КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124655

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Игры для взрослых [Фридрих Евсеевич Незнанский] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Фридрих Евсеевич Незнанский Игры для взрослых

1

Доктор был самым настоящим. Надя не удивилась бы, если бы хозяева подсунули кого-нибудь из своих, нарядив его в белый халат, и тот с умным видом изрекал бы что-то из медицинской терминологии, вешая ей лапшу на уши. Но высокий красивый парень, она бы на такого обратила более пристальное внимание, будь у нее возможность выбирать обстоятельства, зашел в комнату с чемоданчиком и разложил на столе инструменты.

— На что жалуемся? — привычно спросил и, словно вспомнив, зачем он здесь, тут же сменил приветливое выражение лица на деловое. — Какие проблемы?

— У меня задержка, — смущенно ответила Надя. С таким красавцем гораздо приятнее было провести время в постели, чем сознаваться в том, что она залетела.

— Сколько? — коротко спросил он и стал натягивать резиновые перчатки. Халат надеть и не подумал, но Надя даже обрадовалась этому. Белые халаты врачей всегда вызывали у нее опасение.

— Четыре недели.

— Ну, ложитесь, — подчеркнуто вежливо обратился он к ней на «вы». — Сейчас посмотрим.

Надя надеялась, что ей поверят на слово, но, видимо, этот парень получил четкие инструкции. Интересно, как он при таком небольшом сроке определит, действительно ли она беременна? Но доктор, невзирая на молодость, оказался опытным.

— Одевайтесь, — немногословно бросил он.

— Ну как, доктор? — робея, спросила Надя.

Красавчик пожал плечами.

— Вы же знаете как.

Он не попрощался и вышел.

Надя даже не знала, радоваться ей или огорчаться. С одной стороны, совсем скоро она не сможет обслуживать посетителей, что может очень не понравиться хозяевам. Ее и так по утрам тошнит, а от запаха мяса прямо с души воротит. А к вечеру, кровь из носа, нужно выглядеть супер и радовать своим свежим видом клиентов.

— Вы здесь для того, чтобы создавать праздник достойным людям, — не уставала назидательно повторять Барби. А ее Кен, если ему казалось, что кто-нибудь из девушек излучает недостаточно радости, грозился штрафами. И если бы это были пустые угрозы. Нет, все замечалось в роскошном гадюшнике, все записывалось в кондуит, и в конце месяца штрафы так и сыпались на головы нерадивых девушек. Учитывался даже помятый вид после бессонной ночи, хотя скажите на милость — кто виноват в том, что ночь напролет приходилось развлекать клиентов? Надя одна из первых усвоила науку при любых обстоятельствах жизнерадостно улыбаться и всем видом демонстрировать, что она счастлива и ее вполне устраивает подневольная жизнь. Счет ее пополнялся, родители получали переводы, так что мечта всей семьи о зажиточной жизни осуществлялась благодаря стараниям старшей дочери. Одно неудобство — она уже пять месяцев не видела дневного света. Порой накатывала тоска, но мысли о свободе она откладывала на то время, когда уходил клиент и девочкам давали передышку. Плакать она себе не позволяла — ни за что не даст повода оштрафовать ее. К чему слезы, если лицо теряет свежесть и потом уже никакой макияж не помогает скрыть следы переживаний. Сколько ей еще здесь находиться? — иногда спрашивала она себя и боялась даже подумать, что от ее решения ничего не зависит.

Время от времени Кен проводил объяснительные беседы. Девушки рассаживались в гостиной и слушали его заверения, что тысячи девушек мечтали бы оказаться на их месте.

— Вы живете в таких условиях, о которых даже не мечтали, — менторским тоном изрекал он, развалясь перед ними в мягком кресле и сложив руки на животе. В руках он обычно держал четки, но никто никогда не видел, чтобы он читал молитвы. Быстрые движения его волосатых пальцев завораживали, когда он перебирал черные блестящие бусины. — В таких условиях живут жены шейхов.

Действительно, мебель и всякие безделушки поражали своей роскошью.

— Вы едите, как в первоклассном ресторане.

И это правда. Еда была вкусной, пальчики оближешь.

— У вас дорогая и красивая одежда.

И в этом он прав — каждая девушка выглядела, как нарядная куколка.

Потом следовали перечисления услуг, которые они здесь получали — визажиста, парикмахера и тренера по фитнесу.

— И вы думаете, что должны получать все даром? Такие услуги стоят больших денег.

Кен начинал загибать пальцы, перечисляя, сколько стоит номер подобного уровня в отеле, завтрак, обед и ужин, обслуживание специалистов. Сумма получалась невообразимая.

— А вы все это получаете задаром. Еще и зарплату. Хотя, между прочим, развлекаться с мужчинами такого уровня стоит огромных денег. Не они должны вам платить, а вы им за удовольствие даже посидеть рядом. Не говоря уже за то наслаждение, которое они вам доставляют.

После этих слов он строгим взглядом окидывал притихших девушек. Они умолкали вовсе не потому, что осознавали, какое счастье им привалило. Сумма содержания в борделе высшего разряда с каждым днем росла, и становилось понятным — никогда, никогда им не выплатить набежавший долг. Спасибо хоть платили так называемую зарплату.

Однажды Надя, по своему обыкновению приложив ухо к двери, подслушала разговор Кена с кем-то, чей голос она слышала впервые.

— А не много ли мы им платим? Они нам стоят тоже недешево.

— Каждый труд должен оплачиваться, — низким голосом с хрипотцой ответил собеседник. — Так они хотя бы работают с удовольствием. Потому что предвкушают зарплату. Наши клиенты в восторге от девочек. Потому что те стараются. А угрозами не добьешься высокой продуктивности. Как ты думаешь, почему Депутат, Банкир, Министр и прочие господа постоянно наведываются в нашу обитель? Потому что они получают секс-услуги самого высокого качества. Девочки должны быть искренне заинтересованы в результатах своей работы. Понимаешь, искренне. А что может вызвать это чувство? Бабки, которые они получают на свой счет в конце каждого месяца.

— Ты здорово придумал завести на каждую счет. Рост доходов всегда завораживает, и не только нас, — заржал, как конь, Кен.

— И родственники не подадут в розыск, — подытожил незнакомец.

— Да кому они нужны? — пренебрежительно ответил Кен.

— Не скажи. Если дочка уезжает на заработки и пропадает, рано или поздно родители подают в розыск. Зачем нам лишние хлопоты? А так семья бабки получает, значит, с дочкой все в порядке. Тихо и спокойно.

— Кстати, не всегда тихо и спокойно, — подал голос Кен. — Два дня назад какая-то гадина звонила к районную ментовку. Углядела, когда привезли новенькую. Заметила, что ее вводили в подъезд с применением силы.

— И что? — услышала Надя настороженный голос незнакомого мужика.

— Приезжали Толстый и Хохол. Ну мы им бабки дали, они и отвалили. Предупредили меня, чтобы были поосторожнее, напротив нас окна офиса.

— Так ведь товар доставляют ночью.

— Менты говорят, уборщица в офисе задержалась с уборкой. После какой-то вечеринки разгребала их помойку.

— Видишь, какие бывают бдительные уборщицы, — назидательно произнес чужой голос. — Скажи нашим, чтобы сразу товар не вытаскивали. Осмотрелись сначала.

— Да так обычно и бывало. А эта вроде выходила спокойно, потом заартачилась. Пришлось применить силу.

— Значит, почувствовала что-то. Кто ее привозил?

— Сэм.

— В следующий раз пусть встречает Доставщица. У нее внешность вызывает доверие.

Тогда Надя поняла, что за шум она услышала два дня назад, когда прислушивалась к звукам жизни в борделе. Сначала крик девушки, который сразу оборвался. Потом, через некоторое время, оживленные голоса сразу нескольких человек и ответный голос Кена. Это были точно не клиенты, потому что все девочки уже принимали своих господ, а Надин что-то запаздывал. Значит, именно тогда привезли новенькую, которую никто еще не видел. И тогда же наведались менты. Надя из подслушанных разговоров Кена и Барби знала, что двое милиционеров из соседнего отделения крышуют бордель, потому что парочка возмущенно обсуждала: менты совсем зарвались, требуют все больше и больше бабок.

Новенькая так и не появлялась, и когда девушки встречались в столовой, неизменно присутствовали Сэм или Джим, Барби или Кен. Так что особо и не поговоришь. Да и вряд ли кто-нибудь из девчонок знал о судьбе вновь прибывшей. Во всяком случае, обсуждали только предстоящие «праздники», которые придумывал неистощимый на выдумки Кен, или делились воспоминаниями. Времени на общение у девушек было немного, и все дорожили этими минутами мнимой свободы.

Надя не стала бы говорить Барби о том, что залетела, если бы не токсикоз. Совсем замучил. И когда администратор сама завела разговор о том, почему Надя дурнеет прямо на глазах, пришлось признаться. Барби выразила свое возмущение, но Надя, набравшись храбрости, ответила, что против природы не попрешь. И против желания клиента.

— Ты что, таблетки не принимала? — заорала Барби.

— У меня на них была аллергия, — призналась Надя.

Пришлось сознаться, что она уже месяц, как перестала принимать противозачаточные. Потому что с организмом начало происходить черт-те что — кружилась голова, временами наступал озноб, и она боялась, что клиенты заметят ее состояние.

— Ну и дура! — заключила Барби.

Непонятно только, что она имела в виду — то, что Надя так реагировала на таблетки или что боялась реакции клиентов. Во всяком случае, сегодня приехал этот супердоктор и только подтвердил опасения Нади. Что теперь будет? — уныло подумала девушка. Если выгонят, она лишится приличного заработка, но обретет свободу. А на фига ей свобода, если опять придется проводить дни и недели в поисках приличной чистой работы? Не идти же на точку, где никакая «мамка» не защитит тебя от опасного клиента. Да и для самолюбия оскорбительно: из таких шикарных условий — на пыльную улицу, как вокзальная шлюха.

Часы показывали семь часов вечера, нужно было готовиться к празднику «Египетские ночи». Сейчас заявится Юлия и приступит к своим обязанностям. Тоже стерва — эта специалистка. Подчеркнуто вежливая, все делает молча, даже не поговоришь с ней. Отвечает немногословно и только по делу. Как-то обронила, что работала гримером на киностудии. Наверное, здесь зашибает такие бабки, что ее вполне устраивает странность нынешней ее профессии: преобразовывать внешность элитных проституток. Хотя какая ей разница? Гримировать актеров для съемок или проституток для дебильных театрализованных спектаклей. Интересно, говорит ли она кому-нибудь, чем занимается? Надя усмехнулась своему дикому предположению конечно же нет, чем тут гордиться? К тому же наверняка хозяева ее предупредили: молчать обо всем, что она видит. А в сущности, что она видит? Только внешнюю сторону борделя — роскошь и красивых девушек, которые всегда улыбаются. А раз улыбаются, значит, довольны своей участью. Невзирая на вежливость, в глубине души она, конечно, презирает своих подопечных и не подозревает, что они настоящие невольницы. Что у них нет выхода.

Надя тут же отогнала печальные мысли и сделала это вовремя. Дверь распахнулась, и зашли Кен и Барби, за их спиной маячила фигура Джима. Он бесстрастно смотрел на Надю поверх голов парочки, и взгляд его почему-то показался девушке опасным. Но задумываться было некогда.

— Значит, так, — рявкнул Кен, и Надя от неожиданности вздрогнула. За все это время, сколько она здесь пробыла, Кен ни разу не повышал голос. Даже все свои гадости он говорил ровным ледяным тоном, за что девушки его особенно не любили. Ни капли эмоций, словно он бесстрастный робот без души и сердца. — Сама знаешь, что подсунула нам подлянку. Будешь работать, пока мы не решим, что с тобой делать. И чтобы ни единым словом, ни единым намеком не показала, что беременна. Поняла? Клиенты ничего не должны знать. Даже догадываться.

— Я так себя и веду, — тихо сказала Надя.

— Молчать! — опять рявкнул Кен. — В общем, расходы за визит доктора вычтем из твоей зарплаты. Поняла?

Надя только кивнула. Нет смысла даже спрашивать, во что ей обойдется визит доктора. Наверняка слупят нехилые бабки. Молчание человека извне стоит дорого. А так называемые медицинские услуги? Даже думать неохота.

Барби с отсутствующим видом стояла рядом с. Кеном и думала о чем-то своем. Даже удивительно, что она не поддержала его, как обычно, своими глупыми высказываниями.

Оба вышли, и тут же зашла Юлия — элегантная, деловая, с таким выражением лица, будто пришла гримировать по крайней мере Джулию Робертс. Только у героини фильма «Красотка» судьба сложилась гораздо счастливее, она была хотя бы свободной пташкой. Надя давно умела владеть собой, и даже печальные мысли не отражались на ее миловидном личике. Тем не менее Юлия неожиданно шепнула, наклоняясь к самому уху Нади, словно по необходимости:

— Все будет хорошо.

Надя даже опешила. Вот те на! Оказывается, железная леди не только в курсе событий борделя, а даже умеет сочувствовать!

Не показывая своего изумления, Надя с благодарностью тихо шепнула:

— Спасибо!

И почувствовала подбадривающее прикосновение теплых пальцев Юлии к своей шее.

2

Катя уютно устроилась на диване и смотрела по телевизору печальную мелодраму, искренне сочувствуя главной героине. Несчастная лежала в кровати и плакала так надрывно, что разрывалось сердце. Катя в очередной раз подумала что лучше уж никакой любви, чем такая — трагическая и безысходная, когда твой любимый то уходит навсегда, то возвращается, обещая любить вечно. И заключив счастивую возлюбленную в объятия, ночь напролет доказывает свою любовь, а утром отваливает окончательно, оставив на память зубную щетку и застиранные носки… На экране поплыли титры, и красивая грустная мелодия зазвучала так пронзительно, что Катя смахнула слезу. «Ничего себе развлеклась, — подумала она огорченно. — Теперь не усну, буду думать про эту горемычную…» Она прошвырнулась по квартире, нагуливая сон, и собралась уже ложиться, как из прихожей тревожно зазвенел домофон.

— Совсем офигели, — возмущенно пробормотала Катя. И добавила: — Алкаши проклятые…

Иногда по ночам в ее квартиру по ошибке звонил хахаль Таньки с третьего этажа. Правда, это бывало не так уж и часто, а когда он умудрялся нализаться до такой степени, ему было все равно, какие кнопки домофона нажимать.

— Не открою! Совсем совесть потерял! — рявкнула она в трубку и с удивлением услышала тоненький девичий голосок, который едва сдерживал рыдание.

— Тетя Катя, это я, Лена…

— Заходи! — нажала на кнопку удивленная Катя.

Ничего себе, часы показывали уже полпервого ночи. Что делает глубокой ночью на улице ее пятнадцатилетняя крестница, дочка сослуживицы Любы Савельевой?

Не дожидаясь, когда девочка позвонит в дверь, Катя повернула ключ в замке, выглянула в коридор и в ужасе уставилась на Лену, которая замерла на пороге, всхлипывая и подвывая, как раненый зверек. Ее истерзанная одежда, синяк под глазом и опухшие от слез глаза говорили сами за себя.

— Господи, что случилось? — Катя метнулась к девочке и прижала ее к себе. Лена разрыдалась на груди у Кати, и та почти втащила ее в квартиру, потому что силы девочки, казалось, иссякли на пороге.

— Пойдем в ванную, я тебя умою. — Катя ласково обняла девочку и повела за собой.

— Тетя Катя, можно я приму душ? — подняла зареванное лицо Лена.

— Сначала расскажи, что случилось. Может, как раз с душем тебе придется погодить.

— Тетя Катя, мне очень надо! — с мольбой проговорила Лена и опять зашлась в плаче.

— Давай я тебе водички дам, — лихорадочно стала вспоминать медицинский работник Катя, чем можно успокоить безутешную девочку, которая подверглась насилию. А в этом она не сомневалась. Но как же так случилось, что Лена ночью оказалась на улице?

Лена пила воду быстрыми глотками, буквально захлебываясь. С трудом Катя добилась от нее более-менее вразумительного объяснения.

Девочка, всхлипывая и запинаясь, рассказала, что возвращалась от подружки Ани Яценко. Мама велела быть дома не позже десяти, а подружки заболтались и опомнились как раз в десять часов. Лена поспешила к автобусной остановке. Когда стояла и ждала автобус — а после десяти он обычно ездит с большим интервалом, — рядом остановилась милицейская машина. В ней сидели два милиционера. Сначала они внимательно посмотрели на нее, переговариваясь о чем-то, затем один из них вышел и грубо спросил, чего это она здесь околачивается. Лена очень удивилась грубому тону милиционера, но ответила, что ждет автобус. «Или клиента?» — спросил мент и нагло смерил ее омерзительным взглядом.

— Я сначала не поняла его, а потом мне стало так стыдно, что он подума!л обо мне, будто я… И говорю ему, что вовсе нет. Мне вообще еще только пятнадцать. Почему он так плохо обо мне подумал? Тогда этот урод и говорит: «А, малолетка, значит… И с таких лет уже подстилаешься? Сейчас в отделение проедем, выясним, были ли у тебя приводы». Схватил меня за руку и потащил к машине. Я сначала вырывалась, потом просила позвонить маме, но он даже не слушал меня. Втащил в машину…

— А люди что? — воскликнула возмущенная Катя.

— Никого не было, как на зло. Он меня затолкал пинками, я даже заплакала. А он говорит: «А когда трахаешься, не плачешь?» И тут… Потом они меня изнаси-и-иловали…

Лена опять зарыдала и успокоить ее никак не удавалось. Катя пришла в отчаянье:

— Леночка, давай маме позвоним. Она же волнуется!

— А как я ей в таком виде покажусь? — еще горше заплакала Лена.

— В любом случае нужно сообщить, что ты у меня.

Катя набрала номер телефона Любы Савельевой и даже не удивилась, что трубку подняли сразу. Конечно, мать тревожилась, да это не то слово — она была в панике.

— Лена? — выкрикнула она. — Где ты?

— Любаша, Леночка у меня.

— Почему? Как она оказалась у тебя? — Голос Любы дрожал, она сама едва сдерживала рыдание.

— Любаша, я еще сама толком ничего не знаю. Но что бы ни случилось, Леночка, слава богу, жива, так что давай приезжай ко мне.

Лена подняла голову и в страхе уставилась на Катю.

— Что я ей скажу?

— Все, что случилось, — мягко проговорила Катя. — Ты ни в чем не виновата, и этих подонков мы найдем.

— А можно мне переодеться? А душ принять?

— Дорогая, пока мы тебя не покажем эксперту, о душе забудь.

— Какому эксперту? — упавшим голосом произнесла девочка.

— Леночка, нам нужны доказательства, что тебя… — Катя с трудом выговорила слово, от которого Лена вздрогнула, как от удара, потому что в чужих устах оно звучало еще страшнее, — изнасиловал этот подонок.

— Их было двое, — Лена зажала ладошки между коленями и уставилась в пол, сгорбившись, как старушка.

— Боже мой… — прошептала Катя, и на ее глаза навернулись слезы. Но она тут же взяла себя в руки. Еще не хватало, чтобы и она потеряла самообладание. А сейчас приедет Любаша, и без того женщина весьма впечатлительная, ранимая, ее тоже придется утешать.

Затрезвонил домофон и Катя метнулась в прихожую.

— Кто?

— Это Люба… — услышала она запыхавшийся голос приятельницы.

Когда Люба увидела дочку, бросилась к ней и зарыдала в голос. Пришлось бегать вокруг обеих и утешать их всеми возможными способами.

— Теперь рассказывай подробнее. Чтобы мы хотя бы могли понять, из какого они отделения… — им наконец удалось успокоить Лену. — На какой улице они тебя схватили?

Девочка назвала, и Катя решительно вскочила со стула.

— Сейчас посмотрю в справочнике, к какому отделению относится улица Ковалева… Что-то я не разберусь, — через какое-то время сказала она. — Но это не страшно. Позвоню в справочное бюро.

Катя развила бурную деятельность, потому что от Любаши не было никакого толку. Она и так пребывала в состоянии шока и совершенно не соображала, что делать. Стиснула дочь в объятиях и раскачивалась с ней, словно баюкая.

— Так, сейчас сядем в мою машину и поедем в отделение, — наконец получив нужный адрес заявила Катя. — Кстати, тебя там спросят, куда тебя завезли эти сволочи. Ты сможешь назвать место?

— Я не вспомню… — растерянно пролепетала девочка.

— Доченька, пожалуйста, вспомни. Не может быть, чтобы ты не заметила каких-либо ориентиров! — взмолилась мать.

— Они меня завезли в какой-то лес.

— Долго ехали? — деловито спросила Катя.

— Я не знаю…Мне показалось — долго.

— Но ты что-то видела в окно?

— Тот, что рядом со мной сидел, нагнул мне голову. Я ничего не видела. А когда мы приехали, они выключили большие фары и вытащили меня из машины. Я даже лиц их не помню! — в отчаянье воскликнула Лена.

— Значит, так. Сейчас напишем заявление. Прямо дома, здесь удобнее обдумать, никто нас дергать не будет. А потом нужно отвезти тебя на экспертизу, — твердо сказала Катя. — И только после этого в отделение милиции.

Девочка расплакалась и повернулась к маме:

— Я не хочу ни на какую экспертизу. Они же меня расспрашивать будут! Мне стыдно! Я боюсь!

— Биологическая экспертиза просто необходима. Когда их найдут, сперма будет главной уликой, — пояснила Катя.

При этих словах лицо Лены покрылось пунцовыми пятнами, и она отвернулась от матери.

— Бедняжечка моя! — обняла Любаша свою дочь, и слезы опять полились из ее глаз.

— Девочки, что бы вы ни думали по поводу экспертизы, но ведь найти этих подонков нужно! Леночка, я обещаю: эксперт не будет задавать тебе никаких вопросов. Он просто сделает свое дело, и все.

— Откуда ты все это знаешь? — Любаша подняла глаза на подругу.

— Так у меня же друзья — сыщики. Я тебе рассказывала: Турецкий, бывший следователь, его жена — психолог- криминалист. От них и нахваталась. Так что давай решать, куда ехать. В нашу клинику?

— Боже упаси! — вскрикнула в ужасе Любаша и прижала руки к груди. — Чтобы завтра все сотрудники знали? Чтобы нам косточки перемывали и говорили, что я воспитала…

Лена разрыдалась, потому что поняла, что хотела сказать мама.

— Любаша, стоп! — прервала ее Катя и сердито посмотрела на нее. — Ты что, совсем обалдела? Не понимаешь, что несешь! Но насчет нашего коллектива ты права. Начнутся пересуды, ну их всех на фиг. Едем в травмпункт. Там нас никто не знает.

— И я что, в таком виде поеду? — в отчаянье спросила Лена.

Катя окинула ее быстрым взглядом.

— Пожалуй, действительно нужно переодеться. Я тебе что-нибудь подберу. Но свою одежду в пакет сложи. И не стирать! А лучше отдай мне.

— Это еще зачем? — Лена наконец стала адекватно реагировать на распоряжения Кати и не встречать каждую ее реплику слезами.

— На ней могут оказаться следы этих сволочей. Микроволокна их одежды, биологические следы.

Любаша, невзирая на потрясение, взглянула на Катю с уважением. А подруга уже рылась в шкафу, пытаясь найти что-нибудь подходящее для девочки. Катя с огорчением отметила, что от ее былой стройности не осталось и следа. Что бы она ни предложила Лене, на девочке все висело, как на вешалке. Наконец выбрали свитерок, который когда-то после стирки в горячей воде сел размера на четыре, и брюки — Катя не носила их уже лет пять, надеясь все эти годы вернуться к прежнему размеру. Но даже брюки пришлось подвязать пояском от платья, иначе они сваливались с тоненькой фигурки девочки.

В травмпункте Лена с облегчением отметила, что коридоры пусты, а в регистратуре сидит молодая женщина с добрым уставшим лицом. Катя объяснила ситуацию и регистратор быстро заполнила на нее карту и повела девочку за собой.

— Не волнуйся, у нас сегодня замечательный врач-гинеколог.

— Дядька? — испуганно вскрикнула девочка.

— Вовсе нет. Хорошая добрая тетенька.

Лена оглянулась на маму и Катю, те подбадривающе закивали, и девочка послушно пошла за регистратором в соседний кабнет.

— А теперь в милицию, — распорядилась Катя, когда они получили на руки исписанное летящим почерком доктора заключение. Лена судорожно вздохнула, и они все вышли в ночь.

В отделении милиции дежурный выслушал сбивчивый рассказ Кати и недоверчиво склонил голову набок. Его реакция была неожиданной.

— Так уж и менты… — насмешливо бросил он. — Может, ваша красотка с друзьями гуляла? Нарвалась, а теперь боится признаться. Вот и сочиняет, нашу доблестную милицию очерняет. Это ж надо такое придумать!

— Да вы что? — возмутилась Катя. — Кому такое в голову придет? Тем более ребенку! Девочка от подружки возвращалась. Слушать надо внимательно.

— А вы, женщина, тут не командуйте. Пусть она сама скажет, куда ее отвезли. Мы сейчас наряд пошлем и проверим, правду она говорит или нет.

— Так она не видела, куда ее завезли. В какой-то лес. Мент… То есть милиционер ее голову наклонил, чтобы она не видела. Не понятно, что ли?

— Еще скажите, что ей глаза завязали. И где вы тут леса видели?

— Ну в парк какой-то безлюдный, она же не видела.

— А от подруги ли она возвращалась? — недобро прищурился дежурный. — Вы проверяли?

— Значит, так. Мы написали заявление, а дальше пускай ваши следователи выполняют свою работу. Если бы я знала, где искать этих подонков — из вашего они отделения или нет, я бы им знаете что сделала? Очень грамотную операцию. Отсекла кое-что лишнее, но так, чтобы они кровью не истекли, а память на всю жизнь осталась об отсутствующем органе.

— Вы что, ошалели, женщина? — возмутился дежурный. Уж очень красочно Катя описала экзекуцию, которую, он не сомневался, проделала бы с большой радостью. — Вы что, мясник?

— Нет, я доктор. И уж что-что, а такую простенькую операцию провела бы в пять минут. Без наркоза…

— Давайте свое заявление. Но уверяю вас — бесполезно. Врет ваша дочка. Никаких ментов не было, — твердо сказал он. — Ну народ обнаглел! Чуть где что случилось, милицию винить!

— Дочка не моя. Но я сделаю все, чтобы ваши защитники порядка понесли наказание.

— С чего вы взяли, что наши? — опять возмутился дежурный. — Может, действительно проезжали мимо нее какие-то. А может, и вообще не менты. Охранники. У них тоже форма — голубые рубашки.

— Машина была милицейская, — вмешалась Лена, которая стояла рядом и растерянно слушала разговор. Она не могла поверить в то, что дежурный сомневается, правду ли она говорит. Любаша молча погладила дочку по голове, словно поддерживая ее.

Катя положила заявление перед дежурным и припечатала его ладонью.

— Регистрируйте. А то сейчас такой скандал подниму — мало не покажется.

— Вы, женщина, забыли, где находитесь, — смерил ее злобным взглядом мент, но заявление принял и уселся регистрировать, время от времени отрываясь и рявкая что-то в рацию. Там трещало, возникали оживленные голоса, словно шла перекличка по всему району.

Громко топая и переговариваясь, ввалились трое милиционеров и зашли к дежурному.

— Ну что? — оторвался тот от бумаг.

— Ушли… — с досадой ответил мордастый загорелый лейтенант. — Пока мы прибыли на место, их и след простыл.

— А свидетели остались?

— Да, две женщины. Та, которая звонила, и еще одна. Но ничего толком не сказали. Говорят — видели только, как девчонку в машину затолкали и машина рванула с места. А номер не заметили. За ней сразу следом вторая тронулась.

— Так они что, не догадались хотя бы номер второй машины посмотреть? Может, водитель что-то прояснил бы. Он же наверняка тоже видел, как девчонку заталкивали.

— Думаю, вторая для прикрытия была. Женщина пыталась номер разглядеть, но он в грязи был. Словно специально замазали.

Мент окинул равнодушным взглядом Катю, Пену и Любашу, задержался на лице девушки и, похоже, что-то понял.

— Пострадавшая? — спросил у дежурного, кивнув в сторону девушки.

— Да вот говорит, менты ее изнасиловали, — ворчливо ответил тот.

— Да? — Уже все трое с интересом уставились на Лену. Та отскочила от окошка и закрыла лицо руками.

— Так вы будете регистрировать заявление? Или пригласите сюда всех на погляденье? — скандальным голосом спросила Катя.

— Вот уж неуемная, — недовольно склонился над журналом дежурный.

— Вам, мамаша, еще повезло, что ваша дочка домой вернулась. А полчаса назад девушку в машину затолкали и увезли в неизвестном направлении, — назидательно провозгласил толстомордый.

— Нас это нисколько не утешает, — огрызнулась Катя.

— Посидите, сейчас вас пригласят к следователю. Там все расскажете. — Дежурный опять поднял голову.

— Тетя Катя, я боюсь…Мне стыдно! — тихо заплакала Лена, и Любаша обняла ее, прижав к себе.

— Леночка, соберись и сосредоточься. Ты хочешь, чтобы эти подонки ответили за все? Или смиришься с тем, что они с тобой сделали? Разве можно оставлять безнаказанным зло? Я пойду с тобой, так что не бойся. Мы с мамой будем рядом.

Катя уже завелась из-за явного недоверия к словам девочки дежурного, из-за идиотского утешения лейтенанта, поэтому, когда их пригласили в кабинет следователя, она зашла с решительным и даже воинственным видом. Лена, наоборот, совсем сникла, глаз на следователя не поднимала и на все вопросы отвечала так путано и сбивчиво, что Катя поняла — без психолога не обойтись.

— Вы сами видите, — развел руками следователь, крепкий мужчина с жестким взглядом, словно он допрашивал не девочку, а не однажды судимого бандита, — информация настолько скудна и противоречива, что не за что зацепиться. У меня вообще возникло сомнение в искренности слов…э-э-э… — он взглянул в заявление, — Елены Савельевой.

Лена при этих словах непонимающе уставилась на следователя, а Катя возмущенно воскликнула:

— Вы хотите сказать, что она говорит неправду?

— Ну, сами подумайте, гражданка, можно ли верить ее словам? Милиционеры ни с того ни с сего подозревают девушку в том, что она занимается проституцией, хватают ее и сажают в машину. К тому же один из них пригибает ее голову к сиденью, чтобы она не видела, куда ее везут. Это уже вообще ни в какие ворота. Прямо какой-то боевик. Лиц она не запомнила, куда отвезли — не знает. Кстати, никаких лесов поблизости нет. Это вам известно?

— А если ее отвезли в малолюдный парк? Ночью даже в центральных парках всегда можно найти укромное место. Особенно если хорошо знать район.

— На что вы намекаете? — вскинулся следователь.

— На то, что патрулирующие район милиционеры хорошо знают все закоулки. А девочку увезли именно в вашем районе. По-моему, задачка для школьника: сколько скверов и парков находится в районе улицы и кто из вашего отделения милиции в данное время патрулирует улицы района?

— Позвольте мне задавать вопросы! — резко оборвал ее следователь. — А вы занимайтесь своими делами. Кстати, почему вы все время встреваете? У потерпевшей что, языка нет? Или ее мать тоже не в состоянии говорить?

— Я займусь своим делом, — пообещала Катя. — Прямо сейчас. Кстати, я врач. И доложу вам как специалист, что они обе находятся в состоянии шока. И вообще, я рекомендовала бы для опроса потерпевшей несовершеннолетней девочки пригласить женщину-следователя. Потому что она вас стесняется. К тому же пережила такое потрясение. И говорить не в состоянии.

— Повторяю, позвольте мне решать, что я должен делать! — разозлился следователь. И вообще, покиньте кабинет. Посторонние не имеют права присутствовать на допросе.

— А уж это дудки! — Катя уселась поудобнее и с вызовом посмотрела на следователя. — Я не посторонний человек. Я крестная мать Лены. Это все равно что вторая мать. Чтоб вы знали.

— Хорошо, оставайтесь, — сухо ответил следователь. — Значит, так. Заявление у нас есть. Показания потерпевшей у меня запротоколированы. Пусть подпишет и идет домой. В это время дети должны уже находиться в постелях.

— А когда вы собираетесь предпринять следственные действия? — осведомилась деловито Катя.

— Завтра утром. Мы вам сообщим, если будут какие-нибудь новости. Что-то вы подозрительно осведомлены в работе следственных органов, — буркнул он на прощание.

Уже в машине, потрясенная последними событиями, Любаша поблагодарила Катю.

— Спасибо тебе, что ты сумела нас защитить. Почему они прежде всего думают о всяких гадостях? Ну, что Леночка врет и прочие мерзости. Даже язык не поворачивается повторить.

— Потому что так думать им легче всего. Но я этого не оставлю, вы, девочки, не волнуйтесь. Эти менты сто процентов никаких розыскных действий предпринимать не будут.

— А что же делать? — растерянно проговорила Любаша.

— Завтра же позвоню Турецкому. Все расскажу ему. С женой его поговорю, Ириной. Даром, что ли, она психолог-криминалист? Кстати, классный психолог. Она точно поможет Леночке.

Девочка сидела на заднем сиденье и немигающим взглядом смотрела в темное окно.

— Леночка, ты как? — спросила ее мама и взяла за руку.

— Плохо… — прошелестела та.

— Сейчас домой приедем, я тебе теплую ванну приготовлю. Хочешь пену с розовым ароматом?

— Хочу, — равнодушно ответила Лена. — Ма, а ты мне веришь? Что я у Ани Яценко была?

— Ну конечно же верю, девочка моя! — заверила Любаша и принялась осыпать ее лицо поцелуями. — Все у тебя будет хорошо. Ты это забудешь, как страшный сон. Помнишь, тебе в детстве снились страшные сны? Ты же их все забыла, не вспоминаешь. Так и сейчас будет. Только нужно, чтобы время прошло. Хочешь, мы с тобой поедем завтра на дачу? Я попрошу отпуск на неделю, а потом с бабушкой останешься, она обрадуется.

— Сначала с Турецким поговорить надо, — напомнила Катя.

Она подвезла Любашу с Леной к их дому, и когда вернулась к себе, уже шел четвертый час утра. Спать оставалось три часа, а потом подъем и на работу. Катя надеялась уснуть сразу, потому что просто валилась с ног от усталости и переживаний. Но, как назло, сон не шел, из головы не выходила Леночка. И очень хотелось раздобыть автомат, найти насильников и перестрелять их к чертовой матери. Но перед этим оскопить и насладиться их муками.

Кате показалось, что она почти не спала, а уже затрезвонил будильник. Мрачная и преисполненная чувством мести, Катя поехала на работу и там улучила момент, чтобы позвонить Турецкому. Договорились, что вечером все встретятся дома у Кати. В неформальной обстановке, чтобы не травмировать психику девочки. Ей и так досталось. Бедняжка, бедняжка, такое потрясение испытать! Совсем еще ребенок. По силам ли ей будет перенести вчерашний кошмар и не утратить веру в то, что в жизни будет еще много хорошего и она встретит свою любовь?

3

Когда утром зазвонил телефон и Турецкий поднял трубку, Ирина принимала душ и начала разговора не слышала. Вытирая влажные волосы полотенцем, она зашла в комнату и по репликам мужа поняла, что он разговаривает с Катей. Ирина надеялась, что муж передаст ей трубку, но он почему-то напрочь забыл, что Катя именно ее подруга. Наконец Турецкий положил трубку на рычаг, и жена в недоумении спросила:

— Я поняла, что с Катиной крестницей стряслась беда. Почему ты мне не дал поговорить с моей подругой?

— Она звонила с работы, не могла долго говорить. Так что только обрисовала мне ситуацию и попросила помощи. Но ты ведь и так все поняла, по моим ответам. В общем, сегодня мы едем к ней. Думаю, тебе нужно подключиться. Лену изнасиловали вчера ночью и Катя возила ее в отделение милиции. Но к ним отнеслись без должного внимания. Катя сказала, что следователь заподозрил девочку во лжи. А та теперь чувствует себя виноватой и все время плачет.

— А на каких основаниях он решил, что она лжет? — возмутилась Ирина.

— Потому что она сказала, что ее изнасиловали два мента.

— Да ты что? — изумленно вытаращилась на мужа Ирина.

— Вот и я в полном недоумении. Во всяком случае сегодня все выяснится.

— Шурик, прежде чем ты начнешь задавать вопросы девочке, давай я с ней поговорю.

— Как раз об этом я и хотел тебя попросить. Может, как с женщиной, ей будет легче обсудить с тобой наиболее интимные подробности. Ты умеешь расположить к себе, доброжелательна. Она должна почувствовать, что ты сопереживаешь, жалеешь ее.

— Шурик, я психолог, — мягко перебила Ирина мужа. — Я знаю, как нужно разговаривать с девочкой, перенесшей насилие. Я умею не только составлять психологический портрет преступника.

— Извини, Иришка, но когда я приступаю к следствию, становлюсь до отвращения занудливым.

— Я помню это. — Ирина ласково коснулась его щеки. — Просто не забывай, что я твоя боевая подруга.

Когда Турецкие приехали к Кате, Лена с мамой сидели на кухне и пили чай, а сама хозяйка, накрывая на стол все подряд, что находила в кухонном шкафчике, оживленно рассказывала о беспризорном мальчишке, который живет в больничном отделении уже две недели.

— И представьте, девочки, мы до сих пор не знаем ни его имени, ни фамилии. Не признается. О родителях говорит, что не видел их уже полгода. Правда, со временами года у него в голове полная путаница. То рассказывал, как в зимнюю стужу бежал из дома в одних трениках и футболке, а отец гнался за ним со здоровенным ножом. На следующий день в красках описывал, как бросился с обрыва в бурную речку, потому что мать хотела забить его поленом. В общем, назвали мы его Володей, а фамилию дали Гонцов. В двух смыслах — что бегает от родителей, как гонец, и «гонит» пургу. Так сейчас выражаются мальчишки, да, Леночка? — наклонилась она над девочкой.

— Наверное, — вяло ответила Лена и смущенно взглянула на незнакомую пару.

— А это мои лучшие друзья, — весело представила Турецких Катя. — Они мне столько раз помогали, даже не знаю, что бы я делала без них.

Девочка опустила голову и стала теребить бахрому скатерти, то заплетая из нее косички, то вновь расплетая.

Турецкий и Ирина переглянулись. Что-то они не припоминали, чтобы чем-то уж так сильно помогали Кате. Наверное, для красного словца сказала, чтобы вызвать у девочки доверие.

— А это моя сослуживица, Люба Савельева, и моя крестница Леночка, — таким же жизнерадостным голосом познакомила своих гостей Катя.

— Вот и славно, — Турецкий улыбнулся своей фирменной улыбкой. — Давно я не сидел в таком цветнике. А какой пир затеяла наша хозяюшка в честь гостей!

Катя подозрительно взглянула на Турецкого — нс смеется ли он. Потому что, невзирая на ее старания, стол выглядел довольно скромненько: сушки, сухари, чипсы, подсохшие лимонные дольки, разве это повод для того, чтобы радоваться изобилию? По что она могла успеть приготовить, если сразу после смены понеслась со всех ног домой!

— А у меня еще есть коробка конфет! — вспомнила Катя и убежала в комнату.

Вот коробка выглядела впечатляюще — внушительного размера, необыкновенного изумрудного цвета да еще обвязанная золотистой ленточкой.

— Ухажер подарил? — спросил, улыбаясь, Турецкий. — По-моему, любимый цвет некоего доктора.

— Секрет! — улыбнулась Катя и развязала ленточку.

Лена бросила равнодушный взгляд на коробку. Она не притрагивалась ни к чему, только иногда отхлебывала из чашки чай и возвращалась к бахроме. Ирина встревожено наблюдала за ней.

Когда допили чай, Ирина ласково обратилась к девочке:

— Леночка, давай выйдем с тобой в комнату.

— Хорошо, — испуганно ответила она и бросила на маму обеспокоенный взгляд.

— Иди, Леночка, поговори с Ириной Генриховной, — подбодрила ее Катя, а мама проводила растерянным взглядом дочку, и Турецкий понял: она до сих пор не может прийти в себя после вчерашнего потрясения. Потому Катя и взяла инициативу в свои руки, хотя ей это дается тоже нелегко.

Ирина плотно закрыла дверь в кухню, оттуда зазвучала тихая музыка. Наверное, Катя включила телевизор, чтобы подчеркнуть, что никто не прислушивается к разговору Лены и Ирины.

— Садись в кресло, — мягко предложила Ирина, а сама села напротив на диван. — Тебе мама сказала, кто я?

— Да, психолог.

Лена не поднимала глаз, и ее бледное личико покрылось красными пятнами.

— Как ты себя чувствуешь, милая?

— Очень плохо.

— Я хочу тебе помочь. То, что произошло с тобой, можно пережить, я тебя уверяю. — Девочка подняла глаза, и в ее взгляде внезапно вспыхнули искры гнева.

— Как это можно пережить? Это же останется со мной навсегда! — выкрикнула она.

— Милая, поверь мне. Это больно, обидно, унизительно, мучительно, в конце концов, но пройдет время — и все останется только далеким эпизодом в твоих воспоминаниях.

— Разве вы можете меня понять? — тоскливо произнесла Лена. — Теперь уже никогда не будет меня прежней. Я… я изгажена… Я сама себе омерзительна.

— Ты прежняя. Нельзя себя ни в чем винить. Ты не виновата, что два подонка воспользовались твоей беззащитностью.

— Нет, вы меня понять не можете, — упрямо повторила девочка.

— Как раз могу. Потому что я женщина. Потому что в моей жизни тоже был случай…

— Вас тоже когда-то?.. — осеклась девочка и испуганно взглянула на Ирину.

— Я никому об этом не говорила. И мой муж не знает. Ты умеешь хранить тайны?

— Умею! — горячо ответила Лена, и на ее лице Ирина прочитала сострадание. Какая замечательная девочка. Пережив такое, она еще в состоянии сочувствовать.

— Я тогда была студенткой Гнесинки. Мне только исполнилось семнадцать. И у нас был преподаватель — такой яркий, интересный, с вдохновенным лицом. Тогда ему было около сорока. И он меня выделял среди всех. Говорил, какая я талантливая, умная, красивая… Молоденькая неопытная девочка не может не реагировать на такие сладкие речи мужчины-искусителя. Однажды мы ездили с концертом в один районный город. Нас поселили в гостинице. И под благовидным предлогом он зазвал меня в свой номер.

— И вы пошли? — широко открыла глаза девочка.

— Вот видишь, ты понимаешь, что этого нельзя было делать. А я… в общем, я была им очарована и такая глупая, наивная. Он сказал, что хочет поговорить со мной по поводу одного сложного места в симфонии Шопена, это была моя партия. Мне очень польстило, что этот необыкновенный человек, в которого я была тайно влюблена, хочет поговорить со мной как с профессионалом. Он как будто поставил меня рядом с собой, я почувствовала себя ровней ему. Он действительно сначала говорил о музыке, потом о моем таланте, красоте… У него был мягкий завораживающий голос… Когда я поняла, зачем он меня зазвал, пыталась уйти. Но он обнял меня, не выпускал. Я стеснялась кричать, потому что за стеной были наши музыканты. Я боялась, что они услышат, и я буду опозорена навеки. Ведь сложно объяснить, зачем я к нему пошла.

Мне бы никто не поверил. Ведь я не дура! Но. оказалось, что дура. Я долго уговаривала его, чтобы он меня отпустил. Шепотом! Плакала, очень тихо, чтобы никто не услышал. Он вытирал мои слезы и говорил, что так бывает у всех, кто впервые… В общем, он сломил меня. Как же я себя ненавидела! Кстати, на следующий день он говорил со мной, как ни в чем не бывало. И я, хотя возненавидела его, продолжала у него заниматься. Сейчас он известный композитор, и иногда я его вижу. Здоровается и, по-моему, не помнит, что унизил, оскорбил меня. Я тогда считала, что оннавсегда искалечил мою жизнь. Но прошло время, и боль притупилась.

— А сколько прошло времени, когда вы почувствовали, что вам стало легче?

— Наверное, с полгода. Я постоянно кляла себя, что пошла к нему… Мне хотелось, чтобы его не стало. Представляешь, я желала ему смерти! Но я не хотела из-за него уходить из консерватории. Потом сумела себя убедить, что он не стоит того, чтобы я ломала свою жизнь.

— И вы никому не рассказали свою историю?

— Никому.

— Значит, вы до сих пор стыдитесь ее?

— Моя история не стоит того, чтобы ее помнить, тем более говорить о ней. К сожалению, такой горький опыт имеется у многих.

— У меня другой случай, — горестно вздохнула Лена. — Ваш преподаватель хоть нравился вам…

— Но я не хотела того, что случилось! — напомнила ей Ирина.

— Да, но ведь и я могла не подойти к машине, я могла закричать, бежать, а я, как послушный песик, подошла к ним и позволила увезти себя.

— Потому что во всех нас родители заложили принцип послушания. Ты неопытная девочка и не сообразила, что не всякого взрослого нужно слушаться. А они к тому же были в милицейской форме. Ты доверилась им, как представителям закона. И не просто доверилась, ты не могла ослушаться их, опять же по той причине, что тебя воспитали послушной девочкой.

— Да, мама мне всегда говорила, что нужно слушаться взрослых. Потому что так ее учила бабушка. У мамы жизнь сложилась несчастливая из-за того, что она слушалась бабушку.

— Почему ты так считаешь?

Ирина впервые видела Любу Савельеву, но Катя, рассказывая о своей сослуживице, никогда не говорила о ней как о несчастной женщине.

— Мама вышла за папу в восемнадцать лет, а я родилась через два месяца. Папу я никогда не видела.

— Это бывает. В народе говорят «брак по залету». Такие браки довольно распространенные и бывают вполне счастливые. Просто твоей маме не повезло.

— Нет, у нее все было по-другому. Я однажды услышала, как мама говорила бабушке: «Если бы не ты, он бы сел в тюрьму». А бабушка ей ответила: «И ты была бы опозорена. А так у Лены есть отец». Я догадалась, что маму отец изнасиловал и был вынужден на ней жениться, чтобы не сесть в тюрьму. А бабушка уговорила маму выйти за него, чтобы никто не говорил, что она родила без мужа. Значит, я повторяю судьбу мамы. Меня тоже изнасиловали, да еще двое.

— Не думай так, девочка! — В порыве сострадания Ирина обняла Лену, и та прижалась к ней. Девочка всхлипывала, Ирина тоже украдкой смахнула слезы. Бедные, бедные Лена и ее несчастная мать Люба.

Ирина взяла себя в руки и отстранила Лену от себя.

— Слушай меня, Леночка. Выбрось из головы эту мысль, что повторяешь судьбу матери. Нужно, чтобы эти подонки ответили за свою гнусность. А для этого их необходимо найти. Ты согласна со мной?

— Согласна. — Леночка вытерла ладонью глаза, и Ирина дала ей платочек.

— Вытри нос и соберись. Мы их найдем и засадим, мало не покажется. Знаешь, по какой статье? За групповое изнасилование. За это срок дают больше. К сожалению, не такой, как в Америке, но за изнасилование несовершеннолетней они в тюрьме свое дополучат. Ты хочешь, чтобы эти подонки получили по заслугам?

Лена посмотрела в горящие глаза Ирины и подумала, что эта психолог, которая разоткровенничалась с ней, сейчас жалеет о том, что в свое время постеснялась позвать на помощь, и до сих пор не забыла своего обидчика.

— Хочу, но ведь я совсем ничего не помню!

— А мы тебе поможем. Иногда только кажется, что все забыла. А потом раз — и как вспышка, вдруг вспоминаешь. С тобой так бывало?

— На контрольной, на экзамене…. — припомнила Лена.

— Видишь, а ты говоришь… Тогда начнем.

— Сразу сейчас?

— А чего тянуть? Я тебя пока ничего спрашивать не буду. Просто стану слушать. А ты рассказывай.

— А с чего начинать? — растерялась Лена.

— Ну как — с чего? Ты же пошла в гости к подружке? Вот с нее и начни. Что вы делали, о чем говорили, может, она тебя чем-нибудь угощала. Например, сушками.

Лена слабо улыбнулась, и Ирина смутилась. Получается, что они обе недооценили угощение Кати.

— Только своей крестной не говори про сушки, а то обидится, — заговорчески подмигнула Ирина девочке. Та кивнула.

Ирина решила помочь девочке начать рассказ и задала вопрос:

— Когда ты поехала к подружке?

— В семь часов. Мама велела к десяти вернуться.

— Ну что ты мне сразу про маму! Ты мне про подружку. Как ее зовут, вы с ней учитесь вместе?

— Учимся в одном классе. Ее зовут Аня Яценко. Мы с ней с первого Класса дружим.

— Ты к ней часто в гости ходишь?

— Не очень, она музыкой занимается, у нее времени мало.

— А ты занимаешься еще чем-нибудь после школы?

— Я хожу в танцевальную студию, но у нас занятия только два раза в неделю, поэтому у меня времени свободного побольше.

— Значит, вы обе вчера были свободны и решили встретиться?..

— У нас руководитель заболел, а у Ани вчера занятий не было. И она и говорит, что ей девочка из параллельного класса один фильм классный дала. А я давно хотела его посмотреть.

— И что за фильм?

— «Ох уж эта наука».

— Так ему уже сто лет! Я его видела лет пятнадцать назад.

— У нас тогда видика не было, я только слышала про этот фильм. Ну и поехала к Ане. Так обрадовалась тогда…

Лена вдруг погрустнела, и Ирина поняла, что она обратилась мыслями к вчерашнему кошмару.

— Сейчас мы говорим про фильм, — вернула она к действительности девочку. — Он тебе понравился?

— Классный! — оживилась Лена. — Мы так смеялись.

— И который мальчик тебе больше понравился? Беленький или черненький?

— Черненький… — засмущалась Лена.

— Мне тоже. Он ярче, хотя красавчики не в моем вкусе.

— А не скажешь! — вдруг вырвалось у Лены. — У вас муж красивый. Ой, извините…

— Вот так на него все и западают, — вздохнула Ирина. — Прямо отбоя от девушек нет.

— Извините меня, — пролепетала вконец смущенная Лена.

— Шучу, — улыбнулась Ирина. — Так, мы говорили про кино. Не буду тебя ревновать к мужу. Ты еще маленькая, — шутливо пригрозила пальцем Ирина.

— Потом мы пили чай с тульскими пряниками. У Ани папа вернулся из Тулы, из командировки. И привез ящик пряников. Они намного вкуснее, чем в Москве. Мы съели аж по два, такие здоровые, свежие, мягкие…

— Ну и обжоры! — не удержалась Ирина.

Но Лена даже не улыбнулась, потому что ее рассказ подходил все ближе к тому моменту, о котором ей сейчас хотелось вспоминать меньше всего.

— И когда доели, смотрю, а на часах уже десять. Я так испугалась, потому что обещала маме в десять быть дома. Подумала: лучше и звонить ей не буду, что задерживаюсь. А то дважды влетит — и по телефону, и потом дома. Вышла на улицу. А уже стемнело. Анин папа предлагал меня до остановки проводить, но он только с поезда, устал, я и отказалась. Постеснялась его беспокоить. Вышла на остановку. Стемнело. А Анин папа устал…

Глаза девочки налились слезами, и Ирина поняла, что она оттягивает момент самого страшного в своем рассказе. Ей хотелось еще быть в теплом доме, где уставший Анин папа потчует девочек пряниками, и невзирая на усталость, готов проводить подружку своей дочери на остановку. А она отказывается. И в этом была ее первая ошибка.

— Ты пожалела Аниного папу. — Ирина погладила девочку по руке. Лена совладала с собой и продолжила:

— На остановке никого не было. Я еще обрадовалась, что мальчишек нет, никто приставать не будет. А то бывают такие дураки, не знаешь, куда от них деваться. Стояла и думала, что мама точно будет ругаться. А тут проезжает милицейская машина.

— Она ехала от центра?

— Да, по моей стороне. Остановилась. Милиционеры о чем-то говорили и смотрели на меня. Я еще подумала: и чего они смотрят? А один дверцу открыл и вышел — такой здоровый, шея толстая. Подходит и так грубо говорит…

Лена запнулась.

— Что он тебе сказал?

— Он сказал… неприличное.

— Мне можешь сказать, я знаю много неприличного.

— Он сказал: «Что, сучка, блядуешь?»

У Лены брызнули из глаз слезы и она зло вытерла их кулаком.

— Этот был покрупнее того, который остался в машине?

— Да. Хотя и у второго шея толстая. И стрижка короткая, «ежиком». И у первого такая же, как у бандитов.

Ирина внимательно слушала, потому что со слов Турецкого знала: еще вчера девочка не в состоянии была описать насильников.

— У этого, который вышел, глаза были злые?

Лена задумалась.

— Он не злился. Он так лениво сказал. А тот, в машине, засмеялся. Мне стало очень стыдно, и я чуть не заплакала. Мне еще никто не говорил такие гадости. Как они могли подумать? Если бы я как-то одета была вызывающе или вульгарно. Или накрашена сильно. Или стояла… призывно. Я сказала, что они ошибаются, я жду свой автобус, меня мама дома ждет. А он мне не поверил, я видела. Тогда я сказала, что несовершеннолетняя. И тогда он схватил меня за руку и потащил к машине.

— Он что-то говорил при этом?

— Что в отделении милиции проверят, нет ли у меня приводов.

Лена сжала перед собой руки, и костяшки пальцев побелели. Она изо всех сил старалась не плакать, но голос ее дрожал. Ирина не торопила ее, она просто молча гладила девочку по плечу.

— Я сначала подумала, что нужно смотреть в окно, куда они меня везут. Но тот, что сел рядом, вдруг наклонил мою голову и прижал ее рукой к сиденью. Он стал другой рукой хватать меня… и смеяться. И второй смеялся. Я вырывалась, и тогда он придавил меня двумя руками. Я не знаю, сколько они меня возили. Мне казалось, очень долго.

Потом машина остановилась, и один сказал второму, что надо повернуть на аллею.

— Ты точно помнишь, что на аллею?

— Да. Мы еще проехали какое-то время, потом машину начало трясти, будто она ехала по плохой дороге, но недолго. И тогда они остановились и заставили меня выйти. Я все еще вырывалась, и один рванул мою кофточку. Все пуговицы отлетели. И потом…

Лена тихо заплакала и опустила голову.

— Они меня по очереди… насиловали. Я даже не могла кричать, потому что один из них залепил мне рот скотчем, а второй держал за руки.

— Леночка, ты не помнишь какие-нибудь приметы на лицах обоих?

Девочка крепко зажмурила глаза и обхватила руками голову, силясь что-нибудь вспомнить.

— От одного воняло сигаретами. Их лиц я не могла рассмотреть, потому что было темно. Но у одного из них была металлическая коронка на верхнем зубе. Он когда смеялся, она блеснула, и я заметила. Как они могли? Ведь у них тоже, наверное, дети?

— Как ты думаешь, по сколько им лет?

— Совсем старые. Я думаю, под сорок.

— Вполне возможно, что у них есть дети и они их даже любят.

— У одного было обручальное кольцо на пальце, — вспомнила Лена.

— Оказывается, ты не так уж и мало помнишь, — подбодрила девочку Ирина. — А может, они как-то друг друга называли?

— Один того, кто с обручальным кольцом, назвал Вованом.

— А как же ты выбиралась оттуда? В темноте, одна…

— Когда они меня оба… изнасиловали, велели лежать на траве и не вставать, пока не уедут. Я думала, они меня хотят убить. Потому что второй схватил меня за горло и сказал, что запросто может свернуть мне шею, как куренку. Но тот, что с обручальным кольцом сказал, что нечего об меня руки марать. Я и так ничего о них рассказать не смогу. И пригрозил, мол, если что, они меня найдут и уроют. И родителей моих тоже. Но тогда я не испугалась. Правда, мне уже было все равно. Они и так сделали со мной самое худшее. И я сразу решила, что обязательно отомщу им. Они сели в машину и поехали, а я проследила куда. Чтобы по той же дороге куда-нибудь выйти.

— Номер не заметила?

— Они не зажигали огни.

— Что ты делала потом?

— Я содрала скотч, бросила его в траву и пошла по той плохой дорожке. И вышла потом на асфальтированную. Было очень страшно, потому что никого не было, очень темно и вокруг деревья, сначала и огней не было. А потом я увидела фонари, вышла по ним на улицу.

— Ты не узнала район?

— Я там никогда не бывала. Я стояла на улице и плакала и не знала, что делать. Иногда проезжали машины, но я боялась их останавливать. Вдруг в них бандиты ехали? А у меня такой вид был, они бы меня тоже не пожалели. Потом остановилась продуктовая машина, такая большая, как грузовик. На ней было написано «Кока-кола». И водитель спросил, чем он может мне помочь. Он меня пожалел — у него такие глаза были жалостливые. И я попросила отвезти меня на улицу Поддубного. Решила, что лучше сначала к тете Кате заехать, она моя крестная. Потому что мама меня убила бы, увидев в таком виде. Парень спросил, не отвезти ли меня в больницу. Но я сказала, что нет. Мне хотелось скорее к кому-нибудь родному. Когда он подвез меня к дому, сказал, чтобы я пошла в милицию с кем-нибудь из взрослых. Он все про меня понял… — Лена опять заплакала.

— А номер его машины ты не запомнила?

— Я смотрела и даже повторяла несколько раз, но записать было нечем, и я забыла. Сумочка моя пропала, а в ней были ручка и блокнотик. Не знаю, то ли она в машине у тех дядек осталась, то ли в лесу…

— Сколько вы ехали с тем парнем?

— Я не знаю. На часы не смотрела. Все время думала, что скажу тете Кате и маме.

— В милиции ты рассказала про парня?

— Нет, потому то следователь мне сразу не поверил, что меня милиционеры изнасиловали. Он и так сказал, что я была с каким-то парнем, а потом испугалась и все наврала, чтобы от мамы не влетело. Он бы сразу подумал, что я с этим парнем была. Почему он мне не поверил? Разве я выгляжу такой… которой все равно, с кем…

Лена выглядела измученной и бледной, в глазах ее светилось отчаянье и горькое недоумение.

— Милая, люди разные бывают. И подлецы встречаются всюду, даже там, куда их близко подпускать нельзя. А теперь давай пойдем на кухню и вместе подумаем, как найти насильников. Мой муж очень хороший следователь. Ты не представляешь, сколько сложных дел он раскрыл.

— А ваш муж тоже будет спрашивать, как меня эти милиционеры мучили?

— Нет, не будет. Его интересует совсем другое кто они и куда тебя отвозили.

Теперь уже мама и Катя вышли в комнату, а девочка осталась с Турецким и Ириной, которая села рядом с ней и глядела подбадривающе.

— Леночка такая умница, — начала бодро Ирина, — она сумела описать милиционеров.

— Отлично, это нам очень поможет найти подонков. И еще, Лена, хорошо бы, если бы ты могла назвать хоть какие-то ориентиры, где находится тот парк или лес.

— К сожалению, когда ее туда везли, она не видела, — ответила за нее Ирина. — Но зато ее видел водитель белого грузовика с надписью «Кока-Кола». Он ее подобрал на улице и довез к Кате.

— Отлично, — бодро ответил Турецкий. — Значит, будем искать водителя. А уж он-то точно знает свой маршрут. И скажет нам, где посадил Лену. Ты помнишь, как он выглядел?

— Молодой, лет двадцать. Волосы черные, длинные, нос с большой горбинкой. Глаза добрые.

— А цвет глаз? Он похож на русского?

— Глаза темные, я не рассмотрела — черные или карие. Русский, говорил без акцента. У него в кабине на зеркале висел брелочек — серебристый слоник.

— А во что одет был парень?

— В желтую футболку с верблюдом и надписью «Египет».

— Молодец, сколько деталей вспомнила, — одобрил ее Турецкий. — А еще что-нибудь интересное, кроме слоника, заметила?

У него на руке было несколько «фенечек» из цветных ниток.

— Отлично, девочка. Если еще что-нибудь вспомнишь, вот мой телефон. Звони сразу. Кстати, а одежда, в которой ты вчера была, где сейчас? Нужно отправить ее на экспертизу.

— У меня! — с готовностью ответила Катя и многозначительно посмотрела на Любашу. Дескать, не зря я вчера затеяла весь этот сыр-бор с упаковкой Лениной одежды.

Дома Турецкий углубился в записи Ирины, где она подробно описала весь разговор с Леной.

— Нелегко будет найти этих подонков, — наконец изрек он. — На моей памяти, например, из всех гаишников, кто меня останавливал, процентов восемьдесят с толстыми шеями и бандитскими стрижками. Да и рожами тоже.

— Может, испуганной девочке они показались такими толстошеими? А на самом деле вполне нормальные?

— Если человек это запомнил, скорее всего, так оно и было. Нам бы найти паренька на грузовике, здесь больше шансов на успех. Не так уж много белых грузовых машин с этой надписью. И у паренька внешность характерная. Пожалуй, мы начнем с поисков машины. Чтобы хотя бы знать, в каком районе произошло изнасилование.

4

— И не думай, никуда ты не поедешь, — бушевал отец, надсадно кашляя и стуча себя кулаком в грудь. Орыся с жалостью смотрела на отца и прощала ему все — и взрывы гнева, и постоянную воркотню, и совсем детские капризы. Отец уже год тяжело болел и вставал только в туалет. С трудом тащился, загребая ногами и тяжело дыша, хватаясь руками то за стул, то за стену. Орыся раздобыла в больнице «утку», но отец категорически отказался пользоваться ею. Он xoтeл до конца оставаться мужчиной и с трудом мирился с тем, что стал почти беспомощным.

— А лечить тебя на что? — в отчаянье воскликнула Орыся, когда приступ кашля прошел и отец задышал с хрипом, но хотя бы ровно. — Эти бабкины травы не помогают. Ты ж сам видишь. А лекарства какие дорогие, никаких денег не хватает.

— Значит, буду без лекарства. А в Грецию тебя не пущу. Вчера по телевизору показывали— там девчонок прямиком из аэропорта в бордели отвозят, и поминай как звали. Сколько их, бедолаг, пропало, этого же никто не знает. А ведь обещали им работу официантами, горничными… Даже и не думай. Только через мой труп!

Орыся подошла к отцу, подоткнула одеяло и подумала, что он недалек от истины. Если не лечить теми дорогими лекарствами, ему скоро конец. И как тогда младшие без отца? Славчику только одиннадцать, Марийке — семь. Они к отцу очень привязаны, наперебой помогают за ним ухаживать, сидят по очереди рядышком. Книжки ему вслух читают, жалеют. И он им первый советчик, уроки помогает делать.

— Не поеду я ни в какую Грецию, — пообещала она отцу. — Буду поближе работу искать.

За окном мелькнула голова бывшей одноклассницы Наталки, и дверь со скрипом распахнулась.

— Папа, я выйду прогуляюсь с Наталкой, а Славчик тебе почитает.

Отец неодобрительно нахмурился. Он недолюбливал Наталку, дочку соседей. Та ходила вечно расфуфыренная, меняла наряды по два раза в день, что вызывало у него раздражение. Он, может, и не замечал бы ее пестрых тряпок, если бы по вечерам не слышал перешептываний жены Анны с Орысей:

— Бачишь дочка, как люди живут, если мать в Италии чужих бабок присматривает. Если бы не больной отец да Славчик и Марийка, тоже подалась бы. Говорят, там наши жинки по девятьсот евро в месяц зарабатывают. И то чистыми — питание и жилье за счет хозяев. Но ты ведь одна со всем не справишься.

Глупая баба. Разве она не видит, сколько семей разрушено из-за разлуки? Те мужья, кто на Украине остался, завели себе подмену, а те бабы, кто в Италии, с итальянцами сожительствуют. А приезжают и врут, что замуж повыходили. Да кому они там нужны? Итальянцы — мужики осторожные, не спешат наших в жены брать. Потому что вперед заглядывают — а ну придется разводиться? И что тогда, половину своего добра чужестранке отдавать?

Роман хоть и лежит лежмя в своей кровати, но смотрит все полезные телепередачи — и про миграцию украинского населения, и про затяжную борьбу за власть, над которой уже весь мир смеется. Как говорят в народе: паны дерутся, а у холопов чубы трещат. И сколько можно эту власть делить? Скоро уже половина населения переселятся на чужие земли. Кум Петро в Португалии ишачит, сосед Иван в Испанию подался, братья Гайворонки под Москвой виллы строят олигархам. Ой как народ бежит из житницы державы, прямо сердце кровью обливается…

Роман тяжело вздохнул и подумал, что Орыся хоть и пообещала ему, что в Грецию не поедет, но сейчас наслушается рассказов своей подружки и опять что-нибудь придумает. Та только и хвастается — то новой одеждой, то гостинцами, которые на автобусе прямо из Италии привозят да по хатам развозят бравые шоферюги, ловко вписавшиеся в новый бизнес. Это ж надо такое придумать, правду люди говорят — голь на выдумку хитра. Каждую неделю на привокзальной площади стоят с десяток микроавтобусов, куда сносят местные жители посылки для своих кормилиц — жен и матерей. И едут эти посылки и в Милан, и во Флоренцию, и в Пьяченцу, и еще в много-много городов, где их встречают украинские бабы. А взамен передают диковинные продукты и тряпки, даже деньги не боятся через водителей передавать, чтобы не тратиться за пересылку.

Славчик подбежал к отцу, и тот ласково погладил его по белокурой головке.

— Открой окошко, сынок, нехай свежий воздух зайдет, а то дышать трудно.

Под окном остановились Орыся и Наталка.

— Мать попросила ей веник передать, а то не нравятся итальянские метлы. Не может привыкнуть к ним. И щенка попросила от нашей Жульки, хочет подарить какому-то итальянцу.

— Жулька у вас красивая, и щенки у нее хорошие, — услышал он голос Орыси. — Я бы тоже взяла, но у отца аллергия, нельзя шерстью дышать.

— А мы щенков только продаем, — услышал отец голос Наталки. — Так что не журись, и так у вас денег нету.

Вот чертова девка, что ж она все напоминает, что живут они, не в пример семье Гринько лучше? Орыся и так себя чувствует постоянно ущемленной, бедная девочка.

— Семечки ей передала?

— Да, и тот чертов веник. Пока донесла, чуть со стыда не сгорела, тащиться с веником через весь город. Хотели колбасу передать, так мадьяры теперь на границе проверяют — мясные продукты выкидывают. Еще и штрафуют водителей, те теперь аж ругаются, когда увидят колбасу. Говорят: зараз запишем у свои тетрадки вашу фамилию и больше брать у вас не будем.

— А щенка взяли?

— Так то ж не мясо! — Громко рассмеялась Наталка, прямо как кобыла. Ну и голос у нее! Хоть на базаре зазывалой ставь.

Орыся пришла какая-то задумчивая, и отец подозрительно спросил:

— Ну что, опять что-то придумала?

— А почему ты так решил? — смущенно проговорила она. — Ничего не придумала, просто пообщалась с подружкой.

— Ты ее не очень слушай, — на всякий случай предостерег дочь Роман. — Она девка хитрая, сама всегда сухой из воды выйдет, а тебя подведет под монастырь.

Орыся только повела плечами. Роман невольно залюбовался на нее. До чего же хороша выросла, и кто мог подумать? В детстве страшненькая была, они уже с Анной горевать стали, что никак не выравнивается — и брови толстые, как у тестя, так ведь тот мужик, ему все равно, что его за спиной Брежневым дразнили. И нос длинноват, и волосы реденькие, два мышиных хвостика носила, потом пришлось в один собирать, чтобы не так в глаза бросалось. Тощая, сутулая, ногами загребала, как старая бабка. А лет в десять новый учитель физкультуры рассмотрел в ней что-то, записал в секцию гимнастики. И тут начала дочка на глазах меняться — вытянулась, спинку стала держать, будто у нее между лопатками штырь вставили, походка, как у (балерины, все заглядывались. И личико преобразилось — щечки румянцем налились, носик вроде стал ровнее. И волосы загустели, прямо чудо какое-то. Может, бабкины советы мыть волосы отваром из корней лопухов подействовали? А может, обмен веществ наладился. Говорят, и такое бывает — даже самые невзрачные девочки неожиданно расцветают. Брови, правда, Орыся выщипывала. Не тонюсенько, как некоторые девчонки, а придала им красивую форму. Но тут уж родители не протестовали. Что природе не под силу исправить, пускай сама постарается. Эх, найти бы ей хорошего мужа с достатком! Чтобы не считала каждую копейку, как они с Анной.

Вечером, когда Роман уже спал, на кухне шептались его жена с дочерью.

— Ой, боюсь я тебя отпускать, дочечка моя. В чужом городе, да еще таком большом будешь одна-одинешенька. А сколько злых людей вокруг!

— Да что вы, мамо, прямо как на похороны меня собираете. Это ж вам не чужая земля, Москва, столица нашей Родины, помните, вы учили в школе?

— Мы-то учили, это правда. Так ведь с тех пор все изменилось, между Украиной и Россией уже граница пролегла, как будто мы чужие между собой. И пограничники проверяют поезда, ходят злые, особенно наши до своих, со всех деньги тянут. И за товар, кто везет, и с рабочих, кто горбатился на чужих да заработки в семьи везет. Я уж наслушалась на базаре, люди такое рассказывают, что лучше дома сидеть, чем такие унижения переживать.

— А с меня и взять нечего, — улыбнулась Оры-ся. — Товаров не везу. Деньги не заработала. А заработаю, лучше на перевод потрачусь, чем этим гадам дань отдавать.

— Ото правильно, доченька, лучше перешли переводом. Да смотри, если кто обижать будет, сразу возвращайся. Мы здесь не пропадем, как-то прокормимся.

— Прокормимся, — согласилась Орыся. — Да только тут на лекарство папе не заработать. А там платят хорошо. Сегодня меня Наталка водила к своей тетке, Стефании Владимировне, и та показала кучу паспортов. Это тех девушек, кого она на работу устраивает. Знаешь, сколько туда наших едет? Москва — город большой, рабочих мест навалом. Не то что у нас. И деньги там совсем другие.

— Откуда у нее тетка? Вроде, родни у Галины, ее матери, у нас в городе нет, а у Мыколы брат, да и тот в Луганске.

— Да какая-то очень дальняя, — солгала Орыся и мучительно покраснела. На самом деле никакой родственницы у Наталки действительно в Стрыю не было, объявление о найме на работу в Москву Орыся прочитала на столбе рядом с базаром еще вчера. Всю ночь не спала, раздумывала. И ехать в большой город страшно, и в нищете прозябать надоело. В конце концов решилась, с утра позвонила по указанному телефону и пошла. И Стефания Владимировна ее встретила ласково, все объяснила, все страхи развеяла.

— Ну ты ж смотри, доченька, — сдалась мать, — хозяев слушайся, будь терпеливой.

— А то я не знаю! — передернула плечами Орыся. — Буду слушаться, не волнуйся. Я им как приготовлю борщ да вареники, как ты меня учила. Да пироги напеку, да котлеты по-киевски нажарю, — они такого, небось, в своей Москве и не ели.

— А еще что ты там должна делать?

— Говорила Стефания Владимировна, что это уж как повезет. В некоторых семьях и убирать еще нужно. А у богатых каждый своим делом занимается — кто готовит, кто убирает. Кто за садом смотрит, кто за детьми.

— Прямо как во времена панщины, — вздохнула мать. — Твоя бабушка рассказывала, что у панов Стодольских вот так точно и было. На каждую работу отдельный человек: ее мать готовила, а отец на конюшне работал. Все вернулось, аж страшно. Может, лучше с дочкой Лидии Степановны в Польшу поедешь? Там работа надежнее, на фабрике, будешь себе сидеть за машинкой и строчить. Общежитие дают. Выходной один день.

— Там платят в три раза меньше, мама. И шить я не люблю, ты же знаешь. Я лучше готовить буду.

— Да, это у тебя лучше получается, — согласилась мать и понурилась.

— Ну не горюй так, не в Италию еду. Почти что к своим, — попыталась подбодрить ее Орыся.

— Да ладно уж — к своим. Какие они свои, если в Евросоюз нас не пускают?

— О, и ты теперь мне про эту политику. Даже говорить не хочу.

— А куда без нее? Жизнь такая…

— Попытались мы сделать жизнь получше. На Майдане уже посидели, хватит. Выбрали на свою голову…

— Тихо, тихо, дочечка, а то еще кто услышит.

— И что? Теперь за это в лагеря не сажают.

— И то слава богу… А если отец не пустит?

— Уговорю как-нибудь. У него в Москве — помнишь? — друг живет, вместе в армии служили. Я его адрес возьму, они же переписывались.

— Вспомнила… Да когда это было? Они уже лет десять как не переписываются.

— А я его попробую найти. В справочное бюро обращусь, там про всех москвичей известно, — кто где живет.

— В церковь не забывай заходить, — попросила ее мама и перекрестила, будто дочка уже прямо сейчас садилась в поезд…

Через неделю Орыся и три новые подружки вышли из вагона на перрон Киевского вокзала. К ним подошла бойкая женщина, одетая модно и по-городскому.

— От Стефании Владимировны прибыли? — весело спросила она.

— От нее, — ответила за всех Оксана Яркевич, самая разбитная из девушек, с броским макияжем на лице и свободными манерами. — А вы ее сестра?

— Лидия Владимировна, — представилась та. — Ну что, девчата, двинемся к машине?

Девчонки переглянулись. Москва их встречала радушно, а Лидия Владимировна одобрительно оглядела каждую из них.

— Хороши, ничего не скажешь. Работой я вас обеспечу, не пожалеете. Только паспорта мне в машине отдадите, потому что вас придется регистрировать.

— Ой, как хорошо, — обрадовалась Оксана. — А то я все думала, что придется нелегалами безвылазно по домам сидеть. А с регистрацией можно спокойно по Москве гулять.

— Погуляете, я вам обещаю, — усмехнулась Лидия Владимировна. — Повидаете нашу славную столицу и ее славных жителей.

Подхватив сумки, все гурьбой пошли за ней, боясь упустить из виду. Вокзал ошеломил толпами людей и десятками таксистов, которые просто не давали прохода.

Орыся поспешила нагнать Лидию Владимировну.

— А где здесь справочное бюро? — спросила она.

— А зачем тебе? — подозрительно прищурилась женщина.

— А у папы здесь армейский друг живет, хочу адрес узнать.

— Не знаю я, где здесь справочное бюро, — раздраженно бросила Лидия Владимировна. — Надеюсь, ты сюда работать приехала, а не знакомых разыскивать.

— Конечно, — заторопилась успокоить ее Орыся. Ей стало неловко, что из-за нее у такой милой женщины вдруг испортилось настроение. Но та вдруг опять улыбнулась.

— Вот устроишься и, если будет время, найдешь своего знакомого.

— Да я его никогда и не видела, это папа с ним переписывался много лет. Только вот последнее письмо пришло лет десять назад.

Лидия Владимировна почему-то вздохнула с облегчением.

— Ну, если лет десять назад, может, его и в живых-то давно уже нет.

— Да что вы? — изумилась Орыся. — Он же папин ровесник, ему сорок восемь лет.

— Ну, мог уехать, — предположила та.

Орыся про себя решила, что этот дядя Петя Суглобов мог просто сменить квартиру, но развивать тему не стала. Почему-то она не нравилась работодательнице, лучше не раздражать ее.

За руль старенькой «Лады» села сама Лидия Владимировна. Ехали долго, девчонки прилипли к окнам и шумно удивлялись всему — и количеству машин на дорогах, и многолюдию среди белого дня. Москвичи что, не работают?

— А кто их знает? — пожала плечами Лидия Владимировна. Она сосредоточенно крутила баранку и думала о чем-то своем. Наконец выбрались за город и поехали по широкой магистрали.

— А где мы теперь? — полюбопытствовала Оксана.

— А не все ли тебе равно? — равнодушно бросила работодательница. — Ведь не запомнишь…

— У меня память хорошая, — обиделась Оксана.

Но у женщины зазвонил мобильный и она односложно отвечала.

— Да… Как всегда. Помню. Да. Можно не напоминать.

Машина свернула на каком-то повороте, потом еще несколько раз, мимо мелькали аккуратные улицы, красивые коттеджи, девочки оживились в предвкушении того, что их сейчас развезут по этим роскошным дворцам, но машина все поворачивала, затем опять выехала на магистраль. К тому времени девчонки устали от монотонной езды и даже не пытались понять, куда их везут. Стемнело. За окном замелькали высокие дома, в окнах горел свет. Странно, столько ездили и опять оказались в большом городе. Похоже, Москва. Вот высотное здание, Орыся его запомнила, когда они ехали по какой-то широкой улице. Непонятно… Орыся взглянула на часы.

— Уже два часа едем, — тихо сказала она своей соседке — миловидной девушке с высокой прической, над которой она сегодня трудилась в поезде целый час.

Та безразлично кивнула.

— А долго еще? — не выдержала Орыся.

— Не терпится приступить к работе? — усмехнулась Лидия Владимировна. — Скоро приедем.

Действительно, минут через десять подъехали к высокому дому с лепниной.

— Выходим, — строгим голосом объявила Лидия Владимировна.

Девушки веселой стайкой выпорхнули из машины, радуясь, что наконец-то могут размяться. От долгой езды даже слегка занемели ноги.

— Пошли, пошли, — заторопилась женщина и стала подгонять их. — Нечего тут стоять, внимание привлекать. Не на вокзале…

Когда зашли в подъезд, открылась дверь — единственная на всю площадку. Их встречал крепкий мужчина лет сорока пяти — черноволосый и смуглый, такой элегантный, что девчонки уставились на него, как на какое-то чудо. Он слегка усмехнулся и посторонился.

— Заходите, красавицы! — И подмигнул Орысе. Она смутилась и отвела взгляд. Такие мужчины ей еще не встречались. Прямо как бизнесмен из красивого западного фильма.

Лидия Владимировна передала ему паспорта и отрапортовала:

— Все четверо из Стрыя.

— По-русски хоть говорят? Впрочем, какая разница? Им разговаривать необязательно.

Он рассмеялся, и Орыся зачарованно уставилась на его белоснежные зубы. Такие в природе не бывают, почему-то мелькнула мысль, и вспомнились темные зубы отца. А ведь они почти ровесники с этим богатеем.

Тем временем красавец крикнул в глубину квартиры:

— Барби, выходи встречать новеньких.

Появилась молодая женщина — тоже элегантная и в таком сногсшибательном платье, что девчонки потеряли дар речи. Она выплыла павой, небрежным движением руки поправила золотистые струящиеся волосы, которые так блестели при свете яркой лампы, словно живое золото, и лениво проговорила:

— Ну что там еще Кен? Сказал бы им, чтобы шли в зал, я же смотрю фильм.

— Гостей надо встречать, — нахмурился тот и сразу же повернулся к Лидии Владимировне:

— Пошли в мой кабинет, рассчитаемся.

Они ушли по коридору, и Орыся подумала, что убирать такие хоромы одна радость — все блестело чистотой и резная мебель стояла такая роскошная, словно в царском дворце.

— Идите за мной, — бросила через плечо Барби и пошла впереди. Ее стройную фигуру облегало узкое платье яркого бирюзового цвета, оно даже слепило глаза, и Орыся опять подумала: как в кино. Такое платье она видела только на экране.

В зале Барби махнула в сторону мягких диванов и пропела:

— Ну садитесь уже, девочки. Я вас сейчас проинструктирую.

Девчонки заробели при виде великолепной мебели и мягких диванов пурпурного и золотистого цвета. На высоких окнах висели тончайшие шторы из ярко-оранжевой ткани, как капроновой, — Орыся такие видела впервые. Но между двумя полотнами штор не было стекла. Она увидела тонкую полоску стены и удивилась — зачем же здесь висят шторы? Наверное, эта квартира такая новомодная, что хозяева даже отказались от окон. Ну и ладно, меньше мыть.

— Ну, что вы умеете? — тем временем капризным голосом заговорила Барби, насладившись изумленными лицами девушек, которые вертели головами, разглядывая невиданную роскошь.

Орыся решила, что нужно первой заявить о своем умении готовить. А то ее кто-нибудь обскочит и придется заниматься чем-нибудь другим.

— Я умею хорошо готовить, меня мама научила.

— А что ты готовишь? — Барби перевела на нее взгляд.

— Борщ умею по всем правилам, украинский, вареники, галушки, котлеты по-киевски, — заторопилась Орыся.

— Молодец, будешь развлекаться, готовить подружкам, — одобрительно кивнула Барби и стала рассматривать свои ногти.

— Но я могу готовить и то, что вы захотите, — растерялась Орыся.

— Мы здесь не едим. — Барби наконец оставила в покое свои ногти.

— Тогда могу убирать, — вяло продолжила Орыся.

— Убирает у нас Катя. Мы ей за это платим.

Повисла пауза.

— А что нужно? — наконец спросила Оксана. — Нам Стефания Владимировна сказала, что требуются повара, горничные.

— Ну вот, объясняй сначала, — непонятно ответила Барби. — Вы, девочки, что, не поняли, что вам оказана высокая честь? Вы прошли конкурс и вас приняли в элитный клуб для высокопоставленных господ.

Девочки ничего не поняли.

— А господа здесь обедают? — не выдержала Орыся.

— У нас подают только фрукты и алкогольные напитки.

— На этом много не заработаешь, — хмуро бросила Оксана.

— Почему же? Говорю — у нас элитный клуб. Господа платят щедро, главное, чтобы вы им понравились. Господа любят новеньких.

Орыся начала что-то понимать, и ее бросило в жар. К горлу подкатила волна ужаса.

— Это как понимать?

— Обыкновенно. Сейчас вам покажут ваши комнаты. Два часа на адаптацию. В десять большой прием. Приведете себя в порядок, вам подберут костюмы. Сегодня у нас праздник Диониса.

— Какого такого Диониса? — обалдело спросила Оля, обладательница высокой прически.

— Ну такой древнегреческий бог. Вы что, мифологию в школе не учили?

Оксана нахмурилась и резко спросила:

— Скажи нам прямо, чего вам нужно от нас? Готовить вам не надо, господа здесь не едят, убирает Катя, а мы тогда на что?

— Для высококлассного секса и прочих интеллектуальных развлечений, — спокойно ответила Барби и откинулась на спинку дивана. — Ты что, дура? Не поняла, зачем вы здесь?


— Да откуда мы могли знать? — рявкнула Оксана. — Мы сюда работать приехали!

— А я вам что предлагаю? Работать и будете, только на более высоком уровне, чем вы привыкли в своей деревне. Хоть жизнь увидите. Что вы в своей провинции видели? Вы хоть ели досыта? А здесь вам роскошные апартаменты, бесплатное питание, дорогая одежда, элитное белье, богатые мужчины из высшего общества. И за все это двадцать процентов от выручки. Где вы еще видели такие деньги? Разве что в кино!

Девушки загалдели, все еще не веря, что попали в обыкновенный бордель. Таня, миниатюрная девушка с точеной фигуркой и фарфоровым личиком, расплакалась, размазывая тушь по щекам.

— Я не хочу здесь оставаться! Отдайте мой паспорт, я хочу уйти. Скажите, где Киевский вокзал? Какие здесь автобусы ходят?

— Тихо! — вдруг услышали они зычный мужской голос. Появился Кен и сердито бросил Барби: — Опять базар развела? Говорил — подготовь, чтобы никаких слез и выступлений!

— А я что, не готовила? Я им тут расписала все прелести их будущей счастливой жизни. А они все — дуры деревенские. Кто орать, кто реветь, — обиделась Барби. — Сам с ними разговаривай.

— Кто у нас помощник администратора? Я тебе за что деньги плачу?

— Ладно, ладно, не злись, — проворчала Барби. — В общем так, девочки. Зря вы расшумелись На вашем месте тысячи девчонок хотели бы оказаться. Может, вам и не приходилось услаждать господ, не тот уровень, но ведь сексуальный опыт у вас есть. А нет — научим.

Таня разрыдалась вслух.

— О! — сладострастно улыбнулся Кен. — Среди нас девственница! Сегодня к нам прибудет милейший господин, большой любитель вот таких бутончиков — свеженьких и нежных. Так что, детка, у тебя нынче премьера. А к премьере обычно готовятся особенно тщательно. Сейчас тебя отведут в твои апартаменты, отдохнешь, умоешь личико, приведешь себя в порядок. Лично тебе обещаю оглушительный успех.

Он с удовлетворенной улыбкой потер руки и негромко позвал:

— Джим, Стив, проводите новеньких и проинструктируйте. Да, мобильные соберите.

Оксана попыталась было спорить, но, встретив взгляд Стива, безропотно отдала свой мобильный телефон. Остальные девочки даже не спорили.

Орыся, оглушенная неожиданным продолжением «найма на работу», ничего не соображала. Все девочки были подавлены и растерянно оглядывались друг на друга. Даже бойкая Оксана потеряла свою самоуверенность и сникла.

Девочки молча пошли за Джимом или Стивом, один из них замыкал шествие. Коридор тоже поражал их своей роскошью. Светильники в виде факелов мерцали приглушенным светом и придавали помещению вид старинного замка, стены облицованы диким камнем, и Орысе на секунду показалось, что они попали в заточение. «Осмотрюсь и сбегу при первой возможности», — решила она.

Охранники, здоровенные парни в элегантных костюмах, с бесстрастными лицами подвели девушек к первой двери.

— Значит так, — сказал тот, которого можно было бы назвать даже красивым, если бы не кривая ухмылка, которая сильно портила его холеное лицо, — правила такие: вести себя тихо, не орать, не устраивать истерик, подчиняться господам. Второе: никаких споров с Кеном и Барби, со специалистами и охраной. Правило третье: не вступать в разговоры с обслуживающим персоналом. Все апартаменты под наблюдением. Понятно? В случае нарушений штрафы — лишение зарплаты.

— А как же мы сможем посылать деньги родным? — с вызовом спросила Оксана, которая первая пришла в себя.

— Либо мы заводим на вас счет в банке и сами кладем туда деньги, либо держите наличкой при себе.

— А если я собиралась каждый месяц пересылать деньги родителям? — не унималась Оксана.

— Опять же, все операции с деньгами проводим мы. Естественно, квитанции об этих операциях вы получите на руки.

Он опять ухмыльнулся, хищно ощерив ровные крепкие зубы:

— Наша фирма работает честно. Девочки не жаловались.

Все промолчали. Хотя у каждой мелькнула мысль, что никак нельзя назвать честным метод, которым их завлекли в бордель.

— Ну, поняли?

— Раз уж нам придется работать вместе, — подала голос Оксана, — хоть назовитесь, кто из вас Джим, а кто Стив.

— Ну я Джим, — небрежно отмахнулся ухмыляющийся. — А теперь угадайте с трех раз, кто Стив.

На лице второго охранника мелькнуло что-то похожее на улыбку. До этого он безотрывно смотрел на Таню, и та ежилась под его пристальным взглядом.

— Заходи, — велел Джим Орысе и открыл перед ней комнату.

Орыся зашла и осмотрелась только тогда, когда за ней закрылась дверь. Она услышала, как в дверном замке повернулся ключ. Заключенная. Теперь она по-настоящему поняла весь ужас своего положения. Все над ней господа — и Кен, и эта манерная Барби, и охранники. А через два часа придут еще господа, и неизвестно, что ее ждет.

Она рухнула на широкую кровать, прямо на шелковое покрывало, которое сверкало и переливалось под ярким светом дорогой парчой. Ее не радовало ничто — ни эта кровать, она такие видела только в кино, ни изящная резная мебель, ни зеркало на всю стену, в котором она увидела себя — маленькую, несчастную, с испуганным лицом. Орыся тихонько заплакала, представляя, как ее на этой кровати будут трогать чужие отвратительные мужские руки, потные и жадные, как ее будут принуждать раздеваться и удовлетворять похотливую страсть. Стало так тошно, что она почувствовала отчаянье. А если сопротивляться? Ведь она никому не обещала, что согласна на такою работу! Ведь Стефания Владимировна обещала ей совсем другое — работу горничной или повара в богатой семье. Ее и девчонок привезли сюда хитростью, а теперь принуждают заниматься непотребством! Нет, она на такое не согласна! Охваченная решимостью, Орыся раздвинула шторы на окне и увидела, что там тоже стена. Значит, шторы висят для антуража. Не бывает комнат без окон! Эти сволочи заложили окно. Нужно будет спросить у девчонок, как у них. А как же здесьпроветривают? Она повертела головой и увидела под потолком в углу небольшое отверстие. Наверное, вентиляционная труба. Но даже если постараться и каким-то образом добраться туда, потолки высокие, метра три, наверное, то и от этого никакого толку. Через такое узкое отверстие разве что кошка пролезет.

Орыся подошла еще к одной двери и распахнула ее. Ванная, джакузи. Большая, белоснежная, как маленький бассейн. Да, господ тут принимают с размахом. Все стены в зеркалах, шкафчик с косметикой и всякими баночками и флаконами, унитаз, как царский трон, чтобы сесть на него, даже нужно подняться на ступеньку. Все выглядело так шикарно, что она невольно залюбовалась роскошью. Если бы не подневольное положение, в которое она попала, можно было бы порадоваться переменам в ее жизни. Ведь ее окружала такая роскошь, о которой она никогда даже не мечтала. Но вспомнив, что совсем уже скоро ей придется принимать какого-то господина, она содрогнулась от отвращения.

Ключ в замке повернулся, и зашла невысокая женщина с короткой стрижкой. За ее спиной маячил Джим и насмешливо смотрел на Орысю. Он закрыл дверь, и опять Орыся услышала, как повернулся ключ. Аккуратненькая, собранная, женщина по-деловому окинула взглядом Орысю и буднично представилась:

— Меня зовут Юлия. Я научу вас пользоваться косметикой и подбирать определенные костюмы. А как вас зовут?

— Орыся, — растерянно ответила она. — Но я умею пользоваться косметикой.

— Охотно верю. Но к каждому костюму нужно подбирать определенный макияж.

— А здесь что, костюмированные балы? — решила сострить Орыся.

— Да, и они вам понравятся, — не отреагировала на вызов Юлия. — Сегодня праздник Диониса. Так что вы появитесь в греческом костюме. Но сначала примите ванну.

— Я не люблю ванну, я привыкла к душу, — заявила Орыся.

Лицо Юлии изменилось. Она строго взглянула на Орысю и предупредила:

— Правило номер два. Ослушание наказывается штрафом. Ведь вы не хотите лишить своих родственников зарплаты? После второго предупреждения весь месяц будете работать только на фирму. Без вознаграждения.

Орыся промолчала. Если придется работать на этих уродов, то свои деньги она им не отдаст никогда. Она наблюдала, как Юлия набирала воду, капнула несколько капель из одного флакона, затем из другого, сыпанула колпачок какого-то порошка, взбила пену. Наконец, удовлетворенная результатом, просто сказала:

— Можете раздеваться. А я пока посижу в комнате, посмотрю телевизор. Кстати, рекомендую, здесь кабельное телевидение. Есть интересные фильмы — на любой вкус. Через двадцать минут зайду и приступим к макияжу. К этому времени вы должны уже сидеть в халате.

Она показала на коротенький халатик нежнорозового цвета.

Орыся легла в ванну и подумала, что события развиваются так стремительно, что некогда даже пораскинуть мозгами, как же вести себя дальше. Из-за этих чертовых штрафов придется подчиниться, это уже понятно. Но как быть с теми господами, которых придется принимать? Как раз недавно они с отцом смотрели передачу про сексуальное рабство, и она усвоила одно: если хочешь остаться живой и не покалеченной, нужно вести себя разумно. То есть не сопротивляться, а выжидать удобного случая. Очень глупо вызывать гнев хозяев, когда и так понятно, что просто так отсюда не выберешься. Эти двери на запоре, наблюдение, вышколенная обслуга — со всем этим бороться ей пока не под силу. Но нужно держать ухо востро и быть внимательной. Наблюдательной. Изучить обстановку. Усыпить бдительность охранников. А там Бог поможет, — она в этом не сомневалась. Орыся очень верила в силу материнской молитвы. А мама, провожая, благословила ее и осенила крестным знамением.

В дверь деликатно постучали. Орыся быстро набросила на себя халат. Зашла Юлия и велела сесть перед зеркалом. В других обстоятельствах Орыся даже получила бы удовольствие оттого, как профессионально работала над ней Юлия, но сейчас она думала только об одном — о том, что ей впервые в жизни придется отдаться незнакомому человеку. Подумала об Олеге, — он сейчас на практике во Львове и не знает, что она поневоле вынуждена ему изменить. На душе было так плохо, что на глаза навернулись слезы.

— Тушь потечет, — жестко сказала Юлия. — Не ты первая, не ты последняя. Хочешь получить совет? Он старый, как мир. Если насилуют, расслабься и попробуй по крайней мере получить удовольствие. Если тебе повезет и сегодня тебя выберет господин Банкир, тогда можешь считать, что свою неприкосновенность ты сохранила. Он у нас созерцатель.

— А какой он? — тут же спросила Орыся.

Юлия внимательно посмотрела на нее.

— А ты умница. Он выше всех. Больше ничего не скажу.

Орыся смотрелась в зеркало. Никогда она еще не выглядела такой красавицей. Юлия действительно специалист. Как жаль, что все ее ухищрения не радуют Орысю. Лучше бы она была уродиной. Тогда на нее никто и не посмотрел бы.

5

Турецкий созвонился с Теодозием Ивановичем еще с вечера и договорился встретиться в морге.

Патологоанатом стоял спиной и не сразу обернулся, когда услышал скрип двери.

— Это я, здравствуйте, Теодозий Иванович, — с порога объявил Турецкий. Тот повернул голову и посмотрел искоса.

— Здравствуйте, Александр Борисович. Присядьте, я минуточку, уже заканчиваю.

Турецкий сел на стул и стал наблюдать за неторопливыми движениями патологоанатома. Тот стоял, как обычно, ссутулившись, над резекторским столом и внимательно рассматривал труп.

— Что там у вас? — не сдержал Турецкий своего любопытства.

— Да вот расчлененка. Привезли сегодня мужчину, свеженького. Тело нашли в коллекторе, а голову в кустах, совсем рядом. Убийца даже не потрудился унести куда подальше.

— Торопился? — предположил Турецкий и подошел к столу. — Ничего, если я посмотрю?

— Да ради бога, если вам это нравится.

— Не сказал бы, чтобы мне это нравилось. Так, для общего развития. Да… — присмотрелся он. — Голова вроде нашла своего хозяина. Вон как идеально по месту среза совпала.

— Главное, убийца умело владел лезвием. Будто учился этому. Видите, как аккуратно прошелся лезвием? Наверное, за минуту управился. Сначала один глубокий разрез, первичный, затем второй, — и отсек бедолаге голову.

— Надеюсь, этот несчастный умер до того, как убийца принялся отрезать голову.

— Если вас это хоть немного утешит, то да. На височной кости впадина, от сильного удара. Кстати, к вопросу об общем развитии. Вот взгляните на снимок. Видите — трещины расходятся от точки, куда был нанесен удар? Как будто паутина. Это место очень уязвимое. Под ним находится средняя менингиальная артерия. Как только происходит удар, она разрывается, и тут же наступает кровоизлияние. Черепная полость заполняется кровью. В общем, удар был мощнейший. Бедняга, конечно, потерял сознание. Иначе он сопротивлялся бы. А на конечностях никаких повреждений, потому я и считаю, что он сопротивления не оказал. Ну ладно, потом вернусь к нему. Как раз собирался вскрывать череп. Так что вас интересует?

— Я бы хотел узнать подробности о девушке, которую вам привезли вчера.

— А о какой именно?

— То есть? У вас их несколько? Щеткин говорил только об одном теле.

— К вечеру мне привезли еще одну.

— Причина смерти второй?

— Та же, что и первой. Обе задушены.

— И у первой из них в кулаке была зажата оторванная пуговица. От милицейского кителя.

— Да, мне Щеткин говорил, — невозмутимо отреагировал Теодозий Иванович. — Сочувствую вам. Вряд ли объявится милиционер, который сообщит о пропавшей пуговице от своего кителя. А почему, собственно, эти убийства заинтересовали частный сыск? Личности девушек еще не установлены. А коли так, то родственники погибших не могли попросить вас разыскать убийцу. И вообще, этим делом вроде занимается Щеткин.

— Есть некоторые обстоятельства, Теодозий Иванович, которые наталкивают меня на мысль, что в городе действует банда в милицейских формах. Они подстерегают одиноких беззащитных девушек и насилуют их. Пока мне известен факт об изнасиловании одной, несовершеннолетней. Она, к счастью, осталась жива. Это произошло месяц назад. Никаких зацепок. Потому что девочка была в состоянии шока и не запомнила их лиц. Куда ее увозили, тоже не знает. Вчера в разговоре со Щеткиным я вспомнил эту историю, а он мне вдруг и говорит: «У нас есть труп девушки, в смерти которой явно замешан милиционер. Или человек, который носит милицейскую форму. Потому что в ее кулаке нашли пуговицу от кителя». Я и подумал, что это дело рук одних и тех же. Все-таки случай неординарный — чтобы в течение месяца были две жертвы милицейского насилия. А у вас, оказывается, еще и третья… Если обе убиты одним способом, значит…

— У меня тоже возникла такая мысль. Более того, вы знаете, обе были беременны. На разных сроках. У одной беременность восемь недель, у другой десять.

— Может, кто-то хотел от них избавиться, — задумчиво проговорил Турецкий. — Слишком много совпадений. А где обнаружили первую?

— На тридцать шестом километре Киевского шоссе.

— А вторую?

— На том же Киевском шоссе, но уже поближе, на тридцать втором километре.

— А что вы еще можете сказать о них? Что вам бросилось в глаза?

Теодозий Иванович задумался.

— Да, пожалуй, я удивился, что девушки при том, что очень ухожены, явно давно не видели солнечного света. Сейчас же конец лета, август, к тому же жаркий. Я никогда не загораю специально, но и то, пока до автобуса дойду, пока подожду на остановке, — солнышко-то припекает. Хочешь не хочешь, а дозу ультрафиолетовых лучей получаешь. Не только лицо, но и шея загорела. Хотя в этом году и в отпуске-то не был. А эти бледненькие, как будто из помещения не выходили. Нынешняя молодежь за этим очень следит. Специально в солярий ходят. Летом кто на речку, кто на море. Не модно теперь незагорелыми быть.

— Ценное наблюдение, — отметил Турецкий. — Ну а следы насилия на их теле были?

— А это уж сколько угодно. Я так понимаю, что вы хотите взглянуть на их тела?

— Да уж. Придется. Хотелось бы понять картину убийства.

Теодозий Иванович позвал санитара, молоденького мальчишку со здоровым румянцем на покрытых-юношеским пушком щеках. Он молча помог погрузить тело сначала одной девушки на каталку и переложить на прозекторский стол, затем второе.

Александр Борисович с жалостью осмотрел тела.

— Да, помучили их перед смертью. Обе избиты, будто их использовали как боксерские груши. Синяков-то…

— Кровоподтеки сине-багрового цвета, как вы изволили назвать их — «синяки», свидетельствуют о том, что смерть обеих наступила совсем недавно, не более трех дней назад, — тоном лектора объяснил Теодозий Иванович.

Турецкий усмехнулся, и эксперт заметил его насмешливую улыбку.

— Ой, извините, Александр Борисович, я забыл, что вы этих трупов за свой век навидались. У меня сегодня были студенты, так я с ними практические занятия проводил. Вот и с вами веду себя, как лектор.

— Да ладно, доктор, не парьтесь, — махнул рукой Турецкий. — Следы от побоев прижизненные?

— Да.

— Сперму обнаружили?

— Естественно. Это уж прежде всего. Но в банке данных идентифицировать не удалось. Хочу обратить ваше внимание на то, что в вагине каждой жертвы обнаружены биологические следы одновременно двух насильников. В сперме наличествуют антигены А и АВ, то есть лица, вступившие в половую связь с жертвами, имеют: один — группу крови II, а второй — IV. Но тут такая особенность. В подногтевом содержании эпителия насильника жертвы номер один выявлен антиген группы…

— И о чем это говорит?

— О том, что он не принадлежит ни одному из двух насильников.

— Может ли это означать, что при изнасиловании присутствовал кто-то третий? — насторожился Турецкий. — Например, он мог удерживать жертву, она сопротивлялась и таким образом его эпителий попал ей под ногти.

— Теоретически может. Но в судебно-медицинской практике встречаются случаи несоответствия антигенной характеристики крови и выделений одного и того же лица. Этот феномен называется «парадоксальное выделительство». Бывали случаи, когда подозреваемым удавалось избежать наказания именно по этой причине.

— Наверное, это довольно редкое явление. Потому что в моей практике подобное еще не встречалось.

— Действительно явление редкое, но между тем научно доказанный факт. Бывают случаи, правда, совсем уже уникальные, когда в крови вообще нет групповых антигенов.

— То есть как? — опешил Турецкий.

— Скажу проще — определить группу крови невозможно, потому что ее нет. Это наследственное явление. Такие люди — без группы крови — относятся к типу Бомбей.

— Ну и ну! — покачал головой Турецкий. — Вот уж не хотел бы столкнуться с подобным! Это как же усложняется поиск убийцы.

— Но это не является препятствием для определения их наличия в выделениях, — успокоил его Теодозий Иванович.

Вот за что Турецкий любил Теодозия Ивановича, так это за его обстоятельные ответы и невозмутимость. Сима Григорьевна — та обычно сопровождала свои комментарии шуточками, и сыщику всегда казалось, что таким образом она хочет подчеркнуть: хоть я и женщина, но прежде всего врач и судебный эксперт, и мне все нипочем.

— Значит, так…

Эксперт занял свою привычную позу — слегка наклонившись и вытянув шею. И в который раз Турецкий отметил, как доктор похож на журавля — высокий, нескладный, длинноногий, худощавый, с небольшой головой на вытянутой шее. И почему подруга его жены Ирины Катя так на него запала? Лично Турецкий уважал мужиков крепких, мускулистых.

Эксперт уже включился в свой обычный лекторский тон:

— Видите эти круглые кровоподтеки в районе шеи первой жертвы? Этот след более выражен, от большого пальца, а эти смазаны — от остальных. Следы удушения. Но я думаю, что события развивались следующим образом. Один из насильников держал девушку за плечи. Недюжинной силы, кстати, мужик. Вон какие следы отпечатались от пальцев. На спине у нее ссадины и следы волочения. Ее тащили по земле. Уже раздетую. Наверное, она упиралась. Почва глинистая, в ссадинах я обнаружил микрочастицы глины. Пока один держал, второй насиловал. Потом они поменялись. Первый насиловал. А затем кто-то из них ее задушил.

— И со второй та же картина?

— Вторую один из насильников держал за запястья, вот следы от пальцев, затем за плечи. Она, кстати, активно сопротивлялась. Повреждения на шее носят беспорядочный характер. Эти ссадины в виде неправильной продолговатой формы — следы скольжения пальцев убийцы. Ей и досталось больше. Видимо, насильник надавил коленом на грудную клетку, вследствие чего наблюдаем перелом третьего и четвертого ребер. Вот взгляните на снимок.

— А на теле этой, второй девушки, вы не обнаружили микрочастиц почвы?

— Под ногтями обнаружил. Она хваталась за траву, потому что микрочастицы травы тоже остались.

— Следовательно, я могу получить результат экспертизы почвы в судебно-биологическом отделении.

— Да, я им передал материал.

— А фотографии для идентификации трупов можете мне дать?

— Пожалуйста. Могу также дать рентгенограммы кистей и грудной клетки каждой.

— Пожалуй, возьму. Хотя возраст и так видно — девушкам около двадцати лет.

— Хотите помочь Щеткину?

— И ему тоже. Изнасилованная несовершеннолетняя девочка, о которой я вам говорил, до сих пор находится в подавленном состоянии. И знаете, за что себя казнит? Что не пустила в ход перочинный ножичек, который носила в сумочке. Я ей, правда, сказал, что ее счастье, а то неизвестно, как бы отреагировали насильники. Могли ведь и покалечить. А то и жизни лишить.

Теодозий Иванович вздохнул.

— Последствия насилия бывают самыми разрушительными и иногда оставляют след на всю жизнь.

— Сейчас эта девочка одержима одной мечтой: найти своих обидчиков и наказать их по всей строгости. Меня даже пугает ее агрессивность.

— Нормальная реакция. Сначала шок, потом мечта о мести.

— Но согласитесь: если юная девочка ни о чем другом не может думать, это уже приобретает маниакальный характер. Она разрушает свою психику.

— Значит, с ней должен поработать хороший психолог.

— Уже работает. Но девочка оказалась крепким орешком. Замкнулась, и к ней не пробиться.

— Будем надеяться, что это носит временный характер. Как говорится, время — лучший лекарь.

Турецкий вышел на улицу и после неонового освещения в морге порадовался яркому солнечному свету. Конец августа был по-летнему теплым, хотя признаки осени уже ощущались во всем — и в тронутых золотом листве, и в прохладных ночах.

Он перекинул через руку джинсовку и подумал, что пока его розыскные действия не сильно продвинулись. Наоборот, усложнились. Потому что появились новые жертвы насильников в милицейской форме. Надо бы съездить к Щеткину и поделиться своими соображениями, что он и сделал незамедлительно.

Щеткин слушал внимательно, откинувшись на спинку стула и дымя сигаретой, как паровоз. Закончив свое сообщение, Турецкий укоризненно бросил:

— Ты же вроде бросал, Петя. А теперь опять куришь.

— Нервы успокаивает. При нашей работе либо пить, либо курить. Выбрал то, что наименее опасно.

— Это как сказать. Если принимать водочки граммов по пятьдесят в день, говорят, очень даже хорошая поддержка организму.

— Ну и как это лечение действует на тебя? — впервые за последние полчаса улыбнулся Щеткин.

— Да что ты! Я боюсь экспериментировать. Уже возраст не тот. Вдруг втянусь? Моя драгоценная жена и так считает меня невоздержанным в некоторых пагубных привычках.

— Это для нее они — пагубные привычки. Что русскому здорово, то немцу смерть. А нас они поддерживают. Если пользоваться ими с умом. Ну да ладно, каждый, как говорится, остается при своем мнении. Вернемся к делу. Так что ты хочешь предложить?

— Думаю облегчить тебе жизнь и взяться за расследование этих убийств. Тем более что они, как говорит моя дочь Ниночка, как раз в тему.

— Ну да, ты же занимаешься делом изнасилованной девчушки, как бишь ее?

— Лена, — напомнил Турецкий.

— Как ты понимаешь, я с удовольствием приму твою помощь по этим делам. Своих было под завязку. Естественно, можешь рассчитывать на меня. В смысле экспертиз и людей.

— Людей у меня пока достаточно. Связи с экспертами сохранились. Но если понадобится, обращусь за помощью.

— И что собираешься делать сейчас?

— Нужно выяснить, не числятся ли в розыске эти девушки. У меня есть их фотографии и рентгенограммы. Даже если они гражданки ближнего зарубежья, а у меня возникло такое подозрение, может, их родители уже хватились своих дочерей. Есть еще некоторые соображения, но не стану тебя загружать.

— Подойди к Корчинскому, у него база данных всех заявлений о пропавших лицах.

— Я как раз собирался.

Когда Турецкий заглянул к Корчинскому, тот расплылся в дружелюбной улыбке.

— Давненько мы не виделись, Александр Борисович. Рад вас видеть в полном здравии.

— Да и я рад, — Турецкий пожал протянутую руку.

— Думаю, у вас ко мне дело? — сразу догадался Корчинский, потому что, хоть между ними и сложились теплые отношения, их редкие встречи всегда происходили по поводу.

Турецкий коротко изложил причину визита. Корчинский взглянул на снимки, которые передал ему Турецкий.

— Ладно, сейчас займусь поисками.

— А я, пожалуй, пока схожу к трасологам.

К трасологу Волошину Денису Сергеевичу Турецкому тоже не раз доводилось обращаться. Но он, в отличие от Корчинского, поздоровался довольно сдержанно. Волошин и раньше производил впечатление человека крайне замкнутого. Нельзя сказать, что Турецкий придавал значение внешнему виду человека, но неряшливость в одежде всегда вызывала в нем недоверие. Казалось, человек, который не следит за собой, не может профессионально относиться к своей работе. Особенно к такой, которая требует скрупулезности и особенной ответственности. Правда, невзирая на убеждения Турецкого, работа Волошина опровергала его теорию. Денис Сергеевич относился как раз к типу очень ответственных и даже педантичных людей. Невысокий, коренастый, он редко поднимал взгляд на собеседника, и казалось, что в разговор вступает не по своей воле. Была бы такая возможность, он молча отдавал бы экспертное заключение, не вступая в разговоры.

И сейчас не изменил своей привычке.

— Здесь все описано, — предельно кратко бросил он, глядя в пол. «Не на носки ли своих давно нечищеных ботинок? — с иронией подумал Турецкий. И неожиданно заметил на пальце правой руки эксперта обручальное кольцо. — Ба, так он еще и женился! Это кто ж позарился на такого задрипанного мужичонку?»

Самое интересное, что во внешнем облике эксперта совсем не ощущалось заботливой женской руки. Так же рыжеватые вихры торчат в разные стороны, двухдневная седоватая щетина на круглых щеках. Одна перемена бросалась в глаза — он заметно поправился. Наверное, жена свои обязанности реализует исключительно как кулинар. Потому что несвежий воротничок с оторванной пуговицей оголял небритую же шею, а из-под грязноватого халата выглядывали мятые брюки, коротковатые и с пятнами непонятного происхождения. Ко всему прочему от Дениса Сергеевича пахло немытым телом. Турецкий даже отступил на шаг. Но эксперт не заметил брезгливого выражения на лице Турецкого, поскольку уже отвернулся и склонился над какими-то снимками. Вдруг опомнился и выдавил из себя еще несколько слов, словно извиняясь за свою немногословность:

— Если возникнут вопросы, обращайтесь.

Можно было бы присесть на стул и ознакомиться с экспертным заключением здесь же, вдруг действительно возникнут вопросы? Но Турецкий не собирался вдыхать миазмы чужого неухоженного тела. Уж лучше вернуться к Корчинскому, тот наверняка уже может сообщить какую-то информацию.

— Сожалею, но никто не подавал на розыск этих девушек, — огорчил Турецкого Корчинский. — В базе данных их фотографий нет.

— А ведь эксперт говорил, что они давно не видели солнца. Значит, фактически были похищены. Не москвички, что ли? — предположил Александр Борисович.

— Или их еще, очевидно, родные не хватились. Хотя сколько нужно отсутствовать девушке, чтобы родители забеспокоились? — раздумывал вслух Корчинский.

— А вы меня, Юрий Петрович, не приютите на полчасика? — попросил Турецкий эксперта. — Хочу почитать заключение трасолога. Если возникнут вопросы, сразу и зайду.

— A-а, и вы не выдержали? — рассмеялся Корчинский. — Н-да, у нас с нашим трасологом в смысле гигиены большие проблемы. И боюсь, нерешаемые. Когда он женился, все вздохнули с облегчением. Думали, уж жена за него возьмется. Ну, хотя бы отмоет по первости. Да что-то пока благотворного влияния его жены не видно. Только поправился, питаться стал лучше.

— Я действительно от него сбежал, — признался Турецкий, устраиваясь на стуле и разложив перед собой текст экспертизы и фотографии.

Ознакомившись с заключением, Турецкий лишь утвердился в том, что убийство двух девушек следует отнести к серийному преступлению. В пользу возникшей версии говорили и следы от обуви, которые оставили насильники. Отпечатки на глинистой почве рядом с телами жертв принадлежали одним и ем же лицам.

— Ну что там у вас? — полюбопытствовал Корчинский, поглядывая на озабоченного Турецкого.

— Да ничего хорошего, как всегда. Имеем серийное убийство, совпадающие признаки налицо. В обоих случаях отчетливо проявляются признаки специфического «почерка» убийц: механизм совершения убийств, характер телесных повреждений. А наследили! Окурки со следами зубов рядом с телами обеих. Видимо, убийцы были настолько уверены в своей неуязвимости, что даже не подумали убрать улики.

— Очевидно, новички. Ведь в системе, насколько я понял, они не засветились?

— Нет еще результата экспертизы следов рук, их трасолог отправил в АДИС. А вот в Следотеке подошв обуви и протекторов шин машины, на которой они приехали, ничего на них нет.

— Надо же, ведь трупы девушек нашли в лесу. Убийцы что, по лесу в машине ехали?

— Нет, с Киевского шоссе свернули на боковую дорогу, подъехали к самому краю леса. Машину оставили, девушек отволокли. На месте преступления кинологи работали. Так собака прямо с места к дороге повела, а там следы протекторов.

— Ну, теперь следотека пополнится, — заметил Корчинский.

— Кстати, такая странность — на девушках не было обуви.

— Может, когда их забирали, не дали времени обуться?

— Или заставили снять обувь в машине, чтобы в лесу в случае чего далеко не убежали.

— Есть какие-то предположения об убийцах?

— Есть еще улика. В руке одной из девушек обнаружили пуговицу от милицейского кителя, но когда эксперты определят по микроволокнам ткань одежды убийцы да соотнесут с милицейской формой… сами понимаете…

— Ничего себе! — покрутил головой Корчинский. — А еще есть улики, подтверждающие причастность ментов к убийству?

— Я сейчас занимаюсь делом об изнасиловании несовершеннолетней девочки. Так она утверждает, что насилие совершили менты.

— И отпустили ее живой? — с сомнением покачал головой Корчинский. — Зачем же они тогда убили этих? Странно. Оставшаяся в живых по горячим следам могла дать описание насильников. А эти, возможно, иногородние, ничем не могли им угрожать.

— В том-то и дело, что девочка была в состоянии шока. Она их фактически даже не рассмотрела.

— Хотите сказать, что те две представляли собой угрозу для насильников?

— Пока ничего не хочу сказать. Только то, что биологическая экспертиза подтвердила — и оставшаяся в живых, и обе погибшие были изнасилованы одними и теми же лицами.

— Вот блин! — неожиданно выругался Корчинский. — Нам еще не хватало ментов-маньяков.

— Или тех, кто в форме ментов разъезжает по городу в ментовской машине в поисках приключений. Во всяком случае, ДНК этих ублюдков у нас имеются. Но никаких зацепок, чтобы составить фоторобот.

— Нет свидетелей? — Увы.

6

В два часа дня, когда небо затянули тучи и город придавила влажная духота, Демидов и Плетнев размечтались о том, что хорошо бы сейчас ливанул дождь и жара наконец спала бы.

— Неплохо бы, наконец, кондиционер приобрести, — заметил Демидов, обмахиваясь газетой.

Голованов поднял от бумаг голову и прогундосил:

— От них вечно простужаешься. То — насморк, то горло болит.

— И где ты так умудряешься простужаться? — поинтересовался Демидов, вытирая лицо скомканным носовым платком.

— У себя дома. Купил, как внушаемый человек, который подвержен посулам всяких рекламных кампаний. Польстился на бесплатную доставку. Думал: я же современный человек, надо пользоваться техническими достижениями науки, хватит потеть в жару в собственной квартире. И, как включаю, — простуда обеспечена.

— Наверное, режим максимальный ставишь? — предположил Демидов.

— Прямо дышать нечем, — пожаловался Плетнев и расстегнул рубашку до пупа. В таком виде его и застал Турецкий, который вернулся в агентство с озабоченным видом. Сыщики поняли: предстоит серьезная работа.

Турецкий изложил суть дела, и все призадумались.

— Щеткин дает нам зеленый свет, — обнадежил их Александр Борисович.

— Это вселяет надежду, — постукивая пальцами по столу, произнес Голованов.

— Может, опять начнем с тех отделений милиции, которые находятся территориально близко от автобусной остановки, где схватили Савельеву? — предложил Плетнев.

— Так мы ведь их уже прорабатывали, — напомнил Голованов. — И никакого результата. Думаешь, они тебе скажут что-нибудь новенькое?

— Я на предмет экспертизы спермы всех ментов, кто дежурил в ту ночь, — невозмутимо произнес Антон.

Его коллеги изумленно уставились на него.

— И кто тебе это позволит? — наконец пришел в себя Турецкий.

— А как же с уликами? — вопросом на вопрос ответил Антон. — Во-первых, заявление Савельевой, что ее изнасиловали менты. Во-вторых, пуговица от кителя в руке одной из убитых. Все ведет к тому, что это работа ментов. А чтобы исключить или подтвердить это, нужно, по крайней мере, провести анализ спермы патрульных.

— Исключено, — твердо заявил Турецкий. — Хотя согласен с тобой, что этот шаг был бы самым разумным.

— И самым результативным. Может, попросить Меркулова посодействовать? От имени Генпрокуратуры?

— Попробовать можно, только маловероятно, что получится, — с сомнением в голосе произнес Турецкий и набрал номер телефона Меркулова.

Меркулов незамедлительно пригласил старого друга на конфиденциальную встречу.

— Понимаю, что не чаи гонять ко мне просишься, но хоть причина есть повидаться.

Турецкий отправился в Генпрокуратуру и, едва переступил порог, как услышал за спиной шум дождя. Он порадовался, что вовремя успел, иначе промок бы до нитки. Дождь разразился знатный, с громом и целыми потоками ливня, которые сначала ручьями потекли по тротуару, а затем прямо на глазах превратились в бурную реку и устремились к водостокам.

— Ты что, смеешься? — воскликнул Меркулов, когда услышал предложение Турецкого. — Никогда! Никто! Не позволит проводить подобную экспертизу. На милицию и так уж всех собак навешали. Мало нам оборотней в погонах? Теперь еще объявим их сексуальными маньяками? Даже не думай, выбрось из головы! С такой слабой доказательной базой ищите другие улики.

— Но согласись, что такие случаи были, и даже не один десяток.

— Были, — устало кивнул Меркулов. — Сам статистику читал. Например, предоставленную центром помощи жертвам насилия «Сестры». Только известно ли тебе, что из пятидесяти одного обращения жертв насилия лишь в восьми случаях были возбуждены уголовные дела? Да и то лишь два из них дошли до суда.

— Но ты ведь не станешь спорить, что этим грешат ночные наряды патрульно-постовой службы. Савельева попала в лапы, скорее всего, именно к таким подонкам.

— Саня, если бы она смогла описать их поподробнее, я бы постарался помочь. Тогда можно было бы, как подозреваемых, отправить на экспертизу. А так — неизвестно кто, неизвестно где… Какие у нас описания насильников? Толстые шеи и бандитские стрижки? Я очень сочувствую девочке, но решать задачу со столькими неизвестными придется тебе. А подвергать такой экспертизе всех до кучи никто не позволит.

— Да я и сам знаю, — нахмурился Турецкий. — Но уж очень заманчива идея: ведь имеется заключение эксперта. Представляешь, как обидно? У нас есть ДНК не только насильников Лены Зотовой, но и убийц двух неопознанных девушек! А ты мне не даешь проверить несколько десятков патрульных.

— Не я не даю. Там не дадут! — многозначительно поднял вверх палец Меркулов. — Это же дискредитация органов, понимаешь?

— Понимаю, — совсем уже насупился Турецкий. — Но если эти сволочи еще кого-нибудь убьют?

— А ты работай. Коль тебе Щеткин доверил, значит, поможет, да и команда у вас крепкая. Хоть вы вроде и особняком, но работаете эффективно. Страна может вами гордиться, — решил поддержать друга Меркулов.

— Хочу тебе напомнить, что население у нас грамотное, газеты читает. О какой нашей дискредитации может идти речь, если менты сами себя дискредитируют? Даже бывший министр внутренних дел признает, что уже с десяток лет менты контролируют уличную проституцию. Да и своднические конторы — тоже. Притом по всей России. Вот они и привыкли сексуальные услуги на халяву получать. И, как результат, — полный беспредел.

Вечером Турецкий с мрачным видом слушал «Новости». В блоке криминальных новостей диктор сообщил о широкомасштабном милицейском рейде по точкам, где обычно собираются проститутки.

«И ведь не сегодня они узнали об этих точках, — возмущенно думал Турецкий. — А вот спустили сверху приказ, и тут же доблестные правоохранители бросились наводить порядок».

Камера показывала, как на привокзальную площадь подъехали сразу несколько «уазиков», выскочили милиционеры и довольно вежливо стали подсаживать смеющихся девиц в салоны. Некоторые девушки все-таки огласки не хотели и старательно прикрывали лица сумочками или руками. Но в основном девушки строили репортерам глазки и откровенно веселились. В худшем случае, проведут ночь в «обезьяннике» и завтра примутся за старое. Невзирая на опасность профессии. О моральной стороне своего занятия такие девушки уже не задумываются.

Он раздраженно выключил телевизор. Ирина разговаривала по телефону и захватила только последние кадры сюжета.

— Тоже мне — новости, — фыркнула она. — Я сама знаю несколько точек, где собираются проститутки. Если бы органы внутренних дел хотели, они давно уже начали бы борьбу с проституцией.

И жена была права. Турецкий горестно вздохнул. Он тоже знал места сборищ жриц любви. Иногда, после двенадцати ночи, проезжая мимо Курского вокзала, видел на дороге двух девушек, которые в весьма откровенных нарядах независимо прогуливались у тротуара. А в глубине тупика поджидали своей очереди еще человек двадцать. По дороге в Шереметьево тоже не раз наблюдал картину: несколько машин, а рядом дюжины две девиц — на любой вкус. О Тверской и говорить нечего. Название этой улицы уже навязло у всех на зубах.

— Кстати, Шурик, я тут узнала, что на Садовом кольце, в районе Курского вокзала, промышляют хозяева квартир, которые сдают комнату хоть на час, хоть на ночь. Их там толпы — с табличками. Бизнес поставлен на широкую ногу. Неужели наша милиция этого не видит? В центре города, на виду у всех… Значит, это кому-то выгодно? Я имею в виду представителей закона.

— Конечно, иначе пресекли бы за полчаса. Я сам видел этих с табличками, — проворчал он. — Нехилые бабки приносит такой бизнес. Слышал, что ночь стоит три с половиной тысячи. Не поверю, что ни с кем они не делятся: Кто же из патрульных упустит свою долю?

— Как обыватель, я бы спросила: а куда смотрит служба собственной безопасности?

— Как обыватель, могу только выразить свое недоумение и возмущение. Потому что, как у профессионала, у меня руки коротки, — с досадой заключил Турецкий.

Утром, на часах не было и семи, Турецкого разбудил звонок мобильного.

— Саша, я нашел того парня! Ну, который на белом грузовике! — услышал он взволнованный голос Демидова и сразу проснулся.

— Где? Мы же, можно сказать, все автопарки Москвы прочесали!

— Он в Новом Иерусалиме на строительном рынке работает.

— Тьфу ты! — с досадой воскликнул Турецкий. — А мы все оптовые базы, торговые фирмы, супермаркеты Москвы шмонали… А он, оказывается, в области на стройрынке. Ну и как ты его нашел?

— Да случайно, конечно. Мне тут теща дала задание прикупить стройматериалы, она бригаду наняла, у нее очередной безумный план грандиозного строительства. Летнюю кухню с баней задумала. Я поехал на рынок с бригадиром, закупать по списку. Прошлись, нашли что надо, нужно вывозить. Нам говорят — перевозчики за забором, на пятачке. Выходим, гляжу — стоят грузовики и один такой белый фургон с надписью «Кока-Кола». Меня прямо как осенило. Я к нему. Бригадир орет: на кой нам фургон, не стекловату везем. А я — к водителю. Стоит красавец — рост под два метра, волосы до плеч, темные, глаза карие. И в кабине под зеркалом слоник серебристый болтается. Я его чуть не обнял. Хорошо, удержался. А то он меня не так бы понял. Подбегаю и спрашиваю: у тебя есть желтая майка с верблюдом? А он мне: «Вы, наверное, мой клиент? Только я вас что-то не помню. Хотя память на лица у меня хорошая. А майка есть». Ну я ему и выложил, что очень он нам нужен. Сказал, что частный сыщик, давно его ищем как свидетеля. Он сначала удивился, говорит: и рад бы помочь, только ничего такого не видел, чтобы нам пригодилось. Я ему про Лену Савельеву. Он сразу вспомнил. Говорит: «А что, в ментуру она не ходила? Я ей посоветовал к ним обратиться. Так она, значит, сразу к вам?» В общем, толком и поговорить не успели. К нему клиент подвалил, мой бригадир тоже меня торопит. Я взял телефон парня, и договорились сегодня пересечься. Зовут его Миша Силкин. Так что давай вставай, его же ловить еще нужно. Он как челнок, все время развозит стройматериалы. С утра пораньше больше шансов его застать. Только карту Москвы прихвати, а то у меня под рукой нет.

Ирина уже открыла глаза и сонно наблюдала за передвижением мужа по квартире. Он носился, как угорелый, быстро собираясь и подсказывая себе: «Карту Москвы. Карту Москвы».

— Карта на книжной полке, где журналы, — подсказала Ирина. — Парнишку нашли?

— Нашли. И «Коку-колу» нашли. И слоника. И верблюда. Вот молодец Демидов! Вот везуха так везуха! Какая же теша у него молодец. А я, признаться, ее терпеть не мог.

— Так ты же ее не видел никогда.

— Зато сколько гадостей про нее слышал от Демидова.

Турецкий успел поставить кофе, и пока брился, Ирина уже встала и решила проявить себя как любящая жена и хорошая хозяйка. Налила ему в чашечку, приготовила бутерброды.

— Обожаю! — поцеловал он жену, поскольку не рассчитывал на ее великодушие. Потому что Ирина раньше восьми не вставала, и то считала такой ранний, по ее мнению, подъем наказанием господним.

— Будь осторожен, не гони, сейчас уже все на работу поедут.

— Спасибо за благословение, — помахал ей от двери Турецкий и выскочил из квартиры, доставая на ходу из кармана ключи от машины.

Гнать не гнал, но ехал с ветерком. Хотелось бы побыстрее, но обстановка на дороге была нестабильная. Демидов ждал у ворот строительного рынка в Новом Иерусалиме и, увидев машину Турецкого, энергично замахал обеими руками, подзывая к себе. Рядом с ним стоял высокий чернявый парень. По описанию Володи Демидова и Лены Турецкий его сразу узнал, даже без желтой майки с верблюдом. Но «фенечки» на руке парня в количестве не менее пяти штук тоже были хорошим отличительным признаком. А если добавить к этому белый фургон, то уже и сомневаться не приходилось. Наконец-то свидетель был обнаружен.

Турецкий пожал руку парня и любовно оглядел его с ног до головы.

— А мы вас ищем уже больше месяца.

— Да мне ваш коллега сказал, — приветливо ответил Миша.

— Мы ведь не просто так вас искали, нам нужно, чтобы вы указали, где подобрали потерпевшую девушку в ночь на девятое августа. Я и карту привез, чтобы вы вспомнили маршрут.

— Да я и без карты помню. В тот день я возил одному клиенту вагонку на дачу. А он потом попросил заехать с ним в мебельный гипермаркет за Окружной, мебель отвезти в московскую квартиру. Я и обрадовался — заказ очень выгодный. Я с ним практически полдня работал. Никаких простоев. Все оплачено. И когда возвращался мимо парка, увидел девчушку. В таком жалком виде. Сразу понял, что с ней беда приключилась. Стоит, главное, на тротуаре, машин и так мало, так она и от них шарахается. Совсем запуганная. Я и предложил ее довезти. Сколько же ей так стоять? А если какие-то подонки увезут? Я с ней и не разговаривал, видел — ей очень плохо. Все время всхлипывала и слезы вытирала. Попросила отвезти по адресу. Я понял, что не домой. Да и как в таком виде на глаза родителей появляться? Посоветовал в отделение милиции поехать, заявление написать. Она ходила? Не знаете?

— Да там не получилось, менты ей не поверили. Она к нам обратилась.

— Ну если я вам помог, то очень рад. Потому что мне ее так жалко было, совсем еще маленькая. Это кто же ее так обидел? Не нашли еще?

— Ищем, — ответил Турецкий.

Он уже отметил на карте то место, где Миша подобрал Лену, и крепко пожал на прощание ему руку.

Демидов прямо сиял от радости и чувствовал себя именинником.

— Теперь вызываем наших, нужно прихватить Лену, и едем в этот массив, — заторопился Турецкий.

— Чем она нам поможет? Она же ничего не видела, темень была.

— Иногда на месте происшествия открывается третий глаз, — пошутил Турецкий. — Да, Ирину тоже возьмем. Девочке с ней будет спокойней.

В два часа дня все встретились возле лесного массива. Осеннее солнце освещало золотистое и багряное убранство леса и посылало на землю последнее тепло. Не верилось, что совсем недавно здесь произошла трагедия. Красота природы на секунду отвлекла внимание сыщиков, но подъехала машина, и все вспомнили, зачем здесь собрались. Ирина привезла Лену, и та держалась за ее руку, как маленькая, испуганно поглядывая на мужчин.

— Ты их не бойся, они все хорошие, — ласково сказала Ирина. — Главное, помни, что все хотят найти твоих обидчиков и наказать их. Поэтому ты им немножко помоги. Просто иди и смотри. Если что-нибудь тебе покажется знакомым, скажи.

— Я здесь стояла, — сразу показала рукой Лена на край тротуара.

— А как ты вспомнила?

— А за спиной асфальтированная аллея, я по ней вышла и уже никуда не отходила.

— Тогда пошли по аллее.

Лена с Ириной пошли впереди. Все остальные за ними. Турецкий задержался у края тротуара и поманил Плетнева:

— Если это действительно та аллея, по которой из леса выехала машина с ментами, то съехать на дорогу нет проблем. Спуск удобный.

— И они об этом знали.

Через какое-то время от аллеи вправо появилось ответвление — довольно широкая просека, но не предназначенная для машин. Лена нерешительно остановилась.

— Может, это та дорожка, по которой ты шла, пока не вышла на асфальт? — подсказала ей Ирина.

Лена оглянулась на асфальтированную дорогу.

— Может быть. Но я не уверена.

— Ничего мы сейчас проверим.

Сыщики рассыпались веером и пошли параллельно дорожке, внимательно заглядывая под кусты.

— А что они ищут? — спросила Лена у Ирины.

— Какие-нибудь следы или улики.

— Машина здесь проезжала, довольно давно, — заметил Плетнев, нагнав Ирину. — Сниму следы протекторов. Судя по всему, здесь уже давно никто не ездил.

Послышался голос Демидова:

— Лена, иди сюда.

Ирина подхватила Лену под руку, и они пошли на голос, шурша листьями, которые усыпали пожухлую траву. Демидов держал в руках дешевенькую бежевую сумочку.

— Твоя?

— Моя. — Лена испуганно уставилась на нее. — А я думала, что она осталась в машине у милиционеров.

— Может, они выбросили ее, а может, ты с ней и вышла, просто забыла.

Сошлись остальные — Турецкий, Плетнев, Голованов и Агеев.

— Ты здесь что-нибудь помнишь? — мягко спросила Ирина.

Лена страдальчески сморщилась и быстро замотала головой.

— Было темно…

— А вот и скотч. — Плетнев поднял прямо из-под ног Лены матовый скомканный кусок скотча и положил его в полиэтиленовый пакет.

— Это я тогда его содрала, когда они ушли. Они мне рот заклеили, чтобы я не кричала… — дрожащим голосом объяснила Лена.

— Пожалуй, мы отойдем, — тихо сказала Ирина, глядя на побледневшее лицо Лены. Казалось, та вновь переживает весь ужас, который ей довелось здесь испытать. В ее глазах стояли слезы, и она машинально облизывала пересохшие губы.

— Действительно, она здесь уже не поможет. Вы возвращайтесь к машине, а мы еще поработаем, — сказал Голованов и наклонился над травой. Он достал пинцет и прихватил им окурок. Турецкий заглянул через его плечо.

— Та же марка, что и на Киевском шоссе.

Лена и Ирина сидели в машине, и девочку сотрясала крупная дрожь.

— Не волнуйся, дорогая, все уже позади, — успокоила ее Ирина.

— А моя сумочка? — вдруг вспомнила Лена.

— Сначала с нее снимут отпечатки пальцев. Если кто-то из насильников держал ее в руках, остались отпечатки.

— И тогда вы их найдете?

— Конечно найдем, — заверила девочку Ирина.

Прошло не менее часа, прежде чем из леса появились сыщики. Они шли быстро, деловито что-то обсуждая. Расселись по машинам, и Турецкий повернулся к Лене:

— Сейчас подбросим тебя домой. Мама сейчас на работе или дома?

— На дежурстве.

— Так, может, отвезти тебя к тете Кате? У нее сегодня выходной, — предложила Ирина.

— Лучше к тете Кате. Мне домой не очень хочется, — призналась Лена, и Ирина поняла — она боится остаться наедине со своими воспоминаниями.

7

Новенькая появилась в гостиной уже на следующий день после того, как Надя подслушала разговор Кена и неизвестного. Даже после умелой работы Юлии над лицом девушки та не выглядела беззаботной и вполне довольной своей судьбой. Хотя Надя и не сомневалась — Кен и Барби тоже поработали над девушкой, внушая ей, что здесь, в райском уголке, все девушки должны выглядеть счастливыми. Во всяком случае, девушка время от времени вспоминала, чего от нее ожидает администрация, и пыталась изобразить улыбку. Если бы Кен поставил перед собой задачу оштрафовать новенькую немедленно, повод и искать не пришлось бы. Но он, как ни странно, поглядывал на нее укоризненно, но не злобно.

Барби с воодушевлением принялась объяснять девушкам, какой нынче праздник они должны приготовить для гостей. Те внимательно слушали, потому что Барби дважды повторять не любила. Только новенькая, как показалось Наде, плохо въезжала в тему. Ее явно чем-то накачали, потому что глаза у нее время от времени закрывались, и, если бы не Ольга, которая ее толкала в бок, она бы отключилась. В конце концов и Барби это заметила и сердито бросила:

— Я, кажется, обращаюсь ко всем. Настя, хватит кемарить, а если ты сюда пришла спать, то тебе лучше вернуться в карцер.

Девушка испуганно вздрогнула и широко открыла глаза.

Кен подошел к Барби и что-то тихо сказал ей. Ольга воспользовалась тем, что на них никто не смотрит, и зашептала на ухо новенькой. Та так же шепотом ответила. Глаза ее налились слезами, и она усиленно заморгала. Это заметила Барби и возмущенно воскликнула:

— Нет, я так работать не могу! Это что еще за слезы? По-моему, ее еще рано выпускать к гостям.

— Ничего, сейчас успокоится, — бросил Кен и сурово окликнул девушку: — Настя, мы же договаривались!

Та испуганно вздрогнула и уставилась на своих мучителей.

Когда инструктаж закончился и девушкам позволили посмотреть новый фильм, Ольга тихо передала новость Наде:

— Она здешняя, из Москвы.

— Да ты что? — удивилась Надя. До сих пор среди девушек москвичек не было. Были украинки и молдаванки, которые Москвы совсем не знали и видели ее только из окна поезда, подъезжая к вокзалу. Потом их довольно долго возили, прежде чем доставить в «Райский уголок», и они, когда выпадала возможность перекинуться несколькими словами, понятия не имели, где в результате оказывались. Кто-то заметил, что улица была тихая, кто-то — что дом шести- или семиэтажный, серого цвета. Наблюдательная Оксана заметила лепнину над окнами.

В гостиную заглянул охранник Сэм и кивнул головой Кену. Тот улыбнулся слащавой улыбкой и поманил пальцем Настю.

— Пошли, моя красавица. Персонально к тебе гость. Большой человек, будь с ним лапочкой и получишь хорошие бабки. Тебе повезло, сам Маэстро пожелал осчастливить тебя. Но если… — он сделал свирепое лицо, — что-то пойдет не так, карцер тебе обеспечен на неделю. Поняла?

На Настю жалко было смотреть. Ее взгляд заметался по лицам девушек, словно она просила помощи. Но все старательно отводили глаза. Лишь Оксана буркнула:

— Все мы через это проходили. И все живы-здоровы.

Надя встретилась взглядом с новенькой, и жалость шевельнулась в ее груди:

— Только не спорь с ним, — тихо посоветовала она.

В другой раз она получила бы взбучку от Кена за то, что вмешивается. Но на этот раз с удивлением услышала подобие некоего одобрения:

— Слыхала, детка, что опытные люди говорят? Главное, не спорь. Господин Маэстро человек уважаемый, так что покажи себя с лучшей стороны, о чем бы он тебя ни попросил. — Он мерзко захихикал, и Надя с отвращением вспомнила старого, толстого Маэстро и его дряблое тело, отвисший живот и худые ноги с неразвитыми мышцами. На все его физические недостатки можно было бы не обращать внимания, если бы не те мерзости, которые он вытворял с девушками. Она содрогнулась при одной мысли о том, что предстоит пережить Насте. А ведь ей по виду лет пятнадцать, совсем еще девочка. Как она сюда попала? Не по доброй же воле. Наверное, ее просто увезли. Украли.

— Ну, скорее, что ты, как старуха, едва ноги передвигаешь, — стала подгонять девочку Барби. — Господин Маэстро любит девочек живеньких, веселых…

«Этот сволочь Маэстро любит девочек свеженьких», — злобно думала Надя. И в памяти возникла сцена ее «боевого крещения», когда именно ее, как самую младшую, выбрал этот омерзительный старик с лицом каменной бабы, которые понатыканы на острове Пасха. Кен для общего развития девушек, а скорее, чтобы те не маялись дурью, снабжал их журналами «Вокруг света». Девчонки со скуки читали и невольно просвещались. Уже после того как Наде пришлось не один раз удовлетворять похотливую страсть Маэстро, она обнаружила в журнале точную копию его отвратительной рожи. И даже поделилась своими наблюдениями с девчонками. Вот уж повеселились они украдкой!

Настю увели, охранник включил звук погромче. Девушки делали вид, что всецело увлечены развитием событий на экране. Но сами невольно прислушивались, хотя все знали: со звукоизоляцией в борделе все в порядке. Ничего лишнего не услышишь, особенно если в гостиной работает телевизор и звук включен на полную громкость.

Сэм маячил в проеме двери и с интересом смотрел фильм, позабыв о своих обязанностях, и девочки шушукались, наслаждаясь тем, что о них все забыли. Кен и Барби как вышли, сопровождая Настю к гостю, так и не возвращались. «Трахаются, наверное, в кабинете Кена», — равнодушно подумала Надя. Начальство хоть и собачилось, не стесняясь девушек, но в маленьких удовольствиях себе не отказывало. Надя из-за того, что в борделе в свободное время нечем было заняться, научилась быть наблюдательной и из маленьких деталей умела извлечь информацию. Наблюдая за Кеном и Барби, поняла, что у них не просто служебные отношения. Положил глаз на Барби и Джим. И их отношения также успешно развиваются. И обоим по фигу, что они делят одну женщину на двоих. Взаимоотношения троицы уже казались ей естественными: насмотревшись на бордельные нравы, теряешь нормальные человеческие оценки.

Фильм закончился, и девчонки переключились на спортивный канал. Теперь можно было трепаться не таясь, потому что Сэм прикипел глазами к экрану и уже вообще ничего вокруг не замечал.

— Девушки, пора переодеваться, — провозгласила Барби, и вид у нее был до того сытый, словно она поимела гвардию гренадеров. «Сука! — привычно подумала Надя. — Сейчас припрутся эти гребаные господа, напыщенные и уверенные в своей неотразимости. И нужно будет выполнять их прихоти и веселить, веселить, чтоб они все передохли от своих оргазмов! И ведь никого кондратий не хватит, хотя из некоторых уже песок сыплется. Например, господин Юрист. Старику уже под восемьдесят, даже ходит с трудом, а туда же — пока его не доведешь до оргазма, не отпустит. Счастье, что Оксана наловчилась с ним справляться, а больше никто на него и не посягает. Никаких денег не надо, замучает старпер своими требованиями».

Из комнаты Насти вышел господин Маэстро. Что-то он быстро нынче. И рожа недовольная. Так и есть, направился в кабинет Кена. Жаловаться пошел, — констатировала Надя. Теперь новенькую оштрафуют.

Она зашла в свою комнату и услышала топот чьих-то быстрых шагов по коридору. Хотела выглянуть, но в двери повернулся ключ. Надя приложила ухо к двери и услышала глухой голос Кена:

— Извините, господин Маэстро. Этого больше не повторится. Хотите, я заменю ваш заказ? У нас есть еще одна новенькая, правда, она еще не совсем в форме.

— А с ней что? — ворчливо проговорил Маэстро. — Если она тоже вздумает царапаться, я к вам больше ни ногой. Безобразие какое! Пришел отдохнуть, а тут какие-то пионерские игры в борьбу за сохранение невинности. Вы ее хотя бы проинструктировали?

— Мы всех предупреждаем: подчинение беспрекословное, — угодливо заюлил Кен. — Но это ведь женщины, чего от них ожидать? У них в одно ухо влетает, в другое вылетает.

— А знаете, что я придумал? — вдруг оживился господин Маэстро. — Я готов уступить право первой ночи вашему охраннику. Чтобы наказать мерзавку.

— Да? — удивился Кен.

До сих пор Маэстро особенно щедро платил за невинных девушек, а таких найти как раз было довольно сложно. Поэтому он никогда и не пренебрегал «правом первой ночи». Но желание клиента — закон.

Надя услышала его громкий голос:

— Сэм, иди сюда. Господин Маэстро предлагает тебе кое-что приятное.

Она отошла от двери, и ее затрясло от гнева.

Надя знала, что Сэма к девушкам не допускают. Он был садистом. И все это знали. Администрация берегла свой товар, поскольку он приносил большие доходы. И раз Кен так запросто пошел на уступки старого козла Маэстро, значит, Настя как свежий товар его больше не интересовала. После Сэма она будет приходить в себя недели две. Если останется здоровой.

Женя из Молдавии рассказывала, что несколько месяцев назад одну непокорную девушку таким же образом наказывали. И после того как она попала в руки Сэма, ее больше никто не видел. Она исчезла. На вопрос девушек, где подруга, Кен ответил, что она заболела. А потом велел всем заткнуться и не встревать, куда не надо.

— Может, ее убили? — в ужасе спросила Надя у подруги по несчастью.

— Не знаю, — мрачно ответила Женя. — Но новеньких надо предупреждать: не прекословить, если хотят остаться в живых.

Надя села перед зеркалом и стала наносить макияж. С некоторых пор Юлия считала, что она прекрасно справляется сама. Достала из шкафа узкое бледно-розовое платье и попыталась застегнуть крючки, но средние не удавалось — застежка была на спине. Сейчас бы позвать Юлию на помощь, но не кричать же через дверь. И тут она услышала крик, да такой пронзительный, что у нее зашлось сердце. От бессилия она заплакала, представив, что сейчас происходит за стеной, в комнате Насти. В коридоре опять послышался топот торопливых шагов, бежали сразу несколько человек.

— Что происходит? — узнала Надя взволнованный голос Барби. И услышала, как дверь соседней комнаты открылась и спокойный, даже удовлетворенный голос Маэстро ответил:

— А это мы преподаем урок неслухам.

«Какой ужас, значит, Маэстро там присутствовал?! А может, и не только присутствовал!!!

— Я думаю, девчонка уже достаточно наказана. — Голос Кена был вежлив, но Надя по его тону догадалась: он в ярости. Того и гляди должны были прийти клиенты, а далеко не все такие толстокожие, как Маэстро. Большинство хоть и любят клубничку и острые ощущения, но все, что вызывает негативные эмоции, исключают. Например, насилие. Они предпочитали утешать себя общением с улыбающимися девушками, которые получают от этого радость. И даже если радость показная и фальшивая, все равно на лице должна сиять довольная улыбка.

— Я, пожалуй, воспользуюсь вашим предложением, — как ни в чем не бывало заявил Маэстро. — Пожалуй, замените мне эту дикарку на что-то поспокойнее.

Кен ответил не сразу. Наверное, взвешивал, стоит ли предлагать новенькую, которая тоже неизвестно как себя поведет. Но он уже пообещал, и приходилось идти на риск. Надя про себя шептала: «Отведи его к Оксане!» Но Кен пришел к другому решению.

— Хорошо, но позвольте мне предупредить новенькую, чтобы все прошло в лучшем виде. А вы, если хотите, поговорите с девушками, они как раз собираются в гостиной на праздник.

Замок в двери Надиной комнаты щелкнул, и появилась Барби.

— Ты еще не готова? — сердито спросила она.

— Я платье не могу застегнуть. — Надя виновато потупилась. Она знала, что это выражение лица Барби просто обожает. Чтобы все чувствовали себя перед ней виноватыми.

— Позову Юлию, — отреагировала Барби и вышла.

Еще бы, разве она станет себя унижать прикосновением к девочкам? Она стоит гораздо выше них, она — администратор. Но только девочки знали, что совсем недавно Барби стояла на Тверской, а потом продвинулась — стала «мамкой». И если бы не Кен, так и стоять бы ей в тупиках Москвы и командовать проститутками.

В гостиной на мягком диване восседал Маэстро, и Оксана нежно гладила его то по загривку, то по коленям. Заводила. Он уже раскраснелся и щурил свои буркалы, готовя себя к встрече с новенькой.

— Пожалуйста, проходите, — слащаво улыбаясь, пригласил его Кен и повел в комнату, куда вчера привезли новенькую. Барби включила музыку погромче, но, видимо, новенькую и так запугали до смерти. Потому что когда Маэстро появился вновь, довольная улыбка сияла на его грубо сработанном лице, и лошадиные зубы щерились между синеватыми губами. Наде он показался настолько отвратительным, что она даже отвернулась. Через полчаса привели новенькую: девушки беззастенчиво оглядывали ее, пытаясь, наверное, найти следы борьбы или подавленности. Но она спокойно встретилась с ними взглядом и представилась:

— Елизавета.

«Гордячка», — подумала про нее Надя. Ей больше нравились те девочки, которые вызывали к себе жалость. А вот такие гордые казались себе на уме.

— Откуда? — поинтересовалась Оксана, когда администраторы отвлеклись на гостя.

— Из Килии.

— А где это? — решила расширить свои познания в географии Оксана.

— Молдавия, — коротко ответила девушка. Взгляд ее больших карих глаз уже устремился на экран. Надя даже удивилась. Обычно девочки сразу стараются не просто познакомиться со своими товарками, но и навести, как говорят по телевизору, мосты дружбы. А эта, похоже, в новом месте чувствовала себя вполне привычно.

— Чем занималась? — не отставала Оксана.

Новенькая наконец оторвалась от экрана и иронично взглянула на Оксану.

— Ты заткнешься, если я скажу, что работала «плечевой» на трассе Кишинев — Одесса?

Оксана только рот раскрыла от удивления. Впервые среди них появилась профессионалка. Все девушки попали сюда обманом, никто из них не мечтал спать по принуждению с мужиками, особенно с такими уродами, как эти «господа».

— А как ты сюда попала? — подала голос Ленуся, девушка с внешностью ангела и таким же нежным тоненьким голоском. Она с любопытством смотрела на новенькую, которая и не скрывала, что чувствует себя вполне комфортно.

— Обыкновенно, — пожала та плечами. — Надоело с шоферюгами за копейки трахаться, решила податься в большой город. В Москве бабки совсем другие, да и пора о муже подумать. Не век же ноги раздвигать перед каждым, кто бабки платит.

Девчонки прыснули от смеха. Вот дура-то! Мужа ей захотелось в борделе найти.

— А как ты себе это представляешь? — ехидно спросила Оксана. — Думаешь, ты попала в брачное агентство? Мы здесь все невольницы. Понятно? А если среди наших клиентов мечтаешь найти «мужа», то на эту роль годится каждый из них — хоть на час, хоть на ночь. Трахайся до усеру и представляй, что любой из этих козлов твой муж.

Девчонки фыркнули, пытаясь подавить смех, потому что громко смеяться в этом «приличном заведении» не разрешалось.

Елизавета окинула всех пренебрежительным взглядом и высокомерно ответила:

— А это уже мое дело, как я буду мужа искать. Дуры вы, девки. Своего счастья не понимаете. Посмотрите на себя — все чистенькие, в прикидах классных, сытые, в таких шикарных апартаментах живете. А я уже хлебнула грязи выше головы.

Для наглядности она подняла над собой руку.

— А неволя? — не удержалась Надя.

— Что воля, что неволя, все равно. Лишь бы бабки платили да жизнь была веселой, — ответила Елизавета.

— «Что воля, что неволя» — это слова Марьи-искусницы, из сказки, — тихо заметила Ленуся. — Но она была заколдована, потому и говорила так. А на самом деле лучше бедность, но на воле.

Елизавета пожала плечами и раздраженно бросила:

— Не ломайте мне кайф своими нравоучениями.

Надя в какой-то степени даже позавидовала новенькой. Та была довольна и даже строила планы, как извлечь пользу из своего нынешнего положения. А девчонки только и мечтали выбраться на волю.

Мелодичный звонок оповестил, что заявился еще кто-то из гостей. И действительно, в гостиную вкатился господин Судья — невысокий, круглый, с живыми карими глазами и тоненькой ниточкой усов над ярко-красными толстыми губами. Он смешно вытянул губы в дудочку и приветливо поздоровался:

— Всем доброго вечера.

Господин Судья был самым приветливым из всех постоянных клиентов борделя. Без закидонов и буйных фантазий. Он уже успел посетить всех девушек, и каждая осталась им довольна. Потому что, как говорила языкатая Оксана, ему «абы перепихнуться». Он успел сообщить каждой девушке, что жена его что-то слишком быстро стала стареть и свой супружеский долг выполнять отказывается. А он еще в полном соку и мужская энергия из него так и прет. Поэтому не его вина, что приходится пользоваться услугами «девочек». Но не станет же он подбирать их на улице, хотя там как раз намного дешевле. Но зато во сто крат опасней. Никогда не знаешь, кто подвернется и что можно подцепить. А здесь приличное место, все девочки такие чистенькие, обстановка очень приятная, располагает к получению удовольствия и полной релаксации. Но Надя знала: его дружелюбие и кажущаяся неприхотливость — показные. Стоило ей заговорить, что они все здесь поневоле, а ведь он, судя по кличке, юрист, так не может ли он как-то помочь девочкам? — как он изменился в лице, даже разозлился. И после его визита к Наде заявились Кен и Сэм. Кен ледяным тоном заявил, что она испортила все настроение господину Судье и он остался очень недоволен. Не получил ожидаемого ощущения полной релаксации. А посему она сейчас же отправляется в карцер. На первый раз на два дня. А если за ней еще раз заметят попытку помешать гостям получить удовольствие, за ее перевоспитание примется Сэм.

Надя в ужасе уставилась в холодные глаза Сэма. Взглядом убийцы он буквально пригвоздил ее к кровати. Заметив ее страх, он слегка разжал губы: это была его фирменная улыбка, такая же страшная, как и его взгляд.

В карцере Надя поняла, что ни к кому из клиентов никогда нельзя обращаться за помощью. Потому что два дня без еды в тесной каморке, где можно было только сидеть или стоять, показались вечностью.

И сейчас, глядя на показное добродушие Судьи, она почувствовала приступ глухого раздражения. Все в нем казалось ей противным — и сладкая улыбка, и отвратительные тараканьи усики, и мокрые красные губы. А короткие толстые пальцы сосиски, которыми он поглаживал три волосинки на круглом, как мячик, черепе, вызывали омерзение.

Господин Судья бросал приветливые взгляды на каждую из девушек и, наконец, остановил свой выбор на Ленусе. Он подошел к ней, поклонился, словно приглашая на танец, и девушка покорно встала. Ее натянутая улыбка на фарфоровом личике так не вязалась со взглядом уставшего и разочарованного в жизни человека, что Надя подумала: «Все мы такие — улыбаемся, а на самом деле нас тошнит от этих гадов…»

Вот уже и Оксану увел господин Художник — приземистый, широкоплечий, с неприятным взглядом прищуренных монгольских глаз. Оксана, независимо покачивая бедрами, шла впереди него, загадочно улыбаясь. То есть наставления администрации выполняла со всем старанием. Хотя иногда и позволяла себе дерзости, но некоторым гостям это нравилось. Потому что ее острый язык и вульгарные шутки придавали встречам дополнительную остроту и полную раскрепощенность.

Когда Надю выбрал клиент под именем Директор, она заметила, что в комнате оставалась единственной. Все девочки были уже разобраны. Кен и Барби почему-то неодобрительно посмотрели ей вслед и о чем-то зашушукались. Надя услышала злобное шипение Барби: «А дальше что будет?»

«Это о моей беременности», — догадалась Надя. Сегодня, когда она накладывала на лицо тональный крем, заметила, что пигментные пятна захватили лоб и скулы, и на эти места пришлось слой крема наложить погуще. Живот еще не появился, но она постоянно думала о том, что ее ждет дальше. Может, ее, наконец, отпустят? Ведь совсем скоро она не сможет обслуживать клиентов. А для хозяев борделя она не представляет никакой опасности. Ведь она даже не знает, где находится, — ни района, ни улицы. Пускай ее ночью отвезут на вокзал, и она никогда не вспомнит, где ее держали полгода. Может, не дожидаться, когда хозяева решат ее судьбу, и первой предложить такой удобный для всех вариант? Пускай забирают все ее деньги, но только отпустят.

— Ты сегодня как неживая, — сердито проговорил Директор, когда Надя с отсутствующим видом выполняла его короткие приказы.

— У меня голова болит, — виновато улыбнулась Надя. Еще не хватало, чтобы он пожаловался Кену.

— Это у моей жены вечно голова болит. А я бабки плачу за то, чтобы видеть на твоем лице улыбку и желание. Большие бабки! И не позволю портить мне удовольствие!

Директор был редким брюзгой, и Надя надеялась, что даже если он пожалуется, то администрация только для виду пожурит ее.

Девушка прижалась к нему всем телом и томно зашептала в волосатое ухо:

— Милый, ну будь лапонькой, я так тебя люблю!

Но Директор уже сердито сталкивал ее с себя и хмурил кустистые брови.

— Все удовольствие испортила!

Надя едва сдержалась, чтобы не послать его к черту. За это ее точно отдали бы на растерзание Сэму. И она нежно похлопала клиента по голой заднице.

— Я сделаю все, что вы прикажете, мой господин.

— Да пошла ты! — сердито отозвался он, одеваясь и тщательно приглаживая волосы.

Все. Наказание ей обеспечено.

Надя обреченно вздохнула.

8

Сначала Насте показалось, что она ослепла. Ее охватил ужас, и она изо все сил таращила глаза, но вокруг была сплошная чернота. Чернота ночи. Но ночью, даже самой темной, не бывает такой непроглядной черноты. Так бывает в помещении, где ни окон, ни дверей, ни единого светлого предмета, на который можно ориентироваться. Так было в бабушкином чулане, когда старший брат Петька запер ее, чтобы напугать. Она испугалась и так заорала, что прибежала бабушка, хотя все утверждали — старушка без слухового аппарата ничего не слышит. А его она держит в шкафу и прилаживает к уху только в особо торжественных случаях, когда приходят гости. А в тот раз она услышала дикий вопль внучки без всякого аппарата. Петька получил такую взбучку, что долго дулся на всю семью.

Настя попыталась закричать, но губы не разжимались, и, кроме мычания, никакого звука издать не удалось. Губы словно склеили, даже язык не может их раздвинуть. Тянущее ощущение на щеках подсказало ей, что рот у нее действительно заклеен. Скотчем. Все тело болело, сидеть было просто невозможно от боли, и она попыталась встать, но и ноги были связаны. Настя поняла, что она связана по рукам и ногам и к тому же привязана к стулу. Попыталась оттолкнуться ногами от пола и таким образом сдвинуть стул с места, но и это не удавалось. Как больно сидеть! Внутри нее все полыхало огнем, саднящая боль была нестерпимой, и Настя даже не могла разрыдаться, она только мычала и чувствовала, как горячие слезы потоком льются по щекам. Ее охватило отчаяние. Перед широко раскрытыми глазами мелькнули картины: вот ее заталкивают в машину, везут куда-то, машина останавливается на перекрестке, ей удается повернуть голову и она замечает на угловом здании название улицы. Какая же улица? Надя в отчаянье мотает головой, пытаясь заставить себя вспомнить улицу. Но тщетно. Мелькают огни, громкая музыка взрывает барабанные перепонки, потные лица девчонок и ребят отражают неоновый свет, слышатся смех, громкие крики… «Я схожу с ума», — подумала Настя. И опять замотала головой. Нужно взять себя в руки. Что с ней случилось?

Она была на дискотеке, с подружками. Они отрывались по полной, потому что вчера сдали последний экзамен в медицинское училище. Конечно, веселье было немного отравлено тем, что на истфак в институт она провалилась. И мама сказала: «Не терять же целый год. Поступай в медицинское училище. Даже если на будущий год поступишь в институт, хоть уколы научишься делать. Всегда пригодится». С новыми подружками решили отметить поступление, и мама отпустила. Хотя папа возражал. Но Петька вступился, сказал, что хватит девчонку держать на привязи. Так она и мальчика себе никогда не найдет. И за кого тогда замуж выходить? Все посмеялись и отпустили.

Было весело, пока какой-то парень не стал к ней приставать. Настя вежливо отшивала его. Потом уже, в машине, она поняла, что ее выбрали. Отметили. Потому что она красивая. Она лучше всех своих подружек. Так ей говорили не раз, но Настя к своей внешности относилась спокойно. Считала, что это не ее заслуга. И чем тогда гордиться? Лучше бы ей природа дала побольше ума, тогда она поступила бы в институт.

На дискотеке они напрыгались, взмокли, пот струился по спине, и у Насти возникло желание выйти на улицу и подышать свежим воздухом. Девчонки отмахнулись, потому что плясали, как ненормальные, и она вышла одна. И тот парень за ней. Он опять стал приставать, Настя отступала к краю тротуара, и тут мужик, сидящий на заднем сиденье в припаркованной машине, распахнул дверцу. Она даже подумала, что он хочет прийти к ней на помощь. Но парень втолкнул ее в машину, прямо к этому в руки. Ее схватили и скрутили мгновенно, она даже пикнуть не успела. Парень запрыгнул следом за ней и машина рванула с места. Ее сжали с двух сторон, все молчали, Настя была в шоке и только спросила: «Куда вы меня везете?» — «Прогуляться», — криво усмехнулся мужик и больно сжал ее грудь. «Не трогай ее, — это уже сказал водитель. — Чтобы синяков не было». — «А давай эту себе оставим!» — заржал мужик. «За такую красоту нам бабок отвалят». Водитель ехал быстро, и Настя не узнавала район. Она здесь еще не бывала. Водитель только давал команды. «Заклей ей рот. Нагни голову». Но на светофоре Настя опять успела заметить синюю табличку с названием улицы. Какая же улица? — мучительно пыталась вспомнить она. И не могла.

Ее привезли к высокому дому. Сколько этажей? Шесть, семь? Дом старый, начало двадцатого века. Стиль ампир. Она успела заметить это в считанные секунды. Пока ее быстро не втолкнули в подъезд. Потом распахнулась дверь, дядька в светлом костюме расплылся в улыбке, увидев ее. И приказал стоящему за ним парню бандитского вида: «Отведи ее». Она осталась стоять, пока в комнату не зашел тот в светлом костюме. Он удовлетворенно поцокал языком и задал дикий вопрос: «Целка?» Настя сразу и не поняла, а когда до нее дошло, кровь прилила к ее лицу. Она слышала это слово, но обычно его произносила дворовая шпана или шпана с телеэкрана. А круг ее общения был совсем иным. И она восприняла это слово как оскорбление. Надменно вскинула голову и, вложив всю язвительность в свои слова, спросила: «А какое ваше дело?» — «Целка!» — удовлетворенно отметил этот негодяй.

Последующие события мелькали в ее памяти, как картинки в калейдоскопе. Вот заходит моложавая женщина с безупречной прической и в стильной одежде, словно с картинки-модного журнала. Отводит ее в ванную, наполняет водой и выливает из флаконов ароматические вещества. Через некоторое время приходит за ней и колдует, священнодействует над Настей, словно готовит к визиту короля. Настя в ступоре наблюдает в зеркало за легкими и уверенными движениями женщины. Юлия, так она назвалась. Как она может работать в таком месте? Как ей не противно? Как не совестно? Насте не дают опомниться и выводят в общую комнату, где сидят девчонки. Глаза разбегаются — они все такие разные, но ни одна не показывает ни малейшего признака тревоги. Они привычно ждут. Настя уже давно поняла, зачем ее привезли сюда. Но она не хочет! Она ни за что не сдастся! Как они все могут? Почему молчат? Почему не возмущаются, не бунтуют? Им это нравится? Или у них нет выхода и они смирились? Девушки смотрят на Настю, во взглядах всех любопытство. Некоторые смотрят с завистью — Настя знает почему: она очень красива. После того как над ней колдовала Юлия, она себя не узнала. Из зеркала на нее смотрела красавица, Снежная королева. Такая же бледная, с нежным румянцем на щеках, с голубыми глазами, обрамленными пушистыми ресницами. Это была не Настя. Но это была Настя. «Не сдамся!» — твердо сказала она себе.

Когда ее отвели в комнату и зашел уродливый мужчина, похотливо улыбаясь и протягивая к ней свои грубые руки, она гневно бросила:

— Уберите свои руки!

Улыбка тотчас же исчезла с его лица. Похотливость сменилась сначала недоумением, потом вдруг его большие губы растянулись в улыбке.

— Сюрприз? — Он не понял. Он подумал, что она с ним играет. Набивает себе цену. Потому что он знал: сейчас эта невинная девочка достанется ему. А поначалу поломается, поскольку знает цену своей невинности.

— Уйдите, вы мне омерзительны! — оттолкнула она его, когда он попытался обнять ее.

Он непонимающе взглянул на нее. До чего же противная рожа! Как будто природа поскупилась на доработку этого грубого, сделанного несколькими небрежными движениями резца. Это не человеческое лицо, это шарж на человека.

Настя заметила, как опять меняется его лицо. Теперь оно выражало обиду. «Он обиделся!» — с изумлением поняла она.

— Посмотрите на себя в зеркало! Вы — старый уродливый… козел! — Неожиданно для себя Настя выкрикнула слово, которое никогда не употребляла, потому что считала его оскорбительным.

Он схватил ее за плечи и стал трясти.

— А вот об это ты пожалеешь, маленькая сучка! — брызгая слюной, выкрикнул он ей в лицо.

Настя оттолкнула его и решила добить, уничтожить словом:

— Негодяй, подонок, старый развратник!

Он замахнулся, и девушка инстинктивно отпрянула. Но Маэстро не стал ее бить. Он зловеще бросил:

— Тебя обломают!

И вышел из комнаты.

Настю трясло от гнева и омерзения. Она ожидала чего угодно: что на нее будут кричать, унижая и оскорбляя. Но когда в комнату вошел охранник и направился к ней, а следом за ним Маэстро с торжествующей улыбкой на лице, девушка почувствовала недоброе. Охранник ударил ее под дых, и она задохнулась, не в силах перевести дыхание. А он сорвал с нее платье и швырнул на кровать. Маэстро сел в кресло, и она поняла: он будет наблюдать за действием, как зритель. Настя пыталась отбиваться, но Сэм справился с ней быстро и жестоко. Она услышала собственный крик и потеряла сознание.

Настя не помнила, что с ней было. Ее пытали? Ее терзали? Как болит тело, как горит внутри! Она откинула голову и напрягла мышцы. Нет, ей самой не освободиться. Откуда-то издалека доносились звуки приятной музыки, слышался веселый женский щебет, мужской хохот. Как это возможно? Как они могут веселиться, зная, что она здесь страдает? Нужно взять себя в руки.

Девушка хотела забыться, но боль не давала ей отключить сознание. «Буду думать»… — подумала она упрямо. Надо вспомнить название улицы, по которой ее везли, прежде чем водитель повернул на перекрестке. Настя зажмурилась и попыталась сосредоточиться. Синяя табличка, на ней белые буквы. «Улица Осокина» — вдруг всплыла картинка. И цифры рядом с названием — «32». Вспомнила! Но как же сообщить маме? Ее мобильный телефон остался в кармане джинсов, а джинсы в комнате.

Ее даже не обыскивали. Просто перерыли все в сумочке. А в ней ничего особенного — триста рублей, губная помада, зеркальце, проездной билет и паспорт. Мобильный был отключен — все равно на дискотеке было так шумно, что она не услышала бы звонка. И ее похитители не догадались, что телефон в кармане. Главное, попасть в комнату. Вчера утром, еще дома, она зарядила телефон. На какое-то время зарядки хватит.

Она опять распахнула глаза увидела под дверью узенькую поломку света. Замычала, отчаянно пытаясь освободиться. Кто-то стоял под дверью и прислушивался. Потом свет погас.

Настя опять пришла в сознание, когда дверь открылась и на пороге появились силуэты двух людей.

— Если ее долго держать связанной, у нее атрофируются конечности, — услышала она женский голос.

— Надо развязать, — согласился с голосом мужской. — Джим, развяжи девчонку.

Настя почувствовала, как ее тело освобождается от веревок, и тихонько застонала.

— Ну что? — В глаза ей направили фонарик, и Настя зажмурилась от яркого света. — Жива?

Девушка не ответила, она отчаянно боролась со слезами, но чувствовала, как они струятся по ее щекам.

— Сама виновата, — услышала она ледяной голос и вспомнила, кому он принадлежит. Тому мужчине в светлом костюме. — У нас к таким мерам прибегают крайне редко. В особых случаях. Понимаешь, что ты натворила? Ты посмела оскорбить нашего гостя. Мало того, ты посмела его ослушаться. Посидишь в карцере еще сутки. У тебя будет возможность обдумать свое поведение.

Дверь закрылась, и в комнате стало опять темно. Но Настя неожиданно успокоилась. Теперь она знала, что находится в карцере, а не в темнице. О том, что она здесь, знают по крайней мере три человека. И в голосе женщины явно звучало сочувствие. Она не одинока. Ее продержат здесь еще сутки. Теперь известно, сколько ей нужно продержаться. А пока можно встать и стоять. Или сесть на стул так, чтобы подбородком облокотился на спинку. Тогда можно и поспать.

Настя встала и вытянула руки вверх. Потолок высоко. Это тоже хорошо. Не чувствуешь себя в каменном мешке. Но когда она стала ощупывать пространство, рука сразу упиралась в стены. Все-таки каменный мешок. Но здесь можно сидеть, стоять и спать сидя. Без еды и питья она сутки продержится. А без туалета? Сколько она сможет терпеть? Не может быть, чтобы об этом не подумали ее мучители. Судя по всему карцер использовался и до нее тоже.

Через какое-то время, когда она пыталась думать о маме и отгоняла страшные воспоминания, дверь опять открылась, и в проеме замаячила фигура охранника.

— Выходи, — приказал он ей.

Настя молча встала со стула и оказалась в маленьком коридорчике.

— Туалет, — показал на соседнюю дверь охранник и взглянул на нее с отвращением.

С ней разговаривали, как с заключенной. Хотя чем она отличается от обыкновенной заключенной? Та же неволя, конвой и запреты.

В следующий раз дверь карцера открыл Сэм, и Настя вздрогнула от ужаса. Он смотрел на нее холодным взглядом, и девушка подумала, что он ее не узнает.

— Мне нужно переодеться, — тихо сказала она.

— А зачем? — презрительно спросил он. — Кому ты нужна? Иди в туалет, а то передумаю.

Настя провела в темном помещении сутки, от слез у нее воспалились глаза, и на свет она смотрела прищурившись. Буду молчать, решила она. Только бы вернуться в свою комнату и позвонить маме.

Когда наконец за ней пришел мужчина в светлом костюме в сопровождении все того же Сэма, Настя уже не верила своему счастью.

— Сейчас придет Юлия, приведет тебя в порядок. И чтобы никаких штучек. Сегодня к тебе придет господин Маэстро.

— Как? Я не могу… — заплакала Настя. — Мне больно.

Она старалась держать себя в руках, но сообщение мужчины привело ее в ужас.

— Как хочешь, — равнодушно ответил тот. — У тебя есть выбор — Сэм. Он же тебе понравился? — и усмехнулся так, что потрясенная Настя замотала головой.

— Нет, только не Сэм!

Охранник стоял совсем рядом и невозмутимо смотрел на девушку.

— Значит, ты сделала верный выбор.

Оказавшись в своей комнате, Настя бросилась к своим джинсам и с облегчением вытащила из кармана телефон. Сколько у нее минут? А если ее застукает Юлия? Она побежала в ванную и включила воду, телефон спрятала под ванную.

Юлия деликатно постучалась и спросила из-за двери:

— Ты помнишь, какое ароматическое масло я тебе вчера налила в ванную?

— Помню, — откликнулась Настя и нырнула в воду.

Если все будет, как вчера, то Юлия заглянет к ней через двадцать минут. А пока она будет смотреть телевизор.

Послышались звуки музыки, и Настя лихорадочно нажала на кнопку вызова. Мама откликнулась сразу.

— Доченька, где ты? Мы себе места не находим!

— Я видела в окно машины улицу — Осокина, тридцать два. Первый этаж.

Дверь распахнулась. В проеме стояла Юлия и смотрела на Настю. Она молча протянула руку и взяла у нее телефон. Так ж: е молча закрыла за собой дверь.

Настя затряслась в рыдании. Если Юлия отдаст ее телефон мучителям, что с ней будет? Второй пытки Сэмом она не выдержит.

Через двадцать минут Юлия позвала ее.

— Пора готовиться.

Она опять долго колдовала над лицом Насти и в завершение достала какой-то пузырек.

— Открой глаза, я тебе закапаю лекарство, чтобы исчезла краснота. Иначе оштрафуют. И улыбайся. В этом сейчас твое спасение.

Настя несмело взглянула на Юлию. Она что? На ее стороне?

Та серьезно смотрела на девушку. Потом вдруг приложила палец к губам и вышла.

Значит, не выдаст. Но почему? В ней проснулась совесть? Или просто пожалела?

Настя ничего не понимала. И когда в комнату заглянула красивая женщина с кукольным лицом, очень похожим на Барби, девушка уже переключилась на мысли о том, как себя вести с Маэстро.

— Иди в гостиную. И смотри, веди себя хорошо. Я тебя защищать больше не буду!

Девушки болтали о чем-то, тихонько хихикая. Казалось, они всем довольны. На нее взглянули с любопытством. И только в глазах одной из них Настя увидела сочувствие. Девчонки подвинулись, и Настя села рядышком, сложив по-школьному руки на коленях.

— Ты как? — спросила темноволосая девушка в ярко-красном платье.

Настя пожала плечами. Дескать, сама понимаешь, что плохо.

— Я — Надя. А тебя как зовут?

— Настя.

— Не противься никому. Это правило номер один. Иначе карцер. В лучшем случае. А в худшем… — Она многозначительно указала взглядом на Сэма. Настя сжалась и кивнула. А сама подумала: не сдамся! Пускай мне сегодня придется покориться этому старому козлу, но я не дам себя сломать!

— У меня все болит, — шепотом пожаловалась она Наде.

Девушка пожала ее запястье, словно поддерживая.

Он этого и ждет. Чтобы тебе было больно. Потерпи, иначе…

Настя вопросительно посмотрела на Надю и перевела взгляд на Сэма. Надя едва заметно кивнула головой.

— Если сегодня господин Художник захочет снять меня опять, потребую у него бабки, — продолжила прерванный разговор Оксана. Девчонки дружно рассмеялись:

— А что он делал до сих пор? Не снимал тебя?

— Да я не в том смысле, — огрызнулась Оксана. — Он меня каждый раз фотографирует. В разных видах. А за это моделям платят офигительные бабки. Почему же я должна позировать ему задаром? Пускай мне тоже платит.

— Он твои фотки, небось, выставляет на порносайтах, — ехидно предположила смуглая девушка в восточном наряде. — Ты гордиться должна. Знаешь, сколько извращенцев тебя мысленно имеют? А ты за это еще денег хочешь?

Девчонки рассмеялись, Оксана вместе с ними.

— Пускай тогда и Лизу пофоткает. Может, среди извращенцев она жениха найдет? — подхватила шутку Оксана.

Лиза смерила ее презрительным взглядом.


— Я себе получше найду, — высокомерно ответила она. Девчонки прыснули от смеха.

— Рад видеть вас в таком замечательном настроении. — Настя услышала голос Маэстро и вся сжалась, словно старалась стать незаметной. Но цепкий взгляд гостя уже выхватил ее из общего цветника.

— Ну здравствуй, красавица, здравствуй, маленькая. Не хочешь ли ты пригласить меня в свои апартаменты?

Он улыбался, но взгляд его был настороженным. Маэстро опасался ее новых выходок, и мужчина в светлом костюме распорядился:

— Проводи гостя в комнату. И улыбайся, сделай приятное господину Маэстро.

Настя встала и на деревянных ногах отправилась в комнату. Оглянулась и увидела, что все провожают ее взглядами. Кто — со злорадством, кто — равнодушно, а девушка, назвавшаяся Надей, с сочувствием.

— Ну-ну, — Маэстро погладил по спине Настю, — не бойся. Я совсем безобидный. Тебе будет даже интересно.

Девушку передернуло от отвращения. Но она поняла, что, сохраняя внутренний отпор, придется покориться. Есть ли у нее другой выход? Нету, потому что тогда ее ждет невыносимая жизнь, а она должна копить силы. Она обязательно вырвется отсюда, а может, ее спасут. Мама знает, где ее искать. Правда она сообщила только ориентир, но ведь дом, в котором они сейчас находятся, совсем рядом, в соседнем переулке.

9

Сержант регистрировал заявление гражданки Митькиной.

— Так ты уж постарайся, милок, — прошамкала старушка, — а то совсем жизни от соседей нет. Я уж не помню, когда и спала последний раз спокойно.

Бабуля задумалась, и сержант понял — она действительно пытается вспомнить последнюю спокойную ночь. Видимо, так и не вспомнила, потому что с досадой махнула рукой.

— Ведь каженную ночь мебель двигают, шкафы роняют.

— Я передам участковому. Придет и разберется, — успокоил сержант Митькину.

— Витька-то? Так он сам с ними пьет.

Сержант с изумлением уставился на бабулю. Во дает! Виктор — человек ответственный и со всех сторон положительный. И за здорово живешь и такого можно оболгать!

— А вы видели? — не удержался от колкого вопроса сержант. Он совсем не собирался обидеть заявительницу, но ведь всему есть предел.

— Я слышала, — веско заметила бабуля. — Он к ним как пришел, так и шкаф уронил. Весь дом содрогнулся. У меня люстра затряслась, будильник с холодильника упал. Нет, его не Мурзик сбросил, — размышляла вслух бабуля. — Мурзик уже спал на моей подушке. Будильнику много ли надо? У него ножки тоненькие…

Сержант подумал, что гражданке Митькиной хорошо бы обратиться к психиатру. Но это уже не его дело.

— Завтра придет к вам участковый, — повторил он и закрыл журнал, давая понять, что разговор закончен.

— Витька-то? — заклинило гражданку Митьки ну.

— Бабуля, идите уже, — поторопила ее бойкая женщина средних лет. — Ваше заявление уже приняли. Не только у вас соседи сволочи. Мне тоже надо заявление написать, пускай их оправят к чертям собачьим за сто первый километр.

Сержант вздохнул. Что за люди неуемные? Он посмотрел на часы — двадцать тричаса сорок пять минут. И не боятся по ночам ходить. Хотя знал — и ночью народ по улицам Москвы бродит, будто им дня мало. Вообще, по наблюдениям сержанта, у некоторой части населения жизненная активность повышалась к ночи. Вывод напрашивался сам собой: днем они отсыпались. Тогда получается, что они не работают? А на что живут? Воруют или находят иные способы, преступая закон, добывать себе на пропитание. Ночных заявителей он бы для профилактики сразу сажал в «обезьянник». До выяснения обстоятельств. Но такого закона нет, чтобы ночного заявителя сразу за решетку.

Он опять открыл журнал и только приготовился регистрировать новое заявление, как зазвонил телефон.

— Милиция? Приезжайте скорее, на улице Власова в дом номер шестнадцать только что втащили девушку.

— Кто втащил? — уточнил сержант.

— Двое мужчин, она упиралась.

— Она кричала?

— Не знаю, мне не слышно.

— Может, это ее родственники были. Девушка в состоянии алкогольного опьянения?

— Да откуда я знаю? Мне отсюда не видно. Она вырывалась, может, это похищение. А вы столько вопросов задаете.

— А вы кто? Представьтесь.

— Морозова, уборщица я, в фирме «Орион» работаю. А этот дом, о котором я вам говорю, через улицу, напротив.

Сержант подумал, что для уборки помещения уборщица выбрала странное время.

— Что ж вы так поздно убираетесь? — поинтересовался он.

— Когда могу, тогда и убираюсь, — проворчала уборщица. — А вы зря время теряете. Может, уже и не спасете.

Она швырнула трубку.

Сержант почесал затылок. Если двое втаскивали упирающуюся девушку в подъезд, налицо насильственные действия. Надо бы послать наряд.

Только он подумал об этом, как с топотом ввалились Алексей Симонов и Владимир Петренко. Симонов подталкивал в спину грязноватого мужика, который огрызался и даже пытался качать права.

— Имею право! — ныл задержанный.

— Какое такое право? Канализационные крышки воровать?

— Я их не воровал. Я там заночевать хотел.

— Где именно? — иронично спросил его Петренко. — Ты три крышки украл. Кто твои подельники?

— Никто, — упрямо твердил мужик.

— Что случилось? — спросил сержант Сурин.

— Да вот патрулировали район, видим, мужик крышку канализационную катит. Мы подождали, проследили, а он ее в кусты закатил. Подъезжаем, а там их уже три. Сдавать собрался. Но ведь не мог он на себе все три переть, значит, с кем-то в сговоре был. Их же еще доставить нужно в прием металла. Кто с тобой работал? — заорал неожиданно Петренко, да так, что мужик вздрогнул и отпрянул.

Тетка с интересом наблюдала сцену, но менты не обращали на нее никакого внимания.

— Я сам собирался сдавать.

— И как же? На своем горбу пешком через весь город?

— Зачем через весь? В Потаповском переулке прием металла, за ночь по очереди крышки перекатил бы, заночевал там в кустах, а утром сдал бы.

— А, так в канализации, значит, не собирался ночевать? Ну и правильно, от тебя и так воняет, — с отвращением заметил Петренко.

— Потаповский переулок — не наша земля, — напомнил сержант.

— А воровал на нашей. Фамилия? — строго спросил Симонов.

Бомж задумался. И ответил:

— Я бесфамильный.

— Записываем: Бесфамильный, — прокомментировал Сурин.

Бомж только пожал плечами. Он сильно горевал, что не удалось заработать. Но, с другой стороны, пока суд да дело, его наверняка покормят, так что о пропитании в ближайшее время можно не беспокоится.

— Да, тут звонок поступил, — вспомнил сержант. — На улице Власова, в дом шестнадцать, двое типов втащили девушку. Заявительница сообщила: девушка упиралась. Налицо насильственные действия.

Петренко и Симонов переглянулись.

— Сейчас отведем этого к дознавателю и поедем, проверим, в чем там дело.

После всех последних событий, которые порядком измотали Людмилу, она решила поставить на своей личной жизни крест. А к какому еще выводу может прийти разумная женщина, если три раза подряд ей попадались никчемные мужики? Может, нормальные вообще перевелись? И ведь обжигалась уже дважды: и первый муж оказался лгуном и лентяем, и второй наобещал с три короба, лишь бы поселиться в ее уютной квартирке да получить полный объем услуг, от стирки до постельных утех. Плюс паек в виде здоровой и полезной пищи, о которой одинокие мужики только мечтают. А что она получала от них взамен? Только их присутствие в доме да постоянные требования: и обед должен быть вовремя, и рубашки да носки чистые. Первый еще заставлял со своей мамашей общаться, старой дурой, которая кичилась своим высоким происхождением. Ее прадед был матросом на крейсере «Потемкин». О нем даже в учебнике истории писали. Подумаешь, у Людмилы прабабушка училась в гимназии, ну и что? Но не из-за мамаши, конечно, Людмила выгнала мужа. А из-за того, что надоело лямку тянуть. От нее требовалось все, а взамен кукиш. Что ни попроси, у него всегда дела. Где-то вне дома. «Да пошел ты!» — подумала Людмила однажды и, недолго думая, выперла его.

Второй мягко стелил, да жестко было спать. Поначалу ведь верила: еще чуть-чуть, и в доме наступит достаток, потому что бывший офицер тоже дома не сидел, а все искал работу. Нашел — сутки через трое, охранником. Зарплата — четырнадцать тысяч.

— И это все? — спросила она его.

— Нормально, — ответил он.

— Может, для такой работы и нормально. А не хочешь ли ты подыскать что-нибудь поприличнее? У тебя же образование, опыт.

— А я уже намотался по гарнизонам. Напахался. Хочу отдохнуть.

Отдохнуть в сорок восемь лет! А ей не пора ли отдохнуть? Она тоже напахалась. Чего стоит десять лет медсестрой в психушке. А до этого пять лет в Афганистане. А после психушки нянькой при старой ведьме. Собственный сын свою мать на дух не выносил, но обеспечивал ее, эту склочную хулиганку, которая проклинала каждого, на кого падал ее взор.

Призадумалась тогда Людмила и решила, что и с новым мужем ей райской жизни не видать. Да какой там райской, хотя бы приличной, без горшков и проклятий со стороны клинической идиотки, хотя работа у нее щедро оплачивалась молодым бандитом Костиком. Чего ради Людмила должна губить свою жизнь? Ради того, чтобы накопить на машину, эту железку, о которой возмечтал ее муж, принося домой четырнадцать тысяч? Да пропади они пропадом — и муж, и машина, и злобная старуха. Муж очень удивился, когда Людмила выложила все свои претензии. Потому что говорила она спокойно, без злости и даже без обиды. Просто заявила, что выходила замуж за офицера, а не за охранника. Ошиблась, так что извини, дорогой, собирай свои манатки и — флаг тебе в руки.

Третий появился незамедлительно — и опять же, да сколько можно, да что она за дура такая? — уши развесила и верила сладким речам, как верят впервые влюбленные девчонки. И что муж у нее начинает новый бизнес, поэтому нужно взять кредит, и что это первое время им будет трудно, а потом деньги польются рекой, и Светочку они отправят учиться в Англию, а сами купят коттедж в Кур-кино и «мерседес», чтобы не стоять на остановке и не ждать маршрутку. Кредит взяли, деньги куда-то очень быстро исчезли, муж уходил на весь день и приходил какой-то вялый и выжатый как лимон, так что даже супружеских обязанностей не выполнял. Да пошел он туда же, куда и прежние! Лопнуло терпение у Людмилы, и она, уже не сдерживаясь, — нервы тоже не канаты! — Жестко потребовала покинуть ее дом.

Вот теперь началась хорошая жизнь. Потому что кредит она, умница, на себя не стала брать, так что третий ушел со своими долгами и освободил ее от всяческих обязанностей. Ни тебе стирки, ни особой готовки, потому что Светочка — доченька покладистая, ей что ни дай — всему рада. Хоть покупным пельменям, хоть окорочкам. Старуху Людмила послала на фиг, хотя Костик просто умолял не бросать его шизанутую мать, потому что другой такой терпеливой дуры, как Людмила, ему, конечно, не найти. Медицину она тоже послала на фиг, не будет больше нервы себе трепать за копейки. А тут подвернулась вполне приличная работа в фирме «Орион». Подружка Лида работала там секретарем и всегда нахваливала начальство. Дескать, и ценят, и уважают, и относятся по-человечески, с пониманием. Поскольку фирма занималась продажей строительных материалов, а это такой бизнес, который постоянно развивается, деньги поступали бесперебойно, и зарплаты были приличными. Даже уборщица получала двадцать две тысячи. Конечно, в конверте. Потому что в ведомости значилось — шесть тысяч рублей. Людмила решила — а чем плохо? Работа вечерняя, весь день свободный. А потом и вовсе приходить убираться после того, как отчаливали последние сотрудники. Потому что все при таком расчудесном начальстве работали не за страх, а за совесть. Иные готовы были и полночи проводить на рабочем месте, А днем Людмила пристрастилась ходить в кино. За свою нелегкую жизнь она заслужила приятное времяпрепровождение. По телевизору показывали то, что хотели они. А она любила выбирать сама. К походам в кино относилась серьезно: читала рецензии, выбирала не какой-нибудь хлам, а то, над чем можно было подумать. Остроумная Светочка стала называть мать «почетная кинозрительница», поскольку что Людмила про каждый новый фильм могла сказать, что стоит посмотреть, а на что времени жалко.

Недели две назад она с увлечением пылесосила офисы и наслаждалась тем, как мощно тянет могучий пылесос, скорее похожий на небольшой мотоцикл, чем на пылесборник. Потом присела у раскрытого окна, заварила в кофемашине эспрессо и стала глазеть на улицу. Поздний вечер, на улице темно, в окнах домов через улицу горит свет. Всюду жизнь, народ еще только готовится ко сну. «Вот сейчас допью кофе и отнесу на помойку мешок с мусором», — подумала она. К дому напротив изредка подъезжали машины, выходили люди, почему-то все поодиночке. Но она не вникала: ходят себе, да и пускай ходят. Подъехала очередная машина, и Людмила уже встала со стула, чтобы прихватить мешок с мусором, как из машины вышел сначала один парень, потом выдернул из салона девушку, в которую вцепился второй. Она дергалась, вырываясь, но они держали ее крепко и молча тащили в подъезд. Почему она не кричит? — забеспокоилась Людмила. Ведь ясно, что не хочет с ними идти. Здесь что-то не так. Людмила думала ровно секунду и позвонила в отделение милиции. Над столом главного на стене висел листик с распечаткой нужных телефонов. Волнуясь, она скороговоркой объяснила дежурному, или кто там у них, что на ее глазах в подъезд затащили девушку против ее воли.

— А почему вы решили, что против ее воли? — не торопился принимать меры дежурный.

— Так ведь ее тащили, а она упиралась, — разозлилась Людмила нерасторопности мента. Вот придурок, тут дорога каждая минута, а он тянет резину!

— Хорошо, наряд милиции сейчас прибудет.

Людмила забыла уже про мусор, засекла время на часах и осталась бдеть у окна. Интересно, когда прибудет наряд? Время бежало, прошло уже двадцать минут, а наряд так и не появлялся. Наконец, когда прошло тридцать минут, подъехала патрульная машина. Но из нее никто не выходил. Она постояла минуты три и уехала. Что можно успеть понять за три минуты? И почему менты не зашли в подъезд? Людмила терялась в догадках. Может, самой туда зайти? А если ее сейчас ножом полоснут? Ведь те парни так и не выходили из подъезда.

Людмила потащила мешок к помойке, и, когда проходила мимо охранника, тот удивленно спросил:

— А вы все еще здесь? Я думал, вы уже давно ушли.

— Да вот завозилась, — буркнула Людмила.

Вступать в объяснения она не собиралась. Здоровый парень, ему бы на нормальной работе пахать, а он кемарит ночь напролет.

Людмила рассказала дочери о том, что видела. Та тоже забеспокоилась. И дала слово матери, что гулять до ночи не будет.

Когда спустя две недели Людмила увидела в окно похожую картину, она решила, что на этот раз доведет дело до конца. Такого совпадения не бывает, чтобы по ночам в один и тот же подъезд втаскивали по девушке. Если менты не зайдут в дом, она станет звонить выше. Есть ведь служба собственной безопасности, Пусть они разбираются со своими ментами, почему те не выполняют свои обязанности. В этот раз Людмила у окна не стояла, а, позвонив в отделение, сразу перебежала через дорогу и попыталась зайти в подъезд. Но не тут-то было. Конечно, в дверях был домофон. Теперь так просто в дом не зайти. Значит, можно сделать вывод: парни знают код домофона. Или их ждали. Людмила стояла у подъезда минут пятнадцать, менты так и не приехали. Зато вышел здоровый лоб и спросил, чего ей здесь нужно.

— Стою, — коротко ответила она.

— Идите, гражданка, подобру-поздорову, — грубо посоветовал он.

— Где хочу, там и стою, — заупрямилась она.

— А не боитесь? Ночью, да еще одна?.. — Он наклонил к ней свое лицо, и Людмила заглянула в его глаза. Ей стало страшно. Такой ни перед чем не остановится. Она отошла на шаг и только сейчас заметила над дверью подъезда камеру. За ней следили все это время, сколько она стояла. Кто? Зачем?

Людмила была женщиной смелой и решительной, но вспомнив, что в случае чего ее пятнадцатилетняя доченька останется одна на свете, передумала спорить с опасным типом.

Она повернулась и пошла прочь от дома. Возвращаться в офис за сумочкой пришлось дворами, чтобы тип не проследил, откуда она появилась. И то Людмила прислушивалась, не идет ли кто-нибудь за ней. Прямо как во времена ее афганской юности.

В кабинете главного она нашла телефон службы собственной безопасности. Ее выслушали, вежливо поблагодарили и ответили, что обязательно проверят, почему на место происшествия не выехала милиция.

Дома Светочка ее очень ругала.

— Хватит играть в сыщика. Ты ментам позвонила — свой гражданский долг выполнила. Притом дважды. Не рискуй своей жизнью, с кем я останусь, если с тобой что-нибудь случится?

Светочка чуть не плакала. Она обладала живым воображением, и представила страшную картину — маму в гробу везут на кладбище и хоронят с воинскими почестями, как бывшую участницу афганской войны. А Света возвращается в пустой дом одна-одинешенька, и никому нет до нее дела.

Людмила обняла дочку и в очередной раз взяла с нее слово: у края тротуара не ходить, к подъездам не приближаться, по вечерам не задерживаться и всегда носить при себе в кармане молотый перец.

— Главное в наступлении — неожиданность. Сразу сыпани в глаза и — бегом, притом кричи погромче, эти сволочи боятся привлекать к себе внимание, — поучала она дочку.

Утром ей позвонили из отделения милиции. И опять она услышала слова благодарности за проявленную бдительность. Оказывается, в том доме живет неблагополучная семья, где дочь-оторва шляется по всяким злачным местам. И ее брат с отцом таким образом доставляют ее домой.

Людмила задумалась. Похоже на правду. Но как-то странно, что ей позвонили из милиции, да еще благодарили. Из милиции просто так не звонят. Значит, из службы собственной безопасности перезвонили в отделение, чтобы те проверили ее сообщение, и передали сведения о ней: и фамилию, и мобильный телефон. Потому что вчера ей пришлось сообщить свои данные. В отделении, получается, решили ее успокоить. Чтобы не надоедала, если снова увидит подобную сцену. На всякий случай Людмила предупредила Светочку, чтобы та, заходя в свой подъезд, всегда оглядывалась и с чужими не заходила. И дома дверь никаким ментам не открывала. Потому что под милицейской формой могут оказаться вовсе не стражи правопорядка.

Светочка испуганно посмотрела на мать.

— Ма, я теперь себя чувствую, как на линии фронта.

Людмила хлопнула себя по лбу.

— Умница! Разумница моя! Золотая моя девочка! Сейчас позвоню своему боевому другу Павлику Воронцу. Он уже генерал. Пускай посоветует, что делать.

Павлик собирался на рыбалку в Карелию, крикнул, что машина ждет его у подъезда и продиктовал свой мобильный телефон.

— Будут проблемы, позвони. Потому что сейчас бегу, меня четверо ждут.

Людмила решила взять под наблюдение подозрительный дом. И если что снова заметит, посоветуется с Павликом. На своей рыбалке ему уже спешить будет некуда, разве что рыбку подсечь. Может, что-то подскажет.

После того, как в отделении милиции к звонкам Людмилы отнеслись без должного внимания, она им больше не доверяла.

10

Голованов и Турецкий сидели за столом, склонившись над бумагами.

— И какие еще нужны доказательства? — время от времени раздраженно бубнил Турецкий.

— Это ты с кем дискутируешь? — поинтересовался Голованов.

— Да с Меркуловым, — с досадой бросил Турецкий. — Я ему еще две недели назад говорил: дай команду проверить ДНК ночных патрульных. Возле лесного массива сопредельные земли всего четырех отделений милиции. Там работы от силы на час. Да и результаты экспертизы, если нажать, можно за неделю получить. А мы тут чикаемся — с весомыми доказательствами, но без всякого права ими воспользоваться. Так и прождем до следующего преступления.

— Н-да, друг мой сыщик, — протянул Голованов, отложив акт с экспертизы в сторону, — по всему получается, что пальчики насильников идентифицированы! И те, что на сумочке Лены Савельевой, и на скотче, обнаруженном на месте ее изнасилования… Тютелька в тютельку совпадают с теми, что в деле неопознанных трупов на Киевском шоссе. Ментовские пальчики. И пуговица в наличии от кителя ментовского.

— А вот еще и результаты экспертизы микрообъектов. Полное совпадение. Не говоря о следах обуви и протекторов шин их тачки.

— Но ведь мы с тобой понимаем, что раз все это добро не засветилось в следотеке и картотеке микрообъектов, у нас ни в чем нет полной уверенности. Может быть, менты, а может, и нет. Согласен со мной?

— Согласен. — Турецкий выпустил струю дыма и отвалился на спинку стула, картинно выставив руку с сигаретой. — А вот скажи мне, друг мой сыщик, что нам мешает с такой значительно обогащенной доказательной базой обратиться к Меркулову вновь?

— Тебе не дает покоя ДНК ночных патрульных? — уточнил Голованов. — Так я ответ знаю заранее: неча порочить доброе имя нашей доблестной милиции. Тебе нравится такой гипотетически возможный ответ?

— Не-а, — честно ответил Турецкий.

— И мне нисколько. Но он точно будет. Так что нужно искать этих мерзавцев в их натуральном виде, а не в проекции ДНК.

— Вот дерьмо… — смачно выругался Турецкий.

— И в этом я с тобой согласен, — поддержал его Голованов.

11

Заплаканные глаза заявительницы с мольбой смотрели на сержанта Сурина. Рядом с ней стоял мужчина с красными воспаленными глазами, и сержант понял: супружеская пара Зотовых не спала по крайней мере ночи три.

— Пожалуйста, проверьте этот адрес. — Голос женщины сорвался, и она судорожно сглотнула.

— Конечно проверим, вы ждите. Но на Осокина, тридцать два, весь первый этаж занимает супермаркет. Скорее всего, ваша дочь назвала этот адрес, как ориентир. Или только эту табличку успела увидеть. Как только получим информацию, сообщим.

Сурин не очень верил в свои обещания. Улица длинная, к ней примыкают несколько переулков. Придется проводить поквартирный опрос. Сколько же времени уйдет на это? Конечно, в первую очередь проверят подозрительные квартиры, которые находятся на заметке у милиции, да и местные жители о них знают гораздо больше, чем об обычных.

Иван и Галина Зотовы вышли на улицу и остановились в нерешительности.

— Ждать нельзя, некогда. Пока найдут эту квартиру, неизвестно, что будет с Настей. Надо самим пройтись по дворам, расспросить местных жителей, — решительно сказал Иван и сжал локоть жены. — Все, соберись, плакать не будем. Нам нужно спасать дочь.

В первом же дворе они увидели двух женщин, которые беззаботно разговаривали и, по всей видимости, никуда не торопились. Галина подошла к ним и чтобы женщины сразу прониклись ее бедой, сказала:

— У нас пропала дочь. Мы не знаем, где она сейчас. Но где-то в вашем районе. Вы не знаете, есть ли у вас в доме неблагополучные квартиры на первом этаже? Дочь сообщила, что находится именно на первом этаже.

Женщины с сочувствием взглянули на несчастных родителей. И сразу по-деловому стали вспоминать жильцов первых этажей двух соседних домов, между которыми они и стояли.

— В первом подъезде две квартиры — семья с двумя детьми и семья с тремя. Во втором коммуналка, потом семья милиционера и семья Шапиро. В третьем режиссер с семьей, мать с сыном и медсестра Катя с матерью. В четвертом фотограф с семьей и брат телеведущего с женой и сыном.

Женщины приступили к перечислению семей во втором доме, и Зотовы слушали их, пытаясь найти хоть какую-то зацепку.

— В общем, у нас приличный двор, — сделала заключение одна из женщин, и в голосе ее прозвучало удивление.

— Ну, парочка алкашей найдется да одна семья наркоманов. Но они все живут на верхних этажах, — поправила ее собеседница.

— А в доме тридцать два, третий корпус — там же на первом этаже живет семья Шакалов! — вспомнила первая женщина.

— Тань, да ты что? У них две комнаты и народу шесть человек. Плюс две собаки и три кошки.

— Но ведь неблагополучные! Воры! Дети на учете в милиции, мать алкашка. Их ведь года на четыре родительских прав лишали.

— Да нет, они похищением людей не занимаются. Так, по мелочи шакалят. В худшем случае лыжи сопрут или шапку вытащат через форточку. У меня лет пятнадцать назад велосипед украли из подъезда. Но когда я к ним пришла, вернули и даже извинились.

— А дочка у них малолетняя проститутка, — вспомнила вторая.

Но Зотовы уже поблагодарили словоохотливых дам за помощь и собрались уходить.

— Возьмите мой телефон, — вдруг попросила первая женщина. — Когда найдете девочку, позвоните мне, пожалуйста. Я за нее буду молиться. Как ее зовут?

— Настей. Спасибо вам большое, — поблагодарила мать, и они пошли в соседний двор.

К вечеру жители окрестных домов по улице Осокина уже знали, что в их районе родители разыскивают похищенную девушку, и все ломали голову, где же находится притон, А то, что она попала в притон, никто не сомневался. Только вот где он, никому в голову не приходило. Оказалось, что соседи знали друг друга гораздо лучше, чем предполагали. Общими усилиями вспомнили жителей первых этажей всех шести корпусов.

Санек, сын милиционера, собрал еще с пяток дворовых друзей и организовал розыскные действия по району. Вскоре они прибежали домой и сообщили его отцу, что в доме тридцать два по улице Осокина весь первый этаж занимает супермаркет «Алые паруса». Но он находится на перекрестке. И рядом с ним стоит светофор.

— И что? — рассеянно спросил отец, потому что в этот день у него был выходной и не хотелось вникать во всякие следственные действия, затеянные двенадцатилетним сыном и его гоп-компанией.

— Как-что? Если машина остановилась на светофоре, девушка могла увидеть табличку с названием улицы. Потому что на соседних домах таких табличек нет.

— И что это дает?

Мальчишки сникли. Действительно, что это дает? Только то, что ее провозили по этой улице. А потом могли повезти дальше, или вовсе свернуть на любую из улиц. А может, и вообще в другой район.

Если человек родился дураком, то это надолго. Или навсегда. Так думал Кен, глядя на Хохла, который развалился перед ним в кресле и барабанил пальцами по животу.

— А что, нельзя было приехать вовремя и хотя бы сделать вид, что вы пытаетесь проникнуть в подъезд? — сердито говорил Кен.

— Да кто знал, что она, сучка, следит за вашей хатой?

— Уже второй раз доносит. Ты ведь обещал, что наш объект под вашей охраной. А если сюда сунутся с проверкой? За что я тебе плачу?

— За то, что они сюда не сунутся, — ухмыльнулся Хохол. — Мы же отчитались, что на заявление отреагировали, на место предполагаемого происшествия прибыли. Объяснили, что в подъезде живет неблагополучная семья.

— Да слышал я эти россказни, — отмахнулся Кен. — В общем, с этой бабой нужно что-то делать.

— Элементарно. Запугаем. С бабой справиться раз плюнуть.

— Так у вас есть информация о ней?

— Конечно — и телефон, и фамилия. И даже место работы.

— Ну и заткните ей пасть. Как угодно. Но только чтобы я больше не нервничал. Ясно?

— Да куда уж яснее, — нагло смотрел на него Хохол.

— Ну все?

Хохол понял, что Кену не терпится от него избавиться. Но базар еще не закончен, поэтому он лениво потянулся и напомнил:

— Сегодня день зарплаты.

— Тьфу ты! — Куда и девалась показная воспитанность Кена. Он злобно уставился на Хохла. — У нас неприятности по твоей милости, а я тебе бабки. А рожа не лопнет?

— Не-а, — нагло ответил Хохол. — Я же дело притормозил? Притормозил. Гости не пришли? Не пришли. Так что бабки на стол.

Кен в ярости выдвинул ящик стола и бросил на столешницу конверт с деньгами.

— Если к нам сунутся, я тебе перекрою кислород. Учти — потяну за собой.

— Да кто бы сомневался? — пожал плечами Хохол. Он невозмутимо пересчитал деньги и сунул их в барсетку.

— Ну, чао-какао, господин администратор элитного борделя.

В его словах было столько насмешки, что у Кена заходили желваки. Но он взял себя в руки.

— Держи меня в курсе.

Сэм проводил гостя до двери и посмотрел через глазок в подъезд.

— Чисто, — сказал он и выпустил Хохла.

Как же приятно было ощущать в руке потяжелевшую барсетку. Но нужно было поделиться с подельником, как говорят люди в синих мундирах, — умехнулся Хохол. Он медленно пошел по тротуару и внимательно смотрел на здание через дорогу. Из какого окна эта сучка наблюдала за борделем? И на кой ей это нужно? Скорее всего, нечто подозрительное она заметила случайно. Если бы он увидел из своего окна, как двое затаскивают девушку в подъезд, не обратил бы на это внимание. Если бы, конечно, не находился при исполнении служебных обязанностей. Ну, тащат и тащат, видать, приспичило. А девчонка упирается, потому что не хочет. Эка невидаль! Но эта баба не только обратила внимание, а даже не поленилась, нашла номер ближайшего отделения милиции и позвонила. И ждала, когда приедет наряд. Следила, сыщица гребаная. И во второй раз позвонила, но не стала дожидаться, как в прошлый раз приезда наряда, а сразу стукнула в службу собственной безопасности. Ну не падлюга? Хорошо, что там тоже люди нормальные работают, перезвонили в отделение и сообщили: есть сигнал, реагируйте. Дежурный, молоток, тут же спросил: а сведения на заявителя? Может, это подростки балуют, развлекаются, желают понаблюдать, как милиция сломя голову мчится на вызов? И тут же получил всю информацию. Так что придется разбираться с бдительной гражданкой Морозовой.

Он перешел через дорогу и остановился возле вывески строительной фирмы «Орион». А фирма-то богатенькая! Потому что за металлической оградой раскинулся настоящий парк, а во дворе, у главного входа теснились крутые иномарки. То ли клиентов, то ли сотрудников. Тут и платят, поди, прилично. И какого рожна нужно этой Морозовой? Судя по звонкам, она здесь работает допоздна. Значит, мужика у нее нет. Или совсем никудышный, раз допускает, чтобы жена по ночам корячилась. Либо одинокая, либо с ребенком. Сегодня же нужно провести разведку, выяснить, в какое время она отваливает…

Людмила полдня драила квартиру, но мысли о звонке из милиции не давали ей покоя. Что бы еще такое предпринять? Сначала сгоряча решила продолжить слежку за домом напротив. Но чем больше об этом думала, тем больше сомневалась в правильности своего решения. А что, если наряд в сговоре с этими похитителями? Ведь дважды она сообщала в милицию, и дважды те не предпринимали никаких действий. Нет, она не имеет права рисковать жизнью. У нее Светочка. Сегодня она отправится на работу к восьми, чтобы вернуться домой засветло. Людмила подумала, что хорошо бы обзавестись каким-нибудь оружием, которое не требует регистрации. Потому что нужно быть готовой защитить себя в любую минуту. Как на войне. Она чуть не завыла. Зачем она назвалась? Сказала бы, что звонок анонимный. Служба собственной безопасности все равно должна отреагировать. Но тут же успокоила себя: нет, она не сглупила. По телефону все равно можно определить абонента. Значит, прежде всего оружие. Дома кроме столовых ножей и коробки с молотым перцем ничего нет. Павлика беспокоить еще рано, он сейчас рыбку ловит, наслаждается, а она к нему с просьбой: посоветуй, какое оружие прикупить?

Подумает, совсем крыша у нее поехала. Костик! Вот кому она может позвонить. Он бандит, все про оружие знает. Тем более что она столько его мамашу, будь она неладна, пестовала. Та у нее как куколка была, всегда в чистеньком, дома все блестело, потому что Людмила корячилась, вылизывала и квартирку старой ведьмы, и саму каргу.

Костик обрадовался, услышав голос Людмилы. Решил сначала, что она надумала вернуться. Но когда услышал ее просьбу, слегка увял. Но, надо отдать ему должное, обиду не показал. И посоветовал купить электрошокер.

— От него следы в течение суток исчезают, — почему-то счел нужным объяснить. — Если хочешь, я тебе своего помощника пришлю, он купит и привезет.

«Задабривает», — подумала Людмила. Не теряет надежды заполучить ее к своей мамаше обратно.

— Да нет, спасибо, Костик, — поблагодарила она. — У меня оружейный магазин на соседней улице.

А вот это она уже соврала. Потому что ей не хотелось, чтобы к ней в дом заявлялся какой-то помощник. Наверняка тоже бандит.

— Ну, тады ладно, — хмыкнул Костик. — Но если тебе защита нужна, звони. У тебя мой телефон есть в мобильном? Чтобы не набирать цифры. Время не терять.

— Есть, конечно, — отозвалась перепуганная не на шутку Людмила. Неужели Костик чувствует на расстоянии, что ей угрожает опасность?

— Пришлю ребят по первому зову, — повторил он.

А что? Может, и понадобится его помощь. Во всяком случае ей стало спокойнее. Она не одна. В Карелии — Павлик, в Москве — Костик. И все готовы помочь. По первому зову.

12

Если в телефонной трубке звучит голос Теодозия Ивановича, значит, нужно бросать все дела и спешить в морг института судебной экспертизы. Потому что у патологоанатома есть ответы на последние вопросы.

— Александр Борисович, приезжайте. Есть новости.

Турецкий оставил Агееву продолжать опрос четы Ковригиных, а сам поспешил к машине. Интересно, что сообщит ему доктор? Что у него такого интересного?

Доктор протянул ему повязку.

— Завяжите, а то здесь запах неприятный.

Неприятный — не то слово. Зловоние прямо сшибало с ног. Турецкий спешно натянул повязку, хотя она мало помогала. Теодозий Иванович сочувствующе посмотрел на сыщика.

— На Западе в таких случаях приклеивают под нос ментоловые полоски. У нас, к сожалению, их нет. Как-то мне привез несколько упаковок один коллега из Америки, но при нашей работе разве надолго хватит?

— Господи, это от кого же так?

— Не пугайтесь, не ваш покойничек. Этому уже четыре дня, к тому же он пролежал в закрытом помещении.

— Убийство? — с привычным профессиональным интересом спросил Турецкий, хотя чужой покойничек особого интереса у него не вызвал.

— Да нет, следов насилия при наружном осмотре тела не обнаружено. А вскрытие я еще не производил. Пришлось поместить его в камеру, потому что два часа назад привезли тело девушки, и я сразу понял: она ваша, — невозмутимо сообщил доктор. — Ну и принялся за нее. Вы ведь просили звонить, когда будут похожие жертвы. Вот я и…

Дверь открылась, и вошла высокая молодая женщина в накрахмаленном халате, который топорщился на бедрах, словно картонный.

— А это Танюша, мой ассистент, — провозгласил Теодозий Иванович.

Она тихо поздоровалась с Турецким и направилась к рабочем столику в углу помещения. Со спины ассистентка выглядела гораздо привлекательнее. Турецкий отметил ее тонкую талию и стройные ноги. Он огорченно подумал, что женщине, наверное, очень обидно при отличной фигуре иметь такое мало привлекательное лицо. Если бы он не пожалел ее, то назвал бы про себя даже дурнушкой. Но помощницу патологоанатома, судя по всему, этот вопрос если и волновал, то самую малость. Она села за стол и стала деловито копошиться, производя непонятные манипуляции с пробирками. Одним словом, выполняла свои обязанности и чувствовала себя вполне комфортно. Во всяком случае, уверенно.

— Пройдемте сюда… Третья жертва…

— Причина смерти? — спросил Турецкий, стараясь не подавать вида, что вытянутое на резекторском столе обнаженное тело жертвы номер три уже вызывает у него озноб.

Доктор откинул длинные волосы девушки и Турецкий увидел вокруг ее шеи синяки. Вопрос о причине смерти отпал сам собой.

— Рентген вы уже сделали? — спросил он.

— Да. Мануальное удушение. Присутствует двухсторонний перелом щитовидного хряща.

Турецкий перевел взгляд на пальцы девушки и обратил внимание, что на них остались чернила.

— Отпечатки снимали?

— И даже отправил проверить в базе данных.

— А на руках что-нибудь обнаружили?

— Пока произвел внешний осмотр и взял на анализ кожные покровы и образцы ногтей. Кстати, в кулаке обнаружены обрывки волос. Короткие, светлые, прямые, длина семь сантиметров.

— А как насчет вагинального мазка?

Теодозий Иванович наклонился над телом.

— Обратите внимание: на внутренней стороне бедер многочисленные гематомы. Она отчаянно сопротивлялась. А теперь ответ на ваш вопрос. Пройдемте к моему рабочему столу, хочу вам кое-что показать. Танюша, уступите-ка место нашему гостю. Ему надо заглянуть в микроскоп.

Турецкий послушно прошел за доктором и уселся на предложенный стул. Он наклонился над окуляром микроскопа и зачаровано начал наблюдать за маленькими живчиками, которые проявляли завидную активность. Наконец оторвался от диковинного зрелища и повернулся к Теодозию Ивановичу.

— Это точно сперматозоиды?

— Конечно, — с видом фокусника ответил патологоанатом.

— Они что, живые? — изумился Турецкий.

— Как видите.

— Но ведь девушка мертва. Сколько же сперматозоиды могут жить?

— После эякуляции в течение одного-двух дней.

— А как давно умерла жертва?

— Не более суток назад. Я вас позвал, чтобы вы могли убедиться в стереотипе действий убийц. А то, что она их очередная жертва, у меня не вызывает сомнения. В первую очередь, это проявляется в способе лишения жизни жертв. А сейчас я отправлю анализ на экспертизу, и мы узнаем, кто убийцы. Во всяком случае их ДНК.

— Если те же, кто убил тех двух девушек, то, к сожалению, пока узнать нам этого не удастся.

— Если вы зайдете в фотолабораторию, то получите фотографию жертвы номер три. Наверное, она уже готова.

Турецкий зашел к Щеткину, когда тот с отрешенным видом грыз ручку, устремив взгляд в пространство.

— Я от патологоанатома, — с порога объявил Турецкий.

Щеткин словно очнулся и сфокусировал свой взгляд на сыщике.

— Только что видел труп третьей жертвы. Петя, требуется помощь.

— Я обещал — я помогу.

— Понимаю, что мой уровень и опыт позволяет поручить мне расследование этих дел. Но… Я частный сыщик. Привлекайте, давайте ксиву МУРа, без нее не могу.

— Что требуется от меня?

— Я сказал: Ксиву. И не только мне, ребятам тоже. То есть полномочия, чтобы мы могли беспрепятственно знакомиться с заявлениями населения. Нас интересуют отделения милиции, которые курируют некоторые районы Москвы.

— Вы получите такие такие полномочия, — пообещал Щеткин. — Дело уже на высоком контроле. Кстати, в джинсах жертвы номер три обнаружен клочок бумаги с адресом некоего Петра Суглобова. Телефона нет, придется ехать по адресу. Извини, у меня не хватает людей. Еще не все вернулись из отпусков. И с вами вопрос будет решен немедленно.

Турецкий вернулся в агентство, и Голованов объявил общий сбор. Поставленная задача немного разочаровала сыщиков. Рутинную работу с бумагами никто не любил, и все дружно опустили глаза, когда Голованов поинтересовался, есть ли доброволец.

Володя Демидов вызвался разыскать Петра Суглобова, и с фотографией жертвы номер три отправился по указанному адресу.

Филипп Агеев позавидовал другу, который оказался таким прытким, но ему ничего не оставалось, как поехать в отделение милиции, чтобы рыться в журналах, которые регистрировали заявления трудящихся. Вместе с Турецким они сначала поработали с картой, очертили круг отделений, которые их интересовали.

И началась кропотливая работа, сильно осложнявшаяся небрежной писаниной дежурных. У всех, как на подбор, был паршивый почерк, и приходилось напрягать зрение, чтобы разобраться в каракулях. Дежурные смотрели на Агеева подозрительно, и если бы не поручительство, выданное Генпрокуратурой и МУРом, наверняка упражнялись бы в остротах в адрес дотошного сыщика. Кропотливая работа хоть и медленно, но продвигалась. И на третий день в отделении милиции Агеев надыбал на заявление некоей гражданки Поповой. Она сообщила о том, что ночью, 18 августа, видела в окно своего дома, как на углу улиц Власова и Осокина двое неизвестных удерживали в машине девушку. Она вырывалась, мотала головой и явно пыталась выскочить. Агеев выписал адрес и телефон заявительницы и тут же отправился к ней.

Гражданка Попова впустила Агеева, лишь после того как он показал в глазок все то же временное удостоверение. Она подробно рассказала, что в ночь на 18 августа подошла к окну, чтобы закрыть форточку, потому что рядом водосточная труба, а кому надо, запросто проникнет в квартиру. И хорошо еще, если просто грабанет, а если прирежет? Так вот, закрывая форточку, она обратила внимание на то, что на светофоре остановилась белая машина, иномарка, потому что очень красивая. Рядом со светофором стоит столб с яркой лампой, прямо спать не дает это освещение, — тут же пожаловалась она. В машине она заметила возню и поэтому присмотрелась повнимательнее. А зрение у нее дай бог каждому, хотя все ее подруги в этом возрасте без очков, как слепые курицы. Так вот, поскольку второй этаж довольно низкий, она увидела девичью фигурку, которую с двух сторон заблокировали (женщина так и сказала — «заблокировали») двое мужчин. Она видела, что девушка боролась, вырывалась и пыталась дотянутся до дверцы. Но ей заломили руки и один мужчина локтем прижал шею к изголовью кресла. Как только зажегся зеленый свет, машина рванула с места.

— А номер вы не посмотрели? — надеясь на чудо, спросил Агеев.

— Почему же не посмотрела? Я его даже увидела, — гордо ответила гражданка. — Я же вам говорю, у меня стопроцентное зрение.

— Так вы его запомнили? — несказанно обрадовался Агеев. И зря. Потому что Попова как-то сразу увяла и пожаловалась, что хоть зрение у нее что надо, возраст все-таки дает о себе знать. Пока она бежала к столу, искала ручку, потом бумажку, половину цифр забыла, хотя все время повторяла их про себя.

— Но половину я все-таки запомнила! — тут же похвасталась она.

— Ну дайте хоть половину, — вздохнул Агеев.

С этими свидетелями просто беда. Запоминают массу ненужных деталей, а что жизненно необходимо — все мимо них.

Женщина бодренько потрусила к буфету и достала из-под чашки с веселенькими цветочками клочок бумаги. Это оказалось приглашение на распродажу дешевых брюк. Агеев переписал телефон. Память у Поповой была действительно неважнецкая. Агеев сказал бы, что просто никудышная. На бумажке старательно было выведено: Л…СР 99.

— А середину я забыла, — искренне огорчилась Попова.

— Зрение у вас действительно супер! — подбодрил ее Агеев. — Но для памяти пейте таблетки. Потому что вы забыли самое важное.

Женщина виновато взглянула на Агеева.

— Ну хоть капельку я вам помогла?

И вопрос ее прозвучал так просительно, что Агееву стало ее жалко.

— Конечно, помогли. Во всяком случае, мы знаем серию машины и даже то, что у нее московские номера.

— Да? — обрадовалась Попова и даже расцвела от счастья.

— Вот только ни марки машины, ни номера мы не знаем, — грустно заключил Агеев.

Женщина опять загрустила. Но тут же воспряла.

— Зато я видела, куда она поехала! — торжествующе воскликнула бдительная гражданка.

— И куда? — вежливо поинтересовался Агеев.

— Сразу на углу повернула направо.

Агеев выглянул в окно и пробормотал:

— Если она собралась повернуть направо, зачем тогда остановилась на светофоре? Ночью, когда мало кто соблюдает правила? А ведь они похитили девушку.

— Еще бы им не остановиться, — воскликнула в сердцах Попова. — Ведь навстречу им ехала милицейская машина с мигалкой!

— И она проехала мимо?

— Пронеслась. Но ее было видно издали.

Агеев отправился на поиски. Повернул за угол и отметил у себя в блокноте: пересечение улиц Осокина и Власова. В угловом доме весь первый этаж занимал супермаркет «Алые паруса». А на Власова — тихой, довольно короткой улице, по правую сторону — шестиэтажные жилые дома, станция переливания крови, детский сад, опять жилые дома. На противоположной — красивое здание с вывеской «Орион». «О, какой у них там парк замечательный!» — подумал Агеев, который был сторонником озеленения родного города. И рядом жилые дома, но они стояли немного в глубине, за металлической оградой, и в глаза бросался неухоженный двор с вытоптанной площадкой без единой травинки А это уже общественное, значит — ничье.

Агеев прошел всю улицу до конца, но ничего особенного не заметил и поехал в следующее отделение милиции, продолжать свои кропотливые поиски.

Володе Демидову повезло больше. Петра Суглобова он застал дома, и тот встретил его собственной персоной — в махровом халате и с полотенцем на шее.

— Душ принимал, — объяснил, приветливо улыбаясь Володя сразу проникся к нему симпатией, потому что хозяин квартиры радушно усадил гостя на диван и предложил холодного кваску.

— Жена еще в Турции отдыхает, так что я перешел на подножный корм. Последние деньги. Только что грибы доел, и в холодильнике пусто. Завтра на рыбалку поеду, наловлю себе на уху. Но есть черный хлеб и килька, могу угостить.

Володя почувствовал, что не прочь перекусить. В животе заурчало. Правда, килька не та еда, которая может заполнить его подвывающий от голода желудок. Но хоть что-то…

— А знаете, не откажусь, — решился он.

— Ну и правильно, — обрадовался Суглобов. — Люблю, когда гости не ломаются и едят, что есть.

Он широким шагом прошел на кухню, зазвенел посудой и принес уже открытую банку на тарелочке. Хлеб был свежий, и Володя, увлекшись, смолотил полбуханки.

— Не часто мне приходится кормить частного сыщика, — любуясь здоровым аппетитом Володи, заметил Суглобов.

— Но приходилось?

— Не-а, — рассмеялся Суглобов. — Так что ко мне за вопросы?

Володя вытер губы бумажной салфеткой и отодвинул тарелочку.

— Надеюсь, фотография, которую я вам покажу, — не близкого вам человека. Иначе ваш адрес она бы знала наизусть. Потому я и решился перекусить, а потом приступить кделу, — извиняющимся тоном заговорил он.

Суглобов был удивительно терпеливым человеком. Он слушал Володю, наклонив голову и опершись руками на стол.

— Ну, показывайте, кто это женщина, которая носит с собой мой адрес.

Он взглянул на фотографию, и лицо его вытянулось.

— Она… не живая? — опешил Петр.

— К сожалению, да.

— Совсем молоденькая… Впервые вижу, — твердо заявил, отдавая фотографию.

— Вы не спешите, пожалуйста. Присмотритесь внимательно. Может, она вам напоминает кого-то?

Суглобов опять взял в руки фотографию и стал внимательно рассматривать.

— Нет, — в конце концов заявил он. — Я действительно ее никогда не видел. А кто эта девушка?

— Мы ее нашли убитой. И есть предположение, что она приезжая. Потому что никто не заявлял о ней в розыск. И в базе данных о пропавших без вести ее нет.

— Даже не представляю, кто она. И почему у нее мой адрес. Приезжая?.. — задумался Петр.

Он встряхнул лохматой головой и еще раз с огорчением подтвердил свои слова:

— Не знаю. Правда.

— А вы всегда в Москве жили? — задал неожиданный вопрос Демидов.

— Всегда. Я здесь родился. У меня и родители коренные москвичи. На два года только уезжал. Когда в армии служил.

— А где служили?

— Да тоже недалеко. В Калуге. У нас там и учебка была, да так в части и остался служить.

— А родственники в других городах есть?

— Полно. У меня родня по всей стране разбросана. Вы думаете, кто-то дал ей мой адрес?

— Кто-то дал, вот только кто?

— Думаю, меня бы предупредили. Ну, так принято, по крайней мере. Дескать, приюти или помоги. Но никто не звонил и не писал.

— А вы переписываетесь с кем-нибудь из родни или, может быть, с друзьями?

— Да сто лет уже никто никому не пишет. Сейчас телефон набрал — и говори сколько хочешь. А на письма время нужно, да и умение. И желание тоже… Я письма писать не люблю. Думаю, уже и разучился.

Демидов с сожалением стал прощаться.

— Я вам оставлю свой телефон. Вдруг вы что-то вспомните или кто-нибудь из родственников этой девушки объявится? Тогда звякните мне, пожалуйста.

— Да нет проблем, — заверил Демидова хозяин дома. — А девушку как жалко. Теперь буду думать о ней.

— Мы тоже о ней думаем…

Тем временем Агееву попалась запись в одном из журналов. Родители девушки Насти Зотовой подали в розыск пропавшей дочери. Восемнадцатого августа она ушла с подружками на дискотеку и не вернулась. Только через сутки они услышали ее голос по телефону. Рыдающим голосом она коротко сообщила адрес: Осокина, тридцать два. Но он же там был сегодня, и в этом здании находится супермаркет.

Дежурный подтвердил, что принимал заявление у родителей Зотовой. Но передал его в тамошнее отделение милиции. Поскольку родители пришли в отделение по месту проживания, а звонок был совсем из другого района.

Агеев задумался. Не зря гражданка Попова похвасталась своим острым зрением. Похоже, именно эту похищенную она и видела. Он записал адрес и телефон родителей и отправился к ним.

Агеев заранее настроил себя на то, что его встретят слезами и отчаянием. Но Зотовы оказались удивительно стойкими. А может, уже выплакали все слезы. С момента пропажи девушки прошло уже восемь дней. Мать девушки выглядела изможденной, с черными кругами под глазами. Наверное, почти не спит. У отца воспаленные глаза и застывшее выражение горя на лице.

— Мы сами пытались найти Настю, — заговорил он, стоило Агееву представиться.

— И как вы ее искали? — спросил сыщик, все еще не решаясь показать фотографии убитых девушек. Как-то подготовить бы их, что ли. Хотя не факт, что одна из них — Настя.

Пусть расскажут о своих поисках. Пока говорят, в них еще теплится надежда.

— Ходили по району, о котором сказала Настя. Спрашивали у местных жителей обо всех квартирах на первых этажах.

— Почему на первых? — сразу вскинулся Агеев.

— Настя сказала, что ее держат на первом этаже.

Агеев уцепился за эту информацию. Маленький, но шажок вперед.

— И как? — уточнил он. Хотя и так было ясно: результаты родительских поисков неутешительны.

— Ничего… — Мать, заломила руки и по ее лицу пробежала судорога. Сдерживается изо всех сил — понял Агеев.

— Я вам покажу фотографии… — Агеев разложил перед ними на столе снимки убитых девушек.

Оба склонились над фотографиями и тут же отпрянули. Хотя Теодозий Иванович постарался, чтобы девушки выглядели как живые, печать смерти лежала на их лицах.

— Боже… — выдохнула мать и закрыла лицо руками.

— Ужас… — Отец отодвинул фотографии, но в его голосе прозвучало облегчение. — Ее здесь нет.

Надежда все еще продолжала в них теплиться, и Агеев был этому рад. Но теперь к трем убитым добавлялась похищенная и не найденная Зотова Настя.

— Вы мне дайте, пожалуйста, ее фотографию. Мы будем искать.

Мать лихорадочно стала перебирать фотографии дочери в альбоме.

— Возьми последнюю, которую она делала для училища, — подсказал отец. — Ничего, что она маленького размера?

— Ничего, мы увеличим, — ответил Агеев и положил фотографию Насти в отдельный файл. Он заметил, с каким облегчением родители проследили за движением его рук.

— А теперь расскажите, пожалуйста, в какой дискотеке она была. И о подругах, если она отправилась с ними.

Родители дали полную информацию. Эти восемь дней они время зря не теряли. Успели найти подружек по телефонной книжке Насти, съездили в дискотеку «Ариведерчи» и поговорили с охранниками. Кто-то заметил Настю, когда она продвигалась к выходу, кто-то видел, как за ней вышел парень. И это все.

— А подруги заметили, что за ней увязался парень?

Похоже, он последний, кто ее видел. Потому что в танцзал она уже не вернулась.

— Нет, они все танцевали. Она им крикнула, что выйдет на воздух, больше они ее не видели.

— А когда танцевали, кто-то проявлял к ней особый интерес?

— Настя девушка красивая, на нее всегда обращают внимание, — ответил отец. — Но девушки сказали, что в какой-то момент у дочки испортилось настроение. Они спросили, в чем дело? Она ответила: достал один придурок.

— И они его не видели?

— Не обратили внимания. Потому что возле нее крутились сразу несколько. Там же во время танцев такая толчея. Так что проследить за кем-то, если не ставишь себе такую цель, просто невозможно. К тому же полумрак, цветные прожектора мечутся по всему залу, сбивают с толку. Мы пришли с женой в час ночи, чтобы понять ситуацию. Нет, если не ищешь кого-то конкретно, бесполезно, — махнул рукой отец.

Агеев вышел на улицу и остановился в раздумье. Возникало сразу несколько вопросов. Почему в отделении милиции не оказалось заявления Зотовых? Звонок Поповой зарегистрирован, а заявления Зотовых нет. Действительно ли похищение девушки прошло незамеченным? Обычно вход в дискотеки ярко освещен, охранники работают в паре. Может, там есть камера наблюдения? Надо бы разобраться на месте.

Агеев позвонил Турецкому и сообщил, что едет в агентство, потому что есть информация, которую надо проработать.

— Жаль, что ориентировка на Суглобова не сработала, — посетовал Турецкий. — Теперь придется рассчитывать только на то, что объявится человек, давший девушке его адрес.

— Если объявится, — пессимистично заявил Демидов. — А то может статься и так: адрес дал, а дальше хоть трава не расти.

— Но если человек уехал в Москву и долго не объявляется, кто-то же должен ее разыскивать! — встрял Голованов.

— Если у нее есть родственники, то должны, — согласился Демидов.

— В общем, так, ребята, — заключил Агеев. — Параллельно займемся поисками Насти Зотовой. Вдруг ее похищение и убийство девушек — работа одной банды? Нужно подъехать в «Ариведерчи», ознакомиться с местностью. Поговорить с охранниками. Выяснить, нет ли камеры наблюдения.

— Отлично, раз у тебя есть наметки, ты этим и займись, — одобрил план Агеева Голованов.

— А кто поедет в отделение милиции? Нужно выяснить, почему у них не зарегистрировано заявление Зотовых.

— Я поеду, — вызвался Демидов.

— А я к экспертам. Должны быть готовы результаты экспертизы судебных медиков.

— А я займусь номером машины, — взял на себя почти безнадежное задание Турецкий.

— Мы даже не знаем ее марки.

— Почему не знаем? Иномарка, — хмыкнул Агеев. Потому что очень красивая. Так мне свидетельница сказала.

— Для нее, может, самая красивая белая «Волга» выпуска восьмидесятых, — съязвил Голованов. — А кто останется в агентстве? — опомнился он. — Давай ты оставайся, Володя. Когда кто-то из нас вернется, поедешь в ментовку.

13

Глаза устают теперь гораздо раньше, чем еще года два назад, — с огорчением отметил Корчинский, откинувшись от экрана компьютера. Он снял очки и потер переносицу, на ней осталась ощутимая вмятина. И оправа стала давить. Сменить ее, что ли? Он с наслаждением потянулся и услышал, как хрустнули косточки. Надо сходить в спортзал, покидать мячик. А то недолго и форму потерять.

Корчинский вернулся к экрану и кликнул мышкой поступление новой информации о пропавших без вести. Так, появились новые имена, объявленные в розыск. Информация из Ивано-Франковска. Это Западная Украина. Ни фига себе, сразу восемь девушек. Петр посмотрел на даты заявлений. А поданы они в разное время. Кто-то решил накопить их и выложить все разом. Он увеличил приложенные фотографии. Лицо одной показалось знакомым. А не та ли это девушка, с фотографией которой приходил Александр Борисович? Проверим, — мурлыкал себе под нос Корчинский. Достал из папки снимки — точно, эта скуластенькая девчушка с вздернутым носиком и длинными волосами нашла наконец свое имя. Орыся Романовна Бабич, 1990 года рождения, гражданка Украины. Покинула родной город два месяца назад. С тех пор ничего о ней неизвестно. Почему, интересно, родственники выжидали два месяца? Неужели не волновались? Он посмотрел на фамилию заявителя. Некто Марчук Олег Михайлович.

Корчинский распечатал информацию и отложил в сторонку. Обрадует Турецкого. Всегда приятно оказать услугу симпатичному тебе человеку.

Он открыл следующую страницу. Информация из Молдавии. И здесь разыскивают пропавших девчонок, которые уехали в Москву и не дают о себе знать. Прямо ужас, что творится. Город Килия — разыскивается Елизавета Гуцэ, 1989 года рождения, пропала уже полгода назад. И только сейчас родители о ней вспомнили. Да, в каждом дому по кому, как говорится. Наверное, в этой семье не слишком дорожат семейными ценностями, если кинулись разыскивать дочь спустя полгода после того, как она исчезла. Город Вилково — разыскивается Марьяна Цуркану, 1991 года рождения. Девчушке всего семнадцать лет! Кто же ее отпустил на чужбину? Да еще в мегаполис, где опасность подстерегает неопытную провинциалку на каждом шагу?

Корчинский сравнил фотографии из коллекции Турецкого и те, что на экране. Нет, ничего общего. Атак хотелось надеяться, что одно везение повлечет за собой второе. Но все равно нужно сообщить Турецкому, что в поисковой базе появилась личность, которую разыскивает сыщик.

— Александр Борисович, украинцы выставили новые имена пропавших. И среди них некая Бабич, которую вы разыскиваете. Скинуть информацию на электронный адрес «Глории»?

— Буду тебе очень признателен… И огромное спасибо, Юрик.

Через десять минут Турецкий изучал на экране ноутбука фотографию и сравнивал ее с той, которую ему передал Теодозий Иванович.

Плетнев заглянул через его плечо.

— Она, точно, — подтвердил. — А кто этот Марчук? Наверное, не отец, фамилия другая. Звонить будем?

— Сейчас и позвоним, заявитель указал номер мобильного телефона, так что ноу проблем.

Слышимость была вполне приличная. Казалось, что абонент находится в соседней комнате.

— Кем вы являетесь Бабич Орысе Романовне? — спросил Турецкий, после того, как сообщил, что звонит из частного сыскного агентства «Глория» из Москвы.

— А что с ней? — взволнованно спросил юношеский голос.

— К сожалению, она мертва.

Повисла пауза. В трубке молчали, слышалось только учащенное дыхание парня.

— Я ее одноклассник, — наконец сказал он. — Мы собирались пожениться, когда накопим на свадьбу. Она уехала в Москву, мне сказали, чтоб заработать отцу на лекарства и нам — на свадьбу. Я даже не знал сначала, что она тоже поехала на заработки. Она ничего мне об этом не писала. Я все ждал письма, надеялся, что напишет, но она молчала. А я не мог уехать раньше. А когда приехал, родители говорят: от нее так ничего и нет. Вот я и подал в розыск.

— Почему родители сами не подали в розыск? Ведь уже столько времени прошло.

— От нее пришли деньги, они и не волновались. Правда, удивлялись, что она ничего не написала.

— И родители не беспокоились, что от нее не было писем?

— Но она же дала о себе знать — деньги выслала, — извиняющимся тоном залепетал Олег.

— Переводом или как?

— Через банк «Вестерн Юнион».

— А кто же сообщал родителям, что нужно получить перевод?

— Какой-то мужчина раз позвонил, назвался, сотрудником банка в Москве. Так что ни на какие вопросы об Орысе не ответил, сказал, что это к его работе не относится, он не в курсе. А что мне теперь делать? Наверное, надо за ней приехать?

— Наверное, надо, — зло ответил Турецкий, хотя и понимал, что парень здесь ни при чем. Сам только что приехал в родной город. Но родители! Как им спалось, если от дочери не было весточки? Неужели им было достаточно того, что дочь прислала деньги? Неужели родительское сердце им ничего не подсказало?

— Уроды! Вот уроды! — выругался он, отключив телефон. — Что ж за люди такие равнодушные?

— Черт знает что, — сокрушенно покачал головой Плетнев. — Бывают же такие семьи, где все равнодушны друг к другу.

— Кроме этой Орыси, которая не только на свадьбу копила, а еще и на лечение отца. Слушай, Антон, а ты смотри, как хитро придумано: девчонка, скорее всего, попала в сексуальное рабство, а чтобы родители не подавали в розыск, деньги от ее имени хозяева послали…

Агеев постоял на тротуаре возле клуба «Ариведерчи» и прикинул, что места для парковки машин не так много. Наверное, часть машин хозяева оставляют в ближайших переулках. Интересно, а там есть камера слежения? Хотя логичнее предположить, что Настя вышла подышать свежим воздухом и далеко от клуба не отходила.

Сыщик почувствовал чей-то взгляд и повернул голову. Так и есть — через стеклянную дверь за ним наблюдает охранник, но выходить на улицу не торопится. Наверное, размышляет, что разнюхивает этот человек, который явно не их клиент, поскольку относится к другой возрастной группе? Ему бы в клуб на танцы для тех, кому за сорок. Агеев усмехнулся своим мыслям и поднял голову в поисках камеры наблюдения. Отлично, вон она — изящная и довольно неприметная. А это уже вселяет надежду. И тут охранник, который внимательно наблюдал за Агеевым, решил, что пришла пора выяснить, какой интерес у весьма немолодого мужчины к их заведению.

— Вас что-то интересует? — Голос у него был обычный, не злобный, но тон напористый. Дескать, валил бы отсюда, дядя, коль от тебя никакого толка.

Филипп решил, прежде чем говорить с администратором, кое-что выяснить у доблестного стража сего веселого заведения.

— Меня интересует девушка, весьма привлекательная, я даже сказал бы, красавица, которая была у вас в клубе восемнадцатого августа.

Он показал фотографию и охранник согласился с ним.

— Красивая девушка. Точно, была здесь. Я сам на нее засмотрелся. Она вышла где-то около двенадцати ночи. Я еще подумал — такая красавица, а одна. Но тут же следом вышел парень и подошел к ней. Я заметил, что она ему была не слишком рада. Довольно резко велела ему идти туда, откуда пришел.

— А дальше что было? — стал в охотничью стойку Агеев.

— Но тут одна девица стала буянить, пришлось ее утихомиривать, так что мне не до красавицы было. Хотя на ту девушку я бы смотрел с большим удовольствием. А эта нализалась, в драку полезла, пришлось оттаскивать от ее соперницы. Но она так разбушевалась, что мой напарник вызвал милицию. Я потому и время запомнил — все одновременно происходило: и красотка нарисовалась, и хулиганка начала за волосы таскать свою подругу, то есть соперницу. Милиция приехала, протокол составляли, время нужно было указать.

— А напарник ваш что делал в это время?

— Он на входе стоял, к нам же вечно пытаются протыриться кто ни попадя. Так что работенки хватает. Всякие там фейс-контроль, да дресс-код и прочая мура. А мне пришлось с ментами сотрудничать, так что Денис за двоих отдувался. А что?

— Беда случилась, вот что. Девушку похитили почти у вас на глазах.

— Как? — округлил охранник глаза и явно огорчился. — А что, точно известно, что похитили? Может, она к бойфренду укатила.

— К сожалению, нет. И бойфренда у нее нет.

— Надо же, а такая красивая! Так тот хмырь, получается, к ней приставал, раз она его так отшила?

— Похоже, он ее и выкрал. Во всяком случае, без его помощи не обошлось. Вы его внешность хоть немного запомнили?

— Конечно, это же моя профессия. Знаете, сколько раз пытаются одни и те же проникнуть? Я лица с ходу запоминаю. Такой высокий, рост сто восемьдесят пять навскидку, худой, голова небольшая, коротко стриженный, но стильный. В фирменном прикиде.

— А лицо? Брови, глаза…

— Глаза небольшие, колючие, брови обычные. Мне показалось, что он их выщипывает.

— Голубой, что ли?

— Да не сказал бы. К девчонкам проявлял активный интерес.

— Довольно много информации о человеке, которого вы мельком заметили возле той девушки.

— Почему же мельком? Он у нас бывает довольно часто.

Агеев почувствовал себя, как охотник, который напал на след дичи.

— А как часто?

— Ну этого не скажу. Может, раза два в месяц.

— Остается надежда на видеокамеру, — высказал предположение Агеев.

— Тогда вам на второй этаж, к Глебу.

Пришлось потерять довольно много времени, пока нашли то, за чем пришел Агеев. Народ заходил, выходил, возвращался, многие девушки с длинными волосами, как у Насти. Приходилось укрупнять план, чтобы увидеть лица. Наконец Агеев, попросив в очередной раз укрупнить кадр, узнал Настю. Она появилась в двери и прошла несколько шагов, оглянулась на мелькающие огни рекламы и, кажется, залюбовалась ими. А может быть, о чем-то просто задумалась. Не прошло и минуты, как к ней подошел долговязый парень. Но он стоял спиной к камере, и рассмотреть его лицо не удавалось. Настя с досадой отвернулась, но парень стал что-то говорить и хватать ее за руку. Девушка резко отодвинулась и показала ему рукой на входную дверь. Но парень не отставал, наоборот, наступая на девушку и оттесняя ее к краю тротуара. Сбоку в кадре возникло какое-то движение и Агеев понял — потасовка. Действительно, одна девчонка пыталась закрыться руками, вторая вцепилась ей в волосы. Тем временем Настя отступала к краю тротуара, где стояли машины, дверца одной из них распахнулась. Девушка оглянулась, и ее втащили в салон. Следом за ней запрыгнул долговязый. Машина резво тронулась с места. Все длилось буквально несколько секунд. Глеб раз за разом по просьбе Агеева прокручивал сюжет, но лица долговязого рассмотреть не удалось, сидящий в машине вообще не выходил из нее, а номер иномарки не просматривался, потому что машина стояла в неудобном для камеры ракурсе.

Глеб вместе с Агеевым смотрел на экран, и на его лице отразилось недоумение.

— Так вот как это бывает! — растерянно произнес он. — Прямо на глазах у всех похитили девушку, и никто не заметил!

— А это еще не факт. Будем надеяться, что кто-то заметил. Там же на улице народ стоял. В машинах кто-то мог сидеть.

— Народ смотрел на драку. Это же бесплатное представление.

— Давайте теперь внимательно посмотрим на присутствующих, насколько позволяет обзор камеры.

И они вновь пристально уставились на экран.

— Вот! — первым заметил Глеб. — Какой-то парень смотрит в ту сторону. Может, он видит похищение?

Агеев взял запись съемки.

— Нужно показать в лаборатории. У них технические средства позволяют сделать глубокий анализ.

— Главное, определиться с маркой машины, — подсказал Глеб.

— Это скорее всего «ауди». Но эксперты скажут точнее.

Турецкий ответил по телефону Корчинскому, что едет за результатами экспертизы одежды убитых девушек. Поэтому заскочит к Корчинскому и с удовольствием «наградит» его крепким мужским рукопожатием.

— Юрик, я всегда знал, что ты классный специалист и дотошный эксперт. Приятно убедиться в этом лишний раз.

— Рад стараться, товарищ генерал, — по-военному отрапортовал Корчинский. Но в этой фразе, произнесенной официальным тоном, Турецкий уловил нотки радости. Он знал, что Юрий Корчинский относится к бывшему «важняку» с большим пиететом и почитает за счастье, когда Александр Борисович обращается к нему за помощью.

Турецкий получил фотографию и сведения о пропавшей гражданке Украины Бабич Орысе Романовне, распечатку сведений о прочих пропавших лицах Украины и Молдавии, которые, как он очень надеялся, ему не пригодятся. Хотя из трех убитых пока известна только одна личность. Но остальные пускай окажутся среди живых. Если ему доведется обнаружить бордель, где они томятся. Он уже не сомневался, что все трое находились в борделе. И от них попросту избавились, а чтобы девушки не навели на след, их убили. Но сначала поглумились, помучили несчастных. Что они чувствовали перед смертью? Наверное, надеялись, что их все-таки отпустят. Но эти негодяи живых свидетелей не оставляли.

Турецкий направился в правое крыло здания, где находилась лаборатория по исследованию волос, тканей и микрочастиц. Здесь бессменно трудился Рафик Гольберг — могучий мужчина с густой шевелюрой седых кудрей. Наверное, последнюю попытку привести в порядок это дикое буйство природы он предпринял лет десять назад. С тех пор волосы все разрастались, седели, переплетаясь в немыслимый клубок, и он просто завязывал их в хвост, перетягивая аптекарской резинкой. Его умное лицо с проницательным взглядом карих глаз поражало постоянным присутствием вдохновения. Турецкому Гольберг напоминал безумного художника, который творит, забывая об окружающем мире. Его левый глаз слегка косил, потому что львиную долю своего времени он проводил за работой, изучая материал через окуляр оптического прибора.

Рафик оторвался от микроскопа только затем, чтобы пожать руку Турецкому и сообщить:

— Специально для вас подготовил, Александр Борисович.

Они были знакомы уже лет пятнадцать, но Рафик не делал попыток к сближению. Ко всем, даже юным лаборантам, он обращался на «вы» и по имени-отчеству. Хотя коллеги его называли просто Рафиком, и он охотно отзывался.

— Посмотрите на этот фрагмент скотча, которым был заклеен рот одной из девушек, жертвы номер три.

Рафик выключил верхний свет и включил маленькую ультрафиолетовую лампочку. В лаборатории стало темно, и сине-зеленый свет придал ей обстановку жутковатой интимности.

Турецкий прильнул к окуляру микроскопа. Он увидел мелкие крошки пыли, длинный волос и тоненькую полоску волокон, настолько узкую, что Турецкий сначала решил — это производственная метка.

— Я должен обратить внимание на волос?

— Нет, он принадлежит жертве номер три. Я его идентифицировал. Совпадение полное. Посмотрите на эти волокна.

— Так это не метка производителей?

— Нет, волокна по краю скотча — след поверхности, на которой он лежал, прежде чем его пустили в ход. Благодаря прогрессу в области криминалистики, мы имеем возможность определить состав конкретного материала.

— Это я знаю, но до сих пор как-то не задумывался, как это происходит.

— Видите, на этом снимке как раз запечатлено волокно в его поперечном сечении. Его изображение я получил под микроскопом. Вот этот треугольник как раз говорит о составе ткани, что она изготовлена со специальными характеристиками для поглощения пыли.

— То есть?

— Это ковровое покрытие.

— Значит, ткань искусственная?

— Да. Хочу сказать, что каждый тип волокон имеет свой коэффициент двойного лучепреломления. И мы можем определить его. Так вот, это волокно бежевого цвета имеет коэффициент двойного лучепреломления ноль-один — тридцать — пять.

— Я полагаю, это соответствует какому-то материалу?

— Нейлону три и три.

— И где он применяется?

— Это ковровое покрытие используется для изготовления внутренней отделки салонов машин типа «А».

— Отлично, — потер руки Турецкий. — По крайней мере мы знаем, в какой машине ее перевозили. — А что насчет предметов одежды, которые принадлежали девушкам?

— Полный отчет в этом файле. — Рафик полез в столик и вручил Турецкому сразу три папочки. — По каждой отдельно. Кстати, одежда в основном китайского производства. Но есть кое-что от отечественного производителя. Производство Молдавии и Украины.

— Я так и предполагал, — удовлетворенно кивнул Турецкий. — Ну что ж, спасибо вам за все. — Он пожал вяловатую руку Рафика. Тот, невзирая на свою комплекцию, был типичным кабинетным человеком и спортивными занятиями явно пренебрегал…

В агентство «Глория» стеклась вся команда, и теперь каждый отчитывался за проделанную работу.

— Лаборанты обещали сделать экспертизу видеосъемки к завтрашнему дню, — отчитался Авдеев.

— Кстати, Володя, ты успел съездить в ментовку? — спросил Голованов.

— Съездил, — коротко ответил Демидов. — Заявление Зотовых зарегистрировано. По его факту наряд милиции прочесал весь район. Никаких следов Насти Зотовой не обнаружено. Был произведен поквартирный опрос, тоже ноль результатов.

— Что-то слишком быстро они справились с опросом, — с сомнением в голосе заметил Агеев.

— Родители ведь тоже ходили по дворам, опрашивали соседей, — напомнил Демидов.

— И никаких следов, — заключил Голованов.

— Я пригласил на завтра охранника из клуба «Ариведерчи», чтобы он составил фоторобот парня, который, предположительно, похитил девушку, — объявил Агеев. И рассказал о визите в клуб.

— Похоже, ты идешь по верному следу. — заметил Голованов. — Попова говорила о красивой иномарке белого цвета. Видеокамера запечатлела тоже белую иномарку, когда туда заталкивали девушку.

— Возможно, круг поисков машины сузится, когда я узнаю, в каких автомобилях используется вид ткани, маркировку которой определил эксперт Гольберг.

— А что прояснилось по одежде, которая была на потерпевших? — спросил Голованов.

— В основном на всех троих одежда производства Китая, но бюстгальтеры у каждой белорусского производства.

— Это ни о чем не говорит. Кроме того, что белье хорошего качества, — заметил Демидов.

— А ты откуда знаешь? — воззрились на него остальные сыщики.

Володя немного смутился.

— Что вы на меня смотрите, как на фетишиста? Я это знаю от жены. Они с тешей заказывали бюстгальтеры нашей соседке, когда та уезжала к родственникам в Брест. Я бы и рад не вникать в такие интимные подробности из жизни своих женщин. Но когда это обсуждается довольно громко, трудно не услышать. К тому же информация оказалась весьма полезной, — сварливым тоном закончил он.

Мужчины заулыбались, их рассмешило смущение коллеги и его пылкая речь в свою защиту.

— К сожалению, по одежде теперь действительно трудно определить прежнее местожительство человека, — сокрушенно сказал Агеев. — Все сплошь в китайском ходят.

14

Когда-то Валюшка, поднимая бокал за присутствующих мужчин, остроумно заметила:

— Если у женщин самое сильное впечатление в жизни — роды, то у мужчин — армия. И те и другие готовы вспоминать детали часами, даже спустя долгие годы.

Петр и его бывший сослуживец посмеялись, но полностью были с ней согласны. Стоило кому-то из бывших друзей по армии зарулить к Петру, как начинали предаваться воспоминаниям, и получалось, что это были самые счастливые, самые беззаботными самые наполненные годы.

Как-то повелось, что Петр переписывался еще лет десять после армии только с одним из армейских сослуживцев — Романом. Но постепенно переписка свелась только к поздравлениям с Новым годом, а потом и совсем заглохла. Давно уже никто не пишет друг другу письма. Когда-то Петр с Валюшей поздравительные открытки получали десятками и для развлечения развешивали их на веревке, протянув ее через всю комнату. Теперь если кто-то и пришлет раз в три года открыточку, это скорее вызывало удивление, чем радость. Ожидалось, что к поздравлению будет приложена просьба. Так оно, как правило, и бывало. О Суглобовых вдруг вспоминала двоюродная сестра из Иркутска или братан из Тюмени. В основном чтобы предупредить: в июле приедет кто-нибудь из подрастающего поколения поступать в московский вуз, нельзя ли приютить абитуриента? Валюша кривилась, но соглашалась. Забот прибавлялось, но не помочь родственникам мужа как-то некрасиво, еще обидятся.

В этот раз к ним приехала незнакомая женщина без всякого предупреждения. Но когда вручила письмо от Романа, с которым Петра связывала многолетняя дружба, он уже не задавал лишних вопросов, а только посочувствовал Роману: какая старушка у него жена! А ведь моложе самого Романа лет на пять. Вот Валюшка даже старше ее, а выглядит такой молодухой, что любо-дорого посмотреть. И телом крепкая, и на лицо румяная. А эта в сорок три какая-то на лицо черная, как печеное яблоко. Мелкие морщинки по всему лицу даже там, где, казалось, их не бывает. Вокруг губ глубокие скорбные складки. «Живут плохо», — пришла неожиданная мысль. Но так с ходу спрашивать не станешь. И он углубился в письмо, хотя оно было совсем коротеньким и выражало страх за судьбу дочери.

— Что же вы раньше не написали? — спросил Петр, и в его голосе Анна услышала упрек.

Она виновато опустила голову.

— Не хотели беспокоить. Все надеялись, что объявится. Потом пока деньги раздобыли, пока сестру Романа дождались из Коломыи, у той тоже свои проблемы.

— А Роман что же не приехал? — удивился Петро. Странно, что такое серьезное дело как поиски дочери, Роман взвалил на плечи жены. А она, судя по всему, не боец. Совсем не боец. Вид у нее сиротский и несчастный. Что она сможет сделать в Москве?

— А Роман не встает, — виновато понурилась Анна, что приходится огорчать Петра.

— Что с ним? — сразу посуровел голос Петра. Если у Романа плохи дела со здоровьем и эта бедняга взвалила все на себя, то помочь семье друга — святое дело.

— У него ноги не ходят. Врачи ставили уже три диагноза. Лечили по-всякому, но ему никак не становится лучше. Последний раз его показывали профессору, приезжал к родственникам из Львова, так он назначил дорогие лекарства, а мы не в состоянии их купить. Вот Орыся и подалась на заработки, чтобы подсобить нам. Отца вылечить.

Валя сидела в кресле и горестно поджала губы. По всему видно, очень жалеет семью. Вдруг вскочила и засуетилась.

— Я вас сейчас обедом покормлю.

— Та, може, не надо? — несмело спросила Анна, но по ее голодным глазам было ясно, что она обрадовалась приглашению.

Валюта отвела гостью на кухню, налила ей тарелку щей, а сама бросала красноречивые взгляды на Петра. Он и сам понимал, что придется рассказать о визите следователя. То есть сыщика. Хотя какая разница? И попросить взглянуть на фотографию Орыси. И заранее пугался, что девушка, имя которой пытается узнать сыщик, и дочь Романа — одно лицо. Потому что мысль о случайном совпадении пришлось с сожалением отмести сразу. У Романа сохранился адрес Петра. И когда Орыся подалась в Москву, естественно, взяла адрес отцовского друга. Собиралась, наверное, навестить дядю Петра и не успела.

Пускай Анна сначала поест, дух переведет, ошеломить новостью он ее всегда успеет. Хотелось оттянуть время, но гостья поела быстро, уже и руки сложила на колени и с мольбой уставилась на Петра.

— Я не знаю, с чего начинать, — сказала она тихим голосом и переводила испуганный взгляд с Петра на Валю.

— А у вас, Анна, есть фотография Орыси?

Женщина с готовностью полезла в сумочку и торопливо сунула в руки Петру фотографию. Уже увеличенную, но явно с документа, потому что в уголке остался пробел для печати. Петр взглянул и усилием воли постарался не показать виду, что узнал бедную девочку, хотя на снимке сыщика она выглядела иначе. Там она была уже неживая.

Он тяжело вздохнул, сдержать вздох не было никаких сил.

— Вы что-то знаете про нее? — вскинулась Анна и с надеждой уставилась на Петра.

Из-за ее спины Валя подавала какие-то знаки. Предупреждала, чтобы ничего не говорил. Петр и сам подумал, что не может. Пусть его хоть на куски режут, не может он сказать этой сломленной женщине, что ее дочь мертва.

— Я знаю, к кому вам обратиться, — наконец выдавил он из себя. Нет, он не станет убивать эту женщину страшной правдой. Эти сыщики наверняка умеют говорить с родителями жертв как-то мягче. Может, у них там психолог есть. А он на себя не возьмет такую ответственность. У него тоже сердце есть. И оно иногда дает о себе знать ноющей болью.

— Да? — обрадовалась женщина. — А к кому?

— У меня есть знакомый сыщик, я ему позвоню. Вы здесь посидите, а я сейчас.

Телефон был здесь же, в гостиной. Но не хотелось при Анне напоминать Демидову, с каким вопросом тот приходил к нему неделю назад.

Он взял мобильный и вышел на кухню, плотно закрыв за собой дверь.

— Владимир Демидов?

— Да, — услышал он голос и уловил уличный шум в трубке.

— Это Петр Суглобов. Вы у меня были неделю назад. С фотографией девушки.

— Да, помню. И что?

— У меня сейчас сидит ее мать.

— Так это все-таки дочь ваших знакомых? — будто упрекнул его сыщик.

— Оказалось, да. Но я ведь не знал. Она приехала из Украины, из города Стрыя.

— Если я сейчас за ней приеду, ничего?

— Приезжайте. Только у нее еще и муж тяжело больной. Я к тому, что поделикатнее с ней бы…

— Понял. Постараюсь, насколько это возможно в данной ситуации.

Петр вернулся в гостиную и, пряча взгляд, с нарочитой бодростью заявил:

— Сейчас приедет, и вы ему все расскажете.

— Ой, спасибо вам большое, — с облегчением сказала Анна. Валя включила ей телевизор и потянула Петра за собой в кухню.

— Надеюсь, он будет ее расспрашивать не у нас? И показывать эту ужасную фотографию?

— Я тоже на это надеюсь. Демидов сказал, что заберет ее с собой.

— Ой, в морг, что ли? Как долго там хранятся покойники?

Валя испуганно смотрела на Петра и требовала немедленного ответа.

— Откуда я знаю? — раздраженно ответил Петр. Он и так чувствовал угрызения совести, что никак не подготовил Анну к такому ужасному сообщению. А тут еще дурацкие вопросы Валюшки. — Я в морге не бывал и правил их не знаю.

— Петрусь, а как бы нам от нее избавиться? — шепотом спросила жена, обеспокоенно озираясь на дверь.

— То есть? — мрачно спросил Петр.

— Ну ей там все расскажут, покажут дочку убитую. Она же рыдать начнет. А нам ее успокаивать. Я последнее время совершенно не могу переносить чужое горе. Все близко к сердцу принимаю. Переживаю очень. Плохо мне потом… — залепетала жена, еще не понимая, почему ее слова так разозлили Петра. Он вытаращился на нее, и взгляд его был гневен.

— Ты соображаешь, что говоришь? — зашипел Петр. — Она дочку потеряла! Понимаешь? Ее дочку убили. Это какое же горе! А ты только о себе думаешь — чтобы лишний раз не нервничать. Эгоистка! Не зря мне мама говорила — холодный ты человек, Валентина.

От обиды у Вали на глаза навернулись слезы. Она хотела ответить мужу что-нибудь оскорбительное, но, как на зло, ничего на ум не пришло.

— Все, можешь ничего не говорить, — понял ее муж. — Но Анну в обиду не дам. Это же Ромкина жена! Моего друга по армии! Да я для него что угодно сделаю.

Валя молча вышла из кухни. Но пошла не в комнату, чтобы Анна не увидела ее лицо, а завернула в ванную, включила воду и села на краешек ванны, наблюдая за струей. Немного успокоилась, посмотрела на себя в зеркало и решила, что теперь уже можно появляться на глаза непрошеной гостьи.

В комнате никого не было. Ни Анны, ни Петра. Валентина выскочила на балкон и сверху увидела, как они вдвоем идут следом за здоровенным мужчиной, и тот уже открыл дверцу автомобиля. С четвертого этажа Вале не было видно марку машины. Да, впрочем, это ей было безразлично. С обидой она заметила, как бережно Петр усаживает в салон Анну и сам залезает следом за ней. Он даже не поднял голову — посмотреть, провожает ли его жена взглядом? «А что я такого сказала?» — подумала Валя с обидой. Он и так знает, что она избегает негативных эмоций. Потому что от них ничего хорошего. Одни огорчения. А нервные клетки отмирают. И вообще, негатив плохо влияет на здоровье и внешность. Вот эта Анна — старуха старухой. А ведь, судя по всему, ровесница Вале. Так Валя ей в дочки годится, по внешнему виду. На этом она успокоилась и уселась смотреть телесериал. Как хорошо, что она сейчас в отпуске, а у учителей отпуск целых два месяца. Успела и в Турции недельку отдохнуть, и уже послезавтра с Петром отправятся в Джубгу, к сестре Майке, на две недели. Накупаются, поваляются на солнышке. Благодать. С обедами не возиться, потому что муж Майки бывший повар и любит удивлять гостей своими изысками. Самое смешное, когда он еще плавал коком на корабле, его невозможно было упросить встать дома у плиты. А сошел на берег — кашеварит за милую душу. У Вали опять поднялось настроение, тем более, что сюжет в одиннадцатой серии развивался увлекательно — все герои мужского пола влюбились в одну героиню. Хотя Валю это и удивляло. Ничего такого особенного в героине не наблюдалось. Ни стройности, ни свежести. Тетка теткой, да еще говорит рыдающим голосом. Как могут женщины с такой негативной энергетикой привлекать мужчин?


Петр пришел через три часа такой мрачный, что она боялась с ним заговорить.

— А где Анна? — только спросила.

— Ее поселили в гостинице МВД, — ответил он довольно резко.

— А что же к нам не привел? — умышленно наивным голосом просила Валя.

— Она рыдала. Тебе пришлось бы ее успокаивать. И у тебя могла появиться лишняя морщинка, — с издевкой ответил Петр.

Валя надулась и в разговоры с мужем больше не вступала. Спать легли, повернувшись друг к другу спинами.

Анна не спала. Плакать она уже не могла. Лежала на широкой кровати, на хрустящих холодных простынях, и смотрела в темноту ночи. Перед глазами возникло чужое лицо. «Это не Орыся. Это чужая девушка», — уговаривала она себя. Но знала — это ее дочь. И ее больше нет. Потому что она отпустила ее в этот большой страшный город, где ее девочка попала в беду. Что теперь она скажет Роману? И что скажет младшим детям?

Анна вспомнила имя Наталкиной тети — Стефания Владимировна. А ведь еще несколько часов назад, когда она разговаривала с сыщиками, никак не могла припомнить ее имя. Она встала и нашла в сумочке телефон Демидова.

— Я вспомнила, как зовут эту женщину, которая нанимала мою Орысю, — Стефания Владимировна.

— Я записал, — сонным голосом ответил сыщик, и Анна только теперь посмотрела на часы. Было уже полтретьего ночи.

— Извините… — смутилась она.

— Постарайтесь уснуть, — мягко сказал Демидов. — Завтра поговорим. Примите феназепам, я вам дал таблеточку, помните? В голубой бумажке.

Анна только сейчас поняла, почему следователь дал ей только одну таблетку. Чтобы у нее не было искушения. Она послушалась совета и выпила таблетку. Через полчаса наступило забытье, и, проваливаясь в бездну, краем сознания она цеплялась за последние секунды прошлого, когда Орысю еще можно было вернуть. Просто крикнуть в открытое окно вагона, чтобы она немедленно спустилась на платформу.

Утром ее разбудил деликатный стук в дверь. Анна взглянула на часы и вскочила. Уже десять часов, а она все спит! Это, наверное, Владимир Демидов. Она спросила через дверь:

— Это вы, Владимир?

— Да, мы же договорились.

— Меня ваша таблетка сморила. Я только что проснулась.

— Я вас подожду внизу. А вы пока собирайтесь.

Он действительно ждал ее в холле и сразу повел в буфет. Как Анна ни отнекивалась, Владимир взял ей два яйца, булочку, порцию салата и кофе.

— Ешьте, и я с вами позавтракаю. Мои на даче, так что я без них и завтрак готовить ленюсь.

Демидов старался не смотреть на Анну. Потому что выражение ее лица просто пугало. Отрешенное, со сведенными бровями и глубокой складкой на переносице. Казалось, она прислушивается к чему-то внутри себя. Что-то ищет и не находит. Потому что временами ее взгляд метался, словно пытался зацепиться за что-то.

После завтрака поехали в агентство и там решали, что делать. Теперь, когда всплыло имя работодательницы, тем более что она оказалась родной тетей подружки Орыси, наметилась ориентировка.

— Нужно найти и проверить эту Стефанию Владимировну, — сказал Володя. — Вполне возможно, что она поставляет девочек в Москву под видом горничных.

Анна, в виде исключения присутствовавшая на совещании, горестно кивнула.

— Вы ее хоть раз видели? — спросил Агеев.

— Я впервые услышала о ней от Орыси. Даже удивилась. Потому что никогда не слышала, что у них в Стрые есть близкая родственница. Наталка, подружка Орыси, наша соседка. И ее родители никогда не упоминали имя Стефании Владимировны.

— А прежде чем собирать дочь в Москву, вы не расспрашивали Наталку об этой тете?

— Как раз на то время она сама уже уехала в Италию, к матери.

— Так ее мать живет в Италии?

— Она там три года работает, в семье. Ухаживает за стариком. А муж ее еще в апреле уехал на заработки в Подмосковье. Строить хаты богачам.

— Так что, Наталка одна жила?

— С бабкой. Но та совсем уже глухая, старая. Хотя по хозяйству еще возится. А тут мать позвонила, говорит: приезжай, доченька, я тебе работу нашла. Наталка очень обрадовалась. Потому что там хорошо платят.

— И сколько — хорошо? — полюбопытствовал Агеев.

— Девятьсот евро в месяц. С питанием и жильем. Чистыми.

— Не хило! — заметил Демидов. — Моя жена с высшим образованием получает двенадцать тысяч рублей.

— Работа там тяжелая, — напомнила Анна. — К старикам нанимают женщин, если они уже совсем беспомощные или сумасшедшие. Выходных, как у нас по два дня, нет. Если полдня в неделю дают выходной, уже счастье.

— Н-да… Не нужен нам берег турецкий, — сделал вывод Демидов.

— У нас бы тоже не разъехались по свету, если бы зарплата была двенадцать тысяч, — тихо ответила Анна.

— Предлагаю отправить в командировку Володю, — сказал Голованов, — раз уж он вышел на Суглобова и фактически занялся расследованием дела Орыси. Нужно найти подружек Наталки. Может, она им что-нибудь говорила об этой Стефании Владимировне. Фамилия ее ведь известна?

— Нет. — Анна опустила голову.

Турецкий не удержался и упрекнул ее:

— Ну как же вы даже фамилию этой женщины у дочери не спросили?

— Я думала, что она действительно родственница Наталки. Орыся мне никогда не врала. Вы думаете, что она не родственница?

— Это было бы слишком просто, — избежал ответа Турецкий.

В пятнадцать часов сорок минут поезд Москва — Львов отправился с Киевского вокзала, и в одном из купе сидела заплаканная Анна. Напротив пытался читать газету Демидов. Но сам думал о том, что в багажном отделении в цинковом гробу возвращается на Родину доверчивая девушка Орыся. Которая никому не желала зла и только хотела помочь семье.

15

Ночью пересекли границу. Теперь пограничники после обычных вопросов о наличии у пассажиров наркотиков, валюты и оружия деловито раскрывали толстые папки и дотошно сверяли фамилии всех пассажиров со своими сведениями. Демидов подивился количеству нарушителей, которых разыскивали власти. Папка прямо распухла от бумаг. В соседнем купе уже слышался плачущий голос женщины:

— Так я не виновата, что мои родители не заполнили иммиграционную карту на мою дочку, когда ехали в Россию. Что же теперь делать? Среди ночи будете нас ссаживать? А дальше что? Куда мы денемся? У нас уже и денег нет.

Дверь в купе закрылась, и ответа Демидов не услышал. Когда поезд тронулся, на перроне стояли только пограничники. Никого не ссадили.

И Демидов догадывался, каким образом решился вопрос.

В Стрые он поселился в маленькой гостинице, хотя Анна уговаривала его пожить у них. Володя твердо, но вежливо отказался. В гостинице он будет чувствовать себя свободнее. В тот же день он пришел в дом Бабичей, и вместе они составили список подруг, с которыми чаще всего общалась Орыся. Их оказалось не так много. Хуже всего было то, что главная свидетельница, Наталка, отсутствовала. Но Демидов решил зайти к ее бабке. Даже если она ничего не знает, хотя бы скажет, есть ли у них родственница Стефания Владимировна.

Бабка с трудом передвигалась по дому, но заставить ее посидеть не было никакой возможности. Она то вытирала вымытую посуду, то расставляла ее на полке. Затем принялась чистить картошку. Потом нацепила очки и стала перебирать гречку. Переспрашивала каждый вопрос, видать, туговата на ухо, но отвечала толково. Слава богу, мозги у нее работали нормально.

— Не, та шо вы! Яка така Стефания Владимировна? Та я про такую вперше чую! Нема у нас у Стрыю никаких родичей. Наталка говорила? Она вам наговорит. Такую брехуху еще поискать. Слава Исусу, уехала в Италию к матери. А то не работала, не училась, такую мне ледащую девку оставили. Я на нее только готовила да убирала. И как она там у чужих людей хозяйничает? Ее тут не уговорить было подмести пол, — сетовала старуха. — Правда, там за это гроши большие платят. А тут задаром.

Девка свою выгоду искала, — заключила бабулька и неодобрительно поджала губы.

Она уже успела перебрать крупу и теперь принялась штопать чулки. Иголка так и мелькала в ее руках. Демидов уже давно не видел, как штопают, и зачарованно следил за хитроумным процессом. А такого способа он еще не видел: она подцепляла петельку нитки и протягивала ее через другую, словно вязала крючком.

— Подружки, говорите? Вот Орыся у нее была, хороша дивчина, тильки уехала уже месяца как два. На заработки в Москву. Хлопчик у нее был, гарный такой, разумный. Она с ним иногда к Наталке приходила. Олегом зовут. Вроде у Киеве учится. Чи на фельдшера, чи на этого… филолога, чи як его? На того, кто языки учит. Спытайте у его матери.

— А фамилию его вы знаете?

— А чого ж не знать? Марчук фамилия. Его мать ликарь, зубы лечит. Вот мне лет десять назад челюсть зробыла. Гарна челюсть, совсем не мешает. Но человек она поганый, — неожиданно заключила старушка.

Бабуля покончила с чулками и принялась кроить из старого пододеяльника полотно, расстелив его на обеденном столе. Демидов не удержался и спросил:

— А что, нельзя его уже на тряпки пустить?

— Ленивые так и делают. А я подошью, и будет мне простыня.

— Бабуля, так ваши все на заработках. Неужели на постельное белье не заработали?

— А чого б они там сидели, если бы не заработали? Так я не хочу их гроши распускать. Это уже им, молодым, нехай будет. Им все надо. А мне что, старой, надо? Они мне пишут: покупай мясо, харчуйся хорошо. Мясо дорого стоит. Не буду я их деньги на мясо тратить. Им копейка тяжело дается. Думаете, приятно чужую задницу мыть? А я колбаски куплю, с макаронами поем, больше мне и не надо. Или картопли наварю, да с олией. Як то люды говорят? — задумалась она. — А, вспомнила. Погано жили, нечего и начинать.

Бабуся опять взялась за иголку и, прошивая края ткани крупными стежками, посоветовала гостю:

— Так вы идите в поликлинику, по улице Володимира Великого, да сверните на Орлика. Там поликлиника, а на втором этаже кабинет зубной. Марчучка вам все скажет, если Орысю простила.

— А что ей Орыся сделала?

— Так они с Олегом к свадьбе готовились. На сентябрь наметили. А невеста вдруг в Москву. У них, правда, батько хворый. Она подалась на лекарства заработать. А Марчучка про нее потом черт-те что говорила. На весь Стрый опозорила.

— А что ж такого она говорила?

— У нее и спросите. Она вам с большой радостью расскажет. А я гадости про Орысю повторять не хочу. Уехала — и уехала. Она дивчина хорошая.

Демидов так и не сказал старушке, что Орыся уже и приехала и завтра будут ее похороны. Пускай соседи сообщат.

Интересно, почему Анна не рассказала, что Орыся собиралась замуж? Ведь ни словом не заикнулась. Может, тоже обижена на ту Марчучку, которая позорила ее дочь?

Демидов пошел по указанному адресу и легко нашел поликлинику. В коридоре возле кабинета зубного врача толпилось столько народа, что он решил не рисковать. Как раз при нем начался скандал: кто-то пытался прорваться без очереди. Возбужденные пациенты всячески стыдили молодого парня, и тот, ухватившись рукой за щеку и морщась от боли, огрызался:

— С острой болью без очереди! Правило есть такое!

— Мы все тут с острой болью! — галдели со всех сторон.

Демидов посмотрел на часы приема. Через два часа стоматолог Марчук освободится, тогда он и подойдет к ней. А пока зайдет к Анне, есть к ней вопрос.

Анна была не одна. Несколько женщин в черных платках с заплаканными глазами сидели рядом. На столе, покрытом ковром, стоял цинковый гроб, и люди расположились вокруг на стульях и диване. Все молчали. Иногда кто-то шепотом говорил что-то. Дверь в дом была открыта настежь, заходили, не здороваясь, и, поклонившись, подходили к гробу. А потом садились на стулья. Так же молча уходили. Никто не взглянул на Демидова, и тот топтался в дверном проеме, не зная, что делать. Он должен многое успеть за несколько дней.

Но похороны только завтра. Уместно ли сейчас задавать вопросы Анне?

Возле него остановился светлоголовый мальчонка и посмотрел на него строгим взглядом.

— Вы к Орысе? — спросил.

— Мы с твоей мамой вчера ее привезли, — ответил Демидов и взъерошил его волосы. — А ты, наверное, ее брат?

— Я Славко, брат Орыси, — подтвердил мальчонка.

— С тобой можно поговорить?

— Можно, — солидно ответил парнишка и кивнул, — идите за мной. Тут не можно балакать.

Они вышли во двор, и Славко повел Демидова к сараю. Они сели на покосившуюся скамеечку, потемневшую от времени.

— Шо вы хотели узнать? — спросил Славко.

— Мама тебе, наверное, говорила, что я сыщик. Мы ищем убийцу твоей сестры. — Демидов не умел разговаривать с детьми и боялся, что его сухой тон может быть неприятен мальчику. Но тот слушал его, опустив глаза, и ковырял ногой землю. Потом взял прутик и стал выводить фигурки зверей на земле.

— Я хотел узнать, кто такой Олег Марчук и почему его мама сердится на Орысю? — наконец задал главный вопрос Демидов.

— Орыся с ним гуляла. Они собирались жениться осенью. Марчучка уже всем растрезвонила, шо будет свадьба. Олег учился на пятом курсе в Киеве, ему нужно было жениться.

— Почему нужно было?

— Там какой-то такой институт, типа крутого, он должен был ехать за границу женатым. А с Орысей они уже год гуляли. Ну, как гуляли? Когда он приезжал иногда на выходные или на каникулы. И решили жениться. Потому что неженатого туда не берут. А Орыся передумала, нужно батька лечить, а грошей нет. И когда уехала на заработки, Марчучка очень разозлилась. Типа, Орыся ему карьеру испортила.

— Но ведь Орыся могла с ним уехать и помогать семье?

— Вы Марчучку не знаете. Она такая жадная, все говорят.

— Так ведь мать Олега осталась бы в Стрые.

— Олег ее очень слушается, — после паузы неохотно ответил Славко и затоптал ногой все свои рисунки.

«Видимо, в отношениях Орыси и Олега не было главного — любви», — подумал Демидов.

— А где сейчас Олег?

— В Киеве. Как Орыся в Москву уехала, он и приезжать не стал.

— Вы не стали сообщать ему об Орысе, что сегодня похороны?

— А у нас адреса нет.

— Как? Ведь они переписывались? — удивился Демидов.

— А она все его письма сожгла. Я сам видел. А к Марчучке идти спрашивать его адрес мы не захотели. Она плохая.

— Кто из подруг Орыси знал о том, что она собралась уехать в Москву?

— У нее их всего две было — Наталка и Вера. Может, Вера еще в Стрые, она тоже собиралась уехать на заработки.

— У вас что, все уезжают? — не удержался Демидов.

— Наша учительница химии Мария Ивановна говорит, что полстраны уехали. И еще, что много семей из-за этого разрушились. Хотите поговорить с ней? Она через дорогу живет, она очень хорошая. Была классным руководителем у Орыси. К ней все дивчата за советами бегают.

Демидов погладил по голове Славчика. Тот печально взглянул на сыщика и спросил:

— Вы к нам еще зайдете?

— Зайду, — пообещал он.

— С вами батько хотел поговорить. Но сейчас не надо. Он дуже горюет. Говорит, Орыся из-за него погибла.

— Но это же неправда! — утешил мальчика Демидов.

— Конечно, неправда. Но батько как вобьет себе что-то в голову, не переубедишь, — по-взрослому серьезно заключил Славко.

Мария Ивановна открывала дверь, когда Демидов окликнул ее через калитку.

— Можно к вам? Я из Москвы.

Она обернулась и кивнула.

— Заходьте. Я знаю, что вы с Анной привезли Орысю. Спасибо за помощь.

В чисто убранной комнате все стояло по своим местам, на стенах висели общие фотографии выпусков школы разных лет. Демидов такого уже давно не видел. Сразу видно — учительница любит свою работу и помнит обо все учениках.

— Вы, наверное, хотели узнать об Орысе? — спросила она, усаживая гостя на низенький диван, уже довольно продавленный, но покрытый нарядным покрывалом.

— Я хочу узнать, как она решилась уехать в Москву и почему обратилась к некой Стефании Владимировне? И еще, почему она всем сказала, что эта женщина — родственница ее подруги Наталки. Хорошо бы еще узнать о взаимоотношениях Олега Марчука и Орыси, и об отношении его матери к будущей невестке.

— Я в школе работаю уже сорок лет. Сколько ребят прошло через мои руки, даже счет потеряла. Всякое пережили. Но то, что творится сейчас на Украине, и в страшном сне не могло присниться. Про кого ни спроси, тот в Италии, тот в Испании, тот в Португалии. Кто в Польше, кто в Чехословакии — и все на заработках. Мирон Левицкий, надежда нашей школы, в Москве, на кладбище, оградки кует. Вполне доволен своей жизнью, хорошо зарабатывает. Золотой медалист Степан Бойко — преподаватель института, чтобы прокормить семью, подрабатывает тем, что бегает по детсадам и фотографирует ребятишек. А ведь у него талант. В прошлом году организовал персональную выставку фоторабот. Так замечательно пейзажи снимает, настоящий художник. И это еще хорошо, что он с семьей. А сколько их разъехалось? А сколько развелось с той поры? Женщины за итальянцев выходят, свои семьи бросают. И знаете что? Итальянцы очень редко заключают с ними законные браки. Просто сожительствуют. А наши радуются, привозят их в Стрый, показывают как мужей. Недавно одна моя выпускница под Москвой погибла при загадочных обстоятельствах. Говорят, что ее сбила за городом машина. Там же ее администрация поселка и похоронила. Хорошо хоть сообщили родственникам. Так что ее восьмидесятилетняя бабушка ездила на могилку. Теперь будут малыша погибшей оформлять в детдом.

— А сколько же лет погибшей?

— Двадцать четыре. А ребенку три года.

— А отец ребенка где?

— На заработках в Португалии. Как уехал, ни разу не появлялся. Говорят, у него там новая семья. Даже адреса не оставил. А бабушка старенькая. Сама с ребенком не справляется.

— Судя по возрасту, она прабабушка малышу. А родители этой девушки где?

— Семья распалась уже давно. Мать в Италии, сожительствует со своим бывшим хозяином. Привозила, кстати, на смотрины. Достойный сеньор. Только сам пожилой, ему уже под семьдесят. Так что внука своей так называемой жены отказался брать. А бывший ее муж в Польше работает, на фабрике. Живет в общежитии, условия очень плохие. Но домой возвращаться не собирается. Здесь ведь еще хуже. В общем, трагедии на каждом шагу.

Мария Ивановна сложила полные руки на стол и горестно вздохнула.

— А что касается Орыси, ее отъезд был полной неожиданностью для всех. Она очень домашняя девочка, привязана к семье. Для такого решения нужны были очень веские причины. Они, правда, и были. Роман, отец ее, тяжело болен. Но все равно отъезд ее был скоропалительный. У нас в провинции знаете, как бывает: сначала узнают родственники, потом подружки, соседи, так что когда человек уезжает, пол города в курсе. А тут в течение чуть ли не трех дней собралась, и почти никто не знал о ее решении. Ко мне потом ее мать подходила. Тревожилась очень. Говорит: Орыся уехала и уже месяц никаких известий. Я ей сразу и посоветовала обратиться в органы милиции по месту жительства. Потому что на Орысю это было не похоже — не давать о себе весточки так долго. Деньги, правда, один раз прислала. Но она же знала, что родители беспокоятся… Заявление Анна написала. Но они то ли долго не объявляли Орысю в розыск, то ли надеялись, что сама объявится. Вот так два месяца и прошло. Пока я не посоветовала ехать в Москву. Тем более что у Орыси, оказывается, был адрес отцовского друга по армии. Надеялись, вдруг она к нему заходила и он что-нибудь знает.

Как оказалось, она так у него и не появлялась.

— А Наталка? Подруга Орыси? Она могла сыграть какую-то роль в отъезде девушки?

— Наталка, между нами, пустая девушка. Никаких привязанностей. Орыся с ней не то чтобы дружила, они соседками были. Наталка в последнее время возомнила о себе, что богаче всех. У нее же оба родителя на заработках. Балуют ее. Деньги, тряпки присылали. Она и работу бросила. А дома ее обслуживала бабушка. Родители хотят построить новый дом, так что копят на него. Ну и, как рассказала мне Наталка совсем недавно, мать нашла ей работу в Италии, сидеть с ребенком. Это все же легче, чем за стариками ухаживать. Наталка и согласилась. Сказала мне: «Вот заработаю, сама себе дом построю, машину куплю. Буду самая крутая». Вот в этой фразе вся ее сущность. Я вам о ней рассказала, чтобы вы поняли, что это за особа. А к вашему вопросу о ее роли в отъезде Орыси!.. Ничего не могу сказать. Вы знаете, я тут вспомнила, что одно время на столбах рядом с базаром висели объявления, распечатанные на компьютере. Предлагалась работа для девушек в городе Москве. И телефон прилагался. Может, Орыся сослалась на Наталку, чтобы родители ее отпустили? Все-таки чужому человеку меньше доверия, чем родственнице подруги.

Демидов наконец услышал информацию, которая могла навести его на след работодательницы погибшей.

— И кто-нибудь из ваших учеников воспользовался ее услугами, вы не знаете, случайно?

— Этого я не знаю. А давайте, позвоню-ка я своим девочкам? У меня же есть телефоны некоторых моих выпускниц. Попрошу, чтобы обзвонили всех подружек. Может, мы что-нибудь и выясним. Вы хотите узнать, кто эта работодательница?

— Да. Потому что она сумела втереться в доверие к Орысе. Хотя та, по вашим рассказам, девушка разумная. И еще вопрос, раз вы так хорошо знаете своих учеников: какие отношения связывали Орысю и Олега Марчука?

— Думаю, любовь. Хотя Олег старше ее на четыре года. Он заканчивал не нашу школу, а номер пять. Но по отзывам я знаю, что парень умный, поступил в Киевский университет. Притом, на бюджетное отделение, что в нашей коррумпированной системе образования почти чудо. Орыся мне рассказывала, что Олег ей сделал предложение. Для нее это было неожиданностью, потому что она совсем еще юная. А поскольку не лишена женской мудрости, решила, что еще рановато. Ей хотелось тоже чего-то добиться в этой жизни. Чтобы быть ровней своему мужу. Он же закончил международное отделение. А она всего-навсего колледж. Хотела поступать во Львовский политехнический, но тяжело заболел отец. Нужно было думать о том, как его вытаскивать. Он же совсем не старый, ему нет еще и пятидесяти. На лечение понадобилось много денег. А у Бабичей их нет. Это и послужило причиной того, что Орыся отправилась на заработки. Мне потом говорила ее одноклассница, что мать Олега была в ярости. Они уже все распланировали — осенью свадьба, и Олег едет за границу на работу. Но было такое условие: предпочтение отдавалось семейным людям. Так что Орыся как раз являлась тем преимуществом, которое помогло бы Олегу пройти конкурс при направлении на работу. А тут такой облом, как говорят мои ученики. Марчук в городе известный стоматолог, с большим самомнением, и, получив от Орыси отказ, почувствовала уязвленность. Вот и начала разносить по городу сплетни, что Орыся нанялась в проститутки и за большие деньги продается старым олигархам.

Ну вы можете такое представить? Орыся — чистая бяагоразумная девушка, из приличной работящей семьи, и чтобы такое на нее наговаривать! Просто безобразие. Я как-то встретила эту Марчук и говорю: «Не позорьте себя. Не разносите грязные сплетни!» А она мне: «Это не сплетни. Я точно знаю». Тьфу на нее! — с досадой произнесла Мария Ивановна.

— И она смогла привести факты?

— Какие там факты? Все же брехня, лишь бы девушку унизить. Дескать, такая и доброго слова не стоит. Ведь люди стали говорить, что она Олега бросила. А каково это матери слышать? Ее сын — красавец, умница, без пяти минут дипломат, и вдруг пришелся не ко двору девчонке из простой рабочей семьи.

Демидов подумал, что теперь он уж точно должен встретиться с Марчук. Почему она заявила, что доподлинно знает, чем занималась Орыся в Москве? Какие у нее подтверждения? Надо ей напомнить, что за распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь человека, существует юридическая ответственность.

— Я вам оставлю свой телефон. — Демидов записал на листочке свой номер. — Если нам повезет и кто-то действительно сохранил телефон этой работодательницы, я вам буду очень благодарен. Кстати, ее зовут Стефания Владимировна. Но фамилии я не знаю.

Мария Ивановна записала имя и придвинула к себе телефонный аппарат. Демидов не сомневался, что он скоро раскалится, потому что лицо Марии Ивановны выражало сосредоточенную решительность.

В поликлинике прием у стоматолога закончился и, дождавшись, когда последний пациент вышел из кабинета, Демидов постучал в дверь.

— Прием закончен! — услышал он суровый женский голос.

Демидов все равно зашел и успел опередить очередную нелюбезную реплику доктора Марчук.

— Я частный детектив из Москвы, — представился он.

На лице Марчук не дрогнула ни единая жилка.

— С каких это пор сыщики, да еще частные, интересуются врачебной практикой сопредельного государства? — с вызовом спросила она.

— К делам сопредельного государства у меня никаких претензий, — дружелюбно улыбнулся Демидов. — Давайте сначала познакомимся. Уверяю вас, я к вам пришел не с мечом.

Марчук немного смягчилась и первая протянула руку.

— Ольга Алексеевна. И зачем вы к нам пожаловали? Думаю, не за стоматологической помощью? Иначе представились бы иначе.

— С зубами у меня, слава богу, все в порядке, — заверил ее Демидов. — Я пришел по частному делу. Хочу у вас получить информацию о взаимоотношениях вашего сына Олега Марчука, без пяти минут дипломата, с его бывшей невестой Орысей Бабич.

— Вы меня удивили, — немного растерялась Ольга Алексеевна. Наверное, на нее произвела впечатление информированность московского сыщика о роде деятельности ее сына И какое-то смутное беспокойство появилось в ее глазах.

— Ничего плохого я не хочу сказать о вашем сыне, — успокоил ее Володя. — Никакого компромата у нас на него нет. Наоборот, слышал о нем только хорошее. Что он умный, порядочный, целеустремленный человек и, вероятно, многого достигнет.

Ольга Алексеевна с интересом слушала сыщика, не скрывая удовольствия.

— А что, собственно, вы хотите знать об их отношениях? Наверное, кое-что вы уже о них знаете?

— Знаю, что они собирались осенью жениться. Но невеста внезапно переменила свое решение и уехала в Москву.

— Она поступила очень глупо, — резко ответила Марчук. — Потому что если бы была умнее, не вернулась бы в цинковом гробу.

— Это ее несчастье, и несчастье всей ее семьи. Не будем судить ее строго, Ольга Алексеевна. Да, она нарушила ваши планы. Но вы ведь знаете, что она это сделала не со зла. А чтобы помочь больному отцу.

— А вы знаете, что ему уже ничего не поможет? Он уже не встанет. И с этим нужно было смириться. Но люди не хотят реально воспринимать ситуацию. Какой-то львовский врач подал им надежду, они и уцепились за нее. Хотя я им говорила, что лечение очень дорогое и абсолютно бесперспективное.

— Но вы же стоматолог.

— Какая разница? Я — врач. И читаю медицинскую литературу не только по стоматологии. А тут специально в Интернете прочитала о новых тенденциях в лечении этой болезни. Мне тоже не безразлично, что ждет самого Романа и какова вероятность генетической передачи болезни. Я хочу, чтобы у меня были здоровые внуки.

— И что же вы узнали? — недобро сузил глаза Демидов. Позиция Марчук ему была понятна, но отвратительна.

— На наследственности не сказывается. Но положение безнадежное. Я об этом не стала говорить Анне. Ей и так тяжело приходится. А вот Орысе сказала. Чтобы не рвала жилы.

— Довольно грубо звучит, — заметил Демидов.

— Зато убедительно. И что она мне сказала? Знаете? Что от таких, как я, нечего ждать милосердия. Я стольким людям облегчила боль! Четверть города не стесняются своих улыбок. Половина города могут нормально жевать. И я еще немилосердна?! В общем, она сказала, что сделает все, чтобы потом не жалеть о том, что упустила возможность помочь отцу. И уехала. Хотя я ее предупреждала: нельзя доверяться объявлениям, развешанным на столбах. Тем более на базаре.

— Она вам об этом сказала?

— Да, тогда приехал на два дня Олежек. Она прибежала, впопыхах сообщила, что нанимается на работу. И если Олег хочет, пусть ее дожидается. А она должна выполнить дочерний долг — заработать на лечение отца. А потом готова с Олегом куда угодно. Но поставила еще условие: будет учится.

Это ладно, пускай. Я бы только приветствовала ее тягу к знаниям. Но согласитесь, ее поступок ненормальный. Кто станет ждать девушку после того, как ее поимеют сотни мужчин?

— Почему вы так решили? У вас были основания думать о ней плохо? Она себя предосудительно вела? — Демидов старался держать себя в руках, но металлические нотки звучали в ею вопросах.

— Вы меня не прессуйте. Я уже пуганая. Но на вопросы отвечу. Девочка хорошая, ни в чем таком не замечена. Олегу была верна. Думаете, почему мы на ней остановили свой выбор?

Видимо, Олег ничего без материнского согласия не решал. Даже выбор невесты проходил под ее неусыпным контролем.

— А что же вы говорите о сотне мужчин? Согласитесь, звучит оскорбительно.

— Просто я тоже не вчера родилась. И знаю цену этим объявлениям. До меня доходили слухи о найме на работу молодых девушек на должности горничных, поваров, сиделок, нянь, и в результате все они оказывались в борделях, в сексуальном рабстве.

— Вы ей сказали об этом?

— Конечно! Но Орыся и слушать не хотела. Она была уверена, что все делает правильно. Забежала к нам уже после того, как заключила контракт, — с торжествующей улыбкой. Дескать, вы ошиблись со своим хваленым жизненным опытом, я оказалась права, все законно.

— Вы контракт видели?

— Нет, она не показала. Сказала только, что уезжает на полгода. И что не одна она такая. У человека, который набирал персонал, паспортов целая куча.

— Адрес не назвала?

— Называла. Улица Степана Бандеры. А вот дом я забыла. Я была в такой ярости, что мне не до адресов было. Она же так подвела Одежку. Теперь из-за нее он остается в Киеве. А мог поехать в Марокко, работать в посольстве. Неизвестно, когда еще представится такой случай.

— А что она говорила о своей работодательнице?

— Сказала, что милая приветливая женщина… Еще бы ей не быть приветливой, она же за каждую такую девчонку деньги получает немалые…

— Ну вы так сразу не судите. Еще ведь неизвестно, правы ли вы в своих предположениях?

— Думаю, что права. Скажите мне, почему у нее была «куча» паспортов, как выразилась Орыся? Зачем ей эти паспорта? Чтобы девочкам не было хода назад, вот зачем.

— Может, она собиралась купить билеты на поезд. Нужны паспортные данные.

— Это у вас в России. У нас в Украине никакие паспортные данные уже не требуются.

— Это для меня новость, — удивился Демидов.

— Я вам сообщу еще новость. Когда Орыся с девочками уехали, все объявления разом исчезли.

— Откуда вы знаете?

— Я знала, где они висят. И через день их сняли. По городу Стрыю они план выполнили. Теперь развернулись еще в каком-то городе.

— О каком плане вы говорите?

— Это я так, фигурально. Эти так называемые работодатели действуют быстро и наскоком. Провели операцию в одном городе, замели следы и дальше. Чтобы власти их не успели обнаружить. Ведь если родители в течение недели-двух не получат известий от дочерей, начнут разыскивать работодателей. Забьют тревогу. А этих уже и след простыл.

Демидов ошалело слушал Ольгу Алексеевну. Ведь если она, обычная женщина, поняла, то что же бездействуют власти?

— А в городе еще пропадали таким образом девушки?

— Не знаю, не слышала. Об Орысе все говорят, потому что ее привезли в гробу. А у других если и пропали дочери, пока о них ничего не слышно, есть надежда, что объявятся.

— А Орыся никаких сообщений не присылала Олегу?

— В пути написала эсэмэску, что с ней едут три девочки. Что уже подружились. Ну и всякую дребедень о том, что любит его. И из Москвы прислала коротенькое сообщение, что им купят новые сим-карты. Поэтому телефоны у них взяли. Как только вернут, она ему позвонит. Конечно, не позвонила. Потому что дураку ясно, зачем у них забрали телефоны. Затем же, что и паспорта.

— Вам бы следователем работать, — заметил Демидов.

Марчук посмотрела на него с недоумением, не зная, как реагировать. То ли этот сыщик ее одобряет, то ли наоборот, осуждает.

— Наверное, имени той женщины, которая ее наняла, вы не знаете? — спросил Демидов.

— Нет, хотя она и говорила. Имя наше, местное… Нет, не вспомню.

— Ее зовут Стефания Владимировна. Спасибо, что уделили мне время.

— Точно, именно это имя мне назвала Орыся… Вот я теперь думаю, идти или не идти мне на похороны? С одной стороны, бывшая невеста моего сына, с другой — теперь совсем чужой человек. Да и на глаза ее родителей не хочется попадаться. Получается, что я была права. Не тот случай, когда можно гордиться своей прозорливостью.

— О чем вы? — удивился Демидов.

— Да тут на днях одна девушка вернулась, которая в предыдущей группе ездила на заработки именно по этому объявлению. Каким-то образом вырвалась на свободу.

— А вы уверены, что по этому объявлению?

— Да, мне сказали, она ходила на улицу Степана Бандеры.

— Ради бога, скажите, кто она? Я хочу с ней поговорить.

— Боюсь, поздно.

— Что с ней? Она жива?

— Жива, но с ней настолько плохо, что ее увезли к родственникам куда-то то ли на Урал, то ли еще куда. Подальше от этих мест. Я думаю, после всего пережитого ей нужен хороший психолог. И время.

Мария Ивановна позвонила вечером, когда Демидов сидел в небольшом кафе и пытался наслаждаться вкусными крупениками и пирожками с квашеной капустой. Отвлечься от тяжелых мыслей не удавалось. Он мысленно возвращался к разговору с Марчук и все больше убеждался в том, что она не имела права вот так, просто, отпустить неопытную девочку и не предостеречь родителей об опасном выборе Орыси.

Мария Ивановна с гордостью сообщила, что телефон работодательницы, которая наняла Орысю, нашелся. Его сохранила на всякий случай ее бывшая ученица. Встречаться с московским сыщиком она отказалась, потому что ничего нового ему сказать не сможет. По этой же причине та не хочет называть свое имя.

— А адрес? — заволновался Демидов. — Я ведь знаю только улицу, а номер дома — нет.

— Дом она назвала: номер три. Когда четыре месяца назад она списала со столба телефон, позвонила той женщине и спросила, куда приходить. Так что номер дома и квартиры записала. Но в последний момент передумала. Как раз по телевидению передавали сюжет о сексуальном рабстве наших девушек в Греции. Вот она и испугалась. Слава богу, что вовремя…

Демидов записал номер телефона и позвонил сразу же. Гудки были, но никто не отвечал. Тогда он пошел по указанному адресу.

Дом был старый, польский, с лепниной, но настолько запущенный, что Демидов, прежде чем зайти в подъезд, с опаской прикинул, как долго еще продержатся его наиболее уязвимые места. То ли карниз на голову обрушится, то ли балкон рухнет. Его не ремонтировали, наверное, лет сорок. Но в доме жили. По подъезду разносился запах печеного теста. Из какой-то квартиры слышался плач ребенка. На одной из дверей висела записка: «Не звоните. Спит ребенок». Демидов постоял в нерешительности. Именно в эту квартиру ему и нужно было. Он тихонько постучал, и дверь сразу открылась. На пороге стояла молодая женщина с уставшим лицом. Она вопросительно посмотрела на него и шепотом спросила:

— Вам кого?

— Стефанию Владимировну.

— Достали! — с досадой сказала женщина. — Она давным-давно уехала. Теперь я снимаю эту квартиру.

— А вы о ней что-нибудь знаете? — не отставал Демидов.

Женщина смерила его взглядом, словно прикидывая, успеет ли захлопнуть перед ним дверь, прежде чем он опередит ее и подставит ногу. Вздохнула. Поняла, что силы не равны.

— Знаю, что она устраивала на работу. А потом уехала. Но к ней все идут и идут. Хоть квартиру меняй.

— Кто к ней ходит?

— Молодые девушки. Пожилые женщины. Здоровенные парни. Разъяренные мужчины. Была и полиция. Имена я не спрашивала. Все?

— Последний вопрос, — молитвенно сложил руки Демидов. — Кто хозяин этой квартиры?

— Хозяйка уже два года работает в Италии, в Неаполе.

— А как вы с ней расплачиваетесь?

— Ежемесячно отношу в Сбербанк квартплату на ее счет. Вы задали два вопроса.

— Я частный сыщик, — представился Демидов. — И от того, узнаю ли я фамилию Стефании Владимировны, зависит жизнь многих девушек.

— Я действительно ее не знаю. Но фамилия хозяйки — Сторонская Мирослава Ивановна. У меня есть ее мобильный, хотя я ни разу еще не звонила. Не было нужды.

Демидов записал новое имя — Сторонская. И ее номер мобильного.

— А теперь уже действительно все.

Женщина решительно закрыла дверь перед самым носом у Демидова. И он поверил — это действительно все. Больше ничего эта нервная мамаша не знает.

Что еще он может узнать в этом городке, где люди не слишком приветливы, и на то у каждого есть своя причина? А интересно, работают ли местные органы внутренних дел по розыску пропавших?

Он узнал через справочную адрес местного отделения органов внутренних дел. Рабочий день уже заканчивался, навстречу ему вышли двое в форме, обсуждая задержание залетного воришки.

Демидов представился и заметил, как изменились их только что оживленные лица милиционеров. На него смотрели не то чтобы враждебно, но настороженно.

— Кто у вас занимается розыском пропавших? — спросил Демидов.

— Теперь из России к нам бегут, что ли? — хохотнул один с неприметной внешностью и аккуратно расчесанными на пробор волосами.

— Да нет, как раз наоборот. От вас к нам бегут, — спокойно ответил Демидов. Он предполагал, что его примут не слишком радостно и настроил себя на выдержку.

— И хто ж це такие? — полюбопытствовал второй, — чернявый и такой кудрявый, что если бы не форма, Демидов принял бы его за цыгана.

— Я бы хотел поговорить по существу. Мне нужен начальник отдела, — дружелюбно ответил Демидов.

— Ну тогда поспишайте, а то Микола Якович тоже уже собрался до дому, — посоветовал цыганистый тип.

Микола Якович со стопкой бумаг стоял у открытого сейфа и, оглянувшись на непрошеного гостя, раздраженно заявил:

— Рабочий день закинчився. Приходьте завтра.

— Очень срочное дело. Я сыщик из Москвы, — отрекомендовался Демидов.

Начальник отдела окинул заинтересованным взглядом могучую фигуру Демидова.

— Ну шо ж, сидайте. Какие вас привели к нам дела? Город наш небольшой, преступность невысокая. Сотрудничать к нам приехали, чи як?

— Хотелось бы сотрудничать, поскольку дело общее — спасение жизней людей. Граждан Украины.

— И с каких пор вы озаботились спасением наших граждан? — иронично спросил Микола Якович.

— С тех самых, как обнаружили в Москве три трупа девушек, которые попали в сексуальное рабство. Одна из них идентифицирована — гражданка Украины.

— К вашим русским попали в сексуальное рабство? — уточнил начальник отдела и зло прищурил глаза.

— Их розыски тоже ведутся, — невозмутимо ответил Демидов. — Но человек, который обманом отправлял девушек в Москву, работал на территории Стрыя. Предположительно гражданка Украины. Имя — Стефания Владимировна. Снимала квартиру по адресу: улица Степана Бандеры, номер три, квартира четыре.

Начальник заметно увял и потер широкой ладонью намечающуюся лысину на макушке.

— Он оно как, — наконец произнес он, и было видно, что тема ему очень неприятна. — Не стану играть с вами в хованки, вы и так достаточно проинформированы. Да, такая здесь проживала в течение месяца, нанимала девушек на работу. Все столбы объявлениями обклеила. А когда последнюю группу спровадила, исчезла. И объявлений как не бывало. Мы поздно получили сигнал от населения, когда ее уже и след простыл.

— А вам известно, сколько примерно девушек она переправила?

— Доподлинно нет, — неохотно ответил начальник отдела. — Но прикинуть можно. Не меньше двадцати человек.

— А откуда такие сведения?

— Группы уезжали в разное время, по четыре человека.

— А это откуда вы знаете?

— Одной везучей удалось сбежать. Она сказала, что их было четверо, когда в Москве их посадили в машину. За рулем была женщина. Судя по всему, сестра Стефании Владимировны. Отчества одинаковые.

— А как ту, которая принимала их в Москве, зовут?

— Лидия Владимировна. Может, это и совпадение. Но у нас такая версия — действуют сестры.

— Фамилия их известна?

— Узнали фамилию Стефании. Пришлось звонить хозяйке квартиры, она сейчас в Неаполе. Она нам сообщила, что, когда последний раз приезжала в отпуск, к ней подошла с выгодным предложением эта Стефания. Снять квартиру, пока та в Италии. Заплатила за три месяца вперед. Деньги для наших мест немалые. Та и согласилась. А Стефания за месяц дела устроила и уехала. Хозяйка три месяца не беспокоилась, потому что они уже были оплачены. А когда счет перестал пополняться, заволновалась, попросила родственников узнать, в чем дело. Они узнали, что та съехала. И по просьбе хозяйки нашли новых квартирантов, какую-то молодую семью. Мы у них уже были. Жалуются, что народ их сильно беспокоит. И те, кто еще надеялся уехать на заработки, и те, которые потеряли следы своих родных.

— Да, я знаю. Я разговаривал полчаса назад с новой квартиросъемщицей.

— Яки прытки росияны! — выразил свое неудовольствие Микола Якович.

— Сами понимаете, над нами, как и над вами, висят нераскрытые дела. Хорошо бы помочь другу другу. Дело касается ваших граждан.

— И ваших нераскрытых дел… — ехидно заметил Микола Якович.

— А вам что, не надо разыскивать своих граждан? Или у украинской милиции другие задачи?

— Какие такие другие? — разозлился начальник. — Мы все служим закону.

— Приятно слышать, — удовлетворенно ответил Демидов и достал блокнот. — Поделитесь тогда своей информацией: как фамилия у этих так называемых сестер?

— Стефания Владимировна — Данилко, а Лидия Владимировна — Олеськив.

— По мужьям, что ли?

— Та получается, шо так.

— А как узнали фамилию Лидии Владимировны?

— Та девушка, что сбежала, еще в первый день в Москве успела заметить ее фамилию на водительских правах. И запомнила на всякий случай.

— А вы уже подавали в розыск на эту Олеськив?

— Та ше ни, не успели. Девушка тильки три дня назад объявилась. Мы с нее показания сняли, и родители ее сразу увезли куда-то подальше, к родне. По-моему, опять в Россию. И не боятся! — удивленно поднял он брови.


— Когда на столбах появились объявления, разве у милиции не возникло подозрение, что здесь что-то нечисто? Говорят, полгорода в объявлениях было.

— А шо тут удивительного? Работы на Украине мало, и когда есть куда податься, можно только приветствовать. Мы ж не знали, шо то криминальный бизнес. Черт бы побрал этих баб! Теперь прощай спокойная жизнь. Все начнут разыскивать своих, кто в Россию подался, если о них две недели известий не будет. А там же нашего народа — мама дорогая! Кстати, — опомнился начальник, — може, у вас есть какие фотографии, кто в розыске?

— Две есть. Но я не уверен, что они ваши.

— Все равно давайте, я отсканирую. Нехай буде. Мало ли кого еще объявят в розыск. А тут хоть два человека про запас.

— Мы их личности не установили.

— Если мы установим, сообщим вам. И вообще, присылайте нам всех, кто еще появится. Будемо сотрудничать.

— Тогда и вы нам давайте своих, кого разыскиваете. А то информация от вас очень туго идет, с большим опозданием.

— А це зараз, подождите немного.

Начальник отдела ушел и пришел минут через десять. Он вручил целую папку фотографий — и мужчин, и женщин, и девушек.

— Ну эти уже явно выбиваются из нашей темы, — показал на фотографии мужчин Демидов.

— Та це я на всякий случай. У вас база данных богатая, я чув. Наш один сотрудник был несколько лет назад у вас, рассказывал, что есть такая автоматизированная информационно-поисковая система «Опознание».

— Да, АИПС, — подтвердил с гордостью Демидов. — Объектами ее являются и российские, и иностранные граждане.

— От бачите, так шо если наших обнаружите, будем вам благодарны. Помолимся за вас, — перекрестился неожиданно Микола Якович. И увидев удивленный взгляд Демидова, объяснил: — Я ж крещеный, греко-католик. У церкву хожу. За всякое доброе дело молиться нужно, так наша вера требует.

— Тогда сделайте доброе дело, дайте мне описание московской фигурантки Олеськив. Ведь, наверное, сбежавшая девушка описала вам ее, раз даже фамилию запомнила?

— Конечно, дам, у меня все в архиве, — важно заявил Микола Якович. — Кстати, описание ее сестры у меня тоже есть. Мы даже составили фотороботы обеих. Вот собирались завтра расклеить по городу. С просьбой к сознательным гражданам сообщить подробности об этих преступницах, если они их видели.

— Тогда сольете нам информацию, если что-нибудь новенькое поступит?

— Так мы ж договорились, будемо сотрудничать. — И украинский коллега пожал руку московского сыщика.

Когда Демидов возвращался в гостиницу, к своему удивлению заметил на столбах отксерокопированные фотографии Орыси. Он остановился и прочитал, что безутешная семья погибшей девушки приглашает попрощаться всех знакомых и друзей. Похороны были объявлены на завтра. На этот раз на снимках она улыбалась, и в ее лице было столько жизнелюбия, что Володя вздохнул. Все ее мечты и ожидания лучшей жизни ушли вместе с ней.

Демидов подумал, что перед отъездом стоит зайти к Бабичам. Он узнал все, что мог, теперь нужно в Москве объявить розыски Олеськив Лидии Владимировны.

16

В машине было уютно, тихо играла музыка, и Агеев решил включить что-нибудь поэнергичнее, а то мелодичная песня о любви действовала на него, как снотворное. Он переключил канал и одновременно проговорил в микрофон рации:

— Ну что там у тебя, Сева?

— Пока ничего. Грызу орешки. А у тебя?

— Тоже тихо. Слушаю музыку. Погоди, подъехала белая иномарка. Но из нее никто не выходит.

— Следи. Если что, я рядом.

Агеев и так знал, что машина Голованова припарковалась на углу. И у обоих был хороший обзор подъезда к клубу «Ариведерчи». Габаритные огни белой «ауди» наконец погасли и дверца открылась. Высокий хлыщеватый тип вышел на улицу и, не торопясь огляделся. А потом не спеша подошел к двери. Охранник приветливо улыбнулся подошедшему, они перекинулись несколькими словами, и тот немного посторонился, пропуская парня внутрь.

— Ну, похож? — услышал Агеев голос Голованова.

— Да вроде похож. Во всяком случае напоминает фоторобот, который составил охранник. И рост подходящий. А тебе видно его номера?

— Нет, отсюда не видно.

— Я не могу выйти из машины, потому что они свою поставили совсем рядом. И там кто-то остался. Вдруг догадаются, что я их пасу. Тебе сподручнее. И прикид у тебя поприличнее. Так что шагай смело прямиком в это злачное место.

Филипп Агеев наблюдал, как Голованов не спеша вышел из своей машины и медленно прошелся по тротуару. Что-то сказал двум девчонкам, которые уже подходили к охраннику. Девушки призывно рассмеялись и одобрительно окинули взглядами спортивную фигуру Севы. Агеев даже немного позавидовал мгновенному успеху коллеги. У него самого так никогда не получалось, даже в юношеские годы. А с другой стороны — на фига ему тратить свою энергию на ухаживание за девицами? Он человек семейный, со всех сторон положительный.

Голованов между тем с честью прошел фейс-контроль вкупе с дресс-кодом и скрылся за дверью, откуда донеслась довольно диковатая музыка — Агеев назвал бы ее «космической».

Сева пропал надолго. Неужели он там отрывается на полную катушку, а Филипп должен сидеть сиднем и довольствоваться изучением всех подъезжающих машин? Прошло не меньше получаса, когда наконец появился Голованов. И не один. Его сопровождала длинноногая блондинка с такой офигительной фигурой, что Филипп, которого нельзя было назвать большим знатоком женской красоты, обалдел. Он даже раскрыл рот, наблюдая, как парочка прошла совсем рядом, и рука Севылежала чуть пониже талии девушки. Вот это класс! Не прошло и тридцати минут, как такую красотку подцепил! А они уже уселись в машину Голованова, и Филипп услышал в рации шорох и характерные звуки. Да они еще и целуются! Агеев представил девушку в объятиях Севы и вдруг подумал, как же хорошо быть красивым мужчиной. Вот гад Сева, змей-искуситель, на какие нехорошие мысли наталкивает добропорядочного, казалось бы, семьянина Агеева.

— Поедем покатаемся? — Услышал он томный голос девушки. Обычный фокус Голованова — не выключать рацию, чтобы напарник был в курсе всего, что происходит в машине.

О-о, какой у нее был потрясающий тембр, как раз такой, который так волновал Агеева, — немного глуховатый, но такой сексуальный. Все-таки Севка паразит. Разве можно в такой обстановке работать? У Агеева разыгралась фантазия, и он уже едва не выл от зависти.

Но Севка своим обычным голосом, который совсем сбил с толка Агеева, пробасил:

— Дорогая, я хотел спасти тебя от того назойливого поклонника, к которому ты явно не благоволила. Пускай он найдет себе другую пассию. А мы с тобой пока слегка позажигаем в машине. А потом опять пойдем танцевать.

Девушка явно не возражала зажигать в автомобиле, потому что Агеев услышал ее сдавленный стон:

— Как классно ты целуешься! Твои поцелуи самые восхитительные. У меня от них даже мураши по телу.

— Очень рад, солнышко, доставить тебе удовольствие, — уже промурлыкал Севка и Агеев напрягся: неужели он собирается штурмовать эту «неприступную» крепость прямо в салоне машины? А кто будет работать? А как же тот тип, который в клубе? А если он сейчас выйдет и отвалит? И почему, кстати, в машине остался сидеть его напарник?

Раздался звонкий поцелуй, и Филипп услышал голос Севы:

— Ну, пойдем еще потанцуем. Ты такая пластичная, просто супер. Если, конечно, не предпочитаешь того хмыря, который к тебе привязался.

— Саталова, что ли? — хмыкнула девица. — Разве он может с тобой конкурировать?

— А что? Чел вполне на уровне. И прикид у него супер, и на приличной тачке прикатил.

— Это не достоинство мужчины. Сейчас у многих тачки, да и шмотки прикупить можно, если при деньгах. Я в мужчинах ценю совсем иное, — многозначительно ответила девушка.

— Надеюсь, твои высокие запросы оправдаю, — со смешком ответил Севка. — Но прежде попрыгаем. Ты иди, а мне нужно сделать важный звонок.

Агеев увидел, как дверца машины открылась, и девушка медленно, покачивая бедрами, направилась к клубу. Толпа ребят, которые не прошли строгий отбор охранника, проводили ее жадными взглядами.

— Севка, ты совсем охренел? — заорал в рацию Агеев. — Это какое же терпение нужно иметь, чтобы выдержать твои шуры-муры! Это называется сексуальная пытка!

— Это называется разведка боем с применением спецсредств.

— Надеюсь, в твоем арсенале есть кое-что помощнее, поцелуев?

— У нас с тобой, благодаря моей разведке, есть кое-какая информация. Во-первых, я присмотрелся к этому Саталову. Клеился к девчонкам без особого выбора, но потом сосредоточился на моем солнышке.

— Что за солнышко? Терпеть не могу эти слюни! — возмутился Агеев.

— Так ее зовут, — терпеливо объяснил Сева. — София. Но предпочитает, чтобы ее называли Солнышко. Как ты заметил, я не называл ее вообще никак. Потому что ни то, ни другое мне не нравится.

— К такой трудно не прилепиться, — пробурчал Агеев, и Сева почувствовал в голосе друга зависть.

— Во-вторых, я подтвердил у охранника, что именно этот Саталов бывает у них частенько, но не регулярно. В-третьих, у нас есть номер его машины. Не зря я щупал попку моей красавицы рядом с «ауди». Кстати, попка весьма и весьма… И в-четвертых, я успел снять подозреваемого на мобильный, когда он прыгал, как козел, на танцполе. Так что есть шанс идентифицировать эту отвратную личность и сравнить с фоткой камеры наблюдения.

— Так ты считаешь, на сегодня все? Мы его наконец дождались, и номера машины у нас в кармане? Арестовать мы его все равно не можем. Но проверить эту личность в базе данных нам раз плюнуть.

— Меня только смущает человек в машине. Если он не любитель танцевать, то на хрена он здесь ошивается? Типа личного охранника или водилы, что ли? Или у него другая задача? Из чего делаем вывод: на сегодня еще не все. Пойду, пожалуй, на танцпол, меня там клевая телка ждет. А то еще обидится…

— Сволочь ты, Севка.

— Молчи, Агеев. Не забывай, что я твой начальник. К тому же я иду выполнять свои прямые служебные обязанности. Наблюдать за подозреваемым. Кстати, чем дурью маяться, пробей номера машины, не числится ли она часом в угоне? Или не попадала в какую-нибудь историю?

Голованов решительно направился к входу и тут же скрылся за дверью, где было очень весело и шумно, мелькали цветные огни и некоторые уставшие посетители выходили на воздух отдышаться.

Агеев позвонил Турецкому, тот принял информацию и по своим каналам пробил данные на машину «ауди». Через пятнадцать минут сообщил, что «ауди» находится в собственности Семена Саталова. Задерживался несколько раз за превышение скорости. Штрафы платил исправно.

Агеев в какой-то момент отвлекся, рассматривая прибывшую ярко-желтую «феррари», которая, сделав полукруг, красиво пристроилась справа от его «Рено». Но наблюдал не с завистью, а с удивлением: где в Москве можно развить такую скорость, чтобы поразить зрителей? И не сразу заметил какое-то движение на тротуаре слева, рядом с «ауди». Ба, да это же Голованов и тот самый Саталов! Знакомая уже ему Солнышко отбежала в сторону и спряталась за спину рослого парня. Севка и Саталов сцепились в драке, но хмырь явно уступал противнику в точности ударов. Агеев ожидал, что на выручку Саталову выскочит его спутник, но тот никак не показывал своего присутствия. Как только Саталову удалось вывернуться из крепких объятий Севы, он кинулся к машине, мотор взвыл, словно поджидая своего хозяина. Машина с визгом рванула с места и сразу перестроилась в третий ряд. Голованов запрыгнул в машину к Агееву и коротко крикнул:

— Жми!

Они рванули с места, но неизвестно откуда взявшийся тяжелозадый джип перекрыл дорогу, разворачиваясь и занимая сразу две полосы. Пришлось резко затормозить и Агеев с силой впечатался грудью в руль.

— Скотина! — заорал Филипп.

Пока они объехали джип, Саталов на своей тачке скрылся из вида. Они еще поколесили по району, но так и не нашли «ауди».

— Смылся, сволочь, — злобно проворчал Агеев. — Кстати, а чего вы сцепились?

— Этот урод приставал к Солнышку.

— Ну и хрен с ней. Она что, твоя девчонка?

— Ты что, не видел? Он оттеснял ее к дороге, к своей машине. Куда ты смотрел?

— На «феррари», — честно признался Агеев.

— Так она припарковалась с другой стороны! Короче, действие развивалось по тому же сценарию: девчонку оттесняли к машине, и если бы я не вмешался, Саталов втолкнул бы ее в салон.

— Ты допустил чудовищную профессиональную ошибку — сердито отчитал друга Агеев. — Если бы ее втолкнули, у нас было бы доказательство похищения. А так мы ничего не докажем.

— Если бы ее похитили, мы потеряли бы их почти сразу. А так хоть спасли девчонку. Голованов набрал телефон Турецкого.

— Мы потеряли «ауди».

— Похищения не было? — деловито спросил турецкий.

— Нет, не успели. — коротко ответил Сева, Потому что пришлось бы рассказывать, как Филипп отвлекся на гребаную «феррари» и пропустил самый важный момент, когда девушку оттесняли к автомобилю Саталова. А о драке с хозяином машины и вовсе не хотелось говорить. Потому что результат оказался нулевой.

— Я пробил информацию о Саталове. Он погиб два года назад на стройке под Рузой. Так что его документами пользуется кто-то другой. И это совсем хреново. Если лже-Саталов как-то догадался, то заляжет на дно. И машину свою укроет.

— Надо было сразу его вырубить, — сердито проворчал Агеев. — Аты с ним нежничал, как со своим Солнышком.

— Нежничал? — удивленно взглянул на друга Голованов. — У меня кулак болит, вон костяшку до крови разбил. Нежничал… Давай разворачивайся, мне же нужно свою тачку забрать.

В молчании они вернулись к клубу. По-прежнему охранники не пропускали недостойных, по их разумению, попасть внутрь и упивались своей властью.

— Нужно просмотреть свежую видеосъемку, — указал взглядом Голованов на камеру видеонаблюдения.

— Ты что, плохо его запомнил, когда рыльник ему чистил?

— Узнаю на раз. Но если получилась хорошая фотка, это совсем другой коленкор, нежели фоторобот.

Охранник, ничего не спрашивая, пропустил Голованова внутрь. Чутье подсказало ему, что этот напористый человек, которого он в течение вечера видел по крайней мере раз шесть, неспроста облюбовал клуб. Он явно выполняет задание органов. Каких, лучше не задумываться и дела с ними не иметь.

17

Над традиционной чашечкой кофе поднималась едва заметная струйка пара, и Людмила с наслаждением вдыхала аромат. Хорошо, что вечерний кофе не возбуждает ее нервную систему, и она спокойно засыпает, не страдая от бессонницы, как некоторые ее подруги. Хотя они кофе на ночь никогда не пьют.

Людмила, скорее по привычке, чем из любопытства, наблюдала за домом напротив. Иногда подъезжали машины, выходили люди. Вот семья с двумя детьми долго выгружала чемоданы и пакеты. Счастливцы, вернулись с отдыха, — подумала Людмила. Ей в этом году отпуск не светил, потому что она не успела наработать положенное время. А в контракте ясно были прописаны все условия, на которых ее приняли на работу. В том числе, что отпуск ей полагается через одиннадцать месяцев после зачисления. Это будет в декабре. Ни то ни се. Куда податься в такую холодрыгу? Нужно поинтересоваться, может, хватит денег съездить на какое-нибудь заграничное море или океан? Главное, не попасть в сезон дождей. Кстати, а что она там будет делать одна? И как оставит Светочку?

Людмила допила кофе, взглянула на часы. Что-то она нынче припозднилась, хотя дала себе слово выметаться домой пораньше. Она прихватила мешок с мусором и почувствовала, что он тяжелее обычного. Сегодня «фирмачи» отмечали день рождения кого-то из коллег, осталась куча недоеденного. К тому же на столе она обнаружила расколотую вазу весьма внушительных размеров. Подарочная, что ли? Во всяком случае, Людмила аккуратно, чтобы не порезаться, вложила ее в мешок с мусором. На столе осталось полторта. Если бы сотрудники хотели оставить его себе на завтра к чаю, спрятали бы в холодильник. А раз оставили на столе, значит, решили облагодетельствовать уборщицу. Ну что ж, спасибо им большое. Тортик красивый, называется «Олимп», дата изготовления — сегодня, в двенадцать тридцать дня. Остальное все надкусанное и поэтому на вид несимпатичное. Тортиком она порадует Светика, а остальное сейчас отнесет на помойку.

Людмила решила прихватить сумочку, чтобы не возвращаться в офис. Повесила ее на шею и через плечо, чтобы не соскользнула. В одну руку взяла пакет с тортом, второй обхватила черный скользкий мешок в половину человеческого роста.

Охранник приоткрыл сонные глаза.

— О, вы опять задержались, — сказал привычную фразу.

— Ухожу, откройте калитку, — бросила через плечо Людмила и вышла на улицу. Она знала, что сейчас он нажмет кнопку, и калитка автоматически откроется. Потом проследит на экране камеры наблюдения, когда она выйдет с территории фирмы на улицу, и закроет калитку.

От прохладного воздуха ее пробрала дрожь. Градусов десять, не больше. С каждым днем становилось все прохладнее, осень вступала в свои права. Она поставила пакет с тортом на камень и двумя руками ухватилась за мешок, чтобы забросить его в мусорный контейнер. И тут услышала сзади скрип камешка под чьими-то ногами. Людмила инстинктивно оглянулась и увидела незнакомого мужчину, который поспешно подходил к ней. Вид его показался угрожающим. Глаза смотрели на нее злобно, рука была в кармане, вторую он уже протянул к ней. Людмила почувствовала: от него исходит опасность. Она думала только секунду. Мешок с мусором изменил свое направление, и она изо всех сил обрушила его на голову подошедшего. Тот от неожиданности отлетел, и этих нескольких секунд ей хватило, чтобы рвануть через двор к калитке. Мягкие мокасины пружинили, и она бежала так, как когда-то на общешкольных соревнованиях, защищая честь класса. Людмила разрешила себе оглянуться только тогда, когда свернула в проходной двор, потом через арку на соседнюю улицу и выскочила прямо под фонарь на перекресток. Как по заказу, на светофоре остановилось такси. Не говоря ни словам она рванула дверь и заскочила в машину. Водитель изумленно взглянул на нее. Людмила оглянулась и увидела, как из-за угла выскочил ее преследователь. Но, заметив машину, резко остановился. Он держался за голову, и Людмила злорадно подумала, что удар тяжелой вазой по голове не прошел даром. У мужика вполне возможно легкое сотрясение мозга.

— Скорее, на Ленинградский вокзал, — сказала она торопливо первое, что пришло ей в голову.

Водитель тронулся с места и с любопытством спросил:

— От мужа сбежала?

Значит, заметил того мужика.

— Нет…То есть да. — Она мучительно пыталась придумать что-нибудь правдоподобное, но на ум ничего не шло. К счастью, водителя вполне удовлетворил ее путанный ответ.

— Здорово он вас достал, если вы на ходу в машину запрыгиваете, — сочувствующе заметил водитель. Потом покосился на нее и отметил:

— Даже вещей не успели захватить.

Людмила поправила сумку, которая так и болталась на длинном ремешке, и с изумлением заметила в руке пакетик с тортом. А его когда она успела прихватить? Сердце все еще бешено колотилось, а в мыслях было одно: кто он, этот тип и что ему от нее нужно?

На вокзал приехали быстро. Людмила расплатилась, но, прежде чем выйти, осмотрела привокзальную площадь.

— За нами никто не ехал, — успокоил ее водитель. — Я наблюдал в зеркало.

— Спасибо вам, — поблагодарила Людмила.

Водитель хмыкнул в ответ, словно ему не раз приходилось спасать своих пассажиров от преследователей.

Людмила зашла в помещение вокзала и смешалась с пассажирами. Их, к сожалению, было не так много, как она ожидала. Днем на вокзале народу значительно больше. Ну и что ей теперь делать? Главное, позвонить Светику, чтобы никому не открывала дверь.

Сонная дочка хмуро прокомментировала совет матери:

— А я думала, ты уже закончила свою персональную войну.

И тут до Людмилы дошло: наверное, этот тип из тех, кто занимается темными делишками в доме напротив. А если так, зная место ее работы и фамилию, ему ничего не стоит узнать ее адрес. Что делать? Людмила чуть не застонала от отчаяния. Ну почему у нее нет нормального мужчины, не обязательно мужа, чтобы прибежал по первому зову и взял ее под защиту? Хотя нет, двое есть — бандит Костик и друг по Афгану Павлик. Костик мог обещать защиту, чтобы произвести на нее впечатление. Он вообще весь на понтах, как говорят на современном языке. Или еще говорят: пальцы веером. Но он к ней хорошо относится, у него есть редкое качество — чувство благодарности. Она его целый год выручала, его придурочную мамашу пестовала, чего от нее только ни натерпелась. Ушла только тогда, когда уже невмоготу стало. И Костя не обиделся, понял ее. Но к нему почему-то за помощью обращаться не хотелось. Все-таки бандит — это не лучший друг. Это опасный друг.

А Павлик, с которым они прошли Афганскую войну, теперь в высоких чинах, генерал, ведь тоже обещал помочь, если что. Сам говорил: военное братство — святое. Может, он уже вернулся со своей чертовой рыбалки?

Людмила подошла к закрытому окошку кассы, где никто не мог услышать ее разговор, и набрала номер телефона Павлика.

— Генерал Воронец слушает! — рявкнул тот в трубку.

— Павлик, это я, Людмила Морозова…

— А, Мороз! Здорово! Чего это ты среди ночи?

— А ты что, разве спишь? — Людмила вслушивалась в мужские голоса, хохот и звяканье посуды.

— Какое там «спишь»? Вот не поехала с нами, а тут такая знатная рыбалка! А уха! Мы ее сейчас хлебаем, наших вспоминаем. Ребята, Мороз на проводе! — крикнул он своим друзьям. И услышала в ответ радостные вопли.

— Они тебе все привет передают. Говорят, приезжай. Мы за тобой катер вышлем.

— Какой, на хрен, катер? — крикнула в трубку Людмила, и почувствовала себя такой одинокой, что хоть волком вой. Там, где-то на острове в Карелии, ее военные друзья вторую неделю гуляют, рыбу ловят, уху лопают. Ее, между прочим, никто с собой и не приглашал. Наверное, решили на этот раз погудеть без женщин. — У меня беда!

— Какая беда? — сразу посуровел голос генерала Воронца. И она услышала его грозный голос: — Тихо, генералы, у Мороз беда. — И действительно, голоса притихли. — Ну, что там у тебя?

Что ему сказать? Не рассказывать же по телефону про все ее последние приключения, про то, что она хотела выполнить свой гражданский долг, и чем это обернулось.

— Меня преследует какой-то тип.

— Ты где сейчас?

— На Ленинградском вокзале.

— Да, от нас далеко. Слушай, Мороз, меня внимательно. Позвони моему дружку Плетневу Антону. Он тебе поможет. Записывай его телефон.

Людмила записала. Посмотрела на часы. Уже час ночи. Удобно ли звонить в такое позднее время?

И решила, что неудобно. И спать на вокзале тоже было неудобно. А домой возвращаться одной еще хуже. Куда ни кинь — всюду гадость. Она увидела дежурного милиционера — совсем молоденького парнишку. Он прогуливался по вокзалу и бросал внимательные взгляды на людей. Старательно нес свою службу. В конце концов, что она теряет, если посоветуется с ним, как ей быть? Ну подумает, что она с приветом. А может, поймет, что действительно ей одиноко и страшно, черт побери. Ей уже давно не было страшно. С тех самых пор, когда она вернулась домой из Афганистана.

— Товарищ старший сержант, — обратилась она четко, как по-военному. Милиционер с любопытством посмотрел на нее. Нечасто встретишь женщину, которая разбирается в знаках различия.

Он приложил руку к козырьку.

— Сержант Ковалев вас слушает.

— У меня проблема. Меня преследует опасный человек, и я не могу попасть домой.

— Где он? — сразу отреагировал старший сержант Ковалев и завертел головой.

— Он преследовал меня до улицы Осокина. Но я успела сесть в такси и приехала сюда. А теперь боюсь возвращаться домой. Вдруг он меня там дожидается?

— Вообще-то, это не наша земля. Вот если бы он преследовал вас здесь… Он знает ваш адрес?

— Я не уверена, но вполне возможно.

— Чем он вам угрожает? Действиями или на словах?

— Пока действиями. Словами не успел. Я убежала.

— А что он сделал?

Действительно, какие действия он успел совершить, что она так испугалась? Если анализировать честно, то он даже не замахнулся на нее. Только протянул руку. Он не сделал ни-че-го. Это она сшибла его с ног мешком с мусором. Правда, мешок таких размеров, в которых трупы вывозят…

— Его вид демонстрировал угрозу.

— Замахивался? Держал в руках холодное оружие или огнестрельное?

— Он незаметно подкрался, и я видела: он замыслил что-то опасное для моей жизни.

— А вы сразу бросились бежать?

— Нет, я сначала сбила его с ног мешком с мусором. Таким большим, черным, в которых перевозят… — она вовремя замолчала.

— То есть вы первая предприняли против него насильственные действия?

— Я упредила его насильственные действия.

Ковалев уже потерял к ее рассказу всякий интерес.

— Знаете, гражданка, я могу вам посоветовать только одно: вызвать кого-то из знакомых мужчин, чтобы проводили вас до дома. А то если заявится этот опасный тип, мне придется вас задержать до выяснения обстоятельств.

— Но я ведь не просто так сбила его мешком! Он действительно был опасен.

— Пока не вижу никаких причин сообщать в ваше отделение милиции о нападении на вас. Потому что первой напали вы. А человек был безоружен.

— Этого я не знаю, — хмуро ответила Людмила.

Ковалев козырнул и отправился к толпе цыган, которые принялись располагаться в углу зала.

Людмила подумала, кому позвонить. Может, второму мужу? Он бывший офицер. Если у него сохранилось понятие о чести офицера, должен прийти на выручку женщине, даже если они расстались три года назад.

За эти три года в жизни второго мужа кое-что изменилось. Когда он поднял трубку, она услышала детский плач и взволнованный женский голос:

— Это из «Неотложки»?

Людмила отключила телефон.

Стрелки часов уже приближались к половине второго. Вряд ли кто-нибудь ее поджидает. В это время нормальные люди давно спят. Тем более, если тот тип знает ее адрес и сразу рванул туда, то смог убедиться: она домой не вернулась. А как же Светочка? Людмила даже вздрогнула от мысли, что за эти полчаса ни разу не подумала о дочери.

Дочка не сразу подняла трубку.

— Ты что, еще не дома? — сонно спросила она. — А я думала, ты давно вернулась.

— У нас все спокойно? — спросила Людмила.

— Не совсем, — ворчливо ответила Светочка.

— А что? — заполошно спросила мать.

— Ты меня будишь каждый час.

— Никому двери не открывай! — опять напомнила Людмила.

— Я что, дура? Уже два часа ночи.

Людмила собралась с духом и поймала какого-то частника. Пока садилась в машину, демонстративно посмотрела на номер и набрала первые попавшиеся цифры на телефоне.

— Сажусь в «девятку», — громко объявила она и продиктовала мнимому собеседнику номер машины.

Водитель терпеливо ждал и, только когда она села, спросил:

— Куда едем?

— Я вам в пути скажу. Пока прямо, — строго сказала Людмила. Водитель хмыкнул.

— Если вы мине не доверять, то надо брать такси на заказ. За подача машины пятьсот рублей.

— А вы хоть Москву знаете? — с сомнением спросила Людмила, только теперь присматриваясь к узкоглазому водителю.

— Москва знает москвичи. А моя дела возить. Куда теперь?

Пока ехали, водитель рассказал, что вчера вечером отвез жену в роддом и к ночи она родила ему дочку.

— Я хотела сынок, но она хотел девочка. Женщин не переспорить, — заключил он.

— Но это все равно радость, — машинально поддержала разговор Людмила.

— Дети — всегда радость, — подтвердил водитель. — У тебя дети есть?

— Девочка. Одна.

— Одна — тоже радость. Есть люди, у которых детей нет совсем. Это горе.

Когда подъехали к дому, Людмила решилась:

— Вы человек добрый, судя по всему. Не проводите меня до квартиры? А то уже поздно, я боюсь.

— У вас бандита живет? — насторожился водитель. — А то мине тоже жизнь нада. У меня семья и дети.

— Бандита нет, — поспешила успокоить его Людмила.

Ни во дворе, ни в подъезде бандита действительно не встретили.

Утром Людмила позвонила Плетневу и сослалась на генерала Воронца.

— Мне очень нужно с вами встретиться, — сказала она.

— Тогда приезжайте сразу сейчас, а то потом я весь день буду занят. Запишите адрес. Рядом со входом увидите табличку «Агентство «Глория».

Людмила представляла себе друга Павлика Воронца совсем другим — таким же здоровенным и мощным мужчиной. Ее и встретил человек, внешностью похожий на генерала. Если бы он вчера приехал за ней на Ленинградский вокзал и предложил свою помощь, она бы не отказалась. А пока он предложил ей присесть в низкое кресло, а сам сел напротив на стул. Людмила застеснялась, потому что оказалась в неудобной позе — колени подпирали грудь, и у нее возникло ощущение, что ее запеленали. Она завозилась, пытаясь устроится поудобнее.

— Неудобно? — проявил понимание Плетнев. — Вообще-то, кресло гостевое. Мы сами в него никогда не садимся. Так сказать, проявляем особое расположение к посетителям. Но если хотите, пересаживайтесь сюда, — указал рукой на стул рядом. Он с удовольствием оглядел невысокую, но крепенькую фигурку Людмилы.

— Ну так что вам наговорил про меня Воронец?

— Ничего, — удивилась Людмила. — Кроме того, что я могу к вам обратиться за помощью.

— Тогда ладно. А То он обычно описывает меня как талантливого сыщика.

— А вы действительно талантливый сыщик? — заглотнула ловко заброшенный Антоном крючок симпатичная посетительница, а возможно, и потенциальная клиентка.

— Ну так говорят, — скромно потупился Плетнев. И тут же поднял смеющиеся глаза. — Шутка.

Людмила улыбнулась и сразу успокоилась. Нервозности как не бывало. И она начала свой рассказ. Людмила умела быть собранной и говорить по существу. Плетнев это отметил, и клиентка Морозова вызывала в нем все больше симпатии.

— Мне дочка сказала: ты дважды пыталась выполнить свой гражданский долг. Теперь подумай о нас с тобой. Вот я и решила — все. Хватит самодеятельности. Потому что у них есть сведения обо мне — и фамилия, и телефон, и служебный адрес. А ведь стоит позвонить в отдел кадров, и им сообщат мой домашний адрес. А моей дочке всего пятнадцать лет. И я ращу ее одна. Я за нее в ответе.

— Я вас понимаю, — мягко ответил Плетнев. — Я тоже один ращу сына. И это нелегко.

Людмила посмотрела на сыщика другими глазами. Такой должен понять все ее страхи.

— Вчера за мной следил какой-то подозрительный тип.

— Вы уверены, что он следил?

— Да. Потому что я закончила работу в полдвенадцатого ночи, и когда пошла выносить мусор на помойку, он меня там ждал. То есть он знал, что я выйду именно на помойку. У нас довольно просторный двор, и есть где затаиться. Кусты, деревья, беседка. Я его даже не заметила. Конечно, если бы я подозревала, что за мной ведется слежка, я была бы настороже. Но в мирное время расслабляешься.

— В вашей жизни было и немирное время? — поднял брови Плетнев.

— Я работала в медсанбате в Афганистане, пять лет.

— Да что вы? Я тоже Афганистан прошел. Теперь понятно, почему Воронец прислал вас ко мне.

Плетнев так обрадовался, словно встретил родного человека. Если бы перед ним сидел мужчина, он похлопал бы его по плечу. Но эта аккуратненькая женщина, хоть и обладала недюжинной силой воли, принадлежала все-таки к слабому полу.

— Вы услышали его шаги?

— Да, бесшумно передвигаться он не умеет. Под его ногами скрипнул камешек. Я оглянулась. И вижу, он идет ко мне, а руку прячет в кармане. Что у него там было, я не знаю. Вторую он протянул, чтобы схватить меня. Но у меня реакция хорошая. Я его мешком огрела, как кувалдой.

— Чем, простите?

— Ну мешок тяжелый был, там еще эта ваза расколотая, в виде стеклянного шара, а по весу как здоровый арбуз. Пришлось держать его двумя руками, чтобы с размаху закинуть в контейнер. А в последнюю секунду траекторию изменила — и его по башке. Он и отлетел.

— Сила! — восхищенно сказал Плетнев.

— Да чего там, — смутилась Людмила. — Это я с перепугу. Я же знала, что мне с ним не справиться. И убежала. Хорошо, что каблуки не ношу. У меня такие мокасины, на мягкой подошве, как спортивные туфли. Я как побежала, думаю, почти с олимпийской скоростью. Хорошо район тот знаю — через проходной двор и арку и выскочила на перекресток прямо к светофору. А там такси. В общем, смылась. Но теперь боюсь, что тот тип на этом не успокоится. Кому-то я сильно помешала. Вот ночью и позвонила Павлику, чтобы посоветовал, что делать. А он к вам направил.

— А что же он сам не позвонил?

— Да он в Карелии, на рыбалке, с генералами.

— Я с ними тоже ездил в прошлом году. А в этом по семейным обстоятельствам не смог. Ну ладно. Вернемся к нашей теме. Вы хотите, чтобы мы нашли вашего преследователя?

— Да. И еще мне хотелось бы узнать, почему милиция не реагирует на мои заявления. Может, эти два дела как-то связаны?

— А вы мне правду сказали? Вы в Афгане, случайно, не в разведке работали?

— Да что вы, — приняла его шутку за чистую монету Людмила. — Если бы в разведке, фигу бы меня врасплох застали.

— А жаль… Вы бы его тогда на месте своей кувалдой и вырубили. Заодно и повязали бы. Ладно, постараемся разъяснить картину. Начнем с района, где произошла вчерашняя встреча с тем типом.

— Если можно назвать это встречей, — иронично заметила Людмила. — Скорее, неудавшаяся попытка нападения.

— Так и запишем, — невозмутимо заявил Плетнев, — «Неудавшаяся попытка нападения на гражданку Морозову Людмилу». Ну я вас слушаю.

Когда в «Глорию» пришел весьма довольный Турецкий, поскольку он выяснил кое-что интересное про хозяина «ауди», а за ним — Агеев и Демидов, их взору предстала весьма романтическая картина. Плетнев и незнакомая женщина лет сорока пяти пили кофе, и перед ними лежала наполовину опустошенная коробка с шоколадными конфетами. Все сразу узнали коробку из НЗ, которая хранилась на особый случай. Видимо, Плетнев счел этот случай особым.

— Наш внештатный разведчик, — представил Плетнев гостью, — Морозова Людмила.

Та и бровью не повела. Но остальные воззрились на нее с недоумением и даже некоторым опасением.

— Если ее предположения подтвердятся, то мы выйдем на подпольный бордель.

— На какой улице? — сразу же решил уточнить Агеев.

— Там, где ты уже был и даже прогуливался. Улица Власова.

— Доказательства? — потребовал Агеев, слегка уязвленный тем, что ничего подобного не обнаружил, хотя действительно внимательно просмотрел улицу.

— Вам слово, Людмила, — торжественно объявил Плетнев.

Когда Морозова закончила свой рассказ, в комнате повисла пауза.

— Я видел здание фирмы «Орион», — подтвердил Агеев. — И действительно, окна выходят на дом номер шестнадцать. А вот отчет из отделения милиции номер тридцать пять, это их земля. Они проводили поквартирный опрос жителей, после того как предположительно в этом районе пропала Зотова Настя. Все чисто…

— Но я сама видела, как двое мужчин втащили в подъезд девушку. Потом, над подъездом камера видеонаблюдения. Когда я там стояла, вышел охранник и спросил, что мне нужно?

— В любом подъезде жители могут установить камеру видеонаблюдения, — заметил Демидов. — Но думаю, нужно выяснить у старшего по подъезду, устанавливали ли они камеру. Если нет, узнать, кто именно из жильцов ее установил?

— Мы займемся этим, — пообещал Плетнев.

— А что же мне делать, если за мной установили слежку? — вспомнила главное Людмила.

— Придется к вам приставить охрану, — улыбнулся Плетнев.

Людмила подумала, что совсем не возражала бы, если бы Плетнев сам сопровождал ее повсюду. Хорошо бы, чтобы он был при ней постоянно.

— А это возможно? — робко спросила она, думая о своем. Перспектива вырисовывалась настолько идилличной, что она уже мысленно лепила пельмени и гладила рубашки Плетнева. И его сына тоже. Пускай, она всегда мечтала о большой семье.

— У вас же работа вечерняя? — уточнил Турецкий. — Вот к вечеру мы установим наружку, проследим, кому вы так насолили. Если этот тип не загремел с сотрясением мозга в больницу. Ваза весом с арбуз — конечно сильно!

— Ничего с ним не случилось, — с огорчением ответила Людмила. — Он бежал за мной, и если бы я не запрыгнула в такси, то догнал бы. А может, и нет, — тут же решила себя успокоить боевая клиентка. — Я же здорово его обогнала. Он только появился из арки, а я уже в такси садилась. Нет, не догнал бы, — окончательно утвердилась она в своей правоте.

— Да, кстати, а если я днем захочу пойти в кино или магазин?

— Когда вы сегодня к нам добирались, вы не заметили слежки?

— Нет, на этот раз я была осторожна. Предупрежден — значит вооружен, — вспомнила она фразу из детектива.

— Наш человек, — одобрил Плетнев. — Но я вас провожу до троллейбуса.

— Возвращайся поскорее, у нас работы полно, — напомнил Турецкий.

— Я мигом, — вскочил с места Плетнев и подал руку Людмиле. Та смущенно оглянулась на сыщиков и заметила хитроватую улыбку на лице одного из них. Что бы это означало? — озадачилась Людмила. И вышла следом за Плетневым.

Они почти не разговаривали, пока шли к остановке. Потому что оба внимательно с смотрели на всех встречных.

Подошел троллейбус.

— Все чисто… — сказал на прощанье Плетнев. И Людмиле ничего не оставалось, как запрыгнуть в троллейбус. А телефон он у нее так и не взял! — вдруг вспомнила она и огорчилась. И ни о чем не договорились. В смысле сегодняшней наружки. Она даже встревожилась. Но тут же успокоила себя, что сыщики наверняка что-нибудь придумают. Она им принесла важную информацию, они должны взять ее под защиту.

— Какие сознательные гражданки живут в нашем городе, — удовлетворенно отметил Голованов, когда коллеги рассказали ему о визите Морозовой. — И где ты ее нашел? — Эти слова застали Плетнева врасплох, потому что он обдумывал причину, по которой удобно было бы позвонить Людмиле.

— Это она меня нашла. Она бывшая «афганка».

— Сразу видно дисциплинированность и деловитость, — одобрил Голованов незнакомку.

— И понятие о долге и чести, — добавил Плетнев.

— Ну так откуда к нам такое редкое явление?

— Она работала в медсанбате, хорошо знает моего дружбана Воронца. Помнишь, я тебе о нем рассказывал?

— Так она, может, была его боевой подружкой? — хихикнул Агеев. Плетнев об этом как-то не задумывался. А вдруг действительно Людмилу и Павлика связывают особые отношения? Он даже приуныл.

— Не знаю, он никогда о ней не говорил.

— Значит, задача ясна. Устанавливаем наружку за домом номер шестнадцать и за фирмой «Орион». Здесь задача полегче. Просто нужно будут выяснить время работы этой сознательной гражданки с удивительно зимостойкой фамилией.

— У меня есть ее телефон, — оживился Плетнев. — Засветился, когда она звонила.

— Вот и ладно. Сегодня уточнишь режим ее работы и приступай. Агеев и Демидов будут наблюдать за домом номер шестнадцать. Продумаешь план и сообщишь мне. А теперь слово Турецкому. Ему и так пришлось долго ждать своего звездного часа.

— Установлена личность лже-Саталова. Эксперты сопоставили фоторобот и удачный кадр видеосъемки у клуба «Ариведерчи». Это дважды судимый Богданов Николай Семенович, уроженец города Кинешма, оба раза сидел за изнасилование. Находится в розыске по подозрению в торговле живым товаром. Ориентировки переданы всем отделениям милиции.

— А если вчерашний джип был его прикрытием? — вдруг вспомнил Агеев. — Ведь когда «ауди» с Саталовым — Богдановым рванул с места, джип даже не включил габаритные огни, а сразу произвел маневр, будто собирается перестроиться на третью полосу.

— Ну таких придурков полно, кто не зажигает огни, — заметил Демидов. — Особенно на крутых тачках. Водилы считают, им все должны уступать дорогу.

— Нужно еще раз посмотреть видеосъемку. Если засветился номер джипа, проверим хозяина. Мало Ли что…

— Давай, — согласился Голованов. — Всякое бывает. Может, этот джип тоже как-то причастен к банде похитителей. Но вот что меня удивляет — Саталов, то есть Богданов, в розыске. И смело шляется по Москве, ведет светский образ жизни.

— В многомиллионнике легко затеряться. К тому же у него подлинные документы, выглядит таким успешным, уверенным, кому придет в голову задерживать его? — Демидов вскочил с места и загасил сигарету.

— Ну что, сыскари, кто со мной на вокзал? Через полчаса прибудет поезд Львов — Москва. Посмотрим, не встречает ли свежую рабсилу некая гражданка Лидия Владимировна Олеськив.

— Но ведь ты оповестил линейную милицию.

— После того как Морозова дважды получила отлуп ментов, я буду доверять только собственным глазам.

— Но ведь ты даже не знаешь, как она выглядит, — Голованов уже сидел за компьютером и щелкал мышкой. — О-о, Демидов, а тебе послание от братьев-украинцев! И фотография какой-то недурственной особы. Правда, на мой вкус, так косметики можно было бы с полкило поубавить.

Демидов подсел к Голованову, прочитал сообщение и радостно сказал:

— А говоришь, у меня нет фотки Олеськив. Эта молодуха как раз она и есть.

— А что он там пишет? А то я в украинском не силен.

— Это он так на русском пишет. Что разыскали ее мужа и изъяли из семейного архива фотографию. Данные о ней сразу передали пограничникам. Так что если она вздумает пересекать границу, птичку накроют. Теперь я уверовал в силу их кондуитов. А то, признаться, когда ночью на границе тебя будят и разыскивают твое имя в толстенной амбарной книге, хочется искренне выругаться. Распечатай мне фотку пока в десяти экземплярах, поеду на вокзал и раздам по постам. Жаль, что нельзя расклеить на вокзале, а то спугнем всю банду.

— А я в ГАИ, пробью номер вчерашнего джипа. — Агеев тоже быстро засобирался и выскочил на улицу.

— Ну тогда мне остается связаться с Морозовой, узнать, когда она сегодня собирается выходить на работу.

Плетнев с телефоном вышел в соседнюю комнату, и Турецкий с Головановым переглянулись.

— Сдается мне, Антон положил глаз на нашу клиентку.

— Пускай, пускай, я даже готов благословить их на долгую и счастливую жизнь, — искренне заявил Турецкий.

Насколько была бы спокойнее его жизнь, если бы Плетнев наконец перестал страдать по Ирине. Потому что нет ничего хуже ревновать коллегу к своей жене, да притом так долго. Хотя оба клянутся, что у них чисто дружеские и служебные отношения.

Разговор Плетнева с клиенткой Морозовой был недолгим, но за это короткое время Антон раскраснелся, как девица, и, выйдя на глаза своих друзей, смущенно заявил, что ему срочно нужно увидеться с клиентами Федосеевыми, потому что у них есть новая информация по делу похищенных у них документов.

— А сами они прийти не могут? — проворчал Голованов.

— Да что ты? — искренне удивился Плетнев. — Они же такие старенькие. Им тяжело спускаться с третьего этажа без лифта, а потом опять подниматься.

— Но они ведь приходили к нам, когда заявляли о пропаже.

— Тогда у них был душевный подъем, потрясение. Прилив энергии. А теперь они обессилены свалившейся на них удачей.

— Какой?

— Документы им принесли из соседнего дома, кто-то подбросил.

— Ну принесли — и принесли. А мы тут при чем? Закрываем дело и все. Мы даже не успели никаких шагов предпринять.

— Они теперь хотят, чтобы нашли тех, кто документы украл. Подозревают, что местные наркоманы. Потому что в папочке со всеми грамотами и наградными свидетельствами была дедулина заначка. А она как раз пропала.

— И сколько там?

— Дедуля не говорит. Сказал: только при личной встрече. Но от гонорара агентству он не отказывается.

— Я так понимаю, что тебя сегодня уже не увижу? — со смешком сказал Голованов.

— Как знать? Может, когда я буду осуществлять наружное наблюдение за гражданкой Морозовой, понадобится ваша помощь. Кстати, в «Орион» мне придется смотаться дважды. Морозова говорила, что в камере видеонаблюдения дежурный видит калитку, через которую она уходит. А ведь тот, долбанутый ею, бежал следом за ней. Мы вполне можем получить его изображение.

— Молодец, так что дел у тебя до конца дня под завязку. Спеши, мой друг, может, сегодня накроешь и банду наркоманов, и долбанутого.

Плетнев недоверчиво посмотрел на Голованова. Что-то нынче тот в приподнятом настроении. Хотя ничего странного, некоторые подвижки по розыску поставщиков живого товара наметились. Рано или поздно, имея фотографию Олеськив, они выйдут на след всей банды.

18

«Голова так раскалывается, будто изнутри мозги домкратом разжимают. И тошнит, тошнит… Какая же сволочь эта баба!»

— Может, тебе хоть премию заплатят ко Дню милиции за боевое ранение? — склонилась над Вовчиком жена Инка и погладила мужа по плечу.

— Какую, на хрен, премию? — грубо отозвался Вовчик. — Мне медальку на подушечку положат и за гробом понесут.

— Тьфу-тьфу, — сплюнула Инка. — Терпеть не могу такие шуточки. А мне что делать с двумя без кормильца?

— A-а, испугалась? — зыркнул он на нее недоверчиво. Что-то уж слишком быстро она согласилась с ролью вдовы. Еще бы, знает, курица, где заначка лежит. Дурак он, что показал ей тайник. Пожалел денежки, что пропадут, когда с ним случится что-то непредвиденное.

— А чего пугаться? Это я так, подыгрываю. Тебе же нравится меня пугать. Но ты не волнуйся, Вовчик, нам денежек надолго хватит, если с тобой что случится.

— Ведьма ты, Инка, — обиженно проговорил Вовчик. — У меня голова болит, а ты мелешь незнамо что.

— Бедненький мой, — приголубила жена раненого мужа, и он уткнулся лицом в ее теплую грудь. Даже боль отступила.

— Полегчало… — удивился он.

— Это флюиды моей любви, — насмешливо сказала Инка.

Вовчик сердито зыркнул на жену. Иногда что-то как сказанет, прям не знаешь, как реагировать.

— Пацаны где? — спросил для порядка. Потому что знал: в садике они. Утром Инка собирала их и шепотом приговаривала, чтобы не шумели, у папы головка бо-бо. Пацаны послушно, шепотом же, переговаривались и прошли мимо него на цыпочках.

— Соскучился? — улыбнулась Инна. — Скоро пойду за ними. Они тебе отчитаются, как трудовой день прошел.

— Пока покемарю, — предупредил Вовчик жену, чтобы не слишком шумели, когда дети вернутся из детсада. Пацанчики хоть и послушные, но дети же, не смогут весь вечер, шепотом переговариваться.

Он закрыл глаза и настроился на сон, но перед глазами возник черный блестящий мешок и с силой обрушился на его голову.

— О-о-о! — застонал он. Новый приступ боли не дал ему заснуть.

— Болит? — встревожилась Инка. — Может, в больницу тебя?

— Еще чего! Отлежусь.

— У тебя сотрясение мозга, это сто процентов, — уверенно сказала она. — А знаешь, что это не так безопасно, как ты думаешь? Одна соседка во дворе рассказывала, что у ее мужа дважды было, а он даже больничный не брал. На ногах перенес. Ну и того…

— Чего?

— Умом тронулся, вот чего! Так что ты соблюдай постельный режим и пей лекарство.

— А я что делаю? — раздраженно спросил Вовчик.

Когда прошлой ночью он вернулся домой с окровавленной головой, пришлось сочинить на ходу, что задерживал опасного преступника, и тот бейсбольной битой ударил его по голове. Жена поверила и теперь считала, что ее муж герой. На работе такая отмазка не годилась. Потому что коллеги бросились бы разыскивать урода, посягнувшего на жизнь милиционера. Составить более-менее правдоподобную версию со всеми подробностями у него не было никаких сил. Поэтому Вовчик просто взял на неделю отпуск за свой счет. А дура Инка предлагает больницу. Какая больница? Если сучка Морозова не растерялась и огрела его со всей дури чем-то тяжелым, вроде булыжника, она может и в милицию заявить о нападении. И тогда первым делом менты прочешут все больницы в поисках раненого в голову. «А она могла его и запомнить, — пронзила мысль. — Ведь они несколько секунд смотрели друг другу в глаза». Эта баба мало похожа на бессловесную уборщицу, чей удел выносить мусорные мешки. Прямо спецназовец какой-то. В милицию дважды сообщала о том, что вызвало ее подозрение. Не часто встречаются такие настырные граждане. В собственную безопасность позвонила, настучала на них.Слух у нее, как у разведчицы. Он сам едва услышал скрип камешка под ногами, а она уже отреагировала, мгновенно оглянулась. Реакция — будто отработанная годами: мешок собиралась в ящик забросить и даже приподняла его, но — доля секунды, и изменила траекторию. Кто она такая, эта Морозова? Надо от нее скорее избавляться, пока снова не пошла в ментовку и не написала очередное заявление. А вдруг уже пошла? Придется, невзирая на хреновое состояние, держать дело на контроле. Хотя страсть как не хотелось сообщать кое-кому, как он облажался.

Инка тихонько прикрыла дверь, и он услышал, как хлопнула входная дверь. Протянул руку к телефону и набрал номер Лехи.

— Ты в Москве? — удивился тот… — А я думал, в деревню отправился, по грибы-ягоды. Мне сказали, недельку взял за свой счет.

— Лешка, слушай меня и мотай на ус. Вчера у меня ни хрена не вышло. Баба смылась.

Ему не хотелось вдаваться в подробности, это было слишком унизительно.

— Она тебя увидела? — догадался неглупый Леха. — Поэтому ты не вышел на работу?

— Увидела, сволочь такая. И как рванула! Наверное, бывшая спортсменка. Я ее почти догнал, но она запрыгнула в такси.

— Понятно. Хреновые дела, Вовчик.

— Сам знаю, что хреновые. По идее она может заявиться в ментовку по месту происшествия. Посмотри у дежурного, есть заявление?

— Если бы было, я уже знал бы. Но может прийти, зараза. И описать тебя.

— Если и опишет, никому в голову не придет, что это я был. Но ее нужно убрать. Слишком много хлопот с ней. Ты понял? И Кен распорядился.

— Но он же тебе скинул это дело. Сегодня сам и дожми.

— Не могу я сегодня, — разозлился Вовчик. — Бабки, между прочим, Кен на двоих дает. Так что приступай.

— Бабки на двоих за крышу дает. А за дело тебе одному, — стал торговаться Леха.

— Поделимся, о чем базар?

— А чего делиться? — вдруг сообразил напарник. — Кто дело сделает, того и бабки.

— Хрен с тобой. Все твое будет. Мне двадцать процентов за организацию дела.

— А что ты организовал? Только то, что она тебя просекла?

— Я предварительную работу провел: разведал эту… рекогносцировку. Наружку проводил.

— …Дело завалил, — в тон ему продолжил Леха.

— Да подавись ты… Все бери! — лопнуло терпение у Вовчика. Он знал, что Леха жмот, каких мало. Но чтобы так зверски торговаться с другом за несчастные двадцать процентов? Это уже полный беспредел.

— Ты чего, Вован, обиделся? — удивился Леха. — А я тебе хотел предложить десять процентов. Действительно, ведь кое-что ты пронюхал.

— В общем, нужно сегодня же от нее избавиться. Пока не заложила. Неохота под подозрение попадать. У нас в ментовке тоже не дураки сидят. Какой-нибудь следак сдуру надумает инициативу проявить.

— Заметано, — коротко ответил Леха и дал отбой.

У Вована впервые за весь день отлегло от сердца. Раз Леха пообещал, дело сделает.

В хорошем месте работала Людмила Морозова. Фирма «Орион» занимала целый особняк, а так называемый двор на самом деле был настоящим парком. И это в Москве, где каждый метр стоит кучу денег. Богатенькая фирма. Не поскупилась оплатить услуги ландшафтного дизайнера, и тот потрудился на славу. Всякие клумбочки, кустики, арки, увитые зелеными листочками, только озера с лебедями не хватает. Плетнев осмотрелся и увидел в глубине двора, у кованой решетки, мусорный контейнер. Вокруг чистота, ни соринки. А на песке следы от металлической метлы. Дворник, сам того не зная, сделал все, что смог, лишь бы замести следы ночного нападения на Морозову. А вон и он сам — шаркает металлом по дорожке, сгребает листья. Мог бы так и не стараться. До настоящего листопада еще месяца полтора.

— Это вы утром убирали у мусорного контейнера? — спросил Плетнев, подойдя со спины к невысокому худощавому дворнику в нарядном синем комбинезоне с логотипом на спине «Орион».

— Я хорошо убирала, — тут же испуганно ответил дворник, и обернулся. При ближайшем рассмотрении «он» оказался худенькой женщиной — то ли таджичкой, то ли узбечкой, Антон в них не разбирался.

— Слишком хорошо, — укоризненно сказал он. — Все следы замели, никаких улик не оставили.

— Завхоз говорила: убирать чисто, следов не оставлять, а то работать не даст.

— Хорошо убрала, молодец, — пожалел ее Плетнев.

Живет, бедняжка, в чужом городе, всех боится, перед каждым себя виноватой чувствует.

— А что-нибудь видели, когда убирали?

— Видела, но никому не сказала, — поспешила с ответом девушка.

— Ну мне сказать можете. Я тоже никому не скажу. Что видели?

Девушка опустила голову и какое-то время помолчала, видимо, взвешивая, чем ей грозит излишняя откровенность.

— Точно никому не скажете?

— Обещаю.

— Уборщица мешок с мусором в ящик не выбросила, а сначала порвала его и все вывалила на землю. Я собирала и бросала в ящик. И мешок туда. А стеклянную кастрюлю себе взяла. Нельзя было? — Опять этот испуганный взгляд, который вызывал у Плетнева жалость.

— Почему нельзя? Она же выбросила, значит, ей не нужно. А вы что будете делать с этой стеклянной кастрюлей? Суп варить? Шурпу? Чанахи? — вспомнил Антон знакомые блюда восточной кухни.

— В ней варить нельзя. Она от огня лопнет. Я в ней буду муку хранить или рис.

— А посмотреть на нее можно?

— Можно, — почему-то обиженным голосом ответила девушка. Наверное, решила, что он обманом хочет выманить у нее ценное приобретение. — Пойдемте со мной, — она поманила рукой странного человека.

Зашли в небольшое помещение, дворницкую, с целым набором садового и уборочного инструмента. В углу лежали два обломка стеклянной вазы. Действительно тяжелые. Так и голову можно было проломить. Но раз напавший на Морозову человек бежал за ней, либо он был в состоянии шока, либо не сильно задело. Плетнев покрутил обе половинки и на одной из них углядел бурые капельки. Кровь. Девушка не спускала с него глаз. И когда он спросил, может ли взять эту штуковину с собой, обреченно кивнула. Плетнев догадался: она и не сомневалась, что придется делиться добычей.

— Я вам верну. Мне нужно кое-что проверить. Только заверните в газету или пакет дайте.

Девушка вручила почти новый пакет и проводила Плетнева обиженным взглядом.

— А зовут вас как? — спросил Плетнев.

— Зульфия.

— А меня — Антон Плетнев. Я правда верну вам вашу кастрюлю.

Он прошел по дорожке между клумбами и увидел охранника. Представился ему и спросил, кто дежурил нынче ночью.

— Васьков Сергей. А что?

— Мне нужно посмотреть запись видеосъемки. Промежуток времени от одиннадцати до двенадцати ночи.

— О-о, это не ко мне. Это вам к нашему начальнику.

— Ну тогда ведите меня к вашему начальнику.

— А я его сейчас по рации вызову. А то он может объект обходить, его так с ходу не найдешь.

Плетнев удивился: ничего себе объект. Обычная строительная фирма, никаких особых секретов. Надо же как люди умеют придать обычной работе ореол таинственности и значительности!

Начальник был немногим старше охранника. Выслушав просьбу Плетнева и проверив его документ, разрешил просмотреть запись и скопировать то, что заинтересовало Плетнева. Сам в это время уселся в кресло и углубился в газету «Криминальная хроника».

А заинтересовал Плетнева коротенький сюжет. Он несколько раз включал кнопку возврата, но так и не понял, как на территорию парка проник человек. Дальше все происходило именно так, как рассказала Людмила. Человек появился из-за кустов именно в тот момент, когда она повернулась спиной и ухватила двумя руками мешок. Вот она приподняла его и обернулась на его шаги. И вот мешок обрушился на голову неизвестного. А дальше Плетнев не сдержал улыбку: Людмила мгновенно подхватила пакет с тортом и побежала так быстро, что даже пятки засверкали. Человек поднялся не сразу, но на ноги вскочил довольно уверенно и побежал следом.

— Когда дежурный должен был включить автоматический доводчик калитки? — спросил Плетнев у начальника.

— Как только человек покидает территорию фирмы. А что?

— Ваш охранник либо уснул, либо ему абсолютно по барабану, что у вас творится во дворе.

— А что? — как попугай, повторил начальник.

— Посмотрите сами.

И Плетнев опять нажал на кнопку возврата.

— Черт побери! — выругался начальник. — Это кому же понадобилась наша уборщица? Нашел кого грабить! Бабу с мусорным мешком в руках! А Васьков, козел, мне ответит. Раз ничего не сказал, когда сдавал смену, значит, точно спал. Идиот!

Антон не стал его разубеждать, что нападение на Морозову произошло вовсе не с целью грабежа. У нападавшего намерения были гораздо серьезнее. Когда Плетнев увеличил кадр, где мужчина поднимался, заметил: в его руке что-то сверкнуло.

Плетнев подошел к окну и посмотрел на улицу. Вот этот дом, за которым устроила негласную слежку ответственная гражданка Морозова. Ничего в нем необычного: жилые квартиры, на балконах цветы, на окнах шторы. Улица пустовата, народу совсем мало, но это и понятно. Супермаркет стоит на углу, вход с перпендикулярной улицы. Там и парковка для машин. А здесь три подъезда жилого дома. Народ еще не вернулся после рабочего дня, поэтому машины стоят не вплотную, как в центре. Но судя по моделям машин, жители этого дома вполне состоятельные. Ради любопытства Плетнев провел социологическое исследование: двенадцать машин — иномарки и только три — отечественного производителя.

— Вы закончили? — перебил его мысли начальник и встал, показывая, что аудиенция закончена.

— Да, закончил. Просто засмотрелся на дом напротив вас.

— Симпатичный домик, — усмехнулся начальник. — И главное, район тихий. Никогда ничего не происходит. Разве что сегодня ночью, — спохватился он.

Плетнев вышел в коридор и, вместо того чтобы направиться к выходу, пошел в обратную сторону, где, как он предположил, мог находиться туалет. Действительно, он не ошибся. Только окна не было. Разочарованный, он пошел обратно. Теперь к экспертам. Предъявит им стеклянную «кастрюлю» на предмет экспертизы пятен бурого цвета. Может быть, удастся идентифицировать в базе данных и найти «хозяина», если он был судим или попадал в поле зрения органов правопорядка. А еще предстояло выяснить, что же держал в руках мужчина, которого так удачно приложила Людмила.

Плетнев позвонил в «Глорию» и сообщил Голованову, что направляется к экспертам, потому что появились некие улики, с которыми можно поработать.

Голованов хмыкнул и согласился — раз Плетнев так плодотворно проводит розыскные действия, пускай продолжает в том же духе. Кстати, звонила Морозова и спрашивала, как Плетнев собирается обеспечить ее личную безопасность? Разве он что-нибудь обещал? — довольно ехидно поинтересовался Голованов. Разве у них в агентстве есть люди и средства, чтобы обеспечивать личную безопасность каждой симпатичной женщины?

Вопросы Голованова застали Плетнева врасплох. Да и звонок Морозовой тоже был неожиданным. Боевая женщина оказалась боевой и в вопросах личной жизни, что импонировало Плетневу. Потому что он так и не придумал, с чего начинать разговор, когда он решит ей позвонить.

— Вопрос не в личной безопасности, она меня не так поняла. Вопрос в том, что я обещал осуществить наружку, поскольку тот тип, который напал на нее ночью, может вернуться. Но ввиду некоторых обстоятельств, возможно, придется просить кого-нибудь на подмогу.

— И какие открылись обстоятельства?

— Это я скажу после того, как получу ответ у эксперта. У меня есть видеопленка с места нападения. Похоже, нападавший собирался применить холодное оружие.

— Ты сказал «улики». А еще что обнаружил? Я полагаю, время на фирме «Орион» ты провел не зря?

— А еще я обнаружил некий стеклянный сосуд, о нем говорила Морозова. Она его использовала как метательный снаряд в голову того мерзавца. На нем несколько капель бурого цвета.

— Так хорошо она его огрела? — констатировал Голованов.

— Нужно отдать в лабораторию на предмет экспертизы.

— Попроси, чтобы анализ сделали побыстрее. Если результаты совпадут с тем, что у нас имеется на ментов, убивших девушек, у нас будет не только ДНК, но и портрет убийцы.

— Повезло нам с Морозовой, до чего наблюдательная женщина. Даже форму бровей углядела.

— Ну так ты ей позвони, успокой, — смилостивился Голованов. — Таких свидетелей нужно беречь пуще глаза.

Плетнев сунул телефон в карман и решил, что, пока Морозова дома, ей не грозит никакая опасность. Он уже понял, что она ничего не делает сгоряча.

Отдав экспертам видеопленку и посетив эксперта-биолога, он уговорил обоих, чтобы результаты подготовили к завтрашнему дню А тем временем сел в коридоре в одинокое кресло и набрал номер телефона Морозовой.

Людмила долго не поднимала трубку и Плетнев решил, что она отправилась в магазин. Но тут она позвонила сама, и он с удивлением услышал ее взволнованный голос:

— Это вы сейчас звонили?

— Да.

— А то мне звонят и молчат. Как будто проверяют, дома лия.

— Давно звонили?

— Полчаса назад. Я уже вам на работу позвонила, с вашим начальником разговаривала. Вот не знаю, что делать. У меня, кроме шокера, нет никакого оружия.

— Значит так, слушайте мою команду. Пока никуда не выходите. В окна тоже особо не выглядывайте.

— А в глазок?

— Только если на цыпочках, бесшумно.

— Это я умею.

— А где ваша дочка?

— На подготовительных занятиях. Но я ее проинструктировала, как себя вести в случае опасности. К тому же эти не знают, что у меня есть дочка.

— Я сейчас еду. Диктуйте адрес.

Людмила даже не ожидала такой мобильности от сыщика. Она заметалась по квартире, быстро рассовав в шкаф одежду, которую еще вчера бросила на стул. Потом протерла пыль, выскочила на балкон, чтобы стряхнуть тряпочку, и тут вспомнила, что ей велено было в окна не выглядывать. Но раз уж она оказалась на балконе, нужно разведать обстановку. Вряд ли в доме напротив притаился снайпер и поджидает ее появления. Людмила свесилась через перила и оглядела двор. С четвертого этажа она видела детскую площадку с качелями и песочницей, несколько мамаш выгуливали своих детей. У ее подъезда стояла старушка. Ее бережно поддерживал какой-то заботливый мужчина. Потом они медленно пошли к соседнему подъезду. Проехал мальчишка на велосипеде, за ним гналась собака и звонко лаяла, норовя цапнуть за ногу. Подъехала машина, вышла Лина Сергеевна с несколькими пакетами. Людмила, которая во всем любила порядок, в очередной раз удивилась, что соседка так и не научилась красиво парковать машину. Опять враскорячку поставила. Ничего особенного во дворе не происходило. И Людмила зашла в комнату. Пока она чепурилась в ванной и переодевалась в голубые бриджи и розовенькую маечку — ее эта одежда очень молодила, — в дверь позвонили. Она на цыпочках, как ей было велено, подошла к двери и заглянула в глазок. Убедившись, что это Плетнев собственной персоной, она распахнула дверь.

— Ну и что мы теперь будем делать? — озабоченно спросила у сыщика Людмила. Все ее мысли были о подозрительных телефонных звонках, и она уже как-то выпустила из внимания, что у нее возникло чувство симпатии к Плетневу. Его же, напротив, обескуражила деловитость и даже холодность Морозовой. Ведь он не мог ошибиться, не настолько Плетнев толстокожий, чтобы не почувствовать интерес женщины к своей скромной персоне. Конечно, он не Турецкий и даже не претендует на всеобщее женское обожание, но коль такая редкая удача выпала на его долю, было бы обидно разочароваться.

— Для начала мы могли бы выпить чаю, — решил преодолеть свою природную скромность Плетнев.

— Действительно, чего это я? — удивилась Людмила. — Вы пришли — и теперь все будет в порядке. Хотя бы потому, что вы друг Павлика. А Воронец кого попало в дружках не держит.

Плетнев поморщился: почему его нельзя воспринимать индивидуально, а не как дружка Воронца? То глазками стреляет и первая звонит, почти напрашиваясь на свидание, то отодвигает его на задний план за мощную фигуру генерала Но пришлось смириться с непостоянством женского характера.

Плетнев увидел открытую дверь балкона и машинально спросил:

— Выходили?

— Да, тряпку вытряхивала, — виновато призналась Людмила.

— Обстановку изучили? — уверенно спросил Плетнев, словно и не сомневаясь, что Людмила поступила именно так.

Она оглянулась и открыла рот от изумления.

— А как вы догадались?

— Подумал, что раз уж вы вышли на балкон, то не могли не поинтересоваться, не ведется ли за вашими окнами слежка. Птица вы не особо важная, вряд ли в доме напротив засел снайпер, а вот какой-нибудь хмырь наблюдать мог. Не зря же он звонил. Вашу выдержку испытывает.

— Хмырь был… — вспомнила она старушку и заботливого мужчину.

— Правда? — встрепенулся Плетнев.

— Я только сейчас вспомнила, что бабуля с мужиком на улице на самом деле абсолютно одинокая. Ее некому провожать до подъезда. Это мог быть наблюдатель.

— А какой он из себя?

— Я его видела с четвертого этажа и то мельком, — напомнила Людмила.

Она была совершенно спокойна, ни капли нервозности. Потому что рядом с ней сидел Плетнев. И она вспомнила, что он ей нравится. Мало того, она испытывала к нему доверие — чувство, которое давно уже не вызывали в ней мужчины.

Плетнев по-своему воспринял ее спокойствие. «Вот выдержка! — мысленно удивился он. — Не зря в Афгане пять лет служила».

— Но описать вы его все равно сможете? — спросил Плетнев.

— Пожалуй, — несколько неуверенно ответила Людмила. — Хотя бы из тех соображений, что больше некого. Высокий, здоровый, шея толстая…

— Про шею, пожалуйста, поподробнее, — перебил ее Плетнев. — Вы же с четвертого этажа смотрели. Как определили?

— Он стоял не прямо под балконом, а под углом в тридцать градусов. Приблизительно. Волосы стриженые, под «ежик». У таких голова кажется почти одного размера с шеей. Может, это оптический обман.

Плетнев с наслаждением слушал ее и вдруг почувствовал волну нежности к этой женщине, которая стояла в проеме между комнатой и кухней и с серьезным видом сообщала ориентировку на незнакомца, словно докладывала начальнику сыскного бюро.

— А что мы гадаем? — вдруг задала вопрос в пространство Людмила. — Ведь выяснить, наблюдатель это или знакомый бабульки, проще простого.

— Разве? — удивился Плетнев.

А Людмила уже набрала номер телефона и попросила дать ей координаты старшей по подъезду номер три.

— Какой такой старшей? — уточнил Плетнев, когда Людмила записала в блокнотик номер телефона.

— У нас в доме в каждом подъезде есть старший по подъезду, — пояснила Людмила и уже набирала новый номер.

— Ксения Андреевна? Это из квартиры сорок один, Морозова Людмила. У вас в подъезде живет бабуля на втором этаже. Можно мне ее телефон? Я хочу у нее кое-что уточнить.

И этот номер телефона Людмила аккуратно вписала в свой блокнотик. И тут же позвонила бабуле.

— Марья Григорьевна, это Морозова Людмила из соседнего подъезда. Из квартиры сорок один. Десять минут назад я видела, что вас провожал мужчина. С вами все в порядке? Вам не нужна помощь? Я медсестра, если вам понадобиться помощь, запишите мой телефон.

Она послушала ответ и озабоченно положила трубку.

— Он ей незнаком. Сам к ней подошел и предложил помочь донести сумку. А по дороге спросил, знает ли она код нашего подъезда. Старушка бдительная, спросила, зачем, он сослался на меня. Дескать, родственник Морозовой, номер квартиры назвал. Сказал, что звонил мне, а я не отвечала. И он беспокоится. Но она ему код не назвала. Потому что не знает. Послала его в ЖЭК. Они что, серьезно за меня взялись?

Плетнев задумался. Похоже, серьезно. Вчерашняя попытка нападения не удалась, решили сегодня завершить. Но судя по тому, что нынешний ее преследователь вполне здоров, значит, раненый где-то отлеживается и его есть кому заменить.

— Вы не можете взять сегодня выходной? — спросил Плетнев.

На кухне засвистел чайник, и Людмила бросилась выключать.

— Не знаю, надо отпрашиваться. Но проблема ведь все равно остается. Не выйду сегодня, придется выйти завтра. А что изменится?

— Завтра у меня будут результаты экспертизы. Кроме того, не только фоторобот напавшего на вас, составленный по вашим словам, но и видеосъемка. Если это менты, их можно будет найти.

— А если не менты?

— Тогда дело хуже, — признался Плетнев.

— А как насчет защиты свидетелей? — прямо спросила Людмила.

Плетнев опустил голову.

— Я могу предложить вам защиту. Но поскольку лишних людей у нас нет, могу предложить только свои апартаменты.

— А я как-то не люблю спать в чужом доме. Лучше принесите мне револьвер. Я сама защищу свою семью.

19

«Не было ни гроша, да вдруг алтын.», — подумал Голованов, когда прямо с утра начала стекаться информация. Во-первых, джип, который так внезапно перекрыл доступ к «ауди» принадлежал довольно важному человеку. И он не вызывал никаких подозрений, поскольку служил в государственной системе. К нему была только одна претензия — вовремя не включил габаритные огни. И то лишь у сотрудников агентства «Глория». Во-вторых, к исходу третьего дня после неудачной засады у клуба «Ариведерчи» в гараже кооператива «Восход» Демидов обнаружил бесхозную «ауди» со снятыми номерами. Сторож клялся и божился, что никого чужого на охраняемую им территорию не пускал. Но под пристальным взглядом тяжеловеса Демидова пенсионер на удивление быстро сменил свои показания и признался, что за малые деньги пустил «переночевать» машину, потому что хозяин оказался в состоянии сильного алкогольного опьянения, а у его дружка при себе не оказалось прав. Якобы боялись нарваться на сотрудников ГАИ и лишиться прав.

— А живет хозяин вон в том высоком доме, — показал старик рукой в направлении шестнадцатиэтажного дома. — Он мне сам сказал и даже черкнул телефон, на всякий случай.

Когда Демидов показал сторожу фотографию и фоторобот Саталова, он его сразу признал.

— Ой, заберите у меня эти чертовы деньги! — Перепуганный сторож сразу стал совать пятисот-рублевку Демидову. — Бес попутал!

— Не мои деньги, не мне и брать, — строго заявил сыщик и оставил свой телефон на тот случай, если Саталов «проспится». Хотя сам он в это мало верил. На место пригласили эксперта, и тот самым тщательным образом изучил салон и багажник машины. Снял множество очень удачных отпечатков пальцев, опустошил пепельницу и поместил окурки в пластиковый пакет, а на изголовьях и сиденьях кресел собрал немалое количество волосков различного цвета и длины.

Когда Голованов и Турецкий подъехали к гаражному кооперативу, сторож с унылым видом выглянул в окно и подумал, что придется объясняться еще и с этими посетителями. Потому что их уверенный и деловой вид говорил о том, что они заявились из-за этой распроклятой машины. Он приготовился к тому, что его сейчас начнут отчитывать и порицать. Но сыщики сразу направились к «ауди» и еще минут двадцать осматривали ее, о чем-то переговариваясь. Сторож успел доварить геркулесовую кашу и выключил электрическую плитку. Из-за волнения у него пропал аппетит, и он с тоской наблюдал, как струйка пара поднимается из-под приоткрытой крышки вверх и тает под потолком. Наконец незваные гости поднялись по скрипучим ступенькам и зашли в комнатенку.

— Так сколько дней стоит эта приблуда на приколе? — спросил одни из них.

— Да уже три дня.

— А когда ее собирались забрать?

— Сказали, как проспятся.

— А вас не удивило, что они так долго не забирают машину?

— Удивило, потому что было сказано «пустите машину переночевать». А потом уже про проспаться.

— Ну и вы им звонили? Или они сами объявлялись?

— He-а, сгинули, паразиты. Я-то рассчитывал на одну ночь. Мало ли, проверка какая? У нас ведь почти режимный объект: каждый хозяин отмечается и при въезде, и при выезде. Вон, и тетрадь учета есть, у меня все аккуратно, как в аптеке.

— Ну а с этой как произошло? Впустили посторонних, в тетради, естественно не отметили, поскольку «ауди» у вас не приписана?

— Да говорю, бес попутал, — буркнул сторож. — Они мне как дали пятьсот рублей, я и обрадовался. Шутка ли — за одну ночь стоянки такие деньги. Сказал, чтобы загнали под навес, где масло меняют. Чтобы в глаза не бросалась.

— Ладно, дедуля, — сказал второй, вроде бы подобрее. — Теперь вам такое боевое и очень ответственное задание. Как только они объявятся, сразу нам позвоните. Кстати, а они как-то объясняли, зачем снимают номера?

— Сказали: «Извини, дедок, это чтобы у тебя не было искушения покататься». Чудные какие, я и водить-то не умею. Да если бы и умел, чужое не трогаю. Тем более, ихнее.

— Почему «тем более»?

— Они мне не очень понравились, — уклончиво ответил сторож. — По виду опасные.

— Так вы из-за денег их пустили или потому, что испугались?

— Сначала испугался, — признался сторож. — У меня же оружия нет, а мало ли что им в голову пришло бы, если бы я отказал? А потом подумал: раз приходится впускать их машину, так не задаром же. Они себе еще заработают. А мне, старику, эти деньги не лишние. Шапку куплю себе зимнюю.

Тот, что подобрее, оставил свой телефон и заботливо предупредил:

— Спрячьте, чтобы не на глазах был. И не говорите им о нашем приезде. Но звоните сразу.

Сторож проводил всех к выходу и закрыл за ними ворота. Если бы знал, что столько канители будет с этой иномаркой, не стал бы и связываться. Сказал бы, что утром проверка или еще что-нибудь. Вот старый дурак, поругал он себя. Хотя пятьсот рублей все-таки большие деньги. Хорошо, что эти трое не конфисковали. И, похоже, начальству сообщать не собираются. Так что, может, все и обойдется.

Когда Турецкий зашел в криминалистическую лабораторию к Рафику Гольбергу, тот, не поворачивая головы и не отрываясь от окуляра микроскопа, спросил:

— Кто ко мне и по какому вопросу?

— Турецкий, за результатами экспертизы, — немногословно ответил Александр Борисович.

— Присаживайтесь, я сейчас. — Рафик словно не мог оторваться от того мира, который открывался ему под линзами микроскопа.

Турецкий сел на стул и, положив ногу на ногу, скрестил руки на груди. Интересно, что сейчас с таким вниманием рассматривает Рафик?

— А теперь прошу сюда, хочу вам кое-что показать. — Рафик приподнял голову и подвинулся, освобождая место для сыщика.

Теперь Турецкий смотрел черед линзу на то, чем так увлечен был эксперт.


— Это волос, который нашли на спинке сиденья в «ауди», — прокомментировал Гольберг.

— Судя по длине, принадлежит женщине, — откликнулся Турецкий.

— Ну, вообще-то, длина волоса не указывает на пол. У меня, как видите, тоже длинные, — усмехнулся Рафик. — Но в этом случае, думаю, действительно принадлежит женщине, поскольку шестьдесят сантиметров для мужчины — это уж слишком. На коврике обнаружен такой же волос.

— А что это за прозрачная ткань у корня волоса?

— Клетка эпителия. Она говорит о том, что волос находился в активном росте. То есть, клетка эпителия может дать нам ДНК хозяйки.

— Отлично, — не сдержал радости Турецкий. — Значит, получив ДНК родителей, мы можем сопоставить с ДНК этого волоса и определить, действительно ли в этой машине находилась девушка, которую мы разыскиваем?

Гольберг довольно улыбнулся.

— Я рад, что не зря просиживаю штаны над этим прибором, — и нежно погладил ладонью микроскоп.

— А еще чем можете меня порадовать?

По каким-то неуловимым признакам Турецкий понял, что у Гольберга есть еще новости.

— Не знаю, порадует ли вас моя информация, но экспертиза волокон обивки «ауди» показала, что она не идентична волокнам обивки той машины, в которой перевозили девушек, найденных на Киевском шоссе.

— Да? Значит, фигурируют две машины. И пока мы не знаем, одна или две банды занимаются похищением и изнасилованием девушек. Но во всяком случае мы можем провести экспертизу на идентичность ДНК Зотовых и найденного волоса в «ауди».

Турецкий зашел к трасологу и получил результат экспертизы протекторов шин «ауди». Они тоже не совпадали с машиной, отметившейся на Киевском шоссе…

В агентстве «Глория» наспех отмечался день рождения Агеева. Турецкий успел как раз вовремя: еще бы немного — и главный обжора Демидов смел бы без остатка небогатое угощение именинника.

— А в этот раз ты нас не слишком балуешь, — деловито отметил Демидов и потянулся за очередным пирожком с капустой. — И пирожки у тебя какие-то не домашние. Покупные, что ли?

— Какой ты неблагодарный, Володька, — упрекнул его Агеев. — Чем богаты, тем и рады, как говорят добрые и щедрые люди. А обжоры закидывают в ненасытную утробу все подряд, да еще и жалуются, что мало. Если бы ты интересовался личной жизнью коллег, то знал бы — в данное время я холостяк. Жена отправилась к родителям в Саратов. Я мог бы вообще забыть про свой день рождения, но в отличие от других помню, что меня ждут голодные гости. Посему купил два десятка пирожков и прочий холостяцкий закусон. Чем тебе колбаска не по сердцу? А сыр? А полезные овощи и фрукты? — Агеев стал перечислять угощение, которое исчезало прямо на глазах.

— Да уж, некоторых надо вовремя остановить, — вставил свое слово Турецкий и выхватил прямо из-под носа Володи пирожок. Тот только крякнул от досады, но ответных аргументов не нашел и с неунывающим видом воззрился на пришедшего.

— Ну как там эксперты? Чего хорошего рассказали?

Остальные, скромно откушав, разлили остатки водки по рюмочкам и выпили за здоровье Агеева, пожелав ему творческих успехов и счастья в личной жизни.

Турецкий дожевал стебелек петрушки и принялся выкладывать полученную у Гольберга информацию.

— Какие будут соображения? — спросил Голованов, окинув орлиным взглядом свою команду.

— Первым делом надо обратиться к родителям Зотовой на предмет определения их ДНК. Если произойдет совпадение, значит, в машине была их дочь, и это уже прорыв.

— А что в базе данных на пальчики хозяина «ауди»?

— Обещали к завтрашнему дню сообщить.

— Видали, как люди работают? — кивнул на товарища Голованов.

— Не понял, — обиженно отреагировал Плетнев. — А кто сегодня предоставил экспертизу биологов? У нас теперь есть данные на человека, который покушался на Морозову.

— А, это следы крови на той стеклянной «кастрюле»? — улыбнулся Турецкий. История про вазу, которая в руках добытчивой дворничихи превратилась в «кастрюлю», вызвала улыбку у всех. — И что там биологи обнаружили?

— Следы крови по антигенным характеристикам совпадают со следами спермы, обнаруженными у жертв с Киевского шоссе! — победно провозгласил Плетнев.

— Тогда нужно немедленно связаться с Зотовыми. Давайте, ребята, общайтесь и объясняйте им ситуацию.

Филипп взглянул на часы и радостно отметил, что до встречи с Людмилой Морозовой осталось четыре часа. Время не стоит на месте, как казалось еще с утра.

— А как там наша ответственная гражданка? Как там общественный санитар Морозова? — поддел его Голованов, словно догадываясь, почему на лице Антона промелькнула неясная улыбка.

— А что Морозова? — подчеркнуто равнодушно пожал тот плечами. — Вчера взяла выходной. Но сегодня на работу выходит. Так что я, с вашего позволения осуществляю наружное наблюдение. Эдак часиков в одиннадцать вечера. Чтобы не сбить преступника с толку. Нехай приходит, я с ним разберусь.

— Я с тобой! — вдруг встрепенулся сытый и довольный Демидов.

— А ты зачем?

— Затем, что надо! — коротко ответил Володя. — И заметив недовольное выражение на лице друга, пояснил: — Для страховки. Неизвестно, придет долбанутый один или с подельником.

— А может он и вовсе не придет? Он же долбанутый. Ему наверняка постельный режим нужен.

— А неизвестно. Может, не такой уж он и тяжелораненый. А вот прихватить подельника может, с той же целью, с какой я вызываюсь добровольно подстраховать тебя.

— Да что ты мне все про подельника? — раздраженно спросил Плетнев. Ему вовсе не хотелось, чтобы друг ломал ему кайф — самому задержать преступника и выглядеть в глазах храброй женщины Людмилы героем.

— На Киевском шоссе насильников было двое? Двое. Один из них напал на Морозову, и его ДНК совпадает с экспертизой по убийству девушек. Так что логично будет, если они решили довести дело до конца тоже вдвоем.

— Резонно, — сделал заключение Голованов. — Пойдете вдвоем. Думаю, часиков в десять уже надо разведать обстановку и найти удобное место для наружки.

Плетнев позвонил Морозовой и сообщил, что нынче ее личную безопасность он будет осуществлять с коллегой. Так что пускай она не тревожится и приступает к своим служебным обязанностям, как обычно.

— А я и не тревожусь, — спокойно ответила Людмила. — И не в таких переделках бывала. Но ваша подстраховка лишней не будет.

Плетнева огорчила ее невозмутимость. Хоть бы граммулю радости услышать в этом голосе, при первых же звуках которого Антон начинал волноваться, как школьник. Это его и удивляло, и радовало. Все-таки Людмила не так уж и молода, почти его ровесница. После непродолжительного и бурного романа с молоденькой девицей из Новороссийска, который случился год назад, можно было ожидать, что и следующая нечаянная любовь будет юной и прекрасной. Но работа так затягивала и изматывала, что ни на каких девиц глаз не ложился. Вообще, не до женщин было, тем более что сын Васька рос и наглел, превращаясь в противного подростка, и отец-одиночка все чаще сталкивался с трудностями воспитания. Если бы не Ирина Турецкая, которая не оставляла своим вниманием психолога-профессионала любимца Васеньку, Антон точно прибегал бы к старому испытанному способу — порке. Отец его самого порол когда-то, и спустя годы Антон понял — а ведь было за что. Неизвестно, что из него выросло бы, если бы не строгость отца.

В Людмиле он сразу почувствовал родственную душу, хотя и поговорить толком им ни разу не удалось. Все в спешке или по делу. Но одно то, что она прошла Афганистан, вызывало в нем глубокое уважение. А ее самостоятельность и независимость особенно подкупали. В ней не было кокетства и желания понравиться, она вела себя так естественно, что Антон поневоле подпал под ее очарование. Думая о ней, хотелось повторять: такая ладненькая, собранная, вот просто смотрел бы на нее и любовался.

У Демидова зазвонил мобильный, и он, чертыхаясь, стал охлопывать свои карманы. Наконец выудил телефон и приложил к уху.

Какое-то время он слушал и наконец широко улыбнулся.

— Так она сейчас у вас? Молодцы, еду. Девчонок тоже задержите. Уже? Правильно. Ждите, едем.

— Ну что, мужики, не зря я к братьям-украинцам мотался. Только что на Киевском вокзале задержали Лидию Владимировну Олеськив. Новую партию девушек встречала. Железнодорожная милиция ее по фотографии определила. Так она еще и кочевряжилась, утверждала, что это не она. А как паспорт потребовали предъявить, тут уж ей и деваться некуда. Главная удача в том, что они ее не сразу взяли, а пасли до ее машины и видели, как она паспорта и мобильные у девушек собрала. Все, не отвертится Олеськив.

Голованов поспешил распорядиться.

— Александр Борисович, звони Щеткину, что одна из сестер сейчас в линейном отделении милиции. Пускай ее забирают прямиком к следователю, а с девушками нужно провести профилактическую беседу, чтобы знали, какой участи избежали и по гроб жизни были нам благодарны.

— А беседу кто будет проводить? Неужто тоже я?

Голованов задумался.

— Нет, ты не годишься. Глядя на тебя, они возмечтают попасть к тебе в сексуальное рабство.

— Не льсти мне, Сева, — скромно потупился Турецкий.

— А мы сейчас нашего психолога попросим, — ехидно продолжил свою мысль Голованов. — У нее это получится эмоционально, и главное, убедительно. Вызывай Ирину Генриховну на работу.

— Так мы с Плетневым едем к ней? — уточнил Демидов.

— Езжайте. Побеседуйте с Олеськив. Может, она с перепугу даст информацию о своей сестре.

Плетнев мельком взглянул на часы. До десяти оставалось еще три часа. Времени достаточно, чтобы вовремя вернуться к объекту наблюдения.

Гражданка Олеськив Лидия Владимировна вовсе не выглядела напуганной. Она держалась уверенно и даже вызывающе. На вопрос, почему поначалу отрицала, что она Олеськив, спокойно ответила, что наслышана о криминогенной обстановке в Москве, потому и решила не откровенничать с первыми встречными в милицейской форме. А вдруг они вообще переодетые бандиты? На Киевском вокзале бедных украинцев, которые возвращаются с заработков, трясут все, кому не лень, — и московские бандиты, и милиция, и свои родные земляки. А что творится на границе, словами не расскажешь. Это надо сидеть, слушать и ужасаться.

— И давно вы пересекали границу? — задал невинный вопрос Демидов.

— Не помню, — пожала плечами Олеськив. — Мне люди рассказывали.

— А с сестрой давно виделись? — наседал Демидов.

— А с чего вы решили, что у меня есть сестра? — Удивленно взглянула на прилипчивого мента гражданка Олеськив.

По-русски она говорила грамотно, напрактиковалась, но легкий акцент наблюдался.

— А разве Стефания Владимировна Данилко не ваша сестра? — тоже сделал удивленное лицо Демидов.

— Конечно нет, у нас и фамилия разные, — улыбнулась Олеськив. — Отчества совпадают, но мало ли совпадений на свете.

— Да, совпадений действительно немало. Например, Данилко отправляет девушек из Украины на заработки в Москву, и — надо же как получается! — именно вы их встречаете. А потом куда-то отвозите. Не хотите ли нам об этом рассказать?

— Никого я не встречаю. Это первый раз меня земляки попросили, чтобы помогла девочкам найти работу. Ведь страшно им, впервые в большом городе. А тут я, знакомая их родителей.

— И как же зовут родителей этих девушек? — спросил Плетнев, зная, что паспорта у Олеськив изъяли. Как же она станет выкручиваться теперь?

— Не помню, у меня знакомых много. Мне просто позвонили и попросилл встретить девочек из четвертого вагона.

— Звонила Данилко?

— Не знаю я никакой Данилко, я вам уже говорила! — нахмурилась Олеськив.


В комнату линейной милиции заглянул Щеткин.

— Привет всем! — Он поздоровался за руку с Демидовым, Плетневым и еще двумя милиционерами. — Ну что, забираем дамочку?

— Куда это вы меня забираете? — злобно спросила она. Олеськив казалось, что настырному менту ни разу не удалось ее подловить, на все вопросы она отвечала убедительно, а тут на тебе — приезжает какой-то невзрачный тип, а вместе с ним еще двое в форме и собираются ее куда-то отвозить.

— Вам любопытно? — спросил Щеткин, вперив в нее свои черные глаза. — Сейчас в орган дознания, выражаясь юридическим языком. Дальнейшие действия наши такие: обыщем вас, составим протокол задержания и объясним ваши права, предусмотренные Уголовным кодексом. После чего сообщим прокурору о вашем задержании. В общих чертах это все. Уточняю, на ближайшие сорок восемь часов. А если конкретно, вам, гражданка Олеськив, грозит срок по статье сто двадцать шестой — похищение человека, сто двадцать седьмая — незаконное лишение свободы, сто двадцать седьмая прим — торговля людьми. Есть Доказательства того, что ваши деяния повлекли за собой смерть потерпевших. В общем, от десяти до пятнадцати лет. И это в лучшем случае.

— Да вы что мне шьете? — закричала Олеськив, и ее лицо мгновенно покрылось бордовыми пятнами. — Ничего из этого я не совершала! У вас нет доказательств.

— Есть, — невозмутимо ответил Щеткин. — И мы вам предоставим. А пока я вам предлагаю воспользоваться своим правом и сообщить родственникам о вашем задержании. Так что у вас есть счастливая возможность поговорить с сестрой Стефанией Владимировной Данилко.

— Нет у меня никакой сестры! — истерично выкрикнула Олеськив.

— О-о, как же некрасиво отрекаться от родных, — поморщился Шеткин. — В данный момент она пересекла границу и с сопровождающими ее лицами приближается к Москве.

Олеськив недоверчиво посмотрела на Щеткина и промолчала.

— Да-да, истинная правда. Украинская милиция вышла на ее след, а ей вдруг вздумалось посетить наш город-герой. А может, это она к вам заторопилась? В общем, без помощи родной милиции ей, конечно, не дали бы пересечь границу России. Она же числится в розыске двух государств. Но в данном случае обе стороны пришли к консенсусу. Знаете, так иногда бывает, когда общий интерес объединяет два государства.

— Никому звонить не буду, — наконец решительно сказала она. — У меня нет никакой сестры.

— Ну нет так нет, — легко согласился Щеткин. — В конце концов, что нам стоит взять кровь на анализ у двух незнакомых между собой женщин и определить их ДНК? На это ваше согласие не понадобится. Поскольку доказательства вашей преступной деятельности у нас есть.

20

В этот раз Людмила хотела обойтись без традиционной чашечки кофе, но потом подумала, что изменять своим привычкам не стоит — это похоже на маленькую уступку своему страху. И в конце концов, сегодня ей нечего бояться. Ведь Плетнев пообещал, что все будет под его личным контролем. Если тот, кто надумал на нее напасть, заявится, он будет иметь дело с настоящим афганцем, а не с теми, кто на каждом углу любят говорить о своих подвигах, а на самом деле просидели всю войну в штабах.

Мобильный заиграл «жабью» музыку — так Светочка называла мелодию, которую сама же и подобрала маме.

На экране высветилось имя Павлика.

— Слушай, Мороз, у тебя там все в порядке? — услышала она его хриплый голос.

— У меня все. А вот с тобой что? Хрипишь, как придушенный.

— Да подстыл малость. Вчера закинул удочку, крючок за корягу зацепился. А вода холодная. Пока нащупал, пока отцепил, потом заодно поплавал.

— Полощи горло содой с йодом, — посоветовала она генералу.

— Содой? — хмыкнул Павлик. — А где я тебе ее на островах найду? Полощу водярой.

— Да я уже догадалась. — Людмила слышала пьяноватые голоса дружков Воронца, да и он сам, чувствовалось, был здорово под хмельком.

— Нашла Плетнева?

— Нашла.

— Помог?

— Помогает.

— Привет ему от боевого товарища. Не забудь передать! Найду… — Он осекся. — Ой, забыл, что хотел сказать.

— Наверное — «урою». — подсказала Людмила.

— Тебя? — удивился Павлик. — Да ты что? Тебя — такую лапочку, такую красотулечку? Да ни за что! Обидчика твоего урою. Так и передай ему.

— Кому? — не поняла Людмила.

— Плетневу.

Телефон отключился, и Людмила в недоумении покачала головой. Наверное, с рыбой уже давно покончено, потому что голоса в трубке раздавались соответственно той степени опьянения, когда начинаются провалы в памяти.

Она допила уже остывший кофе и подхватила мешок с мусором. На этот раз он был совсем легкий, одни бумаги да коробкииз-под пиццы. «Все-таки как неправильно питается коллектив…» — неодобрительно подумав о сотрудниках фирмы, Людмила пошла к выходу.

— Уходите? — как ванька-встанька возник за стеклянным окном кабинки охранник. Из чего Людмила сделал вывод: опять дрых. Потому что за секунду до этого ей показалось, что на «боевом посту» никого нет.

— Ухожу.

— Ну, вы теперь там на помойке осторожнее, — напутствовал он ее, словно провожал на передовую. — А то из-за вас мне нагорело от начальства, что я ничего им не сказал о ночном происшествии. А я ведь тогда смотрел телевизор и ничего не видел, — соврал охранник.

Людмила точно помнила, что телевизор позавчера не работал. Обычно охранник его отключал, когда собирался поспать.

— Спите дальше, — не удержалась и съязвила она.

На улице было прохладно, и Людмила похвалила себя, что догадалась прихватить сегодня курточку. Она прислушалась: было тихо, только на соседней улице прошуршали колеса машины, потом второй и, бешено затрещал мотоцикл. Она оглянулась: что-то ей не понравилась тень от дерева. Секунду назад возникла дополнительная ветка идеально правильной формы. У Людмилы забилось сердце, и она с мешком наперевес двинулась к дереву, но сразу вспомнила, что мешок почти ничего не весит.

Дверь открылась, и выглянул охранник. Надо же, не спит, выполняет свои обязанности. Наблюдает, когда она выбросит мусор и покинет территорию.

— Что-то не так?

— Не знаю, — громко сказала она. — У вас электрошокер или что?

— У меня боевой пистолет, — заорал охранник и побежал к дереву.

Никакого пистолета у него, конечно, не было. Людмила уже собиралась броситься охраннику на выручку, но из-за угла дома выскочил Плетнев.

Одновременно с ним из кустов на удивление резво выпрыгнул крупный Демидов. Человек с бейсбольной битой в руках отделился от дерева и кинулся наутек. Все трое мужчин, а за ними и Людмила с мешком в руках, бросились его догонять. Плетнев оказался самым быстроногим. Он прыгнул на спину незнакомцу, они вдвоем рухнули на землю, и сыщик ухватил руку, чтобы заломить, но не тут-то было. Тот сопротивлялся, как зверь, и когда Демидов навалился всей тушей на обоих, послышался голос Плетнева:

— Выруби его!

Послышался рев и все стихло.

— Кажется, я ему сломал руку, — растерянно сказал, вставая и отряхиваясь, Демидов.

— А меня придушил, я чуть не задохнулся под тобой, Володька.

Охранник растерянно бегал вокруг и не знал, что делать.

— Да успокойся ты, — сказал Плетнев. — Мы свои.

— Они мои! — гордо заявила Людмила, не расставаясь с мешком, который блестел антрацитом под фонарем и поэтому выглядел очень нарядно.

— Вызывайте милицию, — подсказала она. Потом вгляделась в лицо незнакомца и отметила:

— А это не тот. Их что, целая банда за мной охотится?

— Мы выйдем через другой выход, так что милицию вызывай на Орловскую. А вы, Людмила, выбросьте наконец свой мешок. Сколько можно с ним таскаться? — сказал Плетнев.

Плетнев и Демидов защелкнули наручники на запястьях типа, и тот вскрикнул от боли.

— На хрен наручники? И так инвалидом сделали! — выругался он.

— Скажи спасибо, что не за спину заковали, — рыкнул Демидов.

Только теперь Антон присмотрелся к бандиту. Здоровый бандюга, накачанный. Шея, как у борца, руки оттопыриваются из-за мышечной массы, хотя вторая и висит, как плеть, и приходится поддерживать ее, насколько это позволяют наручники.

— Кто такие? — наконец угрюмо спросил бандит.

— Смерть твоя, — ответил Плетнев. — А вот ты кто такой?

— Так я вам и сказал, — пробурчал тот.

— Да мы все равно узнаем, так что не играй несознанку. И не таких раскалывали.

— Вот и поработайте, — ехидно ответил тип, бережно держа перед собой обе руки.

— Да прямо сейчас и начнем, с обыска, — пообещал Демидов и стал обыскивать бандита.

— Не имеете права, — злобно ругнулся он.

Демидов, деловито выворачивая его карманы и шаря за пазухой, а потом охлопывая ноги по всей длине, не поленился ознакомить обыскиваемого со статьей Уголовного кодекса. Говорил он занудным голосом, но с явным превосходством:

— Личный обыск может быть произведен без соответствующего постановления при задержании лица или заключении под стражу. Сейчас приедет милиция и заключит, а пока мы тебя задерживаем, поскольку у нас есть основания полагать, что ты скрываешь предметы или документы, которые могут иметь важное значение для уголовного дела.

— Ну-ну, — криво усмехнулся задержанный.

— Смотри, все документы вынул, — невозмутимо заметил Демидов. — Предусмотрительный, ешкин кот. И мобильный отключен. Профессионал, что ли?

Демидов включил мобильный. Тут же зазвучали позывные, и Владимир посмотрел на высветившийся номер. Приложил телефон к уху.

— Леха, куда ты сгинул? — услышал он взволнованный мужской голос. — Мы же договорились, как закончишь с бабой, сразу звонок!

— Скажи — закончил, — шепотом приказал Демидов и сунул мобильный к уху бандита. Тот покосился на наручники, ненавистным взглядом смерил Людмилу, непонятных конвоиров, что-то прикинул и процедил в трубку:

— Закончил.

— А чего такой нерадостный?

— Потом скажу, при личной встрече, — угрюмо бросил бандит, имя которого Демидов уже знал.

— Кто звонил? — сразу спросил Демидов, когда отключил мобильный и сунул себе в карман.

— Мог бы и не говорить, так ведь вы все равно пробьете по своим каналам.

— Догадливый! — удивился Плетнев. — Мент, что ли?

— А что, видно?

— Да как-то осенило враз, — признался Плетнев. — Ну так чей звоночек был?

— Дружка моего.

— Не того ли, кто по кумполу получил от слабой женщины?

— А какая разница?

На самом деле новость о том, что его подельник не просто так отсиживался дома, для задержанного оказалась неожиданной, потому что в его вопросе прозвучала нотка неуверенности.

— Да есть небольшая. Если твой дружок — по голове долбанутый, так тебе нет никакого резона его скрывать. Потому как засветился он уже в системе кровушкой своей. Как профессионалу напоминаю: по экспертизе крови определяется ДНК. А также и по другим биологическим следам в виде спермы, слюны, соплей и пота.

Алексей остановился как вкопанный, и на его лице Плетнев наконец увидел страх.

— Ну ты шагай, шагай, у нас еще есть время поговорить.

Они вышли на Орловскую улицу, куда через пять минут подкатила патрульная машина.

Из нее вышли двое милиционеров и с изумлением уставились на задержанного.

— Лешка, ты чего в браслетах? А вы кто такие? — сразу пошел в наступление один из патрульных.

— Представители генпрокуратуры.

Алексей даже замычал от досады, что так влип. А менты в недоумении переглянулись: и что за интерес у генпрокуратуры к их товарищу, рядовому сотруднику правоохранительных органов?

— Он что, из вашего отделения? — удивился Плетнев.

— Из нашего… Так он хороший работник, у него куча поощрений! — сразу вступились за коллегу милиционеры.

— Поощрения — это здорово. Можете гордится своим товарищем. Но тут за ним еще кое-что числится. В данный момент, например, попытка убийства вот этой гражданки. Ну и много чего другого. Так что едем к вам, а потом — даже говорить не хочется. В общем, всему свое время.

— Я с вами! — сразу заявила Людмила.

— Конечно, — согласился Плетнев. — Как потерпевшая. Будете давать показания, а мы как свидетели, подтвердим.

Еще ночью, когда в родном отделении милиции дознаватель составлял протокол задержания, Симонов понял, что влип по-крупному. И главное, как обидно: он специально отключил телефон, чтобы спокойно покончить с бабой. И велел Вовану не дергаться, а главное, не дергать его. Сделает дело — сам и позвонит. Так нет, этот урод не выдержал, видите ли, нервы у него! И позвонил в самый неподходящий момент. С той самой секунды все пошло наперекосяк. Номер Вована засветился на мобильном Лехи, не найти его теперь мог разве что ленивый. А тут еще чертов сыщик сообщил, что Вован, оказывается, два дня назад засветился в системе. То есть не играло никакой роли, что его ДНК не было в базе данных среди осужденных преступников. Достаточно было так по-глупому подставить свою тупую башку этой бабе, и следы его крови остались на какой-то стеклянной хрени. Таким образом он преподнес на блюдечке свой генетический код этим сыскарям. А они, даром что работают в частной лавочке, сотрудничают с генпрокуратурой, и у них доступ ко всем экспертизам. Когда Симонов понял это, он едва не взвыл. Ведь ясен пень, что, получив такой подарочек, эксперты примутся шарить в неопознанных образцах. И в конце концов идентифицируют ДНК Вована, а ведь есть с чем! Вряд ли та девчонка, которую они подхватили на автобусной остановки и завезли в парк, ходила на экспертизу. Они ее так запугали, что она и встать не могла поначалу, так и лежала покорно, как агнец на заклании. А уличные проститутки, которых они отлавливали и завозили в излюбленные места, и подавно не заявляли. Им как раз есть что скрывать от закона. Но вот тех, из элитных, кого они убрали, эти сыскари в конце концов обнаружили. И хотя никакой информации о следствии в отделение не поступало, Симонов знал: конечно, следственные действия ведутся. А раз ведутся, там все по полной программе — всякие экспертизы и прочая хрень. А они с Вованом тогда вошли в раж и даже не стали зарывать трупы. На кой чикаться, если это безымянные проститутки незнамо из каких краев и никто о них и не вспомнит? От них просили избавиться, заплатили неплохо, но так ведь неинтересно, хотелось получить удовольствие. Да и Вован дал волю своим черным фантазиям. Не раз намекал Симонову, что любит смотреть порнуху, где по живому мясу, да с хрустом шейных позвонков. Леха тоже завелся — беспомощность девок, а главное, то, что они чувствовали близкий конец, завела так, что он не мог с собой совладать. В отличие от тупого и примитивного Вована, Леха почитывал психологическую литературу, и как раз тогда понял: его тянет к ущербным женщинам. Нет, с виду у них все — тип-топ. Фигурки, сиськи и все прочее, но эмоциональная подавленность притягивала почище всяких этих мест. Так бывает с собаками, которые улавливают страх на уровне гормонов и нападают на жертву, излучителя этих гормонов. Поэтому с девками из элитного борделя он вел себя как зверь, возбужденный запахом страха.

У него было полночи, чтобы обдумать свою перспективу. И он мысленно представлял каждый шаг следственной группы. Прежде всего, задержат Вована. Предъявят его Морозовой, и та опознает. Такая не станет путаться, у нее глаз что прицел на винтаре. А когда обнаружится, что Вован наследил на тех девках на Киевском, да к тому же был не один… И когда возьмут кровь на ДНК у него самого, выяснится, что он, Леха Симонов, и есть тот второй. И уже не отвертишься. Либо сразу все выкладывать, может, зачтется, как чистосердечное, либо… А разве есть еще какой-нибудь выход? В петлю, что ли? Нет, и в тюрьмах люди живут. Тем более, там он будет среди своих. Ментов отправляют к своим. А там, в случае чего, он тоже может за себя постоять.

Симонов стал готовить себя к долгой отсидке… И к утру уже убедил себя, что все когда-нибудь заканчивается. И суд, и срок. Хотя могут намотать лет десять, если не больше. Угрызения совести его не замучат, это уж хрена всем им. Но Вована не пожалел бы, придушил собственными руками. Если бы этот тупоголовый вовремя избавился от Морозовой, так и гуляли бы они на воле да сшибали бабки у Кен… А про бордель-то он и не подумал! За крышевание тоже срок добавят. Но это показалось такой мелочью по сравнению с тройным убийством, что Симонов даже не стал развивать свою мысль.

Голованов явился с запозданием и в таком элегантном костюме, что все обзавидовались.

— Ты что, на свидание сегодня собрался? — спросил Агеев, чувствуя себя в скромненьком свитере нищим на паперти. А опустив глаза, и вовсе расстроился. На фоне узконосых штиблет начальника его ботинки выглядели так, словно он их носил еще в десятом классе.

— Я сегодня приглашен на прием, — важно ответил Голованов.

— А куда? — полюбопытствовал Демидов.

— Во французское посольство.

Голованов разложил бумаги на столе и приготовился работать, но сотрудники не скрывали своего интереса к личной жизни начальника.

— А чего там будет? Жрать дадут? — не унимался Демидов.

— Там не жрут. Там изысканный фуршет, — дал ему достойную отповедь Голованов.

— Ну, это бедновато, — сразу потерял интерес Демидов. — Вот подруга моей тещи ходила! на прием в китайское посольство, так им сначала три документальных фильма про ремесла показали, а потом в зал завели. Столы по периметру и — ни одного стула. А жратвы — завались. Говорит, если бы не тесные туфли, то ела бы и ела. Правда, и так от пуза наелась.

— А туфли при чем?

— Стоять больше не могла. Ноги разболелись. Пришлось уйти, сесть все равно негде было.

Голованов недоверчиво выслушал Демидова.

— И когда это было? Сейчас все посольства перешли на режим экономии, нигде от пуза не кормят.

— Ну… — задумался Демидов, — кажется, лет двадцать пять назад. Она тогда еще молодая была.

Все расхохотались, а Турецкий сделал вывод:

— Представляете, какая память у людей? Двадцать пять лет прошло, а она помнит, где на халяву налопалась. И друзья ее помнят. Наверное, и я теперь не забуду. Надо бы Ирине рассказать. Ей, как психологу, будет интересен такой феномен. Ведь двадцать пять лет назад голода в нашей стране не было.

— Я заезжал к экспертам. — Голованову наконец удалось вернуть народ к рабочему настроению. — Здесь результаты экспертиз, прошу всех ознакомиться.

Агеев только приступил к чтению дактилоскопического отчета, как тут же сообщил:

— С пальчиками Саталова все понятно. За ним тут грабеж, изнасилование и убийство. Думая, затерялся в Москве. То-то он так себя вольготно чувствовал. А где еще бабки зарабатывать, если он отвык от человеческой жизни? Нашел себе работу — девушек похищает и в бордели продает, судя по всему.

— Но он ведь работает с подельником. У кого результат экспертизы по второму?

— У меня, — отозвался Демидов. — Некто Прошкин Геннадий, в прошлом судим за грабеж. А-а, здесь год указан, освобожден в 1998 году. А когда сидел Саталов?

— Позже, он вышел на волю только в 2004 году. Нашли же друг друга где-то…

— В Москве, наверное, и встретились. Здесь адрес Прошкина указан.

— В каком районе обитает?

— На Юго-западе. Думаю, нужно ехать прямо сейчас. Поедешь со мной, Антон?

— Давай, — согласился Плетнев.

— Ну вы там аккуратненько, — напутствовал их Турецкий, зная горячий нрав Антона.

— А мы сначала — к участковому. Может, он что и знает про Прошкина. Потом к соседям. Разведаем обстановку. А на задержание уже милицию пригласим. На готовенькое.

Позвонил Щеткин и пригласил Турецкого поприсутствовать на допросе Алексея Симонова.

— Считаешь, мне это будет интересно? — спросил Турецкий.

— Ты ведь все еще занимаешься делом той девочки, Лены Савельевой?

— Да, еще есть вопросы.

— Вот сегодня я и собираюсь его дожать.

— А что, клиент такой трудный?

— На контакт идет неохотно, но видно, что уже смирился со своей участью. Они с подельником друг дружку валят, слушать тошно. В убийстве девушек на Киевском шоссе уже сознались. А куда им деваться, если экспертиза подтверждает, что это они? Кстати, имена заказчиков пока не называют. Но Петренко признался, что заказа убивать у них не было. Хозяин просил просто завезти подальше и бросить, как отработанный материал. Потому что с ними у него возникали проблемы. Ну и проучить немного, запугать. Девчонки приезжие, Москвы не знают, никого у них здесь нет, где бордель — понятия не имели. А эти мерзавцы сами решили казнь устроить. Ну и друг перед другом, как звери, которые при виде крови не могут остановиться. Петренко более разговорчивый, надеется, что срок скостят. У этого нелюдя и семья есть — детей двое, близняшки. Жена вполне нормальная. В общем, среднестатистическая семья, каких много.

— А Симонов женат?

— Ну приезжай, что я тебе все по телефону стану выкладывать. Даже неинтересно. Симонов тот еще тип, временами кажется, что все человеческое ему чуждо.

— Псих, что ли?

— Да нет, нормальный. Хотя настаивает на психиатрической экспертизе.

— Приеду, конечно. Поскольку ДНК подтверждает его причастность к изнасилованию Лены Савельевой, интересно послушать, что он скажет об этом…

Симонов, набычившись, сидел на стуле и рассматривал Турецкого. Под его тяжелым взглядом Турецкий чувствовал себя не то чтобы неуютно — навидался он таких взглядов за свою жизнь и даже примерно представлял, что все они желали ему скорейшей погибели, — взгляд же этого нелюдя давил, словно это он, Симонов, собирается допрашивать Турецкого. «Взгляд мента-беспредельщика, — подумал Турецкий, — который всю свою милицейскую карьеру провел, патрулируя улицы, и считал, что город — это его вотчина. А посему он имеет право на все. В том числе хватать беззащитных девушек, насиловать и даже предавать их смерти. Сам назначает казнь и сам приводит ее в исполнение».

— Восемнадцатого августа на остановке вы с Петренко насильно усадили девушку в патрульную машину и увезли в лесной массив, — начал Щеткин допрос.

На лице Симонова мелькнуло удивление. Для него было неожиданностью, что следователю известен этот факт из его бурной биографии.

— Никого мы не сажали. Это вообще не наша земля.

— Нам доподлинно известно, что именно вы увезли несовершеннолетнюю девушку.

— Ну, снимали мы проституток. — Симонов небрежно закинул ногу на ногу. — Так это работа у них такая. Мы им платили.

— В тот вечер, в двадцать два часа десять минут вы проезжали мимо остановки и увидели одинокую девушку.

— Проститутки часто поодиночке стоят.

— Раз у вас такой большой опыт, разве вы не смогли отличить обычную девочку, школьницу, от проститутки?

Симонов промолчал и опустил ногу на пол. Теперь он баюкал свою загипсованную руку, и Турецкий подумал: сколько еще допрашиваемый будет ломать комедию?

— Почему вы незаконно задержали несовершеннолетнюю девушку и затащили ее в машину? — спросил Щеткин.

— Это была не девушка, — настаивал на своем Симонов, — а проститутка.

— Зачем же лгать? Вы прекрасно видели, что девочка стояла на остановке и ждала автобус. Проститутки на остановках не стоят. И внешний вид ее говорил о том, что она не проститутка.

— В темноте я этого не заметил, — буркнул Симонов.

— Она вам объяснила, что ждет автобус?

— Не помню. Это давно было.

— Она просила позвонить родителям?

— Да не помню я! — выкрикнул раздраженно Симонов.

— Тогда я вам напомню. Девушка сказала, что ждет автобус, но вы схватили ее за руку и поволокли в машину. Там пригнули ее голову к сиденью, чтобы она не видела, куда вы ее везете. Завезли ее в лесной массив и затем с Петренко, по очереди, изнасиловали. Затем оставили ее в лесу и велели не вставать, пока не уедете.

— Не помню я такого случая, — угрюмо ответил Симонов. — Проституток да, возили поразвлечься. Но только с их согласия.

— У нас есть вещественные доказательства. Вот экспертиза скотча, которым вы заклеили ее рот. На скотче следы от коврового покрытия вашей машины. А также отличный отпечаток ваших пальцев, Симонов. Вот акт экспертизы. А вот следующий акт — микрочастицы вашей одежды на ее одежде. И самое главное — генотипоскопическая экспертиза подтверждает, что в сперме, которую вы оставили на девушке, присутствует ваш ДНК.

— У меня голова болит, — неожиданно заявил Симонов.

— Потерпите, время допроса еще не истекло, — жестко сказал Щеткин.

Но Симонов ухватился здоровой рукой за голову и закрыл глаза.

— Больше ничего говорить не буду, — заявил он злобно.

— Да и не надо. Любопытно только, Симонов, почему вы отрицаете очевидное? Ведь глупо, сами понимаете. Одно дело — косвенные доказательства, а совсем другое — прямые. Ведь вы милиционер, должны это понимать. А то ваши отговорки звучат как-то несолидно, непрофессионально.

Признаете ли вы, что восемнадцатого августа совершили насильственные действия по отношению к несовершеннолетней девушке?

— Признаю, — отнял руку от головы Симонов. — Но это была не моя идея, а Петренко. Он увидел девчонку и говорит: «Давай ее трахнем, а то глянь какая молоденькая красотка зазря стоит. Может, она нас дожидается…»

— С Петренко мы тоже поговорим. Удивительно, как легко вы поддались на предложение своего напарника. Мне казалось, что он гораздо примитивнее вас.

— Все, больше ничего говорить не буду, — разозлился Симонов оттого, что следователь в результате уравнял его с примитивным Петренко. Получается, что Симонов ничуть не умнее. А с таким выводом он никак не мог согласиться.

Когда Симонова увели, Щеткин спросил у Турецкого:

— Теперь видишь, что это за тип? И главное, какого высокого мнения о себе! Оскорбился, что я его сравнил с Петренко.

— Главное, что у нас есть его признание, и теперь…

У Турецкого зазвонил мобильный, и он не закончил начатую фразу. Разговор был недолгий, и Турецкий радостно воскликнул: «Ес!»

— Чего там у вас?

— Саталов, обнаружен на квартире у своего подельника Прошкина. Оба арестованы, и их везут к вам.

— Это которые на «ауди»?

— Они. Так что никуда я отсюда не уеду, пока не услышу, куда они девали Настю Зотову.

Меркулов выглядел уставшим, но своему другу Турецкому заметно обрадовался.

— Ты замечаешь, Саня, как ускоряется темп нашей жизни? Я стал это замечать по тому, что все меньше успеваю сделать за день. Раньше, кажется, горы переворачивал. А теперь постоянно чувствую — то не успеваю, это не успеваю. Между прочим, здорово раздражает.

— Конечно, замечаю. Я тоже в последнее время не все намеченное на день успеваю сделать. Нехватка времени просто катастрофическая.

— Ну и как ты с этим борешься? — спросил Меркулов и с надеждой посмотрел на Турецкого, будто тот сразу мог дать стоящий совет.

— Да просто планирую, исходя из физических возможностей. Сказал же когда-то философ: нельзя объять необъятное. Вот и принял на вооружение это мудрое высказывание. Хотя иногда случаются особо счастливые дни, когда действительно переворачиваешь норы, как ты выразился.

— Ты имеешь в виду вашу вчерашнюю операцию?

— Да, хотя нашей ее назвать трудно. Если бы не ваша поддержка…

— А если бы не ваша работа…

— Кукушка хвалит петуха… — Турецкий, заразительно расхохотался и Меркулов поддержал его.

— Кстати, без лести, расследование провели блестяще, как всегда. Ты знаешь, иногда думаю: кого мне благодарить за то, что послал мне такого потрясающего спеца и друга? Господа бога, что ли?

— Ну тогда и мне придется петь тебе дифирамбы, — опять рассмеялся Турецкий. — А насчет спеца — так это весь наш коллектив потрудился. И теперь с чувством исполненного долга все разве что не летают на крыльях.

— Расскажи мне подробности, как вам удалось выйти на бордель. Знаю, что первая подсказка поступила от какой-то удивительной женщины по фамилии Морозова. Она чуть ли не подруга знаменитого Воронца?

— Да, в Афгане служили вместе. А теперь она официальная подруга Антона, чему я несказанно рад. Так вот, она женщина очень наблюдательная. Но деятелям из местного отделения ее наблюдательность стала большой помехой. Не давала спокойно жить. Двое патрульных, которые крышевали бордель, дважды хотели ее убрать. Но им это не удалось. Потому что первого она вырубила при помощи стеклянной вазы, а второго уже скрутили наши ребята. Но именно благодаря ей мы вычислили, что в том подъезде находится бордель. Хотя до нее вели расследование по похищению и изнасилованию несовершеннолетней Лены Савельевой. Кстати, оба ее насильника — менты из двадцать девятого отделения. Когда занялись поисками насильников, Щеткин мне в дружеской беседе рассказал о трупах двух девушек, найденных на Киевском шоссе — обе были изнасилованы и убиты. Экспертиза показала, что в изнасиловании принимали участие именно эти двое, от которых пострадала и Савельева. То есть у нас были ДНК насильников, но кто они, мы не знали. По ходу расследования выяснилось, что пропала еще одна девушка, Настя Зотова, ее похитили у клуба «Ариведерчи». Наши ребята выследили машину «ауди», в которой ее увезли. В салоне эксперты обнаружили волос пропавшей, и, взяв ДНК родителей Зотовой, пришли к выводу, что именно в этой машине увезли их дочь. Потом выяснили имена хозяина «ауди» и его подельника, нашли их, а ваши уже арестовали. Оба бандита дали показания. Признались, что прямо на улице крали девушек и продавали в бордель. И назвали тот же дом, о которым уже давно заявляла Морозова.

— Так сколько там было девушек?

— В разное время от восьми до четырнадцати. Именно из этого борделя увезли трех девушек, которые отказывались работать. Хозяева решили их просто выбросить на улицу, дали указания, тем самым патрульным, которые их крышевали. А эти решили позабавиться, да не просто, а по-зверски. В общем, замучили бедняжек до смерти.

— Но ведь был еще один труп девушки?

— Она так и осталась неопознанной. От нее хозяева избавились, потому что была беременна.

— А две сестрицы из Украины? Поставщицы живого товара, дали уже показания?

— Одна дает, а вторая молчит. Но это уже не имеет значения. Потому что факт продажи девушек в сексуальное рабство налицо.

Меркулов с удовольствием слушал Турецкого.

— Ну что я могу тебе сказать, Саня? Ты, как всегда, на высоте.

— Почему же я? Это наша команда поработала. Хотя не скрою, трудно было.

— Ну, дружище, кому распутывать трудные дела, как не вашему агентству? Нужно же иногда получить хорошую порцию адреналина. И нам в трудных ситуациях помогать.

— Адреналина мы получаем сколько угодно. Но не жалуемся, так жить интереснее.

— Если бы вы знали, каких трудов мне стоило уговорить Леночку прийти сюда, — сообщила Катя Турецкому, и он ей поверил. Девочка остановилась на пороге и испуганно смотрела на Александра Борисовича.

— Ну что, птичка, испугалась? — ласково спросил он. — Мы с тобой ведь знакомы, можно сказать, дружим домом.

Лена удивленно взглянула на него.

— Говорят: «дружим домами»… — робко поправила она его.

— Я имею в виду, что Катя нас подружила в своем доме. А все, кого она у себя собирает, обязательно потом дружат.

— А где Ирина Генриховна? — спросила Лена. — Мне обещали, что она тоже будет.

— А она и будет, немного задержалась, — ответил ей незнакомый мужчина в милицейской форме с доброй улыбкой. — Давай знакомиться: я — друг Александра Борисовича и Кати. И Ирины Генриховны тоже. А теперь и твой друг.

Он протянул руку, и Лена пожала ее.

— Катя уже, наверное, объяснила, что тебе покажут нескольких мужчин, и если ты опознаешь кого-нибудь из них, то скажешь нам. Хорошо?

— Боюсь, я никого не узнаю, — тихо ответила девочка.

— Ну ты просто постараешься, да? Нам так нужна твоя помощь.

Дверь открылась, и зашла Ирина. Девочка улыбнулась ей и сделала несколько шагов навстречу.

— А вот и ты, моя хорошая, — обняла ее Ирина. — Я уже догадываюсь, о чем они тебя просили. На самом деле тебе их узнавать необязательно.

Все взглянули на Ирину удивленно. А она уже обняла девочку за плечи, увлекла ее к окну и тихо сказала:

— Они у нас уже на крючке. Помнишь экспертизу? Так вот, результаты показали, что двое из этих людей — твои обидчики. Так что даже если ты их не узнаешь, они все равно получат по заслугам.

— Да? — широко распахнула глаза девочка. — И их посадят в тюрьму?

— Конечно, и надолго, — пообещала Ирина. — Но ты все-таки посмотри на них. Знаешь зачем? Чтобы убедиться, нам удалось их поймать благодаря твоему мужеству. Потому что ты не побоялась рассказать все Кате, потом нам, не испугалась поехать с нами в лес, а сейчас не побоялась прийти сюда и посмотреть на них еще раз. Не бойся, они тебя не видят.

— Я знаю, мне тете Катя все объяснила.

Лена, не выпуская руки Ирины, подошла к стеклу. По ту сторону окна открылась дверь и в комнату зашли шестеро человек, все в милицейских формах. Они стали в шеренгу, и Лена медленно обвела всех взглядом. Потом еще раз, задерживая взгляд на каждом.

— Вот этот — номер три, и этот — номер шесть.

— Ты уверена?

— Да, — твердо сказала она и отвернулась. — А теперь мне можно уйти?

— Можно, милая, — сказал добрый дядя в милицейской форме. — Ты не ошиблась. Это они. Считай, что ты отомщена.

Катя увела Лену, и в дверях девочка оглянулась:

— Спасибо вам всем.

— Помнишь, что мы дружим домом? — подмигнул ей Турецкий.

— Помню, — улыбнулась в ответ девочка.

— Я бы не стал подвергать девочку такому испытанию, — заявил Турецкий жене.

— А я считаю, что мы все сделали правильно. Ее мучило, что они гуляют на воле. Теперь она увидела собственными глазами, что насильники задержаны, что против них выдвигается обвинение и эти мерзавцы наконец-то получат по заслугам. Помнишь, как ее мучило, что она не может отомстить им? Теперь Лена способна перевернуть эту страшную страницу своей жизни и продолжать жить дальше, без испепеляющего ее душу чувства жажды мести и ненависти.

— Звучит убедительно, — согласился с ней Турецкий. — Будем надеяться, что в жизни Лены все будет хорошо.


Оглавление

  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • 15
  • 16
  • 17
  • 18
  • 19
  • 20