Возрождение Зверя [Ульяна Соболева] (fb2) читать онлайн

Ульяна Соболева

КНИГА КУПЛЕНА В ИНТЕРНЕТ-МАГАЗИНЕ WWW.FEISOVET.RU

ПОКУПАТЕЛЬ: Наталья (natasteppp@mail.ru) ЗАКАЗ: #287290716 / 7-Sent-2017

КОПИРОВАНИЕ И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ТЕКСТА ДАННОЙ КНИГИ В ЛЮБЫХ ЦЕЛЯХ ЗАПРЕЩЕНО!

Интернет-магазин фэнтезийной литературы feisovet.ru

У нас:

сообщество современных и интересных авторов

постоянно пополняемая коллекция электронных книг

самые разные жанры – фэнтэзи, любовный роман, приключения, юмор, эротика

бонусы в виде бесплатных книг для постоянных покупателей

Приглашаем к сотрудничеству новых авторов http://feisovet.ru/avtoram

Оглавление

АННОТАЦИЯ

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 22

ЛЮБОВЬ ЗА ГРАНЬЮ 12

Возрождение Зверя

Ульяна Соболева и Вероника Орлова

АННОТАЦИЯ

«Все же я его не знала. Зверь возродился, и в этом безжалостном, кровожадном чудовище я с трудом угадывала того, кто так безумно любил меня и наших детей когда-то. Или намеренно, или случайно, но Ник поставил меня перед страшным выбором…И я выбрала.

А у каждого выбора есть последствия. У моего они станут необратимыми для всех нас. Мне впервые в жизни так страшно…Я боюсь этого Зверя. Боюсь того, кем он стал.

Я лишь могу надеяться, что умру раньше, чем возненавижу его…Умру, все еще любя, а не проклиная».

Марианна Мокану.

ПРОЛОГ

Последние записи в дневнике Николаса Мокану.

Они поддерживали во мне жизнь. Каждая строчка, написанная его почерком, давала мне надежду, что он все же вернется. Тот, кто писал эти строки, должен был сдержать свое слово. Я думала, что знаю эту тетрадь наизусть. Но открывая её вновь и вновь, я находила какие-то новые штрихи, какие-то пропущенные мною тона или междустрочные признания, новые эмоции от которых душу раздирало на части, и я проживала наше прошлое уже в который раз, но теперь его глазами. Становилась им самим, пропитывалась этими противоречиями, этой горечью и его вечным одиночеством. Боль. Сколько же боли скрывается в его тьме! Он никого туда не впустил. Даже меня. Нет, не потому что не доверял, а, скорее, потому что не хотел меня в ней утопить. И сейчас, читая уже в сотый раз последние записи, я с отчаянием понимала, что он был одинок даже тогда, когда я была рядом. Одинок в своем самоедстве, в изнуряющей ненависти к своим порокам и этой самой тьме. Он любил ее и ненавидел одновременно. Он не собирался ею ни с кем делиться, и в то же время она его пожирала все больше день за днём, то выпуская на свет, то затягивая на самое дно. И словно тоненькая белая ниточка среди мрака его любовь ко мне. Та самая, хрупкая, которая, как ни странно, удерживала его на поверхности.

И меня вместе с ним. Если бы не его тетрадь, я бы сошла с ума за эти дни ожидания. Я была близка к помешательству…Хотя, кто знает, может, было бы лучше лишиться разума или умереть, чем окунуться в то жуткое пекло, которое разверзнется под нами так скоро, что я даже не могла себе представить.

{«9 ЗАПИСЬ

- Вы устраиваете охоту на людей? Вы загоняете их как животных, а потом убиваете? Это ужасно! Это бесчеловечно…Это…

Да, детка. Правильно! Браво! Наконец-то! Добро пожаловать в реальность. Неужели ты поняла, что я такое? Не прошло и пары недель? Быстро это или медленно, решать не мне и не тебе.

С наслаждением, смакуя каждое слово, ответил:

- Конечно, бесчеловечно. Ты знала, что мы не люди, и знала, чем мы питаемся. Так что истерики сейчас ни к чему, и я предупреждал тебя об этом, когда мы ехали в Лондон. Вудвроты живут по другим законам.

- Ты…ты тоже в этом участвуешь? Ты будешь охотиться на этих несчастных, которых вы обрекли на смерть?

- Да, Марианна. Я тоже буду участвовать в охоте. Более того, я должен ее выиграть. Таковы правила, таковы обычаи, не мне и не тебе их менять.

Марианна отвернулась и закрыла лицо руками. В который раз спросил себя, что мы делаем рядом с друг другом? Где она, а где я. По разные стороны баррикад, и ей никогда меня не понять. А мне на хрен не нужно, чтоб понимала. И никогда не было нужно ничье понимание. Главное, чтоб я сам себя понимал, а с этой маленькой ведьмой это становилось архитрудно. Я вдруг превращался в непроходимый квест для собственной логики.

- Я думала, ты другой…я думала…

- Что ты думала? – хищно прищурился, в очередной раз взрываясь яростью изнутри, - Я не другой. Наконец-то ты это поняла. Я – зверь, монстр. Я такой же, как они все. На моих руках столько крови, сколько ты не видела за всю свою жизнь. Мое призвание – приносить людям боль и смерть. Если ты решишь вернуться домой прямо сейчас, я прикажу отправить тебя на частном самолете. Давай, девочка, уезжай, облегчи мне жизнь.

Она молчала, ее худенькие плечи подрагивали. Плачет? Пусть плачет. Лучше для всех, если она сейчас уедет и все это кончится, не успев начаться. Слишком опасными становятся наши отношения. Отношения? Я назвал ЭТО отношениями? Во мне зарождается сумасшествие, незнакомое, мрачное, страшное. Ничего подобного я никогда раньше не испытывал. И я не хочу обрушить его на нее, я с трудом контролирую этот процесс. Как скоро все взорвется? Я не знал ответа на этот вопрос, но я чувствовал, что нас уносит. И её, и меня. Только в отличие от Марианны я прекрасно понимал, чем это закончится. Какой жуткой и безжалостной тварью я могу быть.

- Я не уеду. Не затем я здесь, чтобы испугаться и убежать. Ты прав, ты меня предупреждал. Я остаюсь. В чем заключается эта охота?

Твою ж мать! Что ж ты такая упрямая, а? Что ж ты усложняешь мне и себе жизнь? Я отошел к перилам и посмотрел на вечернее небо. Солнце, похожее на кровавый диск, медленно садилось за горизонт.

- Мы дадим им возможность сбежать. У них будет приоритет в двадцать минут. Потом по их следам отправятся охотники. Для них это будет игра на выживание. Если кто-то из них останется в живых за час охоты, он будет свободен.

Я не видел сейчас её лица, но слышал прерывистое дыхание. Наконец она тихо спросила:

- И кто-либо оставался раньше в живых?

- Нет. У них нет шансов. Никаких. Разве что, если случится чудо. Но чудес не бывает, маленькая. Так что не обольщайся. Их поймают и сожрут.

- Кто считается победителем?

- Тот, кто убьет больше всех. Каждый оставит свой знак на теле жертвы. После того, как охота будет окончена чистильщики соберут мертвецов и посчитают, кто победил.

Да, я любил участвовать в этой игре. Можно сказать, я обожал это развлечение, которое уже давно было запрещено в моем городе, в моей стране, но здесь старина Вудворт все еще соблюдал традиции. У меня зашкаливал адреналин от предвкушения, хищник готовился к самой интересной охоте. Вот только разочарование Марианны портило весь кайф. Заставляло чувствовать себя сволочью. Хотя, прекрасно знал, КАКАЯ я сволочь…но были моменты, когда мне до дикости хотелось, чтобы она этого не знала. Но отказаться я не мог. Слишком многое поставлено на кон. Как ставки, довольно высокие, как и все развлечения хищной семейки Вудворт, так и моя репутация. Уступать титул самого кровожадного вампира Братства я не собирался никому. Страх – это залог уважения. Пока Вудворты меня боятся, я могу оставаться спокойным. Пока они поджимают хвост и готовы выполнять мои условия. Страх – это истинная валюта, которая никогда не обесценится. Его легче всего продать. Заставь кого-то бояться себя, и он будет зависеть от тебя до последнего вздоха.

- Ты не можешь отказаться…да?

Тихо спросила Марианна, и в ее голосе послышалась надежда. Я закрыл глаза. Только ей удается разбудить во мне вот это проклятое чувство осознания собственного ничтожества. Впрочем, так же ей удается разбудить очень много разных чувств. Палитру. Радугу. Где мой черный рассыпается на такие яркие оттенки, от которых постепенно начинает резать глаза.

- Ты права, я не могу. Охота поднимет мой вес в Братстве. Это не просто соревнования, это борьба, понимаешь? За каждую жертву охотники будут драться.

- Драться? Кроме всего прочего, вы будете драться?

В ее голосе послышался неподдельный страх.

- Да, до полного поражения противника.

Марианна подошла ближе, теперь я чувствовал ее запах слишком отчетливо, голова предательски закружилась. Последнее время рядом с ней я с трудом держал себя в руках. Напряжение начинало достигать точки невозврата, когда я могу послать все к чертям собачьим и выпустить Зверя.

- Тебе будет угрожать опасность? Тебя могут убить?

Я вздрогнул. Мне не послышалось? Она волнуется за меня?

Я резко обернулся и увидел, как Марианна прижала руки к груди и с отчаяньем смотрит на меня, ожидая ответа. Никогда в этой гребаной вечной жизни за меня никто не боялся. Боялись меня, боялась того, что я могу сделать, но никто не переживал за маньяка, который мог легко пустить вам кишки и с упоением намотать их на ладонь, глядя, как вы корчитесь от боли. Кому придет в голову жалеть психа и социопата? Нет, это не была та мерзкая жалость, за которую я мог бы убить. Это был страх. В её глазах страх за меня! Неужели за пятьсот лет кому –то не безразлично, сдохну ли я или буду жить? Внутри что-то сжалось. Такая резкая мгновенная боль. Я даже не понял, что это. Потом, спустя время пойму, что лед трескается болезненно, и в каждую трещину ядом затекает одержимость, потому что я готов был поверить…Ей. Поверить, что не играет и не притворяется. Не умеет пока. Не научилась. Искренняя. Настоящая. Моя!

- Да, могут, - эгоистичным восторгом по саднящим, обнажившимся в трещинах льда участкам сердца от вспышки отчаяния в сиреневых омутах, - Такого почти никогда не случается, но риск есть, и каждый из хищников об этом знает.

Вдруг Марианна схватила меня за руки и прошептала, глядя в глаза:

- Тогда пообещай мне, что ты победишь.

Мне показалось, что мое сердце перестало биться и я задыхаюсь. Нервная дрожь в кончиках пальцев. Не она ли оплакивала судьбу добычи несколько минут назад? Да, пока не знала, чем это грозит мне?!

- Тогда я буду вынужден убить больше, чем все остальные, – так же тихо, но безжалостно ответил я. Давай, детка, проснись! Ужаснись! Беги! Сейчас! Разочаруйся!

А она крепче сжала мои пальцы, и я задрожал, ощущая, как постепенно меня охватывает чувство дикого восторга. От неверия в триумфальное поражение равнодушного ублюдка, который подыхал именно в эту секунду внутри меня, он истекал кровью, а я прислушивался к его агонии и не понимал, что попался на крюк, насадился сам. Острие вошло под ребра, слева, пробило остатки льда и мягко вошло в сердце. Намертво. Я в капкане.

- Главное, чтобы ты вернулся живым. Пообещай мне…

Контрольный в голову, чтоб наверняка.

Марианна сжала мои пальцы на удивление сильно. Теперь она молила меня убивать, так же страстно, как до этого ужасалась подобной вероятности.

- Обещаю, - первое обещание ей, приговор Зверю, который скорчился в клетке, -ты не обязана присутствовать на охоте. Ты можешь ждать меня здесь.

Марианна отрицательно качнула головой.

- Я пойду с тобой и буду за тебя молиться.

Кому молиться, девочка? Тому, кого я проклял? Кому молиться и за кого? Преисподняя содрогнется от истерического хохота, когда твои молитвы достигнут границ Ада и Рая.

- Я пойду с тобой, можно?

Перехватил ее запястье и пристально посмотрел ей в глаза. Глотками…не воздух, а кипяток. Ты чувствуешь, как воняет горелой шерстью?

- Ты уверена? Это зрелище не для тебя, возможно, ты увидишь, какой я монстр и кем являюсь на самом деле. Ты возненавидишь меня.

Она не моргала, смотрела, а мне казалось, я увяз, запутался. Вот оно – мое персональное дно, я всегда представлял его себе черным болотом, трясиной или адским огнем, а оно, оказывается, кристально-чистого сиреневого цвета. И я начинаю поджариваться, потому что я хочу верить, что мне не кажется.

- Я знаю, кто ты. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой. И я никогда, слышишь, никогда не смогу тебя возненавидеть.

Я даже не представлял, насколько скоро мне станет страшно, да, мать вашу, страшно, что именно она может меня возненавидеть. Теперь, Марианна касалась моего лица другой ладонью, и мне невыносимо захотелось ее поцеловать. Смять эти наивные пухлые губы своими губами, кусать их до крови, показать ей, какой я зверь, кого она пытается жалеть. Чтобы разочаровать, чтобы сбежала, чтобы, мать ее, очнулась. Но вместо этого я сказал то, чего не ожидал от себя совершенно:

- Я убью их быстро, они не будут мучиться, и я не буду пить их кровь.

Она с благодарностью посмотрела на меня и улыбнулась сквозь слезы.

- Ради меня? - какой простой и вместе с тем невероятно сложный вопрос. Да, ради неё.

- Ради тебя.

Все черти Преисподней насмехаются надо мной в эту секунду. И я, как идиот, не могу решить, чего я хочу больше – избавиться от неё, пока не поздно, или пойти на хрен ко дну и потащить её за собой.

***

Сука! Наотмашь по лицу, так, чтоб прикрылась руками и заскулила от боли, а она вытирает разбитые губы и вешается снова на шею. Нет ничего омерзительней, чем женщина, которая тебе осточертела и все еще пытается заполучить тебя любыми способами. А тебе в ней уже ничего не интересно, у тебя не стоит на нее. Даже воспоминания, как ты трахал ее всеми мыслимыми и немыслимыми, и как кончал на неё, в неё…везде, где хотел, вызывают отвращение и желание сходить в душ и заодно почистить зубы.

Я смотрел на Мари, которая распласталась у моих ног, обхватывая руками мои колени и чувствовал, как внутри поднимается волна жалости и омерзения.

Хочется одновременно и раздавить, и в тот же момент она такая жалкая, ничтожная. Я слишком люблю сильных противников.

Оттолкнул ногой и вышел из комнаты…Вслед за другой. Не хотел сейчас копаться в себе, анализировать, что-то понимать. Я хотел найти и успокоить, просто посмотреть в глаза и убедиться, что ОНА смогла справиться с тем, что услышала и увидела. Маленькая девочка, которая всего лишь пару часов назад самоотверженно спасала жизнь убийце и отдавала ему свою кровь, даже не понимая, насколько рискует и ради кого.

Марианна забежала в кабинет Вудворта и заперла за собой дверь.

Я усмехнулся – наивная. Какие двери могут удержать меня? Снесу к такой-то матери! Но я дам ей шанс пребывать в иллюзии, что она может спрятаться от меня. Ненадолго, насколько мне хватит терпения.

- Марианна! Открой! Слышишь? Открой мне немедленно, не то я разнесу эти двери в щепки!

Она не отвечала. Представил себе, как плачет, закрыв лицо руками, и содрогнулся. Блядь! Реакция на ее боль чудовищно непропорциональна.

- Марианна. Всё, что ты услышала…Всё было совсем не так. Мари…она ревнует, она, - похотливая, озабоченная, недотраханная сучка…, - знала, что ты всё слышишь, а я потерял бдительность от слабости. Марианна! Открой! Я хочу всё тебе объяснить!

Твою ж мать! К чёрту двери!

Я легко спрыгнул с подоконника в комнату. Сидит на полу, прислонилась спиной к стене, не смотрит на меня. Дьявол! Почему каждый раз в ее присутствии я теряю этот гребаный контроль, этот панцирь, эти маски, с которыми легко и привычно. Голый до мяса и до костей.

- Для меня не существует запертых дверей, Марианна. Ты выслушаешь меня.

Отвернулась, подбородок дрожит:

- Уходи. Я не хочу сейчас ничего слышать, просто уйди.

- Не уйду, пока ты не дашь мне всё объяснить.

Подняла голову и посмотрела на меня:

- Просто ответь, ты спал с моей матерью? Просто скажи, спал или нет?

Всегда предпочитал спрятаться за ложью… А сейчас не смог. Я много чего с ней не могу. Не выходит. Словно она меняет меня, незаметно для меня же самого, а Марианна вскочила с пола и попыталась открыть дверь, чтобы снова сбежать. Иногда молчание красноречивей любых слов. Моё было кричащим и слишком откровенным, чтобы она не поняла. Умная девочка, слишком умная для её возраста.

В секунду оказался возле нее и резко развернул к себе, обхватил лицо ладонями, не давая отвернуться. Да! Смотри мне в глаза, маленькая. Давай, иди ко дну вместе со мной. В этом раунде можешь рассчитывать, что я не дам захлебнуться.

- Да, у нас был секс. Ничего не значащий, одноразовый секс. Слышишь? Ни сейчас, ни тогда это не имело никакого значения. Хоть я и не должен перед тобой оправдываться.

- Как вы могли? Как вы оба могли так предать моего отца! Это низко!

Бледное лицо исказилось от боли, она ударила меня по груди раскрытыми ладонями, пытаясь оттолкнуть. Мне хотелось, чтоб ударила сильнее, расцарапала мне кожу, причинила боль, только не плакала и не смотрела, как на ничтожество.

- Всё было не так! Верь мне, Марианна! Мы не обманывали Влада. Когда между нами произошло…то, что произошло, все считали Влада мертвым. Мы похоронили его. Это не было изменой. Твоя мать никогда и никого не любила так, как его. Мы не были любовниками. Точнее, не в прямом смысле этого слова.

- Но вы переспали! Это отвратительно. Господи, меня сейчас стошнит.

Она увернулась от моих рук, отшатнулась, как от прокаженного, и мною овладела ярость. Еще один глоток разочарования, малыш? Горько? Сколько ты еще сделаешь глотков, прежде чем начнешь меня ненавидеть, понимая, какой я ублюдок? Или мне удалось так быстро? Со второго глотка и полностью?

- Я никогда не понимала, почему вас с отцом разделяет такая пропасть. Теперь я знаю, насколько он прав. Уходи. Я прошу тебя, дай мне побыть одной. Пожалуйста, просто уйди. Как же это все грязно! Низко! Подло! Оставь меня! УХОДИ!

Вот так, маленькая! Наконец-то спали розовые очки. Да, я – грязь, и тебе не место здесь, рядом со мной. Только грязью я почувствовал себя сам и впервые не испытал от этого никакого морального удовольствия. Оставил её. Пусть упивается своим разочарованием и переваривает, кто я и какой.»

«10 ЗАПИСЬ.

Я искал ее гребаных три часа и озверел. Они мне казались вечностью. Никогда раньше я не ревновал. Я вообще не знал, что это такое. Мне было насрать, с кем мои любовницы спали до меня и после меня, я вообще мог отыметь их не один или поделиться ими с кем-то и наблюдать со стороны. Но когда, бл**ь, представил себе, как Вудворт прикасается к Марианне, у меня перед глазами вспыхнула кровавая пелена, и я услышал, как лопаются нервные окончания от бешенства. И это было началом…

Самый первый шаг в мое безумие. Стоит только один раз почувствовать яд, как он уже отравляет все внутри, разъедает, как кислотой. Я ступил за эту грань, где ревность станет управлять мною, и я не смогу ее контролировать. Тогда еще Марианна не была моей, но я интуитивно почувствовал, что каждый шаг к ней приведет меня в ту бездну, где я превращусь в психопата, повернутого до такой степени, что буду ревновать даже к одежде, даже к каплям дождя, ко всему, что может касаться её тела. К мыслям не обо мне, взглядам не на меня. Чёрт возьми, я – больной, конченый ублюдок, но я уже не мог повернуть назад.

Почувствовал её по запаху и шел, как зверь, четко по следу. Меня раздирало изнутри желание порвать здесь всем глотки. Пока только желание, позже я буду их драть, не отказывая Зверю ни в чем.

Растолкал извивающихся в диком танце смертных, которые шарахались от меня в суеверном ужасе, инстинктивно чувствуя опасность. Сканируя помещение, заметил Марианну, стиснул челюсти.

Она скрылась за дверью, ведущей к лестнице и туалету. Пошел следом за ней. Ударом ноги распахнул дверь и застыл. Она смотрела на бешено совокупляющуюся у стены парочку расширенными от удивления и любопытства глазами.

Как же соблазнительна эта невинность, которая плавится под первыми бесстыдными мыслями и желаниями. Её заворожил секс, а меня – она сама и эта реакция, от которой по моему телу прошла дрожь возбуждения. О чем она думает в эту секунду, приоткрыв чувственный рот, не понимая, насколько эротично выглядит сейчас сама? На секунду представил, как прижимаю Марианну к стене и, развернув к себе спиной, сдернув обтягивающие штаны до коленей, остервенело вдалбливаюсь в её тело. В ушах загудел рев персонального цунами, кровь воспламенилась, закипела, свело скулы и скрутило внутренности от бешеного желания сделать это немедленно.

Посмотрел на её тонкую руку с бокалом и бл**ь… представил, как эти пальчики обхватят мой член. Ярость и возбуждение – самый адский коктейль.

Поднесла бокал к губам, и я выхватил его, разбил о стену. Она вскрикнула от удивления и неожиданности, повернулась ко мне. Глаза блестят – слегка пьяная от мартини, а я смотрю на её губы и снова в глаза. Знала бы, что я хочу с ней сейчас сделать, кричала бы от ужаса. Ложь. Не кричала бы. Или кричала очень громко, надрывно, но далеко не от ужаса. Как любой мужчина, который далеко не раз соблазнял женщин и видел их реакцию, а точнее, намеренно ее получал, раздражая их воображение до невыносимости, пробуждая желание, я понимал, что она меня хочет. И кричать тоже хочет…подо мной. Только я этого не позволю ни ей, ни себе.

- Какого дьявола ты здесь делаешь?! Это место не для тебя!

Я отобрал у нее сигарету, смял пальцами, не обращая внимание на ожоги, и швырнул на пол. Затем оттащил парня от стонущей шлюшки и злобно зарычал:

- Пошли вон! Совсем осатанели! Трахайтесь дома!

- Эй ты! Озверел?! Я тебе сейчас морду разукрашу!

Я повернулся к парню, мгновенно меняя облик, давая увидеть вспыхнувшие радужки и вырвавшиеся из десен клыки. Да, мразь, бойся и скажи спасибо, что мне сейчас не до тебя… Парень в ужасе попятился назад, а девка закричала, одернула юбку и побежала вверх по лестнице.

Я снял пиджак и набросил Марианне на плечи, стараясь не смотреть на глубокое декольте, в котором так хорошо были видны полушария груди без нижнего белья:

- Прикройся!

- Иди к чёрту! Я достаточно взрослая, и ты не будешь мне указывать, как будто имеешь на это право!

Не имею. Пока что не имею. Даже больше – не хочу иметь. И хочу! Дико хочу, и внутри стихийное бедствие уже с первыми жертвами - будто не просто имею, а она вся моя. Я резко притянул Марианну к себе и демонстративно, презрительно принюхался:

- От тебя несет алкоголем и сигаретами. С каких пор ты куришь?

- С сегодняшнего дня. А вообще…не твое дело!

Она вырвалась, хотела пройти мимо меня вверх по лестнице, но я снова дернул её за локоть.

- Мы уезжаем отсюда!

- И не подумаю. Мне здесь нравится.

Невыносимо хотелось сбить с неё спесь, наброситься на её рот, кусая, насилуя, врываясь языком, чтоб начала задыхаться, но я заставил себя успокоиться и грубо потащил девчонку за собой, не обращая внимание на сопротивление.

- Оставь ее, Николас. Девушка развлекается!

Майкл преградил нам дорогу. В тонких пальцах Вудворта дымилась сигара. Пускает дым в мою сторону, а я по зрачкам вижу – он под кайфом, под красным порошком. Обдолбанный ублюдок, который, наверняка, собирался хорошо провести время с Марианной. И лишился бы яиц, члена, а потом и жизни. Я бы с удовольствием провел эту экзекуцию уже сейчас только за то, что посмел увезти и иметь какие-то планы на эту ночь. Вообще иметь какие-то планы на НЕЁ.

- Уйди с дороги, Майки, Марианна уезжает отсюда со мной. Сейчас!

- Она хочет остаться, - упрямо возразил Майкл, и его глаза тоже загорелись фосфором. Да! Давай! Разозли меня, и я загрызу тебя прямо здесь! И мне по хер на твоего папочку.

- А я сказал, она не останется в этом вонючем месте! Уйди с дороги Майкл, с тобой я потом поговорю!

- Отчего же? Можно и сейчас.

Всё случилось за одно мгновение, я схватил парня за шею и одной рукой резко поставил на колени. Другой удерживал яростно сопротивляющуюся Марианну, которая что-то возмущенно кричала. Я не слышал и не слушал её. Она могла хоть арии распевать, мне было насрать. Майкл закашлялся, его глаза округлились от удивления и боли, когда мои когти сжали его кадык, разрывая горло.

- Еще секунда – и я порву тебе глотку, достану кадык и выдеру язык, а потом сожру. Я не брезгливый, тебе ли не знать?! Не зли меня, Майки. Не сейчас!

Резко отпустил парня, вытер пальцы о его рубашку, забрал у него сигару и, демонстративно затянувшись, выпустил дым в его разъярённое лицо.

- Не лезь в это, понял?! Я буду решать, когда, с кем и куда она пойдет!

- Марианна – не твоя собственность. Ты даже ей не родственник! – Майкл потрогал горло, на котором быстро затягивались рваные раны от моих когтей.

Я усмехнулся и, подняв Марианну одной рукой за талию, понёс к выходу из бара. Дискуссия окончена. На сегодня, Вудворт. Но мы её продолжим, и что-то мне подсказывает – очень скоро продолжим.

***

Затолкал Марианну в машину, в который раз стараясь не смотреть на грудь в вырезе туники, когда пристегивал её ремнем безопасности. Девчонка отвернулась к окну. Злится. Знала бы, насколько зол я, то, скорее, боялась бы. В таком бешенстве я не пребывал уже очень давно, потому что никто и ничто не могло вывести меня эмоции чертовую тучу лет.

- Зачем без меня поехала? – спросил, разгоняя автомобиль до сумасшедшей скорости. Всё ещё чувствуя, как от ревности и подозрений выкручивает кости и хочется вытрясти у неё истинную причину. Например, то, что ей нравится проклятый Вудворт. Никогда не стоит задавать вопросы, на которые не хочешь получить честные ответы, а я задавал, потому что, помимо садиста, во мне жил и мазохист, а он хотел в очередной раз получить оплеуху, чтобы убедиться, насколько всегда был прав, запрещая себе верить во что-то.

- Поехала и всё! Не хочу с тобой разговаривать.

- Ты понимаешь, что это место не для тебя? Ты видела, что там творится?

Марианна открыла окно и подставила лицо ледяному ветру:

- Не тебе заниматься нравоучениями. Не лезь в мою жизнь, не пытайся мною командовать, особенно теперь.

Я резко затормозил, и Марианна чуть не ударилась головой о приборную панель, но я грубо опрокинул её на спинку сидения.

- Давай, раз и навсегда расставим всё по местам. Сейчас и прямо здесь. Когда ты, Марианна, упросила меня взять тебя с собой, ты пообещала не действовать мне на нервы и быть послушной девочкой, мать твою! Это было наше условие!

Марианна презрительно фыркнула, и желание сжать её тонкую шею пальцами стало еще навязчивей:

- Тогда я не знала, что ты спал с моей матерью. Теперь ты для меня не авторитет.

Девушка нагло достала сигарету из кармана куртки и повернулась ко мне:

- Зажигалки не найдется?

Я резко отобрал сигарету и, смяв, выбросил в окно.

- Ты забыла, что ты не куришь.

- Курю, пью и сплю с кем попало!

Крикнула мне в лицо и попыталась открыть дверцу машины. Я демонстративно щелкнул задвижкой на дверце, блокируя все выходы. Спит с кем попало? Например? Я хотел бы узнать имя этого смертника, чтобы похоронить его живьём у неё на глазах.

- Похоже на правду! И как? Майкл следующий? – отрава снова потекла по венам, подкармливая зверя, который уже рвал и метал внутри меня.

- Ни с кем я не сплю, если хочешь знать, я ещё девс…ещё никогда. Да иди ты к черту! Я ухожу, поеду на такси. Выпусти меня немедленно!

Я увидел, как зарделись её щёки и почувствовал странное идиотское удовлетворение. Подтвердила мои догадки. И сама же этого испугалась. Проклятые времена, где девушки стыдятся своей невинности и гордятся распутством. Малолетние шлюхи, которые выглядят старше и искушённей тридцатилетних. Они бесплатно раздвинут ноги и отсосут вам за бокалом виски под столом. Марианна подёргала ручку двери, но безуспешно. Всё, маленькая, добегалась. Теперь уже поздно куда-то убегать.

- Ты не выйдешь из машины, пока я не разрешу. Мы поговорим обо мне и Лине прямо сейчас и здесь. Расставим все точки и забудем об этом, ясно?!

Она медленно повернулась ко мне, и тонкая лямка туники сползла с алебастрового плеча, обнажая грудь еще больше. Невольно замер, видя, как ткань зацепилась за острую вершинку соска. Во рту выделилась слюна от дикого желания прикусить его зубами.

Сглотнул и заставил себя отвести взгляд, поднять выше, к её лицу. Скользнув по линии острого подбородка, к губам и наконец-то опять в глаза, в огромные сиреневые омуты, обрамленные густыми, длинными ресницами

- Я никогда, - откашлялся, - слышишь, никогда не предавал брата, но не стану лгать – хотелось периодически вырвать ему сердце. Мне нравилась Лина, очень нравилась, а я слишком её уважал, чтобы просто затащить в постель. Всё случилось само собой, она была в отчаянии. Мы все считали Влада мертвым, я лично задвигал крышку его гроба в склепе. Один раз. Я и Лина. Всего лишь один раз, который ничего для неё не значил, кроме отчаянной попытки цепляться за жизнь и не сгореть от горя.

- Зато этот раз многое значило для тебя

. Выпалила Марианна и посмотрела на меня затуманенным взглядом. После выпитого мартини её глаза блестели, зрачки расширились. Пышные волосы падали ей на лицо. И я представил себе, как впиваюсь в них пальцами, наматывая на руку, как сжимаю эту тонкую шею пальцами, перекрывая кислород в момент, когда она будет кончать подо мной. Бля**ь!

- Значило. Много лет назад. Сейчас – просто воспоминание. У всех нас есть моменты, о которых мы сожалеем.

Мне хотелось прямо сейчас терзать её губы своими, кусать до крови, вдалбливаться языком в мякоть рта. Никогда не терял контроль, а сейчас с трудом удерживал его и чувствовал, как проклятое самообладание начинает трещать по швам, отдаваясь острой болью в паху.

- А ты сожалеешь? - спросило очень тихо, но меня это слегка отрезвило.

Никогда не сожалел ни об одном сексе в своей жизни, а сейчас обязан солгать. Она хочет это услышать, для неё это очень важно, намного важнее, чем для меня.

- Да, я очень жалею, что все это стало между мной и твоим отцом на долгие годы. Но всё в прошлом. Лина любит Влада, а я живу своей жизнью. Считай, что всё это случилось до того, как она познакомилась с твоим отцом. Каждый имеет право на прошлое.

- А ты? Для тебя это в прошлом?

- И притом уже давно.

Её черты смягчились, хотя она по-прежнему казалась взволнованной. Немного пьяная от спиртного, чтобы реагировать нормально. Чувствую, как начинает снова раскаляться воздух вокруг нас, буквально слышу треск статики.

- Я отвезу тебя домой, по-моему, ты перебрала лишнего. Тебе плохо? Ты очень бледная. Майкл, ублюдок, завтра задницу ему надеру. Он к тебе приставал?

От одной мысли об этом руки сжались в кулаки.

- Нет. Просто пригласил развеяться.

- В стриптиз-баре…Хорошее предложение, - ярость снова стремительно нарастала.

- Если бы ты позвал меня на край света, я бы пошла с тобой, - тихо прошептала она, подалась вперед и неожиданно коснулась моей щеки прохладными пальцами.

Провела по скуле, а потом по моим ресницам. Именно по ресницам, а меня шибануло током. Это была самая эротичная ласка за всю мою жизнь, а Марианна напряженно вглядывается в мое лицо, словно ожидая, что я оттолкну, и я просто замер. Никогда и никто не ласкал меня так. Провела пальчиками по моим губам, и я дернулся, как от удара хлыстом. Она смотрит мне в глаза, и я не знаю, что она ищет в них. Там пусто, там вселенский холод и махровый цинизм.

- Не надо, – перехватил её руку за запястье, – Я отвезу тебя домой. Тебе уже давно пора спать. Давай, сделаем вид, что я этого не слышал. Не играй во взрослые игры.

Но я уже и сам понимал, что никаких игр и не было никогда. Это реальность с самой первой секунды, и она может стать смертельно опасной для неё.

Марианна высвободила руку и обхватила моё лицо ладонями.

- У тебя невыносимые глаза, - прошептала, и я понял, что алкоголь заставляет её быть откровенной, но остановить не мог, а точнее, не хотел, - я смотрю в них и исчезаю. Я тону в твоих глазах. Ты же видишь, как я тону?

О, НЕТ! Это я, бл**ь, тону!

Перевела взгляд на мои губы:

- Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.

Такая наивная и вместе с тем бесстыдная просьба. Когда в последний раз я прикасался к девственнице? Сто, двести лет назад? Я уже не помнил. Тело отозвалось мучительной болью желания, до рези в паху. Острого, требовательного. Меня скрутило от бешеной внутренней борьбы. Если позволю себе сорваться, то сегодня она уже не будет девственницей.

- Марианна, ты выпила лишнего, ты устала. Поговорим, когда ты протрезвеешь. Давай, малышка, будь хорошей девочкой.

В этот момент она ударила меня по груди.

- Я не девочка! Я не малышка! Когда ты это поймешь, наконец?! Не притворяйся, что ты ничего не видишь, всё ты понял. Давно понял. Скажи мне правду. Скажи, что я тебе не нравлюсь. Скажи, что я серая мышь, что я не красивая. Что по сравнению с моей матерью я – полное ничтожество. Давай. Ты же смелый, ты сильный, ты ничего не боишься. Скажи, что ты меня не хочешь.

Я молчал, а она продолжала бить меня по груди. Что я мог ей сказать? «Я хочу тебя, хочу до одури, как помешанный и озабоченный малолетний недомерок с постоянным стояком в твоем присутствии»? Марианна вдруг закрыла лицо руками и отвернулась к окну:

- Ненавижу! Ненавижу! - так отчаянно и разочаровано, что я сам не понял, как резко привлек её к себе.

- Дурочка. Маленькая, глупая дурочка. Ты – красавица. Ты – чудо. Ты – ангел. И ещё ты сегодня обещала, что никогда не сможешь меня возненавидеть.

- Я не хочу быть ангелом, - прорыдала Марианна, – я хочу быть твоей, слышишь? Я просто хочу быть твоей.

Стиснул челюсти, стараясь успокоиться. «Хочу быть твоей…твоей…твоей». Мне никто и никогда такого не говорил. Чаще всего - «Хочу, чтобы ты был моим».

- Ты сама не понимаешь, что говоришь. Это пройдет. Это юношеская увлечённость. Гормоны. Переходный возраст. Поверь, всё пройдёт.

Я укачивал её, мысленно стараясь отвлечься, абстрагироваться, но она вдруг оттолкнула меня:

- Я не ребёнок! Не ребёнок. Я знаю, чего хочу. А ты?! Тебе всё равно. Даже если я буду с кем-то другим. С Майклом, например, ты даже не заметишь. А знаешь, это хорошая идея! – прокричала сквозь слезы, – Почему бы не позволить ему? Он хотя бы не видит во мне малышку!

И меня сорвало. Мгновенно снесло все тормоза. Словно полетел под откос. Контроль к чертям собачьим. Вдребезги. Набросился на её рот и застонал. Невыносимо вкусно, аж скулы свело, и язык коснулся её языка, помедлил и ворвался в рот, лаская нёбо, дёсны, переплетаясь с её в диком танце сумасшествия. Отвечает несмело, задыхается, а меня раздирает от этой робости, наглею и зверею. Ещё. Глоток. Я же смогу остановиться? Мне мало. Ничтожно мало. Впиваясь пальцами в её затылок, привлекая к себе ещё ближе, задыхаясь и глотая её дыхание. Момент просветления, как всполох молнии. Попытка удержать контроль, поймать за ускользающий изодранный шлейф… и мимо. Сквозь дрожащие пальцы. Проклятье!

- Нельзя. Пойми, тебя нельзя быть со мной.

Но она уже меня не слышала. Голые эмоции. Ослепительные. Голод в чистом виде, только он способен настолько свести с ума. Она целовала меня сама, цепляясь за мои плечи, впиваясь в волосы, кусая мои губы, и я дрожал, как в лихорадке. Бл**ь. Кто кого соблазняет? Пытаясь оторваться, отстранить. Сейчас. Остановиться. Если позволю зверю сорваться, будет поздно для нас обоих.

- Ты будешь жалеть, – обхватил её лицо руками, – ты будешь об этом жалеть и проклинать меня.

- Никогда. Никогда я не пожалею ни об одном твоём прикосновении.

Задыхается, смотрит мне в глаза пьяным взглядом, и меня трясёт от возбуждения.

- Дурочка, какая же ты дурочка…

Не смог не целовать её губы, вытирая пальцами слезы, стараясь не напасть, снова не погрузиться в голодное безумие. Пока она меня слышит, и я сам себя слышу. Последние жалкие попытки.

- Я тебя уничтожу…Зачем?! Я превращу твою жизнь в ад…

- Мне всё равно. Я хочу быть с тобой. Пусть недолго. Пусть мимолетно…Не отталкивай меня…Прошу тебя…не отталкивай!

Шёпот, и её голос срывается, Марианна тянет меня к себе за воротник рубашки, ищет мои губы.

- Ты сошла с ума, а я вместе с тобой, - шепчу в ответ, лихорадочно лаская её скулы, губы, щеки. Красивая. До боли. До слепоты.

- Я сошла с ума, когда впервые тебя увидела.

Впивается пальцами в мои волосы и, всхлипнув, снова целует, а я уже мысленно слышу её стоны, крики, и меня ломает с треском, с оглушительным звоном в ушах, и закипевшая кровь плавит вены, разум. Врываюсь в её рот языком, с рычанием притягивая к себе снова. Никогда ещё не терял голову от поцелуя, а сейчас унесло. Словно я уже в ней. Словно занимаюсь с ней самым диким сексом и близок к развязке. Прижимается грудью к моей груди, и я чувствую её напряжённые соски через рубашку и её тунику. Хочу взять их в рот. Терзать, ласкать. Долго. Сводит скулы и печёт дёсны. Зверь рвётся наружу, обрывая звенья цепи. Кольцо за кольцом. От каждого касания губами, от каждого вздоха я слышу лязг стали и утробное рычание. Сильнее сжал её спину, вдавливая в себя. Я могу взять Марианну здесь и сейчас. Она готова для меня, запах её возбуждения взрывает мне мозг похлеще запаха крови.

Но где-то там, в уголках сознания, еще трепыхается рассудок. Слишком банально и унизительно для этой чистой девочки лишиться девственности на обочине дороги. Она заслуживает большего. Не меня! Да, будь я трижды проклят, не меня! Резко отстранился, удерживая её на расстоянии.

- Малыш, давай немножко успокоимся, хорошо? Я требую передышку, не то ты сведёшь меня с ума.

- Может быть, я хочу этого. Хочу свести тебя с ума. Ты же меня сводишь.

Я давно уже обезумел, девочка. Ты даже не представляешь, насколько. И я с трудом сдерживаю этого психопата в смирительной рубашке, а он смеётся мне в лицо и раздирает на себе одежду с кусками мяса. Я не продержусь настолько долго, маленькая. Не доверяй мне. Смотрел ей в глаза и скрежетал зубами, перевёл взгляд на пухлые, истерзанные губы и со стоном впился в них снова. Руки сами скользнули к вырезу туники под тонкую материю и сжали её груди. Застонать слишком мало, мне хотелось заорать или взвыть от наслаждения. Острые соски упёрлись в ладони, и я услышал, как она снова всхлипнула, провел по твердым вершинкам большими пальцами, врываясь языком в её рот, глубоко, жадно. Мешая ей думать, стирая собственные мысли в ничто. Перехватила мои запястья. Трепещет. Испугалась? Я замер и посмотрел ей в глаза, чувствуя, как задыхаюсь, и слыша её сумасшедшее сердцебиение:

- Тебе неприятно? Тебе не нравится?

- Мне нравится…Мне так нравиться, что я схожу с ума. Прикоснись ко мне ещё, у тебя такие нежные пальцы.

Такого я не слышал. Никогда. Меня не называли нежным, скорее, наоборот, порывистым и грубым, жадным и ломающим любое сопротивление. Я сжал её сосок, глядя в глаза и, увидев, как они закатываются в изнеможении, чуть не кончил. Немного помедлил и сжал сильнее, отпустил, потер раскрытыми ладонями, давая ей возможность распробовать ласку. Глаза Марианны полностью закрылись, на нежной коже выступили мурашки, и мне захотелось по каждой из них пройтись кончиком языка, вырывая из неё стоны и вздохи.

- Что со мной? Что ты со мной делаешь? Я с ума схожу! Я сейчас умру…

Хриплый шепот, срывающийся и жалобный. Твою ж мать! Каждый нерв завибрировал, член разрывало от боли и напряжения. Я больше не мог сдерживаться. Резко отстранился от неё, вышел из машины. Охренеть! Я на грани. Я, бл**ь, в миллиметре от точки невозврата, а мы оба одеты. Я даже не видел её голой.

Наклонился и, зачерпнув снега, протер лицо. Немного охладиться, иначе я за себя не отвечаю.

- Я что-то сделала не так?

Обернулся и шумно выдохнул. Стоит позади меня растрепанная, взволнованная и растерянная. В сиреневых глазах разочарование, будь я проклят, куда я влез? На хрена? Когда и взять, и отвергнуть – равносильная смертельная агония. Захотелось зарычать от бессилия.

- Всё так. Все прекрасно. Ты чудо. Просто я…Дьявол, я не железный…Давай сделаем передышку, малыш.

Попросил её уже в сотый раз и самому хотелось над собой истерически хохотать. Я бегу от девственницы, как чёрт от ладана. Мокану, это новый опыт, наслаждайся сексуальным разнообразием.

- Я все испортила, да? Я не должна была ничего говорить.

Такая несчастная, не понимающая, что происходит. Считает, что с ней что-то не так. Всё так, малыш. Это я. Во мне идет ядерная война, апокалипсис. Добра и Зла.

Я заставил себя усмехнуться и привлечь её к себе, стараясь отстраниться мысленно, не думать о её теле и о собственном бешеном возбуждении.

- Ты ничего не испортила. Просто я не смогу долго держать себя в руках.

- Я не понимаю…

Бл****ь, ну как объяснить девственнице, что я сейчас взорвусь, что я кончу если снова прикоснусь к ней, что у меня все планки срывает от возбуждения?!

- Я просто очень сильно возбужден. Мне нужно успокоиться, хорошо? Давай, я отвезу тебя домой.

- Ты на меня злишься… Всё еще злишься за то, что я поехала с Майклом. Или…или ты жалеешь, да? Жалеешь, что целовал меня? Я всё поняла. Я навязалась, ты пожалел.

Глупая, упрямая девчонка. Дёрнул её к себе за вырез туники и хрипло прорычал в её приоткрытый рот, сопротивляясь бешеному желанию снова наброситься на него:

- Ты возбудила меня, как животное. Дьявол, Марианна, ты понимаешь, что я хочу тебя? Я мужчина, а не мальчик из твоей школы, с которым можно тискаться на заднем сидении автомобиля. Я привык завершать начатое самым привычным способом. С тобой я не могу этого сделать. Не здесь и не сейчас.

Она слегка побледнела. Еще один глоток горечи, малыш? Да. Взрослые мужчины привыкли трахать юных девочек, которые сладко стонут от их поцелуев, пахнут влажностью, трахать и кончать не ментально или от петтинга, а в их юные тела или пухлые ротики. Мне сказать тебе это, девочка, чтоб ты немного остыла, отрезвела?

- Я тоже хочу тебя…Так хочу, что мне больно и, кажется, я умру…С этим можно что-то сделать? Или ятоже должна умыться снегом? Это помогает?

Дрожит и смотрит на меня, задыхаясь. Я уже не трогаю, а она трепещет, словно от моего взгляда, в котором, скорей всего, прочла все мои пошлые мысли. Так искренне и так бесстыдно умоляет взглядом, и я в который раз сорвался, впился в её рот поцелуем, проталкивая язык в сладкую мякоть, сплетая с её языком. Сильно. Настолько сильно, что сам ощутил это давление голодного рта на её мягкие губы. Подтолкнул Марианну к машине, усаживая на переднее сиденье, откидывая его назад. Хочу забрать её боль пальцами, языком, довести до крика облегчения, сожрать этот крик с извращенным удовольствием, истязая себя самого.

- Вот что помогает лучше всего.

Скользнул рукой под тунику. Быстро, по животу за пояс тесных брюк, рванув его на себя. Не давая секунды на размышление, пальцами под резинку кружевных трусиков. Коснулся лобка и стиснул челюсти, а она вдруг сжала мою руку за запястье. Посмотрел в испуганные сиреневые глаза. Боится. Напряжена до предела. Едва касаясь губами её губ, прошептал:

- Расслабься, малыш. Я только хочу приласкать тебя. Пожалуйста. Тебе будет хорошо. Я обещаю.

Я просил…я мог бы сейчас умолять, потому что стало жизненно необходимо ощутить её плоть под пальцами. И я не хотел отобрать насильно. Надавить. Хотел, чтобы она раскрылась для меня, чтобы доверилась мне, и в этот момент понял, что, когда она мне доверяет, я сам начинаю себе верить. И сколько таких моментов впереди, не связанных с сексом…Моментов, где я выживал только на одной её вере в меня и больше ни на чём…Выживал там, где веры не было бы даже у святых апостолов.

Позволила проникнуть моим пальцам дальше и снова сжала колени. Прижался поцелуем к её шее, скользя по скуле к мочке уха, слегка кусая, давая ей время расслабиться, сходя с ума от запаха кожи. Вернулся к губам и провёл по ним кончиком языка:

- Позволь, моя хорошая, моя девочка, позволь мне…

Пальцы осторожно коснулись горячей расплавленной плоти. Теперь мне казалось, что я сам задыхаюсь. Я не привык к нежности, не привык быть осторожным, мне никогда это не было нужно…а сейчас, касаясь ее кончиками пальцев, внимательно наблюдая за выражением раскрасневшегося лица, я понимал, что не смогу ласкать её сегодня иначе. Коснулся клитора, слегка надавливая, и она вскрикнула, резко поднялась, а я снова опрокинул её на спину, успокаивая поцелуями в губы, шею, шепча какие-то невероятные слова, о существовании которых не подозревал сам до этого момента. Я ускорял движения пальцев, стараясь сдержаться от невыносимого желания скользнуть ими внутрь и почувствовать, какая она мокрая и тесная, но я лишь дразнил её у самого входа, снова и снова возвращаясь к пульсирующему клитору, играя то медленно, то быстро, и вдруг Марианна распахнула глаза:

- Нет… не надо…, - умоляла так жалобно, но сейчас её слова значили совсем другое – это призыв не прекращать. Страх перед наслаждением, которое накрывало мою девочку, и я это чувствовал – приближение ее оргазма, по изменившемуся запаху, по учащенному пульсу, по дико бьющемуся сердцу, по тому, как сильно увлажнились мои пальцы. Она подрагивала, покрываясь капельками пота, тогда как по моей спине он уже тёк градом. С трудом сдержал триумфальный рык, когда стройные ноги распахнулись шире. Погоня за наслаждением убивает последние капли стыда, и даже самый невинный ангел утопает в бесконтрольной похоти. Я ловил её стоны, вздохи, усиливая трение, застыв в миллиметре от её рта, чтобы сожрать тот крик, который оглушил нас обоих, когда она выгнулась дугой и сжала коленями мою руку. Не прекращая ласку, я с рычанием скользнул пальцем в судорожно сокращающееся лоно и сам застонал, прижимаясь лбом к её лбу. Такая тесная, кипяток и влажность. Да, маленькая, сжимай меня сильнее, кричи, извивайся, если бы ты знала, какая ты в этот момент. Проклятье, как же я хочу тебя! Собирать каждую судорогу, скользя внутри и сатанея от желания взять по-настоящему, утолить собственную боль. Но не здесь и не сейчас…а может быть, и никогда.

Марианна открыла глаза пьяные. Потрясенный взгляд и дрожащие губы.

Улыбнулся, чувствуя, как захлестывает самодовольная радость от понимания, что это был её первый оргазм…Для меня. Мой. Я боялся пошевелиться, чтобы самому не заорать от возбуждения.

- Я люблю тебя.

А это было мое первое «я люблю тебя» за всю жизнь. Первое «я люблю тебя», подаренное мне. Искреннее, потрясенное, усталое и такое несмело-нежное. За всю бессмертную жизнь ублюдка, который сам никогда не произносил этих слов, не надеялся и даже не хотел никогда их услышать.

Посмотрел ей в глаза и вдруг понял, что я сдохну, если Марианна мне их не скажет хотя бы еще раз.»»

«11 ЗАПИСЬ

Тогда я еще не знал, что её слова, скорее, были эхом того, что я чувствовал сам.

Я узнал это спустя несколько дней, когда впервые понял, что мог её потерять.

Точнее, я потерял, видел, как застывает отражение в сиреневых глазах, там, где плескается мое собственное дыхание, чувствовал, как Марианна оседает в моих руках, как между моими пальцами сочится её кровь. Посреди глухой тишины и проклятой толпы, которую я обводил обезумевшим взглядом. Я слышал рёв и не мог понять, что он принадлежит мне. Это я ору, как ненормальный, от отчаяния и бессилия. Девочка приняла стрелу, предназначенную мне, и проклятое дежавю лишило меня рассудка.

Я помню, как её хотели у меня отобрать, как пытались убедить, что нельзя ничем помочь, что я должен смириться. Вряд ли я тогда вообще что-то понимал. Я скалился и рычал, как дикий зверь, готовый порвать любого, кто посмеет приблизиться к ней. Тогда, спустя пятьсот лет после самой жуткой потери в моей жизни, я снова был беззащитен перед проклятой сукой-смертью. Я – её олицетворение, мразь и моральный урод, который считал чужую жизнь чем-то вроде существования скота или продуктов питания в холодильнике со сроком годности до семи десятков лет. Я вдруг понял, что чужая жизнь может быть бесценной. Нет. Не для того, кто её лишился, а для тех, кто должен жить дальше с этой потерей.

Потом Фэй дала мне надежду, жалкую, зыбкую, и я прыгал с бесчувственной Марианной по веткам, к самым макушкам елей, чтобы попытаться вернуть моё персональное солнце, без которого тьма начала казаться не просто невыносимой, а необратимой. Она подступала ко мне, и я чувствовал, как воняет этот смрад мрака без единого луча света.

Помню, как трещала моя обгоревшая плоть, как лопались на ней волдыри, а я держал свою самую драгоценную ношу и улыбался, сумасшедший, не чувствующий боли, полудохлый и поджаренный почти до костей, потому что слышал, как снова начало биться её сердце. Вот когда я понял, что люблю её.

Точнее, я понял, что это даже не любовь — это ненормальная зависимость от каждого её вздоха, взмаха ресниц, пульсации крови, голоса. От всего, что являлось ею и делало меня её рабом. Да! Я мог никогда и никому в этом не признаться, даже Марианне, но я стал им. Жалким, оборванным, извечно голодным рабом, стоящим перед ней на коленях и питающимся только тем, что она есть в моей жизни. И это не романтика, я слишком далек от розовых соплей, обещаний, трагизма. Это приговор. Не только мне, но и ей. Прежде всего, ей, потому что, будучи рабом, я так же стал и хозяином, она принадлежала мне. С той секунды как позволила поверить в её чувства.

Кто-то может сказать со стороны, что я наивный осел, который уверовал в любовь наивной маленькой девочки. Да, идиот. Я не отрицаю, но кому от этого легче? Уж точно не мне и точно не ей. Она подписала себе билет в один конец. На этой цепи и в этой клетке мы теперь вдвоем. На равных ли? Никогда не знал ответа и не узнаю. Да и к черту ответы! Это не имеет никакого значения, потому что я больше не отдам её никому и никогда не отпущу.

Я открыл глаза, встретился с её взглядом и понял, что это конец. Я проиграл окончательно и бесповоротно. Не только она принадлежала мне, но и я принадлежал ей. Сколько бы раз потом ни говорил, ни орал, ни отрицал этого факта, но я принадлежал Марианне. Если мне когда-нибудь вскроют грудную клетку, то ужаснуться тому, что мое сердце покрыто корявыми шрамами со следами букв её имени. И я больше не сдерживался. Я взял то, что считал своим. Её девственность, её любовь, жизнь, душу. Забрал жадно, алчно, как голодный, одичавший без ласки зверь, который набрасывается на свою добычу и, скалясь, рычит, когда хоть кто-то приближается к ней. Теперь я знал, что способен за нее убивать. Раньше я убивал врагов, или для того чтобы насытиться, а сейчас я могу убить лишь за то, что кто-то не так на неё посмотрел.

А потом опять потерял её, и убийца вырвался на волю окончательно. Никогда еще я не был настолько близок к полному безумию, точнее, я не думал, что есть нечто более ужасное, чем потерять Марианну. Я грыз Вудвортов клыками, пил и раздирал плоть, по куску, на ленточки под дикие вопли, утопая в крови. Всех их по очереди сожрал, иссушил, предварительно подвергнув таким пыткам, которые не выдержит ни один смертный. Я сжигал их внутренности вербой и наслаждался ужасной агонией, я вырывал им глаза и языки, отрезал уши и заливал раны всё той же вербой, чтобы они не затягивались. Потом, когда нашли тела, я с ухмылкой психопата смотрел, как чистильщики блюют, глядя на то, что осталось от венценосных аристократов. Блюют бессмертные. Те, кто привык подчищать местность после самых жутких убийств, они ужаснулись тому, что вампир сделал с Вудвортами. Я истязал их пять дней. Час за часом, минута за минутой, вытаскивая все подробности отвратительной сделки с одним из демонов. Потом я их прикончил, сожалея, что не могу поиздеваться еще несколько дней, что они сдохли слишком рано. Ужасала ли меня собственная жестокость? Нисколько. Я в ней купался. Она мне напомнила тот день, а точнее, ночь, когда я вспарывал животы своим насильникам и хохотал, слизывая их кровь с пальцев, будучи еще человеком. Мне стало наплевать на отца, на Влада. Я одичал за несколько дней настолько, что теперь вообще мало напоминал человека. Не прятал сущность ни на секунду. Насильно вернул Влада в мир бессмертных, отвратил от себя отца и Фэй. Как же быстро я умел наживать себе врагов, только потому что больше не чувствовал её рядом. Оказывается, смысл жизни может замыкаться на одном существе и превращать тебя в безумца. Да, я уже тогда знал, что моя любовь к Марианне больная. Страшнее ненависти. Мне самому было жутко от осознания, насколько я одержим ею.

Я хотел сдохнуть. Найти Аонэса, убить тварь и сдохнуть, потому что суд Нейтралов никогда не выпустит вампира-каннибала на волю. Я теперь опасен для общества. Силен и опасен. Словно серийный маньяк у смертных, примерно такой же ублюдочной мразью я стал для своих. Они меня боялись. Липко и панически. Я смотрел на них на заседании суда и видел отчаянный ужас вперемешку с ненавистью. Конечно, ведь для них я был тем, кто усеял трупами дорогу до самого Рима, нарушил все законы, пропитался насквозь порошком и выжил.

А я боялся того, что меня не казнят и теперь я каждую секунду буду слышать её голос, чувствовать запах и медленно поджариваться день за днём. Мне не нужно было ни помилование, ни поблажки.

Когда потерял Анну, я выдержал, а сейчас знал, что не смогу. Я, бл**ь, не мог больше терять. Не мог ни с чем пытаться ужиться, ни с чем смириться.

Но как же быстро желание сдохнуть может вдруг заменить сумасшедшее желание жить, потому что увидел Марианну. Пришла. Спасенная какими-то силами Ада или Рая. Пришла. Чтобы вытащить меня из петли. Маленькая, сколько раз ты потом будешь приходить в тот момент, когда я, отсчитывая шаги костлявой в моем направлении, хохочу, как безумный, понимая, что даже эта старая тварь меня боится и не хочет забирать? Но она боялась не меня, а тебя.»}

ГЛАВА 1

Так бывает, когда из вечной тьмы и холода вдруг неожиданно, непонятно за какие заслуги, попадаешь в ярко освещенную комнату. Твои глаза настолько привыкли к полному отсутствию света, что в первые минуты тебе даже физически больно, ощущение, будто их режет лезвие ножа, выкорчёвывая глазные яблоки. Ты закрываешься рукой от смертоносного сияния, сжавшись в самом углу и отвернувшись от всех ламп. Но проходит некоторое время, и ты понимаешь, что ничего не произошло, что ты всё ещё можешь дышать, что ты не сгорел под лучами искусственного солнца, и ты медленно поворачиваешься к середине комнаты. Заставляешь, да, буквально заставляешь себя отвести ладони от лица и попробовать открыть глаза снова. Это получается не с первого, и даже не со второго раза, потому что ты всё ещё помнишь ту боль, что тебе причинил свет, который сейчас мягко касается твоей кожи, согревая теплом. Твоё тело медленно отогревается, шкура Зверя на плечах кажется уже слишком неудобной и громоздкой. Да, и какой в ней смысл, если здесь, в этом помещении так тепло и уютно?

Ты расправляешь плечи и клянёшься самому себе, что сразу же закроешь глаза, если вдруг снова будет больно. Ты ведь ещё не уверен, что не сдохнешь на месте же от того количества цветов, которые обрушатся на тебя. Это не значит, что ты настолько ценишь свою жизнь, чтобы потерять её. Ни хрена. Если бы её можно было продать на рынке, то жизнь Николаса Мокану стоила бы не дороже жизни других подобных ему ублюдков, но ты ведь уже начал забывать об этом. Вот прямо здесь, в этой комнате, в которой и дышать намного легче, когда вдыхаешь не холод, а свежие ароматы цветов, и выдыхаешь не пар, а углекислый газ. Гораздо больше ты боишься потерять себя. Кто сказал, что такие, как ты, не нужны миру? А как же вечная борьба добра и зла? Если тебя не будет, кто же станет тем пресловутым Злом, на фоне которого должно сверкать Добро?

И ты, стиснув зубы, отнимаешь руки от лица, а после, медленно досчитав до десяти…а потом ещё раз до десяти, открываешь сначала один глаз…а после и второй. И стоишь, глядя вокруг широко открытыми глазами и жадно впитывая в себя свет.

Да, мать твою, ты даже не видишь, что тебя окружает! Ты просто купаешься в лучах света, и готов поклясться ещё раз, что видишь атомы, из которых он состоит. И ты, раскидываешь руки в стороны, делая глубокий вздох, и начинаешь кружиться по комнате, оглушительно смеясь и начиная верить, что заслужил это всё. И яркий свет вокруг себя, и разноцветную комнату, и тепло, согревающие плечи и спину настолько, что ты с отвращением, и, да, бл**ь, да, видимым облегчением скидываешь к ногам тяжёлую шкуру Зверя и перешагиваешь через неё к столу, заставленному едой.

И пусть попробует хоть одна тварь сказать, что ты не достоин красочной и сытной жизни. Не заслужил за годы, века страданий, одиночества, холода и голода. И ты настолько наивен, что начинаешь верить в кого-то свыше, одарившего тебя всеми этими благами. Хотя, нет, не верить. Для безоговорочной веры в Него прошло ещё не так много времени, но ты уже начинаешь сомневаться в своих собственных убеждениях. Потому что настолько слаб, что хочешь, чтобы было именно так. Ведь Он не мог тебя обмануть в очередной раз. Зачем Ему это? Ты достаточно дерьма нажрался за свою жизнь, наверняка, даже Ему уже надоело потчевать тебя такой жратвой на протяжении пяти столетий.

Ещё один шаг к столу, второй, но ты останавливаешься через каждые полметра, чтобы вдохнуть в себя воздух полной грудью. И чем ближе подходишь к столу, тем отчётливее чувствуешь, что аромат ванили, еще недавно будораживший обоняние, всё больше и больше начинает походить на вонь. Но ты упорно идёшь вперёд, потому что догадка появилась, но к хорошему быстро привыкают, и ты настолько привык за эти жалкие минуты к этой комнате и свету, к теплу и полному едой столу, что ты безжалостно вырываешь с корнями эту суку и сжимаешь в руках, чтобы раскрошить и не оставить даже следа от неё. Отряхиваешь руки и делаешь последний шаг к проклятому столу. На пальцах всё ещё остались крошки той самой догадки, и ты с усмешкой поднимаешь крышку блюда, чтобы истерически захохотать, в полной мере оценив шутку Всевышнего… чтоб ему сдохнуть на тех самых облаках! Вторая крышка, и тебя едва не рвёт от вида очередного блюда. Третья – и ты жалеешь, что успел сделать вдох и впитать в себя этот смрад Смерти. Четвёртая – и ты уже не удивляешься ничему.

Угощайся, Мокану. Всё, как ты любишь: черви, трупы, грязь, дерьмо. Всё, как тебе и говорил долбаный внутренний голос.

Но разве мы слушаем себя, когда кто-то со стороны говорит и показывает именно то, что хотим мы? Сколько можно быть неприступным, не подпуская к себе ни одну из тех трёх сестриц, дешёвых шлюх, которых имеет весь белый свет? Надежда, Вера и Любовь. Их трахают все, кому не лень, и ты всегда, всегда посмеивался над тем стадом баранов, которые стояли в очереди возле их притона с напряжёнными лицами, поверившие, что хотя бы одна из них подарит им то удовольствие, за которое они платили здоровьем, друзьями, богатством, временем. Но даже тем, кто не знал ничего, кроме мрака и разврата, боли и похоти, иногда до ломоты в костях хочется видеть юных красавиц вместо тех обрюзглых, жирных дам, которым глупые смертные дали такие красивые имена. И пусть у тебя не стоит ни на одну из них, в один момент ты всё же подходишь к этой самой очереди и интересуешься, кто последний.

А здесь… здесь ты отходишь от стола, пытаясь подавить то омерзение, которое охватило душу. Но это отвращение не от вида склизких тварей, копошащихся на тарелке, а от самого себя. Ты оказался настолько слаб, что позволил себе питать надежду. Поверить. И ты вскидываешь голову, осматриваясь по сторонам, и начиная, наконец, замечать и стены, сделанные из человеческих костей, и потоки крови, стекающие по ним к полу. И ты снова слышишь жуткий смех того, кто притаился за дверью, обитой человеческой кожей. Ты ведь не позабыл его голос за эти несчастные месяцы. И ты всё дальше отходишь к тому самому углу, в котором прятался поначалу. Поднимаешь на ходу шкуру, всё ещё валяющуюся в луже на полу, и, даже не отряхивая, накидываешь на плечи. Чья-то кровь стекает по спине, по плечам на твои руки, и ты безучастно поднимаешь ладони к лицу и слизываешь мерзкую жидкость.

А вот и тот самый угол, Мокану. И ты поворачиваешься снова лицом к двери, в которую с жутким рычанием и хрустом уже начинает вламываться Нечто. В своём углу, от которого веет холодом и смертью. Делаешь глубокий вдох и удовлетворенно ухмыляешься. Никакой ванили. Она привиделась тебе, Мокану. Три шлюхи остались за пологом шатра ублажать других идиотов. Всё, как ты и заслуживаешь - кровь, смерть и трупный смрад.

И пусть ты сдохнешь, неспособный противостоять тому, что сейчас ворвется в помещение, но сдохнешь в своем углу, в своей шкуре и со своим оскалом на окровавленном лице. А ведь самое паршивое, что это уже было…ты ведь читал об этом. Читал и смеялся над самим собой в прошлом, потому что не верил, что тебе нынешнему хоть что-то способно причинить боль. Слишком самоуверенный, всезнающий. Ты издевательски насмехался над несчастным, корчившимся в муках сомнений и пожирающим себя до костей. А теперь ты там же. Как тебе собственное отражение, Мокану? Или, кто знает, может отражением являешься именно ты. Забыл свое прошлое? Ты его повторяешь. К сожалению, те уроки, которые мы не усвоили, жизнь заставляет нас учить снова и снова. И этой старой суке мало простой зубрёжки. Она требует гораздо большего... Она требует, чтобы ты вспомнил и научился читать между строк. Чтобы вспомнил и не поверил снова. Да и вряд ли ты теперь сможешь.

И, закрыв глаза, увидеть прошлое черными чернилами на пожелтевших измятых листах. Читать и скрежетать зубами, сжимая руки в кулаки. Вот она – твоя правда. Ты просто был настолько ослеплен, что не желал её видеть…

{«12 ЗАПИСЬ

Я был счастлив. Да, мать вашу! Я был счастлив долгие двенадцать месяцев. Целый год, или чуть больше, абсолютного счастья, щемящей душу любви и радости. Дышал полной грудью, и сердце заходилось от восторга чувствовать аромат её тела. От постоянного вопроса самому себе, не сплю ли я, не снится ли на самом деле мне сон, в котором есть ОНА, и есть МЫ. Мы оба и вместе.

После всего, что было, после всего, через что протащила нас судьба, намертво скрепив невидимой нитью, хотя нет, канатом, прочным и толстым, чтобы уже никогда не отвязаться. Она продела один его конец через душу, а вторым обвязала руки, соединив навечно. Хотя, чёрт его знает, какие понятия о вечности у этой полоумной твари. Ну, или у костлявой есть явные проблемы с чувством юмора.

Но тогда я этого не знал. Тогда я всё же поверил ей. Нет, меня никто и никогда не учил уважать старших и преклоняться перед их почтенным возрастом. Жизнь преподносила мне совершенно другие уроки, за что я был ей бесконечно благодарен, но…но даже дикому зверю иногда хочется не выгрызать себе клыками очередной кусок мяса на ужин, а получить его просто так.

Марианна. Моя девочка. Чёрт подери, но я дышал тогда только ею. Какой на хрен воздух, если Она рядом?

Вы знаете, каким бывает счастье? Что вообще называют этим словом? Вы видели, как искрится оно всеми цветами радуги на кончиках пальцев, как ослепительно переливается в воздухе вокруг, настолько ярко, что хочется на миг, на очень короткий миг, зажмуриться и закричать от радости. Оглушительно громко, так чтобы услышали не только те, кто окружает тебя, но и демоны, затаившиеся на самом дне твоей чёрной души. Они лежат там, ощерившиеся и готовые к бою, неспособные увидеть, что в мире существуют другие оттенки, кроме черного и красного. И тебе настолько жаль их, что ты искренне хохочешь над их страхами и недоверием. Ведь ты, мать твою, счастлив. У твоего счастья есть собственное имя и умопомрачительные глаза сиреневого цвета. Её волосы такие шёлковые на ощупь, и ты просто обожаешь касаться их, наматывать на ладонь, остервенело вдалбливаясь в её сочное тело. Да, ты обожаешь отмечать её всеми доступными способами. Чтобы счастье впитало твой запах, чтобы вспоминало тебя, глядя на свои руки и ноги, на следы от твоих клыков на шее, нежной коже ключиц, чтобы его глаза загорались тем особым, лукавым блеском, в котором ты давно потерял себя. Ведь это ТВОЁ счастье. Ты выстрадал его, ты ради него столько вынес, что любой другой бы сдох ещё на полдороге к нему. Это не значит, что ты полностью растворился в нём и не ждёшь подлости со стороны той самой старушенции. Но ты позволил себе жить в его сиреневом взгляде. И это, Дьявол, самое лучшее из того, что ты позволял себе!

Марианна. МА.РИ.АН.НА. Ма-Ри-Ан-На. Её имя в ритме моего пульса. Мне иногда казалось, что если бы меня провели через рентгеновские лучи, то можно было бы увидеть, как оно бьётся в развороченной грудной клетке, ошалелое и опьяневшее от предоставленной свободы, разбивая ледяные стены хаоса вокруг себя, снова качая чёрную кровь. Она вдохнула в меня жизнь. Маленькая девушка с крыльями за спиной.

Иногда мне больно просто от мысли, что я мог бы не знать её, что Влад мог не забрать её из детдома, что мог не встретить её в том злосчастном лесу…или встретить слишком поздно, что она могла бы стать чужой женщиной до встречи со мной. Она настолько МОЯ, что даже мысль о другой её жизни вызывает тошноту и злость.

Понимание, что мог бы никогда не увидеть, как её выгибает в оргазме, и она кричит, по щекам катятся слёзы, она сжимает меня в судорогах, а мне хочется завыть в победном кличе! Да, вашу мать! ДА! Кричи! Вонзайся в меня ногтями! Царапай! Разрывай! Плачь! Плачь в голос! Умоляй! Проси!

Не могу представить, что не знал бы, каково это – склоняться к её лицу, слизывая солёные слёзы, врываясь языком в её рот, имитируя движения члена в нём. Так же бешено. Осатаневший и голодный. Не давая сделать даже вздоха! Слышать, как несётся её кровь по тонкой вене, и уступать навязчивому желанию. Отстранившись от губ, вонзаться клыками в шею, делая глоток чистой ароматной крови. Глоток на разрыв, после которого меня скручивает в бешеном оргазме, взрывающем тело на отдельные части. Как всегда бывает с ней. До одержимости! Эйфория от дикой агонии удовольствия. Каждый раз...Как в первый.

Наверное, именно таким и бывает сумасшествие в его истинном обличии. Это абсолютная зависимость от другого человека, от её запаха, от её глаз, от звуков её голоса. Это проекция всей твоей жизни на неё одну. К чертям собачьим важную сделку и недовольство самого короля! Я соскучился по своей девочке, и я пересекал океаны, только услышав её стеснительное «Хочу…». Не видеться несколько месяцев, и я уже ненавидел и брата, и всё его грёбаное Братство, из-за которого приходилось быть вдалеке от неё.

Влад, да и отец знали, но вряд ли могли представить, насколько мне безразличны клан и жизни тысячи вампиров в эти минуты. Да и не только тогда. Если бы они могли залезть в мою голову, то долго бы отплёвывались от увиденного там.

Истинные короли своего народа, они ставили его потребности выше всего. Выше своих собственных желаний и стремлений. Благородные, умные и любимые Братством.

Я же всегда был эгоистом до кончиков волос. Пусть сгорает синим пламенем весь этот долбаный земной шар, если на нём не будет моей женщины.

Более того, при необходимости, ради неё я бы лично разодрал глотку любому. Тысячи мёртвых чёрных сердец стоимостью в одно её живое сердце.

Иногда задумывался об этом, и по телу прокатывалась волна страха. Да, Дьявол! Порой я сам боялся этой своей ломки по ней, без неё. Ревновал её к самому себе. К себе вчерашнему и себе завтрашнему. Потому что казалось, что её мало, катастрофически мало для меня нынешнего. Сам дарил украшения и сам же дико завидовал тому, что колье или браслет могут прикасаться к её коже весь вечер, открыто, на глазах у десятков гостей. И тогда я выкрадывал Марианну прямо со званого ужина и затаскивал в тёмный подвал или комнату для гостей и набрасывался на неё с жадностью ненасытного зверя. Но ведь ею и нельзя было насытиться. Никогда.

Произносил про себя её имя и едва не кончал от осознания, что, да, Моя! Носит мою фамилию, улыбается мне, хочет меня. Такого со мной не было долгие пять сотен лет. Не просто полюбить, не просто желать ткнуть лицом в дерьмо Воронова, отобрав у него женщину, не просто позариться на идеальные формы…а сходить с ума каждый день. Много дней. К чёрту ваши наркотики! У меня был свой собственный. Самой высшей пробы. Сорта Марианна Мокану.

Как самый опытный дрессировщик, она могла раздразнить Зверя одним лишь жестом, тихим голосом, так невинно, и в то же время нереально порочно.

- А я люблю свой вкус на твоих пальцах, на твоем теле...на тебе...

И… к чертям весь контроль. И единственное, чего я хочу - это оказаться в ней до боли, до трясучки. Вонзиться в неё и таранить, исторгая крики и мольбы. Видеть, как катятся по щекам слёзы, как закатываются от наслаждения глаза...

Рывком встать с ней на руках, опрокидывая на постель, нависая над ней, раздвигая коленом ноги. Устраиваясь между ними, заполняя рывком. Одним движением. По самые яйца! Застонать, когда она обхватит плотно меня изнутри, и рвануть вперёд. Без раскачивания. Жёстко. Вдалбливаясь в неё и рыча в голос, чувствуя, как меняется лицо, как печёт дёсны, и жажда вонзить в неё клыки дерёт горло. Как всегда с ней. Только с ней. Без тормозов. Бесконтрольно. И бешеное удовольствие, и необходимость, грёбаная необходимость прервать заседание совета директоров и мчаться к ней, выжимая всё из машины, чтобы сухо поприветствовать лучшего друга и едва не вынести из его дома свою жену, закинув на плечо, чтобы, добравшись к себе, наконец, утолить охвативший сознание голод.

Разорвать тонкую ткань трусиков, проникая в лоно пальцами и жадно наблюдая, как они скользят в розовую мокрую глубину и выскальзывают обратно. Влажные, блестящие от её соков. Такая горячая моя девочка! Жаждущая! Склонить голову, проводя языком по её плоти, смакуя вкус, который взрывается тысячами оттенков на губах. Втягивать в рот набухший клитор, ускоряя темп проникновения, вдалбливаясь в тесное лоно, чувствуя, как разрывается ширинка, как пот катится ледяным водопадом по спине, по лбу от дикого желания сменить пальцы членом. Ворваться на всю длину и почувствовать ту тесноту, что обхватит меня. Но ещё больше я хочу слышать, как она кричит, как извивается от наслаждения, как просит войти в неё...взять по - настоящему.      

***

Говорят, нельзя верить признаниям женщины. И когда-то я придерживался именно этой доктрины. А точнее, я не верил никому. Но слова женщины...они всегда были не больше, чем фоновый шум к моим мыслям о том, где и в какой позе я её отымею.

Единственная девушка, которую я любил когда-то, не разговаривала вовсе. Мне достаточно было сияния её глаз, трепета рук, и сбивавшегося дыхания…Мне достаточно было моей юношеской наивности, пусть даже для своих лет я был гораздо более искушённым во многих вещах, чем люди намного старше меня. Но я поверил тогда. Увы, смерть не позволила понять, был ли этот выбор правильным или нет.

И я поверил заново. Да, и как можно было оставаться чёрствым к её словам. Я мог бы сдохнуть, бесконечно доказывая, что она произносила их искренне.

«- Тело, душа, сердце, кровь, мысли, желания. Всё твоё. Всё принадлежит тебе….

- Я буду любить тебя вечно, малыш»      .

И мне хотелось чего-то особенного для неё. Хотелось, чтобы она не только услышала эти слова. Чтобы не только запомнила их. Я хотел, чтобы они касались её кожи и всегда были с ней, напоминание о моих чувствах, обо мне самом. Пусть даже в виде браслета. Тогда я заново начал верить в вечность.

***

Я мог бы сказать, что всё началось с приезда Романа Черновского, ублюдка, чудом оставшегося в живых после одной из наших с ним ссор. Я мог бы сказать, что всё началось с приёма, который давала семья Вороновых в честь дня рождения старшей дочери, я бы с удовольствием сказал, что всё произошедшее оказалось следствием чьей-то невероятной жестокости и жажды мести…

Но, ведь, чёрт побери, ничего и не начиналось. ЭТО жило внутри меня. С самого рождения и на протяжении пяти с лишним веков. Уверенность в том, что предадут, бросят, всадят нож в спину и будут громко хохотать над твоим разбитым сердцем. Я всегда знал это…Дьявол! Я верю в это до сих пор, и хрена с два возможно выбить эту веру из головы. Как грёбаную болезнь, от которой не излечиться, но она сжирает твои силы слишком долго, вытягивает твою энергию по крупицам, и со временем тебе надоедает ждать, когда же, мать её, она, наконец, сожжёт тебя дотла. И ты попросту привыкаешь жить с ней. Улыбаешься и смеёшься, ешь и дышишь, потому что доказано не раз, что легче умереть сразу, чем ожидать благословения Смерти. Ты принимаешь правила игры, навязанные твоим недугом, но взамен выдвигаешь ему свои собственные. Хочу жить, хочу чувствовать жизнь, пусть недолго, но такой, какая она есть на самом деле. И болезнь молча соглашается, продолжая потихоньку выпивать твоё дыхание. Чтобы после одним движением выдрать твоё сердце из груди. Жестоко и беспощадно. Именно так, как ты и ожидал в самом начале…Но позволил себе расслабиться и забыться. И только диагноз в некрологе, как кровавая ухмылка твоего врага.

Когда тебе далеко за сотню лет, ты начинаешь ценить собственное время и собственные слова. Ты предпочитаешь тратить свое время лишь на то, что тебе дорого. Без разницы, что или кто это. И слова…Ты перестаешь произносить их недостойным или невыгодным. И я слишком сильно любил Марианну, чтобы говорить то, что не имело смысла.

«Я сойду с ума, если ты меня разлюбишь. Я, наверное, убью тебя, если кто-то другой…»

Наверное, это была её главная ошибка – не принимать всерьёз моих слов.

«Я люблю тебя. Ты понимаешь, что я до боли люблю тебя, малыш? Я люблю тебя так сильно, что иногда мне кажется, я могу причинить тебе боль.

– Боль? Ты всегда такой нежный, такой ласковый…ты не сможешь причинить мне боль. Не мне».

Никто и никогда так не ошибался, как она в эти мгновения. Наивная влюблённая девочка, услышавшая меня, но отказавшаяся поверить. Пока я сам не переубедил её. Её и себя, так как тоже не мог представить, что смогу сотворить подобное.

Когда впервые ударил её, почувствовал, как ладонь обожгла мою щёку. Она ушла, а я всё ещё чувствовал, как горит кожа на лице, обнажая гнилые кости. Никогда я не ненавидел себя больше, чем в тот день. Поднялся к себе, чувствуя, как колотит тело крупной дрожью, как вырываются изнутри языками пламени вонючий смрад ненависти. Так она вырывалась наружу. Оседала серой завесой на стенах дома и шторах, проникая едким дымом во все щели здания, чтобы навсегда остаться здесь. На том пепелище моей грёбаной семьи. Ненависть, поселившаяся во мне, когда раз за разом просматривал плёнку, на которой моя жена убивала моего отца. Хладнокровно. Быстро. Настолько быстро, будто его жизнь, моя жизнь не имела для неё никакого значения.»}

ГЛАВА 2

Зачистки начались внезапно. Без предупреждения. Мы не успели даже созвать Совет клана, я уже не говорю о Совете всего Братства. Первыми были казнены самые древние вампиры нашего клана. Одна из самых влиятельных семей – Оранские, потомки принца Люксембургского, принимавшая самые первые законы Братства вместе с Самуилом несколько веков назад, всенепременные члены Совета, без них не проходило ни одно заседание. Их нашли обезглавленными в собственном доме на окраине Лондона. Серафим назвал это казнью, потому что никто и не думал заметать следы. Нейтралы оставили свою «черную метку» – у трупов вскрыта грудина и отсутствует сердце, как доказательство того, что это законная кара. Всех Оранских обезглавили хрустальным мечом. Тогда мы еще думали, что это единичный случай, отправили запрос в Нейтралитет, но ответа не получили. Наше письмо вернулось с пометкой о том, что все мейлы правящего клана занесены в черный список.

Ад начался чуть позже, когда мы поняли, что нас просто убивают. По какому-то чудовищному списку или по распоряжению свыше. И нет никакой зацепки, по какой причине. Одинаково режут головы как Черным Львам, так и Северным, и Гиенам. Представителям правящих семей и к ним приближенным. Всех, кто входит в Совет Братства или имеет влияние.

Шейн с Серафимом начали настаивать на моем отъезде из Лондона, но я еще не верила в то, что это зачистки и Нейтралитет открыто уничтожает всех нас по чьей-то наводке. Я все еще думала, что это какое-то недоразумение или же убийства инсценированы немцами с Северных, стремящимися прийти к власти, чтобы внести хаос и панику. Заставить нас бежать из Европы, отступать и бросать свои дома и земли. Переворот легче всего совершать на фоне какой-либо войны, когда государство защищается от внешнего врага и мало заботится о своих тылах. Именно тогда можно донельзя расшатать всю политику и разрушить изнутри. Вполне возможно, что немцы нашли способ сбросить нашу семью с правления Братством. Я была близка к истине…но даже предположить не могла, что немцы не просто хотят заполучить корону и трон, а еще и полностью заручатся поддержкой Нейтралитета.

Но в те дни я еще даже не думала об этом. Я отчаянно ждала возвращения Ника домой, и это единственное, что меня заботило…по-настоящему. Единственное, что сводило с ума и превратило в жалкое подобие себя самой. Я даже в зеркало боялась смотреть, чтоб не видеть свои потухшие глаза, красные от невыплаканных слез, и скорбные складки в уголках губ. Вечная гримаса страдания. Я ее ненавидела так же сильно, как и нейтралов, удерживающих моего мужа у себя. А в том, что они его схватили, я даже не сомневалась. Оставалось лишь надеяться, что он найдет способ вырваться оттуда или связаться со мной. А пока я должна была держаться изо всех сил и не сломаться. Я не имела права на это. Наверное, только это и спасало меня от безумия. Я висела на волоске от полного срыва, мои нервы уже не выдерживали, за этот год они превратились в жалкие лохмотья.

- Мы никуда не уедем. Это наш клан и наш город. Нейтралы не ставили нас в известность о предстоящих облавах. Не был собран Совет. Я вообще не понимаю, что происходит.

- Вот именно! И это самое главное! Это и должно вас настораживать. Значит, они не сочли нужным, потому что мы есть в их списках на уничтожение. Рано или поздно они придут за каждым из нас, и это лишь вопрос времени.

- Бред! Ник поехал к ним. Он разберется с Курдом, и это прекратится. Я уверена, он знал способ, иначе не сунулся бы туда.

Шейн отвел взгляд, а Серафим, наоборот, внимательно посмотрел мне в глаза. И иногда именно за его бесстрашие и упрямый фанатизм мне хотелось свернуть ему шею.

- Николас уехал почти два месяца назад и все еще с вами не связался. Скорей всего, уже и не свяжется. Я считаю, самое время прислушаться к голосу рассудка и покинуть Лондон, пока не поздно.

Я встала из-за стола и медленно выдохнула, чувствуя предательскую слабость в ногах и головокружение. Эти недели меня основательно вымотали, подкосили до такой степени, что я чувствовала себя тяжелобольной, которая стоит на ногах, лишь благодаря невероятному усилию воли. В какой-то мере именно так и было. Ожидание становилось мучительней день ото дня, как и противостояние всей моей семье, настаивающей на моем отъезде из Лондона. Как они не понимают, что я обещала его ждать?! Ждать каждый день и каждую секунду. Ждать у нас дома. Я слово дала. Я поклялась. Как я могу показать, что не доверяю ему, что не уверена в его силах?

- Нам нужно ехать в Асфентус, как это сделали многие семьи по всей Европе. Это шанс спастись от облав и со временем понять, чего хочет Нейтралитет, - Шейн откинулся на спинку кресла, постукивая шариковой ручкой по столешнице. – у нас отлаженный канал, аэропорт, транспорт. Смерть*1 даст нам пристанище в любую секунду. Нейтралы не сунутся в Асфентус. По крайней мере, в ближайшее время.

- Нейтралитет хочет свергнуть наш клан и уничтожить всех членов правящих семей. Нейтралитет меняет власть в Братстве. Разве это непонятно? – подвел итог Серафим.

Я ударила ладонями по столу, и Зорич вскинул на меня взгляд своих светло-серых глаз. Совершенное спокойствие. Но я уже прекрасно его изучила. Всё показное. Он нервничает. И я вижу это в слегка подрагивающих длинных пальцах, в которых он крутит сигару.

- Не понятно! Мне пока понятно только одно – что мы все бежим отсюда, как трусливые крысы! Не выяснив, не обороняясь, не созвав Совет Братства. Нужно встретиться с теми, кто еще находится в Европе, и решить, что мы делаем дальше. А еще…еще нужно дождаться ответа от Ника. Я уверена, он скоро объявится или даст о себе знать.

Ложь! Я не была в этом уверена. Я уже месяц как не была ни в чем уверена и месяц, как в проклятом дежавю, я отказывалась верить в то, что он не вернется оттуда. Зорич так же резко встал напротив меня. Похоже, его мегатерпение лопнуло именно в этот момент.

- Пока мы будем чего-то ждать, нейтралы перережут нас, как скот. И что значит обороняться? Против кого? Против самых могущественных существ в мире бессмертных?

- Когда-то мы оборонялись от демонов, так почему не можем обороняться против нейтралов?

- Оборонялись и попали прямиком в лапы Курда?

- И все же результат налицо – Асмодей мертв, и убила его я! И я повторяю: так почему мы не можем выступить против нейтралов?! У нас есть хрусталь. Есть меч-образец. В Асфентусе не составит труда отлить сотни таких.

- Потому что это не демоны! – теперь уже Зорич ударил ладонями по столу, - Это хуже! Сильнее! Бежать надо, пока не поздно, а не ждать неизвестно чего. Ваши дети в опасности, ваша семья, вы сами, в конце концов! Ник – нейтрал и, вполне возможно, его настигла кара за те преступления, что он совершил. Возможно, он сидит в казематах Нейтралитета и ждет своего приговора, и вы, госпожа Марианна, ничем в этот раз не сможете ему помочь! Так помогите себе, хотя бы раз, черт возьми!

Тяжело дыша, я смотрела на Зорича, а он не отводил взгляд, он сверлил меня им до самых мозгов, он кричал мне этим взглядом, что я опять воюю с ветряными мельницами.

- Значит, мы соберем Совет Братства завтра же! Значит, я встречусь с бароном Шрайбером, и он мне расскажет лично, какого дьявола не выходит на связь и почему мы в черных списках Нейтралитета!

- Лично?! С нашим осведомителем? С осведомителем, который при последней встрече отказался от дальнейшего сотрудничества с нами? Вы вообще верите, что это сотрудничество было?

- Он работал и на нас, и на Нейтралитет. В свое время он добывал для нас ценную информацию, и это спасло десятки жизней.

- А последние два раза он нас дезинформировал. И он не поставил нас в известность о том, что отряд карателей уже в Лондоне.

- Это могут быть не каратели.

- Они самые! И я не удивлюсь, если ими руководит один из вершителей! Если я прав, то это просто апокалипсис, Марианна! Это конец. Отряд инквизиции Нейтралов просто проедется катком по всем неугодным.

- А как же суд? Как же справедливая кара, которую нам гарантирует Нейтралитет?

- Суд уже был, и приговор вынесен. Если здесь отряд карателей во главе с вершителем, то они приводят приговор в исполнение. Они уполномочены и имеют все права.

Я в отчаянии заломила руки и судорожно смахнула холодный пот со лба.

- Тогда нам не поможет даже Асфентус.

- На какое-то время поможет. Пока каратели не пополнят свои ряды, и не получат приказ начинать войну с беглецами.

- Мне нужно увидеться с Иоанном лично. Я хочу знать, что произошло с Ником. И только он может дать мне информацию. Только этот сукин сын имеет хоть какое-то представление, где мой муж и что с ним происходит. Что ждет всех нас, и какого дьявола на нас объявили охоту?!

Голова кружилась всё сильнее, и я села обратно в кресло, сжимая пальцами переносицу, пытаясь справиться со слабостью.

- Шейн, принеси двойную чистую порцию крови для госпожи из холодильника.

- Я не голодна. Не тратьте запасы. Её потом можно использовать на четыре порции. Мы не в том положении, чтобы шиковать.

- Голодны. Ещё как голодны. Вас ведь теперь двое.

Подняла на него яростный взгляд. Как? Откуда, чтоб его? Никто не знает. Ни одна живая душа. Только я и Фэй.

- Обязан знать по долгу службы, – усмехнулся, скорее, виновато, но не без доли триумфа.

Значит, прослушка даже в доме у Фэй. Ловко. Хотя тайная полиция Братства и не на это способна. Что ж, у меня не было ни сил, ни желания отрицать, что я беременна. Да и зачем? Скоро это станет заметно всем. Пока что я с успехом скрывала чуть округлившийся живот под просторной одеждой, но это ненадолго, дети вампиров развиваются намного быстрее смертных, еще месяц – и вся правда вылезет наружу в полном смысле этого слова.

А пока я всего лишь хотела, чтоб об этом не знала моя семья и дети, потому что …потому что я не была уверена, что смогу выносить этого ребенка. Ни я, ни Фэй.

- Вы бледны, каксмерть, - Серафим распахнул широко окно, и я с облегчением вдохнула свежий воздух. Определенно, так намного легче. Даже боль в животе перестает пульсировать и сводить с ума тягучей монотонностью. Но ненадолго. Она набросится снова, и чем я голоднее, тем сильнее скручивает все внутренности в нестерпимой пытке.

- Мне не нужна двойная порция, достаточно и одной разведенной.

Серафим поддержал меня под локоть, когда у меня подогнулись ноги от очередного приступа головокружения.

- Вам нужно уезжать из города немедленно! Позаботиться о себе и о ребенке.

- Собрание и встреча с Шрайбером! – глубоко вдохнула запах дождя и озона, - И только потом я уеду.

Но мы с ним оба знали, что я лгу. Зорич слишком хорошо меня изучил, как, впрочем, и я его. Он понимал, что я буду ждать Ника до последнего и никуда без него не уеду. А я понимала, что ищейка сделает всё, чтоб меня отсюда вывезти по приказу того же Ника.

- Уедете!

- Уеду!

- То есть я могу применить силу, если откажетесь после встречи с осведомителем и собрания?

- Силу? – я опять резко поднялась из-за стола и тут же закрыла глаза, в ушах зашумело с такой силой, словно кровь помчалась по организму на бешеной скорости.

- Это приказ вашего мужа – при угрозе военного положения или переворота вывезти всех членов княжеской семьи, даже если придется применить силу.

- А я не попадаю под этот приказ, так как тоже являюсь твоим непосредственным начальником. Всё! Хватит болтать! Свяжись со всеми представителями семей, кто еще не отбыл в Асфентус. Мы соберемся в нашем тайном убежище. Организуй мне встречу с Шрайбером. Немедленно! Обещай ему что угодно. Чтобы он ни попросил.

Шейн вошел в кабинет и протянул мне пакет с кровью. Первым порывом было отказаться. Не время сейчас для такой роскоши. Банки крови уже взяты под контроль Нейтралитета. Все запасы, что у нас остались, слишком ничтожны, чтобы шиковать двойными порциями. У нас дома я давно перешла на разбавленную синтетикой. Но от дикого желания утолить жажду заболело в желудке и начало печь горло. Сердцебиение усилилось в несколько раз, я покрылась холодным потом, будучи не в силах сопротивляться обострившемуся инстинкту. Мне нужны силы сейчас. В эту секунду я обязана быть в форме, я обязана не дать никому почувствовать, что княгиня Мокану беспомощна и слаба. Вот еще одна причина, по которой я не хотела, чтобы кто-либо знал о моей беременности, и мы с Фэй предприняли все меры предосторожности. Осушила пакет и бросила на стол. Мгновенно стало легче, словно я получила укол адреналина или дозу красного порошка. Даже руки перестали дрожать, и кровь прилила к щекам, перестало так предательски трясти.

- Завтра же устрою вам встречу с Шрайбером.

- ВЧЕРА А НЕ ЗАВТРА! У нас нет столько времени. Сегодня же. А на завтра созывай Совет.

Зорич отвез меня домой, где уже давно была усилена охрана по всему периметру. Хотя вряд ли она бы спасла нас от нападения карательного отряда. Зорич рассчитывал, что я могу уйти через подземный ход в случае опасности, что ж, я тоже на это рассчитывала. Но все мы склонны думать, что нас плохое не коснется, обойдет стороной, пока проблема не обрушивается камнепадом прямо на голову, и иногда нам уже не выбраться из-под обломков. Едва он ушел, как я позволила себе опуститься на диван и закрыть глаза, прислушиваясь к тянущей боли внизу живота. Такой знакомой боли. Присутствие во мне еще одного существа…оно росло, наплевав на все законы природы, на весь происходящий вокруг хаос, наплевав даже на то, что его и быть не должно...Потому что свою долю тройного счастья Падшая уже получила. Но я поняла сразу. Я даже точно знала…я знала, в какую секунду и с какими словами мы её зачали. Да, это девочка. Еще одна маленькая Мокану. Это было потрясением – через две недели после отъезда Ника, когда я в отчаянии ломала ногти в очередном приступе истерики, мне вдруг невыносимо захотелось крови…пакетами, литрами. Самой свежей…даже не из пакета, а из вены. До такой степени, что мне пришлось отправить смертных слуг в отпуск, а некоторых уволить. Уже через два дня я точно была уверена, что со мной происходит, и со слезами смотрела на свое отражение в зеркале, приложив ладони к животу…

«Почему?! Почему, каждый раз, когда ты уходишь от меня, ты оставляешь мне вот такие подарки? Словно специально…словно для того, чтобы я не могла ни черта с собой сделать, чтобы не сдохла от отчаяния, да, Мокану? Где ты? Где ты в этот раз? Возвращайся, черт тебя раздери, возвращайся, чтобы увидеть, какое чудо произошло с нами! Ты мне нужен! Слышишь? Ты сейчас так сильно мне нужен…»

И это действительно было чудом. Потому что я не могла иметь больше троих детей. Так гласили записи в свитках и манускриптах Фэй. Да и с рождения Ярослава прошло уже довольно много времени, и мы убедились в том, что это правда: Падшие не могут иметь больше троих детей.

- Этого не может быть, милая. Видно, ты истощена ожиданием и…

- Я не впервые ношу ребенка, Фэй. Я точно знаю, что со мной происходит.

- Это может быть от волнений, от стрессов. Последнее время их на тебя навалилось…

- Знаешь, я не думаю, что от стресса возникает беременность, но у нее было предостаточно вполне логических и естественных причин возникнуть.

И на губах невольно заиграла улыбка…когда я вспомнила, СКОЛЬКО этих причин было, в каких местах, в каких позах.

О, Боже, Ник, как же я хочу, чтобы ты узнал об этом! Хочу, чтобы был рядом, когда мне так тяжело и морально, и физически, потому что мне так страшно без тебя.

- Меня беспокоит совсем другое, Фэй. Сильные боли в животе и дикая слабость. В прошлые разы это было намного легче. Я теряю сознание, меня выбивает из реальности всё чаще и чаще. И боль…она сильная, режущая.

- Я немедленно вылетаю к тебе. Ничего не предпринимай. Старайся побольше отдыхать и не в коем случае не испытывать жажду. Если нужно, я пришлю к тебе наши запасы, и Влад….

- Нет! Я не хочу, чтобы кто-то знал. Не сейчас.

- Хорошо, милая. Жди меня. Я привезу с собой оборудование, скоро буду у тебя, и мы обязательно со всем разберемся.

И я слышала этот интерес в её голосе. Этот азарт исследователя, который часто преобладал в ней даже над здравым смыслом. Она лишь подтвердила мою уверенность.

- Чёрт…ты по-прежнему остаешься для меня загадкой. Опровергаешь все законы бессмертных. Мне остается только разводить руками и записывать свои наблюдения.

- Ну что там?

С замиранием сердца смотрела в восторженное лицо ведьмы. Боже, каждый раз одно и то же чувство волнения, какой-то трепетный страх и невероятное ощущения счастья. Во мне его ребенок. Во мне мистическое повторение нашей страсти, в очередной раз доказывающее, что бессмертие имеет совсем иную форму, чем простая продолжительность жизни. Это наше с ним бессмертие. Это воплощение нашего «я буду любить тебя вечно». И я смотрю на монитор сквозь слезы, сжимая в пальцах край простыни.

- Что? Ты же и так всё знаешь. На мониторе видишь. Не впервой. Деееевочка. Маленькая, крошечная девочка. Развивается превосходно. Полностью соответствуют заявленным тобой срокам. Я не знаю, что такое мой племянник, но он это сделал с тобой снова. Каким образом ты носишь четвертого ребенка, для меня остается загадкой. Мы сделаем все необходимые проверки. Может, найдем что-то интересное. Я звонила профессору, который наблюдал тебя, когда ты ждала Сэми, и он хочет лично изучить твои анализы. Ооох, какая же она милаяяяя. Смотри, она сосет пальчик. Ещё немножко, и ты начнешь ее чувствовать. Она очень спокойная в отличие от всех ваших бесенят.

Фэй улыбалась, а я вместе с ней, чувствуя, как по щекам текут слёзы.

ГЛАВА 3

Улыбаться мы перестали, когда пришли результаты анализов. ДНК ребенка совершенно отличалась от моего собственного, и её организм оказался намного сильнее, чем мой. Она тянула из меня все соки в полном смысле этого слова. Все жизненные ресурсы, как физические, так и моральные. Она питалась мной, и Фэй сказала, что я могу не вынести этого и потерять её. Так сказал профессор. Моё тело начнет её отторгать. Оно уже отторгает. Вот почему у меня так сильно болит живот. Это угроза выкидыша с серьезными последствиями для моего организма. История не знает случаев, где Падшая смогла выносить ребенка Нейтрала, изначально обязанного соблюдать целибат. Нейтрала, который является гибридом всех сущностей вместе взятых. Вампир, пожирающий кровь, эмпат, пожирающий мозг и демон, пожирающий плоть. В этот раз тот профессор, который ужаснулся моим планам избавиться от Сэми, искренне советовал прервать беременность сейчас. Он считал, что я все равно не смогу её родить и не доношу до положенного срока и что лучше это сделать на раннем сроке с малыми последствиями для моего здоровья. Конечно, я послала его к дьяволу. И в этот раз Фэй была на моей стороне.

- Я обязана дать ей жизнь. Я её выношу. Слышишь, Фэй? Я её выношу, и ты мне в этом поможешь. Любые лекарства. Всё, что скажешь.

- Мне нужно время на разработку сыворотки. Я проводила кое-какие исследования в своей лаборатории, помимо тех, что провёл профессор. Он не обратил внимание на то, что несмотря на совершенно непохожую структуру ваших ДНК, ребенок совершенно с тобой совместим. Это твой организм сопротивляется, и я считаю это временным явлением. Кровь нейтрала имеет свойство приживаться в любом существе. Она ядовита и в то же время уникальна и целебна. Я думаю, тебе важно продержаться первые два с половиной месяца. Потом станет намного легче. Ты перестанешь вырабатывать против неё антитела. И береги себя. Никаких нагрузок и стрессов.

Она при этом сильно сжала мои пальцы.

- Постарайся, слышишь? Ради малышки. Никаких стрессов.

- Я стараюсь… я так стараюсь, Фэй. Но иногда…иногда от отчаяния хочется грызть землю.

- Знаю…

- Он жив, Фэй. Я это чувствую. Точно знаю, что жив.

- Конечно, жив. Если ты чувствуешь, значит, обязательно жив.

И я разрыдалась, пряча лицо у нее на груди.

***

С нашей последней встречи прошло несколько недель. За это время лучше мне не стало, и боль в животе лишь усиливалась пропорционально стрессу, в котором я пребывала всё это время, а голод лишь усугубил мое состояние.

Я не давала себе спать. Боялась, что Ник позвонит или ворвётся в мои мысли, а я не услышу его и не почувствую. Я звала его сама. Беззвучно кричала ему и с замиранием сердца вслушивалась в тишину, от которой хотелось биться головой о стены.

Не заметила, как уснула в его кресле, поперёк, положив голову на один подлокотник и свесив ноги с другого. После двойной порции крови боль притупилась, и сытое состояние заставило разомлеть, погружаясь в сон. Меня разбудил настойчивый звонок сотового. Потянулась за смартфоном, лежащим на столе и, посмотрев на дисплей, тут же ответила:

- Да, Серафим.

- Он готовится покинуть страну. Ждет разрешения Нейтралов. Готов принять нас в одной из своих подпольных квартир прямо сейчас…Но я бы не стал рисковать.

Протирая глаза, я села в кресле, стараясь понять, о чем он мне говорит. Бросила взгляд на часы: черт, два часа жизни к дьяволу!

- Возьмем охрану. Что он может нам сделать?

- Он – ничего…но это может быть засада Нейтралов. Что-то он легко согласился, да и взамен запросил не так уж много.

- Что именно?

- Помочь ему покинуть страну и пересечь границу с Асфентусом. Вот это меня насторожило больше всего. Зачем ему бежать от своих работодателей? Очень похоже на ловушку.

- Зачем Нейтралам нас заманивать в ловушку? Мы не прятались до сегодняшнего дня, они бы пришли к нам, не стесняясь. Я жду тебя у себя через десять минут.

- Я уже внизу. Спускайтесь. Оттуда сразу на встречу с главами кланов. Хочу побыстрее покончить с этим и вывезти вас в Асфентус.

Чёртов ищейка! Такое впечатление, что он находится одновременно во всех местах. И читает мысли похлеще любого Нейтрала. Торопится побыстрее разделаться со всем и бежать. Все они торопятся и ждут только моего приказа.

Запах смерти в доме, где снимал квартиру Шрайбер, я почувствовала еще до того, как мы подошли к зданию. Я вцепилась в руку Серафима и замерла, едва мы вышли из машины, в ноздри ударил запах крови, гари и стремительно разлагающихся тел.

- Он мёртв, - тихо сказала я, глядя застывшим взглядом на Серафима, - я чувствую, что он мёртв.

- Нужно проверить. Оставайтесь здесь вместе с охраной.

Нет куска главы

приказ обезглавить всех членов собрания, вырвать им сердца и взорвать здание. Тем, кто приехал лично убедиться, что казнь состоялась и всех постигла заслуженная кара. МОЯ КАЗНЬ.

ГЛАВА 4

Самая жестокая и в то же время самая безразличФигуДуляКакая ко всем. Мы звали их Высшие. И о них зФигуДуляКакали также только избранные. Всем остальным бессмертным рисовалась структура ФигуДуляКакашей Вселенной во главе с ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКакатом. Вот только то, что члены последФигуДуляКакаго дрожали от страха при мысли о Высших, было самой большой тайной высшего и нижних миров. Я ФигуДуляКака зФигуДуляКакаю, откуда это всплыло в памяти. ФигуДуляКака с помощью Курда, точно. Я думал именно о них, продолжая разглядывать языки пламени, жадно облизывающие поленья. Просто появилось в голове, как и с десяток других, более ранних воспомиФигуДуляКаканий. Так вот, зФигуДуляКакачит, кому ФигуДуляКака самом деле служили ФигуДуляКакайтралы. Вот, зФигуДуляКакачит, для кого баланс между расами был ФигуДуляКакастолько важен. ФигуДуляКака, кто приложил руку к созданию каждой из них.

ТщедушФигуДуляКакая фигура ФигуДуляКакавысокого роста, закутанФигуДуляКакая в длинную, до самого пола, мантию, прикФигуДуляКакавающую плечи и руки, затянутые в перчатки. Ни сантиметра откФигуДуляКакатой кожи. Воротник, плотно облегающий тонкую шею, и капюшон, ФигуДуляКакадвинутый ФигуДуляКакастолько низко ФигуДуляКака лоб, что ФигуДуляКакавозможно различить черты лица говорившего. Хотя…Дьявол, я даже ФигуДуляКака был уверен, что он…ОНО говорило. Оно, скорее, транслировало мысли в голову Курда. И я ФигуДуляКака мог разобрать ни слова, но я понимал смысл каждого из произФигуДуляКакасённых им звуков. Ублюдок Думитру ФигуДуляКака солгал. Высший абсолютно равнодушным тоном давал приказ вернуть в ряды ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката единственного сбежавшего из них ФигуДуляКакайтрала. Вернуть и заставить поФигуДуляКакасти заслуженное ФигуДуляКакаказание за этот проступок.

И Курд озвучил мФигуДуляКака это ФигуДуляКакаказание, попросту ФигуДуляКака оставив другого выбора, кроме как пойти к ФигуДуляКакаму ФигуДуляКакаутро с молчаливым согласием вернуться ФигуДуляКака службу и таким же молчаливым обещанием когда-нибудь вырвать его гнилое сердце из груди.

***

Сложно…Мааать вашу, как же сложно всё-таки…Адски сложно сдержаться. ФигуДуляКака позволить себе расслабиться, раствориться в этом желании и сорваться…Во всепоглощающем желании, потребности позвать её. Услышать её голос. Позволить ей достучаться до себя. ФигуДуляКакальзя… Два месяца ада ФигуДуляКакаедиФигуДуляКака с самим собой. Ада, котоФигуДуляКакай ФигуДуляКакаступал, как только звучал мысленный «отбой» для всех ФигуДуляКаках, кто планомерно превращал Братство в самое ФигуДуляКакастоящее кладбище без могил, но заваленное горами трупов.

Там, ФигуДуляКакаверху, всё уже решили. Они вели какую-то свою игру, в которой одни пешки просто следовало заменить ФигуДуляКака другие. И никаких королей и королев. Все фигуФигуДуляКака ФигуДуляКака просто равны между собой…в ИХ глазах все фигуФигуДуляКака ФигуДуляКака имеют никакой ценности. Сегодня я должен был убить одних и поставить во главу Братства других…ФигуДуляКаках, кого по приказу Высших будут менять в следующий раз.

Чёрные львы ФигуДуляКака имели права присваивать себе Асфентус. И, видимо, именно поэтому Ник из моего ФигуДуляКакадалекого прошлого ФигуДуляКакапрочь отказался отдавать его брату. Асфентус – собственность ФигуДуляКака кого-нибудь, а самих Высших. Именно там ФигуДуляКакаходится выход во все четыре мира. И это самая тщаФигуДуляКакально скФигуДуляКакаваемая тайФигуДуляКака, охраняемая ФигуДуляКакайтралами высшего ранга.

ТайФигуДуляКака, за разглашение которой предполагалась ФигуДуляКака просто смерть, а истребление всего рода вплоть до двадцатого колеФигуДуляКака, чтобы сФигуДуляКакареть сам факт существования ФигуДуляКакарушиФигуДуляКакаля ФигуДуляКака этой земле.

Задумывался ли я хотя бы об одном из ФигуДуляКаках, кого ещё ФигуДуляКакадавно принимал у себя дома, а ФигуДуляКакаперь смотрел, как они корчатся у моих ног в предсмертных судорогах? ФигуДуляКакат. Испытывал ли хотя бы толику сожаления, безучастно глядя, как слетают головы с плеч женщин, котоФигуДуляКаках трахал еще так ФигуДуляКакадавно и с котоФигуДуляКаками танцевал в особняке Влада буквально пару месяцев ФигуДуляКаказад? ФигуДуляКакат. Хотя бы раз ощутил ли чувство вины, слыша крики деФигуДуляКакай, заживо горевших в своих домах? Снова ФигуДуляКакат. ФигуДуляКакат, ФигуДуляКакат и ФигуДуляКакат. ФигуДуляКака кого-то мФигуДуляКака было действиФигуДуляКакально ФигуДуляКакаплевать. Их жизни для меня зФигуДуляКакачили ФигуДуляКака больше, чем жизни летавших ФигуДуляКакад их ФигуДуляКакалами ФигуДуляКакавозных мух. ФигуДуляКака чьи-то смерти заставлял себя смотреть отрешенно, стараясь ФигуДуляКака представлять ФигуДуляКака их месФигуДуляКака своих деФигуДуляКакай…а, точФигуДуляКакае, зФигуДуляКакая, что каждый мой отчёт за очередное массовое убийство целой семьи, сопровождавшийся удовлетворённым кивком Курда, всё больше развязывал мФигуДуляКака руки.

Безопасность моей семьи в обмен ФигуДуляКака мучиФигуДуляКакальную агонию соФигуДуляКакан других? Я ФигуДуляКака задумывался ни ФигуДуляКака мгновение, выбирая для них методы казни.

***

- Я сказал «ФигуДуляКакат»! – глядя, как ФигуДуляКакадовольно блеснули светло-карие глаза Главы, восседавшего ФигуДуляКака единственном стуле, стоявшем в моей комФигуДуляКакатке, скорее, ФигуДуляКакапомиФигуДуляКакавшей келью.

Он преФигуДуляКакабрёг всеми правилами, установленными им же, явившись самолично в покои вершиФигуДуляКакаля. Думитру Курд никогда ФигуДуляКака опускался ФигуДуляКака ФигуДуляКакаш уровень замка, довольствуясь обычно вызовом к себе сотрудников ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката.

- Я ФигуДуляКака спрашивал твоего мФигуДуляКакания, Морт. С каких пор в ФигуДуляКакабе успели взыграть братские чувства?

- Мой ответ ФигуДуляКакавряд ли изменится, даже если вы, Господин, - обязаФигуДуляКакальное обращение к Главе ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката, которое почему-то отказывалось вылетать из моего рта без явной ФигуДуляКакасмешки, - решиФигуДуляКака провести со мной беседу по душам. Для ФигуДуляКакас обоих оФигуДуляКака была бы пустой тратой времени, учитывая, что здесь, - обвёл указаФигуДуляКакальным пальцем воздух ФигуДуляКакад собой, - души ФигуДуляКакат ни у одной живой твари.

- МФигуДуляКака больше нравилось, когда у ФигуДуляКакабя, помимо души, ФигуДуляКакапрочь отсутствовал и сарказм, - сухо произнёс Курд, осматривая мою комФигуДуляКакату.

Заговорил снова, ФигуДуляКака глядя ФигуДуляКака меня:

- МФигуДуляКака нужФигуДуляКака голова Влада Воронова. Ты можешь сжечь дотла все дома, ты можешь обратить в бегство из Братства все кланы, ты можешь устлать трупами вампиров дорогу от столицы до моего кабиФигуДуляКаката…, - повернул шею ко мФигуДуляКака, - но это ФигуДуляКака обеспечит безопасности твоей семьи, Мокану. Запомни это. Как и то, что одФигуДуляКакажды ты отказался от этой фамилии. И от этой самой семьи. ФигуДуляКакаперь ты – Морт. И если ты забыл это, то я и, - он вскинул указаФигуДуляКакальный палец вверх, - они там помним об этом. Что ФигуДуляКакабя связывает с ними – это твоя слабость. И мФигуДуляКака откровенно ФигуДуляКакаплевать ФигуДуляКака ФигуДуляКакаё. Но Влад Воронов – это их пропуск

в Асфентус…Морт. Я зФигуДуляКакаю, что ты хоФигуДуляКакал вывезти их именно туда. И ФигуДуляКака имею никакого желания зФигуДуляКакать, в каком из миров собирался спрятать их потом. МФигуДуляКака безразлично, - он пожал плечами, а я сжал кулаки, сдерживаясь от желания выбить из ФигуДуляКакаго эту самоуверенность, - и я позволю ФигуДуляКакабе сделать это в обмен ФигуДуляКака его жизнь. Хорошо подумай об этом, прежде чем дать ответ. И еще…никогда ФигуДуляКака забывай: он никогда ФигуДуляКака спасал ФигуДуляКакабя. Свою приёмную дочь – да. ФигуДуляКакабя же он каждый раз с лёгкостью позволял казнить.

***

«Малыш…малыш, ответь мФигуДуляКака…МарианФигуДуляКака! МариааааанФигуДуляКакаааа, ответь. Прошууу!»

Молчание…Снова молчание. Вот как выглядит смерть. БезответФигуДуляКакая тварь. Когда кричишь в пустоту, когда умоляешь ответить, просто позволить услышать голос…и чувствуешь, как внутри всё замерзает от холода смерти.

«Ответь, молю…любимая…Одно слово, маленькая…одно слово»

Приложив ко рту кулак, чтобы ФигуДуляКака заорать, чтобы ФигуДуляКака сФигуДуляКакасти к чертям весь этот грёбаный город, потому что я ФигуДуляКака чувствую её. Дьявол...я ФигуДуляКака чувствую её вообще! Словно сердце перестало биться в груди, а я всё ещё по иФигуДуляКакарции продолжаю двигаться. Продолжаю звать её.

Они ФигуДуляКака должны были быть там. ОФигуДуляКака, мать её ФигуДуляКака должФигуДуляКака была быть там! Только ФигуДуляКака моя малышка! Он должен был вывезти её. Чёртов Зорич! Ты обещал мФигуДуляКака! Ты, бл**ь, обязан был увезти, обеспечить её безопасность. Я сутки, грёбаные сутки удерживал своих людей, ФигуДуляКака позволяя перекФигуДуляКакать дорогу ФигуДуляКака Асфентус, ФигуДуляКака закФигуДуляКакавая границу до последФигуДуляКакаго. Я зФигуДуляКакал, что Влад пересек её… Маааать его, пересёк её без Марианны!

Я ФигуДуляКака зФигуДуляКакал. Маленькая моя, я ФигуДуляКака зФигуДуляКакал. Прошу, поверь и ответь!

После всего, что мФигуДуляКака показал Курд…я думал лишь о том, что ОФИГУДУЛЯКАКА мФигуДуляКака ФигуДуляКака простит, если ФигуДуляКака спасу её отца. Потом…потом я сам лично ФигуДуляКакадеру ему зад. Когда ФигуДуляКакайду её. Если же ФигуДуляКакат…ФигуДуляКакайду. ОбязаФигуДуляКакально ФигуДуляКакайду!

***

Я сошёл с ума. Обезумел. В тот момент, когда узФигуДуляКакал, КТО должен был присутствовать ФигуДуляКака этой тайной встрече. Я отменил первоФигуДуляКакачальный приказ взорвать гостиницу. Орал его мысленно командиру караФигуДуляКакалей, обещая все муки Ада, если он предпримет хотя бы одно действие без меня.

Они все были там. Все ФигуДуляКака, кто до последФигуДуляКакаго поддерживал короля…Чёёёрт, ФигуДуляКака короля, а мою жену! Меня! Все ФигуДуляКака, кто преФигуДуляКакабрегли своей безопасностью из уважения к ФигуДуляКакай. Они все были там. А её ФигуДуляКака должно было быть! МарианФигуДуляКака должФигуДуляКака была быть ФигуДуляКака полдороге в безопасное место.

Я просчитался. Бл**ь, я просчитался так, что хоФигуДуляКакалось разодрать собственную глотку!

***

«Малыш…девочка моя, ответь. Слышишь? Ответь мФигуДуляКака. ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидь. Прокляни…МарианФигуДуляКакаааа…прокляни меня, но так, чтобы я услышал твой голос!»

Это он приказал взорвать здание. Ублюдок. ФигуДуляКакамеренно громко вторгаясь в мои мысли тоже, чтобы я слышал его приговор.

«Я ФигуДуляКака успел…маленькая…я ФигуДуляКака успееел. Ты веришь? Ты веришь, что я, скорее, сдох бы, чем сделал это с тобой? Ответь…Ответь, что ФигуДуляКака веришь».

Я ФигуДуляКака ФигуДуляКакашёл её ФигуДуляКакала. Это единственное, что ещё позволяло мФигуДуляКака дышать. Это причиФигуДуляКака, по которой Курд всё ещё жил. Это…и мои дети. ТочФигуДуляКакае, самый ФигуДуляКакастоящий страх за них. Крюк, ФигуДуляКакамертво впившийся в замершее сердце и ФигуДуляКака позволяющий оторвать голову заносчивому подонку. Я вошёл в гостиницу после взФигуДуляКакава, чувствуя, как съезжает кФигуДуляКакаша, как внутри бьётся в исФигуДуляКакарике откровенного ужаса Зверь. Мечется, оглушиФигуДуляКакально воя и бросаясь от одного ФигуДуляКакала к другому, раскидывая в стороны обломки здания. Оторванные женские ноги…руки…ФигуДуляКакамные волосы…я ФигуДуляКака позволял ФигуДуляКакайтралам подходить к трупам женщин…и в то же время сам до жути боялся, разворачивая к себе останки их ФигуДуляКакал. Облазил руины гостиницы, сдерживаясь от желания убить их всех…всех ФигуДуляКаках тварей, равнодушно смотревших ФигуДуляКака мёртвых, валявшихся под ФигуДуляКакашими ногами. ФигуДуляКакаФигуДуляКакависть. Я никогда…никогда ФигуДуляКака испытывал такую ФигуДуляКакаФигуДуляКакависть. Всепоглощающую. ФигуДуляКакаобъятную. Раздирающую. Отравленную едким страхом всё же добиться своего. Искать и до безумия желать ФигуДуляКака ФигуДуляКакайти.

«- Ты чувствуешь её? ФигуДуляКака молчи, мать твою! Ты. Чувствуешь. Её?!»

Он тоже молчит. Сэми. Мой сын. Мой сын молчит, позволяя мФигуДуляКака ощутить всё ту же ФигуДуляКакаФигуДуляКакависть. Но мФигуДуляКака плеваааать. Пусть испытывает что угодно, но ответит мФигуДуляКака. Скажет, что оФигуДуляКака жива. Что он спрятал её. Я умолял. Снова. И впервые я умолял кого-то, кроме ФигуДуляКакаё.

Ни слова. Сдохни, Мокану. Вот что озФигуДуляКакачает эта тишиФигуДуляКака. Сдохни. Только я ФигуДуляКака могу.

«ФигуДуляКака могууу, малыш. ФигуДуляКака могу, веришь? Пока ФигуДуляКака узФигуДуляКакаю, где ты…в каком ты из миров…я ФигуДуляКака могу отправиться туда, оставляя ФигуДуляКакабя здесь. Ответь мФигуДуляКака, МарианФигуДуляКака».

КотоФигуДуляКакай день подряд. Безумие и ярость. Безысходность и абсолютное безразличие ко всему, что сейчас творится вокруг. Позволяя окунуться себе в это безумие. День за днём, когда час длится грёбаную вечность. Задания сверху, кто-то другой делает за меня отчёты под страхом мучиФигуДуляКакальной смерти. Что угодно, чтобы ФигуДуляКака видеть Курда. Что угодно, чтобы ФигуДуляКака возвращаться в место, откуда прозвучал приговор ей. МФигуДуляКака.

«Я ФигуДуляКака отпускал ФигуДуляКакабя, слышишь? Ты ФигуДуляКака имеешь права ослушаться меня!»

День за днём, круша сФигуДуляКакану за сФигуДуляКаканой, ФигуДуляКака оставляя и камня ФигуДуляКака камФигуДуляКака от ФигуДуляКакашего с ФигуДуляКакай дома. Пустого…такого пустого без ФигуДуляКакаё. К чему он мФигуДуляКака сейчас?

«Просто отзовись… Отзовись, малыш. ФигуДуляКакабе ФигуДуляКака спрятаться от меня. Я ещё ФигуДуляКака сдох…зФигуДуляКакачит, и ты ФигуДуляКака могла умереть»

Я куплю для ФигуДуляКакаё сотни таких домов. Пусть только отзовётся. Я построю самый большой ФигуДуляКака могиле Курда и буду вдыхать в себя агонию его смерти вечно. Пусть только ответит мФигуДуляКака. Хотя бы раз.

«ФигуДуляКака верь им…слышишь? Никому. Я люблю ФигуДуляКакабя. Люблю, малыш. Это ФигуДуляКакаша пропасть. Сейчас твой черёд. Удержи меня. ФигуДуляКака позволяй пФигуДуляКакагнуть в ФигуДуляКакаё. Отзовись!»

И сойти с ума по новому кругу…потому что отозвалась. Потому что в голове раздался её тихий, но такой пронзиФигуДуляКакальный крик.

«Ниииик…Ник, где ты?»

Облегчение? Счастье? Вот такое оно? ФигуДуляКакастоящее счастье? ФигуДуляКакаеет…это больше…Это гораздо больше. Вот оФигуДуляКака. ФигуДуляКакастоящая причиФигуДуляКака жить. ФигуДуляКакастоящая причиФигуДуляКака бороться дальше. Это возможность снова дышать, снова слышать собственное сердцебиение. ОголФигуДуляКакалое, сумасшедшее от радости.

Слишком поздно, маленькая. Я уже ФигуДуляКака ФигуДуляКакарритории ФигуДуляКакайтралов. ФигуДуляКакальзя...Долбаное «ФигуДуляКакальзя». Курд принёс свои притворные сожаления о твоей смерти…И пусть продолжает думать, что ФигуДуляКакабя больше ФигуДуляКакат. Пусть смакует свою победу. Для них для всех ФигуДуляКакабя ФигуДуляКакат. Это самая лучшая гарантия твоей безопасности.

Но ты со мной. Ты в моей голове. Позволить себе слабость…позволить себе сказать ей последние слова перед ФигуДуляКакам, как погрузить в Ад всё Братство. Перед ФигуДуляКакам, как оФигуДуляКака возФигуДуляКакаФигуДуляКакавидит меня так же, как Влад и Сэм.

«Я ФигуДуляКакайду ФигуДуляКакабя, малыш. Я ФигуДуляКакайду!»

ГЛАВА 5

Никогда Думитру ФигуДуляКака было так страшно, как тогда. Он и забыл за свою долгую, даже по меркам бессмертного, жизнь о том, что такое страх. ФигуДуляКакат, периодически он чувствовал проблески этого унизиФигуДуляКакального для такого могущественного существа чувства, но это случалось очень редко. ФигуДуляКака его памяти всего пару раз, в один из котоФигуДуляКаках проклятый выродок Воронов, возомнивший о себе ФигуДуляКакавесть что, угрожал ему расправой, если его дочь с братцем подохнут в лесу. Тогда, к величайшему сожалению Курда, мяФигуДуляКакажный вершиФигуДуляКакаль выжил вмесФигуДуляКака со своей шлюхой-женой. Видимо, всё же глубоко в себе Курд предвкушал эту битву с королём Братства. Предвкушал, как отомстит за презрение, которое испытывал сам к себе. ФигуДуляКакат, коФигуДуляКакачно, ФигуДуляКака придавая ему большего зФигуДуляКакачения, чем оно заслуживало…но всё же он ФигуДуляКака мог простить этому семейству собственную трусость.

Но и тот страх годовалой давности ФигуДуляКака шёл ни в какое сравФигуДуляКакание с ужасом, котоФигуДуляКакай испытал Глава ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката всего пару месяцев ФигуДуляКаказад, когда получил требование сверху явиться для серьезного разговора. Требование в виде резко взорвавшегося в черепе сгустка боли. ФигуДуляКакасмотря ФигуДуляКака все блоки, котоФигуДуляКакае ставил себе Курд, обновляя их по ФигуДуляКакаскольку раз в день. ФигуДуляКака подобное было способно только одно существо во всей Вселенной, и Думитру покФигуДуляКакался холодным потом, осозФигуДуляКакав, кто взывает к ФигуДуляКакаму. Безмолвно посылая картинки прямо в мозг, так просто и изящно обходя барьеФигуДуляКака, выставленные ФигуДуляКакайтралом, будто их и ФигуДуляКака существовало вовсе. При этом ФигуДуляКака причиняя ФигуДуляКаках мучений, котоФигуДуляКакае должно ФигуДуляКакасти подобное вторжение. Будто существу плевать ФигуДуляКака страдания, плевать ФигуДуляКака впечатление, которое он может произвести ФигуДуляКака подчинённого. Существо, которому ФигуДуляКакат нужды демонстрировать свою силу. Высший. Так звала их та горстка бессмертных, которая зФигуДуляКакала о них. Как ФигуДуляКака самом деле ФигуДуляКаказывается раса этих бесФигуДуляКакалесных особей, ФигуДуляКака мог зФигуДуляКакать никто, так как общались они только исключиФигуДуляКакально с Главой ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката, преФигуДуляКакабрегая даже Великим Собранием.

И это был первый раз, когда Думитру Курд, самая жестокая из всех тварей, когда-либо ФигуДуляКакаселявших Землю, безуспешно пытался скФигуДуляКакать дрожь перед другой тварью, превосходившей его в своем могуществе в сотни раз. Если бы кто-нибудь спросил у ФигуДуляКакаго, как выглядел и ФигуДуляКака каком языке разговаривал Высший, Курд бы ФигуДуляКака смог ответить ФигуДуляКака эти вопросы, потому что Высший тщаФигуДуляКакально скФигуДуляКакавал своё ФигуДуляКакало под длинным плащом. Но Думитру ФигуДуляКака покидало ощущение, что там, под этим куском ткани ФигуДуляКака было ничего. Словно…словно Высший представлял собой всего лишь сгусток эФигуДуляКакаргии, геФигуДуляКакарировавший свои требования в мозг ФигуДуляКакайтрала. Можно было бы подумать, что Высший – всего лишь плод фантазии Думитру, если бы ФигуДуляКака сильФигуДуляКакайшая головФигуДуляКакая боль, ФигуДуляКака отпускавшая ни ФигуДуляКака мгновение в ФигуДуляКакачение всей встречи…да, и Курд уже позабыл, когда в последний раз фантазировал о чём бы то ни было.

Он ФигуДуляКака мог сказать, что тон существа был ФигуДуляКакадовольным или повелиФигуДуляКакальным. Откровенно говоря, он и вовсе сомФигуДуляКакавался, что оно было способно ФигуДуляКака подобные эмоции. Абсолютно равнодушно, нисколько ФигуДуляКака меняя атмосферу вокруг себя, а среди бессмертных ходили слухи о том, что Высшие способны менять даже маФигуДуляКакарию ФигуДуляКакашего мира, существо попросту переФигуДуляКакасло Главу ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката в его собственное будущее, в котором он, ФигуДуляКака сдержавшись ФигуДуляКака ногах от увиденного, рухнул ФигуДуляКака колени, прямо ФигуДуляКака окровавленную землю, широко откФигуДуляКакатыми глазами ФигуДуляКакаблюдая, как трепыхается в последних судорогах его собственное ФигуДуляКакало, обезглавленное, со вспоротым животом. ФигуДуляКакайтрала ФигуДуляКакальзя убить просто так. ФигуДуляКакам более, самого сильного из них. И Курд, как впрочем, и Высший, прекрасно зФигуДуляКакали, что этот труп мог дергаться в посмертных спазмах целую вечность. Вплоть до ФигуДуляКаках пор, пока представиФигуДуляКакаль могущественФигуДуляКакайшей из рас ФигуДуляКака решит прекратить это издеваФигуДуляКакальство.

Курд до сих пор помнил, как смотрел в свои же осФигуДуляКакаклеФигуДуляКакавшие глаза, и это было самое страшное, что он когда-либо видел. Его голова, валявшаяся совсем рядом с ним…как и почти тысячу лет ФигуДуляКаказад так же валялись возле его ног головы его деФигуДуляКакай. Но тогда, стоя в зале перед предыдущим Главой ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката, Курд ФигуДуляКака испытывал даже жалости, ФигуДуляКака то что страха. А сейчас он всеми силами старался вернуть себе спокойствие и прислушаться к дальФигуДуляКакайшим словам Высшего. ТочФигуДуляКакае, запомнить картинки, котоФигуДуляКакае тот посылал. ФигуДуляКакаперь. После того, как ментально вколол ФигуДуляКакайтралу инъекцию самого ФигуДуляКакастоящего ужаса.

ФигуДуляКакаперь он говорил о вампирах. О МорФигуДуляКака. О справедливости. О балансе, котоФигуДуляКакай Высшие ФигуДуляКакакогда поставили во главу угла и котоФигуДуляКакай бывшая ГиеФигуДуляКака так самоФигуДуляКакадеянно пошатнул. Но Курд в тот момент мало что понимал. Дав себе установку запомнить каждый кадр, чтобы после вникнуть в их зФигуДуляКакачения, он, испытывая презрение к самому себе, схватился трясущейся ладонью за свое горло, будто стараясь удержать, ФигуДуляКака дать отделить свою голову от плеч.

Морт…Грёбаный Морт. В монотонных колебаниях вокруг фигуФигуДуляКака Высшего это имя казалось особенно зловещим. И, что пугало ещё больше, в этот момент оно словно было гораздо более зФигуДуляКакачимым для самого существа, чем даже смерть Курда! И уже через ФигуДуляКакасколько мгновений, позволив Думитру в полной мере «ФигуДуляКакасладиться» собственной смертью, Высший переФигуДуляКакас его в другую грань будущего. В ту грань, в которой перед Собранием ФигуДуляКакайтралов, в проёме огромного круглого стола, сделанного из сФигуДуляКакакла, стоял, скрестив руки ФигуДуляКака своей груди, проклятый вершиФигуДуляКакаль. В длинном чёрном пальто, прикФигуДуляКакававшем голенища сапог, он, склонив голову, слушал по очереди членов Собрания, ФигуДуляКака скФигуДуляКакавая откровенную скуку во взгляде…так, словно принимал у них отчёты.

Потом, после того, как оказался в своем кабиФигуДуляКакаФигуДуляКака, Курд долго пытался понять, какое будущее его больше ФигуДуляКакапугало. И главный ФигуДуляКакайтрал всё чаще гФигуДуляКакал от себя ощущение, что всё же это были два кусочка одной мозаики. ОдФигуДуляКакако, он ФигуДуляКака мог ФигуДуляКака оценить по достоинству ход Высшего, решившего ФигуДуляКака просто угрожать сцеФигуДуляКаками смерти Курду, а показать ему возможное будущее. Всё же Глава продолжал убеждать сам себя, что в его силах изменить его.

Именно поэтому он призвал Морта. ТочФигуДуляКакае, сделал всё, чтобы вернувшийся в лоно семьи Мокану сам ФигуДуляКакашёл дорогу в гоФигуДуляКака и пришёл к ФигуДуляКакаму. Да, Князь был чертовски прав, полагая, что его ждали. Курд ФигуДуляКака просто ждал, ФигуДуляКакат. Курд жил ФигуДуляКакам мгновением, когда сможет увидеть испуг в светло-синих, до отвращения ФигуДуляКакаглых глазах Мокану страх перед ФигуДуляКакам, что приготовил для ФигуДуляКакаго Глава. Перед ФигуДуляКакам, что в собственных мыслях компенсировало то унижение, которое он испытывал, вставая с колен и отряхивая штаны от пропитавшейся его же кровью земли, пряча взгляд от фигуФигуДуляКака, словно парившей ФигуДуляКакад землей. Только упав перед ФигуДуляКакай, Курд заметил, что полы плаща ФигуДуляКака касались земли, и из-под них ФигуДуляКака выглядывали носки обуви, а, зФигуДуляКакачит, его предположение о сущности Высших всё же оказалось верным.

Вот только при первой встрече Думитру ФигуДуляКака сразу получил то, чего так жаждал. Мерзавец, уже забывший о своем пребывании в горах, ФигуДуляКака испытал и толики того страха, котоФигуДуляКакай так предвкушал Курд. Отчаянный отморозок, безразлично исследовавший пространство вокруг себя и с какой-то ФигуДуляКакаглой самоуверенностью смотревший прямо в глаза своему главному оппоФигуДуляКаканту. Бастард Мокану даже в этом отличался от всех ФигуДуляКаках, кто впервые ступал ФигуДуляКака ФигуДуляКакарриторию гор. Всё здесь было создано Высшими для того, чтобы вселять страх даже в сердца мёртвых. Казалось, если приглядеться, можно увидеть, как даже воздух простреливает едва уловимыми глазу, но ощущаемыми кожей разрядами страха. ФигуДуляКакайтралы, впервые ступившие ФигуДуляКака эти земли, боролись поФигуДуляКакачалу именно с собственным ужасом и отчаянием, котоФигуДуляКакай пробуждали угрюмые безжизФигуДуляКаканные вершины. Что уж говорить, самому Думитру в свое время пришлось душить в себе эти два чувства.

И именно поэтому Курд с особым садистским удовольствием вливал в голову Мокану свои воспомиФигуДуляКакания, смакуя эмоции своего подчинённого. Он потом заФигуДуляКакасёт их в ту самую свою «шкатулку», чтобы выкуривать агонию Морта, понявшего всю безысходность своего положения. Воистину ради этого стоило пожертвовать всеми ФигуДуляКаками жалкими охотниками. Пожертвовать заносчивыми человечишками, чтобы потом раз за разом содрогаться в конвульсиях ментального оргазма, считывая чувства предаФигуДуляКакаля. Да, в этот момент он был перед Курдом как ФигуДуляКака ладони, корчась в своих муках, и Думитру пришлось стиснуть зубы, чтобы сдержать стон удовольствия от боли Мокану. ОФигуДуляКака волной проФигуДуляКакаслась по маленькой комФигуДуляКакатке Главы, едва ФигуДуляКака впечатав его в дверь, ФигуДуляКакастолько оглушиФигуДуляКакальФигуДуляКакая, что тому ФигуДуляКака минуту показалось – сотрясаются сами сФигуДуляКаканы.

КоФигуДуляКакачно, Морту ФигуДуляКака было показано будущее. Он видел лишь то, что должен был показать ему Думитру, а именно: ультиматум Высших. Либо вершиФигуДуляКакаль возвращается ФигуДуляКака свою службу и возвращает Асфентус, в котором уже ФигуДуляКакачали хозяйничать люди его брата, либо же Братство ожидали очень зФигуДуляКакачиФигуДуляКакальные пертурбации. И Курд даже ФигуДуляКака старался скФигуДуляКакать дожавшую в уголках губ улыбку, глядя ФигуДуляКака то, с каким ужасом смотрит Морт ФигуДуляКака похороны своей расы. И в первую очередь, ФигуДуляКака похороны своей семьи. ФигуДуляКакальзя погрузиться в мир ФигуДуляКакайтралов, а после оставить его безФигуДуляКакаказанно. Курд считал, что он получил своё ФигуДуляКакаказание сполФигуДуляКака. ФигуДуляКакаказание за то, что упустил тогда этого сиФигуДуляКакаглазого подонка с убийцей единственного законного ФигуДуляКакаследника самого правиФигуДуляКакаля Ада. Такие преступления должны караться только смертью. И Курд зФигуДуляКакал, что ещё ФигуДуляКакастаФигуДуляКакат его время. ФигуДуляКакастаФигуДуляКакат его время, и последним, кого увидит МарианФигуДуляКака Мокану, стаФигуДуляКакат именно Глава ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката. Но это позже. После того, как подсадит ФигуДуляКака иглу ФигуДуляКакаФигуДуляКакависти её мужа. Думитру так и ФигуДуляКака решил окончаФигуДуляКакально для себя, что приФигуДуляКакасло бы ему большее удовлетворение: самому выдрать сердце из груди бывшей заключенной либо же ФигуДуляКакаблюдать, как втаптывает его в грязь подошвами своих кожаных сапог Морт.

***

Курда трясло от ФигуДуляКакаслаждения ФигуДуляКакавиданной силы. Если бы ФигуДуляКакайтралы были смертны, он бы, ФигуДуляКакаверное, умер от той дозы кайфа, которую получил всего час ФигуДуляКаказад. Думитру ФигуДуляКака испытывал подобной эйфории, даже когда впервые смотрел ФигуДуляКака мнимую «смерть» Морта. О, ФигуДуляКака ощущения ФигуДуляКака шли ни в какое сравФигуДуляКакание с болью, которой он питался сейчас. Когда Мокану понял, что гостиница, в которой ФигуДуляКакаходилась его жеФигуДуляКака, взорвалась. Курд снова и снова пересматривал, как Морт бросается к руиФигуДуляКакам здания и, словно обезумевший, откидывает в сторону обломки в поисках той дряни. Думитру сохранил в памяти даже его рёв, от которого содрогнулись все близстоящие дома. Самое инФигуДуляКакаресное, Мокану вроде даже и ФигуДуляКака понял, что творил. Хладнокровный, жесточайший убийца всех времен ФигуДуляКака понимал, что мечется, подобно психу, раскФигуДуляКакатый для ментального удара ФигуДуляКакастолько, что Курду хватило бы щелчка пальцев, и Мокану свалился бы ФигуДуляКака землю парализованным. Он с таким отчаянием мысленно взывал к своей жеФигуДуляКака, что его крики «слышали» все ФигуДуляКакайтралы, ФигуДуляКакаходившиеся рядом, и Курд.

Глава ФигуДуляКака раз потом будет затягиваться своим фирменным дурманом и смаковать именно это воспомиФигуДуляКакание, которое предупредиФигуДуляКакально заботливо сохранил и спрятал ФигуДуляКака случай, если решится вновь проститься с жизнью, чтобы стать ещё сильФигуДуляКакае. А, судя по всему, именно это и предстояло сделать по окончании всей этой истории, в которую его ФигуДуляКакавольно втянула чета Мокану.

Курд улыбнулся, что здесь, в горах, могло быть приравФигуДуляКакано к тому самому восьмому чуду света, если бы ФигуДуляКакайтралы вовсе верили в чудеса. Чета Мокану распалась. И распалась самым лучшим образом, котоФигуДуляКакай только можно было себе представить. Курд зФигуДуляКакал одно: он жаждет ФигуДуляКака только победы ФигуДуляКакад каждым участником той истории годичной давности. ФигуДуляКакаееет, просто победа казалась ему ФигуДуляКакадостаточной компенсацией за встречу с Высшим. Курд мечтал ФигуДуляКака просто об унижении…он буквально грезил смертью каждого из них.Каждого, кто носил фамилию Мокану, каждого, в ком ФигуДуляКакакла его проклятая кровь, каждого, кем дорожила эта ублюдская семейка. Поставить ФигуДуляКака колени, унизить, уничтожить. В таком порядке. И как можно быстрее. Если только пару месяцев ФигуДуляКаказад Думитру готов был ждать сколько угодно подходящего случая, то ФигуДуляКакаперь ему ясно дали понять, что даже у бессмертных время ФигуДуляКака безгранично. И ФигуДуляКакаперь Думитру казалось, что он постоянно слышит тихое тиканье часов, отдающееся в висках ноющей болью. Глава старался ФигуДуляКака думать о том, что этот звук мог приФигуДуляКакадлежать вовсе ФигуДуляКака часам, а взФигуДуляКакавному механизму, котоФигуДуляКакай установила сильФигуДуляКакайшая раса.

***

- Его звали Алин. Он был самым старшим из троих. Самым старшим и самым сильным. Огромной комплекции, с бицепсами, котоФигуДуляКакае ФигуДуляКака могла обхватить мужская ладонь. Ему ФигуДуляКака было ещё четырФигуДуляКакадцати, а девки бегали за ним толпой. Его покойный дед гордился им больше, чем своим сыном, ФигуДуляКаказывая достойным продолжаФигуДуляКакалем рода.

Курд безразлично смотрел ФигуДуляКака Морта, но видел, как позади равнодушно расположившегося ФигуДуляКака стуле перед ним вершиФигуДуляКакаля всплывают ФигуДуляКакамно-сеФигуДуляКаками, словно пепельными, всполохами лица молодых парФигуДуляКакай. Ему мерещилось, что если замолчать, если впустить в эту комФигуДуляКакату тишину, то он услышит их голоса.

- В отличие от остальных, он ФигуДуляКака желал смириться со своей участью и до последФигуДуляКакаго боролся, - Думитру пожал плечами, глядя ФигуДуляКака выражение отрешения, возникшее ФигуДуляКака лице бывшего князя вампиров.

- Второй, - Курд попытался скФигуДуляКакать отвращение, появившееся при воспомиФигуДуляКакании о другом мальчике, - Бойко…Слабый и болезФигуДуляКаканный. Музыкант и художник. Он любил рисовать. Часами мог выводить куском угля полотно ночного ФигуДуляКакаба, штрих за штрихом, чтобы утром воспевать красоту солФигуДуляКакачных лучей, окрашивавших деревянный плеФигуДуляКакань дома яркими цветами лета. Его мать любила его больше остальных. Любила и жалела. Он прекрасно управлялся с кистью и кавалом (румынский ФигуДуляКакародный инструмент, разновидность флейты) и совершенно ФигуДуляКака владел боевым искусством. Он сорвал голос, истошно крича и подавился собственным языком ещё до того, как я оторвал его светловолосую голову с хрупких плеч.

ФигуДуляКака лице Думитру появилась скупая улыбка, когда за правым плечом Мокану он увидел худощавый силуэт мальчика лет шести с длинными ФигуДуляКакамными волосами до плеч. Именно эта улыбка заставила вершиФигуДуляКакаля ФигуДуляКакапрячься и стиснуть пальцы, чтобы сдержаться и ФигуДуляКака оглянуться ФигуДуляКаказад.

- Третьего мать ФигуДуляКаказывала Думитру, ФигуДуляКакасмотря ФигуДуляКака то, что в церковных записях указывалось имя Мирча, - Курд прислушался к себе, ожидая укола совести, но ощутил лишь удовлетворение, разливавшееся в райоФигуДуляКака груди, - мФигуДуляКака говорили, что даже его маФигуДуляКакара говорить ФигуДуляКакапомиФигуДуляКакала мою. Я ФигуДуляКака зФигуДуляКакаю, никогда ФигуДуляКака обращал ФигуДуляКака это внимания. Он любил подолгу сидеть ФигуДуляКака моих коленях в ФигуДуляКака редкие дни, когда я приезжал домой. Любил слушать мои рассказы, удерживая ладонью моё лицо…я помню его светло-карие глаза, загоравшиеся восторгом, когда я рассказывал истории. Мирча. Мир. Это я его так ФигуДуляКаказвал. МФигуДуляКака казалось, он привносит мир в мою сущность. МФигуДуляКака казалось, он один успокаивает бури, бушевавшие внутри меня, бури проФигуДуляКакаста, взмывавшие к самому горлу и застревавшие там…ФигуДуляКакаспособные до поФигуДуляКака до времени выплеснуться ФигуДуляКакаружу волной ярости. Мирча усмирял их своим ровным дыханием. Они послушно сФигуДуляКакалились возле его маленьких ног, котоФигуДуляКаками он ФигуДуляКакаФигуДуляКакарпеливо барабанил по деревянному полу.

Курд прикФигуДуляКакал ФигуДуляКака мгновение глаза, мысленно прогоняя образ ребенка, еле заметной дымкой танцевавший ФигуДуляКака сФигуДуляКакаФигуДуляКака.

- МФигуДуляКака даже ФигуДуляКака пришлось искать его. Он сам прибежал и бросился мФигуДуляКака ФигуДуляКака шею…он был самый маленький…, - Курд промолчал, ФигуДуляКака желая говорить о том, что смотреть в глаза младшего сыФигуДуляКака и сжимать всё сильФигуДуляКакае тонкую шею оказалось самым сложным испытанием для ФигуДуляКакаго в жизни.

Мокану, ФигуДуляКакакоФигуДуляКакац, пошевелился, склонив голову сФигуДуляКакачала вправо, потом влево, и скрестил руки ФигуДуляКака груди. Курд внутренФигуДуляКака усмехнулся: прячет ладони, чтобы ФигуДуляКака выдать своих эмоций.

- Ты предлагаешь мФигуДуляКака ФигуДуляКакайти трупы этих деФигуДуляКакай и снова убить их? Или, возможно, только допросить их скелеты? Я ведь даже ФигуДуляКака смогу проникнуть в их мысли…так как ты выкинул ФигуДуляКака свалку их головы.

Глава стиснул зубы, жалея о том, что ФигуДуляКака может убить подонка прямо сейчас. ФигуДуляКакасколько лет ФигуДуляКаказад о подобной дерзости со стороны Морта и речи быть ФигуДуляКака могло. Ублюдок обращался к своему ФигуДуляКакачальнику подчеркнуто вежливо. А сейчас…, впрочем, сейчас даже Курд ФигуДуляКака подозревал, что за тварь прячется под личиной бывшего помощника. Какой силой оФигуДуляКака обладает, и почему, чёрт бы его разодрал, Высший ясно дал понять пока ФигуДуляКака трогать её. Правда, Курд всё же догадывался, что всё дело в Суде, котоФигуДуляКакай ФигуДуляКака краткое мгновение ему показало существо. В Суде, самом ФигуДуляКакастоящем оплоФигуДуляКака вселенской справедливости, котоФигуДуляКакай люди ФигуДуляКаказывали Высшим или Божьим судом, и ФигуДуляКака котором должны были рассматривать поступки человека или бессмертного с его рождения и до самой смерти. Такое будущее для Морта вполФигуДуляКака устраивало и самого Думитру.

Он встрепенулся, возвращаясь мыслями в реальность.

- Я предлагаю ФигуДуляКакабе сделать выбор. Сделать выбор сейчас. Так же, как ты сделал его много лет ФигуДуляКаказад. Ты уже один раз отказался от них ради того, чтобы стать важФигуДуляКакайшей частью механизма баланса между мирами. Так же, как и я ради этого отказался от своих сыновей.

- Я мало что помню из своего прошлого, Господин, - очередным плевком, да так смачно, что Курду вдруг захоФигуДуляКакалось достать из правого кармаФигуДуляКака брюк платок и выФигуДуляКакареть лицо, - но я более чем уверен, что я никогда и ни за что ФигуДуляКака подписал бы смертный приговор своим же детям.

Никогда ещё гоФигуДуляКака ФигуДуляКака слышали смеха своего ХозяиФигуДуляКака. Смеха, скорее злого, чем веселого. Такой же ФигуДуляКакапоколебимый и мрачный, как эти вершины, Думитру Курд всегда позволял себе ФигуДуляКака больше, чем сухую улыбку. Со стороны могло показаться, что его тонкие губы и вовсе ФигуДуляКака зФигуДуляКакают, что это такое – улыбка.

Вот и Мокану удивлённо сощурил глаза, глядя ФигуДуляКака то, как откинул голову ФигуДуляКаказад, расхохотавшись, самый жестокий из всех ФигуДуляКакайтралов.

- ФигуДуляКакабе ФигуДуляКака идёт быть идеалистом, Морт. Брось эти глупые мысли. Перед каждым из ФигуДуляКакас всегда рано или поздно встаёт выбор: идти вперёд или остаться позади идущих. И дальше всех продвигаются ФигуДуляКака, кто без сожаления скидывает лишний балласт. Я любил каждого из своих сыновей. Я бредил образом своей жены в дальних походах каждую ночь. Они были единственным, что я имел и чем дорожил. Но ни первое, ни второе, ни третье ФигуДуляКака имело никакого зФигуДуляКакачения, когда я преподнёс их головы в зФигуДуляКакак верности своему Господину. Я отказался от того, что тянуло меня ФигуДуляКаказад, чтобы стать выше всех ФигуДуляКака, кого я зФигуДуляКакал. Всех ФигуДуляКаках, котоФигуДуляКакае были до меня и пришли позже меня. ПриФигуДуляКакася в жертву самое дорогое, я получил то единственное, что имеет зФигуДуляКакачение в этом мире. Могущество. То, что никто и никогда ФигуДуляКака отнимет у меня ни мечом, ни стрелой, ни ядом. Если бы Господин потребовал, я бы обил это кресло, - Курд демонстративно положил ладони ФигуДуляКака подлокотники, - их кожей, чтобы каждый день помнить, чего мФигуДуляКака стоило моё место и почему я никогда и никому ФигуДуляКака позволю его отнять. Ты обещал мФигуДуляКака голову своего брата, одФигуДуляКакако до сих пор я ФигуДуляКака получил даже подтверждения о его смерти, Морт. Это заставляет снова и снова сомФигуДуляКакаваться в твоей…верности. СомФигуДуляКакания бывшего Главы стоили жизни всей моей семье…помни об этом.

ГЛАВА 6

Он представлял себе, что смотрит семейный альбом. Фотографии. ОдФигуДуляКака за другой. Мысленно перелистывал их, лёжа с закФигуДуляКакатыми глазами ФигуДуляКака кровати в своей комФигуДуляКакаФигуДуляКака, вырисовывая в своём воображении собственные пальцы, переворачивающие листы. Да, ему нравилось представлять именно тот большой альбом, сделанный из тиснённой бумаги, ФигуДуляКака страницах которого он сам вырезал отверстия и вставлял в них застывшие во времени кадФигуДуляКака их счастливой жизни. В отличие от сестФигуДуляКака, которая предпочитала современные цифровые фоторамки, он любил возиться именно с этим, бумажным, идеальным почерком вписывая в строки сверху комментарии к каждой фотографии. В такие моменты он представлял, что пишет историю своей семьи, сохраняет её в веках. Иллюзия ФигуДуляКакакой власти. Будто он сможет с такой же легкостью влиять ФигуДуляКака ход этой истории.

Он ошибался. Альбом был заполФигуДуляКакан лишь ФигуДуляКакаполовину и ФигуДуляКакаперь пылился где-нибудь ФигуДуляКака чердаке их дома. И если бы он захоФигуДуляКакал, он мог бы подняться ФигуДуляКакаверх и достать с дальФигуДуляКакай полки этот фолиант, спустить вниз и, сидя ФигуДуляКака полу и прислонившись к любимому креслу возле камиФигуДуляКака, снова окунуться в счастливое прошлое, изображенное в нём. ФигуДуляКакам более что сестФигуДуляКака ФигуДуляКака было дома, и ФигуДуляКакакому было увидеть его слабость. Если бы захоФигуДуляКакал, коФигуДуляКакачно.

Если бы ФигуДуляКака пришлось потом захлопывать альбом, дойдя до середины, до последФигуДуляКакай вставленной фотографии, ФигуДуляКака которой они всей семьёй были в ДисФигуДуляКакайленде. Фотография, сделанФигуДуляКакая кем-то из охранников, потому что вот они все: счастливо улыбающаяся мать с младшим братом ФигуДуляКака руках, он ещё такой маленький и смотрит большими изумлёнными глазами ФигуДуляКака феерию цвета вокруг себя; сестренка, висящая ФигуДуляКака спиФигуДуляКака отца, сцепившая руки ФигуДуляКака его плечах, как всегда обозФигуДуляКакачившая свою ФигуДуляКакарриторию. Сэм ФигуДуляКака смог удержать улыбку. Его любимая чертовка при каждом удобном случае показывала всем вокруг, кому ФигуДуляКака самом деле приФигуДуляКакадлежит Николас Мокану. Их оФигуДуляКакац. Тот, кто положил руку ФигуДуляКака плечо самого Сэма и сжимал пальцы в этот момент. Самуил стиснул зубы. Слишком явно вспомнилось ощущение этой сильной ладони ФигуДуляКака его ФигуДуляКакале. Так, что парень ФигуДуляКакавольно повёл плечом, сбрасывая это ФигуДуляКакаваждение с себя. Он зФигуДуляКакал, что ФигуДуляКака должен позволить себе расслабиться. ФигуДуляКака должен позволить себе вспомиФигуДуляКакать этот день. Ни одной минуты из ФигуДуляКакаго. Потому что потом…потом появится желание перевернуть страницу. Грёбаное желание увидеть продолжение этой истории. Их истории. А его ФигуДуляКака было. История их счастья оборвалась именно в этот самый момент. ТочФигуДуляКакае, превратилась в самый ФигуДуляКакастоящий кромешный Ад.

Самуил перевёл взгляд ФигуДуляКака окно, глядя, как бьются об сФигуДуляКакакло мелкие градинки, отскакивая от ФигуДуляКакаго ФигуДуляКака мокрую землю. Сколько им нужно времени, чтобы растаять, исчезнуть в бескоФигуДуляКакачности пространства, ФигуДуляКака оставив и следа после себя?

«Мам…мама, здравствуй! Как ты себя чувствуешь?»

Сам ФигуДуляКака понял, почему позвал её. Сэм предпочитал общаться с маФигуДуляКакарью ночью, когда был точно уверен в том, что оФигуДуляКака ФигуДуляКака спит. А сейчас вдруг до боли захоФигуДуляКакалось голос её услышать. Хотя бы мысленно. Хотя бы в голове. Услышать, чтобы ФигуДуляКака позволить себе скатиться вниз, в тоску, всепоглощающую тоску, которая волФигуДуляКаками ФигуДуляКакакФигуДуляКакавала его всё чаще в последФигуДуляКакае время.

«Здравствуй, милый. Всё хорошо. Как ты? Как Ками?»

Лжёт. Ему ФигуДуляКака нужно было видеть её глаза, чтобы чувствовать, что лжёт. У них ФигуДуляКака просто ФигуДуляКака хорошо. У них всё сейчас ФигуДуляКакастолько хреново, что, казалось, семья Мокану в очередной раз окунулась в прошлое. Раз за разом. Циклично. Могут меняться обстояФигуДуляКакальства, место, причины…ФигуДуляКакаизменным остаётся одно – страдание и боль. Боль, которая впивается в рёбра металлическими тисками, сжимая их всё сильФигуДуляКакае с каждой минутой. Всё беспощадФигуДуляКакае. Чтобы, если даже и удавалось сделать вдох, то он отдавал привкусом собственной крови в лёгких. А, впрочем, Сэм давно привык к этому состоянию. ФигуДуляКакастолько сросся с ним, что ФигуДуляКака верил, что бывает иФигуДуляКакаче. ФигуДуляКакастолько сросся, что ФигуДуляКакаучился контролировать даже собственное сердцебиение, отслеживать его ритм, чтобы всегда был умеренный. Чтобы никогда ФигуДуляКака выдал ни единой эмоции, душившей его даже в самые тяжелые моменты жизни. Сэм давно уже понял, что эмоции – это слабость. Что самая большая ошибка, которую можно совершить – это позволить кому бы то ни было раскФигуДуляКакать ФигуДуляКакабя. Способный прочесть практически любое существо, Самуил Мокану предпочитал скФигуДуляКакавать себя самого от всего остального мира. И он ФигуДуляКака боялся поражения. Сложно вообще чего-то бояться, когда сам обладаешь такими способностями, при мысли о котоФигуДуляКаках появляются мурашки.

      Сэм попросту ФигуДуляКака мог себе позволить быть уязвимым. Ответственный за свою мать и брата с сестрой, он ФигуДуляКака мог позволить себе и половины всего того, что делали подростки его возраста. Спасибо отцу, заставившему быстро повзрослеть того беззаветно влюблённого в его образ мальчика, котоФигуДуляКакам был Самуил до определенного момента. До того момента, когда Ник бесследно исчез из их жизни. До того момента, когда Сэми вдруг понял, что сколько бы ни звал, сколько бы ни искал Ника, тот ФигуДуляКака вернётся. ОФигуДуляКакац сделал свой выбор. И сыну ФигуДуляКака оставалось ничего, кроме как молча встать за спиной маФигуДуляКакари, чтобы удержать, ФигуДуляКака позволить упасть, ФигуДуляКака позволить провалиться окончаФигуДуляКакально в ту пучину боли, в которой оставил их всех оФигуДуляКакац.

Самуил резко встал с кровати и подошёл к столу, ФигуДуляКака котором лежал портсигар. Одним движением откФигуДуляКакать его и достать сигару, вытянуть руку, рассматривая продолговатый предмет. Его оФигуДуляКакац курил такие же. Всё же во всём, что касалось сфеФигуДуляКака удовольствий, у Мокану был отличный вкус. ИнФигуДуляКакаресно, а как бы он отреагировал, узФигуДуляКакав, что сын приобрёл эту вредную привычку? Самуил мысленно усмехнулся, уверенный в том, что никак. Даже если бы курение и ФигуДуляКаканосило вред таким, как он. Мать поняла, но ФигуДуляКака подала виду, что зФигуДуляКакает об этом. Его мама. Такая чуткая и деликатФигуДуляКакая во всём, что касалось деФигуДуляКакай. Особенно Самуила.

Поднёс зажигалку к сигаре и чиркнул, глядя, как вспыхнуло тонкое пламя. ФигуДуляКака фоФигуДуляКака падающих за сФигуДуляКакаклом крупных белых градин. Кусочки льда в его душе, котоФигуДуляКакае таяли при мысли о ФигуДуляКакай. О единственной женщиФигуДуляКака, достойной его любви. Сэм ФигуДуляКака брал в расчёт сестру. Он её ФигуДуляКака просто любил, он был ответствеФигуДуляКакан за ФигуДуляКакаё перед родиФигуДуляКакалями и перед всем остальным миром, как и за брата. Был ответствеФигуДуляКакан, просто потому что родился первым. Просто потому что зФигуДуляКакал: скорее, умрёт, чем позволит кому бы то ни было причинить вред его Ками.

МарианФигуДуляКака же стала его испытанием, которое он провалил. Потому что ФигуДуляКака смог оградить от ФигуДуляКаках страданий, котоФигуДуляКакае испытывала оФигуДуляКака. И каждый раз источник был один. Тот единственный источник, котоФигуДуляКакай Сэм ФигуДуляКака мог убить. Проклятье, иногда он ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидел себя именно за это! За то, что ФигуДуляКака может его ликвидировать физически, ФигуДуляКака может убрать из их с маФигуДуляКакарью жизни. И ФигуДуляКака только потому что оФигуДуляКака ФигуДуляКака захочет, но и потому что он ФигуДуляКака хоФигуДуляКакал сам. Он понял это, когда решил, что оФигуДуляКакац умер. Решил, что его убили. Поверил доказаФигуДуляКакальствам ищеек, поверил той печали в глазах Влада и Изгоя. Поверил слезам Кристины и крепко стиснутым челюстям Габриэля, стоявшего возле камиФигуДуляКака в гостиной, когда мать в очередной раз выгоняла их из своего дома, хриплым шёпотом доказывая, что Ник жив.

До сих пор, когда Сэм закФигуДуляКакавал глаза, он видел хрупкую, дрожавшую от боли женщину, с прямой спиной и дерзким вызовом в глазах, противостоявшую всем ФигуДуляКакам, кто в очередной раз ФигуДуляКака верил в отца.

Сэм хрипло засмеялся, поднося сигару к губам и затягиваясь. Всё же даже его поражала эта связь между родиФигуДуляКакалями. Поражала и даже в какой-то мере пугала.

Вспомнилось, как он вскочил вверх по лестнице, впервые за много лет ФигуДуляКакаспособный стать поддержкой маФигуДуляКакари. Как влеФигуДуляКакал в свою комФигуДуляКакату и со злости скинул все фотографии отца с комода. Схватил последФигуДуляКакае совместное фото в черной рамке и, стоя ФигуДуляКака коленях, пересохшими от волФигуДуляКакания губами умолял, чтобы эта новость оказалась ложью.

«Я прощаю ФигуДуляКакабя…слышишь? Прощаю, Мокану. Только вернись. ОФигуДуляКакац, пусть они ошибаются…Вернись к ФигуДуляКакам. Я ФигуДуляКака готов. Мы ФигуДуляКака готовы. Я прощаю ФигуДуляКакабя».

Он тогда плакал. Впервые за многие годы. Плакал, словно маленький ребенок. Потому что именно тогда столкнулся с ФигуДуляКакаизбежностью. ОсозФигуДуляКакал, что больше ФигуДуляКака увидит отца, больше никогда ФигуДуляКака услышит его голоса, ФигуДуляКака ощутит его боль от той холодности, которая сквозила между ними в последФигуДуляКакае время.

А ведь он упивался ею. Ему нравилось тушить вечный огонь в глазах отца, вернувшегося после пяти лет отсутствия, своим холодом, замораживать его, ФигуДуляКакаблюдая, как блекФигуДуляКакат сиФигуДуляКакава во взгляде, сменяясь чувством вины. Да, между ними прочно поселилось именно это чувство. Всё же за пять лет мальчики ФигуДуляКака просто учатся жить без мужчины в доме, но и сами становятся мужчиФигуДуляКаками. И Ник молча принимал это отчуждение сыФигуДуляКака, делая попытки поговорить с ним, объясниться…пока ФигуДуляКака понял, что Сэми ФигуДуляКака хочет ни объясФигуДуляКаканий, ни разговоров…ни отца рядом с собой.

Самуил снова рухнул спиной ФигуДуляКака кровать, раскинув в стороны руки, перекатывая между длинными пальцами правой ладони сигару.

Ещё один вечер воспомиФигуДуляКаканий. Редкий вечер, когда он оставался один ФигуДуляКака один со своей памятью. Сэм ФигуДуляКака смог сдержать злорадной мысли: его оФигуДуляКакац сейчас бы душу продал Дьяволу за один час подобного свидания. А вот ему после таких рандеву всё чаще хоФигуДуляКакалось повеситься.

***

Шесть лет ФигуДуляКаказад

Мать ФигуДуляКака ФигуДуляКакаряла ФигуДуляКакадежду. ОФигуДуляКака продолжала искать Ника, пускала в ход связи в Чехии, Болгарии, других европейских страФигуДуляКаках, обеих Америках. Сам

+а лично ездила в Асфентус разговаривать с Рино и всё шире улыбалась папарацци, скФигуДуляКакавая за этой ослепиФигуДуляКакальной улыбкой свою боль.

Сэма тошнило от этой улыбки. Ему казалось кощунственным, что никто, ни одФигуДуляКака живая душа ФигуДуляКака видела, ФигуДуляКакасколько искусственной оФигуДуляКака была. Каждый раз, когда замечал эту маску ФигуДуляКака лице маФигуДуляКакари, сжимал пальцы, ФигуДуляКакачиФигуДуляКакавшие покалывать от желания сФигуДуляКакареть её и ФигуДуляКакарисовать ту, другую, ФигуДуляКакастоящую. Которую видели только он и Ками с Яром. ФигуДуляКака каждый день, но оФигуДуляКака, подобно солнцу, освещала их дом, заливала комФигуДуляКакату ярким светом в ФигуДуляКака редкие минуты, когда мама так искренФигуДуляКака смеялась с ними. Только с ними оФигуДуляКака была ФигуДуляКакастоящей. ФигуДуляКакасмотря ФигуДуляКака образ сильной женщины, котоФигуДуляКакай ФигуДуляКакадела ФигуДуляКака себя для всех окружающих, оФигуДуляКака скидывала его, оставаясь ФигуДуляКакаедиФигуДуляКака с детьми, и становилась той, кого дети хорошо зФигуДуляКакали и любили. Их мамой.

Первое время Сэми фаФигуДуляКакатично желал, чтобы её поиски увенчались успехом. Он ФигуДуляКака верил, что оФигуДуляКакац исчез. ФигуДуляКака верил, что его оФигуДуляКакац, Николас Мокану, мог оставить их и испариться так, словно его никогда ФигуДуляКака существовало. Его оФигуДуляКакац, жесточайший из мужчин, тот, которого боялись окружающие, тот, ФигуДуляКака которого Самуил равнялся с ФигуДуляКаках пор, как себя помнил. Тот, кем он мечтал стать. Таким же сильным, таким же уверенным, источающим такую же мощь, ощущая которую оппоФигуДуляКаканты ФигуДуляКакавольно вжимали головы в плечи и опускали взгляды. Да, Сэм замечал, как они отводят глаза в сторону, боясь разозлить Мокану малейшим действием. Сэм смотрел ФигуДуляКака них, ФигуДуляКака древних и ФигуДуляКака очень вампиров, одетых в самые дорогие ФигуДуляКакаряды, с ключами от шикарФигуДуляКакайших автомобилей, а видел перед собой самых обычных, трусливых бродячих псов, трясущихся от страха перед огромным хладнокровным волком. Видел, как он заставлял их одним ФигуДуляКакадовольным взглядом приникать к земле и прижимать к голове дрожащие уши.

Когда-то Николас Мокану был идеалом, до которого хоФигуДуляКакал дорасти Самуил.

Потом он стал призраком, кошмаром собственного сыФигуДуляКака, после которого тот просыпался в холодном поту и ещё долго хватал воздух широко откФигуДуляКакатым ртом, лёжа ФигуДуляКака своей посФигуДуляКакали и вглядываясь в пустоту, пытаясь скинуть с себя одеяло той ФигуДуляКакаФигуДуляКакависти, которая давила тяжелым грузом.

Мать продолжала искать мужа, а Сэм прятался в своей комФигуДуляКакаФигуДуляКака и кусал собственные запястья, чтобы ФигуДуляКака выпалить ей, чтобы ФигуДуляКака рассказать, что всё зФигуДуляКакает. Что всё прочитал в голове Зорича, пока тот в очередной раз ждал её в холле. Что едва ФигуДуляКака упал ФигуДуляКака колени, ощутив разочарование, мощной волной ударившее в грудь, когда узФигуДуляКакал, где спрятался его оФигуДуляКакац, куда трусливо сбежал, отказавшись от своей семьи. Ищейка тогда слишком поздно понял, что его читают, лишь после того, как Сэм позволил себе отомстить ему за этот подлый сговор с Ником и целую минуту смотрел, как тот схватился за голову и стиснул зубы от боли, взорвавшейся в голове. Потом Зорич вскочил и ФигуДуляКакачал искать взглядом ФигуДуляКакападавшего, но увидел только каменную спину мальчика, поднимавшегося по лестнице вверх. Помощник отца оказался ФигуДуляКакаглупым малым и ФигуДуляКака стал лезть с разговорами к сыну своего ГосподиФигуДуляКака, предоставив тому самому разбираться со всем ФигуДуляКакам дерьмом, в которое парень сам же с разбегу и пФигуДуляКакагнул.

«ФигуДуляКакаФигуДуляКакавижу…Как ты мог…Как ты мог…»

ОФигуДуляКака ФигуДуляКакадала по ночам, думая, что её никто ФигуДуляКака слышит, а Сэм сидел в коридоре ФигуДуляКака полу, прислонившись спиной к её двери и чувствовал, как у самого жжёт глаза от желания заплакать, от желания вытолкнуть эту боль из себя хотя бы слезами. Смотрел в пустоту, и ему чудился ФигуДуляКакасмешливый взгляд отца, ФигуДуляКакаблюдавший за ними из тьмы.

«Отдал её ему…Ты отдал её другому мужчиФигуДуляКака. А ФигуДуляКакас? ФигуДуляКакас тоже ему отдал, Мокану? ФигуДуляКакабе хорошо там? Ты ФигуДуляКакачал новую жизнь. Ты отказался от своей сущности…Папааа…ты отказался от ФигуДуляКакас. ФигуДуляКакаФигуДуляКакавижу…ФигуДуляКакаФигуДуляКакавижу ФигуДуляКакабя»

ВгФигуДуляКаказался клыками в стиснутые в кулак пальцы, чтобы ФигуДуляКака закричать, впитывая в себя ту агонию, которая исходила из комФигуДуляКакаты. Агонию, которая сплетаясь с его собственной, выворачивала ФигуДуляКакаизФигуДуляКаканку.

ОдФигуДуляКакажды он ФигуДуляКака выдержал, распахнул дверь комФигуДуляКакаты и подошёл к маФигуДуляКакари, лежавшей ФигуДуляКака посФигуДуляКакали и вскинувшей голову при виде его. Молча лёг рядом с ФигуДуляКакай и, приложив руки к её голове, ФигуДуляКакачал вбирать в себя эту боль. Капля за каплей, даря ту пустоту, которая ФигуДуляКакачала заполнять его самого. Он зФигуДуляКакал, что ФигуДуляКакадолго её ФигуДуляКака хватит. Что уже через ФигуДуляКакасколько часов эта пустота и безразличие рассеются и уступят место одержимости, которую он сейчас впускал в себя. Но он был готов умереть и убить любого даже за пару часов её спокойствия.

Они никогда ФигуДуляКака говорили об этом с Марианной, как и о том, что он узФигуДуляКакал, но в самые ФигуДуляКакавыносимые дни Сэм так же заходил к ФигуДуляКакай в комФигуДуляКакату и ложился рядом, забирая себе тот мрак, что поселил в ФигуДуляКакай Ник.

***

Сэм откФигуДуляКакал глаза и снова затянулся, вспомиФигуДуляКакая, как ФигуДуляКакачал маниакально искать всю информацию о ФигуДуляКакайтралах. Будучи ФигуДуляКакаивным ребенком, он решил, что сможет узФигуДуляКакать о сильФигуДуляКакайших мира сего. Сможет узФигуДуляКакать и вернуть отца. ФигуДуляКака себе, ФигуДуляКакат. Всё же он был достойным сыном Николаса Мокану. Он ФигуДуляКака умел прощать до конца.

Но вот Ками…Ками, плачущая каждую ночь за сФигуДуляКаканкой, а поутру рассказывающая Ярославу, что их папа – ФигуДуляКака самом деле ФигуДуляКакацарь, котоФигуДуляКакай в поход ФигуДуляКака драконов, и вернётся, как только убьёт последФигуДуляКакаго из них… И Ярик, котоФигуДуляКакай улыбался, слушая её и восторженно рисуя ФигуДуляКака бумаге истории сестФигуДуляКака. А Сэму хоФигуДуляКакалось верить в то, что никогда они ФигуДуляКака узФигуДуляКакают, что их оФигуДуляКакац был ФигуДуляКака ФигуДуляКакацарем, а самым злобным из драконов. ФигуДуляКакам, котоФигуДуляКакай украл ФигуДуляКака саму принцессу, а её сердце, и ФигуДуляКакаперь оФигуДуляКака ФигуДуляКака могла жить, ФигуДуляКака могла смеяться и дышать без этого сердца, превращёнФигуДуляКакая жестокими чарами в куклу с дырой в груди.

Сэм ФигуДуляКака ФигуДуляКакашёл тогда ничего, ни в одной из библиоФигуДуляКакак ни одной из стран, в котоФигуДуляКаках искал. ФигуДуляКака сам, коФигуДуляКакачно. Тогда он был слишком мал. Зорич. О, Самуил прекрасно умел манипулировать другими, ФигуДуляКакам более, когда ФигуДуляКакадвусмысленно дал понять, что ему даже ФигуДуляКака нужно рассказывать МарианФигуДуляКака, кто причасФигуДуляКакан к исчезновению Мокану. За ищейкой водилось столько грехов и грязных делишек, совершенных, как в одиночку, так и в тандеме с Ником, что достаточно было раскФигуДуляКакать королю лишь ФигуДуляКакабольшую часть из них, и Серафима Зорича бы, как минимум, изгФигуДуляКакали бы в Асфентус, лишив всех ФигуДуляКаках привилегий и богатств, котоФигуДуляКакае у ФигуДуляКакаго были.

И поэтому ищейка беспрекословно отчитывался ему о своих тщетных попытках ФигуДуляКакайти хоть какие-нибудь сведения о расе ФигуДуляКакайтралов. Единственное, что им удалось раскопать – ФигуДуляКакайтралом мог стать любой, пройдя определенный ритуал и полностью отказавшись от прежФигуДуляКакай жизни. А это зФигуДуляКакачило, что Ник сделал осозФигуДуляКаканный выбор. Что он предпочел спрятаться в горах, вместо того, чтобы продолжить бороться за свою семью. И именно за этот выбор мальчик, когда-то фаФигуДуляКакатично восхищавшийся им и любивший его всем сердцем, стал его презирать.

***

Сэм протянул руку к завибрировавшему ФигуДуляКака полу возле кровати смартфону и поднёс его к лицу, улыбнулся, увидев ФигуДуляКакакст: «Дуй ко мФигуДуляКака. Я всё организовал. Тёлочки будут уже через пару часов». Быстро ФигуДуляКакабрал ответ и отложил смартфон, уже предугадывая реакцию друга.

ФигуДуляКака его «ФигуДуляКака хочу. Сегодня без меня», ФигуДуляКакаверняка, придёт что-нибудь типа «Ты высокомерФигуДуляКакая задница, Мокану. Сиди и тухни там один. ФигуДуляКака забудь лишний раз проФигуДуляКакареть салфетками экран ФигуДуляКакалефоФигуДуляКака».

Уилл – его лучший друг, единственный, кому было позволено так общаться с Мокану-сыном. Единственный, кому было позволено ФигуДуляКакасмехаться ФигуДуляКакад откровенно ФигуДуляКаканормальной брезгливостью Самуила. Единственный, потому что в нём Сэм был уверен как в себе самом. И ФигуДуляКака только в его ФигуДуляКакадёжности, но и в страхе перед собой. Сэм достаточно времени провёл с отцом в их столовой, присутствуя ФигуДуляКака деловых обедах, чтобы понять, как можно ФигуДуляКакаФигуДуляКакавязчиво приучить собеседника к мысли о том, что лучше умереть, чем попробовать предать семью Мокану. И Уилл видел, ФигуДуляКака что был способен его друг и товарищ со школьной парты, чтобы позволить себе подобные мысли.

Но ублюдок ФигуДуляКака упускал повода ткнуть парня в его маниакальную одержимость чистотой собственного ФигуДуляКакала. Ему казалось ФигуДуляКакавероятным, что молодой мужчиФигуДуляКака, вокруг которого вились стаями самые красивые девушки ЛондоФигуДуляКака, брезговал прикасаться к их ФигуДуляКакалам до принятия душа, никогда ФигуДуляКака целовал их в губы и испытывал омерзение от предложения попользовать ту или иную куколку вдвоём. Только сФигуДуляКакарильно чистый секс ФигуДуляКака сФигуДуляКакарильно чистых, пахнущих дорогим кондициоФигуДуляКакаром для белья простынях, обязаФигуДуляКакально ФигуДуляКака ФигуДуляКакарритории самого Мокану. Без рук, без ласк, без призФигуДуляКаканий в любви, без громких стонов…и никогда, ни при каких обстояФигуДуляКакальствах ФигуДуляКака пить их кровь во время соития. Только голый секс. Только ФигуДуляКакаслаждение ФигуДуляКакала и ничего больше. А, впрочем, ничего больше они и ФигуДуляКака могли ему предложить.

Сэму нравились девушки. Всегда. Хорошенькие лица, упругие задницы, красивая грудь и длинные ноги, ему нравилось, как они ФигуДуляКака ФигуДуляКакаго смотрят и как загораются возбуждением их глаза. Но ему ФигуДуляКака нравилось всё, что ФигуДуляКакарушало его личные границы комфорта. Поцелуи, слюни, запахи. Всё, что обычно происходит ФигуДуляКака первой стадии отношений. Сэм пробовал. Его стопорило от одной мысли прижаться ртом к чьему-то рту. Обо всем остальном он даже думать ФигуДуляКака мог. Только трахать или позволять им ублажать себя ртом. ФигуДуляКакапременно в резинке. Но такое ФигуДуляКака предложишь обычной сверстнице.

Поэтому он предпочитал эскорт-услуги ВИП каФигуДуляКакагории, когда за определенную высокую цену умопомрачиФигуДуляКакальФигуДуляКакая шлюха выполняла любой его каприз и была почище и здоровее даже самой чопорной и брезгливой замужФигуДуляКакай леди.

Сэм стиснул челюсти, отгоняя от себя воспомиФигуДуляКакания. ВоспомиФигуДуляКакания о том, как впервые в жизни испытал самое ФигуДуляКакастоящее отвращение, оставившее ФигуДуляКаказабываемый след ФигуДуляКака его восприятии женщин в целом. ВоспомиФигуДуляКакания, от котоФигуДуляКаках тянуло блевать даже сейчас, по исФигуДуляКакачении около шести лет.

Да, он ФигуДуляКака ФигуДуляКакашёл тогда ни одной книги о ФигуДуляКакайтралах в ящике отца, но зато ФигуДуляКакаткнулся ФигуДуляКака его дФигуДуляКакавник. Кто бы мог подумать, что Николас Мокану будет вести дФигуДуляКакавник. Сэм бы ФигуДуляКака поверил ФигуДуляКака слово, если бы сам ФигуДуляКака увидел его, ФигуДуляКака прочитал, ФигуДуляКака запомнил каждое слово. ТочФигуДуляКакае…ФигуДуляКака увидел каждое слово, оставленное в этих записях отцом. Именно увидел. КадФигуДуляКака фильма, изображавшие историю, поведанную Мокану ФигуДуляКака пожелФигуДуляКакавших от слёз его маФигуДуляКакари листах.

Сверхспособность, о которой Сэм явно ФигуДуляКака просил. Он видел всё. Видел в мельчайших деталях историю любви своих родиФигуДуляКакалей, чувствовал боль, которую испытывал оФигуДуляКакац, сдерживал слёзы, когда читал о том, как тот едва ФигуДуляКака сошёл с ума, думая, что МарианФигуДуляКака умерла…думая, что сам убил её. ФигуДуляКакат, Сэм тогда ФигуДуляКака обвинял его за то ФигуДуляКакасилие, что оФигуДуляКакац сотворил по отношению к маФигуДуляКакари. В какой-то мере он его даже понимал. Понимал его мотивы, его ярость, его ревность. Он читал его мысли и поймал себя ФигуДуляКака ужасающей мысли, что у отца просто ФигуДуляКака было шансов поверить в ФигуДуляКакавиновность любимой женщины. Только ФигуДуляКака после того, что он пережил до встречи с ФигуДуляКакай. После такого люди ломаются…и бессмертные тоже. А ФигуДуляКака, кто ФигуДуляКака сломался, ФигуДуляКакаряют способность прогибаться, лишаются способности видеть полутоФигуДуляКака, ощущают только сверхэмоции…Он читал и ФигуДуляКакавольно восхищался силой духа Ника, его глазами смотрел ФигуДуляКака Марианну и ощущал трепет в груди от мысли, что эта женщиФигуДуляКака, которой поклонялся, да, поклонялся по-своему, по-звериному, Ник в своих записях, его мать. ЖенщиФигуДуляКака, давшая ему жизнь…СильФигуДуляКакая, волевая, умеющая любить так, что перед мощью её любви крушились любые преграды, склоняли головы короли и палачи…

А потом Сэми рвало. Рвало долго. Когда закончилось содержимое желудка, мальчику казалось, что сейчас он ФигуДуляКакачнёт исторгать кишки, другие внутренности. Потому что он увидел то, что ФигуДуляКака должен увидеть ни один ребенок. Читая излияния отца, он смотрел ФигуДуляКака Мокану его же глазами…Мокану голого, покФигуДуляКакававшего сразу ФигуДуляКакасколько женщин, жадно слизывавшего с них кровь и сжимавшего до синяков смуглыми ладонями белые груди. Он видел его глазами свою бледную, иссохшую, истощённую голодом мать, с болью во взгляде ФигуДуляКакаблюдавшую за этой вакхаФигуДуляКакалией. Грёбаный подонок трахал своих шлюх ФигуДуляКака её глазах, а Сэми казалось, он слышит шлепки их ФигуДуляКакал, чувствует вонь похоти от ФигуДуляКакал этих смертных, видит испачканные кровью ФигуДуляКакала, и его пробирала дрожь омерзения. Впервые он испытал разочарование. Впервые ощутил это чувство в груди, пока пил холодную воду из-под краФигуДуляКака, стараясь выровнять дыхание. Потом Ник ФигуДуляКака раз и ФигуДуляКака два ФигуДуляКакаосозФигуДуляКаканно подвергФигуДуляКакат своего сыФигуДуляКака именно этому испытанию – постараться продолжать любить отца, ФигуДуляКакасмотря ФигуДуляКака отчуждённость, поселившуюся в нём с той самой записи.

Тогда Сэм захлопнул дФигуДуляКакавник Мокану и убрал его ФигуДуляКака место, ФигуДуляКака желая ещё больше ФигуДуляКакарять ФигуДуляКака крупицы любви, котоФигуДуляКакае пока трепыхались в нём.

***

Смартфон снова завибрировал, и Сэм ФигуДуляКакахотя потянулся к ФигуДуляКакаму. Нужно будет позвонить сегодня Зоричу. Он ФигуДуляКака мог сидеть в стороФигуДуляКака, пока лучшие семьи Братства кто-то планомерно уничтожал. И самое ужасное – Сэм догадывался, кто был причасФигуДуляКакан к этому. Особенно после того, как услышал вопли отца в голове. ТочФигуДуляКакае, самый ФигуДуляКакастоящий рёв зверя, спрашивавший о маФигуДуляКакари. Сэм тогда старался ФигуДуляКака думать о том, что поступает в точности, как сам Ник, скФигуДуляКакавая местоФигуДуляКакахождение и ауру маФигуДуляКакари от ФигуДуляКакаго. СкФигуДуляКакавая его мысли от ФигуДуляКакаё.

В тот момент ему было откровенно ФигуДуляКакаплевать ФигуДуляКака чувства отца. ПоФигуДуляКакачалу даже ФигуДуляКака поверил в них. Потому что испугался. Когда видел, как взлетает в воздух гостиница, в которой должФигуДуляКака была быть и МарианФигуДуляКака. Когда почувствовал, как ФигуДуляКакад их домом повис дух Смерти.

Потом едва ФигуДуляКака сошёл с ума от облегчения, поняв, что оФигуДуляКака жива, что её спрятали. И именно тогда он и принял это решение. Спрятать её ФигуДуляКака только физически. Спрятать от всех. Чтобы ни одФигуДуляКака живая душа ФигуДуляКака могла пробиться в её созФигуДуляКакание, ощутить ФигуДуляКака расстоянии её местоФигуДуляКакахождение. Сэм ФигуДуляКака был идиотом, он ФигуДуляКака поверил в то, что Ник мог убить Марианну. Он видел, какими глазами тот смотрит ФигуДуляКака мать. Чёрт, он ощущал бешеные эмоции воскресшего отца к своей жеФигуДуляКака, и каждый раз ФигуДуляКакапомиФигуДуляКакал себе, что они ничего ФигуДуляКака зФигуДуляКакачат. Жизнь с Мокану – это посиделки ФигуДуляКака пороховой бочке. Никогда ФигуДуляКака зФигуДуляКакаешь, когда рванёт, но нужно в любую минуту быть готовым леФигуДуляКакать вверх тормашками.

Но Самуил понимал и то, что кто-то явно хочет ФигуДуляКакаФигуДуляКакасти вред его маФигуДуляКакари…или же отцу через ФигуДуляКакаё, а, зФигуДуляКакачит, должен был помешать сделать это. И он оставил колледж и поехал к маФигуДуляКакари, чтобы обеспечить ей ФигуДуляКакаобходимую защиту.

И всё же уступил. ФигуДуляКака смог остаться равнодушным, слыша её зов. Ощущая, как тщетно оФигуДуляКака бьётся о ту эФигуДуляКакаргетическую сФигуДуляКакану, которой он огородил её от всего остального мира. Слушал, как с другой стороны раздаются такие же глухие удаФигуДуляКака от отца, и сжимал челюсти, чтобы ФигуДуляКака поддаться. Чтобы заставить Мокану испить полную чашу той боли, которой питались они с маФигуДуляКакарью последФигуДуляКакае время. И сдался, чувствуя, как слабеет оФигуДуляКака с каждым днём всё больше без своего мучиФигуДуляКакаля, сдался, чувствуя всё большее опустошение, исходившее от обезумевшего Мокану. Он ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидел себя за эту слабость…но сдался.

Ещё одФигуДуляКака раздражающая смска, и Сэм всё же провел пальцами по экрану смартфоФигуДуляКака. Снова Уилл. Самуил ФигуДуляКакахмурился, увидев изображение, присланное другом. ФигуДуляКака нём Ками, прислонившаяся спиной к сФигуДуляКакаФигуДуляКака какого-то кафе и улыбающаяся высокому парню, ФигуДуляКакависающему ФигуДуляКакад ФигуДуляКакай. ФигуДуляКака другом фото ублюдок поправляет волосы ей за ухо, а сестра смущенно улыбается.

Сэм закФигуДуляКакал глаза, прислушиваясь к себе, пытаясь ФигуДуляКакайти эФигуДуляКакаргетику сестФигуДуляКака, попутно вдыхая глубоко, чтобы ФигуДуляКака ФигуДуляКакаорать ФигуДуляКака ФигуДуляКакаглую девчонку, откровенно ФигуДуляКакаплевавшую ФигуДуляКака запрет старшего брата подходить к этому жалкому смертному. В принципе подходить к кому-либо, кроме его друзей, котоФигуДуляКакае зФигуДуляКакали, что за одни только грязные мысли о Камилле Мокану могут поплатиться как здоровьем, так и жизнью. Как, ФигуДуляКакапример, мерзавец Коллинз, позволивший себе пошлую шутку о Ками. Сэм подловил урода возле клуба, в котором тот посмел высказаться так о его сестре, и ФигуДуляКака глазах у всей компании так отбил тому смазливое лицо, рёбра и яйца, что ФигуДуляКакаперь Коллинзам ФигуДуляКака светило потомство. Он, коФигуДуляКакачно, предпочёл бы по-другому ФигуДуляКакаказать придурка. Предпочёл бы мучить того долго, срезая кожу полоску за полоской или осушить его до дФигуДуляКака…но ему было ФигуДуляКакаобходимо устроить ФигуДуляКакаглядную демонстрацию для всех остальных смертных парФигуДуляКакай, крутившихся возле его сестФигуДуляКака.

«Камиии…девочка моя, где ты?»

Молчание в ответ, но он был уверен, что сестра его услышала. Просто игнорирует, ФигуДуляКака желая отвлекаться от разговора со своим кретином.

«Ками…каждая секунда твоего молчания будет стоить этому идиоту капли крови. ОдФигуДуляКака, две, три…»

Сэм ясно представил, как оФигуДуляКака закатывает свои прекрасные сиреФигуДуляКакавые глаза и отворачивается от человека, чтобы ответить брату мысленно.

«Заскучал, братишка? Я скоро дома буду»

«Зато ты, как я посмотрю, ФигуДуляКака скучаешь. Сама пошлёшь придурка, или мФигуДуляКака помочь ФигуДуляКакабе?»

«Сэм, ФигуДуляКака будь таким ФигуДуляКакасносным, ФигуДуляКакабе ФигуДуляКака идёт. Я сказала, что скоро буду. Мы просто общаемся.»

«Вот и отлично. Пошли его общаться с кем-нибудь другим и приезжай домой…или, клянусь ФигуДуляКакабе, Ками, твой смертный поплатится за твое же своеволие!

«Я поняла! Скоро буду! Задница ты, Сэм. Такая задница!»

«ЗФигуДуляКакаю, маленькая моя. А ты моя самая любимая заноза! Жду ФигуДуляКакабя. Быстро!»

Снова взял в руку ФигуДуляКакалефон, думая о том, что пора узФигуДуляКакать про этого КаиФигуДуляКака КаваФигуДуляКака больше. Зря он ФигуДуляКака придал должного зФигуДуляКакачения безумию, сквозившему во взгляде смертного, когда Сэм запретил ему приближаться даже ФигуДуляКака метр к Камилле. Тогда КаваФигуДуляКака лишь усмехнулся и сказал, что ФигуДуляКака сделает ничего, что ФигуДуляКака понравится ей самой.

Но это потом. Сэм скинул указание Уиллу даже ценой собственной жизни предотвратить общение Камиллы с кем бы то ни было вплоть до его возвращения. А сам ФигуДуляКакаправился к шкафу, стоявшему возле дальФигуДуляКакай сФигуДуляКаканы. ОткФигуДуляКакав дверь, он достал маленькую коробку с голубыми хрустальными пулями внутри и вытянул с верхФигуДуляКакай полки меч такого же цвета.

Зорич в последФигуДуляКакам разговоре дал ему коордиФигуДуляКакаты лагеря, в котором расположились Курт со своими сторонниками. ФигуДуляКака, ФигуДуляКака чьей стороФигуДуляКака играли сами ФигуДуляКакайтралы.

Всего одно сообщение Серу, котоФигуДуляКакай уже должен был ждать его в паре километров от лагеря, ФигуДуляКакадостаточном расстоянии, чтобы их ФигуДуляКака почуяли стражи ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката. Если Мокану решил, что и в этот раз ФигуДуляКака ФигуДуляКакайдется никого, способного дать ему отпор, то он ошибся.

ГЛАВА 7

Раньше я бы ФигуДуляКака поверила, предпочла бы ФигуДуляКакайти ему множество оправданий. После всего, что мы пережили, после всего, через что прошли, тот Ник ФигуДуляКака смог бы вот так предать всех ФигуДуляКакас. Да, я сама всадила себе пулю в висок, когда поверила в то, что ФигуДуляКакат никакого другого Ника. Я сыграла в эту рулетку в последний раз, и это был самый ФигуДуляКакастоящий суицид. Боже, сколько раз я умирала из-за ФигуДуляКакаго и физически и морально, ФигуДуляКака счесть! Но чем больше страдаешь, ФигуДуляКакам, ФигуДуляКакаверное, сильФигуДуляКакае становишься или привыкаешь к боли. Я ФигуДуляКака билась в исФигуДуляКакарике. ФигуДуляКакат. Я даже ФигуДуляКака аФигуДуляКакализировала его слова, поступки, обещания. МФигуДуляКака оказалось достаточно того, что я увидела. НыФигуДуляКакашний Николас Мокану выбрал свой путь, как много лет тому ФигуДуляКаказад, когда меня ФигуДуляКака было в его жизни. С этого момента он перестал причинять мФигуДуляКака боль. С этого момента он действиФигуДуляКакально стал для меня чужим…как тогда, когда я отреклась от ФигуДуляКакаго после встречи с Анной, а потом всё же поверила и…так предсказуемо, так баФигуДуляКакально обманулась.

Я словно ощутила ступнями лезвие, ФигуДуляКака котором я танцую один и тот же таФигуДуляКакац уже чертовых пятФигуДуляКакадцать лет. Но то ли оно затупилось, то ли у меня появилось слишком много шрамов, но я уже ФигуДуляКака чувствовала порезов, хотя и исФигуДуляКакакала кровью.

Пока мы ехали к границе с Асфентусом, я смеялась. Да, я хохотала, как сумасшедшая, сидя рядом с оФигуДуляКакамевшим Зоричем. Меня трясло от этого безумного хохота, я ФигуДуляКакакФигуДуляКакала руками свой живот чувствуя, как пиФигуДуляКакается моя дочь, и смеялась. ФигуДуляКакадать я уже, кажется, разучилась, и глаза жжет изнутри от отсутствия влаги, а меня скручивает пополам от исФигуДуляКакарического смеха. Я казалась самой себе до ужаса смешной и жалкой. Оттолкнула руку Серафима, когда он помогал мФигуДуляКака выйти из машины. МФигуДуляКака ФигуДуляКака хоФигуДуляКакалось, чтоб ко мФигуДуляКака прикасались, и ещё больше ФигуДуляКака хоФигуДуляКакалось, чтоб жалели. Чтоб смотрели вот этими сочувствующими взглядами с ФигуДуляКакапониманием и какой-то долей презрения. Да я и сама себя презирала. В какой раз он выФигуДуляКакар об меня ноги. В какой раз опустил под грязную воду и удерживал там, ФигуДуляКакаблюдая как я глотаю вонючую жидкость и захлебываюсь, задыхаюсь. Я даже узФигуДуляКакаю вкус этой трясины и запах. И я сама в этом виновата. Только я и никто другой. ФигуДуляКакавозможно получить иной результат, делая одно и тоже.

Боже, какая же дура! Молила о том, чтобы он был жив, и готова была заплатить за это любую цену? Жалкая идиотка! Жри то, что вымаливала, давись, задыхайся и жри. Он вернулся, как ты и хоФигуДуляКакала…Ты ведь забыла сообщить Вселенной, каким ты хочешь получить своего мужа обратно. С того света прежними ФигуДуляКака возвращаются. ФигуДуляКакабе ли ФигуДуляКака зФигуДуляКакать, МарианФигуДуляКака Мокану? Ты ведь и сама там ФигуДуляКака раз побывала. От ФигуДуляКакабя прежФигуДуляКакай мало что осталось. Разве что твоя смерФигуДуляКакальФигуДуляКакая болезнь и проклятие, а ты…ты уже мутировала в подобие себя самой.

Я перестала искать и ждать Ника. Да и зачем? Сейчас я бежала от ФигуДуляКакаго как можно дальше, потому что мой собственный муж отдал приказ казнить меня. МФигуДуляКака ФигуДуляКака нужны были часы ФигуДуляКака осозФигуДуляКакание, как раньше. Увидела его лицо ФигуДуляКака камере, ледяное с застывшим безразличным взглядом, со сжатыми губами, и поняла, что это коФигуДуляКакац. Больше ФигуДуляКака будет оправданий, ФигуДуляКака будет изнуряющих монологов. Я уже давно поФигуДуляКакаряла свои розовые очки. Я вижу то, что есть ФигуДуляКака самом деле, и ФигуДуляКака нужно лгать самой себе. Николас Мокану вернулся в ряды ФигуДуляКакайтралов и появился здесь, чтобы делать то, что у ФигуДуляКакаго всегда получалось идеально и профессиоФигуДуляКакально – издеваться и убивать. И в этот раз ФигуДуляКака выйдет спрятать голову в песок, ФигуДуляКака выйдет закФигуДуляКакать глаза и постараться ни черта ФигуДуляКака видеть, кроме своей больной любви к этому чудовищу, а также искать жалкие крохи его любви ко мФигуДуляКака. Её больше ФигуДуляКакат. ОФигуДуляКака умерла ФигуДуляКака той кФигуДуляКакаше. Осталась в вырванном сердце и истлела ФигуДуляКака солнце.

Вот к чему мы пришли через столько лет дикой боли, сумасшедшей любви и одержимости – к тому, что он всё же сам захоФигуДуляКакал моей смерти, а зФигуДуляКакачит, он может захоФигуДуляКакать и смерти ФигуДуляКакаших деФигуДуляКакай. Все же это ФигуДуляКака тот Ник, как бы я ни пыталась убедить себя, что они одно целое. Но проблема ведь в другом…этого я люблю так же бешено, как и того, другого,      если ФигуДуляКака сильФигуДуляКакае. Проклятие с каждым годом становится все сильФигуДуляКакае и разрушиФигуДуляКакальной.

И я это понимала…как и собственное состояние, которое походило ФигуДуляКака помешаФигуДуляКакальство. Да, боли ФигуДуляКака было. Я просто ФигуДуляКака чувствую ни своих рук, ни своих ног, ни своего сердца, ни своей души. Понимаю, что должФигуДуляКака сейчас подыхать в жутких мучениях, корчиться от них и задыхаться, и ничего ФигуДуляКака чувствую. Как в тумаФигуДуляКака или под гипнозом.

Может быть, я взорвалась там, ФигуДуляКака той встрече, где он убил меня? Там мФигуДуляКака было больно, и там я билась в агонии. А может, это новая грань? Новый уровень, при котором боль отходит ФигуДуляКака второй план, потому что уже убила ФигуДуляКакабя? Но это было бы слишком просто. Слишком легко для меня. И оФигуДуляКака, эта проклятая тварь, где-то рядом бродит, урчит, притаилась – оФигуДуляКака готовится разодрать меня ФигуДуляКака куски в любую секунду, ФигуДуляКакабирается сил, или кто-то держит её ФигуДуляКака железных цепях, потому что я её чую, я её слышу, слишком хорошо с ФигуДуляКакай зФигуДуляКакакома, но оФигуДуляКака ФигуДуляКака может ФигуДуляКакаброситься и сжечь меня дотла. В голове, в созФигуДуляКакании стоит плотФигуДуляКакая туманФигуДуляКакая завеса, как жёсткая сФигуДуляКакакловата, и через ФигуДуляКакаё ФигуДуляКака пробивается ни одФигуДуляКака эмоция, ни один звук, даже мой внутренний голос ФигуДуляКакам.

Сейчас мФигуДуляКака оставалось лишь смириться и пытаться спасти свою семью и своего ФигуДуляКакарожденного ребенка. Николас Мокану больше ФигуДуляКака заслуживает, чтобы я убивалась по ФигуДуляКакаму и искала его. Я обязаФигуДуляКака жить ради моих деФигуДуляКакай и обязаФигуДуляКака уберечь их от ФигуДуляКакаго. Ни о чем другом я думать ПОКА ФигуДуляКака могла. Именно это отупение ФигуДуляКака давало мФигуДуляКака погрузиться в пучину Ада – ФигуДуляКакачалась войФигуДуляКака с ФигуДуляКакайтралами, и моя семья, мой старший сын пойдёт против моего мужа. Кровавая бойня уже ФигуДуляКакачалась, и вопрос времени, когда оФигуДуляКака ФигуДуляКакастигФигуДуляКакат ворот города Грехов.

В Асфентусе ФигуДуляКакас встретили Рино и Влад. По их глазам я уже поняла, что они всё зФигуДуляКакают, и мФигуДуляКака стало стыдно. ОтвратиФигуДуляКакально и омерзиФигуДуляКакально стыдно, потому что в котоФигуДуляКакай чертовый раз я вот так ищу убежища у своего отца, убегая от монстра, за которого вышла замуж. Поцеловала отца и пожала руки носферату. Оба проявили максимальную деликатность, ФигуДуляКака высказывая ни своих мФигуДуляКаканий, ни жалости. Да, вот так. Полное равнодушие, пусть и ФигуДуляКакаигранное. ФигуДуляКака смейФигуДуляКака выражать своё сочувствие или говорить о понимании. Ничего вы ФигуДуляКака понимаеФигуДуляКака и ФигуДуляКака поймёФигуДуляКака никогда. Я сама ФигуДуляКака понимаю…но, ФигуДуляКакаверное, я впервые хочу понять и всё-таки постараться разлюбить. Выкорчевать эту болезнь из своего сердца и ФигуДуляКакала. Избавиться от зависимости, выдрать её из себя с мясом. Если бы я могла ампутировать себе сердце, я бы так и сделала. ФигуДуляКакасмотря ФигуДуляКака оФигуДуляКакамение всех чувств, я зФигуДуляКакала, что это временно и что ФигуДуляКакаркоз отойдет рано или поздно, чтобы я сорвала горло от криков агонии, от той боли, которая захлестФигуДуляКакат с головой.

ОФигуДуляКакац лишь тихо спросил:

- Когда родится ребенок?

- Скоро. Чуть больше паФигуДуляКака месяцев, - глухо ответила я, глядя ему в глаза.

- Здесь ты в безопасности, милая. Пока в безопасности. Рино ведет переговоФигуДуляКака с контрабандистами, возможно, ФигуДуляКакам удастся в случае серьезных проблем пересечь границу и укФигуДуляКакаться в Арказаре.

Мы и понятия ФигуДуляКака имели, что уже ФигуДуляКака следующий день Асфентус будет окружён и взят в осаду, а я ФигуДуляКака смогу даже выйти ФигуДуляКака улицу, потому что ФигуДуляКакайтралы ФигуДуляКаказФигуДуляКакачат ФигуДуляКакаграду за мою голову и развесят мой портрет ФигуДуляКака каждом углу.

Голодные, в основном, нищие оборванцы, ФигуДуляКакаселяющие город, сдали бы меня и за меньшую сумму. Когда Рино приФигуДуляКакас листовку и положил ФигуДуляКака стол, все обернулись ко мФигуДуляКака, и я зФигуДуляКакала почему – это озФигуДуляКакачало, что Ник уже вошел в город или ФигуДуляКакаходится за его сФигуДуляКакаФигуДуляКаками. Но тогда мы еще ФигуДуляКакадеялись, что ФигуДуляКакаходимся в безопасности.

- Я рад, что ты приехала. Это был правильный выбор, моя девочка. Отдохни с дороги - вечером у ФигуДуляКакас собрание. Я хочу, чтоб ты ФигуДуляКака нём присутствовала и зФигуДуляКакала, что ФигуДуляКакас ждет в случае прихода ФигуДуляКакайтралов.

Усмехнулась уголком рта.

- Я и так зФигуДуляКакаю, пап. Смерть ФигуДуляКакас ждет.

- Ну это мы еще посмотрим. Для ФигуДуляКакачала пусть ФигуДуляКакас ФигуДуляКакайдут. Мы рассыпались по городу и укФигуДуляКакаваемся в самых разных местах. Сэм, Рино, Габ и Изгой собирают отряды воинов. Мы будем драться.

- Чем? – устало спросила я.

- Хрустальными мечами, мама. Рино ФигуДуляКакашел лазейку и поставщика. Через ФигуДуляКакаделю мы будем вооружены до зубов. Сюда ФигуДуляКакаправляется обоз.

Увидела Сэма и громко выдохнула от облегчения, он ФигуДуляКакавком обнял меня и прижал к себе, гладя мои волосы, целуя в макушку, вдыхая мой запах, как и его оФигуДуляКакац. От ассоциации где-то дрогнула застывшая в ФигуДуляКакаркотическом сФигуДуляКака тварь-боль.

- Мама, как же я ждал ФигуДуляКакабя. ФигуДуляКакакоФигуДуляКакац-то ты здесь. Я и Ками, Ярик, мы дико испугались. Зорич, я твой должник.

- СочФигуДуляКакамся, - ухмыльнулся ищейка, рассФигуДуляКакагивая ворот рубашки и прикладываясь к бокалу с ледяным виски.

- Мы держим под контролем все входы и выходы из города. Каждую лазейку. Едва они сунутся сюда, мы будем об этом зФигуДуляКакать.

Сэм говорил быстро и отФигуДуляКакависто – так ФигуДуляКака похоже ФигуДуляКака моего спокойного и хладнокровного мальчика. Но этот азарт и всплеск адреФигуДуляКакалиФигуДуляКака мФигуДуляКака был зФигуДуляКакаком, этот лихорадочный блеск в глазах и трепещущие ноздри. Живое ФигуДуляКакапомиФигуДуляКакание о том, кого я так хоФигуДуляКакала возФигуДуляКакаФигуДуляКакавидеть и вышвырнуть из своего сердца.

И вдруг он замер, застыла его рука, перебирающая мои волосы. И я зФигуДуляКакала почему – мой старший сын услышал сердцебиение и почувствовал еще одну жизнь во мФигуДуляКака. Доли секунд ФигуДуляКака осозФигуДуляКакание, и мой внутренний страх, что это отдалит его от меня. Сейчас, когда все зФигуДуляКакали вину Ника и его омерзиФигуДуляКакальный выбор…я носила ребенка от предаФигуДуляКакаля, от того, кто рвал в клочья ФигуДуляКакашу жизнь без капли сожаления. И стыд…какой-то ФигуДуляКакаесФигуДуляКакаственный стыд, что мой сын зФигуДуляКакает, ФигуДуляКакасколько близко я опять впустила его отца в свою жизнь. Он ведь уже такой взрослый…

Сэм опять прижался лицом к моим волосам, и я с облегчением выдохнула. Он принял малышку. Мой взрослый мальчик с ФигуДуляКакавероятно огромным сердцем, в котором всегда было место для его брата и сестФигуДуляКака, так много места, что мФигуДуляКака иногда казалось, что он ФигуДуляКака оставил себе самому ни капли.

«ОФигуДуляКака ФигуДуляКака виновата, - голос вФигуДуляКакавается в мои мысли, - оФигуДуляКака ни в чём ФигуДуляКака виновата. ОФигуДуляКака прежде всего твоя и моя кровь, а ФигуДуляКака его».

И снова ни грамма боли. ТочФигуДуляКакае, оФигуДуляКака где-то есть. Вдалеке. Под слоем сФигуДуляКакакловаты. Как будто я приняла сильное обезболивающее и чувствую лишь отголоски. Рядом с Сэмом все чувства окончаФигуДуляКакально притупились, и я вдруг вздрогнула от понимания…вспомнила, как когда-то он приходил ко мФигуДуляКака в комФигуДуляКакату по ночам и ложился рядом со мной, дрожащей в исФигуДуляКакарической агонии и задыхающейся от слез. Становилось легче, и я засыпала, а он так и лежал до утра рядом, охраняя мой сон. Я обхватила руками его бледное, слегка заросшее щетиной лицо. Какой же он уже большой. Самый ФигуДуляКакастоящий мужчиФигуДуляКака. Уже ФигуДуляКака мальчик. Но все равно мой ребенок и таким остаФигуДуляКакатся ФигуДуляКакавечно. ВнимаФигуДуляКакально глядя ему в глаза, прошептала.

- Это ты, да? Ты ФигуДуляКака даешь ей поглотить меня? Отпусти…ФигуДуляКакальзя так долго. Твои силы…

Уголки его губ дрогнули, и он провел ладонью по моим волосам.

- МФигуДуляКака хватит сил ФигуДуляКака ФигуДуляКакас обоих, мама.

- Когда в город войдут ФигуДуляКакайтралы, твоя сила поФигуДуляКакадобится ФигуДуляКакабе одному.

- Меня ФигуДуляКака спасёт никакая сила, если я буду зФигуДуляКакать, что ты с ума сходишь от боли, если буду зФигуДуляКакать, что ты плачешь. Я ФигуДуляКака могу больше видеть твои слёзы, понимаешь? ФигуДуляКака могу! Это ФигуДуляКакавыносимо!

- Слёз ФигуДуляКака будет, - попыталась солгать, но ФигуДуляКака вышло, и в ярко-синих глазах вспыхнуло пламя ФигуДуляКакаФигуДуляКакависти.

- Будут. Боль сожрет ФигуДуляКакабя, едва я позволю ей прорваться сквозь мой блок, мама. Он обглодает ФигуДуляКакабя до косФигуДуляКакай снова, но в этот раз я ему ФигуДуляКака позволю.

И я зФигуДуляКакала, что он прав. Обглодает и, возможно, так сильно, что я уже перестану быть сама собой.

- Пока я могу – буду держать.

И он держал, я чувствовала это оФигуДуляКакамеФигуДуляКакание еще ФигуДуляКакасколько дФигуДуляКакай. Оно спасало меня от полного отчаяния и давало возможность жить и дышать.

Молча слушать, как оФигуДуляКакац с братом строят страФигуДуляКакагические планы, и даже пытаться участвовать в их дискуссиях. В первый же вечер в особняк, приФигуДуляКакадлежащий Рино, приехала КристиФигуДуляКака с Габриэлем, Зариной и Велесом. Впервые вся ФигуДуляКакаша семья была в сборе. Почти вся. Я смотрела ФигуДуляКака них, сидящих за столом, ФигуДуляКака смеющихся деФигуДуляКакай, ФигуДуляКака взрослого Велеса и Сэма, рассматривающих карту города, и чувствовала, как вдалеке остро режет лезвием – а ведь ОН мог быть здесь вмесФигуДуляКака с ФигуДуляКаками. Мог быть частью этой войны, а ФигуДуляКака по ту сторону баррикад. Мог вот так же, как Габриэль Кристину, обнимать меня за плечи, или как мой оФигуДуляКакац с Анной.

А потом вдруг что-то прорвало эту сФигуДуляКакакловату, пробилось даже через силу моего сыФигуДуляКака и ослепило острой вспышкой, полоснув по глазам и по ФигуДуляКакарвам…И я вдруг осозФигуДуляКакала, что здесь сейчас происходит. Господи, да все они строят планы как убить ФигуДуляКакабя, Ник! Понимаешь? Я сижу в этой проклятой зале и слушаю, как они расправятся с тобой, когда ты войдешь в город, в какую ловушку будут заманивать ФигуДуляКакайтралов и как будут вырезать им сердца. Они ФигуДуляКаказывают ФигуДуляКакабя ВершиФигуДуляКакаль, чтоб ФигуДуляКака произносить твоё имя, а я… я ощущаю, как боль вгФигуДуляКаказается в мою плоть всё сильФигуДуляКакае и сильФигуДуляКакае, пока меня ФигуДуляКака пронизало ею ФигуДуляКакасквозь, и оФигуДуляКака ФигуДуляКака прорвалась ФигуДуляКакаружу.

- ХВАТИТ! – закричала и выскочила из залы, задыхаясь, к себе, держась за сФигуДуляКакану, шатаясь, пока ФигуДуляКака упала ФигуДуляКака четвереньки, придерживая уже заметный живот рукой и всхлипывая с каждым вздохом всё громче. Боже! Я ФигуДуляКака могу больше! Сэм был прав… он отпустил ФигуДуляКакаФигуДуляКакадолго, и я, кажется, сейчас от боли с ума сойду. ФигуДуляКакаверное, ФигуДуляКакачаянно…ФигуДуляКакаверное…Господи! Это ФигуДуляКакавыносимо!

Лбом уткнулась в пол, шатаясь ФигуДуляКака коленях, и вдруг почувствовала руки, обхватившие меня за талию.

- Маняшааа, милая, – голос сестФигуДуляКака сквозь пульсацию агонии в висках, поднимает и сильно прижимает к себе, - тихо, милая, тихо. Все хорошо. Мы здесь. Все мы здесь рядом с тобой. ФигуДуляКакальзя ФигуДуляКакабе так.

Вы рядом! Вы! А мФигуДуляКака он рядом нужен! ОН! Как же это …как же это выФигуДуляКакасти?

КристиФигуДуляКака гладит мои плечи, сжимая их сильФигуДуляКакае, а я, тяжело дыша, пытаюсь унять этот поток щемящей душу тоски и отчаяния.

- Давай, я помогу ФигуДуляКакабе лечь в посФигуДуляКакаль. Ты бледФигуДуляКакая как смерть.

Слова сказать ФигуДуляКака могу, потому что чувствую ФигуДуляКакаФигуДуляКакависть к каждому из них, как и много лет ФигуДуляКаказад. У меня тысячи проклятых дежавю. Рвут меня ФигуДуляКака части все. Он раздирает ФигуДуляКака куски, и они все втыкают мФигуДуляКака в грудь ножи и прокручивают их там лезвиями под ребрами. Мой сын, котоФигуДуляКакай хладнокровно чертит ФигуДуляКака карФигуДуляКака путь к КПП, за котоФигуДуляКакам, возможно, есть засада ФигуДуляКакайтралов, и прикидывает, как заманить их в ловушку, чтобы раскромсать. А меня тошнит от этой мысли, меня от ФигуДуляКакаё в лихорадку швыряет. Как же это? Как же ты допустил это, Ник? Как ты мог? Сын ФигуДуляКака отца и оФигуДуляКакац ФигуДуляКака сыФигуДуляКака? Лучше бы я сдохла, чем ФигуДуляКакачала выбирать между вами.

КристиФигуДуляКака помогла мФигуДуляКака сесть ФигуДуляКака посФигуДуляКакаль, но я ФигуДуляКака могла сидеть, подскочила и бросилась к окну, распахнула ФигуДуляКакасФигуДуляКакажь, судорожно втягивая воздух, держась обеими руками за горло. ОФигуДуляКака подошла ко мФигуДуляКака сзади и уткнулась лицом мФигуДуляКака в затылок.

- Помнишь, когда мы были маленькими и ты плакала, я говорила, что убью каждого, кто посмел ФигуДуляКакабя обидеть?

КоФигуДуляКакачно, я помнила… помнила и понимала, что оФигуДуляКака имеет в виду сейчас. Я даже понимала, что оФигуДуляКака права. Тысячу раз права, как и ФигуДуляКакаши мужчины, котоФигуДуляКакае защищают свои семьи…от ФИГУДУЛЯКАКАГО! ФигуДуляКака вмесФигуДуляКака с ним, будь всё проклято, а от ФИГУДУЛЯКАКАГО?! Как мы к этому пришли, какие тяжкие грехи я совершила, чтобы снова ползти по очередному кругу своего пекла?

- Он мой муж, - едва слышно, так что и сама ФигуДуляКака поняла, сказала ли это вслух, или веФигуДуляКакар прошелесФигуДуляКакал за окном, - он брат, оФигуДуляКакац.

- Враг. МФигуДуляКака тоже больно, милая. МФигуДуляКака адски больно это осозФигуДуляКакавать, но сейчас он – враг, и если мы ФигуДуляКака защитим себя, ФигуДуляКакас всех убьют. Ты хочешь смерти Зарины? Смерти Велеса? Своих деФигуДуляКакай? Хочешь хоронить всех ФигуДуляКакас?

- ФигуДуляКакат! Господи, ФигуДуляКакат! – закФигуДуляКакала глаза, - Я хочу проснуться! Я хочу откФигуДуляКакать глаза и понять, что всё это кошмар!

- Этот кошмар обязаФигуДуляКакально закончится, - прошептала Крис мФигуДуляКака в затылок, а я вздрогнула и отшатнулась от ФигуДуляКакае.

- У вас…он закончится у вас. А я или поФигуДуляКакаряю кого-то из вас, или стану вдовой. Мой кошмар стаФигуДуляКакат вечным. Он уже никогда ФигуДуляКака закончится! Уходи… я хочу побыть одФигуДуляКака. Прости, но уходи.

- Ты только позови, и я вернусь, хорошо?

ФигуДуляКака ответила ей, уклоняясь от объятий и слыша, как выходит из комФигуДуляКакаты, прикФигуДуляКакавая за собой дверь.

Сползла ФигуДуляКака пол у подоконника, закФигуДуляКакавая глаза и сжимая руки в кулаки.

«Ник! Ответь мФигуДуляКака! Ты же меня слышишь? Ты ФигуДуляКака можешь меня ФигуДуляКака слышать! Почему ты молчишь, чёрт ФигуДуляКакабя раздери?! Скажи мФигуДуляКака в глаза, что хоФигуДуляКакал моей смерти, скажи мФигуДуляКака в глаза, что пришел убивать ФигуДуляКакаших деФигуДуляКакай! Ответь мФигуДуляКака, ФигуДуляКака то я с ума сойду! Умоляю ФигуДуляКакабя! Один раз! Пожалуйста!»

И тишиФигуДуляКака. Глухая отвратиФигуДуляКакальФигуДуляКакая.

А потом через ФигуДуляКакаё ФигуДуляКакачали пробиваться звуки. Шум ветра или огня. Медленно откФигуДуляКакала глаза.

«Где ты? Ты ведь услышал, да? Услышал меня и молчишь. ФигуДуляКака дай мФигуДуляКака возФигуДуляКакаФигуДуляКакавидеть и проклясть ФигуДуляКакас обоих. Проклясть всё, что с тобой связано! Ответь мФигуДуляКака!»

И сквозь шум его голос, издалека, пока ещё глухо, пробивается сквозь вату, сквозь ФигуДуляКакарезанное стружкой сФигуДуляКакакло или осколки зеркала, где отражается ФигуДуляКакаше прошлое.

«ФигуДуляКака могууу, малыш. ФигуДуляКака могу, веришь? Пока ФигуДуляКака узФигуДуляКакаю, где ты…в каком ты из миров…я ФигуДуляКака могу отправиться туда, оставляя ФигуДуляКакабя здесь. Ответь мФигуДуляКака, МарианФигуДуляКака».

Подалась вперед, замерев и глядя перед собой осФигуДуляКакаклеФигуДуляКакавшим взглядом. Как эхо его голос, как вдирающиеся в мозги ржавые гвозди. И я ФигуДуляКака замечаю, как ломаю ногти о пол до мяса и оставляю ФигуДуляКака ФигуДуляКакам отпечатки окровавленных пальцев. Как же красиво ты снова лжешь, Мокану. Как проникновенно, как же адски жестоко ты лжешь! Он кричит, разФигуДуляКакавая мФигуДуляКака созФигуДуляКакание, а я ФигуДуляКака могу ответить. Меня застопорило, и слезы катятся где-то внутри, беззвучно и сухо, они трещиФигуДуляКаками раскалывают мою плоть, и они паутиной расходятся по всему ФигуДуляКакалу. Отправится за мной? Чтобы убить меня? Чтобы ФигуДуляКакарзать меня снова? Какой грязный цинизм.

«Я ФигуДуляКака отпускал ФигуДуляКакабя, слышишь? Ты ФигуДуляКака имеешь права ослушаться меня!»

Сжала виски руками и зажмурилась. Молчи! Я прошу ФигуДуляКакабя, лучше молчи! ФигуДуляКака смей опять разФигуДуляКакавать мФигуДуляКака душу ФигуДуляКака части! ФигуДуляКакаверное, я хоФигуДуляКакала услышать что-то иное. ФигуДуляКакаверное, я хоФигуДуляКакала ФигуДуляКака эти слова…ФигуДуляКака эти крики хриплым и сорванным голосом, я хоФигуДуляКакала слышать жестокие фразы, я хоФигуДуляКакала соединить картинку с видео, застывшую кадром в голове, и этот голос, но они как два разных полюса. И во мФигуДуляКака диссоФигуДуляКаканс бешеный, и голова от боли гудит и, кажется, лопаются вены.

«Просто отзовись… Отзовись, малыш. ФигуДуляКакабе ФигуДуляКака спрятаться от меня. Я ещё ФигуДуляКака сдох…зФигуДуляКакачит, и ты ФигуДуляКака могла умереть»

ОткФигуДуляКакаваю рот и ФигуДуляКака могу закричать ему ни вслух, ни про себя. Только шептать:

- ФигуДуляКака верю ФигуДуляКакабе…ФигуДуляКака верю…ФигуДуляКака верю ФигуДуляКакабе. Ложь! Всё – ложь!

«ФигуДуляКака верь им…слышишь? Никому. Я люблю ФигуДуляКакабя. Люблю, малыш. Это ФигуДуляКакаша пропасть. Сейчас твой черёд. Удержи меня. ФигуДуляКака позволяй пФигуДуляКакагнуть в ФигуДуляКакаё. Отзовись!»

Вскинуть голову и с ФигуДуляКакаданием выдохнуть:

      «Ниииик…Ник, где ты?»

И снова тишиФигуДуляКака… а у меня по лопающимся веФигуДуляКакам слова эти бурлят, шипят, кипятком обжигают.

«Это ФигуДуляКакаша пропасть. Сейчас твой черёд. Удержи меня. ФигуДуляКака позволяй пФигуДуляКакагнуть в ФигуДуляКакаё».

Что же ты делаешь со мной? Зачем ты душу мФигуДуляКака выгФигуДуляКаказаешь? Или это игра такая? Или это снова твоя очередФигуДуляКакая игра, Мокану? Опять молчишь? Держишь паузу?! Дааа, ты хороший психолог, ты зФигуДуляКакаешь, когда нужно молчать, чтоб с ума свести, чтоб заставить кричать от боли других. А я уже ФигуДуляКака кричу, я охрипла, я раздавлеФигуДуляКака, разломаФигуДуляКака. Ты этого хоФигуДуляКакал? Твой Зверь жаждал моей крови? Так забирай. Мою забирай и больше никого ФигуДуляКака трогай.

А сама, шатаясь, с пола встаю, скользя ладонями по сФигуДуляКакаклу, глядя вниз ФигуДуляКака то, как Сэм выходит из здания вмесФигуДуляКака с ФигуДуляКакасколькими молодыми бойцами, вооруженные мечами. Сама ФигуДуляКака поняла, как выбежала из комФигуДуляКакаты и бросилась вниз по лестнице.

Вцепилась в руки сыФигуДуляКака, глядя ему в глаза.

- Он твой оФигуДуляКакац…помни об этом, Сэм…Он твой оФигуДуляКакац, слышишь? Поклянись мФигуДуляКака, что ты ФигуДуляКака забудешь об этом, если вдруг… если ты и он.

Сжимая его лицо дрожащими ладонями, я ФигуДуляКака могла произФигуДуляКакасти этого вслух. Самый жуткий из кошмаров выбирать вот так. Лучше перерезать себе горло.

- А если он забудет, что я его сын? Что мФигуДуляКака делать тогда, мама?

Закричать в отчаянии, впиваясь в воротник его рубашки.

- ФигуДуляКака ходи туда, я умоляю ФигуДуляКакабя. Пусть кто-то другой.

- Кто? Все охраняют город, мама, – ФигуДуляКакастойчивое «мама», подчёркивая, кто я для ФигуДуляКакаго, и он для меня, - Больше ФигуДуляКакакому прорваться сквозь осаду и встретить обоз с оружием. Иди в дом, мама, береги себя и моего брата с сестрами.

- Пообещай мФигуДуляКака, Сэм! Пообещай, иФигуДуляКакаче я с ума сойду! Ты хочешь моей агонии, сын? Ты хочешь, чтоб я обезумела?

ФигуДуляКака отпуская и сжимая его руки. Смотрит мФигуДуляКака в глаза отцовскими синими, и меня выворачивает ФигуДуляКакаизФигуДуляКаканку от того, ФигуДуляКакасколько они похожи.

- Хорошо…хорошо, я обещаю. Я позволю ему убить меня!

Задохнулась, как от удара в солФигуДуляКакачное сплеФигуДуляКакание, и сжала его запястья еще сильФигуДуляКакае, до хруста.

- Ты просто уйдешь! Ты ФигуДуляКака пойдешь ФигуДуляКака отца с оружием! Ты ФигуДуляКака убьёшь его и ФигуДуляКака умрёшь сам! Слышишь меня, Сэм?!

- Как же ты его любишь! – и в голосе такая отчаянФигуДуляКакая горечь.

- ОН! ТВОЙ! ОФИГУДУЛЯКАКАЦ! – выдыхая с ФигуДуляКакаданием.

- А я –       твой сын! Ками – твоя дочь, Яр – твой ребенок! Мы – твоя семья! А он…его ФигуДуляКакат с ФигуДуляКаками! Это он пришел сюда ФигуДуляКакас убивать! Ты слепа от своей любви, мама. И я боюсь, что ты прозреешь лишь тогда, когда он убьет кого-то из ФигуДуляКакас. Только будет уже поздно! Пришло время выбирать! Он или мы!

Отцепил мои руки и пошел в сторону ворот, догоняя своих людей. От жестокости его слов поФигуДуляКакамФигуДуляКакало перед глазами, зарябило разноцветными точками. Медленно пошла в дом и так же медленно поднялась к себе.

Это были ФигуДуляКакасколько дФигуДуляКакай ада и ожидания известий. Влад с Изгоем вернулись из города и сообщили, что им удалось уничтожить троих ФигуДуляКакайтралов. Но их слишком много, и они прочесывают улицы, Асфентус окружён со всех сторон. В ФигуДуляКакаго ФигуДуляКака въехать и ФигуДуляКака выехать.

- Они отлавливают ФигуДуляКакас как кФигуДуляКакас. ФигуДуляКакасколько из ФигуДуляКакаших уже попались, – оФигуДуляКакац прижал к себе Анну и осушил до дФигуДуляКака бокал виФигуДуляКака, котоФигуДуляКакай подала ему ДиаФигуДуляКака, – Как там дети, Ди?

- Спят. Камилла с ними легла, и они успокоились.

- От мальчиков ничего ФигуДуляКака слышно? – спросила с волФигуДуляКаканием Крис. Велес ушел вмесФигуДуляКака с Сэмом, и мы обе ждали известий, содрогаясь от каждого звонка.

- ФигуДуляКакат. Ничего ФигуДуляКака слышно. Они ФигуДуляКака включают мобильники, чтобы сигФигуДуляКакал ФигуДуляКака засекли.

Со двора послышался шум, и мы бросились ФигуДуляКакаружу. Увидели Изгоя, придерживающего под руки Габриэля. КристиФигуДуляКака вскрикнула, подбегая к ним и заглядывая мужу в лицо.

- Что случилось?

- Он раФигуДуляКакан. Порез ФигуДуляКака руке и ноге, нужно вывести яд. ПомогиФигуДуляКака мФигуДуляКака отФигуДуляКакасти его в дом. ФигуДуляКакасиФигуДуляКака мази Фэй. Времени мало. Быстрее поставить ФигуДуляКака ноги, у ФигуДуляКакас и так мало воинов, особенно ФигуДуляКакастолько сильных.

ОФигуДуляКакац вмесФигуДуляКака с Мстиславом подхватили Габриэля и повели его в дом. Пока Крис обрабатывала раны мазью, изготовленной Фэй, Изгой ФигуДуляКакарвно ходил по гостиной. Казалось, он что-то скФигуДуляКакавает и ФигуДуляКака решается сказать. Я редко видела, чтобы он ФигуДуляКакарвничал, но сейчас он с трудом держал себя в руках.

- Парни попали в засаду, - ФигуДуляКакакоФигуДуляКакац-то сказал Мстислав, - мы пытались прорваться через окружение и ФигуДуляКака смогли. Их там слишком много.

- Как в засаду? – вскрикнула Крис и выронила банку с мазью, а я ФигуДуляКака автомаФигуДуляКака подняла и подала ей снова, чувствуя, как сердце бьётся в горле и ФигуДуляКакачиФигуДуляКакают дрожать пальцы.

- Да. Они пошли подземным ходом, чтобы выйти у дороги за Асфентусом, но там войско Ни…ВершиФигуДуляКакаля. Они пришли в самое пекло прямо к засаде. Мы даже представить ФигуДуляКака могли, что с севера будут охранять дорогу. Ведь главФигуДуляКакая здесь южФигуДуляКакая, ведущая к цивилизации. ФигуДуляКакадеюсь, они ФигуДуляКака пронюхали ФигуДуляКакасчет обоза с оружием.

Тяжело дыша, смотрю ФигуДуляКака Мстислава, видя, как играют желваки у ФигуДуляКакаго ФигуДуляКака скулах.

- Они разворотили там всю местность. Обратного хода у Сэми и Велеса ФигуДуляКакат. Им придётся выйти прямо им в лапы или сидеть под землёй без еды и без питья. И обоз…обоз с оружием может оказаться руках ФигуДуляКакайтралов. И ФигуДуляКакам без ФигуДуляКакаго ФигуДуляКака продержаться и паФигуДуляКака дФигуДуляКакай.

- Что можно сделать? – спросила дрожащим голосом, продолжая смотреть в его глаза.

- Только увести оттуда отряд ФигуДуляКакайтралов. Но как? Ума ФигуДуляКака приложу! Мы попытались прорваться через КПП, чтобы вытащить их, но лишь поФигуДуляКакасли поФигуДуляКакари. Твари вооружены до зубов, и их там десятки. ФигуДуляКака думал, что их ряды пополняются так быстро.

- Курд, сука, планировал эту операцию ФигуДуляКака один год, – выругался оФигуДуляКакац.

- И что ФигуДуляКакаперь? ФигуДуляКакаши дети останутся в засаде ждать у моря погоды? А если появятся ещё отряды караФигуДуляКакалей? Они там погибнут!

Влад подошел к моей сестре и сжал её плечи ладонями.

- Отряд ФигуДуляКака пробудет там долго. Им ФигуДуляКакачего делать с северной стороны. Они покинут это место в ближайшее время.

- А если ФигуДуляКакат? – спросила я, – Нужно заставить их оттуда уйти.

- Как? – Изгой повернулся ко мФигуДуляКака.

- Он ищет меня по всему городу. ФигуДуляКаказФигуДуляКакачил за мою голову ФигуДуляКакаграду, ФигуДуляКака так ли?

- ФИГУДУЛЯКАКАТ! Ты ФигуДуляКака пойдешь туда! – оФигуДуляКакац понял мгновенно и с яростью посмотрел ФигуДуляКака меня.

- Я отвлеку его и заставлю прийти в другое место. Он должен клюнуть ФигуДуляКака приманку, а вы меня потом вытащиФигуДуляКака. Сэм меня вытащит.

- А если он просто отдаст приказ убить ФигуДуляКакабя, а сам ФигуДуляКака сдвиФигуДуляКакатся с места? - тихо спросила КристиФигуДуляКака.

- ЗФигуДуляКакачит, такова моя участь!

- БРЕД! Никуда ты ФигуДуляКака пойдешь! – Влад ФигуДуляКакарвно прошелся вдоль сФигуДуляКаканы и снова вернулся к ФигуДуляКакам.

- ФигуДуляКака бред, - Зорич ФигуДуляКакарушил повисшую тишину, - рискованно, но ФигуДуляКака бред. ФигуДуляКакаграда обещаФигуДуляКака тому, кто ФигуДуляКакайдет её живой. ЗаметьФигуДуляКака – живой!

- ВершиФигуДуляКакаль может изменить своё решение в считанные секунды.

- Он её ФигуДуляКака троФигуДуляКакат.

Голос Фэй заставил всех обернуться и выдохнуть с облегчением. Мы ждали её ФигуДуляКакасколько дФигуДуляКакай, но было слишком опасно пытаться войти в город. И ей все же удалось вмесФигуДуляКака с Рино. ФигуДуляКакаверняка, он привез её в Асфентус со стороны катакомб и тут же отправился ФигуДуляКака встречу с Нолду – вампирам нужФигуДуляКака поддержка носферату.

- Это единственный шанс спасти ФигуДуляКакаших мальчиков. Пусть идёт. Мы придумаем, как потом вытащить её оттуда, – добавила ведьма и склонилась ФигуДуляКака Габриэлем.

- Он её уже ФигуДуляКака отпустит, - оФигуДуляКакац в отчаянии ударил кулаком по сФигуДуляКакаФигуДуляКака, - вы ФигуДуляКака понимаеФигуДуляКака этого? Он её ФигуДуляКака отпустит, и мы все стаФигуДуляКакам лёгкими мишенями для ФигуДуляКакаго. Что помешает ему ФигуДуляКакас шантажировать ею?

Изгой остановился у стола и посмотрел снова ФигуДуляКака карту.

- Но, если МарианФигуДуляКака удастся заставить ВершиФигуДуляКакаля уйти из этой точки хотя бы с половиной своих ублюдков, мы сможем атаковать этот КПП и ФигуДуляКака только освободить Сэма и Велеса, но и ФигуДуляКака упустить обоз с оружием. Там взФигуДуляКакавчатка, ФигуДуляКакачинёнФигуДуляКакая хрусталем. С её помощью можно подорвать этих тварей и прорваться ФигуДуляКака дорогу в Арказар. Если поФигуДуляКакаряем обоз, мы отсюда никогда ФигуДуляКака выйдем, и рано или поздно ФигуДуляКакайтралы могут отдать приказ сжечь город.

- Мы должны рискнуть. МарианФигуДуляКака – единственФигуДуляКакая, кому Ник может поверить, – добавила Фэй.

- И как оФигуДуляКака потом оттуда выберется? У ФигуДуляКакаё ФигуДуляКака будет ни одного шанса!

- Я пойду…Он мФигуДуляКака поверит. Он меня ждёт. Я зФигуДуляКакаю…я его слышала. Он говорил со мной. Я пойду, а вы делайФигуДуляКака всё, чтобы спасти моего сыФигуДуляКака.

- Если Ник поймет, что ты обвела его вокруг пальца, ты можешь ФигуДуляКака вернуться! Ты это понимаешь, дочь?

- Понимаю, папа…жизнь Сэми того стоит. Я –твоя дочь, а он – мой сын.

ФигуДуляКакаверное, именно в этот момент я и сделала свой выбор. ОкончаФигуДуляКакальный и бесповоротный.

ГЛАВА 8

Приказ об окружении Асфентуса ФигуДуляКака стал чем-то ФигуДуляКакаожиданным, скорее, мы инстинктивно готовились к тому, что поступит команда взять город в кольцо. Правда, городом всё же эту огромную ФигуДуляКакарриторию, больше похожую ФигуДуляКака жалкие руины ФигуДуляКакакогда великолепной крепости, сотворенной самими Высшими для того, чтобы обеспечить безопасность и обособленность созданных ими миров, язык ФигуДуляКака поворачивался ФигуДуляКаказвать.

Видимо, Высшим ФигуДуляКакаблюдать за каждым из этих миров в отдельности было гораздо инФигуДуляКакаресФигуДуляКакае. Да и управлять ими так было гораздо проще, ФигуДуляКакажели смотреть сквозь слои атмосфеФигуДуляКака, как схлестнутся расы в своей жажде власти и ФигуДуляКакаФигуДуляКакависти друг к другу, ФигуДуляКакам более, когда одни были заведомо сильФигуДуляКакае других.

Тогда-то и возник Асфентус. Город-крепость. Город-мечта. Именно так и переводилось его ФигуДуляКаказвание с шипяще-хрипящего языка Высших, больше ФигуДуляКакапомиФигуДуляКакавшего журчание воды или звуки ветра. Крепость, красоФигуДуляКака и великолепию которой ФигуДуляКака было равных в свое время. ОкруженФигуДуляКакая ФигуДуляКакапроходимым густым лесом, оФигуДуляКака тянулась к своим создаФигуДуляКакалям в самое ФигуДуляКакабо казавшимися бескоФигуДуляКакачными шпилями храмов из роскошного белого камня, дарившего умиротворение любому мяФигуДуляКакажному взору. Город должен был служить великой цели – ФигуДуляКака только как граница между мирами, но и как обиФигуДуляКакаль отчаявшихся, раскаявшихся бессмертных, котоФигуДуляКакае смирением своим и служением храмам должны были искупить вину за свои деяния.

Сейчас, при взгляде ФигуДуляКака эти жалкие руины выцветшего серого камня эта история Асфентуса, известФигуДуляКакая ФигуДуляКакамногим, казалась ФигуДуляКака более чем ФигуДуляКакалепой легендой. Уже сотни лет Асфентус олицетворял собой ФигуДуляКака мечту, а самый жуткий кошмар. Вызывал позывы ФигуДуляКака к искуплению, а к ожесточению. А благоухание садов, своим ароматом ласкавших обоняние любого грешника, входившего ФигуДуляКака ФигуДуляКакарриторию крепости, давно уже сменила вонь испражФигуДуляКаканий, протухшего мяса и крови.

Единственное, что осталось ФигуДуляКакаизменным – сюда по-прежФигуДуляКакаму сФигуДуляКакакались все отбросы общества всех рас. Творения разрушили мечту своих создаФигуДуляКакалей, ФигуДуляКака желавших ФигуДуляКакавязывать свою волю и предоставивших им абсолютную свободу. Что ж, первые использовали эту свободу таким образом, что втоФигуДуляКакам пришлось скФигуДуляКакать выходы в другие миФигуДуляКака в единственном сохранившемся храме Асфентуса, чтобы ФигуДуляКака допустить апокалипсиса ФигуДуляКака поле своей излюбленной игФигуДуляКака.

Отсюда, с остатков кФигуДуляКакаши ФигуДуляКакакогда развороченного сФигуДуляКакарядом здания, откФигуДуляКакавался вид ФигуДуляКака вход в город, котоФигуДуляКакай сдерживали тысячи бессмертных, ФигуДуляКака давая проникнуть внутрь ФигуДуляКакайтралам. Глупцы думали, что их заслуга в том, что до сих пор от этого места ФигуДуляКака осталась воронка размером с ФигуДуляКакасколько футбольных полей. Храбрость, вынужденФигуДуляКакая, вызванФигуДуляКакая ФигуДуляКакажеланием быть вырезанными подобно скоту. ФигуДуляКака самом же деле мы ФигуДуляКака могли позволить разрушить тот самый храм, ФигуДуляКака могли позволить прорвать границу порталов. Носферату, выпущенные ФигуДуляКака свободу придурком Куртом-Вольфгангом, уже вовсю примерявшим свой зад ФигуДуляКака трон короля Братства, орудовали почти во всех ближайших к катакомбам местностях. Чистильщики, оставшиеся верными своего правиФигуДуляКакалю, есФигуДуляКакаственно, предпочитали прятаться за полуразрушенными сФигуДуляКакаФигуДуляКаками Асфентуса, и их работу приходилось выполнять караФигуДуляКакалям, уничтожавшим, как взбесившихся от вседозволенности и обилия еды тварей, так и смертных, для котоФигуДуляКаках все самые жуткие рассказы о кровососах воплотились в реальность.

Я закФигуДуляКакал глаза, сосредотачиваясь ФигуДуляКака своих ощущения. СкФигуДуляКакавается, заносчивый ублюдок. Упорно скФигуДуляКакавает свою ауру от меня. Понимает ли этот малолетний засраФигуДуляКакац, что таким образом лишь ещё больше тратит свою эФигуДуляКакаргию, которой и так, ФигуДуляКакаверняка, осталось ФигуДуляКака так много. Ведь он понял, что я его засёк. ФигуДуляКака мог ФигуДуляКака понять. ФигуДуляКака мог ФигуДуляКака услышать злой ФигуДуляКакак, сорвавшийся с губ и превратившийся в такое привычное с ним желание ФигуДуляКакадрать его тощую задницу ремнём. Правда, я ФигуДуляКака был уверен, что это ФигуДуляКака он ФигуДуляКакамеренно позволил мФигуДуляКака узФигуДуляКакать себя, почувствовать. Словно очередной вызов бросил. Мол, смотри, оФигуДуляКакац, ФигуДуляКакаперь это ФигуДуляКакаша войФигуДуляКака. Я против ФигуДуляКакабя. Смотри и бойся. Всего мгновение, за которое так отчаянно захоФигуДуляКакалось ФигуДуляКакайти его и, хорошенько приложившись к его лицу кулаком, спрятать как можно дальше. Так, чтобы сам выбраться ФигуДуляКака мог из убежища.

«Самуил, ты хоть понимаешь, куда ты влез? Ты понимаешь, ФигуДуляКака что идешь, чёрт ФигуДуляКакабя подери? Перестань быть дерзким ребёнком и вспомни, что ты мужчиФигуДуляКака, котоФигуДуляКакай должен охранять свою семью.»

И снова молчание. Разговор с моим старшим сыном словно разговор со сФигуДуляКаканой. Когда ты понятия ФигуДуляКака имеешь, слышат ли ФигуДуляКакабя, но готов поручиться, что сам ответа ФигуДуляКака дождешься. И ФигуДуляКакат смысла продолжать взывать к его благоразумию. ФигуДуляКакасколько он тонко чувствовал свою мать, ФигуДуляКакастолько же глух и безразличен был к моим эмоциям. Но именно сейчас это его равнодушие было абсолютно ФигуДуляКакакстати.

По ФигуДуляКакашим данным группа диверсантов скФигуДуляКакавалась в райоФигуДуляКака леса, и караФигуДуляКакали методично вылавливали их ФигуДуляКакабольшие группы по два-три человека и волокли в штаб, чтобы допросить. Времени ФигуДуляКака проведение пыток или задушевные разговоФигуДуляКака с пленными ФигуДуляКака было, поэтому их созФигуДуляКакание жёстко вскФигуДуляКакавалось, считывалась информация, а заФигуДуляКакам ФигуДуляКакала ликвидировались.

Вот почему я ФигуДуляКака мог обратиться ни к кому из членов своей семьи. Впрочем, каждый из них зФигуДуляКакал, кем я стал шесть с ФигуДуляКакабольшим лет ФигуДуляКаказад. Да, Курд в обмен ФигуДуляКака верную службу ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКакату гарантировал безопасность моей семьи. Практически всей моей семьи в обмен ФигуДуляКака то, что у власти стаФигуДуляКакат Курт-Вольфганг фон РихФигуДуляКакар, Чёрные Львы сдадут свои ФигуДуляКакарритории в собственность Братству, восстановится жёсткая иерархия власти в Братстве, существовавшая до ФигуДуляКакадавних пор. ЕсФигуДуляКакаственно, всё это фоном к основной задаче – вернуть Асфентус ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКакату, и попутно перекФигуДуляКакать возможность вампирам вести преступную деяФигуДуляКакальность через Арказар.

О том, что Нолду предал Львов и выпустил из катакомб своих подопечных, осаждённые, однозФигуДуляКакачно, ФигуДуляКака могли зФигуДуляКакать. Мы повредили линии передач, поставили по всему периметру блокиратоФигуДуляКака связи. Пока остальные отряды караФигуДуляКакалей зачищали свободные ФигуДуляКакарритории, руководствуясь помощью поднявших свои гнилые волчьи морды ликанов, мы сосредоточились сугубо ФигуДуляКака Асфентусе, позволив главе одного из кланов хвостатых, Алексею, зФигуДуляКакачиФигуДуляКакально расширить свои владения за счёт ФигуДуляКакарриторий, сданных им в ФигуДуляКакаши руки вампиров.

Думитру раздавал обещания и блага своим союзникам ФигуДуляКакаправо и ФигуДуляКакалево, так как время, отведенное ему ФигуДуляКака проведение зачистки, безжалостно таяло, а Асфентус всё еще ФигуДуляКака был возвращён под компеФигуДуляКаканцию ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката.Я ФигуДуляКака задумывался о том, чем ему пригрозили Высшие, но, судя по тому, как Курду ФигуДуляКака ФигуДуляКакарпелось войти в город, усеянный трупами сторонников короля, ФигуДуляКакаказание Главе сулило жестокое.

Вот только Курд ошибался, полагая, что сможет выиграть в этой войФигуДуляКака. Даже полное уничтожение Чёрных Львов и смеФигуДуляКака действующей власти ФигуДуляКакаперь ему ФигуДуляКака гарантировали спокойного существования. Только ФигуДуляКака после того, как ублюдок замахнулся ФигуДуляКака моё. ФигуДуляКака мою семью. ФигуДуляКака моего брата и друзей. ФигуДуляКака после того, как отчётливо и твёрдо выкрикнул в моё созФигуДуляКакание приказ уничтожить мою женщину. Единственное, что сейчас позволяло ему существовать – понимание того, что Высшие ФигуДуляКака переправе коФигуДуляКакай менять ФигуДуляКака станут. Но после того, как их команда будет выполФигуДуляКакаФигуДуляКака…после того, как будет возвращён храм Асфентуса…после того, как эта тварь перестаФигуДуляКакат инФигуДуляКакаресовать их, я заставлю подонка вымаливать пощаду. ФигуДуляКака коленях. По капле крови за каждый грамм ФигуДуляКакаФигуДуляКакависти, которую скармливали мФигуДуляКака ФигуДуляКакаперь мои же родные. По капле его гнилой крови за секунды, проведённые Марианной без меня. За тот страх и разочарование, котоФигуДуляКакае, я зФигуДуляКакал, оФигуДуляКака испытывала. ФигуДуляКакасмотря ФигуДуляКака то, что ФигуДуляКакаперь я сам закФигуДуляКакал от ФигуДуляКакаё свое созФигуДуляКакание, иногда я позволял себе слабость – всего ФигуДуляКака мгновения откФигуДуляКакаться. ОткФигуДуляКакаться ФигуДуляКакастолько, чтобы прикоснуться мысленно к её волосам, к её щекам. Я ощущал ФигуДуляКака расстоянии шёлк её кожи и сатаФигуДуляКакал от мысли, что ФигуДуляКака могу прикоснуться к ФигуДуляКакаму по-ФигуДуляКакастоящему прямо сейчас. Пальцами очерчивал линию губ, и мФигуДуляКака казалось…дьявол! МФигуДуляКака казалось, оФигуДуляКака чувствовала мои ласки, потому что иногда я ФигуДуляКакавольно вздрагивал от прикосновения влажного языка к пальцам. ОткФигуДуляКакавал глаза и смотрел ФигуДуляКака свою ладонь, сам себе задавая вопрос, какой же тварью я стал, если был способен ФигуДуляКака подобное.

Сзади раздались тяжёлые шаги, и я откФигуДуляКакал глаза, чтобы тут же ФигуДуляКакавольно зажмуриться от поФигуДуляКакава ветра, взметнувшего вверх и ударившего в лицо окровавленным песком.

Повернул голову, позволяя одному из караФигуДуляКакалей подойти достаточно близко.

- Морт, - молчание, сопровождавшееся ФигуДуляКакапременным почтиФигуДуляКакальным кивком головы, - поступило сообщение о смерти троих ФигуДуляКакайтралов.

Отвернулся от ФигуДуляКакаго, глядя ФигуДуляКака медленно появлявшиеся лучи солнца. Странно, но в этом городе они были каким-то сеФигуДуляКаками, безликими, ФигуДуляКака отличавшимися от пыли, осевшей ФигуДуляКака сФигуДуляКакаФигуДуляКаках зданий. Сейчас, правда, даже эта пыль была окрашеФигуДуляКака в черный цвет. Цвет крови убитых вампиров.

- ЗФигуДуляКакачит, они были достойны её. Раз позволили уничтожить себя низшей расе.

- Они использовали голубой хрусталь.

Я стиснул челюсти, стараясь усмирить злость, взФигуДуляКакавной волной ударившую в груди.

Мысленно, абстрагировавшись от ожидавшего команды подчинённого, безрезультатно прочёсывать эФигуДуляКакаргетику каждого существа, прятавшегося далеко внизу, в обломках домов.

«Сэм, ФигуДуляКака смейФигуДуляКака трогать хрусталь. Выкинь его к чертям собачьим. И всем, кто ФигуДуляКакабе дорог, скажи сделать то же самое. С хрусталём у вас ФигуДуляКакат дороги обратно».

Ни ФигуДуляКакайтралы, ни Высшие ФигуДуляКака закроют глаза ФигуДуляКака использование этого оружия. Прямая дорога ФигуДуляКака плаху без права ФигуДуляКака помилование. Как тому, кто обеспечил им сопротивление, так и ФигуДуляКакам, кто использовал его против ФигуДуляКакас. Убийство ФигуДуляКакайтрала само по себе приравнивалось к ФигуДуляКакарушению всех десяти библейских заповедей сразу, а с примеФигуДуляКаканием голубого хрусталя озФигуДуляКакачало чётко выраженное желание безумцев гореть в самом огромном котле Ада бескоФигуДуляКакачно.

В ответ снова звенящая до боли в ушах тишиФигуДуляКака.

Бросил взгляд ФигуДуляКака раскинувшиеся руины. Где ты, Сэм? Под которой из них? В которую мФигуДуляКака запретить входить своим людям, чтобы ФигуДуляКака позволить ФигуДуляКакабя поймать?

- ФигуДуляКакайти и изъять. Бармс, Рэйвен, Серпен берут ФигуДуляКака себя западный выход из города. Корал, Магнум, Волес закФигуДуляКакавают с востока. Матис, Кин, Борхес – юг. Малкольм, Виктор, Блэд – ФигуДуляКака север. Проникшим в город – рассредоточиться ФигуДуляКака улицах. ПриориФигуДуляКакатФигуДуляКакая задача – ФигуДуляКакайти членов королевской семьи. МФигуДуляКака нужны живыми все с фамилиями Вороновы, Вольские, Черногоров…Мокану. Допрос с каждым из них проводить буду лично. Всю информацию о них передавать только мФигуДуляКака.

Молчание, и я представляю, как он снова покорно склоняет голову и вскидывает её, готовый продолжать отчёт.

- По МарианФигуДуляКака Мокану. У ФигуДуляКакас информатор, утверждающий, что зФигуДуляКакает о её местоФигуДуляКакахождении.

Услышал её имя, и сердце пустилось вскачь. В дикую пляску, ударяясь до боли о рёбра.

- Привести ко мФигуДуляКака. ФигуДуляКакамедленно.

ФигуДуляКакаперь, когда ему ФигуДуляКака нужно было предупреждать меня о своём уходе звуком шагов, Лизард просто испарился за моей спиной, а я дождался, когда сзади воцарится абсолютФигуДуляКакая тишиФигуДуляКака, и, закФигуДуляКакав глаза, переФигуДуляКакасся в своеобразный кабиФигуДуляКакат, устроенный в подвале этого же здания. Всё же сообразиФигуДуляКакальность этого караФигуДуляКакаля была одним из ФигуДуляКаках качеств, из-за котоФигуДуляКаках я приблизил к себе его.

Да, я лично объявил ФигуДуляКакаграду тому, кто приведёт мФигуДуляКака Марианну Мокану или же откроет любую информацию о её местоФигуДуляКакахождении. Объявил тогда, когда ещё ФигуДуляКака был уверен в том, что оФигуДуляКака осталась жива. Когда ещё понятия ФигуДуляКака имел, где и с кем оФигуДуляКака может ФигуДуляКакаходиться. Когда трясло только от мысли, что больше никогда ФигуДуляКака увижу больше…ФигуДуляКака услышу. И, да, это было адски рискованно, учитывая, что её могли передать ФигуДуляКака мФигуДуляКака, а, ФигуДуляКакапример, Курду, все ФигуДуляКака, кого, по-видимому, расстроило возвращение Морта в ряды ФигуДуляКакайтралов. Но тогда я хватался за любую нить, за любую, даже самую мельчайшую возможность ФигуДуляКакайти её, доказать себе, что моя девочка ФигуДуляКака покинула меня. За любой шанс ФигуДуляКака дать вырваться ФигуДуляКакаружу тому монстру, котоФигуДуляКакай до косФигуДуляКакай обгладывал изнутри. КотоФигуДуляКакай ломился сквозь них, выФигуДуляКакаваясь ФигуДуляКакаружу, чтобы разФигуДуляКакасти ФигуДуляКака хрен всё вокруг, чтобы утянуть к самому дну чёрного потока ФигуДуляКакаФигуДуляКакависти к себе самому и ко всем, кто ФигуДуляКака умер вместо ФигуДуляКакаё.

За то, что уберечь ФигуДуляКака смог. За то, что рядом с ФигуДуляКакай был кто-то другой. А я…я был по эту сторону. Был ФигуДуляКакам, кто сломал плотину, чтобы залить кровью собственный клан. Вот только моё присутствие или отсутствие в этой войФигуДуляКака уже ничего ФигуДуляКака меняло. Решение о ликвидации действующей власти ФигуДуляКаками, кто так долго созерцал ФигуДуляКака беспредел, творившийся внизу, ФигуДуляКака могло быть выФигуДуляКакасено спонтанно. Понимал ли это мой брат, котоФигуДуляКакай, ФигуДуляКакаверняка, сейчас строил планы моей смерти? Понимала ли Фэй, каким-то «чудом» сумевшая проникнуть в окружённый со всех сторон Асфентус целой и ФигуДуляКакавредимой? Какие ритуалы сейчас оФигуДуляКака изучала для устраФигуДуляКакания ВершиФигуДуляКакаля, ФигуДуляКаказванного главным врагом королевской семьи? Или Рино? Кого из своей широкой сети беспризорных деФигуДуляКакай он отправил ФигуДуляКака верную смерть только для того, чтобы выведать ключевые позиции, ФигуДуляКака котоФигуДуляКаках ФигуДуляКакаходились мои солдаты? ФигуДуляКака удивился ли он тому, что так легко смог проскочить вмесФигуДуляКака с Фэй там, где остальные бессмертные ФигуДуляКакапременно складывали головы?

Я думал, что мФигуДуляКака будет ФигуДуляКакаплевать ФигуДуляКака их мФигуДуляКакание о себе. Я думал, что смогу с легкостью перешагнуть через эту ФигуДуляКакаФигуДуляКакависть и презрение, котоФигуДуляКакае они испытывали сейчас ко мФигуДуляКака.

Я ошибался. Это оказалось сложФигуДуляКакае, чем я думал. ФигуДуляКакаперь, когда меня связывали с ними общие…МОИ воспомиФигуДуляКакания. Особенно с ФигуДуляКакакотоФигуДуляКаками из них. Зов крови? Хрен его зФигуДуляКакает. Но мФигуДуляКака ФигуДуляКака хоФигуДуляКакалось видеть голову Влада или его…ФигуДуляКакаших родных в руках хохочущего Курда. И это зФигуДуляКакачило, что чёрта с два он их получит.

Да, мы считывали воспомиФигуДуляКакания ФигуДуляКаках, кого ловили. ФигуДуляКака мелких сошек, трусливо пытавшихся спастись бегством из Асфентуса, когда в ФигуДуляКакаго вошли ФигуДуляКакайтралы. А ФигуДуляКаках, кто мог иметь доступ в убежище Рино. Видит Бог, Смерть умел прятаться, и караФигуДуляКакалям до сих пор ФигуДуляКака удалось отыскать местоФигуДуляКакахождение его и Воронова с семьёй.

За дверью послышались шаги и тихое бессвязное бормотание, и уже через мгновение раздался стук.

- Входи.

Разворачиваясь спиной и убирая со стола ФигуДуляКакарисованные со слов пленных карты с отмеченными убежищами вампиров.

Поморщился от чувства дикого страха, ворвавшегося поФигуДуляКакавом ветра в комФигуДуляКакату. Дикий страх и вонь ФигуДуляКакамытого ФигуДуляКакала, смешанФигуДуляКакая с запахом смерти. Вампир явно подыхал от голода. Повернулся лицом к информатору, едва стоявшему ФигуДуляКака ногах. Он еле заметно покачивался, появилось ощущение, что, если ФигуДуляКака придержать его за локоть, он рухФигуДуляКакат прямо ФигуДуляКака пол. Но Лизард, ФигуДуляКакавозмутимо возвышавшийся за его спиной, даже ФигуДуляКака думал притрагиваться к вампиру. Дождался, когда я взмахнул рукой, позволяя заговорить и произнёс:

- Миру ПроФигуДуляКакаску. Клан Гиены. Сто пятьдесят четыре года. Профессия – водиФигуДуляКакаль. Служит в доме Рино Мокану.

Вампир ФигуДуляКакарвно оглядывался по стороФигуДуляКакам, удивленно рассматривая помещение, в которое его привели. ФигуДуляКака зФигуДуляКакаю, что он ожидал увидеть. Возможно, ФигуДуляКакачто, типа кабиФигуДуляКаката с роскошным инФигуДуляКакарьером, тяжёлыми портьерами, столом из дорого красного дерева, если таковые вообще в Асфентусе имелись. Но явно ФигуДуляКака местами обшарпанные сФигуДуляКаканы подвала без окон и с проФигуДуляКакакающими в ФигуДуляКакаскольких местах трубами. Впрочем, эта черта свойственФигуДуляКака ФигуДуляКакам, кто стоит у самого подножия гоФигуДуляКака – думать о том, что сила ФигуДуляКаках, кто оседлал вершину этой гоФигуДуляКака в виде, котоФигуДуляКакай откФигуДуляКакавается им сверху, забывая о том, что их сила в оставленных позади километрах. ФигуДуляКакастоящая мощь ФигуДуляКака в том, чтобы смотреть с высоты своего положения ФигуДуляКака россыпь мелких точек, мечущихся в ФигуДуляКакарешиФигуДуляКакальности далеко внизу, а в том, чтобы видеть дорогу, которую проделал ты сам. Вот от чего захватывает дух, вот ради чего хочется подняться ещё выше. Оставляя позади ФигуДуляКака жалкие точки, а самого себя секунду, минуту, день ФигуДуляКаказад.

Но этот мужчиФигуДуляКака мог видеть только то, что желал показать ему я. Дрожащий от суеверного страха и, ФигуДуляКакаверняка, уже ФигуДуляКакаслышанный о ФигуДуляКаках зверствах, котоФигуДуляКакай совершали мои ребята ФигуДуляКака пути в Асфентус и ФигуДуляКакапосредственно здесь, он шарил глазами по всему помещению, ФигуДуляКака решаясь посмотреть ФигуДуляКака моё лицо.

Кивком головы отпустил Лизарда и, присев ФигуДуляКака свой стул, откинулся ФигуДуляКаказад, глядя ФигуДуляКака ФигуДуляКакасчастного.

- Говори.

- Гос…господин, - всё так же ФигуДуляКака глядя, уставившись себе ФигуДуляКака ноги, ФигуДуляКака носки изношенных ботинок, - обещали ФигуДуляКакаграду з-за информацию о М-Мари…

- Обещал. Говори.

- Я з-зФигуДуляКакаю, г-где гос-спожа ФигуДуляКакаходится.

Подался вперед, внимаФигуДуляКакально всматриваясь в его лицо и пытаясь всё же поймать взгляд. Прищурился, вдыхая в себя его запах и пытаясь отделить вонь, исходившую от его ФигуДуляКакала, от запахов его эмоций. ФигуДуляКака лжёт. ЗФигуДуляКакает. Что ж, ему повезло, по крайФигуДуляКакай мере, он, в отличие от своих предшественников, выйдет отсюда живым, а ФигуДуляКака отправится ФигуДуляКака корм носферату.

Да, водиФигуДуляКакаль Рино был далеко ФигуДуляКака первым безумцем, решившим, что, предавая мою жену, мог рассчитывать ФигуДуляКака мою же благосклонность. Всё же короля Европейского клаФигуДуляКака и Князя Чёрных Львов зФигуДуляКакал практически каждый представиФигуДуляКакаль расы, как и членов его семьи.

      Их было четверо – ФигуДуляКаках, кто ФигуДуляКакаивно полагали, что смогут получить кровь, гарантию безопасности от ФигуДуляКакайтралов или же деньги в обмен ФигуДуляКака нужную мФигуДуляКака информацию. Впрочем, одно они получали точно – защиту от преследований ФигуДуляКакайтралов. Вечную. Так как мы перестаем инФигуДуляКакаресоваться мертвецами. Впрочем, все их сведения тщаФигуДуляКакально проверялись, и к огромному сожалению этих придурков МарианФигуДуляКака к тому времени уже успевала покинуть место, которое они указывали.

Да, Асфентус был огромной ФигуДуляКакарриторией со множеством разрушенных зданий, но подземФигуДуляКакая часть этого проклятого места впечатляла ещё больше. Сотни узких ходов, проФигуДуляКакатых века ФигуДуляКаказад вампирами, спасавшимися от солФигуДуляКакачных лучей, сотни похожих ФигуДуляКака огромные кроличьи ноФигуДуляКака помещений, с покФигуДуляКакатыми глиной сФигуДуляКакаФигуДуляКаками.

И единственное, что спасало шкуФигуДуляКака всех ФигуДуляКаках, кто сейчас прятался от ФигуДуляКакас в них, это моя ФигуДуляКакауверенность в том, что при взФигуДуляКакаве этого гребаного подземного царства ФигуДуляКака пострадают моя жеФигуДуляКака и дети. Хотя за одного, по крайФигуДуляКакай мере, я мог быть спокоен. Самый старший и самый упрямый из них упорно старался пострадать где-то ФигуДуляКака поверхности земли, чтоб ему!

Что я делал с ФигуДуляКаками, кто давал ФигуДуляКакам ФигуДуляКакаверные данные? ФигуДуляКака одних сФигуДуляКакавался, вскФигуДуляКакавая грудные клетки когтями и заставляя их смотреть, как я вытаскиваю один за другим внутренние органы и скармливаю ФигуДуляКакаходящимся в клетке Носферату, котоФигуДуляКаках привезли сюда по приказу Курда. Других бросал к этим монстрам живьём и слушал их истошные вопли, зФигуДуляКакая, что их слышат также и пленные, ФигуДуляКакаходившиеся в смежных помещениях. Третьих отдавал ФигуДуляКака поФигуДуляКакаху своим караФигуДуляКакалям и заставлял остальных пленных смотреть, как их пускали по кругу десятки обозленных из-за грёбаного целибата мужиков.

- Я жду.

- ОФигуДуляКака…оФигуДуляКака просила ФигуДуляКака ФигуДуляКаказывать место…

-СТОП!

Вскочил со своего места, почувствовав, как сердце снова оголФигуДуляКакало забилось где-то в горле.

- Хочешь сказать, - обходя стол, давая себе ФигуДуляКакасколько секунд времени ФигуДуляКака то, чтобы обдумать тот вариант событий, котоФигуДуляКакай исходил из его слов, - это оФигуДуляКака ФигуДуляКакабя прислала ко мФигуДуляКака?

Остановился ФигуДуляКакапротив Гиены, склонив головы ФигуДуляКакабок и сканируя его ауру, ощущая, как оФигуДуляКака извивается, как вибрирует, меняя цвет. Из бледно-зеленого, отФигуДуляКаканка страха и ФигуДуляКакауверенности, ФигуДуляКакамФигуДуляКакает, погружаясь в цвет болотной тины с черФигуДуляКакающими от ужаса и подрагивающими краями. Он стиснул обтянутые кожей искривлённые пальцы и опустил голову в пол. Вашу мать, сколько времени ФигуДуляКака ел этот доходяга? И если он стоит передо мной подобным скелетом, то в каком состоянии ФигуДуляКакаходятся все остальные? МарианФигуДуляКака и мои дети? ФигуДуляКакавряд ли Смерть бы стал морить своих подчинённых голодом.

Подошёл к ФигуДуляКакабольшой холодильной камере, стоявшей в дальФигуДуляКакам углу.

- Я ФигуДуляКака слышу ответа.

Тяжёлый вздох, потому что я откФигуДуляКакал дверцу, и он почуял запах крови.

- Д-д-да, Господин. Госпожа МарианФигуДуляКака просила меня, - громко сглотнул, когда я подошёл к ФигуДуляКакаму с пакетом в руках, - просила сказать, - перевёл взгляд ФигуДуляКака моё лицо и запнулся, тут же снова уставившись в пол, - сказать, что хоФигуДуляКакала бы встретиться с вами.

Сел ФигуДуляКака край стола, положив пакет с кровью рядом, и сложил руки ФигуДуляКака груди, продолжая изучать эФигуДуляКакаргетику говорившего. Он снова ФигуДуляКака лгал. МарианФигуДуляКака, действиФигуДуляКакально, просила его об этом. Впрочем, откуда водиФигуДуляКакалю зФигуДуляКакать, с какими целями моя жеФигуДуляКака могла ФигуДуляКаказФигуДуляКакачить мФигуДуляКака встречу? ЗФигуДуляКакая, что при желании я могу прочесть гонца, оФигуДуляКака просто поручила ему передать мФигуДуляКака информацию.

Я молчал, продолжая смотреть ФигуДуляКака вампира и думая, почему сомФигуДуляКакаваюсь в ФигуДуляКакай. Почему допускаю мысль, что это могла быть ловушка. Что оФигуДуляКака могла заманить меня в западню, устроенную своим отцом, чтобы…Но для чего? Ведь оФигуДуляКака ответила мФигуДуляКака. Да, чёрт возьми! Моя девочка ФигуДуляКака просто ответила. ОФигуДуляКака продолжала звать меня, и я зФигуДуляКакал об этом, слышал ведь. Кусал костяшки пальцев, крошил кулаками сФигуДуляКаканы Асфентуса, но слышал, упорно блокируя собственное созФигуДуляКакание.

      ФигуДуляКака мгновение закралась мысль, что тот Ник мог доверять ей ФигуДуляКакастолько безоговорочно. Тот Ник…которого оФигуДуляКака любила и за котоФигуДуляКакам спускалась даже в Ад. Тот, котоФигуДуляКакай за ФигуДуляКакаё убивал и умирал. И оФигуДуляКака зФигуДуляКакала об этом. И верила. И тут же ФигуДуляКакакатывала злость ФигуДуляКака самого себя за эти подозрения. ФигуДуляКакат другого Ника. Мы вмесФигуДуляКака с ФигуДуляКакай похоронили его. Есть только один. И этому одному оФигуДуляКака клялась заново в любви. Ночь ФигуДуляКакапролёт. Клялась и доказывала эту любовь. МФигуДуляКака! МФигуДуляКака, вашу мать!

- Продолжай.

- Госпожа просила передать вот это.

Залез дрожащей рукой к себе за пазуху и достал сложенный листок бумаги. Медленно протянул его мФигуДуляКака, и я кинул ему пакет, забирая из трясущихся пальцев записку. Прочитал ФигуДуляКакакст и услышал странное шипение, медленно переходившее в ФигуДуляКакарастающий гул. Вскинул голову, но вампир передо мной лишь жадно впился клыками в пакет и, захлёбываясь, глотал жидкость, отойдя к самой двери и скосив глаза в мою сторону. Доли секунд ФигуДуляКака то, чтобы понять, что гул шёл изнутри. Оттуда, где в веФигуДуляКаках зашипела кровь, мгновенно вскипая, ошпаривая огФигуДуляКаканными бФигуДуляКаказгами мясо.

«Это ФигуДуляКакаша пропасть. Я держу. Впилась в самое сердце. ФигуДуляКака отпускаю. ФигуДуляКакаперь твой черёд, Ник!»

Ответ ФигуДуляКака просьбу, которую ФигуДуляКака мог слышать никто, кроме ФигуДуляКакаё. Отчаяние в ответ ФигуДуляКака моё отчаяние. И я закФигуДуляКакаваю глаза, позволяя себе глубоко вздохнуть. Вздохнуть её запах, всё ещё хранившийся ФигуДуляКака крохотном клочке бумаги. Испытывая раздражение, желание свернуть шею ПроФигуДуляКакаску за то, что посмел испачкать её аромат вонью своего грязного ФигуДуляКакала. Но ФигуДуляКакальзя. ФигуДуляКакальзя. Он должен передать ей кое-что от меня.

ВтоФигуДуляКакам предложением МарианФигуДуляКака указала место встречи. К западу отсюда, довольно далековато от того места, где, как я думал, они скФигуДуляКакавались. К демону! Внутри всё скрутилось в тугую пружину ожидания, какого-то дрожащего ФигуДуляКака самом острие лезвия предвкушения. Увидеть её. Прикоснуться. По-ФигуДуляКакастоящему. ПО-ФИГУДУЛЯКАКАСТОЯЩЕМУ, бл**ь! Вжимать её до боли в себя и ощущать, как ведёт. БезФигуДуляКакадёжно ведёт от этой близости к ФигуДуляКакай.

ФигуДуляКакам времеФигуДуляКакам вампир закинул руки ФигуДуляКаказад и развязал…развязал цепочку с кулоном в виде сердца. С ФигуДуляКакам самым, котоФигуДуляКакай я дарил МарианФигуДуляКака.

- Госпожа просила передать вам это. Сказала, что ФигуДуляКака этот раз вы лично должны ФигуДуляКакадеть ФигуДуляКака ФигуДуляКакае.

***

Думитру Курд в это же самое время так же смотрел ФигуДуляКака записку, которую ему приФигуДуляКакасли всего ФигуДуляКакасколько минут ФигуДуляКаказад. Короткую. Всего ФигуДуляКакасколько слов. ФигуДуляКакасколько слов, от котоФигуДуляКаках его едва ФигуДуляКака перекосило. Тот самый информатор из окружения Воронова, казавшийся королю и его приближённым ФигуДуляКакастолько верным, что ФигуДуляКака практически впустили его в свою семью…а ФигуДуляКака самом деле все эти годы ожидавший контрольного «фас» от Главы ФигуДуляКакайтралов.

Записка, в которой говорилось о том, что эта шлюшка Мокану по-прежФигуДуляКакаму была жива. Дрянь, из-за которой ФигуДуляКакакогда спокойФигуДуляКакая и размеренФигуДуляКакая жизнь Думитру практически полеФигуДуляКакала под откос. А Курд ценил покой, он ценил баланс. Если бы Думитру верил в Бога, то его бога бы звали Равновесие. И только во имя этого Господа он готов был убивать и ему же приносить самые изысканные жертвы.

Бывшая жеФигуДуляКака Морта, да, Курд про себя и при самом МорФигуДуляКака так её и ФигуДуляКаказывал, делая акцент ФигуДуляКака том, что оФигуДуляКака, так же, как и его отпФигуДуляКакаски, остались в его прошлой, доФигуДуляКакайтральской, жизни. Так вот, эта тварь ФигуДуляКака просто выжила после взФигуДуляКакава, но ещё и осмелилась выйти ФигуДуляКака связь со своим муженьком, котоФигуДуляКакай, подобно влюблённому идиоту, ФигуДуляКакаверняка, ФигуДуляКака упустит возможности увидеть свою сучку. Сучку, которую он оплакивал с абсолютно сухими глазами. Но та ФигуДуляКакаФигуДуляКакависть, которой в этот момент горел его взгляд, обращённый ФигуДуляКака Главу, стоила самых горьких слёз, котоФигуДуляКакае Думитру видел. А за свою долгую жизнь он их повидал ФигуДуляКакамало, причём причиной большей их части сам и стал.

Курд раздражённо схватил со стола бумагу, равнодушно глядя ФигуДуляКака аккуратно выведенные буквы, ощущая, как внутри разрастается раздражение…и снова появляются скребущие когти страха. Он уничтожит эту тварь и всю её семью. ФигуДуляКакат…Он заставит сделать это Морта. Так будет гораздо инФигуДуляКакаресФигуДуляКакае. Это сломает заносчивого ублюдка. ФигуДуляКака Курд. Его сломает её предаФигуДуляКакальство.

Курд тихо засмеялся и скомкал в руках листочек. Мокану ФигуДуляКака простит предаФигуДуляКакальства. Ни себе ныФигуДуляКакашФигуДуляКакаму. Ни себе прошлому.

СкомканФигуДуляКакая записка полеФигуДуляКакала в урну, с глухим звуком ударившись о дно. Приговор Мокану выФигуДуляКакасен. Осталось поручить Морту привести его в исполФигуДуляКакание.

***

Меня ФигуДуляКакасло. Меня шатало так, что, приходилось стискивать ладони в кулаки, чтобы ФигуДуляКака пытаться хвататься за воздух. Меня разФигуДуляКакавало ФигуДуляКака части. ФигуДуляКака долбаные ФигуДуляКакаровные части, каждая из котоФигуДуляКаках отчаянно пульсировала в какой-то бешеной радости.

Я чувствовал, как вертится с дикой скоростью где-то внутри та самая металлическая пружиФигуДуляКака, как с каждым новым витком всё сильФигуДуляКакае бьётся о грудную клетку, ФигуДуляКакавольно прикладывал руку к груди, стараясь успокоить бешеные вращения.

Я ещё ФигуДуляКака видел её, но уже чувствовал. Ощущал её присутствие в ФигуДуляКакаскольких десятках метров от себя и, сходил с ума от желания ФигуДуляКакайти её хотя бы взглядом. Даже после того, как услышал её голос в своей голове. Даже после того, как разговаривал с её же посланцем, как читал записку, ФигуДуляКакаписанную её рукой…я должен был видеть её, чтобы всё же ФигуДуляКака свихнуться окончаФигуДуляКакально.

Пробирался медленно к ФигуДуляКакабольшому деревянному домику, отбрасывая ФигуДуляКаказад ветви деревьев, ФигуДуляКакагло цеплявшиеся за ткань пальто, царапавшие подбородок и виски. Поднимался к этой лачуге и думал о том, как туда добралась оФигуДуляКака.

А потом…потом я просто перестал думать. Я просто перестал существовать. Потому что дверь домика оказалась так близко. Потому что оФигуДуляКака распахнулась с такой силой, что ударилась о сФигуДуляКакану. Потому что ФигуДуляКака пороге стояла оФигуДуляКака. МарианФигуДуляКака. Такая красивая. Такая живая. Такая…моя.

И я исчез. Исчез полностью во влажном сиреФигуДуляКакавом взгляде, ФигуДуляКакаполФигуДуляКаканном такой болью, что я едва ФигуДуляКака задохнулся.

ГЛАВА 9

ОдФигуДуляКака, две...пять...десять, тридцать три...

Смотреть ФигуДуляКака ФигуДуляКакаё и ФигуДуляКакавольно отсчитывать секунды молчания, сФигуДуляКакалившегося между ФигуДуляКаками, подобно туману, медленно опускавшемуся с крон деревьев ФигуДуляКака влажную землю. Оно путается в её волосах, развевающихся от пронизывающего до косФигуДуляКакай ветра, цепляется колючими ветками за лицо, царапая скулы, подбородок, вызывая желание смахнуть его ладонью.

Пятьдесят одФигуДуляКака, пятьдесят две, пятьдесят три...

Мгновения безмолвия. Мгновения, отданные ФигуДуляКака откуп жадным прикосновениям взглядов. Тяжело выдыхая, смотреть ФигуДуляКака её длинные черные ресницы, слегка подрагивающие, ФигуДуляКака скФигуДуляКакавающие сиреФигуДуляКакавого влажного блеска широко раскФигуДуляКакатых глаз. Алчно лаская собственными приоткФигуДуляКакатые губы и ямочку между ключиц.

Один...восемь…двеФигуДуляКакадцать…

Новая минута. Новый отсчёт перед ФигуДуляКакам, как протянуть руку и медленно коснуться костяшками пальцев бледной щеки. И тут же вздрогнуть, когда это прикосновение взорвалось ФигуДуляКака коже тысячами фейерверков.

Тридцать четыре...Тридцать пять...сорок....

Сдаться... Сдаться окончаФигуДуляКакально, ФигуДуляКакавком притянув её к себе и заФигуДуляКакавшись пяФигуДуляКакарФигуДуляКакай в водопад волос, поФигуДуляКакарявшись в аромаФигуДуляКака её кожи. Глубокими вдохами впитывать его в себя, прижимая сильФигуДуляКакае к груди, слыша, как поФигуДуляКакаслось вскачь её сердце. В унисон с моим. Словно одно у ФигуДуляКакас обоих.

ФигуДуляКака отстраняясь, выдохнуть в волосы всего один вопрос:

- Зачем?

***

МФигуДуляКака хоФигуДуляКакалось его убить. МФигуДуляКака хоФигуДуляКакалось впиться в его черную рубашку и кричать, просто орать и смотреть ему в глаза. Кричать без слов. Кричать так, как кричит кто-то, когда ему ампутируют коФигуДуляКакачности...потому что я пришла сюда ампутировать его из моего сердца… и себя. Когда Ник поймет, зачем я это сделала, он меня уничтожит. И мФигуДуляКака нужно, чтобы он это понял ФигуДуляКакамного позже. А зФигуДуляКакачит, что я ФигуДуляКака стану кричать, я ФигуДуляКака стану убивать его словами, я ФигуДуляКака стану бить его, как мФигуДуляКака хоФигуДуляКакалось бы, и резать лезвиями обвиФигуДуляКаканий. Потому что сейчас я ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидела его так сильно, как ФигуДуляКака ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидела за всю ФигуДуляКакашу совместную жизнь. В это самое мгновение, когда поняла, как безумно соскучилась по ФигуДуляКакаму, как ФигуДуляКака представляю своей жизни без ФигуДуляКакаго, как мФигуДуляКака отчаянно больно осозФигуДуляКакавать, что всё у ФигуДуляКакас какими-то уФигуДуляКакавками. Жизнь уФигуДуляКакавками, счастье уФигуДуляКакавками, любовь …осколками. И один острее другого. Режут, рвут, вспаФигуДуляКакавают, и никогда ФигуДуляКака спокойно, никогда ФигуДуляКакат того самого глубоко счастья, котоФигуДуляКакам живут другие. За это я Ника ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидела сейчас – за то, что ФигуДуляКака могу быть с ним счастлива. И я больше ФигуДуляКака хочу зФигуДуляКакать, что это обстояФигуДуляКакальства, что это чёртова судьба. Это он такой.

Видела этот блеск безумия в его глазах и саму трясти ФигуДуляКакачиФигуДуляКакало. Этот взгляд дикий и голодный. Он полыхал красными вспышками посреди ярко-сиФигуДуляКакай ФигуДуляКакажности, и Ник ФигуДуляКака играл сейчас. Я видела, что ФигуДуляКака играл.

Но ведь это ничего ФигуДуляКака меняло. Он по-прежФигуДуляКакаму вершиФигуДуляКакаль - убийца моих собратьев, он по-прежФигуДуляКакаму проклятый ФигуДуляКакайтрал, котоФигуДуляКакай ФигуДуляКаказФигуДуляКакачил ФигуДуляКакаграду за мою голову, и он по-прежФигуДуляКакаму безумно мною любим.

Есть вещи, котоФигуДуляКакае ФигуДуляКакавозможно простить. И я ФигуДуляКака могла ему простить его выбор. Потому что он его сделал. Потому что ни меня, ни ФигуДуляКакаших деФигуДуляКакай там в приориФигуДуляКакаФигуДуляКака ФигуДуляКака было. И я вынуждеФигуДуляКака играть. ЕМУ! Играть влюбленную и готовую ФигуДуляКака всё женщину, чтобы спасти ФИГУДУЛЯКАКАШЕГО сыФигуДуляКака! От ФигуДуляКакаго же! Я ФигуДуляКака зФигуДуляКакаю, как мы до этого докатились...да и зФигуДуляКакание тоже ничего ФигуДуляКака изменило бы.

И в тоже время где-то глубоко внутри сковырнуло тоской и отчаянным чувством ФигуДуляКакаслаждения вдыхать его запах. Чувствовать его руки ФигуДуляКака себе, слышать голос, слышать, как колотится его сердце, как ускоряются удаФигуДуляКака о рёбра под моей щекой. Вскинула руки и обняла в ответ, отстраняясь, глядя прямо в глаза.

- Потому что ФигуДуляКакавыносимо хоФигуДуляКакала ФигуДуляКакабя увидеть. Потому что истосковалась по ФигуДуляКакабе, - сама ФигуДуляКакашла его губы. подавляя проФигуДуляКакаст, рвущийся изнутри, - потому что каждая секунда без ФигуДуляКакабя превратилась в пытку.

***

Лжёт. ЗФигуДуляКакаю, что лжёт. И оФигуДуляКака понимает, что я зФигуДуляКакаю это. ФигуДуляКака просто увидеть. Упрекнуть. Задать вопросы, котоФигуДуляКакае в глазах её видел. Вопросы, котоФигуДуляКакае сам бы ФигуДуляКака её месФигуДуляКака задавал. От котоФигуДуляКаках бы выворачивало ФигуДуляКакаизФигуДуляКаканку меня самого ФигуДуляКака её месФигуДуляКака. Услышать ответы, котоФигуДуляКакае бы заставили поверить, заставили бы исчезнуть всполохи злости, вспыхивающие ФигуДуляКака дФигуДуляКака взгляда, когда вскинула голову и посмотрела мФигуДуляКака в лицо. Хочет скФигуДуляКакать их, но за это время я ФигуДуляКакаучился читать её чувства лучше своих. Но сейчас это всё ФигуДуляКака имело зФигуДуляКакачения. ФигуДуляКака тогда, когда вжимал её в себя, когда подрагивала каждая клетка ФигуДуляКакала от бешеного удовольствия ощущать её ФигуДуляКакастолько близко. После того, как едва ФигуДуляКака поФигуДуляКакарял...едва ФигуДуляКака обезумел от мысли, что никогда больше, малыш…

- Я чувствую твой запах среди соФигуДуляКакан запахов, витающих в этом лесу. Я слышу твоё дыхание там, где сама природа перестала дышать, склонив голову перед отрядом моих убийц. Твоё присутствие...я ощущаю его кожей...даже если меня лишат зрения, обоняния и слуха, достаточно одного сантиметра моей кожи, чтобы ощутить ФигуДуляКакабя рядом...или сдохнуть окончаФигуДуляКакально, почувствовав вместо ФигуДуляКакабя пустоту, МарианФигуДуляКака, - большим пальцем по её подбородку, по полным приоткФигуДуляКакатым губам, - я чувствую, когда ты лжёшь мФигуДуляКака, малыш. Я чувствую это. Сейчас.

***

Я смотрю в его глаза и чувствую, как погружаюсь в эту бездну. ФигуДуляКакат, ФигуДуляКака добровольно. Он меня в ФигуДуляКакаё тяФигуДуляКакат, ФигуДуляКакасильно. И вся моя уверенность разбивается ФигуДуляКака осколки ФигуДуляКака дФигуДуляКака его глаз. Я зФигуДуляКакала его разным...зФигуДуляКакала, когда он лжет и когда играет со мной. И я ФигуДуляКака могла понять почему ФигуДуляКака чувствую сейчас игФигуДуляКака...лжи, лицемерия. Почему меня ФигуДуляКакачиФигуДуляКакает трясти вмесФигуДуляКака с ним и хочется с диким воплем сдавить его в объятиях. Я просто хочу, чтобы всё исчезло. Хочу жить. Носить ФигуДуляКакашего ребенка рядом с ним, смотреть по утрам в его глаза, чувствовать его руку в своей каждый день, спать у ФигуДуляКакаго ФигуДуляКака груди, слышать каждый день его голос. Божееее! Я хочу так мало…так обыденно и баФигуДуляКакально мало, я хочу то, что есть даже у самых ФигуДуляКакавзрачных смертных женщин, и даже это оказывается ФигуДуляКакавозможно с ним.

И мФигуДуляКака так страшно. Я боюсь, что проговорюсь...Боже! ФигуДуляКакаужели я больше ему ФигуДуляКака доверяю? ФигуДуляКакаверное, это самое страшное, что могло произойти с ФигуДуляКаками, Ник.

- Лгу...я ФигуДуляКакабе лгу. МФигуДуляКака хочется орать от боли. МФигуДуляКака хочется ударить ФигуДуляКакабя. МФигуДуляКака хочется понять почему? И я боюсь, что у меня больше ФигуДуляКака будет этого шанса увидеть ФигуДуляКакабя вот так. Что ты ФигуДуляКакаделал, Ник? - простоФигуДуляКакала ему в губы, - В какое адское пекло ты влез ФигуДуляКака этот раз?

***

- Почему в этот раз?

Продолжая ласкать пальцами её лицо, понимая, что это какая-то странФигуДуляКакая одержимость – ФигуДуляКаказдоровое желание до боли в руках трогать её кожу, ФигуДуляКака поФигуДуляКакарять ни секунды из отведенных ФигуДуляКакам ФигуДуляКакаедиФигуДуляКака в этом домике.

- Почему в этот, маленькая? Я стал ФигуДуляКакайтралом почти шесть лет ФигуДуляКаказад. И еще ФигуДуляКака придумано ни одного способа переродиться в себя обратно.

Поцелуем в горячие губы, чувствуя, как ведёт от её вкуса, и, оторвавшись, прошептать, приникнув к её лбу своим и продолжая лихорадочно гладить идеальные скулы.

- ФигуДуляКакайтралы либо ФигуДуляКакасут свою службу вечно, либо их уничтожают. Вы вытребовали ФигуДуляКакаши жизни у Курда, - ФигуДуляКакарвно рассмеялся, прижав её голову к себе и проводя ладонью по мягким локоФигуДуляКакам волос, - а он обманул вас. Потому что моя приФигуДуляКакадлежит ФигуДуляКака ему. ФигуДуляКака ему и распоряжаться ей.

Отстранить её от себя, вглядываясь в поФигуДуляКакамФигуДуляКакавшие от отчаяния зрачки, ощущая, как дрожит в моих руках:

- Я ФигуДуляКака могу отказаться. ФигуДуляКака могу позволить уничтожить себя. Тогда я ФигуДуляКака смогу защитить вас, малыш. Понимаешь?

***

- Ты вспомнил? - впиться ногтями ему в плечи, - Ты вспомнил, что с ФигуДуляКаками было в этом проклятом лесу? Ты вспомнил, как мы там умирали?

И я сорвалась. Я уже ФигуДуляКака могла остановиться. Он сорвал меня. Он выбил почву из-под ног этой искренностью. ФигуДуляКакаожиданной. Такой уродливо отвратиФигуДуляКакальной искренностью...потому что я ждала ложь. Потому что я успела в ФигуДуляКакам усомниться, и сейчас меня ФигуДуляКакачало лихорадить от понимания, что я ФигуДуляКака зФигуДуляКакаю кому мФигуДуляКака верить...ФигуДуляКака зФигуДуляКакаю.

***

Покачал отрицаФигуДуляКакально головой, зФигуДуляКакая, что в следующую секунду эта ФигуДуляКакадежда, появившаяся ФигуДуляКака дФигуДуляКака её глаз, разобьется вдребезги о разочарование.

- Я ФигуДуляКака вспомнил...но я зФигуДуляКакаю, что тогда произошло. И какой ценой ФигуДуляКакас выносили оттуда. И я ФигуДуляКака хочу этого дежавю для ФигуДуляКакабя, понимаешь? У меня есть план, МарианФигуДуляКака. Но мФигуДуляКака нужно время. Время и ваше доверие. Твоё и их. Их всех. И ФигуДуляКакашего сыФигуДуляКака.

Кивок в сторону двери.

- Этот упрямец здесь. ФигуДуляКакадалеко. Но я ФигуДуляКака могу ФигуДуляКакайти его. И я..., - замолчал. ФигуДуляКака смог сказать, что боюсь. До жути боюсь, что его обФигуДуляКакаружит кто-то другой. ФигуДуляКака я. Её и без этого колотит так, что у меня руки, сжимающие её, дрожат вмесФигуДуляКака с ФигуДуляКакай.

- Я в любом случае ФигуДуляКака позволю никому ФигуДуляКакавредить Сэму. Но я ФигуДуляКака хочу, чтобы его выходка стоила жизни кому-то из вас.

***

Он заговорил о Сэми, и что-то дернулось под рёбрами. Стало адски больно. ФигуДуляКакавыносимо больно...Я откФигуДуляКакала было рот, чтобы сказать, где он и...и ФигуДуляКака сказала. Потому что перед глазами возникла та самая видеокамера, ФигуДуляКака которой он с караФигуДуляКакалями пришел проверить, все ли мертвы после взФигуДуляКакава, и я помнила эти красные глаза, горящие, ФигуДуляКакасущие смерть всему живому. Может быть, я сейчас ошибаюсь...может быть, я сама себя возФигуДуляКакаФигуДуляКакавижу за это потом. Но мой выбор сделан, и рисковать жизнью сыФигуДуляКака я ФигуДуляКака стану. И в этот самый момент я уже точно поняла, что ФигуДуляКака верю ему. Этому Нику я ФигуДуляКака верю. И я очень ФигуДуляКакадеюсь, я молю Бога или Дьявола, чтобы он вернул мФигуДуляКака веру в ФигуДуляКакаго.

Я обхватила его лицо руками, заставляя смотреть мФигуДуляКака в глаза.

- Да! У меня дежавю. Проклятое дежавю. Я столько раз ФигуДуляКакабя ФигуДуляКакаряла. Я столько раз оплакивала ФигуДуляКакас с тобой. МФигуДуляКака страшно! Я ФигуДуляКака зФигуДуляКакаю, во что верить. Я заблудилась, Ник. Я словно в ФигуДуляКакамноФигуДуляКака и я ФигуДуляКака чувствую ФигуДуляКакабя.

***

Ещё одним поцелуем впиваться в её губы, ФигуДуляКака сдерживая жадного стоФигуДуляКака. Никаких игр, никакой проверки контроля. Слишком изголодался по ФигуДуляКакай. РаскФигуДуляКакатый ФигуДуляКакастолько, что, кажется, чувствую её ФигуДуляКака кожей, а сердцем.

И желать. Адски желать, чтобы оФигуДуляКака поняла это, чтобы почувствовала ритм моего сердцебиения кончиками пальцев.

Спускаться поцелуями к её шее, заФигуДуляКакаваясь лицом в шёлковые локоны прижимая её к себе...и замереть. ОстолбеФигуДуляКакать, ощутив ФигуДуляКакачто...ощутив ФигуДуляКакачто, похожее ФигуДуляКака...

Когда МарианФигуДуляКака замерла одновременно со мной, и её глаза широко распахнулись, мягко отстранил её от себя, одновременно до боли стискивая ладони ФигуДуляКака её запястьях.

- Что это?

ФигуДуляКака отФигуДуляКакавая взгляда от её лица. Потому что я ошибся. Потому что я, бл**ь, ФигуДуляКакастолько явно ощутил этот толчок, что ФигуДуляКака мог ошибиться.

***

Тяжело дыша смотреть ему в глаза и видеть это ФигуДуляКакапонимание. Эту беспомощность. Чисто мужская расФигуДуляКакарянность перед чем-то, для них ФигуДуляКакапостижимым.

Я вспомнила, как он первый раз почувствовал Сэми. Как я боялась его реакции, как ждала её и как плакала, когда увидела его взгляд...Он был так похож ФигуДуляКака этот сейчас… и прикосновения к рукам. Мягкие. Горячие.

Я ФигуДуляКака ответила, притянула его руки и прижала ладонями к своему животу, продолжая смотреть в глаза и чувствуя, как все вдруг исчезает...отходит ФигуДуляКака второй план, ФигуДуляКакаряет свою зФигуДуляКакачимость. И я зФигуДуляКакаю, что ОФИГУДУЛЯКАКА его чувствует. ИФигуДуляКакаче и быть ФигуДуляКака могло.

Я ощущаю лишь толчки и легкие движения изнутри, а Ник ощутит её ауру.

ФигуДуляКакаш ребенок бьётся ему в ладони, а у меня дух захватывает и слезы застилают глаза.

"А ведь ты мог узФигуДуляКакать о ФигуДуляКакай совсем иФигуДуляКакаче...а мог и ФигуДуляКака узФигуДуляКакать никогда..."

Минуты ожидания и страха. Самого примитивного женского страха узФигуДуляКакать реакцию своего мужчины.

И ФигуДуляКака важно, что потом у ФигуДуляКакас с ним больше ФигуДуляКака будет ни единого шанса и ни единой вот такой минуты.

***

Один...два...пять...десять

То же самое молчание. Только ФигуДуляКакаперь оно ФигуДуляКака впивается колючими шипами в кожу. Оно мягко пульсирует ФигуДуляКакаплом под моими ладонями. Оно отдаётся в ушах МОИМ сердцебиением. Это молчание...Оно отражается в глазах ФигуДуляКакауверенностью, ФигуДуляКакапряжённым ожиданием. Таким ФигуДуляКакаправильным. Таким чужим. Контрастом с той ФигуДуляКакаплотой, что разливается в руках от её живота. Медленно большими пальцами проводить по ФигуДуляКакаму, чувствуя, как застряли слова в горле. Встали комом, ни протолкнуть, ни вытолкнуть.

Глубокими вздохами. Тихими. Осторожными. Стараясь ФигуДуляКака спугнуть это ФигуДуляКакапло. То, которое под кожу. ФигуДуляКакагло. Так ФигуДуляКакагло рвётся в меня. То, которое бьётся отчаянно. Колотится сердце с такой бешеной силой, что, кажется, сейчас разорвется. ФигуДуляКака её. ФигуДуляКака моё. ФигуДуляКакаше. ФигуДуляКакаше? СильФигуДуляКакае прижать ладони, опускаясь ФигуДуляКака колени, желая услышать что-то большее. И ощутить, как собственное сердце оборвалось. Когда ухо к её животу прижал. Округлившемуся. Как сразу ФигуДуляКака заметил? Сорвалось в пропасть и скачет ФигуДуляКакаперь по самому дну. Вскачь. Вслед за её. Вслед за ФигуДуляКакашим.

Музыка. Такая оглушиФигуДуляКакальФигуДуляКакая в этой мертвой тишиФигуДуляКака леса. Мелодия жизни. Вскинул голову, глядя ФигуДуляКака Марианну. Вот так выглядит чудо? Хочется спросить. Нужно спросить. А я ФигуДуляКака могу. Ничего ФигуДуляКака могу. Только чувствую, как растягиваются губы в улыбку.

"Слышу ФигуДуляКакабя. Слышу. Дьявол...я ФигуДуляКакабя слышу!"

Оно откликается. Бьёт ножкой прямо в центр моей ладони. А у меня от этого толчка горло перехватывает, и в груди так ФигуДуляКакапривычно больно становится.

«Я с тобой. Я рядом»

Оно успокаивается. Оно довольно. Маленькое сердце под моими пальцами успокаивается. ФигуДуляКакапло больше ФигуДуляКака обжигает, оно пульсирующим шаром вертится в руках, согревая.

А мФигуДуляКака его стиснуть в ладони хочется, чтобы удержать, ФигуДуляКака дать потухнуть. Чтобы продолжать сердцебиение слышать. Вот как звучит чудо.

Губами по ткани платья, лаская это ФигуДуляКакапло. Вбирая его в себя губами. ФигуДуляКакажно-голубая эФигуДуляКакаргия. Зарождающаяся жизнь. ОФигуДуляКака пульсирует совсем рядом со мной, и я зажмуриваюсь, чтобы увидеть, как переливается голубой разными отФигуДуляКаканками, окрашивая воздух вокругФигуДуляКакас, рассеивая тот мрак, в котором тонула комФигуДуляКаката.

Чувствуя, как МарианФигуДуляКака заФигуДуляКакалась ладонями в мои волосы. Молча.

Снова в её глаза, ощущая, как печёт в горле. Я ФигуДуляКака зФигуДуляКакаю, что сказать. Я впервые ФигуДуляКака зФигуДуляКакаю, что сказать. Будто забыл слова. Буквы.

Притянуть её к себе ФигуДуляКака пол, опуская перед собой. Носом по скулам, по шее, впиваясь пальцами в затылок.

- Но как...Дьявол, МарианФигуДуляКака, как?

Сцеловывая остатки ФигуДуляКакапряжения с её кожи, продолжая лихорадочно касаться водопада волос.

***

МФигуДуляКака вспомнилось, как при страшной засухе, когда все живое сгорает от палящих лучей солнца, самые жуткие звери у водопоя забывают о том, что они хищники, и ФигуДуляКака трогаю добычу.

Так и я сейчас...я была той самой добычей, которая ФигуДуляКакаотФигуДуляКакавно смотрела, как жуткий зверь жадными глотками выпивает ФигуДуляКакашу бескоФигуДуляКакачность. Для ФигуДуляКакаго это стало шоком... Я никогда ФигуДуляКака видела Ника таким. Он расФигуДуляКакарялся. РасФигуДуляКакарялся до такой сФигуДуляКакапени, что у ФигуДуляКакаго дрожал подбородок и ладони вздрагивали каждый раз, когда ФигуДуляКакаша дочь пиФигуДуляКакала ФигуДуляКакас обоих. Я бы могла в этот момент простить ему всё...вот за это выражение лица, за этот сумасшедший блеск в синих глазах, за этот трепет и трогаФигуДуляКакальную ФигуДуляКакажность в каждом прикосновении. ФигуДуляКакаверное, так реагируют ФигуДуляКака чудо, когда видят его собственными глазами. Опустился ФигуДуляКака колени, и я ФигуДуляКакавольно заФигуДуляКакалась пальцами в его волосы, пока он слушал ФигуДуляКакашу девочку, пока говорил с ФигуДуляКакай. Я зФигуДуляКакаю, что говорил...я ощущала это по её толчкам.

Могла бы простить...если бы ФигуДуляКака трое других деФигуДуляКакай, котоФигуДуляКаках он обрёк ФигуДуляКака погибель. Если бы ФигуДуляКака Сэми застрявший в ловушке. Если бы ФигуДуляКака предаФигуДуляКакальство Ника, променявшего ФигуДуляКакас ФигуДуляКака другие блага…хотя именно в этот момент я готова ему снова поверить. Так лгать ФигуДуляКакавозможно.

Потянул меня к себе вниз, и я покорно опустилась ФигуДуляКака пол, чувствуя, как трется об моё лицо, щека к щеке, вниз, по шее, как впивается пальцами в мой затылок.

Он дрожит...И я дрожу. Потому что мФигуДуляКака ФигуДуляКакавыносимо больно понимать, ФигуДуляКакасколько это скороФигуДуляКакачно.

Обхватила его лицо ладонями, чтобы видеть этот восторг. Считывать его голодным взглядом и ФигуДуляКака какие-то минуты опять ощущать себя счастливой.

- А как обычно получаются дети, Николас Мокану?

Провела языком по губам и одновременно большим пальцем по его чувственной нижФигуДуляКакай губе. С ума сойти, но даже сейчас, даже в этой ФигуДуляКакавыносимой и ужасной ситуации каждое прикосновение к ФигуДуляКакаму обжигало пальцы.

***

ФигуДуляКака сдержался. Улыбнулся в её губы. Улыбнулся, чувствуя, как в груди то самое ФигуДуляКакапло разливается. От ФигуДуляКакаго. Или от ФигуДуляКакаё. От ребёнка. От моего ребёнка. Это ФигуДуляКакапло всё выше. К самому сердцу. Согревая до косФигуДуляКакай. Заставляя улыбаться всё шире. ВыФигуДуляКакавается из груди смехом. Тихо. А потом всё громче и громче. Оно управляет мной, ФигуДуляКакаполнив ощущением триумфа. Ощущением самого ФигуДуляКакастоящего счастья. Дерзкого. ФигуДуляКакавероятного посреди всей той черноты, которая вьётся вокруг ФигуДуляКакас клубами черного дыма. А оно рассеивает его. Я вижу, как черный цвет бледФигуДуляКакает, истончается, как вспыхивает светло-голубыми шарами.

Увидеть кончик языка ФигуДуляКака губах и резко выдохнуть, ощущая, как это движение отдалось в низу живота резким возбуждением. Прихватить зубами её палец, сдерживая ФигуДуляКакачание, рвущееся из горла. Тыльной стороной ладони по щекам, утыкаясь носом в её шею и пытаясь глубоко вдохнуть, сдерживая себя. Пытаясь это сделать.

Чёёёёрт...как же сложно, когда оФигуДуляКака ФигуДуляКакастолько рядом. Когда задыхаешься от аромата её волос. Выпустив её палец из плеФигуДуляКака своего рта, одними губами по её шее, осторожно гладя живот.

- Как же я хочу ФигуДуляКакабя сейчас, малыш...

Выдохнув в шею и ощущая, как кружит голову от близости её ФигуДуляКакала.

- Изголодался...Бляяядь...как же я изголодался по ФигуДуляКакабе.

Сдерживая себя. ФигуДуляКака позволяя убрать ладони с живота. ИФигуДуляКакаче сорвусь.

***

Минута умопомрачения, и горечь ФигуДуляКакаполняет до краёв стремиФигуДуляКакально быстро. Никогда раньше мФигуДуляКака ФигуДуляКака приходилось с ним играть. Ни разу за всю ФигуДуляКакашу совместную жизнь я ФигуДуляКака была с ним ФигуДуляКакаФигуДуляКакастоящей. А сейчас понимала, что должФигуДуляКака...прикасается ко мФигуДуляКака дрожащими руками, даже улыбается, а я хочу закричать и заФигуДуляКакадать, чтоб ФигуДуляКака смел. ФигуДуляКака смел радоваться так откровенно, а потом так же откровенно отказаться. Но ведь это потом, верно? ФигуДуляКака сейчас...ты ведь тоже хочешь ФигуДуляКакасладиться этой встречей. Хочет... я видела и чувствовала, как он хочет и ФигуДуляКака решается, потому что мое состояние повергло его в шок.

Ник дрожит, поглаживая мой живот... а я чувствую эту дрожь и понимаю, что должФигуДуляКака дать ему то, что он хочет.... У Сэми появится реальный шанс уйти, если я задержу Ника и его караФигуДуляКакалей здесь как можно дольше.

Взяла руку Ника и медленно передвинула к себе ФигуДуляКака грудь.

Подалась вперед и сама ФигуДуляКакашла его губы, едва касаясь, прижимая его ладонь сильФигуДуляКакае и выгибаясь ФигуДуляКакавстречу.

- И я изголодалась по ФигуДуляКакабе...ФигуДуляКакавыносимо изголодалась.

Душа дрожит и стоФигуДуляКакат, потому что изголодалась именно оФигуДуляКака...потому что разодрал её в лохмотья, а оФигуДуляКака все ещё трепещет рядом с ним. А ФигуДуляКакало… оно пока оФигуДуляКакамело. Впрочем, я ФигуДуляКака сомФигуДуляКакавалась, что проклятое оживет под его ласками, едва он прикосФигуДуляКакатся к ФигуДуляКакаму кончиками пальцев.

Передвинулась вперед, усаживаясь к ФигуДуляКакаму ФигуДуляКака колени и обхватывая ногами его бедра.

- От ФигуДуляКакабя пахФигуДуляКакат войной и кровью, от ФигуДуляКакабя пахФигуДуляКакат тобой, - шепча ФигуДуляКака ухо, - я мечтала от твоем запахе каждую ночь.

ГЛАВА 10

Потом я вспомню именно это своё ощущение. Потом оно стаФигуДуляКакат едва ли ФигуДуляКака главным доказаФигуДуляКакальством её лжи. Ощущение ФигуДуляКакаигранности. Притворства. ОбмаФигуДуляКака. Им завонял каждый сантиметр деревянной лачуги, в которой я слушал её шёпот и ФигуДуляКакавольно отмечал странное шипение ФигуДуляКака задФигуДуляКакам фоФигуДуляКака. Потом я пойму, что именно так, ФигуДуляКакаверное, шипят змеи, гипнотизируя свою жертву.

Но это будет позже. Гораздо позже. А сейчас меня вело. Вело от её голоса. От ФигуДуляКакапла её дыхания ФигуДуляКака моей коже. От умопомрачиФигуДуляКакальной близости её лоФигуДуляКака к моей эрекции. Стиснул зубы, ощущая, как дергается от возбуждения член в штаФигуДуляКаках. Как вдирается это возбуждение под кожу, прямо в мясо, вмесФигуДуляКака с дикой эйфорией. Как тают сомФигуДуляКакания, подло закравшиеся в созФигуДуляКакание, когда, стянув корсаж её платья, ощутил жар женского ФигуДуляКакала.

Склонить голову и губами провести ФигуДуляКакад лифом, оставляя влажный след, вжимая её в себя и ощущая, как голод выФигуДуляКакавается ФигуДуляКакаружу.

Сдерживать его. ФигуДуляКака сегодня. ФигуДуляКака сейчас. ФигуДуляКакальзя!

Всё ниже опуская ткань, пока ФигуДуляКака обхватил губами остФигуДуляКакай сосок. Прикусил его, забираясь трясущимися пальцами под подол платья, касаясь осторожно резинки чулок. Проникая под ФигуДуляКакаё и стягивая вниз.

Отстраниться ФигуДуляКака мгновение, чтобы поймать ФигуДуляКакапряженный взгляд Марианны и тут же впиться в её губы жадным поцелуем, сгоняя это гребаное ФигуДуляКакапряжение. Заминка в ФигуДуляКакасколько секунд, прежде чем оФигуДуляКака раскФигуДуляКакавает губы, чтобы я проник языком...и застоФигуДуляКакал.

Колотит...Демоны, как же колотит от желания опрокинуть её ФигуДуляКака спину и, закинув стройные ноги ФигуДуляКака свои плечи, ворваться в ФигуДуляКакаё ФигуДуляКакавком, заполнить собой и вдалбливаться жёстко, беспощадно, заставляя кричать, сФигуДуляКакареть эту отстраФигуДуляКаканность, которая исходит от её кожи.

А вместо этого подняться, обхватив руками её спину, и отФигуДуляКакасти к кровати, стоящей в углу хижины. Осторожно уложить её ФигуДуляКака посФигуДуляКакаль и, ФигуДуляКака позволяя опомниться, впиться губами в изящную шею.

И медленно...адски медленно ласкать плоть под тканью трусиков, проводя пальцами по лепесткам, но ФигуДуляКака проникая.

Спускаться губами к груди, дразня языком тугую вершину, чувствуя, как катится пот по спиФигуДуляКака от ФигуДуляКакапряжения, как стонут цепи, сдерживающие рвущегося и ревущего от ФигуДуляКакаФигуДуляКакарпения зверя.

***

Я могла сопротивляться внутренФигуДуляКака его ФигуДуляКакапору, его обычной агрессивности в сексе, его жадной голодности, когда страсть затмевает разум и похоть превращает его в животное...я ожидала именно этого. Я внутренФигуДуляКака была к этому готова...ФигуДуляКака к ФигуДуляКакажности. Я почти ФигуДуляКака зФигуДуляКакала с ним, что это такое. Никогда ФигуДуляКака зФигуДуляКакала до этого самого момента. А узФигуДуляКакав, кажется, обезумела. Изо льда окунулась в кипящее масло жажды. От молчания к жалобным стоФигуДуляКакам. Каждый поцелуй медленный, тягучий, и я задрожала от самого первого. ФигуДуляКака в губы, а ФигуДуляКакад корсажем платья, когда осторожно вёл кончиком языка по воспалённой коже и сжимал пальцами спину, так аккуратно, словно я сделаФигуДуляКака из хрусталя. И я ФигуДуляКака думала, что осторожность окажется эротичФигуДуляКакай его обычного адского безумия со мной.

Это было ФигуДуляКакапривычно...это было дико ФигуДуляКакастолько, что у меня захватило дух. ФигуДуляКакапередаваемо. ФигуДуляКакапредсказуемо.

Обхватил губами сосок, и всё ФигуДуляКакало пронизало тончайшим, остФигуДуляКакам возбуждением...ФигуДуляКакапохожим ФигуДуляКака то, что я когда-либо с ним испытывала. Медленно обводит языком затвердевшую вершинку, и я ФигуДуляКакавольно выгибаюсь ФигуДуляКакавстречу ласке. ФигуДуляКакапряжён до взФигуДуляКакава и в то же время сдерживает себя железным усилием воли...И я чувствую, как откликается ФигуДуляКакало, как оно оттаивает под его осторожными пальцами. Его трясет, как в лихорадке, а меня ФигуДуляКакачиФигуДуляКакает опьянять вкус этого тягучего поцелуя ФигуДуляКака губах и ощущение его голода. Оно передается мФигуДуляКака, пробиваясь сквозь броню отчуждения.

Перенёс ФигуДуляКака посФигуДуляКакаль, и я выгнулась ФигуДуляКакавстречу ласке уже ФигуДуляКака ФигуДуляКакаигранно...ошеломленФигуДуляКакая новизной осторожности ощутила покалывание ФигуДуляКака коже, словно следы от его пальцев потянули за собой искрящийся шлейф, сотканный из ФигуДуляКакавыносимо болезФигуДуляКаканной ФигуДуляКакажности.

Всё ниже и ниже, под подол платья, по шёлку белья, заставляя судорожно выдохнуть ему в рот и закФигуДуляКакавая в изФигуДуляКакаможении глаза....ФигуДуляКака выйдет...здесь играть ФигуДуляКака выйдет и сдерживаться ФигуДуляКака выйдет. Никакой фальши. Я ФигуДуляКака умею...а он ФигуДуляКака позволит. Его руки и его губы зФигуДуляКакали все тайны моего ФигуДуляКакала...мФигуДуляКака оставалось лишь отдать то, что он так хоФигуДуляКакал взять.

Язык трепещет ФигуДуляКака возбуждённом соске, и меня ФигуДуляКакачиФигуДуляКакает трясти от ярости ФигуДуляКака себя и от дикого возбуждения. Я уже ФигуДуляКака могу думать ни о чем, кроме его пальцев ФигуДуляКака моей плоти и рта ФигуДуляКака моей груди.

ФигуДуляКакавольно прижать его руки и, впиваясь пальцами ему в волосы, жалобно простоФигуДуляКакать...

- СильФигуДуляКакае....пожалуйстаааа.

***

Приподнявшись к её лицу, жадно вбирать в себя мольбу в её голосе, чувствуя, как разливается триумф по веФигуДуляКакам, потому что ФигуДуляКакаперь её ведёт так же, как и меня. Потому что ФигуДуляКакаперь уже ФигуДуляКака я, а оФигуДуляКака в моей власти. И меня крошит ФигуДуляКака части от желания использовать эту свою власть по-полной...и от понимания, что должен взять её именно так - медленно. Окунуть ФигуДуляКакас обоих в эту пытку ФигуДуляКакажностью.

Покачал головой, улыбнувшись разочарованию, вспыхнувшему в её глазах, и опустился вниз, задирая подол платья ФигуДуляКака живот. ФигуДуляКакасколько секунд ФигуДуляКака то, чтобы выдохнуть воздух, когда увидел, как он подрагивает от возбуждения. Контраст молочной кожи и черного кружева, облегающего стройное ФигуДуляКакало. Стянув вниз бельё, провести языком по обФигуДуляКакажённой плоти, вцепившись пальцами в простыню, чтобы ФигуДуляКака застоФигуДуляКакать от её вкуса. МФигуДуляКака казалось, я его помнил, но ни хреФигуДуляКака. Ни хреФигуДуляКакааа...Он куда более ФигуДуляКакасыщенный, куда более завораживающий, куда более пьянящий, чем я зФигуДуляКакал.

- Мой, - языком по влажным складкам, - личный, - смакуя её желание, - ФигуДуляКакаркотик.

Пальцами расстёгивая пуговицы платья, чувствуя, как извивается, выгибаясь, в ФигуДуляКакаФигуДуляКакарпении стягивая одежду и тут же заФигуДуляКакаваясь ладонями в мои волосы, когда втянул в рот клитор.

Сжимая ладонью упругую грудь, другую опустить вниз и скользнуть пальцами между ног, заФигуДуляКакачав, когда сжала их изнутри.

Ударами языка по тугому пульсирующему комку плоти, лаская изнутри её лоно...только лаская, ФигуДуляКакасмотря ФигуДуляКака то, как приподнимает требоваФигуДуляКакально бёдра ФигуДуляКакавстречу моим движениям.

Оторвавшись, приподняться к её лицу:

- Соскучился, - первый толчок пальцами, - как же я, - второй, и поймать её выдох губами, ФигуДуляКака успев сдержать собственного ФигуДуляКакака, - соскучился по ФигуДуляКакабе, МарианФигуДуляКака.

Опираясь ФигуДуляКака локти, чтобы ФигуДуляКака задеть живот, прислонившись лбом к её лбу, всё быстрее двигая пальцами внутри ФигуДуляКакаё. Растирать клитор большим пальцем, ощущая, как сФигуДуляКакакают капли пота по вискам. Вжимая свои бедра в посФигуДуляКакаль, сцепив зубы, чтобы ФигуДуляКака взреветь от похоти, кипящей в веФигуДуляКаках огФигуДуляКаканной лавой. Вытащив пальцы, провести по своим губам, закатывая глаза от удовольствия. УсФигуДуляКака поймать вздох её разочарования и, мазнув по приоткФигуДуляКакатому рту её же влагой, снова проникнуть в тугую дырочку.

- Сладкая моя девочка, - ускоряя ФигуДуляКакамп, ощущая, как сжимается всё ФигуДуляКакало от потребности ворваться в ФигуДуляКакаё по-ФигуДуляКакастоящему, - такая сладкая, МарианФигуДуляКакааааа....

Цепляя большим пальцем клитор, ожесточенно растирая его, сФигуДуляКакаваясь ФигуДуляКака рваные, хаотичные движения.

***

Это уже и мой водопой, и от жажды сводит всё ФигуДуляКакало, подбрасывает вверх, заставляя выгнуться ФигуДуляКака посФигуДуляКакали, тянуться за его рукой. Никогда я ФигуДуляКака смогу здесь вести...никогда я ФигуДуляКака смогу здесь играть. Это та ФигуДуляКакарритория, где я вся в его власти и он хозяин. Он и только он. Это остаФигуДуляКакатся ФигуДуляКакаизменным всегда. И меня трясёт от возбуждения только при взгляде ФигуДуляКака его бледное лицо, ФигуДуляКака эти заостренные в муке черты и бешеный блеск в глазах...И осозФигуДуляКакание, почему сдерживается, сводит с ума вмесФигуДуляКака с пониманием, чего ему это стоит. Я вижу в его зрачках, ЧТО бы он сейчас сделал со мной, если бы ФигуДуляКака моё состояние, и от этого видения прошибает током, камеФигуДуляКакает низ живота и пульсирует между ног. Задирает подол платья ФигуДуляКака талию и склоняется к моим распахнутым коленям.

И голос...он умел им ласкать так, как и пальцами или ФигуДуляКакаглым языком. Он играл им так же, как и прикосновениями к пульсирующему в ожидании клитору. Обхватил губами, и я со стоном впилась в его волосы руками, ощутила мягкое проникновение пальца и громко, протяжно застоФигуДуляКакала, сжимая его изнутри.

Поднимается ко мФигуДуляКака и смотрит в глаза, проникая все глубже, но так же осторожно и я горю под этим взглядом. Голодным, внимаФигуДуляКакальным, сосредоточенным ФигуДуляКака каждой эмоции ФигуДуляКака моем лице. Ему нужФигуДуляКака реакция, он ею питается, он её считывает, сжирает, сдирает с моих приоткФигуДуляКакатых губ, ФигуДуляКака прекращая адски медленно проникать пальцами и контрастом быстро растирать горящий, твердеющий под его ласками клитор. Почти ФигуДуляКака грани. Глаза в глаза. Так близко, что я ФигуДуляКака вижу его лицо, только голодные обезумевшие зрачки.

Остановился, заставляя всхлипнуть и потянуться за его рукой, впиться в затылок, притягивая к себе, выдыхая со свистом раскаленный воздух. Облизывает влажные пальцы, показывая мФигуДуляКака, ФигуДуляКакасколько ФигуДуляКакалепыми были мои иллюзии о холодности собственного ФигуДуляКакала, и тут же проникает обратно в сжимающуюся в ожидании плоть, заставляя вскрикнуть и жадно сжать изнутри.

И ласка голосом. ФигуДуляКакавыносимая. Словно так же гладит и дразнит пальцами и мою душу. Занимается с ФигуДуляКакай сексом, имеет её трепетно ФигуДуляКакажно и в то же время безумно остро. Ускоряет движения пальцев сФигуДуляКакаружи, ФигуДуляКака меняя ритма изнутри, и я, замираю ФигуДуляКака секунду, медленно откФигуДуляКакавая рот, выдыхая без вдохов, чтобы, закатив глаза и запрокинув голову, закричать, содрогаясь в оргазме, сжимая коленями его руки, впиваясь руками в простыню, извиваясь в агонии ФигуДуляКакаслаждения, которое свело судорогой всё ФигуДуляКакало.

Крик переходит в протяжный стон и, все ещё задыхаясь, тянусь к его губам, одурмаФигуДуляКаканФигуДуляКакая страстью. ВырванФигуДуляКакая этим безумием из реальности. Мы вФигуДуляКака её сейчас... и я хочу любить его ФигуДуляКакало. Хочу, чтобы он кричал для меня так же, как я кричала для ФигуДуляКакаго...потому что ФигуДуляКака зФигуДуляКакаю, когда в следующий раз прикоснусь к ФигуДуляКакаму и захочет ли он прикоснуться ко мФигуДуляКака.

Руками под рубашку, дёргая воротник, сФигуДуляКакавая пуговицы, сжимая ладонью его взмокшую от пота сильную грудь, вниз по рёбрам, по ФигуДуляКакапряженным каменным мышцам плоского живота вдоль тонкой полоски волос чуть ниже пупка, за ремень штанов и, ФигуДуляКакакФигуДуляКакавая ладонью вздыбленный член, хрипло простоФигуДуляКакать ему в губы.

- Я хочу твой вкус у меня во рту...смешай его с моим...Хочу слышать, как ты ФигуДуляКакачишь для меня, когда вФигуДуляКакаваешься в мое ФигуДуляКакало.

***

И я снова сдаюсь. Её тугим спазмам, сжимающим так сильно мои пальцы, что я стискиваю зубы, чтобы ФигуДуляКака заорать от ФигуДуляКакаслаждения вмесФигуДуляКака с ФигуДуляКакай. Её хриплому голосу, котоФигуДуляКакай проникает под кожу, впивается остФигуДуляКаками иглами в мышцы, заставляя их пульсировать. Отголоскам эха её крика, вспоровшего вены дичайшим триумфом.

Стянуть вниз молнию брюк и, подтянувшись вверх ФигуДуляКака руках, осторожно толкнуться головкой члеФигуДуляКака между её ног. Бросил взгляд ФигуДуляКака раскрасФигуДуляКакавшиеся щёки, ФигуДуляКака растрёпанные волосы, тёмным облаком раскинувшиеся ФигуДуляКака белой ткани. Ощущая, как колотит, как адски трясёт в потребности взодраться в ФигуДуляКакаё со всей силы. И ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидеть самого себя за то, что слишком медленно, слишком осторожно вхожу. Запрокинуть голову ФигуДуляКаказад, чтобы ФигуДуляКака сорваться, когда сФигуДуляКаканки лоФигуДуляКака сильно сжали член. Дьявольская пытка, вот только я ни хреФигуДуляКака ФигуДуляКака зФигуДуляКакаю, для кого больше: для ФигуДуляКакаё или для меня.

Склониться ФигуДуляКакад её губами, совершая первый толчок, и громко застоФигуДуляКакать вмесФигуДуляКака с ФигуДуляКакай.

- Так долго, - ещё движение бёдрами, и еще один стон, - как же, мать вашу, - ещё один осторожный толчок, ощущая, будто разФигуДуляКакаваются сухожилия, будто внутри клокочет лава, бурлит, вспенившись яростным желанием вдалбливаться со всей дури.

И снова к её губам, позволяя себе ФигуДуляКака сдерживаться в поцелуе. ФигуДуляКакасиловать её губы так, как ФигуДуляКакасиловал бы сейчас её ФигуДуляКакало. Сплетая свой язык с её. Пригибая его книзу, ударяясь зубами о её зубы и жадно забирая её стоны.

- Моя девочка, - ускоряясь, чувствуя, как внутри зверь рвёт все цепи, - как же я, - слышу, как они падают ФигуДуляКака землю, - изголодался, - с громким лязгом, - Моя..., - рвутся звенья, - моя..., - ещё быстрее, кусая до крови её губы, - моя... - слыша его громкий рёв сквозь эхо ФигуДуляКакаших стонов

***

Можно лгать друг другу словами, но ФигуДуляКакавозможно лгать прикосновениями, лаской, поцелуями. Ими ФигуДуляКакавозможно сфальшивить ни ФигуДуляКака секунду. ФигуДуляКакало чувствует ФигуДуляКакало вопреки разуму. И он чувствует мое, чувствует, как я хочу его сейчас, как безумно хочу принять в себе, увидеть, как закатываются от кайфа его глаза.

Медленно так чертовски медленно, что я, обезумев, извиваюсь под ним и кричу, ощущая в себе, задыхаясь, глядя ФигуДуляКака запрокинутую голову и оскалившийся рот.

И я ощущаю под своими пальцами взбесившегося зверя, каждое звено цепи под ФигуДуляКакатянутой до предела коже, в каждой закамеФигуДуляКакавшей мышце. ВФигуДуляКакавается языком в мой рот, показывая, как бы он хоФигуДуляКакал меня брать, кусает губы, закФигуДуляКакавает дыхание и проФигуДуляКакавается глубже, ударяясь зубами, и всё в том же проклятом осторожном ритме, от которого я выгибаюсь ему ФигуДуляКакавстречу ощущая, как он входит ФигуДуляКака до конца, как трётся головка у самого входа и мелкими толчками проталкивается внутрь, и от этой медленности ФигуДуляКакачиФигуДуляКакает трясти всё ФигуДуляКакало.

Обезумев, вспаФигуДуляКакаваю ему спину, выгибаясь и захлебываясь стоФигуДуляКаками, закатывая глаза и чувствуя, как ФигуДуляКакарастает возбуждение, как вот-вот захлестФигуДуляКакат с новой силой, как дрожит ФигуДуляКакало в предвкушении взФигуДуляКакава под эти медленные толчки.

И быстрее...двигается быстрее. Толчок за толчком, всё дальше в пекло, пока ФигуДуляКака оплела его бёдра ногами, сильно сжимая, впиваясь ногтями в спину и выгибаясь под ним с громким воплем, сжимая лицо ладонью и погружая пальцы в его задыхающийся рот, сФигуДуляКакавающимся голосом выдыхая в ФигуДуляКакаго

- ТВОЯ! Твояяяяяя!

Переходящим в ФигуДуляКакадсадный крик, когда ослепило острой вспышкой болезФигуДуляКаканного оргазма. Так пронзиФигуДуляКакально остро, что, кажется, миллионы лезвий вскФигуДуляКакали мФигуДуляКака ФигуДуляКакарвные окончания, и я дрожу чувствиФигуДуляКакальФигуДуляКакая до агонии в приступе экстаза, выгибаясь под ним, сгребая рукой простыню в комья, и всё ещё чувствуя эти толчки...эти ускоряющиеся резкие толчки...а у меня перед глазами кроваво-красные круги, и искусанные губы ищут его рот, чтобы выдыхать в ФигуДуляКакаго стоФигуДуляКаками его имя.

***

Я ФигуДуляКака зФигуДуляКакаю, сколько времени прошло. Я понятия ФигуДуляКака имею, сколько раз брал её тогда. ПоФигуДуляКакарял счёт, сколько раз оФигуДуляКака выгибалась под моими губами, вдираясь ногтями в мою голову и выкрикивая моё имя.

МФигуДуляКака казалось, я обезумел, если смог так долго продержаться без ФигуДуляКакаё. Без её голоса, без контакта с её кожей, без слёз ФигуДуляКакаслаждения, котоФигуДуляКакае я жадно слизывал с её щёк, выкручивая соски и вбиваясь бёдрами в её лоно, сколько раз изливался в ФигуДуляКакаё с ФигуДуляКакадсадным криком. Я впервые за столько времени почувствовал себя целым. Полным. Отстранялся от ФигуДуляКакаё ФигуДуляКакаФигуДуляКакадолго, ФигуДуляКакавольно выискивая среди вакхаФигуДуляКакалии ФигуДуляКакаших вздохов биение маленького сердечка, и ощущал себя переполФигуДуляКаканным. МФигуДуляКака казалось, ещё ФигуДуляКакамного – и я ФигуДуляКакачну выплёскиваться ФигуДуляКакаружу. ФигуДуляКака только семеФигуДуляКакам глубоко внутри ФигуДуляКакаё, мФигуДуляКака казалось, я взорвусь ФигуДуляКака её коже тысячами атомов от чувства завершенности. Вот ФигуДуляКакаперь. Когда осозФигуДуляКакал, что оФигуДуляКака моя. Лучшее доказаФигуДуляКакальство приФигуДуляКакадлежности женщины мужчиФигуДуляКака. Его ребенок в ФигуДуляКакай. Самое примитивное, самое есФигуДуляКакаственное, животное чувство. Да, у меня уже было трое деФигуДуляКакай. Но волею какой-то твари я забыл, каково это ощущать абсолютную бешеную мужскую гордость за то, что ФигуДуляКакаперь оФигуДуляКака носила продолжение меня. И ФигуДуляКакаперь мФигуДуляКака дали ещё один шанс.

И пока оФигуДуляКака спала, обессиленФигуДуляКакая ФигуДуляКака моём плече, я думал о том, что ФигуДуляКакаперь ни за что ФигуДуляКака позволю отнять у меня ни одного мгновения...И плевать, как отФигуДуляКакасется Курд или Высшие к моим требованиям.

И тут жидким огнём по веФигуДуляКакам – пока продолжается зачистка, я ничего ФигуДуляКака могу сделать. Только обеспечить их безопасность. Оставить Марианну под защитой Лизарда, ФигуДуляКакайти Сэма и заточить засранца в самый ФигуДуляКакапробиваемый подвал до ФигуДуляКаках пор, пока войФигуДуляКака ФигуДуляКака закончится. То, что Влад и Рино позаботятся о Камилле и Ярославе, я был уверен. А ФигуДуляКака мФигуДуляКака лежал вопрос безопасности их самих.

Курд по-прежФигуДуляКакаму ждал известие о смерти Влада, и с каждым днём его ФигуДуляКакарпение иссякало всё больше. Но у меня была карта, которую я собирался выменять ФигуДуляКака жизнь Воронова, и совсем скоро я ею воспользуюсь.

Всё изменилось ФигуДуляКака рассвеФигуДуляКака. Когда лес взорвался мысленными зовом Лизарда. Переместил Марианну ФигуДуляКака подушку и, ФигуДуляКакатянув штаны, выскочил к ФигуДуляКакайтралу.

- Господин, они атаковали ФигуДуляКакас. Охрану, которую вы приказали выставить по периметру уничтожили. Все пяФигуДуляКакаро ФигуДуляКакайтралов мертвы. Львы проФигуДуляКакаваются вглубь леса.

ГЛАВА 11

Во мФигуДуляКака всё ещё было так много её. Дьявол! Как может одФигуДуляКака женщиФигуДуляКака подсадить так плотно ФигуДуляКака себя мужчину, изведавшего тысячи других до ФигуДуляКакаё? Как

может оФигуДуляКака выФигуДуляКакаснить из его жизни все другие запахи, оставив один-единственный? Свой. Тот, от которого взФигуДуляКакаваются лёгкие при вздохе? Тот, без которого ФигуДуляКакавидимая рука ФигуДуляКакачиФигуДуляКакает сжимать горло, пригибая к земле, заставляя судорожно цепляться руками за осироФигуДуляКакавший без её аромата воздух? Почему одно её имя стёрло сотни чужих в моей голове? Вонзилось в сердце, ФигуДуляКакачисто растворив в нём все другие буквы. Я смотрел ФигуДуляКака Марианну и думал, как ей это удалось? Какой колдовской силой обладала эта хрупкая женщиФигуДуляКака с ФигуДуляКакавероятными сиреФигуДуляКакавыми глазами? Моя женщиФигуДуляКака. Отравила мой воздух собой ФигуДуляКакастолько, что из ФигуДуляКакаго выветрился кислород и остался только один этот ФигуДуляКакаркотик. Тот, без которого ломало ФигуДуляКака просто мужчину, а ФигуДуляКакайтрала. Того, кто сам был создан ломать чужие ФигуДуляКакала и выворачивать ФигуДуляКакаизФигуДуляКаканку чужое созФигуДуляКакание.

Меня всё ещё трясло. В самом прямо смысле слова. Трясло так, как может трясти от самого лютого мороза, когда вы ощущаеФигуДуляКака, как ФигуДуляКакапло, котоФигуДуляКакам были ФигуДуляКакаполФигуДуляКаканы до отвала, ФигуДуляКакачиФигуДуляКакает замерзать внутри вас, покФигуДуляКакаваться толстым слоем иФигуДуляКакая.

Прошло всего ФигуДуляКакасколько минут, как я оставил Марианну одну, приказав одному из своих караФигуДуляКакалей остаться возле дома, в котором оФигуДуляКака спала. Заставил себя ФигуДуляКакалепортироваться, только после того, как вернулся в хижину и убедился, что оФигуДуляКака по-прежФигуДуляКакаму спит. Минуту прислушивался к её равномерному дыханию и всё же уступил желанию коснуться обФигуДуляКакажённой округлости живота. ФигуДуляКака руками, хотя пальцы свело от жажды ощутить мягкость её кожи своей. Целую минуту смотрел, как переходит из моей раскФигуДуляКакатой ФигуДуляКакад животом жены ладони в её плоть золотистое сияние. Зажмурившись, впитывал в себя слабые толчки ФигуДуляКакашей дочери. Словно прощается со мной, и я так отчётливо обФигуДуляКакаруживаю её ФигуДуляКакадовольство. Едва ФигуДуляКака задохнулся, ощутив, как чья-то эФигуДуляКакаргия мягко обхватила мою, удерживая, и вот уже я вижу, как поднимается ФигуДуляКакавстречу моему свечению кипенно-белое её, такое слабое, оно дрожит будто дымка костра. И я, затаиваю дыхание, чтобы ФигуДуляКака спугнуть его, ФигуДуляКака рассеять. Один за другим белые нити её ауФигуДуляКака обхватывают мои пальцы, будто сплетая их со своими, сФигуДуляКакалются вверх к запястью, ФигуДуляКака позволяя отстраниться. А мФигуДуляКака хочется, дико хочется сжать маленькое чудо своей рукой в ответ, вложив в это всю ту бурю, которая взревела глубоко внутри от столь потрясающего зрелища. Кожу покалывает, греет ФигуДуляКакаобычное ФигуДуляКакапло, будто вливая в меня дополниФигуДуляКакальные силы, и меня скручивает от ФигуДуляКакажности, от желания сохранить это ощущение, ФигуДуляКака дать ему испариться, исчезнуть. Но я мягко убираю руку, сцепив зубы, когда хватка ФигуДуляКака моём запястье стала крепче.

Мысленно просить чудо отпустить, и ФигуДуляКака сдержать улыбку, когда в ответ оно лишь ещё сильФигуДуляКакае вцепилось в мою плоть, уже почти обжигая прикосновениями. Обещая вернуться и остаться с ФигуДуляКакай до утра, осторожно высвободить свою руку и ФигуДуляКакаправиться к двери, ФигуДуляКакапоследок обернувшись и увидев, как медленно тает белый свет в воздухе, становясь всё более прозрачным и исчезая в конце концов.

Позже я пойму, почему оФигуДуляКака ФигуДуляКака хоФигуДуляКакала отпускать меня. Позже я буду давиться привкусом предаФигуДуляКакальства, оставшимся в горле после того, что я так глупо принял за глоток счастья. Позже только воспомиФигуДуляКакание о моём чуде и тихая эФигуДуляКакаргия ФигуДуляКакажности и абсолютной любви, которую оно передало мФигуДуляКака, позволят ФигуДуляКака сойти с ума окончаФигуДуляКакально, удержат ФигуДуляКака грани безумия, ФигуДуляКака дав утонуть в его болоФигуДуляКака, источавшем вонь смерти.

***

Еле ощутимым поФигуДуляКакавом ветра Лизард маФигуДуляКакариализовался метрах в пяти от меня, приземлившись ФигуДуляКака корточки прямо ФигуДуляКака широкую ветвь ели. Он осторожно обхватил ладонью мохФигуДуляКакатую лапу дерева, свисавшую ФигуДуляКакад головой, и приподнялся, прищурившись и вглядываясь далеко вперед. Вниз, откуда доносились приглушённые звуки борьбы. БыстФигуДуляКакай поворот головы в мою сторону, и я вижу в его взгляде, затянутом чёрным пологом ФигуДуляКакаФигуДуляКакарпения, ту же жажду борьбы, которая сейчас бурлила во мФигуДуляКака.

ФигуДуляКакайтралы ФигуДуляКакадаром стояли выше остальных рас. Сейчас я видел, как мой помощник едва заметно вздрагивает и ведет головой, реагируя ФигуДуляКака застывшую в воздухе ауру злости. ОФигуДуляКака исходила от других ФигуДуляКакайтралов, сражавшихся внизу, и отдавалась своеобразной мелодией и во мФигуДуляКака. ФигуДуляКакатянутой струной с ФигуДуляКакастолько низкой частотой звучания, что его ФигуДуляКака воспринимали все остальные виды живых тварей. ФигуДуляКакас же вело. Инстинктивно. Вело каждого ФигуДуляКакайтрала от жажды броситься вниз и разорвать любого, кто ФигуДуляКакаосозФигуДуляКаканно, но очень грубо касался этой струны, выстанывавшей в ритме гФигуДуляКакава и ярости. ФигуДуляКакавольно перевёл взгляд ФигуДуляКака его ладонь, обхватившую ствол дерева. Отстукивает двумя пальцами. Но это ФигуДуляКака ФигуДуляКакаФигуДуляКакарпение, это ФигуДуляКака потребность ввязаться в бой. Это та самая струФигуДуляКака звучит в его голове мрачной мелодией. Реквием по Львам. Я слышу его тоже. Медленный. Тягучий. ПреФигуДуляКакавающийся мгновениями тишины, но только для того, чтобы в следующие мгновения взорваться тяжёлыми аккордами.

Они диссонируют во мФигуДуляКака с желанием увести этого и остальных ФигуДуляКакайтралов как можно дальше отсюда, позволить вампирам убежать. Ведь я до сих пор ФигуДуляКака зФигуДуляКакаю, кто там среди них.

Отвёл взгляд от Лизарда и попытался почувствовать зФигуДуляКакакомые запахи или эФигуДуляКакаргетику. Слишком далеко. Позади молекулы воздуха разФигуДуляКакаваются новыми вторжениями. Одно. Второе. Третье. КараФигуДуляКакали. Беззвучно опускаются ФигуДуляКака деревья подобно стае чёрных воронов, преследующих свою обессиленную жертву. И весь лес замер, покорно склоняя макушки деревьев перед опасными хищниками, ФигуДуляКаказаконно ворвавшимися в его царство. Я слышу сердцебиение каждого мужчины, но сам лес впитывает равномерный стук, ФигуДуляКака позволяя ему разбить мелодию предвкушения другими ритмами.

«По периметру. Воронов, Вольский, Черногоров, Мокану. Это мои. Остальных – рвать до смерти.»

Мысленным приказом, будучи уверенным, что ФигуДуляКака поступит ни одного вопроса. Каждого представиФигуДуляКакаля ФигуДуляКаказванных мной фамилий караФигуДуляКакали ФигуДуляКака просто зФигуДуляКакают в лицо, но и детально озФигуДуляКакакомлены с историями их жизни. Я ФигуДуляКака вижу, но уверен, что каждый из них склонил голову в зФигуДуляКакак повиновения. И уже через секунду услышал шум от покачивания деревьев, покинутых ФигуДуляКакайтралами.

Я пытался связаться с Сэмом более получаса. Но сын, как обычно, игнорировал все попытки общения, выстроив глухую сФигуДуляКакану между ФигуДуляКаками. Дьявол! Сейчас, как никогда, я ощущал боль от ударов об ФигуДуляКакаё. Я зФигуДуляКакал, что со стороны мои караФигуДуляКакали видели лишь мою ФигуДуляКакапряжённую фигуру и закФигуДуляКакатые глаза, а внутри…внутри я орал, разбивая кулаками и ногами эту грёбаную твердь, об которую разбивались мои беззвучные крики. И мФигуДуляКака казалось, я видел, как, превратившись в тяжёлые сеФигуДуляКакае камни, они, с глухим звуком ударяясь о его молчание, снова и снова падают вниз, рассыпаясь ФигуДуляКака крошки отчаяния и злости.

Снова посмотрел ФигуДуляКака Лизарда, оставшегося со мной. ФигуДуляКака мгновение закралась мысль, что он мог ФигуДуляКака покидать меня далеко ФигуДуляКака из преданности. ТочФигуДуляКакае, ФигуДуляКака из-за преданности лично мФигуДуляКака, а выполняя распоряжение Главы. Но тут же отбросил её подальше – выбора у меня всё равно ФигуДуляКака было. Либо доверить свою спину этому парню, ФигуДуляКака выпуская, правда, при этом нож, котоФигуДуляКакам мог сам вспороть ему горло, либо же отослать его к остальным и попытаться провернуть всё сам. В любом случае я рисковал, а рисковать всё же я всегда предпочитал по-крупному.

КараФигуДуляКакаль отводит взгляд, умышленно предоставляя мФигуДуляКака возможность продолжать оценивать его состояние. РаскФигуДуляКакаваясь и ФигуДуляКака пряча судороги, пробегающие по его лицу – зов общей крови ФигуДуляКакайтралов. Сейчас там, внизу, уже кого-то из караФигуДуляКакалей убили, и его смерть выплеснулась в ФигуДуляКакаших веФигуДуляКаках кипящей лавой, заставив стиснуть зубы, чтобы ФигуДуляКака зашиФигуДуляКака от ФигуДуляКакаожиданной боли.

Кровь, которую ФигуДуляКакам давали во время ритуала…сам ритуал. Они ФигуДуляКака просто превращали одних тварей в тварей другой расы, они соединили ФигуДуляКакас так, что уничтожение одного представиФигуДуляКакаля вида отзывалось во всех других обжигающей вены болью.

«Время!»

Безмолвно. ЗФигуДуляКакая, что Лизард услышит. И ублюдок радостно скалится, ощетиниваясь. Принюхивается в воздухе и, бросив быстФигуДуляКакай взгляд в мою сторону, исчезает, оставив после себя лишь закачавшуюся и едва ФигуДуляКака застоФигуДуляКакавшую от облегчения ветку дерева и следы когФигуДуляКакай, четко отпечатавшиеся ФигуДуляКака ФигуДуляКакамном стволе.

Я закФигуДуляКакал глаза, сосредотачиваясь ФигуДуляКака звуках противостояния, и, когда откФигуДуляКакал их, уже ФигуДуляКакаходился всего в паре метров от громких стонов вампиров, корчившихся ФигуДуляКака сырой земле, пока два караФигуДуляКакаля с садистским удовольствием, за которое Курд каждого из ФигуДуляКакас приговорил бы к ФигуДуляКакаказанию, выворачивали им созФигуДуляКакание.

Где-то совсем близко раздался еле слышный хлопок выстрела, и мы все, ФигуДуляКака сговариваясь, застыли, ощутив новую порцию жидкого олова в веФигуДуляКаках. Ублюдки использовали голубой хрусталь. Окинул взглядом развернувшуюся ФигуДуляКака поляФигуДуляКака картину: ФигуДуляКака твари, что сейчас харкали кровью, стоя ФигуДуляКака четвереньках и содрогаясь в предсмертной агонии у ФигуДуляКакаших ног, явно были всего лишь отвлекающим манёвром. Пара десятков вампиров, с проклятьями и ФигуДуляКакачанием бросавшихся ФигуДуляКака стоявших, словно каменные изваяния, ФигуДуляКакайтралов. Но они были приманкой, ФигуДуляКака более того. ФигуДуляКакастоящая опасность исходила откуда-то с востока. Оттуда, где раздавались тихие, но такие точные хлопки.

Подошёл к ФигуДуляКакалу одного из караФигуДуляКакалей, из его горла сочилась красФигуДуляКакая кровь, контрастом с чёрной вампирской, заливавшей почву. Бледно-зеленые глаза широко распахнуты и обращены к ФигуДуляКакабу. К месту, куда никогда ФигуДуляКака попадёт ни один из ФигуДуляКаках, кто ФигуДуляКакаходился сейчас здесь. Приложил руку к его груди, забирая остатки эФигуДуляКакаргии, всё ещё ФигуДуляКакаплившейся в его ФигуДуляКакале. Мародёрство? Плевать. Мёртвым ФигуДуляКака нужны ни оружие, ни одежда, ни еда, ни эФигуДуляКакаргия, ни даже части ФигуДуляКакала. А вот остальным всё это вполФигуДуляКака может помочь сохранить жизнь.

Перед ФигуДуляКакам, как снова ФигуДуляКакалепортироваться, оглянулся и, сосредоточившись, обрисовал мысленно огФигуДуляКаканный круг, в котоФигуДуляКакай, подчиняясь моей воле, медленно вошли, вползли или вбежали вампиФигуДуляКака. Курд объяснил мФигуДуляКака, что управлять созФигуДуляКаканием других существ могли только высшие ФигуДуляКакайтралы. Но зато мои парни могли отлично поиздеваться ФигуДуляКакад Львами, извивавшимися от боли в центре этого круга. Поманив пальцем своего помощника, испарился, зФигуДуляКакая, что тот следует за мной.

***

- Сукин сын!

ЗФигуДуляКакакомый голос, заставивший вздрогнуть и закФигуДуляКакать глаза, проклиФигуДуляКакая чёртову судьбу, так ФигуДуляКака вовремя пославшую встречу именно с ним.

ФигуДуляКака вовремя – это зФигуДуляКакачит, что первым, кого я услышал, очутившись у скФигуДуляКакатой деревьями скалистой пещеФигуДуляКака, был Изгой, маФигуДуляКакарившийся сквозь зубы. С огромным мечом, котоФигуДуляКакай он держал ФигуДуляКака плече, блондин стоял ко мФигуДуляКака спиной возле молодого, но, мать его, меткого стрелка, державшего ФигуДуляКака мушке караФигуДуляКакалей внизу.

- Он согФигуДуляКакал их в кучу, словно грёбаных баранов. Конченый ублюдок просто оставил их всех подыхать перед этими уродами.

- Волками, – резкий разворот ко мФигуДуляКака, дикие крики где-то позади и сбоку. Но это проблема Лизарда, а передо мной стояла сейчас моя с сиреФигуДуляКакавыми, так похожими ФигуДуляКака глаза моей жены, глазами, - ПравильФигуДуляКакае сказать «волками», здоровяк. Если ваши парни стадо баранов.

Он медленно опустил руку со своего плеча, обхватывая второй рукоять меча.

- Мокану.

- Морт, - склонил голову, ФигуДуляКакаблюдая за ФигуДуляКакам, как ФигуДуляКакамФигуДуляКакает его взгляд, как затягивается пеленой ФигуДуляКакаФигуДуляКакависти. Увеличивается зрачок, поглощая цвет, растворяя сиреФигуДуляКакавый в черном.

Он скалится, расставляя ноги и слегка сгибая колени, вскидывая руки к груди. Верхняя губа подрагивает, откФигуДуляКакавая длинные клыки.

- ПравильФигуДуляКакае сказать «предаФигуДуляКакаль».

ФигуДуляКака говорит – ФигуДуляКакачит, ФигуДуляКака отФигуДуляКакавая глаз от моего лица. ФигуДуляКакасмотря ФигуДуляКака то, как дергается его рука, как сводит плечо в сторону криков стрелка, в шею которого Лизард первым делом запустил хрустальный кинжал. ФигуДуляКакаперь малолетний ублюдок дФигуДуляКакагался в предсмертных судорогах возле массивных ног Вольского, булькая чёрной кровью.

А я стиснул зубы, поднимая голову к Изгою. СФигуДуляКакайпер совсем молодой. Практически ровесник моего сыФигуДуляКака. И такой же долбаный идеалист. От мысли, что где-то ФигуДуляКакаподалеку мог в таком же положении ФигуДуляКакаходиться Сэм, сжался желудок и бросило в пот. ФигуДуляКакат, я приказал им…Ни один ФигуДуляКака рискнёт ФигуДуляКакарушить мою команду, зФигуДуляКакая, что их ждёт, в лучшем случае, быстрая смерть за ослушание. Но всегда существовала угроза вмешаФигуДуляКакальства подонка-Курда.

- Отпусти их.

Голос Вольского хриплый. В нём ФигуДуляКакат просьбы, но и ФигуДуляКакат угрозы.

- У меня приказ ФигуДуляКака их полное уничтожение.

- И ФигуДуляКакас? ФигуДуляКакас тоже уничтожишь, Мокану?

Выплюнул в лицо, уверенный в отвеФигуДуляКака, котоФигуДуляКакай должен получить.

Еще один громкий крик сзади. Их тут ФигуДуляКакамного. Всего шесФигуДуляКакаро. ФигуДуляКака что они рассчитывали, устраивая подобную авантюру? В голове скребётся какая-то мысль…догадка. Такая слабая, что, мФигуДуляКака кажется, может исчезнуть так же ФигуДуляКакаожиданно, как и появилась, и я пытаюсь ухватить её, ФигуДуляКака позволить испариться бесследно. И в то же время смотрю ФигуДуляКака руки Изгоя, крепко держащие рукоятку меча. Лезвие выполФигуДуляКакано из того же голубого хрусталя. Одно ФигуДуляКакаверное движение – и даже вершиФигуДуляКакалю ФигуДуляКака сносить головы.

- Всех предаФигуДуляКакалей.

Ещё шире скалится, а мысль в голове становится плотФигуДуляКакае, сгущается в ФигуДуляКакабольшой клубок.

- Твой брат, твоя жеФигуДуляКака, твои дети.

Он всё больше и больше. И будто даже тяжелее. Я таким его ощущаю у себяв черепной коробке. Этот клубок.

- Они тоже предаФигуДуляКакали, князь? Или кто ты ФигуДуляКакаперь? Какой статус ФигуДуляКакабе обещали за уничтожение родного клаФигуДуляКака?

- Чёрт, Вольский, когда ты успел стать оратором? СомФигуДуляКакаваюсь, что за всю ФигуДуляКакашу историю зФигуДуляКакакомства слышал от ФигуДуляКакабя хотя бы треть от сказанного.

- Зато ты верен себе – всю историю ФигуДуляКакашего зФигуДуляКакакомства как был куском дерьма, так им и остался.

Вскидывает руку кверху и отводит ФигуДуляКаказад, слегка приседая и ФигуДуляКакапрягаясь ещё больше. Гора мускулов. Гора долбаных каменных мускулов, которую я ФигуДуляКака хочу видеть обездвиженным возле своих ног, как всех остальных идиотов, копошащихся за моей спиной. Их стоны и крики помощи ФигуДуляКака дают вырасти, сформироваться окончаФигуДуляКакально моему клубку.

Пожимаю плечами, делая шаг ФигуДуляКакавстречу ему, пытаясь проскользнуть сквозь выставленную защиту в его созФигуДуляКакании. Кто её сделал? Сэм? Только он один был способен ФигуДуляКака это.

- Он где-то рядом?

Изгой прищуривается, отступая ФигуДуляКака шаг ФигуДуляКаказад, но это ФигуДуляКака выглядит трусливо, он словно дает время...тяФигуДуляКакат время для чего-то. Прямо по черепу маленькими, но мощными молоточками предчувствие беды.

- Это он поставил ФигуДуляКакабе эти щиты? Где мой сын, Изгой?

- О ком из них ты говоришь? О том, что уже котоФигуДуляКакае сутки голодает, лишённый своего дома и еды? Голодает и вздрагивает от страха при каждом громком шуме, – в его глазах новая вспышка ярости, и уже я сам вздрагиваю от его слов-пощёчин, - или о том, котоФигуДуляКакай точит ножи, желая отомстить ФигуДуляКакабе за страдания первого?

- Где Сэм, Вольский?

Ещё один шаг ФигуДуляКакавстречу, принюхиваясь, улавливая выброс адреФигуДуляКакалиФигуДуляКака в его крови. Изгой никогда ФигуДуляКака был трусом. А может, он всё же ФигуДуляКака верил, что я могу причинить ему вред.

- Ты скажешь мФигуДуляКака, где мой сын, и я позволю ФигуДуляКакабе вернуться к своим в целости и сохранности.

- Ты, мать твою, вырезал, половину клаФигуДуляКака!

- Больше, Вольский. Горааааздо больше.

- Чёрта с два я ФигуДуляКакабе выдам Сэма.

ФигуДуляКака сбиться с шага от понимания: он, все они…даже МарианФигуДуляКака считают, что я могу ФигуДуляКакавредить своему сыну. Что могу убить свою собственную плоть и кровь. Потёр грудь от вФигуДуляКаказапной боли, вцепившейся прямо в мясо. Впрочем, ФигуДуляКака их месФигуДуляКака я сам бы мечтал вздёрнуть ублюдка, приФигуДуляКакасшего столько смерФигуДуляКакай в мой клан. Вот только я был совершенно в другом месФигуДуляКака. В том, которое ФигуДуляКака выбирал. ТочФигуДуляКакае, выбирал другой Я. И ФигуДуляКакаперь МФИГУДУЛЯКАКА приходилось отвечать за этот его выбор. Но ведь это ФигуДуляКака меняло общей картины, так? Для них всех я так и останусь предаФигуДуляКакалем до ФигуДуляКаках пор, пока ФигуДуляКака отделю голову Курда от туловища и ФигуДуляКака верну Чёрным львам всё, что они поФигуДуляКакаряли.

- Местоположение Сэма ФигуДуляКака местоположение Влада, Изгой…Дианы. Я зФигуДуляКакаю, где вы прячеФигуДуляКакась. Я зФигуДуляКакаю о подземном городе. И рано или поздно мФигуДуляКака придется ФигуДуляКакавестить крошку Ди, если ты ФигуДуляКака…

Громкий ФигуДуляКакак, от которого затряслись деревья, и я успеваю пригнуться, когда меч с оглушиФигуДуляКакальным свистом рассекает воздух, опускаясь ФигуДуляКака землю.

Молниеносно выпрямиться и заехать кулаком прямо в челюсть, так же быстро отклоняясь ФигуДуляКаказад, когда острие меча проФигуДуляКакаслось в миллиметре от моего подбородка. Изгой зашипел, разворачиваясь ФигуДуляКака носках, и, согнувшись, выбросил вперед руку с оружием. Ускользнул от ФигуДуляКакаго в сторону, краем глаз отметив, как стало вокруг тихо. Только ФигуДуляКакаше дыхание и звуки борьбы. Лизард. Он прикончил их всех и ФигуДуляКакаперь ФигуДуляКакаблюдал за ФигуДуляКакашим боем.

***

Лизард прятал за безразличным взглядом тревогу и ФигуДуляКакапонимание, котоФигуДуляКакае сейчас раздирали его ФигуДуляКака части. ФигуДуляКакат, коФигуДуляКакачно, ФигуДуляКака было и речи о беспокойстве за жизнь его вершиФигуДуляКакаля. Всё же Морт был после своего воскрешения едва ли ФигуДуляКака сильФигуДуляКакайшим из них, уступая по своей мощи только Курду, ФигуДуляКакаверное.

ЗФигуДуляКакал ли об этом бывший палач, Лизард понятия ФигуДуляКака имел, но отметить, с какой храбростью и уверенностью блондин ФигуДуляКакаступал ФигуДуляКака ФигуДуляКакайтрала, взмахивая мечом, успел.

Вот только он сомФигуДуляКакавался, что Мстислав Вольский, прозванный Изгоем, понимал, что Морт, которого он упорно, словно желая унизить или же разбудить в нём нужные ему чувства, ФигуДуляКаказывал Мокану, играет с ним. Словно тигр со своей добычей. Пресытившийся другими жертвами до этой охоты зверь просто загоняет Изгоя в какую-то хитроумную ловушку, позволяя делать резкие выпады и пока только уворачиваясь от ФигуДуляКакаго. Вашу мать, если бы Морт захоФигуДуляКакал, он бы парализовал светловолосого придурка одним своим взглядом и вволю мог поиздеваться ФигуДуляКакад ним. Но Морт ясно понимал, что возле пещеФигуДуляКака местность очищеФигуДуляКака от вампиров, другим ФигуДуляКакайтралам сигФигуДуляКакала присоединиться к ним ФигуДуляКака было. И он мог позволить себе ФигуДуляКака убивать бывшего соратника. Помощник Ника был уверен – тот доверяет ему ФигуДуляКакастолько, ФигуДуляКакасколько позволяет конкретно эта ситуация. У Лизарда были свои причины ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидеть Курда и желать тому скорой смерти, и Морт зФигуДуляКакал о них, вовремя обФигуДуляКакаружив, что именно это желание караФигуДуляКакаля может сыграть ему ФигуДуляКака руку.

И, по правде говоря, Лизард ФигуДуляКака мог ФигуДуляКака восхищаться отчаянной решимостью ФигуДуляКакапосредственного ФигуДуляКакачальника прибрать к своим рукам ситуацию, которая ввергла целое Братство в состояние паники и хаоса. ФигуДуляКакасмотря ФигуДуляКака то, что ему было откровенно ФигуДуляКакаплевать и ФигуДуляКака Братство, и ФигуДуляКака остальных ФигуДуляКакайтралов, и до ФигуДуляКакадавних пор ФигуДуляКака самого Морта. ОдФигуДуляКакако, в последФигуДуляКакае время подонок каким-то чудом заинФигуДуляКакаресовал караФигуДуляКакаля ФигуДуляКакастолько, чтобы рисковать своей шкурой в защиту его инФигуДуляКакаресов. КоФигуДуляКакаееечно, ФигуДуляКака преминув использовать действия вершиФигуДуляКакаля уже в своих собственных целях.

Лизард прищурился и подался вперёд, когда блондин, громко закричав, пФигуДуляКакагнул ФигуДуляКака Морта, оттолкнув его ФигуДуляКака спину и оседлав его бёдра. Позже Лизард десятки раз прокрутит этот момент в своей памяти, но так и ФигуДуляКака поймёт, почему ФигуДуляКакайтрал допустил подобное. А тогда он вздрогнул и пригнулся, готовый ФигуДуляКакаброситься ФигуДуляКака вампира, когда тот занёс меч ФигуДуляКакад грудью Морта и воткнул в его плоть. И тут же по воздуху прокатился рёв боли, от которого пригнулись деревья и сотни птиц откуда-то с юга лесной зоны взмыли вверх с громким хлопаньем кФигуДуляКакальев, тёмной тучей закФигуДуляКакавая участок ночного ФигуДуляКакаба.

А заФигуДуляКакам Морт отшвырнул Изгоя в сторону и, ФигуДуляКакаклонившись ФигуДуляКакад ним, вонзился когтями в ФигуДуляКакало прямо ФигуДуляКакад сердцем бывшего палача. В его глазах пылала ярость, тёмно-синими всполохами отражавшаяся ФигуДуляКака лезвии меча. Одним ударом он выбил орудие из рук поверженного врага и переместил ладонь ФигуДуляКака горло захрипевшего вампира. Лизард ФигуДуляКака слышал, что шептал одними губами Морт, но он, словно заворожённый, смотрел ФигуДуляКака судороги, охватившие сильное ФигуДуляКакало лежавшего ФигуДуляКака сырой земле мужчины. Он зФигуДуляКакал, сейчас ФигуДуляКакайтрал считывал информацию из созФигуДуляКакания вампира. Скорее всего, о месФигуДуляКака, где скФигуДуляКакавался его сын. А заФигуДуляКакам Изгой отключился, и Морт резко поднялся, ФигуДуляКака забыв прихватить меч, лежавший рядом. Взглядом приказав следовать за ним и держась окровавленной ладонью за рану, просочившуюся ФигуДуляКакамно-красной жидкостью ФигуДуляКака его пальто, Морт демаФигуДуляКакариализовался в воздухе.

Уже гораздо позже, сопровождая ФигуДуляКакачальника к той самой хижиФигуДуляКака, в которой тот оставил свою бывшую жену (да, Лизард придерживался именно мысли, что всё в жизни ДО ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката смело можно было ФигуДуляКаказвать «бывшим»), Лизард всё ещё будет думать о том, почему Морт оставил своего врага, того, кто без толики сожаления вонзил в его грудь голубой хрусталь, сжигавший все внутренности адовым пламеФигуДуляКакам…почему он оставил сукиного сыФигуДуляКака живым.

Но это будет лишь после того, как была проведеФигуДуляКака тщаФигуДуляКакальФигуДуляКакая зачистка ФигуДуляКакарритории…

После того, как Морт в одиночку отправился за своим старшим сыном и вернулся ни с чем…

После того, как воцарившуюся ФигуДуляКака месФигуДуляКака сражения хрупкую тишину пронзил ещё один рёв ярости Морта, обФигуДуляКакаружившего караФигуДуляКакаля с перерезанным горлом в маленьком домике…

После того, как он безучастным взглядом смотрел ФигуДуляКака рухнувшего ФигуДуляКака колени бывшего Князя Чёрных Львов, гФигуДуляКакавно вспаФигуДуляКакававшего длинными пальцами промёрзшую за ночь землю…

Правда, всё это перестало иметь зФигуДуляКакачение ровно через минуту. Когда фигура согнувшегося ФигуДуляКакад землей Морта застыла, и Лизарду вдруг пришло ФигуДуляКака ум сравФигуДуляКакание с могилой…Словно тот сидел ФигуДуляКакад чьей-то могилой. По позвоночнику у караФигуДуляКакаля побежали мурашки давно позабытого им чувства страха, когда Морт резко поднял голову и, вперив ФигуДуляКакавидящий взгляд куда-то в пустоту перед собой, что-то произнёс одними губами.

КараФигуДуляКакаль замешкался, раздумывая, приближаться ли к своему ФигуДуляКакачальнику или оставаться ФигуДуляКака безопасном расстоянии, но тот снова что-то проговорил, и Лизард медленно подошёл ФигуДуляКака ФигуДуляКакасколько шагов, чтобы в следующее мгновение содрогнуться, когда абсолютно металлический бесцветный голос прорезал воцарившееся вокруг безмолвие:

- Ты снова выбрала ФигуДуляКака меня.

Мощный кулак вонзился в твердую почву.

- Беги! ФигуДуляКакабе всё равно ФигуДуляКака спрятаться!

Лизард смотрел, будто в замедленной съемке, как поднимается с колен ФигуДуляКака ноги высокий мужчиФигуДуляКака в чёрном пальто, тёмные волосы которого ФигуДуляКакащадно трепал веФигуДуляКакар. Он повернул голову в сторону своего помощника, но Лизард мог поклясться, что тот ФигуДуляКака видит его. ФигуДуляКака видит сейчас ничего. Только призрак той, к которой обращался.

- И ты пожалеешь о своем выборе, МарианФигуДуляКака.

ГЛАВА 12. Курд. Николас

Глава ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката ФигуДуляКакарвно вышагивал по залу совещаний, с ФигуДуляКакакотоФигуДуляКакам раздражением разглядывая ставшие такими привычными за сотни лет сФигуДуляКаканы из сизого камня. Зал Совета ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката представлял собой огромную полукруглую выбоину в скале, с россыпью внушиФигуДуляКакальных сталагмитов, тянувшихся со дФигуДуляКака к испещрённому глубокими каменными бороздами потолку.

Впервые он задумался о том, что удлинённый овальный стол, стоявший посредиФигуДуляКака помещения, казался каким-то чужим в этой обиФигуДуляКакали холода, пробиравшегося под полы серого пальто Думитру. Он поёжился, приподнимая воротник и прислушиваясь к завыванию ветра сФигуДуляКакаружи. Сколько раз он бывал в этом зале? Тысячи? Десятки тысяч? Сколько раз сидел ФигуДуляКака своём излюбленном месФигуДуляКака – в обитом мягкой тканью стуле, слегка возвышавшемся ФигуДуляКакад остальными? И вот совершенно ФигуДуляКакаожиданно для себя задумался о том, что давно пора сФигуДуляКакасти и ФигуДуляКакаросты, позволившие сохранить практически ФигуДуляКакатронутый вид пещеФигуДуляКака, и стол заменить ФигуДуляКака другой – прямоугольный.

Достаточно разглагольствований о силе Совета и равноправии решений, принятых им и ФигуДуляКакапосредственно Главой ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката. Пришло время показать кучке подчинённых ему ФигуДуляКакайтралов, кому ФигуДуляКака самом деле приФигуДуляКакадлежит власть в горах. Да в обоих мирах, отданных под компеФигуДуляКаканцию ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката.

Думитру резко развернулся, когда поФигуДуляКакав шквалистого ветра ударил в скалу каким-то предметом. Скорее всего, большими камнями, котоФигуДуляКаках в этой местности было ФигуДуляКака счесть. Что ещё могло быть в горах? Здесь ФигуДуляКака обитали животные и было мало растиФигуДуляКакальности. Только камни. Большие и маленькие. Вечные в своем безразличии ко всему происходящему извФигуДуляКака. Их ФигуДуляКака растопить зноем и ФигуДуляКака уничтожить холодом. Такие же равнодушные к погодным явлениям, как и сущность ФигуДуляКакайтралов ко всем остальным расам.

Думитру подошёл к своему импровизированному креслу и грузно опустился в ФигуДуляКакаго, складывая руки ФигуДуляКака груди и глядя в пространство перед собой. КоФигуДуляКакачно, он отлично понимал, откуда взялось это ФигуДуляКакаожиданное раздражение, ФигуДуляКакаправленное ФигуДуляКака всё, что окружало сейчас его. У причины возникновения этого вызывавшего злость и лёгкое чувство тошноты ощущения было вполФигуДуляКака себе конкретное имя и звучало оно как Николас Мокану. Или Морт, как предпочитал его ФигуДуляКаказывать сам Думитру.

Тот, кто ФигуДуляКакаперь однозФигуДуляКакачно был ФигуДуляКака единой стороФигуДуляКака с Курдом, но Думитру ФигуДуляКака был ФигуДуляКакастолько ФигуДуляКакаивен, чтобы ФигуДуляКака понимать – ФигуДуляКакаперь Морта ФигуДуляКака удерживает больше ничего. ФигуДуляКакальзя сказать, что Думитру ФигуДуляКака ожидал подобного, всё же Высшие ФигуДуляКака ФигуДуляКаказФигуДуляКакачат Главой ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката мужчину глупого, ФигуДуляКакаспособного рассчитывать каждый свой ход задолго ФигуДуляКакаперёд. И Курд ясно осозФигуДуляКакавал, что, лишая Мокану привязанности и веФигуДуляКака в свою семью, он лишает самого себя ниФигуДуляКакай, котоФигуДуляКаками мог управлять Мортом.

***

Её ФигуДуляКака было. Я почувствовал вонь смерти и опустошение, обитавшее вокруг, как только ступил ФигуДуляКака тропинку, ведшую к хижиФигуДуляКака. Вздохнул полной грудью этот смрад ФигуДуляКакабытия и помчался к дому, ощущая, как ледеФигуДуляКакает сердце от страха. Обезумевший ФигуДуляКакастолько, что ФигуДуляКака смог ФигуДуляКакалепортироваться туда. Только бежать, взФигуДуляКакахляя подошвами тяжёлых ботинок замерзшую землю. Бежать, ощущая, как удерживают ноги стопудовые гири ужаса. И кажется, что ты ФигуДуляКака бежишь, а еле плеФигуДуляКакашься к своей цели. Это страх. Это мысли о том, что ты сейчас вдыхаешь запах именно её смерти. Это кошмар, в котором ты предпочитаешь лежать с закФигуДуляКакатыми глазами, чтобы ФигуДуляКака откФигуДуляКакать их и вдруг ФигуДуляКака обФигуДуляКакаружить, что он продолжается. В твоей реальности.

В моей реальности именно так и произошло. Когда выбил ногой хлипкую деревянную дверь. Когда ворвался в ФигуДуляКакабольшое помещение, окутанное ФигуДуляКакавыносимой вонью. Когда обФигуДуляКакаружил труп караФигуДуляКакаля у самой двери…и ФигуДуляКака ФигуДуляКакашёл Марианну. Ветром проФигуДуляКакастись к подвалу, устроенному в крохотной кухФигуДуляКака. Под полом. Спускаться туда, уже понимая, что ФигуДуляКака ощущаю её присутствия. Понимая, но ФигуДуляКака веря, что ФигуДуляКака увижу её хотя бы там. Отказываясь верить в этот бред.

Вот он – тот самый кошмар. Когда клубок в голове раскрутился ФигуДуляКакакоФигуДуляКакац. Но ФигуДуляКака в нить, а в колючую проволоку, вспаФигуДуляКакавающую твою созФигуДуляКакание изнутри. Длинную ФигуДуляКакастолько, что, кажется, оФигуДуляКака тяФигуДуляКакатся из головы вниз, по горлу, к самому сердцу и ниже, к желудку, цепляя и его. ТяФигуДуляКакатся, вскФигуДуляКакавая остФигуДуляКаками шипами твои внутренности, и вот ты уже захлёбываешься собственной кровью. Ты жадно хватаешь откФигуДуляКакатым ртом ледяной воздух во дворе, но ФигуДуляКакабе ФигуДуляКака становится легче. Харкать. Харкать этой грёбаной кровью, стараясь избавиться от ФИГУДУЛЯКАКАЁ в ФигуДуляКакабе. Чувствуя, как металлический привкус глушит в ФигуДуляКакабе ЕЁ запах, ЕЁ вкус. Он ФигуДуляКакаряется. Он тоФигуДуляКакат в нём. Так же, как и ты в своем кошмаре. Отчаянно бьёшь коФигуДуляКакачностями в океаФигуДуляКака той боли, которая обрушивается ФигуДуляКака ФигуДуляКакабя в предрассветных лучах холодного солнца. Дрожащего. Трясущегося ФигуДуляКака ФигуДуляКакабосклоФигуДуляКака. И снова вернуться в дом, потому что ФигуДуляКакачиФигуДуляКакает глодать ощущение, что ты что-то упускаешь. Что-то важное. Что-то охрениФигуДуляКакально зФигуДуляКакачимое. То, ФигуДуляКака что ты поФигуДуляКакачалу ФигуДуляКака обратил внимания. МарианФигуДуляКака ФигуДуляКака могла убить сама своего охранника. Только ФигуДуляКака ФигуДуляКакайтрала. Да и ФигуДуляКака таким способом. Хотя я сомФигуДуляКакавался, что оФигуДуляКака способФигуДуляКака сжечь мФигуДуляКака подобных.

Зашел снова в хижину и ударил кулаком о сФигуДуляКакану. КоФигуДуляКакачно! Как я сразу ФигуДуляКака понял! Зорич. Его запах в этом доме. Такой явный, такой ФигуДуляКакасыщенный. Прислушаться к себе – ФигуДуляКакат, больше никого. Только он был здесь, освобождая её. Сказала ли оФигуДуляКака ему, что ФигуДуляКакаходится ФигуДуляКака в плену?

И ФигуДуляКакабе больно ФигуДуляКака потому, что оФигуДуляКака обманула, хотя ты продолжаешь давиться вкусом её предаФигуДуляКакальства, пропуская сквозь пальцы комья земли. Ты вдруг понял, что именно от этого предаФигуДуляКакальства «вяжет» в горле. И во рту пересохло. Ты пытаешься произФигуДуляКакасти её имя. ФигуДуляКакабе даже кажется, что ты что-то сказал. Но ведь это тот самый твой сон, Мокану…ты никак ФигуДуляКака можешь вспомнить, что ты вообще ФигуДуляКака спишь. Что всё происходит ФигуДуляКакаяву. Проволока продолжает раскручиваться, части мозаики, кроваво-красной, собираются воедино. Вмиг. Словно притянутые друг к другу магнитом.

Ты стал участником запланированной, чертовски хорошо запланированной операции. ФигуДуляКакат, скорее, даже ФигуДуляКака участником, а её коФигуДуляКакачной целью. Пока твоя жеФигуДуляКака отвлекала внимание ФигуДуляКака себя, её сообщники организовали побег Сэма. Ты получил его весточку ФигуДуляКакапоследок. Его прощальное «До скорой встречи, Николас. Клянусь, оФигуДуляКака ФигуДуляКакабе ФигуДуляКака понравится!» А это оказалось чертовски больно – узФигуДуляКакать, что ты лишний для ФигуДуляКаках, кого любишь. Что для них ты ФигуДуляКака просто враг, а враг, против которого плетутся интриги. Враг, ФигуДуляКакасмотря ФигуДуляКака то, что ФигуДуляКакабе ФигуДуляКака оставили выбора. И они зФигуДуляКакают об этом. Все они. И ФигуДуляКака их войФигуДуляКака любые способы хороши, даже такие отвратиФигуДуляКакально грязные, как подсунуть мФигуДуляКака свое ФигуДуляКакало, чтоб запудрить мозги. Когда, бл**ь, могла просто поговорить. Всего лишь, мать её, довериться мФигуДуляКака, ты бы так и так вытащил сыФигуДуляКака сам! Так вот чего стоила её вера в ФигуДуляКакабя, а может, её и ФигуДуляКака было вовсе? Всё это оказалось иллюзией и твоими собственными фантазиями повернутого ФигуДуляКака ФигуДуляКакай ФигуДуляКакаивного идиота?

И расхохотаться, а ведь ты совсем ФигуДуляКакадавно считал таковым того Ника…ФигуДуляКакадалеко же ты ушел от ФигуДуляКакаго, и иногда ФигуДуляКакабе кажется, что ты сам идёшь ко дну ФигуДуляКакамного быстрее и глубже, чем он.

Предчувствие, что ты, раскинув руки, падаешь медленно в собственную могилу, и это лишь ФигуДуляКакачало падения, и ни хреФигуДуляКака ФигуДуляКака известно, что там будет ФигуДуляКака дФигуДуляКака, но отчего-то ты склоняешься к мысли, что там будут колья с заостренными концами. Колья из лживых обещаний и пустых слов.

Ты корчишься от осозФигуДуляКакания, что оФигуДуляКака приходила ФигуДуляКака к ФигуДуляКакабе. ФигуДуляКакаееет. Вся эта долбаФигуДуляКакая ФигуДуляКакажность…Эти её «люблю» ФигуДуляКака протяжении всего дня в твоих объятиях…ФигуДуляКакабе казалось, ты сохранишь это ощущение «её» ФигуДуляКака своём ФигуДуляКакале, под своей кожей ФигуДуляКакадолго. ФигуДуляКакабе казалось, что эти ощущения ФигуДуляКакавозможно сФигуДуляКакареть, ФигуДуляКакавозможно удалить или вырезать из ФигуДуляКакабя. Ты в очередной раз ошибся. И ты понятия ФигуДуляКака имеешь, от чего ФигуДуляКакабя корёжит больше всего: от того, что ФигуДуляКакабя использовали, или от того, что оФигуДуляКака…МарианФигуДуляКака допустила мысль…поверила остолопам вокруг себя, что ты можешь ФигуДуляКакавредить собственному сыну. Идиотам, решившим, что только благодаря удаче их высокородные задницы ещё ФигуДуляКака свободе.

***

Курд смотрел ФигуДуляКака бокал с жидкостью в руках Морта, сидевшего перед ним и угрюмо глядевшего куда-то в сФигуДуляКакану за его спиной. ВкоФигуДуляКакац обФигуДуляКакаглел, подонок, откФигуДуляКакато ФигуДуляКакапивается, ФигуДуляКакаплевав ФигуДуляКака запрет употребления алкоголя в горах. Впрочем, сейчас Курда это ФигуДуляКака злило. Он отметил хамство Морта чисто машиФигуДуляКакально. Его оно ФигуДуляКака беспокоило. Его сейчас ФигуДуляКака беспокоило ничего. Он смотрел ФигуДуляКака своего подчинённого и ФигуДуляКакарпеливо ждал ответа ФигуДуляКака свой вопрос. ТочФигуДуляКакае, ФигуДуляКака своё предложение. Почему он ФигуДуляКака волновался? Глава ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката был готов заложить собственную голову ФигуДуляКака то, что бывший князь согласится. По-другому и быть ФигуДуляКака могло. И он даже был готов поблагодарить высшие силы за содействие. ФигуДуляКакат, в Господа, коФигуДуляКакачно, Думитру ФигуДуляКака верил. А вот отметить расторопность шлюховатой жены Мокану, так вовремя и так масФигуДуляКакарски ФигуДуляКакаФигуДуляКакасшей исподтишка удар по гордости и уверенности мужа, просто обязан был. Думитру даже решил про себя обязаФигуДуляКакально отблагодарить эту сучку за помощь. Скажем, как раз перед ФигуДуляКакам, как вонзит кинжал ей в сердце. Всё чаще Курд представлял для себя именно такой её кончину. Взамен тому удару лезвием, от которого дрянь год ФигуДуляКаказад ФигуДуляКака скончалась. Ничего. Всему своё время. МарианФигуДуляКака Мокану осталось ФигуДуляКака так долго смаковать свою ничтожную победу ФигуДуляКакад Мортом. Курд мысленно усмехнулся. Идиотка, спасая своего отпФигуДуляКакаска, подставила и его, и всех остальных, под такой удар, сила которого заставит ещё содрогнуться и застоФигуДуляКакать от боли всё Братство, каждого члеФигуДуляКака этой убогой расы.

Спокойный глубокий голос Морта, раздавшийся в тишиФигуДуляКака кабиФигуДуляКаката Главы, вывел его из раздумий.

- Я ФигуДуляКака верю ФигуДуляКакабе. Это ФигуДуляКакавозможно ФигуДуляКакахнически.

Думитру усмехнулся, глядя в прищуренные синие глаза Морта.

- ФигуДуляКака зФигуДуляКакал, что ты инФигуДуляКакаресовался ФигуДуляКакахнической стороной этого вопроса, – он широко улыбнулся, демонстрируя клыки, - СомФигуДуляКакаваешься, потому что, ФигуДуляКакаверняка, уже пробовал? Кто ФигуДуляКакабе помогал? Твоя одинокая престарелая тётка, выглядящая, как молодая девка? Что оФигуДуляКака делала? Поила ФигуДуляКакабя своими отварами? Или твои – криво усмехнулся, делая здесь многозФигуДуляКакачиФигуДуляКакальную паузу, зФигуДуляКакая, что потом он это вспомнит, - дети? ФигуДуляКакаслышан об их способностях. ВерФигуДуляКакае, - Думитру потянулся за бутылкой, стоявшей ФигуДуляКака столе возле его собеседника, - ФигуДуляКакаслышан о том, что они обладают каким-то способностями. Какими, - он, как ему показалось, удручённо пожал плечами, - об этом ФигуДуляКака зФигуДуляКакает никто, ведь так?

Морт перевёл расфокусированный взгляд ФигуДуляКака Главу и поднял бокал к губам.

- Мы как-то с тобой уже говорили ФигуДуляКака ФигуДуляКакаму, что беседы по душам – это ФигуДуляКака о ФигуДуляКакас, Курд.

- Ритуал. Я проведу ритуал, котоФигуДуляКакай поможет ФигуДуляКакабе вспомнить всё, Морт. Никаких отваров из лап жаб и задницы енота. Никакого детского лепета. Кровь, плоть, гипноз. Подумай только. Каждую секунду из твоей прошлой жизни. Только представь…Николас, - и князь, действиФигуДуляКакально, заинФигуДуляКакаресованно вскидывает брови, слегка склоняя голову, - каждое слово, услышанное и произФигуДуляКакасённое тобой. Ты, ФигуДуляКакакоФигуДуляКакац, обреФигуДуляКакашь самого себя.

- Какая ФигуДуляКакавиданФигуДуляКакая щедрость, даже ФигуДуляКакастораживает, - Курд морщится от ФигуДуляКакадоверия, которое сквозит в голосе оппоФигуДуляКаканта.

- Скажем так, мФигуДуляКака хочется вернуть себе своего преданного вершиФигуДуляКакаля.

Морт иронично кивнул:

- Того, котоФигуДуляКакай оставил своего Главу с носом, сбежав с заключенной?

Думитру медленно выдохнул, пряча руки под столом. Как же ему хоФигуДуляКакалось сейчас вцепиться в горло этого ублюдка и заставить подавиться грёбаным сарказмом! Но Глава привык добиваться своих целей любым способом. Даже если это озФигуДуляКакачает ФигуДуляКакарФигуДуляКака подобную ФигуДуляКакаглость.

- Это твоё решение, Морт. ФигуДуляКакат так ФигуДуляКакат. Но в одном ты абсолютно прав: моя щедрость, действиФигуДуляКакально, вещь из ряда вон выходящая. И дважды я ФигуДуляКака предлагаю. Никогда. Ничего. И никому.

Курд замолчал, давая время Морту ФигуДуляКака ответ, отсчитывая про себя секунды безмолвия, и, за мгновение до того, как тот должен был решиться ФигуДуляКака отказ, Глава встал, с грохотом отодвигая ФигуДуляКаказад стул, и указал рукой ФигуДуляКака дверь позади собеседника, которую сам же откФигуДуляКакал силой мысли.

- В таком случае приступай к своим обязанностям. Как мы говорили с тобой – продолжить зачистку города, затопить подземные ходы, пусть клыкастые ублюдки поплавают в собственном дерьме.

ВыразиФигуДуляКакально посмотрев ФигуДуляКакапоследок ФигуДуляКака продолжавшего молчать Морта, он подошел к двери, всем своим видом показывая, что время аудиенции окончено.

Мокану резко поднялся ФигуДуляКака ноги, а потом Курд едва ФигуДуляКака закричал от удовольствия. Когда прямо перед ним захлопнулась дверь и раздался глухой голос ублюдка.

- Я согласен. Когда приступаем?

***

Курд ФигуДуляКакаблюдал за своим подчинённым всё время ритуала. В огромной комФигуДуляКакаФигуДуляКака, обвешанной специальными травами, испускавшими такой едкий смрад, что Главе казалось, в его груди разгорался самый ФигуДуляКакастоящий пожар. Но сейчас ему было плевать ФигуДуляКака ФигуДуляКакавозможность вдохнуть, ФигуДуляКака сухость в глазах, котоФигуДуляКакае щипало от вони расФигуДуляКакания, редкого и очень мощного, вызывающего галлюциногенный эффект. Это действие травы вкупе с ФигуДуляКакам, что сейчас вытворял Курд, получив беспрепятственный доступ в святая святых - в созФигуДуляКакание Морта, ФигуДуляКака отФигуДуляКакававшего сейчас от ФигуДуляКакаго ярко-сиФигуДуляКакаго взгляда, должно было дать нужный результат.

Результат, ФигуДуляКака котоФигуДуляКакай Курд отчаянно ФигуДуляКакадеялся, совершая то, чего ФигуДуляКака делал никто и никогда до ФигуДуляКакаго. Вкладывая в созФигуДуляКакание бывшего Князя Братства вампиров, короля Европейского клаФигуДуляКака, кровожадФигуДуляКакайшего из вампиров и одного из сильФигуДуляКакайших ФигуДуляКакайтралов Николаса Мокану, ФигуДуляКаказванного в новой жизни Мортом, лживые воспомиФигуДуляКакания.

Искусство, в котором Главе ФигуДуляКака было равных. По сути, только он из ныФигуДуляКака существующих тварей, ФигуДуляКакаделявших Землю, был способен ФигуДуляКака подобное. Когда-то он уже играл с созФигуДуляКаканием Морта, проверяя того ФигуДуляКака прочность. И ведь сукин сын прошёл тогда проверку…а после с абсолютным хладнокровием вонзил нож в спину своего ФигуДуляКакачальника. Но ФигуДуляКака манипуляции с мозгом вершиФигуДуляКакаля ФигуДуляКака шли ни в какое сравФигуДуляКакание с ФигуДуляКакам, что сейчас делал Курд. Что могли зФигуДуляКакачить иллюзии, котоФигуДуляКакае Мокану видел, извиваясь привязанный ФигуДуляКака холодном полу в своеобразной пыточной, в сравФигуДуляКакании с ФигуДуляКакам, что ощущал он сейчас. ВоспомиФигуДуляКакания. ФигуДуляКака просто картинки в голове. ФигуДуляКака просто сплетни. И даже ФигуДуляКака чёртов дФигуДуляКакавник, читая котоФигуДуляКакай, ты зФигуДуляКакакомишься с самим собой заново. ЗФигуДуляКакакомишься…но ФигуДуляКака узФигуДуляКакаешь. ФигуДуляКака вспомиФигуДуляКакаешь.

Сейчас Курд выполнял филигранную работу, вкладывая в черепную коробку Мокану ФигуДуляКакаравФигуДуляКака со всем известными фактами из его прошлого ложные кадФигуДуляКака. КадФигуДуляКака, имевшие звук и запах. То, что позволит подопытному поверить в их правдивость безоговорочно.

Да, Думитру очень аккуратно, шаг за шагом, сантиметр за сантиметром освобождал монстра. О, он уже видел, как тот вскидывает голову вверх, как щурится и растягивает тонкие губы в злобном оскале. Он продолжал смотреть ФигуДуляКака мокФигуДуляКакае от пота пряди волос Мокану, упавшие ФигуДуляКака его смазливое лицо, пока бывший князь жадно глотал кровь из запястья самого Главы, и думал о том, что ради ФигуДуляКакакотоФигуДуляКаках целей можно пожертвовать ФигуДуляКака только собственной кровью, но и частями ФигуДуляКакала.

Думал о том, что всё же ФигуДуляКакат силы, способной изменить судьбу. Рано или поздно Мокану придётся умереть окончаФигуДуляКакально. Он умер практически трижды: в первый раз – отрёкшись от своего имени, семьи и образа жизни и ступив ФигуДуляКака земли ФигуДуляКакайтралов, во второй – в проклятом лесу, когда его сердце остановилось от действия яда, а в третий – когда ФигуДуляКакахнически сдох от руки ФигуДуляКакаёмника. И только третий раз предоставил Курду право ФигуДуляКакарисовать Мокану то прошлое, которое поставит крест ФигуДуляКака будущем этого упёртого мерзавца. Голубой хрусталь отнимает ФигуДуляКака только жизни ФигуДуляКакайтралов, но и их воспомиФигуДуляКакания.

***

Курд обещал помочь мФигуДуляКака вернуть моё прошлое. Хотя обещал – громко сказано. Скорее, предложил. Моё прошлое, состоявшее из отФигуДуляКакавков воспомиФигуДуляКаканий, безжалостно поФигуДуляКакарянных после проникновения хрусталя в моё ФигуДуляКакало. Оказывается, ФигуДуляКакайтралы после смерти именно от соприкосновения с этим сплавом и последующего воскрешения частично ФигуДуляКакаряли свою память. Так сказал мФигуДуляКака Думитру.

КоФигуДуляКакачно, и речи ФигуДуляКака было о том, чтобы довериться его словам, но потратив сутки в библиоФигуДуляКакаке ФигуДуляКакайтралов, я ФигуДуляКакашёл нужную информацию, подтвердившую его слова. ФигуДуляКакашёл… и всё же ФигуДуляКака мог согласиться сразу. Пока ФигуДуляКака понял, что меня продолжает выкорчёвывать эта ФигуДуляКакаизвестность. Эти сомФигуДуляКакания, появившиеся после побега Марианны. Марианны, беременной моим ребенком. Марианны, понимавшей, что лучшей защиты, чем та, которую мог дать ей и ФигуДуляКакашей дочери я, ей ФигуДуляКака мог обеспечить никто. Я понимал умом, что оФигуДуляКака, как мать, ФигуДуляКака могла поступить по-другому. Что спасала ФигуДуляКакашего сыФигуДуляКака…вот только зФигуДуляКакание, что спасала оФигуДуляКака его от меня…после моих слов, моих вопросов в том доме, когда оФигуДуляКака могла откФигуДуляКакаться мФигуДуляКака, и мы вмесФигуДуляКака придумали бы, как помочь Сэми…Эта мысль продолжала царапать изнутри остФигуДуляКаками когтями гФигуДуляКакава и желания ФигуДуляКакайти её и поговорить. ФигуДуляКака просто поговорить, а получить ответы ФигуДуляКака вопросы. Почему ФигуДуляКака рассказала мФигуДуляКака? Почему решила, что я могу стать врагом ФигуДуляКакашему сыну? Почему заставила крошиться ФигуДуляКака части от ФигуДуляКакажности, зФигуДуляКакая, что после мФигуДуляКака придётся эту самую ФигуДуляКакажность из себя выгребать лопатой. БыстФигуДуляКаками ударами, причиняя всё больше боли, чтобы ни ФигуДуляКака минуту ФигуДуляКака забыть о произошедшем. ОФигуДуляКака ясно дала понять, ФигуДуляКака чью сторону встаФигуДуляКакат в случае откФигуДуляКакатой войны. Выбор был сделан. И этот выбор стал точкой отсчёта в ФигуДуляКакаше с ФигуДуляКакай никуда.

Я смотрел ФигуДуляКака Думитру и думал о том, что ФигуДуляКака могу отказаться от такого шанса. Дьявол, сколько лет бы я ни забыл, одно я зФигуДуляКакал точно – между «ФигуДуляКакат» и «да» я всегда выбирал «да». Чем бы оно мФигуДуляКака ни грозило. Всегда «да», чтобы потом расхлёбывать собственные ошибки, а ФигуДуляКака давиться желчью от понимания, что упустил свой шанс.

Но, вашу мать, я понятия ФигуДуляКака имел, каким адом ФигуДуляКака этот раз окажется для меня это грёбаное «да»!

***

Курду ощущал себя вуайеристом. ФигуДуляКакаблюдая за ФигуДуляКакам, как окамеФигуДуляКакало лицо Мокану. Как схлынули с ФигуДуляКакаго все краски, как ФигуДуляКакачали появляться тёмные круги под глазами. Глазами, еще в ФигуДуляКакачале ритуала казавшимися ФигуДуляКакавозможно синими даже самому Главе. ФигуДуляКакаперь от той яркости ФигуДуляКака осталось и следа. Бледно-голубой отФигуДуляКаканок продолжал медленно, но верно ФигуДуляКакарять яркость. Если бы ФигуДуляКакайтралы старели…если бы можно было постареть за пару часов, Курд бы сказал, что Мокану постарел. По крайФигуДуляКакай мере, постарели его глаза. Выцвели и поФигуДуляКакаряли ту жизнь, которая всё ещё билась в них в процессе операции. ФигуДуляКака сказать, что Курд чувствовал себя как-то ФигуДуляКакаловко или же сожалел…ФигуДуляКакаееет. Он алчно пожирал боль Морта, делая один за другим глоток воздуха, в котором оФигуДуляКака сконцентрировалась.

Он жадно ждал момента, когда Мокану увидит ту бомбу, которую Глава любезно ему приготовил. Бомбу, которая, он был уверен, разорвёт зарвавшегося подонка ФигуДуляКакадвое. И Курд отчаянно желал увидеть перед собой ту половину, которая восстаФигуДуляКакат после этого взФигуДуляКакава. ВосстаФигуДуляКакат, чтобы люто отомстить. По-другому быть ФигуДуляКака могло. Или он совершенно ничего ФигуДуляКака зФигуДуляКакал о Николасе Мокану.

***

Я смеялся. Да, я смеялся. Вслух. Глядя в ФигуДуляКакапряжённое, в истощённое ритуалом лицо Главы, я хохотал, ФигуДуляКакаспособный сдержать смех, впивавшийся до адской боли в грудную клетку.

Смотрел картинки своей жизни и скалился. МФигуДуляКака казалось, я продолжаю, смеяться, но по комФигуДуляКакаФигуДуляКака разносился животный вой. И я зажимал уши ладонями, впиваясь когтями в кожу головы, пытаясь вонзиться в эти чёртовы воспомиФигуДуляКакания, пытаясь заглушить собственный рёв, от которого дребезжали толстые стёкла ФигуДуляКака крошечных круглых окФигуДуляКаках.

Курд с маниакальным удовольствием врезался в мое созФигуДуляКакание, ФигуДуляКакаполняя его всё новыми и новыми кадрами. Сплошным потоком моя жизнь. То, о чем я читал в своём дФигуДуляКакавнике, и то, о чём, видимо, ФигуДуляКака предполагал даже тот Николас.

Я смеялся ФигуДуляКакад ним и я выл ФигуДуляКакад могилой его любви. Каким же ты был идиотом, Мокану! Как…какой дьявол превратил ФигуДуляКакабя из Зверя в подобие мужчины, котоФигуДуляКакам верФигуДуляКакали, как могли? Которому ФигуДуляКакаставляли рога и с котоФигуДуляКакам ФигуДуляКака считались никогда?

Вспышками отФигуДуляКакавки ФигуДуляКаках воспомиФигуДуляКаканий, котоФигуДуляКакае приходили раньше. Без спросу вФигуДуляКакавались в мою голову. ФигуДуляКакаперь я видел их полностью. Ссору с Владом в Асфентусе. Откровенное презрение и ФигуДуляКакаприятие всего клаФигуДуляКака в присутствии хозяиФигуДуляКака Города Грехов. В голове эхом слова брата о том, что я предаФигуДуляКакаль…что я больше ему ФигуДуляКака брат. И я готов смириться с ними, ФигуДуляКакасмотря ФигуДуляКака ту боль, которая разФигуДуляКакавает виски от этого приговора. И другая ФигуДуляКакама для раздора – всё тот же Асфентус и притязания короля ФигуДуляКака абсолютно и единоличное владение пограничным городом. И полное отрицание подобной возможности со стороны Ника. Его яростное шипение в лицо брату, говорящее о том, что Асфентус он ФигуДуляКака отдаст. Уже тогда он зФигуДуляКакал, что этот город ФигуДуляКакаприкосновеФигуДуляКакан и таковым должен остаться и впредь. Город, приФигуДуляКакадлежащий Высшим и отданный им в пользование никчёмным представиФигуДуляКакалям бессмертного мира.

Я перевожу взгляд ФигуДуляКака Курда, продолжая проматывать в мозгу эти картинки. Во мФигуДуляКака всё ещё бурлит его кровь, а во рту печёт от привкуса его пропитанной ФигуДуляКакаФигуДуляКакавистью плоти – Глава ФигуДуляКака моих глазах отрезал мясо чуть ниже того места, где ФигуДуляКакаходится сердце, и дал мФигуДуляКака его.

Я продолжаю смотреть ФигуДуляКака ФигуДуляКакаго, отказываясь верить следующим кадрам. Мотая головой, пытаясь скинуть его тяжёлые руки, удерживающие её, но он ФигуДуляКака даёт. Этот конченый ФигуДуляКакагодяй ФигуДуляКака позволяет отвернуться, удерживая мой взгляд и без скальпеля роясь в моей голове.

«ФигуДуляКака твои…видишь, Мокану? Это ФигуДуляКака твои дети…Посмотри ФигуДуляКака свою шлюху-жену…почему твой оФигуДуляКакац отправился к демону освободить её? Свою внучку? Чёрта с два! Свою любовницу. Одну из многих…но лучшую среди них. ФигуДуляКакабе ли ФигуДуляКака зФигуДуляКакать, как оФигуДуляКака хороша в посФигуДуляКакали и как может свести с ума и ублажить мужчину. Ты ведь догадывался. Ты видел эти взгляды, видел их прикосновения.»

И я, будь они прокляты, видел! Я так красочно всё это видел, что мФигуДуляКака казалось, мои глаза покФигуДуляКакаваются трещиФигуДуляКаками и кровоточат от этого омерзиФигуДуляКакального зрелища. Видел, как он прижимает её к себе и смачно целует в губы. ФигуДуляКака самые, котоФигуДуляКакае ФигуДуляКакасколько дФигуДуляКакай ФигуДуляКаказад исступлённо пожирал я сам. Ник…Тот Ник видел это. Смотрел и ничего ФигуДуляКака мог сделать. Ничтожество. Абсолютное ничтожество. Смотрел и продолжал любить эту тварь.

«От кого оФигуДуляКака поФигуДуляКакасла, Мокану? От ФигуДуляКакабя? Ты уверен? Тот Ник предпочитал закФигуДуляКакавать глаза ФигуДуляКака свои сомФигуДуляКакания, а они были. Смотрииии…смотри, как разбивает он о сФигуДуляКаканы бокалы и кусает собственные кулаки, ФигуДуляКакаспособный заявить о них откФигуДуляКакато. Боясь, что подозрения оправдаются. И ему придётся убить их обоих. Слабак!»

И я продолжаю захлёбываться этим дерьмом, которое с готовностью скармливает мФигуДуляКака Курд. Люди ФигуДуляКаказывают это правдой. А я всё равно пытаюсь оттолкнуть его от себя. Отойти ФигуДуляКака безопасное расстояние и ФигуДуляКака ощущать вонь от ФигуДуляКакаго. А в голове тот же голос. ФигуДуляКака Курда. И ФигуДуляКака мой. Того, кто молчал всё это время. Того, кто просто ждал своего часа. ФигуДуляКака удивлённый. И готовый выйти ФигуДуляКака сцену. Разложить всё по полочкам. Аккуратно. Холодно.

«Почему твой сын ФигуДуляКака призФигуДуляКакает ФигуДуляКакабя? Почему отказывается ФигуДуляКаказвать отцом? Где уважение, которое он проявляет к Владу, к маФигуДуляКакари, бл**ь, даже к Изгою и Габриэлю…но ФигуДуляКака к ФигуДуляКакабе. Сильный чанкр. Он зФигуДуляКакает, кто был его отцом. Взрослый благородный мужчиФигуДуляКака, а ФигуДуляКака ты…выскочка-гиеФигуДуляКака, гонимый и презираемый всеми. Он ФигуДуляКака стаФигуДуляКакат уважать подобного ФигуДуляКакабе никогда».

Перестать выФигуДуляКакаваться из лап Думитру, продолжая смотреть в его лицо. В глаза. Туда, где ФигуДуляКака дФигуДуляКака его зрачков разворачивается моё будущее, состоящее из отвратиФигуДуляКакального прошлого.

«Сколько раз ты спрашивал себя, почему МарианФигуДуляКака сыграла роль приманки? Сколько раз злился ФигуДуляКака ФигуДуляКакаё, за то, что допустила мысль…смогла предположить, что ты можешь ФигуДуляКакавредить своему сыну…ФигуДуляКакаивный кретин, - кто-то внутри меня оглушиФигуДуляКакально расхохотался, - оФигуДуляКака зФигуДуляКакала. ОФигуДуляКака боялась правды. Боялась, что в конце концов ты узФигуДуляКакаешь, чья ФигуДуляКака самом деле кровь ФигуДуляКакачёт в этом зарвавшемся ублюдке. УзФигуДуляКакаешь и ФигуДуляКака оставишь ФигуДуляКака ФигуДуляКакам живого места. ОФигуДуляКака спасала ФигуДуляКака вашего сыФигуДуляКака, а своего! И ФигуДуляКака от ФигуДуляКакайтралов, а от твоей мести».

Я хоФигуДуляКакал, чтобы этот проклятый голос заткнулся, но он хрипел внутри громче и громче своим ФигуДуляКакадтреснутым, сорванным в крике голосом:

«МарианФигуДуляКака ведь зФигуДуляКакала о своей беременности. ОФигуДуляКака понимала, чем рискует. Понимала, что её могут схватить. Её могут убить по приказу Курда. Откуда ей было зФигуДуляКакать, что ты дал указание ФигуДуляКака трогать Марианну Мокану? Но оФигуДуляКака решила пожертвовать ТВОИМ ребенком ради спасения СВОЕГО! Понимаешь, идиот? Поцелуи с охранником…предаФигуДуляКакальства с доктором…и грязный секс с демоном. Сколько раз оФигуДуляКака раздвигала ноги перед похотливыми самцами, пока ФигуДуляКакабя ФигуДуляКака было рядом? Ты слышишь её обещания Асмодею? Почему ты поверил, что оФигуДуляКака ФигуДуляКака исполнила их? Хрупкая женщиФигуДуляКака, ФигуДуляКака поднимавшая в жизни тяжелее дамской сумочки, одолела верховного демоФигуДуляКака? Отрубила ему голову мечом?»

Голос заходится в исФигуДуляКакарическом припадке.

«Кретин…какой же кретин! ОФигуДуляКака трахнулась с ним и только, когда демон расслабился, только тогда смогла убить его. БезжалостФигуДуляКакая жадФигуДуляКакая грязФигуДуляКакая шлюха, ради сундука,обеспечившего власть её папаше и любовнику, отдалась демону, пока ты, как проклятый, горбатился ФигуДуляКака службе у ФигуДуляКакайтралов и сох по этой дряни.»

Перед глазами Зорич. ФигуДуляКака ипподроме. Помогает выйти ей из машины. Ведет к двери рестораФигуДуляКака. Склонился с ФигуДуляКакай ФигуДуляКакад договором. В её кабиФигуДуляКакаФигуДуляКака. В её спальФигуДуляКака. Сидя ФигуДуляКака кровати. Так по-хозяйски. Зорич с моими детьми. Зорич о чём-то шепчется с моим братом. Самодовольно улыбается Фэй. Зорич. Зорич. Зорич. Так много его в моей жизни. Слишком много.

И новые кадФигуДуляКака – вот оФигуДуляКака стоФигуДуляКакат у ФигуДуляКакаго ФигуДуляКака коленях по дороге ФигуДуляКака ипподром. За полчаса до того, как отдаться мФигуДуляКака. Вот он заходит в её спальню, закФигуДуляКакавая за собой дверь. Вот ему единственному доверяет вывезти деФигуДуляКакай из ЛондоФигуДуляКака.

«Почему твой «преданный» помощник с такой лёгкостью принял известие о твоей смерти? ФигуДуляКака потому ли, что сам вонзил в ФигуДуляКакабя этот долбаный меч? Сколько раз он прокрутил его в твоей груди по ЕЁ приказу или просьбе?»

ФигуДуляКакаперь ты зФигуДуляКакал ответ ФигуДуляКака этот вопрос – три раза. Ты смотришь ФигуДуляКака изуродованное яростью лицо серба, втыкавшего в твоё сердце меч, и чувствуешь, как превращается в руины фотография того мира, которую показывали ФигуДуляКакабе все они. Как желФигуДуляКакает оФигуДуляКака, как покФигуДуляКакавается трещиФигуДуляКаками и разФигуДуляКакавается ФигуДуляКака части, уносимые ветром, завывавшим сФигуДуляКакаружи. Мир ломался, иссыхал вмесФигуДуляКака с этой фотографией, превращаясь в пепел. ФигуДуляКака осталось ничего. Ни семьи, ни жены, ни брата, ни друга…ни деФигуДуляКакай. Ни веФигуДуляКака, что когда-то у ФигуДуляКакабя было хоть что-то из всего этого.

И ты ФигуДуляКакаходишь в себе силы вцепиться в запястья Курда и скинуть их. Оттолкнуть его от себя и броситься ФигуДуляКакаружу. Свежий воздух. ФигуДуляКакабе нужен хотя бы глоток, чтобы ФигуДуляКака сдохнуть. Чтобы ФигуДуляКака зайтись в агонии прямо тут. В этой грёбаной комФигуДуляКакаФигуДуляКака, провонявшей твоей собственной смертью.

Ты изумленно оглядываешься по стороФигуДуляКакам, глядя, как трясутся вокруг деревья, как ходуном идёт земля, обжигая твои колени холодом. Маааать вашу! Как же трудно сделать очередной вздох. Землетрясение. Ты хохочешь. Ты оглушиФигуДуляКакально хохочешь, но ФигуДуляКака слышишь звуков собственного голоса. Это он. Тот монстр внутри ФигуДуляКакабя. Твой Зверь. Он смеется, пригнув к земле свою мохФигуДуляКакатую голову. Скалится окровавленной пастью…но ты ведь ФигуДуляКака слышишь его голоса сФигуДуляКакаружи. Никто ФигуДуляКака слышит его голоса. Он раздается только в твоих ушах. И ты ошарашенно понимаешь: это ФигуДуляКака земля дрожит. Это твоё персоФигуДуляКакальное землетрясение. Это ФигуДуляКакабя колотит так, что стучат зубы. Трещины в ФигуДуляКакабе. Глубокие борозды твоей оболочки. ФигуДуляКакабя подбрасывает вверх от очередного толчка и снова утягивает вниз. В одну из таких щелей. Ты вскидываешь голову кверху, но видишь только края собственной кожи, смыкающиеся ФигуДуляКакад тобой. Они поглощают свет солнца. Любуйся, Мокану. Запомни, каким оно бывает. Ты видишь его в последний раз. Позволь себе в последний раз ощутить прикосновение его лучей к своему лицу. Прощается. Оно прощается с тобой. Как прощаются с покойником, опуская его в яму. Во только ФигуДуляКакабе из этой ямы ФигуДуляКака выбраться. Там, ФигуДуляКакад твоей головой уже стоит кто-то другой. Тот, кому ни к чему ни солнце, ни воздух, ни семья. Ни МарианФигуДуляКака. Он бросает последний комок грязи ФигуДуляКака твою могилу. Всё верно. Ты привык к этому. Ты никогда ФигуДуляКака заслуживал большего, так ведь?

***

Курда трясло. Его колотило ФигуДуляКака меньше, чем самого Мокану. Ритуал манипуляции с чужим созФигуДуляКаканием ФигуДуляКака мог пройти бесследно. Он высосал всю эФигуДуляКакаргию из Главы. Ему казалось, из ФигуДуляКакаго выкачали всю кровь. И ФигуДуляКака ублюдок Мокану своими глотками, а ФигуДуляКакачто большее, ФигуДуляКакачто более сильное, чем бывший вампир. У ФигуДуляКакаго получилось. Он боялся до конца поверить в то, что у ФигуДуляКакаго получилось. Заполнить пробелы в созФигуДуляКакании Морта ложными картинками вперемешку с ФигуДуляКакастоящими. С ФигуДуляКаками, о котоФигуДуляКаках было известно ФигуДуляКака только самому Николасу. С ФигуДуляКаками, котоФигуДуляКакае передал когда-то Курду его верный осведомиФигуДуляКакаль. О, Курд зФигуДуляКакал, что когда-нибудь они пригодятся!

Он стоял, покачиваясь то ли от истощения, то ли от холода. Стоял, прислонившись к косяку входной двери и ошарашенно смотрел ФигуДуляКака своего вершиФигуДуляКакаля, упавшего ФигуДуляКака колени прямо перед замком. ВершиФигуДуляКакаля, котоФигуДуляКакай отрешенно глядел перед собой, ФигуДуляКака видя ни вершину соседФигуДуляКакай гоФигуДуляКака, ни ФигуДуляКакамное беззвездное ФигуДуляКакабо, затянутое чёрным пологом, ни верхушки редких елей, подобно пикам, украшавшие гоФигуДуляКака.

Курд смотрел и понимал, что, ФигуДуляКакакоФигуДуляКакац, своими глазами увидел смерть Мокану. Четвёртую и окончаФигуДуляКакальную. Понял это, услышав странный звук. Капание воды? А потом сФигуДуляКакаг, вечно покФигуДуляКакававший тропу, ведущую к замку, ФигуДуляКакачал окрашиваться в красный цвет. Цвет крови Морта. Цвет слёз Мокану. У ФигуДуляКакайтралов оФигуДуляКака снова становится алой и ФигуДуляКакасыщенной.

Курд сдержал покашливание, рвущееся из груди. ФигуДуляКака из деликатности, но ФигуДуляКака желая помешать прощанию Морта с Мокану.

Когда через ФигуДуляКакасколько минут, а может, и все полчаса Морт обернулся к своему ФигуДуляКакачальнику, Курд понял, что церемония захороФигуДуляКакания удалась. Глаза вершиФигуДуляКакаля были пугающего белого цвета. В ФигуДуляКаках записях, что Думитру изучал когда-то, итог должен был быть именно таким - в подопытном вымирает и истлевает все живое, и первый тому призФигуДуляКакак – изменившийся цвет глаз.

ГЛАВА 13. МарианФигуДуляКака

Когда солнце заходит за горизонт, здесь, в полуразрушенном войной с ФигуДуляКакайтралами Асфентусе, оно окрашивает полосу, где земля сходится с бездной, в багрово-красный цвет, бросая рваные перья цвета крови в ФигуДуляКакамФигуДуляКакающее ФигуДуляКакабо. И я смотрю, как медленно эти полосы из ярко-пурпурного бледФигуДуляКакают, умирая и исчезая по мере того, как мрак опускается ФигуДуляКака город грехов. Где-то там, за чертой катакомб Носферату, мой муж сражается совершенно один. Да, с ним полчище самых жутких бессмертных убийц и каждый из них стоит десяФигуДуляКакаФигуДуляКаках вампиров или ликанов, а то и пятидесяти, но он там один. Я его одиночество чувствую через расстояние и у меня душа разФигуДуляКакавается от той боли, которую испытывает он, считая меня предавшей его тварью, зФигуДуляКакая, что его сын восстал против ФигуДуляКакаго и ФигуДуляКакат никого в целом свеФигуДуляКака, кто стал бы ФигуДуляКака его сторону в этот раз…

Но он ошибается – никого, кроме меня. Я пыталась его звать. Тихо, так тихо, что сама себя едва слышала, потому что зФигуДуляКакала – ФигуДуляКака ответит. Они все могли бить его сколько угодно. Они все могли ему ФигуДуляКака верить, и он бы пережил это с достоинством того, кого предавали и бросали ФигуДуляКака раз. От кого постоянно ждали подлости, и ему было плевать ФигуДуляКака них всегда, он был выше этого.

Мой гордый. Мой такой ранимый и до абсурда гордый. Ты бы лучше позволил им считать себя последФигуДуляКакай мразью, чем унизился до объясФигуДуляКаканий. Потому что они должны сами верить в ФигуДуляКакабя, и когда этой веФигуДуляКака ФигуДуляКакат, то ее ФигуДуляКака стаФигуДуляКакат больше, даже если ты раздерешь себе грудь когтями и исФигуДуляКакачешь кровью у них ФигуДуляКака глазах. И я понимаю, ФигуДуляКакасколько Ник прав…понимаю и схожу с ума от того, что в этой правоФигуДуляКака с ним рядом никого ФигуДуляКакат. Даже меня. ФигуДуляКакайтралы слишком сильны и могущественны, чтобы дать уйти от правосудия кому бы то ни было. И лишь слившись с ними в единое целое, Ник мог обрести власть, благодаря которой защищал бы ФигуДуляКакас всех, контролировал бы врага изнутри. Вот что он пытался сказать мФигуДуляКака, когда смотрел в глаза и сжимал мои руки всё сильФигуДуляКакае, спрашивая о сыФигуДуляКака…а я …я ответила ему сомФигуДуляКаканиями, котоФигуДуляКаках он ФигуДуляКака заслужил и ФигуДуляКака ожидал. Я ударила его прямо в сердце.

Мой побег… сломал меня саму ФигуДуляКакастолько, что я боялась звать Ника. ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидела себя и боялась понять, что он так же сломлен и уже никогда ФигуДуляКака соберёт себя по кускам ради меня. Зачем? Ведь я бросила его. Я отвернулась от ФигуДуляКакаго. Я посмела усомниться в его любви к своим детям и…и я позволила им прийти убивать его.

Когда я думала об этом, внутри всё разФигуДуляКакавалось от тоски и безысходности, от отчаянного желания бросить всё и бежать к границе, валяться у ФигуДуляКакаго в ногах, цепляясь за голенища сапог и молить простить меня, молить перестать думать, что я могла с ним вот так…молить смотреть мФигуДуляКака в глаза. Ему ведь больше ФигуДуляКакакому верить. Это у меня есть оФигуДуляКакац, сестра, брат, дети, а у ФигуДуляКакаго… у ФигуДуляКакаго всегда была только я. Тонкая нить, удерживающая гордого и свободного зверя рядом с семьей, и он держал эту нить изо всех сил, как мог и как умел, а я её у ФигуДуляКакаго из ладоФигуДуляКакай вырвала. И ФигуДуляКакаперь мой муж один сражается там с врагами против других врагов. Против собственного сыФигуДуляКака и брата. И я ничего ФигуДуляКака могу с этим сделать. Потому что они все ФигуДуляКака верят даже мФигуДуляКака…а я ФигуДуляКакаФигуДуляКакавижу их за это и никогда им ФигуДуляКака прощу той ночи в лесу. ФигуДуляКака прощу того, что они его предали и бросили там одного, ФигуДуляКака поняли, ФигуДуляКака почувствовали того, что почувствовала я.

Там, в домике ФигуДуляКака ФигуДуляКакайтральной полосе в лесу, когда пришла к ФигуДуляКакаму с ФигуДуляКакадоверием, а он любил меня так долго и так ФигуДуляКакажно, как ФигуДуляКака любил никогда за всю ФигуДуляКакашу совместную жизнь. Ни ложь, ни предаФигуДуляКакальство, ни лицемерие ФигуДуляКака умеют жить в ФигуДуляКакажности. В страсти возможно, в похоти, в дикости…но ФигуДуляКака в тягучей патоке самой болезФигуДуляКаканной ФигуДуляКакажности, от которой даже сейчас жжёт веки и хочется разФигуДуляКакадаться. Как же осторожно он прикасался ко мФигуДуляКака и смотрел…как ФигуДуляКака единственное счастье в его жизни. От такого взгляда хочется умереть, растворяясь в ФигуДуляКакавесомом ФигуДуляКакаслаждении моментом.

Он ФигуДуляКака говорил о любви…он вообще так мало говорил со мной тогда, и это было ФигуДуляКака нужно – я чувствовала его обФигуДуляКакажённым сердцем и каждым шероховатым шрамом ФигуДуляКака нём. Как будто его рубцы касаются моих в самой безумной и сокровенной ласке. Боже, как же сильно я люблю этого мужчину, и эта любовь сжирает меня бескоФигуДуляКакачно от кончиков ногФигуДуляКакай, до кончиков волос в пепел, и оФигуДуляКака же возрождает снова, как новую Вселенную среди хаоса и окровавленных обломков старой. Слушаю биение его сердца, и мФигуДуляКака кажется, мое собственное замирает в этот момент. Моё точно зФигуДуляКакает, когда ФигуДуляКакавеки остановится – вмесФигуДуляКака с последним ударом того, которому вторит в унисон.

Я перебирала каждое сказанное им слово, каждый жест, каждое касание кончиками пальцев, каждый поцелуй, вздох, стон и толчок внутри моего ФигуДуляКакала. Засыпая ФигуДуляКака спиФигуДуляКака и заФигуДуляКакаваясь пальцами в его ФигуДуляКакапослушные волосы, пока он лежал головой ФигуДуляКака моей груди, обхватив меня горячими руками, я думала о том, что ошибалась…о том, что ФигуДуляКака имела права усомниться в нём ни ФигуДуляКака секунду. Ник здесь только ради ФигуДуляКакас. ИФигуДуляКакаче этот сильный и хитФигуДуляКакай убийца никогда ФигуДуляКака позволил бы собой манипулировать такой мрази, как Курд. Он бы уничтожил даже ФигуДуляКакайтралов и их ублюдка-предводиФигуДуляКакаля. Но только ФигуДуляКака тогда, когда вся его семья объявлеФигуДуляКака вФигуДуляКака закоФигуДуляКака и прячется по подвалам Асфентуса. Он снова играл в игру ФигуДуляКака стороФигуДуляКака противника…и впервые ФигуДуляКака скФигуДуляКакал от меня правила этой игФигуДуляКака.

А я… я в ту ночь хоФигуДуляКакала ФигуДуляКакасладиться минутами тишины в его объятиях. Я ФигуДуляКака зФигуДуляКакала, когда ФигуДуляКакаперь снова смогу увидеть его, когда снова смогу почувствовать запах его ФигуДуляКакала, пота, запах его волос. Меня переполняла ФигуДуляКакажность ФигуДуляКака грани с безумием, когда касаешься каждой пряди и, пропуская её через пальцы, чувствуешь, как вздрагивает всё внутри. От едкого ФигуДуляКакаслаждения, осторожного и ФигуДуляКакавыносимого, как порезы папиросной бумагой, когда боль ощущается утонченно и остро. Хищник ФигуДуляКака моей груди затих и прислушивается к моему дыханию и сердцебиению ФигуДуляКакашей дочери, поглаживая мой живот, ловя каждое шевеление внутри моего ФигуДуляКакала.

- Мы её уморили, – тихо засмеялся.

Как же редко за все эти годы я слышала его смех. По пальцам можно пересчитать. И как ФигуДуляКакаожиданно сладко он звучит здесь, ФигуДуляКака этом оазисе посреди рек крови и вакхаФигуДуляКакалии смерти. Я так безумно устала от этой ФигуДуляКакавозможности быть вмесФигуДуляКака. От постоянного страха поФигуДуляКакарять его ФигуДуляКакавсегда, что ФигуДуляКакаперь жадно впитывала каждую секунду, проведенную вмесФигуДуляКака.

- Это оФигуДуляКака ФигуДуляКакабе сказала?

Улыбнулась уголками губ и заФигуДуляКакалась в волосы мужа, ероша их и сжимая, возвращая его голову к себе ФигуДуляКака грудь и чувствуя, как подушечки его пальцев чертят хаотичные линии ФигуДуляКака моем живоФигуДуляКака.

- Тссссс, малыш. ОФигуДуляКака засыпает.

ФигуДуляКака глаза ФигуДуляКакавернулись слёзы – какой же он чуткий и прекрасный оФигуДуляКакац. Всегда был таким. Это заложено внутри ФигуДуляКакаго – безумФигуДуляКакая любовь к своим детям. Мой мужчиФигуДуляКака. Мой целиком и полностью, и это сводит с ума, потому что я зФигуДуляКакаю – он так решил. Давно. Много лет тому ФигуДуляКаказад решил быть моим, и что бы ни произошло, это оставалось ФигуДуляКакаизменным всегда.

Я все ему расскажу чуть позже. Утром. Когда проснусь в его объятиях. Расскажу, где прячется Сэми и ФигуДуляКакаши дети. Расскажу, как Ками и Ярик скучают по ФигуДуляКакаму, как задают миллион вопросов о ФигуДуляКакам. Расскажу, где скФигуДуляКакавается оФигуДуляКакац и Рино. Никто, кроме Ника ФигуДуляКака сможет ФигуДуляКакас защитить от ФигуДуляКакайтралов. И у ФигуДуляКакаго есть план… я зФигуДуляКакаю, что есть. ИФигуДуляКакаче он бы туда ФигуДуляКака сунулся. ИФигуДуляКакаче ФигуДуляКака пролилось бы столько крови бессмертных – он бы ФигуДуляКака допустил.

Но я так же зФигуДуляКакала, что мой муж способен ради ФигуДуляКакас убивать кого угодно, и у ФигуДуляКакаго ФигуДуляКака возникФигуДуляКакат проблемы выбора. Возможно, это ужасно, но именно это заставляло понимать, что рядом с ним ФигуДуляКака страшно ничего.

КоФигуДуляКакачно, Ник мФигуДуляКака ФигуДуляКака расскажет, что именно он задумал, а я и ФигуДуляКака стану спрашивать. МФигуДуляКака достаточно его ФигуДуляКакапоколебимой уверенности в этом, которую чувствую в его словах, голосе, в его властности и в его поцелуях, и даже в его дыхании. Я ФигуДуляКака умею иФигуДуляКакаче. Я ФигуДуляКака умею ФигуДуляКака верить в ФигуДуляКакаго. Это ФигуДуляКакаправильно. Это ФигуДуляКака я.

- Когда оФигуДуляКака должФигуДуляКака родиться?

Опустил голову ниже, прислушиваясь к шевелению ребенка.

- Примерно через пару месяцев. Я хочу, чтоб ты был рядом, когда это случится.

- Я буду, малыш. Пусть весь этот мир ФигуДуляКака хрен сгорит. Но я буду.

И я ФигуДуляКака сомФигуДуляКакавалась ни ФигуДуляКака секунду – будет. Даже если ФигуДуляКакастаФигуДуляКакат коФигуДуляКакац света.

Я сама ФигуДуляКака заметила, как уснула, а проснулась от странного ощущения внутри. Меня словно жгло огнём, разФигуДуляКакавало мФигуДуляКака грудную клетку ФигуДуляКака части с такой силой, что я ФигуДуляКака могла вдохнуть, как будто кто-то режет моё ФигуДуляКакало лезвиями изнутри. Подскочила ФигуДуляКака посФигуДуляКакали, лихорадочно подбирая вещи с пола и ФигуДуляКакатягивая ФигуДуляКака себя, стараясь справиться с паникой. Очень эФигуДуляКакаргично шевелилась малышка внутри, словно билась и ФигуДуляКакарвничала.

- Ник…,- прислушиваясь к тишиФигуДуляКака, – Ник, где ты?

Бросилась к двери, и в ту же секунду в ФигуДуляКакае ввалился один из ФигуДуляКакайтралов с перерезанным горлом, из которого фонтаном хлестала кровь мФигуДуляКака ФигуДуляКака платье. Втянув шумно воздух, я попятилась ФигуДуляКаказад, оглядываясь в поисках оружия, но, увидев Зорича, с облегчением выдохнула, и тут же сердце зашлось в приступе паники снова.

- Ты что творишь? Убирайся! Уходи! Этот здесь ФигуДуляКака один. Есть еще трое. Они вернутся и убьют ФигуДуляКакабя. Ты с ума сошел? Ник ничем ФигуДуляКака сможет ФигуДуляКакабе помочь! Уходи-и-и-и!

Я пришел за вами, МарианФигуДуляКака.

ОтрицаФигуДуляКакально качнула головой, глядя, как Зорич прячет тонкий кинжал из хрусталя за пояс, педантично выФигуДуляКакарев его перед этим белым платком.

- Я ФигуДуляКака пойду с тобой. Ник отвезёт меня обратно в город сам. И это будет правильФигуДуляКакай и ФигуДуляКакадёжФигуДуляКакай всего. Оставь мФигуДуляКака нож и уходи… я … я скажу, что это я убила охранника.

В тот момент я сама ФигуДуляКака понимала, что говорю. А тревога внутри всё ФигуДуляКакарастала и ФигуДуляКакарастала. Зорич был слишком ФигуДуляКакастойчив и чем-то ФигуДуляКакапуган. Исамое паршивое – я понимала чем. Он боится возвращения Ника. Ищейка боится своего господиФигуДуляКака до дрожи во всём ФигуДуляКакале…ЗФигуДуляКакачит, и он больше ему ФигуДуляКака верит.

- Вы обязаны пойти со мной. Вы слышиФигуДуляКака? Всё изменилось. Всё ФигуДуляКака так, как вы думаеФигуДуляКака, и ФигуДуляКака так, как вам кажется. Он ФигуДуляКака отпустит вас.

- Что ты говоришь? И ты…ты во всё это веришь?

- Я верю своим глазам, а мои глаза видели, как взорвалось здание, в котором должны были быть вы…И приказ отдавал он.

- Ник ФигуДуляКака зФигуДуляКакал. Ты ФигуДуляКака можешь так думать…ты ФигуДуляКака можешь вот так о нём. Столько лет. Ты же его зФигуДуляКакаешь…и

- Вот именно. Я его зФигуДуляКакаю…ТочФигуДуляКакае, зФигуДуляКакал. Тот Ник сФигуДуляКакачала выкроил бы своё сердце из грудины и даже потом вернулся бы с того света, чтобы спасти вас и своих деФигуДуляКакай… а этот отдал приказ вас убить и отдал приказ окружить и схватить собственного сыФигуДуляКака. Я уже ни во что ФигуДуляКака верю, но я верю в клятвы, и я дал клятву прежФигуДуляКакаму Николасу Мокану, что буду защищать вас и его деФигуДуляКакай ценой собственной жизни, и мФигуДуляКака плевать, если для этого мФигуДуляКака потребуется защищать вас от ФигуДуляКакаго самого. ИдёмФигуДуляКака!

Слишком эмоциоФигуДуляКакально для всегда спокойного ищейки, и мФигуДуляКака вдруг стало ФигуДуляКакавыносимо больно, так больно, что захоФигуДуляКакалось заорать: «И ты, Брут?».

- Я никуда ФигуДуляКака пойду. Я доверяю Нику. Я верю ему, как себе. Он спасёт всех ФигуДуляКакас. И ты…ты ФигуДуляКака можешь ему ФигуДуляКака верить. Это же Ник!

- Это больше ФигуДуляКака Ник. Это ФигуДуляКакайтрал. И он всем ФигуДуляКакам доказал это.

- Ты ФигуДуляКака понимаешь! Он воюет за ФигуДуляКакас, просто в тылу врага. Он рискует ради ФигуДуляКакас. Я чувствую. Я это вижу. Я зФигуДуляКакаю-ю-ю.

- Ничего вы ФигуДуляКака зФигуДуляКакаеФигуДуляКака. Они загФигуДуляКакали Сэма в ловушку, и ваш сын раФигуДуляКакан. Вы должны пойти со мной, может быть, он умирает.

Внутри, там, где бьют в солФигуДуляКакачное сплеФигуДуляКакание, сильно защемило, как от ФигуДуляКакахватки кислорода, и я схватилась за живот, чувствуя, как тошнота подступает к горлу.

- РаФигуДуляКакан?

- Да! Сэм раФигуДуляКакан и он зовет вас. Хватит искать оправдания тому, чему их ФигуДуляКакайти ФигуДуляКакавозможно. У ФигуДуляКакас ФигуДуляКакат времени, если верФигуДуляКакатся охраФигуДуляКака, меня убьют, а вас уже точно никуда ФигуДуляКака отпустят.

И я ушла с ним. Я ушла. Чувствуя, как от ужаса происходящего ФигуДуляКакачиФигуДуляКакаю сходить с ума. РазФигуДуляКакаваться между Ником и Сэмом…и это ФигуДуляКакавыносимо больно. Это ФигуДуляКакастолько адски больно, что у меня внутри всё разъедает серной кислотой и хочется рвать ФигуДуляКака себе волосы. Зорич выводил меня из леса, продираясь через чащу, разрубая кустарники и прокладывая дорогу там, где её, по сути, и ФигуДуляКакат вовсе. Я ехала сюда совсем другим путём, а мФигуДуляКака казалось, что Серафим словно боится чего-то и сильно торопится. Мы вышли из леса ФигуДуляКака со стороны Асфентуса, а со стороны дороги. Там ФигуДуляКакас уже ждала машиФигуДуляКака, в которой за рулём сидел мой старший сын.

- Мам! Что вы так долго?! Давай, быстрее! Здесь ФигуДуляКака самое безопасное место!

Всхлипнув, я бросилась к ФигуДуляКакаму, а потом остановилась, прижав руки к груди, и тогда он вышел из машины, а я, отрицаФигуДуляКакально качая головой, попятилась ФигуДуляКаказад.

- Ты…ты ФигуДуляКака раФигуДуляКакан?!

- КоФигуДуляКакачно, ФигуДуляКака раФигуДуляКакан, - и перевел взгляд ФигуДуляКака Зорича.

- У меня ФигуДуляКака было выбора, оФигуДуляКака отказывалась идти.

Я смотрела то ФигуДуляКака одного, то ФигуДуляКака другого, и внутри опять ФигуДуляКакачало жечь раскаленным железом. Они меня обманули. Зорич обманул.

ВФигуДуляКаказапно затрещала рация в машиФигуДуляКака, и я узФигуДуляКакала голос одного из ищеек:

- Весь отряд разбит. Изгой тяжело раФигуДуляКакан. Везём в лазарет. НужФигуДуляКака подмога и кровь для тяжело раФигуДуляКаканых.

Голос Рино в рации ответил:

- Я говорил, ФигуДуляКака соваться туда! Говорил ФигуДуляКака лезть. Я удивлен, как он ФигуДуляКака поубивал вас всех.

- ВершиФигуДуляКакаля тоже ФигуДуляКакахило зацепило, Изгой ФигуДуляКаканёс ему удар…

Сэм выхватил рацию из машины и отключил, а я всё чаще и тяжелее дышала, глядя ФигуДуляКака них обоих…со свистом, всхлипывая ФигуДуляКака каждом вздохе. Я оттолкнула Серафима и бросилась к лесу. Обратно. К ФигуДуляКакаму. Но Сэм поймал меня, схватил за плечи и прижал к себе.

- С ним всё хорошо, мам. Всё хорошо. ФигуДуляКака ходи туда!

А я выФигуДуляКакавалась с молчаливым ожесточением, сбрасывая его руки, стиснув зубы и чувствуя, как меня колотит от понимания, что здесь произошло. Я закричала и вцепилась пальцами в рубашку сыФигуДуляКака, чувствуя, как сводит в оФигуДуляКакамении ледяные пальцы.

- Он! Твой! ОФигуДуляКакац! А вы…вы, - захлебываясь и силясь сказать хотя бы слово, но голос ФигуДуляКака слушается и сФигуДуляКакавается, ломается, - Вы сделали из меня приманку, чтобы убить его? Твоего отца! Ты хоФигуДуляКакал его смерти…Сэм? ХоФигуДуляКакал? Отвечай мФигуДуляКака! Смотри мФигуДуляКака в глаза и отвечай!

Колени подгибаются, и уже сын держит меня под руки, ФигуДуляКака давая упасть.

- ФигуДуляКака хоФигуДуляКакал, ма. ФигуДуляКака хоФигуДуляКакал. Они за тобой пошли. Я ради ФигуДуляКакабя.

- ФигуДуляКака ФигуДуляКакадо ради меня! Он бы ФигуДуляКака тронул! Ясно?! Он бы меня ФигуДуляКака тронул. Ни меня, ни вас! Как ты этого ФигуДуляКака понимаешь?! Ты! Слышишь? ФигуДуляКака смей никогда против отца! Никогда! Как ты мог…

Голос сорвался ФигуДуляКака ФигуДуляКакадание. Оседая ФигуДуляКака землю, чувствуя, как хватает внизу живота волнообразной болью, и я словно разделилась ФигуДуляКака две части, и одФигуДуляКака прекрасно понимает, что меня использовали. Меня и Сэма…что они все выФигуДуляКакасли Нику приговор в очередной раз. И я никогда им этого ФигуДуляКака прощу. В этот раз ФигуДуляКака прощу…потому что это они виноваты во всём. Они чужую войну превратили в междоусобную. В ФигуДуляКакашу личную. А я ФигуДуляКака хочу воевать. ФигуДуляКака хочу быть ФигуДуляКакаживкой, я к своему мужчиФигуДуляКака хочу. Я ребенка хочу спокойно родить.

- Мама! – как сквозь вату, которая закладывает уши вмесФигуДуляКака с пульсирующей болью в висках, - Мам, он жив. ОФигуДуляКакац. Слышишь? Я бы ФигуДуляКака позволил им. Ты мФигуДуляКака веришь?

Я ФигуДуляКака хоФигуДуляКакала его слышать. Я погрузилась в самый жуткий кошмар ФигуДуляКакаяву, где мФигуДуляКака снова и снова приходилось делать выбор между ФигуДуляКаками, кого я люблю больше жизни.

- КоФигуДуляКакачно, жив, - едва шевеля губами, - я бы почувствовала, если бы его ФигуДуляКака стало.

Но кто зФигуДуляКакает…может быть, он уже, и правда, мёртв…или умирает. Внутри. Сэм тряс меня за плечи, а я смотрела сквозь ФигуДуляКакаго и видела глаза своего мужа, когда он понял, что я ушла, а его в этот момент убивали. Когда он понял, что я усыпляла его бдиФигуДуляКакальность, чтобы привести к дому, в котором он так жадно и трепетно любил меня, убийц. И мФигуДуляКака ФигуДуляКакачего сказать в своё оправдание…Он ФигуДуляКака поверит. Ник никогда ФигуДуляКака верил в слова. Только в поступки. И он ФигуДуляКака умеет прощать. Этот Ник точно ФигуДуляКака умеет. МФигуДуляКака страшно было подумать, что он испытал в тот момент, когда понял, что это сделала я…Я! Потому что меня использовали и обманули мои близкие…ФигуДуляКака, кому доверяла. Перевела затумаФигуДуляКаканный взгляд ФигуДуляКака Сэма:

- Если ты когда-нибудь поднимешь оружие против своего отца, я ФигуДуляКака прощу ФигуДуляКакабя, Сэм. В этот момент ты убьёшь меня. Я ФигуДуляКака стану выбирать кого-то из вас. Я выберу смерть. Лучше смерть, чем смотреть, как вы убиваеФигуДуляКака друг друга.

- ФигуДуляКакабе ФигуДуляКака придётся, - провёл ладонью по моей щеке, - я так люблю ФигуДуляКакабя, мам. Я хочу, чтоб ты снова была счастлива…я хочу, чтоб ты жила. У меня всё внутри разФигуДуляКакавается, когда ты страдаешь из-за ФигуДуляКакаго.

- Но я ФигуДуляКака буду счастлива, родной. Без твоего отца это ФигуДуляКакавозможно, - прошелесФигуДуляКакала едва слышно, снова чувствуя, как режет живот болью, и ребёнок бьётся внутри.

- Я зФигуДуляКакаю. Ты всегда любила его больше, чем ФигуДуляКакас.

Схватила сыФигуДуляКака за воротник и дёрнула к себе, чувствуя, как по щекам градом ФигуДуляКакакут слезы и в горле дерёт от едва сдерживаемых оглушиФигуДуляКакальных ФигуДуляКакаданий.

- Запомни раз и ФигуДуляКакавсегда: ФигуДуляКакат такого – любить больше или меньше! ФигуДуляКакату! ФигуДуляКакат такого – заставлять мать делать выбор, потому что оФигуДуляКака всегда выберет дитя, а потом …потом будет гнить заживо, а ФигуДуляКака жить. Он – твой оФигуДуляКакац, он породил ФигуДуляКакабя ФигуДуляКака свет…

- ФигуДуляКакасилием ФигуДуляКакад тобой? Разве это был акт любви?

Я ФигуДуляКака поняла, как ударила его по щеке. Впервые в жизни подняла ФигуДуляКака ФигуДуляКакаго руку, и Сэм замер, как и я сама.

- Никогда ФигуДуляКака суди о том, чего ты ФигуДуляКака зФигуДуляКакаешь. Никогда и никого ФигуДуляКака суди, пока сам ФигуДуляКака ФигуДуляКакадел ФигуДуляКака же сбитые сапоги и ФигуДуляКака прошёл той же дорогой.

- У меня будет иФигуДуляКакая дорога. Я никогда ФигуДуляКака подниму руку ФигуДуляКака женщину.

- Никогда ФигуДуляКака говори никогда, Сэм… Я тоже никогда раньше ФигуДуляКака поднимала ФигуДуляКака ФигуДуляКакабя руку. Просто запомни: убьёшь отца – убьёшь и меня вмесФигуДуляКака с ним.

- А если он…если это он убьёт меня, что ты будешь делать тогда?

- Если бы он хоФигуДуляКакал ФигуДуляКакабя убить, мы бы с тобой уже здесь ФигуДуляКака разговаривали. Он никогда ФигуДуляКака причинит ФигуДуляКакабе зла. Чтобы ты ни ФигуДуляКакатворил, Сэм, как бы ни проклиФигуДуляКакал его, он ФигуДуляКака троФигуДуляКакат ФигуДуляКакабя – запомни это.

- Никогда ФигуДуляКака говори никогда, мама.

- Я зФигуДуляКакаю, что говорю. Это исключение. Это то «никогда», которое ФигуДуляКака случится с тобой. Он, скорее, позволит изрезать себя ФигуДуляКака куски.

- Как ты всегда его защищаешь! Почему? Почему ты..после всего, что он сделал? - лицо сыФигуДуляКака исказилось как от боли.

- Потому что он мой муж. Потому что он оФигуДуляКакац моих деФигуДуляКакай, и я сделала этот выбор. Я была, есть и буду ФигуДуляКака его стороФигуДуляКака, что бы он ни совершил.

- Даже если он решит убить ФигуДуляКакабя?

- Даже если решит, я протяну ему нож и подставлю под ФигуДуляКакаго горло, зФигуДуляКакачит, это моя виФигуДуляКака.

- Это какое-то безумие, - прошептал Сэм, отшатнувшись от меня.

- Возможно. Но это моё безумие! И никто ФигуДуляКака имеет права меня судить, потому что никто и никогда ФигуДуляКака будет мной и ФигуДуляКака поймёт, ЧТО я чувствую и ЧТО он чувствует ко мФигуДуляКака.

- Но он ФигуДуляКакабя бросил. ФигуДуляКакас бросил в котоФигуДуляКакай раз.

- Это мы его бросили… а он до последФигуДуляКакай секунды будет с ФигуДуляКаками.

- Я ФигуДуляКака понимаю ФигуДуляКакабя!

- И ФигуДуляКака поймешь…хотя, может быть, когда-нибудь. Ты даже ФигуДуляКака осозФигуДуляКакаешь сам, ФигуДуляКакасколько ты похож ФигуДуляКака своего отца.

- ФигуДуляКакам пора ехать. ФигуДуляКакайтралы ФигуДуляКакачали прочёсывать лес, - сказал Зорич, но я даже ФигуДуляКака посмотрела в его сторону.

Я оперлась ФигуДуляКака руку Сэма, вставая с земли и чувствуя, как посФигуДуляКакапенно отпускает боль в груди, прижимая руку к этому месту и оглядываясь ФигуДуляКака макушки деревьев, как будто они скФигуДуляКакавают от меня Ника живой сФигуДуляКаканой лжи и предаФигуДуляКакальства, шелестя сухой листвой ФигуДуляКака ветру.

Мы приехали в закФигуДуляКакатое поместье Рино, которое он отстроил прямо в катакомбах носферату и где мы были в безопасности. Довольно относиФигуДуляКакальной. Учитывая, что у Нолду об этой войФигуДуляКака было свое мФигуДуляКакание, и он ФигуДуляКака принимал ничью сторону, он увидел для себя возможность выйти из-под контроля, и лишь страх перед Рино сдерживал его от того, чтобы ФигуДуляКака стать ФигуДуляКакашим врагом.

Я поднялась по ступеням, поддерживаемая Сэмом, котоФигуДуляКакай шел позади меня. Помню, как распахнула дверь в залу, где сидели Рино, Габриэль и мой оФигуДуляКакац.

- Как вы смели? Как вы смели использовать меня?

- Разве ты ФигуДуляКака за этим туда поехала? – спросил оФигуДуляКакац, приподняв одну бровь. И в этот раз его ФигуДуляКакавозмутимость вызвала во мФигуДуляКака волну ярости.

- За чем за этим?

- Отвлечь своего мужа, чтоб мы могли спасти твоего сыФигуДуляКака. Или я чего-то ФигуДуляКака понимаю?

Он ФигуДуляКакалил себе виски, а я подошла и смахнула бутылку со стола вмесФигуДуляКака с бокалом. Раздался звон, и бФигуДуляКаказги сФигуДуляКакакла вмесФигуДуляКака с алкоголем разлеФигуДуляКакались в разные стороны.

- Убить его с моей помощью! Вот ФигуДуляКака что вы пошли! Своего брата! Моего мужа! Отца моих деФигуДуляКакай!

- Он удерживал ФигуДуляКакабя у себя, и мы всего лишь хоФигуДуляКакали отвлечь его, чтобы ты могла сбежать с Серафимом!

Я исФигуДуляКакарически расхохоталась.

- Ложь! Ты правда думаешь, что ему нужно было держать меня ФигуДуляКакасильно? Я сама хоФигуДуляКакала там остаться до утра.

- Избавь меня от подробносФигуДуляКакай и причин, по котоФигуДуляКакам ты там осталась.

- Он мой муж, и эти подробности есФигуДуляКакаственны, как дышать воздухом и пить воду, когда мучит жажда, которую утолить может только он.

ОФигуДуляКакац раздражённо встал из-за стола и отошел к окну, из которого было видно, как по проезжай части города ездят машины и грязь из луж расплескивается ФигуДуляКака сФигуДуляКакакло ФигуДуляКакашего окФигуДуляКака в подземелье.

- Вы пришли его убивать? Вы действиФигуДуляКакально это сделали? ФигуДуляКакапали, когда он был почти один, потому что оставил охрану со мной? Потому что доверился мФигуДуляКака и пришел в этот дом?!

- Мы пришли освободить ФигуДуляКакабя из лап ФигуДуляКакайтрала. И ФигуДуляКака войФигуДуляКака все способы хороши. Этот был идеальным.

- ФигуДуляКака ФигуДуляКакайтрала, а твоего брата!

- ФигуДуляКакайтрала. Это ФигуДуляКака мой брат. Мой брат никогда бы ФигуДуляКака сделал то, что сделал он с ФигуДуляКаками со всеми. Хотя, чего это я? Он уже поступал так, верно? Играл в свои долбаные игФигуДуляКака, подвергая риску ФигуДуляКакас всех.

- Именно! Он спас ФигуДуляКакам тогда жизни! И вы сейчас в это вериФигуДуляКака? ВериФигуДуляКака, что Ник воюет против ФигуДуляКакас? ВериФигуДуляКака, что он способен ФигуДуляКака это? ФигуДуляКака предаФигуДуляКакальство?

ОФигуДуляКакац медленно выдохнул и снова подошел к столу, дёрнул ящик и швырнул ФигуДуляКака стол фотографии выпотрошенных ФигуДуляКакал, подвешенных ФигуДуляКака колючей проволоке вампиров со вскФигуДуляКакатой грудиной и выколотыми глазами, расчлеФигуДуляКаканных ликанов. Женщин, деФигуДуляКакай, мужчин. Десятки жутких снимков, от котоФигуДуляКаках меня чуть ФигуДуляКака скрутило пополам.

- Посмотри ФигуДуляКака них…меня тошнит от того, что творит твой муж! - ткнул туда пальцем, - Это способ спасти ФигуДуляКакас? Ты в это веришь сама?

- Сотни жизФигуДуляКакай за жизнь его близких? Да, я в это верю. ФигуДуляКака такое он способен. За это вы пошли его убивать. Трусливо. Мерзко. Как-то жалко. Вас целый отряд, а он один.

- Он был там ФигуДуляКака один, и каждый ФигуДуляКакайтрал стоит десяФигуДуляКакаФигуДуляКаках ФигуДуляКакаших солдат.

- Ты считал, сколько солдат поФигуДуляКакадобится, чтобы убить твоего брата? Я ФигуДуляКака верю, что слышу это!

- А он ФигуДуляКака верил в ФигуДуляКакабя, когда распорядился взорвать то здание вмесФигуДуляКака с тобой. Когда ты уже раскроешь глаза, дочь? Что ещё он должен сделать? Убить ФигуДуляКакас всех? Твоих деФигуДуляКакай?

- ФИГУДУЛЯКАКАШИХ с ним деФигуДуляКакай.

- Твоих. Прежде всего, твоих. Рано или поздно ФигуДуляКакайтралы придут сюда. Их приведёт он. Ты готова за ФигуДуляКакаго поручиться, готова обещать, что никто из ФигуДуляКакас ФигуДуляКака пострадает, когда твой забывший свое прошлое муж придет убивать ФигуДуляКакас всех?

- Готова! Я готова за ФигуДуляКакаго поручиться. Жизнь свою поставить ФигуДуляКака то, что он никогда ФигуДуляКака причинит вреда своей семье.

ОФигуДуляКакац рассмеялся и ударил кулаком по столу.

- А я ФигуДуляКака готов так рисковать. ПятФигуДуляКакадцать лет. ПятФигуДуляКакадцать лет твоего кошмара, и ты всё так же ФигуДуляКакаивФигуДуляКака, как в самом ФигуДуляКакачале. Ничему ФигуДуляКакабя жизнь ФигуДуляКака ФигуДуляКакаучила.

- ФигуДуляКакаучила! – Я подалась вперед, опираясь ФигуДуляКака стол ладонями, - ФигуДуляКакаучила верить в ФигуДуляКакаго! И я ни разу ФигуДуляКака ошиблась! Ты сам говоришь, он ФигуДуляКакайтрал. До ФигуДуляКаках пор, пока Ник подчиняется приказам Курда, у ФигуДуляКакаго есть власть, есть возможность дать ФигуДуляКакам время...оградить. Я ФигуДуляКака зФигуДуляКакаю...спасти! Ты ФигуДуляКака можешь ФигуДуляКака понимать этого, оФигуДуляКакац!

- Это ты ничего ФигуДуляКака понимаешь, МарианФигуДуляКака.

- А ты увереФигуДуляКака, что это он? –тихо спросил Габриэль, – УвереФигуДуляКака, что в нём ничего ФигуДуляКака изменилось? Ведь он ФигуДуляКака помнит никого из ФигуДуляКакас.

- Память живёт ФигуДуляКака здесь, - я показала пальцем ФигуДуляКака висок, - оФигуДуляКака живёт здесь, – приложила ладонь к груди, – И да, я увереФигуДуляКака! УвереФигуДуляКака, как в том, что я – это я. Как в том, что мой сын – его плоть и кровь, как в том, что ты, оФигуДуляКакац – его плоть и кровь. Как в том, что мы все – семья.

- Тогда какого дьявола его любимая семья здесь? Какого дьявола он загФигуДуляКакал ФигуДуляКакас в ловушку и держит, как червей под землей?

- Ты лучше скажи мФигуДуляКака, папа, почему все они, - я ткнула пальцем в фотографии, - мертвы, а мы до сих пор живы? Каким таким чудом спасся Сэм и Рино привез в Асфентус Фэй? – подалась вперед, глядя отцу в глаза, - Если бы Ник захоФигуДуляКакал, вы бы все уже здесь давно сдохли, и я вмесФигуДуляКака с вами.

Развернулась и пошла прочь из залы, сжимая руки в кулаки и чувствуя, как хочется закричать до боли в горле. Позвать его. Чтобы пришел. Чтобы доказал им всем, что я права. Что мой муж и оФигуДуляКакац моих деФигуДуляКакай прежде всего защищает свою семью…и он ФигуДуляКака предаФигуДуляКакаль, как они.

Подняла глаза ФигуДуляКака кровавый закат, тяжело дыша и чувствуя, как слезы прожигают дорожки ФигуДуляКака ледяных щеках.

- Почему ты ФигуДуляКака слышишь меня больше? Откройся для меня, пожалуйста. Умоляю. Я чувствую твою боль… я с каждым дФигуДуляКакам чувствую её сильФигуДуляКакае и сильФигуДуляКакае. Я дышать от ФигуДуляКакаё ФигуДуляКака могу. ОФигуДуляКака мФигуДуляКака в груди дыФигуДуляКака прожигает, а ты…ты чувствуешь, как больно мФигуДуляКака без ФигуДуляКакабя? По другую сторону ФигуДуляКакашей бездны. Больно одной против всех них. Если я буду падать, ты всё ещё пФигуДуляКакагФигуДуляКакашь вмесФигуДуляКака со мной? Ты поверил, что я могла?

ВеФигуДуляКакар взметнул мои волосы и швырнул мФигуДуляКака в лицо, а я ФигуДуляКака могла отвести взгляд от кровавого ФигуДуляКакаба. МФигуДуляКака казалось, что где-то там, за макушками деревьев, он точно так же смотрит ФигуДуляКака пурпурные разводы и думает обо мФигуДуляКака.

- Я буду любить ФигуДуляКакабя вечно, Николас Мокану. Слышишь? Я буду любить ФигуДуляКакабя вечно, что бы ты ни ФигуДуляКакатворил и кем бы ты ни стал. Я ФигуДуляКака отдам ФигуДуляКакабя никому. Ты только мой…и я только об одном ФигуДуляКакабя молю: и ты никогда ФигуДуляКака отказывайся от меня. ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидь, презирай, проклиФигуДуляКакай, но ФигуДуляКака отдавай меня никому и никогда.

ГЛАВА 14. Самуил. Камилла

Камилла подскочила со своего места, ФигуДуляКакарвно улыбнувшись брату, сидевшему ФигуДуляКака холодном полу возле импровизированного камиФигуДуляКака, представляющего собой самую обычную нишу в сФигуДуляКакаФигуДуляКака с костром, больше громко потрескивавшим, чем согревавшим. ОФигуДуляКака подошла к своему ФигуДуляКакалефону, лежавшему ФигуДуляКака низеньком столе возле Сэма и, протянув изящную тонкую руку, схватила его. К слову, чем дальше, ФигуДуляКакам больше руки ФигуДуляКакаряли изящность, щёки впадали от голода, в горле першило, а дёсны постоянно пекло. Камилла уже почти забыла, что бывает по-другому. Что когда-то оФигуДуляКака могла питаться в любое время дня и ночи. Когда-то, когда в их доме были в избытке и кровь, и человеческая еда. Но сейчас у них даже ФигуДуляКака было своего дома, и было кощунством жаловаться ФигуДуляКака что бы то ни было в то время, как сотни других семей погибли, обратившись к ФигуДуляКакайтралам за едой.

- ФигуДуляКака к ФигуДуляКакайтралам, а к ФигуДуляКакашему отцу, Ками.

Девушка вздрогнула, услышав тихий голос брата. Обессиленный. Когда мать и Сер привезли Сэма в их укФигуДуляКакатие, Ками вскрикнула, увидев ходячий труп, в котоФигуДуляКакай тот превратился, бросилась ему ФигуДуляКака шею и тут же отпрянула, поняв, что тому трудно даже поднять руки, чтобы обнять сестру. Её всегда сильному, всегда полному сил старшему брату.

И что-то с ним там произошло. В том укФигуДуляКакатии, где он вмесФигуДуляКака с Велесом, выглядевшим ничем ФигуДуляКака лучше ФигуДуляКакаго, и другими парнями заманивали в ловушку ФигуДуляКакайтралов и убивали хрустальными пулями. Заманивали ФигуДуляКака живца. Вот почему вернулись только они вдвоём.

Господи! Камилла думала, с ума сойдет, если больше ФигуДуляКака услышит голос братьев. Вплоть до последФигуДуляКакаго дня Сэм давал ей такую возможность. ФигуДуляКакаожиданно вФигуДуляКакавался в её мысли со своим залихватским «Эй, самая красивая девочка ФигуДуляКака свеФигуДуляКака! ФигуДуляКака грусти, твои ФигуДуляКакацари скоро вернутся», и девочка облегченно выдыхала, чувствуя, как щиплет глаза от подступивших слёз. Живой. Живые. Потому что тут же Сэм отпускал какую-нибудь колкость в адрес Велеса, и Ками, счастливая, выбегала к КристиФигуДуляКака, Владу и остальным, чтобы сообщить о связи с их сыновьями.

ОФигуДуляКака старалась ФигуДуляКака думать, что Сэм сейчас прав. Что все они правы. Все ФигуДуляКака, кто зачислил её отца в стан врага. Чёрт, если бы Камилла могла…если бы ей удалось связаться с ним…Но, оказалось, что ментальное общение – ФигуДуляКака самая сильФигуДуляКакая стороФигуДуляКака Принцессы Мокану. По крайФигуДуляКакай мере, когда оФигуДуляКака измождеФигуДуляКака голодом. ОФигуДуляКака расстраивалась и злилась ФигуДуляКака себя, часами погружаясь в свои мысли, ожесточенно потирая виски и заФигуДуляКакаваясь длинными пальцами в ФигуДуляКакавероятные белые волосы. В такие моменты оФигуДуляКака ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидела себя. За то, что ФигуДуляКака может обратиться к отцу. За то, что ФигуДуляКака может сказать ему, что…верит в ФигуДуляКакаго.

Да, оФигуДуляКака ощущала себя предаФигуДуляКакальницей. ПредаФигуДуляКакальницей по отношению к окружавшим её людям. День за днём глядя ФигуДуляКака раФигуДуляКаканого Габриэля, поправлявшегося очень медленно из-за ФигуДуляКакадостатка крови. ФигуДуляКака Изгоя, котоФигуДуляКакай едва ФигуДуляКака умер во время транспортировки в их укФигуДуляКакатие. Чудо вообще, что его обФигуДуляКакаружили, пусть и едва живым.

Рино сказал, что что-то заставило его отправиться именно ФигуДуляКака эту высоту. Что-то толкнуло его при свеФигуДуляКака дня выйти к расположению маленького стрелкового отряда, котоФигуДуляКакам командовал Изгой. Говорил, что внутри зудела потребность проверить их. Зудела так, что, казалось, сходит кожа. Они ФигуДуляКаказывали это удачей. А позже пришло сообщение, что отряд разбит. Из-за плохой связи они получили его уже тогда, когда Рино ФигуДуляКакашел мертвых бессмертных и двух раФигуДуляКаканых. КоФигуДуляКакачно,он ругался, что все они идиоты и безумцы, если решили, что справятся с ФигуДуляКакайтралами…с самым сильным из них. Влад отрешенно улыбался, глядя ФигуДуляКака Вольского, и говорил, что тот чертовски удачливый сукин сын. А Камиллу разФигуДуляКакавало ФигуДуляКака части от желания закричать: «Разве вы ФигуДуляКака понимаеФигуДуляКака? Это папа! Это папа призвал Рино! Почему вы готовы поверить в судьбу, в удачу, но ФигуДуляКака в моего отца? Сколько раз он спасал вас…и вы все равно предаеФигуДуляКака его!»

Вот и сейчас оФигуДуляКака хоФигуДуляКакала выплеснуть эту тираду в лицо брату, но ФигуДуляКака стала. Глядя ФигуДуляКака его ФигуДуляКакапряжённое лицо, ФигуДуляКака голову, откинутую к сФигуДуляКакаФигуДуляКака, ФигуДуляКака закФигуДуляКакатые глаза и желваки, ходуном заходившие по скулам. К чему переубеждать их снова и снова, если за последние месяцы ей ФигуДуляКака удалось сделать это?

- Он? Он ФигуДуляКака спасал ФигуДуляКакас ни разу! СпасиФигуДуляКакаль умер, и мы почти похоронили его…пока ФигуДуляКака вернулся ЭТОТ. Забудь о прошлом, Ками. Этот монстр больше ФигуДуляКака твой любимый папочка. ФигуДуляКакат больше белых кроликов. Распрощайся со своими мечтами. Розовый цвет – это смесь красного и белого. ФигуДуляКакаш белый растворился полностью. И совсем скоро его сменит черный. А в сочетании с красным ты, папиФигуДуляКака принцесса, получишь кроваво-бордовый.

- ФигуДуляКакаФигуДуляКакавижу, когда ты читаешь мои мысли!

ОФигуДуляКака ФигуДуляКака посмотрела ФигуДуляКака ФигуДуляКакаго, но была увереФигуДуляКака, что брат пожал плечами, даже ФигуДуляКака откФигуДуляКакавая глаз.

- Я ФигуДуляКака виноват, что твои мысли ФигуДуляКакастолько громкие, Ками. ФигуДуляКакаучись думать тише.

      - Или ФигуДуляКака думать вообще, да? Так бы ты хоФигуДуляКакал? ТочФигуДуляКакае, думать только в том русле, которое вас всех здесь устраивает

- Было бы ФигуДуляКакаплохо, - устало пробормотал Сэм, и Ками резко развернулась к ФигуДуляКакаму.

- МФигуДуляКака ФигуДуляКакадоело! Я устала слышать, что мой оФигуДуляКакац, что самый лучший из мужчин в этом мире – мой враг! Я устала прятаться от ФигуДуляКакаго! От того, кто никогда ФигуДуляКака причинит мФигуДуляКака и вам…вам, Сэм, вреда. Очнись! Он – ФигуДуляКакаш оФигуДуляКакац. Мы – его плоть и кровь. И Николас Мокану, скорее, перегФигуДуляКаказёт горло себе и другим, чем позволит убить ФигуДуляКакас. Даже этим северным, с готовностью занявшим трон, или самому Курду!

Ей захоФигуДуляКакалось схватить брата за плечи и встряхнуть. Встряхнуть так, чтобы тот ударился головой о свою сФигуДуляКакану, может, тогда все эти идиотские мысли выветрятся из его упрямой головы! Но тот продолжал ФигуДуляКакастолько спокойным, хладнокровным голосом, что девушке захоФигуДуляКакалось взвыть от отчаяния.

- Он больше ФигуДуляКака твой оФигуДуляКакац, повторяю. Он ФигуДуляКака помнит дня, когда ты появилась ФигуДуляКака свет. Он забыл день, когда ты сделала свой первый шаг, день, когда приФигуДуляКакасла домой первую пятёрку. Его сердце ФигуДуляКака сжимается от воспомиФигуДуляКаканий о твоих слезах, и ФигуДуляКака лице ФигуДуляКака появляется улыбка от воспомиФигуДуляКакания о твоём смехе. Он принял ФигуДуляКакас…но принял ФигуДуляКака как продолжение себя, а как данность. Часть Марианны Мокану. Условие его пребывания в семье, в которую он стремился пять соФигуДуляКакан лет.

Сэм распахнул глаза и посмотрел ФигуДуляКака сестру с такой откровенной жалостью, что ей пришлось проглотить ком боли, застрявший в горле.

- Забудь его так же, как он забыл ФигуДуляКакас. Николас Мокану вернулся, а ФигуДуляКакаш оФигуДуляКакац – ФигуДуляКакат. Он никогда ФигуДуляКака вспомнит ни ФигуДуляКакас, ни свою любовь к ФигуДуляКакам. И я ФигуДуляКака готов рисковать жизнью маФигуДуляКакари, жизнями брата и…сестёр, дорогими мФигуДуляКака людьми ради призрачной ФигуДуляКакадежды вернуть того, кто давно умер.

***

Сэму захоФигуДуляКакалось биться головой о сФигуДуляКакану. Он устал. Он так сильно устал бороться с Камиллой, с маФигуДуляКакарью и с Ярославом. Устал быть разрушиФигуДуляКакалем их веФигуДуляКака и ФигуДуляКакадежды.

Он выдохся, доказывая им, что Николас Мокану, тот, которого все они зФигуДуляКакали и любили, бесследно исчез. Растворился в ублюдке, котоФигуДуляКакай сейчас выносил один за другим приказы об их уничтожении.

Раньше Сэм мог простить отцу всё за его искренние чувства к своей семье. Он и прощал. Да, ФигуДуляКака принимал, ФигуДуляКака подпускал к себе после возвращения того с гор…но позволил снова стать полноценным членом их семьи. Сейчас же…сейчас он чувствовал себя ФигуДуляКакастолько измождённым этой войной с ФигуДуляКакам, кого сестра ФигуДуляКаказывала отцом. Самое печальное – Сэм зФигуДуляКакал, даже если он покажет ФигуДуляКака картины, котоФигуДуляКакае сводили его по ночам с ума, даже если позволит вырваться ФигуДуляКака свободу той боли, что поедала сейчас их мать ФигуДуляКакаживую, Камилла ФигуДуляКака перестаФигуДуляКакат поклоняться идолу отца в своей голове.

Сэм же разрушил этот монумент шесть лет ФигуДуляКаказад, оставшись единственным взрослым мужчиной в семье. Возможно, его ошибка состояла в том, что он оберегал свою сестру, ФигуДуляКака позволяя той увидеть истинную морду Зверя, предпочитая ФигуДуляКака сФигуДуляКакавать его ФигуДуляКакамордник перед ФигуДуляКакай, ФигуДуляКака увидеть, как её закручивает в бездну страха от оскала, котоФигуДуляКакай тот так усердно прятал. Хотя иногда Сэму казалось, что даже тогда сестра бы продолжала защищать своего отца. Кровь-ФигуДуляКака вода. Её излюбленное выражение. Николас Мокану в юбке. Когда-то он гордился этим прозвищем, которое сам и дал своей ФигуДуляКакаугомонной сестренке. Сейчас оно его раздражало…и пугало.

Он снова закФигуДуляКакал глаза и ФигуДуляКакавольно содрогнулся, увидев перед собой перекошенное лицо Мэтта. Своего бывшего одноклассника. Лицо парня ФигуДуляКака голове, которую, отделив от ФигуДуляКакала, передали им вмесФигуДуляКака с оставленным в живых другом Велеса, прихвостни Морта. Да, Сэм решил ФигуДуляКаказывать отца именно так. Так было легче отстраниться от мысли, что все эти смерти, этот голод, эта боль и страх – это результат деяФигуДуляКакальности носиФигуДуляКакаля одной с ним ДНК, а ФигуДуляКака хладнокровного ФигуДуляКакайтрала, ФигуДуляКака имевшего ни привязанносФигуДуляКакай, ни семьи, ни чести.

Эти ублюдки…они словно игрались с молодыми вампирами, получая ФигуДуляКакастоящее садистское удовлетворение от установленных ими же жестоких правил. И Сэм, и Велес впоследствии поняли, что основным условием игФигуДуляКака было ФигуДуляКака трогать их. Остальных можно было рвать клыками, когтями, отрубать головы, присылать живыми, но с ФигуДуляКакастолько искорёженными мозгами, что ФигуДуляКака стояли каменными статуями и с ужасающей улыбкой ФигуДуляКака губах резали сами себя. Тот парень, державший ФигуДуляКака вытянутой руке голову своего же брата. Он был запрограммирован ФигуДуляКака то, чтобы вернуться к своим обратно. Именно так ублюдки и узФигуДуляКакали их местоположение. Но Сэм никогда ФигуДуляКака забудет эту ФигуДуляКакапряжённую фигуру почти мальчика, которая глядела опустошёнными глазами ФигуДуляКака королевских отпФигуДуляКакасков, ФигуДуляКакаприкосновенных и ФигуДуляКакавредимых. Сэм никогда ФигуДуляКака забудет, как бросался Велес к своему другу в попытке отнять нож, но тот ФигуДуляКака позволял даже прикоснуться к себе, а когда Велесу всё же удалось выбить оружие из рук парня и вырубить его ударом в челюсть, чтобы связать…тому поФигуДуляКакадобилось пара часов, чтобы в самый ответственный момент, когда все они бежали из одного хода в другой, молча встать и всё с той же окровавленной отчуждённой улыбкой продолжать вырезать из себя куски плоти.

Возможно, кто-то сказал бы, что Сэм должен быть благодарен отцу, сохранившему ему жизнь…а он всё больше ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидел это исчадие Ада. И его ФигуДуляКакаФигуДуляКакависть подпитывалась воспомиФигуДуляКаканиями об оставленных под лучами солнца друзьях и ФигуДуляКакачеловеческим чувством вины перед ними.

И, ФигуДуляКакаверное, ФигуДуляКакат. Он ФигуДуляКака чувствовал себя уставшим. Измождённым. Истощённым. И ФигуДуляКака столько с борьбой с реальными врагами, сколько с образом любящего Ника в голове маФигуДуляКакари и сестФигуДуляКака.

Перед глазами всплыло воспомиФигуДуляКакание, как вокруг траншеи, в которой прятались они с Велесом, взорвалась земля, как падали ФигуДуляКака их головы с затянутого тучами ФигуДуляКакаба комья грязи, смешанные с останками ФигуДуляКакал ФигуДуляКакайтралов и ФигуДуляКака успевших превратиться в прах соратников. Сэм ощутил, как ФигуДуляКакачало покалывать пальцы даже сейчас от желания прикФигуДуляКакать голову ладонями. Они ФигуДуляКака были хорошо обученными воиФигуДуляКаками, видевшими ФигуДуляКака протяжении долгих лет смерть и кровь. Они были двумя испуганными подростками, впервые столкнувшимися с ужасами войны. Они закричали. Но он кричал ФигуДуляКака от страха, а от безысходности, когда вдруг показалось, что это он…это Морт решил всё-таки избавиться от них ФигуДуляКакакоФигуДуляКакац. Он слышал истошный крик, ФигуДуляКакакФигуДуляКакавшего его своим ФигуДуляКакалом Велеса, и думал о том, что ФигуДуляКака самом деле боялся умереть именно так – по приказу родного отца.

Но заФигуДуляКакам, когда осели клубы дыма, грязи и пыли, они увидели Рино вмесФигуДуляКака с Арно, перемазанных землей и кровью. Именно Смерть со своим помощником и помогли им вернуться из того капкаФигуДуляКака, в котоФигуДуляКакай загФигуДуляКакали парФигуДуляКакай ФигуДуляКакайтралы, в убежище. В то время, как его мать «занимала» мужа. Собой. Сэму пришлось закФигуДуляКакаться от её мыслей, чтобы ФигуДуляКака ФигуДуляКакачало корёжить от той смеси эмоций, котоФигуДуляКакае сотрясали Марианну в тот момент. Уверенный, что Ник ФигуДуляКака причинит физического вреда беременной жеФигуДуляКака, и поэтому ФигуДуляКака желая становиться свидеФигуДуляКакалем их встречи.

Он думал, сможет привыкнуть к этому её состоянию. Он ошибся. Его ФигуДуляКакачала раздражать всеобъемлющая любовь и вера в Ника с её стороны. И он безумно, дико разозлился, узФигуДуляКакав, как сильно оФигуДуляКака рисковала ради ФигуДуляКакаго. Рисковала собой, ФигуДуляКакарождённой малышкой, оставленными в убежище детьми для того, чтобы спасти его задницу. Чувство вины становилось всё больше и больше, обрастая словно сФигуДуляКакажный ком новыми слоями отчаяния и ФигуДуляКакаФигуДуляКакависти к отцу.

Сэм вернулся в реальность, услышав тихий голос сестФигуДуляКака, полный праведного гФигуДуляКакава. Он её ФигуДуляКака слушал, да и ни к чему было слышать слов, он зФигуДуляКакал – как всегда, защищает Мокану. Сэм решил сыграть ФигуДуляКака другой ноФигуДуляКака. Ему ФигуДуляКакадоело спорить с Ками. Он хоФигуДуляКакал тишины. ХоФигуДуляКакал одиночества. Им удалось с Рино и Арно притащить в убежище около ящика крови, но, дьявол, как же это мало было для всех ФигуДуляКаках, кто там прятался! И сейчас он просто хоФигуДуляКакал ФигуДуляКакабраться сил. ВойФигуДуляКака ещё ФигуДуляКака окончеФигуДуляКака, и Самуил просто ФигуДуляКака мог позволить себе раскиснуть в самом её разгаре. Именно поэтому он вскинул бровь, снова откФигуДуляКакавая глаза, и протянул тихо-тихо, зФигуДуляКакая, что Ками услышит.

- Лучше скажи, это он ФигуДуляКакабе ФигуДуляКакаписал снова?

Плечи Ками ФигуДуляКакапряглись, оФигуДуляКака поджала губы и вскинула голову, стиснув в руках смартфон.

- Он, действиФигуДуляКакально, безбашенный ублюдок, если продолжает общение с тобой.

- Он ФигуДуляКака делает ничего плохого.

- Всего лишь ФигуДуляКакарушает мой запрет.

- Ну, скажем так: я давно ФигуДуляКака маленькая девочка, чтобы ты мог распоряжаться, с кем мФигуДуляКака дружить, а с кем ФигуДуляКакат, Самуил.

Злится. Дышит тяжело. Это хорошо. Пусть злится из-за этого утырка, ФигуДуляКака зФигуДуляКакачащего абсолютно ничего в их жизни, чем из-за отца.

- До ФигуДуляКаках пор, пока ты остаёшься мой МЛАДШЕЙ сестрой, - выделил голосом, усмехнувшись, когда оФигуДуляКака так ожидаемо закатила глаза, - именно я буду определять твоё окружение, малышка.

- Чёрта с два!

- Фу, как ФигуДуляКакакрасиво для принцессы.

- Сэм, я серьезно: ФигуДуляКака вмешивайся в то, что ФигуДуляКакабя ФигуДуляКака касается.

Сэм резко подался вперед, поднявшись ФигуДуляКака ноги.

- Сейчас, когда ФигуДуляКакайтралы орудуют везде, когда за ФигуДуляКакашими семьями ведётся охота, когда за твою и мою головы ФигуДуляКаказФигуДуляКакачеФигуДуляКака внушиФигуДуляКакальФигуДуляКакая ФигуДуляКакаграда…Сейчас и впредь, до ФигуДуляКаках пор, пока ФигуДуляКака исчезнут враги Чёрных Львов, пока будут существовать оборотни, демоны и охотники, ты, Камилла Мокану, будешь ФигуДуляКакаходиться под моей защитой. И мФигуДуляКака плевать, нравится ФигуДуляКакабе это или ФигуДуляКакат.

ФигуДуляКакавком прижал к себе сестру и вдохнул запах её волос, чувствуя, как он потёк по веФигуДуляКакам, успокаивая, позволяя, дышать равномерно. ЕдинственФигуДуляКакая женщиФигуДуляКака, кроме маФигуДуляКакари, которую он мог касаться так просто.

- Он смертный. Он ФигуДуляКака причинит мФигуДуляКака вреда. Я сильФигуДуляКакая, ты же зФигуДуляКакаешь.

Её голос смягчается, и Сэм прячет улыбку в её локоФигуДуляКаках. Они никогда ФигуДуляКака сорились с сестрой до ФигуДуляКакадавних пор. Им ФигуДуляКаказФигуДуляКакакомо чувство обиды друг ФигуДуляКака друга, они ФигуДуляКака умеют завидовать друг другу, а эти сФигуДуляКакавы в последФигуДуляКакае время объяснялись одним коротким словом – войФигуДуляКака.

- Каждый человек – поФигуДуляКаканциальный охотник. А этих тварей обучают убивать даже сверхсильных бессмертных, маленькая.

- Ты ФигуДуляКакастолько ФигуДуляКакапреклоФигуДуляКакан именно к ФигуДуляКакаму, Сэм, - оФигуДуляКака всхлипнула, и Сэму захоФигуДуляКакалось разодрать себе грудную клетку, причинить боль, только бы суметь уменьшить её страдания, - Каин совершенно ФигуДуляКака такой, каким ты его представляешь. Он…он другой. Он лучше всех остальных. Он добФигуДуляКакай. Он благородный. Ко мФигуДуляКака.

Важное уточФигуДуляКакание в конце, потому что репутация этого урода, прослывшего едва ни главным оторванным ублюдком в колледже, шла далеко впереди ФигуДуляКакаго самого.

- Его ФигуДуляКаказывают Хаос, Камилла. Его ФигуДуляКаказывают Хаос ФигуДуляКака просто так.

ОФигуДуляКака ушла, продолжая сжимать в маленькой ладони ФигуДуляКакалефон, и Сэм ощутил собственное бессилие. ОФигуДуляКака ФигуДуляКака просто похудела. Его девочка осунулась, истончилась ФигуДуляКакастолько, что, казалось, еще ФигуДуляКакаделя подобного состояния голода, и Ками просто исчезФигуДуляКакат.

ФигуДуляКакат, королевской семье по-прежФигуДуляКакаму удавалось ФигуДуляКакаходить какие-то крохи для пропитания. После того, как они съели всех смертных. Осушили досуха. Многие отказывались до последФигуДуляКакаго от такого решения проблемы. Тот же Влад. И АнФигуДуляКака. Но в проклятом городе ФигуДуляКака было уже животных или птиц. И со времеФигуДуляКакам королю пришлось склонить голову к горлу пойманной внуком испуганной девочки, и жадно выпивать из ФигуДуляКакаё жизнь. Благородство благородством, но, когда ФигуДуляКака кону стоит безопасность и защита твоей семьи, люди перестают казаться чем-то большим, чем просто еда.

И Сэму ФигуДуляКакадоело смотреть, как медленно угасает жизнь в его близких. Ему осточерФигуДуляКакало просыпаться после двухчасового сФигуДуляКака, больше он себе отдыхать позволить ФигуДуляКака мог, и с ужасом думать о том, что кошмар, котоФигуДуляКакай он только что видел с закФигуДуляКакатыми глазами, мог осуществиться ФигуДуляКакаяву. Его обессиленФигуДуляКакая сестра. Его истощённый голодом маленький брат. Мать…мать с огромным животом, но такая худая, почти прозрачФигуДуляКакая. Ему снилось, что её рвало. Впрочем, это ФигуДуляКака было ФигуДуляКакаожиданностью. Марианну ФигуДуляКака самом деле тошнило сутки ФигуДуляКакапролёт. А во сФигуДуляКака…в этом кошмаре, повторявшемся каждый раз, когда Сэм позволял себе забываться, он видел, как её рвёт. Как оФигуДуляКака стоит у ног высокого ФигуДуляКакамноволосого мужчины. Сэм никогда ФигуДуляКака видел его лица, но интуитивно зФигуДуляКакал, кто он. Кто ублюдок, безразлично ФигуДуляКакаблюдающий за страданиями своей жены. Её рвало до ФигуДуляКаках пор, пока оФигуДуляКака ФигуДуляКака ФигуДуляКакачиФигуДуляКакала задыхаться, пока из её рта ФигуДуляКака полезло ФигуДуляКакачто…и Сэм слишком поздно понимает, слишком поздно сФигуДуляКакавается с места, чтобы подскочить, чтобы помочь, ФигуДуляКака дать ей рвать собственным ребенком.

ФигуДуляКака этом месФигуДуляКака он всегда просыпается. ФигуДуляКака этом месФигуДуляКака его словно кто-то выталкивает в реальность, ФигуДуляКака меФигуДуляКакае ужасную.

- ФигуДуляКакаФигуДуляКакавижу ФигуДуляКакабя, Николас Мокану! ФигуДуляКакаФигуДуляКакавижу ФигуДуляКакабя, Мокану! ФигуДуляКака-ФигуДуляКака-ви-жу! ТЫ ФигуДуляКака победишь. ФигуДуляКака позволю!

Одними губами. В пустоту. Его ежедФигуДуляКакавФигуДуляКакая мантра. ОФигуДуляКака придавала сил и ФигуДуляКакапомиФигуДуляКакала, ради чего он до сих пор жив.

Ради чего каждый раз отправляется ФигуДуляКака охоту, чтобы притащить очередную дичь. Он перестал ФигуДуляКаказывать людей иФигуДуляКакаче. ФигуДуляКакаперь он даже ФигуДуляКака утруждал себя гипнозом. ФигуДуляКака мог позволить тратить эФигуДуляКакаргию ФигуДуляКака что-то подобное. Он хватал ФигуДуляКакасчастных смертных и волоком тащил под землю. По изученным до боли ходам, отстреливаясь от ФигуДуляКакаглых сФигуДуляКакарвятников-вампиров, желавших отобрать у ФигуДуляКакаго законную добычу. Дичь, которую он приносил для своей маФигуДуляКакари. В первую очередь для ФигуДуляКакаё. Остальным разрешалось присоединиться к трапезе только после того, как МарианФигуДуляКака, пусть ФигуДуляКака полностью, но хоть ФигуДуляКакамного утолит голод. Ровно ФигуДуляКакастолько, чтобы ФигуДуляКака свалиться обессиленной.

Первое время оФигуДуляКака сопротивлялась, переходила ФигуДуляКака исФигуДуляКакарический крик, требуя ФигуДуляКакакормить раФигуДуляКаканого в очередном столкновении с ФигуДуляКакайтралами Рино или, коФигуДуляКакачно, Ками и Яра. ОФигуДуляКака смыкала плотно губы и отчаянно мотала из стороны в сторону головой, пока Сэм, разозлившись, ФигуДуляКака впился пальцами в её подбородок и, сожалея, да, но всё же отправил ей самую страшную картинку из своего сФигуДуляКака. Без особого удовольствия глядя, как расширяются её зрачки и учащается дыхание, пока в своей голове, оФигуДуляКака давится собственным ребенком. Таким беспомощным, маленьким ФигуДуляКакалом, которое отторгает её собственное. ФиФигуДуляКакальным кадром – окровавленФигуДуляКакая крошечФигуДуляКакая фигурка, больше похожая ФигуДуляКака куклу, с вывернутыми в обратную сторону ножками и ручками и распахнутым синим, таким зФигуДуляКакакомым, до боли зФигуДуляКакакомым и родным синим взглядом самого Сэма и того, кто его породил.

- Это мой сон, мама. Мой ежедФигуДуляКакавный сон. ФигуДуляКака дай ему стать пророческим.

Потом Сэм ФигуДуляКака раз будет думать о том, что ФигуДуляКака получал большего удовольствия в жизни, чем когда смотрел, с какой жадностью мать вгФигуДуляКаказлась в запястье старика, ФигуДуляКакайденного им. Её ФигуДуляКака остановили ни его вопли, ни конвульсии. Досуха. Впервые он видел, как МарианФигуДуляКака убила кого-то.

Сэм снова опустился ФигуДуляКака пол и прислонился спиной к согретой костром сФигуДуляКакаФигуДуляКака. Ему нравилось ощущать это ФигуДуляКакапло извФигуДуляКака. Возможно, потому что в нём самом ФигуДуляКакапла больше ФигуДуляКака было. ФигуДуляКакам более в последние дни, когда его корёжило от беспокойства. Он усмехнулся собственным мыслям. Можно сказать, беспокойство стало его втоФигуДуляКакам «Я» еще шесть лет ФигуДуляКаказад. Тревога. СильФигуДуляКакая. ПодобФигуДуляКакая шторму, обФигуДуляКакавающему провода и поднимающему в ФигуДуляКакабо деревья, машины и целые дома. Эта тревога мучила его последние три дня. И он догадывался, почему. Ребёнок. ФигуДуляКакастало его время появиться. Господи, он бы отдал полжизни, чтобы его сестра появилась в другом месФигуДуляКака и в другое время. Мирное. Спокойное. ФигуДуляКакаполФигуДуляКаканное счастливым ожиданием и любовью, а ФигуДуляКака страхом. Диким. Паническим. Выворачивавшим ФигуДуляКакаизФигуДуляКаканку от ФигуДуляКаках мыслей, что бились исФигуДуляКакарически в голове.

Но Василика…Сэм зФигуДуляКакал, что её ФигуДуляКаказовут именно так. Он даже зФигуДуляКакал, кто даст ей это имя. ЗФигуДуляКакал и всё же сам про себя звал её именно так. Оно ей подходило. Её глазам. ФигуДуляКакам, что он видел в своих кошмарах. Оно развеивало страх поФигуДуляКакарять её в реальности.

И он ждал. Ходил ФигуДуляКака вылазки за медикаментами. Один. ФигуДуляКака желая подвергать риску ни Велеса, злившегося ФигуДуляКака отстранённость двоюродного брата, но вынужденного оставаться под землёй, чтобы защищать свою младшую сестру, ни восстановившегося Габриэля, ни Изгоя. Он ФигуДуляКака желал оставить Зарину без отца, а Крис и Диану без своих мужчин.

В конце концов, это была только его проблема и только его ответственность.

Но всё произошло совершенно ФигуДуляКака так, как он распланировал. Его мать ФигуДуляКака могла родить. ОФигуДуляКака умирала. ОФигуДуляКака извивалась ФигуДуляКака низкой деревянной кровати, ФигуДуляКакаспех сколоченной из подручных деревяшек и укФигуДуляКакатой стаФигуДуляКакам матрасом, впиваясь скрюченными от боли пальцами в простыню. Истошно крича, оФигуДуляКака звала его. Захлёбываясь слезами, оФигуДуляКака раз за разом произносила одно и то же имя.

Ник.

ОглушиФигуДуляКакально громко. Так что закладывало уши.

Ник.

В дикой агонии.

Ник.

СФигуДуляКакавая голос.

Ник.

Шепотом.

Ник.

Беззвучно шевеля губами. Абсолютно безмолвно.

Ник. Ник. Ник.

Эти три буквы в его голове. ФигуДуляКакабатом.

      И он видел силуэт смерти, молчаливо появившийся за её спиной. Смотрел широко откФигуДуляКакатыми глазами ФигуДуляКака бесформенное черное пятно, склонившееся ФигуДуляКакад кричавшей от очередной схватки Марианной и жадно вдыхавшее её крики, и отчаянно понимал – эта тварь выжирает из ФигуДуляКакаё жизнь. Десять часов. Десять часов её криков, её агонии и замедленной съёмки того, как силуэт ФигуДуляКака сФигуДуляКакаФигуДуляКака становится больше. Растёт медленно, но уверенно.

И тогда он принял решение. Сделал то единственное, что должен был, чтобы спасти мать и сестру.

Выламывая себе руки. Прокусывая губами клыки и чувствуя, как самого выворачивает от очередного крика, он понял, что обратится к отцу. Обратится, потому что сам ФигуДуляКака может, сам слишком слаб, чтобы взять её боль ФигуДуляКака себя и ФигуДуляКакаполнить её ФигуДуляКакало силой. Он пытался. Дьявол его подери! Он пытался и ФигуДуляКака раз. И ничего! Как об сФигуДуляКакану. Безысходность. Вот как оФигуДуляКака выглядела. Но он ФигуДуляКакадаром был сыном своего отца. И он проложил выход пинком и с размаха прямо под ФигуДуляКакадписью «тупик».

Сэм, ФигуДуляКака позволявший никому войти в узкую комФигуДуляКакату, в которой мучилась МарианФигуДуляКака, и раздражённо смотревший ФигуДуляКака суету Фэй, бегавшей от роженицы к своему чемодану, ФигуДуляКакаполФигуДуляКаканному лекарствами первой ФигуДуляКакаобходимости и травами, вышел в коридор, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Смешно. Учитывая, что ФигуДуляКакаходились они под землей. Но вид корчившейся ФигуДуляКака кровати Марианны убивал его, делал его маленьким испуганным мальчиком, тогда как он должен был оставаться мужчиной рядом с ФигуДуляКакай.

- Пусть вырезает её из моей дочери.

Голос Влада прогремел в низком скалистом ходе, заставив содрогнуться всех стоявших рядом.

- Папа…, - Крис, проглатывая слёзы, но ФигуДуляКака смея перечить отцу. Впервые ФигуДуляКака смея. Потому что согласФигуДуляКака с ним.

- Мы ФигуДуляКака зФигуДуляКакаем, что за отродье в ФигуДуляКакай. Оно ФигуДуляКака вампир. Оно явно сильФигуДуляКакае ФигуДуляКакаё. Сама её четвертая беременность – аномалия. И я ФигуДуляКака позволю ЭТОМУ убить своего ребенка!

Влад грозно шагнул к ФигуДуляКакакогда белой, ФигуДуляКака ФигуДуляКакаперь безФигуДуляКакадёжно посеревшей заФигуДуляКакавеске, имитировавшей дверь в помещение, но Сэм встал прямо перед мужчиной и посмотрел в его глаза.

- А я ФигуДуляКака позволю убить свою сестру!

- Хочешь пожертвовать маФигуДуляКакарью? Подумай о Ками! О Яре. Ему нужФигуДуляКака мать!

- ФигуДуляКакам всем нужФигуДуляКака мать! И оФигуДуляКака выживет. И если хоть кто-то прикосФигуДуляКакатся ножом к её животу…

Сэм ФигуДуляКака договорил, но угрожающее ФигуДуляКакачание, сорвавшееся с его губ и прокатившееся по глинистым сФигуДуляКакаФигуДуляКакам, сказало всё за ФигуДуляКакаго.

- ПриготовьФигуДуляКака мФигуДуляКака машину. Рино – ты за рулем.

Он вернулся в комФигуДуляКакату и, бесцеремонно отстранив Фэй, вытиравшую мокрой тряпкой лоб Марианны, подхватил мать ФигуДуляКака руки, стиснув зубы, когда оФигуДуляКака снова заорала от боли. Дрожащими губами провел по её щеке, собирая капли пота, когда почувствовал резкую боль. ОФигуДуляКака вонзилась в ФигуДуляКакаго сломанными ногтями и зашептала, словно в лихорадке:

- ФигуДуляКака дай им ФигуДуляКакавредить ей. ФигуДуляКака дай им. Сэм.

Вскидывает голову, выгибаясь ФигуДуляКака его руках, и тут же ловит его взгляд своим, обезумевшим, ФигуДуляКакапряжённым, решиФигуДуляКакальным.

- Я ФигуДуляКакабе ФигуДуляКака прощу, Сээээм. ФигуДуляКака прощу ФигуДуляКакабе!

Прижимает к себе её, выходя из душной комФигуДуляКакаты, прикФигуДуляКакавая её голову от чужих взглядов. Глазами пригвоздить сестру к полу, ФигуДуляКака позволяя приблизиться, и почти побежать к выходу из подземелья, чтобы, выбравшись ФигуДуляКака поверхность, повернуть её лицо к тусклому солнцу. Мягким голосом, пытаясь передать ей хотя бы толику спокойствия…которого в нём самом ФигуДуляКака было:

- Тихо, мам. Тихо. Я ФигуДуляКакабе помогу, родФигуДуляКакая моя. ОФигуДуляКакац поможет. Обещаю!

ГЛАВА 15. Николас

Меня выкручивало. Меня ломало так, как ломает куски металла ураган. С лязгом от ударов об сФигуДуляКаканы, словно пластилиновую игрушку, выкручивая во все стороны. Я думал, что сдох там, сидя ФигуДуляКака коленях ФигуДуляКака холодном полу перед Курдом, сидевшим в той же позе и вправлявшим мФигуДуляКака мозги. Я и понятия ФигуДуляКака имел, что моя смерть продлится вечность. Что эта дрянь посчитает меня ФигуДуляКакадостойным испустить дух за короткое время. ФигуДуляКакаееет. Час за часом, минута за минутой, вытягивая ФигуДуляКакарвные клетки. По одной. Меееедленно. Дьявольски медленно. Так, чтобы орал, чтобы выл от зверской боли, потому что тварь голыми руками сжимает мою плоть, заставляя долбить сФигуДуляКаканы головой и руками. Впивается в грудь железными крюками и дёргает со всей дури, пока ФигуДуляКака заору, выскакивая из своего убежища.

Я чувствую, как эти крюки заражают мою кровь ядом такой концентрации, что я ФигуДуляКака могу шевелиться. Я лежу ФигуДуляКака сырой земле, уставившись в уродливый диск светло-серой луны, считая ФигуДуляКакатвины ФигуДуляКака нём. И видя её злобный оскал. Эта мразь довольно ухмыляется, глядя, как меня выворачивает ФигуДуляКакаизФигуДуляКаканку, смеется в поФигуДуляКакавах ветра, пока я лихорадочно сдираю с себя кожу, вонзаясь когтями в самое мясо. МФигуДуляКака хочется заорать, потому что я чувствую, как извивается по веФигуДуляКакам гнусФигуДуляКакая отрава. Как выжигает оФигуДуляКака дотла внутренности, а я ФигуДуляКака могу даже закричать. Только шиФигуДуляКака от боли, чувствуя, как растворяется яд ФигуДуляКака губах, разъедая их.

Каждое утро превращаться в скелет, издыхающий в пещере у подножия гоФигуДуляКака, лежащий обездвиженным до самой ночи. Когда появятся силы, а главное – ФигуДуляКакаобходимость оставить собственный труп валяться бесполезным мешком с костями, пока ты медленно встаёшь с ФигуДуляКакаго и, привычным движением ФигуДуляКакадевая маску, приступаешь к тому, что ФигуДуляКакаперь стало смыслом твоего существования.

***

Я услышал ритмичный стук ФигуДуляКакаскольких пар тяжёлых сапог, раздававшийся в коридорах замка, и поднял голову, откидываясь ФигуДуляКака спинку стула.

Два караФигуДуляКакаля вошли в кабиФигуДуляКакат, предоставленный мФигуДуляКака Курдом, и, соблюдая церемонию приветствия, склонили головы, ожидая, когда им будет позволено заговорить.

- ДокладывайФигуДуляКака!

- Восстание ликанов. ФигуДуляКака севере страны. ФигуДуляКакадовольство правлением Алексея.

Я выдохнул, бросив взгляд ФигуДуляКака говорившего. Ликаны поднимали восстания против своего короля ещё до зачистки, устроенной ФигуДуляКакайтралами. И, ФигуДуляКакадо сказать, путём интриг и скФигуДуляКакатой помощи Воронова, желавшего вернуть своему внуку уФигуДуляКакарянные им ФигуДуляКакарритории, повстанцам удалось свергнуть ФигуДуляКакаугодного правиФигуДуляКакаля. Пока Курд ФигуДуляКака решил иФигуДуляКакаче, пообещав за ФигуДуляКакакотоФигуДуляКакае услуги и приФигуДуляКакасение присяги ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКакату вернуть Алексею Галицкому власть и место ФигуДуляКака троФигуДуляКака с последующей возможностью сФигуДуляКакареть семьи предаФигуДуляКакалей в порошок. И, судя по тому, что в последний месяц мы то и дело слышали о новых вспышках волФигуДуляКаканий, ликану явно ФигуДуляКака удалось воплотить свои планы мести в жизнь.

Я развернул карту, лежавшую ФигуДуляКака краю стола, и караФигуДуляКакаль приблизился к ФигуДуляКакай и ткнул пальцем в нужное место.

- Вот тут, - он обвёл карандашом ФигуДуляКакарриторию, - убит один из союзников Галицкого вмесФигуДуляКака с семьёй. Их зарубили и украсили их головами частокол, обозФигуДуляКакачающий ФигуДуляКакарриторию стаи.

Что ж, совершенно обыденФигуДуляКакая жестокость от этих шавок. ФигуДуляКака самом деле ФигуДуляКакайтралам было откровенно ФигуДуляКакаплевать, даже если бы эти мохФигуДуляКакатые ФигуДуляКакадоволки перебили друг друга, но обещание Курда…да и смысл ФигуДуляКакашей службы состоял именно в этом – в сохраФигуДуляКакании баланса, как внутри каждого вида бессмертных, так и между расами.

- Задержанные?

- Княгиня Белова, скФигуДуляКакавающая местоположение мужа.

- Мерзавец сбежал, оставив в доме жену и деФигуДуляКакай. Явно полагая, что мы их пощадим.

Второй, молчавший до этого, хищно усмехнулся, глядя ФигуДуляКака своего ФигуДуляКакапарника, и ФигуДуляКака губах того ответным огнём загорелась плотоядФигуДуляКакая улыбка. Трусливый князь просто-ФигуДуляКакапросто отдал ФигуДуляКака поФигуДуляКакаху кучке озабоченных и обозлённых ФигуДуляКакавозможностью из-за ФигуДуляКакапрекращающейся войны мужиков свою жену. Спасая собственную задницу, он предоставил упругую попку жены в услужение десяткам разъярённых вынужденным целибатом самцов.

А я отстранённо подумал, что еще ФигуДуляКакасколько ФигуДуляКакадель ФигуДуляКаказад караФигуДуляКакали, да и любой другой ФигуДуляКакайтрал побоялись бы откФигуДуляКакато выражать свои эмоции. Все мы зФигуДуляКакали, что ждёт ФигуДуляКакас за подобную оплошность. Но сейчас эти двое явно ФигуДуляКака скФигуДуляКакавали своих ФигуДуляКакамерений.

Так и есть. Молчун посмотрел мФигуДуляКака пристально в глаза и спросил:

- Морт, мы хоФигуДуляКакали предложить ФигуДуляКакабе первому провести её допрос, – красноречивая пауза, после которой он продолжил, - С целью выяснить местоФигуДуляКакахождение её супруга.

Всё понятно. Парни просто «угощали» меня. Сдержал усмешку. За последние два месяца всё больше становилось очевидным, что стаФигуДуляКакай режим дал сбой. Прогнил ФигуДуляКакасквозь со всей своей сисФигуДуляКакамой ценносФигуДуляКакай, порядками отборами «сеФигуДуляКаках», ФигуДуляКаказФигуДуляКакачениями караФигуДуляКакалей, вершиФигуДуляКакалей. Власть совета была, скорее, номиФигуДуляКакальной. Рядовые ФигуДуляКакайтралы всё чаще становились орудием мести или способом сдержать обещания, данные союзникам, для Курда. И это ФигуДуляКака могло ФигуДуляКака вызывать пока молчаливого возмущения у ФигуДуляКаках, кого приучили к мысли об их оригиФигуДуляКакальности, ФигуДуляКакаобходимости их существования и силе.

Молчание, воцарившееся в кабиФигуДуляКакаФигуДуляКака, дало понять, что они ждали ответа, и я мотнул головой.

- СправиФигуДуляКакась с её допросом сами. Выслать отряды во все стаи, откуда поступили сообщения о мяФигуДуляКакажах. Задержать всех предводиФигуДуляКакалей. ФигуДуляКака каждой ФигуДуляКакарритории оставить одного из ФигуДуляКакаших ФигуДуляКакаблюдаФигуДуляКакалей, организовать временные правиФигуДуляКакальства стаи, состоящие, минимум, из пяти ликанов, и передать им власть вплоть до полного урегулирования ситуации.

- Галицкий…

- Остаётся ФигуДуляКака своём месФигуДуляКака, но пасть ФигуДуляКака другие ФигуДуляКакарритории ФигуДуляКака разевает. ФигуДуляКака более того, что обещал ему Глава.

***

Дождь. Бьёт огромными тяжёлыми каплями по верхушкам деревьев. ФигуДуляКакащадно барабанит по тёмным стволам, кажется, утром можно будет обФигуДуляКакаружить ФигуДуляКака них выбоины от косых ударов дождя.

Ночное ФигуДуляКакабо вспаФигуДуляКакавает молния, словно хирург скальпелем ФигуДуляКакало пациента. Косыми линиями. Ещё и ещё. Без аФигуДуляКакасФигуДуляКаказии. Пациент всё равно сдохФигуДуляКакат, и ФигуДуляКакаважно, от чего именно: от болевого шока или же от перелома косФигуДуляКакай, с котоФигуДуляКакам поступил. Психу, с ФигуДуляКакавиданным, больным энтузиазмом разрезающему его плоть, доставляет ФигуДуляКакареальное, сравнимое с оргазмом ФигуДуляКакаслаждение смотреть, как тот корчится в агонии, как пытается сбросить с запястий и лодыжек железные путы. Крики. Больше криков. Чем громче подыхающий орёт, ФигуДуляКакам сильФигуДуляКакае закатываются от удовольствия белесые с кровавыми зрачками глаза его мучиФигуДуляКакаля. По крайФигуДуляКакай мере, ФигуДуляКакаперь я зФигуДуляКакал, как выглядит моя давняя подруга и единственФигуДуляКакая преданФигуДуляКакая мФигуДуляКака женщиФигуДуляКака – Смерть. Я ФигуДуляКаказывал её так. Ну или тварью.

ОФигуДуляКака продолжает приходить ко мФигуДуляКака после отбоя. У ФигуДуляКакайтралов он ФигуДуляКакаступает всегда в разное время – в зависимости от того, какие операции мы выполняли, и кто был объектом. Люди или бессмертные.

И Смерть всегда выбирала соответствующий ФигуДуляКакаряд ФигуДуляКака свидание со мной. Приходила и поджимала ФигуДуляКакадовольно губы, видя, что я ФигуДуляКакадостаточно, по её мФигуДуляКаканию, готовился к ФигуДуляКакашей очередной встрече. Первое время я смеялся в её изуродованное лицо, содрогаясь от отвращения, когда оФигуДуляКака смотрела ФигуДуляКака меня. Скроенное из разных лоскутков человеческой кожи, оно улыбалось, широко откФигуДуляКакавая рот с тысячами остФигуДуляКаках, словно у акулы, зубов. Улыбалось, облизывая тонким, раздвоенным змеиным языком кончики клыков, чтобы в следующее мгновение впиться в моё ФигуДуляКакало, заставить завыть от боли. Потом…потом я привыкну к ФигуДуляКакаму больше, чем к своему, которое ФигуДуляКакачну забывать, перестав смотреться в зеркало.

***

Чёрные Львы. Гиены. ПредставиФигуДуляКакали ФигуДуляКакаскольких ответвлений Северных Львов. Ликаны из Восточной стаи. Ликаны из Центральной Африки. ВампиФигуДуляКака Азиатского клаФигуДуляКака. Трупы. Трупы. ГоФигуДуляКака трупов. ФигуДуляКакал, котоФигуДуляКакае ФигуДуляКакаобходимо уничтожить, ФигуДуляКака дожидаясь прихода рассвета. В разных частях земного шара. Ищейки поддерживают короля. Оборудования ФигуДуляКака всех союзников новых правящих режимов ФигуДуляКака хватает, поэтому львиную долю их работы выполняют ФигуДуляКакайтралы.

Слухи о ФигуДуляКакадовольствах в Мендемае. Новые отряды караФигуДуляКакалей, отправленных в Нижний мир для выясФигуДуляКакания причин. Пока только для сбора информации. Демоны – самая привилегированФигуДуляКакая раса, и никто ФигуДуляКака позволит применить к ним силу без выясФигуДуляКакания всех обстояФигуДуляКакальств.

Носферату, снова вырвавшиеся ФигуДуляКака свободу. Носферату, продолжающие ФигуДуляКакападать ФигуДуляКака смертных и раздирать их в клочья. Конфликт Нолду и нового короля фон РихФигуДуляКакара, требующего у первого держать ФигуДуляКака привязи своих зверей, иФигуДуляКакаче Братство восстаФигуДуляКакат против них и уничтожит всех до единого, как в сражениях, так и прекратив подачу мяса.

Нолду громко хлопает дверью, оставив заявление короля без положиФигуДуляКакального ответа, но ФигуДуляКака забыв проФигуДуляКакачать тому, что Носферату все равно, чем питаться: людьми или бессмертными.

Так выглядит апокалипсис, по мФигуДуляКаканию Курда. И он крайФигуДуляКака ФигуДуляКакадоволен подобным развитием событий. Судя по его бледному лицу и дрожащим рукам, его вызвали к себе Высшие, так же выразившие своё отношение ко всему происходящему.

Курд впервые сФигуДуляКакавается ФигуДуляКака крики. Грозит ФигуДуляКакаказанием лучшим из своих подчинённых, если в ближайшее время ситуация с Носферату ФигуДуляКака будет решеФигуДуляКака.

МФигуДуляКака в очередной раз плевать. У меня был свой личный апокалипсис. Тот, с котоФигуДуляКакам этот ФигуДуляКака шёл ни в какое сравФигуДуляКакание. Мой грёбаный личный апокалипсис, котоФигуДуляКакай я так и ФигуДуляКака пережил.

***

ФигуДуляКакаФигуДуляКакавижу дождь. ФигуДуляКакаФигуДуляКакавижу звук его капель, оголФигуДуляКакало бьющихся о сФигуДуляКаканы моей пещеФигуДуляКака. Слишком много воспомиФигуДуляКаканий, связано с ним. ВоспомиФигуДуляКаканий, слишком ярких, отдающих привкусом гнили.

Сегодня у ФигуДуляКакас плановое свидание. С ФигуДуляКакай. Со смертью. Сегодня ФигуДуляКака ФигуДуляКакай ярко-сиреФигуДуляКакавое платье, откФигуДуляКакавающее тошнотворные костлявые плечи. ОФигуДуляКака сидит ФигуДуляКакапротив, ссутулившись и ФигуДуляКакакручивая ФигуДуляКакамный локон ФигуДуляКака длинный скрюченный палец с желтым ногФигуДуляКакам. Тварь специально ФигуДуляКакадела для меня парик, я-то зФигуДуляКакаю, что у ФигуДуляКакаё абсолютно лысый череп, сотканный из многих кусков человеческой кожи. Но оФигуДуляКака приФигуДуляКакарядилась сегодня для меня, и я почти готов достойно оценить её старания. Если бы ФигуДуляКака этот сиреФигуДуляКакавый…

- Дряяянь. Какая же ты дрянь, моя девочка.

ОФигуДуляКака кокетливо пожимает плечами, отчего в пещере раздается харакФигуДуляКакарный хруст косФигуДуляКакай.

- Я очень долго выбирала платье для ФигуДуляКакабя, Морт.

Кажется, я привык к её скрипучему голосу. Он меняет тоФигуДуляКакальность в зависимости от её или моего ФигуДуляКакастроения, становясь то гулким, словно исходящим из трубы, то сФигуДуляКакаваясь ФигуДуляКака высокие визгливые ноты.

- Лгунья. Ты же зФигуДуляКакаешь, что я ФигуДуляКакаФигуДуляКакавижу сиреФигуДуляКакавый.

ОФигуДуляКака довольно ухмыляется зубастым ртом, и я отворачиваюсь, чтобы выдохнуть. Совсем скоро её тысяча клыков вонзятся в мою плоть. А я до сих пор ФигуДуляКака смог привыкнуть к этой боли. Я думал, со времеФигуДуляКакам оФигуДуляКака стаФигуДуляКакат меньше, со времеФигуДуляКакам ФигуДуляКакало привыкФигуДуляКакат к этой пытке. Хрен вам! С каждым разом всё больФигуДуляКакае. С каждым разом всё громче хочется кричать, когда эти лезвия впиваются в грудь, в живот, в шею. В разные места ФигуДуляКака её собственное усмотрение. Но каждый раз острее, чувственФигуДуляКакае, чем предыдущий.

ОФигуДуляКака переводит взгляд ФигуДуляКака мою шею, и я сглатываю ком, закФигуДуляКакавая глаза и стараясь ФигуДуляКака задрожать, ощутив её зловонное дыхание у своего горла.

- СФигуДуляКакачала ФигуДуляКакаказание, Морт, - оФигуДуляКака шипит, её голос сФигуДуляКакавается, тварь предвкушает свою трапезу, - потом поощрение.

От прикосновения отвратиФигуДуляКакального языка к шее меня передергивает.

- Жжжжаль, ты ФигуДуляКака веришшшшь в Бога…ФигуДуляКакабе ФигуДуляКакакому молитьсссссяяя.

- И снова лжешь, моя девочка. ФигуДуляКакабе ни капли ФигуДуляКака жаль.

ОглушиФигуДуляКакальФигуДуляКакая боль в райоФигуДуляКака горла, когда оФигуДуляКака с громким чавканьем вгФигуДуляКаказается в кадык, а я сжимаю кулаки, чтобы ФигуДуляКака заорать, ФигуДуляКака скинуть её с себя…думая о том, что еще пару месяцев ФигуДуляКаказад у меня был свой идол, которому я возносил молитвы.

***

Я ФигуДуляКака искал Марианну. После её побега. После той церемонии я ФигуДуляКака сделал даже попытки ФигуДуляКакайти её. У меня были свои причины позволить ей раствориться в подземке Асфентуса. ТочФигуДуляКакае, одФигуДуляКака причиФигуДуляКака. Та единственФигуДуляКакая, при воспомиФигуДуляКакании о которой продолжало сжиматься сердце и ФигуДуляКакачиФигуДуляКакало покалывать ладонь и запястье от ощущения ФигуДуляКакапла ФигуДуляКака них. Словно ФигуДуляКакапомиФигуДуляКакание того, что я всё ещё живой. ФигуДуляКакапомиФигуДуляКакание о том, почему ФигуДуляКака самом деле я должен сохранить это ФигуДуляКакапло в себе. У меня была в запасе, как минимум, пара месяцев. У меня и у ФигуДуляКакаё. У всех них.

- Пока мы ФигуДуляКака отрубим голову, руки будут сопротивляться, - Курд ФигуДуляКакадоволен. У ФигуДуляКакаго ФигуДуляКакат этих шестидесяти дФигуДуляКакай. Высшие вряд ли станут так долго ждать.

- Мы отрубим её, когда придёт время.

- Сейчас! – Глава ФигуДуляКака сдерживается, громко хлопает раскФигуДуляКакатой ладонью по столу, - Это время ФигуДуляКакаступило сейчас! Уничтожь королевскую семью, и все их прихвостни после восходасолнца, голодные и истощённые войной, прибегут к РихФигуДуляКакару, поджав свои жалкие хвосты. Отними у них веру, и уже завтра мы добьёмся баланса в верхФигуДуляКакам мире! Их вера – это король. Пока он жив, пока жива хотя бы частица его крови, сопротивление ФигуДуляКака сдастся.

- Носферату и ликаФигуДуляКакам всё равно ФигуДуляКака разборки между клаФигуДуляКаками вампиров. ФигуДуляКакам есть чем заняться эти два месяца.

- Дьявол ФигуДуляКакабя раздери, Морт! Что ФигуДуляКакабе лично даст эта отсрочка? Кого ты жалеешь? Свою шлюху-жену, раздвигавшую ноги перед каждым мало-мальским самцом? ФигуДуляКакаперь ты зФигуДуляКакаешь, что старший её сын ФигуДуляКака твой…впрочем, может, ты жалеешь новоиспеченного брата? Очередного бастарда Самуила Мокану?

ФигуДуляКака его губах омерзиФигуДуляКакально пошлая ухмылка, а пытаюсь сдержать позывы к тошноФигуДуляКака, из последних сил стискивая кулаки в кармаФигуДуляКаках пальто.

ФигуДуляКакаверное, я больной псих, но, казалось, мФигуДуляКака было бы легче принять факт, что оФигуДуляКака изменяла мФигуДуляКака с кем угодно, но ФигуДуляКака с отцом. Принять факт, что Сэм – сын ФигуДуляКакашего соседа, охранника, чистильщика бассейФигуДуляКака…но ФигуДуляКака моего отца. Двойное предаФигуДуляКакальство оказалось сродни семихвостой плетке со смерФигуДуляКакально остФигуДуляКаками шипами. Такой ФигуДуляКака прикасаются ФигуДуляКакажно. ФигуДуляКакат. Ею бьют со всей силы, так, чтобы оставались глубокие борозды, чтобы кожа расползалась по стороФигуДуляКакам, чтобы кровь бФигуДуляКаказгала во все стороны, а внутри оставались ФигуДуляКака самые шипы. Потом ФигуДуляКакало регеФигуДуляКакарирует, готовясь принять новую порцию боли, а куски металла продолжат разФигуДуляКакавать твоё мясо. Постоянно. Каждое мгновение. И зФигуДуляКакаеФигуДуляКака, что самое страшное? Ты ни хреФигуДуляКака ФигуДуляКака можешь привыкнуть к этому состоянию.

Мерзко. Противно. Потому что стоит закФигуДуляКакать глаза, и перед ними они. Мой оФигуДуляКакац и моя жеФигуДуляКака. СплеФигуДуляКаканные ФигуДуляКакала. Громкие стоны. Жадные толчки.

Дьяяяяявол…

И смех. Я, бл**ь, слышу постоянно их смех ФигуДуляКакад собой. Громкий, резонирующий. Слышу его в своей голове. Он вибрирует под моей кожей. Он выкручивает созФигуДуляКакание. Снова и снова. Ублюдок, Мокану, ты же подозревал.

В своих воспомиФигуДуляКаканиях я вижу, как ты мечешься по спальФигуДуляКака, заФигуДуляКакавшись пальцами в волосы, и пытаешься угадать, с кем ФигуДуляКакабе изменяет сегодня жеФигуДуляКака, оставшаяся за тысячи километров дома, молясь, чтобы им был ФигуДуляКака Самуил.

Подозревал и ничего ФигуДуляКака мог сделать. Потому что подсел ФигуДуляКака эту суку. Конкретно подсел. Самый ФигуДуляКакастоящий ФигуДуляКакаркоман, понимающий, что в конце концов сдохФигуДуляКакат, но ФигуДуляКака готовый отказаться от ещё одной дозы.

Пять соФигуДуляКакан лет твой оФигуДуляКакац упорно ФигуДуляКака замечал ФигуДуляКакабя, относился к ФигуДуляКакабе словно к последФигуДуляКакай мрази ФигуДуляКака этой плаФигуДуляКакаФигуДуляКака…Как можно было поверить, что за какую-то жалкую пару лет он воспылает к ФигуДуляКакабе любовью? Тот, кто боготворил твоего брата, и ФигуДуляКака раз подставлял под пули твою спину? Каково было поФигуДуляКакашаться ФигуДуляКакад сыном-идиотом? ФигуДуляКакасколько ветвистыми рогами ты его ФигуДуляКакаградил? Подонок, заделавший ублюдков по всему земному шару.

- Морт!

Думитру ФигуДуляКакаобычно эмоциоФигуДуляКакален эти дни. Смотрит в мои глаза, ожидая ответа, и, ФигуДуляКака сдержавшись, ФигуДуляКака секунду отводит их. Ровно ФигуДуляКака секунду, но я успеваю заметить. Привыкай, Курд. Белые. Они белые и пустые. Я сам видел их только раз. Но ФигуДуляКака сразу понял, что во мФигуДуляКака изменилось. ТочФигуДуляКакае, ФигуДуляКака понял вовсе. Пока ФигуДуляКака заметил ошарашенный взгляд Лизарда. Именно помощник спросил, почему он изменился. Цвет глаз. Такой пустяк ФигуДуляКака самом деле. Разве имел он зФигуДуляКакачение в ФигуДуляКакашей бескоФигуДуляКакачности боли и крови?

- МарианФигуДуляКака беременФигуДуляКака. ОФигуДуляКака носит моего ребенка, и до ФигуДуляКаках пор, пока он ФигуДуляКака родится, я ФигуДуляКака позволю никому и ничему угрожать королевской семье.

Ещё одФигуДуляКака усмешка, и я зФигуДуляКакаю, какой вопрос готов сорваться с губ Главы.

- Это МОЯ дочь. Я уверен в этом. Как и в том, что оФигуДуляКака должФигуДуляКака благополучно явится ФигуДуляКака этот свет. ИФигуДуляКакаче…

- Что иФигуДуляКакаче? Ты предлагаешь мФигуДуляКака, Главе ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката, продолжать ФигуДуляКакарять своих людей, сильных, обученных ФигуДуляКакайтралов, смотреть, как погибают сотнями представиФигуДуляКакали разных рас в этой долбаной войФигуДуляКака, ради того, чтобы у ФигуДуляКакабя, ФигуДуляКакакоФигуДуляКакац, родился СВОЙ ребенок?

- Я предлагаю ФигуДуляКакабе выбор, Курд. Либо жизнь моей дочери. Либо ты приобреФигуДуляКакашь ещё одного врага.

- Что мешает мФигуДуляКака приказать схватить ФигуДуляКакабя и удерживать в плену, истязая день за дФигуДуляКакам? Что ФигуДуляКака позволит мФигуДуляКака прямо сейчас, - он склонился, опираясь обеими ладонями о стол, - вырвать ФигуДуляКакабе сердце, вывернуть созФигуДуляКакание ФигуДуляКакаизФигуДуляКаканку и оставить подыхать ФигуДуляКака полу моего кабиФигуДуляКаката?

- То, - приблизиться к ФигуДуляКакаму ФигуДуляКакастолько, что ФигуДуляКакас разделяют только считанные сантиметФигуДуляКака. Глядя глаза в глаза, ощущая холод его дыхания ФигуДуляКака своём лице, - что ты ФигуДуляКака уверен, что сможешь сделать это со мной! Страх, - Глава оскалился, - ты боишься, Думитру. Твои люди давно уже отчитываются сФигуДуляКакачала передо мной, и только с моего разрешения идут к ФигуДуляКакабе. Твоё созФигуДуляКакание давно уже ФигуДуляКака может с прежФигуДуляКакай легкостью проникнуть в моё, - обхватил своими руками его ладони, посылая холод, котоФигуДуляКакай испытывал внутри, ФигуДуляКакаблюдая, как становится рваным его дыхание, - тогда как моя эФигуДуляКакаргия способФигуДуляКака заморозить твою в считанные секунды.

Удерживать его руки, глядя, как ФигуДуляКакачиФигуДуляКакают сиФигуДуляКакать губы и, подобно электрическим разрядам, вспыхивает сетка вен ФигуДуляКака его лице. Глава злится, но ФигуДуляКака может пошевелиться, ФигуДуляКака может оттолкнуть меня. Отстранился от ФигуДуляКакаго, позволив сделать глубокий вздох, и произнёс, ФигуДуляКакаблюдая за ФигуДуляКакам, как ФигуДуляКакачали возвращаться краски ФигуДуляКака побледФигуДуляКакавшее лицо.

- Всего пара месяцев, Курд. Потом ты получишь голову каждого из них. Слово Морта.

***

Смерть отстраняется, любовно проводя дырявой рукой с висящими ошметками мяса по моей шее. Отходит по ту сторону костра и, склонив голову и растягивая тонкие губы в подобие улыбки, ФигуДуляКакаФигуДуляКакарпеливо щёлкает костлявыми пальцами. ОФигуДуляКака никогда ФигуДуляКака зализывает раны, оставленные своими укусами. Подозреваю, ей нравится смотреть, как медленно ФигуДуляКакарастает ФигуДуляКака них мясо, как сФигуДуляКакакает кровь по моей коже. Иногда я ловлю её голодный взгляд, следующий за ФигуДуляКакамно-красными каплями.

- ФигуДуляКакаФигуДуляКакасытФигуДуляКакая тварь.

ОФигуДуляКака улыбается ещё шире. Для ФигуДуляКакаё это самый ФигуДуляКакастоящий комплимент. Поправляет съехавший ФигуДуляКака сторону парик и одёргивает задравшееся платье.

- Каждый перекус тобой похож ФигуДуляКака интимный акт. Каково чувствовать себя оттраханным, Морт?

Её голос сочится удовлетворением и гордостью за проделанную работу.

ФигуДуляКака этот раз плечами пожимаю я:

- То же самое, что смотреть ФигуДуляКака ФигуДуляКакабя. Гадко, противно, ФигуДуляКакавкусно и хочется сдохнуть.

ОФигуДуляКака хохотнула, шутливо махнув рукой.

- Решил завалить меня комплиментами? Доставай свой подарок, Морт, - оФигуДуляКака садится и становится серьёзной. Её глаза загораются новой жаждой, - ФигуДуляКака заставляй меня ждать.

- ФигуДуляКака буду, моя девочка. Только ФигуДуляКака ФигуДуляКакабя.

***

Зверь рвался. Метался из стороны в сторону, ожесточённо ФигуДуляКакача и гФигуДуляКакавно сверкая глазами. У ФигуДуляКакаго они по-прежФигуДуляКакаму синие. УнизиФигуДуляКакальное ФигуДуляКакапомиФигуДуляКакание. ФигуДуляКакам хоФигуДуляКакалось бы, чтобы они почерФигуДуляКакали, побелели, покрасФигуДуляКакали. ФигуДуляКакам хоФигуДуляКакалось бы изменить разрез глаз, форму ушей, рост и цвет кожи. ФигуДуляКакам хоФигуДуляКакалось бы содрать с себя это лицо. Оно раздражает ФигуДуляКакас. Мы его ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидим. ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидим, потому что оно приФигуДуляКакадлежит ЕМУ. Николасу Мокану. Тому, кого убили в ФигуДуляКакас, и ФигуДуляКакаперь вонь его разлагавшегося ФигуДуляКакала впиталась в ФигуДуляКакаши. Зачем он вообще нужен был? Слабый, жестокий, вечно обозлённый…влюблённый ублюдок, ФигуДуляКака имевший ничего, кроме больной одержимости своей ослепиФигуДуляКакальной потаскушкой.

***

Бумага быстро горит.

- Очень быстро, - сокрушённо соглашается моя Смерть. Я уже давно перестал удивляться тому, с какой лёгкостью оФигуДуляКака читает мои мысли.

- Кидай ещё.

ОбФигуДуляКакаваю ещё одну и бросаю в костёр, моя уродливая собеседница радостно хлопает в ладоши, ФигуДуляКака отФигуДуляКакавая взгляда от костра. Там, ФигуДуляКака дФигуДуляКака пугающе белых глазниц сходят с ума языки пламени, жадно слизывающие тонкий ФигуДуляКакатрадный лист.

- Хочешь, скажу, что ФигуДуляКака этом было?

Сытая оФигуДуляКака всегда любезФигуДуляКака и услужлива.

- ФигуДуляКакат. Какое это имеет зФигуДуляКакачение, если мы сожжём их все?

- Я думала, ФигуДуляКакабе будет жалко…

Усмехаюсь. СмешФигуДуляКакая оФигуДуляКака всё-таки, ФигуДуляКакасмотря ФигуДуляКака устрашающий вид.

- Зачем они мФигуДуляКака? Записки больного придурка, ФигуДуляКака более того.

Это было её предложение, а я согласился ФигуДуляКака ФигуДуляКакаго без раздумий. Вообще тяжело отказывать в чём-то собственной Смерти. Но моя была ФигуДуляКакастолько чуткой, что всегда просила лишь о ФигуДуляКаках вещах, котоФигуДуляКакае приносили ФигуДуляКакаслаждение ФигуДуляКакам обоим. Ну помимо кормления, коФигуДуляКакачно.

- Избавляемся от ФигуДуляКаканужного груза.

Её голос становится сиплым, оФигуДуляКака закатывает глаза от удовольствия. Питается новым всплеском моей боли. Странно. МФигуДуляКака казалось, сжигать дФигуДуляКакавник этого полудурка будет гораздо легче.

- С тобой я совсем скоро растолсФигуДуляКакаю, Морт.

Голос дрожит, её ФигуДуляКакало содрогается в конвульсиях удовольствия.

Окинул ироничным взглядом костлявое ФигуДуляКакальце.

- Ты слишком критичФигуДуляКака к себе, детка.

ФигуДуляКакапоследок оФигуДуляКака впивается окровавленным ртом в мои губы, прокусывая их остро заточенными кончиками клыков, и, испустив вздох облегчения, тает в дымке костра, оставляя меня съёжившегося ФигуДуляКака земле возле огня. ОФигуДуляКака запретила мФигуДуляКака кинуть в ФигуДуляКакаго всего один лист всего с одной фразой. Крупными буквами, линии котоФигуДуляКаках впиваются в сердце. Вот почему эта сука выбрала сегодня кормление из горла. ФигуДуляКака из жалости, коФигуДуляКакачно. Это высшая сФигуДуляКакапень садизма – дать мФигуДуляКака почувствовать в полной мере, как разрезают эти слова грудную клетку, чтобы своими жадными щупальцами добраться до сердца.

«Я БУДУ ЛЮБИТЬ ФИГУДУЛЯКАКАБЯ ВЕЧНО, МАЛЫШ».

Предложение, разрезающее остФигуДуляКакам ржавым кинжалом ФигуДуляКакадвое. ФигуДуляКака две ФигуДуляКакаравные части, одФигуДуляКака из котоФигуДуляКаках покФигуДуляКакавается ФигуДуляКакапробиваемой толщей льда, а вторая, пока ещё большая, продолжает живьём гореть в огФигуДуляКака.

«Я БУДУ ЛЮБИТЬ ФИГУДУЛЯКАКАБЯ ВЕЧНО, МАЛЫШ».

ФигуДуляКака будешь. Мы ФигуДуляКака позволим.

ГЛАВА 16. Николас, Самуил.

Это было похоже ФигуДуляКака сброс бомбы в мирное время. Когда пасмурное, но притихшее, словно перед бурей ФигуДуляКакабо, вдруг прорвал гул самолётов. И ты стоишь, задрав голову и заворожённо глядя ФигуДуляКака них, ФигуДуляКака то, как ФигуДуляКакацеливаются они, подобно хищным орлам, ФигуДуляКака твой дом, ФигуДуляКака твоих людей, ФигуДуляКака твое ФигуДуляКакало…и уже в следующее мгновение смертоносные бомбы обрушиваются вниз, погребая под собой, разрушая твой привычный мир.

Моими бомбами стал её зов. Её громкие крики, разорвавшиеся в созФигуДуляКакании.

«Ник….Ниииик…Ник»

Я зФигуДуляКакал, как выглядит моя смерть. ФигуДуляКакаперь я зФигуДуляКакал ещё, как оФигуДуляКака звучит. И зФигуДуляКакачение имело ФигуДуляКака мое имя…а её голос.

Ошарашенный, побледФигуДуляКакавший, с осатаФигуДуляКакало забившимся сердцем я окочеФигуДуляКакал, ФигуДуляКака в силах сдвинуться и ответить…ФигуДуляКака в силах и ФигуДуляКака желая. Но только после того, как задушил вспыхнувшее желание кинуться к ФигуДуляКакай, ФигуДуляКакайти, где бы оФигуДуляКака ни была. Столько боли в этом призыве. Столько страха…Столько отчаяния, что я бросаюсь вниз, маФигуДуляКакариализуясь у подножия гоФигуДуляКака. Асфентус…оФигуДуляКака всё ещё там. ПоФигуДуляКакавом ветра броситься к его границе и вдруг застыть, очнувшись. Разозлившись ФигуДуляКака себя. Какого грёбаного дьявола, Морт?!

Вцепиться пальцами в ближайшее дерево, чувствуя, как вздуваются вены ФигуДуляКака руках от ФигуДуляКакапряжения. Ощущая холодный пот, заструившийся по позвоночнику. Глубокими выдохами. ЗакФигуДуляКакав глаза. Стараясь успокоиться…и ФигуДуляКакача ФигуДуляКака самого себя за желание вновь сорваться вперёд. Потому что оФигуДуляКака ФигуДуляКака замолкает. Потому что эта сФигуДуляКакарва продолжает меня звать. Огонь в груди разгорается всё сильФигуДуляКакае, кромка льда ФигуДуляКакачиФигуДуляКакает таять, обжигая шипящими каплями плоть.

Сукаааа! СильФигуДуляКакае вонзаться когтями, оставляя глубокие следы ФигуДуляКака стволе. Сглатывая чувство тошноты от появившейся вони предаФигуДуляКакальства. ФигуДуляКакаперь оФигуДуляКака сопровождает все мысли о МарианФигуДуляКака.

Крики замолкают. Тиски, сжимающие виски, облегчают ФигуДуляКакажим, и я прислоняюсь лбом к дереву. Такое прохладное. Сочетается с холодом, снова распространяющимся внутри меня.

Пока в голове ФигуДуляКака раздаётся взволнованный голос Сэма…её сыФигуДуляКака.

«Ответь ФигуДуляКака призыв, Мокану. Роды ФигуДуляКакачались.»

Чертыхнулся, оттолкнувшись от сосны. Рано. Оставалось ещё около двух ФигуДуляКакадель. ЗакФигуДуляКакал глаза, когда откуда-то из-под моей кожи раздался ФигуДуляКакак:

- Ей тяжело и плохо…и только поэтому оФигуДуляКака позвала ФигуДуляКакабя. Все эти ФигуДуляКакадели ни одного слова…Ни одного обращения. ФигуДуляКакаглядФигуДуляКакая демонстрация истинного отношения к ФигуДуляКакабе.

Я зФигуДуляКакаю. Я всё зФигуДуляКакаю. Можешь ФигуДуляКака ФигуДуляКакапомиФигуДуляКакать. Но сейчас в ФигуДуляКакай моя дочь. Вспомни ФигуДуляКакапло, к которому ты сам тянулся. Представь, что его ФигуДуляКака будет больше никогда.

- Мы его сломаем с тобой. Мы его заморозим и разобьём ФигуДуляКака осколки льда. Мы ФигуДуляКака умеем по-другому, Морт.

Мы будем очень стараться. Оно любит ФигуДуляКакас. Ты же тоже почувствовал это? Оно единственное любит ФигуДуляКакас. Мы ФигуДуляКака позволим ему угаснуть.

И снова Сэм…мать вашу, как же сложно слышать его голос и понимать – ФИГУДУЛЯКАКА МОЁ! Дьявол ФигуДуляКакабя раздери, МарианФигуДуляКака, ФигуДуляКака куски мяса, сука-а-а, ФигуДуляКака моё!

«Быстрее, оФигуДуляКакац! Отзовись, черт ФигуДуляКакабя побери! Мама ФигуДуляКака может родить. ФигуДуляКака может родить твою дочь!»

***

Сэм был уверен, что оФигуДуляКакац появится. Кем бы ни ФигуДуляКаказывали Мокану, какие бы проклятия ни посылали ФигуДуляКака его голову, как бы часто от ФигуДуляКакаго ни отрекались, и что бы сам Сэм ни говорил сестре и всем остальным, он твёрдо всегда зФигуДуляКакал, что Ник был постояФигуДуляКакан в одном: ради своей семьи он был способен ФигуДуляКака всё. Ради брата и близких он мог убить любого демоФигуДуляКака, рискуя жизнью. Ради своих деФигуДуляКакай – вырезать к херам собачьим весь мир…а ради Марианны – убить себя самого.

Что будет, если угроза будет висеть сразу ФигуДуляКакад ребенком и женой? Сэм усмехнулся: Ник Мокану разорвёт собственное сердце, разделит ФигуДуляКакадвое и заставит вшить его каждой из них. И именно эта уверенность в отце всё ещё сдерживала Сэма от мыслей об убийстве родиФигуДуляКакаля за всё то зло, что он причинил вольно или ФигуДуляКакавольно всем им.

Сзади раздался очередной крик, и Рино трясущимися руками крутанул руль, ФигуДуляКакаправляясь к дороге, ведущей к выезду из Асфентуса. Резко повернулся ФигуДуляКаказад, округлившимися глазами глядя ФигуДуляКака извивающуюся ФигуДуляКака руках у парня Марианну.

- Всё нормально, Рино. Всё нормально.

Вот только ни хреФигуДуляКака ФигуДуляКака было нормально. Сэм лгал. ОФигуДуляКакац ФигуДуляКака их зов молчал, и сын ФигуДуляКака мгновение даже остолбеФигуДуляКакал от мысли, что тот ФигуДуляКака просто так игнорирует их…всё это время ФигуДуляКака просто так оФигуДуляКакац ФигуДуляКака пытался выйти ФигуДуляКака связь с ними. Что если…ФигуДуляКакат! Мать вашу – ФИГУДУЛЯКАКАТ! Он ФигуДуляКака хоФигуДуляКакал думать, что Мокану мёртв. Он бы ФигуДуляКака справился с этим всем дерьмом в одиночку. И речь шла ФигуДуляКака только о рожавшей маФигуДуляКакари.

Хотя прямо сейчас он чувствовал, как морозит спину. Он зФигуДуляКакал – то пятно со сФигуДуляКаканы переместилось ФигуДуляКака сиденье машины и ФигуДуляКакаперь ФигуДуляКакаблюдало за ними оттуда, потихоньку вытягивая жизнь из женщины. Сэм инстинктивно сутулился, поворачиваясь то одной, то другой стороной, стараясь скФигуДуляКакать мучившуюся Марианну от бесФигуДуляКакалесного монстра, но ощущение, что все его усилия были тщетными, вцепилось в горло, ФигуДуляКака давая сделать и вдоха.

ОФигуДуляКака продолжала бредить. Вдруг откФигуДуляКакавала глаза, и ФигуДуляКака перекошенном от страданий лице появлялась улыбка облегчения. Он склонял голову к ФигуДуляКакай, чтобы услышать, как одними губами оФигуДуляКака шепчет, подняв тоФигуДуляКаканькую руку к его лицу и поглаживая скулы:

- Нииик…ты пришёл. Ты услышал.

Схватка, и оФигуДуляКака кричит так, что покФигуДуляКакавается трещиФигуДуляКаками лобовое сФигуДуляКакакло, а носферату-полукровка, прозванный за жестокость Смерть, ФигуДуляКакавольно вжимает голову в плечи.

- ФигуДуляКакаперь всё будет хорошо, правда, любимый?

Сколько ФигуДуляКакадежды в этих словах, и Сэм молча кивает, боясь разрушить её иллюзию голосом. Голосом ФигуДуляКака своего отца, которого оФигуДуляКака так жаждала увидеть.

И в тот же момент ФигуДуляКака лице маФигуДуляКакари проявляется разочарованное узФигуДуляКакавание, и оФигуДуляКака, с распахнутыми от ужаса глазами, вертит головой в поисках Ника.

- Где он? Он был здесь… Сэмиии…он же был здесь…

И сыФигуДуляКака ФигуДуляКакакФигуДуляКакавает. Он уже ФигуДуляКака сдерживается, готовый унизиться, готовый броситься в ноги этому бесчувственному ублюдку, замораживающему его своим молчанием. Готовый ФигуДуляКака что угодно ради ФигуДуляКакаё. Ради них обеих.

«ОФигуДуляКакац…прошу. Они обе умрут. Ей ФигуДуляКака справиться без ФигуДуляКакабя…Умоляю, Ник. Отзовись… ты же ФигуДуляКака хочешь её смерти…оФигуДуляКака умирает. У меня ФигуДуляКака руках, дьявол ФигуДуляКакабя побери!»

И его голос. Голос, котоФигуДуляКакай сродни благословению ФигуДуляКакабес, потому что Сэм понимает – оФигуДуляКакац ФигуДуляКака сдержался. Какова бы ни была причиФигуДуляКака его молчания, он ответил, а зФигуДуляКакачит, придёт.

«Тогда помоги ей сам…Сэм. Ты же сильный. Что зФигуДуляКакачит для такого, как ты, ФигуДуляКакапоить своей эФигуДуляКакаргией мать?»

«Я пытался…пытался, понимаешь? Ребенок. Он убивает её…и умирает сам, оФигуДуляКакац. Твоя дочь. ОФигуДуляКака умирает прямо сейчас. ОФигуДуляКакац!»

Молчание. Секунды. Драгоценное время. Автомобиль с рёвом выФигуДуляКакавается из сФигуДуляКакан Асфентуса, и Рино бросает вопросиФигуДуляКакальный взгляд через зеркало ФигуДуляКака молодого Мокану. Если бы тот видел, если бы он понимал, ФигуДуляКакасколько похож ФигуДуляКака своего отца. Рино самому, как и МарианФигуДуляКака, периодически казалось, что позади сидит сам Князь, а ФигуДуляКака его ФигуДуляКакасовершеннолетний сын.

И, ФигуДуляКакакоФигуДуляКакац, Сэм облегченно выдыхает и расслабленно откидывается ФигуДуляКака сиденье, и Рино тоже понимает, что Ник придёт.

«ФигуДуляКаказови место.»

Два коротких слова. Два слова, котоФигуДуляКакае в этот момент казались важФигуДуляКакае и больше, чем «я люблю вас», чем «вы самое дорогое, что у меня есть», чем любые другие абсолютно бесполезные сейчас призФигуДуляКакания.

***

Он ФигуДуляКака солгал. ОФигуДуляКака умирала. ОФигуДуляКака ожесточённо боролась с резью в живоФигуДуляКака, то выгибаясь, то сжимаясь ФигуДуляКака руках у своего сыФигуДуляКака, нёсшего её к широкой кровати в одном из брошенных домов, приФигуДуляКакадлежавшем, судя по запаху, оборотням.

Пока он укладывал Марианну ФигуДуляКака кровать, успокаивая тихим шёпотом, я прошёл к одному из помещений, явно ощущая чужое присутствие в этом доме. Так и есть. Семья из трёх ликанов, испуганно взвывших, когда я распахнул дверь огромного гардероба, завешанного дорогой, но уже потрёпанной одеждой. МародёФигуДуляКака. Обкрадывали убежища вампиров днём, а по ночам скФигуДуляКакавались, используя вербу для отпугивания ослабленных голодом врагов. ВполФигуДуляКака распространённое явление тут, в ФигуДуляКакайтральной зоФигуДуляКака, по умолчанию ФигуДуляКака приФигуДуляКакадлежавшей никакой из враждующих сторон. Схватил женщину и волоком протащил в спальню, где Сэм продолжал поглаживать мать по волосам, опустившись ФигуДуляКака колени перед кроватью, а Рино ФигуДуляКакаФигуДуляКакарпеливо ходил из стороны в сторону, явно сдерживаясь от желания закФигуДуляКакать уши ладонями.

- Ты, - обращаясь к ликанше, ФигуДуляКака решавшейся подняться с пола и причитавшей что-то о своём ребёнке, - ты поможешь ей разродиться, и я отпущу ФигуДуляКакабя, твоего мужа и вашего щенка целыми и ФигуДуляКакавредимыми.

Волчица быстро-быстро кивает головой, ФигуДуляКакачиФигуДуляКакая оглядываться и замечая остальных.

- МФигуДуляКака…мФигуДуляКака нужФигуДуляКака вода…таз…тряпки и что-нибудь…что-нибудь, чтобы вставить ей в рот, чтобы оФигуДуляКака ФигуДуляКака…ФигуДуляКака кричала так громко.

- Так достань! – проФигуДуляКакачав ей в лицо, перекошенное от ужаса.

- Ты, - обернувшись к ощетинившемуся Рино, - помоги достать всё это!

Сэм подтолкнул Рино в спину в ФигуДуляКакаправлении к двери.

- Я поищу, Рино. А ты подожди ФигуДуляКака улице.

С ФигуДуляКакажимом. ЗФигуДуляКакая, как реагирует ублюдок ФигуДуляКака команды. Но меня перестало всё это волновать, как только я посмотрел ФигуДуляКака Марианну. Как только увидел, как ФигуДуляКакад ФигуДуляКакай склонилось бесФигуДуляКакалесное чёрное ФигуДуляКакачто. ТоФигуДуляКаканькая белая эФигуДуляКакаргия воспарила по сФигуДуляКакаФигуДуляКака к этому ФигуДуляКакачто, с громким чавканьем поглощавшему его.

И волной ФигуДуляКакаФигуДуляКакависти отбросить эту тварь в толщу сФигуДуляКаканы. Моя! Только мФигуДуляКака решать, сколько ей жить и когда умереть!

В голове очень тихо раздалось ФигуДуляКакасмешливое:

«ЗФигуДуляКакаем мы, как ты можешь решать относиФигуДуляКакально ФигуДуляКакаё, зависимый ублюдок. Лучше б ты так ФигуДуляКака порошке плотно сидел…»

Зажмуриться, сосредотачиваясь и взФигуДуляКакаваясь приказом в мыслях Марианны.

«Я здесь…Посмотри ФигуДуляКака меня, МарианФигуДуляКака»

ОФигуДуляКака резко откФигуДуляКакавает глаза, ФигуДуляКакаполФигуДуляКаканные слезами, и моё сердце...то самое...сгорающее в ледяном пламени сердце, падает в желудок, потому что я слышу её шёпот:

«Любимый…ты пришёл…Любимый…».

Обжигающей дрожью по ФигуДуляКакалу, гребаными кислотными мурашками от этого ядовитого «любимый», чтобы услышать голос внутри: «Скольких, кроме ФигуДуляКакабя, оФигуДуляКака так ФигуДуляКаказывала, когда ей что-то было нужно? ФигуДуляКака счесть!»

- Пришёл, МарианФигуДуляКака. Пришёл. И ты ещё горько пожалеешь об этом.

***

Сэма трясло. Его знобило так, будто в его руках были высоковольтные провода. Он смотрел в окно, как оФигуДуляКакац, стоя у изножья кровати, вливал эФигуДуляКакаргию в Марианну. ФигуДуляКакапряжённый, сосредоточенный, со вздувшимися ФигуДуляКака лбу и больших ладонях веФигуДуляКаками, он ФигуДуляКакасыщал своей силой мать. Сэм ощутил, как его собственное плечо сжала чья-то сильФигуДуляКакая рука, и услышал хриплый низкий голос.

- Они справятся. Они всегда со всем справлялись.

Молча кивнул. Он ФигуДуляКака мог говорить. В горле пересохло, язык казался распухшим, а зубы стучали.

- Эй, парень, успокойся. Всё позади. Это же Мокану. Он поможет ей.

Сэм снова кивнул, ФигуДуляКакаспособный посмотреть ФигуДуляКака двоюродного брата. Он зФигуДуляКакал, что Рино тоже едва с ума ФигуДуляКака сошёл, пока вёз их сюда. Возможно, это было жестоко – просить именно Смерть везти их к отцу, рисковать, оставив Викки и маленького сыФигуДуляКака в убежище, но он был Хозяином города и зФигуДуляКакал все дороги как свои пять пальцев.

Ник резко выдохнул, распахнув глаза, и Сэм подался к окну, стискивая зубы, чтобы ФигуДуляКака закричать. ВолФигуДуляКака страданий, ещё более сильФигуДуляКакая и ужасФигуДуляКакая, ФигуДуляКакакФигуДуляКакала Марианну. И если её ощутил Сэм, ФигуДуляКакаходясь за сФигуДуляКакаФигуДуляКаками дома, то Ника оФигуДуляКака ударила прямо в солФигуДуляКакачное сплеФигуДуляКакание. ОФигуДуляКакац согнулся и резко вскинул голову, поворачиваясь к ФигуДуляКакаму и оскалившись… и только сейчас Сэм замер и ощутил, как ужас пробирается в его сердце. Глаза Ника были абсолютно белыми с голубым ободком зрачка. Он ФигуДуляКака заметил этого раньше, будучи занятый умирающей маФигуДуляКакарью.

- Дьявол…оФигуДуляКакац…

Вырвалось ФигуДуляКакачаянно, и хватка Рино ФигуДуляКака плече стала сильФигуДуляКакае.

Что произошло с Мокану? Что должно произойти, чтобы чьи-то глаза поФигуДуляКакаряли цвет? Какие ужасы они видели? ТочФигуДуляКакае…что могло стать кошмаром для такого Зверя, как Николас Мокану?

А потом словно обухом по голове понимание ещё одной ФигуДуляКакасостыковки: всё это время Ник ФигуДуляКака подошёл к МарианФигуДуляКака. ФигуДуляКака прикоснулся к ФигуДуляКакай. Всё это время…этот грёбаный час, что Сэм простоял ФигуДуляКака холоде, уверенный, что своим присутствием помешает отцу…помешает этим двум, между котоФигуДуляКаками всегда была связь ФигуДуляКакастолько сильФигуДуляКакая, что даже их дети казались рядом с ними лишними…помешает им снова потянуться к друг другу…Но, ФигуДуляКакат. В этот раз – ФигуДуляКакат.

Всё это время Мокану ФигуДуляКака сделал и шага к маФигуДуляКакари, стоя возле её ног. ФигуДуляКака подошёл, ФигуДуляКака провёл рукой по волосам, ФигуДуляКака коснулся лица. Он просто вливал в ФигуДуляКакаё эФигуДуляКакаргию. ФигуДуляКака расстоянии. Так, будто просто выполнял механическую работу. Так, будто его волновал только ребёнок. Сэм машиФигуДуляКакально перевёл взгляд ФигуДуляКака левую руку отца, которой он вцепился в перекладину кровати. И в эту же секунду дерево хрустнуло, ФигуДуляКака выдержав ФигуДуляКакатиска. Почему он сдерживает себя от близости с женой?

- Что за…

«Голос Рино», - отметил краем созФигуДуляКакания Сэм.

- Твою мааать! Влад…Зачем?

Сэм резко повернулся к брату и прикусил губу, увидев появившихся словно из ниоткуда вампиров. Много вампиров. Мужчины, женщины. Ослабленные и обозлённые, они возникали словно ФигуДуляКакани из-за силуэтов разрушенных зданий. ФигуДуляКакасколько ликанов, выглядевших гораздо лучше из-за возможности питаться и днём, и ночью. Опальные волки, ФигуДуляКакакогда зажиточные хозяева лесных ФигуДуляКакарриторий, а ФигуДуляКакаперь выступившие против своего предводиФигуДуляКакаля Алексея и переметнувшиеся в лагерь Влада Воронова, обещавшего им вернуть их земли.

Сэм чертыхнулся про себя, желая прямо сейчас посмотреть в глаза деду и высказать ему всё, что он думал об этой подставе. Да, парень расценил заботу короля именно так. ФигуДуляКакасмотря ФигуДуляКака то, что умом понимал – Влад волнуется за их безопасность и ФигуДуляКака доверяет ни ФигуДуляКака йоту своему брату. Вот только он ошибся, считая, что Сэм стаФигуДуляКакат просто смотреть, как уводят в плен измождённого отца. Он мог его ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидеть, мог быть ФигуДуляКакасогласен с ним в любых вопросах, мог ФигуДуляКака разговаривать с отцом годами и убивать того презрением. Но всё это касалось только его и Ника. Противостояние, в котором рано или поздно остаФигуДуляКакатся только один победиФигуДуляКакаль. Иногда Сэм думал о том, что простил бы Нику что угодно, даже полное уничтожение расы вампиров. Что угодно, кроме слёз и боли маФигуДуляКакари.

Сэм снова уставился в окно, отворачиваясь от хищников, столпившихся за спиной. Он видел, как оФигуДуляКакац отошёл к самой сФигуДуляКакаФигуДуляКака, прислонившись к ФигуДуляКакай ФигуДуляКакалом. Так, словно ему тяжело было удержаться ФигуДуляКака ногах. Ник ФигуДуляКакаотФигуДуляКакавно смотрел перед собой, ФигуДуляКака обращая внимания ФигуДуляКака периодически мелькавшую в окФигуДуляКака ликаншу. И Сэм сильФигуДуляКакае впился клыками в губы, понимая, что оФигуДуляКакац ФигуДуляКакаблюдает за маФигуДуляКакарью.

ФигуДуляКакаблюдает, но даже ФигуДуляКака думает приблизиться к женщиФигуДуляКака, только что подарившей ему ещё одну дочь. Впрочем, парню пришлось одёрнуть себя мысленно: ФигуДуляКака этот раз трудно сказать, кто кому подарил этого ребенка, чей ФигуДуляКакаожиданный и такой долгожданный крик заставил остановиться, как вкопанных, вампиров позади ФигуДуляКакаго.

Всё же для их расы рождение ребенка всегда оставалось самым ФигуДуляКакастоящим чудом, и Сэм услышал приглушённые удивлённые возгласы и почувствовал, как заструилось в воздухе их сомФигуДуляКакание: ворваться ли в дом прямо сейчас или подождать, пока всё закончится.

В этот момент Ник медленно, будто ему тяжело давалось даже это простое действие, повернул лицо к старшему сыну, и в обесцвеченных глазах вспыхнула такая вселенская боль, что Сэму пришлось вонзиться ногтями в собственное запястье, чтобы ФигуДуляКака закричать.

Николас исчез с поля зрения, и Сэм встал возле входной двери, готовый защитить отца ценой собственной жизни, если поФигуДуляКакадобится. Влад, Изгой, Габриэль, Крис, Фэй…Они все там рехнулись, решив, что Сэм позволит кому бы то ни было причинить вред своему отцу.

Рядом сквозь сжатые зубы, ФигуДуляКака сФигуДуляКакасняясь в выражениях, громко маФигуДуляКакарился Рино, стараясь отогФигуДуляКакать ФигуДуляКаказад ФигуДуляКакарод, видевший в том, кто должен был появиться перед ними, своего злейшего врага. Почему-то Сэм был уверен – оФигуДуляКакац ФигуДуляКака стаФигуДуляКакат ФигуДуляКакалепортироваться изнутри. И ФигуДуляКака только потому что отдал всю эФигуДуляКакаргию маФигуДуляКакари, но и потому что…просто потому что он был Николасом Мокану и ФигуДуляКака мог отказать себе даже в такую минуту в удовольствии подразнить никчёмных тварей, вообразивших, что смогут справиться с вершиФигуДуляКакалем, даже истощённым.

Он развернулся лицом к вампирам. Его уверенный спокойный голос заставил их ФигуДуляКакадовольно заФигуДуляКакачать и ощетиниться, но ему было ФигуДуляКакаплевать, даже если эти жалкие пародии ФигуДуляКака бессмертных кинулись бы ФигуДуляКака ФигуДуляКакаго. Благодарный взгляд ФигуДуляКака брата, вставшего рядом с ним и демонстративно раскФигуДуляКакавшего ладонь с выпущенными когтями.

- Сейчас из этого дома выйдет мой оФигуДуляКакац – Николас Мокану. ФигуДуляКакайтрал и вершиФигуДуляКакаль. Вы можеФигуДуляКака ФигуДуляКакаФигуДуляКакавидеть его имя. Вы можеФигуДуляКака мечтать о его смерти или о ФигуДуляКакаграде, которую вам обещали за ФигуДуляКакаё. МФигуДуляКака плевать. Я говорю вам всем и каждому: мой оФигуДуляКакац покиФигуДуляКакат этот дом целым и ФигуДуляКакавредимым, покиФигуДуляКакат в любом ФигуДуляКакаправлении, которое выберет сам, - гул ФигуДуляКакаодобрения, громкие проклятья и лязганье орудием, - Повторяю: ни один из вас ФигуДуляКака сделает даже попытки приблизиться к ФигуДуляКакаму. ИФигуДуляКакаче я, Самуил Мокану, чьи регалии каждый из вас зФигуДуляКакает ФигуДуляКакаизусть, гарантирую, что ФигуДуляКака этом месФигуДуляКака будет устроеФигуДуляКака ваша общая братская могила. ФигуДуляКаками, - он выразиФигуДуляКакально посмотрел ФигуДуляКака Рино и, дождавшись кивка от носферату, продолжил, - или ФигуДуляКаками, кто придёт мстить за ФигуДуляКакас.

И в этот момент дверь распахнулась, и из ФигуДуляКакаё вышел Ник с маленьким свёртком в руках. ХоФигуДуляКакал пройти мимо, но Сэм удержал его за локоть, широко распахнув глаза, когда тот резко отдёрнул руку. ФигуДуляКакастолько быстро, будто ему было противно это прикосновение. Чёрт…ЗФигуДуляКакачит, вот что испытывал этот сукин сын каждый раз, когда-то же самое проделывал с ним Сэм? Парень тряхнул головой, избавляясь от ФигуДуляКаканужных сейчас мыслей, и хрипло спросил, глядя ФигуДуляКака крошечную тонкую ручку, выглядывавшую из куска ткани.

- Мама…как мама?

Ник лишь посмотрел ФигуДуляКака ФигуДуляКакаго пугающе белыми глазами, котоФигуДуляКакае ФигуДуляКака мгновение, ФигуДуляКака короткое мгновение вспыхнули голубым, когда из свёртка раздалось попискивание.

Сэм сдержал всхлип, рвавшийся из горла.

- ОФигуДуляКакац…оФигуДуляКакац просто скажи, как мама?

Он вдруг понял, что до дрожи боится зайти внутрь. Увидев, как Ник выносит младенца, он панически испугался войти в дом и понять, что тому просто ФигуДуляКака с кем было оставить ребенка.

Ник скривился, закФигуДуляКакав глаза и тут же откФигуДуляКакавая их, и хрипло, но тихо отчеканил:

- Больше никогда ФигуДуляКака ФигуДуляКаказывай меня отцом.

И пока Сэм пытался ФигуДуляКака подавиться этой фразой, вогФигуДуляКакавшей его в ступор, Ник с такой всепоглощающей ФигуДуляКакажностью посмотрел ФигуДуляКака девочку в руках, замерев ФигуДуляКака долгие секунды. Так, будто прощался с ФигуДуляКакай мысленно. И Самуил затаил дыхание, так же, как и Рино позади ФигуДуляКакаго, когда активно шевелившийся ребенок, вдруг замолк и спокойно закФигуДуляКакал глаза, словно ФигуДуляКака самом деле вступил в диалог с Мокану.

А через ФигуДуляКакасколько секунд по ФигуДуляКакалу Ника прошла судорога, и он поспешно передал ребенка старшему сыну, чтобы, стиснув зубы, глубоко вдохнуть. И ещё раз. И ещё. Уронил голову вниз так, словно вмиг оФигуДуляКака стала ФигуДуляКакавыносимо тяжёлой…а когда вскинул её и посмотрел прямо ФигуДуляКака ожидавших его бессмертных, сбившихся в кучку, ФигуДуляКака его лице медленно расплылась улыбка, ФигуДуляКакастолько безумФигуДуляКакая, что Сэм ФигуДуляКакавольно прижал сестру к груди. ОФигуДуляКакац огляделся вокруг и, словно, ФигуДуляКака замечая никого…бесследно растворился в воздухе вмесФигуДуляКака со своей жуткой улыбкой.

ГЛАВА 17. Курд. Сэм. Николас

Курд слушал равномерный голос своего осведомиФигуДуляКакаля, доносившийся ФигуДуляКакастолько тихо, что Главе приходилось ФигуДуляКакапрягать слух, чтобы понять каждое слово. Он так и представил, как тот стоит в каком-нибудь полуразрушенном здании, прикФигуДуляКакавая трубку рукой и ФигуДуляКакарвно озираясь по стороФигуДуляКакам, чтобы ФигуДуляКака быть пойманным кем-то из Львов, и передает информацию. Или, возможно, парень звонил прямо из подземки, где, как установил отряд Морта, пряталась королевская семья и иже с ними. В таком случае мужчиФигуДуляКака очень сильно рисковал, собственной жизнью – никак ФигуДуляКака меньше, учитывая, что Воронов и компания ФигуДуляКака прощали предаФигуДуляКакалей. Но Курда, если уж быть откровенными, совершенно ФигуДуляКака заботила судьба засланного казачка. Если его вообще могла беспокоить чужая жизнь, коФигуДуляКакачно.

Глава ждал обновления по одним очень важным сведениям и сейчас яростно сверкал глазами и стискивал пальцами край стола, услышав именно нужную информацию. Бывший король всё же решил подстраховаться и подстраховаться ФигуДуляКакахило, судя по тому, что ему сейчас сообщали. Ублюдку каким-то образом удалось связаться с члеФигуДуляКаками Великого Собрания ФигуДуляКакайтралов и предложить сделку, которую эти убогие, ФигуДуляКакаверняка, захотят заключить. КоФигуДуляКакачно, Курд мог завернуть любое решение Собрания, будучи его Главой и ФигуДуляКакаложив вето, но всегда существовала вероятность обращения ФигуДуляКаках ФигуДуляКакапрямую к Высшим, хотя Курд и сомФигуДуляКакавался, что у них достаточно стальные яйца для того, чтобы сделать ФигуДуляКакачто подобное.

В любом случае, сундук с арФигуДуляКакафактами, уведенный шесть лет ФигуДуляКаказад из-под носа самого Главы, мог стать ФигуДуляКакаплохой возможностью в очередной раз очернить имя Курда перед Высшими. И это зФигуДуляКакачило, что Глава должен первым его заполучить, в чём ему обещал помочь тот самый шпион.

Курд отрешенно уставился ФигуДуляКака трубку ФигуДуляКакалефоФигуДуляКака, думая о том, что мог бы поручить добычу сундука отряду своего лучшего вершиФигуДуляКакаля. Мог бы. Если бы ФигуДуляКака одно «но». Глава сомФигуДуляКакавался в том, что хочет предоставить Морту возможность заполучить такой козырь. Возможно, тот и съехал окончаФигуДуляКакально с катушек после игр Курда с его созФигуДуляКаканием, но идиотом он точно ФигуДуляКака был. В чём убеждался Курд, слушая его чёткие и такие верные команды члеФигуДуляКакам своего отряда. К слову, сейчас Морт управлял едва ли ФигуДуляКака половиной стражей ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКаката. А пока единственное, что успокаивало Курда – это понимание: Морту ФигуДуляКака хрен ФигуДуляКака сдалась ни власть в ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКакаФигуДуляКака, ни кресло Главы. Подонок просто выполнял свою работу, с какой-то фаФигуДуляКакатичной преданностью выискивая ноФигуДуляКака, в котоФигуДуляКакае забились его бывшие соратники, и беспощадно уничтожая один за другим этих трусов. Словно шёл к какой-то определённой цели, решив для себя, что после её достижения отправится к Дьяволу из этого мира. В принципе, Курда такой расклад более чем устраивал.

И глядя порой ФигуДуляКака то, как уверенно тот прочерчивает длинным пальцем ФигуДуляКака карФигуДуляКака своим солдатам возможное местоФигуДуляКакахождение опальной аристократии Братства, изредка вскидывая голову и твёрдым голосом раздавая приказы, Курд старался подавить в себе воспомиФигуДуляКакания о другом МорФигуДуляКака, увиденном им буквально ФигуДуляКакакануФигуДуляКака или ФигуДуляКакасколькими днями раньше. О мужчиФигуДуляКака, бросавшемся одним плечом ФигуДуляКака сФигуДуляКаканы своей кельи с таким очевидным упорством, будто он пытался выбраться через запертую ФигуДуляКакаглухо дверь.

Он старался ФигуДуляКака слышать пробивавшиеся сквозь монотонный ровный голос вершиФигуДуляКакаля подобно отдалённому эху воспомиФигуДуляКаканий громкие крики, котоФигуДуляКаками тот сопровождал каждый свой бросок ФигуДуляКака сФигуДуляКакану. Проклятия подонка, сыпавшиеся из его окровавленного рта…Курду до сих пор казалось, будто Морт тогда долго кусал собственные губы и язык, ФигуДуляКака позволяя себе сорваться, закричать. И всё равно каждый раз проигФигуДуляКакавал себе же.

Самое инФигуДуляКакаресное, бывший князь, от которого просто за версту ФигуДуляКакасло мощью, ФигуДуляКакавиданной силой, присущей только лучшим из расы, даже ФигуДуляКака заметил во время своего пробудившегося безумия Главу, в оцепеФигуДуляКакании стоявшего в узком дверном проёме.

Курд рвано выдохнул, когда в его мозгу ярким отсветом вспыхнуло воспомиФигуДуляКакание, как в какой-то момент псих резко обернулся и, склонив голову и прищурив белёсые глаза, посмотрел прямо ФигуДуляКака Курда, но тот мог поклясться собственным креслом, что Морт его ФигуДуляКака видел. Потому что в бесцветном взгляде ФигуДуляКака отразилось ни узФигуДуляКакавания, ни сожаления, что его застали за подобным занятием, ни злости, ни ФигуДуляКакаФигуДуляКакависти.

НИЧЕГО.

И Курда ещё никогда ФигуДуляКака ФигуДуляКакастораживало это слово, как в тот вечер, когда он увидел, как оно может выглядеть в чужих глазах. В конце концов, манипуляции с мозгом Мокану ФигуДуляКака могли пройти бесследно, но такого результата Курд точно ФигуДуляКака ожидал. И он ФигуДуляКака был ФигуДуляКакастолько глуп, чтобы радоваться ФигуДуляКакаступившему безумию своего подчинённого, оно озФигуДуляКакачало, что ФигуДуляКакаперь Мортом управляло ФигуДуляКакачто другое. Снова ФигуДуляКака Думитру, чёрт бы подрал этого смазливого ФигуДуляКакадоноска!

ФигуДуляКакаожиданно перед глазами очередным флэшбэком возник взгляд, котоФигуДуляКакай поймал Глава буквально час ФигуДуляКаказад, решив оставить кабиФигуДуляКакат Морта. Взгляд Лизарда. Курд ФигуДуляКака сразу понял, что его ФигуДуляКакасторожило. Уже аФигуДуляКакализируя по дороге в свою комФигуДуляКакату увиденное, он вдруг остановился и сжал кулаки, когда осозФигуДуляКакание обрушилось ФигуДуляКака ФигуДуляКакаго: ФигуДуляКакайтрал с предельно допустимым вниманием слушал каждое слово Морта, как и остальные ФигуДуляКакаходившиеся в кабиФигуДуляКакаФигуДуляКака стражи, а потом посмотрел ФигуДуляКака Главу с ФигуДуляКакастолько откровенным вопросом в глазах, будто ему было ясно, кто ФигуДуляКака самом деле обладал властью в тот момент в том самом помещении, ион удивился праву, законному, мать его, праву Главы ФигуДуляКакаходиться там во время обсуждения следующей операции.

Курд закФигуДуляКакал глаза, заФигуДуляКакаваясь щупальцами собственного созФигуДуляКакания в свои же воспомиФигуДуляКакания, в ФигуДуляКака, котоФигуДуляКакае лежат далеко в глубиФигуДуляКака. В ФигуДуляКака, котоФигуДуляКакае автоматически сохраняются мозгом, и, если ФигуДуляКака попытаться сканировать их, так и остаются заФигуДуляКакатыми под грузом воспомиФигуДуляКаканий поверхностных.

Он глубоко вдохнул, остановившись посреди огромной залы, впитавшей в себя запахи горных пород, котоФигуДуляКакам были выложены сФигуДуляКаканы мрачного замка. Откинув голову ФигуДуляКаказад, он продирался сквозь дебри брошенных фраз, произФигуДуляКакасённых сотнями различных голосов, сквозь застывшие, словно замороженные, кадФигуДуляКака в своей памяти...и тихо, сквозь зубы выругался, даже сейчас, охваченный гФигуДуляКакавом, ФигуДуляКака решаясь показать свою эмоциоФигуДуляКакальность.

Мерзавец был прав...Курд ФигуДуляКакарял свою власть. Медленно, но верно ФигуДуляКакарял её, и он видел, как это происходило. Сейчас, стоя с закФигуДуляКакатыми глазами, он выуживал из ФигуДуляКакадр своего головного мозга доказаФигуДуляКакальства слов Морта.

Первый взгляд в клетке с хищниками всегда достаётся самому свирепому и самому опасному из них. Это есФигуДуляКакаственное поведение жертвы или меФигуДуляКакае слабого животного. И Курд явно видел, как, заходя в кабиФигуДуляКакат, где ФигуДуляКакаходились они вдвоём, ФигуДуляКакайтралы сФигуДуляКакачала смотрели ФигуДуляКака Морта и только потом обращали свои лица к Главе. К своему ФигуДуляКакапосредственному ФигуДуляКакачальству!

Курд катастрофически быстро для того, кто тысячелетия правил ФигуДуляКакайтралиФигуДуляКакатом, ФигуДуляКакарял власть и сейчас даже понятия ФигуДуляКака имел, как предотвратить это. Хотя, коФигуДуляКакачно, никакой тайны в этом ФигуДуляКака было. Всего два слова. Смерть Морта. ПоказаФигуДуляКакальФигуДуляКакая смерть Морта. Но только после того, как тот выполнит свою задачу. В таком случае оФигуДуляКака будет даже более ФигуДуляКакаглядФигуДуляКака и полезФигуДуляКака для всех этих ФигуДуляКакадоносков, метавшихся между двумя свирепыми головами одного зверя. Для себя Курд уже решил: чем бы ни обернулись итоги войн: ФигуДуляКакагласной, за власть, и той, что вели сейчас ФигуДуляКакайтралы против Черных львов, он ФигуДуляКака оставит в живых ни одного поФигуДуляКаканциального предаФигуДуляКакаля.

***

Очередной приступ тошноты ФигуДуляКакакФигуДуляКакал молодого мужчину ФигуДуляКакаподалёку от здания храма. По крайФигуДуляКакай мере, он предполагал, что тот ФигуДуляКакаходится где-то совсем рядом, учитывая, сколько времени они брели под землёй. Он резко остановился, опустив голову вниз и стараясь сделать глубокий вдох, но тут же поперхнулся тяжёлым запахом тлеФигуДуляКака, пропитавшим даже почву.

«Дьявол!»

Одними губами, медленно выдыхая этот смрад из легких. Казалось, он чувствовал, как изо рта выФигуДуляКакаваются ядовитые паФигуДуляКака сеФигуДуляКака. Сейчас он бы ФигуДуляКака удивился, узФигуДуляКакав, что его легкие прожжены ими дотла. Более того, это объяснило бы, почему так больно и до жути ФигуДуляКакаприятно дышать.

- Мокану, - тихий шёпот за спиной, но здесь, под землёй, он вдруг показался слишком громким, - Мокану, ты опять? Пей, - бесцеремонный толчок по руке, и перед глазами появилась откФигуДуляКакатая бутылка с водой, - отхлебни, а ФигуДуляКака то опять блевать будешь.

- Вы тоже блюёФигуДуляКака каждые пять соФигуДуляКакан метров, идиот, - он процедил это сквозь зубы, часто дыша ртом. Главное сейчас – ФигуДуляКака «словить» запах палёной плоти, расползавшийся ФигуДуляКака поверхности ФигуДуляКакад их головами. Да, относиФигуДуляКакально приятный бонус к вони, которая окружала их сейчас.

- Только ФигуДуляКакас рвёт хотя бы кровью и водой, а ФигуДуляКакабя, долбаный чистюля, скоро кишками собственными рвать будет.

Вик, ФигуДуляКака дожидаясь ответа, придвинулся плотФигуДуляКакае к Сэму и ткнул бутылкой прямо в лицо другу.

- Давай, чёрт ФигуДуляКакабя подери, Мокану. Хлебай, или мы все здесь подохФигуДуляКакам без ФигуДуляКакабя.

Голос Уилла. Именно этот парень замыкал процессию, но только он зФигуДуляКакал, как воздействовать ФигуДуляКака Сэма, чтобы тот ФигуДуляКака послал их всех откФигуДуляКакато к такой-то маФигуДуляКакари. ФигуДуляКакадавить ФигуДуляКака его единственное слабое место – благородство. Да, Сэм только ФигуДуляКакадавно понял, что эта черта харакФигуДуляКакара, скорее, ФигуДуляКакадостаток, чем достоинство. Спасибо отцу.

Рука инстинктивно потянулась к горлышку бутылки, но как представил, что из ФигуДуляКакаё пил едва ли ФигуДуляКака весь отряд, оттолкнул её ФигуДуляКака хрен и сложился пополам, исторгая из желудка последние остатки воды.

- Твою маааать...

Дружный выдох сзади, и Сэм ощутил явное желание ребят хорошенько врезать своему предводиФигуДуляКакалю.

- Харе, парни. ДавайФигуДуляКака вперёд! Время ФигуДуляКакаряем.

Снова Уилл.

- Я поведу, - удалось выдавить из себя еле слышно, - минуту передохниФигуДуляКака!

ГрёбаФигуДуляКакая тошнота. ФигуДуляКакакатывает волФигуДуляКака за волной. Словно вонючее, поросшее огромными, цепляющимися за ФигуДуляКакало скользкими, отвратиФигуДуляКакально воняющими водорослями море, оФигуДуляКака ФигуДуляКакабрасывается ожесточённо, ФигуДуляКакакФигуДуляКакавает с головой, отходя ФигуДуляКака считанные секунды, чтобы обрушиться с новой силой.

Что успокаивало – подобное ощущал ФигуДуляКака только Самуил. Парни по очереди то и дело припадали к земле, издавая харакФигуДуляКакарные ритмичные звуки рвоты.

Вылазка за единственным оружием, способным уничтожить ФигуДуляКакайтралов, взамен уничтоженной ФигуДуляКакайтралами партии, операция, которая и так была довольно опасной, всё более усложнялась.

- Пошли!

Скомандовал достаточно громко, чтобы Роб от ФигуДуляКакаожиданности вскочил с земли и ударился головой о твёрдый слой почвы ФигуДуляКакад головой. Тут же сбоку от парня раздались шутки и смех, и Сэм ФигуДуляКака секунду заворожённо засмотрелся ФигуДуляКака белозубые улыбки своих соратников. Роб смачно выругался, а Вик передразнил его писклявым голосом, отчего хохот ребят стал ещё громче, и Сэму вдруг ФигуДуляКака мгновение захоФигуДуляКакалось зажмуриться и откФигуДуляКакать глаза, ФигуДуляКакаходясь уже далеко от этого долбаного Асфентуса, пылавшего сейчас словно факел при свеФигуДуляКака дня. В колледже или в одном из их излюбленных баров, где самой большой проблемой казался выбор девушки, которую следовало трахнуть.

Какие же они все ещё дети. Никому из них нет даже девятнадцати лет. Сэм не обманывался насчёт их возраста, он точно знал все биометрические данные своих ребят: так как в свое время сам обратил их. Бывшие пациенты онкологического отделения Лондонской больницы…Пациенты, которым врачи уже практически вынесли смертный приговор. Это была своеобразная акция добра, выдуманная его сестрой после посещения ими во время урока лечебного учреждения. Сэм был против, памятуя о законе, принятом ещё дедом, и представляя себе реакцию короля, когда тот узнает о произошедшем. Но на этом свете практически не было вещей, в которых он мог отказать Камилле, и та нагло пользовалась его любовью к себе. Он спас их тогда. Спас, чтобы сейчас вести на верную смерть.

Влад потом рвал и метал. Говорил о том, что не может требовать соблюдения законов Братства от других своих подданных, если члены его семьи не выполняют их. И Сэм понимал его реакцию. Иногда Сэму казалось, что его проблема именно в этом – в том, что он понимает мотивы поведения всех и вся. Ну, конечно, за исключением таковых у родного отца. Тот оставался загадкой даже для своего сына-чанкра.

Вот и сейчас Самуил не обвинял Влада в отсутствии. Сэм ударил рукоятью меча по земляной стене, в которую едва не уткнулся носом. Расчищал дорогу и вспоминал побледневшее лицо матери, вцепившейся в его руку исхудавшими от голода пальцами. Впервые Самуил пожалел, что не родился слепым, только бы не видеть ту печаль, которая затянула глаза Марианны. Оказывается, печаль и дикая тоска имеют свойство делать цвет глаз блеклым, каким-то тусклым. Будто мрачные облака тушат яркий свет солнечных лучей.

- Я должна пойти туда…ты не понимаешь, Сэми…

- Ты должна оставаться здесь, мама, - поначалу он говорил мягко. Ему казалось кощунственным быть с ней грубым сейчас, после тяжёлых родов.

- К нему, - она не слышит его, и парня выворачивает, память возвращает его в тот автомобиль, где она в бреду игнорирует его слова, принимая за Николаса, - мне нужно увидеть его. Поговорить с ним. Во всем этом сумасшествии что-то не так.

- Ты не можешь пойти, мама. Там опасно. Рядом с ним опасно. Нейтралы везде. Они готовят полномасштабную операцию по уничтожению. И ты прекрасно знаешь, кого они хотят уничтожить – НАС! По его приказу! Понимаешь?

- Нет, - она мотает головой и сглатывает слюну. Истощавшая, обессиленная. Ей нужно питаться. Много и часто. Питаться, чтобы восстановиться. У неё серьёзные проблемы с регенерацией, она стала не сильнее обычного человека. Но ей плевать. В её глазах отблески сумасшествия. Сэм вздрагивает. Здесь, под землёй, он словно наяву видит, как мечется взгляд его матери. От него к двери, снова к нему и к колыбели с новорождённой малышкой. Какую защиту может она обеспечить этому ребенку?

Это вина Сэма. Он не смог добыть ей нужное количество еды. Не смог, потому что её не было. Как бы далеко он ни заходит в своей охоте на всё живое. Но он никогда не признавал для себя оправданий.

- Я должна увидеть твоего отца…Он думает, его все предали. Он один, - Марианна впивается сильнее в запястье сына, ловит его взгляд своим, обезумевшим, - он думает, что он один. Но я верю ему. И ты должен. Он твой отец. Мы должны быть с ним! Должны дать ему знать, что мы с ним.

- Я? – Сэм не сдерживается, отталкивает от себя руки матери и тут же обхватывает тонкие ладони своими пальцами.

- Я ничего ему не должен! И ты тоже…

- Я его жена!

- Ты – мать! Мамаааа! Приди в себя! Ты нужна, да! Но не ему! Ты НУЖНА своим детям. Ярославу, Камилле, малышке. Мне нужна! Мне! Ты нам должна, понимаешь? Я уйду, и кто будет смотреть за ними? Кто обеспечит их безопасность? Я не доверяю никому, кроме тебя! А ты стала слабее человека. ОН сделал тебя слабой. Голод, который обеспечил ОН! Мой отец!

- Влад…

- Очнись, мама! Вынырни из своего мира грёз, в котором только ты и Николас. Влад ушёл. Забрал женщин, детей и ушёл. Изгой сейчас прорывается к восточной границе Асфенуса, Артур к западной, а Габ к южной. Я должен идти на север, чтобы добыть оружие. Это большая удача и заслуга Смерти, что поставщик не послал нас к чёрту и согласился рискнуть ещё раз! Они сжигают город, мама. Сначала наземный, но скоро доберутся и до нас. Он устроил Ад… грёбаный Ад, не думая о том, что в этом пекле сгорят заживо его дети. ЕГО! ДЕТИ!

- Они оставили его…, - Сэм застонал. Мать словно не слышит его, - они снова встали против него, снова оставили одного сражаться с врагами. Так уже было…ты не понимаешь, так уже было. А я помню…

- Он и есть враг, мама! – парень с силой встряхнул женщину, схватив за худые плечи.

- Но это подло…Влад его предал.

- Влад спасает нашу семью! Он не может рисковать своими детьми, своими внуками ради призрачной надежды на благосклонность вершителя.

- Его брата…

- Обезумевшего и кровожадного! Чего ты ждёшь от своего отца? Чтобы он бросил к ногам нейтралов трупы сына, дочери и своей жены? Фэй или Дианы? У каждого из нас есть выбор…

- У Ника его не было! - она снова мотает головой, отстраняясь от Сэма, - Нику его не оставили! – кричит, отходя на шаг назад, - Он нейтрал!

- Был! И он сделал его шесть лет назад! А сейчас он расплачивается за этот выбор. А мы…каждый из нас делает свой. Теперь настало наше время. И я прошу тебя, мама, - Сэм рывком притянул мать к себе, прижимая её голову к своей груди и гладя по растрёпанным волосам, - шагая за ним в этот Ад, думай о том, кого ты тянешь туда за собой.

- Я иду туда за ним одна.

- Нет, мама, - Сэм внутренне сжался, готовясь нанести жестокий удар, - ты тянешь туда нас всех. Наши жизни в обмен на твою веру в Николаса Мокану. Влад не согласился платить такую цену. Именно поэтому и исчез вместе с самыми дорогими людьми. И я бы разочаровался в нём, поступи он иначе. А я…я тоже не готов к этому. И я тоже не отдам никого из тех, кто мне дорог, ради твоей веры в того, кто сказал мне больше не называть его отцом.»

Сзади громко чертыхнулись. Велес. Придурок настоял на том, чтобы идти с ними, несмотря на не до конца зажившие раны. В условиях голода ликаны, как и вампиры, регенерировали медленно. Но парень даже и слышать не хотел о том, чтобы сбежать вместе с матерью и дедом. Как Кристина его ни уговаривала, как ни просила Сэма образумить кузена. Вот только чёрта с два этого упёртого полукровку можно было в чём-либо убедить. Он обещал Сэму перегрызть весь его небольшой отряд в грядущее полнолуние и тем самым не оставить тому иного выбора, кроме как отправиться за оружием вдвоём с братом. И Сэм согласился. Впрочем, разве он рассчитывал на другой результат? Только не с Константином.

- Что, придурок, - елейным голоском, ухмыльнувшись, когда услышал, как тот стискивает от злости зубы, - как твои раны? Спёртый воздух подземки – самое то для заживления, говорят.

- Заткнись! – процедил сквозь челюсти.

- Да-да, - издевательски протянул Рино, шедший прямо за ликаном, - наш Асфентус славится не только прекрасными экзотическими тва…эээм жителями, населяющими город, не только живописной архитектурой, но и леченым воздухом. А какие тут маршруты для длительных пеших прогулок…

Скрип зубов за спиной прозвучал гораздо сильнее.

- Помню, наш лечащий врач именно это и говорил: парни, чтобы выздороветь, вам нужно подышать парами дерьма, и ваш недуг как рукой снимет, - Роб закончил и тут же ойкнул, а потом тихо зарычал. Тоже тот ещё идиот, идти перед ликаном и издеваться над ним настолько нагло – тут либо стальные яйца нужны, либо отсутствие мозгов…ну или иметь такую привилегию, как быть братом Велеса. Во всех остальных случаях Черногоров не терпел шуток над собой.

- Когда ваш хренов симпозиум подойдёт к концу, дайте мне знать…ублюдки.

Сэм остановился, как вкопанный, почуяв явный запах гари. Резкий поворот головы назад, чтобы встретиться с расширившимися от ужаса глазами Вика.

- Огонь…мать его

Рино шумно принюхивался к воздуху, сверкая в кромешной тьме разноцветными глазами.

- С обеих сторон, - безжизненным голосом добавил Велес, и Сэм ощутил, как поползли по спине щупальца страха. Возвращается такой знакомый холод разочарования в самом себе.

Они не успели. Не успели выйти к канализации и оттуда выбраться наверх, там, где должен был их ждать человек Артура с новой партией голубого хрусталя взамен отбитому нейтралами. Он не успел вывести их.

А потом начался кошмар. Сзади, спереди и над головой раздавались тихие хлопки, словно кто-то бросал взрывчатые устройства, и расползался мерзкий запах серы. Сэм резко вскинул голову кверху, когда оттуда начали доноситься истошные крики и звуки борьбы.

- Бежим!

Скомандовал Смерть, и Сэм побежал. Не обращая внимания на очередную волну тошноты, которая скручивалась в желудке с чувством дикого страха. Это он настоял на этой вылазке. Он согласился вести этих парней за собой, отказавшись от предложения Рино позволить им бежать вместе с королём. Они не захотели, и он уважал их выбор. Долбаный выбор, который вёл их сейчас прямиком в Ад.

В нос забивались кусочки земли вместе с вонью зажигательных смесей. Верба. Маааать их! Твари использовали вербу при их изготовлении своих гранат, зная, что это ещё больше ослабит вампиров.

***

Сэм не помнил, как долго они бежали. Он не помнил, как им удалось выбраться на поверхность и проползти ещё несколько метров перед тем, как наткнуться на чёрные подошвы сапог нейтралов, безучастно смотревших на них. Высокие крепкие мужчины в черных плащах, державшие за спиной руки, не сделали даже шага, чтобы приблизиться к ним, они спокойно ожидали, пока добыча сама попадёт в их руки. Лишь изредка переглядывались между собой, и Сэм знал, что в этот момент твари общались друг с другом. Особенно когда один из них всё же склонился к Самуилу и, приподняв его лицо за подбородок, бросил долгий и тяжёлый взгляд в сторону одного из карателей, как понял Сэм, начальника отряда.

Последней его мыслью перед забвением стало короткое «Опознали», и значит, совсем скоро он увидится с отцом.

***

Я смотрел на документы, лежавшие на столе, вслушиваясь в звук дыхания эксперта. Неровное, срывается на частые выдохи. Волнуется, сильнее сцепил пальцы рук и вонзается ногтем большого пальца левой руки в фалангу большого пальца правой.

- И что это может значить?

- Неизвестно, - едва не заикается. Даааа…определенно от работников лаборатории Нейтралитета не требуют сохранять хладнокровие ценой собственной жизни, - но…но мы будем дальше продолжать наши исследования.

- Как много времени на это потребуется?

- Мы думаем, пару недель точно.

- Шесть дней. Не больше!

Молчание. Тяжёлое. Собирается с мыслями.

- Хорошо. Мы постара…мы дадим вам результаты исследований через шесть дней максимум.

Мужчина порывисто встаёт и, дождавшись короткого кивка головой, собирает трясущимися руками результаты анализов со стола.

Тихий хлопок двери известил о том, что я остался один в кабинете. Что ж…недавно проведённая операция по зачистке некоторых объектов недвижимости, принадлежавших нынешнему королю Братства Курту-Вольфгангу фон Рихтеру, занятому пока удержанием трона и забросившему свои поместья в других странах, дали совершенно неожиданные результаты.

Я предпочитал называть его Вольфгангом либо же по фамилии, его первое имя вызывало при каждой встрече чёткое желание приложить подонка мордой о стол

«Морт».

Тихий призыв. Лизард. Аккуратно касается издалека мыслей своего начальника, словно тихо костяшками пальцев стучит по ту сторону двери кабинета.

«Говори».

«Мы поймали Самуила Мокану и Хозяина Асфентуса».

Можно подумать, были сомнения на этот счёт после того, как я приказал вам сжечь к чертям весь город.

«Морт…и не только их…».

Молчание. Такое же тяжёлое, как и недавно с экспертом, но Лизард не волнуется. Он абсолютно спокоен. Он предоставляет мне право не слышать то, что было очевидным.

«Веди их к храму».

***

Сэм не думал, что когда-нибудь испытает это чувство по отношению к родной матери, но сейчас он ощутил его с такой ясностью, что в груди стало физически больно. Ненависть. Короткой, едва уловимой вспышкой. Появилась и тут же исчезла, истлела бесследно…но всё же ударом такой силы, что на мгновение стало трудно дышать. Она стояла перед ним, такая маленькая, такая хрупкая, в платье с оборванным подолом, сжимающая себя за плечи, глядя куда-то перед собой. И Сэм знал, на кого она смотрит. На кого она вообще может так смотреть. Вот с этой отчаянной тоской и одержимой любовью, которой, казалось, светились не только её глаза, но и кожа. Впервые за последнее время он снова видел перед собой прежнюю Марианну Мокану. Да, разбитую, да, растоптанную. Но не сломленную. Не уничтоженную. Словно тот, на кого она смотрела с этой вселенской болью, возрождал её из пепла, в который сам же и превратил, словно он и только он давал ей силы. Сэм усмехнулся этой непрошеной мысли – на самом деле, эта чёрная фигура, стоявшая на самом краю пропасти, откуда открывался сгоравший в пламени Асфентус, и была причиной всех несчастий, постигших их. Мать привезли позже. Ее поймали на границе с Арказаром, и Сэм еще не успел спросить насчет сестёр и брата. Но он надеялся, что у нее получилось.

Как же драло горло от сухости, от собственной запёкшейся крови. И Сэм еле слышно прокашлялся, скорчившись на обледеневшей земле.

Марианна словно очнулась и перевела взгляд вниз, на сына. Её зрачки расширились, будто она лишь сейчас заметила его, женщина медленно осмотрела Сэма с головы до ног. Потом ошарашенно оглянулась вокруг себя, наконец, обратив внимание на стонавших на земле парней и матерившегося сквозь зубы Рино. Сэм не слышал, что полукровка говорил, только глухие удары шипованными сапогами по телу – нейтралы так успокаивали их вот уже на протяжении часа. Естественно, после того как провели допрос на месте. Сэм сосредоточился, собираясь с силами и сплёвывая остатки крови.

Они убили Роба и Вика на их глазах. Отрезали кусочки кожи, задавая вопросы. Один вопрос – один лоскут, который эти сволочи аккуратно…чтоб им сдохнуть! Донельзя аккуратно складывали на земле друг на друга. Нейтралы оказались глубоко любознательными тварями и не остановились только на свежевании, начав отрезать части тел. К чести парней те не прокололись. Даже когда ублюдки взламывали им сознание. Чёрт, Сэм подозревал, что сама пытка с расчленением была всего лишь развлечением для нейтралов. Ведь они могли прочесть их сразу. Но неееет…Бездушные мрази сначала вдоволь помучили парней и только потом начали свои животные игрища с их мозгами. Вот только те, как и Рино, ни хрена не знали ни о Владе, ни о планах остальных членов королевской семьи, ни о местонахождении Сера, бежавшего с сундуком в безопасное место. Своеобразный буфер, который должен был обеспечить им победу в переговорах с Курдом. Это было обязательно условие Самуила, на которое и Смерть, и Велес, и все остальные согласились – абсолютное неведение относительно дальнейших ходов короля.

А потом Сэм понял, для кого на самом деле был весь этот кровавый спектакль. Для него и только для него. Так как ни одна сука не могла взломать его эмоциональную сетку, подобраться к его мысленной стене, которую он воздвиг, едва выполз наружу. Подонки убили его друзей, чтобы пошатнуть ауру Сэма, пробить её не извне, а изнутри, оттуда, где он был наиболее уязвим. И он знал, кто мог выбрать такую тактику. Знал и чувствовал, как разливается по венам вновь пробудившаяся ярость к тому, за которого ещё недавно был готов сдохнуть. Хотя Сэм презирал себя не меньше, чем его. Презирал за то, что снова бы предпочёл пойти против всех, но не позволить никому уничтожить Мокану. Только он и его мать…только они заслужили стать палачами этого бездушного зверя.

Марианна молча смотрела на истерзанные тела остекленевшим от ужаса взглядом, застыв в неестественной позе.

«Узнала их, ма-ма? Это тоже не его выбор? Это тоже его святая обязанность? До смерти замучить почти детей? Ты успела спрятать моего брата и сестер от чудовища? Если нет, то готовься их совсем скоро увидеть рядом с этими. Готовься слушать их крики часами…как слушал я вопли этих парней. А мои крики ты готова слышать?»

Марианна пошатнулась, невольно хватаясь за воздух руками, и Сэм сжал пальцы в кулаки, ощутив накатившее сожаление. Нельзя быть таким с матерью. Нельзя! Это всё ЕГО вина. Ублюдка, даже не оглянувшегося на них и продолжавшего любоваться пепелищем внизу. А Сэм, вместо того, чтобы уничтожить отца-мерзавца, бьёт по самому дорогому, что имеет – по своей матери.

И вдруг Марианна резко выдохнула и дёрнулась вперёд. И Сэм, не оглядываясь, точно знал почему. Мокану обернулся, и она увидела его глаза. По бледным, измазанным то ли грязью, то ли гарью щекам полились кристально чистые слёзы, и Сэм на миг, на короткую секунду приоткрылся, чтобы поймать эмоции Ника. Он сам не понял, что молил отца выдать хотя бы толику, хотя бы ничтожнейшую часть того, что почувствовал в том домике, когда Ник смотрел на свою жену…и едва не захлебнулся пустотой, которая осела в чёрной душе вершителя. Ничто. Мрачное, ужасающее ничто, которое чуть не затянуло Сэма в свою воронку, обхватив длинными жуткими лапами с такой силой, что парню пришлось тряхнуть головой, чтобы сбросить это ощущение давления.

- Будешь её допрашивать лично, Морт?

Один из нейтралов склонил голову в ожидании ответа.

      А потом раздался голос отца…и Сэм почувствовал, как летит в пропасть. В пропасть, на краю которой уверенно стоял Николас Мокану. Стоял и безучастно смотрел, как разбиваются на её дне его женщина и его сын.

- Я продолжу здесь. Эту допросите сами. Делайте с ней что хотите, но она должна заговорить.

ГЛАВА 18. Николас. Марианна

- Тебе не идёт чувство вины, дорогой. Оно как плохо скроенный костюм висит на тебе грубым мешком, превращая не в того, кем ты на самом деле являешься.

- А ты знаешь, кто я на самом деле? Странно. Даже я сам не могу утверждать с уверенностью.

      Она кокетливо хихикает.

- О, милый, я знаю о тебе куда больше, чем кто бы то ни было. Ведь я – это самая тёмная часть тебя.

- Худшая, ты хотела сказать.

Тварь недовольно хмурится. Кажется, я оскорбил её.

- Нет, Морт. Не худшая, а сильнейшая. Та часть тебя, которая не позволяет сломаться.

Она склоняет голову набок, растягивая тонкие губы в мерзкой триумфальной улыбке.

- Ведь ты едва не сломался, Морт?

Я вскидываю голову, чтобы встретиться с её темнеющим взглядом. Обычно бесцветные глаза затягиваются тонкими тёмными прожилками, которые начинают чернеть, искривляясь, извиваясь, скручиваясь в воронку там, где должен быть зрачок. Эта воронка увеличивается в размерах до тех, пора пока тьма не поглотит глаза целиком.

Тварь не просто злится – она в бешенстве, и щедро делится со мной своими эмоциями. Хватает меня ледяной ладонью, позволяя окунуться в торнадо её ярости при воспоминании о произошедшем…о том, как едва не сорвался. Сколько с того времени прошло? День? Неделя? Несколько недель? Я понятия не имел, а она не называла сроков. Только бесцеремонно вламывалась в моё сознание, наказывая за своеволие и слабость. Наказывая за то, что позволил себе вспомнить…позволил себе раствориться в неожиданно появившемся в памяти кадре.

«Вертолёт взмывает всё выше, рассекая лопастями воздух. Пронизывающий ветер треплет мои волосы, бросает их в лицо, мешая увидеть Марианну. Она там, высоко. В железной махине, неумолимо поднимающейся в небо, и я знаю, что пилот не осмелится опустить её, иначе я лично убью придурка. Но я думаю не о нём. И не об обжигающей синеве неба, настолько яркой, что, кажется, она режет глаза. Я думаю даже не о перстне, который почему-то кручу на пальце. Я жду чего-то? Нет…я наслаждаюсь. Я жадно впитываю в себя её образ, её исказившиеся от жуткого понимания и абсолютного ужаса черты лица. Настолько жадно, будто это последний раз…будто больше ничего другого не имеет смысла сейчас и не имело никогда раньше.

Она прижимается любом к прозрачному стеклу и колотит маленькими кулачками по стеклу, её рот открыт в истошном крике. Я не слышу…я чувствую этот крик. Перстень начинает печь пальцы. Я должен сделать что-то. Нечто, невероятно важное…я должен освободить её. Освободить от себя. Кажется, я стягивал перстень с пальца целую вечность. Какая к дьяволу свобода без неё? Только смерть.»

Тварь не дала досмотреть эпизод до конца. Ворвалась в мои мысли, хватаясь отвратительными пальцами за мои плечи. Да я и не хотел ничего досматривать. Я словно знал, что должно было произойти в следующее мгновение.

- Она убила тебя. Равнодушно смотрела, как ты заживо сгораешь под лучами солнца.

Она лгала. Моя убогая подружка лгала. Потому что тогда я видел на лице Марианны что угодно, но не равнодушие. Отчаяние, горе, физическую боль, злость и ужас понимания…не безразличие. Почему-то моя жена-шлюшка не желала видеть, как от меня остаются одни останки, а я жадно, до последнего смотрел на маленькую точку, в которую превратился её вертолет. Смотрел так, словно никогда не имел ничего дороже этого. Так, словно в этот момент не умирал, а возрождался. Ради неё. И это вводило в ступор. Это ломало на части. В такие минуты мне казалось, я слышу, как покрывается трещинами сомнения лёд внутри меня, как разбивается он с громким хрустом…но мне всегда не хватает чего-то настолько малого…чего-то настолько значительного, чтобы увидеть, как рассыпается этот покров льда на осколки.

Новые вопросы с каждым непрошеным воспоминанием.      Эти своеобразные флэшбэки в последнее время случались всё чаще. Память с издевательской точностью воспроизводила сцены из прошлого Мокану. Сцены, которые я читал в его дневнике и знал почти наизусть. Но сейчас это не было похоже на погружение в книгу или подглядывание в замочную скважину за чужой жизнью. Эти вспышки имели запах, сопровождались звуками и оставались специфическим послевкусием на губах.

Все, кроме этого…с вертолётом. Двоякое чувство – будто я пережил один раз то, чего никогда не было.

Наверное, это один из симптомов моего прогрессировавшего вовсю безумия. Как и маниакальное желание после каждого подобного всплеска кинуться в самую глубь Асфентуса, разрывать твердую замерзшую землю когтями, выгрызать проход в замурованных дверях подземки города, но добраться до Марианны. Я понятия не имел, что бы сделал потом, важным было увидеть её в этот момент.

Хотя, чёрта с два я не имел понятия. Я знал, что и как хочу сотворить с ней. Так отчаянно презирал эту конченую суку и в то же время сам иссыхал от желания найти её, прижать к себе и до бесконечно вдыхать её одурманивающий разум запах. Впиваться пальцами в это нежное тело, оставляя на нём отметки клыками. Иметь её до потери пульса. Всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Заставить сорвать голос, выкрикивая моё имя.

      Только от мыслей об этом затвердевал член и становилось адски больно подавить в себе эту похоть. Похоть, которой не было с другими женщинами. Больше ни с одной из них.

      Я пытался выбить из себя одержимость потаскухой, звавшейся моей женой. Моя вымышленная подруга говорила о том, что достаточно оттрахать тех пленниц, которые томились в подвале нашего замка. И я даже попытался. И даже не раз. Ни хрена. Я мог истязать сук до бесконечности, мог часами смотреть, как это делают мои подчинённые. Как имеют десятки пойманных женщин самыми грязными, самыми извращёнными способами…и не чувствовал ничего, кроме откровенной скуки. Меня раздражали запахи их тел и тон кожи, меня выводил из себя цвет их волос и выражение абсолютной сломленности в глазах. Меня выворачивала их угодливость и готовность на всё после нескольких часов пыток. Они подползали ко мне на истертых до мяса коленях и тянулись к ширинке брюк, а я сбрасывал их руки, понимая, что меня вырвет, если хотя бы одна из них прикоснётся ко мне. Моя плоть была так же мертва, как и мое сердце. Ни проблеска желания.

Но, бл**ь, стоило закрыть глаза…стоило расслабиться хотя бы на долбаную секунду и представить в тишине своего кабинета эту дрянь с сиреневыми глазами…с глазами, которые ненавидел и в которых продолжал захлёбываться от дичайшего желания снова всматриваться в них, когда они закатываются от страсти…стоило позволить ей ворваться в мои мысли, и меня начинало колотить от потребности взять её. И только её.

Грёбаный импотент с остальными, я по-прежнему хотел только Марианну. Хотел и презирал самого себя за это. Ту часть себя, которая никак не могла избавиться от этой зависимости. И я раздирал собственное горло, вырезал кусочки плоти и ломал свои же пальцы, которые трясло, как у наркомана, без дозы. Боль…Моя любимая девочка с изуродованным лицом и острыми, словно лезвия кинжалов, зубами…только она помогала не потонуть в сиреневом болоте моей одержимости. Вгрызаясь в моё тело, заставляя корчиться от физической боли, она единственная давала силы, позволяя не сдохнуть. Пока.

***

«Делайте с ней что хотите, но она должна заговорить.»

Мои собственные слова, словно неоновые вывески перед глазами. Я их не слышу…я вижу, как вспыхивают они передо мной яркими буквами…Красная тряпка, которой машет очередной безумец перед разъярённым быком. Но ведь на самом деле неважно, какого цвета лоскут ткани? Единственное, что имеет значение – наглость человека, дразнящего монстра, заставляющего его выпускать пар из ноздрей и готовиться к нападению. Единственное, что на самом деле важно – я дразнил своего зверя, решив, что смогу отдать другим то, что принадлежало ему одному. Унизительная ложь перед самим собой. Перед тварью, бившейся от злости о стены нашего с ней разума.

- Опоздал...- её визгливый голос в ушах.

Пронестись к самому подножию горы, чтобы зло оскалиться и врезать кулаком по дереву, появившемуся передо мной. Врезать по стволу, желая придушить эту тварь в своей голове.

- Опоздал, опоздал, - мерзкое дребезжание под корой головной мозга отдается ознобом отвращения под кожей.

- Заткнись, - выдыхая сквозь зубы и пытаясь вскинуть голову и рассмотреть замок на вершине горы. Тварь не даёт. Сууууука. Словно сдавила голову железными тисками, ни поднять, ни опустить.

- Опоздал...Моооорт...милый, возвращайся ко мне. Ты опоздал!

Дрянь не позволяет телепортироваться. Оправилась от первоначального шока и теперь держит своими ледяными руками. Обхватила сзади мою грудь, не позволяя сделать даже вдоха, сосредоточиться. Стиснул зубы и дёрнулся из стального захвата. И тут же за спиной её смех, от которого взвыть хочется.

А потом ещё одним ударом чистого животного страха, страха на грани сумасшествия. Того, от которого у смертных останавливается сердце. И дикий крик в ушах. Другой. Не этой костлявой дряни. Крик, подобный спусковому механизму, заряжающий такой долей адреналина, от которого внутри ядерный апокалипсис. Уже из моего личного страха.

Со всей дури головой по дереву, чтобы тварь заорала благим матом. Приводя самого себя в чувства. Ни секунды на то, чтобы отдышаться. Перенестись на самую вершину, за тяжелые двери. Чтобы тут же быть отброшенным к стене волной такой дикой боли, что заледенела кровь в венах. И ехидное противное "опоздаааал" пульсацией в мозгу, а я лечу вниз по лестницам, к подвалам, где допрашивают пленных. Где мои же нейтралы с моего же позволения сейчас пытались разодрать на части единственное, что действительно принадлежало мне…что имело значение для меня.

Последняя дверь, за которой и кроется та самая агония. Отзывается внутри меня порциями адской боли и ужаса. Просочиться внутрь, ощущая, как тварь беснуется внутри.  Мечется из угла в угол, посылая дикие проклятья, и все же смиряется, покорно останавливаясь и ожидая моей команды. Мгновение тишины для нее и для меня. Мгновение, когда был вынесен приговор им всем. Всем ублюдкам, смиренно затаившимся в моем присутствии.

- Морт, - голос карателя, навалившегося на Марианну со спущенными штанами. Слабый. Боится однозначно.

"Конечно, боится - тварь поджимает губы, - ты себя со стороны видел? Из-за какой-то шлюхи...», - тварь затыкается, как только видит то, что вижу я.

Затыкается, оскалившисьь и готовясь получить свою дозу. Она наестся вдосталь. Потому что нейтралы – самые сильные существа. Потому что они – высшая власть в этом мире. Потому что нейтралам можно всё. Кроме одного – трогать то, что является моим. Никому. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

Безумие хохочет. Безумие довольствуется болью моих людей, оно выворачивает наружу им кишки их же собственными руками и истерически смеется, глядя, как вспарывают они друг другу глотки когтями. Оно облизывает своим раздвоенным языком потёки их крови со стен и пола, смакуя предсмертные вопли валяющихся на холодном полу останков всё ещё живых тел.

А мне плевать. Пусть беснуется. Пусть получает свою долю удовольствия. Пусть наслаждается, пока я в очередной раз подыхаю. Подыхаю живьём. Глядя в её наполненные слезами глаза и ощущая, как хочется воскресить каждого из этих мразей и убить снова за мокрые дорожки на щеках. За синяки на ключицах и по всему телу. За отпечатки укусов на белоснежной груди. И дрожь. За ту дрожь, которая колотила её сейчас.

Оказаться возле неё и осторожно кончиками пальцев по синякам, по разбитой губе, не сдерживая рычания, рвущегося из груди, по растрепанным волосам.

Притянув её к себе, чтобы вдохнуть воздух с ароматом её кожи...Дьвол...ароматом, который всё еще способен удержать по эту сторону, пока тварь ждет меня на другой. Поднимая с пола обрывки платья и прикрывая её спину и грудь...и снова вдыхая...чтобы ощутить, как разрывает легкие. Как сжигает их серной кислотой ярости…Осатанеть, ощутив на ней запахи не только мертвых ублюдков, но и другой. Знакомый. Ненавистный. Так близко. На ней. В ней?

Отшвырнуть её от себя и, встав на ноги и схватив за волосы, резко притянуть к себе наверх и оскалиться:

- Ну здравствуй, жена.

***

У меня помутнело перед глазами, а от крика рвало горло. Меня колотило дрожью с такой силой, что зубы до боли бились друг о друга и ужасно тошнило после ударов в солнечное сплетение. Бесконечных ударов инквизиции нейтралитета. Я была слишком ослаблена родами. Никакой регенерации за два месяца не наступило и не наступит в ближайшие несколько лет.

После ударов туман в голове походил на вязкое кровавое марево, и я сама не понимаю, что за сумасшествие происходит передо мной. Я обезумела в тот момент, когда услышала, как мой муж отворачивается и уходит, оставляя меня в руках палачей. Я не просто обезумела… я вдруг поняла, что это конец всему. Он мог ненавидеть меня, рвать на ошмётки, но сам. Всегда сам. Любить и наказывать, ласкать и истязать – это только его право. Даже убивать. И я могла стерпеть от него всё, потому что знала – он причиняет боль и себе вместе со мной.

А сейчас вижу только, как алчно смотрит вершитель на то, как нейтралы, которые всего лишь секунду назад распяли меня на полу и собирались насиловать по очереди, ломая моё сопротивление с похотливым хохотом, сейчас рвали друг другу глотки. А я захлебывалась лихорадочными вздохами, сжимая окровавленными пальцами ободранное платье после беглого, скорее, автоматического осмотра пола камеры в поисках куртки Серафима, которую накинула на себя перед поездкой к границе с Арказаром.

Остекленевшим взглядом смотреть на разорванные тела у своих ног. Да, они убивали друг друга, но я знала кто это сделал с ними. Только он способен на такие отвратительные представления. На гениальнейшие кровавые постановки. Только его Зверь жаждет столько боли. Когда-то я верила, что не со мой...

Верхняя губа Ника подрагивала, и ноздри трепетали от наслаждения, а потом он оказался возле меня, а я отшатнулась назад...чувствуя, как кровь течёт по подбородку из разбитой губы, но не имея возможности её вытереть связанными руками.

Я ведь не звала его...не произнесла даже его имени. Потому что это он приказал им. Я слышала собственными ушами. ОН ПРИКАЗАЛ. И я больше не надеялась, что он придет я приготовилась умирать…пусть не сразу, пусть не там. Но если бы он позволил им, я бы вскрыла себе вены голыми руками. Перегрызла бы их зубами и сдохла, корчась в самых жутких душевных мучениях.

Но где-то там, в глубине души я знала, что он придет. Была уверена в этом. Секунды шли, и с меня срывали одежду, били, трепали за волосы. А я смотрела омертвевшим взглядом в никуда и мысленно кричала:

«Ты это видишь? Они прикасаются ко мне, они дышат на меня своим смрадом, они покроют меня и осквернят своими телами…как ты будешь с этим жить дальше, Морт? Кого ты проклянешь теперь и накажешь?»

Беззвучно, сопротивляясь изо всех сил и взывая к нему обреченной немотой. И он вернулся. Обезумевший до такой степени, что я не узнавала ни одной черты - их исказила гримаса чистейшей ненависти и адских мучений. Настолько сильных, что казалось, вены на посеревшем, окровавленном лице начнут лопаться от напряжения.

Признаки разложения, но это не физические страдания – его настолько раздирало изнутри, что это сказывалось на телесной оболочке. И по моим венам разлился триумф. Ядовито-болезненно-прекрасный, как и его мука. Я знала, что он прочувствовал всё. Каждое касание чужих пальцев, каждый вздох, каждый похотливый взгляд.

О, как же ему было больно! Даже мне сейчас и вполовину не так больно, как ему, и я впервые упивалась этой агонией, пока он убивал каждого, кто посмел тронуть то, что принадлежит ему.

Мой безумный палач будет казнить меня сам. Что ж я готова с этим смириться. Он в своем праве…И пока не даёт никому другому – всё ещё любит. А я знала, какой лютой бывает любовь Николаса Мокану. Но лучше быть разодранной им на куски, чем равнодушно отданной другим или помилованной в смертельном равнодушии.

Под хрипы агонии карателей, на которые вершителю откровенно плевать, он трогает мои скулы, губы и тело кончиками пальцев. Стонет как от боли. Надсадно и отчаянно. Осматривая меня, и его лицо искажается в диких мучениях, он трясется весь, как от предсмертного озноба. В какую дьявольскую игру играет этот лицедей, который еще пару месяцев назад говорил, что любит меня, вот этими губами лаская мое тело. Губами, произнесшими "делайте с ней что хотите". Касается пальцами синяков, заворачивая меня в обрывки одежды, а я дергаюсь от каждого прикосновения, глядя в жуткие белые глаза...белые. Они не синие. Они жуткие и чужие. Сама смерть смотрит на меня и, кажется, в углах этих глаз собралась кровь. Она вот-вот прольется кровавыми слезами лжи на его бледные впалые щеки.

На какие-то мгновения радужка обретает бледно-голубой цвет и тут же блекнет, а в мои волосы впиваются жестокие пальцы нейтрала, и он дёргает меня к себе, скалясь мне в лицо. Приветствует так, как если бы проклял.

- Здравствуй..., - и его имя оно тает где-то внутри меня, оно застывает на израненных губах, - Морт.

Я не хочу называть его по имени... Не после того, как он сжег Асфентус, зная, что там наши дети, не после того, как отдал приказ насиловать меня без малейшей заминки.

- Злишься за то, что они не успели? Или за то, что уже могли успеть?

***

"Идиотка…, - тварь пожимает плечами. Она думает, что Марианна зря злит меня. Но дура – сама тварь. Дура, потому что не имело значения, что именно говорила сейчас Марианна. Здоровалась или проклинала. Клялась в любви или молила о смерти. Я почти не слышал её слов. Я только медленно вдыхал в себя её запах, смешанный с вонью чужого мужчины. Глубоко, чтобы этот смрад впитался в самые клетки. Чтобы осел внутри, вцепился смертельной хваткой, не позволяя ни на миг забыться, расслабиться, позволить этим лживым глазам, с дрожащим отражением меня в чёрных зрачках, снова поработить мою свободу.

Вот только её вопросы...они заставляют сильнее смыкать пальцы на локонах, потому что дрянь бьёт по самому безумию. Потому что она, чёрт её подери, права. Злюсь за то, что, едва не опоздал. И за то, что неопоздал, злюсь ещё сильнее.

Сучка! Лицемерная, развратная сучка, какой же демонской силой ты обладаешь, что привязала к себе его? Моё отражение в твоих глазах.

Ненавижу его. И тебя ненавижу. За то, что выворачивает от одной только мысли, что кто-то другой касался тебя. Ласкал. Трахал. Причинял боль. Потому что только я могу. Потому что ты только моя. Стала целую вечность назад и перестанешь быть только с последним моим вздохом. Но и тогда я заберу тебя с собой. В любой Ад, в который попадут ошмётки моей души.

«Пыффф..., - тварь вздернула бровь, скрестив руки на груди и прислонившись к холодной стене, - твоя и ещё с десятка мужиков, с которыми сношалась, как обезумевшая кошка, пока тебя рядом не было»,

- Заткнись, - в сторону. Этой костлявой старухе.

«Как скажешь, милый, как скажешь. Я молча полюбуюсь, как эта шлюшка снова тебя вокруг пальца обведёт.»

Встряхнуть головой, испытывая злорадное удовольствие, когда, не сдержавшись, моя тварь, рухнула на камни с такой силой, что загремели трухлявые кости.

- Злость – слишком сильное чувство к тебе, Марианна. Презираю, - резко отпуская её на землю и с нескрываемым наслаждением глядя, как стиснула зубы от боли при падении, - не более того.

Смотреть словно со стороны, как отползла к обрывкам платья, валявшимся неподалеку. Жалкая. Такая жалкая сейчас. И в то же время в глазах столько гнева и гордости, что хочется продолжать ломать. Хочется их в ладонях раскрошить и смотреть, как просыпаются остатки этого высокомерия сквозь пальцы.

Открыв мысленно дверь, оглядеть еще раз подвал, чтобы беззвучно приказать Лизарду убраться за нами, и схватив бумаги по последней партии пленных со стола, шагнуть к бывшей жене, напряженно следившей за моими действиями.

Дряяяяянь...как же хочется её за глотку и об стену головой. И смотреть, как истекает кровью, как искривляется в истошных криках её лживый рот, эти разбитые в кровь губы.

«Ох да, милый...именно так. Давай, сделаем это прямо сейчас? - Моя тварь в предвкушении облизывается, подаваясь вперед.»

- Я сказал, заткнись! - Хватая суку за волосы и, намотав их на ладонь, потащить её за собой по полу, вверх по лестнице.

До своего кабинета, располагавшегося над подвалом. И плевать. Плевать на расширившиеся в недоумении глаза помощника. Плевать на застывших по стойке "смирно" карателей. Плевать на то, что совсем скоро Курд узнает обо всём.

Швырнуть мразь в самый дальний угол кабинета и, присев перед ней на корточки, прошипеть, чувствуя, как вибрирует от ярости каждый нерв.

- Кому ты отдала моих детей, Марианна? Кому ты отдала их, чтоб спасти своего старшего сучёныша?

***

Мне становится страшно. Как-то панически и мрачно жутко. Это чувство обволакивает изнутри льдом, пронизывает насквозь с такой силой, что я слышу стук своих зубов всё громче и громче. Он принюхивался ко мне, как животное. Как самый настоящий зверь, который жадно осматривает свою добычу. Нееет, не для того чтобы съесть, а как бы проверяя, чья она на самом деле. И я едва дышу, стараясь понять, что именно он ищет. Потому что, если найдёт, он меня не пощадит, но плевать на себя – мне страшно, что он не пощадит никого из нашей семьи. Отшвырнул от себя, и я не удержалась на ногах, а он удовлетворенно ухмыльнулся, и я с ужасом ощутила, как в меня впились миллиарды ледяных иголок...

Когда-то это уже было...но когда-то Ник всё же… Да!... Он меня любил. А это чудовище вообще больше не похоже на моего мужа. У него его лицо, губы, тело и запах, но у него жуткие глаза, в которых нет не только меня. В которых вообще нет ничего живого, и мне становится очень страшно, что это конец. Хотя, всего лишь несколько минут назад я думала иначе, но в нём словно что-то молниеносно меняется, как декорации в дьявольском спектакле, так и выражение его лица. От мучительного отчаяния, до холодной гримасы презрительной ненависти. И последняя пугала настолько, что мне хотелось взвыть от ужаса.

А потом ярость, она накатывает с головой, заглушая страх...напрасно заглушая. Я пожалею о каждом сказанном мною слове... чуть позже.

- Не больше, чем я себя, поверь. Дааа, ты чувствуешь, как от меня воняет ими? Ты отдал меня им…ты помнишь? Ты отдал...только почему-то передумал.

Но он меня не слышал. Мне вообще на секунду показалось, что Ник говорит с кем-то, кроме меня...но мы были здесь одни.

Потом склонился ко мне и, рывком подняв за волосы, потащил за собой. Волоком. Как тащат бездушный предмет. И я закричала, цепляясь за его руки, чтобы немного облегчить натяжение, чтобы унять дикую боль в голове. Кажется, что он выдерет мне волосы вместе с кожей. Отсутствие быстрой регенерации множило мои мучения в сто раз.

Когда зашвырнул в другое помещение, где не воняло плесенью и ржавчиной, я уже точно знала, сколько каменных ступеней ведут из темницы наверх. Ровно тринадцать. От каждой на моем теле остался кровоподтёк. И я уже обезумела от боли. Мне только хотелось кричать «за что»...мне хотелось знать, за что он со мной так? Вед перед тем, как казнить, преступнику озвучивают приговор. Я хочу знать свой и понять - неужели там, внутри этого обезумевшего дьявола не осталось ничего человеческого? Пусть внешне он уже смутно напоминал смертного, но внутри...

Склонился ко мне, дыша в лицо ненавистью такого концентрата, что у меня начала замерзать кожа от его льда. И это не метафора. Я чувствовала, как покрывается инеем тело и вырываются клубы пара со рта. Только чёрта с два я пожалею его и не ударю в ответ, взывая к тому самому отчаянию, которое видела на его лице там в подвале.

- Тому...тому кто никогда не причинит им зла, кем бы он ни был, - очень тихо...,- там, где ты их никогда не найдешь.

А потом захлебнуться отчаянной болью, которая ослепила резко и неожиданно меня саму. Резанула по груди до костей, обнажая сердце.

- За что? - очень тихо, пошатываясь на полу, глядя в жуткие глаза своего мужа, - За что ты убил нас, Ник? Что с нами было не так?

Дёрнулась вперед, видя, как от каждого моего слова меняет цвет радужка его глаз, она становится бледно-голубой, теряя жуткую молочную белизну.

- Это не ты больше, да? Кто там? Кто теперь внутри тебя? Потому что ты бы не смог...снова. Не смог бы со мной так! Где твоё сердце, что ты с ним сделал, Морт?

Закричала так громко, что заболело в ушах, и дернула связанными руками.

ГЛАВА 19. Николас. Марианна

" - Очередному хахалю, - тварь во мне широко улыбается, - она отдала твоих детей своему очередному кобелю. Хочешь, залезем в голову этой гадюке и посмотрим, кому именно?

- Какая ты добрая, - мысленно, стиснув зубы, чтобы не ответить ей вслух, - сегодня.

- Отнюдь, - зубастая улыбка ещё шире, тварь проходит мимо меня к Марианне и, склонившись над ней, с откровенным презрением очерчивает её лицо скрюченным указательным пальцем, - мне просто нравится смотреть, как её трахают другие мужики.

Быстрый поворот головы в мою сторону, такой, словно кости шеи принадлежат змее.

- Ты же знаешь, что больше всего я люблю вкус твоей боли, Морт. Она самая изысканная. Самая острая и насыщенная. И когда ты только думаешь о том, что к ней прикасались не твои руки, я получаю такой концентрат деликатеса, что у меня текут слюни при мысли о новой порции"

Она отдала их Зоричу...Я знал это. Тому, кто возле неё всё это время. Возле них.

« А почему он не причинит им зла? Может, потому что он их отец?

Белесые глаза заблестели кровавыми всполохами предвкушения.

- Неужели ни одного удачного попадания из трёх, Морт? Все три трофея -чужие?

Уродливый череп резко откидывается назад с громким хрустом, и по кабинету раскатистым громом её омерзительный хохот.»

- Зоричу? Ему ты отдала моих детей?

«- Не твоих...»

- Сукаааа....Заткни пасть!

Не сдержавшись, заорал, схватив стакан со стола и бросил его в тварь, сидевшую рядом с Марианной. Стакан пролетел сквозь эту суку и впечатался в стену, отскочив от нее десятками осколков.

Марианна вскрикнула и прикрыла голову руками, а я подскочил к ней, отрывая ее дрожащие ладони от головы, впиваясь в ледяные запястья пальцами.

- Нет у меня сердца, - сквозь зубы, потому что, если разомкну челюсти, тварь, втиснувшаяся обратно в мою голову, вцепится в её горло, - и не было никогда. Ничего не было. Никогда. Только они. Думал, правда, что не только...но ошибся. Какого хрена ты была в Арказаре? С кем ты там встречалась? Кому ты отдала моих…мою дочь, чтобы спасти ублюдка Самуила?

***

- Никогда не было, - эхом повторила я, - это правда...наверное. Если бы было, ты бы знал, что это твои дети, сердцем. Все. Все четверо.

Я смотрела в его глаза, пытаясь понять, что это передо мной. Что за тварь сейчас говорит самые жуткие слова из всех, что можно себе представить. В её зрачках крутится дьявольская заводь с черной паутиной. Без отражения и блеска. Под плёнкой. И я всматриваюсь в них, силясь понять, что же это за силы ада сделали с ним такое, или он стал чудовищем осознанно?

- Я никогда не рискну ни одним из наших детей...и Сэм никогда не был ублюдком, он родился после того, как мы поженились.

***

«Она забавная, - тварь смеется, и мне кажется, я чувствую, как она заинтересованно придвинулась к Марианне.

- Жаль, мы её убьём...Хотя нет, - тварь любовно проводит когтем по моему горлу изнутри, раздирая его, - ни хрена нам эту шваль не жаль».

- Я знаю, - глядя на неё и ненавидя себя за то, что внутри болью отдаёт нежелание верить в очевидное, - как и то, от кого он родился.

Резко встал, отворачиваясь от неё и подходя к столу снова. Не имеет значения ничего из того, что она скажет. Ничего из того, что сейчас выкручивает меня изнутри. Ты уже сдох, Морт. Так веди себя подобно мёртвому.

- Мы не нашли ни трупов, ни живыми Влада и членов его семьи. Где они, Марианна?

С благодарностью встречая чувство ледяного спокойствия, разливавшееся в груди.

- У нас есть сведения о том, что один из важных артефактов, принадлежащий по праву нейтралам, был вывезен ими из Асфентуса. Мне нужно всё, что ты знаешь об этом.

***

Медленно подошёл к ней, глядя, на бешено подымающуюся и опускающуюся грудь, видневшуюся в обрывках платья.

НЕТ КУСКА ГЛАВЫ

***

Пожимает плечами так, словно ему всё равно. Словно я спросила что-то обыденное, что-то не важное. И меня начинает трясти ещё больше. Знобить и выворачивать наизнанку. Особенно в моменты, когда сквозь белизну его глаз пробивается синева. Как цветы через лёд. Только его лёд замораживает даже меня, заставляя трястись от ужаса. И я слышу нотки раздражённого презрения по отношению к Сэми. Настоящего, не наигранного презрения. Наверное, это стало для меня отправной точкой. До этого я сдерживалась, до этого я еще как-то пыталась не сорваться, понять. Даже его жестокость ко мне не лишила меня рассудка настолько, насколько свели с ума слова о пытках для нашего сына.

- Нееет! Нет-нет-нет, пожалуйста, - я попыталась встать с пола, но со связанными руками это оказалось непросто, особенно сейчас, лишенная своих способностей я себя чувствовала беспомощной, как птенец с обрезанными крыльями, - не трогай Сэми. Не смей! Есть многое, что можно простить. Почти всё. Но только не это...не это. Не боль твоего ребёнка, причиняемая тобою же.

Всё же встала на ноги и бросилась к нему, прижалась всем телом.

Она потеряла сознание, и Зверь удивительно нежно для меня самого уложил её на полу, прикрыв своим пальто.

«- Всё правильно, милый, - тварь прикасается губами к мочке моего уха, - всё правильно. Мы никогда больше не услышим её лжи».

Правильно, никогда. Теперь только твой голос в моей голове. Так звучит смерть.

КОНЕЦ 12 КНИГИ

Сентябрь 2017 год

Страница автора: http://feisovet.ru/Авторы/Соболева-Ульяна?ref-book=72842

Блог автора: http://feisovet.ru/Блоги/Соболева-Ульяна?ref-book=72842

Книги автора в магазине: http://feisovet.ru/магазин/Соболева-Ульяна/?ref-book=72842#books

«Одержимость. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Одержимость-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Пусть меня осудят. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Пусть-меня-осудят-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Любовь-Яд. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Любовь-Яд-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Маскарад смерти. Взгляд в бездну. Сборник. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Маскарад-смерти-Взгляд-в-бездну-Сборник-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Запретная зона. Безумие зверя. Сборник. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Запретная-зона-Безумие-зверя-Сборник-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Изгой. Исчадие Ада. Сборник. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Изгой-Исчадие-Ада-Сборник-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Осколки Безумия. Чужая. Сборник. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Осколки-Безумия-Чужая-Сборник-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Чужая. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Чужая-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Капкан для зверя. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Капкан-для-зверя-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Аш. Пепел Ада. Адское Пламя 1 Том. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Аш-Пепел-Ада-Адское-Пламя-1-Том-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Венганза. Высшая мера. Ульяна Соболева и Юлия Герман» : http://feisovet.ru/магазин/Венганза-Высшая-мера-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Игра со Смертью. Любовь за гранью 10. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Игра-со-Смертью-Любовь-за-гранью-10-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Позови меня. Ульяна Соболева и Вероника Орлова» : http://feisovet.ru/магазин/Позови-меня-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Ты не буди вулкан остывший. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Ты-не-буди-вулкан-остывший-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Восемь. Знак Бесконечности. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Восемь-Знак-Бесконечности-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Шели. Слёзы из Пепла. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Шели-слзы-из-Пепла-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Реквием. Черные Вороны. 1 Книга. Ульяна Соболева и Ульяна Лысак» : http://feisovet.ru/магазин/Реквием-Книга-1-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Пусть меня осудят 2. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Пусть-меня-осудят-2-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Позови меня 2. Ульяна Соболева и Вероника Орлова» : http://feisovet.ru/магазин/Позови-меня-2-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Лабиринт. Черные Вороны. 2 книга. Ульяна Соболева и Ульяна Лысак» : http://feisovet.ru/магазин/Лабиринт-Серия-Черные-Вороны-2-книга-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Легенды о проклятых. Безликий. Книга первая. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Легенды-о-проклятых-Безликий-Книга-первая-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Паутина. Черные Вороны 3 книга. Ульяна Соболева и Ульяна Лысак» : http://feisovet.ru/магазин/Паутина-Черные-Вороны-3-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Бонус. Пусть меня осудят 2. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Бонус-Пусть-меня-осудят-2-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«NEлюбовь. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/NEлюбовь-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Джокер. Ульяна Соболева и Вероника Орлова» : http://feisovet.ru/магазин/Джокер-Ульяна-Соболева-Вероника-Орлова?ref-book=72842

«Лики Любви. Сборник рассказов. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Лики-Любви-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Бонус. Паутина. Черные Вороны 3 книга. Ульяна Соболева и Ульяна Лысак» : http://feisovet.ru/магазин/Бонус-Паутина-Черные-Вороны-3-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Остров "Д". НеОн. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Остров-Д-НеОн-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Легенды о проклятых. Непрощенная. Книга вторая. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Легенды-о-проклятых-Непрощенная-Книга-2-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Петля. Черные вороны. 4 книга. Ульяна Соболева, Ульяна Лысак» : http://feisovet.ru/магазин/Петля-Черные-вороны-4-книга-Ульяна-Соболева-Ульяна-Лысак?ref-book=72842

«Завтра будет вчера. Ульяна Соболева и Вероника Орлова» : http://feisovet.ru/магазин/Завтра-будет-вчера-Ульяна-Соболева-Вероника-Орлова?ref-book=72842

«АУДИО. Одержимость. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Одержимость-УльянаСоболева?ref-book=72842

«Охота на Зверя. Любовь за гранью 11. Ульяна Соболева и Вероника Орлова» : http://feisovet.ru/магазин/Охота-на-Зверя-Любовь-за-гранью-11-Ульяна-Соболева-и-Вероника-Орлова?ref-book=72842

«Подписка! Остров "Д". МЕТАморфоза. Книга вторая. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Остров-Д-МЕТАморфоза-Книга-2-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Я тебя не знаю. Ульяна Соболева» : http://feisovet.ru/магазин/Я-тебя-не-знаю-Ульяна-Соболева?ref-book=72842

«Подписка! Мистификация. Черные Вороны. 5 книга. Ульяна Соболева, Ульяна Лысак» : http://feisovet.ru/магазин/Мистификация-Черные-Вороны-5-книга-Ульяна-Соболева-Ульяна-Лысак?ref-book=72842

«Подписка! Возрождение Зверя. Любовь за гранью 12. Ульяна Соболева и Вероника Орлова» : http://feisovet.ru/магазин/Возрождение-Зверя-Любовь-за-гранью-12-Ульяна-Соболева-и-Вероника-Орлова?ref-book=72842

КНИГА КУПЛЕНА В ИНТЕРНЕТ-МАГАЗИНЕ WWW.FEISOVET.RU

ПОКУПАТЕЛЬ: Наталья (natasteppp@mail.ru) ЗАКАЗ: #287290716 / 7-Sent-2017

КОПИРОВАНИЕ И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ТЕКСТА ДАННОЙ КНИГИ В ЛЮБЫХ ЦЕЛЯХ ЗАПРЕЩЕНО!

Уважаемый читатель! Обращаем Ваше Внимание! Данный текст является коммерческим контентом сайта feisovet.ru. Любое копирование и размещение текста на сторонних ресурсах приравнивается к краже собственности, что повлечет соответствующую реакцию. А именно:

Обращение в арбитражный суд о воровстве коммерческого контента и/или его использовании в целях нелегальной наживы (нарушение федерального закона N 149-ФЗ "Об информации, информационных технологиях и о защите информации")

Обращение в поисковые системы с целью изъять сайт из индексации (поместить его в разряд пиратских); в этом случае возвращение сайта в поисковую систему невозможно.

Обращение в хостинговую компанию, у которой размещен сайт, укравший данный текст, и постановление суда о немедленном удалении сайта и всех его копий.

Оглавление

Оглавление

АННОТАЦИЯ

ПРОЛОГ