КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706150 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272734
Пользователей - 124656

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Аллилуйя! [Роберт Франклин Янг] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Роберт Янг. Аллилуйя!


Robert F. Young. Mine Eyes Have Seen the Glory. Collection: “A Glass of Stars”, Jacksonville, IL, Harris-Wolfe, 1968, p. 307-356

Янг Р.Ф. Бокал звезд: Сборник фантастических произведений. Ясноград: Бригантина, 2013. (Зарубежная фантастика), стр. 256-301


Его прозвали «Реактивный голландец», хотя ни голландцем, ни реактивным он не был. Неоземлянин, чей корабль, как и все межпланетные корабли в его эпоху, работал на хронодвигателе Ламара. А звали его Натаниэль Дрейк.

Легенда гласила, будто в каждом порту он искал некую женщину, чтобы в любви обрести искупление, однако создатели легенд склонны проводить параллели там, где их нет и в помине. Дрейк действительно искал ЕЕ — неуловимую и призрачную больше, чем он сам, но искупление надеялся обрести не в любви, а в ненависти.

Его история началась у орбитальных берегов Яго-Яго, вскоре после того, как «Суэцкий канал» дал первую «протечку». В те времена Сатрапия Сириуса переживала промышленный бум. Ее сферические торговые корабли бороздили межпланетные моря; грузовые суда чуть ли не ежедневно отчаливали из Суэцкого канала на ненасытные терранские ярмарки. Ее планеты процветали, народы не знали нужды и горя, политики погрязали в роскоши. Лишь одна из десяти экосфер не испытала на себе блага цивилизации. Планета Яго-Яго подверглась остракизму из-за опальных туземцев (пятый пункт параграфа В-81 Межзвездного кодекса) и не прельщала ни поэтов, ни мародеров.

Натаниэль Дрейк перевозил партию василькового шелка с Незабудки на Диор — иначе говоря, с Сириуса VIII на Сириус X. Между их орбитами располагался Сириус IX, он же Яго-Яго. Три планеты образовывали единое созвездие и, дабы не попасть под гравитацию Яго-Яго, Дрейк задал автопилоту своего одноместного корабля обходную траекторию, причем с запасом, не догадываясь, что тем самым нечаянно направил «Ночного скитальца» в пределы космоса, куда еще не ступала нога человека.

Когда гиперпространственная система «Суэцкого канала» обнаружила свою полную непригодность к межзвездным полетам, межпланетные астронавты безропотно покорились судьбе, а с одиночеством боролись тремя проверенными способами. Первыми в списке шли реалити-кадры с девушками, вторыми — стерео-комиксы, замыкал тройку беспохмельный джин. Натаниэль Дрейк не чурался невинного вуайеризма, но жажду предпочитал утолять, а не усугублять, поэтому в рейсах чаще всего прибегал к третьему средству — джину. Нынешний полет не сткл исключением. Дрейк уже приканчивал пятую бутылку, как вдруг в кабину постучали.

Натаниэль был человек не робкого десятка и редко поддавался панике. Наполнив опустевший стакан, он поставил бутылку на штурманский столик и прислушался. Снаружи тихонько поскрипывала обшивка фюзеляжа, внизу, в приборном отсеке, ровно гудел гравитационный генератор — все, никаких посторонних звуков. Внезапно стук повторился.

Дрейк неспешно поднялся, взял с прикроватной полки ионный пистолет, положил на стол, сам сел рядом и крикнул:

— Войдите.

Дверь распахнулась, и на пороге возникла девушка. Высокая и светлая. На тонком скуластом лице выделялись широко посаженные карие глаза — очень необычные, они словно смотрели вглубь и поверх одновременно. На незнакомке была серо-голубая блузка, такого же цвета юбка и кепи.

Церковь эмансипации славилась строгостью в одежде, но на сей раз, когда девушка, покачивая бедрами, двинулась к столу, вся строгость куда-то улетучилась. Приглядевшись, Дрейк быстро сообразил, в чем дело. Незваная гостья обладала поистине выдающимися формами — завернись она хоть в мешок, такие округлости не скроешь.

Почувствовав на себе пристальный взгляд, незнакомка ничуть не смутилась. Однако ее шокировала внешность Дрейка. Видок и впрямь еще тот: обросший, капитанские бакенбарды и усы исчезли под густой косматой бородой, которая добавляла добрых два десятка лет к его тридцати двум.

— Наверное вы удивлены, — нарушила молчание гостья. Хрипловатый, но на удивление глубокий и проникновенный голос придавал словам непривычный резонанс.

Дрейк выудил второй стакан, плеснул туда джина и протянул девушке. Та, естественно, отказалась.

— Нет, благодарю.

Осушив стакан, Дрейк откинулся на стуле и стал ждать, попутно гадая, зачем и откуда взялась таинственная незнакомка. Ну откуда понятно — в грузовом отсеке для безбилетников места вдоволь, а портовые власти отродясь не брезговали взятками. А вот зачем — вопрос из другой оперы.

Ответ озвучила сама девушка.

— Пожалуйста, отвезите меня на Яго-Яго, — попросила она. — Я щедро заплачу. На пассажирском корабле лететь опасно — слишком много народу: вряд ли пилот станет рисковать, чтобы высадить меня на запрещенной планете. Только одиночка, такой, как вы. Вам все равно по пути, потеряете пару часов, зато никто не узнает.

— Яго-Яго! — Дрейк не верил своим ушам. — С какой стати тебе ехать на Яго-Яго?

— Полисирианцы готовятся узреть воскрешение главного святого. Мне тоже хочется посмотреть.

— Чушь! — отрезал Дрейк. — Покойник есть покойник, будь он хоть трижды святой или грешник.

На мгновение в карих глазах заплясали золотые искорки.

— Неужели, мистер Дрейк? Как тогда объяснить великий переход через реку Потомак?

— Тут и объяснять нечего, полный бред. Теперь по делу: даже если на Яго-Яго кто-то воскреснет, тебе-то откуда это знать?

— У нас свои источники. Межпланетное сарафанное радио, если хотите... Святой напророчил, что воскреснет через год, явит себя миру и сойдет к простому люду.

Чтобы выиграть время, Дрейк решил сменить тему.

— Как тебя зовут?

— Аннабель. Святая Аннабель Ли.

— А лет?

— Двадцать три. Умоляю, мистер Дрейк, отвезите меня на Яго-Яго.

— Ты сказала, можешь заплатить. Сколько?

Девушка отвернулась, порылась под блузкой и протянула Дрейку пояс, набитый банкнотами.

— Здесь две тысячи. Пересчитайте, если не верите.

Натаниэль помотал головой.

— Убери. Хоть двадцать две — я летной лицензией рисковать не буду.

— Но ведь никакого риска! Я не проболтаюсь, честное слово.

Дрейк окинул ее оценивающим взглядом.

— Расплатиться можно и по-другому, не обязательно деньгами.

Гостья и бровью не повела.

— По-другому я тоже согласна.

Было с чего онеметь! Церковь эмансипации не запрещала секс, но от малейшего намека девушки бросались врассыпную. Вспомнив соблазнительное покачивание бедер, Дрейк на миг поддался искушению, но быстро взял себя в руки.

— Нет, не годится. Летная лицензия — мой верный кусок хлеба, боюсь его потерять. — Натаниэль решительно поднялся. — С этой минуты вы арестованы, немедленно возвращайтесь в свои апартаменты — до конца рейса пробудете там.

Широко посаженные карие глаза на секунду потемнели, но золотые всполохи гнева разогнали тьму недоверия. Девушка рванулась за пистолетом на столике. Дрейк легко перехватил ее руку, выпихнул из каюты и поволок в грузовой отсек, расположенный по правому борту. Как и все отсеки на корабле, грузовой запирался шлюзовым замком. Втолкнув святую Аннабель внутрь, Дрейк наладил запорный механизм, чтобы тот открывался только снаружи, и уже собрался уходить, но Аннабель мертвой хваткой вцепилась в его запястье. В карих глазах сквозило отчаяние.

— Умоляю, отвезите меня на Яго-Яго.

Высвободившись, Дрейк шагнул в коридор и захлопнул шлюз.

Час спустя корабль попал в поле лямбда-кси. По крайней мере, Дрейку так показалось. Все, что случилось дальше с ним и со «Скитальцем», полностью совпадало с теоретическим описанием из третьего раздела девятой главы «Справочника пилота» — практического руководства, которое каждый астронавт должен был знать назубок. Переборки «замерцали», искусственную атмосферу «заволокло дымкой», палуба «потеряла плотность». Сам Дрейк почувствовал «болезненное покалывание в нервных окончаниях и головокружение». В следующий миг корабль вместе с капитаном стали прозрачными — «завершающий этап перед полным расщеплением».

Как гласил справочник, из поля лямбда-кси никто не выбирался живым, поэтому все сведения по данному вопросу весьма и весьма условны. Далее пилотов успокаивали, что лямбда-поля встречаются редко и опасность наткнуться на них ничтожна мала. Правда, справочник не упоминал о надписи на стенах. А надпись, тем не менее, была. Сквозь прозрачные переборки и корпус корабля Дрейк различил среди звезд единственное слово: СМЕРТЬ.

Однако смерти не последовало. Полного расщепления — если между ними есть принципиальная разница, — тоже. Призрачный корабль вместе с капитаном продолжили полет.

Дрейк сделал шаг, другой. Палуба поддерживала его, но сквозь прозрачную толщу «Скитальца» отчетливо виднелись звезды, а неподалеку, совсем близко, зеленела планета Яго-Яго. Дрейк поднял руку — плоть просвечивала насквозь. Повесив на стену зеркало, уставился на свои призрачные черты. Смотрел сквозь отражаемые глаза на отражаемую стену. Смотрел сквозь щеки, подбородок. Взгляд свободно проникал под кожу, экипировку. Живая плоть в сочетании с материей скрадывали наготу, хотя прозрачным было все: и летные ботинки, и брюки, и длинная, до середины бедер, куртка.

Однако Дрейк не утратил ощущения целостности. Тело оставалось плотным. Он жил и дышал, а его призрачный корабль уверенно держал курс к дальним берегам Диора. Может, он умер, но мертвым себя не чувствовал. «Я мыслю, следовательно я существую»...

Он вытащил судовой журнал и записал координаты поля. Внезапно, вспомнив о пассажирке, опрометью кинулся в грузовой отсек. Однако замок отпереть не рискнул, иначе погиб бы на месте. Ибо за прозрачной переборкой раскинулось безвоздушное пространство космоса. Грузовой и прочие отсеки исчезли. Исчез весь правый борт.

А с ним и святая Аннабель Ли.

Дрейк разыскал мадам Джин, но и та превратилась в призрачную копию самой себя, правда своих верных шестидесяти градусов не потеряла. В ходе долгой беседы, затянувшейся до конца полета, Дрейк умолял ее залечить свежую рану на его прежде непогрешимой совести. Мадам упорно отказывалась.

Попутно Дрейк пытался решить две насущные проблемы. Первая — груз. Он, конечно, уцелел, но стал ничем не лучше корабля, точнее, левой половины — правая, судя по всему, попала в центр проклятого поля и расщепилась на атомы. Какая ирония, что судно, способное выдержать ядерную атаку, оказалось поистине беспомощным перед лямбда-кси излучением. Нечего надеяться, что магазин готового платья «Ультрамода» в Новом Париже примет некогда прозрачный, а теперь насквозь просвечивающий шелк. Хуже того, товар был взят в кредит — если компания-кредитор потребует возместить ущерб, корабль наверняка конфискуют, и Дрейку придется проститься с карьерой независимого межгалактического поставщика.

Вторая проблема — призрачность. Легко представить реакцию окружающих, если он сам каждый раз вздрагивает, глядя в зеркало. Можно утешаться тем, что зеркало тоже лишь тень настоящего, но достаточно посмотреть на свои руки, как все сразу встает на свои места.

Раненная совесть ныла, и Дрейк вернулся за штурманский столик к мадам Джин, вооруженный сотней аргументов в свою защиту. Разве он просил Святую Аннабель Ли лезть на корабль? Разве знал, что корабль попадет под удар лямбда-кси? Знал, что правый борт обречен? Нет, нет и еще раз нет. Однако суровая правда упорно лезла наружу: исполни он просьбу Аннабель высадить ее на Яго-Яго, девушка осталась бы цела и невредима. Заперев пленницу в грузовом отсеке, Дрейк обрек бедняжку на верную смерть.

— Мои руки чисты, — втолковывал он мадам Джин. — Я виноват в ее гибели не больше, чем Пилат в распятии первого Христа.

Мадам безмолвствовала.

— Не моя вина, что она оказалась святой. От этого только хуже — в смысле, от святости.

Мадам по-прежнему молчала.

— Будь она обычная пустышка, которая только и умеет что задницей крутить, сразу бы камень с души, — продолжал Дрейк. — Получается, весь сыр-бор из-за статуса? Полный бред. Вообще, нашли праведницу! Праведницы не ложатся под первого встречного, даже во имя общего блага. Так что ваша Аннабель Ли слова доброго не стоит.

— Не стоила, — поправила мадам Джин.

— Ладно, я убил ее, признаю. Просто из-за святой получается вдвойне паршиво.

— Убийца, — отчеканила мадам.

Натаниэль схватил ее за горло, но через мгновение обнаружил, что сжимает пустую бутылку. От удара по столу стекло разлетелось вдребезги.

— Я не убийца! — завопил Дрейк. — Не убийца!

Первым «Реактивного голландца» заметил пилот мусорной баржи. Собственно, заметил он только корабль, без экипажа, но не суть — создатели легенд грешили неточностью формулировок что с первым «Голландцем», что со вторым. Вдоволь наглядевшись, пилот быстро скинул груз на орбиту и поспешил в порт. Слух разошелся мгновенно — спустя пятнадцать минут, когда Дрейк готовился зайти на посадку, искушенные зеваки наводнили улицы и крыши Нового Парижа в надежде натерпеться настоящего страху. И ожидания оправдались.

Одно дело пугать тех, кто заранее не подкинул каштанов в костер, и другое — людей предусмотрительных. Не успел «Скиталец» приземлиться на антигравитационные шасси, как у посадочной полосы на полном ходу затормозил автомобиль. Из салона выбрались трое: президент «Ультрамоды» Тадеус П. Терринджер, вице-президент Доррел Ньюман и мэр Нового Парижа, имевший солидную долю в модной индустрии, но какую и где не знала даже налоговая. Дрейк решил не томить публику, застегнул антигравитационный пояс, открыл шлюз и спустился в док. Бородатый, нечесаный, и прозрачный как папиросная бумага. Зрители ахнули.

Мостки возвышались над посадочной полосой метра на полтора; глядя на собравшихся сверху вниз, Дрейк вдруг преисполнился уверенности.

— Вот это встреча! Весьма польщен. А где красная дорожка?

Тадеус П. Терринжер первым из троицы обрел дар речи. Высокий толстяк он, как и его спутники, щеголял в новинках из последней коллекции «Ультрамоды»: розовый цилиндр, облагающий зеленый костюм из домотканого пуха трипсов и туфли из пластигатора.

— Дрейк, вы пьяны! — выпалил он.

— Никак нет. Меня просто... слегка расщепило.

Терринджер попятился. Другие делегаты тоже.

— Вы попали в поле лямбда-кси?! — воскликнул Ньюман.

— Вроде того, — кивнул Дрейк.

— Чушь! — фыркнул Терринджер. — После лямбда-кси не выживают.

— А разве это жизнь? — возразил Дрейк.

— Груз! Что сталось с грузом? — причитал мэр.

— Если повезет, он сгодится на обертку невидимого хлеба. Надевайте пояс и сами убедитесь.

Тем временем к собравшимся присоединился начальник порта.

— Никто не переступит порог корабля, пока его не проверят на радиацию. Дрейк, поднимите посудину на полтораста метров. Не знаю, что с вами стряслось, но рисковать я не буду.

— Заодно прихватите образец ткани, — велел Терринджер. — Ничего не случится, если мы поглядим издалека.

Кивнув, Дрейк дернул ручку управления поясом и скрылся в шлюзе. Задав антигравитационному шасси подъем на сто пятьдесят метров, он сунул подмышку рулон шелка и снова спустился в док. Со своего возвышения развернул полотнище, чтобы делегаты, успевшие благоразумно отступить на шаг, смогли как следует рассмотреть товар. Тонкая как паутинка ткань сохранила толику осязаемости благодаря нежнейшему васильковому оттенку — плоду кропотливого труда шелкопрядов с Незабудки. Терринджрр глухо застонал. Ему вторили Ньюман и мэр.

— Вся партия такая? — ужаснулся Терринджер.

— До последнего метра, — подтвердил Дрейк.

— Везите ее обратно на Незабудку, — распорядился президент.

Дрейк вытаращил глаза.

— Чего ради? От этого ткань лучше не станет.

— Конечно, нет. Но вдруг шелкопряды сумеют подлатать ее или переработать. Так или иначе, придется заказывать новую. А вы, Дрейк, молитесь, чтобы партию спасли. В противном случае вам предъявят иск — со всеми вытекающими. — Терринджер покосился на покалеченного призрачного «Скитальца», пробитым шаром маячившего наверху. — Вопрос, кто позарится на этот корабль.

Отвернувшись, Терринджер вслед за спутниками уселся в машину, и та умчалась прочь. Дрейк же с отчаянием понял, что протрезвел.

— Может, сперва проверите мой уровень радиации, — попросил он начальника порта. — Хочу пойти в город и хорошенько надраться.

Тот сочувственно хмыкнул.

— Сделаем, мистер Дрейк. Заодно покажем вас доктору.

Начальник не подвел — после проверки, не выявившей у корабля с капитаном ни малейших признаков заражения, Дрейк направился в санчасть, где его потрясенным тоном заверили, что все в полном порядке. Покончив с осмотром, Дрейк завернул в портовый банк, где обменял зыбкие кредитные билеты на более ощутимые банкноты и попутно снял все свои сбережения — целых пятьсот Рокфеллеров.

Однако надраться ему не удалось — ни хорошенько, ни вообще. Стоило выйти за пределы порта, как началось. При взгляде на него люди бросались наутек или, хуже того, следовали за ним по пятам. В первой же пивной посетители в страхе разбежались. Во второй бармен наотрез отказался обслуживать. Юная красотка на улице, услышав «привет», грохнулась в обморок, хотя Дрейк успел постричься и побриться в одной из многочисленных автопарикмахерских. Словом, даже приличный вид мало что изменил. Отчаявшись, Дрейк забрел к известному на весь Новый Париж врачу. Проведя уйму обследований, тот долго разглядывал пациента, и наконец спросил:

— Вы, часом, не потомок голландцев?

— Нет, — сухо ответил Дрейк и вышел.

Прикупив десять бутылок джина, страдалец поспешил на корабль. «Скитальца» заправили, пополнили запасы продовольствия, но, естественно, не починили. Показав городу неприличный жест, Дрейк взмыл под облака, прочь от канализационной орбиты к звездам.


Незабудка


Во времена Натаниэля Дрейка Незабудка кишмя кишела шелкопрядами. В Шелковом городе со всех сторон доносилось заунывное шуршание крохотных тел, прядущих разноцветные коконы в длинных приземистых ангарах, любезно возведенных компанией «Василек инкорпорейтед». Ближе к сумеркам шорох стихал, но с первой звездой возобновлялся, становясь все громче и громче, пока ночь не наполнялась гулом усердных «работников» — розовые, зеленые, синие, желтые, они пряли свою пряжу так, как не умел раньше никто и уже не сумеет впредь, ибо шелкопряды с Незабудки давно мертвы.

Возведем очередной памятник победной поступи человека. Поставим его позади статуи быка. Той, что рядом с синим китом.

Натаниэль Дрейк хорошо знал печальный шелест, поскольку родился на Незабудке и однажды побывал с отцом в легендарном городе-ферме. Сделавшись галактическим коммерсантом, Дрейк часто летал туда в командировки, но та первая поездка навсегда запечатлелась в памяти. Отец занимался разведением многоцветной вайды — ее похожие на шелковицу листья служили основной пищей шелкопрядам — и частенько наведывался в Шелковый город по делам. Как-то раз он взял маленького Натаниэля с собой, провел по бесконечным ангарам в надежде отвлечь сына от тоски по матери, скончавшейся недавно. Под низкими сводами не смолкал заунывный шепоток, радужно переливались и мерцали в полумраке коконы. А в обрабатывающем цеху безжалостно вращались автоматические бобины, и крошечные тельца одно за другим замертво падали На пол. Терзаемый думами о смерти, юный Натаниэль гадал, почему личинки, вместо того, чтобы бесславно сгинуть в печи, достигают апофеоза, дарованного им по праву рождения, и умирают, так и не познав бессмысленного эгоизма человеческой расы.

Взрослого Натаниэля такие вещи уже мало заботили. Натаниэлю-призраку и вовсе было плевать.

— Привет! — окликнул призрак хорошенькую девушку.

Та с визгом бросилась наутек. Какая-то старушка окинула его испуганным взглядом и отвернулась. Рядовой из налогового управления застыл как вкопанный, в ужасе вытаращив глаза. Дрейк зашагал дальше.

Тем временем на космодроме трое техников из «Василек инкорпорейтед» без энтузиазма исследовали груз на предмет его потенциального восстановления, чтобы потом передать данные высшему руководству для вынесения окончательного вердикта. А пока суд да дело, Дрейку нужно было скоротать пару часов.

Коротать их в питейном заведении призрак не стал. Слишком томила рана в душе. Путешествие с Диора на Незабудку только растравило совесть, боль сделалась невыносимой, а мадам Джин лишь усугубляла мучения.

Раны душевные не чета телесным. На теле лечат следствие, на душе — причину. Уберите повод, и душа перестанет болеть. Правда, сделать это нелегко, но всегда можно умалить причину, тогда рана, хоть и не затянется, но гноиться перестанет. Сейчас причина упиралась в святую Аннабель Ли. Если выяснится, что подозрения Дрейка верны, и Аннабель не такая уж праведница, рана наверняка притупится. А уж если эта святая и вовсе окажется не святой, то болеть и будет нечему.

В местном отделении Церкви эмансипации Дрейк спросил с порога, числится ли у них в общине некая Аннабель Ли. Клерк с невыразительным лицом кивнул и направил посетителя в часовню святой Джулии Уорд Хау, что на улице Искупления.

Подобно всем часовням, обитель святой Джулии оказалась скромной деревянной постройкой, длинной и тесной, с перекрещенными над дверью флагами Конфедерации и Союза. Очутившись внутри, Дрейк миновал узкий проход с двумя рядами скамеек и замер перед небольшой кафедрой с грубо сколоченным аналоем. Позади виднелся полог, увенчанный уже знакомыми флагами.

Наконец занавеси раздвинулись, и на кафедру ступил высокий мужчина с худым, изборожденным морщинами лицом и серыми безмятежными глазами.

— Святой Эндрю к вашим услугам... — начал сероглазый, но испуганно смолк.

— Я Натаниэль Дрейк, капитан «Ночного скитальца». Пришел насчет святой Аннабель Ли.

Ужас на морщинистом лице сменился пониманием... и облегчением.

— Хвала небесам, вы здесь, мистер Дрейк. Я только что вернулся из порта, хотел застать вас там, но не успел. Я хотел спросить про Аннабель. С ней все в порядке? Вы отвезли ее на Яго-Яго? С тех пор, как я узнал о случившемся с вашим кораблем несчастье, места себе не нахожу.

— У меня плохие новости. Святая Аннабель мертва.

Тихий ропот шелкопрядов наполнил зал. Опрятная серо-голубая униформа вдруг повисла на святом Эндрю мешком.

— Мертва? Умоляю, скажите, что это неправда.

— К сожалению, правда. Если хотите, могу рассказать, как все случилось.

Рассказ не занял много времени.

— Как видите, моей вины тут нет, — заключил Дрейк. — Высадить ее на Яго-Яго я не мог, иначе лишился бы летной лицензии, а это мой хлеб. Нельзя требовать от человека рисковать всем — это несправедливо. Нужно было поговорить со мной прежде, чем лезть в грузовой отсек. Или вы станете обвинять меня в случившемся?

— Разумеется, нет, мистер Дрейк. — Святой Эндрю вытер катившуюся по щеке слезу и ровным голосом продолжил: — Она поступила по-своему, вопреки моим советам. Информация о воскрешении святого была по меньшей мере сомнительной, и я категорически возражал против ее затеи проникнуть на корабль, но Аннабель всегда была упрямицей — что, конечно, не умаляет горечь от ее смерти.

— Выходит, до праведницы ей далеко? — с надеждой спросил Дрейк.

— Напротив! — горячо возразил святой Эндрю. — Редко можно встретить человека отзывчивей и добрее. Самый преданный и самоотверженный солдат из всех, что я видел за все время службы в армии эмансипации. Ее гибель — огромная, невосполнимая потеря, мистер Дрейк.

Натаниэль отвел глаза и вдруг почувствовал страшную усталость.

— Можно присесть?

— Конечно, мистер Дрейк.

Натаниэль опустился на ближайшую скамью.

— Аннабель местная?

— Нет, она родилась среди виноградников Лазури, в деревушке под названием Мирный край. — Святой Эндрю тяжело вздохнул. — Помню, как увидел ее в первый раз. Такую худенькую, бледную. А взгляд — в нем застыла поистине нечеловеческая мука. Однажды утром она забрела ко мне в часовню, упала перед аналоем и простонала: «Хочу умереть». Я спустился с кафедры, помог бедняжке встать и сказал: «Нет, дитя, ты хочешь не умереть, а служить на защите веры, именно она привела тебя сюда». Тогда Аннабель подняла взгляд, поразивший меня до глубины души. Минуло два года, и страдание в ее глазах притупилось, но какая-то часть осталась с ней навсегда.

Помолчав, святой Эндрю продолжил:

— Было в ней нечто особенное, чего не передать словами. Походка, голос. Особенно ярко оно проявлялось, когда Аннабель проповедовала с кафедры. Желаете послушать, мистер Дрейк? У меня есть ее записи.

— Э-ээ... конечно, — промямлил Натаниэль.

Развернувшись, Эндрю скрылся за пологом, но через мгновение вернулся и водрузил на аналой древний магнитофон.

— Кассету выбрал наугад. — Он нажал кнопку воспроизведения. — Слушайте.

Вскоре заунывное нашептывание шелкопрядов заглушил чарующий проникновенный голос. Сидя в полумраке часовни, Дрейк отчетливо представлял, как Аннабель возвышается над алтарем: строгая серо-голубая униформна не способна скрыть пышную грудь и соблазнительные изгибы бедер; вибрирующие, прекрасные в своей чистоте интонации наполняют зал.

— Сегодня я поведаю о великом переходе через реку Потомак, о странствиях святого духа по земле и о том, как Его каменный лик восстал из руин храма, где Он провел в безмолвных думах без малого семьдесят семь лет, чтобы, возродившись, пересечь кроваво-красное море и разбиться вдребезги на песчаном берегу. Вам возразят: «Чепуха, статую перетащили фанатики, жаждущие увековечить своего кумира». Вас будут пичкать псевдо-научными данными, убеждать, что Планета мира'над Его головой, которая спустилась и поглотила Его дух, чтобы унести прочь — всего лишь плод воображения очевидцев. Вам еще и не такое скажут эти приземленные циники, не допускающие, что человек способен обрести бессмертие, а камень может ожить. Им не понять, ведь этот добрейший человек был самым сильным, благороднейшим и величайшим из людей, настоящий гигант, чья поступь по сей день отдается в наших сердцах. Так пусть же знают, пусть же молва разлетится по свету, ибо я верую: верую в ожившую статую, верую, что величайший из людей восстал из руин попранного храма, дабы явиться на землю. Его громадная тень накрыла собой все вокруг, глаза горели праведным огнем, голос заглушал падающие бомбы, суровый взгляд остужал пылающие адским пламенем небеса, твердь дрожала под Его ногами, пока Он шел через Потомак к морю. И сказал Он: «Узрите воскрешение мое. Узрите же меня, жители Земли, ибо я явился избавить вас от рабского страха, призвав из глубин космоса Планету мира, которая вознесет мой дух к звездам. Земляне, обрекаю вас на мир, но предупреждаю: не забывайте тот страшный день, когда вы прогнали с порога Доброту и впустили в свои дома Смерть». Истинно говорю, так сказал Он, ступая через Потомак к морю под яркими вспышками бомб; и Планета мира сияла над Его головой. А те, кто не верит в странствия Его по земле и вознесение к звездам, — суть мертвецы без надежды, любви и сострадания, без доброты, человеческого тепла и жалости, без боли и радости, без дыхания жизни. Аминь.

Грустное нашептывание червей вновь проникло в комнату. Дрейк машинально склонил голову, но тут же выпрямился, встретив недоуменный взгляд святого Эндрю.

— Вы сообщили ее семье, мистер Дрейк?

— Нет, только вам и больше никому.

— Хорошо, я немедленно свяжусь с ними и сам все расскажу.

Святой перемотал пленку, вытащил кассету и собирался сунуть к себе в карман, но Дрейк порывистым движением остановил его.

— Погодите, — воскликнул он, вставая.

Во взгляде Эндрю по-прежнему сквозило недоумение.

— Да?

— Пожалуйста, продайте мне пленку. Плачу любую цену.

Святой Эндрю спустился с кафедры и протянул кассету капитану-призраку.

— Примите как дар. Уверен, Аннабель бы этого хотела.

Повисла короткая пауза, потом Эндрю нарушил молчание:

— Простите, вы верующий?

— Нет, — ответил Дрейк, пряча кассету. — Нет, конечно, я верю, что великая война тысяча девятьсот девяносто девятого закончилась в первый же день, но не верю в «суровый взгляд», уничтоживший вражеские боеголовки. Скорее всего, снаряды попали под излучение поля лямбда-кси, которое невесть как «снялось с якоря» и расщепило их — почти как меня.

— Занятная теория, но согласитесь, божественного промысла в ней не меньше, чем в переходе через Потомак.

— Отнюдь. В таких вещах рука провидения чудится только потому, что мы меряем макрокосм со своей микроскопической колокольни. Ладно, мне пора. Уверен, большие шишки из «Василька» уже решили, как быть с испорченным грузом. Спасибо вам за пленку, и за хлопоты.

— Нет, вам спасибо, что принесли вести о святой Аннабель. Пусть даже дурные. Всего доброго.

— Прощайте, — ответил Дрейк и скрылся за дверью.


Офисы «Василек инкорпорейтед» поражали количеством и великолепием, а само здание корпорации занимало почти целый акр. Шелест шелкопрядов не проникал сквозь звуконепроницаемые перегородки, а может его заглушал мерный гул кондиционеров.

— Сюда, мистер Дрейк, — пролепетала насмерть перепуганная секретарша. — Мистер Помптон вас ждет.

При виде вошедшего вице-президент «Василька» вздрогнул, но Дрейку было уже не привыкать — он и бровью не повел.

— Какие новости, мистер Помптон?

— Боюсь, не самые приятные. Присаживайтесь.

Дрейк плюхнулся в кресло.

— Неужели вы забраковали груз?

— И мы, и «Ультрамода». Восстановлению он точно не подлежит. Единственный вариант — попробуйте сбыть его на какой-нибудь отсталой планете. В этой связи «Василек инкорпорейтед» готов предоставить вам полугодовую отсрочку платежа.

— За полгода я вряд ли я успею сбыть тысячу рулонов невидимого шелка, — заметил Дрейк.

— С нашей стороны это очень благородный жест. Но если вы отказываетесь...

— Ну почему же, рискну, — перебил Помптона Дрейк. — Какую планету посоветуете?

— Их масса. Мари-Элена, Одуванчик, Солнышко, Жуть...

— Лазурь подойдет?

— В принципе да. Думаю, там будет спрос. Население в основной массе крестьяне, наверняка их заинтересуют отрезы туманной дымки и васильковое нечто.

— Прекрасно, — объявил Дрейк, вставая. — Тогда мне лучше поспешить.

— Минуточку, — остановил его Помптон. — Позвольте дать вам совет касательно внешнего вида.

— Какой еще совет? — нахмурился Дрейк. — Тут все равно ничего не поделать.

— Напротив. Во-первых, надо купить новую, нормальную одежду. Во-вторых, перчатки. В-третьих, специальную резиновую маску телесного цвета, которая обозначит черты лица. Короче, нужно перестать пугать народ и преобразиться в почтенного галактического коммивояжера.

Дрейк замялся.

— Боюсь, не получится.

— Не получится? Почему?

На ум пришло слово «епитимья», но вслух Дрейк ограничился банальным «не знаю».

— Еще минутку, — окликнул Помптон, видя, что гость подходит к дверям. — Позвольте задать последний вопрос.

— Валяйте.

Вице-президент «Василька» откашлялся:

— Вы, часом, не потомок голландцев?

— Нет, — буркнул Дрейк и отвернулся.


Лазурь


Если хотите представить Лазурь, вообразите гроздь винограда. Скопление кобальтовых ягодок, неотличимых среди множества себе подобных. Гроздь свисает с лозы, обрамленной листьями в форме сердца; неотличимые друг от друга, лозы переплетаются в ряд, а множественные ряды образуют виноградник. Представили? Представили ровные линии виноградников, уходящие вдаль, а между ними — белые домики под красной крышей? Зеленеющие поля среди голубого пунктира рек и сверкающего зигзага мелких водоемов? Представили голубые глаза озер, глядящие в синее небо, где ослепительно сияет Большой Сириус и теплится Малый? Теперь вообразите людей, возделывающих поля и виноградники; деревья и ватагу ребятни под ними; вообразите, как на заднем дворе хозяюшки выбивают домотканые половики всех цветов радуги; вообразите почти игрушечные поезда, что мчатся по антигравитационному полотну из поселка в поселок, из города в город, связывая живописные уголки с космопортом Искристое вино. Наконец представьте узкую проселочную дорогу, петляющую среди виноградников, и путника на ней. Точнее, не путника. Призрака. Высокого, изможденного в светящемся наряде астронавта. Призрака по имени Натаниэль Дрейк.

Натаниэль проехал много миль на поезде, посетил множество городов, побеседовал с массой торговцев, но везде натыкался на решительный отказ. В последнем городке история повторилась; Дрейк отчетливо понимал, что не найдет покупателя — понимал и упорно продолжал свой путь, движимый иной, тайной целью.

Но вот впереди замаячил нужный дом. Он стоял на отшибе. Здесь она выросла. По этой дороге ходила в школу. Брела меж зеленых виноградников под ослепительно голубым небом. Здесь когда-то она и согрешила.

С виду дом не отличался от остальных — белый, с красной черепичной крышей. В палисаднике цвело буйным цветом дерево любви. Близилась осень, скоро цветы опадут. Уже наступила пора сбора винограда. А она? Наверное тоже обрывала спелые гроздья, ступая среди буйной зелени с корзиной, полной кобальтовых ягод. Потом возвращалась в беленький домик и, умывшись ледяной водой из старого колодца, садилась за трапезу. А поздно вечером выходила во двор и в сгущающихся сумерках ждала своего возлюбленного...

С бешено колотящимся сердцем Дрейк свернул на тропинку, ведущую к крыльцу. Святой Эндрю наверняка ошибался, превознося непорочность Аннабель Ли. Дверь открыла девушка. Гиацинтовые волосы, голубые глаза, тонкие черты лица. Свободное желтое платье скрадывало выпирающий живот. При виде Дрейка она вздрогнула, попятилась.

— Я насчет Аннабель Ли, — затараторил он. — Святой Эндрю с вами связывался? По крайней мере, он обещал. Меня зовут Натаниэль Дрейк.

Гримаса страха мгновенно исчезла.

— Да, нам уже сообщили. Прошу, мистер Дрейк, входите. Я — Пенелопа Ли, невестка Аннабель.

Переступив порог, Дрейк попал в комнату, по-провинциальному уютную. У большого каменного камина — длинный деревянный стол, несколько обитых мягкой тканью кресел, скамейки, на полу переливается радужным спектром домотканый ковер. Над каминной полкой — огромное полотно, изображающее великий переход через Потомак. Мраморная статуя Освободителя, и без того внушительная, с веками приобрела в сознании людей поистине колоссальные размеры. Художники всегда отражают общепринятое мнение, и тот, кто рисовал «Великий переход» не стал исключением. На фоне исполинской фигуры, шагающей вдоль берега, река Потомак казалась крохотным ручейком, дома напоминали спичечные коробки, а деревья — травинки. Серое лицо гиганта обрамляли звезды, в их череде поблескивали «кометы», «големы» и шаттлы Т-4А, спешащие обратно в атмосферу, мерцали габаритные огни истребителей. Кроваво-красным пятнышком вдалеке виднелось море, а на заднем плане в адском зареве погребального костра вставали разрушенные колонны мемориала Вашингтона. Высоко над истерзанной землей сияла бледным светом Планета мира.

— Присаживайтесь, мистер Дрейк, — пригласила Пенелопа. — Родители Аннабель на сборе винограда, но скоро вернутся.

Дрейк уселся в мягкое кресло.

— Они, наверное, меня ненавидят.

— Конечно, нет. Ни у кого нет к вам ненависти.

— Но ведь смерть Аннабель на моей совести. Согласись я высадить ее на Яго-Яго, она осталась бы жива. Но я слишком дорожил летной лицензией и чересчур переживал за свой кусок хлеба.

Пенелопа опустилась в кресло напротив и вся подалась вперед, ее голубые глаза смотрели на гостя в упор.

— Не нужно оправдываться, мистер Дрейк. По крайней мере, передо мной. Мой муж работает мастером на Суэцком канале, лицензия для него все. Он так долго ее добивался и ни за что не станет ею рисковать. К слову, я тоже.

— Значит, вы замужем за братом Аннабель? А где он сейчас? Дома?

— Нет, в гавани. Пытается устранить «протечку». Хотя пытается — сильно сказано. Протечку еще не нашли. Известно лишь, что она с наружной стороны Канала. На самом деле, проблема серьезная, мистер Дрейк. Куда серьезней, чем говорят власти. С утечкой никто толком не сталкивался, как ее латать, непонятно. Ральф сказал, если вовремя не принять меры, баланс континуума может нарушиться.

Однако Дрейк явился в Мирный край не за тем, чтобы слушать лекцию про дыру в Канале.

— Вы хорошо знали свою золовку, миссис Ли?

— По идее, да. Мы вместе росли, учились в одной школе, были лучшими подругами. Теоретически, кому как не мне ее знать.

— Расскажите мне о ней, — попросил Дрейк.

— Довольно замкнутая, но при этом всеобщая любимица. Аннабель отлично училась по всем предметам, кроме античной литературы. Говорила мало, но если уж говорила, народ слушал, затаив дыхание. Было в ее голосе нечто особенное...

— Это я в курсе, — перебил Дрейк.

— Теоретически я знала ее хорошо, но на практике выяснилось, что не совсем. Но по-настоящему Аннабель не знал никто. Ее побег стал ударом для всех — особенно для Эстевана Форсона.

— Эстеван Форсон? Он кто?

— Наш сосед, уроженец Полисириуса. Они с Аннабель планировали пожениться, но Аннабель вдруг сбежала. Целый год ни известий, ни писем, а из жизни Эстевана она пропала окончательно, даже не попрощалась, что совсем не в ее характере. По-моему, он так и не сумел ее забыть, хотя недавно женился. Впрочем, нас больше всего поразило решение Аннабель принять сан. Набожностью она никогда не отличалась, хотя, может, просто тщательно скрывала.

— Сколько ей было на момент побега?

— Почти двадцать. Помню, за день до этого мы устраивали пикник. Мы с Ральфом, и Аннабель с Эстеваном. Если у нее и было что-то на уме, виду она не показала. Мы брали с собой стерео-камеру, фотографировались. Аннабель еще попросила снять ее на холме. Кадр получился бесподобный. Хотите взглянуть?

Не дожидаясь ответа, Пенелопа вышла из гостиной и вскоре вернулась с маленьким стерео-снимком. Дрейк впился в него глазами. Аннабель стояла на высоком холме, ее силуэт отчетливо вырисовывался на фоне ярко-лазурного неба. Короткое, до колен алое платье подчеркивало соблазнительные бедра и открывало красивые ноги. Наряд позволял рассмотреть тонкую талию и пропорциональную, почти безупречную фигуру — все то, что так тщательно скрывала церковная униформа. Выгоревшие от весеннего солнца волосы отливали золотом, кожу Аннабель покрывал ровный загар.

Внизу простирались цветущие виноградники; девушка на вершине горы тоже словно цвела, созревала под палящими лучами, готовясь к грядущей жатве.

В горле у Дрейка встал комок. В глазах немым отчаянием читалось: «Зачем вы травите мне душу?», но вслух Натаниэль сказал совсем другое:

— Можно забрать снимок?

На лице Пенелопы отразилось удивление, не замедлившее сказаться на голосе:

— Э-э-э... конечно, забирайте. Я еще сделаю... А вы хорошо ее знали, мистер Дрейк?

Натаниэль сунул стерео-карточку в нагрудный карман — теперь она прямоугольником темнела на сердце.

— Нет, — выдавил призрак. — Боюсь, совсем не знал.

Родители Аннабель вернулись затемно. Мать, крупная, розовощекая, была по-своему хороша, но совершенно не походила на дочь — та, вне сомнения, унаследовала внешность отца. Те же тонкие черты, линия скул, подбородок, высокий лоб, те же карие глаза. Встретившись с ними, Дрейк торопливо отвел взгляд.

Однако от предложенного ужина не отказался, хотя умом понимал, что ловить здесь нечего. Существуй у Аннабель постыдные тайны, семья не проливала на них свет. Оставалась надежда на Эстевана Форсона.

Сразу после ужина Дрейк откланялся и, поблагодарив хозяев за гостеприимство, поспешил на улицу. Дом Форсона оказался точной копией соседского. Позади, с боков и вдоль дорожки зеленели виноградники, от запаха спелых ягод к горлу подкатывала тошнота. Поднявшись на крыльцо, Дрейк немного постоял в искусственном свете, льющемся из кухонного окна, и осторожно постучал. В коридор вышел высокий юноша в васильковых брюках и алой крестьянской блузе. Темно-русые волосы, серые глаза, полные губы. Только кирпичный цвет кожи выдавал его истинное происхождение — цвет кожи и еще непоколебимое спокойствие, с которым он распахнул дверь.

— Чем могу помочь?

— Эстеван Форсон?

Юноша кивнул.

— Я по поводу Аннабель Ли. На моем корабле с ней...

— Знаю, — перебил Эстеван. — Пенелопа мне сказала. Вы, наверное, Натаниэль Дрейк?

— Да, и мне очень...

— Откуда такой интерес к покойнице? — снова перебил Эстеван.

На секунду Дрейк растерялся.

— Она... ее смерть на моей совести.

— И? Считаете, расспросы помогут снять груз с души?

— Да, надеюсь. Пожалуйста, расскажите мне о ней.

Эстеван вздохнул.

— Если честно, сомневаюсь, что знал ее, но скудными знаниями, так и быть, поделюсь. Только поговорим по дороге — не хочу, чтобы жена слышала.

— Я беседовал с ее духовным наставником, — признался Дрейк. — Он очень высоко отзывался о ней.

— Неудивительно. — Эстеван свернул в виноградник и зашагал по залитой звездным светом тропинке.

Разочарованный Дрейк двинулся следом. Неужели Аннабель и впрямь безгрешна? Похоже на то.

Какое-то время спутники шли молча. Наконец Эстеван заговорил:

— Хочу показать вам одно место. Аннабель часто бывала здесь.

Миновав густые заросли, мужчины поднялись на холм. На вершине Эстеван остановился. Внизу, у подножия, поблескивало лесное озеро.

— Она любила купаться голышом при свете звезд. Я часто наблюдал за ней... тайком. Идемте.

Приободрившись, Дрейк поспешил за Эстеваном. Вдвоем они спустились на поросший деревьями берег и замерли у кромки воды. Натаниэль попробовал ее рукой. Холодная, как лед.

Его внимание привлек кусок гранита. Природа придала ему форму скамьи, а чья-то умелая рука довершила начатое.

— Моя работа, — раздался за спиной голос Эстевана. — Присядем?

— Никак не могу представить ее здесь, — сообщил Дрейк, опускаясь на скамью. — Святые у меня ассоциируются с гулкими коридорами и тесными комнатушками, а в этом месте чудится что-то языческое.

Эстеван как будто не слышал.

— Мы часто убегали сюда в обеденный перерыв. Сидели, перекусывали, болтали. Мы очень любили друг друга, по крайней мере, все так думали. Я любил точно. А вот она — не знаю.

— Наверное, любила. Вы ведь собирались пожениться, — заметил Дрейк.

— Да, собирались. — После короткой паузы Эстеван продолжал: — Вряд ли Аннабель испытывала ко мне чувства. Думаю, она боялась любить. Боялась в принципе. В свое время у меня сердце разрывалось при одной только мысли об этом, но теперь все в прошлом. Я женился, жену люблю всей душой. Аннабель Ли — отголосок минувшего, которое ушло безвозвратно. Меня больше не ранят воспоминания о тех далеких днях, когда мы были вместе. Помню, как мытрудились на виноградниках, ухаживали за лозами. Помню, как собирали урожай. Помню Аннабель в лучах полуденного солнца с корзиной спелых ягод. Помню, как однажды попали под ливень, как бежали по тропинке насквозь мокрые, как развели костер в сарае, чтобы обсушиться. Помню, как Аннабель склонилась к огню, потемневшие от влаги волосы отливали медью, помню, как капли исчезали одна за другой. Помню, как схватил ее в объятия и поцеловал, а она вырвалась и бросилась бежать, а дождь все лил... Я не побежал следом, потому что знал — будет только хуже. Раздавленный, жалкий, я остался у огня, а когда ливень стих, вернулся домой. Вопреки ожиданиям, Аннабель и не думала сердиться. Вела себя так, словно ничего не произошло. Тем же вечером я сделал ей предложение и ушам своим не поверил, когда она ответила «да». Как видите, воспоминания меня уже не ранят... По природе своей чуждая страсти, Аннабель не признавала ее в других. В поступках она старалась подражать обычным людям, но у всякого подражания есть предел — как только он вышел, Аннабель сбежала.

Дрейк нахмурился, памятуя о кассете, подаренной святым Эндрю, и о фотографии, лежавшей в нагрудном кармане. Две уже известные ему стороны Аннабель никак не гармонировали с новоявленной третьей.

— Скажите, — обратился он к Эстевану, — вы не пытались ее вернуть?

— Нет, а вот ее родня — очень даже. Поймите, когда человек бежит от любви, догонять его нет смысла — получится вечная гонка. — Юноша поднялся. — Мне пора домой, жена наверно волнуется. Да и рассказывать больше нечего.

Он не спеша двинулся прочь. Дрейк не отставал, терзаемый горьким разочарованием. Попытка развенчать, скомпрометировать погибшую провалилась и вдобавок возымела обратный эффект. Пусть образ новой Аннабель никак не вяжется с предыдущими, но святости он точно не противоречит, как, собственно, и первые два. Девчушку на холме от праведницы отделяла огромная пропасть, но кто сказал, что ее нельзя преодолеть. За два года пламенеющий весенний костер легко мог превратиться в тлеющие угли осени...

Стоп! Два года?

Столько она прослужила под началом святого Эндрю. Но ведь ей двадцать три — сама говорила в кабине «Ночного скитальца».

Окрыленный, Дрейк потянул Эстевана за рукав.

— Сколько ей было на момент побега? Сколько полных лет?

— Через два месяца стукнуло бы двадцать.

— А кто-нибудь справлялся в космопорте? Она точно улетела на Незабудку?

— Мы как-то не подумали. Ни нам, ни полиции даже в голову не пришло, что Аннабель покинула пределы Лазури.

Выходит, она могла отправиться куда угодно, отметил про себя Дрейк, а вслух добавил:

— Спасибо вам за хлопоты, Эстеван. До свиданья.

Антигравитационный состав доставил его в Искристое вино. Служащие космопорта поначалу наотрез отказывались предоставить сведения неуполномоченному лицу, однако взятка сделала их более сговорчивыми. Расставшись с частью своего стремительно таящего капитала (на Незабудке Дрейк снял последнюю заначку), Натаниэль получил длинный список пассажиров и мгновенно отыскал нужную запись трехлетней давности.

9 мая 3663 года: Аннабель Ли, выехала третьим классом «Трансгалактических линий» на Благую Потерю, время отправления — 19:01 по Гринвичу.

Дрейк понял, что впереди забрезжила надежда. На Благой Потере отродясь не было церковных миссий. Туда стекались грешники, а не святые.

Пару часов спустя Лазурь кобальтовым пятнышком растаяла в стекле иллюминатора.

В каюте «Скитальца», на своем обычном месте, восседала мадам Джин, однако присоединиться к ней Дрейк не спешил, памятуя о категорическом нежелании мадам врачевать рану. Но, как ни крути, верная спутница, без нее никуда. Тогда почему сразу не припасть к заветной влаге и не затуманить рассудок пьяной философией?

Пожав плечами, Дрейк отвернулся. Прислонил подаренный Пенелопой снимок к ножке настольной лампы, потом поставил кассету с проповедью в проигрыватель и нажал кнопку автоматического повтора. Покончив с приготовлениями, устроился рядом с мадам Джин и, не обращая на нее внимания, сосредоточил взгляд на девушке с холма. Из динамиков полилось:

— Сегодня я поведаю о великом переходе через реку Потомак, о странствиях святого духа по земле, о том, как Его каменный лик восстал из руин храма, где Он провел в безмолвных думах без малого семьдесят семь лет, чтобы, возродившись, пересечь кроваво-красное море...


Благая Потеря


Благая Потеря так же, как и Лазурь, относится к внутренним планетам бескрайней системы Сириуса, однако разительно отличается от нее, а во времена Дрейка отличалась и подавно.

До экономического расцвета соседней Звезды, Потеря являла собой шикарный курорт. Теперь некогда роскошные отели и пансионаты превратились в руины, а знаменитые песчаные пляжи погребены под горами мусора, дохлой рыбы и гниющих водорослей. Вопреки этому планета не умерла — напротив. Даже под самым трухлявым бревном кипит бурная жизнь, и прогнившая насквозь Благая весть не стала исключением.

Приземлившись в космопорте Райских Кущ, Натаниэль Дрейк отправился в свой иконоборческий путь. К несчастью, след Аннабель Ли оборвался, не успев появиться. Сутки она провела в отеле «Зимородок» и выписалась, не оставив нового адреса.

Ничуть не обескураженный, Дрейк вернулся в порт. Очередная порция стремительно таящих средств сделала свое дело, и вскоре он листал журнал вылетов. Взгляд мгновенно отыскал нужную запись:

26 июня 3664 года: Аннабель Ли выехала первым классом «Трансгалактических линий» на Незабудку, время отправления — 6:19 по Гринвичу.

Аналог земного, галактическое время хотя и применялось для учета важных дат, например возраста, но по факту редко совпадало с местным, создавая немалую путаницу. Впрочем, теперь Дрейк точно знал, что Аннабель покинула планету пару лет назад, проведя на ней около года.

И судя по первому классу, она не сидела сложа руки.

Целый год в Кущах? Надо выяснить.

Когда усилия ни к чему не привели, Дрейк снял фотокопию с карточки, подаренной ему Пенелопой, и попросил главного редактора крупнейшей станции тривидения дать объявление в рубрику о поиске пропавших людей: пятьдесят кредитов за любую информацию о девушке со снимка. После этого Дрейк затворился в номере «Зимородка» и стал ждать звонка видеофона.

Шли дни, видеофон не звонил, но однажды в дверь номера постучали. Распахнув створку, Дрейк увидел старика в лохмотьях. В ужасе оборванец попятился, с лица исчезли последние краски; он повернулся, готовый броситься наутек, но Дрейк схватил его за рукав.

— Плевать, как я выгляжу. Мои деньги от этого не стали хуже. Если есть информация, выкладывай — и получишь награду.

Старик воспрянул духом.

— Понял, мистер. Сейчас — Порывшись в кармане грязного пальто, оборванец достал сложенный во много раз бумажный прямоугольник. Скрюченные пальцы бережно развернули лист, размерами не уступавший карте мира. Бумага оказалась стерео-афишей с изображением в полный рост девушки — той самой девушки с холма.

Только сейчас на ней было не красное платье, а минитрусики, туфли — и больше ничего.

Дрейк затаил дыхание.

Надпись внизу гласила: «Сегодня в стриптиз-клубе «Фараон Тутанхамон» для вас танцует Длинноногая Мэри».

— Где ты это взял? — резко спросил Дрейк.

— Украл. Сорвал потихоньку с рекламного щита. С тех пор не расстаюсь.

— Ты смотрел... само шоу?

— О да! Потрясающее зрелище, скажу я вам. Что вытворяет!.. Такого еще...

— Когда это было? — оборвал старика Дрейк.

— Два-три года назад. Давно. Вы ведь ее ищете? Я сразу понял, как только увидел объявление. Имя, правда, другое, но девушка та. Вам бы посмотреть на нее в деле, мистер. Такое...

— Где этот «Тутанхамон»? — снова перебил Дрейк.

— В Сторивилле. Говорю вам, такого...

— Заткнись! — рявкнул Дрейк. Отсчитал пятьдесят кредитов и вручил их старику.

Однако тот не спешил уходить.

— Вы, случаем, не Реактивный голландец?

— Допустим. Что дальше?

— Ничего. Просто не похожи вы на голландца.

— Точно, — буркнул Дрейк и хлопнул дверью.

Поезда на Благой Потере своим убожеством были под стать городам. Дрейк сутки трясся в вагоне, но так и не сомкнул глаз. К концу поездки он совсем утратил человеческий облик и как никогда походил на призрака.

На перроне его по обыкновению встречали косыми взглядами и возгласами страха. Не обращая на них внимания, Дрейк направился в центр. Высокий, изможденный, угрюмый, он всматривался в мрачные фасады по обе стороны дороги и наконец нашел нужную неоновую вывеску.

За ним по пятам бежала стайка малолетних бандитов с криками: «Глядите, Реактивный голландец! Реактивный голландец».

Дрейк обернулся и зыркнул так, что ребятня бросилась наутек.

Снаружи «Тутанхамон» производил удручающее впечатление, хотя кое-где сохранились следы былой роскоши. Внутри царил кромешный мрак, до бара пришлось добираться буквально на ощупь. После яркого полуденного света глаз не сразу различил в темноте батареи стаканов и бутылок, пару-тройку посетителей с серыми лицами, бармена, похабные картины на стенах.

Тем временем малолетние бандиты сгрудились у входа и дружно скандировали: «Реактивный голландец! Реактивный голландец!». К Дрейку подошел толстяк-бармен с оливковой кожей и копной седых волос.

— Чего изволите, сэр? — прозаикался он.

Дрейк внимательно осмотрел фривольные картинки, пытаясь узнать на них Аннабель. Не найдя ее, снова повернулся к бармену.

— Вы хозяин?

— Фараон Тутанхамон к вашим услугам. Меня так и зовут — Фараон.

— Расскажите про Аннабель Ли.

— Аннабель Ли? Впервые слышу.

— Тогда расскажите про Длинноногую Мэри.

Толстяк мгновенно просветлел.

— Про Мэри? Да сколько угодно! Только сперва скажите, как она? Жива-здорова?

— Она мертва. Я ее убил, — отрезал Дрейк.

Пухлая физиономия бармена сразу как будто съежилась, блеклые глазки полыхнули недобрым огнем. Но через мгновение лицо разгладилось, огонь потух.

— Может, она и мертва, но вы ее не убивали. Длинноногую Мэри нельзя убить, как нельзя убить солнце, звезды и луну. Никому такое не под силу, да и рука не поднимется — то же самое с Мэри.

— Я убил ее не нарочно, — откликнулся Дрейк и поведал бармену о том, как запер Аннабель в грузовом отсеке и тем самым обрек на смерть, когда «Ночной скиталец» попал в поле лямбда-кси. — Если бы не мой эгоизм, она осталась бы жива, — заключил он.

Фараон сочувственно глянул на гостя.

— Взяли грех на душу, а теперь гоняетесь за призраком.

— Гоняюсь, чтобы найти и уничтожить.

Фараон с грустью покачал головой.

— Искать и найти можно, но уничтожить — никогда. Оно само уничтожит вас, Дрейк. Поэтому охотно помогу вашим поискам. Идемте.

Отдав распоряжения в интерком, стоявший под стойкой, толстяк повел гостя по винтовой лестнице вниз. Они оказались в просторном зале, с их появлением вспыхнули прожилки лампочек под потолком. Ряды мягких кресел тянулись вдоль узких подмостков, упирающихся в сцену с бархатным занавесом. Справа стоял хромированный рояль.

— Начать лучше отсюда — здесь она танцевала, — сказал Фараон. — У нас будут лучшие места.

Дрейк последовал за толстяком к нише, где сцена соединялась с подмостками. Хозяин усадил гостя поближе к сцене, сам устроился рядом и, откинувшись на спинку кресла, заговорил:

— Пожалуй, начнем. Три галактических года назад она явилась в мое заведение. Туристов на Благой Потере тогда хватало, и деньги текли ко мне рекой. В тот день в баре было многолюдно, но она сразу бросилась в глаза — худая, бледная, замученная. Села за столик у двери. Я быстро подошел, предложил вина, по себя зная о целебных свойствах винограда, но она лишь покачала головой и сказала: «Мне нужна работа». «А что ты умеешь?» — спросил я. «Раздеваться. Этого достаточно?» Присмотревшись, я мысленно согласился, но предупредил — работа непростая, требует навыков. «Пусть девочки научат меня азам, а дальше я сама», — последовал ответ. «Как тебя зовут?» «Длинноногая Мэри. Такое имя устроит? Кстати, оплата наличными». Не колеблясь, я нанял ее. Азы она так и не постигла, но прекрасно обходилась без них. На первое выступление собралось всего с десяток мужчин. На второе — два десятка. На третье в зале было не протолкнуться, и еще снаружи стояла очередь. Некоторые девушки танцуют одной походкой. Мэри была из их числа. Поэзия тела — Мэри владела ею сполна, но, по-моему, основную массу мужчин притягивали ноги. Впрочем, судите сами. Аккомпанировал я.

Подавшись вперед, Фараон открыл небольшой щиток прямо под авансценой и нажал святящиеся кнопки. Свет мгновенно погас, бархатный занавес поднялся, открыв большой стерео-экран. Следом появилось изображение Длинноногой Мэри — Аннабель Ли. Картинка двигалась как живая, создавая иллюзию полного присутствия. Комнату наполнил аромат виноградников с Лазури.

У Дрейка перехватило дыхание. На Аннабель красовался стандартный стриптизерский наряд, который снимают предмет за предметом. С первым же шагом она избавилась от первой детали гардероба. Потом последовало еще три. Ступив на подмостки, сняла пятую.

— Ее коронный стиль, — шепнул Фараон. — Сколько раз объяснял: не торопись, подразни публику — но какой там! И слышать не желала, словно хотела раздеться побыстрей.

Дрейк пропустил слова мимо ушей.

Мэри вышагивала по подмосткам, очередная деталь туалета промелькнула и скрылась из виду, выставив на всеобщее обозрение грудь. На заднем плане заиграла музыка: нонаккорды и ундецимы. Лицо девушки сияло. Глаза закатились. Взгляд остекленел.

Наконец она осталась в одних босоножках и мини-трусиках, и не спеша двинулась дальше. Каждый жест, каждая клеточка тела дышала чувственностью. Груди поражали своей упругостью. Волосы полыхали как осенний костер. Музыкальные аккорды, словно перезвон хрустальных колокольчиков, взмывали вверх, образуя над головой невидимый нимб. Дойдя до конца рампы, Мэри принялась лихорадочно извиваться, подражая стриптизершам, потом развернулась и зашагала обратно. Но что-то в ее походке неуловимо изменилось. У Дрейка на лбу выступил пот. Легким не хватало воздуха. Закатившимися глазами девушка не видела никого и ничего, занятая танцем. Тело конвульсивно подергивалось, осыпаемое дождем из купюр. Дрейка вдруг осенило: она старается не для публики, а для многочисленных миров.

Мэри снова начала извиваться — судорожно, неумело. Зрелище жуткое, но тем не менее завораживающее. В ее пируэтах чувствовалось нечто до боли знакомое, Дрейк готов был биться об заклад — он уже видел этот танец, хотя умом понимал, что видит его в первый раз.

Разум как будто отключился; Дрейк застыл, не в силах двинуться с места. Мэри тем временем исполняла новый танец, вобравший в себя элементы всех оргий, известных человечеству, однако было в нем что-то совершенно не пошлое, а наоборот — возвышенное и строгое.

На мгновение она замерла прямо перед ним: ноги, словно величавые колонны, поддерживали храм роскошного тела, голова уподобилась восходящему солнцу, — но секунду спустя изображение погасло. Вспыхнул свет, занавес закрылся.

Ястена, и сосцы у меня как башни; потому я буду в глазах его, как достигшая полноты.

В зале воцарилась тишина. Дрейк первым нарушил молчание:

— Сколько вы за нее хотите?

— За пленку? А вам зачем, чтобы уничтожить?

— Нет. Так сколько?

— Поймите, запись дорога мне как память, — начал Фараон.

— Понимаю, — оборвал его Дрейк. — Сколько?

— Шестьсот рокфеллеров.

Сумма, равная остаткам его капитала! Однако Дрейк не торгуясь отсчитал банкноты. Фараон вытащил кассету из проектора, и сделка состоялась.

— Считай, от сердца отрываю. За такую вещь можно выручить вдвое дороже, — сетовал Фараон.

— Когда она уехала? — снова перебил Дрейк.

— Спустя год. Долгий галактический год. Однажды после выступления заглянул в гримерку, а Мэри там нет. Исчезла ее одежда, вещи... При всей страсти обнажаться, Мэри была не чета нам. Близко к себе не подпускала — в прямом и переносном смысле. Чувствовалась в ней затаенная боль. Она как-то призналась, что не может иметь детей, но беда заключалась в другом. Понимаете, Мэри была по-настоящему несчастна, хотя тщательно это скрывала. — Фараон поднял глаза, и ошарашенный Дрейк увидел в них слезы. — Вы сказали, что после Благой Потери она стала святой. Признаться, не удивлен. Между добром и злом тонкая грань. Большинство балансируют на ней с переменным успехом, но Мэри... Для нее не существовало золотой середины, только крайности. Пресытившись злом, она сбежала и ударилась в праведность. Пресытившись добром, сбежала снова. Только слабо верится в байку насчет воскрешения святого на Яго-Яго. Думаю, это всего лишь повод. В действительности она искала гармонию между добром и злом, которую рассчитывала найти среди примитивных полисирианцев. А еще искала человека, способного принять ее такой, какая она есть. Как считаете, я прав?

— Даже не представляю. — Дрейк резко поднялся. — Мне пора.

Фараон легонько тронул его за рукав.

— Позвольте весьма деликатный вопрос. Надеюсь, вы не обидитесь?

Дрейк устало вздохнул.

— Валяйте.

— Вы, часом, не потомок голландцев?

— Нет, — сухо ответил Дрейк и вышел.

Минуло три месяца из шести, отпущенных «Васильком», а рулонов шелка не убавилось ни на один. Зато капиталы Дрейка стремительно таяли. Даже «Летучий голландец» знавал лучшие времена.

Заведомая глупость — пытаться продать товар на Благой Потере, да и на Лазури тоже. А продать его необходимо и поскорей, ибо Дрейк не собирался сводить счеты с жизнью — напротив, а раз так, нужно как-то зарабатывать на хлеб, и призрачный корабль лучше, чем ничего. Единственным местом, где население в своей наивности могло обменять ценные товары на «отрезы туманной дымки и васильковое нечто», оставался Яго-Яго. Однако Дрейк отказывался лететь туда по двум причинам. Первая — желание дискредитировать Аннабель Ли, вторая — страх лишиться лицензии. Теперь обстоятельства изменились. Во-первых, как бы низко ни пала Аннабель в его глазах, жгучей ненависти она не вызывала, и вряд ли вызовет; во-вторых, какой смысл в лицензии, если нет корабля. Как ни крути, лететь на Яго-Яго придется.

Взмыв над Райскими кущами, Дрейк вновь очутился среди звезд, чей свет очаровывал. Мадам Джин осталась в порту. Настроив автопилот, Дрейк взял пленку, купленную у Фараона, и вставил ее в проектор. В тот же миг Длинноногая Мэри шагнула в кабину. Потом достал стерео-снимок, подаренный Пенелопой, прислонил к изножью лампы, и наконец включил интерком.

— Сегодня я поведаю о великом переходе через реку Потомак, о странствиях святого духа по земле, — вещала святая Аннабель Ли.

Тем временем Мэри избавилась от последней детали туалета и не спеша двинулась вдоль подмостков. Помещение наполнил аромат виноградников с Лазури. Отключив звук на стерео-записи, Дрейк отметил, что танец гармонирует с ритмом проповеди, с необычайным голосом проповедницы. Оба воплощения Аннабель пытались выразить одно и то же.

«Погляди на меня, — взывали они в унисон. — Я так одинока, напугана и полна любви». «Да-да, ты не ошибся! — кричала девушка с холма. — Меня переполняет любовь. Любовь!»

В кабине «Скитальца» зрели виноградники, распускались цветы; в лучах восходящего ярко-синего солнца по тропинке шагали двое влюбленных — юный Натаниэль и молодая Аннабель Ли. Трава пела под дуновениями ветерка, деревья шелестели кронами... а вокруг по-прежнему поскрипывала обшивка фюзеляжа, мерно гудел гравитационный двигатель — корабль-призрак уверенно держал курс на Яго-Яго.

По воле судьбы призрак влюбился в призрака.


Яго-Яго


Яго-Яго похож на огромный моток пряжи, забытый шаловливым галактическим котом посреди бескрайнего коридора Вселенной. Издалека изумрудно-зеленая планета напоминает мягкий мохнатый клубок. Но стоит подлететь поближе, как картинка меняется — зеленая сфера больше смахивает на рождественский шар, висящий на увенчанной звездой ели космоса.

Полисирианцы ждали Натаниэля Дрейка. Ждали давно и с нетерпением.

— Ибо я воскресну и вернусь сюда, — заверял он. — Спущусь с небес на землю, чтобы доказать — Его дух и впрямь восстал из мертвых, и восстал не напрасно.

Дрейк не подозревал о готовящейся встрече и о своем обещании в том числе. Выпустив антигравитационные шасси, он посадил «Скитальца» на лугу и спустился следом. Воздух наполнился криками, из ближайшего леса к гостю устремились полисирианцы. Первым порывом было броситься на корабль и задраить шлюз, однако в голосе толпы не слышалось угрожающих нот, поэтому Дрейк остался на лугу — высокий, изможденный, призрачный.

Полисирианцы замерли в нескольких метрах, образуя пестрый полукруг. В волосах благоухали цветы, женщины щеголяли в саронгах, мужчины — в набедренных повязках, и все — из василькового шелка. Правда, столетней давности. Неужели какой-то торговец добрался сюда и осквернил девственную землю?

Внезапно полукруг расступился, и вперед вышла старуха. Явно не из местных. Ее униформа церкви эмансипации резко контрастировала с пестрым одеянием коренных жителей, однако и блузка, и юбка сильно отличались от тех, что носили в цивилизованной части сатрапии. Материал был соткан, скроен и сшит вручную; при внешней простоте наряд поражал своим благородством, несвойственным продуктам массового производства. Казалось, старуха надела его впервые.

Старуха не спеша двинулась навстречу гостю. Что-то до боли знакомое чудилось в ее походке, знакомое и родное. Козырек кепи скрывал глаза, худые морщинистые щеки странным образом не утратили привлекательности. Женщина остановилась, устремив на Дрейка невидимый взгляд.

— Народ Яго-Яго вновь приветствует тебя, Натаниэль Дрейк.

Небеса будто раскололись, земля поплыла под ногами. Туземцы опустились на колени, низко склонив увитые цветами головы.

— Ничего не понимаю, — пробормотал ошарашенный Дрейк.

— Идем, — позвала старуха.

Он покорно зашагал следом. Туземцы почтительно расступались. Дорога вела мимо луга, через лесок, оттуда — по живописной деревенской улочке на округлый, словно девственная грудь холм. Туземцы запели; мелодия брала за душу своей чистотой.

На вершине холма виднелась одинокая могила. Старуха застыла, по морщинистой щеке прокатилась слеза. В изголовье могилы высился большой надгробный камень, предназначенный для двоих. Рядом оставалось место для нового захоронения под сенью гробовой плиты.

— Я увидел, как во славе сам Господь явился нам,

Как Он мощною стопою гроздья гнева разметал,

Как Он молнией ужасной обнажил меча металл.

Он правды держит шаг, — пели полисирианцы.

Дрейк всмотрелся в надгробие. Одна половина пустовала, на другой, что напротив могилы, было выгравировано: СВЯТОЙ НАТАНИЭЛЬ ДРЕЙК.

Тогда Дрейк понял, что нужно сделать — точнее, повторить уже сделанное.

— Когда я впервые очутился здесь?

— Пятьдесят два года назад, — ответила старуха.

— А когда умер?

— В восемьдесят три.

— Почему я стал святым?

— Не знаю. Ты никогда не рассказывал.

Он нежно коснулся ее щеки, заглянул в прежде сокрытые глаза и прочел в них все — прожитые годы, любовь, смех, горечь и боль.

— Мы были счастливы?

— Безумно, любимый, — благодаря тебе.

Дрейк наклонился, поцеловал женщину в лоб.

— Прощай, Длинноногая Мэри.

Потом повернулся и торопливо зашагал прочь.

— Славься, славься, Аллилуйя! — неслось вслед улетающему «Скитальцу». — Славься, славься, Аллилуйя! Славься, славься, Аллилуйя! Он правды держит шаг.

С чем сравнить протечку в Канале?

Разве что с протечкой в крыше здания двадцатого столетия. Крыши тогда держались на стропилах, случись дыра, вода стекала вниз и просачивалась через потолок в самых неожиданных местах. Хотя «стропила» гиперпространственных каналов куда сложнее по своей природе, принцип все тот же: утечка пространственно-временных элементов не происходит рядом с дырой.

Даже во времена Натаниэля Дрейка мастера на Суэцком канале знали об этом, правда не догадывались, что протечка не несет никакой угрозы континууму, только тем, кто попадает в очаг поражения. Но ни мастера, ни кто-либо другой не подозревали, что очаги воздействуют по-разному, в зависимости от степени соприкосновения. При поверхностном контакте возникает эффект, аналогичный действию поля лямбда-кси. Естественно, никто, включая Дрейка, не разгадал истинную причину его перевоплощения в призрака: оказавшись в очаге поражения, корабль вместе с капитаном частично отбросило в прошлое. Основной же удар пришелся на грузовой отсек с запертой там Аннабель Ли; как итог обоих полностью перенесло назад во времени.

Покидая Яго-Яго, Дрейк отчетливо понимал: часть его самого с кораблем, а также незыблемая Аннабель Ли остались в 3614 году, но на каком именно участке — можно только гадать, ориентируясь на непосредственную близость с Яго-Яго; преобладающая же масса отправилась прямиком к очагу поражения, чьи координаты сохранились в судовом журнале «Скитальца». Вооруженный этими знаниями, Дрейк вполне логично предположил, что если подлететь к эпицентру протечки, она автоматически довершит начатое. В каком-то смысле, так и случилось. Наш герой не учел одного — восстановить пространственно-временную материю можно только залатав возникшие прорехи; три месяца в будущем приравнивались к трем месяцам в прошлом, на отрезке, обратно пропорциональном хронологическому расстоянию до пункта назначения. Задав «Скитальцу» необходимые координаты, Дрейк, естественно, никак не ожидал очутиться в другом тысячелетии, под истерзанным войной небом чужой планеты.

Сразу после телепортации все датчики на приборной доске вспыхнули тревожным огнем, сцинтилляционная сирена истошно завыла. Однако условные рефлексы пересилили шок — Дрейк успел активировать анти-ядерное поле, не подозревая, что тем самым уничтожил радиоактивное облако, поглотил половину океана и целый континент.

У времени есть еще одно свойство, о котором в эпоху Натаниэля Дрейка даже не подозревали — способность расширяться.

Неандерталец ростом не дотягивает до современного кузнечика, а мохнатый мамонт уступает габаритами цикаде. Вселенная непрерывно расширяется во времени и пространстве, накапливая изменения. Конечно, за полвека ничего существенного не произойдет, но спустя тысячелетия эффект будет разительный. Только не надо кивать на ископаемые, поскольку они неотъемлемая часть любой планеты; не указывайте скептическим пальцем на непреложные константы вроде массы, силы тяготения и костной ткани, ибо космос строится на взаимодействии, где большое и малое действуют сообща. Естественный порядок остается незыблемым. Рослый мужчина через поколение не выродится в карлика; но если перебросить его в другую эпоху, контраст будет сильный. Поэтому в глазах населения воюющей планеты Дрейк наверняка обретет поистине исполинские размеры, а «Скиталец» засияет в небе, словно луна — точнее, маленькая планета...

Внизу раскинулись руины некогда величественного храма. Неподалеку серебрилась река, а за ней пламенело зарево пылающего города. Дрейк мигом сообразил, где и в какой момент очутился. Потом бросил взгляд на руины, и смирился с судьбой.

— Как ни крути, то, что мне предстоит, уже сделано, а сделанного не воротишь, — размышлял он. — Нечего тянуть, нужно исполнить предначертанное.

«Скиталец» сел на антигравитационные шасси, и Дрейк, не снимая пояса, опустился на землю. Вокруг росли вишневые деревья, вишни стояли в цвету. Колоссом возвышаясь над розовыми вспышками взрывов, Дрейк двинулся к развалинам. Величавые колонны рухнули, царственная крыша обвалилась; стены, совсем недавно оскверненные сторонниками сегрегации, лежали в руинах. Что там виднеется в глубине? Неужели рука?

Так и есть, мраморная рука. Чуть поодаль — вся в трещинах нога из белого мрамора.

Смирившись с судьбой, Дрейк начал копать.

Его никто не заметил, ибо люди уподобились кротам и сидели по норам. В небе ракеты ударились о защитное поле, и померкли точно выпотрошенные светлячки. Истребители взмывали вверх и гасли. В отблесках бушующего огня Потомак окрасился кроваво-красным.

Дрейк продолжал копать.

Поперек мраморного тела лежала рухнувшая колонна. Натаниэль откатил ее в сторону. Аккуратно поднял отколотую благородную голову и опустил на влажную весеннюю почву. Он без устали доставал фрагмент за фрагментом, а когда вся статуя очутилась на поверхности, посадил корабль и погрузил обломки в трюм. «Скиталец» рванул с места.

У берегов Чесапикского залива Дрейк эвакуировался и зашагал вдоль реки к морю. Наверху автопилот вел корабль намеченным курсом.

Чувствуя себя великаном — кем он и являлся в нынешнюю эпоху — Дрейк пробирался через Потомак к морю, хотя умом понимал, что рядом с настоящим великаном смотрел ся бы пигмеем.

А те, кто не верит в странствия Его по земле и вознесение к звездам, — суть мертвецы без надежды, любви и сострадания, без доброты, человеческого тепла и жалости, без боли и радости, без дыхания жизни...

— Аминь, — произнес Дрейк.

Целый и невредимый, он поравнялся с деревней. Местные повылезали из своих нор, услышав громовой глас:

— Узрите воскрешение мое. Узрите меня, жители Земли, ибо я явился избавить вас от рабского страха, призвав из глубин космоса Планету мира, которая вознесет мой дух к звездам. Земляне, обрекаю вас на мир, но предупреждаю: не забывайте тот страшный день, когда вы прогнали с порога Доброту и впустили в свои дома Смерть.

На берегу Чесапикского залива Дрейк подождал, пока автопилот посадит корабль на землю, и бережно перетащил останки статуи на песок...

И Планета мира поглотила Его дух, чтобы унести прочь.

Мгновение спустя телепортация совершилась.


Кабина опустела. Не разбирая дороги, Дрейк бросился в грузовой отсек. Больше не мерцали переборки, ноги стояли на твердом полу. От призрачности не осталось и следа. Он отворил замок и шагнул внутрь. Длинноногая Мэри, она же Аннабель Ли, съежилась на полу. В глазах застыло немое отчаяние загнанного зверя, который попал в ловушку и не знает, как выбраться.

Дрейк ласково помог ей подняться и объявил:

— Следующая остановка — Яго-Яго.


Перевод А. Петрушиной


Оглавление

  • Роберт Янг. Аллилуйя!