НАПРАВО ПОЙДЁШЬ — ДРУГА УТРАТИШЬ,

ПРЯМО ПОЙДЁШЬ — СЕБЯ НЕ УЗНАЕШЬ,

А НАЗАД ПОВЕРНЁШЬ — НИЧЕГО НЕ НАЙДЁШЬ.

P.S. Верь не глазам своим, а своему сердцу.

— Мы пойдём налево? — робко спросил Гарри. — У нас ведь нет коня — значит, мы ничем не рискуем…

— Ты, наверно, не обратил внимание на приписку, Гарри, — мягко заметил Будогорский. — Что тебе говорит твоё сердце?

— Ну-у, я бы пошёл прямо.

— Правильно. Идти к своей цели надо не кружным путём. Прямота — это честность, правдивость. Качества, которые чуть ценит превыше всего.

Они зашагали по центральной тропе. Вскоре деревья перед ними поредели и обозначилась сложенная из брёвен стена, напоминающая очертаниями старинный форт. В верхнем этаже брёвен были вырублены окошечки бойниц, над которыми возвышались остроконечные маленькие крыши на столбиках-подпорках. Из-за стены форта выглядывали купола церкви. По русскому обычаю, они были крыты щепой — так называемой „дранкой“.

— Перед тобой, Гарри, своего рода памятник русского деревянного зодчества, — сказал Будогорский.

Беспрепятственно они вошли в высокие деревянные ворота в центре постройки и пошли по городку, где, судя по всему, обреталась чуть. Вот мельница. Длинный скотный двор. Художественно выполненный колодец… Пока им не встретилось ни единого человека. От гнетущей тишины у Гарри скребли на душе кошки.

— Может, с ними что-то случилось? — тихо спросил Гарри.

— Подожди, — улыбнулся Барин. — Увидишь.

То, что он увидел, превзошло его ожидания. В один миг поселение ожило. Зазвенела цепь колодца — послышался шум льющейся воды. Мельница заскрипела своими крыльями. Зазвучал детский смех. Послышался звон наковальни. Заржали лошади. Всюду закипела жизнь. На них, казалось, никто не обращал внимания. Маленькие человечки сновали по городку, занимаясь своими делами.

— Идём, — Будогорский потянул за рукав разинувшего от удивления рот Гарри.

Они вошли в здание церкви. Барин размашисто перекрестился и, склонив голову, замер. Гарри стоял рядом, не зная, что ему делать. „По-моему, я не крещён“, — вспоминал он. Дурсли никогда не были особенно набожны и поминали Бога примерно в таком варианте: „Боже, спаси и вознагради!“. „В любом случае, у ЭТИХ, наверняка, другая вера“, — успокоил себя Гарри.

— Вера, мальчик, у всех одна. Все верят в наличие высшей силы, которая руководит нами. Вот только, насколько мы следуем этому руководству… — дело совести каждого.

Гарри уставился на крохотного человечка в чёрной рясе до пола. Глаза у него были белыми как молоко — ни зрачка, ни радужки. И, тем не менее, почему-то казалось, что оценивают его именно эти „слепые“ глаза. Гарри всегда считал, что смотреть пристально на чужое уродство некрасиво — он стыдливо отвёл взгляд в сторону. Волшебник улыбнулся и тоже перевёл глаза на Будогорского.

— Славочка! — обратился он к Барину. — Ты совсем нас позабыл. Мы живём в уединении. Каждый новый человек для нас — событие: есть, кому косточки перемыть нашим старухам… да и молодухам тоже. Ты иди в дом-то. И мальца с собой бери.

— Это старейшина общины чути белоглазой, Ладомир, — просвещал Будогорский Гарри по выходе из церкви.

И продекламировал: Где Волга скажет „ЛЮ“,

Янцзекиянец скажет „БЛЮ“, И Миссисипи скажет „ВЕСЬ“. Старик — Дунай промолвит „Мир“, И воды Ганга скажут „Я“.

Барин, улыбаясь, смотрел на Гарри.

— Ты, похоже, не слишком жалуешь поэзию?

— Я всегда считал, что стишки — это так… для девчонок больше…

— Заблуждение, мой друг! И знаешь, что мне кажется? Что в системе образования юных волшебников есть много упущений.

— Это каких ещё? — ощетинился Гарри.

— У Гитлера, например, была такая позиция: людей высшей расы следует приобщать к культурным ценностям, а всех прочих — нет. Действительно, зачем токарю знать о существовании Вагнера? Ты, надеюсь, не являешься последователем вождя фашистской идеологии в этих вопросах?

— Каждый должен заниматься своим делом, — буркнул Гарри.

— Сдаётся мне, что ты не слишком осведомлён не только в литературе, но и в истории, — Будогорского ничуть не смутил резкий ответ своего воспитанника. — Впрочем, мы уже на пороге дома семейства Ладомира.

Гарри только хотел спросить, как ему следует себя вести, но Будогорский уже переступил порог избы.

— Желаю всем здравствовать! — поприветствовал всех домочадцев Будогорский (Гарри также неуверенно поклонился).

— Бог в помощь! — Барин обратился к старухе, возившейся с ухватом у печи.

— Славушка!

Женщина бросила ухват и троекратно поцеловала Будогорского.

— А мы уж вас со вчерашнего дня поджидаем, — говорила старушенция, выставляя на стол нехитрое угощение. — Присаживайтесь. Трапезничать будем.

Она гостеприимно указала на лавку за длинным столом. К столу подходили члены её семьи. С мужчинами Будогорский обменивался рукопожатием. Женщинам делал какой-либо комплимент. „Они, и правда, миленькие“, — отметил Гарри. Женщины — „чути“ отличались неизменной правильностью черт, хрупкостью сложения и безупречным цветом лица. Вот только их глаза оставляли неприятное впечатление. Казалось, что они видят такое, что вызывает их тайное неодобрение.

— Помолимся! — провозгласил неведомо откель взявшийся Ладомир.

Все склонили головы и стали повторять за ним слова молитвы. Гарри старался повторять вместе с ними, но смысл был ему не понятен: „прииде“, „избави от Лукавого“, „не введи во искушение“ и т.п. Ели из общего котла, поочерёдно опуская туда ложки. По-видимому, за каждым была закреплена определённая очерёдность. В этом была какая-то торжественность. Когда подошла очередь Гарри испробовать кушанье чути, Будогорский слегка толкнул его локтём. Окунув ложку в чугунок, Гарри беспокоился, что не донесёт её до рта — рука его ходила ходуном от волнения. Особенно его смущал тот факт, что все буквально смотрели ему в рот своими пугающими глазами. Что это было за варево, Гарри разобрать не смог, но после первой же ложки почувствовал успокоение. Казалось, общее напряжение тоже ослабло — ложками заработали быстрее. За едой никто не говорил. После того, как котелок опустел, одна из дочерей Ладомира (или внучек) разнесла на всех берестяные кружки. Содержимое в них напоминало пепси без газа. Гарри краем глаза увидал, как оставшимся хлебным мякишем чуть подбирает со стола хлебные крошки и отправляет себе в рот. Он постарался это никак мысленно не комментировать, зная, что его мысли на контроле у хозяев дома. После завтрака женщины удалились по своим делам. Мужчины расходиться не торопились. Все смотрели на Ладомира. Наконец старец изрёк:

— Нет нужды говорить, что мы догадываемся о причинах вашего визита. И нет нужды добавлять, что иногда в минуты потрясений мы способны терять разум.

„Опять эта излюбленная манера русских — говорить загадками“, — с раздражением подумал Гарри.

— Но, — продолжал Хозяин дома, — что сделано, то сделано. Мы не будем чинить вам препятствий. Но и помощи от нас не ждите. Сумеет твой ученик справиться с задачей — Бог ему в помощь. Не сумеет — опять же воля Господня.

— „Твой ученик“… Надо понимать так, что Гарри будет один на один со всеми трудностями? — спросил с тревогой Будогорский.

— Ты, как учитель, можешь напутствовать его советами. Но пойдёт он на дело один. Таков наш сказ, — резюмировал Ладомир и поднялся. — А ежели он будет тут размахивать своей палочкой-помогалочкой, мы и вовсе в два счёта отправим его туда, откуда пришёл. Вместе с тобой, Слава.

Ладомир грозно вперил свои многовидящие очи в Барина.

— Но пользоваться русским волшебством ему, надеюсь, не возбраняется? — цепляясь за последнюю соломинку, спросил Будогорский.

— Не возбраняется, — милостиво согласился Предводитель чути. — Вам приготовлено жилище на околице. Маришка вас проводит.

Совершенно бесшумно (не так, как при трансгрессии) все находящиеся в комнате исчезли — будто растворились в воздухе.

— Пойдёмте, что ли? — спросила молоденькая девушка, подвязывая на голову белую косынку.

— Мариша! Ну и выросла же ты! — восхитился Будогорский, оглядывая бойкую девицу.

Гарри с сомнением смотрел на ростом не более метра крохотулю: „Какая же она была?“

— А была она во-о-т такая! — Будогорский, как всегда, не нуждаясь в озвучании вопроса, показал вершка два от пола.

— А Вы всё такой же, — тихо сказала девушка, прикусывая узелок косынки.

— Да-а, время идёт… Мы, старики, стареем. Вы, молодёжь, молодеете.

— Никакой Вы не старик! — сердито перебила его Маришка.

— Ну, хорошо. Я не старик. А ты, надеюсь, подружишься с Гарри…

— Очень надо! — фыркнула она.

„Девчонки везде одинаковые“, — подумал про себя Гарри.

— Забегай к нам! — крикнул ей вдогонку Будогорский, когда они подошли к отдельно стоящему зданию на краю посёлка (все остальные постройки были объединены в один длинный барак).


Гарри уже тошнило от „советов учителя“. Отправив сову с письмом на поляну, где царствовала Баба Яга (хоть в вопросах почты они были солидарны с русскими!), Гарри с головой ушёл в изучение русской магии. Не имея представления, с чем Гарри придётся столкнуться на пути к крестражу, Будогорский учил его всему подряд. Во-первых, Гарри нужно было худо-бедно справляться с ситуацией без помощи волшебной палочки.

— В твоих руках заключена мощь, о которой ты даже не подозреваешь, — вразумлял его Барин. — Но пока они действуют в разладе с твоей головой, толку от них чуть… прости за каламбур.

Утро Гарри теперь начиналось с силовой зарядки. Будогорский расталкивал его ещё затемно, заставляя умываться росой и бегать босиком по холодной земле. Затем они обливались родниковой водой и начинали разминку. В неё включались подтягивания на суку дуба (не менее двадцати раз!), отжимание от земли (не менее тридцати!), лазанье по корабельным соснам, приседания с бревном на плечах (не менее пятидесяти). И каждый раз Будогорский увеличивал нагрузку. После „лёгкой“ разминки Барин затевал с ним кулачный бой. И всё ему казалось мало! На помощь он призвал Михаила Потапыча. Входя в раж, Медведь был способен так отделать Гарри, что рёбра справа заходили у него за своих братьев слева. „Похоже, я умру не в схватке с Волан-де-Мортом, — с тоской думал он, — а от пыток Будогорского… Или от воспаления лёгких“. Стоял уже октябрь. На траве по утрам уже была не роса, а лёгкая изморозь. А его всё заставляли ходить босиком и обливаться студёной водой на задворках леса. Правду сказать, ступни у него так задубели, что не чувствовали хвойных игл, по которым ступали. Ладони стали твёрдыми, как камень. Гарри подозревал, что если бы не питьё, которое приносила им по вечерам Маришка, его многочисленные раны, порезы и ушибы непременно дали какое-нибудь осложнение. Девушка-чуть приходила к ним каждый день. И по тому, как она замирала при звуке голоса Ростислава, с упоением глядя на него, нетрудно было догадаться, что Маришка влюблена.

Как-то раз Гарри решился спросить профессора:

— Вы ничего не замечаете, Ростислав Апполинарьевич?

— Что я должен замечать, Гарри? — безмятежно улыбнулся Барин.

— По-моему, Маришка Вас любит, — осторожно сказал Гарри.

— А, ты об этом, — легкомысленно кивнул Будогорский.

Гарри озадаченно посмотрел на него.

— Боюсь, Гарри, что мне не сносить головы, если я осмелюсь ответить ей взаимностью. Интрижки не в ходу у чути. А жениться на милейшей Марише у меня нет ни малейшего желания, — усмехнулся он.

— Но Вы любили когда-нибудь? — поборов робость, спросил Гарри.

Лицо у Будогорского омрачилось.

— Любил ли я женщину? — уточнил тот. — Боюсь, что нет — во всяком случае, в том смысле, как ты это понимаешь. Правда, я был женат. Однажды. И потерял жену. Её убили дружки Волан-де-Морта, когда я только начал изыскание крестражей… Но любил ли я её? Разумеется, определённую нежность испытывал… Не скрою однако, что никогда бы на ней не женился, не забеременей она. Я всегда хотел иметь большую семью, как это ни странно. Наверно, сказывалось то, что у меня самого не было ни сестёр, ни братьев… А вот то, что мой эгоизм привёл её к гибели… никогда не прощу себе…

— А потом? — Гарри никогда не вёл разговоры подобного рода ни с кем из взрослых — хотя ему до смерти было любопытно, как поступают мужчины и чем они руководствуются в отношениях с женщинами.

— Потом? — Барин отложил в сторону прохудившиеся сапоги-скороходы, которые на тот момент пытался залатать. — Потом я так же страстно хотел детей — это с одной стороны. А с другой — не мог примириться, что в придачу к ним обязательно получу подругу жизни.

— Разве это так ужасно? — не понял Гарри.

— Скорее, обременительно. Как правило, женщины стремятся переделать нас под себя. Они пытаются переубедить нас, доказать нашу неправоту, настаивают на своём… во всём, даже чего вовсе не разумеют. Честное слово, это утомляет. Но любящие этого не замечают. И я им завидую.

Барин снова взялся за сапоги.

— Выходит, по-Вашему, вообще не стоит влюбляться?

— Да нет же! Напротив! Влюбляться стоит! — Будогорский удивился такой трактовке. — Да к тебе это и не относится. Я ведь русский. С европейским образованием. Да ещё волшебник. Гремучая смесь! Иногда мне кажется, встреть я женщину — обязательно русскую — образованную и не лишённую волшебного дара… может быть… чего загадывать, одним словом!

— Чем же плохи англичанки? — обиделся за своих соотечественниц Гарри.

— Они слишком меркантильны. Слишком деловиты, — начал перечислять Барин.

— Вы говорите о маглах! — в запальчивости крикнул Гарри.

— А волшебницы слишком самоуверенны и слишком, как бы это помягче сказать, не от мира сего, — парировал Будогорский.

— А вот Василиса Премудрая…

— Гарри! Я тебя умоляю! — расхохотался Ростислав Апполинарьевич. — Ей же тыща лет! Волшебницы из высшего эшелона никогда не заведут семьи с простым смертным!.. Кроме того, я забыл упомянуть, что у меня весьма строгий отбор по части внешних данных.

— И что же, у Вас никого не было после смерти Вашей жены? — совсем осмелел Гарри.

— Я этого не говорил, — обаятельно улыбнулся Барин. — Многие находят мою кандидатуру подходящей для определённого сорта отношений… Но я всегда вовремя успевал ретироваться.

— А ну, примерь, — протянул ему скороходы Будогорский.

Гарри с опаской глянул на сапоги. К каждой волшебной вещи русских — как к питомцам Хагрида — у него выработалось стойкое недоверие. Нужно было помнить витиеватое обращение — обязательно в стихотворной форме — чтобы они слушались. Скатерть-самобранка уже надавала ему пощёчин своими накрахмаленными полотнищами, шапка-невидимка едва не оторвала голову. А ковёр-самолёт вовсе чуть не угробил: сначала вознеся его в заоблачные дали, а потом дав увесистый пинок под зад. Да ещё волшебная дубинка так отходила его по спине, что Будогорский лечил его целых три дня, укутывая на ночь какой-то вонючей обёрткой из пергамента.

К Его Величеству Сапогам надлежало обратиться так:

Сапоги вы, сапоги,

Быстроходные.

Как я встану, не беги,

А сделай милость, помоги… И называть станцию назначения.

Гарри попросил перенести его на край леса. Барин тут же очутился рядом.

— Теперь, Гарри, когда ты уже понимаешь значение выражения „всё в твоих руках“, подними-ка вот то брёвнышко и уложи к себе на плечо.

Гарри покосился на „брёвнышко“ — оно бы подошло в основание кладки любой избы.

 — Прочь сомнения! — гаркнул Будогорский.

Гарри без труда поднял бревно, делая руками магический жест… но стоило ему представить, что эта махина бухнется ему на плечо, он бессильно опустил руки.

— Гарри! — угрожающе крикнул Барин. — Ты готов! Ты можешь!

Это вдохнуло ему уверенности и, зажмурившись, он проделал необходимые манипуляции ещё раз. Уйдя чуть ли не по колено в землю, Гарри вновь усомнился в своих способностях… Так продолжалось до глубокой ночи. Пока его почти бездыханное тело Барин не втащил в избу.

— Завтра будет легче, — заверил он, отпаивая Гарри целебным отваром.

Действительно, назавтра было уже лучше. Главное, что он уже не боялся этого бревна и не смотрел на него, как чёрт на ладан. А послезавтра, после упражнений с бревном, Гарри мог поднимать, опускать и перемещать предметы с поразительной ловкостью.

— Гарри, Гарри, — растроганно говорил Будогорский. Глядя на тебя, я вновь начинаю задумываться о женитьбе… Представляешь, какого богатыря я смог бы воспитать, если бы начал тренировать его сызмальства?!

„Если бы он выжил“, — добавил про себя Гарри, укладывая своё натруженное тело в постель.

— Куда бы он делся? — жизнерадостно похохатывал Барин, ложась рядом. — Завтра мы займёмся с тобой окклюменцией. После чего можно будет устроить тебе пробные испытания.

— Больших успехов в области окклюменции Снегг со мной не добился, — предупредил Гарри. — И было бы странно, если б добился… Он же ничего не объяснял!

— Ну, может, он полагался на твою светлую голову? — предположил Будогорский.

— Что? — Гарри не удержался, чтобы не фыркнуть. — Да Снегг считал меня тупее всех тупых!

— Значит, в тебе всегда жило предубеждение по отношению Северусу Снеггу? — Барин оторвал свою красивую голову от подушки и с любопытством изучал Гарри.

— Какое ещё „предубеждение“? КА-КО-Е? — обозлился он. — Дамблдора больше нет!!! Кто в этом виноват?

— Да, вот ещё что: нам будет нужно поупражняться в решении логических задач, — совершенно невозмутимо отреагировал Будогорский. — Спокойной ночи, Гарри.

Окклюменция под руководством нынешнего профессора защиты проходила как игра в „гляделки“. Будогорский попросил, чтобы Гарри воздвиг в своём сознании барьер. „Лучше, если это будет простая геометрическая фигура — дабы не затрачивать усилий на её создание“, — объяснил он. Гарри выстроил куб.

— А теперь всё время возвращайся к нему, когда я буду пытаться его преодолеть.

В первый раз куб разлетелся на мелкие квадратики. Во второй раз Гарри успел сцементировать эти квадратики. В третий раз — когда Барин попытался взорвать его куб — Гарри тут же собрал взорванные элементы и превратил их в ярчайший букет салюта. Будогорский прикрыл глаза рукой, как от яркого солнечного света.

— Ты понял, Гарри! — восхищённо воскликнул Ростислав Апполинарьевич. — Образы при сохранении твоей защиты одновременно служат и оружием!

— Но как сделать так, чтобы этот куб существовал всегда?

 — Ты этого правда хочешь? — Будогоский колебался с ответом. — Таким образом, ты можешь воздвигнуть стену непонимания между тобой и близкими людьми…

— Хотя бы временно.

— Вообще-то, это легко устроить.

Он приложил свою ладонь ко лбу Гарри, и тот почувствовал, как что-то холодное поместилось у него в мозгу.

— Как ощущения? — поинтересовался Барин.

— Холодно, — поёжился Гарри.

— Откуда пошло выражение холодный разум понял теперь?.. К этому привыкаешь, — успокоил его профессор.

Они перешли к решению логических задач. Как ни странно, с „холодным разумом“ решались они проще.

— Наш мозг несёт высокую эмоциональную нагрузку. Освобождённый от чувств, человек, как правило, руководствуется чистой логикой, — поучал его Будогорский. — Вот тебе последняя задача, Гарри. Решишь её, будешь освобождён от экзамена по Защите.

Гарри был заинтригован.

— Задача-вопрос: что станет с телом волшебника, которого сожгли?

— Такая лёгкая задача! — засмеялся Гарри. — Мы проходили это ещё на третьем курсе! Волшебники не горят — это все знают!

— Все знают, да не все об этом помнят! — как назидание, поднял палец Будогорский.

— Я не понимаю… — пробормотал Гарри. — Почему Вы задали этот вопрос? Какая же это логическая задача?

— Это значит только одно: тебе, Гарри, придётся сдавать экзамен по моему предмету! — Барин шутливо щёлкнул его по носу. — Завтра я устрою тебе день испытаний. Справишься с ними — значит, ты готов к встрече с теми неведомыми силами, которые подстерегают тебя на пути к Чаше Пуффендуй. А в ней, как мы знаем, заключена толика бессмертной души Лорда Волан-де-Морта.

Как только занялся рассвет, Гарри распахнул глаза (выработалась привычка вставать ни свет, ни заря) и увидел хлопочущего у печи Будогорского.

— Приятно иногда покухарить, — стягивая с себя фартук, подмигнул ему он. — Тебе надобно сегодня основательно подкрепиться.

Барин навалил Гарри целую плошку золотистой пшёнки и залил её топлёным молоком. Сам устроился напротив, наблюдая, как его воспитанник уплетает кашу.

— Честное слово, Гарри, мне будет грустно с тобой расставаться, — признался он, постукивая по столу деревянной ложкой.

— Почему же „расставаться“? — Гарри даже отставил в сторону тарелку. — Вы ведь не собираетесь уходить из Хогвартса, правда?

И с надеждой ждал, когда тот скажет: „Конечно, нет!“

— Конечно, нет! — обезоруживающе улыбнулся Барин. — Но это будет уже не то. Здесь мы жили с тобой бок о бок. И у меня сложилась иллюзия — глупейшая, конечно — что вместе мы составляем семью: одинокий старик-отец и оставшийся без матери сын.

Гарри сглотнул. С тех пор, как он потерял Сириуса, а вслед ним Дамблдора, он мечтал встретить такого же понимающего друга, какими для него были в своё время они.

— Долой сантименты! — встряхнулся Будогорский. — Просто я немного нервничаю… Хочу тебя попросить о следующем: если завтра, когда всё будет уже не „понарошку“, ты вдруг почувствуешь, что не справляешься… смело телепортируй мне. И плевать на условия чути!

— Я справлюсь! — упрямо сжал губы Гарри.

— Это мы сейчас и проверим, уже с другим настроением сказал Барин.

Он повесил на одно плечо своего ученика увесистую котомку с волшебными вещами. На другое — лук и колчан с золотыми стрелами. Вместе они вышли на опушку, где проходили их занятия. Гарри вынул из походной сумы клубок шерсти и, подбросив его, крикнул:

Ты катись, катись, клубочек,

По тропинке, мой дружочек!

Попроворнее, прошу,

Потому что я спешу!

Клубок замелькал среди травы, оставляя позади себя извилистую тропинку. Гарри устремился за ним. На дороге показался заяц. „Первое испытание!“ — смекнул он. Над рысаком кружил гигантский ворон. Гарри выхватил на бегу стрелу. Прицелился и выстрелил. Ворон, оставляя позади себя клочья перьев, скрылся в кронах деревьев. На минуту Гарри показалось, что он упустил из вида волшебный клубок. Но тут же заметил его между корней могучего пня. Рядом с клубочком лежало перевёрнутое гнездо. В нём копошились неоперившиеся птенцы. Рядом уже щёлкал зубами ранее дружелюбный Серый Волк. Гарри мгновенно развернул ковёр-самолёт и, встав на него, зашептал:

Поднимайся в поднебесье

Побыстрее, самолёт!

Не то сгину я в полесье —

И тогда: прощай полёт!

Умный ковёр взлетел и замер на уровне первых ветвей зелёной красавицы-ёлки, куда Гарри бережно опустил гнездо с птенцами. Когда он заталкивал ковёр-самолёт обратно в сумку, клубок уже катился дальше. Следующим, кого довелось спасти, был маленький медвежонок. Тот попал в глубокую яму, и Гарри вызволил его, взяв на руки, — не прибегая ни к какому волшебству. Тем временем его шерстяной проводник остановился на берегу речки. Поперёк реки был натянут невод. В нём билась крупная рыба. Не задумываясь, Гарри вошёл в ледяную воду и высвободил рыбину из сетей. Стоило только отпустить своенравно бьющуюся в его руках щуку, как вода схлынула, и посреди реки явился дуб. Его листва терялась в облаках. Гарри глянул вверх и тут же упал, словно обухом по голове ударенный. Когда он очнулся, увидел, что на нём сидит нечто, отдалённо напоминающее человека.

— Отгадай мою загадку! — осклабилось НЕЧТО. — В брюхе баня, в носу решето, одна рука — и та на спине.

Это что?

— Чайник, — промямлил Гарри, подбирая разбитые очки.

Чудище испарилось. Гарри уже примеривался, как бы ему влезть на этот дуб, но тут над ним закружила сойка.

— Не трогай дерево, Гарри! Его кора напитана смолами, губительными для человеческой кожи.

— Что же делать? — растерялся он.

— Ищи меч-кладенец в его корнях!

— Легко сказать „ищи“. Ногтями, что ли, землю рыть?

Рыть землю ногтями не пришлось. На помощь к нему пришла Медведица. Урча, она подала меч, который Гарри видел у Ильи Муромца. Усилием воли заставив взять себя меч, Гарри почувствовал, как его занесло в сторону. Рассердившись, Гарри размахнулся и ударил мечом по стволу — дуб зазвенел, будто был из железа. Гарри решил не сдаваться. С каждым ударом ему удавалось всё глубже подрубить упрямое дерево. Наконец вдвоём с Медведицей они упёрлись спинами в ствол — и дуб рухнул. Рухнул — и в ту же минуту раскрылся старинный кованый сундук, который, видимо, был прикован к дереву долгие-долгие лета. Дальше события стали разворачиваться с быстротой молнии. Из сундука (как только ещё он успел заметить!) выбежала ящерица и юркнула между камней дуба. Выскочивший заяц в два прыжка нагнал её и держал лапой до тех пор, пока Гарри не поднял ящерку. Но, поднеся к близоруким глазам, увидал, что в руках у него лишь хвост, который та скинула. Уже отчаявшись найти скрывшуюся ящерицу, он вдруг понял, что хвост этот — вовсе не хвост, а извивающаяся змейка. И зубы её подобны стальным иглам. От неожиданности Гарри разжал руки — и тут же воды ушедшей реки так же внезапно, как исчезли, вернулись. В мгновение ока они сомкнулись у него над головой. В испуге забил он руками по воде и, едва выбравшись на берег, подумал, что с учебным заданием не справился. Но… приплясывая на хвосте, Щука принесла ему в зубах хищную змейку.

— Спасибо тебе, — поблагодарил щуку Гарри.

Он взял змею, покрепче ухватив её за шею (если таковая у змеи есть).

— Что же дальше? — он пристально смотрел в глаза змеи, словно пытаясь проникнуть в ход её мыслей. И услыхал: „Спаси, Господи, мои зубы!“

— Ах, вот чего ты боишься! — рассмеялся Гарри.

Подняв с земли камень, он выбил у змеи два передних, смертоносных зуба. Те, будто наэлектризованные, притянулись друг к другу и составили Чашу.

Гарри улыбнулся и высоко поднял её над головой.

— А вот этого, Гарри, делать не следует, — промолвил Будогорский, вдруг материализовавшись рядом с ним. — Вдруг это обман? Кроме того, чаша может нести в себе ещё какие-то чары. Тебе неизвестные.

— Что же делать?

— Обернёшь её скатертью-самобранкой и положишь в сумку. Руками не трогай… А так ты молодец: вещи использовал по назначению, в помощи страждущим не отказывал, проявил силу и меткость. В отношении смекалки ничего не скажу. Загадка была пустяковой… У меня времени не хватило придумать что-нибудь позаковыристей.

— Так это Вы были тем чучелом?

— По-моему, неплохо получилось? — озорно подмигнул ему Барин.

— А кто будет загадывать мне загадку завтра?

— Скорее всего, Соловей-разбойник. Он из русских волшебников наиболее беспринципный… Да я тебе о нём рассказывал… Смотри, не забудь заткнуть уши, когда он засвищет, — иначе слух может не восстановиться, — озабоченно напомнил ему Будогорский.

К Гарри мало-помалу приходило прозрение.

— Постойте, так это Вы: и Заяц, и Птенцы с Сойкой, и Медведица, и Щука, и Ящерица, и Ворон со Змеёй?

— Ящерица, Змея и Ворон — не моих рук дело. Не буду преувеличивать моих скромных достоинств. А вот всё остальное — я. Совершенно верно.

— Но как? Как Вам удалось раздвоиться… даже растроиться? — спросил Гарри, вспомнив троих беспомощных птенцов сойки.

— Но ты ведь не собираешься уходить из Хогвартса? — задал ему его же вопрос профессор.

— Конечно, нет! — так же, как недавно сам Будогорский, ответил на сей раз Гарри. — А кто был за Ворона, Змею и Ящерицу?

— Я же говорил тебе, Гарри, что ты не одинок… Это один из твоих друзей.

— Рон? — недоверчиво спросил Гарри.

— Почему бы тебе ещё не вспомнить мистера Долгопупса? — насмешливо оглядел его Барин.

Глава 9. Новые союзники.

— По-моему, в твоём УМЕ чего-то не хватает, — выразил сомнение Будогорский, глядя на пузырящуюся серую массу котла. — Такой цвет…

— Мозг — это СЕРОЕ вещество. Во всяком случае, если это вещество способно думать, — незамедлительно расставил приоритеты Северус Снегг.

— Ты озлился из-за того, что потерял горстку перьев? — Будогорский с сожалением дотронулся до проплешины на голове Снегга.

— Я чуть не потерял жизнь из-за твоей выдумки, — отрезал Северус.

— Но всё же обошлось, — виновато развёл руками Барин.

— Чтобы я ещё раз поддался уговорам!.. — процедил Снегг. — Юлия…

— Что Юлия? — оживился Будогорский. — Сказала, что не будет тебя больше любить: лысого и с поломанными зубами?

— Ага, жди больше!.. Хохотала, как безумная, — уже с улыбкой ответил тот, вращая головой.

— Что, болит? — посочувствовал Ростислав. Апполинарьевич.

— Не юродствуй! — строго одёрнул его Северус. — Наверняка, ты знал, что сделает Поттер с вороном и змеёй.

— Не хотел тебя пугать — только и всего.

— Думаю, ты только и мечтал, чтобы меня подстрелили или задушили, — проворчал Снегг. — Но имей в виду, тогда тебе придётся жениться на Юлии и растить моих детей… У нас будет двойня.

— Поздравляю, дружище! — Будогорский сердечно обнял Снегга — тот, не медля, отстранился.

— Никак не могу привыкнуть к твоим „голубым“ замашкам, — объяснил он.

— Мне только показалось, или это намёк?.. Заметь, несмотря на мою бурную личную жизнь, звание почётного Члена Объединённого королевства Великобритании и Северной Ирландии удостоился от Тёмного Лорда не я, а ты…

Северус криво усмехнулся.

— Зря я тебе сказал. Только дал повод лишний раз позубоскалить.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я посягаю на твою целомудренность? — заржал Будогорский. — Поверь, мужеложство — не для меня…

— Иди к чёрту! — бросил в него сухую лягушку Снегг.

— Развлекаетесь? — поинтересовалась Юля, заглянув в комнату. — Через два часа самолёт. Пора бы уже и собираться.

— Нам собраться — только подпоясаться, — заверил её Будогорский. И обратился к Северусу. — Действительно, я засиделся. Гарри недоумевает, наверно, куда я подевался.

— Гарри! — придав своему лицу выражение просветлённого умиления, сложил ладони, как при молитве, Снегг.

— Брось! Гарри — чудесный парень.

— Полностью с тобой согласен. При условии, что я избавлен от его общества.

— Ладно, — махнул на него рукой Барин. — Увидимся в Лондоне.

— Счастливо, — протянул ему руку Северус.

Провожать себя он не дал. Юлька всучила ему на прощание мобильный телефон исказала: „Если что — звони“. Погрузив багаж в такси, Северус отправился в аэропорт, где должна была состояться встреча с Валей Агутиной. Её провожала целая когорта детдомовского начальства, и ехать с ними до Пулково ему было не с руки. Потому и договорился о встрече прямо в здании Аэропорта, в зале ожидания. В Лондоне Снегг должен бал прибыть в дом Малфой и оставить там девочку. А самому ему надлежало встретиться с Волан-де-Мортом и рассказать о плане, который они выработали совместно с Барином. План касался убыстрения процедуры усыновления. Наедине с девочкой он чувствовал себя неуютно. Та надувала огромные пузыри из жевательной резинки и лопала их с оглушительным треском. На них стали недовольно поглядывать сидящие рядом маглы (вообще-то, это слово бесило Юлию, и он с недавних пор старался его не употреблять).

— Ты что, вести себя не умеешь? — строго спросил он.

Валя презрительно смерила его взглядом и выдула очередной пузырь, нахально глядя ему в глаза, — ба-бах! — пузырь разорвало в клочья.

— Уймите своего ребёнка! — попросила его сердитая дама слева.

„Ну, и что? Читать девчонке сейчас мораль? — уныло подумал Северус. — Вот Барин бы придумал, чем её заинтересовать“. Стоп! „Волшебник ты или нет?“ (всегда говорила в таких случаях Юля). Он сжал в кармане волшебную палочку и заморозил очередной пузырь, который старательно выдувала Валентина. Она тут же потянулась к нему рукой — рука бессильно повисла. Опасаясь, что может напугать ребёнка, Северус снял чары заморозки, отлепил от Валиных губ пузырь и превратил его в вереницу маленьких пузырьков, которые закружили в воздушном хороводе, а потом медленно водрузились на шею той самой пожилой леди, которая сделала им замечание.

— Вы видели? — округлив глаза, Валя изумлённо посмотрела на „бусы“, красовавшиеся на шее соседки по креслу.

— Видел ЧТО? — как можно равнодушнее спросил Снегг.

Валентина недоверчиво глянула на него, но больше не проявляла непослушания. Боясь, как бы она опять чего не выкинула, Северус сунул ей в руки комиксы и напихал всяких сладостей.

— Мне кажется, Вы не жадный, — глубокомысленно изрекла девочка. — Но я Вас всё равно не смогу полюбить, Вы мужчина не моего типа.

Тут уж настало время изумляться Снеггу: „О чём толкует этот сморчок?“

— Ну, и какие же мужчины ТВОЕГО типа?

Валя вознесла глаза к потолку:

— Высокие, худые. Волосы прямые. Глаза чёрные. Нос… такой, с горбинкой, — она водила по своему лицу, рисуя ЕГО портрет.

— Ну, это легко исправить, — сощурился Снегг.

— Неужели Вы согласитесь на пластическую операцию ради меня?

— Если ты не привыкнешь к моему нынешнему облику, то придётся, — смиренно кивнул Северус.

В замке Малфой их встретила Нарцисса.

— Тебя всё же наняли прислугой? — притворно удивился Снегг вместо приветствия. — Познакомься, Валя. Это миссис Малфой. Твоя… хм… компаньонка.

— Что значит „компаньонка“? — взвилась Нарцисса.

— Ты предпочитаешь быть „нянькой“? — холодно осведомился он.

— Я понимаю, у тебя есть повод быть со мной таким… таким безжалостным, — простонала Нарцисса.

— Что на сей раз? — бесстрастно глядя в её бирюзовые глаза, спросил Северус. — Сцену какого жанра ты репетируешь: мелодраму, трагикомедию или, может быть, ужасы?

— Да, с твоей новой „романтической“ внешностью было бы забавно разыграть с тобой мелодраму, — сострила Цисси.

— Ну, вот и славно, — Снегг схватил её за локоть так, что Нарицисса вскрикнула. — Вижу, шутить Вы не разучились, миссис Малфой.

Он отшвырнул её.

— До свидания, милая, — ласково попрощался Северус с Валей.


У Волан-де-Морта всё то же: завораживающие декорации, церемонность процедуры встречи и прощания, философские умствования. Тёмного Лорда немало позабавило, что Снегг собирается рядиться священником. Любого рода святотатство им поощрялось.

— Целый монастырь будет к моим услугам… — его змеиные глаза сузились. — Боюсь, Вы меня не поняли, Северус. ЭТО меня не интересует уже много лет… Хотя, может быть, некоторые из моих друзей и сочтут целесообразным посетить кельи каких-нибудь соблазнительных воспитанниц.

Снегг с трудом себя контролировал.

— Простите, сэр, мою несдержанность, но, думаю, что удочерение Валентины — ошибка. Та школа, которую я выбрал в качестве базовой, при МУЖСКОМ монастыре. Впредь я буду отбирать только мальчиков.

— Что ж, мальчики так мальчики. Мне всё равно.

Волан-де-Морт поднялся и протянул ему руку. Но не для пожатия, а для поцелуя — подчёркивая, таким образом, своё превосходство. Северус преклонил колени и прикоснулся к руке Тёмного Лорда.

В дверях Снегг столкнулся с Хвостом.

— Всё наушничаешь? — поймал его за ухо Северус.

Тот в испуге отпрянул, схватясь за голову.

— Что же ты, Питер, дай мне сдачу, — подначивал его Снегг. — Когда рядом были Поттер и Блэк, ты был смелее.

— Они покойники, — глухо зароптал Петтигрю.

— Не без твоего участия, мой дорогой друг, — процедил Северус и, взмахнув плащом, трансгрессировал.

В Паучьем тупике Снегга ждал Будогорский.

— Как ты живёшь в подобном свинарнике? — с гримасой отвращения встретил его Барин.

— Тёмный Лорд предлагал мне прислугу, — усмехнулся Северус. — Нарциссу Малфой.

— Она хорошенькая? — оживился Будогорский.

— Ничего, — скривился Снегг.

— И что? Ты отказался?

— Ну, если ты до сих пор не встретил сухопарую блондинку с длинным лошадиным лицом — значит, отказался.

— Хороши же у тебя критерии привлекательности: „сухопарая с лошадиным лицом“.

— Да это я так, от злости больше.

— Чем же она тебе досадила?

— Как-нибудь в другой раз, — пообещал Северус.

И они поднялись в лабораторию.

Вместе с Будогорским он ещё раз оглядел составляющие будущего Эликсира. По его мнению, выглядели они замечательно до тех пор, пока их не смешивали. Стоило ингредиентам попасть в один котёл, как спустя минуту превращались в камень. Признаться, в затянувшемся изготовлении Любовного эликсира повинно его „левое“ увлечение. Снегг пытался разобраться, как Дамблдор обучил его столь быстро русскому языку. Долго он не мог понять, что к чему. Пока в квартире Юлии ему не попалась на глаза Библия на иврите. Невероятно! — но он понимал, о чём речь. Разгадка была где-то рядом… Северус вспомнил, что у Юльки есть фильм „Три мушкетёра“ на языке Дюма. Сунув диск в дивидюшник, он утвердился в своих подозрениях — элегантный язык французов стал ему понятен так же, как и родной. „Может, я обрёл теперь умение понимать голоса птиц и зверей?.. Как в сказке ‚Карлик Нос‘? Но нет. Мурлыканье Муськи (Юлиной кошки) казалось ему по-прежнему бессмысленным. ‚С другой стороны, я же понимал, о чём лопочут яговский Кот и Сова…‘. Дамблдор, старый упрямец, будто не замечал, над чем бьётся его великовозрастный ученик. А спросить у него, ясное дело, возможности не представлялось. Чтобы изобретать, надо сначала понять природу этого явления — у кого бы это выяснить? Юлию тоже интересовало: как это так здорово вышло, что она может читать теперь в подлинниках всё — от Вильяма Шекспира до Федерико Гарсия Лорки? Она-то и навела Северуса на мысль, что, скорее всего, это единый язык (скажем, как эсперанто). ‚Эсперанто — наиболее распространённый искусственный международный язык, созданный ещё в 1887 году, — объяснила она. — На едином языке говорили и раньше. Так, например, люди до Всемирного потопа общались на одном языке до тех пор, пока вавилоняне не попытались построить башню до небес. Тогда Бог, разгневанный дерзостью людей, ‚смешал их языки‘, и они перестали понимать друг друга“. Идея понятна — язык един. Но от этого не легче. Ну, ладно, Юлию Дамблдор мог лично заразить этим… Стоп! А если это, действительно, вирус, передающийся, скажем, воздушно-капельным путём? Как всё произошло? Стоило Юле заговорить с ним, как они уже понимали друг друга. Северус, охваченный охотничьим азартом, просиживал дни и ночи, пытаясь вывести этот „вирус“. К слову сказать, ничего у него не вышло. Он был вынужден в конце концов признать, что легче „перезаражать“ тех, кто в этом нуждался, чем создать его самому. Северус вернулся к Любовному эликсиру.

— Может, стоит выпить Эликсир до того, как он превратиться в камень? — предположил Будогорский.

Снегг окатил его презрением.

— Ага, чтобы он упал камнем в желудок… Эликсир — это напиток. И пить его нужно с наслаждением.

— С чего ты взял, что он — жидкость? — не сдавался Барин. — Ты же сам окрестил его ЭЛИКСИРОМ?

— Нет, — упрямо мотнул головой Северус. — Я чувствую. Там чего-то не хватает.

Он в озлоблении тяпнул кулаком по столу, не заметив мелкого стекла разбившейся пробирки. Немедленно рука обагрилась кровью.

— Смотри, Северус! — Барин показал на котёл.

Твердое вещество застывшего Любовного эликсира будто прожгло каплями крови, упавшими на него. Эти капли образовали сначала крошечные отверстия, которые, в свою очередь, дали лучи-трещинки. Они опутали паутинкой всю поверхность котла. Как при весеннем ледоходе, изломы вставали ребром, крошась и образуя торосы. Вскоре брожение закончилось. Всё вновь затвердело.

— В чём дело? — спросил Будогорский.

— Крови мало, — ответил Снегг. — Но, думаю, её хватило бы, если б я успел капнуть её до окаменения.

Незамедлительно он слил несколько пузырьков в небольшую чашу, выцедив в неё из своего пореза пару капель крови. На мгновение жидкость приобрела чёрный цвет, а потом тысячи искр пробежали по её поверхности. На безупречной глади эликсира чётко обозначилось лицо Юлии.

— По-видимому, этот эликсир годен только для тебя, — осторожно заметил Барин.

— Именно чего-то такого я и ждал, — глядя в Юлино лицо, пробормотал Северус.

Он обмакнул палец в зелье и смочил себе мочки ушей.

— Что чувствуешь? — полюбопытствовал Будогорский.

— Ничего, — пожал тот плечами.

В доме послышался неясный шум.

— Что это? — озабоченно проговорил Барин.

— Тихо! — цыкнул на него Снегг, прикладывая ухо к стене.

— Может, он вышел прогуляться? — донёсся до него детский голос.

— Не думаю, — второй голос явно принадлежал Нарциссе Малфой.

— Это пожаловала Нарцисса, о которой я тебе говорил. С ней Валентина — моя приёмная дочь, — прошептал Северус. — Сиди здесь. Сейчас я их выпровожу.

Только он переместился в спальню, как Валентина с проворством слонёнка распахнула двери его холостяцкого будуара.

— Вы дядя Северус? — с порога выпалила девочка.

— Да, дитя моё, это ОН, „дядя Северус“, — с усмешкой ответила за него Нарцисса, возникшая за спиной ребёнка.

Решив опустить нравоучения (что, мол, воспитанные люди предупреждают о своём визите), он поздоровался:

— Добрый день, дамы.

— Так Вы волшебник, правда? — возбуждённо затараторила Валя, смотря на него, как на раритетный экспонат.

— Боюсь, ТЁТЯ Нарцисса преувеличивает мои возможности, — ответил Северус, бросив в сторону Малфой угрожающий взгляд. — В любом случае, она слишком нетерпелива… Но умение ждать никогда не было в числе её достоинств. Ведь так, Цисси?

Он взял её за руку, намереваясь спуститься в гостиную. Та обожгла его страстным взглядом.

— Что? Что такое? — Снегг был в замешательстве.

— Северус! Ты сегодня… ты такой сегодня… — с придыханием заговорила Нарцисса.

— Вы говорили, что дядя Северус некрасивый, — подала голос Валюша, — а мне кажется, что красивый. Даже очень красивый.

И та, и другая смотрели на него с любовью.

— У вас что, коллективное помешательство? — нахмурился Снегг.

— От тебя недолго и с ума сойти! — захихикала миссис Малфой, кокетливо беря его под руку.

— А я с другой стороны! — тут же пристроилась с другого бока Валюшка.

— Послушайте! — стряхнул их с себя Северус. — Что вы делаете у меня дома?

— Девочке было скучно, — надула губы Нарцисса. — Я подумала, что отправиться к тебе — совсем не плохая идея.

— Лучше своди её в зоопарк или на аттракционы… Ко мне не таскайтесь, — отбивался он.

— Как скажешь, дорогой… — печально промолвила Нарцисса.

— Если Вы совсем нас не любите, — зазвеневшим от обиды голоском закончила Валя.

„Это действие Любовного эликсира“, — озарила его догадка.

— Вот что, — Северус наклонился к Валентине, — у меня сейчас много работы. Когда освобожусь, я сам приду к вам в гости. А вы больше ко мне не ходите.

Он строго посмотрел на Нарциссу. Та не стала пререкаться и, взяв свою подопечную за руку, вывела её из дома. На прощание они обе послали Снеггу исполненный немого обожания взгляд. Когда он вновь водворился в лабораторию, Будогорский задыхался от смеха.

— Что это ты так веселишься? — подозрительно глянул на него Северус.

— Представил, как околдованный Волан-де-Морт будет осаждать тебя своей любовью, — едва выговорил сквозь смех Будогорский.

— Ты ещё глупее, чем я думал, — беззлобно отмахнулся от него Снегг.

— Слушай, можно я испробую твой эликсир на себе? — попросил Барин. — Будет ли твой рецепт также действенен и для других? У меня ведь — в отличие от тебя — нет возлюбленной.

— Как нет и некоторых других компонентов… например, УМА, — в свою очередь подшутил над товарищем Северус.

— Это спорный вопрос, — тут же нашёлся Барин.

— Смотри не переборщи, — усмехнулся Снегг, наблюдая, как щедро изливает на себя эликсир Будогорский. — На ком, кстати, будешь пробовать свои чары?

— Потом всё расскажу.

Барин поднял для прощания правую руку, и Северус шлёпнул по ней ладонью.


Вечером того же дня вместе с Ростиславом они отправились окучивать священника, который руководил церковно-приходской школой. Школа находилась при православном монастыре. Настоятелем монастыря был русский эмигрант со столь же труднопроизносимой фамилией, что и Барин, — Миргородский. Правда, с именем-отчеством дело обстояло проще — всего лишь Георгий Алексеевич.

— Ты себе не представляешь, какой фурор я сегодня произвёл в Хогвартсе! — рассказывал Будогорский о своём триумфе. — Жаль, что действие эликсира заканчивается где-то через два — два с половиной часа. И у твоих поклонниц утрачивается даже воспоминание, кто был предметом их вожделения. Так МакГонагалл от сладчайшей улыбки в середине нашей беседы перешла к выговору… Знаешь, в связи с подготовкой Гарри к испытанию за Чашу Пуффендуй, я частенько пропускаю занятия по защите… И Минерва знает, где я! Но вот ведь вредный характер… сказывается её застарелая девственность…

— Вообще-то, меня больше интересует: на мужчин эликсир как-то действует?

— Нет. Вот на мужчин не действует. Это точно.

— Как же тогда?

— Для этого, видимо, и нужно оружие из Тайной комнаты.

— Думаешь, так и становятся педерастами? — ухмыльнулся Снегг.

— Вполне возможно, — никогда не отрицавший даже самую что ни на есть бредятину, если в ней есть малая толика авантюризма, согласился Будогорский. — Кто-то чем-то прогневал богов — и Эрос ранит его неподходящей стрелой.

— Есть немало и других способов покарать грешника, — мудро заметил Северус. — Но ты верно сказал: „НЕПОДХОДЯЩЕЙ стрелой“… Чтобы она была подходящей, надо попросту капнуть в эликсир женской крови… Так мне кажется.

— Что ж, стоит проверить… Остаётся только уповать, что все члены Ордены при возлюбленных.

— Как выяснилось, у нас есть адепт — Юлия, — Снегг мечтательно закатил глаза, подумывая, что, быть может, по мужской части адептом предстоит стать ему.

Заметив ироничный взгляд Барина, он поспешил переменить тему.

— Расскажи-ка мне лучше, что мне следует говорить попу этому.

— Лучше помалкивай, — посоветовал ему Будогорский. — Говорить буду я.

Они уже подходили к городку — как две капли похожему на поселение чути. Только Северус открыл рот, чтобы прокомментировать это вслух, Ростислав ему ответил:

— В этом нет ничего удивительного, потому что… впрочем, сам скоро увидишь… Один совет я тебе всё же дам: не выставляй себя этаким миссионером в деле распространения христианского мировоззрения. Короче, не ври! — рекомендовал он Снеггу перед тем, как постучаться.

Двери будто сами собой разошлись.

— Здравствуйте, люди добрые! — раздалось откуда-то снизу.

Северус понял, в чём его ошибка: он искал незримого собеседника на уровне своих глаз, но их приветствовал коротышка ростом с профессора Флитвика — может, чуть выше.

— Проходите, — позвал их человечек, освещая дорогу высоко поднятой керосиновой лампой.

Войдя в просторную комнату, Северус огляделся. Весь правый угол был занят иконами. Во всю длину покоев стоял чисто выскобленный дощатый стол. Вдоль него — длинные лавки. Большую часть помещения занимала белёная печь. Рядом с ней — кухонная утварь: ухваты, крынки, чугунки.

»«Путешествие во времени», — подумал Снегг. — Век, этак, XVII–XVIII-ый«.

— Да, мы не торопимся жить, — внимательно глядя на него, заговорил маленький священник.

Северус вздрогнул, увидев его молочно-белые глаза. Тот сразу надел тёмные очки.

— Так я избегаю лишних вопросов, — пояснил он. — У нас тут учащиеся — обычные мальчики.

Снегг помнил, что сказал ему Будогорский („Говорить буду я“), но представитель чути, похоже, ждал, что скажет именно ОН, Северус Снегг.

— Вы знаете, что привело нас к Вам? — хрипло начал он.

— Естественно, — довольно равнодушно ответил тот.

„По-видимому, помощи от него не дождёшься. Даже сесть не предложил“, — с раздражением подумал Северус.

— О! Прошу меня извинить! — священник знаком пригласил их садиться.

— Итак… — сказал Настоятель, когда гости сели. — Вы хотите, чтобы я помог Вам (он обращался сугубо к Снеггу) приютить на первое время Ваших подопечных… Где гарантия, что мои люди и Ваши ученики не пострадают от нашествия тёмных сил?

— Гарантий нет, — честно ответил Северус.

— Мне нравится Ваша откровенность, — почему-то подобрел волшебник. И замолчал, играя большими пальцами сцепленных на животе рук.

— Георгий Алексеевич, — решил вмешаться Будогорский. — Предпринимаются конкретные шаги к скорейшему уничтожению Волан-де-Морта…

— Пока ваши шаги „предпринимаются“, его шаги уже могут быть на пороге моего дома, — безапелляционно прервал его Миргородский.

— Но чуть ещё не порвала с НИМ. Теоретически вы союзники, — осторожно заметил Снегг.

— Вот именно, молодой человек, „ТЕОРЕТИЧЕСКИ“. Когда ваш ученик завладеет ещё одним крестражем — это будет равносильно тому, что наш пакт о взаимосотрудничестве аннулирован. Собственно, это случилось сразу, как вышеупомянутый мальчик ступил во владения чути белоглазой.

— Но разве ОН, Вы-понимаете-Кто, уже знает? — поразился Северус.

— Если и не знает, то скоро почувствует, — уверенно сказал тот.

— Значит, Ваш ответ НЕТ? — насупился Снегг.

— Я бы предпочёл нейтралитет, — незамедлительно ответил Георгий Алекссевич. — Моим братьям под сенью таёжных елей бояться нечего. Но моя вотчина послужит удобной мишенью для мести Тёмного Лорда. Так что оптимальным решением будет… принятие под своё крыло ЕГО воспитанников… В конце этой недели я отправляюсь в Москву на заседание священного Синода. Надеюсь, что привезу для Вас необходимые верительные грамоты. Ходатайство на опеку у Вас с собой?

Снегг протянул ему свиток. Миргородский поморщился.

 — И Вы ещё упрекали меня в несовременности! Подобным образом дела не оформляют уже полвека — как минимум. Ну, ладно, я всё исправлю… Вам ведь всё равно под какой фамилией выступать сыном церкви?

— Пожалуй, — согласился Северус.

— Я дам знать, когда что-то прояснится, — попрощался священник, запирая за ними двери.

Во дворе монастыря они расстались и с Барином. Тому не терпелось скорее повидаться с Гарри.

— Будешь трансгрессировать через океан? — неодобрительно спросил его Снегг.

— Я не трансгрессирую. Просто перемещаюсь. Мне не страшны ни влага, ни расстояние, — просветил его Будогорский, исчезая.

А Северусу ничего не оставалось, как именно ТРАНСГРЕССИРОВАТЬ в свой непритязательный тупик. Поразмыслив, он отправил сову с письмом для Тёмного Лорда, прося у него аудиенции. Сам же отправился спать.

 — Поздравляю Вас, Северус! Вы войдёте в историю магии, как создатель Любовного эликсира! — заговорил Дамблдор.

— Но Вы говорили, что я только возвращаю формулу, — напомнил Снегг. — В любом случае, меня волнует не это. Как, когда и кому я должен передать Эликсир?

— Всё очень просто. Вы передаёте только формулу — желательно с подробными комментариями. Как Вы, наверное, уже успели заметить, готовый эликсир быстро выдыхается. А в виде полуфабриката также никуда не годен.

— Кому я должен отдать формулу?

— Конечно же, Ростиславу Апполинарьевичу Будогорскому. Он распространит её. И поможет с изготовлением.

— Хм… — выразил недоверие Северус, но вслух ничего не сказал. — Как же быть с кровью Юлии?

— То есть? — удивился Дамблдор.

— На мужчин эликсир не действует — так сказал Будогорский. Тут, вероятно, нужна толика женской крови, — объяснил Снегг.

— У каждого СВОЯ возлюбленная, — заметил Дамблдор.

— А у кого её нет?

— Значит, есть ангел-хранитель.

— Что-то я не слыхал, чтобы ангелы делились со смертными своей кровью… если она у них есть.

— Собственно, это уже не Ваша забота, — усмехнулся Альбус.- Однако кое в чём Вы можете быть полезным: попробуйте найти способ, дабы каждый, для кого приготовляется Эликсир, мог связаться со своим Ангелом-хранителем. Как Вы изволили заметить, „не у каждого есть возлюбленная“, а своего Ангела-защитника беспечные люди порой даже не замечают, уже не говоря о том, что знают его в лицо.

— Ещё один вопрос! — взмолился Северус. Но обращался уже к пустому месту: Дамблдора за столом не было.

„Эх, так я и не успел спросить Учителя, какую программу он предпринял, обучив его в одночасье иностранному языку… — Северус проснулся с чувством горечи. — Первый раз мы встретились за столом и вели диалог! Когда ещё представится такая возможность?!“ Что помешало связи на сей раз, спрашивать не было нужды: в закрытое окно долбилась сова. Она принесла ответное письмо от Волан-де-Морта.

„Прошу ко мне“, — значилось в нём. Внизу — размашистая подпись Тёмного Лорда.

Вздохнув, Северус облачился в костюм и отбыл к своему Повелителю. Первым, кого он увидел в замке Волан-де-Морта, был повизгивающий Хвост, ничком лежащий у дверей своего Хозяина. Северус переступил через него, не преминув вытереть о его мантию ноги, и постучал.

— Войдите! — раздался глас Лорда.

Северус собрался было приветствовать его в обычной манере, но отшатнулся, увидав протянутую для поцелуя осклизлую лапу (по виду, дементорскую).

— Что, зрелище не из приятных? — зло зашипел Волан-де-Морт.

— Что с Вами? — участливо спросил Северус, стараясь глядеть ему прямо в глаза.

Что-то показалось ему странным и в лице Тёмного Лорда: кожа будто посерела, а голова слегка покачивалась на непомерно длинной шее.

— ЭТО может значить только одно. Кто-то из смертных вплотную приблизился к моей ТАЙНЕ, — заговорил он леденящим шёпотом, со свистом втягивая в себя воздух.

Хлоп! Снегг увидел фигуру, до странности напоминающую ему… самого себя. Раздались хлюпающие звуки — Тёмный Лорд смеялся.

— Это богарт, Северус, — с этими словами он запустил в фигуру его двойника фиолетовый шар — та разлетелась в клочья. — Вы боитесь самого себя… с чего бы это?

Волан-де-Морт размял шею, которая была теперь на редкость гуттаперчева.

— Рассказывайте! — приказал он.

Снегг поведал, что приют для детей-сирот, по-видимому, найден. Как только лично для него будут подготовлены документы, он готов выехать в Россию.

— Что ж, хоть в этом всё идёт по установленному плану, — размеренно произнёс Волан-де-Морт. — Завтра я собираю друзей… Вы присоединитесь?

— Завтра я обещал миссис Малфой навестить девочку, — сказал он полуправду.

— Вам нравится Нарцисса? — Тёмный Лорд растянул губы в безгубой улыбке.

— Скорее, я ей, — нескромно заявил Северус.

— Немного самонадеянно с Вашей стороны… Что ж, было бы не по-джентльменски разочаровывать прекрасную Цисси. Я освобождаю Вас от пирушки. Но знайте, сам я силён только потому, что не подвержен превратностям любви. И постараюсь уберечь от этих пут ещё оставшихся мне верных людей, — угрожающе закончил Волан-де-Морт.

— Помилуйте, сэр, я не собираюсь влюбляться в Нарциссу!

— Было бы непростительной глупостью с Вашей стороны увлечься столь пустой особой. Посмотрите, как она дрожит за своего слабака-сына… Никакого самообладания!

— Это участь всех матерей, — Снегг решился замолвить словечко за Нарциссу.

— Именно об этом я и веду речь. Только свобода делает нас неуязвимыми. Я — живое тому доказательство.

Северус вспоминал потом это смелое заявление о „неуязвимости“ с усмешкой. „Вот, что имел в виду Миргородский. Тёмный Лорд, лишившись большей половины крестражей, почувствовал недомогание… Хорошо“, — подумал он, возвращаясь в свой прерванный сон.

Глава 10. Чаша Пуффендуй.

В день, когда предстояло добыть Чашу Пуффендуй, Гарри встал раньше Будогорского. Он вышел на опушку леса и впервые самостоятельно почувствовал необходимость размяться. После традиционной разминки, которая на сей раз, действительно, показалась лёгкой, Гарри с удовольствием вдохнул пряный запах осенней листвы. Потом на цыпочках прошёл в дом и стал перебирать волшебные вещи, ещё раз мысленно проговаривая четверостишия — обращения к ним.

— Любо-дорого поглядеть, — раздался голос Барина.

Гарри вздрогнул и поглядел на учителя. Будогорский сквозь ресницы наблюдал за его сборами.

— Нет, правда. Очень серьёзный подход, — улыбнулся профессор.

— Я есть не буду, — ответил Гарри на прозвучавшее в мыслях Барина предложение.

— Браво, Гарри! Но, надеюсь, ты позволишь проводить тебя за околицу?

Гарри вскинул на плечи походный рюкзак, лук и стрелы. На всякий случай он прикрылся щитом.

Будогорский плёлся за ним, сонно загребая ногами.

— Вы где-то пропадаете по ночам, — сказал вдруг Гарри, остановившись. — А ещё говорили, что чуть Вам ЭТОГО не простит!

— Гарри! Бог ты мой! Неужели ты не выкинул свои подозрения относительно Маришки? — запрокинув голову, Барин звонко рассмеялся. — Ты бы хоть подумал, что погода уже не благоприятствует такого рода свиданиям! Не в доме же Ладомира мы предаёмся преступным утехам!.. Ха-ха-ха!.. Представил…

Он потёр себе нос, посматривая исподлобья на Гарри.

— Давай лучше поговорим об этом в другой раз, — Барин положил руку на плечо Гарри. — Береги себя…

Гарри ждал, что тот добавит что-то ещё, но так и не дождался. Ему ничего не оставалось, как выпустить нетерпеливо подпрыгивающий клубок на дорожку и заметил, как Будогорский перекрестил его спину. Когда на дорогу выскочил Заяц, Гарри без промедлений выхватил стрелу и поискал глазами Ворона. И увидел: зловещая чёрная птица поджимала свои крылья и упругим броском посылала в него сотни сверкающих на солнце перьеподобных ножей. Гарри едва успел прикрыться щитом и отбежать под защиту пушистой ёлки. Та укрыла его своими лапами. Ворон был вынужден снизиться, шныряя глазами в поисках жертвы. Гарри прицелился — стрела вошла прямо в блестящий вороний глаз. Ослеплённый ворон взвился в поднебесье. Тут только Гарри заметил, что перепуганный клубочек жмётся к его ногам. Он взял в руки волшебный клубок и подышал на него. Тот ожил и, весело подпрыгнув, помчался дальше. Вот вчерашний пень. Рядом — опрокинутое гнездо. Только в этот раз оно, скорее, напоминало шалаш средних размеров. Перевернув его, Гарри увидел маленьких многоголовых дракончиков. „Потомство Змея Горыныча“, — понял он. Гарри раскинул ковёр-самолёт и первым делом водрузил на него гнездо со злобно извергающими искры пламени змеёнышами. Умный ковёр поднялся в воздух и остановился у верхушки самой высокой сосны. Гарри не без труда установил гнездо на место и приземлился. Выискивая яму, в которой застрял медвежонок, Гарри поймал себя на мысли, что подспудно ждёт какого-нибудь подвоха — уж слишком легко он преодолевал пустяшные препятствия. В яме глухо ворчал сынишка (а, может, дочурка) Михаила Потапыча. Гарри заглянул в Мишкину темницу… и тут же отпрянул. Рядом с Мишуткой шевелилась какая-то грязная масса. Сидя на краю ямы, Гарри как никогда сожалел об отсутствии волшебной палочки… пока не учуял запах отвратительно ядовитого табака. Клубы вонючего дыма выходили из медвежьего логова! Не мог же покуривать самокрутку бурый медведь! Вслед за этим открытием его постигло следующее:

— Етит твою налево! До утра мне тут куковать, что ль?.. — далее шла нецензурная брань.

— Ты чего тут делаешь? — Гарри уже без опаски свесился в яму.

Вопрос был адресован Лешему (это был именно он).

— Догадайся с трёх раз, — проскрипел Леший, передавая Гарри медвежонка.

— Страхуешь меня никак? — сдвинул брови Гарри.

— А то! — вылезая из ямы, самодовольно ухмыльнулся Лешак. — Случись с тобой что — международный конфликт грянет, не иначе.

— Кто ещё кроме тебя к этому причастен? — полюбопытствовал Гарри.

— Да все, почитай, — бесхитростно сообщил Леший. — Кощей — то тварь вредная — чуть не порешил тебя своими кинжалищами… но и ты проучил его.

Леший хохотнул и похлопал Гарри по спине, ковыляя рядом.

— Потом, значит, Змей Горыныч должен был огнём тебя потравить — да он тока издалече наблюдал. Чтоб ты его гнездо не уронил, деткам евонным не навредил, — продолжал Леший.

— А потом?

— Ну, потом в игру включался я. Ранее договаривались, что попугаю хорошенько… Но я, знамо дело, не хочу, чтоб ты, Гарри, на всю жисть заикашкой остался… Потом… — Лесной Хозяин становился всё более словоохотливым.

— Ради бога! — взмолился Гарри. — Не собираешься же ты рассказать мне всё до конца?

— Ах, да! — спохватился Леший. — Я просто буду тебя сопровождать… ну, чтоб не скучно было.

— Но это нечестно! — вскипел Гарри.

— Э, нет! Нечестно было бы просто передать тебе тот кубок… или чего там… А так всё по-честному!

— Тогда уйди!

— Гарри, не гони меня! Мне, знаешь, как от Яги нагорит!

— Что там тебе „нагорит“? — покосился на него Гарри.

— Она, ежели прознает, что я тебя бросил… нипочём не выпросишь у неё… понимаешь?

— Само-гонку, — закончил за него Гарри. — Ладно уж, не буду тебя лишать последней радости в жизни. Идём вместе.

Когда они увидели запутавшуюся в сетях Щуку, Гарри, не слушая, что кричит ему Леший, безбоязненно зашёл в речку… И совершенно напрасно. Его вдруг будто парализовало: тело, руки и ноги скрутила страшная судорога. Обездвиженный, Гарри упал в воду. Очнулся он уже на берегу. Косматая борода Лешего щекотала его мокрые щёки.

— Ты спас меня? Что это было? — едва прошелестел Гарри.

— Да Водяной, зараза, забыл свой смертоносный ус с мёртвой водой выдернуть! — проникновенно таращась на него, засипел Леший. — Пока он вспоминал, где у него такой же — только с живой водой — я тебя уже десять раз похоронить успел… Вот ведь.

Он громко высморкался.

— Больше от меня ни на шаг! — затряс Леший мшистым пальцем перед носом Гарри. — Щас Соловей нам на голову свалится — будь готов!

— Всегда готов! — пошутил Гарри и закашлялся.

В груди сильно саднило. Видно, он успел изрядно наглотаться воды… да ещё мёртвой. „Реально, плохо“, — сказал бы Рон… Но через секунду ему стало вдвое, втрое, вчетверо… да что там — в сто раз хуже! Каждая клетка его тела просила о помощи. Гарри задыхался от жжения в груди, от звона в ушах и от запаха болотной хмари (последняя принадлежала, без сомнения, Лешему), который лежал ничком на Гарри и беззвучно шевелил губами. Гарри снова потерял сознание.

— Что делать-то будем, а? — озадаченно спрашивало коренастое приземистое существо с блинообразным монголовидным лицом.

Губы Гарри непроизвольно разъехались в улыбке: »«Соловей», блин! У русских, определённо, своеобразное чувство юмора!«

— О! Смеётся! — осклабился косматый Соловей с разбойничьей рожей.

— Слава тебе, Господи! — перекрестился Леший. — Так бы и дал тебе по зубам! (Это он обращался к Соловью) Так напугать мальца! Тебе это с рук не сойдёт! Забыл, как у Ильи Муромца сто лет в подвале просидел?

— Да ладно тебе! Я ж в полсилы всего и гикнул, — заюлил Соловей-разбойник. — А загадка и вообще проще пареной репы.

— Ну, смотри у меня! — для пущей острастки замахнулся на него Леший.

— Вот, слушай, парень: Стоит дуб.

На дубе 12 веток, На каждой ветке по 4 гнезда, В каждом гнезде по 7 птенцов. У каждого птенца одно крыло белое, другое — чёрное. Что это?

Гарри улыбнулся.

— Дуб — это год, ветки — месяцы, в каждом месяце по 4 недели, в неделе семь суток, в сутках есть день (с белым крылом) и ночь — с чёрным.

Соловей удовлетворённо кивнул и в три прыжка достиг кромки леса, где растворился среди деревьев.

— Видал? Чисто ваш Тарзан. Всю жизнь на верхах дерев обретается, — хмыкнул Леший.

— Ты знаешь, кто такой Тарзан? — удивился Гарри, пытаясь встать на ноги.

— А что? Мы теперяча тоже при цивилизации — Василисушка прикрепила нас к городским волшебникам. Нам вменяется в обязанность посещать их не реже одного раза в месяц. Ну, они нас… ватого-этого… просвещают.

Гарри представил Горыныча (или Кощея) в гостях у тёти Петуньи и зашёлся в смехе.

— Чаво смешного? — тоже начиная хихикать, спросил Леший.

— Да вот представил, как выглядит просвещение Горыныча с Кощеем.

— Тут, конечно, есть определённые сложности, — задумчиво поскрёб себе бурую шерсть на груди Леший. — Но в целом справляемся. А ты не об том думай… Хотя я рад, что ты вот уже и смеёшься. Но пора и Медведицу звать.

— Как „звать“? — растерялся Гарри. — Вчера она сама явилась.

— Эх, твою мать! Ты хоть не скажешь, что и знать-не знаешь, как её призывать?

Гарри потупился.

Леший взвыл:

— И что? Чё делать-то? Не могу ж я тебе открытым текстом подсказки давать?!

— Обойдусь! — процедил Гарри и стряхнул с плеч суму перемётную.

Он выудил из её бездонных недр книгу Будогорского „Другие…“ и стал быстро перелистывать. Так, так, так. Волшебники кончились. Вот! — волшебное зверьё.

Михаил Потапыч. Жена его, Марфа Петровна. К ней испокон веков обращаются с такими словами:

Эй, Марфушечка-дружок,

Приходи-ка во лесок.

Помоги, косматая,

Как велит должок!

Свет померк. Его заслонила фигура-колосс. Это явилась Марфа Петровна. Не тратя лишних слов, она упёрла могучее плечо в ствол дуба и, отворотив корни, подала ему богатырский меч. Гарри рассёк им воздух — и то ли сталь волшебного оружия, то ли сам воздух (а, может, и то, и другое) зазвенели. А Медведица тем временем не отступалась от дуба, а с остервенением вырывала дубовые корни.

— Руби их! — рыкнула она Гарри.

Гарри рубанул дубовые корневища, и многовековой красавец-дуб с предсмертным хрипом завалился на бок. Гарри зажмурился. А зря. Потому что в этот миг старинный сундук треснул надвое, и из него выползла громадная змея. Гарри с ужасом взирал на это Змеиное Величество (голову гигантского Полоза венчала корона). „Вчерашняя ящерка — просто насмешка по сравнению с этим диназавром!“ — успел-таки подумать он. А меч-кладенец заставил вдруг подняться его руку и, вне его сознания, опустился на голову коронованной особы. Корона слетела с головы змеи, а сама она с завидной ловкостью проскользнула меж донных каменьев. Свет от Полозовой короны вспыхнул с неестественной яркостью и устремился к самому солнцу. Гарри поднял глаза. Ему почудилось, что Солнце, вперив в него безжалостно жгучие очи, опутывает его, будто паучиха, огненной паутиной. Гарри вскрикнул от боли. Тут картина неба круто изменилась: солнце заволокло тучами, и налетел неистовой силы ураган. Гарри едва успел уцепиться за ветви поваленного дуба. Секунда — и небо будто прорвало: хлынул ливень. Только что обнажённое русло реки заполнилось бурлящей, пузырящейся водой. Гарри сбило с ног. Он снова тонул. Второй раз за день.

Опять тошнотворное пробуждение. Воркотня Лешего:

— Чему тебя только Славка обучал? Ни одного величального стиха не упомянул: ни к Красну Солнышку, ни к Буяну Ветру, ни к Дождю Долговязу. Ты уже трижды мертвец! ТРИЖДЫ! Ещё меня хотел спровадить!

Гарри взял руку Лешего — шерсть на ней была похожа на волокна старых-престарых деревьев — и произнёс:

— Спасибо тебе. Правда: без тебя бы мне хана… Да только-то Чашу я всё равно упустил… Не выполнил задания…

— Ха! — хмыкнул Леший. — Смотри, что Щука тебе принесла. Он протянул Гарри корону Полоза.

Он равнодушно скользнул по ней взглядом.

— Зачем она мне? Ты король леса. Тебе по праву она и принадлежит.

— А я тебе говорю — БЕРИ! — топнул ногой Леший.

Гарри пожал плечами.

— Ну, если это для тебя так важно… Ладно…

Он со стоном дотянулся до короны и подтащил её к себе. Зубцы короны вдруг капканом сошлись на его запястье, и ледяной холод сковал его члены. „Ты теперь мой! Мой! Будешь делать всё по моему приказу: убивать, жечь, мучить…“ — леденящий душу голос заползал в мозг как червь — как та самая змея, которая исчезла на дне каменистой реки.

— НЕ-Е-ЕТ! — истошно заорал Гарри и, схватив меч правой рукой, отсёк левую, ставшую ему чужой и враждебной.

И тут произошло чудо: зубья короны превратились в ручки чаши, а его рука вернулась на своё место. Не веря глазам своим, Гарри сжал в кулак и разжал пальцы левой руки. Они безболезненно повиновались.

— Что это? — ошарашенно спросил Гарри, глядя на Лешего. — Что это значит?

— Это значит, что мы в тебе не ошиблись. Бери чашу. Она твоя.

— Мне это не причудилось? — Гарри всё же хотел разобраться в том, что произошло.

— И да, и нет, — Леший глубокомысленно сделал затяжку.

— И да, и нет, — вновь повторил он. — Всё это произошло в параллельном измерении. Но, поскольку мы всё же живём в ЭТОМ, ты остался и с чашей, и с рукой.

— При чём тут параллельное измерение?

— Чаша — крестраж, как ты понимаешь. В ней есть жизнь. Но она не соразмерима с нашей, земной.

— Но как же тогда Волан-де-Морту удалось вернуться в наше измерение? — недоумевал Гарри.

— Этого я не знаю, — по-прежнему пыхтя своей пахитоской (как он её называл), ответствовал Леший. — Я в этих штуках не силён… Да и вообще, Гарри, я тебе помог. А теперь наши дорожки врозь. У меня тут ещё деловая встреча… с Кикиморой.

— Ну-ну, — ухмыльнулся Гарри. — Так уж и „деловая“.

— Прощай, дружище. Удачи тебе, — сердечно напутствовал его Леший.

— Ну, почему же „прощай“? Надеюсь, мы ещё увидимся.

— Прости, — шмыгнул носом Леший. — Сорвалось.

Они обнялись на прощание.


— Чуть задействовала силы природы… Я должен был догадаться. Извини, Гарри.

Это говорил Будогорский, смазывая ожоги на теле Гарри — те самые, которые оставило „Красно Солнышко“.

— Почему вы, русские, наделяете всех злобствующих существ такими ласковыми именами: Соловей-разбойник, Красно Солнышко… С-сь! — зашипел Гарри, когда Барин очередной раз провёл пальцем по его израненному плечу.

Будогорский отставил мазь и уселся в позу роденовскогомыслителя.

— Знаешь, Гарик… то есть, Гарри… Сам об этом задумывался… Это, наверно, одна из характерных чёрточек русского человека. И ты её приметил… Кстати, ты помнишь, какое самое лучшее оружие против боггарта?

— Смех, — ответил Гарри, не понимая, при чём тут это.

— А вот при чём: если не принимать во внимание всю опасность некоторых, скажем, персонажей, они перестают быть столь зловещими… Ясно излагаю?

— Более или менее, — устало вздохнул Гарри. — Может, „не стоит принимать во внимание“ Волан-де-Морта? Как-нибудь само собой рассосётся?

Он грустно усмехнулся.

— Гарри, в тебе нет тонкости… — Барин приготовился к длинной тираде.

— Во-во! Это же говорил профессор Снегг, — Гарри издевательски выделил должность Снегга.

— Не начинай, — Будогорский толкнулся своим плечом о плечо Гарри.

— Я не начинаю, — Гарри отвернулся, чтобы Барин не видел, как он улыбнулся.

Что ни говори, но дружба с новым профессором вносила в его жизнь дотоле неведомые ему отношения „ОТЕЦ — СЫН“. Это грело душу. Не поворачивая свою растроганно-умилённую физиономию, Гарри буркнул:

— Я пошёл.

— Пока, — махнул ему рукой Ростислав Апполинарьевич (этот жест Гарри усёк в остеклённой раме одного из снимков, украшающих кабинет Русско-Английского Барина).

Да. Они уже в Хогвартсе. После расставания с Лешим Гарри незамедлительно трансгрессировал к Будогорскому. Тот ощупывал Гарри (всё его тело покрывали раны, синяки и ушибы), шумно радуясь его возвращению. Потом в их хижину на краю леса потекли посетители: Ладомир, его сыновья, Маришка. Все искренне радовались, что Гарри справился с заданием. Каждый из гостей заглянул в чашу, попробовал поднять меч и попросил Гарри поведать, КАК ОНО БЫЛО. Повторяя в третий раз эту историю, Гарри почувствовал большую значимость своего поступка. А на пятый уже и сам мнил себя героем. Будогорский посмеивался над ним. В то же время ощущалось, что его распирает от гордости за своего ученика. На следующее утро они расквартировались у Бабы Яги. Кратко поведав ей хронику ПОБЕДЫ Гарри (а это величалось именно так), они забрали свои волшебные палочки, а взамен отдали меч — кладенец. Меч являлся русской реликвией, и вывозить его за пределы Руси почлось бы кощунством. Бабка Ёжка расчувствовалась, засуетилась. Но Будогорский дал тактично понять, что они не задержатся. Он глянул при этом на Гарри. „Или хочешь?“ — взял Гарри его мысленную подачу. „Я бы не отказался“, — сознался Гарри, смотря Будогорскому в глаза.

— Ладно, — произнёс Барин, отвечая не то Гарри, не то Бабе Яге. — Зови каких-нибудь симпатичных ведьмочек. Мы остаёмся. Только уговор: будут все твои фирменные блюда. А сперва в баню!

— В баню, в баньку, в банечку, — забегала Бабуля, снимая с печки веники. — Ох, робята, и попарю же я вас!

Гарри умоляюще взглянул на Барина.

— Ты, Бабуня, не забывайся! Тут дети, — строго сказал Будогорский, пряча в ладони ухмылку.

После того, как Ёжка вышла из избы, он внимательно посмотрел на Гарри.

— Я тебя правильно понял?

— Yes, — утвердительно-отважно кивнул тот.

Да. Барин всё понял верно. Вечером за столом, сплошь заставленным национальными — далеко не диетическими — кушаньями, перемежающимися с ужасающими бутылями самогона, рядом с уже знакомыми Кикиморой, Лешим (эта парочка наверняка ни одной тусовки не пропускает!) и Василисой, мило воркующей с Барином, сидели смазливые девицы — отпрыски русских чистокровных волшебников. Выглядели они вполне светски. И казались Гарри, который впервые отведал русскую водку, милашками. Одна из них села к нему на колени, сняла его очки и стала к нему ластиться, как кошка. И хотя он понимал совершенно отчётливо, что это не Джинни, ему было приятно. „Пусть ВСЁ случится, — стучало у него. — Я так хочу!“ Девица увела его в баню… вроде бы… Во всяком случае, проснулся он именно там. „Как всё прошло? — мучило его. — И БЫЛО ли?!“ Гарри слышал, что после бурно проведённой вечеринки бывает плохо. Вроде, голова болит, тошнит, слабость, дрожь в конечностях… Ничего такого у него не наблюдалось. Но тело горело. Гарри ощупал себя и застонал, глядя на красные рубцы, пересекающие наискось, будто верёвки, его грудь и руки. Необходимость выяснить ЧТО ЭТО погнала его на поиски Будогорского. Долго искать не пришлось. Только войдя в избёнку, Гарри столкнулся с её хозяйкой. Баба Яга, поправив свой замасленный платок, закатила глаза и пальцем указала на потолок.

— Тут есть чердак? — осенило Гарри.

— А то, — хмыкнула старушка.

Гарри шмыгнул за дверь и осмотрелся. Где ж тут вход? Сразу под соломенную крышу вела приставная лестница. Гарри взобрался по шатким ступеням и задержался на последней.

— Ростислав Апполинарьевич? — крикнул он. — Вы тут?

— Тут мы. Тут, — заспанно пробормотал Барин. — Иди пока завтракай. Мы скоро присоединимся.

Гарри спустился и стал в нетерпении маршировать перед взволнованно квохчущей избушкой. Вскоре показался спортивный торс Будогорского. Спускаясь первым, он прихватывал хорошенькую девчонку за её миленький задик, а она дурашливо хихикала. Увидев Гарри, профессор нимало не смутился.

— Знакомься, Гарри. Это Верочка, — представил он свою спутницу.

— Мы знакомы, — окинув Гарри цепким взглядом, поморщилась та.

— Вряд ли молодой человек это помнит, — снисходительно пояснил ей Будогорский.

Гарри вспыхнул.

— Да мне, собственно, пора. Василиса, возможно, будет за завтраком. Не хочу её видеть, — скривилась Верочка.

— Веруня, дай знать, если что, — целуя ручку своей даме, поспешил распрощаться с ней Барин. — Пока, родная.

Будогорский сжал на мгновение её ручки и отвернулся. Его красивое лицо не выражало никаких чувств. Гарри загородил собою дверь, преграждая таким образом путь в дом.

— В чём дело? — удивился Будогорский.

— Поговорить надо, — зло бросил Гарри.

Барин облокотился ногой о крутой подъём так называемого „крылечка“. Выглядел он, как всегда, потрясно. Гарри вспомнил, как его раздражал Барин, когда только появился в Хогвартсе. „Всё же я реже НЕ ошибаюсь, чем ошибаюсь“, — подумал он. Его жгла обида. За то, что Будогорский совсем не так безупречен, как ему бы хотелось. Что он, его учитель, нисколько не стесняясь своего воспитанника, с кем попало… А в отношении самого Гарри? Разве настоящий отец допустил бы подобную оргию в присутствии сына?.. На миг перед ним промелькнуло лицо Сириуса, который тоже не был образцом нравственности для своего крестника… Но тут же поспешил отогнать эту неприятную мысль. Это значит, что Будогорскому попросту плевать, что о нём подумает Гарри. Да что там… вообще Барину на всех плевать! Живёт в своё удовольствие, ни с кем не считаясь. Даже не побоялся признаться, что никого никогда не любил… оральный облик, так сказать, налицо.

— Та-ак, — Будогорский внимательно наблюдал за Гарри. — Разговор, похоже, будет долгим. Давай-ка присядем.

Он сел на верхнюю ступень крыльца, а Гарри указал на сваленное бревно подле входа. Гарри сел и сложил крестом на груди руки.

— Ты знаешь, что значит этот жест? — улыбнулся Будогорский.

— Какой ещё жест?

— Вот этот, — Барин скрестил, как Гарри, руки.

— И что?

— То, что ты закрыт для общения… И знаешь ещё что: я рад, что тебя бесит мой образ жизни… С другой стороны, в жизни нужно попробовать всё… или почти всё. Чтобы понять, что ЭТО не твоё. Однако путь этот довольно скользкий. В твоём, как бы это сказать, внутреннем стержне я уверен. Поэтому и допустил сегодняшнюю ночь… Это ведь не твоё, Гарри, так?

Тот молча кивнул и поднял на профессора осуждающий взгляд.

— А Вы?

— Я конченый человек в этом смысле, — усмехнулся Будогорский. — Тебе не стоит так реагировать. Нужно быть терпимым к слабостям других, Гарри. Кроме того, я никого не обманываю: у меня нет ни жены, ни невесты. Эта Верочка имеет прозвище… впрочем, лучше его не озвучивать. Какой бы она не была, она всё же женщина… Мир?

Барин протянул ему пятерню. Гарри ответил тем же. А потом, задрав свитер, обнажил свой поджарый живот, исполосованный красными полосами.

— Бедный мальчик! Тебя славно попарили… да на солнечные ожоги… — Будогорский озабоченно зацокал языком.

Бабка Ёжка выдала им склянку самопальной мази, и вечером того же дня началось лечение. Вот уже неделя прошла. Раны заживали медленно. Одно утешение: Рон с Гермионой встретили его как героя. Джинни смотрела на него недвусмысленно влюблённым взглядом. А Полумна с Невиллом готовы были носить на руках. Чашу Будогорский поместил в директорском кабинете, не зная пока, как поступить с ней в дальнейшем. Зато МакГонагалл казалось, будто она знает. Нынешний Директор (исполненный, конечно же, самых благородных побуждений) решила создать музей хогвартских раритетов — идею, без сомнения, ей подкинул Флитвик. Туда, разумеется, будет входить всё, так или иначе связанное с историей Хогвартса: меч Гриффиндора, чаша Пуффендуй… ну, и что-нибудь от каждого директора. Что конкретно — она пока не придумала.

— Ну? Что? — встретили его неспящие друзья.

— Что „что“? — вопросом на вопрос ответил Гарри.

— Что ОН решил предпринять сейчас? Вслед за чашей? — пояснила Гермиона.

Его и самого мучило: сколько можно упиваться этой победой? „Завтра поговорю с ним. Обстоятельно“ — решил он. И вновь перед его глазами предисловием ко сну закружились калейдоскопом дневник Тома Реддла — раз! перстень Салазара Слизерина — два! слизеринский медальон — три! чаша Пуффендуй — четыре!.. и дальше, чуть в отдалении, брошь Кандиды Когтевран — пять, доспехи Годрика Гриффиндора — шесть, Нагайна — семь. И всё! Всё! Когда-то это случится? Но ни завтра, ни послезавтра поговорить с Будогорским не представилось возможности. Дело в том, что семикурсникам вменялось в обязанности дважды в год пробовать себя в качестве преподавателей. Фокус был в том, что проводить следовало ВСЕ дисциплины — вне зависимости от того, как ты по ним успеваешь. Причём: объяснив новую тему, на втором занятии ты должен устроить опрос с практическими заданиями, а на последующих провести опытно-экспериментальную работу. Последнее, что тебя ждало: закрепление материала в творческих заданиях. Для чего требовалось самостоятельно разработать конспект, представить его на обсуждение курирующему тебя специалисту, а потом уже выходить на арену. Всё это занимало четыре дня. В пятницу проверялись творческие работы учащихся и вывешивались результаты. Если оценки учеников были низкими, то итоговая отметка стажёру тоже была таковой. Эта педагогическая практика именовалась „Программой повышения квалификации начинающего мага“ (или „курсом молодого бойца“). Большим подспорьем были рукописи прошлых лет. На их основе легко можно было составить свой конспект. Большинство ребят так и делали. Но не Гарри. У Дурслей ему негде было складировать свои свитки — все пергаменты прошлых лет он уничтожил. А сейчас, соответственно, приходилось пыхтеть самому да ещё и без подсказок. Из ложной гордости Гарри ни к кому не обращался за помощью. Неудивительно, что некоторые конспекты ему приходилось переписывать по два, а то и три раза. И если занятия по защите давались ему сравнительно легко — Будогорский никогда не придирался, отдавая дань умению Гарри давать материал в практике; со Слизнортом проблем также не возникало — главным образом потому, что Гарри, скрывая ото всех (а в первую очередь от Гермионы), вновь завладел учебником Принца, пойдя на своего рода сделку с совестью: мол, Принц — это Принц, а Снегг — это Снегг=две большие разницы; с Флитвиком они всегда ладили (равно, как и с его предметом); да и с мадам Стебль не было особой головной боли: она, будучи фанаткой своих питомцев, львиную долю урока проводила сама (и так же ревностно и вдохновенно сочиняла конспекты лекций — всем без исключения студентам); а вот МакГонагалл доставляла ему немало неприятных минут. В этот году на своем курсе они начали осваивать трансфигурацию себя, любимого. И казалось невероятным, что эта сложнейшая часть магической трансфигурации, получалась у него лучше, нежели превращение какой-нибудь финтифлюшки в чашку или ложку, как того требовал учебный план младших курсов, где они преподавали. Но куда там! Стоило только Джинни обратить на него свой взор, как он начинал краснеть и заикаться. Ведущий педагог присутствовал на всех занятиях своих подопечных — таков был порядок. И каждый раз после урока МакГонагалл выговаривала Гарри, что „для мракоборческой карьеры нужно получить по моему предмету хотя бы ‚выше ожидаемого‘! Пока я эту оценку — увы! — поставить не имею права“. Получив от неё последнее предупреждение, Гарри решил, что просто не имеет права предавать свою мечту. В связи с этим, он засунул свою гордость куда подальше и отправился к Будогорскому. Дверь в кабинет профессора распахнулась, и на пороге возник сияющий Барин.

— Гарри! Проходи! — радушно пригласил он его.

Класс оказался полон.

— О-о-о! — пронеслось по аудитории.

Гарри ничего не понимал. Он присмотрелся: „Ага! ОД в полном составе!“ Гарри вопросительно посмотрел на Будогорского.

— Я тут — уж не обессудь — кое-что рассказывал о нашем с тобой пребывании в России. Ребята теперь знают, что научиться владеть своими руками — тяжкий труд. Но, в принципе, это в пределах возможностей каждого.

Гарри промычал что-то вроде: „А-а, у-у“. Барин поднял руку, призывая всех к молчанию.

— Послушайте! Со следующей недели, по окончании практики VII-го курса, начнутся регулярные занятия нашего факультатива. Милости прошу всех желающих!

Студенты начали расходиться. Гарри остался наедине с Будогорским.

— Что у тебя? — не поднимая глаз, деловито спросил Барин, приводя в порядок бумаги на столе.

— Вот, — Гарри протянул ему черновик последнего конспекта по трансфигурации.

Будогорский пробежал его глазами и охарактеризовал так:

— Что ж, неплохо. Но без выдумки. Давай-ка мы сделаем так…

В четверг МакГонагалл ненадолго задержалась. Войдя в класс, она замерла. За столами не было ни единого ученика. Зато тут и там громоздились композиции из самых невероятных предметов. На одной из них, на фоне бархатной шторки, сидел орёл и невозмутимо чистил перья.

— Добрый день, профессор! Проходите, присаживайтесь, пожалуйста, — важно поздоровалась птица.

— Гарри! — всплеснула руками Минерва МакГонагалл. — Это Вы?

Гарри (а это был, действительно, он) обернулся самим собой.

— Профессор, на опытно-экспериментальном занятии мы довольно успешно превращали животных в предметы и обратно. И обратили внимание, что черты животного отображаются в предмете, который получается в результате опыта. Так, кисточки на ушах рыси нашли своё выражение в кистях по углам подушки; когтистая лапа беркута так и осталась ею в ноге напольного торшера… И так далее (МакГонагалл кивнула). В связи с этим мною была выдвинута следующая гипотеза: личностные черты человека, подвергнутого трансфигурации, также находят отражение в получившихся предметах. Более того, они узнаваемы…

— Поттер! — МакГонагалл сдвинула брови. — Не хотите ли Вы сказать, что предметы выставленных здесь, так сказать, „натюрмортов“ — учащиеся VI-го курса?

— Верно.

— Но… как?

Гарри дотронулся палочкой до мягкой игрушки волка с буйной шевелюрой. Тут же игрушечный волчок стал профессором по защите от тёмных искусств.

— Приветствую Вас, Минерва. Я был рецензентом этого молодого человека, — отрекомендовался Будогорский. — Так что волноваться абсолютно не о чем.

МакГонагалл вздохнула.

— Вам, профессор, — обратился к ней Гарри, — предлагаются анкеты, которые Вы будете заполнять по ходу занятия.

Росчерком волшебной палочки он уложил стопку анкет на стол Председателю жюри (в качестве которого выступала МакГонагалл).

— Завтра, — продолжал он, — я обработаю данные исследования и представлю Вам в виде сводной таблицы.

МакГонагалл едва заметно улыбнулась.

— Это материал не VI-го курса, а Вашего, Поттер. Ну, что ж. Вы заработаете высший балл, если Ваша гипотеза подтвердится… хотя… ладно. Все комментарии позже… Так, например, я уверена, что это никто иной, как Полумна Лавгуд (Директор указала на престраннейшие часы — ходики, зыркавшие туда–сюда глазами Полумны).

Гарри дотронулся до ходиков и перед ним появилась мисс Лавгуд собственной персоной.

— Браво! — скромно поаплодировал Будогорский. — Что мы пишем в анкете, Гарри?

Гарри пояснил.

Следующей была опознана слизеринка Матильда Бигхаус — она была заколдована в вазу с фруктами: фрукты были поедены червяками и выглядели так, будто их начинили ядом (точь-в-точь, как её глаза). Дальше пошло по отработанной схеме: наблюдение — анализ — опознание — заполнение анкеты. МакГонагалл увлеклась и раскраснелась. Студенты, которых уже опознали, пытались её сбить с толку, но она отшучивалась и на провокации не поддавалась. Сдвоенная трансфигурация прошла на одном дыхании. МакГонагалл забрала заполненные анкеты и сказала, что сама обработает данные. Отличную оценку она поставила ему заочно, пожурив, однако, за то, что Гарри обратился не к ней, а к Будогорскому. Рон с Гермионой уже обедали, когда к их столу присоединились Гарри и Джинни. Рон выглядел всклокоченным и смущённым. Гермиона, наклоняясь к ним, сказала вполголоса:

— Мандрагора нагадила ему на руки. V-ый курс так хохотал, что Рон сбежал от стыда с урока. Поэтому профессор Стебль не сразу оказала ему помощь. Взгляни на его руки.

Гарри покосился на руки друга. Пальцы у того страшно раздулись в суставах — как у больного артритом старика — и были такого цвета, если бы он родился чернокожим. Заметив, что на него смотрят, Рон отшвырнул ложку и спрятал руки меж колен. Гермиона покачала головой.

— Рон! Это же глупо! Мы ведь только учимся. У всех бывают курьёзные промахи…

— Что-то я не помню таких „промахов“ ни у тебя, ни у Гарри. Даже у Невилла сошло всё более или менее благополучно… Эх, плакала моя мечта стать мракоборцем! По практике, похоже, зачёта не получу… Да я больше и не сунусь к этим противным малявкам!

— Никакие они не малявки! — вступилась за V-ый курс Джинни. — Гарри в их возрасте уже участвовал в турнире трёх волшебников!

— Ты пойдёшь, Рон! — схватила его за руку Гермиона. — Пойдёшь!.. Или я…

Но она не успела закончить.

— Фу-у! — послышался насмешливый голос Забини. — Чем это так воняет?

Группа слизеринцев загоготала. Рон стал цвета спелого помидора.

— Не обращай внимания, Рон. Если хочешь, я могу пойти с тобой вместе, — шепнула ему Гермиона. — Что у тебя там после обеда?

— Защита, — промямлил Рон, глядя в сторону.

— Вот видишь! — обрадовалась она. — Скажешь, что ты будешь сегодня работать с ассистенткой. В ходе твоего занятия это вполне допустимо.

— Хм-хм, — закашлялся Рон, пугливо озираясь по сторонам.

„Значит, в написании конспектов для Рона участвовала Гермиона“, — отметил Гарри и переглянулся с Джинни. Но вслух произнёс:

— Не дрейфь, старик. Спорим, что всё будет тип-топ?

Рон кисло улыбнулся, а Гарри поднялся из-за стола. У него оставалось ещё одно занятие: „Квиддич для начинающих“. Было бы глупо предположить, что он как-то специально к нему готовился. Но всё же следовало составить нечто вроде плана урока. „Как это Гермиона успела уже всё сдать? Всё-таки она невероятная девчонка!“ — размышлял он на пути к стадиону.

— Гарри! — окликнул его густой бас. — Гарри, стой же!

Гарри обернулся. К нему спешил Хагрид.

— Хагрид, привет! — Гарри бросился в объятия к великану. — Давно вернулся?

— Да ты что, Гарри, не в курсе? Неделю стажировки семикурсников не начали бы, если б не было на месте всех преподавателей!

— А у тебя что, тоже кто-нибудь стажируется? — довольно бестактно сболтнул Гарри.

Хагрид обиженно поджал губы.

— Конечно, вашей троице мой предмет неинтересен. Как, наверно, и я сам. А я ещё хотел пригласить вас к себе в субботу… Дай, думаю, соберу всех друзей в первый выходной… Теперь вижу, какие у меня друзья.

У Хагрида, всегда немного сентиментального, на глаза навернулись слёзы. Гарри смотрел на здоровяка — профессора и его переполняла нежность. Он погладил Хагрида по плечу (вернее, по локтю — выше дотянуться не смог).

— Ну что ты, Хагрид. Ты же знаешь, как мы тебя любим. Я вот, например, в этом году вообще не хотел возвращаться в школу. Если бы не ты…

Хагрид замер, навострив уши.

— Ладно, — проворчал он. — Приходите, значится… в субботу. В три часа дня.

Потом развернулся и потопал к своей хижине.

Гарри удивился — с чего это вдруг такая пунктуальность? Но, по большому счёту, какого-либо значения этому факту не придал. А зря. Потому что, когда они с Роном и Гермионой явились в субботу к трём, увидели нечто небывалое. Жилище Хагрида разукрасили подобно пряничному домику. На улицу выставили столы со всякой снедью. А рядом с этим великолепием прохаживался неузнаваемый Хагрид. Он был…. во фраке! Неведомо, кто сварганил ему подобный прикид, но сидел он на нём отменно. Кудлатая голова Лесничего тоже была приведена в порядок. А сам он постоянно поглядывал на ручные часы размером с хороший будильник. Всё прояснилось в тот момент, когда в небе появились точки, которые, по мере приближения, превратились в знаменитую колесницу madam Maxim. Хагрид помог сойти этой величественной женщине со ступеней кареты со всей почтительностью. И со всей своей немного неуклюжей предупредительностью подвёл её к столу.

— Друзья мои! — обратился Хагрид к собравшимся (тут, к удивлению Гарри, был весь педсостав Хогвартса). — В этот торжественный день… нет, не так… САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ день я объявляю вам всем, что Олимпия согласилась стать моей женой!

— Ура! — грянул хор преподавательских голосов, перемежающихся с хлопками открывающегося шампанского и аплодисментами.

Хагрид, как это за ним водится, всплакнул, прижав к глазам белоснежный (?!) платок. После чего чмокнул в щёку порозовевшую невесту.

Рон, открыв рот, наблюдал эту мизансцену.

— Чёрте что! — наконец вымолвил он. — Какая-то эпидемия свадеб: Билл, потом Люпин, теперь вот Хагрид. Кто на очереди?

Глава 11. WHO IS YOUR ANGEL?

А на очереди был, как бы кому-то не показалось это странным, Северус Снегг. Ничего он не хотел столь страстно, как узаконить свои отношения с Юлией (дабы закрепить своё право на неё). Но сие было невозможно сразу по нескольким причинам. Во-первых, Юля не желала выходить за него замуж, когда он вовсе не он, а некто Черных Иван Григорьевич (такие уж документы на сей раз достал ему Миргородский вкупе с внешностью дебелого украинца с залихватскими усищами и толстущими ляжками). Во-вторых, препятствием к свадьбе была какая-никакая предосторожность. Отправив его в Россию, Тёмный Лорд мог вести за ним наблюдение. Хоть Снегг и научился нескольким фокусам, помогающим установить заслон от всяких там „тарелочек с голубой каёмочкой“ и её аналогам (Будогорский рассказывал, что Баба Яга владеет секретом обращения воды в подобие такого зеркала — для этого только надобен специальный котёл, которых по свету раз, два — да обчёлся). Ну, а в-третьих, Северус втайне мечтал о большой свадьбе. Когда он, реабилитированный, сможет отпраздновать её с размахом. Собственно, он всегда жил скромно, даже аскетично. В связи с чем у него скопилось достаточно средств. Можно даже сказать, состояние. Часть его он с удовольствием пустил бы на организацию роскошной женитьбы. На берегу океана, например. Или в какой-нибудь экзотической стране. Десятки приглашённых, фейерверк…. А что? Пусть! Глядя на Юлию, он испытывал восхищение и страх. Ему казалось, что ещё чуть-чуть, и она поймёт, как она ошиблась в своём выборе. Что он — это всего лишь он. Он, которого никогда не любили. Обижали в детстве. Дразнили в отрочестве. В юности попросту отворачивались. Что по его вине погибла Лили. А ещё он ходил на сборища, устраиваемые Тёмным Лордом. Если Юля узнает об этом, она наверняка его бросит. И он снова будет один. Только это будет во сто крат хуже, чем ДО встречи с ней. Он разом останется без её глаз, в свете которых он теперь живёт, без её нежной кожи, лёгкого дыхания, мягких ароматных волос, звука её жизнерадостного голоса… Нет, эти мысли непереносимы! Бывали моменты, когда Северус хотел опоить её каким-нибудь приворотным зельем. И, по правде говоря, останавливало его только сознание, что вечного приворота не бывает. Так получалось, что он хотел жениться… и в то же время не хотел. Испытывая постоянные муки ревности и неуверенности, он настоял на знакомстве с Юлькиными родителями. Её отец и мать были простыми людьми (раньше бы он сказал „маглами“). Но мать — так же, как и дочь, — обладала высокоразвитой интуицией и предвиденьем. Отец — очень добрый, интеллигентный человек — не обладал никаким даром вовсе. Брат — молодой учёный, специалист в области компьютерных технологий, тоже никакой не волшебник. Большой неожиданностью явился для Снегга тот факт, что у Юлии есть сын. Более того, взрослый сын. Студент университета и уже жених. По последней причине они и не познакомились ранее — Юра жил у своей невесты (тоже студентки). Так Северус узнал, что его будущей жене лет больше, чем ему самому. А на вопрос „не в морозильной ли камере она сохранила свою молодость и красоту“ выдала на-гора сверхсшибательную теорию: дескать, злобствующие ненавистники всегда выглядят старше своих лет, в то время как люди, „возлюбившие ближнего своего“ (как советуют божьи заповеди), живут долго, оставаясь при этом молодыми и лицом, и душой, и телом. И приводила в пример волшебников. Впрочем, пример этот весьма спорный. Волшебники, действительно, живут долго. Но только и добрые, и злые (Волан-де-Морту уже за семьдесят — а разве скажешь?). Вместе с Юлькой они фантазировали о будущей школе Северуса. Наверно, потому, что у самой было педагогическое образование, она горячо поддерживала его педагогические начинания. Выслушав, ЧЕМУ и КАК учат молодых волшебников, Юлия заявила, что освоит это экстерном. С тех пор по вечерам у них вошли в систему занятия магией. Сначала Северус посмеивался над её самоуверенностью. Но вскоре был вынужден признать, что более толковой ученицы у него не было за всю его педагогическую практику. Даже его собственная волшебная палочка слушалась Юлию безоговорочно. По выходным к ним присоединялся Будогорский, и они совместно принимались разрабатывать программу, коей должны овладеть юные чародеи. Юлька утверждала, что помимо специальных предметов детей необходимо учить тысячам вещей, которые расширили бы кругозор ребят и обогатили бы опыт общения с миром: естествознанию, истории мировой культуры, информатике… Будогорский также обучал Юлию. Русское волшебное наследие Юля вообще улавливала на ходу, попутно совершенствуя его. Так, к примеру, она теперь могла засунуть то или иное кулинарное изделие в навороченные ультрасовременные прибамбасы по одному только щелчку или хлопку и так же ловко управляться с кухонной утварью.

— Слушай, — говорил ей Северус, — у волшебников так не принято. Ты или пользуешься магией во всём или не пользуешься ей вовсе.

— Почему? — смеялась она. — Вы, волшебники, настолько спесивы, что готовы отринуть все лучшие достижения человечества?

— Ты рассуждаешь, как… как Тёмный Лорд!

— Это лишний раз доказывает, что он не дурак, твой Тёмный Лорд, — говорила на это Юлия.

Несмотря на то что она хохотала, готовилась к защите дипломной работы, а ещё при этом пела и танцевала (как того требовала её должность — ведь она была детским хореографом), Северус понимал, что чувствует себя Юля неважно. С утра она тайком мерила температуру. У неё отекали ноги — и она ежедневно делала себе массаж. И её по-прежнему мучили токсикозы — хотя уже шёл пятый (!) месяц беременности. Не зная, чем он может помочь, Северус молча страдал вместе с ней. В целом всё у них было замечательно. Утром Северуса ждал потрясающий завтрак и чистая отглаженная одежда. Юлька гнала его в ванную — это, пожалуй, был её „пунктик“. День он проводил в казённых хлопотах. А если не надо было никуда идти, то сидел в комнате, которую при помощи Ростислава оборудовали под лабораторию. Время от времени Снегг наведывался к своему другу — холодильнику и вытаскивал оттуда что-нибудь вкусненькое (ветчинку, колбаску, яблочко) и вновь воссоединялся со своими колбами. Вечером прибегала Юлька с полными сумками. Бросала свои авоськи, засыпала его вопросами (пополам с поцелуями), тащила на кухню. Начинала там что-то готовить, не переставая его тормошить. Северус слушал её и не слышал. Было очень тепло от её ауры, волнами расходившейся по всей квартире. Временами ей кто-нибудь звонил. И Северус ревностно следил за выражением её лица. Иногда ему это надоедало, он отбирал у неё телефон, сажал на колени и, прижав к себе, прислушивался к её мыслям. Бывало, что они просиживали так час — и более! — пока опять кто-нибудь не звонил или не являлся в гости: Юрик (с невестой) или Будогорский (один). Пару слов о её сыне. Он — впрочем, как и все остальные (и сам Северус тоже) — стремился попасть в сияние материнского ореола: чтобы она обратилась к нему, прикоснулась, похвалила, посмеялась с ним. Стоило ей отвлечься, выйти из комнаты — ощущалось всеобщее разочарование. Снегг искренне восхищался этим её талантом. Впрочем, Юлия не предпринимала для этого ничего. Она с этим родилась. Северусу довелось (заочно, разумеется) познакомиться с отцом Юрия — первым мужем Юлии. И со вторым также — брак с которым был непродолжительным. И тот, и другой испытывал светлые чувства к бывшей своей половине. Северус ревновал её и к первому (он был высоким, видным мужчиной) и ко второму (язвительному, лохматому музыканту). Снегг долго выспрашивал Юлию: зачем они приходят? Ну, допустим, первый пришёл, чтобы передать деньги Юре (хотя почему бы ему не встретиться непосредственно с сыном?). Но второй-то? Что их связывает? И что, чёрт побери, за объяснение: „пришёл пообщаться“? Если есть потребность общаться, зачем тогда разводиться? Кстати, понятие „общение“ у русских довольно многомерно: это обильное питание, питьё, длительные разговоры ни о чём, а потом ещё кулёк с собой опять-таки еды, питья и кое-чего из одежды. Юля говорила, что Витька (№2) очень несчастлив. И напоминает мерой своей неухоженности самого Северуса… Нельзя сказать, чтобы сие признание его утешило (скорее, наоборот). Но Снегг решил больше не муссировать эту тему. Интересно, что во время визитов и того, и другого Северус находился в квартире. Он применил дезаиллюминационное заклятие. Сидел за столом, уплетал тот же обед, что и „бывшие“, и норовил их причесать внезапным сквознячком или ошеломить внезапно падающим предметом (когда их шуточки становились чересчур фривольными). Юлька веселилась, глядя на это, а сам он чувствовал себя на двадцать лет моложе. Барин, между прочим, тоже отмечал, что Северус перестал ему напоминать этакого пасынка семейки Аддамс. Безумный Будогорский советовал ему ещё приобщиться к здоровому образу жизни, полюбить зарядку и тренажёрный зал. „Для более успешной социализации“ — говорил он. Но это был бы уже перебор. Юлия, даже беременная, не переставала делать утреннюю гимнастику и комплекс упражнений на растяжку. Кроме того, по воскресеньям она ходила в бассейн, а каждое утро начинала с контрастного душа. Её энергия била ключом (и временами его пугала). Но каждому своё. Северус пытался как можно больше узнать об ангелах-хранителях. Дамблдор упомянул, будто тем, кто не имеет возлюбленной, на помощь придёт его ангел–хранитель. Но далеко не все были с ним знакомы (начиная с него самого). Да что там!.. Ни Будогорский, ни кто иной не знали своего хранителя. Да и вообще Северус мало что знал об ангелах. К примеру, он был очень удивлён, узнав, что они есть у каждого. Даже у самого что ни на есть несчастливца. „Мой, видимо, сладко почивал все мои тридцать семь лет, — не без иронии подумал Снегг. — Хорошо, что хоть сейчас вышел из анабиоза“. Также он узнал, что у каждого ангела есть свой характер: один ленивец, другой ворчун и т.п. Этим и объясняется, что их подопечные не вечно как сыр в масле катаются. Ещё больше он удивился, когда узнал что ангел-хранитель — реально существующий человек: либо ныне живущий, либо когда-то живший. Все эти сведения он почерпнул из разных источников: Юля, Будогорский и книги, которые натащил последний. Собственно, этой информации было мало. Страшно мало, чтобы решить, чем заменить ингредиент крови в Любовном эликсире. Вот, допустим, хранитель — умерший. Что тогда?.. С усыновлением дело продвигалось. Но не так быстро, как хотелось бы. Северус хотел набрать человек пятьдесят. Юлия говорила, что он сдурел: никто не даст ему вывезти из страны такое количество детей. Но он упёрся. Чем больше Северус думал о собственной школе, тем больше входил в раж. „50“ казалось ему подходящим числом, с которого можно открывать школу. Юля советовала ему приглядеться в первую очередь к тем интернатам, которые находятся в области. Она считала, что там хуже материальная база и, следовательно, скорее можно заручиться согласием как Директора детского дома, так и самих детдомовцев (а это было непременным условием соглашения об усыновлении). Но сельские детдома не все оказались зачуханными. Так, детский дом в Ивангороде имел свою ферму и мастерскую. Их внебюджетных средств вполне хватало на безбедное существование. Да ещё государство отпускало кое-какие деньжата. Молодая и предприимчивая заведующая сумела обустроить весьма комфортабельное проживание своих воспитанников. Из ивангородского детского дома Снегг взял сразу десять детей. И Директриса так прониклась идеей православного воспитания за рубежом (не иначе, как под воздействием Любовного эликсира, на употребление которого он не скупился, собираясь на очередную вылазку), что дала бы и больше. Но больше ему никто не приглянулся. Северуса огорчало, что дети большей частью будут „неволшебные“. Может, это и отвечало потребностям Тёмного Лорда, но не его самого. Им вдруг овладело экспериментальное эго: а что будет, если обучить магла азам магии? Юлия говорила, что ребёнку свойственны мифотворество и олицетворение. Детей начинают учить ремеслу чародея в одиннадцать лет. Может, это не случайно? Может, с одиннадцати по семнадцать тот самый сензитивный период для постижения магических искусств? Ведь начинают же ВСЕ дети (или почти все) около двух лет говорить? Вроде бы даже есть такой педагогический метод — „метод родного языка“ (или „метод воспитания таланта“). Поэтому Северус спешил набирать детей преимущественно смышлёных, хорошо успевающих и нравственно чистых. Здорово помогал Любовный эликсир. Руководителями интернатов для детей-сирот были в основном тётки (он заметил, что вообще в российском образовании 90% — женщины; видимо, это объяснялось низкой заработной платой), и эликсир был способен придать его не самой обольстительной роже необходимый шарм. Подчас его обаяние оказывалось столь значительным, что „педагогини“ назначали ему свидания. Ходить на них было, конечно, немыслимо. Это понятно. Но отчего-то сами предложения казались заманчиво-приятными. Юлька, видимо, что-то такое чувствовала, потому что смотрела на его очередные сборы всегда как-то особенно загадочно. Но ничего не говорила. Временами ему чудилось, что она видит его насквозь — чему подтверждением были их молчаливые диалоги. Она рекомендовала ему тщательно просматривать медкарты детей. Все диагнозы он уточнял у Юлии, не доверяя местным медицинским светилам. После педиатрического консультирования Снегг безапелляционно откладывал то или иное дело — подчас под осуждающие взгляды. Но он знал точно, что ослабленные дети не потянут ту нагрузку, которую на них возложат. И так адаптация предстоит нешуточная. Кроме того, существовала реальная угроза, что к этим детям будет проявлять внимание сам Волан-де-Морт. А это уж испытание не для тех, кто болен энурезом. Северус содрогнулся, представив, что сделает Тёмный Лорд с ребёнком, напустившим при нём лужу.

Так что в этом смысле он всё делал правильно.

Сейчас у него в активе было двадцать семь человек. Помимо десяти ивангородских ребят были двое из посёлка Волосово — звёзд с неба не хватали, но мальчишки славные: близнецы, Гуревич Гена (старший) и Боря. Трое — из Капорья: Яцун Алёшка, Вася Бирюков и Калинов Паша. Четверо из Выборга: Фролов Женя, Ферулёв Женя, Синайко Рома и Сомов Антон (их Северус окрестил „командой интеллектуалов“). Один из Приозерска — сильный такой пацан, Иванов Саня. Был паренёк из местечка со смешным названием Мартышкино — чудаковатый Коля Шацков. Разношёрстная троица из Лодейного Поля: Шумилов Саша, Васильев Лёша и задиристый Артём Шелехов (к ним особенно было неудобно добираться — и Юля советовала Северусу научиться, наконец, водить автомобиль). Парочка из Луги: Григорьев Сергей и Шеркевич Кирилл (бессменные КВНщики). И последний, самый ему полюбившийся, мальчишечка из деревни Токсово. Директором Токсовского детдома был как раз-таки мужчина. Северус видел его два раза и оба раза тот был в невменяемом состоянии (пьян, как сапожник). Токсово — курортное место в Ленинградской области. Тем более странно, что детский интернат был в таком плачевном состоянии: длинное бревенчатое здание с удобствами на улице и настоящей русской печью. Более всего детский дом напоминал барак для гастарбайтеров… Короче, мрак. И именно там обитало это солнечное существо. С любопытными зелёными глазищами, рыжими вихрами и россыпью весёлых веснушек. Учителя жаловались, что рот у него не закрывается ни на минуту. Что он успевает делать одновременно тысячу дел: говорить, хохотать, писать, грызть ногти, толкать ногой соседа, корчить рожи, читать под партой книжку, перестраивать в портфеле солдатиков, жевать пирог, оставшийся от завтрака… и т.д. и т.п. И при этом успевать по всем предметам на „отлично“! Почему-то Северуса привлекали люди, являющиеся его полной противоположностью: Лили, Юлия, Будогорский… теперь вот ещё этот мальчуган. Видимо, в этом и состоит „единство и борьба противоположностей“: тянет к тому, что есть полная твоя противоположность. Только так слагается одно целое… Возвращаясь к мальчонке, надо сказать, что и нарекли его вполне подходяще: Денис Мультфильмов. Воспитатели рассказывали, что когда он был детсадовцем, выглядел, словно герой мультика: большеголовый, глазастый, кудрявый, на крепких коротких ножках. Итак, у него двадцать семь человек. Двадцать семь… Теперь предстоит осмотреться в городе — что ТУТ твориться в подобных учреждениях. Ранее Северус кое-что слышал о бесчеловечном обращении к детям-сиротам (в частности в России). Так вот, на деле оказалось, что это не более чем досужий вымысел сердобольных обывателей. Юлия иногда читала ему вслух (если считала, что это его „разовьёт“). Северусу нравилась русская речь, и чаще всего он просто слушал звук её голоса, не вникая в суть. Но в этом случае постарался проникнуть в сердце прочитанного. Книга называлась как-то витиевато, он не запомнил. А вот автора запомнил хорошо — Марсель Пруст. Пруст описывал состояние женщины, которая рыдала, читая медицинскую энциклопедию, оставаясь при этом равнодушной к действительным страданиям своей сослуживицы… Как часто мы упиваемся надуманными страстями, не замечая боли ближних своих!.. Всё это к тому, что люди жалеют бедных, брошенных деток, издеваясь при этом над своими. Он встречал директоров детдомов „любителей заложить за воротник“, безучастных, занимающихся не своим делом… но не садистов. Ради справедливости стоит заметить, что и НЕувлечённые своей профессией были в меньшинстве. Так вот. Когда наберётся воспитанников числом 50, он отдаст документы сирот на рассмотрение в Святейший Синод для подписания их митрополитом Петербургским и Новгородским. Дети были трудные — „дички“ — одним словом. Глядя на них, он вспоминал себя в их возрасте, и сердце сразу начинало щемить. А он отчаянно начинал любить своих ещё не рождённых малышей. В воскресенье Юлия с утра унеслась в бассейн. Оттуда она собиралась заехать к „сватье“ (так, кажется, она называла свою будущую родственницу, мать Юриной невесты). Снегг лежал в спальне и тупо пялился в телевизор, к которому пристрастился в магловском мире. Шёл „Телемагазин“. „Интересно, какой дурак всё это покупает?.. — лениво думал он, глядя на экран. — Хоть бы Будогорский весточку подал…“ Северус вздрогнул — дверь приоткрылась, и в комнату вплыла Юлькина кошка. Она подняла изящную головку и осуждающе посмотрела на него.

— Прости, Муська, я забыл тебя покормить, — Снегг опустил руку, думая, что та потрётся о неё носом.

Но не тут-то было. Муся развернулась и величественно прошествовала на кухню.

— О-хо-хо, — закряхтел Северус, спуская худые ноги на ковёр. Тапки как всегда куда-то задевались. Он встал на четвереньки и стал вслепую шарить под диваном. Когда наконец обувка была найдена, ещё стоя на карачках, он увидал две ноги, ОБУТЫХ, МУЖСКИХ. Снегг поднял глаза. Перед ним стоял ухмыляющийся Барин.

— Привет, старина! — Ростислав протянул ему руку.

— Я быпосоветовал обратиться тебе к психиатру, — буркнул Северус, поднимаясь с колен. — Может, он вправит тебе мозги.

— Что опять не так?

— Смерти моей желаешь — вот чего, — оттеснив плечом Будогорского, Снегг прошёл на кухню, запахивая на ходу халат.

— Какой ты! — прищёлкнул языком Барин.

— Какой?

— НЕ-любезный.

Будогорский уселся на кухонный табурет и вытащил из одного кармана сигареты, а из другого серебряную ладанку, увитую финифтью. Северус поставил кошачью миску на газетку и вопросительно глянул на гостя.

— Это ещё что?

— А это, милый друг, „сурприз“! Даю три попытки: итак, это…

— Мощи твоей бабушки.

— Неинтеллигентно и неправильно.

— Вторичный продукт?

— Ответ неверный.

— Тогда сдаюсь.

— Держи, — Будогорский протянул ему флакон. — Открой его.

Северус пожал плечами и выдернул пробку. По кухне поплыло розовое марево. Постепенно оно сгустилось до состояния материальной субстанции. Будогорский преклонил колени и дёрнул Снегга за полу халата. Тот неуклюже примостился рядом.

— Что за цирк? — нахмурился он. — Выглядим, как два олуха…

Будогорский ткнул его локтём.

— Увидишь… Приветствуем тебя, о Фея Вдохновение! — Будогорский склонил голову (в то время как Снеггом овладел приступ истеричного смеха).

— Поднимитесь с колен, — мягко и в то же время властно прозвучал женский голос. — Вы одни из немногих, на кого я могу смотреть не сверху вниз, а глаза в глаза.

Северус с изумлением взглянул на „Вдохновение“, которое, казалось, было соткано из тумана, подцвеченного розовой акварелью.

— Вы не замечали меня, верно? — обратилась она к Сверусу с улыбкой. — И, тем не менее, работали со мной рука об руку. Даже самые талантливые и трудолюбивые не обходятся без меня… хоть и не видят. Сейчас у вас, правда, другая Муза — и я вам не нужна. Но это вовсе не означает, что вы выпали из моего поля зрения… Так что же вы хотите?

Снегг повёл плечами — Будогорскому виднее, для чего он притащил сюда Фею, словно глюк, в своей ладанке.

Тот начал издалека.

— Глубокоуважаемая Муза! Вы со своими сёстрами, несомненно, дружны с ангелами-хранителями, ибо и те, и другие призваны покровительствовать людям?

Фея молча кивнула.

— В таком случае, — продолжал Барин, — не окажете ли Вы содействие двум нуждающимся?

— Можете не продолжать. Я помогу вам. Речь идёт о Хранителях, не правда ли? Так вот: в ночь с четверга на пятницу каждый член Ордена их увидит своего ангела-хранителя в ночных сновидениях.

— Как мы поймём, что это он? — с раздражением вскинулся Снегг.

— Поймёте, — снисходительно наклонила голову Вдохновение и рассыпалась на тысячи искр, которые, подобно хвосту кометы, закружились по спирали, прежде чем влететь в изразцовый флакон.

Будогорский потряс ладанкой и деловито изрёк:

— Когда у нас четверг?

— Завтра… вроде.

— Ну, вот. Значит, завтра мы и узнаем своих небесных покровителей.

— Лучше скажи, как ты загнал Фею, как джинна, в бутылку?

— Сева, ну как ты всё-таки прямолинеен, ей-богу! — с деланной досадой воскликнул Барин. — Это же не Фея Вдохновение, а всего лишь её голограмма. Её слабый отклик, как эхо… Однако, как видишь, и этого хватило, чтобы произвести на тебя впечатление. Я бы мог, между прочим, пересказать тебе всё это на пальцах. Но ты же, право слово, Фома неверующий…

Северус тупо смотрел на него.

— Я что-то не пойму… Это блеф?

— Послушайте, Снегг! Вы в кого трансфигурируетесь — не в барана, часом? — хохотнул Будогорский.

— Сам ты баран! Русско-Английский Баран, — разозлился Северус.

— Ладно, ладно. Внимай моим словам, неразумный. Я работал над одной штукой… Конкретно: над прохождением сквозь стены…

Снегг фыркнул.

— Какого дьявола тебе это надо, если можно просто-напросто трансгрессировать?

— Не трансгрессировать, а переместиться, — поправил его Барин. — Но и перемещение не всегда возможно. Поэтому-то мне и пришло в голову, как решить сей деликатный вопрос: так сказать, „привиденческим“ образом. Для чего надобно и самому уподобиться призраку: обесцветить себя (это умеешь даже ты — через дезиллюминацию), какое-то время не принимать пищу и, желательно, при выключенном свете… последнее я выяснил путём многократных опытов. Признаюсь, что удалось мне эта задумка не сразу. Но результата, после многочисленных проб и ошибок, я достиг… Тут-то ко мне и явилась прекрасная незнакомка. Завязался непринуждённый разговор, как это бывает (у меня, во всяком случае), в ходе которого я выяснил, с кем имею дело. Оказывается, при наборе нескольких слагаемых — а именно: отсутствие яркого освещения, некоторое воздержание и, главное, наличие научного или какого-либо другого достижения — глазам смертного предстаёт одна из Муз — Фея Вдохновение (она идёт на контакт охотнее её девяти сестёр)…

— Насколько мне известно, Муз всего девять. Ты сбился со счёта, — проворчал Снегг.

— Заблуждение, мой друг! Ошибка древних эллинов! — вскричал Будогорский. — И об этом упущении есть уже немало публикаций… Ты просто не сведущ во всём, что не касается сугубо матерьяльного… Ну, да я не об этом… Мне пришла в голову гениальная идея: что если выспросить Вдохновение об ангелах-хранителях — коль Дамблдор считает, что они заменят отсутствующих во плоти любимых?.. Резонанс был положителен — она их знала и согласилась разузнать имена всех, интересующих нас. Дело за малым: как довести информацию до твоего сведения, чтобы заслужить хотя бы малую толику благодарности за проделанную работу? Пришлось потрудиться ещё над созданием голограммы. Эта область была мною уже мало-мальски изучена, посему много времени не заняла. И вот: „чуть свет уж на ногах — и я у Ваших ног…“ Жду оваций.

— Жди, — лаконично оценил его „выступление“ Снегг.

— Понятно. Другого я от тебя и не ожидал… — притворно вздохнул Барин. — Что ж, Вдохновение — это хорошая новость. Теперь, как водится, плохая. Волан-де-Морт активизировался. Его оргии приобрели поистине чудовищные масштабы. Ходят слухи, что он купается в крови во время своих пиршеств подобно самым ужасающим упырям.

— Эка новость, — устало отмахнулся Северус.

— Да нет, ты не понял. „Купается в крови“ — не метафора. Так и есть. Он принимает ванны из крови младенцев, которых в большом количестве поставляет ему Фенрир Сивый. В стране началась паника. Дети исчезают из-за школьных парт среди бела дня. Наш Министр магии вошёл в сношения с Министром „маглии“. Пора действовать сообща — считают они.

Снегг обхватил себя за плечи и подошёл к окну. В окнах напротив мелькали люди. Некоторых из них он знал (визуально): на четвёртом этаже у лифта жил художник со смешной фамилией Борщ, на этом же этаже, но слева от лифтовой кабины, жили молодожёны — большую часть своего времени они проводили в спальне… Десятки окон — сотни людей. И каждый из них мнит себя центром Вселенной. А сами так уязвимы! Отними у них любимого человека, ребёнка — и они разбиты, обескровлены… Чтобы сделать этот вывод, можно, собственно, и не заглядывать в чужие окна. Сколько лет сердце его самого обливалось кровью при воспоминании о той роковой роли, которую сыграл в судьбе Поттеров. Можно ли такое искупить?.. Выходит, можно, если ему послан ныне сущий на Земле прообраз Лили — Юлия.

Он обернулся к Будогорскому.

— Я знаю, зачем ему это. Он начал разлагаться. Шутка ли: большая его половина мертва. Забыл тебе рассказать, каков он был при нашей последней встрече — впечатление, знаешь ли, не из приятных. Любопытно, что омовение кровью — часть древней магии. Той самой, которую Тёмный Лорд презирает, так как ядром её является самопожертвование. Он неверно всё понял — всегда, кстати, был дилетантом…

— Что же он понял неверно? — серьёзно спросил Ростислав.

— Всегда были демагоги от науки. Болтают, болтают… Опираются на псевдонаучные факты. Кем была эта кровожадная венгерка, которая без устали плескалась в крови девственниц? … забыл её имя… — извращённой личностью и садисткой. То же можно сказать и о небезызвестном тебе Маркизе де Саде: психика нарушена, нетрадиционные сексуальные ориентации… Отсюда и вытекают соответствующие последствия. Де Морт в этом смысле подлинный их преемник. Сам он никогда не был силён в определённом смысле. Но окружи себя пугающими ритуалами, возьми в культ насилие, замешанное на крови, — вот тебе и слава героя-искусителя. И вся идеология.

— Северус! — картинно всплеснул руками Будогорский. — Ты прямо ритор! Что ж тебя подвигло на сей монолог?

Снегг сделал кислую мину.

— А потому что… Нечего…

— Ну, допустим, — принял это невразумительное объяснение Барин. — Но я тебе ещё не всё сказал. Я не сказал, собственно, САМОЙ новости.

Он подошёл к Северусу и положил ему на плечо руку.

— Тебя скоро запросит к себе Тёмный Лорд. С завербованными учениками.

— Ты откуда знаешь?

Будогорский опустил глаза.

— Нарцисса сказала.

Недосказанное Снегг прочёл в беспутных глазах приятеля.

— Хорошо, что предупредил. Сегодня же переберусь в гостиницу. Вероятно, что Сам-Знаешь-Кто захочет выйти на связь.

И вот Черных Иван Григорьевич стоит в аэропорту. Один. Хоть в этом вопросе удалось отбиться от Тёмного Лорда. Набор детей в школу Миргородского приостановили. Документы подали на рассмотрение. А самому Снеггу, наскоро простившемуся с Юлией, пришлось собираться. Сейчас он был мрачен и сосредоточен. Что, прямо скажем, никак не вязалось с его дебиловатой внешностью (вернее, с внешностью Ивана Григорьевича). „Э-хе-хе. Что-то мне предстоит увидеть в туманном Альбионе?“ То, что ничего хорошего, можно не сомневаться. А конкретнее? Через три часа Северуса уже принимал Волан-де-Морт. Лорд был страшен: его лицо заметно оплыло и стало влажным, несмотря на толстый слой пудры. Но и сквозь грим проглядывали зеленовато-бурые участки кожи — так что весь этот макияж был тщетен и по-клоунски нелеп. Наверно, Тёмный Лорд об этом догадывался, так как в его залах царил полумрак.

— Вы простыли? — участливо поинтересовался Снегг.

— Глупости! — рявкнул Волан-де-Морт, зябко кутаясь в утеплённый плащ. — Вы прекрасно знаете, что я никогда не болею!

— Нет, я не знал, — стараясь держаться как можно естественней, ответил Северус.

— Это другое, — просипел Тёмный ЛОРД, — ГОЛОС ЕГО ПОСТОЯННО МЕНЯЛ ТЕМБР: ОТ РУССКОГО БАСА до дисканта „а ля Форинелли“. — Вы нужны мне. Кругом одни болваны! Ни на кого нельзя положиться!

— Чем я могу быть Вам полезен, сэр?

— Вы просто будете рядом. Ничего другого не требуется. Мне нужен советник… друг… — поколебавшись, — выдавил он, — если желаете.

Это был удар ниже пояса. Быть двадцать четыре часа рядом с Волан-де-Мортом! За что ему это наказание? Но вслух Снегг благоразумно произнёс:

— Благодарю покорно за оказанное доверие. Разрешите собрать кое-какие вещи? Завтра я прибуду… Во сколько Вы назначите?

— Я встаю рано. Если откровенно, я не сплю вовсе. Поэтому буду Вам обязан, если Вы явитесь к 8-и утра.

— Слушаюсь, сэр.

Северус подошёл к руке Хозяина и заранее прикрыл глаза, зная, что его ожидает. Трансгрессируя в свой Паучий тупик, Северус уже приготовился вдохнуть знакомый запах пыли пополам с сыростью. Чёрт бы с ними, с этими ароматами одиночества и заброшенности, но только не та жизнь, которую уготовил для него Тёмный Лорд! Он в отчаяньи швырнул мантию на диван и хотел было по стародавней привычке щёлкнуть пальцами, чтобы материализовалась бутылочка шотландского виски. Но что-то было не так в его холостяцкой берлоге… Запах! Как раз запаха, в предвкушении которого у него возникло желание назюзюкаться до бесчувствия… его не было! Мало того, в помещении витал какой-то другой аромат. Он бы даже сказал приятный. И не совсем чужой. Северус взбежал по лестнице и распахнул дверь в свою спальню.

— Тьфу на тебя! — он собирался приложить ещё словечко покрепче, как вдруг одеяло зашевелилось и рядом с Будогорским возникла голова Нарциссы Малфой.

Лицо его окаменело.

— Будогорский, жду Вас внизу, — холодно сказал Снегг, оставляя их с Нарциссой наедине.

„Всё-таки без бутылки здесь не обойтись“, — и откупорил шотландское.

Появление Барина он проигнорировал.

— Ну, может, хватит дуться? — жеманно надув губы, спросил Будогорский, присаживаясь напротив. — А?

Он по-мальчишески подпёр кулаком щёку.

Северус залпом опрокинул рюмку неразбавленного виски.

— Дуться??? — взревел он. — Дуться?!

Снегг подлетел к Будогорскому и схватил его за грудки.

— Ты идиот или прикидываешься?

— А ты не ори! — оторвав его руки от лацканов своего пиджака, тоже повысил голос Будогорский. — Во-первых, твоя квартира под печатью Хранителя, коим является Дамблдор. Во-вторых, Нарцисса под заклятьем Империус. В-третьих, нам же нужен свой человек в волчьем логове?.. Так что я делаю благое дело. Между прочим, даже жертвую собой.

Обаянию Будогорского невозможно было противостоять.

— Отдалась она тебе тоже под заклятьем Империус? — смягчился Снегг.

— Это нет! — горделиво выпятил грудь Барин. — Произвёл на даму неизгладимое впечатление.

— За что и поплатился, — съязвил Северус. — Хочу тебе сказать, что Империус — не панацея.

— Только не моё заклятье. Империус — это для вас, дурачков. У нас же существует „заклинание забвения“. У человека зомбируются некоторые участки памяти, а в остальном он ведёт обычный образ жизни. Для миссис Малфой я — по одну сторону её сознания (и это держится в величайшем секрете от Тёмного Лорда, мужа, сестры, сына — короче, ото всех). Все остальные — по другую. Впрочем, ей лучше не ведать о некоторых моментах твоей, богатой на приключения, жизни… Параллельные прямые не пересекаются. Потому-то она никогда не выдаст ни меня, ни тебя. Кстати, она всё время твердит, что обязана тебе. Чем только? — Я так и не понял. Может, расскажешь?..

— В другой раз, — буркнул Северус.

— В другой, так в другой, — не стал настаивать Будогорский. — О! Гляди! Спускается! Как сомнамбула!

Нарцисса шла будто наощупь. Или как Русалочка, только что обретшая ноги.

— Домой! К ребёнку! — приказал ей Будогорский. И она тут же трансгрессировала.

— Да-а… Информатор из неё ещё тот, — в замешательстве промямлил Снегг. — Слушай, а ты не считаешь, что это бесчеловечно: ТАК использовать Малфой?.. Да и вообще… тебе что, баб мало? На мой взгляд, всё это попахивает извращенством.

— Ты думаешь?.. Строго говоря, ты прав: жаль, что она не помнит в полной мере, какое наслаждение получает от общения со мной.

Барин внезапно расхохотался и так же внезапно посуровел.

— Вероятно, в каждом из нас живёт частичка Волан-де-Морта… Правда, одному противно её носить в себе, а другой её холит и лелеет.

Снегг решил переменить тему.

— Ты сказал ей „к ребёнку“… Как это понимать? Какой ещё ребенок?

— Ну, так Валя же. Девочку теперь надо стеречь более, чем всегда. Сивый лютует. Я даже предложил Нарциссе устроить Валентину к нам в Хогвартс. Но как она объяснит её отсутствие Волан-де-Морту? Хотя, похоже, ничего кроме своего пошатнувшегося здоровья Лорда не интересует.

— Я с завтрашнего дня буду вынужден жить в замке Тёмного Лорда, — вспомнил вдруг Северус. — Сейчас собираюсь выбросить все лишние воспоминания…

— Нет, Сев, не сейчас, — обеспокоился Барин. — Сегодня четверг.

— Да, да, понял. Хорошо, тогда завтра… Как быть со связью?

— Никак, — отрезал Ростислав. — Тебе нельзя рисковать.

— Согласен, — поколебавшись, кивнул Снегг. — Ты позаботься о Юлии. Объясни ей. И поторопи там всех с Эликсиром… Знаешь что? Думаю всё же Т. Лорд будет меня изредка отпускать… Пойдём-ка.

Он провёл Будогорского в лабораторию и отодвинул стену между спальней и собственно лабораторией. Нарисовался сейф величиной с хороший шкаф. Северус положил руку на дверь сейфа — скрипнув, она приотворилась. Взгляду открылись десятки полочек. На каждой — столько же ящичков. В каждом ящичке что-то было.

— Здесь, — сухо произнёс Снегг и указал второй ящик на самой верхней полке. — Здесь будешь оставлять сообщения в случае крайней нужды. Я буду поступать так же… Давай прощаться, что ли.

Северус протянул Будогорскому руку… А потом передумал и сердечно обнял, похлопав по спине. Ночью к Снеггу „явился“ Дамблдор. Он, как всегда, уже был в курсе всего произошедшего. Обещал в ближайшее время не беспокоить. Остаток ночи снилась Юлия — и так, и этак. В разных, так сказать, ракурсах. Она присела к нему на колени, прижала к себе его голову (как часто делала наяву) и прошептала: „Я твой ангел — хранитель. Я защищу тебя. Ничего не бойся… И выкинь всё из головы!“ — Что он и сделал первым делом на следующий день. Перед тем, как отправиться на плаху.

Глава 12. Доспехи Бога.

Теперь вернёмся немного назад. В Хогвартс. К Дню всех святых. В Британии (так же, как и в России) по-прежнему стояли удивительно ясные, солнечные дни. Хотя по утрам всё ещё буйную зелень прихватывал самый настоящий морозец. В этом году Хэллоуин решили сделать выходным днём. Более того, утро последнего дня октября должно было быть ознаменовано как битва двух команд по квиддичу. В связи с тем, что лучшие игроки выбыли, а новые должным образом не тренировались, в результате долгих дебатов объединили оставшихся членов гриффиндорской команды с когтевранской; а слизеринский факультет — с пуффендуйским. Всё это было достаточно странно… Но за бесподобные минуты полёта, захват снитча и общий, ни с чем не сравнимый азарт игры, Гарри готов был соединиться и со слизеринцами. На двух объединённых репетициях Большой игры всё было не так уж и плохо. Конечно, он сознавал, что для победы готовиться надо было серьёзнее, но… Гарри было доверено выступать капитаном „Когтей Грифов“ против Забини, капитана „Пуф — Слизи!“. „Пуф! Слизь!“ — как вы догадываетесь — не было названием команды противника. Это имечко присвоили им игроки Когтеврана и Гриффиндора. Сами же они гордо именовали себя „Салазар+…“. Поистине только незлобивые студенты Пуффендуя могли выносить вздорный нрав слизеринцев, которые без конца награждали вновь приобретённых товарищей глупыми кличками, насмешками и издёвками… но играли, надо признать, неплохо. Пуффендуй подарил команде выдержку и настойчивость, Слизерин — напористость и самоуверенность. В целом это давало неплохие результаты. Гарри нервничал. Хотелось выиграть, но не любой ценой. Известно, что Рон — игрок страстный, но человек настроения, играет неровно. Поскольку Когтевран славился своим голкипером, его решено было поставить на ворота, а Уизли оставить в запасе. Каким это явилось ударом по самолюбию Рона, говорить не надо. От Гарри в данном случае ничего не зависело, но он отчего-то чувствовал себя виноватым… Однако (что радовало) дружба на сей раз не разладилась. Они по-прежнему вместе занимались, острили, сидели рядом на уроках, собирались в Хогсмит (в Хэлоуин планировалось первое посещение деревни). Вне зависимости от того, будет пойман снитч или нет, игру решено было прекратить к 15-и часам. Победителем назовут того, кто наберёт наибольшее количество очков. Гарри не собирался уступать „Пуф — Слизи“. Пусть его команда играет отнюдь не блистательно, всё же один козырь у неё есть наверняка. Пуффендуйский ловец, Мартин Корвин, — слабачок. И Гарри хотел взять реванш, поймав снитч… Только бы успеть! Размышляя таким образом, он не заметил, что уже несколько минут шкрябает ложечкой по дну пустого стаканчика с йогуртом.

— Гарри! Ты слышишь меня? — донёсся до него голос Будогорского.

Гарри вопросительно посмотрел на склонившегося к его столу профессора.

— Зайди ко мне в кабинет после завтрака, — улыбнулся ему Ростислав Апполинарьевич и лёгкой походкой прошёл к столу преподавателей.

— Наконец-то, — проворчал Рон, размазывая желток по тарелке.

— Что ты делаешь?! — брезгливо передёрнулась Гермиона.

— Да ну его, — отодвигая глазунью, пробурчал Рон.

— Между прочим, желток — кладезь витаминов… — начала свою просветительскую деятельность Гермиона.

— Оставь, Гермиона, — поморщился Гарри. — Давайте лучше прикинем, что такого мог нарыть Барин.

— Думаю, что… — задумчиво произнесла она и осеклась. Возле их стола стоял Забини.

— Поттер, у тебя озабоченный вид. Предчувствуешь поражение? — красивое лицо слизеринца искривилось в усмешке.

— Смеётся тот, кто смеётся последним, — парировал Гарри.

— Ну-ну, — Забини подбросил в воздух маленький мячик — наподобие теннисного — и тут же его поймал.

— Лавры Малфоя не дают покоя? — подколол его Рон.

— То есть? — нахмурился капитан противников.

— То и есть. До своего знаменитого сокурсника тебе далеко… слава богу, — пояснил Рон.

— Пойдёмте, ребята, — поставил точку в словесной перепалке Гарри.

Неразлучная троица с шумом отодвинула скамью и встала в свой немалый рост: Гарри был всего лишь чуть-чуть ниже Рона (а тот — не много, не мало — метр восемьдесят пять!), Гермиона за последний год тоже вытянулась до метра семидесяти пяти. Так что выглядели они солидно. Джинни посматривала как бы мимо, но в то же время ревниво. Будогорского в столовой уже не было. Гарри вздохнул и, шлёпнув Рона по руке, поплёлся в кабинет профессора один. Когда он заглянул к Барину, тот стоял у одной из своих фотографий и, сжав ладонями виски, что-то сосредоточенно шептал себе под нос.

— Сэр? — дал о себе знать Гарри.

Будогорский отнял ладони. Лицо его прояснилось.

— Предпочитаю „господин“, — поправил его Барин.

— Что? — Гарри никак не мог привыкнуть к оборотам речи учителя.

— Неважно, — отмахнулся Будогорский. — Подойди сюда.

Он поманил Гарри пальцем и указал на фотографию довольно мрачного содержания: сельский погост (причём в сумерках). Стоило только сфокусировать взгляд на каком-нибудь объекте, он зрительно увеличивался в размерах и как будто приближался. Такого фотографического эффекта Гарри ещё не видел.

— Это Годрикова впадина, — торжественно изрёк Ростислав Апполинарьевич.

Гарри вздрогнул.

— Ты хотел туда поехать. И поедешь. Вернее, поедем МЫ. Я и ты, — уточнил Будогорский (давая этим понять, что Рон и Гермиона остаются в Хогвартсе).

— Но почему? — взбунтовался Гарри.

— Потому, что наш визит придётся на 31 октября. Думаю, Рон захочет защищать честь команды „Когти Грифа“. Он встанет на ворота. Голкипер временно переквалифицируется в нападающего — вместо Джинни Уизли. Сама Джинни заменит ловца. То есть тебя. Она уже дала согласие.

Гарри задохнулся от возмущения: „дала согласие“. Интересно, как давно она согласилась? Не далее как вчера они тренировались, и Джинни словом не обмолвилась.

— Вчера она ещё ничего не знала. Я сообщил это Джинни буквально перед твоим приходом, — ворвался, как всегда, в вихрь его мыслей Будогорский.

Гарри застонал от разочарования.

— Ну почему? Зачем это нужно делать в первый праздник? Да ещё вместо матча по квиддичу? Как-никак я капитан!

— Я уверен, что Рон согласится принять на себя эту ношу… А Гермиона его поддержит, — улыбнулся Барин.

— Я тоже так думаю, — язвительно передразнив интонацию профессора, Гарри стоял уже на пути к дверям.

— У меня есть веские причины на то. Поверь мне, Гарри.

— Вот как?! Может быть, Вы соблаговолите их поведать? — всё с тем же сарказмом бросил ему Гарри, даже не обернувшись…

И вдруг ноги понесли его вспять. Он так и вернулся к учительскому столу — спиной вперёд. Недоумевая, он повернул негодующее лицо к Будогорскому.

— Вы применили заклятие Империус?

— Конечно, нет. У русских нет такого заклятья, — посмеиваясь, Барин охорашивал свой чисто выбритый подбородок.

— Какая разница, как оно называется! Суть от этого не меняется!

— Не буду с тобой спорить, — промурлыкал Барин. — И это первая причина, по которой я выбрал 31-е. Нам нельзя пропускать учебные дни: это заклинание вы могли бы уже знать, не просиди мы с тобой месяц в тайге.

— Но я-то тут при чём?! — начал было возмущаться Гарри, но Ростислав Апполинарьевич дал знак, чтобы он помолчал.

— Во-вторых: мы все в смертельной опасности. С другой стороны, такое положение вещей уже третий год сряду… Но в моём распоряжении оказались новые сведения, и нам надо торопиться… И, наконец, в-третьих… — Будогорский протянул Гарри номер „Ежедневного пророка“.

Гарри развернул газету. На первой странице красовался шарж на Тёмного Лорда. Выполнен он был с большим мастерством: дементорские осклизлые лапы судорожно сжимали ворот на непомерно длинной шее, норовившей уронить маленькую змеиную головку… на которой, тем не менее, красовалась корона. Гарри хмыкнул и посмотрел на фамилию журналиста: бессменный репортёр Рита Скитер. Гарри глазам своим не верил…

— Она всего лишь женщина…не смогла устоять против моего чертовского обаяния, — смущённо крякнул Барин. — По-моему, шарж вышел удачным.

Будогорский явно ждал похвалы и, ей-богу, он её заслуживал! „Наш пострел везде поспел“, — припомнилась Гарри пословица, которую он слышал от русских.

— Откуда такие душераздирающие подробности? — Гарри ткнул с омерзением в карикатуру Волан-де-Морта.

— Что тебе сказать, мой дорогой мальчик… Не перевелись ещё богатыри на земле аглицкой, — глаза профессора засветились лукавством.

— Вы хотите сказать, что у Тёмного Лорда кто-то шпионит на нас?

— Заметь: не я это сказал! — захохотал Барин. — Иди. Бери газету и прощайся с друзьями.

Гарри машинально взял „Пророк“ и на ватных ногах отправился в Гриффиндорскую гостиную. „Кто? — сверлила его мысль. — Я его знаю? Нужно быть поразительным смельчаком… или двойным агентом, как Северус Снегг“. Снова всплыло ненавистное лицо: желтушного цвета кожа, мешки под глазами… эти глаза никогда не смотрят просто, а будто пронзают тебя неприятно-тяжёлым взглядом. Жёсткая линия рта. Характерный — „снегговский“ — нос, который то понуро свисает вниз, то (в случае душевного подъёма) задран кверху как вороний клюв. Любопытно, что лицо Сириуса всегда ассоциируется только с теми фотками, которые остались у него после смерти крёстного. А вот Снегг… прямо как живой стоит у него перед глазами! Гарри потряс газетой перед портретом Полной дамы — та без разговоров уехала в сторону. В последнее время она стала чересчур пугливой и не терпела, когда на неё повышали голос или замахивались. Гарри сообразил, что на этот рпаз причиной её ретировки стал портрет Волан-де-Морта в газете. Он усмехнулся и перешагнул через порог-раму.

— Гарри! — это был удивлённый возглас Гермионы. — Вот удача, что у всех нас окна в расписании!

— Ага! — Рон заметил „Ежедневный пророк“ в руке Гарри. — Так ты уже знаешь?!

— Гарри, ты понял? — захлёбываясь от радости, лепетала Гермиона. — Это значит, что в стане Тёмного Лорда есть человек, который работает на нас!

— Да. Барин сказал мне, — подтвердил Гарри. — Но это также может значить, что кто-то работает на два фронта.

— Да ладно тебе, Гарри! — жизнерадостно похлопал его по спине Рон. — Не будь пессимистом!

Гарри окинул друзей насмешливым взглядом и прошёл в спальню. Нужно было приготовить кое-какие причиндалы на завтра. Он вытащил из-под кровати чемодан и присел на край постели. Вещи — в крайнем беспорядке. „Надо бы прибрать здесь“, — с тоской вздохнул он, вытягивая из этого вороха мантию-невидимку. Дзинькнул какой-то стеклянный предмет. Гарри с недоумением пошарил по дну чемодана. „Зеркало! Это то самое, которое подарил мне Сириус незадолго до… Где теперь вторая его половина?..“ Он выудил из кучи тряпья зеркальце и замер: какая-то тень мелькнула по его поверхности… Нет. Не может быть. Наверно, показалось… И всё же: где сейчас другое зеркало? Наверняка так и осталось в доме Сириуса на площади Гриммо. Жаль, что Гарри не пришло в голову поискать его там — можно было бы пользоваться… А ведь Северус Снегг по-прежнему может появиться на площади… Или нет? В любом случае следует поставить в известность классного руководителя — если Снегг завладеет зеркалом, за Гарри можно будет установить слежку… наверно.

— Гарри! — позвал его Рон.

Гарри и не заметил, что друзья стоят и наблюдают за ним („Интересно, сколько времени они здесь?“). На всякий случай Гарри поспешил снова убрать зеркальце в чемодан.

— У тебя что, прыщик вскочил? Ты его так серьёзно рассматривал! — Рон кивнул на зеркало.

— Навроде того, — Гарри деланно рассмеялся.

— Слушай, Гарри, — обратилась к нему Гермиона, — ты ведь так ничего и не сказал: зачем тебя вызывал к себе Будогорский?

— Он говорит, нужно смотаться в одно место. Так что извините, ребята, поход в Хогвартс состоится, похоже, без меня, — попытался улыбнуться Гарри.

— А как же матч? — задал Рон свой главный вопрос.

— Придётся тебе, Ронни, примерить на себя капитанский титул и побороться за честь Гриффиндора, — держась бодрячком, сказал Гарри.

Рон смотрел на Гарри исподлобья.

— Ты серьёзно?

— Какие уж тут шутки! Мы отправляемся завтра в Годрикову впадину. Барин возлагает на эту поездку большие надежды. Вы остаётесь здесь — что будет служить также и отвлекающим манёвром… Да и вообще… матч ведь тоже важно… Верно, Рон?

Рон кивнул. И, не сдержав переполняющих его эмоций, кинулся в объятия Гарри. А Гермиона, глядя на них, шмыгала носом. Гарри ходил из угла в угол по спальне ЕГО дома. Как-то само собой подразумевалось, что этот дом — его дом. Фамильный дом Поттеров. Гарри не знал, при каких обстоятельствах умерли его дедушка и бабушка. И почему-то ни разу Альбус Дамблдор не упомянул о них… а он не спросил. Здесь, в этой комнате, каким-то непостижимым образом годовалый Гарри смог отразить заклятие „Авада Кедавра“. Он и сейчас помнил ту ослепительную вспышку бледно-зелёного света. А прожитые годы помогли воссоздать картину гибели его родителей. Мало-помалу у Гарри сложилось даже некое подобие короткометражного фильма: Лорд Волан-де-Морт заглядывает в окна его дома. Тут же на фоне освещённой комнаты в дверном проёме возникает фигура отца. Отец как символ света, Волан-де-Морт — тьмы. Рука Тёмного Лорда взлетает в страшном посыле: из широкого рукава его плаща появляется волшебная палочка, направленная в грудь Джеймса Поттера. „Лили! Бери Гарри и беги!“ — кричит его отец, и крик замирает у него на губах… Он падает, пронзённый смертоносным заклятьем. Волан-де-Морт запрокидывает голову и хохочет. Капюшон падает с лысой головы ужасного посетителя. Его жуткий смех разносится эхом по пустырю, посреди которого одиноко высится особняк Поттеров. Лили Поттер подбегает к маленькому Гарри. Он сидит на высоком детском стульчике и стучит ложкой по его бортику. Мама хочет взять его на руки, но в ту же минуту рука получеловека ложится ей на плечо.

— Отойди, и я оставлю тебя в живых.

— Нет! — волосы матери разметались по плечам, зрачки сузились как у кошки.

— Тогда ты умрёшь первой! — выносит смертельный вердикт Волан-де-Морт. — Авада Кедавра!

Младенец смотрит на гостя с удивлением, но без испуга. Видимо, он уверен, что с ним ничего не случится.

— AVADA KEDAVRA!

Гарри вновь видит сноп золотисто-зелёного света и чувствует сильное жжение в шраме…

Он потряс головой и приложил ладонь ко лбу.

— Тебя что-то беспокоит? — серые глаза Барина следили за ним с беспокойством.

Гарри помотал головой.

— Хотя… да, — решился он. — Вы что-нибудь знаете о моих дедушке и бабушке?

— Какие именно тебя интересуют дедушка с бабушкой?

Гарри устыдился. Он, сохраняя настороженное отношение к тётушке Петунье и дяде Верноне, игнорировал и память об отце и матери Лили Эванс.

— В общем, меня интересуют и те, и другие, — немного слукавил Гарри. — Но спрашивал я о родителях отца.

Ростислав Апполинарьевич, смахнув белоснежным носовым платком пыль со стула, уселся и пристально посмотрел на Гарри. Выдержав паузу, он сказал:

— Я проделал кое-какую работу, дабы узнать как можно больше о том, что могло связывать тебя и Волан-де-Морта. Не скрою, мне помогали… Но!..

Будогорский порывисто встал и наклонился к самому лицу Гарри.

— Пока я не намерен тебе об этом рассказывать! — торжествующе закончил он.

— Как? — разинул рот Гарри.

— Ты должен дойти до всего своим умом. Поэтому мы здесь… Тихо!

Барин встал у простенка между окнами и бросил в Гарри заклятие, которое сделало его бестелесным. Сам же словно вошёл в стену (и сделал это чрезвычайно своевременно). Окно вспучилось — будто на него натянули бычий пузырь. К своему ужасу Гарри увидел, как в стекле, ставшим вдруг резиновым, прорисовываются черты человека… Они были ему незнакомы. Вслед за лицом появилось и туловище. Его голова была бы пропорциональна для человека ста семидесяти сантиметров, но рост этого незнакомца составлял не более метра. Черты монстра обозначились резче. Оконная резина (та, которая должна быть стеклом) лопнула, и показались яркие клоунские глаза — такие, как на „ходиках“ в квартире Рона. Глазищи шныряли по комнате, выискивая нечто. Взгляд этих неестественно синих с зелёными тенями глаз в обрамлении намалёванных поверх век ресниц постепенно становился отсутствующим. В конце концов он померк, а потом и вовсе потух. Стекло распрямилось и приобрело свой первозданный вид.

Барин отлепился от стены и снял с Гарри заклинание.

— Ч-что это б-было? — заикаясь, Гарри указал на окно.

— Джокер. Никогда не слышал о нём?

— Разве что в „Бэтмене“, — Гарри поёжился.

Он удивлялся, что никто в его волшебной бытности не упоминал нечто, явившееся сюда пару минут назад. Честное слово, впечатлений от увиденного хватит до конца жизни!

— Любая фантазия, как правило, родится не на пустом месте, — назидательно произнёс Будогорский.

— Джок-кер служит Волан-де-Морту? — всё ещё запинаясь, спросил Гарри.

— Джокер продажный. Служит тому, кто платит.

— Почему я до сих пор о нём не слышал?

— Джокер — редчайший экспонат даже в нашем волшебном мире. Ты думаешь, это карлик, раскрасивший себе лицо?

— Ну да, примерно так…

— Ан нет. Представь себе жуть: новорожденный Джокер выглядит так же. Но, конечно, меньше в размерах. Собственно, размер Джокера — показатель людской подлости. Этот был весьма скромен. Так что я склонен скорее радоваться, чем огорчаться. Хотя все и уверяют, что мир катится ко всем чертям, но, судя по Джокеру, всё не так уж и плохо.

Барин засунул руки в карманы джинсов и возбуждённо мерил шагами комнату.

— Садись, — бросил он. — Слушай.

Гарри послушно сел.

— XVIII век — век картёжников. Игра. Азарт. Шулера высочайшего класса. Издаётся множество законов, карающих нечистоплотных игроков… И в то же время отдать долг — дело чести. Парадокс! Поэтому обманные ухищрения неисчислимы: система знаков, наколки, крап… Всё это в большом ходу. Тогда-то, по государеву высочайшему повелению, клонировали первого Джокера. Его миссия заключалась в разоблачении нечестных игроков. Так что создан изначально он во благо. Но вскоре Джокер стал властолюбив. Он начал диктовать свои условия. А если его, мягко говоря, встречали непониманием, Джокер шёл напролом, угрожая и подличая. Наконец его наглость разрослась до небывалых размеров. Он не мог уже помещаться в обычном помещении. И он… лопнул.

Гарри прыснул. Барин строго посмотрел на него.

— Именно „лопнул“. И ничего смешного в этом нет — Большой Джокер превратился в десяток мелких. Они входят в доверие, притворяясь этакими контролёрами нравственности. А потом с удивлением узнаёшь: они оборачивают всё, что вызнали о тебе, во зло тебе же. Лицемеры, сладкоязычные и лживые ханжи — вот кто такие Джокеры. Да, совсем забыл: поначалу Джокеры были миловидны. Но впоследствии, чтобы люди не обманывались на их счёт, волшебники раскрасили им лица. Так, по-крайней мере, сразу знаешь, с кем имеешь дело. И вот ещё что: если тебе когда-нибудь понадобится шпион, лучше Джокера эту работу никто не сделает.

— Ничего не понимаю!

— Чего ты не понимаешь?

— Почему, если Джокер так хорош, его услугами всё-таки пользуются редко?

— Значит, не понимаешь?

— Нет.

— Раскинь мозгами, Гарри. Джокер, безусловно, выследит, вынюхает всё, что пожелаешь. Но первым же тебя и предаст, продаст… со всеми потрохами. Причём с превеликой радостью… Разумеется, за бóльшую цену.

— А-а… Волан-де-Морт не боится…

— Что Джокер его предаст? — усмехнулся Барин. — Нет. Для Тёмного Лорда Джокер — одноразового пользования… Я, правда, доподлинно этого не знаю, но думаю, что не ошибаюсь…

— Что же нам делать?

— То, что и собирались. Только в более плотном режиме. Короче, собирайся. Сходим в одно место. Кстати, тебе надо и самому как-то освоить заклятие дезиллюминации. Надоело всё время обращать тебя в воздух.

Ростислав Апполинарьевич картинно взмахнул полой мантии, сделав и себя, и Гарри невидимыми. Вслед за этим превращением они рука об руку трансгрессировали. Гарри оглянулся. Будогорский перенёс его на кладбище. Не торопясь, он переходил от одной могилы к другой. Гарри пошёл следом. Джон Поттер 27 января 1927 г. — 30 октября 1980 г. Маргарет Поттер 1 мая 1927 г. — 30 октября 1980 г. И краткая эпитафия: ПОКОЙТЕСЬ С МИРОМ!

— Что ж, с полным основанием можно сказать, что „они жили счастливо и умерли в один день“… — произнёс Будогорский. — Но могли бы прожить и подольше… Ты как считаешь?

— Наверно…. — прошептал Гарри. — К их смерти причастен Волан-де-Морт?

— Без комментариев… пока. Следуем дальше.

У Барина, видимо, был выработан маршрут. Время от времени он притормаживал и просил Гарри запомнить ту или иную фамилию: Энджи Симпсон (скончавшейся в 1966), Энтони Смит (дата смерти: 1943), Аманда Маккой (1900)… Мало-помалу они оказались в той части кладбища, где захоронения уходили вглубь веков. Глаза выхватили из сгущающейся темноты заколоченный склеп. Барин подтолкнул его к нему.

— Ну же, приятель… Нам именно туда. Заходи!

У Гари пересохло во рту: „Как это — ‚заходи‘?“. Порой легкомысленный профессор поражал его своей бесшабашностью. Не желая показывать, что обескуражен, Гарри попытался отодрать доску от заколоченной крестом двери. Спиной он почувствовал сдавленный смешок Барина.

— Что? — Гарри сердито посмотрел на него.

Тот подмигнул.

— Как говорит одна моя знакомая… которая, кстати, близко знакома с одним нашим ОБЩИМ знакомым, — понизив голос, добавил он, — В конце концов: ты волшебник или нет?

Автоматически Будогорский придал своему тембру интонации Юлькиного жизнерадостного голоса.

Гарри расслабился и достал волшебную палочку.

— Погоди, Гарри. Не торопись, — Барин остановил его руку. — Давай-ка вот что предпримем.

Он взял Гарри за руку и неожиданно взлетел с ним на куполообразную крышу ветхого строения. Будогорский подтащил к себе ускользающего Гарри и заглянул в чудом сохранившийся витраж фальшивого второго этажа. По тому, как он отшатнулся, Гарри понял: что-то не ладно. Не удержавшись, он припал к разноцветным стёклам.

— Ай! — заорал Гарри, проваливаясь внутрь и пытаясь отодрать чью-то руку, сдавившую ему горло.

Очнулся он с чувством, что его изодрали на мелкие клочья взбесившиеся коты. На самом деле, это были тысячи стекольных осколков, впившихся в его тело и лицо. Гарри поднёс руки к глазам. Он их видел — значит, действие дезиллюминирующего заклятия окончилось. Видеть-то видел… но смутно: очки — в который раз! — разбились. Будогорского рядом не было. Но и один Гарри не был. Лицо, которое он теперь знал как Джокера, смотрело на него с глумливой улыбкой.

— „Мальчик, который выжил“, — приторно прогнусавил Джокер.

Гарри отвернулся.

— Что здесь забыл „мальчик, который выжил“? — наклонясь ещё ниже и, продолжая улыбаться, пропел монстр. — Отвечай же. Я жду. Будешь упрямиться, я дам знак Сам-Знаешь-Кому. Тогда тебе не поздоровится.

Самое интересное, что, угрожая, Джокер сохранял свою нарисованную улыбку.

— Пошёл к чёрту! — процедил Гарри.

— Ты сделал свой выбор, — Джокер выпрямился. — И ты пожалеешь.

Он воздел руки к небу (вернее, к потолку) и зашевелил губами… Но буквально сразу же был сбит с ног кем-то быстрым и точным. Оглушён. И обвит верёвками наподобие кокона. В рот Джокера влетел вместительный кляп — так что его и без того большие глаза просто вывалились из орбит. На нос Гарри водрузились очки, и он получил возможность осмотреться. Кряхтя, он кое-как встал. Ноги разъезжались на полу, усеянном разбитыми стёклами. К немалому своему унижению, Гарри почувствовал, как крепкая рука Барина удерживает его за шкирку. Но глядя в широко распахнутые глаза противного Джокера, Гарри постарался ни словом, ни взглядом, ни вздохом не выдать присутствие другого человека. Гарри ощутил, как его слегка встряхнули за шиворот и развернули лицом к многоярусной домовине. Он вздрогнул. А ноги сами понесли к последнему прибежищу кого бы то ни было. Затаив дыхание, Гарри провёл рукой по краю гроба. Обозначилась едва различимая надпись. Он наклонился ниже, чтобы разобрать. „Прадеду — правнук“ — гласила она.

— Открывай! — дохнул ему в ухо Барин.

Гарри передёрнуло. Но, сосредоточившись на мысли о безвременно ушедших родителях, погибшем Дамблдоре, отдавшем за него жизнь Сириусе, Гарри усилием воли заставил себя притронуться к крышке. И ничуть не удивился, когда та не поддалась.

— М-м! — выпучив глаза, Джокер пытался привлечь внимание Гарри.

— Выслушай его мысли. Не вынимай кляп из его лживого рта, иначе он обморочит тебя, — предостерёг его шёпотом Будогорский.

Гарри установил зрительный контакт. Мысли у Джокера путались: страх, сквозь него пробиваются картинки, казалось бы, не относящиеся к делу… „Весёлый Роджер“… нет, это не печально известный пиратский флаг — а просто горка костей, увенчанная черепом… Скачущий всадник с „саблей наголо“… Всадник — средневековый рыцарь, а в руках у него… меч Гриффиндора! Рыцарь поднимает забрало и… на него смотрят глаза… страшно знакомые… Бог мой, это глаза его отца! Рыцарь снимает шлем… Нет! Гарри вскрикнул. А Джокер, почуяв неладное, прикрыл сине-зелёные очи. Но Гарри уже увидел всё, что должен был увидеть: во всаднике в рыцарских доспехах он узнал Годрика Гриффиндора и, похоже, Гарри состоит с ним в родстве — недаром же глаза Гриффиндора так напоминают глаза Джеймса Поттера!.. А меч? Может, им следует открыть гробницу? Но где его взять?

— Ищущий да обрящет! — прошипел Будогорский.

„На что он намекает? — Гарри уже отчаялся найти ответ. — Попробовать манящие чары?“ Гарри даже развеселился. Шутка ли! — подманить меч, находящийся за сотни миль! И, дурачась, он выкрикнул:

— Акцио, меч Гриффиндора! — видя корчи Джокера, Гарри уже не был уверен, что затея такая уж дурацкая.

Он прислушался. Характерный свист возвестил, что приближающийся клинок рассекает воздух. Гарри выставил руку — его пальцы сжали рукоять великолепного оружия. Чудеса! Он и не знал: то ли ему восхищаться собственным мастерством, то ли невероятной удачей… Скорее второе… Стоп! О каких таких таинственных помощниках толковал ему Будогорский? Сегодня, чёрт возьми, он заставит сказать ему всё! Гарри с ожесточением рубанул по замку саркофага. Только меч коснулся благородного дерева, рубины на эфесе холодного оружия зажглись кровавым цветом. Мычание Джокера стало так выразительно, что походило на классические вокализы.

— Гарри, поторопись! — вновь зашелестел Барин.

Гарри сунул в образовавшийся проём между крышкой и основанием гроба руку — та коснулась холодного гладкого металла. Доспехи! Это они! „Как же мы их потащим, прости господи!“ — ужаснулся Гарри.

— А вот как, — ему в руку упал спичечный коробок. — Вспоминай уменьшающее заклятие!

Но вспомнить нужное заклинание ему так и не удалось. Вокализ Джокера исполнялся уже на „фортиссимо“. Дверь в усыпальницу распахнулась настежь. В обозначившемся на фоне чёрного неба силуэте мужчины Гарри узнал… Сами-Догадываетесь-Кого. „На сей раз он меня прикончит… Сколько уже может везти?“ — обречённо подумал Гарри и опустил волшебную палочку… И вслед за этой упаднической мыслью понял, что трансгрессирует. Ещё до того, как осознал, что спасся, Гарри почувствовал на своём лице пощёчину.

— За что? — взвыл он, хватаясь за щёку.

— За трусость, — безапелляционно заявил Будогорский. — Для „пра-пра-правнука Гриффиндора ты слишком малодушен.

Обычно мягкий тон Барина был суров.

— Волан-де-Морт прав: никаких особых талантов у меня нет. Просто мне всегда помогали, — Гарри опустил голову.

— Ну же, сынок! — глаза Будогорского вновь засветились добротой. — Не знаю, что на тебя нашло. Смотри, меч Гриффиндора по-прежнему у тебя в руках, никуда не делся. А ну-ка, припомни, кому даётся в руки реликвия твоего славного предка? — Только достойным!

Гарри слегка приободрился.

— Но мы так и не добыли доспехи, — вздохнул он.

— С чего ты взял? — Барин протянул ему коробок. — А это ты видел? К счастью, я соображаю быстрее… чуть-чуть.

Оглядевшись, Гарри только теперь сообразил, что они в доме Джона и Маргарет Поттер.

— ‚Сматываем удочки‘, — в ответ на немой вопрос Гарри, сказал Будогорский.

Через пару минут они уже находились у ворот Хогвартса.

— У тебя есть вопросы? — невозмутимо отряхивая обшлага мантии, зайдя в свой кабинет, поинтересовался Барин.

Гарри уселся в учительское кресло и, воспользовавшись тем, что его не ругают, закинул ноги на стол.

— Вопрос первый: что Вы знаете о моих предках: как близких, так и дальних? Второй: что ещё за таинственные ‚помощники‘, о которых я ровным счётом ничего не знаю? И, наконец, вопрос третий: доспехи — действительно крестраж? И если это так, как Вы об этом догадались и что надо сделать, чтобы его уничтожить?

Будогорский провёл по волосам.

— Я отвечу тебе, невежественный, невоспитанный поросёнок. Когда скинешь свои ноги с кладбищенской землёй (между прочим, с прахом ТВОИХ предков) с моего стола.

— Ну, уж и ‚с прахом‘, — проворчал Гарри, убирая, тем не менее, ноги.

— А теперь мы пройдём в директорский кабинет. Думаю, тебе знаком ОМУТ ПАМЯТИ… Как говорится, ‚лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать‘.

Дважды повторять было не надо. Гарри бежал впереди Будогорского, с готовностью открывая перед ним все попадающиеся на пути двери. А вот и знакомая статуя Горгульи.

— МЫ! — Ростислав Апполинарьевич приветственно махнул ей рукой, та беспрекословно открыла вход. Они оказались на лестнице, ведущей в покои Директора.

С тех пор, как здесь поселилась МакГонагалл, тут мало что изменилось. Казалось, кабинет всё ещё ждал своего прежнего хозяина. Гарри провёл рукой по письменному столу с привычными безделушками.

— Ты забыл, где стоит ЧАША? — Будогорский взял его за руку, и они вместе подошли к Омуту…

Вновь директорский кабинет. Однако нет в нём ни милых штучек Альбуса Дамблдора, ни портрета его самого. Из тени шкафа вышел Том Реддл. На вид ему лет пятнадцать. В руках Реддла гусиное перо. Он нервно его покручивает. Дверь скрипнула. Гарри не успел отстраниться — сквозь него прошёл Финеас Найджелус.

— В чём дело, Том? — на лице Финеаса печать озабоченности. — Поступил сигнал, что у детей пропадают вещи.

— Этот сигнал поступил от Джона Поттера, не так ли? — придав своему лицу самое благостное выражение, спросил Реддл.

— Допустим, — неосмотрительно согласился Директор.

— Я могу объяснить, — вкрадчиво сказал Том. — Всё дело в том, что нам нравится одна и та же девушка — Маргарет Симпсон.

— Маргарет? — оживился Найджелус. — Думается, она покорила не только ваши сердца… Однако это не повод для наговора.

— Совершенно с Вами согласен, — смиренно склонил голову юный Волан-де-Морт (Гарри готов был поклясться, что в глазах у него плясали черти).

— Можешь идти, Том, — проговорил Директор. — Я поговорю с Поттером.

Пряча усмешку в углах красиво очерченного рта, Реддл вышел за дверь. Будогорский и Гарри, переглянувшись, последовали за ним. Не успел Реддл выйти в коридор, как черноволосый худенький паренёк остановил его сильным тычком в плечо. Глаза будущего Тёмного Лорда загорелись злобой.

— Ты даже не пользуешься волшебной палочкой, Поттер?

— Чтобы набить тебе морду, палочки не надо. И так справлюсь. Это даже доставит мне удовольствие, — отвечал задира-дед, поплевав себе на ладони.

— Сказывается твоё плебейское происхождение, — процедил Реддл.

— Уж чья бы корова мычала…

— Ты на что намекаешь? — сжал кулаки несостоявшийся пока Лорд.

— Не ‚намекаю‘, а заявляю! — вскинул голову Джон Поттер.

— Ах ты, свинья! — вышел из себя Волан-де-Морт и бросился на своего собеседника.

Будогорский взял Гарри за руку, и они вновь очутились в кабинете Директора конца 20-го века. Просто нет слов! Ещё вчера казалось невероятным, что заключённый Сириус Блэк оказался лучшим другом его отца и — мало того! — одноклассником Снегга… А сегодня выяснилось, что его дедушка (который по его подсчётам должен быть чуть ли не ровесником Альбуса Дамблдора) хорошо знаком с Волан-де-Мортом!.. Чёрт возьми, почему Дамблдор никогда не рассказывал ему об этом?.. Да и Хагрид тоже… Что за манера! — окружать всё ореолом таинственности? В конце концов, что с того, что Том Реддл знал деда Гарри?.. Получается, Маргарет Симпсон — его ветреная бабка? Неужели, по словам Финеаса Найджела, она ‚вскружила голову‘ самому Тёмному Лорду?

— Нет, — бесцеремонно ворвался в поток его мыслей Будогорский. — Реддл и в юности был на редкость хладнокровен: блестящий ум, староста школы, красавец… Девушки были не прочь закрутить с ним роман. Но они его не интересовали. Хотя не отрицаю, до сих пор живы очевидицы, которые свидетельствуют, что по ЭТОЙ части у Волан-де-Морта всё как у всех. Кстати, будучи чрезвычайно любознательным молодым человеком, он попробовал себя на всех любовных фронтах. Этот интерес сублимировал потом в интерес наблюдателя… Так что воздержание Тёмного Лорда исчисляется десятилетиями. Но, как это не покажется тебе странным, многие до сих пор вожделеют тела Волан-де-Морта. Знаешь, Беллатриса Лестрейндж…

— Знаю, знаю, — не вытерпел Гарри. — На эту тему Вы готовы говорить часами.

— Ты полагаешь? — хмыкнул Барин. — Хорошо. Давай отвлечёмся от гниющего тела Лорда (Гарри изобразил рвотный позыв). — Поговорим лучше о твоей бабушке. Сейчас ты её увидишь.

Вновь они нырнули в чьи-то воспоминания (‚Интересно, ЧЬИ?‘). У окна сидела беременная женщина. ОЧЕНЬ беременная. Прямо-таки на сносях. Тем не менее лицо её выражало живость. Светлые волнистые волосы волнами сбегали с плеч и заканчивались ниже талии. Взор голубых глаз незнакомки был обращён к чему-то (или кому-то) за окном. Гарри подошёл на шаг ближе. Во дворе он увидал молодую женщину. Та в одной руке несла крынку, а другой придерживала пуховый платок, маскирующий округлую фигуру женщины, которая в скором времени станет матерью… Что-то знакомое почудилось Гарри в её движениях… ‚Фу-у!‘ — выдохнул он. — Ну и глупость же пришла ему в голову!.. Точно такое же сосредоточенно-упрямое выражение было иногда у его тётушки Петуньи, когда она решала какую-нибудь хозяйственную задачу. ‚А что, если?..‘ — Гарри взглянул на Ростислава Апполинарьевича — тот, как бы невзначай, отвернулся. В этот момент женщина в комнате распахнуло окно.

— Элиссон, не звони! Дверь открыта! Поднимайся! — крикнула она подруге, которая согласно кивнула.

— Марго, зачем ты открывала окно? Простудишься, — начала с укора вошедшая. — Держи. Это тебе. Козье молоко.

Она поставила крынку с молоком на стол. После чего подружки обнялись и одновременно рассмеялись.

— Ну, как ты? — Элиссон кивнула на живот Марго.

— Нормально. А ты?

— Мне-то что…

Гарри даже рот приоткрыл. Потому как теперь сомнений не было: так могла выглядеть его собственная тётка, прибавь ей доброты в глазах да оживи её рот улыбкой. Оказывается, Петунья могла быть красавицей — если б не желчный характер!.. Гарри почувствовал тычок в рёбра — это Барин тронул его локтём. Видимо, более ничего интересного здесь увидеть и услышать не ожидалось.

На этот раз Будогорский спросил Гарри:

— Ты понял кто есть кто?

Гарри кивнул.

— Только… Я не понял… Родителями моей матери ведь были маглы, так?

— Так.

— Почему в таком случае они дружили с Поттерами, которые были волшебниками?

— Что ж, многие волшебники считали Поттеров экстравагантной парой… Мне кажется, они просто были лишены снобизма, присущего, скажем, семье Малфоев… или твоему домовому эльфу… Нам предстоит ещё пару раз окунуться в омут памяти. Готов?

— Готов! — зажмурившись, Гарри вновь склонился над чашей.

Они оказались в доме, бедность которого рвалась наружу из облупившейся мебели (хоть её и прятали под тщательно вывязанными салфетками), щербатых полов (но старательно натёртых), вылинявших ситцевых занавесок (стоявших дыбом от крахмала).

— Петти! — слабым голосом позвал дочку ещё не старый, но крайне измождённый мужчина. — Будь добра, принеси мне воды.

— Сейчас, папочка! — этот надтреснутый голос принадлежал, несомненно, его тётке. Ей лет десять. Странно, то же озабоченное выражение лица, что присутствовало у неё в сорок, было уже в детстве.

В комнату вошла Элиссон. На руках она держала Лили. Девочка выглядела больной. Рыжеволосые обычно и так бледнокожи, но в лице этого ребёнка, что называется, ‚не было ни кровинки‘. Глаза смотрели тускло. Ротиком она делала посасывающие движения. Вновь появилась Петунья. Она подняла голову отца и помогла ему напиться.

— Мамочка, ты говорила, если я буду хорошей девочкой, то могу взять яблоко. Я сделала уроки и покормила курочек… — Петунья пытливо взглянула на мать. Та опустила глаза.

— Петти, детка… Дело в том, что я отдала твоё яблоко Лили. Крошка так тянула к нему свои ручонки, что я не смогла ей отказать. Ты же знаешь, доктор сказал, если она будет хорошо питаться, есть надежда, что когда-нибудь она сможет ходить… А ты… Бог и так дал тебе здоровье….

Глаза Петуньи налились злыми слезами.

— Скоро и я буду больной — как она! Мне тоже нужны витамины! Я ребёнок! — выкрикивала Петти, захлёбываясь слезами. — Всё из-за неё! Это её год назад понесло на дорогу, где проезжал этот чёртов грузовик! Спасая её, отец стал калекой! А у нас совсем нет денег!.. Ей всё равно уже не поможешь!

— Петти, — мать подошла к старшей дочери и погладила её жёсткие кудри. — Если бы не папа, твоей сестрёнки могло бы уже и не быть. А отец поправится… Надо только верить…

Элиссон замолчала на полуслове и задумалась.

— Э-ге-гей! — в комнату заглянул ещё один персонаж.

Со встречи с ним в коридорах Хогвартса его дед изменился. Но не настолько, чтобы его нельзя было узнать: угольно-чёрные волосы топорщились в разные стороны, а глаза смотрели весело. За руку он держал… ну, точно свою маленькую копию! Вихрастый, черноглазый… это был, конечно же, Джеймс Поттер.

— Друзья, хорошие новости! Я нашёл одного чудака, который за вашу халупу предлагает сумасшедшие деньги!

— Сколько? — слегка оживился другой его дед.

— 100 тысяч фунтов!

— Он ненормальный? — выразил сомнение Том Эванс.

— Похоже на то, — не стал спорить Джон.- А ещё он отдаёт в придачу дом в Лессингтоне. Место там не ах… но городишка маленький, зелёный. Рядом с домом приусадебный участок. В огороде что-то посажено.

— Джон! Ты волшебник! — счастливо засмеялась Элиссон.

— Да, — серьёзно подтвердил маленький Поттер. — Самый лучший волшебник!

Петунья, которая по-прежнему хмуро подпирала стену, услышав заявление Поттера-младшего, развеселилась. Прикрыв рукой кривоватые зубы, она захихикала…

Туман окутал Гарри. Он потерял из виду Будогорского.

— Что такое?

— Просто воспоминание закончилось слишком резко, — ответил ему Барин.

Ростислав Апполинарьевич взял с директорского стола последний пузырёк и вылил его содержимое в Омут. Не дав Гарри задать ни единого вопроса, они провалились в пучину безвестных воспоминаний. Серый осенний день. Люди в плащах под зонтами столпились у свежевырытой могилы. Гарри поёжился: у них с Будогорским зонта не было. Ливень, словно почуяв, что они уязвимы более остальных, хлестал по ним с удвоенной энергией. Барин описал над ними дугу — дождь прекратил падать им на головы. У Гарри появилась возможность взглянуть повнимательнее на державшего речь у края насыпного холмика человека. Это была молодая, даже юная женщина.

— Они были прекрасными людьми! — голос оратора сорвался. — ПРЕКРАСНЫМИ! Благодаря их поддержке я и мой отец встали на ноги — в буквальном смысле этого слова. Причём действовали они совершенно бескорыстно. Велик не тот, кто может посочувствовать в горести, а кто порадуется в радости! И не было людей более искренних четы Поттеров!.. Я говорю так совсем не потому, что они были мне родственниками…

Лили заплакала, но не остановилась.

— Может, я знала их и меньше, чем некоторые из вас, но не хуже! И я даю слово, что отомщу их убийце!

Она подняла тоненькую руку и сжала её в кулак. Но никому этот жест не показался смехотворным.

— Лили! Тебе нельзя волноваться! — к жене подходил Джеймс. Обняв её, он отвел её в сторону. Тут только Гарри сообразил, что его мать беременна… им.

К надгробию вышел незнакомый Гарри волшебник… Или знакомый? Ба! Да это же Аластер Грюм — без своего вращающегося глаза, зато с родной ногой.

— Не будем размазывать сопли! — рубанул он рукой сырой воздух. — Лили с Джеймсом дали серьёзный отпор Волан-де-Морту. Жаль, что не уберегли стариков… Ну, я думаю, что ни Маргарет с Джоном, ни Элиссон с Томом не жалеют, что их жизнь закончилась так же славно, как и все прожитые годы! Наше дело: походить на них не только мужеством, но и тем, как они принимали и жизнь, и смерть… Да-с…

Немного нелепо закончил он, отворачиваясь от глаз, устремлённых на него. Гарри понял, что ‚железный‘ Грюм пустил слезу. У него тоже защипало в носу. Но в следующее мгновение Гарри уже видел серо-голубые глаза Будогорского. Они уже были ‚на берегу‘, вне омута.

— Садись, — Барин указал Гарри на стул.

Гарри опустился в кресло.

— Итак, я поясню: мир чародеев не был для Эвансов чем-то фантастическим. Ещё до того, как Лили пошла учиться в Хогвартс. Может, теперь ты лучше поймёшь и свою тётю: она была лишена детства отчасти по вине твоей матери (так, по-крайней мере, она считала). Если Лили доставалась львиная доля заботы, ласки и вкусненького, то Петунье оставались только стирка, уборка, готовка и уход за больными… Пожалуй, не слишком весёлые занятия, а?

— Значит, мои отец и мать знакомы с детства?

— Так-то оно так, — задумчиво побарабанил по краю стола Будогорский. — Но вряд ли они это помнили, когда встретились в Хогвартсе… Какое-то (и весьма продолжительное время) Эвансы не общались с Поттерами. А на чём бы я действительно хотел остановиться, так это на убийстве старшего поколения Поттеров и Эвансов. Их убил Волан-де-Морт. Это ясно. Почему не руками своих пособников, а лично? Чем ему помешали Эвансы? Связаны ли между собой эти смерти? Непонятно. Твоим родителям по двадцать. Они выпускники Хогвартса и смогли — по словам Грюма — противостоять Сам-Знаешь-Кому. Опираясь на пророчество, это был уже второй случай их противостояния… Хотелось бы узнать обо всё этом больше. Охочусь за свидетелями, готовыми поделиться воспоминаниями… Пока таковых не находится.

Будогорский глубоко вздохнул. Гарри подошёл к нему и пожал руку.

— Ростислав Апполинарьевич, спасибо Вам. Вы знаете… это очень важно для меня.

— Знаю, мальчик мой.

— И спасибо за сегодня. И вообще…

Барин положил руку поверх руки Гарри и пожал её.

— Иди, отдыхай. У нас ещё полно дел: тебе — узнать, чем закончился матч по квиддичу, мне — поломать голову, как вскрыть крестраж, заключённый в доспехах.

И Будогорский легонько подтолкнул Гарри к выходу.

Глава 13. Ящик Пандоры.

Снегг стоял на балконе православного храма, где обычно размещаются певчие во время службы. Он не был крещён. Но, поскольку с недавних пор волею судеб стал русским священником, всерьёз заинтересовался религиозными традициями. Вначале чтобы утереть нос Юльке и её верному пажу Будогорскому. Потом зацепило по-настоящему — когда понял, что богословские вопросы сродни философским. Северус пришёл к выводу, что православное христианство как нельзя лучше соответствовало духу русских. А уж об этом особом ‚духе‘ Снегг наслушался достаточно. Практически каждое застолье заканчивалось одинаково: Юлия со Славкой начинали спорить, всё более ожесточаясь и переходя в конце концов на крик. В центре их споров были две животрепещущие темы: ‚Кто виноват?‘ и ‚Что делать?‘ (с их же слов). С одной стороны он не понимал зачем так кипятиться, а с другой — ощущал зависть к этим двоим: что-то незримое связывало их… Может, любовь к живописи, музыке, литературе… Тысяча других мелочей: отношение к своей стране, своему городу, своей нации… Они находили забавными одни и те же вещи и даже смеялись над одним и тем же… Вначале Северуса утешал тот факт, что Юля — профан в делах волшебства (тут уж ОН мог дать ей фору!). Но теперь его подруга знала чуть ли не больше его самого. И вот теперь, своими собственными руками (вернее, языком), он, считай, вырыл себе могилу — из одного только стремления показать, как уверен в самом себе, — поручив ПРИСМАТРИВАТЬ Будогорского за Юлией… Ну, что за идиот?! (он, не Будогорский, конечно) Или он не знает Славкину репутацию? ‚Конечно, я должен доверять Юле… Да и не в том она положении, чтобы флиртовать с мужчинами‘… Но доводы разума подчас бессильны перед сердцем, которое, казалось, увеличивалось в размерах, стоило ему только подумать о Юлии и Будогорском… Вот и сейчас он пытался заставить себя думать о великолепии убранства русской церкви… но мысли опять и опять возвращали его обратно в Россию.

— Спускайтесь к нам, Северус! — крикнули снизу.

Голос принадлежал Тёмному Лорду. Он возлежал на кресте, который низвергли с алтаря. Крест положили перед входом в райские врата. А над ним, под высоким куполом собора, без какого бы то ни было крепежа, болталась гигантская клетка, набитая людскими телами для сегодняшнего жертвоприношения. Стены клетки были сплошь утыканы кинжалами, которые выпускали свои клинки по мере того, как клеть опускалась. Волан-де-Морта готовила к омовению парочка вампирш. Девчонки с высоты балкона выглядели прелестно. Но Снегг прекрасно знал, что вблизи у них мертвенно-бледные лица, отдающие синевой, устрашающе-красные глаза и не уменьшающиеся во рту клыки… Что ж, эти твари не омерзительнее того, с кого они стаскивали влажные от постоянно мокнущего тела тряпки. Дистрофичный в своей наготе, Волан-де Морт выглядел бы смешно, если б не то, что должно было свершиться с минуты на минуту. С замиранием сердца все ждали кровавый дождь, готовый пролиться на жалкие члены Тёмного Лорда. Жуткий крик отозвался стократным эхом в замечательном с точки зрения акустики старинном здании церкви. Северус прикрыл глаза. Но ненадолго. Неусыпное око Сивого (пожалуй, единственно стопроцентно верного слуги из свиты Лорда) неотступно следит за ним, надо быть начеку. Северус научился смотреть и не видеть… Как сейчас: масса серовато-голубых тел копошится под ним, спариваясь, грубо лапая друг друга. Он на особом положении. Имеет право не участвовать. Но дурнота от подобного рода ‚вечеринок‘ не позволяют ему спокойно спать и аппетитом есть. Да и какой, к чёртовой матери, аппетит и здоровый сон, когда ты справляешь эти надобности под кровом Тёмного Лорда! Ему обещан отпуск в Рождество ‚за особые заслуги‘, кои заключались в разоблачении заговора великанов. На самом деле никакого заговора не существовало. Но Северусу, когда он выступал послом от Тёмного Лорда, удалось так заморочить головы этим дурням, что они пошли войной на всех и вся (и в первую очередь на самоё себя). Великаны перебили чуть ли не всю колонию, примкнувшую к воинам Волан-де-Морта. Тот готов был кусать себе локти: самые сильные из его солдат так бесславно истребили друг друга!.. Однако утешил себя тем, что великаны всегда отличались исключительной безмозглостью. Северус подкинул своему Хозяину идею, что упадок сил того может быть связан с расплодившимися без меры дементорами. Они, получив свободу, теперь везде шлялись и обескровливали каждого, кого видели. Он надоумил Тёмного Лорда заключить бывших стражников Азкабана в тюрьму и вызывать их только по высочайшему повелению. Сказано — сделано. И, благодарение заклятиям Волан-де-Морта, ещё ни один из них не смог покинуть страшных застенков. Ещё одно из деяний Снегга: заклятие Империус по отношению ко всем вампирам королевства (неудивительно, что это стало причиной ненависти к нему Фенрира). А все оборотни в это время попали под влияние Люпина. Его бывший однокашник и не догадывался, кому он обязан своим относительным спокойствием. Северус неустанно сеял распри среди тёмных магов, стравливая их и раздувая искры тлеющей ненависти между кланами родовитых волшебников. Он так преуспел в этом, что чувствовал себя интриганом-профи. Играя на слабых сторонах натуры Волан-де-Морта, Снегг сумел сделать так, что ни одно решение, предпринятое Тёмным Лордом, не обговаривалось бы предварительно с ним. Несмотря на своё прямо-таки плачевное состояние, Тёмный Лорд по-прежнему вынашивал идеи властителя мира. ‚Мы и только мы, чародеи, — говорил Волан-де-Мрт, — должны управлять многомиллионным стадом маглов. Только достойных, отмеченных сверхспособностями следует назначать министрами, президентами, королями. Большинство из нынешних недоумков ничего не видят, не слышат, не замечают. Все их чувства на самом примитивном уровне — уровне ощущений. Они не могут понять природу происходящего. Объяснять же им — занятие крайне неблагодарное: всё равно, что метать бисер пред свиньями. Посему: только ПОЛНОЕ повиновение высшему разуму приведёт общество к развитию. А за ослушание — порка, суровое наказание. Только так будет порядок на Земле‘. Никакие доводы, что мечты о завоевании мира питал не он один, на Тёмного Лорда не действовали. Напротив, приводя в пример Гитлера и Наполеона, он с пеной у рта доказывал, что их методы были слишком гуманны. А вот лидер большевиков Ленин во главу угла ставил террор, потому и установил на одной шестой части суши власть Советов. И продержалась эта система только благодаря культу личности своего вождя и исключению всякой толерантности по отношению к любому ДРУГОМУ мнению. Без сомнения, кругозор Снегга в сравнении с кругозором его нынешнего хозяина был узок. На фоне Волан-де-Морта Северус выглядел серой мышью. Тёмный Лорд оборудовал в замке прекрасную библиотеку. И если раньше Снегга привлекала главным образом специальная литература, то теперь он постигал мировую художественную классику, начав её изучение с рассказов Чехова. Прочитав их запоем, Северус обратился к ‚Преступлению и наказанию‘ Достоевского. Увидев этот роман в руках своего ученика, Лорд произнёс что-то вроде:

— Читайте внимательно, мой друг. Этот русский писатель как нельзя лучше обосновал, чем отличается ‚тварь дрожащая‘ от тех, кто ‚право имеет‘.

Но, признаться, Снегг не совсем уразумел ЧЕМ. Отложив чтиво до поры до времени, он стал постигать музыкальные шедевры (в замке существовала студия с тысячами записей). Вслед за этим Северус открыл для себя мир живописи. В своей картинной галерее Волан-де-Морт собрал раритеты, давно считавшиеся пропавшими. Леонардо, Ван Гог, Гойя, Веласкес, Рубенс, Рафаэль были особенно любимы Тёмным Лордом, и он мог говорить о них часами. Большое место в его экспозиции занимали также полотна импрессионистов: Мане и Моне, Ренуар, Дега, Писсарро. Особый интерес вызывали у Снегга рисовальщики из России: Репин, Васнецов, Шишкин. Он не мог взять в толк, почему французы величают себя ‚импрессионистами‘, а русские — ‚передвижниками‘. На его взгляд, манера письма тех и других неразличима… В библиотеке, правда, присутствовали альбомы, раскрывающие суть и историю создания каждого полотна, но Северус ленился их полистать. Всё-таки удивительно, что столь широко образованный человек как Волан-де-Морт всё же увечен душой… А Снеггу ещё талдычили, что искусство, мол, пробуждает чувства добрые (причём в один голос: и Юлия, и Будогорский, и Дамблдор). Тёмный Лорд как сфинкс — человек-загадка. Почему его глаза зашорены страхом смерти? Откуда это всенепременное желание выжить любой ценой? Нарцисса, которая имела диплом психолога, считала, что, вероятно, Меропа Мракс (мать Реддла) хотела избавиться от плода. Том выжил, но страх смерти остался на всю жизнь. Поскольку Волан-де-Морт — человек необыкновенных способностей, где-то на бессознательном уровне он это помнит… Увы, даже если и так, исправить уже ничего нельзя. Для терапии такого рода нужна мать… и желание поменять судьбу. И первой, и второго нет и в помине. Странную жизнь вели они в замке, принадлежавшем по преданию Салазару Слизерину. Ночь здесь была временем встреч и переговоров. Ночью вершились все неблаговидные дела. Днём же тёмный двор отсыпался. Северус долго не мог втянуться в такой распорядок. А сейчас его самого мучила бессонница в томительные ночные часы. И он убивал их, дискутируя с Волан-де-Мортом. Когда Тёмный Лорд приглашал на чашку кофе кого-то ещё, Снегг удалялся. Как и у себя дома, Северус оборудовал в стенах замка собственную лабораторию (независимую от ‚лордской‘). Сейчас он бился над препаратом Будогорского, позволяющим проходить сквозь стены. Подобно привидениям. Своему Хозяину Северус не докладывал, какое зелье составляет. Ещё не хватало, чтоб тот проникал сквозь стены и приходил к нему по ночам, дабы послушать бред его сновидений! В эти чёрные дни Снегг находил отдохновение в обществе… Нарциссы Малфой. Цисси обладала остреньким язычком и неплохим чувством юмора. Узнав её лучше, Северус стал более терпим к снобизму и высокомерию Нарциссы. Что ж, она такова, как все члены её семьи. Её выдали замуж на последнем курсе Хогвартса — и в Люциусе она видела скорее брата, чем мужа. Сестру побаивалась. И научилась сызмальства водить за нос мать с отцом. Только сын являлся единственной её любовью. Она во всём потакала Драко. Баловала его, как могла. Вот вам и результат. Не была никого в волшебном мире, о ком бы Нарцисса не знала какой-либо пикантной подробности. Так, например, немало интересного Снегг узнал и о самом себе. Оказывается, факт его участия в пиршествах Волан-де-Морта не был простой данностью. Дело в том, что Северус никогда не задумывался, кем являлись женщины на вечеринках Тёмного Лорда. Ему и в голову не приходило, что подобные существа всё же одушествлены. Что ‚в свободное от работы время‘ они могут обсуждать своих клиентов и даже иметь собственное мнение на тот или иной счёт. Так вот: Малфой утверждала, что с их помощью за ним закрепилась слава героя-любовника (у Снегга возникла мысль: зачем Нарциссе якшаться с женщинами такого рода). Когда Северус, опешив, попросил её приглядеться — так ли должен выглядеть герой-любовник? — она ответила примерно следующее:

— Подумай, почему Тёмный Лорд так ценит тебя? — Потому что ты можешь то, чего не может он. ОН всегда выделял сильных людей… Говорят, наш хозяин не слишком вынослив в постели. В то время как ты способен заниматься ЭТИМ ночь напролёт.

Нарцисса уставилась на него, не мигая.

— Уж не проверить ли ты это явилась в ту незабываемую ночь? — усмехнулся Северус.

 — Пожалуй… — Нарцисса присела к нему на край кресла. — Знаешь, Беллатриса тоже желала бы это проверить, но ты ведь не замечаешь женщин… Странный ты…

Миссис Малфой провела рукой по его волосам.

— О, боги! — отпрянул Северус. — Наверно, после того, как поимеешь дело с твоей сестрицей, уже никогда никого не захочешь.

Нарцисса рассмеялась.

— Примерно так и говорил мой зять Лестрейндж.

Разрядку в подобного рода разговоры вносила Валя. Девочка порхала по необъятному дому Малфоев как мотылёк. Она уже вполне сносно болтала на английском. А Нарцисса обучила её некоторым чародейским фокусам. Волшебницы — увы! — из мисс Агутиной не получится, но азы некоторых наук она могла освоить. Валюша очень расстроилась, что Нарцисса (к которой она искренне привязалась) и Северус никогда не были и не будут женаты. Да и полноценной семьи ей не светит… Жаль разочаровывать ребёнка, но сказать правду всё же было необходимо… Осталось пережить рождественский бал и можно вдыхать свободу полной грудью целую неделю! Северус скользнул взглядом по так называемым ‚сильным мира сего‘ и усмехнулся.

— Вы находите это смешным? — на него смотрел Волан-де-Морт. Невозможно было угадать, что таилось за его усмешкой.

— Пожалуй, — склонил голову Снегг.

— Что ж, меня самого это забавляет, — неожиданно согласился Волан-де-Морт. — Но! ‚Богу богово, а кесарю — кесарево‘. Ваш ответ, несмотря на явное моё к вам расположение, кажется мне дерзостным.

— Ну, так наложите на меня епитимью, сэр, — попытался обратить всё в шутку Северус.

— Я так и сделаю, — холодно кивнул Волан-де-Морт. — У меня давно чешутся руки заполучить ящик Пандоры. По-моему, пришла пора. И, пока я занят, пусть поработают на общее благо другие.

Северус вопросительно смотрел на своего работодателя.

— Вы окаменели, мой друг? — издевательски-учтиво прогнусавил Тёмный Лорд. — Собирайтесь!

рявкнув, он развернулся и стремительно зашагал прочь.

‚Чем вызвана эта внезапная перемена? — ломал себе голову Снегг. — ‚Чешется‘ у него, видите ли, в одном месте! Ящик Пандоры! Бред! Если это даже не миф (как я считал до сей поры), то где его искать?.. Надо вызывать Будогорского!“. Сложился план. Перво-наперво следовало разыскать Нарциссу — может, они договаривались с Барином о встрече. Во-вторых, надо наведаться в паучий тупик. В-третьих: о свидании с Юлей придётся забыть. Стоя на холме, Северус оглядывал Вечный город. Нет, Нероном он себя не воображал (сие имя ему было неведомо). Снегг пытался понять, как на месте применить тот ключ, что был у него в руках… Какой ключ? — На этом стоит остановиться подробнее. Когда он отправился с визитом к Нарциссе, та как раз собиралась с Будогорским… в театр. В „Ковент-Гарден“. „Все будто с ума посходили, — помнится, с раздражением подумал он тогда. — Просвещены буквально все. Один я неуч“. Так или иначе, Нарцисса соблаговолила взять и его. Театр ошеломил Северуса. Давали „Свадьбу Фигаро“ на родном „итальяно“. Миланская труппа — и, судя по тому, как Барин захлёбывался от восторга, — ОЧЕНЬ хорошая. На Северуса музыка оказывала либо будоражащее действие: он становился нервным и не мог потом долго заснуть, либо — эффект снотворного. Тут возобладало первое. У него так разболелась голова, что он с трудом сдерживался, дабы не выместить злобу на Будогорском или Нарциссе. Снегг не любил большие скопища людей, громкие голоса и духоту. Тут присутствовало всё: полный зал, мощные звуки оркестра, спёртый воздух.

— Зачем ты меня сюда притащил? — вцепился он в антракте в Будогорского.

— Пóлно, — отрывая его руку от безупречного смокинга, натужно улыбнулся Ростислав. — Юля велела мне немного понатаскать тебя, чтобы ты не выглядел этаким медведем по сравнению с учёной женой.

Упоминание о Юлии слегка утишило страдания Северуса.

— И всё же? — он подозрительно оглядел баламута Будогорского. — Я ведь знаю, ты ничего не делаешь просто так.

— Всему своё время… Всему своё время, — повторил Барин, очаровывая проходящих безупречной улыбкой.

— Господи! На вас нельзя смотреть без смеха! — защебетала подошедшая Нарцисса (она отходила в дамскую комнату „попудрить носик“). — Один напоминает мне павлина, другой — сыча… ха-ха-ха!

— „Сыч“, надо полагать, я? — хмуро процедил Снегг.

— Ты догадлив, — игриво взмахнула ресницами Цисси. И, подхватив под руку Будогорского, удалилась.

Северус мысленно послал её… куда подальше и пошёл в буфет испробовать магловского коньячка. Когда представление закончилось, Барин потащил его за кулисы, оставив Нарциссу „подышать воздухом“.

-Джузеппо! — окликнул Будогорский пышнотелого итальянца, смахивающего на фавна…

Дальше — непереводимый местный фольклор. По тому, как Славка с „Микеле“ тыкали в него пальцем, Северус догадывался, что речь идёт о нём. Облобызавшись на прощание с золотым голосом „La skаlа“, Ростислав поспешил к выходу, где их поджидала Малфой.

— Ты объяснишься наконец? — проворчал Снегг, догоняя приятеля.

— Если ты присоединишься к нам за ужином, — промурлыкал Барин.

— Есть на ночь вредно, — пробурчал Северус.

— Не занудничай. Кроме того, девушки предпочитают выпуклые попки, а не тощие, плоские зады…. Так ведь, моя прелесть? — неутомимый Ловелас Будогорский ущипнул свою даму за пятую точку.

— С этим надо родиться, — жеманно изрекла Нарцисса. — Вот у Люциуса….

— Я тебя умоляю! — насмешливо прервал её Будогорский. — Это вульгарно: упоминать имя мужа в присутствии любовника.

— Прекратите свой дурацкий трёп! — вскипел Снегг. — Или я никуда не пойду!

— Нарцисса! — брови Барина поползли вверх. — Мне показалось, или этот мрачный субъект нам угрожает?

— „Или я никуда не пойду“, — передразнила Северуса Малфой. — Напугал!

— Нет, милая, — вступился за товарища Будогорский, — ты не права. Без Снегга скучно. И посмеяться-то будет не над кем.

Они с Нарциссой заливисто рассмеялись.

Северус засунул руки в карманы и зашагал прочь. Но Ростислав успел подхватить его с одной стороны, Нарцисса — с другой, и вместе они трансгрессировали в одно милое местечко, где Снегг узнал, о чём Барин беседовал с итальянцем. Джузеппо Антонио Феррари — глубоко верующий человек, католик. Благодаря своему звёздному статусу, принят папой, как родной сын. Под величайшим секретом, из первых рук, доподлинно известно, что Ящик Пандоры находится на территории Ватикана. Подробнее может знать только Папа. И заставить его говорить может человек, владеющий даром убеждения и определённым обаянием (Будогорский значительно посмотрел на Северуса: „Эликсир!“ — прочёл он в глазах друга). „До этого я бы додумался и без подсказки любезного Будогорского“. А вот мысль посетить перед поездкой в Рим Миргородского возникла лично у него. И он спровоцировал на это посещение Ростислава, обманывая себя, что Барин ему нужен не „за компанию“, а как „идейный вдохновитель“. Впрочем, Будогорский, будучи человеком открытым, не лукавил. Он искренне признавался, что привязался к Снеггу и даже скучает без него (облекая, конечно, свои признания в сардонически-юмористическую форму). Вообще-то, Северус был постоянным объектом его шуточек. В этой словесной перепалке Снегг без конца срывался. Он не мог быть одновременно милым и ироничным, как Будогорский. А тот мог. Славка вообще был очень лёгким человеком, сразу возбуждающим симпатию… как Джеймс Поттер, пожалуй. Но вот парадокс: нынешняя Лили предпочла его, неуклюжего Северуса Снегга… Ростислав передал ему от Юлии мобильный телефон и напомнил, как им пользоваться. Юлька звонила каждый день и посылала ММС-ки. Всегда в одно и то же время. А он ждал. И нервничал, когда звонок задерживался. Славка сравнивал его с какой-то „собакой Павлова“. На вопрос „Почему?“, тот лишь отшучивался: „Не бери в голову. Она тебе ещё пригодится“. Миргородский встретил их очень сердечно. Сказал, что рад образовавшемуся тандему: мол, наконец-то „Славик“ обрёл друга. И относился к Северусу с неизбывным вниманием. Но ничего существенного по поводу Ящика священник сообщить не смог. Правда, подтвердил, что Ящик Пандоры существует. Однако теперь он ценен только как историческая реликвия и реальной угрозы не представляет — поскольку вышеупомянутая любопытная дамочка выпустила все несчастья рода человеческого на землю обетованную, оставив одну лишь надежду (которая, судя по всему, там до сих пор).

Что ж, тем лучше.

В столицу солнечной Италии Северус отправился самостоятельно. Будогорский обещал ему телепортировать, а Юлька — звонить. Так что рождественские каникулы отчасти всё же состоялись. Руководствуясь тем, что информацией о злополучном Ящике располагает глава католической Церкви, можно было бы дезиллюминировать и поселиться в кабинете у Папы… И что потом? Ждать случайно оброненной фразы из уст наисвятейшего, которая бы стала неким ключом? „Боюсь, что Ящик Пандоры не самая актуальная тема для беседы с кем бы то ни было, — усмехнулся Северус. — Если только каким-то образом навести на этот разговор“… Допустим, у негобыл бы рисунок этого чёртова ящика… Кстати: он ведь и сам не представлял, как выглядит это вместилище неприятностей. „Ящик“ — наверняка иносказательно. Люди античности не довольствовались в изготовлении подобных вещиц нестругаными досками. Как пить дать, Пандору так и подмывало открыть этот ларчик, чтобы лишний раз прикоснуться к прекрасному… Где бы получить сведения о нём? Напрашивается один ответ: у ровесницы (-ка) Пандоры (ХА-ХА!). Кто это может быть? Как не продолжителен век волшебника, ни тысячу, ни, тем более, две, не удалось прожить ещё никому — даже Фламелю, владеющему философским камнем… Но помимо смертных есть феи, музы — которые не спешат являться к таким трудоголикам, каким являлся Снегг… Может, выдернуть Будогорского? Но что-то уж слишком тяжёлая ноша легла на плечи Ростислава: и проблемы, связанные Юлькой, и проблемы Тёмного Лорда (которые опять-таки поставлял ему Северус)… У Барина всегда была бурная личная жизнь. А есть ещё жизнь Хогвартса, его учеников… теперь вот ещё Снегговы беды. Но, если не обращаться к Славке, как договориться с Вдохновением или с одной из 9-и её сестёр? В то время, как Будогорский живописал свою удачу по поимке феи, он представлял, как Юлька, дурачась, выставляла, раздвигала и перекидывала ножки, парадируя Шерон Стоун. Так что помнил он весьма смутно содержание славкиного обращения. И всё-таки… следует вытащить из подсознания то, о чём вещал Будогорский. Сначала, вроде бы, он толковал, какая это была удача: добиться голограммы вполне материальной. Потом его осенило… И создать таковую ему помогла Вдохновение… И где же она? И как её изловить?.. Вот тут пробел. Совершеннейший. Наверно, в этот момент Юлька проделала какой-то особенно эффектный финт ногами… в его голове. Снегг-Черных потёр виски, вспоминая, что делал Барин, дабы обнаружить Вдохновение. Пошагово это выглядело так: перед началом своего эксперимента Будогорский придал герметичность кубатуре, в которой ставил опыт. Потом высветил лазерной указкой каждый кубический сантиметр помещения (указка была сделана по образу и подобию той, которой пользуются магловские ученики, но способная делать невидимое видимым — на её создание его подтолкнула мантия-невидимка Гарри). Вдохновение, особо не таясь, занимала выжидательную позицию, сидя на лабораторном столе. Там её Будогорский и увидел. Стоило ему галантно расшаркаться, как фея завела с ним непринуждённую беседу. В таком случае ничего не мешает Снеггу пойти уже проторенной дорогой. Вопрос только в том, что такого может изобрести ОН (это было обязательным условием), чтобы к нему явилась Вдохновение? Может, зрительная телепортация? Пожалуй. Но где провести опыт?.. Боже, ну какой же он болван! Ведь в кармане у него адресок одного знакомого Барина — мага средней руки. Правда, живёт он не в Риме, а в Венеции. Что ж, заодно представится возможность взглянуть на город, воспетый Будогорским и Гончаровой. Пошуровав у себя в карманах, Северус выудил бумажонку с адресом и трансгрессировал на улицу Святого Франциска к дому № 5. Через минуту Северус ощутил под ногами твёрдую почву — мало того, АСФАЛЬТИРОВАННУЮ! По его разумению, он должен был очутиться либо барахтающимся в водах венецианского канала, либо (в крайнем случае) — сидящим в одной из бесчисленных гондол города на воде. Как будет выглядеть вход в жилое помещение, он слабо представлял. Во всяком случае, не исключал возможности подплыть непосредственно к парадной на утлой лодчонке. Слава богу, всё оказалось более или менее цивилизованно. Как везде. Ещё раз сверив по бумажке адрес, Снегг поднялся на второй этаж облупившегося от влаги палаццо. Звонок. Вслед за ним послышался темпераментный итальянский говор. Дверь распахнулась. На пороге стоял колоритный мужчина: голову его венчала шапочка, подобная судейским, из-под которой буйно выбивались смоляные кудри, тёмно-вишнёвая шёлковая мантия была накинута на голое тело (и растительность на груди разве что чуть-чуть уступала волосяному покрову на голове); глаза — чёрные до синевы — смотрели настороженно.

— Good day, sir. My name is Иван Черных, — лицо итальянца ничего не выражало. — Sorry, do you speak English?

Искра понимания промелькнула в глазах его собеседника.

— O! I don’t! — отрицательно покачал он головой и жестом пригласил войти.

Северус перешагнул порог и решил внести ясность:

— Будогорский…

— А-а! Будогорский! — итальянец стукнул себя в грудь и расхохотался.

Он поманил Снегга вглубь квартиры, которая начиналась узким, извилистым коридором. Мало-помалу коридор расширился и превратился в комнату, более всего похожую на класс химии. На кафедре находилась больших размеров динамомашина, всё пространство рядом занимали колбы, пробирки, реторты. Хозяин квартиры привёл свою машину в действие, усадив гостя по одну от неё сторону, сам разместившись по другую. Северус наблюдал, как возникшее напряжение разорвалось электрическим разрядом, мелькнула молния.

— Изобретение Альбуса Дамблдора, — услыхал он уже знакомый тенорок. — Но срабатывает только тогда, когда люди обоюдно настроены на взаимопонимание.

— Никогда не слышал о подобном, — пробормотал Снегг.

— А вы думаете, как Дамблдор выучил 82 языка?.. Всё-таки человеческий потенциал ограничен.

— Да-да, — машинально согласился Северус. А сам вспомнил появление Юлии. Оно было отмечено именно такой молнией: короткой и с характерным треском.

Он часто мысленно возвращался к этому эпизоду. Для самого себя Снегг решил, что столь сильные ощущения были испытаны им в связи с тем, что Юля похожа на Лили. Но, если подумать, сходство не такое уж и очевидное. Лили отличалась большей женственностью: выше ростом, бёдра шире, грудь пышнее, ноги длиннее, движения размеренно-плавные… Юлька порывистая, тонкокостная, узенькая, как подросток. У Лили даже волосы блестящие и гладкие, как озёрная гладь, а взор — мягкий, как бы ласкающий. У Юльки же буйно вьющаяся шевелюра, а глаза — ух! — огонь, фейерверк!.. Но стоило Юле забраться с ногами в кресло, наклонить голову или обернуться, как две его любимые женщины становились неразличимы… Значит, в этом деле не обошлось без Дамблдора. Это, конечно, не новость. Но старик не оставил Юльку где-то на полдороге к его дому. Он сопроводил её до самой калитки. Недаром Юля говорила, что ни разу не усомнилась в правильности пути.

Снегг увидел перед собой пощёлкивающие пальцы.

— Эй, приятель, ты здорово отвлёкся, — прозвучал голос над ним.

Северус откашлялся.

— Извините. Наверно, нужно объяснить, кто я. Меня зовут Иван Григорьевич Черных. Можно просто Иван.

— Джакомо. Друзья зовут меня Джанни.

Они скрепили знакомство пожатием рук.

— Что Вас привело в нашу страну?

— У меня назначена аудиенция с Папой. Я, видите ли, лицо духовное…

Джакомо изучающее посмотрел Снегга.

— Что ж, если Вас рекомендовал мой друг, можете остановиться здесь, пока не решится Ваш вопрос… Моя лаборатория к Вашим услугам.

И, запахнув мантию, скрылся в недрах квартиры.

„Чокнутый профессор, — мысленно окрестил его Северус. — Мог хотя бы показать мне комнату, чтобы распаковать вещи“. По правде говоря, вещей — кроме дорожного сака — у него не было. Да и чувствовал он себя, невзирая ни на что, премного лучше, чем в замке Тёмного Лорда. Северус прошёл вдоль лабораторного стола, перебирая пробирки с наклеенными на них формулами. Одна его заинтересовала: по виду ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР, но формула на стекле отсутствовала.

— Что скажете? — вновь возник „чокнутый“.

— Это что? — Снегг поболтал жидкостью под носом профессора.

— Прелюбопытнейшая штука, доложу я Вам. Рабочее название ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР. Действие чрезвычайно широкого спектра. А изготовил его один из самых талантливых учёных современности.

— О ком Вы говорите? — с недоумением спросил Северус.

— О Северусе Снегге, — ответил Джакомо. — Ростислав сказал, что это творение его рук. Рук и УМА. Кстати, здесь есть и другие его изобретения…

— И зачем он создал этот… как Вы говорите… ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР? — перебил его Снегг.

Джанни засунул большие пальцы за проймы своего жилета и пожал плечами.

— Вы знали лично Северуса Снегга? — глянул на него исподлобья автор Эликсира.

— Н-нет, — помявшись, признался тот. — К сожалению. Похоже, его оклеветали. Его разыскивает Интерпол… Неужели не слышали?

— Слышать-то слышал, — промямлил Северус. — Но…

— Вот и я говорю „НО“. Во-первых, сам Дамблдор ему доверял. А Альбуса обмануть не то что трудно — я бы сказал невозможно. Во-вторых, все, кто знал Снегга, отзывались о нём как о человеке порядочном и надёжном.

Северус невольно улыбнулся, польщённый:

— А есть ещё и в-третьих?

— Есть. Будогорский самого высокого мнения о Северусе Снегге.

— Что Вы говорите?! — ухмыльнулся псевдоЧерных. — Неужели САМ Будогорский?!

— Не ёрничайте, молодой человек, — одёрнул его священник. — Второго такого, как Ростислав, просто нет.

— Согласен, — посерьёзнел Северус. Все его идиотские домыслы в отношении Юлии мгновенно угасли. — Я бы хотел тут поработать, если позволите.

Синьор Джакомо поднял вверх ладони.

— Всё. Испаряюсь! — и „испарился“ в буквальном смысле слова.

А Снегг с вдохновением стал материализовывать свои телепортации. Окрылённый добрым словом профессора Джанни (которое, как известно, „и кошке приятно“), Северус в два счёта смешал ингредиенты. При смешении они давали некий наркотический эффект — однако совершенно безвредный. Работа пошла споро. Северус задёрнул плотные шторы и залпом выпил галлюциногенную болтушку, которая заменяла очки, позволяющие видеть в темноте. После секундной эйфории (прозвучавшей сегодня особенно остро) он связался с Барином. Через пару минут уже пришёл ответ — увы, ответной картинки послание не содержало.

Сева, ты гений!

Такое впечатление, что сидишь в к/т „Стерео“, когда читаешь твои записки.

.

Северус ребром ладони очертил площадь комнаты. В воздухе почувствовалось замкнутость пространства. Снегг взмахнул палочкой: „Акцио, указка!“ — та упала ему в руку. Исследовать класс на нахождение Вдохновения не пришлось слишком долго. Фея грациозно восседала на столе между химпрепаратами, весьма художественно при этом скрестив стройные ноги. С её колпачка спускался голубовато-прозрачный шлейф — такой длинный, что в его складках терялись близлежащие метры паркета.

— Мисс, — Снегг весьма почтительно склонил голову.

— Никогда не делайте то, что Вам претит, — назидательно произнесла Вдохновение, поигрывая то ли стеком, то ли волшебной палочкой. — Вы никогда не были особенно галантны. Может, не стоит и начинать?

Фея спрыгнула со стола, подобрав бесчисленные фалды своего сногсшибательного наряда. Сегодня она показалась Северусу гораздо ниже ростом, чем тогда, при встрече с её голограммой.

Вдохновение поправила палочкой завиток у ушка.

— Разумеется, — ответила она его мысленному замечанию. — Мой рост зависим от значимости открытия. Ваше, сэр, согласитесь, не для номинации на Нобелевскую премию.

— Тем не менее, Вы здесь, — стараясь быть любезным, растянул губы в улыбке Снегг.

— Приступим к делу, молодой человек. Вам ведь что-то надо, я не ошиблась?

— Да, — не стал лукавить Северус. — Меня интересует Ящик Пандоры. Где я могу его найти, и как он выглядит?

— Выглядит он так, — Фея взмахнула своей палочкой, и в воздухе повисло голографическое изображение резного сундучка-бонбоньерки. — Запомнили?

Он кивнул. Следующим взмахом Вдохновение смыла голограмму.

— Что же касается ГДЕ, то по просьбе Иоанна Павла II Гефестом была выкована гробница, способная открываться взору только светлого человека. Аполлон нашёл ей достойное укрытие. И Афина всегда сможет отомстить любопытному, посмевшему нарушить уединение этого местечка. Другие боги-олимпийцы также принимают участие в охранении Ящика Пандоры: так Гермес, будучи самым легконогим, тотчас информирует своих могущественных братьев и сестёр о нарушении заповедных границ.

— Зачем охранять этот чёртов ящик, если ничего, окромя надежды, в нём нет?

— Э, нет. Тут Вы ошибаетесь, — Вдохновение прищёлкнула язычком. — Более двух тысяч лет собирали боги по всему свету беды и невзгоды человеческие. И собрали! — Буквально несколько лет назад. В мире воцарилось хрупкое спокойствие… Продолжать?

— Нет нужды, — хмуро ответил Северус. — Моё предприятие безнадёжно. У меня есть большие сомнения по поводу моей „светлости“… За Ящиком меня послал… Сами-Догадываетесь-Кто.

— Недурной ход… А знаете, я подскажу Вам, что следует делать. А дальше уж поступайте, как считаете нужным. Ступайте к горе Геликон. Там течёт источник Гиппокрена. Напейтесь из него. К Вам явится конь, Пегас. Седлайте его. Он переправит Вас на Олимп. Да, вот ещё что, — Фея сняла с шеи свой талисман. — Вам надлежит поцеловать мой оберег — и я явлюсь по Вашему зову… БЕЗ каких бы то ни было открытий.

— Мисс… Я был бы счастлив сделать не одно открытие… ради того, чтобы увидеть Вас снова.

— Да Вы комплементщик! — кокетливо ахнула Вдохновение. — Что ж, желаю Вам „ни пуха, ни пера“.

— К чёрту, — машинально ответил Снегг.

Но „к чёрту“ он отправил уже пустое место — Фея растворилась. „И где, скажите на милость, эта гора Геликон? Хотя какая мне разница — трансгрессирую, и дело с концом“. Что он и сделал. Не особо предаваясь красотам средиземноморского климата, Северус с удовлетворением отметил, как всё-таки правдива поговорка „ни ума, ни фантазии“. Действительно, вряд ли фантазёр начисто лишён соображения… Это к тому, что в традиции британской трансгрессии есть существенный недостаток: следует представлять себе место, куда собираешься отправиться. Снегг с лихвой компенсировал этот пробел тем, что обладал развитым воображением. Так что перенёсся он прямо к ручью, сочившемуся из расщелины (так называемому „священному источнику“). Далее родник сбегал по каменистому склону и, расширяясь, превращался в каменистую речушку. Северус сейчас находился у истока. Наколдовав пластиковый стакан, он подставил его под бурливые струи. Понюхав воду, — более по привычке, чем из осторожности — он залпом осушил стакан. Вода была ледяная. Зубы тотчас свело. Помимо ощущения холода он чувствовал что-то ещё… вроде какой-то призвук…. точно, ржание! Через некоторое время Снегг имел удовольствие лицезреть довольно-таки страшненького жеребчика — приземистого и кургузого. Минуты две он и конь смотрели в глаза друг другу. „Ну, и как себя вести с этим уродцем?“ — Северус просто не знал. О чём думал конь, до поры до времени оставалось за кадром…

— Садись же. Не медли, — молвила, к немалому удивлению Снегга, лошадь.

— Ты… то есть Вы — Пегас? — решил внести ясность Северус.

— Не трать времени понапрасну, человек. Разумеется, я Пегас. Кого же ты мог ещё лицезреть на горе Геликон, испив из источника вдохновения Гиппокрена?

Снегг хмыкнул. Конь, в отличие от него самого, не церемонясь, обращался к нему на „ты“. С другой стороны, это оправдано. Кто он такой? Всего лишь смертный. В то время как Пегас — существо мифологическое. И Северус стал неуклюже карабкаться на круп коня. „Какую надо иметь растяжку, чтобы забросить ногу на спину этого зверя?!“ — со злостью думал Снегг, предпринимая очередную попытку. Пегас, вероятно, обладал незаурядным интеллектом, потому как, вздохнув (совершенно по-человечески), он преклонил колени. Северус был искренне ему за это благодарен.

— Спасибо, дружище, — он похлопал коня по холке.

На что тот тряхнул гривой и фыркнул:

— Первый раз ничтожнейший человечишка позволяет себе такую фамильярность, — и взмыл, расправив крылья, под облака.

Полёт был непродолжителен. Только Северус осмыслил унижение, которое из-за боязни быть сброшенным на скалы, молча проглотил, как Пегас стал кружить на одном месте — видимо, выискивая место для посадки. Красотами Эллады полюбоваться не удалось. Вдруг нестерпимо яркий свет ослепил его, Северус непроизвольно прикрыл глаза рукой… и слетел с лошади. Очнулся он в кресле, по конструкции напоминающее стоматологическое (подголовник, подлокотники, площадка для ног), но во много раз превосходящее дизайнерским замыслом. Опершись на резные подлокотники, Северус собрался уж встать, но не тут-то было: его тело опутали тугие верёвки.

Раздался каркающий смех.

— Познакомился уже с недремлющим оком моего дядюшки? Как тебе ложе моего друга? По-моему, слегка великовато. Предлагаю вытянуть тебя до правильных размеров, — тут Северус увидел смуглого незнакомца в красной, как у палача, рубахе, со спутанной курчавой бородой и длинными нечесаными волосами. В руках мужчина держал огромные клещи самого устрашающего вида.

— Что это ты делаешь, муженёк? — с другой стороны к Северусу подходила высокая стройная блондинка. Лёгкая ткань тоги не скрывала, а подчёркивала её безупречные формы.

— А-а! — уродливое лицо первого исказила гримаса. — Стоит только появиться каким-либо штанам на Олимпе, моя шлюха-жена уже тут как тут!

Снегг подумал, что мужчина, скорее всего, Гефест, а его жена, судя по всему, Афродита. Богиня, не мешкая, отреагировала на „шлюху“, влепив оплеуху супругу. Тот, бросив щипцы, схватил её за горло. Неизвестно, чем бы это кончилось, если б не нарисовался ещё один персонаж — юноша в крылатых сандалиях (похоже, Гермес). Он направил свой волшебный жезл на „сладкую парочку“ — тех отшвырнуло друг от друга.

— Объяснитесь: что здесь происходит? Почему ОН, — Гермес ткнул пальцем в Северуса, — в ложе Прокруста?

— Свалился, как снег на голову, — проворчал Гефест. — Кто? Откуда? Это я и собирался выяснить.

— Твой каламбур, братец, весьма удачен: это и есть Снегг. О его визите предупреждала Вдохновение… или ты забыл?

— „Не знал, не знал — да и забыл“, — скривилась Афродита. — Гермес, ты меня удивляешь. Мой муж в опале. Уже несколько веков его не зовут на Заседание богов.

— Вот как? — удивился Божий посланник. — Почему?

— „Почему“? — всплеснула руками прекрасная Афродита. — Да потому, что он примитивен, как ремесленник — собственно, таковым он и является, — необуздан и груб, как сапожник… Продолжать?

„Обратите наконец на меня внимание!“ — взмолился Северус.

Трое родственников-богов разом повернулись к нему.

— О! Простите великодушно! — Гермес взмахом жезла освободил пленника от пут.

Северус сполз со злосчастного ложа.

— Поведём его к отцу? — Гефест колебался.

— Нет, — поморщилась Афродита. — Папенька с мамулей скандалят с самого утра. Отца опять куда-то занесло на ночь. Решим вопрос локально. Пригласим только Афину с Артемидой и Аполлона.

С этими словами она подошла к мужу и, как ни в чём не бывало, чмокнула его в морщинистую щёку. Они удалились вместе под ручку (что ничуть не удивило Гермеса).

— Не хотите ли осмотреться? — любезно предложил он.

— Пожалуй, — согласился Северус.

Бесчисленные анфилады, изукрашенные драгоценными камнями, дворцовые стены в живых гобеленах, расписные потолки, полы с причудливым орнаментом из разных пород деревьев и близлежащие холмы с замечательными скульптурами — всё дышало изяществом и гармонией.

— На кой-ляд Вам понадобился Ящик? — поинтересовался Гермес.

— Как? Вы не знаете? — Северус немало озадачился. — Разве Фея Вдохновение не рассказала, что Ящик нужен не мне?

Гермес внимательно вгляделся в глаза собеседника.

— Она говорила не со мной, а с моей старшей сестрой, Афиной. Да вот и она сама, собственной персоной, — Гермес обернулся на звук шагов.

Снегг увидел рослую женщину в короне русых волос. За ней шествовала босая Артемида: её тело прикрывала леопардовая шкура лишь в двух местах — грудь и линия бикини; длинные, слегка вьющиеся волосы, были распущены. Чуть поодаль от женщин шёл юноша в коротком платье, туго перехваченным в талии, голову украшала тиара из лавра. Следом за ними величественно плыла Афродита с прихрамывающим Гефестом. Северус склонился в поклоне. Те чуть кивнули в ответ. „Более непохожих братьев и сестёр мне, пожалуй, видеть не доводилось“.

— Расскажите нам, юноша, что привело Вас на Олимп? — властный голос принадлежал старшей, Афине.

Северус вздрогнул: „юноша“… кто, он? Но, если разобраться, так оно и есть: что такое 37 лет в сравнении с вечностью?

— Меня зовут Северус Снегг. Я британец. Прибыл при посредничестве Феи Вдохновение по приказу Лорда Волан-де-Морта.

— Вы состоите у него на службе? — с любопытством воззрилась на него Афродита.

— Да, моя богиня, — Снегг опустил глаза.

— И Вы посмели?!. — грозно начала Афина, но её грозную тираду прервало появление знакомой Северусу Феи.

— Не утруждая себя приветствием, — Вдохновение наклонилась к Афине и что-то прошептала ей.

— Фея утверждает, что Вы служите справедливости. Так ли это? И чем Вы можете поклясться? — Афина взглянула на Северуса уже с другим выражением.

— Это так, многомудрая Афина. Я могу поклясться в этом своей беременной женой, — ни минуты не колеблясь, ответил Снегг.

Афина удовлетворённо кивнула.

— Для каких целей понадобился Ящик Вашему Тёмному хозяину? — спросила она.

— Я слышал, в нём заключены страх, зависть, ненависть, злоба… и другие человеческие недостатки. Все они в той или иной степени присущи каждому. Однако, выпустив их из Ящика вторично, людской род поразит настоящая эпидемия порока. Это весьма на руку моему, как Вы изволили выразиться, Хозяину. Но я слышал также, что на каждый порок есть противоядие: так, на страх — доблесть, на ненависть — любовь… Они ведь заключены все в одном месте?

Боги переглянулись.

— Это так, — подтвердил Аполлон. — Мы руководствовались элементарными правилами безопасности: Ящик разлетелся бы вдребезги, помести мы там лютую злобу без вселенской доброты, а чёрную зависть — без святой любви.

— То есть существовать эти чувства друг без друга не могут?

— Отчего же… могут, — чуть поколебавшись, ответила Снеггу Артемида. — Но мы хотели сохранить некий баланс — на тот случай, если Ящик всё же откроют.

— А отделить негативные чувства от позитивных кто-нибудь смог бы?

На лицах богов появились снисходительные улыбки.

— Это не составит труда даже для моего мужа, — сказала Афродита. — Ведь у каждого чувства есть своё лицо.

— И вы его видите? — изумился Северус.

— Ко-неч-но, — пропела Афродита. — Недаром же в Греции удовольствия носят утончённый характер.

— А другие — скажем, Волан-де-Морт — смогут понять, что в Ящике заключён один лишь позитив?

— Не думаю… — неуверенно произнёс Аполлон. — Правда, он может почувствовать… Но ведь, кроме олимпийских богов, никому доподлинно неизвестно, что именно содержит Ящик Пандоры.

— А нельзя ли навсегда освободить человечество от этих пороков? Раздавить их, утопить, уничтожить? — Снегг обратился с вопросом к Афине, справедливо полагая, что она тут главная.

Но та лишь покачала головой.

— Нет. Их можно только до поры до времени запереть на ключ.

— Но обмануть де Морта ведь мы сумеем? — спросил Северус.

Тотчас выражение лица Афины стало отчуждённым.

— Не вмешивайте нас в свои дела, молодой человек, — сурово произнесла богиня.

— Боюсь, что следующий, кого направит к вам Тёмный Лорд, не будет столь лоялен. Во всяком случае, мысль вести с вами переговоры у него может и не возникнуть.

— Для этого надо знать, где хранится Ящик Пандоры, — парировала Афина (мало-помалу разговор с богами свёлся к диалогу между ней и Снеггом).

— Труда не составит. Наш общий друг Гефест столь импульсивен, что сообщить, ГДЕ находится Пандорин Ящик, доставит ему удовольствие, — язвительно произнёс Северус.

— Постойте! Что же Вы предлагаете? — вскричала Афина.

— Разделите чувства. Все со знаком „минус“ поместите в фальшивый ларец и оставьте там же под своим надзором. Остальные передайте мне в настоящем Ящике — дабы Волан-де-Морт тут же не разоблачил меня.

Вдохновение опять что-то горячо зашептала Афине на ушко.

— Фея предупреждает, что твой нынешний Хозяин опасен. Разоблачение грозит тебе гибелью, — озвучила Афина шёпот Вдохновения.

— Знаю, — скромно ответил Северус. — Однако в противном случае гибель ждёт всё человечество.

Видимо, его последняя фраза возымела должный эффект. Потому как к концу дня Снегг был уже счастливым обладателем пресловутого Ящика. Не решившись заночевать с таким ценным грузом у Джакомо, он незамедлительно отправился в Лондон. Так у него образовался один выходной. Прибыв в Паучий тупик, Северус с наслаждением развалился на диване (который теперь был задрапирован велюром, а на полу примостилась шкура белого медведя). Он утопил дурно попахивающие ноги в густой и жёсткий мех. Тут же медвежья башка, злобно ощеряясь, попыталась ухватить его за несвежие носки. Северус едва успел увернуться, запрыгнув с ногами на диван. В отместку он стащил носки и швырнул их в морду зверя. Тот, урча, заглотил их и стал неспешно пережёвывать. Ухмыльнувшись, Снегг заморозил и без того мёртвое млекопитающее и поднялся в спальню. Ящик — с тех пор, как заполучил его, — он так и держал под мышкой. „Надо бы пристроить его… в лабораторию, в сейф“. В спальне пахло духами Нарциссы. „Будогорский всё резвится“, — устало подумал Снегг. Полочки в ванной теперь пестрели шампунями, кремами, гелями во флаконах разного цвета и калибра. Северус включил воду и отнёс Ящик в кратковременное хранилище. В заветном месте лежала карикатура от Будогорского: внизу, в грязи, корчился Волан-де-Морт, а сверху, под облаками, парил ангелоподобный Северус Снегг. Последний дёргал за ниточки Тёмного Лорда, тот ритмично подёргивался. Северус захватил рисунок в ванную и, повесив его на ручку шкафчика, погрузился в ароматную пену.

Как это водится, вода на него подействовала как настой пиона. Он задремал.

— Тщательно освобождайте свой мозг. Контролируйте свою память! Осталось не так долго, — наставлял его Альбус Дамблдор. — Вы должны быть осторожны ВДВОЙНЕ, ВТРОЙНЕ!

Альбус понизил голос.

— Я узнал, что хранитель Тома Реддла — Салазар Слизерин, — (даже во сне Северус почувствовал беспокойство).

Я нетрадиционно начал с плохой новости. Но есть и хорошая: я ощущаю себя почти настоящим. С этого времени буду помогать Вам активнее.

Снегг проснулся от прикосновения старческой щеки к его лицу. Это Дамблдор поцеловал его в лоб.

Глава 14. Звезда Сиона.

Зачёты, лабораторные, лекции, рефераты… Будто и не было никакой угрозы. Никакого Волан-де-Морта. Рон считал, что это затишье перед бурей. Гермиона полагала, что первоочередная задача Лорда укрепить своё пошатнувшееся здоровье, а потом „он ещё покажет“… Гарри же думал, что здоровья Тёмному Лорду уже не восстановить. И если он это поймёт, тогда и начнётся

III

мировая. Будогорский тоже был того же мнения. Гарри знал, что друзья ревнуют его к Барину. Хотя это было по меньшей мере странно: он же не ревновал их к собственным родителям! Доходило до того, что иногда Гарри чувствовал себя лишним в присутствии друзей: какие-то перемигивания, многозначительные ухмылки, рукопожатия под столом… Всё это казалось ему по-детски смешным и нелепым. С Джинни тоже отношения были хуже некуда. Гарри замечал за собой, что частенько в середине их разговора ему становилось скучно, он отключался… а когда приходил в себя, её уже рядом не было. Вот с Будогорским Гарри всегда чувствовал себя „в своей тарелке“. Иногда он брал учебники и шёл заниматься в профессорский кабинет, иногда — просто поболтать. Восхищаясь собственным отцом, так сказать, заочно, Гарри, по сути, не знал его. Мысленно он воздвиг Джеймса не пьедестал, и посему образ отца стал для него иконописным, почти библейским. Барин на этот счёт говорил: „Не сотвори себе кумира!“ — и посмеивался. Казалось, он знает что-то такое про Поттера-старшего, чего не знает Гарри. Ростислава Апполинарьевича любили все. И он знал это. Говорил, что это своего рода дар. Довольно редкий. По его словам, он знаком лишь с одним человеком, который обладает тем же даром… Однажды он обмолвился, что Лили Эванс — как ему кажется — тоже имела в арсенале сие замечательное свойство. Будогорский часто отлучался из Хогвартса. А когда появлялся, бывал рассеян и меланхоличен. На вопрос „не влюблён ли он, часом?“ Барин криво усмехнулся и ничего не ответил. Гарри решил, что обязательно вернётся к этому разговору. Большой популярностью среди студентов пользовался кружок Будогорского. Первоначально планировалось, что он будет существовать только для семикурсников. Позднее Ростислава Апполинарьевича уговорили ещё и учащиеся VI-го курса. А после этого стали проситься и с V-го, и с IV-го и даже с III-го. Барин принял соломоново решение: кто пройдёт составленный им тест, тот и будет посещать его занятия. В результате отсеялись некоторые старшекурсники, зато прибавилось студентов с III-го и V-го. Ученики IV-го курса оказались слабаками. Занятия носили чаще всего практический характер. Труднее всего осваивались манипуляции с руками: щелчок пальцами — и перед тобой наполненные шампанским фужеры; хлопок в ладоши — к твоим услугам исходящий паром обед (к примеру)… Ребятам, привыкшим к волшебным палочкам, эта наука давалась тяжело. Дело в том, что тут действовало не конкретное заклятие, а жест. И он должен быть предельно чётким — а нюансов тысячи. Так, например, хлопок перед собой — сигнал к появлению жаркого, а скользящий парный хлопок (так называемые „тарелочки“) — установка рождественской ёлки. И так далее. Барин учил такому, что классифицировалось кодексом волшебников, как магия, применяющаяся в ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ случаях: прохождение сквозь стены, обезличивание… Что касается последнего, то Будогорскому пришло на ум научить этому магическому приёму, когда Гарри спросил, что такое предпринял его учитель, когда им довелось повстречать Джокера.

— А-а! Помнится, я вошёл в стену, — Будогорский живо продемонстрировал ошеломлённым студентам своё мастерство.

Сливаться с большим пространством, соответствующим человеку в натуральную величину (двери, стена, пол), научились практически все. Барин же мог поместить себя на обложку книги и даже на спичечную головку! Это давалось единицам (Геримионе, конечно, Джинни — которая вообще была очень способной, Гарри — с натяжкой, и двум-трём когтевранцам — в том числе Полумне). Рону очень хотелось овладеть сиим искусством — таким образом ему хотелось подурачить Фреда с Джорджем… ну, и не отставать от друзей — но, к сожалению, пока его успехи равнялись нулю. Иногда Будогорский предавался воспоминаниям — когда его об этом просили. И в этом было его главное отличие от прочих преподавателей. Если остальные учителя тут же на вопрос „Каково это было на самом деле?“ тут же принимали неприступный вид, то Барин с удовольствием делился своим опытом. Как правило, в своих рассказах он выглядел этаким дурачком — простофилей, которому просто везло. Но хогвартцы прекрасно понимали: равного их профессору надо поискать. Приближалось Рождество, перед которым была запланирована встреча Высшей лиги по квиддичу. В прошлый раз на Хэллоуин (когда Гарри с Будогорским были в Годриковой впадине) команда „Когти Грифа“ всё-таки продула. Все говорили, что играли они здорово, но ловцу — пуффендуйцу повезло больше: он сумел поймать снич, когда счёт был 80:10 в пользу „Когтей…“. Он к тому же признался, что схватил мячик совершено машинально — так ловят надоедливую муху у себя под носом. Но с фактом не поспоришь: команда противника одержала верх. Рон очень убивался по этому поводу, хотя его никто и не думал винить. Тем не менее, жажда вырвать реванш у Слизерина была огромной (почему-то команду „Слизерин и Ко“ так и считали слизеринской, несмотря на равное по количеству в ней игроков от Пуффендуя). Игру назначили на 24-е декабря. Один из загонщиков, когтевранец Норман Винсент на уроках по трансфигурации нечаянно сунул голову в кувшин, который его товарищ превращал в сову, в результате чего сам подвергся трансфигурации. Сейчас внешний облик его полностью восстановили, но разум оставался серьёзно повреждённым. Бедолага! Рождественские каникулы ему суждено было встретить на больничной койке. Всё это к тому, что загонщиком Гарри поставил бывшего голкипера, а Рон вновь очутился на воротах. При таком раскладе вся команда надеялась на выигрыш.

— Гермиона, сегодня у меня была молниеносная реакция… Гарри сказал, — хвастал Рон (только что команда вернулась с тренировочного матча).

Гермиона одарила его взглядом, напоминающим материнский: любящим и в то же время чуть насмешливым.

— Ну-у, если случится так, что вы выиграете, у меня есть сюрприз, — лукаво проворила она.

Рон незамедлительно отреагировал:

— Для меня?

— Увидишь.

Она прошествовала к себе в спальню, Рон — точно загипнотизированный — провожал её глазами.

Гарри провёл ладонью перед его лицом:

— А-ля, у-лю! Очнись! Ты всё помнишь, что я тебе сказал?

— Ну да, — кисло подтвердил Рони. — Не отвлекаться. Не слушать выкрики с трибун. Не расслабляться.

— Точно, — Гарри легонько ткнул приятеля в плечо и отправился в душевую.

— Эй! Гарри! — окликнул его Ростислав Апполинарьевич.

Гарри чуть не завыл от нехорошего предчувствия — точно так же Барин отозвал его накануне игры по квиддичу в День всех Святых. Однако когда повернулся лицом к учителю, уже смог взять себя в руки.

— Молодец, Гарри, — протянул ему для приветствия руку Будогорский. — Контролируешь свои чувства. Впрочем, ты волновался совершенно напрасно. Просто я хотел пожелать удачи перед ТВОИМ матчем.

— Вы уезжаете? — лицо у Гарри вытянулось.

— Возможно… — Будогорский рассеянно оглянулся. Потом сфокусировал взгляд на Гарри и повторил. — Возможно, меня не будет к началу игры. Но я обязательно вернусь до того, как ты поймаешь снич. „Ни пуха, ни пера“!

Барин подмигнул Гарри и свернул в смежный коридор. Настроение было испорчено. Когда Гарри окунулся в тёплую, пенистую воду бассейна, им вдруг овладел безотчётный страх: что будет, если с Будогорским что-нибудь случится? Он потерял родителей, Сириуса, Дамблдора… Если на этот раз будет Барин… Нет… Гарри схватил одежду и, напялив её кое-как на мокрое тело, бросился в кабинет профессора защиты.

Увы! Кабинет оказался заперт.

За учительским столом на следующее утро место Будогорского пустовало. Нервничая, Гарри беспричинно гаркнул на Рона и оставил без ответа „здравствуй!“ Джинни. В раздевалке он переодевался молча — команда тотчас переняла этот угрюмо-упаднический настрой. После традиционного приветствия капитанов игроки взмыли в воздух.

— Итак, игра начата. Цифры таблоида 0: 0. Шансы равны, — зазвучал размеренно-слащавый голос комментатора.

Гарри с удивлением свесил голову вниз. Он не ошибся. Действительно, голос принадлежал декану Слизерина, Горацию Слизнорту. Ну, и дела! Ни разу ещё на его памяти педагог не выступал в этой роли.

Будто отвечая ему, Слизнорт возвестил:

— Рад вас приветствовать, друзья! Хоть многим и покажется неуместным мой репортаж, смею вас уверить, что я здесь не по своей воле, а токмо по распоряжению нашего Директора. Для пущей, так сказать, беспристрастности.

Бац! Бладжер просвистел прямо над ухом Гарри. Он едва успел увернуться.

— У-уй! — просипел где-то рядом знакомый голос.

Видимо, не он один заслушался певучим тембром Слизнорта. Гарри встряхнулся и оценил положение на небесном поле: все были на своих местах и чётко выполняли свои функции. Но чего-то не хватало. Азарта, пожалуй. С утра стоял лёгкий морозец — градусов этак минус пять по Цельсию. Ясный солнечный день. Ветра не наблюдалось. Погода — более чем благоприятная. Тем не менее, провисев на мётлах с час, конечности онемели, щёки покалывало от мороза, глаза слезились. Гарри поднял руку, прося небольшой тайм-аут. Счёт всё ещё не был открыт. Вялая диспозиция игроков рождала столь же безэмоциольный отклик зала.

— Капитан команды „Когти Грифа“ Гарри Поттер запросил посадку, — объявил декан Слизерина. — Судейство не возражает.

Один за другим члены команды Гарри приземлялись возле своего капитана.

— В чём дело? — хмуро спросил Гарри, не поднимая глаз.

Ребята смущённо переминались с ноги на ногу. Девчонки сосредоточенно дышали на руки в перчатках.

 — В общем, пора стряхнуть оцепенение и начать играть, — вынес вердикт Гарри.

— Ты это себе говоришь? — язвительно произнесла Джинни.

— Всем, — коротко бросил Гарри и дал знать, что их команда готова.

„Когти Грифа“ лучше всех!

Знаем мы, вас ждёт успех! — скандировала группа поддержки.

Гарри глянул вниз: к Слизнорту, пригнувшись, подходил Будогорский. Каким-то шестым чувством, Барин понял, что на него смотрят, и приветственно помахал рукой. Тотчас Гарри почувствовал, что сердцу мало места в груди — его будто раздуло от радости. И, точно в состоянии невесомости, метлу понесло вверх. Сперва ему показалось, что он чуть ли не на солнечной орбите — таким ослепительным показалось ему сияние… но нет, он ошибался. То был свет не солнца. Это золотой снич возник прямо у него перед глазами! Гарри протянул руку за крылатым мячиком и… игра была закончена через один час пять минут со счётом 150: 0 в пользу „Когтей…“ Его игроки были и довольны и раздосадованы одновременно. Довольны — потому что выиграли. Раздосадованы — уж слишком легко далась победа. А лёгкая победа, как известно, оставляет разочарование. Слизнорт ещё резюмировал итоги, а Гарри уже сломя голову нёсся к Будогорскому. Буквально воткнувшись в него, Гарри остановился как вкопанный.

— Привет! — Барин тряхнул его за плечо. — Ну, ты красавец! Поздравляю!

— Вы где были? Где Вас постоянно носит? — Гарри словно прорвало.

У Слизнорта брови поползли наверх.

— Молодой человек! Выбирайте, пожалуйста, выражения!

— Ничего, — Ростислав Апполинарьевич тронул коллегу за локоть. — Вы же видите, Гарри ещё возбуждён игрой.

— Ничего я не возбуждён!

— Ну, ну, — миролюбиво похлопал его по плечу Слизнорт. — Теперь-то и я вижу… Я пойду, пожалуй…

— Так что? — вперил свои кошачьи глаза в переносицу Будогорского Гарри.

— Если бы ты потрудился, дружок, разгадать мою загадку, то и сам бы до всего додумался, — Барин насмешливо приставил указательный палец ко лбу своего воспитанника.

Как раз в это время сзади навалились игроки, товарищи по факультету и болельщики — так что палец Будогорского, казалось, вошёл в него, как нож в масло.

— Гарри! — радостно верещала Гермиона. — Представь только: Одни! Две недели в Карпатах! Красота! Кэмпинг забронировали мои родители, а сами поехать не смогли!

— О чём это она? — Гарри бросил недоумённый взгляд на Рона.

— Гермиона купила путёвки на какой-то лыжный курорт, — кисло промямлил в ответ Рон.

Похоже, их подружка была в восторге от своей придумки. Чего нельзя сказать о Роне: в отличие от Уизли-старшего, перспектива прожить полмесяца бок о бок с маглами по их законам его не слишком прельщала. Так или иначе, утром они втроём — Гермиона и Гарри с Роном — упаковывали чемоданы, чтобы, выйдя за ворота Хогвартса, трансгрессировать в Карпаты, на территорию Западной Украины. Они отчаянно зевали — ведь накануне их чествовала бóльшая половина Хогвартса. В конце концов Будогорскому — который также являлся членом ученической вечеринки — надоело, что гриффиндорская башня стала похожа на проходной двор, и он обратил всех старшекурсников в фосфорицирующие привидения. Под предводительством своего безалаберного педагога группа мерцающих студентов носилась с гиканьем и уханьем по всему замку, проходя сквозь стены и сворачивая на бегу доспехи, статуи и прочие предметы гордости древней школы. Они насмерть перепугали Хагрида (тот пришёл поздравить Гарри), и, преследуя улепётывающего лесничего, громыхающего метровыми подошвами, валялись потом от хохота. Сам Пивз забился на антресоли и оттуда молча потрясал кулаками, вертя пальцем возле своего призрачного виска. Если бы МакГонагалл поймала их за этими занятиями, Будогорского, пожалуй, могли бы и уволить. Но он намекнул, что Минерва не проснётся, даже если в Великобритании этой ночью начнётся атомная война. Что явилось причиной столь крепкого сна Директрисы, Барин пояснять не стал. Вот так веселоначались зимние каникулы. Плетясь в сумерках к воротам, Гарри как бы ещё раз прокручивал в памяти вчерашние события и усмехался. Оказавшись вне запрета на трансгрессию, друзья взялись за руки и покинули Хогвартс.

P.S. „Трансгрессии по-русски“ стопроцентно обучилась только Гермиона, она-то и помогла мальчишкам переправиться через океан.

— У-уй! Холодно! — потирая плечи, сморщился Рон.

— Не ной! — оборвала его Гермиона. — Тут два шага до кемпинга.

На вершине пологого холма возвышался туристический комплекс. Сейчас ребята стояли у заснеженного изножия — им предстоял подъём.

— Где ж тут кататься на лыжах? — проворчал Рон, цепляясь за Гермиону.

— Эй! — стряхнула она его с рукава. — Я полагала, что ты, как мужчина, будешь мне помогать, а не наоборот.

— Ты ошибалась, — не упустил возможности позубоскалить Рон. — И я поддался на твою авантюру, зная, что ты вытащишь нас с Гарри из любой пропасти.

— Не такая уж я и бывалая альпинистка, как тебе кажется. Я и в горах-то бывала всего раза два. Правда, Альпы, где я отдыхала, круче Карпат… во всех смыслах… Чёрт! Могли бы хоть оборудовать подъёмники!

— Наверно, подъёмники всё же есть, — подал голос Гарри и указал на воздушную дорогу. — Просто мы зашли не с той стороны.

— Ладно… Рону полезно немного размяться.

Гарри переглянулся с Роном: в этом была вся Гермиона, никогда не признáет собственных ошибок.

— Размяться — так размяться… А скажи-ка нам, Герми, на каком языке нам прикажешь обращаться к хозяину гостиницы?

— Не к „хозяину“, а к администратору, — поправила Рона Гермиона. — Скорее всего, это будет милая девушка.

— Не суть, — отмахнулся Рон.

Гермиона посмотрела на него с интересом.

— С каких это пор тебя не волнуют „милые девушки“?

— С тех самых, как понял, что от судьбы не уйдёшь. Милые девушки везде и повсюду, а ты одна-единственная… Для меня, по-крайней мере.

Гарри подумал, что Рон по обыкновению шутит. И хотел было уже присвистнуть, но увидел, как встретились взгляды его друзей, и в месте их пересечения возникла маленькая молния.

„Может, им стоило поехать без меня?“ — подумал он. Но вслух произнёс:

— И всё же… ты не ответила на вопрос. Может, ты знаешь украинский язык?

Гермиона фыркнула и посмотрела своим характерным „гермионовским“ взглядом

— Я знаю русский… Впрочем, как и вы. Этого достаточно. Все украинцы прекрасно понимают русский язык.

Рон наклонился к уху Гарри и голосом Гермионы прошептал:

— Не ожидала, Гарри, что ты такой же олух, как Рон.

Во дворе кемпинга (который был похож на самый обычный загородный коттедж) работали два дворника — по виду отец и сын. Они убирали снег вручную — широкими деревянными лопатами. Рон скривился. Но тем, похоже, работа доставляла удовольствие. Во всяком случае, никакого внешнего неприятия они не выказывали.

— Каки гарны хлопцы!

Ребята встали, как вкопанные.

— Батя, то ж дивчина, ти шо?! — мальчишка бесцеремонно ткнул в Гермиону пальцем.

Родственнички, опершись на рукояти лопат, заливисто заржали. Гермиона нахмурилась и, сдвинув брови, решительно шагнула вперёд.

— Разрешите пройти. У нас забронировано здесь два номера на мистера и миссис Грейнджер.

— О-о! Важна цаца! — прищёлкнул языком папаша и церемонно раскланялся. В этом нарочитом поклоне прочитывалась издёвка.

С неприятным осадком от состоявшегося полилога Гарри, Рон и Гермиона перешагнули через порог гостиницы (швейцар, разумеется, отсутствовал).

— День добрый, — приветливо поздоровался мужчина средних лет, сидевший за конторкой в прихожей. Он прихлёбывал чай из внушительного бокала. — Желаете номер? Два? Три? По счастию, у нас освободилось несколько номеров сегодня утром.

— Здравствуйте, — кивнула в ответ Гермиона. — Взгляните в регистрационный журнал. Для нас должно быть оставлено два номера: один двухместный и один одноместный.

Администратор посмотрел в глаза Гермионе и, ничего не говоря, протянул ей два ключа.

— Я помню, — коротко пояснил он. — Супружеская пара оплатила два номера до Рождества, а сами съехали ещё до Нового года.

— Это значит, что мы должны доплатить? — зашипел Рон, когда они поднимались по лестнице на второй этаж.

— Тебе же сказано: за всё заплачено, — с раздражением отрезала Гермиона.

— Но ведь он сказал „до Рождества“. А Рождество, как-никак, уже прошло, — упёрся Рон.

Гарри помалкивал. Он смутно ощущал, что в этом есть какой-то подвох, но остерегался острого язычка Гермионы.

— Ну, хоть ты ему скажи, Гарри! — в сердцах топнула она ногой. — Нельзя же быть таким идиотом! Ему 125 раз объясняли, что православное Рождество отмечают 7-го января — уже в новом году! До него ещё пять дней!

— С меня хватит! — прокряхтел Рон, поднимаясь на ноги после очередного падения. — Если я вдобавок сломаю эти чёртовы лыжи, мои родители полгода будут жить впроголодь, выплачивая их стоимость.

Он с остервенением зашвырнул лыжные палки в сугроб.

— Ну, и зачем ты это сделал? — нахмурилась Гермиона. — Починить сломанное проще, чем отыскать потерянное.

— Акцио! — Рон сделал взмах, и лыжные палки устремились к нему по воздуху.

— Де факто! — одновременно взметнули свои волшебные палочки Гарри и Гермиона — лыжные палки вновь рухнули в снег.

 — С ума сошёл?! — заскрипела зубами Гермиона. — Давно не привлекался к ответственности за злоупотребление волшебством? Забыл, где у тебя работает отец?

— Ладно, ладно, — Рон поднял обе руки кверху, соглашаясь, что не прав.

— Какого чёрта мы с тобой вообще подписались на эту поездку, будь она неладна! — заклокотал Рон в ухо Гарри.

Гарри покосился на горе-лыжника: тот стащил с себя лыжи и, прихрамывая (причём на обе ноги — поскольку лыжные ботинки, хоть и самого большого размера, а всё-таки были ему малы!), едва волочил свои длинные ноги, опираясь на вновь обретённые палки.

— Я всё слышу! — погрозила ему через плечо Гермиона.

— Гермиона, сжалилась бы ты над ним, что ли, — вступился за друга Гарри. — Видно же, что спортсмен из него никакой.

— И что мне прикажешь делать? — полюбопытствовала их суровая проводница.

— Ну-у, он давно просится к Чарли — тут ведь рукой подать, — неуверенно развивал свою мысль Гарри.

— ТЫ что скажешь? — обратилась Гермиона к Рону.

Тот лишь хлопал своими длинными рыжими ресницами, покрытыми ледяными шариками.

— Я что… — замялся он. — Но… Гермиона, ей-богу, надоели эти лыжи хуже горькой редьки!

— Как скажете, — Гермиона холодно кивнула и, высоко подняв гривастую голову, зашагала к кемпингу.

— Смотри, как вышагивает… — с восторгом прошептал Рон.

— Да… уж, — согласился Гарри.

Понятно, Гермиона обиделась. Это ведь была её идея: поехать кататься на лыжах. Она вдруг круто развернулась — парни едва не врезались в неё.

— Как говорится: хотела как лучше — получилось как всегда, — Гермиона тряхнула головой и протянула мальчишкам руки.

Те с радостью шлёпнули её по ладошкам.

— Что будем делать? Может, стоит телепортировать Чарли? — предложил Гарри.

— Не уверен, что он знает о телепортации, — засомневался Рон.

— Остаётся одно: нагрянуть внезапно. Не выгонит же он нас! — и с этими словами Гермиона лихо съехала с горы.

— Вот это да! Вот это я понимаю! Честное слово, Гарри, когда она такая, я её обожаю!

Рон бросил свои лыжные принадлежности и отправился за своей подружкой на пятой точке. К вечеру они собрали весь свой немудрёный скарб, а наутро сдали гостиничные номера. Выйдя на крыльцо, ребята окинули прощальным взором заснеженные вершины невысоких гор, пологие холмы и домики в долине, кажущиеся крошечными с высоты их кемпинга.

Рон почесал в затылке.

— Надо сказать, здесь было не так и плохо… если бы не лыжи.

Гермиона фыркнула. Рон с Гарри переглянулись — их разобрал такой смех, что они рисковали привлечь внимание жильцов тех самых домиков снизу. Прекратив смеяться, друзья взялись за руки и … на крыльце остался только дворовый пёс. А будучи не самой сообразительной собакой, барбос не слишком озаботился внезапным исчезновением целой группы людей. Во всяком случае, кость, которую он стащил накануне у соседской дворняги, интересовала его куда больше.

— И где тут драконий питомник? — забрасывая сумку за плечи, поинтересовался Гарри.

Рон осмотрелся — пейзаж совершенно городской. Совершенно очевидно, что создания, подобные Змею Горынычу, здесь содержаться не могут.

Гермиона выглядела растерянной.

— И какие будут предложения? — спросила она. — Ты что загадывал, отправляя нас сюда?

— Трансильванию, — потупился Рон.

Гермиона сначала хмыкнула, а потом глаза её округлились, и она ахнула.

— Ну же, Рон, неужели у тебя никаких ассоциаций не возникает?

Рон пошёл пятнами.

— Если ты о том, что здесь замок Дракулы, то об этом знают все. Но где его всамделешное место обитания, не знаю.

— Что значит „всамделешное“?

— То и значит. Замок — фальшивка. Это обманка для туристов. А вот где настоящий замок? — Вопрос!

— Я думаю… — Гермиона облокотилась об изящную оградку какого-то бронзового изваяния. — Думаю, что как-раз-таки недалеко от обители короля вампиров могли бы разместиться и другие твари…

— Имеешь в виду драконов?

— Кого же ещё? — Гермиона стащила зубами варежку и потёрла лоб. — Я тут кое-что читала про тайные знаки, которые существуют при въезде на территорию Дракулы. Так-так-так… Дайте вспомнить. Во-первых, это должна быть скалистая местность. Рядом никакого жилья. Дорога идёт по самому краю пропасти…

— Вот так „тайные“ знаки, — усмехнулся Рон.

Гермиона бросила на него уничтожающий взгляд.

— Не только это. Слушайте дальше. Родовой герб Дракулы похож на государственную символику Израиля… Вот, примерно так, — она присела на корточки и начертила на земле два перекрещивающихся треугольника. — Это ещё называют „семитской“ звездой… Ну, неважно. Эта наскальная метка будет сопровождать тебя всю дорогу — вплоть до ущелья, над которой в полночь появится точь-в-точь такой же символ. „И свет от него разойдётся шестью лучами, которые и укажут путь к замку чудовища, где творились самые гнусные бесчинства и ужасы“.

Гермиона понизила голос до шёпота с присвистом и схватила Рона за руку — тот её выдернул, прошептав: „Сумасшедшая“. Гермиона разулыбалась — видимо, такого эффекта она и добивалась.

— Гермиона, а ты не придумала всё это прямо сейчас? — покачал головой Гарри. — Уж больно складно у тебя получается.

— Другие варианты есть? — вызывающе спросила мисс Грейнджер.

Мальчишки пожали плечами.

— Тогда положитесь на меня, — сказала она.

Они вновь сплелись в тройчатый круг. Однако обычное ощущение не пришло. Гарри открыл глаза (почему-то на время трансгрессии он их закрывал). Гермиона всё ещё стояла зажмурившись. Рон, напротив, вытаращил свои по-кошачьи жёлто-зелёные глазищи и чуть приоткрыл рот. В общем, было довольно потешно наблюдать, как справляются с такого рода полётами другие. Но одно Гарри понял точно: ни он, ни Гермиона, ни Рон никуда не переместились. Гарри тронул за руку Гермиону и мотнул головой в сторону огороженного постамента (давая таким образом понять, что они не двинулись с места).

— Почему это случилось, как считаешь? — обратился он к Гермионе.

— Думаю, что дело во времени.

— То есть?

— То есть я представила ущелье, напоминающее арку, а над ним — Звезду, — она провела в воздухе пальцем, воспроизводя герб семьи Дракула. — Но я представила картинку такой, какой видела её в книжке… Там была нарисована ночь… НОЧЬ, понимаешь?

Гарри выпустил локоть Гермионы.

— Понимаем, — упавшим голосом отозвался он.

— Так представь теперь день, — Рон с готовностью опять схватился за Гермиону.

— Где это ты видел звёзды днём? — не без иронии поинтересовалась у него Гермиона.

— Но тогда… — и без того большие глаза Рона стали огромными и круглыми, как блюдца.

— Тогда мы прибудем на это место как раз в то самое время, когда оживают вампиры, — закончила за него Гермиона.

— Что ты там рассказывал о приятеле Малфоя… как его там… Сивом, кажется… А, Гарри? Ничего, говоришь, парнишка? — попытался пошутить Рон.

— Тебе о нём лучше расскажет Билл, — довольно жестоко напомнил ему Гарри. — Или Люпин…

— Хватит, Гарри! — оборвала его Гермиона. — Раз уж мы здесь, то…

— Может, всё же стоит бросить всё это и продолжить лыжные катания? — робко предложил Рон.

— Мы же сдали номера, забыл? — язвительно напомнила ему Гермиона.

— Вот незадача, — Рон запустил свою лапищу в огненную шевелюру. — Что ж, придётся как-нибудь поладить с этими вампирами… Ваше решение, сэр?

Рон и Гермиона воззрились на Гарри. Тот поморщился.

— Решение должно быть не моим, а совместным. Может, бросим монету?

Он с готовностью вытащил из кармана кнат, на котором величаво поворачивался один из родоначальников волшебного сообщества, 1-й министр магии Торонтус Сибелиус. Гермиона сжала пальцы Гарри в кулак.

— Не надо, Гарри… Может, это судьба… Возможно, это шанс узнать, верно ли, что вампиры вышли из-под контроля Тёмного Лорда.

— Ты имеешь в виду ту статью в „Пророке“, — догадался Гарри, — где рассказывалось, будто Волан-де-Морт обещал им существование при свете без угрозы для жизни, но что-то там не срослось… Большинство чистокровных вампиров — если мне не изменяет память — погибли. Их доверие к Тёмному Лорду было подорвано, и они вновь стали жить по законам своей общины. Обособленно.

— Да, — кивнул Рон. — И только такие отщепенцы как Сивый и ему подобные остались на стороне В…волан-де-Морта.

— Мы отправимся ТУДА. Но никаких разведывательных операций производить не станем, — твёрдо сказал Гарри. — Это и так опасное предприятие.

Они хлопнули по рукам и остаток дня провели, осматривая городок. Небольшое поселение, особо не отмеченное никакими историческими и культурными ценностями, тем не менее производило приятное впечатление. Главной заслугой в том принадлежала его жителям. На языке жестов и при помощи интернациональных слов ребятам разъяснили, где можно поесть и отдохнуть. Никто не спешил от них отделаться — напротив, горожане были милы, приветливы и доброжелательны. Да и городок в целом был таким славным, чистеньким и ухоженным — под стать его обитателям.

— Жаль всё-таки, что мы не владеем техникой полиглотизма, — вздохнула Гермиона.

Друзья сидели за столом таверны, куда зашли посмотреть вечерние новости и перекусить.

— Чего-чего? Техникой идиотизма? — поперхнулся Рон (он как-раз-таки пробовал местный минеральный напиток). — Должно быть, полезная техника: когда нужно, включать идиота.

— Что, ты тоже не знаешь, что это такое? — осуждающе посмотрела на Гарри Гермиона.

— Не буду тебе врать, Гермиона, — развёл руками Гарри, — не знаю.

— А ведь вы совсем недавно научились говорить по-русски, не предпринимая для этого ровно никаких усилий. Так? Неужели не задумывались, как к вам пришло это умение? — донимала их Гермиона.

— Да нет, отчего же, задумывались. Даже говорили на эту тему… с Джинни, — признался Гарри.

— Вот и я задумывалась. И пришла к выводу, что это довольно сложный магический ритуал, но… вполне осваиваемый! — победоносно закончила она.

— Ты что же, освоила его? — буднично спросил Рон. — Вот уж ни капли бы не удивился.

— Нет… к сожалению. Не нашла никакой литературы. Да и времени хорошенько поискать не было. Но одно знаю точно: никому не под силу выучить более десятка полярных языков.

— Это ещё что за зверь такой: „полярные“ языки? — вмешался Рон.

— Ну, подумай сам, — Гермиона постучала костяшкой согнутого пальца по лбу Рона. — Например русский, белорусский, украинский — смежные языки, а вот японский, английский и, скажем, русалочий — полярные. Понял теперь? А вот Дамблдор знал не менее 80-и языков… Ой, что-то я опять не то говорю…

Гермиона осеклась, глядя в остекленевшие при слове „Дамблдор“ глаза Гарри.

— Знаешь, когда ты вот так смотришь, у тебя глаза напоминают бутылочные стёкла, — попыталась пошутить она.

— Не-на-ви-жу! — по складам произнёс он.

— Что?! — попятилась Гермиона.

— Ненавижу, — отчётливо повторил Гарри, — Северуса Снегга. И клянусь отомстить за смерть Дамблдора.

— Ну-ка, кто тут поминает Дамблдора? — к троице подходил плотный краснолицый мужчина с рыжей вьющейся бородой.

— Вы говорите по-английски? — опешил Рон.

— Почему нет, если я британец, чёрт подери?!.. И я ни разу ещё не слышал однофамильца великого Альбуса Дамблдора, если не брать в расчёт его брата Аберфорта, конечно.

— Альбус Дамблдор был директором нашей школы, — осторожно начала Гермиона.

— Так вы хогвартцы? — вскричал незнакомец и снял свою остроконечную шляпу, обнажив объёмистую лысину. — Позвольте представиться: Михась Махульски.

— Гермиона Грейнджер, — кивнула Гермиона.

— Рональд Уизли, — протянул руку Рон.

— Гарри… — и почувствовал, как каблук Гермионы наступил ему на ногу. — Гарри… Малфой.

— Кхе-кхе! — выразительно прокомментировала Гермиона его выпад, закатывая глаза. Рон поперхнулся вторично.

Махульски внимательно посмотрел на Гарри и сказал обычное в таких случаях:

— Очень приятно.

— Если Вы урождённый Королевства, каким образом Вы оказались здесь? — завела светскую беседу Гермиона.

— Я не сказал, что я „урождённый Королевства“ — как Вы изволили выразиться, — не согласился их собеседник. — Я лишь сказал, что являюсь британцем, поскольку прожил там бóльшую часть своей жизни. Так же, как вы, я учился в Хогвартсе — отсюда и знаю Дамблдора… и ужасно скорблю о его кончине.

Махульски почтительно опустил глаза.

„Что-то в этом есть наигранное, ненастоящее“, — подумал Гарри. Видимо, это же почувствовала и Гермиона.

— Вы не ответили на вопрос, — она настойчиво направляла разговор в интересующее русло.

— Ах, да, — сладко запел новый знакомый, — разве я не сказал? Я работаю в здешнем питомнике. Ухаживаю за драконами.

— Вот так удача! Мой брат Чарльз работает там же! Мы как раз собирались навестить его… — выпалил Рон.

Он тут же пожалел о сказанном, так как Гермиона наступила ему на ногу (и совсем не так деликатно, как пятью минутами ранее).

— Ну, конечно! Чарли Уизли! Как это я сразу не сообразил! — удовлетворённо промолвил Михась.

Все немного расслабились.

— Пойду покурю на свежем воздухе. Никто не составит мне компанию? — спросил Махульски, обводя неразлучную троицу мутноватым взглядом.

— Нет, благодарим. Мы не курим, — ответила за всех Гермиона.

— Теперь я не понадоблюсь ни одной девчонке — рыжий да ещё и хромой, — заныл Рон, когда Михась Махульски вышел из таверны. — Чего топталась, как слон, на моей ноге?

— В одном ты прав: ни одной девчонке не понадобится такой тупой парень, — согласилась Гермиона. — С какой стати ты решил первому встречному выложить всю правду?

— А что такого? — возмутился Рон. — Нам же надо как-то добраться до Чарли. И желательно — минуя этих вонючих вампиров.

— Откуда ты знаешь, что он не один из них? — набросилась на него Гермиона.

— Михась сейчас вернётся, — пресёк назревающую ссору Гарри. — Давайте выработаем единый подход к решению этой проблемы. Не знаю, что предложит Махульски. Но мы должны настаивать на трансгрессии. Гермиона представит ту картину… понятно, какую. А ты, Рони, не вздумай проболтаться, что мы дороги не знаем…

— А что это нам даст-то? — недоумённо спросил Рон.

— Если Махульски тот, за кого он действительно себя выдаёт, то он проведёт нас к Чарли. Если же он один из ЭТИХ, то мы будем достаточно далеко от гнезда Дракулы, чтобы избежать ловушки.

Дверь хлопнула. Это вернулся Михась.

— Можно отправляться, если вы не против, — потирая руки, проговорил он. — Тут, буквально в паре метров, есть подходящий портал…

— Нам не нужен портал. Мы прибегнем к трансгрессии, — твёрдо сказал Гарри.

— Вот так, — Гермиона схватила Махульского за одну руку, Гарри — за другую, а Рон навалился сверху. Тот задёргался из стороны в сторону. Но было уже поздно — расцепились они уже под аркой выщербленного в скале ущелья. Над головой их сияла шестиконечная Звезда Давида.

Михась сбросил их руки с лёгкостью, свидетельствующей о нечеловеческой силе.

— Благодарите вашего грёбаного Бога за то, что застали меня врасплох, — ощерился он.

В мгновение ока у Махульски выросли клыки — так, что челюсть нависала над губой, делая похожим его рот на чемодан с двумя замками. Запрокинув голову, он рванул на себе одежду и расцарапал поросшую рыжей щетиной грудь. Из глубоких борозд, оставленных ногтями, потекла чёрная кровь. После чего вампир издал звероподобный рык, на который пришёл такой же отклик.

— Надеюсь, что это эхо, — пробормотал Рон, пятясь.

Но спины их были припёрты к скале — отступать некуда. Махульскти плотоядно сощурился и… тут же оказался под плотной сетью. Тем временем звуки так называемого „эха“ неумолимо приближались.

— Хватай их! Не мешкай! — раздался откуда-то сверху клокочущий голос.

Гарри ощутил, как чьи-то сильные руки больно сдавили его грудь и бросили на какой-то наждак… или тёрку. Потом свет померк. Очнулся он лежащим на чем-то жёстком, но, судя по ощущениям, не на том самом, на что был брошен перед потерей сознания. Над ним склонились три по-пиратски бородатые физиономии. Они выглядели диспропорционально большими по сравнению с тощими ногами и коротенькими туловищами. „Эффект дверного ‚глазка‘… — подумал Гарри. — Интересно, я уже укушен?“

— Очнулся, — констатировал один из бородачей. — Эй, Чарли, тащи своего брата — пусть убедится, что с его приятелем полный порядок.

Гарри помогли принять сидячую позу. Он увидел достаточно прозаичный скарб сельской избы: стол, два табурета и топчан. По-мужски скупой интерьер.

— Гарри, дружище! — несомненно, это был Рон с его круглыми, как плошки, глазами.

— Что произошло? — пролепетал Гарри. Губы всё ещё не слушались его.

— Клювокрыл не сдержал эмоций, — хмыкнул Рон, — поцеловал тебя — вот ты и отрубился.

Гарри ещё раз обвёл глазами присутствующих.

— Чарли? — не поверил он своим глазам, узрев ещё одного Уизли. — Но как?!

— Гермиона тебе обо всём расскажет. А мы, извини, спешим… Тут пошло всё вверх тормашками, как мы получили сообщение, — смущённо топтался на месте Чарльз Уизли. — Вечером поболтаем.

Молодые люди расступились, и на первый план выступила Гермиона. В руках она держала глубокую миску.

— Ты просто мать Тереза, — усмехнулся Рон.

— Для вас я и есть мать Тереза, — парировала она. — Садись к столу, Гарри. Поешь.

— Ага, меня, значит, не приглашают, — проворчал Рон, примостившись рядом с Гарри.

— Ну, и что всё это значит? — привыкший в своей жизни ко всякого рода передрягам, Гарри уже с аппетитом уплетал незнакомое блюдо (по виду суп, но почему-то с плавающими в нём комочками теста).

— Вообще-то, я не мать Тереза, — призналась Гермиона и, поймав ироничный взгляд Гарри, вспыхнула. — Я всего лишь ангел — хранитель. Правда, не твой, Гарри, а Рональда Уизли. Видимо, поэтому я не стала доверять ему на слово, что Чарли, видите ли, не знаком с техникой телепортации. Я всё же выслала Чарльзу коротенькую мысленную передачу. Но ответ не получила. Оттого и пребывала в неведеньи: дошло моё послание до адресата или нет? … И, как видите, дошло. Кроме того, меня заверили, что телепортация сейчас у магов — то же, что мобильный телефон у маглов. Владеет каждый. Так что мы снова выпутались.

Друзья обнялись.

Вечером, как и обещал, Чарли рассказывал последние новости.

— Хорошо, что ты прибыл со своими друзьями, Рон. Фред с Джорджем настаивали, чтобы за тобой послали. Но ты, видно, наделён шестым чувством…

— Фред и Джорж здесь? — разинул рот Рон.

— Конечно. Такое важное событие не оставит без внимания ни один уважающий себя член Ордена, — кивнул Чарльз.

— О каком таком „важном событии“ ты говоришь? — набросился на брата Рон. — Как всегда, „малышу“ — Рону никто не удосужился ничего сообщить!

— Чёрт! — прикусил язык Чарли. — Я должен был догадаться, что ты не знаешь… Знал бы — не пустился б в дорогу через ущелье… Но, как всегда, поддался обаянию близнецов! У них просто гипнотический дар, ей-богу!

— Чарли! Ты поминаешь и Бога, и чёрта — не узнаю тебя! — улыбнулся Рон.

— Многое изменилось. Многое… Ну, да ладно… — Чарли махнул рукой. — Я принял решение. И пусть меня за это лишат наследства, но я всё же тебе расскажу, Рон… и Гарри, и Гермионе, конечно, тоже… В дни рождественских каникул было решено созвать всех членов „Большой восьмёрки“. Это союз, в который входят Ирландия, Исландия, Дания… в общем, все островные государства; Соединённые Штаты и все государства, находящиеся на материках обеих Америк. А также Австралия и Новая Зеландия; Россия и страны бывшего соцлагеря Восточной Европы: Болгария, Румыния, Польша и т.д.; Африка; Азия (не только Ближняя и Средняя, но и Китай, и Япония, и Индонезия); Эльфийский и Водяной народы; Гномы. Ещё будут представители гоблинов, оборотней, кентавров, даже великанов… много кого. Любопытное, прямо скажем, зрелище. Честно говоря, я не всех и знаю… Просто книга Будогорского „Другие…“ да и только — ожившая книга монстров и чудовищ!

— Ух, ты! — возглас принадлежал Гермионе.

Все присутствующие были заворожены предстоящей встречей не меньше её.

— Слушай, а почему выбрали ЭТО место?.. Если я правильно понял, Джорж с Фредом тут — значит, сборище всех перечисленных тобою уродов состоится здесь? — спросил Рон.

— Своего рода хитрость. То, что маглы сюда не сунутся, понятно. А вот то, что вампиры разосрались Сами-Знаете-с Кем, не каждому известно… хоть „Пророк“ и намекал… Вампиров остерегаются даже „тёмные“. Поэтому здесь не увидишь Пожирателей смерти… С другой стороны, я бы не был в этом так уверен, — поколебавшись, добавил Чарли.

— Намекаешь на вороньё? Брось, Чарли! — заговорил один из друзей Чарльза. — Это всего лишь суеверие. Люди отчего-то недолюбливают ворон. Хоть и почитают ворона за мудрую птицу.

— Скажите, — осторожно подбирая слова, заговорила Гермиона. — Почему путь к замку Дракулы отмечен Звездой Давида?

— Неужели ты что-то не знаешь? — улыбнулся Чарли. — Рон говорил, ты знаешь всё.

— Исключения лишь составляют правила, — ничуть не смутившись, парировала Гермиона и села напротив брата Рона, скрестив руки.

— Ладно, — тот последовал её примеру, заняв такую же позу. — Ответ прост: Дракула — еврей.

Рон покосился на Чарльза:

— Это анекдот?

Гарри уронил лицо в ладони и захохотал. Он не смеялся так уже давно. К нему тут же присоединились Рон и Гермиона. Когда он наконец успокоился, у Рона ещё ходил ходуном кадык, а Гермиона утирала слёзы от смеха ладошкой. Смотрители драконов, напротив, выглядели удивленными.

— Что такого я сказал? — изумился Чарли. — Вы видели хотя бы одного еврея, который, бия себя в грудь, кричал гордо: „Я еврей!“? Нет! За всю свою многовековую историю они затаивались, маскировались. Не этим ли объясняется их живучесть? Общая численность этой нации исчисляется где-то чёртовой дюжиной миллионов (тоже ведь совпаденьице, а?!), но реально их больше. Наверно, раз в десять!

Ребята с любопытством наблюдали за Чарли. Сослуживцы с рассеянным видом стали расходиться по углам. Один из них (тот самый, который выступил в защиту ворон) подошёл к Гарри и шепнул:

— Чарли оседлал своего конька. Еврейский вопрос для него — больная тема.

— Эй, Том! — крикнул Чарли. — Ты, верно, решил, что я глухой?

— С чего это ты стал таким расистом? — буркнул Рон.

— Не расистом. Националистом, — поправил его старший брат. Он повернулся к Гермионе и произнёс: — Не смотри так. Поверь, у меня есть причины, чтобы ненавидеть евреев…

— Всех? — тихо спросила она.

Чарли отвернулся и ответил „мимо“ вопроса:

— Конечно, большинство из тех, кто живёт в образованном по инициативе евреев Израиле знали, кем являлся Дракула. Поэтому и взяли его фамильный герб за свою символику… Это ведь так отвечает их сущности: вживаться, приспосабливаться, а потом рвать тебе глотку…

— Бог ты мой! — всплеснул руками, появившийся „откуда ни возьмись“ Джордж.

— Какая горячность! — в ту же минуту высунулся из-за него Фред. — Браво, Чарли!

И близнецы деланно зааплодировали.

— Фред! Джордж! Как же я рад вас видеть! — Рон бросился к ним в объятия.

— Ого! Да тут и Гарри! И несравненная Гермиона! — Фред многозначительно прикрыл глаза.

— О, Гермиона! Королева сновидений… — стал было вещать Джордж, молитвенно сложив руки перед грудью, но закончить не успел — его сбил с ног покрасневший Рон. Хотя „покрасневший“ — не тот термин, чтобы передать тот ало-кумачовый окрас Роновых щёк, лба, подбородка и даже шеи.

Началась дружеская потасовка, в которой вскоре посчитали забавным поучаствовать и Гарри, и Чарли, и даже Гермиона.

Глава 15. Волшебный кворум.

У Снегга всё ещё продолжались „каникулы“, и он находился у себя в Тупике. Стоя перед зеркалом, Северус завязывал галстук. Отражение говорило ему, что он устал и не выспался. „Идиотство! Какая муха укусила Тёмного Лорда? Он, видите ли, хочет лицезреть подле себя не средневековых колдунов, а изысканных денди! — кое-как справившись с узлом, Снегг прыснул на себя одеколон и поморщился. — По-моему, эта атрибутика не спасёт общее положение вещей“. Он с огорчением потрепал себя за обвисшие щёки, провёл пальцем по набрякшим векам и потрогал глубокую складку на переносице. „Лицо отёкшее, как у старого алкаша… — без особой жалости вынес он себе приговор. — Так или иначе, а я всё ж отражаюсь в зеркале… в отличие от Сивого“. Тут же губы его сложились в презрительной усмешке. „Хорошенько я поглумился над его сородичами. Славная работёнка“. Память услужливо нарисовала картинку: Новый год (Тёмный Лорд любил приобщать свои победы к каким-нибудь праздникам или знаменательным датам). Трансильвания. Вурдалаки всего мира собрались в древнем замке Дракулы. Любопытно, что женщины показались ему достаточно изысканными, а мужчины — элегантными. Весь шарм испарился, когда Волан-де-Морт призвал их вкусить „напиток жизни“ — чудесную амброзию, составленную по рецептам Книги таинств — добытую одним из приверженцев Тёмного Лорда из гробницы египетского фараона Аменхотепа

III

. Человек, передавший Лорду книгу, уже умер к несчастью (а, может, и к счастью). А Волан-де-Морт, честолюбивый и самоуверенный, не допускал и мысли, что кто-то может лучше него справиться с той или иной задачей. Хотя в этот раз де Морт действовал в соответствии со своим профилем (совсем недавно Снегг узнал, что юный Том Реддл специализировался на зельях). Видимо, из желания уязвить Северуса, Волан-де-Морт не посвятил его в свои планы (не больно-то и хотелось). В отличие от Тёмного Лорда, который знал обо всём по чуть-чуть (и ничего толком), Снегг знал ВСЁ о предметах, его интересующих. Почуяв приторно-сладкий запах гниющего мяса (из-за плоти инфернала, которая добавлялась в варево), Северус тут же определил, что это за снадобье. Тёмный Лорд всё ещё тщетно пытался привлечь на свою сторону как можно больше сторонников. Нетрудно было догадаться, для кого это зелье предназначалось. Нельзя сказать, что Северус долго раздумывал, как испортить настой — скорее, он действовал по наитию. Дело в том, что его глаза от сумеречного света в покоях Тёмного Лорда от недосыпа и постоянного напряжения были постоянно воспалены. Он таскал с собой что-то вроде „Визина“ — с той лишь разницей, что его вариант был его собственного изготовления. „Это средство позволяет адаптироваться к тьме — жизни БЕЗ солнца. А наш многоуважаемый Лорд хочет помочь вампирам преодолеть светобоязнь… И именно в роговице вурдалаков заключена причина светонепереносимости… Посмотрим, что будет“. — И Снегг походя выплеснул флакон „Визина“ в котёл с амброзией. Воланд-де-Морт многократно увеличил исходное зелье, и толпа алчущих упырей выстроилась, дабы заполучить чудодейственный напиток. Северуса приставили к котлу с обязанностями „виночерпия“. Тут-то и обнажились истинные лица вурдалаков всех времён и народов: сливового цвета, с наползающими на подбородок клыками, с костисто-когтистыми пальцами и, конечно же, вонью — такой, что развороченный помойный контейнер недельной давности — бахчисарайские розы в сравнении с ним. Очередь норовила сбиться в кучу. И если бы не удары магического бича в руках Сивого, вампиры бы уже поливались снадобьем, а не получали его по напёрстку из рук Снегга. Вампиры и вампирихи с вампирёнышами хлынули на улицу под струи дневного света. Была такая сумятица и неразбериха, что какое-то время факт их падения с последующим таяньем игнорировался. Подобно Снегурочке, от них оставалась лишь пустая одежда. Вскоре одежды без хозяев стало так много, что о неё стали спотыкаться и путаться в ней. Первым это заметил Северус (так как подспудно ждал чего-то такого) и поспешил подставить котёл с зельем под ноги любителей кровушки. Чан с отравой тут же опрокинули, чем ликвидировали улики. Тёмный Лорд был в бешенстве от того, что так ославился. Он призвал все проклятия на голову „чернокнижника“, который доставил ему КНИГУ ТАЙН. Кстати, саму книгу отправили в огонь. Вечером того же дня Северус, помешивая угли в камине Волан-де-Морта, лишний раз убедился в том, что „рукописи не горят“. Посмеиваясь, Снегг выудил почерневший фолиант и уволок к себе в келью. Отведённая ему комнатуха в родовом замке Слизерина постепенно превращалась во владения Плюшкина. Пожалуй, из собранного им добра можно было открыть лавку старьёвщика. Слава богу, у Волан-де-Морта были свои представления о чести, кои укладывались даже в какой-то там кодекс. Следуя которому, Тёмный Лорд не беспокоил своих подданных нечаянными визитами. Он посылал за ними в случае надобности Хвоста. Правда, Сивый имел привычку нежданно-негаданно завалить в гости, чем серьёзно портил кровь. Фенрир крепко подозревал Северуса после случая в Трансильвании (а если уж совсем начистоту — то и раньше не слишком доверял ему). О разочаровании Лорда нечего было даже говорить. Он хотел укрепить свою мощь — вместо чего потерял целую армию! Разумеется, Сивый не забывал регулярно „подкручивать хвост“ Лорду по поводу причастности Снегга к этой истории… Про „хвост“ де Морта это, конечно, образно. Но Хозяин стал так близок Нагайне, что, казалось, положи его на брюхо — и отличить одно от другого будет трудно. Нельзя сказать, чтобы он отчаивался. Нет. Он хотел жить так рьяно, что согласен был существовать на бренной земле пусть даже в облике червя. А его кровотерапия тем временем продолжалась. На положительный резонанс мало кто надеялся. Но мероприятия проводились свято и с большим рвением. „Багровые реки“, одним словом. Если вернуться к тому, что Сивый постоянно лил дерьмо в уши Волан-де-Морта, своего он добился: Северус чувствовал по отношению к себе со стороны Лорда некоторое отчуждение. Но особо не волновался по этому поводу. Что делать, фавориты меняются. Его это даже устраивало: меньше общения с этой малопривлекательной личностью (Сами-Знаете-с-Кем) — больше времени в лаборатории. А лаборатория у Тёмного Лорда была ой-ёй-ёй!.. пожалуй, не хуже, чем в Хогвартсе (а может, и лучше) — ведь Хогвартс — оплот ЗАЩИТЫ от тёмных искусств, а здесь — их кузница. Что поделать? Снеггу нравились тёмные искусства… теоретически. Для того, чтобы понимать „что такое хорошо и что такое плоха“, необходимо всё в жизни попробовать… Тут Северус почувствовал, что переигрывает. Он уже доигрался раз — потерял Лили (когда та прознала о его мало популярном увлечении)… Но теперь всё не так… Боже правый, как он скучал по Юлии! Что не говори, но ему всегда была нужна женщина. Северус невесело рассмеялся, вспомнив Бэлл Джонс (одну из своих подружек). Бесшабашную и ветреную, приторговывавшую в свободное от Снегга время своим телом. Но проституция была не единственным её занятием. Основное — это постоянное ввязывание во все сомнительные предприятия, когда-либо существующие. Наземникус — вот кто был бы ей подходящей партией. Но она выбрала Северуса. Именно ОНА выбрала его. Их знакомство состоялось на одной из тех вечеринок, которые устраивал Т.Лорд, где Северус произвёл на неё „неизгладимое впечатление“ (по её словам). С тех пор она появлялась и пропадала в его жизни. Их связь продолжалась почти десять (!) лет, пока Бэлл не нашла свою смерть под перекрёстным огнём заклятий двух перепившихся волшебников. Жутко неряшливая и абсолютно бесхозяйственная, она одновременно была забавной и неглупой. Может, ночь, проведённая с ней, и не была бы уж такой серьёзной изменой… но её нет. И это вынужденное монашество сводило его с ума. Северус пристрастился к коньячку и вот результат: отёчность и утомлённый вид… Хотя в логовище Волан-де-Морта трудно выглядеть свежим и отдохнувшим.

Пора!.. И он трансрессировал.

Тёмный Лорд был раздражён и недоверчив (как и всегда в последнее время). Он изобрёл какую-то дрянь, которой тут же вспрыскивал в каждого своего посетителя — и тут же высвечивалось не только содержимое карманов вошедшего, но и его желудка. Что до содержания мыслей, то для Волан-де-Морта никаких ухищрений на этот счёт не требовалось… Хоть Снегг и говорил Гарри, что окклюменция не чтение мыслей, но только не для Тёмного Лорда. Для всех, кто владел этой техникой, окклюменция — это прочитывание образов, хранившихся в памяти: боль или радость, отчаяние или любовь… Северус раз и навсегда заблокировал сознание наружным видом замка Слизерин — это был единственный выход, чтобы избежать участи „прочитанной книги“. Волан-де-Морт хмурился, пытаясь пробиться сквозь картинку. Наконец не удержался, спросил:

— Вы так очарованы видом моего родового поместья, что оно не выходит у Вас из головы, сэр?

Северус решил не пререкаться — лишь ниже склонил голову.

— Итак, слушайте моё поручение, — продолжил по-деловому Волан-де-Морт. — Вы с Фенриром — И НЕМЕДЛЯ! — отправляетесь в Трансильванию…

Де Морт сделал паузу и впился глазами в чёрные очи Снегга. Тот смиренно выдержал этот взгляд, припоминая детали декора мрачной резиденции Лорда.

Волан-де-Морт скрипнул зубами и продолжил:

— Ваша цель — кворум. Наш друг Сивый на нём присутствовать не может… по понятным причинам. Так же, как и другие Пожиратели смерти. Вы же недавно обнаружили в себе способности анимага. Так что используйте их. Всё на этом. Более Вас не задерживаю.

Следующие свои слова он обратил к Нагайне.

Задерживаться не имело смысла.


— Где же будешь ты, новый советник, когда другие будут выполнять ОСНОВНУЮ работу? — с издёвкой спросил Северус Сивого.

— Неподалёку, — заверил тот. — Так что будь осторожен.

— ТАК ты даёшь понять, что ЧТО-ТО знаешь? — Северус не смог подавить желания посыпать соль на его свежую рану. — Будешь у своих родственничков? Не все ещё вымерли?

— Ну, пагати, я тепя фыфету на цыстую воту, — прошепелявил Фенрир (у него был странный дефект речи: обнаруживался только тогда, когда Сивый злился).

— Что-что, милый? — глумливо промурлыкал Снегг. — Разъясни-ка мне вот что: почему святая вода, коей окропил Тёмный Лорд твоих собратьев, воздействовала избирательно?

— Она убила всех родовитых, из знатных старинных фамилий…

— А-а-а, ясно, почему тебя это не коснулось! — и Северус небрежно сдул со своего плеча несуществующую пылинку.

— Шапака! Я сатушу тепя! — Фенрир ощерился, а Снегг только того и ждал. Выставив вперёд волшебную палочку, он быстро произнёс заклятие — Сивый опустился на колени и завыл.

Дверь приоткрылась — показалась змеиноподобная голова Лорда.

— Что здесь происходит?

Северус пожал плечами.

— Любезный Фенрир скорбит об утере своих близких… там, в Трансильвании. А на четвереньках, вероятнее всего, потому что вспомнил: по матери он оборотень.

— А я-то ещё считал кровосмесительные браки более стрессоустойчивыми, — с сожалением произнёс Тёмный Лорд.

— Мне тоже кажется это разумным, Ваша милость, — сказал Снегг. — Подтверждение тому — недавняя история: чистокровные вампиры погибли, в то время как полукровки живут и здравствуют.

— С этим нельзя не согласиться… взять хотя бы Вас, Снегг … — Волан-де-Морт нагло осклабился и закрыл за собою дверь.

„И тебя тоже“, — продолжил мысленно Северус.

— Ладно, чёрт с тобой, — он поднял Сивого. — Вставай на задние лапы, вурдалакооборотень! Вставай и ничего не бойся! Я с тобой.

Вместе они трансгрессировали в порт, где Сивый немедленно вошёл в тело какого-то матроса, а Снегг, уже птица-ворон, не привлекая внимания, залетел на борт торгового судна. „Смешно: преступники блюдут Волшебный кодекс, не пересекая океан в трансгрессии… Всё-таки тринадцать лет без Волан-де-Морта укоренили кое-какие привычки порядочного человека… даже в Сивом“. Решив поразмяться, Северус пошёл взглянуть на того плюгавого моряка, в чьём теле был Сивый. Понять это можно было сразу по двум признакам: по зловонию — во-первых, а во-вторых — бедняга явно скис. Он привалился к борту и был бел, как полотно. Желание покуражиться сразу исчезло. Снегг-ворон уселся на аккуратно свитые кольцами канаты на палубе, положил голову под крыло и задремал. Проснулся интуитивно… „Прибыли“, — подумал он. Корабль причаливал берегам Франции. Северусу надлежало разыскать Сивого. Ждать долго ему не пришлось — тот объявился сам. Незадачливый матросик, тело которого только что покинул Фенрир, слегка покачивался, и его все толкали. Похоже, от такого кратковременного жильца, каким являлся Сивый, моряка слегка мутило. „Сейчас, старина… Ещё немного и ты о нас никогда не вспомнишь…“ — и в тот момент, когда Фенрир отсоединился от тела, Снегг взмахнул волшебной палочкой, даруя простаку забвение. Следующим пунктом их путешествия являлся небезызвестный замок родоначальника „Ноmo sapiens кровососущие“. Однако очутившись в том зале, где организовывалась раздача злосчастного зелья, Северус не обнаружил рядом своего спутника. Вместе с этим страшный лязгающий звук покоробил его слух. Скрежет раздавался откуда-то снизу, из подземелья.

„Доподлинно знаю, что в замке сейчас никого нет… Проклятое отродье рассредоточилось по своим звериным надобностям… Может, сам Граф?.. Чушь! Дракула убит Ван Хельсингом!“

Несмотря на все свои умозаключения, Северус почувствовал, как его бросило в жар.

Возник Сивый.

Никогда доселе Снегг не предполагал, что появление этого отвратного типа может доставить ему радость.

— Что это было? — не удержался он от вопроса.

— А Вы как думаете? — сардонически рассмеялся тот.

„У Сивого сейчас звёздный час. Кретин я, что спросил“.

— Вам будет оказана сейчас великая честь — Вас представят моему Господину, — важно произнёс Фенрир.

— Так Вы слуга двух господ? И Вам не страшно признаваться в этом?

— Не беспокойтесь за меня. Я — в отличие от Вас — на СВОЁМ месте. А Вы… что такое ВЫ? — Ни там, ни сям.

— Не умничайте, Фенрир, — осадил его Северус. — Не время.

— И правда, — Сивый стремительно обернулся. — Ваша светлость, извините за причиненные неудобства…

Северус всматривался в подходившего к ним человека: благородные черты, безупречно одет… пожалуй, слишком бледен… Но ничего ужасного он в нём не заметил. На вид мужчине было около сорока.

Северус учтиво поклонился.

— Граф? Счастлив видеть Вас в добром здравии. А то, знаете ли, ходят всякие слухи…

— Вы имеете в виду этого сморчка Ван Хельсинга? Нет. Для этого надобно нечто большее: МОЁ раскаяние и отречение от всего, что кажется ЕМУ, — Дракула возвёл глаза к куполообразному потолку, — грешным. А тот, кто вкусил крови человеческой, совсем не спешит отказаться от прелестей жизни. Северус… Вы позволите Вас так называть?

Снегг положил руку на сердце, изобразив признательность. Дракула усмехнулся и обратился к Сивому.

— Фенрир, я оставил свои сигары… Вы знаете, где… Будьте любезны, принесите мне их, пожалуйста.

Сивый удалился.

— Итак, Северус, — Дракула вновь поднял глаза на Снегга, — на чьей стороне Вы играете?

— Странный вопрос, милорд…

— Отчего же странный? Кстати, я не милорд. Граф, всего лишь.

— Есть разница?

— Я трансильванец и люблю свою родину — как бы странно Вам это не показалось. Страна моя обескровлена (простите за каламбур) долгими годами социалистического режима. Сознание моих соотечественников искорёжено. Вот Вам пример не физического вампиризма, но нравственного. Хочу наказать ИХ вождей за их злодеяния.

— Вы считаете себя вправе вершить судьбы людские? А это ЕМУ, — Северус заговорил на языке графа, — понравилась бы?

Дракула захохотал, и гулкое эхо побежало по коридорам старинного замка. Северус не без зависти рассматривал эту легендарную фигуру. И фигура, надо сказать, у него была в полном порядке. А кроме того густые волосы, белоснежные зубы, проницательные чёрные глаза, нос с горбинкой… портрет дамского угодника.

— Вы не испытываете страха, глядя на меня? — полуутвердительно спросил прóклятый граф.

Северус не знал, что ответить (да, похоже, Дракула и не ждал ответа).

— Может, потому, что Вы ещё не видели моего истинного лица?

Внезапно стало очень холодно. Порывом сильного ветра задуло все факелы, установленные по периметру зала. Точно молнией пронзили темноту два луча. Это был огонь из глаз хищника исполинского роста. Распространился запах сырого мяса. В следующее мгновение Снегг увидел пламя, вырвавшееся из уст чудовища… Если бы Северус не успел трансгрессировать на второй этаж, сгорел бы заживо. С высоты ему хорошо были видны подлинные размеры монстра, покрытого густой, серо-бурой шерстью. Морда чудища напомнила ему комиксы, прочитанные в детстве (основная идея которых — победа Супергероя над исчадием ада). Так вот, Дракула — таким, каков был сейчас — и являлся этим самым „исчадием“. И ОНО тянуло к Северусу свои мощные лапы с загнутыми когтями… Он не успел даже испугаться… как ощутил, что тело его повисло в воздухе. А через секунду Северус стоял в ярко освещённом зале и рядом с ним — Вацлав Дракула, славный парень лет сорока.

— ЭТО Ваше истинное лицо? — удостоверился Северус.

Тот развёл руками.

— Возможно. Я не знаю. Иногда мне кажется так, иногда — иначе… У Вас так бывает? — Дракула с любопытством изучал Снегга.

— БываЛО. Раньше. Теперь я знаю определённо, — ответил он.

Двое мужчин смотрели друг на друга и, казалось, понимали без слов. Да и внешне они были схожи: одного роста, одинаковой комплекции, черноволосые и кареглазые, с высоким лбом и орлиным носом, чувственным ртом и мужественным подбородком.

— Э-э… Северус, кем были Ваши родители?

Снегга передёрнуло.

— Не вампирами. Точно.

Их диалог прервал Сивый.

— Ваши сигары, граф.

Хозяин предложил гостям сесть. Его лакей принёс всем присутствующим выпить.

— Если вы голодны, ничем не могу помочь, — извинился Дракула.

— Не беспокойтесь, Ваша светлость, я найду себе пропитание сам, — хмыкнул Сивый. — Что до моего друга, то он вегетарианец… ха-ха… Ко всему прочему, вороньё неприхотливо: здесь ведь много падали — что остаётся от наших обедов.

— О! Пусть Вас не заботит такая малость! Как известно, ЛЮДИ живут не для того, чтобы есть, — парировал Снегг.

— Для чего же?

Вопрос был задан Дракулой.

Все эти словопрения стали напоминать Северусу умствования в гостиной Тёмного Лорда, от которых он смертельно устал. Поэтому, игнорируя вопрос, перешёл к делу.

— Когда начинается кворум?

Дракула мило улыбнулся.

— Пять минут назад.

— Где?

— Я провожу, — граф с лёгким хлопком превратился в летучую мышь, которая с писком устремилась под потолочные балки. Чертыхнувшись, Снегг обернулся вороном и полетел за ним.

Лететь пришлось недолго. Небо было облачное, и свет от полной луны то и дело исчезал за лохматыми тучами. По этой причине Северус то и дело терял из вида своего проводника.

„Никогда не думал, что летучие мыши способны к такому быстрому полёту… Впрочем, это не обычная мышь, а Мышиный король“.

Наконец Дракула пошёл на снижение.

Они оказались на поляне, со всех сторон окружённой горами. Горы были изрыты пещерами, обращенными лицом к долине. Сверху сей ландшафт напомнал огромную арену, окружённую естественным барьером. „Вероятно, в пещерах содержатся драконы“, — догадался Северус. Домики в долине напоминали загородные коттеджи средних британцев. „Должно быть ещё какое-то место. Где у них драконий выгон. Достаточно просторное. Вероятнее всего, там и состоится кворум“, — пришло ему в голову. И точно, Дракула влетел в одну из пещер. Пещера оказалась обманкой: даже не начавшись, она обрывалась, и за ней расстилалась равнина. Тут и там в ней просматривались родники, источающие пар. Именно благодаря гейзерам в долине был мягкий и влажный, почти средиземноморский климат. Удивительно! — ведь в замке Дракулы, казалось, вечно царит зима. В клубах пара и в сумраке он не сразу разглядел, что буквально каждый сантиметр внизу занят: ведьмы и колдуны, эльфы, гоблины, великаны, кентавры… кого здесь только не было! Внимание Снегга привлекла одна из самых живописных групп. Посреди неё важно вышагивал многоголовый дракон, каждую из голов которого венчала маленькая золотая корона. Северус узнал в нём Горыныча. И тощего высокого волшебника рядом с ним. И статную красавицу, кокетничающую с… Будогорским… А также замшелого лесного колдуна, беседующего с Поттером. И неопрятную старуху из избушки на курьих ножках (сейчас она говорила с Грейнджер). На руках у русской ведьмы возлежал кот Баюн. Снегг заволновался: „Стоит ли подлетать ближе? Может, остеречься?“

— Встретили знакомых? — пропищала человекообразный Мышиный король. — Мне более оставаться здесь нельзя — боюсь не сдержаться… столько живой плоти… Это было бы неразумно… Прощайте. Завтра нам не доведётся увидеться. Было приятно познакомиться.

Северус не успел ответить какой-нибудь галантностью — мышь Дракула испарилась.

— ВНИМАНИЕ! Первый беспрецедентный Волшебный кворум прошу считать открытым! — голос, многократно усиленный волшебным заклинанием, принадлежал, без сомнения, Руфусу Скримджеру. — Тихо, господа! Вам и без того были даны 10 минут вежливости — дабы все, кто не видел давно друзей, смог засвидетельствовать своё почтение.

Гул понемногу утих. Снегг продолжал изучать тех, кто приехал на кворум. Присмотревшись, он понял, что буруны в гейзерах — не что иное, как белоголовые головы русалок и наяд (первые отличаются от вторых наличием рыбьего хвоста). Кстати, русалочье племя — это не только очаровательные полурыбы-полуженщины, но и представители мужского пола тоже. Следующее заблуждение на счёт этих созданий то, что на суше они, якобы, нежизнеспособны. Жизнеспособны, да ещё как! Кроме того, что своему злобному нраву они не изменяют ни в той, ни в другой стихии. Размножаются они именно на земле (ибо органы детопроизводства появляются у них вместе с ногами на твёрдой почве). Впрочем, сейчас водяной народ был настроен миролюбиво — что улавливалась посредством их рокочущего говора. Группа тритонов, вооруженных трезубцами, восседала на валунах, торчавших из воды. Похоже, их предводителем являлся сам Морской Царь (во всяком случае, на голове у него была самая настоящая корона). Выглядел он весьма представительно: мощный кудлатый старец в небрежно наброшенной тоге, державшейся на плече при помощи морской звезды. Его трезубец по величине напоминал сельские вилы — но обильно посыпанные жемчугом. Северус поискал глазами, куда бы ему присесть. И облюбовал рельефную каменную глыбу. Однако, приблизившись, он сообразил, что это не что иное, как обнаженная грудь Великана. „Эге, — смекнул он. — Мои труды не пошли прахом. Часть наиболее разумных из этого племени громил всё-таки присоединились к Дамблдору“. Он вспомнил свою изматывающую поездку к тупоголовым исполинам. Северус нашёл их достаточно быстро, опираясь на россказни Хагрида. А установить контакт с ними помог недавно освоенный им секрет „полиглота“ (да-да, тот самый, который он узнал у Джакомо, учёного итальянца). Снегг выслушал пятичасовой поток жалоб и стенаний великанов друг на друга. А удержать их от преждевременной драки могла только волшебная палочка, зажатая в кармане на всё время переговоров. Северус принял тогда решение согласиться на все их дурацкие требования. Согласиться с тем, что все они по-своему правы. И правоту им следует ДОКАЗАТЬ силой своих кулаков: у кого они окажутся крепче, та правда и сокрушительнее. В тех, кто не бросился с воплями бутузить своих соплеменников, Снегг увидел более одарённых особей и провёл с ними II-ой вариант беседы: дескать, все мы братья, и нет для людей большей радости, чем приобретение такого друга, как ВЕЛИКАН (тем более, что и великаны могут извлечь пользу из этого союза: они нам силу, а мы — хитрость). После этой тирады Северус поспешил отчалить и дать им время для обдумывания. Что ж, вот и плоды. Так сказать, не заставили себя ждать. Впрочем, тут не только его заслуга. Неоценим вклад Хагрида в дело братания (в буквальном смысле слова) с великанами. И мадам Максим — хоть та и отрицала свои родственные узы с великанами, а всё ж-таки способствовала укреплению связей меж НАМИ и НИМИ. „Ага! Вижу тут и гоблины… Да их тут полно!“ — Северус живо припомнил, как обольщал этих алчных уродцев кладами, кои охраняют драконы. Драконы — это знают все — не в ладах с Тёмным Лордом. Почти каждый ныне живущий на земле дракон — выходец из румынского питомника. Здесь их натаскивают как ищеек, а затем приставляют „чахнуть над златом“.

— Вы могли бы завладеть чуть ли не всем золотом мира, зная, куда отправляют того или иного дракона из Трансильвании, — соблазнял их Снегг (отлично понимая, что выведать сие практически невозможно).

Гоблины умны. Поэтому первый вопрос, который они задали, был:

— Мы не уверены, что узнаем, где конкретно спрятан клад — ведь нас не учили, как драконов, искать сокровища. А ящеры, кроме всего прочего, имеют способность становиться невидимыми, когда чуют опасность… что, надо сказать, совершенно излишне: каким надо быть идиотом, чтобы связаться с драконом?!

Признаться, Северуса они поставили этим в тупик. Он вынужден был долго и нудно изворачиваться. Хорошо ещё, что гоблины — несмотря на их выдающийся ум — не слишком прозорливы (а уж если где забрезжит луч света от драгоценностей, то затмит все прочие доводы рассудка)… Но именно этот факт и сыграл на руку Северусу. Он напомнил присланным к нему делегатам (большинство из которых служили в „Гринготсе“), что самые значительные состояния не у опальных тёмных князей, а у законопослушных граждан — не прожигающих, а сохраняющих имущество своих предков. Да, им это было хорошо известно. Взвесив все „за“ и „против“, гоблины приняли предложение Снегга. Единственным желанием с его стороны после такой великодушной наводки являлась просьба сообщать лично ему о каждом обнаруженном кладе. Что это дало? — Таким образом он узнал, у кого из „министерских“ рыльце в пушку — так как большинство состояний делается не чистыми руками… „Хм!“ — Снегг заприметил Римуса Люпина. Тот сидел в кругу таких же потрёпанных бедняков. Северус догадался, что это оборотни. Несчастные захотели быть по ЭТУ сторону баррикад. Решение они приняли самостоятельно. Многие руководствовались мнением общества, в котором их семьи пользовались уважением (а сами они, по вине этого же общества, изгоями). Но подавляющее большинство знали, что в кругу Волан-де-Морта к ним будут относиться не лучше, чем к грязи на сапогах. Главная же причина состояла в том, что ТАК они вели образ жизни, подобающий ЧЕЛОВЕКУ. И только на время полной луны существовала угроза принять зверообразный облик (что, впрочем, регулировалось настоем, который изготавливался по рецепту „доктора Снегга“). Повсюду, словно крысы, шныряли гномы. Северусу было любопытно: какие гномы в других странах, если их почитают там мудрецами? В Британии гномов, как мелких грызунов, интересовала лишь порча чужого имущества. Домашних эльфов тоже хватало. Как правило, домовики не выходят из своих жилищ. Но охотно сопровождают хозяев. Здесь знакомые Снеггу британские домовые были в компании высоких величавых красавцев. Северус слышал о дальних родственниках привычных ему эльфов — отважный и мудрый народ. И сейчас имел удовольствие впервые их лицезреть. Только он собрался рассмотреть получше представителей древнего германского эпоса, как чуть не был сбит вставшим на дыбы кентавром. Их было немного (и все, наверняка, из Запретного леса — уж больно морды знакомые). Как не прискорбно, кентавры не примкнули ни к кому. Были сами по себе. Так же, как и вампиры. Последних он не заметил ни одного. Впрочем, так сразу их от обычного человека и не отличишь. „Похоже, узрел всех, кого знаю… Бо-оже, кто это?!“ — на него шла маска. Жуткая. Высотой в полтора (не менее!) метра. В мелких витиеватых узорах, форфорицирующих ядовитыми цветами индиго и цикламена… Маска оказалась жрецом (или как его там… шаманом, что ли?) какого-то африканского племени. В долине бродило немало и других страшилищ, в определении которых он затруднялся… Однако стоило, наконец, прислушаться к тому, что говорит Министр. Руфус Скримджер стоял на трибуне, возведённой самой природой, — на уступе скалы. Ветер трепал его буйные кудри, а голос вибрировал подобно раскатам грома. „Выглядит впечатляюще“, — думал Гарри, глядя на министра. Всю его речь Гарри знал почти наизусть (Будогорский привёз образцы выступления). На вопрос „откуда?“ Барин ответил как всегда присказкой:

— Не имей сто рублей, а имей сто друзей.

Их бывший профессор привёз также разрешение на Рона, Гермиону и Гарри, которое давало полномочия присутствовать на кворуме. Кстати, особое разрешение полагалось иметь всем — даже членам Ордена (не говоря уже об учениках). МакГонагалл не стала вредничать и подписала им своё „добро“ на бланке, смахивающим на простую квитанцию, благо она имела такое право. О Будогорском: он приехал вчера. Как всегда, Ростислав Апполинарьевич привёз ворох новостей и хорошее настроение. Все искали расположения Барина с тем, чтоб снискать толику его обаяния. Будогорский провёл больше всего времени с ребятами. Вместе они посетили подопечных Чарли (а на попечении брата Рона были 10 драконов!). Помимо уже знакомых Клювокрыла и Хвостороги (с которыми Гарри познакомился на турнире трёх волшебников) они увидели карликового Чешуекрылого, панцирного Драко (тут Рон напомнил, как при первой встрече с Малфоем-младшим он хмыкнул — потому что знал от Чарли имя старейшего обитателя драконьей долины); были тут и дети Змея Горыныча — близнецы Коля и Оля и другие близняшки — низкорослые и коренастые малазийцы Йоко и Оно. Ну, и наконец весьма милая мохноухая Ля (Чарльз уверял в её необычайной музыкальности) и апатичный Броненосец — большой любитель покушать и подремать. Чарли прочёл ребятам обычную в таких случаях лекцию. Почему обычную? Потому что сюда часто приезжают экскурсии с любопытствующими.

— Правда, не всех пускаем, — тут же добавил Чарли.

Что интересно, этот питомник являлся не единственным. Практически на всех континентах существовали аналогичные — за исключением, конечно, Антарктиды. Владельцы драконьих выводков старались не допускать скрещивания — поэтому особи одного вида не содержались в одном и том же месте. Надо сказать, что за их численностью был установлен жесткий контроль (что совершенно оправдано). И что вовсе удивительно, драконы не проявляли сексуального аппетита к противоположному полу другой породы.

— Неужели ты специализировался по уходу за магическими существами? — поразилась Гермиона, когда Чарли рассказывал о своей дипломной работе.

— Конечно, — удивился тот. — Иначе как бы я здесь работал? Надо очень многое знать, чтобы ухаживать за драконами.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул Рон. — Гермиону просто удивляет, отчего ты выбрал ТАКОЙ предмет.

— Какой „такой“? — недоумевал Чарльз. — Этот предмет был одним из самых интересных. Многие ребята с нашего курса очень его любили. И многие, кстати, выбрали его в качестве профилирующего.

— А кто у вас преподавал? — задала вопрос Гермиона.

— О! Это была чудесная женщина…

— Стефания Новак, — подсказал Будогорский (он также присутствовал на экскурсии). — Чешка.

— Кто? — не понял Рон.

— Чешка, — повторил Будогорский. — Из Чехии. Видишь ли, Рон, есть такая страна.

— Да знаю я! — досадливо отмахнулся Рон. — Что уж я, совсем, что ли…

Все рассмеялись.

— Но почему ты, Гермиона, удивлена, что Чарльз выбрал уход за магическими существами? Разве вам не нравится этот предмет?

— Ага, — усмехнулся Гарри. — Особенно соплохвосты.

— Как ты сказал: „соплохвосты“? — переспросил Чарли. — Первый раз слышу о таких животных.

— А флобер-черви какие милашки! — подхватил Рон.

Ребята захихикали.

— Недаром в списке ваших уроков нет этого предмета, — сухо заметил Барин.

— Это ещё ни о чём не говорит! — Гермиона опомнилась первой. — Зато мы все очень любим Хагрида!

— Вот в этом я ничуть не сомневаюсь! — улыбнулся Ростислав Апполинарьевич. — И всё же мне, как завучу, надлежит ознакомиться поподробнее с учебным планом вашего любимого учителя.

— Вы… этот, как его… ЗАУЧ? — опешил Рон.

— Буду. Со следующего семестра… Меня надоумила одна милая особа… Я поделился своими соображениями с МакГонагалл — она одобрила моё предложение. Так что готовьтесь: скоро у вас добавится уйма предметов.

Гермиона заинтересовалась, каких именно. И Будогорский стал перечислять:

— Информатика, алгебра, геометрия, история мировой культуры, биология, география, физика, химия… по-моему, всё… пока… А! Ещё музыка.

— Что-о? Мало нам того, что есть?! — взревел Рон. Казалось, он готов рвать на себе от отчаянья волосы.

— Так вот, — невозмутимо продолжал Барин. — Я убедил МакГонагалл в том, что большинство из вас — страшные невежды и с этим надо что-то делать. Мы единодушно пришли к мнению, что всем желающим получить аттестат об окончании школы надлежит проучиться в Хогвартсе ещё один год — всего лишь до следующего Рождества… Ну, и конечно, успешно сдать экзамены по всем перечисленным мною дисциплинам.

— Как Вы могли! — поджав губы, горько проговорила Гермиона.

Будогорский растерялся (а что он ждал? Уж не благодарности же!).

— Поймите! Это для вашего же блага!

Вечером они помирились. Барин рассказывал за ужином, как в ближайшее время будет реорганизована школа. Ребят заинтересовал проект, согласно которому предусматривалось наличие как магических, так и магловских штучек. Последние будут нужны для ряда новых предметов. Также предполагалось расширение штата Школы за счёт сокращения министерских работников (Гарри тут же вспомнил Амбридж). Дело в том, что многие чародеи занимают весьма высокие посты в обычном мире — и никто не должен догадываться об их волшебной сути. Им на первых порах приходилось ой как несладко: следовало овладевать самостоятельно всем тем, чему в Хогвартсе не учили. Соответственно, обучение происходило путём проб и ошибок. Будогорский предлагал ликвидировать этот пробел, проводя так называемые „уроки социализации“. В какой форме они будут проходить, сейчас решается.

— Значит, в Хогвартсе теперь будет электричество? — не удержалась Гермиона (хоть первоначально они и собирались объявить бойкот Будогорскому).

— Разумеется, мисс, — насмешливо ответил тот.

— И компьютеры?

— И телевизоры?

— И сотовые телефоны?

— Ну, конечно! Представляете, как будет здорово?!

Они все вместе стали фантазировать, чем бы ещё оснастить старомодный Хогвартс…

Гарри встряхнулся. Надо, всё же, послушать Скримджера. Может, скажет что-то, чего не было ранее запланировано.

— Итак. В ходе предварительного слушания были определены следующие приоритетные регионы: Амазония, экваториальная Африка, Тибет, Плутония и Атлантида.

Слух Гарри резанули два последних наименования. И если об Атлантиде он что-то слышал, то в отношении Плутонии не мог сказать ничего. Он обернулся, чтобы спросить об этом у Будогорского, но того рядом не оказалось. Поискав его глазами, Гарри не без труда разглядел Барина за спиной Грохха. Что-то в облике Ростислава Апполинарьевича показалось ему странным — вроде как одно плечо у него было выше другого… или это тень от гигантского братика Хагрида… или…

— Дер-ржи вор-ра! Дер-ржи! — пронзительный вопль спутал его мысли.

В следующее мгновение глаз Гарри зафиксировал невероятный прыжок огромного чёрного кота из свиты русских волшебников. Трудно было разобраться, что случилось потом: внезапно сгустившаяся мгла стала вдруг осязаемой — плотной и липкой шевелящейся массой. А ещё она свистела, шипела и улюлюкала. В воздухе будто порхали тысячи бритв, которые резали всё, что попадало под их лезвия. Чуть позже ощущений включилось мышление. Ну, конечно, это всего лишь летучие мыши. Но их так много, что они застили и без того тусклый свет. Не только к нему пришло прозрение: тысячи молний от волшебных палочек взметнулись ввысь. Гарри знал, что это стрелы Летучемышиного сглаза — тот самый случай, когда „клин клином вышибают“. Но летучие твари, почуяв опасность, растворились. И на смену их перепончатым и слегка влажным крыльям пришли жёсткие и хлёсткие — вороньи. А ещё твердокаменные клювы, так и норовившие долбануть в голову и лицо. Птиц были тысячи и тысячи… сонмы! Когда они приближались, что-то жуткое читалось в их круглых мёртвых глазах — будто нашитых, как пуговицы, на воронью голову. И опять та же ситуация: пока волшебники смекнули, как с ними расправиться, тех и след простыл. Только одиноко кружащееся у самой земли воронье перо напомнило о нежданном нашествии.

— Дети Сатаны! — прошелестело в ночном небе.

Вдалеке, словно в ответ, прозвучал отголосок волчьего стона.

— Как ты? — к Гарри подбежал взволнованный Будогорский.

— Что… что это было? — Гарри с трудом разлепил запёкшиеся губы.

Только сейчас он понял, что Барин спрашивал его одного, хотя их троица стояла, тесно прижавшись друг к другу. Будогорский тем временем уже оправился, к нему вернулся его циничный полуприщур:

— А признайтесь, страшно было?.. Не надо, не отвечайте… Но знайте: за нами следят. И РАЗУМ этот, если вы успели заметить, премного быстрее, чем наш с вами.

— Вы не ответили, кто это был, — напомнила Гермиона.

— Тут не надо быть семи пядей во лбу. Ясно, как божий день: дело приспешников Тёмного Лорда.

— Но Вы говорили, что вампиры заняли отстранённую позицию, — неуверенно произнёс Гарри.

— Верно, — подтвердил Барин. — А кто сказал, что это были вампиры?..

Глава 16. Большой Темный Совет.

— Признайтесь, Северус, внезапно сгустившаяся тьма явилась для Вас полной неожиданностью? — Дракула взял Снегга за руку, и крупный рубин графского перстня полыхнул адским пламенем.

Северус чуть отстранился. Догадливый граф тут же убрал свою руку с его запястья.

— Неужели ты, Снегг, думал, что мы оставим тебя наедине с твоими приятелями? Без присмотра? — осклабился Сивый, находившийся в этом же зале.

— Молодой человек на плохом счету у Тёмного Лорда? — приподнял брови граф.

Сивый скривился.

— Мой Господин бывает слишком доверчив.

— Вот как? — Дракула иронично поиграл бровями.

— То есть я хотел сказать, что Снегг слишком хитёр, — пробормотал Сивый.

Снегг повернулся к Сивому спиной (так, чтобы заслонить его собою).

— Вы всё-таки приняли мудрое решение присоединиться к рати Тёмного Лорда? — обратился он к графу.

— Нет. Вы не поняли, — довольно резко остановил Северуса Дракула. — Просто мы не хотим войны на СВОЕЙ территории. Мы живём практически в резервации… Люди так гуманны, что касается всего живого… кроме нас Но мы тоже имеем право на существование.

И Дракула сложил губы куриной гузкой.

— Объяснитесь, — потребовал Северус.

Дракула отставил в сторону бокал с вином и опустился в кресло.

— Мы продумали всё до мелочей. Заранее. Тысячи летучих мышей повисли гирляндами в переходах гротов Питомника. Волки затаились в пещерах. Вороньё облюбовало кроны дубов. Все наблюдали. При малейшем подозрении мы должны были устроить шум. НЕ БОЛЕЕ. Кстати, Ваш друг был в курсе, — Дракула вопросительно посмотрел на Сивого.

Снегг обернулся и скользнул по тому таким взглядом, как будто видел перед собой мокрицу.

— Спасибо, Ваша светлость, — поспешил распрощаться Сивый. — Мы с „приятелем“ потолкуем обо всём в дороге.

Он неприятно растянул губы в улыбке, обнажив неровные острые зубы. Северусу ничего не оставалось, как раскланяться. С трудом преодолев отвращение, он взял своего напарника за руку чуть выше локтя. Вместе они трансгрессировали. Очутившись на берегу океана, Северус ещё сжимал плечо Фенрира. Судя по перекошенной мине последнего, ощущения он испытывал не из приятных.

— Иди к чёрту! — отпихнул Северуса Сивый. — Чего прилип?

Он сощурил красноватые хищные глазки и ковырнул мантию Снегга длинным ногтем мизинца.

— Небось думаешь, как бы избавиться от старины Сивого? — он зло зыркнул на Северуса. — Не-ет, ты не дурак. Не будешь обнаруживать себя раньше времени.

— Я избавлюсь от тебя, — зашипел Снегг, приблизив своё лицо вплотную к лицу Сивого. — Но по-другому…

— Это как же?

Казалось, ещё минута — и они вцепятся друг другу в глотку.

— Сэр Северус… Сэр Фенрир, — пропел им почти в ухо слащавый тенор. — Рад видеть вас живыми и невредимыми.

Одновременно со своим неприятелем Северус выхватил волшебную палочку и направил её в сторону жалкого, разрисованного как клоун, существа.

— Тьфу ты, Джокер! — сплюнул Сивый. — Какого чёрта тебя принесло?

— Хозяин прислал, — всё так же слащаво промурлыкал тот.

Джокер многозначительно повёл подведёнными глазами и сложил руки на животе, переплетя пальцы.

— Что говорит Хозяин?

— Говорит, море сегодня тихое, — Джокер, не торопясь, облизнул губы и закатил глаза.

Сивый брезгливо отвернулся.

— Могу вновь предложить вам руку, коллега, — очень нежно сказал ему Северус.

— Перебьюсь, — Сивый на всякий случай сделал шаг назад и трансгрессировал.

Северус повернулся к Джокеру.

— Вас подбросить?

— Премного благодарен… Но я уж сам уж как-нибудь, — и испарился вслед за Сивым.

Северусу осталось лишь пожать плечами…

Через мгновение берег снова был пустынен.

Когда Снегг имел несчастье видеть Волан-де-Морта, каждый раз он удивлялся, что ЭТО — человек… Не совсем, конечно… Но всё же. Вот уж Тёмному Лорду можно и не поворачиваться — его змеиноподобная шея способна теперь изгибаться на все 360°. Надо сказать, что Волан-де-Морт не терпел подле себя людей, чуравшихся его жуткого внешнего вида. Видимо, Северус чувствовал по отношению к Лорду что-то сродни удивления: будто он в зоосаде и разглядывает диковинного зверя. Сие позволяло ему оставаться при дворе. Тёмный Лорд по обыкновению последнего времени находился в состоянии сосредоточенного озлобления.

— Извольте докладывать по форме! — рявкнул он на Снегга.

Не глядя на адресата его неудовольствия, Волан-де-Морт сделал неуловимое движение пальцами, и оголодавший Сивый, пощипывающий ветчинку с барского стола, упал навзничь.

— Хам! — поморщился де Морт, наблюдая за поверженным.

Поводя наугол вырезанными ноздрями, в Снегга полетели словесные камни:

— Я Вас слушаю… пока. Но терпение моё небеспредельно!

В это время Сивый пошевелился. Вновь щелчок пальцами от Лорда — и Фенрир в глубокой отключке. Только глухой стук упавшего тела оповестил о том, что в комнате их трое. Снегг не стал долее нервировать сиятельную особу и, преклонив колени у любимого кресла Господина, со смаком поведал о многочисленных сторонниках Скримджера и о том, что вербовка „светлых“ продолжается по всем странам и континентам. Во время рассказа Северуса Волан-де-Морт вытащил что-то из кармана и стал перебирать, явно злясь. Северуса осенила догадка: „Боже правый! Это чётки!“… Он вздрогнул — в один из моментов его „печального“ повествования бусины брызнули во все стороны и поскакали по полу.

— Зна-ачит, Вы полага-аете, что перевес си-ил на ИХ стороне? — растягивая слова, прогнусавил Волан-де-Морт.

— Нет, — подумав, заявил Снегг. — ЕЩЁ нет.

— Когда же будет организован вояж в поисках дураков- сторонников нашего любезного Министра?

— Про это они умолчали, — (и Северус не лукавил).

— Хорошо. Ступайте. Можете вновь вернуться к себе на квартиру, — добавил Лорд, когда Северус был уже в дверях.

Он хотел напоследок посмотреть в глаза этого получеловека — полупресмыкающегося, но гибкая шея де Морта проделала очередной финт — и Снегг увидал только его затылок. Северус шёл гулкими коридорами замка. Его мантия развевалась подобно крыльям Архангела. „ОН отправил меня домой. Это неспроста. Сивый сделал своё дело. Тёмный Лорд перестал мне доверять… А почему, собственно, я иду?“ — его размышления прервались на полуслове. Северус трансгрессировал. Волан-де-Морт наклонился к Сивому и протянул ему узкую ладонь:

— Надеюсь, Вы не слишком пострадали?

— Не беспокойтесь, сэр. Я в полном порядке… Вы отпустили его?

Тёмный Лорд отвернулся, не удостоив того ответом.

— Что ж, пусть чешет к себе и ни о чём не подозревает, — злобно прошипел Сивый. — А мы тем временем обратим себе на службу каждый камень, каждую травинку в округе.

— Посмотрим, посмотрим, — Т.Лорд повёл шеей и хрустнул пальцами — как гвоздём по стеклу.

Северус жестоко не выспался. Плеснув в лицо холодной водой, он по привычке оперся обеими руками о края раковины и уставился в зеркало. „Выгляжу так, будто вчера меня плохо сложили. Результат налицо: наутро всё в складках и заломах“, — невольно улыбнулся он пришедшему на ум каламбуру. Тут же лицо его разгладилось и преобразилось. Ему очень шла улыбка. Он и сам это признавал. Тем не менее, своим обаянием не злоупотреблял. Пожалуй, некоторые коллеги по Хогвартсу (уже не говоря об учениках) и вовсе не видели его улыбающимся… Другое дело Юлия. Ю-Ли… Ему доставляло особенное удовольствие называть её так. Будто две женщины слились воедино: Юлия и Лили. И если Лили он потерял безвозвратно, то в отношении Юлии такого не допустит… Как она там? Как с ней связаться, не навредив ей? В передней раздался звонок. Северус незамедлительно переместился к входной двери. Оказалось, это всего лишь Нарцисса. Но выглядела она странно. Складывалось впечатление, что миссис Малфой в трансе: двигалась чуть не наощупь и глаза белые, как у чути.

— Цисси? — позвал её Снегг после того, как она молча прошествовала до дивана и села.

Губы её пришли в движение.

— Положи руку в левый карман, — произнесла Нарцисса чужим голосом.

Поколебавшись, Северус сделал, о чём его просили. Нащупав небольшой твёрдый предмет, он подался любопытству. Это был мобильный телефон, который ему подарила перед отъездом из России Юля. Северус почувствовал, что аппаратик вибрирует в его ладони.

— Ответь, — вновь подала голос Нарцисса.

В принципе он собирался это сделать, только забыл КАК. На лице Малфой вдруг появилось осмысленно-насмешливое выражение. Северус обозлился, и память тут же вернулась. Нажав на зелёную кнопку с изображением телефонной трубки, он услышал голос жены.

— Северус, выслушай меня до конца. И молча. Сегодня в 6 часов утра было взорвано Министерство магии. По счастию, никто из порядочных волшебников не пострадал. Сегодня, думаю, эту новость ты ещё услышишь неоднократно. Это раз. Два: Тёмный Лорд больше никому не доверяет. За тобой установлена слежка. Посему Ростиславу и Нарциссе видится с тобой будет небезопасно. Так что сворачивай свою антидеятельность до минимума. Три: все „правые“ силы снабжены эликсиром. Скоро можно будет начинать контратаку. Однако не уничтожены ещё два крестража: брошь и Нагайна. Только после того, как они будут обезврежены, состоится Генеральное сражение. Четыре: ты видишь сейчас Будогорского в теле Нарциссы. Когда он выйдет, та ничего помнить не будет. И, наконец, последнее: сейчас Славик продемонстрирует чудо техники посредством которого сможет с тобой в дальнейшем держать связь. Связь будет односторонней — как с Дамблдором… Кстати, Дамблдор более не призрак — он стал слишком тяжеловесен, чтобы посещать твои сны. Так что мужайся: ты остался один. Будем надеяться, что ненадолго. В крайнем случае, ты можешь оставить сообщение Джакомо (он всё знает). И в самом крайнем случае я позвоню тебе. Так что телефон пока не выбрасывай… Сейчас пришлю тебе ММS.

Раздались короткие гудки. Северус закрыл „раскладушку“. Через секунду вновь раздалось пик — он машинально принял сообщение. На Юльке была мужская рубашка и чёрные колготки. Живот впечатляющих размеров. Лицо прекрасное, как всегда. Если бы не Будогорский-тире-Нарцисса он не удержался бы и погладил изображение.

— Смотри! — приказала ему Лженарцисса и соткала из воздуха маленький телевизорик. Водрузила его на столик и щёлкнула перстами.

На экране замелькали бело-серые блики. Более всего это напоминало ультразвуковое обследование: явно что-то показывает, но разобрать что-либо невозможно. Замешательство Снегга не осталось без внимания Будогорского. Он (или Она?) подошёл к столику и стал водить розовым ноготком Цисси по экрану:

— Это дисплей. На него проецируются твои мысли. Вот тут — в дальнем углу — образы разрушенного Министерства со знаком вопроса (никто из ПОРЯДОЧНЫХ людей?). Далее Фенрир Сивый: и если мне не изменяет зрение, то он почему-то в образе змеи… Да. Потом (палец переместился в левый верхний угол) два обнимающихся старца… хм-хм… Просто Гендальф Белый — Гендальф Серый… Дружище, неужто ты не читал „Властелина колец“? Нет? Впрочем, я так и думал… Продолжим… Хотя, собственно, что тут ещё можно сказать? — Свет застит женский лик. Поэтому и видимость такая никчёмная. Стало быть, по-твоему, „гори оно всё синим пламенем“? оно и верно: „своя-то рубашка ближе к телу“. А?

… „Всё же Будогорского в этом ‚созданьи‘ гораздо больше, чем всех вместе взятых Нарциссиных ужимок“, — и Северус с лёгким сердцем замахнулся на явившегося к нему гостя.

Тот увернулся, увлекая за собой чудо инженерной мысли Будогорского.

— Э-э! Только не бей по голове! Кто за мной, дурачком, ухаживать станет? Тебе-то хорошо — у тебя жена любящая есть! — услышал он голос настоящего Барина.

С хлопком, подобным тому, что бывает при трансгрессии, Будогорский вышел из тела Нарциссы. Та беспомощно осела на пол.

— Береги себя, — серьёзно проговорил Ростислав, глядя в глаза Северусу. — Обнимемся, что ли?

Презиравший с детства „телячьи нежности“, Северус, тем не менее, принял объятия друга.

Будогорский недолго оставался серьёзным.

— Ну же, не раздави меня в порыве чувств! — не удержался он при взгляде на кислую мину Снегга.

Северус незамедлительно пихнул его в плечо и рассмеялся.

— Мне пора, — Барин с сожалением посмотрел на Нарциссу. — Позаботься о ней. Бедняжка…

Северус взглянул на скрючившуюся на вытертом ковре Нарциссу и вздохнул. Когда он поднял голову, Будогорского уже не было. Как не было и волшебного маленького телевизора, способного улавливать и отображать тайны чужих душ. Поздравив друга с очередным открытием, Северус занялся Нарциссой. „Интересное средство связи… Но как им пользоваться, если Барин забрал его с собой? Каков же радиус его действия?“ — размышлял он, укладывая обмякшую Нарциссу на свой облезлый диван. По-видимому, столь радостное событие как физическая расправа с Министерством, должно было войти в сердце каждого Пожирателя смерти — даже не вполне благонадёжного, каким в последнее являлся Снегг с точки зрения Тёмного Лорда… Хотя где они, „благонадёжныевполне“? Сивый продолжал напитывать Волан-де-Морта идеями, шедшими вразрез с теми, когда в фаворе был он сам. Мол, пришла пора отозвать из Штатов Беллатриссу и воссоединить семейство Малфой, да и вообще пора совершить марш-бросок на Азкабан, где томятся Крэбб, Гойл и прочие верные товарищи. Вечеринка по случаю уничтожения Министерства магии и чародейства проходила в недавно расчищенных апартаментах замка Слизерин, в помещении, служившем некогда бальной залой. Северус с плохо замаскированной ненавистью поглядывал на царственно вышагивающего по сверкающему паркету Лорда и семенящего рядом низкорослого Петтигрю. „Театр уродов“, — не смог удержаться от внутреннего замечания Снегг, оглядывая приглашённых. „Тёмные“ заметно активизировались. Это было понятно по группе дементоров, разместившихся в одном из уголков зала. Дело в том, что действо, затеянное Волан-де-Мортом, называлось КАРНАВАЛ. „Карнавал животных“, — вспомнил он некстати название музыкальной композиции Сен-Сенса… О чём бишь он? Ах, да. Дементоры. Для карнавала эти твари нацепили маски, ставшие популярными в магазинчиках ужасов после хоррора „Крик“, — на что Северус не смог сдержать саркастическую улыбку. Прихлёбывая вино из подвалов родовитого предка Волан-де-Морта (что наверняка являлось художественным преувеличением), Снегг наблюдал, как его змеевидный Хозяин выстроил себе что-то вроде трибуны в центре зала и взлетел на неё.

— Леди и джентльмены! — помпезно обратился Тёмный Лорд к собравшимся. — Наконец я чувствую себя поздоровевшим и энергичным — более чем обычно /раздались аплодисменты/.

— Был предпринят очередной шаг на пути к осуществлению нашей миссии, — провозгласил Лорд /вновь аплодисменты/.

— Это хороший момент, чтобы сплотиться и пополнить наши ряды новобранцами! — голос Тёмного Лорда сорвался, и он „дал петуха“.

Северус фыркнул в свой бокал, и по игристому вину побежали пузырьки — вышло довольно шумно. Многие обернулись, чтобы выразить своё неодобрение. Сивый так и вцепился в него глазами. Один лишь Волан-де-Морт упивался „минутой славы“. Он ещё более возвысил голос и зарокотал с новой силой.

— Пройдёт три раза по шесть дней и наступит 29-е февраля. На этот день мы назначаем Большой Тёмный Совет. Он пройдёт на Острове Погибших Кораблей — в самом сердце Бермудского треугольника.

Волшебники заклокотали. „Это же океан. Как в таком количестве переправиться на этот чёртов остров?!“

— Вам не стоит ни о чём беспокоиться, — повёл шеей Т.Лорд. — 28-го февраля вы ляжете спать, а 29-го вы окажетесь уже там /шквал аплодисментов/.

Снегг на этот раз всерьёз поперхнулся и был вынужден выйти под осуждающие взгляды вон. „Ну и ну… Что за страсть к дешёвым трюкам?.. Хотя почему же ‚дешёвым‘? Со спящими волшебниками придётся повозиться. Все эти фокусы как-то очеловечивают Лорда, ей-богу!“ Так думал Северус, сидя в обшарпанном кресле у себя в Паучьем. Впереди оставалось „три раза по шесть дней“ (как изящно выразился Тёмный Лорд) и следовало чем-то заняться. Пожалуй, особо выбирать не из чего… Снегг на 18 дней заперся в своей лаборатории.


Так и не дождавшись от своего плагиастического изобретения той реакции, что была у Будогорского, Северус плюнул на убогий телевизорик, смахивающий на TV-40-х г.г. — тот и расплавился. Подивившись незапланированному побочному эффекту, он отправился в свою холостяцкую постель и, натянув одеяло до самого носа, немедленно заснул. Как и было обещано, в ночь с 28-го на 29-е февраля Северус пробудился уже не дома. Рядом лежали штабеля таких как он идиотов. Вернее, это ОН идиот. Потому как всё понимает, но продолжает вариться в этом котле… А что делать? Основную массу приверженцев де Морта всё-таки составляли фанатики… Впрочем, они тоже, конечно же, идиоты. Но по-другому. Вредные идиоты. И опасные. Так вот, ВСЕ эти идиоты почти одномоментно расстались с ночными бдениями и начались охи, ахи и т.д. и т.п. Устав от притворных лобызаний, Северус захотел выйти на воздух. Но, покинув одно помещение, оказался в другом. И если в первом царила ночь, то в следующем — слепящий от яркого света день. Там, откуда он вышел, не было никакой мебели — люди лежали на каких-то подстилках прямо на полу. Обстановка, где он очутился теперь, послужила бы неплохой иллюстрацией комнаты с первыми компьютерами (кажется, в ту эпоху они назывались ЭВМ): мигающие ламповые приёмники, громоздкая аппаратура и серьёзные люди в белых халатах.

— Не подскажете, что это за место? — задал он вопрос проходящему мужчине.

На что мужчина лишь скользнул по нему взглядом, ничего не ответив.

— А Вы сомневались в моих словах? — Северус услышал подле себя гнусавый низкий голос.

Рядом стоял Волан-де-Морт и взирал на Снегга сверху вниз.

Северус поклонился и опустил глаза.

— Мне только кажется, или Вы и правда прячете от меня свой взгляд? — взвизгнул Тёмный Лорд.

— Вам кажется, сэр, — смиренно поднял глаза на Хозяина Северус Снегг.

Волан-де-Морт смерил его взглядом и, взмахнув полой плаща, исчез из вида. Люди в лаборатории не обратили на произошедшую сцену ни малейшего внимания. „Может, они сосуществуют в каком-нибудь параллельном измерении?“ — пришла на ум нелепая мысль. На всякий случай Северус ущипнул за попку проходившую мимо толстушку в форменном халатике. Недолго думая, та влепила ему пощёчину. Причём совершено безэмоционально. И пошла дальше. „Люди в плену обычных стереотипов. Но лишены чувств: страха при виде Волан-де-Морта, удивления от происходящего, негодования от того, что незнакомый мужчина щиплет тебя за неподобающие места… Надо выяснить, что всё это значит“. Снегг поспешно покинул операторов и оказался в коридоре, по двум сторонам которого находились круглые оконца вроде корабельных иллюминаторов.

— Вы на третьем уровне. Сейчас Вы на пути ко второму. Уровень радиации в пределах норы…. в пределах нормы… В пределах нормы, — вторил механический голос.

— Любопытно, — проговорил Северус, продвигаясь по коридору.

На его пути вырос громадный тролль. Без лишних слов чудище занесло свою дубину над головой непрошенного гостя. Северус тотчас парализовал нерасторопного тролля заклятием — тот так и застыл в позе игрока в бейсбол.

От стены отделился Джокер.

— Проход закрыт, — угрожающе-льстиво предупредил он. — И не пытайтесь поступать со мной так же, как Вы проделали это с Горным троллем. Сделаете только хуже себе.

— Люди, как правило, учатся на собственных ошибках, — не согласился Снегг (который никогда не отличался покладистостью).

Джокер фыркнул.

— Глупцы!

— Ты знаешь, что ТАМ? — Северус указал на запертую дверь в конце коридора.

— Ничего, что Вам бы понравилось.

— А ты знаешь, что мне нравится?

Тот закивал мелко и часто, как китайский болванчик, и снова влип в стену. Снегг стукнул по стене и внезапно услыхал свист сверху. Доля секунды — и „Патронус!“ — оземь шлёпнулась пара дементоров. Пришлось посторониться… Так второй раз за едва начавшиеся сутки он столкнулся с Тёмным Лордом.

Раздувая узкие ноздри, тот зашипел:

— Снегг, я в крайнем раздражении от Ваших поступков! Что Вы себе позволяете?! Кто дал Вам право калечить наших соратников?

— Эти, с Вашего позволения, „соратники“ оскорбляют честь и достоинство… — он запнулся, осознав, до чего нелепо подобное обвинение.

Внезапно расхохотавшись, Волан-де-Морт недвусмысленно перевёл свои гноящиеся глаза на то место, где у мужчин по общему признанию помещается достоинство.

— Каким же образом тролль и, тем более, бесполые дементоры посягали на Вашу честь и достоинство?

„Тёмный Лорд совсем деградировал, — подумалось Северусу. — Раньше он избегал сальностей“.

— Вы правы, — Т. Лорд вновь придал своему лицу выражение денди на отдыхе. — Эта шутка дурного толка.

Волан-де-Морт отвернулся и резко изменил траекторию своего движения. „Театр одного актёра… Надо всё же посмотреть, что ТАМ, за дверью. Алахомора!“ — дверь без труда поддалась. Северус выглянул наружу и зажмурился. Бог мой! Хорошо, что он не шагнул за дверь сразу! — Там простиралось море до самого горизонта. Но не таким, как на курортной открытке — чистеньким и ухоженным. Это был пейзаж, более всего напоминающий грузовой порт. С той лишь разницей, что ЭТОТ порт не кончался. Остовы кораблей, старые баржи, проржавленная арматура судов повсюду торчала из водной глади, нарушая гармонию двух стихий — воды и неба. „Выходит, Остров погибших кораблей не иносказание?! Вот он. Но почему…“

— Почему мы собрались здесь? Или почему остров возник здесь?

Северус вздрогнул. На него смотрели безжизненные глаза Волан-де-Морта.

— Я вернулся, дабы предотвратить то, что Вы чуть было не сотворили, — ответил он на немой вопрос Северуса. — Что ж, Вы лишний раз убедились: лишнее знание — лишние вопросы, не так ли?

— Сожалею, милорд, о собственной дерзости.

— Вы не единственный любопытствующий. С этого сообщения я должен был начать Большой совет. Однако Вы ослушались. Несмотря ни на что, Вы, Северус, всегда были мне симпатичны, поэтому Вам я отвечу прямо сейчас…

По словам Тёмного Лорда выходило, что магнитная аномалия Бермудского треугольника не что иное, как работа Посейдона и его дочерей-русалок. Дело в том, что именно здесь у повелителя морей выстроен дворец, где случаются приёмы и, порой, весьма шумные. Вот в такие дни и происходят кораблекрушения. Гости у морского царя бывают разные. Некоторые — так просто человеконенавистники. Вот они-то и устраивают кровавые проказы с корабельным людом. Отсюда и небылицы о гибельном месте. Но эти слухи не лишены смысла. Сейчас, когда этот участок так загажен обломками судов, не хватало ещё, чтобы какая-нибудь экспедиция „зелёных“ недоумков — экологов свалилась, как снег на голову! Тем временем и тут, в этом богом забытом месте теплится жизнь. Те, кому удалось выжить, создали на острове колонию. Бедолаги ведут полудикарский образ жизни без всякой надежды на спасение, т.к. если Посейдон и был так милостлив, что не тронул их, то он не настолько великодушен, чтобы отпустить их вовсе.

— Всё гениальное просто, — заключил Лорд, наблюдая, как Снегг уже минут пять сжимает и разжимает в кармане пачку сигарет.

— Курите, — разрешил ему Хозяин. — Я же предпочитаю сигары, посему удаляюсь.

„Неудивительно, что люди любят отдых на тропических островах… Здесь такое море… — покуривая в открытую дверь, размышлял Северус. — Но Лорд умолчал, почему ИМ выбраны Бермуды для проведения Тёмного Совета. Продиктовано ли это только страстью к импозантности? Или чем-то ещё?“

Он задраил люк и вернулся в первое помещение.

В большинстве своём волшебники, которых он тут видел, представляли жалкое зрелище: помятые, всклокоченные, невыспавшиеся. Вполголоса они переговаривались меж собой.

— Вы слышали: сам Бруствер приедет из Африки, — говорил неизвестный Снеггу маленький человечек. — У него полно последователей.

— Я правильно Вас понял, это тот самый Бруствер, который создал Корабль „Желание“? — оживился его собеседник: зеленоволосый и синебородый (что немного шокировало).

— А из Антарктики вернётся Шлиммель.

— Как??? Он тоже из „наших“?!

— Тоже, тоже.

— Ну, а Беллатрисса будет?

Народ, прислушивающийся к их диалогу, ещё более навострил уши. Северус понял, что здесь собраны те колдуны и колдуньи, которых брали в Пожиратели для числа. Вряд ли эти люди могли принести Волан-де-Морту какую-либо реальную пользу. Странно, что его поместили к ним. Или наоборот — ничего странного… в его положении. Поэтому-то ему и не попалось до сих пор ни одного знакомого лица. Впрочем, он не особо переживал по данному поводу.

— Простите, Вы не Северус Снегг? — робко обратилась к нему пожилая волшебница.

Северус молча смотрел, а неё и думал, что большинство людей всё-таки мазохисты. Все они кричат о любви к власти, деньгам, комфорту… А вот ведь валяются здесь на полу — бабы вперемешку с мужиками — нечёсаные, неумытые, мучающиеся от неудовлетворения естественных надобностей…

— Извините, я, наверно, ошиблась, — произнесла она и отошла.

— Добро пожаловать, дорогие коллеги! — проворковал — кто бы вы думали?! — Хвост.

„Стало быть, опять в чести…“

— Прошу пройти за мной всех желающих посетить туалет, — провозгласил Петтигрю.

Плотная толпа проследовала за ним. Снегг остался один. Правда, ненадолго. Нарисовался другой его „приятель“ — Фенрир Сивый.

— Что, фортуна переменчива? — хмыкнул Сивый. — Не успел ты оглянуться, как уже на самом дне.

— Странно, — сказал Северус, — я только что об этом думал. Этими же самыми словами.

— Сожалеешь? — с любопытством взглянул на него Сивый.

Северус ничего не ответил и отвернулся: „Надо бы ему сказать, что ни на каком я не на дне. Тёмный Лорд за сегодняшний день целых три раза удостаивал меня аудиенции… Тьфу ты, глупость какая, считать знаки внимания!“ Когда же он повернулся для ответа, в комнате уже никого не было. „Да и плевать… Где же всё-таки состоится Совет? — вот вопрос…“

— Объявляется большой сбор в холле на первом уровне, — возвестил роботоподобный голос (Северус не сразу понял: то он возник в его голове, то ли проистекал откуда-то сверху). — Будьте внимательны. Указатели помогут вам сориентироваться.

Многократно усиленный динамиками голос заполнил „спальню“.

Надо идти.

Указатели не лепились сиротливо, как у маглов, на стенах, а вели себя довольно нахально. Светящиеся, будто неоновые, вывески бежали впереди того, кому должны были указывать дорогу и весело подмигивали. Северус миновал лабораторию со старыми компьютерами. Спустился по лестнице (которую в первый раз не приметил) в другую такую же лабораторию, где так же равнодушно сновали люди в белых халатах. Единственным отличием ЭТОЙ лаборатории от ТОЙ было окно во всю стену, сквозь которое просматривался „Водный мир“.

Пока Северус понимал происходящее плохо.

— Предупреждая ваши вопросы „ПОЧЕМУ ЗДЕСЬ“, отвечу сразу всем: нашими многочисленными союзниками населена не только суша, но и другие стихии: водное, подводное и надводное пространства… Вас ждёт, связанный с этим сюрприз.

Этот спич принадлежал Т.Лорду. Слово „сюрприз“ он произнёс по-детски непривычно — шаловливо. Волан-де-Морт был сегодня в чёрной атласной мантии, подбитой красным шёлком (подражая в этом цирковым иллюзионистам). После его слов комната стала стремительно увеличиваться, одновременно приобретая форму многоярусного театра. Тяжёлый бархатный занавес закрывал центральную стену — видимо, там предполагалось основать сцену. Северус почувствовал беспокойство. Раньше Тёмный Лорд любил делиться с ним своими планами. Это же широкомасштабное действо подготовили без его участия. Мало того, всё здесь являлось для него неожиданностью. Свет потихоньку стал приглушаться (а он только собрался получше рассмотреть собравшихся!). Раздались аплодисменты. Под звуки оркестра (невесть откуда взявшегося!) занавес пополз в разные стороны. Оказывается, он закрывал огромное окно во всю стену. И стекла в этом окне не существовало! Удивительно, но вода не перетекала на сцену. В ней мирно барахтались русалки и тритоны. На самой сцене красовался длинный стол, за которым сидели почётные гости. Наверно, этот стол по протяжённости легко мог бы попасть в Книгу рекордов Гиннеса. Вмещал он „каждой твари по паре“: вот парочка великанов средней величины, двое продажных гоблинов, несколько индейцев в национальных одеждах совершенно безумного вида (по всей видимости, шаманы), чернокожие волшебники, прибывшие, судя по всему, с „чёрного“ континента, рядом с ними существа, напоминающие инферналов (настоящие инферналы должны были находиться за пределами здания, для охраны). Были тут и весьма воинственные на вид лилипуты (Снегг припомнил, что в своей книге Будогорский называл их гномами, но славянской разновидности). С торца по одну сторону стола восседал Джокер, а по другую — троица дементоров. Это те, которых Северус мог назвать. Но были и такие, кого он либо вовсе не знал, либо затруднялся с определением вида. Так, например, семья грибов — кто они? Чёрт его знает. Кстати, черти тоже присутствовали (во всяком случае, вряд ли те лохматые и чумазые рожи могли называться как-то иначе). Вот с египетскими богами дело обстояло сложнее: кто тот рогатый двуликий исполин? И если вот эти, кажется, обзывались сфинксами, то кто те чудики, донимавшие всех проходивших немыслимыми загадками?.. А некоторые из магов, находящихся на сцене, сидели спиной к зрителям. „Наверно, эти уж совсем страшные“, — решил Северус. Но, как выяснилось, они просто обернулись в ту сторону, откуда должны были появиться следующие гости. Северус не придал значения словам Тёмного Лорда „Вас ждёт ещё один сюрприз“. А зря. На сей раз это не было привычным для Волан-де-Морта бахвальством. Волны „вспенились бурливо“ и выбросили на сцену что-то вроде морской раковины, которая встала на попа, и из неё с проворством спортсменов выпрыгнули… зелёные человечки. От неожиданности Северус приоткрыл рот.

— Марсиане! — зашептали его соседи по ложе.

Северус скользнул по шептунам взглядом: чета пожилых волшебников, чернокожий колдун, группа подростков и он сам, разумеется. Похоже, что все англичане. Пришельцы (если только это не ловкий фокус) лопоча что-то на своём „марсианском“, рассаживались неподалёку от Тёмного Лорда. Их насчитывалось аж пятнадцать человек… хм-хм.

— Земля всегда была лакомым кусочком для инопланетян, продолжал рокотать Волан-де-Морт. — Не всякая планета столь благодатна для жизни. Тут есть питьевая вода, воздух, насыщенный кислородом, умеренно тёплый климат… Настоящий рай. И мы готовы стать добрыми соседями тем, кто протянет нам руку помощи в непростое время.

Марсиане затрясли головёнками. Ребята, сидящие в зале рядом со Снеггом, захихикали.

— А они настоящие? — пропищала девчушка, которой, наверно, только-только исполнилось 17.

Северус ухмыльнулся — он думал о том же.

— Как ОН думает потом от них избавиться? — чернокожий, будучи одиноким, решил поделиться своими соображениями со Снеггом.

Северус подозрительно оглядел его.

— О! Не беспокойтесь, я не шпион! — замахал тот руками. И, озабоченно добавил. — Я слышал, будто инопланетяне очень плодовиты.

На всякий случай Северус отодвинулся от него и устремил глаза на сцену. Там опять всё пришло в движение. На сей раз виной тому явился крупный кудрявый мужчина, прокладывающий себе дорогу при помощи посоха. На плечах вновь прибывшего красовалась тога, а голову венчала тиара.

— Гляди, Нико! — указывала трепещущей рукой женщина на величавого грека, обращаясь, по-видимому, к своему супругу. — Даю слово, это сам Посейдон!

Посейдону тем временем домовой эльф — интересно, чей? — втыкал в уши миниатюрные наушники. Скорее всего, это был адаптер, позволяющий синхронно транслировать услышанное на родной язык. „Выходит, Тёмный Лорд не знает о вирусе полиглотизма“, — отметил Северус.

— Сегодня я присутствую здесь в качестве посредника, — заговорил Владыка морей.

Чернокожий вновь придвинулся.

— Что же Вы? Где Ваши наушники? Сейчас всё прослушаете, — он укоризненно причмокнул.

„Они мне не нужны! Так же, как и тебе, старый осёл!“ — мысленно выругался Северус. Но в карманах всё же пошарил. Рядом с пачкой сигарет лежал небольшой моток проводов — это и были пресловутые наушники. Нетерпеливо он воткнул их в уши и прислушался.

— Я лишь посланник дружественного мне народа. И если вы исполните давнюю мечту атлантов, они одарят вас своей дружбой. А это — учитывая возраст их цивилизации — немало, поверьте!

— Отчего Вы взяли на себя роль роли посредника, не СОЮЗНИКА? — доверительно понизив голос, спросил его Волан-де-Морт.

— Мне ничего не надобно. Я и без того ЦАРЬ, — напомнил с улыбкой седовласый красавец.

Тёмный Лорд щёлкнул пальцами. На стол опустился знакомый Снеггу ларец. Так называемый „ящик Пандоры“. Де Морт, сощурившись, смотрел на Посейдона, поигрывая костяшками пальцев по изразцовой крышке ларца.

— И это тоже? — многозначительно произнёс он, глядя на Царя.

Даже с высоты третьего яруса было видно, как потемнело от гнева лицо Посейдона. Напрасно Волан-де-Морт взялся шантажировать Владыку.

— Я отвечу вам не ранее, чем когда переговорю с братом, — тем не менее спокойно ответил он. — А сейчас вынужден проститься.

Посейдон стукнул посохом и исчез.

После этого всё пошло наперекосяк. Великанам надоело чинно восседать за столами, и Волан-де-Морт сделал знак, чтобы их оглушили на время. Этот инцидент послужил вспышкой к дальнейшим безобразиям: волшебники разных пород и мастей стали выскакивать к Тёмному Лорду и выдвигать свои требования. Поскольку правилам грамотных дебатов их никто не обучал, вели они себя, мягко говоря, некорректно. Так, один из гоблинов встал прямо на стол заседаний и, потрясая кулачонками, стал требовать выплату неустойки: дескать, их племя обманом было вовлечено в преступные деяния Пожирателей смерти — до которых им и дела-то нет! Его братья финансировали безумные идеи Того-Кого-Нельзя-Называть (он так и выразился: „безумные идеи“), а теперь, похоже, их собираются надуть и оставить с носом.

— С носом! Вот именно! — прошипел Волан-де-Морт и, взмахнув палочкой, превратил и без того не малый нос гоблина в слоновий хобот, который потянул беднягу за собой, и тот чебурахнулся на пол.

— Ага! Вот так вы обращаетесь со своими сторонниками! — возопил один из славянских гномов, и его братья ответили воинственным рыком.

Этот боевой клич разогрел сидящих в зале сатиров:

— Подавай сюда обещанное! Выпивку! — загоготали они, застучав козлиными копытами.

— Ни-ка-кого почтения! — восхищённо выдохнул во всеуслышание старичок — сосед Северуса по ярусу.

Учуяв скандал, со своего места сорвались дементоры и взвились под купол театра. Северус сидел в верхнем ярусе, под самым потолком, и грязные тряпки дементоров почти касались его лица. Тут-то и произошёл казус, положивший конец Большому Тёмному Совету. Откуда-то снизу (не из оркестровой ли ямы?) вылетел Красный Дракон и с жутким трубным звуком начал исторгать… каловые массы. Больше всех попало тем, кто находился в партере. Ну, и, конечно, тем, кто сидел за председательским столом. Только слепец мог не заметить, что у Тёмного Лорда так и чешутся руки прикончить несчастного Дракошу, которого чем-то перекормили накануне. Только боязнь окончательно себя скомпрометировать, он этого не делал. Это было смешно: наблюдать космическую степень бешенства де Морта!.. Что до зелёных человечков, так они сочли за благо ретироваться. „Инопланетная военная угроза, похоже, миновала“, — с облегчением вздохнул Северус. И, пока „суть да дело“, Северус решил навестить Юлию.

Глава 17. В сердце Африки.

Если Совет, которому суждено было так бесславно кончиться, Волан-де-Морт гордо именовал БОЛЬШИМ, то Совет, состоявшийся в Хогвартсе, смело можно назвать МАЛЫМ, поскольку присутствовало на нём всего пятеро: директор, завуч (в лице Будогорского) и трое студентов — Гермиона Грейнджер, Рон Уизли и Гарри Поттер. Гарри с любопытством оглядывал директорский кабинет: не так часто он посещал его со дня смерти Дамблдора. Нельзя сказать, чтобы убранство этой комнаты сильно претерпело изменения. На стенах те же портреты, на стеллажах книжного шкафа всё те же „штучки“. Вот только на письменном столе идеальный порядок. И нет Фоукса… Где, кстати, он? Где, вообще, гнездятся фениксы? Наверно, ответ на этот вопрос мог бы дать Хагрид. Но профессор по уходу за магическими существами обычно норовил подсунуть своим студентам что-нибудь более „интересное“, чем пресловутый Феникс, что-нибудь более клыкастое, более кусачее и опасное.

— Если тебя вдруг заинтересовал уход за магическими существами, Гарри, то со следующего года этот предмет у нас будет преподавать твой хороший знакомый — Чарльз Уизли. У Чарли случилась размолвка с одним из коллег, и он решил покинуть Румынию, — как всегда предвосхитил возникшие вопросы Будогорский.

— А как же Хагрид? — в один голос спросили Рон и Гарри.

— Хагрид увольняется. В связи с переменой места жительства, — ответила за Будогорского Гермиона.

— Как?! — у Гарри даже слов не нашлось, чтобы раздраконить Хагрида по всем статьям за его предательство.

— Никакое это не предательство, — парировала Гермиона. — А очень даже благой поступок. Представьте: в школе madam Maxim одни девочки. Если их некому будет защитить, Шармбатон просто-напросто закроют. Хагрид же повёл себя как настоящий джентльмен.

— Хотел бы я посмотреть, кто осмелится обидеть нашу „Дюймовочку“, — проворчал Рон, имея в виду, конечно, Олимпию Максим.

— Да, — попытался спрятать улыбку Будогорский, — но есть ведь ещё её прелестные ученицы.

— Давайте всё же вернёмся к тому, ради чего мы здесь собрались, — постучала по столу МакГонагалл.

— И ради чего? — бесхитростно вытаращился на неё Рон.

Барин выступил вперёд и торжественно произнёс:

— Дорогие друзья мои! На вас возложена миссия необычайной важности и сложности! Не скрою, не сразу мне удалось убедить коллег отпустить вас. Но! Не стоит вмешиваться в то, что предначертано самой судьбой! Такова ваша карма! Мы не вправе менять прошлое. Также мы не можем спорить и с настоящим… каким бы ужасным оно нам не представлялось…

— Кхе-кхе, — так МакГонагалл деликатно напомнила Ростиславу Апполинарьевичу, что пора переходить к сути.

— Итак, вы отправляетесь в самоё сердце Африки! — с чувством закончил Будогорский.

Рон икнул.

— Вместо занятий? — похоже, он просо ошалел от счастья.

Профессор МакГонагалл проигнорировала неприличную радость Уизли и протянула Гермионе свиток.

— Вот примерный маршрут ваших дальнейших перемещений, — произнесла она. — Ознакомьтесь и уничтожьте.

Ребята склонились над столом. Гарри ожидал, что это будет что-то вроде карты, но ошибся. В столбик были перечислены населённые пункты, где им предстояло побывать, а рядом — ориентировочная дата прибытия. Скатав пергамент в трубочку, Гермиона задала вопрос, который парням и в голову бы не пришёл:

— Когда же мы будем успевать ещё и учиться?

— Вы не поняли? — удивился Будогорский. — Вы не будете учиться.

— То есть нам поставят оценки „автоматом“? — уточнила Гермиона.

МакГонагалл фыркнула и стала поправлять и без того ровные стопы тетрадей на своем столе.

— Что же вы молчите? — не отставала Гермиона.

— Мы не можем выставить вам отметки просто так. Приедут чиновники из Министерства… — начал оправдываться Барин.

— Из какого такого „Министерства“? — хлопнул себя по бокам Рон. — Уж не из того ли, что сравняли намедни с землёй?

— Рональд Уизли, — менторским голосом проговорила Директриса. — Вы не знаете, что говорите. Министерство нельзя уничтожить. Это неподвластно даже… Сами-Знаете-Кому. Не прошло и недели, как Министерство регенерировало.

— Что-о? — сглотнул Рон.

— Стало быть, самовосстановилось — как ящерица восстанавливает утраченный хвост, — пояснила Гермиона.

— Давайте уже закончим, — потерял терпение Гарри.

— Действительно, — поддержала его МакГонагал.

И в двух словах объяснила, что никто не имеет права проставить просто так оценки в аттестате зрелости. Их выставляет сама Школа. Именно Школа! Несколько раз за особые заслуги студентов аттестовали, так сказать, заочно. Но на выпуском эти горе-хогвартцы (ещё недавно считавшие себя везунчиками) оказывались без документа об образовании. Он исчезал, испарялся! Недаром Дамблдор говорил, что даже он не знает всех секретов Хогвартса!

— Но, — успокоил ребят Будогорский. — это касается только выпускников — семикурсников. Но прочих учащихся сие правило не распространяется.

— Это что же… — дошло наконец до Рона, который никогда не отличался способностью хватать на лету. — Мы на второй год останемся?

— Ну-у, — заюлил Будогорский, — у вас есть шанс попытаться сдать экзаменационные предметы с общим потоком.

— Нет. Шансов у них нет, — безжалостно вынесла приговор МакГонагалл. — Но вы должны помнить, что вам оказана невероятная честь: сразиться со злом от лица нашей Школы!

— Видимо, от Барина набралась. Раньше я что-то не слыхивал от нашей старушки таких пафосных речей, — шепнул Рон Гарри.

— Но! — их классный руководитель поднял вверх палец. — МОЁ предложение остаётся в силе! Правда, оно касаемо лишь „защиты от тёмных искусств“.

Понятно, что Будогорский решил на прощание „подсластить им пилюлю“. Ребята понуро кивнули и вышли.

— Слушай, о чём говорил твой любимый Ростислав Апполинарьевич? Какую ещё он открывает вакансию на получение отличной оценки?

— Да какая-то опять ерунда, — махнул рукой Гарри.

— И всё же? — настаивала Гермиона.

Гарри остановился, чтобы припомнить, в каком контексте прозвучал вопрос Будогорского: они готовились к встрече с чутью… Это точно… Но вот в связи с чем был задан этот вопрос?

— Просто Будогорский спросил, что случается с волшебниками, если их сжигают на костре?

— И ты ответил? — пытливо взглянула на него Гермиона.

— Ну, конечно! Сказал, что волшебников невозможно сжечь…

— И всё?

— И всё! — развёл руками Гарри.

— Ну, это же Барин! БА-РИН! Пообещать для него — не значит обмануть! — у Рона, как всегда, было всё легко и просто.

Может, просто забыть об очередной блажи Будогорского? Может, Рон на этот раз прав: Барин — он Барин и есть… Но это было не в характере Гермионы. Тем же вечером она отправилась к декану их факультета с ультиматумом: либо Ростислав Апполинарьевич знакомит со своей загадкой „с чувством, с толком, с расстановкой“ — либо… не пудрит им мозги! Постучав и не дождавшись ответа, она рискнула приоткрыть дверь. Ростислав Апполинарьевич стоял у окна, обхватив себя за плечи.

— Профессор? — окликнула его Гермиона — тот не откликнулся.

Она решила не заявлять о своём присутствии… пока. Гермионой овладела идея „проверки связи“ (так Будогорский называл окклюменцию без ведома респондента). Ещё ни разу, ни одному студенту (за исключением, может быть, Гарри) не удавалось проникнуть в сознание своего учителя. А сейчас, похоже, Ростислав Апполинарьевич не включил защиту. Было бы так заманчиво прогуляться по коридорам его сознания… Но! Барин стоял к ней спиной. Без зрительного контакта шансов на успех мало. Вернее, почти нет. Попробовать? В любом случае, что она теряет? Гермиона тряхнула головой, выбрасывая все отягощающие её мысли, и замерла. Даже не дышала. Юная женщина сидела в кресле. Просторный пеньюар не скрывал её „интересного“ положения. Лицо будто списано с лика Мадонны. Картина медленно таяла в розовой дымке. На смену ей из грязно-серого тумана стало вырисовываться лицо улыбающегося мужчины: тёмные густые волосы, большие чёрные глаза… Он был ей знаком. „My Got! — чуть не вырвалось у неё. — Да это же Северус Снегг!“

В ту же минуту обернулся Будогорский.

— Гермиона? — удивился он. — Я не слышал, как ты вошла.

Кое-как справивившись с эмоциями, Гермиона состряпала невинно-безмятежную мину и ляпнула первое, что пришло в голову:

— Мы согласны… согласны на ваше предложение, — „Боже что я говорю!“

По окончании кратковременного визита Гермионы Ростислав вновь подошёл к окну. Недавние воспоминания жгли душу. Снова обозначилась та картинка, которую нечаянно (нечаянно ЛИ?) подсмотрела Грейнджер. Юлия сидит в кресле и вышивает красных петухов на кухонных занавесках. Сам он систематизирует художественную литературу. Работает телевизор. Обстановка почти семейная. И вдруг — щёлк! — из ниотуда появляется Северус (как обычно в черном: ни дать, ни взять — гот!). Тут же петухи летят в сторону. Юля — будто и не на сносях! — вскакивает на кресло, а Снегг, не стесняясь нечаянного свидетеля, кружит свою беременную жену по комнате. Потом осторожно возвращает на место и гладит ей лицо, ловит и целует Юлины руки. Будогорского игнорируют до тех пор, пока он сам не заявляет о своём присутствии:

— Я выйду на лестницу, перекурю.

Юлька опускает руки и растерянно на него смотрит. Лицо Снегга деревенеет, но он заставляет себя ответить:

— Через минуту я к тебе присоединюсь.

Северус выходит на лестничную площадку, как и обещал. Он молча прикуривает от сигареты Ростислава.

— Я только что с Большого Совета. Он с треском провалился, — Снегг решил не тратить попусту слов. Вместо этого открыл коридоры своего сознания, чтобы Славка мог без труда прочесть эту информацию. — Как тебе картинка?

Он довольно хохотнул и тут же посерьёзнел:

— Теперь о Юлии… Как она?

Барин тоже постарался быть краток:

— Скоро ты станешь отцом. Ей не доходить всего срока.

— Пожелаешь мне? — произнёс вслух Северус, затушив сигарету.

— Ни пуха! — кисло улыбнулся Будогорский.

— К чёрту! — от души послал его Снегг и трансгрессировал.


„Нужно прекратить таскаться к Юльке… Хотя, конечно, это было бы форменной трусостью с моей стороны. Сейчас я единственное звено между ЕЁ миром и миром, в котором обретается Севка…“ Получается, ни до, ни после родов Юлии он просто права не имеет её оставлять… Или всё это предлог, чтобы видеться с ней?.. Самое мудрое в такой ситуации — пустить всё на самотёк. О чём действительно сейчас стоит подумать, так почему МакГонагалл сподобилась-таки отпустить знаменитую троицу туда, где их очень даже может быть ждёт лютая смерть? Что заставило Директора Хогвартса дать вольную Поттеру, Грейнджер и Уизли? Может, Минерве тоже явился во сне Дамблдор, с мнением которого (единственного!) она считалась? Стоп! Дамблдор во снах более не является… Что, если МакГонагалл видела его в другой ипостаси? Живого… или полуживого? Ведь она занимает его апартаменты, а это что-нибудь да значит! Там каждый пустяшный предмет хранит память о своём прежнем хозяине. Насколько знал Будогорский, нынешняя директриса Хогвартса ничего не меняла в жилище Дамблдора. Напротив, с педантизмом старой девы она холила и лелеяла вещи Альбуса, протирая их ежедневно с тщательностью, которая в конце концов могла бы нанести ущерб большим и малым дамблдоровским безделушкам, так как она рисковала затереть их до дыр. Упиваясь болью неразделённой любви (сказать кому — не поверят!), Ростислав как-то оставил за кадром то, что раньше бы не обошло его внимания: что предшествовало принятию МакГонагалл решения не чинить препятствий на пути Поттера? Широкими шагами Будогорский преодолел расстояние от своего кабинета до директорского и гаркнул перед входом:

— Десятка червей! — он вошёл в стену.

Лестница-эскалатор доставила его прямёхонько до порога. Он распахнул тяжелые дубовые двери и замер. За письменным столом сидел… Альбус Дамблдор.

— Прошу Вас, Ростислав Апполинарьевич, — услышал Будогорский плаксивый голос Директрисы, — ущипните меня!

Ей-богу, на привидение более походила Минерва: в одной ночной рубашке она была тоща, как жердь, и растрёпана наподобие огородного пугала.

— ОН меня преследует! — МакГонагалл указала дрожащим пальцем на Альбуса.

— Почему! Почему, Минерва, Вы не хотите примириться с тем, что я жив? Неужели эта мысль для Вас столь неприятна?

МакГонагалл всхлипнула. А Будогорский решительно шагнул к столу и протянул руку Дамблдору. Тот улыбнулся и встал во весь рост.

— Благодарю, Ростислав. Как видите, я вышел из подполья. Потому как дела ваши крайне запущены.

Барин удивленно приподнял брови. МакГонагалл всё ещё стояла, прижавшись к стене.

— Да, очень запущены, — повторил Дамблдор — строго и в то же время ласково — вполне в его духе.

Он вышел из-за стола и потянулся. Ростислав отметил, что рука учителя — мёртвая в последние месяцы ТОЙ жизни — вновь выглядела „как новенькая“.

— Готов предупредить некоторые ваши вопросы. Во-первых, отличное снадобье Вы когда-то приготовили, Ростислав Апполинарьевич… Не для слабонервных, да-с… но ведь и я не из таких?! — Дамблдор ухмыльнулся в бороду. — Во-вторых, Ваш рецепт имеет одну особенность… Интересно, Вы знаете о ней?

— То, что существует связь между Вашей силой и слабостью Волан-де-Морта? — вопросом на вопрос ответил Будогорский (в то время как МакГонагалл переводила взгляд, полный непонимания, с одного мужчины на другого).

— Значит, знаете, — Дамблдор разочарованно вздохнул. — Тогда, в-третьих: обо мне не должен знать НИКТО. И так посвященных больше, чем достаточно.

— Я не понимаю, — вмешалась Маконагалл. — Выходит, Поттеру привиделось, будто Вы убиты Снеггом?

— И да, и нет, Минерва. Видите ли, у нас была с Северусом договорённость, о которой ничего не знал Гарри. Вот и всё…

— Всё?! — взвизгнула почтенная дама. — А то, что честный человек оклеветан, Вам всё равно?

— Это ему епитимья. За грехи, — жестоко пошутил старец.

МакГонагалл пошла пятнами и открыла рот, дабы издать вопль справедливого негодования, но Дамблдор упредил её:

— Тихо! Теперь мы действуем сообща. Каждый из нас достаточно силён в окклюменции, чтобы Волан-де-Морт пребывал в неведении относительно моего воскрешения, — он совершенно неожиданно выкинул вперёд правую руку. — Один за всех?

— И все за одного! — МакГонагалл и Будогорский подтвердили мушкетёрский жест, положив свои ладони поверх Директорской.

Наконец стратегия была выработана. Постановили: если Гарри, Рон и Гермиона смогут сдать все экзамены, то закончат Школу со своими одноклассниками. Если нет, их обучение продлится ещё полгода (ровно столько, сколько они пропустят). Их захватывающее приключение (по мнению Рона), опасное предприятие (по словам Гермионы) или смертельная схватка (как выразился Гарри) начиналось в Африке. После их ждала Бразилия, Тибет, Атлантида и Плутония. Надо сказать, что это программа максимум. Основной же их задачей являлось нахождение броши Когтевран. Поэтому всё закончится сразу после нахождения раритета… Так считали Рон и Гермиона. И только Гарри полагал, что ТАК это не может завершиться. Необходим логический конец. КАК это будет, он точно не знал. Но надеялся, что у него достанет времени, чтобы узнать. Или придётся ориентироваться по ходу действий… В крайнем случае, подскажут. Будогорский неоднократно говорил, что физическое уничтожение Волан-де-Морта есть миссия, уготованная младшему Поттеру по предсказанию Трелони (о которой, кстати, был самого высокого мнения), но Гарри слишком молод, чтобы выйти один на один к Тёмному Лорду. Снегг, как провинившийся школяр, стоял в приёмной Тёмного Лорда, послушно склонив голову.

— Ваша задача: всюду — я повторяю — ВСЮДУ следовать за членами Ордена, — гундел его всемогущий Хозяин.

„За всеми сразу?“ — мысленно откомментировал Северус.

— Сейчас, когда Министерство уничтожено…

„Ха! Тебе хотелось бы в это верить…“ — вновь не удержался он от внутреннего комментария.

— … конечный пункт их маршрута предполагается в Отделе Тайн, — продолжал Волан-де-Морт.

Северус вздрогнул: „Откуда он так много знает?“

— Всё! — гавкнул Тёмный Лорд и отвернулся.

Снегг отметил, что с последним „всё!“ де-Морт выплюнул коренной зуб. „Какая гадость!“ — поморщился он. Однако во всякой гадости есть своя доля приятности. Вот, например, сегодня Северус (зная, что играет с огнём!) опробовал новое средство защиты. От нечего делать им был проштудирован курс физики общеобразовательных школ российских маглов. И, удачно скомбинировав законы аэродинамики с магическими преобразованиями, Северус создал интересную штукенцию, напоминающую самый обычный пульт. Нажмёшь на кнопочку — полная блокада твоих мыслей за счёт установления поля, препятствующего каким бы то ни было колебаниям физического происхождения извне. Да, приходится признать, физика — наука, пред которой стоило снять шляпу!

…А поручение Волан-де-Морта не шло вразрез с его собственными чаяньями… Правда, Северус не знал, что как только он покинул апартаменты Лорда, из-за занавески вышел Сивый, которому было поручено проникнуть в замысли „хитреца Снегга“.

— Что скажете? — придерживая челюсть, обратился к нему Волан-де-Морт.

class="book">— Ничего, — развёл руками Сивый.

— Согласитесь, мой милый, — прошамкал де Морт, — трудно поверить, чтобы человек неглупый ни о чём не думал.

Под „неглупым“ Хозяин разумел Снегга.

— Ничего, он у нас ещё заплачет кровавыми слезами, — пообещал Сивый.

— Слушайте внимательно, Фенрир. Как нитка за иголкой, так и Вы за ним — следуйте неотступно. Не отставайте ни на шаг! Запомните: он мне нужен!

— Вообще-то жутковато было, — признался Рон, когда Гарри с одной стороны, а Гермиона с другой, помогли ему пересечь океан.

Рон оставался единственным, у кого не всегда получалась трансгрессия „по-русски“. Не всегда здесь не годилось. Надо было наверняка. Поэтому Гермиона и предложила трансгрессию тройками (как они делали неоднократно, скитаясь по Трансильвании). Слава богу, всё получилось.

— Теперь пересекаем Европу, а там — в Каир, — посмотрев на часики, пробормотала Гермиона.

— Нам же в Египет, — счёл своим долгом напомнить Рон.

— Каир — это столица Египта, — походя откликнулась Гермиона, нисколько не удивляясь невежеству друга. — Там мы встретимся на новой штаб-квартире с НАШИМИ. Интересно, какая она, эта явочная квартирка… Похожа на прежнюю?

— Вряд ли, — постарался замять неприятную для Гарри тему Рон и поспешил признаться: — Я, вообще-то не знал, что Египет — это Африка.

— Думаешь, я очень удивилась? — холодно осведомилась Гермиона.

— Не стоило ей в этом признаваться, — дал Рону дружеский совет Гарри перед тем, как вновь трансгрессировать.

„Нашими“ оказались: Грюм (заметно обрюзгший), Люпин (будто выцветший), Тонкс (вот она напротив цвела и пахла), а также Билл Уизли и Кингсли. Билл оставил Флер дома, дабы в случае чего их ребёнок не остался круглым сиротой. Кингли выглядел совершенно убитым (обстоятельства не разглашались). Фреда и Джорджа (к немалому удовольствию их младшего брата) привлекать не стали, посчитали легкомысленными. А вот Чарли должен был присоединиться к ним позднее. Из Хогвартса не прибыл никто… Почему, спрашивается? Гарри чувствовал какую-то странность. „Ко мне относятся как к смертнику, — со злостью подумал он. — Даже охрану сократили… Конечно, чего ради зря тратиться?“ Гермиона незаметно для всех пожала под мантией ему руку — она его услышала. А Рону всё было по барабану. По идее, только он и вселял в Гарри уверенность.

К ним подхромал Грюм.

— Ну что, седлаем мётлы? — подмигнул он ребятам.

— Можно, — вяло согласился Гарри.

— А ну, не киснуть! — гикнул старый забияка, закидывая грузную ногу на древко метлы.

Как ни странно, это помогло.

К вечеру в одной из негритянских деревень в честь гостей устроили маленький праздник. Сидя у костра, Гарри слушал только что прибывшего Барина.

— Это одно из немногих оставшихся селений, где жители исповедуют Вуду. Сейчас считают, что родина этой религии Гаити. Но я провёл некоторые исследования и доказал, что те племена, которые эмигрировали на Гаити, родом из этих мест. Именно здесь родилось то, от одного упоминания которого люди вздрагивают, — Будогорский понизил голос: — ЗОМБИ! Не все знают историю происхождения зомбирования. Ведь создание оживших мертвецов не является самоцелью религии Вуду. У неё — впрочем, как и во многих других мировых религиях — крепкá связь предков с потомками. И если отдельные несознательные пращуры лишали своих родственников наследства, то их обращали в зомби — этакий прообраз библейского Агасфера.

Рон крепился как мог. Но к моменту упоминания Вечного жида глаза его неумолимо начали слипаться.

— Э-эй, не спи, замёрзнешь! — Барин провёл ладонью по лицу спящего.

Тот встрепенулся, но лишь на мгновенье.

— Итак, на чём я остановился? — невозмутимо продолжил Будогорский. — Ах, да! — Агасфер!.. Боюсь, конец истории будет скомкан. Просто мне хотелось довести до вашего сведения, что зомби — не ожившие мертвецы, разгуливающие где им заблагорассудится и творящие что захочется. Зомбирован может быть каждый. При чём совсем необязательно даже предварительно умерший. Выполнение чужой воли и называется зомбированием.

— Чем же тогда ЭТО отличается от действия заклятия Империус? — спросил Гарри.

— Завтра увидишь, — позёвывая, Барин растянулся на циновке, кутаясь в цветную тряпку, заменяющую одеяло.

Гарри последовал его примеру. Любознательная же Гермиона отправилась досматривать ритуальные пляски аборигенов.

— Гарри! Гарри, проснись! — шею обжёг горячий девичий шепот.

Гарри открыл глаза. Гермиона дала знак: мол, надо поговорить. Спорить он не стал, но от досады на виновницу раннего пробуждения тихонько застонал. Барин тут же зашевелился. Гарри виновато посмотрел на подругу — та показала ему кулак. Когда они углубились в лес, отойдя от деревенских хижин на значительное расстояние, Гарри не пожалел, что Гермиона вынудила его встать в такую несусветную рань. Зелень, ещё не уставшая от знойного африканского солнца, сражала своим великолепием. Утренняя влага оросила сочные листья тропических деревьев, и они блестели, будто натёртые воском. Буйство красок поражало. Начни перечислять, и непременно запутаешься: вот, к примеру, цикламен, а вот это… ультрамарин, что ли?.. Да и свежий воздух, казалось, имел свой собственный окрас. Улыбаясь, Гарри смотрел на Гермиону. Хорошо, если б на её месте оказалась Джинни…

— Но я не Джинни, — отрезала она. — И настроена, увы, не на романтический лад.

— Здорово у тебя получается, — не без иронии похвалил Гарри её достижения в чтении чужих мыслей.

Гермиона досадливо поморщилась:

— Ладно тебе… Я вот что хотела рассказать… Предупреждаю: тебе может показаться это странным… И не говори пока Рону, его это мало касается.

— Ты о чём?

— Дело в следующем. Помнишь, вчера — пардон, позавчера! — я заходила к Будогорскому, чтобы подтвердить: мы согласны продлить наше обучение. Я не сказала, но, отправляясь к нему, меня больше всего интересовала загадка, которую он тебе задал.

„Гермиона в своём репертуаре. То, на что другой и внимания бы не обратил, у неё вдруг приобретает архиважный смысл“.

— Не отвлекайся, — перебила она ход мыслей Гарри. — Будогорский не сразу меня заметил. Я смогла увидеть, о чём он думает.

— О какой-нибудь очередной красотке?

— Да. То есть нет. Женщина, о которой он думал, была беременна.

— Остаётся лишь порадоваться за своего учителя. На мой взгляд, ничего удивительного. Барин говорил, что мечтает о ребёнке…

Гермиона покачала головой.

— Что-то там не так. Он был очень расстроен.

— Тогда, может, это была его погибшая беременная жена… Тебе не приходило подобное в голову?

— Думаю, эта женщина постарше. Жена Будогорского умерла в восемнадцать, а этой около тридцати, наверное. И… Гарри, где-то я уже её видела… не могу вспомнить, — Гермиона наморщила лоб.

— Тоже ничего удивительного, — поспешил её утешить Гарри. — Как говорится, мир тесен. Тем более, мир волшебников.

— Это ещё не всё.

— Кто бы сомневался!

— Не упади сейчас. Женщина, о которой я тебе говорю, по-моему, как-то связана со Снеггом.

Гарри замер.

— Я не уверена, — призналась Гермиона.

— С одной стороны сходство мужчины, которого я увидала в воспоминаниях Будогорского, с нашим зельедельцем поразительное… А с другой стороны… у него были чистые волосы, — в замешательстве добавила она.

Гарри расхохотался.

— Ну, знаешь, и Снегг когда-то моет голову.

— Да. Но этот… тот… в общем, он СМЕЯЛСЯ! И глаза у него были добрыми.

— Спятила? — довольно грубо осадил её Гарри. — Извини…. Если оно так, как ты говоришь, значит, ты ошиблась. Это не Снегг.

Гермиона замялась.

— Дело даже не в этом… Я шла к Барину, чтобы узнать ответ на твою загадку. Я спросила: что он имел в виду, когда спрашивал тебя, что происходит с колдунами на костре.

— И?

— И он сказал, что ему очень бы хотелось, чтоб мы сами до всего дошли.

— Ответ, достойный Будогорского, — фыркнул Гарри. — Так ты разбудила меня, чтобы рассказать эту ВЕЛИКУЮ тайну?

— Подумай сам, Гарри, — Гермиона топнула в раздражении ногой. — Сначала я вижу женщину, о которой грезит Барин. Следом за ней — Снегга… Да ещё этот вопрос, за решение которого — с ума можно сойти! — Будогорский ставит на экзамене высший балл!

— Ага, вот где собака зарыта! Более всего тебя волнует отличная отметка!

— Иногда я думаю, — высокомерно проговорила Гермиона, — что все мальчишки, втемяшив себе что-то раз и навсегда в башку, ничего другого уже не видят и видеть не хотят. Повторяю ещё раз — для ОСОБО одарённых! — всё это неспроста! Очевидно, Будогорский знает что-то такое, чего не знаем мы!

— Ты намекаешь, — мало-помалу прозревал Гарри, — что та женщина — жена Снегга?!. Она что, полная уродина?

— Она красавица, — безапелляционно заявила Гермиона.

— Ладно, оставим это… Получается… Будогорский — предатель? Это ты хочешь до меня донести?

— Как всё-таки по-разному устроены мужские и женские мозги! — в сердцах прикрикнула Гермиона. — Снегг — профессор ЗЕЛЬЕВАРЕНИЯ! Он попросту мог заморочить ту женщину! А Барин знает больше, чем говорит. Ты сам как-то упоминал, что нашего классного нет по вечерам в Хогвартсе. Где, спрашивается, он болтается? Нужно взять это на заметку!..

Из кустов высунулась огненная голова Рона.

— Кого тут нужно взять на заметку? — сонно пробормотал он.

— Тебя что тут носит? — накинулась на приятеля Гермиона.

— Пошёл отлить, — смущённо промямлил он.

— Какие душещипательные подробности! — хихикнула Гермиона. — Слушайте вы… ОБА. Вчера, когда вы дрыхли без задних ног, я смотрела концерт местных. Их ритуальные пляски, согласно религии вуду, посвящены воскрешению. Сначала танцующие делают вид, будто пьют какой-то дурманящий напиток. Затем слабеют. Падают. А потом, через некоторое время, становятся…

— Зомби, — подсказал Рон.

— Дурак! — дала ему щелчок Гермиона.

Тот обижено засопел.

— По окончании обряда опоенные зельем становятся ещё более могучими воинами! Вам это ничего не напоминает?

— Не-а, — одинаково помотали головами Рон и Гарри.

Гермиона приблизила к ним лицо и таиственно прошептала:

— Я отгадала загадку Барина!

И, помолчав для пущего эффекта, выпалила:

— Дамблдор жив!

После этого обескураживающего заявления Гарри развернулся и, ломая мясистую зелень, отправился в дом. „Этим не шутят, чёрт побери! Гермиона, похоже, совсем заучилась! Надо же: Дамблдор жив!..“ Вытерев башмаки о циновку при входе, он услыхал знакомые голоса. Бамбуковая соломка при входе служила плохой преградой для хорошо поставленных голосов хогвартских педагогов. Стоило только Гарри войти, оживлённый разговор тут же свёрнули.

— Ну, значит, договорились, — проговорила МакГонагалл (именно она являлась вторым лицом в диалоге с Будогорским).

— Очень жаль, Минерва, что Вы не останетесь до вечера, — посетовал Барин. — В нашу честь предполагается устроить грандиозный праздник… О-о-о! Гарри!

Его удивление выглядело на редкость фальшиво.

— Мистер Поттер, здравствуйте, — поприветствовала Гарри Директриса. Даже в неофициальной обстановке МакГонагалл не допускала панибратства.

— Здравствуйте, — ответил Гарри. — Не знал, что Вы здесь.

— Да-а… я, в общем ненадолго. Я тут проездом.

В эту минуту, раздвинув бамбуковые шторки, в комнату вошли Гермиона и Рон.

— Профессор! Не ожидала Вас здесь увидеть, — Гермиона, похоже, была искренне рада повидать МакГонагалл.

— Здравствуйте и до свидания, — неловко улыбнулась Минерва. В своей остроконечной шляпе и бессменной чёрной мантии МакГонагалл выглядела в обстановке африканских джунглей довольно нелепо.

Никто не сделал попытку задержать учёную даму и она, пятясь, дабы ничего не свернуть в тесном жилище, поспешила к выходу.

— Позвольте, я провожу Вас, — Будогорский вышел вслед за ней.

— Вы вчера завалились спать рано и не знаете сегодняшней программы, — как ни в чём не бывало, заговорила Гермиона. — Утром из соседней деревни должны прийти женихи. Они намерены свататься к местным красавицам. Представляете, как природа распорядилась: испокон веков в этом селении рождаются сплошь одни девочки, а у соседей — наоборот!

— Ты почерпнула эти сведения из ритуального танца? — хмуро поинтересовался Гарри.

Гермиона захихикала.

— Да нет. Вчера ко мне подсела одна из здешних невест. Ей очень хотелось заполучить что-нибудь из современных прибамбасов: плеер или мобильник… но у нас же этого нет. Поэтому я предложила погадать ей накануне свадьбы. Она согласилась…

— Что ты ей предложила? — Гарри подумал, что ослышался.

— По-га-дать. Так вот, Зейнаб…

— Как-как? — переспросил Рон.

— Может, уже хватит перебивать? — нахмурилась Гермиона. — Зей-наб. Имя местной девушки Зейнаб… Но, может, я ошибаюсь. Неважно. Короче, она была так поражена моими способностями гадалки, что даже не захотела выслушать, что её ждёт в будущем: удовольствовалась рассказами о настоящем.

— Один вопрос, — вклинился Гарри. — На каком языке вы общались?

Вместо ответа Гермиона вынула из уха вкладыш, напоминающий деталь аппарата для слабослышащих, и горделиво продемонстрировала его.

— Мартышка к старости слаба ушами стала? — не удержался Рон.

— Сейчас получишь, — огрызнулась Гермиона. — Мне, между прочим, дала это профессор МакГонагалл.

Гарри взял округлую с одной стороны и испещрённую маленькими дырочками — с другой штукенцию в руки и уже хотел поместить её себе в ухо, как Гермиона коршуном налетела на него:

— Ты что?! Это негигиенично! — с этими словами она вырвала у Гарри своего „переводчика“.

— Это нечестно! — Рон чуть не плакал. — Почему тебе?

Гермиона показала ему язык.

— Если будешь паинькой, так и быть, переведу тебе ключевые моменты.

— Похоже, я здесь вообще для мебели! — буркнул Рон.

— Ты наша сила. Физическая, — утешила его Гермиона.

— Ага, много проку от физической силы в схватке с магами!

— Не скажи. Может пригодиться. Во всяком случае, понятно, чего народ от тебя ждёт: ты сила, Гермиона — мозг. А я? — развёл руками Гарри.

— Ты — наше всё! — примирительно сказал Рон.

Тут послышались громкие возгласы, зазвучал тамтам. Ребята вышли на крыльцо. Все строения деревни образовывали кольцо. Позади хижин простирались джунгли. В центре селения красовалась площадь. Наверно, излишне говорить, что она была земляной (правда, утрамбованной не хуже асфальта). На имеющейся площади отсутствовали неизменные атрибуты приключенческих фильмов, повествующих о жизни диких народов. Во всяком случае, в пределах видимости не наблюдалось ни пыточного столба, ни бассейна с крокодилами, ни трона для верховного жреца, ни деревянных идолов. Просто ровная площадка, и всё. Сейчас, правда, она выглядела по-киношному живописно. На юношах-женихах красовались набедренные повязки из перьев диковинных птиц (вот уж никогда Гарри бы не подумал, что существуют на свете птицы с таким густым оперением! Несмотря на ветерок, сквозь набедренную повязку невозможно было ничего углядеть!). Головы молодых людей венчали повязки, украшенные всё тем же пером. А тела расписаны самым причудливым образом. И хоть наш современный вестник образования (читай: „телевизор“) не раз демонстрировал аборигенов, разрисованных подобно тому, что наблюдал тут вживую Гарри, эффект от увиденного можно было сравнить разве что с живым звуком и фонограммой. Голые африканцы на TV выглядели жалкими заморышами, в то время как эти — красавцы-гиганты, с лица которых впору иконы писать (так они были величественны и одухотворены). На запястьях, шее, икрах были надеты браслеты — деревянные, металлические, нитяные… Резкий звук заставил обернуться. На площади появился ещё один персонаж — тощий, кривоногий и низкорослый уродец. Однако с его появлением установилась почтительная тишина.

Тот удовлетворенно кивнул и воздел руки к небу:

— Ас-сейн!

Звук голоса лилипута, подобный трубному слоновьему рыку, вызывал уважение. Из хижин стали выходить невесты. Девушки были, так сказать, „топлес“. Гарри чувствовал неловкость, и в т же время не мог заставить себя не смотреть на обнаженные груди девиц. Честно говоря, в его представлении женская грудь была похожа на мячики с двумя пупырышками посередине. Стоило признать, что в жизни наблюдалось куда большее разнообразие: вот у той, с красным цветком в распущенных волосах, груди торчат в разные стороны, как у козы; а у этой полненькой лежат, будто груши, на животе…

— Хорош глазеть! — ущипнула его Гермиона.

— Ты это Рону скажи, — Гарри показал глазами на приятеля, у которого аж челюсть отвисла — причём не в переносном, а в буквальном смысле.

— Смотрите, что будет дальше, — голос принадлежал вроде бы Будогорскому — хотя тот рта не раскрывал.

— Хаш-ми! — взревел шаман.

Тут же молодые люди встали в круг, в центре которого оказался местный шаман. Юноши встали плечом к плечу спиной к мудрому старцу и опустились на одно колено. Позади них вдруг взметнулись языки пламени — колдун растворился. Ребята переглянулись. Но остальные не выказали никакого удивления. Так же внезапно, как возникло, пламя утихло. Женихи поднялись с колен и, повернувшись к тому месту, где только что стоял шаман, стали разбирать луки и стрелы.

— Идите за ними, — шепнул Барин. — Я вас догоню.

Гарри, Рон и Гермиона проследовали за молодёжью. Лесная тропка вскоре вывела их к обрыву. Под ним, на глубине метров двадцати, мутнела некрупная речушка.

— Что это они собираются делать, не знаешь? — с опаской спросил Рон, глядя, как девушки выстраиваются в шеренгу на краю обрыва.

У девушек было чудесное настроение (в отличие от Рона). Они игриво хихикали, стреляя глазами на парней, занявших места в оппозиции. Судя по всему, последние… прицеливались!

— Нужно их остановить! — гневно воскликнула Гермиона и подалась вперёд.

— Нет, — удержал её Гарри. — Не будем вмешиваться.

Но чувствовал какой-то душевный трепет.

В это время молодые мужчины выпустили свои стрелы. Их наконечники вонзились в невинные жертвы. Гермиона завизжала. И тут случилось вовсе невероятное. Парни побросали оружие и бросились за своими невестами с обрыва.

— Массовый суицид, — пролепетала Гермиона.

— Ну, офигеть! — присвистнул Рон. — А попроще что-нибудь они не могли придумать?

Гарри подошёл к краю обрыва: практически каждый из молодых людей нашёл себе пару. Только одна из девиц — та самая, с грушевидной грудью — бултыхалась в речонке. Юноша, кому она предназначалась, плыл в диаметрально противоположном направлении. „А ещё говорят, что, мол, не все мужчины любят полных женщин… некоторые любят ОЧЕНЬ полных“, — ухмыльнулся Гарри. На деле выглядит с точностью наоборот: „Не все любят худых, некоторые — ОЧЕНЬ худых“. Вот и эта толстушка никому не приглянулась… Остальные парочки в это время легко парили под облаками (!).

— Как это у них получается? — Рон наблюдал из-под козырька ладони романтическую сцену „парения“ с видимым удовольствием.

— Любовь окрыляет, — мечтательно произнесла Гермиона. — А я-то думала, что это метафора.

— „Мета…“ — что? — Рон выпучил свои прозрачные голубые глаза и уставился на подругу.

— Забудь, — раздражённо буркнула она.

Вернувшись в деревню, ребята увидели вновь прибывших волшебников и волшебниц. Рон пошёл пообщаться с братьями. Чарли прилетел на драконе (одному богу ведомо, как такое расстояние он преодолел на подобном монстре!). Рону не терпелось узнать: действительно ли Чарльз собирается бросить такое увлекательное занятие как дрессура драконов и начать преподавательскую деятельность в Хогвартсе, да ещё такой скучнейший предмет — уход за магическими существами! И где собирается жить новоиспечённый педагог? Уж не в хижине ли Хагрида?

Гарри смотрел издали, как Рон размахивал своими длинными граблями прямо перед носом Чарли, пока тот не вышел из себя и не хлопнул младшего братца по рукам. К ним подошёл Билл. Что было дальше, Гарри не суждено было увидеть. Нарисовалась Василиса Прекрасная. К ней поспешила Гермиона. Обе красотки заслонили собой братьев Уизли и завели жеманный разговор.

„А где же Будогорский?“ — Гарри обвёл глазами видимое пространство. Бог мой! Кого здесь только не было: гоблины и эльфы, люди и великаны. В самом начале знакомства с Будогорским Гарри услышал от своего будущего учителя, что настоящий волшебник должен быть худ, бледен и измождён. А он, дескать, исключение из правил. Глядя на это разношёрстное собрание, приходилось признать правоту их профессора… Но где он сам? Гарри решил потолкаться среди волшебников — авось, услышит что-нибудь интересное или встретит кого-нибудь из знакомых. Нечто необычное, но уже виденное им ранее, привлекло внимание Гарри. В зарослях буйной зелени стоял Ростислав Апполинарьевич. На плече у него сидел ворон. Точно такую же картинку видел Гарри в Румынии — перед тем, как всё смешалось (летучие мыши, вороньё, волки). Ровнёхонько перед нашествием этого зоопарка на плече Барина сидел крупный носатый ворон. Страшная мысль полоснула Гарри. „Может, Будогорский не тот, за которого себя выдаёт? Как Грюм… или ещё того хлеще — подлый оборотень, подобный Петтигрю. Нет, пожалуйста! Только не Барин!“ — взмолился он. У Гарри заныло сердце. Сколько раз ему ещё придётся разочаровываться?! Он так верил Грюму — а тот оказался ставленником Волан-де-Морта! Так был привязан к Дамблдору и к Сириусу!.. Если до кучи что-то не так с Будогорским, он просто сойдёт с ума! Словно подслушав мысли Гарри, Барин согнал с плеча птицу, угостив её на прощание сухариком. Улыбаясь, Ростислав Апполинарьевич протянул Гарри сложенное треугольником письмо:

— Тебе. В Хогвартсе новая мода: письма переправляют вóроны. Весьма импозантно.

У Гарри отлегло от сердца.

— От кого, не знаете? — спросил он. — Все, вроде бы, здесь.

Барин вновь улыбнулся.

— Значит, не все. Я пойду… с твоего разрешения.

Гарри опустился на траву и разорвал верхний слой бумаги. Письмо было от Джинни.

Гарри!

Последнее время мы не очень ладили. Не слишком много разговаривали. Только сейчас я поняла, как ты дорог мне.

Пожалуйста, напиши ответ.

И береги себя.

Твоя Джинни. Гарри в задумчивости сложил письмо. »«Твоя» Джинни«, — повторил он. Так ли это? На все его попытки близости она отвечала резким отказом: „Только после свадьбы!“ Вот оно — то, что так бесило Будогорского в соотечественницах Гарри: никогда, ни при каких обстоятельствах не терять головы. Трезвость и холодный расчёт. Может, он не так уж и нужен Джин. Не так „дорог“, как она пишет, если не в состоянии отринуть маменькины запреты. Волшебники и волшебницы стали кучковаться вокруг объявившегося шамана.

— Брак на небесах свершился! — торжественно провозгласил верховный жрец.

— Мы это успели заметить, — хмыкнул Рон.

— Что ты там успел заметить?! — цыкнула на него Гермиона. — Тебе же мало один раз увидеть — нужно ещё сто раз пояснить!

— Ну, это как раз мне объяснять не надо, — парировал Рон, недвусмысленно изобразив акт „любви на небесах“. — Ты видел, Гарри, как у этих болванов перья встопорщились?

— Скабрезник! Прекрати немедленно! — щёки Гермионы пылали.

— Па-жалоста! — Рон отвернулся с деланным равнодушием.

С небес стали спускаться парочки: охотник и его „трофей“. Чуть поодаль стояли одинокий воин, рядом — нахмурившаяся девушка, которую никто не возжелал.

— Сегодня вы — собравшиеся — будете свидетелями нашего великого таинства! — пророкотал жрец. — Мы решили показать нашу силу не для того, чтобы испугать, а для того, чтоб вы знали: кто дружен с нами — так же силён, как мы! Сегодня — великий день!

Негритянский колдун привычно-театральным жестом обратил руки к небу. Гарри невольно поднял глаза вверх. Одна из планет медленно застилала диск Солнца. Стало интенсивно темнеть.

— Ас-сейн! — воззвал шаман.

Тьма накрыла посёлок. Никто не издал вопль ужаса — видимо, племя было подготовлено к затмению. Но вот у Гарри почему-то волосы зашевелились на затылке от кошмарного предчувствия. Ледяной ветер пробежал по ногам. И только ладонь Будогорского, своевременно прикрывшая ему рот, помешала ему заорать во всё горло, когда чья-то холодная рука взяла его за запястье.

— Тише, дурачок, — услыхал он голос Барина. — Что бы сейчас не произошло, сохраняй спокойствие.

Это предупреждение прозвучало вовремя. И всё же удержать крик страха было непросто. Земля под ногами вдруг зашевелилась, и Гарри отпрыгнул в сторону. Деревянный настил во дворе стал ломаться с чудовищным хрустом.

— Ай! — уцепилась за его рукав Гермиона.

— Что за чертовщина! — попятился Рон.

Зловещий сумрак чуть рассеялся — дневное светило выступило из-за заслонившего его чёрного круга, образовав грязно-оранжевый серп света. В этом сумрачном свете обнаружилось, что между коренными жителями и их гостями выстроились в шеренгу… инферналы (!).

— Нет, это не инферналы, Гарри. Это зомби, — „успокоил“ его Будогорский.

И правда, хоть новоявленные выходцы из-под земли и имели бледно-зеленоватый оттенок, но кожные покровы их оставались чистыми, а ткани — целостными. А вот таких глаз, как у них, Гарри не доводилось видеть ещё ни у кого. Это были глаза потенциальных убийц: с остановившимися зрачками, жуткие, безжизненные.

— Повелеваю! — протрубил Шаман своим зычным голосом. — Отныне и навсегда! Служить армии правых сил, с представителями которых вам оказана честь сегодня познакомиться!

„Эта речь обращена к зомби?!“

— Р-разойдись! — гаркнул жрец, и ходячие мертвецы стали разбредаться среди гостей.

Зомби шли будто на ощупь, поводя носом, точно ищейки, вышедшие на охоту. Гарри боковым зрением отметил, что Гермиона зажмурилась, а Рон, которого обычно бросало в краску по любому поводу, стал белее постельного белья тётушки Петуньи. Гарри сжал кулаки и напрягся. Зомби прочёсывали их ряды, не останавливаясь и нигде не задерживаясь — судя по всему, самих их ничего не интересовало.

— Как они разберутся потом: кто „правые силы, а кто — ‚левые‘? — спросила Гермиона Будогорского.

— Разберутся, — туманно ответил тот, не поясняя. — А сейчас, если не ошибаюсь, нас ждёт экзотическое угощенье.

— ЭТИ тоже будут угощаться? Вместе со всеми? — пробурчал Рон, кивая в сторону зомби.

— Не думаю… хотя точно не знаю. Посидим — увидим, — ответил Барин.

Откуда ни возьмись, появились вертела с тушами кабанчиков. Под ними — свежевырытые ямы с горящими угольями. Потянуло шашлычком.

У ребят потекли слюнки.

— Есть как хочется, — заныл Рон.

— Тебя не останавливает даже то, что это барбекю приготовлено на костях, в прямом смысле! Обжора! — воскликнула Гермиона с видом оскорбленной добродетели.

— Ой, а сама-то! Слепой — и тот заметит — как ты слюни распустила. Подбери, а то поскользнешься! — заржал Рон.

— Давайте не будем задирать друг друга. Лучше присядем, и я расскажу подробнее, кто такие зомби, — купировал назревающий скандал Будогорский.

— ‚Присядем‘ на могильник? — заносчиво спросила Гермиона, скрестив на груди руки.

— Тебе следует вспомнить недавние наши уроки по материализации нематериального и организовать нам туристический набор из четырёх скамеечек и столика. Только и всего, — Ростислав Апполинарьевич, как всегда, являл собой мягкость и деликатность.

После того, как все расселись, Будогорский рассказал им, что зомби — особая категория людей, способных на феноменальные вещи (с точки зрения магии). В обычной жизни потенциальные зомби своим даром не пользовались — лишь после того, как впали в летаргический сон.

— С чего бы это им впадать поголовно в летаргический сон? — встряла Гермиона.

— Не иначе, как им помогли, — брякнул Ро

— Вопрос по существу. И идея Рона также имеет право на жизнь… отчасти. Дело в том, что бóльшая часть зомби — добровольцы. В их жизни случилось нечто ужасное, и они испытывают по этому поводу непереносимые муки совести. Чувство вины настолько гложет несчастных, что они решаются испить ‚чашу смерти‘ (специально составленного напитка). Следующий шаг: их хоронят. Это очень важный этап зомбирования: надо, чтобы человек созрел до настоящего зомби…

— Поэтому надо было зарывать этих идиотов прямо во дворе, — с отвращением скорчился Рон.

— Думаю, это сделано для пущего эффекта. Так сказать, напоказ, — усмехнулся Будогорский. — Обычно так не поступают. Напротив, выбирают местечко поукромнее.

— Погодите, погодите, — вновь вклинилась в плавный рассказ Будогорского Гермиона. — Скажите, нужен какой-то специальный ритуал погребения или важен сам факт пребывания под землёй?

— Хороший вопрос! — поднял вверх палец Барин. — Я начал с того, что будущие зомби — при жизни люди, не использовавшие свой магический дар (грубо говоря, маглы). Но были случаи, когда волшебники сами себя подвергали зомбированию — к примеру, если возникала необходимость залечь на дно. Им, конечно, не требовалось дозревать, как овощу, под землёй.

— Понятно, — у Гермионы вдруг стал странно рассеянный вид.

Она встала из-за столика и, пробормотав:

— Мне надо позвонить родителям… срочно, — скрылась в чаще.

— Странная она, — пожаловался на подругу Рон.

— Женщины кажутся странными нам, а мы — им, — философски заметил Будогорский. — Глядите: некоторые уже пробуют мясо. Давайте воспользуемся отлучкой Гермионы и оторвём самые сладкие кусочки!

Глава 18. Восток — дело тонкое.

Посреди ночи вдруг зазвонил мобильный. Северус схватил его и допустил ляп — нажал не на ту кнопку. Чертыхнувшись, он нащупал в темноте очки, которые подарила ему Юля, и нацепил их на нос.

— Зелёная трубка, зе-лё-на-я! — сказал он вслух.

И тут же раздалась мелодичная трель повторного вызова. На этот раз он не сплоховал — ткнул куда надо.

— Поздравляю, милый. Мы с тобой — родители, — Юлька счастливо засмеялась. — Ты что молчишь?

— Ты… ты как? — голос его сорвался до хрипоты.

— Нормально! Малютки совсем крошечные, но здоровенькие. Когда выпишут, не знаю. За нас не волнуйся. Береги себя. Целую.

Только Северус справился с волнением, как услышал по ту сторону ‚пик-пик-пик‘. Разговор был закончен. А кто-то ему говорил, что все женщины обожают болтать по телефону. Впрочем, Юлия — это вам не ‚все‘. Но она, может, и поболтала бы с ним по телефону, если б не Будогорский, который стерёг её пуще стоглазого Аргуса. Он дал ей на всё про всё 50 секунд.

— У вас как в уголовке? За время свыше минуты устанавливается адрес, с которого прозвучал звонок?.. Но сейчас-то намного проще: набрал телефон — высветился номер. Так что твоя конспирация коту под хвост.

— Не утомляй себя разговорами. Спи, — бдительно оборвал Будогорский её монолог.

— И правда, спать так хочется, — сладко потянулась Юлька.

Ростислав поправил ей одеяло и подмигнул — но, наверно, она этого уже не видела. Измученная двенадцатичасовыми родами, Юля уснула. Будогорский тоже обмяк. За этот день он так изнервничался, что мог уснуть и стоя. ‚Какой кошмар!‘ — поёжился он, вспоминая, что довелось ЕМУ пережить. Весь вчерашний день Юле нездоровилось. В общем-то, нездоровилось ей уже давно, но тут сил превозмогать боль у неё не было. Бросив печатать ВКР, она легла на диван и кусала губы. Будогорский, конечно, забегал: водички там поднести, потом Юре позвонить узнать, что делать, потом — её матери (хоть Юлька и запретила ему это строго-настрого).Людмила Семёновна обеспокоилась: не начались ли роды?.. А Юлия знай твердит: ‚нет, нет — рано‘. В конце концов, Ростислав вызвал такси, и после умопомрачительных уговоров, посылов и угроз от Юльки они отправились в роддом, которому уже была проплачена N-ная сумма. Юлю препроводили в смотровую, а Будогорского — в родильное отделение. Никому и в голову не пришло, что сопровождающий мог быть и не мужем роженицы.

После осмотра Юлия была в подавленном состоянии — Ростислав сразу это отметил. Хмурый молодой доктор отозвал его в сторону и начал ему выговарить:

— Вы что же, не видели, что у супруги матка чуть ли не на четверть открылась?

Будогорский опешил.

— Как, по-вашему, я мог это видеть?

— Не умничайте! — осадил его акушер. — Теперь ни за жизнь ребёнка, ни за жизнь Вашей жены я не отвечаю!

— То есть, помимо того, что Вы нарушаете подобными разговорами профессиональную этику — а это как минимум дисквалификация (так, к слову), так Вы ещё вдобавок расторгаете Договор, заключённый между генеральным директором вашего учреждения и Гончаровой Ю.В. Соответственно, Вы обязуетесь вернуть нам тысячу долларов, которые в общей сложности переданы Вашему родильному дому.

— Я?.. Кто?.. — начал заикаться наглец. — Да кто Вы такой?

— Вот кто ТЫ такой? — рявкнул Барин. — А ну, ноги в руки и пошёл быстро к женщине! И если хоть один волос с её головы… убью!

Будогорский толканул врача в спину, и пошёл тот, ‚солнцем палимый‘… А внимающая каждому слову медсестра решила высказать свои соображения:

— Давно пора нахала на место поставить. А то папаши как только услышат первый стон своей благоверной, так сразу кошельки раскрывают. Вот теперь наш Евгений Владимирович и не ждёт, когда богатенькие Буратино начнут деньгами швыряться. Пару фраз — и будущие папочки рады стараться подарить пару стен ‚зелёных‘… Вообще-то специалист он неплохой… человек, правда, — и сестрица многозначительно закатила глаза.

Поражаясь, как можно в профессии врача быть хорошим специалистом, а человеком неважным, Будогорский направился в палату. К Юльке уже подкатили капельницу. До этого ей проткнули околоплодный пузырь и подпихнули судно.

— Так надо? — Ростислав со страхом наблюдал за этими манипуляциями.

— Вы бы встали в изголовье, взяли жёнушку за ручку и не задавали глупых вопросов, — осадил любознательного Будогорского доктор.

Как только по тонким прозрачным проводкам капельницы побежала жидкость, у Юли начались схватки. Сначала она сдерживалась. Потом, видимо, боль стала нестерпимой, и Юлия закричала. Боже мой, как страшно она кричала! Будогорский хотел внять совету врача и взять её за руку, но, наверно, у него было при этом такое страдальческое выражение лица, что Юлька вырвала свою руку и, зло посмотрев на него, бросила:

— Уйди!

После четырёх часов нескончаемых Юлиных криков Ростиславу хотелось одного: перемотать время назад, чтобы уведомить каждого в этом учреждении о том, что он не муж роженицы и присутствовать при родах ему никак нельзя. Будогорский затаился в уголке палаты и с тоской посматривал на Юлию, сомневаясь, что это действительно она — весёлая, отважная, независимая Юлька, какую он знал. Время от времени он пытался взять Юлю за руку или приободрить словами. Но она, сцепив зубы, стонала:

— Славка, почему ты до сих пор тут? Уйди, меня от тебя тошнит!

Тошнило её, наверно, всё же не от него, а от чего-то другого. И в результате вырвало. После чего заботливые нянечки хотели сменить под ней простынь, но Юлька так завизжала, что они ограничились тем, что подпихнули под её щёку пелёнку. Любое движение доставляло Юлии муку, и она не позволяла до себя дотрагиваться. Так и лежала: мокрая от перевёрнутого под ней судна с околоплодными водами, с дурно пахнущей пелёнкой под щекой. Противореча сама себе, Юля со странной настойчивостью просила медперсонал разрешить ей походить. На что ей отвечали НЕТ. Медицинские работники, на его взгляд, вообще отличались крайним бездушием. Между делом они гоняли чаи, решали сканворды и перелистывали глянец. С другой стороны, может, это часть терапии? Так или иначе, Ростислав чувствовал себя отвратительно. И не находил ответа: зачем он здесь?! Но, наверно, во всём есть смысл. Так, например, он теперь был почти уверен, что никогда не возжелает жены ближнего. ‚Слава Богу, тут нет впечатлительного Севы. Представляю, что было бы с ним… и со всеми теми, кто посмел пустить процесс родов его жены на самотёк‘. В конце концов, всё плохое когда-нибудь кончается. Вот и срок Юлиных родов подошёл к логическому финалу. К ней в очередной раз подошёл молодой хамоватый доктор, которого величали Евгением Владимировичем, и после беглого осмотра подал знак тащить роженицу в операционную. Запинающуюся, в мешковатой ситцевой рубахе, Юльку под белы рученьки уволокли в соседнее помещение. В ‚родилку‘ Барина не пустили. Он наблюдал через стекло, как на упирающуюся Юльку напялили шапочку самого нелепого вида и, уложив на высокое кресло, принялись натягивать ей на ноги шитые белые сапоги (у него были такие же, когда играл в школьном спектакле снеговика). Зачем, спрашивается?!. Жалость — вот что он испытывал к Юльке сейчас: беспомощная, страшненькая, страдающая. Как мало надо, чтобы гордого, смеющегося человека превратить в такое вот кровоточащее… нет слов! Юлия замолчала. Больше не орала. Будогорскому были видны только спины врачей и сестёр. Господи, сколько же их! Акушер и акушерка, педиатр, сестра педиатрического отделения, анестезиолог и ещё кто-то, кто прошёл прямо в операционную. Интересно, если б Юля находилась в больнице ‚Святого Мунго‘, чем бы это отличалось от того, что он видит сейчас? Наверно, колдуньи способны оказать более квалифицированную помощь, чем эти ‚эскулапы‘. Конечно, рожать завещано ‚в муках‘, но не в таких же… Кстати, некий господин Никитин (который наплодил чёртову кучу детей и выпустил прорву педагогической литературы) собирал свидетельства рожениц о ‚приятности родов‘. Изданы они были в книжице величиной с брошюру, и как-то она попала в руки Будогорского. Будучи человеком любознательным и неленивым, Ростислав её прочёл. Что ж, сегодня этот миф полностью развенчали. Буквально у него на глазах. Так же, как и тот, что роды благотворно влияют на организм женщины. Собственно, последнее утверждение — это официальная версия. Как, например, и то, что большевики в своё время горячо приветствовали смешение благородной дворянской крови с пролетарской. С другой стороны сами высокопоставленные большевики — тоже не из ‚простых‘ — никогда (или почти никогда) на тётеньках из народа не женились. Если таковой брак всё же имел место, то супруга занимала место прислуги. Так-то. Поэтому стоило задуматься, из чего формируется будущий человек и откуда чего берётся. Недаром извечно желание гурманов-мужчин иметь в любовницах женщину нерожавшую — без отвислых грудей, дряблого зада и растяжек на бёдрах. Современные женщины, правда, борются с издержками природы: диета, пластика. Взять хотя бы Юлию: выглядит лет на двадцать пять… в одежде. Подробностей он не знает. Может, и слава богу? Что-то слишком тихо там, за стеклом… Дверь распахнулась:

— Нина, капельницу! — крикнула женщина — анестезиолог.

— Что случилось? — схватил её за рукав Ростислав.

— Схватки прекратились — вот что случилось, — с досадой прокричала врачиха.

— Ну, ладно, хватит! — Будогорский взял себя в руки и, решительно отстранив женщину в белом халате, вошёл в операционную.

Дальнейшее произошло на автопилоте. Чтобы избежать ‚охов‘, ‚нельзя‘ и прочего, он наложил заклятие обездвиживания на весь клинический персонал и подошёл к Юле. Она была без сознания. Кровь багровым пятном расползалась по гинекологическому креслу. Ростислав принял решение спонтанно. Он телепортировал Бабе Яге, и через минуту та уже была на месте.

— Э-эх! — только и смогла крякнуть старушка и принялась за ворожбу.

Кровотечение остановилось. На щёки Юлии вернулась краска. Яга положила ей руку на живот и тихо сказала Будогорскому:

— А теперь считай со мной до десяти. Ежели не срастётся у нас с тобой — считай, потеряли мы девку.

— Раз… — медленно начал он считать.

На счёт ‚шесть‘ Юля открыла глаза, а на ‚семь‘ раздалось тоненькое попискивание — это родился первенец, девочка. К концу десятка на свет появился и второй ребёнок, мальчик. Бабкаловкими руками повитухи уложила детей на стол, обтёрла их своим передником и завернула в платок.

— Смотри, чтоб платок мой не сымали, — наказала Баба Яга. — Да детей чтоб не разлучали. А то беда будет. Ну всё, милок. Обращайся, коли что. А меня здесь видеть не должны.

Она провернулась на пятке костяной ноги и была такова. Будогорский снял заморозку с практикующих ‚гиппократов‘, и они закрутились возле пациентки.

— Это ещё что за грязная тряпица на новорожденных? — гневно вопрошал медсестру педиатр. — И почему они спелёнуты друг с другом?

Ростислав посмотрел докторице прямо в лицо и внушительно произнёс:

— Так надо, доктор.

Та моргнула:

— Ну, надо так надо… Леночка, в детскую ребятишек.

У Юлии благополучно закончились роды, и она стала приходить в себя:

— Что с малышами? — был первый осмысленный вопрос, который она дала своим обычным голосом.

— Дети полностью жизнеспособны. Нужды помещать их под колпак нет. Девочка 2 кг, 49 сантиметров. Мальчик такого же роста, но чуть поменьше весом — кило девятьсот пятьдесят. Поздравляю Вас, Вы отлично справились! — произнёс Евгений Владимирович, довольно потирая руки. — Дети будут находиться в смежной с Вами палате. Так что сразу, как только Вас переведут на отделение, Вы их увидите.

— Вы тоже молодец, папаша. Обошлись без истерик, — обратился к Ростиславу доктор. — Следуйте в палату.

Юлька нащупала руку Будогорского и тихо засмеялась:

— Что, теперь ты меня больше не любишь?

Она стащила с волос позорную шапочку и попросила:

— Побудь со мной.

Шагая рядом с её каталкой, Ростислав улыбался. Теперь он твёрдо знал, ЗАЧЕМ он здесь: чтобы спасти её жизнь. Её и её детей. И ещё убедился в том, что больше не любит её. Не любит так, как до этого… но, может, и не меньше, просто по-другому. За пять дней, которые Юлия провела с близнецами в больнице, Будогорскому нужно было приобрести всё для малышей: кроватку, коляску, пелёнки, распашонки, ползунки, чепчики, рожки… всё по километровому списку, составленному Юлей. До родов она ничего не приобретала. Дурная примета, видите ли. Из-за её странной причуды Ростиславу пришлось долго юлить, упрашивая МакГонагалл дать ему отпуск на недельку. А ведь помимо Школы была ещё кампания Гарри (к слову, в последнее время ребята проявляли активный интерес к личной жизни своего учителя). Подростки сейчас находились в Тибете в одной тихой обители. Они постигали тайны, необходимые для воспитания духа и тела. Гарри, Рон и Гермиона относились к Будогорскому столь же ревностно, будь он их любимой вещью. Да, Ростислав был им нужен. Но Юлии ещё нужнее. Поэтому он и разрывался на два фронта. Спал по два — три часа. Вот и сегодня сразу после рандеву с будущей помощницей по хозяйству (Катериной, Юлиной знакомой) Будогорскому надлежало сразу же отправляться на Восток. Он уже успел побывать у Юльки и притащить ей соки, фрукты, йогурты. Похоже, несмотря на обилие питья, молока у неё нет и не будет. Жаль, малыши будут на искусственном вскармливании. Грудное молоко быстрее поставило бы их на ножки. А вот, кажется и тётенька, которая будет нянькать Асю и Гошу (Юля так решила назвать ребятишек). По оценке Юлии Катя — super. Но, поскольку у Будогорского как ни у кого работала поговорка ‚по одёжке встречают‘, он разглядывал женщину с откровенным скептицизмом: лет сорока пяти, кожа серая, круги под глазами коричневые, волосы пегие, широкая в кости, в бесформенной немодной одежде…

Чувствуя, что её бесцеремонно разглядывают, будущая няня от смущения заикалась:

— К-катя, — она протянула узкую ладошку. — М-мы договаривались с В-вами о встрече.

Барин взял себя в руки.

— Да. Конечно. Вот Вам предоплата, — он отсчитал пятьсот баксов. — И честное слово, Вы здорово облегчите мне жизнь, если заступите на службу прямо сейчас.

Катерина застенчиво улыбнулась.

— Я Вас представляла совсем другим.

— Почему же? — удивился Будогорский.

— Видите ли, — робко заговорила она. — Я давно знаю Юлию. Она терпеть не может красавчиков. И вот Вы… её муж.

— Вы ошиблись. Я не её муж, — у Будогорского отчего-то испортилось настроение.

Он коротко попрощался и зашагал прочь. Кажется, эта бабёнка брякает первое, что приходит в голову!.. Что ж, Юлия более-менее благополучно разрешилась от бремени. Вот удобный момент, чтобы свести к минимуму общение с ней и заняться своими непосредственными обязанностями.

— Тётя Петунья сейчас осталась бы довольна твоей причёской, — Рон провёл рукой по бритой голове Гарри и расхохотался.

— На себя посмотри, — проворчал Гарри, машинально дотрагиваясь до макушки.

Тут уж вытянулось лицо Рона:

— Что верно, то верно. Видок у меня того… — вынужден был признаться он и озабоченно поскрёб в затылке. — Но Гермионе и того хуже.

Вспомнив стриженную под ноль подругу, приятели загрустили. Вот уж почти месяц они жили в общине тибетских монахов близ местечка с труднопроизносимым названием Ту-тянь Хэянь. Монашье братство разместилось в обители невероятной красоты, выстроенной руками монахов ещё в первом веке до нашей эры. Чуждый язык, чужая культура и чужеродная природа — всё это, как ни странно, завораживало. И если к непривычным европейцу ландшафтам Гарри привык (хотя и не уставал ими восхищаться), а с китайским языком они справились с помощью магии, то с освоением восточной культуры дело обстояло сложнее. Гарри уже проходил ускоренный курс русской магии. Но вот у Рона и Гермионы такой практики не было. Им приходилось туго. Да и вообще, постигать искусство боя в кратком экскурсе — это вам не научение некоторым штучкам под руководством такого либерала как Будогорский. Надо сказать, что в понятие ‚искусство боя‘ входило не только умение красиво драться, но и вести аскетический образ жизни. Плюс к этому: владеть собой и правильно питаться. Согласно местным обычаям женщина не является слабым соперником, если прошла обучение в такой школе. И она должна во всём соответствовать мужчине — никаких послаблений. Их сенсей всячески подчёркивал, что любая самка, защищая своего детёныша, способна на такие чудеса ловкости, силы и выносливости, которые и не снились мужчинам. В обычной же жизни самки (он так и говорил: ‚самки‘) ленивы, капризны и изнеженны. Видимо, поэтому для девушек (помимо Гермионы курс обучения проходила ещё пара послушниц) в его колонии были созданы экстремальные условия. Спали они на дощатом полу — и Рон боялся, что Гермина того и гляди заболеет. Ходили исключительно босиком. Никаких специально отведённых мест для соблюдения правил личной гигиены у них не было, из-за чего девчонкам приходилось вставать раньше парней (это притом, что подъём и так был с восходом солнца). В результате Гермиона имела вид детдомовского ребёнка: худая, лысая, бледная и, как следствие, злая. С первого дня у неё сложились особые отношения с учителем. Она категорически отказалась от бритья головы, а просто убрала волосы под бандану. В самом начале занятия она сделала шаг вперёд и задала вопрос (по-английски, разумеется).

— Скажите, пожалуйста, каким именно видом борьбы мы будем овладевать?

Старец взглянул на неё как на таракана. Истолковав это как немой вопрос, Гермиона пояснила:

— Ушу, кун-фу, каратэ или джиу-джицу…

Она могла бы продолжить, но мощный рык, напоминающий львиный, заставил её замолчать. А в следующий момент Гермиона уже лежала поверженная, не понимая, что происходит. Лежать, однако, ей пришлось не долго. Наклоняясь к ней на мгновение, сенсей успел намотать длинные волосы Гермионы на кулак, а ещё через мгновенье их подружка болталась в воздухе, визжа, что есть мочи. Учитель брезгливо сморщился и отшвырнул её. Ударившись оземь, Гермиона тут же вскочила и бросилась прочь.

— Стой! — на чистейшем английском крикнул ей вдогонку старец. — Уйдёшь — уже не вернёшься никогда.

Всхлипывая, Гермиона безропотно встала в строй. Ребята были так поражены послушанием Гермионы… и произошло всё так быстро, что они и опомниться не успели — не то, что броситься ей на помощь!

— И думать забудьте! — Гермиона дернула их за руки.

‚Ну да, ей ведь теперь не составляет труда прочесть их мысли… совсем как Барину. Где-то он теперь? Уже два дня его не видно‘. Гермиона в тот же день обрилась, дала обет ходить исключительно босиком и заложила программу ‚Разговорник‘ по адаптации тибетского. После чего отправилась в библиотеку, чтобы раз и навсегда усвоить, что из себя представляет та или иная борьба. Очень скоро она уже могла дать фору не только прибывшим с ней Рону и Гарри, но и некоторым старожилам Школы. Режим дня в монастырских стенах был простой и в то же время напряжённый: в пять утра — холодный душ, затем разминка и лёгкий завтрак; в два часа — искусство боя в гимнастическом зале, потом работа по дому, обед и тренировка на воздухе. Вечером — так называемые ‚чтения‘ (что подразумевало самообразование). Ужин отсутствовал. Сначала без ужина было очень голодно. Но вскоре втянулись и не замечали отсутствия третьей трапезы. Вначале ребята искренне полагали (коль их обучение было ускоренным), что их не будут так уж сильно дрючить. Не тут-то было. В том, что фокусы, которые им демонстрировал Учитель с ломкой кирпичей, пробежками по толчёному стеклу и лезвиям кинжалов, станут подвластны им силой определённых заклинаний, они жестоко ошиблись. Стоило Гарри мысленно отдать приказ разломать один из чёртовых кирпичей — тут же получил сильнейший тычок в лоб и, не удержавшись, шлёпнулся на пятую точку. В эту же минуту над ним материализовался грозный Старец, глаза которого метали молнии. Гарри понял его без слов. Рон предпочитал учиться на собственных ошибках. Когда все учились ходить по коврикам, утыканным гвоздями, Рон сделал незаметный (так ему казалось) посыл — и гвоздики чудесным образом перевернулись шляпками вверх. Немного ловкости — и никакой травмоопасности такой коврик уже не представлял. Но в этом случае источник травм стал их дорогой Учитель — он так отдубасил Рона, что его и без того неровная голова была похожа теперь на шишковатый картофель.

— Снегг был просто милашкой по сравнению с ЭТИМ, — прошепелявил Рон, мотнув головой в сторону сенсея.

В это самое время их Учитель с самым свирепым выражением лица обрубал верхние ветки деревьев, которые, по его мнению, загораживали свет солнца. Чтобы проделать этот финт, каждый раз почтенный старец подлетал (!) к верхушке дерева и ребром ладони отсекал ветвь. Некоторое время Рон и Гарри следили за полётами сердитого монаха — вверх-вниз, вверх-вниз — потом их взгляды сфокусировались на худеньком подростке.

— Почему не работаете? — заговорил тот. — Дождётесь, пока вас опять взгреют.

Это была Гермиона. Из-за того что сильно похудела она выглядела ниже ростом. Но её замечание справедливо. Кряхтя, мальчишки взялись за лопаты. Ещё немного и они, побросав ненавистную утварь в специально приспособленный для этого сарай, могут идти в читальный зал. Вот уж не думали, что посещение библиотеки будет для них почти праздником.

— Не вешайте носы! — подбодрила их Гермиона. — Сегодня вас ждёт сюрприз.

В последнее время немногословная, она поставила на крыльцо вёдра, и пошла за следующими. Вёдра были со снегом. В монастыре отсутствовал водопровод. Монахи растапливали снег для всего: умывания, готовки, стирки. Ежедневно натаскивалось столько вёдер, чтобы заполнить чан, стоящий в холле. А в него входило тысяча литров — адский труд! Помнится, в начале обучения Рон спросил Будогорского: для чего это надо вручную перетаскивать вёдра со снегом, не проще ли использовать магию? Ответ Барина их немного уязвил.

— Умелые руки, как известно, не знают скуки. В то время, как блудливые… сами знаете. Яркий пример тому — сентябрьские каникулы в России. Чем вы там занимались большей частью, а?

‚Кто бы читал нам мораль!‘ — подумал тогда Гарри. Впрочем, теперь он был бы не против послушать Барина… пусть даже и чтение нотаций. В этот вечер Бог внял просьбе Гарри — в библиотеке их ждал Ростислав Апполинарьевич.

— Вечер добрый, — приветствовал ребят Будогорский. — Что-то вы невесёлые. А между тем обучение подошло к концу. Завтра последнее испытание.

— ‚Последнее‘ говорите? — усмехнулся Гарри: сколько их уже было, ‚последних‘!

— Вы даже не хотите узнать, в чём оно будет заключаться? — Будогорский потянулся и потёр виски.

Глядя на него, Гарри почувствовал укол зависти: болтается где хочет, влюбляется, наверное. А ещё знает что-то, о чём умалчивает… ‚Всё! Стоп! Остальное додумаю позже!‘ Барин, вроде бы, ничего не заметил. Он с юношеским жаром переубеждал Рона, что восточные премудрости важны не только для расширения кругозора, но и на практике.

— Бросьте! — бесцеремонно перебил профессора Рон. — Э-ээ… Волан-де-Морт разве что посмеётся, глядя на эти выкрутасы.

— Знаешь, Рон, если тебе удастся рассмешить Темного Лорда, это будет не так уж плохо. Кроме того, при помощи нескольких сальто, которым ты здесь научился, можно быстрее ретироваться — до того, как тебя настигнет смертельное заклинание.

— Весёленькая шуточка, — присвистнул Рон.

— Я считаю, что никакое знание не бывает бесполезным, — подала голос Гермиона.

— Ну, то, что ТЫ так считаешь, это ещё ничего не значит, — вступил с ней в привычный спор Рон.

— Давайте всё же послушаем Ростислава Аполинарьевича, — по непонятной причине не стала связываться с приятелем Гермиона.

Будогорский разъяснил им, что каждая вновь прибывшая группа преследует свои цели. В зависимости от этого некоторые обучаются месяц, другие — год или три… или всю жизнь. Следовательно, у всех разные экзаменационные программы.

— У вас задания самые простые, — пел соловьём Барин. — Сначала вас доставят на высокогорное плато. Там вас будут ожидать рыцари в медвежьих шкурах. Их будет трое — столько же, сколько и вас. Главный их козырь — физическая сила. Ваш — ловкость и смекалка. После того, как вы успешно справитесь с первым заданием, вас проводят в ущелье ламаистских орлов, гнездящихся там. Победить их нелегко, но, надеюсь, брат Рона — Чарли — расскажет, как это можно сделать. И, наконец, 3-ий тур. Он может быть как очень простым, так и очень сложным. Вам предстоит сразиться с самим Учителем. Он сам выберет оружие.

— О-о-о, нет! — выдохнула Гермиона.

— Мисс Грейнджер, Вам ли бояться? — Будогорский ласково потрепал девушку по плечу.

Вместо того чтобы утешиться, Гермиона в отчаянии схватилась за щёки:

— Что делать? Что же делать?!

— Утро вечера мудренее. Ступайте-ка спать, — зевнул Будогорский и раскрыл том, лежащий перед ним с начала встречи. Гарри успел прочесть название: ‚ВОСКРШЕНИЕ. Книга таинств‘.

Ростислав попытался сосредоточиться на той главе, где рассказывалось, как обрести былую силу зомбированному волшебнику. Дело в том, что физически Дамблдор почти оправился. Провидческий дар у него развился необыкновенно, а вот с заклинаниями была полнейшая путаница. Вроде того, что ‚сделать хотел грозу — а получил козу‘, в таком духе. Будогорский хотел выяснить: нормально ли это? Поддаётся ли коррекции? Или проходит само по себе, как временный побочный эффект… Рассеянно полистав книгу, он понял, что не в состоянии сосредоточиться. Глаза закрывались сами собой. Что ж, действительно, ‚утро вечера мудренее‘. Отложим до завтра. Прежде, однако, надо известить Севу.

— Акцио! — с верхней полки книжного шкафа слетела тарелочка. Та самая, ‚с голубой каёмочкой‘. Оставленная Дамблдором при посредничестве Снегга в Визжащей хижине.

Яблочко мелодично звякнуло. Ростислав тронул его. Оно покатилось по кругу со знакомой песенкой.

— Покажи мне, чем сейчас занимается Северус Снегг, — попросил он.

На дне тарелки стали вырисовываться резкие черты Северуса. Он (благодарение Богу!) был один на один со своими колбами.

Будогорский незамедлительно телепортировал ему:

Мы в Школе Фадзя Шан Яна близ Ту-Тянь Хэ Яня. Жду.

Отправив тарелку туда откуда взял, Ростислав закрыл глаза и стал считать: ‚Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один‘. Он открыл глаза и ощутил на своём плече руку друга. Рядом стоял Снегг. Собственной персоной.

— Немедленно измени облик! — зашипел на него Будогорский, заслышав невнятный шорох.

В ту же минуту рядом с ножкой стула затаилась крупная чёрная крыса.

— Профессор, — из темно коридора донёсся до него голос Гермионы. — Вы здесь?

— Я здесь, — ровным голосом ответил Будогорский, чувствуя, как крыса забирается ему в штанину. — Что ты хотела?

— Я хотела узнать: можно ли будет взять на испытание какое-нибудь оружие?

— Ты узнаешь об этом завтра. Иди, Гермиона. Я ещё немного поработаю.

Девушка кивнула и вышла. Ростислав, прихрамывая, прошёл вглубь хранилища и только тут сбросил покрывало с прибора, стоившего ему долгих бессонных ночей. Это был монитор, способный улавливать и передавать мысли того, на чью волну он настроен. Крыса высунула длинный нос из-под брючины Будогорского и вскарабкалась по мантии ему на плечо.

— Поздравляю тебя с отцовством и искренне завидую тебе, дружище, — Барин не удержался и щёлкнул зверька по носу. — Пойдём, посмотришь видео, чтобы не тратить слов понапрасну. А я покамест покемарю… Честное слово, очень спать хочется!

В глубине читального зала размещался топчан, где примостился Ростислав. Рядом, на подоконнике, стоял прибор, напоминающий телевизор (однажды Северус уже имел удовольствие видеть это изобретение Будогорского). Крысиные глазки-бусинки впились в экран телевизора. ‚Ага, — по-детски обрадовался Северус, — вижу! Площадка, по которой расхаживают… три медведя?! Что бы это значило? Завтра спрошу у Славки, о чём он грезит по ночам…‘

На протяжении часов трёх Снегг расшифровывал историю появления на свет Аси и Гоши. Не зная, можно ли включить звук к имеющемуся изображению, до конца он так всё и не понял. Но в этом были и свои плюсы: ‚фильм‘ не произвёл того гнетущего впечатления, что осталось от Юлиных родов у Будогорского. Более всего Северусу запомнился финал: две сморщенные красные рожицы новорожденных и счастливое лицо Юлии.

Барин вдруг вздрогнул всем телом и резко сел.

— Посмотрел?

Снегг кивнул.

— Тогда спим, — Ростислав отключил устройство и снова растянулся на топчане.

Но сон больше не шёл. Он покосился на крысу: та устроилась у него на груди, свернувшись клубком, как котёнок.

— Извини-ка, приятель, не привык я коротать ночи в обнимку с крысой, — Ростислав взял Снегга за шкирку и спустил на пол. — Эй, осторожней! Крысы, между прочим, переносчики заразных заболеваний!

Будогорский обернул палец, за который его только что цапнула мстительная крыса, носовым платком.

— Не смей лезть ко мне! — пригрозил он Снеггу. — Помни: твоё место в норе!

О чём он только думал, позволив Севке шарить у него в мозгах! Мало ли, что тот мог там узреть! ‚Надо выспаться, — в конце концов решил он. — Завтра будет трудный день… Хотя, когда он был в последний раз лёгким?‘ На этот раз Будогорский крепко уснул. Утром его разбудил звон колоколов — особенных, не православных. Он потряс головой. Необходимо было освежиться. ‚Чёрт! Я совсем забыл о Снегге!‘

— Эгей! Где ты, друг? Уж не воспринял ли ты мою идею с норой всерьёз?

— С кем это Вы разговариваете, профессор?

Конечно, это явилась с утра пораньше вездесущая Гермиона. Барин тихонько застонал от досады (что не укрылось от его ученицы).

— И-извините, сэр, — запинаясь, она употребила не к месту ‚сэр‘, — не хотела Вас доставать. Я просто хотела…

— Опять что-то узнать, — язвительно подсказал Будогорский. — Что на сей раз?

— Нет, — растерялась Гермиона. — Хотела пригласить Вас к завтраку.

Гермиона — худенькая до прозрачности — наверно, только и думала, что о еде. И вот пришла звать его к столу. А он, неблагодарная, бесчувственная скотина, наорал на девушку!

— Извини, — Будогорский приобнял Гермиону, чувствуя, какие острые ключицы и выпирающие лопатки у неё под тонким кимоно. — Мне бы проспать ещё часиков так –дцать, чтобы выспаться! Ну, ничего. Холодный душ приведёт меня в чувство.

Всё ещё обиженная, Гермиона прошла вперёд, а Барин, чуть помедлив, поискал глазами Снегга. Тот, казалось, только того и ждал. Одна минута — и крыса уже сидела в кармане пиджака Будогорского. На завтрак пришлось опоздать (без бодрящего душа Ростислав чувствовал бы себя разбитым весь день). Его извинения большого впечатления на Ламу не произвели. Для проступков такого рода Старец оправданий не находил. Посему весь завтрак прошёл в суровом молчании. Кстати говоря, Будогорский ухитрился оскорбить Учителя дважды. За столь короткое время это был рекорд. Дело в том, что Лама ел буквально по рисинке, причём тщательно пережёвывая. Ростислав же всё проглотил за две минуты и теперь сидел, маясь вопросом: ‚Удобно ли попросить добавки?‘ ‚Наверно, всё же, нет‘, — пришёл он к мнению. Испытывая угрызения совести, что был так нетерпелив, он прислушивался, как возилась крыса в его внутреннем кармане. ‚Собирает там крошки, бедолага, — сообразил он. — Голодная ведь‘. Наконец оттрапезничали. Будогорского в качестве почётного гостя пригласили в молельню, святая святых монастыря. Простых учеников (типа студентов Хогвартса) в святилище не допускали. Послушники не знали роздыха в тихой обители, где можно преклонить колени и подумать о вечном. Сейчас их информировали на тему ЧТО? ГДЕ? КОГДА? предстоит сделать на грядущих испытаниях. То, что существуют различные способы мгновенного перемещения в пространстве, Гарри знал ещё с прошлого года — Гермиона просветила. Трансгрессия не являлась самой совершенной. Но ещё хуже, на его взгляд, был способ, принятый на Востоке. Собственно, он представлял собой полёт. Но с какой-то чудовищной скоростью, от которой сердце подкатывало куда-то к горлу и перекрывало доступ кислорода. Откуда он знает? — Пробовал. Но зарёкся больше этого не делать. Всё-таки каждая нация специфична, и есть ареал, где она дееспособна, а где — нет. Хогвартцы были проинструктированы и около полудня отправлены туда, откуда должны начаться испытания (“…на прочность» — добавил Рон). А именно: в нескольких километрах от монастыря существовала гора Безымянная. На ней плато — ровная площадка периметром шесть на восемь, не более. Площадка — чистая, будто специально выскобленная для этой встречи. Ни кустика, ни деревца, за которые можно было бы уцепиться или спрятаться. Так вот. Им надлежало ДОЛЕТЕТЬ до туда («И вот зарекался же!» — чертыхнулся Гарри)… а там видно будет. В дорогу ребят снабдили мечами, которые раздражали Гарри безмерно. «Конечно, можно кривляться, корчить страшные рожи и испускать жуткие крики, но это всё курам на смех, если имеешь дело с Волан-де-Мортом!» Гарри был уверен, что их обучение — лишь часть стратегии, которая заключается в перетягивании на свою сторону волшебных сил. «Светлые» занимаются, по сути, тем же, что и «тёмные» — вербовкой. А как привлечь на свою сторону восточных мудрецов? Внедрение учеников в одну из тибетских школ — тоже метод… Так или иначе, но поиск крестражей затягивался на неопределённый срок. Неужели они не понимают, что живут на пороховой бочке?! Или он не понимает чего-то? Надо бы поговорить с Будогорским или, по-крайней мере, с Гермионой… Но у неё в последнее время слишком много разных теорий, чтобы считать её оценку происходящего адекватной… Скорей всего, это происходит с их подружкой от постоянного недоедания. Да и в отношении Будогорского что-то не так. Вывести бы его на чистую воду — многое бы прояснилось. Но это мечта, конечно. «Вывести на чистую воду» Будогорского — всё равно что вывести туда же… м-мм… Снегга, скажем… С характерным свистом на плато спускались воины. Как и предупреждал Будогорский, их было трое. Издали Гарри показалось, что парни о двух головах. Но, приглядевшись, понял: то, что он принял за вторую голову, — медвежья морда. На спине каждого из них болталась шкура медведя. В руках — по мечу (аналогичному тому, что имел Гарри, Рон или Гермиона). «Что ж, дабы произвести впечатление, они пожертвовали самым необходимым в рукопашной схватке — мобильностью», — подумал Гарри. Но вскоре понял, что жестоко ошибался. Мобильности им было не занимать. И уж, конечно, эти мóлодцы превосходили нашу троицу во владении мечом. Однако, объединив усилия, друзья добились определённых успехов и оттеснили своих соперников к краю пропасти. Или это был только трюк? — Потому что, зависнув в воздухе, медвежьи шкуры ожили. И вот уже не люди атаковали их, а опасные звери. Клыки их — точно стальные — лязгали, нагоняя ужас.

— Я не могу убить невинное животное! Мне ужасно их жалко! — работая мечом, как молохом, выпалила Гермиона.

— А мне нет! — Рон сделал выпад и вонзил меч в медвежуть.

Боковым зрением Гарри увидел, что в схватке на земле остался он один (вернее, двое: он и его медведь). Разозлившись, Гарри поднялся в воздух помимо своей воли. Оказавшись таким образом НАД своим противником, он гаркнул: «Сдавайся!» — и приставил меч к горлу витязя в медвежьей шкуре. Тут же на плато появилась Комиссия, состоящая из двух членов: собственно Ламы и Будогорского. Воины сбросили шкуры и приняли участие в обсуждении. В итоге за первое задание Гарри получил девять баллов (из десяти возможных; балл с него сняли за некоторую проволочку); Гермиона — семь («Нельзя раскрывать своих планов неприятелю — а она во всеуслышанье призналась в том, что ей, видите-ли, жаль животное»), а Рон — пять.

— Почему? — кипятился тот. — Я же знаю, что на нём всё заживёт, как на собаке!

И тут же получил шлепок по губам невидимой рукой. «Собака» — страшное ругательство на Востоке. И, конечно, применять его по отношению к воинам фадзя по меньшей мере неэтично.

— Ты же знал, что враг, так сказать, понарошку. Должен был поступить как Гарри, — укорил Рона Будогорский, протягивая ему платок.

Губы Рона были разбиты и раздулись после наставления Старца до размеров подушки (который к тому времени уже соблаговолил их оставить). Рон пытался что-то сказать, но у него не получалось.

— Ну, хорошо, — заговорила Гермиона. — Допустим, я согласна с оценкой Рона…

На что Рон пробубнил «То ба табнибалса» (кто бы сомневался).

— … я спасовала — тоже признаю. Но почему снизили балл Гарри?

— Он вышел за рамки временного лимита, — спокойно ответил Барин.

— Но нас же никто не предупреждал, что он вообще существует! — возразила Гермиона.

Будогорский лишь развёл руками.

— Зато сегодня специально для вас праздничный обед! — И, понизив голос, добавил: — И без нашего многоуважаемого сенсея!..

Улыбнувшись, он дал команду трансгрессировать. Сам же остался, чтобы передать Снеггу последние известия. Плато являлось тем местом, где трудно было установить слежку (о которой он догадывался, но Северусу ничего сказал). За обедом было оживлённее обычного. Виной тому послужил Чарльз Уизли, прибывший сюда на Китайском Красном драконе. Монахи были в восторге. Некоторые даже, чтобы увидеть дракона, опоздали на обед, что было бы ужасной дерзостью, будь тут Учитель. Но Лама готовил испытания для студентов Хорватса. За обедом его не было (что значит отсутствие твёрдой руки — тут же всё пошло кувырком!). Пока внимание было приковано к редкостному уроду (по мнению Рона) Китайскому Красному, Гарри и Рон подошли побеседовать с Чарли. Гермиона предпочла спрятаться (оказывается — вот уж новость! — она стеснялась своего внешнего вида).

— Что это с тобой? — Чарли хотел дотронуться до губ брата. Но тот отпрянул.

— Путики.

— Пустяки, — Гарри временно исполнял при нём функции переводчика.

— То та таи, а кааэфс, ки аах?

— Что ты знаешь о королевских орлах? — пояснил Гарри.

Чарли уже было раскрыл рот, как Рон спохватился:

— Тока-ка упи? (Только как убить?)

Гарри повернулся к Рону.

— «Убить»?! Сегодня ты чересчур кровожаден, тебе не кажется? Об убийстве речи не было.

— А фо фэ? (А что же?)

— СПРАВИТЬСЯ. ПОБЕДИТЬ. Чувствуешь разницу? — Гарри дирижировал указательным пальцем перед носом Рона в ритме произносимой фразы.

Этот разговор всё более походил на диалог двух идиотов.

— Я понял, понял! — взмолился Чарли. — И вы наконец поймите: королевские орлы не птицы. Это племя, которое неуловимо. Скорее всего, вам придётся изловить отдельную особь… надеюсь, что пленять всех аборигенов вам не придётся.

— Фа? (Как?)

— А вот так. Есть способ. У королевских орлов редкий вид фобии. Они боятся дневного света. Стоит их только вывести на свет божий, они тут же слепнут и теряют всю свою агрессию. Вот и всё… Пойду посмотрю на своего Китайского Красного. Как бы его не замучили здешние любители животных.

«Вот и всё» обошлось для Рона, Гарри и Гермионы не малой кровью. Чтобы выманить дикое племя на солнце, пришлось разыграть настоящее театрализованное действо. Не зная насколько это допустимо, ребята всё же сварганили себе костюмы, используя волшебную силу. Гермионе выпало быть гейшей. Она обольщала Рона. А Гарри играл злодея (вроде как сутенёра, но на восточный лад). Судя по всему, пещерный народ являлся достаточно продвинутым в смысле секса (оно и понятно, чем ещё заниматься в потёмках?), и действие захватило доверчивых аборигенов. Взрослое население (в основном, заметим, мужского пола) повылазило из своих уютных нор под слепящие лучи дневного светила и, кто вовремя не успел просечь ситуацию, попался в сети. Причём не в фигуральном, а самом вещественном смысле. Сети — самые настоящие, ламаистские. Правда, хогвартцы опять нарушили правила: каждый должен был задержать племенную особь самолично. Но, поскольку попались аж двенадцать таковых, то существенно на их оценке этот факт не сказался. Все они получили по восемь баллов. Два очка сняли за использование магии. Им объяснили, что костюмы можно было попросту заказать (вопрос: кому и когда?). С итогами семнадцать, пятнадцать и тринадцать баллов (соответственно семнадцать у Гарри, пятнадцать у Гермионы и тринадцать у Рона) ребята вышли к финалу, готовые к тому, что Лама будет трепать их до утра. Но боялись они совершенно напрасно. Напротив, услышали много лестного в свой адрес: дескать, и мужественны они, и отважны, и почтительны. Однако каждый получил и назидание. Рону надлежало стать серьёзнее, Гермионе — приобрести больше уверенности в себе (?!), а Гарри пожелали прозорливости. «Ну, и как это понимать?!» — спрашивал себя Гарри, разглядывая диплом, полученный в монастырской обители. Символы Монастыря были чем-то схожи с хогватскими: в дружном объятии сплелись крыса, дракон, орёл и конь. Гарри потрогал пальцем надпись на корешке диплома и она зазвучала как рождественская музыкальная открытка: «Будь прозорлив, Гарри Поттер, будь прозорлив!»

Глава 19. На карнавале.

И вновь резиденция Волан-де-Морта. Северус Снегг у него на приёме. Докладывает, так сказать, обстановку. Кратко излагая что он видел в Тибете, Северус лишний раз убедился, что этим вопросом кроме него никто не занимался. Почему, спрашивается, если ему не доверяют? Камерность первых приёмов в наследных владениях Лорда сменилась помпезностью нынешних. Теперь Волан-де-Морт назначал свидания в недавно отреставрированном Большом зале. Чисто психологически это вполне закономерно: раньше Тёмному Лорду не приходилось доказывать свою мощь. Теперь другое дело. Орнаментальный пол, мозаичные окна, мраморные колонны и высота купола, равная десяти метам! Нет слов, парадный зал выглядел впечатляюще. Посетителей Волан-де-Морт встречал сидящим на троне, который витал в искусственно выращенных облаках на высоте двух метров от пола. Иные времена — иные нравы. Если раньше нужно было следить за оборотами речи Владыки, буквально заглядывая ему в рот, то нынешнее положение обязывало вновь вошедшего остановиться у обозначенного места, пасть ниц и не сметь поднимать взора на Хозяина до тех пор, пока звучит его голос. О том, что аудиенция закончена, извещал Хвост. Он дотрагивался до плеча или до руки коленопреклонённого — это значило, что можно идти на выход. «Верно, Тёмный Лорд выглядит сейчас как сифилитик на последней стадии», — думал Северус, шагая за Петтигрю. Он был недалёк от истины. Волан-де-Морт разлагался заживо. Смрад от гниения его тела уже было сложно замаскировать. К приходу каждого посетителя он готовился более тщательно, чем стареющая шлюха: накладывал тональный крем и румяна, припудривался, красил ресницы… Единственным, кому он являл своё истинное лицо, были Петтигрю и Сивый. И если к Петтигрю большинство посетителей относились как к неодушевлённому предмету, то Фенрир Сивый находился на особом положении. Первый министр, доверенное лицо Тёмного Лорда и его фаворит — таковы были его должностные обязанности. Сивого наделили сверхполномочиямии и он пользовался безграничным доверием своего Господина (как Снегг когда-то). Ныне людоед по имени Фенрир Сивый карал и миловал. И частенько делал это, не заручившись поддержкой Лорда. Ему всё сходило с рук. И только в отношении Северуса Снегга Волан-де-Морт выказал твёрдость: «Никаких несанкционированных действий!» И это после того, как все улики были налицо! Когда Северус Снегг так спешно покинул Тёмный Совет, Сивый (не спускавший с него глаз) устремился было за ним, но вовремя спохватился. Это не требовалось. Снегга не случайно посадили с ничем не примечательными волшебниками. Таких проще запугать. Один из них — тот, что был мужем пожилой леди — услыхав, что его жену может настигнуть безвременная кончина (а он будет тому виной, если не положит в карман Северуса маленькую штучку), тут же согласился на сотрудничество. И сделал это так виртуозно, что сам Северус Снегг ничего не заприметил. О штучке: не бог весть что. Всего лишь маячок из магазина «Частный сыщик», позволяющий засечь подозреваемого, где бы тот не находился. Так Северус, сам того не подозревая, одним своим неосторожным шагом подверг опасности и Юлию, и Будогорского.

— Вам мало доказательств? — возопил Сивый, роняя слюну. Он бросил на стол Т.Лорда пачку фотографий с Будогорским и Юлией. — Эту девку я не знаю. Но ЭТОГО-то вы узнали?

— Русско-Английский Барин, — задумчиво проговорил Волан-де-Морт, беря фото в руки (тут же на снимке остался влажный след). — Давненько мы не пересекались. Смотри-ка, снова с беременной. Жизнь, увы, ничему его не научила.

— Баба не его! — завизжал Сивый. — А Снегга!

— Что-о?! Какие у тебя доказательства?

— Задницей чую!

— Извини, милый, но твою задницу к делу не пришьёшь.

С той поры минул месяц. Всё это время Сивый положил на то, чтобы нарыть как можно больше компромата на своего «товарища». В результате слежки было установлено, что женщина по имени Юлия Валентиновна Гончарова, в браке официально не зарегистрированная, недавно произвела на свет близнецов, мальчика и девочку. Её постоянный гость — давно исчезнувший Ростислав Будогорский. О-о! Имя последнего внушало страх Самому… знаете кому. История, связанная с Будогорским, — одна из тех, упоминание о которых могло стоить тебе жизни. Почему? — Тайна, покрытая мраком. Только сейчас у Фенрира открылись глаза на некоторые вещи. Почти четверть века минуло с тех пор, как первый раз была предпринята попытка посягнуть на самое святое — жизнь Тёмного Лорда. Хозяин смог внушить всем, что он бессмертен. Но как? Каким образом? — Его Тёмность, понятное дело, обнародовать объяснение сему не спешил. Большинство Пожирателей смерти считали, что Т.Лорд изобрёл снадобье, дающее бессмертие. Теперь-то Сивый знал, что ничего такого не было. Весь фокус в крестражах. А вот Будогорский проник в тайну их повелителя намного раньше. То-то Тёмный Лорд лютовал! Даже видавший виды Сивый был смущён, когда юную беременную жену Будогорского притащили на оргию. Только ленивый не изнасиловал тогда бедняжку. Когда очередь дошла до САМОГО, все мгновенно протрезвели. Обычно Лорд убивал своих жертв с известной долей изящества. Реки крови — не его стиль. Тут же он словно обезумел. Сжав живот несчастной, Волан-де-Морт буквально выдавил из неё ребёнка. Несчастная кричала так, что свет электрических лампочек мерцал в соседних домах маглов. Но организм молодой женщины был на удивление крепок: и она, и безвременно родившееся дитя оказались живы. Тогда в бешенстве (какой никогда до этого Сивый у него не видел) Тёмный Лорд вырвал у несчастной матери малютку и затолкал его ей же в рот. Будогорская умерла бы от асфиксии. Но взбесившийся Воланд-де-Морт всё ж таки кинул в неё смертельное заклятие… Он сетовал потом, что «тварь издохла» так быстро. Барина предупредили, что если он не образумится, такой же смертью умрёт его мать. Которая в то время была ещё жива. Угроза подействовала. Будогорский словно сгинул… и воскрес спустя двадцать пять лет. И опять повторение той самой истории: он вновь в компании беременной, а крестражи Тёмного Лорда разрушают. Какая тут связь? Анализы крови двойняшек показали, что присутствующий при родах мужчина (а это был Будогорский) с вероятностью 99,9% не является отцом новорожденных. Фенрир, с самого начала подозревавший, что Снегг и есть отец малюток, придумал для «Пожирателей…» новый тест. Он заключался в том, что каждый член секты должен был сдать некоторое количество своей крови. Сивый хотел тут же её испробовать. Вся операция затеивалась ради одного: подтвердить версию отцовства Снегга. И когда Северус протягивал руку для дачи крови, Фенрира даже не вывела из себя кривая улыбочка Снегга при этой процедуре.

— Что, Сивый, зубы затупились? Пробавляешься теперь кровью из пробирок? — не удержался Северус.

— Отнюдь. Крови скоро будет столько, что тебе и не снилось… Топить будем в крови тебе подобных.

— Ну-ну. Вот тогда-то я тебе зубы и обломаю. Обещаю, — процедил Снегг, рывком опуская рукав рубашки.

Они обменялись ненавидящими взглядами.

— Как только Хозяин не видит лживости этого подонка! — бухтел Сивый, когда к нему подошёл Хвост.

— Снегг нас презирает! — подхватил Петтигрю. — И почти не скрывает этого.

Внезапная догадка осенила Сивого.

— Вот, — он вытащил фото Юлии и Будогорского. — Взгляни: кого из них знаешь?

— Я не уверен, — испуганно пролепетал Хвост. — Но мужчина кажется мне знаком… Точно! Он же преподавал у нас «Защиту» на последнем курсе! Да и женщину вроде бы видел… Кажется, в последний день моего пребывания в доме Снегга. Он вышвырнул меня. А она как раз явилась.

— Ага! — торжествующе объявил Сивый, потрясая фотографиями. — Что и требовалось доказать!

Он уже хотел бежать к Тёмному Лорду, да призадумался. Хвост — персонаж комический. Местный дурачок. Никто с его мнением не считается. Равно, как не прислушивается и к тому, что тот говорит. Нет, надо немедленно отправить полученную кровь к тому же эксперту, который уже взял мзду за ответы на первый запрос. Да-да. Фенрир Сивый не пускался на сей раз в магические хитрости. Слегка загримировавшись, он сначала поболтал с соседкой Юлии. Потом сходил в паспортный стол. Почерпнул там кое-какие сведения из домовой книги. И, наконец, не поленился съездить в больницу, где рожала интересующая его женщинам. В клинике он отыскал врача-акушера и потолковал с ним. Вот о Будогорском — хоть и видел его неоднократно у дверей квартиры на Большом проспекте — не удалось узнать ничего (так же, как и что происходит за стенами этой квартиры). Понятно, что применено то же Оберегающее заклятие, но другого свойства, не знакомое Сивому. Проникнуть в квартиру гражданки Гончаровой не удалось даже Джокеру. В то время как желание узнать что-то из частной жизни Будогорского оказалось столь велико, что Фенрир телепортировал ему. Разумеется, на обратную связь никто не вышел. Более того, при повторной попытке Сивый получил сильнейший удар током. Очнувшись, он понял, что сделал невероятную глупость: теперь Будогорский знал, кто им заинтересовался. Зная пристрастие Тёмного Лорда болтать о чести и великом предназначении ИХ ДЕЛА, Сивый подумал, что это шанс — преподать именно под таким соусом его промах. Конечной целью его тирады являлась, конечно, расправа над Снеггом, который раздражал его безмерно, смертельно, космически. Почему? Он и сам не понимал. Скорее всего, основная причина — банальная зависть. Снегга знали и ценили как в «тёмном», так и «белом» мире. Тысячи волшебников изучали открытия и изобретения Северуса Снегга. Его имя было в Большой магической энциклопедии. Он пользовался успехом у женщин. А если проклятый Снегг ещё благополучно женится, заведёт семью… Нельзя же, чтоб одному было всё, а другому (то есть ему, Фенриру) — ничего!

— Сэр, — осторожно подбирая слова, обратился он к Волан-де-Морту, — я раздобыл неоспоримые доказательства того, что Северус Снегг и есть гражданский муж той особы… если Вы помните.

 — Я помню, — Волан-де-Морт сделал театральный взмах платком, который всё время держал в руке, чтобы промокатькровавую испарину. Он был слаб. В середине дня его клонило в сон. А к вечеру бил озноб.

— У меня появилась идея, — Сивый подбирался всё ближе. — Что, если испытать Снегга? Если НАШЕ дело для него действительно что-то значит, он откажется от жены и детей. Если нет… Вам решать.

Волан-де-Морт благосклонно кивнул.

— Ситуация почти библейская. Господь уже испытывал подобным образом одного из своих сыновей. Что ж, блаославляю тебя, сын мой… — он поднял руку для благословления.

Сивый изумлённо попятился и заморгал.

— Ах, ну да, — замялся Тёмный Лорд, опуская руку.

Так или иначе, «добро» Фенрир получил. План его был прост: подкараулить, когда Будогорский покинет свою пассию (кстати, какую роль играет при ней Барин? — Шведская семья?), надо проникнуть в квартиру. Как? Честно говоря, Сивый ещё не знал. Пока это ему ни разу не удавалось. Но, как говорится, «под лежачий камень вода не течёт». Надо что-то делать. И не откладывая дела в долгий ящик. К середине следующего дня он уже околачивался возле парадной госпожи Гончаровой. Хотел было посидеть в тепле — в подъезде на подоконнике, да какая-то старушенция проявила бдительность:

— Вы к кому, товарищ? — прошамкала она.

— К кому надо, — буркнул Сивый.

Но препираться не стал, дабы не привлекать внимания. Надвинув на глаза кепку, Сивый поднял воротник и засунул руки поглубже в карманы. Серое питерское небо сыпало мелкий, как крупа, дождь. Во дворе ни зелени, ни лавочки. И градусов не больше пяти.

— Проклятый город… и проклятые маглы!

Сивый с удовольствием подумал, что подруга Снегга обыкновенная магла. С чего он взял? Да просто волшебники не живут в таких домах. Даже русские. Дверь подъезда запикала. Сивый спрятал глаза под бейсболкой. Он уже знал, кто выходит… — Будогорский. Насвистывая, Барин беспечно зашагал на выход — к арке, над которой почему-то болталась вывеска ПРАЧЕЧНАЯ. Сегодня у Ростислава было приподнятое настроение. Первый раз после выписки Юлии из роддома он остался с ней наедине. Всё остальное время, как верная клуша, при Юле находилась Катерина. И то ли Барин отвык от русского прямодушия, живя долгое время за границей, то ли потому что Юлька сказала, будто Катя влюблена в него, но сегодня наконец он чувствовал себя свободным от постоянных Катиных: «Ах, Ростислав Апполинарьевич, Вы неважно выглядите», «У Вас усталый вид, Ростислав Апполинарьевич…», «Юля сказала, что Вы не работаете, это правда? Как Вы себя чувствуете при этом в моральном плане, Ростислав Апполинарьевич?..» Юлька посмеивалась, глядя, как он беспокойно ёрзает на кухонной табуретке.

Зато сегодня он услышал то, чего подспудно ждал.

— Ты наш самый дорогой друг, Славик. Я знаю, что ты всё время был на страже моего здоровья и спокойствия Северуса. Мы бы хотели, чтоб ты был крёстным наших детей. Похоже, ты их ангел-хранитель, — Юля нежно дотронулась до его руки.

Будогорский зажмурился от счастья. Не тогда. Теперь. Юлия совершенно оправилась от родов. Даже стала лучше. Порывистые движения были сейчас мягче, а взгляд глубже. Видимо, эйфория от проведенного вдвоём с любимой женщиной вечера вскружила ему голову и на время лишила разума. Барин забыл обезопасить вход от Сивого и ему подобных. Юлька прибралась на кухне и пошла посмотреть на детей. Щёчки её малышей заметно округлились. Она наклонилась, чтобы поправить им одеялки… и вдруг, поддавшись внезапному импульсу, подхватила их на руки и перенесла к себе на кровать. Сама легла рядом и, окружив рукой свои сопящие сокровища, стала целовать мелко и часто их наивные головёнки в чепчиках. Потом засунула руку под подушку и, нащупав там пистолет, успокоилась. Его Юле притащил Будогорский. И не какой-нибудь, а с серебряными пулями. Это было так, «на всякий случай» (как сказал Барин). Но магия магией, а какие-то более вещественные меры защиты должны же существовать! Вот она и взяла у Славика пистолет, а у матери попросила осиновое брёвнышко и заточила его под колышек. Теперь колышек всегда лежал у неё под кроватью, а пистолет под подушкой. Юлька машинально провела рукой по полу. Всё на месте (иногда Муська точила об него когти и закатывала либо под пианино, либо под телевизионную тумбу). Интересно, каков он, этот Сивый? И почему Сивый? Он вампир по рождению или жизнь его сделала таковым? Сколько лет он уже пьёт людскую кровь? А больше ему ничего не хочется? Ведь есть же масса вкусняшек… Она прислушалась. Вот, похоже, ответы и явились к ней на дом собственной персоной. Отпихнув Асю и Гошу к стене, Юля натянула на голову одеяло и сжала рукоять пистолета. Её восприятие обострилось невероятно. Она чувствовала не только крадущиеся шаги Сивого, но даже его дыхание. Вот он подошёл к детской кроватке и обнюхал её (жуткий запах чуть не лишил её обоняния). Видимо, его целью являлись только дети — как и предупреждал Будогорский. Фенрир Сивый перегнулся через неё, чтобы дотянуться до младенцев. Юлина реакция была мгновенной. Она не была ворошиловским стрелком, поэтому стреляла в упор до тех пор, пока не кончились патроны.

— Вот так-то, милок, — пробормотала она, вылезая из-под тела вампира.

Дети, конечно, проснулись и заплакали.

Хорошо помня, что в фильмах ужасов подобные твари проявляют чудеса живучести, она своротила Сивого с постели и, не медля, вбила ему в грудь остро заточенный кол.

— Кошмар! — ужаснулась Юлька «деяниям рук своих». — Мне даже его не жаль. А ведь это живое существо… было. Наверно, я могла бы быть киллершей.

Дети продолжали кричать. Юля, не обращая внимания на такие мелочи, оглядела комнату. Всё было в крови: постельное бельё, ковёр, её одежда и она сама. «До чего легко можно убить человека… Все неприятности героев жанра „хоррор“ от того, что его герои ведут со своими потенциальными убийцами душеспасительные беседы. Не иначе, как для сценического эффекта. Я не была такой дурой…», — с удовольствием отметила Юлька. К её удивлению, кровь у Сивого была красного цвета и по-видимому, имела те же свойства, что и у обычных людей — например, плохо отстирывалась. «Хорошо ещё, что я живу в старом фонде. Здесь стены толстые. Но кто-нибудь из соседей всё равно может позвонить куда надо (вернее, куда НЕ надо). Выхода нет. Надо телепортировать Славке». Она прикрыла глаза и сосредоточилась. Так сказать, отключилась от внешних раздражителей.

Ростиславу Апполинарьевичу Будогорскому от

Юлии Валентиновны Гончаровой.

Срочно надо увидеться! Жду.

Юля взяла малышей на руки и стала ходить с ними по комнате. Собственно, «ходить» не получилось. Потому что через пару минут возник Будогорский. Мгновенно оценив обстановку, он, ни слова не говоря, застелил постель свежим бельём и… /смотри следующую страницу/

уничтожил старое. Кровь Сивого, продолжавшаяся сочиться из ужасающих ран на его груди, чудесным образом была остановлена, а многочисленные пятна на ковре выведены.

Раздался звонок. Аська опять захныкала. Юля передала её Будогорскому. Сама же, положив в кроватку Гошу, пошла открывать.

— Кто? — приглушив голос, спросила она.

— Серый Волк, — был ответ.

— Шутники, блин! — разворачиваясь, проворчала Юлька.

— Что у вас происходит? — вновь раздалось из-за двери. — То пожар, то потоп, то грохот… Вы видели, который час?

Юля покусала губы и открыла дверь. На пороге в растянутых трениках и вылинявшей майке стоял сосед снизу.

— Денис? — притворно удивилась она. — Чем обязана? На сей раз сантехника у нас в полном порядке, а на плите ничего не стоит. Вам так мешает плач детей, что Вы нанесли мне визит в такое время?

— Какой там плач?! — взорвался парень. — Такое впечатление, что тут палили из пистолета!

— Из пистолета? — переспросил подошедший Будогорский. — А может, из револьвера?

— Есть разница?

— Специалисты говорят есть. Правда, мы не в курсе. Но, заверяю Вас, ни из пистолета, ни из револьвера, ни из какого другого оружия здесь не стреляли.

К ужасу Юлии, Денис не поверил на слово, а сделал решительный шаг вперёд. Она обменялась взглядом с Будогорским. «Всё в порядке», — мысленно заверил её тот и, подхватив беспокойного соседа под руку, повёл в детскую. «Что Славка намерен делать? Стукнуть непрошенного гостя по голове?» Разумеется, нет. Барин был, как всегда, безукоризненно любезен.

— Надеюсь, никого из Ваших домашних мы не побеспокоили?

— Нет, все на даче, — простодушно поведал ему Денис.

— Вот и хорошо, — Будогорский произнёс что-то вроде «кабала фортунато» и повёл соседа к выходу.

— Спокойной ночи, — миролюбиво попрощался Денис.

— Всего доброго, — ласково напутствовал его Ростислав.

Притворив дверь, он ободряюще улыбнулся Юлии.

— Слушай, а где труп? Ты что, растворил его в кислоте?

— В кислоте, кума, так быстро органические ткани не распадаются, — и он, как фокусник, обнажил пригвождённого осиновым колом к полу Сивого. — Да уж. Он и при жизни-то красавцем не был, а теперь…

— Прекрати! — взмолилась Юля. — Скажи лучше: зачем ты потащил Дениса в комнату? Он элементарно мог бы споткнуться о тело!.. И откуда у тебя плащ-невидимка?

— У Гарри позаимствовал. И мне надо вернуть его, пока он не заметил. Парень очень дорожит этой вещью. Дело в том, что мантия когда-то принадлежала его отцу, который погиб.

— Знаю, — вздохнула Юля. — Из этого я делаю вывод, что ты меня сейчас оставишь… Мне надо позвонить Катерине. Хотя это, конечно свинство выдёргивать её сюда в первом часу ночи. Обещай, что побудешь со мной, пока она не приедет.

— Побуду.

— И ещё. Ты найдёшь способ известить Северуса о том, что произошло.

— Годится, — согласился Будогорский. — Собственно, ты можешь позвонить ему сама. Он должен быть дома.

— Уверен?

— «Сто пудов», — на подростковом сленге заверил её Барин. — Но вот стоит ли? Я предлагаю поступить так: дождёмся Катерину и введём её в курс дела.

— Кхе-кхе, — прокомментировала Юля его предложение.

— А что делать? — задал риторический вопрос Будогорский. — Тебе нужна помощница. И лучше, если это близкий человек. Кроме того, Катя одинока. Это гарантия, что лишнего говорить не будет — просто некому. Да и убедить в существовании волшебного мира столь экзальтированную особу, мне кажется, не будет так уж сложно. Так что твою скептическую ухмылку припрячь до лучших времён.

— Ну, положим… Что дальше?

— Дальше я переправлю вас в Бразилию. Завтра 23 апреля — последний день карнавала, своего рода карнавальный апофеоз. У меня забронирован номер в гостинице — так, на всякий случай. Поселитесь там. И завтра же, в Рио-де-Жанейро, у нас запланирована встреча с Северусом… Ну, что, подождёшь до завтра?

Юлька бросилась к нему на шею и расцеловала.

— Славка, ты волшебник!

Назавтра, разбирая вещи в номере гостиницы «Бразилия», Юлия в сотый раз повторяла легенду, придуманную специально для Катерины.

— М-м… ничего страшного. Просто у меня послеродовая депрессия. Порекомендовали сменить обстановку. На что ты жалуешься? Когда бы ты ещё увидела настоящий бразильский карнавал?

— Боюсь, что я его не увижу.

— Это ещё почему? Сейчас зайдёт Будогорский, и вы пойдёте гулять.

— Разве его теперь не стоит опасаться?

— Что за ерунда! С чего ты взяла?

— Как это?! Вспомни, что он вчера наговорил!

— Хорошо, — Юля устало опустилась в кресло. — Как, в таком случае, ты объяснишь чудесное перемещение из Петербурга в Рио?

— Думаю, никакого перемещения и не было. Это, — Катя обвела рукой обстановку гостиничного номера, — не более, чем галлюцинация.

— Ну, скажи, галлюцинация, по крайней мере, приятная?

Катерина кивнула.

— Ростислав тебе нравится?

Катя вновь кивнула.

— Всё, разговор окончен. Иди гуляй, — и Юлька решительно выставила Катерину за дверь. — Будогорский ждёт!

В коридоре действительно стоял Барин.

— Привет, — улыбнулся он. — Как устроились?

— Нормально, — ответила Юля. — Забирай Катерину и объясняйся с ней сам. Я больше не могу.

Оставив их наедине, она вернулась в номер.

— Так-так-так…

Юлька внимательно оглядела себя в зеркале.

— Ах! Красота — страшная сила! — сказала она вслух, взбивая и без того пышную шевелюру.

— Совершенно с тобой согласен, — раздалось позади неё.

— Северус! — Юлька, как обезьяна, прыгнула к нему, уцепившись за его пояс руками и ногами. — Ты что, не отражаешься теперь в зеркале? Я тебя не видела!

— Это называется эгоцентризм: не слышать и не видеть никого, кроме себя, — рассмеялся Снегг.

— Боже! — развела руками Юлия. — Неужели ты стал читать что-то, кроме специальной литературы по зельям и заклинаниям?

— Это и есть специальная литература, — буркнул Северус, — по психологии.

— Честное слово, я тебя люблю!

— В таком случае можно раздеваться?

— Пошляк! — Юлия шутливо ударила его по рукам.

Она не знала, что этот непринуждённо-легкомысленный тон, в каком сейчас с ней разговаривал Северус, — результат проведённой работы Будогорского. Накануне Ростислав встретил Снегга у хогвартских ворот, и Северус рвал и метал. Досталось всем: и Дамблдору, который втравил его в это мероприятие, и Будогорскому, который вёл себя, как «безалаберный школьник», и, конечно, Волан-де-Морту.

— Я убью эту скотину! Нет, сначала разобью в кровь его змееподобную харю! — лютовал Снегг, изображая что-то похожее на отжимание белья.

— Ну, что ты мелешь! — рассердился Барин. — Хочешь загубить всё, что было сделано! Немедленно возьми себя в руки!

Северус замкнулся и отстранённо смотрел на Ростислава.

— Ну же, — встряхнул его Будогорский. — Всё же обошлось!

— Где этот ублюдок? — взревел Снегг.

— Не собираешься же ты надругаться над мертвецом? Успокойся, тело Сивого в Запретном лесу… было, во всяком случае. Думаю, что теперь уже переваривается в желудке арахнидов.

Северус заметно повеселел. Больше его не посещали мысли о скорой расправе с Тёмным Лордом. Они обсудили подробности встречи в Бразилии и разошлись. Северус потрусил к ближайшему кустарнику (дело в том, что он был не он, а большая чёрная крыса). Что любопытно. Экспериментируя с трансфигурацией, он вывел следующую закономерность: если спрыснуть себя любовным эликсиром, желаемый объект будет хранить свою форму до обратного превращения без каких бы то ни было осложнений (каким, к примеру, подверглась Гермиона в результате пития оборотного зелья с кошачьей шерстинкой). И не нужно быть метаморфом, чтобы принимать любое обличье. Пока, правда, он видоизменял себя только в живое. Опыты по превращению в неодушевлённые предметы оставил на потом. Надо сказать, что Барину попало не только от Снегга. По приезду в Бразилию на него налетел Гарри.

— У меня пропала мантия — невидимка. Вот что!

Будогорский молча протянул ему мантию. Гарри кинул на него уничтожающий взгляд и принялся читать нотации.

— Неужели трудно было попросить? Или Вы боялись, что я посмею задать несколько вопросов? Конечно, моё дело маленькое: всего лишь убить Волан-де-Морта. Остальное решают мудрые ВЗРОСЛЫЕ волшебники. А мы кто? — Так, мелкая сошка. Зачем нам знать, доколь ещё предстоит таскаться по городам и весям? Или зачем потребовался этот чёртов ЛЮБОВНЫЙ ЭЛИКСИР? Или вот ещё вопрос на засыпку: мне только кажется или всё же мы ищем крестраж? Пока никаких действий по его обнаружению я не наблюдал. Не пора ли дать хоть какие-то объяснения?

После того как он выпалил свою обличительную тираду, Гарри почувствовал облегчение.

— На некоторые твои вопросы я, пожалуй, отвечу сейчас. Присядем, — предложил Барин.

В результате полуторачасового повествования Гарри услышал тайные и явные замысли Будогорского и… МакГонагалл. Не все, конечно. Выглядело это так. После того, как будут активизированы все силы, которые удалось собрать на протяжении последних двух лет, надлежит устроить встречу лидеров двух партий: от «светлых» будет Гарри, от «тёмных», разумеется, Волан-де-Морт. Этой встрече должно предшествовать уничтожение всех крестражей. По последним данным брошь в форме орла была замечена здесь, в Рио, у одой у местных предсказательниц. «Прощённое воскресенье» (последний день Масленицы) — самое лучшее время, чтобы забрать раритетную брошку. Так сказали ведущие астрологи мира. Это раз. Два: змею (седьмой и последний крестраж) следует уничтожить в день падения Тёмного Лорда. Так как в последнее время он не расстаётся со своей Нагайной. И три: до решающей встречи нужно посетить Министерство магии. Там Гарри поймёт, КАК он победит Волан-де-Морта.

— А раньше мне этого не понять? — язвительно процедил Гарри.

— Боюсь, что нет, мой мальчик, — покачал головой Будогорский.

— Когда мы навестим прорицательницу?

— Вифанию?

— Вифания она или нет, мне всё равно. Пора уже что-то делать, а не сидеть сиднем!

— У русских есть на этот счёт хорошая присказка: поспешишь — людей насмешишь. Но в данном случае ты прав. Мы отправляемся сейчас. Руку, мой юный друг!

Они оказались на узкой улочке. Барин жестом пригласил Гарри войти в дверцу, напоминающую вход в погреб. Гарри взглянул на свежепобеленный двухэтажный дом: весь второй этаж увит плющом, в цветнике — розы. Что ж, это вселяло надежду, что встреча не будет такой уж пугающей. Поднявшись по скрипучей деревянной лестнице, они оказались у квартиры № 13. Дверь была не заперта. Небольшую комнатку отделяла от холла занавеска из бутылочных пробок. Ростислав Апполинарьевич раздвинул пробочные нити и позвал:

— Вифания, Вы здесь? Я привёл к Вам молодого человека, жаждущего узнать свою судьбу.

— Ещё чего! — фыркнул Гарри.

Будогорский прикрыл ему рот и впихнул в апартаменты гадалки. По виду помещение напоминало классную комнату Трелони: темнота, духота, пылающий камин, на круглом столике хрустальный шар.

— Присаживайтесь, — раздался утробный голос.

Гарри повиновался.

— Вы пришли сюда из желания узнать о себе правду?

— Э-э, — замялся Гарри, — нет. Я пришёл узнать ответ на конкретный вопрос.

— А именно: не владею ли я брошью Когтевран, так?

Гарри заёрзал на стуле.

— Извините, но меня беспокоят люди, с которыми я разговариваю, когда не вижу их.

Тут же перед ним материализовалась женщина средних лет, одетая как цыганка.

— Так лучше? — спросила она.

«Тётка, вроде бы, настроена вполне миролюбиво», — подумал Гарри.

— Почему бы и нет? — ответила его мыслям прорицательница.

— Что Вы сказали? — удивился он.

— Почему я должна быть настроена враждебно? Ростислав — мой друг. А ведь это он привёл тебя ко мне.

— У Вас брошь Кандиды Когтевран? — прямо спросил Гарри. Словесные игры порядком ему надоели.

— Увы, уже нет, — вздохнула Вифания.

— Как она попала к Вам? И куда делась?

— Дело в том, что уже много лет мы дружим с Кандидой…

«Чокнутая, — решил Гарри. — Кандида жила тыщу лет назад».

— Нет, я не чокнутая. Я медиум. Могу говорить с духами умерших. Чтобы тебе было понятно, скажу так: ты ведь признаёшь, что можно завести друга по переписке. Допустим, общаешься с кем-то в INTERNЕТе и чувствуешь духовную близость. В то же время никогда этого человека не видел. Ясно?

— В общих чертах, — согласился Гарри.

— Вот и со мной произошло нечто подобное. Выйдя как-то раз на связь с великой волшебницей (по просьбе одного молодого человека), я ощутила, что Когтевран очень близка мне. Юноша ушёл, а я с тех пор регулярно общаюсь с Кандидой. Поверяем друг другу сокровенные мысли. Кое-какие женские секреты. Один раз она поведала мне, зачем приходил тот молодой человек. Оказалось, он завладел её талисманом — брошью в форме орла. Украшение до поры до времени хранилось в лоне семьи Когтевран. Человек по имени Барти Крауч сумел похитить реликвию и передал её Вашему ужасному волшебнику — тому, кого называть не принято. Этот тёмный маг поместил в брошь что-то страшное.

— Как в брошь можно что-то спрятать? — прервал её Гарри.

— Вопрос разумный, — Вифания встала и, поднеся папиросу к горящей свече, закурила. — Эта брошь — медальон. Внутри неё находился локон… не Кандиды… Впрочем, это неважно. Но с тех пор, как брошь оказалась в руках злых волшебников, медальон стал вместилищем частицы жизни… хм… сам знаешь кого. Крауча назначили хранителем броши. Никто не мог бы отнять у него броши, не отняв у него самого жизнь. А сделать это было непросто, потому что Тот Самый Могущественный Тёмный Колдун наделил Барти Крауча сверхсилой. И Кандида научила меня, как выманить её у Крауча.

— Как же? — поинтересовался Гарри.

— Неважно, — сдержанно ответила она. — Но с брошью Краучу пришлось расстаться. Говорят, до конца своих дней он чувствовал вину за то, что не сумел сохранить столь дорогой предмет для своего Хозяина. А Крауч не помнил даже, как он утерял брошку. С той поры я являлась хранительницей драгоценной броши. И вот, несколько дней назад, открываю заветную шкатулку… а брошки нет.

Прорицательница горестно вздохнула. Гарри испытующе смотрел на неё.

— Вы можете вызвать дух Когтевран сейчас?

— Да. Я была готова, что ты не поверишь мне на слово. Дай мне пару минут.

Вифания устроилась за столиком напротив Гарри, взяла в руки хрустальный шар и замерла. Глаза её остекленели. Она погрузилась в транс.

— Вспомни, Гарри, — чужим голосом заговорила гадалка, — заветы старцев Востока. Надо научиться верить людям. Не всем. Но достойным. Отличать подлинное золото от подделки. Всё, от первого до последнего слова, что сказала Вифания, — правда. К сожалению, брошь утеряна. Мы даже не знаем точно, где она. Одни лишь предположения. Мы с твоим учителем никак не придём к единому мнению. То ли она под землёй, то ли под водой. Скорее всего, тебе придётся побывать и в Атлантиде, и в Плутонии. Таков твой путь. Прощай, Гарри.

Голова медиума запрокинулась. Глаза закатились. Изо рта вытекла струйка слюны.

— Пойдём, — тихо сказал Будогорский. — Ей нужно время, чтобы прийти в себя.

Спускаясь по лесенке, Гарри вдруг озарило:

— Про какого учителя говорила … ЭТА?

— Весьма неуважительно ты называешь основательницу Хогвартса «ЭТА», — заметил Барин. — Хочу обратить твоё внимание, что отгадав, о каком учителе шла речь, найдёшь ответ на мою загадку. Помнишь её?

Выйдя на улицу, Будогорский спрятал глаза за солнцезащитными очков. Понять, что там, за их стёклами — совершенно невозможно.

— Как всегда — на самом интересном месте… — проворчал Гарри.

Вечером три товарища (Гарри, Рон и Гермиона) отправились на улицы Рио-де-Жанейро, чтобы вкусить карнавальных прелестей. Они жались друг к другу, стараясь, чтобы их не унесла веселящаяся толпа. Смех, горячительные напитки, языческие маски древнеиндейских богов, латиноамериканская музыка… Широкомасштабное действо оглушало. Несколько раз прохожие разных мастей пытались вовлечь их в гудящий улей праздника. Одна из девушек на мгновение распахнула свою атласную мантию — под ней красовалось голое тело утрированных форм. Рон остолбенел. Гермиона засмеялась.

— Эй, Рон! — она пощёлкала перед его носом пальцами. — Очнись! Груди у этой девицы накладные, а трусы — меховые. Всего лишь иллюзия… но как она на тебя подействовала!

— Иллюзия, говоришь? Почему бы тебе как-нибудь не устроить такую иллюзию?

Гермиона зарделась и пихнула Рона в грудь. Тот поймал её пальчик и поцеловал. Грудь Гарри опять сжали тиски обиды. Почему ОН должен сражаться с Волан-де-Мортом? За что ему такая ноша? В конце концов, он не просил о такой чести! Глядя на своих беспечных друзей, Гарри понимал, что последние новости (что они будут волочиться по всему свету в поисках крестражей) ничуть не испортили им настроения. Напротив: как же, захватывающее приключение! Повсюду Гарри натыкался на целующиеся парочки. Только он, как дурак, с унылым видом и тяжкими думами. Что-то его зацепило. Он не сразу понял, что именно. Стоп! Тыл того черноволосого пирата кажется ему знакомым. (Надо ли говорить, что большинство гуляк нарядились в самые немыслимые костюмы!). Он присмотрелся повнимательнее. Этот пират кого-то ему напоминал. Догадка уже вот-вот должна была озарить его дремлющий разум. Но тут взрыв смеха женщины, которую доморощенный Джек Воробей бессовестно прижимал к стене, погасил все здравые мысли. Юная женщина проворно наклонилась за оброненной маской, на миг мелькнуло её лицо. Боже правый! Это же лицо его матери! Только… только в более ярких красках. В это время женщина, подобрав пышные юбки эпохи бесстрашных конкистадоров, побежала по улице. Мужчина в костюме пирата — за ней. Ветер сорвал с его головы треуголку и растрепал чёрные, как смоль, волосы. Шляпа, сделав пируэт (не иначе как при помощи манящих чар!), укрыла столь знакомую причёску. Лжепират, точно почуяв, что за ним пристально наблюдают, оглянулся. Глаза Гарри на секунду встретились с угольно-чёрными глазами бывшего профессора по защите от тёмных искусств… Снегга! Слова застряли в горле. Гарри сунул руку в карман за палочкой. Откуда ни возьмись, появился Будогорский.

— Гарри? — Барин цепко перехватил его руку. — Что ты делаешь?

У Гарри прорезался голос:

— Держите его! Держите! — завопил он, выворачиваясь из крепких объятий Будогорского.

— Кого, Гарри?

— Снегга! Там Снегг!

Так получилось, что Гарри встал вспять движению карнавала. Снегг и его спутница потонули в водовороте движущейся толпы. Гарри бессильно опустил палочку. Каким-то образом Будогорский опять оказался в непосредственной близости от «тёмных». Во всяком случае, от одного из самых страшных его представителей. «Не верю!» — хотел уже выкрикнуть Гарри в лицо профессору. Но тут вспомнил напутствие тибетского сенсея. А потом ещё Когтевран, практически слово в слово повторившая предсказания Великого учителя. Гарри сжал зубы и зашагал прочь. Пожалуй, даже больше, чем встреча со Снеггом, его поразила женщина, бывшая с тем. И если по закону о «тесности мира» Гарри рано или поздно должен был встретиться со Снеггом, то встреча с двойником его матери потрясла его. Реинкарнация или переселение душ — вот как это называется. Надо побольше об этом узнать. Но встретить ЕЁ в такой компании! Бред какой-то! Отчего Снегг так ненавидел его отца? — впервые задумался Гарри… Слишком много загадок… Но он обязательно доберётся до сути!

Глава 20. Атлантида.

Гарри бросился колесить по улицам Рио — словно у него включился реактивный движок. В себя он пришёл только когда понял, что окончательно заплутал. Желание участвовать в карнавале испарилось. Убедившись, что рядом никого нет, он трансгрессировал в дом, куда их поселили. Домишко был довольно странный… хотя где вы видели НОРМАЛЬНЫЕ дома волшебников?! В зарослях, напоминающих сад Спящей красавицы (каким он стал за сто лет спячки принцессы), прятался особнячок в стиле… вообще непонятно, в каком стиле. Больше всего он напоминал курятник — правда, достаточно просторный. К остову этого жилища лепилось невероятное количество пристроек: мансарда, терраса, веранды, флигели… И всё это громоздилось в таком безвкусии, что напоминало детище Франкенштейна. «Доктором» этого архитектурного кошмара был пожилой метис. «Пожилой» — это мягко говоря. Впрочем, старый — тоже. Древний — ближе к истине. Более всего он напоминал Лешего — если б последний сильно загорел. Дон Педро (бразильский Леший) был один. Ни Рон, ни Гермиона, и уж конечно ни Будогорский ещё не приходили.

— Желаете перекусить? — подмигнул Гарри дон Педро.

— А что есть?

— Мясо и овощи, — Педро прохромал к плите, где шкворчали на сковородке только что поджаренные отбивные.

— Вы готовите сами? — изумился Гарри.

— А что? — вопросом на вопрос ответил хозяин. — Или не доверяете моей стряпне?

— Ну-у, — смутился Гарри (так оно и было — но не говорить же об этом вслух?!).

— Брось, парень. Доверяй людям, — посоветовал ему старик.

«Они что, сговорились? — с раздражением подумал Гарри. — В какой раз за день мне об этом говорят?!»

— Не обижайся. Но так оно и есть. Всё написано у тебя на челе — ты сейчас как шкаф, — и бразильянец начертил в воздухе квадрат.

— Это шутка? — Гарри был озадачен: что значит «как шкаф»?

— Сядь, — распорядился дон Педро и, подхватив сковороду, водрузил её на стол. — Ешь. Голодный человек — глупый человек. И злой.

Гарри поискал глазами столовые приборы.

— Чем есть-то? Нет ни ножа, ни вилки.

— «Ни ножа, ни вилки», — передразнил его Педро. — Так ешь.

Гарри нехотя взял со сковородки кусок мяса и тут же выронил. Брызги кипящего масла заляпали даже стёкла очков — когда шмат мяса шлёпнулся аккурат на то место, откуда был взят.

— Ауч! Горячее! — пожаловался Гарри, дуя на обожжённые пальцы.

Грустный «Леший» смотрел на него с укоризной.

— Ты в смятении, парень. Тебе надо сначала поесть, — настаивал дон. — И без этих твоих штучек: вилочек, ножичков… Вот тебе миска с салатом. Вот ложка. Мясо перед тобой. Давай работай. А я, если не возражаешь, сяду к камину греть свои старые косточки. Ты будешь есть и слушать. Старики вроде меня обожают болтать. А тебе надобно кого-то послушать, чтобы понять: не один ты такой горемыка.

Хозяин проковылял до кресла-качалки и заговорил. Поначалу Гарри брезгливо ковырялся в салате (как знать, может, овощи там напополам со старческими ногтями?), но потом увлёкся и ел с аппетитом. Да и рассказ был занимательный.

— На заре нового, 16-го, века я получил место матроса в команде самого Христофора Колумба, — начал своё повествование старик…

Гарри мысленно сделал акцент на «16-м веке» и «команде Колумба», но от комментариев воздержался. Более всего юный Педро ценил свободу и независимость. Жажда приключений заставила покинуть его солнечную Кастилию и отправиться навстречу великим испытаниям… Но тогда он ещё не знал, КАКИМ. Дабы набрать желающих в команду Колумба, распускали слухи, что путешествие будет приятным, словно прогулка по дворцовому парку. Нельзя сказать, чтобы Педро купился. Однако не предполагал, что будет ТАК трудно прижиться в стае морских волков, каковыми являлись прожжённые мореманы. Они считали молодого матросика букашкой, всячески насмехались над ним, придумывая тысячу бесполезных и глупых занятий… Зато благодаря флотской выучке Педро враз стал самостоятельным: научился латать одежду и готовить. Карабкался по вантам с ловкостью обезьяны и давал отпор желающим над ним поглумиться. На борту корабля донельзя обострились его чувства. Запах с камбуза Педро улавливал из трюма, а услышать, о чём говорят в рубке капитана, мог из своей каюты. Мог увидеть кита с расстояния двух миль!.. Да и много чего. Этим он снискал уважение среди бывалых мореплавателей, и они оставили его в покое. Но по-настоящему силу своих ощущений Педро осознал во время первого в его жизни шторма. Их корабль, казалось, вырвался на волю. Попал наконец в свою стихию. Он будто зажил собственною жизнью, освободившись от докучливых людишек. «Святая Мария» то взлетала вверх на головокружительную высоту, то падала вниз как с отвесной скалы. И было непонятно, как это до сих пор она не выплюнула оставшихся моряков за борт. Искатель приключений Педро элементарно струсил. И зачем это его понесло на край света? Верно говорят: что имеем не храним, потерявши — плачем. Он не хотел умирать вдали от милой Кастилиьи. Боялся смерти. Педро поклялся: если только он уцелеет, в ближайшем же порту сойдёт на берег и никогда больше не ступит на палубу корабля. Педро упал на колени и стал молиться. Он молился истово. До тех пор, пока не впал в состояние, близкое к нирване. За стеной ливня ему вдруг почудилось лицо Громовержца, готового выпустить в насмерть перепуганного Педро огненную стрелу.

— Не убивай меня! — взмолился он. — Я сделаю всё, что попросишь!

— Ты украдёшь для меня золотую стрелу Майи и будешь проклят навеки. Либо умрёшь сейчас незапятнанный, — поставил ему условие сын Олимпа.

Педро смотрел на божество, как кролик на удава.

— Ты понял меня, ничтожный? — взревел плод его видений.

— Почему я? — заплакал юноша. — Почему-у?

С ним случилась истерика. Он выл и катался по скользкому от дождя полу, пока не разверзлось небо, и не вонзился в доски палубы пучок раскалённых стрел. Во власти припадка Педро, не ведая, что творит, выдернул стрелы и, запрокинув голову, прокричал:

— Я выбираю жизнь!

— Ты сделал выбор. Да будет так! — грохот стихий сменился шумом дождя, а потом и вовсе всё стихло. Установился полный штиль.

Команда мало-помалу приходила в себя. Корабль обуздали. А Педро слёг с сильнейшим приступом лихорадки. Оклемался он только у берегов Южной Америки. Помнил это, как сейчас. К нему ворвался его дружок Карлос и выпалил:

— Земля! — и, захлёбываясь от волнения, потряс его за плечо. — Ты понимаешь? — Земля!

Карлос выбежал, оставив дверь открытой. Свежий бриз влетел в лазарет и взъерошил волосы Педро. Он вдохнул морской воздух и со всей остротой почувствовал вкус жизни. Покачиваясь от слабости, юный Педро сошёл на берег. У него кружилась голова, он шёл почти на ощупь. Не дойдя до прибрежных кустов, где затеивалось строительство лагеря, Педро упал на песок и заплакал. Теперь он не сомневался, что Зевс, насылающий на него проклятие, — лихорадочный бред, не более того. Весть о том, что высадились белые, быстро распространилась по побережью. Прослышав, что чужестранцы предлагают диковинные вещи в обмен на кое-какие местные побрякушки, привела туземцев в восторг. К ним потекли аборигены. Обмен товарами должен был стать залогом доверительных отношений между дикарями и европейскими цивилизованным народом. Однако местная знать не спешила раскрывать им объятья. Тогда Колумб повелел устроить что-то вроде ярмарки с бесплатным театрализованным представлением для всех коренных жителей. Педро — будучи самым молодым — играл в этом спектакле невесту моряка. Сюжет был банален. Мария любит Луиса, простого моряка. Отец Марии — капитан. Он запрещает дочери выходить замуж за бедного матроса. Девушка упрямится. Возлюбленный предлагает Марии бежать. Но вечером условленного дня коварный капитан забирает Луиса в плавание. Корабль — увы! — тонет. Когда приходит известие о случившемся, Мария не может пережить потерю отца и любимого друга. Она идёт к морю, чтобы то поглотило и её. Разыгранное действие произвёло большое впечатление на собравшихся. Одна из индианок по окончании спектакля подошла к Педро. По её выразительным жестам юноша понял, что девушка предлагает ему дружбу… Ну, какая может быть дружба между двумя юными созданиями в вечнозелёных лесах Америки (особенно если учесть, что первое время они не понимали ни бельмеса на языке друг друга)? Очень скоро Майя (так звали девушку) захотела познакомить Педро со своим отцом, дабы испросить согласия на брак. Он чувствовал, что Майя выше его по рождению. В ней ощущалось какое-то внутреннее благородство. Но Педро и не подозревал, что она — дочь вождя племени. Как ни странно, он произвёл благоприятное впечатление на будущего тестя. Но чувства эти не стали обоюдными. Вождь (он же папа Майи) был страшен. К встрече с потенциальным мужем единственной дочери папаша подготовился изрядно: его тело сплошь было покрыто нательной живописью. Он встречал будущего зятя в кресле, выставленном на улице. Если бы жених не приглянулся, это кончилось бы для него полной катастрофой: он был бы пронзён копьём, которое глава племени держал наготове наподобие королевского жезла. Педро довольно быстро освоил основы языка коренных американцев. Может, это, а может то, что сам Христофор Колумб почтил «великого вождя» в роли свата, упрочило положение Педро Кальвáдоса… Его официально признали наречённым Майи. Вскоре состоялась свадьба, устроенная в соответствии с местными традициями. А на праздник Весеннего равноденствия Педро в числе немногих пригласили в Великий город. Переход туда обставили с большой помпезностью. «Рядовые» индейцы несли на одних носилках вождя, на других — Майю с новоиспечённым мужем. Их эскорт продвигался семь дней. При входе в город простые индейцы поставили носилки и удалились. Почётных гостей уже встречали воины Великого города. Педро завязали глаза и сняли повязку только при представлении Верховному жрецу, который был разукрашен почище его тестя при первой встрече. Однако вид индейского жреца поразил его куда меньше самого города, который был выстроен из… хрусталя! Башенки на дворцах преломляли солнечный свет и казались то фиолетовыми, то розовыми, то золотыми. От этих нежных цветов над городом стояла вечная радуга. Педро зажмурился. А когда открыл глаза, видение не исчезло. Индейцы взирали на его с видом превосходства. И чтобы показать, как ничтожен ОН в сравнении с НИМИ, повели показать главную достопримечательность города — ЗОЛОТУЮ СТРЕЛУ. Стоило Педро взглянуть на неё, и сердце у него ушло в пятки. Та сцена на корабле… она ему не пригрезилась! Именно эту стрелу ему предстояло украсть. Но зачем? Почему ему? И для кого? Ответы на эти вопросы Педро получил тут же: будто кто-то повернул рычажок внутри него — вновь зазвучал властный рокочущий голос, который он уже раз слышал. «Помни о своём поручении! Оно является и твоим проклятием и величайшей честью! Золотую стрелу Афродиты поручено похитить тебе с тем, чтобы поместить её навеки в отдел тайн, где хранится секретное оружие магов». Теперь Педро знал, «зачем» и «для кого» нужна стрела. Оставалось лишь догадаться «почему». Его избрали из простых смертных не случайно. Никто другой не наделён столь острым зрением, прекрасным слухом и тонким обонянием. Как это связано с его заданием, Педро пока не знал. Но больше никакими талантами он не обладал… Разумеется, Педро понимал, что кража — крайне неблаговидный поступок. Тем более — в подобных обстоятельствах. Но отступать было некуда. Жизнь свою без Майи он уже не мыслил. Поэтому, скрепив сердце, рассказал ей обо всём. И, невзирая на предупреждения жены, на её мольбы и слёзы, улучил момент и украл стрелу. А потом бежал вместе с Майей в леса Амазонии. И жил там, как дикий зверь, долгие лета. Что до стрелы, то она исчезла во время его следующего транса. ГОЛОС поздравил его с успешно проведённой операцией и никогда более не беспокоил никакими просьбами. Доверчивые индейцы не смогли настичь их. Они укрылись надёжно. Вот только Майя утратила свою прежнюю весёлость и беззаботность. Бог не дал им детей, и Педро жил для своей красавицы-жены. Впрочем, вскоре Майя перестала быть красавицей… и женой (в буквальном смысле этого слова) тоже. Она дала обет целомудрия за совершённое ими святотатство. Дни и ночи Майя проводила в молениях, а Педро — охотясь в бескрайних лесах амазонской долины. Семейная чета потеряла счёт прожитым годам. Иногда Педро казалось, что он и не знал другой жизни. Но пробил смертный час Майи. А он жил, и жил, и жил… до тех пор, пока не устал от жизни. И стал он искать смерти: выходил на охоту без оружия в надежде, что какой-нибудь дикий зверь растерзает его. Он купался с голодными крокодилами и не разводил на ночь костра… Всё зря! Тогда Педро решился выйти к людям. Хотел отдать себя на их суд. Что же он увидел? Много времени утекло с тех пор, как они с женой предали свой род!.. Да и индейцев, как таковых, почти не осталось. Те немногие, что выжили, были загнаны в резервации. А новоявленные хозяева Америки вели себя так, будто сам черт им не брат, не чтя ни старых порядков, ни законов. Украсть у своих не считалось таким уж бесчестьем… да никто и не воспринимал россказни Педро всерьёз — мало ли что придёт в голову выжившему из ума старику, похожему на доисторическую мумию! Озлобленный и одинокий, Педро поселился в Бразилии среди людей. Он мог бы ступить на скользкую дорожку, попадись ему на тот момент подходящий человечек. Но случилось иначе. В его жизнь вошёл Дамблдор. Альбус Дамблдор раскрыл ему глаза на многие вещи — ведь Педро, потерявший счёт времени, до сих пор не знал, в чём состоит проклятие, наложенное на него, и как его искупить. Дамблдор рассказал, что дон Педро Кальвадос обречён жить вечно, подобно Агасферу, до той поры, пока ЗОЛОТАЯ стрела не достигнет своей цели. Как только цель будет повержена, Педро сможет наконец воссоединиться со своей дорогой Майей.

— Недавно до меня дошла благая весть. Скоро… — старик поднял вверх заскорузлый палец. — Скоро свершится правосудие. Я смогу отдохнуть от земной жизни.

— Вы сказали «недавно дошла благая весть»…

— А?

— То есть Вы получили эту весть буквально на днях? — уточнил Гарри.

— Точно так, — дон Педроприкрыл слезящиеся глаза.

— Кто принёс Вам это известие?

— Есть люди… — был дан расплывчатый ответ.

Гарри захотелось выпытать у старика КТО и КОГДА конкретно, но тут дверь распахнулась, и в комнату влетели разгорячённые праздником (и наверняка карнавальным пуншем) Рон и Гермиона.

— Гарри, где ты был? Мы тебя везде искали… А чем вы тут занимаетесь? — Гермиона бросила взгляд на скрючившегося у камина дона Педро и перевела разговор на другую тему. — Ах, какой чудесный праздник! Правда, Рон?

Тот смотрел на свою подружку откровенно влюбленными глазами и тихонько пожимал ей руку.

— Надо поговорить, — делая вид, что ничего не замечает, деловито сказал Гарри. Он обернулся к Педро, который — невероятно! — оказался первооткрывателем Америки (если это, конечно, не бред) и извинился за то, что прервал рассказал старика на полуслове.

Ребята вышли на балкон.

— Я видел Снегга! — выпалил Гарри. — Представляете, этот урод был с дамой!

— Представляя-ю! — заулюлюкал Рон и получил подзатыльник от Гарри.

— Ничего ты не представляешь! — обозлился Гарри. — Женщина, к твоему сведению, ему не чета… И вообще: по-моему, она похожа на мою мать.

— Гарри! — укоризненно покачала головой Гермиона. — Не думаешь же ты, что твоя мама жива?

Гарри досадливо отмахнулся.

— Я что, похож на полоумного?! Речь не об этом. Мне пришло в голову другое. За что, спрашивается, Снегг так ненавидел моего отца? И ненависть, похоже, была у них взаимной… Не доходит?

Гермиона наморщила лоб, пристально глядя на Гарри.

— Поняла! — воскликнула она. — Как говорят французы, «шерше ля фам» — ищите женщину. И твой отец, и Снегг были влюблены в твою мать, Гарри! О, Боже! Когда Снегг окончательно убедился, что Лили никогда не покинет Джеймса, он предпочёл увидеть её мёртвой!.. Так, наверно.

— Что ж, в таком случае у него есть оправдание, — произнёс Рон.

— Признаться, я так далеко не заглядывал… Но кое с чем я согласен.

Он задумался.

— Нет, определённо тут концы с концами не сходятся… Впрочем, я могу ошибаться…

— «Ошибаться» в чём? У? — на балкон выглянул Будогорский.

— Странно, как это Вас не занесло в какой-нибудь злачный притон, — ревниво процедил Гарри.

Будогорский проигнорировал издёвку. Он вытряхнул из пачки Mallboro сигарету и, облокотясь о перила балкона, смачно затянулся.

— Мне казалось, что карнавалы как раз для этого и созданы. «Злачные притоны» — как ты изволил изящно выразиться — много ли их ещё осталось? Практически все стали легальны. Только запретный плод сладок по-настоящему… К счастью, я успел изведать все наслаждения до того, как они превратились в вульгарно-народные увеселения. Ей-богу, мир опять перевернулся! К чему этот возврат к пуританскому образу жизни?! Мне куда как более по нраву свободные шестидесятые. Приятно вспомнить, знаете ли, кубинские дома терпимости (это в то время как остров Свободы является оплотом социализма) или подвалы Шанхая…

— Ростислав Апполинарьевич! Не Вы ли говорили, что между учителем и учениками должна существовать дистанция! — изумилась Гермиона.

— Не надо было ей этого говорить, — проворчал Рон. — теперь мы не услышим продолжения.

Но Барина, видать, понесло.

— Я говорил, что между учениками и учителем должна быть дистанция? — удивился он, выискивая, обо что бы затушить сигарету. — В любом случае, с этим покончено. Разврат остался в прошлом. Друзья мои, хочу сделать признание: я влюблён. Влюблён, увы, безответно… Так Афродита карает тех, кто слишком часто пренебрегает её дарами.

Ребята завороженно смотрели ему в рот. Всё, что не говорил и не делал их новый профессор защиты, казалось не то что бы странным, а просто невероятным! В конце концов, так не поступают взрослые умные люди… да ещё преподы!

— Сегодня, часом, не День Святого Валентина? Рон с Гермионой — это я ещё могу понять… Снегг с подругой, даже этот дед… И вот теперь ещё Вы, — Гарри был в замешательстве. — Что же это такое?!

— Это называется весна, Гарри, — улыбнулся Барин. — Пробуждение природы… А что ты там говорил о нашем славном хозяине… ведь ЕГО ты назвал «дедом»?

— Да болтал какую-то ересь: будто ему 500 лет и он вместе с дочерью краснокожего вождя украл какую-то стрелу… Я особо не вслушивался.

— Иными словами, ты не связал стрелу Афродиты, секретное оружие, отдел тайн и уничтожение Волан-де-Морта? — спросил его с насмешкой Будогорский.

— Выходит, всё правда? — Гарри почувствовал себя дураком.

— А ты как думал?

Насвистывая, Барин (довольный, что так удачно отвертелся от вопросов о Снегге) отправился в гостиную. Ребята плелись за ним.

— Любезный хозяин, — обратился Будогорский к дону Педро, — мы злоупотребим Вашим гостеприимством до утра. Завтра отбудем.

— Как угодно, — равнодушно ответил тот.


Умение перемещаться в любую точку планеты, конечно, здоровски. Раз! — и ты уже на западной оконечности африканского континента. Но путешествовать неторопливо, поглядывая из окон вагона на мелькающие пейзажи… в этом, что не говори, есть своя прелесть: видишь, как сменяются климатические пояса, изменяется ландшафт… Поэтому Будогорский использовал те и другие виды перемещения. Когда же Рон после очередной трансгрессии в изнеможении разминал шею, Ростислав Апполинарьевич понял: любые путешествия — как бы неи были они увлекательны –надоедают.

— Надеюсь, мы уже в Атлантиде, — буркнул Уизли-младший.

— Мой друг, неужели ты ничего не слышал об Атлантиде? — спросил его Будогорский.

— Я? Конечно, слышал! — храбро ответил Рон.

— В любом случае, краткий экскурс в историю, думаю, вам не повредит. Не хотелось бы оскорбить атлантов вашим невежеством, — и Барин рассказал им историю, ставшую легендой.

Возраст Земли исчисляется четырьмя миллиардами лет. Где-то три — три с половиной миллиарда на Земле существует жизнь. Предполагается, что человек разумный появился не более сорока тысяч лет назад.

— Мы с вами ещё вернёмся к этому разговору, КАК это произошло… — заметил Будогорский. — И только три тысячи лет человек занимается активной хозяйственной деятельностью…

Время от времени Ростислав Апполинарьевич останавливался, чтобы задать своим ученикам какой-нибудь каверзный вопрос, однако сам же на него и отвечал.

— Вы, вероятно, знаете, что некогда наша суша не была столь сильно изрезана. Её причудливый рисунок со временем стал помехой для резвых мореплавателей. И они задумали сделать Панамский канал, Суэцкий… Они бы соорудили и Гибралтарский — если бы он не был так заботливо предоставлен самой природой. Разумеется, наши далёкие предки не заглядывали так далеко… Но им вовремя подсказывали…

— Кто? — не удержался Рон.

— Терпение! — дал знак Будогорский. — Скоро вы всё узнаете… В принципе ты должен был задать мне другой вопрос: КОМУ в первую очередь оказывается помощь? Сам как думаешь?

Рон помотал головой.

— Обидно, что вы растёте безбожниками. Совсем не знакомы со Священным писанием. А ведь там чёрным по белому написано: «да воздастся праведникам»! Ну-ка, припомните, кого называют «праведниками»?

— Тех, кто ведёт правильную жизнь? — предположила Гермиона.

— Точно, девочка. Только много ли ты знаешь таких, которые не злобствуют, не завидуют, даже не сквернословят?

— Трудно сказать. Надо пожить с человеком, чтобы узнать его до конца. Но из близких людей… нет, никого.

— Вот! — Будогорский по привычке поднял палец кверху. — Но такие есть. Есть даже целый народ праведников. Когда-то они жили на перешейке, который соединял Евразию с Африкой в районе Гибралтара.

— То есть… Вы хотите сказать… — Гермиона как всегда поняла учителя первой. — Атлантида не была островом?

— Она стала таковым. Когда опустилась на дно океана, — пояснил Будогорский. — На Атлантиде живут исключительно добропорядочные люди. Они очень привязаны к своему краю. У них не было ни войн, ни вражды. Словом, рай на Земле. Жаль было бы утерять навсегда эту цивилизацию. Или подвергнуть ассимиляции с простыми смертными — вроде нас с вами. Хотя, пожалуй, в отношении «простых смертных» это я зря. Таким, как мы, было оказано величайшее доверие: нанести визит атлантам. Правда, разгуливать там везде, где заблагорассудится, нам не позволят. С нами будет проводник и покажет нам всё, что посчитает нужным.

— Но если остров на дне океана, как мы будем там дышать? — вопрос, прозвучавший в устах Рона, волновал не его одного.

— Один раз Гарри удалось пробыть под водой без кислорода при помощи жаброслей. Остальные участники испытаний Кубка использовали другие способы, — вспомнила Гермиона. — Крам превратился в акулу, а у Флер был головной пузырь…

— Видите, — подхватил Будогорский. — Если ты чародей, то можно существовать и под водой. Но нам не придётся приспосабливаться к жизни в водном пространстве.

— Что-нибудь другое? Как же тогда? А как? — прозвучал нестройный хор голосов.

— Сами увидите, — уклончиво ответил Барин.

— Ну же, Ростислав Апполинарьевич, — заныли ребята.

Он вздохнул.

— Ну, ладно. Вы когда-нибудь видели иконы?.. Над головами святых изображается нимб… Такими наши далёкие предки видели своих прародителей. Воздух Земли в те давние времени был перенасыщен кислородом, поэтому инопланетяне, прибывшие сюда, ходили в космических шлемах. Земля показалась им благодатной для жизни планетой. И они стали готовить её как платформу будущего для своих детей. Они подарили нашей планете жизнь и стали наблюдать. Но люди в своём большинстве не эволюционировали. По-прежнему они глупы и кровожадны. Даже в инопланетных формах жизни человечество видит лишь плоть, которую надо резать для своих низкопробных исследований. Однако мы являемся детьми наших создателей. Значит, в этом отчасти виновны и они. Поэтому чувствуют ответственность за нас… И в то же время не могут быть рядом без угрозы для собственной жизни. Благодаря своим сверхспособностям, наши отцы могут существовать сразу в трёх измерениях.

— Но нам… разве МЫ можем попасть в другое измерение? — спросила Гермиона.

— Как тебе сказать, — улыбнулся Будогорский, — рано или поздно мы все попадаем в другое измерение… после смерти.

— Но я ещё не планировал туда попадать! — горячо возразил Рон.

— Нет, дорой мой Рон. Во всяком случае, вам троим умирать ещё рановато. Обойдёмся без этого. Мы не случайно оказались именно здесь, на нулевом меридиане экватора. Если ровно в полдень встать лицом к Солнцу и показать талисман наших предков, — Гарри вспомнил, как перед встречей с «чутью» Барин использовал свисток подаренный ему белоглазыми волшебниками, — этого будет достаточно, чтобы попасть в третье измерение.

Будогорский снял с шеи ладанку и предъявил её Солнцу. Она словно магнитом притянула к себе солнечные лучи, вонзившиеся в неё сотнями тысяч игл, мгновенно изрешетив. Руку Будогорского-то ли ожгло солнечным жаром, то ли она порозовела от ослепительного света. Друзья инстинктивно взялись за руки, крепко зажмурившись… Всё-таки это был ожог. При чём сильный. Они закричали так, будто черти жарили их на сковородке. И потеряли сознание. Когда Гарри очнулся, первым делом он задрал на себе рубаху (нет ли на нём тех ужасающих рубцов, которые достались ему на память о «Красном российском Солнышке»). Нет. Ничего подобного. Напротив, чувствовал он себя превосходно. Рядом, как ни в чём не бывало, прохаживался Будогорский, посматривая на часы. Рон и Гермиона только что пришли в себя.

— Ну, вы как? — спросил Гарри друзей.

— Ничего… кажется, — Гермиона вынула из кармана зеркальце (кто бы мог подумать, что она носит с собой подобные вещи!) и поправила растрёпанные волосы.

— Рад приветствовать дорогих гостей на нашей земле! — это произнёс высокий златокудрый красавец в засборенном на манер тоги куске материи.

Юноша (его звали Эль) повёл их по парку, в котором гуляли такие же как он прекрасные молодые люди, обворожительные женщины с детьми, похожими на ангелов, и богоподные старики. Ни у одного их встретившихся им не было недовольного или хотя бы озабоченного выражения лица. Как и предупреждал Барин, гостям не позволялось вступать с местными жителями в прямой контакт. Так что оставалось только глазеть. Но посмотреть было на что. Помимо всеобщего благодушия поражала ухоженность. Видимо, духовная чистота атлантов как-то перекликалась с чистотой на улицах. Всё благоухало, цвело, радовало глаз. Повсюду были разбиты цветники, дорожки выложены плиткой, кусты подстрижены. Старики мило полемизировали за партией шахмат на вечные темы: политика, воспитание детей. У детей и их матерей счастливые лица. Не слышно окриков и разговоров «что почём». Гарри отважился спросить дорогое ли жильё в Атлантиде? Эль вопросительно поднял брови, и в разговор включился Будогорский.

— Из обихода атлантов деньги изъяты. У них, видишь ли, давно наступил коммунизм — в то время как пессимисты утверждали, что он недостижим. Всего лишь утопия.

Помимо того, что в Атлантиде нет денег, хогвартцы больше ничего не поняли. Если «коммунизм» и «пессимизм» — более-менее понятно, то что ещё за «утопия»?.. Поэтому философские диалоги не вели. Так они получили большую возможность осмотреться.

— Угощайтесь! — к ним подошла девушка в костюме римлянки. Она протянула им мороженое.

Рон и Гарри просто проглотили языки. Ясно как день: у красотки под полупрозрачной тканью голое тело! Никакого нижнего белья! Гермиона бросила на них сердитый взгляд. Эль по-своему истолковал этот взор.

— У нас очень красивые женщины, правда?

Мальчишки согласно закивали. Они и сами это заметили. Как в голливудском боевике, им до сих пор не попалось ни одной прыщавой толстушки. Парни так увлеклись рассматриванием проходящих девиц, что пропустили половину из того, что им рассказывал их гид. «Старейший театр, изумительные голоса… Не желают ли они посетить концерт симфонической музыки?.. Библиотека. Тут собраны бесценные фолианты: Книга судеб, Велесова книга, шумерские скрижали, дневник царя Соломона — всего лишь некоторые из них… Стадион. В Атлантиде много талантливых спортсменов. Особенно выдающиеся рекорды поставлены по прыжкам в высоту… Атланты заботятся об образовании своих детей. Школы оборудованы по последнему слову науки и техники. Можно в какой-нибудь день предпринять целевую экскурсию в учебные заведения Атлантиды…»

— Хотите?

— Непременно! — (Рона и Гарри слегка перекосило)

Гермиона показала им кулак:

— Хочешь пойти по стопам своих братцев — раздолбаев? — прошипела она Рону.

— А что? По-моему, они неплохо устроились… У-уй! — Рон потёр ягодицу, за которую его ущипнула Гермиона.

Эль в качестве экскурсовода был безупречен: внимательный, тактичный, широко образованный. В конце экскурсии он вывел гостей на идеально выстриженный луг. Площадку посреди него закрывала гигантская металлическая плита.

— Космодром, — буднично сказал Эль.

Рон с Гарри переглянулись.

— Отцы только вчера улетели к себе домой, — посвятил их Эль в детали расчудесно-волшебной жизни атлантов.

— А где их дом? — поинтересовалась Гермиона.

— На третьей планете системы Альтаир. Они называют её «Z».

— А Вы откуда: отсюда или оттуда? — Рон ткнул пальцем в небо (или что тут у них?).

— Я отсюда. Коренной житель Атлантиды, — без капли раздражения ответил Эль. Он вообще ни разу их не одёрнул, не поправил, не поставил на место. Просто удивительно, какие нервы у человека!

— Вы будете гостить у нас до тех пор, пока корабль не вернётся, — добавил он.

— Впечатлений на первый раз им хватит. Проводи ребят, пожалуйста, в гостиницу, — прервал его Барин. — А я вас оставляю. Меня, увы, никто не освобождал от преподавательской работы. Так что я в Хогвартс. Завтра меня не ждите.

Эль не стал уговаривать Будогорского задержаться.

— Надо так надо, — сказал он, протягивая руку.

— Увидимся, — профессор помахал им на прощание и развернулся в противоположную сторону.

Гостиница представляла собой стройное двухэтажное здание с галереей, увенчанное декоративным фронтоном. На барельефах фронтона — сцены античных мифов.

— Красиво, — желая сделать приятное, похвалил строение Рон.

— Пройдите внутрь. Там вам понравится больше, — распахнув перед ними двери, пригласил войти Эль.

Ребятам предложили остановиться в двух номерах, соединённых проходной комнатой, оборудованной под гостиную. Ретро с модерном сочетались в оформлении интерьера с большим вкусом. Эль прошёл по комнатам, включая повсюду свет.

— Свет (он поиграл выключателем). Телефон. Телевизор. Музыкальный центр. DVD. Компьютер, — попутно Эль включал имеющуюся оргтехнику. — Думаю, разберётесь… У нас запланирована обширная культурная программа. А пока отдыхайте. Еду найдёте в холодильнике. Разогреть можно в СВЧ-печи.

Гермиона шла, дотрагиваясь до того или иного предмета, что-то бормоча себе под нос.

— Но как? Как это всё тут работает? По каким законам?

Рон, не заморачиваясь, плюхнулся на диван, забрасывая ноги выше головы, и врубил телик на максимум. Гермиона подскочила к нему, выхватила пульт и отрегулировала звук.

— Запомни: ничего не трогай, ни до чего не до-тра-ги-вай-ся! — она произнесла это как ритмизированный стих, дирижируя перед носом Рона указательным пальцем.

— Ты не права, Гермиона. Просто покажи ему магловские премудрости. Рон давно хотел, — вступился Гарри за друга, пока тот обиженно сопел.

— Смотри и запоминай Рон, — менторским тоном начала Гермиона, указывая на микроволновку, — это — СВЧ — печка. С помощью неё готовят и разогревают пищу. Ну-ка, что там у нас?

Она подошла к холодильнику и поискала, что бы такое подогреть.

— Вот! — Гермиона подтащила блюдо с мясом. — Ставишь. Устанавливаешь нужное время. И запускаешь. Всего делов!

Рон восхитился:

— Это прямо-таки волшебство!

— Скажешь тоже, — подобрела Гермиона.

— Что в тебе хорошо, Гермиона, так это, похоже, голодным с тобой не останешься, — набивая рот снедью, засмеялся Рон.

Все расслабились. Развалясь на диване, Рон забавлялся пультом от телевизора.

— С ума сойти! Сколько всяких передач! — ликовал он. — А у нас только новости на местном канале да «центральное вещание» — ещё хуже новостей.

— Из тебя выйдет отличный обывательский муж: сытный ужин м телевизор — всё что нужно для счастья, — скептически заметила Гермиона. — Но, честно говоря, и сама поражена: откуда столько программ?

Гарри не хотелось ни о чём думать. Он мечтал вытянуться на отведённой ему кровати и тупо смотреть какой-нибудь фильм, что-нибудь жуя в постели. Или включить тихую музычку и листать мужской журнал… Жаль, что он не один в комнате…

— А знаете что? — Рон соскочил с дивана (крошки градом полетели в разные стороны). — Если уж нам запрещено гулять по ихним атлантическим улицам («Их», — машинально поправила Гермиона), то пройтись по этажам гостиницы нам ведь никто не запретит, верно?

— А пойдём! — Гарри залихватски хлопнул себя по коленям и направился к выходу.

— Это будет даже полезно… с точки зрения обмена культурным опытом, — хихикнула Гермиона.

Но смотреть, как оказалось, было не на что. На втором этаже располагались только их апартаменты, а на первом — холл с пальмами в кадках и прочими комнатными растениями. Не солоно хлебавши, друзья вернулись к себе. Но жажда приключений обуревала. Гермиона толкнула дверь, ведущую на балкон, и та поддалась. Каждая деталь её гибкого тела высвечивалась в лучах заходящего солнца.

Гарри кивнул Рону:

— Хороша! — и поднял вверх большой палец.

— А то! — Рон, польщённый, выпятил живот.

— Смотрите, — Гермиона скосила глаза на соседствующий с ними балкон.

— Если перелезть через это заграждение, можно взглянуть на наших соседей, — шепнула Гермиона.

— Вдруг там маленькие зелёненькие человечки? — сделал страшные глаза Рон.

Но покажись там те самые человечки, это не так бы поразило Гарри, как-то зрелище, что он там увидел. Рыжеволосая искрящаяся женщина, которую он встретил со Снеггом в Бразилии, стояла сейчас за стеклом номера по соседству с ними! Она держала на руках ребёнка, нежно его убаюкивая и целуя. К ней подошла другая особа — невзрачная и широкая в кости. У неё также был на руках младенец. Подруги склонились друг к другу, что-то оживлённо обсуждая.

— Пора возвращаться. А то ещё чего подумают, — беззвучно проговорил Рон.

— Смотри, — толкнул его Гарри, — эта женщина, с рыжими волосами…

— Красивая… но старовата, не находишь? — безразлично пожал плечами Рон. — У неё, гляди, вроде ребёнок… или даже два.

— Это женщина Снегга! — зашипел Гарри. — Это с ней он был в Бразилии!

— Да ну?! — Рон прилип к стеклу. — Во даёт Снегг! Губа у него не дура… Смотри-ка, у неё, похоже, под этой штучкой ничего нет…

— Вы что застряли? Хотите, чтобы нас тут поймали? Вот будет здорово! Нужно уходить.

Это подошла Гермиона. Она потянула Рона за рукав. Тот безропотно подчинился. Гарри пришлось последовать их примеру. Вернувшись в номер, Гарри объяснил Гермионе, что это была за женщина. И если ОНА здесь, не исключено, что и господин Снегг тут же.

— Я пройду по карнизу и посмотрю, что происходит в другой их комнате, — решительно заявил Гарри.

— Я подстрахую! — вызвался Рон.

— Вы не отдаёте сами себе отчёта! Снегг — преступник! Как он может тут оказаться?!

— Вот мы и проверим! — упёрся Гарри.

Зная «поттеровское» упрямство, Гермиона махнула рукой.

— Лезьте. Только не сверните себе шеи!

Гермиона выглянула на балкон и убедилась, что переполох ещё не поднят. Не удержавшись, она прошла до окна, где мальчишки видели двух женщин и невольно залюбовалась линиями той, которой приписывалась близость со Снеггом. Гермиона поморщилась: бывший профессор был ей неприятен. Непроизвольно она дотронулась со своей груди. Пожалуй, если бы Снегг прикоснулся к ней, она лишилась чувств от страха. С другой стороны, он волшебник… Может, Снегг опоил эту женщину приворотным зельем? Гермиона вспомнила безумное лицо Рона, когда тот испробовал на себе приворот. Нет, эта рыжеволосая красавица выглядит спокойной и уверенной в себе женщиной. Пожалуй, она даже внушает некую уверенность тем, кто просто на неё смотрит… Гарри и Рон и тем временем жались друг к другу, пытаясь удержаться на узком карнизе. Вдвоём им было неудобно смотреть в маленькую щель, оставленную между шторами. Они заглядывали в неё по очереди. За столом, накрытом на двоих, сидел Снегг с… Будогорским! Когда Гарри карабкался сюда, он уже предчувствовал, что увидит. Но оказалось, что не готов видеть это воочию. Он вцепился что есть мочи в край слива и сдавленно прошептал:

— Рон, достань из моего кармана волшебную палочку.

Тот не стал задавать лишних вопросов. Но, шуруя в карманах Гарри, потерял равновесие и рухнул вниз, увлекая за собой друга. Благодарение богу, он успел-таки достать палочку и произнёс «Ретарданте!» (заклятие, замедляющее падение). Брякнувшись прямо на розовую клумбу, мальчишки отползли в ближайшие кусты.

— Ты наложил защитное заклятие? — Северус наградил Будогорского тяжёлым взглядом.

— Ну, забыл… с кем не бывает!.. — Ростислав развёл руками и, подойдя к окну, выглянул наружу.

На самом деле он не наложил заклятие намеренно. Ему хотелось вывести из подполья Снегга и его семью. Пусть бы уже Гарри знал, кто ему друг, а кто враг. Кроме того, изучив своенравный характер своего воспитанника, он опасался, что Поттер может натворить непоправимых глупостей. О которых сам же будет потом сожалеть. Ростиславу была непонятна позиция Дамблдора и Северуса. И тот, и другой запретили раскрывать Гарри их тайны… Но, может, если бы всё произошло как бы невзначай, ему сошло это с рук? Потому-то Барин и подстроил «нечаянную» встречу… Но, как видно, напрасно. Снегг сделал два резких взмаха палочкой: сверху-вниз и справа-налево. Тут же пространство комнаты словно съёжилось. И даже воздух загустел — стал как будто зримым. Северус сам обезопасил своё жилище.

— Он «забыл». Всегда при тебе только твой нижний отдел. Но проверь на всякий случай: вдруг чего-либо не хватает? — как всегда в минуты раздражения Северус слегка брызгал слюной.

«Увы, мой план не сработал!» — признал своё поражение Будогорский. Смеясь, Барин достал белоснежный платок и промокнул им лицо.

— Сева, как бы ты не был зол, всё же не стоит плевать на меня. Вернёмся лучше к нашему разговору, — он как раз посвящал Северуса в то, что Дамблдор называл «генеральным сражением».

Через неделю прибудет корабль с Альтаира. Предстоит согласовать с «отцами» выработанную ими стратегию. Только тогда можно будет отправляться в Плутонию, дабы уничтожить брошь-крестраж (в Атлантиде, к сожалению, её не оказалось). После чего Гарри в сопровождении эскорта из членов Ордена феникса прибудет в отдел тайн Министерства магии за стрелой Афродиты. Дамблдор просит Снегга накануне этого мероприятия посетить Волан-де-Морта с целью разведки: знает тот о предстоящем сражении либо нет. Сие опасно, как никогда. Северус должен трактовать это как просьбу, ни в коем случае не как приказ.

Лицо Снегга потемнело.

— Я согласен, — твёрдо сказал он.

— Ты хорошо подумал? — Будогорский смотрел на него с тревогой. — Помни, это всего лишь перестраховка. Волан-де-Морт не знает, что Министерство восстановлено. Тем более что существует теперь в другом измерении. На твоём месте я бы подумал…

— Хватит, — прервал его Снегг. — Я уже подумал.

— Смотри, — Ростислав поднялся из-за стола. У тебя ещё есть неделя… Мне пора.

И, не прощаясь с дамами, трансгрессировал в Хогвартс.


После того, что Гарри увидел в окне соседней комнаты, он замкнулся. Пару раз пытался подсмотреть, что там твориться, но натыкался на тёмную завесу. Ясно, как день: на помещение наложено заклятие непроникновения. Эль каждый день придумывал для них развлечение, сообразное их возрасту: театр, цирк, зоопарк, планетарий… даже поход по школам устроил, как обещал. Гарри же под различными предлогами оставался в номере. Он валялся в кровати, бездумно переключая телик с одного канала на другой, и мечтал. Но радости это занятие ему доставляло мало. Постоянно он возвращался мыслями к тому, что увидел… Его мозг напоминал Гарри старый заржавленный механизм: каждая идея — словно вышедшая из строя шестерёнка — с трудом проворачивалась вперёд… по кругу… а потом в обратном направлении… и так без конца. Как Будогорский мог сидеть со Снеггом за одним столом? Говорить с этим убийцей? И, кажется, что-то даже распивать вместе с ним?! Плевать он хотел на доводы Гермионы, что, скорее всего, это какой-то хитроумный ход… например, переговоры… А может, Снегг опять переметнулся на светлую сторону, предвидя скорое поражение своего Хозяина… кто-то же поставлял сведения для «Ежедневного пророка».

— И что? — свирепствовал Гарри. — Если Снегг такой пройдоха, он вновь избежит наказания… Один раз Дамблдор уже поверил ему и поплатился!

Нет, никогда им не понять, что чувствует человек, когда на его глазах убивают другого, близкого ему, человека. Гарри содрогнулся, вспомнив жалкий, молящий голос старика, и без того стоящего на пороге смерти: «Северус… пожалуйста!» А Будогорский… Русско-Английский Барин… Он тебе и русский (когда надо), и английский (когда удобно) — то есть ни вашим, ни нашим… И везде-то у него связи!.. В пронырливости он не уступает своему дружку — Снеггу. Гарри столько раз убеждался в беспринципности Будогорского! А тот всё же сумел заморочить ему голову своей ласковостью и речистостью. Ведь чувствовал же Гарри, что на самом деле Будогорский холоден и равнодушен! «Нельзя никому верить!» — лишний раз убедился Гарри. Наверно, это Барин подговорил тибетских монахов и прорицательницу Вифанию дать ему совет побольше доверять людям. Слава богу, Гарри не такой дурак. Его научила сама жизнь всё подвергать сомнению. Теперь его не обольстить лживыми посулами. И он вновь обособился от Рона и Гермионы. И не делился мыслями вслух.

— Гарри! Гарри, пойдём быстрее! Ты должен это видеть! — к нему в комнату вбежала Гермиона.

— Что ещё? — лениво потянулся Гарри, делая вид, что дремлет.

— Летят ОТЦЫ! — «„Отцы!“ — ухмыльнулся Гарри. Гермиона уже говорит на сленге атлантов».

Но напялил кроссовки и отправился за Гермионой.

— Как это Эль отпустил тебя одну?

— Ой, у них там такая суматоха! Ты себе не представляешь! А Рон отказался бежать за тобой. Он хотел во что бы то ни стало дождаться, когда прилетят ЭТИ, — щебетала Гермиона по пути к космодрому.

— Значит, корабль ещё не приземлился? — удивился Гарри. — Откуда же известно, что они вот-вот прибудут?

 — Выходит, у них есть какая-то связь, — как само собой разумеющееся сказала Гермиона. — Да и Будогорский сказал…

Она осеклась. Но Гарри и вида не подал, что его взволновало известие о прибытии профессора. Ещё в парке они услыхали рёв ликующей толпы. Когда Гарри и Гермиона вышли на огромную зелёную поляну, посреди неё уже красовалась летающая тарелка. Именно такая, какими их обычно изображают в фантастических фильмах. У Гарри даже мелькнула мысль: «Может, это инопланетяне позаимствовали режиссёрскую выдумку, а не наоборот?» Он смотрел, как радуются атланты, и недоумевал: ЧЕМУ? Они же являлись свидетелями приземления пришельцев многократно?! Но когда к нему приблизился рослый белокурый мужчина, одетый в серебристый комбинезон, волнение захватило и его. Дядька был на редкость обаятелен. От него шло слабое свечение (видимо, этот свет наши предки принимали за божественное сияние, отсюда и выражение: ПРОСВЕТЛЁННЫЙ). Попав в круг этого света, всё виделось немного в ином ракурсе, более совершенным, что ли… Наверно, благодаря возникшей эйфории встреча с Будогорским прошла нормально. Гарри бы даже сказал на дружеской ноге. «Хорошо, — анализировал потом это Гарри. — Пока ОН ничего не заподозрил». Барин и правда не склонен был замечать какой бы то ни было негатив. Ему всё виделось в розовом цвете. Днём организовали грандиозный фуршет, на который пришли все атланты и их гости из Хогвартса. Но Снегга с семьёй нигде не наблюдалось. Впрочем, это ничего не значило. Наверняка, затаился в своих апартаментах. Но даже этот факт не испортил Гарри настроения. Впервые за минувшую неделю он наслаждался жизнью, купаясь в лучах благодати, исходившей от ОТЦОВ. Кстати, почему только «отцов»? Среди них он видел и женщин — прекрасных, как майское утро. Все они были высокими (около двух метров, плюс-минус сантиметров десять) с пышными шевелюрами преимущественно белого цвета. Здоровый цвет лица, ясные голубые глаза, правильные черты, приятная улыбка, пропорциональное сложение… словом, само совершенство! Гарри предпочитал наблюдать за ними издалека. Гермиона, конечно, нет. Рон, как ревнивый пёс (хотя сам тоже был не прочь поглазеть на красоток — инопланетянок поближе), следовал след в след за подругой.

— Иди сюда! — позвали они Гарри.

С ним хотел побеседовать один из ОТЦОВ, Дакар. Как выяснилось, его назначили главой их экспедиции в Плутонию.

— Только нам под силу проникнуть в земные недра, — объяснил Дакар. — Именно там располагается девственная земля Плутонии. Её история восходит к глубокой древности. Когда люди планеты «Z» заселили землю людьми, молодая планета ещё претерпевала весьма ощутимые изменения. Её сотрясали землетрясения и разрушались с трудом возведённые жилища, извергались вулканы, и раскалённая лава заливала некогда плодородные долины. Воды мирового океана то и дело выходили из берегов и затопляли обжитые земли. ОТЦЫ не могли без боли в сердце наблюдать, как гибнут их дети.

Когда же климат Земли начал кардинально меняться, альтаирцы не смогли смириться с тем, что, возможно, потеряют выпестованных ими сынов и дочерей. ОТЦЫ пробили брешь во времени и решили спасти хотя бы избранных. Был сформирован отряд землян, который перенесли под толщу антарктического льда, образовавшегося в результате оледенения. Следовало переместиться во времени, чтобы миновать ледниковый период. Что и было сделано.

— Мы создали город на глубине свыше четырёх тысяч метров. Это чудесный оазис с садами, озёрами… и даже с искусственным Солнцем. Время там замедлило свой ход, и люди города вечно молоды. На страже их здоровья и благоденствия сам бог подземного царства — Плутон. Отсюда и название полиса — Плутония. Если в Атлантиду можно попасть, имея наш амулет, в любой день года (находясь в известной вам точке в двенадцать часов по полудни), то вход в Плутонию открывается раз в год — в день, когда мы проложили коридор во временном пространстве. А именно первого мая.

— А выйти оттуда мы сможем тоже спустя год? — спросил Рон.

— Нет, — улыбнулся Дакар. — Мы не можем терять столько времени. На обратном пути нам поможет «Служба времени». Кстати, это вполне легальная служба, представляющая собой совокупность специализированных лабораторий, обсерваторий и прочих учреждений, осуществляющих определение и хранение времени.

— Завтра первое мая, — напомнил им Будогорский (он недавно присоединился к ним в качестве слушателя). — Так что пора спать. Всем на боковую!

— Интересно, что ж это за служба такая, которая работает только в одну сторону?! — ворчал Рон по дороге к гостинице.

Глава 21. Плутония.

«Ага! Отправляет нас, как маленьких, „на боковую“, а сам, наверняка, пойдёт к Снеггу! — негодовал Гарри. — Я просто уверен, что ТОТ до сих пор занимает половину жилых покоев на втором этаже — тут только одна гостиница… наверное. ОТЦЫ живут в семьях атлантов — они-то достаточно добропорядочны, чтобы не развратить невинных жителей Атлантиды… в отличие от нас. Всё-таки, как сюда попал Снегг со своим гаремом? Вот загадка!» Гарри не хотел признаваться, но с тех пор как увидел ЭТУ женщину на карнавале, он хотел проникнуть в снеггово жилище главным образом из-за неё. Будет ли она вблизи так же похожа на его мать?.. Чьи это дети?.. И какое отношение ко всему этому имеет их нынешний профессор защиты? Он не верил в версию Гермионы, будто Будогорский ведёт переговоры с пожирателем смерти. Да и какого чёрта тогда Снеггу таскать за собой женщин и детей? Вообще, это даже забавно: Снегг — благостный семьянин. «Может, у них шведская семья?» — предположил Рон. Гарри представил… Омерзительно! А каков Барин! Разглагольствовал в Бразилии, что, дескать, влюблён. Скорее всего, это являлось искусным манёвром. Так он хотел отвлечь ребят от вопросов о Снегге (что ему блестяще удалось). Но сейчас Гарри готов был поверить, что Будогорский, и правда влюбился… И он бы его не осуждал, если б тот увлёкся женщиной, бывшей со Снеггом. То, что возлюбленной Русско-Английского Барина может быть вторая особа, Гарри и в голову не приходило. Как можно любить серую, как ненастный день, сорокалетнюю тётку?.. Судя по тому, что ОНА целовалась со Снеггом («Бр-р!»), Барин, действительно, отвержен. Гарри ухмыльнулся: поделом ему!.. Нет, ничего он не может с собой поделать!.. Учили его, учили… но не верится ему, что Будогорский — подлец!.. Иногда его многомудрый учитель казался ему младше его самого… Вспомнить, хотя бы, как они праздновали окончание семестра… А его шуточки… а подростковая манера одеваться!.. Может, в этом и заключается секрет его обаяния — оставаться вечно молодым? Даже больше: может, учитель (настоящий учитель) и должен быть немного инфантилен… то есть, получается, чего не имеем, тому и научаем… Это как сапожник без сапог… Что-то совсем он зафилософствовался. Вот Гермиона — единственная, кто читал Большую Магическую энциклопедию (БМЭ), — говорила, что Северусу Снеггу там отведена целая страница. Им изобретены и опробованы десятки заклятий, а зелий — и того больше. Вот тебе и ответ: Снегг мог заполучить эту женщину, прибегнув к какому-нибудь заклинанию или снадобью. Приворотное зелье — это вчерашний день. И если это действительно так, то надо раскрыть ЕЙ глаза! Смешно, но Барина также поселили в гостинице. Наверно, ОТЦЫ, зная похотливость Будогорского, не отважились поселить его в доме атлантов, где есть симпатичные девушки. Увы, профессор тоже был небезупречен. Другое дело, Гермиона. Её можно было упрекнуть разве что за жестокосердие по отношению к Рону. Выждав пару часов, Гарри оставил дремлющего Рона и спустился на первый этаж (там обретался Барин). Комната оказалась заперта. «Коммунизм коммунизмом, а дверцу на ключик, — усмехнулся Гарри. — Что ж, наш уважаемый Ростислав Апполинарьевч может быть только в одном месте». Гарри вышел на улицу и прикинул, как можно добраться до комнат Снегга. «Чёрт! Долгий запрет, а пользование магией вне Школы, видно, совсем лишил меня разума… В конце концов, волшебник я или нет?!» Гарри сосредоточился, чтобы трансгрессировать… Ещё раз… И ещё… Даже при его упрямстве стало понятно, что это бесполезно. Так же, как в Хогвартсе, здесь можно передвигаться только своим ходом. «Что ж, мы не привыкли отступать… — Гарри обхватил водосточную трубу и с величайшей осторожностью полез наверх. — Надо было снять кроссовки… Поздно… Ещё чуть-чуть и я встану на карниз… Как бы чуткий нос Снегга не уловил его присутствия до того, как он вскарабкается к этим чёртовым окнам!» Как только Гарри там очутился, понял сразу: вход блокирован. Стёкла — будто тонированные. Но ясно, что дело не в стеклопакетах. Просто наложено заклятие непроникновения… или что-то другое. Вон сколько этих заклятий у Снегга — сотни! Испытывая разочарование, Гарри заскользил по трубе вниз. «Что ж, этого следовало ожидать», — вынужден был он признать. Насвистывая, Гарри отправился, чтобы составить сонную компанию Рону. Уже поднимаясь по лестнице, Гарри пришло в голову: а не нагрянуть ли в комнату Будогорского, когда его там нет? Говорят, «что не делается — к лучшему». Если б он об этом подумал раньше, не пришлось ему висеть, как мартышке, на карнизе второго этажа, рискуя привлечь внимание Снегга. «Алахомора!» — щёлкнул замок. Дверь, приоткрывшись, заскрипела. Гарри оглянулся на всякий случай и прошмыгнул в номер Барина. Комната — один в один, как у них с Роном. Вещей немного. Где тут что-либо спрячешь? Гарри обошёл номер и стал методично осматривать шкафчики. Наконец на книжной полке между «Мифами Древней Греции» и «Ста великими путешественниками» что-то нащупал. Гарри потянул это «что-то» на себя. В руках оказалась… тарелочка с голубой каёмочкой. Вот, кто её приватизировал! Уж конечно, у Будогорского было время, чтобы расколдовать тарелку, намертво прилипшую к столу! Однако теперь тарелочка претерпела существенные изменения. Вернее, не сама она, а яблоко, ставшее почему-то плоским, будто нарисованным. Интересно, в таком виде оно действует? Стоило попробовать… Тут Гарри опомнился: яблоко имеет свойство петь! Что, как его услышат?.. А, может, и не услышат. Он прокрался к двери и высунулся наружу — пусто!.. Да что он голову ломает! Посмотрит быстренько, чем занят его профессор защиты… ОБА профессора… и дело с концом! Завтра до полуночи они должны попасть в Плутонию, иначе временной коридор закроется до следующего года, а он так ничего и не узнает о своём заклятом враге! В плоскостном варианте яблочко не перекатывалось, а лишь мерцало по краю тарелки со знакомой песенкой:

Я не яблочко простое —

Сочное да наливное —

У меня значение иное:

Вам действие любое

Покажет яблоко златое.

Лишь прикоснись ко мне, Тогда В любое место по желанью Отправлюсь я, отправлюсь я…

— Будь так любезно, покажи мне, чем сейчас занят Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

На дне тарелки в молочно-белой пелене постепенно вырисовывался силуэт Будогорского. Он сидел за столом с ОТЦАМИ. Атлантов (впрочем, как и атланток) среди них не наблюдалось. Жестикулируя, Барин что-то доказывал альтаирцам. Те с вниманием его слушали… Картинка так же внезапно, как появилась, растаяла. У Гарри отлегло от сердца: «Значит, ОНИ не вместе».

Он вновь дотронулся до яблока:

— Покажи мне теперь Северуса Снегга!..

Гарри долго не мог понять, что он видит: густой чёрный цвет, больше всего напоминающий шёлк, пронзило вдруг пламя рыжих колец. Золотые колечки перемежались с чёрным шёлком и взметнулись в пронзительно-голубое небо тысячами искр. Эти искры салютовали снопами красного, оранжевого, жёлтого… Все цвета сплелись в радугу, которая тут же распалась на розовые лепестки… Казалось, он вот-вот разберётся что к чему, как прямо у него над ухом раздалсянасмешливый голос Будогорского:

— Ты, конечно, в курсе, Гарри, что есть такая лёгкая степень сексуального извращения, как подглядывание?

Уши Гарри запылали. Он стремглав выбежал из комнаты (не забыв, тем не менее, от души хлопнуть дверью). Было стыдно. Но разве он знал?! Время-то ещё детское… Он взглянул на часы. Да нет, около полуночи… Самое время. Тьфу ты! Ещё хорошо, что он не увидел ЭТО, так сказать, в полный рост… Гарри задумался: а что, собственно, он видел? Вопрос предполагал дивергентное решение: или Снегг обезопасил себя от всяких там тарелочек и иже с ними… или любовь двух волшебников, действительно, столь волшебна… А может так происходит лишь у избранных — таких, как наше «светило» Северус Снегг… или у тех, кто любит эту невероятную женщину… Скорее, второе. Хорошо было бы спросить у того, кто обладает опытом более обширным, чем имелся у него самого… Только как сунуться к Барину? Теперь и в глаза-то ему смотреть боязно… Может, у Рона спросить?.. Или это не слишком деликатно? Не долго думая, Гарри растолкал приятеля. Когда тот немного очухался, задал ему сакраментальный вопрос. Рон отреагировал странным образом: сначала долго ржал, а затем помрачнел, взял Гарри за локоть и признался, что у них с Гермионой ничего ТАКОГО не было. Ну, целовались… Ещё она позволяла дотрагиваться до себя… несколько раз. Вот и всё! «Значит, у Рона развиваются отношения по такому же сценарию, как и у меня с Джинни», — с тоской резюмировал Гарри откровения Рона.

— Давай лучше спать, — буркнул он, стаскивая с себя одежду.

Наутро к ним зашёл Будогорский.

— Что невесёлые? Не выспались? — он внимательно посмотрел на Гарри.

Тот поспешил отвернуться, прикинувшись, что ничего не слышит. Но Барин не отставал.

— Гарри, ты ничего не хочешь мне сказать?

Гарри непонимающе развёл руками. На помощь ему неожиданно пришла Гермиона.

— Ребята! — позвала она с улицы.- Скорее спускайтесь! Даккар рассказывает об Альтаире. Так интересно!

Гарри опрометью бросился на зов подруги.

Альтаирец, затягивая шнуровку на рюкзаке, говорил:

— Взбираться на горы для тех, кто рождён на нашей планете, не в новинку. «Z» преимущественно имеет горный ландшафт. Плодородные долины там редки. Зато уж мы постарались благоустроить их на славу: экзотические растения со всей Вселенной цветут и плодоносят там словно в райских кущах, редкостные животные приручены и разгуливают, где им заблагорассудится… Хотя адаптироваться к климату Альтаира живым организмам непросто: планета старая, атмосферный слой тонкий, обескислороженный…

Сами же ОТЦЫ первое время чувствовали себя неважно на Земле. Перенасыщенный кислородом воздух в буквальном смысле кружил им головы и валил с ног. Теперь, когда научно-техническая революция сделала своё дело, альтаирцы ощущают себя, как дома (увы!). По сравнению с ними земляне, конечно, находятся лишь на первой ступени познания. На Земле ещё немало мест, где отсутствуют дороги… да и водительские права есть примерно у пяти процентов населения земного шара. А средства передвижения! Альтаирцы находят их просто изуверскими! Но люди упорны, любознательны и… необыкновенно жизнелюбивы. Этим они и симпатичны.

— А Плутония, какая она? — спросила Гермиона. Разговор о землянах как о людях низшей расы, был ей неприятен.

— Увидите, — улыбнулся Дакар. — Не хочу предвосхищать ваши собственные впечатления… Но дорога туда будет непростой для вас. Сразу предупреждаю.

— Вы много путешествуете? — Гермиона поддерживала, как могла, разговор, ставший натужным.

— Пожалуй, да… С другой стороны, уже нет. Дом — работа — дом. «Дом» — это планета «Z», работа — Земля, — Даккар посмотрел на Гермиону. — Но Вас ведь интересуют другие формы неземной цивилизации, не так ли?

Та согласно кивнула.

— Видите ли, мисс, наша цивилизация в середине пути. У нас пик развития. Ваша планета молодая, вы находитесь в начале пути. А вот цивилизации древние, как правило, регрессируют, впадают в маразм. Есть, правда, и такие, которые не молоды и не стары, но изжили себя бесконечными междоусобицами. Как правило, это те, которые изначально были менее приспособлены для жизни: разумные членистоногие, земноводные и т.п. Единственный совершенный вид разума должен быть заключён в такую же совершенную оболочку — тело человека. Как бы скептически вы не относились к тому, что человек — венец мироздания, но так оно и есть. И даже после смерти душа человеческая при реинкарнации никогда не переселяется в тело змеи или лягушки… Слишком уж большой сгусток энергии.

— Как знать. Есть у нас, на несовершенной планете Земля, индивид, который уже при жизни переродился в змею… почти, — скептически заметил Гарри.

— Вы, молодой человек, имеете в виду Тома Реддла? — довольно буднично поинтересовался Даккар.

Гарри поразился даже не тому, что ОТЦЫ знают о существовании Волан-де-Морта, но факт, что ещё кто-то величает Тёмного Лорда его юношеским именем…

— Вас что-то беспокоит? — спросил Дакар.

— «Беспокоит»… как это Вы догадались?

— Я вижу, — просто ответил альтаирец. Он взглянул на солнце Атлантиды. — Не желаете перекусить? Время обеденное…

— Неужели мы посетим наконец святилище? — вполголоса сказал Рон, следуя за астронавтом (он, конечно, имел в виду кров атлантов).

Однако Даккар пригласил их на борт корабля. В отсек, где были оборудованы комнаты отдыха. К разочарованию Рона, внутренние покои корабля мало отличались от гостиничных апартаментов. Разве что мебель расставлена по-другому. Дакар подал меню. Каждый сделал индивидуальный заказ. Еда тут же материализовалась на столе.

— Пища приготовлена одной из самых славных девушек Атлантиды. У неё настоящий талант по части готовки, — пояснил Дакар и с аппетитом принялся за еду.

Ребята последовали его примеру.

— А где другие «ваши»? — спросил Рон.

— Кто где, — лаконично ответил Дакар. Он промокнул губы салфеткой и вопросительно посмотрел на ребят. — Выбирайте, как мы построим наше общение: либо ВЫ будете задавать вопросы, либо я сам расскажу то, что посчитаю нужным.

— Сначала расскажите Вы. Если у нас появятся вопросы, мы их зададим, — предложил Гарри.

Дакар как-то странно на него посмотрел, но ничего сказал.

— Думаю, вы догадываетесь, что наша встреча из разряда чрезвычайных, — начал говорить Дакар. — При обычных обстоятельствах мы вряд ли когда-нибудь пересеклись. Мы не склонны афишировать свою деятельность, но чувствуем ответственность за род человеческий и не можем допустить, чтобы один из талантливых земных сыновей погубил всех остальных — пусть и менее одарённых.

— Это Вы о ком? О Том… Кого-Нельзя-Называть? — запинаясь, произнёс Рон.

Дакар снисходительно рассмеялся.

— Да. И хоть сейчас Том ослаб физически, магической своей власти не растерял ни на йоту. Мало того, вошёл в сношения с инопланетными существами, способными оказать ему посильную помощь. Однако новые крестражи он создавать более не рискует, опасаясь полного перерождения. Он достаточно умён и понимает: чтобы управлять людьми, нужно и самому быть человеком… или отдалённо напоминать его. Потому-то Лорд Волан-де-Морт — как вы его теперь называете — стережёт оставшиеся крестражи пуще глаза своего. Но! Он не подозревает, что в игру включились мы. Только нам под силу укрыть орёл Кандиды так, как не смог никакой смертный. Правда, с последним крестражем вам надлежит справиться самостоятельно… так же, как и самим Воландом.

— Но почему? Почему бы вам не пойти до конца, чтобы бедным глупым людишкам ничего не угрожало? — Гарри продолжал придерживаться выбранного им тона (несмотря на укоризненные взгляды Гермионы).

— Именно потому, чтобы они себя таковыми не считали.

Гермиона искала, чем бы загладить бестактность Гарри.

— А вы у себя на планете… вы все волшебники? — нашлась она.

— Вы слышали что-нибудь об анабиозе? — немного поразмыслив, спросил в свою очередь Дакар. — Нет? Это превращение неживого в живое. Эволюция — более знакомый вам термин… Так вот. Люди эволюционируют. Очень медленно. Но, благодаря усилиям Салазара Слизерина, который до конца своих дней боролся за нескрещивание ценного вида (надеясь таким образом улучшить породу людей), возможности некоторых людей значительно возросли. Их-то вы и называете волшебниками.

«Он так и сказал ПО-РО-ДА. А ещё считает себя добропорядочным гражданином… — фыркнул Гарри. — Нацист!»

— Гарри, стоит ли возмущаться?.. Мы всего лишь скептики от науки. На самом деле земляне нам очень симпатичны. Страсти на вашей планете так и кипят… Это так притягательно! Но вечное кипение чревато испарением сильных эмоций, и тогда остаётся лишь «пшик». А надо чтобы жизнь продолжалась, планета цвела, рождались дети…

— Выходит, волшебники — это всего лишь эволюционирующий тип людей? — Гермиона пытливо взглянула в глаза Даккару.

Он будто невзначай отвернулся и нехотя проговорил:

— Ты чем-то недовольна?.. Впрочем, я вижу Микаэла и Сильфиду. Нам пора.

Взмахом руки Дакар убрал со стола остатки их обеда.


Полёт оставлял желать лучшего, мягко говоря…

На взлёте Гарри так вдавило в спинку кресла, что он подумал: его вот-вот сплющит. Корабль был похож на сигару, поставленную вертикально. Когда он переворачивался, чтобы принять горизонтальное положение, Гарри услышал сдавленное кряхтение — это Рон пытался удержать в желудке свой недавний обед. Судя по поплывшему аромату, его попытки не увенчались успехом…

Что там пару минут неприятных ощущений во время трансгрессии в сравнении с мучительными двадцатью тремя минутами лёта в космическом корабле!

Гермиона так вцепилась в ручки кресла, что костяшки её пальцев стали белыми, а лицо по цвету напоминало простыни тёти Петуньи после кипячения… «ОТЦЫ» же в это самое время попивали кофеёк из наперсточных чашечек, непринуждённо переговариваясь меж собой, словно сам чёрт им не брат! У Гарри к исходу полёта так заложило уши, что, казалось, голова сейчас взорвётся! У Гермионы пошла носом кровь.

Но и это, как оказалось, «всё ещё цветочки».

Корабль вновь перевернуло носом вверх. С кресла Рона послышалось хлюпанье. Складывалось такое впечатление, что он втягивал в себя то, что недавно им было исторгнуто.

Кресла вдруг начали менять своё положение.

— Это невыносимо! — простонала Гермиона.

Ракету сильно тряхнуло. Похоже, она ударилась о поверхность шестого континента.

— Включить сопла двигателей на полную мощность! — отдал команду механический голос внутри салона.

— Всем оставаться на местах! — распорядился Дакар, видя, что Рон начинает отстёгивать страховочные ремни. — Идёт погружение в толщу антарктического льда.

Гарри наблюдал через стекло иллюминатора (кстати, за весь полёт он не удосужился взглянуть туда ни разу!), как пейзаж зимней пустыни постепенно становится морским.

— По-моему, стало теплее, — слабо проговорила Гермиона, когда мутная вода уже плескалась на уровне окон.

— Это нормально. Наружные стенки корабля разогреты, так как огонь сопел распространяется лилейно.

— ЛиНейно, Вы хотели сказать, — внесла поправку Гермиона.

— Я сказал то, что хотел сказать. Лилейно — значит, в форме лилии. Представили?.. Отсюда и жар, — пояснил Дакар. — Однако повода для волнения нет. Когда лёд сокроет ракету полностью, мы сможем выйти.

Гарри недоумённо смотрел на ОТЦОВ: «Они что, смеются? ″Лёд сомкнётся…″ — а мы выйдем. Куда это, спрашивается?!»

— Полно, Гарри. Всё-таки чему-то вас должны были научить в Хогвартсе, — вступил с ним в невербальное общение Даккар.

— Мы преодолеем ледяной покров Антарктиды НА корабле. Далее можно будет двигаться СВОИМ ходом, — подал голос Будогорский.

Судя по тому, что Барин не зубоскалил во время их воздушного путешествия, ему тоже недужилось, как и всем прочим землянам (Гермионе, самому Гарри, Рону). «Выходит, профессор, и Вы бываете слабым», — отчего-то с удовлетворением отметил Гарри.

— Рон! Ты приберёшь за собой наконец?! — раздражённо буркнула Гермиона. — Можно повеситься от этой вони!

— Девушка права, — сдержанно поддержала её Сильфида, напарница Дакара.

— И как, по-вашему, я займусь сейчас уборкой? — прокаркал Рон. — Вы же сами запретили трогать эти ремни!

Гермиона закатила глаза и махнула палочкой. Тут же из бокового кармана на кресле выпрыгнул мешочек, предназначенный для такого рода казусов, и ловко собрал растёкшуюся по салону рвоту. Гермиона вздохнула и поймала взгляд Будогорского.

— Я не поняла Вас, профессор, что значит «покинем корабль и отправимся пешим ходом»? КАК мы это сделаем? — спросила она.

— Мы пройдём через стенки корабля, после чего превратимся… м-мм, скажем в соль, чтобы раствориться в воде. Сделать это надо быстро. Ракета должна покинуть Антарктиду и вернуться в Атлантиду до темноты. Мы же с помощью трансфигурации вновь станем теми, кто мы есть. Вода к тому времени застынет, и мы войдём в лёд так же, как мы это делали на занятиях по защите. Дверь в Плутонию, которая является коридором времени, будет открыта.

— Ну, хорошо. Допустим, мы смогли бы войти в ледяную стену, — Гермиона тщательно подбирала слова — и по этому было видно, как она волнуется, — Но ДО этого мы будем погибнуть уже ДВАЖДЫ! Даже трижды! Сначала, когда попытаемся пройти сквозь раскалённые стенки корабля. Затем, когда растворимся в воде. Ну, и наконец, когда решим опять (из растворённой в воде соли!!!) стать людьми.

Она обвела негодующим взглядом присутствующих.

— Чтобы не случилось того, что ты так красочно живописала, у меня есть вот это, — Будогорский щёлкнул пальцами.

Перед каждым из хогвартцев возник пузырёк с бесцветной жидкостью.

— Это на первый случай (покидая корабль иными словами), — сказал Барин. — Такой же пузырёк, но с другим снадобьем вы получите при выходе наружу… Что ещё? Ещё, Гермиона, тебе следует повторить законы трансфигурации. Ну-ка…

— После трансфигурации, если выбранный тобою облик принят тобой по собственному желанию, обратное превращение необратимо и наступает через две-три минуты… если, конечно, ты не анимаг, — кисло пробубнила Гермиона, отводя глаза. — Но мы превратимся в… хм… соль с помощью той жидкости, которую Вы нам дали, так получается, не по своему желанию, а по ВАШЕМУ.

— Во-первых, зелье, которое Гермиона назвала жидкостью, предназначено для другого. А во-вторых, даже если каждый из вас — анимаг, вряд ли ваше второе Я — соль, — улыбнулся Будогорский.

— Странно, что Вы решили ознакомить нас с этими чудесными превращениями НАКАНУНЕ, а не прямо по ходу действия, — ухмыльнулся Гарри. — Большое Вам за это — Вашими же словами — человеческое СПАСИБО.

— Пожалуйста, — чинно ответил Будогорский. — А теперь пьём… не чокаясь.

Он первым опрокинул пузырёк. Ребята последовали его примеру.

— «Вектор Сэв»! — Ростислав Апполинарьевич вслух произнёс заклинание, делая крест на стенке корабля, одновременно дотрагиваясь до неё палочкой.

Значило это только одно: заклятие — новодел. И не он его изобрел. Что Гарри понял, как только Барин вербализировал слова заклинания. Профессор Будогорский никогда не произносил заклинания вслух — разве что в обучающих целях. Да и в сочинениях зелий Ростислав Апполинарьевич не силён (сам признавался)… Снова таинственные ДРУЗЬЯ?.. Просто детский сад, честное слово! Это там любят игры в «секретики». Однако хорошенько поразмышлять по этому поводу ему не дали.

— Встаньте за мной! Пошли! — Будогорский сделал шаг в стену первым.

Когда Гарри шагнул за ним, возникло ощущение, будто он увяз в жидком цементе.

— Не задерживайтесь! — прокричал Барин. — Засосёт!

Голос их учителя звучал как из-под воды. Шаг наружу дался нелегко. Гарри действительно чувствовал, как его засасывает. Если бы не Будогорский, который вытолкнул Рона, схватив за шкирку, а Гарри с Гермионой — за руки, приятели могли бы стать частью корабельной стены. Хорошо, что криминальные авторитеты не знают этого заклинания, а то бы их грабительская деятельность значительно упростилась.

— Быстрей, быстрей! — Барин уже совал им пузырьки с желтоватой субстанцией.

— Надеюсь, это не моча? — Рон опасливо нюхнул содержимое.

— Не болтать! Пить! — Будогорский сердился.

— По вкусу похож на аспирин УПСА… немного солоноватый, — успела сказать Гермиона.

Впрочем, последние её слова отозвались лёгкой рябью по воде, в которой они бултыхались. «Значит, я — соль. Ха-ха! Очень смешно. Как там учила мадмуазель Стебль? — Царство — животные, тип — хордовые, класс — млекопитающие, отряд — приматы, вид — человек-соль… И всё же я мыслю, стало быть, существую!» — заключил Гарри. Мало-помалу к нему (наверно, и к остальным тоже) возвращалась чувствительность. Руки занемели, ноги сводило судорогой. Рот, нос, уши заливала ледяная вода, которая почему-то казалась кипятком (?). Ещё немного, и он пойдёт на дно… если оно тут есть.

— Гарри, не спи — замёрзнешь! — расхожая фраза в устах Будогорского в данном случае имела прямой смысл.

— Мобилизуй свои силы, Гарри! — кричал профессор. — Рон! Гермиона! Это и вас касается!

Сделав глубокий вдох, Гарри чудовищным усилием воли заставил себя вынырнуть на поверхность, которая уже начала покрываться тонким ледком. Он нащупал у себя в кармане палочку и поднял её высоко над головой. «Ястилс!» — срывающимся голосом прохрипел Гарри. «Ястилс! Ястилс! Ястилс!» — услышал он трижды. За пять минут Гарри побывал во всех стихиях: расплавленный металл, вода и грунт ледяного материка. Почти бездыханный он лежал на снегу и силился собраться с мыслями. «Почему это должно быть так болезненно?! Вот бы нашим гениальным изобретателям ещё чуть-чуть поднапрячься и адаптировать свои заклятия применительно к живым организмам, а не к биороботам».

— Спускайтесь сюда! — раздался голос Дакара откуда-то снизу.

— Он в аду? — ужаснулся Рон (сам он был сине-зелёного цвета и трясся в ознобе).

— С каких это пор, мистер Уизли, вы стали ортодоксом? — спросил Будогорский, оглядывая своих воспитанников. — Я вижу, все живы-здоровы?

— Более-менее, — буркнул Гарри.

— Поздравляю вас. Только что вы благополучно преодолели тяжелейшую полосу препятствий на пути в Плутонию, — говорил появившийся вдруг Дакар. — Итак, мы в начале коридора времени. В конце него нас встретит Проводник.

Дакар опустился на одно колено и стал расшнуровывать рюкзак.

— Вам понадобится вот это, — он раздал хогватцам альпинистское снаряжение, включая каски со встроенными фонариками. — Мы пойдём в одной связке. Если сорвётся один, он может потянуть за собой всех остальных.

— Прогулка обещает быть приятной, — хмыкнул Рон, поглядывая на Гермиону.

Та после череды «чудесных превращений» не проронила ни слова. На неё это было не похоже.

— Эй, — позвал он подружку, — ты в порядке?

— Тебя это, правда, интересует? — Гермиона постаралась вложить в ответ весь сарказм, на который была способна.

— Значит, нормально, — успокоился Рон.

— Говорят, что дружбы существует только между разными по характеру людьми. Согласно законам физики «разноименные заряды притягиваются». Но «волна и камень, //лёд и пламень// не столь различны меж собой…» — так полагал Александр Сергеевич. Я же считаю, что только общность взглядов является гарантом близких отношений — дружбы, любви… Каково Ваше мнение, мой друг? — обратился Будогорский к Дакару.

Дакар шёл первым. Спуск был пологим. Тем не менее он счёл нужным остановиться, чтобы дать исчерпывающий ответ. Облокотясь о заступ, он охотно поддержал мудрствования Барина.

— Давайте посмотрим на это с другой стороны. Предположим, один и тот же человек в ситуации опасности ведёт себя агрессивно, в домашней обстановке — пассивно. Спрашивается, кто он: холерик или флегматик?.. Почему бы не принять обе точки зрения?

Рон, который шёл за Дакаром, обернулся к Гарри и не без издёвки процитировал:

Два мудреца в одном тазу

Пустились по морю в грозу…

— Рональд Уизли, Вы могли бы и поделикатнее намекнуть, что эта тема Вам неинтересна, — заметил Дакар.

— Ага! Это Я, оказывается, должен быть «поделикатнее»… Рассуждая о совместимости, не меня ли вы имели в виду?

— Поговорим о чём-нибудь более животрепещущем, — сменил тему Будогорский. — Например, как Вы, Дакар, перенесли препятствия, которые изрядно потрепали нас, землян?

— Лично я их НЕ проходил, — коротко ответил Дакар. — Наше тело более совершенно, чем ваше. Этим объясняется то, что я уже поджидал вас во временном коридоре, пока вы боролись с физическими перегрузками. Я не получил никакого ущерба для своего здоровья… А пропустив ваши эмоции через себя, даже получил удовольствие.

— Получили удовольствие от нашей боли? — поразилась Гермиона.

— Господи! Конечно, нет! Просто мы не умеем чувствовать столь глубоко и сильно, как вы. А это необходимо, чтобы вырабатывался адреналин. Для чего нужен адреналин, нужно объяснять?.. думаю, нет.

«Думаю, ″да″», — мысленно внёс поправку Гарри. Но не стал демонстрировать своё невежество.

— Вот и славно. Спуск начнётся скоро. Мужайтесь, — предупредил их Дакар.

Путник появился внезапно. Словно вырос из-под земли. Он кратко поприветствовал Дакара, не сочтя при этом нужным поздороваться с остальными.

Дакар повернулся к землянам.

— Не обижайтесь. Путник живёт по-отшельнически. Каждое новое лицо для него — потрясение, — проговорил Дакар одними губами.

— Если появился этот Путник, — значит, мы прошли Коридор времени? — задал вопрос Дакару Рон.

— Обернитесь, — попросил тот.

Все как один посмотрели назад. Там, где они только что прошли, красовалась вековая скала. Коридор времени закрылся. Пути назад не было. Вздохнув, ребята поплелись за Дакаром (вернее, теперь уже за Проводником). Начался спуск. С каждым шагом становилось идти труднее. Безымянный проводник вывел их из тоннеля на узкую тропку, идущую вдоль каменной стены. Именно СТЕНЫ, воздвигнутой не природой, а homo sapiens. Так вот: по одну сторону от тропинки — эта самая стена, по другую — обрыв над пропастью. Гарри осторожно подошёл к самому краю. Над пропастью плавали обрывки рваного тумана.

— Мы уже в Плутонии? — спросила Гермиона.

— В её надземной части, — был ответ Дакара.

Их группа продвигалась в постепенно сгущающихся сумерках. И это путешествие запомнилось Гарри как кошмарный сон — вязкий и липкий. Тропа пошла резко вниз. Камни поминутно срывались из-под ног и улетали в пропасть. Зацепиться не за что. Верёвка, которой они были связаны, натянулась до предела. У Гарри от напряжения взмокла спина. «Бедная Гермиона. Ей труднее всех. Хорошо, что она идёт рядом с Будогорским», — подумалось ему.

— Легли все! Быстро! — закричал вдруг Проводник.

Гарри не внял предупреждению сразу. Сперва он услыхал как будто хлопанье крыльев, потом визг, подобный тому, с которым открывалось магическое яйцо на турнире трёх волшебников… И только потом увидел летящего на него ящера. Дакар потянул страховочный трос, Гарри непроизвольно упал на колени и накрыл голову руками.

— Этим ты вряд ли себе поможешь, — иронично заметил Дакар. — Птеродактиль — тварь чрезвычайно злобная… но и чрезвычайно глупая. Совершенно не учится на собственных ошибках.

С этими словами он выбросил вперёд руку и стал медленно сжимать её в кулак, вращая кистью. Голова динозавра (если Гарри правильно понял альтаирца) в точности повторяла пассы, которые вытворял Дакар со своей рукой. Но выглядело это намного страшнее: звук ломающихся позвонков чудовища походил на рубку леса. Изрыгая предсмертные хрипы, птеродактиль рухнул вниз.

— Там что, кладбище диких животных? — Гермиона кивнула вниз, в пропасть.

— Там есть и другие. Те, кто пожирают падаль, — равнодушно произнёс Дакар.

Будогорский подошёл к краю обрыва.

— Не слышно звука падения, — заметил он. — На какой, примерно, мы высоте?

— Назад! — захрипел Проводник

Предупреждение прозвучало с опозданием. Внезапно появившийся ещё один летающий ящер клацнул зубами буквально у ног профессора. Барин неминуемо бы разбился, если б не связка… Короче, все они оказались на краю пропасти.

— Цепляйтесь заступом за камни! — Проводник был единственным, кого не связывала верёвка.

Легко сказать «цепляйтесь»! А если отвес гладкий, будто отшлифованный?!. Но топорик альпиниста, как ни странно, легко входил в камень. Тем не менее, опасность не миновала. Птеродактиль кружил над ними с жуткими воплями, выбирая себе жертву. Проводник, не теряя времени даром, вытащил из колчана стрелу и натянул тетиву лука. «Где он отрыл этот раритет?! — удивился Гарри. — В данной ситуации, боюсь, это мало эффективно». Когда же стрела вошла динозавру прямиком меж глаз, Гарри вынужден был признать, что ошибался насчёт возможностей такого оружия… или насчёт возможностей хозяина оружия. Древняя птица отправилась за предыдущей. Мало-помалу все участники экспедиции выкарабкались. Рон дул на пальцы Гермионы, которые были содраны до крови. В её глазах стояли слёзы, которые Гермиона с трудом сдерживала.

— А Вы как думали, мисс? — сказал Проводник, презрительно посмотрев на обломанные ногти Гермионы. — Это Вам не прогулка по загородному парку… как Вы, наверно, воображали.

— Ничего такого я себе не воображала! — возразила Гермиона.

— Тихо, тихо! — Будогорский положил колючую после тибетской причёски под ноль голову Гермионы себе на плечо. — Каюсь, я виноват. Во-первых, в том, что оступился. А во-вторых, что вовлёк вас в это предприятие.

— Хватит болтать! — рявкнул Проводник. — Так мы никогда не доберёмся!

Какое-то время шли молча. До тех пор, пока не дошли до расщелины, которая будто бы разломила надвое и без того узкую тропу. Верёвка, связующая их, могла стать серьёзной помехой для её преодоления. Дакар предложил перевязаться.

— Освободитесь от неё на время, — посоветовал Проводник. — Или даже насовсем. Тут каждый сам за себя.

— Похоже, время тебя не лечит, Динго, — строго посмотрел на него Дакар. — хочешь ещё послужить проводником?

— Мне всё равно, — процедил тот, отворачиваясь. Глаза его метали молнии.

От страховки всё же освободились и начали прыгать через разлом в той последовательности, в которой шли: Проводник, Дакар, Гарри… Когда очередь дошла до Рона, земля под ними задрожала. Из расщелины стали вырываться клубы пара.

— Поторопитесь! — нетерпеливо крикнул Проводник. — сейчас будет толчок!

Рон подхватил на руки Гермиону и прыгнул. Одновременно с его приземлением расщелина разошлась ровно вдвое. На той стороне оставался Барин. Он разогнался и благополучно пересёк разлом.

— А теперь бежим! — скомандовал Дакар.

Гарри обернулся: воздух позади них воспламенился. Гигантский огненный шар преследовал их по пятам. Они неслись по тропинке, по которой шли вначале буквально на ощупь, со скоростью лани.

— Сюда! — задыхаясь, прокричал Проводник.

Он присел за большущим валуном, выступающим как будто нарочно из полированной стены. Шар докатился до огромного камня и разбился о него. Лопнул, как мыльный пузырь. Только тысяча язычков пламени, кружащихся в воздухе, свидетельствовали о том, что он не пригрезился им.

— Фу! — выдохнул Рон.

Горе-путешественники повалилсь на бок, давая роздых натруженным за день ногам.

— Можно отдохнуть и перекусить, — разрешил Проводник.

Будогорский достал из рюкзака скатерть-самобранку (сейчас, правда, размерами она больше напоминала рушник). На сей раз чудо — скатерть выдала им хлеб с ветчиной, яйца, сваренные вкрутую, свежие огурцы и помидоры, квас. Кушанье нехитрое, но обильное. После того, как поели, Проводник хотел вытереть скатёркой руки, да только та таких вольностей не дозволяла. Хлестнула Динго своими накрахмаленными кистями так, что на его лице осталась красная отметина.

— А, чёрт! — схватился он за щеку.

— Гляди-ка: все против тебя, Динго, — усмехнулся Даккар.

— Пора выдвигаться, — хмуро сказал тот, поправляя ремень на брюках.

Подкрепившись, спуск не казался Гарри уже таким крутым. Да и на горизонте просветлело.

— А теперь проверьте свои бутсы и накиньте капюшоны штормовок, — распорядился Проводник.

— Что ещё?! — проворчал Рон, опускаясь на корточки. — Э-эй!

Он вдруг упал на спину и захрипел.

В мгновение ока Проводник оказался верхом на Роне и сорвал с него капюшон. Таким образом выявилась причина внезапного удушения Рона — змея, обвившая тугим кольцом шею друга. Нельзя было ничего сделать, не подвергнув опасности жизнь самого Рона. А змея уже подобралась к самому его лицу и смотрела на Уизли-младшего гипнотическим взглядом. Рукой в кожаной перчатке Динго сжал намертво змеиную морду (или что там у неё?) и раздавил гадину.

Пресмыкающееся полетело вслед за своими собратьями — ящерами. В пропасть.

— Если увидите змею, сразу бейте по ней заступом. Вот так! — показал он (под его топориком погибла ещё одна тварь ползучая).

Дальше их торный путь состоял из убиенных ими же змей. Расшвыривая их длинные, ещё извивающиеся тушки, группа продвигалась медленно. Но всему есть предел. Вот пришёл конец и их ужасам… так они думали, пока земля не стала буквально разверзаться у них под ногами, выплёвывая расплавленную магму.

— Земля ещё молодая — вот и шалит, — с нежностью сказал Дакар. — Однако нам нельзя потакать её капризам. Слушайте внимательно: через пару километров будет заслон от тех неприятностей, которые нам сулят эти крохотные пока плевочки лавы.

— Господи! — взвыл Рон. — Что ж ещё может произойти за эти два километра?! Просто не представляю: землетрясение, тайфун или, может, цунами?

— Лучше думать о том, что БУДЕТ, вместо того, что МОГЛО БЫ БЫТЬ, — подбодрил Рона Будогорский.

— На мудрствования времени нет, — пресёк философствующего Барина Проводник. — Вдохните глубже. Впереди у нас бег с препятствиями.

Скачками они неслись по пересечённой местности. Тропинки, как таковой, не существовало. Только скальные обломки да кипящая лава меж ними. Оказывается, наша планета на глубине всё ещё шипит и пузырится… Или это в прошлом? Время-то здесь другое. Они бежали минут двадцать пять без передышки — пока не упёрлись в чёрные ворота высотой… до неба. Дакар начертал на створках ворот неведомую хогвартцам каббалистическую формулу. Странные символы загорелись пронзительно-голубым, будто неоновым, светом. Буквы разъедали броню ворот с той же лёгкостью, что и гиперболоид инженера Гарина. Клокочущая лава подбиралась к ним всё ближе. На уровне инстинкта самосохранения Гарри сделал шаг вперёд (а за ним и остальные) — и тотчас же все оказался вне досягаемости перипетий строительства новой жизни. Ворота — подобно мощному шлюзу — сомкнули свои створы и можно было наконец перевести дыхание. Гарри посмотрел на безоблачное, акварельно-голубое небо. С краю, как на детских рисунках, смеялось лучистое солнышко.

— Откуда здесь солнце? — беззвучно прошелестел он.

Но Дакар его услышал.

— Мы создали тут источник света, чтобы поддерживать круглосуточно постоянную температуру: + 22 — + 25°С. Мы постарались сделать условия для проживания оптимальными, — дал исчерпывающий ответ Дакар.

— ТЕПЛИЧНЫЕ условия, — улыбнулся Будогорский. — Вы не находите?

— Э, нет. Позвольте с Вами не согласиться…

Двое «мудрецов» отделились от них, дабы прийти к консенсусу.

— Ну, всё. Пришли, значит. Располагайтесь, — буркнул Динго, стаскивая с себя штормовку.

Оставшись одни, друзья оглядели друг друга и расхохотались.

— Гарри, посмотри на Гермиону! — тыча пальцем в подругу, икал от смеха Рон.

Сам он выглядел не лучше: его круглые голубые глаза на сером от сажи лице выглядели диковато. Волосы посерели от пепла (выхлопов действующих на Плутонии вулканов). Гарри (который раз?!) разбил очки и подслеповато щурился на солнце. Он был не более лохмат, чем всегда. И не более грязен, чем в годы, когда работал в саду Дурслей. Рон упал на изумрудную траву и стонал от хохота.

— Ни-ког-да! Никогда я больше не подряжусь ни в какие экспедиции, которые снаряжает Будогорский! — похоже, у него началась истерика.

Гермиона с грустью посмотрела на товарища и очень серьёзно сказала:

— Знаешь, Гарри, оказывается, я ненавижу путешествовать. Я совершенно солидарна в этом вопросе с Роном.

К ним начали подходить местные жители. Видимо, альтаирцы питали слабость к некой театральности. Если атланты были одеты в полупрозрачные туники, то ЭТИ нарядились в шкуры животных. Правда, из одежды на них присутствовали только набедренные повязки да «топик» у женщин. Большинство «плутониек» держали на руках прелестных малышей. Одна девочка лет восьми подошла к Гермионе и взяла её за руку.

— Нам поручили провести вас к нашим жилищам, — проговорила девчушка на певучем языке туземцев.

Благодарение Богу, теперь для хогватцев не существовало языкового барьера. В окружении туземцев друзья побрели в деревню. Домả детей Плутонии были лишены прелестей комфорта и представляли собой что-то вроде хижин африканских аборигенов. Пищу принимали, сидя на циновках. Еда — совсем простая: свежие фрукты и овощи (которые выращивались на своих огородах и собирались в лесах), мясо, изжаренное на кострах прямо во дворе. Спали на полу на шкурах убитых животных. На вопрос «какие здесь водятся звери?», лаконично ответили «разные». «Водится ли у них рыба?» — «Да, много». «Где?» — «В озёрах»… И всё в таком духе. Поистине английская сдержанность. Вот только вопрос «куда можно пойти, чтобы принять ванну или душ» поставил их в тупик. Потом одна сообразительная селянка предложила сходить на озеро, другая — помыться на заднем дворе. Последнее показалось более разумным (шастать по территории Плутонии, пока они не изучили обстановку, было рискованно)… Эх, жаль, нет чистого — во что можно переодеться. Пришёл Будогорский. Он предложил ребятам (наверно, для смеху) примерить одежду туземцев.

— Вы волшебники или нет? Я всё больше начинаю в этом сомневаться, — посмеялся он, напоминая, как выстирать и высушить платье в мгновение ока.

— Тут все заклинания из головы вылетят, — жаловался Рон, выливая на себя воду, которую грели на солнце специально для таких нужд (помыться, постирать).

— Как сказала бы Гермиона, они у тебя никогда особо не задерживались, — поёживаясь от прохладной воды, подколол друга Гарри.

Гермиона предпочла отложить водные процедуры до похода на озеро. Пока же ограничилась чисткой платья. Когда Рон и Гарри вернулись, она под руководством хозяйки уже плела какие-то немыслимые бусы.

— Представляете, это когти саблезубых тигров, — потрясла она ожерельем перед носом парней. — Говорят, они добавляют хитрости и отваги.

— Зачем это тебе? — спросил Рон, пропуская нить бус сквозь пальцы.

— Надо, — кокетливо ответила Гермиона, отбирая от него поделку.

Когда Дакар с Будогорским разобрали свои рюкзаки и раздали их содержимое жителям деревни, было решено снарядить мини-экспедицию по окрестностям Плутонии. Гермиона смотрела во все глаза, как Дакар обучает женщин деревни прясть пряжу и ткать холсты.

— Почему бы им не дать современные, автоматизированные станки? — спросила она.

— Потому что всё должно идти своим чередом. Сейчас в Плутонии начало железного века. Мужчины селения только-только научились выплавлять металл… и то с нашей помощью. Их орудия труда несовершенны, поэтому мы и доставляем им ножи и ножницы, пилы и топоры. Если мы обеспечим их современной техникой, а люди не будут знать, как она устроена, толка не будет.

— Но почему они так отстали? — спросил теперь Рон.

Дакар посмотрел на часы.

— Вы помните, какой сегодня день? — спросил он в свою очередь.

— Первое мая… По-крайней мере, было с утра, — ответил Гарри.

— Это хорошо, что ты сделал оговорку: было с утра. Так вот: сейчас уже первое июня. Мы добирались сюда месяц по земным часам. На обратный путь уйдёт правда, меньше времени. Но надо торопиться… Тем не менее, оказавшись на этой девственной земле, было грех не осмотреть её. Хотя бы поверхностно. Поэтому времени на отдых не остаётся. Вы ещё не забыли, зачем мы здесь?

— Чтобы добыть крестраж, — припомнил Гарри (действительно, он почти и забыл о цели поездки).

— Да. И мы совместим приятное с полезным. Наш путь лежит через вечно-зелёный лес Плутонии к озёрам. Женщины — плутонийки готовят для вас освежающий напиток. Он поможет вернуть бодрость духа и тела.

Точно услышав, что он говорит, девушка из хижины, где они гостили около часа, вынесла на подносе четыре чаши: Будогорскому, Рону, Гермионе и Гарри. Выпив залпом напиток, они готовы были выступить в поход. От усталости, вот-вот грозящей перерасти в здоровый сон, не осталось и следа.

— Значит, мы на ногах уже целый месяц? — восхитился Рон.

Ребята бодро шагали вглубь леса, рассекая волшебной палочкой нахальные лианы, закрывающие едва заметную тропинку. Гермиона что-то напевала, теребя недавно обретённое ожерелье.

— Вы ничего не слышите? — навострила она уши.

— Не бойтесь. Впереди идёт Проводник. Он устранит все неприятности, — сказал Дакар.

— С удачной охотой! — Барин указал на мёртвую пантеру, покоившуюся на плечах Динго наподобие меховой горжетки.

— Что мне с ней делать? — осведомился он, сваливая мёртвое животное к изножию дерев.

— Отнесёшь потом в деревню, — посоветовал ему Дакар. — Пройди-ка вперёд. Может, ещё чего…

Как только Динго отошёл, Гермиона повернулась к Дакару.

— Вы можете сказать, на каком основании Вы его эксплуатируете? Ясно, как божий день, что ему это не нравится.

— Он совершил страшный проступок: бросил своих товарищей и скрылся. Теперь наказан: Динго будет вечно спасать чужие жизни, работая проводником, — не стал раскрывать подоплёку дела Дакар. И тут же переменил тему: — Смотрите, не правда ли Плутония прекрасна?

В лучах яркого плутонийского светила в раме бескрайних лесов серебрились бесчисленные источники подземного царства. Голубое и зелёное. Свежесть и чистота. Поистине, прекрасное зрелище.

— Наша цель во-от то озеро, — ОТЕЦ указал на ближайшее. — Там нас ожидают две вещи… не будем же заставлять себя ждать.

В этот раз переход не представлял сложности. Шли они по мягкой траве. Гермиона собирала цветы. Гарри с упоением прислушивался к щебечущим птицам и к биению своего сердца.

— Что ни говори, молодость бесподобна… — завёл Будогорский.

Ребята поспешили присоединиться к Проводнику. Его молчаливость им импонировала более умствований пофессора.

Ну, вот и озёро.

— Никто тут нас не ждёт, — огляделся Рон. — Никакие такие «две вещи». Враки это всё.

Но друзья были не правы. Совсем скоро им предстояло в этом убедиться — сразу, как только подошли УЧИТЕЛЬ и ОТЕЦ.

— Недавно наш друг Рональд декламировал известное стихотворение, — заметив снисхотительную улыбку своих воспитанников, обратился к ребятам Будогорский. — Не помните?

— Нет, — холодно отрезала Гермиона.

— Что ж, беру на себя смелость напомнить:

Два мудреца в одном тазу

Пустились по морю в грозу.

Будь попрочнее старый таз,

Длиннее был бы наш рассказ…

— И что? При чём здесь какие-то тазы? — обозлился Гарри.

— Пожалуй, ни при чём… Но поплавать сегодня вам придётся. Вы что-нибудь слышали от профессора заклинаний, что брошь позволит взять себя в руки не всякому. Доплыть до места, где сокрыта брошь, предстоит вам всем, так как у вас на всех три попытки, — инструктировал их Будогорский. — Что дальше, я не знаю.

— Посреди озера вы увидите обломок скалы… — принял эстафету инструктажа Дакар.

— Озеро маленькое, — вмешалась Гермиона. — Если бы из воды торчала скала, мы бы её увидали с берега.

— Нет, — невозмутимо продолжил Дакар. — Она явится вам, когда выбудете на полпути к ней. Вы доберётесь до вершины. Там гнездилище орлов. Тридцать два обычных, а тридцать третий — орёл-брошь. Вам дóлжно отыскать его и доставить сюда. По окончании операции мы незамедлительно отправляемся на большую землю. Вопросы есть?

— Мы даже не поедим, как следует? — обиженно шмыгнул носом Рон.

— Вопрос не по существу. Отклоняется, — безэмоционально ответил Дакар. — Что-нибудь ещё?

— Так сразу не сообразишь, — буркнул Гарри. — Ладно. Разберёмся по ходу действий.

— Удачи, — напутствовал их Проводник.

— Ни пуха, ни пера! — пожелал Барин.

— И возвращайтесь «на коне»! — добавил Дакар.

— Откуда мы его возьмём? — удивился Рон. — Или Вы имели в виду морского конька?

— Я хотел сказать «с богом», — поправился Дакар (а в глазах его заплясали смешинки).

— У меня есть вопрос! — ожила Гермиона. — Можно нам пользоваться магией?

— Попробуйте, — не стал прекословить ОТЕЦ.

Ребята тут же попробовали трансгрессировать и потерепели сокрушительную неудачу.

— Понятно. Придётся плыть вручную, — бросив очередной перл, Рон полез в воду.

— Воообще-то я плохо плаваю, — признался он.

— Что ты делаешь хорошо? — поддела его Гермиона.

Но держаться на плаву было совсем нетрудно — казалось, вода сама их держит. Где-то минут через десять из туманного марева озера выплыла чёрная скала. «Это ʺобломокʺ?! — поразился Гарри. — Да из-за него противоположного берега не видать!» Скала стремительно приближалась: будто не они плыли к ней, а она двигалась на них. Путь на вершину не представлял бы сложности, если б ребята не разулись на берегу скалистого островка. Вода, конечно, тут же унесла их обувку. Теперь приходилось шлёпать босиком, морщась от боли. Тем не менее, подъём не был крут, и горе-путешественники потихоньку лезли всё выше и выше… пока не очутились на самом верху горной кручи. Клёкот орлов (который они поначалу приняли за рокот бьющихся о берег волн) слышался отовсюду.

— Они нагадили мне на голову! — возмутился Рон.

— Что ты хочешь, тридцать два из них — живые, — пожала плечами Гермиона.

— Кажется, я вижу НАШЕГО! — крикнул Рон. — Когтевранского!

Не долго думая, он протянул руку к орлу, который выглядел компьютерным на фоне остальных. Но безуспешно. Когтевранский орёл растаял, как в видеоигре.

— Сейчас, сейчас! — Гарри подкрался к гигантской броши, которую теперь и сам увидел.

— Цып, цып, цып, — окликнул он гордую птицу.

Хлоп! — видение исчезло. Гарри понял — он совершил непростительную ошибку. Разве может орёл Кандиды откликаться на куриную манилку? И у них осталась всего одна попытка.

— Ко мне! — почти в ту же минуту властно сказала Гермиона, выставляя руку так, как это делают охотники на соколиной охоте.

— Ты думаешь, здесь сработает колдовство? — скептически начал Рон, но осёкся… — орёл послушно опустился ей на плечо.

— Распределяющая шляпа говорила мне, что я могла бы учиться на факультете Флитвика, — похвасталась Гермиона.

Она плотнее запахнула ворот кофты, к которой прикрепила когтевранского орла. Орлы-«обманки» тем временем поднялись в воздух. Провожая их взглядом, ребята обратили внимание на неуклонно приближающийся к Орлиному острову предмет, отдалённо напоминащий самокат.

Рон затрясся в беззвучном смехе.

— Это… ха-ха… и есть ʺмашина времениʺ?

— Похоже на то, — протянул Гарри.

У руля «самоката» стоял Дакар. Позади пристроился Будогорский.

— Прыгайте сюда! — позвал их ОТЕЦ.

— Куда? Тут и места-то нет! — растерялся Гарри.

— Прыгай! — настаивал Дакар.

Один за другим ребята встали на панель самоката по принципу «паровозика». Платформа тут же раздвинулась по количеству ездоков. Альтаирец покрутил колесо-регулятор на ручке своей машины, после чего их будто засосал спиралеобразный вихрь.

— А-а-а! — дружным трио отозвалось эхо хогватцев над прекрасной страной Плутонией.

(И Гарри показалось, что к их нестройному хору присоединились голоса УЧИТЕЛЯ и ОТЦА).

Глава 22. Развязка.

Юлия водила пальцем по стеклянной поверхности журнального столика, выводя замысловатый рисунок. Получившиеся узоры превращались в кружева, которые повисали в воздухе. Пространство комнаты уже заполнилось до отказа её «рукоделием», а она всё плела и плела…

— Не понимаю, зачем так распаляться? — пожала Юлька плечами, избегая смотреть мужу в глаза. — Нет — так нет. Я же понимаю…

— Нет, ты не понимаешь! — Северус гневно потрясал указательным пальцем прямо перед её носом. — Ты думаешь, это так, шуточки!

Юля отклонила его палец и, чмокнув в щёку, прошла в спальню. Катерина едва успела отскочить от двери.

— Что, ругался? — понизив голос, спросила Катя.

— Ну-у, так…

Юлька плюхнулась на диван, подбирая под себя ноги. Она заправила выбившийся локон в причёску и, покусывая губы, вдруг расхохоталась. Катерина, глядя на неё, стала тоже неуверенно улыбаться. Дело происходило в гостиничном номере лондонской гостиницы «Биг Бэн», в котором они остановились по прибытии в Британию. Номер для них заблаговременно забронировал Будогорский на своё имя. В Атлантиде семья скитальцев-Снеггов была заперта на замок (фигурально). Юлия справедливо полагала, что здесь им будет дарована свобода перемещений. Но нет! Северус не разрешал даже носа казать из «Большого Бэна».

— Каков сатрап, а?! — Юля хлопнула себя по коленям и порывисто встала. — Мои бедные малютки! Они скоро забудут, что такое свежий воздух.

Юлия наклонилась над кроваткой малышей. Они бодрствовали. Ася тянула ручки к погремушкам, которые Катя натянула вдоль ребристой спинки кровати. Гоша наблюдал за сестрицей. Черты лица близнецов отличались так же, как и характер. Если девочка унаследовала внешность отца, Гоша был копией матери. Юлька протянула Аське палец — та схватила его и стала жадно сосать.

— Она не голодная? — спросила Юля, высвобождая палец.

— Аська-то? Да она всегда голодная, — усмехнулась Катя и взяла малышку на руки.

Та немедленно схватила нянюшку за волосы. Катерина, ворча, попыталась вытащить липкие пальчики младенца из своих поредевших за последнее время кудрей. Но не так-то просто избавиться от цепких Аськиных объятий. За этим милым занятием их и застал Северус.

— Было совсем необязательно так долго топтаться под дверью, — невинно заметила Юлия. — Мог бы и раньше войти. Я на тебя не сержусь. Возьми-ка Аську у Кати. Да не вздумай сажать ребёнка на свои костлявые коленки — не то девчушка будет горбата впридачу к физиономии, данной ей от природы.

— То есть? — не понял он.

— Видишь ли, дорогой мой супруг, детей не сажают так рано. Скелет в три месяца ещё не сформирован, его легко деформировать при посадке.

Снегг застенчиво улыбался, неуклюже поддерживая ребёнка. Ася потянулась к отцовскому носу.

— Да, дорогая моя девочка, — притворно вздохнула Юлька. — Боюсь, тебе досталось такое же богатство…

Женщины захихикали.

— Ещё непонятно, — парировал Северус. — Слушай, что ты всё время смеёшься над моим носом? Тебе что-то не нравится?

— Ты знаешь, что мне не нравится: я не люблю, когда меня запирают.

Лицо Северуса омрачилось.

— Я думал, этот вопрос снят с повестки дня, — он повернулся к Катерине. — Извините, дамы, мне нужно вас покинуть.

Он передал девочку няне и хотел идти, но Юля поймала его за рукав.

— Погоди, куда ты идёшь? Будогорский говорил, что ты собираешься встретиться с Волан-де-Мортом… Неужели это правда?

Северус поморщился. Он по-прежнему не любил, когда Тёмного Лорда называли полным именем.

— Мог хотя бы попрощаться, — мягко упрекнукла его Юлия.

— Это дурная примета.

Но привлёк к себе жену. Юлька обхватилап его, насколько хватило рук, и уткнулась в плечо.

— Ну, пока, — Северус поцеловал Юлю в маковку.

— Ни пуха, ни пера, — проговорила Юлька, перекрестив троекратно уже пустое место.

Она повернулась к подруге.

— Я сойду с ума, сидя в этой проклятой комнате!.. Или отправлюсь в Лас-Вегас одна!

— Тебе влетит, — предупредила её Катя.

— Я тебя умоляю! Что мне можно сделать? Отшлёпать по попе?!

— Но Ростислав…

— Ах, Ростислав… Конечно, если ОН, тогда да.

— Не ёрничай! — Катерина отвернулась от Юли, демонстрируя крайнюю степень рассерженности.

— Вот и отлично! Если мне объявлен бойкот, отпрашиваться ни у кого не придётся! Сегодня я опробую трансгрессию… — как бы сама с собой продолжала говорить Юлька. — Где там мои украшения, которые мне подарил Северус на день рождения детей?.. Как думаешь, они подойдут к моему золотому платью?

— Тебя интересует моё мнение?.. — хмыкнула Катя. — Да и зачем спрашивать меня, если сама прекрасно знаешь, что где лежит… Тем более, что я не одобряю твоего решения.

Юля примостилась рядом с Катериной и положила ей голову на плечо.

— Катька, ты перестраховщица, — Юля перебирала Катюшины пегие с проседью волосы. — Помнишь, как ты цеплялась за мои юбки, не отпуская меня — подумать только! — на госэкзамен и защиту диплома! Ты трусиха: бросила Консерваторию, родив свою Машку. И что в результате? Развод через два года замужества, карьера воспитателя детсада и одиночество на всю жизнь.

— Это другое, — тихо, но твёрдо сказала Катя.

— Мне трудно объяснить, но так надо… — с трудом подбирая слова, произнесла Юлька. — Я это чувствую. Поэтому не останавливай меня.

Катя упорно смотрела в сторону.

— Ну, и ладно…

Юля подошла к шкафу и, освободившись от домашнего халатика, натянула на голое тело платье цвета золота. Подойдя к зеркалу, она стала красить ресницы.

— О, боги! — всплеснукла руками Катерина. — Ты себя видела в этом платье? Да тебя в нём не изнасилует разве что ленивый!

— А что? — Юлия натянула на бёдрах платье. — По-моему, выглядит неплохо. К тому же: горе тому, кому доведётся меня обидеть!

— Одень хотя бы нижнее бельё! — взмолилась Катерина.

— Смеёшься?! Это же трикотаж! Видна каждая складка! — и она ещё раз придирчиво осмотрела себя в зеркале.

Как спереди, так и сзади платье украшал большой треугольный вырез (если на груди он доходил до пупка, то на спине он заканчивался в области ягодиц) — не понятно, как оно вообще держалось на ней. Юлия открывала один за другим футляры с бриллиантовыми серёжками, ожерельем, кольцами и надевала на себя.

Катя лишь качала головой.

— Ты похожа на новогоднюю ёлку, — сказала она.

— Бриллианты — лучшие друзья девушек, — процитировала Юлька Мэрилин Монро и напялила золотые лодочки на шпильке. Затем подкрасила губы и, подхватив пелерину из белой норки, затянула шнурок на сумочке.

— Я готова, — весьма довольная собой, она подошла прощаться.

— Целуйте мамочку, — она подставила губы по очереди Гоше и Асе (последняя незамедлительно засунула переливающиеся камушки материнского ожерелья в рот).

— Видишь, — посмеялась Юля, вытаскивая колье. — Аська на моей стороне.

— Асе три месяца! — возмутилась Катя

— Ну, и что? Тебе тоже не триста лет!..

— А всего лишь сорок пять лет, — грустно закончила Катерина.

— Не горюй! Сорок пять — баба ягодка опять! — Юлька щёлкнула каблуками, как Элли из «Волшебника Изумруднуго города», и… испарилась.


Снегг стоял на коленях в большом зале замка Слизерин. Он старался не встречаться глазами с Тёмным Лордом. Достаточно было и того, что Северус видел в его чешуйчатых лапах «Ежедневный пророк». Многократно увеличив невербальныфм заклятием текст заметки, которую читал Волан-де-Морт, он смог разобрать следующее: Доподлинно известно, что один из опаснейших пожирателей смерти по имени Фенрир Сивый пропал. И пропал, по-видимому, навсегда. След Сивого теряется в снегах России — именно там его видели в последний раз…

— Стоит ли так напрягать зрение, мой друг? — прошипел Т. Лорд. — Попросите меня, и я охотно прочту Вам то, что силитесь разглядеть.

— Я не хотел расстраивать Вас, — кротко ответствовал Северус.

— Но Вы-то, Вы САМИ, не расстроились? — голос Волан-де-Морта сорвался на визг. — Признавайтесь!

— Как сказать… Мы с Фенриром в последнее время не слишком ладили, — Северус осторожно подбирал слова. — Но это не значит, что я не скорблю…

— Молчать!!! — завизжал Т.Лорд. — Вас противно слушать! Чушь! Ложь! Подите вон! Ещё одно слово и я… и Вы не выйдите отсюда живым! Хвост, выпроводи Снегга! И чтобы я никогда… Вы слышите? — НИКОГДА! — Вас подле себя не видел!

Северус вжал голову и поспешил к выходу. Внутри у него всё пело и ликовало: кто бы мог подумать, что он так легка отделается? Одна беда: он не уяснил толком, знает ли что-нибудь Тёмный Лорд о предстоящей операции. Похоже, сейчас его заботит только исчезновение Сивого. Волан-де-Морт опустил трон и с трудом встал. Ноги в последнее время не слушались: они странно выворачивались в суставах, и он становился похож на осьминога, неумело бредущего по суше. «Проклятый Сивый! Вечно искал себе приключений! И вот результат: придётся действовать в одиночку. Совсем не осталось надёжных людей. Вот и Снегг… Так ли он был верен все эти годы? По подсказке Снегга Беллатриссу Лестрейндж отправили в Америку, дементоров заключили в Азкабан, великаны ведут кровопролитнвые войны между собой после визита к ним всё того же Северуса Снегга. Зелье для вампиров многократно проверялось, но стоило оказаться рядом Снеггу, как всё пошло прахом… И несть числа всем провалам, к которым так или иначе причастен его зам. Взять, хотя бы, знакомство с Будогорским. Снегг объяснил это тем, что русский доверчив и не знает, кем является Снегг, а с его помощью у Северуса всегда свежие новости из Хогвартса… Если Будоорский так наивен, каким образом он вычислил где спрятана часть души САМОГО ЛОРДА ВОЛАН-ДЕ-МОРТА?! И вот пропажа Фенрира: случайно ли его след „теряется в снегах России“? С одной стороны бред: какие могут быть снега в России в это время года?! А с другой стороны дыма без огня не бывает… Может, недаром ошивался Снегг в этой гиблой стране месяцами? Каких он завёл там друзей?.. Кстати, этих приютских ублюдков я так и не увидел. Надо бы дать ход этому делу…» Волан-де-Морт заскрежетал зубами. Если волею судеб он осталася практически без единомышленников — пусть же придут ему на помощь людские пороки: ненависть, злоба, зависть… Он доподлинно знал, что после продолжительных поисков эти чувства были заперты в Ящике Пандоры (не все на Олимпе умеют хранить тайны, особенно под хмельком — как недавно заметила Афродита).

— Хвост! — гаркнул Т.Лорд.

— Я здесь, Хозяин! — подобострастно вытянулся перед ним Петтигрю.

— Ящик Пандоры! — захрипел де Морт. — Неси его сюда!

Он оперся на подлокотники трона и вытер лицо. На платке остался кровавый след пополам с гримом.

— Сию минуту, сэр!

Ящик до сих пор не был открыт, потому что Волан-де-Морт попросту не знал КАК. Из ложной гордости он не обратился к Снеггу и искал подходящее заклинание сам. И вот, кажется, нашёл: Уна, секунда, терция — гибнет цивилизация;

Кварта, квинта, секста — каждому своё место!

Септима и октава — вот она, ОТРАВА!

Замки щёлкнули. Крышка сундучка откинулась. Голубоватой дымкой вытекли оттуда несчастья рода человеческого (во всяком случае, так считал Реддл). Не зная почему — скорее на инстинктивном уровне — Тёмный Лорд ощутил, что тут что-то не так. Чёрти что! И здесь не обошлось без Снегга! Одно остаётся несомненным: Снегг убил Дамблдора. И этот факт перевешивает всё остальное, поскольку есть подлинный, а всё остальное — догадки. Он смял газету, всё ещё лежащую на кресле — та с шуршанием снова разгладилась. В глаза непроизвольно босились строки:

«…падение Того-Кого-Нельзя-Называть не за горами. После того, как будет активизировано секретное оружие, мы наконец вздохнём свободно…»

Как он мог быть так слеп?! Вот же, чёрным по белому написано: СЕКРЕТНОЕ ОРУЖИЕ. То самое, про которое постоянно болтал Дамблдор. Где же оно? Конечно в Отделе Тайн. А где сей Отдел? Конечно, в Министерстве Магии! Значит, каким-то образом Министерство уцелело… Нужно немедленно отправить в город Петтигрю!

— Хвост! — заревел Т.Лорд.

Петтигрю, с самым разнесчастным видом, уже стоял перед ним.

— Немедленно отправляйся к вратам Министерства!!

— К какому ещё Министерству, сэр? — залепетал Хвост. — Вы же сами…

— К ТОМУ САМОМУ, единственному Министерству магии и чародейства в Лондоне, дубина! — захлёбываясь от ярости, просипел Волан-де-Морт. — И избавь меня от твоих дурацких вопросов! Твоя задача: караулить там Поттера. Да смотри: упустишь мальчишку — поплатишься!

— Слушаюсь, сэр!

— Что ж тогда до сих пор тут прохлаждаешься? — Волан-де-Морт направил на Петтигрю для острастки волшебную палочку — тот не медля ретировался.


Гарри всё ещё не мог прийти в себя после потрясений, пережитых во время путешествия в Плутонию и обратно. Машина времени доставила их прямёхонько в дом Гарри на площади Гриммо и, бесцеремонно сбросив путников на пол в коридоре, самокат будущего умчался прочь. Оставалось только сказать «ну и машина» и развести руками (что, кстати, и сделал Рон).

— А ты её, конечно, представлял похожей на межпланетный корабль? — усмехнулся Будогорский, отряхивая колени.

— Ну да, как-то так, — пробурчал Рон, поднимаясь с пола.

Гермиона, Дакар и Гарри — все они, кяхтя и стеная (да-да, и Дакар тоже!), переходили в гостиную.

— Мы исчерпали лимит, который нам отпустила «Служба времени», до следующего года, — сказал Дакар. — Так что ничего, связанного с перемещением во времени даже не просите.

— Да мы и не собирались, — испуганно пробормотал Рон. — Хватит с нас.

Гарри встрепенулся. Нечаянная мысль, как скальпелем, полоснула его. Он обернулся к Дакару.

— Но как Вы смогли нарушить табу на посещение штаб-квартиры Ордена? Вам ведь не выдавалось разрешения?

— Оно мне и не нужно. Я ведь ОТЕЦ…

Что-то неискреннее почудилось в его словах Гарри. Он смотрел на Дакара во все глаза, пытаясь понять ЧТО. Но тот поспешил переменить тему.

— Давайте-ка поедим и устроим послеобеденную сиесту.

— Сеста — это послеобеденный сон, — пояснил Будогорский, заметив недоумение в глазах парней. — Порой вы удручаете меня своим невежеством… Извините, я, наверно, устрою себе сиесту без обеда.

Он тяжело встал и, волоча ноги, прошёл к тахте. Лёг лицом к стене и моментально засопел.

— Ростислав мог хотя бы научить, как пользоваться скатертью-самобранкой, — посетовал Дакар.

— Я всё сделаю, — вызвался Гарри. — «Акцио!»

Скатерть расстелилась на столе.

Гарри произнёс про себя волшебные слова, и самобранка выставила скромную трапезу: жареный картофель с сосисками, салат, соки, булочки. Кусок не лез в горло. Гарри намазал горчицу на сосиску, откусил и выплюнул. То же — с булочками. То ли он что-то напортачил со словами, то ли усталость отравила ему вкус еды. Он ототдвинулся от стола, и, извинившись, покинул товарищей.

Гарри с трудом добрёл до кровати, рухнул на неё, не раздеваясь, и уснул мгновенно.

— Такое впечатление, что меня били долго и со смаком. Болит всё… даже пальцы на ногах, — жаловалась Гермиона.

— Дай поцелую — всё пройдёт, — Гарри усомнился: Рон ли это? — и открыл глаза.

Действительно, разговор происходил между его друзьями.

— Гарри, ты проснулся? — смутилась Гермиона.

— Почти… Сколько я спал?

— Если верить Дакару, целые сутки. Давай спускайся, не то пропустишь кое-что интересное, — потащил его Рон вниз.

В гостиной Будогорский с Дакаром колдавали над брошью. Открыть-то они её открыли. Но сразу после этого по комнате закружил чёрный смерч, поднявший в воздух все мало-мальски лёгкие предметы: посуду, ножи, вилки, ложки, сувениры и прочее. Пришлось вернуть крестраж в исходное положение.

— Есть идеи? — обратился к ребятам Будогорский.

— Может, не стоит ЕЁ открывать, а лучше сразу уничтожить? — выдвинул гипотезу Рон.

— Тебе не жаль профессора Флитвика? — полунасмешливо спросил его Барин.

— А что делать?

— Вот и я о том же, — сам себе ответил Будогорский.

— А как Вы уничтожили предыдущие крестражи? — поинтересовалась Гермиона.

— Во-первых, напоминаю: я уничтожил только два крестража. С чашей Пуффендуй, честно говоря, получилось случайно. Я принёс её к Минерве в кабинет (мы хотели вместе подумать, что с ней делать). А МакГонагалл уронила чашу в Омут памяти. И воспоминания разъели крестраж. Иными словами: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся…». А Доспехи я пронзил мечом Гриффиндора. Признаться, действовал по наитию… К остальному я не причастен: с Дневником Тома Реддла разделался Гарри, проткнув его клыком Василиска. Что делал Дамблдор с перстнем Слизерина, я не знаю.

— А медальон? — вспомнил Гарри.

Будогорский помрачнел.

— Медальон Волан-де-Морт устранил собственными руками, сам того не ведая.

— Как это произошло? — опешил Гарри.

— Мне тяжело об этом вспоминать… Ну, да ладно… — и Будогорский рассказал историю, произошедшую с ним много лет назад.

Придя в Хогвартс, он получил доступ к таким материалам, о коих и не мечтал. На тот момент двадцатилетний Ростислав изучал вопросы долголетия. Почему волшебники живут долго? Отчего одни в двадцать выглядят на сорок, а другие наоборот?.. В конце концов в хогвартских анналах он наткнулся на упоминание о некой органицаии, члены которой именовали себя «Победившие смерть» (в другой редакции — «пожиратели смерти»). В корне их идеологии лежала теория вечной жизни — в этом они не были оригинальны. Однако, в отличие от прочий религий, «победившие смерть» сделали в этом направлении реальный шаг вперёд. Не все. А их предводитель. Поскольку Будогорский главным образом вращался среди русских переселенцев, он не был заражён вирусом паники при одном только упоминании имени Лорда Волан-де-Морта. Юный Ростислав бесцеремонно вторгся в мир научного детектива (так ему казалось): параллельно с изучением вопроса Вечной жизни его живо интересовала и сама организация «Пожирателей смерти». Так или иначе, он вышел на место, где хранился один из позднезахороненных крестражей — медальон Слизерина. Если первые крестражи Волан-де-Морт не прятал с такой тщательностью, то постепенно им овладевала паранойя на этой почве. Медальон — тому подтверждение. Каких только оберегов де Морт не придумал: само место, вход в него, сторожа-инферналы… в общем, все дела. Пройти незамеченным в хранилище было почти невозможно. Будогорскиго обнаружили… но не на месте преступления, а гораздо позднее. Хогвартс — убежище вполне надёжное, выцарапать оттуда человечка трудно. Но Будогорский был женат. В этом и состояла его уязвимость. Мало того, они с женой ждали первенца. Пожиратели смерти похитили жену Ростислава из их лондонской квартиры и доставили к Тёмному Лорду. После её трагической смерти Волан-де-Морт захотел увидеть самогó Будогорского.

— И Вы пошли? — ахнула Гермиона.

— Да. Он выдал мне тело… вернее, то, что от него осталось, — Будогорский помолчал. — Гнев — плохой советчик. Волан-де-Морт ошибся дважды. Во-первых, он приобрёл в моём лице смертельного врага. А во-вторых, он не заметил, что на убитой им женщине его фамильный медальон… После всего того, что с ней вытворяли, это было невероятно. Но факт остаётся фактом: медальон всё ещё оставался на ней. Непреложное правило крестража такое: он существует, пока его не ликвидирует сам создатель. «Авада Кедавра» сразила не только ту, против которой было направлено, но и убило крестраж. Мне, таким образом, медальон достался уже чистым.

— А где он теперь? — спросил Гарри.

— Он у моего доверенного лица, — сказал Будоорский.

— Первоначальную информацию о крестражах нам выдал Слизнорт, — вспомнила Гермиона. — Может, ЕГО как-то подключить?

Будогорский переглянулся с Дакаром.

— А что, это мысль, — подержал Гермиону ОТЕЦ. — Телепортируйте ему.

Будогорский слегка замялся.

— Будет лучше, если я встречусь с ним лично. Я постараюсь быстро.

Дакар посмотрел на друзей.

— Похоже, мы будем голодными — Ростилав опять нас покинул.

— Вот уж нет! — Гермиона бысто соорудила всем по гамбургеру и раздала пепси.

Перекусив, Дакар решил скоротать время, пересказывая план дальнейших действий. Поскольку Волан-де-Морт никогда не расстаётся с Нагайной, ликвидация последнего крестража будет происходить в присутствии самого Лорда. В качестве эскорта Гарри отведут лучшие силы Ордена Феникса. Все — его хорошие знакомые. Лорда Волан-де-Морта можно убить только стрелой Афродиты. Одна из них хранится в Отделе тайн Лондонского филиала Министерства магии и чародейства. Наконечник стрелы будет смочен эликсиром любви. Каждый из сопровождающих Избранного также запасётся оружием из Отдела тайн (которое будет пропитано тем же эликсиром). Помимо того, всех участников будет сопровождать их ангел-хранитель. Поблизости стянут пограничные силы: великанов, драконов, гаитян и многих других, кого будут контролировать ОТЦЫ.

— Что такое Эликсир любви? — спросила Гермиона. Неужели тот самый?

— Именно, — кивнул Дакар, не вдаваясь в подробности. — Он необходим для того, чтобы создать атмосферу всеоблемлющей ЛЮБВИ. Тёмному Лорду грозит по-меньшей мере упадок сил. А это станет ещё одним бонусом для звёздного часа Гарри… Пророчество сбудется с вероятностью девяносто девять и девять десятых процента!

Закончил он на оптимистической ноте.

 — А я бы сказал не «девяносто девять и девять десятых», а девятьсот девяносто девять процентов! — вмешался только что материализовавшийся Будогорский.

— Ну? Что? — накинулись на него с вопросами Рон, Гарри и Гермиона.

— Мы решили не мудрствовать, — пожал плечами Барин. — Что помогло один раз, должно сработать и на сей раз. Мы проткнули сердце крестража мечом Годрика Гриффиндора… Вот и всё.

В дом на площади Гриммо один за другим стали прибывать «фениксисты»: Грюм, Люпин, Тонкс, Кингсли, семейка Уизли (кроме младшей, Джинни). Гвалт и хохот не замолкали далеко за полночь. У каждого был припасён занимательный случай о встрече со своим ангелом-хранителем или о перепетиях с изготовлением Эликсира любви.

— Но… Вы понимаете о ком я… имеет покровителя гораздо более могущественного, чем все наши дедушки и бабушки… Салазар Слизерин — это вам не шутки, — выразил опасение Кингсли.

Для кого-то это известие явилось новостью: «Как?»; «Сам Слизерин?» — «А вы не знали?»; «Да что Вы?!» и т.п.

— Неужели такому красавцу, как я, может помешать покойный? — Грюм потешно выпятил грудь и, раскачиваясь, прошёл по кухне походкой бравого моряка, нарочито припадая на одну ногу.

— Аластер, по-моему у тебя налицо побочный эффект эликсира: ты влюблён в самоё себя! — смеясь, проговорил Артур Уизли.

У Гарри, несмотря на предстоящее, тоже было хорошее настроение.

— Так кто же воспроизвёл формулу Эликсира? — задал он невинный, казалось бы, вопрос.

Но волшебники как-то сразу примолкли.

— Тьфу ты, мать твою! — чертыхнулся Грюм.

— Может, пора прекратить этот балаган? — обратился ко всем Люпин.

— О чём это вы? — насторожился Гарри, оглядывая публику.

У него сложилось впечатление, что только младшее поколение Уизли да он с Гермионой не знают, о чём речь.

— Есть, видишь ли, два упрямца, — заговорил Будогорский. — Один стар — и посему ему простительно упрямство, а вот второй…

— Ни слова больше! — возвысила голос миссис Уизли.

— Мы просто не имеем права говорить то, о чём нас просили молчать! — поддержала подругу Нимфадора.

— Если так, нам остаётся одно: спать! — Барин поднял бокал и залпом выпил.

Гости стали расходиться по комнатам. Гарри ненадолго задержался у дверей своей комнаты и услышал обрывок разговора.

— Эти недомолвки в конце концов и погубили Сириуса, — недовольно произнёс Люпин.

— Римус, хватит! — (голос принадлежал Тонкс).

— Довольно каркать! — пресёк назревающую ссору Грюм. — Спать — так спать.

Хлопнула дверь. Разговор был закончен.

Гарри не спалось. То ли его будоражил завтрашний визит в Министерство, то ли он просто выспался за минувшие сутки. «Почему должны ДРУГИЕ рисковать своей жизнью, если всё равно МНЕ предначертано убить Волан-де-Морта? — мучило его. — Все и так достаточно пострадали: начиная от его собственных родителей и кончая Дамблдором… Что опять скрывают от меня? И зачем?» Чем больше вопросов — тем меньше ему хотелось оставаться в постели. Не выдержав, Гарри встал. Часы показывали ДВА. Он нервно зашагал из угла в угол. Половицы нещадно скрипели. «Надо выйти из дома. Подышу воздухом и вернусь», — решил он. Неожиданно для себя Гарри трансгрессировал. У Министерства. Всё-таки эта дверь в Отдел тайн продолжала жить где-то на задворках его сознания, и сейчас он уже не мог от неё отвлечься. «Что будет, если я заберу стрелу сегодня? Кто мне помешает?» — посетила его шальная мысль. Она настолько захватила его, что Петтигрю, крадущегося вдоль стены, он и не приметил. И только когда железная рука сомкнулась вокруг его шеи, Гарри понял, чей голос неотвязно нашёптывал ему: «Иди к Министерству! Иди туда! Иди туда сегодня! Иди!..» — ВОЛАН-ДЕ-МОРТА! Довольно потирая руки, Тёмный Лорд залезал на кресло. Он и не ожидал, что мальчишку так легко будет обмануть. А ещё говорят, что «нельзя войти дважды в одну и ту же воду»! Нет, определённо парень ничему не учится!.. А связь между ними по-прежнему сильна! Хвост от души швырнул Гарри. Тот проехал на животе по безупречному паркету прямо к ногам Волан-де-Морта. Тёмный Лорд ухмыльнулся и носком домашней туфли повернул лицо Гарри к стене.

— Бедный мальчик, ты устал, как я вижу, — ласково начал он и тут же взревел: — Так отдохни же у позорного столба!

Не щадя раритетного паркета, Волан-де-Морт вбил посреди зала пыточный столб и пригвоздил к нему Гарри.

— Садист, — сквозь зубы процедил Гарри.

Т.Лорд задумчиво смотрел на него, постукивая пальцами по валикам кресла.

— А знаешь, Гарри, мне пришло в голову вот что: твоя мамочка, помимо оберега материнской любви, наградила тебя и врождённой удачливостью. Иначе как объяснить твою невероятную живучесть? Сколько раз ты уходил от меня? Пять? Или того больше? Это при том, что сам ты весьма посредственный волшебник. Таково мнение и Бартоломео Крауча, и Северуса Снегга…

Как всегда, при упоминании Снегга у Гарри сорвало крышу.

— Ваш Северус Снегг — оборотень, проститутка! Каким образом «Пророк» добывал сведения, которые печатались там весь минувший год? Кто, если не Снегг, работал на двух фронтах? Сейчас, почуя падение тёмного мира, он вновь переметнулся на другую сторону и старательно зарабатывает себе прощение. Даже не поленился смотаться в Атлантиду, войдя в сношения с ОТЦАМИ! Вот только не понимаю, как он смог умаслить их — по-видимому, не без помощи своих милых малюток и очаровательной жены! Которая, кстати, весьма напоминает мою покойную мать! Не значит ли это, что в глубине он всё-таки чувствует вину за её гибель?..

Гарри осёкся. Чёрт его дёрнул откровенничать с Лордом! Но, видя ошеломление, написанное на изуродованном лице Ворлан-де-Морта, остался доволен. Может, всё правильно: так всем и надо!

— Молодец, Гарри! — неожиданно похвалил его Тёмный Лорд. — Я чувствовал, что место моего первого советника не будет пустовать долго… Занять его не желаешь?.. Хвост!

У трона вырос Петтигрю.

— Руку! — приказал Лорд.

Дрожащий Хвост, засучив рукав, протянул руку. Влан-де-Морт воткнул в живую плоть слуги волшебную палочку. Кожа на руке Петтигрю взбугрилась и на ней проступила татуировка Пожирателя смерти.


Северус, окрылённый последними словами Тёмного Лорда (о том, чтобы его больше никогда не видели), появился в гостинице в самом распрекрасном расположении духа.

— Ю-Ли! — крикнул он. — Можешь меня поздравить…

— Что ты так кричишь? — это вышла Катерина. — Дети только что уснули.

— А где Юлья? — настоение сразу упало.

— Твоя Юлья отправилась в казино. Напялила все драгоценности и… тю-тю! Я её предупреждала! Но сам знаешь: если она что-нибудь втемяшит себе в голову, то фиг её остановишь! — всё ещё ворча, Катя вернулась в детскую.

Северус подумал, что эту новость ему надо было бы выслушать сидя, потому что после Катиного сообщения у него просто отнялись ноги. Он упал в кресло и стал машинально снимать и одевать кольцо, подаренное ему Юлей. На глаза попалась тарелочка (с голубой каёмочкой), которую ему отдал в Атлантиде Будогорский. «Надо посмотреть, чем она там занимается»… Но, выслушав песенку золотого яблока, передумал и назвал… Гарри Поттера.

— Паршивец! — сорвалось у него с языка, когда он увидел прогуливающегося возле Министертва Поттера.

Следующим кадром следовал Поттер в железных объятьях Петтигрю. Северус заметался по гостиничному номеру. «Эликсир! — он сгрёб все существующие пузырьки и сунул в карман (отметив при этом, что двух-трёх не хватает). — Юле мало своего природного очарования. Вероятно, она поставила себе цель уложить в штабеля всех имеющихся там особей мужского пола!.. Нужно срочно связаться с Будогорским!» Выход один — телепортировать. «Только бы этот полуночник ещё не лёг — иначе с телепортацией ничего не выйдет!»

Слава!

Срочно стягивай все имеющиеся в арсенале силы. Поттер попался.

Теперь что? Трансгрессировать?.. Рука внезапно заныла, как от ожога. Знак причастности к союзу Победивших смерть обозначился так резко, что пояснять не требовалось — Тёмный Лорд призывает к себе. Что ж, так тому и быть. Когда-то он обещал защищать сына Лили. Сейчас самое подходящее время. Он хотел зайти попрощаться к Катерине. Но в последнюю минуту передумал. И, пожелав сам себе «ни пуха, ни пера», трансгрессировал. Ещё не успев прийти в себя после ставшей привычной дурноты во время трансгрессии, Северус почувствовал, как в его запястья вошли раскалённые гвозди, а тело сковали цепи. Он оказался распятым подобно Иисусу. Рядом высился похожий столб. На нём болтался Поттер-младший.

— А вот и Вы, Северус, — вкрадчиво зашипел Т.Лорд. — Признаться, я не планировал нашей встречи так скоро. Но Гарри открыл мне такие потрясающие вещи, что я захотел Вас поздравить: с женитьбой и отцовством. Отчего же Вы не захотели поделиться радостью со мной?

Северус исподлобья посмотрел на Поттера.

— Мальчишка ошибся, — выдавил он.

— А я так думаю, что нет. На этот раз — нет. «Круцио!» — вскричал Волан-де-Морт, направляя палочку на Снегга.

Гарри видел, как задёргались конечности его врага — будто его ударило током. Снегг смертельно побледнел, но не издал ни звука.

— Вы всегда отличались выносливостью, — де Морт прервал пытку. — Этим Вы мне понравились, когда были ещё юношей. Мне также импонировала Ваша сдержанность, тонкое чувство юмора. За что бы Вы не брались, делали это талантливо… видите, я вижу то, что хорошо. Но я увлёкся в своих предпочтениях. Вы так убивались по грязнокровке — его мамочке — это должно было отрезвить меня, — Тёмный Лорд повысил голос. — Нет! Я продолжал любоваться своим учеником!.. Но никогда, даже в самых своих страшных снах, я не предполагал, что у Вас хватит наглости вредить мне! Это ведь Вы уговорили выслать Беллатриссу вслед за юным Малфоем, Вы сделали так, что дементоры стали узниками Азкабана, Вы рассорили великанов и что-то подмешали в отвар, приготовленный для вампиров, отвернув их тем самым от моего двора. Вы убили Фенрира Сивого, который стал слишком подозрителен на Ваш счёт. Вы каким-то образом вскрыли ящик Пандоры и подменили чувства!.. Но сейчас Вы на собственной шкуре ощутите ненависть, ярость и гнев своего Господина. Ибо ещё Я Ваш господин, поскольку Вы явились сюда по первому же моему зову!.. Имейте же смелость признаться в грехах, перечисленных мною! Запираться долее бессмысленно! Я прав?

У Гарри пересохло во рту. «Что это? Что же это? — беспомощно бормотал он, силясь понять. — Выходит, Снегг не враг, а… друг?» Гарри смотрел на своего бывшего профессора и глазам своим не верил: тот… улыбался?!

— Что?! Над чем Вы смеётесь? — завизжал Волан-де-Морт.

— Вы не правы, — пытаясь отбросить с лица волосы, чтобы смотреть прямо в глаза Тёмному Лорду. — Не правы в двух вещах: во-первых, Вашего вонючего вампира Сивого убил не я… а моя жена. А во-вторых, я не явился бы сюда, если б не он (Снегг мотнул головой в сторону Гарри), и сто раз бы наплевал на Ваши дурацкие метки… какого бы цвета они не были.

— Значит, Вы бросились на помощь ЕМУ! Ему, который ни в грош не ставил Вас всегда! ЕМУ, кто не более пяти минут назад выдал Вас с головой! Ведь это он объявил, что Вы не спешите выполнять моих заданий, в то время как успели обзавестись женой и потомством. Да, вот ещё что — так, пару строчек мелким шрифтом — женщина-то, оказывается, как две капли воды похожа на его мать! Слова Поттера помогли мне прозреть: все эти годы Вы мстили за смерть той, кого любили. Вы — человек Дамблдора! — бросил он в лицо Снегга сомнительное обвинение. — Не пойму только, КАК же Вы решились убить своего любимого учителя? Или он тоже Вам чем-то насолил?

Для Гарри вдруг всё встало на свои места. Намёки Будогорского приобрели осязаемый смысл. А это значило: Дамблдор жив! Гарри видел, как Тёмный Лорд опустил витающий в фальшивых облаках трон и, раскачиваясь, подошёл к Снеггу. Он поднял пальцем подбородок Снегга, чтобы тот смотрел ему в глаза.

— Я выпущу из тебя всю кровь! Ты умрёшь, как простой магл. «Авада Кедавра» от моей руки — слишком большая честь для предателя!

С этими словами Волан-де-Морт разорвал своими когтистыми лапами вены на руках Северуса. Тот потерял сознание. Зелёная вспышка опрокинула от заклятия отвлекла Гарри от наблюдения за страданиями Снегга — в зале появился ещё один персонаж, Будогорский.

— Гарри, держись! Помощь уже близка!

Не нужно было ему тратить времени на подбадривания. Волан-де-Морт успел подняться на ноги и перевернул Барина вверх тормашками. Палочка того тут же выпала.

— Какая удача! — Волан-де-Морт чуть не пел от предвкушения тройного убийства. — сегодня я поквитаюсь со всеми. Тебя, Гарри, стоит отблагодарить за такой щедрый подарок… Ты, наверно, и не подозревал, как однажды избежал гибели твой новый учитель, а? Так я раскрою тебе его тайну. Ахиллес научил его, как стать неуязвимым. И всё ж одно уязвимое место у него есть… ну-ка, припомни, где оно было у героя Эллады? Не знаешь? Не беда, Нагайна тебе покажет…

С тихим свистом вползла ручная змея Волан-де-Морта. Выглядела она ещё страшнее русского Великого полоза. Нагайна выбросила своё тело вверх и в прыжке обвилась кольцами вокруг Будогорского. С Барина, как с покойника, слетели ботинки, когда он упал на пол. Змея выпустила жало и влила свой яд в «ахиллесову пяту». Тело Будогорского свело судорогой. Потом он замер, уставившись пустыми глазами в куполообразный потолок. Леденящий смех змеиного Лорда помог Гарри выйти из состояния прострации.

— Что я наделал? Что я наделал? — в отчаяньи повторял он, ненавидя себя в этот момент куда больше Волан-де-Морта.


Юлия отлично проводила время. Немного попрыскав за ушками Любовным эликсиром, она огребла солидный куш на всех игральных автоматах («Неужели техника тоже поддаётся чарам Эликсира?»). Больше всего её прельщала рулетка. Несколько игроков, видя, что красивой посетительнице сопутствует такая сногшибательная удача, ставили на те же цифры, что и она. Раскрасневшись от азарта и выпитого вина, Юля не видела, как к ней подошла женщина, которая могла бы стать соперницей ей по красоте и богатству наряда. Афодита (а это была она) — тоже страстная игрунья — подошла посмотреть, кому сегодня улыбается Фортуна.

— Боже правый! Северус, когда узнает какой я тут произвела фурор, просто взбесится! — радостно поделилась Юлька с Афродитой, собирая жетоны.

— Северус… Довольно редкое имя, — заметила богиня.

— Да,довольно редкое, — согласилась Юлия, уже нацеливаясь, куда пристроить фишки.

— Похоже, Ваш муж ошибался, говоря, что у Вас неплохая интуиция, — сказала Афродита. — Бывает, что чувства нас подводят… Вот, например, сейчас Вы уже не сможете выиграть.

Юля тут же свернула игру.

— Кто Вы? — она поставила руки на стройные бока. — Откуда знаете Северуса?

Афродита взяла Юлию за руку и отправилась в дамскую комнату, где их поджидали Вдохновение и Фортуна.

Афродита положила руку Юли ей на грудь.

— Ничего не чувствуешь? — спросила богиня.

— Северус! — вздрогнула Юлька. — Я вижу…

Не договорив, она подобрала полы длинного платья и бросилась к выходу. Вдохновение едва успела её остановить.

— Стой, безумная! Тебе же нужно оружие!

Афродита протянула ей руку, и Юле показалось, будто она поймала золотой луч. То была знаменитая стрела Афродиты.

— Дай сюда Любовное зелье! — приказала ей Фортуна.

Юля вынула из сумочки эликсир. Фортуна обмакнула в нём стрелу.

— Но это ещё не всё, — предостерегла её Фортуна. — Вот крем. Тебе стоит его опробовать.

— Что мазать? — деловито спросила Юля, чисто по-женски нухнув содержимое баночки.

— Всё! — ответили хором богини.

Не препираясь и не деликатничая, Юлька сбросила платье и начала втирать волшебный крем. Через пару минут всё было готово. Юлька потянулась за своим золотым нарядом, но Афродита взяла его из рук Юлии и отложила в сторону.

— Грех прятать такую красоту. Взгляни на себя.

Юля глянула в зеркало. Свечение от её кожи было столь сильным, что она прикрыла глаза.

— Просто булгаковская Маргарита, — пролепетала она.

Афродита снисходительно кивнула головой.

— Маргарита пользовала именно этот крем. Я рекомендовала его Воланду, а тот — известной тебе героине. А теперь ты используешь его в борьбе… не с Сатаной, правда, но с его подобием.

— Каким образом? Говорите быстрей, не тяните! — взвилась Юля.

Вдохновение выдернула заколки из Юлькиных волос и накинула на неё тончайшую мантию из прозрачного шифона.

— Бери стрелу Афродиты и действуй по наитию. Мы будем рядом! — напутствовала её Вдохновение. — Проводим её, сестрицы?

Взявшись малым кругом, волшебницы вылетели в окно. Как говорится в русских сказках, «долго ли, коротко ли» (скорее, однако, КОРОТКО) Юлия в компании олимпийских богинь оказалась у руин старого замка.

— Лети во-он к тому куполу, — указали ей на близстоящую башню.

— Ты пройдёшь сквозь световое окно в крыше купола и окажешься там, где тебе надлежит быть в эту минуту, — услышала Юля удаляющийся голос Вдохновения.

— Ни пуха, ни пера, — пожелала Юле на прощание Фортуна.

Не задумываясь ни на минуту, Юлия пролетела ещё сотню метров и без малейшего урона для здоровья прошла стеклянный купол. Звон разбитого стекла заставил Гарри поднять глаза. Слепящий свет застил ему глаза. Тот же эффект произвёл он и на Т.Лорда — Волан-де-Морт зажмурился. Дальше события развивались так быстро, что Гарри не успевал их отслеживать. Луч света — или чего-то другого (было не разобрать) — разрезал тьму замка и вонзился в цепи Гарри. Оковы пали, и он кулём свалился у столба. Теперь в этом свечении он разобрал, что перед ним обнажённая женщина. И она столь прекрасна, что её нагота не смущает — так же, как полотна Рафаэля, к примеру. «Мадонна» взмахнула рукой, и кровь прекратила хлестать из ран Снегга. Тут же она бросила какой-то предмет — и он разбился на тысячи осколков, каждый из которых устремился к Волан-де-Морту. Аромат разлившейся жидкости поднялся вверх, образуя розовый туман. Нега сковала члены Гарри… Однако наступившие розовые сумерки, видимо, были приятны не всем. Зашуршало тело Нагайны — она покинула своего Хозяина. А тот, ощерившись стёклами, схватился за горло — так, будто его душили. Из глаз Т.Лорда лились кровавые слёзы. Прекрасная женщина отбросила свои рыжие кудри и… припала к устам Волан-де-Морта. Гарри не мог поверить своим глазам! Мало-помалу женщина стала утрачивать божественное сияние. Она серела и даже как будто становилась меньше. Волосы из огненных превращались в седые. Слабея, она оторвалась от Прóклятого Лорда и проговорила:

— Прикончи его, Гарри.

Как только она отпустила де Морта, тот зарычал и нашёл в себе силы отпихнуть женщину от себя. Та упала навзничь. Лицо её было в страшных ожогах. Ожоги были повсюду. Они разъедали её тело, превращая его из произведения искусства в грязное месиво.

— А-аа! — с остервенением Гарри вырвал стрелу Афродиты из столба (он догадался, что именно она освободила его от цепей) и метнул её в голову Волан-де-Морта.

Он не видел, куда она вошла, потому что Т.Лорд стал вдруг стремительно оседать, превращаясь в лужу жидкой субстанции, сдобренной пеплом. В конце концов на месте тёмного мага осталось лишь… мокрое место. И тут же раздался рвущий душу крик боли, горя и отчаянья. Кричал Снегг. Каким-то чудом он дополз до Юлии и гладил её искалеченное лицо. В зал вбежал сначала Дамблдор. За ним Тонкс, Люпин, Грюм, Билл и Чарли Уизли… и много кого. Гарри закрыл глаза. Он не мог смотреть на друзей, которые, наверно, никогда не простят его. Дамблдор подошёл к Снеггу и оторвал его от тела жены. Затем взглянул на Будогорского и которко бросил:

— Живы все. Срочно пострадавших отправить в больницу «Святого Мунго»

После чего подошёл к Гарри. Тот ждал, что лицо Дамблдора посуровеет, и он скажет что-нибудь, что посрамит Гарри…

— Прости меня, мальчик мой. Я так виноват перед тобой, — и привлёк его к себе. — Клянусь, что впредь стану больше тебе доверять.

Глава 23. В больнице «Святого Мунго»

Прошёл месяц. Легче всего отделался Гарри. Телесных повреждений он не получил. То, что касается психического здоровья… Гарри ругал себя на все корки. «Остолоп, кретин, идиот, полное ничтожество! — какой, к чёртовой матери, из него мракоборец, если не замечает того, что творится у него под носом!» Особенно противно, что все носятся с ним, как курица с яйцом. Как же: «мальчик, который выжил», «избранный»! «Ежедневный пророк» по такому случаю напечатал его фото в цвете — хоть это было и не принято. Скитер постараль окружить Гарри ореолом мученика. В широких массах чествование Гарри являлось беспрецедентым: восторженные статьи, митинги, дебаты, посвящённые исключительно освободителю Поттеру… В узком кругу, правда, сожалели, что Поттер поспешил. В результате чего маленькая толика души Волан-де-Морта ещё жива — Нагайна и Хвост скрылись. Дамблдор, посмеиваясь, говорил, что народу необходимо наличие героя, дабы чувствовать себя защищённым. А Гарри оставалось лишь хамить и вести себя нахально (он всегда так поступал, когда испытывал вину). Когда Снегга с трудом оторвали от Юлии, а Люпин и Грюм подхватили бесчувенных Будогорского и Юлию, чтобы отправить в больницу «Святого Мунго», Дамблдор хотел последовать за ними. Но Гарри, вцепившись в рукав профессора, зашипел:

— Нет, Вы останетесь. Останетесь и объясните мне на этот раз ВСЁ!

Дамблдор, к его удивлению, не стал прекословить. Через минуту они беседовали, сидя в удобных креслах директора хогватской школы.

— Вот профессор МакГонагалл удивится, увидев Вас на своём месте, — попытался съязвить Гарри.

— Бог с тобой, Гарри! Конечно, Минерва уже давно всё знает.

— Отлично! — вскипел Гарри. — Выходит, я один в идиотском положении!

— Может, тебя успокоит, Гарри, — мягко заговорил Дамблдор, — но себя я считаю куда бóльшим идиотом… Старость эгоистична. Порой мы, старики, незаслуженно считаем себя мудрецами… Стоило мне чуть приоткрыть завесу — трагических событий сегодняшнего дня как не бывало…

И он рассказал всё. Действительно, ВСЁ.

— Двадцать шесть лет назад в Хогвартскую школу влились очень талантливые волшебники: Сириус Блэк, Римус Люпин, Джеймс Поттер, Лили Эванс, Северус Снегг.

Парочка последних прибыла вместе. Они соседствовали и дружили. С первых же дней у Северуса появился соперник… ты догадываешься, кто. Малыш Снегг никогда не был баловнем судьбы. Пожалуй, Лили — единственное живое существо, относившееся к нему с добротой. Не знаю, насколько это походило на любовь… с её стороны. Но для Северуса твоя мать была всем: олицетворением света, тепла, красоты. Все общечеловеческие ценности слились в ней… по-крайней мере, для мальчика Северуса Снегга… Джеймса это мало заботило. Он добивался Лили с настойчивостью одержимого. Причём стоило Северусу чуть-чуть отстраниться, Джеймс тут же терял к ней интерес… Поэтому Снегг-взрослый всё ещё мечтал, что когда-нибудь твой ветреный отец устанет от долговременности их отношений, и тогда, возможно… такой самообман помогал Северусу жить…

— Но как он тогда мог…

— … рассказать о пророчестве Волан-де-Морту? Видишь ли, во многом увлечение тёмными искусствами Северуса опять-таки связано с твоей матерью. Он искал научное обоснование любви. Именно поэтому, спустя годы, я поручил ему создание Любовного эликсира.

А Том Реддл в те годы был популярен (не один Снегг обманывался на его счёт)! Этакий борец за чистоту крови — многих это привлекало в нём. Кроме того образован, речист, с внешностью аристократа и безупречными манерами! Армия его поклонников росла благодаря ЛИЧНОМУ ОБАЯНИЮ Тёмного Лорда. Тебе покажется это невероятным, но факт остаётся фактом: Пожирателями смерти становились только из желания бять рядом с Волан-де-Мортом… Прозрение наступало. Но слишком поздно… Положение обязывало каждого члена … хм-хм… общества бывать на так наваемых приёмах, которые устраивал Тёмный Лорд. В этом и заключалась ловушка. Побывав там, мало-мальски порядочный человек лелеял надежду выбраться из этой трясины, но таковая возможность предоставлялась только тем, кто выполнял особые задания. Ты знаешь, как многие относятся к предсказаниям — в частности, к предсказаниям профессора Трелони. Поэтому, сболтнув о подслушанном разоворе, Северус и не помышлял, какие это будет иметь последствия. Он несказанно обрадовался, когда Т.Лод поставил в ранг «особо важного задания» дослушать пророчество до конца. Двадцатилетнего Снегга откомандировали в Хогвартс и я принял его на вакантную должность профессора зельеварения. Мне не нужно было докладывать, что «казачок-то засланный». Мой брат сказал мне, кем являлся тот человек в плаще с капюшоном, кому удалось услышать пророчество Сивиллы.

— Постойте, профессор, Вы сказали «Ваш брат»?

— Ты не знал? Мой родой брат Аберфорт — он же хозяин «Кабаньей головы». Но, Гарри, пойми: ни Северус, ни Аберфорт, ни я даже не догадывались, что предвиденье Трелони каким-то образом касается тебя. Как ты понимаешь, если б Северус Снегг знал, кому уготована судьба быть растерзанным Волан-де-Мортом, он был бы нем, как рыба.

— Как же вышло, что никто не сказал мне, из-за чего Снегг и мой отец ненавидели друг друга?

— О покойниках не говорят плохо: либо хорошо, либо ничего. Ты теперь понимаешь, твой отец не был образцом добродетели — скорее, жизнелюбивым язычником… Да и как тут судить? — В любви все средства хороши.

— Но почему Снегг так легко отступился?

— Ты можешь мне не поверить, но профессор Снегг — не слишком уверенный в себе человек… Хотя, почему же «отступился сразу»? Он ходил даже просить Джеймса оставить в покое Лили. Нельзя сказать, чтобы твой отец оценил этот поступок. Напротив, с тех пор компания Поттера окрестила Северуса Снегга «нюниусом».

Гарри вскочил.

— Мне противно всё это слышать!

— Ты же посил «ВСЁ». Так что изволь… Но мне бы не хотелось, чтобы у тебя вновь произошёл кувырок в сознании: чёрное стало белым, а белое — чёрным… С твоего позволения я продолжу. Итак, потеряв Лили, молодой профессор Снегг утрачивает интерес к жизни. Поддерживает его только жажда мщения. Поэтому я не сомневался в нём ни минуты. Никогда. Совместно с Северусом мы разработали план, который сработал безотказно. Чтобы тебе стало понятней, я вернусь в своём повествовании немного назад.

— Когда-то, — невозмутимо продолжал Дамблдор, — в Хогвартсе служил учитель, который даже не достиг двадцатилетнего возраста — самый молодой за всю историю Школы. Но юнец был так ретив, что сумел докопаться, почему «Победившие смерть» присвоили себе такое название. Ты понимаешь, о ком я говорю?

— О профессоре Будогорском.

— Да. Ростислав Апполинарьевич, конечно, осознавал, что дело, за которое он взялся, опасное. И защитил себя, войдя в сношения с олимпийскими богами (а хорош он в ту пору был не менее, чем олимпийские божества). Его красота — к которой неавнодушны на Олимпе — или что-то другое прельстили Ахиллеса, но герой Эллады поведал Ростиславу тайну состава, коим когда-то (когда тот был ребёнком) врачевала его мать — колдунья. Профессор Будогорский не рассказывал тебе, отчего Волан-де-Морт не убил его тогда? — и сам же ответил: — От того, что не смог. ТОГДА он не знал Ахиллова секрета Ростислава.

Гарри озадаченно покачал головой. «Значит, что я не единственный, кому удалось избежать смерти после „Авада Кедавра“?»

— Дело о крестражах не получило широкой огласки. Таково было условие Волан-де-Морта. И Будогорский на него пошёл, дабы не подвергать опасности жизнь своих близких… тех, кто остался жив. Ростислав прекращает расследование тайны бессмертия Тёмного Лорда, покидает Хогвартс и ведёт жизнь отшельника… Ты тронул очерствевшее сердце Русско-Английского Барина, — улыбнулся Дамблдор. — Он вернулся в Хогвартс благодаря тебе, Гарри.

— Так вот, — стараясь не упустить канву повествования, продолжил Дамблдор, — расследуя факты тёмной биографии Волан-де-Морта, я вспомнил, что Ростислав рассказывал мне как-то о жутком месте, где якобы хранилось зелье, действие которого может вызвать летаргический сон — не вполне обычный. Двадцать лет назад Ростислав предложил мне химико-физическую выкладку, и я внёс туда кое-какие поправки. Спустя годы, я обратился к Чаше воспоминаний и вышел на пещеру, где нам довелось побывать вдвоём с тобой, Гарри.

Дамблдор сделал едва заметный взмах — тут же на столе появился стакан с водой. Он отпил из него и, устроившись поудобнее, зажурчал.

— На момент воскрешения Т.Лорда Северусу необходимо было упрочить своё положение в свите Пожирателей смерти — многие ему не доверяли. А мне следовало поправить здоровье после неосторожного обращения с крестражем, помещённом в перстне Слизерина. Устроив мистификацию с моей смертью, мы убили сразу двух зайцев… По правде говоря, зайцев было больше. Этот шаг защитил Драко и его мать от мести Волан-де-Морта за промах Люциуса в Министерстве… Кстати, Северусу с большим трудом удалось убедить Т.Лорда оставить мальчика в покое — и то только потому, что вовремя отправили за границу… Впрочем, я опять отвлёкся. В день, когда мы отправились за крестражем, я велел накинуть тебе мантию-невидимку, а сам демонстративно прошёл через ворота Школы. Для того, чтобы все видели: меня в Хогвартсе нет… Ну, а уже после того что случилось, Северус действовал в одиночку.

— Один вопрос, сэр…

— Да, Гарри.

— Кикимер сказал мне, что Вы благославили брак между Добби и Винки… летом — то есть тогда, когда вас уже не было… не должно было быть… Я хочу спросить КАК? Как Вы это сделали?

Дамблдор погладил свою окладистую бороду.

— Видишь ли, Гарри, несмотря на то что план был тщательно продуман, определённые сложности, конечно, существовали. Например, что будет с моей бессмертной душой. Будет ли она так же неподвижна, как тело? К счастью, оказалось что нет. Я смог обратить свой дух в действие — и, заявляю без ложной скромности, — служил ангелом-хранителем для всех нуждающихся. В первую очередь, конечно, для Северуса Снегга — ведь он был ему необходим более других. Во-вторых, его жене, Юлии. Её нужно было подготовить к тому, что ей предстояло…

— Вы знали, какую роль она сыграет в уничтожении Волан-де-Морта?

— Ты переоцениваешь мои способности, Гарри. Никто не мог этого предвидеть. Я имел в виду другое. Северус должен был восстановить рецепт Любовного эликсира. Сдлать это можно только в состоянии влюблённости.

Гарри хлопнул себя по коленям и рассмеялся.

— Ну, конечно! А я-то думал, как такая красивая женщина сошлась со Снеггом!

— Ты о чём? Боюсь, ты меня не понял. Я лишь подсказал ей, как найти Северуса. Браки заключаются на небесах. Даже мне это неподвластно.

— Ага! — скептически хмыкнул Гарри. — Скажете, что не заметили, как ОНА похожа на мою мать?

— Не скажу. Более того, признаюсь, как только её увидел, сразу подумал о Северусе… Знаешь, дỳши тех, кто волей-неволей помещён в межпараллельное пространство (т.е. ни жив, ни мёртв), очень подвижны — в отличие от призраков, оживших мертвецов и просто людей. Целыми днями я разгуливал по местам, которые любил — при этом мне не надо было тратить время на сон и еду… прекрасное состояние! — (Гарри не смог удержаться, чтобы не фыркнуть: как это похоже на его учителя!)

А Дамблдор рассказывал дальше:

— И вот представь: в толпе туристов перед Букингемским дворцом я вижу одну из своих любимых студенток — Лили Эванс!.. Вернее, так мне показалось в первую минуту. С тех пор мне не терпелось познакомить Северуса с Юлией. К счастью, — Дамблдор лукаво посмотрел на Гарри, — она вскоре поругалась со своим спутником и сошла с поезда…неподалёку от того места, где жил Северус Снегг… Мне пришлось ненадолго материализоваться. Я был похож, скорее, на бесплотный дух… и только силой данного мне дара убеждения, я заставил поверить Юлию, что я — человек. Подсказав ей дорогу к жилищу Северуса, я был спокоен за судьбу этих двоих.

— Вы были уверены, что Снегг понравится ЕЙ? — признавая достоинства Снегга как волшебника, в голове Гарри всё же не укладывалось, что тот мог нравиться как мужчина.

— В тебе говорит предубеждение, Гарри, — пожурил его Дамблдор. — Многие женщины находят Северуса привлекательным: Нарцисса Малфой, к примеру, или Беллатрисса Лейстрендж…

У Гарри очки поползли на лоб.

— Не понимаю…

— Ты не обязан понимать женщин. Их психология отлична от нашей. Кроме того, Северус Снегг являлся когда-то Пожирателем смерти.

— Вы считаете, что это может прельщать женщин?

Дамблдор вздохнул.

— Не знаю, прилично ли это говорить тебе, мой мальчик… Скажи, ты что-нибудь слышал о сатанинских оргиях?

— Ну-у, вроде они приносят в жертву животных и даже людей, устраивают массовые… как это… в общем, безобразия. Так? — Гарри исподлобья глянул на директора.

— В общих чертах. Похожие «безобразия» устраивал и Тёмный Лорд… И Северус числился там не последним, — Дамблдор усмехнулся.

Гарри передёрнуло.

— Это гнусно.

— Согласен. Но не забывай, что действовали члены секты Пожирателей смерти под влиянием психотропных средств, которыми пичкал их Волан-де-Морт. Сам он был не слишком силён по этой части… Впрочем, это не обсуждается… Тем более, ценил мужскую силу в других. Отчасти поэтому юный Снегг пришёлся ему по вкусу.

— Не понимаю, зачем Вы мне это рассказываете, — поморщился Гарри.

— Я всего лишь отвечаю на твой вопрос. Юлия — зрелая женщина. А вопросы интимной сферы немаловажны в отношениях двух взрослых людей.

— Я спрашивал о Добби и Винки, — поспешил переменить тему Гарри; ему было бы неприятно обсуждать близкие отношения женщины, столь похожей на его мать, и Снегга (фу-у!).

— Что верно, то верно. У домашних эльфов своя магия. И где-то она сильнее, чем наша. Подчас они видят то, что сокрыто от волшебников. Однажды, наблюдая за работой домовиков на хогвартской кухне, я лишний раз в этом убедился. Благодарение Богу, эльфы немногословны, тайну своего хозяина они готовы унести в могилу (а меня, несмотря ни на что, они именно таковым и считают). Я помог Добби и Винки создать настоящую семью, поселив их в своём доме. Они живут там и по сей день. Даю слово, ты с ними повидаешься, когда я приглашу тебя в гости.

— Значит, Кикимер тоже Вас видел?

— Думаю, да.

 — Старый плут! Он будет работать в Хогвартсе до своего последнего вздоха! — сквозь зубы, пробормотал Гарри.

— Злопамятность — плохая черта, Гарри… Разве ты в этом не убедился?

— Ещё вопрос, сэр: Сириус подарил мне два зеркала. С их помощью мы могли общаться друг с другом. Правда, так и не вопользовались, — Гарри вновь ощутил горечь при воспоминании о крёстном. — Как-то раз я наткнулся на осколки своего зеркала. Мне показалось …

— Тебе не показалось. Ты видел меня. Мне хотелось убедиться, что у тебя всё в порядке.

— Столько подсказок! — схватился за голову Гарри. — А я ничего так и не понял! А тарелка? С золотым яблоком? Тоже Ваша работа?

— И да, и нет. Идея моя. В день нашего с тобой последнего путешествия я оставил её профессору Снеггу. Тот поставил её в Визжащей хижине. Мне надлежало внедриться в умы министерских работников и навязать им новые правила прохождения экзамена по трансгрессии. Оставалось лишь подтасовать карточки — с тем, чтобы тебе досталась нужная.

— Снегг… э-э профессор Снегг… он простит меня когда-либо? — боясь своего голоса, тихо спросил Гарри.

Дамблдор задумался.

— Заметь, Гарри, только такие цельные личности как Ростислав и Юлия смогли увидеть Северуса в его истинном свете. Если ты оценил наконец профессора Снегга по достоинству, надеюсь, и ты приблизился к планке цельности характера. По поводу твоего вопроса… что ж, надо пытаться. Но ты покусился на самое дорогое, что у него есть –любимую женщину. Так он считает. Во всяком случае, сейчас не самое удачное время для примирения.

Но Гарри уже закусил удила. Завтра он отправится в больницу просить прощения у Снегга… за всё.


Теперь Гарри знал, в чём смысл финта, который проделал Волан-де-Морт с Русско-Английским Барином, когда подвешивал его вниз головой. Требовалось, чтобы Нагайна имела возможность ужалить Будогорского в единственное уязвимое место на его теле. Ростислав Апполинарьевич — человек исключительных магических способностей, здоровья и выносливости. Он смог затормозить продвижение отравы по своему организму. Змеиный яд не распространился, а застрял где-то на уровне лодыжки. Ногу до этого места пришлось ампутировать. Никакие ухищрения лекарей «Святого Мунго» не помогли.

— Видимо, у Боженьки на меня свои виды, — смеясь, говорил Будогорский. — Во что бы то ни стало, Создатель хочет превратить меня в праведного человека. И где-то он прав: в любовных утехах я уже не буду столь ловок. Придётся остепениться. Собственно, у меня есть на примете одна тётенька…

При этом Будогорский заметно погрустнел. Гарри знал женщину, о которой говорил профессор. Она приходила в больницу каждый день и сидела сначала с Юлией (недолго), а потом, до вечера, с Барином. Катя — та самая тётка, нянчившая детей Снегга. «Как её может любить Будогорский?» — ломал голову Гарри. Да, она надёжна, как добротно срубленная изба… Но и только.

— Ты не понимаешь, — говорил неунывающий Будогорский. — Катерина — мой оплот: честная, верная, безыскусная. Что ещё нужно человеку, который мечтает о крепкой семье? Вот сделаю себе железную пяту и буду — о-го-го!.. Но ты ведь пришёл сегодня не ко мне… то есть не ТОЛЬКО ко мне, так?

Глаза Барина, как всегда, излучали тепло и доброту. Гарри вспомнил, как обычно на него смотрел Снегг — холодно, неприязненно — и поёжился.

— Боишься идти к нему? — спросил Будогорский.

— Да, — сознался Гарри.

— И правильно делаешь, — не стал утешать его Барин. — У Северуса характер и так не сахар… А в связи с последними событиями… от него тут весь персонал стонет. Я бы сто раз подумал, стоит ли лезть на рожон. Может, повременишь со своими благими намерениями? Они зачастную ведут нас… сам знаешь куда.

«Может, этого-то мне и не хватает, — злясь на самого себя, подумал Гарри, — хорошей трёпки от Снегга! А то все нянчатся со мной: уси-пуси!» Гарри угнетал тот факт, что никто его не обвинял. Напротив, все как будто чувствовали свою вину перед ним: Дамблдор — за то, что держал в неведеньи, Люпин — за историю с любовным треугольником Джеймс Поттер — Лили — Снегг, Грюм — за бремя, возложенное на школяра. Но Гарри не искал для себя оправданий. Исполненный вины, он пошёл-таки в палату, где неотлучно подле жены находился Снегг. Подойдя к двери, он уже не был так уверен в том, что ему следует повидаться со Снеггом сегодня. «Тебя предупредили. Дважды. Что было, когда ты не слушал то, что тебе говорили? Ну-ка, вспомни…»

Резко развернувшись, он пошёл прочь. Чем больше Гарри удалялся от злополучных дверей, тем легче ему становилось. И тем быстрее у него становился шаг.

«Я вернусь. Позже», — пообещал он самому себе.

С тех пор, как «Ежедневный пророк» напечатал опровержение публикаций, вовсю чернивших Снегга, каждый причастный (и непричастный) к этим событиям гражданин считал своим долгом нанести визит вежливости Северусу. Эти визиты были скоротечны. На повторные решались только самые близкие: Дамблдор, Будогорский и Катерина. Их Снегг молча игнорировал. Если же кто-нибудь другой пытался выразить ему соболезнования или проявить участие, тут уж — мама не горюй! — Северус Снегг расправлялся с непрошенными гостями быстро. Люпин одним посылом палочки был отправлен в морг (не в качестве покойника, но всё же…), Грюм — спущен с лестницы, а о Скиттер взбесившийся Северус чуть не изломал табурет.

Хуже всего приходилось медсёстрам. Те были вынуждены мириться с причудами Снегга круглосуточно. Когда кто-то из персонала робко заикнулся об установленном для посетителей времени посещений, Северус пришёл в такую ярость, что чуть не придушил несчастного. К счастью, вовремя приковылял Будогорский (который к этому времени довольно ловко управлялся с костылями). С тех пор Снегга оставили в покое. Он не ел, не пил, не спал, дни и ночи просиживая в больнице. Он словно впал в кому. Северус чувствовал в своём сердце дырку, через которую утекает его кровь, постепенно наполняя грудь обжигающей, как кипяток, жидкостью. Было больно и трудно говорить, двигаться, даже дышать. Как в анабиозе он прожил месяц.

Детей отправили к бабушке. В Россию препровожала их Катерина. Они свалились к ничего не подозревающим Гончаровым как снег на голову. Катя позвонила родителям Юлии из Пулково и сказала «Мы едем».

— Что? — не расслышала баба Люся. — Кто говорит? Где вы?

Но Катерина успела повесить трубку. Когда, спустя час, они с детьмя появились в доме на Счастливой улице, в квартире их, не считая Людмилы Семёновны и Валентина Ефимовича, встречали Юлин брат, сын с невестой и лучшая Юлина подруга Лена Васильева.

— Где же Юлия? — спросил Валентин Ефимович (папа). — Мы думали, она сама приедет на свой день рожденья.

— Да, действительно… сегодня ведь её день рождения, — Катя растерялась не меньше Юлькиных родственников. — Простите, я так хочу в туалет… не могла оставить детей ни на минуту… терплю с самого Лондона.

Первой пришла в себя Юлина мать.

— Давайте, — распорядиолась она, принимая из рук Кати Асю и Гошу. И тут же умилилась: — Боже! Какие хорошенькие!

Близнецы, почуяв незнакомые руки, открыли глазки и молча взирали на бабушку, которую не видели чуть ли не со дня своего рождения.

— Смотри-ка, не плачут, — оценил молчание малюток Юрий.

— А ты считал, что все младенцы плачут сутки напролёт? — насупилась Маша, его невеста.

— Я не знаю. Ты лучше у Боба спроси. Он большой специалист по этой части, — этим Юрик хотел уязвить своего дядюшку — тридцатилетнего холостяка. За Борисом (иначе БОБОМ) прочно закрепилось прозвище «девственник» — нетрудно было догадаться, кто ему его дал.

Бабушка Люся тем временем хлопотала над внучатами. Она усадила их в подушки и проверяла подгузники.

— О! А я думала, что это девочка. Оказывается, наоборот, — удивилась Ленка.

Все норовили потискать Юлькиных ребятишек. Аська по своей привычке схватила бабкины серёжки с крупными камнями, пятаясь сорвать их с ушей.

— Шустрая, — похвалила девочку Людмила Семёновна, отцепляя маленькие цепкие пальчики.

— Да, она такая. Не в пример брату. Тот тихоня, — Катерина присела на край постели, вытирая потное лицо ладонью.

— Катюша, милая, объясните наконец, что это значит? В последнем письме Юля ни словом не обмолвилась, что в скором времени приедет на родину… А потом эти разговоры по телефону… довольно странные — будто и не с дочерью говорю, а с кем-то, у кого по чистой случайности её голос… и где она сама, в конце концов?

Катерина смущённо молчала. Она знала, что «всё это значит». Действительно, она говорила не с дочерью. Вот уже месяц с Людмилой Семёновной общался Будолгорский, искусно меняющий голос. Неудивительно, что сердце матери почуяло подвох. Врать Катя не любила и не умела. Поэтому сочла за благо переменить тему.

— Я так устала с дороги… Могу я принять душ?

На неё уставились, как будто она произнесла нечто неприличное.

— Э-э. Конечно. Хорошо. Сейчас дам Вам полотенце, — пришла в себя Людмила Сесёновна. — Скажите, а ваш багаж? Я гляжу, вы налегке.

Напряжение нарастало. Катька поспешила укрыться за дверью ванной. Раздеваясь, она тревожно прислушивалась к тому, о чём говорят Юлины родные. Ничего нельзя разобрать: бу-бу-бу… бла-бла-бла. Вздохнув, она стала репетировать то, что должна была сказать: «Юлия и Северус поехали в свадебное путешествие. Я выхожу замуж. Поэтому дети временно поживут у вас… то есть молодожёны приняли решение поместить… нет, поселить детей у вас… Чёрт-те что! Дальше-то как будем выпутываться?! Если Юля не придёт в себя…»

Катерина торопливо перекрестилась, молясь, чтобы Юлька быстрее пошла на поправку.

Когда всякий лимит времени, отпущенный на помывку, вышел, Катерина выглянула из ванной комнаты. Её встретили шесть пар недобожелательных глаз. Выбрав себе самый индифферентный объект (двойняшек) Катя начала вдохновенно врать.

— Юлия и Северус поехали в свадебное путешествие. Я выхожу замуж. Поэтому меня попросили оставить детей у вас… на некоторое время. Северус передал мне деньги. Вы можете нанять другую няню…

— Значит, СЕВЕРУС, — глаза Юлиной матери полыхали ненавистью. — Хотела бы я посмотреть в бесстыжие глаза этого афериста!

— Но почему же «афериста»? — слабо отбивалась от её нападок Катя.

— Да потому! — пророкотала Людмила Семёновна. — Он дал наш телефон всем сущетсвующим детским домам Ленинграда и Ленинградской области, и теперь нам беспрестанно трезвонят директора этих детдомов — такие же аферюги. Он что, промышляет тем, что распродаёт детишек на органы?

— Бог с Вами, — ужаснулась Катерина. — Что Вы такое говорите! Северус — порядочный человек. Он просто собирается открыть школу для обездоленных детей.

— Да?! — усомнилась баба Люся. — Мне так не показалось. Может, Вы привезли моих внуков, чтобы уберечь их от этого чудовища?

— Нет! — Катя заломила руки. — Вы неправильно поняли!

— ГДЕ МОЯ ДОЧЬ?

Людмила Семёновна подступила к Кате с явным намерением её потрясти. Катерина, не терпевшая никакого насилия, сдалась.

— Хорошо. Я всё расскажу. Юля заболела. Северус — как и подобает мужу — ухаживает за ней. Им некогда заниматься детьми.

— Вот значит в какое «свадебное путешествие» они отправились! — зарыдала Людмила Семёновна. — Я как чувствовала, когда отпускала Юлечку с НИМ… добром это не кончится… Вы тоже хороши: оставили подругу в минуту опасности… бежите, как крыса с тонущего корабля…

— Люся! — вмешался Валентин Ефимович. — Надо же разобраться!

— Поздно разбираться! Надо ехать и спасать ребёнка! — в Юлиной матери проснулась жажда действий.

— Но в этом нет смысла! — пыталась образумить неуёмную Северусову тёщу Катерина. — Вы всё равно ничем не сможете помочь сейчас своей дочери!

— А-а! — заголосила Людмила Семёновна, не способная воспринимать всю последующую информацию после слов «ничем не сможете помочь».

— Господи! Да жива она, жива! — рассердилась Катерина. — Почему Вы всё так превратно понимаете?

— Вот я поеду и посмотрю, насколько превратно я всё понимаю! — неожиданно ледяным тоном произнесла Юлина мама.

— Спорить бесполезно, — вполголоса сказал «Девственник» — Боб.

Было принято соломоново решение: двойняшки остаются на попечение мужчин (деда, брата и дядюшки), курировать ситуацию будет Ленка. А бабушка Люся с Катериной поедут в Британию.

Как только уладились формальности, Катя с Людмилой Семёновной отправились в Объединённое Королевство Великобритании и Северной Ирландии. Рейс попался не самый удачный — с двумя пересадками. Когда их самолёт наконец приземлился в Хитроу, Юлия в больнице «Святого Мунго» открыла глаза. Она шевельнула губами, но не смогла произнести то, что хотела. Северус встрепенулся — может, просто показалось? Все сомнения отпали, когда из уголка Юлиного глаза выкатилась слезинка. Чёрно-белый мир вновь засиял красками. Он взял туго забинтованные руки жены и поднёс к губам. «Спасибо тебе, господи, — шептал Северус. — Спасибо!» Лицо у него при этом сморщилось — он с трудом сдерживал слёзы. Он вдруг вскочил.

— Сейчас, родная, сейчас. Я быстро!

Ему не терпелось поделиться радостью с Ростиславом.

К нему тут же вернулись ощущения. Во-первых, было такое чувство, что от него смердит. Когда он последний раз мылся или хотя бы менял носки?.. Он не помнил.

На полпути к Славкиной палате Северус обратил внимание, что на него смотрят… как-то странно. Он списал это на «ароматы», исходящие от него. «Теперь, когда Юля пришла в себя, надо бы привести себя в порядок. Ей будет неприятно видеть меня неопрятным». Насколько неприятно было видеть его таким всем прочим в течение прошедшего месяца, его мало волновало.

— Слав! — окликнул приятеля Северус, войдя в палату. — Ты где?

— Ба! — раздался голос Будогорского из туалета (оттуда явно несло табачным дымком). — Кто это к нам пришёл?! Севка! Никак ты вышел из комы?

Барин наполовину высунулся из туалета.

— Из комы вышла Юлия!

Дверь с грохотом распахнулась на все сто. На лице Будогорского отразилась целая гамма чувств: недоверие, изумление, оторопь, волнение и радость.

— Слава Богу! — на ходу застёгивая брюки, Ростислав прыгал на одной ноге в поисках костылей.

Северус не стал дожидаться, пока тот отыщет свою опору, взвалил его к себе на плечи и поволок по коридору.

— Фу! — Будогорский театрально обмахнулся ладошкой. — Не хочу сказать ничего дурного, но запашок от тебя, мой друг, как от козла — не побоюсь этого слова. Не потому ли Юля так долго не могла прийти в себя?

— Заткнись, — беззлобно цыкнул на него Снегг.

Когда он дотащил Будогорского до палаты жены, у постели Юлии, пользуясь его отсутствием собрался целый консилиум. Завидев Северуса, многие тут же испарились. Сбросив своего товарища как куль с мукой на соседнюю пустующую койку, Снегг враждебно уставился в лица целителей. Казалось, на них он наложил заклятие оцепенения.

— Да, приятель, нагнал ты на них страха! — хмыкнул Будогорский.

В этот момент подошёл Гарри. Он стал невольным свидетелем этой немой сцены и последовавшими за ней событиями.

— Кхе-кхе, — откашлялся главный целитель. — Кризис миновал. Теперь, без сомнения, она пойдёт на поправку. Но Вы должны знать… Говорят, Ваша жена была красивой женщиной. Так вот. Такой ей уже не быть. Никогда. Но в основном она сможет привычный образ жизни.

Снегг в ярости схватил его за грудки.

— Что ты сказал, мерзкий ты ублюдок? Как она сможет вести «привычный образ жизни» — изъязвленная и гниющая?

— Процесс удалось затормозить, — пытался вырваться несчастный.

Не внимая голосу разума, Северус набросился на лекаришку и стал его душить. Консилиум как ветром сдуло. Неизвестно, чем бы это всё кончилось, если бы Гарри и Будогорский не оторвали Снегга от полузадохшегося доктора.

— Сумасшедший! Хулиган! — лекарь подобрал свою шапочку и бросился наутёк.

Северус всё ещё сжимал кулаки. Взгляд его остановился на Гарри.

— А-а! — лицо его побелело. — Гарри несравненный! Пришёл полюбоваться на деяния рук своих? Теперь ты доволен? Закончил дело, которое так славно начал твой отец?

С каждым вопросом — хотя, казалось, это было невозможно — он белел всё больше.

— Северус, — Будогорский взял его за руку. — Ты доведёшь себя до приступа. Успокойся!

Снегг стряхнул его, как букашку.

— Не трогай меня! Все носились с Поттером, как дураки с писаной торбой… и вот она благодарность! Смотри! Радуйся! — он подтащил Гарри к койке жены и ткнул его в намокшие от крови и гноя бинты Юлии. Затем задрал штанину Будогорского, под которой торчала култышка ампутированной ноги. — Полюбуйся! Что-то ещё?

— Нет, сэр, нет… — лепетал Гарри. — Наоборот, я хотел…

— Что ты хотел, Поттер? Что-о? — взревел он. — Ты отомстил сполна. Тебе уже нечего тут делать. Твои амбиции должны быть удовлетворены.

Он рухнул на стул рядом и уронил лицо в ладони.

— Пусть он уйдёт, — слабым голосом попросил Будогорского Снегг.

— Я тебя предупреждал, — тихо сказал Барин Гарри, опираясь на его плечи.

Но выйти они не успели. В дверях возникла полная женщина. Её сопровождала Катерина, которая глазами делала какие-то знаки Будогорскому.

— Задержись, — шепнул Барин Гарри. — По-моему, сейчас нашему грозному профессору будет задана взбучка.

— А-а, — зловеще прогудела толстуха. — Я гляжу, вся тёпленькая компания в сборе!

Северус отнял ладони от лица. У него появилось невиданное доселе выражение нашкодившего ученика. Снегг поднялся, безвольно опустив руки вдоль туловища. Гарри изумился, наблюдая столь чудесное превращение: ещё минуту назад Снегг способен был внушить ужас, сейчас — только жалость.

— Людмила Семёновна? — Северус криво улыбнулся. — Что Вы тут делаете?

— У-у? — грозно набычившись, тёща пошла на Снегга, с трудом переставляя артритные ноги.

Он всё больше съёживался под её неумолимым взглядом.

— Ну, вот и свиделись! — Людмила Семёновна, напротив, всё более разрасталась в размерах (или это только казалось Гарри — ибо он впервые видел человека, который смог напугать самого Снегга).

Женщина обошла Снегга, повесившего голову… Она будто прикидывала, откуда его лучше начать есть.

— Зятёк дорогой! — как можно было в это простое словосочетание влить столько сарказма, яда и иронии — непостижимо! — впору поучиться голливудским кинозвёздам. — Ну, вот и свиделись.

«Нет, это бесподобно! Каждая её интонация — просто перл. Жаль, что у меня нет с собой диктофона», — помечтал Гарри, по-прежнему жавшийся к дверям. Уйти он был не в силах. Этот день был бы праздником для папарацци — жаль, что Скиттер находилась на другом объекте. Потом это обсуждали долго. Как говорится, «история стала легендой, а легенда — мифом». В действительности всё выглядело так.

— Знаешь, — обратилась Людмила Семёновна к зятю, уронив своё массивное тело на стул, ножки которого тут же подогнулись, — от первых двух мужей своей дочери я тоже была не в восторге. Но ты… (она нацелила пухлый палец в лоб незадачливого зятя)… ты… ТЫ что себе позволяешь?!!

Северус промямлил что-то вроде «быр-быр-быр».

— ТЫ увёз мою дочь и моих внуков, чтобы тут издеваться над ними?

— Нет, мэм, — пробормотал Снегг и рискнул поднять на «маменьку» глаза.

— Ка-ак? У тебя хватает наглости смотреть мне в глаза? — заревела Людмила Семёновна. — Ну, что ж, смотри, смотри… да только узоров-то на мне нет!

Тут она обратила внимание на неподвижо лежащую в постели забинтованную фигуру.

— Ты хочешь сказать, что эта мумия и есть моя дочь?

С этими словами — совсем неожиданно для дамы её комплекции — Людмила Семёновна проворно выхватила из-под головы соседки по больничной койке подушку и остервенением стала бить ею слабо защищавшегося Снегга до тех пор, пока наволочка не порвалась, и он не оказался весь в пуху. При этом продолжала сыпать афоризмами:

— Ах ты, зараза иностранная! Что качаешься, как ветошь на пару? Зенки твои бесстыжие! Я тебе покажу! — бросив, ставшую бесполезной, пустую наволочку, неистовая тёща подскочила к Северусу и вцепилась ему в щёки.

Послышались сдавленные всхлипы — все разом обернулись к кровати Юлии. Она смеялась. Из глаз её лились слёзы. Через неделю Юлия могла сидеть в подушках и есть жидкую пищу. Бинты частично сняли. Раны, оставленные поцелуем Волан-де-Морта, выглядели устрашающе. Но она, как Будогорский, не теряла присутствия духа. Её мать и её муж успели помириться и даже подружиться. Волшебные «штучки» зятя её восхищали, но Людмила Семёновна просила не злоупотреблять ими в её присутствии. На предложение Будогорского попробовать что-нибудь эдакое самой она, смеясь, отвечала: «В моём-то возрасте? Помилуй!» Для «знатной дамы» (так Юлину мать величали в больнице) оборудовали комнату и она быстро вошла в контакт со всеми служащими «Святого Мунго». А её присутствие благотворно влияло на самых тяжелобольных. Юлия ещё плохо говорила. Она предпочитала молчать и слушать. Единственное, о чём она просила, так это чтобы её не беспокоили журналисты. И это правило свято блюли близкие: Северус, мать, Катерина, Будогорский. Один раз приходил Альбус. После приватного разговора наедине Снегг, сгорая от любопытства, поймал Дамблдора с целью вызнать, о чём они беседовали.

Дамблдор, загадочно посмотев на Северуса, сказал:

— Семья Гончаровых примирила Вас с маглами, Северус? Видите, простые люди любят волшебников и даже восхищаются ими. Недаром же простецами написано столько сказок, где ДОБРО неизменно торжествует над ЗЛОМ?

Северус, изучая носы своих ботинок, в это время думал: «Нет ли у Дамблдора русских корней? Откуда эта приверженность к пышным фразам?» Гарри больше к Снеггам не совался.

— Когда-нибудь вы простите друг друга, — пообещал ему Будогорский.

— А Вы… простили меня?

— Ты не виноват. Мы хотели от тебя взрослого поступка, а держались с тобой, как с ребёнком.

— Зачем ОНА, — Гарри не мог заставить себя произнести имя жены Снегга, — сделала это?

— Юлия сделала то, что подсказывало ей её сердце. Слабость… любовная истома, которую на миг ощутил Волан-де-Морт, стала в конечном итоге для него гибельной. Он потерял ориентациию. Заблудился, как ребёнок, не знающий ласки. Был ослеплён, опьянён и обессилен одновременно. Юлия ведь разбила пузырёк с Любовным эликсиром. А его хватило бы, чтобы поразить целую дивизию, — Будогорский мечтательно улыбнулся. — Знаешь, Гарри, я принял решение вернуться на историческую Родину.

— В Россию? — упавшим голосом уточнил Гарри.

— В неё, голубушку.

— Что Вы будете там делать? — скучным голосом спросил Гарри.

— Работать. Я ведь врач по первому образованию… Растить детей… если повезёт.

— А как же волшебство? Как же Ваши ученики?.. Как же Я? Неужели Вы ни капельки к нам не привязались?

Гарри — как это не стыдно — хотелось заплакать. Даже зареветь. В голос.

— Ну, что ты, — Будогорский привлёк его к себе. — Боюсь, что я привязался даже слишком: к Хогвартсу, к тебе и твоей честной компании… Слышал когда-нибудь, что у кошки девять жизней? У человека столько же — если не больше. Каждая веха — новая жизнь. Так что пора мне начинать новую жизнь.

— Вы всё-таки женитесь?

— Мы уже поженились, — Барин продемонстрировал золотой ободок на безымянном пальце.

— Когда вы успели? — ахнул Гарри.

— Дурное дело не хитрое, — усмехнулся Будогорский. — Шучу.

— Я знаю, что всё это значит! — озарило вдруг Гарри. — Вы любите жену Снегга. И бежите отсюда по этой причине. И готовы бросить из-за этого…

— Тихо-тихо-тихо… — поспешил утихомирить его Ростислав Апполинарьевич. — Вот ты и научился читать в сердце, как в открытой книге.

— Для этого не надо быть чародеем.

— Думаешь, Северус тоже может о чём-нибудь догадываться? — Барин подозрительно посмотрел на Гарри.

— Я не знаю.

— Значит, надо быстрее сматываться, — и он откинулся на подушки.

— Я увожу Юлю с собой, — безапелляционнм тоном заявила Людмила Семёновна Северусу.

— Но…

— Что «но»? — брови тёщи сошлись на переносице.

— Северус, — Юлия погладила мужа по руке, — так будет лучше. Дома я быстрее оклемаюсь.

— Разве тут не твой дом?

— Чужая сторона и без ветра сушит, — едва слышно прошелестела Юлия.

— Что верно, то верно: родная сторона — мать, чужая — мачеха.

Это приковылял Будогорский. Он галантно поцеловал Юлькиной матери руку и увёл её от назревающей ссоры. В последнее время то и дело между супругами возникало, мягко говоря, недопонимание. Будто тот поцелуй установил меж ними стену. Снегг — так же как и Гарри — не понимал, зачем это нужно было делать, а Юля не могла объяснить. Импульс… Тогда это казалось единственно правильным, теперь — глупым. В итоге они признали, что расстаться на время будет им на пользу. Хоть и он, и она ссылались на благотворное влияние Родины на ход лечения Юли. Через несколько дней Будогорский с Катериной и Людимила Семёновна с Юлией прощались в Хитроу с Северусом. Их пришли проводить многие, но присутствие Снегга — как сторожевого пса — пугȧло. Они предпочитали наблюдать сцену прощания издалека. Юлия сидела в инвалидном кресле. Лицо Снегга, по обыкновению, оставалось непроницаемым. Лишь когда мать Юли покатила коляску с дочерью к самолёту, хогвартцы рискнули подойти к Будогорскому. Было заметно, как Катерине приятно, что её обожаемый муж столь любим всеми. На её некрасивое лицо, казалось, падал отблеск красоты её супруга. В свете последних событий что-то мученическое появилось в благородных чертах Ростислава, от чего он стал схож с Иисусом (каковым его изображают в библейских сюжетах). Северус промаршировал мимо своих экс-учеников, не обменявшись ни единым словом приветствия.

— Эй, упрямец! — крикнул ему вдогонку Будогорский. — Миргородский ждёт тебя! Как только уладишь с ним все дела, телепортируй. Мы встретим тебя в Пулково!

Нечто человеческое шевельнулось в лице Снегга, когда он обернулся к другу. Но, видя, как все взоры обратились к нему, ссутулился и зашагал прочь.