Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
доставляет им обеим немало удовольствия. — Настоящий бульон. Выпейте, мисс Персис, и вам станет гораздо лучше. Вы выглядите уставшей.
Персис отвела глаза от зеркала. «Уставшая» — самое мягкое выражение для описания её внешности.
— Я ужасно выгляжу, — согласилась она, беря ложку. Бульон пах замечательно, и впервые за много дней девушка ощутила настоящий голод.
— Там мой чемодан, — показала она на окно. — Можешь принести его? Я бы предпочла носить свою одежду.
Эти платья её очень волновали. Дядя Огастин так неожиданно решил отправиться на Багамские острова, где всегда тепло, и тяжёлый шёлк и шерсть, какие носят в Нью-Йорке, там не поносишь. Осенью же, как оказалось, весьма трудно добыть муслин и лёгкий шёлк. Содержимое этого чемодана стоило больших усилий и затрат времени. К тому же приходилось осторожно подходить к ценам, потому что после катастрофического пожара пять лет назад, когда половина города погибла в огне, дела дяди Огастина пришли в упадок.
— Там все вещи нуждаются в стирке и починке, — объявила Молли. — Пока вы их носить не сможете, — она оценивающе взглянула на свою госпожу. — Мисс Лидия полнее в талии, несмотря на все кружева, но совсем немного…
Персис вздохнула: сейчас предстоит выслушать обычные сетования Молли на её худобу.
— Я знаю, что худа, как рельс. Но я всегда такая, Молли, сколько бы ни ела. Ну, хорошо. Ясно, что мне придётся что-то надевать, и так как мисс Леверетт настолько добра, я с благодарностью приму её предложение.
На самом-то деле она не была благодарна. Ей не хотелось носить чужую одежду. Казалось бы, ничтожная неприятность: ведь нужно быть благодарной за спасение. Но в одном она была уверена: чтобы снова отправиться в море (если «Стрелу» залатают, и они смогут продолжить путь), потребуется всё её мужество.
Однако два часа спустя она уже примирилась с собой и со всем миром. Стройная чёрная девушка принесла вёдра с горячей водой, и Молли отмыла волосы Персис от соли, просушила их и расчесала. Персис надела муслиновое платье, гораздо более роскошное и дорогое, чем одежда из её собственного чемодана. В сущности, она теперь была одета для официального чаепития.
Модные рукава платья лимонного цвета (который хорошо подходил к её каштановым волосам и желтовато-бледной коже) плотно облегали руки от плеча до локтя, а потом расширялись облаком кружев. Широкий воротник тоже был обшит тонкими, как паутина, кружевами. А на вырезе воротника красовался бант. К платью прилагался передник из кисеи с отделанными рюшами краями.
Молли искусно зачесала Персис волосы, старательно уложила локоны, хотя в этом влажном климате они скорее напоминали развевающиеся космы, чем правильные кольца. И всё же Персис взглянула в зеркало не более уверенно, чем раньше. Все эти кружева ей не шли. Слишком уж у неё худое лицо и слишком острый нос с горбинкой. Она выглядела как школьная учительница.
— Как дядя Огастин? — её снова потревожило сознание долга.
— Он ещё спит, мисс Персис. Шубал сидит рядом с ним, если ему что-то понадобится. Но вы можете на него взглянуть.
Молли открыла дверь комнаты и указала на другую дверь, напротив.
— Мисс Лидия и миссис Прайор внизу, на веранде. Спуститесь по лестнице, а потом прямо…
Персис кивнула и тихо постучала в дверь дяди. Выглянул Шубал. Его седые бакенбарды топорщились вокруг худого лица. Он пропустил девушку, но предупреждающе прижал палец к губам.
Здесь тоже стояла большая кровать под балдахином из сетки. На фоне подушек, поддерживающих голову и плечи (после болезни дяде приходилось спать почти вертикально), лицо старика казалось совсем бледным. Редкие волосы торчали хохолком, как у птиц, которых иногда привозят моряки. Рот был открыт и расслаблен. Дышал дядя поверхностно и часто. Глаза его были закрыты.
А ведь именно эти глаза делали дядю Огастина таким живым. Вопросительное выражение ярких голубых глаз — первое, что отметила Персис, когда дядя привез её к себе, завершив многолетние скитания по чужим странам. Почему-то она никогда не считала его стариком, хотя он являлся старшим членом семьи, а её отец был намного моложе брата. Девушка смотрела на это худое усталое лицо, на закрытые глаза, и внезапно её охватил страх. Она не могла представить себе будущего, в котором нет дяди Огастина, его суховатого юмора, его острого разума, всегда полного любопытства. Впрочем, он всегда держался довольно отчуждённо, и её привязанность к нему в основном была вызвана благодарностью и чувством долга, но не любовью.
Много ли людей его возраста приняли бы осиротевшую восьмилетнюю племянницу к себе в дом? Он заботился о ней, но всегда держался на расстоянии, окружив себя барьером, который Персис так и не смогла преодолеть.
Впрочем, её положение немногим отличалось от жизни Салли Мэдисон или Кэролайн Бриггс, которые вместе с ней учились в академии мисс Пикетт для юных леди и стали её ближайшими подругами. Потому что Салли и Кэролайн побаивались своих отцов и вообще со страхом
Последние комментарии
2 часов 50 минут назад
3 часов 10 минут назад
3 часов 35 минут назад
3 часов 39 минут назад
13 часов 10 минут назад
13 часов 13 минут назад